Рабочий момент Виктория Самойловна Токарева
        Повести и рассказы #
        Виктория Токарева
        Рабочий момент

* * *
        Всеволод Соловьев стоял посреди школьного двора и играл с мальчишками в городки.
        Он сосредоточился глазами на конце вытянутой палки, мысленно провел прямую от конца палки до горки городков, потом медленно замахнулся, продолжая держать глазами эту невидимую прямую, и в этот момент перед ним, как из-под земли, возникла высокая тетя с кожаными ногами.
        - Как тебя зовут, мальчик?- спросила тетя.
        Всеволод Соловьев опустил палку и молчал. В нем медленно опадала готовность к броску.
        - Ты меня не слышишь?- спросила тетя.
        - Севка,- подсказал Павлик Харламов.
        - А сколько ему лет?- спросила тетя у Павлика.
        - Девять,- сказал сам Севка.
        - Прекрасно!- обрадовалась тетя. Наверное, она обрадовалась тому, что Севка заговорил.- Ты хочешь сниматься в кино?
        - Можно,- не сразу согласился Севка.- Только сначала я должен спросить разрешения у родителей.
        - Обязательно спросим,- пообещала тетя и достала из сумки замызганный блокнотик с выпадающими листками.- У тебя дома есть телефон?
        - Сто двадцать девять десять пятьдесят пять,- без запинки продиктовал Севка.
        - Мы тебе сегодня позвоним.
        Тетя сунула блокнотик обратно в сумку, повернулась и пошла, перебирая кожаными ногами.
        За школьным забором стояла светлая машина, на ней синими буквами было написано:
«Киносъемочная».
        Мальчишки перестали играть в городки, молча уставились на Севку, ища на его лице признаки избранности. Но Севка стоял, как стоял: тот же треугольный нос, те же глаза в ржавых ресницах.
        Чекрыгина из пятого «Б» коротко вскрикнула и помчалась за тетей, запуталась у нее под ногами.
        - А я?- спросила Чекрыгина.
        - А ты девочка,- объяснила тетя. Села в машину и уехала.

* * *
        На другой день после происшедших событий Севка сидел на кухне и ел рыбный суп, вылавливая светлые колечки разваренного лука, брезгливо развешивал их по краям тарелки.
        Он ел и слушал, как мама разговаривала по телефону, сообщала всем знакомым и малознакомым о превратностях Севкиной судьбы. Она говорила одно и то же, меняя только имена людей, к которым обращалась, и отвечали ей тоже совершенно одинаково.
        Видимо, сначала маме говорили «поздравляем», потому что она отвечала «спасибо». Потом желали «ни пуха ни пера», потому что мама отвечала «идите к черту». А потом, видимо, принимались завидовать, потому что мама успокаивала: «Ну, это еще не точно, это только кинопроба».
        Обзвонив всех по первому кругу, мама пришла на кухню, села против Севки и стала смотреть, как он ест.
        Севка ел, опустив лицо в тарелку. На голове у него было две макушки - значит, две жены. Мама смотрела на эти две макушки, два водоворотика, вокруг которых вихрились золотистые Севкины волосы. Потом сказала:
        - А я всегда знала, что в тебе что-то есть…
        - Да?- Севка поднял голову.
        - Я очень рада, что ты мой сын.
        - И я тоже очень рад, что ты моя мама,- ответил Севка, и они посмотрели друг на друга, глаза в глаза, честно и преданно, как два товарища.
        В дверях зашуршал ключ. Это из магазина вернулась Севкина бабушка, мамина мама.
        - А нашего Севку в кино зовут,- сказала мама.- На главную роль.
        Севка ожидал, что бабушка ответит то же, что и все: поздравляю, ни пуха ни пера, а потом начнет завидовать - почему именно Севке, а не ей выпал такой случай в жизни.
        Но бабушка произнесла совершенно другую, очень странную фразу:
        - Ломаете ребенку жизнь собственными руками.
        - Почему?- удивилась мама.
        - Потому что дети должны жить как дети, а не играть в игры взрослых.
        - Ты ничего не понимаешь!- сказал ей Севка.
        - Почему это бабушка ничего не понимает?- строго одернула мама, хотя считала абсолютно так же, как Севка.
        - Потому что она родилась в одна тысяча девятьсот тринадцатом году. У нее дореволюционное самосознание,- объяснил Севка.
        Через два часа с работы вернулся Севкин папа. Он долго раздевался, потом долго мыл руки в ванной, потом сел в кресло и взял газету.
        - Спроси: есть ли у нас новости?- предложила мама.
        - Есть ли у вас новости?- спросил папа.
        - Есть,- сказала мама и поежилась от счастливого нетерпения.
        Папа открыл газету и стал читать статью с подзаголовком «Конфликтная ситуация».
        - Теперь спроси: «А какая же это новость, хотел бы я знать».
        - А какая же это новость, хотел бы я знать?- повторил папа.
        - Севку пригласили на кинопробу. На главную роль!
        - А…- сказал папа.- Тогда дай поесть.
        - Ты не рад?- удивилась мама.
        - А чему радоваться? Думаешь, они одного Севку пригласили? У них таких, как он,- тысяча. Или две.
        Мама посмотрела на папу долгим, каким-то дальним взором и сказала:
        - Какой же ты, Павел, зануда. Даже обрадоваться не умеешь.
        - Утвердят, тогда и будем радоваться. А то сейчас радоваться, потом огорчаться. Нашла себе работу…
        - Вот и хорошо,- сказала мама.- Буду радоваться, потом огорчаться. Это и есть жизнь.
        Севка не стал слушать разговор до конца, взял велосипед и отправился на улицу.
        Шел проливной дождь. Дети, как куры, нахохлившись, стояли в подъезде.
        Когда появился Севка с велосипедом, все на него поглядели, и Севка почувствовал неловкость. Эта неловкость помешала ему остаться в подъезде, и он вышел прямо на тротуар, будто тяжелый дождь не имел к нему никакого отношения.
        Велосипед был большой, не по росту, доставшийся в наследство от выросшего родственника.
        Севка перекинул правую ногу и, сообщив ей всю тяжесть тела, налег на педаль. Потом привстал и перенес тяжесть на левую ногу.
        Дети стояли и смотрели, как Севка поехал, виляя приподнятым тощим задом. И всем вдруг показалось: именно так и следует проводить свое свободное время - кататься на неудобном велосипеде под проливным дождем.
        Сначала им навстречу попался живой артист Тихонов, а следом за ним шел Пушкин - курчавый и тщедушный.
        Севка снова дернул маму за руку, ждал, когда она сделает ему замечание, но мама была занята. Она все время заглядывала в бумажку, останавливалась и спрашивала: как пройти в производственный корпус.
        Ей объясняли и показывали пальцем. Мама внимательно слушала и следила за направлением пальца, который вычерчивал в воздухе сложные геометрические фигуры. Потом кивала головой, и они с Севкой снова шли в никуда, и казалось, этому кружению не будет конца.
        Наконец им повстречалась очень хорошенькая девушка в расклешенных брюках и кружевной кофточке. Она взяла у мамы бумажку и отвела их с Севкой прямо по указанному в ней адресу. Потом улыбнулась и пожелала всего хорошего.
        - Какой милый молодой человек!- похвалила мама.
        Севка с удивлением посмотрел вслед и увидел, что это действительно был длинноволосый парень.
        Севка и мама толкнули дверь и вошли в комнату.
        Стены в комнате были завешаны картинками. Возле окна стоял стол с телефоном, а за столом сидела вчерашняя тетя. Севка думал, что она узнает его, вскочит и обрадуется. Но тетя посмотрела безо всякого выражения и сказала:
        - Посидите немножко. Режиссер занят. У него совещание.
        Мама села на стул. Севка вздохнул и, заробев, прижался к маминым коленям. Мама тихо дышала ему в ухо. Он слышал холодок от ее дыхания, и от этого ему становилось спокойнее и защищеннее.
        Когда Севка оказывался с мамой далеко от дома, он любил ее особенно сильно и чувствовал за нее ответственность.
        Белая дверь распахнулась, оттуда выскочил человек с красным лицом.
        - Пойдем!
        Вчерашняя тетя подошла к Севке, отобрала его у мамы и повела за белую дверь.
        Там тоже оказалась комната с картинками. Посреди стоял стол с креслами по бокам, а в кресле сидел режиссер и смотрел на Севку. Глаза у режиссера были синие, набиты огнями, как у веселого удачливого пирата.
        Севке вдруг захотелось иметь такого родственника, чтобы видеться с ним часто, а еще лучше и вовсе от него не отходить.
        - Ну, здорово!- Режиссер протянул Севке руку.
        Севка протянул свою, и они поздоровались крепко и коротко, как два мужика.
        Севка сразу забыл и дом свой, и двор. Ему захотелось все бросить и отправиться с режиссером в пиратское плавание.
        - Присаживайся!- пригласил режиссер.- Тебя как зовут?
        - Сева.
        - А по отчеству?
        - Всеволод Павлович.
        - Ты хорошо учишься?
        - Нормально.
        Режиссер разговаривал с Севкой по мелочам, о том о сем, не сводил с него обрадованных глаз. Севка расселся в кресле, и ему совершенно не хотелось уходить.
        - А ты можешь плюнуть сквозь зубы?- неожиданно спросил режиссер.
        Севка не заставил себя уговаривать. Он подвигал щеками и шикарно цыкнул в угол комнаты.
        - Отлично!- похвалил режиссер.- Будем пробовать!
        Севка снисходительно выслушал комплимент. Он был в классе на втором месте по плевкам и мог с любого этажа попасть в центр движущейся мишени.
        - Ты когда-нибудь видел звероящера?
        Перед Севкой, поставив локти на дощатый стол, сидела девчонка с остреньким личиком, похожая на белочку или на крыску. Ведь у белок и крыс одинаковые рожи, только хвосты разные.
        - Конечно,- проговорил Севка.- Он живет у нас на даче.
        - Чушь какая! Звероящеры давно вымерли.
        Севка не нравился девчонке. Он это видел.
        - Все вымерли, а наш остался,- сказал он.
        - Стоп!- Режиссер хлопнул в ладоши.
        К Севке подошла женщина и повозила грязной губкой по его лицу. Потом поправила на голове круглую соломенную шляпу.
        На Севке были холщовые штаны и рубаха, похожие на половую тряпку, только штаны серо-коричневые, а рубаха серо-голубая.
        В огромном помещении, которое все называли «павильон», было одновременно холодно и жарко, пусто и загроможденно.
        Севка стоял под светящимися фонарями, направленными прямо на него. Было душно, муторно, и даже тошнило от какой-то тоски и общего неудобства.
        - Еще раз!- попросил режиссер.- Мотор!
        - Ты когда-нибудь видел звероящера?- спросила крыска.
        Севка посмотрел в ее ехидную рожу, и ему стало скучно.
        - Конечно, он живет у нас на даче,- проговорил он заученно, горловым голосом.
        - Чушь какая! Звероящеры давно вымерли.
        - Все вымерли, а один остался…- У Севки заболело горло.
        - Стоп!- Режиссер подошел к Севке.- Давай попробуем со мной.
        Севка увидел перед собой его глаза, и ему вдруг стало спокойно и снова захотелось идти за режиссером куда угодно, хоть в зубоврачебный кабинет.
        - Ты когда-нибудь видел звероящера?- спросил режиссер.
        Он спрашивал не вообще, а конкретно у Севки и смотрел ему в самые зрачки.
        - Конечно,- сказал Севка.- Он живет у нас на даче.
        - А разве звероящеры не вымерли?- честно удивился режиссер.
        - Все вымерли, а один остался.- Севка поднял палец, как бы подтверждая, что остался один-единственный звероящер, а не два и не три.
        - А почему он остался?
        У Севки заметались мысли, а следом за мыслями заметались глаза.
        - Потому что он попал в выгодные климатические условия,- вывернулся Севка.
        - А какие же это условия?
        - А у нас на даче болотистая местность.
        - А чем вы его кормите?
        - Папоротниками.
        Севка говорил так искренне и делал такие честные глаза, каких, он знал, никогда не бывает у людей, когда они говорят правду.
        - А почему его не берут в зоопарк?- резонно спросил режиссер.
        - А мы его не отдаем. И он сам не хочет. Он у нас дом сторожит, как собака.
        Режиссер верил и не верил.
        - А ты не врешь?- усомнился он.
        - Зуб даю!- поклялся Севка и вдохновенно плюнул в сторону.
        - Отлично!- Режиссер встал.- Мотор.
        Перед Севкиным носом щелкнули доской о доску, пробормотали какие-то иностранные слова: «кадр», «дубль». Опять возникла крыска и ехидно спросила:
        - Ты когда-нибудь видел звероящера?
        Но Севке было уже безразлично - нравится он девчонке или не нравится, жарко в павильоне или холодно, видит его мама или не видит. Он только врал и выкручивался и под конец сам уже поверил в то, что у него на даче на веревке сидит звероящер.
        Пузо у него огромное, хребет как забор, а голова маленькая. Мозгов мало.
        Севка сидит перед ним на корточках и скармливает папоротники. Звероящер меланхолично жует, перетирая папоротники травоядными челюстями, грустно смотрит на Севку и медленно мигает тяжелыми веками. Ему обидно, что все его знакомые вымерли еще до нашей эры, дружить ему не с кем и никто его не понимает, потому что у звероящера доисторическое самосознание.
        - А ты не врешь?- с завистью спросила девчонка. Ей тоже хотелось иметь на даче звероящера.
        Севка сделал энергичный жест под подбородком, который должен был означать: «Даю голову на отсечение».
        В глубине павильона засмеялись, и Севке казалось, что он слышит мамин смех.
        - Стоп!
        К Севке подошел режиссер, приобнял, положил руку ему на плечо. В голове у Севки плыло марево от жары, от счастья и от усталости, которая пошла в дело.
        Он чувствовал, что режиссер его признал, теперь он с ним одна компания, и Севкино плечо росло к его ладони.
        В глубине павильона растворилась маленькая дверь в стене. Севка сразу заметил это, потому что павильон в глубине был темный и в темноте резко высветился прямоугольник двери. В прямоугольнике возник мальчик.
        На нем была круглая соломенная шляпа, штаны и рубаха, похожие, на половую тряпку. Штаны - коричневая тряпка, а рубаха - сизая.
        Мальчик приблизился, остановился неподалеку от Севки.
        - А! Николай Иваныч!- обрадовался режиссер. Он подошел к мальчику и поздоровался с ним за руку.- Ну, как дела?
        Мальчик ничего не сказал. Он сглотнул и уставился на режиссера со счастливым щенячьим выражением.
        - Как учишься?- спросил режиссер.
        - Нормально,- сказал мальчик басом.
        - Текст выучил?
        Режиссер смотрел на мальчика с таким видом, будто он всю свою жизнь готовился к этой встрече, а сейчас настала главная минута его существования.

«А я?» - подумал Севка. Но ответом на его вопрос был другой мальчик, похожий на него. Они беседовали с режиссером о том о сем, и им было очень интересно друг с другом.
        Севка отошел в угол декорации к светлым струганым доскам, снял соломенную шляпу. Положил на доски. Хотел стащить штаны и рубаху, но тогда он остался бы в одних трусах, а это стыдно.
        Севка прошел в темную глубину павильона, подальше от фонарей. Фонари были выключены. Они притушили свой огненный глаз и отсвечивали обычным стеклянным блеском.
        Севка пошел скорее. Потом бежал. Он бежал по каким-то ходам и закоулкам, чтобы израсходовать движением духоту, скопившуюся у него под горлом.
        Севка забежал в военный блиндаж с патефоном в углу, сел на самодельную табуретку и зарыдал. Он пробовал подавить рыдания, глотал их обратно, но они вырывались из груди кашлем и стоном. А иногда воем. В какой-то момент Севка услышал свой вой со стороны и успел отметить - точно так же выл за стеной соседский щенок Ричи, была абсолютно та же мелодическая линия, идущая снизу вверх и ломающаяся на самой высокой ноте.
        Севка не знал - сколько прошло времени. Вдруг он вспомнил, что в павильоне осталась мама. Она, должно быть, бегает с перепуганным лицом и ищет Севку.
        Он поднялся с табуретки, вытер лицо рукавом чужой рубахи и постарался, как учил его папа, «взять себя в руки». Севка выпрямил спину, «посадил ее на позвоночник», выстроил каменно-презрительное выражение лица и пошел обратно, угадывая дорогу. И все время, пока шел, старался удержать на лице выражение, чтобы оно не поползло. Когда Севка вернулся в павильон, фонари еще не горели. Значит, времени прошло мало.
        К Севке сразу же подошла мама и протянула школьную форму, чтобы Севка мог в нее переодеться. У мамы был обычный вид. Севка смотрел с затаенным вниманием: держит мама лицо или это ее лицо? Но мама смотрела немножко ниже Севкиных глаз, и он не понял.
        Подошел режиссер, приобнял Севку, положил руку ему на плечо.
        - Ты не очень торопишься?- спросил он.
        - А что?- Севка напрягся, окаменел спиной и плечами.
        - Николай Иваныч весь текст забыл,- поделился режиссер.- Ты бы порепетировал с ним, пока мы тут свет ставим…
        Подошел Николай Иваныч. Остановился пригорюнившись. Виновато, медленно мигал, как звероящер.
        Севка посмотрел на его белые широкие брови и сухо сказал:
        - Пойдем…
        Они отошли к доскам. Сели на них, одинаково ссутулившись, развесив руки на острых коленях.
        - Ты когда-нибудь видел звероящера?- спросил Севка.
        - Ты когда-нибудь видел звероящера?- повторил Николай Иваныч.
        - Это я говорю,- поправил Севка.- А ты должен спросить: «Какого звероящера?»
        - Какого звероящера?- обреченно проговорил Николай Иваныч и поковырял ногтем доску.
        - Ты с кем разговариваешь?
        - С тобой,- удивился Николай Иваныч.
        - Ну вот, на меня и гляди.
        В этот момент к доскам, осторожно, брезгливо ступая, подошла кошка. Она остановилась, повернула голову и сурово, очень официально посмотрела на мальчиков.
        И Севке было непонятно: то ли эту кошку привезли на кинопробу, то ли она здесь живет.