Слаще меда Мишель Смарт
        Любовный роман — Harlequin #528
        Грейс сбежала от мужа, считая его гангстером. Десять месяцев ей удавалось скрываться. Она родила дочь, а когда девочке исполнилось три месяца, Лука нашел их и увез на Сицилию. Как сложится ее жизнь в клетке, хоть и в золотой?
        Мишель Смарт
        Слаще меда
        Все права на издание защищены, включая право воспроизведения полностью или частично в любой форме.
        Это издание опубликовано с разрешения Harlequin Books S. A.
        Иллюстрация на обложке используется с разрешения Harlequin Enterprises limited. Все права защищены.
        Товарные знаки Harlequin и Diamond принадлежат Harlequin Enterprises limited или его корпоративным аффилированным членам и могут быть использованы только на основании сублицензионного соглашения.
        Эта книга является художественным произведением. Имена, характеры, места действия вымышлены или творчески переосмыслены. Все аналогии с действительными персонажами или событиями случайны.
        Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.
        What a Sicilian Husband Wants
                «Слаще меда»
                
        Глава 1
        Грейс босиком сбежала вниз по лестнице и подошла к шкафчику с охранным устройством. Она привычным движением набрала код и отключила сигнализацию вместе со всеми датчиками, во множестве рассеянными по первому этажу. Один-единственный раз Грейс забыла это сделать, потому что еще не стряхнула с себя сон и двигалась словно зомби. И когда она вошла в кухню, весь дом загудел.
        Грейс поставила чайник кипятиться и зевнула.
        Кофе! Вот что ей нужно — хорошая порция кофеина с порядочной дозой сахара.
        Ожидая, пока чайник закипит, Грейс раздвинула плотные шторы, закрывавшие застекленную дверь, ведущую в сад. На мгновение ее ослепил яркий утренний свет. Прищурившись, она разглядела толстый слой инея, покрывавший деревья и кустарники. От этого зрелища у нее пробежали мурашки по коже. Она поспешно опустила шторы.
        Слегка подрагивая, Грейс вернулась к кухонному столу и включила ноутбук. Ожидая, пока он загрузится, она приготовила кофе и добавила в него молока, чтобы поскорее остыл. Поднесла кружку к губам, собираясь сделать первый глоток. Неожиданно раздался звонок в дверь.
        Холод совсем иного рода обдал Грейс ледяной волной и пробрал до костей.
        Каждый волосок на теле встал по стойке «смирно». Сердце ударилось о грудную клетку так сильно, что горячий кофе выплеснулся на пальцы.
        Грейс сморщилась от боли и выругалась сквозь зубы, но легкий ожог оказал ей услугу, приведя в чувство.
        Поспешно поставив кружку на стойку и окончательно расплескав кофе, она вытерла пострадавшую руку о халат, шагнула к стоявшему в углу серванту, вытащила плетеную корзинку и, сунув руку под стопку кухонных полотенец, достала маленький пистолет.
        В дверь позвонили снова.
        Ноутбук успел загрузиться и был готов к работе. Грейс нажала значок, открывавший доступ к четырем камерам наблюдения, расположенным по периметру дома. Экран разбился на квадратики. Один из них, верхний справа, показывал нечто необычное.
        На крыльце стояла невысокая женщина в толстой куртке с капюшоном, вязаной шапке и шарфе. Колени ее слегка дрожали.
        Колеблясь между инстинктивной подозрительностью к незнакомцам и жалостью к замерзающей женщине, Грейс осторожно прошла по узкому коридору и отодвинула штору, закрывающую входную дверь. За стеклом маячил расплывчатый силуэт. Спрятав правую руку с пистолетом за спину, она левой неловко отодвинула три засова. Только после этого Грейс отперла замок и приоткрыла дверь на полтора дюйма — ровно настолько, насколько позволяла цепочка.
        — Извините, что побеспокоила вас,  — проговорила незнакомка, стуча зубами.  — У меня сломалась машина. Могу я воспользоваться вашим телефоном, чтобы позвонить мужу? У моего мобильника пропал сигнал.
        «Ничего удивительного»,  — подумала Грейс. В маленькой корнуоллской деревушке мобильная связь работала плохо. Хорошо еще, что телефонный кабель исправен. Она внимательно оглядела женщину, не слишком считаясь с правилами вежливости.
        Рассудком Грейс понимала, что незнакомка не представляет для нее угрозы. И все-таки…
        И все-таки воображение немедленно выдало массу причин, по которым совершенно невозможно впустить в дом эту женщину и позволить ей позвонить по телефону, а затем оказать гостеприимство и усадить в кухне у чугунной печки.
        Наилучший выход — отправить незнакомку в фермерский дом на холме, захлопнув дверь перед ее носом, однако Грейс не могла заставить себя поступить бессердечно. Ведь бедняжке придется добираться туда целых десять минут.
        — Подождите секунду,  — попросила она, закрыла дверь и сунула пистолет в глубокий карман пеньюара, хотя знала, что это самое неудачное место для того, чтобы спрятать оружие. Но сейчас у нее не было выбора.
        «Это просто глупость и паранойя! Ты слишком долго пряталась. Даже дверь не открываешь, боясь ловушки».
        Грейс сняла цепочку и отворила дверь.
        — Огромное вам спасибо,  — сказала женщина, заходя в прихожую.  — А я уже решила, что никогда не доберусь до цивилизации. Дороги здесь ужасные!
        Грейс выдавила вежливую улыбку и закрыла за нежданной гостьей дверь. Но холод успел ворваться в дом. И снова молодую женщину охватило гнетущее, тревожное чувство.
        — Вот телефон,  — указала она на аппарат, стоявший на маленьком столике у двери.  — Прошу вас.
        Женщина сняла трубку, набрала номер и что-то тихо забормотала. Разговор продолжался минут пять. Закончив, незнакомка опустила трубку на рычаг.
        — Спасибо. Я не стану дольше злоупотреблять вашим гостеприимством.
        — Вы можете дождаться мужа здесь,  — предложила Грейс, которой неловко было выгонять несчастную на мороз.
        — Не стоит. Он скоро подъедет.
        — Вы уверены? Такой ужасный холод…
        Женщина попятилась к двери и взялась за ручку:
        — Я уверена. Спасибо.
        Она побежала по дорожке, даже не сказав «до свидания».
        Грейс в замешательстве проводила ее взглядом, потом затворила дверь и задвинула все засовы. И вздрогнула.
        Волосы на руках снова зашевелились. Прошло несколько секунд, прежде чем она поняла, что охвативший ее холод — это плохое предчувствие, а не просто физическая реакция.
        Она совершила ошибку…
        Замерев, Грейс напрягла слух. Единственным звуком, который она слышала, было биение ее сердца.
        Глупости и паранойя…
        И все-таки нечто в поведении незнакомки настораживало. Возвращаясь в кухню, Грейс думала только о том, как эта женщина поспешно выбежала из ее дома…
        Но испуг, вызванный внезапным звонком в дверь, не шел ни в какое сравнение с ужасом, приковавшим ее к полу, когда она увидела в кухне высокого темноволосого мужчину в компании двух гориллоподобных амбалов.
        — Подождите меня в машине,  — бросил он, не сводя глаз с Грейс.
        Амбалы немедленно вышли, воспользовавшись кухонной дверью, которая еще десять минут назад была надежно заперта.
        — Доброе утро, bella.
        Bella.
        Ласкающее слух слово парализовало Грейс. Сердце мгновенно отозвалось барабанной дробью, первые же звуки этого голоса воскресили череду воспоминаний. Красивый бархатистый низкий голос и сильный сицилийский акцент делали его английский язык похожим на песню.
        Барабанная дробь перешла в громкую пульсацию. Паралич сменился всплеском энергии, от которой туман, наполнивший голову, развеялся. Не сводя с него глаз, Грейс сунула руку в карман и вытащила пистолет.
        — Даю тебе пять секунд, чтобы ты убрался из моего дома.
        Лука отреагировал на направленное в его грудь оружие почти неуловимым движением густой черной брови. Твердые губы слегка дрогнули, он медленно поднял руки вверх.
        — Иначе что? Ты в меня выстрелишь?
        — Не двигайся!  — воскликнула Грейс, когда он, не опуская рук, сделал шаг по направлению к ней.  — Отойди назад!
        Честно говоря, это выглядело смешно. Безоружный Лука был безмятежен, тогда как Грейс, сжимавшая в руке пистолет, трепетала от страха.
        Интересно, он хотя бы раз в жизни испугался по-настоящему?
        Главное — не поддаться панике. Она же знала, что рано или поздно этот день наступит. И готовилась к нему.
        — Назад, я сказала!
        Грейс пыталась крепче сжать пистолет, но рука дрожала очень сильно.
        — Ты всех гостей так встречаешь, bella?  — Лука склонил голову набок и сделал еще один шаг к ней.
        И еще один. Глядя на Грейс глубоко посаженными глазами. Молодая женщина успела забыть, как гипнотически они действуют на нее. Черные ресницы обрамляли их так густо, что когда-то она считала его глаза черными. Только при ближайшем рассмотрении удавалось понять, что глаза у Луки темно-синие, как ясная летняя ночь. И забыть их цвет невозможно.
        Она отчетливо вспомнила, как впервые увидела эти глаза вблизи. В тот миг она безумно влюбилась.
        Но с тех пор прошла целая вечность. Любовь к Луке умерла десять месяцев назад.
        — Только непрошеных.  — Она демонстративно сняла пистолет с предохранителя.  — Говорю в последний раз: убирайся прочь.
        Он подошел так близко, что стало видно, как на его виске пульсирует голубая жилка.
        — Опусти пистолет, Грейс. Ты понятия не имеешь, как обращаться с такой опасной игрушкой.
        Представляя себе их встречу, Лука не предвидел, что на него наставят пистолет.
        Ему не верилось, что он нашел ее. Наконец-то! Как только он узнал Грейс на фотографии, немедленно сел в самолет, который держали наготове именно ради такого случая, и вылетел в Англию.
        Лицо Грейс было похоже на маску.
        — Ты не представляешь, с чем я умею обращаться. Как ты меня нашел?
        Лука сумел подавить вспышку гнева, вызванного ее бесстрастной интонацией. Казалось, она разговаривала с абсолютно незнакомым человеком.
        — Это было нелегко. А теперь опусти пистолет. Я всего лишь хочу с тобой поговорить.
        Она даже не попыталась скрыть недоверие.
        — Ты проделал такой путь и приложил столько стараний, чтобы всего лишь поговорить? В таком случае постучал бы в дверь, как нормальный человек, а не подослал свою марионетку, чтобы отвлечь меня и вломиться в кухню!
        — А все потому, моя хитроумная Грейс, что ты заставила меня побегать за тобой по всей Европе.
        Грейс долго опережала его на шаг, и Лука уже был готов поверить в ее способность проходить сквозь стены, едва он оказывался близко. Удостоверившись, что на фотографии точно она, он поручил своим людям пристально следить за домом и следовать за Грейс, если она куда-то отправится. Он не собирался снова позволить ей улизнуть у него из-под носа.
        — Я не заставляла. Если бы я хотела, чтобы ты меня нашел, то сообщила бы адрес.  — Сжимая пистолет в правой руке, она вытерла ладонь левой о полу тонкого пеньюара, который от этого движения распахнулся.
        Лука почувствовал, как кровь его становится горячей и вязкой.
        Длинные пижамные брюки и топ красиво облегали ее стройную, почти подростковую фигуру. И все же теперь Грейс выглядела более женственной, мягкой, и это никак не сочеталось с холодным блеском решительных глаз цвета лесного ореха.
        У Луки пересохло во рту. Проведя по губам языком, он продолжал внимательно изучать молодую женщину.
        Она сильно изменилась. Столкнувшись с ней на улице, он вряд ли узнал бы ее. Наверное, этого Грейс и добивалась. Он и на фотографии ее едва узнал. Снимок сделали его люди из укрытия, недоступного для камер наблюдения. Грейс вышла из дому лишь на минуту, чтобы достать почту из ящика в конце подъездной дорожки, накинув на плечи толстое, бесформенное пальто. Они успели щелкнуть пару раз, прежде чем она скрылась, и в кадр лицо попало лишь частично.
        Внимание Луки привлек наклон головы, показавшийся знакомым, он всмотрелся пристальнее, и вдруг его будто обожгло. Это была Грейс! Именно так она наклоняла голову, задумываясь или стоя с кистью во рту перед полотном. Правда, раньше у нее были длинные светлые волосы. Уж никак не рыжие, подстриженные под эльфа. Ему всегда претили подобные прически у женщин, но Грейс выглядела абсолютно неотразимой. И сексуальной.
        Очень сексуальной.
        — Откуда мне было знать, что ты не хочешь, чтобы тебя нашли?  — холодно поинтересовался он.  — Ты уехала, ни слова не сказав ни мне, ни кому-то еще. Даже пару строк не черкнула из вежливости.
        — Я считала, что мое молчание все объяснит.
        Ее молчание и впрямь говорило красноречивее всяких слов. Но разве он мог не искать ее? Он искал бы ее до скончания мира. Эта женщина обещала любить и почитать его, пока их не разлучит смерть, а не…
        В том-то и заключалась проблема. Лука понятия не имел, почему она вдруг взяла и исчезла из его жизни.
        — Ты не взяла с собой ничего из одежды!
        Она пошла прогуляться по имению, перелезла через забор и убежала.
        — Твои головорезы наверняка насторожились бы, если бы я бродила по виноградникам с чемоданом. Я знала, что ты станешь меня искать. Потому и обзавелась оружием — чтобы ты и твои люди не заставили меня вернуться. Говорю тебе: ноги моей больше не будет на Сицилии. И если ты не хочешь проверить на себе, меткий ли я стрелок, уходи подобру-поздорову. И подними руки так, чтобы я их видела.
        — Какой бес в тебя вселился?
        Перед Лукой стояла не беззаботная художница, которую он любил, которая смотрела на него с выражением безграничного счастья. Он давно привык, что женщины смотрят на него с вожделением, а порой и с преданностью. Грейс была единственной женщиной, которая дала ему почувствовать, что ее мир гораздо лучше того, в каком привык жить он. И она была единственной женщиной, сделавшей его мир более счастливым.
        Но теперь ее глаза не выражали ничего, кроме холодного презрения.
        Сквозь пелену, внезапно затуманившую глаза, он услышал ледяной голос:
        — Знаешь, как говорят: «Женятся на скорую руку, да на долгую муку». Убежав, я только и делаю, что раскаиваюсь. Мне не следовало выходить за тебя.
        Лука вспомнил ее слова, сказанные когда-то: «Я люблю тебя больше всего на свете. Я принадлежу тебе душой и телом, Лука».
        Эта женщина — не его жена. Лучше всего было бы повернуться и уйти, но он имеет право получить ответ на свой вопрос. И он намерен его получить.
        — Еще раз спрашиваю: как ты меня нашел?  — процедила Грейс сквозь зубы.
        — Мне помог телефон твоей подруги.
        Впервые ей изменило самообладание. Она приоткрыла рот.
        — Кара?
        — Да.
        — Я тебе не верю. Кара меня не предаст.
        — Она и не предавала. Я говорю о ее телефоне. Вскоре после побега ты ей позвонила.
        Грейс побледнела.
        — Она никогда не дала бы тебе телефон.
        — Конечно,  — согласился Лука.  — Извини, пришлось действовать не вполне честно, чтобы его заполучить. Зато потом не составило труда найти в нем твой номер, а по нему определить и твое место пребывания.
        Но на самом деле все было не так просто. После этого звонка Грейс долго не пользовалась телефоном. Поиски зашли в тупик. Однако неделю назад телефон вдруг ожил. К счастью, Лука заплатил сотруднику компании сотовой связи, чтобы тот проследил за номером — на случай, если произойдет чудо.
        Все-таки чудеса порой случаются!
        — Кара знает, что ты сделал?
        — Понятия не имею.  — Луке было все равно. Сейчас его волновало только то, что у Грейс дрожат руки. Дрожащие руки, сжимающие снятый с предохранителя пистолет,  — не слишком хорошее сочетание.  — Отдай мне пистолет или положи его на стол.
        — Нет!  — Она подняла оружие повыше, широко раскрыла глаза.  — Не положу, пока ты не уйдешь. Убирайся!
        — Тебе придется его положить, потому что я уходить не собираюсь.
        Лука шагнул к ней.
        — Не приближайся!  — воскликнула молодая женщина, пятясь назад.  — Стой, где стоишь.
        — Ты не выстрелишь.  — Он опустил одну руку и, потянувшись, обхватил пальцами ствол.
        — Отойди, я сказала!  — вскрикнула Грейс, и тут в кармане Луки зазвонил мобильный телефон.
        Она подскочила от неожиданности. Под сводами маленького коттеджа выстрел прозвучал оглушительно. Вначале Лука не придал значения тому, что в правое плечо впилось пчелиное жало.
        Они застыли в молчании, затем Грейс задрожала и уронила пистолет на пол.
        Лука успел заметить, что ее лицо сделалось смертельно бледным, и только потом почувствовал, как по плечу струится что-то горячее. Он распахнул куртку и сморщился от пронзившей его боли. Но шок при виде расплывавшегося по белой рубашке красного пятна не шел ни в какое сравнение с потрясением, которое Лука испытал, осознав, что звон в ушах — это вовсе не эхо выстрела, а детский плач.

* * *
        Она выстрелила в него.
        Господи, она и правда выстрелила в него! Сквозь звон в ушах Грейс слышала, словно издалека, плач Лили. Казалось, он доносился с луны.
        Зажав рот рукой, она смотрела на красную жидкость, сочившуюся из плеча Луки. А он уставился на нее ошеломленным взглядом.
        На ватных ногах Грейс шагнула к Луке, чувствуя, как ее собственная кровь стынет в жилах. Вблизи рана выглядела еще страшнее. Протянув руку, она замерла на миг, прежде чем осмелилась к нему прикоснуться.
        Я не хотела,  — пролепетала Грейс, пытаясь справиться с барабанной дробью, которая грозила взорвать голову изнутри.  — Сейчас я остановлю кровь.
        Желудок сжало спазмом. Она метнулась к серванту, вытащила корзинку, в которой хранила этот жуткий пистолет, и выхватила стопку салфеток.
        Плач Лили стал отчаянным и пронзительным, он проникал сквозь толстые стены, надрывая сердце Грейс.
        Боже, боже, что же ей делать?!
        Слышит ли Лука плач?
        Он присел к столу. Его оливковая кожа побледнела, отчетливее проступила темная щетина на подбородке. Ей еще не приходилось видеть Луку таким беспомощным.
        Грейс наклонилась и прижала чистую салфетку к ране. Он сжал здоровой рукой ее запястье:
        — Какого черта ты делаешь?
        — Хочу остановить кровь.
        Он сжал зубы и подался вперед, так что их лица почти соприкоснулись.
        — Я сам способен позаботиться о своей ране. Лучше ступай наверх и позаботься о ребенке, которого ты там прячешь.
        Глава 2
        Лука произнес эти слова так, что сердце Грейс ушло в пятки. Она задрожала всем телом.
        — Это опасная рана?  — с трудом выдавила она, пытаясь высвободить свою руку, однако хватка Луки стала только крепче.
        — Нет.
        — Тогда отпусти меня.
        Его глаза цвета полуночи вспыхнули, и он разжал руку. Грейс медленно, словно в вязком тумане, поднялась по лестнице в спальню, где стояла кроватка ее дочки, которой исполнилось двенадцать недель. Лили лежала на спинке, раскинув ручки, и молотила ножками по матрасу. Маленькое милое личико сморщилось и покраснело. Если бы ее слезные протоки уже функционировали, то щечки, несомненно, были бы мокрыми от слез.
        Выхватив дочь из кроватки, Грейс прижала ее к груди и вдохнула сладкий младенческий запах.
        — Ох, Лили, что я наделала!  — пробормотала она, нежно покачивая девочку.  — Твоя мама сделала ужасную вещь.
        Поглаживая Лили по спинке и нашептывая ей ласковые слова, Грейс лихорадочно размышляла. Она ранила Луку. Она выстрелила в живого человека. Причинила вред мужчине, которого некогда любила. И который теперь знает о существовании ребенка.
        Запах Лили несколько успокоил ее и прояснил рассудок. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы происшедшее повлияло на ее решимость. Необходимо взять контроль над ситуацией в свои руки, пока не поздно.
        Кого она пытается обмануть? Разумеется, уже слишком поздно. На что она рассчитывает? Неужели Лука спокойно воспримет как ее выстрел, так и тот факт, что она скрыла от него существование ребенка, и удалится восвояси? А ведь ей почти удался побег! Пистолет Грейс раздобыла два месяца назад. Она лишилась сна, боясь, что люди Луки отыщут их и отберут у нее Лили. Она знала, на что способен ее супруг.
        Даже угроза тюремного заключения за незаконное хранение оружия не удержала Грейс от покупки. С пистолетом она чувствовала себя в большей безопасности. И Лили тоже была в большей безопасности. Когда в доме появилось оружие, Грейс удавалось заснуть. Иногда.
        Люди Луки всегда носили оружие. Они были опасны. Лучше попасть в тюрьму, чем к ним в руки. Но они были весьма недалекими, и ей не составило труда перехитрить их, когда она решилась на побег. И она перехитрила бы их снова. Только Грейс не ожидала, что Лука явится за ней лично. Он представлялся ей королем, сидящим в замке и ждущим, когда стража вернет заблудшую королеву, чтобы заточить ее в башне до конца дней.
        Лука был вовсе не глуп, напротив, Грейс не встречала человека умнее его. А потому он был гораздо опаснее своих прислужников и перехитрить его было намного труднее.
        Уже несколько недель шестое чувство подсказывало ей, что пора сниматься с места. Ну почему она не прислушалась к своей интуиции?
        Перед Грейс замаячил призрак тюрьмы. Но не обычной, с решетчатой дверью и крохотным оконцем. Нет, тюрьмой для нее станет башня из розового песчаника, которая преследовала ее в ночных кошмарах.
        Лили наконец перестала плакать. Она успокоилась и, удобно устроившись на руках у матери, доверчиво смотрела на нее темно-синими глазками.
        Она — мать, напомнила себе Грейс. И дело даже не в ней самой, а в ее невинной, беззащитной дочурке. В первый раз взяв ее на руки, Грейс обещала дочери беречь и защищать ее.
        И поклялась, что никогда не отдаст Лили опасному гангстеру, каковым является ее отец.
        Грейс сама удивилась, что ей удалось предельно затянуть процесс умывания и переодевания в джинсы и джемпер. А пока она меняла Лили подгузник и просто возилась с ней, и вовсе прошел целый час. Она не спускалась бы вниз и дольше, но Лили проголодалась и начала хныкать, требуя свою бутылочку.
        Собравшись с духом, Грейс выпрямила спину и понесла дочку в кухню.
        — Ты определенно не спешила,  — заметил сидящий у стола Лука.
        Он снял рубашку, и плотный, коренастый человек занимался его плечом. Грейс узнала Джанкарло Бреску, семейного врача семьи Мастранджело. Впрочем, в его присутствии не было ничего странного. Лука редко отправлялся куда-либо без врача — неудивительно, при его-то способе заработка.
        — Странно, что ты не отправил наверх следить за мной одного из своих громил,  — бросила она, стараясь не встречаться с ним взглядом.
        Грейс сама не понимала, что ее взволновало сильнее — обнаженный торс Луки или кровь на его гладкой коже. Капельки крови запутались в черных завитках, покрывавших грудь мужчины. Она вспомнила долгие счастливые часы, которые провела в его объятиях, вдыхая мускусный запах кожи, погружая пальцы в эти шелковистые волосы. Когда-то ее нельзя было оторвать от Луки никакими силами.
        — Ты все равно никуда теперь не денешься, можешь мне поверить,  — произнес он холодно.
        — Это ты так думаешь.
        Он засмеялся. Только в этом смехе не было ни капли веселья.
        — Неужели ты надеешься, что я, узнав о ребенке, позволю тебе снова исчезнуть?
        — А почему ты решил, что это твой ребенок?
        Лука громко фыркнул, но не двинулся с места:
        врач как раз работал иглой, и всякое резкое движение было рискованным.
        — Полагаешь, я не узнаю свою плоть и кровь?
        Грейс с нарочитым равнодушием пожала плечами и прошла с Лили на руках к холодильнику. Краем глаза она увидела окровавленную пулю, небрежно брошенную на стол, и вздрогнула. И снова вздрогнула, увидев, как врач умело зашивает разорванную оливковую кожу Луки.
        Лука проследил за ее взглядом и раздул ноздри:
        — Пуля наткнулась на кость. И не причинила особого вреда.
        — Это хорошо.
        Грейс пыталась справиться с потрясением, которое испытала при виде его раны. Слава богу, она не успела позавтракать: ее наверняка стошнило бы. А сейчас необходимо сохранять ясность рассудка. Держать себя в руках. Нельзя допустить, чтобы чувство вины взяло верх, а что касается сострадания… разве Лука когда-нибудь проявлял сострадание к своим жертвам?
        Повернувшись к нему спиной, она достала из холодильника бутылочку молочной смеси и сунула ее в микроволновку. Глубоко вздохнув, включила таймер.
        — Жаль тебя разочаровывать, но это не твоя дочь.
        Последовала тягостная пауза. Ее ложь словно вытеснила весь воздух из помещения, грудь сдавило, легкие настоятельно требовали кислорода. Грейс почувствовала, как взгляд Луки прожег ей затылок, и по спине побежали мурашки.
        Микроволновка зазвенела, напугав ее. Неужели она всегда звенит так громко? Грейс вынула бутылочку и взболтала ее. Лили, должно быть, почувствовала запах еды, потому что снова захныкала.
        — Т-ш-ш,  — прошептала Грейс.  — Сейчас будем кушать. Сначала мамочке надо устроиться.
        Она больше не могла выносить напряжение и оглянулась. Лука пристально смотрел на нее. Его взгляд был ледяным и пылающим одновременно. Врач закончил зашивать рану и теперь смывал кровь с его плеча. Подавив приступ тошноты, Грейс втянула в себя воздух, чтобы успокоить сжавшийся желудок.
        — Тебя не мучает совесть?  — насмешливо вскинул бровь Лука.
        — Нисколько.  — Она отвернулась, и краска стыда за новую ложь залила ей щеки.
        — Нет? А должна бы.
        — Если кого-то и должна мучить совесть, так это тебя!  — Грейс схватила бутылочку.  — Я иду в гостиную кормить мою дочь. Когда будешь уходить, закрой за собой дверь.
        Не оборачиваясь, она решительными шагами вышла из кухни. В маленькой гостиной Грейс включила телевизор и устроилась на мягком диване. После рождения Лили она привыкла смотреть телевизор днем. А также вечером и ночью. И чем глупее передачи, тем лучше. Сосредоточиться на чем-то серьезном молодая женщина не могла.
        Она выбрала канал, где на ток-шоу показывали неблагополучную семью, которая перетряхивала свое грязное белье перед крикливой публикой и снисходительным ведущим. Грейс попыталась представить, что она сама оказалась на сцене и рассказывает, как выстрелила в собственного мужа. Пытается оправдаться в содеянном и во многих других вещах. Например, долго закрывала глаза на свидетельства того, что ее любимый человек не кто иной, как гангстер.
        Но ее ослепила любовь. Или, может быть, вожделение? Сочетание того и другого не напугало ее своей интенсивностью, а напротив, было принято с восторгом. Не раздумывая Грейс распахнула свое сердце и позволила Луке прочно обосноваться в нем.
        Она только что окончила художественную школу и смотрела на все, что предлагала жизнь, с радостным изумлением. Со своей лучшей подругой, Карой, Грейс путешествовала по Европе, любуясь архитектурными шедеврами. Сицилия показалась ей сказкой. Грейс влюбилась в остров и его общительных жителей. Темное прошлое Сицилии только добавляло романтики идеальному образу, который она создала в своих мыслях.
        Кара, большая любительница пеших прогулок, потащила ее в горы недалеко от Палермо. Они долго шли вдоль забора, который сочли самым длинным в мире. Забор не позволял посторонним вволю насладиться зрелищем прекраснейших в Европе виноградников. Наткнувшись на дыру в заборе, девушки ошибочно сочли, что она дает им право на вход. Проникнув за ограду, они оказались на поляне, откуда открывался волшебный вид. Кара загорелась желанием запечатлеть его. Они расстелили пледы и устроились: Кара — с акварелью, Грейс — с этюдником и карандашами. Но не успели они сделать первые штрихи, как около них со скрежетом затормозил черный джип.
        Так Грейс познакомилась с Лукой. Он вышел из джипа и направился к ним с пистолетом в руке.
        Ей следовало бы испугаться: он был одет в черное, и ее воображение немедленно нарисовало образ кровожадного вампира. Кара что-то жалко залепетала, а Грейс была… очарована. Она словно оказалась героиней захватывающего фильма, и вот главный вампир вышел из гроба, чтобы приветствовать их.
        Оглядываясь назад, Грейс с трудом верила, что не испугалась вооруженного человека, но тогда она действительно не почувствовала ни малейшей опасности. По наивности она полагала, что на Сицилии все мужчины ходят вооруженными. И считала все это очень романтичным. Несчастная идиотка!
        Внезапно на глаза навернулись слезы. Грейс сморгнула их и громко шмыгнула носом, потревожив Лили, жадно поглощавшую молочную смесь. Малышка не подозревала, что ее счастливая жизнь отныне безвозвратно изменится.
        В прихожей послышались шаги, затем стук закрывающейся входной двери. Грейс прижала дочку к себе. Она скорее умрет, чем расстанется с ней. Она не сомневалась, что Лука по-прежнему в доме. И интуиция ее не обманула: он вошел в гостиную с таким видом, словно имел полное право здесь находиться. Он все еще был без рубашки, на плечо была наложена повязка, рука висела на перевязи. Лука выключил телевизор.
        — Я смотрю шоу.
        У него затрепетали ноздри. Не сводя глаз с Грейс, он сунул руку в задний карман брюк и достал два паспорта. Кровь бросилась ей в голову так стремительно, что перед глазами все поплыло. Глядя на него, Грейс крепче обняла Лили, по спине ее пополз жуткий холод.
        Лука помахал перед ней паспортами и снова спрятал их в карман.
        — Лили Элизабет Мастранджело.  — Он говорил спокойно, но Грейс стало страшно.  — Судя по дате рождения, сейчас ей двенадцать недель.
        Несмотря на ранение, от Луки по-прежнему исходила скрытая угроза. Когда-то она считала это захватывающим. Зачем он навис над ней? Грейс была выше среднего роста, но рядом с Лукой выглядела крошечной.
        Ну почему она не уехала отсюда раньше? Она довольно быстро пришла в норму после родов. Так почему же замешкалась?
        — Как ты посмел рыться в моей сумке?  — В горле настолько пересохло, что слова причинили ей сильную боль.
        Глаза Луки сверкнули.
        — Я имел право. Ты украла у меня моего ребенка.
        Нет, она не позволит ему одержать верх. Не сдастся без борьбы.
        — Лили не твой ребенок! Я указала тебя как отца только потому, что мы все еще женаты.
        — Разумеется, она моя! У тебя не было возможности завести интрижку, кроме того, ты любила меня. У нас был потрясающий секс.
        В животе Грейс шевельнулось огненное колесо, замелькали воспоминания: она, нагая, в его объятиях, его сильные руки…
        — Ключевое слово тут «любила».  — Грейс говорила напряженнее, чем ей хотелось бы.  — «Любила» — прошедшее время. Лили не твой ребенок.
        Лука подошел к ней и присел на корточки. От резкого движения черты его лица исказились, но только на миг. Огненный водоворот внутри Грейс замер. Лука терпеть не мог чувствовать себя не в форме. Она могла бы ранить его десять раз, но он все равно постарался бы выглядеть как человек, полный жизни и энергии.
        — Bella,  — сказал он чересчур вкрадчиво, и это не позволило ей расслабиться,  — она вылитая Мастранджело. И ты зачала ее в браке со мной. Я точно знаю, что ты не изменяла мне…
        Копившееся внутри напряжение неожиданно прорвалось наружу, и Грейс посмотрела на него дикими глазами. Глупо было рассчитывать, что он поверит, будто Лили не его дочь. Лука настолько самонадеян, что для него поверить в измену жены так же невозможно, как в сказку, что луна сделана из сыра.
        И очень глупо было указать его в свидетельстве о рождении.
        — Нелегко завести интрижку, когда собственный муж отслеживает по телефону все твои перемещения, а для верности приставляет к тебе двух телохранителей, которые докладывают о каждом твоем шаге,  — заметила она.
        Лили опустошила бутылочку и подняла глаза на мать, удивленная ее громким голосом. Лука сжал губы и подался вперед:
        — Так ты признаешь, что она моя? Ты сознательно скрывала ее рождение?
        Понизив голос, чтобы не пугать дочку, Грейс посмотрела на него со всем презрением, на какое была способна. Пусть каждое ее слово будет для него как удар в солнечное сплетение.
        — Да, я прятала ее от тебя и впредь буду так поступать. Лили заслуживает лучшего, и ей ни к чему знать, что половиной своих генов она обязана чудовищу. Ты, может быть, и донор спермы, но мать ее — я! Ты ей не нужен. И мне тоже.
        Ее ядовитые слова вонзились в его сердце, как острый нож.
        Луке достаточно было один раз взглянуть на Лили, чтобы понять: она его дочь. Он не знал, откуда взялась эта уверенность, но у него не возникло ни тени сомнения. Это его ребенок.
        Он стал отцом. Теперь, когда его женушка признала правду, ему следовало бы испытать облегчение. Но вместо этого в мужчине начинал разгораться гнев, которому он не позволял вырваться наружу.
        Он представить не мог, что губы его жены могут источать такой яд. Грейс всегда видела в людях только хорошее, искала в них только добро.
        Ему в голову не могло прийти, что Грейс станет смотреть на него словно на антихриста. Все внутри сжалось, когда Лука увидел, как она приподнимает их ребенка и поглаживает по спинке.
        Его плечо болело нестерпимо. Когда они выйдут из дома, он все-таки примет болеутоляющее, а пока ему необходимо сосредоточиться.
        Лука встал:
        — Даю тебе полчаса.
        — На что?  — спросила Грейс, погружая лицо в густые черные волосики их дочери.
        — Чтобы собрать вещи. То, что нельзя упаковать, придется оставить здесь.
        — Я никуда не собираюсь.
        — Ты так считаешь?
        Лука прошелся по тесной гостиной, чувствуя в ногах свинцовую тяжесть. Грейс умудрилась разместить здесь гребной станок, велотренажер и беговую дорожку. Никто, глядя на нее, не подумал бы, что она недавно родила. И эта женщина как-то призналась ему, что терпеть не может гимнастику.
        — У тебя нет выбора,  — заявил он.
        — Выбор есть всегда.
        Лука остановился и впился в нее взглядом, не пытаясь скрыть ненависть:
        — Мы поступим следующим образом: ровно через тридцать минут уедем отсюда и вернемся на Сицилию.
        Он перевел дыхание.
        Меньше часа назад Лука не подозревал о существовании Лили, не подозревал, что стал отцом. Сейчас глазки у девочки были закрыты нежными веками с густыми черными ресницами Мастранджело.
        У него что-то дрогнуло в груди, всплыли воспоминания раннего детства. Когда Луке было три года, он проснулся как-то утром и обнаружил, что его родители исчезли. Беттина, любимая служанка, которой часто поручали за ним присматривать, была красная от волнения. Маму увезли в больницу, она должна была родить. Лука до сих пор не забыл атмосферу напряженного ожидания, царившую в доме. Но особенно отчетливо ему запомнилось возвращение родителей домой с младенцем — мама бледная, усталая, счастливая, отец светится от гордости. Они положили Пепе на руки сидевшего на диване Луки и сфотографировали маленьких братцев вдвоем. Лука чувствовал, как его переполняет счастье.
        Лили была копией маленького Пепе.
        Она — его дочь. А Грейс прятала ее от отца!
        Он перевел взгляд на жену. У нее были запавшие глаза, будто она совсем не спала в последнее время. И правильно, что ее мучает бессонница, ведь такому поступку нет оправдания, нет прощения!
        — Ты меня назвала чудовищем,  — продолжал Лука, понизив голос, чтобы не разбудить заснувшего ребенка,  — но ведь это не я исчез, не оставив письма. Не я решил, что ребенку будет лучше без отца. И у тебя хватает наглости называть чудовищем меня?!
        Она немного разжала стиснутые зубы, но продолжала смотреть прямо ему в лицо.
        — И снова так поступила бы, глазом не моргнув.
        Кровь бросилась ему в лицо, кожа стала обжигающе горячей. Она ни в чем не раскаивается! В его силах сурово наказать жену. Он может забрать у нее Лили и навсегда изгнать ее из их жизни.
        Он может поступить так, но не поступит.
        Лука любил обоих родителей, но именно к маме прибегал с разбитыми коленками и ссадинами, которые заживали от одних ее поцелуев, к маме, для которой и тысячу раз обнять его было недостаточно.
        Грейс любит Лили. А Лили нужна Грейс. Между ними уже возникла прочная связь. Нужно иметь каменное сердце, чтобы ее разорвать.
        Нельзя наказывать Лили за грехи ее матери.
        Нет, наказание для Грейс будет иного рода. Чернота затопила его грудь. Лука подошел к Грейс и наклонился к ее уху. И помимо запаха чистой кожи ощутил ее страх, который его порадовал. Он хотел, чтобы она его боялась. Он хотел, чтобы она проклинала день, когда ступила на землю Сицилии.
        — Больше тебе никогда не удастся забрать ее у меня. Лили принадлежит своей семье, Сицилия — ее дом. Тебе повезло, потому что я убежден: детям лучше расти с матерью, не то ушел бы сейчас с ней, а тебя оставил кусать локти.  — И, помедлив, он добавил с нажимом: — Сделал бы это глазом не моргнув.
        Грейс зажмурилась и сжала губы, стараясь не дышать. Горячее дыхание Луки проникало ей в ухо. Кожу начало покалывать, и это знакомое ощущение испугало ее.
        Она с трудом придала лицу спокойное выражение, восстановила дыхательный ритм. Но над сердцем у Грейс не было власти, при первом же вдохе оно подскочило и больно ударилось о ребра, снова вызвав мучительный приступ тошноты.
        — Видишь, bella, тебе дается шанс,  — проговорил Лука тихим угрожающим голосом.  — Мне нужна только моя дочь. Ее благополучие — единственное, что для меня важно. Ты можешь или остаться в этом убогом коттедже, или вернуться на Сицилию со мной и Лили как член нашей семьи.
        — Я никогда не буду членом вашей семьи!  — пылко воскликнула Грейс.  — И никогда не стану спать с тобой…
        Он перебил ее циничным смехом:
        — Могу тебя успокоить по этому поводу. Раз ты родила мне ребенка, у меня больше нет необходимости спать с тобой. Для своих потребностей я заведу любовницу. А ты станешь хорошей сицилийской женой. Послушной и уступчивой. Эту цену тебе придется заплатить за право оставаться с Лили.
        — Я ненавижу тебя!
        Он снова рассмеялся; смех его ничем не напоминал прежний — громкий и беззаботный.
        — Можешь мне поверить: ты ненавидишь меня не сильнее, чем я тебя. Ты украла у меня моего ребенка, а я не тот человек, который прощает подобное. Но я не чудовище. Если бы я им был, то забрал бы Лили не колеблясь, бросив тебя здесь. Так же, как поступила со мной ты. Выбирай: или ты возвращаешься на Сицилию со мной и Лили, или остаешься. Но знай: оставшись, ты больше не увидишь дочь. И если сейчас поедешь, а потом решишь уйти, тоже ее не увидишь. А если я решу, что ты ведешь себя не как подобает настоящей сицилийской жене и матери, я выдворю тебя из поместья…
        — И я больше не увижу Лили,  — механически закончила Грейс.
        Лука улыбнулся и кивнул:
        — Итак, мы пришли к взаимопониманию. Теперь решай. Что ты выбираешь?
        Глава 3
        Никогда в жизни Грейс не чувствовала себя так плохо, как в тот миг, когда бронированный джип остановился перед огромными воротами. Два вооруженных охранника почтительно кивнули, и они въехали на территорию поместья Мастранджело.
        Пока машина катила по ровной дороге, огибавшей холмистые виноградники и зеленые оливковые рощи, аромат сицилийской природы наполнил воздух свежестью, пробуждая в Грейс прекрасные и одновременно ужасные воспоминания.
        После промозглого климата Корнуолла бодрящая легкая декабрьская прохлада воспринималась как разительный контраст. Солнце клонилось к закату, и яркое кобальтовое небо не омрачало ни единое облачко. Зимняя куртка лежала у Грейс на коленях, ей было тепло в одном свитере.
        Она вспоминала о своем мобильном телефоне и мысленно твердила проклятия. Она ругала сильный снегопад, который на прошлой неделе обрушился на юго-запад Англии и засыпал дороги, сделав их опасными. Если бы Лили не нужно было везти в местную клинику на плановую прививку, Грейс никогда не решилась бы ехать. Но она поехала. И на всякий случай взяла с собой мобильный телефон, не предполагая, что этим приведет в действие механизм, позволивший Луке ее отыскать. Грейс отключила его в тот миг, как вернулась в коттедж.
        Почему она не избавилась от этого дурацкого телефона сразу после того, как коротко переговорила с мамой и Карой?
        Грейс посмотрела на Луку, который сидел рядом с водителем, повернув голову к окну. Он был неподвижен, и Грейс подумала: «Уж не заснул ли он?» Но тут же прогнала эту мысль. Лука дремал в самолете, но его сон был похож на сон сторожевой собаки, которая в любой момент готова заметить опасность. Он сможет расслабиться, только оказавшись дома.
        Ненавидя его и все, что он олицетворяет, Грейс себя тоже не щадила. Чем дольше она размышляла об упущенном времени, за которое должна была перебраться с Лили на далекий греческий остров, тем больше ей хотелось надавать себе пощечин.
        За десять месяцев Грейс пересмотрела, кажется, все фильмы о гангстерах и мафии и прочитала все, что смогла достать. Надо изучить своего врага — это стало ее мантрой. Она понимала, что, найдя ее, Лука немедленно силой вернет ее на Сицилию. Это в порядке вещей для его окружения, где женщина немногим отличается от вещи.
        Так почему она не уехала, если знала: чем дольше остаешься на одном месте, тем четче твой след. Даже прививки Лили не могли служить оправданием: ведь с тех пор прошло больше недели.
        Через пару миль они подъехали к другим чугунным воротам, еще более внушительным, с караульными помещениями по обе стороны, оборудованными видеомониторами, соединенными с главной станцией слежения, которая располагалась в одном из коттеджей на территории поместья.
        Начальник службы безопасности, Паоло, приветствовал Луку, и они обменялись несколькими словами. Увидев на заднем сиденье Грейс, Паоло вежливо кивнул ей.
        Значит, он не лишился места. Она испытала облегчение. Для человека, отвечающего за безопасность семьи, упустить жену босса — безусловно, серьезный проступок. Грейс наклонилась вперед.
        — Спасибо, что оставил Паоло на работе,  — проговорила она негромко.
        Лука повернул голову:
        — Если ты о том, что сумела удрать из поместья, будь уверена, я не стал его упрекать.
        — Я не удрала, а ушла.
        Она долго брела через виноградники и пахоту, пока наконец не нашла поляну — ту самую, куда они с Карой когда-то нечаянно вторглись. Дыра в заборе давно была заделана. Грейс легко перелезла через него. Судьба словно завершила свой виток.
        — Я смотрел видео. Ты выглядела так, словно отправилась на вечернюю прогулку. Ничто в твоем поведении не выдавало истинных намерений. Отдаю тебе должное, bella, ты замечательная актриса.
        Ее спокойствие, разумеется, было только внешним. Едва Грейс оказалась за пределами владений Мастранджело и пропала из поля зрения множества камер, она швырнула телефон с программой слежения, который дал ей Лука, в кусты и добежала до ближайшего городка. Оттуда она добралась на такси до Палермо и ближайшим рейсом вылетела на материк. Сначала Грейс оказалась в Германии, куда в общем-то не стремилась, но это было кстати, потому что затруднило Луке поиски.
        Дорога свернула направо, затем джип выехал на подъездную аллею, и Грейс увидела впереди здание из розового песчаника, некогда бывшее монастырем. Послеполуденное солнце изливало на него теплые лучи и подчеркивало красоту и великолепие старинной архитектуры.
        Они проехали под аркой во внутренний двор. Не успела машина затормозить, как распахнулась дубовая дверь, и из нее выбежала маленькая черноволосая женщина — Донателла, мать Луки.
        Грейс относилась к ней со смешанными чувствами. Донателла не укладывалась в традиционное представление о свекрови как об огнедышащем монстре. Она всегда держалась с невесткой разве что несколько сдержанно, но неизменно вежливо и уважительно. Тем не менее Грейс всегда становилось не по себе в ее обществе. Она понимала: если бы Донателла выбирала жену для сына по своему усмотрению, то нашла бы женщину с достоинствами, которые традиционно ценятся на Сицилии.
        Грейс не представляла, какой встречи ожидать от свекрови. Как всегда изысканно одетая, Донателла подошла к машине.
        Лука расстегнул ремни безопасности и повернулся к Грейс:
        — Помни, что я сказал, bella! Теперь самое время начать культивировать в себе сицилийскую жену.
        Грейс сжала зубы, глаза ее мрачно сверкнули. Он раздул ноздри, отвернулся и вышел из автомобиля. Ее муж никогда не давал пустых обещаний. Если она не оправдает его ожидания, он вышвырнет ее из жизни Лили безо всяких церемоний и надежды на помилование. Здесь, на Сицилии, ей ничто не поможет. Тут владения Луки, и все влиятельные люди едят у него с ладони.
        Грейс попыталась открыть дверцу, но та была заблокирована. Она скрестила руки на груди.
        Лука тем временем разговаривал с матерью, и оба то и дело бросали взгляды в сторону автомобиля. Предмет их разговора не оставлял сомнений.
        Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, Грейс посмотрела на Лили, спавшую рядом в детском креслице. Бедняжка устала, весь перелет она кричала, наверное, у нее болели ушки. Грейс хотелось кричать вместе с дочкой во всю силу легких, от души оплакать крушение своих надежд.
        Лука переиграл ее, и если она не найдет путь к спасению, то будет обречена провести в этой средневековой темнице следующие восемнадцать лет.
        — Я придумаю, как нам выбраться отсюда,  — твердо проговорила Грейс, поглаживая маленькую ручку ребенка.  — Только на этот раз мы спрячемся там, где он до нас не доберется. В Монголии, например.
        Закончив разговор с матерью, Лука вернулся к машине, помог ей выйти, потом обошел машину и открыл дверцу со стороны Лили.
        — Я сама ее возьму,  — сказала Грейс, отстегивая ремни.
        Он обдал ее холодным взглядом:
        — Я возьму.
        — У тебя одна рука не действует.
        — Зато действует все остальное.
        И он вынул креслице вместе с ребенком прежде, чем Грейс успела закрыть свою дверцу. Лука отнес девочку к матери, и та всплеснула руками, с губ ее сорвалось восторженное восклицание. Грейс не хотелось даже смотреть в ту сторону. Донателла забрала у сына креслице и внесла внучку в дом. Лука тоже подошел к двери и, помедлив, оглянулся.
        — Ты зайдешь или собираешься коротать вечер на улице?  — поинтересовался он.
        Грейс прижала к себе сумку с вещами Лили и зашла в дом следом за ним. Она покинула это место всего десять месяцев назад, но ей казалось, что все случившееся с ней в поместье Луки произошло в совсем другой жизни. С жутковатым чувством она плелась позади мужа по коридору.
        Он собирался повернуть к большой гостиной, одной из немногих комнат, которой пользовались все члены семьи, но вдруг остановился. Мужчина напрягся, запрокинул назад голову, глядя в потолок, потом резко втянул в себя воздух:
        — Мне надо кое-что сделать.
        Грейс заметила, как его глаза странно вспыхнули. В следующий миг Лука круто развернулся и пошел прочь.
        Она едва сдержалась, чтобы не окликнуть его. Остаться наедине со свекровью — впервые после того, как она сбежала от ее сына,  — страшнее, чем иметь дело с его гориллоподобными охранниками.
        Собравшись с духом, Грейс переступила порог.
        Декор, картины, мебель были те же. Словно время остановилось.
        Оказавшись в этой комнате впервые, Грейс чувствовала себя счастливейшей в мире женщиной. И не могла представить, что потом эти стены станут душить ее. Грейс не предполагала, что человек, за которого она вышла замуж, так стремительно переменится и что пистолет, который он, как она полагала, носит для личной безопасности, приобретет совсем другой смысл.
        А теперь она оказалась его пленницей.
        Донателла достала Лили из креслица и покачивала ее на руках с выражением бесконечного блаженства на лице.
        Лили успела проснуться и не испугалась незнакомого человека.
        Острые глаза Донателлы остановились на Грейс.
        — Она — красавица!
        — Спасибо.
        — Лили — очень красивое имя.
        — Спасибо,  — повторила Грейс и подумала, что, наверное, еще никому не доводилось оказываться в такой нелепой и мучительной ситуации.  — Уже поздно, мне надо уложить Лили спать,  — сказала она, не собираясь дожидаться, когда свекровь задаст вопросы, к которым она не готова.
        Глаза Донателлы блеснули, складки в уголках губ расслабились.
        — Пожалуйста, позволь мне еще немного побыть с моей внучкой. Ведь я только что узнала о ее существовании.
        Чувство вины кольнуло Грейс. Она неохотно кивнула:
        — Тогда я пойду и распакую наши вещи, а потом вернусь за ней.
        Донателла благодарно улыбнулась, и уколы совести стали ощутимее.
        Грейс нехотя вышла в коридор и направилась в то крыло здания, которое занимали они с Лукой. Она готовилась окунуться в прошлое.
        Однако здесь все следы прошлого были уничтожены. Единственным знакомым предметом была фотография семейства Мастранджело на стене, сделанная еще до смерти Пьетро, отца Луки. Они сфотографировались в день, когда Лука получил ученую степень. Лицо Пьетро сияло от гордости. Да и кто не гордился бы такой семьей? Вот Лука, старший сын, серьезному выражению которого противоречит пляшущее в глазах веселье. Рядом Пепе — младший брат, озорному виду которого ничто не противоречит. Спокойная, элегантная Донателла излучает безмятежность.
        Не прошло и двух месяцев после того, как был сделан снимок, и внезапно Пьетро умер от сердечного приступа. Титул главы семьи перешел к Луке, и он носит его уже много лет.
        Грейс медленно прошла через гостиную и, дверь за дверью, начала открывать некогда принадлежавшие им с Лукой комнаты. Изящная роспись, которой она покрыла стены, исчезла под тусклой, невыразительной краской. Мебель, которую они вместе выбирали, была заменена.
        Когда Грейс открыла дверь спальни, горло у нее перехватило.
        Стены, которые она часами напролет упоенно расписывала, создавая волшебный эротический сад, населенный прекрасными купидонами и сплетенными в объятиях влюбленными, были закрашены. Фрески, которыми она так гордилась и в которые вкладывала столько любви и надежды, покрывала унылая бежевая краска.
        Впервые за этот день Грейс захотелось плакать.
        — Кажется, для тебя это потрясение?
        Она не услышала, как в комнату вошел Лука.
        Молодая женщина втянула в себя воздух и быстро заморгала, а затем, подавив обжегшие глаза слезы, повернулась к нему:
        — Нет, я просто удивлена.
        — Тебя удивляет, что я уничтожил всякое напоминание о тебе?
        Грейс подняла руку, чтобы убрать прядь волос за ухо,  — она никак не могла избавиться от старой привычки, хотя уже несколько месяцев носила короткую стрижку.
        — У меня не было желания спать в окружении любовников, когда моя собственная жена сбежала от меня.
        — Значит, ты все поменял здесь не потому, что так захотела твоя новая подруга?
        Она сама толком не поняла, почему задала этот вопрос, просто запах его нового одеколона ударил ей в нос. Может быть, этот одеколон подарила Луке возлюбленная? И она лежала в его объятиях в их прежней спальне, овеянная этим ароматом.
        Воображение ее нарисовало такие картины, что желудок сжался.
        Лука прищурился:
        — Думаю, ты не в том положении, чтобы об этом спрашивать.
        Грейс пожала плечами, выражая полное безразличие:
        — Меня нисколько не волнует, с кем ты спишь. С того дня, как я ушла, мы оба стали свободными людьми.
        Тяжелая теплая рука опустилась ей на плечо. Даже без помощи второй, раненой, руки Лука прижал ее к стене так ловко, что она не сумела воспротивиться.
        — Надеюсь, ты не намекаешь на то, что у тебя были другие мужчины?
        — Если и так, не твое дело. А теперь пусти меня.
        Лука касался ее только рукой, но она чувствовала его всего, чувствовала тепло, исходящее от него. Оно согревало Грейс, проникало под кожу, распаляло кровь. Как и прежде.
        При первой же встрече с ним Грейс испытала невероятное возбуждение. Ее словно молнией поразило. И всякий раз рядом с Лукой возбуждение доходило до убийственной точки. Даже когда их брак уже рушился, спальня оставалась местом, где они пребывали в согласии.
        Убежав от Луки, Грейс не думала о сексе. Ни разу. Ее поглощала одна забота: как обезопасить себя и ребенка. Правда, холодными ночами ей не хватало теплого успокаивающего соседства Луки, но о сексе как таковом она вовсе не помышляла. Не позволяла себе помышлять. Просто решила, что с ним покончено.
        У Грейс перехватило дыхание. Угасшее пламя, пробудившись к жизни, обдало женщину нестерпимым жаром еще в тот миг, когда Лука появился в ее кухне. И теперь на одно безумное мгновение ей страстно захотелось оказаться в его объятиях, ощутить тепло его губ и мускулистую твердость его тела…
        — Это именно мое дело,  — вкрадчиво возразил он, нагнувшись к ней так близко, что она поневоле была вынуждена посмотреть в его мрачно сверкнувшие глаза.  — Ты все еще моя жена, а Лили моя дочь. Я имею право знать, если ты нашла ей другого отца.
        Лука обдал ее горячим дыханием. Тело Грейс отреагировало на это, как ребенок, долго лишенный сладкого и увидевший коробку шоколада.
        Она отвернулась:
        — У меня никого не было.
        — Это хорошо.  — Он провел пальцем по ее щеке.  — И чтобы не осталось никаких сомнений: если вздумаешь с кем-то переспать, я выброшу тебя за дверь.
        Глава 4
        Лука отступил назад, изучая раскрасневшееся лицо жены и ее полные негодования глаза.
        Прикоснувшись к мягкой щеке Грейс, он вдохнул ее тонкий женский запах, и на миг напряжение в его груди ослабло, а в паху, наоборот, возросло.
        Какой черт дернул его жениться на этой женщине?!
        Фантастический секс и нежелание терять ее из виду — таковы были его начальные побуждения. Подумай он хоть чуть-чуть, пойми, что брак с богемной художницей никак не вяжется с его образом жизни, он просто сделал бы Грейс своей постоянной любовницей. И мать, и брат предупреждали Луку о последствиях, но он посоветовал им не вмешиваться.
        Лука был сражен. Он влюбился без памяти и не представлял себе жизни без Грейс. Только надев кольцо ей на палец, мужчина смог расслабиться и возблагодарил Бога за то, что Он привел к нему Грейс. Но когда они поставили свои подписи, Лука осознал, как трудно будет уберечь женщину, которая не внемлет его мольбам быть осторожной и отказывается от охраны.
        Зато теперь у нее нет выбора. Теперь главное для него — благополучие дочери, а Грейс волей-неволей придется смириться с правилами, которые он установит.
        Дыхание Грейс стало прерывистым. Она смотрела на него со странной смесью ненависти и желания. Это сочетание Лука хорошо понимал.
        Да, когда-то он любил ее, но теперь испытывал лишь презрение. Однако даже после всего, что она натворила, он по-прежнему желал эту женщину.
        — Хочешь, сообщу тебе кое-что интересное?  — вкрадчиво поинтересовался Лука.
        — Не особенно.
        — Тебе понравится. Видишь ли, bella, я искал тебя из принципа. Я всего лишь хотел услышать из твоих уст, почему ты ушла от меня. Ты трусливо сбежала, и мне нужно было узнать причину. И только. Я оставил бы тебя в покое, позволил бы тебе жить, как ты хочешь.
        — И правильно бы сделал,  — отрезала она.
        — Да. Но ты должна была сказать мне о беременности. Я человек справедливый. Мы могли бы прийти к соглашению.
        — Ты? Справедливый?! Любое соглашение было бы заключено на твоих условиях! И свелось бы к одному: мне надо вернуться на Сицилию.
        — Если ты так считаешь, на здоровье. Поскольку ты не выбрала этот вариант, то никогда не узнаешь, каков мог быть результат.
        Лука не собирался доставлять удовольствие Грейс, признав, что она права, хотя и по иным причинам. Ему казалось, что, останься он на пять минут с ней наедине, она сама попросится на Сицилию.
        Глупые фантазии!
        Лука повернулся к двери, собираясь выпроводить жену из комнаты. С него хватит.
        Однако Грейс уловила в его словах слабый проблеск надежды.
        — Позволь мне уехать с Лили!  — воскликнула она.  — Если ты не собирался увозить меня из Англии, к чему все это?
        Лука только сегодня утром узнал, что стал отцом. Потрясение могло толкнуть его на неразумные поступки. Грейс это понимала. Она тоже была потрясена десять месяцев назад, увидев изувеченного беднягу и страх на его лице, когда он узнал ее. Вспоминая эту встречу, а потом жестокую ссору с Лукой, Грейс до сих пор содрогалась. Это стало последней каплей. На обратном пути из магазина она молчала. Когда Грейс вошла в спальню, которую делила с любимым мужчиной, мозг отказывался служить ей. Она смотрела на купидонов и влюбленных на стенах и ничего не чувствовала. Ее словно выжали, как лимон.
        Человек, за которого она вышла замуж исполненная надежд, поглощенная любовью, оказался преступником. Опасным преступником. Одно неясно: являлся ли он бандитом до их знакомства или стал таковым позднее. Впрочем, это уже не имело значения…
        — Ничего хорошего это Лили не принесет,  — решительно продолжила Грейс.  — Только представь, как плохо ей будет с родителями, которые ненавидят друг друга. Она это почувствует. Дети — как губка — впитывают все эмоции.
        — Лили не будет страдать, потому что я этого не допущу,  — огрызнулся Лука.  — И если ты хочешь остаться с ней, тоже этого не допустишь. Как только я увижу, что ты стараешься настроить ее против меня, ты немедленно уйдешь. А теперь извини. У меня был трудный день, и я собираюсь принять душ. Тебе постелили в Голубой комнате.
        Он распахнул дверь. Грейс заметила, как он болезненно сморщился, и в желудке ее снова появилось тошнотворное ощущение. Она медленно вышла и вздрогнула от неожиданности, когда дверь с грохотом захлопнулась за ее спиной.
        Оказавшись в одиночестве в своей комнате, молодая женщина задрожала. Грейс села на кровать, прижимая к груди сумку с вещами Лили, и попыталась привести в порядок мысли.
        В Голубой комнате ничего не изменилось. Голубые стены, голубые шторы, голубая мебель… В примыкающей к ней ванной тоже все было голубое. Это была единственная комната в их апартаментах, до которой у Грейс не дошли руки. Она не любила эту комнату и специально оставила ее напоследок, так как знала: эта работа принесет самое большое удовлетворение.
        Расстегнув молнию на сумке, Грейс достала свой несчастный мобильник. Если и было что-то хорошее в заточении, так это возможность общения с мамой и Карой. Она впервые за десять месяцев поговорит с ними. Ради безопасности она скрывала от них, где прячется вместе с Лили.
        Мама Грейс — Билли Холден — тоже была художницей, вернее, скульптором, но ее мало волновали житейские реалии. Грейс невесело посмеивалась, считая, что унаследовала эту черту.
        Она вспомнила, как позвонила маме из аэропорта. Как и следовало ожидать, ситуация нисколько не взволновала Билли. Она просто вздохнула с облегчением, узнав, что дочь ее жива-здорова. Даже когда Грейс предупредила, что, возможно, долго не сможет позвонить, Билли бодро отозвалась: «Ничего страшного, дорогая моя. Не сомневаюсь, что ты можешь о себе позаботиться». Судя по всему, ситуация, в которой оказалась ее дочь, представлялась Билли увлекательным приключением.
        Детство Грейс не было похоже на детство других детей. Мама относилась к ней скорее как к подружке. В их доме не было четкого расписания. Редко выдавался день, когда Билли что-то готовила. Зато не было придирок и нотаций, выпавших на долю всех подруг Грейс. Мать поощряла ее знакомство с разными сторонами жизни и предоставляла ей неограниченную свободу. Папа был человеком такого же склада и ничуть не меньшим мечтателем. Но если Билли направляла всю энергию в творчество, Грэхем тратил свои силы на гуманитарные проекты в развивающихся странах, где пропадал месяцами, а то и годами.
        Впрочем, Грейс никогда не сомневалась в любви родителей к ней. Просто эта любовь была не такой, какую питали другие родители к своим детям.
        И теперь она наконец может связаться с мамой, не боясь, что Лука прослушивает телефон.
        К добру или к худу, но ей больше не нужно постоянно озираться. По крайней мере, до тех пор, пока она не найдет новый путь к спасению.
        Лука лежал в постели и слушал, как стихает плач Лили. Дверь комнаты, наскоро оборудованной под детскую, скрипнула, и он услышал в коридоре тихие шаги. Лука пытался закрыть глаза, но они упорно не закрывались вот уже пять часов подряд.
        В голове теснилось слишком много мыслей, не позволявших заснуть. Даже снотворное, содержавшееся в болеутоляющем, не помогало отключить мозг.
        Он нашел Грейс. После долгих десяти месяцев поисков. Все произошло так стремительно, что минувший день казался сном. Или, скорее, кошмаром?
        Он стал отцом. Это его дочь плакала сейчас в темноте. А его жена успокаивала малышку. Грейс снова здесь, под его крышей.
        Лука испытывал дикую ненависть. Словно злобный клубок змей обосновался в его внутренностях и терзал их ядовитыми зубами.
        Ничто не доставило бы ему большего удовольствия, чем возможность собрать вещи Грейс и выставить ее вон. Но он не мог. Луке хватало здравого смысла понимать, что в этом случае больше всех пострадает Лили.
        Нет, Грейс понесет наказание иного рода. Отныне, когда они будут принимать гостей или выезжать за пределы поместья, ей придется считаться с ним на каждом шагу. Он больше не потерпит расспросов о своих делах, возражений и споров. Он не потерпит также, чтобы его жена пренебрегала своим внешним видом. Видите ли, ее голова слишком занята очередным творением, и ей ничего не стоит вытереть кисть о волосы или ходить весь день в заляпанной красками одежде. Больше он не станет смотреть на эти выходки сквозь пальцы.
        Прежде он не встречал таких людей, как Грейс,  — тех, кто видит мир во всем его многоцветье. Женщины всегда с ним соглашались. Все они были похожи друг на друга. Пока не появилась Грейс и не околдовала его, он не сознавал, как ему скучно с ними.
        Лука так гордился ее талантом и естественностью, которую она внесла в его жизнь, что меньше всего хотел что-то переделывать.
        Он любил Грейс такой, какой она была.
        Теперь ей предстоит научиться быть образцовой сицилийской женой.
        Сна у него не было ни в одном глазу. Откинув простыни, Лука встал и надел халат, осторожно просунул руку в перевязь.
        Свет повсюду был погашен. Грейс и Лили не было нигде. Он открывал все двери подряд и чувствовал, как грудь больно сжимает тисками.
        Лука вернулся в комнату Грейс. Чемоданы стояли на полу, явно распакованные. На раковине в ванной лежали зубная щетка и паста, в шкафчике — сумка с туалетными принадлежностями. Зайдя в смежную комнату, он зажег свет. При виде пустой кроватки у него екнуло сердце. На туалетном столике аккуратной стопкой лежали пеленки и всякие детские штучки, назначения которых Лука не знал.
        Куда они подевались, черт возьми?
        Он раздумывал, не стоит ли разбудить домашних и организовать поиски по всему дому, как в комнату вошла Грейс с Лили на руках и бутылочкой молочной смеси.
        Она сразу же выключила свет, бесшумно прошла мимо Луки, устроилась с ногами в старом кресле-качалке и сунула соску в маленький ротик девочки.
        — Я хочу, чтобы она поела и сразу заснула,  — прошептала Грейс.
        — Где ты была?  — спросил он, тоже невольно переходя на шепот.
        — На кухне, подогревала бутылочку.
        Кухня находилась в другом конце особняка. Зимой на рассвете там всегда было жутко холодно.
        — Почему ты не попросила кого-нибудь из слуг?
        Даже в темноте он разглядел презрительную гримасу на ее лице.
        — Все люди спят, кроме твоих охранников.
        — Она всегда просыпается так рано?
        Грейс кивнула:
        — Если повезет, она поспит еще часика два. Я боялась, что после путешествия малышка долго не сможет успокоиться, но она заснула практически сразу.
        — В будущем я поручу кому-нибудь греть молоко.
        Она закатила глаза:
        — Лучше я принесу к себе в комнату чайник и миску.
        — Есть персонал, которому я плачу деньги.
        — Лука, я не собираюсь с тобой спорить. И не собираюсь никого беспокоить.
        — Тебе не кажется, что ты уже споришь?
        — Значит, ничего не изменилось.  — На ее губах появился намек на улыбку.
        Грейс и прежде любила с ним пререкаться, но всегда делала это в мягкой, шутливой манере. Она единственная — помимо матери и Пепе — не считала, что его устами глаголет сам Господь. Там, где Лука видел только черное и белое, она различала тысячи оттенков серого. Грейс помогала ему глубже понять этот мир.
        Приняв на себя управление поместьем в двадцать один год, Лука был занят сверх меры. Он поддерживал порядки, заведенные отцом, и старался обезопасить семью от посягательств тех, кто желал бы лишить их всего. На остальное ему не хватало времени.
        Вскоре после его женитьбы на Грейс приятель детских лет, Франческо Кальветти, чья семья была злейшим врагом семьи Мастранджело, предложил основать совместное предприятие. Это показалось Луке очень своевременным. Он и сам обдумывал такую возможность. Молодые люди хотели выйти из мрачной тени, брошенной на них уважаемыми отцами, и покончить с враждой, которой они не желали.
        Грейс заставила Луку понять, что он ведет жизнь, которая ему в общем-то навязана. Он повторял жизнь своего отца. Его собственные мечты и склонности были принесены в жертву долгу перед семьей. Настало время следовать своим путем.
        Но, несмотря на новый смысл, который жена привнесла в его жизнь, Лука не понимал причины ее бегства.
        Она решила, что он чудовище. Она сознательно скрыла от него рождение ребенка. Они поссорились? Ссора — еще не повод разбить семью.
        — Ты нашла в детской все, что требуется?  — спросил Лука.
        — Даже с избытком. Спасибо. И спасибо, что поместил меня рядом с ней.  — Грейс удобнее устроила Лили на коленях и подняла на него взгляд. Восходящее солнце медленно рассеивало сумрак, и с каждой минутой ее лицо было видно все отчетливее.  — Я, по правде говоря, решила, что мне отвели Голубую комнату намеренно. Ведь ты знаешь, что я ее терпеть не могла. Только потом вспомнила, что к ней примыкает смежная комнатка.
        — Она будет спать в моей старой колыбельке,  — сказал Лука.  — Мама велела слугам разыскать ее и привести в порядок.
        — Понятно.
        Он был не в силах отвести взгляд от ребенка. Его ребенка. Его и Грейс.
        Ему захотелось протянуть руку и погладить малышку по щечке, прижать к груди и ощутить ее тепло, вдохнуть сладкий младенческий запах.
        Острый шип пронзил сердце, боль была многократно сильнее, чем в ноющем плече. Лука едва не пошатнулся. Кроме того, он испытывал боль совсем иного рода, которую не мог, не должен был испытывать.
        Лука всегда легко возбуждался, но Грейс — единственной из женщин — удавалось превратить его в огнедышащую лаву одной лишь призывной улыбкой или движением плеча. Для него не существовало женщины более желанной. Даже изгиб ее лодыжки был эротичным.
        Временами Лука готов был поклясться, что Грейс — колдунья. Как еще объяснить ее власть над ним? А неутолимое гибельное желание, отравившее ему кровь? Почему он не ухватился за свободу, когда представился шанс, как поступил бы всякий нормальный сицилиец?
        Но управление имением и последние бизнес-проекты не оставляли времени на развлечения. К тому же вся его энергия уходила на поиски Грейс. Ему было не до секса.
        И теперь Луке стало тошно при мысли, что его либидо проснулось и что его реакция на жену осталась прежней, несмотря на то что она одета в старый засаленный халат. Пальцы мужчины жаждали погладить ее изящную шею, губы томились от желания прижаться к ее губам…
        Лука с трудом поднял глаза, увидел, что Грейс смотрит на него, и прочел на ее лице отраженное, как в зеркале, мучительное томление. Ее острые скулы залил румянец. Она заморгала и отвернулась.
        Сжав кулаки, он приказал гулко стучащему сердцу успокоиться.
        Чем скорее он найдет себе любовницу, тем скорее освободится от чар этой женщины. И чем скорее перестанет думать о сексе с ней, тем лучше.
        — Напиши список вещей, которые нужны тебе и Лили. Завтра я поручу кому-нибудь все купить.
        Лука вернулся к себе и включил ноутбук. Все равно заснуть уже не удастся. Работа послужит лекарством, как служила все десять месяцев после исчезновения Грейс. Работа поможет сосредоточиться на вещах, которые действительно того заслуживают, и отвлечет его мысли от лживой, бессердечной самки, на которой он по глупости женился.

* * *
        Только Грейс на цыпочках вышла из детской в спальню, как в дверь постучали. Она поспешила открыть ее и заранее поднесла палец к губам:
        — Т-ш-ш. Я только-только ее уложила.
        — Вот твой паспорт,  — сказал Лука без всяких предисловий, не делая попытки переступить порог.
        Грейс выхватила паспорт и пролистала его:
        — Я боялась, что ты его не вернешь.
        — Зачем он мне нужен?  — скривился он.  — Ты можешь уехать, когда пожелаешь.
        — А паспорт Лили?
        — Его я сохраню.
        Ничего другого она и не ожидала.
        — Наверное, нет смысла спрашивать, где именно ты будешь его хранить?
        — Ты правильно все поняла. Теперь дай мне телефон.
        — Странно, что ты не отобрал его еще вчера.
        — Сегодня тоже не поздно.
        Она протянула ему мобильник:
        — Собираешься поставить маячок?
        — Ты стала очень догадливой. Если тебе понадобится позвонить до того, как я его верну, воспользуйся домашним телефоном.
        Спокойствие, с которым он говорил, ее бесило. И еще бесила собственная злость.
        — Я так и сделаю,  — ответила Грейс с вымученной улыбкой. И поскольку Лука по-прежнему стоял у порога, с удовольствием захлопнула дверь перед его носом.
        Улыбка увяла, она прислонилась спиной к двери и прижала руки к быстро бьющемуся сердцу.

* * *
        Телефон в тот же день принесла горничная. Грейс осторожно взяла его и брезгливо бросила на столик, словно он был грязным. При первой же возможности она купит себе новый.
        Но это оказалось не так-то легко сделать.
        Когда Грейс через несколько дней решила проехаться с Лили по магазинам, ей подали «мерседес», в котором сидели три бугая. Численность телохранителей возросла.
        Грейс везла по улицам Палермо коляску с Лили, окруженная тяжеловесами, и понимала, что дело проиграно. Их присутствие напомнило ей о том, что она больше всего ненавидела в совместной жизни с Лукой. Еще до того, как ей открылось истинное лицо мужа, самым мрачным пятном на семейном небосклоне была невозможность уединиться. Грейс, разумеется, могла беспрепятственно разгуливать по территории поместья, но все время помнила, что за ней постоянно следят скрытые камеры, призванные обеспечивать безопасность семьи Мастранджело. А за пределами владений мужа за ней повсюду следовали вооруженные головорезы. Она даже зубную щетку не могла купить без сопровождения.
        Это было ей ненавистно. А теперь дочке придется расти в условиях, где свобода — пустой звук.
        А ведь свобода бесценна.
        И если она не отыщет путь к спасению, ее девочка никогда не узнает, что значит быть нормальным ребенком. Она не сможет пробовать и ошибаться. Родителям будет известен каждый ее шаг. Где бы она ни была, за ней постоянно будет следить недреманное око отца. Все материальные выгоды, которые дает принадлежность к семье Мастранджело, будут сведены на нет. А если учесть, что отец ее — опасный гангстер…
        Нет, Грейс не верила ни секунды, что Лука тронет одну из них хоть пальцем, но вспышки его гнева, которые в последние полгода их совместной жизни случались все чаще, могли напугать не на шутку. Тем более ребенка.
        Вернувшись в поместье, Грейс понесла Лили к двери, которая вела в их с Лукой крыло. Но не успела она ее открыть, как откуда ни возьмись появилась Донателла.
        — Наверное, тебе будет интересно узнать, что завтра приезжает Пепе,  — сказала она.
        У младшего брата Луки тоже были отдельные апартаменты, в которые он, правда, нечасто наведывался. Пепе был бунтарем и повесой, не отягощенным грузом ответственности. Но, несмотря на бунтарство, он был предан семье.
        Грейс не слишком обрадовалась его возвращению. Пепе конечно же узнает правду о том, что произошло между ней и Лукой. В последний раз, когда они виделись, Лука и Пепе поспорили. Грейс не знала из-за чего, однако спор был жарким, и она испугалась, как бы дело не дошло до драки. У нее до сих пор холодела кровь, когда она вспоминала, как спросила Луку о причине ссоры, и как они сами потом поругались.
        — Спасибо, что предупредили.  — Грейс вставила ключ в замок и повернула его, но тут на ее руку легла сухая легкая рука Донателлы.
        — Почему ты вернулась?
        Грейс настороженно взглянула на свекровь. Бесполезно было уверять, что из любви. Отношения с Лукой были настолько прохладными и натянутыми, что все домашние прекрасно видели: у них не все ладно.
        — Что сказал вам Лука?
        — Лука со мной не откровенничал. Сказал только, что нашел тебя и ты согласилась вернуться. Он до сих пор не объяснил мне, почему ты тогда ушла и что случилось с его плечом.
        Грейс побледнела, тряхнула головой, пытаясь прогнать туман, который всякий раз обволакивал ее, когда она об этом вспоминала. Она снова ощутила запах пороха. И еще она вспоминала избитого человека, чьи глаза расширились от ужаса, когда он узнал в ней жену Луки.
        — Извините, но будет лучше, если вам все расскажет сам Лука.
        Мгновение Донателла смотрела на нее, затем сунула руку в карман и достала ключ.
        Грейс вопросительно уставилась на нее.
        — Это ключ от твоей студии,  — объяснила Донателла. По ее лицу промелькнула тень.  — Лука никого в нее не пускал. Он говорил, что она сохранится до твоего возвращения, даже если ты вернешься только затем, чтобы забрать вещи.
        — Он так сказал?
        В глазах Донателлы блеснул лед.
        — Я не так глупа и вижу, что ты вернулась не по своей воле. Но все-таки ты здесь, даже если обстоятельства не нравятся ни тебе, ни моему сыну.
        И синьора Мастранджело удалилась.
        Глава 5
        Прошло еще два дня, прежде чем Грейс решилась.
        Оставив Лили с Донателлой, которая была в восторге оттого, что может понянчиться с внучкой, она направилась через густой подлесок, окружавший бывший монастырь, к своему коттеджу.
        Ее коттедж. Его подарил ей Лука на свадьбу.
        Она хорошо помнила, с каким волнением вошла туда впервые и увидела, на что пошел Лука, чтобы превратить его в настоящую студию. Все внутренние стены первого этажа были снесены, и теперь это была огромная комната, выкрашенная в белый цвет, чтобы усилить естественное освещение. На случай, если муза посетит Грейс в ночное время, он установил лампы дневного света. Здесь были мольберты для холстов любых размеров, сотня всевозможных кистей, и, самое восхитительное, Лука закупил краски всех цветов и оттенков ее любимой фирмы. Грейс была на седьмом небе.
        После побега она ни разу не взяла в руки кисть. Ее творческая энергия иссякла, когда она покинула поместье.
        Глубоко вздохнув, Грейс повернула ключ в замке и толкнула дверь. В нос ударил запах скипидара и масляных красок, насквозь пропитавший коттедж. На первый взгляд все здесь казалось таким же, как прежде. Холст, над которым она работала, стоял на мольберте, только покрылся тонким слоем пыли. Кисти были расставлены по горшочкам, тюбики с краской в беспорядке разбросаны на столе, чистые и завершенные холсты лежали аккуратными стопками, незаконченные картины, которые Грейс оставляла сушиться, прежде чем продолжить работу, по-прежнему стояли у стен.
        Кто-то заходил сюда без нее. Нет, она не обнаружила следы чьего-то присутствия, это было скорее инстинктивное ощущение.
        Грейс настороженно поднялась по лестнице на второй этаж. Ощущение того, что здесь кто-то побывал, усилилось, особенно в спальне. Она ночевала в коттедже, если Луки не было дома или он допоздна занимался бизнесом, а такое случалось все чаще на втором году их совместной жизни. Грейс очень не хватало мужа, но она пользовалась возможностью поработать подольше.
        Одно женщина знала твердо: если Лука на Сицилии, он непременно придет. Она просыпалась в его объятиях, и они предавались любви, и Грейс говорила себе, что все у них прекрасно.
        Заглянув в корзину для белья, она обнаружила свои старые джинсы и запачканную краской толстовку, в которой работала в последний раз.
        Ее сладостно-горькое путешествие по тропинкам памяти прервал звук открывающейся входной двери.
        — Кто там?  — окликнула она, спеша к лестнице, и собралась спуститься, но поймала взгляд Луки, который стоял в дверях.
        — Что ты хотел?  — Впервые с тех пор, как он ее нашел, они оказались наедине.
        Лили рядом не было, и незачем было смягчать тон, поэтому Грейс не пыталась скрыть враждебность.
        Она обратила внимание на то, что он снял перевязь. Лука был в черных джинсах и голубом джемпере и стоял, скрестив руки на груди. Темная щетина, покрывавшая подбородок, придавала ему зловещий вид.
        — Франческо Кальветти пригласил нас на день рождения во Флоренцию в следующую пятницу,  — объявил он без всяких предисловий.
        — Почему он отмечает его во Флоренции?
        Этот Франческо такой же гангстер, как ее муж. Именно после того, как Лука вместе с ним вложил деньги в сеть казино и ночных клубов, с ее мужем начали происходить перемены…
        — Он купил там гостиницу. Я принял приглашение и от твоего имени.
        — Это слишком скоро.
        — Меня не интересует твое мнение. Я просто ставлю тебя в известность.
        — А как же Лили?
        — Мама согласилась посидеть с ней.
        — Это невозможно!
        Грейс не собиралась оставлять ребенка ради того, чтобы присутствовать на этом празднике.
        — Еще я поговорил с местным священником по поводу крещения дочери,  — продолжал Лука, словно не слыша ее.  — И записал Лили на первое воскресенье января.
        — Знаешь что?  — Она стремительно спустилась по лестнице.  — Крестины мы можем обсудить и потом. Я не брошу Лили ради идиотской вечеринки.
        — Это не идиотская вечеринка. Это важное мероприятие, и ты пойдешь со мной, как преданная жена.
        Преданная жена…
        Лука не пытался изображать мир и согласие с женой перед своими домочадцами, но на круг его делового общения это не распространялось. Он ждал, что она будет повсюду сопровождать его и вести себя как послушная жена. Что она будет играть роль любящей подруги человека, которого ненавидит всей душой. А если ей это не удастся, последствия будут весьма суровыми.
        — Позволено ли мне, по крайней мере, высказать свое пожелание относительно крестин? Или ты один собираешься распоряжаться будущим Лили?
        У него затрепетали ноздри.
        — Это будет зависеть…
        — От чего?
        — От того, насколько твое мнение совпадет с моим.
        — Значит, не позволено!  — с горечью воскликнула Грейс.
        — Скажи спасибо, что ты находишься здесь и можешь хотя бы его высказывать,  — проговорил Лука тихо и угрожающе.  — Это много больше, чем ты позволила мне.
        — Это много больше, чем ты заслуживаешь,  — прошипела она.  — А теперь, если тебе больше нечего сказать, можешь идти.
        Лука почувствовал, как его кулаки сами собой сжались. Грейс вызывающе скрестила руки на груди, ее волосы торчали во все стороны. Они успели немного отрасти, и натуральный светлый тон проступал сквозь рыжие пряди.
        Лука сам не знал, чего хочет сильнее — то ли сжать горло жены, то ли стереть поцелуями вызывающее выражение с ее лица.
        Грейс жила в поместье уже шесть дней. Все это время он старался не думать о ней, но она продолжала растравлять ему душу. Он заговаривал с ней исключительно по делу, и при одном только виде ее лживого лица у него сводило желудок.
        — Я уйду не раньше, чем ты мне кое-что объяснишь.
        — Я тебе ничего не должна объяснять.
        Каждая мышца его тела напряглась. Когда Грейс повернулась к нему спиной и направилась к рабочему столу, Лука с трудом подавил желание грубо схватить ее за плечи и развернуть лицом к себе.
        — Еще как должна. Все шло нормально, и вдруг ты исчезла. Без письма, без звонка. Мне оставалось только гадать, жива ты или нет.
        Она обернулась, прислонилась к столу и закатила глаза:
        — Тише, Лука, а то можно подумать, что ты беспокоился из-за меня. Но чтобы беспокоиться, надо иметь сердце.
        Это прозвучало так цинично, что он не мог больше сдерживаться. Она ни в чем не раскаивается! Она даже намекает, что в ее жестоком, эгоистичном поступке виноват он!
        Гнев, который Лука подавлял с той минуты, когда нашел Грейс, вырвался наружу. Стоило ему начать говорить, как он почувствовал, что теряет над собой контроль.
        — Беспокоился из-за тебя?  — И он уже не мог остановиться — слова полились яростным потоком.  — Беспокоился?! Я думал, что ты погибла! Я представлял, как ты лежишь мертвая на обочине дороги. Или в морге. Две недели я не спал из-за кошмаров.
        Луке почудилось, что по ее лицу пробежала тень. Но тут же вернулось уже ставшее привычным безразличие.
        — Ну, извини, если причинила тебе неудобства…
        Отчаянная потребность дать выход вихрю эмоций взяла верх, и он с силой ударил кулаком по стене.
        — Ты так и не объяснишь мне?  — воскликнул в ярости Лука.  — Я полагал, что мы счастливы. Когда ты пропала, я решил, что тебя похитили. Но никто не позвонил с требованием выкупа, и я подумал, что ты убита. Я позвонил твоей матери, позвонил Каре, но они ничего не знали. Так они, по крайней мере, утверждали. Мне и в голову не пришло, что ты способна поступить так мерзко — уйти, не сказав ни слова. Ты не просто ушла от меня, ты бросила все — свою одежду, свои работы…
        Давая волю гневу, Лука тем не менее заметил, что Грейс сильно побледнела и схватилась за край стола, словно боялась упасть. Прерывисто вздохнув, он заставил себя несколько сбавить тон.
        — Через две недели после твоего исчезновения пришел твой банковский баланс. Я открыл его и увидел, что все деньги были переведены на другой счет в тот самый день, когда ты пропала. Знаешь, что я тогда испытал? Эйфорию. Это была надежда на то, что ты, возможно, жива. До тех пор я не удосуживался заглянуть в сейф и проверить, там ли твой паспорт.
        Обнаружив, что паспорта нет, Лука испытал громадное облегчение. Он без сил опустился на пол и обхватил голову руками. Его обычно быстрому уму потребовалось немалое время, чтобы осмыслить эти новые факты. А потом…
        Лука детально изучил все банковские счета Грейс. Помимо неумеренных порой расходов на рисовальные принадлежности, Грейс почти не тратила деньги, которые он ей давал. За два года она сэкономила более чем два миллиона евро.
        Неужели она с самого начала задумала побег? Как бы то ни было, у его жены скопилась достаточная сумма, и она могла начать жизнь с чистого листа.
        С этой минуты главной задачей стало отслеживание перемещения денег. К счастью, богатство позволяло ему подмазывать даже самых суровых чиновников, и в тот же день Лука был уже во Франкфурте. К сожалению, он опоздал на неделю. Грейс успела скрыться, и понадобилось четыре месяца, чтобы отыскать ее. Но и здесь он снова опоздал. Однако Пепе удалось добыть телефон Кары. С помощью распечаток звонков они определили номер, который принадлежал Грейс. Но этот номер бездействовал и ожил лишь две недели назад.
        — Ты заставила меня пройти через ад,  — процедил Лука сквозь зубы.  — Я с радостью отдал бы за тебя жизнь, а ты заставила меня думать, что тебя нет в живых. Теперь скажи мне: почему я не заслуживаю объяснений?
        — Я хотела оставить записку,  — сказала Грейс. Впервые ее голос немного смягчился.  — Но не могла рисковать. Я боялась, что ты найдешь ее, прежде чем я успею уехать. Я понимала, что ты никогда не позволишь мне уйти.
        — За кого ты, в самом деле, меня принимаешь?  — Он всплеснул руками.  — Та наша ссора перед твоим бегством — неужели все дело в ней?
        — Нет! Ссора была ужасна, но я со временем простила бы…
        — Так объясни! Чем я тебя настолько напугал, что ты решила, будто я могу тебе что-то не позволить?
        — Ты никогда не позволял мне что-либо сделать! Ты обещал, что я смогу выставлять свои работы в Палермо, и что? Я находила подходящее помещение, а ты изобретал предлог, чтобы я не могла его приобрести. Мне не позволялось самой водить машину. Мне приходилось повсюду ходить с вооруженными охранниками. Даже покупая тампоны, я чувствовала, что охранник дышит мне в затылок. А если я уговаривала его подождать у входа, то не была уверена, что он не следит за мной в бинокль.
        — Мои люди охраняли тебя, а не шпионили за тобой,  — огрызнулся Лука.  — Они заботились о твоей безопасности. Здесь не Англия. Когда ты выходила за меня, то знала, что становишься членом семьи…
        — Я ничего не знала! Я ни в чем тебя не подозревала. Я просто думала, что на Сицилии принято ходить с оружием для самообороны. Если бы я догадывалась, кто ты на самом деле…  — Неудержимая злоба не позволяла Грейс остановиться. Но вдруг она замолчала, глаза ее широко раскрылись, взгляд устремился на его плечо.  — Лука, у тебя кровь!
        Он увидел на плече красное пятно. Следом за этим ощутил резкую боль. Разбитые суставы пальцев тоже заявили о себе.
        Грейс быстро пододвинула к нему запачканный краской стул.
        — Садись и сними свитер,  — отрывисто приказала она,  — а я принесу аптечку.
        — Не пытайся сменить тему.
        Сжав побелевшие губы, Грейс присела на корточки перед маленьким шкафчиком.
        — Ты ранен,  — пробормотала она, копаясь в нем.  — В моих откровениях не будет смысла, если ты потеряешь сознание. Сначала я займусь твоей раной.
        Луке было плохо. Тошнило и так сильно сдавило грудь, что было трудно дышать.
        — Мне меньше всего хочется, чтобы именно ты занималась моей раной — сейчас или позже.
        — Если хочешь истечь кровью, на здоровье. Но если ты взрослый разумный человек, то дай мне взглянуть на рану.
        Лука всегда знал, что у жены твердый характер, но проявился он в полную силу только после ее возвращения на Сицилию. Унаследует ли Лили независимый нрав матери? И не придется ли ему выступать в роли миротворца?
        Если, конечно, их брак дотянет до тех времен. Учитывая нынешнее развитие их отношений, хорошо, если они не поубивают друг друга уже к Новому году. Лука ощущал кипевшую в Грейс ярость так же отчетливо, как свою собственную.
        Он наклонил голову и медленно стянул с себя свитер, потом рубашку.
        Грейс села напротив. Подавшись вперед, осмотрела рану.
        — Швы разошлись. Сиди спокойно.
        Сосредоточенно склонив голову, она правой рукой осторожно стерла кровь стерильной салфеткой. Ее левая рука слегка оперлась о его колено. В носу Луки защекотало от аромата ее шампуня. Он также ощутил запах скипидара, который за время ее отсутствия стал значительно слабее. Снова оказавшись вдвоем с Грейс в студии, он испытал гамму противоречивых эмоций. До чего он любил раньше наблюдать, как она рисует, уйдя в себя! Грейс могла отрешиться от окружающего мира, оставаясь один на один с холстом, который становился ее продолжением. Она, казалось бы, напрочь забывала о присутствии мужа, однако то и дело оглядывалась и награждала его лучезарной улыбкой, не оставлявшей сомнений в том, что Грейс рада его обществу.
        Еще до ее бегства Луке не хватало этих часов, проведенных вдвоем, но управление казино и ночными клубами вынуждало его часто уезжать из дому, особенно по вечерам.
        — Мне нравится твоя новая стрижка.
        Она застыла и взглянула на него:
        — Я думала, ты ее возненавидишь.
        — Ты именно поэтому так подстриглась? Мне назло?
        — Отчасти. Главное — чтобы тебе или тому, кто занимался поисками, было труднее меня узнать. Каждый раз, переезжая на новое место, я подстригалась короче и перекрашивалась.
        — Хорошо, что я вовремя нашел тебя, не то ты стала бы выглядеть как тибетский монах.
        Грейс засмеялась, несколько вымученно:
        — Да, я могла бы укрыться в каком-нибудь монастыре, тогда ты точно меня не нашел бы.
        — Может быть.  — Лука вздохнул. В неторопливых и мягких прикосновениях ее пальцев было что-то успокаивающее. Ощутив знакомое напряжение в паху, он закрыл глаза.
        Он не хочет ее, не должен хотеть.
        Но это сильнее его.
        — Кровь больше не идет,  — сказала молодая женщина.  — Я наложу свежую повязку, но все равно лучше показаться врачу.
        В ее голосе слышалось участие. Сосредоточенно сдвинув брови, она аккуратно бинтовала его плечо, но теперь ее движения стали менее уверенными, пальцы слегка дрожали, дыхание сделалось неглубоким. Лука узнал это дыхание. Оно подействовало на него, как бензин, вылитый в костер.
        Его кулаки сжались, но на сей раз не из-за попытки обуздать гнев. Он жаждал погрузить пальцы в ежик ее волос, погладить щеки, ощутить бархатистость кожи…
        Грейс прокашлялась. Когда она снова заговорила, голос прозвучал глухо.
        — Вот и все. Теперь посмотрим, что у тебя с пальцами.
        Она подняла глаза. На миг время обратилось вспять, и Лука оказался в той точке, где на свете не существовало ничего, кроме них двоих. Ее прямой нос все так же покрывала россыпь веснушек, которые он собирался когда-нибудь сосчитать. На левой щеке так же темнела крошечная родинка, а над верхней губой розовел тонкий шрам — результат падения в детстве на колючую проволоку. Тысяча воспоминаний захлестнула мужчину, и страстное желание прижать губы к ее губам и впитать их незабываемую медовую сладость уже готово было поглотить его.
        Луку спас сигнал мобильного телефона.
        Воспоминания относились к прошлому, когда они были другими людьми.
        Теперь же она ему ненавистна.
        Откинув волосы со лба, он поднялся и достал телефон:
        — Сiao.
        И со вздохом выслушал доклад секретаря о неполадках на винном заводе.
        — Я должен идти,  — сказал Лука.  — Побеседуем в следующий раз.
        Грейс бросила ему стерильную салфетку.
        — Для твоего кулака,  — проговорила она натянуто.  — И не забудь показать рану врачу.
        В ее глазах мелькнуло тоскливое выражение, но она тут же поднялась и повернулась к нему спиной.
        Выйдя на воздух, Лука несколько раз глубоко вдохнул, чтобы успокоиться.
        Если бы не телефонный звонок, он поцеловал бы жену. Но одним поцелуем дело не обошлось бы. Он захотел бы ее всю. Целиком.
        Бормоча ругательства, он пошел к особняку. Он не станет рабом своего либидо. Он укротит его, пока не найдет женщину, с которой сможет дать ему волю. Но сколько Лука ни пытался представить эту мифическую женщину, на ум приходила только его жена.
        Глава 6
        Грейс с трепетом переступила порог семейной спальни. Теперь это была территория Луки.
        Женщина быстро прошла к двери, ведущей в прежнюю гардеробную, и распахнула ее. И снова Грейс показалось, что она вернулась в прошлое. Ее одежда по-прежнему висела на плечиках. Вся — ярких расцветок.
        Покинув Сицилию, Грейс ни разу не купила ничего яркого. Отчасти потому, что знала: головорезы Луки будут выслеживать женщину в яркой одежде. Но главное — она утратила прежнюю беспечность, и ее сердце окутал мрак. Теперь она подсознательно выбирала одежду темных оттенков. Этот же мрак уничтожил ее способность творить.
        Вернется ли к ней когда-нибудь прежняя легкость?
        Интересно, заходил ли Лука в гардеробную в поисках разгадки ее исчезновения? А поняв, что она его бросила, не захотел ли он швырнуть всю ее одежду в костер?
        Его мать сказала, что Лука сохранил вещи на случай, если она все-таки за ними вернется.
        Как ни старалась Грейс не думать о нем, но всякий раз, закрывая глаза, видела страдальческое лицо Луки, когда он рассказывал, как подействовало на него ее бегство. Его неподдельное волнение больно укололо сердце Грейс. Но ведь он не может не догадываться, почему она ушла! Кто в здравом уме решился бы родить ребенка в таком опасном окружении? Для него-то все обстоит по-другому, Лука родился и вырос здесь. Для него этот мир нормален. Это стало ей окончательно ясно за два дня до бегства.

* * *
        Грейс тогда рисовала в своем коттедже. Вдруг ей стало дурно от запаха скипидара, которым она промывала кисти и разводила краски. По правде говоря, ее подташнивало уже несколько дней, и она решила, что подцепила вирус. Обычная неуемная энергия тоже ей изменила, и она собиралась пораньше лечь спать.
        Но не успела Грейс открыть дверь на их с Лукой половину, как услышала крики.
        Лука и Пепе нередко ссорились, но сейчас происходило нечто из ряда вон выходящее. Внезапный громкий грохот заставил женщину подскочить.
        Она смотрела на дверь кабинета мужа в растерянности, не зная, как лучше поступить — войти и разрядить атмосферу или же предоставить им возможность разобраться самим.
        Грейс не успела ни на что решиться. Дверь распахнулась, и из кабинета вылетел Пепе, едва не сбив ее с ног:
        — Прости, я не знал, что ты здесь.
        — Ничего,  — пробормотала она.  — У вас все в порядке?
        — Спроси лучше у своего мужа,  — коротко бросил он.
        Выходя из их крыла, Пепе так хлопнул дверью, что Грейс испугалась, как бы та не слетела с петель. Она вошла в кабинет и увидела, что ее муж ходит взад-вперед со стаканом виски в руке. На белой стене расплывалось кофейное пятно, на ковре валялись осколки чашки.
        — Что случилось?  — спросила Грейс.  — Кто бросался чашками?
        Лука круто развернулся. Его лицо, как и у Пепе, было мрачнее тучи.
        — Я полагал, ты у себя в студии,  — произнес он громко и резко. Грейс, не привыкшая к такому его тону, поморщилась.  — Прости!  — Лука помотал головой.  — День сегодня не задался.
        — Я слышала, как вы с Пепе спорили. Что случилось?
        — Ничего особенного.
        — Наверное, все-таки что-то случилось — вы так кричали. И бросали вещи.  — Она говорила спокойно, надеясь, что этим поможет Луке расслабиться.
        — Я же сказал: ничего особенного!  — Он осушил бокал и схватил со стула пиджак.
        — Куда ты?
        — На воздух.
        — А потом?
        — У меня есть дела.
        — Но уже почти десять часов.
        — У меня ненормированный рабочий день.
        — Я заметила.
        — Что ты хочешь этим сказать?
        — Раньше ты всегда проводил вечера дома, со мной, но с тех пор, как открыл совместный бизнес с Франческо, я тебя практически не вижу.
        — Я совладелец двух казино и нескольких клубов. Это ночные заведения, и они нуждаются в руководстве,  — процедил Лука сквозь зубы.
        — Я догадываюсь.
        — Так на что же ты жалуешься?
        — Я не жалуюсь.  — Ее голос дрогнул. В эту минуту в Луке вдруг проступило что-то жестокое, дикое, и не только из-за щетины на подбородке и растрепанных волос, хотя обычно он следил за собой.  — Я беспокоюсь. Тебе вредно…
        — Я сам буду решать, что мне вредно,  — грубо оборвал ее он.  — Ты сама работаешь допоздна.
        — Когда я устаю, то прекращаю работу, как сегодня, например. А ты постоянно перенапрягаешься и неделями испытываешь стресс. И к тому же много пьешь. Когда вчера мы были в казино, ты вел себя со мной…
        — Я уже извинился за это.
        — Да, но я все равно не понимаю, что происходит.
        — Ничего не происходит, и я буду благодарен, если ты перестанешь наконец пилить меня!
        Лука почти кричал. Не успела Грейс моргнуть, как он резким движением смахнул со стола все, что на нем лежало, на пол.
        Она уставилась на мужа, широко раскрыв глаза. Сердце гулко стучало о ребра.
        — Лука, что с тобой?
        — Сколько раз я просил тебя не лезть не в свое дело!  — выкрикнул он.  — Мой бизнес тебя не касается.
        — Конечно, касается, ведь мы женаты!  — Грейс знала, что у Луки взрывной темперамент, но не собиралась отступать.  — Я твоя жена, а не ребенок. Раньше ты обсуждал со мной все на свете, а теперь не рассказываешь ни о делах, ни о ссоре с братом. Ни о чем!
        Он взмахнул руками:
        — У меня нет на это времени, bella! Мне пора идти.
        — Куда?  — Грейс преградила ему путь.
        — Повторяю, мне нужно работать.
        Она скрестила руки на груди и высказала то, что собиралась сказать уже несколько месяцев:
        — Нет! Я хочу, чтобы ты остался дома и поговорил со мной. Я хочу, чтобы ты рассказал, что происходит, из-за чего ты становишься другим человеком.
        С перекошенным от гнева лицом Лука шагнул к ней:
        — Я не обязан отчитываться ни перед тобой, ни перед Пепе. Ни перед кем! Я твой муж, и одного моего слова более чем достаточно, чтобы удовлетворить твое любопытство. А теперь отойди.
        — Ты применишь силу?
        Лука закатил глаза и выругался. Грейс поняла это даже с ее скудным знанием итальянского.
        Любой в здравом уме немедленно посторонился бы, но несмотря на то, что сердце Грейс бешено стучало, мужа она не боялась. Ее пугало совсем другое, и, как ни старалась женщина побороть этот страх, он приобрел угрожающие размеры.
        Когда Лука снова посмотрел на нее, к нему вернулось спокойствие.
        — Пожалуйста, Грейс,  — произнес он на удивление ласково.  — Ты слишком большое значение придаешь нашей ссоре. Все братья ругаются. Казино и ночные клубы требуют постоянного контроля. И только.  — Он провел пальцем по ее щеке.  — А если я пообещаю вернуться не позднее чем через два часа? Я вернусь, мы разопьем бутылку вина, а потом я сделаю тебе массаж. Как тебе такой план?
        Грейс, вздохнув, кивнула и прижалась лбом к его груди. Сердце Луки стучало так же быстро, как у нее.
        — Я не узнаю тебя,  — призналась она.  — Ты часто отсутствуешь, а когда бываешь дома, то держишься отчужденно. И пьешь слишком много. Меня это пугает.
        Лука обхватил ее сильными руками и уткнулся лицом в ее волосы.
        — Тебе не о чем беспокоиться. Клянусь. Ты же знаешь, как я тебя люблю. И это никогда не пройдет.
        Ее глаза защипало от слез, но страх сжал сердце еще сильнее.
        — Я тоже тебя люблю.
        Когда Лука вернулся поздно ночью, не было ни бутылки вина, ни массажа. Несмотря на то что голова у нее болела и на сердце было тяжело, Грейс заснула на диване в гостиной. Он отнес ее в спальню и помог раздеться. Она мирно уснула почти тотчас. В его объятиях.
        Утром, едва открыв глаза, Грейс вскочила, словно ее поразила молния. Луки уже не было. Он оставил на подушке ласковую записку. Грейс некому было рассказать о необычайно ярком сне, который внезапно разбудил ее. Сон четко обозначил нечто, маячившее на задворках ее сознания уже несколько дней.
        Ей приснилось, что она беременна…
        — Какие-то проблемы?
        Грейс вздрогнула. Ковер был таким толстым, а она настолько погрузилась в воспоминания, что не услышала, как к ней подошел Лука.
        Она прижала руку к груди и выдавила улыбку:
        — Лили задремала, а я решила подобрать что-нибудь подходящее для субботнего приема.
        — Я распоряжусь, чтобы все твои вещи перенесли в Голубую комнату,  — сказал он, не глядя на нее.  — Но сомневаюсь, что здесь найдется что-нибудь подходящее.
        — То есть как?
        — Раньше я смотрел сквозь пальцы на твою тягу к пестрым нарядам, но с этим покончено. Мы идем на светское мероприятие, и ты оденешься соответственно.
        — Но тебе нравилось, как я одеваюсь. Или ты меня обманывал?
        — То было раньше,  — холодно заметил он.  — Я слишком тебе потакал. Но впредь ты будешь на людях носить то, что я сочту подобающим.
        — И какой же наряд сицилийский муж считает подходящим для своей преданной жены на приеме, на который приглашены сливки флорентийского общества?
        — Скромный, спокойный, элегантный. Это касается и манер тоже.  — Лука выразительно посмотрел на нее.
        — Ты, конечно, шутишь,  — насмешливо бросила Грейс.  — Неужели твой отец указывал твоей матери, что ей носить и как себя вести?
        — Мой отец никогда не указывал маме, как себя вести, потому что любил ее такой, какая она есть. Разница в том, что я тебя не люблю. Твои желания и предпочтения ничего для меня не значат. Когда тебе придется сопровождать меня на официальные мероприятия, ты будешь надевать то, что я скажу, и вести себя так, как я скажу, или можешь паковать вещи.
        — В таком случае я куплю самое скучное платье в мире.  — И Грейс улыбнулась как можно приторнее.  — Постараюсь, чтобы это было воплощение элегантности.
        — Поскольку я не доверяю твоему представлению об элегантности, то, пожалуй, поеду с тобой.  — Он взглянул на часы.  — Часа два вполне могу выкроить.

* * *
        На манекене было платье с тонкими бретельками и облегающим желтым лифом. Юбка впереди доходила до колен, а сзади спускалась до щиколоток, расширялась, словно павлиний хвост, и представляла собой буйство красного, желтого и оранжевого. Платье было превосходно сшито и выглядело таким оригинальным, что Грейс залюбовалась им.
        Подошел Лука в сопровождении заискивающей продавщицы.
        — Я отобрал еще платья, примерь их,  — распорядился он бесцеремонным тоном.
        Оставив с ним Лили, она проследовала за другой продавщицей в роскошную примерочную.
        Лука выбрал четыре платья. Как и те, которые Грейс уже успела примерить, они были из ткани разных оттенков бежевого. Грейс ненавидела бежевый цвет. Она вспомнила, как однажды прочитала Луке целую лекцию, почему бежевый — самый скучный цвет в мире.
        В прежние времена, отправляясь с мужем по магазинам, Грейс чувствовала себя принцессой. Не важно, что ее вкусы казались ему необычными. Его единственным желанием было, чтобы она чувствовала себя в купленной одежде уверенной и счастливой.
        Сейчас же Лука небрежным движением бровей отвергал одно за другим платья, которые она демонстрировала перед ним, как заводная кукла, то и дело отвлекаясь на лебезящую перед ним продавщицу. Он даже позволил той подержать Лили!
        Укол ревности, пронзивший ей грудь, был таким сильным, что Грейс едва не выхватила ребенка из рук продавщицы.
        — Лили скоро пора кормить,  — резко проговорила она.  — Может быть, это подойдет?
        Лука окинул ее холодным взглядом:
        — Думаю, вполне.
        — Чудесно.  — Грейс наградила его слащавой улыбкой и скользнула в примерочную.
        Изо всех платьев это последнее было самым немодным. Такое могла бы надеть старушка. Но Грейс ничего другого не оставалось. Она скорее умерла бы, чем рассталась с дочерью.
        Платье упаковали. Лука оплатил покупку и повел ее в шумное кафе перекусить.
        — Может быть, поедем сразу домой?  — предложила расстроенная Грейс.
        — Ты сама сказала, что Лили пора кормить.
        Малышка захныкала. Не говоря друг другу ни слова, они сделали заказ. Пока еду готовили, официанта отправили подогреть бутылочку Лили.
        — Почему ты не кормишь ее грудью?  — Лука первый нарушил молчание.
        Грейс, качавшая дочку, пристально посмотрела на него:
        — А что?
        — Странно.
        — Жизнь заставила.
        Его взгляд помрачнел.
        — Поскольку я многое пропустил в ее жизни, будет справедливо, если ты восполнишь пробелы.
        — Ты так считаешь?
        Лука наклонился вперед:
        — Я хочу знать о нашем ребенке все, и со временем ты расскажешь, а пока что можешь начать с ответа на мой вопрос.
        Принесший бутылочку официант помешал Грейс просверлить мужа взглядом.
        — Итак?  — поторопил ее Лука.
        — Молоко все не появлялось, врачи помочь не смогли, а Лили хотела есть…  — Она пожала плечами.  — Так мы и подсели на молочные смеси.
        — Вот и подумай,  — рассудительно сказал Лука, но глаза его стали ледяными, как январская ночь.  — Если бы рядом с тобой был муж, способный о тебе позаботиться, исход мог оказаться другим.
        Грейс поморщилась и тряхнула головой.
        — Славный герой, скачущий спасать неразвитую грудь своей жены. Объясни,  — продолжала она, не обращая внимания на то, что у него на виске забилась синяя жилка, опасный знак,  — как именно ты смог бы помочь? Или медицина уже настолько продвинулась вперед, что предоставила бы тебе возможность кормить самому?
        Покраснев, Грейс перевела взгляд на жадно поглощавшего смесь ребенка.
        — Я сумел бы о вас позаботиться. Я был бы рядом, присматривал бы за Лили, пока ты спала и восстанавливала силы. Когда ты родила, кто тебе помог? Придумывай какие угодно оправдания, но ты превратила первые месяцы жизни Лили в совершенно ненужную борьбу.
        Грейс многозначительно оглянулась на телохранителей, сидящих за соседним столиком:
        — Без этой борьбы мы не освободились бы от тебя и от них. А насчет того, что ты «позаботился бы»… Я заметила, что ты ни разу не взял Лили на руки. Ни разу! Пока я бегала в примерочную и обратно, ты только и делал, что флиртовал с продавщицами.
        — Это что, ревность?
        — Не уходи от разговора!
        — Что может быть неприятнее, чем ревнивая жена?
        — Разве что женатый мужчина, который флиртует с другой женщиной на глазах у жены и дочери.
        — Я ни с кем не флиртовал…
        — И не убеждай меня, что сицилийские женщины не ревнуют,  — перебила она его.  — Как отреагировала бы твоя мать, если бы твой отец стал флиртовать с другой?
        — Она оторвала бы ему яйца.  — Лука холодно усмехнулся.  — Но отец ее обожал и не нуждался в любовнице.
        Официант принес тарелки с дымящейся пастой, и Грейс пришлось подавить желание ткнуть кулаком в его физиономию.
        Пока она докармливала Лили, Лука съел пасту и занялся электронной почтой, демонстративно не обращая на нее внимания.
        — Ты хоть раз пробовал разговаривать с Лили?  — Грейс бережно пристроила ребенка на плече и принялась поглаживать его по спинке.
        — Младенцы не умеют говорить.
        — Но ты пытался хоть как-то пообщаться с ней? Взять ее на руки?
        Он раздул ноздри:
        — Лили мало меня знает. Мне не хочется ее напугать.
        — Но ты с легкостью отдал ее незнакомой продавщице.
        Лука пожал плечами:
        — Она попросила.
        — Значит, ты готов отдать любой посторонней женщине нашего ребенка, если она попросит?
        — Только той, которую я сочту достаточно привлекательной для того, чтобы стать моей любовницей.
        Грейс поморщилась:
        — Значит, это все-таки был флирт.
        — Я не назвал бы это флиртом. Скорее, пробой.
        — Ты сейчас получаешь удовольствие, да?
        — Мне не доставляет удовольствия унижение людей. Но для тебя я готов сделать исключение.  — Он подцепил вилкой остатки пасты и снова уткнулся в ноутбук.
        — Забавно!
        — Что именно?
        — Ты не получаешь удовольствия, унижая людей. Но при твоем роде деятельности унижение других — самое обычное дело.
        Ей все-таки удалось завладеть его вниманием. Он положил вилку и, прищурившись, посмотрел Грейс в глаза:
        — При моем роде деятельности?
        — Ну, ты же гангстер. Преступник.
        Глава 7
        Грейс могла поклясться, что Лука побледнел.
        — Я не преступник.
        — Неужели?  — насмешливо спросила она.  — И кем же ты себя считаешь?
        — Я предприниматель.
        — Да? Значит, это нормально для предпринимателя — жить в подобии Форт-Нокса и повсюду ходить с вооруженной охраной? И избивать людей тоже нормально?
        Глаза его потемнели.
        — Что ты хочешь этим сказать?
        — Ты помнишь, как за несколько дней до того, как я от тебя ушла, мы были в казино? Я вошла в офис, и там был человек. Помнишь? Я отлично помню. Ты, конечно, сразу же выставил меня, но я успела запомнить его лицо. Через пару дней я встретила его в Палермо. У него были сломаны обе руки, а лицо выглядело так, будто он боксировал с противником втрое сильнее его.
        Посещать ночные клубы, принадлежавшие Луке, у Грейс не было желания, но она любила бывать в его казино, особенно в том, которое находилось в Палермо. Ей нравилось проводить там вечера, нравилось обедать в ресторане и играть в карты. В тот вечер она решила пораньше вернуться домой и лечь в постель, желательно — вместе с мужем.
        В игровом зале Луки не было видно, и Грейс отправилась на второй этаж, где располагались служебные помещения. Будучи женой босса, она имела право входить туда свободно.
        Она нашла Луку в маленьком офисе дежурного администратора. Тот самый человек сидел на стуле, а Лука, Франческо и еще двое незнакомых ей мужчин обступили его. При виде этих двоих, со сломанными носами и деформированными ушами, у нее мурашки побежали по телу.
        Грейс до сих пор помнила зловещую атмосферу, царившую в офисе.
        Мужчины уставились на нее, явно изумленные неожиданным вторжением.
        — Все в порядке?  — задала она наивный вопрос.
        — У нас совещание,  — отрывисто проговорил Лука, быстро подходя к ней.
        — Ты еще долго будешь занят? Я устала и хочу домой.
        — Нет, мы скоро закончим.  — Он взял жену за локоть и повел к выходу.  — Подожди меня в баре.
        Не успела Грейс возразить, как он вывел ее из комнаты и захлопнул дверь. Она была возмущена тем, что муж бесцеремонно выставил ее, однако тревога охватывала женщину все сильнее. Что-то в выражении лица человека на стуле не давало ей покоя.
        Когда она попробовала по дороге домой выспросить у Луки подробности, он отмахнулся от нее. Грейс вынуждена была замолчать, но человек на стуле не выходил у нее из головы. Чем больше она о нем думала, тем больше убеждалась в том, что увидела в его глазах ужас и мольбу о помощи.
        Через пару дней, выходя из аптеки, Грейс столкнулась с ним лицом к лицу. Он едва не упал на мостовую, пытаясь убежать. Потрясенная Грейс смотрела ему вслед. На дне ее сумочки, спрятанный от пытливых глаз телохранителей, лежал тест на беременность…
        — Этот человек мошенничал в казино,  — сказал Лука, нарушив наконец молчание.
        — И?  — нарочито бодро произнесла она.
        Хотелось послушать, как он будет оправдываться.
        — На Сицилии мы по-своему поступаем с людьми, которые пытаются нас надуть,  — холодно проговорил Лука.  — Они заслуживают того, чтобы им преподали хороший урок.
        — Довольно бесчеловечный урок! Тот бедняга узнал меня, и у него было такое выражение, словно он увидел горгону Медузу.
        — «Тот бедняга» обворовал казино на сто тысяч евро.
        — Ну да, конечно, это оправдывает то, что вы разбили ему лицо.
        У Грейс засосало под ложечкой. Паста давно остыла, но у нее окончательно пропал аппетит.
        — Можешь мне поверить, он еще легко отделался.
        — Легко?! Ты как будто с луны свалился. Как ты можешь оправдать…
        — Правила есть правила, и те, кто их нарушает, заслуживают наказания. Тот парень прекрасно это знал. Он нас не только обокрал, но и опозорил. Ему повезло, что я человек справедливый и не захотел покарать его более сурово.
        Она от изумления открыла рот.
        Более сурово?!
        — У него есть семья,  — продолжал Лука.  — Я настоял на том, чтобы ему дали возможность выплатить деньги в определенный срок. Но нельзя было отпустить негодяя безнаказанным.
        Грейс тряхнула головой, пытаясь уразуметь услышанное.
        — Ты хочешь сказать, что отвез меня домой и занимался со мной любовью спустя лишь несколько часов после того, как зверски избил человека?
        — Я его и пальцем не тронул.  — Лука приподнял уголки губ.  — У меня была жена, которую я спешил отвезти домой, чтобы заняться с ней любовью.
        — Может быть, сам ты его и не трогал, но все равно на твоих руках его кровь!
        Его полуулыбка угасла.
        — Грейс, казино — не школьная площадка для игр.
        — Да? Насколько я помню, в школе всегда заправляли хулиганы. И ты удивляешься, что я убежала? Какая нормальная женщина захочет родить ребенка в таком окружении?
        Глаза Луки потемнели. Она словно заглянула в бездну.
        Они находились в людном месте, и это несколько смягчало ситуацию. Грейс приходилось держать себя в руках, равно как и Луке. Она посмотрела на мужа. Ей больно было вспоминать, как она его любила прежде. И — самое худшее — несмотря на все, что натворил Лука, он все-таки имел над ней большую власть. Глубоко внутри таилось желание перевести стрелки часов вспять, остаться в тот роковой день дома, спрятать голову в песок. И продолжать быть счастливой.
        Но стоит раз открыть ящик Пандоры, и закрыть его уже невозможно. Она видела лицо того человека. Она все знала.
        Скрытность Луки. Штат охраны, едва ли не больший, чем у главы государства. Его нежелание выпускать ее одну за пределы поместья. Эти факты настораживали, но Грейс забывала о них, когда оставалась наедине с мужем.
        Она готова была закрыть глаза на его тягу к спиртному, на то, что все чаще видела его со стаканом шотландского виски в руке. Она старательно не замечала щетину, несколько дней украшавшую его мужественный подбородок. Не обращала внимания на жестокое выражение в глазах Луки, когда заставала его врасплох.
        Но больше нельзя было игнорировать очевидное. И Грейс повиновалась инстинкту. Она ушла, не оставив записки, потому что прощание — пусть даже на бумаге — с любимым человеком разорвало бы ей сердце.
        Она сбежала так быстро, что не успела задать ему ни одного из множества вопросов, которые теснились в ее голове…
        — А сам ты когда-нибудь пускаешь в ход кулаки?
        — Только в случае крайней необходимости.
        — Что ты называешь крайней необходимостью?
        — Находятся люди, которые крадут у меня,  — заговорил Лука медленно и веско,  — которые причиняют вред моей семье, которые хотят отнять у меня бизнес.
        — А ты когда-нибудь кого-нибудь убил?
        Его лицо вытянулось.
        — Как ты можешь такое спрашивать?
        — Потому что я не знаю тебя.  — Грейс крепче прижала к себе Лили. Она снова пожалела, что не уехала вовремя из Корнуолла. Если бы нелепая апатия не овладела ею, она жила бы сейчас на уединенном греческом острове, вдалеке от этого безумия.  — Ты изменился, Лука. После того, как занялся бизнесом вместе с Франческо Кальветти. Тебя словно мрак окутал. Мне постоянно приходилось гадать, в каком ты окажешься настроении. Я ночами рисовала в студии и пыталась заглушить страх. Я все время боялась, что ты не вернешься домой…
        — Почему я должен был не вернуться?
        — Потому что люди, занимающиеся такого рода деятельностью, иногда не добираются до дома… разве что в гробу.
        — Какой деятельностью? У меня законный бизнес.
        — Ты бандит,  — отрезала она.  — Просто я была слишком ослеплена любовью — или страстью,  — чтобы это разглядеть сразу.
        Из груди Луки вырвался звук, похожий на рычание, жилка на виске судорожно забилась. Он вытащил бумажник, бросил на стол несколько купюр.
        — Положи Лили в коляску, мы уходим.
        Лука уже два часа лежал в постели, а сон все не шел. Сейчас дела обстояли хуже, чем в первые дни после того, как он привез Грейс домой. Он не мог не думать о ней. Не мог избавиться от яда, сочившегося с ее языка.
        Лука раздраженно отбросил простыни и встал. Он раздвинул шторы и посмотрел на свои владения, залитые лунным светом.
        Сейчас они были объяты покоем. Темные холмы с виноградниками и оливковыми рощами спали мирно и глубоко. Ему показалось, что он единственный на всем острове не спит.
        Но Грейс, похоже, тоже не спит. Некоторое время назад Лука слышал, как она баюкала дочку. Возможно, она тоже стоит у окна и смотрит на поместье.
        Возможно, именно сейчас Грейс замышляет побег вместе с Лили. У нее ничего не получится, но она все равно будет пытаться.
        Первое, что бросилось ему в глаза при встрече,  — ее смелость. Она вторглась на его территорию вместе со своей подругой. Едва они пересекли границу, как прозвучал сигнал тревоги. К счастью или, наоборот, к несчастью — смотря как взглянуть,  — Лука объезжал поместье вместе с Паоло и первым прибыл на поляну. Девушки сидели на расстеленном пледе с самым беззаботным видом.
        Он спросил, что они тут делают, одновременно вытаскивая пистолет из кобуры. Лука не почувствовал никакой угрозы со стороны этих иностранок, но рисковать не мог. Тогда еще здравствовал Сальваторе Кальветти, и семье Мастранджело грозила опасность.
        Одна из девушек, с кудрявыми рыжими волосами, при виде оружия испуганно вскочила, а вторая — худощавая блондинка — сидела и спокойно рассматривала Луку. Потом она миролюбиво помахала рукой и, покопавшись в рюкзаке, достала потрепанный блокнот. Полистав его, она на ломаном итальянском извинилась за плохое знание языка и лучезарно улыбнулась.
        Лука окинул взглядом ее высокую, стройную фигуру, длинные светло-медовые волосы, босые грязные ноги, пеструю футболку и поношенные джинсовые шорты. Несмотря на такой вид, она сияла ярче, чем полуденное солнце.
        — Вы англичанки?  — спросил он, убирая пистолет в кобуру. Девушка кивнула.  — Это частные владения. Вы должны уйти.
        — Извините,  — сказала она,  — мы не знали. Но мы нашли пролом в заборе и решили, что здесь есть тропинка.
        — Пусть все немедленно заделают,  — приказал он Паоло, который держался позади, потом обратился к удивительной девушке: — Вам лучше уйти прямо сейчас.
        — Дайте нам минуту, чтобы собрать вещи.  — Она повернулась к напуганной подружке, которая пряталась за ее спиной: — Ты так и будешь стоять, как истукан, или все же пошевелишь пальцем?
        — У него пистолет,  — пискнула подружка.
        — Он уже спрятал его,  — терпеливо объяснила она и незаметно подмигнула Луке. От этого подмигивания у него дрогнуло сердце.  — Мы вторглись в частные владения на Сицилии, а не в Суррее, Кара.
        Только когда они принялись собирать рисовальные принадлежности, Лука понял, чем они здесь занимались.
        — Вы художницы?
        — Мы на это надеемся,  — ответила храбрая девушка, которая при виде пистолета даже не поежилась.  — Мы окончили художественную школу, путешествуем по Европе и стараемся насладиться искусством прежде, чем реальный мир опутает нас своими щупальцами. Потому мы здесь и расположились. Кара пейзажистка, а вид отсюда открывается потрясающий. Нет, честно, ваша земля прекрасна.
        — А вы тоже рисуете?  — спросил он.
        — Да. Портреты. Обычно я пишу маслом, но в дорогу беру с собой альбом.
        — Можно взглянуть?
        — Конечно.  — Она присела у рюкзака, беспечно позволяя ему полюбоваться ее ягодицами.
        Лука внезапно пронзило желание такой силы, что он ошеломленно заморгал. Обычно растрепанные замарашки не привлекали его внимания, но эта девушка…
        Она выудила большой альбом. Лука пролистал его. В основном там были портреты ее подруги, превосходно выполненные. Он впервые внимательно посмотрел ей в глаза. Небывалое тепло растеклось по телу.
        — Вы пишете на заказ?  — поинтересовался он.
        Она прищурила большие глаза цвета лесного ореха:
        — Только не для тех, чьего имени я не знаю.
        Он протянул руку:
        — Лука Мастранджело.
        — А я Грейс Холден.
        Прежде чем подать руку, она вытерла ладонь о шорты. И снова жаркая волна пробежала по его телу.
        — Рад с вами познакомиться, Грейс Холден.
        От ее ответной улыбки у Луки перехватило дыхание. Позже, во время романтического ужина в ресторане, он спросил, почему она не испугалась пистолета.
        Грейс одарила его озорной улыбкой:
        — Ты же в нас не целился. Ты выглядел рассерженным, но не кровожадным.
        Пожалуй, именно это задело Луку сильнее всего: как могла женщина, которая с первой встречи раскусила его, вообразить, что он способен на убийство? Грейс не интересовало, почему того человека все-таки оставили в живых. А ведь на этом настоял именно он. Этого типа уже ловили за руку в их казино на Сардинии. Люди Франческо уже готовы были бросить его с грузом на ногах в море.
        Неужели она действительно думает, что ему нравится истязать людей? Или отдавать подобные приказы? Его отец, Пьетро Мастранджело, был замечательным, благородным человеком, который считал человеческую жизнь священной. И он всегда выбирал путь, причиняющий наименьший вред. Этот урок Лука хорошо усвоил.
        Но Грейс искренне считает его чудовищем. Она не оценила того, что он спас жизнь проходимцу. Она поспешила бросить его, решив, что он недостоин быть ни мужем, ни отцом.
        Горькое чувство охватило Луку, когда он припомнил, как она пыталась оправдать свой поступок, обвинив во всем его. Он не жалел, что ограничивал свободу жены и держал ее в неведении относительно многих вещей. Он старался защитить ее. Лука не хотел делиться с ней проблемами, в которых она не разбиралась…
        Плач Лили разнесся по коридору. Снова ему вспомнились обвинения жены: «Ты хоть как-то пытался пообщаться с Лили?»
        До встречи с Грейс он вообще не помышлял о женитьбе. Но с ней Луке хотелось наслаждаться каждым проведенным вместе мгновением, а потом, разумеется, произвести на свет множество шустрых bambini. Дети должны были стать плодами их с Грейс любви и никогда ни в чем не знать отказа — ни у отца, ни у матери.
        Грейс украла у него эти мечты. И, будь ее воля, украла бы их снова. Он потер глаза. Плач Лили надрывал ему сердце.
        Пожалуй, Грейс права. Он вел себя по отношению к собственной плоти и крови так, словно ее боялся. Но разве ребенок может пугаться отца?
        Лука вышел из комнаты и крадучись двинулся к детской. Грейс ходила по комнате, покачивая Лили. Его появление удивило ее.
        — Что случилось?
        У Луки перехватило дыхание.
        Его жена и дочь. Вместе. Освещенные луной, чей свет пробивается сквозь щель в плотных портьерах. Кашлянув, Лука впервые заметил темные круги под глазами Грейс.
        — Когда ты в последний раз как следует высыпалась?
        — Одиннадцать месяцев назад.
        Как раз тогда, когда она ушла от него.
        И он вдруг ясно представил все терзания, через которые ей пришлось пройти. Что бы она ни говорила, какой бы яд ни изливала на него, разрыв с ним дорого ей обошелся.
        Она ушла не потому, что перестала его любить.
        Она ушла вопреки всему.
        Но Лука не знал, как отнестись к этому открытию.
        — Можно мне ее подержать?
        Честно говоря, он не собирался спрашивать разрешения, хотел просто взять у нее ребенка. Ведь он отец и имеет право.
        Грейс помолчала, настороженно глядя на него усталыми глазами. Затем медленно кивнула.
        — Может, проинструктируешь меня, как лучше поддерживать ей головку?  — не удержался Лука.
        На ее губах мелькнул призрак улыбки.
        — Ты ей не навредишь.
        Она передала ему ребенка. У Луки сжалось горло, затем тугой комок опустился в солнечное сплетение. Прикосновение Грейс и ее свежий аромат соединились с незнакомым младенческим запахом.
        Он на миг перестал дышать. Не испытанные ранее чувства потрясли его до глубины души.
        Лили успокоилась и с любопытством посмотрела на него. Она словно пыталась понять, кто этот незнакомец, в чьих руках она чувствует себя защищенной.
        — Тебе нужно поспать,  — сказал Лука, усаживаясь с Лили в кресло-качалку.  — Ложись, а я убаюкаю ее. Если что-то будет не так, я тебя разбужу.
        После некоторого колебания Грейс кивнула:
        — Хорошо. Если ты так хочешь.
        — Да, хочу.
        Она наклонилась и поцеловала дочь в щечку. Волосы Грейс защекотали его шею.
        — Сладких снов, мой ангелочек.
        Выпрямляясь, Грейс покачнулась и, чтобы не упасть, неловко оперлась ладонью о его обнаженное бедро.
        — Извини,  — пробормотала она, пятясь назад.
        — Не извиняйся.  — Бедро мужчины словно опалило огнем, и он с силой втянул в себя воздух, выжидая, пока схлынут неуместные эмоции.
        — Тогда спокойной ночи.
        — Спокойной ночи, bella.
        Оставшись наедине с дочерью, Лука закрыл глаза и вдохнул ее сладкий запах. Тяжесть внутри превратилась в пульсирующий стальной шарик, и он не сразу решился рассмотреть малышку как следует. Он осторожно опустил Лили на колени и принялся изучать маленькие пальчики, пухлые щечки, курносый носик, ручки, ножки… И чем дольше Лука смотрел, тем труднее становилось ему дышать.
        Его родная дочь. Его плоть и кровь.
        Глава 8
        Проснувшись, Грейс машинально взглянула на часы и едва не упала с кровати. Откинув одеяло, она вскочила и бросилась в детскую.
        Кроватка была пуста.
        Молодая женщина закусила нижнюю губу и заставила себя успокоиться и рассуждать здраво.
        Грейс заглянула в маленький холодильник. Вместо двух бутылочек молочной смеси, которые она приготовила вчера вечером, там стояла лишь одна.
        Она быстрым шагом двинулась по коридору. Неужели Лука услышал, что Лили требует свой завтрак, а она не услышала? Не может быть! Плач дочки всегда будил ее.
        Дверь в супружескую спальню была приоткрыта. Грейс постучала и, не получив ответа, толкнула ее. И застыла в изумлении.
        Лука спал на краешке королевских размеров кровати. А Лили спала рядышком, на спинке, не в том комбинезончике, который надела на нее Грейс накануне. На другом краю кровати были разложены подушки, не позволяющие малышке скатиться на пол. На тумбочке стояла пустая бутылочка из-под молочной смеси.
        Кровь гулко запульсировала в ее висках. Она с трудом подавила желание нырнуть к ним в постель.
        Наверное, Лука почувствовал ее присутствие. Он приподнял голову:
        — Который час?
        Грейс прокашлялась.
        — Уже девять.
        Он сел, и она невольно отметила, как осторожно он двигается, боясь разбудить Лили. Но малышка все равно шевельнулась и задрыгала ножками. Лука потянулся, взял ее и прижал к своей обнаженной груди. Грейс увидела у него на плече темно-красный шрам — ее рук дело.
        Во рту у нее пересохло от ревности. Она и сама любила прижаться к его широкой груди…
        — В котором часу она захотела есть?  — спросила Грейс, подавляя желание погрузить пальцы в черные шелковистые волоски на его груди и легонько сжать зубами сосок…
        — Часа два назад.  — Лука широко зевнул.
        — Я не слышала.
        — Она заснула вскоре после того, как ты ушла, но, когда я положил ее в кроватку, снова начала плакать. Я не хотел, чтобы она тебя разбудила, и решил, что лучший способ — это положить ее с собой.  — Он бесстрастно пожал плечами.  — Места здесь предостаточно.
        Что верно, то верно.
        — Что ж, спасибо.
        — Мне не нужна твоя благодарность,  — заметил Лука с холодком.  — Я тоже хочу о ней заботиться. Да и ты наконец отоспишься.
        Грейс изумленно смотрела на него. Неужели он подумал и о ней?
        — Наша поездка во Флоренцию будет как нельзя кстати,  — продолжал Лука.  — Ты сможешь немного развеяться. После рождения Лили ты не разлучалась с ней?
        — Разумеется, нет.
        Это была правда. И ее потрясло, что она заснула ночью так крепко. Не потому ли, что знала: Лили осталась под присмотром Луки?
        Он в самом деле отлично о ней позаботился. Волей-неволей Грейс пришлось это признать.
        Нужно было отнести Лили в детскую и проделать обычные утренние процедуры. Это означало, что, забирая у Луки дочь, она увидит вблизи его нагой торс. Господи, пожалуйста, пусть он хотя бы окажется в трусах!
        Она подошла к кровати, с трудом волоча ноги. Затаив дыхание, наклонилась и взяла у него Лили.
        — Какие у тебя планы на сегодня?  — спросил он, когда Грейс отступила назад.
        — Наверное, пойдем на прогулку…
        Лука с подозрением прищурился. Она всего один раз отправилась на прогулку по своей инициативе и именно тогда сбежала.
        — Опять?
        Грейс пожала плечами:
        — Это нужно не мне, а Лили. Ей необходимо бывать на воздухе, и я не желаю, чтобы нас сопровождала команда спецназа, если мы выйдем за пределы поместья. Нам вчерашнего дня достаточно.
        Вчера она отправилась с Лили в Палермо купить кое-что к Рождеству. Грейс пошла не в маленький бутик, куда привел ее Лука за жутким платьем, а в большой торговый центр и на рынок. Там было так многолюдно, что телохранители с ног сбились, чтобы не упустить их из виду, и практически наступали Грейс на пятки.
        — Я велел ребятам не привлекать внимания.
        — Они так же не привлекали внимания, как стадо коров в розовых пачках.
        — Извини, если они доставляют неудобства,  — произнес он без малейшего сожаления,  — но я повторял бессчетное число раз: это ради твоей безопасности.
        — Ну, разумеется!  — Она кивнула с притворной благодарностью.  — Было гораздо труднее их терпеть, когда я считала тебя чрезмерно заботливым мужем. Но теперь-то мне известно, в чем дело. Ты боишься, как бы одна из твоих жертв не захотела отплатить, напав на меня и Лили, и потому твоя забота вызывает больше понимания.
        Лука спрыгнул с кровати и шагнул к ней, сдвинув брови. На нем не было ничего, кроме черных трусов.
        Грейс резко выдохнула. Полуодетый Лука был не менее красив, чем обнаженный. В свое время она даже жалела, что не стала скульптором. Его тело следовало увековечить в материале более долговечном, чем холст.
        — Мой бизнес не имеет никакого отношения к мерам предосторожности, а с подонками мне поневоле приходится сталкиваться. И они далеко не жертвы.
        Она с трудом оторвала взгляд от чуда, коим являлось его тело, и заставила себя посмотреть ему в глаза. Но и в них смотреть было небезопасно. Лука удерживал ее взгляд, словно магнитом.
        Эта злополучная слабость доводила Грейс до бешенства. Она почувствовала, как на ее щеках запылали красные пятна.
        — Ты можешь повторять это до посинения, но ничто не убедит меня в том, что ты не преступник.
        — Тебе повезло, что ты можешь прикрыться Лили,  — прошипел он,  — иначе я заткнул бы твой ядовитый рот.
        — Это угроза?
        — Нисколько, bella. Тебе пора бы знать, что я никогда не угрожаю попусту, а предупреждаю. Если ты не прекратишь меня провоцировать, я заставлю тебя замолчать способом, который точно сработает.
        — Вот как? Это каким же, синьор Бандит?
        Лука молча смотрел на жену, и гнев в его глазах сменился блеском, который напугал Грейс сильнее, чем откровенная злость. Она вдруг вспомнила, что на ней надета только коротенькая ночная рубашка: испуганная исчезновением Лили, она в спешке забыла накинуть халат.
        Его великолепная грудь поднялась и опустилась. Грейс слышала свое тяжелое дыхание и понимала, что Лука тоже его слышит. Он стоял слишком близко. Она вдыхала мускусный запах его кожи…
        — Поцеловав тебя.
        — Не смеши.
        Он подошел еще ближе и теперь едва не касался ее. Но и этого было достаточно. Женщину обдало жаром его кожи, и вероломное тело зажило своей жизнью.
        — Тебе смешно?  — прошептал Лука.  — Неужели ты забыла, как хорошо это срабатывало?
        Грейс невольно задрожала, в голове пронеслись яркие воспоминания о том, как чудесно им было вместе.
        — Я считала, что ты подыскиваешь себе любовницу.
        — Я сам так считал.  — Знакомый блеск в его глазах красноречиво говорил о желании.  — Но ты — единственная женщина, способная возбудить меня одним только взглядом. Ты и сама меня хочешь. Я вижу по твоим глазам. Если бы ты не держала сейчас Лили, мы уже были бы в постели и трахались напропалую…
        Воздух вокруг них сгустился. Судорожно вздохнув, Грейс заставила голосовые связки повиноваться.
        — Можешь не продолжать. И не прекращай поиски, потому что я никогда больше не лягу с тобой в постель. Я тебя ненавижу!
        Она развернулась и бросилась назад, в противную Голубую комнату, которую ненавидела так же сильно, как мужа. И с грохотом захлопнула за собой дверь.
        Прижав к себе Лили, Грейс села на кровать, выжидая, когда сердце замедлит свой бешеный ритм, и отчаянно ругала себя за глупость. Слава богу, что она держала Лили! У нее руки чесались залепить Луке пощечину, а губы дрожали от желания поцеловать его. И не только поцеловать.
        Почему она не сразу унесла Лили к себе? Грейс знала ответ на этот вопрос. Когда она увидела Луку вместе с малышкой, ее взволновала эта картина.
        Отец и дочь смотрелись вместе… идеально.
        Грейс и в первый раз было трудно уйти от Луки. А если Лили полюбит его?
        Необходимо постоянно напоминать себе, в кого он превратился.
        Она вспомнила о дешевом мобильнике, который прятала в туфле на дне гардероба. Если Лука его найдет, ее выставят на улицу. И не важно, что он по-прежнему испытывает желание. Это всего лишь химия. Он не любит ее. Он выбросит ее без сожаления.
        Грейс все еще не верилось, что она ухитрилась купить телефон. Отправляясь за покупками, она думала только о том, чтобы купить маме и Каре рождественские подарки. Загладить вину.
        Но Билли не считала, что дочь в чем-то виновата перед ней. Они поговорили так, словно расстались вчера. Билли издала несколько соответствующих моменту вздохов облегчения, а затем — несколько восхищенных восклицаний, узнав, что стала бабушкой, после чего принялась детально обсуждать свой последний заказ. Отец Грейс находился где-то в Африке и не планировал вернуться в ближайшее время. Неизвестно, был ли он в курсе того, что она пропадала.
        Кара отреагировала на звонок Грейс иначе. Подруга довольно сухо общалась с ней.
        Три телохранителя всю дорогу не отходили от Грейс, пока она не отправилась на многолюдный рынок. На одном из прилавков продавали шарфы. Краешком глаза Грейс заметила за прилавком дешевые телефоны. Торговля шла бойко. Она выбрала шарф, передала коляску с Лили охранникам и нырнула в толпу у прилавка. Она пробилась к продавцу, быстро завернула телефон в шарф и спрятала покупки в большую сумку с вещами Лили.
        Теперь оставалось молиться, чтобы Лука не обнаружил телефон.
        Лука постучал в дверь Голубой комнаты. Никто не отозвался, и он вошел. Ни Грейс, ни Лили в комнате не оказалось. На кровати лежал небольшой чемодан, рядом — платье, которое они купили, брошенное кое-как. Красивая коробка, в которую его аккуратно упаковали в магазине, смятая, торчала из корзинки для бумаг.
        Грейс ненавидела это платье, и Луке доставило особое удовольствие купить его. Он не сомневался: она вынуждена будет подчиниться и надеть его. Жестокое наказание для женщины, обожающей все светлое и яркое. Одно из многих наказаний.
        Лука бросил взгляд в напольное зеркало и замер как вкопанный. Ему внезапно показалось, что он увидел какое-то незнакомое существо. Мужчина заморгал.
        Может, в нем действительно есть что-то дьявольское? Перед глазами возникла беззащитная крошечная дочурка. Она вырастет. Неужели она, как и мать, будет видеть в нем чудовище?
        А что сказал бы отец?
        Отец… Человек, который шел на все, чтобы жить, как жил всегда,  — последние шаги к этому он предпринял незадолго до того, как его щедрое сердце остановилось.
        Неужели и отец увидел бы в нем чудовище? Или одобрил бы путь, которым пошел его сын? Понял его потребность проложить свою дорогу, выйти из тени Пьетро Мастранджело и сделать что-то самостоятельно?
        Когда отец умер, мечты Луки о собственном бизнесе умерли вместе с ним. Ему пришлось закрывать собой брешь. Ничего другого не оставалось. Мама была безутешна, Пепе собирался поступать в университет. На долговременную помощь братьев отца рассчитывать не приходилось.
        Луке ничего не оставалось, кроме как загнать горе вглубь. Он лихорадочно входил в суть дел и одновременно держал под контролем стервятников Сальваторе Кальветти, готовых заграбастать поместье.
        Тринадцать лет он управлял поместьем, вкладывал прибыль в новые виноградники и оливковые рощи в Южной Европе и за ее пределами. А по ходу дела наращивал состояние семьи.
        Тринадцать лет он исполнял свой долг. И только взглянув на мир колдовскими глазами Грейс, Лука понял, в какую ловушку угодил, и захотел из нее выбраться.
        Франческо Кальветти вздохнул с облегчением после смерти своего отца, которому ничего не стоило перерезать горло конкуренту. Смерть Сальваторе освободила их обоих и позволила возобновить былую дружбу. Как и Лука, Франческо был готов прокладывать собственный путь. Наряду с сетью приобретенных сообща ресторанов, они вложили деньги в пару казино и в несколько дорогих ночных клубов. И только после того, как Лука выложил деньги на бочку, он понял, что подобные заведения требуют совсем иных методов, чем его обычный стиль управления.
        Осознав это, он только пожал плечами. Что поделаешь, если Франческо использовал весьма жесткие приемы — видимо, унаследовал немало отцовских качеств. Таков этот мир, в конце концов. Лука и сам не брезговал пускать в ход кулаки и оружие, защищая себя и свою собственность.
        Но это не означало, что ему нравились подобные вещи. В глубине души он осуждал их. Тут требовались стальные нервы, и шотландский виски помогал их успокоить. Достаточно было двух хороших порций…
        Отец, возможно, не пришел бы в восторг от предпринимательской деятельности сына, и еще меньше обрадовал бы его выбор компаньона, но он понял бы. Или нет?
        А что сказал бы Пьетро, узнай он, что его старший сын заставляет жену надеть ненавистное ей платье в качестве наказания? Это он понял бы?
        — Что тебе тут понадобилось?
        В дверях стояла Грейс с Лили на руках и смотрела на него враждебно.
        — Я зашел напомнить, что завтра утром мы уезжаем.
        Грейс закатила глаза, прошла мимо него и положила Лили на кровать. Их дочь немедленно потянула ножку в рот.
        — Где вы были?  — спросил Лука.
        — Обсуждали с твоей мамой распорядок дня Лили.
        — Какие-то проблемы?
        — Нет.
        Ему бросилась в глаза ее бледность.
        — А ты хорошо себя чувствуешь?
        — Я?  — Грейс натянуто улыбнулась.  — Просто превосходно. Я счастлива, что оставляю дочь. Ты это хотел услышать? Чтобы совесть не мучила?
        — Меня не мучает совесть из-за того, что я оставляю дочь с мамой.
        — А должна бы!
        Если бы Лука не догадался, что ее воинственность — только маска, он вышел бы из комнаты и оставил ее беситься в одиночестве. Но у Грейс дрожали руки, и она часто-часто мигала, борясь со слезами. И что-то в нем надорвалось.
        Лука опустился рядом с ней на кровать и взял ее за руку. Рука была ледяная.
        — Меня не мучает совесть, потому что я знаю: моя мать прекрасно о ней позаботится. Она еще избалует ее! Если Лили захочет икры на закуску, мама ей это обеспечит.
        Кончики ее губ едва заметно дрогнули.
        — Конечно. Просто…
        — Просто — что?
        Грейс высвободила свою руку и взглянула на Лили. Лука обратил внимание, что она упорно не смотрит на него.
        — Флоренция слишком далеко.  — Она вздохнула.  — Было бы легче, если бы праздник устраивали в Палермо. Мы могли бы быстро вернуться, случись что-нибудь…
        — Ничего не случится.
        — Но может.
        — Грейс! Посмотри на меня.  — Но она продолжала смотреть на Лили, и тогда он пальцем приподнял ее подбородок и повернул лицо женщины к себе. Ее ореховые глаза блестели от непролитых слез.  — Я договорюсь в аэропорту, чтобы в случае необходимости мы смогли вылететь обратно в любое время.
        — Ты сможешь?
        — Да.
        — Но нам придется дожидаться определенного рейса…
        — Я все организую. Не будет никаких проблем. Разве тебя не устраивает такое решение?
        — Только если ты пообещаешь никого не запугивать и не принуждать.
        Лука должен был бы оскорбиться, но он не мог винить жену. Любое насилие было ей противно. Даже если бы он детально объяснил ей специфику своего бизнеса, попробовал растолковать, почему дела обстоят именно так, а не иначе, она все равно не поняла бы его.
        Лука провел по ее щеке большим пальцем.
        — Единственное, что я пущу в ход,  — это деньги.
        — Это ты можешь себе позволить.
        Ему нечего было ответить. Он мог позволить себе все, что только желал. «Но только не сердце Грейс»,  — ехидно прошептал внутренний голос.
        Кровь бешено застучала в висках. Лука смотрел в ее глаза и видел в них теплоту, от которой успел отвыкнуть. Губы Грейс слегка приоткрылись. Грудь быстро поднималась и опускалась, на щеках выступили красные пятна.
        Dio, ну разве она не самая прекрасная женщина на планете? Неудивительно, что он не смог найти ей замену. Ее маленькие груди дерзко выдавались вперед под толстым зеленым свитером. Лука машинально протянул руку, коснулся одной груди и резко втянул в себя воздух, словно его пронзил электрический разряд.
        Грейс широко раскрыла глаза, ее дыхание замерло, она тоже подняла руку и поднесла к его лицу, но не успела притронуться. Ее черты исказило страдальческое, почти отчаянное выражение.
        Она заморгала, тряхнула головой. Тепло и желание исчезли из глаз. Их сменила настороженность, к которой он успел привыкнуть за последнее время. Ее полные губы, к которым он уже готов был прижать свои и выпить их сладость, сурово сжались.
        Грейс отвернулась и встала:
        — Ты мог бы сейчас уйти? Лили нужно выкупать, а потом я хочу написать подробные инструкции для твоей мамы.
        — Можно я ее искупаю?
        — Ты?!
        — Я многое пропустил в ее жизни.  — На этот раз в его тоне не было обвиняющих нот.  — Я хочу стать хорошим отцом.
        Лука ждал отказа. И что тогда? Он смирится. Грейс — мать Лили. Может, он и передал дочери половину своей ДНК, но право стать ее отцом надо заслужить.
        К его удивлению, Грейс кивнула:
        — Только на твоем месте я переоделась бы во что-нибудь непромокаемое.
        — Мне все равно.
        Но уже через двадцать минут Лука пожалел, что не внял совету Грейс. Он и представить не мог, что такое крошечное существо способно учинить такой беспорядок. Пухлые ножки Лили выплеснули добрую половину воды из ванночки. Пол был залит. Он промок до нитки, сшитые на заказ новые брюки безвозвратно погибли.
        Грейс заглянула в ванную и, усмехнувшись, исчезла. Лука довольно быстро справился с подгузником и комбинезончиком. Непослушные кнопки были должным образом застегнуты с третьей попытки.
        Когда Лили, сытая, лежала в кроватке, Лука ушел.
        Он закрыл дверь и вздохнул в замешательстве, потрясенный тем, какую глубокую тоску испытывает, покидая их.
        Укладывая вместе с женой дочку, он почувствовал, как что-то в его душе сдвинулось. Он не мог это объяснить, однако понял, что должен поговорить с Пепе накануне отлета во Флоренцию. И еще он решил, что встреча с Франческо Кальветти, которая должна состояться перед приемом, будет носить совсем другой характер, чем ожидает его компаньон.
        Глава 9
        Отель, где они остановились, был построен в эпоху Ренессанса и оказался не менее роскошным, чем все те, в которых супруги останавливались прежде. Подобные здания с высокими, покрытыми фресками потолками Грейс очень любила.
        Но сегодня ей было не до архитектурных красот. Что-то изменилось. Она понимала это. Ненависть перестала быть доминирующим чувством, определяющим их с Лукой новые отношения.
        Вчера, когда они сидели на кровати и он коснулся ее груди… Они оба попытались обуздать возбуждение, которое передавалось от одного другому. Грейс понадобились титанические усилия, чтобы не прижаться грудью к его ладони. Не погладить его по лицу, не потереться щекой о его щеку, не усесться к нему на колени и задушить поцелуями, а потом…
        Она вздрогнула и закрыла глаза.
        Если бы Лили не было в тот момент с ними, едва ли ей хватило бы сил не поддаться желанию. Как ни старалась Грейс это отрицать, ее охватило восторженное предвкушение… Предательское пламя разгорелось в полную силу.
        Чтобы отвлечься от неутешительных мыслей, она открыла дверцу шкафа и уставилась на уродливое платье. Если бы под рукой оказалась бутылка красного вина, она с наслаждением выплеснула бы ее на это мерзкое творение человеческих рук. А остатками забрызгала бы отвратительные бежевые туфли, которые Лука подобрал в тон платью. Похожие туфли носила ее нелюбимая учительница — вредная и на редкость безвкусно одетая. Но Грейс, глядя на это уродство, немного приободрилась: это было наглядное доказательство садистских склонностей, которые развились в ее муже.
        Взглянув на часы, она убедилась, что в ее распоряжении еще целый час. Не успели они зайти в номер, как Лука отправился на встречу с кем-то, предупредив, что вернется перед самым выходом. Грейс не спросила, с кем он собирается встречаться,  — наверняка с Франческо. Или, может, он должен проследить, как выколачивают деньги из очередного идиота, имевшего несчастье смошенничать в заведении Луки Мастранджело и его команды.
        Но Лука не всегда был таким. Первый год их брака — хотя ее свобода уже тогда была ограничена — был изумительным. Перемены происходили неуловимо, и поначалу Грейс не замечала их. Ей все чаще приходилось оставаться в одиночестве по вечерам, а потом это стало происходить почти каждый день. Грейс утешала себя тем, что Лука непременно придет к ней ночью. В последние месяцы их совместной жизни, если Лука оставался дома, вместо кофе он наливал себе виски. Он стал вспыльчивым, постоянно раздражался. Грейс уговаривала его поделиться с ней своими проблемами, но он отказывался признавать, что таковые имеются.
        Оглядываясь назад, она призналась себе, что, в общем, никогда не ставила вопрос ребром, не требовала ответов во что бы то ни стало. За исключением их ссоры накануне ее бегства.
        Было гораздо проще спрятать голову в песок и притвориться, что все в порядке.
        Не то же ли делал и сам Лука? Чем больше Грейс размышляла, тем сильнее запутывалась.
        Закрыв дверцу шкафа, она решила — уже в который раз — позвонить Донателле и удостовериться, что с Лили все в порядке. Но не успела: пришло сообщение на мобильный. На фотографии Лили лежала на диване в любимой позе морской звезды и улыбалась во весь рот. Эта же фотография была отправлена Луке. Внизу Грейс прочитала: «Лили шлет вам обоим свои поцелуи, просит не волноваться за нее и хорошо провести вечер».
        Молодая женщина прикусила губу и сморгнула слезы облегчения. Боже, какой она стала дурочкой! За Лили присматривает родная бабушка, которая ее обожает и не даст даже волоску упасть с ее головы.
        Она перечитала послание и остановилась на «вам обоим». Лука тоже звонил матери? Смотреть, как он купает и переодевает малышку, было забавно и очень трогательно. Когда утром перед отъездом Грейс встала, чтобы дать Лили бутылочку, Лука появился через несколько минут и настоял на том, что покормит Лили сам.
        Господи, да он действительно полюбил малышку! Она видела это по тому, как теплел его взгляд, обращенный на дочку, как смягчался голос, с какой нежностью он ворковал с ней.
        И Донателла без ума от внучки. Если Грейс найдет способ сбежать, позволит ли ей совесть исчезнуть вместе с Лили?
        Но сейчас она не стала задумываться над этим. Ей предстоит длиннейший вечер, и она должна вести себя как примерная сицилийская жена. Придется притворяться послушной и кроткой овечкой, чья единственная цель в жизни — угодить мужу. Делать вид, что она по-прежнему влюблена в Луку, и держать его за руку.
        Лучше всего убедить себя, что муж ничего для нее не значит, что кровь ее не играет, а пульс не учащается всякий раз, когда он дотрагивается до нее.
        Внезапно у Грейс зачесались пальцы, но не оттого, что ей захотелось ударить Луку. Нет, это был зуд, знакомый по прежним временам. Впервые после бегства она испытала отчаянное желание рисовать и делать эскизы. Но не успела она броситься на поиски карандаша или ручки, как в дверь легонько постучали.
        Грейс посмотрела в глазок и, убедившись, что пришла служащая отеля, открыла дверь.
        — Signora Мастранджело?  — спросила та.  — Это доставили для вас.
        — От кого?
        — Не знаю, signora. Может, внутри есть записка?  — подсказала женщина.
        — Спасибо, то есть grazie.
        — Рrego.
        Грейс закрыла дверь, положила пакет на стол и разорвала обертку. Внутри оказалась длинная кремовая коробка со знакомым узором.
        Сердце ее внезапно забилось где-то в горле. Она открыла крышку с таким чувством, будто ожидала увидеть кобру или гремучую змею.
        И прижала ладони ко рту. Никакой записки не было, да она и не была нужна.
        В коробке лежало платье с юбкой в виде павлиньего хвоста.
        Значит, Лука заметил, как она разглядывала манекен, и не только заметил, но и запомнил. Грейс затрепетала.
        Когда он купил его? Зачем? Почему платье доставили именно сейчас? Множество вопросов замелькало в голове, и она не сразу услышала, что в дверь снова стучат.
        Та же служащая держала коробку поменьше:
        — Простите, signora, это тоже для вас.
        Грейс распаковала новую коробку. В ней оказались изумительные босоножки — золотые, с ремешками, на высоких каблуках.
        Грейс наносила макияж, когда услышала, как в номер вошел Лука. Ее твердая рука художницы дрогнула, и она больно ткнула себя в глаз щеточкой с тушью.
        — Грейс!  — окликнул он.
        — Я у себя в комнате,  — ответила она, прижимая ладонь к пострадавшему глазу.
        — Ты уже собралась?
        — Почти.
        — Будешь готова через пятнадцать минут?
        — Да.
        — У тебя все в порядке?  — Он, должно быть, что-то уловил в ее тоне и забеспокоился.
        — Все прекрасно.
        Грейс опустила руку и едва не расхохоталась, глядя на свое отражение. Один глаз был безупречно накрашен. Второй, весь в размазанной туши, покраснел и слезился.
        — Просто превосходно,  — процедила она сквозь зубы.
        Дверь открылась.
        — Ничего себе прекрасно,  — заметил Лука с упреком, подходя ближе и вглядываясь в нее.  — Что случилось?
        — Ткнула в глаз щеточкой. Не беспокойся. Через пару минут он перестанет слезиться, и я заново накрашусь.
        Он усмехнулся:
        — Ты похожа на того клоуна. Как его… Пуаро?
        — Пьеро!  — поправила она, фыркнув.
        — Вот-вот. Ты когда-то рисовала Кару в его облике.
        — Да, было такое.  — Грейс тоже усмехнулась, вспомнив, как хохотал Лука, увидев законченную работу.  — Я отомстила ей за то, что она испачкала мое платье, когда жутко напилась однажды.
        — Мы тогда ездили в Палермо, и она споткнулась о дерево.
        — Да!  — Она посмотрела в зеркало и скорчила гримасу.  — Ну, я и страшилище.
        — Ты неосторожна.
        — Это ты виноват,  — сказала она, сурово глядя на Луку.  — Ты напугал меня, когда внезапно затопал в прихожей, как африканский слон.
        — Я не похож на слона.  — Он вздернул бровь.  — За исключением одной анатомической подробности.
        На этот раз бровь приподняла Грейс:
        — Ты, кажется, собирался принять душ?
        — Может, вместо этого ты предпочтешь обсудить мой слоноподобный придаток?
        Кровь в ее жилах забурлила, как шампанское.
        — Ты не перестаешь поражать меня своей скромностью. Иди лучше в душ, пока весь номер не пропах потом.
        — Уже иду,  — вздохнул Лука с притворным смирением. Но в дверях обернулся.  — Ты в мое отсутствие не получала никаких пакетов?
        Грейс вернулась к реальности, и все ее добродушие мгновенно улетучилось. Она оцепенела. В те короткие минуты, пока они поддразнивали друг друга, она забыла, что ненавидит мужа.
        — Да. Получила. Спасибо.
        Сейчас она наденет это платье и туфли. Можно считать ее сумасбродкой, но она предпочла бы нарядиться в уродливое бежевое платье и тогда, по крайней мере, имела бы право злиться на Луку весь вечер.
        Когда он вышел, Грейс умылась. Вскоре он вернулся.
        — Вот, возьми.  — Он протянул маленький флакон.  — Капни пару капель в глаз, и краснота пройдет.
        — Спасибо.
        — На здоровье. Я предупредил шофера, что мы немного задержимся, так что не спеши.
        — Конечно, ты меньше всего хочешь, чтобы твоя идеальная жена выглядела так, словно собиралась впопыхах.
        — Ты отлично знаешь, что я не это имел в виду. Но если тебе нравится переиначивать мои слова, дело твое.
        Глядя ему вслед, Грейс хотела было признать свою неправоту. Но в чем она не права?
        Разумеется, невозможно постоянно жить в состоянии ссоры. Однако нельзя терять бдительность.
        Она не должна расслабляться. Ни не секунду.
        Двадцать минут спустя Лука вышел из своей комнаты и нашел Грейс на диване, а на столе стоял бокал красного вина.
        — Быстро ты управилась,  — отметил он, тоже наливая себе вина.
        Она встала, взяла свой бокал и отпила глоток.
        Лука медленно оглядел ее, изучая каждую деталь.
        Грейс, как правило, была перепачкана красками, однако она обожала наряжаться на вечеринки и умела добавлять к своей естественной красоте яркие, причудливые, изысканные нюансы.
        Сегодня за какие-то пятнадцать минут она превзошла саму себя.
        — Ты очень красива,  — хрипло проговорил Лука.
        Золотистые тона подходили ей идеально. Лиф цвета лютиков зрительно увеличивал небольшой бюст, придавал большую округлость гибкой, как у подростка, фигуре. Спереди юбка открывала точеные ножки, позади почти касалась пола. Волосы, успевшие немного отрасти, были небрежно взбиты. Глаза — подведены дымчатым и коричневым, отчего их цвет казался насыщеннее. Оранжевая помада, которая на другой выглядела бы вульгарно, напротив, придавала ее облику совершенство.
        Грейс сделала несколько шагов. Юбка покачивалась в такт.
        — Ты мог бы застегнуть мне молнию?
        Голос ее прозвучал отрывисто, лицо было напряжено.
        — Да, конечно.
        Когда Лука вошел к ней несколько минут назад, ему показалось, что он видит свою прежнюю Грейс, шутки которой никогда не бывали злыми. Она хотела только повеселиться, а не обидеть или уколоть.
        Но все же эта женщина не была прежней. А он очень хотел отыскать ту Грейс. Ведь где-то внутри она по-прежнему была ею. Лука мечтал вытащить ее наружу — раз и навсегда.
        Грейс повернулась к нему спиной. Она сумела застегнуть молнию на две трети. Подойдя к ней вплотную, так что услышал ее прерывистое дыхание, Лука положил ладонь ей на плечо, прикрытое одной лишь тонкой бретелькой платья. Кожа Грейс была светло-медовой и атласной на ощупь.
        Лука застегнул молнию до конца, но не отошел. Его пальцы скользнули вверх, к впадинке на затылке.
        Грейс застыла и перестала дышать. Он погладил ее гибкие руки, обхватил за талию и прижался к ней. Трудно было переоценить степень его возбуждения.
        — Что ты делаешь?  — воскликнула Грейс, высвобождаясь.
        — Наслаждаюсь своей женой.
        — Ты купил платье, которое мне понравилось, и теперь считаешь, что можешь мною наслаждаться?
        — Перестать переворачивать все с ног на голову.
        — Тогда зачем ты его купил? Почему отменил наказание? Ты решил задобрить меня и заставить прыгнуть к тебе в постель? Или тебя замучила совесть?
        — Мне нет необходимости задабривать тебя платьями, чтобы завлечь в постель.  — Пропустив мимо ушей слова о совести, Лука смотрел, как краска заливает ей лицо, как гневно вспыхивают глаза.  — Мне достаточно поцеловать тебя, и ты начнешь умолять, чтобы я взял тебя…
        — Самец!
        — Хочешь проверим? Всего один поцелуй — и мы посмотрим, к чему он приведет.
        — Скорее ад замерзнет, чем я тебя поцелую или подойду к кровати, если на ней будешь лежать ты.
        — Если в аду мы окажемся на одной кровати, то я, конечно, предпочту его небесам.
        Ее губы округлились, но она тут же сжала их и схватила сумочку.
        — Не пора ли нам двигаться?
        — Да, моя добрая сицилийская женушка,  — кивнул Лука, стараясь скрыть раздражение.
        Сегодняшний вечер обещал быть трудным для них обоих. Он хотел, чтобы Грейс немного расслабилась, но, бог свидетель, она явно не собиралась идти ему навстречу.
        Он протянул ей руку:
        — Пора нам окунуться в пену флорентийских сливок.
        — Если они все — твои приятели, то на вечеринке будет полно вооруженных бандитов.
        Добродушие, за которое Лука цеплялся до последнего, испарилось.
        — Ты упорно испытываешь мое терпение. Может, я и хотел бы вернуть тебя в постель, bella, но не воображай, что я забыл о нашем договоре. Если хочешь остаться с Лили, хорошенько последи сегодня за своим поведением.
        Поскольку они были во Флоренции — которая в глазах Грейс являлась столицей мирового искусства,  — она ждала, что прием окажется изысканным мероприятием с приглушенной музыкой и множеством канапе… И с парочкой пулеметов, деликатно спрятанных в уголке.
        Франческо Кальветти устроил вечеринку в своем новом отеле, таком же роскошном, как тот, где они остановились с Лукой. И так же напичканном архитектурными изысками. Но Грейс лишь бегло скользила по ним взглядом: после перепалки с Лукой она чувствовала себя измученной. Было очень трудно бороться со своей реакцией на него. Когда дело касалось Луки, ее голова и тело диаметрально расходились. И она боялась, что победу может одержать тело.
        По дороге на прием они делали вид, что не замечают друг друга. Грейс смотрела в окно. Лука проглядывал почту и занимался по Интернету бизнесом, который требовал руководства даже в субботний вечер. Но как ни притворялась Грейс, тело ее каждую секунду ощущало его присутствие.
        В фойе они вошли в окружении четырех телохранителей. Лука обнял жену за талию мускулистой рукой.
        — Улыбайся и делай вид, что счастлива,  — шепнул он ей на ухо.
        Грейс, надеясь, что его стошнит, изобразила улыбку, выражающую донельзя приторное счастье.
        Войдя в танцевальный зал, молодая женщина удивилась, увидев, что он преображен в ночной клуб. Таковым его делали тяжелые бархатные портьеры и приглушенное освещение. Гулко пульсировала музыка. Вместо струнного квартета на эстраде стоял ди-джей, окруженный толпой нарядных женщин. Грейс узнала его: он работал у Луки и Франческо в ночном клубе в Палермо.
        От грохота ударных вибрировал пол. Справа и слева от диджея располагались подиумы, на которых извивались полунагие стриптизерши. Во второй раз за этот вечер Грейс пожалела, что не захватила альбом для эскизов.
        Зал был полон. Здесь хватало представителей высшего итальянского и сицилийского общества. Были также особы королевской крови, американские звезды кино и эстрады. Грейс узнала несколько видных покровителей искусства. Вооруженные люди были ненавязчиво рассеяны по огромному залу, но ее наметанный глаз сразу выделял их в толпе. Численность охранников была достаточной, чтобы совершить государственный переворот.
        Похоже, Лука знал здесь всех. Вынужденная держаться с ним рядом Грейс была представлена десяткам особ, которые рассматривали ее с нескрываемым интересом. Особенно трудно было выдержать встречи со знакомыми, их любопытные взгляды, обращенные на блудную жену. Она не предполагала, что кто-то будет проявлять интерес к их отношениям, тем более на приеме по случаю дня рождения Франческо.
        Лука, должно быть, тоже почувствовал повышенное внимание к ним, поскольку крепче сжал ее руку. Или он просто хотел утвердить право собственника?
        Взяв бокал с шампанским, Грейс осторожно сделала глоток. Алкоголь всегда оказывал на нее расслабляющее действие, а сейчас ей необходимо было держать себя в узде.
        Она ощутила внутренний протест, когда к ним подошел высокий гибкий мужчина, по пятам за которым следовали две женщины.
        Франческо Кальветти. Плейбой и деловой партнер Луки.
        Глава 10
        Одетый в элегантный серебристый костюм и черную рубашку с распахнутым воротом Франческо выглядел так, словно только что сошел с подиума. Он был поразительно красив — роковой, мрачной красотой. Грейс могла бы поспорить, что он, глядя в зеркало, каждый раз подмигивает своему отражению. Она встречалась с ним и раньше, и каждый раз у нее по коже бежали мурашки. Если бы ей пришлось рисовать Франческо, она изобразила бы его в виде хищного грифа.
        — Лука!  — Франческо обнял Луку, после чего они принялись хлопать друг друга по спине.
        Грейс исподволь наблюдала за ними. Она почувствовала, как напрягся Лука. Он с энтузиазмом отвечал на похлопывания, но, когда они завели беседу, она уловила в тоне Луки натянутость.
        Затем Лука перешел на английский.
        — Ты, конечно, помнишь Грейс?
        — Ну разумеется.  — Английский язык Франческо был безупречен. Он взял ее руку и запечатлел на ней поцелуй. В его манерах не было ничего отталкивающего, но отчего-то Грейс захотелось выдернуть руку и протереть ее стерильной салфеткой.  — Надеюсь, ты поправилась после болезни, которая заставила тебя так долго отсутствовать?
        — Да, Грейс полностью поправилась,  — ответил за нее Лука.
        — Приятно слышать. Примите, пожалуйста, мои поздравления в связи с рождением вашего первенца. Надеюсь, вашей семье будет даровано еще много bambini.
        — Мы тоже на это надеемся,  — сказал Лука. Разговор завершился новыми изнурительными объятиями, после чего Франческо исчез в водовороте хорошеньких женщин.
        — Ну, и о чем шла речь?  — поинтересовалась Грейс.  — Чем я болела?
        — У тебя была дородовая депрессия.
        — Что?!
        — Я сказал ему, что ты в Англии.  — Он пожал плечами.  — Мать Франческо когда-то страдала от сильной дородовой депрессии. Он решил, что с тобой приключилось нечто подобное, и ты уехала к матери.
        — Почему же ты не просветил его?  — вскипела Грейс.  — Почему не сказал, что я ушла от тебя, но потом мы решили ради Лили попробовать начать сначала?
        — Этого я сказать не мог.
        — Ну, конечно нет!  — язвительно процедила она. Его непробиваемость разжигала в ней злость.  — Негоже, если люди подумают, будто с тобой что-то не так, раз я тебя бросила, да?
        — Со мной все в порядке.  — Лука впился в нее взглядом.  — Дело лишь в том, что ты истолковала мои проблемы в соответствии с твоими представлениями о бизнесе.
        Если бы она обладала способностями Медузы, то превратила бы его в камень — под стать его каменному сердцу.
        — Куда ты?  — спросил он, когда она шагнула в сторону.
        — В туалет. Прежде чем потеряю терпение и устрою сцену. А что? Может, ты пойдешь со мной, чтобы не дать мне снова сбежать?
        У него на щеке забилась жилка.
        — Если захочешь сбежать, обещаю, я не стану останавливать тебя и искать тоже не стану.
        Предоставив ему кипеть от гнева, Грейс направилась в дамскую комнату. Уединившись, она критически изучила свое лицо. Подкрашивая глаза и освежая губы помадой, она размышляла о том, как Лука объяснил ее исчезновение Франческо. Дородовая депрессия!
        Тем не менее она могла понять, почему такой гордец, как ее муж, пошел на обман. Его жена исчезла, словно в воду канула. Испарилась без следа. Когда Лука наконец нашел ее и обнаружил, что она родила ребенка, как он должен был объяснить это людям? Что собственная жена сочла его монстром и спрятала от него новорожденную дочь? Для него гордость и репутация значили очень много, а она нанесла удар и по тому, и по другому.
        Боже, неужели она ищет оправдание для него?
        Только убедившись, что достаточно успокоилась, Грейс вышла из дамской комнаты.
        Народу в зале прибавилось, и Грейс не сразу отыскала Луку. Протискиваясь между гостями, она увидела его сидящим в баре с бокалом шампанского в руке. Но не успела она подойти к мужу, как чья-то цепкая рука схватила ее за запястье.
        — Вот и ты! А я был уверен, что ты снова сбежишь.
        Грейс развернулась и встретилась с насмешливым взглядом своего деверя.
        — Пепе? Я не знала, что ты приглашен.
        Она попыталась изобразить улыбку. Ей всегда нравился Пепе, он производил впечатление человека, для которого жизнь была сплошным праздником. Кроме тех моментов, разумеется, когда он ссорился с братом. Однако сегодня Пепе выглядел крайне озабоченным.
        — Твоя мама сказала, что ты уже несколько дней как дома. Ты меня избегаешь?  — спросила она.
        Пепе вздохнул, посмотрел на Луку и увлек Грейс в сторону от толпы:
        — Я решил держаться подальше, чтобы не поддаться искушению и задушить тебя за то, что ты сделала с моим братом. А он это вряд ли одобрил бы.
        — Ошибаешься, он это оценил бы.
        Пепе усмехнулся:
        — Почему?
        — Он меня ненавидит.
        — Ты украла у него ребенка,  — высказался без обиняков Пепе.
        Грейс вздохнула:
        — Если бы все было так просто.
        — Все и есть просто. Ты сбежала и украла ребенка, и потому он тебя ненавидел.
        На этот раз Грейс покосилась на Луку, едва обратив внимание на то, что Пепе употребил прошедшее время. В этот момент к Луке подсела какая-то девица. Он сказал ей что-то, наверное, очень смешное. Она запрокинула назад голову и захохотала.
        — Боишься, что он ищет тебе замену?  — поинтересовался Пепе.
        — Я его поступки не контролирую.
        — Ты ни о чем не догадываешься.  — Он смерил Грейс скептическим взглядом.  — Как ты думаешь, почему я явился на вечеринку, устроенную этим ублюдком?
        — Ты говоришь о Франческо?
        — О ком же еще? Я пришел, потому что не доверяю этому сукину сыну. Теперь, когда Лука разорвал с ним деловые отношения…
        Грейс, уверенная, что ослышалась, перебила его:
        — Что сделал Лука?
        — Лука положил конец их партнерству. Он объявил Франческо об этом сегодня днем.  — Прищурившись, Пепе посмотрел на ее растерянное лицо.  — Неужели он ничего тебе не сказал?
        Грейс покачала головой:
        — Лука очень давно перестал обсуждать со мной свои дела. А ты что же — не участвовал в их предприятиях?
        Пепе скорчил гримасу:
        — Франческо подонок. Да я лучше дьявола взял бы в компаньоны, ему больше можно доверять.
        — Значит, ты пришел только для того, чтобы прикрыть Луке спину?
        — Зачем же еще?
        Лука отказался сотрудничать с Франческо…
        Грейс вспомнила выражение лица Франческо, когда они с Лукой допрашивали того бедолагу. Прежде чем Лука выставил ее из офиса, она успела заметить в глазах Кальветти лютую жестокость.
        Франческо нравилось угрожать, нравилось применять насилие, а Лука шел на это только по крайней необходимости. Все-таки большая разница.
        — Мне надо вернуться к Луке,  — пробормотала Грейс, не сводя глаз с мужа и полногрудой девицы, что-то нашептывавшей ему на ухо. Она направилась к ним, но Пепе бросил ей вслед:
        — Ты уже виделась со своей подружкой после возвращения?
        — С кем? С Карой?
        Он кивнул. Падавший свет вдруг высветил на его щеке серебристый шрам.
        — Еще нет.
        То, что с Карой не удавалось связаться, беспокоило Грейс. Это было не похоже на ее чувствительную подругу.
        В голову пришла неожиданная мысль.
        — Это ты выкрал информацию с ее телефона?
        Пепе отвел глаза и рассеянно скользнул ими по залу. Грейс стиснула зубы и тряхнула головой.
        — Кара — самое невинное и доброе существо на свете. Если ты ее обидел, клянусь, я сделаю так, что ты об этом пожалеешь.
        — Ты болтаешь, сама не знаешь что,  — бросил Пепе и скрылся в толпе гостей.
        Грейс глубоко вздохнула. Пока что приходилось отложить мысли о подруге. Ей предстояло сначала разобраться с более насущными проблемами.
        Она ступила в людскую реку и проложила путь к Луке. Грейс не могла выбросить из головы замечание Пепе. Неужели Лука все еще ищет любовницу? Похоже на то…
        Чем ближе Грейс подходила к бару, тем сильнее сосало у нее под ложечкой.
        Трудно было наблюдать, как муж ее флиртует с другими женщинами. Сначала с продавщицей в бутике, а теперь вот с этой особой — с искусственным загаром и силиконовым бюстом.
        Но, подойдя ближе, Грейс поняла, что флирт был односторонним. Вот Лука поднял на женщину глаза, и Грейс прочитала в них откровенную скуку. От этого взгляда сердце у нее стало невесомым, а по телу разлилось облегчение. Красотка с тем же успехом могла бы заигрывать с кирпичной стеной.
        Грейс решительно вклинилась между ними.
        — В чем дело?  — проговорила особа по-английски.
        Приглядевшись, Грейс узнала в ней гламурную модель, фаворитку британской прессы.
        — Простите мне мою невежливость,  — весело ответила она.  — Я Грейс, жена Луки.  — На стойке стоял бокал шампанского. Грейс схватила его и залпом выпила.
        — Это мое шампанское!
        — Да?  — притворилась она растерянной.  — Извините. Я решила, что этот бокал Лука заказал для меня. Позвольте, я куплю вам новый?
        — Не стоит беспокоиться.  — Девица поджала губки и, сунув под локоть сумочку, встала.
        — Очарована знакомством,  — бросила Грейс вслед модели, которая удалилась, покачивая бедрами, на танцпол, где толпились богатые и знаменитые.
        Лука взглянул на жену, губы его дрогнули.
        — Метишь свою территорию?
        — Скажи спасибо, что я избавила тебя от нее.  — Наигранное дружелюбие быстро покидало Грейс.  — Или это было очередное собеседование с потенциальной любовницей?
        — Мне не нужна любовница.
        Что-то горячее наполнило ее жилы, проникло в кости и в каждую клеточку тела. Она приоткрыла губы, но не издала ни звука.
        Ледяная мгла в глазах Луки растаяла. Грейс понадобились все силы, чтобы оторваться от его вспыхнувших глаз. Она проглотила комок в горле и уставилась на его бокал:
        — Я думала, ты теперь пьешь только виски.
        Он и глазом не моргнул.
        — Когда я убедился, что ты не погибла, а сбежала, то бросил пить. Мне нужен был трезвый рассудок, чтобы отыскать тебя.
        — Значит, мой уход принес кое-какую пользу.  — Грейс вымученно улыбнулась.  — А то я начала бояться за твою печень.
        — Не стоило.
        — Разве?  — язвительно поинтересовалась она.
        — Я видел, как ты разговаривала с Пепе,  — заявил Лука, резко меняя тему.  — И рад, что он не поддался порыву и не задушил тебя.
        — Я тоже. По-моему, он приберегает свою ненависть до той поры, когда получит возможность расчленить Франческо.
        На его губах заиграла улыбка. Он повернулся к бармену и заказал еще шампанского.
        — Франческо вовсе не такой злодей, каким Пепе его обрисовал.  — Лука помедлил.  — Разве что отчасти.
        — Он сказал, что ты разорвал партнерство с ним.
        — Да.
        — Почему?
        — Сейчас не время это обсуждать.
        — А когда это время наступит? Ночью? Завтра? В будущем году?
        Лука повернулся к ней:
        — Ночью.
        — Обещаешь?
        — Даю слово.
        Грейс закусила губу, пытаясь угадать его мысли. Лицо Луки странно дрогнуло.
        — Прости, что я соврал по поводу дородовой депрессии.
        Ее муж просит прощения? Это что-то новое!
        — Это была правда.  — Грейс выдохнула весь воздух, который был в легких. Он приподнял бровь, лоб пересекла вертикальная морщинка. Женщина криво улыбнулась.  — Ну, все было не так уж серьезно. Скорее это была апатия. Все труднее становилось заставлять себя жить как прежде.  — Она не хотела описывать мрак, который тогда ее окутал, однако слова словно вырывались сами по себе.  — А после рождения Лили стало еще хуже. Я купила тренажеры, испугавшись, что меня посадят на антидепрессанты, и я не смогу ухаживать за Лили. Я прочитала, что физические упражнения очень помогают.
        — И помогли?
        — Так, немного.  — Грейс пожала плечами и вдруг впервые осознала: только после возвращения на Сицилию — к Луке — к ней вернулась былая активность. Конечно, она уставала — ведь у нее был маленький ребенок,  — но исчез холод, леденивший ее кости.  — Сейчас мне гораздо лучше.
        — Это хорошо.  — Лука помолчал.  — Жаль, что меня не было рядом, чтобы поддержать тебя.
        Она готова была сказать, что ей тоже жаль, однако сдержалась. Добавить еще одно слово означало дать слабину.
        Перед ними поставили бокалы с шампанским, Лука передал один Грейс, а другой поднял. Его глаза вспыхнули.
        — Salute!
        — Salute,  — отозвалась она, чокаясь с ним.
        Она сделала большой глоток и закрыла глаза, наслаждаясь вкусом и шипением пузырьков. Если Лука прикасался к ней, она вспенивалась, как шампанское…
        — Можем потанцевать,  — предложил он.
        Грейс вдохнула и открыла глаза.
        — Зачем? Хочешь убедить гостей, что мы счастливы?
        — Я просто хочу потанцевать с самой привлекательной женщиной и показать всем, что она — моя.
        Грейс почувствовала, как у нее пересохло в горле.
        — Я не твоя. Всего лишь ношу твою фамилию.
        Она сразу поняла, что лжет, потому что Лука оставил неизгладимый след в ее чувствах, сознании, в жизни.
        Он наклонился и прошептал:
        — Ты никогда не перестанешь быть моей.
        От его горячего дыхания все внутри завибрировало. Грейс покачнулась, не сумев справиться с головокружением, вызванным его прикосновением. Он положил свою ладонь на ее, переплел свои пальцы с ее пальцами. Его тепло проникло под кожу и дальше, в самую глубь ее существа. Как-то само собой вышло, что вторая ее рука опустилась на его плечо.
        Мышцы мужчины напружинились. Грейс почувствовала, как в нем пробуждается могучее желание, в котором она когда-то черпала невыразимую радость. В глубинах полуночных глаз Луки вспыхнули звезды, и, глядя в них, она ощутила, как ее опутывают невидимые нити. Он побрился перед вечеринкой, но уже сейчас темная щетина пробивалась на подбородке. Если и есть на свете более привлекательный мужчина, она такого не встречала.
        Лука провел губами по ее щеке, слегка прихватывая ими нежную кожу.
        — Потанцуй со мной.
        Грейс страшно этого хотелось. Хотелось послать к черту прошлое и будущее и принять ускользающее настоящее, каким бы оно ни было. Его рука скользнула по ее груди и легла на бедро. Лука притянул жену к себе.
        — Потанцуй со мной,  — повторил он.
        Впервые после бегства с Сицилии Грейс почувствовала, как ее сокровенное «я» выскользнуло из глухого тайника, в котором до сих пор пребывало. Лука действовал на нее, как наркотик. Она выжила бы без него, но это можно было сравнить с вдыханием воздуха, в котором лишь малая толика кислорода.
        Она ненавидела Луку!
        Она его любила!
        Развязка могла быть только одна.
        Наклонив голову, Грейс сжала зубами мочку его уха.
        — Хорошо,  — выдохнула она,  — я потанцую с тобой.
        Глава 11
        Пары танцевали под сладострастные аккорды ритм-энд-блюза. Модель, флиртовавшая с Лукой, прижималась к английскому аристократу.
        Лука танцевал с женой, они покачивались в такт пульсирующей музыке, он склонился к ее шее и кожей ощущал горячее дыхание. Изгибы их тел, как всегда, идеально соответствовали друг другу.
        Лука считал сегодняшнее мероприятие неизбежным злом еще до того, как решил прекратить сотрудничество с Франческо Кальветти. Но после их разговора посещение вечеринки стало особенно необходимым. Надо было продемонстрировать всем, что они расстались по-дружески. Ни одному из бывших партнеров не хотелось, чтобы конкуренты шныряли вокруг и вынюхивали их слабые стороны.
        Грейс вернула ему покой. Когда он держал ее в объятиях, поселившиеся в душе демоны исчезали. Так было всегда. Лука закрыл глаза и представил, что этих последних месяцев не было вовсе и они с Грейс никогда не разлучались.
        Он медленно провел руками по спине жены и, обхватив ладонями ягодицы, плотнее прижал ее к себе. Она не могла не заметить его возбуждение. К чему скрывать это? Физически они идеально подходили друг другу.
        Его поиски любовницы закончились, не успев толком начаться. Придется привыкнуть к мысли, что не существует другой женщины, которая воспламеняла бы его так, как Грейс.
        Лука задрожал, стоило ее пальцам погладить его затылок. Ее умелым, талантливым пальцам…
        Когда Грейс в последний раз занималась живописью? В убогом коттедже, в корнуоллской глуши? Но там не было рисовальных принадлежностей. Не похоже, что, оставив его, она хотя бы раз взяла в руки кисть или карандаш. У него защемило в груди. Неужели виноват в этом он?
        Грейс потерлась бедром о его бедро. Мысли мужчины застлало туманом, когда он почувствовал, как она легонько сжимает губами кожу на его шее. По жилам разлилось острое наслаждение. Лука, закрыв глаза, завладел ее губами. Их горячая сладость заворожила его.
        Он забыл, что надо дышать. Этот вкус наполнял влагой его рот, этот жар обращал кости в желе, а острие — в сталь. Все было знакомо и в то же время потрясало своей новизной.
        Лука нежно раздвинул губы женщины языком, и жажда, никогда его не покидавшая, только запрятанная в укромный уголок, вырвалась наружу. Грейс застонала и впилась ногтями ему в затылок.
        Они стояли, покачиваясь в такт музыке. Танцующие вокруг пары скрыл густой туман, гости Франческо были рядом, но стали невидимыми, а музыка звучала словно издалека…
        Настоятельная потребность овладеть женой заполнила Луку. Пусть Грейс его ненавидит — она все равно принадлежит ему.
        Как и он — ей.
        Какая-то пара случайно толкнула их, и Лука, глухо ругнувшись, оторвался от Грейс.
        — Уйдем отсюда,  — сказал он, беря ее за руку и увлекая за собой.
        Она не противясь последовала за ним сквозь толпу изрядно подвыпивших гостей. Не выпуская руки Грейс, Лука по телефону предупредил водителя, что они уезжают.
        Минуту спустя тот распахнул заднюю дверцу автомобиля, и они уселись на сиденье.
        — В отель,  — велел Лука.
        Только когда лимузин тронулся, и поднятая стеклянная панель отделила их от водителя, он повернулся к жене.
        В ее глазах, во всем облике было что-то дикое, необузданное.
        — Иди сюда.  — Он обвил рукой ее шею и потянул к себе.
        Грейс не нужно было повторять дважды. Она вспорхнула к нему на колени и обхватила его руками. Их губы снова соединились, и Лука откинулся на обитую дорогой кожей спинку сиденья, нежно прижав к себе ее голову.
        Он не представлял, каков на вкус волшебный нектар, который описывается в мифах и легендах, но знал точно: никакой нектар не может быть слаще поцелуев Грейс. Даже самый могучий соблазн не способен разбудить в нем желание равное тому, какое она спускала с привязи одним своим поцелуем.
        Грейс была чувственной женщиной, и быстрота, с которой она возбуждалась, была сродни его собственной.
        Как только она оседлала его колени с откровенным вожделением, которое Лука обожал, он спросил себя: как вообще обходился без Грейс? Их занятия любовью могли быть краткими и неистовыми или же неторопливыми и расточительными, однако заканчивались они всегда полным удовлетворением и насыщением обоих, блаженно отдыхающих в объятиях друг друга.
        Лука оторвался от Грейс, чтобы глотнуть воздуха, и лизнул мочку ее уха. Она застонала и потерлась щекой о его щеку, затем ее ладони скользнули ему под рубашку.
        Мужчина подумал, что они нетерпеливо ласкают друг друга на заднем сиденье автомобиля, словно неоперившиеся подростки. Он шевельнулся, меняя позу, и тут же пожалел, потому что его напряженный орган уперся в низ живота Грейс.
        — Хватит,  — отрывисто проговорил Лука, отодвигая ее. Это нисколько не уменьшило зуд в паху.  — Я не собираюсь заниматься с тобой любовью в машине.
        Грейс поглядела на него с напускным недоумением:
        — Почему?
        Он рассмеялся, Грейс отлично удавалось изображать наивность.
        — Потому что мы не подростки и всего через несколько минут в нашем распоряжении будут две удобные кровати.
        Она надула губки:
        — Умеешь ты испортить удовольствие.
        — Разве я ничему тебя не научил? Предвкушение только усиливает удовольствие.  — Лука натянул ей на плечи бретельки платья.  — Кровать можешь выбрать сама.
        — Ты разрешаешь мне хоть что-то выбрать?
        — Не начинай,  — предостерег он.
        И тут же решил, что проще всего подавить спор в зародыше, снова поцеловав ее.
        — Мы вроде бы решили, что не станем заниматься этим в машине,  — пробормотала Грейс в паузе между поцелуями.
        — Здесь я устанавливаю правила!  — Лука снова закрыл ей рот поцелуем, долгим и восхитительным.
        Как-то незаметно для него ее рука опять забралась ему под рубашку, и Грейс ущипнула его за сосок.
        — Тебе кажется.
        Он не успел ответить. Жена снова оказалась у него на коленях. И только Лука решил, что в несдержанности пылких подростков имеются свои плюсы, как лимузин остановился. Грейс подняла голову:
        — Ой… мы уже приехали.
        Он притянул ее к себе для последнего поцелуя:
        — Вспомни, что я говорил о предвкушении.
        Когда водитель открыл дверцу, они чинно сидели рядышком, держась за руки.
        Рука об руку они миновали вестибюль, и телохранителям, которые приехали на другой машине, пришлось ускорить шаг, чтобы не отстать от них.
        Для Грейс поездка в лифте стала пыткой: присутствие лифтера позволяло ей только держать Луку за руку.
        Едва они переступили порог номера, как она оказалась в объятиях мужа. Грейс обхватила его за шею, упиваясь поцелуями, воспламенявшими кровь.
        Лука прижал жену к двери и поднял подол ее платья.
        — Грейс,  — выдавил он хрипло, покусывая ее нижнюю губу, в то время как пальцы его нащупали край женских трусиков.
        Ее рука нырнула за пояс его брюк и скользила все ниже, пока не добралась до напряженной плоти. Из горла Луки вырвался стон, и у Грейс побежали мурашки по коже. Она быстро расстегнула пуговицу и дернула вниз молнию, после чего стянула с него брюки и боксерские трусы, выпуская его плоть на свободу.
        Они забыли о кроватях, о любовных играх, обо всем. Как давно у них этого не было!
        Грейс ахнула, когда он стащил с нее трусики и отбросил их прочь. А когда его палец проник в ее сокровенную влагу, она застонала и прижалась к мужу, желая и требуя большего.
        Она жаждала, чтобы Лука заполнил ее и удовлетворил, как умел только он, и едва не завизжала от разочарования, когда он убрал руку. Зато потом мужчина обхватил ее за ягодицы и приподнял. Грейс схватила его за рубашку и притянула к себе. Он прервал поцелуй и посмотрел на нее хищным, голодным взглядом.
        — Ты самая сексуальная женщина в мире,  — прорычал Лука, снова накрывая ее губы своими.
        Грейс обвила ногами его талию. Он вошел в нее стремительно. Она выкрикнула его имя и укусила за мочку уха. Некогда было упиваться моментом, потому что одного этого мало. Каждая ее клеточка готова была взорваться.
        Прижавшись к Луке, она уткнулась лицом ему в плечо и втянула в себя мускусный запах, пощипывая губами солоноватую кожу.
        Казалось, они не расставались: тела их двигались в одном ритме. Они оба жаждали освобождения. Грейс чувствовала, что темп нарастает. Стоны Луки становились все более гортанными, и она поняла, что он сдерживается из последних сил. Ее это всегда восхищало: мощный сексуальный хищник отчаянно хотел ее. Лука знал тело жены так же хорошо, как свое собственное.
        Грейс накрыл девятый вал безумного блаженства.
        Лука вскрикнул от восторга, уже не сдерживаясь, и они одновременно вкусили наслаждение до самой последней капли.
        Они долго стояли, крепко держась друг за друга, пока туман немного не рассеялся и дыхание их не успокоилось.
        Грейс не хотелось размыкать объятия, но ее ноги ослабли и более не могли сжимать его бедра. Лука тихо рассмеялся и, бережно поддерживая ее за талию, подождал, пока она устойчиво встанет на ноги.
        — Все хорошо?  — спросил он, проводя губами по шее Грейс.
        — По-моему, да.
        Она прильнула к его груди. Сердце Луки гулко стучало. Он погладил ее по спине:
        — Пойдем к тебе или ко мне?
        Грейс, подняв голову, встретила взгляд его полуночных глаз, в которых пылало пламя.
        Она понимала, что провести с ним ночь в одной постели очень и очень опасно, но ей было все равно. По крайней мере — сейчас. Если утром она пожалеет… ну, вот утром и подумает.
        — Ко мне.
        Осторожно, чтобы не разбудить Луку, Грейс высвободилась из его объятий и встала.
        Они предавались любви, а потом он заснул, крепко прижимая ее к себе. Обычно его глубокое, мерное дыхание быстро нагоняло на нее сон, но этой ночью молодая женщина никак не могла успокоиться. Что неудивительно в сложившихся обстоятельствах.
        На цыпочках выйдя из комнаты, Грейс направилась в гостиную и принялась рыться в столе. Она нашла большой блокнот, но карандаша там не оказалась, зато обнаружилась дорогая ручка со стержнями разного цвета. Ручка так ручка. Пальцы ее чесались.
        В спальне она включила ночник на туалетном столике, тихо придвинула кресло к кровати и забралась в него с ногами. Работая, Грейс потеряла счет времени, но вдруг тишину нарушил голос Луки:
        — Ну как, не забыла пририсовать мне рога?
        Оторвав глаза от блокнота, она застенчиво улыбнулась. Пошарив рядом с собой, нашла скомканный листок и бросила им в мужа.
        Он сел и разгладил бумажку. Перевел взгляд на нее, потом снова на рисунок. Странно — на его лице отразился не гнев, а скорее грустное согласие. Но возможно, ей это только показалось в тусклом свете ночника.
        Она нарисовала спящего Луку. Чем внимательнее он рассматривал рисунок, тем сильнее сжимало грудь. Рисуя, Грейс дала волю своей ненависти и, увлекшись, пририсовала к его подбородку длинную козлиную бороду, а лоб украсила рогами. Для глаз она использовала красный цвет, хотя весь рисунок был выполнен черным. Закончив, Грейс перевела взгляд с дьявола на листке на дьявола в постели. Но не увидела чудовище в том, кто лежал на кровати. Спящий мужчина во сне выглядел невинным. Ее сердце сжалось так сильно, что на глаза навернулись слезы. Она снова посмотрела на рисунок и поняла, что изображенное там — неправда.
        Грейс смяла лист и принялась за дело снова. Теперь она рисовала только то, что видели ее глаза. Новый рисунок вышел более правдивым.
        — Если это тебя утешит, на втором рисунке рогов нет.  — Голос ее дрогнул.
        — Да, это утешает.  — Лука кисло улыбнулся.
        Грейс опустила глаза и добавила несколько штрихов, чтобы сделать волосы темнее.
        — Ты уже готов рассказать, почему решил отказаться от партнерства с Франческо Кальветти?
        — Тут не о чем особенно рассказывать. Я решил, что теперь пришло время расторгнуть договор.
        — Почему именно сейчас?
        — Есть много причин.
        Наступило молчание.
        — Как он вообще стал твоим компаньоном? Ты мне никогда не говорил об этом.
        Свет ночника создавал в комнате мирную атмосферу, и Грейс хотела, чтобы она такой и оставалась, не желая нарушать гармонию, которой они достигли, пусть даже временно.
        Лука тяжело вздохнул и опустил ноги на пол. Встал, подошел к окну и раздвинул шторы. Его обнаженный торс выглядел великолепно. Грейс быстро перевернула страницу и начала новый рисунок. Она ждала, когда он заговорит.
        — Наши отцы когда-то дружили и сотрудничали. Мы с Франческо ходили в одну школу, вместе проводили выходные, и все такое.
        — Правда? Мне помнится, я не видела Франческо после нашей свадьбы. Как его зовут, я узнала только после того, как ты купил первое казино.
        Потом они купили еще казино, а следом — ночные клубы. Вскоре имя Франческо Кальветти стало ненавистно Грейс.
        — Его отец был мерзавцем.
        Она терпеливо ждала.
        — Сальваторе Кальветти был настоящим гангстером. По сравнению с ним семейка Медичи — сущие котята. С возрастом Сальваторе озлобился. Мой отец был совсем другим. Годы его, наоборот, смягчили. Никто из нас не удивился, когда он разорвал с Сальваторе всяческие отношения. Ему хотелось следовать… более цивилизованным путем. Подрастали мы с Пепе и собирались идти по его стопам. Поместье принадлежало нашей семье на протяжении многих поколений и всегда приносило хороший доход. Отец решил, что пришла пора реализовать все его возможности и сделать виноградник гордостью страны.
        — А Сальваторе был согласен… разорвать сотрудничество?
        — Нет. Только то, что они дружили с детских лет, позволило отцу отделиться безнаказанно.  — Лука оперся о подоконник и посмотрел в окно.  — Год спустя отец умер. Мы с Пепе решили, что станем управлять поместьем, как он того желал — без вмешательства Сальваторе.
        — Сальваторе попытался надавить на вас?
        — Само собой. Он считал, что имеет на это право. Но мы объяснили ему, что он заблуждается.
        — Поэтому поместье охраняется, как Форт-Нокс?
        Лука кивнул:
        — Оно всегда надежно охранялось, но после смерти отца я решил, что не помешает принять дополнительные меры безопасности. Я не собирался подпускать этого подонка близко к моей семье, дому и бизнесу. Видит бог, он пытался!
        — Значит, когда поместье перешло к тебе, весь бизнес велся только на его территории?
        Лука кивнул.
        Грейс прикинула, чего добился ее муж за тринадцать лет. На данный момент они владели десятком плантаций в Европе и двумя в Южной Америке.
        Вино Мастранджело пользовалось спросом во всем мире, оно завоевывало престижные награды. Оливковое масло Мастранджело было высшего качества, и понимающие шеф-повара во множестве стран предпочитали именно его.
        Пепе, закончив университет, тоже вошел в дело, но именно Лука оставался его главной движущей силой.
        — Если ты ненавидел Сальваторе, почему согласился на сотрудничество с его сыном?
        — Сальваторе умер вскоре после первой годовщины нашей свадьбы.
        — А…  — Грейс припомнила, как Лука упоминал о каком-то умершем знакомом, странно скривив при этом губы.  — Ты не захотел, чтобы я присутствовала на похоронах…
        — Я не хотел, чтобы ты приближалась к этому негодяю, пусть даже лежащему в гробу. Мы с Пепе пошли только затем, чтобы удостовериться, что он действительно умер.
        — И тогда вы с Франческо возобновили отношения?
        — Да. Он со своим отцом не слишком-то ладил, но никогда не шел против него. Смерть Сальваторе дала ему возможность пойти своим путем.
        — И ваши пути пересеклись… Но Пепе с тобой не согласился.
        — Пепе и Франческо давно ненавидят друг друга. Оба когда-то сходили с ума из-за одной женщины. Я плохо помню подробности.  — Лука пожал плечами.  — У меня своя голова, и я не нуждался в разрешении или благословении брата. Франческо тоже сам себе хозяин. Он не похож на своего отца. Он талантливый финансист, его идеи принесли нам много денег.
        — Но если это так выгодно, почему же ты с ним расстаешься?
        — Потому что пришла пора. Я оставляю себе рестораны. Они практически на самоуправлении, а казино и клубы требуют постоянного руководства. У меня появился ребенок, которому требуются внимание и забота. Я хочу наблюдать, как Лили купают, хочу читать ей сказки, хочу стать ей настоящим отцом.
        «Счастливица Лили»,  — подумала Грейс, и на душе у нее стало пусто и грустно. Истина гласит, что нельзя чувствовать отсутствие того, чего никогда не имел. Грейс не скучала по отцу во время его долгих отлучек. Даже когда Грэхем жил дома, его голова была занята высокими идеями. Грейс знала, что папа и мама любят ее, и этого ей было достаточно.
        Так, по крайней мере, она себе внушала.
        Она никогда ни в чем не упрекала родителей. Она приняла их такими, какими они были, и старалась не задумываться над вопросом, на который боялась получить ответ: неужели мамино творчество и папины добрые дела важнее их собственного ребенка?
        Она и Луку никогда не упрекала за его образ жизни, также боясь заглядывать слишком глубоко, но беременность не оставила ей выбора. Однако она не стала предъявлять мужу неоспоримые факты, которые ее напугали и ужаснули. Она сбежала, не дав ему возможности оправдаться…
        — Ты только поэтому порываешь с ним?  — тихо спросила Грейс.  — Чтобы проводить время с Лили?
        Он повернулся и посмотрел на нее:
        — Разве это не веская причина?
        Она пожала плечами:
        — Я подумала… понадеялась… что ты наконец понял, в кого превратился.
        Его взгляд ожесточился.
        — В кого именно?
        — В того, кем твой отец не захотел бы тебя видеть.
        Она тут же пожалела об этих словах, поняв, что ударила в больное место. Лука вздохнул и отвернулся. Грейс подошла к нему.
        Как странно! Еще сутки назад она ухватилась бы за любую возможность, чтобы его уязвить.
        — Лука, прости меня,  — тихо проговорила Грейс, кладя руку ему на плечо.
        Он продолжал молча смотреть в окно, стиснув зубы, и тогда она попробовала еще раз:
        — Я больше не хочу ссориться. Тебе плевать на мое мнение, но все равно скажу: я очень рада, что ты порвал с этим человеком.
        Казалось, прошла целая вечность, прежде чем он нарушил молчание.
        — Уже поздно. А нам завтра рано вылетать. Я пойду к себе и посплю немного.
        Грейс не стала его удерживать.
        С тяжелым сердцем она погасила свет и легла в постель. Как же холодно было без Луки под пуховым одеялом!
        Глава 12
        Лука открыл дверь коттеджа и включил свет. Студия заиграла яркими красками.
        Он часто приходил сюда, пока искал Грейс, особенно одинокими ночами, когда в душе царил лютый холод. Он изучал каждую картину, как сыщик, отыскивающий нити, пытаясь увидеть нечто, объясняющее причину ее ухода.
        К тому же в такие минуты Лука чувствовал себя ближе к Грейс. В картинах неизгладимо запечатлелись личность и характер его жены. Если закрыть глаза, можно было представить, что Грейс стоит перед мольбертом, склонив набок голову, сосредоточенно сведя брови.
        Лука опускался на колени и перебирал картины. И, делая это, наверное, в сотый раз, наконец начал понимать.
        Ее первые работы были яркими и праздничными. Она рисовала Луку, его семью, работников поместья.
        Их брак становился старше, и картины начали меняться. Постепенно и незаметно… Последние работы были выполнены в приглушенных тонах, словно чувства Грейс потускнели, затуманились.
        Особенно рьяно пытался Лука понять самое последнее полотно, которое она оставила на мольберте. Грейс нарисовала летящую в вязком тумане черную птицу.
        Почти год он вглядывался в эту картину, пытаясь разгадать, что она означает, и теперь увидел то, чего прежде увидеть не мог. То, что Лука принимал за туман, оказалось куполом, и птица пыталась выбраться из-под этого купола. Птица знала, что совсем близко большой, бескрайний мир, но сама она была пленницей.
        Эта картина тоже была портретом. Точнее, автопортретом Грейс.
        Она — птица. Купол — он, Лука.
        Он с трудом поднялся на ноги и почувствовал, что комната плывет перед глазами. Стены словно наступали на него со всех сторон.
        Лука несколько раз вздохнул, но легкие не желали впускать воздух.
        Боже, что он наделал?!
        Он поймал красивую, полную жизни птицу и лишил ее свободы, отнял у нее радость.
        Потом он поймал ее снова, но вместо того, чтобы усвоить урок и сделать выводы, окончательно связал ей крылья.
        Неужели это то, о чем он мечтает? Чтобы крылья Грейс навсегда разучились летать? И того же он хочет для Лили, прекрасного птенчика? Жизни, полной запретов и страха?
        Ему снова вспомнился отец, к которому он то и дело мысленно обращался в последние дни.
        Грейс была совершенно права, вынося свой приговор. Отец ужаснулся бы, увидев, в кого превратился его сын. Не говоря уже о ситуации с Грейс, отец весьма опечалился бы тем, что Лука приветствовал все то, что сам он в последние годы жизни решительно отвергал и от чего пытался уберечь сыновей.
        Как же случилось, что Лука вступил на этот путь? В глубине души он с самого начала знал, что совершает ошибку. Вместо того чтобы вовремя выйти из игры, он прельстился блестящим ореолом гламурных заведений и вложил деньги в ночные клубы.
        Франческо презирал своего отца и питал отвращение к торговле наркотиками и контрабанде оружия, однако он явно перенял у Сальваторе кое-какие приемы.
        Лука вспомнил, как они в первый раз поймали человека, пытавшегося жульничать в казино. Люди Франческо избили его до полусмерти, но за что? Тот человек всего-то надеялся выручить пару сотен евро.
        Почему же Луку сразу не возмутили избиения?
        Он не отвергал применение силы, если оно диктовалось крайней необходимостью. Многие из тех, с кем он имел дело, другого языка просто не понимали. Но из-за двухсот евро? Достаточно было тычка под ребра.
        Той ночью он вернулся поздно и, осушив стакан шотландского виски, отправился в студию жены. Он нашел Грейс крепко спящей и, забравшись под одеяло, привлек ее к себе. После сцены насилия, которую ему пришлось наблюдать, его разум пребывал в смятении, сердце ныло. Лука надеялся в объятиях жены найти временное облегчение и забвение.
        После того, первого, случая он передал службу охраны в руки Франческо, взяв с того обещание не преступать последнюю черту.
        Уверенный, что теперь никого не лишат жизни от его имени, вначале он стал спать спокойнее.
        Но постепенно сон снова пропал. Едва ли не каждую неделю ловили воришек или нахалов, грубо пристающих к танцовщицам. Еще приходилось бороться с торговцами наркотиками, которые норовили заняться своим бизнесом в его заведениях. Лука не возражал, чтобы с этими подонками разбирались по всей строгости. Это были опасные типы. Он и сам с удовольствием собственноручно врезал бы им по физиономии.
        Эту публику необходимо было учить, для острастки других.
        Так он допустил применение насилия. Позволил проливать кровь, крушить кости и твердил себе, что защищает свой бизнес. Обычно он делал это со стаканом виски в руках.
        Но если он полагал, что в этом нет ничего плохого, почему не делился своими проблемами с Грейс? Лука понимал, что она ужаснется.
        Он не хотел увидеть в ее глазах осуждение.
        Он не хотел признаться жене — даже больше, чем себе самому,  — что пошел по неверному пути и забрел так далеко, что не видел выхода.
        Лука боялся, что, узнав правду, Грейс повернется и уйдет навсегда.
        И она ушла.
        Три года назад у него было все — жизнерадостная красавица жена, которая его любила и понимала. Процветающий бизнес. Деньги…
        Впрочем, бизнес и деньги по-прежнему оставались при нем, но главное он упустил.
        Любовь Грейс — самое лучшее, что у него было, а он разрушил все своим тщеславием и эгоизмом. Он привнес в их жизнь насилие и опасность — более реальные, чем угрозы, исходившие от Сальваторе.
        Лука медленно подошел к большому зеркалу, которое Грейс установила рядом с мольбертом и в которое рассматривала свои картины под разными углами. И он взглянул на себя под другим углом.
        Тот набросок, который она сделала с него спящего, был пугающе реален. Грейс права: он сущий дьявол. Злобное чудовище. Груз реальности сдавил ему грудь, кожа похолодела, желудок свело судорогой. Хрипло вскрикнув, Лука сорвал зеркало с подставки и бросил на терракотовый пол.
        Тяжело дыша, он смотрел на осколки, усеявшие все вокруг. Его искаженное лицо отражалось теперь в каждом из тысячи крошечных кусочков.
        Разве этого достаточно, чтобы заставить демонов, вопящих в его голове, заткнуться? Во всем мире не хватит зеркал, чтобы он смог очиститься. Впрочем, он не заслуживает очищения.
        Лука впервые после смерти отца ощутил беспомощность и безысходную пустоту внутри.
        Раздавшиеся позади шаги заставили его обернуться.
        — Лука?  — Грейс медленно направилась к нему.  — Что ты здесь делаешь?
        Он не смог выдавить ни звука. Под ее зимними сапожками захрустели осколки, и она замерла, глядя на беспорядок.
        — Я везде тебя искала. Что случилось?
        Он не заслуживает, чтобы она о нем беспокоилась.
        — Пожалуйста, Лука,  — попросила она и сделала шаг к нему, хрустя осколками,  — скажи что-нибудь!
        Сколько раз Грейс просила, чтобы он поговорил с ней, и сколько раз он отмахивался, не желая признаться ни ей, ни себе, что у него проблемы.
        Что он может сказать ей сейчас? Разве словами можно выразить переполняющие его чувства или загладить все то, что она вынесла по его вине?
        Лука обхватил ладонями ее лицо. Ореховые глаза вспыхнули, но Грейс не сделала попытки высвободиться. Она пристально смотрела на мужа, словно пыталась проникнуть в его сокровенные мысли.
        Ему придется отпустить ее и Лили. Он не смеет навязывать Грейс эту чуждую ей жизнь, этот постылый брак. Но…
        Прежде чем он отпустит ее, в его силах хотя бы частично компенсировать то, что он натворил.
        Он закрыл глаза, прильнул к губам Грейс и замер, вдыхая головокружительную сладость ее дыхания и ожидая, что она вот-вот вырвется. Но она вскинула руки, стиснула его свитер и прильнула к нему всем телом.
        Лука ждал только этого сигнала. Обняв жену, он крепко поцеловал ее. Она выпустила свитер и обвила руками его шею, не менее пылко отвечая на поцелуй.
        — Идем наверх,  — проговорил он, подхватывая Грейс на руки.
        Он много раз пытался отнести ее на руках в спальню, но на полпути оба начинали хохотать, и заканчивалось все безумными ласками прямо на месте.
        Но на этот раз Лука проделал путь до конца. На лице Грейс не было ни тени улыбки — только всепоглощающая страсть.
        В спальне было очень холодно. Он положил Грейс на кровать, затем подошел к окну и, задернув шторы, включил обогреватель. А пока не станет тепло, он, Лука, согреет ее жаром своего тела.
        Грейс не сводила с него глаз.
        — Лука…  — заговорила было она, но он прижал палец к ее губам.
        — Подожди.
        Он скинул ботинки и лег рядом, а место пальца заняли его губы. Она обняла Луку и отвечала на поцелуи с откровенной необузданной страстью, что всегда приводило мужчину в восторг. Губы их сливались, языки сплетались, тела соединялись.
        Губы Луки скользили по ее лицу, не пропуская ни миллиметра шелковистой кожи. Ее тихие стоны действовали на него, как бальзам на рану.
        Почувствовав, что комната немного согрелась, он отстранился.
        — Оставайся на месте.  — Это распоряжение Лука скрепил еще одним поцелуем.
        Грейс покорно вздохнула и, заложив руку за голову, посмотрела на него.
        Одним быстрым движением он стянул с себя свитер и бросил на пол. Затем, не сводя с нее глаз, скинул рубашку, брюки и белье. Лука испытывал небывалое, не изведанное прежде возбуждение.
        Обогреватель еще не заработал в полную силу, однако мужчина не чувствовал холода.
        Встав на колени в ногах кровати, он расстегнул сапожки Грейс и снял их вместе с шерстяными носочками. Ее ноги были ледяными, и он растер их ладонями, а потом принялся целовать по очереди пальчик за пальчиком.
        Потом Лука не спеша раздел ее. Вскоре ее джинсы и свитер лежали на полу рядом с его одеждой.
        Он был уверен, что видит Грейс нагой в последний раз. И прежде, чем дать волю губам, жадно оглядел ее тело, намереваясь поцеловать и просмаковать каждый его дюйм. Начав с нежных губ жены, Лука перешел к шее и двинулся вниз — к плечам и ключицам. Ладони его тем временем привольно странствовали по ее гладкой коже.
        Прошлой ночью, когда они занимались любовью во Флоренции, их страсть была слишком яростной, они оба слишком торопились, чтобы уделить время любовным играм.
        Теперь Лука собирался наверстать упущенное в полной мере. Чем дольше он целовал и ласкал Грейс, тем больше перемен замечал в ее теле. Ее соски загрубели, а груди, судя по тому, как она ахала и изгибалась, когда он брал их в рот, стали более чувствительными. Пониже пупка тянулись красные полосы, приметы того, что она недавно вынашивала ребенка. Его ребенка. Лука благоговейно поцеловал каждую, борясь с внезапным жжением в глазах, грозившим прорваться наружу слезами, стоило ему представить, как Грейс в одиночку справлялась с проблемами беременности и родов.
        Как же он мог ненавидеть ее за то, что она защищала своего ребенка?
        С ее губ срывались тихие стоны, а когда он спустился вниз, к лону, она запустила пальцы ему в волосы.
        Лука мягко развел ее бедра. Стоило ему прижаться губами к пухлым долькам, как Грейс ахнула и попыталась сесть. Он удержал ее, положив ладонь на живот, и принялся ласкать сокровенные места, вдыхая восхитительный мускусный запах.
        Стоны женщины стали протяжнее. Она напряглась и выгнула спину, стремительно приближаясь к высшему блаженству. Лука продолжал ласкать каждый ее дюйм, разжигая пламя наслаждения. Потом поднялся выше и покрыл живот и груди Грейс новой волной поцелуев, подбираясь к губам.
        Щеки ее пылали, глаза горели. Обвив шею Луки, она рывком заставила его припасть к ее губам, а другая ее рука спустилась по его спине к ягодицам.
        Наконец он вошел в нее и испытал небывалое облегчение.
        Закрыв глаза, Лука глубоко вздохнул и заставил себя успокоиться. Эту последнюю их близость нужно лелеять и продлевать.
        Однако у Грейс на этот счет было свое мнение. Она приподняла бедра, устремляясь ему навстречу, ее губы требовали новых и новых поцелуев.
        Лука прилагал титанические усилия, чтобы сдерживать ее. Ему хотелось, чтобы и Грейс смаковала каждое мгновение и, вспоминая их самый последний раз, думала о нем если не с любовью, то хотя бы без ненависти.
        Стоны Грейс возобновились, она выкрикивала его имя, сжимая ладонями его ягодицы. Когда Лука почувствовал, что ее тело напряглось, он позволил и себе освободиться…
        Он, наверное, лежал на Грейс целую вечность. Наконец побежавшие по спине холодные мурашки заставили Луку шевельнуться.
        Он натянул на них обоих одеяло и привлек Грейс к себе. Последняя ночь вместе с ней, а потом…
        Внезапно она села:
        — У твоей мамы наверняка лопнуло терпение!
        Она хотела выскочить из постели, но Лука схватил ее за руку:
        — Что за беда?
        — Я уложила Лили и попросила твою маму за ней приглядеть, пока буду искать тебя. Я не предполагала, что все так затянется.
        — Мама будет только рада,  — успокоил он жену.
        — Нет. Она измучилась. Я думаю, Лили всю ночь не давала ей спать.  — Грейс все-таки вырвала руку и встала.  — Я сказала ей, что вернусь через минуту.
        — Почему ты меня искала?
        — Ты не пришел, когда я укладывала Лили. Я не могла тебя найти, и на звонки ты не отвечал.  — Она криво улыбнулась.  — Может, и твой телефон запрограммируем на слежение?
        Лука поморщился. Он это заслужил, но все равно было больно. С тяжелым сердцем он смотрел, как одевается Грейс. Она почувствовала его взгляд, и ее рука замерла на застежке джинсов.
        — В чем дело?
        Ему очень важно было получить ответ на один вопрос, прежде чем она уйдет навсегда.
        — Почему ты перестала рисовать?
        — Я…  — Грейс запнулась.  — Сама не знаю. Вероятно, игра с тобой в прятки отнимала много времени.
        — Прости, что я так и не купил тебе галерею.
        — Ты правильно поступил: за пределами поместья ты вряд ли чувствовал бы себя в безопасности. Я собиралась купить ее сама.
        — Правда? На деньги, которые я давал тебе на расходы и которые ты копила?
        Грейс кивнула:
        — Они лежали в банке без толку.
        — Странно, что ты ими не пользовалась.
        — В этом не было необходимости. Я в них вообще не нуждалась.
        — Тогда зачем ты их брала у меня?
        — Я согласилась на это во время медового месяца, потому что не хотела тебя расстраивать. Однако незадолго до того, как уйти от тебя, я стала задумываться: а почему бы не купить галерею? Деньги мои, и я могу поступить с ними, как пожелаю.
        — Но ты же знала, что я этого не одобрю.
        Грейс печально улыбнулась:
        — Ничего я не знала. Ты не вдавался в объяснения, просто уклонялся от обсуждения каждый раз, когда я заговаривала о галерее. Но догадываться, конечно, догадывалась.
        — И все равно ты готова была поступить по-своему.
        — Я понимала, что открытие собственной галереи без твоего ведома означает войну. Но я надеялась, что мы сумеем это преодолеть.  — Она закончила одеваться и взглянула на часы.  — Мне правда надо бежать к твоей маме. Ты идешь со мной?
        — Нет. Я уберу осколки, а потом нужно заняться кое-какими делами…
        — Тогда ладно.  — Грейс закусила нижнюю губу, словно собиралась что-то сказать, но передумала.  — Пока.
        Убедившись, что она ушла, Лука упал ничком на кровать и сжал голову руками.
        Глава 13
        Грейс ждала Луку, но дверь на их половину ночью так и не отворилась. И Лили плохо спала. Женщина могла поклясться, что дочка тоже ждала возращения отца.
        Что-то мучило Луку, и у нее ныло сердце.
        То, что произошло между ними сегодня… Он был не просто нежен… Его глаза… Чувство, которое она увидела в его взгляде… Странно, но у Грейс создалось впечатление, что Лука прощался с ней.
        Утром, накормив и переодев Лили, она решила прогуляться. Может, бодрящий воздух развеет меланхолическое настроение?
        Побродив около часа по лесу, обогнув виноградники, Грейс повернула назад все в том же смятении, в каком пребывала до прогулки.
        По крайней мере, свежий воздух пошел на пользу Лили, и малышка крепко заснула.
        Грейс вынула ее из коляски и отнесла в их крыло. Лили не проснулась даже тогда, когда мать снимала с нее теплый комбинезон. Уложив дочку в колыбельку, она вернулась в свою комнату и увидела лежащий на подушке паспорт.
        — Я, наверное, окончательно спятила,  — пробормотала Грейс и, взяв паспорт в руки, обнаружила под ним какой-то конверт.
        Нет, она определенно сходит с ума. После возвращения из Флоренции она убрала паспорт в верхний ящик комода. Грейс выдвинула этот ящик и увидела паспорт.
        Она открыла паспорт, который обнаружила на подушке, взглянула на фотографию.
        Это был паспорт Лили.
        Как он оказался здесь?
        Прижав документ к груди, Грейс вышла в коридор. Супружеская спальня оказалась пустой. Дверь в кабинет была закрыта. Она толкнула ее. Лука сидел за столом в той же одежде, в которой был вчера. Вид у него был ужасный. Волосы торчали во все стороны, подбородок покрывала густая щетина. Глаза были обведены красными кругами.
        Грейс протянула ему паспорт дочки:
        — Я его нашла в моей комнате.
        — Это я его туда принес,  — выдавил он.
        — Ты? Зачем?
        — Разве тебе не понятно?
        — Не совсем.
        Он провел рукой по лицу:
        — Ты можешь уехать и забрать Лили с собой.
        Грейс почувствовала, что ноги ее подгибаются, и прислонилась спиной к двери.
        — Так неожиданно?
        — Грейс, пожалуйста. Можешь укладывать вещи. Я распоряжусь, чтобы водитель отвез тебя, куда ты захочешь. Как только соберешься, скажи, и мы обсудим финансовые дела. Полагаю, сумма на чеке устроит тебя для начала?
        Она беспомощно смотрела на Луку, и он нахмурился:
        — Я выписал чек на твое имя и оставил вместе с паспортом Лили.
        — Я не открывала конверт.
        Он взъерошил волосы, тяжело вздохнул:
        — Если решишь, что этого мало, я выпишу другой чек. Или переведу деньги на твой счет.
        Свобода внезапно замаячила перед ней. Но разум отказывался что-либо понимать. Поворот был неожиданным и застал ее врасплох.
        — Зачем ты это делаешь?
        — Потому, что ты птица из другой стаи. Ты никогда не была здесь своей.  — Лука бросил на Грейс тоскливый взгляд.
        — Ты старался,  — сказала Грейс, ощущая потребность защитить мужа от него самого,  — ты очень старался сделать меня счастливой.
        Он побоялся приобрести для нее галерею вдали от поместья, зато подарил чудесную студию. Те часы, которые они проводили там вдвоем, были незабываемы. Далеко не все мужчины готовы мириться с тем, что жена то и дело покидает супружескую постель, потому что ей вздумалось порисовать среди ночи.
        — Пожалуйста, не ищи мне оправданий.  — Лука стиснул кулаки.  — Я заслужил твое презрение. Мы оба знаем, что ты в любом случае ушла бы от меня, даже если бы не забеременела.
        — Ничего мы не знаем…
        — Я знаю. Рано или поздно ты решила бы, что с тебя хватит. Ответь: ты согласилась бы жить здесь, если бы тебе предоставили выбор? Захотела бы, чтобы здесь росла Лили?
        Грейс покачала головой, сожалея, что не может солгать. Но почему же ей не хочется прыгать от радости? Ведь Лука дает то, о чем она мечтала,  — свободу. Ей и Лили.
        — Вы с Лили будете счастливы вдали от Сицилии. Тебе нужно место, где нет ограничений, зато много простора, солнца и людей искусства. А я, кроме солнца, ничего не мог тебе дать.
        — Но…
        — Грейс, я не должен был принуждать тебя возвращаться. Я сожалею о стольких вещах… Остаток жизни мне придется делать и делать добро, если я не хочу гореть в аду. Но больше всего я сожалею о том, как обошелся с тобой. Я фактически сделал тебя пленницей.  — Лука поднял взгляд к потолку.  — Что бы я ни делал — все приносило тебе несчастье. Я действительно вел себя как чудовище и не виню тебя за то, что ты захотела воспитать Лили подальше от меня. Решай сама — позволишь ты мне видеть ее или нет. Но какое бы решение ты ни приняла, я буду обеспечивать вас материально. И последнее: я даже выразить не могу, насколько виноватым чувствую себя.
        Ей надо поскорее уйти, пока он не передумал.
        — Значит,  — все-таки сочла нужным уточнить Грейс,  — мы с Лили можем уехать прямо сейчас, никогда не возвращаться на Сицилию и не видеться с тобой?
        Лука потер затылок. Потом устало произнес:
        — Если ты так хочешь, да.
        Она поверила. Сейчас она может схватить дочь в охапку и распрощаться с Сицилией и с Лукой.
        — Пожалуйста, Грейс,  — голос его дрогнул,  — уходи. Мне больно на тебя смотреть.
        — Хорошо,  — проговорила она неуверенно.  — Ну, пока.
        Лука кивнул, не глядя на нее:
        — Пока, Грейс.
        Прерывисто вздохнув, она переступила через порог.
        — Если вам с Лили что-нибудь понадобится — все равно что,  — я всегда в твоем распоряжении,  — сказал он ей вслед.
        Неожиданно на глаза женщины навернулись жгучие слезы. Она направилась в свою комнату, но каждый шаг давался ей с большим трудом, словно к ногам привязали цементные плиты. Грейс остановилась и не могла сдвинуться с места, а стоило ей закрыть глаза, как она видела страдальческое лицо Луки.
        Он полюбил Лили и все-таки отпускает их…
        И ее, Грейс, он тоже любит. Она чувствовала это сердцем.
        Он дает ей все, о чем она мечтала. Кроме одного…
        Или она соберется с духом и отстоит то, чего хочет больше всего на свете, или потеряет это навсегда.
        Грейс повернулась и торопливо направилась обратно в кабинет. Теперь ноги слушались ее отлично.
        Лука сидел, склонившись над кипой бумаг.
        — Ты сказал, что мы можем уехать и не возвращаться, если я захочу. А если я хочу, чтобы ты поехал с нами?
        Он медленно поднял голову, лоб прорезала глубокая складка. Грейс сделала шаг вперед:
        — А если мы с Лили так сильно тебя любим, что не желаем с тобой расставаться?
        Он сжал губы, сверля ее глазами. Она подошла ближе:
        — А если я скажу тебе, что застряла в Корнуолле вопреки здравому смыслу, потому что какая-то частичка меня так тосковала по тебе, что хотела, чтобы ты меня нашел?
        Едва Грейс выговорила эти слова, как поняла, что это чистая правда.
        — А если я скажу, что не могла рисовать, потому что без тебя почувствовала себя несчастной и способность к творчеству умерла во мне?  — Она нагнулась над столом и взяла его за руку, горячую и дрожащую.  — Если,  — продолжала она, поворачивая руку Луки ладонью вверх и целуя ее,  — я попрошу тебя начать сначала и на новом месте? Ты согласишься? Ты готов перебраться в другую страну и управлять имением оттуда? Тогда мы останемся семьей.
        Лука свободной рукой коснулся ее щеки, глядя ей в глаза:
        — Mio Dio, ты не шутишь?
        Из ее глаз заструились слезы, которые она долго сдерживала. Грейс вытерла их: сейчас слезы только мешали. Она не хотела разреветься, поскольку собиралась сказать самые важные в своей жизни слова.
        — Ты прав, меня ничто не связывает с твоим окружением. Но я связана с тобой. Я рассказывала тебе о своем детстве. Меня любили, но я этого не чувствовала… Я всегда была сама по себе, а родители сами по себе. С тобой я никогда не чувствовала себя обособленной. Даже после нашего расставания ты был со мной каждую секунду. Лука, я люблю тебя и, наверное, не вынесу, если мы снова расстанемся.
        Не успев моргнуть, Грейс обнаружила, что сидит у него на коленях и он крепко обнимает ее. Она положила голову ему на грудь.
        — Я уже не надеялся услышать это.
        — Я думала так же.  — Грейс погладила его по щеке.  — Я люблю тебя, Лука.
        — Я не заслуживаю твоей любви.
        По ее щеке скатилась слезинка.
        — Ты не должен винить во всем одного себя.
        — Почему?
        — Я понимала, что что-то идет не так, и должна была энергичнее настаивать, чтобы ты поделился со мной своими проблемами.
        — Грейс, ничего не вышло бы. Я не мог довериться тебе. Я глубоко погряз в этих проблемах и в то же время слишком боялся тебя потерять. У меня не было возможности рассуждать здраво.
        — Все равно я должна была попытаться. Но я боялась…
        На его лице промелькнул испуг.
        — Меня? Я никогда не поднял бы…
        — Конечно нет!  — оборвала его Грейс.  — Я уверена, ты и пальцем бы меня не тронул. Нет, мне страшно было узнать правду. Что, если мои подозрения оправдаются, и мне придется поставить тебя перед выбором: я или сотрудничество с Франческо.  — Она понизила голос до шепота.  — Но я не была уверена, что ты выберешь меня…
        — Amore,  — простонал Лука и прижался лбом к ее лбу.  — Никто, кроме тебя.
        Он вздохнул, и теплый воздух из его легких защекотал ей волосы.
        — Так что скажешь? Если я попрошу тебя проститься с твоей теперешней жизнью и поехать с нами, ты согласишься?
        Лука поцеловал ее в лоб. Почти благоговейно.
        — Я поехал бы за тобой на край света, если бы ты захотела.
        — А сам ты хочешь этого?
        Поняв, о чем она просит, Грейс заколебалась. Отказаться от той жизни, к которой он привык с детства…
        — Мне нужны только ты и Лили. И ты права: жизнь на Сицилии не для тебя.
        — Зато она — твоя!  — Грейс поняла, что навсегда расстаться с островом не получится.  — Нам многое надо обдумать. Ты слишком привязан к здешним местам и к своему бизнесу.
        — Большая часть моих виноградников и оливковых рощ находится в Европе,  — задумчиво проговорил Лука.  — Франческо выкупит мою долю в казино и ночных клубах, и это даст мне возможность устроиться, где я захочу. Как Пепе.
        — Но тут твой родной дом. А что будет с твоей мамой, если мы уедем навсегда? У нее сердце разорвется.
        — Мама крепкая, как старое сицилийское вино.
        Грейс хихикнула:
        — Но она обожает Лили. Она тоже может поехать с нами.
        Лука отстранился и посмотрел на нее с улыбкой:
        — Ты действительно хочешь, чтобы мама ехала с нами?
        — Я не нравлюсь Донателле, но она твоя мать и любит Лили.
        — Ты ей нравишься,  — возразил Лука.  — Она всегда находила тебя замечательной, но с самого начала понимала, что ты не вынесешь всех ограничений и запретов. И оказалась права.
        Грейс снова уткнулась головой ему в грудь, и радость, заполнившая ее, вытеснила остатки горечи.
        — Мы найдем решение,  — пообещал он, гладя ее по волосам.  — Пока мы вместе и пока мы будем делиться друг с другом самым важным, решение обязательно придет.
        — Кстати, я сумела на две минутки ускользнуть от твоих горилл и купила новый незапрограммированный телефон.
        Лука со смехом потерся подбородком о ее волосы.
        — Почему-то я не удивлен.
        Она, смеясь, спрятала лицо на его груди и уловила запах алкоголя.
        — Ты пил?
        — Я всю ночь сидел в твоей студии и прикончил бутылку шотландского виски. Я хотел забыться. Или просто оттягивал неизбежное.
        — Поверить не могу, что ты был готов отпустить меня.
        — А я не могу поверить, что вел себя как подонок, принуждая тебя оставаться в поместье. Тем не менее ты даешь мне еще один шанс. Клянусь, тебе не придется об этом жалеть.
        — Если ты пообещаешь не иметь никаких дел с Франческо Кальветти.
        — Не вини во всем Франческо. У меня есть собственная голова на плечах. Обещаю тебе, что с этого момента мой бизнес будет законным во всех смыслах.
        — Это хорошо. И еще поклянись, что отныне между нами не будет секретов.
        — Не будет.
        Грейс потерлась носом о его шею и ощутила слабый запах — на этот раз нового одеколона.
        — Почему ты поменял одеколон? Тебе его подарила твоя новая женщина?
        Лука расхохотался:
        — Не было никакой женщины. Запах прежнего одеколона напоминал мне о тебе, и я тосковал.
        — Поклянись, что никогда, никогда, никогда не заведешь любовницу.
        — Пока я жив, Грейс, для меня существует только одна женщина — ты.
        — Отлично! Но учти: если другая женщина все же появится, то, Богом клянусь, я вырву у тебя сердце.
        — Мое сердце можно вырвать только для того, чтобы я перестал любить тебя.  — Лука нагнулся и прикоснулся губами к ее губам.  — Я всегда любил тебя, даже когда ты выстрелила в меня.
        Грейс неуверенно засмеялась:
        — И я всегда любила тебя, даже когда ненавидела.
        — С ненавистью покончено.
        И Лука поцеловал ее так нежно и сладостно, что последние сомнения, еще остававшиеся в душе молодой женщины, развеялись.
        Эпилог
        Друзья и родственники съехались на праздник. Члены семейства Мастранджело — тетушки, дяди и множество кузенов — по численности многократно превосходили горстку людей, прилетевших из Лондона. Утром в церкви, где венчались Лука и Грейс, крестили Лили Элизабет Мастранджело. Все собравшиеся единодушно согласились, что она — самое красивое дитя на свете.
        Донателла с бокалом красного вина подошла к невестке.
        — Тетя Каролина похитила Лили,  — сказала она.
        Грейс еще не приходилось видеть свекровь такой оживленной.
        — Я не видела Лили с тех пор, как мы вернулись из церкви,  — засмеялась Грейс.  — Все гости заняты игрой «Дай подержать малышку».
        — Я буду грустить по ней,  — печально улыбнулась Донателла.
        — Еще не поздно поехать с нами.
        — Спасибо за приглашение. Но мой дом на Сицилии.
        — И все-таки Рим не на другом конце света. Вы сможете приезжать, когда захотите, а мы в свою очередь будем часто наведываться сюда.
        Они с Лукой нашли великолепное решение — шесть месяцев жить на Сицилии, а другие шесть в Риме. Их обоих это устраивало. Полгода под бдительной охраной и полгода полной свободы. Прекрасный компромисс. В Риме маленькое семейство ждал новый дом, и Грейс не терпелось приступить к его оформлению.
        В гостиной она увидела Кару и Пепе. Они что-то горячо обсуждали. Грейс успела о многом переговорить с подругой, однако Кара упорно не желала объяснять, каким образом Пепе добрался до ее телефона.
        Вернулся Лука, который показывал двум дядюшкам винный погреб. Грейс отвела его в сторонку:
        — Ты не в курсе, что происходит между этими двумя?
        Он пожал плечами:
        — Пепе не откровенничает со мной.
        Будучи крестными Лили, Пепе и Кара были вынуждены во время крестин стоять рядом. И Грейс заметила, что Кара избегает смотреть на него. А теперь у ее доброй и мягкой подруги был такой вид, словно она хотела вцепиться в горло младшему брату Луки.
        — Пусть они сами во всем разберутся,  — посоветовал Лука, обняв жену за талию, и уткнулся подбородком в ее волосы.  — Прежде чем мы решим сбежать, нам следует пообщаться с гостями.
        Грейс догадалась, что у него на уме.
        — Я сегодня очень устала,  — солгала она с самым невинным видом, прижимаясь к нему бедром.  — Мне необходимо лечь пораньше.
        — Поскольку завтра мы уезжаем, я попрошу маму понянчиться напоследок с Лили.
        — Отличная мысль! Ведь ей долго не придется вскакивать ночью от плача малышки.
        — Мы просто осчастливим ее.
        — До невозможности,  — согласилась Грейс, и при мысли о том, что сулит ей ночь, кровь женщины забурлила, словно шампанское.