Хозяйка дома у озера Энди Тейл
        Его считают преступником.
        Ее убили более ста лет назад.
        Он живет в ее доме, но ненавидит его.
        Она умерла в его доме, но любит его.
        Что будет если однажды в день всех святых, когда призракам разрешено вернуться в мир живых, эти двое встретятся?
        ОДНОТОМНИК
        #от_ненависти_до_любви #противостояние_героев
        #любовь_вопреки #тайны_прошлого
        #девственница #преступник
        Хозяйка дома у озера
        Энди Тейл
        1. Его дом
        Дом ему не понравился сразу. Серый и поросший мхом коттедж. Его явно много раз перестраивали, пока не превратили в несуразное нечто. К основной постройке добавили пару комнат справа, затем целое крыло слева, добавили террасу… Вместо того, чтобы расти вверх, дом рос вширь, расползаясь по зеленому холму, как серая клякса.
        Матвей взвесил на руке ключи и решительно зашагал по дорожке к нелепому сооружению. Его убежище на ближайший месяц. А может, и дольше. Хотя так далеко он не загадывал, не видел смысла. Машину мужчина бросил у ворот, решив пройтись по дороге, которую со всех сторон обступали высокие деревья. Под ногами шуршал гравий, ветер что-то шептал в кронах.
        «Дом у озера» - вспомнил Матвей слова агента по недвижимости. - «Это именно то, что вы искали. Стоит обособлено, съезд с федерального шоссе, поэтому вам даже не обязательно показываться в Алуфьево…»
        Указатель на Алуфьево, село с небольшой церквушкой, Матвей проехал десять минут назад, а вот перезвон церковных колоколов доносился до него довольно отчетливо.
        «Местные не будут вас беспокоить, скорей всего они даже не узнают, что в доме кто-то живет», - эта фраза и решила дело.
        Матвей подписал договор найма даже не взглянув на дом, о чем сейчас очень сожалел. Он представлял себе небольшой современный коттедж, а не столетнего монстра, сложенного из светлых валунов. Хотя надо сказать, никаких требований ни к возрасту дома, ни к его камням он не предъявлял. Все что ему было нужно - это интернет и возможность заказать пиццу. И тишина. Тишина - была главным условием.
        Мужчина остановился у дубовой двери, перебрал ключи на связке, нашел самый крупный, украшенный вычурным узором, вставил в замок и пробормотал:
        - Какой интернет… Есть ли тут электричество?
        Ключ в замке повернулся неожиданно легко и без единого звука. Да и свет в прихожей, стоило Матвею щелкнуть выключателем, зажегся сразу.
        - Ладно, - сам себе сказал мужчина, - Не так уж все и плохо, - И вздрогнул, когда слова эхом отозвались где-то в глубине дома, несколько раз на разные лады повторив: «охо-охо-охо». Порыв ветра пробежался по ногам. Дубовая дверь резко захлопнулась, едва не ударив Матвея по затылку. - Все еще хуже, - резюмировал он.
        Чтобы обойти свое новое жилище Матвею потребовалось около получаса. Внутри дом оказался привлекательнее, чем снаружи. Просторные комнаты, деревянные полы, вполне современная мебель и даже отопление, которое при желании можно было включить. Хотя летом в этом не было нужды, наоборот толстые каменные стены дарили прохладу и ощущение защищенности. Пару раз он слышал какие-то шорохи, и даже задался вопросом: «Не водятся ли здесь крысы». Но по здравом размышлении, решил махнуть на это рукой. Месяц рядом с крысами уж как-нибудь вытерпит.
        Но больше всего его поразила гостиная. Заглянув в комнату, мужчина замер на пороге, а потом медленно подошел к окну и раздвинул створки. Да, дом был старым, а вот стеклопакеты стояли новые. Стеклянные двери выходили на террасу. Матвей вдохнул пахнущий свежестью воздух, посмотрел на спокойную, как зеркало, гладь озера и впервые за много месяцев почувствовал умиротворение, так и хотелось сесть в кресло и закрыть глаза.
        - А может, все еще и наладится, - прошептал он, стараясь не думать о том, что случилось две недели назад. Целых две недели… А казалось только вчера.
        Матвей перегнал машину ближе к дому, открыл багажник, но вместо спортивной сумки с вещами, достал пакет с эмблемой супермаркета. Это все, что ему требовалось сегодня. Он запер автомобиль и уже подошел к двери, когда услышал лай и хруст гравия. Обернулся и увидел подбегающего спаниеля. Пес, приветственно махая обрубком хвоста, уткнулся носом в пакет и с любопытством принюхался.
        - Не бойтесь, он не кусается, - раздался голос, Матвей поднял голову, по дорожке медленно шел мужчина в оранжевой куртке.
        «Вот тебе и тишина» - с раздражением подумал Матвей, но все же заставил себя улыбнуться незнакомцу. Местный житель? Турист? Нет, наверное, охотник, в руках ружье, собака, опять же…
        Незнакомец приблизился и Матвей разглядел, что в руках у него не ружье, а лопата, на ногах не охотничьи сапоги, а самые обычные кроссовки.
        - Простите, что побеспокоили, - мужчина переложил лопату из одной руки в другую и, протянув ладонь Матвею, представился: - Владимир.
        Матвей почти зеркально повторил его жест, только с пакетом, в котором тут же предательски звякнуло.
        - Матвей.
        Мужчины пожали друг другу руки.
        - Не думал, что тут кто-то живет, вот и привык гулять по окрестностям, - Владимир извиняющее развел руками.
        - Я только что приехал, еще даже вещи не распаковал. - ответил Матвей, и они оба посмотрели на пакет в его руках. Пес продолжал шумно принюхиваться.
        - Что ж… - протянул Владимир, - тогда не будем мешать.
        Матвей кивнул и развернулся к двери, хотя, наверное, со стороны это казалось невежливым. Но суть в том, что сейчас ему было плевать на вежливость. Он снял этот дом не для того, чтобы принимать гостей, он приехал сюда, чтобы избавиться от их назойливого внимания. Матвей распахнул дверь и только тогда понял, что Владимир не ушел. Понял, когда услышал нарастающий рык за спиной и обернулся.
        - Oxo, фу, - скомандовал Владимир.
        Но пес продолжал рычать, он не сводил взгляда с дверного проема и дрожал всем телом.
        - Да что с тобой? Назад, Охо!
        - Охо? - спросил Владимира Матвей, спросил, просто чтобы не молчать.
        - Сокращение от Охотника, - пояснил мужчина, оттаскивая пса за ошейник.
        - Знаю, кличка дурацкая, но он достался мне вместе с ней.
        - Понятно, - Матвей переступил с ноги на ногу, в пакете снова звякнуло. - Простите, что в дом не приглашаю, но я еще не готов принимать гостей.
        Взгляд Владимира на миг скользнул внутрь дома, но он быстро отвел его, словно увидел что-то непристойное. Спаниель дернулся, и мужчина едва не выронил лопату, она заскребла по гравию, оставляя на камнях рыжую, прилипшую к кромке землю.
        - Как устроитесь, заглядывайте ко мне, - проговорил Владимир. - Я живу по ту сторону холма, - и неопределенно махнул рукой.
        Матвей так же неопределенно кивнул, вошел в дом и закрыл дверь, за которой продолжал рычать пес.
        Он решил устроиться в гостиной, раскрыл пакет и выставил на стол несколько бутылок: коньяк, виски, джин - отрава на любой вкус, даже бутылка вина затесалась. Мужчина снял пиджак и бросил его на диван, положил на столик очки, взял бокал, посмотрел на свет. Одного у агента не отнять, как он и обещал, перед приездом жильца дом тщательно прибрали, даже посуда сверкала чистотой.
        Матвей выпил первый бокал, сидя в кресле, не отрывая взгляда от озера. Потом налил второй. Когда мужчина осушил третий, в доме что-то со стуком упало, но Матвей даже не повернул головы, он был слишком занят, наливая себе четвертую порцию.
        Говорили, что если посмотреть на жизнь сквозь донышко стакана, то она покажется не такой паршивой, как есть на самом деле. Врали, потому что даже после пятого все оставалось таким же поганым, хотя и стало чуть расплывчатым.
        Матвей не помнил, сколько он выпил, не помнил, как добрался до спальни и как рухнул на постель прямо в одежде. Но помнил, что когда закрывал глаза, ему показалось… или не показалось, что в комнате кто-то есть. Странная фигура появилась рядом с кроватью. По очертаниям женская, хотя и немного расплывчатая, ему все сейчас виделось немного смазанным. Мужчина многозначительно хмыкнул, ибо никаких женщин тут быть не могло. Он в доме один и он точно знал, что запирал дверь. Матвей приподнялся, пытаясь дотронуться, даже схватить видение за край светлого платья, но рука беспрепятственно прошла сквозь него. Мужчина тряхнул головой и поднял взгляд. Точно женщина, даже молодая девушка, вон как презрительно морщит носик, глядя на бокал с остатками виски, что он поставил на край комода. Настолько «на край», что казалось, дунь, и он упадет.
        - Какие, однако, занимательные у меня глюки, - пробормотал он. - От переизбытка свежего воздуха не иначе.
        Девушка вдруг обернулась к окну. По стеклу расплывались первые крупные капли дождя. Гладкая поверхность озера уже подернулась рябью. А потом видение исчезло, рассеялось, как рассеивается туман поутру. А спустя несколько секунд Матвей уже спал, и ничто в ту ночь не нарушало его покой.
        2. Ее дом (1)
        Ей дом всегда нравился, более того, она любила его. Любила его серые стены, любила играть на плитках террасы и ловить солнечных зайчиков, что разбегались по полу, когда утреннее солнце заглядывало сквозь цветные витражи.
        Тех витражей давно уже нет.
        Все изменилось. Время неслось вперед, как локомотив поезда, оставляя после себя лишь сизые клубы дыма. Шелк на стенах выцвел, его заменили бумагой, но выцвела и она. Плитки потрескались. Осыпалась черепица, на которой было так приятно сидеть летними вечерами и наблюдать, как аист вьет гнездо и выводит птенцов. Птенцы улетели, а привычка осталась.
        В ее доме то и дело стали появляться гости. Они были шумными и надоедливыми, беспардонными и понятия не имеющими о манерах. Они позволяли себе выходить к завтраку в неглиже, они бегали друг к другу в спальни и рылись в чужих шкафах.
        Один раз она наблюдала, как черноволосый рабочий, чистивший каминную трубу, вдруг стал простукивать половицы. Ей даже стало любопытно, что он там ищет, и присев рядом, она поинтересовалась:
        - Помочь? - и протянула ломик.
        Но парень вместо того, чтобы сказать «спасибо» с криком выпрыгнул наружу, по пути снеся окно и последний витраж. Трубу так и не дочистили, а потом и вовсе заложили кирпичом.
        Право слово, раньше мужчины были покрепче. Например, когда ее папеньке напророчили, что ведьма, которую тот давеча приказал повесить на тополе у перекрестка, скоро придет по его душу, он хлебнул вина и сказал: «Жду - не дождусь, давненько девок в моей спальне наблюдалось. Успел заскучать», и даже приготовил любимую плетку. Первую половину ночи отец пил, вторую буйствовал, разнося кабинет. Там его поутру и нашли, среди обломков секретера. Так у него еще остались силы, отходить лакея плеткой.
        Она не знала, приходила к нему ведьмочка или нет, но даже если приходила, папенька оказался ей не по зубам. Вряд ли он испугался бы мертвой ведьмы, если не боялся живой. Даже если она была полупрозрачной… Совсем, как она сейчас.
        Она знала что «нежива» И знала давно. Да каждый, кто посмотрел в зеркало, понял бы, что-то не так. Если он не слепой и не скорбный умом. Когда твое тело становиться прозрачным и пропускает солнечный свет, самое время подумать о причинах этих странностей. И помолиться.
        Она знала, что-то случилось. Что-то очень плохое. Но каждый раз, когда она начинала об этом думать, у нее портилось настроение. А когда у нее портилось настроение, дом… Нет об этом она тоже не хотела думать.
        Люди приходившие в ее дом были разными. Но всех их объединяло одно - они были живыми. Их волновали какие-то глупости: бумажные ассигнации, лишний вес, правители далеких стран, лишний вес правителей далеких стран, ассигнации правителя далеких стран, чужие беременности, чужие мужья, мужья правителей далеких стран (жены такого ажиотажа не вызывали), и снова ассигнации, и опять лишний вес.
        Взять хотя бы этого… Она задумчиво посмотрела на мужчину, что пытался выйти из спальни. Пытался, потому что она, стоило тому приблизиться к двери, в очередной раз дернула плечом, и проем сместился чуть в сторону. Для нее это было, как пошевелить рукой. «Другой» рукой. Это был ее дом, и он ее слушался. Мужчина в очередной раз врезался лбом в косяк и в очередной раз выругался. Сразу видно, такой же пьяница, как и батюшка, прости господи, только нутром слаб, вчера и бутылки не осилил, свалился.
        Продолжая бормотать что-то невразумительное, гость взял с комода очки и нацепил на нос. На этот раз стены шалить не стали, и он почти вывалился в коридор. Интересно, кто он? Писарь? Или казначей? Папенькин счетовод тоже таскал на носу пенсне, без которого был слеп, как крот. Она знает, так как однажды спрятала эти стекляшки. Ох и попало же ей, когда пропажа нашлась.
        Мужчина между тем добрался до ванны, открыл кран с водой и долго-долго пил воду, а потом снял очки и побрызгал в лицо. Нянька папеньке всегда по утру рассолу наливала или молочка.
        Осознав, какие мысли вертятся у нее в голове, девушка на миг закрыла глаза, а открыла их уже в гостиной. Быть «неживой» не всегда так плохо, как пытаются представить проповедники. Это намного хуже.
        А этот пьянчуга пусть сам разбирается со своим похмельем. Молочка, вот еще! Перебьется! Хотя если добавить специй… В подполе как раз стояла банка с цианидом, им давеча осиное гнездо залили.
        Гость вошел в гостиную спустя несколько минут и снова уставился на озеро, которое так заворожило его вчера. С волос мужчины капала вода, из одежды на нем было лишь полотенце, обернутое вокруг талии.
        Вот об этом она и говорила. Никаких понятий о приличиях. А если посыльный со срочным письмом? Али гость с оказией? Да если соседская девка заглянет солью одолжиться?
        Она раздраженно фыркнула. И мужчина вдруг обернулся. На миг, ей показалось, что он ее увидел, но этого просто не могло быть. Ее видели только, когда она этого хотела. Несколько томительных секунд и напряженный взгляд мужчины снова стал рассеянным.
        - Пить меньше надо. - проговорил гость то, с чем она не могла не согласиться.
        А в следующий миг полотенце поехало вниз. Сперва медленно и неохотно, а потом очень быстро, пока не оказалось на полу. Проследившая за его падением девушка подняла взгляд и… Зажмурилась.
        Ей не раз доводилось видеть голых людей в своей второй «неживой» жизни. Да и как их не увидеть, если стены для нее больше не являлись преградой. И большинстве случаев мужчины выглядели отвратительно. Все волосатые, дрожащие, потные. Брр…
        Правильно нянька ее учила, что мужа надлежит ждать в спальне с погашенными свечами. А для надежности еще и зажмуриться и ни в коем случае не открывать глаза, пока муж не закончит, то есть, хрюкнет и обмякнет. Ох, правильно! Да если бы хоть кто-то приблизился к ней с «этим», цианидом к завтраку не отделался бы.
        Она приоткрыла глаза. Мужчина все еще стоял напротив выхода на террасу, и полотенце все еще валялось у его ног. Нет, она вполне современная девушка и знает, в чем состоит долг матери и жены, а один раз она вообще видела, как привезли кобылу к папенькиному жеребцу. Дворовая девка Гулька тогда еще сказала, что у людей все происходит точно так же, но она ей не поверила. Хотя в последствии, не могла не отметить, что некоторое сходство наличествует.
        И почему она вдруг вспомнила о жеребце, глядя на это… на этого…?
        Мысли прервала едва слышная безыскусная мелодия, раздавшаяся из туалетной комнаты, что сейчас называли ванной. Гость подхватил полотенце, на ходу наматывая его обратно и прикрывая наготу.
        И почему к облегчению, что она почувствовала, примешивалась малая толика разочарования?
        Мужчина выскочил в коридор, вернулся в ванную и, порывшись в карманах, небрежно брошенной прямо на пол одежды, достал свою музыкальную шкатулку.
        С недавнего времени люди таскали их собой везде и всюду. Она походила скорее не на шкатулку, а на колоду карт, и как в колоде карт, в ней часто сменяли друг друга картинки. Но картинки еще полбеды, а вот когда раздавались голоса… Они говорили, задавали вопросы, что-то требовали. А иногда люди говорили в них что-то сами, что-то требовали или задавали вопросы.
        Она до сих пор побаивалась этих шкатулок, которые называли «телефон», почти как патефон. Она еще помнила, как три дня сочиняла письмо кузену, чтобы поведать так много и не признаться ни в чем. А тут взял шкатулку в руки и сказал кому-то прямо в ухо: «Ты дурак», не опасаясь получить оплеуху.
        - Оставьте меня в покое, - рявкнул мужчина в шкатулку… то есть в телефон. И нажал на экран.
        Маленькие шкатулки были не так опасны, как большие. С большими нельзя было разговаривать, их можно было только слушать. Они показывали людям, что есть, что покупать, как спать и как ходить до ветру. Раньше все это и сами умели, а теперь, видимо, разучились. Она видела все это не раз, в большом и пузатом ящике, а потом плоском и длинном, как натянутый на раму холст художника. Большие болтливые ящики называли «телевизор» или «панель» и торжественно вешали в гостиной, чтобы никто не избежал гласа божьего.
        Мужчина выпрямился, несколько минут постоял с закрытыми глазами, а потом уже сам поднес телефон к уху.
        - Добрый день, примите заказ, - произнес он спокойным голосом, а потом начал перечислять продукты.
        Девушка покачала головой. Мужик на хозяйстве - глупость какая. Завел бы себе приличную кухарку и отдал ей список, или лакею из тех, что порасторопнее.
        Гость как раз пытался решить, сколько литров молока ему понадобится. Девушка подошла ближе, наклонилась к телефону и четко проговорила:
        - Проси сразу корову. Это и молоко и мясо.
        2. Ее дом (2)
        Мужчина дернулся, ударился затылком о дверь ванной и сказал:
        - Вот черт! - а затем несколько секунд в панике оглядывал коридор, но конечно никого не увидел.
        - Что? Что вы сказали? Корову? В смысле, говядину? Сколько килограммов?
        - Нет, я… - он замялся, еще раз бросил взгляд в коридор, пытаясь придумать объяснение тому, что произошло. Ее всегда поражало это в людях, умение объяснять необъяснимое, иногда даже во вред себе. - Простите, кажется… кажется, к разговору на несколько секунд кто-то подключился, другая линия… наверное. - Он опустил телефон, еще раз огляделся и тихо проговорил: - Пора переходить на джин. Виски плохо влияет на мой организм. - Выдохнул, снова поднял телефон к уху и продолжил перечислять продукты невидимому собеседнику, пусть и с изрядной долей нервозности: - И, пожалуйста, без глютена.
        Про глютен она уже не раз слышала. Самый новомодный яд. Она не отказалась бы обзавестись по случаю.
        Мужчина отложил телефон, поднес руку к затылку, взъерошив волосы, а потом решительно зашагал к выходу.
        И что это все? Он прямо так уйдет? Без одежды?
        Нет, конечно, были случаи, когда жильцы ее дома выскакивали наружу в одном исподнем, испуганные и заикающиеся. Но там было с чего, а сейчас она толком еще и не бралась за мужчину.
        Прямо так, в одном полотенце, открыл входную дверь и направился к автомобилю. Когда-то давно она столько слышала о них и даже видела, когда папенька возил ее в столицу. Правда, сам он предпочитал добрую четверку лошадей. Но время шло, папенька и кони исчезли, а автомобили остались, и пусть они сильно изменились, но рычали по-прежнему громко.
        На этот раз он достал из багажника, сумку и вернулся в дом.
        Слава богу, первый посетитель появился, когда мужчина уже был полностью одет и почти трезв. Несколько глотков виски не считаются. Наверное, мужчина думал, что это посыльный из продуктовой лавки, потому что открыл дверь сразу. Открыл и скривился, словно отвара из калины хлебнул.
        - Не смей… так… со мной… поступать! - выкрикивала девушка, в паузах тыкая ярко накрашенным ногтем мужчине в грудь. Тому ничего не оставалось, как отступать вглубь дома.
        А она наступала, цокая по полу тонкими каблучками.
        - Матвей, - взвизгнула она.
        «Ага, значит, его зовут Матвей» - подумала она. - «Вот, считай, и познакомились, а я Анастасия, хотя меня почти все Настей звали».
        - Я уже тридцать три года Матвей, и что из этого? - мужчина остановился и сложил руки на груди.
        - Ты не можешь так со мной поступить! - выкрикнула напомаженным ртом блондинка.
        Да если бы Настя так накрасила губы, папенька бы ее плеткой отходил. Хотя, как-то раз он цветы актриске презентовал, и против ее алой помады, нисколько не возражал.
        - Как «так», Алла? - устало спросил Матвей.
        - Так! - она покачнулась на высоких каблуках. - Сперва сбегаешь из города, никому не сказав, куда и зачем. Потом не берешь трубку, а теперь и вовсе кричишь, требуя оставить в покое. Ты знаешь, что теперь все говорят?
        - Нет. И не хочу.
        - Они говорят, что раз сбежал, значит виновен! А каково приходится мне, ты не подумал.
        Не знаю, что такого она сказала. Но Матвей вдруг схватил ее за руку и, прижав к стене, ласково спросил:
        - Ну, давай расскажи, каково приходится тебе?
        - Ты… ты опять пил? - судорожно сглотнув, спросила девушка, разом растеряв весь апломб. Один из каблуков застрял между половицами, и она дернула ногой, чтобы освободиться.
        Анастасия продолжала рассматривать гостью и пыталась представить, что было бы, надень она такую короткую юбку? Наверняка, ее бы в ней и похоронили, папенька был скор на расправу. Да у нее сорочка, что для первой брачной ночи приготовлена, и та длиннее, а ее нянька считала верхом неприличия, потому что там икры видно.
        Господи, какие худые у этой Аллы ноги, словно цыплячьи, кухарка бы залилась слезами от жалости. Настя только раз видела ноги худее, у женщины, что гостила с мужем в доме у озера целое лето. Они не ели мяса. Совсем. Настя так удивилась, что решила подождать пока они помрут сами, без ее помощи. А они взяли не померли. Правда, к концу лета от одного вида проращенных семян и очередного пучка зелени даже призрака начало немного подташнивать.
        - Как ты узнала, где я? - в свою очередь спросил Матвей у девушки.
        - Это неважно. - Она оттолкнула его руку. - Сидишь в этой дыре нажираешься, как свинья!
        «А вот это она зря» - подумала Настя.
        Когда папенька был вот в таком препоганом настроении, то есть еще не пьян вдрызг, но уже нетрезв и переполнен собственной значимостью, гладить его против шерсти не рекомендовалось. Наоборот, надобно соглашаться со всем, чтобы он не сказал, все равно с утра не вспомнит, а еще лучше кивать для наглядности, да так сильно, чтобы зубы клацали от усердия.
        - Смотреть противно!
        А вот после таких слов в голову могла полететь и пепельница. Если не бутылка. Этой Алле тоже сейчас достанется. Видать девушка совсем из низов, раз никто не озаботился ее воспитанием.
        - Так не смотри, - всего лишь рыкнул Матвей. - Возвращайся к отцу и отчитайся, что я жив, здоров, заливаю за воротник в штатном порядке.
        - Откуда ты знаешь, что…
        - Что тебя сюда отправил мой отец? - с нехорошей усмешкой спросил Матвей. - Оттуда, что только он знал, этот адрес. А если учесть, что вы двое до этого момента терпеть друг друга не могли… В лесу должно быть что-то сдохло, раз вы объединили усилия.
        Настя повернулась к окну и, нахмурившись, посмотрела на кромку подступающего леса. Она очень надеялась, что это не новорожденный лосенок представился, и не беличье семейство, что нашло приют в большом дубе. С чего этот Матвей вообще взял, что в лесу кто-то умер?
        - То есть, ты не вернешься? - Алла отступила на шаг. - Ты оставляешь меня одну расхлебывать всю эту кашу? - Матвей ничего не ответил. - Да пошел ты, понял, придурок!? - Она с возмущением стащила с пальца кольцо и швырнула в мужчину. Золотой ободок ударился в грудь, упал на пол и закатился под обувной комод. - Надеюсь, ты допьешься до зеленых чертей и подохнешь. Туда тебе и дорога! - Продолжая кричать, она почти выбежала на улицу, но на пороге обернулась. Наверное, надеясь, что Матвей все-таки последует за ней. И желательно на коленях. И желательно держа в руках то самое брошенное кольцо, умоляя блондинку принять его обратно.
        И он ее не разочаровал. Сделал один неуверенный шаг, потом второй, во взгляде появилось что-то похожее на сожаление… Но Насте все это надоело. Нужно было срочно выяснить жив ли лосенок. Поэтому когда блондинка подняла руку, снова выставив свой палец с ярко-алым ногтем, Настя просто захлопнула дверь, как обычно, совершенно не прикасаясь к оной. Хозяйке дома нет нужды махать руками. Настоящую хозяйку эти стены слушались и так.
        С той стороны двери раздался полный боли крик:
        - Ты мне ноготь сломал!
        Мужчина, сперва смотревший на дверь с удивлением, развернулся, прижался к дубовой створке спиной, а потом съехал вниз, сев на пол. И почему-то глядя на него, на его грустно опущенную голову, она моментально забыла о лосенке. Захотелось сесть рядом, провести рукой по волосам.
        - Урод! - выкрикнула на прощание блондинка, а потом раздался хруст удаляющихся по гравию шагов.
        И никакой он не урод. Настя внимательно посмотрела на мужчину. Да в очках, но эта непривычная массивная оправа ему даже шла. Темные слегка волнистые волосы, щетина, наверняка, колючая и щекочущая кожу, усталые серые глаза, прямой нос и эта усталая складка у губ, которую так и хотелось стереть.
        Что она могла бы ему сказать? Что нужно радоваться? Ведь с такими бедрами девчонка смогла бы родить ему от силы трех… Ой, ну ладно, пятерых детей. На седьмом бы точно померла.
        Настя, конечно, и сама была далека от идеала, от той же Гульки, бывшей если не первой красавицей уезда, то второй точно, что родила кучеру Ваньке девятерых детей. Но Настя, тьфу-тьфу, никогда не походила на святые мощи, что только что выбежали из ее дома. От таких только по актрискам и ходить.
        Она многое могла бы ему сказать, но не стала. Стекло в холле и так недавно вставили, не хватало только, чтобы еще и этот выпрыгнул.
        Через минуту Матвей шумно вздохнул, рывком поднялся и вернулся в гостиную. Почти сразу до Насти донесся звон бокалов. Значит, все идет «в штатном порядке».
        Девушка наклонилась и поманила пальцем что-то лежащее под комодом, как подманивает пальцем кухарка провинившегося поваренка, собираясь надрать ему уши. Тихо хрупнуло, и на свет выкатилось колечко.
        - Что упало, то пропало, - прошептала девушка, поднимая золотой ободок.
        Надо же, а камешек настоящий. Бриллиант, путь и небольшой, но все-таки. Золото высокой пробы, да и орнамент, что шел по внутренней стороне, очень тонко выполнен. Не самое вычурное помолвочное кольцо, но точно и не самое дешевое.
        Интересно, можно считать помолвку расторгнутой? Или родители Матвея и этой Аллы должны обсудить детали за партией в покер? Папенька, например, вообще забыл поставить ее в известность о предстоящем замужестве, лишь как-то бросил, чтобы поторопилась заказать венчальное платье. Только вот Настя почему-то не помнила, заказала она его или нет. Чем-то нехорошим пахло от этих спрятавшихся воспоминаний, и когда она попыталась вытащить их на свет… На чердаке что-то со стуком упало. Девушка задрала голову, посмотрев на потолок, и приказала себе успокоиться. Сейчас не время пробуждать его. Ох, не время. Пусть спит.
        Настя услышала, как Матвей снова что-то говорит в телефон, и моментально перенеслась в гостиную, что облюбовал мужчина. Он стоял к ней спиной, продолжая общаться с невидимым собеседником:
        - Да, пришли двух девок. - Он сделал глоток. - Нет. часам к восьми, я как раз буду в нужной кондиции. Да. Нет. Мне абсолютно все равно рыжие они будут или черные. Я с них скальп снимать не собираюсь.
        Настя даже нахмурилась. Странно этот человек реагирует на потерю невесты. Другой бы сидел и жалел себя, а это прислугу нанимает. Нет, правильно, конечно, давно пора. И действительно, нет разницы, какого цвета будут у кухарки или горничной волосы, если они все равно спрячут их под чепец.
        Девушка опустилась в кресло-качалку и даже, забывшись, оттолкнулась ногой, заставив его качнуться. Но Матвей этого не увидел, продолжая отпивать из бокала и говорить по телефону:
        - Они должны уметь держать рот открытым и при этом молчать. Все. Жду.
        3. Его развлечения (1)
        Матвей даже не мог сказать, что в тот день напился. Он очень старался, но погрузиться в алкогольный дурман от чего-то не получалось. Сперва привезли продукты и ему пришлось отставить стакан. Посыльный несколько минут втолковывал ему, как трудно было найти этот дом, потом принялся пересчитывать пачки пельменей, коробки с замороженными ужинами, обедами, завтраками, затем попытался отказаться от чаевых. Напоследок влетел плечом в косяк и сразу же ретировался.
        Матвей тоже почему-то стал неуклюжим в этом доме. Но его беспокоило еще кое-что. Он долго не мог понять, что именно, а когда закрывал дверь за посыльным, вдруг вспомнил об Алле. О том, что она кричала. Он сломал ей ноготь дверью. Вот только ему казалось, что двери он тогда не касался. Матвей тряхнул головой, бог с ней с дверью, по дому гуляют сквозняки…
        Мужчина вернулся к оставленному в гостиной стакану, в очередной раз наполнил его и вдруг обернулся. Чужой взгляд буравил спину. Он знал это совершенно точно. Слишком часто ощущал что-то подобное за последние две недели. Когда обнародовали результаты тендера, когда зам попал в больницу, когда Матвея привезли в участок в наручниках, когда его отпустили… Эти взгляды стали его постоянными спутниками, как и шепотки за спиной, как и презрение отца. При воспоминании об отце напиться захотелось еще сильнее. Отец не сказал ни слова осуждения. Лучше бы наорал, ей богу.
        Матвей чуть не запустил стаканом в стену.
        Да, отец молчал. Только смотрел. Так что Матвей знал цену взглядам. Научился отгораживаться от них, стряхивать, как стряхивает собака воду с шерсти. Но не научился не замечать. Он убежал сюда, но ничего не изменилось. Взгляд продолжал буравить спину. Не осуждающий, не боязливый, а скорее насмешливый. И отмахнуться и стряхнуть его не получалось хотя бы потому, что нечего было стряхивать. В комнате никого не было.
        - Черте что, - проговорил мужчина, делая очередной глоток.
        Девок привезли даже раньше, чем он велел. И это почему-то вызвало раздражение, хотелось закрыть дверь перед носом парня, что перекатывал во рту жевательную резинку и пакостно улыбался. Но Матвей не сделал ни того, ни другого, он молча протянул парню деньги за три часа… Господи, словно машину арендует.
        Девчонки что-то весело щебетали. Та, что повыше, ласково провела пальцем по щеке Матвея. Ему захотелось умыться. И еще выпить. Он подошел к столу, взялся за спиртное…
        - Как же красиво, - выдохнула брюнетка. Он бросил взгляд в окно и так и замер с бутылкой в руке, виски полилось на стол. На террасе стояла девушка в каком-то старомодном бабушкином платье, ветер трепал длинные волосы. Стояла и смотрела на него.
        - Эй! - крикнул он, виски попало на брюки, и он выругался.
        - Что такое, милый? - рыженькая скинула с плеч пиджак, под которым был усеянный блестками топик, как минимум на два размера меньше, чем нужно. Брюнетка игриво провела пальцами по плечу подруги.
        Он сглотнул и снова посмотрел в окно. Терраса была пуста.
        Неужели Алла была права, и он допился до зеленых чертей? Хотя, в его случае до прекрасных дев. И, если видения столь приятны, то может, нет никакого смысла останавливаться?
        - Не нальешь нам выпить? - спросила рыженькая, поводя плечами и заставляя внушительный бюст колыхнуться.
        - Обслуживайте себя сами, - буркнул он, снова пристально рассматривая террасу и озеро за ней. Показалось или нет? Судя по всему, его гостьи ничего не видели. Не то чтобы они стали возражать, если бы к играм присоединилась третья, но совершенно точно попросили бы прибавку к жалованию.
        - Какой бука, - с ноткой восхищения сказала брюнетка, подходя к столику и ловко открывая бутылку вина. - Мне нравится. А тебе Элла? - она повернулась к рыженькой.
        Он едва заметно вздрогнул, когда услышал имя. Алла… Элла…
        - Мне тоже. Люблю серьезных мужчин. - Она вышла на середину комнаты и поинтересовалась:-А музыки нет?
        - Нет, - он упал в кресло, с каждой минутой все больше сожалея, что вызвал этих девиц.
        - А мы и так справимся, - хихикнула брюнетка, отходя от стола и останавливаясь позади рыжей. Бокал, как отметил Матвей остался на столике. Она не отпила из него ни капли.
        Рыжая стала тихонько покачиваться, будто в такт одной ей слышной музыке. Девушка подняла руки, и он заметил, что блестящий топ неумело зашит сбоку белой ниткой. Видимо, один раз он уже не выдержал веса столь выдающихся достоинств.
        Господи, что за чушь лезет в голову? Нет бы восхититься шикарным бюстом.
        Девушка медленно опустила руки, провела по шее. плечам, сжала свою грудь и провокационно ему улыбнулась.
        Матвей едва подавил зевок.
        3. Его развлечения (2)
        Брюнетка, что стояла позади рыжей, стала гладить ее по плечам, рукам, по полоске голой кожи между короткой юбкой и топом. А потом наклонилась и прижалась губами к шее первой девушки. Они обе победно улыбались. Видимо, это их коронное шоу. Смешно, но он не чувствовал никакого интереса.
        Какой там следующий пункт на повестке дня после зеленых чертей? Импотенция?
        И все же Матвей не стал противиться, когда рыжая опустилась перед креслом на колени и положила руки ему на бедра. Теперь ему открывался замечательный вид на ее стенобитные орудия, и интерес вдруг проснулся. Девушка провела руками по ногам, потом взялась за молнию на ширинке, расстегнула, наклонила голову, облизывая яркие губы. Матвей откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, предвкушая ласку и быстрое удовлетворение. А потом он их выгонит. И хрен с ними с этими оплаченными часами.
        - Что? - спросила вдруг черненькая, и рыжая замерла, так и не прикоснувшись к нему своим ртом.
        Он открыл глаза. Девушки смотрели на него сперва в замешательстве, а потом с испугом. Поправка, не на него, а на что-то за его спиной. Матвей хотел обернуться, но вдруг понял, что не может пошевелиться, словно кто- то или что-то держало его за плечи. Что-то холодное, сильное и кажется мокрое. Он дернулся, но это движение произошло только в его голове, на самом деле он продолжал сидеть, а девки продолжали смотреть. Вот только страх в их глазах сменился ужасом. Глаза резанул блик, луч вечернего солнца отразился то ли от стекол, то ли от гладкой поверхности озера, и Матвея вдруг почувствовал, как по рубашке что-то течет, от подбородка по груди, животу затекает под пояс джинс в пах.
        Рыженькая заорала, подалась назад, толкнула черненькую, та не устояла на каблуках и упала на задницу. Матвей видел все, словно на экране телевизора, словно в вечернем телешоу. Рыжая вскочила на ноги продолжая голосить, как на пожаре.
        Кажется, они несколько отступили от программы вечерних развлечений.
        Качнулось плетеное кресло. Ага, тоже от сквозняка… И одно из изогнутых полозьев вдавило руку брюнетки в ковер. Матвей отчетливо услышал треск костей. Теперь кричали уже обе. Рыжая бросилась вон из комнаты, ее визг захлебнулся где-то в коридоре. Черненькая неловко поднялась, покачнулась на каблуках и, задев кресло, выбежала следом, держа на весу кисть, поперек которой шла красная полоса. Пальцы девушки торчали под странным углом.
        Матвей вдруг понял, что снова может двигаться, странное онемение исчезло. Он вскочил из кресла, опустил взгляд на рубашку, ткань была залита виски. Он всего лишь опрокинул виски на себя и даже не понял этого. Какая импотенция? Ему грозит слабоумие. А девки? Они оказались настолько впечатлены чужой неловкостью, что решили сбежать?
        Он выскочил в коридор. Стены пошатнулись, и мужчина схватился за косяк, чтобы не упасть. Все-таки успел изрядно набраться.
        - Эй! - крикнул он. И крик снова отскочил от стен раскатистым эхом: е-е- е-й!
        Они убегали. И это было неправильно. Повредила руку всего одна, а убегали обе. Они должны были орать, чтобы он вызвал скорую, в крайнем случае, сутенера. Они должны были потребовать оказать помощь, потребовать денег, в конце концов. Одна девка, как-то обслужила его с вывихнутой лодыжкой, которая наверняка болела, как черт знает что. Они должны были работать, а они убегали.
        - Эй! - снова крикнул он и обернулся. Она стояла там. На террасе за стеклом. Стояла и смотрела на него с той самой насмешкой и презрением, которые он чувствовал последние сутки. - Какого черта? - спросил он, и дом ответил ему гудящим: ота-ода-ода!
        Матвей бросился обратно в гостиную. Раздвинул створки и почти вывалился на террасу, на нагретые солнцем за день доски. Не рассчитал, его повело и бросило животом на перила. Он схватился за гладкое дерево, чтобы не упасть. И даже успел с облегчением выдохнуть, что смог устоять и почти смог выпрямиться. Почти… Ветер ударил в спину и мужчина понял, что все это ему лишь показалось. Он не устоял. Он понял, что прямо сейчас летит вниз к такой далекой и такой близкой земле. К кажущейся изумрудной траве.
        Он ударился не так сильно и даже не потерял сознания. Он до последнего понимал, что продолжает катиться по склону к озеру, а острые ветки царапали ему лицо и рук. И когда Матвей остановился, распластался на камнях, он даже попытался приподняться на руках. Гладкие озерные камушки оставляли на ладонях следы. На землю потекла кровь. Кап-кап- кааап. Алые капли растекались по камням, становясь похожими на монеты из крови. А потом он услышал какой-то шум, поднял голову, в лицо ткнулся мокрый собачий нос.
        - Охо? - успел прошептать он.
        Пес стал облизывать ему лоб. И тут силы оставили Матвея, руки задрожали, и мужчина упал, уткнулся носом в камни и в собственную кровь. Последнее что он услышал это громкий собачий лай. Последнее о чем он подумал, что очень обидно умереть вот так с расстегнутой ширинкой.
        - Еще немного, - произнес доктор, и бровь в очередной раз дернуло болью. - Всего три стежка. Синяки да шишки, считайте, родились в рубашке.
        Матвей опустил голову, щурясь от яркого стерильного света кабинета фельдшера. Штаны, слава богу, уже были застегнуты, правда от рубашки зверски воняло винищем, брюки были мокрыми и грязными. Алкаш в самом расцвете сил.
        - Раны на голове самые кровавые и самые коварные. - Фельдшер опустил руки. - Как себя чувствуете? Не тошнит? Голова не кружится?
        - Да вроде, нет, - ответил Матвей, стараясь не смотреть в глаза доктору, по виду мальчишке моложе его лет на десять.
        - Перед сном выпейте ибупрофен, я скажу Маше, чтобы с собой вам дала. Но не советую сочетать его с алкоголем. Если почувствуете себя хуже, то немедленно вызывайте скорую, или приезжайте сюда… - доктор стал дезинфицировать только что зашитую рану зеленкой, и Матвей зашипел.
        Раздался стук, дверь открылась, заглянувший в кабинет Владимир, виновато посмотрел на Матвея и спросил:
        - Доктор, еще долго? Нам с Охо уже пора, а мне еще Матвея отвозить.
        - Почти закончил, - проинформировал его фельдшер.
        - Тогда… - начала Владимир.
        - Не надо, - поднял голову Матвей, которому от чего-то совсем не хотелось смотреть в глаза соседу, что нашел его пьяного с разбитой головой на берегу озера и привез в амбулаторию Алуфьево. - Вы с Охо езжайте, сам доберусь.
        - Уверен? - нахмурился Владимир.
        - Да, - ответил Матвей и добавил: - Спасибо.
        Сосед кивнул, и дверь закрылась.
        - Далеко живете? - поинтересовался фельдшер.
        - Не очень. В доме у озера.
        - Хм, - врач бросил на него внимательный взгляд.
        - Вы так смотрите, - Матвей нашел в себе силы криво улыбнуться.
        - Как так?
        - Многозначительно, - он слез с медицинской кушетки.
        - Это вы еще с местными не общались, - врач сел за стол и стал заполнять бланк. - Вот кто будет смотреть на вас многозначительно.
        - Есть с чего?
        - Дом у озера - местная страшилка, почти достопримечательность. Вам столько баек про него расскажут, прямо сейчас вещи собирать побежите.
        - И что болтают? - со всей осторожностью спросил Матвей. - Что там живет призрак?
        - Вы видели призрака? - Фельдшер нахмурившись встал и заглянул Матвею в лицо. - Уверены, что в глазах не двоится? Следите за пальцем. - И поводил указательным пальцем в разные стороны.
        - Уверен. Не двоится, - ответил Матвей, следя за пальцем доктора. - Но не просто же так местные болтают.
        - Они болтают не о призраке.
        - А о ком? О злом духе?
        - Увы, они не столь конкретизируют свои суеверия. Говорят, в том доме живет зло. Вот так, в общем. Живет себе и живет, никого не трогает, пока в дом кто-нибудь не приедет.
        - А вы в это не верите? - Матвей и сам не понял, почему ответ на этот вопрос так важен для него.
        - В мифическое зло? Нет, не верю, только в то, что причиняют люди друг другу люди. - Доктор вернулся к столу.
        - Вам уже приходилось лечить постояльцев этого дома?
        - Приходилось.
        - И часто они обращаются за помощью?
        - Бывает, - доктор склонился над бумагами.
        - Чаще чем местные? - не сдавался Матвей.
        - Чаще. - Фельдшер поднял голову.
        - И вас это не настораживает?
        - Понимаете, Матвей… Можно на «ты»? - спросил врач, мужчина кивнул. - А я тогда Павел, - представился фельдшер и продолжил: - Так вот представьте есть дом, который стоит обособлено. Сколько до него? Километров пять?
        - Семь.
        - Вот стоит себе такой дом. он вроде бы и относится к Алуфьево, а вроде и нет. Дом старый скрипучий, дом с историей. Кто такой купит или снимет?
        - Тот, кто не хочет, чтобы его тревожили, - ответил Матвей.
        - Верно. В таком месте человек пытается скрыться от проблем, от мыслей, от неудач или несчастной любви. И, уж простите, но в большинстве своем такой человек пьет. Даже если у него нет проблем, он все равно пьет, потому что он на отдыхе. А когда люди пьют, у них нарушается координация, смещаются приоритеты, они начинают казаться себе более смелыми, более ловкими, более значительными, чем есть на самом деле. Отсюда и травмы, падения, несчастные случаи. Посмотрите статистику любого курорта, там травматичность тоже зашкаливает. И никаких злых Духов.
        Матвей вздохнул. Из уст молодого доктора все это действительно звучало логично. Только вот он видел девушку на террасе, которая потом исчезла. Видел! Что это, если не призрак? «Белая горячка», - тут же ответил внутренний голос.
        И еще девки эти… От чего они сбежали? Не от него же. В голове появилась картинка, как кресло - качалка опускалась на тонкую руку. Что-то его зацепило, что-то не давало покоя в этом воспоминании.
        - А если вы еще сомневаетесь, приведу другой пример, - продолжал рассказывать доктор, следя за ним внимательными черными глазами. - Два года назад в доме у озера отдыхала семья. Муж и жена. Они не пили. Совсем, а еще не ели мяса, бегали по утрам и занимались йогой.
        - И что? - хмуро спросил Матвей, словно ему только что поставили в вину чье-то вегетарианство и занятие йогой.
        - И ничего. Они ни разу не обращались за медицинской помощью, уехали в конце лета довольные и счастливые. Какое-то избирательное в том доме зло, не находите?
        Матвей не находил, а потому и не спешил отвечать. Верить, что он все-таки допился до белочки, очень не хотелось.
        - Уверен, что не надо тебя отвезти? - уточнил доктор. - Я через час заканчиваю, и если подождешь, вполне могу прокатиться.
        - Уверен, - ответил Матвей. - Мне нужно прогуляться и… - Он чуть не сказал «протрезветь», в последний миг заменив слово, - подумать.
        - Подумай, - кивнул врач. - Если что, ты знаешь, где меня найти.
        Ее развлечения
        Настя даже не сразу поверила, что он вернулся. Сидела на перилах крыльца, слушая, как стрекочут в траве цикады, когда вдруг увидела Матвея, бредущего по дорожке к дому. Выглядел он неважно, примерно как папенька, после пяти дней кутежа в нумерах.
        Честно говоря, она была уверена, что он не вернется. После такого они никогда не возвращались, по крайней мере, не в сумерках, а белым днем и в сопровождении городового апи урядника, чтобы торопливо собрать скарб.
        А этот шел. Нога за ногу, но шел. Она бы восхитилась его смелостью, если бы не была столь зла. Вместо прислуги этот греховодник пригласил в ее дом кокоток. Настоящих кокоток в неглиже! Двух! Настя даже сперва опешила, наблюдая, как блудливые девки трясут перед Матвеем грудью, которая не помещалась в вульгарный лиф. А потом когда одна из них полезла в штаны, чтобы достать… чтобы раскрыть свой напомаженный рот и…
        Настя всякого насмотрелась в своей «нежизни», а потому давно уже избегала заглядывать в спальни. Она вспомнила, когда в первый раз наблюдала подобное действо. В одну осень, она уже и не помнила какую по счету, в доме остановились молодожены, и когда ночью новобрачная точно таким же жестом потянулась к паху мужчины и открыла рот. Настя грешным делом подумал, что гостья сейчас его откусит. Но она не откусила, а стала облизывать, как купленный на ярмарке леденец. Слава богу, что нянюшка не дожила до подобного. Смысла сего процесса Настя постичь не смогла, тем более, что новоиспеченный муж так стонал, так метался болезный, что будь на месте его жены Настя, сразу бы послала за врачом. Или, как называла эскулапов нянька, за «дохтуром», видимо от слова сдохнуть.
        Но Матвей не сдох, даже побывал у «дохтура», где ему зашили многострадальную голову, и теперь шел лениво попинывая камешки.
        С минуту он разглядывал темный дом, старые ступени, перила, на которых она сидела. Насте снова показалось, что он ее видит. Видит, без всякого разрешения с ее стороны! Но мужчина выдохнул, словно перед прыжком в воду, решительно поднялся на крыльцо, распахнул дверь и, заглядывая в прихожую, позвал:
        - Эй, ты там?
        Настя так удивилась, что заглянула в дом вместе с ним. Но коридор был пуст.
        - Ты… ты тут? - снова спросил он, заходя внутрь.
        Господи, с кем он там разговаривает? Или повредил голову сильнее, чем сам думает? Тогда ни один «дохтур» не поможет.
        - Ау!
        Матвей прошел в гостиную нажал на рычажок в стене и в комнате загорелся свет. Мужчина несколько секунд постоял, рассматривая кофту, забытую одной из блудниц. А потом стал переходить из комнаты в комнату, зажигая свет в каждой.
        Раньше, чтобы осветить весь дом понадобилась бы сотня свечей. Папеньку бы удар хватил от такого транжирства. А сейчас все просто, нажал на рычажок, и стало светло аки белым днем. Теперь вместо свечей в лампы вкручивались стеклянные шарики, которые горели сами по себе, подчиняясь движению великого настенного рычажка. Люди об этом, конечно не говорили, но Настя думала, что не обошлось без колдовства. Правда, она уже давно не видела, как ведьм вешают на перекрестках. Перевелись что ли?
        Матвей тем временем закончил осмотр дома, остановившись в кладовой, в которой уже давно никто ничего не хранил. Заходить в эту маленькую комнатку без окон, где со стен осуждающе смотрели алые маки, девушке почему-то не хотелось.
        - Эй, есть тут кто-нибудь? - снова спросил мужчина, уже не надеясь на ответ. Настя бы тоже не надеялась, особенно, если бы жила одна. - Мракобесие какое-то, - с досадой сказал он, а девушка с готовностью закивала. Оно самое.
        Матвей вернулся в гостиную, покосился на озеро, подсвеченное алым закатным солнцем, взялся за бутылку и вдруг замер, глядя прямо перед собой.
        - Если ты существуешь… Если ты здесь… Ответь, иначе я сойду с ума, - тихо произнес он.
        - Вы с кем разговариваете? - не выдержав, уточнила Настя.
        Матвей дернулся, повернулся и вытаращился на девушку, что стояла в дверях. Прямо как Глашка, когда впервые увидела бородатую женщину на ярмарке. Настя помнила, как та крестилась. Этот, похоже, тоже собирается. Точно…
        - Вы неправильно креститесь, надо не слева направо, а справа налево, - подсказала девушка, и Матвей попятился, все еще держа в одной руке бутылку, а второй судорожно доставая телефон. Не глядя, что-то там нажимая…
        - Алло… Алло…это я. Мне нужна помощь…
        Дальше слушать было неинтересно. Настя и так знала, что он вызовет, либо исправника, либо коменданта Алуфьевского. Тому уже поди надоело сюда мотаться, каждый год кто-нибудь названивает и что-то требует.
        Настя дернула плечом и в музыкальной шкатулке, которую продолжал прижимать к уху Матвей, послышалось шипение. Мужчина находился в ее доме, и пока он был здесь, то подчинялся ее законам. Она могла сделать с ним многое. Она могла закрыть все двери так, что прискакавший на выручку урядник и вся его кавалерия не смогли бы ее открыть. Она могла сделать так, чтобы дом «выпал» из этого мира. Выпал, как выпадает бусинка из шкатулки с жемчугом. Вот сейчас он есть, а вот сейчас нет. даже если для всех остальных дом продолжал стоять на склоне у озера. Он был. И его не было. И тогда все эти странные штучки вроде телефонов, телевизоров и самозагорающихся шариков переставали работать.
        - Алло, - успел еще раз произнести мужчина, когда в доме погас свет.
        Минуту было слышно только его сиплое дыхание, совсем, как у Гришки косого, после того как он пол версты за папенькиной тройкой пробежал. Мужчина быстро моргал, стараясь привыкнуть к темноте, а Настя продолжала разглядывать своего гостя, немного нелепого, немного забавного. Да, именно так. Этот мужчина ее забавлял.
        - Ты… ты зло? - вдруг выкрикнул он, глядя куда-то поверх ее плеча.
        - Ну, что вы, нет, конечно, - совершенно искренне ответила девушка. - Зло спит на чердаке. Разбудить?
        Матвей сдавленно вскрикнул, шарахнулся в сторону, ударил бутылкой о стол, виски выплеснулось на пол, под ноги посыпались осколки. А мужчина вдруг поднял руку с тем, что осталось от бутылки, которую он держал за горлышко, и, взмахнув, заорал:
        - Не подходи!
        Смешной человек, сам же ее звал. Зачем спрашивается? Чтобы она посмотрела, как он в темноте изображает мельницу? Кстати, о темноте…
        Свет зажегся неожиданно для Матвея, и тот замер на месте, дико вращая глазами. Настя не дала ему опомниться, сделала шаг навстречу и сказала:
        - Какая претенциозность! А ведь нас даже не представили друг другу…
        Она не договорила, потому что мужчина дернулся, поворачиваясь, все еще хлопая глазами, как лесная сова, и… Осколок бутылки вошел девушке в грудь. На бежевом платье из шифона закапала алая кровь. Знала бы модистка, называвшая себя мадам Клозет, что ее творение останется в веках, наверняка гордилась бы. Кстати, за платье два целковых уплочено.
        - Нет, - хрипло прошептал Матвей, и телефон выскользнул из его руки и ударился об пол. - Пожалуйста, нет, - незнамо у кого попросил он, выпуская горлышко разбитой бутылки и да ударившись об половицы, разлетелась на мелкие осколки.
        Настя смотрела на мужчину широко открытыми глазами, а кровь продолжала пропитывать светлое платье. На темном смотрелось бы не так эффектно. Девушка тихо застонала и стала оседать на пол, достаточно медленно, чтобы Матвей, будь у него такое желание, успел подставить руки. И он не разочаровал, подхватил Настю, на миг зажмурился, то ли от ужаса, то ли от восхищения, мокрый лиф облепил грудь чересчур сильно. И вдруг кинулся вон из комнаты, а потом и из дома, торопливо повторяя:
        - Помогите-помогите-помогите. - Сперва тихо, но с каждым шагом все громче и громче, а когда выскочил на крыльцо, то почти уже орал в голос:
        - Помогите мне! Кто-нибудь, помогите!
        Сбежал с крыльца, не удержал равновесие на последней ступеньке, повалился вперед, едва не придавив Настю, и снова прошептал:
        - Помогите.
        И все же осмелился посмотреть ей в лицо. Его темно-серые глаза потемнели почти до черных. Чего в них было больше страха или злости? Вины или сожаления? Трудно сказать. Она не знала, сколько они смотрели друг на друга вот так. Смотрели, пока прозрачная капля не упала мужчине на лоб, а потом вторая. Он поднял голову к небу. Где-то в вышине ветер зашуршал листьями, еще несколько капель упало на землю. Озеро подернулось рябью начинающегося дождя. Насте не нужно было даже видеть его, чтобы знать. Это ощущение походило на щекотку, пока еще легкую, но если она задержится, то скоро это ощущение перейдет в нестерпимый зуд, потом в одержимость, потом в злость, потом… Об этом лучше не думать.
        Девушка позволила себе еще один последний взгляд на мужчину, а потом растаяла, оставив в его руках пустоту. Она успела услышать, как он взвыл. Отчаянно и зло. Так воют волки в лесу по весне, когда еды нет и приходится подбираться к человеческому жилью, в надежде наткнуться на одинокого спутника без ружья.
        Вой оборвался, Матвей вскочил, бросился к машине. Она услышала далекий рык. ожившего автомобиля, увидела зловещие красные огни, а потом самоходная повозка тронулась с места, разбрасывая из-под колес камушки.
        Вот и все. Она снова осталась одна. Она этого и хотела. Тогда почему же так грустно? Почему вспоминаются чужие глаза, полные сожаления? А ведь он не бросил ее. как остальные. Схватил и побежал звать на помощь. Он подумал в первую очередь не о себе, а о ней. Почему?
        Дождь забарабанил по крыше и прежде чем погрузиться в сон, Настя щелкнула пальцами. Зажженный во всех комнатах свет разом погас, а входная дверь захлопнулась. Вот так. Не только у людей имеются волшебные рычажки.
        5. Изгоняющий дьявола
        Матвей проснулся от ломоты в теле. Давненько ему не приходилось ночевать в машине, давненько так не ломило спину, давненько так не раскалывалась голова. Не от похмелья ставшего почти привычным, а от дурацких мыслей, что не давали ему заснуть полночи.
        Значит, это не сон и не бред. В доме у озера живет призрак. Настоящий. Господи…
        Он представил, как звонит отцу и вываливает это на него, представил что услышит в ответ. Вернее, чего не услышит, и выругался. Он потому и уехал, устав от многозначительного молчания дома, уехал чтобы не слышать шепота за спиной, не замечать, как вчерашние знакомые, еще недавно называющие друзьями, завидев его. быстро сворачивают в сторону, только чтобы не здороваться. Его уже вынудили уйти с работы, вынудили уехать из города, покинуть дом, свой настоящий дом. Неужели все только для того, чтобы его выгнало из дома у озера привидение?
        - Нет! - неожиданно для себя произнес Матвей. - Хватит. Больше я убегать не буду! Больше не позволю никому вышвыривать меня за порог словно щенка, ясно!
        5. Изгоняющий дьявола
        Матвей проснулся от ломоты в теле. Давненько ему не приходилось ночевать в машине, давненько так не ломило спину, давненько так не раскалывалась голова. Не от похмелья, ставшего почти привычным, а от боли в ране, что вчера обработал фельдшер. А еще от дурацких мыслей, что не давали ему заснуть полночи.
        Значит, это не сон и не бред. В доме у озера живет призрак. Настоящий! Господи!
        Или он лежит под капельницей в палате с мягкими стенами и наслаждается галлюцинациями. При таком раскладе призрак предпочтительнее.
        Почему-то при свете дня вчерашние события уже не казались такими яркими, такими настоящими? Может и вправду, пропитанный алкоголем разум играл с ним в игры? Во что можно верить, а вот что нет? Он снова вспомнил, как кресло-качалка опускалось на ладонь девушки. Вспомнил, как она бежала, придерживая руку, как торчали ее пальцы. Они были сломаны - это точно. И Матвей понял, что его с самого начала смущало. Плетеное кресло-качалка было настолько легким, что он мог бы поднять его одной рукой. Оно просто не могло ничего сломать, если только… Если только в нем не сидел кто-то невидимый.
        Может, хоть с кем-то поговорить? Он представил, как звонит отцу и вываливает это на него, представил, что услышит в ответ. Вернее, чего не услышит, и выругался. Он потому и уехал, устав от многозначительного молчания дома. Уехал, чтобы не слышать шепота за спиной, не замечать, как вчерашние знакомые, еще недавно называющие друзьями, завидев его, быстро сворачивают в сторону, только чтобы не здороваться. Его уже вынудили уйти с работы, вынудили уехать из города, покинуть дом… Свой настоящий дом. Неужели все только для того, чтобы его выгнало из дома у озера привидение? Господи, кажется, он и в самом деле начинает верить в это.
        - Нет! - неожиданно для себя произнес Матвей. - Хватит. Больше я убегать не буду! Больше не позволю никому вышвыривать меня за порог словно щенка, ясно!
        Он с досадой стукнул кулаком по рулю, зашипел от боли, поднял кисть и увидел небольшой порез, на котором давно запеклась кровь. Вспоминать о том, как он вчера махал «розочкой», словно банальный уголовник, совершенно не хотелось. Становилось стыдно даже не перед самими собой, а перед девушкой.
        «Стоп» - мысленно скомандовал Матвей. - «Не перед девушкой, а перед призраком. Она давно уже мертва…»
        Он выдохнул и открыл дверь. Да, мертва, а он еще добавил, вогнав «розочку» ей в грудь. Надо сказать, никогда в жизни он так не пугался.
        Дождь, начавшийся вчерашним вечером, продолжал идти всю ночь, и пока просвета в серых облаках не намечалось. Ежась от затекающих под воротник прохладных капель, Матвей открыл багажник. Вещи остались в доме, но здесь у него валялась старая куртка, которую он надевал, когда возился с машиной, например, если требовалось заменить колесо. Она была не особо чистая, но это волновало мужчину в последнюю очередь, важнее то, что она была с капюшоном.
        Матвей накинул куртку и огляделся. Далеко он вчера не уехал. Остановился на окраине Алуфьего, вытащил дрожащими руками ключ из замка зажигания и несколько минут смотрел, как дождь заливает лобовое стекло. Хорошо, что ключи от машины были в кармане. Ключи и бумажник. Телефон остался там.
        Зазвонили колокола, и Матвей поднял голову, рассматривая золотистые купола. А ведь это идея!
        Он быстро перебежал через дорогу, прошелся под сенью деревьев великанов, отшатнулся от нищего, который скорее мог бы признать в нем конкурента, нежели прихожанина, и ступил под прохладный свод.
        Матвей был крещеным, бабушка в детстве озаботилась. Правда, в церкви он был от силы, раз пять: на трех свадьбах, одних похоронах и одном крещении. Мужчина вздохнул, вытащил руки из карманов и подошел к ближайшей иконе, которая казалась несколько зыбкой из-за пламени поставленных перед ней свечей.
        - Вы ведь не наш прихожанин? - спросил кто-то из-за спины и Матвей обернулся. К нему приближался священник в черном одеянии.
        - Нет.
        - Отец Афанасий, - представился тот.
        - Матвей, - сказал мужчина, протянул руку и смутился понятия не имея, как нужно приветствовать священников. Но отец Афанасий спокойно пожал протянутую ладонь и поинтересовался:
        - Что привело тебя, сын мой, в эту обитель?
        - Вы можете освятить дом? - не стал ходить вокруг да около Матвей.
        - Да. конечно. Какой дом? Далеко?
        - Дом у озера. - ответил Матвей и тут же увидел, как что-то мелькнуло в глазах священника. Увидел и тут же понял. - Вы уже освящали его.
        - Три раза, - признался тот. - А мой предшественник раз десять, если не больше.
        - Не помогло?
        - Смотря от чего. - Священник перекрестился, глядя на икону. - Если от «зла», то нет. А если для самоуспокоения, то вполне.
        - А почему не помогло от зла? Разве все это, - он махнул рукой, - не должно помогать от всякой чертовщины.
        - Должно, - с улыбкой согласился священник. - А не помогло, потому что возможно в том доме нет зла.
        - Нет? А что же там тогда?
        - Это вы мне скажите. - С этими словами священник выразительно посмотрел на грязную куртку, на майку, которую мужчина так и не удосужился переодеть, запах виски до сих пор улавливался без труда.
        Матвей опустил взгляд, словно рассматривать кроссовки и край джинс, что выглядывали из-под рясы служителя, было намного увлекательнее, чем отвечать на вопросы. Он уже знал, что сейчас скажет священник об алкоголе, о неправильном образе жизни, словом, повторит на свой лад речь фельдшера. Знал и даже успел пожалеть о своем порыве, который заставил его зайти в церковь.
        - Завтра вас устроит? - внезапно спросил отец Афанасий.
        - Что? - Матвей поднял голову.
        - Я могу освятить дом у озера завтра.
        - С-спасибо, - ответил мужчина и вытащил из кармана бумажник. - Сколько я вам…
        - Нисколько, - отмахнулся священник. - Поставьте свечку Николаю- чудотворцу, вам точно лишним не будет.
        - Я., да, конечно, сейчас.
        Священник отошел, а Матвей направился к прилавку, из-за которого к их беседе с интересом прислушивалась пожилая женщина в платке.
        - Мне бы свечей…
        - Обычных или освященных?
        - А в чем разница? - мужчина раскрыл бумажник.
        - В том, что они освящены, - сказала продавщица со значением, так обычно в рекламе говорят, что новый батончик теперь стал вдвое вкуснее старого.
        - Тогда освященных десяток и еще… - он смотрел на прилавок на котором были разложены миниатюрные крестики, иконки, какие-то медальоны, книги… Но ни больших распятий, какие он видел в фильме про вампиров, ни осиновых кольев, видел там же. - У вас есть соль?
        Он не знал, откуда это взялось, из каких глубин подсознания всплыла уверенность, что призраки боятся соли, возможно, тоже из фильма, но ему было все равно. Он был готов купить что угодно, лишь бы это сработало.
        - Соль есть в продуктовом через дорогу. - Поджала губы женщина.
        Через пять минут Матвей вышел из церкви, прижимая к боку пластиковую бутыль со святой водой, икону в пластиковом пакете, десяток свечей и серебряную ложку. Мужчина неловко перехватил покупки, направился было к дороге, но остановился, разглядывая висевший на столбе телефонный автомат под красный пластиковым козырьком. Он и не понял, когда видел такие в последний раз, и думал что с эрой сотовой связи уличные телефоны ушли в прошлое. Как завороженный, он подошел, снял с рычага мокрую и холодную трубку и поднес к уху. Послышался сигнал.
        «Надо же работает», - подумал Матвей и так же медленно повесил обратно.
        В магазин он ввалился спустя пять минут, все такой же мокрый, грязный и воняющий спиртным, но, слава богу, уже без иконы, которая осталась тосковать в багажнике в компании лопаты. Он скинул капюшон и тут же понял, что совершил ошибку, так как все три женщины, включая продавщицу, уставились на него с любопытством.
        - Вам чего? - не очень вежливо спросила дородная дама за прилавком.
        - Обслужите людей, мне не к спеху, - буркнул он, магазин был старым, со старыми порядками, где нужно было просить принести, взвесить, показать товар, а не брать самому с полки.
        - Да мы тут дождь пережидаем, - махнула рукой похожая на седой одуванчик старушка и добавила: - Маша помоги молодому человеку.
        И они снова на него уставились. Черт, ведь именно от этого он и сбежал. От такой «помощи».
        - Будьте добры. - Матвей заставил себя говорить вежливо. - Пакет кефира, сайку и пачку соли. - Почудилось или нет, но, кажется, при упоминании соли старушки тихо фыркнули.
        - Одну пачку, две, три? - осведомилась дородная Маша.
        - Бери три, чтобы два раза не бегать. - посоветовала вторая женщина, у которой из сетки торчало сразу несколько батонов.
        - Одну, - дрогнувшим голосом ответил он.
        «Ну, давай, еще скажи им, что тебе огурцы солить приспичило», - дал сам себе мысленный совет Матвей, но сдержался. Увидел около кассы пластиковые прямоугольники, приклеенные к стеклу скотчем, и спустя несколько секунд сообразил что это.
        - Это для таксофона? - спросил Матвей, женщина кивнула. - Тоже пробейте.
        И она пробила. В полном молчании, мужчина собрал свои покупки и направился к выходу, а когда дверь уже закрывалась за его спиной, услышал:
        - Милиция и скорая - бесплатно. - ехидно заметила продавщица. - Без карточки!
        - Спорим, он уедет еще до праздника! - добавила одна из покупательниц.
        Покупки он свалил в багажник. К иконе и лопате. Несколько минут раздумывал, вертя в руках таксофонную карточку. Дождь почти прекратился, продолжая лишь изредка накрапывать. Матвей скинул капюшон и решительно направился к автомату, снял трубку и набрал номер.
        Ответил ему как всегда автоответчик.
        - Отец, - произнес Матвей, дождавшись сигнала записи, и после заминки продолжил: - Я вчера звонил тебе… Не обращай внимания. Был пьян. И… Извини, если потревожил.
        Мужчина торопливо повесил трубку. Одним делом меньше. А то мало ли чего подумает отец, когда услышит его вчерашнее бормотание то, как он зовет на помощь. Хорошо хоть отцу позвонил, а не Алле, она у него тоже на быстром наборе стояла.
        Матвей уже отвернулся от телефона, когда ему в голову пришла дикая мысль. Дикая, но такая притягательная, что сопротивляться ей он не мог. Снова поднял трубку и набрал номер. Свой собственный, гадая, разбился смартфон или нет. Нет, не разбился, гудки пошли. Первый, второй, третий… десятый. И когда он уже был готов с разочарованием повесить трубку, что- то хрупнуло, раздался треск помех, а потом воцарилась тишина.
        - Если… - Он облизнул губы. - Если ты меня слышишь… Если ты существуешь, то знай: я не уеду, поняла? Поняла меня, ты… ты…
        Сначала ответом ему была все та же тишина, а потом он услышал смех. Далекий, а потом все более громкий, словно где-то там одна веселая девушка шла по тоннелю в его сторону. Шла и смеялась. Еще миг и она будет рядом… И он не выдержал, повесил трубку.
        Что ж дело сделано. Война объявлена.
        Дождь снова полил, когда Матвей уже сел в машину. Открыл кефир и, откусывая свежий и изумительно пахнущий хлеб, стал завтракать. Он не мог припомнить, когда в последний раз получал такое удовольствие от еды. А в ушах все еще стоял тот смех. Звонкий, задорный, радостный. Господи, да Алла не была столь счастлива, когда он сделал ей предложение.
        6. Желающая здравствовать
        Когда в доме кто-то жил, что-то менялось, что-то неуловимое. Что-то в стенах, или в окнах, а может, в озере. Возможно, это был новый запах или просто ощущение чужого присутствия.
        Настя всегда чувствовала чужаков, чувствовала, как папеньку, от которого пахло лошадьми и хмельным элем. Или управляющего, который пах старой бумагой и мокрым песком. Или его сына Митьку, от которого за версту разило чернилами.
        Все были разными, даже этот, что стоял под струями воды, смывая с себя грязь и алкоголь. Итак, он вернулся. Опять. Зашел в дом. пока шел дождь, и снова стал в нем хозяйничать. И теперь она не знала, то ли восхищаться его смелостью, то ли жалеть скорбного разумом.
        Настя оглядела гостиную. Бутылки все еще стояли на столе, но были сдвинуты к стене. Матвей собрал осколки, вымыл пол и даже пожарил картошки. Вон, на столе, накрытая крышкой сковорода, от которой идет ровное тепло.
        Этот мужчина полон скрытых талантов. Помнится, папенька Настеньки и кухню-то находил не всегда, а только в третий четверг месяца, когда кухарка получала целковые. Конечно, кухня - это же не винный погреб.
        А насчет вина это идея… Журчание воды ванной смолкло. Настя, быстро взяла бокал, плеснула в него янтарной жидкости и поставила, рядом со сковородой.
        Что такого? Папенька при виде стакана моментально добрел лицом. Он очень уважал тех, кто наливает ему без напоминания и укоризненных взглядов.
        Матвей вошел в гостиную, на этот раз его наряд был более приличным, но странным образом казался Насте еще более вызывающим. Вместо полотенца на мужчине были обтягивающие штаны из грубой рабочей ткани. Сейчас все в таких ходят. Нянюшке бы точно поплохело, а вот Гульке бы понравилось, особенно отсутствие рубашки.
        Настя же не могла понять, нравится ей или нет. По всему выходило, что не должно. Но отвести взгляд от широкоплечей мужской фигуры получалось с трудом.
        Матвей вытер голову, бросил полотенце в кресло, взялся за спинку стула, да так и замер, глядя на бокал с самогоном, который нынче именовали не иначе, как заграничным слово «виски». А потом вдруг метнулся к двери, подхватил с пола пакет и стал торопливо выкладывать на стол предметы.
        Икону - «Пресвятая богоматерь Владимирская», красивая, но какая-то безликая. Перевелись богомазы, как и ведьмы.
        Бутылку с водой.
        Из ближайшего колодца, не иначе.
        Свечи.
        Ну, вот зачем они тебе, когда в твоем распоряжении волшебные шарики и рычажок? Свечи, надо сказать тоже разучились делать. Сейчас они все как одна какие-то тощие, неказистые, чадящие и вонючие. Голова так заболит, что точно к праотцам отправишься.
        Серебряная ложка. Это еще зачем? Серебра вон в буфете навалом.
        Соль? И в правду хозяйственный мужик.
        - Вернулась? - спросил Матвей, глядя при этом почему-то на дверь. - А то я уже волноваться начал. Пришел, а дома тишина, никто с караваем не встречает. Гадал, куда ты подевалась? - он старался говорить насмешливо, но голос выдавал его волнение. - По магазинам бегала? Или на исповедь?
        «По поминальным лавкам» - чуть не сказала она. - «По вам панихиду заказывала»
        - Это, конечно не кофе в постель, - он коснулся стакана, - но все равно приятно.
        Настя мысленно фыркнула, немного раздосадованная его бесцеремонностью. С ней обычно так не разговаривали. Не в прошлой жизни, не в нынешней.
        - Только я, пожалуй, откажусь. - мужчина отставил бокал в сторону.
        Тут она не удержалась и фыркнула вслух. Он тут же развернулся в ее сторону и добавил:
        - Говорят спиртное вредно для растущего организма.
        Девушка окинула взглядом его фигуру, словно прикидывая, куда ему еще расти?
        Несколько минут они молчали. Матвей с тревогой оглядывая комнату и наверняка гадая, где она сейчас? И в который раз задаваясь вопросом, а не чудится ли ему все это?
        Они всегда задавались. И ни один еще. ни разу не поверил до конца. Уезжая из дома у озера, они с легкостью убеждали себя, что все это выдумки, что двери хлопали от сквозняков, что кувшин разбился из-за неловкости, а соль в сахарнице оказалась по чистой случайности, а иногда и не только соль. Да. они были разными. С некоторыми она всего лишь играла, как маленькая девочка играет людскими фигурками в кукольном домике, некоторых она сразу выгоняла, а некоторых… Впрочем, таких, как этот Настя давно не встречала.
        Не дождавшись никакого ответа с ее стороны, Матвей сел за стол, пододвинул к себе сковородку, одной рукой взялся за вилку, а второй открыл… Хм. Люди называли эту штуку по-разному, то «компутер», то «ноут», то «леттоп», иногда «хреновина» или «бесполезная железяка». Она же называла эти устройства волшебными книжками. Они единственные, что не говорили, а слушали и отвечали на вопросы. Ей в детстве нянюшка о таких сказки сказывала, но Настенька не верила. А теперь вот, пожалуйста, у каждого второго есть. Правда, в сказках была совсем не книжка, а серебряное блюдечко и управлялось оно не махонькими рычажками-кнопочками, а наливным яблочком. Да и заклинание немного изменилось.
        Нужно говорить не «катись, катись, яблочко наливное по серебряному блюдечку…», а «Окей, гугл».
        Не «покажи мне и города и поля, покажи мне леса, и моря…», а «Что за черт! Опять вайфай отрубился».
        Не «Покажи мне гор высоту и небес красоту», а «Какого черта инет не пашет» или «Почему все ссылки битые?»
        Страшные слова, заветные. А иногда требовалось постучать кулаком или вылить содержимое бокала на клавиатуру, те самые рычажки-кнопочки. Сложный ритуал. Главное не переборщить, а то волшебная книжка превращалась в обычный болтливый ящик.
        Матвей посидел минуту, а потом стал стучать по кнопкам.
        «Как избавиться от призрака?» - медленно прочитала Настя.
        Первая же страница «волшебной книги» едва не заставила ее рассмеяться.
        «Вежливо попросить призрака уйти» - гласил заголовок, а потом коротенько страницы на три расписывалось, какими именно словами нужно разговаривать с усопшим. Девушка даже приготовилась слушать Матвея, но тот хмыкнул и открыл следующую страницу. Вежливость нынче не в почете.
        «Сперва убедитесь, что в вашем доме живет именно призрак» и длинный перечень всевозможной пакости, которую люди часто путают с привидением. Открывало список умопомешательство, завершало оно же, только называлось «передозировкой лекарств». Помнится, нянюшка перебрала с успокоительными каплями и спокойненько так папеньке все высказала, как он матушку Настину уморил, и как братца евойного по миру пустил. Слава богу, папенька в этот момент спал в кресле, утомившись поднимать стакан, а то осталась бы Настенька без няньки.
        Третья страница:
        «Усопшего держит в нашем мире незаконченное дело. Завершите его, и призрак уйдет сам»
        - Я замуж не успела выйти. Выйдешь вместо меня? - с интересом спросила девушка вслух.
        Мужчина вскочил, схватил со стола бутылку, почти сорвал крышку и с разворота плеснул ей в лицо водой.
        «Точно колодезная, глиной отдает» - подумала Настя. А потом охнула, схватилась за облитое лицо, с которого с тихим шипением сползала кожа. Со скулы, шеи, плеча. Потекли губы, оплавились пальцы, которые она прижала к лицу.
        - Святая вода? - жалобным голосом спросила девушка.
        Кожа продолжала слезать. Настя знала, что больше всего напоминала сейчас ободранного кролика. А Матвею раньше видеть такую красоту явно не доводилось. Вон как побледнел, словно малахольный, покачнулся и оперся о стол. Кадык ходил по горлу туда-сюда, то ли сказать чего хочет, то ли вывернет сейчас.
        Но не вывернуло.
        - Больно? - каким-то сдавленным голосом спросил мужчина, бутылка с остатками святой воды выскользнула из пальцев, упала и покатилась по полу.
        - Нет, - Настя к его изумлению выпрямилась, и спокойно своим облезлым ртом поинтересовалась: - А тебе?
        Несколько секунд мужчина удивленно таращился на нее, а потом они одновременно перевели взгляды на стол, об который опирался Матвей. Думал, что опирался. На самом желе, он положил ладонь на полупустую сковороду, которую она, как заботливая хозяйка успела подогреть. Ну не питаться же гостю остывшей картошкой. Что о ее гостеприимстве подумают люди? Или нелюди… В общем, не важно кто.
        Матвей заорал, отдернул руку. Ладонь напоминала кусок говяжьей вырезки, такая же красная и в прожилках. Продолжая кричать, мужчина бросился в ванну, открыл кран и сунул кисть под холодную воду.
        - Ну что же ты творишь? - с жалобным стоном спросил он, глядя в зеркало.
        - Да пока, собственно, ничего, - ответила она, возвращая себе первоначальный облик и раздумывая, не пустить ли вместо холодной воды, горячую. Но в последний момент почему-то передумала.
        - Завтра тебе не поздоровится, - вдруг пообещал он. - Завтра придет священник и…
        - Отец Афанасий? - перебила она. Матвей обернулся, посмотрел на стоящую в коридоре девушку. - Вы ему от меня кланяться извольте и передайте пожелание здравствовать…
        И тут он не выдержал, снова как-то отчаянно взвыл, выбежал из туалетной комнаты, даже не закрыв кран, а потом появился в коридоре, держа над головой икону.
        Ни дать, ни взять инок с крестного ходу. И лицо такое же одухотворенно торжественное, то ли второе пришествие встречать готовится, то ли икону сейчас выронит от натуги.
        - Отче наш, сущий на небесах… ежеси на небеси… славяси… караси… - лепетал он. воинственно размахивая иконой, того и гляди, люстру сшибет.
        - Ага, а еще иваси, укуси, замеси, запаси, отнеси… Да если бы я так молитвы читала, меня нянька на горох коленями поставила, пока слова не выучу. - сказала Настя, а про себя подумала, а папенька бы даже не заметил, ибо знал молитвы едва ли не хуже чем Матвей. - Давайте вместе? Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твое: да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе…
        - Изыди! - закричал мужчина, даже не дослушав до конца.
        Обидно, между прочим, она же для него старалась.
        - Как грубо, - попеняла она и серьезно спросила: - А если я попрошу вас удалиться из моего дома, вы удалитесь?
        Матвей как-то удивленно посмотрел на Настю и повторил, правда, без прежнего апломба:
        - Изыди, а?
        Настя пожала плечами, исчезла. И осталась на месте, став для него невидимой.
        Матвей уронил икону, хотел запустить руку в волосы, но взвыл от боли и поспешил в ванну. Она на цыпочках подошла к святому лику. Показалось, или непривыкшая к такому обращению богоматерь смотрела на Настю укоризненно?
        - Ты ведь здесь, да? - вдруг спросил мужчина, закрывая кран.
        - Да, - не стала отрицать девушка.
        Матвей не стал больше ничего спрашивать, не стал читать молитвы или кричать. Он вернулся в гостиную, достал из буфета аптечку и стал наносить на ладонь какую-то мерзко пахнущую мазь.
        - Ты бы лучше сметаной намазал, - не удержалась Настя.
        - Ага, - беззлобно согласился он. - А чего же не керосином?
        - Так вонять будет хуже, чем это, - призналась она, садясь в кресло- качалку.
        Матвей закончил обрабатывать ладонь, сел за стол и снова уставился в свою волшебную книжку.
        Как избавиться от призрака? Четвертая страница.
        «Найдите место захоронения вернувшегося усопшего и сожгите его тело» - значилось в самом верху страницы.
        «А это будет очень интересным», - подумала Настя и качнулась в кресле. Матвей даже не повернул головы.
        7. Благославляющий дом
        Отец Афанасий пришел сразу после завтрака, когда Матвей уже устал кипятить воду, которая почему-то мгновенно остывала, стоило только насыпать в кружку кофе. Старый пузатый чайник, натертый до такого блеска, что в нем можно было разглядеть собственную хмурую физиономию, в очередной раз отправился на плиту. Мужчина едва удержался от того, чтобы не отчитать призрака, как обычного нашкодившего ребенка. Детство какое-то, ей богу. При этом он подозревал, стоит ему схватиться за металлическую ручку без полотенца, как металл тут же раскалится, к гадалке не ходи.
        - Премного благодарен, у меня еще правая ладонь не зажила, - пробормотал он, выключая газ и мельком поглядывая на перебинтованную ладонь.
        К фельдшеру Матвей не поехал. Зачем? Снова выслушивать нотации на тему: «Алкоголь - зло»? Так он это и так знал. Может, ему просто хотелось стать злым?
        Мужчина отставил чайник, как раз в тот миг, когда в дверь позвонили.
        - Значит, сегодня будем без кофе. - Он отбросил полотенце и пошел открывать.
        Спустя пять минут Матвей и священник стояли друг напротив друга в гостиной, на полу между ними находилось пластиковое ведерко с водой, набранное минут пять назад из-под крана.
        - Ну, с божьей помощью, - преувеличенно воодушевленно сказал отец Афанасий. Обмакнул в ведерко большую кисть, так похожую на те, которыми подвязывают портьеры, в каком-нибудь доме культуры, и с размаху окропил водой все. Стену, на которой остались неаккуратные подтеки, стол с бутылками… Интересно, а виски теперь тоже стало святым? И даже самого и Матвея, который настолько переполнился святостью, что ретировался в коридор под монотонное бормотание священника.
        На пороге мужчина оглянулся. Отец Афанасий продолжал разбрызгивать воду, а позади него стояла та самая девушка в немодном легком платьице и, улыбаясь, прижимала руки к сердцу, словно действо, доставляло ей немало удовольствия. Видимо, вода из-под крана не самое действенное средство против призраков.
        «А если она сейчас вскипятит воду в этом пластмассовом ведре?» - вдруг подумал Матвей, наблюдая, как священник окунает кисть. Подумал- подумал и показал призраку кулак. Девушка округлила глаза. И в этот момент отец Афанасий, как назло, повернулся к двери, да так и замер с занесенной кисточкой. Девушка беззвучно захихикала.
        Черт, священник же ее не видит, только я. И за что такая честь? Словно показавшись мужчине тогда, в самый первый раз, призрак пересек какую-то черту, ну или просто перестал стесняться и теперь появлялся то тут, то там. Появлялась…
        Матвей торопливо опустил руку, смущенно улыбнулся и все-таки вышел на кухню. Даже если призрак надумает что-то натворить, он не сможет никак ей помешать. Эта мысль ввергла его в задумчивость. В самом деле, что он может сделать человеку, который давно мертв? Человеку, с которым уже случилось самое страшное? Чем угрожать? Выходило, что ничем. Матвей пока не нашел никаких рычагов давления и похоже, отца Афанасия тоже пригласил зря. А может и не зря, вон, как девчонка радуется, когда священник щедро разбрызгивает воду.
        Словно услышав его мысли, тот показался на кухне. Стало быть, гостиная уже наполнилась святостью и ее вполне можно осквернить своим присутствием. Матвей кивнул отцу Афанасию и, стараясь не попасть под еще одну очищающую от скверны дозу, выскочил из кухни в коридор. Но не успел сделать и шага, как поскользнулся на мокром полу и…
        - Твою… - внес он свою лепту в молитву. Может и не в тему, зато точно от Души.
        - Не ушиблись? - спросил священник, склоняясь над мужчиной. С другой стороны к нему точно так же наклонялась девушка - призрак. Разница лишь в том, что на лице у отца Афанасия беспокойство, а на ее хорошеньком личике сияла проказливая ухмылка. - Может, к врачу? Девушка тут же закивала.
        - Нет, - сказал Матвей, скорее для призрака. - Не дождешься.
        Священник нахмурился, но мужчина уже ухватился за протянутую руку, встал и добавил:
        - Все в порядке.
        Не хватало ему еще одной лекции о вреде пьянства, неадекватном поведении и рекомендации подлечить сперва голову, а уж потом, если желание не пропадет, освящать дом.
        Через час, все комнаты были должным образом обрызганы, молитвы пробормотаны, то есть, прочитаны, призрак пристыжен. Вон сидит на трюмо, ногами болтает.
        Заминка вышла только с чердаком. Он был заперт. И сколько не перебирал Матвей ключи на связке, полученной от риелтора, ни один так и не подошел к большому навесному замку.
        Отец Афанасий отставил ведро и на пробу потрогал ручку двери, а потом уперся одной рукой в косяк, а второй потянул створку на себя, словно надеясь, что замок сейчас отскочит сам. Вены на руках священника вздулись, и в этот момент позади него появился призрак. Девушка схватила святого отца за талию и тоже потянула, словно в детской сказке: «внучка за бабку, бабка за дедку, дедка за репку…»
        Отец Афанасий вздрогнул, обернулся и увидел Матвея. Тот от неожиданности выронил ключи и многозначительно произнес:
        - Э-э-э… - а потом предложил: - Сходить за ломом?
        - Думаю, не стоит. - выдохнул священник и многообещающе произнес: - Матвей, вы…
        Неловкость казалась почти осязаемой, от нее хотелось убежать, от нее хотелось спрятаться.
        - Может кофе? - отчаянно предложил мужчина. Он совершенно не собирался выслушивать ничего из того, что мог бы ему сказать священник. Он не хотел ни извиняться, ни объяснять. Потому что у него не получится, ни то ни другое.
        Он услышал за спиной смешок и с трудом сохранил спокойствие.
        - Благодарю, - кивнул отец Афанасий. - Но я, пожалуй, пойду.
        - Спасибо, - нашел в себе силы сказать Матвей. - И за то, что пришли, и вообще…
        Священник еще раз кивнул, а потом словно нехотя проговорил:
        - Надеюсь, вы со всем справитесь. - Слово «всем» он выделил голосом. - И мы будем рады видеть вас на празднике.
        Последнее было явным преувеличением, но мужчина, даже не поинтересовавшись, что за праздник, поспешил заверить:
        - А я буду рад прийти.
        Они оба сказали неправду, но сейчас их она устраивала как нельзя лучше. Дверь захлопнулась, и Матвей развернулся к девушке, сжимая кулаки. - Ты…ты… ты что творишь?
        - А что? - поинтересовалась она и с обидой добавила: - Я помочь хотела.
        - Помогла, - поблагодарил ее Матвей. - Теперь меня считают не только сумасшедшим алкоголиком, но и… и…
        - Кем? - она казалась удивленной.
        - Тем, - высказался он, мысленно пытаясь подобрать правильное слово, но они все казались ему неподходящими, пустыми, как шелестящий фантик от конфеты. - Мужеложцем, - наконец подсказала ему память.
        - Кем? - на этот раз девушка округлила глаза.
        - Мужеложцем, потому что иные мужчины не имеют обыкновения хватать друг друга за талию.
        - Почему? - кажется, она интересовалась совершенно искренне.
        - Потому, - исчерпывающе ответил Матвей и направился в гостиную.
        - В первый раз вижу настоящего мужеложца, - задумчиво сказала призрак ему в спину. А он еле удержался, чтобы не кинуть в нее чем-нибудь тяжелым, вон, хоть оставленным отцом Афанасием ведром с водой.
        «Господи, сделай так, чтобы все это было просто моим сумасшествием», - в отчаянии мысленно попросил Матвей. Но господь, по обыкновению, не ответил.
        8. Отказывающая от дома
        Настя не соврала, она и вправду никогда не видела мужеложцев. Только слышала, как однажды управляющий доложил батюшке, что булочник с третьей Мукомольной улицы - мужеложец. Папенька распорядился булочника плеткой отходить. Да опоздал, сбег булочник. Может, и вправду любы ему мужчины, а может, плетей отведать не захотел. Пироги он пек вкусные, а остальное Настю волновало постольку поскольку.
        Непонятно только с чего Матвей так осерчал? Она же просто интересничала, ведь всем известно, что мужеложцы не заключают помолвок.
        И тем не менее он как-то разом посмурнел, движения стали резкими, даже злыми. Едва ведро со святой водой не опрокинул, она еле успела отодвинуть. И совсем не потому, что он мог опять упасть, а потому что святая вода еще может пригодиться, особенно, если дверь на чердак все же будет открыта.
        Матвей сердито застучал по клавишам волшебной книжки. Эк, его разбирает, будто она его в казнокрадстве уличила.
        Мужчина, словно услышал ее мысли, на минуту закрыл глаза, выдохнул, а потом взялся за волшебную шкатулку и набрал номер, поминутно сверяясь с чем-то на экране.
        - Добр… - начал он, замолчал и вдруг пробормотал: - Ненавижу разговаривать с автоответчиками.
        Настя не поняла, кому он это сказала, и не поняла кто такой автоответчик, но на всякий случай сделала скорбное лицо. Оно ее еще ни разу не подводило, особенно с нянюшкой. Та истово была уверена, что скоро грядет пришествие анчихриста. Она так и произносила это слово «анчихрист» через «ч», казавшееся маленькой Насте каким-то сухим и ломким, как побелевшие на солнце ветки. Сто лет прошло, а враг рода человеческого до сих пор не явился. Доживи нянюшка, наверняка, была бы раздосадована, столько готовилась, А он такой нерадивый оказался.
        - Мне нужен профессиональный экзорцист, - проговорил в телефон Матвей, и девушка видела, как ему неловко, совсем как ей, когда она встретилась с новоявленной женой кузена и та вернула девушке ее письма, и попросила больше не беспокоить ее мужа всякими глупостями. - У меня в доме… - Матвей посмотрела на Настю, а та вопросительно подняла брови при слове «у меня», - при… привидение. Его нужно изгнать. У вас на сайте написано: «с гарантией». Так вот. - Матвей твердо взглянул ей в глаза, - Мне нужно, чтобы этот призрак исчез с гарантией. И как можно скорее. Доплачу за срочность. Перезвоните… - Мужчина продиктовал телефон, а потом добавил: - Или сразу приезжайте, адрес…
        Настя фыркнула и исчезла. Мог бы просто попросить. Исчезнуть - это несложно.
        Матвей положил трубку, потер пальцами переносицу и совсем как тогда спросил:
        - Ты тут?
        Но Настя не ответила. Исчезнуть, так исчезнуть, поручительство выписать не сможет, но слово сдержать сумеет. Ишь ты, гарантию ему…
        - Вот блин, - проговорил он.
        Интересно он всегда так расстроено блинков просит? Словно и сам уже не рад, что аппетит проснулся?
        Она молчала до самого вечера. Иногда Матвей озирался, словно ища ее взглядом, не находил и возвращался к волшебному ноуту. Она даже позволила ему вскипятить воду в чайнике, но, судя по тому, как долго Матвей стоял на кухне, не решаясь плеснуть в кружку кипятка, это похоже расстроило его еще больше.
        - Послушай, - позвал мужчина, после того, как обошел весь дом и снова чуть не сшиб ведро о святой водой.
        Послушать она была не против, а вот появиться не давала «гарантия», хотя нянюшка называла это упрямством, а зачастую и дуростью.
        - Послушай… ты… вы… Господи!
        Так он к господу обращается? Не к ней? Тогда пусть ждет явления Христа народу. Хотя сын божий тоже не отличался радением и не спешил явить лик верующим. Может потому, что нянюшка ждала его отнюдь не так рьяно, как анчихриста.
        В дверь снова позвонили и Матвей, все еще продолжая оглядываться, пошел открывать.
        - Добрый день. - поздоровался кто-то с фальшивой душевностью. Совсем, как мясник Прошка, подзывающий откормленного барашка перед сочельником. - Разрешишь мне войти?
        Матвей буркнул что-то недовольное и вместе с тем утвердительное. Настя оказалась в коридоре, по-прежнему незримая и неосязаемая.
        - А более глухой угол найти не смог? - иронично спросил некто более похожий даже не на мясника, а на сборщика налогов. Спрашивать спрашивает, а сам глазами по сторонам так и зыркает туда-сюда, туда- сюда. Такому только наводчиком у лихих людишек подвизаться.
        - В следующий раз озабочусь, - хмуро ответил Матвей. - Только радо того, чтобы тебя не видеть. Андрей, говори, за чем прислали и выметайся.
        - Как был грубияном так и остался. - мужчина с небольшим саквояжем прошелся по коридору, огляделся и свернул в гостиную. - Я что не могу так по старой памяти заглянуть к другу, которого бросила невеста, и утешить?
        - Он выразительно посмотрел на ряд выстроившихся у стены бутылок. - Нальешь?
        - Ты мне не друг, - Матвей взял стакан. - Ты мальчик на побегушках у моего отца. Мальчик, который все еще надеется, что отец перепишет завещание и оставит родного сына с носом. - Мужчина подал гостю бокал.
        - Выпьешь со мной? - нисколько не смутился Андрей.
        - Воздержусь. Говори, с чем пожаловал.
        - Вот с этим. - Сделав глоток, гость открыл свой саквояж и достал несколько бумажек.
        Интересно, что там? То самое завещание? Опись имущества, где указаны трое порток и железный конь? Или купчая? А может, залоговая расписка, по которой те самые портки отходят этому Андрею?
        Гость бросил на стол пяток скрепленных между собой листков.
        - Подпиши и я исчезну. - Он снова взялся за бокал и отпил сразу половину.
        - Ради этого я готов на что угод… - Матвей не договорил, прочитал несколько строк и замолчал.
        - Это, конечно, не завещание…
        - Вы что там совсем ополоумели? - хрипло спросил Матвей, и Настя подалась вперед. Что-то ей совсем не нравился ни гость, ни то, что он принес с собой. Словно грязи с сапог натряс.
        - А ты что хотел? - нарочито небрежно пожал плечами Андрей. - Медаль, за то, что профукал тендер на учебники?
        - Я его не профукал! - Матвей смял бумаги в кулаке.
        - Ох, прости. Ты слил конкурентам коммерческую информацию, и они выиграли тендер. Вот скажи мне, что стало бы с любым другим сотрудником, не сыном владельца издательского холдинга? Как минимум суд и выплата неустойки в таком размере, что этому самому сотруднику проще сразу удавиться. А тебя всего лишь увольняют. - Гость снова глотнул. - И заметь по собственному желанию.
        - Задним числом, - Матвей швырнул бумаги на стол. - Идиоты, словно я вообще там не работал, когда началась вся эта возня с тендером.
        - Это ты идиот. Старик хочет прикрыть твою задницу. Это наш главный козырь, раз уж ты не работал, то и разгласить ничего не мог. Соображай быстрее.
        - Это и выглядит как прикрывание задницы. Только я в этом не нуждаюсь, понял. Как только Сашка придет в себя…
        - Если придет, - хмыкнул гость. - Многие до сих пор уверены, что именно ты отоварил своего заместителя по голове, чтобы значит концы в воду.
        - Я не буду это подписывать. Хотите увольнять - увольняйте. - Матвей встал напротив Андрея. Голова опущена, руки в карманах, а сам едва заметно покачивается с носков на пятки - не дать не взять петух с птичьего двора завидевший конкурента.
        - Я понял, что ты идиот, не зря тебя Алла бросила, - гость отставил стакан.
        - А откуда ты знаешь, что бросила? - Матвей паскудно улыбнулся. - Сама сказала? Хотя, вряд ли, ты для нее слишком мелкая добыча, а эта девочка на мелочи не разменивается. Скорее по обыкновению подслушал, когда она к старику прибегала жаловаться. Что-то она к нему зачастила… Скажи, он ее утешил?
        - Ахты, паскуда!
        Все произошло очень быстро.
        8. Отказывающая от дома (2)
        Все произошло очень быстро. Гость схватил Матвея за майку, а тот словно только этого и ждал, несильно размахнулся и ударил кулаком мужчину в бок. Андрей согнулся пополам, глотая воздух.
        - Получил, папашин прихвост…
        Настя не знала, что сильнее не понравилось гостю: прозвище или удар в бок, но тот неожиданно выпрямился, и каким-то иноземным и совершенно изуверским способом схватил Матвея за руку и нагнул над столом. От резкого движения звякнули бутылки.
        - Давно пора было поучить тебя уму-разуму, - молвил гость и ткнул Матвея лицом в стол.
        Кто ж так уму разуму учит?
        Настя покачала головой. Без хворостины, без цитат из библии, из тех, что пожалостливее, чтобы на слезу прошибло, это не учение, а кабацкая драка, когда хочется душеньку отвести. У них в имении Прошка был очень охоч до таких, завсегда был готов кулачищи почесать.
        Матвей взвыл, силясь вырваться, затрещала ткань майки, одна из бутылок от его движения опрокинулась и резко-пахнущая прозрачная жидкость разлилась по столу.
        - Чертов прихвостень!
        Матвей все-таки вывернулся, выпрямился и оттолкнул от себя гостя. Сильно оттолкнул, от всей широкой русской груди… Вернее души, далась ей его широкая грудь. И силушки не пожалел. Ударил так, что Андрей отступил на несколько шагов, наткнулся на плетеное кресло-качалку, не устоял на ногах и грохнулся на пол. Кресло, прутья, которого собирал, вымачивал и сушил еще дядька Егор - муж нянюшки, жалобно скрипнуло и завалилось на бок.
        Эх, Насте бы сейчас кухаркин ухват или, на худой конец, кочергу, вот уж она бы отходила по хребтине, совсем как, прачку своего муженька - гуляку.
        - Я предпочитаю обращение референт, а еще лучше Андрей Иванович, - сказал гость, поднялся, снова задел кресло. И вдруг разозлившись, схватил его и швырнул в окно. Чужое негодование очень напоминало мешок с зерном, в котором обнаружилась прореха. Вроде бы только что он держал себя в руках, и мешок казался целым, и вот уже тонкий ручеек овса посыпался на землю. А гость обрушил свою немилость на мебель, на дом. На ее дом.
        Кресло ударилось о стекло, по которому тут же зазмеилась тоненькая трещина.
        - Не дорос ты еще до Ивановича, прихвостень…
        - Я прошу вас больше ничего не ломать, - сказала Настя, появляясь рядом с выходом на террасу. Само явление девушки народу гость пропустил, сосредоточившись на противнике. А вот от голоса вздрогнули оба.
        - В противном случае, буду вынуждена отказать вам от дома. - Настя провела рукой по трещине, эту рану она ощущала, как царапину на кож. Не смертельно, но саднит здорово.
        - Так ты уже нашел себе новую подстилку? - Гость оглядел ее с головы до ног. - Интересно, что на это скажет Алла?
        - Раз интересно, так просвети ее. Можешь даже рассказать, что застал нас в постели. - Матвей скрестил руки на груди.
        Мышцы на плечах были напряжены, он словно боялся, что не устоит и снова бросится на гостя.
        - И как она в постели? - Андрей насмешливо посмотрел на Настю. - Мордашка красивая, а говор и платьишко, как я понимаю, местного деревенского разлива? Хоть бы манерам ее поучил, чтобы не вмешивалась, пока мужчины разговаривают.
        Сперва Настя хотела смутиться, папенька тоже как-то говорил нечто подобное, правда нянюшка только хмыкала. Но вот про постелю он напрасно заговорил. Почти так же напрасно, как и про манеры. Да ее манерам гувернантка-француженка обучала, папенька раскошелился, надеясь выгодно сбыть дочь замуж.
        - Про постелю вы за порогом можете потолковать. - Настя посмотрела на Андрея. - друг с другом.
        - Не понял, твоя девка меня выгоняет?
        - Тебя выгоняю я. Забирай бумаги и выметайся. Ничего подписывать не буду. Я ничего не сделал. И я работал в издательстве, когда разыграли тендер, но не я разгласил информацию и не я ударил Сашку. Понял. На этом все.
        - Если бы ты знал, насколько я рад, что ты такой упрямый, - продолжая паскудно улыбаться, Андрей стал торопливо собирать бумаги. - Сядешь и я. наконец, выйду из твоей тени.
        - Не выйдешь. Потому что эта тень в твоей голове и больше нигде.
        - Да пошел ты, - в голосе Андрея снова послышалась злость. - Сиди тут со своей…
        - Прошу вас больше не утомлять меня своим присутствием, - сказала Настя.
        - Да ладно, живешь с мужиком, а все барышню - крестьянку из себя строишь. Лучше бы платье приличное у него выпросила.
        Если бы Настя могла она бы смутилась. Она и покраснела, пусть только, как сказал Матвей, в своей голове, но это уже не имело значения. Подачки у мужчин выпрашивают только содержанки. А она всего лишь умерла.
        Мужчина закрыл саквояж и вышел в коридор. До входной двери было с десяток локтей или даже меньше, ширина коридора около трех. Но всего через несколько шагов гость задел стену сперва одним плечом, а потом вторым. Остановился, в недоумении оглянулся на стоящую в коридоре Настю, на вышедшего из гостиной Матвея. Коснулся ладонью темно¬бордовых обоев, тряхнул головой и решительно сделал еще шаг. А вот со следующим вышла заминка. Чтобы пройти дальше, ему бы пришлось повернуться боком, как соседском мальчишке, что лазал в сад сквозь дыру в заборе и воровал яблоки. Еще несколько минут назад бывший широким коридор, стал вдруг напоминать узкий лаз.
        - Что происходит? - спросил Андрей, и Настя впервые уловила в его голосе страх. И он ей понравился.
        Гость снова оглянулся. На этот раз в его глазах не было превосходства, лишь стремительно разрастающаяся паника.
        - Я не умею просить, а вы? - вежливо спросила девушка, становясь полупрозрачной. Становясь тем, кем она была. Призраком и сейчас даже слепой не перепутал бы ее с обычным человеком.
        - Я… - Гость подавился словами, пялясь на нее широко открытыми глазами, совсем как мельник, на новые жернова. - Я…
        Он продолжал отступать назад, а стены продолжали сужаться, медленно и почти незаметно человеческому глазу, вот только развернуться в коридоре уже стало очень трудно, казалось, еще несколько минут и коридор будет напоминать собачью будку.
        - Вы… ты что-то подсыпал мне в напиток! - вскричал вдруг Андрей, когда его разум нашел единственно верное решение. Единственно возможное объяснение происходящему. Правильное объяснение, а не то, которое заставляет людей усомниться в собственном здравомыслии. - Ты налил мне выпить, а вам… сам не отпил ни капли, урод! - Гость просто взвыл и стал яростно протискиваться к двери. - Я выйду отсюда, а потом напишу заявление в полицию, мало тебе одного дела, будет еще…
        - Выйдите? - спросила Настя. - А как вы выйдите, если здесь нет двери?
        Андрей в панике повернулся к двери. К тому месту, где раньше была дверь, через которую он совсем недавно вошел в этот дом. Сейчас на этом месте была ровная стена, обклеенная все теми же бордовыми обоями
        - Но… но… ахррр, - гость начал что-то говорить, но вместо слов получались лишь сдавленные звуки. Он давно уже бросил портфель и теперь судорожно шарил по карманам костюма, который потерял всю презентабельность, вместе с уверенностью хозяина, в поисках телефона. Нашел и даже попытался потыкать пальцем в экран. Волшебная шкатулка услужливо замигала, но, вот беда - кручинушка, связи не было.
        Андрей взвыл как-то уж совсем отчаянно, отбросил телефон и снова стал шарить руками по стене, как слепой. И как бесноватый повторял:
        - Я выберусь, я выберусь…
        - Отпусти его, - услышала Настя голос Матвея, но не сочла нужным даже поворачиваться. Она и так знала, что мужчина стоит позади нее. Знала, что он смотрит на ее прозрачный силуэт. Знала и улавливала волны страха, что исходили от него. Они были похожи на щекотку.
        - Это все не по-настоящему, он опоил меня…
        - Он не умеет просить, - добавил Матвей. - А я вполне. Отпусти его, прошу.
        - И это после всего, что он здесь устроил? - насмешливо спросила она. - Разве тебе не хочется отыграться?
        - Нет. Мне не доставляют удовольствия чужие страдания. А тебе? - в свою очередь спросил мужчина и, кажется, придвинулся еще ближе. Настя знала, что если повернет голову, то встретиться с ним взглядом, чувствовала на шее его дыхание, похожее на прикосновение невесомых крыльев бабочки в теплую ночь… Здрасти, приехали! Какое дыхание? Она же утратила плоть и кровь давным-давно, и пусть могла на краткое время возвращать себе былую телесность, сейчас Настя была полупрозрачна, сейчас ее платье не смог поколебать и ураган. А вот его дыхание смогло.
        - Отпусти, - по-своему расценил ее молчание Матвей. - И считай, я твой должник.
        Должников у нее никогда не было, да и что может предложить живой мертвому?
        Настя в раздражении дернула плечом. И рука Андрея, все еще продолжавшего ползать у двери, вдруг провалилась в пустоту. На казавшейся целой стене медленно проступал силуэт распахнутой двери. Коридор снова стал широким, солнце заглянуло в дом, сквозь проем, хотя еще минуту назад казалось, что наступил вечер.
        - Аааа! - Всхлипнул гость и даже не стал подниматься с колен, а просто быстро пополз, как отхвативший сапогом батюшкин стряпчий.
        Он почти свалился с крыльца на траву и несколько минут смотрел в высокое голубое небо. А потом вскочил, совсем некультурно погрозил кулаком дому и побежал к оставленному на подъездной дорожке автомобилю, забыв и про саквояж и про телефон.
        - Ты мой должник, - прошептала Настя и исчезла. Ей нужно было о многом подумать.
        9. Ищущий истину (1)
        Матвей перевернул страницу толстого фолианта и с тоской посмотрел в окно. На улице было так же хмуро, как и у него на душе. А пустой зал местной краеведческой библиотеки, так и вовсе мог вогнать в уныние кого угодно.
        Во-первых, что при слове «компьютеры» старый библиотекарь, отчего-то напоминавший Матвею гриб-поганку, лишь вытаращил глаза, а потом прочел долгую и нудную лекцию о том, что мир катится в пропасть как раз из-за компьютеров. Именно из-за них все сидят на диетах и не читают бумажных книг. Какая связь между диетами и книгами, мужчина не уловил, но больше крамольных слов в святой тишине читального зала не озвучивал, листая по старинке пыльные книги.
        - Господи, - едва слышно прошептал он, - прямо как в студенческие времена.
        А во-вторых, он понятия не имел, что ищет. И поэтому смотрел все подряд. Поправка, смотрел то, что счел нужным принести ему гриб - библиотекарь, кутающийся в вытянутую старую кофту. Вот сейчас, например, он просматривал толстенный том «Истории Алуфьево в очерках и фотографиях», написанный, каким-то местным энтузиастом. Желтые шершавые страницы, зернистые снимки, мелкий убористый текст и… Ни намека на то, что ему нужно. Ни одной фотографии «Дома у озера», ни одного упоминания о призраке. Боги, он даже не знал как ее зовут и когда она умерла. Ну, не спрашивать же ее на самом деле? Или спрашивать?
        Кстати, после того, как выгнала из дома Андрея, девушка больше не появлялась. Двери и окна перестали перемещаться, а вода в чайнике закипала, как и положено приличной воде, но…
        Но Матвей так и понял рад или огорчен фактом исчезновения призрака. Он очень хорошо помнил, как отцовский референт ползал в коридоре и пытался найти дверь. Но еще сильнее ему врезался в память собственный страх. Чтобы он делал, если бы она не послушалась? Продолжал просить? Или стоял бы и смотрел, как корчится на полу человек? Драться с бестелесным духом занятие непродуктивное. А если бы она решила убить?
        Матвей поморщился от заданного самому себе вопроса. Он ему не нравился, но не задать его он не мог. Если бы она все-таки решила убить кого-либо, смог бы он ей помешать?
        Ему невольно приходила на ум вывернутая кисть той девчонки. Значит, призрак отнюдь не безобиден. Значит, он может причинить вред человеку. Не довести до сумасшествия, а нанести реальную травму. А значит, он мог и убивать. Она могла. В теории.
        Поэтому ему нужно срочно найти какое-то средство воздействия на девушку. Или уехать.
        Но вопреки всякой логике, уезжать совершенно не хотелось. Впервые, после случившегося с ним, после утечки информации, проигранного тендера и нападения на его зама, мысли Матвея занимала не загубленная карьера и не уголовное дело. Их занимала девушка с длинными чуть вьющимися темными волосами. Мертвая девушка. Наверное, он все-таки допился до белой горячки.
        Полазав в интернете весь вечер, Матвей не нашел ничего более стоящего, чем совет одного «бывалого» заклинателя. То есть, найти кости и сжечь. И тогда то, что привязывало дух к этому миру, должно исчезнуть. И девушка отправится в… В общем, туда, куда принято отправляться мертвым.
        Это нужно было сделать. Призрак опасен. И все. Точка.
        Раздались шаркающие шаги, и Матвей поднял голову от старого фолианта. Старик - библиотекарь тащил ему еще один точно такой же, только в темно-бордовом переплете.
        - Эх, милок, сказал бы ты мне, что на самом деле ищешь. История Алуфьево она, ить, знаешь какая… Ого-го. - Он положил толстую книгу на стол. - Мы ж вотчина графа Агронского. Поди и не слышал про такого. Матвей покачал головой, чем полностью удовлетворил старика.
        - Вот-вот, - попенял тот. - А все у вас «тырнеты» да «гад-же-ты». - Последнее слово старик произнес по слогам, видимо боясь ошибиться. - Все для какой-то «стограмм» фотографии нужно сделать, пока остальные не сделали. Все бегом, скачком. Нет бы сесть и рассказать, что на самом деле надобно.
        - Историю постройки Алуфьево, - раз в пятый проговорил Матвей. - Можно начать с церкви…
        «А где церковь, там и кладбище» - мысленно закончил он.
        Матвей и так и эдак пытался прикинуть, когда могла жить и умереть эта девушка. Все, что у него было - это платье и прическа… Но вот, не специалист он был по женским штучкам и не мог сказать, чем отличается ридикюль от реглана и не видел особой разницы между фиолетовым и сиреневым цветом, помнится Алла чуть его не убила, когда… Нет, об этом он вспоминать не хотел.
        - Ну, раз церковь, то эта, - старик ткнул пальцем с узловатыми суставами в бордовый фолиант, - тебе не к чему.
        - А что там? - тут же проявил интерес Матвей скорее из духа противоречия.
        - Там, милок, история становления советской власти в поселении городского типа Алуфево, там про возрождение добычи щебня и песка, про ударные пятилетки и про выполнение плана. Васька Соловьев накалякал, уроженец местный. Говорят, помер недавно. Или уже лет пять как? - Матвей посмотрел на обложку, где золотым по красному было выведено проф. Василий Соловьев. - Уж такого насочинял, словно мы красных прям с караваем встречали и ни слова о том, что белогвардейский выкормыш Митька Меченый лет пять партизанил и народному комиссару жизни не давал. Много чего насочинял, но хорошо насочинял стервец, зачитаешься. Не то, что Тихоновский, - старик указал на книгу, что листал Матвей. - Вот уж кто придерживался одних фактов и голой правды. Настолько голой, что скулы сведет от скуки. Так чего тебе надобно-то, городской человек? - снова спросил старик. И Матвей, вздохнув, сдался:
        - Дом у озера, - тихо проговорил он.
        - Вот видишь, совсем несложно сказать правду, - улыбнулся библиотекарь.
        - Вы знали, - констатировал Матвей.
        - Где ты живешь? Конечно, знал. Бабы всем растрепали, да и описали тебя довольно точно и шевелюру и очки.
        - Так почему вы…
        - Потому что я, мил человек, за просто так в душу не лезу. Сказал: «историю Алуфьево» - получай историю Алуфьево. А раз сказал: «дом у озера»…
        - Получу историю дома у озера? - спросил, сняв очки, Матвей.
        - Хм, с этим сложнее. Смотря, что тебя интересует. В этих книгах про дом точно ничего нет, ни в этой, ни в той. Помнится, к семидесятилетию советской власти профком набор открыток выпустил. На них, уж как водится, секретарь местный вместе с замом бревна таскают, а потом детей целуют, потом баб обнимают, а потом в трактор не опохмелившись залазят, работнички серпа и молота с большой дороги. Карьер еще фотографировали, здание профкома. Ну и несколько нормальных фотографий затесалось. И леса и обрыв, что с той стороны озера и… дом этот. Наша типография печатала, но тираж сам понимаешь, аховый. - Библиотекарь внимательно посмотрел, как Матвей записывает в блокнот его слова и добавил: - Хотя, чего тебе та открытка, поди, налюбовался уже. Дом и дом, там же никаких сведений не печатали. Только год, имя фотографа, да «Слава КПСС».
        - Значит, неизвестно, кто построил этот дом?
        - Почему неизвестно, - удивился старик. - Промышленник Завгородний в позапрошлом веке построил.
        От неожиданности Матвей выронил ручку, та скатилась с блокнота.
        - А нельзя поподробнее про промышленника?
        - Отчего же нельзя? - удивился старик, оглянулся, словно силясь что-то вспомнить. - Погоди, мил, человек, я сейчас.
        9. Ищущий истину (2)
        Он пошаркал к своему столу, скрытому от зала стеллажом с книгами.
        Матвей даже вытянул шею, пытаясь разглядеть, что он там делает. Наверняка, сейчас принесет книгу. Какую-нибудь старинную и жутко ценную, в которой…
        Тут фантазия мужчины истощилась. Ну что такого важного может быть написано в книге? Что дом у озера - это зло и нужно сровнять его с землей? Смешно, право слово. Или там полное жизнеописание призрака до смерти и после? Господи, что за чушь лезет в голову?
        И, тем не менее, он волновался словно мальчишка первоклассник в ожидании букваря.
        «Чего он там копается?» - мысленно подгонял старика Матвей.
        И тот словно услышал, покашлял и зашаркал в обратном направлении. Вот только в дрожащих старческих руках он нес не книгу. Он нес большую лупу. Такие еще имеют обыкновение показывать в каждом приличном детективе. Бронзовая ручка, отполированная бесчисленными прикосновениями, выпуклое стекло диаметром с его ладонь.
        «А ведь она бы совсем неплохо смотрелась на письменном столе в доме у озера», - пришла в голову непрошеная мысль, и Матвей постарался отогнать ее.
        - Я тут подумал, - старик, наконец, дошаркал обратно, - может, чайку попьем?
        - Да-да, конечно, - закивал Матвей. Он бы согласился, предложи ему библиотекарь продегустировать Тройной одеколон и оценить богатство вкуса этилового спирта и вышибающий слезу аромат гвоздики. - Но вы хотели рассказать про промышленника, что построил дом у озера.
        - И расскажу, - пообещал библиотекарь, - Ну-кась.
        Он стал почти вплотную к Матвею и принялся перелистывать страницы книги, которую тот так и не осилил.
        - Вы же говорили, что ни в одной из этих книг ничего нет про дом у озера?
        - Про дом нет, - старик продолжал листать страницы узловатыми пальцами. - А про промышленника Завгородного есть. Он в наших краях личность известная. Вот, - старик коснулся пальцем одной из фотографий занимавшей почти всю страницу.
        «Какая-то местная ярмарка», - понял Матвей. Круглая площадь, украшенная флажками. Лотки с лентами, прилавки с петушками на палочках и рогаликами. У одного из зазывал открыт рот, словно он пытается перекричать толпу, нахваливая свой товар. Много нарядных людей, светлые платья женщин, темные сюртуки мужчин…
        - Иван Александрович Завгородний, - с каким-то странным уважением произнес библиотекарь и ткнул пальцем в широкоскулого мужчину, смотрящего прямо в объектив.
        Но Матвей уже все видел сам. Он замер всматриваясь в старое нечеткое фото, потому что рядом с промышленником, построившим дом у озера, стояла она. Стояла вполоборота и, кажется, кому-то улыбалась. И пусть фото было старым с плохим разрешением, он узнал эту улыбку тот час. Узнал вьющиеся волосы, которые на фото взметнул ветер, наверное, поэтому девушка придерживала рукой шляпку.
        - Он построил дом в одна тысяча восемьсот восемьдесят пятом году, в аккурат, когда начал разрабатывать песчаный карьер… - начал рассказывать библиотекарь и замолчал на полуслове, когда Матвей совершенно невежливо вырвал из его рук лупу и поднес к желтоватому листку бумаги. - Ну, мил человек, разглядывай пока, а я за чаем схожу.
        - Да-да, спасибо, - крикнул ему в спину мужчина, продолжая разглядывать такое знакомое и такое незнакомое лицо девушки. А внутри все подрагивало от странного чувства предвкушения. Он нашел! Черт! Он и в самом деле нашел ее! На девушке было светлое платье, хотя саму фигуру от объектива загораживала пожилая особа. И похоже, нарочно загораживала, словно не от камеры, а от прицела пистолета.
        Перед девушкой стояла невысокая чуть полноватая женщина, в темном вдовьем чепце. Сурово стиснутые губы, наглухо застегнутое платье, скрепленное овальной брошью у горла и тяжелый взгляд, как у сторожевого пса, которого Матвей видел однажды, он, казалось, говорил: «только подойди, только посмей и я разорву тебя на куски».
        Мужчина торопливо опустил лупу, взял телефон и сделал несколько фотоснимков. Вот и все, теперь ее изображение навсегда останется у него в облаке.
        Он отвел глаза от фотографии и сосредоточился на тексте на соседней странице.
        Промышленник Завгородный… песчаный карьер… кирпичный завод… гончарное производство… вклад в развитие Алуфьево… на его деньги построена приходская школа и больница…
        И ни одного упоминания о семье. Как назло ни одного женского имени рядом с его. Кем была эта девушка? Случайная прохожая, запечатленная фотографом? Вряд ли, иначе ей нечего делать в его доме. Тогда кто? Дочь? Жена? Воспитанница? Батрачка? Нет, последнее вряд ли. Батрачки держат себя иначе, у них другая осанка, другой взгляд.
        Он вернулся к фотографии и снова услышал шаркающие шаги библиотекаря. Старик поставил на стол пузатый чайник и снова удалился.
        И тут ему в глаза бросилась одна странность. На странице, где рассказывалось о промышленнике, была указана только дата рождения, и не было даты смерти. Представить, что человек прожил более ста шестидесяти лет. конечно, можно, но вот поверить в это, вряд ли.
        - А почему нет даты смерти? - спросил он у библиотекаря, который вернулся с двумя чашками.
        - А потому, мил человек, что Тихоновский, как я тебе уже говорил, придерживался фактов, а где и когда умер Иван Александрович Завгородний до сих пор доподлинно неизвестно. Он навсегда покинул Алуфьево в одна тысяча девятьсот третьем. И все. - Старик сел за стол и развел руками. - Больше мы о нем ничего не знаем.
        - А дом у озера? - спросил Матвей.
        - А дом продал, - библиотекарь стал разливать чай по чашкам. - Правда новый хозяин бывал в нем редко, а потом и вовсе грянула революция, и здание конфисковали, устроили там сперва склад, а потом вообще забросили, слишком далеко стоит, из Алуфьево не набегаешься. После войны его прибрал к рукам какой-то партийный работник и вроде как дача там у него была…
        - А семья? - перебил старика Матвей. - У Завгороднего была семья? Они уехали вместе с ним?
        - Кхм, - старик странно крякнул, поставил чайник на стол, достал из кармана очки, нацепил на кончик носа и посмотрел на фотографию в книге, а потом снова на Матвея. - Семьи к тому времени у него уже не осталось. Жена умерла родами. Год точно не помню, но поговаривали, что она так хотела подарить мужу наследника, что пренебрегла советами врача. У нее уже было три выкидыша…
        - Кто говорит? - нахмурился Матвей. - Неужели, кто-то еще жив?
        - Это вряд ли, - рассмеялся библиотекарь. - Но знаешь, мил человек, как это в маленьких селах бывает, у нас память долгая. Вот ты, к примеру, завтра уедешь, а бабка Сима и лет через десять тебя описать сможет, если доживет. - Он снял очки, но в карман не убрал, стал вертеть в подрагивающих руках. - Я говорил с фельдшером, не с тем, что сейчас работает, а с Дмитрием Васильевичем, его предшественником. Вот он мне и рассказал, а ему в свою очередь учитель, Никанор Павлович. Тот практику в Алуфьево почитай лет двадцать держал, даже в революцию его не тронули. Врачи, они, знаешь ли, всем нужны.
        - Так что там с женой? - вернул воспоминания старика в нужное русло мужчина.
        9. Ищущий истину (3)
        - Померла она родами. Но своего добилась, наследника мужу подарила. Наследницу. Анастасия Завгородняя, - он ткнул узловатым пальцев в улыбающееся лицо мертвой девушки, что сейчас жила в доме у озера.
        «Значит, Анастасия» - мысленно произнес имя Матвей и добавил: - «Настя».
        - Единственная дочь Ивана Александровича и наследница всего состояния. Самая завидная невеста на весь уезд. А ведь думали, что она за матерью последует, такая слабенькая родилась, но ее кормилица выходила. - Подрагивающий палец сместился с лица девушки на пожилую матрону, что пыталась загородить Анастасию от объектива. - Выходила, да так и осталась навсегда при ней.
        - А промышленник?
        - А промышленник запил, - Библиотекарь покачал головой. - То ли жену любил, то ли время было такое, пили почти все, особенно если деньги водились. Из-за пьянства все и случилось.
        - Расскажете? - Матвей пододвинул блокнот ближе, всем своим видом показывая, что готов слушать.
        - От чего ж не рассказать. - Старик отложил очки и пододвинул к себе кружку с чаем, но пить не стал, просто грел руки. - Доподлинно, конечно, неизвестно, но вроде как все со сватовства началось. Просватал промышленник Настю за сынка одного из деловых партнеров. Да, видимо не угодил. Поговаривали, что ей-то больше по сердцу Митька - писарь был, сынок тогдашнего управляющего Завгородних Прохора Ильина. Но отец Насти сразу наложил на это вето. И правильно, где это видано, чтобы первая красавица уезда вышла замуж за писаря. - Он вздохнул. - Правильно-то правильно, но кто ж отца слушать будет. Как мне сказала как- то внучка, старичье вообще ни черта в жизни не понимает. Слышь, мил человек, «старичье» - это она про меня.
        - Слышу, - сказал Матвей только ради того, чтобы что-то сказать.
        - Ее бы на сто лет назад, посмотрел бы как она, старичью перечить стала. - А Настя перечила?
        - Кабы знать, - библиотекарь снова стал задумчивым. - Но у промышленника нрав был… дай боже, суров, да на расправу скор, а уж если на грудь примет, хоть святая святых выноси. Но как бы там ни было, месяц спустя нашли Настю Завгороднюю в петле. Была первая красавица, да вся вышла.
        - А?
        - Б, - передразнил его библиотекарь. - Митьку-писарая под стражу тут же взяли. Мол, это он ее порешил, осерчав, что не пошла она поперек отцовской воли.
        - Ас Настей что? - в нетерпении спросил Матвей.
        - Так, знамо дело, схоронили ее, что же еще. В саду у дома, отец даже памятник распорядился поставить. Ты, наверное, видел его. Фигура из белого камня, если от дома к озеру идти, там тропка, не доходя до воды, раздваивается, и та, что правее, к зарослям шиповника сворачивает. Вот там она и похоронена, почти у самой воды.
        - Где? - Матвей от неожиданности чуть снова не выронил карандаш, настолько нелепым казался этот переход от событий полуторавековой давности к настоящему. - А почему не на кладбище?
        - Потому, - назидательно ответил старик, поднял кружку и все же отхлебнул остывшего чая. - Али не знаешь, кого запрещено на освященной земле хоронить?
        - Са… самоубийц, - хрипло ответил Матвей, чувствуя, как по позвоночнику прошелся холод нехорошего предчувствия. - Так это еще не вся история?
        - Для кого как, - старик опустил чашку. - Выяснилось все недели через две. Завгородний, как только дочь о Митьке заикнулась, управляющего-то с сынком выгнал. Вернее, Митьку сразу в шею, а Прохору велел дела сдать и уматывать. Велел, а сам снова за бутылку. Он уже давненько делами не занимался, все больше по кабакам заседал. А Прохор с сынком злобу затаили. Уж не знаю как, но уговорили они Настю им помочь, видать сильно девчонке эта любовь разум затмила, раз она согласилась. Но только упросила она отца какую-то бумагу подписать, то ли чистую, то ли сразу доверительную, а тот с пьяных глаз и подмахнул. Тогда еще не знали, что Прохор то уволен, а тот, стервец, этим и воспользовался. Объехал с этой бумагой все банки, да снял капитал Завгороднего. И если бы только его, но и других вкладчиков, карьер-то не только промышленнику принадлежал. Скандал был жуткий, говорят, чуть ли не до государя дошло. Хотя врут поди, где государь и где песчаный карьер? Но итог один, бежал Прохор с капиталом-то, только его и видели, а вот сынок чуть подзадержался, за что и поплатился, правда, его потом выпустили…
        - А Настя? - хрипло спросил Матвей.
        - Может Митька и уверил ее в своей любви, да только деньги он любил больше. Не нашлось ей места в его дальнейшей жизни. Наверняка было какое объяснение меж ними, потому как она с горя-то и того… повесилась. А может от стыда, что отца чуть в долговую яму не отправила, а может, еще с чего. Но…
        Матвей закрыл глаза, пытаясь представить, что чувствовал промышленник, когда в один прекрасный день понял, что лишился всего, что предал его самый близкий человек, что люди шушукаются за его спиной, показывают пальцами… Представил и едва не сломал карандаш.
        - Не знаю, что стало с Завгородним потом. Он продал дом, хотя вряд ли получил великие деньги, и уехал. Вот и вся история.
        - А нянька?
        - Что нянька?
        - Она тоже уехала? - Матвей посмотрел на фотографию, на суровое лицо старой женщины.
        - Честно говоря, - старик заморгал, снова надел очки и тоже посмотрел на фотографию, - никогда не интересовался ее судьбой. Наверное, что ей еще оставалось делать?
        «Ага» - подумал Матвей и, написав блокнот большими буквами «нянька», несколько раз подчеркнул слово.
        - Вот такие страсти кипели в нашем Алуфьеве, а молодежь все в город тянет, - усмехнулся старик. - А ежели время есть, могу тебе и про Меченого рассказать, что красному комиссару жить не давал, хочешь?
        - В другой раз обязательно, - пообещал Матвей, очень надеясь, что никакого другого раза не будет, захлопнул блокнот и поднялся. - Спасибо вам и за рассказ и за чай, - он посмотрел на чашку, к которой так и не притронулся. - До свидания.
        - Да, на здоровье, нам старикам лишь бы поболтать… - библиотекарь продолжал говорить, но мужчина уже направился к выходу из зала.
        Теперь он знал, где похоронена Анастасия Завгородняя.
        И еще он знал, что нипочем не станет покупать лопату в местном хозяйственном магазине, а лучше доедет до города и зайдет в супермаркет. Нужно купить лопату! А еще щелочь. Или кислоту, в общем, на месте разберется.
        Кто бы мог подумать, что в родной город его заставит вернуться не закрытие уголовного дела, а история о покончившей с собой девушке?
        10. Восхищающаяся умениями (1)
        Настя подняла ладонь и сквозь нее пролетела последняя капля закончившегося дождя. Она оглянулась на дом, как ни странно, тот все еще стоял. Иногда, просыпаясь после дождя она думала, что не найдет его на прежнем месте, что кто-то испугается настолько, что пригонит из Алуфьево бульдозер и сравняет постройку с землей. Но если такая мысль и закрадывалась в головы постояльцев, до решительных действий дело пока не доходило.
        Девушка задрала голову. Подгоняемые ветром тучи медленно уходили на восток, но небо все еще оставалось не по-летнему серым и хмурым. Того и гляди польет снова. И тогда… Настя обхватила себя руками и посмотрела на озеро. И тогда она снова станет беспомощна, она заснет, как засыпала в детстве под мерный перестук капель по подоконнику. Раньше она любила слушать шум дождя, почти так же как сейчас ненавидела. Что-то случилось под этот перестук капель, что-то нехорошее, но она никак не могла вспомнить, что именно. Она знала, что умерла, но почему-то не могла вспомнить как.
        Ее мысли прервал удар. Нет, не удар, а звук удара, вибрация, которая передалась от земли к ногам, поднялась по спине и кольнула затылок, словно стоишь на пороге кузни, когда кузнец бьет молотом по наковальне, и каждый удар ты ощущаешь всем телом.
        Настя закрыла глаза и оказалась на подъездной дорожке. Автомобиль Матвея все еще стоял там, правда чуть правее. Значит, он куда-то уезжал…
        Еще один удар, от которого ее охватил озноб. Нянька называла это явление «кто-то прошел по твоей могиле». Могил в округе было не так много.
        Снова удар…
        10. Восхищающаяся умениями (2)
        Настя обернулась. Озеро, дом, шум машин на дороге, подлесок, тропа.
        Удар, и озноб, охвативший ее. перешел в дрожь. Неужели он нашел…
        Она не успела додумать мысль, как оказалась среди деревьев. Солнечные лучи, проникавшие сквозь кроны, желтыми пятнышками ложились на толстый ковер из хвои и листьев, словно раскрашивая его. Они скакали по светло-серому надгробному камню, чуть сдвинутому в сторону, пробегались по скорбному лицу статуи, так на нее похожей.
        - Чем заняты? - спросила девушка и согнувшийся над свежевыкопанной ямой мужчина вздрогнул.
        - Я не остановлюсь, - угрожающе произнес он выпрямляясь.
        - Обещаете? - спросила Настя, опускаясь на колени и тоже заглядывая в яму. - Ох, всем бы так мужья говорили, - сказала она фразу, что часто повторяла Гулька и жалея, что у нее так и не хватило смелости спросить подружку, что она значила. Ведь знала же, что-то неприличное, оттого и не спрашивала.
        - Я тебе не муж, - резко ответил Матвей, снова берясь за лопату, и непонятно с чего смутился.
        - Вот-вот, - закивала головой Настя, - а уже такие обещания раздаете. Никакого понятия о приличиях, лишь бы девушку обнадежить.
        Она и сама поразилась своей смелости. Но не зря же нянька всегда говорила, что ежели девка приглянулась парню, есть надежа отвести беду, а вот если парень девке, пиши, пропало, даже розги не помогут. А этот странный гость ей нравился. Очень нравился, и признаться в этом было чрезвычайно трудно. Почти невозможно.
        Мужчина начал злиться. Она видела это в резких движениях, когда он отбрасывал очередной ком черной земли. Видела в стиснутых губах, во взгляде, который он старательно отводил как от нее, так и от статуи.
        - Похожи? - спросила Настя, складывая руки на коленях. Совсем как коленопреклоненный ангел с ее лицом, что грустно смотрел на вырытую яму. Разрытые могилы статуе не нравились.
        - Должен, раз это ваш батюшка заказал, - сказал, выпрямляясь, Матвей. Он посмотрел на нее в упор и добавил: - Анастасия.
        Она не удержалась и хихикнула. А ведь он молодец, не спасовал, не убежал и, мало того, узнал, как ее зовут. Можно сказать, преставился…эээ… нет, представился.
        - Приятно познакомиться, сударь, - сказала девушка, чем, похоже, разозлила его еще больше, вот как два алых пятна загорелись на скулах, словно у красной девицы, которой отвесил комплимент портовой грузчик. А что такого? Грузчики, чай не люди что ль?
        Еще одно движение, очередной ком земли полетел в сторону, и железная лопата с противным звуком заскребла по чему-то твердому. Девушку снова пробрала дрожь.
        - Ты меня не остановишь, - снова загадочно изрек Матвей и посмотрел на нее с вызовом.
        «Ну, прям, как дите малое», - мысленно умилилась она. - «Да было бы желание…»
        Но желания не было. Хочется ему играться в куличики, пусть играется.
        «Чем бы мужик не тешился, лишь бы до дому добирался» - обычно говаривала нянька, глядя на лежащего на полу пьяного вусмерть папеньку. Тот отвечал ей согласным храпом.
        - Вы бы, Матвей, - она выделила голосом его имя и мужчина снова вздрогнул, словно сейчас кто-то прошел по его могиле, - определились, извести меня хотите, али замуж зовете.
        - Что? - не понял тот.
        - Вы для чего тут роетесь? Силушку молодецкую показываете? Аль упокоить желаете? - она склонила голову и добавила: - Почему-то когда упокоить желают, все время на погосте шастают, а ведь мне от этого наоборот одно беспокойство.
        - Я все равно… - Матвей спрыгнул в могилу и стал счищать землю с гроба,
        - Все равно сделаю это!
        - Будьте так любезны, - Настя поднялась с колен и демонстративно отряхнула платье от несуществующей грязи.
        Матвей поднял голову, заподозрив издевку. Кстати, зря заподозрив, Настя была совершенно искренней.
        Мужчина пробормотал что-то неразборчивое, бросил лопату на землю, поднял ломик, поддел край домовины, налег на ручку, раздался треск и крышка противно взвизгнув старыми проржавевшими гвоздями отошла в сторону.
        Матвей выругался, припомнив создателя, его потомков, а так же Настину родню. За последних стало обидно, ни в чем таком они точно замечены не были. Заинтересовавшись девушка заглянула через плечо, стоявшего в яме мужчины и поинтересовалась:
        - Кто там у вас?
        - У меня?!!
        10. Восхищающаяся умениями (3)
        - У меня?!! - пораженно переспросил Матвей.
        - Ну, не я же здесь раскопки устроила, - Настя пожала плечами.
        Несколько минут они стояли, глядя на открытый гроб, а потом одновременно вздохнули. Захоронение отнюдь не было пустым. Из старого рассохшегося ящика на них пустыми глазами смотрел череп обтянутый высохшей, похожей на старую бумагу, кожей. Раскрытый рот, усохшие руки и ноги терялись в ворохе тряпья, бывшим когда-то одеждой, и лишь под подбородком виднелась старая брошь из слоновой кости.
        - Она никогда с ней не расставалась, - сказала Настя, грустно глядя на останки, и добавила: - Нянюшка.
        А Матвей снова начал сквернословить. Если бы кто так выражался в ее доме окромя батюшки, того заставили бы ложку горчицы съесть. На первый раз.
        - Почему здесь она, а не… - Мужчина не договорил, словно в его вопросе было что-то неприличное, не местом последнего успокоения поинтересовался, а цветом нижней юбки, или того хуже, панталон.
        - Она, а не я? - уточнила девушка. - А это вам лучше знать.
        - Мне? - снова поразился он.
        - Живым. Или вы думаете, что ее сюда на постой я определила?
        Да, судя по всему, он так и думал, хотя и сомневался.
        - Ее ведь не в первый раз раскапывают? - Мужчина присел на корточки. Ему было неуютно, нервозность выдавали слишком резкие движения, но он пересилил себя и стал разглядывать, то, что осталось от старой няньки. В некоторых местах высохшая кожа была черна, словно кто-то…
        - Не в первый, - призналась Настя.
        - Пытались сжечь, - он осторожно коснулся края гроба и отдернул руку от старого дерева, как от огня, - но бензином плеснуть забыли, хотя все равно бесполезно.
        - Почему?
        - Потому что кости не горят.
        - Уверены? - девушка прищурилась.
        - Более чем, - ответил Матвей и неожиданно принялся рассказывать: - Мы в детстве с пацанами труп кошки в костер швырнули. До сих пор помню, как он вонял. Так вот, мы на следующий день золу разворошили и нашли кости. Черепом потом девчонок пугали.
        - Какое интересное у вас было детство. А у ваших девочек, особенно.
        - А у вас, - Матвей обернулся и посмотрел на девушку, - каким оно было? Тоже нескучное, раз нянька лежит под вашим именем и памятником?
        - На что это вы намекаете? Потрудитесь разъяснить. По-вашему это я душегубствовала?
        Настя ощутила возмущение. А еще обиду. Лучше уж действительно про панталоны спросил. Но увы, никому ее панталоны были неинтересны. Все, как всегда.
        - А что вас останавливает? - Матвей выпрямился. - Ответственности никакой…
        - Ответ… Ответственности? - Она даже запнулась. - Она заменила мне мать, а я ее в могилу свела, да еще и имя отобрала, так? И за что, позвольте спросить? За то, что намедни она лишила меня обеда? Или за то, что не пустила водить хоровод с деревенскими в ночь на Ивана Купала? А может из-за того, что меду в блины не доложила? Ну, не стесняйтесь сударь, расскажите мне, почему моя нянька оказалась в земле и за что?
        - Может за то, что прикрывала ваш обман от отца? Когда вы со своим любовником подсунули ему на подпись бумагу, дающую ее подателю обналичить…
        Он не договорил, потому что девушка вдруг расхохоталась. И пусть этот смех отдавал горечью, но был совершенно искренним.
        - Единственное что подписал бы папенька, приди мне такая блажь в голову, это разрешение на постриг. Он вообще считал, что девке ни читать, ни писать незачем, и уж тем более знать, как выглядит доверительная грамота.
        - Он был пьян…
        - О. вы и это выяснили? Я в восхищении. Пьяным мой папенька даже свое имя вспоминал не с первого раза, а уж как оно пишется и то, через день. - Настя уперла руки в бока, словно какая-нибудь торговка пирожками на ярмарке.
        - Но как оно пишется, знает вы, - констатировал он.
        - Знаю, - сказала она, разом успокаиваясь и даже немного удивляясь тому, как этому мужчине удалось на несколько минут пробудить в ней эмоции, о которых она казалось, давно забыла. Он пробудил в ней желание оправдаться. А уж это и вовсе никуда не годилось, особенно здесь, у могилы нянюшки. - Знаю, - повторила она. глядя в глаза мужчине. - А еще я знаю, зачем вы раскопали эту могилу. - Гулька всегда говорила, что лучшая оборона - это наступление. Пусть теперь побудет в ее шкуре. Ишь, чего удумал, грамотой ей в лицо тыкать, да мало ли этих грамот папенька подмахнул? Всех и неупомнишь. - Вы хотели меня убить. - Мужчина вдруг бросился к валявшейся на земле сумке. - Почему нет? Ответственности же никакой? - вернула ему его же слова девушка.
        Она знала, что они заденут Матвея, мало того, хотела, чтобы задели.
        С каких это пор ей стало небезразлично, что думают о ней живые? Ответ прост: с тех самых, как в доме появился этот мужчина. И как тут не расстроиться?
        Он выпрямился, держа в руке пластиковую бутылку с какой-то гадостью.
        - Еще одно слово и я… - он вытянул руку над останками нянюшки и качнул пузырьком.
        - И вы что? - спросила Настя, исчезая на одном месте и появляясь прямо перед Матвеем, настолько близко, что их носы почти соприкоснулись. - И вы что? Плеснете мне этим в лицо?
        - Нет, - хрипло ответил он, не отводя от нее взгляда. - Не тебе. Ей.
        Бутылка снова качнулась…
        - А она в чем перед вами виноватая? - Настя подняла руку и тихонько коснулась его груди. Нежно, почти незаметно, но он вздрогнул, горлышко бутылки пошло вниз, и прозрачная жидкость полилась на останки.
        Раздалось шипение, запахло чем-то едким. Мужчина отступил на шаг и взмахнул руками, едва не свалившись в яму. На исчезающие с тихим шипением останки полетел лишь пузырек.
        - Вот и управились, - удовлетворенно сказала девушка. - Теперь ее не будут больше беспокоить. Не будут выкапывать и поджигать, не будут требовать ответа, не будут искать и находить. Что это за вещество?
        - Щелочь, - сдавленно ответил он, стараясь не смотреть в яму.
        - Как думаете это больно? Когда твои кости растворяются?
        Матвей не ответил, он отшатнулся, вдруг развернулся, подхватил с земли лопату и лом, а потом быстрым шагом направился к дому.
        - Эй, а закапывать кто будет? - крикнула она ему вслед. - Как пакостить, так сами с усами, а как порядок наводить, так слуг кличут. Хотя нынче и кликать некого. - Она передернула плечами и хотела добавить что-то еще, как услышала тихий рык. Из кустов за ней неотрывно следили два черных звериных глаза.
        10. Восхищающаяся умениями (4)
        Послышался лай, и Настя тут же исчезла, оставаясь на месте. Через несколько минут к накренившемуся от неоднократных раскопок памятнику подошел мужчина. Она уже видела его у дома. Его и его пса. Невысокая коренастая собачонка с длинной шерстью снова залаяла, а потом еще и зарычала. Если глаза живых обмануть было нетрудно, то со звериным чутьем это не срабатывало. Животные чувствовали ее присутствие всегда, ощущали какими-то странными органами чувств, названия которых она не знала. Не все боялись ее, как этот пес, некоторые просто сторонились, именно поэтому в доме никогда не жили мыши, некоторые считали чем-то вроде мебели или дерева, как аисты.
        - Тихо, Охо, - скомандовал человек, подошел к яме, присел на корточки, заглянул в рассохшийся гроб и произнес: - Занятно.
        «Очень», - мысленно согласилась она.
        Особенно то, что человек не всплеснул руками, не возмутился и не побежал в Алуфьево за урядником, которому в красках бы живописал, чего же это на белом свете творится, раз начали добрых покойников из сырой землицы выкапывать.
        Или недобрых. Но сути это не меняет. Собака продолжала лаять, взрывая лапами толстый слой листвы, но так и не решилась приблизиться. Человек несколько минут сидел на краю ямы, разглядывая тряпье нянюшки, а потом встал, огляделся, поднял с земли сумку, что второпях забыл Матвей, и точно так же как тот, направился к дому. Пес потрусил следом, нервно оглядываясь.
        Все интереснее и интереснее. Настя попыталась припомнить, когда увидела человека с собакой в первый раз, но не смогла. Понятие времени для нее давно перестало иметь всякое значение. Этого человека не было, а сейчас он есть. Просто появился в один из дней. Как же его называл Матвей? Влад? Владимир? Точно, Владимир. Он бродил по округе и совсем не доставлял ей хлопот, если не считать таковыми громкий лай. Но Настя не считала. Есть вещи, на которые ты до поры до времени не обращаешь внимания, пока они в один из дней, вдруг не оказываются под самым носом.
        Владимир позвонил в дверь, Матвей открыл ему, все еще держа в руке садовые инструменты, открыл ровно в тот момент, когда Настя появилась в коридоре невидимая для всех, кроме зарычавшего Охо.
        - Твое? - спросил Владимир, протягивая выпачканную землей сумку. - Мы с Охо гуляли, ну и… - Он не договорил. Матвей тоже молчал, и, в конце концов, хозяин собаки продолжил: - Там яма. В ней гроб. Это ты ее… - Ему снова стало неловко, особенно, когда они оба посмотрели на лопату в руках у Матвея.
        По мне так ответа не требовалось, но Владимир продолжал стоять и чего- то ждать. Матвей забрал у гостя свою сумку.
        - Скажи честно, ты ищешь сокровища Завгороднего? - выпалил Владимир, и мужчины замерли, даже пес замок и сел на задние лапы, словно приготовившись слушать.
        Честно говоря, я бы тоже с удовольствием села рядом и послушала про папенькины сокровища. Настолько мне известно, он с флибустьерами в море не ходил и на большой дороге не промышлял, скорее от лености и любви к зеленому змию, чем от неспособности. И если бы кто спросил меня, я бы предположила, что сокровища отца хранятся в дубовых бочках или бутылках из темного стекла и пахнут брагой.
        - Сокровища Завгороднего? - уточнил Матвей. - Может, ты войдешь?
        Гость кивнул и неуверенно переступил порог. Пес в отличие от хозяина сморщил нос и презрительно отвернулся. «Ноги моей собачьей не будет в этом вертепе для привидений», - без труда читалось на лохматой морде.
        - Выпьешь? - предложил Матвей, прислоняя лопату к стене.
        - Нет, - ответил Владимир. - Я буквально на минуту, не хочу Охо одного оставлять. Просто скажи, ты ищешь клад? И я от тебя отстану.
        - То, что здесь есть клад, я услышал несколько секунд назад от тебя, - сказал Матвей. - Я ищу нечто совсем другое.
        Они снова замолчали, хотя, как по мне, вопрос просто напрашивался, но казалось, ответ полностью удовлетворил Владимира. Мужчина кивнул и уже обернулся с намерением взяться за ручку двери, как Матвей в свою очередь поинтересовался:
        - Что за клад?
        А вот это хозяину собаки уже не так понравилось, но он постарался скрыть беспокойство за любезной улыбкой, за легкомысленным тоном, которым произнес:
        - Да, старая байка, но часто тревожит умы подрастающего поколения и приезжих. - Он пожал плечами. - Ты уже слышал, что доченька хозяина этого дома с любовником, сыном тогдашнего управляющего, опустошила банковские счета отца, промышленника Завогроднего?
        Я не удержалась и фыркнула. Ну, они мне льстят, ей богу. Ну не успела я при жизни обзавестись полюбовником, а после смерти и вовсе позабыла про это за ненадобностью. Может, зря?
        - Просветили.
        - Тогда проще. Есть еще вторая часть легенды и ее рассказывают не всем,
        - мужчина переступил с ноги на ногу.
        - Про клад?
        - Про него. Говорят, что на украденные деньги управляющий прикупил ценных бумаг на черный день…
        - Которые, без сомнения, уже превратились в труху. А если и не превратились, то сейчас не стоят и бумаги, на которой напечатаны, - перебил Матвей.
        - С тобой неинтересно, ты слишком разумен. - рассмеялся, нисколько не обидевшись, Владимир. - Но помимо бумаг, он приобрел еще несколько ювелирных украшений, а вот они…
        - Вполне могли долежать и ценность не потерять, а даже наоборот, только возрасти в цене.
        - Именно.
        - Но он же сбежал с ними? - удивился Матвей. - Этот управляющий? Как же его… Прохор Ильин?
        - С ценными бумагами, да. Но поговаривают, что сын его, Митька, тот самый полюбовник Анастасии Завгородней…
        Я снова фыркнула, и Охо за дверью вдруг стал поскуливать. Вспомнила увальня Митьку и его перепачканные чернилами пальцы. Полюбовницами парня были бумага, которую он неистово разглаживал на столе, да гусиное перо, которое он игриво обхватывал губами, когда одолевали Митьку думы нелегкие. Сердце его трепетало при виде столбиков с цифрами, которые, как и положено порядочным цифрам отвечали ему взаимностью, правильно складываясь и вычитаясь. Чернила не разливались океаном блаженства, а ложились ровными упорядоченными строчками, ввергая нашего писаря в эстетический экстаз. Тьфу, черт и привидится же такое!
        - … задержался. Может, не с руки ему было в бега пускаться, а может, не хотел без девчонки, теперь уж и не узнаем. Но говорят, что управляющий спрятал эти драгоценности для сына.
        - А тот ими не воспользовался?
        Я слушала разговор мужчин и пыталась представить нашего неповоротливого и отдышливого Прохора Федотыча с лопатой наперевес. Вот он выкапывает яму, вот воровато оглядывается, потом опускает на дно мешочек с золотом и бриллиантами… Нет, лучше шкатулку, солиднее как- то. Все бы ничего, но наш Прохор папеньке и слова не мог поперек сказать, за что собственно и был нанят. И представлять его вором и обманщиком… Эх, слышал бы он сам, до слез бы расстроился и кому-нибудь точно не поздоровилось. Я даже знаю кому.
        - Кто его знает? Но история о припрятанных украшениях передается из уст в уста. Поэтому, когда я увидел яму… - Владимир замялся и нехотя добавил: - В прошлом году с другой стороны дома целую траншею вырыли. Наши потом ругались, вырыть вырыли, а закапывать мужикам из Алуфьево пришлось, пока никто не свалился, тот же Охо, к примеру. Так что ты это… Закопай обратно, а то опять пойдут слухи, что дочери промышленника спокойно в земле не лежится. Начнут сочинять, что видели фигуру в белом, которая их, то в болото, то на отмель заманивала…
        «Ага, вот на отмель заманивать - это мое любимое дело» - подумала Настя.
        Особенно на отмель несудоходного озера, по которому лодка с отдыхающими, дай бог, раз в месяц проплывает. Но как же не заманивать? Хорошо, хоть не на рифы, а то с людей станется. В болото? Легко, только сперва хоть одно болото для нее найдите. Дел больше нет! За домом глаз да глаз нужен. У нее вон, пустое аистиное гнездо на печной трубе, и мыши в подполе не живут, прям, перед соседями стыдно….
        - Ее ведь уже раз пять раскапывали.
        - Тоже клад искали? Вряд ли управляющий спрятал его в гроб погибшей девушки, да и как я понял он раньше уехал, чем она преставилась, - Матвей нахмурился.
        - Клад бывает разный, кое-кто рассудил, что Завгородний единственную дочку не в одном исподнем похоронил, и без золотых сережек или колечек дело не обошлось. А теперь представь, могила на неосвещенной земле и вряд ли в каком реестре отмечена, раскопать пара пустяков…
        - И никакой ответственности, - с горечью повторит свои давешние слова Матвей.
        - Именно. Не заслужила девчонка такого, даже если отца по миру пустила. Наши любят искать черную кошку в черной комнате, тем более накануне дня всех святых. Закопай от греха подальше, договорились?
        - Договорились.
        10. Восхищающаяся умениями (5)
        Дверь закрылась, снаружи снова залаял Охо, он на этот раз радостно, приветствуя вернувшегося из преисподней хозяина.
        - Сокровища Завгроднего существуют? - громко спросил Матвей.
        Я не сочла нужным ответить. И вообще, у меня траур, проливаю слезы над могилой безвременно ушедшей нянюшки.
        Мужчина пожал плечами, подхватил садовый инвентарь и потопал к кладовке, той самой, где были поклеены обои в цветочек. Я проводила его взглядом, идти за ним следом совершенно не хотелось, красные маки по стенам отчего-то вызывали приступ тошноты…
        Матвей чем-то там загремел в этой комнате без окон, помянул нечистого. Послышался треск, с таким звуком обычно рвется бумага. Старые рассохшиеся обои, поклеенные на стены и давно уже ни на что негодные. Мне почему-то не нравилось присутствие мужчины там. И я знала, что если приближусь к этой комнате, то сразу пойму почему. Это воспоминание будто стояло на границе света и тьмы, как частенько стояла нянюшка, думая, что воспитанница спит. Старая женщина всегда оставаясь за кругом, отбрасываемым керосиновой лампой. Вот и это воспоминание будто замерло в тени ее памяти. Но стоит приблизиться и оно выйдет на свет, Настя была уверена. А еще она была уверена в том, что комната без окон, как-то связана с тем, что спит на чердаке. И вспоминать как именно, девушке решительно не хотелось.
        Треск повторился. Звук не нравился Насте, почти так же и кладовка. Но она все же пересилила себя и сделала шаг вперед, когда ее остановил звонок в дверь. Девушка даже подумала, что это вернулся Владимир. Забыл карту для поиска сокровищ вручить или еще какую байку из жизни Завгородних рассказать, чтобы значит Матвей уже наверняка впечатлился.
        Но когда мужчина выбрался из кладовой, стряхнул с волос паутину, вытер руки о брюки и счел их достаточно чистыми, чтобы открыть, за дверью она увидела двух урядников… Или даже городовых в темно форме с лампасами и сдвинутыми на затылок фуражками.
        - Матвей Васильевич Зотов? - уточнил тот, что был повыше.
        - Да. Чем могу быть полезен?
        Матвей говорил спокойно, и только она заметила, как напряглась его спина, как сжались пальцы придерживающие дверь.
        - Капитан Симонов, это сержант Кириллов, - он взмахнул перед Матвеем какой-то бумажкой. Наверняка рекомендательным письмом, а может, даже верительной грамотой. - Проедемте в отделение, к вам появились вопросы.
        - Какие вопросы? Послушайте, я сейчас занят, скажите куда приехать и завтра я…
        - Сегодня, Матвей Васильевич, - добавил второй. - Вы нужны следователю сегодня.
        - Но…
        - Послушайте, - весомо, и я бы даже сказала жестко, произнес тот, что повыше, - открылись новые обстоятельства, ваш зам пришел в себя, нам дан приказ доставить вас в отделение. Если потребуется, даже в наручниках. Давай не будем усложнять жизнь ни себе ни нам.
        Матвей выдохнул.
        - Я только, - он оглядел одежду, к штанам кое-где пристали комья земли, - переоденусь, ладно?
        - Если ты в бега намылился… - начал тот, что пониже, но был перебит товарищем.
        - Переодевайтесь, Матвей Васильевич, мы подождем.
        Мужчина шагнул вглубь дома, собираясь к неудовольствию служивых закрыть дверь… И правильно! Нечего им смотреть, какой переодевается!
        Но я не дала ему этого сделать, придержала створку рукой, одновременно становясь видимой, а потом выглянула на улицу, посмотрела на городовых и…
        - Дозвольте люди добрые, служивые, государевым перстом отмеченные, котомку собрать в острог богопрезренный. Краюху хлеба, папирос, да тулупчик овчинный присовокупить? - выпалила я и поклонилась в пояс.
        Меня нянька так учила, что к служивым нужно со всем почтением. Правда папенька урядника частенько с лестницы спускал, но со всем уважением и даже почти не бранился срамными словами. Наверное поэтому, тот вроде не обижался, хотя и грозился, что допрыгается папенька, как исть, допрыгается.
        - Чего? - не понял тот, что пониже, а высокий крякнул и почесал в затылке, сдвигая фуражку обратно на лоб.
        - Дозвольте люди добрые проститься с кормильцем, в последний раз припасть челом к рукам его трудолюбивым, в последний раз взглянуть в очи его горящие…
        А вот это уже из романа, что я в тайне от нянюшки прочитала. Правда, там еще и про сахарные уста было…
        - Я передумал, не пойду переодеваться, - быстро сказал Матвей, оттесняя меня в сторону.
        Ну, вот всегда так, сам развлекаться поедет, а меня дома оставит! Все мужики одинаковы!
        - Правильное решение, парень, - одобрил низкий, поглядывая на меня с опаской, как на чужую псину, от которой не знаешь чего и ждать, то ли укусить, то ли просто зевнет. - Садись в машину, прокатим лучше, чем в лимузине.
        Матвей шагнул за порог и обернулся и показал мне кулак. Хотя, какой это кулак, так дулька обыкновенная, вот у нас у кузнеца был кулак, так кулак, как посмотришь бывало, так сразу поймешь, что рот лучше держать закрытым.
        - На кого ты меня покида-а-а-а-аешь? - с надрывом простонала я.
        - И девку свою уйми, - хмуро сказал низкий. - Не на кладбище едем, рано еще убиваться.
        И этот туда же…
        - На кого же ты меня оставляя-а-а-аешь? - с чувством вывела я.
        Но Матвей, не дав мне закончить, просто захлопнул дверь. Обидно.
        А через несколько секунд взревел двигатель самоходной повозки. Я не удержалась и хихикнула. А потом закружилась по дому, совсем, как во времена юности, когда папенька запирался в кабинете, а нянюшка боялась, что я ненароком свалю какой-нибудь жутко ценный вазон в коридоре. Когда в последний раз так веселилась? Когда была живой. А сегодня, пусть на краткий миг, снова почувствовала в себе жажду жизни. И, наверное поэтому, пойдя наповоду у своего настроения, когда в дверь позвонили в третий раз за день, я без колебаний распахнула ее, словно все еще жила в этом доме, словно все еще ждала гостей.
        - Добрый день, - вежливо поздоровался молодой человек в черном костюме и с сумкой через плечо, в руках он держал библию.
        - Замечательный день, - согласилась я.
        - Могу я поговорить с вами о господе нашем Иегове?
        - Конечно, - с жаром ответила я. - Вы не поверите, но никто не хочет говорить со мной о господе. Заходите! - я распахнула дверь, а парень вдруг засомневался. - Ну, скорей. Поговорим о господе. А если захотите и об этом… вашем… втором, как бишь его? Иегов? Егорка? Обо всех поговорим, никого не обидим.
        11. Задающий вопросы (1)
        Следователь с тоской посмотрел на Матвея. Тот ответил мужчине не менее тоскливым взглядом и постучал ручкой по столу.
        «Щелк-щелк-щелк-щелк» - этот монотонный звук изредка нарушал тишину в комнате. Звук нервировал. И непонятно кого больше, следователя или подследственного.
        - Я очень рад, что ваш помощник пришел в себя, - проговорил хозяин кабинета.
        - А я то, как рад, - сказал Матвей. Чистую правду, между прочим.
        - И он со всей ответственностью заявляет, что вас в тот вечер вообще не было в здании. И что вы не могли слить информацию о финальной цене конкурентам, по той простой причине, что за час до закрытия торгов ваш отец изменил предлагаемую цену.
        А вот это оказалось для Матвея новостью? Отец изменил цену? Что ж, он в своем праве. Удивляло другое, почему он не сказал об этом сыну? Щелк-щелк-щелк-щелк…
        - А посему, вы не могли в тот вечер слить информацию, которую не знали. А если бы слили предыдущие данные, то выиграли бы тендер. Жизнь полна сюрпризов, порой неприятных, - следователь вздохнул. - И вы не могли ударить вашего зама, как я уже говорил.
        - Почему это?
        - Наш эксперт говорит, что Александра Нечаева ударили снизу вверх, а не сверху вниз. Тот, кто отправил вашего зама на больничную койку, был не очень высокого роста, а вы, вроде на рост не жалуетесь.
        - Надо же какие перемены, - Матвей не удержался от сарказма. - В прошлую нашу встречу, вы были более уверены и во мне и в своих выводах. Помнится, вы ни на минуту не сомневались в том, что поймали преступника.
        - Помню, - не стал отрицать следователь. - За это я уже получил втык от начальства, желаете внести свою лепту?
        Матвей не желал, но говорить это вслух не стал.
        Щелк-щелк-щелк-ще… - раздражающий звук, наконец-то, прервался, когда хозяин кабинета отложил ручку.
        - А когда закончите, подумайте, кто мог войти в здание издательства тем вечером? Кто мог миновать охранника незамеченным? Кто имел доступ к бумагам вашего отца и в его кабинет? Кто…
        - Я не знаю.
        - Знаете, - перебил его следователь, - но почему-то не хотите говорить.
        - Просто я знаю, каково приходится тому, кого вы подозреваете. И не буду ни на кого наговаривать.
        - Да? Жаль, а вот Андрей Качинский, референт вашего отца, не был на ваш счет столь лоялен.
        - Это его право, - пожал плечами Матвей. - У вас есть какие-то доказательства его вины? Того, что это он ударил Сашку? Что говорит он сам?
        - Ничего. Ваш зам не видел нападавшего, тот подошел сзади. Мы думаем, что все упирается в тендер. Кому-то нужна была информация, но Александр Нечаев на свою беду задержался, потому и попал под раздачу. А вас, я смотрю, тендер не очень сильно волнует?
        - Уже нет, - не стал отрицать мужчина. - Так что насчет доказательств?
        - Давайте пропуск, я подпишу, - ушел от ответа хозяин кабинета.
        Мужчина молча протянул бумажку, следователь так же молча поставил подпись.
        Щелк-щелк-щелк…
        - А можно вопрос? - спросил Матвей, поднимаясь, и тут же пояснил: - Не по этому делу.
        - Попробуйте, - в голосе хозяина кабинета послышалось любопытство.
        - С чего вы начинаете расследование?
        - Смотря какое.
        - Любое.
        - Со сбора информации. Исследование места преступления, разговор со свидетелями, выяснить все о жертве…
        - А если все, кто знал жертву, мертвы? - уточнил Матвей и, видя, как подался вперед следователь, пояснил: - Это историческое расследование, я изучаю историю дома, в котором сейчас живу, не более.
        - Вам почти удалось меня напугать. Ну, раз историческое, я бы обратился на кафедру истории нашего института, уверен, там много «свидетелей» или хотя бы полагающих себя таковыми.
        - Спасибо, - совершенно искренне поблагодарил Матвей, полагая, что у него в городе уже появились дела.
        «А ведь, я всего час как вернулся», - подумал он, минуя проходную следственного управления. - «Как там Настя?» - неожиданно подумал он и сам себе удивился.
        11. Задающий вопросы (2)
        Вот забот других нет, как беспокоиться о призраке. Может, она вообще не существует? Может, она плод его воображения, а он и расчувствовался? О господи, а что она устроила перед операми? Целое представление разыграла и ведь специально, чтобы его… Стоп.
        Матвей даже остановился, на него тут же налетела женщина в светлом пиджаке, пробормотала что-то по поводу психов, которые сами не знают, куда и зачем. Но он едва замечал окружающий мир. Слышал шум двигателей, завывание ветра, сигналы клаксонов, шелест шин по асфальту, надоедливый, пиликающий сигнал светофора - все это проходило по краю его сознания, которым завладела одна единственная мысль. Ужасная и притягательная одновременно.
        Настя разыграла целое представление, но отнюдь не для полицейских, она разыграла этот спектакль для него, для Матвея. Совсем, как в школе, когда Лариска скручивала из бумаги шарики и швыряла в него на уроке. Мать тогда сказала, что девочка просто пытается привлечь его внимание. Почему именно таким обидным способом? Потому что по-другому не умеет… И Настя тоже не умеет.
        - Детство какое-то, - пробормотал он, и мужчина в светлой футболке отшатнулся в сторону, желая быть подальше от психа, который стоит посреди тротуара и разговаривает неизвестно с кем. - А она и есть ребенок, - ответил сам себе Матвей. - Сколько ей было? Семнадцать? Восемнадцать? - он покачал головой, и тут в поле зрения попала вывеска. Он остановился как раз напротив исторического факультета, что ж пора начинать свой опрос «свидетелей», раз уж официальное дело против него развалилось.
        Матвей скривился, он говорил это следователю с самого начала, но ему не верили. Не верили, пока не очнулся Сашка, и пока отец не дал показания… Оправдали задним числом, можно сказать. Вот только кто теперь вернет ему репутацию? Кто остановит слухи? Стоит только войти в офис издательства или отправиться на обед в ресторан «Ламике», как за спиной он снова услышит шепот: «это тот самый», «тот, что угробил своего зама и слил тендер». Хм… Тогда почему его это больше не волнует? Не волнует ни тендер, ни статусный ресторан. Нет, не так. Волнует, но постольку- поскольку и не более. Матвей вдруг понял, что мир не провалился в тартарары с его провалом, наоборот, он оказался намного глубже и интереснее, чем до этого. Он понравился привидению! Господи Иисусе и все его угодники!
        Нет, сейчас он будет разбираться не с чувствами, а с историей.
        С этой мыслью Матвей потянул на себя тяжелую дверь и вошел в прохладный холл. Шаги по гладкому мрамору звучали чересчур гулко, он задрал голову и едва не присвистнул, сводчатый потолок был расписан, словно какая-нибудь церковная часовня. Он учился не здесь, отец отправил его в столицу, поэтому вся эта красота прошла мимо…
        - Чем могу помочь? - услышал он голос и обернулся, к нему подошла женщина. Высокая, худая в строгой застегнутой под горло блузке и черной узкой юбке. Стильная, но доброжелательная. Во всяком случае, пока.
        - Много чем, - Матвей растянул губы в улыбке.
        Через час улыбка поблекла, а через два исчезла без следа. Он пытался рассказать о доме у озера. Он пытался объяснить, что именно его интересует, но никто не понимал. Его отправляли от кабинета к кабинету, на него смотрели, как на надоедливого студента, который упрашивает профессоров не ставить ему «неуд». И он действительно упрашивал, так они были не обязаны говорить с ним. Он не имел никаких полномочий, кроме денежных купюр. Но в этих стенах, расписанных под старину, на денежные знаки часто смотрели равнодушно, а еще чаще с недоумением.
        Но Матвей не привык сдаваться, если бы сдавался после каждого отказа… Точно бы девственником остался.
        Трудность была в том, что он не мог объяснить, что именно его интересует. Нет, не дореволюционная архитектура. Нет, не промышленная добыча гравия и песка в Российской Империи. Нет, не выдающиеся деятели позапрошлого века. Его интересовала… Настя! Да, именно так. Его интересовала девушка умершая более ста лет назад. И все еще живущая в доме у озера. Как только объяснить это седому старику, что смотрел на него сквозь стекла очков?
        Матвея интересовали мертвецы. И нет, он не практикующий некромант и не собирает себе армию нежити, чтобы там не говорили за его спиной ироничные и перечитавшие фэнтези аспиранты.
        Он побывал, по меньшей мере, в дюжине кабинетов и аудиторий, помешал двум пьянкам и одному то ли практикуму, то ли свиданию. Лето, большинство студентов разъехались по домам, остались только те, кто подрабатывал в университете. Или те, кому некуда уезжать.
        - Так вам лучше с ведьмой поговорить? - сказал ему долговязый аспирант из кабинета исторической статистики
        - С кем? - не поверил своим ушам Матвей.
        - С ведьмой. Ой, простите с Инной Викторовной, она с кафедры археологии, но больше специализируется на эзотерических и духовных верованиях и обрядах. Если кто-то может рассказать вам о жизни после смерти, то только она. - Парень хихикнул. - Ее поэтому ведьмой и зовут.
        11. Задающий вопросы (3)
        «Ведьма» оказалась на удивление миловидной женщиной. Высокая, стройная блондинка, навскидку его ровесница, улыбчивая и уверенная в себе. В обтягивающих джинсах и белой блузке. И никаких амулетов и бородавок на носу. Матвея даже кольнуло сожаление, что они не познакомились раньше и при других обстоятельствах. Хотя он не мог сказать, откуда взялось это чувство опоздания, словно теперь у них с «ведьмой» нет ни шанса. Ни у него, ни у нее.
        Потому что…
        Настя!
        Потому что…
        Странно, о мертвой девушке вспомнил, а о невесте, которая бросила его всего несколько дней назад, нет.
        Потому что…
        Он решил не задавать себе глупых вопросов и пожал протянутую «ведьмой» руку.
        - Инна, - представилась она, энергично тряхнув его ладонь.
        - Матвей, - ответил он. - Не могли бы мы поговорить?
        - Могли бы, - она не торопилась отпустить его пальцы. Черт, он и сам так делал, когда девушка его интересовала. «Ведьма» усмехнулась и с иронией спросила: - Видели привидение?
        Мужчина даже опешил. И почти уверовал в то, что женщина с кафедры археологии и вправду ведьма, когда Инна рассмеялась, отпустила его руку и проговорила: - Ко мне обычно за другим не приходят.
        - Господи, да как вы отмахиваетесь от этих психов? Дубиной?
        - Нет, обычно произношу заклинание: Изыди, противный! - произнесла она гнусавым голосом.
        - Помогает?
        - Если подкрепить заклинание телефонным вызовом, вполне.
        - В полицию?
        - В психушку.
        Он заметил искорки интереса в ее глазах. Господи, как же приятно нравиться умным состоявшимся женщинам.
        - Так что там у вас? - спросила она, собирая в стопку разноцветные тетради со стола, словно какая-то школьная учительница после годовой контрольной.
        - У меня призрак, - покаялся он и, видя, как улыбка сползает с ее лица, пояснил: - Гипотетический. Я просто живу в одном месте… Дом старый, можно сказать, с историей, и местные сочинили десяток другой страшилок, чтобы напугать приезжих.
        - И как, у них получилось? - улыбка вернулась на ее лицо.
        - Раз я здесь… - Он развел руками.
        - Ну, давайте разбираться. - Она отложила тетради. - История дома, надо полагать, с криминальным уклоном?
        - Вы все-таки ведьма?
        Теперь уже она развела руками и спросила:
        - Так что конкретно вас интересует? Есть ли жизнь после смерти? Или как эту жизнь прекратить?
        - Последнее.
        - По какому верованию? - она заправила прядь светлых волос за ухо.
        - Что?
        - Согласно какой традиции? Какого народа? - спросила она и, видя, что он не понял, стала рассказывать: - Смотрите, по поверьям некоторых северных народов тело умершего, дабы злой дух не вернулся, необходимо сжечь. А по поверьям южных, выпотрошить, забальзамировать, высушить, то есть сделать мумию, и показывать гостям по особо торжественным случаям. Последних очень любят наши археологи, прям наглядное пособие. Понимаете?
        - Хм… - он нахмурился, - То есть, универсального способа нет?
        - Увы. - Она покачала головой. - Есть, конечно, некоторые обобщения…
        - Расскажите, - попросил Матвей.
        - Это не так интересно. - она несмело улыбнулась. - К истории просто примешивается статистика. Например, согласно девяносто процентам верованиям, дух умершего возвращается, если человек умер насильственной смертью.
        - То есть его убили?
        - То есть его убили, - согласилась «ведьма». - А в шестидесяти процентах мертвого удерживает в нашем мире «незаконченное дело». И самый просто способ прекратить эту неправильную «нежизнь» это завершить то, что мертвый не успел.
        «Я замуж не успела выйти» - вспомнил он слова Насти.
        - Еще пятьдесят процентов верований сходятся во мнении, что если уничтожить могилу, тело, кости, то привязанный к ним дух, тоже исчезнет. А других пятидесяти процентах огонь, наоборот, символ возрождения, и через него призрак может обрести вторую жизнь.
        - В смысле воскреснуть?
        - В смысле, переродиться.
        - Пятьдесят процентов верований? - не отступал Матвей. - Мы говорим о религии? О христианстве?
        - Ну, христианство относительно молодая религия, в большинстве своем основывающаяся на уже веками сложившийся уклад жизни, традиции, легенды.
        - Например?
        - Далеко ходить не надо, какой у нас ближайший церковный праздник?
        - Понятия не имею, - честно ответил Матвей, а она снова рассмеялась.
        - День всех святых. Празднуем день снизошедшего на землю святого духа, который един в трех ипостасях, так сказать, бог - отец, бог - сын и собственно святой дух.
        - Святая троица?
        - Совершенно верно, но после троицы, православные празднуют день святого духа обособлено. Но если углубиться в историю… - она многозначительно подняла брови, - То обнаружим, что в этот же день еще язычники испокон веков чествуют нечистую силу. По их поверьям, вурдалаки, лешие, русалки, домовые и иже с ними, на одну ночь получали возможность стать людьми, они могли прийти на деревенский праздник, могли поесть блинов, попить медовухи, увлечь парней в хоровод, а может и в кусты или в топь.
        - И призраки?
        - А чем они лучше остальной нечистой силы? - на этот раз улыбка «ведьмы» была невеселой. - И они тоже. Как ты думаешь, откуда взялась традиция прыгать через костер?
        - Нечисть не выносит огня? - предположил он.
        - Именно так, - женщина села за стол и снова потрогала стопку тетрадей. - Они становятся людьми на один день и одну ночь. С полуночи до полуночи, совсем, как в сказке о золушке.
        - Но не значит ли это, что став человеком на одни сутки, они становятся людьми во всем? Они становятся уязвимы? Не значит ли это, что в этот день их можно убить?
        - Вряд ли кто мог проверить это на практике, но многие думали, что именно так и происходит.
        11. Задающий вопросы (4)
        - Вряд ли кто мог проверить это на практике, но многие думали, что именно так и происходит. Хотите обсудить какой-то конкретный случай? - Она лукаво улыбнулась. - Я через полчаса заканчиваю…
        И она многозначительно замолчала. В любой другой день он бы согласился. В любой другой до его поездки в «дом у озера».
        - Увы, - дипломатично ответил он, смягчая отказ улыбкой, - сегодня меня ждет…
        - Призрак?
        «Именно он. Вернее, она» - мысленно ответил Матвей.
        Да, его ждала Настя. Буквально через полчаса смог убедиться насколько она его «ждала». И не одна, а в теплой компании свеженького… трупа.
        Черт, первое, что Матвей увидел, входя в дом, это чьи-то ноги в блестящих начищенных ботинках над головой, словно кто-то повесился в прихожей. Вот удружил. Есть только одно «но». В коридоре просто не к чему было прикрутить веревку, даже люстра висела дальше.
        Господи, о чем он только думает? В коридоре кто-то висит, а он пытается понять как этот «кто-то» это проделал, вместо того, чтобы помочь. Матвей схватил незнакомца за ноги, за эти лакированные ботинки, попытался приподнять.
        - Эй, вы… - Он запрокинул голову, пытаясь посмотреть в лицо незнакомцу. А ведь, действительно незнакомец. Матвей был совершенно уверен, что видит это одутловатое лицо в первый раз. - Он что, уже мертвый? - спросил он, а чужие ноги все норовили выскользнуть из рук.
        - Да вроде нет, - ответил звонкий девичий голос.
        И услышав его «труп» вдруг открыл рот и захрипел.
        - Господи, - простонал Матвей, а потом позвал: - Настя!
        - Ты обращаешься ко мне после того, как господь не ответил? Приятно, но боюсь, я не столь всемогуща, - девушка появилась в коридоре.
        - Настя, прошу… чтобы ты с ним не сделала… чтобы не хотела сделать, остановись!
        - Он назвал меня блудницей! - девушка топнула ногой, ни дать ни взять ребенок, который не получил желанный подарок на Рождество и решил повесить дедушку Мороза за бороду.
        - Это он погорячился. Уверен, он уже сожалеет и раскаивается. - Держать мужика становилось все тяжелее и тяжелее, особенно от осознания того, что Матвей так и не понял, как тот висит.
        - Не похоже. - Настя нахмурилась.
        - Давай выясним это, сидя на полу, мне чертовски неудобно так разговаривать.
        Матвей никак не мог придумать аргумент, который бы убедил мертвую девушку отпустить этого бедолагу. Отпустить? Чем она вообще его держала? Магией? Потусторонней силой? Силой мысли? Блин. Он скоро уверует не только в жизнь после смерти, айв некромантов, ведьм, драконов и во все когда-то прочитанное фэнтези скопом.
        - Настя!
        - Ну, хорошо, - девушка дернула плечом, и повешенный тут же стал в два раза тяжелее, почти завалившись на Матвея.
        Тот едва устоял на ногах и осторожно опустил незнакомца на пол. Хрипы слились в один сплошной звук, так похожий на шуршание. Парень, совсем еще мальчишка, судорожно хватался за шею, на которой ярко выделялась багровая полоса, словно он вправду пытался повеситься. Матвей задрал голову. Как он и предполагал, на потолке ничего примечательного не было. Совсем. Ни крюка, ни петли, как в фильмах про пиратов, то есть вообще ничего. Похоже, незнакомец просто висел в воздухе, вот только этот след на шее…
        Парень между тем сильно и надрывно закашлялся и никак не мог остановиться.
        - Сейчас, - сказал мужчина, хватаясь за телефон, - сейчас вызову скорую.
        - Нет, не вызовешь, - сказала Настя, и в трубке, который мужчина поднес к уху, раздался только шум помех, словно он не за телефон схватился, а за рацию. - Он и сам этого не хочет. Ведь, правда?
        Девушка склонилась к парню, тот замотал головой на манер лошади и попытался отползти в сторону.
        - Иначе ему придется объяснить, почто он околачивался около дома и почему именно здесь решил почить с миром?
        - Я…хр…я…хррр… - Парень смог наконец откашляться и даже перешел к угрозам. - Я все расскажу… Я полицейским расскажу…
        - Что именно? - Настя рассмеялась. - Что расскажешь? Что пришел вести богословские беседы, а вместо этого пялился на мою… мою…
        Матвей повернулся к девушке, которая наглядно продемонстрировала ему предмет раздора, прикрыв грудь руками.
        Парень тоже посмотрел и даже многозначительно икнул. Наверняка от восхищения.
        - А потом хотел…
        - Я хотел поговорить о боге нашем Иегове!
        - Вот-вот, от того, кто господа Егоркой называет, благочестия ждать не стоит.
        - А эта начала хвостом мести!
        - Что!?
        - Что!?
        Спросили Матвей с Настей одновременно.
        - Клеветник! - возмутилась девушка. - У меня нет хвоста
        - И сказал господь, ежели узреет святой отрок сосуд греховный, да отринет искус…
        - Это я-то сосуд греховный? - спросила Настя, явно собираясь снова повесить парня.
        И надо сказать, на этот раз Матвей не стал бы ей мешать. Мало того, он опередил ее. Он просто прижал этого парня к стене. Нехорошо прижал, снова надавливая на горло и получая странное удовольствие от услышанного хрипа.
        - Что он сделал? - спросил мужчина, чувствуя, как внутри разгорается нехорошая злость.
        - За руку схватили-сь, сказали-с, что я красивая, облобызать пытались, да на тахту уложить-с, - с готовностью наябедничала Настя, а потом нормальным голосом добавила: - Еще и библию цитировал с ошибками, богохульник, - Последнее, казалось, возмущало ее сильнее всего.
        - Слушай, отрок, - Матвей снова посмотрел на сипящего парня, - может быть пока ты такой святой, тебе встречу с этим твоим Иеговой организовать? - Мужчина прищурился, стараясь не представлять, как этот придурок, из тех, что постоянно ходят по квартирам, спрашивая: верите ли вы в господа, а если верите, то в каком денежном эквиваленте, увидел, что девушка в доме одна и попытался…
        - Не надо, - сдавленно просипел парень. Меня будут искать, у меня есть свидетели…
        - Опять он об этих свидетелях, - покачала головой Настя. - Кто хоть такие? О чем свидетельствуют?
        - Вы… вы ненормальные?
        А он, можно подумать, нормальный.
        - Сообразил, наконец? - усмехнулся Матвей. - Блаженные мы, и богом этим вашим почитаемые, а ты на святое покусился. Настя какое наказание полагается за… - он замялся, - За посягательство на девичью честь? Оскопление?
        Парень закатил глаза и обмяк.
        - Ты его задушил? - спросила девушка с интересом.
        - Надеюсь, что нет, - Матвей отпустил потерявшего сознания парня.
        11. Задающий вопросы (5)
        - Ты его задушил? - спросила девушка с интересом.
        - Надеюсь, что нет, - Матвей отпустил потерявшего сознания парня, задел рукой валявшуюся на полу сумку и спросил: - Что там к него? Головы невинно убиенных?
        - Хуже, - ответила девушка, наклоняясь к сумке. Ее волосы упали ему на руку…. Должны были упасть, на самом деле он ощутил лишь легкое дуновение, словно где-то открыли форточку. - Еретические книги, - сказала Настя.
        - Будет чем камин топить, - резюмировал Матвей, разглядывая кипу тоненьких журналов, с обложек которых на него смотрели счастливые лица. Настолько счастливые, солоно только что в лотерею выиграли.
        - Не советую.
        - Плохо горят? - Матвей встал, парень у его ног пошевелился.
        - Дымоход забит. Попробуешь разжечь камин - угоришь и присоединишься ко мне в вечной жизни.
        - Хм, - странно, но особого неприятия эта мысль не вызвала. Страх - да, но не отторжение. Он точно сошел с ума на фоне вялотекущего алкоголизма.
        «Святой отрок» тем временем замычал, потрогал рукой горло и, обнаружив оное на положенном месте, жизнеутверждающе хрюкнул, а потом со всей доступной скоростью пополз к выходу.
        Несколько минут они наблюдали за исходом «свидетеля», а потом Матвей поднял сумку, вышвырнул тому в след и захлопнул дверь.
        - У тебя будут проблемы, если он и в правду пойдет к городовому? - тихо спросила Настя. - Ты же только что вернулся оттуда…
        - Вряд ли, - пожал плечами мужчина. - А если и пойдет, кто ему поверит? Хрупкая девушка подвесила его, крепкого святого отрока к потолку, и он понятия не имеет, как она это сделала. Да и девушку вряд ли удастся найти, я на библии поклянусь, что живу здесь один, местные подтвердят.
        - Ты пойдешь на клятвопреступление ради меня?
        - Да.
        - Спасибо, - произнесла она, появляясь рядом, а потом… Матвей долго не мог понять, как это произошло. Нет, не так, он удивился своим ощущениям, когда Настя встала на цыпочки и поцеловала его в щеку, будто перышком по коже провели. Вот только от прикосновения этого «перышка» у него мурашки пошли по телу. Господи, такой трепет он испытывал после первого прикосновения к девушке, лет в шестнадцать, если память ему не изменяет. - За все. И за то, что ты такой, - произнесла она исчезая.
        Мужчина захлопнул дверь, и словно дождавшись этого момента. В кладовке что-то с шумом упало. Наверняка лопата. Но когда Матвей открыл дверь, инструмент стоял в углу, там, где ты он его поставил несколько часов назад. Медная вешалка все так же лежала на полу, а рядом валялся молоток, рулон старых обоев с загнутыми краями, что-то еще. Но ничего, что могло бы с таким грохотом упасть. Пустая комната оставалась пустой.
        Матвей присел, взял в руки молоток, повертел вешалку с крючками и, повинуясь наитию, стал забивать гвоздь в стену. Хоть будет куда куртку повесить.
        Два удара, и гвоздь вдруг ушел в стену полностью, а потом с тихим шуршащим звуком куда-то провалился, словно где-то там была пустота.
        - Матвей, простите, не помню, как вас по батюшке, можно попросить об одолжении?
        Мужчина повернулся, но кладовка оставалась пуста.
        - Да? - откликнулся он и надавил на место, где исчез гвоздь, и стена немного промялась. Он надавил сильнее, и старая бумага порвалась под большим пальцем.
        - Ты не мог бы вбить крюк над дверью? - спросила девушка, все еще оставаясь где-то там.
        - Зачем? - Он оторвал кусок старых обоев, затем еще один и еще. - Чтобы было сподручнее вешать гостей?
        Вместо ответа она рассмеялась, но так и не заглянула в эту каморку со старыми, выцветшими обоями. Мужчина оторвал кусок размером с ладонь. Дом много раз ремонтировали, но вот в это комнате, скорей всего использовавшееся для хозяйственных нужд, делали это спустя рукава. А именно клеили одни обои на другие, ромашки на маки, маки на васильки, васильки на какие-то абстрактные узоры… Клеили и клеили, бумага слиплась в один пласт и отошла от стены вместе с частью штукатурки, наверняка именно туда и провалился гвоздь.
        Когда он оторвал еще один кусок, на пол посыпались камешки. Матвей отбросил старые обои, дотронулся до стены, и понял, что дело не только старости этих стен. Вернее, дело как раз в них. В старых стенах, которые никто не ремонтировал, в которых кто-то когда-то и зачем-то выдолбил небольшую нишу. Мужчина подцепил пальцами кусок дранки и потянул, под ноги ему снова посыпалась штукатурка, открывая тайник, почти полностью заросший паутиной.
        Аккуратно… Черт, он не был столь аккуратен с тех пор как перевозил для коллекции отца печатную книгу, которой по уверениям оценщиков, было лет триста. Он тогда дышать на нее боялся. Совсем как сейчас, когда счищал паутину, когда нащупал острый угол, какой-то коробки… Нет, шкатулки, лак с которой давно потрескался, а рисунок потемнел настолько, что уже и не разобрать, что там изобразил художник. Матвей достал шкатулку и чуть ее не выронил, когда в кармане зазвонил телефон.
        - Черт, как все не вовремя, - он осторожно поставил шкатулку обратно в тайник, достал аппарат и рявкнул:-Да.
        - И я рад тебя слышать, - развязно сказал Андрей, но чувствовалась в его голосе какая-то нервозность.
        - Да ты извращенец, - Матвей придержал телефон ухом. - Если так хотел услышать мой голос, то стоило звонить не на сотовый, а на домашний. Я там премиленькое сообщение на автоответчик записал. А самое клеевое то, что звонить можно бесконечное количество раз и никто не скажет: «хватит».
        - Закончил хохмить, клоун? Могу переходить к делу?
        - Валяй.
        - Мне нужна твоя подпись…
        - Мы это уже проходили.
        - Точно. Проходили. А теперь послушай меня, умник, ты либо работаешь, либо увольняешься. Или ты думаешь, можно просто так взять и исчезнуть? Ты до сих пор числишься в издательстве, и не курьером, если не забыл, от тебя зависят другие люди. Так что будь другом, притащи свою задницу в офис и подпиши хоть что-нибудь, не хочешь заявление на увольнение, напиши на отпуск. Это что так трудно? Или думаешь, раз сын хозяина, значит, тебе все можно.
        - Именно так я и думаю, - ответил Матвей только для того чтобы позлить референта отца. Хотя на этот раз тот был прав. - У меня к тебе встречное предложение. Я подпишу все, что ты мне подсунешь, но с одним условием.
        - Что за условие? - осторожно спросил Андрей.
        - Найди мне открытку.
        - Не понял.
        - Открытку из набора, что выпустили об этих краях к семидесятилетию советской власти. Местная типография, минимальный тираж и «Слава КПСС» на обороте.
        - Нужна какая-то конкретная открытка или весь набор, - деловито уточнил референт отца, и Матвей услышал, как защелкали кнопки клавиатуры.
        - Конкретная. На ней изображен дом, в котором я сейчас живу. - Стук клавиш оборвался. С домом у Андрея были связаны не самые приятные воспоминания. - Найдешь, подмахну любую бумажку не глядя. - Договорились, - сказал помощник отца и отключил вызов.
        - Приятно иметь дело с исполнительным человеком, - рассеянно сказал Матвей убирая телефон в карман. И вдруг понял, что говорит правду. Андрей, конечно поганец, мало того, поганец, невзлюбивший его с первого взгляда, но он очень исполнительный поганец, за это собственно отец его и держит.
        Мужчина снова достал шкатулку, стер пыль с потемневшей крышки, оглянулся, совсем, как в детстве, когда таскал из буфета конфеты. Но Настя по-прежнему избегала этого места. Матвей медленно поднял крышку. Свет в каморке мигнул.
        В тайнике лежали бумаги, старые и пожелтевшие, хрупкие настолько, что когда он коснулся уголка, тот просто остался у него в руках. Свет мигнул снова, но Матвей успел разобрать несколько слов, написанных черными расплывшимися чернилами: «…навеки ваша Настя».
        - Вот оно как, - пробормотал он, закрыл шкатулку и вышел из кладовки.
        Кресло в гостиной качалось с тихим размеренным скрипом. Два дня назад это испугало бы мужчину до судорог, а сейчас… Сейчас он поставил находку на стол, сел в соседнее кресло и позвал:
        - Настя.
        Девушка тут же появилась в кресле. Она лукаво ему улыбнулась, потом увидела шкатулку и улыбка застыла.
        - Могу я задать вам, Анастасия Ивановна, неприличный вопрос… - начал он и в этот момент в доме погас свет.
        12. Отвечающая на вопросы (1)
        Матвей вскочил, налетел на что-то в темноте, по обыкновению выругался и замер, ожидая, когда глаза привыкнут к темноте. Насте этого не требовалось, ее зрение давно напоминало кошачье. Она отличала свет от тьмы, но последняя ей никогда не мешала.
        Например, не мешала смотреть на старую шкатулку, что подарил ей папенька на Рождество. Он полагал она будет складывать туда так милые женскому сердцу побрякушки. Но он сложила в шкатулку нечто более ценное. И забыла про нее, забыла, как прятала, забыла как…
        Раздался гром. Низкий, тревожный, раскатистый, словно кто-то дунул в охотничий рог.
        - Гроза? - спросил мужчина, поворачиваясь к окну.
        - Наверное, - ответила девушка, пожала плечами а, когда звук затих, в свою очередь спросила: - Вы хотели поговорить о письмах?
        - Да… черт, подождите… Почему нет света? Пробки выбило?
        - Пробки? Хотите открыть вино?
        - Нет. Настя у меня к вам две просьбы. Первая - сидите здесь и ждите меня, хорошо?
        Он не дождался ее ответа и вышел из гостиной. Правда, перед этим наткнулся на кресло качалку, в которой она сидела, и только потом выскочил в коридор, а там опять на что-то налетел и опять выругался. Ни дать ни взять папенька после двух бокалов настойки и одного молочного поросенка.
        Письма! Как же она могла забыть о них?
        Она забыла все, что было связано с той комнатой без окон. С той кладовкой. И до сих пор не была уверена, что хочет вспоминать.
        Небо снова недовольно заворчало. За окном белой вспышкой мелькнула молния, пока далеко, где-то за озером. В дверном проеме показался робкий огонек. Мужчина вернулся, держа в руке зажженную свечку, в другой нес еще штук пять и щурился, как налакавшийся сметаны кот.
        - Так-то лучше, - пробормотал он, поставил рядом со шкатулкой горящую свечу и зажег еще три. Воск стал капать на стол, и Матвей, подумав, поставил свечи в бокалы. - Почти как свидание.
        Настя обхватила колени руками и опустила голову, скрывая румянец, словно она до сих пор была жива, а к ее коже могла приливать кровь от смущения. Поскорей бы пошел дождь, тогда не придется отвечать на его вопросы, - подумала девушка, и сама себе удивилась. Впервые за прошедшее столетие она сама призывала непогоду, так напоминавшую ей о… Нет. лучше она будет думать о свечах и о сильных руках, что их зажигали.
        Чем ее мог смутить самый обычный мужчина, зажигающий свечи? Что он вообще нашел в них романтичного? Она тысячу раз видела, как это делают лакеи, тот же Митька или Прохор Федотыч, и никогда не ощущала такой приятной неловкости. Неловкости, от которой хочется сбежать без оглядки. Неловкости, которую хочется ощутить снова и снова. Странный день. Странный вечер.
        - А какая вторая? - спросила Настя.
        - Что вторая? - он постучал пальцами по крышке шкатулки. Господи, почему она не сожгла эти глупые письма? Почему хранила?
        - Вторая ваша просьба. Первую я выполнила.
        - Я прошу вас, - Матвей все-таки сел обратно в кресло, - называть меня по имени. Ты - Настя, я - Матвей.
        - Серьезная просьба. - Она опустила руки и качнулась в кресле. - Просьба, которой себя мало кто обременяет.
        - Это «да» или «нет»? - Он улыбнулся. И от этой улыбки у нее все внутри потеплело.
        - Такое позволительно только между близкими людьми.
        - Мы живем в одном доме, пусть и с разницей в сто лет, куда уж ближе, - попенял он, и Настя не выдержала и рассмеялась.
        - Я выполню вашу… твою просьбу, если ты выполнишь мою.
        - Чем могу быть полезен, барышня, - сказал и шутовски склонил голову.
        - Сожги эти письма. - Она посмотрела на шкатулку.
        - Они причиняют тебе боль? - он вопросительно поднял бровь, пламя свечей изменяло его лицо до неузнаваемости.
        А ведь он не спросил, может ли призрак испытывать боль, он спросил, причиняют ли боль письма.
        - Да.
        - Тогда… - Матвей привстал, взял свечу и, открыв шкатулку, швырнул ее внутрь. Старая бумага затрещала, сворачиваясь, и те памятные слова «навеки ваша Настя» рассыпались белым пеплом. Она смотрела на огонь, как завороженная
        Через несколько секунд, когда пламя лизнуло крышку, он взял со стола бутылку воды, не торопясь свинтил крышку и плеснул внутрь. Раздалось шипение.
        - Так лучше? - спросил он.
        - Намного.
        - Отлично. Еще бы выяснить, что там со светом, но электрик из меня аховый. - Он развел руками.
        - И вы не будете настаивать? - спросила Настя и исправилась: - Ты не будешь спрашивать о письмах?
        - Нет. - Он сел обратно. - Захочешь, расскажешь сама. Каждый имеет право на тайны.
        - А кто такой «эелектик»?
        - Тот, кто занимается электричеством, - ответил Матвей и, видя ее непонимающий взгляд, указал на потолок и пояснил: - Светом. - Фонарщик?
        - Вроде того, - кивнул он, и они замолчали.
        Снова раздался гром, на этот раз ближе, засвистел, пригибая к водной глади озера ветки деревьев, ветер. Гроза приближалась.
        - Ну и звук… - обхватил себя за плечи мужчина, - До мурашек пробирает. Это в каминной трубе?
        - Если бы, - с горечью улыбнулась она и вдруг произнесла: - Я писала эти письма зимой, помню снег лежал аж до мая, а скворцы все никак не прилетали…
        - Вы писали их Дмитрию? - Матвей смотрел на девушку очень внимательно, настолько внимательно, что ей очень хотелось исчезнуть.
        - Кому? Митьке? Вот еще! - Она дернула плечиком.
        - А что не так с Митькой? Не по чину дочери промышленника сын простого управляющего?
        - Не по чину девке за парнем бегать. Митька смотрел только в свои книги.
        - А тот, кому вы писали, смотрел, надо полагать, в правильном направлении?
        Настя вздохнула. Кто бы мог подумать, что она решится рассказать эту историю хоть кому-нибудь. Когда-то давно о ее душевных терзаниях знала только нянюшка, но той ничего не пришлось рассказывать, она и так все видела. История одной любви разворачивалась на ее глазах.
        - У нас летом кузен гостил. Ну, как кузен, пасынок моего дядьки Семена, матушкиного братца, - проговорила девушка и замолчала, молния снова расколола небо пополам, и то гневно заворчало.
        - Он тебе понравился? Красивый парень?
        - Будешь смеяться, но я уже и не помню, как он выглядел. Но помню, что он единственный, кто умел говорить батюшке «нет», единственный, кто поступал так, как хотел, а не так как ждали все остальные, он единственный кто…
        - Обратил на вас внимание? - спросил он и, видя, как она сжалась, добавил: - Такие истории случаются чаще, чем ты думаешь. Если не хочешь, можешь не рассказывать, итак все ясно.
        - Что тебе ясно? - вдруг вспылила она. Ей совершенно не нравились ни его слова, ни тон, которым он их произносил. Совсем, как батюшка Михей на исповеди. А священник ей никогда не был по нраву, все нудел и нудел о спасении души, а сам сало в пост жрал, она видела.
        - Ясно, что он уехал, а ты принялась страдать и выливала свои страдания на бумагу. Но судя по тому, что эти письма к тебе вернулись, это еще не конец истории.
        - Он женился, - зло сказала девушка. - Представляешь, взял и женился! Той же осенью…
        - Каков подлец!
        - Хватит надо мной смеяться, я не ребенок!
        - А тогда была, - сказал Матвей, первые капли начинающегося дождя большие и тяжелые, как монеты, ударились о стекло. - Неужели ты думала, он проведет всю жизнь в тоске о тебе?
        - Нет, - ответила Настя таком тоном, в котором безошибочно угадывалось «да». - Он женился на купчихе, и письма мне вернула она.
        - А вот это уже плохо. Он должен был сам. Не такой уж твой кузен и смелый, раз послал вместо себя одну женщину объясняться с другой.
        - Да что ты понимаешь? - Она сердито вскочила с кресла. - Он единственный кто… он первый…
        - Первый «кто»? - спросил Матвей точно таким же тоном, как тогда в коридоре, когда она наябедничала на «святого отрока».
        - Он меня почти поцеловал, там у озера…
        - Так «почти» или все же поцеловал? - Мужчина тоже встал.
        - Вот ты смог бы после поцелуя одной женщины просто так взять и уйти к Другой?
        - Знаешь, я не теоретик, скорее практик, - ответил он, склоняясь к Настиному лицу. Она почти ощутила на коже его теплое дыхание. - Возможно, стоит это проверить…
        Девушка замерла не в силах вымолвить ни слова, не в силах отстраниться или исчезнуть. Казалось, на эти несколько секунд она совершенно забыла, что может просто раствориться в воздухе, что ей совсем необязательно стоять тут и смотреть в его серые глаза. Совсем необязательно гадать, что будет дальше. И будет ли.
        Пламя свечей метнулось в сторону, словно где-то отворили окошко, а потом…
        Раздался отчетливый звук шагов: «тук-тук-тук», заскрипело старое дерево, а потом снова «тук-тук-тук», только уже в обратную сторону, будто кто-то над их головами встал, чтобы размять ноги и прошелся туда-сюда.
        - Чердак ведь заперт? - нахмурился Матвей. - И в доме никого кроме нас нет?
        - Ну… - протянула Настя. - Не совсем.
        12. Отвечающая на вопросы (2)
        Где-то громко хлопнула оконная рама, по стеклам растеклась струи дождя. Девушка чувствовала его приближение, также как пес всегда чувствует приближение чужаков к дому. У нее осталось всего несколько минут, и ей очень не хотелось чтобы они закончились вот так. Не хотелось оставлять этого мужчину одного… Почти одного.
        Матвей ничего не сказал, только выражение его лица изменилось. Что-то исчезло, что-то значительное, что-то нравившееся ей. Зато появилось нечто иное, например решительность. Или упрямство, как говаривала нянюшка и добавляла: «ослиное», явно имея в виду воспитанницу.
        Он развернулся, в очередной раз наткнулся на столик с напитками, и вышел в коридор. Настя закрыла глаза, а открыла их уже перед ним, появившись на его пути… И сразу поняла, как ошиблась, когда он едва не налетел на нее. едва не прошел насквозь.
        - Постойте… постой, пожалуйста.
        - Можешь зажечь свет?
        - Мммм… Нет.
        - Что-то мне подсказывает, что ты врешь.
        Ишь, проницательный какой. Конечно Настя, врала, но исключительно в угоду здравомыслию
        - Ты, кажется, хотел что-то проверить? - спросила Настя. Кто бы знал, чего ей стоило произнести эти слова. Смущающееся привидение? Смешно право слово. - Так проверяй. - Девушка стала почти осязаемой, становясь почти человеком, всего на несколько минут, но насколько могла.
        - Интересно, - протянул Матвей, вглядываясь в ее лицо. Непонятно видел ли что-нибудь в окружавшей их темноте, но одного она добилась, он снова сосредоточился на ней. Мир за стеклом стал ослепительно белым от очередной прорезавшей небо молнии, а потом недовольно заворчал, громко и сильно, так что заложило уши. Время истекало, уходило, как вода в песок, еще немного и она не сможет сопротивляться зову. Зову дождя, зову озера, что навсегда оставили на ней след. Она ощущала его все сильнее и сильнее, как пес, что получил клеймо заводчика и пытался расчесать рану. - Что же такое там спрятано, ради чего ты готова даже произносить слова, противные твоим губам?
        - Я… - она облизнула упомянутые им губы, которые вдруг закололо, словно ледяного сидра хлебнула. - Мне не противно, мне просто… «Страшно» - могла бы сказать Настя, но не стала.
        - Не дразни меня, тебе наверняка рассказывали, что происходит, если дразнить мужчину, - задумчиво произнес Матвей и, обойдя девушку, направился дальше по коридору. Она хотела пойти за ним, очень хотела, и плевать на все предостережения нянюшки, которая считала неприличным даже разговор с мужчиной. Хотела… Но он направился в эту проклинаемую господом кладовку, а потом вышел держа в руках изогнутую железку, которой вскрывал гроб.
        - Попробуй остановить меня. Уверен, ты можешь, - сказал мужчина, приближаясь к двери, за которой начиналась лестница на чердак.
        - Могу напугать, - едва слышно прошептала она.
        - Как с… - он замялся, - с моими гостьями?
        Она снова почувствовала злость, из-за того, что он вспомнил тех блудниц. А еще беспомощность. Она много чего могла сделать, но не хотела. Впервые в своей «нежизни» не хотела причинить вред.
        - Что ты им показала, раз они решили столь поспешно ретироваться, оставив меня в тоске и печали? - он поддел железкой одну из дужек замка.
        - Появилась за креслом и перерезала тебе горло, чтобы ты не печалился. Знаешь, так легко принять разлитое красное вино за кровь.
        - Поверю тебе на слово, - сказал Матвей, налегая на рукоять, и замок с тихим «дзинь» упал к их ногам. Дверь скрипнула. - Горло мне еще ни разу не перерезали, как ты наверно догадываешься, так что это сугубо новое впечатление. И я редко начинаю знакомства с девушками с таких ролевых игр.
        - А со мной редко знакомятся, приглашая в дом кокоток.
        - Туше, барышня, - Матвей улыбнулся и прикоснулся к двери. - А теперь позвольте…
        Она закрыла глаза, перемещаясь вновь. И вновь появляясь между мужчиной и входом на чердак, появилась перед ним и почти коснулась его груди своей. Настя прижалась спиной к двери, не давая ему открыть ее. - Дай мне слово, - прошептала он из последних сил. - Пообещай…
        Сверкнувшая в окне молния осветила часть коридора за его спиной, и черты лица Матвея показались ей слишком острыми, почти злодейскими, совсем как на фреске изображающей явление нечистой силы, той самой, на которой намалевали разгуливающих по улицам чертей. У них было похожее выражение лица, такое же шкодное.
        - Пообещай, что не поднимешься туда один. Это важно, - выдохнула она ему в лицо, потому что он слишком наклонился к ней, потому что он…
        Она ощутила отчаяние, когда шум дождя усилился. Она больше не могла ему сопротивляться, как не может сопротивляться сну, бодрствовавший несколько суток человек. Она растворилась в его струях, растворилась в прозрачной и такой живой ряби озера. Исчезла из мира. Совсем, как в ту ночь много лет назад.
        13. Принимающий гостей (1)
        Девушка исчезла не договорив, но Матвей еще несколько минут звал ее в освещаемом вспышками молний коридоре. Она не откликнулась. Не захотела. Или не смогла. Тогда он потянул на себя дверь. Слова Матвей не давал, да даже если бы и дал, это ничего не изменило бы. Если в доме есть кто-то или что-то, он предпочитал об этом знать.
        Матвей перехватил поудобнее лом и стал медленно подниматься по скрипучим ступеням. Их оказалось двенадцать штук, не хватило одной до чертовой дюжины. Квадратный люк не имел крышки, и мужчина замер, не доходя до черного квадрата, а потом осторожно заглянул. Чертыхнулся и понял, что вместо лома следовало прихватить свечку, а еще лучше фонарик, что валялся в бардачке, хотя подойдет и тот, что встроен в телефон… Не успел он об этом подумать, как за спиной в коридоре зажегся свет.
        - Пробки выбило, пробки вставило, - пробормотал мужчина, доставая из кармана аппарат. Сгущающуюся темноту люка прорезал тонкий луч света, и Матвей преодолел оставшиеся ступени и ступил на чердак.
        Странно, но никто не бросился на него из темноты, никто не откусил голову. Чердак вообще оказался пуст. Абсолютно. Вот вы бывали на пустых чердаках? Матвей не бывал. Там всегда складировали всякий хлам, всегда стояли лыжи, а еще вероятнее, по паре лыж из разных комплектов. Там всегда стояли покрытые пылью коробки со старыми вещами, которые никто никогда не будет носить, а выбросить рука не поднимается. Он видел и сожженные кастрюли, и велосипеды без шин и цепей, стулья без сидений, исцарапанные столы и всегда, ну или почти всегда, кипы журналов, газет, книг. Прямо мечта пиромана и головная боль пожарников.
        Но этот чердак был исключением. Он был полностью пуст. Матвей поводил телефонным фонариком из стороны в сторону. Ничего, лишь круглое окно на дальней стене, что давало лишь скудный серый свет. Матвей выпрямился и едва не ударился головой о потолочную балку, еще раз осмотрелся, подошел к окну дернул створку, та оказалась заколочена наглухо.
        - Если бы сам не слышал шаги, то подумал бы, что мне померещилось, - проговорил мужчина, луч света упал на пол. - Если бы…
        Матвей присел, внимательно разглядывая грубые доски. На чердак давно не поднимались. Очень давно. Под ногами лежал толстый слой пыли, в котором отчетливо были видны следы. Отпечатки мужских сапог или ботинок. Кто-то сделал несколько шагов к окну, а потом… Потом вылетел в него, исчезнув так же, как и появился
        - Не мог же ты испариться? - тихо спросил мужчина и сам себе ответил: - Хотя почему не мог? У Насти это прекрасно получается. Я бы сказал, образцово.
        Телефон в руке заиграл веселенький мотивчик. Матвей взглянул на экран, вздохнул, а потом принял вызов.
        - Я хочу, чтобы ты вернулся.
        - И я рад тебя слышать, отец. Ты не заметил, что все наши разговоры начинаются с фразы: «я хочу» исключительно в твоем исполнении? Как думаешь, другие могут «хотеть» или только ты?
        - Матвей…
        - Да, я Матвей, спасибо что напомнил. Если у тебя все, то я, пожалуй, пойду. Впереди длинная ночь, а я еще не выхлебал весь коньяк
        - Я могу заехать к тебе завтра?
        - У меня будет похмелье.
        - Матвей, - повысил голос отец.
        - Приезжай, отец. Конечно, приезжай, я просто сижу тут один, - он тихо хмыкнул, - И потихоньку дичаю.
        - Вот поэтому я и хочу, чтобы ты вернулся. До завтра, Матвей.
        - До завтра, - ответил Матвей, но трубка ответила ему равнодушными размеренными гудками. Отец, как всегда не попрощался.
        Мужчина нажал отбой, поднялся и… Знаете как это бывает, замечаешь краем глаза размытое движение, оборачиваешься, а там… ничего? Все тоже окно и серый льющийся свет.
        - Черт, - выругался Матвей, снова зажигая фонарь, и добавил: - Как бы и в самом деле не накликать
        Он пробыл на чердаке еще минут десять, разглядывая следы и иногда резко поворачиваясь. Но на этот раз чердак был совершенно пуст, если не считать его самого.
        Матвей спустился вниз и вернулся в гостиную, где все еще горели свечи. Он затушил огоньки пальцами. Посмотрел на столик с напитками, а потом решительно взялся за ноутбук и вбил в поисковую строку имя:
        «Иван Александрович Завгородный».
        - Куда же ты уехал после смерти дочери и предательства управляющего? Где нашел свой новый дом, продав старый?
        Как он и сказал отцу, ночь предстояла насыщенная.
        Отец приехал ближе к обеду, когда Матвей не только успел поспать пару часов и выпить кофе, но и побриться.
        - Словно перед встречей с девушкой, - высказался он, глядя на себя в зеркало. - Кстати, о девушке…
        Настя так и не появлялась. Не то, чтобы, и это его беспокоило… А ведь на самом деле беспокоило. Дожил, волнуется о девушке, которая умерла сто лет назад. Впрочем, это уже становиться привычным, а фраза «уже умерла» отбрасывается, как несущественная. Он беспокоился. И точка.
        Матвей услышал шорох шин подъезжающего автомобиля, направился к входной двери, открыл, а потом наблюдал, как шофер распахивает дверцу перед отцом, как вышколено раскрывает над ним зонт.
        Дождь еще накрапывал, но небо уже начало светлеть. Матвей дождался, пока отец дошел до двери и кивком отпустил водителя.
        - Пусть парень войдет, чаю выпьет, - предложил он.
        - Будет у тебя свой водитель, будешь распоряжаться его рабочим временем по своему усмотрению, - ответил отец, снимая плащ.
        - Вот услышал господь мои молитвы. Я все время ему тоже самое пытаюсь сказать, - раздался за его спиной звонкий девичий голос. - Нужно нанять прислугу.
        И Матвей не смог сдержать вздоха облегчения. Она вернулась! И пусть момент не совсем подходящий, главное, что Настя здесь. Он понял, что смотрит на отца, удивленно поднявшего брови, и улыбается самым, что ни на есть глупым образом.
        13. Принимающий гостей (2)
        - Матвей? - удивленно переспросил отец.
        - Пойду, заварю чаю с липовым цветом, - добавила девушка.
        - Настя! - позвал он.
        - Найми ты прислугу, я бы вместо этого сидела в гостиной и вела светскую беседу, как и полагается девушке моего положения и воспитания, - высказала она удаляясь.
        - Мы предпочитаем чай без яда, - крикнул он вдогонку. В шутку крикнул.
        - Хорошо, - абсолютно серьезно ответила она.
        - Что ж… - произнес отец, взявшись за бутылку, к которой сын не прикасался вот уже несколько дней, и плеснул в бокал янтарной жидкости.
        - А я-то гадал, чего ты тут застрял.
        - И раз ты это уже выяснил… - Матвей многообещающе замолчал.
        - Где мы свернули не туда? - спросил вдруг отец и посмотрел сквозь стеклянные двери на озеро. - В какой момент? Когда успели стать, если не врагами, но противниками?
        - Не знаю, отец, - ответил Матвей, и они замолчали. Сын выжидательно, а отец задумчиво отпивая из бокала.
        - Почему ты не захотел сдать следователю Андрея? - спросил старший из мужчин через несколько минут. - Уверен, он тебе намекал на его возможную причастность. Не мог не намекнуть.
        - Намекал, - не стал отрицать Матвей.
        - Так почему?
        - Потому, что он даже чихает под твою команду. Да и потом его не было в тот вечер в издательстве, как и меня. Но был кто-то другой. Кто-то, узнавший, что ты изменил финальную цену…
        - В последний момент решил все переиграть, - кивнул отец и снова сделал глоток, но рука его дрогнула, и стакан стукнулся о зубы.
        А ведь он нервничает.
        И тут Матвей понял, сообразил, когда услышал этот звук, увидел, как дрожат руки старика.
        - Ты знаешь, кто это! Знал с самого начала! - пораженно сказал сын. - Знаешь и защищаешь его. Ты даже готов подставить своего верного адъютанта, чтобы только отвести подозрения от… От кого?
        - Тебя я тоже защищал, - глухо произнес отец, поворачиваясь.
        И в этот момент в комнату вошла Настя с подносом. Слава богу, просто вошла, стараясь не расплескать кипяток, а не появилась из воздуха с чайником наперевес.
        - Вот, горяченькое, с пылу с жару, - невпопад произнесла девушка, ставя поднос на столик рядом с бутылкой виски. - Хотя вижу, вы уже взялись за горячительное.
        - Не представишь меня девушке? - Отец поставил бокал на стол и с интересом разглядывал Анастасию.
        - Анастасия Ивановна Завгородняя, - представил Матвей девушку, и та присела, словно в бальной зале перед кавалером. - Мой отец - Василий Сергеевич.
        - Очень приятно, юная леди, - сказал отец, продолжая с недоумением разглядывать поднос. - А она у тебя с юмором.
        Там, рядом с пузатым чайником, расписными чашками, сахарницей, стояла банка я ядом. Большая и пыльная, на которой кто-то старательно нарисовал череп с костями.
        - Как ты и просил, добавлять не стала, если что, положите по вкусу. - Анастасия опустилась в кресло качалку, которое он уже привык считать ее, и качнулась.
        Матвей стал наливать чай в чашки.
        - Итак, на чем мы остановились? - как ни в чем не бывало, произнес Матвей. - На том. что кто-то стал тебе настолько дорог, что ты готов простить ему то, чего никогда не простил бы мне?
        - Хочешь выяснить это прямо сейчас? - отец демонстративно посмотрел на Настю.
        - Ой-ой, больно надо мужицкие разговоры слушать Мне удалиться. Матвей Васильевич? - с готовностью спросила девушка, не делая впрочем попытки подняться с кресла. И Матвей понял, как именно она будет «удаляться», хмыкнул, и подумал, что отца все же стоило пожалеть.
        - Не стоит. - И пояснил для отца: - Ее отсылать бесполезно, все, что надо услышит, так что давай не будем усложнять…
        - Что это вы из меня Матвей Васильич змеюку подколодную делаете, да перед старшими позорите? - прищурилась девушка. - Мне еще нянюшка, упокой господи ее душу, говорила, что когда интересничаешь, да зело подглядываешь, непременно будешь пойман и бит розгою…
        «А если не будешь пойман?» - мысленно спросил Матвей, беря чашку.
        - Интересная девушка, - пробормотал тот. - В высшей степени интересная. А почему она так говорит?
        - К празднику готовится, - ответил мужчина. - Видел, что местные затеяли? Шествие, спектакль, ярмарку, танцы при луне…
        - Видел, как площадь украшали, - кивнул отец.
        - Итак, - он повернулся к отцу, сделал большой глоток чая… И почувствовал горечь, которая мгновенно разлилась во рту. Замотал башкой, закашлялся, пытаясь сделать вздох, но огненная горечь становилась только сильнее.
        13. Принимающий гостей (3)
        - Матвей? - нахмурился отец, делая шаг вперед и ставя чашку, из которой так и не отпил обратно на стол.
        - Господи, что это? - смог прохрипеть мужчина.
        - Чай, - ответила Настя. - Меня нянюшка учила заваривать. Один раз.
        - Одного урока явно маловато, - Матвей поставил чашку на стол, схватил салфетку и вытер выступившие на глазах слезы. - Потому что это не чай, а… А я не знаю что такое.
        - Спасибо, - зарделась девушка. - Папенька так же говаривал. А еще добавлял, что нечо на кухне валандаться, раз уж не знаешь с какой стороны за ковш хвататься.
        Матвей взял из вазочки кусок сахара и положил в рот. Все что угодно, только бы перебить навязчивую горечь.
        - И это все? - спросил отец. - Помню, ты накричал на Аллу, когда она плеснула кофе на твой новый костюм, а потом неделю с ней не разговаривал. Кто ты и куда дел моего сына?
        - Не плеснула, а вылила специально, как раз перед встречей с инвесторами, поэтому и не разговаривал. Случайность - это случайность, а подлянка - это подлянка. Она сделала это потому, что не получила новые бриллиантовые сережки к Рождеству.
        - А почему не получила? - отец подошел к столу.
        - Забыл. И о сережках и о Рождестве, если ты помнишь, мы тогда ругались с типографией из-за поставок календарей.
        - И, тем не менее, - старший Зотов взял свою чашку, - Теперь я знаю, что есть женщина, которая может позволить подать тебе… - Он усмехнулся и отпил из чашки, на миг замер, а потом вдруг улыбнулся, пусть и натянуто.
        - Анастасия вы готовите самый отвратительный чифир в этой части света, да и во всех остальных, пожалуй. Почаще балуйте им моего сына.
        Настя расцвела улыбкой, словно отец ответил самый лучший комплимент, а не саркастическое замечание об ее кулинарных способностях.
        Матвей посмотрел на отца, тот снисходительно улыбнулся девушке и сделал еще один глоток. А ведь он совсем еще нестарый, наверняка за таких, как он, и выдавали девушек во времена, когда здесь жил Завгородний, когда жила Настя. Таким мужчинам зачастую нравятся молоденькие женщины. И тут Матвей понял. Нет, не понял, просто предположил:
        - В вечер перед розыгрышем тендера в издательстве осталось семь человек. Охранников, уборщицу и двух посыльных я исключаю, как и полиция. Остаются ты и мой зам. Сашка получил по голове, а ты изменил цену. На утро конкуренты получили тендер. Казалось бы, мистика. Никто не мог слить информацию конкурентам. Но кто-то все-таки слил. Или это не так? Ты спрашивал, почему я не сдал им твоего референта? Но не спросил, почему я не сдал им еще кое-кого. Я забыл в офисе электронный ключ и попросил Аллу забрать его по пути. - Отец молчал. - Она привезла его с опозданием на три часа и была расстроена. Сказала, что таксист отъезжая окатил ее водой из лужи.
        - И что? - отец хотел задать этот вопрос небрежно, но Матвей увидел, как дрогнули его руки, услышал, как чашка стукнулась о блюдце. - Ты проверил плащ, а он оказался чистым?
        - Ты даже знаешь, что она была в плаще? - мужчина увидел, как отец поморщился. - А вот я и не помню. И нет, я не проверял ее одежду. Меня больше волновал тендер, поэтому я забрал ключ и ушел смотреть результаты торгов. Меня кстати из-за этого чертова ключа и записали в главные подозреваемые, ведь имея доступ, я мог слить всю документацию из любой точки мира, мог снова поменять цену, да много чего мог. Но я ничего не делал. Я даже не знал, что ты изменил финальное предложение. А вот Алла, похоже, знала.
        - Не очень ты внимателен к ней, сын, - со вздохом сказал отец, и это было равносильно признанию. В его голосе явственно звучало облегчение. Старший Зотов не из тех, кто привык скрывать свои намерения. Скорее уж наоборот. Отец отдавал приказы, а остальные обычно кидались исполнять. - Ты исправил мою оплошность?
        - Матушки - батюшки… - прошептала Настя.
        - Не отвечай, - со вздохом попросил Матвей.
        - Ты не понимаешь…
        - Чего? - перебил он отца. - Того, что она молода, красива и не очень разборчива? Это я как раз понимаю. Я не понимаю другого. Отец, она же слила наш тендер, выдала коммерческую информацию конкурентам! И вместо того, чтобы вышвырнуть ее вон, ты… ты… черт, я даже представлять не хочу.
        - Вот и не стоит. Да. она слила нашу цену, но потом испугалась и прибежала ко мне. Позволь не рассказывать, чем они ее зацепили. Бедная напуганная девочка.
        - Раз теперь она с тобой, то скоро перестанет быть бедной.
        - Не иронизируй.
        - И не думал. А ты подумал о том. что эта «бедная девочка» шваркнула чем-то тяжелым Сашку так, что он оказался в больнице?
        - Он получит хорошую компенсацию, я прослежу.
        - Господи, отец, а чем она тебя зацепила? Из-за нее мы потеряли несколько миллионов, не мне тебе объяснять, что такое тендер на учебники для школьной программы. Из-за нее меня чуть не посадили, а мой зам чуть не умер. Это не она тебя зацепила, это ты выжил из ума.
        - И пусть, - странным тоном сказал отец. - Зато я счастлив. А ты никогда в этой жизни не любил.
        - А так у вас не роман молодости с деньгами, а высокие чувства? Тогда почему она сперва не пришла ко мне и не рассказала все? Не сказала честно?
        - Она приходила, - нахмурился отец. - Несколько дней назад и вернула кольцо.
        - Швырнула в лицо без объяснений, ты хотел сказать?
        - Ты был пьян.
        - А ты трезв и, тем не менее, мы имеем то, что имеем, - Матвей развел руками.
        - Что же на белом-то свете деется? - раздался шепот Насти. - Вам бы помолиться, да на исповедь сходить. А уж вашей Алле теперь одна дорога…
        - Ко мне в мачехи?
        - Окстись, в монастырь, только там в тиши и покое она осознает… Ну чего вы, Матвей Васильевич, смеетесь? Ваш папенька молодуху у вас увел и бахвалится.
        - Я не обязан все это выслушивать. - Отец повернулся к выходу из гостиной, - Так какие сережки она хотела?
        - Хочешь купить их для своей девочки?
        - Да. А заодно и платье для «твоей», а то этот наряд, судя по всему, из местного дома культуры забыли не только погладить, но и постирать. Не провожай, я еще не настолько стар, чтобы не найти выхода самостоятельно, - последние слова отец договаривал уже в коридоре.
        - Настя, не надо, - попросил Матвей, каким-то странным и невозможным образом уловив, что девушка готова просветить отца в вопросах моды позапрошлого столетия.
        - Но он…
        - Брось, седина в бороду, бес в ребро. Он просто старик, который приезжал сообщить, что моя невеста обосновалась в его постели. И что мне следует безропотно это проглотить и сказать спасибо. А все эти «где же мы не туда свернули?» - это лишь для антуража, чтобы придать беседе душевности. Прошу, пусть уходит с миром.
        - Ты слишком часто просишь, - заметила девушка, а потом растерянно оглядела свой наряд.
        14. Представляющая гостей (1)
        - Что не так с моим платьем? - спросила Настя. - Почему оно всем не нравится?
        Если бы не Матвей, она заставила бы ответить того старикашку. Ох, прощеньица просим, не старикашку, а отца ее гостя.
        Но Матвей попросил, и она осталась в комнате. Мужчина действительно уже не раз просил ее не трогать всяких дурно воспитанных господ. И она не трогала. Интересно, почему? Потому что ей хотелось сделать ему приятное? Хотелось, чтобы он перестал хмуриться и улыбнулся? Отчего внутри все теплело, когда он смотрел на нее? Святый боже, Гулька, помнится, тоже своему Ваньке в глаза заглядывала, то кашки предлагала, то молочка, а то и вовсе медовухи плескала. Уж не знаю, в чем она винилась перед ним, девка была вздорная и за словом в карман не лезла, но… Настя категорически не хотела стать на нее похожей.
        - Понятия не имею. - пожал плечами мужчина и сделал шаг к ней. - Мне нравится.
        - Правда? - И опять это тепло, что появляется где-то в животе от его слов. Ему нравится. Он ведь сказал это не просто так? Не потому что так принято в разговоре с девушкой, хвалить ее платье, прическу, шляпку, а потому что ему и в самом деле нравится? И уже не имело значения, что где-то там хлопнула входная дверь, что где-то там заурчал, как довольный кот, автомобиль.
        - Правда, - ответил Матвей. Он стоял так близко, что почти касался ее. - Можно?
        Он протянул руку к ее запястью.
        - Можно «что»?
        - Прикоснуться. Черт его знает почему, но мне до ужаса хочется коснуться тебя и понять каково это… Можно?
        - Ммм… - впервые в своей «нежизни» она растерялась, наверное поэтому и ответила утвердительно: - Не знаю… Попробуй…
        - Я просто хочу понять каково это, - он замолчал, когда мужские пальцы сомкнулись на ее запястье. И собственные руки показалась вдруг особенно маленькими. «Господи, если бы я была жива, то он мог бы сломать мою одним движением» - подумала она, такими большими показались Насте его ладони. Она испытала соблазн остаться неосязаемой. Пусть бы его пальцы пройдут насквозь, пусть ничего не будет… Но она и сама хотела знать, какого это, касаться мужчины. Мужчины, к которому хочется прикоснуться. Она усилием воли заставила свое тело «обрести плоть», пусть и ненадолго. Надолго ее сил не хватит, а жаль.
        - И каково? - спросила она прерывающимся голосом
        - Это ты мне скажи, - хрипло ответил Матвей, поворачивая ее ладонь.
        Но Настя не могла сказать. Обычно прикосновения людей были похожи на… Да ни на что они не были похожи, если честно. Она едва их замечала. Что можно почувствовать, прикасаясь к сухим осенним листьям? Ничего. Вот и она никогда ничего не чувствовала, кроме удовлетворения, когда они вопили от страха и убегали.
        А сейчас она ощущала тепло его кожи, когда Матвей провел рукой от запястья к ладони. Когда его указательный палец задержался на линии жизни, она ощутила, как что-то воздушное, что-то похожее на пузырьки шампанского, что ей доводилось попробовать всего раз в жизни, закружилось вокруг нее так, что захотелось смеяться.
        Мужская ладонь легла на ее, и их пальцы переплелись. Это казалось таким логичным, таким правильным, таким хорошим.
        Неужели еще минуту назад в комнате был кто-то еще? Она не могла поверить, потому что сейчас весь мир исчез, все, что существовало за стенами этого дома, все, что когда-либо будет существовать.
        Она подняла голову и посмотрела прямо в темно-серые глаза. Матвей наклонил голову, словно стараясь рассмотреть свое отражение в ее. Или… Или, может, поцеловать?
        - Теперь ты просто обязан попросить моей руки, - вырвалось у Насти раньше, чем она смогла сообразить, что именно сказала.
        - Думаешь? - Матвей улыбнулся, а потом добавил: - Прошу…
        Сердце, которое давно не билось, затрепетало. Глупо было ждать чего- либо. Он же просто взял ее за руку. Настя уже давно научилась ничего не ждать в своей «нежизни». И, тем не менее, замерла.
        Пауза между словами меньше секунды, но она растянулась для девушки на целую вечность.
        И эту вечность прервали самым тривиальным образом. Для нее тривиальным, нетривиальным для него. Они снова услышали их. Оглушающие в окружающей тишине шаги. Отчетливые и пугающие, как крик ворона над пашней по весне. Как предзнаменование беды.
        Кто-то прошел по чердаку. Три шага туда, три обратно.
        Настя не смогла совладать с собой, и ее рука, еще секунду назад, бывшая такой живой, такой по-настоящему осязаемой, вдруг растаяла. И пальцы Матвея ухватили пустоту.
        - Что это? - спросил он, поднимая голову. - Я второй раз спрашиваю, и очень надеюсь услышать ответ.
        - Уместнее спросить «кто», - справившись с эмоциями, ответила Настя. - Он приходит только когда мне хорошо. Всегда, когда мне хорошо и никогда, если мне плохо.
        - Он? - уточнил Матвей, разворачиваясь к двери, к серому провалу, ведущему в коридор. - Я открыл чердак. - признался он.
        - Не имеет значения, - убито ответила девушка. - Чердак был закрыт не для того, чтобы не выпустить его. Такому, как он двери не помеха. Чердак был закрыт, чтобы туда не ходил ты…
        Она продолжала говорить, когда в коридоре послышался шум. Он был похож на шуршание бумаги, в которую оборачивают шляпки, перед тем, как положить в коробки. Сухой ломкий шелест. А потом в дверном проеме появился человек, сплелся из тончайших нитей полумрака, что скапливается по углам даже в ясный полдень.
        14. Представляющая гостей (2)
        Он был невысок и всегда носил сюртук из темно-зеленого сукна, страдал отдышкой и не видел ничего дальше своего носа без очков. Сейчас их стекла выглядели разбитыми. Настя понимала, что увидел перед собой Матвей. Пожилого мужчину, склонного к полноте, который подслеповато щурился и совершенно не выглядел опасным. Он выглядел, как битый жизнью стряпчий и не более. Внешность бывает обманчива.
        Взгляд прищуренных глаз остановился на Матвее.
        - Кто вы та… - начал мужчина, но она прервал его:
        - Здравствуйте. Прохор Федотыч. Как ваши амбарные книги, прилично себя ведут в этом столетии?
        Не имело никакого значения, что она говорила. Настя могла перечислить ему заповеди или составляющие пряной медовухи, что варила кухарка к яблочному спасу. Могла прочитать какое-нибудь городское уложение, запрещающее сваливать навоз в городской черте, результат был один и тот же.
        Бывший управляющий папеньки открыл рот. Нет, он ничего не сказал. Он закричал. Заорал, как раненый медведь, вкладывая в этот звук всю свою силу. Свою жизнь. И свою смерть. И поскольку он в отличие от Насти не растрачивал силу на имитирование «нежизни», его такие глупости не волновали, то звук вышел оглушающее сильным. Так и захотелось поковыряться в ухе и убедиться, что оно все еще на месте.
        Но в его крике было кое-что еще, не только звук. Настя едва почувствовала легкое дуновение, а вот Матвея отбросило прямо на стеклянные двери террасы. Стекло звякнуло, и девушка ощутила трещину, как царапину на коже. Бутылки на столе упали, запахло разлившейся самогонкой, кресло, в котором она так любила сидеть, стало раскачиваться само по себе.
        - Нет, - сказала девушка, делая шаг вперед и загораживая пытающегося подняться Матвея. - Ты его не тронешь!
        Полноватый мужчина взревел снова, мгновенно перемещаясь к девушке. Он был невысок, и они почти смотрели друг другу в глаза.
        - Нет, - повторила она и поняла, что это правда. На этот раз она не отойдет в сторону, не оставит человека одни на один с этим… с этим… Она не могла сказать во что превратился Прохор Федотыч после смерти, но явно во что-то отличное от нее. И слава богу, а то орали бы тут дуэтом, как мартовские коты по весне. Чур меня чур! - Я хозяйка этого дома. Не ты!
        Бывший управляющий раздвинул губы в улыбке. И она в который раз поразилась тому, какие острые у него зубы, словно иглы.
        - Я долго ждал, - едва слышно прошелестел мертвый управляющий, - уже и не чаял…
        В его шепоте слышалось торжество, а в жесте, во взмахе рукой, было столько неприкрытой насмешки. Он сделал это в пику ей, в пику ее словам о доме.
        Стеклянные двери за ее спиной открылись, Матвея, который только-только встал, просто вытолкнуло на террасу. Тот только и успел выругаться, в очередной раз помянуть господа всуе и еще чьих-то матерей, Чем они интересно могли ему помочь?
        Двери захлопнулись, оборвав поток ругательств. Но этого управляющему показалось мало, он сжал кулак, и трещина на стекле заросла, как и ни бывало.
        - Ты знаешь, чего я хочу, - прошипел он, когда они остались одни. - Исполнишь, и человек останется в мире живых.
        Продолжать не было смысла. Так или иначе, они уже это проходили. Так или иначе, но такой разговор у них уже был. За одним «но». Сейчас все изменилось. Прохор Федотыч действительно будто дождался сдачи своих счетоводных книг, и теперь у нее не было выхода.
        - Мне нужно время.
        - Время? - удивился он, на этот раз без всякой издевки. - Я ждал вечность, могу подождать еще. До дня всех святых, до того, как солнце коснется горизонта. И если я все еще буду здесь, человек умрет… - его голос становился все тише и тише, пока не пропал, а вместе с ним исчез и бывший папеньки управляющий.
        - Чего бы вам при жизни, Прохор Федотыч не быть таким бравым, а то ведь на папеньку очи поднять боялись, а нынче вон каким доблестным стали, барышень запугивать научились! Что жизнь загробная с людьми делает…
        Она вздохнула и оказалась в коридоре, как раз напротив двери в комнату с цветочными обоями, комнату, где она спрятала шкатулку. И кое-что еще.
        До дня всех святых оставалось два дня. А что такое два дня - для того кто ждал сто лет? Это всего лишь два вздоха, два взмаха ресницами.
        15. Ищущий вход (1)
        Матвей выругался. Не помогло. Святой всеблагой мат оказался бессилен перед силой второго призрака и спасовал перед обычными запорами. Мужчина дернул ручку, но двери даже не шелохнулись. А ведь так не бывает! Она просто обязана сдвинуться хотя бы на миллиметр, обязана клацнуть замком, скрипнуть деревом и пластиком. Это же не стена. Матвей ударил кулаком по стеклу, за которым Настя стояла напротив полного мужчины, который вдруг отрастил себе полный комплект иглоподобных зубов. Кто бы объяснил этому типу, что девушки ценят в мужчинах совсем иное, нежели размер зубов.
        Как она там его называла? Прохор Федотыч? А не тот ли это Прохор, что служил у ее отца управляющим, не тот ли человек, что согласно людской молве, прикарманил деньги Завгороднего и сбежал? Если это он, то бегал он при жизни плохо, раз дальше дома не убежал.
        Стекло, ставшее вдруг твердым, как бетон, осталось равнодушным к его прикосновениям, а ведь еще минуту назад он разбил его, налетев спиной.
        - Как же надоела вся эта чертовщина? Никогда не знаешь, чего ждать… Вы там не наговорились еще? А то я, кажется, ревную? - выкрикнул мужчина, но фигурки за стеклом остались неподвижны.
        Он бросился вниз по лестнице, что вела с террасы прямо к озеру. В прошлый раз у него получилось спуститься куда быстрее. Точно, вниз головой.
        Матвей спрыгнул на песок, побежал вдоль кромки озера, потом свернул на тропу и обогнул дом, выскочил на подъездную дорожку, схватился за ручку входной двери, примерно с тем же эффектом.
        - Это и мой дом тоже! - в отчаянии выкрикнул он, огляделся, но лом остался в доме, а вскрывать толстенную дубовую дверь при помощи сырой сучковатой палки - затея ниже среднего. - Настя, пусти меня! - рявкнул он и в который раз схватился за ручку. Но на этот раз его услышали, то ли девушка, то ли сам дом, то ли тот черт, которого Матвей поминал через слово, как бы там ни было, но дверь неожиданно легко поддалась.
        Мужчина вбежал в коридор, оттуда в гостиную. Пустую гостиную. Снова позвал:
        - Настя!
        Он заглянул в спальню, кухню, на миг замер перед лестницей на чердак. И тут увидел… Нет, не увидел, а скорее почувствовал дуновение ветерка, выдох на грани слышимости, что-то еще… неважно. Важно лишь то, что он понял, где девушка, а спустя несколько секунд увидел ее.
        - Настя!
        Она стояла напротив открытой двери в ту самую кладовку, где он нашел письма. Стояла и словно никак не могла решиться и переступить порог.
        - Настя, - уже тише повторил он. - Он… Он ничего тебе не сделал?
        - Он обещал убить тебя. - едва слышно ответила она, продолжая взглядывать.
        - Всего-то? А я-то подумал, что-то серьезное случилось. - Он хотел рассмеяться, но вышло что-то похожее на кашель.
        - Он очень исполнителен. - Настя качнулась в сторону кладовки.
        - И что теперь делать? Мне подняться на чердак и поговорить с ним по- мужски?
        - Зачем? - впервые с тех пор, как он вернулся в дом, в голосе девушки появились эмоции. - Он же не мужчина… Уже нет…
        - Это, конечно все меняет, - пробормотал он, заглядывая следом за девушкой в кладовку. Внутри ничего не изменилось. - И что теперь делать? Заказывать венок и памятник? Интересно, после того, как меня прихлопнут, я останусь в этом доме, с тобой? - он хотел спросить в шутку, а получилось всерьез.
        - А ты бы этого хотел? - Настя вдруг оказалась прямо перед ним, лицом к лицу. - Остаться здесь навечно? Со мной?
        - Не знаю, - ответил Матвей, глядя в карие глаза. - Слово «навечно» меня немного пугает. - Она отвела взгляд, а он вдруг заметил родинку на девичьей щеке. - А вот слово «со мной» очень даже нравится.
        Девушка снова посмотрела ему в глаза.
        - По крайней мере, ты не врешь. Не обещаешь невозможного. Значит, и я не буду.
        Он не отводил взгляда от ее лица, и видел на нем затаенную боль, которую она не хотела ему показывать.
        - Прохор Федотыч хочет уйти.
        - Так он поэтому такой нервный? Передай, - он повысил голос, - что его тут никто не держит, вот бог, вот порог…
        - Не ерничайте, Матвей Васильич. Умереть всегда успеете. - Она вздохнула и вдруг зажмурилась, как маленькая девочка. - Нужно узнать, что его тут держит.
        - А ты не знаешь?
        - Я не помню. Не хочу помнить. - она замотала головой. - Но должна. Иначе он убьет тебя, а я этого не хочу. Ну, вот я и призналась. - она открыла глаза.
        - Я рад, - он поднял руку и отвел прядку волнистых волос с лица. И даже не особо удивился, когда у него это получилось. - Чем я могу помочь?
        - Не знаю, - протянула она и обернулась на кладовку, в которой все еще горел свет и которая пугала девушку до дрожи, то ли наличием лома, то ли дырой в стене, то ли старой вешалкой. - У меня два дня, и чем быстрее я туда войду, тем быстрее пойму, чего он от меня хочет.
        - Мы поймем, - поправил Матвей девушку. - И мы войдем.
        Он опустил ладонь и взял девушку за руку.
        - Сделаем это вместе. - Он качнулся вперед, заставляя девушку сделать шаг назад. - Если хочешь, чтобы я остановился, только скажи, закроем дверь на чердак, даже заколотим ее, заложим кирпичами…
        - Это не поможет. Но спасибо за предложение.
        - Обращайтесь, Анастасия Ивановна, - он улыбнулся и с этими словами сделал еще один шаг. Они сделали. Все еще глядя друг другу в глаза и держась за руки. Настя оказалась в кладовке с цветочными обоями, на миг ее глаза расширились, словно она увидела что-то за его спиной, а потом… Потом девушка исчезла, растаяла, как туман поутру.
        - Вот ведь, что за дурная привычка? Чуть что, сразу пропадать? - сказал через некоторое время Матвей. - Ей не платье нужно подарить, а сотовый.
        И пусть говорил в шутку, стараясь скрыть беспокойство, но… черт, он и вправду купил бы ей телефон, если бы точно знал, что призраки ими пользуются. Может у них даже свой оператор есть, что-то вроде «покойся с миром и оставайся на связи».
        - Что за чушь лезет в голову, - проговорил он и позвал: - Настя!
        Словно в ответ на его слова в кармане завибрировал смартфон. Правда надпись на дисплее гласила, что звонят ему из мира живых.
        - Чего тебе? - проговорил Матвей в трубку.
        - Я по поводу нашего соглашения. Та старая открытка уже у меня, - известил его референт отца.
        - Отлично, скинь на мыло.
        - Не пойдет. Ты не забыл, что должен кое-что подписать.
        - Подпишу, - Матвей вышел из кладовки, выключил свет.
        - Прости, что не верю на слово, но… - Андрей замолчал.
        - Хорошо, привози, адрес тебе известен.
        - Не пойдет. Я в этот дом больше ни ногой.
        - Ого, а я думал, ты пить завяжешь.
        - Не ерничай, - словно в слово повторил референт отца слова Насти.
        Черт, куда же она подевалась-то? Стала просто невидимой? Или что-то случилось? Нет, вот об этом лучше не думать, по той простой причине, что сделать он с этим ничего не сможет, только начнет изводить себя.
        - Надо было все-таки заложить дверь и вся недолга, - невпопад произнес он.
        - О чем ты? - тут же насторожился его собеседник.
        - Не о чем.
        - Может, сам приедешь? Я в офисе.
        - Прости, но я занят.
        - Интересно чем? - уточнил референт отца, а потом добавил: - Впрочем, мне все равно. Так тебе нужна эта открытка или нет?
        - Нужна, но приехать я не смогу, придется тебе завозить. Давай встретимся в кафе или на улице, или в магазине, да где угодно, хоть у второго верстового столба. Скажи во сколько приедешь.
        - Сегодня не могу, да и завтра тоже, мы с твоим отцом едем в типографию, а это сам понимаешь километров четыреста, а по нашим дорогам…
        - Пусть Аллу с собой возьмет, тогда ему не до дороги будет.
        - Он ее и возьмет, - уныло сказал Андрей.
        - Сочувствую, - впервые искренне сказал Матвей.
        - Могу приехать послезавтра.
        - Значит договорились. У местных тут праздник какой-то, вроде день всех святых… - произнес мужчина и вдруг вспомнил, что говорила ему про этот день «ведьма с факультета».
        - Мне нет дела до деревенских танцулек, но открытку я привезу. И бумаги на подпись.
        - Отлично, - едва слыша собеседника, произнес Матвей и добавил: - Просто отлично.
        И отключил вызов.
        16. Видящая истину (1)
        Настя смотрела, как Матвей ходит по дому, слышала, как зовет ее. Он даже поднялся на чердак… Вот не терпится человеку на тот свет отправиться! Но бывший папенькин управляющий держал слово. Собственно, это все, что ему оставалось.
        В кладовку Матвей заглянул несколько раз. Интересно зачем? Думал, что с первого раза ее не приметил? Или, что она схоронилась за вешалкой? Иногда резко оборачивался, словно надеясь, что он стоит у него за спиной. Она и стояла. Но вот дать себя увидеть не могла. Не сейчас.
        Она была права, в этой кладовке, хранились не только ее письма. Но и ее память. Кладовка, это как пороховой заряд, что был заложен в дуло ружья. Одно движение, и разнес голову в клочья.
        Настя вспомнила все, что случилось. И пусть она давно забыла, что такое стыд, стыдно все равно было. Особенно перед…
        - Теперь ты понимаешь, - прошелестел голос.
        Она оглянулась. Управляющий стоял возле двери на кухню и с тоской смотрел на ведро со святой водой, словно прикидывал, как бы половчее в нем утопиться.
        - Да лучше бы не понимала, - Настя отвернулась, а потом еще тише добавила. - Мне нужно время.
        - Для чего?
        - Я хочу провести его с ним, - она снова посмотрела на Матвея, который, что-то старательно писал на листе бумаги. - День-два, как мертвая и один день, как живая. А потом я уйду с тобой.
        - Ты пожалеешь, - прошелестел призрак папенькиного управляющего, исчезая. Прошелестел без всякой злобы, просто констатируя факт.
        - Знаю, - едва слышно ответила она, наблюдая, как Матвей крепит записку к холодному ящику, как берет со стола телефон и ключи, накидывает на плечи кофту, как идет к выходу.
        Мгновением позже она оказалась напротив исписанного угловатым почерком листа. И пусть папенька считал, что читать девке ни к чему, учитель у нее был, потому что одно дело с гонором рассуждать о куцем бабьем уме перед сборищем таких же мужиков в изрядном подпитии, особенно когда их жены не слышат, и совсем другое не дать дочери, пусть и ненужное ей образование.
        «Уехал по делам, вернусь к вечеру. Приготовь ужин. Из ядов я предпочитаю соль, в крайнем случае, сахар. Матвей»
        Эта записка была адресована ей. Настя перечитала ее снова и поняла, что улыбается. А еще поняла, что все сделала правильно. Намеревалась сделать. Потому что когда он узнает всю правду, когда поймет, что она натворила, то уйдет из ее жизни так же легко, как посыльный в лавку за хлебом. А она этого не вынесет.
        Думала, что уже никогда не сможет чувствовать? Ошибалась. А по сему, лучше она уйдет первой и оставит Матвея в его человеческой жизни. Он найдет себе новую невесту, женится, та нарожает ему с десяток детишек….
        Настя стояла напротив холодного ящика, представляла себе жену Матвея и очень хотела вцепиться той в волосья, как невоспитанная дворовая девка. Ишь, чего удумала, детишек ему рожать!
        Девушка подняла полупрозрачные пальцы, провела по бумажке, как слепая. С улицы раздалось рычание. Значит, Матвей уже сел и оживил в свою повозку.
        Что ж, она сдержит слово и проведет сегодняшний день рядом с ним. Настя закрыла глаза, а открыла их уже внутри автомобиля. Матвей вывернул руль, шины зашуршали по гравию. Те немногие, что видели ее, так сказать, во плоти, наивно полагали, что она привязана к дому, как цепная собака к конуре. Но к счастью, это было не так. Дом она любила, он не был для нее тюрьмой, он вообще не был тюрьмой.
        Насте уже доводилось ездить на самоходной повозке, правда только после смерти. Один раз с потеющим толстяком, который взвизгнул, как девчонка, когда она появилась рядом с ним и, сгорая от любопытства, поинтересовалась, что это за огонечки рядом со штурвалом? Кажется, он съехал в ближайшую канаву, а потом выскочил на дорогу и бежал так резво, словно снова стал молодым и стройным.
        Второй раз с молодым парнем, который не умел нормально разговаривать, а только сквернословил так, что она понимала одно слово из пяти. Матвей на его фоне, при всей любви к крепкому словцу, смотрелся как мальчик из церковного слова. В тот раз она оставалась незримой до самого питейного заведения, где тот влил себя несколько бутылок какой-то браги, а на обратном пути въехал в дерево. Старый, растущий у дороги клен было жалко, его потом спилили, а вот сквернослова нет, хоть его и упаковали с головой в какой-то уютный черный мешок.
        Третий раз с девушкой, той, что не ела мяса. Самая интересная ее поездка. Оказалось, что для вот таких людей, держащих пост круглый год. есть специальные лавки, которые по виду мало чем отличались от тех, где продавали корм для скота. Настя даже потыкала пальцем в какие-то отруби, искренне не понимая, у кого их отрубили. И не удержалась и понюхала травяную колбасу. Да-да, именно травяную, а не кровяную. Узрев такое непотребство, нянька бы точно уверовала в пришествие анчихриста. А тот сбежал бы отсюда, ставя дыбом шерсть на спине и теряя подковы.
        Матвей постучал пальцами по рулю и сбавил ход. Дорогу перед его машиной переходили молодые люди с красными колпаками.
        - Эй! - крикнул он, и к машине обернулся мужчина. Настя его узнала, не так давно он подвизался в Алуфьего лекарем. - Привет.
        - Привет, - отозвался лекарь.
        - Что за шествие? - уточнил Матвей.
        - Боковую улицу перекроем, чтобы сцену собрать. Эх, жаль центральную нельзя, федеральная трасса, - попенял лекарь. - Каждый кто-нибудь под машину попадает. Носятся как психи, и ограничение им не указ. А ты какими судьбами?
        - Библиотекарь на месте?
        - Не припомню, чтобы он отсутствовал. Дома ему скучно, вдовый он, дети разъехались, внуки редкие гости, - мужчина развел руками. - А что заскучал, в своем доме у озера?
        - Да если бы, - ответил Матвей. - Я по личному вопросу.
        - По личному - это хорошо. Приходи на праздник, шествие начнется в десять, детишки из школы танец приготовили. Бабка Шура пирогов напечет, - он махнул рукой в сторону местной трапезной, над которой была намалевана чашка, от которой шел дым. - Но к полудню их уже разберут. А вот кофе лучше брать у Анфиски. - Еще один кивок, на этот раз в сторону кабака на той стороне дороги. - Кофе у бабки Шуры чистый яд.
        Настя с интересом присмотрелась к заведению неведомой бабки, раз там разливают яд, надо бы побывать. Беда в том, что закрыть глаза, а открыть их уже внутри девушка не могла. Пока не могла. Это работало лишь с местами, где ей доводилось бывать хоть раз. Местами, что ей запомнились. А так было бы здорово, закрыл глаза, а открыл их уже в опочивальне государевой. Впрочем, опочивальня ей без надобности, а вот в сокровищницу она бы нос сунула. Хотя, в эти безбожные времена, государя выбирала чернь, и вместо помазанника божьего над людьми стоял президент. Слово-то какое, кажется французское, на название блюда с лягушками похоже.
        - Учту, - ответил Матвей, - А кинотеатр у вас есть?
        - Кинотеатр? - удивился лекарь, а Настя навострила уши. Матвей собрался в театр? А это нет там актриски размалеванные ноги задирают? Нет, это вроде не в театре. - Вообще-то есть, за домом творчества. Но он старый и фильмы там крутят старые, - парень указал направление.
        - Благодарю, старые - это то, что надо. - Матвей сел обратно в машину, а Настя даже помахала лекарю на прощание. А тот вдруг нахмурился. Вот почему люди при виде нее всегда хмурятся? Что она тетеха что ли какая?
        Лекарь даже хотел крикнуть что-то Матвею, но тот уже завел двигатель и свернул в переулок. Настя с улыбкой сидела рядом, сложив руки на коленях, как и полагалось благовоспитанной барышне.
        17. Покупающий правду (1)
        Матвей объехал перегороженный квартал, вокруг которого добровольцы, под руководством Павла, расставляли красные конусы и знаки «движение запрещено». Сворачивая к библиотеке Алуфьево, он потянулся к телефону. Идея, вдруг пришедшая ему в голову, была проста. Нужно сделать так, чтобы дом и в самом деле стал его. Матвей не знал, даст ли это ему какие- либо преимущества перед призраками, но в одном был уверен точно. Он хотел этот дом. Что-то внутри него заявляло, что он его хозяин, пусть они с домом с первого взгляда не понравились друг другу…
        Господи, он уже думает о доме у озера, как о чем-то одушевленном. Да, общение с мертвыми ни к чему хорошему не приводит.
        Матвей набрал, номер, включил громкую связь и закрепил смартфон на панели, как раз в тот момент, когда на дорогу выскочил пацан на скейтборде.
        - Да, твою же мать! - Он нажал на тормоза, открыл дверь с намерением обматерить подростка с головы до ног, в основном от испуга. Увидел лицо парня, прыщавое, напуганное, взгляд исподлобья. Он был готов, что его обматерят, мало того, он не ждал ничего другого, он даже мог ответить.
        В школе у Матвея был друг, не самый прилежный ученик и не самый воспитанный. Он не знал, почему они сдружились, мальчик из обеспеченной семьи и сын вахтерши с завода. Но суть в том, что другу частенько попадало от зауча. Надо сказать, попадало за дело, за разбитые лампочки, за разлитый клей, за драку портфелями или спрятанную в кладовой сменку отличницы Варьки Семеновой. Но если учителя ограничивались словесными выговорами ему и его матери, то дома парню попадало еще раз от отчима, который отнюдь не стеснялся в методах воспитания. Как итог, друг приходил в школу в синяках, злой на весь белый свет и срывал эту злость на однокашниках. Получал очередное внушение от классной и очередную порцию тумаков от отчима. И так до бесконечности, какой-то замкнутый круг. Почему Матвей вспомнил о давнем друге? Потому что у парня, что едва не попал под колеса его машины, был точно такой же взгляд затравленного волчонка, который готов обороняться от всего мира.
        И тогда вместо ругательств Матвей спросил:
        - Не ушибся?
        Парень моргнул.
        - Ты давай в следующий раз осторожнее, а то скейт раздолбаешь, - сказал мужчина и понял, что попал в точку. В таком возрасте мало кто думает о переломе ноги или разбитой голове, подростки думают о том, как бы не угробить байк или ролики, которые с таким трудом выпросили у старших.
        - Хорошо, - довольно миролюбиво ответил парень и, вздохнув, добавил: - Вы это, извините. - Он снова встал на доску, оттолкнулся и, не оборачиваясь, добавил: - Красивая у вас девушка.
        - Да, - машинально ответил Матвей, обернулся на автомобиль и спросил: - Что?
        Но парень уже уехал. Мужчина сел в машину. Из телефона неслись гудки сброшенного вызова. Мужчина несколько минут задумчиво смотрел на пассажирское сиденье. Знал он одну девушку, которая могла становиться невидимой. Интересно, призраки могут покидать дом?
        - Настя, если ты здесь, прошу, покажись.
        Ничего не произошло. Видимо, его безумие прогрессирует.
        - Ладно, - сказал он самому себе и снова набрал номер, не рискуя отъезжать от обочины.
        - Да, - с осторожностью ответила агент по недвижимости. Номер без сомнения у нее определился, но мужчина все-таки счел нужным представиться:
        - Добрый день, - он положил руки на руль, - это Матвей Зотов, дом у озера, помните?
        - Да-да, - еще одна осторожная реплика. Алена, так, кажется, зовут женщину, ждала, что он сейчас потребует расторжения договора и возврата средств. Он прямо слышал это ожидание в ее выразительном молчании.
        - Я хочу купить этот дом.
        Магнитола вдруг включилась, взвизгнула и вдруг запела что-то лирическое.
        - Чуть-чуть подожди с музыкой и романтикой, - в полголоса попросил он неведомо кого и нажал на кнопку отключения.
        - Что? Простите, я, наверное, не расслышала.
        - Я хочу купить дом, - повторил Матвей. - Он ведь продается?
        - Одно время да, продавался, но потом хозяин стал его сдавать, но честно говоря, спрос не очень большой, - призналась она со вздохом. - Давайте, я уточню и вам перезвоню?
        - Давайте, - согласился он. - Но у меня условие.
        - Да? - снова осторожность в голосе и ожидание подвоха.
        - Мне нужен полный список всех, кто умер в стенах дома у озера.
        - Я не уверена… - начала девушка, но он перебил:
        - Да, вы правильно меня поняли. И вам придется предоставить такой список любому из покупателей, потому что сокрытие информации подобного характера, является веской причины для оспаривания сделки в суде.
        Она только вздохнула.
        - Что их было так много? - иронично уточнил Матвей, и радио снова ожило, заиграв «Пятнадцать человек на сундук мертвеца». - Что ж красноречиво…
        - Нет-нет, - приняла на свой счет агент, - немного. - Она снова вздохнула и добавила: - Я постараюсь все узнать и вам перезвоню.
        - Отлично, - Матвей отключил вызов и, отъехав от тротуара, спросил у пустого сиденья: - Ты не против?
        Сиденье не ответило. Оно у него вообще неразговорчивое.
        17. Покупающий правду (2)
        Телефон зазвонил, когда Матвей уже парковался перед старым зданием библиотеки. Напротив стояло точно такое же, с той лишь разницей, что библиотеку построили из светлого кирпича, а то, что стояло на противоположной стороне улицы, из красного. Штукатуркой и в том и другом случае побрезговали. Матвей вытащил аппарат и поймал себя на мысли, что красное здание ему что-то напоминает, вот только он никак не мог вспомнить, что.
        Мужчина, не заглушая двигателя, вышел из машины, посмотрел на экран и тут же торопливо принял вызов.
        - Сашка?
        - Он самый, - тихо проговорил заместитель. - Рано меня еще хоронить.
        - Не поверишь, я врачу тоже самое сказал, - рассмеялся Матвей, а потом став серьезным добавил: - Как же я рад, что ты очнулся.
        - Слышал, тебя записали в главные подозреваемые? - заместитель закашлялся, - Но я следователю уже мозги вправил, сказал, что это не ты.
        - Ты же не видел нападавшего, откуда знаешь, что это не я? - осторожно уточнил Матвей. - Или все-таки видел?
        Ответом ему было молчание, и за миг до того, как заместитель ответил, мужчина понял, каким будет этот ответ.
        - Сашка, - тихо позвал Матвей, - Почему ты не сдал ее? Из-за меня? Из- за…
        - Твоего отца. Из-за денег, - прямо ответил зам. - Он приходил ко мне даже раньше следователя, представляешь?
        Уж это-то Матвей мог представить легко.
        - Предложил денег? Ну и почем нынче стоит разбить тебе башку? Вдруг мне тоже по карману…
        - Прекрати, Матвей. Того, что сделано не исправить, моя голова уже разбита. Помнишь, как нам в институте говорили? История не терпит сослагательного наклонения. Поэтому поставь точку, как поставил ее я. От того, что Алла пойдет в тюрьму, хотя и это под вопросом, я жив, почти здоров… - Зам замолчал, а потом все же продолжил: - От того, что она будет наказана по всей строгости закона, моя, как ты выразился, башка быстрее не заживет.
        - А от денег заживет?
        - Смотря где их тратить. Я собираюсь рвануть к морю. И честно говоря, вряд ли вернусь.
        - Черт, - совершенно искренне выругался Матвей и даже для надежности повторил: - Черт! Черт! Черт!
        - Ты так расстраиваешься, что мне почти совестно, - рассмеялся Сашка. - Хотя, слышал, ты взял творческий отпуск. Не так?
        - Ага, самый, что ни на есть творческий. Знал бы ты, что я тут вытворяю…
        - продолжавший смотреть на здание Матвей, услышал шорох, обернулся и увидел, что ожили дворники. - Погоди. - Мужчина заглянул в салон, отключил их и на всякий случай показал кулак пустому сиденью. Послышалось, или «сиденье» и впрямь хихикнуло? - О чем ты там говорил? - Он выпрямился и снова посмотрел на старое здание из красного кирпича. Где же он его видел?
        - О том, что я хочу изменить свою жизнь, - со вздохом признался Сашка. - Может, и не зря меня по голове шваркнули. А если бы я умер? Представь, что бы было.
        - Представил. Пышные похороны, безутешная вдова и Алла в полосатой робе арестантки.
        - Нет у меня никакой вдовы, - зам рассмеялся. - Вот это-то и удручает. Я вдруг подумал, что занимаюсь какой-то фигней, вместо того чтобы жить. Понимаешь?
        - Да не особо. Видимо, это какое-то тайное откровение, доступное лишь людям с пробитой башкой.
        - Видимо, - не стал спорить Сашка. - Я просто подумал, что смерть - это навсегда, что после нее уже ничего не будет.
        - Тебя там, в больнице, чем-то накачали? - уточнил Матвей.
        - Похоже на то, - зам рассмеялся. - Чувствую себя, как после той вечеринки, что мы закатили в честь выпуска.
        - Тогда все понятно, - мужчина вздохнул, - но ты ведь не уедешь не попрощавшись?
        - Сдурел, - зам рассмеялся, - нет, конечно. С меня отвальная.
        - Тогда до встречи.
        - До встречи, - сказал Сашка и отключил вызов, но, несмотря на это, Матвей еще несколько минут стол и прижимал к уху аппарат.
        «А если бы я умер?» - спросил его заместитель, его друг, его сокурсник. Матвей в ответ отшутился, а сейчас…
        «Он обещал убить тебя» - сказала Настя.
        И теперь эти две фразы словно встретились в его голове. Встали друг напротив друга, если такой глагол вообще применим.
        «А если бы я умер?»
        «Он обещал убить тебя»
        Матвей почувствовал холод, словно из лета в мгновение ока перенесся в зиму.
        Что это? Запоздалая реакция на угрозу смерти?
        Ведь он только сейчас понял, что угроза реальна. Что призрак может его убить. Это и будет та самая точка, о которой говорил друг. Или запятая, как можно предположить, глядя на Настю. В любом случае, оно будет, и это «оно» Матвею совершенно не нравилось. Он шутил и с Настей и с другом, но прямо сейчас, стоя напротив здания из красного кирпича, понял, что совершенно не хочет умирать. Не хочет ставить ни точку, ни запятую. Он хочет жить.
        Зачем же он в это ввязался?
        - День откровений, прямо, - пробормотал он, убирая телефон. - Что же это такое…
        - Это старое здание типографии, - раздался за спиной голос. Матвей обернулся, в дверях библиотеки стоял старик и, несмотря на солнце, кутался в кофту. - Ее закрыли в девяностых. Нерентабельно. С тех пор здание пустует.
        - Точно, - Матвей понял, что напоминает ему вытянутое старинное здание. Таки часто строили в семидесятые годы для типографий, по одному принятому во всем Советском Союзе проекту. Как под копирку. - А не знаете, кому принадлежит?
        - Селу, насколько я помню. Можете уточнить в сельсовете. Но желающих приобрести эту рухлядь до сих пор не было. - Старик пристально посмотрел на него и спросил: - Решили пустить тут корни и приобрести недвижимость? Типография, дом у озера…
        - Откуда знаете? Я вроде объявления в газете не давал? Призрачная почта донесла? - мужчина не сдержал иронии.
        - Нет, - старик продолжал смотреть на него стоя в дверях библиотеки. - Все гораздо прозаичнее. Мне позвонила Алена.
        - Вам?
        - Мне. Я владелец дома у озера.
        - А день-то становиться все интереснее и интереснее. Почему сразу не сказали, когда я был у вас накануне?
        - А зачем? - вопросом на вопрос ответил старик. - Я с арендаторами не общаюсь, для этого у меня агент есть. Или агентша… Ей деньги за это полагаются. И теперь, когда мое инкогнито раскрыто, вы не передумали покупать дом?
        Автомобиль Матвея вдруг мигнул фарами, а потом обреченно заглох. Другого подтверждения, что он все делает правильно мужчине и не требовалось.
        - Не передумал.
        - Тогда прошу, - старик отступил вглубь библиотеки, - нам нужно о многом поговорить.
        18. Наблюдающая за миром (1)
        И все-таки, тому, кто придумал эти рычащие повозки, нужно руки оборвать. Где это видано, куча рычагов и ни одной нормальной надписи?! Пока Матвей выяснил все ли в порядке с головой у неведомого Сашки, Настя не удержалась и подергала пару ручек. Сперва зашуршали скребки, что чистят окошко спереди, а потом она дернула что-то не то, и самоходная повозка фыркнула и «умерла». Никудышный из Насти возница, хотя с пролеткой она управлялась неплохо, во всяком случае, людей не давила, во всяком случае, расторопных. А эти огоньки, так похожие на светлячков в ночном лесу, девушке не понравились, слишком их много. А вот Матвей управлялся с этим хозяйством на удивление ладно, создавая иллюзию легкости, даже ее ввел в искушение. Впрочем, это уже вошло у него в привычку, вводить ее в искушение. Но итог был неутешительный: автомобиль затих, перестав рычать, а Матвей обернулся и посмотрел на нее со знанием. Совсем, как папенька, когда хотел, чтобы она убралась с глаз долой.
        Настя рассматривала старикашку, что приглашал Матвея на приватный разговор о покупке дома. Что-то в нем казалось ей знакомым. А точно, старикашка не всегда был старикашкой. Девушка помнила его другим, молодым и веселым. Как заразительно он смеялся… Даже она порой не выдерживала и присоединялась. После этого, как правило, смех стихал, и он начинал бегать по комнатам с кочергой наперевес. Чугунная кочерга - лучшее средство от голосов в доме.
        Старикашка пропустил Матвея внутрь и закрыл дверь. Настя закрыла глаза, а открыла их рядом со стеллажом книг, выглянула из-за него и увидела идущих к столу мужчин. Девушка уже бывала здесь, пусть и очень давно. Она видела молодым того, кто успел состариться, а он видел ее. Кажется, что это было вчера. Нет, не вчера, а много лет назад. Тогда старикашка был совсем, как Матвей, который в данный момент выдвинул стул и сел напротив библиотекаря.
        - Ну-с, - произнес тот, - Уверен, что не хочешь, мил человек, послушать про Митьку Меченого, что красному комиссару жить не давал?
        - Уверен. Я приехал поговорить об управляющем Завгородних, но раз уж такое дело, то прошу вас рассказать мне о доме. Снова прошу. И кстати, я не мил человек, а Матвей.
        - Что хотите знать, Матвей? Не холодно ли там зимой? Нет ли щелей в полу? В каком году провели газ и водопровод? Как укрепляли потолочные балки? Нет ли в подвале муравьев?
        Настя едва не фыркнула. Это у старика в голове муравьи, а не в ее доме. Она снова отступила за стеллаж, продолжая прислушиваться к беседе.
        - Лучше расскажите о бонусе, с которым продаете недвижимость, - попросил Матвей. Вежливо попросил. И охота ему перед этим расшаркиваться. И вообще, словечко-то какое модное придумали - «бонус», она его не раз из волшебного ящика слышала. В ее времена говорили проще, в довесок и все. - Сколько у вас там мертвецов в наличии?
        - Мертвецов? - старик пошамкал губами, словно беззубый.
        - Сколько человек умерло в доме у озера?
        Настя провела рукой по корешкам книг. Даже интересно, что ответит старикашка. Правду? Что-то она сомневалась.
        - Пятеро, - сказал библиотекарь.
        Ну, так и есть, соврал. Девушка достал с полки книгу, оказавшуюся бульварным романом, из тех, что она прятала от нянюшки. Она стала перелистывать страницы.
        « - Ах, Элис! - воскликнул он.
        - Ах, Эдвин, - простонала она…»
        Девушка долистала до конца. Ну вот, худшие опасения подтвердились. Все выжили. Нет бы красивые похороны сыграть, покойнику наряд от цехового портного справить, оркестрик пригласить, повыть от души, первую брач… то есть, первую ночь на кладбище провести, с волнением и трепетом ожидая пришествия его в спальн… то есть на могилку. Кому спасителя, а кому анчихриста. собственно кто и что заказывал при жизни. А это что? Скукотища.
        - Считая саму Настю? - вдруг спросил Матвей.
        Девушка от неожиданности выронила книгу. Та упала на пол с тихим, но отчетливым стуком. Странно, но ни тот, ни другой не бросились к стеллажу со стульями наперевес. Девушка снова выглянула в читальный зал.
        - Нет. - нехотя ответил библиотекарь. - Ты, мил человек Матвей, спрашиваешь потому, что… - старик взял со стола кружку и глотнул. Что там у него? Чай? Кофий? А может, настойка боярышника? Ее нянечка очень уважала, двадцать пять капель на стакан чая и можно из дома не выходить. Папенька тоже не брезговал, двадцать пять стаканов и можно домой не возвращаться. - Потому что ты ее видел? - Кружка опустилась на стол с излишне громким звуком.
        - Вывод так себе, - Матвей откинулся на стуле, а Настя перешагнула через упавший роман. - Но, да, видел.
        - Я тоже. - Старик одернул кофту и повторил: - Я тоже ее видел.
        Настя увидела, как напрягся Матвей от его слов. Смешно, он полагал, что был первым? Мужчины иногда такие дети.
        - Сорок годков минуло. - Библиотекарь снова взялся за кружку, но на этот раз пить не стал, просто повертел в руках. - Красивая чертовка.
        Это он о ней что ли? Сам черт рогатый!
        - Я даже с женой чуть не развелся из-за нее.
        Да больно нужен ей нехристь, который не чтит таинство брака. Свяжешься, позора не оберешься, приличным мертвецам на глаза не покажешься. И вообще все это бред сивой кобылы. Старикашка хотел не развестись, а…
        - Я даже купил этот проклятый дом, - продолжал рассказывать старик, - И все из-за нее. Как думаешь, много счастья это мне принесло?
        Ах ты, басурманин негораздый! Настя вдохнула, а выдохнула уже за спиной у библиотекаря.
        - И самое смешное, я ведь тебя, Матвей, понимаю. Кто ж если не я? Сам был на твоем месте. - Старикашка вздохнул, а Настя положила руки на спинку его стула. Интересно сидел бы он так спокойно, если бы знал, что она стоит позади и слушает весь этот бред, что он несет? Вряд ли. - Она казалась мне чем-то… Чем-то фантастическим, чем-то превращающим обычную жизнь почти в роман, совсем, как у Ширли Джексону].
        - Скорее уж, как у Оскара Уайльда[2], - пробормотал Матвей, но старик будто бы не слышал.
        - Только представь, мил человек, приведение! То, чего не существует и не может существовать - это ли не доказательство вечной жизни?
        - Давайте повременим с теологическими диспутами. Вечная жизнь меня пока не очень интересует, - мужчина поморщился.
        - Я каждый день задавался вопросом, а не сошел ли с ума, - продолжал старик. - И каждый день боялся спугнуть эту чудо, к которому удалось прикоснуться.
        Настя тоже была не прочь прикоснуться к затылку старикашки, особенно топориком для колки льда.
        - Подумай, мил человек Матвей. Еще не поздно отступить, Представь будущее, ты лет через сорок, - старикашка указал на себя, - один, как перст, без семьи, без детей, она просто не позволит тебе их завести. Ты будешь стареть, а она останется вечно юной, вечно интригующей и рано или поздно в твой дом, мил человек, войдет другой юнец, который захочет…
        - У вас, кажется, есть внуки? - перебил его Матвей. - Сами рассказывали, что внучка старичье, вроде вас, ни во что не ставит.
        - А я вовремя одумался, помирился с женой, мы съехали из этого проклятого дома. Представляешь картину, мил человек, у меня есть дом, а семья живет в коммуналке? - Старик покачал головой. - Уезжай, Матвей. Выбери самый дождливый день, садись в машину, нажми на газ, не останавливайся и никогда не возвращайся. Тогда она не сможет последовать за тобой, она не может появляться в местах, где никогда не бывала, пока ее туда не привезут.
        - Какая осведомленность в делах наших загробных, - удивился мужчина. - К чему это все? Эти уговоры? Вы можете просто отказаться продавать мне дом. Или не можете?
        - Не могу. - Старик отвернулся. - Дал ей слово. Она не трогает меня, я не трогаю дом и по первому же требованию продаю его желающему. Не сдержу, она явится по мою душу.
        Ох ты, клятвопреступник дорожит словом! Прям, хоть на ярмарке показывай эко диво! Не нужна ей его душонка. Товар с гнильцой и явно давно просроченный. А вот до тела можно и сходить, посмотреть, как он будет потешно хвататься за сердце и скулить «не губи». Хотя нет, это уже приелось, да и сердце старика давно не то, еще умрет, не успев продать дом.
        - Занятно, - только и сказал Матвей.
        - Ты просил рассказать о доме, - сказал старик с какой-то странной злостью, - я и рассказываю. Как умею. Уезжай, мил человек, а я тебе все деньги верну, что по договору аренды заплочены, а?
        - Давайте отвлечемся от темы моего отъезда. - Матвей положил руки на стол и улыбнулся. Словно видел ее. И Настя поняла, что не может отвести взгляда. Она почти любила эту его улыбку… - Так сколько их было? - спросил он, совсем, как папенька, когда уточнял у нянюшки, сколько золотых она оставила на церковной паперти. Он явно имел в виду количество нищих. Настя надеялась, что именно их. - Пять? За сто с лишним лет? Как-то это несерьезно для злого привидения, не находите?
        Настя едва не рассмеялась. С этим мужчиной за эти несколько дней она смеялась столько, сколько не смеялась за сто лет своей нежизни.
        - Вам весело? Мне тоже было до поры до времени. И уверен еще многим, что были до нас, мил человек. - Старик стал перекладывать на столе бумаги. Настя заметила, как трясутся его руки, и задалась вопросом, чего он боялся? - Например, некой Ирине. - Он открыл и пододвинул к Матвею папочку. Девушка наклонилась, едва не задевая старикашку волосами. С листа на нее смотрела суровая женщина лет сорока. - Наглоталась снотворного, самоубийство. Или, вот этот мужчина, - библиотекарь перевернул страницу, - несчастный случай. Его нашли на берегу озера, прямо под террасой. Выпил лишнего, не удержал равновесия и свалился. - Матвей неосознанным жестом коснулся разбитой головы. - Продолжать?
        - Не стоит. Я умею читать, - с этими словами мужчина стал просматривать содержимое тоненькой папки.
        А ведь действительно тоненькой. Насте даже стало неловко, могла бы и постараться ради такого случая.
        - Это все? - спросил он через некоторое время. Библиотекарь кивнул и снова взялся за кружку с чаем.
        [1] Ширли Джексон - американская писательница XX века. Ггрой имеет в виду ее роман «Призрак дома на холме».
        [2] Оскар Уайльд - английский писатель и поэт. Гэрой имеет в виду его юмористическую сказку «Кентервильское привидение».
        18. Наблюдающая за миром (2)
        - Это все? - спросил он через некоторое время.
        Библиотекарь кивнул, снова взялся за кружку с чаем и с какой-то обидой спросил:
        - Тебе мало? Так могу добавить. Несколько жильцов умерло не в доме, и я собственно не обязан об этом сообщать покупателю, но тебе, мил человек, раз ты такой упрямый, скажу. - Он пододвинул к Матвею вторую папочку, не менее коричневую и не менее тонкую. У Насти даже списки покупок объемнее выходили. Хотя, старикашке нужно отдать должное, он оказался более прозорлив, чем она предполагала.
        - Один разбился на машине, другая прыгнула с обрыва, троих убили в окрестностях, четверо пропали без вести, - начал перечислять библиотекарь, пока Матвей быстро просматривал содержимое папки. - Повторяю, я не обязан это рассказывать. Смерти тех, кто жил в доме, но умер вне его, никак не связывают, но они же умерли!
        - У меня для вас новость, - спокойно ответил мужчина. - Все когда-нибудь умрут, все кто жил в доме и кто никогда его в глаза не видел.
        - Тем не менее, - упрямо повторил библиотекарь, - смерть в этом доме частый гость.
        - Прямо мороз по коже, - усмехнулся Матвей. - Спрошу еще раз, это все?
        - Не понимаю я тебя, мил человек. - Старик нахохлился, как старая ворона. - Я тебе о круглом, а ты мне о мягком. Слышишь ли ты меня?
        - Слышу-слышу. - Матвей откинулся на спинку стула. - Надеюсь, цена будет адекватной все этому народно - детективному эпосу?
        - Адекватной, - пробурчал старик, - даже слишком. Мне агентша посоветовала не ломаться. Слышь, мил человек, так и сказала: «не ломайтесь», словно я девка на выданье.
        - Отлично. - Матвей сложил все бумажки обратно в папки. - Раз уж с этим разобрались. Скажите, кого здесь не хватает? - он постучал по папкам.
        - А кого-то не хватает? - старикашка мастерски изобразил удивление.
        Наверное, не раз тренировал перед зеркалом, совсем, как Настя предложение руки и сердца. Ну, как она его примет, естественно. Как посмотрит на коленопреклоненного джентльмена, на кольцо в его руках, на склоненную голову. Увидит, что волосы на макушке уже начали редеть, да и на колено «джентльмен» опустился со скрипом, и очи не горят огнем страсти, они вообще не горят, да и с папенькой все давно согласовано и совершенно не имеет значения, что он ответит. Тьфу, вот тебе и не расстройся, даже в девичьих фантазиях какая-нибудь пакость происходит.
        - Например, Прохора Ильина - управляющего Завгородних.
        - Кого? - на этот раз удивление было искренним. - Того, что сбежал с деньгами вкладчиков? Так ты, мил человек, ищешь сокровища промышленника?
        - Нет. - Матвей встал.
        - Позволь тебе не поверить. Матвей, я уже говорил и повторяю снова: нет никаких сокровищ. Если бы они были, то их давно бы нашли.
        - Принято к сведению. - Мужчина взял со стола папочки. - И больше ничего про Ильина? Никаких официально задокументированных слухов, сплетен?
        - Насколько я знаю, нет. Но я все же не эксперт по истории, всего лишь скромный сельский библиотекарь, который продает дом, - сказал старикашка таким тоном, словно был царским ординарцем, а его за лакея из булочной принимали.
        - Тогда жду звонка вашего агента, - с этими словами Матвей вышел из библиотеки. А старикашка вздохнул с видимым облегчением. Насте это не понравилось. Не понравилось настолько, что она ухватила старикашку за плечи, позволив ему почувствовать это ласковое прикосновение, позволила ему вздрогнуть и часто-часто задышать, словно кобелю с папенькиной псарни.
        - Будете докучать Матвею Васильевичу, живописать насколько я незавидная невеста, и я приму меры. Даже если эти меры вынудят меня появиться в вашей опочивальне после захода солнца и объяснить всю глубину ваших заблуждений.
        Дыхание старикашки на миг прервалось, а потом возобновилось с еще большим сипом. Видимо, это стоит расценить, как согласие.
        Настя появилась в машине, как раз в тот момент, когда мужчина швырнул папки в бардачок, а потом неожиданно замер, словно почувствовав ее присутствие. Хотя, почему «словно», она давно верила, что так оно и есть. Он мог ее чувствовать, ощущать ту, что умерла более века назад. Одно это уже отличало его от старикашки. А если взяться перечислять и остальные отличия, бумаги в этих папках не хватит.
        - Настя, - позвал он, - если ты здесь, покажись, прошу. А то я сижу и гадаю, схожу я с ума или уже сошел и можно расслабиться.
        Он еще не договорил, а она уже появилась на сиденье, позволила увидеть себя. И даже не потому, что он попросил, а потому, что сравнил себя с ним.
        - Ты не он, - прошептала девушка и сделала то, на что не решалась никогда раньше. Подалась вперед и прижалась губами к его губам. Нянюшку бы удар хватил, а папеньку кондрашка. Она никогда до этого не целовалась, поэтому и вышло, бог знает что. В романах-то писаки такого накропают, про спертое дыхание, про бабочек в животе, про огонь в очах. На деле же Настя, перестаравшись, стукнулась зубами о его зубы. И все же, это был ее первый поцелуй, какой уж есть. Девушка отпрянула, словно испугавшись собственной смелости, и не придумала ничего лучше, чем повторить: - Ты не он.
        И исчезла, от греха подальше.
        - Ух ты - сказал Матвей и спросил: - Что такого ты натворила, раз боишься показаться мне на глаза?
        Вместо ответа девушка коснулась его щеки ладонью. А он, почувствовав прикосновение, которое не ощущал никто до него, закрыл глаза и сидел так целую минуту. А она целую минуту была не в силах убрать руку. А потом мужчина улыбнулся, выдохнул и оживил автомобиль. Не совсем сдох железный коняка. Или это она теряет сноровку?
        19. Ее откровения (1)
        Матвей выехал на федеральную трассу, раз за разом прокручивая в голове то, что произошло, улыбаясь, а потом мысленно возвращался к событиям вековой давности.
        Первое, пропали деньги Завгороднего.
        Второе, умерла его дочь.
        Третье, арестован Митька Ильин.
        Четвертое, исчез Прохор Ильин.
        Пятое, Завгородний продал дом и уехал в неизвестном направлении.
        Все, конец истории.
        Шестое, Настя его поцеловала. Это, как он надеялся, будет началом новой истории. Их истории.
        Тогда почему ему, казалось, что одно из предложений звучало донельзя фальшиво? И какое именно?
        Кто-то ворует у вкладчиков промышленника.
        Настя лезет в петлю. В ее смерти обвиняют Митьку - писаря.
        Исчезает его отец, с деньгами или нет, но исчезает. Матвей так надеялся, что библиотекарь поможет ему узнать что-то о приказчике Завгороднего, но старик спутал ему все карты.
        Промышленник хоронит дочь, продает дом и уезжает.
        Что не так? Не просто под вопросом, а настолько неправильно, что режет слух?
        Нужно прямо сейчас поехать в город и посмотреть документы. Возможно, что-то сохранилось в городском архиве или в областном историческом обществе, он не раз имел дело с разными архивами в свою бытность студентом и во время стажировки в газете и очень надеялся, что сейчас ему удастся найти информацию.
        Прерывая хоровод мыслей, рядом с Матвеем появилась Настя. Всего лишь на мгновение, но она успела произнести:
        - В нашем доме чужой! - И исчезла.
        - Черт! - рявкнул Матвей, нажимая на тормоз, а потом стал разворачиваться прямо на шоссе. - Надеюсь, она имела в виду не пришельца из космоса, а обычного домушника. - Он нажал на газ и понял, что улыбается. - Она сказала: «в нашем доме»!
        И тут улыбка исчезла, от веселья не осталось и следа, его сменило беспокойство. Только бы она не натворила глупостей. Вряд ли девушке придет в голову вызвать полицию, так что чужому он точно не завидовал. В любом случае, разгребать все Матвею.
        Он никогда так быстро не ездил и, наверное, побил собственный рекорд, потому как тормозил возле дома у озера спустя семь минут и двадцать три секунды. Мужчина выскочил из машины, не став даже глушить двигатель, и бросился внутрь. Одно радовало, космического корабля чужих на подъездной дорожке не наблюдалось.
        Матвей распахнул дверь и замер в прихожей, первым делом заметив вмятину в стене. Обои разошлись, часть штукатурки осыпалась, обнажив кирпичную кладку. Словно кто-то изо всех сил ударил по стене кувалдой. Но никаких висельников, готовящихся отбыть на тот свет.
        - Настя!
        Матвей миновал коридор, заглянул на кухню, потом в гостиную, но до спальни не дошел, остановился на пороге той самой кладовки с обоями в цветочек. Кто-то славно тут порезвился, нанеся этим обоям невосполнимый урон. Если раньше, там была всего одна дыра, из которой он несколько дней назад извлек шкатулку, то сейчас в боковой стене справа от двери зияла еще одна.
        - Чем же вам всем так полюбилась эта кладовка? - риторически спросил он, опустился на одно колено, коснулся рваного края обоев, сколотой штукатурки, одного из шатающихся кирпичей. Два других уже валялись под ногами. Кто-то очень хотел разнести эту стену к чертям собачьим. Интересно зачем? Это просто глобальная нелюбовь к обоям в цветочек? Или кто-то что-то ищет?
        - Может, тем, что раньше это была совсем не кладовка? - тихо сказала Настя, и он почувствовал прикосновение ее пальцев к плечу.
        - А что? Сокровищница вашего отца?
        Мелькнула мысль, что этот нежданный домушник - каменщик может быть все еще в доме. Мелькнула и исчезла. Пока Настя стоит за его плечом, никто не осмелится подойти со спины. Да и свой дом она знала лучше него.
        - Сокровищница папеньки находилась в погребе, он мог неделями оттуда не вылезать, инспектируя и дегустируя нажитое. - Матвей взялся за шатающийся кирпич и попробовал вытащить. - Не надо, - попросила она.
        Вторая мысль была о полиции. Вандализм, что называется налицо, так что можно со спокойной совестью вызвать участкового, но… Матвей представил лицо местного служителя закона, который скорее привык выслушивать жалобы бабок на алкашей, и понял, никого он вызывать не будет. Сам разберется, ну или не разберется, и бог с ними с обоями.
        В дыре было темно, и разглядеть что там никак не получалось. Может, сокровища инков, а может, наружная стена, сложенная не из кирпича, а из камня.
        - Ты же знаешь, что я не послушаю? - спросил он, поднимаясь и поворачиваясь к девушке. - Кто это был? Он еще в доме?
        - Нет, - Настя смешно сморщила носик. - Ушел раньше. Я слишком поздно его почувствовала. Почему? - она топнула ногой. - Если я слышу, как ветки стучат по стеклам, как гудит вода в трубах, а тут…
        - Может, потому, что ты избегаешь этой кладовки? Избегаешь так давно и так старательно, что не чувствовать эту комнату стало для тебя так же естественно как и дышать? То есть, «не дышать». Я бы сказал, ты просто не хочешь ничего знать, из того, что происходит здесь и дом идет тебе навстречу. - Он посмотрел на девушку. - Давай не будем упражняться в психоанализе, а сделаем так: я сейчас закрою машину, вернусь в дом, заварю нам чая, сам заварю, не утруждайся, посидим за столом, и ты мне расскажешь… - Она подняла на него испуганные глаза. - Хотел бы я сказать «все», но не буду. Расскажешь то, что захочешь, то, что сможешь. Никакого принуждения. Расскажешь, а я тебе поверю. - Она не ответила, продолжая все так же испуганно смотреть на него. - Но потом, я вернусь сюда, доломаю то, что не доломал наш гость и посмотрю, зачем он приходил в наш дом и начал внеплановый ремонт. Договорились?
        Настя дернула плечиком и растворилась в воздухе.
        - Буду считать это согласием, - громко сказал Матвей и отправился к машине.
        Он сделал все. как и обещал. Заглушил автомобиль, запер, вернулся в дом. умылся, подмел штукатурку в коридоре, заварил чай и даже налил две чашки. Но Настя так и не появилась. Странно, но он не обиделся. Алле он бы себя так игнорировать не позволил.
        Сейчас же он просто включил ноутбук, сел за кухонный стол и снова стал искать. Вспомнил, куда планировал заехать и нашел на сайт местного исторического общества. У них был свой архив и пусть он уступал по объемам городскому, но имел ряд своих преимуществ. Во-первых, он был полностью оцифрован силами энтузиастов. Во-вторых, доступ к нему мог получить любой желающий, заплативший символическую сумму, в качестве добровольно-принудительного взноса. В-третьих, в нем было множество, так называемых, неофициальных свидетельств: фотокопий рецептурных бланков, например, на ртуть и долговых расписок, просто фотокарточек из семейных альбомов, писем и даже частично церковноприходские книги. В общем, всего помаленьку.
        19. Ее откровения (2)
        Оплатив доступ, Матвей набрал в поисковой строке название села, нашлось более тысячи документов, так или иначе связанных с Алуфьево. Конечно лучше искать на месте, ребята бы быстро помогли ему сузить поиск, но раз уж он не доехал до города… В какой-то момент своих изысканий мужчина поднял голову от экрана и увидел, что Настя сидит напротив и смотрит в чашку с чаем, с таким видом, словно прикидывает, как бы половчее в ней утопиться. Или утопить кого-то другого.
        Она выглядела такой расстроенной, когда поймала его взгляд, вздохнула, собираясь силами, как ребенок, который никак не может признаться родителям, что вазу с буфета разбил именно он, а не кот. Наверное, поэтому, он спросил совсем не то, что намеревался. И совсем не то, чего ждала она.
        - Что у тебя было с библиотекарем?
        Прозвучало слишком похоже на фразу из дешевой мелодрамы, Матвей даже сам поморщился. А девушка распахнула глаза и… покраснела. А он испытал мимолетное желание взять телефон и сфотографировать девушку, до чего она была милой с этим румянцем.
        Тьфу ты! И что дальше? Чему он начнет умиляться? Котятам? Цветочкам на лугу? Листикам в ее волосах? Капельке влаги на ее коже? А что…
        - Нууу, - протянула она и отвела взгляд.
        Он чуть не рассмеялся.
        - Он был таким веселым когда-то. - Она вздохнула. - Она меня не боялся. И показывал мне… - девушка замолчала на полуслове.
        - Не издевайся над моей фантазией. Я даже затрудняюсь предположить что.
        - Книги, - со вздохом призналась она. - У него было прижизненное издание «Историй» Андерсена, правда, на датском языке. Представляешь, я держала его в руках?
        - С трудом. А с еще большим трудом верю, что такой раритет оказался у сельского библиотекаря или кем он там был в молодости.
        - Учителем.
        - Вот-вот. Это же не сотое переиздание Камасутры, чтобы быть у всех.
        - А что это? - тут же оживилась Настя. - Ты мне покажешь?
        - Ну, как я могу отказать, особенно когда ты так просишь. - Он улыбнулся, но тут же став серьезным спросил: - И что же случилось, раз у вас все было так хорошо и даже один экземпляр Андерсена на двоих? Он состарился?
        - Не совсем. - Настя закусила губу. - Приехала его супружница.
        - Ты обиделась на него, потому что он был женат?
        - Да! А за кого вы меня принимаете, Матвей Васильевич? Конечно, обиделась. Я ему не батрачка, которой он скалит зубы, тогда, как его в опочивальне жена дожидается. - Настя даже вскочила из-за стола. - Я, конечно, сразу отказала ему от…
        «Только не говори что «от тела», - мысленно взмолился он, хотя это и было глупо. Он с трудом представлял от какого тела может отказать призрак, да даже если бы и мог отказать, у девушки, которой более ста лет, обязательно есть прошлое. Более того, этот вопрос никогда не волновал его ранее, а вот сейчас…
        - От дома, - сердито закончила она. - Но он не ушел. И вообще, оказалось, что мой дом принадлежит его супружнице, у той даже какая-то гербовая бумага имелась.
        - И что ты сделала? - Матвею и вправду было интересно.
        - Предупредила его, но он не понял, хотя, что может быть понятнее разрытого цветника, мертвых цветов или дохлой вороны на разделочном столе?
        - У тебя кот был в советниках?
        - Ты ведь не смеешься надо мной? - тонким голосом спросила она.
        - Ни в коем разе. - Матвей снова посмотрел на экран, не понял ни строчки.
        - Так он впечатлился?
        - Еще как, - грустно, ответила она. - Он предложил извести свою супружницу.
        - Извести? - уточнил он.
        - Уж точно не позволить ей удалиться в обитель, - Настя прошла по кухне до окна и повернула обратно. - Скорее удавить, отравить, обезглавить, столкнуть с террасы, последнее ему больше всех по нутру пришлось.
        - Богатый выбор.
        - А он унаследует дом и милостиво позволит мне в нем жить, а возможно даже пустит в свою постелю. - Она всплеснула руками. - Он принял меня за кокотку, которая при живой-то жене…
        - Ну проблему живости жены он и собирался решить с твоей помощью. - Настя возмущенно посмотрела на Матвея, и тот примиряюще поднял руки.
        - Я понимаю…
        - Нет, не понимаешь. - Она сжала ладони в кулаки. - Я не дурочка какая- нибудь, знаю, что сейчас никто не уважает брак, что можно развестись со старой женой и взять молодуху и даже дозволения патриарха на это не требуется. Можно завести содержанку или альфонса, можно жить во грехе, можно бросить дитятей, но… но…
        - Настя, все это понятно, но скажи, ты же не согласилась, так чего переживать? Или… - Он посмотрел на девушку. - Ты же не…
        - Ты что принимаешь меня за душегуба на казенном довольствии? - Девушка останавливаясь напротив него. - Я никогда не убивала по приказу людей!
        - Только по велению души.
        - Все-таки смеешься, - констатировала она, и тогда он, повинуясь какому- то наитию, попытался взять девушку за руку и даже немного удивился, когда это удалось.
        - Я не смеюсь, а пытаюсь понять, почему ты так нервничаешь? - он потянул ее за руку, заставляя подойти ближе.
        - Потому… потому что…
        - Потому что ты допускала такую мысль, - Матвей обнял Настю и посадил себе на колени.
        - Да, - тихо ответила она, не замечая ничего вокруг. - Допускала и подолгу стояла за ее спиной, прикидывая, как бы опрокинуть на нее полку с солениями. А потом увидела, как она сидит в спальне и вяжет пинетки. Вот такие крохотные, - Девушка показала пальцами. - И поняла, что она тяжелая, что у них скоро будет дите. - Она закрыла глаза и призналась: - Я их все-таки выгнала, уронила этому горе учителю на ногу топор, обухом правда, а потом сказала, что самое время столкнуть хромого мужика с террасы, как он для своей супружницы планировал.
        - Так вот как он с женой «помирился». - Матвей отвел волосы девушки с плеча.
        - Да, именно так, поэтому я и сказала, что ты не он… Матвей Васильевич, а что вы делаете? - вдруг опомнилась Настя.
        - А это Анастасия Ивановна, называется соблазнение. - Матвей наклонился и прижался губами к ее шее. И сразу две вещи произошли одновременно. Первое, он ощутил лишь мимолетное прикосновение к коже девушки, а в следующий миг, его губы провалились в пустоту, и он перестал ощущать и без того невеликий вес сидящей на коленях девушки. А второе следовало из первого, Настя вновь стала бестелесным призраком.
        - Оооо, - протянула девушка вскакивая. - Так вот оно какое.
        - Лишь самое начало, в следующий раз начнем с того места на котором закончили.
        - В следующий раз? - Она снова покраснела.
        - Да. А пока можем еще поговорить, что ты там хотела объяснить? Что я не он? Я рад. Но это и так было понятно, хотя бы потому, - Матвей снова повернулся к ноутбуку, - Что он ничегошеньки не знает о Прохоре Ильине, и убежден, что тот сбежал с деньгами.
        - Аты…
        - А я убежден, что далеко он не убежал, раз обретается на чердаке. Стало быть, твой управляющий не появлялся здесь в те годы и не занимался шантажом, грозя убить твоего нового друга. Ну, и еще куча отличий, но все по мелочи. Я, например, никогда не убивал женщин и не планирую, а еще я выше его ростом…
        Она все-таки рассмеялась.
        19. Ее откровения (3)
        Она все-таки рассмеялась.
        - А теперь вернемся к нашим баранам. - Матвей посмотрел на экран и открыл первый попавшийся документ. - Так ты поведаешь мне, что там спрятано у тебя в кладовой вместо припасов на зиму?
        Улыбка исчезла, и девушка отвела взгляд. Он не стал ее торопить, слово есть слово, вынуждать он ее не будет, захочет, сама расскажет. Матвей вернулся к ноутбуку, стараясь сосредоточиться на ровных строчках.
        В шестидесятых годах сельсовет Алуфьево оттяпал у церковного прихода почти всю землю для строительства бараков. Там планировали поселить рабочих ближайшего добывающего предприятия. Благое начинание, если бы не одно «но». Земля при церкви уже была заселена мертвецами.
        Сельсовет построил свои бараки прямо на кладбище. Захоронения, конечно, никуда не переносили, прошлись бульдозером и вся недолга. Люди возмущались, особенно старики, но против советской власти и ее позиции по поводу «опиума для народа» не пошли. Поплакали, поворчали, предрекая скорую гибель всем: от рабочих, до секретаря сельсовета, да и разошлись по домам оскверненных предков оплакивать.
        - Ты ведь знаешь, что у нас нет баранов? - после долгого молчания уточнила Настя. Девушка стояла прямо у него за спиной, заглядывая через плечо на экран и читая статью из «Советского вестника». - Совсем бога люди не боятся. Осквернять могилы! - произнесла Настя…
        И он все понял. Словно кто-то включил свет в его голове, осветив слова: могила, земля, осквернение.
        - Вот что было неправильно! - Матвей обернулся и посмотрел на Анастасию. - Твой отец продал дом. Дом и землю, где похоронена его единственная дочь. А сам уехал. Вот где фальшь! Продать могилу единственной дочери - это нонсенс, а вдруг новый владелец решит построить колодец на этом месте или разбить огород? А он продал, уехал и забыл. Это возможно только если он точно знал, что там покоится не его дочь.
        - Ты говоришь обо мне в третьем лице, - нахмурилась Настя.
        - Понял, исправлюсь. Твой отец знал, что в той могиле не ты?
        - Конечно, - Настя ответила таким тоном, словно он поинтересовался, светит ли еще солнце над миром.
        - Так, - он встал, - у нас новые данные. Пропали деньги Завгороднего. Пропал его управляющий, но вряд ли их дороги с деньгами совпали. Ты умерла, арестовали Митьку Ильнина. - Теперь уже Матвей ходил по кухне туда-сюда. - Промышленник хоронит няньку под видом своей дочери. Вопрос, почему? - Он остановился у стола, посмотрел на Настю и спросил:
        - Скажи, ты покончила с собой? - И поскольку она не ответила, добавил: - Это важно.
        - Ох, Матвей Васильич, я на такие интимные вопросы только после свадьбы отвечаю, - лукаво ответила девушка.
        - Говорят, ты повесилась?
        - Правда? - полюбопытствовала она. - Как занимательно! Правда я не умею завязывать скользящий или, как про него еще говорят, узел висельника, да и никакой другой окромя швейного.
        - Отлично. - Матвей подошел к окну. - Тогда вернемся к твоему отцу. Зачем ему хоронить няньку под твоим именем? Погребение скорей всего было скромным, закрытый гроб, неосвещенная земля, никакого отпевания или соборования, минимум людей, возможно только твой батюшка и был, так что разоблачить покойницу было некому… Но, повторюсь, зачем он это сделал? Итак, гипотеза первая: тела у него не было. - Настя фыркнула, и мужчина пояснил: - Знаю, звучит неправдоподобно, но все это дело неправдоподобное. - Он развернулся, дошел до стола и постучал пальцами по столешнице. - Гипотеза вторая: чтобы скрыть причину смерти. Будет странно, если та, которую ты объявил удавленницей, будет лежать в гробу с колотой раной в сердце или, например, без головы. Мало ли у следствия вопросы возникнут не сразу, а спустя время… Проводилась ли в то время эксгумация?
        - А что это? Заразная болезнь?
        - Допустим, проводилась, - не слушая девушку, продолжал рассуждать Матвей. - Завгородний хоронит под именем дочери ее старую няньку… - Он снова дошел до окна, остановился и мотнул головой. - Если вместо девушки в гробу найдут старуху, вопросов станет еще больше, но своей цели промышленник достигнет. То есть, причину смерти скроет. - Мужчина вздохнул. - Гипотеза третья: на момент своих похорон Анастасия Завгородняя была еще жива. - Он посмотрел на Настю и повторил: - Ты была жива.
        - Восхищена вашим могучим разумом, Матвей Ильич, не знаю, что и сказать… - прошептала она. И кажется даже безо всякой иронии.
        - Тогда молчи, не смотри на меня так и не сбивай с мысли. В любом случае, тело… Настя, очень трудно говорить «твое», я тогда не о том думать начинаю. Оттого и сбиваюсь на третье лицо, потому что ты сто лет назад и ты сейчас - разные люди для меня. - Он покачал головой. - Тело Анастасии где-то в другом месте. - Он посмотрел на девушку и грустно улыбнулся. - Знаешь, до этого момента, я не был склонен рассматривать твоего отца в качестве виновного, он был скорее пострадавшим. Он потерял деньги и дочь. А теперь вынужден признать, что все не так просто, во всяком случае, с твоими похоронами. - с этими словами Матвей вышел в коридор. - И главный вопрос нашей сегодняшней викторины, где покоится Анастасия Завгородняя? - Он шаг за шагом приближался к кладовке.
        19. Ее откровения (4)
        - И главный вопрос нашей сегодняшней викторины, где покоится Анастасия Завгородняя? - Он шаг за шагом приближался к кладовке. - Кажется, я знаю ответ. Тебе ведь поэтому не нравится эта комната?
        Настя появилась на пороге кладовки прямо из воздуха, преграждая ему Дорогу.
        - Что там было раньше? - спросил Матвей останавливаясь.
        - Классная комната, - нехотя ответила девушка.
        - Без окон? Или их тоже заложили?
        - Без. Папенька считал, что раз уж мне пришла в голову блажь учиться, и ему теперь приходится оплачивать гувернантку, то отвлекаться на мир за окном слишком расточительно. А потом, когда, по его мнению, мое образование было закончено, то здесь сделали комнату для рукоделия. Пять лет изучать английский и французский, только для того, чтобы потом сидеть за пяльцами.
        - Так ты у меня девушка с образованием? - удивился он. - Мне кажется или комната изначально была больше?
        - Была. Письменный стол и классная доска туда влезали. - Отвечая, девушка старалась не смотреть на Матвея.
        - А потом кто-то, подозреваю, что твой отец, возвел стену. Возможно не он сам…
        - Сам, - перебила Анастасия. - В молодости он руководил постройкой торговых рядов и там, то ли из озорства, то ли в пику своему отцу, то есть моему деду, научился класть кирпич. Он всегда этим необыкновенно гордился, бог его знает почему. Бывало с пьяных глаз как начнет трясти кулачищами, да кричать, что он делал вот этими вот руками…
        - Настя, отойди, пожалуйста, - попросил Матвей.
        - Нет.
        - Стену уже пытались взломать, стало быть, не только мы с тобой знаем, что она фальшивая. Что бы за ней не пряталось, этой тайне, так или иначе, пришел конец.
        - А если я не пущу тебя? - спросила девушка и впервые за все то время, что они стояли в коридоре посмотрела ему в глаза. - Что ты будешь делать тогда? - в голосе вызов.
        - Тогда я тебя поцелую, - сообщил он. - Кажется, сейчас моя очередь. А когда ты испугаешься и исчезнешь, все равно загляну в эту «классную комнату».
        - А если я не испугаюсь, что ты тогда… - начала Настя, но он не дал ей закончить. Теория не его конек, Матвей был скорее практиком, поэтому он наклонил голову и быстро коснулся губами ее губ, и даже не удивился, ощутив их мягкость.
        - Не испугаешься? Позволь тебе не поверить, - прошептал мужчина и снова поцеловал девушку.
        Настя замерла, словно почуявшая охотника лань. Надо же, раз его потянуло на романтические сравнения, значит, дело точно дрянь. Настя замерла, но не исчезла и не оттолкнула его. Тогда он положил руки ей на талию и притянул к себе, а потом поцеловал, только уже по-настоящему, как давно хотел. Завладел ее невыносимо теплыми губами, заставляя их раскрыться. Девушка что-то пискнула, вздрогнула всем телом, когда его язык проник ей в рот, а потом тихонько застонала. Черт, он сам чуть не застонал, как впервые целующий девчонку юнец, но ее рот оказался таким манящим, а прикосновение губ таким сладким… Слаще, чем его первый поцелуй, что он урвал у одноклассницы Ленки в школьной закутке под лестницей. Настя вцепилась в его рубашку, словно боясь, что исчезнет уже он, а не она. Матвей не знал, что произошло бы дальше, вряд ли он смог бы сдержать себя и не прижать девушку к этой стене в цветочек и…
        Что «и»? - мысленно спросил он сам себя и не смог ответить. Но проверить его выдержку на прочность не получилось. Настя все-таки не выдержала, растворилась в воздухе с тихим и каким-то жалобным всхлипом. Матвей понятия не имел что означал этот звук, минут пять он стоял и пялился на цветастый рисунок, совершенно забыв, зачем все это затеял.
        - Что ж… - проговорил мужчина через некоторое время. - Посмотрим, что у нас тут спрятано.
        Матвей присел перед дырой, стараясь думать о том. что скрывается за старыми кирпичными стенами, а не о губах Насти. Он что и вправду поцеловал мертвую девушку? О да, и ему это до чертиков понравилось. Тут уже не белая горячка, а конкретная психическая патология. А что если там, за стеной и вправду тело девушки? Он увидит, какой она была и какой стала за эту сотню лет. Выдержит ли он это зрелище? Выдержит ли она то, что он его видел? Видел ее такой…
        Может, поэтому она и хотела его остановить? Хотя само предположение, что за этой стеной в доме находится труп, что он лежит там уже более ста лет, сам по себе зловещ и, честно говоря, немного нереален. Такое только в кино бывает. Он скорей рассчитывал увидеть горы серебра и злата, тогда становиться понятно, зачем залезли в дом и зачем пытались сломать стену.
        Матвей подцепил и вытащил один шатающийся кирпич, толкнул другой, а потом с глухим стуком из стены выпали сразу три. В воздух поднялась серая пыль. Мужчина заглянул в дыру, ничего не разглядел, чихнул, вытащил из кармана телефон и включил фонарик. Свет отразился от какого-то мутного стеклышка, всего лишь тусклый мимолетный отблеск, как от лужи разлитого масла… Он снова заглянул в дыру и добавил пару выражений покрепче. В доме и в самом деле был спрятан труп. Он сидел, как прислоненный к стене, сломанный и высохший манекен.
        Только одно не отвечало его ожиданиям. Судя по остаткам истлевшей одежды и коротким, сохранившимся на черепе волосам, это был мужчина, а не женщина.
        Несколько минут Матвей старался собрать в кучу расползающиеся мысли. Правда безуспешно. Зато вдоволь налюбовался на высохшего и похожего на мумию покойника, а потом мужчина выключил фонарик в телефоне и набрал номер.
        - У меня в доме труп, - сообщил он, когда ему ответили. - Нет, я никого не убивал. И нет, дом не мой, я его снимаю. Нет, я его не знаю… Черт, вы можете просто приехать? Нет, я не пил, хотя и очень хочется, - закончил он и продиктовал адрес.
        - Простите, что мы без приглашения, Прохор Федотыч, - произнесла за его спиной Настя. И Матвей понял, что свет фонаря отражался вовсе не от масляной лужи, да и откуда бы ей там взяться, а от крохотного покрытого пылью стеклышка уцелевших очков.
        20. Его хлопоты (1)
        «Они нашли его!» - мысленно повторила Настя раз, наверное, в десятый.
        Дом был полон городовых и урядников. А один важный и пузатый тянул ни много ни мало на коллежского асессора. Даже дохтур прибыл, опоздал лет на сто, по ее скромному мнению, так что ему оставалось только полюбоваться на мертвеца. Но, на удивление, тому понравилось, дохтуру, а не мертвецу, как она смеяла надеяться. Да и городовые не выглядели расстроенными. Они с энтузиазмом доломали стену, потом долго ходили вокруг папенькиного управляющего, махали руками, качали головами. Тот, что походил на асессора даже присвистнул. Нянька так и говорила: «свистеть в доме, к покойнику». Права оказалась, как всегда.
        Потом служивые немного погадали о причине смерти. С этим Настя могла бы им помочь, но решила, что портить игру в шарады немного невежливо.
        Городовой с энтузиазмом обвел контуры тела, а потом все стали фотографировать покойника на память. Ох, нянюшка так боялась этих вспышек, говорила, что так диавол забирает у тебя часть души. Бедный диавол, сколько же у него этих частей, поди-ка сидит целыми днями и собирает, как панно из цветных стеклышек.
        Потом урядник стал рассыпать везде муку и махать какой-то кисточкой, словно отец Пафнутий во время церковной службы, другой растягивал в кладовке цветные ленты. Еще двое со всем почтением надели на руки Прохора Федотыча прозрачные пакетики. В такой же прозрачный пакетик они с трепетом опустили очки. Видимо за прошедшее со дня ее смерти столетие похороны превратились из довольно унылой процессии плакальщиц в интересное действо, прямо смотришь, и душа радуется. Во всяком случае, все смеялись и шутили. Покойника со всеми почестями погрузили на носилки, упаковали в модный в этом столетии черный мешок, любо-дорого смотреть.
        Носилки погрузили в высокий катафалк, и даже Матвея с собой забрали. Наверняка, произносить прощальную речь, урядник так и заявил: «Вам есть, что сказать», и похлопал ее гостя по плечу. Только отца Афанасия не хватало, но Настя решила, что он присоединится к колонне весельчаков на погосте.
        Жаль, что она не могла пойти, не так уж много в ее нежизни праздников. Но, увы, у Насти было дело здесь. Девушка дождалась, пока дом опустеет, пока в нем погаснет свет, пока рокот железных повозок затихнет вдали, а пробежавшийся по черепице ветер отзовется гулом в каминной трубе. Она провела пальцами по вмятине на стене в коридоре и тихо спросила:
        - Кто это был? Отвечайте! Не притворяйтесь, что перемещение тела что-то изменило. Я ведь могу и подняться на ваш обожаемый чердак.
        Он появился у двери и без всяких эмоций посмотрел на девушку.
        - Это ведь вы впустили чужака? Это вы скрыли его от меня? - Она снова коснулась вмятины на стене. - По-другому не получается, чтобы там не говорил Матвей. - Она покачала головой. - Сколько бы я не тяготилась этим, сколько бы меня не тошнило от той погани, что произошла там…
        - От той погани, что совершила ты, - прошипел бывший управляющий.
        - Именно так, но вернемся к… к нашим баранам, - повторила она фразу Матвея. - Чужак вошел в дом через дверь, а это я бы почувствовала. Это как расстегнуть манто и ощутить ледяное дыхание зимы на коже. Вы впустили его и скрыли его от меня. Почему? - Ее пальцы зацепились за край обоев.
        - Посмотрел на тебя, и тоже захотелось завести себе питомца из живых.
        - Это не ответ. Мы заключили договор!
        - Считай это моим страховым векселем, - прошелестел Прохор Федотович и исчез.
        - Какие мы сегодня немногословные, - попеняла Настя. - Какие коварные, я вся в восхищении. А вот при жизни вам, Прохор Федотыч, явно не хватало прозорливости, иначе бы вы не стали пить из той чашки, что я вам принесла, - с этими словами Настя прошла в спальню Матвея и открыла секретер… Пардон, письменный стол. И не открыла, а выдвинула верхний ящик, достала лист бумаги, взяла из подставки перо… Перо, которое не нужно макать в чернильницу. Вот где диво дивное, почище болтливого ящика.
        Несколько минут она раздумывала, подбирая выражения, словесность никогда не была ее любимым предметом. Девушка покусывала кончик пера, привычка, за которую ее нещадно бранила гувернантка, а один раз даже вымазала перья в рыбьем жире.
        Настя склонилась над бумагой и стала старательно писать:
        «Беру на себя смелость сообщить вам о том, что мертвое тело, найденное в доме промышленника Завгороднего. села Алуфьево Мирского уезда Заславской губернии принадлежит…»
        Девушка подумала и исправила на «принадлежало». Сто лет все-таки прошло.
        «… принадлежало Ильину Прохору Федотовичу, бывшему управляющему. За сим прошу принять соответствующие меры».
        - Вы хотели признания, Прохор Федотыч? Вы его получите. - произнесла девушка и оглянулась в поисках промокашки, как обычно не нашла. Перечитала письмо, еще подумала и зачеркнула слово «мертвое». Тело есть тело. Девушка достала конверт, вложила письмо и стала заполнять строку адресата.
        Это оказалось сложнее, чем написать само письмо. Кто должен принять соответствующие меры? Она почти решилась написать «Губернский листок», название газеты, которую привозили по понедельникам папеньке. Уважаемая и надежная, они не могут оставить без внимания такой вопиющий факт. Можно было написать в «Хроники уезда», но нянька всегда говорила, что этот пасквиль потакает анархистам и суфражисткам. По ее мнению быть суфражисткой страшнее, чем служить анчихристу. Как сейчас обстоят дела у анархистов и прочих неблагонадежных элементов, Настя не знала, давно в ее дом не доставляли газет, а потому «Губернский листок» представлялся ей более разумным выбором, если только… Перо замерло в нескольких сантиметрах от бумаги.
        А ведь она знает вариант лучше, читала статью, что показал ей Матвей в своей волшебной книжке, и газета называлась… Она быстро написала «Советский вестник», теперь точно все. Остается отправить. Правда, почтальона она тоже видела лет пятьдесят назад, но… Она опять вспомнила Матвея и его волшебную книжку. Он ведь из нее отправлял свою почту, нажимал кнопочку, и на экране появлялось улетающее письмо. На вид вроде ничего сложного.
        Она едва не изменила свое мнение, когда спустя несколько минут, стоя на кухне, разглядывала летающие по экрану шарики. Бррр, голова закружилась уже через две минуты. Ладно. Она выдохнула и положила свое письмо на кнопки и нажала одну, самую привлекательную на вид. Она была похожа на букву «г», и надпись на ней гласила «вход» на англицком. Она очень надеялась, что письмо воспользуется этим «входом». Шарики с экрана исчезли, а вот письмо почему-то улетать не спешило. Н-да, как-то в исполнении Матвея это выглядело проще. Настя нажала еще пару кнопок, голубой экран стал оптимистично черным, видимо тоже решил соблюдать траур по усопшему Прохору Ильичу.
        Девушка быстро закрыла волшебную книжку, для надежности придавив письмо. Внутри что-то жалобно скрипнуло. Сочтя это хорошим знаком, Настя села ждать Матвея.
        Правда, это быстро ей наскучило. В этом не было ничего романтичного и воспеваемого поэтами. Ждать мужчину, какая тоска… Не выйдет из нее Пенелопы. Придя к такому неутешительному выводу, девушка отправилась в подпол, проверять наличие мышей. Мыши тоже разочаровали, упрямо не желая заводиться, как тут не расстроиться.
        20. Его хлопоты (2)
        Матвей вернулся под утро. Злой и голодный. Стащил рубашку и рухнул на кровать. Видимо, поминального ужина не было. Настя не стала будить мужчину. Нянька всегда говорила, что голодный и усталый мужик, как волк, к которому лучше не подходить, а если уж подошла, то гладить исключительно по шерстке.
        Настя присела на край кровати, аккуратно сняла со спящего Матвея очки и положила на прикроватную тумбочку. А потом неожиданно для себя самой запустила руку в волосы, лежащего на животе, мужчины и погладила. По шерстке, как и наказывала нянюшка. Настя посмотрела на его обнаженную спину и, повинуясь минутному порыву, коснулась пальцами кожи. Матвей вздохнул и улыбнулся во сне. Девушка отдернула ладонь, будто обжегшись, а потом снова не удержалась и провела рукой вдоль позвоночника. Кто бы сказал ей раньше, как это на самом деле приятно, касаться мужчины. Она погладила плечи, опустила руку ниже к поясу брюк. Матвей снова вздохнул и вдруг перевернулся на спину. Девушка не успела убрать руку. Вернее, ей просто не дали, потому что через миг, мужская ладонь легла поверх ее кисти. Но не это было самым страшным. Самым страшным было то, что ее пальцы оказались прямо на его животе и касались темных и жестких волос под пупком…
        Господи боже и все его святые угодники!
        - Играешь с огнем, - проговорил Матвей, не открывая глаз, правда, его голос отнюдь не был сонным.
        И она не выдержала, растаяла, снова став неосязаемой. А еще через минуту дыхание мужчины выровнялось, будто он и не просыпался.
        А Настя так и не решилась признаться себе, что ей очень не хотелось убирать руку с его живота, а скорее наоборот, очень хотелось узнать, чем же заканчиваются такие игры с огнем. Хотя бы раз.
        Так пора помолиться. А еще лучше погулять по крышам, охладить пылающие щеки и все остальное тоже. Так она и сделает, пойдет, потопает по черепице, чтобы Прохору Федотычу икалось по чем зря. Уйти он, видите ли, хочет! Что ж тело его «ушло», а что до остального… Как будто это так просто убить того, кто уже давно мертв. Она ушла тихо, чтобы не разбудить Матвея. С этим отлично справился раздавшийся после обеда звонок в дверь.
        Вот креста на них нет!
        Матвей застонал, выругался, помянув мать звонившего, и все же встал. Правда, вряд ли его улыбка была доброй, когда он открыл дверь. Вряд ли он вообще улыбался и думал о чем-то благостном.
        - Да, - рявкнул он прямо в лицо молодому человеку, стоящему на пороге.
        Незнакомец вздрогнул и едва не выронил сумку.
        - Я… Это… - Молодой парень даже попятился. - Я этот… экзор… экзорцист.
        - И надо полагать, уполномочен самим священным синодом? - Матвей иронично посмотрел на белый воротничок, что носят католические священники.
        - Эээ… нет. - Парень все-таки выпустил сумку из рук, она упала и там что-то жалобно звякнуло. - Я… вы… вы сами меня вызывали, - жалобно закончил парень.
        - Я? - Матвей почесал за ухом.
        - Да-да, - усердно закивал парень и, воспользовавшись растерянностью Матвея, подхватил сумку и юркнул в дом. Точь-в-точь как кухаркина кошка Мурыська, даже точно так же голову в плечи втянул, словно боясь получить меж ушей. - И даже сказали, что это срочно, чтобы я сразу приезжал, адрес продиктовали, сказали, что платите любые деньги за изгнание. - Дверь захлопнулась, и парень, оглядев коридор, бодро поинтересовался: - Где призрак?
        Стоящая у двери в кухню Настя смущенно кашлянула. Парень повернулся и многозначительно добавил:
        - Ээээ… - И дернул кадыком на тонкой шее.
        - Будешь так пялиться на мою девушку, отправлю назад в школу икс и игрек из уравнений изгонять. - Матвей старался говорить весело, тогда как в его глазах Настя видела раскаяние и неловкость. - Как же я забыл, что вызвал очередного шарлатана? - сам у себя спросил мужчина.
        Парень покраснел, аки маков цвет.
        - Не держи гостя на пороге, - произнесла девушка. - Это невежливо, раз уж мы сами его пригласили.
        Настя подошла к молодому человеку, который продолжал краснеть и цветом стал напоминать томат. Эко его разбирает, совсем как молодого послушника, что приехал как-то к отцу Михею. А ведь у нее прикрыты и плечи и щиколотки.
        - Как вы будете изгонять призрака? Или как там его правильно называть? - поинтересовалась девушка.
        - Дух умершего, - парень поставил сумку на пол, расстегнул молнию и стал что-то в ней искать, - Или усопший, или полтергейст.
        - Какой пол? - не поняла Анастасия.
        - Полтергейст - повторил парень и достал из сумки коробочку со стеклом, внутри которой что-то тихонько заскрежетало. Стрелочка за стеклом, совсем как в автомобиле Матвея, качнулась вправо, а потом вернулась обратно. - Вот блин, - добавил он и стукнул по коробочке, но на этот раз ленивая стрелочка не отреагировала.
        - Не работает? - сочувственно спросила Настя.
        - Да… то есть, нет. - Парень торопливо водил коробочкой из стороны в сторону. - Все работает, просто призрака сейчас рядом нет, вот уловитель и молчит.
        - Потрясающе, - в полголоса проговорил Матвей, хотя она так и не поняла, что его могло так потрясти в коробочке.
        - Ну, раз изгонять пока некого, можно мне вас чаем напоить? - уточнила девушка.
        Вместо гостя ответил его желудок. Он требовательно заурчал.
        - Удачи, парень, - от души пожелал ему Матвей. - Мы запомним тебя молодым и красивым. Я в душ, - добавил он уже для Насти. - Постарайся, чтобы этот малолетний экзорцист дожил до моего возвращения.
        20. Его хлопоты (3)
        А вот об этом мог бы не предупреждать, как будто она не знает, что неприлично вот так травить гостей, чуть ли не с порога, не поинтересовавшись даже, какой яд им по вкусу.
        - Э-э-э, - многозначительно протянул парень, прижимая коробочку для призраков к груди.
        - Не переживайте, молодой человек, - сказала ему Настя. - Матвей Васильевич тонко намекает, что я не умею готовить.
        - У меня папка мамке один раз тоже на что-то подобное намекнул, так сразу получил кастрюлю с борщом на голову, чтобы значит наверняка распробовать. Хорошо хоть остыть успело.
        - Какая хорошая у вас мама, надо взять этот способ на вооружение, - сказала Настя и попросила стоящего в коридоре мужчину: - Но борща у нас нет, так что не могли бы вы Матвей Васильевич заказать пару пирогов с почками из лавки?
        - Мог бы. - Матвей достал телефон и набрал по памяти номер. - Добрый день, я хотел бы заказать пиццу. Вернее, три. Тебе какую, экзорцист? - спросил он, прикрывая низ телефона ладонью.
        Парень взмахнул своей волшебной коробочкой и, кажется, разволновался еще сильнее.
        - А четыре сыра можно? - спросил он, а живот присоединился к вопросу согласным бурчанием.
        - Можно, - ответил Матвей и добавил для невидимого собеседника: - Одну четыре сыра, пожалуйста и… - Мужчина вопросительно посмотрел на Настю и в полголоса пояснил: - Почки нынче в дефиците.
        - Ну, обычно я не ем только по високосным годам, но раз уж ты настаиваешь, мне… - она задумалась. - С перепелами и белыми грибами.
        - Ага, - кивнул он. - Одну с пепперони и одну с курицей и грибами. Да, записывайте адрес, - и снова продиктовал адрес. Настя надеялась, что и на этот раз в гости заглянут не менее веселые ребята, чем, те, что фотографировали усопшего Прохора Федотыча. - Я в душ, - повторил Матвей и снова попросил: - Анастасия, не угробь этого охотника за привидениями… Как там тебя помимо «экзорцист»?
        - Сережа. Сергей Яхонтов.
        - Отлично твоя задача, яхонтовый мой, не умереть в последующие пятнадцать минут, даже если это будет смерть от счастья, что я оставил тебя наедине с такой красавицей. Мы поняли друг друга?
        - Дда-а! - Парень закивал и даже для наглядности взмахнул коробочкой.
        - Отлично, - с этими словами Матвей удалился.
        Сергей сглотнул, Настя хихикнула, и парень снова покраснел.
        Чай они пили в молчании. Несколько раз Сергей порывался что-то сказать и даже открывал рот, но не мог произнести ни слова и торопливо поднимал чашку, даже когда та опустела. И так минут десять, пока он, собравшись духом, все-таки не выпалил:
        - Правда, что в этом доме живет призрак?
        - Вот тебе крест, - побожилась девушка.
        - И как он выглядит? - парень похлопал себя по карманам, вытащил потрепанный блокнот и огрызок карандаша.
        - Надеюсь, презентабельно.
        - А вот я ни разу не видел призрака, - завистливо протянул Сергей.
        - Но ты же этот… как его… экзор…резо… цист… коформист? Как ты изгоняешь духов, если ни разу их не видел? Это как шнуровать корсет, ни разу не коснувшись женской талии, - попеняла девушка и неожиданно спросила: - У вас все в порядке со здоровьем? Вы весь красный. Это давление, мой папенька тоже багровел после бутылки шнапса. Но в вашем возрасте это прискорбно.
        - Нет у меня давления… В том смысле, что я в порядке… Просто… Просто… Я провожу исследование. И вообще, для того чтобы изгнать духа совсем необязательно видеть его. Это как сдуть пыль, ты же не видишь ее.
        - Ну не скажи, у моей нянюшки глаза на затылке были, горничная еще только собиралась сор под ковер замести, а нянюшка уже знала под какой именно.
        - Не важно, - парень моргнул. - Духа нужно уметь чувствовать, взывать к нему.
        - Так ты этот… блаженный, - поняла, наконец, девушка.
        - Нет, я…
        Ответ парня заглушил звонок в дверь.
        - Я открою, - крикнул из коридора Матвей и минуту спустя прошел мимо кухни, вытирая голову полотенцем.
        - Так кого ты изгнал? Может, я его знаю? - спросила Настя, прислушиваясь к звукам в коридоре, к шагам мужчины, к скрипу входной двери к голосу лакея из лавки.
        - Ну, мне удалось очистить один дом в Вознесенске.
        - Каким образом? - уточнил вошедший в кухню Матвей и поставил на стол коробки с пирогами. - При помощи тряпки и ведра?
        - Я очистил его от потусторонней энергии, - возмутился парень, но тут же сник, грустно добавив: - В том числе, при помощи мокрой тряпки и святой воды. Но на самом деле это просто вода с ионами серебра, это позволяет жидкости оставаться…
        - Студент? - уточнил Матвей, открывая коробку. - Да.
        - Дай угадаю, кафедра философии и теологии? - Мужчина достал из шкафа тарелки и поставил их рядом с пирогами. Или как там он их называл? Пицца? Итальянский открытый пирог на тонком тесте, которое так напоминало лепешку лаваша, что выпекали в восточной слободе. Там и есть-то почти нечего, но парню с голодухи так понравилось, что он за минуту умял два куска и потянулся за третьим. Даже тарелку не взял.
        - Не уфатапи, - Сергей проглотил и повторил: - Не угадали. Физика. Третий курс. Теоретическая физика. - Парень бросил взгляд на коробку со стрелкой, повернулся к коробке с пиццей. Подумал, и пирог победил. Наш гость взял следующий кусок.
        - Надо же, - удивился Матвей, - Обычно ваш брат более прагматичен. Знаешь же, как говорят, вера в бога исчезает после осознания третьего закона термодинамики.
        - Так то вера, а это, - парень снова бросил взгляд на свою молчаливую коробочку, - это наука. Вот увидите, не пройдет и полсотни лет, как мы сможем измерить такую эфемерную субстанцию, как душа человека.
        - Эх, вас бы Сергей к отцу Михею в Белецкую обитель на перевоспитание. Опосля чудодейственной хворостины, да смирительной власяницы даже отпетые еретики в разум входят. - Настя покачала головой.
        Парень подавился очередным куском пирога и закашлялся.
        - Не обращай внимания, Серега, - Матвей взял тарелку с пирогом. - Она у меня верующая слишком. Верит в святую троицу. В искупление - все ее знакомцы купаются в озере. В причастие - все причастные получают по заслугам. И целомудрие - если после первых двух остался жив, станешь мудрым и целым.
        20. Его хлопоты (4)
        - Смеяться изволите, Матвей Васильевич, - попеняла Настя.
        - А что это девушка ваша не ест? - не отводя взгляда от второй коробки с пирогом, спросил студент.
        - Фигуру блюдет, - ответил Матвей.
        - Да вы трапезничайте, Сергей, - добавила Настя.
        - Нормальная у вас фигура, - с готовностью подтвердил парень и потянулся за новым куском, совершенно забыв на этот раз покраснеть.
        - Так, какой план, студент? - уточнил Матвей, вытирая руки салфеткой. - Много ли ты знаешь, охотник за привидениями?
        - Нуууф… - Сергей торопливо прожевал и уже нормально пояснил: - Знаю, что души умерших здесь держит незаконченное дело.
        - Это знают даже дети, которые смотрели мультик про Каспера[1]? - не впечатлился мужчина.
        - А еще… а еще… призраки никогда не трогают своих потомков!
        - А наши не успели ими обзавестись, я же говорю, целомудрие блюли, страшные люди были. - Матвей посмотрел на Настю, и теперь уже покраснела она. - Так что, экзорцист, как хлеб отрабатывать будешь?
        И парень, как раз заглядывавший в коробку, отпрянул от стола и с тоской вздохнул по последнему куску пиццы, как по далекой возлюбленной.
        «И куда в него столько влазит, худой, как щепка, надо бы ему глистогонного налить, на всякий случай», - подумала Настя.
        - А еще… - студент задумался, а потом, просветлев лицом, сказал: - А еще завтра день всех святых. Сами знаете, что это означает.
        - Мы-то знаем, а ты?
        - А это значит, что завтра всей нежити и нечисти будет позволено на один день стать людьми. Вот…
        - Кто-то мне уже говорил нечто подобное. - Матвей поправил очки и спросил у Насти: - Так это правда?
        - Ужасти какие сказываете Сергей, не знаю как вас по батюшке, это же надо измыслить подобное, будто мертвяки по улицам шастают, да честной люд смущают…
        - На самом деле никто не знает правда это или нет, потому что их же от людей не отличишь, - ответил вместо девушки Сергей и снова взял в руки ящичек. - Ходят, едят, пьют, разговаривают… Что им еще делать-то в свой единственный день?
        - Я бы мог предложить варианты поинтереснее, - протянул мужчина и так посмотрел на девушку, что… Она и сама не знала откуда это странное щекочущее ощущение и почему хочется, чтобы этот парень Сергей просто исчез из кухни, оставив их с Матвеем наедине?
        - Например, - она заставила себя заговорить, - Стоять на крыше и ловить руками ветер.
        Она вспомнила свой самый первый день, когда впервые со смерти ощутила тепло и упругость ночного воздуха, тогда она еще на что-то надеялась.
        - Ты сказал: почти не отличишь? Насколько «почти»? - спросил студента Матвей.
        - У меня есть одна теория. - Парень вскочил, бросился к сумке и стал в ней копошиться. Настя услышала все то же многообещающее позвякивание. И словно вторя ему, телефон Матвея тоже издал пронзительную трель. Мужчина поднес его к уху и произнес:
        - Да, Алена, слушаю.
        Настя стала собирать коробки и тарелки.
        - Что? Вы шутите? Какой другой покупатель? Что значит, предложил хорошую цену? Как уже согласился? - вопросы сыпались один за другим. - Послушайте, так дела не делаются… Черт! - он выругался и опустил волшебную шкатулку. - Настя, у нас проблемы. Кто-то еще решил купить дом у озера. И мало того, старик уже одобрил сделку, в духе, так сказать, вашего соглашения: продать дом по первому требованию. Не понимаю, годами на этот дом не было охотников, а сейчас…
        - Ну и что? - пожала плечами девушка и взяла тарелки со стола. - Я сейчас нанесу ему визит вежливости, и убедительно попрошу выбрать «правильного» покупателя.
        - Нет! Ты этого не сделаешь! - раздался тихий шепот. Но его услышали все.
        Услышали и замерли. Матвей с телефоном в руке. Парень, подняв голову от сумки и держа в руках очередную «коробочку», на этот раз поменьше и без всяких стрелок и стеклышек. И Настя. И даже тарелки застыли в воздухе, когда пальцы девушки, утратив плотность, снова стали нематериальными. Словно кто-то нажал на одну из кнопок в говорящем ящике, что висел под потолком и картинка замерла.
        [1] Каспер - персонаж мультфильма «Каспер: Дружелюбное привидение». Каспер - это маленькое дружелюбное приведение. Вместо того, чтобы целыми днями пугать людей, как это полагается настоящему привидению, Каспер хочет найти себе настоящих друзей.
        21. Общий враг (1)
        Этот чертов управляющий появился прямо из воздуха. Собственно, как обычно появляются призраки. Господи, для Матвея это уже стало настолько привычным, что он даже не вздрогнул. А вот парнишка… Как там его? Сергей. Сергей вытаращил глаза и неприлично широко раскрыл рот. Коробка в его руке затряслась.
        - Это… это же… Я этого не вижу! - вынес вердикт студент. Не сказать, чтобы неожиданный.
        - Мы заключили договор, - произнесла Настя, и застывшие, словно в кино, тарелки качнулись. - Ты обещал не трогать человека.
        - Да, - прошелестел призрак. - Я обещал тебе поберечь жизнь того, - он посмотрел на Матвея, - а не этого. - Бывший управляющий поднял ладонь, и парня вздернуло в воздух, как недавнего озабоченного сектанта. Сергей замахал руками и ногами, словно перевернутый на спину жук. Коробочка все еще была зажата в его ладони. Знаете, как бывает, когда от страха сводит мышцы, когда не получается даже пошевелить пальцами.
        - Не смейте! - Настя качнулась вперед.
        - Почему? - кажется, удивился призрак.
        - Потому, - Настя даже топнула ногой, и спросила: - Зачем вам это? Зачем вам дом? Почему мы не можем его купить?
        - Потому что я ухожу. И хочу захватить этот дом с собой. Это мое право.
        - А мое право - сохранить его! - выкрикнула она.
        Тарелки, как метательные снаряды, полетели к мертвому мужчине, но это был скорее красивый жест, нежели результативный. Две пролетели сквозь призрака и разбились о стену. Одна ударила корчащегося студента в живот, но тому было не до подобных мелочей.
        - Дом я вам не отдам!
        - А я не буду вас спрашивать, Анастасия Ивановна!
        - Простите, что прерываю задушевную беседу, но давайте отпустим парня, пока он не присоединился к вашей веселой компании призраков и уже от души поторгуемся. - Матвей бросился к Сергею, примерно представляя, как его сейчас красиво развесят рядом.
        Парень, видимо, чтобы поддержать его порыв, захрипел. Настя зашипела, как рассерженная кошка. А дом задрожал. Стены сдвинулись, пол мелко завибрировал. Матвею показалось, что плитки просто разбегаются из-под ног. Дом словно был построен из колоды карт, которые вот-вот рассыплются. Он даже успел подумать, что теперь знает, как себя ощущали поросята из сказки, когда волк сдувал их домики.
        И тут все кончилось. Нет, не так. Все закончил тот парень. Студент, что едва не задохнулся, будучи подвешенным к потолку. Экзорцист, от которого никто ничего не ждал. Он и его волшебная коробочка. Иного сравнения Матвей не находил. Сергею все же удалось сдвинуть пальцы и нажать одну из кнопок.
        А потом что-то произошло, что-то недоступное пониманию Матвея. Но бывший управляющий вдруг разом потерял свою четкость и перестал напоминать живого человека. Он стал полупрозрачным, как изображение на пленке. А потом по этому изображению побежали помехи, как на старом телевизоре, который потерял сигнал. Студент грохнулся на пол и громко икнул. Настя зажала полупрозрачные уши полупрозрачными руками и упала на колени. По ее телу пробежала рябь. Где-то вдали, на грани слышимости завыла собака. По стеклу буфета побежала ветвистая трещина, но прежде чем оно рассыпалось светящимся крошевом. Прохор Ильин исчез, лопнул, как мыльный пузырь. Настя продолжала стоять на коленях, раскачиваясь вперед-назад, словно в трансе и зажимая уши, чтобы не слышать… Что?
        - Черт, - очумело высказался парень, а потом стал повторять, как заведенный: - Черт! Черт! Черт! - и одновременно нажимать кнопку, которая уходила в корпус с тихим щелчком.
        Настя застонала. Нет, даже заскулила.
        - Прекрати немедленно! - рявкнул Матвей и все-таки упал. Парень его больше не волновал, он упал на пол рядом с девушкой. - Или я затолкаю эту адскую коробочку в… в… куда влезет.
        - Черт! Это ведь не по-настоящему? Скажите, что я снова перебрал с куревом?
        - Хотел бы, да не могу. - Матвей осторожно коснулся плеча девушки, останавливая ее монотонное движение.
        - Черт! Я сваливаю. - фальцетом выкрикнул парень, подхватил сумку и. не обращая внимания на то, что из нее вывалилась какая-то банка, вскочил на ноги, пошатнулся, но в дверной проем попал с первого раза.
        - Тихо-тихо, - Матвей попытался обнять девушку, но его руки прошли насквозь скорчившейся на полу фигурки. - Настя, - позвал он.
        Девушка вздрогнула и подняла голову.
        - Все кончилось. - Мужчина снова протянул руку, и на этот раз ему удалось коснуться плеча девушки.
        - Что… Что это было? - растерянно спросила Настя.
        - Без понятия. - Матвей обнял девушку и осторожно привлек к себе. - Лучше расскажи, чего он хочет взамен на мою жизнь? И причем здесь дом?
        - Я думала, что не причем - Настя всхлипнула и уткнулась носом в его рубашку. - Но, кажется, это не так. Он нашел… нашел кого-то…
        - Ну, если ты «нашла» меня, - он позволил себе улыбку, чувствуя, как успокаивается бешено колотящееся сердце, - Он вполне мог найти, скажем так, своего «эмиссара».
        - Мог. - Она потерлась о его плечо. - Нет, он совершенно точно его нашел. Раз он хочет купить дом и… Думаю, это он разрушил стену, раз уж Прохор Федотыч скрыл его от меня. Вряд ли он обзавелся сразу двумя людьми.
        - Чувствую собачкой, - Матвей прижался губами к ее волосам. - Так о чем вы все-таки договорились с этим недобитком?
        - О том и договорились. - Она вздохнула. - Он просит его добить.
        - Всего-то?
        - Он хочет уйти. Но не просто так. - Она провела ладонью по его груди. - Он хочет, чтобы все узнали, что он не обкрадывал моего отца. Что не сбегал. Он хочет назад свое доброе имя.
        - Незавершенное дело, - раздался срывающийся голос.
        Матвей обернулся, в дверях стоял студент - физик. Тот самый самозваный экзорцист.
        21. Общий враг (2)
        - Незавершенное дело, - раздался срывающийся голос. Матвей обернулся, в дверях стоял студент - физик. Тот самый самозваный экзорцист. - Это его незаконченное дело.
        Черная сумка упала на пол. Парня пошатывало, но он крепко сжимал в руке ту самую коробочку, что оказалась эффективной против призраков.
        - Ты же сбежал? - Матвей нахмурился, а Настя в его руках снова стала дрожать.
        - Сбежал, - согласился парень, осторожно входя на кухню. - Почти. - Он держал коробочку прямо перед собой, как щит. Девушка не сводила настороженного взгляда с его рук. - А потом вдруг понял, что бегу от того, за чем гонялся всю жизнь.
        - Ну, это ты загнул. Твоя жизнь только начинается. Если сейчас не наделаешь глупостей, проживешь еще очень долго. И перестань размахивать этой… штуковиной, чем бы она ни была. Кстати, что за адская машинка? - Матвей встал и помог Насте подняться.
        - Высокочастотный резонатор. - Студент с удивлением посмотрел на коробочку, что держал в руках, и абсолютно искренне добавил: - Охренеть!
        - Поднял глаза на девушку. - Эта девчонка… она же… она мертвяк? Призрак?
        - Во-первых, выбирай выражения. - Матвей помог Насте сесть на стул, как самой обычной девушке. - Она не мертвяк, а Настя, для тебя Анастасия Ивановна, понял?
        - Но… она же… она же ненастоящая! - растерянно выкрикнул парень. - Призрак! Ее не существует! Дух!
        - Точно. А ты ненастоящий охотник за привидениями, а я ненастоящий преступник и, кажется, уже бывший финансовый директор издательства. Что за дискриминация в наше-то время?
        - Ага, еще скажите, что обратитесь в общество по защите прав человека. - Парень все же подошел к столу и спросил: - А во-вторых?
        - Что? - не понял Матвей.
        - Вы сказали, чтобы, во-первых, я был повежливей. А во-вторых?
        - Во- вторых, я сам бы не отказался узнать ответ на твой вопрос, только гадаю, перебрал ли я не с куревом, а с виски.
        - И чем заканчиваются ваши гадания? - уточнил Сергей, но смотрел он при этом только на Анастасию.
        - А они не заканчиваются, - обрадовал парня Матвей и рявкнул: - Да положи ты уже эту хреновину, держишь ее, как гранату. - Парень вздрогнул и, наверное, от неожиданности, послушался. А потом встал напротив и попросил:
        - Расскажите мне все.
        - Сперва ты, - ушел от ответа мужчина.
        А Настя вдруг спросила тоненьким голосом маленькой девочки, выпрашивающей у родителей сладости:
        - А можно я с него голову сниму?
        - Ага, сейчас, разбежалась! - Парень снова схватил свою коробочку. - Может, еще и наклониться для удобства?
        - Буду очень признательна, - без всякой иронии сказала девушка, вставая со стула.
        - А ультразвука отведать не хочешь?
        - А ну-ка, тихо, дети. Успокоились, пока не поставил по углам коленями на горох.
        - Она первая начала!
        - Плевать! Главное, я это закончу. - Матвей покачал головой. - Господи, я говорю, как мой отец, который разнимал нас с кузеном и отвешивал тумаков обоим.
        - Не понимаю, что его не устраивает? - всплеснула руками девушка. - Обезглавливание куда почетнее, чем повешенье и куда безболезненней и чище, чем четвертование.
        - Вот спасибо, - парень шутовски поклонился - за такую милость, матушка.
        - Хватит. В третий раз повторять не буду, а буду вынужден попросить тебя, Сергей, уйти, - сказал Матвей.
        - Это потому что она, - студент посмотрел на Настю, - уйти из дома не может?
        Девушка фыркнула.
        - Или потому что она красивая? - уточнил Сергей, и они вместе с Настей посмотрели на мужчину с одинаковым выражением любопытства на лицах.
        - О боже. - Матвей закатил глаза. - Настя просто сядь. А ты, студент, рассказывай все. что знаешь о призраках, а потом решим, что с тобой делать.
        - Да. что он может знать? - Девушка сложила руки на груди.
        - Да. почти ничего, не… - начал одновременно с ней студент - физик и растерянно замолчал.
        - Но машинку ты собрал, охотник за привидениями, так что рассказывай. И прошу, давай без баек из мультиков.
        - У меня только гипотезы и предположения, - нехотя признался студент и тут уже с воодушевлением продолжил: - Но если вы позволите провести исследования… Особенно завтра. Да завтра! - Парень совершенно забыл и про ссору и про коробочку и смотрел на Настю совершенно новым и каким-то жадным взглядом.
        - Тебе придется спросить разрешения у девушки. - Мужчина улыбнулся.
        А Сергей заморгал, словно услышал нечто несусветное, и уточнил:
        - У нее?
        - У нее, - подтвердил его худшие опасения мужчина. - И ты опять говоришь про завтрашний день, выделяешь его. Что в нем особенного? То, что по поверью, мертвые получают назад свою человеческую жизнь на один день? - уточнил он.
        - И не только мертвые, но и разная нечисть, вроде леших, водяных, русалок…
        - Ты точно обкурился, - резюмировал мужчина. - Настя, мне что завтра, можно идти искать четырехлистный клевер и цветущий папоротник?
        - Папоротник - это на Ивана Купала, - нехотя ответила девушка.
        - Настя, это правда? - уже серьезно повторил вопрос Матвей.
        - Допустим. Людей это не касается.
        - Не согласен, - вмешался парень. - В старину люди верили, что если в этот день выходцу с того света принести жертву… Ну, то есть если впитает в себя достаточно чужой жизни, то получит назад свою собственную. Представляете, вся эта нечисть снова сможет стать человеком, и не на один день, а навсегда…
        - Стоп, - остановил поток слов Матвей. - Я правильно тебя понял, если в этот день кто-то… - он замялся, - кто-то из народного эпоса в этот день убьет человека…
        - И желательно не одного, - вставил парень.
        - То наградой за этот выдающийся поступок будет жизнь?
        - В теории, - кивнул парень.
        - И только в этот день.
        - Да, считается, чтобы надо впитать жизнь, будучи человеком. Не даром же у западных славян за днем Всех святых сразу день поминовения усопших.
        - Прямо, как экзамен на человечность, убей ближнего своего и будет тебе счастье. А ты уверен?
        - Нет, это одно из поверий, - рассмеялся парень. - Но вы сами просили рассказать все.
        - Точно. Просил, - с этими словами Матвей вышел из кухни, нисколько не заботясь о том, что те двое в его отсутствие поубивают друг друга. Он прошел по коридору, открыл дверь и выскочил на улицу, заглянул в салон, открыл бардачок и достал папки.
        Вернувшись на кухню, Матвей застал там ту же картину. Настя и Сергей продолжали стоять друг напротив друга и сверлить друг друга глазами.
        - Нужно посмотреть каждое дело, данные по каждой смерти, связанной с этим домом и окрестностями. Отметить всех, кто умер в день всех святых.
        - Он бросил полученные от библиотекаря папки на стол.
        - А зачем? - спросил Сергей.
        - Пока не знаю. Настя, - Матвей обернулся к девушке, - поможешь?
        - В чем? Узнать, скольких я впитала, чтобы вернуть свою жизнь? Обойдетесь, Матвей Васильевич, - сказала она и исчезла.
        - Она… она… она вернется? - почему-то шепотом спросил Сергей. И надо сказать, что его беспокойство, за ту, что хотела снять с него голову, выглядело весьма трогательно, хотя и нелогично.
        - Надеюсь, - не стал лукавить Матвей.
        - Но мы все равно будем искать? - уточнил студент.
        - Конечно, - мужчина сел за стол и пододвинул к себе другую папку.
        - Даже если вы можете узнать о своей подруге нечто нелицеприятное?
        - Наоборот, именно для этого. Я хочу знать о ней все: и хорошее и плохое.
        - Ага. В радости и в печали, в здравии и в болезни, пока смерть не разлучит вас…
        - Заткнись и читай, если хочешь быть полезным, - оборвал его Матвей.
        - А вы знали, что по статистике в день всех святых умирает намного больше людей, чем в другие дни. Для меня всегда было загадкой, почему полиция никогда не обращала внимания на эту однодневную повышенную смертность? А уж если эти смерти локализованы в одном месте…
        - Думаю, это оттого что день всех святых празднуется в первое воскресенье после праздника Святой Троицы. То есть…
        - Каждый год это разные числа, - закончил парень. - Близко, но… задача усложняется, придется сверять даты по годам. По очень бородатым годам, - со вздохом закончил он, разглядывая листы из папки.
        Они нашли три смерти, произошедшие в день всех святых.
        21. Общий враг (3)
        Они нашли три смерти, произошедшие в день всех святых. Матвею даже подумалось, что есть что-то мистическое в этом числе.
        - Как-то это… мелко, - почти слово в слово повторил Сергей то, что недавно он сам сказал библиотекарю. - Всего трое? - парень явно был разочарован.
        - Один упал с террасы, - прочитал Матвей и снова неосознанно коснулся раны на голове.
        - У одного случился инсульт и еще один пал жертвой грабителя. Кстати, есть еще один, он перебрал со спиртным, упился в усмерть, - сказал студент. - Но умер через два дня в больнице от отравления этиловым спиртом. Но пил то он именно в этом доме в день Всех Святых и вряд ли в одиночку, а тут о собутыльнике ни слова.
        - Не знаю, не знаю, мы алкоголики народец странный. Я, например, никогда не испытывал сильной нужды в компании.
        - Мне нужно ехать, - невпопад заявил парень поднимаясь. - Не буду дома к ужину, мать удар хватит, не в буквальном смысле, но…
        - Позвони, - предложил Матвей, - предупреди, что задержишься.
        - Лучше не станет, - студент криво ухмыльнулся. - Она лишь отложит хватание за сердце до моего возвращения и скажет, что ужин пришлось подогревать, а из-за этого все витамины умерли, это ей какой-то лысый дядька по телику сказал.
        - Ну, если лысый дядька.
        - Я просто не хочу…
        - Ее волновать, - закончил за парня Матвей и поднялся. - Собирайся, я тебя отвезу.
        - Спасибо, - просиял парень достал телефон и стал торопливо фотографировать листы из папки. - Дома еще раз все пересмотрю, вдруг мы что-то упустили.
        Сергей убрал телефон, поднял с пола сумку, протянул ладонь к лежащей на столе коробочке, а потом, словно передумав, убрал руки в карманы. - Это пусть останется у вас.
        - Уверен? А сам?
        - К утру соберу новый, - пожал плечами студент. - Ничего сложного. Честно говоря, я удивлен, что он работает. Ультразвук недоступен человеческому слуху, только животным.
        - И еще, как оказалось призракам. Идем, - кивнул Матвей.
        - А вы не боитесь, что я все разболтаю? - спросил охотник за привидениями, когда они уже сидели в машине.
        - Нет, - ответил мужчина и завел двигатель. - Рассказывай. Вряд ли тебе поверит кто-либо, кроме психов из газеты «Тайные знаки» или общества уфологов.
        - Уфологи верят в НЛО, - обиженно заметил парень.
        - Да без разницы, ты же понял мою мысль? Вряд ли ты особо сильно скрывал свое увлечение всякой чертовщиной, оно выглядело безобидно, и на него предпочитали закрывать глаза. Но когда ты с пеной у рта начнешь доказывать существование призраков… Думаю, никто не кинется проверять твои слова. Тебя просто пожалеют. Студент - физик перезанимался, не выдержал давления, сессия, экзамены, придирчивые преподаватели. Не знаю, может тебя девушка бросила или еще что. Вот ты и слетел с катушек, такая форма самозащиты разума от суровой реальности. Продолжать? - спросил мужчина, выруливая на трассу. Он бросил краткий взгляд в зеркало заднего вида, где скорее угадывался, чем был виден дом у озера.
        - Между прочим, у древних шумеров есть ритуал вызова усопших.
        - А сам-то его пробовал? Много усопших заглянуло на огонек?
        - Нет, в смысле, не пробовал, - признался парень. - Но это не так сложно, нужна лишь земля с могилы того усопшего, которого собираешься призвать.
        - Если ты имеешь в виду Настю, с этим у нас как раз и проблема. С могилой. - пояснил Матвей студенту.
        - Вы не знаете, где она похоронена? - удивился парень. - А вот это упущение нужно срочно исправлять.
        - Так вперед, исправляй, - дал «добро» мужчина, прибавил газу, и через сорок минут уже тормозил перед панельной пятиэтажкой в одном из спальных районов города.
        - А можно я завтра приеду? - все-таки спросил студент, взявшись за ручку двери.
        - Можно.
        - Оружие принести? - с энтузиазмом предложил Сергей.
        - Какое оружие? - удивился Матвей.
        - Ну, осиновые колья настрогаю, соль, нож, а еще у бати ружье есть, я знаю, где лежит.
        - Осиновые колья - это что-то из вампирской тематики, так что не трать время. Нож оставь гопникам, соль у меня есть, а ружье… Позволь спросить, ты когда-нибудь стрелял в человека? Или тыкал в него ножом или колом, неважно осиновым или нет?
        - Неее… нет, - запинаясь ответил парень.
        - Вот и давай не будем начинать. Осины пусть растут, а ружье лежит у бати в сейфе. А то еще друг друга перестреляем, а призраку что мелкая дробь, что крупная - без разницы.
        - Нет, вы так и не поняли. Завтра, - он посмотрел на часы в смартфоне, - а оно наступит через три часа. Они, эти призраки, станут людьми. Людьми!!! И убить их можно, как самых обычных людей. Понимаете?
        - Нет, я в принципе не понимаю убийств. Вылезай, - скомандовал Матвей, и парень во вздохом послушался.
        Уже покидая двор, мужчина вдруг подумал, что разговор об оружии вышел не совсем уж бестолковым
        - Людьми? Со всеми вытекающими? - спросил он сам у себя, выезжая на ночной проспект. - Они становятся людьми и их можно не только убить, их можно… - Матвей не договорил, ему почему-то не хотелось, чтобы эти слова, что в любой момент могут обернуться фикцией, прозвучали в тишине машины. Ему хватало мыслей. - Осталось проверить, насколько сами призраки верят в эту легенду об одном дне. - Тихо произнес он и свернул с центральной улицы. Мужчине нужно было заехать еще в одно место перед возвращением в дом у озера.
        22. Ее день. 0:00 по местному времени
        - Ты все еще на что-то надеешься? - раздался голос за спиной, и Настя обернулась. Бывший папенькин управляющий внимательно смотрел на нее сквозь стекла очков. В глазах ни следа былой ярости, лишь сонное спокойствие, которым он отличался при жизни. - Хотя и знаешь, что это тупик. - Она отвернулась и снова посмотрела на огни отъезжающей машины. - Когда же ты поймешь, они другие? Мы слишком давно мертвы, для того, чтобы живые могли нас понять.
        - Я уже согласилась на все. Оставьте мне хотя бы это, - тихо проговорила Настя. - Оставьте мне его.
        - Это больно? - спросил он с любопытством. - Больно знать, что тот, кто тебе дорог, обречен и быть бессильным что-либо изменить?
        - Замолчите! Вы… вы… Вы дали слово, а теперь идете на попятный, это не по-джентельменски в конце концов.
        - Так я и не джентльмен. Я управляющий, где-то счетовод, где-то приказчик. Мы заключили сделку, срок которой истекает через сутки. И смею вам напомнить, воз и ныне там, Анастасия Ивановна.
        - Вот именно! У меня есть сутки. Я уже и письмецо в газету состряпала. Чего вам еще надо-ть? Чтобы я отписала государю, что вы не растратчик? Уверена государю будет очень интересно это уразуметь…
        - Я хочу, - он рывком приблизился, - чтобы все узнали правду. Чтобы все поняли, каков Прохор Ильин на самом деле! - Последнее слово, он просто прокричал.
        - Какой же вы несдержанный. Сразу видно отсутствие воспитания. Нет бы, чего дельного предложили.
        - Извольте, Анастасия Ивановна. Вот вам предложенице, сварите кофий, совсем, как тот, что вы мне презентовали. Со специями. И напоите вашего нового друга…
        - Но он же… он же…
        - Умрет? Да, конечно, как умер я. А потом составит вам компанию, коротая вечность в этом доме. Ну, лепота же? Не нравится. Почему? Тогда так, упокоите парня, впитаете его жизнь и уедете отсюда на юга? Ну, или я впитаю и уеду, вам же все равно прибыток. Хоть так, хоть так, вы в дамках.
        - Вы окончательно повредились умом, Прохор Федотыч, если предлагаете мне такое. Это же не спасет Матвея, а совсем наоборот.
        - Открою вам секрет, Анастасия Ивановна, его уже ничто не спасет. Он стал вам слишком дорог, за что и поплатится. Отпустить его вы не сможете, и если его не упокою я, упокоите вы, причем из самых лучших побуждений. Его последний день начнется через… три, два, один… - Словно услышав мужчину, настенные часы издали мелодичный звук, отмеряя полночь. - Сейчас, - закончил Прохор Федотыч и коснулся плеча девушки. По- настоящему коснулся. А при жизни он не позволял себе подобных вольностей, даже за уши ее не драл, хотя, судя по всему, очень хотелось. А вот Митьке доставалось, зачастую и за Настю тоже, пока они не выросли.
        - Я очень устал проводить вечность на чердаке, - грустно, совсем, как сто лет назад, произнес мужчина, поправил сюртук и вышел из комнаты, а потом из дома, как обычный человек, вырядившийся в пыльный старомодный наряд. Не только Настя в ближайшие сутки не сможет проходить сквозь стены.
        Да, начался ее день. Настоящий день. Она снова может чувствовать, например, ветер на коже. Только вот лезть на крышу, она себе категорически отсоветовала. Как-то раз она встретила полночь, стоя на черепице и раскинув руки в стороны. Было здорово. И все бы ничего, но спуститься обычным способом, то бишь, закрыть глаза на крыше, а открыть их в гостиной, не получилось. Пришлось идти ножками, она чуть не сверзлась, пока добралась до слухового окна, да еще и платье свое многострадальное разорвала.
        Девушка с трепетом коснулась стекла. Оно было холодным. Совсем другие ощущения. Может потому, что они настоящие. Начался ее день. Безумно длинный и безумно короткий.
        - А Матвей где-то ходит, - задумчиво попеняла она, а потом, словно испугавшись собственных слов, торопливо добавила: - Лучше уж пусть там ходит, чем…
        Она даже не решилась договорить. По сути у нее было два выхода. Выполнить требования управляющего, который с чего-то вдруг заскучал на чердаке, и сохранить мужчине жизнь, а потом… она даже всхлипнула от жалости к себе… уйти вслед за Прохором Федотычем. Потому что, оставшись рядом с Матвеем, она обречет его на странную жизнь, которая превратит молодого мужчину в старика из библиотеки. Ох, как же жалко себя такую молодую, такую несчастную.
        Второй выход на этом фоне выглядел куда более реальным. Напугать Матвея, чтобы он сбежал отсюда, забыв про все. Сбежал так быстро и так далеко, как только сможет. И тогда папенькин управляющий не сможет выполнить угрозу, вернется на чердак и будет сидеть там, как сыч. А она все так же будет бродить по комнатам и считать пылинки. Вместе на веки вечные отныне и во веки веков.
        Девушка фыркнула, хотя себя стало еще жальче. И Матвея захотелось увидеть еще сильнее.
        23. Его день. 02:00 по местному времени
        Матвей задержался, но не испытывал усталости, наоборот он ощущал прилив сил и что-то подозрительно похожее на предвкушение. Оно было зыбким и неопределенным. Он давно забыл это ощущение, оно походило на то, что он испытал, когда сел за руль первой машины и нажал на газ. Интересно, почему он сравнивал свои ощущения от общения с Настей с первой поездкой на авто, которое он разбил в хлам?
        Нет, плохая аналогия.
        - Настя. - позвал мужчина, заходя в дом. пакеты в руках закрывали обзор.
        - Настя!
        Но девушка не спешила показываться на глаза, и он не мог сказать радует его это или огорчает. Он дошел до кухни и сгрузил покупки на стол. По крайней мере, у него есть время. Матвей убрал ключи от машины и стал опустошать пакеты. Наверное, слишком торопился, потому что разбил бутылку с соусом, чертыхнулся, рассыпал соль, подмел, не нашел скатерть и заменил ее двумя салфетками, положил столовые приборы, поставил относительно чистые бокалы. Достал из буфета чашку, очень красивую, сделанную под старину: тонкий фарфор, золотистый орнамент, даже клеймо мастера на дне. Она показалась ему как нельзя лучше подходящей к случаю, тем более, что на кухонном столе стоял открытый пакет с зернами кофе, хотя он не помнил, чтобы покупал его, всегда предпочитая возне с туркой, растворимый.
        Матвей оглянулся в поисках парной чашки и увидел Настю. Девушка стояла в дверном проеме и пристально смотрела на его руки.
        - Ты вошла или появилась?
        Она не ответила.
        - Твоя? - спросил он, глядя, как Настя медленно подходит к нему, как протягивает руку к чашке. На миг их пальцы соприкоснулись и Матвею больше всего захотелось взять ее руки в свои. - Все в порядке? - спросил он, когда она забрала у него чашку и стиснула так, что костяшки пальцев побелели.
        - Да. Нет. Не знаю, - исчерпывающе ответила Настя. - Эта кружка их сервиза моей матушки, часть приданого если угодно. Сохранившаяся часть, остальное разбили. Или украли.
        - Понятно, - сказал мужчина, хотя на самом деле, было ничего непонятно. Особенно, когда Настя вдруг бросилась к двери на террасу, распахнула ее и выбросила раритетную чашку вниз, откуда через мгновение раздался далекий звон. - А вот теперь непонятно.
        23. Его день. 02:00 по местному времени (1)
        - Дай слово ничего не есть и не пить из моих рук, - попросила девушка.
        - Не могу. Как же тогда ты сможешь напоить меня ядом? - Матвей хотел пошутить, но увидев на ее глазах слезы, понял, что получилось всерьез. - Вот оно как… И чем я заслужил такую честь?
        - Нет…это не я… это Прохор Федотыч предложил, - наябедничала она.
        - А он-то с чего столь неравнодушен к моей судьбе, то сам удавить грозится, то тебя науськивает.
        - Это кажется ему справедливым. - Она отступила от окна и легонько коснулась его руки, словно ища поддержки.
        Матвей обхватил ее кисть и вдруг понял, что отчетливо ощущает тепло ее кожи, ее мягкость.
        Если раньше прикосновения к насте походили на что-то невесомое, эфемерное, пусть и безумно приятное, словно перышком провели, то сейчас… Сейчас сердце забилось уже у него. Неужели, это правда? Он, конечно, надеялся, доказательство надежды, можно сказать, стояло на столе, но до конца Матвей все же не верил. Боялся поверить.
        Словно во сне он взял ее ладонь в свои, поднес к губам и поцеловал. Девушка тихо охнула.
        - Так это правда? Ты человек?
        - И это все, что тебя волнует?
        - Ага, а еще мировой голод и глобальное потепление.
        - Это новые казни египетские за грехи наши тяжкие?
        - Именно на них. - Мужчина повернулся к столу и сделал приглашающий жест. - Давай обсудим преступления и наказания за ужином. Не зря же я старался…
        Настя обернулась и посмотрела на стол. Он ощутил поворот ее головы, физически, почувствовал, как волосы скользнули по его запястью.
        - О, - только и смогла произнести она.
        - Я ждал немного иной реакции, но да, ладно.
        - Ты готовил мне ужин, а я тебе отраву, - горько констатировала Настя.
        - Ну, разве мы не идеальная пара?
        - Не смешно. Ты не слышал, я хотела тебя отравить?
        - Все я слышал. Но считаю, что главное в жизни не намерения, а поступки. Чашку ты выкинула. Считай, я оценил твой поступок. Оцени и ты мой.
        - Хорошо, - со всей серьезностью, словно он задал ей урок, сказала девушка, продолжая разглядывать накрытый стол: салфетки, вилки, тарелки, бокалы и еда, которую он купил в ресторане, все еще остывала в фирменных лотках. - Ты… вы…
        - Давай уже раз и навсегда решим, что «ты». Хорошо? - Он снова поднес ее ладонь к лицу и поцеловал запястье. Не показалось, под тонкой кожей действительно бился пульс. - Ты и я. Мы. - Он не сдержал улыбки и словно не веря, произнес: - Ты живая.
        Вместо ответа девушка посмотрела на него так, словно он нес какую-то несусветную чушь, да еще и уверял в ее важности. Она даже попыталась вырвать свою руку из его, но он не дал ей этого сделать.
        - Матвей Васильевич… Матвей. - Голос девушки стал беспомощным. И ему по необъяснимой причине это понравилось. Может, он извращенец? - Хорошо, пусть будет по-твоему. Я живая. Можно теперь перейти к более важным вопросам?
        - Что может быть важнее, чем возможность прикасаться? - Он снова коснулся губами ее руки, и она замерла, как замирает пойманная в ладони бабочка.
        - Твоя жизнь, - тихо ответила Настя.
        И в этот момент он понял, что окончательно и бесповоротно влюбился в стоящую напротив девушку. В девушку, которой не существует. В девушку, что на досуге раздумывает, как бы половчее его отравить. Наверное, интуитивно он знал это всегда, но отмахивался от этого знания, как от чего-то совершенно несерьезного, даже невозможного. И вот сейчас понял, что больше не хочет отмахиваться. И это было похоже на удар под дых, от которого сбивается дыхание, от которого тебе хочется не плакать, а смеяться. Обычное среднестатистическое любовное сумасшествие.
        - Ты такая красивая, - сказал он с улыбкой.
        - А ты такой невозможный. - От избытка чувств Настя топнула ногой и все-таки вытащила руку из его ладоней. Именно вытащила. А ведь наверняка, будучи призраком, просто бы растаяла в воздухе, став неосязаемой и даже не задумалась об этом. Есть вещи, которые делаются рефлекторно, без осознания. Это, как дурная привычка, когда человек щелкает пальцами и не замечает этого, как рефлекс, вроде кошачьего, благодаря которому зверь всегда приземляется на лапы. Не будь она человеком наверняка ушла бы от его прикосновения, как уходила всегда.
        - Твоей жизни угрожают, а ты собираешься ужинать при свечах? - спросила она, с удивлением наблюдая, как он взял спички и стал зажигать самые обыкновенные свечи. - А чем тебя не устраивают светящиеся шарики? - Она посмотрела на потолок.
        Эх, тут он с экзотикой явно промахнулся.
        - Ничем, считай я просто хотел сделать тебе приятное и создать привычную обстановку. - Матвей стал доставать из упаковок блюда, уже порядком остывшие, и стал расставлять на столе.
        - Привычная обстановка - это рушники вместо скатерти, вилки для десерта рядом с суповыми тарелками и бокалами для бренди. Считай, тебе удалось привести меня в изумление.
        - Какая строгая оценка. Значит, меняем тарелки и вилки. Бокалы пусть будут, они мне нравятся, тем более, что ты так нервно относишься к чашкам. Кстати, не расскажешь, почему ты решила послушать Прохора Федотыча и все же попотчевать меня ядом? - Матвей поставил на стол блюдо с овощами, из которых он уверенно мог опознать только картошку. - Могла бы и меня сперва спросить, может, я предпочитаю обезглавливание фамильным мечом…
        - Все бы тебе балагурить, Матвей
        23. Его день. 02:00 по местному времени (2)
        - Все бы тебе балагурить, Матвей, - попеняла она и призналась: - Папенькин управляющий сказал одну вещь, которая никак не выходит из головы. - Настя сморщила носик. - Он сказал, что если ты умрешь, то возможно останешься здесь. Навсегда. Со мной.
        - Хм, это самый приятный комплимент, который я слышал. Девушка хочет быть со мной на веки вечные. И не называй меня умалишенным, это уже не новость, по крайней мере, для меня. Но тут одна загвоздка, я пока не готов умирать. Да и потом… - Матвей заменил тарелки на столе. - Я буду не первым, кто отдал концы в этом доме, вспомни хотя бы того, что упал с террасы. Разве он здесь? Ты скрываешь от меня другого мужчину? И где он? По традиции в шкафу?
        - Не шути так. - Она прижала руки к щекам. - Я чуть было не пошла на поводу у папенькиного управляющего. А ведь ты прав, я не подумала о том, что никто кроме нас с Прохором Федотычем больше не остался здесь. - Девушка опустила руки. - Иногда я думаю, что это наказание. Только затрудняюсь ответить для кого, для него или для меня.
        - Настя, сядь. - Матвей закончил возиться с тарелками и отодвинул для нее стул.
        - Я очень не хочу тратить наш день на сожаления.
        - А придется, - мрачно сказала она, садясь за стол. - Потому что… потому что…
        - Потому что именно ты отравила нашего грозного управляющего, а теперь мучаешься угрызениями совести? - спросил Матвей, садясь напротив.
        - Давно знаешь? - Настя опустила голову, темный локон почти коснулся тарелки.
        - Ну, секунды две, - ответил Матвей. - Ты сама сказала, что мое отравление кажется ему справедливым, вот я и предположил самое очевидное. - Она налил в бокалы воду и потребовал: - Рассказывай.
        Она замотала головой.
        - Настя, посмотри на меня, - попросил мужчина, и девушка медленно подняла голову. В ее умоляющих глазах была такая тоска, что он чуть не пошел на попятный, чуть не сказал, чтобы она забыла об этой чепухе и попробовала рыбу. Как-никак столетняя диета - это вам не шутки. - Я сейчас скажу кое-то неприятное, а тебе придется выслушать. Настя, ты мертва более ста лет. Прохор Федотыч тоже мертв. Умерли и твоя нянька и твой отец. Но я жив. И это моей жизни угрожают. Но я могу с этим разобраться. И разберусь. Не заставляй меня делать это вслепую, я должен знать, что случилось тогда. В твое время все проблемы решали мужчины? Так вот, за сто лет ничего не изменилось. Боишься, что я узнаю о тебе что-то плохое? Вспомни наши первые дни, я сам не образец добродетели. И прости за замечание, но хуже уже некуда.
        Настя продолжала смотреть на него, а на щеках девушки разрастались два красных пятна, словно от лихорадки.
        Смущение или ярость?
        - Позволь мне помочь тебе. Помочь нам.
        Она отвела взгляд и какое-то время смотрела в сторону, и когда он почти уверился в том, что взял неправильный тон, и девушка не проронит ни слова, она заговорила. Сперва тихо, а потом все громче и громче, заставляя события столетней давности оживать перед глазами.
        24. Ее день. Одна тысяча девятьсот третий год от Рождества Христова
        Настя не помнила, что ее разбудило. Возможно, хлопнул ставень от ветра, а может, ночной крик совы. Она помнила, как открыла глаза, а потом закрыла их и зарылась в пуховое одеяло, надеясь вернуть сон. Но тот сбежал от девушки, как сбегал по утру к кухарке кот Васька с драным ухом. Она помнила, как ворочалась с боку на бок, помнила, как со стоном спустила ноги на пол и каким холодным он ей показался. Она даже чуть не передумала и не забралась обратно в постель.
        Лучше бы передумала. Но в ту ночь дом тонул в темноте. Теплой, уютной и знакомой дол каждой скрипучей доски, до каждой ромашки на обоях, и даже квадрат света, что ложился на пол в коридоре, казался привычным, ведь он появлялся тут каждый вечер, когда зажигали свечи, или когда в окна заглядывала луна.
        Ее шаги были легки и неслышны. Слишком неслышны. Настя всего лишь хотела выпить молока и, может быть, стащить пирожок с требухой. Она на цыпочках миновала спальню нянюшки. Та все время ругалась из-за пирожков, называя их баловством, и тут же бросалась накрывать на стол, подавая, как минимум три перемены блюд, чтобы дитятко от недоедания, не дай боженька, не спала с лица.
        При воспоминаниях о нянюшке «дитятко» тихо хихикнуло.
        24. Ее день. Одна тысяча девятьсот третий год от Рождества Христова (1)
        Настя не помнила, что ее разбудило. Возможно, хлопнул ставень от ветра, а может, ночной крик совы. Она помнила, как открыла глаза, а потом закрыла их и зарылась в пуховое одеяло, надеясь вернуть сон. Но тот сбежал от девушки, как сбегал по утру к кухарке кот Васька с драным ухом. Она помнила, как ворочалась с боку на бок, помнила, как со стоном спустила ноги на пол и каким холодным он ей показался. Она даже чуть не передумала и не забралась обратно в постель.
        Лучше бы передумала. Но в ту ночь дом тонул в темноте. Теплой, уютной и знакомой дол каждой скрипучей доски, до каждой ромашки на обоях, и даже квадрат света, что ложился на пол в коридоре, казался привычным, ведь он появлялся тут каждый вечер, когда зажигали свечи, или когда в окна заглядывала луна.
        Ее шаги были легки и неслышны. Слишком неслышны. Настя всего лишь хотела выпить молока и, может быть, стащить пирожок с требухой. Она на цыпочках миновала спальню нянюшки. Та все время ругалась из-за пирожков, называя их баловством, и тут же бросалась накрывать на стол, подавая, как минимум три перемены блюд, чтобы дитятко от недоедания, не дай боженька, не спала с лица.
        При воспоминаниях о нянюшке «дитятко» тихо хихикнуло. И тут же зажала себе рот руками, потому что как раз приблизилась к спальне папеньки. Хотя это было излишним, отец предпочитал проводить ноченьки в кабинете в компании своих лучших друзей - хрустальных штофов.
        Настя быстро прошла по коридору, миновала классную комнату, гостиную, почти остановилась у папенькиного кабинета. Здесь коридор делал поворот уводя к половине для слуг, к кладовой и кухне. Она всегда миновала двери папенькиного кабинета на цыпочках и, кажется, сама не замечала этого. Но это днем, а ночью… Часы в гостиной пробили два часа. К этому времени папенька уже успевал весомо скрепить дружбу с зеленым змием бутылкой бренди и не особо прислушивался к звукам из коридора.
        Обычно… Но сегодня, не успела Настя сделать и шага, как услышала голос. Видимо именно в эту ночь дружба с зеленым змием дала трещину, потому что голос отнюдь не заплетался. Она уже давно не слышала таких уверенных ноток в отцовском тоне. Абсолютно трезвом. Настя даже остановилась в двух шагах от тонкой полоски света, что пробивалась между неплотно прикрытых дверных створок и пересекала коридор, словно нож. Темная часть до и темная часть после. Настя еще не знала, что этот луч разделит и ее жизнь на «до» и «после».
        - …и обнулить активы, - закончил говорить папенька.
        - А коль уразумеют? - почти шепотом спросил его собеседник.
        И Настя удивилась еще больше. Час для визитов был совсем неурочный. Девушка задержала дыхание и заглянула в щелку. Папенька стоял посреди кабинета со стопкой в руке. С наполненной стопкой, что характерно. И вот тут она ощутила первый укол беспокойства. Хотя казалось бы не с чего…
        Девушка не видела ночного визитера, он стоял чуть ближе к камину, только его размытая тень ложилась на узорчатый ковер.
        Отец бросил взгляд на дверь, и она отпрянула, задержав дыхание.
        - Конечно, уразумеют. И придут в неистовство. - Отец рассмеялся, словно сам факт чьего-то неистовства, привел его в хорошее расположение духа.
        - А коль изловят? - снова прошелестел неурочный визитер, и Настя не узнала голоса, хотя и было в нем что-то знакомое, что-то уже слышанное раньше. - Каторга?
        Настя перекрестилась и снова заглянула в щелку. Слова, которые звучали этой ночью в папенькином кабинете категорически не нравились девушке. Не место таким разговорам в приличном доме.
        - Каторга, - с удовольствием согласился папенька. И поставил полную стопку на стол.
        Святые угодники, что ж это на белом свете деется? Настя второй раз перекрестилась, снова посмотрела на стол, на рюмку, на штоф, из которого отпили разве что на треть, и заметила прислоненную к столешнице трость. Девушка тихо пискнула и закусила губу, до того поразил ее вид этой простой деревяшки с костяным набалдашником в виде собачьей головы. Но было поздно, папенька в три шага оказался у двери, по другую сторону которой еще секунду назад стояла девушка.
        Она никогда в жизни так быстро не бегала. Она ощущала себя даже не ланью, а кроликом, на которого охотиться волк. Дичью, у которой бешено колотиться сердце. Девушка пришла в себя толь в собственной опочивальне. Заставила себя тихо закрыть, а не захлопнуть дверь и прижалась к ней ухом. Несколько секунд ничего не было слышно, кроме ее хриплого дыхания, а потом она уловила тяжелые шаги. Девушка задержала дыхание, словно там, за дверью, его могли услышать.
        Папенька миновал ее дверь, но не успела она с облегчением выдохнуть, как его шаги замерли в аккурат напротив опочивальни нянюшки, скрипнула дверь… Настя с облегчением выдохнула. Нянька совершенно точно спала, девушка сама видела, как та выпила свои сонные капли, а после них, хоть балаган устраивай, не проснется. Дверь скрипнула снова, снова раздались шаги, на этот раз быстрые и стремительные. Папенька возвращался в кабинет, даже не замедлив шага около ее комнаты.
        Девушка торопливо забралась в постель, стуча зубами. И совершенно не была уверена, что от холода. Постель успела остыть, она не пойдет просить грелку и не будет подкладывать дров в камин. Она просто завернется в одеяло и представит, что ничего этого не было: ни трезвого папеньки, ни ночного визитера, ни странных слов. Не женского это разумения дело - мужские разговоры. Что собственно случилось? Настя не в первый раз встает, чтобы стащить чего-нибудь вкусненького с кухни и не в первый раз застает папеньку бодрствующего посреди ночи. Не в первый и не в последний. Тогда отчего она дрожит не в силах согреться? Зачем убежала, словно заяц-русак от лисы? Ну, увидел бы ее папенька, ну забранил бы, ну, назвал бы бестолочью. Ничего бы не случилось, окромя обиды. Что же ее так испугало? Что же на самом деле?
        А испугали ее неправильные слова: «каторга» и «обнулить активы».
        Но почему?
        Потому что она уже слышала их раньше. Ум у нее, может, и женский, но на слух Настя никогда не жаловалась.
        Девушка уткнулась в подушку и зажмурилась, пытаясь отогнать непрошенные воспоминания. Забыть слова, полную рюмку, мужскую тень на ковре и трость. Да, ей уже доводилось видеть ее. И не раз. И не раз хотелось сломать. Но девушка не могла себе этого позволить. Только не барышня ее воспитания и только не по отношению к жениху, не к ночи будь он помянут.
        Настя вздохнула, чувствуя, как на глазах выступают слезы. Какая девушка не мечтает выйти замуж? Пойти к алтарю в белом платье, а там ее будет ждать высокий, статный… убогий инвалид. Отдышливый, опирающийся на трость дядька, с отвисшими, как у кобеля с псарни, щеками. Ее жених был старым, даже старше папеньки. Они познакомились еще до ее рождения, даже до знакомства отца с маменькой. Они вместе открывали первый ТРАСТ. Им бы этим и ограничиться, нет, решили породниться.
        Божечки, когда она узнала о сватовстве, то не задала папеньке ни единого вопроса. Она прибегла к более действенному методу: проплакала три дня в подушку, отказываясь от еды и сводя с ума нянюшку. А та сводила с ума папеньку. Но проверенное годами средство не помогло, и этот опирающийся на трость старик скоро превратится в ее законного мужа. И тогда девичья мечта станет реальностью.
        Настя снова всхлипнула. Значит, будущий муженек и папенька снова что-то измыслили вместе. Ой, как ей не нравился этот ночной разговор! А может, она себе все это напридумывала от девичьей душевной маеты? Может, этот разговор и не важен?
        Вот только она так не думала. И так не думал и папенька, особенно когда смотрел на нее на следующий день за завтраком. Слишком внимательно. Слишком трезво. Испытывающее. Пришлось похлопать ресницами и спросить купят ли ей белые сапожки. Папенька отвернулся, но все равно оставался слишком задумчивым, он даже не рыкнул на управляющего, когда тот притащился с бумажками прямо в столовую и стал что-то бубнить о приплоде пегой кобылы.
        24. Ее день. Одна тысяча девятьсот третий год от Рождества Христова (2)
        Папенька отмахнулся от Прохора Федотыча и послал его в кабинет, составлять компанию сыночку, да с бумажками лобызаться. А потом перевел взгляд на нянюшку и нахмурился.
        «Обнулить активы» и «каторга» - вспомнила Настя и едва не разлила чай на скатерть. Она бы никогда не поняла о чем речь, так как это словосочетание ничем не выделялось из дюжины другой умных слов, которыми так любил щегольнуть Митька, хотя ей всегда казалось, что сам он не понимал и половины. Не поняла бы, если бы не слышала раньше от Лизаветы Кистяевой. Ее папенька уже обнулил активы и стал банкротом. Лизавете пришлось уехать к тетке в Саратов.
        И вот теперь это слово прозвучало в ее доме, прокралось под покровом ночи, как лиходей, что выносит столовое серебро. Отец Лизки угодил в долговую яму. Насте сразу представилось углубление в земле вроде отхожего места. Бр-р-р! Она не хотела видеть там папеньку, и у нее де было тетки в Саратове. У нее вообще не было никакой тетки.
        - Ну вот, совсем ничего не съела, голубушка, - покачала головой нянюшка, убирая со стола.
        Это были последние слова, которые Настя услышала от нее. Банально, но… Если б вы знали, когда вас ждет смертный час, то чтобы сказали? Что-нибудь важное, вроде откровения от Луки? Или обычную банальщину, вроде того, что кто-то не поел от пуза и теперь будет маяться животом? Гадать бесполезно.
        На самом деле Настя жалела не об этом, а о том, что сама ничего не сказала нянюшке тогда. Потому что, когда девушка увидела старушку часа через два, та лежала на кровати в своей комнате и смотрела в потолок, на котором не было ровным счетом ничего интересного. Посиневшие губы были приоткрыты, из-под подушки торчал уголок молитвенника в потертом переплете, на тумбочке у изголовья стояла чашка с остатками чая, на спинке кровати висела пуховая шаль.
        Настя помнила, как старалась смотреть на что угодно, только не на лицо старой женщины.
        - Няня? - едва слышно позвала она, но та не ответила, даже головы не повернула.
        - Кто ее сюда впустил? - рявкнул папенька.
        Вопрос был риторическим, ее никто не впускал, она вошла сама.
        - Пойдемте барышня, - услышала девушка голос Митьки и ощутила на плечах тяжесть чужих рук. - Идемте, Анастасия Ивановна, в спаленку.
        В любой другой день парень бы схлопотал оплеуху. А в этот… В этот увалень Митька в первый и в последний раз оказался в ее опочивальне. Писарь усадил ее на кровать и явно растерялся, знать не зная, что делать дальше.
        - Ну… это… это… - Он топтался на ковре, как слон.
        - Она всего лишь прилегла отдохнуть перед обедом. Она всегда так делала, - беспомощно сказала Настя.
        - Ну… это… она же старая была.
        - Была? - со слезами повторила девушка.
        - Ну… это., старики, они это… помирать должны. Чего ж им еще делать-то?
        - Должны? - на этот раз девушка почти взвизгнула. - Да она час назад Глашку веником отходила, за то, что та передник утюгом сожгла. Отходила и даже не запыхалась. Кто это тут должен умирать? - Настя вскочила. - А ну пшел вон, окаянный, пока и тебя веником не отходили!
        - Прощеница просим, коли что не так, Анастасия Ивановна, - парень попятился.
        - Прочь!
        И он ушел. А Настя упала на кровать и проплакала битый час. Ей казалось, что нянюшка всегда будет рядом, отойдет по наследству детям и будет уже им приносить теплое молоко в постель. Она была рядом всегда. Сколько Настя себя помнила, не было ни одного дня, не заполненного ее присутствием и вот теперь….
        Девушка услышала, как к дому подъехала пролетка, вскочила с кровати и бросилась к окну, словно тот, кто приехал, мог что-то изменить. Будто боженька, посмотрев на ее слезы, сказал: «Хорошо, сейчас все переиграем, погорячился».
        И самое смешное, что выскочивший из пролетки человек мог бы все изменить. И пусть он не был господом богом, а был всего лишь Никанором Павловичем, «дохтуром», как любила говорить нянюшка.
        Вот, к примеру, пару годков назад Гаврила с пьяных глаз пошел дрова колоть, да не рассчитал, топорищем себя по голове и приголубил. Сама она не видела, но сказывали, что упал он там, где стоял, да и замер. Даже бабы голосить начали, за дохтуром послали, даже отца Михея кто-то кликнуть успел. Папенька серебрушку вдове выдал на погребение. Никанор Павлович тогда осмотрел «усопшего», хмыкнул, да баночку с нюхательной солью к лицу поднес. Никто даже ничего понять не успел, как Гаврила взял да и чихнул в самый душещипательный момент. Глаза в кучу свел и с матюгами поднялся, даже топор подхватил. Бабы тут же заткнулись, батюшка перекрестился, а «вдова» спрятала серебрушку за щеку.
        А вдруг и с нянюшкой такая оказия? Вдруг она занемогла, а мы ее хоронить поспешаем? Али заснула? Ага, с открытыми глазами? Ну и что, каких только страстей господних не случается на свете белом.
        Настя торопливо вытерла щеки платочком, хлюпнула наудачу носом и выскочила в коридор.
        Но господь в суровости своей не явил им грешникам чуда божия. Девушка поняла это, когда оказалась в нянюшкиной опочивальне и увидела, как Никанор Павлович накрывает лицо старушки ее же шалью.
        - Соболезную, Анастасия Ивановна, - скорбным голосом сказал доктор. - Крепитесь.
        Она снова заревела, на этот раз беззвучно. И снова бросилась вон, на этот раз не разбирая дороги. Неважно куда, лишь бы подальше отсюда, подальше от очертаний лица под старой шалью. Все вокруг расплывалось от слез. Девушка задела обо что-то плечом, остановилась, едва осознавая, что очутилась на кухне, где всхлипывала в углу у печки кухарка Алевтина.
        - Ну, развели сырость, - услышала она голос папеньки и подняла голову. - Никакого толку от ваших соплей. - Он стоял у стола и вытирал руки рушником.
        25. Их день (04:00)
        Настя замолчала, схватила со стола тот самый неправильный бокал и стала пить воду. Матвей видел, как дрожат ее пальцы. Он встал и подошел к девушке.
        - Настя, - позвал Матвей и коснулся ее плеча.
        - А рядом с ним на столе стояла та самая чашка, что давеча у изголовья нянюшки. Та самая. И он ее вымыл, хотя отродясь к раковине не подходил. Ты понял? - Она поставила бокал на стол.
        - Мне уже в который раз задают этот вопрос. Не знаю, как на него отвечать.
        - Матвей наклонился к девушке и прошептал: - Ее отравили? Твою няньку?
        - Так ты понял. - Настя подняла на него взгляд.
        - Я не идиот.
        - А вот я не поняла, во всяком случае, не сразу. - Девушка понуро опустила голову.
        - Знаешь, в свое время в издательстве отца я курировал детективную серию. И даже мечтал написать книгу. Не знаю, вышло бы что из этой затеи или нет, но я собрал много информации по криминологии и дедукции. - Матвей взял девушку за руку и потянул, заставляя встать. - Нужно обращать внимание на детали. Ты же сама все сказала. - Теперь ее взгляд стал испуганным, а он процитировал: - «Посиневшие губы были приоткрыты…» Насколько я помню, синюшность слизистых сразу после смерти - первый признак отравления, пусть и косвенный. - Матвей обхватил задрожавшую девушку руками и прижал к себе, просто не мог себе в этот отказать. Это оказалось слишком приятно, ощущать тепло ее тела. - Ну, а про чашку и говорить нечего. Это как чистосердечное признание, написанное кровью. - Он хотел пошутить, но девушка вместо того, чтобы рассмеяться потерлась носом о его рубашку, вряд ли понимая, каким провокационным было ее движение. - Что ж… - Он закрыл глаза, наслаждаясь ее близостью. - Одной тайной меньше. Твою няньку отравили, и сделал это твой отец, из-за слов, что ты услышала той ночью, вернее, он думал, что их слышала
она. Прямо семейка Адамс[1] какая-то.
        - Нет, мы Завгородние - это совершенно точно, дед родом из Сибири. - Она вздохнула и невпопад добавила: - Нянюшка часто страдала бессонницей и не всегда пила свои капли.
        - Настя, твой отец обобрал своих партнеров? - спросил он, хотя ответ был уже ему известен.
        Она вздохнула и все-таки нашла в себе силы ответить:
        - Да.
        - Вот видишь, не так все и страшно, - сказал Матвей, зарываясь лицом в ее волосы. Девушка пахла странно, но приятно. Он ощущал далекий аромат костра, теплых подернутых пеплом углей, на которых так приятно ночью жарить хлеб и сосиски, совсем, как в детстве.
        - Не страшно? - Настя отстранилась, положила руку ему на грудь и заглянула в глаза.
        - Твой отец не первый, кто хотел присвоить чужие деньги, и явно не последний. Никакой сенсации. - Он говорил, а она внимательно его слушала, пожалуй, даже слишком внимательно, словно прилежная ученица на уроке географии. И это сочетание серьезного лица и узкой горячей ладони у него на груди, показалось Матвею настолько притягательным, настолько сексуальным, что он не смог совладать с порывом. Мужчина наклонился и поцеловал девушку, коснулся ее теплых и мягких губ, поймал дыхание. Дыхание живого человека. Оно пахло патокой и летним лугом, ярким летним солнцем и свежим горным ручьем, к которому так и хочется приникнуть, и пить, пить, пить. Только она могла утолить его жажду.
        Настя пискнула и в первый момент даже уперлась ему в грудь ладошками, чтобы оттолкнуть. И он замер, но спустя мгновение, девушка сама ухватила его за рубашку и притянула ближе. Другого приглашения ему не требовалось.
        Матвей обхватил талию девушки руками, его губы снова накрыли ее рот. Мужчина стал целовать Настю по-настоящему, с жадностью и с нежностью, заставляя ее вздрагивать, заставляя ее прижиматься к нему всем телом, заставляя ее стонать. И этот звук, пусть и едва слышный одновременно и завел и отрезвил Матвея. Он не знал, как это может быть, но так оно и было. Больше всего на свете ему хотелось удовлетворить свою жажду, но именно поэтому он и остановился. Нельзя брать в расчет только собственные желания. Мужчина оторвался от ее губ и прошептал:
        - Настя.
        - Мммм… - невнятно ответила она. и он снова едва не поцеловал девушку.
        - Настя, я… - Матвей закрыл глаза, прижался своим лбом к ее лбу, вдохнул горьковатый, такой притягательный запах, словно снова очутился у лесного костра. - Настя, - повторил он, - пожалуйста, останови меня. - Он провел рукой по ее спине, и девушка выгнулась ему навстречу.
        - Я? - девушка распахнула глаза.
        - Ты, - подтвердил мужчина. - Останови, сам я не смогу.
        Он мог бы попытаться рассказать ей. что чувствует, как она действует на него. Объяснить, что вся его хваленая мужская выдержка просто исчезает рядом с ней. возвращая в те времена, когда каждое прикосновение к женщине вызывало восторг, вызывало неуверенность и страх облажаться. Он и вправду все это чувствовал, а еще больше всего на свете он не хотел останавливаться.
        Вот только не знал, можно ли так поступить с Настей?
        Н-да, когда он в последний раз задавался вопросом о правильности того, чтобы уложить девушку в постель? Правильный ответ - никогда. А сейчас задался. Мир что сошел с ума? Или не мир, а сам Матвей?
        - А если я не хочу этого делать? - с детской непосредственностью спросила девушка.
        - Я просил остановить, а не спровоцировать, - простонал мужчина. - Господи, помоги мне.
        - Ох, не к месту в таких делах просить помощи у господа нашего, - начала она, но Матвей не дал ей договорить. Он снова стал целовать девушку, снова ощутил ее чистый вкус, вдохнул запах теплого щекочущего ноздри дыма от костра… Стоп! Какого еще дыма?
        Матвей просто заставил себя вернуться в реальный мир, на кухню старого дома, где он целую вечность назад устроил романтический ужин для одной юной леди. И видит бог, он очень не хотел возвращаться, но запах… Мужчина поднял голову, Настя разочарованно прошептала:
        - Что ты…?
        - Дым. Пахнет дымом! - почти выкрикнул Матвей, отстраняя девушку.
        [1] Семейка Адамс - вымышленная семья, перекочевавшая на киноэкран из популярных комиксов Чарльза Аддамса.
        25. Их день (04:00) - 2
        Настя растерянно посмотрела на свечи, которые продолжали мирно гореть на столе и вроде бы пока не собирались становиться причиной пожара. Дымом тянуло откуда-то из коридора. Матвей выскочил из комнаты, бросился к двери черного хода, распахнул, перескочил через порог и длинно и заковыристо выругался.
        - Сквернословие - это грех, - услышал он голос Насти. - За это можно и ад попасть.
        - Да я на рай, собственно, и не претендую. - Матвей пнул ногой сложенный из сырых еловых лап костер, который давал больше дыма, чем огня.
        Искры, так похожие на ночных светлячков разлетелись в стороны и зашипели. - Собрали дымовуху! Специально собрали, чтобы выкурить нас, словно сусликов из норы. - Он затоптал остатки костра.
        - Они не хотели поджечь дом? - спросила Настя.
        - Хотели бы поджечь, плеснули бы бензином. А тут набрали сырых веток, сунули внутрь газету, да пару сухих поленцев и чиркнули спичкой. Толку от такого костра немного, зато дыма… дыши - не хочу.
        - То есть, - Настя стала оглядываться, - нас хотели просто заставить выйти из дома? У них получилось.
        - Надеюсь, не так как они планировали, - Матвей покачал головой, - Обычно люди бегут от огня, а не к огню. Думаю, мы должны были выскочить через центральный вход с громкими криками и выпученными глазами.
        - А это обязательно? Глаза таращить? А то у меня не очень получается. - Девушка отпихнула ногой еловую ветку, и несколько иголок прилипло к светлой туфельке.
        - Наверняка, речь шла только обо мне. Возможно, хотели напугать, а возможно хотели чтобы я провел ночь в хостеле с клопами и бутылкой виски… Постой-ка. - Матвей на миг замер, а потом повернулся к Насте, положил руки ей на плечи и заглянул в лицо. - В доме есть что-то ценное? Сундук с пиратскими дублонами? Диадема императрицы династии Минь? Ночной горшок патриарха всея Руси?
        - Ценное? Акромя усопшего Прохора Федотыча, которого уже умыкнули, и аистиного гнезда на крыше? Ну… - Она задумалась, а потом стала деловито перечислять: - Под третьей половицей от лестницы на чердак лежит кровяная колбаса. Давно лежит, полвека как. Помню, старик - библиотекарь, тогда еще не бывший стариком, все никак не мог понять, откуда тащит падалью. А еще под крышей, между стекол слухового окна лежит платье, не помню чье. Есть еще четыре царских пятака под фундаментом, на углы положили, как и полагается. Вроде - все.
        - Отлично. Тогда жди здесь. - Он улыбнулся и вернулся в дом. Заглянул на кухню, торопливо затушил свечи, взял папки, которые передал ему библиотекарь. Быстро прошел в гостиную, открыл ноутбук и с удивлением повертел белый конверт, что лежал на клавиатуре.
        - До чего нынче техника дошла, - с иронией проговорил мужчина. - Бумажные письма уже по электронной почте доставляют. - И убрал его в карман джинс. С этим он разберется потом. Матвей подхватил компьютер и направился к центральному входу.
        - А вот и я, - тихо проговорил он, выходя на улицу. - Но без криков и вытаращенных глаз. - Он почему-то был уверен, что «поджигатель» далеко не ушел, а наблюдает за домом с безопасного расстояния.
        Под ногами зашуршал гравий, автомобиль откликнулся на нажатие кнопки на брелке и приветливо моргнул фарами. Мужчина открыл дверь, бросил на сиденье ноут и папки, закрыл дверь и снова заблокировал двери.
        - Все. Если кто-то хочет прогуляться по дому в отсутствие хозяев - милости просим, - громко сказал он в утреннюю темноту. - Ложки в буфете, кровяная колбаса под пятой половицей от лестницы на чердак!
        Он вернулся в дом, заглянул в спальню, стащил с кровати покрывало и вернулся к черному входу. Девушка стояла там, где он ее оставил, и недобро всматривалась в темный лес. Видимо, не только его одолевают мысли о притаившихся в кустах недоброжелателях.
        - Что ты придумал? - почему-то шепотом спросила она, когда он вышел и закрыл дверь. - Дадим супостатам бой?
        - Конечно, дадим. - Он переложил сверток из покрывала под мышку. - Смертный.
        - Ах! - Настя посмотрела на Матвея с восхищением.
        - Если кто-то хочет выкурить нас из дома, чтобы без помех пошарить под половицами, то мы будем столь любезны и предоставим ему такую возможность. Мы сейчас уйдем и…
        - А когда они окажутся внутри, подопрем дверь поленцем, поймаем в лесу бешеную лисицу и запустим к ним? - Девушка подпрыгнула и захлопала в ладоши.
        - Эм… - Матвей почесал в затылке и вынужден был признаться: - Я не совсем это имел в виду.
        - Не лисицу? - Настя нахмурилась. - Ты прав, она еще обои нам попортит.
        - Она задумалась, а потом предложила: - Запрем их и отравим воду. Можно мосол больного чумой зверя или человека в колодец кинуть.
        Отведав такой водицы, они точно помрут. Правда, не сразу, а через несколько дней. Бубонная чума очень заразна.
        - Теперь я понимаю, почему ты до сих пор никого не прибила, если все твои идеи похожи на эту…
        - А еще можно на них сарацинов натравить, только я не знаю где ближайшее стойбище, - продолжала выдавать идеи девушка.
        - Так, - Матвей взял Настю за руку, - Идем пока ты гардемаринов из навигацкой школы не вызвала письмом с нарочным.
        - А как же… - Она растерянно оглянулась на дом.
        - Да шут с ним. - Мужчина потянул девушку за собой, по тропе, что спускалась к озеру. - Пусть живут.
        - Мы сдадим нашу крепость без боя? А если супостаты побьют стекла? А если обнесут, прости господи? Или полы вскроют? Или…
        Мужчина притянул девушку к себе и поцеловал, заставляя замолчать.
        - Пусть вскрывают, - шептал он между поцелуями, - пусть бьют. Мы вычтем это из общей стоимости дома и купим его дешевле.
        - Ты говоришь «мы»?
        - Говорю.
        - Мне нравится.
        - Мне тоже. Идем. - Матвей нашел в себе силы оторваться от ее рта. - Устроим тебе идеальный день. - Он потянул ее дальше по тропе. - Для начала, встретим рассвет на берегу озера.
        - Не люблю озеро, - прошептала Настя.
        - Это потому что оно на тебя так действует? Расскажи почему, - попросил он и посмотрел на девушку.
        26. Ее день. Одна тысяча девятьсот третий год от Рождества Христова
        - Знаешь, к нам никто не заехал, чтобы выразить соболезнования. - Настя вздохнула, начиная рассказ. - Хотя, чему я удивляюсь? Для всех это была всего лишь старая нянька. Да, она стояла на ступень выше, чем остальная прислуга, но все же. Даже отец Михей не пришел, а все потому… потому…
        - Потому что они не знали. - Матвей расстелил одеяло на песке.
        - Да. - Девушка села и обхватила себя руками за колени. - В тот день в доме была лишь кухарка, да и та сидела у себя, потому что вряд ли кто хотел ужинать. Гулька испросила разрешения остаться дома, у нее очередной младенец занемог, горничных папенька еще с утра отослал, старший лакей подвернул ногу, младший перебрал браги, оба носов из задней половины не казали. Вроде бы и не таился никто, но как-то само вышло… - Настя поежилась, то ли от утренней прохлады, то ли от воспоминаний. - Вышло то, что вышло. Дохтур уехал засветло, оставив мне пузырек с успокоительными каплями. - Она закрыла глаза, вспоминая и вспоминая свой последний день.
        Она помнила чувство потери, что охватило ее. Оно было настолько всеобъемлющим, что заполнило ее целиком, то и дело выплескиваясь наружу слезами. Все сливалось в сплошную серую полосу.
        Настя бродила по дому, изредка выглядывая в окна, словно ожидая посланца с того света. Но странное дело тот задерживался, да и остальному миру была безразлична смерть старой няньки. Куры продолжали ходить по заднему двору и копошиться в земле, Семен колол дрова и матюгался, его малолетний сын Васька складывал чурки в поленницу и пытался повторить ругательства.
        Вторая пролетка остановилась перед домом ближе к вечеру. Настя как раз стояла у окна и с тоской смотрела на удлинившиеся тени, что перевалились через подоконник и легли на пол гостиной.
        - Кого высматриваешь? - спросил папенька. - Если жениха, то напрасно. Он отбыл на юга, здоровье поправлять, в аккурат к свадебке и вертается. Как огурчик будет. - Он раздвинул пальцем занавески, и девушка увидела, как из пролетки вылезает неповоротливый Прохор Фетотыч с саквояжем в руке. - А то будто я не вижу, как ты от него нос воротишь, другая на твоем месте… Да, что с тобой говорить.
        - Тятенька я…
        - Брысь в свою комнату, - приказал он, но когда Настя уже дошла до двери внезапно передумал: - Хотя, погодь, сперва кофий нам подай. Сумеешь? Али Лариску кликать?
        - Сумею, папенька.
        - Добро, а то Прохор утомил меня всякими бумажками и ведь сейчас, как пить дать, сызнова начнет, пусть хоть пока рот займет и даст мне глотнуть бренди. - Папенька нервно дернул головой, а Настя еще раз кивнув, побрела на кухню, варить кофий.
        Кухня была непривычно пустой, весь дом был непривычно пустым, непривычно шипела вода в чайнике на печи, непривычно пузырился черный заморский напиток, что так пришелся по нраву промышленникам. В прошлый раз, когда она варила эту черную жижу, папенька так ругался, а управляющий тайком сплюнул напиток в чашку. Может и сегодня сплюнет, а папенька заругается, но девушке было все равно. Она поставила на поднос кофейник, две чашки, сахар, сливки, а потом понесла в кабинет. Когда она проходила мимо опочивальни нянюшки, руки предательски задрожали, чашки и блюдца звякнули, но она смогла сдержаться и не зареветь. Это ли не победа?
        Она уже почти прошла мимо классной комнаты, когда услышала голоса. По какой- то причине отец и, приехавший несколько минут назад, управляющий разговаривали в классной комнате, а не в кабинете. Ну, не совсем разговаривали, папенька скорее рычал, аки медведь - шатун, а Прохор Федотыч пытался возражать. Слабенько пытался. Отец повысил голос, Настя толкнула дверь подносом, мужчины повернули головы и замолчали.
        Управляющий выглядел напуганным и каким-то встрепанным, словно воробей, который искупался в луже. Сюртук расстегнут, воротник засален, словно его долго теребили пальцами, рубашка измята. Настя так и представила себе, как осмелившегося сказать что-то супротив Прохора Федотыча отец хватает за сюртук и вталкивает в первую попавшуюся комнату, дабы объяснить с глазу на глаз всю глубину постигшего управляющего заблуждения.
        Под напряженными взглядами мужчин, девушка поставила поднос.
        - Кофия откушать изволите, - сказала она и едва подавила нервный смешок, за которым неминуемо последовали бы слезы. Именно так всегда говорила горничная Глашка, а нянюшка всегда забирала у нее поднос. Нянюшка… Настя снова почувствовала, как горе заворочалось внутри, словно медведь в берлоге.
        Она разливала черный напиток по чашкам в полной тишине. Никогда еще классная комната не знала такого оглушительного, наполненного вниманием, молчания. Девушка, в свою бытность ученицей, обычно вертелась, как егоза, и задавала сотни вопросов.
        - Спасибо, можешь идти, - расщедрился на нормальные слова папенька, вместо привычного «брысь».
        Она ушла. И выронила поднос только в коридоре. Он стукнулся об пол, а Настя закрыла лицо руками и всхлипнула. А когда отняла ладони, оказалось, что она стоит напротив нянюшкиной опочивальни. Она не помнила, как дошла сюда и даже не понимала зачем. Настя посмотрела на дверь. Нянюшка единственная из прислуги, кто жил в господской половине. Не прислуга, но и не барыня. Девушка помедлила. До нее донеслись отдаленные голоса, видимо, управляющий и папенька продолжили прерванное ею объяснение. Настя, как во сне толкнула дверь и вошла, лишь на миг помедлив на пороге. Она не боялась, нет. Она была в этой комнате сотни раз и еще один ничего не изменит, особенно того, что ее старая нянька мертва.
        Сперва она смотрела только в пол, на мыски своих, виднеющихся из-под платья туфель. Потом все же подняла голову и бросила взгляд на кровать. На то, что лежало на ней, не то, что было скрыто шалью.
        - Няня, - прошептала она и вдруг поняла, что ничего больше не будет, что это окончательно.
        Больше не будет ни строгих взглядов, ни ласковых касаний рук, ни молитв по ночам об ее Насти здравии и защите. Девушка осознала, что ее жизнь в этот день изменилась, достигла какого-то рубежа, и ничто уже не будет прежним. И она не будет. Настя подошла к кровати, подняла руку и коснулась щеки мертвой женщины, прямо сквозь шаль.
        - Прощай нянюшка, - прошептала девушка и снова заплакала.
        Она не знала, сколько так простояла, касаясь лица нянюшки, сколько слез выплакала, но когда она выпрямилась, дышать стало легче. Словно старая женщина все еще была здесь, словно она как всегда положила свои маленькие руки на плечи воспитаннице и проговорила, что-то успокаивающее, вроде привычного «все под богом ходим, не робщи, девочка, не робщи».
        - Не буду, нянюшка, - пообещала она, наклонилась и поцеловала старую женщину в лоб, ощутив губами лишь мягкую ткань шали.
        Из комнаты она вышла успокоенной, и пусть горе продолжало грызть ее изнутри, как голодный зверь, но этот тягучий неправильный день наконец-то закончился.
        Настя хотела вернуться к себе и попробовать заснуть, завтра предстояло готовиться к похоронам, столько всего предстояло сделать, но она что-то услышала, какой-то звук, отвлекший ее от мыслей о погребении… Ушей коснулся хрип, словно кто-то подавился рыбьей костью. Дверь в классную комнату была приоткрыта. Настя много раз впоследствии спрашивала себя, что было бы, пройди она в тот день мимо? Что было бы не загляни она внутрь? Но она заглянула.
        27. Его день (8:00)
        Девушка вздрогнула, когда Матвей обнял ее за плечи, она заморгала, словно с трудом возвращаясь в настоящее.
        - Тебе холодно?
        - Да, - не стала отрицать Настя и прижалась к груди мужчины.
        - Ты не рассказала об озере.
        - Это оказалось труднее чем, я думала. Я никогда никому не рассказывала об этом.
        Они замолчали, размышляя каждый о своем. Настя посмотрела на озеро, на старые рассохшиеся мостки, опоры которых казались обнаженными костями какого-то доисторического животного.
        - Мне кажется, или воды стало меньше? - Он поцеловал девушку в висок.
        - Она вернется к закату. - Настя грустно улыбнулась. - Все возвращается к закату, озеро-то проточное.
        Где-то вдалеке залаяла собака. Над водой показалась алая полоска зари.
        - Вон там он жил. - Она указала рукой на темнеющий лес. - Они жили.
        - Кто? - На этот раз Матвей прижался губами к шее девушки.
        - Ильины, - ответила она, и словно услышав ее ответ, в лесной темноте зажегся огонек, свет в далеком чужом окошке. - Прохор Федотыч и Митька, он ведь тоже вдовый был, как и папенька.
        - И судя по всему, там до сих пор кто-то живет. - Матвей тоже смотрел на свет. - Надо же, дом сохранился.
        - А почему нет? Мой же стоит. - Она повернула голову, и их губы на краткий миг соприкоснулись.
        - И кто там живет? - спросил он только для того, чтобы что-то спросить, а не сорваться и не схватить Настю, не повалить ее на покрывало и не…
        - Сейчас? Местный дохтур.
        - Дохтур - это хорошо. - Матвей стал целовать ее, и это было еще лучше. Его губы двигались неспешно, наслаждаясь каждым мгновением. Но когда мысль опрокинуть девушку на покрывало, стала казаться все более и более правильной, единственно правильной из возможных, Матвей услышал звук. Немного неуместный в свете того, что он собирался сделать. Он услышал рычание и повернулся. В метре от них стоял пес и скалил зубы.
        - Привет, Охо, - поздоровался Матвей, ища взглядом его хозяина.
        Пес продолжал рычать, игнорируя дружелюбие в голосе мужчины.
        - Он меня не любит, - пожаловалась Настя.
        - Это он зря. - Матвей со вздохом поднялся.
        - Охо! - К ним быстрым шагом приближался Владимир. - Простите, если помешали. Не думал, что кроме нас еще есть такие ранние пташки. Этот зверь поднимает меня ни свет ни заря. - Мужчина потрепал пса по холке, но тот почти не отреагировал на ласку, лишь нервно дернул хвостом, продолжая смотреть на Настю. - Но раз уж так сложилось, приглашаю вас к себе на кофе. - Владимир указал на еле заметную просеку в темной громаде леса. - Я живу вон там сразу за линией электропередач.
        - Кофе - это заманчиво. - Матвей подал руку Насте, помог подняться и свернул одеяло. - Но у нас с этой леди есть не менее заманчивые планы.
        - Догадываюсь. - Владимир улыбнулся. - Тогда не буду мешать. Увидимся на празднике. - Он взял собаку за ошейник и потянул за собой.
        - Увидимся, - сказал Матвей ему вслед и рассеянно добавил: - Безлюдными эти места не назовешь.
        - На том берегу еще поселок работников был. - Настя облизнула губы, и он едва снова не поцеловал ее.
        - Значит, мы его обойдем. - Он взял девушку за руку и донельзя старомодным и нарочитым жестом поднес к губам и поцеловал костяшки пальцев. Подозревая, что у него плохо получается подражать джентльменам прошлого, но все же произнес: - Приглашаю тебя выпить кофе.
        - А я принимаю твое приглашение.
        В забегаловке, гордо именуемой здесь кафе и открывавшемся в семь утра, Настя оглядывалась, как ребенок впервые попавший в «Баскин Робинс»[1], во все глаза рассматривая подносы с шаурмой и вызывая улыбки женщин за раздаточной стойкой. Те, в свою очередь, очень старались не пялиться на сверток одеяла у него в руках.
        - Два кофе, пожалуйста, - попросил он.
        - Мне чай, - тут же поправила Настя. - Лизка говорила, что от кофия зубы и нутро чернеют. И без яда пожалуйста, - она чуть склонилась к обескураженной женщине и доверительно добавила: - Я сегодня не могу принимать яд.
        - Ей без сахара, - перевел женщинам Матвей.
        - И пирожное, - девушка указала на воздушное безе, в котором наверняка было столько сахара, что мужчина почти ощутил, как он скрипит у него на зубах.
        - И пирожное, - согласился он, расплатился, взял свой кофе и усадил девушку за стол.
        - Это и есть самое злачное место, где девки показывают мужчинам грудь и ноги за выпивку? - с детской непосредственностью спросила она у Матвея, и тот едва не подавился.
        - Оно самое, - согласился он. - И поскольку выпивку я тебе уже купил, самое время показать мне хоть что-нибудь, - закончил он почти шепотом, потому что как раз в этот момент, к их столику подошла женщина и поставила перед Настей чай и пирожное. Пусть юбка у официантки была длинная, но грудь, несмотря на довольно почтенный возраст, серьезно выдавалась вперед и не нуждалась в оголении.
        - Вы у нас сегодня первые, - прокомментировала их приход женщина не торопясь возвращаться за стойку. - Хорошо, что пришли пораньше, к обеду тут будет не протолкнуться. Решили посмотреть праздник? - спросила она, когда Настя откусила от безе и зажмурилась от удовольствия.
        - Есть такое намерение, - ответил Матвей.
        - Мммм, - подтвердила девушка, доедая пирожное. - Вы знатная стряпуха,
        - сделала она комплимент женщине. И та не найдя, что ответить на такую сомнительную похвалу, ретировалась за стойку. - А падение нравов оно всегда такое вкусное?
        - Обычно еще вкуснее. - Матвей допил кофе. - Сообщи, когда решишь упасть еще ниже.
        Где-то за стойкой зазвонил телефон.
        - Ниже?
        Официантка поднесла трубку к уху и произнесла: «Алло», странным образом проглотив букву «л», так что вышло «ао».
        - Ну, отработать выпивку и показать мне ноги или грудь.
        - Греховодник ты, - сказала Настя с каким-то странным удовольствием и стала пить чай.
        Над входной дверью звякнул колокольчик, и в кафе вошел мужчина в клетчатой рубашке. Одна из женщин поспешила к клиенту, вторая продолжала разговаривать по телефону.
        - Что мы будем делать дальше? - спросила Настя, отставляя чашку. Матвей с улыбкой наклонился и стряхнул белую крошку безе, прилипшую к уголку рта девушки, успев мимолетно ощутить мягкость губ.
        - Предлагаю… - Он замолчал, но не потому, что не решался озвучить все то, что хотел сделать с девушкой, а потому что снова ощутил пристальный взгляд. Взгляд из тех, к которым он привык за последнее время, выжидающий и любопытный. Привык, но не обернуться не мог. Мужчина встретился взглядом с женщиной, что держала у уха телефон. Она вздрогнула, моргнула и растерянно проговорила:
        - Это вас. - Она снова проглотила средние буквы и вышло: «эо вс» и протянула ему прямо через стойку свой телефон.
        Наверное, именно в этот момент Матвей понял, что сегодня все будет совсем не так, как он задумал, так как он желал, потому что у руля событий встал кто-то другой. Это было немного странное ощущение, мимолетное и неприятное, от которого так и хотелось отмахнуться.
        - Вас, - на этот раз четко повторила официантка, вышла из-за прилавка и вручила ему аппарат. Вторая женщина, мужчина в клетчатой рубашке и даже Настя - все они смотрела, как он берет трубку, как подносит к уху и как бросает кроткое:
        - Да.
        - Матвей? - спросил собеседник, и мужчина облегченно выдохнул, он узнал голос.
        - Да, Павел, это я, - ответил он местному фельдшеру.
        - Хорошо, что я тебя нашел. Твоего номера у меня нет, в доме у озера телефон отключен, и я подумал, вдруг ты на празднике, пусть сейчас и рань несусветная. Позвонил сперва бабке Маше в чебуречную, потом сюда, понадеялся на авось…
        - Что случилось? - перебил его Матвей.
        Посетитель в клетчатой рубашке снова стал разговаривать с пожилой официанткой, то ли обсуждать заказ, то ли ругать правительство.
        - Час назад меня вызвали к… - мужчина замялся, - в библиотеку.
        Матвей вспомнил, как в доме среди леса вспыхнул свет.
        - Старик библиотекарь… Он плох, Матвей. Мы ждем скорую из города, но я не уверен, что они его довезут. Не уверен, что они вообще успеют приехать.
        - Что я могу сделать? - спросил мужчина, ожидая просьбы пригнать машину и отвезти старика в город. Пусть в этом и не было никакого смысла, ведь у Павла и самого есть автомобиль, как и у доброй половины местных жителей, и им незачем просить помощи у приезжего, и все же, такая просьба выглядела хотя бы отчасти логично.
        - Ты можешь прийти в библиотеку прямо сейчас?
        - Зачем? - не понял Матвей.
        - Понимаю, как странно это звучит, но старик твердит, что должен поговорить с тобой. Знаю, у тебя наверняка планы и сегодня праздник, я так и сказал старику, но… - Врач замолчал, а потом продолжил с неестественным для него смущением: - У меня духа не хватает отказать, вполне может статься, что это его последняя просьба.
        - Буду через несколько минут, - принял решение мужчина, дождался облегченного выдоха, попрощался и вернул смартфон официантке. - Я должен заглянуть в библиотеку, хозяин дома у озера очень хочет поговорить.
        - Вот и конец планам. Я скоро начну ненавидеть эту волшебную коробочку, - сказала девушка, глядя, как женщина убирает аппарат в карман
        - Нам нужно идти. - Он помог Насте подняться.
        - Вот, уже начала. - Она сморщила носик.
        - Дай мне полчаса. - Матвей сжал ее руку и тихо пробормотал: - Хватит с меня уже призраков с их неоконченными делами, еще один - это явный перебор.
        К библиотеке, как и обещал, они подошли через пять минут, как раз когда где-то на главной улице громко заиграла веселая музыка. Настя даже повернула голову на звук, на лице девушки отразилось любопытство и разочарование одновременно.
        - Пять минут, и мы пойдем на праздник, - уверил он. - Идем, быстрее начнем, быстрее закончим.
        - Уволь меня от этого, - она подняла руки и отступила. - Меня утомили и он и его книги лет пятьдесят назад. К тому же. - она вздохнула, - сегодня у меня даже напугать его как следует не получится, человеком, я не больно- то страшна.
        - Никакого почтения к старости. - попенял он, наклонился и поцеловал девушку в щеку. - Всего несколько минут, обещаю. А ты обещай, что будешь ждать меня здесь.
        - Ну, это не совсем то обещание, что надеется дать мужчине девушка, но так уж и быть, обещаю. Но не заставляй меня ждать слишком долго.
        - Пять минут. Максимум десять, - уверил Матвей Настю и ушел не оглянувшись. Ушел, даже не предполагая, что, когда он в следующий раз ее увидит, она будет очень стараться не умереть.
        [1] Baskin Robbins (Баскин Робинс) - сеть магазинов и кафе-мороженое.
        28. Их день (11:00)
        В библиотеке пахло книгами, пылью и лекарствами, совсем как в приемном отделении больницы. Матвей миновал ряд стеллажей и заглянул в зал. Старик лежал на полу, рядом с ним сидел фельдшер, у его ног валялось несколько использованных шприцов и расколотых стеклянных ампул. На полу стоял чемоданчик с красным крестом.
        - Слава богу, - с облегчением произнес Павел, увидев Матвея. - Он снова звал тебя.
        - Что ж, - мужчина подошел ближе и тоже опустился на пол. - Я здесь.
        Старик и в самом деле был плох. Кожа посерела и была покрыта бисеринками пота, грудная клетка то и дело начинала мелко дрожать, словно старый библиотекарь забывал, как дышать. Он никак не отреагировал ни на слова Матвея, ни на его появление. То ли продолжал обдумывать последнее желание, то ли что-то более важное, например маршрут на тот свет.
        Матвей поднял голову и огляделся. Стол был завален бумагами, несколько листков валялось на полу, словно прежде чем упасть, библиотекарь смахнул их вниз.
        - Он сидел здесь всю ночь, копался в документах и книгах, хотя я ему сто раз говорил, что с его сердцем нельзя переутомляться. - Врач покачал головой. Матвей услышал в отдалении звук сирены. - А вот и скорая, - с облегчением констатировал врач, поднимаясь. - Побудь с ним, я сейчас. - Он направился к выходу.
        Матвей кивнул и занял место Павла. Старик продолжал дышать, что само по себе было уже неплохо.
        - Зачем же я тебе понадобился? - задумчиво спросил мужчина, совершенно не надеясь на ответ. И напрасно.
        - Я убил свою жену, - прошептал вдруг библиотекарь.
        - Что? - Матвей в первый момент подумал, что ослышался. Сирена скорой помощи издала очередной громкий звук прямо под окнами и затихла. На стены библиотеки сквозь окна легли отблески проблесковых маячков.
        - Я убил свою жену, - повторил старик и улыбнулся тонкими губами. - Я так давно мечтал это сказать.
        - Молчите, - попросил его Матвей, понятия не имея, что теперь с этим признанием делать. И почему библиотекарь хотел сказать это именно ему, он вроде не похож на исповедника? Павел в этой роли был бы ничуть не хуже, даже лучше, если вспомнить о врачебной тайне, Павел, который был местным гораздо более, чем он. Зачем старику понадобился чужак? Матвей мысленно задавался вопросами, но на самом деле уже знал «почему». Из-за дома у озера. Из-за Анастасии.
        Входная дверь скрипнула, раздались приглушенные голоса, мужской и женский.
        - Не могу больше молчать. - Старик неожиданно открыл глаза. - Убил из- за этого самого дома, из-за нее, а он… она… они мне не достались. - Он вздохнул, и его грудная клетка замерла словно… Словно признание отняло у него все силы.
        В главный зал библиотеки торопливо вошла женщина с еще одним медицинским чемоданчиком. Павел что-то быстро ей объяснял. Следом за ними два санитара тащили громыхающие носилки. Матвей почувствовал, как сухие, словно осенние листья, пальцы старика коснулись его руки.
        - Я думал это он, а это он, - прохрипел библиотекарь.
        - Отойдите, - потребовала женщина, и Матвей с готовностью поднялся. Она заняла его место и произнесла: - Не пытайтесь говорить. - Матвей даже не сразу понял, что врач обращается к старику. - Если поняли меня, кивните или моргните. - Она достала стетоскоп и прижала к груди старика. Но библиотекарь продолжал смотреть только на Матвея.
        - Не можете кивнуть, сожмите руку. - Женщина убрала стетоскоп и положила свою ладонь на запястье старика. - На носилки его, госпитализируем.
        - Митька Меченый, - прохрипел библиотекарь. - Митька…
        - Вы его родственник? - требовательно спросила врач скорой помощи.
        - Нет. - Матвей наблюдал, как старика укладывают на носилки.
        - Тогда отойдите. Он сейчас не в том состоянии, чтобы вести разговоры с кем бы то ни было.
        - Митька Меченный не давал жизни красному ко… комисс… - Едва слышный шепот сменился сипом.
        Женщина выхватила из сумки шприц и ампулу, с другой стороны к носилкам подскочил Павел. Они перебрасывались между собой непонятными словами, как жонглеры кеглями. Прозрачная жидкость из шприца влилась в вену старика и тот снова смог дышать.
        - Взяли, - скомандовала женщина, и санитары подхватили носилки.
        - Спасибо, что приехал. - Павел хлопнул Матвея по плечу. - Для него это было важно.
        - Да уж, - только и смог произнести мужчина и едва не добавил: «Важнее некуда, особенно про Митьку Меченного».
        Матвей беспомощно оглянулся на пустой зал библиотеки, на разбросанные бумаги. Сирена взвыла снова как раз в тот момент, когда Матвей вышел на улицу и попрощался с Павлом, который успел в последний момент запрыгнуть в машину скорой, решив сопровождать старика до больницы.
        - Ну, ладно, с этим разобрались. - Он посмотрел на солнце, прищурился и позвал: - Настя! - оглянулся и спросил: - Ты не знаешь никакого Митьку Меченого?
        Но отвечать было некому. Скорая помощь стала удаляться, на смену сирене возвращались привычные звуки улицы. Шурша шинами по асфальту, проехал автомобиль. Ветер пробежался по кронам деревьев, залаяла собака, играла музыка, та самая, что привлекла внимание Анастасии. Праздник начался, скоро ученики местной школы пройдут парадом по одной и перекрытых улиц.
        - Настя! - снова позвал Матвей. И снова не получил ответа. - Что за… - он заглянул за угол здания, то там тоже никого не было. - Куда ты пошла?
        Бравая музыка оборвалась. Матвей ощутил первый укол беспокойства. Совсем легкий. Скорей всего Настя пошла на праздник, он любопытна, как и все женщины, а он сам пробудил в ней определенную смелость, вывел из дома, купил чашку чая и пирожное. Он имел несчастье напомнить ей, что мир все еще большой и интересный.
        - И вот теперь она ушла, - сказал Матвей вслух и чертыхнулся. - А ведь обещала ждать.
        28. Их день (11:00) -2
        Теперь вместо прогулки, вместо праздничного представления, рожков мороженым, масляных пакетов с кукурузой и глупых, но таких смешных, деревенских танцев, ему предстояли поиски. Хотя, Настя вряд ли могла уйти далеко и праздник, что он для нее запланировал, все еще может состояться.
        Матвей перешел через дорогу и уже почти ступил на тротуар, когда зазвонил телефон. Мужчина на ходу достал аппарат, рассеянно поднес к уху и бросил отрывистое: «Да».
        Знаете, есть интонации, после которых даже торговые представители, обзванивающие до ста номеров за час, предлагающие «бесплатную диагностику пластиковых окон», предпочитали извиниться и положить трубку.
        Но его собеседник не был торговым агентом. Странный голос задал ему всего один вопрос, и Матвей замер, так и не ступив на тротуар.
        Неизвестный спросил:
        - Ничего не потерял?
        В голосе слышалась издевка и какая-то странность. Собеседник говорил будто издалека, словно он накрыл микрофон тканью. Носовым платком или пальцем.
        - Что? Кто вы?
        - Давай, без глупых вопросов и глупых ответов. Твоя девка у меня. - На том конце провода… Странно, он все еще думал о проводах в век цифровых технологий. На том конце провода раздался глухой смешок. - Знаешь, я так до конца не верил, что она человек! Господи, неужели, я произнес этот бред вслух? Человек? - Собеседник снова рассмеялся, странный звук, словно в кастрюлю крупы насыпали.
        - Где Настя? - резко спросил Матвей, прерывая этот «сыпучий» смех.
        - У меня. Меняю девку на клад Завгороднего.
        - Ах ты, лиходей негораздый, ах, жучило лободырный, панибрех… - раздался в трубке голос девушки, и мужчина ощутил некоторую двойственность. С одной стороны невероятное облегчение, что снова слышит ее голос и такие смешные ругательства, а с другой…. С другой он ощутил, как в нем разгорается злость. Невероятная ярость от того, что кто- то посмел забрать у него Настю. Двадцать первый век на дворе, а он ощущает себя чуть ли первобытным человеком, готовым снять голову с любого, кто посмел прикоснуться к его женщине. Да, маразм крепчал.
        - Заткнись! - рявкнул собеседник и ругательства стихли. Матвей сжал трубку так, что затрещал пластик. - Это хорошее предложение, - уже для него произнес незнакомец, - советую согласиться, у меня не так много времени. У нее не так много.
        - Клада нет, ты… идиот! - рявкнул Матвей в трубку так громко, что идущая по тротуару женщина шарахнулась в сторону. - Слышишь?
        - Я-то слышу, а вот ты меня похоже нет. - В голосе похитителя появилось раздражение. - Мне нужен клад. И я получу его еще до заката, иначе девка умрет. Опять. - Он снова хихикнул. Матвей никогда раньше не задумывался над тем, насколько отвратительно звучит хихиканье из уст взрослого мужчины.
        - Клада нет!
        - Прискорбно, значит, девка совершенно точно умрет, на этот раз, надеюсь, что окончательно. Звони, когда изменишь мнение, - сказал незнакомец, и Матвею в уши полились короткие гудки отбоя.
        Мужчина посмотрел на экран, номер хоть и определился, но был ему совершенно неизвестен. Матвей ощутил мимолетный порыв набрать его и рассказать голосу всю правду о его, похитителя, родословной, соседях, его умственных способностях используя для этого исключительно нецензурные словосочетания. Но усилием воли сдержался. У этого урода Настя, и нужно действовать исходя из этого, думать не о себе, а о ней. И о кладе. О кладе, которого нет.
        Что делать? В любой другой ситуации, он бы позвонил в полицию. Пересилил свое недоверие и позвонил. Настя важнее его разногласий с гражданами в погонах. Вот только, что он мог сказать им о личности похищенной? Что она его случайная знакомая? Тогда толку от их поисков не будет, ведь ее личность напрямую связана с причиной похищения, а значит и с похитителем. А времени мало.
        Матвей вдруг услышал тиканье в своей голове, как от слишком громкого будильника, что стоял когда-то у изголовье его кровати. Время! У него очень мало времени. У них с Настей мало. Мужчина все-таки поднял аппарат и набрал номер. Правда, не тот, который намеревался.
        - Алло, - услышал он испуганный голос Сергея. - Я уже уезжаю. Вы же не передумали, нет? Вы разрешили мне…
        - Не передумал, - перебил студента Матвей. - Приезжай. И прихвати ружье отца.
        - Но… но вы же говорили, что не хотите никого… А как же ваши принципы?
        - Я их пересмотрел, - снова не дал ему договорить мужчина. - ЖДу тебя в библиотеке, она тут одна, не заблудишься.
        Он опустил телефон, оглядел улицу. На миг механическое тиканье в голове заглушило даже звуки очередного бравого марша и далекий детский смех.
        Больше всего на свете ему хотелось прямо сейчас побежать… Куда? Куда угодно. Сделать… что? Что угодно, но найти Настю. Что угодно, только не стоять на месте. Что угодно, только не медлить. Вот только он не знал, куда именно бежать и что делать. Абсолютно. Он не знал. У него не было информации ни о кладе, ни о похитителе.
        Нет. Матвей не будет звонить в полицию, он сам найдет урода и внесет правки в его личное дело.
        - Я найду тебя. - вполголоса пообещал он и заставил себя успокоиться. Заставил себя сделать вид, что спокоен.
        «Я думал, что это он, а это он» - вспомнил он бессвязный лепет старика. И быстрым шагом вернулся в библиотеку. Может, лепет не такой уж бессвязный?
        Матвей закрыл дверь, собрал упавшие со стола листки. Ему нужна информация, нужны ответы на вопросы, которым более ста лет. Давно пора ответить на них.
        На стол легли вырезки из старой газеты, вернее их ксерокопии. Зернистый оттиск на современной белой бумаге. Статья о том самом Митьке Меченом, что увел у красного комиссара целый табун лошадей.
        - Ну, табун - это вряд ли, - проговорил Матвей, разглядывая фотографию.
        - Да и «увел» - неправильное слово, скорее просто открыл ворота, свистнул и лошади разбежались. Уверен, собрать их потом, не составило никакого труда, не дикие же они были, в конце концов. - Мужчина отложил бумажки на стол. - При чем здесь Митька Меченный и красный комиссар жившие фиг знает когда? - спросил он у пустой библиотеки. - Как это поможет найти Настю? Как убедить этого урода, что никакого клада нет, пока он не…
        «Их можно убить, как обычных людей» - сказал Сергей, и Матвей едва не бросил все и не выскочил на улицу. Нет, беготней тут не помочь, даже если он оббежит все Алуфьево и заглянет в каждый дом.
        Мужчина сел за стол, на то самое место, откуда несколькими часами ранее упал старик-библиотекарь и взялся за те самые бумажки. Одна вырезка, вторая, третья. История Алуфьево в старых документах, фотографиях и мемуарах. Он читал их одну за другой, перелистывал страницы книг, пересматривал открытки и рисунки. Ничего необычного, ничего сверхъестественного, поменяй название села на любое Закобякино и ничего не изменится.
        - Я должен найти этот чертов клад! - проговорил Матвей, и его голос эхом отскочил от стен. Он поднял голову и поморщился от боли в шее. Яркий утренний свет в окне уже успел поблекнуть. Сколько он тут просидел, уткнувшись в старые бумажки? Час? Два? А результата все нет, тогда зачем же…
        - А затем, - ответил он сам себе вслух, - что альтернатива этому сидению
        - паника. Думай! Кто еще мог знать о кладе Завгороднего? Не просто слышать, а знать доподлинно?
        И он продолжил искать ответ на этот вопрос. Отчасти потому, что не понимал, что еще он мог сделать, а отчасти потому, что казалось, он видел что-то. Видел, но не обратил внимания, что-то важное. И стоит это найти… Кто-то ищет клад.
        Тик-так, тик-так…
        Кто-то похищает Настю.
        Тик-так-тик-так-тик…
        Кто-то звонит ему и предлагает обмен?
        Тик-так-тик-так-тик-так…
        Кто? Он точно местный, иначе бы… Мысли побежали по второму кругу. Матвей зажмурился. Снова зазвонил телефон. Матвей несколько минут смотрел на экран, раздумывая, а потом все же принял вызов.
        - Слушаю.
        - Мы, кажется, договаривались о встрече? - Вместе с голосом в пустую библиотеку ворвались звуки веселой песенки. - И вот я брожу тут среди одуревших деревенских дураков и мечтаю о бутылке пива. Тебе еще нужна та открытка?
        - Нужна, Андрей. - Матвей поднялся. - Где именно, ты мечтаешь о пиве?
        - У здания сельсовета, а если еще конкретнее, то у красного щита с лопатой и ведром.
        - Буду, через пять минут.
        28. Их день (11:00) -3
        - Буду через пять минут. - Он встал, подошел к двери, оглянулся на пустой зал библиотеки, а потом неожиданно для себя вернулся, сгреб со стола бумаги и швырнул на пол.
        - Ни хрена! - рявкнул Матвей. - Ни хрена тут нет! Ни клада, ни Завгороднего, ни Насти!
        Он выдохнул и, злясь на себя, вышел из библиотеки.
        Музыка продолжала играть. Матвей понятия не имел, что делать, не знал, зачем ему эта старая открытка. Ему просто нужно было выйти на воздух. Отвлечься всего на несколько минут, и тогда он поймет, что делать дальше.
        Черт, он не супергерой и не киношный сыщик, чтобы знать, как поступать в таких ситуациях.
        - Как убедить его, что клада нет? - в который раз спросил Матвей сам себя. - Как найти клад, которого нет?
        Кто-то толкнул его в плечо, мужчина обернулся, и давешний мальчишка со скейтом отсалютовал ему мороженым. Всюду были нарядные люди, кто-то даже напялил карнавальный костюм. По тротуару прошла ведьма, в другую сторону хихикая пробежало привидение с сахарной ватой в руке. Референт отца выделялся среди этой праздничной толпы, как выделяется ворон среди стойких голубей. Мелькнула мысль, что он, Матвей, выделяется точно также.
        Тик-так, тик-так, - продолжал отсчет невидимый будильник у него в голове.
        - Посмотри-ка, такой день, а ты трезвый, как стеклышко, - вместо приветствия сказал Андрей.
        - Ага, решил завязать.
        - Это деревенский воздух на тебя так действует, не иначе.
        - Ты же не поболтать меня вызвал. - Матвей посмотрел на группу школьников в костюмах то ли эльфов то ли кикимор, так сразу и не поймешь. - Открытку привез?
        - Да. Но… - Андрей многозначительно замолчал, а потом добавил: - Ты обещал кое-что подписать.
        - Ты просишь у меня автограф? - Матвей достал ручку, а референт отца два листка бумаги.
        - Что это?
        - А тебе не все равно? Признание в убийстве Кеннеди. Нужна открытка? Подписывай. Или передумал?
        - Нет. - Матвей выхватил листки, приложил бумагу красному пожарному щиту и быстро расписался. И только потом пробежался глазами по ровным строчкам текста.
        - По собственному желанию? Ты слишком щедр. - Он вернул бумаги, огляделся, увидел в толпе растерянно озирающегося Сергея, на плече парня лежал какой-то сверток. - Как там отец?
        - Мог бы сам позвонить и спросить. - Андрей убрал подписанные бумаги в портфель.
        - Упреки - это последнее, что я ожидал услышать от тебя. Так как он?
        - Не поверишь, он сейчас в клинике, волосы себе пересаживает.
        - Не верю.
        - Ну, он очень хочет соответствовать новому статусу.
        - Молодой подружке он хочет соответствовать. - Матвей убрал руки в карманы. - Зря я спросил. Про открытку не забыл?
        - Ты какой-то дерганный сегодня, - констатировал референт отца, приглядываясь к Матвею с подозрением. - Все в порядке?
        - Если я отвечу «нет», ты предложишь помощь?
        - Зря я спросил, - тут же повторил его слова Андрей и вытащил из портфеля желтоватый прямоугольник старого картона. - Держи.
        Матвей взялся за уголок открытки, как раз тот момент, когда его заметил студент-физик и замахал рукой, едва не уронив сверток, из которого торчала лопата.
        Андрей придержал открытку.
        - Не знаю, что тут у тебя происходит, но если совсем запахнет жареным, ты знаешь номер телефона.
        - Отца? Знаю.
        - Мой, придурок. Если прижмет, звони. - Референт отца отпустил уголок старой открытки.
        - Не верю своим ушам. Мир сошел с ума или ты уже осуществил свою мечту и тяпнул пива? - удивленно спросил Матвей, а Андрей отвернулся, перехватил портфель и зашагал по тротуару.
        Мужчина посмотрел на открытку, на которой в начале века неизвестный фотограф запечатлел дом Завгороднего. Другая форма крыльца, темная черепица на крыше, а в остальном тот же дом озера. За одним исключением. Озера на фотографии не было. За домом чернела яма. Нет, не яма, там чернел целый провал в земле, словно огромный открытый рот.
        «Карьер», - догадался Матвей. Карьер Завгороднего по добыче песка и щебня. Промышленник построил свой дом не озера, а у карьера.
        Словно во сне Матвей перевернул старую открытку.
        29. Ее день. Одна тысяча девятьсот третий год от Рождества Христова
        … Но она заглянула, не смогла не заглянуть, взялась за ручку двери и толкнула. Поднос с чаем все еще стоял на столе, за которым она провела так много времени, упражняюсь в чистописании. Не самые приятные воспоминания, но новые оказались еще хуже.
        Прохор Федотович стоял, покачиваясь будто пьяный. Будто хватанул вместе с папенькой пряной браги и закусил лавровым листом. Только вот этот напиток не пошел впрок управляющему. Мужчина захрипел. Чашка, которую она наполнила всего несколько минут назад, выпала из его пальцев и покатилась по толстому ковру. Прохор Федотович ухватился на спинку стула, но тот не смог удержать дородного мужчину. Мужчину, что протянул к ней руку в странном просящем жесте, а потом отступил назад. Ноги у него подогнулись, совсем как у куклы марионетки, что показывали на ярмарке. И мужчина упал. Осел, как куль с мукой, продолжая хрипеть, продолжая протягивать к ней руку, продолжая смотреть…
        Девочки всегда шептались, говорили, что никогда не забудут первый поцелуй. Она не смогла забыть первую смерть, что пришла за человеком прямо у нее на глазах. Ей всегда не везло.
        Настя сама не поняла, что отступает, пока не натолкнулась спиной на что- то. На кого-то.
        - Я же велел тебе уйти к себе в комнату. Почему ты меня не послушала? Почему никто в этом доме меня не слушает?!
        - Тятя, - позвала она, оборачиваясь. Позвала, совсем как маленькая девочка, словно ей снова было пять лет, а отец, казавшийся таким большим и сильным, подхватывал дочь на руки, а она смеялась.
        Правда, сегодня было не до смеха.
        - Настя-Настя, - попенял он.
        - Он… Он… Преставился? - Она снова посмотрела на Прохора Федотовича, а управляющий продолжал смотреть на нее невидящими глазами. Чашка валялась на ковре, вторая стояла на подносе. Стояла нетронутой. В этот момент Настя поняла. Картинка сложилась, словно панно из цветных стеклышек.
        «Обнулить активы»
        «Каторга»
        Отец с Лизаветы.
        Настин ночной поход к кабинету папеньки.
        Нянюшка.
        Чашка у ее кровати, совсем как здесь.
        Но это… Это невозможно! Это же ее отец! Это промышленник Загородний, перед которым ломают шапки дворня и батраки, с которым советуется сельский староста, на которого заглядываются вдовушки… Это папенька.
        - Зачем? - шепотом спросила Настя и посмотрела на отца будто впервые. На самом деле впервые. - Он бы сделал все, что ты приказал. Как и нянюшка.
        «Как и я» - могла бы добавить девушка, но не стала, горло сковала немота. Все вокруг показалось ей нереальным, словно в одной из рассказанных на ночь сказок.
        Пожилой промышленник травит челядь, чтобы скрыть свои странные тайны? Ха! Больше похоже на историю, с листка, что развешивает полицейское управление, или на статью в «Губернском вестнике». Настя иногда читала страшные истории о всяких лиходеях и рассматривала фотографии. Лица преступников скорее походили на свиные рыла, обрюзгшие и беззубые. С такими образинами приличному человеку и знаться-то зазорно. Увидишь, враз поседеешь.
        А папенька? Папенька был совершенно обычный. Обычный выпивоха, обычный промышленник, обычный…
        - Не твоего ума дело, - ответил он, также как отвечал всегда, схватил ее за руку и вытащил в коридор.
        Но Настя успела обернуться и бросить последний взгляд на тело управляющего, прежде чем он захлопнул дверь в классную комнату.
        - Отец! - Она почти взвизгнула, вырывая руку из его крепкой ладони, и отпрянула к стене.
        И в этот момент колокольчик над дверью весело звякнул. Она замерла, как замирает кролик, почуяв приближение хищника. Звон повторился
        - Эй, - раздался голос писаря Митьки. - Кто-нибудь! Есть кто? Отец сказал, чтобы я заехал за ним. Глашка открывай!
        - Принесла нелегкая, - прошипел папенька, а потом посмотрел на Настю и приказал: - Пригласи его в дом.
        - А потом подать чай? - спросила девушка раньше, чем осознала, что именно спрашивает.
        - Именно. - Отец усмехнулся. - А ты не такая дурочка, какой была твоя мать.
        30. Его день (16:00) -1
        Как и сказал Матвею библиотекарь, на обратной стороне открытки было написано: «Слава КПСС» и имя фотографа. «Ильин Петр Тимофеевич»- значилось в уголке старой фотокарточки.
        - Господи. - пробормотал Матвей, - я идиот. Он же все мне сказал! - И мужчина бросился обратно в библиотеку.
        - Эй! - услышал он за спиной крик не успевшего подойти Сергея.
        - Давай за мной, - крикнул не оборачиваясь Матвей.
        А в голове все продолжали отсчет невидимые часы. Он оказался в библиотечном зале меньше чем через три минуты, подбежал к столу и стал судорожно собирать с пола бумаги, которые сам и сбросил.
        - Что случилось? - Спросил появившийся следом за ним студент. Он осторожно прислонил сверток с лопатой к стене и стал помогать Матвею.
        - Настю похитили.
        - Серьезно? - Парень подал мужчине очередную копию чьей-то статьи. - Кто и зачем?
        - Кто? Хороший вопрос. Зачем? Тут проще, ему или им нужен клад Завгороднего.
        - Клад Завгороднего? - Парень аж привстал.
        - Не советую поддаваться золотой лихорадке, ни к чему хорошему это не приведет. Тем более, Настя сказала, что никакого клада нет. Я склонен ей верить. - Матвей поднялся и стал раскладывать бумаги на столе.
        - Но кто-то другой не верит? - Сергей оперся о стол. - Кто?
        - Он. - Матвей передал парню открытку.
        - Кто? - Студент стал рассматривать картонный прямоугольник.
        - Я столько времени потерял, Искал, а ответ был у меня под носом. - Мужчина поднял мятый лист, вырванный судя по всему из какой-то книги.
        - О ком ты говорите? - Студент перевернул открытку и прочитал имя: - Петр Ильин. Он же, небось, умер давно!
        - Конечно, умер, - с удовольствием ответил Матвей и пояснил: - Ты сам сказал, что призраки не трогают своих потомков.
        - А вы сказали, что Настя не оставила их, - возразил парень.
        - Давай на «ты», а то я чувствую себя чуть ли не твоим предком. - Матвей вновь сосредоточился на бумагах. - Настя не оставила. Но не он, - мужчина указал на старую заметку о том самом Митьке Меченом. - Никто не выяснял, что стало с сыном управляющего. Того самого мертвеца, что пытался вчера подвесить тебя к потолку. - Он покачал головой. - Он остался жив и вполне мог жениться и оставить потомство. Но почему нигде не встречается ни одного упоминания о сыне бывшего управляющего Завгородних? А может, оно встречается, но я его не вижу? Не замечаю? - Матвей вздохнул. - Старик несколько раз наводил меня на эту мысль, нет бы прямо сказать.
        - Какую мысль? И при чем здесь потомки какого-то Митьки? - не понял студент.
        - Погоди, дойдем и до потомков, сперва с предками разберемся. Я только сейчас смог сопоставить. Писарь Митька и Митька Меченый… Имя, конечно, распространенное, но что если это один и тот же человек? Что если… - Матвей водил пальцами по строчкам той самой вырванной из книги страницы. - Вот, нашел. - И стал зачитывать вслух: - Митька Меченый получил свое прозвище из-за шрама на щеке, а обзавелся он им в околотке, на одном из допросов парню статский советник Никаноров лицо поправил. Был Митька Ильин, а стал Митька Меченный. Сына бывшего управляющего Завгородних подозревали в душегубстве единственной дочки своего барина Анастасии Завгородней, впоследствии, этим подозрениям так и не был дан ход… Так-так… Что стало дальше с нашим Митькой? Вот оно… После революции бывший писарь пошел по «белой» линии, партизанил лесах, нанес урон… - Матвей замолчал.
        - Петр Ильин этот фотограф его потомок, - констатировал Сергей, разглядывая открытку.
        - Да. Один из. И я думаю, за всем этим стоит кто-то из Ильиных. Не из далекого прошлого, а кто-то, живущий здесь и сейчас. Вот представь, живет себе парень в деревне и с самого детства слышит рассказы о сокровищах исчезнувшего промышленника. Для него это всего лишь красивая сказка на ночь, но потом все меняется. Что могло произойти? Почему, будучи взрослым, он вдруг поверил в эту сказку? Что подвигло его к действиям именно сейчас? - Матвей посмотрел на парня.
        - Что-то вроде визита его покойного предка, например? - предложил студент. И добавил: - Я бы штаны наложил, загляни ко мне пращур на огонек.
        - А он, может, и наложил в первый раз, - покачал головой Матвей, - но потом… Как говорят, вода камень точит.
        - Ну, и кто этот «он»? Кто этот загадочный потомок?
        - Не знаю. - Матвей задумался, а потом повторил слова старика: - Я думал, что это он, а это он. Кто-то из Ильиных. Кто-то, кто всегда жил здесь всегда.
        Матвей отбросил бумажки и пошел к выходу.
        - Эй, погодите! - воскликнул Сергей, бросаясь следом и тут же возвращаясь обратно. - Да что же это?! - Студент схватил свой сверток с лопатой и снова выбежал на улицу.
        Матвей быстрым шагом направлялся к ближайшему палисаднику, перед которым на лавочке сидела пожилая женщина. Компанию ей составляла безрогая коза на привязи.
        - Добрый день, - поздоровался мужчина и спросил: - А скажите в Алуфьево все еще живут Ильины?
        - А как же, - бабка хитро прищурилась и посмотрела за студента, тащившего на плечах лопату, - всегда жили.
        Коза согласно кивнула, колокольчик на ее шее мелодично звякнул.
        - А чуть поточнее не подскажете? - попросил Матвей.
        - А тебе по што, милок? - Коза задумчиво разглядывала лопух, а бабка мужчину.
        - Морду ему хочу начистить, - ответил он чистую правду. - Вы ведь не против?
        - Окстись, - она взмахнула руками, - какой же праздник и без драки?! - Коза мекнула и стала жевать лопух. Бабка хитро прищурилась и назвала ему имя.
        30. Его день (16:00) - 2
        - Да постой же! - Закричал в который раз Сергей, и Матвей все же обернулся. Он уже минут двадцать шел через лес вдоль просеки и мало что замечал.
        - Давай быстрее, чего ты там тащишься? - Матвей посмотрел на сверток в руках у студента.
        - Блин, ты словно с цепи сорвался, как с той бабкой поговорил. Она знает, где Настя? Черт, нужно было у нее козу арендовать, пусть бы тащила… - Парень остановился и поставил сверток на землю.
        - Зачем тебе лопата? - Матвей бросил обеспокоенный взгляд вдоль просеки. Где-то там была Настя.
        - Сам же просил взять ружье.
        Матвей нахмурился и посмотрел на лопату.
        - У меня для тебя новость, ты принес не ружье, хотя, немудрено и перепутать.
        - Смешно. - Парень придержал сверток. - Как я по-твоему, поеду с ружьем в автобусе? Да я с ним даже до остановки не дошел бы. - Сергей стал разворачивать брезент, и Матвей увидел рядом с черенком, черное дуло. - Ну, раз теперь мы в лесу… - С этими словами студент протянул оружие Матвею и отчитался:- Патроны в сумке. А лопату теперь можно и выкинуть.
        - Я бы не торопился, - мужчина перегнул ствол и заглянул в дуло, потом протянул руку, в которую парень вложил коробку с патронами, - выкидывать лопату. Может пригодиться.
        - А вот сейчас мне стало страшно. - Парень задумчиво посмотрел на садовый инструмент. - Где мы и куда бежим? У нас есть план? - поинтересовался студент.
        - Есть. Пойти туда, - он указал стволом на лес, - и забрать Настю.
        - А как же клад? Где мы его возьмем? - Парень замотал лопату обратно брезент.
        - Нигде. Повторяю, клада нет.
        - И как мы убедим в этом этого… Ильина?
        - Покажем ему ружье. - Матвей зарядил ружье и поставил на предохранитель.
        - Хороший аргумент, - кивнул Сергей и поднял лопату на плечо. - А если он покажет нам свое? Или еще чего столь же опасное и интересное?
        - Вот и посмотрим.
        - Кажется, я испугался еще сильнее.
        - Главное, чтобы испугался он. - Мужчина повернулся к лесу и снова зашагал вперед.
        - Значит, плана у нас нет, - констатировал Сергей и пошел следом.
        - На месте разберемся.
        - Я так каждый раз себе на экзамене говорю, - пробормотал парень.
        Они вышли к дому, когда солнце уже коснулось верхушек деревьев.
        - А домик-то у него неплохой, - заметил парень. - Зачем ему еще и клад?
        - Видимо, этот дом его чем-то не устраивает, - задумчиво ответил Матвей, разглядывая крыльцо, темные окна, заросший крапивой и лебедой сад.
        - Хм… Похоже, что никого нет, - проговорил студент. - А ты не ошибся? Мы не ошиблись?
        - Нет. Вы ошиблись. - Раздался город голос за их спинами.
        Студент выронил лопату, а Матвей дернулся, но… Что-то уперлось ему в спину. Что-то твердое. Что-то подозрительно похожее на дуло точно такого же ружья, что он сам держал в руках.
        - Бросай, - скомандовали из-за спины.
        Поскольку лопата уже лежала на земле, мужчина рассудил, что обращается к нему, и медленно опустил оружие, а потом с каким-то странным облегчением разжал пальцы. Все-таки оружие это не для него. Это просто аргумент в чью-то пользу. В данной ситуации, не в его.
        Ружье упало на землю, кусты качнулись.
        - Можно повернуться? - Спросил Матвей. - Или мое лицо страшнее ружья?
        Упиравшееся в спину дуло исчезло, и мужчина, расценив это как согласие, обернулся. Он и в самом деле не ошибся.
        - Где Настя? - спросил он, глядя в глаза Владимиру.
        Охо с интересом обнюхала лопату Сергея. Сам парень неловко переминался с ноги на ногу и, кажется, понятия не имел, что делать. Да уж, легко смотреть боевики, где крепкие парни зубами ловят пули и освобождают прекрасных дев. А когда дело доходит до настоящей жизни, когда напротив тебя стоит мужик в резиновых сапогах, куртке средней потертости и с заряженным оружием, вся киношная крутость куда-то улетучивается.
        - Там, где ты ее не найдешь, - ответил Владимир, держа Матвея на прицеле. - А где клад?
        - Там, где ты его не найдешь, - вернул Владимиру его слова мужчина. - Похоже, мы в тупике, и это, - он выразительно посмотрел на оружие, - вряд ли поможет нам из него выбраться.
        - Посмотрим, - сосед усмехнулся. Охо вильнул хвостом. - Иди вперед. Мне нужно объяснять твоему адъютанту насколько чувствительный у этого ружья спусковой крючок?
        - Не… Нет, я обычно все схватывает на лету, - тут же ответил ему студент.
        - Топай. Охо, рядом, - скомандовал Владимир.
        И они потопали. Собака вертелась под ногами. Ружье и лопата Сергея остались лежать на земле невостребованными.
        - Что дальше? - поинтересовался Матвей и чертыхнулся, когда его нога провалилась в рытвину. Хана итальянским ботинкам.
        - Почему ты не вызвал полицию? - спросил в свою очередь сосед с интересом.
        - А вот оскорблять меня не надо. - Матвей потряс ногой, вот это я стояла вода. - Холодно, зараза.
        - Ну, тебе понадобилось много времени, чтобы выйти на меня, - в голосе Владимира прозвучало самодовольство.
        - Это потому, что я тебя не искал, пока ты меня не мотивировал. - Матвей на миг закрыл глаза. Да уж, нелегко быть героем, но придется.
        То, что Владимир Ильин не отдаст ему Настю, Матвей понял почти сразу. Понял по его словам, по небрежности, с которой он их произнес. Для него девушка не была человеком, не была чем-то реальным, поэтому он и решился на это. Похитить человека - это одно, а вот похитить призрак - это… Фэйк, миф, сумасшествие, что угодно, только не уголовно наказуемое деяние. Настя для Владимира не человек.
        «Как думаете, ей больно?»- вспомнил он слова девушки и ощутил холод.
        Владимир почти поравнялся с ним, Сергей шел позади, Охо забежал вперед и обнюхивал крыльцо. Матвей перенес вес на второй ногу и ударил своего конвоира. Хотел в ухо, но тот в последний момент что-то почувствовал и успел отшатнуться. Кулак Матвея лишь задел шею. Владимир перехватил ружье и нажал на спусковой крючок прежде, чем осознал, что именно сделал.
        Матвей не был призраком и его ранение, если не сказать хуже, имело бы совсем другие последствия. Владимир и сам испугался. Мужчина видел это по его лицу. За миг до выстрела Матвей успел перехватить дуло. Только сделал он это чисто инстинктивно, чтобы удержать равновесие. И удержал. Они с Владимиром замерли, глядя друг другу в глаза. Из дула шел дымок. Выстрел ушел в небо. Игра в поиски клада закончилась, началась реальная жизнь.
        Матвей пришел в себя первым от лая Охо.
        - Не подпускай ко мне собаку! - выкрикнул он, пытаясь выдернуть оружие из рук Владимира. Но тот не отдавал. Матвей потянул на себя, Владимир на себя, словно в глупой игре. Снова залаяла собака, а потом взвизгнула.
        - Не трогай пса, урод, - закричал Владимир.
        - Это кто еще кого здесь трогает, - обижено ответил студент, Охо согласно зарычал.
        Матвей не видел, что делает парень, чтобы не подпускать к нему пса, но пусть делает это и дальше. Охо снова взвизгнул. Владимир вздрогнул, и Матвей воспользовался его мимолетной растерянностью. Он отпустил ружье и на этот раз ударил Ильина как надо. Кулаком в живот. Его противник издал сдавленный крик, тоже выпустил оружие и согнулся. Из Владимира тоже не выйдет супергероя. А потом…
        А потом все пошло не так. Совсем не так. Ружье упало, как и полагается любому приличному ружью, которое никто не держит. Ильин не соврал, спусковой крючок был очень чувствителен. Ружье ударилось прикладом о землю и выстрелило. Опять же, как и полагается приличному ружью. «Двустволка», - подумала Матвей. - «Второй патрон».
        Не самая уместная мысль, когда кровь брызжет тебе на рубашку, но уж какая есть. На этот раз выстрел на ушел в молоко.
        - Ой, - совсем по-детски выкрикнул парень, глядя, как Владимир осел на землю.
        - Твою мать! - выразил по-своему мысли Матвей. Пес заскулил и бросился к хозяину. Матвей обернулся, парень стоял в двух шагах и держал в руках коробочку очень похожую на ту, что вчера демонстрировал в доме у озера.
        - Этот звук слышат собаки, - растерянно пояснил студент и тут же простонал: - Что теперь делать? Как же это…
        - Вызывай скорую! - велел мужчина и опустился на колени перед Владимиром. Бок соседа быстро пропитывался кровью. - Черт! - Он прижал руку к ране, чувствуя, как из тела толчками выходит кровь.
        Охо заскулил и стал торопливо вылизывать лицо хозяину.
        - Вот гадство, - прошептал Ильин, шевельнулся и застонал от боли.
        - Не дергайся, скорая уже едет. - Матвей посмотрел на Сергея, тот торопливо нажимал цифры на экране, промахивался и нажимался снова.
        - Сейчас! - Фальцетом выкрикнул парень и, наконец, поднял телефон к уху.
        - Ну и на хрена ты все это затеял? - философски поинтересовался Матвей у раненого.
        - Тебе не понять. - Владимир попытался улыбнуться.
        - Ты хоть понимаешь, как это глупо?
        - Кто бы говорил, - потомок Митьки меченого закрыл глаза, - Парень пришедший сюда за мертвой девкой.
        - Где она? - спросил Матвей. - Где?
        Но раненый не ответил.
        - Вот, держи. - Сергей опустился на колени рядом и стащил с себя футболку. - Скорая сейчас будет.
        Матвей убрал руки, и парень прижал ткань к боку Владимира. Раненый застонал, а Матвей поднялся и произнес:
        - Сиди здесь.
        - А ты?
        - Сиди. - Мужчина подбежал к двери.
        30. Его день (16:00) - 3
        - Сиди. - Мужчина подбежал к крыльцу. Мелькнула мысль, что дом окажется заперт, но едва он коснулся ручки, как дверь открылась. Матвей миновал полутемный коридор и крикнул: - Настя!
        Никто не ответил. Матвей оказался в кухне, где в раковине была свалена гора грязной посуды, заглянул в спальню, полюбовался на разобранную кровать.
        - Настя, - снова позвал он, хотя уже понял, что дом пуст. Он знал это с той самой минуты, как увидел, что дверь не заперта. Нет, еще раньше, когда Владимир спросил, почему он не вызвал полицию. Насти не было в доме, иначе Ильин не был бы столь спокоен. Привидение она или нет, сегодня она была обычным человеком.
        - Настя! - снова позвал он. Не мог не позвать.
        - Я заместо нее, - услышал Матвей голос и заглянул в следующую комнату, больше похожую на гибрид кабинета, кухни и мусорной свалки, судя по тарелкам с остатками еды, бумагам на полу и стопкам книг у окна.
        Там за столом сидел Прохор Федотович, он совершенно по обыденному пил чай и смотрел на стену, к которой была прикреплена точно такая же открытка, какую раздобыл ему Андрей. Правда, та выглядела изрядно потрепанной. Старый снимок дома, соседствовал с новым, на котором дом был таким, каким привык его видеть Матвей. Выше висела нарисованная от руки карта окрестностей, с красными пометками и стрелками. Владимир не первый день искал клад.
        - Я знал, что это вы, - сказал Матвей. Его слуха снова коснулся далекий звук сирены скорой помощи, как-то часто сегодня он его слышит.
        - И много тебе дало это знание, непутевый? - Бывший управляющий даже не повернул головой.
        - Где Настя?
        - Там, где ей полагается. На могилке. Скоро шебутная девка, - он как-то странно хихикнул, - упокоится.
        - Послушайте, вы! - Матвей подскочил к пожилому мужчине, схватил его за лацканы старомодного сюртука и заставил встать. - В эту игру можно играть и по-другому. Не только Настя сегодня человек. И не только она может сегодня упокоится, - угрожающе сказал Матвей.
        - Так давай, малец, упокаивай. Что же я словно окаянный…
        - Где Настя? - Матвей не дал Прохору Федотовичу договорить и толкнул мужчину к стене.
        - А ежели откажусь ответ держать? - с каким-то странным любопытством спросил бывший управляющий. - Пытать сподобишься, да вопрошать?
        - Возможно.
        - Тогда дерзай, малец. Покажи, во что ты горазд. Вряд ли ты меня изумишь. Не то нынче время. Али рассказать тебе, что сотворили с моим Митькой в околотке? Поведать от чего его Меченым кликать стали? А вина на нем лишь одна, что он служил этому поганому семейству.
        - Как и вы. Вы тоже служили Завгородним.
        - Да что ты понимаешь, молодчик?!
        - Я понимаю, что это сделала не Настя. - Матвей отпустил Прохора Федотовича и отступил на шаг. - Не она отправила вас и его на тот свет.
        - Уверен? - хитро прищурился бывший управляющий. - Вина не только на том кто режет глотки, но и на том, кто смотрит и ничего не делает.
        - Да. Уверен, - ответил Матвей, развернулся и вышел из комнаты, а потом и из дома.
        - Он хрипит, - проинформировал мужчину Сергей, стоило тому спуститься с крыльца. - Скорая на подходе. А где Настя? - Студент посмотрел на дом.
        - Ее там нет. - Матвей обвел диким взглядом округу.
        - Вот невезуха. - Сергей обернулся. По грунтовой дороге ехала машина скорой помощи. Солнце уже скрылось за деревьями. - Какой день испоганили.
        - Это точно, - согласился Матвей. - Он должен был быть идеальным. Я хотел сделать этот день незабываемым для нее.
        - Так иди, - неожиданно предложил Сергей. - Иди. время еще есть. Найди ее.
        - А он? - Мужчина посмотрел на раненого.
        - Ас ним останусь я.
        - Огнестрельное ранение, - покачал головой Матвей. - Они вызовут полицию.
        - И пусть, - парень пожал плечами. - Я просто приехал на праздник, заблудился, услышал выстрел, прибежал, вызвал скорую. Мало ли мужиков по пьяни с оружием играются, взять хоть батьку моего. Думаю, прокатит, только, - парень указал на ружье, - сотри свои отпечатки со ствола и мой прихвати из кустов, другого оружия тут быть не должно.
        - Черт, а ты соображаешь. - Матвей быстро протер дуло краем рубашки.
        - Детективов много смотрю, - парень улыбнулся и добавил: - Лишь бы этот, - он посмотрел на Ильина. - не наплел им чего неправильного.
        - Плести в ближайшее он ничего не сможет, а когда сможет… Знаешь, если он расскажет, что похитил призрака, его упекут в дурку. Это в лучшем случае. Признаться в неосторожности выгоднее, чем в том, чем он тут на самом деле занимался и куда вел меня под прицелом ружья. - Матвей выпрямился и добавил: - Спасибо тебе. Сергей.
        - Пожалуйста. Я просто все еще надеюсь провести исследование, так что найди Настю.
        Матвей кивнул, бросил взгляд в сторону скорой помощи и нырнул в кусты. Быстро добежал до просеки, подхватил лопату и ружье Сергея, и лишь потом остановился, пытаясь сообразить, что делать дальше. Смолкла сирена, а затем и двигатель машины, хлопнули дверцы…
        Никаких дельных мыслей не наблюдалось. Вернуться и выбить из этого полудохлого управляющего правду? Хорошая идея, но проблема в том, что он не сможет. Матвей понял это, когда смотрел в глаза тому столетнему жмурику. Прав Прохор Федотович, не те нынче времена, не те люди. Мужчина перехватил поудобнее лопату с ружьем и быстро пошел сквозь лес. Бывший управляющий Завгородних сказал, что Настя в могиле. Выхода нет. Нужно найти могилу девушки. Она где-то там у дома. Все началось с дома у озера, все там и закончится.
        Когда он подошел к дому, тот был темным. Хуже того, он был пустым. Матвей бросил лопату и ружью прямо в прихожей. На этот раз он не стал кричать и звать Настю, а быстро обошел все комнаты.
        - Где же ты? - повторил он вслух вопрос, который задавал себе мысленно бесчисленное количество раз. Огляделся, увидел на столе остатки их с Настей трапезы.
        Митька Меченный…
        Владимир Ильин…
        События и лица мелькали перед его мысленным взором.
        Прохор Федотович…
        Настя…
        Господи, она даже написала письмо, о том, что управляющий ее отца ни в чем не виноват, словно это кому-то сейчас интересно. Смешная девчонка. Матвей достал из кармана мятый конверт и бросил на стол рядом с бокалами. Это все, что у него осталось. Это и еще фотография. Старая открытка, снятая в начале века. Матвей достал картонный прямоугольник, намереваясь бросить его туда же на стол. Но вместо этого посмотрел на старое изображение. Что там говорил управляющий? Где Настя?
        31. Ее день. Одна тысяча девятьсот третий год от Рождества Христова
        Настя отворила дверь и посмотрела на увальня Митьку, что топтался на крыльце и мял в руках шапку. Странно, какие детали сохраняет память. Засаленная шапка, большие крестьянские руки писаря Митьки, и ее собственные узкие ладошки и то, как они дрожали, когда она открывала дверь.
        - Отец просил за ним заехать, - прогудел парень. - Ежели опять затемно засидятся, - он попытался заглянуть в коридор.
        «Ну же, Настя», - мысленно под начала на себя. - «Это даже невежливо держать гостя на пороге».
        Она уже открыла рот, но перед глазами стали появляться воспоминания: лежащая на своей постели нянюшка, Прохор и Федотыч, сидящий у стены в классной комнате, и отец, наверняка уже наливающий очередную чашку кофе. Теперь ей этот кофий ночами снится будет, если она вообще когда-нибудь сподобится заснуть.
        «Ну же, это всего лишь Митька!»
        Тот самый Митька, что помог ей спрятать очки Прохора Федотовича и не выдал. Тот самый, что пытался немного утешить ее утром. Глупый, неповоротливый, невозможный парень, что зачастую выводил ее из себя.
        - Беги, - прошептала девушка.
        - Что? - громко спросил он, хлопая своими глупыми круглыми глазами. Ну, пить- дать хомяк амбарный. - Куда бежать? За коим…
        - Настя! - рявкнул за спиной папенька.
        Этот крик больше походил на удар хвоста. Она знала голос отца, знала до малейших интонаций, знала, каким он может быть. Например, таким, когда он отсыпал конюху Гавриле плетей, да так, что кожа слезла. И хотя, он никогда не поднимал на нее руку, сегодня она ее почувствовала.
        Настя сделала шаг вперед и толкнула Митьку в грудь. Он отступил. Скорее от неожиданности. Такую глыбу толкай, не толкай.
        - Настька! - снова рявкнул папенька и вдруг схватил девушку за косу.
        За ту самую косу, что ей с утра заплела нянюшка. Девушка взвизгнула и схватилась за голову.
        - Дык, - растеряно буркнул Митька, когда она почти рухнула к его ногам.
        У Насти на глазах от боли выступили слезы.
        Папенька отпустил ее волосы, девушка всхлипнула, попыталась встать и тут услышала звук. Знакомый звук. С таким щелчком папенька всегда взводил курки пистолетов, прежде чем разрядить их в ворон, что слетались выгребной яме. Или в голубей. Или в мышей, что шастали по амбару, помнится все стены изрешетил…
        И тут Настя поняла, что больше не выдержит, не сможет смотреть, как умрет еще кто-то.
        - Беги! - взвизгнула она и толкнула, но на этот раз папеньку. И не просто толкнула, а бросилась ему под ноги, как обычная шелудивая псина.
        - Ах, ты! - высказался отец. - Пригрел на груди змеюку.
        Но выстрела не последовало. To ли она поторопилась, то ли рука папеньки оказалась тверже, чем она думала, но…
        Он снова стал поднимать пистолеты. На этот раз Митька их увидел, и даже до такого толстокожего увальня дошло, что происходит что-то неправильное.
        - Тятенька не надо, - захныкала Настя, совсем как в детстве. - Я не могу больше этого видеть. Не хочу!
        Настя вскочила, подобрала юбки и бросилась в темноту. Просто так, не думая ни о чем. Бежала, размазывает слезы по лицу.
        Прочь! Прочь от этих мужчин с их прожектами, недоступными женскому разумению.
        Это был порыв. Это было отчаяние. Она бежала в ночь. Доживи девушка до утра, наверняка вернулась бы домой исцарапанная, растрепанная, нацеплявшая по кустам репьев. Но она не дожила.
        Настя слишком хотела убежать. И ей это удалось. Земля вдруг исчезла из-под ног. Девушка даже успела припомнить, как однажды сказала нянюшке, что хотела бы уметь летать, а та назвала этой глупой блажью.
        - Блажь и есть, - прошептала девушка. Последнее, что она услышала, это голос Митьки, который протяжно выкрикнул:
        - Анастасия Ивановна!
        Голос, а не выстрелы. Поблагодарим, господа, за маленькие радости.
        32. Ее день (20:00)
        Солнце село. Оно садилась каждый день, с того самого дня когда она не увидела рассвета. Настя фыркнула. И встала на цыпочки, правда это не очень-то помогло. Холодная вода плескалась у самого подбородка. Чужой носовой платок во рту не давал кричать, а то бы она отвела душеньку. Девушка снова фыркнула, ткань кляпа промокла насквозь. Она уже отвыкла от этого. От холода, от ощущения сырости, от острого чувства отчаяния и опасности. Ледяная вода с привкусом тины снова попала в рот. Ступни сводило от напряжения, но если она сейчас сдастся, если опустится на пятки, перестанет до боли вытягивать шею, если отдастся на волю стихии, на волю воды, которую так не любила…
        Но Настя не сдавалась, спроси ее кто почему, не смогла бы точно ответить. Веревки врезались в запястья. Страха не было, лишь упрямство. Право слово, ей ли бояться смерти? Это по меньшей мере глупо.
        «Вот и не расстройся», - подумала она, и вода снова попала девушке в рот.
        - «Все у нее не по-людски».
        Вода плеснула в лицо. и раздражение сменилось сожалением о том, что не осталась с Матвеем там, на покрывале и не уподобилась кокотке. Может, опосля бы она уразумела, почему во время сего действа люди так стонут и закатывают глаза, словно у них падучая. Хоть было бы, о чем вспомнить на том свете, а то ведь так и помрет в девках. Опять.
        Она всхлипнула. Ледяная вода уже доходила до носа.
        Быстро, слишком быстро. Она еще не все свои грехи припомнила и не все мечты перебрала. О белом платье, например, или об атласных туфельках, об ажурных перчатках и батистовой сорочке для первой брачной ночи.
        Она сделала последний вдох, и ледяная вода закрыла нос. Все, можно больше не истязать стопы. Но вопреки собственным мыслям Настя продолжала стоять на цыпочках, продолжала тянуться вверх, до последнего смотреть на этот мир. И пусть она почти ничего не видела лишь это ужасное озеро, которое ненавидела. Когда-то давно здесь был карьер. Но месторождение истощилось, как истощается все вокруг, и что-то в матушке-земле сдвинулось. Настя не сильна в науках, чтобы правильно объяснить, но она помнила, как в один день черная яма, в которую она когда-то упала, стала наполняться темной водой. Построили мостки, с которых бабы стирали белье и, к которым ее привязал тот нехристь. А ее дом стали называть домом у озера.
        Вода поднялась до глаз, Настя закрыла их и опустилась на пятки. И все равно обидно вот так, не от рук лиходея, а от воды… Надо было позволить папеньке пристрелить Митьку, тогда не было бы у нее сейчас этих проблем. Ага, и ее бы не было.
        Настя чувствовала, как вода поднимается по лбу, как намокают волосы. А потом… Она вдруг ощутила прикосновение к плечу. Легкое, почти скользящее. Ох, только бы не змея, только бы не змея…. Хотя водяная крыса еще хуже.
        К ней прикоснулись снова. На этот раз что-то прошлось по привязанной к опоре мостков руке. Настя распахнула глаза. Вода тут же обожгла их холодом. Но сквозь толщу воды девушка смогла рассмотреть искаженное лицо Матвея. От неожиданности она выдохнула, выпуская оставшийся воздух, и замотала головой. Мужчина тут же исчез, а потом появился снова. Одновременно с этим она ощутила, как ослабли путы на запястьях. Матвей с силой потянул ее кверху. Секунда, и они вынырнули на поверхность. Девушка даже не сразу поняла это, а только когда он закричал:
        - Дыши!
        И она задышала. Матвей стянул повязку, что стягивала девушке рот. Настя выплюнула мокрый носовой платок, закашлялась и прошептала:
        - Вот ведь, пакость какая. Знала же, что мужчины мечтают, чтобы женщины молчали, но это уже перебор.
        - Молчи, - прохрипел Матвей и подхватил девушку на руки. Вода доходила мужчине почти до подбородка.
        - Вот об этом я и говорю. - Настя обхватил его за шею.
        Мужчина вынес ее на берег и замотал головой.
        - Очки, - прошептал он, - чертовы очки. Так перепугался, что прямо в них нырнул.
        Настя сняла с мужчины очки и спросила:
        - Так лучше?
        - Гораздо. Все равно ни черта не вижу, но хотя бы не мешают. Держись.
        - Держусь, - ответила девушка, с удовольствием прижимаясь к Матвею. - Как ты меня нашел?
        - Прохор Федотыч сказал.
        - Правда? - не поверила она.
        - Ага, сказал, что ты в могиле и с заходом солнца ляжешь сырую землю. «Сырую» он произнес с явным удовольствием. Еще он говорил о закате. Я не мог понять, причем тут закат, ты же не оборотень, в конце концов. - Мужчина посмотрел на девушку и прищурился.
        - Да вроде, нет, - серьезно ответила Настя. Но на всякий случай осмотрела свои руки на предмет когтей или шерсти.
        - А потом я узнал, что раньше здесь был карьер. - Матвей быстро шел вперед.
        - Папенька щебень добывал. пока месторождение не иссякло.
        - Пока ты в нем не почила. Что, кстати случилось? Озера же тогда не было, а значит утонуть, ты не могла? - Он прижал девушку к себе. - Только не говори, что это слишком интимный вопрос. Я сейчас не в том настроении.
        - А мне нравится твое настроение. - Настя провела рукой по его затылку. - Нет, я не утонула. Ты прав, озеро появилось позднее, подземные воды вышли на поверхность. И теперь с восходом солнца вода убывает, а с его заходом возвращается. - Она вздохнула, факт такого непостоянства озерной воды расстраивал ее неимоверно.
        - Вот и я не сразу сообразил, при чем здесь закат. Это ж надо до такого додуматься, привязать девушку к опоре мостков и оставить умирать. Вода поднимается, человек погибает. - Мужчина продолжал идти вдоль кромки воды, из-за деревьев показалась крыша Настиного дома.
        - Ну, мне не впервой, - сказала Настя и, жмурясь от счастья, добавила: - А тогда я упала и свернула шею. - И тут же наябедничала: - Но папенька всем сказал, что это Митька меня столкнул в карьер.
        - Я уже понял, что промышленник Завгородний выдающийся во всех смыслах человек. - Матвей стал медленно подниматься по тропе от озера к дому. - Скажи, а почему он не похоронил тебя там, у реки, где стоит памятник? Почему он прикопал там няньку? И где ты? В озере?
        - Ага. Даже могу показать, где именно, - она завертелось у него на руках.
        - Не сегодня. И все же, прикопать дочь в лесу гораздо проще, чем спускаться в карьер. Я ведь правильно понял, тело сначала достали, предъявили полицейским, а потом спустили обратно? По мне глупость великая. Твоего отца никто не подозревал, так почему не указать на Митьку, как на виновника и спокойно предаться горю? Или… - Матвей замолчал и посмотрел на замершую на его руках Настю. - Что могло изменить его планы? Сменить неосвещенную землю на карьер? - Девушка вздохнула, - Так именно в этом все и дело? В земле?
        - Да, - тихо ответила она. - Я не удержалась. Не смогла. Да и не понимала я тогда ничего. Все больше злилась. Вот и нагрянула к папеньке родному, на судьбинушку свою нелегкую пожалобиться.
        «Я бы штаны наложил, загляни ко мне пращур на огонек» - вспомнил он слова Сергея и представил, что мог испытать Завгородний, когда почившая дщерь заявилась обратно домой.
        - Понятно, к тому моменту Митьку Ильина уже выпустили из-под ареста, а тебя объявили самоубийцей. Хоронить тебя в неосвященной земле Завгородний поостерегся, здраво… - В этом месте девушка рассмеялась. - Или не совсем здраво рассудив, что тогда ты будешь частой гостьей в его кабинете. Или в винном погребе. - Матвей ступил на подъездную дорожку к дому, и под промокшими насквозь ботинками заскрипел гравий. - Но почему карьер? - Вместо ответа девушка положила голову ему на плечо, он почувствовал, как она дрожит от холода. - А потому… - Он задумался и тут же сообразил. - Потому что он-то как раз и был освящен.
        - Конечно, каждое начинание, дабы оно было угодно господу нашему, освещал отец Михей. Еще когда первый ком земли вытащили. - Голос девушки тоже чуть подрагивал.
        - Значит, он рассудил, что освященная земля удержит тебя. Удержала?
        - Не земля, - тихо сказала она, - а…
        И он сам за нее закончил:
        - Вода. - Матвей открыл плечом дверь дома у озера и сказал: - Мы пришли.
        Он прошел по коридору, и с облегчением поставил девушку рядом с дверьми ванной.
        - К-к-как ж-ж-же холодно. - Настя поняла, что у нее зуб на зуб не попадает.
        - Туфлям хана, - пробормотал он, отбрасывая сырую обувь, и скомандовал: - Раздевайся, - а потом стащил с себя мокрую рубашку.
        - Что прямо так сразу? - уточнила Настя и зачем-то сжала воротник платья, прикрывая горло.
        - Знаешь, это платье, - Матвей оглядел ее с ног до головы, - мокрым не оставляет много возможностей для полета фантазии.
        - Ой! - Она бросилась в ванную и захлопнула перед ним дверь.
        - Воду умеешь включать? - крикнул Матвей.
        - Уж как-нибудь уразумею, - ответила Настя, разглядывая блестящие вентили, она и в самом деле не раз видела, как это делают постояльцы, вроде ничего страшного, ни у кого потом пальцы не отсохли.
        - Тогда мойся, а я сейчас принесу одежду.
        - Что-нибудь потеплее. - крикнула она, приближаясь к ванной. - Например, панталоны с начесом, как те. что мне нянюшка на мытном рынке купила.
        33. Его день (22:00)
        Матвей наскоро вытерся полотенцем и переоделся. Прищурившись, он оглядел комнату, она казалась немного нечеткой.
        - Не это ищешь? - Услышал мужчина знакомый голос. Девушка вошла в гостиную и протянула ему очки. Он надел их и снова посмотрел на Настю. девушка стояла посреди комнаты в его свитере, который он сам несколько минут назад отнес в ванну. С панталонами в его гардеробе было напряженно.
        И вот она вернулась…. В одном свитере…
        Ох, зачем она об этом подумал? Наверное. что-то отразилось в его взгляде, потому что девушка вдруг стала одергивать низ кофты. который доходил ей почти до коленей, чем только привлекала внимание к ногам. Эх, было бы чего стесняться. Ноги у Насти были совершенно замечательные, такие грех прятать.
        - Знаешь, я хотел сделать этот день идеальным. А они его испоганили. Хотел встретить рассвет, хотел сводить тебя в кино, купить платье, в конце концов.
        - Значит, в моем платье я все же тебе не очень нравлюсь? - с обидой спросила девушка.
        - Ты мне в любом платье нравишься. А уж без платья… - Матвей закрыл глаза, в основном чтобы не видеть полуодетую девушку, не хотеть прикоснуться к ее влажным после ванны волосам, заглянуть в лицо…
        - Но он еще не закончился. - Услышал Матвей ее голос, открыл глаза и понял, что она стоит рядом с ним. Слишком «рядом». - А посему… - Она положила руку ему на грудь и сама испугалась своей смелости. Он понял это потому, как дрогнула ее узкая ладошка.
        - Не стоит так говорить, - хрипло пробормотал он.
        - Почему? - Кажется, ей и в самом деле было интересно.
        - Потому что ты понятия не имеешь, о чем говоришь. - Он накрыл ее руку своей.
        - Вот именно. - Она встала на цыпочки и положила вторую руку ему на плечо. - Именно об этом я и жалела там, у опоры, стоя со связанными руками. Жалела, пока захлебывалась водой. Как бы неловко получилось, предстань я пред очи создателя с такими греховными помыслами…
        - А вот о греховных помыслах прошу рассказать поподробнее. - Он положил на руки девушке на талию.
        - Матвей, прошло уже сто лет, а ничего не меняется. Мир движется вперед, а я застряла, как муха в меду. Веду себя как столетняя старая дева. говорю как столетняя дева, ношу столетнее платье…
        - Настя… - попытался остановить поток ее слов мужчина.
        - Я не знаю, почему застряла здесь, но знаю, что мне это надоело.
        - Настя…
        - Не прерывайте меня, Матвей Ильич, вряд ли у меня достанет смелости повторить все это. Ну вот, сбили меня с панталыку. На чем я остановилась?
        - Понятия не имею, - честно ответил Матвей, наклонился и тронул губами ее губы.
        - Ты ведь тоже думал об этом? - прошептала она. - Если скажешь «нет», я тебя ударю, - пообещала Настя и уже сама поцеловала его. На этот раз вышло лучше. Она быстро училась.
        - Не скажу, - пообещал он. - Не в моих правилах врать.
        Он замолчал, продолжая целовать ее. Девушка прижалась к нему. Он погладил ее по спине, коснулся груди, даже сквозь толстую ткань свитера ощутив ее мягкость, и… Настя окаменела, словно статуя. Всего на одно мгновение.
        - Боишься? - спросил он, но рук не убрал.
        - Нет, - соврала она и закрыла глаза.
        - А вот я боюсь, - признался Матвей. - До чертиков.
        - Заканчивайте богохульствовать, Матвей Ильич, и покажите мне… Покажи мне… - Она не смогла закончить предложение, но он понял.
        - Покажу, - пообещал мужчина. Он запустил руки ей волосы и поцеловал Настю в шею. Она положила ладони ему на плечи, потом коснулась затылка. Ее руки были такими маленькими, такими нежными. Матвей наклонился и, взявшись за резинку собственного свитера, который на девушке смотрелся просто сногсшибательно. стал поднимать его. Сантиметр за сантиметром.
        - Вот теперь мне страшно. - Настя распахнул глаза.
        - Передумала?
        - Нет, просто извещаю.
        Он задрал свитер выше. одновременно касаясь руками бедер девушки. Светлая кожа напоминала шелк.
        - А можно мне? - спросила прерывающимся голосом Настя.
        - Можно что?
        - Тоже коснуться тебя.
        - Не спрашивай. коснись.
        Она так и сделала. Зеркально повторила его жест, задрала мужскую футболку и провела ладонями по груди. Отдернула. словно обжегшись. а потом положила руки обратно. Провела по животу. опустилась ниже поясу брюк.
        Наверное. именно это убедило его. что Настя не шутит. Не ее слова. а вот это движение. когда она испугалась, но снова прикоснулась к нему.
        И Матвей не соврал. ему тоже было страшно. Он боялся облажаться.
        Вместо того, чтобы раздеть девушку, он стащил майку, которую надел всего несколько минут назад. Стащил и отбросил сторону. А потом подхватил девушку на руки.
        - Что? - спросила она.
        - Хочу сделать все, как полагается. Не на полу в гостиной, а в спальне на нормальной кровати.
        Она не ответила, продолжая смотреть на мужчину. Только на него.
        Он не помнил, как вышел из комнаты, не помнил, как оказался в спальне, помнил только ее огромные глаза. Помнил, как поставил ее перед кроватью, как снова взялся за край длинного свитера и на этот раз снял его, все также продолжая смотреть на девушку. На секунду ее лицо оказалось закрыто тканью. А потом свитер упал к ее ногам.
        Настя зажмурилась и попыталась закрыться руками.
        - Не надо, - попросил он.
        - Не могу, - прошептала девушка. - Очень хочется залезть под одеяло. - На ее щеках расцвели алые пятна.
        - Так лучше? - спросил Матвей и с непередаваемым удовольствием прижал Настю к себе, ощущая прикосновение ее груди к своей.
        - Да. Но я очень близка к тому, чтобы передумать. - Он ощутил дрожь ее тела. Если она дрожала вполне ощутимо, то он дрожал внутренне.
        - Тогда мне стоит поторопиться, - сказал Матвей больше для себя, чем для нее.
        Матвей сделал шаг вперед. Они сделали.
        Он положил девушку на кровать…
        Как она на него смотрела, словно олененок на охотника. Олененок, который надеется, что охотник не выстрелит. Она не отрывала от него взгляда ни на минуту, ни пока он стягивал брюки, ни пока ложился рядом.
        Черт, все было не так, как он привык. Он никогда не оценивал свои действия, никогда не медлил, не замирал в нерешительности, прежде чем, положить руку на грудь девушки. Никогда не ловил с таким восторгом и нетерпением чужое дыхание, не пил его, словно самый сладкий из нектаров.
        А когда она снова положила пальцы ему на живот, совсем тихонько и несмело, тогда… Едва все не закончилось. И пусть он никогда в этом не признается, но так и было. Настя убрала руку, и он едва слышно застонал от разочарования.
        - Что? - испуганно спросила девушка. - Я сделала что-то не так?
        - Нет. - Он накрыл ее руку своей. - Хотя я понятия не имею что считалось правильным сто лет назад.
        - Ну, правильным считалось ждать мужа в темноте спальни под одеялом. Не открывать глаз и не шевелится, пока он не закончит. А еще рекомендовалось во время этого действа читать молитву святой богородице…
        - Звучит романтично. Тогда можешь не смотреть, пока я буду делать так, - Матвей прикоснулся губами к плечу Анастасии, потом к ключице, потом к груди.
        Девушка всхлипнула. Какой музыкой прозвучал для него этот звук.
        - Не смотри, просто позволь мне… - Мужчина не договорил. Потому что слова кончились, остались лишь чувства, лишь ощущение ее дрожащего тела, ее гладкой кожи под его руками, ее теплых губ, когда он касался их языком. Плавных изгибов, когда он оказался сверху. Дрожащих рук, которые он прижимал к подушке. Дыхания, которое он поймал, когда раздвинул ее бедра своими.
        Матвей ощутил, как она напряглась. Она даже пробормотала что-то ему на ухо. Что-то испуганное. Но не попыталась освободиться. Она лишь распахнула глаза, продолжая смотреть на Матвея. И он утонул в них. Утонул в ней, едва сделав одно движение. Такое медленное и такое сладкое. И прошептал: «Прости». А может, лишь хотел прошептать. Настя едва заметно вздрогнула, и тут же доверчиво обняла его за шею руками.
        Если бы до этого у него оставались хоть малейшие сомнения, то в этот миг Матвей точно понял, что пропал. Раз и навсегда. Но он знал это и раньше. Так что…
        Всего на секунду он ощутил преграду, а в следующий миг он уже был внутри девушки, инстинктивно она обхватила ногами его талию.
        - Настя, - прошептал он.
        - Что, уже все? Уже можно открывать глаза? - Она вцепилась руками ему в плечи.
        - Нужно. Потому что самое интересное еще впереди, - пообещал Матвей.
        И сдержал обещание. Сдержал, когда сделал еще одно движение, сдержал, когда она ахнула и выгнулась ему навстречу. Он никогда не забудет эти минуты, никогда не забудет ее робких прикосновений. Никогда не забудет, как пробуждал ее тело для нового неизведанного удовольствия, заставлял тянуться к нему, заставлял стонать и стонал вместе с ней. Он почти кричал, врываясь нее все быстрее и быстрее. Впивался в ее губы и ловил ее крики. Дрожал в предвкушении вместе с ней, и вместе с ней упал в пропасть. Ощутил, как она напряглась, хрип сорвался с губ девушки, а потом что-то внутри нее стало содрогаться и он, наконец, дал себе волю, зарычал, ворвался в нее до конца, и… Все остальное перестало иметь значение.
        Не только он пробудил ее тело для удовольствия, но и она пробудила его, заставила взглянуть на мир по-другому, заставила его осознать, кто он такой и чего хочет. А он хотел ее. Только ее.
        Матвей уткнулся лбом в подушку, чувствую, как девушка тяжело дышит ему шею.
        - Ох, - прошептала она и видимо для надежности повторила еще два раза:
        - Ох! Ох!
        - Это лучший комплимент, который я когда-либо слышал. - Матвей улыбнулся и перекатился не размыкая рук. Настя оказалась сверху. Она доверчиво приникла, почти упала ему на грудь.
        - Теперь… - Девушка шумно выдохнула и повторила: - Теперь я понимаю, о чем шептались Гулька с Глашкой. И чем бахвалились батраки. Ох! - В ее голосе слышалась улыбка. - Ты тоже будешь бахвалиться?
        - Обязательно, - пообещал Матвей. - Как не похвастаться такой девушкой.
        - Девушкой? - спросила Настя, приподнялась и заглянула ему в глаза. - Я для тебя девушка?
        - Ух, ты! Выяснение отношений сразу после секса? - Мужчина едва не рассмеялся, а потом став серьезным добавил: - Моя девушка. - Он сделал ударение на первом слове. - Не нравится? Какое определение тебя устроит? Возлюбленная? Невеста? Жена?
        - Последнее звучит неплохо, - Настя положила голову обратно ему на грудь.
        - Все девчонки одинаковые, только и думают, как захомутать парня.
        - Ну, твое кольцо у меня уже есть, - стала рассуждать она, и не успел он уточнить, какое кольцо Настя имеет ввиду, как та продолжила: - И если ты будешь столь любезен, надеть его мне на палец перед лицом господа… - Она не договорила, удовлетворение в ее голосе сменилось горечью. - Только вот все это ненадолго. Скоро я снова стану мертвой.
        - Хочешь, пойдем найдем кого-нибудь, - шутливо предложил он, - Укокошим, ты впитаешь его жизнь, и мы останемся вместе. На веки вечные, пока смерть не разлучит нас.
        - Правда? - серьезно спросила Настя. - Ты сможешь быть со мной даже после этого?
        - Нет, - не стал кривить душой Матвей. - Не смогу. Есть хорошая пословица: на чужом несчастье свое счастье не построишь… Или как-то так.
        - Или как-то так, - эхом повторила девушка и собиралась сказать что-то еще, но ее прервал звук.
        Не особо страшный. Звон падения. Так тарелка ударяется об пол и разлетается на сотню маленьких осколков. Или чашка.
        - Что это? - девушка приподнялась.
        - Сейчас узнаем.
        Матвей позволил девушке слезть с него, вскочил и стал торопливо надевать брюки. Настя снова напялила его свитер. Господи, есть ли что-то более сексуальное, чем вид твоей любимой девушки в твоей одежде? Вряд ли.
        - Оставайся здесь, - сказал Матвей, выходя из комнаты.
        - Ага, прям щас, Матвей Ильич, ужо села и ручки на коленках сложила. Вот венчаемся, тогда и будете распоряжения отдавать.
        34. Их день (23:40)
        Матвей направился в кухню, борясь с желанием дойти до входной двери и поднять с пола… Нет, не ружье, а лопату. Матвей окончательно понял, что огнестрельное оружие - это не для него, то ли дело врезать чем потяжелее.
        Но он подавил это желание, заглянул в кухню и по привычке чертыхнулся. Прохор Федотович сидел за тем же столом, что и они с Настей несколько часов назад и доедал подсохшие остатки романтической трапезы.
        - Что вы здесь делаете? - спросила из-за его спины неожиданно появившаяся на кухне Настя.
        - Это и мой дом тоже, - флегматично ответил бывший управляющий.
        - Здесь живу я! - Топнула ногой девушка. - По крайней мере, сегодня.
        - А я здесь умер, - спокойно ответил мужчина, отправляя в рот кусок рыбы, видимо, тоже оголодал за год. - Вернее, меня здесь убили.
        - Но это сделала не она, - резонно возразил Матвей.
        - Точно, - согласился бывший управляющий. - Она ничего не сделала.
        - Зато вы сделали слишком много. Например, наболтали Владимиру о кладе. - Матвей подошел к столу, посмотрел на разбитый бокал, на письмо, что все еще валялась среди тарелок. Глупое письмо девушки, которая пыталась что-то исправить. Вот только… - И знаете, что я думаю? Думаю, что ваших слов было маловато для того, чтобы он так слетел с катушек.
        - Если вам есть дело до Владимира, ты извещаю, он жив. Эскулапы его подлечат и будет, как новенький. Умник ваш в околотке басенки сказывает, да только господа городовые слушатели привередливые, вряд ли уверуют.
        - Жаль, что они вас не забрали, уж вы бы нашли, что им растолковать, - попеняла Настя.
        - Дык, за что ж меня забирать, я же за родственника разлюбезного, душой и сердцем радел, даже в больничный дом с ним поехал, испереживался весь. Да и документы я им показал, - Прохор Федотович прищурился, - дядьки потомка моего, вот и отпустили с миром. Бумажка она и из пса человека сделает.
        - Я думаю, - продолжал Матвей, не обращая внимания на их перепалку. - Что ваши слова легли на благодатную почву. - Мужчина поднял конверт.
        - Да что с ним разговаривать, лучше вон водой его окатить из бадейки, что отец Афанасий оставил, как знала, что пригодится, - предложила хозяйственная Настя. - Охолонет малость, может, в разум войдет.
        - Скоро полночь, вы готовы к смерти, Матвей? - Прохор Федотович поднялся и повернулся к мужчине.
        - Нет, а вы? - Матвей скомкал письмо и отбросил в сторону.
        - Что? - Впервые на лице бывшего управляющего отразилось недоумение.
        Но вместо ответа Матвей стал рассуждать дальше, очень боясь, что мысль, так внезапно пришедшая ему в голову, ускользнет:
        - Почему Владимир тебе поверил?
        - Потому что дурачина, прости господи, - высказалась Настя и Матвей повернул голову. Девушка стояла рядом с ведром и переименовалась с ноги на ногу. Выглядела она чертовски соблазнительно.
        - В вашем роду из поколения в поколение передавалась байка о кладе. Кладе, который якобы спрятали вы для Митьки, перед тем, как сбежать. И вот спустя сто лет, вы являетесь к Владимиру и тоже рассказываете о кладе. Если опустить его испуг, антидепрессанты, то бишь, водку, и попытку изгнать бесноватого предка, которые наверняка имели место, то дальше неизменно последовали бы вопросы. Чего же проще? Возьмите и осчастливьте потомка, скажите прямо, где золото бриллианты. Ан, нет. Ваша версия иная, вы говорите, что клад спрятал Завгородний, а где, вам неведомо. И Владимир вам верит. Почему? - Матвей замолчал, глядя на внимательно слушающего его Прохора Федотовича. - Потомок ваш небольшого ума, он не задает вопросов, например о том, зачем Завгороднему что-то прятать, раз уж он свалил с концами? Но это вопрос разума, а не веры. Я хочу знать, почему он так легко вам поверил? Поверил настолько, что взялся за оружие? И я же вам отвечу. Все дело в той легенде. Но сколько таких легенд ходит по миру? Да без счета. Но разница в том, что для вашей семьи это была не байка. Это была реальность, ведь так? - Бывший
управляющий молчал, не соглашаясь, но и не отрицая. - Ваши потомки знали, что вкладчиков обокрал промышленник. Они знали это, передавали это знание от отца к сыну, добавляя, что однажды, кто-нибудь из Ильиных обязательно найдет потерянные сокровища.
        - И что с того, мил, человек? Вот Глашка Седая всем сказывала, что в ее семье каждые сто лет ведунья рождается… - проговорил Прохор Федотович.
        - Но тогда назревает вопрос, откуда потомки Митьки Ильина могли знать о том, что именно Завгородний обокрал вкладчиков и, судя по всему, свалил в теплые края. А возможно, и обзавелся другим именем, я бы точно обзавелся. но не суть. - Матвей улыбнулся, потому что, глядя на бывшего управляющего, все больше убеждался, что попал в точку. - Выходит парадокс, вы не знали об ограблении, но ваши потомки знают о кладе. От кого? С чего пошла вся эта чехарда со спрятанными ценностями? Такие легенды на пустом месте не рождаются. От Митьки - писаря? А тот откуда? Вспомните, как все было. Его отец. Завгородний оплакивает дочь, самого Митьку чуть на каторгу не спровадили. До сокровищ ли тут? Если об ограблении не знали вы, то не знал и он. - Матвей отбросил скомканное письмо.
        - Но мой жених… - растерянно проговорила Настя.
        - Наверняка, уехал на юга, как сказал твой отец.
        - А трость? Я видела трость.
        - Ты видела ее каждый день. Каждый раз, когда ты смотрела на жениха, ты видела не его, а эту деревяшку, - сказал Матвей, Вспоминая слова Андрея своем собственном отце, о пересадке волос. - Ты видела калечного старика, который годился тебе в отцы. Он был старым, но не был слепым. Думаю, трость он забыл. Забыл и пошел к выходу на своих двоих, хотя бы для того, чтобы ты, Настя, посмотрела на него, как на мужчину. Хотя бы раз.
        - Но я этого не помню.
        - Конечно, не помнишь, - Матвей грустно улыбнулся. - Ты видела только трость и ничего больше. Но трость никого не обкрадывала, даже если мои предположения не имеют ничего общего с реальностью.
        - Но Прохор Федотович…
        - Никаких «но», - прервал девушку Матвей. - Прохор Федотович вместе с промышленником Завгородним ограбил вкладчиков. И мало того, рассказал об этом единственному сыну. Под большим секретом разумеется. Именно вы объехали все банки с доверенностью, или как она там раньше называлась? С верительной грамотой? Настоящей грамотой, подписанной Завгородним, и сняли все деньги. Никому кроме вас и промышленника их бы просто не выдали, какими бы бумагами и кто не тряс. Вы, Прохор Федотович, самый обычный вор.
        35. Их день (22:40) - продолжение
        - А я уже думал, что мне никто так и не скажет. - Вопреки всякой логике бывший управляющий счастливо улыбнулся.
        Настя растерянно ойкнула, когда по коже Прохора Федотовича побежала трещина. И не только по коже, а и по старомодному сюртуку, пожелтевшей сорочке, словно он вдруг стал изображением на старой картине. Одна трещина, вторая, третья…
        - Спасибо, - бывший управляющий протянул руку, вся его нарочитая злость и негодование вдруг исчезли и даже морщины на лбу разгладились, а ведь Настя помнила их с тех времен, когда таскала поданные ему к чаю пряники.
        - Обращайтесь. - Матвей пожал протянутую ладонь, а вот отнять ее уже не смог.
        - Я ведь спрашивал, готовы ли вы к смерти, Матвей? Серьезно спрашивал.
        Трещина бежавшая по руке Прохора Федотовича не остановилась, а перепрыгнула на кожу Матвея. Но вместо него закричала Настя. Матвей ощутил… Нет, не боль. Он ощутил слабость. Словно все силы разом закончились. Словно он пробежал десять километров и упал на финишной прямой. Упал, чтобы больше не подняться.
        Мужчина открыл рот, но не смог произнести ни слова. Ничего не смог, разве что опустился на колено, почти упал… Прохор Федотович опустился вместе с ним, продолжая держать мужчину за руку, продолжая смотреть в лицо.
        - Я всегда держу свое слово, я честный управляющий. Почти честный.
        А Матвей почти не слышал его, не разбирал слов, в ушах нарастал гул. Трещина на руке бежала все дальше и дальше, словно по стене со штукатуркой. От фигуры управляющего отвалился целый кусок.
        - Как это приятно, - едва разобрал он шепот Прохора Федотовича. - Впитать жизнь.
        - Ах ты, счетовод недосчитанный! Да чтоб у тебя левый столбик с правым не сходился, а жеребая кобыла соседу за недоимку отошла, - пробился сквозь гул голос Насти. Матвей отстраненно подумал, что теперь знает, каково это когда смерть подкрадывается со спины и кладет костлявые пальцы тебе на плечи. А еще воображал, что знает что-то о призраках. Ни черта он не знает.
        - Не смейте!
        - Почему? Почему только тебе можно впитать его жизнь, а не мне?
        Голоса доносились до Матвея словно сквозь толщу воды, гул стал громче, словно приблизившись.
        - Ты вобрала в себя столько, что почти светишься! Светишься жизнью!
        - Я свечусь, потому что он мой! Он мой! - эти слова Настя почти выкрикнула, и именно поэтому Матвей их услышал.
        Он с трудом сохранял равновесие, понимая, что еще несколько минут и упадет. Он успел уловить размытое движение, а в следующее мгновение Прохора Федотовича с ног до головы окатило водой. Матвей ощутил на лице прохладную влагу и тут же понял, что свободен, что сила вдруг вернулась к нему, пусть и не вся, но он может пошевелиться. Может слышать и может даже видеть тонкую царапину, что протянулась от запястья к плечу. Кровь из нее едва сочилась.
        Матвей поднял голову и увидел, как фигура бывшего управляющего осыпается, но куски не долетали до пола, а истаивали в воздухе, словно куски сахарной ваты.
        - Вот тебе, убивец окаянный, - выкрикнула Настя. - Надо бы еще святой воды у отца Афанасия выпросить. Полезная в хозяйстве вещь, всяких лиходеев отваживать.
        Прохор Федотыч продолжал осыпаться и исчезать, оставляя после себя лишь туманную дымку, совсем как на размытых фотографиях какой-нибудь общества Охотников за привидениями.
        «Сергею бы понравилось», - вдруг подумал мужчина.
        - Вот и управились, - донесся до Матвея тихий шепот, - вот и ладненько. Ты сдержала обещание. А я сдержу свое. Забирай своего человека. Береги его. Береги жизнь, которую впитала. - Голос затих, растаял, как растаяла фигура бывшего управляющего Завгородних.
        А спустя секунду висящие на стене часы издали мелодичный перезвон, отмечая начало нового дня. Полночь. День всех святых закончился. Их день закончился.
        Матвей с трудом поднялся, ноги дрожали. Но не это было самым пугающим. Самый пугающим было то, что он не мог обернуться, не мог заставить тебя посмотреть на Настю, а она…
        Она видела, как Матвей замер, словно кукла марионетка, когда кукольник снял с пальцев нити. Слышала, как мужчина шумно выдохнул, сжал кулаки, словно перед боем, и все же повернулся. Он посмотрел на нее, обвел взглядом с головы до ног, от босых ступней до растрепанных волос, задержался на голых коленках, на закатанных, бывших слишком длинными, рукавах и остановился на лице. Сразу захотелось вызвать горничную или хотя бы схватиться за расческу. Разве так подобает представать перед мужчиной? Хотя, давеча он лицезрел и не такое.
        - Ох, - только и смогла сказать девушка.
        А Матвей в один шаг преодолел разделяющее их расстояние и прижал Настю к себе. Это оказалось приятно. Даже слишком. Век бы нежилась в его теплых объятиях и не вылезала. Теплых?
        - Знаешь, а по-моему ничего не изменилось, - прошептал Матвей, целуя ее в макушку. - Для меня ты всегда будешь живой.
        - Похоже на эпитафию.
        - Ну вот, убила всю романтику, - невпопад сказал мужчина, а девушка решительно вырвалась из его рук. Высвободилась, а не исчезла.
        - Ничего не понимаю, - озадачено сказала Настя и вдруг ущипнула себя за щеку. - Я все еще жива? Что за казус?
        - Что говорят по этому поводу ваши призрачные байки? - спросил Матвей, очень стараясь, чтобы его голос не дрожал. Все это могло закончиться в один момент. Даже мелькнула мысль, что часы просто идут вперед…
        - Не знаю, но раньше такого не было.
        - Твой бывший управляющий напоследок позволил себе немного странное высказывание. - Матвей коснулся руки девушки. Кожа была теплой и гладкой, кожа, к которой хотелось прикасаться. А в глазах девушки появилось что-то такое, что-то очень похожее на надежду. И он очень не хотел обмануть эту надежду. Господи, если бы это зависело от него…
        - Он не «мой», - ответила Настя, переплетая свои пальцы с его. - Брехал он напоследок, как всегда. Я не впитывала твою жизнь. Как ты мог такое подумать?
        - Тебе лучше не знать о чем я подумал. - Мужчина зажмурился, словно мысль ослепила его, а потом повторил слова Прохора Федотовича: - Береги жизнь, которую впитала.
        - Пожалуйста, не говори так, - чуть не плача попросила его девушка. - Я никогда этого не делала, ни с одним человеком. Просто… просто один раз столкнула толстяка с лестницы, потому что он привел в мой дом актриску, нарядил в платье гимназистки и велел ей называть себя тятенькой, а сам в это время…
        - Да я не о том. - Он отмахнулся от слов девушки, словно она не в убийстве призналась, а выразила недовольство цветом платья. - Черт! - Он отпустил ее руку и взлохматил волосы, снял очки, потом снова надел. - Знаешь, я никогда таким не занимался, - растерянно признался он спустя одну томительную минуту.
        - Чем «таким»? - подозрительно уточнила девушка. Ей совсем не хотелось вести разговоры, ей хотелось, чтобы Матвей снова ее обнял. Должно быть, она пала совсем низко.
        - Блин, никогда не думал, но… Настя, он сказал: «береги жизнь, которую впитала» - со значением повторил Матвей, но девушка продолжала все так же непонимающе смотреть на него. - А что, если мы все не так поняли? Учебников-то по призракам никто не писал. Что если, «впитать жизнь» означает не убить человека, а совсем наоборот?
        Он снова взъерошил волосы, а Настя вспомнила, что Митька Ильин тоже часто дергал себя за лохмы, когда пребывал в сильном душевном волнении, например, если кляксу поставил, али рукавом письмо свез, не просушив.
        - Не отнять жизнь, а подарить ее, - в конце концов, изрек Матвей и уставился на нее в ожидании неведомого. Неведомое задерживалось.
        - Ничегошеньки не поняла, - честно призналась девушка, когда пауза затянулась.
        - Настя, тебе нянька рассказывала, откуда берутся дети?
        - Конечно, - с готовностью ответила девушка и принялась рассказывать: - После замужества на тебя снисходит святой дух. Правда, Гулька несла какую-то дичь про капусту… - Она нахмурилась.
        - Жаль тебя разочаровывать, но снисходит на тебя совсем не святой дух. На тебя снисходит… - Он снова посмотрел на девушку с выражением, значения, которого она не понимала, и даже стала переминаться с ноги на ногу. Быть человеком оказалось не так легко, ноги, например, отчаянно мерзли. - Да и капуста не причем. Настя, - он добавил в голос торжественности, - то, чем мы с тобой занимались… чем занимаются супруги в спальне… черт, разве я должен говорить о пчелках и птичках? Неужели ты никогда не видела, как разводят животных?
        - Ты хочешь сказать… - Настя вытаращила глаза и схватилась за живот и трагично возвестила: - Ну, все, теперь меня закидают камнями, а потом отправят в дом терпимости до родов, чтобы не попадалась на глаза благовоспитанным барышням, а оттуда ужо в бордель…
        - Ага, скажи только в какой. - Он схватил девушку и прижал к себе. - Я обязательно тебя навещу.
        Вместо ответа она стукнула его кулачком, а потом растерянно замерла и очень тихо, так что он едва расслышал, спросила:
        - А что если это неправда? А что если правда и будет ребенок? А что, если после родов, я снова стану призраком? Что если…
        - Будем решать вопросы по мере их поступления. У нас же теперь свой специалист по призракам имеется, он горит энтузиазмом изучить этот вопрос до конца. Да и потом, день всех святых будут праздновать снова и устроить так, чтобы ты рожала каждый год совсем не сложно.
        - Правда? - она доверчиво заглянула ему в глаза. - Такое даже Гульке не удавалось, а уж ее то плодовитость всем в пример ставили.
        - Так то Гулька. - Матвей закрыл глаза и произнес слова, который больше походили и на просьбу или молитву: - В любом случае, у нас будет этот дом и этот день. И еще…
        - Что? - испуганно спросила она.
        - Мне все-таки придется купить тебе платье.
        Конец