Враг мой любимый Ульяна Соболева
        Книга первая
        С каторжного судна сбежала заключенная, заговорщица, дочь опального графа Соболевского. Бежать ей помог отчаянный морской офицер граф Григорий Никитин, полюбивший преступницу вопреки кодексу чести и убеждениям. Но уже спустя пару недель беглянка сверкает во всей красе при дворе об руку с женихом, молодым князем Потоцким. Это брак по любви или очередная тюрьма? На фоне дворцовых интриг и заговоров зарождается испепеляющая страсть и невозможная любовь золотоволосой Екатерины Соболевской и молодого морского офицера, который ищет убийцу своих родителей и хочет отомстить всему проклятому роду палача…
        Осторожно: откровенные сцены секса, жестокости и насилия строго 18+.
        Содержит нецензурную брань.
        УЛЬЯНА СОБОЛЕВА
        ВРАГ МОЙ ЛЮБИМЫЙ
        КАТЕРИНА.
        КНИГА 1
        ПРОЛОГ
        Карета, запряженная тройкой вороных коней, мчалась во весь опор, громыхая массивными колесами по ухабистой лесной дороге. На позолоченных дверцах кареты красовался фамильный герб графов Никитиных - трехглавый дракон с коронами на головах и длинными змеиными языками, сплетающимися в букву Н.
        В карете находился граф Сергей Васильевич Никитин, жена его Мария Петровна и младший сын пяти с половиной лет отроду. Женщина и ребенок испуганно вжались в сидения, граф же наоборот замер в неестественной позе, словно каменное изваяние, устремив застывший взгляд на бархатную обшивку кареты.
        - Сережа… Они нас догонят, нам не удастся скрыться, слышишь?! Нужно остановиться и бежать в лес! - умоляла графиня мужа, с силой прижимая к себе младшего сына.
        Мужчина посмотрел на мальчика, а затем перевел взгляд на жену, на ее заметно округлившийся живот, спрятанный под зеленым шелком роскошного платья.
        Он сжал челюсти и нахмурил брови.
        - Далеко мы с тобой, Маша, не убежим. Попытаемся договориться и отдать золото. Скорей всего это то, что им нужно. А сына мы спрячем! Петруша, тормози! - крикнул он в окошко. - Тормози, я сказал!!
        - Тпруууууу!
        Карета резко остановилась. Женщина и дети в недоумении смотрели на графа. Но он уже принял решение.
        - Григорий! - Мужчина посмотрел на сына. - Ты уже достаточно взрослый, чтобы все понимать и позаботиться о себе. Ты должен бежать прямо сейчас и спрятаться в лесу! Ты меня слышишь?
        Мальчик испуганно посмотрел на отца и отрицательно покачал головой.
        Графиня поддержала мужа и, хотя глаза ее были полны слез, она твердо сказала:
        - Гриша, так надо! Не возвращайтесь сюда, что бы ни случилось! - Она сняла с шеи крестик и сунула мальчику в руки. - Ну же! Беги! - Заколебалась, привлекла к себе. - Нет, погоди! - Осыпала сына поцелуями, перекрестила. - Да хранит тебя Бог…
        Вдалеке послышалось ржание лошадей и конский топот, земля загудела, затряслась. Преследователи неумолимо приближались. Граф вытащил из-за пазухи сверток и протянул старшему сыну.
        - Спрячь эти бумаги, и береги их, сын! Береги, как зеницу ока!
        Он поцеловал мальчика в лоб и вытолкнул из кареты. Гриша заплакал, протянул руки к рыдающей матери, но потом что есть мочи побежал вглубь леса, где мощные ели своими увесистыми мохнатыми лапами сразу укрыли его от посторонних глаз.
        Мальчик притаился в дупле, у корней старой, почти высохшей ели; он прикрыл вход хвойными ветками и закрыл уши ладонями, чтобы не слышать душераздирающих криков, доносящихся издалека. Зажмурился и стиснул зубы, втянул голову в плечи и молился о том, чтобы все это поскорее закончилось. Ему казалось, что еще немного, и он проснется после ночного кошмара. Хотя он и был совсем юн, но понимал, что там, на лесной дороге, происходит нечто ужасное, что-то такое, что изменит их обычную жизнь навсегда. Ему стало страшно, мальчик с трудом сдерживался, чтобы не закричать, не забиться в истерике. Послышалось несколько выстрелов, и птицы испуганно вспорхнули с деревьев. Еще какое-то время доносились голоса, жуткий хохот. Затем раздался топот копыт, но, к счастью, этот звук удалялся и вскоре стих окончательно. Стало тихо, и эта мертвая тишина показалась Григорию еще более зловещей и пугающей. В ушах шумело, сердце билось так сильно, что стало трудно дышать. Его не искали, страшные люди уехали. Теперь можно выйти из укрытия и вернуться туда, где он оставил родителей.
        Гриша обнял себя за плечи и тихо сказал:
        - Ма…Вот видишь я хорошо спрятался, и плохие люди меня не нашли. Я хочу выйти… я хочу к тебе, ма. Где ты? Я больше не могу ждать… я выхожу.
        Подождав еще немного, Гриша крадучись вышел к дороге и выглянул из-за дерева. Карета стояла на том же месте, где он ее оставил. Кучер склонил голову на грудь, казалось, он спит. Мальчик выбежал из укрытия и радостно крикнул:
        - Петруша!
        Подбежал к старику и тут же застыл на месте, не в силах пошевелиться от ужаса. В груди Петра зияла глубокая рана из нее торчал топор, по зеленому кафтану сочилась густая, алая кровь, образовав темную лужу, вокруг которой уже роились мухи. Мальчик отшатнулся, бросился к карете - дверцы распахнуты, внутри никого нет. Он пробежал вокруг и тут же заметил отца. Рот ребенка приоткрылся в немом крике, но мальчик не издал ни звука.
        В траве, лицом вниз, лежал Сергей, широко раскинув руки. На его спине, по белой парадной рубашке, медленно расползались три кровавых пятна. Григорий бросился к нему, с огромным трудом перевернул отца на спину и вдруг встретился взглядом с остекленевшими глазами мертвеца, смотревшими прямо в небо. Лицо от беспощадных ударов походило на кровавое месиво. Мальчик отшатнулся, упал на спину, перевернулся, и его вырвало; ребенок дрожал, как осиновый лист. Он попятился назад от страшного зрелища. Наткнувшись на что-то, обернулся и увидел мать… Она сидела, прислонившись к стволу ели, голова ее склонилась набок, а растрепанные волосы скрывали лицо. Обеими руками женщина обхватила свой живот. Юбка задрана выше колен, платье разорвано на груди, а ноги испачканы кровью. Григорий подполз к ней поближе, в его маленьком сердечке все еще теплилась надежда.
        - Мама! - тихо позвал он. - Мамочка!
        Мальчик склонился над ней, убрал волосы с лица и громко всхлипнул - на щеке матери багровел кровоподтек с отпечатком грязной подошвы, а из уголка рта стекала алая струйка крови; глаза матери были устремлены вдаль. Такие родные серые глаза, которые еще недавно с любовью смотрели на него… На лице застыла гримаса боли. Мальчик рывком прижал ее к себе и зарыдал.
        - Мамочка! Ма-ма! Ма-а-а-ма!
        В детском голоске было столько боли и отчаянья! Ребенок раскачивался из стороны в сторону, целовал мягкие русые локоны, которые так любил наматывать на пальцы перед сном, когда мать читала ему сказки… Наконец он успокоился; раздавались лишь жалобные всхлипывания. Мальчик осторожно уложил мертвое тело в траву, дрожащими пальцами закрыл глаза матери, поправил платье прикрывая голые ноги. Он понимал…он чувствовал, что с ней сделали что-то очень мерзкое и страшное. Провел рукой по животу. У него могла родиться сестричка так говорил им папа. Снова стало невыносимо больно, и горький комок подкатил к горлу, ему стало трудно дышать. Он взял руки графини в свои и прижался к ним губами. Вдруг почувствовал, что в одной из них что-то есть. Григорий с трудом разжал судорожно сжатые тонкие пальцы матери и извлек пуговицу, поднес ее к затуманенным глазам. На позолоченном металле ясно различались две буквы: «П.П.». Он сунул пуговицу в карман. Когда-нибудь он найдет этого «П.П.»! Найдет и отомстит, а сейчас нужно быть сильным, чтобы выжить и найти брата. Мальчик вспомнил, что пообещал родителям всегда быть вместе
с Глебом любить и уважать его как старшего. Григорий снова взглянул на мать. Слезы навернулись на глаза, но мальчик мужественно проглотил их. Поцеловал графиню в лоб, сложил ей руки на груди и направился к телу отца. Закрыл покойному глаза и тихо прошептал:
        - За вами приедут…вы здесь не останетесь. Я обещаю, что найду Глеба и буду учиться вместе с ним…как ты мечтал, папа. Я стану рано или поздно адмиралом! А еще клянусь, что когда-нибудь, найду тех, кто это сделал! Найду и убью их всех. Убью каждого кто принадлежит к их проклятому роду!
        Рано утром в деревню Покровское вернулся хозяйский сын. Было видно, что он устал и выбился из сил, что ему очень тяжело, но он упорно шел, стиснув зубы. Мальчик на минуту остановился, посмотрел на лазурное небо, но этот взгляд был совсем не детским. Этой ночью маленький граф Григорий Сергеевич Никитин перестал быть ребенком.
        ***
        Тем же утром в поместье Соболевских молодая княгиня разродилась девочкой. Когда бабка-повитуха и ее помощница обмыли и запеленали младенца, обе красноречиво переглянулись. Девочка как две капли воды походила на своего отца. Но не на князя Соболевского, а на француза, который гостил в их доме девять месяцев назад, а затем скрылся в неизвестном направлении.
        Когда муж Дарьи Николаевны вернулся домой, и бросился в покои жены прямо в грязной запыленной одежде, все с замиранием сердца ждали его реакции. Павел Федорович был жестоким, злым человеком, люди ненавидели и боялись его, но все знали, как безумно он любит свою юную красавицу-жену. Спустя несколько минут князь, шатаясь, вышел из покоев; смертельно бледный, он окинул толпу слуг полным ненависти взглядом и скрылся в своем кабинете, где провел взаперти несколько дней.
        Через неделю крепостные выловили труп молодой женщины из озера. Утопленницей оказалась барыня Дарья Николаевна…
        Свела счеты с жизнью, сердешная, не выдержала позора… Но злые языки говорили, что это князь утопил неверную супругу, хотя доказательств тому не было. Спустя три месяца после похорон Павел Федорович дал имя новорожденной - ее окрестили и нарекли Екатериной Павловной Соболевской.
        В тот же день, 21 сентября 1745 года, крестили и другую Екатерину. Будущую императрицу всея Руси - Екатерину Вторую, Великую.
        ГЛАВА 1
        Ранняя осень, а пронизывало до костей, как в ноябре. Морской ветер беспощадно просачивался под суконный мундир и рубаху. Мелкий дождь впивался в обветренную кожу, покалывая и жаля лицо. Я поднял повыше воротник плаща затягиваясь табачным дымом, наблюдая, как конвоиры выстраивают на плацу заключенных и презрительно скривился. Мать вашу, только этого дерьма не хватало королевскому флоту - перевозить каторжных баб в ссылку на военном судне. Унизительное занятие для морского офицера. Вместо того, чтобы вернуться домой я стою на палубе «Святого Алексея» и смотрю, как серыми пятнами, темнеют выцветшие платки и драные тулупы этого отребья, марая своим присутствием честь военного судна. Но приказ есть приказ. Каторжный корабль потерпел бедствие и мне было велено подобрать их и доставить в место назначения, а затем вернуться в Кронштадт, а оттуда прибыть ко двору в долгожданный отпуск. Всё, что я умел - это воевать, я дышал войной с самого детства. Когда жизнь не оставляет тебе большого выбора, то выбираешь исходя из того, что есть. Для детей обнищавшего графа Никитина, которого вместе с женой зверски
убили за горстку золотых монет, был один пусть - в солдаты или моряки. Только там можно было чего-то добиться и если уже и не материальных благ, то славы и почестей так точно, а если повезет, то и улучшить благосостояние ежегодной выплатой из королевской казны за службу Отечеству.
        Последние дни перед военной кампанией я провел на гауптвахте. Выбор у меня был невелик или принять командование «Святым Алексеем» и отправиться на помощь Фермору в Цорндорф, или предстать перед трибуналом за дуэль с высшим по званию. Я выбрал первое. После мясорубки в проклятой Прусской деревне мы направились домой, понеся невосполнимые потери. Экипаж и матросы были недовольны задержкой, но мне напомнили, что приказы не обсуждаются, особенно после моей выходки. О ней вполне могут забыть если я выполню порученное мне задание. Самой военной кампании, больше похожей на фарс, где мои ребята сражались наравне с пехотными полками, оказалось недостаточно, как и того, что ряды моих матросов и офицеров значительно поредели, а корабль требовал тщательного ремонта.
        Ни одна баба не стоила того, чтобы я сейчас мерз на палубе перед совершенно бесполезной поездкой в Архангельск вместо Санкт-Петербурга.
        Впрочем, когда я срывал с жены капитана 1-го ранга Стрельцова кружевные панталоны и задирал подол ее необъятного муслинового платья с чертовой тучей подъюбников, а потом драл ее, как последнюю портовую шлюху на каком-то казарменном складе, последнее, о чем я беспокоился так это о нравственной стороне данного поступка. Меня скорее волновало в какую позу ее поставить и вогнать по самые гланды.
        Даже когда нас застал с поличным рогоносец-муж, я хлопнул ее по округлому заду и, подхватив шпагу с грязного пола, а другой рукой застегивая штаны, извинился перед дамой за прерванное свидание, пообещав новое в ближайшее время. Как раз после того, как она станет вдовой и похоронит неудачника Стрельцова, который назвал меня сопляком, подлецом, выблядком и сукиным сыном. Не сказать, что я обиделся на красочные эпитеты, но меня ужасно разозлило, что он просклонял имя моей матери. Я собирался затолкать в его поганую глотку каждое слово, сказанное о ней и утрамбовать эфесом шпаги примерно так же, как толкался членом в рот его жены пару минут назад. Поединок не состоялся - кто-то донес о предстоящей дуэли и меня сцапали. Я просидел в карцере три дня пока Спиридов хлопотал о моем освобождении, тогда я даже не представлял, что получу в командование военное судно. Опыт имелся на придворных яхтах и мелких линейных судах, но огромный военный фрегат - это казалось так далеко в моём возрасте. Королевскому флоту не хватало командного состава, а Спиридов похлопотал за меня лично перед Шуваловым, который был
хорошо знаком с моим отцом. Наконец-то вырвусь из ненавистных казарм в которых провел проклятое детство. Запах гуталина и лошадиного навоза въелся мне в мозги, а я хотел дышать морем, порохом и кровью врага, а еще вдыхать аромат женской плоти, бьющейся подо мной в экстазе когда буду ненадолго спускаться на сушу.
        ***
        - Капитан-лейтенант Никитин по вашему приказанию прибыл! - я отдал честь. И выпрямился по - стойке смирно.
        Алексей Андреевич Спиридов, мужчина средних лет, невысокий, полный, с волосами, посеребренными сединой, с добродушным гладковыбритым лицом. Он любил меня и брата, но за провинности наказывал строго, драл с нас в три шкуры, больше, чем с других.
        «Я за вас хлопотал и мне за вас и краснеть. Олухи!»
        - Вижу-вижу, Никитин. Вы давеча снова отличились, но на этот раз все обошлось не только дракой…..! - Спиридов смерил меня яростным взглядом, способным прожечь насквозь. Я глаза не опустил, но ушибленная бровь засаднила. Надеюсь Стрельцов тоже частенько меня вспоминает, когда кровит его длинный, сломанный нос, который хрустнул под моим кулаком, как грецкий орех.
        - Что вы молчите, Никитин, вам нечего сказать в свое оправдание? Вы, впрочем, как всегда, ввязались в переделку из-за женщины. Но на это раз, - Спиридов стукнул кулаком по столу так что книги, карта и указки одновременно подпрыгнули, взметнув облако пыли, - На этот раз вы, капитан-лейтенант, перешли все границы! Мало того, что обесчестили доброе имя Стрельцова, еще и посмели вызвать его на дуэль прямо под носом у Шувалова и Апраксина. Неужели вы думали, что я об этом не узнают?
        - Обесчестил? Да его жена с доброй половиной гарнизо…на
        - Молчать! - Рявкнул Алексей Андреевич, не давая закончить оскорбительную фразу - Молчать! Как ты смеешь мне дерзить, наглый мальчишка? Провинился - молчи, ты знаешь, что виноват! Ух, если бы не отец твой, гнал бы я тебя в три шеи, поганца! Вот ты у меня где, - красноречиво провел большим пальцем по шее, под подбородком, - ты и выходки твои гадские! Где военная выдержка? Сопляк!
        - Виноват, Ваше Сиятельство! - Пробормотал и потер бровь указательным пальцем.
        Спиридов смягчился, но напускная строгость не сходила с его лица. Стрельцов хитрая, подлая лисица, стукач и склочник ничего кроме презрения к нему в роте не испытывали.
        Я невольно дал повод избавиться от капитана быстро и безболезненно, как от зловонного гнойника под скальпелем умелого хирурга.
        - Управы на вас нет, оболтусов! Шатаетесь без дела вот и беситесь!
        - Ваше Сиятельство, мы уже несколько месяцев сидим без дела…Женщин в глаза не видели…. Мы хотим воевать!
        - Навоевался уже! Да так, что стыдно смотреть на тебя. Завтра вступишь в должность командира «Святого Алексея» и направишься в Восточную Пруссию. Там требуются подкрепление и поддержка флота. Вон с глаз моих, поговорим, когда вернетесь! Переведу тебя в Измайловский полк, чертовски ты мне надоел, Никитин! Посидишь немного на суше! Послужишь отечеству и Елизавете матушке!
        ***
        Крики конвоиров отвлекли от мыслей.
        - Так, по одной поднимаемся по трапу! По одной я сказал! Не толкаться, все успеете, никого на берегу не оставим и не мечтайте! Разговоры прекратить!
        Меня передернуло от отвращения. Отбросы общества, без лица и без имени, скоро они канут в небытие, в далекой ссылке. Юношеский максимализм и полное отсутствие терпимости к тем, то ниже сословием, чином, статусом. Тогда я не понимал, как ничтожно мал этот шаг с пьедестала в грязь. Сегодня ты любимец и фаворит, а завтра в опале на таком дне, из которого выбраться можно только на тот свет. Но в двадцать два в жизни есть лишь черное и белое.
        Женщины болтали, некоторые смеялись, грязно ругались, кто-то плакал. Их было не больше двадцати. Все одеты в коричневые платья из грубого сукна, серые платки, и обветшалые, старые тулупы, побитые временем и молью. В руках узлы держат и с ноги на ногу от холода переминаются.
        Впрочем, моряки найдут чем тут поживиться, а ему, командиру, потом отвечать за беспредел и разврат. Эти похуже портовых бл**ей будут - таким букетом наградить могут лекарями не напасешься.
        Надо приказать выставить лохани и всех вымыть. Мне только вшей на судне не хватало или туберкулеза. Нам плыть довольно долго подцепят хворь и придется остановки делать, а если впереди новый приказ. Война-то не окончена. В любой момент могут призвать обратно.
        Внезапно подул ветер, и мне вдруг показалось, что среди этих серых голов в арестантских платках, блеснуло золото. Это порыв ветра сорвал платок с головы одной из заключенных. Ее волосы радужным блеском всполохнули в серой массе, засияли. Все стихли и зачаровано смотрели на это чудо. Выглянуло солнце из-за туч, и волосы девушки засверкали сильнее, ярче, словно споря с самим солнцем. Внутри всё всколыхнулось быстро, стремительно с такой оглушительной скоростью, что дух захватило. Я невольно подался вперед. Послышался свист и улюлюканье моряков. Первым опомнился рыжий конвоир, он поднял платок заключенной и дернул ее за локоть:
        - Быстро накрой голову!
        Девушка выхватила у него платок, но повязать на волосы не торопилась:
        - Тебе то что, начальник? Или боишься, что захвораю? Заботливый ты наш!
        Дерзкая. Я усмехнулся, пока что не видел ее лица, только серый тулуп и волосы, они колыхались на ветру, как ослепительное полотно. Откуда взялись такие чистые и блестящие? Заключенные месяцами не мытые, нечёсаные у всех космы соломой, слипшейся из-под платков торчат, а у этой сияют как солнце.
        - Правильно, Катька, прибереги прелести для чинов повыше. Ты у нас девка благородных кровей. Сдался тебе Иван?! У него в кармане тулупа дыра размером с его яйца: ни мыла тебе, ни кружев, ни гребней!
        - Заткнитесь подлюки! - Иван обвел толпу яростным взглядом, - Пайку отменю с голодухи ноги протянете.
        - Мы тебе Катькиными космами заплатим, возьмешь, начальник? Не побрезгуешь?
        - Какой там побрезгует, - заржала одна из каторжных, - он слюни по ней еще с переправы пускает. Ванек, ты губень-то закати - барыня они, голубых кровей! Слышали байку про папеньку? То-то же. Это тебе не крепостную за кусок хлеба за ляжки и сиськи лапать. Это княжна молодая. Рубликов поди столько за всю свою службу не наработал.
        Заключенные расхохотались.
        - Ага княжна. Морду Верке когтями разодрала в кровь.
        - Заткнуться всем!
        Я спустился вниз, пока не вмешиваясь, уверенный, что конвой сам справится. А волосы действительно, как золото. Не рыжие и не светлые, а именно золотые. Конвоир стоял напротив заключенной и не сводил с нее глаз. Сам орет голосом хриплым, а глаза плотоядно сверкают.
        - Опростоволосилась она! Там тебе вмиг патлы повыстригут, что б живность не завелась! Надень платок, я сказал, не то лично налысо обкромсаю!
        - Катька, поди боится начальник, что уведут тебя у него. Матросиков молодых вона сколько, а еще и офицеры титулованные. Вдруг на космы твои позарятся, а ему и обломится.
        - Ух, курвы, а ну рты позакрывали! А ты быстро платок надела и наверх пошла. Не то пайки вечерней лишишься, богом клянусь.
        - Плевать! - девчонка снова рассмеялась.
        - Доплюешься мне сейчас, сучка заносчивая. К крысам в трюм отправлю.
        - Хочешь узнать насколько плевать? Вот так!
        Она хохотала звонким переливчатым смехом, а потом плюнула рыжему в лицо. Женщины заулюлюкали, а конвоир дернул бунтарку за волосы и замахнулся, платок выпал из ее рук.
        - Ах ты ж сука! - Его тяжелая, здоровенная ручища взметнулась и опустилась на лицо заключенной и девушка навзничь упала на палубу. Конвоир сцапал ее за шкирку, рывком поднял на ноги и замахнулся снова.
        Я неожиданно для себя самого перехватил его запястье и сжал до хруста. От удивления и боли он дернулся, и его розоватая физиономия, покрытая веснушками, покраснела. А я посмотрел на заключенную и …Меня заклинило, как затвор ружья. Твою мать! Я не понимал, что все сильнее сжимаю запястье конвоира и он жалко кряхтит и даже приседает от боли, а девчонка вытирает разбитую губу тыльной стороной ладони и смотрит на меня дьявольскими синими глазами. И у меня во рту стало сухо, как в полуденный зной. Сердце забилось о ребра в такой бешеной скачке, что стало больно дышать. Не видел красоты такой отродясь, разве что на иконах. Кожа нежная, прозрачная, глаза огромные синие-пресиние, как поле васильков. Ресницы словно у куклы длиннющие, пушистые, загнутые кверху. Матушка таких из Франции привезла когда-то. Они на полке в её комнате сидели одна другой краше, а я с раскрытым от восхищения ртом по долгу их рассматривал, а матушка мне про каждую сказку сочиняла.
        Заключенная голову к плечу склонила и взгляд не отводит глядит прямо в душу. Кажется, все голоса вокруг стихли и корабль качать перестало на волнах.
        Смотрю на нее и млею. Курносый маленький нос и рот сердечком. Губы алые, сочные, подбородок острый. И брови соболиные, как нарисованные кистью художника. Оторваться не могу…Вовремя опомнился. Отрезвили арестантский тулуп и волосатая рука конвоира, которая хрустела под моими пальцами. Синие глаза девчонки на мгновение вспыхнули…Но тут же погасли, а затем в них сверкнул вызов. Ни тени страха. Вызов и ненависть. Упрямая, несгибаемая ненависть. А я смотрел и не мог оторвать взгляд, жадно пожирал, впитывал ее образ. Мне казалось, что даже если я зажмурюсь у меня все равно будет резать глаза. И плевать на арестантские тряпки она в них выглядела ничуть не хуже, чем некоторые в шелках и кружевах. Кожа невероятная белая, прозрачная, как у фарфоровых статуэток. Сам не понял почему в горле пересохло возникло непреодолимое желание стереть кровь с ее острого подбородка.
        Конвоир причитал, пытаясь высвободить руку от моей хватки:
        - Беспредел, Ваше Сиятельство, совсем оборзели. Велите выпороть зачинщицу!
        Я резко обернулся к нему, его срывающийся «на петуха» голос раздражал, как карканье охрипшей вороны. Он мне мешал…мешал наслаждаться.
        - Да пусть хоть голые ходят тебе то что. Захворают, передохнут меньше народа - больше кислорода. Трупы на корм рыбам и пайка увеличится. А надо будет и выпорем, - я обвел заключенных взглядом, - разговоры прекратили и выполняем приказ. Здесь свои законы - любое неповиновение приравнивается к бунту, а за бунт немедленная казнь. Всем понятно? Есть вопросы? Нет? Вот и отлично!
        - Глянь как засмотрелся, его Высокоблагородие на Катьку нашу, - сказал кто-то из заключенных, а остальные тихо захихикали.
        - Какой грозный начальник…Страшно-то как. - выкрикнула женщина в коричневом платке, слегка полноватая на вид лет пятидесяти, с испещрёнными фиолетовыми жилками лицом, и усмехнулась.
        Мгновение и я уже склонил ее над бортом головой вниз. Она истошно заверещала.
        - Вода ледяная хочешь окунуться?
        - Не надо!
        Услышал голос совсем рядом и резко обернулся. Золотоволосая схватила меня за локоть, но я тут же смирил ее гневным взглядом. Сначала на ее руку, потом на лицо, и она разжала пальцы.
        - Она…не в себе. Ее дочь умерла недавно от тифа. Пощадите, господин офицер! Она будет молчать. Обещаю.
        Отпустил бабу, оттолкнул в сторону и снова повернулся к девчонке - смотрит все так же исподлобья, а ветер треплет ее волосы, бросает в лицо. Я сглотнул, не спуская глаз с девчонки и оттолкнул конвоира пятерней за физиономию, когда он было сунулся к нам.
        - Голову прикрой и давай пшла за всеми! - голос самому себе показался чужим.
        Она не сдвинулась с места. Потом опустила взгляд вниз, и я следом за ней, носок моего сапога придавил серый платок к блестящей от дождя палубе. Я резко наклонился, поднял его, отряхнул и бросил ей.
        - Давай, пошла!
        Девчонка ловко повязала платок на голове и поднялась вверх по трапу. Я невольно проводил ее взглядом. Казалось, что на ней не было грубого мешковатого платья и стоптанных арестантских башмаков, такой легкой была ее походка. Почувствовал, как спина покрылась бусинками пота, несмотря на прохладу. Об инциденте уже все забыли, заключенные успели подняться по трапу и за ними медленно, лениво поднимались конвоиры.
        Я схватил Ивана за шиворот и дернул к себе:
        - Кто это? - Хрипло спросил и откашлялся - Кто она?
        - Катька? Та еще ведьма! А хороша, правда, Ваше Благородие? Ух, как хороша! Дьявол в ангельском обличии. Язык бы ей оторвать за дерзость. В монастыре послушницей, говорят была, к постригу готовилась, а потом иконы золотые у матушки-настоятельницы украла и сбежала, окаянная.
        - А почему княжна?
        - За физиономию смазливую, да кожу белую и прозвали. Красивая она сучка такая.
        - Что ещё говорят? - я удерживал его за шиворот, глядя в мутные серо-зеленые глаза. - Как сбежать смогла?
        - Говорят помогли ей, Ваше Благородие. Прихожанина совратила из роду знатного. Он её за пределы монастыря вывез, а она от него тоже улизнула. Сам Сиятельство и донес куды пебегла, и изловить помог. Бабы - они все шлюхи продажные, - рыжий сплюнул, - За кусок хлеба ноги раздвинут, сами на колени станут и рот раззявят. Эта пока строит из себя недотрогу. Хотя, рано или поздно и она надломится. В ссылке жизнь не сладкая, а голод не тетка. С таким смазливым лицом не пропадет, будет ублажать какого-нибудь начальника. Видели, та еще сучка хитрая! Все грязные, как курицы ощипанные, а эта мылом пахнет. Полюбовничала видать с командиром судна каторжного. С капитаном Авдеевым. Царство ему небесное сгорел несчастный. Такая роскошь, как мыло и гребень этим подлюкам задарма не достается.
        Я разжал пальцы и посмотрел на рыжего. На секунду стиснул челюсти, хотелось выбить пару зубов конвоиру, чтоб не сквернословил при командире, но сдержался.
        - Надолго её туда? - сквозь зубы, сдерживая ярость.
        Тот пожал плечами.
        - А леший его знает. Пожизненно, наверное. На святое посягнулась. Иконы говорят старинные были, ценные. Так и не созналась кому отдала их или где спрятала.
        Я похлопал конвоира по плечу.
        - Ступай. Смотри за ними. С тебя если что спрошу. Бить не сметь без моего ведома.
        И поднялся по трапу следом за ссыльными. Женщинам выдали тюфяки, набитые соломой и казенные суконные одеяла. Разместили их на верхней палубе, предварительно растянув навес из парусины, от дождя и ветра. Матросы то и дело сновали туда-сюда и с интересом поглядывали на женщин, которые появились внезапно в таком количестве.
        ГЛАВА 2
        Дверь каюты с грохотом распахнулась. Глеб с Васькой ввалились в помещение и грузно сели на койку. Брат посмотрел на меня, и тут же отвел взгляд. Мы не разговаривали с той самой несостоявшейся дуэли. Глеб злился за то, что я солгал Спиридову, о том, что он был секундантом. Хотя брат ни сном, ни духом о поединке. Впрочем, если бы дуэль состоялась ему бы пришлось…но в такие моменты мне казалось, что он бы презрительно отказался. Слишком правильный, мать его.
        - Серега, - Васька наклонился ко мне, - ты видел, сколько дам к нам пожаловало? Доставим барышень в Архангельск и вернемся. Плевое дело. Спиридов мог и в карцер запереть на месяц, а так отделались легким испугом. Или ты по Стрельцовой соскучился? А? Лейтенант?
        Я засмеялся и бросил взгляд на Глеба, но тот молчал всем своим видом показывая, насколько разочарован во мне. Ну и хрен с ним. Тоже мне святой выискался. Не в моряки идти надо было, а в приходские священники. Задолбал правильностью своей. Святоша хренов.
        А вот Кот в доску свой, рубаха-парень, мы съели с ним не один пуд соли, будучи подростками. Дядя Васьки отправил его учиться в Академию, когда проиграл все имущество в карты, отец погиб на войне, когда Коту был год отроду, а мать скончалась от чахотки двумя годами позднее. Вот и остался он на попечении горького пьяницы и игрока. Васька вначале подружился с моим братом, а потом взял под свое шефство меня едва я появился в Академии после смерти родителей. Здоровенный детина, метра под два ростом, широкий в кости, огромный как столетний дуб, весь покрытый светлым пухом словно шерстью, волосы цвета соломы, белые брови и такая же светлая борода. Он был удивительно добр и мягкосердечен, предан нам с Глебом всей душой. Бесхитростный и прямой он обладал какой-то богатырской силой способной ломать одной рукой бревна. И за эту силу его боялись и уважали. Правда за глаза часто называли не Котом, а Шавкой, в глаза не смели, кулак у Васьки огромен, как молот и бьёт не слабее оного. Пару раз и мне по роже съездил, когда повздорили, за что схлопотал левой в челюсть. До сих пор припоминает мне.
        Я снова посмотрел на старшего брата. Похож на меня, такие же черные волосы и смуглая кожа, но глаза серые, как у нашей матери. Тело крепкое, плотное, не худощавое, как у меня. Глеб привык к ежедневным физическим нагрузкам. У него тело настоящего солдата с прямой спиной, мускулистыми ногами, крепкими мозолистыми руками от постоянного фехтования. Характером мы отличались кардинально. Никитин-старший холодный и расчетливым прагматик, в чем-то циник. Он всегда спокоен, рассудителен и уравновешен, на риск шел в самых крайних случаях, взвесив все за и против. Эта рассудительность, часто, холодным душем остужала наши с Васькой горячие головы.
        - Эй, приятель, ты что заболел? Я говорю, девки тут у нас, есть очень даже ничего… - Васька потер огромные ручищи и опрокинул стакан водки, даже не поморщившись. - Пошли играть в карты с матросами, а вечером выберем по бабе. Я думаю, барышни возражать не будут! - Кот заржал и толкнул меня локтем в бок.
        - Хватит с него красоток. Нагулялся уже. Да и Спиридову бы это не понравилось, - сказал Глеб, - И мне тоже. Он, как командир этого судна, должен следить за порядком, а не разводить на борту бордель. Насчет игры в карты не возражаю, хотя не помешало бы соблюдать субординацию.
        - Да ну тебя, вечно ты все портишь. Отбрось формальности. Он прежде всего наш друг, а уже потом командир. Кто играет в карты втроем? Твой брат зануда, Серый! Ему в писари при дворе надо было, а не во флот.
        - А вам обоим лишь бы морды кому расквасить и девок отыметь. Еще и этих…Ничем не брезгуешь, а брат?
        - Да пошел ты! - рыкнул на него и опрокинул стул.
        - Позоришь нашу фамилию!
        - Тыыы!
        Схватил его за шиворот и сдернул со стула.
        - Отец в могиле переворачивается от твоих выходок, - смирил меня презрительным взглядом и отшвырнул мои руки.
        Настроение разом испарилось к такой-то матери. Я отпустил его, сел на стул и откинулся на спинку, складывая руки на груди.
        - Не хочется мне ни по бабам, ни в карты. Все опостылело. В Питербург хочу. Подальше отсюда. Карьеру буду строить при дворе. В Измайловском поближе к императрице-матушке.
        Глеб криво усмехнулся.
        - Карьеру под женскими юбками ты быстро состряпаешь, много ума для такой карьеры не надобно! Ты уже преуспел. До лейтенанта дослужился.
        Я снова резко вскочил со стула, сжимая руки в кулаки.
        - А что надобно? Быть твоей копией? Святошей и занудой? Прости, братец, что разочаровал. Не голубых кровей, как ты у нас. Я в отца. Солдафон. Или бесишься, что Спиридов меня командиром назначил, а?
        - Он тебя командиром назначил, чтоб ты ответственность на себя взял и по шлюхам не бегал. Стыдно уже за нашу фамилию, особенно когда ее склоняют направо и налево и треплют, как космы продажной девки.
        - Зато ты у нас может не по девкам, а брат?
        - Дурак!
        И я съездил ему в челюсть, он кинулся на меня, но Васька растащил нас обоих, потом толкнул Глеба в плечо.
        - Эй вы, оба! Прекратили! Погорячились и хватит! Все…давайте выпьем по мировой и айда играть!
        Он подмигнул Глебу, но тот повел плечом и распахнул дверь.
        - На хрен вас обоих! Сам играй!
        Васька хлопнул меня по спине по-дружески.
        - Давай, Серега, не хандри. Если решишь присоединится я буду с матросами на палубе!
        - Вали уже!
        Когда они вышли я с яростью двинул кулаком по стене, разбивая в кровь костяшки пальцев. Вернулся к столу и наполнил стакан водкой, долго крутил в пальцах. В ушах всё еще стоял смех заключенной, а перед глазами её синие омуты затягивающие в себя как дивные бездны. Я тряхнул головой, залпом выпил, прижал к лицу руку, согнутую в локте, занюхивая адское пойло и в нос ударил запах соли, которым пропитался мундир.
        «Катька! Та еще ведьма!»
        По юбкам значит? А почему бы и нет? Кто мне запретит?
        Я рывком поднялся с постели. Накинул плащ и вышел на палубу. К вечеру ветер усилился и мачты стонали от ураганных порывов. Корабль кренило из стороны в сторону. Женщины сбились в кучу на тюфяках и спали. Перед этим все вымылись в чанах, которые матросы таскали один за другим и пытались подсматривать за девками, когда те раздевались. Вдоль палубы протянули бечёвку и завесили парусиной.
        Конвоиры совсем потеряли бдительность: один отсутствовал, а другой звонко храпел на своем стуле, сжимая в руках пустую бутыль. Несмотря на масляные фонари ничего невозможно было разглядеть в полумраке. И тем более ЕЕ среди спящих женщин.
        Вдруг на моё плечо легла чья- то рука. Я резко обернулся, успев при этом вытащить из ножен шпагу. Скрежет металла вспорол тишину. Но я тут же вернул оружие обратно в ножны и тихо выругался. На ловца и зверь бежит или на зверя добыча.
        - Испугались? - её голос оказался очень мягким, певучим, а когда она засмеялась я нахмурился, - А говорят, что моряки самые смелые люди на земле.
        Я схватил девчонку за руку чуть повыше локтя. И от этого прикосновения шибануло как штыком под ребра. Я сжал пальцы сильнее:
        -
        Что ты здесь делаешь, а? Вас, что на ночь не сковывают?
        Девушка снова усмехнулась, сунула руку в карман тулупа и, достав оттуда ключ, покрутила им у самого носа. Я быстрым движением отобрал его у нее и тряхнул девчонку за плечи, так что платок на затылок сбился и несколько золотых кудрей на лоб упали.
        - Совсем, девка, ополоумела. Тебя за эту выходку…
        - Пороть станете? Или сквозь строй пропустите?
        А сама в глаза мне смотрит и кончиком языка по губам водит, а меня то в жар, то в холод швыряет и дышать становится трудно.
        - Три шкуры спущу и за борт.
        - Не спустите, - глаза ресницами прикрыла, а потом снова на графа подняла.
        - С чего бы это?
        - Вы Ивану бить меня не позволили…а сами сможете?
        Я криво усмехнулся, а девочка умеет манипулировать и играть во взрослые игры. Сколько же лет ей, что умная такая? На вид не больше семнадцати, а в глазах ни капли наивности, словно за жизнь свою короткую немало мерзостей повидала, а может и сама творила.
        - За воровство не бить положено, а пальцы или руку рубить. Как свои уберегла расскажешь?
        Снова чувствую, как меня утягивает в эти синие омуты и губы у нее полные, сочные. На секунду свело скулы от желания попробовать их на вкус. Не отталкивали ни старый тулуп, ни грязный платок на голове. Мне хотелось его содрать и снова увидеть ее волосы. Заметил на скуле синяк и невольно тронул пальцем, а девчонка дернула головой.
        - Бил тебя снова?
        - Нас всегда бьют. За любую провинность.
        - Что на этот раз?
        Она отвернулась, а я повернул ее лицо за подбородок.
        - Сопротивлялась слишком яростно, рожу ему расцарапала вот и двинул кулаком, чтоб не дергалась. Да ваши помешали ему, палубу обходили, а потом играть позвали. Вернулся пьяный и захрапел.
        Я почувствовал, как от ярости перехватило горло. Сукин сын! Завтра башку ему оторву!
        - И часто так сопротивляться приходится?
        - Часто.
        - Может часто напрашиваешься, м? Или воруешь?
        Она слегка побледнела и дернулась назад, но я удержал.
        - Не воровка я, а вас поблагодарить хотела. За то, что вы сделали для меня сегодня. Вы благородный и добрый человек. Спасибо вам!
        Она вырваться хотела, но я сжал ее плечи сильнее, притягивая к себе.
        - Не воровка, говоришь? А ключи где взяла?
        - Так я их вернула вам. Больно мне, сударь, синяки оставите.
        Посмотрела на мои пальцы, сжимающие её плечо, и они непроизвольно разжались, оттолкнул от себя и руки снова за спину завел.
        - Ступай давай к своим и не шатайся ночью по палубе. Матросы народ шальной женщин несколько месяцев не видали.
        - А вы?
        - Что я?
        - Давно женщин не видали?
        И опять взгляд этот от которого в голове гудеть начинает.
        - Вон пошла!
        - А как же кандалы? - спросила дерзко и вздернула подбородок.
        - Так куда ты с судна денешься? Разве что за борт сама прыгнешь.
        Смотрел как она идет в темноту, туда, где под парусиной масляный фонарь раскачивается от ветра. На ходу платок стянула, в тулуп кутается. Маленькая, хрупкая. Вспомнил, как конвоир сказал, что за дерзость пайки лишит и сам не понял, как окликнул её по имени:
        - Катерина!
        Она быстро обернулась. Глаза широко распахнула, видимо удивленная, что имя её запомнил.
        - Есть хочешь?
        Стоит, сомневается, руки в карманы засунула, назад оглядывается и снова на меня смотрит.
        - Боишься меня?
        Улыбнулась улыбкой своей ведьминской, голову к плечу склонила, словно раздумывает.
        - Нет, вас, сударь, не боюсь.
        «Напрасно не боишься, дуреха. Ох напрасно. В волчье логово добровольно идешь»
        - Пошли накормлю!
        ГЛАВА 3
        Я, не отрываясь, смотрел как она без стеснения и жеманства поглощает вареную картошку с солониной и ржаным хлебом - невиданная роскошь на военном судне. Половину ломтя девушка сунула в карман дранного тулупа. Товаркам отнесет или себе припасла?
        - Мммм, как же вкусно! Сто лет не ела ничего подобного!
        Я следил за ней взглядом, чувствуя, как внутри поднимается волна совсем другого голода. Противоестественная тяга к недостойному существу, жалкой оборванке бесправной и ничтожной. А держится словно и правда голубых кровей. Невольно любовался ее волосами, заплетенными в толстую косу. Захотелось потрогать их пальцами, ощутить вес ладонью, а потом намотать на запястье и дернуть ее к себе, чтоб запрокинула голову и смотрела своими синими глазами на меня. Подвину к ней нарезанное дольками яблоко и салфетку. Как ловко управляется со столовыми приборами и запястья хрупкие, а пальцы длинные и тонкие. Представил себе как эти пальцы играют на клавесине или на арфе. Ей бы подошло.
        - Кто ты? Откуда? Как оказалась среди них?
        - Слишком много вопросов вам не кажется? - она склонила голову на бок и положила вилку на стол.
        - Нет, не кажется. Отвечай, если спрашиваю.
        - А какая разница? Вам разве не все равно?
        Я усмехнулся - наглая малышка, смелости не занимать. Пришла в каюту к офицеру и дерзит, а ведь прекрасно знает, что могу разложить ее на этом столе в два счета. Я не конвоир мне никто не помешает.
        - Выпьешь?
        Я поставил на стол бутылку водки и посмотрел на нее, представляя девчонку без этого старого, потертого платья и с распущенными по плечам волосами. Как стоит передо мной голая…В горле резко пересохло.
        - Нет. Водку не пью, а от вина бы не отказалась
        - Это военное судно, девочка. Здесь похлебка да водка и мужики голодные. Пей, что есть!
        - А зачем вам меня угощать, сударь, и кормить, и угождать всячески?
        Резко встретился с ней взглядом. Несколько секунд смотрели друг на друга; мне до дрожи захотелось ее поцеловать, и не просто поцеловать, а впиться в её рот алчно, жадно, словно голодный зверь. Мое дыхание участилось, задрожали руки, сжимающие бутыль и два стакана. Девушка смотрела на меня, не отрываясь и я вдруг лицо ее пятерней обхватил, притягивая к себе.
        - А как ты думаешь зачем?
        За подбородок потянул, и она приоткрыла рот, а у меня скулы свело от бешеного желания языком в него нырнуть, сплести с её языком, глотнуть её дыхание, прижимая к себе насиловать губы эти до исступления и вздохи ее пить со стонами.
        - Наверное, вы решили развлечься со мной? Думаете, заключенная на все согласится за кусок хлеба?
        Уперлась руками мне в грудь, а сама на мой рот смотрит, и я готов побиться об заклад, что ее взгляд затуманился и дыхание участилось.
        - Мало кусок хлеба, да? Скажи, чего хочешь сама…, - потянулся к губам, а она увернулась и впилась тонкими пальцами в ворот моей рубашки.
        - На волю хочу. Отпустите, сударь?
        Дернул её к себе за затылок, притягивая так близко, что теперь ее губы моих губ почти касаются.
        - Не я сажал, не мне и отпускать.
        - Тогда руки уберите.
        Убрать, когда ее запах голову кружит, а дыхание обжигает рот и скулы сводит от бешеного желания наконец-то почувствовать ее вкус?
        - Я ведь не имею права сопротивляться? Это приравнивается к бунту?
        Я резко разжал пальцы, и она пошатнулась от неожиданности. Выпрямился и в стаканы водки налил. Подтолкнул стакан к ней, а свой осушил залпом до дна.
        - Так за что посадили, Катерина? Или стыдно признаться?
        Ее рука вдруг легла на мою руку, и я замер - снова окаменел, не в силах оторвать от нее взгляда, судорожно сглотнул. Почувствовал, как кадык дернулся. Никогда в жизни я еще не был так зачарован женщиной, никогда не жаждал с такой силой, что к чертям мозги отказывали и трясти начинало только от мысли, чтобы прикоснуться к ней.
        - Зачем вы вчера вмешались? - тихо спросила девушка и маленьким глотком отпила водку, поморщилась. - Вы - офицер и дворянин… Что вам до меня? До нас?
        Я наполнил свой стакан снова. Меня трясло, как в лихорадке, мне казалось, что я способен наброситься на нее, порвать на ней одежду и опрокинув на узкую койку жестоко трахнуть ее и плевать на то, что не хочет. На все плевать. Внутри поднималось то самое темное…давно оно уже не скалилось внутри меня, не требовало жертву новую, а сейчас вдруг ожило с какой-то силой бешеной и запульсировало, как перед взрывом. Еще раз посмотрю на нее и сорвусь к дьяволу. Осушил стакан до дна и с силой на стол поставил.
        - Поела? Выпила? Все! Давай! Пошла отсюда пока не поздно.
        Но она снова приблизилась ко мне, руки на плечи положила. Сучка такая дразнит, играется. Только что оттолкнула и снова льнет, взглядом своим с ума сводит. Не понимает, что делает? Или намеренно соблазняет?
        - Еще никогда и никто не делал для меня что-то просто так.
        Ее соблазнительные губы приоткрылись. И мне подумалось, что для простой заключенной у нее слишком здоровые белые зубы. Все в ней слишком в ведьме этой. Все чересчур и слишком.
        - Ты хочешь со мной расплатиться?
        Я удержал ее за плечи. Она кивнула и приблизила свои губы к моим губам.
        Пол словно закачался у меня под ногами. Я рванул ее к себе с такой силой, что у девушки подогнулись колени. Посмотрел ей прямо в глаза горящими голодной лихорадкой глазами. А у самого от напряжения по спине пот градом катится и член упирается в штаны, причиняя боль.
        - И чем? Поцелуями?
        Вцепилась ему в воротник снова, а я запястья перехватил и руки ее назад завел.
        - Называй цену, девочка, и раздевайся.
        Дернулась, но я сжал её сильнее, до хруста, тяжело дыша и глядя прямо в вспыхнувшие яростью и страхом глаза.
        ***
        - Я не…не шлюха, - очень тихо, даже не сопротивляясь, а в глазах слезы заблестели.
        - А кто ты тогда, а? - сдавил сильнее ее запястья, продолжая смотреть в глаза. - Или думала я тебя позвал кормить да спать уложить на перину?
        - Думала, что вас можно не бояться.
        Она все еще пыталась освободиться, но я держал слишком крепко.
        - Ты дура наивная или прикидываешься? К мужику ночью в каюту таскаться и рассчитывать на его благородство? Ты кто такая? Воровка и шлюшка дешевая!
        В синих глазах сверкнула ярость, и девчонка дернулась с новой силой.
        - Я не такая, как они.
        - А какая? Подороже? Чего хочешь? Мыло? Полотенца? Денег?
        - Отпустите, - уже тихо и в глазах слезы заблестели. - мне больно.
        - Меня это должно разжалобить?
        - Нет…
        - Рассказывай!
        - Не могу!
        Черт! Да она играется со мной. В какие-то идиотские кошки-мышки.
        - Через не могу!
        Тронула ладонями мои скулы, а меня пронизало молниями от возбуждения, и я со свистом выдохнул сквозь стиснутые зубы. А сам растворяюсь в этой заводи без дна…темно-синяя бездна безумия, я лечу в неё, как в космос. В ушах свистит от скорости падения.
        - Это не только моя тайна! Я не воровка. Может быть, я такая, как и вы, просто обстоятельства сложились так, что теперь я среди них!
        Она казалась такой искренней, глаза светились мольбой о помощи. Где-то тревожно противился разум, а я запах ее чувствовал и глаза закатить хотелось от наслаждения вдыхать его еще и еще. И ведь понимаю, что лжет она. Всем своим нутром понимаю.
        Сучка…чертовая манипуляторша. Она же меня совращает. Так бесстыже и нагло. Отталкивает и притягивает. Умоляет и опять дерзит. Я грубо оттолкнул её от себя.
        - Все! Наговорились и хватит.
        Схватил под руку и потащил к двери.
        - Еще раз у конвоира ключи стащишь - сечь буду до смерти.
        - Мне все равно. Лучше сдохнуть здесь, чем отправиться на каторгу, на потеху тамошним солдатам. Я не выживу, понимаете? Лучше смерть, здесь и сейчас!
        И она вдруг вцепилась в рукав моего мундира с отчаянием заглядывая мне в глаза. На секунду представил ее в объятиях пьяных, вонючих конвоиров и сжал кулаки.
        - Лучше с вами, чем с ними… Помогите…пожалуйста. Умоляю. Помогите. Нельзя мне туда. Никак нельзя! Вы же хороший человек. Я вижу. Вы…
        - Ошибаешься! - прошипел ей в лицо. - Заткнись лучше. Я этого не слышал, а ты этого не говорила. Совсем охренела, каторжная? Ты мне зубы не заговаривай! Спасибо скажи, что накормил и на четвереньки не поставил. А песни свои дивные Ваньке конвоиру пой.
        Девчонка отшатнулась от меня.
        - Ну и черт с вами! Не верьте!
        Заключенная вышла из каюты быстрым шагом, я пошел за ней, все же опасаясь рыжего конвоира. Проснется и изувечит ублюдок. Но ничего не произошло, тот по-прежнему храпел, девушка легла на тюфяк и демонстративно отпихнула маленькой ножкой кандалы.
        ***
        Я проспал долго, открыв глаза, не мог понять который сейчас час. Я вскочил с койки, умылся, холодной водой и быстро накинул мундир. Вышел на палубу и осмотрелся, было странно находиться на военном судне, в полном бездействии. Вспомнил вчерашнюю встречу и под ребрами заныло. Глаза ее перед моим глазами. Синева эта адская, невозможная. Тронул карман куда ключи вчера кинул - ни хрена. Утянула зараза. Вот чертовка. В порыве искренности успела вытащить…Но злости не было. Я усмехнулся уголком рта. Прошел по палубе в сторону, огражденную парусиной. Посмотрел на каторжных - стирают в чанах вещи матросов. Ну хоть какая-то польза.
        Конвоиры больше не сновали с угрюмыми лицами, здесь они могли расслабиться, могли не опасаться побега. Один из них курил трубку и читал потрепанную книжонку, другой болтал с одной из этих. Уламывает ловелас хренов. Интересно что предлагает. Мыло или хлеб? Утянул девку в сторону. Я не видел лица заключенной, а вот довольную рожу конвоира видел прекрасно. Того самого, рыжего. Заключенная явно с ним заигрывала, потому что свинячьи глазки, заплывшие жиром, сухо блестели, и он внимал каждому ее слову, как ребенок. Потом он протянул руку и осторожно, любовно снял с нее платок.
        Я на хрен поперхнулся табачным дымом. Золотая коса упала на серый тулуп и засверкала на солнце, огромная лапища рыжего на этот раз нежно погладила золотую головку, погружая в волосы всю пятерню. Мне показалось, что в этот момент в мое сердце впились тысячи маленьких заноз. Сука! Ах ты ж мелкая блядина. Значит я не ошибся. Со мной не вышло и за охранника взялась. Сдох бы за то, что бы услышать о чем они там любезно болтают.
        И что она плетет этому дураку, который внимает ее речам, словно ангельскому пению. Но из-за шума волн и щебетания женщин, до меня донесся лишь ее смех. Мужик хотел привлечь девушку к себе, но Катя ловко увернулась и промурлыкала довольно громко:
        - Не сейчас, милый, вечером!
        Милый? Она назвала его милым? Тварь продажная. Не обольщаться. Голову и мне задурила и Ваньке дураку. Больше я ничего не услышал. Девчонка смешалась с серой толпой, и я потерял ее из вида.
        Я быстрым шагом пошел к каюте брата, яростно отчеканивая каждый шаг. Чего еще можно было ожидать от такой, как она? Идиот. Развесил вчера уши. Внимал ей и с ума сходил, аж переворачивало все внутри. Было мгновение, когда вознес ее на пьедестал мученицы, возможно невинно осужденной. На хер ее из головы. Нашел о ком думать. Шлюха каторжная.
        ГЛАВА 4
        Глеб с Васькой сидели за очередной партией карточной игры, каюта пропахлась табаком, на столе стоял графин с водкой и две рюмки.
        - О, Гришка! Здарова! Выглядишь как после перепоя…
        Кот почесал за ухом и отложил карты в сторону крапом вверх.
        - Не хочу я с тобой играть - он обиженно посмотрел на Глеба, который торжествующе улыбался, - Ты все время выигрываешь!
        Обернулся ко мне
        - А ты мне не нравишься! Уже второй день ходишь мрачнее тучи! Посмотрел бы на себя! Круги под глазами, волосы дыбом. А ты не увлекся случайно, одной из наших серых птичек?
        Я криво усмехнулся. Увлекся блядь? Со мной вообще какая-то херня происходит. Я ни спать, ни есть нормально не могу. А сейчас перед глазами картина как лапа конвоира трогает золотые волосы и мне эту лапу топором рубануть охота.
        - Еще чего не хватало! Увлекся! Отребьем? А ну ка налейте мне, я сейчас отыграюсь за тебя, Котяра!
        - Ты чертовски плохо выглядишь, командир. Тебя явно что-то гложет, что-то, о чем ты не хочешь с нами говорить. Что ж, это твое право, и мы его уважаем.
        Глеб сказал это с укоризненной, чувствовалась обида на мою скрытность. Обида на недоверие, которое они с Котовым не заслужили. Но разве мог я сказать им правду, что потерял голову из-за девки. Презренной заключенной, которая предлагала себя сначала мне, а затем рыжему конвоиру без капли стыда. Я сам себя презирал за это чувство. Нет, это не просто похоть. Это похоть с привкусом адской жажды и голодом именно по этой женщине. А что если затащить ее к себе, и взять то, что она так любезно мне предлагала? И плевать на все: и на мнение друзей, на условности и на пропасть между нами…..
        - Черт возьми, Гришка, да ты совсем нас не слушаешь!
        - Мы разговариваем с тобой, а ты молчишь и смотришь в одну точку как истукан.
        - А я сейчас возьму и вытрясу из него правду, не будь я Котов, он нам скажет, что его гложет.
        Васька угрожающе поднялся с койки.
        - Та ладно, угомонись. Я просто думаю о том, что меня в измайловский отправят. А вы здесь останетесь. Разлука будет между нами, братья! Я ж говорил о нашем последнем со Спиридовым разговоре. Вот и думаю об этом постоянно. Сука, спать не могу нормально.
        - А мне кажется ты нормально спать не можешь из-за золотоволосой девки с синими глазами. Или думаешь осудим, а, Григорий?
        В этот момент на палубе послышались крики женщин, возня, конвоиры что-то орали, но их голоса тонули во всеобщем хаосе, одна из женщин кричала громче всех, словно от боли.
        Мы втроем выскочили из каюты, выхватив шпаги из ножен.
        - Что, черт возьми, здесь происходит? - рявкнул Васька своим громовым голосом.
        Все заключенные стали в круг, растопырив свои необъятные коричневые юбки и не давая никому приблизиться, ни конвоирам, ни матросам, ни офицерам.
        За их спинами слышались страдальческие стоны и крики.
        - Да, что же это такое твориться, совсем бабы очумели? - Выкрикивали конвоиры, бегая из стороны в сторону в совершенной беспомощности и растерянности.
        - Расступиться сейчас же! - рявкнул я и направил шпагу на одну из заключенных - Иначе купаться сейчас все за бортом будете. А кто усерднее всех бунтует вооон на той мачте повешу. Остальных посажу в трюм на одну воду к бортовым крысам. Их изобилие в недрах этого судна я вам гарантирую. Эй, ты? Да, ты, а ну пошла вон!
        Женщина попятилась, за ней все остальные, я прорвался внутрь круга и тот замкнулся за мной снова. Прорвался и замер. На тюфяках лежала женщина. Подол ее платья был задран до пояса, над огромным вздувшимся животом, за который та держалась обеими руками. Она была молода и довольно привлекательна, но страдания исказили ее черты. Голова женщины металась из стороны в сторону, губы искусаны до крови, на лице испарина, она выла как раненое животное. Между ее распахнутых ног сидела Катерина, ее лицо тоже покрылось, потом и раскраснелось, она держала ноги женщины и что-то тихо ей говорила. Затем обернулась и посмотрела на меня взглядом полным отчаянья.
        - Господи, да что вы так смотрите? Неужто совсем нас за людей не считаете? Ни капли сострадания в вас нет. Рожает она. Прикажите вашим солдафонам убраться. Если вы не в состоянии предоставить ей условия, ради бога не мешайте! Или позовите лекаря! На вашем судне есть лекарь?
        Женщина снова пронзительно закричала. Я думал ровно секунду.
        - Будут вам условия в моей каюте. Напился вчера скотина-лекарь. Спит как убитый падлюка. Завтра за яйца подвешу сукина сына. Сами справитесь?
        - Попробуем.
        Девушка даже на меня не посмотрела, не сказала ни слова благодарности. По уставу права не имел так поступать. Узнает кто неприятностей не оберусь. Но, блядь, как я могу отказать, когда она на меня ТАК смотрела. Сука…веревки из меня крутит.
        - Варюша, милая, мы отнесем тебя в теплое место. Доктора там, конечно, нет, но зато есть чистые простыни и горячая вода. Слышишь, все будет хорошо, я не раз видела, как моя нянька принимает роды, я позабочусь о тебе.
        Нянька? Откуда у простолюдинки нянька? Я в недоумении посмотрел на девчонку, но та была занята роженицей, которой явно было уже наплевать, где она находится.
        - Она не дойдет сама, ее нужно отнести. Помогите, пожалуйста, начальник…если не побрезгуете.
        Я подхватил несчастную на руки. Было нелегко Варя довольно полновата, кроме того при каждой схватке она извивалась и больно цеплялась за мою шею. Глеб схватил меня за рукав и тихо прошипел:
        - То, что ты затеял, может закончиться для тебя неприятностями!
        - Плевать, пусть только попробуют донести. Я не могу бросить женщину вот так, без помощи! Что я нелюдь что ли?!
        - Ты то может и не нелюдь, а глаза и уши везде имеются. Огребешь потом так, что Измайловский только снится будет. Солдафоном пойдешь, на передовую. Ты это делаешь не из жалости к роженице, хотя я и не сомневаюсь в твоем благородстве, брат, но сейчас ты хочешь произвести впечатление на эту рыжую, строптивую девку! Мне не нравится, как ты смотришь на нее! Ужасно не нравится!
        Я осторожно убрал руку брата и тихо ответил.
        - Мы поговорим об этом потом!
        Наконец-то я донес ее до каюты, и положил женщину на койку. Я остался…не то чтоб мне все это нравилось, но я был обязан. В моей каюте заключенные они должны быть под присмотром. Но твою ж…Не мужское это дело присутствовать при родах. Конвоиры ублюдки. Ни в одном из табелей больные и беременные не числились. Знал бы Петька бы вчера так не набрался. Заставил бы его падлу проверять девку на сносях.
        - Не стойте столбом, Ваше Сиятельство, - девушка оторвала меня от размышлений - будете помогать, одной мне не справиться! Мне нужна горячая вода, несите чистые тряпки или повязки, все что найдете. - Обернулась к роженице и погладила ее по голове
        - Тише, Варюша, тише, тебе надо попить. - И снова обернувшись ко мне сказала - Дайте вашу флягу! Ну что вы замерли! Несите то, что я попросила!
        Я сунул ей в руку флягу с водой и отдал приказ матросам нагреть воды, а сам разорвал на тряпки простынь и подал девчонке.
        - Варя, успокойся. Постарайся дышать ровнее, глубже. Я знаю, что тебе очень больно, но мы переживем эту боль вместе, ты ведь не одна. Думай о хорошем, о малыше, которого тебе подарил Кирилл, перед тем как покинул этот грешный мир. Он был бы рад увидеть сына, но болезнь его скосила, а ты выжила, сам Бог тебя уберег. Ведь это, Варенька, настоящее чудо.
        - Откуда ты знаешь, что это мальчик? - Женщина немного успокоилась.
        - А как же иначе, только мужчины доставляют нам столько страданий.
        Девушка ласково улыбнулась и погладила роженицу по щеке.
        - Катенька, ты ангел,…посланный мне Богом, что бы помочь искупить грехи.
        Я застыл, молча глядя на золотоволосую ведьму, которая закатила рукава и склонилась над женщиной. Я слушал, о чем они говорят. Меня до чертей сжирало любопытство. Я хотел знать обо всем, что касается ЕЕ.
        И вдруг роженица вновь взвыла, заскрежетала зубами.
        - Варя, это потуги. Тужься, ребеночек вот-вот появиться, помоги ему. Давай же, будь умницей, скоро это все закончиться.
        Теперь я видел ее совсем другой. Заботливой, нежной. Она восхищала меня своей храбростью, своей добротой. Смелая, дерзкая и в то же время нежная и ранимая, не похожая ни на одну из женщин, которых я встречал раньше. Только ей удавалось разжечь во мне этот дьявольский огонь противоречий.
        - О, Боже мой! - стонала, несчастная - У меня ничего не выходит. Он перестал шевелиться, что-то не так. Не так, Катя, мне страшно…..
        - Помогите мне, сударь, не стойте там, подойдите! Да отбросьте вы ваши приличия, неужто девку голую ни разу не видели? - Она притянула меня к себе за руку.
        - Вы должны заменить меня здесь, на этом месте, и держать ее за ноги, пока я буду, помогать ребеночку протолкнуться. Если мы ничего сейчас не сделаем, это плохо кончится. Вы скажете мне, когда появиться головка.
        - Я тебе повитуха что ли бабе между ног во время родов заглядывать?
        Мной овладел какой-то ступор и страх. Одно дело головы мужикам рубить и бока протыкать, а совсем другое вот это вот все.
        - Трус! - Зашипела меня девчонка и ее ровные брови сошлись на переносице, - Вы просто жалкий трус, если вы мне не поможете, малыш погибнет. А ее мне придется резать что бы достать тело ребенка. От этого она скорей всего умрет. Хотите жить с этим? Хотите взять это на свою совесть? Или вам все равно? Может вы привыкли к смерти?
        - Ладно, черт тебя раздери, ладно!
        Я сел между ног женщины и крепко зажмурился. Катя взяла мои руки и положила на колени роженицы.
        Я глубоко вздохнул, ради этого прикосновения, да хоть к черту лысому на рога. Идиот несчастный. Снова разомлел.
        Девчонка свернула простыню в жгут и подошла к Варе.
        - Варюша, ребеночек устал, ему очень тяжело, нужно помочь ему протолкнуться иначе он может погибнуть. Будет больно, очень больно, но ты потерпи и постарайся тужиться со всей силы, когда я надавлю на живот. Ты готова? Давай!
        Каюту сотряс нечеловеческий вопль, такой пронзительный, что мне показалось, что я оглох, в ушах зазвенело.
        - Откройте, черт возьми, глаза! - закричала Катя- Они мне нужны, ханжа несчастный, вы должны мне сказать, если появиться головка! Варя, давай!
        Женщина зарычала, захрипела, и я увидел, как между ее ног изнутри самого женского естества показался темный пушок, растягивая расселину и выбиваясь наружу.
        - Я вижу ее вижу! Вижу! - Закричал как дурак.
        - Варя, ну еще разок! А теперь замри, дыши ровно и спокойно! Как только выйдет головка можно будет опять! - Лоб девушки покрылся каплями пота, она прикусила губу. Взволнованная, сосредоточенная и настолько красивая, что мне показалось я готов пару раз к черту на рога сбегать и обратно лишь бы видеть ее так близко.
        - Есть головка, я держу ее! - с восторгом заорал обхватывая маленькую голову младенца и пачкая руки в крови. Катя подбежала ко мне, оттолкнула и заняла мое место.
        - Давай, Варюша, последний раз! Вместе!
        Я смотрел на свои дрожащие, окровавленные руки, и думал, что мне только что посчастливилось прикоснуться к одному из величайших чудес природы. Раздался пронзительный плач младенца.
        - Это мальчик, как я и говорила. Ах ты толстый карапузище, ну ты нас и помучил! Эй, моряк, у нас получилось! Несите нож!
        Я подал ей свой острый как бритва кортик. Ощущения такие будто только что воевал с тысячей пруссаков или прошел через мясорубку.
        Через несколько секунд, была перерезана пуповина, девушка прочистила ротик младенца, запеленала его, ласково воркуя.
        - Смотрите, моряк, без вас мы бы не справились!
        Я с опаской взглянул на розовое, сморщенное личико, малыш часто моргал и щурился, причмокивал крошечными губками, Катя протянула его матери.
        - Корми своего мужичка, Варя. Поздравляю тебя! Как назовешь сына?
        - А как зовут их сиятельство? Так и назову! - боль наконец-то отпустила несчастную, а при виде малыша на нем отразились все те чувства, которые природой заложены в женщине, когда она становится матерью.
        - Их Сиятельство зовут… - и посмотрела на меня своими синими глазищами, вышибая весь дух. Так что руки снова затряслись.
        - Григорий Сергеевич Никитин. - ответил и нож из ее рук забрал.
        - Да храни вас Бог, Григорий Сергеевич, если бы не вы!
        ***
        Катя мыла руки у раковины, я стоял позади нее.
        - Мать с ребенком разместят в лазарете. Это все что я могу для них сделать.
        - Я знаю, - сказала Катя, не оборачиваясь - Спасибо вам за Варвару. Она конечно девушка простая, но хорошая. Воровала, что бы семью прокормить. А человек она добрый и честный, муж помер от чахотки, осталась старая мать да сестры, не могла она их содержать. Она вам безмерно благодарна. Всю жизнь на вас молиться будет.
        - А ты?
        Я тщетно пытался поймать ее взгляд, она смотрела куда-то в сторону, избегая смотреть на меня. И я схватил ее за подбородок, повернул к себе, чтобы впиться взглядом, заставляя ответить.
        - Я тоже благодарна. Очень. Я в вас ошиблась.
        Ее щеки порозовели, и она опустила глаза, а я внезапно вспомнил о ее свидании с конвоиром и все очарование моментом разбилось вдребезги. Гнев поднялся изнутри, поднимая голову зверя, который жадно заурчал внутри.
        - Ну если так благодарна может со мной встретишься вечером, а не с рыжим? Я кажись больше заслужил али нет?
        Я увидел, как она побледнела и отшатнулась от него.
        - Я не могу! - прошептала едва шевеля губами.
        От бешенства потемнело перед глазами, и я сдавил ее подбородок изо всех сил.
        - Почему? Он что твой любовник? С ним ты здесь трахаться не будешь. В трюме запру до самого прибытия, а ему башку откручу. Устроила бордель на корабле. Валяться с мужиками ты сможешь там, в ссылке, но не здесь, не при мне!
        Я стиснул челюсти так, что захрустели кости. Мне хотелось свернуть ее тонкую шею прямо здесь и сейчас.
        - Как вы можете говорить мне такие ужасные вещи? Вы же обо мне ничего не знаете?
        На ее глаза навернулись слезы и подбородок дрогнул, но мне было плевать на эти слезы. Они пролиты не из-за меня.
        - Не прикидывайся, я видел, как вы беседовали сегодня днем, и слышал, о чем вы говорили. Сколько он обещал тебе за ночь? Я дам в десять раз больше! Сколько?
        Схватил за затылок и дернул к себе.
        - Не смейте, слышите, не смейте так обо мне думать! Вы ничего обо мне не знаете!
        Слезы потекли у нее из глаз, и она попыталась вырваться, но он не дал ей этого сделать, заставляя смотреть себе в глаза, тогда Катя уткнулась лицом в мое плечо и зарыдала.
        - Ты что? - это было неожиданно и я растерялся. Тронул кончиками пальцев ее волосы, но погладить не смог. Только смотрел отупевшим взглядом на дрожащие плечи.
        - Вы ничего не знаете, как вы можете…. - слезы душили ее, и я почувствовал как намокла моя рубашка. Твою ж мать. Прижал к своему плечу сильнее за шею.
        - Так расскажи мне. - прошептал ей в макушку, - Доверься! Я хочу все знать о тебе!
        Я сам не заметил, что моя ладонь нежно ласкает ее чудесные волосы, а другая прижимает к себе за тонкую талию.
        - Расскажи мне все.
        - Хорошо… - она прошептала прямо мне в шею едва касаясь горячими губами и заставляя дрожать от этой адской близости, - расскажу. Я встречусь с вами сегодня вечером и все открою, но поклянитесь мне честью дворянина, что если вы не сможете помочь, моя тайна останется между нами.
        - Я клянусь тебе!
        Блядь! Я это сделал! Я поклялся! Какого хрена знает только сам Дьявол! У меня голова кругом пошла и сердце не просто колотится, а кажется его пару шпаг насквозь пронизали.
        Девчонка подняла ко мне бледное лицо, залитое слезами.
        - Зачем, я все это делаю, ведь вы погубите меня!
        Вырвалась и выбежала из каюты. Хлопнула дверь, и я отшатнулся назад. А ты уже меня погубила. Сам не знаю, что делаю. Мне насрать кто она такая. Отвезу в Архангельск и больше никогда не увижу. И эта мысль страшнее чем мысль о предательстве Родины и товарищей. От этой мысли в глазах темнеет и в груди словно раздирает когтями.
        ГЛАВА 5
        Весь день не находил себе места в ожидании встречи.
        Рыжего Ивана отправил на помощь матросам. Ублюдок пытался мне противоречить, злился, не понимая зачем ему выполнять ненужную, чужую работу, но отказаться не посмел. Время замерло, мне казалось, что этот проклятый вечер никогда не наступит. Гребаное солнце не спрячется за горизонт. Еще ни одну бабу я не ждал с таким нетерпением…Баба…не мог я так о ней. Не баба она для меня и слово-то это «баба» не подходит к ней. Сучка - да, девка продажная - да, шлюха…но не баба. Ох, не похожа она на бабу простую. Душою чую.
        Болтовня на палубе начала стихать. И эти муки ожидания всю душу изгрызли. Вышел на палубу, посмотрел в воду. Штиль. Вода как розовое зеркало, окрашенное закатом. Заключенные спали на своих тюфяках, набитых соломой. Дьявол. Тысяча гребаных, адских чертей. Кто бы мог подумать, что арестантку ждать буду сильнее чем графиню аль княжну какую-то. Преступницу, воровку, заговорщицу, осужденную на пожизненную каторгу. Совсем крыша съехала. Прав Глеб. Бес меня попутал.
        И думать о том, что через несколько дней ее придется отдать в лапы правосудия, отправить на верную смерть? И как мне с этим жить дальше, блядь? А вдруг она не придет? Вдруг к рыжему пошла? Сердце сдавило как в кулак, стиснуло так, что кровь перестала поступать. Втянул воздух поглубже.
        Еще раз бросил взгляд на заключенных. Потом сплюнул за борт и подняв повыше воротник пошел к ним. Сбились кучками. Болтают.
        - Отбой для кого был?
        Громко спросил, и они все дернулись, обернулись на меня. Сегодня с утра приказ отдал не сковывать на ночь. Чай не сбегут. Пусть спят нормально пока можно. И так холод дикий по ночам. Прижмутся к друг другу, обнимутся и теплее будет. Хотя какого хрена меня это должно волновать?
        - Начальник пожаловали. А, бабоньки, хорош наш капитан, ох, хорош. Маруська, слюни подбери! Не зыркай на капитана, зеньки повылазиють!
        Самая борзая из заключенных - Анфиска руки в бока уперла и на меня смотрит нагло, исподлобья. Другие тоже не отстают. Переглядываются, перешептываются. А я только на одну смотрю. На ту, что сидит в самом конце. В тулуп укуталась, голову склонила. Лицо не видать. Только руки тонкие перебирают складки на арестантском платье. Из-под платка прядь волос выбилась и отливает золотом, блестит даже в полумраке.
        - Так как же не смотреть? Глаза-то они на то и даны. А наш капитан…он только на Катьку смотрит.
        Бросил тяжелый взгляд на ту, что назвали Маруськой.
        - Язык прикуси, Марфа. - прошипела на нее Анфиска и толкнула в бок.
        - Языки всем прикусить надобно, а то можно и без языка на каторгу приехать, - осмотрел всех и они тут же притихли.
        - Наказывать пришли, капитан? Чем провинились?
        - Провинишься с крысами болтать будешь в трюме. А ну легли все. Отбой - это значит рты закрыли и спать! Не то прикажу снова вас всех в кандалы, а кому надо и тряпку в рот.
        - Не надо, начальник. Не серчайте. Сейчас уляжемся.
        - Смотрите мне.
        Отыскал снова взглядом Катерину. Сидит на тюфяке, голову опустила, на руки свои смотрит.
        - Эй! Ты! - крикнул и она голову подняла на меня мельком посмотрела - Спать ложись!
        Развернулся и пошел к носу корабля. Значит не спят еще. Надо ждать. Убедился, что там она…что к рыжему не пошла. Чувствую, как продолжает под ребрами гудеть. И дыхания не хватает. Прождал больше часа, ветер поднялся неожиданно, пробрало до костей. Позади себя услыхал легкие шаги и резко обернулся.
        Стоит передо мной. Бледная, дрожащая. Совсем на себя ту, прежнюю и дерзкую не похожа. Но все такая же ослепительно прекрасная. Посмотрел ей в глаза и дух перехватило. Сверкают, блестят. Влажные, огромные и такие глубокие нырнуть и захлебнуться. Раньше думал нет ничего красивее моря, красивее заводи морской…а теперь точно знаю - глаза ее. И мне кажется, что воздух стал горячим и вот-вот искры посыплются как от вспыхнувшего пламени.
        - Я…с ума сошла…, - прошептала и подняла на меня глаза.
        Хрен там. Это я сошел с ума. Схватил за плечи и резко к себе привлек. Все поплыло под ногами, мозги взорвались и разлетелись на ошметки. От ее запаха меня трясло как в лихорадке, содрал платок и обеими руками зарылся в волосы, погрузил в них обе пятерни и сжал, притягивая ее к себе. С громким стоном набросился на ее рот и ошалел. От мягкости губ, от свежести дыхания и вкуса адской страсти выворачивающей кости.
        С тихим рычанием прижался жаждущим ртом к ее шее, щекам, глазам. Целуя как озверевший, потянул к каюте, ударяясь о стену, прижимая к ней девчонку спиной и вдираясь в ее рот с таким исступлением что кажется искры из глаз сыплются. Распахнул дверь каюты, ввалился туда вместе с ней, захлопывая ногой, сдернул тулуп и он полетел на пол вместе с моим плащом. Возбужденный до адского предела, приподнял за талию и опрокинул на жесткий матрас, лихорадочно дергая тесемки платья, нетерпеливо расстегивая пуговицы и распахивая ворот, обнажая девчонку до половины. Ошалело посмотрел на голую грудь с вздернутыми нежно розовыми сосками и дернулся всем телом, чувствуя, как окаменевший член упирается в жесткую ткань штанов. Черт возьми она прекрасна, эта полнота и округлость эти крошечные камушки сосков, которые хочется жадно кусать и всасывать в рот, ласкать в исступлении языком.
        ЕЕ кожа порозовела, глаза закатились, она вся задрожала и когда я обхватил руками ее грудь, закусила губу, тихонько всхлипнув и выгибаясь мне навстречу.
        Я снова набросился на ее губы, прорываясь в рот языком, сжимая тугие полушария и потирая соски большими пальцами, заставляя их затвердеть еще больше и сатанея от понимания что это от моих ласк они такие сжатые и вытянутые. Меня подбрасывало, меня просто корежило от похоти. Я хотел ее, я ослеп от этого бешеного желания до такой степени, что казалось сошел с ума. Повел по согнутой в колене ноге вверх, по грубому чулку, задирая платье, отрываясь от безумно вкусного рта, чтобы посмотреть ей в глаза и вдруг увидел в них слезы и…и страх. Внезапно накрыло яростью и едким разочарованием, смешанным с такой дикой страстью, что казалось меня сейчас разорвёт на хрен.
        - Боишься? Боишься меня? - зарычал ей в губы и обхватил лицо пятерней, заставляя смотреть на себя и не давая отвернуться. Но она и не пыталась, вскинула руки и обхватила меня за шею, заставляя шалеть еще больше. - Так может вон пойдешь?
        - Нет! - выдохнула и…и свою ладонь к моему рту прижала, потом по щеке провела и у меня кожа задымилась там, где коснулись ее пальцы.
        ***
        - Не пойду. Поздно уже идти…все теперь поздно. Умереть хочу вот так с вами, в ваших руках. Боюсь…потому что раньше никогда и ни с кем. Не было никого…не трогал, не обнимал никто, не целовал.
        Щеки румянцем покрываются, глаза прячет. А я дурак. Меня так утащило в ад моей страсти, так всего вывернуло, что я ничерта не заметил. В себя ее вдавил до хруста костей, за волосы назад голову запрокинул, чтоб видеть снова глаза, чтоб потеряться в них. Привык к бабам гулящим…порченым и поверить не могу, что она правду говорит.
        - Почему со мной тогда? М? Почему мне? - шепчу и губы ее своими трогаю. Но не целую. Самого трясет всего, дергает как в лихорадке, потому что сдерживаюсь, потому что накинуться на нее хочется и разорвать. Брал других баб, трахал по-всякому, со счета сбился сколько было. И не понял, сам себе не поверил…Среди хлама этого, сброда, чтоб чистая. Блядь, да я б ее и грязную, и перепачканную… я б ее любую. Понимал ведь, что среди каторжных девственницы вряд ли найдутся. А тут шепчет, что никто и никогда, душу умотало в пятки, сердце зашлось. Громыхает так, что кажется оглохну сейчас.
        - Потому что увидела и поняла…что мое сердце теперь бьется иначе.
        Уткнулась лицом мне в грудь, сжимая дрожащими руками ворот моей рубашки.
        - Может быть это любовь?
        Резко отстранил от себя и обхватил нежное лицо обеими руками.
        - Думаешь?
        - Не знаю…никогда еще так сердце не болело и из груди не выпрыгивало, никогда еще не было так тяжело дышать и не казалось, что моя кожа горит там…там, где вы ее коснулись.
        Мне никогда не признавались в любви. Многое было и «хочу тебя» и «возьми» и «давай»…и даже «трахни меня», но вот этого всего не было. Так чтоб от каждого слова душа взлетела, перевернулась, запылала и превратилась в пепел от восторга. Сама ко мне потянулась и губами в губы ткнулась. Сдавил за талию, вжимая в себя, жадно нападая на ее губы, вбиваясь в ее рот языком, втягивая в себя ее язычок, снова опрокидывая девчонку навзничь на постель, задирая юбку выше на талию. А она целует меня и шепчет…я с трудом разбираю, потому что меня уже накрыло, я уже несусь десятым валом в самое пекло.
        - Ну и пусть…плевать…плевать на все. Пусть уплывают. С тобой хочу…твоей.
        Рука сжала бедро, скользя к пояснице, дергая ткань панталон.
        - Кто уплывает? - бессвязно в исступлении целуя ее губы.
        - Никуда не побегу…не хочу больше…твоей хочу быть…
        Застыл, сдавил ее тело обеими руками на долю секунд, а потом рванул за толстую косу назад так, что ее всю выгнуло и в глазах слезы появились. Так вот оно что? Охренеть! Идиот! Какой же тупой идиот! Побег! Так вот почему поет соловьем и заливает в уши так сладко. Шлюха каторжная, подзаборная! Врет падлюка!
        - А куда бежать должна была, а? - второй рукой сдавил щеки и к себе лицо ее приблизил. Ладонь чешется сдавить шею так чтоб позвонки хрустнули. - Использовать меня решила, да?!
        - Нет…, нееет… - шепчет и быстро головой мотает, по щекам слезы катятся, тонкие пальцы хватают меня за запястья, сдавливают. - они…они уже уплывают без меня. Я не поеду. Не поеду…слышите? Пусть пару дней, но с вами…ваша…
        За горло схватил и все же сдавил не в силах удержаться, все еще трясет от близости ее голого тела. От того как груди колыхаются, когда дернул ее. Эти голые, сочные груди с острыми сосками…Блееееаааадь, как же мне хочется в них вгрызаться и на адской скорости долбиться в ее тело. Но слышать правду хочется намного сильнее.
        - Рассказывай! Все рассказывай! Сейчас! Иначе задушу суку! Кто ты?
        - Ник…то…, - отвечает, задыхаясь и я жмусь лбом к ее лбу.
        - Не доводи до греха…шею сверну, Богом клянусь…Правду, мать твою! Сейчас!Кто!Ты!Такая!
        - Княжна Соболевская…Екатерина Павловна… - выдохнула и обмякла в моих руках, зарыдала.
        Княжна! Охренеть! Если только это не ложь…Я слышал о заговорщике Соболевском. Князь принимал в своем доме шпионов, давал кров французским лазутчикам, помогал в изготовлении и получении фальшивых документов. Продал свою душу и Родину за золото французского короля Луи Пятнадцатого. Князя застрелили при попытке побега. Неужели у него была дочь? Об этом я ничего не слыхал…Или девка снова врет. Сочинила легенду.
        - Дочь заговорщика Соболевского? Впервые слышу, что у него была дочь!
        Тряхнул ее и увидел, как по щекам снова покатились слезы.
        - Да…у него была дочь. Дочь, которую обвинили в грехах отца и заперли в монастырь. Дочь, которую лишили титула, отобрали земли…Дочь, у которой хотели отнять самое последнее и сослать на смерть. Да! Я его дочь…Но разве я в этом виновата?
        ГЛАВА 6
        Прошлое….
        Князь Соболевский не отличался особым благородством и всегда слыл коварным и подлым человеком. У него была плохая репутация забияки и картежника шулера. Правда, Бог не обидел его внешностью. Он был хорошо сложен и отличался аристократической красотой, от которой так млели женщины при дворе. Он наслаждался их вниманием, менял их как перчатки и не брезговал их деньгами. Но однажды с ним случилась то, чего он никак не ожидал. Он влюбился. На очередном балу Павел Владимирович встретил Дарью Ивановну Ольшанскую и был сражен ее красотой, нежностью и наивностью, скромностью и образованностью. Их свадьба состоялась против её воли, Ольшанский был должен Павлу Владимировичу денег, и последний ловко использовал это, пообещав старику забыть о долге. Сразу, через месяц после знакомства состоялось венчание, а спустя некоторое время имение Ольшанских сгорело при пожаре, погибли родители Дашеньки, власти были уверены в поджоге, но виновного так и не нашли.
        Надо отдать должное князю, с женой он обращался хорошо, одаривал подарками и вниманием, в общем, вел себя как обычный влюбленный мужчина. Но, к несчастью, Дарья оставалась по отношению к нему все такой же холодной, и вскоре, устав от жены Соболевский вернулся к прошлой жизни, правда теперь, он раз в неделю исправно посещал родное поместье, для исполнения супружеских обязанностей. В надежде, что жена забеременеет и тогда изменит свое отношение к нему, но долгожданной беременности все не наступало. И теперь Соболевский с чистой совестью заводил романы на стороне. Во всех его начинаниях и интрижках участвовал его лучший друг, Петр Николаевич Потоцкий, такой же повеса и хитрый лис, как и он сам. Их обоих связывали карты, оргии и общие женщины. На то время Потоцкий овдовел и у него рос сын, всецело порученный нянькам и мамкам. Разгульная жизнь привела к тому, что кошельки обоих друзей начали быстро худеть, и вскоре опустели, заставив их влезть в долги.
        Особым патриотизмом оба друга не отличались и были завербованы французским шпионом Франсуа Де Руа. Теперь в кошельки Потоцкого и Соболевского потекли монеты и ассигнации. Оба вращались при дворе, оба имели возможность информировать француза, за что получали совсем немало. Далее все усложнилось и Потоцкий, который носом чуял войну с Пруссией, занялся изготовлением фальшивых документов. Затем начались облавы и обыски иностранцев, после приказа об аресте, Де Руа нашел убежище в доме Соболевского, откуда по фальшивым документам планировал бежать заграницу.
        И тогда произошло то, чего Павел не мог себе даже представить в страшном сне. Между его юной женой и французом возникла страсть, о которой сам князь даже не подозревал. А слуги, которые не жаловали хозяина, молчали, храня верность молодой госпоже.
        Француз исчез через несколько месяцев так же внезапно, как и появился и больше не вернулся. Павел тоже отсутствовал долгое время, а когда приехал в очередной раз у Дашеньки уже был заметно округлившийся животик, но сама она нисколько не радовалась, а напротив, изменилась ужасно. У женщины был безумный затравленный взгляд, она боялась Павла до смерти, опасаясь, что кто-то из слуг выдаст ее. А сам князь был несказанно рад, казалось, он даже не замечал легкого помешательства своей жены, списывая все на ее нынешнее положение. Теперь, он почти все время проводил дома с Дашей. Хотя та оставалась молчаливой и почти не разговаривала с мужем. Он задаривал женщину подарками, холил и лелеял, забросил даже игры, в карты пытаясь, стать образцовым мужем.
        В доме готовились к рождению младенца. И он вскоре родился, точнее она. Маленькая, золотоволосая копия отца француза. На князя было страшно смотреть, он как раз вернулся из поездки, радостная новость обрушилась на него на пороге доме, но уже спустя несколько минут он вышел из спальни жены с бледным лицом и безумно вращающимися глазами.
        А через несколько дней деревенские рыбаки выловили труп молодой хозяйки из реки. Она утопилась ночью, когда все слуги спали, никто не слышал, как княгиня вышла из дома, ее унесло бы быстрым течением реки, но тело зацепилось за коряги. На шее у женщины висел кожаный мешочек, в котором обнаружили письмо. Прощальное, на французском, адресованное ее единственному любимому, который забыл о ее существовании.
        Павел прочел послание в глубоком молчании, не отходя от тела, лежащего на песке, тела, которое он не удостоил даже взглядом, ни один мускул не дрогнул на его окаменевшем лице. Никто так и не узнал, что было написано в том послании, князь бросил его в камин. Затем резко обернулся и сиплым голосом прохрипел
        - Все вон!
        Князь развернулся и ушел в библиотеку.
        К телу жены он больше не подошел, и к ребенку тоже. За одну ночь после смерти жены Павел постарел лет на десять, поседел в висках. Запил.
        Пьяный князь лютовал несколько ночей напролет, забил до полусмерти троих крепостных только за то, что несчастные осмелились восхищаться синими глазами малышки, а потом ворвался в детскую и долго смотрел на ребенка, сжимая кинжал дрожащими пальцами.
        - Не дури, князь. Брось кинжал.
        - Колька! Сукин сын!
        Лезвие со звоном упало к ногам князя и мужчины сжали друг друга в объятиях.
        - Не ждал? Да, вернулся обратно. Призвали на родину. Соскучился по России-матушке, по святой земле. Надоели рожи варварские. По речи родной истосковался. Прослышал, что ты творишь и решил наведаться увидеть лично, не поверил сплетням.
        Павел посмотрел на колыбель и повернулся к другу.
        - Не моя она, нагуляная. Как с таким позором? А друг, как? Дашка, сучка, утопилась за своим французом, и на меня ее бросила. На кой дьявол мне чужой ребенок?
        - Ты, остынь, Паш. Охладись немного. Чужая не чужая не знает этого никто, свечку чай не держали, да и ты приезжал домой исправно раз в месяц. Так что может и твоя она.
        - Не моя. Глаза у нее его блядские, ведьминские и волосы видал? Все как у проклятого сучьего потроха, которого ты приволок в мой дом, Коля, ты! Мать твою!
        - Бабка твоя, Афросинья тоже блондинкой голубоглазой была, если память мне не изменяет. Угомонись. Я тебе, Паша, вот что скажу племянник мой осиротел. Засватаю дочь твою, земли объединим. Слышал упадок у тебя и долги непомерные. Соглашайся, Пашааа, бумажки подпишем, и я тебе кредит выпишу. Долги погасишь.
        - Хитрая ты лиса, Потоцкий. Ох хитрая. За сыновей не сватаешь, а племянника подсунул мне. Тебе какая выгода? Только не заливай мне о благородстве, я твое благородство показное увидел, когда ты французишку мне подсунул, не сказав, что эта мразь шпион.
        - Ты, Паша говори да не заговаривайся. Пошли водочки выпьем, утрясем сделку и все довольны.
        ***
        - Ты вначале карты раскрой, а потом и утрясем.
        - Колька осиротел, а он совершеннолетний уже, земли у него под Петербургом и наследство. Вот сосватаю его за дочь твою, а ты с приданого мне земли отпишешь, Паша, и все сыты и довольны.
        - Значит моими руками разжиться решил, да?
        - Общими. Ты мне поможешь, а я тебе. Банкрот ты, Паша. Кредиторы скоро с молотка пустят и поместье твоё, и имущество. Говорил я тебе, что карты до добра не доведут. Так что думай, Паша, думай. Не дурак поди, шевели извилинами. Я тебе дело предлагаю. Никто не проиграет. Девку твою в монастырь отправим как лет десять стукнет, образование то да се, как положено княжне. К тринадцати годам вернем обратно, а там через пять годков и свадьбу сыграем. Как сыр в масле кататься будешь.
        - Хер с тобой. Дело говоришь.
        - Ты только мне незаконнорождённую не подсунь. Давай. Крести, имя свое дай. И все путем будет.
        Спустя сорок дней после похорон Павел Владимирович дал имя новорожденной, ее окрестили и нарекли Екатериной Павловной Соболевской. Признал своей чтобы избежать позора. И уже на следующий день, после крестин, он принес младенца в хижину деревенской знахарки Марты, которая славилась своим умением исцелять. Он вручил ей девочку прямо с порога.
        - Будешь ухаживать за ней. Отблагодарю щедро и от души. Переедешь в мой дом.
        Он ушел, не дав им опомниться, ни Марте, ни ее мужу Савелию, деревенскому кузнецу.
        Марта прижала девочку к груди, малышка жалобно кричала.
        - Что стал, как столб, принеси козьего молока. Младенцам можно его пить. Выкормим. Чай глядишь и не замерзнем этой зимой. Бог послал нам великую милость. Сами барин пожаловали и чудо нам принесли.
        И тут же ее строгое и круглое лицо расплылось в улыбке при взгляде на малышку. Савелий женился на Марте, когда ей было всего шестнадцать лет, она была наполовину немкой, рожденной от безымянного солдата, о котором ее мать, прачка Анна не рассказывала ей в детстве. Болтали, что солдат снасильничал вдову, когда немецкий гарнизон проходил через это село.
        Марта безмерно любила своего мужа. Только одно омрачало их счастье, Бог не давал им детей. Того единственного ребеночка, которого им посчастливилось иметь, унесла эпидемия чумы. Отобрала их счастье. Маленькую девочку, ее тоже звали Катерина. Марта души в ней не чаяла, девочка умерла, когда ей было всего пол годика. Савелий тогда думал, что потерял не только дочь, но и жену. Марта словно обезумела, она четыре дня не выходила из маленькой комнатушки, где заперлась с крохотным тельцем малышки. Только на пятый день она вышла полуседая, постаревшая на много лет. Мертвого ребенка она так никому и не отдала сама обмыла, одела, сама вырыла маленькую могилку, и сама похоронила.
        Она не снимала платок с головы несколько месяцев, а когда, наконец, сняла, то Савелий увидел, что вместо густых длинных каштановых кос, которые он так любил, на голове жены остались короткие седые пряди.
        - Я отдала их моей девочке, и буду отдавать всегда, как только отрастут. Ведь у нее никогда, таких, не будет. Значит, не будет и у меня.
        С тех пор Марта каждый год в день смерти девочки ставила свечку и стригла волосы. Савелий смирился с этой причудой главное, что Марта снова стала прежней, хотя по ночам он часто слышал, как она сдавленно рыдает. Больше детей у них не было. И теперь, когда в руках у жены оказалась маленькая девочка, он вновь увидел, то радужное внутреннее свечение в ее глазах, свечение счастья и безмерную нерастраченную материнскую любовь. Марта положила младенца на свою постель и распеленала.
        - Да она совсем исхудала, а ну быстро иди, подои нашу Маньку.
        С тех пор маленькая Катюша заменила им утраченную дочь. Марта окружила ее лаской и заботой и постепенно из няньки превратилась в домоправительницу Соболевского. Она стала полностью заниматься огромным хозяйством князя, всеми расходами, наймом прислуги. За малышкой она ухаживала только сама, не доверяя ее никому. Любовь к ребенку стала для нее отрадой, женщина была счастлива. Только когда малышка болела, Савелий снова видел выражение панического страха на лице жены. Это выражение исчезало только тогда, когда княжна полностью выздоравливала.
        Павел Соболевский в доме почти не бывал, а когда приезжал, то о девочке и не спрашивал, только давал Марте деньги.
        ***
        - Когда моего отца застрелили, меня поместили в монастырь, готовили к постригу… -
        Голос девушки звучал очень глухо, но я жадно внимал ему и буквально трясся от любопытства и понимания - ОНА НЕ ЛЖЕТ! А если и лжет, то сам дьявол вселился в эту девку. Потому что так горячо и так искусно мне еще никогда не лгали.
        - Иегуменя хотела прибрать к рукам деньги и имение моего отца, но я должна была достичь совершеннолетия, чтобы подписать все бумаги и сознательно уйти от мирской жизни. Все это время я жила при монастыре, а в конце мая ко мне приехал Потоцкий, друг нашей семьи, он позаботился о том, что бы меня перевели в тюрьму, к заключенным, ожидающим высылки. Чтобы при переезде я могла бы сбежать. Теперь вы все знаете…
        Смотрел на нее и чувствовал, как дрожь пробирает по всему телу, как сжимается внутри там, где сердце и где-то в области живота появилась огромная дыра.
        - Допустим ты говоришь правду. Допустим. А кто взял иконы?
        - Я взяла…
        - Что?
        По затылку как ребром ладони, аж согнуло всего.
        - Взяла. Надо так было, чтоб точно в монастырь не засунули, а на каторгу.
        - Где иконы?
        - Потоцкому передала.
        И закрыла лицо руками.
        - У меня не было выбора. Никакого. Не оставили мне.
        - Ладно…а бежала бы как? С судна в открытом море?
        - За нами следует суденышко рыбацкое, нанятое Потоцким…
        - И?
        - Мне нужно спустить шлюпку на воду и скрыться. Иван…он бы все для меня сделал. Он был мною очарован.
        Я расхохотался. Истерически, громко, чувствуя, как в груди начинает болеть еще сильнее, как горло давит тисками.
        -Зачем ты мне все это рассказала? Или ты надеешься, что я, офицер русского флота преданный государству, помогу бежать преступнице?
        -Нет, не думаю.
        -Зачем же так рисковать? И променять такого надежного простофилю, Ивана, который готов ради тебя на все, на меня, совершенно безнадежный для тебя вариант.
        - Я передумала бежать…
        В один шаг преодолел расстояние между нами и сжал ее лицо обеими руками. Заглянул в ее ярко-синие глаза.
        - Почему?
        - Я больше никогда вас не увижу!
        И взмахнув руками обняла меня за шею, привлекая к себе, притягивая, маня. Ища своими губами мои губы.
        - Поцелуйте меня…пусть уплывают…
        Я вцепился в ее губы своими губами яростно терзая, кусая, сминая своим голодным ртом и понимая, что пропал. Что просто исчез и больше никогда не буду принадлежать сам себе. Оторвался от ее рта, сжимая голову за затылок.
        - А ты ошиблась…княжна!
        - В чем? - шепчет, целуя мою шею и я слышу как она втягивает мой запах, как льнет щекой к моей груди и ерошит мои волосы. Сукааа…как это вытерпеть, как? Это же ад!
        - Зря на помощь не надеялась! Ты сегодня уплывешь на рыбацком судне!
        - Нет..нет…нет. Не рискуйте. Для вас это смерть! Вас разжалуют, посадят или казнят. Вам нельзя! Одно дело Иван…плевать на Ивана. Ничего с ним не станется. А вы…не хочу. Не побегу!
        - Побежишь!
        За волосы двумя руками и жадным ртом по ее щекам, подбородку, ключицам.
        - Побежишь! Потому что если не сделаю…то уже я никогда тебя не увижу!
        - Григорий…не надо!
        - Пошли!
        Быстро застегнул все пуговицы на ее робе, натянул на голову платок и укутал в тулуп.
        - Все! Давай! Пока я не передумал!
        - Я не хочу…не хочу, чтобы вы меня отпускали.
        - Найду тебя, когда вернусь и никуда не отпущу.
        На палубе было тихо и темно. Держа ее за руку, провел к задней части корабля. Ненадолго оставил одну, отвязал шлюпку и осторожно, бесшумно спустил на воду, оглядываясь по сторонам, закусив зубами короткий флотский кинжал. Кто-то приблизится - вспорю глотку и в воду. И сам ужаснулся, что готов на это…Блядь, на все готов ради нее. Совсем голову потерял и остановить себя не могу. Трясет всего. И не от того, что бежать помогаю, а от того что боюсь не увидеть ее больше.
        Знаком показал спускаться, она прыгнула, и я поймал ее в свои объятия. Еще раз жадно в губы поцеловал.
        - Могу отвезти…говори куда.
        - Нет…не надо. Тогда точно поймут, что мне помогали и если увидит кто.
        Сняла с шеи тонкую веревочку с простым железным крестиком и мне в руку сунула.
        - Больше нет ничего. Только крестик няньки. Все остальное в монастыре забрали. Возьмите не побрезгуйте. Пусть хранит вас. Всегда.
        Схватил крестик и к губам прижал, глядя ей в глаза. Сунула руку в карман тулупа и мне в ладонь вложила маленький сверток.
        - Это трава сонная. Нянька моя знахарка передала. Выпейте и уснете. Никто не заподозрит…решат, что это я вас отравила.
        Все продумала. Вот жеж…то ли ведьма, то ли ангел невинный. За руку схватил, выкрутил и к себе привлек, так что тело в мое тело вжалось.
        - Поклянись! Клянись, что не обманула меня!
        - Клянусь!
        - Где мне искать тебя?
        - Еще не знаю где Потоцкий спрячет…Я сама вас найду. Это будет намного легче сделать я думаю.
        - Обещаешь?
        - Обещаю!
        И сама прижалась губами к моим губам заставляя ополоуметь от страсти, горечи расставания и понимания, что я, блядь, творю и не жалею ни о чем.
        Долго-долго смотрел вслед уплывающей шлюпке, прислушиваясь к затихающим всплескам воды. Потом крестик на шею надел и спрятал так, чтоб тела касался. Не найдет я сам найду. Из-под земли достану! Или я не Григорий Никитин!
        ГЛАВА 7
        «Где она? Скоро уже рассвет. Неужели у моей птички ничего не вышло?»
        Савелий вглядывался вдаль, ему было видно как раскачивается на волнах военный корабль…но когда совсем стемнело все исчезло и слилось с темнотой. И небо черное, затянутое мраком. Ни звезды.
        На бородатом лице Савелия Федырыча читалась тревога и даже отчаяние. Как же ему не нравился план Марты и Потоцкого. Слишком много риска для малышки. Савелий помнил тот день, когда князь Соболевский примчался домой на взмыленном коне. Он туже позвал Марту в библиотеку, а Савелий застыл с подсвечником в руках у двери, держа на локте камзол господина. Князь говорил, что его должны арестовать, что у него на хвосте тайная канцелярия, и он должен бежать во Францию. Павел сунул Марте кое-какие деньги в мешочке, сказал, чтобы она немедленно собиралась. Марта напомнила ему о дочери. Тот брезгливо поморщился и ответил: «Плевать на нее! Насрать что с ней будет! Я дал ей свое имя, дал образование и титул, а на остальное мне похрен, делайте что хотите! Пусть постриг принимает, место ей в монастыре пусть грехи матери своей суки замаливает!».
        - Как же так, ваше Благородие! Монастырь? Там же птичку совсем оберут.
        - Обирать нечего. Все заложено и продано! Я ей одни долги оставил. Монастырь убережет от кредиторов.
        - А имение?
        - Ну коли найдет деньги выкупить тоди может ей и останется. А так…Все! Пора мне!
        - Документы отдайте, может и выкупит. Чай поместье родовое, старинное, немалых денег стоит.
        - Все документы в секретере. Бери что хочешь. Скоро за ними придут…Так что забирай и беги.
        Павлу сбежать не удалось, его настигли на границе, он оказал сопротивление, и его застрелили. Катюшу увезли в монастырь Св. Петра и Павла. Тогда появился Потоцкий и предложил Марте сделку. Та отдает ему все бумаги на земли и имущество Соболевского, при этом ее подопечная должна выйти замуж за его племянника Николая и все, что принадлежит ей перейдет во владения Потоцких. Документ о помолвке задним числом будет сделан, где в виде приданого Николай получает земли, людей, конюшни, озеро и само имение вместе с имуществом. А Петр Потоцкий в свою очередь сделает все, чтобы Катю перевели в тюрьму и отправили вместе с заключенными в ссылку, в Архангельск, а там уже и побег устроить можно. Даже более того, он вымолит для нее прощение у Государыни Императрицы Елизаветы Второй. Ради спасения княжны Марта была согласна на все… Что они стены да парки, сады да земли коли жизнь на кону стоит. А замуж за Потоцкого не так уж и плохо. Чай графья именитые и к государыне-матушке приближены.
        - Вот она! - Крикнул Савелий двум матросам, заметив маленькую шлюпку и услыхав всплеск весел, - Вот она! Моя девочка!
        - Эй вы, проснитесь, черт возьми, бездельники! - Старик в сердцах сорвал шапку с головы.
        Слуги Потоцкого вскочили на ноги ничего, не соображая со сна, но шлюпку они тоже увидели.
        Уже, через несколько, минут Савелий прижал воспитанницу к груди, и скупая слеза скатилась по его морщинистой щеке. Любил девочку как родную, жалел так что сердце щемило и все внутри переворачивалось. Никому не нужная малышка, которая несет кару за грехи матери и отца. Пусть будет счастлива ему, Савелию, больше ничего не нужно.
        - Девочка, моя девочка, сколько лет старый Савелий тебя не видел. Наконец-то свершилось то, чего мы с Мартой так долго ждали. Родная моя, Катюшенька. Малышка!
        Катя плакала, вздрагивая в объятиях старика. Ведь долгие годы он был ей как отец, растил и воспитывал ее, заботился о ней.
        - Ну, полноте, все глаза выплачешь. Иди в каюту, переоденешься, поешь. Все прошло хорошо?
        - Савелий, милый. Хорошо. Все хорошо…цела. Самое главное.
        Она снова его обняла, а он ее крестным знамением осеняет и слезы утирает.
        - Иди-иди, приведи себя в порядок, сердцу больно видеть тебя в этих тряпках. А потом поговорим. Расскажешь мне все, дочка.
        ***
        Расскажу…Все ему расскажу. Кричать хочу, плакать и рыдать. Потому что не рада свободе этой. Зашла в крошечную каюту, закрыла за собой дверь и руки к груди прижала, а потом к лицу. Они все еще ИМ пахнут. Табаком, телом его, морем соленым. Сколько вдыхать буду, столько каждый удар сердца будет похож на агонию. Любовь…Я знала, что я люблю его. С самого первого взгляда. С самого первого взмаха ресниц, с самого первого звука его голоса. Увидела и полетела в самые недра адского вулкана, на дне которого кипит лава. Прикоснулся и от страсти разум помутился. Бежать передумала…наплевала на все. Осталась бы коли попросил бы. А теперь…теперь никогда не бывать мне в его объятиях. Через несколько недель состоится моя свадьба с Николаем Потоцким. Я знала его еще совсем ребенком. Ничего общего между нами никогда не было. Он не внушал мне ничего кроме глубокого равнодушия и скуки. Слово дано и пути назад уже нет. Если у Потоцкого все вышло - то свадьбу одобрила сама императрица, а значит это конец всем моим мечтам, конец любви, которая даже начаться не успела…Как же он возненавидит меня. Гриша. Узнает, что
использовала, поймет, что солгала…Но ведь не было лжи, не было. Все правда и осталась бы. Спас меня рискуя жизнью и карьерой…подарил свободу в надежде, что снова увидимся. Еще неизвестно чем все может обернуться.
        И лицо его перед глазами. Красивое, строгое, даже жестокое. На щеках легкая синева щетины, а карие бархатные глаза блестят от страсти, которой я никогда раньше не видела и не знала. По-мужски откровенно смотрят, раздевают, душу жрут…Отдала бы все и не пожалела ни разу. Совсем голову потеряла.
        Но он поверил и … и не взял. Отпустил. А я солгала. Очень скоро увидит меня с Колькой Потоцким…И искать я его не стану. Не зачем. Не могу….Боже я не могу с этим смириться. Я сейчас задохнусь от боли. Согнулась пополам, сжимая руками горло, стараясь не застонать и не зарыдать. Прости, Гриша…Прости. Не принадлежу себе. Зря отпустил, зря поверил.
        В дверь постучали, а потом она тихонько отворилась и Савелий, увидев меня, согнутую пополам, кусающую свое запястье, чтобы не закричать. Схватил в объятия и сильно сжал.
        - Что ты? Что ты, птичка моя? Что стряслось? Обидел кто-то?
        - Не могу плыть…не могу, Савелий. Не хочу замуж за Кольку…не могу я…обратно отпусти. На корабль. Там мое сердце осталось и душа моя там…Савелий, что делать? Другого люблю! Жизни не будет мне, Савелий!
        - Дурочка моя…ох, дурочка! - обнимает, голову гладит и качает, успокаивает, - Кого ж другого-то? Как успела?
        Но я его не слышала, слезы меня ослепили, разъедали глаза и туманили разум. Побег уже не казался спасением.
        - Что же это, Савелий? Из одной тюрьмы в другую. За нелюбимого. Из клетки в клетку…Лучше на каторге гнить, чем женой этого …этого. Не могу…не хочу…
        - Тшшшш, тихо, моя хорошая. Тихо. Ты успокойся, успокойся. Давай умоемся, водички попьем и покумекаем. Обратно точно нельзя, дочка. Обратно ходу нет. Как ни крути.
        - Савелииииий!
        Он меня к тазу с водой подвел, лицо мне ладонью мозолистой вымыл, нос платком вытер, усадил на маленький табурет.
        - Нельзя отказаться. Слово дано. Кто бы там ни был на корабле забыть надобно. Жизнь у тебя теперь новая начнется. Помиловали тебя, оправдали, ко двору примут. Того и гляди фрейлиной станешь принцессы Софии супруги Великого князя Петра Третьего.
        А могла в монастыре сгнить…навечно там замурованной остаться.
        Еще не так давно мысль о замужестве не казалась мне настолько ужасной по сравнению с пребыванием в монастыре. И от одного упоминания о постриге внутри все сжималось в паническом ужасе. Я мечтала, что вырвусь из монастыря, грезила о роскошных балах, на которых никогда не бывала, о свиданиях с мужчинами, о новых знакомствах. Но моя жизнь с тринадцати лет протекала за каменными стенами в молитвах и покаяниях, в наказаниях и исповедях. Мне жить хотелось. Дышать. Предложение Петра Артемовича показалось мне тогда спасением…
        ……Это случилось несколько месяцев тому назад, когда я прибывала еще в монастыре. Мне сказали, что меня ожидает какой-то важный гость и хочет немедленно меня видеть. Наверное, и впрямь важный если при всей строгости монастырского устава мне разрешили свидание. В течение долгих лет ко мне никого не пускали. Изредка передавали письма от Марты. А теперь вот кто-то вспомнил? Кто интересно? И что ему нужно от дочери заговорщика, которую готовят к постригу? Кому есть до меня дело после стольких лет заточения?
        Меня провели в полутемную горницу матери-настоятельницы Евдокеи. Обычно в ее покои никого и никогда не впускали, чтоб грязь не развели.
        Гость стоял у узкого окошка спиной к двери, а когда обернулся, я узнала Потоцкого и обрадовалась. Святая и наивная душа. Это же был друг моего отца. Он часто приезжал к нам в гости со своим племянником. Высокомерным, нудным и очень отвратительным прыщавым подростком - Николаем. Мы с ним практически не общались. За исключением того раза, когда он убил птичку, свернул ей голову у меня на глазах и за это я вцепилась ему в рожу ногтями и хорошо расцарапала. Он вопил и орал, а меня от него отодрали слуги. Ненавижу садистов.
        - Петр Артемович! Здравствуйте! Как же я вам рада!
        Но старший Потоцкий казался мне не таким как его племянник. Конечно же я ошибалась.
        - Неужто и правда рада мне, Екатерина Пална. Может зря? М? Может я не с добрыми вестями.
        Охладил мой пыл, и я не бросилась ему навстречу, а вошла в келью и прикрыла за собой дверь.
        - Меня уже не удивить плохими вестями, Петр Артемович. А вот люди знакомые, конечно, радуют после стольких лет тишины и заточения.
        Князь осмотрел меня с ног до головы.
        - А из худой и мерзкой пигалицы получилась истинная красавица. Роскошная, соблазнительная, сочная. Глаз не оторвать. Что и требовалось доказать. Все черты смазливой рожи папочки француза имеются.
        Я напряглась. Мне не нравился его насмешливый и издевательский тон.
        - Мой отец не француз и вам это прекрасно известно.
        - Оооо, да, мне прекрасно известно, что твоя шлюха мать трахалась с жалким шпионом французишкой, который ее обрюхатил и смылся. А она с горя утопилася… а может и Пашка помог ей на тот свет отправиться. Я тоже не утерпел и курву задавил своими руками.
        Пока он говорил мое сердце билось все медленней и медленней, а перед глазами мелькали картинки - перекошенное лицо отца. Его фразы о том, что я не родная, чужая, не похожая. Его злость и ненависть ко мне. А я не понимала за что.
        - Но ты особо не расстраивайся, милая. Оба сдохли. Так что Бог им судья. А у нас найдутся важные темы для обсуждения.
        - Какие? Темы оскорблять и говорить мне ваши мерзости? Убирайтесь! Если вы пришли только затем, чтобы мне это рассказать и насмехаться над моим горем!
        - Я приехал узнать хотите ли вы стать монахиней Екатерина Пална?
        Я сжала руки в кулаки с трудом сдерживаясь, чтобы не бросится на него.
        - Нет! Но какое вам до этого дело?
        - Я буду откровенен с тобой, малышка. Я и твой…и Павел, мы вместе проворачивали разные делишки, мне бы не хотелось что бы то имущество, которое мы с ним наживали вместе ушло с торгов, а денежки присвоила вот эта богадельня, думаю и тебе тоже.
        - Вы ошибаетесь! У моего отца не было денег. Одни долги.
        - У него есть земли, имение, люди, имущество. Это совсем немало в хороших руках.
        - Что вы от меня хотите?
        - Ты единственная наследница своего отца. Да, он все оставил тебе. Не потому что хотел, нет. Он опасался, что отберут и переписал на тебя, зная, что пока найдут его дочь он заставит тебя продать или переписать еще на кого-то. Но это тоже уже не имеет значения. Я помогу тебе бежать из монастыря, но с одним условием.
        - Каким условием?
        - Ты выйдешь замуж за моего племянника Николая.
        Я отшатнулась от него.
        - Из одного плена в другой?
        Потоцкий ухмыльнулся.
        - Наверное я ошибся… и ты такая же беспросветная дура как и твоя мать. Разве ты не знаешь, что тебя ждет в этих стенах? Вечное заточение. Будучи женой князя Потоцкого, ты получишь титул, власть, займешь хорошее положение в обществе. Это невероятный шанс для такой шавки как ты…незаконнорождённой и нагулянной. Это твой единственный шанс!
        Он продолжал оскорблять меня…но я не отвечала, потому что понимала, что он прав в том что это мой единственный шанс. Я отвечу и отплачу ему потом. Позже.
        - Я могу подумать? - мне нужна отсрочка я должна все прокрутить в голове, должна смириться с этой мыслью.
        Он разозлился
        - Нет времени думать, завтра будет постриг. А я могу сегодня же устроить тебе побег. У меня подкуплены нужные люди. Вот здесь… в этой бумаге все указания.
        - И куда бежать?
        - Тебя поймают, найдут ворованное и отправят на каторгу. А иначе в монастырь бы вернули.
        - Украсть? О Боже! Что?
        - Иконы…плевое дело. Их украдут за тебя, а ты вывезешь и передашь мне. Попадешь к каторжным и уже через несколько месяцев отправишься в ссылку в Архангельск.
        - Несколько месяцев с преступницами? Да и как я смогу бежать потом оттуда?
        - Окрутишь охранника, такой красотке, как ты, это не составит особого труда. Подсыплешь ему сонный порошок, отвяжешь шлюпку, а мое рыбацкое судно будет ждать тебя неподалеку. А что до каторжных попадешь, ничего переживешь. Заодно увидишь, что случается с теми, кто идет наперекор судьбе.
        Я закрыла глаза…выдохнула. Если откажу завтра постригут и запрут здесь навсегда, отымут земли, имение. Все уйдет монастырю.
        - Как я выйду за вашего племянника если я преступница?
        - Я решу этот вопрос. У меня будет твое помилование и разрешение на брак. Есть пару козырей в рукаве. Как только окажешься на свободе и титул вернут тебе и все почести. Соглашайся. Колька мой не урод…не красавиц, нелюдим, но ты переживешь. Можно подумать тебя ждет партия получше. Золота у нас предостаточно, будешь, как сыр в масле кататься. Но если передумаешь, попадешь на плаху, вместе со своими мамками-няньками Мартами и Савками я тебе это обещаю!
        ГЛАВА 8
        Теперь я свободна…Пока. Совсем ненадолго. И кто знал, что на этом военном судне, где мне всего пробыть то надо было пару дней я встречу ЕГО. Не согласилась бы за Потоцкого. Ни за что. Но да…слово дано, и Потоцкий-старший угрожал уничтожить Марту и Савелия. Единственных близких и дорогих мне людей. Ближе и нет никого.
        Мне нужно успокоиться и собраться с мыслями. Кто знает, может быть, Николай передумает, может быть, нам удастся поговорить, и он не захочет этого брака. С годами люди бывает меняются, может быть, и он изменился.
        Я подошла к лохани с водой в углу крошечной каюты и тронула воду кончиками пальцев. Прохладная. Успела остыть. Но ждать пока нагреют нет мочи. Такой грязной себе кажусь, в этой одежде, в этой проклятой робе. Не мытая уже несколько дней. Как только Гриша…как только понравиться ему смогла. Я скинула арестантское платье и помылась на скорую руку, с наслаждением окунувшись в лохань и ощутив, как приятно холодит разгоряченную кожу вода. Чуть поеживаясь, растерла тело жесткой мочалкой, намылила мылом волосы и сполоснула в воде. Казалось, тело стало совершенно невесомым. Как будто с него груз смыла, ощущение грязи своего положения. Я вылезла из лохани, тело покрылось мурашками, яростно растерла себя полотенцем, чтобы согреться.
        Затем надела платье, лежавшее на дубовом сундуке. Пахнущее парфюмами, шерстяное, пусть и скромное оно разительно отличалось от всего того тряпья, которое я носила последнее время. Осушив волосы полотенцем, заплела волосы в косу и, накинув теплый плащ, вышла из каюты, сказать Савелию, что к ужину готова.
        Но Савелий уже ждал меня с подносом.
        - Девочка моя, я всегда говорил, что ты станешь такой же красавицей, как и твоя матушка. А Марта пирожков напекла, твоих любимых, с капусточкой.
        Я грустно улыбнулась. Но в животе все же заурчало. Я сильно проголодалась.
        - Садись со мной Савелий, забудь про дурацкие приличия, ведь ты мне как отец. Садись.
        Савелий знал, что приглашен от всего сердца и не мог мне отказать.
        Я жадно набросилась на ужин, чувствуя, что сейчас мне нужно набраться сил иначе я не знаю, как выдержу все что на меня навалилось.
        - А аппетит все тот же, не пристало барышне так глотать, словно утка. Хотя я всегда любил в тебе эту естественность никогда не ковыряетесь в тарелке.
        Я посмотрела на старика, как же он сдал за эти года, сколько морщин, а волосы совсем седые. Любящие глаза ласково смотрят на меня из-под косматых бровей. Ворчит как и прежде и мне на душе легче становится словно отогреваюсь от мерзлоты последних лет когда не нужна никому, когда по рукам указкой и молиться денно и нощно. Ласково только на разговорах с Игуменьей, когда документы подписать хотела да никак уговорить не могла.
        - Куда мы плывем?
        - В Санкт-Петербург, нас там ожидает экипаж, а потом в поместье Потоцкого. Подлец подлецом, но он выплатил долги и Северное ждет вас во всей своей красе. А также вас там ждут прекрасные наряды, обученный персонал и, конечно же, Марта. Вам уже пришли приглашения от соседей и ко двору, сама императрица Елизавета Петровна желает вас видеть. Вас помиловали, моя птичка, вы больше не преступница.
        - Тогда зачем мне нужно было бежать?
        - Затем, что монахини не отпустили бы вас просто так. А государыне нашей матушке, храни ее Господь, доложили, что вас по ошибке перевели к каторжным, воровкам и убийцам. Когда царица пересмотрела ваше дело, она пришла к выводу, что не виновны вы в злодеяниях батюшки вашего. Да и красивая история о вашей с Николаем Антоновичем любви тоже сыграла свою роль. Сердобольная она, наша Государыня. Но пока вы получили бумаги о помилованье, вы были бы уже в Архангельске, и кто знает, какие несчастья могли бы с вами, моя душенька, там приключиться. Но все уже позади, хотя я до сих пор не видел радости на вашем личике.
        - Савелий…опять ты. Хватит этих церемоний.
        - Ну чай не с простой девкой говорю, а с княжной. Уважение иметь надобно…Так значит тот…по ком плакала, бежать помог? Кто он? Каторжный? Матрос?
        Я отрицательно качнула головой.
        - Нет, офицер. Капитан судна…
        Брови Савелия приподнялись.
        - Договаривались дело иметь с матросом…как офицер получился?
        - Получился. Он благородный, он….он честный, храбрый. Он жизнью рисковал ради меня, спас, поверив всему тому, что я ему рассказала. А ведь я солгала, я пообещала, что встречусь с ним после…что найду его.
        - Ну мало ли в этой жизни лжи и разочарований. Если офицер, то уже не мальчик маленький. Понимать должен.
        - Савелий, - на глаза снова слезы навернулись, - что понимать? Я пообещала. В глаза ему смотрела и лгала. Я бы пол жизни отдала чтобы просто его еще раз увидеть…И знаешь, самое страшное, что скорей всего увижу. Рано или поздно. И он меня возненавидит. А я его так…
        - Хватит. Не надо плакать. Нельзя вам с капитанами, офицерами. Слово есть слово. Впереди у вас прекрасное будущее в Северном. О, девочка моя, это пройдет так быстро, что ты и не успеешь заметить, даже не вспомнишь. Тем более Николай очень видный мужчина. Станет твоим мужем и забудешь своего офицера.
        -Хватит - я резко перебила старика - хватит, забыли, я ничего тебе не говорила, не будем об этом.
        Я встала и бросила салфетку на стол, всем видом показывая, что разговор окончен.
        ***
        В порту нас встретила роскошная белая карета с вензелями дома Потоцких и с четверкой прекрасных белоснежных скакунов. Из кареты вышел разодетый по последней моде молодой мужчина, в великолепном черном, расшитом золотом камзоле, в шляпе с лебяжьими перьями и блестящей пряжкой. Невысокий, худощавый с изрытым оспинами лицом. Кажется, успел переболеть пока мы с ним не виделись. Я с трудом узнала в нем юношу которого видела когда-то. Теперь он выглядел еще омерзительней.
        Николай приблизился ко мне и склонился в поклоне.
        - Неужели это ты, моя рыжая подружка детства Катька Соболевская? Ты изменилась…из паршивого гадкого утенка, стала роскошной лебедицей.
        Он явно был весьма уверен в себе, задирал голову и вышагивал как индюк. Деньги отца делали его важной птицей.
        Маслянистые болотно-карие глаза моего жениха заблестели, когда он окинул меня взглядом. Платье было хоть и довольно скромным, но оно подчеркивало фигуру, корсет сильно утягивал талию, а корсаж выгодно подчеркивал грудь.
        - Ваши волосы похожи на золото. Они сверкают настолько сильно что нас оборачиваются люди. Вам надо покрывать голову.
        Проворчал недовольно. Как был напыщенным придурком так и остался. Я усмехнулась, вспомнив как однажды ночью, когда князь гостил у нас в поместье, я обрезала его локоны садовыми ножницами, за то, что он дразнил меня накануне вечером. А сама спряталась в конюшне, ох и обыскались меня тогда что б наподдать, но я не вылезла из своего убежища пока гости не уехали. У Николая тогда на затылке образовалась проплешина и сквозь редкие волосенки просвечивала голова. Крепостные смеялись и тыкали пальцами за что некоторых Петр Потоцкий отходил хлыстом, когда уезжал в своей карете.
        - Я рад, что у тебя хорошее настроение, а то папа сказал, что, возможно, ты будешь не в духе. Думаю, ты не очень рада этому браку, который устроил мой отец. Признаюсь, я тоже был не в восторге. Но, увидев тебя сейчас, изменившуюся и очень даже красивую, я думаю, нам не будет скучно вместе. Прошу…
        Он подал мне руку, согнутую в локте, и я оперлась на нее. Внутреннее убранство кареты поражало своей вычурной красотой, поистине королевской, по самодовольной улыбочке своего жениха, я поняла, что он хотел произвести на меня впечатление, и был доволен результатом. Что ж мой будущий муж богат, знатен, пусть и не красив, возможно, это далеко не самое худшее, что могло со мной произойти. Возможно, когда-нибудь я смогу забыть офицера Никитина и стать настоящей женой Николаю. Боже! Нет! Никогда! От одной мысли, что это лицо с точками и прыщами приблизится ко мне становилось плохо.
        ***
        Я всем своим существом ощущала принадлежность другому мужчине. На подсознательном уровне, каждой клеточкой своего тела и души. Я бы позволила ему все. Я. Воспитанная в строгих рамках, выросшая в монастыре. Одна из лучших послушниц, прилежная, скромная…Никто и никогда не сказал бы что я вот так…почти отдамся незнакомцу на корабле. А я бы отдалась и никогда об этом не пожалела. Пусть бы потом меня за это закидали камнями.
        Я никогда раньше не имела представления и не задумывалась о плотской любви…Можно сказать и не знала ничего. И только за решеткой, от каторжных узнала без прикрас. Узнала столько, что иногда от подробностей тошнило и хотелось вывернуть на пол содержимое желудка. Иногда конвоир мог брать заключенную при нас…на соседнем тюфяке за кусок мыла. Насмотрелась и наслушалась. Женщины говорили о своих мужчинах без стеснения, в самых мельчайших подробностях обсуждали, кто своих любовников, кто сутенеров или клиентов. Но зато теперь восполнились все пробелы в интимных отношениях мужчин и женщин. Иногда я мечтала о встрече с тем единственным и любимым, и о том, как все между нами будет в первый раз…Тогда у него еще не было лица, тогда я представляла себе все не так как рассказывали женщины. Представляла красиво, романтично…А когда Григорий в объятиях своих жадных сдавил, опрокинул на кровать, сдернул платье вниз, жадно выцеловывая мое тело, мои груди поняла, что мне красиво не надо. По животному хочу, алчно, грубо, дико. Развратно и пошло. Все хочу и только с ним одним.
        Как я могла согласиться на брак с Потоцким? Чтобы лечь с ним? Я скорее перережу себе горло! Я научилась себя ценить. Я знала, что нравлюсь мужчинам, видела их взгляды, неприкрытые, наглые, зачарованные. Иногда даже челюсти отвисали и глаза выпучивались. Как у Ивана в первый раз когда увидел. Заключенные хоть и простые женщины, всегда искренне восхищались моей красотой и говорили что женщина, такая красивая как я, веревки может с мужика вить. Поначалу это звучало для меня странно, Марта не отвешивала мне подобных комплиментов. А в тюрьме я видела свое отражение только в чане с водой. Полную силу своих чар я испытала на молоденьком конвоире, он не сводил с меня восхищенных глаз. И тогда я использовала это, попытки флирта увенчались успехом. Уже на следующий день у меня был черепаховый гребень и маленькое зеркальце. А еще через неделю конвоир был в полной моей власти и с его помощью уже все заключенные имели нормальную пищу и свежую воду и душистое мыло. А позже конвоира перевели в другую тюрьму и вместо него появился Иван. С ним тоже можно было договориться…но уже сложнее. Урок я усвоила. Женская
красота может поставить мужчину на колени и ее можно использовать в своих целях.
        И даже с этим мерзким хлыщом Потоцким я смогу справиться. И, возможно, мы договоримся. Обмахнулась веером и кокетливо поправила складки на юбке.
        - Здесь ужасно душно - проговорила томным голосом - у вас есть немного воды для меня?
        Князь растерялся, видимо он об этом не подумал.
        - У меня есть моя фляга если не побрезгуете…
        Он протянул ей изящную золоченую флягу, предварительно откупорив крышку. От него пахло дорогим одеколоном, и я почувствовала, как меня начинает раздражать вся эта напыщенность.
        - А…стаканчика не найдется?
        Я побрезговала. И даже не могла этого скрыть. Он отрицательно качнул головой. Явно разочарованный. Позже я узнаю, что Потоцкий весьма завидный жених.
        - Ладно, давайте флягу. Я правда ужасно хочу пить.
        Отпила, намеренно пролив немного и вода стекла с моих губ тонкой струйкой по подбородку и прокатившись по шее, пропала в приоткрытой ложбинке между грудей. Я видела, как Николай жадно проследил за этой каплей и судорожно сглотнул слюну. Мне нужно приручить этого самодовольного негодяя, что бы он исполнил все, что я пожелаю, а у меня уже было несколько требований к нему.
        - Ах, у меня и платка нет. Увы, в тюрьмах платки не выдают.
        Он закопошился и тут же протянул мне батистовый платочек, расшитый кружевами. Я промокнула губы и вытерла мокрую дорожку на груди. Вернула платок жениху.
        - Дядя был прав вы так красивы, что слепит глаза. И я почти влюбился в вас.
        - Почти…Какое прекрасное слово. Я рада, что понравилась вам спустя столько лет. У меня есть несколько просьб к моему жениху. И если вы почти влюбились вы сможете их исполнить.
        - Попытаюсь…
        На его лице не исчезало похотливо любопытное выражение с плотоядным блеском в маслянистых глазах. Боже. Неужели он может кому-то нравится. Его дядя рассказывал, что у него отбоя нет от невест. Глаза князя горели восхищением. Я еще не знала хорошо это или плохо. Сейчас меня волновало только одно…
        - А помните, каким вредным и отвратительным мальчишкой вы были?
        - Ну и вы не были сахарком. О чем вы хотели попросить?
        - Во-первых, мне хотелось бы, чтобы Марта и Савелий - это мои слуги, чтобы они были при мне. Это самая важная просьба.
        - Да, Ради Бога, берите, кого пожелаете, какое мне дело до слуг? - Он пренебрежительно пожал плечами.
        - Я только хочу внести некоторую ясность Марта и Савелий не просто слуги. А они мне как родные. Марта заменила мне мать, а Савелий отца, которого вечно не было дома.
        Я заметила, как при слове «отец» Николай ухмыльнулся уголком своего тонкого рта. Мне стало не по себе - что ж он знает и это. Ну и пусть, ничего, все равно я ношу имя князя Соболевского, и никто не отнимет у меня этого права.
        - Делайте что, хотите, Екатерина Павловна, мне все равно кто будет выносить за вами ночные горшки и отдавать приказы об обедах и ужинах, а так же кто будет управлять хозяйством. Не мужское это дело. Все по вашему усмотрению. Вы могли меня об этом даже не просить, ведь скоро вы станете хозяйкой в моем доме и вам так или иначе придется раздавать подобные распоряжения.
        - Что ж спасибо. А теперь дальше. Я подумала и решила, что не буду переписывать на вас свои земли. Не перебивайте меня и дослушайте. Я отдам их в ваше полное распоряжение вместе с доходами с помощью доверенности.
        Он слегка поморщился, потом отряхнул невидимые пылинки с камзола и выпрямил спину отчего стал похож на индюка еще больше.
        - Перейдем дальше, так как этот вопрос решает только мой дядя. Хотя разве с момента как мы вступим в брак, все наше имущество не станет общим?
        - Возможно, вы правы. Я поговорю об этом с вашим дядей. И еще … если вы помните одним из моих письменных условий, которые мы обговорили с Петром Артемовичем, было то, что мы с вами заключаем сугубо фиктивные отношения, и я не стану выполнять супружеские обязанности. Впрочем, как и вы.
        При этих ее словах он откинулся на подушки и помрачнел.
        - Поистине глупый пункт. Я достаточно молод, моя дорогая, и так скоро умирать не собираюсь. Вы хотите сказать, что готовы всю жизнь отказываться от близости со мной и остаться старой бездетной девой? Только из-за вашей детской обиды или дурацкой гордости? Да, дядя говорил мне об этой глупости, но я это даже обсуждать не собираюсь…
        - Тогда…тогда, может быть, обсудим вариант, при котором все мы останемся довольны? Никакого брака. Прямо сейчас разбежимся и все. Скажете, что я не приехала и…
        - Бред! Еще больший бред, что все сказанное вами до этого. Вы кажется забыли откуда вас вытащили? Елизавета Петровна похлопотала о нашем венчании! Если сбежите…впадете в немилость и не только вы и я тоже, и мой дядя! Меня не предупредили, что хоть вы и красивы вы невероятно глупы!
        - Значит брак будет фиктивным! - в отчаянии воскликнула я и сжала руки в кулаки. Ваш дядя с этим согласился!
        - К черту моего дядю, с его дурацкими соглашениями. А как же я? Мне нужны наследники.
        - Я не последняя женщина на земле - девушка улыбнулась, но улыбка тут же застыла у нее на губах, при взгляде на искаженное злобой лицо жениха.
        - Не ублюдки от любовниц и не байстрюки! Ннезаконнорождённые дети не могут наследовать имущество или этого вы не знаете?
        - Если дать ребенку свое имя, то и проблем не будет. - возразила я.
        - А вы, я смотрю, прекрасно осведомлены в этом вопросе, да?
        Уколол меня намеренно и заставил покраснеть.
        - Вам понравиться, что ваш муж будет бегать на сторону и иметь там детей от какой-то шлюхи? Все будут судачить об этом. Во что превратится ваша собственная жизнь?
        - Почему бы и нет, ведь нас с вами не связывают нежные чувства, и я не собираюсь вас ревновать. Если…если вы не согласны с этим условием никакого брака не будет, земель не будет, ничерта не будет. И пусть императрица гневается на вас за то, что хлопотала просто так! Мне плевать!
        - Что ж пусть будет так. Но я хочу, что бы вы знали, я не потерплю от вас измен и не стану рогатым мужем на потеху окружающим. Вам придется умереть, так и не познав плотской любви. Если не я, то и никто другой! Ведь вы девственница? Не думаю, что в тюрьме у вас мог быть любовник. Если вы хотя бы посмотрите на другого, я задушу вас собственными руками! Надеюсь, распутство не передается по наследству?
        Посмотрела на него без страха, вздернув гордо подбородок. И вот этот напыщенный индюк мечта любой женщины. Никогда не подпущу его к себе, мне отвратительна его ревность, мне плевать на его условия. Он мне безразличен со своим вздорным характером. Я люблю другого. Люблю так сильно и отчаянно насколько можно полюбить впервые в жизни. У Николая нет ни малейшего шанса.
        Но…если мы с ним будем врагами я никогда не получу того, что хочу. И Марта с Савелием тоже могут быть в опасности. Я начала сомневаться в том, что смогу держать Николая на расстоянии. Он изменился. Его буйный нрав, его жестокость, его напористость не играли мне на руку.
        - Николай Антонович, может быть когда-нибудь все изменится. И я смогу стать вам настоящей женой. Кто знает. Ведь женщину нужно добиваться. Кому, как не вам знать об этом. Уверена вы разбили немало сердец. А вдруг вы разобьете и мое?
        Я откинулась на подушки и прикрыла лицо веером. Взгляд князя снова вспыхнул, и он подался вперед.
        - Ей богу, вы самая соблазнительная и самая строптивая девственница из всех, что я знал. Поверьте, я приложу максимум усилий, чтобы этот брак стал настоящим как можно быстрее.
        Самоуверенно ухмыльнулся и я выдавила тоже улыбку.
        - Мы приехали.
        ГЛАВА 9
        Сказал Потоцкий и посмотрел в окошко. А затем помог мне выйти из кареты и галантно подставил мне свой локоть для опоры. Такой красоты я не видала, отродясь. Над чистой гладью озера возвышался большой особняк, с белыми рельефными колоннами у самого входа, и барельефами под крышей. Огромные окна поражали своей симметрией и величиной. От главного входа до самого озера была выложена дорожка из мрамора, по обеим сторонам которой возвышались прекрасные статуи с изображением греческих богов и богинь. Все это великолепие окружал роскошный сад с плодовыми деревьями. Сами статуи утопали в розах, и их аромат наполнял воздух.
        - Какая красота, - не удержалась и склонилась над цветами. Сколько времени не видела цветов? Из окна своей кельи я могла лицезреть только желтоголовые одуванчики, которые со временем превращались в белые пушинки и разлетались по ветру, нагоняя на нее тоску.
        - Это поместье куплено для нас с вами. После свадьбы мы будем жить здесь вместе…а пока что вы можете осваиваться сами. У этого дома удивительная история. Мы купили его у графа Артова, когда-то его дед выстроил это прекрасное поместье для своей юной жены, которую любил без памяти, но она бросила старика, обобрав до нитки. Сбежала с любовником заграницу, оставив несчастного умирать от позора и тоски. Дом не особо жаловали и потому с радостью нам продали.
        - Да…дом прекрасен… - сказала я, оглядываясь по сторонам, - и у каждого дома действительно есть своя история.
        - Мы создадим здесь свою историю. Вся эта роскошь для вас, моя дорогая.
        От его слов я поежилась. Не хочу с ним никакой истории, ничего общего. Я придумаю как избежать этого венчания. Надо будет кинусь в ноги государыне и буду умолять ее пожалеть меня и не выдавать за Николая.
        - Спасибо, - сдержанно поблагодарила я и ощутила, как на меня неумолимо набрасывают аркан. Ведь за все потом придется расплачиваться.
        Николай снова взял меня под локоть
        - Вы моя невеста, вы должны купаться в роскоши. Благо дело я могу себе это позволить. До свадьбы у нас еще пару месяцев есть, займитесь своим гардеробом, слугами, все счета посылайте мне. Идемте, посмотрите дом изнутри.
        «Конечно, все счета посылать тебе, ведь ты теперь заполучил и мои деньги, почему бы не поиграть в щедрость?» С раздражением подумала и высвободила локоть.
        Внутри дом оказался еще прекрасней, чем снаружи. Вся мебель из добротного мореного дуба обита бордовым бархатом с золотыми вплетениями. На стенах красовались картины знаменитых художников. Меня всегда интересовала живопись, и я перечитала все книги об этом искусстве. Все, что было в библиотеке монастыря.
        - Здесь расположена зала и библиотека с кабинетом. - С пафосом сказал жених, разведя руками - дальше комнаты для слуг, в левом крыле, комнаты для гостей. Наверху две спальни, три детские и веранда. Вам нравится?
        Дом и правда поражал своей красотой и роскошью и, несмотря на свое отношение к Николаю я не могла не восхищаться им. Слишком долго видела серые камни да решетки на окнах.
        - Вас ждет здесь еще множество сюрпризов. Обещаю, что постараюсь превратить вашу жизнь в сказку.
        На самом деле мне больше всего хотелось, что бы он просто исчез, испарился, оставил меня наедине с собой. Перестал расхаживать тут как павлин, распустивший свой экзотический хвост. Изображать из себя радушного хозяина, не давая ни на миг забыть, что ничего здесь мне не принадлежит. А еще я бы не удивилась если этот дом куплен на деньги, которые они выручили от продажи моего дома или от залога, который за него получили.
        - Роскошное поместье, князь. Приятно втройне, что вы его приобретали с мыслями обо мне.
        - Его приобретал дядя. Продавали по хорошей цене. Грех было не взять. Я наведался спустя время. Так что особо благодарить не за что.
        Даже не отрицает, что и не думал заниматься обустройством дома. Плевать. Поскорей бы он вообще отказался от этого брака.
        Николай приблизился ко вплотную и с восхищением заглянул мне в глаза, затем он взял мои руки в свои, и поднес к губам. Заставив невольно вздрогнуть и с трудом удержаться, чтобы не одернуть их.
        - Если бы я знал, насколько красивой ты стала, рыжая, то сам купил бы тебе королевский дворец! Ты достойна всего самого лучшего, самого великолепного. Я счастлив, что могу называть тебя своей невестой, клянусь, что мне может позавидовать и сам сатана!
        Он поцеловал мои пальцы, вызывая дрожь отвращения. Я высвободила руку и с трудом сдержала порыв вытереть руку о юбки. Богатство не радовало меня. Я успела отвыкнуть от всего этого и понять, что в жизни есть намного более важные ценности, чем позолоченная карета и шелка с драгоценностями.
        - Я ужасно устала с дороги.
        Демонстративно зевнула, прикрывая рот ладонью. Надеюсь, намеки мой жених понимает, и он не так же глуп как и напыщен и хвастлив.
        - Я уезжаю, обстраивайтесь, мы с дядей приедем вас навестить в конце следующей недели.
        Он нехотя откланялся, а я так и осталась стоять посреди огромной залы. Повернулась, что бы выйти и снова осмотреть двор, как вдруг заметила сиротливую фигуру женщины, стоящей в дверях столовой. Та прижала руки к груди и смотрела на меня со слезами на глазах. Я вначале не узнала ее из-за худобы и седины в волосах. Но уже через секунду бежала навстречу, что бы сжать ее в своих объятиях.
        - Марта! Марта!
        Всхлипывала чувствуя как разрывается сердце от радости, крепко обнимая женщину, заливаясь слезами.
        - Девочка моя, ты жива, невредима, старая Марта уже отчаялась увидеть мою птичку. Дитятко мое ненаглядное.
        Марта плакала, и по ее мягким щекам текли слезы, оставляя мокрые дорожки на морщинистых щеках.
        - Ну что ты, Марта не надо.
        Я прижималась к груди своей кормилицы и чувствовала умиротворение в своей душе впервые за несколько лет умиротворение, раздирающее счастье и дикий восторг. Все вместе. Так что дышать нечем. Марта утерла залитое слезами лицо платком и усадила меня на кушетку. Провела рукой по щеке, снова привлекла к себе, осыпала поцелуями мою голову.
        - Какой же ты стала, моя птичка, ничто не смогло испортить твою красоту, она только расцвела с пущей силой. Наконец-то ты здесь со мной и я больше не позволю, что бы с тобой что-то случилось.
        Я грустно посмотрела на женщину, и взяла ее руки в свои.
        - Марта, самое ужасное уже случилось, что может быть страшнее, чем стать женой этого негодяя, породниться с его подлецом дядей. Я смотрю на него и понимаю, что совершила ужасную глупость. Мне даже начинает казаться, что лучше было бы оказаться на каторге или…или на дыбе!
        Марта с тревогой посмотрела на меня, я знаю не думала она, что та так болезненно восприму эту свадьбу. Ей наверняка казалось, что я буду рада вернуть былое имя и стать свободной. Может быть я и была бы рада или смирилась со своей судьбой если бы не Гриша…
        Потоцкий был довольно выгодной партией. Любая девица на выданье почла бы за честь назваться его женой, тем более по меркам того времени я уже засиделась в девках. Несмотря на следы от оспы и худощавую фигуру Николай пользовался успехом у женщин. Это я уже поняла по его самоуверенному тону и по этой павлиньей походке.
        - Милая моя девочка, ты несчастна? Но у нас не было другого выбора это самое лучшее решение из всех. Без Потоцкого у меня ничего бы не вышло. Не грусти, они знамениты, несметно богаты, пользуются уважением, а молодой князь может и не прекрасен лицом, но очень выгодный и завидный жених. Многие мечтали о свадьбе с ним. Правда, нутро у него конечно поганое, как и у дядьки, ну это можно исправить. Мужчина воск в руках умной и красивой женщины. Я видела, как он смотрел на тебя, возможно и ты со временем его сможешь полюбить.
        Я вздрогнула как от удара. Как будто мне дали звонкую пощечину. Полюбить?! Но ведь я уже люблю? И что мне делать со своим сердцем? Как выдрать из него эту адскую боль, это ощущение беспомощности и обреченности?
        - Я никогда, слышишь, никогда не смогу его полюбить! Не смогу и не хочу!
        - Не говори так, моя девочка, пути господни неисповедимы, кто знает, как все может сложиться. Ведь твое сердечко свободно.
        - Не свободно! Уже не свободно! - вскрикнула и сжала руки Марты, а та с удивлением посмотрела мне в глаза.
        - Кого можно встретить в монастыре или в тюрьме?
        - На корабле…Офицер…капитан. Он помог мне бежать, и я обещала ему. Я поклялась. Боже, Марта, как же я запуталась? Что мне делать?
        Марта всплеснула руками
        - Ну, вот моряка нам только и нахватало. Что значит вояка, Катя. Они ж помешаны на флоте, на войне. Спас и спасибо. Все. Забудь о нем. Это просто увлечение. Так бывает. Разве можно забыть о своем будущем ради какого-то офицера?
        - Марта…нет…нет…как же забыть? Мартааа. Глаза его…руки, губы. Имя его внутри моего сердца стучит. Каждую букву выстукивает. Ты не представляешь. Я его когда увидела поняла…поняла, что никогда больше жить без него не смогу. Словно нож мне вот сюда вонзили. - тронула ладонью свою грудь. - так больно теперь. А ты говоришь забыть…Каждую минуту думаю о нем. Он красив как сам Бог…или как Дьявол. Марта…я с ума схожу.
        - Все это просто детская влюбленность, поверь, она проходит со временем. Ты очень скоро о нем забудешь, посмотри, какая роскошь тебя окружает, и как щедр твой будущий муж….поверь мне первая любовь - это больше розовые мечты и они очень быстро исчезнут.
        Я отрицательно покачала головой. Мне не верилось, что она не слышит меня и не хочет понимать.
        - Марта…какой Потоцкий. Меня от одной…от одной мысли о нем тошнит. Никогда, слышишь? Никогда Николай не прикоснется ко мне! Он знает, что это самое главное условие нашего союза. Если бы он отказался его выполнить, я бы лучше вернулась на каторгу и предпочла смерть.
        Марта прижала руки к груди, глядя на меня с нескрываемым отчаянием.
        - Но ты ведь не знаешь, на что обрекаешь себя, несчастная. Ведь радость женщины это быть любимой мужчиной, желать его, мечтать, радоваться минуте объятий и плакать при расставании. Носить и рожать его детей. Ты обрекаешь себя на вечное наказание.
        Но я ее почти не слышала, я прикрыла глаза и снова увидела перед собой лицо Григория на фоне темного неба. Увидела, как ветер треплет его длинные черные волосы, как сверкают карие глаза из-под густых, ровных бровей.
        - Я знаю на что иду. Ты даже не представляешь, насколько я знаю. И я радовалась минуте объятий, когда он сжимал меня своими сильными руками.
        - О Боже! Ты…ты ему позволила? Ты…ты с ним…?
        - Нет…Господи - нет! Но я бы так хотела, я мечтала и мечтаю об этом. Его объятия всего лишь несколько минут и эти минуты были самыми счастливыми в моей жизни. Ты говоришь о слезах при расставании? Я плакала. Я плачу каждую секунду из-за разлуки с ним. Мое сердце залито слезами, просто этого никто не видит. Желать - о, да я желаю, желаю так сильно, что голова кружиться от одной мысли о нем. НОСИТЬ И РОЖАТЬ ДЕТЕЙ? Если эти дети от него. От Григория! Я никогда не смогу его забыть и клянусь Богу или Дьяволу, что только он будет первым, кто прикоснется к моему телу, а если нет, то оно так и не достанется никому…Я лучше умру чем позволю. Перережу вены или брошусь в воду как моя мать. Но никто и никогда не тронет меня…
        Марта суеверно перекрестилась.
        - Замолчи, ненормальная, не богохульствуй. Я не буду с тобой спорить, ибо ты обезумела. Пусть будет так, а время расставит все по своим местам. Хочешь страдать? Страдай дальше и не замечай того счастья что ходит рядом. Скоро ты предстанешь перед царицей, станешь придворной дамой Ее Величества. Твой муж пусть и не особо красив, но он богат и знатен, по нему наверняка вздыхают многие дамы. А ты мечтай о своем офицере, если хочешь! Уверена, что он и думать о тебе забыл, у них в каждом порту по девке, ты мне поверь уж я то знаю.
        Я в ревнивой ярости посмотрела на Марту, но знала, что няня, наверняка, права. Нужно жить дальше, идти вперед, а чувства спрятать так глубоко что бы о них никто не догадался. Но верить в то, что Он меня забыл не хотела. Меня бы это убило.
        - Покажи мне мою комнату, Марта.
        Женщина улыбнулась и радостно пошла вперед, звеня ключами.
        - Сейчас ты увидишь самую красивую комнату в доме. Клянусь всеми святыми, что красивей ты не встречала…..Я сама занималась ее убранством, зная твой вкус.
        Комната действительно поражала своей изысканной простотой и вместе с тем вкусом. Разукрашенная серебром, на синем фоне один цвет плавно переходил в другой. На стене висели картины с изображением моря, а я теперь любила его всем сердцем….Они были разными….такими непохожими. Вот бурная стихия поглощает истерзанный, разбитый корабль, швыряя его из стороны в сторону, как игрушку. А вот лагуна, залитая нежно розовым светом заката. А вот спокойное море и небо с солнцем в зените, казалось две пучины спорят между собой, о красоте свей синевы.
        Картины так соответствовали состоянию моей души, словно их специально повесили здесь для меня. Тем более созерцание воды, кораблей напоминало мне о самом сокровенном….
        Я обернулась к окну, большому на всю стену от потолка до самого пола, оно было прикрыто занавеской из темно-синего бархата. Марта дернула за шнурок, и штора отодвинулась, разделившись на две части. Дневной свет залил комнату, и она показалась еще прекрасней. Посредине красовалась роскошная постель под серебристым балдахином. По левую сторону стоял резной дубовый шкаф, а по правую секретер с множеством ящичков, с полкой для книг и письменными принадлежностями. Напротив кровати красовалось огромное зеркало с маленьким столиком для туалета, все убранство завершал великолепный персидский ковер ручной работы, также синего цвета.
        Я подошла к окну в немом оцепенении от увиденной красоты, и ахнула, моему взгляду предстала зеркальная гладь озера. Два белоснежных лебедя скользили по нему в любовном танце.
        - И это все это станет вашим. Ради этого всего можно забыть всех офицеров вместе взятых.
        Минута очарования была нарушена. Я отпрянула от окна и задернула занавеску.
        - Красивая золотая клетка, в которой сидеть мне до конца дней моих.
        ***
        ГРИГОРИЙ
        Я топтал ковровую дорожку у покоев самой императрицы. Нервничал как дурак. Аж в пот швыряло. Впервые на аудиенции. Впервые руку своей царицы смогу поцеловать. Картины рассматривать надоело. Наизусть выучил все лица венценосной семьи. Разглядывал одно за другим. Остановился возле портрета Петра Великого, отдал честь. Когда-то в дикой юности мечтал на него быть похожим. Усы залихвацкие отрастить. Подкручивать пальцем и грозно поднимать бровь глядя на холопов своих.
        Встречи с государыней давно добивался. Через Апраксина с Шуваловым получилось встретиться, а он самого Розумовского попросил за меня. Не просто так. Мне это стоило перстня матери. Дорогого семейного украшения, которое досталось Марии Никитиной от ее пробабки, а той было подарено английской герцогиней. Но я бы не только перстень отдал, я бы много отдал чтобы найти княжну Соболевскую. И не просто найти, а добиться для нее помилования. А еще за друзей просить и за брата, чтоб в Измайловский перевели. Как с детства мечталось, чтоб снова вместе.
        В полку вначале приняли сухо. А я лебезить не умел и чуть что в драку и на дуэль. Доверия особого не внушал. Сирота и доходы у имения маленькие. Зато вякать не смели и косо смотреть тоже, потому что в первый же день чуть глаз поручику Михайлову не выбил. Еще троих в больничку отправил после дуэлей. Больше желания задираться никто не испытывал. В друзья мылились. Да на хрена мне новые друзья, коли старые имеются. Черт…как вспомню как они меня спасали так весь мурашками покрываюсь. Меня точно ждал военный трибунал за помощь каторжной. Никакой порошок я не принимал выкинул на хрен в море. Сидел в своей каюте и смотрел перед собой кусая губы изнутри и понимая, что с рассветом кинутся искать арестантку…И кинулись. В четыре утра. Первым ко мне примчался Иван. Волосы дыбом, чуб вихрами, глаза бешено вращаются.
        - Пропала! Катька! - шепчет хрипло и пытается через мое плечо в каюту заглянуть.
        - Кто пропал?
        - Каторжная. Та… что волосы золотые! Помните, Ваш Светлость. Ну та, что опростоволосилась, плюнула в меня еще, а вы заступились.
        - Ммм…помню, да. И где она?
        - Нет, Ваше Благородие. Исчезла. Я встал, пошел проверить и нет ее…. И шлюпки нет. Сбежала!
        - Кто бежать помог? Тыыыы? Морда твоя скотсткая?
        - Я?
        Иван глаза еще больше выкатил и попятился к стене.
        - Я…спал. Она сама убегла. Это ж вы с ней говорили. Три дня назад к вам она в каюту заходила. И вчера…у вас была с сучкой брюхатой. Роды принимала.
        Я руку вперед выкинул и Ивана за горло схватил.
        - Молчи, сука! Думай, что говоришь! Ты с ней, о чем договаривался, м?
        - Ненене…на меня не выйдет! Так я своими глазами видел, как она к вам…Что? Дала сучка, а Ваш Благородие? Раздвинула ляжки, и вы ей убегти помогли? Свидетели найдутся…не только я видел, как она вам глазки строила курва.
        - Заткнись, мразь!
        - Заткнусь. Только вам это будет дорого стоить. Шлюха эта проклятая. Говорят, она каждого конвоира через себя пропустила за кусок мыла сосала. Сиськи у нее спелые. Знаю сам трогал за гребешок дала помацать! И мне б дала…но тут такой офицер нарисовался.
        - Заткниииись падла!
        Ударил его под дых, потом по лицу, на пол завалил и…пелена перед глазами красная. Сам не помню, как бил, как хрустели кости под кулаком. Я бил как осатанелый, и кулак в мякоть входил, пальцы о кости резались. Лицо Ивана в кашу превратил, в месиво…когда отшатнулся весь в кровищи и тот на человека больше не похож.
        Потом за стол сел как пьяный. Водки налил залпом выпил, рот утер локтем и на труп посмотрел. Одного глаза нет…рот разодран. Сссука…довел мразь. Когда представил, как он ее лапает в голове перемкнуло.
        В дверь постучались и я закрыл глаза и выдохнул медленно. Потом крикнул:
        - Кто?
        - Впусти. Не спится нам. Давай в картишки перекинемся!
        Голос Василия полоснул ножом по нервам. Только скрывать уже глупо. Утром и так все узнают. Заключенной бежать помог и конвоира забил на смерть. Плаха меня ждет теперь. Шатаясь, как пьяный, подошел к двери и открыл настежь.
        - Блядь… - выдохнул Васька, увидев мое окровавленное лицо и сплюнул. Глеб на труп несколько секунд смотрел потом повернулся ко мне. Молчит, а Васька шумно воздух втянул и вмазал кулаком по стене, - твою ж мать! За что?
        - Ночью помог сбежать заключенной…он узнал! - глухо сказал я - Денег хотел за молчание!
        Какое-то время мы все молчали.
        - По хер. Готов понести наказание.
        Вскинул голову и посмотрел на брата, потом на Ваську.
        - Не мог я иначе поступить. И поступил бы так снова. Так что давайте под трибунал меня!
        Дверь каюты наглухо закрыл Васька и почесал мохнатую светлую бровь.
        - Так! Значит Иван помог заключенной бежать, а ты, как капитан корабля, лично его наказал за преступление!
        Говорит, а у меня руки дрожат и по лицу капли крови конвоира стекают. Кулаки разбиты до мяса. Трясет всего.
        - Не было никакой заключенной. А конвоир в драку с капитаном полез и был наказан. Списки подправим. Заключенные молчать будут. Матросы понятия не имеют сколько на судне заключенных.
        Продолжает Васька прикидывать варианты.
        - А шлюпка?
        - Черт!
        - Иван с заключенной сегодня ночью удрал… - тихо сказал Глеб и наклонился над телом, - труп в воду с камнем на шее. Кто-то видел, как он сюда шел?
        Васька выглянул из каюты и посмотрел по сторонам.
        - Сейчас пять утра. Все спят. Переполошить не успел. Видать пришел условия свои ставить. Денег хотел.
        - Дохотелся. - проворчал Василий. Потом посмотрел на меня.
        - Оно того точно стоило, а…брат?
        - Стоило! - ответил уверенно не отводя взгляд и чувствуя, как постепенно начинает проходить адская дрожь.
        - И что она тебе напела? - с деланным спокойствием спросил Глеб, глядя на труп Ивана, - Что, мать вашу, можно было напеть такого, чтоб ты с катушек съехал окончательно? Что пообещала?
        - Какая разница теперь? Все. Нет ее. Конвоир мертв. Можешь меня лично арестовать…может капитана дадут!
        - Дурак! - процедил сквозь зубы и мы с ним сцепились взглядами.
        - Дурак! - подтвердил я - И стал бы еще раз дураком коли снова попросила бы! Не жалею!
        - Все! Хватит! От тела надо избавиться и утром сделать объявление, наказать еще парочку для наглядности, составить рапорт. Или он и правда отвечать будет…если пронюхает кто-то. Умойся!
        Прорычал на меня.
        - И давайте этого вынесем. Мне кажется, он до утра смердеть начнет.
        Тело вынесли, накрыв одеялом. На шею привязали мешок с песком и скинули за борт. Потом каюту вымыли и разошлись. Утром еще троих конвоиров вздернули за то, что просмотрели побег. Рапорт составили, свидетели того, что конвоир и каторжная в сговоре были тоже нашлись. Был ли я рад…Нет, не был. Какая-то часть меня прекрасно сознавала, что скорей всего обвела вокруг пальца и смылась и конвоир прав был. Только рожу я б ему расквасил при любом раскладе. За то что посмел о ней так. Зверел от одной мысли, что все это правдой могло быть и она просто шлюха подзаборная.
        - Четверо…только за то, чтобы неизвестная девка оказалась на свободе. Девка, которая скорей всего облапошила тебя как мальчика!
        Процедил сквозь зубы Глеб и толкнул меня плечом.
        - Она обещала меня найти!
        - Жди. Может в следующей жизни найдет!
        - Значить ее найду я!
        - Дважды дурак!
        ***
        И я искал ее. Когда в Санкт-Петербург вернулся. Мне даже удалось нарыть информации о Соболевском. Да, у него действительно была дочь. В самую первую из своих увольнительных я помчался в поместье Соболевских радостно предвкушая встречу. Трясся весь как идиот. Но меня ожидало адское разочарование. Дом в запустении и старенький дворецкий сообщил, что о юной княжне ему ничего не известно вот уже долгих семь лет. Рассказал грустную историю про смерть ее матери и нелюбовь отца, а когда я спросил кто все же присматривает за домом получил ответ, что Петр Потоцкий присматривает. Больше слугам ничего неизвестно. Я вернулся обратно ни с чем.
        Но так и не успокоился. По ночам ее видел. Спать не мог. Просыпался и трясся весь от адского желания найти. Потом по притонам пошел. Выпью, опрокину какую-нибудь блондинку навзничь и долблюсь в нее, представляя на ее месте другую. Наваждение адское, сам на себя не похож. И зверь, который внутри живет все чаще голову поднимает. Еще с детства так…Если дрался, то до последней капли крови, чтоб противника уносили полумертвого. Остановиться не мог. Как будто внутри жил дьявол смерти. Я бил и видел перед глазами мертвого отца и мать и словно убивал их мучителей, словно раз за разом мстил за них каждому, кто попадался на моем пути. Потом как-то улеглось все…Повзрослел.
        И вот опять срывает. Ивана до смерти забил…Из-за нее. Наваждение. Не забыть никак. И история ее, наверное, красивая сказка, рассказанная лишь для того что бы вызвать во мне жалость, меня просто одурачили. Возможно, я далеко не первый, попавшийся на эту уловку, от этого мои чувства бушевали еще сильнее. Страсть и ненависть взрывоопасная смесь. Я не понимал, что именно испытываюю к этой девушке с ангельской внешностью, телом богини. Это влечение или любовь, которую мне не удавалось истребить в своем сердце.
        Может и не существовало ее никогда? Наврала девка и сейчас где-то прячется по злачным местам. Может никакая она не Соболевская.
        Снова в поместье поехал…Попросил портреты княжны показать золотую монету дворецкому дал и тот принес мне небольшой портрет. Там она совсем ребенок. Но я узнал. Кто не узнает черты из-за которых ни спать ни есть, ни жить. Волосы ее дивные золотые и глаза эти огромные как колодцы цвета майского неба. Не обманула… и правда княжна. Только где она теперь?
        За этот месяц многие придворные дамы не двусмысленно строили мне глазки. Особенно настойчивой была Завадская. Зеленоглазая ведьма, самая красивая дебютантка при дворе, с роскошными пышными формами, темными кудрями и нежным кошачьим лицом.
        Вокруг Завадской всегда вертелось много кавалеров, но Татьяна не сводила с меня своих томных, зовущих зеленых глаз. Она то и дело оказывалась со мной за одним столом, была моей партнершей в играх и танцах. Умная, грациозная как породистая кошка, она вызывала восхищение, но не более. Я упорно делал вид, что не замечаю ее уловок. Жениться на Завадской в мои планы не входило. А трахнуть ее пару раз…можно, но тоже проблемно. Это не девку на сеновал завалить. И если бы не заключенная, которая въелась мне в мозги как проклятая заноза…я может быть и поддался бы соблазну.
        Но сейчас мне было не до новых романов, гораздо больше мне подходили развлечения в обществе шлюх, без обязательств и красивых слов, лишь плотская любовь, не приносившая ничего, кроме сиюминутного удовлетворения. Завадская была явно уязвлена моим равнодушием, что подхлестнуло ее страсть еще больше, это стало заметно окружающим. Надо мной подшучивали и подтрунивали друзья, которые не понимали моего упрямого равнодушия к красотке, разбившей немало сердец.
        Но, блядь… Не нравилась она мне. Не тянуло. Встал бы на нее конечно и пару раз бы вставил ей, но за это можно и ответить. А убивать ее двоюродных братьев и отца, которые вступятся за ее честь, мне пока не хотелось.
        Я хотел другую. Меня корежило от воспоминаний о белом теле в расстегнутых одеждах, распластанном на моей койке. Я словно снова слышал тихие стоны, снова видел под своими ладонями округлые девичьи груди, маленькие соски, дырочку пупка и стройные ноги. Сука…кто она? Невинная жертва или коварная сирена, которая заманила меня в свои сети? Я должен найти ее и излечиться, овладев ее телом. А потом забыть. И эти навязчивые желания, это безумие сводило меня с ума.
        ГЛАВА 10
        Я вздрогнул, когда двери в покои царицы распахнулись и камердинер в золотой ливрее громко позвал его по имени.
        Трепеща, я зашел в покои государыни. И тут же склонился в глубоком поклоне. Елизавета Петровна восседала в кресле. Величественная, царственная. Довольно плотная, но эта полнота отдавала обманчивым здоровьем. Не для кого был не секрет, что императрица страдала от разных недугов и довольно часто в ее покои прибегал главный медикус Листок. Но сейчас она выглядела прекрасно или мне так казалось из-за волнения от встречи с ней. Роскошный парик, корона, парчовое платье в каменьях. Светло-зеленые глаза немного усталые, но смотрят прямо и с любопытством, нос великоватый, мясистый, тяжелый полный подбородок и высокомерно поджатые губы.
        - Встань, мальчик - она говорила с легким акцентом, но бесспорная харизма делала ее голос особо привлекательным.
        - Никитин Григорий Сергеевич?
        Я кивнул не в силах произнести ни слова от волнения.
        - Кирилл Григорьевич много о вас рассказывал. Как хорошего, так и не особо? Дерзкий, наглый, амбициозный. Дуэли, девки.
        Я осмелился поднять глаза.
        - Виноват, Ваше Величество. Но мое сердце, моя душа, а также моя верная шпага и моя жизнь принадлежат всецело вам и России-матушке.
        - Как же. Принадлежат. На дуэли проткнут насквозь и кто тогда Родину защищать будет. Если все вы начнете шпагами махать и стреляться на войну идти некому станет. А она вот-вот объявлена будет.
        Опустил глаза. Пообещать, что драться не буду не мог. Потому что лгать не хотел. Не приучен. Молчание всегда краше.
        - Вон, даже не говоришь, что исправишься. Пришел зачем? Не на глаза мои прекрасны смотреть.
        - Я бы и на глаза ваши прекрасные смотрел часами, не отрываючись.
        - Ну не так я уже красива, как раньше была и не так молода…но приятно, черт возьми. Приятно.
        Протянула полную белую ручку с небольшими пальцами и аккуратными ноготками, и я прижался к ней губами, чувствуя запах ванили и меда.
        - Так чего просить изволишь, Гриша. За преданность свою, м?
        При этих ее словах я встал на одно колено
        - Ваше Величество. Преданность не продается и я никогда не посмел бы просить за это платы или чего-то взамен. Я прошу лишь только об одном. В кадетском корпусе со мной служили мой брат и друг, два честных и благородных сердца так же готовых биться за Ваше Величество до последнего удара. Эти люди просто мечтают иметь возможность защищать вас и если понадобиться умереть. Но волей судьбы один из этих людей не столь чистого происхождения. Я прошу дать им возможность доказать преданность Вашему Величеству и обрести в них еще четыре стальные руки, они готовы сражаться за вас до последнего вздоха.
        Императрица улыбнулась, на ее полных, но бледных щеках заиграли ямочки. Ей шла улыбка. Вся она казалась мягкой, обманчиво теплой. Но я не смел заблуждаться и знал, что передо мной сильный и волевая женщина. Жестокая и решительная.
        - О если бы просьбы всех моих придворных походили на твои, Гриша. Если друзья столь благородны как ты, сударь, то почему они до сих пор не здесь? В Измайловском для верных и преданных всегда место найдется. Особенно для желающих за меня умереть…Давайте ваши бумаги.
        Я сунул руку за пазуху, выдохнул. Апраксин говорил, чтоб слушал и со всем соглашался, не смел перечить. Ликуя ликуя, сунул руку за пазуху и достал бумаги.
        - Здесь два прошения, в которых мой друг и мой брат просят о вашей милости.
        Царица взяла сверток из моих рук и, встав с кресла, не торопясь, медленно подошла к секретеру, обмакнула перо в чернила и размашисто подписала, а затем скрепила печатью. Протянула бумаги мне.
        - Надеюсь, что эти люди и правда столь преданны, положение в стране оставляет желать лучшего. Официально война будет объявлена со дня на день. Заговоров тоже хватает. Окажи мне услугу, Гриша…
        Царица открыла нижнюю полочку секретера и достала оттуда письмо.
        - Вот это послание отвезешь и передашь лично в руки Франсуа Ля Боку. Жизнью отвечаешь за эти бумаги. Надеюсь на тебя. Сам Кирилл Григорьевич замолвил слово.
        - Скоро во дворце состоится венчание князя Николая Потоцкого с моей протеже Екатериной Павловной Соболевской. Отвезете письмо и когда вернетесь буду рада увидеть вашего брата и его друга на свадебной церемонии. Тогда и обсудим их поступление в полк.
        Я ощутил, как внутри, в грудной клетке образовалась зияющая дыра, в нее провалилось мое отчаянно дергающееся в агонии сердце.
        - Чья свадьба, простите?
        - Князя Потоцкого с опальной княжной Соболевской, которую я помиловала и вызволила из-под стражи, избавила от каторги. Ни в чем неповинное дитя не должно отвечать за грехи отца. Я не могла смириться с ее горькой судьбой.
        - Вызволили? - У меня застрял ком в горле. Я с трудом произнес слово и ощутил как голос сорвался на хрип.
        - Да именно, мы устроили девушке побег, а к тому времени у меня уже были готовы бумаги о ее помиловании. Какая грустная история любви, князь любил ее с детства, и она отвечала ему взаимностью, но злая судьба разлучила влюбленных детей на много лет, но они с честью пронесли свое чувство через испытания. Грех было не помочь воссоединиться любящим душам. Дети не отвечают за поступки родителей. Любовь должна побеждать.
        - Любовь?! - Спросил охрипшим голосом и ощутил как раскачивается пол под ногами. Дышать совершенно нечем и я с трудом сдерживаюсь чтобы с хрипом не втянуть воздух развороченными легкими.
        - Да любовь, такое редкое и прекрасное чувство в нашем, погрязшем в разврате, мире. Но ,пусть у этой истории будет счастливый конец, ведь они этого заслужили, пошли на все, что бы быть вместе.
        - Да, на все - прошептал я, холодея от бешенства, поцеловал руку царице и словно пьяный вышел из кабинета. Мои собственные ноги казались мне ватными, а голова трехпудовой, свинцовой гирей. Вот и нашлась пропажа. Какая глупая ирония, то, что я считал ложью - оказалось правдой, она и в самом деле дочь изменника Соболевского, а то, что считал правдой, оказалось ложью. Ее чувства ко мне сплошной обман, жалкий спектакль, в то время как я сгорал на медленном огне, отчаявшись ее отыскать, она вернулась благополучно в объятия возлюбленного и при том с моей, мать вашу, помощью. Да, она действительно готова была пойти на все, но не ради любви ко мне, а ради страсти к своему ублюдочному жениху. Как же ловко ломала из себя недотрогу, сделала из меня полного идиота, который вместо того чтобы отыметь ее и сделать своей шлюхой на время плавания, отпустил, помог бежать, убил Ваньку и чуть не подставил своих. Говорила о любви! Черта с два! Она забыла обо мне в тот же день, или просто посмеялась над придурком офицером, которому так легко можно было запудрить мозги. Сукааа.
        Как же хреново ощущать себя придурком, которого облапошили, которого просто подставили под плаху. Дрянь! Со мной никогда не происходило ничего подобного. Бабы вешались мне на шею, раздвигали ляжки и умоляли их отыметь самыми грязными способами, а потом писали письма да в речке топились если не отвечал. Дуры тупоголовые…Так я думал раньше. Начитались романов, придумали себе невесть что. А теперь сам…Такой же. Недоумок. Меня сделали как мальчишку, развели. В груди так горит, будто там сотни осколков и все они режут и колют с такой силой, что я, кажется, задыхаюсь.
        ***
        Я вспомнил, что не так давно был представлен Потоцким на каком светском приеме. Николай Петрович весьма хорош собой и имел большой успех у женщин. Совсем не удивительно, что Катя полюбила князя, он был старше меня на пару лет, несметно богат. Насчет красоты. У женщин это понятие весьма странное и к настоящей красоте практически не имеет отношения. Например, в полку есть Мишка Суворин без одного глаза и со шрамом на щеке бандиты ему глаз ножом вырезали когда-то. Так вот отбоя от женщин у него никогда не было и женился он на прекрасной молодой дебютантке наследной графине. Черт, может быть, если бы я считал ее меркантильной и коварной тварью мне бы легче жилось, я бы так не задыхался и не ощущал себя полным ослом. Но ни хрена, ни хренааа. Я был уверен, что она влюблена в этого франта. В распаленном ревностью мозгу, пронеслись картины, заставившие меня вздрогнуть и сжать руки в кулаки. Картинки как она с ним, под ним. Аж в глазах потемнело. Потоцкий целующий свою невесту, ласкающий ее тело….О, это невыносимо. От мысли, что Николай будет владеть ее прекрасным телом, а может и уже владел, у меня сердце
сжалось в камень. Нужно забыть, не думать ни о чем. Выкинуть из головы. Дать шанс Завадской, закрутить новый роман, и возможно станет легче. Если бы это могло задеть золотоволосую ведьмы я бы женился на Татьяне. Сука… я бы на ней женился в тот же день, что и собралась замуж Соболевская. Вместе бы пошел к алтарю.
        - Ваше благородие, Кирилл Григорьевич желают видеть.
        Бряцая шпорами, проследовал за слугой в одну из комнат. Ни для кого не секрет, что Разумовский проживал при дворе и был официальным фаворитом Ее Величества. Розумовский влюблен в царицу как мальчишка, и ему отвечают взаимностью. Что ж Кирилл Григорьевич этого заслуживал, высокий, стройный, худощавый, с прямым ровным носом и смоляными черными волосами. Он поражал небесной синевой своих пронзительных глаз. Хитрый и умный, стратег, и дипломат он обладал достоинствами, несомненно, заслуживающими любви самой Елизаветы Петровны. Любви, которая длилась много лет. Поговаривали, что любовники тайно обвенчались, хотя церковь и препятствовала им в этом.
        Тем более если учесть, что именно с его помощью она взошла на престол. Граф был предан России, люто ненавидел врагов государства и ценил своих верных людей. Меня и моего брата, Кирилл Григорьевич Розумовский особенно жаловал. Когда-то был дружен с нашим покойным отцом…отцом, который во время переворота поднял полк на помощь государыне. Кирилл Григорьевич внимательно посмотрел на молодого графа.
        - У меня есть для вас одна важная депеша, Григорий Сергеевич. Очень важная, и она может стоить вам жизни. Нужно доставить ее по адресу, указанному на конверте, лично в руки адресату. Но знайте, что ваша поездка очень опасна, при сложившихся обстоятельствах! Наверняка нашим врагам известно о вашей встрече с ее Величеством и со мной, вас захотят перехватить, что бы выкрасть письмо.
        Я коротко кивнул и убрал непослушную длинную челку со лба.
        Розумовский сунул руку за пазуху и достал сверток:
        - Вот в этом письме есть очень важные указания, вопрос жизни и смерти, вы обязаны доставить его адресату во что бы - то ни стало. Я не дам вам подмоги, у меня на счету каждый человек, а вы один стоите десятерых, тем более одного человека трудней заметить, чем группу людей. Это письмо нужно доставить при любых обстоятельствах и чего бы вам это не стоило. В нем судьба России, и я доверяю ее вам. Ступайте, друг мой, время дорого и у нас его осталось очень мало. Плетется серьезный заговор, который поставит под угрозу все государство.
        Я поклонился, а Розумовский пожал мою руку и тихо сказал.
        - Береги себя, ты один из лучших. Как и твой отец. Рассчитываю на тебя.
        Мне было лестно такое отношение со стороны такого важного человек, настолько приближенного к государыне, сердце радостно забилось, наконец-то я понадобился, и не буду прозябать без дела. Сразу две депеши одна из которых настолько важна, что может стоить мне жизни.
        Я вышел из кабинета в твердой уверенности, что справлюсь со своей задачей. Пусть тщеславие - это порок, но если оно толкает на подвиги, то не так уж этот порок страшен. По крайней мере так говорил мой отец, а из его фраз можно было составить целый цитатник.
        Я, немедля оседлал Ветра и отправился в путь. Даже не успел заехать в Покровское. Дорога была дальней, а каждая минута слишком дорога, и я решил, что поесть и передохнуть можно будет по пути. Выехал из города и поехал через окрестные деревушки, стараясь остаться не замеченным. Лучше всего будет пробираться по лесной дороге, там легче затеряться от посторонних глаз. Все время я внимательно наблюдал за тем, что бы меня не преследовали. На данный момент все было чисто. Ничего подозрительного я не заметил. Внимательно приглядывался к каждому, кто встречался на моем пути…Готовый вспороть брюхо тому, кто соберется мне помешать. Полный отчаянной злости, ревности, мыслей о ЕЕ измене, о ее вранье я готов был сражаться со всеми, кто попадется на моем пути.
        Начало смеркаться, я успел свернуть на лесную тропу, усталости не чувствовал. Меня подхлестывало желание отличиться, получить повышение и похвалу государыни. А еще, мне ужасно хотелось ввязаться в хорошую драку, что бы излить всю злобу, накопившуюся во мне за это время на врагов. Мысли о замужестве Соболевской не давала покоя, но он гнал их от себя, стараясь думать о деле, о службе и о продвижении которое возможно мне светило в том случае, если его предприятие пройдет удачно.
        Солнце село за горизонт, и полумесяц освещал дорогу, пробиваясь через кроны деревьев, тусклыми серебряными лучами. Внезапно издалека до меня донеслось ржание лошадей и топот копыт. Притормозил и прислушался, насторожился. Судя по всему всадников было с десяток, не меньше. Вспомнил предостережение графа насчет погони. Было бы глупо пуститься наутек и тем самым выдать себя с головой. Тем более отряд ехал вслепую, если бы они были точно уверенны в моем местонахождении, то двигались бы гораздо быстрее. Хотя возможно это не преследователи, а просто путники. В любом случае стоило принять меры предосторожности. Я спешился, тихо спрятал коня в зарослях ежевики, а сам влез на дуб и скрылся в густой листве. Мне не пришлось ждать слишком долго. Видимо следы заметили, и отряд сбавил скорость, теперь они двигались очень медленно, тихо, словно крадучись, цепочкой. Я уже не сомневался, что эти люди ищут именно меня. Месяц осветил всадников во всем черном, их лица скрывали маски. Наемники…проснелось у меня в голове. Они остановились неподалеку от моего укрытия. Я видел их прямо под собой.
        - Ничего не пойму - сказал один из них - где подевался этот чертов юнец, плутает по лесу как зверь, не иначе как учуял погоню. Меня предупреждали, что он хитер и опасен. Значит, так - мы разделимся. Четверо останутся здесь, а остальные за мной. На тот случай если он где-то спрятался. Вы помните приказ. Гонца - убить, письма конфисковать. Самое главное депеша Розумовского к Шетарди, она должна остаться целой.
        Предводитель пальцем выбрал пятерых и вместе с ними направился вперед, а остальные остались под деревом, на котором я спрятался. Охренеть. Значит я везу депешу самому Шетарди. Тайную депешу. За это и правда могут открутить голову.
        ГЛАВА 11
        -Искать мальчишку в этом лесу все равно, что иголку в стоге сена. - Проворчал один из бандитов
        - Да уж точно. Но нам нужно остановить его, пока он не доставил письмо, которое грозит массой арестов и срывом всех планов.
        Значит это не просто наемники, точнее это даже не бандиты, это заговорщики, но кто они и что затеяли? Политические интриги до этого времени были мне чужды. И я понятия не имел, что могло быть в этой депеше, да и в письме тоже. А они осведомлены довольно хорошо. Попахивает чем-то очень и очень мерзким. Переворотом, например. Завуалированно Розумовский имел ввиду именно это. Депешу нужно доставить во что бы то ни стало.
        - Если доставит в крепость указ…все планы могут сорваться!
        Крепость…Да, я должен направиться в Шлиссельбургскую крепость. И я понятия не имею, что может скрываться за ее каменными стенами. О крепости ходила весьма дурная слава. Я снова весь обратился в слух, возможно, кто-то из заговорщиков проговорится.
        - Вы слышали о свадьбе Потоцкого?
        Я внутренне напрягся, невольно, эти люди в масках, заговорили о событии, которое занимало все мои мысли даже больше чем сама депеша.
        - Слыхали, как не слыхать. Об этом весь двор гудит. Странно, вдруг, откуда ни возьмись эта опальная княжна, при том, под покровительством самой императрицы. И кто, дочь прощелыги Павла. Да еще и замуж за Потоцкого. Я говорил, что он мне не нравиться, этот лис, и вашим и нашим.
        - А я слыхал, что она красавица, каких поискать.
        - Та еще шлюха, небось, переспала со всеми охранниками и тюремщиками. А то, как бы смогла сбежать с каторги! И пусть мне не поют песни, что сама императрица поспособствовала. Нужна она девка подзаборная самой царице…хотя и царица наша святостью не отличается. Тоже та еще…
        У меня внутри поднялась адская, пылающая волна бешеной ярости, застилая глаза полотном, перекрывая мне дыхание. Я спрыгнул с дерева прямо на шею одного из ублюдков.
        - Марает имя женщины тот, кто сам бесчестный шакал!
        Перерезал бандиту горло. Сука. От уха до уха. Кровь брызнула в разные стороны. Трое других подонков, ошалели, от неожиданного нападения. Но уже через секунду сжимали в руках шпаги. Я столкнул труп с лошади и ринулся в бой, стараясь держаться спиной к деревьям, чтобы все противники оставались у меня на глазах.
        - Вы безумец, сударь, если считаете, что вам удастся остаться в живых и справиться со всеми нами. Лучше сдавайтесь по-хорошему. Отдайте письмо и мы отпустим вас, скажем остальным, что вы сбежали…Вы ведь умеете хорошо бегать, а Ваша Светлость?
        Бандит нагло захохотал, а с ним и двое других
        - Но-но, не слишком ли сильно сказано, сударь?! Одного из вас, увы, уже нет с нами. А еще двоих мне, возможно, тоже удастся отправить на тот свет. Вы, господин карлик, можете оказаться среди них.Как думаете остальные вернуться или ваши тела останутся тут кормить червей и удобрять землю?
        И я презрительно засмеялся. Бандит и правда был небольшого роста, с длинным, узким носом и двумя посаженными близко глазками. Он напоминал белобрысую обезьяну с румяными толстыми щеками.
        - Ах ты, щенок, я кишки тебе выпущу!
        Распаленный гневом коротышка сделал грубую ошибку и напал слишком резко, он тут же получил молниеносный удар шпагой в живот и с криком повалился с лошади. Двое других тут же бросились на меня. Я ловко отражал удары, мне помогали молодость и задор, адреналин от драки зашкаливал. Я ведь лучший ученик по фехтованию. Имел знаки отличия. Выигрывал поединки. Вот наконец-то применю свои навыки на деле. Не считая дуэлей, естественно в которых поднаторел за годы обучения.
        Я уже получил несколько царапин, но мне было на них насрать. Главное, что беспокоило, чтобы те пятеро не вернулись. Заметил, что один из бандитов выбился из сил, и рана у него на лбу кровоточила, сильно ему, мешая, кровь капала на глаза. Я сделал ложный выпад в сторону, а потом силой вонзил острие шпаги бандиту в горло, тот с хрипом завалился, рухнул на землю, запутавшись ногами в поводьях. Лошадь с диким ржанием понесла его в глубь леса.
        Я слишком долго задержал свой взгляд на убитом и в этот момент почувствовал жгучую боль над левой ключицей. Шпага последнего нападавшего насквозь пробила плечо, и кровь фонтаном брызнула на мундир. С диким ревом я бросился в драку, но противник оказался сильным и выбил шпагу у меня из рук. Я не растерялся, быстро вскочил на спину лошади во весь рост и ударил бандита каблуком сапога по переносице, послышался отвратительный хруст и тот закрыл лицо руками. Я бы справился с ними сам. Мне реально хватило бы сил, возможностей и азарта. Если бы не появился еще один. Видимо его прислали проверить что происходит у остальных.
        Я наклонился и вырвал шпагу из рук одного из мертвых нападавших, лежавшего у ног чужого коня, на которого я успел взобраться. Появившийся мужчина бросился ко мне. Бой был неравный. Я измотанный, израненный, весь в мелких порезах, из раны на плече течет кровь, она уже залила мундир и рубашку и совершенно свеженький, здоровый, как буйвол, противник верхом на гнедой кобыле. Но, тем не менее, мне удалось выбить врага из седла. Я и сам спрыгнул с лошади, неловко подвернул ногу и выронил шпагу. Вдали послышался конский топот, приближались его дружки. Нужно было поторопиться, иначе живым мне уже не уйти. Я схватил оглушенного от удара о землю противника за острие его шпаги и силой дернул ее на себя, от неожиданности бандит выпустил ее из рук и тут же завязался рукопашный бой. Я понимал, что должен выжить, во мне, как всегда, проснулся тот самый дьявол, которому в принципе наплевать на смерть, но упрямство не даст умереть. Я озверел от боли, от запаха крови и от понимания, что возможно сейчас сдохну, потому что еще с парочкой точно не справлюсь. Топот копыт приближался. Мужчины упали на землю, и я сжал
железной хваткой горло противника. И вдруг мой правый бок обожгла такая дикая боль, под ребром, что у меня потемнело в глазах. Бандит вонзил в меня кинжал по самую рукоять. Я выхватил револьвер из-за пояса врага и выстрелил ему в голову. Шатаясь, отступил в сторону, едва держась на ногах, выдернул кинжал, торчащий под ребром, и швырнул его в кусты, зажал рукой глубокую рану в боку. Кровь хлыстала фонтаном, нужно поскорее убираться. Мой терпеливый конь с радостным ржанием пришел на зов хозяина, послушно прогнулся, помогая забраться к себе на спину.
        - Гони, Ветерок, гони милый… - прохрипел я и потерял сознание.
        ***
        Время близилось к закату. Я с раздражением бросила пяльцы и встала с кресла-качалки, нервно прошлась по комнате, от скуки мне захотелось выть. Уже целый месяц я сидела без дела в этом поместье, за это время ко мне пару раз приезжал жених, но оба раза я сказалась больной. Он посылал мне корзины с цветами и записками, мелкие безделушки. Несколько раз заезжали соседи с визитами. Печерниковы, милые люди. Анна и ее брат Кирилл, одного возраста со мной. Мы с Анной подружились, она мне понравилась. Добрая милая пышечка, веселая и беспечная, она все время заливалась звонким смехом и поддразнивала брата, который то и дело краснел при взгляде на меня. Теперь благодаря Печерниковым, я была в курсе дворцовых сплетен. Поначалу рассказы девушки меня забавляли, пока разговор не зашел об одной особе. Анна поинтересовалась, не заезжала ли ко мне княжна Завадская, которая также жила неподалеку. А потом принялась рассказывать о молодой высокомерной княжне, которая словно кошка влюбилась в графа Никитина Григория Сергеевича. Писаного красавца лейтенанта, с репутацией повесы и бабника, который пользовался безмерной
благосклонностью царицы. Загадочный, кареглазый юноша кружил головы придворных дам с легкостью, меняя их как перчатки. Пока что он не особо отвечал на чувства томной красавицы, но разве устоишь перед таким бесстыдством. Анна, совершенно не обратила внимания, что пока она щебетала, я, наверное, побледнела, осыпала ее вопросами о лейтенанте и становилась все мрачнее, слушая сплетни молоденькой фрейлины. Мы попрощались ближе к вечеру. А спустя несколько дней появилась и сама Завадская, которой приличия не позволяли, не нанести визит новым соседям. Я приняла ее очень вежливо, даже слишком. Конечно, Завадская мне не понравилась, впрочем, это было взаимно. Обмениваясь светскими речами, я украдкой рассматривала соперницу. Красива, слишком красива. Зеленые как омут глаза, волосы, завитые по последней моде, перехваченные красной лентой. Такое же красное парчовое платье, подчеркивало великолепную фигуру с гибким и стройным станом. Мы общались довольно холодно. Я испытывала мучительную тоску и ревность, а Татьяна явную неприязнь. Вскоре мы попрощались и я втайне понадеялась, что больше нам общаться не пройдется.
Проводила Завадскую и с горечью подумала, что лейтенант сдастся и очень скоро, у Татьяны есть все шансы на успех. Свободная, знатная красавица. После этого я пребывала в ужасном расположении духа. Меня мучила бессонница, а если я и засыпала, то неизменно видела во сне соперницу в объятиях Григория.
        До злополучной свадьбы оставались считанные недели, как и до моего дебюта при дворе. О, как же безумно хотелось встретиться с Никтиным до этого события. Раньше, чем он увидит меня в наряде новобрачной. Объяснить ему все, рассказать, почему я выхожу замуж. По крайней мере, он хотя бы не возненавидит меня, поймет, если не простит. Я больше всего страшилась его презрения.
        Но мои мечты были неисполнимы, хоть я и молилась Богу каждый день, что бы он услышал мою просьбу.
        Пребывание на свежем воздухе пошло мне на пользу. Так говорила Марта. Что мои формы чуть угловатые из-за худобы от недоедания и физической работы, округлились и стали женственными. Волосы, постоянно расчесываемые, заботливой рукой кормилицы отрасли еще длинней и засверкали ярче золота. Я любила свои волосы. Считала их главным достоинством.
        - На твоем белоснежном личике заиграл румянец, моя птичка. Даже бессонница и волнения не могли испортить твоей красоты. Хватит плакать. Жизнь прекрасна. Только кажется, что все кончено…Наоборот в тот момент когда мы отчаиваемся и предполагаем, что мы на краю оказывается, что это лишь новый путь, новая веха в нашем развитии и в нашей жизни.
        - Мне кажется, что моя жизнь окончена…мне кажется, что хуже уже не может быть. Как же мне плохо, Марта. Так плохо, что жить не хочется.
        - Прекрати! Не гневи, Бога. Ты снова свободна, ты вернула свое имя, ты прощена и допущена ко двору! Могло быть намного хуже. Или любовницей своего лейтенанта стала бы и валялась с ним на солдатской койке на корабле? Такойц жизни ты хотела…
        - Лучше с ним в койке на корабле, чем в этой золотой клетке.
        - Не ведаешь, что говоришь! А как выкинул бы тебя…куда потом? В бордель? На улицу? Побираться?
        Со двора послышались крики и скрип открываемых ворот. Они перебили Марту. Топот копыт и грохот колес. Я бросилась к окну, и стон досады сорвался с моих губ. На бархатных дверцах кареты красовался герб Потоцких. Что ж сегодня у меня уже не получиться избежать встречи с ненавистной парочкой. Я увидела, как в дом потянули свертки, цветы. Молодой князь задрал голову и смотрел на окна второго этажа, я хотела отпрянуть, но он уже заметил меня, снял шляпу, отвесил поклон. Вырядился как на бал. Белый камзол, шляпа с перьями. Шевелюра светлых льняных волос собрана в модную прическу. Что ж придется спуститься к гостям в самом лучшем наряде, что бы очаровать жениха еще больше. Я кликнула крепостную служанку Лизу.
        - К нам господа пожаловали, так что одень меня и причеши.
        - Ох, сколько подарков понавезли - воскликнула Лиза, прижав руки к груди, с обожанием глядя на меня.
        - Хочу черное платье из шелка.
        - Не к лицу сейчас черное платье надевать, ваша светлость, не к месту. Вы же не в трауре, а наоборот - вы невеста.
        - Нет у меня сил, с тобой спорить, одень меня, во что считаешь подходящим. Я тебе доверяю… - я ласково потрепала Лизу по щеке.
        Девушка радостно принялась хлопотать вокруг меня.
        - С тех пор как в доме появилась вы, молодая хозяйка, жизнь крепостных пошла в гору. Нас вволю кормят, не наказывают, подарки дарят и отпускают погулять. Мы все молимся на вас.
        Только с одним было строго не лгать и не воровать. За это могли продать. Таковы были мои правила. Этого никто не хотел.
        - Такой госпожи как вы, Екатерина Павловна, не найти.
        - Не льсти…одевай. Корсет тяни покрепче.
        - Куда ж тянуть и так тоненькая как тростинка. Пальцами обхватить можно и место останется.
        Через несколько минут Лиза одела меня в роскошное легкое розовое платье расшитое тоненькой золотой нитью и дорогими кружевами. Платье было сшито по последней моде.
        - А вы черное хотели. Смотрите как грудь подчеркнуло, как талию обхватило. Коротенькие рукавчики с кружевными манжетами ваши руки открывают, а руки у вас как такие красивые, тонкие и гибкие.
        Мои волосы Лиза заплела в две толстые косы и уложила по бокам как ручки древней амфоры. Лиза обошла меня со всех сторон, причитая о красоте. И я прогнала ее как назойливую муху.
        Когда я спустилась по лестнице к гостям у молодого князя чуть приоткрылся рот. Его отец криво усмехнулся.
        - Хотя я немало повидал в своей жизни красивых женщин, но такой ослепительной мне еще встречать не приходилось.
        Комплимент от Потоцкого заставил содрогнуться от неприязни. Я все еще прекрасно помнила, что он мне говорил при нашей встрече в монастыре.
        Я протянула его племяннику руку для поцелуя и заметила, что его ладонь дрожит.
        - Клянусь честью, сударыня, свежий воздух пошел вам на пользу. Вы совершенно изменились.
        Петр Николаевич тоже улыбнулся мне, хоть и с восхищением, но снисходительно. «Старый подлый лис я никогда не забуду той отвратительной истории, что ты мне рассказал с таким злорадством».
        - Мы привезли вам подарки. - Сказал Николай и заглянул мне в глаза.
        Я кивнула в ответ, со снисходительной улыбкой, явно давая понять, что не нуждаюсь в их подачках. Ясно, что они приехали не просто меня навестить и Николай явно не решается на разговор.
        - Дитя мое, мы приехали поговорить с тобой….
        При слове «дитя мое» я болезненно поморщилась.
        - Видишь ли, я, конечно, знаю, что вначале отнесся к тебе несправедливо, предложил сделку, возможно даже был груб и неучтив. Но ты тоже меня пойми, мне нужно было женить этого болвана, не на какой-нибудь там девке, а на дочери близкого человека, моего друга, это так же мой долг и перед ним. Да упокой господь его грешную душу. Так вот…ээээ…..знаешь моему племяннику, тоже претит брак по договору, но он дал свое согласие.
        Мне надоело слушать долгое и лицемерное предисловие.
        - Что вы хотите? Говорите яснее - попросила я, теряя терпение.
        - Дядя, перестаньте, я сам скажу.
        Николай взял меня за руку и отвел к окну.
        - Екатерина Павловна, я не переставал думать о вас, с той самой минуты как увидел снова, там, в порту - Он запнулся - Я хотел просить вас, попробовать дать нам с вами шанс. Вот.
        Он достал дрожащими пальцами коробочку из бордового бархата и протянул мне.
        - Откройте, это вам.
        Я с любопытством открыла подарок и замерла. Еле сдержалась, что бы ни издать возглас восхищения. В изящной коробочке на бархатной подушечке лежал великолепный золотой перстень, украшенный выпуклой орхидеей, лепестки которой были усыпаны алмазами. А тонкие листики - изумрудами. Кольцо было шедевром ювелирного искусства и стоило целое состояние.
        - Спасибо - сказала и закрыла коробочку - я не могу принять это кольцо.
        ГЛАВА 12
        На минуту вся кротость князя испарилась, и глаза блеснули гневом.
        - Это почему не можете? Вы моя невеста - будущая жена, я вправе дарить вам подарки.
        - А я не люблю быть за них обязанной - мне ужасно хотелось надерзить ему, в его напыщенную физиономию. Возомнил себе, что может меня купить.
        Он постарался унять гнев, понял, что не время показывать характер, тем более дядя, наверняка, учил его вести себя по-другому.
        -
        Екатерина Пална, вы не понимаете, что стали значить для меня, я не отношусь к вам как к простой сделке, вы похитили мое сердце. Я просто пытаюсь понравиться вам, завоевать вас. Я не знал, что вам подарить, я видел, у вас нет украшений, драгоценностей…
        Он говорил одно, а глаза его сверкали недобрым огнем. Светские речи в устах негодяя, да он мечтал наброситься на меня. И я чувствовала это интуитивно. Князь был опасен, где-то в глубине души я его боялась. Этого мерзкого блеска в глазах, этих рытвин на лице и его неприятного тонкого рта. От одной мысли, что он меня коснется начинало тошнить.
        - Мне бы хотелось, что бы вы его надели.
        С этими словами он достал кольцо из коробки и взял мою руку в свою. И я уже не смогла противиться, нужно быть не истинной женщиной, что бы отказаться от такой роскоши. Кольцо пришлось мне впору, и так ослепительно засверкало в солнечном свете, что мне захотелось зажмуриться. Но я посмотрела в глаза жениха и, не отводя взгляда, сказала.
        - Я не приму это кольцо. Оно прекрасно, но оно слишком дорогое для простой невесты вроде меня.
        - До свадьбы осталось всего две недели, у вас будет время подумать.
        Сказал он.
        - Не снимайте…если решите, что не хотите принять подарок отдадите потом. Прошу вас.
        Петр откашлялся, словно прерывая наш разговор.
        - Подумайте хорошо, моя милая, мне бы от всей души хотелось, что бы этот брак все-таки стал союзом любви и мой дом наполнился бы детскими голосами.
        «Конечно, сразу две выгоды» подумалось мне и кольцо обожгло кожу на пальце, словно впилось в нее шипами.
        - Сейчас я не готова принять такой подарок.
        Сняла перстень и протянула жениху.
        - НЕТ! Вы возьмете это кольцо! В противном случае… - Николай явно терял терпение и готов был вспылить. Не привык к отказам. - Вы сами об этом пожалеете.
        Он не поцеловал моей руки, коротко поклонился и направился к двери. Кольцо так и осталось в моей ладони.
        Петр подошел ко мне вплотную и тихо проговорил, его голос был похож на шипение змеи.
        - - Не слишком задавайся, девчонка. Неблагодарная сучка, мой племянник увлекся тобой, пусть для меня это полная неожиданность, но это так. И ты могла бы веревки с него вить, если бы была поумнее. Но ты такая же идиотка как твоя мать. В вашем семействе это видно в генах. Берегись, из любящего ягненка Колька может превратиться в злобного зверя. Кстати, это кольцо он заказал для тебя из Парижа у самого знаменитого золотых дел мастера, после твоего приезда. Оно стоило целое состояние, подумай о том, какие несметные богатства он бросит к твоим ногам в случае твоей благосклонности. Кольцо надень и не смей снимать! Не то я точно сделаю так, что ты пожалеешь…, слыхал сейчас мужиков в армию призывают. И Савелий твой…ох как подходит.
        Не дав мне опомниться, Потоцкий старший ушел.
        ***
        Как только карета отъехала, я швырнула кольцо на полку камина, и посмотрела на него с ненавистью. В ярком свете свечей переливались чудесные блики камней. Оно было мне в пору, идеально сидело на пальце. Никогда у меня и в самом деле не было украшений, только старенький мамин крестик, который я так опрометчиво отдала лейтенанту. Теперь же Потоцкий завалил меня подарками, драгоценностями. Наглый и самоуверенный, он наверняка не сомневался, что после этого подарка она броситься к нему в объятия. Но последние слова Потоцкого не выходили из головы. И я все же надела перстень на палец.
        В залу вошла Марта вся увешанная переливающимися отрезками тканей. В руках она сжимала ларец.
        - Ты видела все это? Ты видела?
        Я презрительно фыркнула
        - Да здесь все виды материй, самых разных цветов такой гардероб можно сшить. А в ларце всякие украшения под самые разные наряды. Ты богата, девочка моя, ты несметно богата и имеешь то, чего достойна.
        Я улыбнулась, чувствуя как болезненно тянет в области грудной клетки.
        - Взамен на свободу. С какой бы радостью я сейчас отдала все это, только за свободу, пусть я буду нищая, но зато на воле…..
        - И ты думаешь, что будешь нужна своему моряку нищая и ободранная….Ты ошибаешься.
        - Он нужен мне и я бы заслужила его любовь любыми способами, тем более не скованная дурацкими приличиями. О, как я была счастлива на корабле в облике простой заключенной. Все мои выходки мне сходили с рук, и я была сама собой. Заключенная могла позволить себе все, а княжна ничего. Вот такая ирония.
        Марта всплеснула руками, как всегда она делала, когда гневалась, зацепилась за ткань и неуклюже упала на полный зад. Я расхохоталась, и она вместе со мной. Внутри стало немного светлее…немного теплее.
        - Ты еще не знаешь, насколько князь Потоцкий оценивает мою любовь. Вот смотри, что он подарил мне…
        Я протянула руку вперед, так что бы Марта увидела перстень, который тут же вспыхнул огоньками. Кормилица ахнула и прижала руки, ко рту замерев в немом восхищении.
        - За что такой дар?
        Я выпрямилась, гордо вскинула голову.
        - Я же сказала, за мою любовь за благосклонность. За то что бы я дала ему шанс стать мне настоящим мужем.
        - И что ты ответила, безумица?
        - Что я подумаю.
        Марте наконец-то удалось распутаться и подняться.
        - Ты совсем с ума сошла.
        - Нет, не сошла, я не продажная девка, я княжна Соболевская и этому типу еще дорого придется заплатить, прежде чем я позволю ему просто прикоснуться ко мне. И закончим об этом, прикажи ковры постлать вверху. А ткань снесите вниз, завтра приедет портниха снимет мерки, пусть сошьет мне несколько платьев к скорому выходу в свет. Хочу быть не хуже некоторых придворных модниц и вертихвосток, хочу их затмить. Пойду, погуляю, не зови меня, хочу посидеть в одиночестве.
        Я спустилась в сад. И устроилась на мягкой зеленой траве под любимой акацией. Вряд ли мне удастся сегодня заснуть, слишком много мыслей роилось голове. Слишком многое нужно было обдумать. Например, будущий муж. То, что я заимела над ним власть, осознавала очень хорошо. Пока мое очарование имело над ним силу нужно вырвать у него дарственную на все свои земли и на украшения, век мужской любви короткий и кто знает, как повернется судьба в дальнейшем. А вдруг он захочет выкинуть меня из своей жизни. И оставит ни с чем. В моей душе жила вечно голодная маленькая девочка. Несчастная всеми гонимая. Еще каких ни будь пару месяцев назад я была просто каторжной без имени и титула, сосланная в Сибирь. И не могла представить себе и сотой доли тех богатств, что были у меня сейчас. До встречи с молодым офицером, который похитил мою душу и сердце, меня ведь более чем устраивало предложение Потоцких. Вернуть себе имя, все, что у меня отняли. Вот о чем могла тогда мечтать маленькая опальная княгиня, мечты сводились к красивым платьям, титулу и вкусной еде. Но теперь все изменилось. А любовь не знает корысти. За
объятия черноглазого офицера я была готова отказаться от всех богатств мира. Я согласилась бы опять быть сосланной в Сибирь лишь бы пережить все минуты рядом с ним снова. Эта страсть овладела мной подобно болезни, которая прогрессировала день ото дня. Каждую ночь я вспоминала его сильные мозолистые ладони на своем трепещущем теле, его огромные как омут черные глаза, горящие таким огнем, который мне еще не доводилось видеть в мужских глазах. А как сладко он целовал меня. Его губы чувственные страстные терзали мой рот, сосали мой язык, а я улетала в пропасть от этих поцелуев. И не было в этом ничего невинного, как я представляла себе ранее. Мною овладело помешательство, безумие я была готова на все, согласна на все. Стоило мне только первый раз увидеть его глаза, устремленные на меня, и я пропала, сердце забилось быстрее. Он был настолько красив, что дух захватывало. Мужественное лицо, широкие скулы прямой нос с горбинкой. А волосы черные как смоль непрестанно падающие ему на лоб. Что-то демоническое было в его красоте, непостижимое загадочное. И он смотрел на меня так как еще ни один мужчина никогда не
смотрел, вызывая во мне и смущение, и волнение, и бурю, и ураган одновременно. Заставляя пылать мои щеки. Предавшись мечтам, я откинулась в высокую траву. В вечернем воздухе пахло зеленью, трещали сверчки, квакали в пруду лягушки. Полумесяц освещал сказочно красивые белые кувшинки, плывущие по зеркальной глади озера. Вдали послышался топот копыт, я приподнялась и с тревогой прислушалась. Судя по всему, лошадь неслась во весь опор…
        ***
        Кто бы это мог быть? В столь поздний час? Уже через минуту, ломая ветки и круша все на своем пути, показался крупный черный жеребец. Злобно фыркая, раздувая ноздри, он несся во весь опор, прямо на меня. Вначале мне показалось, что конь без наездника, но вскоре я различила безжизненно повисшее на крупе животного тело всадника. С самого детства я нисколько не боялась лошадей, и теперь взбесившийся жеребец не пугал меня. Я смело бросилась к животному, прыгнула ему на шею и силой потянула поводья на себя. Конь резко остановился, и шарахнулся в сторону, злобно и испуганно фырча, перебирая стройными ногами.
        - Ну, ну…успокойся, мой хороший, кто это тебя так напугал?
        Услышав мой голос, конь перестал топтаться на месте и пошевелил ушами. И это уже было намного лучше, значит его страх не так силен и он готов успокоиться.
        - Какой ты красавец, как же ты дрожишь, ну все успокойся, здесь тебя никто не обидит. Я сделала шаг в сторону жеребца и протянула руку. Животное не двигалось, но продолжало мелко дрожать. Коснулась рукой взмыленного лба и нежно погладила.
        - Хороший мальчик, хороший, я тебя не обижу. Иди ко мне.
        Осторожно потянула за поводья. Неожиданно конь ткнулся мордой мне в плечо, отвечая на ласку.
        - Ну, вот и хорошо. А теперь помоги мне снять твоего хозяина.
        С самого начала я боялась посмотреть на человека, висящего на крупе животного. Даже теперь, когда месяц спряталась за облака, я видела, что бока жеребца залиты кровью.
        - Наклонись, миленький, мне так не достать.
        Конь послушно согнул тонкие красивые ноги. Я зажмурилась от страха, боясь прикоснуться к возможно окоченевшему мертвецу, но все-таки осмелилась и с радостью почувствовала, что это не труп, всадник был еще теплый, я силой потянула его на себя и они вместе упали в траву. С трудом выбралась из-под бесчувственного мужчины и перевернула его на спину. Я тут же прижалась ухом к его груди. Сердце билось тихо-тихо, но билось. С облегчением подняла голову и убрала волосы со лба раненного. …Сердце глухо забилось, пропустило несколько ударов, вся кровь на мгновения застыла, а потом понеслась по венам как бешеная….Я вскрикнула так громко, что ночные птицы в испуге упорхнули и смолкли сверчки. Мне показалось, что в мою грудь кто-то вонзил кинжал. Очень глубоко, прямо в сердце и несколько раз прокрутил там. От боли потемнело в глазах.
        - О господи! Нет… не может быть! - прохрипела, прижав дрожащие руки к груди. Я узнала его…узнала и ощутила как весь мир вращается вокруг меня, как он дорожит и раскаляется как будто вот-вот взорвется.
        - Гриша! - закричала и снова приложила голову к его груди, слушая сердцебиение.
        Лицо лейтенанта было мертвенно-бледным, на скулах виднелись порезы, он еле слышно стонал. Судя по всему, он был тяжело ранен и потерял очень много крови.
        - Я сейчас, я быстро, я сейчас. Господи, только потерпи, пожалуйста…Гриша, потерпи, не умирай я быстро.
        Я не решалась оставить его одного, но и сидеть, здесь заливаясь слезами, было бессмысленно. Решительно бросилась к его коню
        - Миленький позволь мне, я не доберусь быстро без твоей помощи, а надо быстрее. Ну, иди ко мне, мой хороший.
        Жеребец посмотрел на меня умными карими глазами и подошел
        - Только держись, только держись….прошептала я, бросив взгляд на раненного.
        Пришпорила скакуна что есть силы, и он вихрем понесся к усадьбе, на скаку перескочил через ограду.
        - Савелий, ко мне!
        Крикнула что есть силы и на мой зов сбежались слуги вместе с Савелием.
        - Быстро носилки или повозку, лучше повозку и живо за мной. Ну что стали, сейчас же выполнять, не то прикажу высечь, черт вас дери, олухи ленивые. Никаких вопросов. Поехали, поехали.
        Ошалевшие мужики ни разу не слышавшие от хозяйки и десятой доли ругательств, вскочили на повозку, быстро запряженную ловким Савелием, который был в полном недоумении. Все молчали, такой меня здесь не знали. Им наверное показалось, что я сошла с ума, девушка и сама не замечала, как нервно теребила свои локоны, которые выбились из прически. Меня трясло от панического страха, от дикого ужаса, что мы не успеем и ОН умрет.
        Уже через несколько минут, которые показались мне, обезумевшей от волнения, целой вечностью, крепкие крестьянские руки положили раненого на повозку. Я не оставила Григория села рядом и положила его голову к себе на колени. Меня не заботили ни приличия, ни то с каким любопытством смотрят слуги. Я нервно перебирала черные волосы и тихо шептала.
        - Дыши…родной, умоляю, дыши. Только дыши. Я ведь… я не смогу если ты. Не смогу. Дыши.
        Савелий посмотрел на мундир лейтенанта и покачал седой головой.
        - Куда прикажете нести?
        - Наверх, ко мне. Зовите Лизу, пошлите за Мартой. Немедленно. Ты Савелий, грей чан с водой, неси ножницы и осторожно с ним, осторожно.
        Шестеро крестьян с трудом внесли худощавое, но тяжелое тело наверх и положили на мою постель.
        - Все, спасибо, а теперь уходите, все. Уходите вам говорят.
        Появилась Лиза и я бросилась к ней, схватила за локоть втаскивая в комнату.
        - Поди ко мне, Лизавета, помоги его раздеть.
        - Но, это же мужчина.
        - Ну и что с того! Черт возьми, это не дьявол! И хватит стоять как столб! Если он умрет, я шкуру с тебя спущу живьем.
        Хотя я никогда не обращалась со слугами плохо, но в этот момент я думала, что даже скальп могу с нее снять если не начнет шевелиться. И Лиза не засомневалась ни на минуту в моей угрозе.
        Девушка закатала рукава вышитой блузы и начала стягивать сапоги с ног мужчины. Савелий тем временем нагрел воды и принес сумку с инстументами, травами и настоями. Он так же позаботился о бинтах, нарезав простыню тонкими полосками. Пройдя несколько войн и постоянно помогая Марте, он имел опыт оказания помощи раненным.
        Я разрезала на раненом рубашку, всю пропитанную кровью. При виде двух страшных ран, одной на левом плече, а другой под ребром, я не удержалась и застонала, словно от боли, сцепила зубы.
        - Помоги мне стянуть штаны.
        - Но….
        - Сейчас же!
        Савелий хотел было возразить, наверняка заметить, что молодой госпоже не престало видеть нагого мужчину, но вовремя спохватился. ДА! Мне сейчас бесполезно, что - либо говорить, его все равно не услышат. Мы вместе раздели мужчину. На груди раненого висел простой крестик, и я услышала бормотание Савелия:
        - Где-то я уже видел этот крестик.
        - О боги, как он красив, словно греческий бог - прошептала служанка, а я слегка покраснела, осматривая смуглое сильное тело в поисках ран. И в тайне восхищаясь им. Каким-то благоговейным и мимолетным восторгом.
        Не тело атлета, но образчик мужской красоты, словно выкованное из стали, жилистое, одни мышцы бугрились под атласной смуглой как у цыгана кожей. Грудь словно отлитая из бронзы, неровно вздымалась и опадала.
        - Влюблена…и влюблена не как юная мечтательница, а как зрелая женщина, изнывающая от страсти. Сдерживайся…дитя мое. Все смотрят! Сдерживайся!
        Вся краска прилила к щекам, на Савелия не смотрела.
        - Хватит пялиться, Лизка! - крикнула я - Намочи повязку и давай мне!
        В этот момент зашел один из крепостных крестьян, которых я послала на поиски кормилицы.
        - Сударыня, Марта пошла в деревню, принимать роды у Ксении, жены кузнеца.
        - Ладно, ступай,…что мне теперь делать?
        Я обхватила голову руками
        - Что же делать? Савелий! - в отчаянии закричала
        Мои пальцы вцепились во всклокоченные волосы, словно намереваясь их вырвать.
        Савелий уверенно положил руку мне на плечо и протянул бокал вина.
        - Выпей, ты слишком нервничаешь, выпей и голова проясниться. Здесь нужна твердая рука, а у тебя истерика. Это тот молодой офицер?
        Я утвердительно кивнула
        - Если он умрет, умру и я - тихо прошептала едва шевеля губами.
        - Возьми себя в руки, я принес спирт, промой раны, и вспомни все, чему учила Марта. У тебя получиться, ты не раз ей помогала. Действуй, он и так потерял много крови, Только от тебя сейчас зависит его жизнь.
        Казалось, его слова вырвали меня из пучины безумия, я быстро смочила бинт в спирте и приложила к ране на плече. Раненный застонал от боли и открыл глаза.
        Его лихорадочный взгляд блуждал по комнате, пока не остановился на моем лице, он слабо улыбнулся.
        - Ты….неужели это ты… - прошептал он и потерял сознание снова. Савелий увидел, как я подалась вперед, с трудом сдерживая стон ликование.
        Он меня узнал, узнал! Всего лишь мгновение, а этого хватило чтобы вспомнил! Мое сердце заколотилось с адской силой. Я уже более уверенной рукой промыла раны.
        Теперь нужно было зашить, Лиза втянула нитку в иголку и передала мне.
        ГЛАВА 13
        Осторожно стараясь причинять, поменьше боли я принялась зашивать раны. Раненный был настолько слаб и измучен, что не мог кричать, он тихо стонал, и каждый его стон заставлял мое сердце обливаться кровью. Он ловил воздух запекшимися губами, и мне хотелось осыпать их поцелуями.
        - Намочи его губы водой, Лиза.
        От напряжения у меня затекла спина, заныли руки, пот струился градом по лицу. Время от времени Савелий промокал мне лоб влажным платком. Наконец с первой раной было покончено. Со второй дело обстояло сложнее. Было неясно насколько она глубока. Я промыла ее, как и первую и так же зашила. Потом мы втроем повернули юношу на бок, и я обработала сквозное отверстие в руке и помолилась богу за то, что вражеская шпага не пронзила его сердце.
        Через час, когда все бинты были повязаны, а раненный забылся в тревожном сне я буквально рухнула на пол и прислонилась горячим лбом к кровати
        - -И что теперь? Прошептала не совсем уверенная в правильности своих действий.
        Савелий погладил меня по голове
        - Все в руках божьих, моя птичка, крепись, если он переживет эту ночь, будет жить, это я тебе говорю.
        Я тихо заплакала, уткнувшись лицом в ноги Савелия, тот зыркнул на Лизу и взглядом показал на дверь. Та кивнула и быстро удалилась
        - Вы сделали все, что могли и умели, молитесь, моя милая.
        - Я не переживу если он умрет - зарыдала во весь голос - не переживу, понимаешь?
        - Понимаю, идите, умойтесь, и попейте горячего чаю. Дождитесь Марту, она знает о ранах больше чем мы.
        Он поднял меня с пола, прижал к себе и погладил по спине.
        - Не плачьте, моя хорошая.
        Я, шатаясь от усталости и слабости, подошла к шкафу переоделась в чистое платье, так как мое было запачкано кровью. И в этот момент услыхала, что к дому приближается группа всадников.
        Сердце снова быстро забилось. Я почувствовала, что раненный в моей комнате и отряд у ворот имеют между собой непосредственную связь.
        Раздался громкий стук.
        - Именем Ее Величества, приказываем открыть ворота!
        Я бросилась к зеркалу, быстро поправила прическу, покусала бледные губы, высунулась в окно и громко крикнула.
        - Вы что оглохли все? Отворяйте ворота, бестолочи!
        ***
        Медленно, нарочито, не торопясь спустилась с лестницы. Внизу стояли четверо мужчин, одетых во все черное, они были вооружены до зубов, а их одежда покрыта дорожной пылью и грязью не иначе как скакали галопом не одну милю. Все головы были повернуты в мою сторону
        - Добрый вечер, господа. Чем обязана столь позднему визиту? И отчего вы подняли такой шум у моих ворот?
        Один из мужчин выступил вперед и вежливо поклонился.
        - Добрый вечер, сударыня. Прошу прощения, но мы ищем опасного преступника, который убил пятерых наших товарищей, у нас есть приказ о его аресте, но он скрылся от нас. Нам кажется, что он мог спрятаться где-то здесь. Вы ничего об этом не знаете? Или может что-то слыхали?
        Он говорил сбивчиво то и дело, бросая взгляд, то на смелый вырез платья, то на мое лицо.
        - Нет, сударь, мы ничего не слыхали, я уже приказала служанке меня раздеть, что бы отойти ко сну.
        При столь интимной подробности, худое носатое лицо мужчины вспыхнуло красными пятнами до самых ушей.
        - Вы видели моих слуг, сударь, - продолжала я, пользуясь, замешательством - это здоровые детины, они бы не позволили вашему преступнику разгуливать по моему дому.
        Мужчина неуверенно посмотрел на своих товарищей.
        - И все же, сударыня, нам бы хотелось обыскать дом. Конечно только ради вашей безопасности.
        - Что? Вам недостаточно моего слова? - Я повысила голос, а сердце гулко и тревожно забилось, - Обыскать мой дом? У вас есть приказ или ордер? Предъявите бумагу! Да как вы смеете? Нет бумаги, нет и обыска, вам придется положиться на мое слово и убраться из моего дома немедленно.
        - Вы нам не представились, сударыня! - Попытался возразить носатый.
        - Вы мне тоже. Но извольте. Я княгиня Екатерина Павловна Соболевская, невеста князя Николая Петровича Потоцкого. Через две недели состоится наша свадьба. Вы все еще испытываете желание произвести незаконный обыск?
        - Пошлите, господа, нам нечего здесь больше делать - носатый обернулся к своим дружкам, а потом снова обратился ко мне, - Что ж, сударыня, простите нас за вторжение, мы уходим, но ваш сад все же осмотрим. Может, найдем какие-то следы. Ради вас, конечно-же. Имеем честь.
        Он откланялся и, переговариваясь друг с другом, мужчины удалились. Я молила Бога, чтобы Савелий скрыл все следы и засыпал пятна крови у озера.
        Подождала у окна, пока они перестанут рыскать по саду и уедут восвояси. Боялась, что они что-то заметят. Но я видела краем глаза Савелия и его людей с лопатами. Они наверняка успели засыпать следы крови во дворе и в саду, и наверняка вымыли коня, пока я разговаривала с непрошеными гостями у себя в прихожей.
        Отряд удалился и вскоре стих топот копыт. А я тут же бросилась обратно к раненному.
        Заперев за собой дверь, подошла к постели, где лежал Григорий. Потрогала рукой его лоб и в ужасе одернула. Поднялся жар, лоб был покрыт испариной и мужчину колотило в лихорадке, несмотря на теплое пуховое одеяло. Он что-то бессвязно бормотал. Я села на постель и закрыла лицо руками.
        - Господи, - прошептала… - Спаси его, Господи, спаси и сохрани, ты же знаешь, как сильно я его люблю, сотвори чудо, Господи!
        Я промокнула лоб раненого батистовым платочком.
        - Милый, любимый, держись, ради меня ведь если умрешь ты, умру и я, а ведь ты не для этого меня спасал. Я так долго мечтала тебя увидеть, не уходи от меня вот так.
        Раненого продолжал бить озноб. Я решительно залезла к нему под одеяло и обхватила руками дрожащее тело, прижавшись к нему своим.
        - Сейчас я тебя согрею. Я буду с тобой, я буду рядом. Мое сердце будет биться рядом с твоим, что бы ни дать ему остановиться.
        Долгие три часа, мне казались вечностью. Я согревала раненного своим телом, вытирала пот с его лба, осыпала поцелуями его лицо, смачивала его окровавленные и потрескавшиеся губы вином и водой. Я слышала его бред. Он, то выкрикивал мое имя с любовью и страстью, то поносил его проклятьями, отдавал приказы солдатам, несся в бой и сражался с невидимыми врагами. Наконец я совсем обессилела и забылась рядом с ним в тревожном сне.
        ***
        Меня разбудил скрип открываемой двери, я быстро подняла голову, вскочила на постели, опираясь на локоть, но тут же успокоилась, это была Марта. Няня остановилась у дверей и замерла при виде картины открывшейся ее взгляду. На лице Марты отразилось полное недоумение. Она поманила меня пальцем, я осторожно встала с постели с заботой поправила одеяло и приложила руку ко лбу мужчины.
        Марта схватила меня за рукав и вытащила из комнаты.
        - Кто это? Ты что совсем рехнулась, что он делает в твоей постели?
        - Марта - это Григорий Никитин…тот морской офицер, - прошептала, оглядываясь по сторонам, - он ранен. О, господи, Марта, миленькая, давай, ты потом будешь злиться, у него не спадает жар. Я все сама сделала, как ты учила, но что-то не так…ты
        - С ума сошла, девка?! Дом полон слуг, а если твой жених узнает, слава Богу, что это я зашла утром. А что будет, если князь приедет?
        - Ничего не будет. Все равно мне теперь, понимаешь? Если этот мужчина умрет, мне совершенно безразлично, что произойдет со мной.
        Увидев, как я отчаянно заламываю руки, Марта смягчилась.
        - Так, с тобой я потом разберусь. Что с ним?
        - Две раны. Одна в плечо, сквозная, другая под левым ребром.
        Марта села на стул у постели раненного, Я, молча, подала ей чан с водой и мылом, затем полотенце. Марта, молча, срезала с раненного бинты ножницами, и осторожно их сняла. Очень долго и внимательно она осматривала и ощупывала раны, сначала в плече, а затем и под ребром, закачала головой.
        - Здесь на плече, все верно. Умница, девочка. Но под ребром дела плохи. Хоть легкое и не задето, судя по его чистому дыханию. Рана воспалилась, она гноится внутри, нельзя было зашивать, заражение может распространиться, именно это и вызывает такой жар. Видимо нож, которым его ранили, был ужасно грязным. Будем резать то, что ты зашила, затем чистить, а потом прижигать.
        - О, боже! - от одной мысли, что ему снова придется страдать от дикой боли, мне стало не по себе.
        - Ну что ты стоишь? Неси каминные щипцы и положи их в огонь. А еще водки неси и побольше. Пусть Савелий даст и не скупится.
        Шатаясь, как пьяная, я выполняла поручения кормилицы. Марта протерла острый тонкий нож спиртом и в нерешительности посмотрела на юношу. Его лоб был покрыт крупными каплями пота, под глазами залегли черные круги, а кожа отливала землистой синевой.
        - Красив как молодой породистый жеребец, неудивительно, что моя птичка так влюбилась, есть от чего потерять голову…Катюша, заставь его выпить водки, да побольше, боюсь не снести ему боли, слишком он слаб.
        Уже через минуту я с ложки вливала раненному лейтенанту водку в приоткрытый рот.
        - Пей, мой милый, пей, пожалуйста. Мне будет больно вместе с тобой, а может и еще больнее.
        Я забыла про Марту, все поила его и поила, прижимаясь губами к его лбу и глазам, роняла слезы ему на лицо.
        - Все хватит. А теперь привяжи ему руки к ножкам кровати. Вдвоем нам с ним не справиться. Если от боли очнется. Думаю, что очень не в себе из-за лихорадки и нам может достаться.
        Я привязала руки раненного, затем встала у изголовья и обняла его за лицо.
        - Ты готова? Прикрой ему рот рукой, я режу.
        Раненный изогнулся дугой и громко застонал.
        - Терпи, милый, терпи… - прошептала Марта, разрезая воспаленную плоть еще глубже пока не выступила отвратительная желтая жидкость. Теперь, умелые пальцы женщины нажимали на рану со всей силы и со всех сторон, выдавливая гной. Раненный вскрикивал и стонал. Когда Марта быстро прокрутила в ране ножом, снимая остатки гниющей плоти, он снова застонал и приоткрыл глаза, Марта налила в рану спирта и посмотрела на меня, я дрожала как осиновый лист и по моим щекам текли слезы. Казалось это меня только что всю ножом изрезали, все внутри разрывалось.
        - -Давай щипцы, мужайся, моя птичка, мы уже почти закончили.
        Когда раскаленная сталь с шипением прижгла истерзанную плоть, нечеловеческий вопль разорвал ночную тишину. Раненый рывком подскочил на кровати. Веревки на его запястьях затрещали и лопнули. Он открыл глаза и принялся лихорадочно озираться по сторонам. С его губ срывалось рычание раненного зверя. Я бросилась к нему взяла за руки, поднесла к своему залитому слезами лицу и принялась осыпать поцелуями. Марта насторожилась, не зная, что ожидать от больного. Но тот казалось, был зачарован, он смотрел обезумевшим взглядом…на меня. Я осторожно надавила ему на плечи, заставляя лечь. Он подчинился, но когда я хотела отстраниться, схватил меня за горло и рванул к себе.
        - Ведьма! Я в раю или в аду…если вижу тебя так близко? Нашел или снишься мне лживая ты…дрянь?
        Казалось, он бредит, смотрит глазами дикими, держит за горло сильно. Одно движение и шею сломает.
        - Не уходи, не оставляй меня! Я так долго тебя искал!
        И он снова потерял сознание. Упал на подушки.
        Я не выдержала, наклонилась, прижалась губами к его лбу.
        - Все. Я ухожу, наложи повязки. И будь рядом. Если заражение остановлено, то жар спадет через пару часов и ему станет лучше.
        - А если нет? Тихо, с замирающим сердцем спросила я.
        - Если нет, нам придется думать, как вывозить отсюда труп и остаться незамеченными. Та еще птица этот лейтенант, чай не простолюдин.
        - Мартаааааа… - закричала и вцепилась в свои волосы.
        - Тихо! Спокойно! Когда это ты начала сомневаться в моих способностях? Будь сильной, все будет хорошо, слышишь? Ты должна в это верить, я пойду, приготовлю бульон, очень скоро твой моряк захочет поесть, вот увидишь. А уж потом я с тобой поговорю.
        Она пригрозила мне кулаком и ушла к себе.
        ГЛАВА 14
        Прошло уже несколько дней, с тех пор как раненный появился в доме. Его дела шли на поправку. Я дежурила у его постели день и ночь. Мне удавалось кормить его из ложечки бульоном, положив его голову к себе на колени. Я расчесывала его непослушные кудри, вместе с Мартой меняла ему белье. Брила его отросшую щетину. С тех пор как он стал чувствовать себя намного лучше мне казалось и я рождаюсь заново на свет…но пока что он мало приходил в сознание и часто бредил. А Марта говорит, что на моих бледных щеках заиграл румянец, появился аппетит, и я с удовольствием снова стала петь…как когда-то в беззаботном детстве, когда ничего казалось, не угрожало маленькой княжне Соболевской и вся жизнь была только впереди, а несчастья не могли обрушиться ледяным дождем на ее голову.
        В усадьбе воцарился покой, только Марте все это совсем не нравилось. Затишье перед страшной бурей…вот что это, думалось ей и она говорила мне об этом.
        - Сколько еще придется страдать моей маленькой золотой птичке, ведь он придет в себя и должен будет уехать, разбив твое сердце. А еще Потоцкий и свадьба….Ну вот какого лешего этого офицера принесло именно к нам в дом. Возможно, ты и забыла бы его. Поистине неисповедимы пути Господни.
        - Не забыла бы! Никогда! Это сама судьба! Как же иначе! Просто я его, а он мой! Мы созданы друг для друга!
        - Наивная…золотая наивная птичка, какое же ты еще дитя. Неразумное, светлое и чистое. Посмотри на него. Он же разорвет твое сердце.
        - Оно разорвется без него намного быстрее.
        - Боже спаси и помоги! Пусть все разрешится! Пусть случится чудо!
        ***
        Я с трудом разомкнул тяжелые, словно налитые свинцом веки. И приготовился к волне адской боли, но ее не последовало, точнее, она пульсировала где-то очень далеко. Все это время, насколько я помнил, перед моими глазами был роскошный резной потолок, светло-голубые занавески.…А еще помнил боль, острую как бритва…. и помнил женское лицо, то и дело, всплывающее из красного тумана забытья. Мне казалось, что это ОНА. Я бредил ею. Я видел ее в каждом своем кошмаре и в каждом райском сновидении. Но ведь она точно была бредом. Откуда ей здесь взяться? Такой прекрасной…такойц ослепительной, что сука, даже боль отступала и становилась ничем по сравнению с той адской страстью. Которая разрывала душу.
        Мне казалось, я помнил заботливые и мягкие руки, которые меняли повязки
        ласковые нежные пальчики, перебирающие его волосы. Помнил женский голос, возносящий то молитвы, то глухие рыдания, но все это было в страшном тумане.
        ….Сейчас я не чувствовал сильной боли. Рана на плече почти не беспокоила, зато под ребром тупо ныла, но это уже можно было терпеть, не сравнить с тем шквалом дикой безумной боли, которая обрушивалась на меня всякий раз, как он приходил в себя.
        Мне вдруг показалось, что где-то совсем рядом кто-то тихо поет, осторожно и безумно медленно я повернул голову на голос. И тут же мне показалось, что сердце остановилось, а потом забилось с такой бешеной скоростью, что вот-вот разорвет грудную клетку, сломает на хрен кости и вывернет наружу мясом. Только у одной женщины могли быть такие потрясающие золотые волосы, роскошным водопадом струящиеся по спине. Девушка слегка подвинулась, и я увидел ее отражение в зеркале, перед которым она сидела, расчесывая свои локоны деревянным гребнем. На ней было скромное домашнее платье жемчужно-голубого цвета, расшитое серебряной нитью. Как же жадно я всматривался в ее лицо. Жрал его, поглощал, впитывал, наслаждался и готов был согласится, что это бред. Да… я сдохнуть был готов лишь бы в себя никогда не приходить. Она стала еще ослепительней, чем тогда на корабле. Еще бы, нищета не красит. Теперь на ее нежных щеках играл румянец, а дивные небесно-голубые глаза блестели и светились, она продолжала что-то напевать, и ее губы были такими алыми такими сочными…, я узнал ее голос, именно этот голос за меня молился и
именно этот голос обо мне плакал. Я судорожно сглотнул слюну. В горле неимоверно пересохло. Девушка порывисто встала и резко обернулась гребень выпал из ее дрожащих пальцев.
        Несколько минут мы, молча, смотрели друг на друга. И я горел, я поджаривался живьем и казалось чувствовал как дымятся мои кости от взгляда ее невероятно синих глаз. Их взгляд был, словно осязаем как прикосновение, горяч, словно раскаленный металл, казалось, в комнате стало невыносимо душно. Девушка в нерешительности медленно подошла к к моей постели, протянула дрожащую руку и коснулась моего лба. Я закрыл глаза, наслаждаясь прикосновением, в изнеможении и узнавании, именно эти руки заботливо ухаживали за мной все эти дни…именно они так восхитительно пахли жасмином.
        - Вы…как вы себя чувствуете? - спросила она и убрала руку с моего лба, я снова медленно открыл глаза..не сдерживаясь, сжирая каждую черточку ее лица, ее ресницы.
        - Я искал тебя…я так долго тебя искал.
        Катя села на краешек моей постели, она опустила глаза на мою забинтованную руку, потом осторожно взяла ее и принялась разматывать бинт. Я продолжал смотреть на нее, поглощая глазами лицо, гордо изогнутые темные брови, ресницы бросающие тень на ее щеки, ровный маленький носик, тонкую шею, гибкий стан, грудь, бурно вздымающуюся под тонкой материей платья. Тем временем девушка сняла повязку и нежно провела пальцем по едва затянувшемуся шраму на моей ладони. Меня казалось, поразило ударом молнии от ее совсем невинных прикосновений, я не чувствовал такого жара во всем теле даже когда трахался, бляяяя, да даже когда кончал меня так не простреливало. Катя прижала мою ладонь к своей щеке, и я почувствовал, что кожа под моими пальцами мокрая. Я быстро посмотрел ей в глаза и увидел что они по-прежнему закрыты, а из-под пушистых длинных ресниц катятся слезы. Нежно большим пальцем вытер мокрую дорожку. Ненависть утихла…спряталась, как испуганный зверь. Затаилась где-то далеко. Я был сейчас слишком поглощен, слишком рад, слишком безумен от этой встречи.
        - Я так молилась о вас, я думала о вас каждую минуту, каждую секунду.
        Прошептала девушка и посмотрела на меня. Черт, как же я всегда не любил женских слез, но, о боги, ее не испортишь даже слезами, наоборот глаза стали синие как небо во время грозы с дождем, а губы чуть припухли и манили своей свежестью. А потом меня шибануло под дых … и я услышал голос в своей голове. «Да любовь, такое редкое и прекрасное чувство в нашем погрязшем в грехах мире. Но пусть у этой истории будет счастливый конец, ведь они этого заслужили и пошли на все, что бы быть вместе.»….невеста Потоцкого……
        - И, тем не менее, вы все же выходите замуж. Не знаю, как вам удавалось совмещать два занятия одновременно - готовиться к свадьбе с вашим давним возлюбленным и в то же время думать обо мне?
        ***
        Она вздрогнула как от удара и тут же выпустила мою руку из своей. А я ощутил, как захлестывает ядовитой волной ревности, как она топит меня, как наполняет легкие и разъедает их.
        - Значит, вы все знаете?
        - Как же не знать о самом обсуждаемом и грандиозном событии при дворе.
        Хотела встать, но я схватил ее за руку и сдавил тонкое запястье, не давая отойти. От одного прикосновении к шелковистой коже передернуло всего.
        - Все не так как вы думаете.
        - Неужели? Как же интересно у вас все происходит, словно не жизнь, а сон какой-то. Все не так как кажется! Весь двор гудит о спасенной княжне, о великой любви между Потоцким и опальной беглянкой, которую вызволила сама государыня. Но все не так как кажется. Кому кажется? Мне? Вам? Или вы снова принимаете меня за идиота?
        Рявкнул и дернул ее к себе так чтоб упала на постель, не удержав равновесия.
        - Вы…вы ничего не знаете!
        - Мне кажется я это уже где-то слышал. Почему нет иной версии? Во второй раз не пройдет! И что мне нужно было знать? И так ясно, сударыня! Вам нужно было спастись любой ценой. И вы готовы были на все! Даже раздвинуть ноги перед первым встречным! Ведь чего не сделаешь ради свободы, и ради счастья с любимым. Как там говорят любовь с самого детства у вас ним?
        Я хрипел, продолжая удерживать ее за руку и чувствуя как заволакивает пеленой глаза, как трясет всего от адского желания причинить ей боль. Такую же, как я чувствую сам.
        - Только я не пойму одного, зачем сейчас все эти слезы и весь этот фарс? Гребаный спектакль? Жалость? Или что это за хрень? Не нужно, сударыня, не нужно! Вы вернули мне долг, спрятали меня, и спасли мне жизнь, я вам ужасно благодарен, только прекратите играть, черт вас раздери иначе я вас просто задушу! Хватит баловаться моими чувствами! Или вы думаете, что я все еще тот наивный дурак, которого вы обвели вокруг пальца на корабле?
        Она резко обернулась, вся красная, задыхающаяся с блестящими от слез глазами. Подбородок дрожит и грудь вздымается под тонкой, шелковой тканью. Сука. Так бы и порвал на хрен этот корсаж и заставил стонать и орать подо мной.
        - Не смейте…я не позволю вам меня оскорблять! Ваши грязные намеки отвратительны! Вы не даете мне и слова сказать в свое оправдание!
        - Каждое ваше слово будет очередной ложью!
        Смотрит мне в глаза и меня трясет от адского желания зарыться руками в ее волосы и кусать ее губы до изнеможения.
        - Все! Я больше не желаю продолжать этот разговор! Дайте осмотреть ваши раны!
        - Черта с два! Обойдусь! Пусть это сделает кто-то другой! Ваши слуги, например!…
        - Они не умеют врачевать, так что вам придется потерпеть мое присутствие. Дайте осмотреть раны….
        - Интересно, ваш будущий муж знает, что вы спрятали раненого мужика в своей спальне! Мужика, который без пяти минут ваш любовник и видел вас почти голой?!
        - Нет! - ее щеки стали еще краснее как будто ей надавали пощечин. И клянусь дьяволом я хотел это сделать. Отхлестать ее по щекам. Чтоб не лгала!
        Она откинула простыню и принялась снимать повязки. Затем провела кончиками пальцев по моей груди, ощупывая рану и заставляя меня вздернуться от адской злости и возбуждения. Схватил ее за волосы на затылке и рывком дернул к себе, посмотрел ей в глаза, там отразилась как в зеркале моя бешеная страсть, желание, тоска. Я жадно обрушился на ее губы, властно алчно пожирая их своими и не почувствовал сопротивления, напротив она так же безумно отвечала, словно мучилась от той же жажды, что снедала и меня. Обезумевший я глотал ее дыхание, я сосал ее язык, я жадно лизал ее небо. К моей дикой страсти примешивалась ядовитая ревность и ярость. От одного прикосновения к ее губам меня колотило ознобом желания, первобытной похоти.
        Я крепко удерживал ее за голову одной рукой, а другой рванул корсаж платья вниз, и сдавил ее грудь глухо застонав, отыскивая пальцами сосок, сжимая его, вытягивая, прокручивая, не переставая терзать ее губы с которых сорвался всхлип переходящий в жалобный стон. Я оторвался от ее рта и задыхаясь прошептал.
        - Позволяешь ему себя целовать…ласкать, м? Стонешь для него так же?
        Она хотела вырваться, но моя рука удерживала ее как в тисках. А другая властно сжимала ее грудь, мучила сосок, играла с ним, терла ладонью. И девчонка билась подо мной то пытаясь вырваться то выгибаясь когда я сдавливал особо сильно за самый кончик и стонала снова и снова мне в губы.
        - Ты так извиваешься в объятиях каждого, кто тебя приласкает? Сколькие тебя вот так…ааа…Катяяяя?
        Я продолжал удерживать ее, откуда она только взялась эта мощь в моем изможденном теле. Но ярость и похоть придавали мне сил.
        - Сучка….чееерт, как же ты прекрасна, я схожу с ума по твоему телу. Почему Потоцкий? Потому что он богат? Но возможно я богаче! Он знатен? Но и мой род тоже! Если ты решила продать себя… - пробормотал, жадно целуя ее шею, засасывая кожу, оставляя на ней следы, затем спускаясь к бешено вздымающейся груди в сумасшедшем желании взять ярко-алый сосок в рот, - то почему не мне?
        При этих моих словах ей, наконец, удалось высвободить руки, и она силой влепила мне пощечину, а затем оттолкнула, и я скорчился от боли. В глазах потемнело и дыхание перехватило. Рана заныла с такой силой, что я чуть не заорал.
        - Вы, грязный солдафон! Да как вы смеете меня оскорблять! Замужество с Потоцким было единственным шансом выйти на свободу. И непременным тому условием! Его поставил Потоцкий старший! Разумется из-за моих земель! Только так я могла бежать! И я дала свое согласие, ведь я тогда вас не знала. И лучше бы не знала никогда. Я ненавижу Потоцкого, но вас я ненавижу еще больше. И да…пусть вашими ранами займется кто-то другой!
        С этими словами она выскочила из комнаты и громко хлопнула дверью, а заревел и запустил ей вслед стулом так, что он разлетелся в щепки, ударившись о дверь!
        - Лживая дрянь!
        ГЛАВА 15
        Я прижалась горячим лбом к стене и тихо заплакала, а из комнаты раненного доносились ругань и проклятия. Нет, он меня не забыл, и он меня искал, а когда нашел, осыпал оскорблениями. Неужели он и правда считает меня шлюхой, падшей женщиной? А ведь я сама виновата, позволять ему такое…Потому и считает…Дура. Какая же я дура! Коснулась пальцами своих губ. Но какими страстными были его грубые поцелуи, и какими обжигающими дерзкие ласки. Впервые в жизни я так много позволила мужчине и нисколько об этом не жалела. Я бы позволила и больше, ему, единственному любимому, но только бы это не достаться Потоцкому. Пошатываясь как пьяная, спустилась на кухню, отыскивая служанку.
        - Лиза, пойди к раненому, поменяй повязки и накорми бульоном. А я пока переоденусь.
        Я едва успела подняться к себе, как услышала, что к дому подъезжает всадник. В силуэте в темном плаще узнала посыльного князя. Мое сердце гулко забилось. Не хватало, чтобы этот верный пес князя пронюхал, что в доме есть посторонний. Нужно немедленно спуститься к нему.
        Я сбежала вниз по ступенькам и вышла во двор как раз в тот момент, когда всадник спешился.
        - Савелий! - зычно крикнула - К нам посыльный от князя! Пусть передохнет с дороги, а ты поставь коня в стойло, да напои. Пошустрее, пошустрее. Его сиятельство умаялись, да, Иван Васильевич?
        Старик понимающе кивнул и пошел выполнять приказание
        - Ваша светлость! Сударыня!
        Мужчина склонил голову, приветствуя меня, но его любезность не скрывала пронзительного любопытного взгляда. Ищейка Николая, его верный пес и где он только таких брал…
        - Идемте в дом, Иван Васильевич, вы устали, верно, с дороги.
        - Нет, сударыня нисколько, я тороплюсь и посему буду короток. Вот письмо от князя. Он просил дать ответ немедленно.
        Я развернула послание дрожащими пальцами.
        «Приветствую вас, моя прекрасная невеста! Буду краток, до меня дошли слухи, что в нашем лесу скрываются разбойники и бандиты, а посему ваше присутствие в усадьбе не безопасно. Прошу вас переехать в мои владения как можно быстрее, что бы я был за вас спокоен. Несколько вас не стесню. Любящий вас Николай».
        Что-то здесь было не так, но я не могла понять что именно.
        - Передайте князю, что мне сейчас нездоровится, но через недельку я с удовольствием посещу его имение, а пока что врач запретил мне двигаться и вставать с постели. Но я не удержалась…когда вас увидела из окна. Так ждала весточку от князя.
        Как же сильно я ненавидела Николая в эту минуту. Каким- то образом он словно чуял, что здесь что-то происходит. Хоть бы сам не приехал.
        Я демонстративно закашлялась.
        - Да и вы, Иван Васильевич, близко не подходите, хворь моя заразная хоть, и иду на поправку. А теперь прощайте и передайте ответ моему жениху.
        ***
        Я лежал и смотрел на нежно-розовый закат в окне. Я ждал, вначале довольно терпеливо ждал, когда она снова ко мне придет. Но девчонки не было уже второй день. И за мной ухаживала Лиза, неуклюжая и неряшливая, она то и дело зыркала на меня своими наглыми глазками, и норовила притронуться. Будь это пару тройку месяцев назад, я бы с радостью использовал доступность сельской красавицы и вдоволь бы порезвился, но сейчас мне было не до этого. Да и не только сейчас, с тех пор как я встретил эту проклятую золотоволосую ведьму, я не мог быть с другими женщинами. Поблекло обычное желание обладать, мне хотелось только ее, до умопомрачения до боли в суставах только ее. Это была всепоглощающая страсть владеть не только ее телом, но и душой. Любить и быть любимым. Любить так жадно и ненасытно как я никогда еще не любил ни одну из женщин. Плевать на все, к черту все условности, к черту ее проклятого жениха, я буду с ней и сумею всем закрыть рот.
        Двери скрипнули, и я приподнялся с радостью, которая тут же испарилась, когда увидел опостылевшую Лизку, в полурасстегнутой сорочке. Она несла тарелку, и в ней дымился ужин.
        - Барыня снова заняты, велели накормить и побрить вашу светлость.
        - Где она? Когда придет?
        - Тише-тише сударь, нельзя вам так нервничать. За вами ухаживаю с этих пор только я.
        - Что значит ты? А где Екатерина Павловна? ? Она что уехала?
        - Никак нет, но велели мне…
        От ярости потемнело перед глазами и я, отшвырнул от кровати столик, двинул его изо всех сил, так что он откатился к двери.
        - Пошла отсюда! Вон, я сказал! Пока не надел на тебе на голову эту чертову похлебку! Поставь ее и убирайся! Скажи своей хозяйке, что если она не придет, то пусть никто не приходит! Больше я никому ни кормить, ни брить, ни перевязывать себя не дам! Так и передай! А теперь пошла прочь!
        Лиза поставила поднос и в ужасе выбежала из комнаты. Я в ярости ударил кулаком по стене и тут же скривился от боли. Сукааааа….как все болит и она внутри болит. Девка эта. Черт бы ее побрал. Видеть хочу. Сейчас. Немедленно!
        Уже совсем стемнело, когда дверь в мою комнату открылась и девушка зашла с двумя зажженными канделябрами. Вскочил на постели, не обращая внимание на боль. Пришла! Наконец-то!
        - Вы, почему пугаете моих слуг? Кричите на них? Могли бы просто меня позвать.
        - И вы бы пришли?
        - Если бы вы позвали - да. Я же пришла сейчас.
        - Подойдите ко мне!
        Она опустила голову, но с места не двинулась.
        - В прошлый раз вы себя вели не слишком учтиво.
        - А в этот раз я встану с этой кровати и сам подойду к вам! Или подползу! Если не подойдете!
        Она поставила канделябры, но так и не подошла, а когда обернулась, то я увидел, что в ее огромных кристально чистых синих глазах спрятались слезы.
        - Иди сюда, Катя… - протянул к ней руку, - иди ко мне.
        Приблизилась и я схватил ее за руку, прижался к ней воспаленным лбом.
        - Бляяядь! Не знаю, что со мной! С цепи срываюсь, как псина бешеная…Посмотри на меня! Ты правда не любишь его? Посмотри мне в глаза, скажи, что он ничего для тебя не значит!
        - Я его ненавижу! - прошептала и ее лицо исказилось как от боли.
        - Вот и отлично, значит, завтра же, ты расторгнешь вашу помолвку.
        Девушка отрицательно помотала головой.
        - Нет, нет, я не могу! Если я это сделаю, то они снова упекут меня в монастырь или в тюрьму! - На ее бледном личике застыла гримаса ужаса
        - Ни хрена не упекут! Я могу тебя защитить! Ты теперь не одна. Мы можем уехать ко мне! Моих денег, моего титула хватит, чтобы обеспечить тебе прекрасное будущее!
        От этих его слов она вздрогнула, и отшатнулась от меня.
        - Вы меня покупаете? Вы все еще продолжаете думать, что я с вами из-за личной выгоды и что я продажная женщина? Почему вы думаете, что я соглашусь на ваше низкое предложение?
        - Я еще не делал никаких предложений.
        - Я знаю, каким оно будет, вы предложите мне стать вашей любовницей, сбежать и прятаться от Потоцкого, а потом выбросите меня, когда я вам наскучу. Куда бы мы с вами уехали? Где бы прятались? Нет, Потоцкий хотя бы предложил мне стать его законной женой. И пусть он мне противен…но это не бесчестно!
        Схватил ее за руки, притянул к себе.
        - Посмотри на меня. Неужели ты считаешь меня последним ублюдком? Мы бы нигде не прятались. И я бы отвез тебя к себе в имение.
        - В качестве кого вы представите меня в своем доме? Что скажут люди?
        - Я представлю тебя как свою будущую жену. Теперь ты успокоишься? Как насчет того что бы стать моей женой? Я так же богат, я так же знатен, и я сумею тебя защитить. Ее Величество нас поймет, когда я все ей расскажу. Я в этом уверен. Так как ты станешь моей женой, Катерина?
        Она всхлипнула и от неожиданности прижала руки к груди.
        - Вашей женой? - Тихо спросила она.
        - Ты хочешь стать графиней Никитиной?
        ***
        Она сплела пальцы с моими пальцами.
        - Больше всего на свете, я хотела бы ею стать.
        Я потянул ее за руки к себе.
        - Там на корабле ты сказала, что любишь меня, это было правдой?
        Убрал с ее лица мелкие кудряшки. Она, молча, взяла его руку и прижалась к ней горячими губами.
        - Знаешь ли ты, что с тех пор, как я тебя встретил, я мечтал только о тебе? И днем и ночью! Иногда мне казалось, что я хочу тебя убить, а иногда я желал тебя так сильно, что напивался до беспамятства, что бы уснуть и не думать о тебе. О твоих волосах, о твоем теле….
        Я чуть приподнял ее и наши губы встретились, в этот раз я был нежен, сдерживая свой неистовый пыл, целовал ее медленно, осторожно наслаждаясь каждым прикосновением. Она отвечала мне чуть неумело, но страстно, со всем пылом. Жадно поцеловал ее шею, осторожно спускаясь к груди. Мои пальцы потянули тесемки корсажа, освобождая ее тело от одежды. Почувствовал, как девушка слегка напряглась, и тут же снова прильнул к ее губам. Мне, наконец, удалось освободить округлую упругую девичью грудь. Кончиком пальца я нежно погладил розовый сосок, который тут же сжался в тугой комочек, отзываясь на ласку. Не дав ей одуматься обхватил его губами и нежно принялся ласкать кончиком языка. Девушка застонала и запустила руки в мои волосы, в этот момент мне безумно хотелось, что бы раны не мешали, и тогда я мог бы опрокинуть ее на свою постель и наконец, овладеть таким желанным телом. Я выпустил сосок изо рта и хрипло спросил
        - Я все еще первый?
        Катя соблазнительно улыбнулась и выгнула спину как кошка. Обнаженная грудь с возбужденными кончиками сверкала белизной, в расстегнутых одеждах она даже не представляла, насколько прекрасна.
        - Только ты будешь первым и единственным, клянусь! - Сказала она, и смело провела рукой по моему обнаженному торсу, заставив дернуться от пронизавших меня молний, от дикого невероятно сильного возбуждения. Я подался к ней вперед, в нестерпимом желании бросить на постель, подмять под себя, но боль опрокинула меня обратно на подушки. Я поморщился, нет, сейчас эти проклятые раны не позволят мне овладеть ею. Не будь она девственницей, я бы нашел способ утолить страсть. Но сейчас я был безумно счастлив даже тем, что просто касаюсь ее тела с восторгом, словно музыку, слушая ее робкие вздохи и стоны. Я был готов довольствоваться только этим, ведь вскоре я смогу получить и все остальное. И я продолжил целовать ее грудь, чувствуя, что вот-вот сам взорвусь на хрен и кончу в штаны, глядя на ее закрытые от наслаждения глаза, на приоткрытый задыхающийся рот. Чувствовал, что она вся дрожит от моей ласки. А ведь ее юное тело еще не знает что значит, полное наслаждение и я не в силах, черт раздери эти раны, подарить его ей сейчас. Но она вдруг прижалась ко мне обнаженной грудью, нашла мои губы и жарко        - Люблю тебя, люблю, что ты делаешь со мной, я вся горю…я вся сгораю…Мне больно…так должно быть? Мне почти больно…
        Я скользнул рукой под ее пышные юбки, наслаждаясь прикосновением к ножке, затянутой в чулок. Моя рука легла на бедро, лаская кожу, я нагло просунул руку под шелк панталон. Глаза девушки распахнулись, и она сжала колени.
        - Не бойся, тшшш…не надо бояться,…позволь мне я так долго этого ждал…..ты мне доверяешь? - нежно бормотал ей в губы, совершенно обезумевший, ошалевший от ее близости.
        Мои пальцы нежно коснулись ее плоти. Я сам сгорал от желания, хрипло дышал ей в шею, смотрел в ее глаза, которые сначала распахнулись от страха и удивления, но совсем быстро томно закрылись, с губ срывались стоны, юное тело подрагивало в моих руках. Я нашел губами ее грудь, девушка громко стонала и прижималась ко мне все сильнее. Пальцы раздвинули нежные лепестки плоти, отыскивая твердый бугорок, надавливая на него, растирая по кругу и жадно наблюдая как закатываются ее глаза и как она сладко стонет.
        Вдруг ее тело выгнулось дугой, она вскрикнула, вцепилась мне в волосы что есть силы, забилась в моих руках, горошина под пальцами запульсировала и я погладил пальцами вход в ее лоно. Так мокро, так охрененно мокро. Бляяяядь я бы многое отдал, чтобы сейчас толкнуться в ее глубину своим раскаленным членом.
        Я стиснул зубы, пытаясь огромным усилием воли утихомирить свою страсть. А она лежала на моей груди, все еще вздрагивая, постепенно ее дыхание стало ровным. Я принялся завязывать тесемки на ее корсаже, стараясь не коснуться кожи… мои руки дрожали, и мне все еще не удалось справиться с возбуждением.
        Еще никогда …черт я не был настолько распален и не мог удовлетворить свое желание. Оказывается, это охрененно больно. Я сейчас просто разорвусь.
        - Что с тобой? Ты такой бледный и у тебя трясутся руки…тебе плохо…может рана открылась? Дай посмотрю.
        - Нет - перехватил ее руки - со мной все в порядке. Я просто тебя хочу, охренеть как хочу тебя, малышка, с ума схожу, видит бог, я пытаюсь успокоиться, но у меня не получается. А утолить мое желание мне мешают мои раны, не то я бы….
        Я закусил нижнюю губу и закатил глаза, представляя, что сделал бы с ней, если бы мог сейчас.
        - Иди ко мне, просто побудь со мной рядом. - привлек ее к себе.
        - Гриша…Гриша мой.
        - Твой…моя радость, только твой.
        Сколько раз она вот так меня звала. Гриша мой…и мурашки по всему телу от этих слов, от звука моего имени ее губами. И ощущение это. Что правда ее. Что всегда был только ее. Ее ждал всегда.
        Она лежала на моей груди и нежно гладила мою кожу, выписывая на ней пальчиками разные фигурки. Я перебирал ее волосы, пока она не уснула у него в объятиях. Мне не спалось.
        Смотрел в темноту до утра, наслаждаясь ее запахом и присутствием, мне казалось, что если я щакрою глаза, то все исчезнет. Я гладил шелковистую кожу ее плеча, руки, которая обвила меня за шею, я строил планы в голове о нашем будущем и уснул лишь, когда лучи солнца начали золотиться над горизонтом.
        Меня разбудил нежный поцелуй. Я быстро открыл глаза, но тут же расслабился. Княжна склонилась надо мной, свежая, такая красивая, что дух перехватило. Она успела переодеться в другой наряд. В белое муслиновое платье волосы были собраны в высокий узел на макушке, лишь несколько непослушных локонов, падали на румяные щеки. Девушка весело улыбалась, я подумал, что впервые вижу ее такой счастливой.
        - Доброе утро, граф.
        - Доброе утро моя радость… - Я широко развел руки в стороны, как будто приглашая, и она, словно котенок нырнула мне в объятия. Уткнулась носиком ему в шею и прошептала:
        - Ты поправишься, и мы обязательно уедем.
        - Малышка моя, нет времени поправляться, нужно уезжать, прямо сейчас. Прикажи собрать все самое необходимое, и мы двинемся в путь немедленно. Скажи своим людям, пусть готовят карету и запрягают лошадей. У меня еще очень много дел, которые нужно выполнить. И я не могу оставаться здесь, и ты тоже. Мы поедем ко мне, я оставлю тебя там ненадолго, а когда вернусь, мы поженимся.
        - Я могу взять с собой двоих слуг?
        - Зачем? У меня в доме предостаточно челяди.
        - Эти люди мне как родные, они не заслуживают мести Потоцкого. Я знаю, что он обрушит на них свой гнев.
        - Хорошо, все что угодно, и кого угодно, о господи, как же чудесно ты пахнешь - я страстно поцеловал ее в шею затем в плечо.
        - Больше ничего не бери! Уверяю, что в моем доме у тебя будет все. Дьявол, ну когда же эти раны заживут….Как же я хочу тебя….
        Девушка покраснела, а я поцеловал ее в губы и выпустил из объятий.
        - У тебя будут самые лучшие наряды…я сам их выберу, для тебя.
        - К черту наряды, Гриша…Гриша мой! Не говори мне о них. Я готова уйти с тобой сейчас, босиком, променять все богатства на то что бы быть рядом с тобой, мне совершенно безразличны деньги золото и украшения. Неужели ты до сих пор этого не понял, моряк?
        ГЛАВА 16
        Я была настолько счастлива, что мне стал совершенно безразличен Потоцкий, да кто он в сравнении с моим возлюбленным? Который, защитит меня хоть от самого дьявола. Такой храбрый, такой сильный. Мне хотелось немедленно уехать из этого дома, забыть о ненавистной помолвке….Я вихрем ворвалась в комнату Марты. Няня сидела в плетеном кресле у окна и вышивала.
        - Собирайся, Марта мы уезжаем. Бери только самое необходимое.
        От неожиданности, женщина укололась иголкой и громко ойкнула.
        - С ума сошла, что ли, куда уезжаем?
        - -Мы бежим из этого проклятого дома! Быстрей же, у нас совсем мало времени, прикажи девкам вещи складывать!
        - А как же свадьба? - Марта была в ужасе. Она отложила пяльцы на стол, вскочила с кресла.
        - К черту свадьбу, ее не будет! - Я нервно выглянула в окно, затем задернула занавеску из белого шелка и повернулась к няне.
        - Ну и куда мы побежим, глупая, власти найдут тебя везде. Да и нет у нас никого…куда бежать-то?
        - Это у тебя нет, а у меня есть любимый и долгожданный.
        И наконец, до Марты дошло, она возмущенно всплеснула руками.
        - Бежать с любовником? Совсем с ума сошла? Ты в своем уме? Позорница! Срам то какой!
        - Замолчи, Марта, не смей так говорить, что ты знаешь? Он предложил мне стать его женой. Собирайся, черт возьми, я еду с тобой или без тебя, решать только тебе.
        - Это что за… Женщина не на шутку разозлилась, и грозно двинулась к воспитаннице.
        - Не время для поучений, если вы с Савелием не соберетесь, я поеду без вас и никому меня не остановить. Я иду в конюшню, пусть готовят лошадей. Мой моряк сумеет меня защитить!
        - Хотелось бы в это верить, сумасбродная девчонка, он тебя погубит!
        Но я уже выбежала из комнаты, оставив ошарашенную Марту, а сама стремглав бросилась в конюшню.
        Каждое утро Савелий с любовью чистил княжеских скакунов, я знала, что непременно найду его там. Отворила тяжелую деревянную дверь, в нос ударил запах сена и конского навоза, но я любила этот запах, в отличие от других знатных особ своего возраста. С лошадьми я провела почти все свое детство, наблюдая, как Савелий ухаживает за ними, как подковывает строптивых жеребцов. Савелия в конюшне не оказалось, и Васька прохвост, где то подевался, пятнадцатилетний сын стряпухи Евдокии, помогал Савелию в уходе за лошадьми.
        Я подошла к Ветру, жеребцу Григория, погладила вороного по гриве, тот пошевелил ушами и довольно фыркнул. Красавец, бока лоснятся, блестят, грива густая, буйная. Я услышала за спиной движение. Наверняка конюх растяпа вернулся.
        - Васька, ты здесь? Запрягай лошадей и готовь карету. Мы уезжаем немедленно. Да поживей! Где ты там?
        - Далеко ли это вы собрались, сударыня?
        От звука этого голоса я вскрикнула и резко обернулась. Николай Потоцкий стоял у меня за спиной и с ним трое вооруженных до зубов людей. Колька демонстративно положил руку на эфес своей шпаги. Его лицо было перекошено от злости, правый глаз нервно подрагивал, а на скулах играли желваки. Каким-то десятым чувством я поняла, что мой жених все знает.
        - Куда это вы собрались моя милая, надеюсь меня навестить?
        Я с трудом уняла дрожь в своем теле. Терять мне уже было нечего. Наверняка его ищейка не уехал, а все здесь пронюхал еще вчера днем.
        - Нет, не вас, я уезжаю из этого дома и расторгаю наш с вами договор!
        Николай нехорошо улыбнулся и приказал закрыть дверь конюшни на засов изнутри. Его слуги тут же исполнили просьбу. Я попятилась спиной к стогу сена.
        - Расторгаете, значит? А вы хорошо подумали, прежде чем принять такое опрометчивое решение? Вы знаете, что вас ждет в этом случае? Вы уйдете ни с чем. Здесь все мое! Все! Вы забыли, у вас ничего нет, моя милая! Даже имени!!! Вы можете убраться отсюда босиком, в том, в чем пришли, в тюремной робе!
        - Да хоть голая пойду, босиком, по снегу. Без копейки, без гроша. А вы меня не пугайте, не из пугливых, за меня есть, кому постоять, а ваших жалких подарках я не нуждалась, и нуждаться никогда не буду.
        С этими словами я сорвала с пальца кольцо, которое он мне подарил, и бросила ему в лицо.
        - Я расторгаю нашу помолвку, и пусть ваши люди будут тому свидетелями!
        Я с ненавистью смотрела на своего жениха, на его некрасивое искаженное гневом лицо. Осмотрелась, выискивая пути к отступлению, или какое либо оружие, но кроме конских сбруй и уздечек в конюшне ничего не было.
        - Я выхожу замуж за другого… - я не успела договорить, князь подскочил ко мне и наотмашь ударил по лицу. У меня загудело в голове, а во рту появился соленый привкус крови. Я прижала руку к разбитой губе.
        - Прекратить немедленно! - рявкнул Потоцкий - Значит так! Я прекрасно знаю, кто прячется в этом доме, и на чью помощь вы рассчитываете и если вы хотите ему смерти, то продолжайте в том же духе!
        Я побледнела, попятилась назад и упала в мягкое сено, голова стремительно кружилась, и ноги отказывались подчиняться.
        - Неужели ты думала, что я позволю тебе добровольно сделать из меня посмешище? О нет, моя милая, за дверью комнаты, где ты прячешь этого подлеца стоят мои люди, и они растерзают его на куски стоит мне приказать. И никто меня за это не осудит. Ты этого хочешь? Он здесь один и он ранен, мои люди выпустят ему кишки как свинье на бойне!!! Если ты не поедешь со мной! А что бы исключить погоню и всякое преследование со стороны твоего любовника, ты напишешь ему записку. Напишешь, что все, что было это ложь, что ты просто его обманула из кокетства или из-за чего угодно, а теперь ты едешь к своему жениху, которого любишь, а ему желаешь счастья. Ясно? Или не важно, что ты там напишешь, главное, что бы он в это поверил, а затем мы уедем, и ты будешь дожидаться свадьбы в моем доме!
        - Я не буду этого писать.
        Я с ужасом представила, что теперь будет, как жестоко со мной разделается Николай, когда я окажусь в его власти. Но еще больше - как сильно возненавидит меня Гриша.
        Потоцкий кивнул своим людям и те пошли к выходу из конюшни, на ходу заряжая револьверы.
        - Нет, нет, я сделаю все, что вы хотите, все что хотите, прикажите им остановиться! - Я в отчаянье обхватила голову руками.
        Потоцкий махнул рукой и трое головорезов стали как вкопанные.
        - Бумагу и чернила, Яшка.
        Долговязый и худой, как щепка, слуга кинулся выполнять поручение.
        - Я буду писать прямо здесь?
        - А что ты думала я дам тебе возможность войти в дом? Нет, ты теперь ни на шаг от меня не отойдешь. А письменные принадлежности я всегда вожу с собой. Вместе с доской для письма. Иногда мне приходиться много времени проводить в седле, и я вынужден писать прямо в дороге.
        Яшка появился через несколько минут и притащил с собой все, о чем просил князь.
        «Дорогой Григорий Сергеевич, простите если обидела Вас, дав ложную надежду, но то лишь была моя Вам благодарность за то, что Вы спасли мне жизнь. Не держите зла на меня, может, не ведала что творю, но на миг мне показалось, что я могу быть с Вами. Но это лишь на миг. Я вынуждена уехать, что бы сохранить верность возлюбленному жениху моему и венчаться с ним в срок. Еще раз искренне прошу Вас простить меня. Поправляйте свое здоровье в моем имении столько, сколько потребуется, мои люди в Вашем распоряжении. Думаю и жених мой не стал бы возражать, тем более после того что Вы для меня сделали, буду рада ему о Вас поведать и о вашей чести, и благородстве. Низкий поклон Вам.
        Прощайте.
        Екатерина Павловна Соболевская».
        Дрожащей рукой подала письмо князю. И, кажется, сердце на части порвалось, кровью истекло, я буквально чувствую, как она капает внутри и обжигает глаза слезами. Тот вырвал у меня бумажку и жадно пробежался по ней глазами. Затем злобно ухмыльнулся.
        - Вы великая актриса Екатерина Павловна, от кого это в вас? Наверняка от папаши - француза, ваша маменька явно большим умом не обладала.Ты, Яшка снеси записку Марте, домоправительнице и вели передать графу,…затем нас догонишь.
        Николай больно схватил меня под локоть и потащил за собой.
        - Идемте, сударыня, нам пора, у ворот с другой стороны, нас ждет моя карета.
        Я хотела вырвать руку, но князь сжал ее еще сильнее, и девушка закусила губу от боли. Во дворе я хотела обернуться на окна дома, но князь толкнул меня вперед к карете. Я села на роскошные белые сиденья и Николай напротив. Я стиснула зубы так крепко, что стало больно, чтобы не зарыдать от отчаяния. Ну вот и все! Теперь, правда, все кончено. Никитин никогда ей больше не поверит особенно после этого письма, а через несколько недель состоится венчание с Потоцким. И тогда Гриша будет утерян для меня навсегда. События развернулись столь стремительно, что мне казалось все дурным сном ведь каких то полчаса назад я целовала моего Гришу, как оказалось на прощанье… В последний раз…..А теперь я в карете с ненавистным князем, который с триумфом смотрел на меня сидя напротив. Нет, я не заплачу, не доставлю ему такого удовольствия. Как только мне удастся остаться одной я убью себя, но этому гаду не достанусь никогда. Я с ужасом представляла себе, что меня ждет в доме князя, нисколько не сомневаясь, что все правила будут уничтожены и сегодня же ночью он предъявит свои права на меня что бы сломить мою волю.
Заставит жестоко расплатиться за свое унижение. Князь видимо прочел мои мысли.
        - Если вы думаете, что вам удастся покончить с собой, вы ошибаетесь. В моем доме на всех окнах решетки, а вас будут стеречь мои люди, так что эту глупость можете выкинуть из головы. Скоро мы поженимся, и клянусь, я сумею вас привести в чувство.
        С этими словами он достал из кармана своего камзола батистовый платочек и, смочив его водой, из фляги хотел стереть кровь с моей разбитой губы. Но я грубо и с отвращением оттолкнула его руку.
        - Напрасно ты себя так ведешь. Ведь я могу быть нежным и внимательным. Хотя брыкайся, сколько хочешь, я имею полное право принудить тебя. И не буду с тобой особо церемонится, тебе же хуже, если не хочешь по-хорошему.
        Я бросила на него взгляд полный презрения.
        - Только силой ты и можешь, по-другому, такие, как ты, не умеют.
        Князь засмеялся ей в лицо.
        - С тобой нет! А зачем мне стараться, думаю, ты уже не девственница чего ж мне нежиться с тобой? Хотя судя по ужасу на твоем лице, смею предположить, что я все еще могу быть первым.
        - Да, он не такой как вы. Но сейчас я очень об этом жалею.
        Князь метнул на меня взгляд полный злобы, казалось, он снова может меня ударить, но он сдержался.
        - Ну и глупец твой граф! Я бы на его месте воспользовался маленькой наивной дурочкой!
        - Как же я вас презираю! - Мне хотелось плюнуть ему в лицо
        - Ну и что, презирайте, сколько хотите, сегодня ночью вы будете принадлежать мне, нравится вам это или нет.
        - Ни за что, лучше смерть!
        Он снова мерзко засмеялся.
        - Вы не умрете, моя дорогая, я не позволю. Может, когда надоедите мне.
        Я отвернулась к окну. Какая теперь разница что именно с произойдет, если Гриша потерян для меня навсегда. Он никогда не поверит мне и не выслушает, да и скорей всего, когда мы встретимся, я уже буду княгиней Потоцкой. И откуда ему знать, что его жизнь стоила мне свободы.
        ГЛАВА 17
        Весь оставшийся путь я молчала, не в силах думать ни о чем другом кроме как о своей судьбе, которая изменилась так быстро и так решительно….Неожиданно полил дождь, как будто небеса плакали вместе со мной. Запахло сыростью и мокрой листвой, я всегда любила дождь, но сейчас он нагонял на меня еще большую тоску. В окне проносились деревья с желто - багряной листвой, осень полностью вступала в свои права.
        - Что будет теперь с моими слугами, с Мартой и Савелием? Тихо спросила я, так и не повернув к нему головы. Смотреть противно, рвотные спазмы к горлу подступают и хочется заорать от отчаяния.
        - Мне следовало бы их наказать за то, что помогали вам и покрывали, а не сообщили немедленно мне, продать бы их какому-нибудь проходимцу за гроши. Но я буду великодушен, они приедут к вам, но после нашей свадьбы. И, конечно же, если вы будете хорошо себя вести. А насчет вашего воздыхателя не беспокойтесь. Никто его не тронул. Пусть выздоравливает и убирается восвояси, думаю, после вашего письма это произойдет довольно быстро. Да и вряд ли он будет искать с вами встречи, после всего, что вы ему написали.
        Я вскочила, и бросилась к князю, мне безумно захотелось расцарапать ему лицо, впиться в его наглые рыбьи глаза. Он, разрушил все мои мечты, втоптал их в грязь, сломал мою жизнь, потрепал мою гордость.
        Князь силой толкнул меня на сиденье.
        - Но-но, успокойтесь, моя дикая кошечка. Не то я быстро вам обломаю ногти. Я не учтив, как ваш офицер, могу усмирить вас и кнутом тоже.
        - Вы самый подлый и самый низкий из всех людей, что я знала, вы и ваш отец! Вы негодяи! В вас нет ничего человеческого!
        - Спасибо, моя дорогая, в ваших устах это звучит как комплимент.
        Николай сжимал мою руку чуть повыше локтя и тащил меня к дому, хотя я и не сопротивлялась. Будь это при других обстоятельствах, наверняка восхитилась бы поместьем Потоцких. Все из белого камня с величественными белыми колоннами, лепкой по периметру всего здания. Такой дом не стыдно было иметь даже царю. Впрочем, когда-то так оно и было. Сам Петр Великий подарил этот дом деду Петра Потоцкого за военные подвиги. Но у меня не было желания восхищаться великолепным зданием. Это была тюрьма, в которую меня заточат на всю жизнь.
        Двое слуг в белых ливреях, с нарядными галунами вышли навстречу князю, что бы распахнуть перед ним резные двери и склониться в поклоне. Николай не обратил на них внимания и втащил меня в дом, затем грубо толкнул на середину залы прямо к своему отцу, величественно восседавшему на кушетке и курящему трубку. В зале разожгли камин, и огненные блики бросали причудливые тени на мраморный пол. Зала поражала напускным вычурным великолепием, видно было, что хозяева кичились своим богатством.
        - Здравствуй, племянник, что за грубость я вижу? Екатерина Павловна вы ужасно бледны, присядьте, а ты, мальчишка, повежливей обращайся с женщиной.
        От звука его голоса, в огромной, словно королевской, зале разнеслось эхо.
        - Повежливей, говоришь? - В этот момент весь гнев обманутого жениха выплеснулся наружу как огненная лавина.
        - Она хотела сбежать, эта дрянь! Опозорить нас, нашу семью, оставить меня рогоносцем, смыться с любовником, грязная потаскуха.
        - Колька! Не сметь так, разговаривать в этом доме и в моем присутствии. Мы не в борделе.
        - Эта..эта…дрянь, приютила в моем доме Никитина…да дядя, именно Никитина, у них, видите ли, роман, любовь, черт подери, и они решили вместе бежать. Он - забыв о долге перед родиной, а она об обещании, данном нам, о свадьбе и о нашем добром имени.
        Брови старого князя сошлись на переносице, а рука сжалась в кулак.
        - Это правда? Ответь мне, Катерина, Николай говорит правду?
        - Да, это правда. - Ответила, гордо вскинув голову - это правда, зато все, что вы сказали о Никитине, сударь это ложь, он благородный и честный дворянин и всегда служит Родине! Я не знаю кого-то честнее его!
        - Благородный говоришь? - Николай подскочил ко мне, весь красный от ярости от чего его следы от оспы стали похожи на бордовые дырки, - А я? Я спас тебя, вытащил с монастыря, с каторги, я устроил твой побег, а ты неблагодарная дрянь.
        Подонок замахнулся, что бы ударить меня.
        - Бейте, вы же благородный, вот уж не знала, что благородство заключается в том, что бы шантажом вынудить женщину на брак, и тумаками заставить покориться!
        Николай опустил руку и быстрыми шагами направился к шкафчику у камина, чтобы налить себе водки.
        Его руки тряслись, и он пролил жидкость на пол.
        Петр посмотрел на меня и поджал губы.
        - Наша экономка Анна отведет вас в комнату для гостей, все это время она будет с вами, что бы вы ни в чем не нуждались, а заодно и не наделали глупостей. Мы поговорим о вашем поведении позже. А ты, Колька, успокойся и присядь нам очень многое надо обсудить. Если посыльный не прибыл по назначению! Ты меня понимаешь?
        Николай даже не обернулся, а налил себе очередную рюмку водки.
        Князь позвонил в серебряный колокольчик, и в залу вошла женщина лет сорока. Видно, что крепостная, в белом накрахмаленном переднике и таком же белом кокошнике в волосах. В этом доме все отдавало педантизмом, а все слуги казались безмолвными и послушными, словно немыми.
        - Анна, проводи эту девушку в комнату для гостей, и оставайся рядом пока я не прикажу тебе удалиться. На нее внимания не обращай, не разговаривай. Просто следи, что бы ее светлость Екатерина Павловна себе не навредили. Отвечаешь за ее здоровье своей головой. Присматривай как за балованным ребенком. Ступайте с Анной, сударыня, и отдохните.
        ***
        Как только обе женщины удалились, князь подошел к племяннику и забрал из его рук рюмку и бутылку.
        - Успокойся, Коля, какая муха тебя укусила?
        - Какая муха? Она хотела сбежать с этим солдафоном, черт бы его побрал. А как же я? Я мечтал о ней, как дурак, покупал ей подарки, дни считал до нашей свадьбы.
        - Но она не сбежала и сейчас она здесь, с тобой в твоем доме, и скоро станет твоей женой. Не волнуйся, она перебесится. Все бабы такие. Я так понимаю, что ты больше не думаешь о вашем с ней договоре?
        - Какой к черту договор? Она будет моей. И плевать я на все хотел.
        - Вот и успокойся. Ночью награди парой тумаков, что бы посговорчивей была, а затем такой лаской, что бы искры с глаз посыпались, что бы забыла своего офицера, что б рабой твоей была. Запомни, женщины любят кнут и пряник. А теперь поговорим о более важных вещах. Значит, этот Никитин и есть пропавший посыльный? Значит, письмо по назначению не прибыло. А что если нам перенести твою свадьбу на более ранний срок? Нужно действовать быстрее, есть соображения, что именно могло быть в этом письме?
        - Даже не знаю, вряд ли кому-то известно, что именно мы планируем, скорей всего поручено просто усилить охрану или перевезти ЕГО в другое место.
        - Тогда нужно торопиться, просить ее Величество ускорить дату свадьбы, нам нужно, что бы в этот день все были у нас под носом, расслабленные и пьяные. Особенно Розумовский и Шувалов, наши люди должны следить за каждым кто будет входить в дом, а когда известие все же просочиться, ОН будет в надежном месте!
        Николай усмехнулся.
        - Это довольно неплохая идея, Мировича уже перевели в Смоленский полк, неделю назад он со своей командой отбыл в крепость, он готов и ждет наших дальнейших указаний. С ним тридцать восемь преданных нам солдат.
        Они переглянулись.
        - Я лично поеду к царице, а ты, Колька, займись своей невестой, куй железо пока горячо.
        - Я поеду к Кузнецовым, пусть пока успокоиться. Вечером с ней разберусь!
        Потоцкий младший уехал. А старший допил из рюмки и двинулся в сторону комнат для гостей. Пора приструнить маленькую гадину, что б знала свое место и какая великая честь досталась дочери беглого французского шпиона. Благо дело об этих подробностях никто не знает. А ведь он может и рассказать что дочь Соболевского вовсе ему не дочь, а так маленький ублюдок плод адюльтера с беглым французом. А у него, у Потоцкого, есть тому доказательства. Письма Дарьи, которые он когда-то выкрал у своего друга. Что и говорить компромат против лисы Соболевского совсем ему бы не помешал. А вот теперь и после смерти Павла тоже пригодиться, что бы держать его дочь в узде.
        Петр без стука вошел в комнату для гостей и от неожиданности обе женщины вскочили с кресел. Князь кивнул служанке на дверь и та бесшумно удалилась.
        - Я к вам, Катерина Павловна, разговорчик имеется.
        - Да уж как без него?
        Девушка снова села в кресло и отвернулась от гостя всем своим видом давая понять, что ей совершенно безразлично мнение старого князя.
        - А ты не ершись, я к тебе по-доброму.
        - Впрочем, как всегда.
        Их глаза встретились, и князь с удивлением отметил, что в глазах строптивой девчонки нет ни капли страха.
        - Мой племянник тебя любит, и теперь это дело не только в выгоде, а еще и в чувствах моего мальчика.
        - Конечно, он хочет недоступную игрушку, почему бы не доставить ему удовольствие любой ценой.
        - О какой цене ты говоришь! Кто ты? Ты никто! Если бы не я и не мой Колька гнить тебе в каторге безымянной ссыльной. Ты даже не дочь своего подлеца отца, а так прижитое дитя разврата от беглого шпиона. А Николай даст тебе все, бросит титул к твоим ногам, земли и богатства, у твоих детей будет имя. Неужели ты дура, не понимаешь этого? Утешь его, одари любовью, от тебя не убудет, да и Колька наш не пальцем деланый, полдвора по нему сохнут так и лезут на шею.
        - Чего бы не лезть коли не бедствуете и хоромы такие шикарные и в золоте все. Мне все равно! Мне на все плевать! Вы можете говорить что угодно! Я люблю другого!
        Катя закрыла лицо руками, что бы князь не видел ее отчаянья.
        - Ты эти глупости выкинь из головы! Твоя мать такой же глупой была. Не повторяй ее ошибок. Люби она своего мужа, как положено жене, была бы и жива и дочь от любовника на свет бы не родила. Да и ты не осталась бы сиротой. Ну, провела пару ночей с французом и забыла бы. Нет, надо было семью, и опозорить, и разрушить. И ты туда же? Люби своего лейтенанта, кто тебе запрещает, только издалека, а про мужа не забывай, и будешь кататься как сыр в масле. Я Кольку хорошо знаю, он все к твоим ногам бросит или изобьет до полусмерти, нрав у него как у деда, груб он с бабами.. А ты выбирай, что лучше ласка или побои. А то и снасильничает, за ним станется. Жаль мне тебя не смиришься - пропадешь!
        Князь подошел к ней ближе.
        - Вот смотрю на тебя. Строптивая, упрямая и такая красавица. Понимаю Кольку, будь я годков на десять помоложе и сам бы голову потерял. Ты даже не ведаешь, как высоко можешь подняться? Впрочем, тебе решать.
        ***
        Князь ушел, хлопнув дверью, не попрощавшись, а я так осталась сидеть в кресле у окна с резными решетками снаружи.
        Я хорошо понимала, что старый Потоцкий, несомненно, прав. И не будь мое сердце так отчаянно занято Никитиным, то я, несомненно, воспользовалась бы этой ситуацией. И нет… я не дура. Просто теперь себе не принадлежу. Прислушалась бы я к голосу разума, но сердце побеждало, слишком оно кровоточило, что бы думать о выгоде.
        Я услышала, как вернулась моя тюремщица Анна. Она снова села в свое кресло и принялась монотонно стучать спицами.
        - Ты! Анна! Я есть хочу! Позаботься, что бы меня покормили.
        Женщина посмотрела на нее своими небольшими глазками глазами из-под белого накрахмаленного чепчика и невозмутимо сказала.
        - Обед будет подан в два тридцать, сударыня.
        «Ах ты, мерзкая старая ведьма, ты у меня еще попляшешь»
        - А я хочу, есть сейчас. Принеси мне фрукты и воды немедленно, плевать я хотела, во сколько вы тут едите. Я голодна.
        - Мне приказали отсюда не выходить.
        - Ты наверняка знаешь кто я? Так вот, через пару недель я буду женой князя, и я именно я стану отдавать в этом доме приказания.
        Женщина даже не шелохнулась
        - Эй ты, старая корова, подними свой жирный зад и скажи князю, что я голодна, или кликни слуг.
        Служанка встала, смерила меня негодующим взглядом и позвонила в колокольчик, немедленно явилась молодая девушка в таком же чепце и фартуке.
        - Любка, поди, на кухню и принеси барыне фруктов и воды. Да и еще фрукты порежь сама, нож сюда не тащи, и столовый прибор тоже. Захвати салфеток.
        «Вот карга, догадалась видно, что я задумала» Я надеялась, что мне принесут маленький ножичек. Он бы совсем не помешал сегодня вечером, когда князь явится в мою комнату. Через пару минут мне принесли блюдо с самыми разнообразными фруктами и свежими и сушенными. Я едва прикоснулась к ним. А вот воды попила у меня жутко сушило горло. Потом прилегла на кушетку. Уже смеркалось, и нужно было отдохнуть, кто знает, что ждет меня этой ночью.
        Я проснулась внезапно, с ужасом подскочила на кушетке. Я была в комнате одна, кто-то зажег свечи и оставил ужин на подносе. Постель была застелена, а у большого круглого зеркала стоял чан с водой. Я подошла к трюмо и посмотрела на свое отражение. На меня смотрела испуганная маленькая девочка, с бледным лицом и растрепанными волосами. Вздрогнула, услышав шаги за дверью, повернулся со скрипом ключ в замке. Зажмурилась мысленно помолилась и решительно повернулась к двери, но к своему удивлению увидела Анну. Та приложила палец к губам и тихо зашла.
        - Я знаю, кто вы. Вы - Екатерина Павловна Соболевская, я хорошо знала вашу семью и хорошо знала Марту. Меня продал Потоцкому ваш батюшка, много лет назад, но я помню вас совсем маленькой. Эти золотые волосы невозможно забыть. Я такие больше ни у кого не видела.
        Я с недоумением смотрела на служанку, от былого высокомерного равнодушия не осталось и следа. И теперь она больше не казалась мне старой ведьмой.
        - Крепитесь, моя милая, вы попали в волчье логово, хотя все могло быть и хуже.
        - Куда уж хуже? Хуже уже не бывает.
        Я в отчаянье закрыла лицо руками.
        - Бывает, конечно, бывает. Я помогу вам, чем смогу. Молодой князь уже вернулся и он мертвецки пьян. А когда он пьян, то способен на все, уж вы мне поверьте, я знаю. Возьмите…
        Анна протянула мне нож…тот самый маленький для резки фруктов.
        - Это конечно не бог весть что, но вам пригодиться, если он будет зверствовать. Пусть вас Бог хранит от этого тирана.
        Я взяла спицу у служанки, а Анна перекрестила меня и ушла, снова щелкнув ключом в замке. Что ж, хоть кто-то в этом доме на моей стороне. Я спрятала ножичек в рукав платья, и едва успела это сделать, как послышались тяжелые шаги за дверью.
        В который раз заскрипел замок и от удара чьей-то ноги та с грохотом распахнулась.
        На пороге стоял Николай, чуть пошатываясь, его длинные светлые волосы были растрёпаны, а мутные глаза налились кровью, одежда была в беспорядке рубашка полностью распахнута, под ней виднелась смуглая кожа худощавого торса с впалой грудью. Выглядел он устрашающе, и я замерла от страха. Не будет мне от него пощады, япостаралась справиться с паникой. Но мне не удалось унять дрожь, я заметила в его руке плеть. Мои глаза расширились от ужаса, князь захлопнул дверь ногой и запер изнутри на ключ.
        - Ну что поговорим?! - Спросил он охрипшим голосом.
        - Поговорим! Почему бы и нет. - я старалась выглядеть спокойной.
        Он приблизился к ней и я отшатнулась. Стараясь держаться от него подальше. Запах спиртного забивался в ноздри и вызывал рвотные позывы.
        - Будешь корчить из себя недотрогу, тебе же хуже.
        Сказал Николай, угрожающе щелкнув плетью.
        - Вы можете меня избить, я в вашей власти, но тогда я вряд ли так скоро смогу выйти за вас замуж, на мне останутся следы.
        - А кто вам сказал, что я буду бить вас по лицу. Все следы можно скрыть под одеждой.
        Он оскалился и двинулся на меня.
        - Хотя мы можем этого избежать, если ты будешь посговорчивей.
        - Нет! - я попятилась назад.
        - Нет?!
        Его глаза горели огнем, безумием. Я читала в них приговор себе, хотела метнуться в другой угол комнаты, но не успела, он схватил меня за руку и дернул к себе.
        - С ним, небось, ты была посговорчивей.
        Николай требовательно сжал меня в объятиях, я хотела вырваться, но в него словно черт вселился. Князь заломил мне руку за спину, и впился губами в мои губы, я сильно его укусила. Но обезумевшего жениха это не остановило, он продолжал с остервенением целовать, грубо и жадно. Я чувствовала во рту привкус его крови и меня выворачивало от отвращения и тошноты. Я поняла, что он настолько возбужден и обозлен что его сейчас ничто не остановит разве что….
        Изловчилась, сильно толкнула его в грудь и быстрым движением достала нож из рукава и приставила к своему горлу.
        - Одно движение, князь, и я убью себя, клянусь!
        Он вначале не обратил внимание, снова попытался схватить, но я сильнее надавила острием на горло ровно настолько, что показалась кровь
        - Мне нечего терять, я уже все потеряла. Я убью себя сейчас же, если вы не оставите меня.
        Князь, казалось, немного протрезвел и отступил, он с недоумением смотрел на меня.
        - Вы мне отвратительны, омерзительны настолько, что я готова умереть лишь бы вы снова ко мне не прикоснулись.
        Николай стоял в полной нерешительности. Его руки опустились. Он смотрел на меня и в его взгляде, наконец, появилась осмысленность, он протрезвел окончательно.
        - Хорошо…успокойтесь я вас не трону.
        Он сделал шаг в мою сторону.
        - Не приближайтесь!
        - Я не приближаюсь. Я все понял, вы презираете меня, я вам противен. Но вам придется рано или поздно смириться с моим присутствием, вы станете моей женой всего лишь через пару недель. А если покончите с собой, что станет с вашей Мартой и Савелием, кому нужны ваши старые слуги, неужели вы бросите их на произвол судьбы? Я так не думаю.
        - Ни шагу…
        - Я не приближаюсь. Успокойтесь. Я не хочу вашей смерти. Неужели вы не понимаете, что за вашу любовь я готов душу дьяволу продать? Что я мечтаю о вас с той самой первой минуты, как только увидел. Я буду за вас бороться, я не сдамся и никому вас не уступлю. И вы станете моей женой, нравится вам это или нет. Пусть это займет чуть больше времени. Вы сделали из меня ревнивца и безумца, я даже готов пойти на убийство.
        - Уходите. Мы поговорим с вами завтра, когда вы протрезвеете, и оставьте мне ключи от комнаты.
        - Я пришлю к вам Анну.
        Я убрала руку с ножом от своего горла, Николай больше не был мне страшен.
        Просто в нем горел тот же безумный огонь, что и во мне. Он любил меня и в этом я больше не сомневалась.
        - Мне нужно время, князь, может вы, и привыкли вести себя с женщинами иначе, но не со мной. Дайте мне время или отпустите.
        - Отпустить?…Я дам вам время, Екатерина Павловна, столько времени, сколько нужно, но не отпущу так и знайте.
        Он ушел и не запер за собой дверь. Впрочем, этого можно было не делать, с самого начала я бы больше не смогла вернуться в тот дом, да и расторгнуть помолвку с Потоцким без покровительства Гриши тоже не могла.
        Я с шумом выдохнула. Ноги тряслись от напряжения. Но я выиграла это сражение, не стоит, конечно, расслабляться, но сегодня все же победила. С Потоцким нужно быть очень осторожной, он ужасно непредсказуем и опасен. Как долго мне удастся его сдерживать одному богу известно.
        Дверь тихонько отворилась, и Анна зашла в комнату. Я бросилась к ней как к своему спасенью и расплакалась. Впервые за все это время.
        - Он не обидел вас, сударыня?
        - Нет, твоя спица мне помогла, но надолго ли?
        - Утрите слезы мне нужно вам рассказать что-то очень важное. Я слышала как они говорили между собой, про того мужчину с которым вы хотели сбежать. Он важный гонец, бумаги вез какие-то. При вашем венчании что-то должно случиться. Не иначе как тут пахнет заговором, задумали они что-то. Только что не знаю.
        Чтож вполне возможно, что помимо всего прочего вокруг меня завязалась политическая интрига. Грише угрожала опасность, я это еще тогда поняла, когда отряд черных всадников рыскал по моему саду. Но как все это может быть связано с моей свадьбой я понять не могла. Да от политики я была слишком далека. Значит я просто пешка в чье-то игре, и дело было даже не просто в моих землях. Но в чьей игре? Что затеял этот старый лис Потоцкий, а в том, что это его затея я даже не сомневалась.
        Что ж в любом случае я на стороне Гриши. И нужно его предупредить пусть уезжает из дома на озере.
        - Анна, милая, помоги мне я напишу письмо, найди гонца, который сможет доставить его в дом на озере. То, что ты мне рассказала очень важно для одного человека, возможно это может стоить ему жизни. Он должен знать, что ему угрожает опасность.
        - Да вы влюблены, моя деточка, вон как глазки заблестели и щечки разрумянились. Я сделаю, что вы просите, пишите письмо, я сейчас же сына Семена пошлю в дом на озере.
        Я сжала руки служанки в своих. Как же иногда бывает, что помощь приходит оттуда, откуда ее совсем не ждешь.
        - Как мне благодарить тебя? У меня пока что ничего нет, но я..
        - Старой Марте я много чем обязана, так что ничего мне не нужно, может когда-нибудь…. Я принесу вам бумагу и чернила.
        ГЛАВА 18
        Утром погода изменилась, солнце сияло и нежно грело, багряные листья сверкали хрустальными каплями росы. Я тоскливо посмотрела на дорожки в княжеском саду, усыпанные опавшими листьями. Стало невыносимо на душе, мерзко. Я посмотрела на молоденькую прислужницу, которая держала на вытянутых руках наряд.
        Я сбросила ночное одеяние, и с помощью служанки облачилась в принесенный ею наряд. Села у зеркала, но даже не посмотрела на свое отражение. Какая теперь разница как я выгляжу. Чем хуже, тем лучше. Но восторженные щебетания молоденькой прислужницы говорили об обратном. Варя расчесывала черепаховым гребнем мои золотые локоны, неустанно восхваляя их необычную красоту. Наконец туалет был окончен, и я спустилась к завтраку в столовую. Стол, застланный кружевной белой скатертью, ломился от разных кушаний. Булочки. Блинчики, творожники, чашечки с вареньем и вазочки с медом. Посреди стола дымился клубами пара нарядный самовар.
        Отец и сын уже начали завтракать, Петр Владимирович пил чай и читал книгу, а Николай смотрел на пустую тарелку и нервно постукивал по фаянсу кончиком серебряного ножа. Этим утром он совершенно не походил на пьяного безумца, каким явился мне вчера ночью. Князь был аккуратно причесан, тщательно побрит и одет в дорогой бархатный зеленый камзол с белоснежным жабо и такими же лацканами. Он мог бы быть хорош собой, но презрительная складка у рта, следы от перенесенной оспы и рыбьи глаза портили всю картину.
        Николай вежливо встал из-за стола и направился ко мне, чтобы поприветствовать. Его глаза горели восхищением.
        Старый князь оторвался от чтения и заметил:
        - Вам очень идет голубой цвет, дитя мое - он снова уткнулся в книгу и продолжил - надеюсь, вы пришли в себя? Судя по- вашему выражению лица, то скорей всего да. Вот и хорошо, потому что завтра вы приглашены самой царицей, вы и ваш жених, ее Величество желает познакомиться с вами. Я очень надеюсь, что вы будете вести себя надлежащим образом.
        - У меня для вас сюрприз - сказал Николай и поднес обе мои руки к своим губам - я хочу, что бы вы меня простили!
        Князь на минуту выпустил мои запястья, он хлопнул в ладоши, и дверь залы распахнулась, в комнату зашло бессчетное количество слуг, у каждого в руках корзина с алыми розами.
        - Вы простите меня за мою грубость, сударыня? - Николай поцеловал мои холодные пальцы и с надеждой посмотрел мне в глаза.
        - Да, - кивнула - о, боже, где вы достали столько цветов?! - Воскликнула и достала из корзины благоухающий бутон, поднесла к лицу. С Самого детства я любила цветы у нас в усадьбе была целая оранжерея и три садовника. Что там теперь происходит? Кто знает…Невыносимо захотелось домой, а потом обожгло сознание пониманием, что дома у меня нет. Отец никогда не считал меня своей.
        - Утром ездил в лавку цветочника и скупил все розы. - Самодовольно сказал князь и подставил мне локоть, что бы проводить к столу.
        Я недоумевала, откуда такие перемены, Николай с утра словно стал другим человеком. Что ж его нынешнее обличье нравилось мне куда больше.
        Я думала о предстоящей встрече с императрицей, неужели придется изображать из себя влюбленную, после того как все мои мечты так жестоко рухнули, мне совершенно не хотелось играть в игры Потоцких. Но, тем не менее, ужасно хотелось побывать при дворе, увидеть царицу…Если бы поговорить с ней, все рассказать! Господи, кто бы мог подумать, что я, поеду на встречу с самой государыней. Я, которая еще вчера прятала в дырявый карман арестантской робы ломоть хлеба, чтобы поделиться им с голодными товарками, которые могли поубивать друг друга за жемчуг с моего платья.
        ***
        УЗНИК ШЛИССЕЛЬБУРГСКОЙ КРЕПОСТИ
        Комендант Шлиссельбургской крепости, Алексей Федотович Бередников, молча, читал послание от графа Разумовского, на его суровом лице не дрогнул ни один мускул. Дочитав письмо до конца, комендант удовлетворенно хмыкнул и бросил бумагу в огонь очага.
        - Афанасий!
        В дверях тут же показался один из охранников.
        - Власьева и Чекина ко мне, живо! Скомандовал он.
        Бередников бросил тревожный взгляд на молодого унтер-офицера, доставившего секретное послание. Тот сидел в кресле, вытянув длинные ноги в грязных ботфортах, с таким слоем пыли, словно молодой человек проскакал тысячу верст. Офицер спал, под его глазами залегли синие круги, осунувшееся лицо отдавало неестественной бледностью. Правая рука забинтована, левая покоится на эфесе шпаги. Зеленый мундир лейтенанта, покрыт пылью и грязью, как и сапоги, с левой стороны засохшее кровавое пятно. Никитин видимо попал в серьезную переделку по дороге на остров. На письме, которое сжег Бередников, были пятна крови.
        В кабинет коменданта зашли капитан Власьев и поручик Чекин, отдали честь, бросили взгляд на спящего гонца, тот даже не шелохнулся.
        - Есть подозрения, господа, что нашего узника могут попытаться выкрасть. Поступили новые инструкции, при малейшем подозрении перевести ЕГО обратно в Холмогоры, при явной угрозе, избавиться от него навечно.
        Оба офицера молча, кивнули.
        - А пока что усилить охрану. Прибыл Мирович со своими офицерами, пусть несут караул. Отвечает за них лично Шубин. А ты, Власьев, проследишь, что б ни одна мышь тут без моего ведома, не пробежала. Все хранить в строгой тайне, за узника головой отвечаешь! Вы свободны, господа, графа Никитина отдаю на вашу заботу, напоить, накормить и предоставить удобства. Все свободны!
        ***
        Я проснулся от приятного тепла, разлившегося по изнуренному телу. Я лежал на походной койке, стоящей подле зажженного камина. Кто-то заботливо укрыл меня тулупом. Совсем рядом я услышал мужские голоса и повернул голову. За старым деревянным столом сидели два офицера и громко беседовали. Посредине стола возвышалась бутыль с водкой, на тарелках закуска, вареный в картофель, соленые огурцы и куски солонины.
        Я пошевелился и тихо застонал, раны пронзительно болели.
        Мужчины обернулись.
        - Ну как, вы, ваша светлость? Выспались?
        - Жить буду! - усмехнулся - Рюмочку нальете?
        - А то, как же, айда, к нам!
        Я с трудом встал, рана в боку не давала мне полностью выпрямиться, предательски дрожали колени, и кружилась голова. Один из офицеров подвинул мне стул. Я сел и болезненно поморщился.
        - Антон Петрович Чекин - поручик! - Худощавый мужчина, лет тридцати протянул Сергею руку, тот с радостью ее пожал
        - Никитин Григорий Сергеевич - унтер-лейтенант! - представился я.
        - Власьев Федор Константинович -капитан. Добро пожаловать, моряк, к нам на сушу!
        Капитан заботливо подвинул тарелку с закуской ко мне, налил водку и подал рюмку.
        - Ну, давайте, за государыню нашу!
        Мужчины встали и залпом осушили рюмки. Сели обратно, было видно, что оба офицера уже навеселе.
        - Слыхал, Антон, вчера Иван выкинул очередной фортель. После того как я отказался называть его «Высочеством» порезал руки осколками фаянсовой посуды. Теперь подаем только жестяную.
        Я в недоумении посмотрел на капитана Власьева «Высочество? О ком это они?»
        - К чему весь этот цирк? Усилить охрану? Да кому он нужен этот сумасшедший? Можно подумать в таком состоянии он может взойти на трон.
        Я насторожился, при мне явно обсуждали нечто, не предназначенное для моих ушей. Но пьяные мужчины уже потеряли бдительность. А может просто не подозревали, что мне ничего не известно.
        - Тут ты не прав, Антон, полоумного Иоанна очень легко использовать в своих целях.
        «Иоанна? Не сын ли это опальной Анны Леопольдовны?»
        - Как думаете, граф, реально существует угроза заговора?
        Я смутно понимал, о чем речь, и туманно ответил:
        - Заговоры плетутся всегда, так что нужно быть начеку.
        - Но кому это нужно безумного принца возводить на престол? Он и страной-то управлять не сможет, с детства по темницам с матушкой своей тынялся.
        «Значит Иоанн Четвертый, я не ошибся, а тут и правда попахивает заговором. Кому-то может быть выгодно, сделать его пешкой в своей игре»
        - А зачем ему управлять страной? - Продолжал рассуждать Федор - За него это сделают другие.
        - Ты понял, что имел в виду Бередников? Если что его придется убить. Черт, я не могу умертвить наследного принца, тем более этого несчастного.
        - Наследный принц - это Павел Петрович, и уж не как ни этот.…Хватит об этом, давай еще по рюмочке, а то загремишь с твоими речами в соседнюю камеру!
        В это момент в комнату зашел еще один офицер, подпоручик Смоленского пехотного полка Василий Яковлевич Мирович, бедный дворянин-украинец, родители которого потеряли свои поместья из-за приверженности Мазепе. Мирович был молод и довольно хорош собой. Мужчины сдержанно его приветствовали, налили выпивку и поделились закуской. Василий зыркнул на лейтенанта своими темными маленькими глазками, рюмку едва пригубил, представился. Надолго Мирович не задержался. Уточнил, чей отряд сегодня в карауле, и удалился, еще раз смирив меня взглядом полным любопытства. Я готов был поклясться, что эта скользкая бестия осталась подслушивать под дверью.
        - Не нравиться он мне, скользкий тип. - Заметил Федор. - Появился здесь, месяц назад и давай права качать. Говорят, прибыл с рекомендациями, а сам гол как сокол, выслужиться пытается, что б земли свои вернуть.
        Я взглядом дал понять, что бы Федор умолк, Мирович притаился за дверью, и когда мужчины замолчали, постоял еще немного и тихо удалился, тень от его сапог промелькнула в дверном проеме.
        Я попрощался с офицерами, Власьев проводил меня в отведенные для покои. Темницу, хорошо обустроенную, но сырую и холодную, с решетками на маленьких оконцах под потолком. Мы попрощались, пожали друг другу руки. Утром мне предстояла долгая дорога в Санкт-Петербург. Во внутреннем кармане мундира, лежали два приказа о назначении, подписанные ее Величеством, которые я передам Спиридову. Уже несколько месяцев не видел ни брата, ни друга. А мне так много хотелось им рассказать. С Глебом, так надолго, я еще никогда не разлучался.
        Снял мундир, повесил на спинку старого деревянного стула, из кармана выпал лист бумаги сложенный вчетверо. Я вздрогнул, вспомнил как Марта, экономка Екатерины Павловны, передала мне эту записку. Тогда я даже не удосужился ее прочесть, подавив желание бросить в огонь, сунул в карман мундира. Теперь рука сама потянулась за листком. Я быстро развернул его и пробежался глазами:
        «Григорий Сергеевич, я знаю, что вам не захочется читать что-либо написанное мною, но я все иже надеюсь на то, что вы прочтете. Вам грозит опасность, немедленно уезжайте из этого дома, мой будущий муж и свекор затеяли нечто ужасное. Я думаю, они ведут некую политическую игру и вы в ней замешаны. Я ничего не знаю кроме того, что вас попытаются убить. Умоляю, вас, бегите!»
        Я прочитал записку несколько раз, но так ничего и не понял. Зачем Потоцкому меня убивать? Ведь не я счастливый соперник, а наоборот, и при чем тут политическая игра? Я вспомнил, как получил ее первое послание, передо мной словно пропасть разверзлась. Не поверил своим глазам. Я перечитывал проклятый клочок бумаги раз за разом пока его смысл, наконец, не стал мне понятен. Я вспомнил, как закрыл глаза и сжал послание в железном кулаке, безжалостно скомкав.
        - Дрянь! - прошептал сквозь зубы, - подлая, лживая дрянь! - посмотрел на Марту, которая трепала уголок своего передника не в силах промолвить ни слова - Неужели такая ангельская внешность скрывает дьявольскую душу и черное сердце? Кто родил эту суку? Откуда столько гнили и продажности?
        Женщина молчала.
        - Что ты молчишь? Ты воспитала эту маленькую гадину! Когда-нибудь она предаст и тебя!
        - Когда-нибудь, вы, сударь, пожалеете о том, что сказали сейчас, иногда мы поступаем вопреки велению сердца! Кто знает может она жизнь вам спасла.
        - У нее нет сердца! Вместо него огромная черная дыра! А я безумец, так мне и надо, поверил ей! Во второй раз она обвела меня вокруг пальца. Поди, прочь! Вели собирать мои вещи! Оставь меня одного!
        Воспоминания причиняли боль, я порвал записку на мелкие кусочки, излив на нее всю свою ненависть. Больше я не стану игрушкой этой золотоволосой твари, которая выставила меня посмешищем и глупцом. Еще никогда меня не отвергали столь унизительно. Как же ловко она обвела вокруг пальца! Зачем только разыграла весь этот спектакль? Зачем льнула ко мне всем телом? Зачем так жарко целовала? Зачем говорила о любви? Я вспомнил бархатистую кожу, шелковистые пряди волос, аромат ее прерывистого дыхания и сжал до боли кулаки. Сел на койку и громко застонал, на мгновенье острая физическая боль вырвала меня из пучины воспоминаний, через повязку на ребрах, просочилась кровь. Я медленно лег на постель и едва сомкнув веки, провалился в тревожный сон.
        Меня разбудили душераздирающие крики снизу, я поднялся на постели, крики не утихали. Быстро накинул мундир и, взяв огарок свечи со стола вышел из комнаты, прихватив шпагу. Бросился вниз по каменной лестнице, утопающей в сырости и полумраке, мимо ноги прошмыгнула крыса. Я прислушался - кто-то жалобно стонал внизу и звал на помощь, из темноты выступила фигура и преградила ему дорогу. Я узнал Мировича.
        - Дальше нельзя!
        - Что здесь, черт подери, происходит? - спросил, даже не думая отступать. Снизу истошно закричали, и граф успел разобрать слова "я не откажусь от своего титула, не откажусь от матушки, я наследный принц… вам меня не сломить...."
        - Не вашего ума дела, лейтенант, меньше знаете, дольше проживете! - нагло ответил поручик.
        - Не сильно ли сказано, сударь? Кто знает, кто из нас сколько проживет! Но я могу позаботиться о том, чтобы укоротить ваш век на пару десятков лет!
        - А у меня приказ никого не пропускать! Так что убирайтесь по-добру по - здорову! Не то….
        - Не то что? - моя рука легла на холодный эфес шпаги.
        - Не то я буду вынужден вас арестовать, имею полномочия приказом ее Величества.
        Снизу послышалась возня, и крики внезапно стихли, я с ненавистью посмотрел на Василия.
        - У меня приказ, - продолжил он - и вы обязаны подчиниться!
        Я сделал шаг назад, но уходить не торопился, прикидывал, что если завяжется драка с поручиком, хватит ли мне сил победить наглеца. Рана болела так пронзительно, что я усомнился в своих силах, попробовал успокоиться. Арест мне был сейчас ни к чему.
        - Я подчиняюсь, а вы попридержите язык, чтоб вам его не укоротили! В следующий раз я не буду с вами церемониться!
        Мирович ухмыльнулся.
        - Это я не буду церемониться с вами в следующий раз!
        Наглость этой сухопутной крысы не на шутку разозлила. От всплеска адреналина даже боль стала утихать.
        - Зачем долго ждать? Сегодня утром я могу быть к вашим услугам! - отчеканил и пристально посмотрел на Мировича.
        - Я при исполнении, лейтенант, и вызов ваш принять не смогу, я с удовольствием убью вас при других обстоятельствах! - Мирович продолжал улыбаться, явно осознавая свое превосходство перед бледным, сгорбившимся от боли офицером. Да, я представлял как могу выглядеть со стороны, но раны не помешают мне сделать несколько дырок в этом самоуверенном ублюдке.
        - Зачем же так долго ждать, я с радостью удовлетворю ваше желание намного раньше, прямо сейчас.
        Я выдернул шпагу из ножен, и в этот момент раздался топот шагов, по лестнице поднялся комендант и Власьев.
        - Прекратить! - гаркнул Бередников - В моей крепости дуэлей не будет, Мирович, марш в караул! Вас заменит Чекин, а вы, сударь, идите к себе! На рассвете можете ехать! Вы свою миссию выполнили! Федор, проводи его светлость.
        Власьев пошел за мной и по дороге рассказал, что Мировича здесь не любят, даже комендант его не жалует, и посоветовал не связываться с поручиком. Я избавился от капитана, сославшись на усталость, с трудом доковылял до койки, но уснуть так и не смог. Мне не давали покоя, мысли о криках несчастного принца, запертого в четырех стенах. Только сейчас я понял, какая страшная тайна мне открылась, какими могут быть последствия, если наследного принца выкрадут. Эта информация могла стоить жизни. Значит принц Иоанн жив, и кому-то это хорошо известно, кому-то, кто может этим воспользоваться. Нужно немедленно уезжать из этого места, пока комендант не узнал, о том, что его офицеры проговорились, не то один из казематов этого каменного мешка, может стать мне последним прибежищем.
        Как только взошло солнце, я отправился обратно в Санкт-Петербург.
        ГЛАВА 19
        Спиридов нервно ходил по библиотеке и курил трубку, только что прибыл гонец от Румянцева. Турки объединились с Крым-Гереем и напали, крымское войско дошло до Бахмута, и было отброшено полками Петра Румянцева. В Турции арестовали русского посла Обрескова, таким образом, Турция объявила России войну. Наступали тяжелые времена, от учений нужно переходить к боям. Спиридов посмотрел на гонца, тот стоял по стойке смирн», и ждал распоряжений генерала.
        - Много потерь? - Хмуро спросил Спиридов
        - Много, Ваша Честь!
        - Свободен!
        Гонец откланялся, а генерал в задумчивости посмотрел в окно, с удивлением заметил первые хлопья снега, одинокие редкие снежинки бились о стекло и тут же таяли. В дверь громко постучали.
        - Ну, кто там еще? - недовольно буркнул Спиридов, он думал о ребятах, с которыми придется расстаться из-за начавшейся войны.
        - Капитан Никитин, Ваша Честь, можно войти?
        - Проходи, Глеб, вольно! С чем пожаловал? - Спиридов хмуро смотрел на парня. «Мои ж вы соколы, вот и кончилась ваша мирная жизнь».
        - Брат мой приехал, приказ привез!
        - Гришка? - Глаза генерала радостно заблестели - Где он, прохвост эдакий, почему сам не принес?
        - Ранен он, Ваша честь, рухнул без сознания перед воротами.
        - Вели сюда нести! Где он?
        - В казарме.
        Спиридов приказал принести раненного офицера к себе в покои и вызвать фельдшера.
        Через несколько минут в личные покои генерала, на широком плаще, внесли лейтенанта. Молодой офицер был без сознания, мундир распахнут, а белая рубашка пропиталась кровью. Спиридов склонился над графом, прощупал пульс, промокнул капли пота на его лбу.
        Фельдшер появился спустя несколько минут и приказал всем расступиться. Он разорвал на юноше рубашку, срезал бинты и осмотрел рану. Недовольно покачал головой. Поднял веко Сергея, посмотрел на зрачки.
        - Ну, кто ж с такими ранами верхом ездит? Швы разошлись, хоть и наложили их умело, придется заштопать по новой.
        - Жить будет? Озабоченно спросил генерал
        - Еще как! - усмехнулся доктор - зашьем, и будет как новенький. Пару дней хорошего отдыха, обильное питье и еда, а потом хоть на бал.
        «Или на войну» - мрачно подумал Спиридов.
        - А теперь оставьте нас, у меня много работы.
        ***
        Казанский собор величественно возвышался над другими зданиями, блестящие купола, с четырех конечным крестом посередине. Основание куполов с прорезными окнами и пилястрами. Весь храм украшен барельефами и колоннами из пудожского камня с желтоватым оттенком.
        В храме венчались лишь царствующие особы. Собор изысканно украсили и приготовили к таинству венчания. Народу собралась тьма-тьмущая. Как же, сама царица будет присутствовать на празднестве, которое она любезно разрешила провести в храме, где несколько лет назад принимала присягу. Венчание, блядь! Которое я не мог пропустить! Мне хотелось посмотреть на нее! Посмотреть ей в глаза, когда она будет произносить клятвы перед алтарем. А еще хотелось, чтобы боль от ее предательства выжгла во мне все эмоции, выжгла это отравляющее чувство, которое не давало жить и дышать!
        Я бросил взгляд на разношерстную толпу, сдерживаемую колонной солдат, одетых в парадную форму. Потом посмотрел на брата, стоящего от меня по правую руку, затем на Волкова слева, разодетого в кричащий красный камзол. Тот недовольно хмыкнул.
        - За что такая честь этому прохвосту? - Проворчал Васька и поправил шляпу с большим страусиным пером, которое то и дело лезло ему в глаза. Посмотрел на друга и нахмурился. Я только недавно оправился от ран. Знаю, что похож на призрака - бледный исхудавший, с горящими нездоровым блеском глазами. Только не надо на меня смотреть с жалостью. Хотя конечно Волков не посмел бы выразить своих эмоций вслух, зная что это меня оскорбит. И брат, и друг знали, что это венчание причиняет мне неимоверные страдания, по сравнению с которыми физическая боль - ничто.
        Насрать на празднество. Я оделся во все черное. Теперь, словно ворона выделялся на фоне толпы. Утром посмотрел на себя в зеркало и не узнал. Лицо, словно застывшая каменная маска, без эмоций, лишь черные глаза живут своей жизнью.
        Черт…как бы удержать себя в руках и не сорваться. Не превратить этот гребаный праздник в кровавое пиршество и не убить проклятого жениха? Я доведен до отчаянья, готов на любые безумства. Надеюсь, мои друзья сдержат меня и я не наброшусь на Потоцкого, чтобы вырвать ему сердце голыми руками.
        Люди зароптали, затем закричали, заулюлюкали, приближался свадебный кортеж. Четверка белоснежных скакунов, бренчала колокольчиками и отбивала подковами, по каменной мостовой. Красивые головы благородных животных украшали султанчики, спины покрыты золотой сбруей. Первой прибыла карета жениха.
        Потоцкий спрыгнул с подножки с помощью своего лакея и осмотрел толпу торжествующим взглядом победителя. Разодетый в белый кафтан, вышитый золотыми нитями, на голове парадный парик, напудренный и начесанный по моде. Женщины восхищенно ахали и охали. То ли деланно, то ли и правда были в восторге. Потоцкий слыл тем еще ловеласом. Блондин, хорошо сложен, со смазливым немного женским лицом, которое слегка портят следы от оспы. Но он знатен и богат, а золото ничем не испортишь. Мечта любой женщины стать княгиней Потоцкой и они не скрывали своего благоговения. Но глаза князя были устремлены в сторону кареты невесты, которая приближалась, извещая всех веселым позвякиванием золотых колокольчиков.
        Я повернул голову в строну приближающегося экипажа, сердце замерло, пропустило несколько ударов. Наверное я побледнел еще больше, предчувствуя пронзительную боль, которую причинит мне встреча с изменницей. Меня отвлек Глеб. Он указал на княжну Завадскую, приближавшуюся к нам царственной походкой павы. Она вовсе не скрывала, что направляется в нашу сторону. Я с досадой посмотрел на девушку, несомненно, при других обстоятельствах я бы не упустил возможности приударить за эксцентричной красавицей, но сейчас не был готов к обмену любезностями. Мне захотелось, что бы настырная княжна прошла мимо. Волков тихо улюлюкнул и причмокнул губами. В тайне они подсмеивались надо мной из-за преследования этой соблазнительницы. Завадская и на этот раз всех удивила, явилась на свадьбу в ярко-алом платье, заведомо зная, что привлечет своим нарядом всеобщее внимание. Ловкая стратегия, затмить невесту, разве сравнится белый с красным? Ее темно каштановые, завитые по-моде волосы обрамляли хорошенькое личико аккуратными кудряшками, зеленые глаза сияли под гордо изогнутыми дугами бровей. Девушка приблизилась к нам и мы
по очереди галантно поцеловали протянутую нам изящную ручку в алой перчатке. Красавица бросила на меня томный взгляд. Ее щеки вспыхнули, когда я сделал комплимент ее наряду. Она осведомилась, о том, где так долго я отсутствовал. Обменялась любезностями с Василием и Глебом.
        Но тут всеобщее внимание привлекла невеста, которую приветствовали громкими криками. Я тут же забыл о княжне, алое платье не помогло Татьяне Завадской, мужские взоры были прикованы к другой красавице, рты раскрыты в немом восторге.
        Даже женщины не могли скрыть своего восхищения, в котором, несомненно, присутствовала и доля зависти. На девушке было роскошное подвенечное платье, расшитое выпуклыми розами, каждый бутончик результат кропотливой работы самых дорогих портних города. Открытый лиф, усыпанный мелкими драгоценными каменьями, обнажал алебастровые плечи, тонкие руки затянуты в белые перчатки, так же усыпанные мелкой россыпью каменьев. Великолепные золотые волосы намеренно оставили распущенными, и вплели крупный жемчуг, локоны сверкали на солнце, переливались, блестели, горели, вызывая всеобщий восторг. Маленькую головку украсил венок из белоснежных роз, длинная белая фата, символ любой свадьбы, вилась, словно облако на ветру. Невеста в нерешительности окинула толпу испуганным взглядом, осмотрела лица, словно кого-то искала, натянуто улыбнулась, повернулась к жениху, который замерев от восхищения, пожирал девушку горящими глазами. В толпе зашептались, до меня донеслись лишь обрывки фраз: «влюбленные», «редкая красавица», «пылают страстью». Я помрачнел еще больше, не в силах дальше скрывать эмоции, отвернулся от
счастливой парочки. Жених с невестой и вся брачная процессия последовали к воротам храма. Белая фата новобрачной длинным шлейфом потянулась по мостовой, усыпанной опавшими желтыми листьями. Появилась карета императрицы, в воздух полетели шапки, толпа загудела, ожила словно улей. Про венчание на время забыли, и только я смотрел вслед этой наглой, лживой суке и понимал, что переоценил себя. Нужно было не приходить сюда. Завадская с досадой смотрела на меня, от ее любопытных глаз не скрылось мое настроение. Она надменно сказала:
        - Мне не по душе вся эта церемония. Сплошной фарс. И откуда только взялась эта княжна. Никогда о ней не слышала, где только Потоцкий ее выискал в какой подворотне? Поверьте если бы не ее Величество, меня бы тут не было, да и многих из гостей тоже.
        Мне не захотелось и дальше развивать эту тему, тем более друг с братом последовали в собор.
        - Вы неотразимы сегодня, Татьяна Николаевна, впрочем, как и всегда, но сегодня даже больше.
        Я снова поцеловал ей руку, щеки Завадской зарделись, вспыхнули румянцем.
        - Спасибо, граф, но, похоже, именно сегодня, кроме вас этого никто не заметил. Все мужчины заняты созерцанием княжны Соболевской. Новая женщина при дворе, все лавры ей.
        - Красота физическая, далеко не всегда означает красоту душевную - я мрачно усмехнулся.
        - Мне кажется, что этот брак один из немногих, что заключается по любви. Вы слышали их историю? Это просто поразительно….
        Княжна затронула больную тему, и я не совсем вежливо ее прервал.
        - Да слышал, простите. Но я должен следовать за моими друзьями, вынужден откланяться. Не хочу пропустить церемонию.
        Поклонился и быстрым шагом направился к воротам.
        ***
        Татьяна Завадская долго смотрела вслед удаляющемуся мужчине, на ее лице отразилось разочарование. Девушка сжала руки в кулаки и закусила нижнюю губку
        - Ничего, моряк, - процедила она сквозь зубы - придет время, и ты станешь моим! Вот увидишь!
        ***
        Я медленно продвигался между гостями в первые ряды. Отец Михаил уже читал священное писание, стоя перед новобрачными. Я не мог устоять перед искушением увидеть лицо проклятой лживой дряни, посмотреть в ее лживые глаза, услышать священные клятвы, которые будут произносить уста, которые так страстно меня целовали всего несколько недель тому назад. Уста, которые шептали мне слова любви. Я с трудом, настойчиво пробился сквозь толпу и стал в первом ряду неподалеку от невесты. Мне был виден ее аккуратный профиль с маленьким курносым носиком и остреньким, упрямым подбородком. Уголки ее губ подрагивали, казалось, что она вот-вот расплачется. Несомненно, то будут слезы счастья. Жених надел на палец княжны обручальное кольцо, заботливо поднесенное им на бархатной подушке лакеем, настала очередь невесты, дрожащими пальцами она взяла перстень поднесла к руке жениха, хотела надеть, но кольцо выскользнуло из рук и со звоном покатилось по каменному полу. Народ замер, тихо ахнули гости. А злополучный перстень все катился, провожаемый испуганными взглядами пока не остановился у моих, черт бы его разодрал, ног.
        - Плохая примета… - пронесся шепот среди гостей.
        Под ропот толпы невеста бросилась поднимать кольцо, но я опередил ее, когда девушка, наклонилась, поднял его с пола и протянул ей на раскрытой ладони. Катя подняла голову и наши взгляды встретились. Я мрачно улыбнулся, сердце забилось с такой адской болью, что стало трудно дышать. Какая горькая ирония, подать ей чужое кольцо. Той, кого я мечтал назвать своей. Девушка побледнела, ее губы зашевелились, словно она хотела что-то сказать, в глазах притаилось отчаянье, дрожащей рукой она взяла перстень. Еще раз посмотрела на меня и вернулась к жениху, который сверлил ее гневным взглядом. В этот раз княжне удалось надеть кольцо на безымянный палец Николая. Тогда священник взял два гладких венца, сверкающих позолотой, дал поцеловать новобрачным, возложил венки на их головы и снова начал читать молитвы. Он соединил правые руки молодых провел их по храму троекратно. Потом взял чашу с вином и дал испить жениху с невестой.
        Я закрыл глаза, когда отчетливо услышал ее проклятое тихое «да», а затем отец Михаил провозгласил Екатерину и Николая мужем и женой. Наверное я скривился как от боли, меня буквально сгибало пополам. Кто-то ободряюще похлопал меня по плечу. Я обернулся, сцепил зубы, всем усилием воли, стараясь держать себя в руках. Василий с Глебом стояли позади меня, но я совсем забыл об их присутствии. Они смотрели на меня с искренним сочувствием. Люди весело закричали, захлопали в ладоши, а я сжал руки в кулаки с такой силой, что ногти впились в кожу. Потоцкий целовал свою жену на глазах у ликующих гостей. Мысль о том, что этой ночью он будет ласкать ее тело, была просто невыносимой.
        Я сейчас не выдержу, я убью его! Его и ее! Нужно немедленно убираться отсюда!
        - Держи себя в руках! - прошептал брат - Ни одна женщина этого не стоит, тем более та, которая не любит тебя!
        Все бросились поздравлять молодых, а друзья потащили меня к выходу. На свежий воздух. «Все кончено» пульсировало у меня в голове, так безжалостно и жестоко. Бляяядь! Чужая жена! Не моя! До последнего момента я надеялся на чудо. Вдруг невеста передумает или что-то им помешает, но этого не произошло, и мне придется терпеть этот ад до самого вечера. Смотреть на них и сгорать на медленном огне жгучей ревности.
        - Давай сбежим! - Голос Волкова вывел его из оцепенения. Я отрицательно покачал головой. Ну, уж нет, я не слабак, я буду держать себя в руках. Я не доставлю ей удовольствия насладиться моей болью когда поймет, что я не выдержал и уехал.
        - Когда весь этот балаган кончиться мы едем по бабам! И никаких возражений! - Рявкнул Васька и поджал губы, - Будем трахать все что движется и пить водку!
        Знатные гости направились к экипажам, что бы продолжить гуляния в поместье Потоцких. Где ожидался фейерверк и пышный бал.
        ***
        Имение было готово к пышному торжеству. Аллеи сада украшены разноцветными гирляндами цветов, повсюду били фонтаны, играла музыка. Гости собрались у парадного входа, осыпали жениха и невесту лепестками роз.
        Я едва держалась на ногах, голова кружилась, подгибались колени. Хотелось кричать и биться в истерике, бежать отсюда, куда глаза глядят. Но я мужественно шла рядом с мужем и даже улыбалась гостям. Николай бросал на меня страстные взгляды, но я его даже не замечала. Я думала о том, о другом, которого любила всем сердцем. Мне казалось, что я умру, когда увидела лейтенанта в кругу гостей. Я заметила графа, как только вышла из кареты. Его и красавицу Татьяну, они мило беседовали и в мою сторону Гриша даже не посмотрел.
        Инцидент с кольцом добил меня окончательно. Большей иронии даже представить себе нельзя. Григорий подал мне проклятый перстень и смерил взглядом полным ненависти и презрения. Мне не верилось, что эти же глаза смотрели на меня с обжигающей страстью, от нее не осталось и следа. Мне захотелось сгореть живьем прямо там… я и так горела, мне казалось, что с меня облезла кожа до мяса.
        Двор и лестницы заполонил народ, люди пили и болтали в предвкушении грандиозного праздника. К нам подошла сама царица и я присела в глубоком реверансе.
        Но Елизавета Петровна тронула меня за плечо, заставляя подняться.
        - Встаньте, моя милая, а вы, князь, еще раз, повторяю, выбрали себе в жены редкую красавицу. Достойный цветок при моем дворе. Но думаю вы не лишите меня возможности иметь прелестную фрейлину. Обсудим этот момент попозже.
        Николай самодовольно улыбнулся и ответил.
        - В вашей свите и так самые красивые женщины, но им никогда не затмить вас, Ваше Величество.
        - Ох, льстец Николай Артемович, ну и льстец.
        Елизавета Петровна пригрозила ему пальцем и удалилась в сопровождении своих фрейлин.
        ***
        Музыканты заиграли полонез и по правилам жених с невестой закружились в своем первом танце по просторной зале, освещенной тысячами свечей. Слуги разносили закуски и выпивку на золоченых подносах. Ничто не предвещало беды, после полонеза планировался роскошный обед. Столы уже ломились от обилия яств и напитков. Вечер продолжит грандиозный бал.
        Никто не заметил, как слуга пролил водку на стол у окна, и бутыль покатилась по скатерти, расплескивая содержимое на пол. Испуганный холоп побежал за тряпкой и ведром с водой. В этот момент один из пьяных гостей опрокинул канделябр с зажженными свечами прямо на залитую водкой скатерть. Пламя вспыхнуло неожиданно, тоненькой змейкой побежало по столу, скатерть вспыхнула, огненные языки принялись поглощать все на своем пути. Уже через минуту они перекинулись на бархатные портьеры и взвились к потолку. Раздался пронзительный крик, у кого- то из женщин загорелось платье. Люди, в панике вскочили из - за столов, опрокидывая содержимое фужеров, отчего огонь, словно голодный зверь, тут же слизал пролитую жидкость и перекинулся на соседние столы. Все бросились к главному входу, пламя заскользило по полу вслед за ними. Музыка тут же стихла и зала наполнилась криками. Дым клубился и быстро заполнял помещение, гости толкали и давили друг друга.
        Григорий Никитин с друзьями и другими мужчинами разбивали окна стульями и помогали людям быстрее выбраться наружу из огненного ада. Царицу и ее свиту вывели самыми первыми и отправили вместе с фельдшерами во дворец.
        Кто-то таскал ведра с водой и песком, в надежде унять разбушевавшийся огонь. Но все было тщетно, языки пламени охватили здание, отвоевывая у людей сантиметр за сантиметром, заставляя отступать все дальше. Вдобавок ко всему рухнула огромная люстра, придавив своим весом несколько человек, за ней с грохотом обвалилась деревянная балка с потолка.
        Братьям Никитиным удалось большую часть гостей переправить наружу через разбитые окна. Теперь они подбирали раненных и передавали в руки мужчин стоящих во дворе. Григорий продирался сквозь завесу дыма в поисках пострадавших, заметил женскую фигуру, прижавшуюся к колонне неподалеку от него, он услышал крики о помощи. Мужчина подбежал к ней и узнал молодую княжну. Татьяна Завадская тут же бросилась ему на шею и бессильно обвисла в его руках. Он подхватил девушку на руки и понес к выходу из полыхающего здания.
        ***
        Я сидела в карете, куда принес меня муж, сразу же, как начался пожар, мы, в числе первых выбрались из дома. Николай тут же оставил меня и побежал помогать тушить плямя. Пока не прибыли пожарные с насосами и бочками с водой, нужно было воевать с огнем своими силами.
        Рядом со мной сидела юная Печерникова вместе с братом. Девушка заливалась слезами, а Антон пытался ее утешить, хоть и трясся сам как осиновый лист, чем вызвал у меня волну презрения. Я с трудом сдержалась, что бы не сказать юноше, что считаю его трусом, что вместо того что бы прятаться здесь, в карете, он мог бы помочь, таскать ведра с водой.
        Анна прятала лицо у него на груди, платье висело на ней жалкими обгоревшими лохмотьями, она громко причитала, о том, что напрасно, приехала на «эту свадьбу».
        Я повернула голову и посмотрела на горящий дом, на ад, который там царил. Все бегали, кричали, выносили раненых и мертвецов. И мне стало страшно, а вдруг с Гришей случилось что-то ужасное. Вдруг, он лежит раненный и зовет на помощь, а я здесь сижу, сложа руки.
        Я решительно встала, вылезла из кареты. Не буду ждать неизвестно чего, я найду лейтенанта сама. Может быть, мои скудные знания в медицине пригодятся, нужно помочь раненым, оказать первую помощь. Я решительно направилась к полыхающему и утопающему в черном дыму, зданию. Люди сновали туда-сюда, бегали солдаты, давая распоряжения, я ускорила шаг, но тут ей преградили дорогу.
        - Дальше вам нельзя, немедленно вернитесь в карету, сударыня!
        Посмотрела на мужчину, измазанного в сажу, в обгоревшем нарядном камзоле, покрытом копотью, и подумала, что где-то она его уже видела. Что он кого-то смутно мне напоминает. Да ведь это Глеб Сергеевич Никитин, брат Гриши…Это он был тогда на корабле. Он так же причастен к моему побегу.
        - Сударь, Господи, какое счастье, что это вы? Вы меня узнали?
        - Да, конечно я вас узнал, Екатерина Павловна. Немедленно вернитесь в безопасное место! - мужчина серьезно посмотрел на меня и показал жестом в сторону карет и экипажей.
        - Глеб Сергеевич, умоляю, скажите мне, где он? И я уйду! С ним все в порядке? Он жив? - я вцепилась в рукав его камзола, и с отчаяньем в глазах заглядывала в лицо капитана.
        - Конечно же, ваш муж жив, сударыня. Он просто ранен, порезался битым стеклом, немного обгорела одежда, его унесли. Возможно, даже, уже везут в поместье на озере.
        Он попытался освободиться от ее цепких пальцев. Но она впилась в его руку еще сильнее.
        - Нет, это мне не важно. Где ваш брат? Что с ним? Он цел?
        Глеб в недоумении посмотрел на девушку.
        - Конечно, цел. Вон он, видите, спасает раненых.
        И граф показал пальцем на лейтенанта, несущего на руках девушку в алом платье, которая обхватила его шею обеими руками и прижалась к его груди. Я разжала пальцы и отпустила руку Глеба, с болью проводила глазами Гигория, который бережно нес Татьяну Завадскую, прильнувшую к нему всем телом.
        - Да вижу… - пробормотала побелевшими губами - спасибо.
        Я медленно пошла обратно к карете, а старший Никитин проводил меня долгим взглядом полным недоумения.
        Вернулась в свою карету и Анна Печерникова тут же накинулась на меня.
        - Где вы ходите? Мы изволновались! Приходил слуга от вашего мужа, нас попросили отвезти вас в дом у озера. Николай Артемович ранен, его уже увезли на вашей карете. Брат хотел пойти вас искать.
        - Отчего же не пошел? - спросила и обессиленно откинулась на мягкое сиденье. А потом посмотрела на дрожащего юношу.
        Антон избегал моего взгляда и нечего не ответил.
        - Вот она я. Поехали, чего мы ждем теперь?
        Только сейчас я почувствовала, как сильно устала,а перед глазами граф несет на руках княжну Завадскую. Что ж эта особа одержала верх, она могла себе позволить то, о чем, я и не мечтала. Оказаться в объятиях Григория Никитина. Татьяна молода, свободна, а я теперь чужая жена. Презренная лгунья и обманщица. Все, хватит, скорее домой к Марте. Там я буду плакать, сколько мне захочется, спрячу лицо на мягкой груди кормилицы и дам волю слезам. Одно хорошо, эта проклятая свадьба, наконец-то закончилась. А ночью…ночью я сумею за себя постоять. Нужно набраться сил.
        Показались повозки с пожарниками, вслед за ними кони тянули бочки с водой, паровые и ручные насосы, свёрнутые пожарные рукава и прочее снаряжение. Но огонь уже так разбушевался, что вряд ли удастся спасти роскошное поместье, разве что просто усмирить пламя и потушить его, оставив тлеть и дымиться руины именья моего мужа. Но я не сожалела о том, что этот дом сгорел. Для меня он был тюрьмой все эти несколько недель, теперь я вернусь к Марте и Савелию.
        Чужая жена…чужая. А мой любимый враг теперь ненавидит меня и презирает.
        ЭПИЛОГ
        Я чувствовал, что совершенно выбился из сил, сильный кашель душил меня, а дым разъедал глаза и обжигал легкие. Ощущал, как пощипывает кожа, и ноют едва зажившие раны. Но в доме все еще могли быть люди, я слышал их стоны из густой пелены дыма. Под обломками потолочной балки точно оставался еще кто-то я видел, носок обуви. На помощь пришел брат и мы с трудом разгребли горячие куски дерева, Показались ноги в черных кожаных сапогах, мужчина был зажат огромным куском рухнувшей люстры и явно был без сознания, но живой. Я тронул его руку, чтобы убедиться в наличии пульса. От огня его спасли именно обломки, но он скорей всего надышался дымом и гарью. Глеб склонился над несчастным и повернул на спину. Мы оба узнали дядю жениха - жениха Петра Николаевича Потоцкого.
        - Нужно вынести его отсюда - сказал Глеб и наклонился над князем, вдруг брат замер, затем его рука потянулась к камзолу Потоцкого.
        - Что ты делаешь? - тихо прошептал я, когда увидел как Глеб взял пальцами одну из пуговиц и пристально всмотрелся в ее рисунок, предварительно протерев поверхность от пепла и сажи. В витых листьях гравировки красовались две заглавные буквы «П.П.».
        Братья переглянулись, оба подумали об одном и том же. Я достал из-за пояса нож и, срезав пуговицу, сунул ее в карман. Затем расстегнул камзол князя, что бы тому легче дышалось. Внезапно заметил во внутреннем кармане краешек белой бумаги. Бросил взгляд на Глеба, тот едва заметно кивнул, и я достал конверт, сунул себе за пазуху. Вокруг имения почти никого не осталось, лишь повозки с трупами.
        КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ