Зануда Виктория Самойловна Токарева
Повести и рассказы #
Виктория Токарева
Зануда
* * *
Нудным человеком называется тот, который на вопрос: «Как твои дела?» - начинает рассказывать, как его дела…
Женька был нудным. Он все понимал буквально. Если он чихал и ему говорили: «Будь здоров», отвечал: «Ладно». Если его приглашали: «Заходи», он заходил. А когда спрашивали: «Как дела?», начинал подробно рассказывать, как его дела.
Люся и Юра не считались нудными, понимали все так, как и следует понимать: если их приглашали - «заходите», они обещали и не заходили. На пожелание «будьте здоровы» отвечали «спасибо». А на вопрос «как дела?» искренне делились: «Потихоньку».
Юра закончил один институт, а Люся два - очный и заочный. У нее было наиболее высокое образование по сравнению с окружающими. Образование, как известно, порождает знание. Знание - потребность. Потребность - неудовлетворенность. А неудовлетворенный человек, по словам Алексея Максимовича Горького, полезен социально и симпатичен лично.
Люся была полезна и симпатична, чем выгодно отличалась от нудного Женьки. Они жили на одном этаже, но никогда не общались, и линии жизни на их ладонях шли в противоположных направлениях. Поэтому появление Женьки на пороге Люсиного дома было неоправданным, тем не менее это случилось в одно прекрасное утро.
- Здравствуйте,- сказала Люся, так как Женька молчал и смотрел глазами - большими и рыжими.
- Ладно,- ответил Женька. Слово «здравствуйте» он понимал как обращение и понимал буквально: будьте здоровы.
Люся удивилась, но ничего не сказала. Она была хорошо воспитана и умела скрывать свои истинные чувства.
- У меня сломалась бритва,- сказал Женька. Голос у него был красивый.- Я бы побрился бритвой вашего мужа. Но это зависит не только от меня.
- Пожалуйста.- Люся не умела отказывать, если ее о чем-нибудь просили.
Она привела Женьку на кухню, положила перед ним бритву и зеркало, а сама ушла в комнату, чтобы не мешать Женьке и чтобы написать корреспонденцию о молодежном театре. Написать было не главное, а главное - придумать первую фразу, точную и единственно возможную. Заведующий отделом информации обязательно требовал первую фразу. Если ее не было, он дальше не читал.
Люся попробовала сосредоточиться, но за дверью жужжала бритва, и в голову лезли посторонние мысли. Например: хорошо бы в этом году ей исполнилось не 27, как должно, а 26, а на следующий год 25, потом 24 и так до двадцати. Тогда через семь лет ей было бы не 34, а 20.
Мысли эти не имели ничего общего с молодежным театром и не годились для первой фразы. Люся вылезла из-за стола и пошла на кухню, чтобы узнать, как продвигаются Женькины дела.
Дела продвигались медленно, возможно, потому, что смотрел Женька не в зеркало, а мимо - на стол, где стояла банка сгущенного молока, творог и «Отдельная» колбаса.
Люся поняла, что Женька хочет есть.
- Налить вам чаю?- спросила она.
- Как хотите. Это зависит не от меня.
Люся удивилась, но ничего не сказала. Она не хотела разговаривать, чтобы не рассредоточиться и сохранить себя для первой фразы.
Она налила ему чай в высокую керамическую кружку, подвинула ближе все, что стояло на столе.
Женька молча начал есть. Ел он быстро - признак хорошего работника, и через пять минут съел все, включая хлеб в хлебнице и сахар в сахарнице. Потом он взял с подоконника «Неделю» и стал читать. Что-то показалось ему забавным, и он засмеялся.
- Вы поели?- спросила Люся.
Она ожидала, что Женька ответит: «Да. Большое спасибо. Я, наверное, вас задерживаю, я пойду». Но Женька сказал только первую часть фразы:
- Да.- «Спасибо» он не сказал.- Я вам мешаю?- заподозрил он, так как Люся продолжала стоять.
- Нет, ну что вы…- сконфуженно проговорила она и ушла в другую комнату.
Она слышала, как Женька переворачивает страницы. Потом что-то грохнуло и покатилось - видимо, со стола упала тарелка или керамическая чашка.
Люсе не жалко было ни тарелки, ни чашки, а жалко утреннего времени, которое она так ценила и которое уходило зря. Люся почти материально ощущала в себе талант и отдавала его людям. Обычно она делала это по утрам, но сегодня ей помешал Женька, и Люся чувствовала свою вину перед человечеством.
И Женька тоже чувствовал себя виноватым.
- Я уронил…- сказал он, появившись в дверях.
- Ничего,- равнодушно ответила Люся,- не обращайте внимания.
- Хорошо,- согласился Женька, кивнул и прошел к письменному столу.
Женька побрился и поел, выкурил хорошую сигарету, прочитал «Неделю» от корки до корки, до того места, где сообщался адрес редакции. А теперь ему хотелось поговорить. Ему хотелось, чтобы его послушали.
- А меня с работы выгнали,- доверчиво поделился Женька.
- Где вы работали?- поинтересовалась Люся.
- В клубе жэка. Хором руководил.
- Интересно…- удивилась Люся.
- Очень!- согласился Женька.- Когда дети поют, они счастливы. Хор - это много счастливых людей.
- Почему же вас выгнали?
- Я набрал половину гудков.
- Каких гудков?
- Ну… это дети, которые неправильно интонируют. Без слуха…
- Зачем же вы набрали без слуха?
- Но ведь им тоже хочется петь.
- Понятно,- задумчиво сказала Люся.
- Конечно,- вдохновился Женька.- А начальница не понимает. Говорит: «Хор должен участвовать в смотре». Я говорю: «Вырастут - пусть участвуют, а дети должны петь».
- Не согласилась?- спросила Люся.
- Она сказала, что я странный и что ей некогда под меня подстраиваться. У нее много других дел.
Женька затянулся, и полоска огонька на его сигарете подвинулась ближе к губам, а столбик из пепла стал длиннее. Он стал таким длинным, что обломился и мягко упал на Женькин башмак, а с башмака скатился на ковер.
- Уронил…- удивился Женька, внимательно глядя на ковер.- Я могу поднять…
- Не надо,- сказала Люся. Она испытывала раздражение, но не хотела это обнаружить.
Женька посмотрел на нее, и Люсе почему-то стало неловко.
- Не надо,- повторила она.- Это мелочь…
- Ну конечно,- согласился Женька. Для него это было очевидно, и он не понимал, зачем об этом говорить так много.
Женьке было тепло и нравилось смотреть на Люсю, и он рассказал ей, как правильно приготовить водку; для этого нужно в бутылку «Столичной», которая покупается в магазине за три рубля семь копеек, бросить несколько кристалликов марганцовки, которая продается в аптеке и стоит гораздо дешевле. Через два дня эту водку следует процедить сквозь вату, на вате останется осадок - черный, как деготь, а водка идет голубая и легкая, как дыхание.
Женька ходил по комнате, сунув руки в карманы, обтянув тощий зад, и рассказывал - уже не о водке, а о женщинах.
Женька знал двух женщин. С одной ему было хорошо и без нее тоже хорошо. Без другой ему было плохо, но с ней тоже плохо. Женька мечтал о третьем возможном варианте, когда с ней ему будет хорошо, а без нее плохо.
Поговорив немного о любви, Женька перешел к дружбе. Он рассказал Люсе о своем приятеле, который на спор выучил язык народности таты. Этот язык знают только сами таты и Женькин приятель, и больше никто.
От друзей Женька перешел к хорошим знакомым, а от них - к родственникам.
В пять часов с работы вернулся Юра. Увидев его, Женька остановился и замолчал.
- Добрый день,- поздоровался Юра.
- Да,- согласился Женька, потому что считал сегодняшний день для себя добрым.
Юра удивился этой форме приветствия и тому, что в гостях Женька, что накурено и пепел по всему дому, что Люся сидит в углу, сжавшись, без признаков жизни.
Все это выглядело странным, но Юра был человеком воспитанным и сделал вид, что все правильно,- именно так все и должно выглядеть.
- Как дела?- спросил Юра у Женьки.
- На работу устраиваюсь,- с готовностью откликнулся Женька.- Странная, в общем, работа, но дело не в этом. Когда человек работает, он не свободен, потому что по большей части делает не то, что ему хочется. Но, с другой стороны, человек не всегда знает, что ему хочется.- Женька вдохновился и похорошел. Он любил, когда интересовались его делами и когда при этом внимательно слушали.- Видите ли…
Женька запнулся, ему показалось, Юра что-то сказал.
- Что?- переспросил он.
- Ничего,- сказал Юра и повесил плащ в стенной шкаф.
Он вешал плащ, и лицо у него было рассеянное, и Женька понял, что слушал он невнимательно, и ему самому стало неинтересно.
- Я пойду…- неуверенно проговорил Женька.
- Заходите,- пригласил Юра.
- Ладно,- пообещал Женька и остался стоять. Ему не хотелось уходить, а хотелось рассказать все сначала, чтобы Юра тоже послушал. Но Юра молчал, и Женька сказал:
- До свидания.
«До свидания» он понимал буквально: то есть до следующей встречи. Женька ушел, а Люся легла на диван и заплакала.
Джинджи взял свой стул и сел рядом с Эльгой.
- Эльга,- сказал Джинджи,- ты замечательный человек. Это правда.
У Эльги только что окончилась одна любовь, а другая еще не начиналась. Требовалось время, чтобы после первой все улеглось.
- Не врывайся в мою паузу,- сказала Эльга.
Джинджи взял свой стул и поставил его возле Люси.
- Люся,- сказал Джинджи,- ты замечательный человек, правда. Я и раньше это предполагал, но теперь понял наверняка.
- А как ты это понял?- удивилась Люся.
- По некоторым приметам.
Люсе было интересно послушать поподробнее, но в это время в прихожей зазвонил телефон.
- Сними трубку,- попросила она Костю, который сидел возле двери с лицом талантливого трагика.
Костя думал в этот момент о том, что сегодняшний вечер - миг, и даже сто лет - миг в сравнении с вечностью. А через сто лет Кости уже не будет, и темно-серые штаны в рубчик, которые на нем надеты, переживут его имя.
Костя тихо вышел в прихожую, потом так же тихо вернулся и сел на свое место.
- Кто это звонил?- спросила Люся.
- Женя,- ответил Костя, и ни один мускул на его лице не дрогнул.
- Женька?!
- Может быть, Женька, но он сказал Женя.
Юра перестал играть, и в комнате стало тихо.
- Зачем он звонил?- спросил Юра.
- Он просил передать, что придет к вам ночевать.
- А ты что сказал?
- Я сказал: у вас гости.
- А он?
- А он сказал: ничего, пожалуйста.
Гости были не только воспитанные и талантливые. Гости были чуткие. Они не могли развлекаться, если ближнему грозила опасность.
Все сели вокруг стола и сосредоточились.
- Скажите, к вам родственники приехали,- предложил Джинджи и подвинул свой локоть поближе к Люсиному.
- Я говорить не буду,- отказался Юра и посмотрел на локоть Джинджи.- Я не умею врать.
- А я, значит, умею,- обиделась Люся.- Когда надо врать или одалживать деньги, когда надо унижаться, ты посылаешь меня.
- Пусть переночует,- выручил Костя,- не надо будет врать. И что такое одна ночь в сравнении с вечностью?
- Если он переночует одну ночь,- объяснил Юра,- он поселится здесь навсегда и завтра приведет своего приятеля.
Услышав, что ее ждет, Люся часто задышала, и брови у нее стали красные.
- А вы скажите, знакомые из Ленинграда приехали,- посоветовала Эльга.
- Я уже предлагал, не подходит,- напомнил Джинджи.- Его нельзя пускать.
- Не пускайте,- у Эльги было развито логическое мышление.- Заприте дверь, будто вас нет дома. Он позвонит-позвонит и уйдет.
В дверь позвонили. Все переглянулись. Юра быстро выключил свет.
- А почему он пришел к вам ночевать?- шепотом удивился Костя.- Это кто, родственник ваш?
- Ее друг.- Юра кивнул на жену.- Большой приятель.
- К нашему берегу вечно приплывет не дерьмо, так палка,- подытожила Эльга, имея в виду не столько Люсю, сколько себя.
Женька тем временем положил палец на кнопку, полагая, что хозяева не слышат.
Все имеет свой конец, даже жизнь. Женька тоже в конце концов снял палец с кнопки, и тогда стало тихо.
- Ушел…- тихо предположил Юра, подошел на цыпочках к двери и заглянул в замочную скважину.
Женька сидел на ступеньках возле лифта и ждал. Он все понимал буквально: раз хозяева не отпирают, значит, их нет дома. А раз их нет - они вернутся. Женька ждал, подперев лицо руками, и выражение у него было изумленно-печальное и какое-то отрешенное. А рядом на ступеньках стояла коробка с тортом, перевязанная бумажной веревочкой.
Юра вернулся в комнату.
- Сидит,- сообщил он.
- Вот это дает!- восхищенно сказал Джинджи.
- А долго он будет сидеть?- забеспокоилась Эльга.
- Всю жизнь,- убежденно сказала Люся.
- А как же нам теперь выйти?- удивился Костя.
- Никак,- сказала Люся.- Попались!
Прошло четыре часа.
В комнате было темно и тихо, слышно было, как урчал на кухне холодильник, тикали снятые с руки часы.
Юра спал на тахте. Он умел засыпать в любой обстановке и спал обычно крепко, без снов.
Возле него валетом лежал Костя, осмысливал жизнь, при этом старался отодвинуть Юрины ноги подальше от лица.
Эльга сидела в кресле и думала о том, что прошлая любовь кончилась не по ее инициативе, а новая еще не началась, и неизвестно, что приплывет к ее берегу в очередной раз.
Люся смотрела в окно, понимала, что не выспится и завтра снова не сможет работать, не сумеет сохранить себя для первой фразы.
- Джинджи,- с надеждой попросила она,- давай я скажу тебе первую фразу…
Джинджи ходил из угла в угол: страстно хотел домой. Он забыл о том, что Эльга хороший человек и Люся, по некоторым приметам, тоже хороший человек. Сейчас, когда нельзя было выйти, он больше всего на свете хотел в свои собственные стены к своей собственной жене.
- Какую первую фразу?- не понял он.- К чему?
- Ни к чему, просто первую фразу - и все.
Джинджи остановился.
- Зажмурьтесь, и закройте глаза, и представьте себе…- начала Люся.
- Зажмурьтесь и закройте глаза - одно и то же. Надо что-нибудь одно.
- А что лучше?
- Не знаю,- мрачно сказал Джинджи.
- Брось,- лениво предложила Эльга.- Кому все это надо?
- Если так рассуждать - ничего никому не надо. И никто никому. Кому ты нужна?
- И я никому не нужна,- спокойно сказала Эльга.
Люся отвернулась, стала глядеть на редкие огни в домах. Ей вдруг больше всего на свете захотелось, чтобы кто-нибудь спросил у нее: как дела? А она бы долго и подробно стала рассказывать про свои дела: про то, что гости ходят не к ним, а в их дом, потому что по вечерам им некуда деться. Про то, что начальник теряет ее работы, засовывает куда-то в бумаги, а потом не может найти. Про свою любовь, которая кончилась, и теперь, когда она кончилась, кажется, что ее не было никогда.
Но гости были людьми воспитанными. Никто ни о чем не спрашивал. Все сидели вместе и врозь. Впереди была долгая ночь и нескорое утро.
А Женька тем временем спокойно спал, уложив щеку на ладонь, и с интересом смотрел свои сны… Может быть, ему снились поющие дети.