Искушение Елена Александровна Усачева
        Пленники сумерек #5
        Романтическое путешествие Маши и Макса завершилось в Австрии, в маленьком живописном городке у подножия Альпийских гор. Там их догнала группа странных вампиров. Нежданные гости не хотели сражаться. Вместо этого они попросили Машу о покровительстве, желая, чтобы сильная колдунья приняла их сторону в грядущем конфликте. А спустя всего пару часов с той же просьбой к ней обратились Смотрители… Влюбленные оказались меж двух огней. Но не это беспокоит Машу больше всего: слишком странные сны посещают ее в последнее время, слишком часто она начинает сомневаться в себе и в Максе… Неужели что-то может угрожать их любви?
        Елена Усачева
        ИСКУШЕНИЕ
        ВЫРАЖАЮ БЛАГОДАРНОСТЬ
        ХАНСУ-ГЕОРГУ ШНААКУ ЗА ПОМОЩЬ
        В ПЕРЕВОДЕ НА НЕМЕЦКИЙ ЯЗЫК.
        Любовь — это плоть и кровь.
        Цвет, собственной кровью полит.
        Вы думаете, любовь —
        Беседовать через столик?
        Часочек — и по домам?
        Как те господа и дамы?
        Любовь, это значит… —
        Храм?
        Дитя, замените шрамом
        На шраме!  — Под взглядом слуг
        И бражников? (Я без звука:
        «Любовь — это значит лук,
        Натянутый лук: разлука».)
    Марина Цветаева
        Пролог
        В мире, где вечно все меняется, где одна секунда не похожа на другую и где, как утверждают знатоки, нельзя войти дважды в одну и ту же реку, глупо рассчитывать на постоянство. Любовь так же переменчива. Каждую секунду рождаясь, через мгновение умирает, чтобы появиться вновь. Мы же тянем на себя одеяло стабильности, порой не замечая, что все давно уже другое и для сохранения прежнего надо приложить вдвое больше усилий. Тут-то и рождается искушение все бросить и начать иную историю. Но пока не завершится старое, новое не придет, в полный сосуд воду не налить. История любви каждому выдается своя, и надо иметь терпение дослушать ее до конца.
        Глава I
        ГОРОД РАДОСТИ И ГРУСТИ
        Я счастлива.
        Странно испытывать такое чувство. Обычно счастье осознается в прошедшем времени. Сравниваешь с настоящим днем и понимаешь — счастье БЫЛО. Сейчас же оно у меня ЕСТЬ. Я держу его в ладони, и оно переливается искрящимися бликами — вот оно счастье, со мной, во мне.
        По утрам, когда я открываю глаза, надо мной распахивается голубое небо. Макс осторожно целует меня. Губы его по сравнению с вчерашним днем как будто теплее. Хотя у вампиров вряд ли есть что-то стабильнее температуры тела (равна температуре окружающей среды) да равномерного биения сердца.
        — Макс!
        — Не шевелись…
        Я не только рукой не шевельну, а еще и глаза закрою.
        Он стал осторожно отводить волосы с моего лба. Я чувствовала его легкие прикосновения, щекотное перемещение прядей. Сейчас он их художественно разложит на подушке, а потом будет фотографировать. В его ноуте тысяча папок с моими фотками. Каждый день меняется экранная заставка. Себя фотографировать не дает. Но иногда и вампиры отвлекаются.
        Нырнула под одеяло, сгруппировалась, выбираясь к ногам кровати.
        Щелк, щелк, щелк — заработал фотоаппарат. Если не поставил спортивный режим, все смажется.
        Метнула в него подушку.
        Щелк, щелк, щелк.
        Кувыркнулась через низкую спинку.
        — Замечательно!
        Я растянулась на мягком ковре, раскинула руки. Бретелька ночнушки сползла с плеча. Потянулась поправить ее. На пальце почувствовала так и не ставшее привычным кольцо, поднесла его к губам.
        Щелк, щелк, щелк…
        — Смотри!
        Макс перекинул ремешок на руку, разворачивая фотоаппарат экраном ко мне.
        Разметавшиеся волосы легли на лицо, сквозь них смотрят еще сонные глаза, в зрачке искорка-веселинка. Моя рука, ладонь с линиями судьбы, на пальце темнеет кольцо.
        А вот Макс свое не носит. Говорит, неудобно. Прикрепил к цепочке, намотал на руку. Эстет!
        Я вновь вгляделась в экран аппарата, где один кадр сменял другой.
        Пожалуй, надо часть фоток отсюда удалить. Здесь от меня половина. А тут я вышла не очень.
        Осторожно взяла у Макса фотик. Тяжелый. Здоровый. Со съемным объективом. Но зато картинки делает замечательные. Покрутила колесико, прогоняя снимки. Макс провел пальцем по моему локтю, потом пошел выше, опустил ладонь на плечо, посадил на место сползшую бретельку.
        Было щекотно. Я дернулась. Макс сильнее надавил на плечо. Руки сами легли на боковые планки фотоаппарата, палец скользнул к кнопке.
        Щелк, щелк, щелк.
        Макс клонился ко мне, а я нажимала и нажимала на кнопку. Передо мной на экранчике мелькало сначала его бледное лицо целиком, потом часть, потом только глаза. Последние кадры отразили потолок с бликами солнца, стену, стул, разоренную кровать. Макс обнял меня, я обхватила его одной рукой, другой все еще сжимая фотоаппарат.
        Не помню, когда наши объятия разомкнулись. Солнечные блики сдвинулись по потолку, комната стала наполняться теплом. Ворсинки ковра щекотали щеку, кололи голую спину. Сквозь прищуренные веки я смотрела на свалившееся с кровати покрывало. И вдруг чернота из ночного сна шагнула ко мне. Вспомнила!
        Резко села.
        — Что?  — Макс заглядывал мне в глаза, но мне хотелось отвернуться. Все казалось, погляди я на него, снова увижу это.
        — Плохой сон,  — пробормотала, отворачиваясь, стараясь отгородиться волосами.
        Моя жизнь наполнена странными снами. Раньше они пугали меня. Потом я нашла им объяснение — во мне просыпалась сила Смотрителя, талант чувствовать вампиров. Но до сих пор сны — то ли предупреждают меня, то ли зовут куда-то. Я не понимаю их, и от этого мне все время хочется сбежать, спрятаться. Найти бы причину всего этого… А может, через сон кто-то пытается до меня дотянуться? Всегда одно и то же — чернота. Она наступала, пытаясь подавить, втянуть в себя.
        Чернота стала появляться в моих ночных кошмарах после того, как я мысленно попыталась отыскать Дракона, не зная о том, что его убили. Я искала мертвого человека, и мое сознание, ухнув в небытие, как будто зацепилось там за что-то. И никакие силы не могли мне помочь выбраться оттуда. Путешествия на время развеивали мой страх, но стоило нам остановиться на несколько дней, как сон возвращался.
        — Ничего не было.
        Максу все рассказывать — запрет в комнате навечно. Он меня оберегает, так что я себя уже чувствую фарфоровой вазой. Пылинки сдувает.
        — Тогда пойдем завтракать.  — Он протянул мне руку, помогая подняться.
        — Отвернись!
        Глупая стыдливость! До сих пор не могу ее перебороть.
        — Встретимся внизу,  — не стал со мной спорить Макс.
        Он никогда не спорит. Либо соглашается, либо нет. Переубедить его невозможно. Отойдет в сторону, переждет минуту и сделает по-своему.
        Прошел у меня за спиной, заставив замереть. Но не коснулся. Только холодок мазнул по обнаженным плечам.
        Я опустилась на кровать. Все было хорошо. И если не вспоминать, через какой кошмар нам пришлось пройти, чтобы добраться до сегодняшнего дня, счастье выглядело вполне себе настоящим. Тихо. Спокойно. Никто нами не интересуется. Нам тоже ни от кого ничего не нужно. И только слабым отголоском прошлого были телефонные звонки. Как напоминание о том, что оставшееся где-то там, далеко, еще может вернуться. Родители, родной город, друзья. Эхом — весна, скоро единые экзамены, институт. Неужели все это еще может быть в моей жизни? Разве у меня есть путь назад, в прошлое?
        Новый год в Сёмже на Белом море, потом Норвегия, мыс Нордкин. Месяц во Франции у Лео, покровителя Макса. Апрель. Мы у Грегора в Мёдлинге. Старый друг Грегор. Я думала, он убежит, увидев нас. Ошиблась. Кажется, даже обрадовался. Впереди, по планам, мой родной город. И хоть я до сих пор не могу поверить, что в нашей жизни все успокоилось, что вампирский мир примирился с тем, что рядом с ними теперь всегда буду я, Смотритель,  — пока вокруг разливается благостная тишь и гладь.
        Несмотря на всю свою мнительность, я уже давно не предвижу никакой опасности. Привыкла, что ли, находиться рядом с вампирами? Мое сердце больше не вытанцовывает сумасшедшую румбу при их приближении. Если что-то меня и волнует — это мои сны. Можно было уже привыкнуть, что мне постоянно посылают сигналы. Предупреждают. Или просто не дают забыть то, что было. Сёмжа, одинокий домик на берегу холодного Белого моря…
        Я старательно запихнула подальше все неприятные мысли, откинулась на кровать, потянулась, чувствуя приятную прохладу простыни. Симпатичный номер. Небольшой. На окне занавески с рюшами, цветы в горшках, столик, накрытый кружевной скатертью, плетеная корзиночка с хозяйственными мелочами. На стульях чехлы. Комната выглядела бы добрым бюргерским раем, если бы не коробки с техникой. Открытый ноутбук подмигивает диаграммами закачанных файлов. Видеокамера, подсоединенная к телевизору. И на все это роняют свою пыльцу алые тюльпаны. Под грузом разлапистых лепестков ножки согнулись. С тяжелых тычинок летит желтый пепел. Тюльпаны везде — на столе, на полу, на подоконниках, на телевизоре. Есть букет в ванной.
        Как же мне нравятся эти цветы!
        Я думала о цветах, пока была в ванной, пока выбирала, что надеть. В Австрии по-весеннему тепло, поэтому я выбрала легкие светлые брюки и голубую водолазку. Волосы стоит собрать в высокий хвост. Я еще повертелась немного перед зеркалом, скептически оглядывая свой наряд. Провела рукой по волосам. Колечко блеснуло на пальце.
        Навсегда вместе… Внушительно звучит, если учесть, что в нашем случае «навсегда» не имеет ограничения по годам. Мы проживем, сколько захотим. Хоть вечность. На секунду стало страшно, словно чей-то приговор отрезал от меня весь остальной мир — людей, события, страны, города… Но я же буду с Максом! Он заменит мне любую вселенную.
        Что-то у меня сердце заполохнулось, стучит как ненормальное. Надо же, сама себя напугала перспективой одиночества на двоих. Пора успокаиваться и не доводить себя страшилками собственного производства. Сдернула резинку, взлохматила волосы. Скачаю-ка я снимки на свой комп, а то после завтрака фотик мне уже точно не видать. Макс скажет, что сложная техника не для женских рук, и отберет его.
        Нырнула в шкаф за своим ноутом, огляделась. Если все осталось там, где и лежало, то фотоаппарат должен быть на полу.
        Я обошла кровать, заглянула под стол. Ничего.
        Так, значит? Ладно!
        Я снова забралась в шкаф, пряча ноутбук и доставая небольшой зеленый кофр. У меня тоже есть фотоаппарат. Не такой навороченный, как у некоторых, обыкновенная мыльница, подряд много кадров не сделаешь, но мне и одного снимка будет достаточно.
        Белые туфельки на каблуке подарили моей походке легкость, и я сбежала со второго этажа в ресторан к завтраку во всеоружии уверенности в себе.
        Народу не так много. Пожилая пара. Трое студентов о чем-то громко говорят. Речь немецкая, но они так тараторят, что я ничего не могу понять. Следующие два столика заняты мужчинами — жуют, смотрят в разные стороны, стараются друг другу не мешать.
        В дверном проеме кухни появилась девушка. Она широко улыбнулась, словно только меня и ждала, руками провела по переднику, смахивая невидимые крошки.
        Я кивнула в ответ на ее улыбку.
        — Jetzt gibt es Tee![1 - Сейчас будет чай! (нем.)] — пропела девушка, исчезая в кухне.
        «Tee?» — выхватила я последнее слово.
        — А почему не кофе?  — спросила я, проходя к столику, за которым сидел Макс.
        Он поднял на меня светлые глаза. Мои руки так и зачесались вытащить из кофра фотоаппарат и сделать снимок. Но я заставила себя глубоко дышать и думать о птичках на улице. Судя по его взгляду, наступил час воспитательной работы.
        — Кофеин возбуждающе действует на нервную систему…  — Ну вот, началось!  — Что может приводить к нестабильному сну.
        — А теин, входящий в состав чая…  — Макса можно было победить только фактами. Впрочем, это мне никогда не удавалось.
        Студенты загоготали, девушка из кухни принесла чай.
        — С чабрецом,  — прокомментировал ее появление Макс, пропуская мои возражения мимо ушей.  — Хорошо поднимает тонус.
        Все, что делает Макс, надо принимать как явление природы. Остановить нельзя, можно только спрятаться.
        За окном узкий проулок, мощенный камнем. На уличном подоконнике ящики с цветами, из-за них почти ничего не видно, только тесный тротуар, на который ухитрилась въехать одним колесом машина. Пока неосторожный хозяин не уберет свой драндулет, дорога для остальных перекрыта.
        Голос официантки вывел меня из задумчивости.
        — Что-нибудь еще?  — перевел мне Макс ее вопрос.
        — Нет, спасибо,  — поторопилась я ответить.
        — Я знал, что тебе чай понравится.  — Макс выглядел довольным.
        Тосты, джем, сыр, творог. Моя мама пришла бы в восторг от такого завтрака.
        — Мне не нравится, когда ты у меня из-под носа уводишь фотоаппарат,  — буркнула я, придвигая чашку. Предпочитаю на завтрак кофе.
        — Я решил сбросить снимки на компьютер, пока ты все не поудаляла.
        — Не поверишь! У меня были точно такие же мысли,  — мило улыбнулась я. Приятно жить с любимым на одной волне, желания чаще всего совпадают.  — Фотоаппарат отдай!
        — Он в номере.  — Соврал и глазом не моргнул.
        Я густо намазала джем на хлеб и, нагло глядя Максу в глаза, откусила большой кусок.
        — Что качаешь?  — Мне очень хотелось поймать любимого на противоречии — если он что-то качает, то не может перекинуть фотки.
        — Фильм о вампирах.
        Как трогательно!
        Я поправила расползающийся джем, открыла рот да так и застыла.
        За окном стоял вампир. Я не услышала, как уехала машина, но теперь на ее месте стоял высокий бледный парень. Волосы над низким лбом торчат вверх. Широко расставленные темные глаза, густые брови, прямая линия небольшого носа. Джинсы, рубашка в клеточку, глупые ковбойские сапоги. Почувствовав мой взгляд, парень опустил сложенные на груди руки и медленно пошел вверх по улице. Как только он отвернулся, я почувствовала текущее по руке варенье с тоста.
        — Макс…  — прошептала я.
        Любимый отобрал у меня бутерброд, вытер салфеткой испачканное запястье.
        — Это Пайер,  — сказал он, как будто утреннее общение с вампирами для него в порядке вещей.  — Был здесь такой композитор. Из местных. Лет двести назад. Этот, видимо, родственник или однофамилец. Он зашел, пока тебя не было. Мы поболтали.
        — Поболтали…  — Я отпила чай. С чабрецом, говорите? Ну-ну…
        — Он расспрашивал о тебе. Приехал из Вены. Хочет с тобой встретиться.
        — Зачем?
        Макс переложил лишнее варенье с тоста в творог и поставил мисочку ближе ко мне.
        — Я велел ему здесь не появляться.
        Я машинально взяла ложку. Ну вот, все настроение испортил! Мне сейчас только вампиров не хватает!
        — В Париже было то же самое!
        Есть я теперь точно не смогу!
        — Помнишь, в Римском квартале? Тот вампир! Он еще долго за нами шел!
        — Он просто смотрел на тебя. Ты же у нас теперь знаменитость!
        Я закатила глаза.
        — Тебе удалось остановить Эдгара, благодаря тебе не началась война между вампирами и людьми. Всем хочется увидеть своего героя.
        — Не начинай!  — Я принялась переставлять тарелки на столе. И почему это все должно было произойти именно сегодня?  — Мы всего лишь спасали свою жизнь.
        — Об этом надо либо написать книгу воспоминаний и напечатать ее миллионным тиражом, либо каждому приходящему повторять одно и то же. Выйдет тот же миллион.  — Невозмутимость — это кредо Макса. И сейчас оно меня начинало бесить.
        — Вампиров так много?
        — Иногда полезно кое-что делать про запас.
        Спасибо, утешил! Значит, в ближайшие лет сто нам не дадут покоя?
        — Только не это…  — простонала я.  — Неужели нам всю жизнь придется от кого-нибудь прятаться?
        — Не драматизируй. Сегодня ты звезда. Завтра у них появится новая игрушка.
        Мне очень хотелось в это верить. Но чутье колдуньи говорило, что интерес ко мне так быстро не пройдет. С этим парнем за окном я еще встречусь. Жалко, что не могу предсказать это более точно. Знаю одно — вечером концерт. Грегор пригласил нас в свой клуб. А где собирается хотя бы парочка вампиров, жди светопреставления.
        Но до вечера еще так далеко…
        День прошел в ленивом перемещении в пространстве — смотрели кино, гуляли, вместе искали фотоаппарат. Пропал. Как будто его и не было. Макс продемонстрировал удивление. Верилось с трудом. Кому, кроме любимого, мог понадобиться фотик? Звонил Грегор, напомнил о вечернем концерте, обещал сюрприз.
        Сюрпризы! Давненько нас не развлекали подобными аттракционами.
        В клуб «Нойвег» мы пришли рано. Грегор крутился около музыкальных инструментов, и порой становилось странно, как этот здоровяк не развалил здесь все. Он был крупный, с тяжелым массивным лицом, но при этом с добрыми, как у многих бойцовского вида людей, глазами. Его можно было легко представить где угодно, но только не за ударной установкой. Он и вампиром-то стал из-за своей любви к музыке — его группа повздорила с конкурентами, оказавшимися вампирами. Войну они повели по своим правилам, однажды ночью устранили конкурентов. Всех, кроме ударника. Став вампиром, Грегор долго скитался, одно время был в компании с Максом, принял участие в некрасивой интриге, когда его вынудили обратить умирающего Смотрителя.[2 - Читайте об этом в книгах серии «Пленники сумерек» «Откровение» и «Желание».] После чего сбежал к себе на родину, в Медлинг. И, наверное, очень надеялся, что больше никогда нас не увидит. Но мы появились.
        — Привет!
        Он подсел к нам за столик, но при этом смотрел в зал. Кроме находящихся рядом со мной вампиров, все остальные были люди, которые вряд ли даже предполагали, какие существа бродят рядом с ними. Мимо нас прошла невысокая сонная девица со шваброй. Бармен перетирал бокалы. На кухне что-то с грохотом упало.
        Грегор избегал смотреть на меня.
        — Подыграешь?  — спросил он Макса как бы между делом.  — Я тебе клавишные принес.
        Макс повернулся ко мне, словно спрашивал согласия. Зачем? Что от меня здесь зависит? Все решено заранее. Мы же такие скрытные! Ну да! Грегор ведь не в восторге, что Макс приехал со мной. Без меня лучше. И если я сейчас начну возмущаться, что они опять что-то без меня задумали, это лишний раз убедит Грегора: Максу без меня жилось легче. Свободней — это уж точно.
        Я почувствовала поднимающееся раздражение и заставила себя остановиться. Не хватало нам еще ссориться по пустякам.
        Как только Макс ушел и на том месте, где он только что был, образовалась холодная пустота, я почувствовала, что на меня смотрят. Опять вампир! Долго искать не пришлось. Девушка за соседним столиком. Невысокая, очень худая, короткая стрижка, крупные черты лица. Больше похожа на парня. Она была бледна, как все создания тьмы. Но даже не будь она вампиром, в ее облике виделось так мало живого, что к людям причислить было бы тяжело. Привлекала в ней только чистая и гладкая, словно подсвеченная изнутри, кожа. Тени под глазами делали ее взгляд пристальным. Пирсинг на носу и бровях. Безрукавка открывает мягкую линию плеча, тонкий бицепс обвивает вытатуированная цепочка из колючих роз. Иссиня-черный бобрик крашеных волос.
        Девушка мазнула по мне равнодушным взглядом. Она смотрела, как смотрят куклы. Глаза ничего не выражали. Отвернулась.
        Что-то много вампиров последнее время вокруг нас вьется. И все они странные. Ощущение от них идет не тревоги, как это было раньше, а как будто легкой щекотки. Они обозначают свое присутствие, и — все. Никаких злых намерений, никаких противоправных действий. Появляются рядом, как призраки, как замыленные снимки в фотоаппарате, и исчезают.
        Я перестала смотреть на вампиршу, но это соседство мне не нравилось. Последнее время мне многое не нравилось. Макс, как всегда, прав — надо глубже дышать и думать о хорошем, тогда глобальное недовольство миром пройдет.
        Глава II
        КЛУБ ПО ИНТЕРЕСАМ
        Макс сидел за фоно, что-то наигрывал, надев наушники, при этом ухитрялся переговариваться с Грегором, негромко отбивающим такт на своих барабанах. Пришли остальные участники группы. Худой прыщавый парень в очках взял бас-гитару. Низенький толстяк принялся настраивать скрипку. Сочетание меня порадовало. Оставалось только угадать, кто будет петь. Вряд ли Грегор. Не станет же он перекрикивать свою ударную установку. Не помню, чтобы Макс хотя бы раз распевался в ванной. Оставались басист и скрипач. Со скрипкой у подбородка не попоешь, в лучшем случае будет подпевать. Выходит, басист.
        Я вгляделась в его впалую грудь, сутулые плечи. Если он и поет, то негромко.
        Как-то незаметно в баре стало шумно. Сонная уборщица выдвигала столы. С грохотом выставлялись стулья. Бармен включил над стойкой иллюминацию, словно опасался, что в таком водовороте людей его не заметят. Стайка девчонок потопталась около сцены. Я так и не поняла, к кому они пришли. Грегор всем неизменно криво ухмылялся, при этом бросал недовольные взгляды в зал. Людей пересчитывает, что ли? Не нравится, что мало пришло?
        Макс сбросил наушники на плечи.
        — И!..  — заставил всех замереть Грегор. Три раза стукнули палочки.
        Первой задала бешеный ритм скрипка, басы глухо поддакивали ей. Макс пропустил несколько тактов, подстраиваясь под основной мотив. Но не успел он опустить руки на клавиши, как, опережая его, заработали палочки. И уже фоно стало дополнять ударные. В первую секунду мне казалось, что все четыре инструмента звучат не в лад. Мигающий свет выхватывал то одного музыканта, то другого. Сильный голос заставил всех собраться, подхлестнул и повел за собой.
        Свет дернулся, поискал солистку и, к моему удивлению, указал на худую вампиршу с короткой стрижкой. Двумя руками она держала микрофон, закрыв глаза, выбрасывала в черную головку усилителя немецкие слова.
        Макс согласно кивал в такт. Казалось, что своей игрой он подбадривает певицу, подталкивает ее голос вперед. Девушка перехватила микрофон в одну руку, повернулась в профиль, старательно выпевая высокие ноты. Осторожный проигрыш. Еще. И вот уже нет ни скрипки, ни басов, только фоно, да ударные отбивают ритм.
        В зале загомонили, стали подпевать. Девушка отвернулась от слушателей, мягко обошла басиста, коснулась рукой тарелки на установке Грегора и остановилась около Макса. Он повернулся к ней, и она запела ему.
        Рядом со мной что-то стукнуло, и я вздрогнула.
        — За счет заведения!
        Я только услышала слова бармена, а он уже уходил. Ссутулившийся. Куда это он так почесал?
        Передо мной стоял высокий запотевший бокал с расплавленным янтарем — таким непрозрачно-густым оказалось налитое в него пиво.
        Интересненько, чья это могла быть работа? Макс в лучшем случае мог предложить мне вина. Пиво для него слишком плебейский напиток.
        Песня закончилась. Не дожидаясь музыкального вступления, девушка запела одна. Мощно, уверенно. В зале восторженно свистнули.
        Я сделала хороший глоток, прогоняя скребущееся в душе недовольство. Вечер был хорош, и я не понимала, что мне может не нравиться. Народу многовато. Шумят. При чем здесь это?
        Девушка пела в сопровождении скрипки. Макс что-то настраивал в синтезаторе, механически кивая в такт музыке.
        Допев, девушка сошла со сцены и снова села за свой столик, который все еще оставался пустым, несмотря на то что народа в зале было предостаточно.
        Пальцы Макса пробежали по клавишам. Он навис над инструментом, но вступил Грегор, и, перегоняя друг друга, они понеслись вперед.
        Дослушать мне не дали, потому что за мой стол сел какой-то парень. В полумраке мне сначала показалось, что это один из студентов, но голос у него оказался слишком тяжелым для восемнадцатилетнего. Лет тридцать, не меньше.
        — Никогда не видел эту группу в таком составе.  — Говоривший чуть картавил, выговаривая русские слова, но понять его было легко.
        В первую секунду я обрадовалась знакомой речи. За время путешествий общаться я могла только с Максом да с Грегором — только они говорили по-русски.
        — Вы ведь с кем-то из них?
        Я вглядывалась в ничем не примечательное круглое лицо. Высокие залысины на лбу, нервно подрагивающие брови, узкий нос, серые, словно слегка размытые глаза. Черная рубашка, черный пиджак. Перед собой на столик он поставил пиво. Темное.
        — С клавишником. А как вы…  — Я слишком много хотела вложить в свой вопрос — и как он узнал, что я русская, и как догадался, что я знакома с музыкантами.
        — Все здесь с компанией, а вы одна. Вряд ли пришли просто так, значит, с музыкантами. А потом, простите, вы так удивленно смотрели на Ингу, как будто не понимаете ни слова.
        Инга… Какое резкое, неприятное имя.
        — Не понимаю,  — смутилась я.
        — Новое лицо в нашем городе всегда приметно.
        Я невольно обернулась на Макса. Он играл, не поднимая на меня глаз. Зато Грегор смотрел в мою сторону, не отрываясь. И лицо у него при этом было слишком напряженное. Вампиру не нравится, что я разговариваю с кем-то, кроме его друга?
        — Грегор здорово изменился за последнее время,  — проследил за моим взглядом мужчина.
        — Откуда вы так хорошо знаете русский?
        По пивному бокалу моего собеседника лениво ползла капелька. Она перебегала от одной капли воды к другой, набирала силу, чтобы упасть на подставку и всосаться в податливую пробку.
        — Изучал в институте. Я лингвист. Меня зовут Стиг.
        Он приподнял свой бокал, коснулся моего, не дожидаясь, когда я проявлю согласие на его жест.
        — Давно здесь?  — Молчаливость собеседницы Стига не смущала.
        — Несколько дней.  — Меня сковала странная робость.
        — Да, здесь красивые места!  — Стиг откинулся на спинку стула.  — Венский лес, предгорье Альп. Сейчас еще не сезон, но летом будет полно народа. Вы знаете, что сюда на водолечение приезжал Бетховен?
        Мне оставалось только качать головой.
        — Это он написал «Медлингские танцы». Не слышали?
        У меня скоро башка отвалится от отрицательных ответов.
        — Попросите своего приятеля найти. Я смотрю, он хороший музыкант. А остановились вы, конечно, на Брюэлер-штрассе в «Бабенбергерхофе». Единственная приличная гостиница.
        Он вдруг замолчал. Вместе с его словами оборвалась музыка. Макс еще по инерции что-то проиграл, но вот и фоно затихло.
        — Вы надолго сюда?
        Стиг был похож на болтливого обывателя, недалекого бюргера, обрадовавшегося, что среди сотни постылых рож встретил незнакомое лицо. Но при этом создавалось впечатление, что он вел целенаправленный разговор, словно пытался что-то выведать.
        — Как получится.
        Я поискала глазами Макса. Нашла. Певица стояла рядом. Тонкими пальцами водила по черному блестящему краю синтезатора. Они молча смотрели друг на друга, словно вели мысленный разговор. Грегор недовольно крутил палочки. Они так быстро мелькали, что, казалось, я слышала свист рассекаемого воздуха.
        — Завтра куда-нибудь собираетесь?  — зудел у меня над ухом новый знакомец.
        — Я не знаю, что мы будем делать.  — Хотелось уйти. Что он ко мне привязался?
        — А вы молодожены, да?  — Он показал на мою руку с кольцом.  — Свадебное путешествие! О! Как это приятно. Можно я коснусь вас? Это принесет удачу.
        — Кому удачу?  — Я в упор посмотрела на Стига. Он так добродушно улыбался, был так расслаблен, что я рядом с ним чувствовала себя обыкновенной стервой. Но я не собиралась сдерживать себя.
        — Конечно, мне!  — рассмеялся Стиг.  — Ну как же! Вы разве не бросали букет невесты? Чтобы передать свою удачу другой?
        — Не бросала.
        Я спрятала руки под стол. Передавать свою удачу на нашей импровизированной свадьбе было некому. Мы обручались в лесу, над костром. Макс без лишних церемоний надел мне кольцо и сказал, что теперь я — его. Подаренные цветы мирно завяли в свой срок.
        — А зря,  — пьяно погрозил мне Стиг.  — Таким счастьем надо делиться.
        Он навалился грудью на стол. Я вскочила. Ожидала, что на грохот упавшего стула рядом со мной тут же появится Макс. Этого не произошло.
        На его месте около синтезатора сидела певица и медленно вела пальцем по ряду клавиш. Макс что-то говорил ей, держа другую ее руку в своей ладони. Барабанная палочка хрустнула, сломавшись, Грегор бросил ее под установку и сжал кулак.
        — Извините,  — пробормотала я.  — Сейчас приду.
        Я шла через зал, наполненный немецкой речью, смехом. В спину мне полетели скрипичные распевы. Задержалась у последнего столика. На меня кто-то смотрел? Нет, Стиг все еще сидит на месте, тянет пиво, слушает музыку. Другой? Зал был похож на муравейник — где-то взмахнули рукой, засмеялась девушка, запрокинув голову. Вечное движение. И все равно кто-то смотрит. Я пытаюсь заметить этот взгляд, но успеваю только увидеть поворот головы. Человек мог и смотреть на меня, а мог просто повернуться. Вот сейчас?.. Тоже. Вроде бы ничьего взгляда я не поймала, но уверена — на меня смотрели!
        И тут меня словно парализовало.
        «За счет заведения!» Да, кажется, так сказал бармен. Сказал по-русски. Или мне показалось?
        Я попятилась, глядя на довольно улыбающегося мужчину за прилавком. Его подношение я приняла как должное — мы с Максом были сюда приглашены, мы друзья выступающих музыкантов, и я вполне могла услышать то, что хотела — что пиво нам дарят. И услышала в немецкой речи русскую?
        Стиг повернулся. Его слишком назойливый взгляд, ищущий меня среди посетителей, выгнал на улицу.
        Спокойно! Спокойно! Немного пройдусь, подышу свежим воздухом. Там, в баре, душно, нервно. В волнении потерла ладони, попыталась глубоко вдохнуть. Удержалась, чтобы не провести у порога мыском туфельки черту. Надо изживать в себе привычку колдунов оставлять по себе дурную славу. Находящиеся внутри люди не виноваты, что я плохо сплю и пребываю последнее время в дурном расположении духа. Оставь я черту, у всех, переступивших порог, завтрашний день был бы полон невезения.
        Я вспомнила Грегора, сломавшего барабанную палочку. Вот и он тоже не пляшет от радости. Перед глазами встала картинка — Макс берет за руку певицу. Как ее там? Инга? Звучит, как выстрел. Мои ноги непроизвольно зашагали прочь от бара.
        Тише! Что это я так забегала? Может, у девушки личная драма и ей просто необходимо, чтобы Макс ее утешил? А история оказалась такой душещипательной, что Грегор в сердцах стал крушить свой музыкальный инвентарь. Ну конечно! Почему я малейшие события примеряю на себя? Мало ли из-за чего вампир может нахмуриться. Ветер принес неприятный запах, досадная мысль зазвенела в воздухе, Смотритель за тридцать километров отсюда неудачно пролил кетчуп, тем самым непреднамеренно начав строить аркан на красном цвете.
        Я последний раз выдохнула, понимая, что волнуюсь зря. В душе, как нарастающий камнепад, зрела тревога. Сунула руки в карманы. Перчатки, платок. На платке надо завязать узелок, скрестить пальцы. В голове привычно зазвучали слова заговора.
        «Звезды в небе. Рыбы в воде…»
        Я уже давно строила арканы, одновременно основанные на простых приметах, признаках невезения и энергетически сконцентрированных заговорах.
        — Подожди! Не надо!
        Пайер. Или как-то похоже. Композитор. Я так и подумала, что рядом вампир! Он стоял на углу здания, безвольно опустив руки. Все тот же ежик торчащей вверх челки, короткий нос, широко расставленные глаза.
        — Меня зовут Джером! Можно, я подойду?
        Между нами была улица. На таком расстоянии он казался беззащитным. Впечатление было обманчиво. Вампирам вообще нельзя верить.
        — Я знаю, ты Смотритель! Тебя зовут Маша.
        Говорил вампир отрывисто, между словами делая короткие паузы, словно ожидал, что я его перебью. Но мне было не до разговоров. Какое дело у него, вампира, может быть ко мне, Смотрителю?
        — Ты только не подумай ничего! Я хотел лишь познакомиться.
        И он стал медленно идти ко мне.
        Если бы не этот дурацкий разговор в баре, я бы, наверное, смогла нормально воспринять Джерома, но сейчас его появление доконало меня окончательно.
        — Что тебе надо?  — Я выставила вперед руку, заставляя его замереть.
        — Я о тебе слышал. Рассказывали, что ты многим помогаешь.
        Помогаю? Что за бред? Я ношу с собой саквояж с красным крестом и надписью «Скорая медицинская помощь»? Или у меня на лбу мелкими буквами вытатуировано знаменитое стихотворение о докторе Айболите? Или я успела записаться в добровольные сиделки и теперь часами просиживаю у постели умирающих?
        — Нет, мне ничего не надо!  — Вампир, как всегда, предвосхищал мои вопросы.  — У меня все в порядке. Просто хотел увидеть тебя. Познакомиться.
        Я сжала платок в кулаке. Кажется, я становлюсь героем чьего-то кошмара.
        — Про тебя сейчас постоянно говорят. Ты так много всего сделала для вампиров. Если что, я могу сказать, что знаком с тобой?
        А вот теперь мне действительно нужен был кто-то, кто сказал бы заветное слово: «Тише!»
        Наверное, у меня было слишком удивленное лицо, так что Джером, не дождавшись ответа, снова пошел ко мне.
        — Тебе не сложно дать мне что-нибудь?
        — Что?
        Меня пробрал озноб. Вампир слишком близко подошел. Запястья заломило от волнения.
        — Любой предмет. Но только чтобы был твоим.
        Сбежать бы! Направо-налево сплошная стена домов. Да и не скрыться мне от вампира. Аркан уже не построить.
        — Хоть пуговицу от пальто.  — Джером шевельнул уголком губ, пытаясь улыбнуться.  — На память о встрече.
        — На какую память?  — Дыхание перехватило.
        — На добрую.
        Он стоял на расстоянии вытянутой руки. Я чувствовала исходящий от него холод. Мальчишески-гладкое лицо, распахнутые темные глаза.
        Он был голоден!
        Вампир не справился с собой. Из-под верхней губы показались клыки.
        В попытке увернуться от него я ударилась спиной, всплеснула руками.
        Джером метнулся к моим ногам. Я взвизгнула, ожидая, что меня сейчас схватят, что я сейчас окажусь на земле.
        Меня впечатало во что-то знакомо прохладное, сердце бешено заколотилось.
        — Тише, тише,  — шептал родной голос.  — Он ушел.
        Я оторвала лицо от груди любимого. Темная улица, вокруг никого.
        — Все, все, не дергайся!
        Макс притянул мою голову к своему плечу, а я все выворачивала шею, пытаясь увидеть на улице свою смерть. Ту, что успела представить за секунду до того момента, как вампир бросился ко мне.
        — Его нет,  — пел нежный голос Макса прямо у меня в голове, и я перестала вырываться.
        — Зачем он приходил?  — Справиться с собой не получалось. Меня колотило, и было так приятно, что Макс крепко прижимает меня к себе.
        — Успокойся. Все прошло.
        — Он хотел напасть!
        — Он хотел познакомиться. Больше ничего.
        — Я не собираюсь ни с кем знакомиться. Зачем он за нами ходит?
        — Он больше не появится.
        Макс поставил меня на землю, но я схватила его за руку, не желая расставаться.
        — Он сумасшедший!
        — Вампиры не бывают сумасшедшими. Вампиры бывают с идеями. Он думает, что если познакомится с тобой, то в будущем это ему поможет.
        — Он хотел что-то на память,  — вспомнила я, невольно проводя пальцами по ряду пуговиц на пальто. Все были на месте.
        — Не бери в голову.  — Макс поднял мой платок. В борьбе с действительностью я его обронила.  — Фанатиков везде хватает.
        Я сунула платок в карман и тут поняла, что он пуст. Перчатки не было. Оглянулась, уже понимая, что поиски будут напрасны. Джером нашел, что оставить себе в качестве сувенира. Причем получил это прямо из моих рук. Видимо, уворачиваясь от него, я выронила перчатку из кармана. Вампир не дал ей упасть на землю. Больше его ничего не интересовало, и он спокойно ушел. Даже Макса не дождался.
        — Фанатиков?  — раздраженно переспросила я. Стало неожиданно жалко перчатки. Новые, хорошие. Они мне нравились.  — Вампир хотел получить от меня какую-нибудь вещь!
        — Считай его членом личного фан-клуба!
        Так, а вот с этого момента поподробней, пожалуйста! Теперь вампиры при моем появлении начнут размахивать флажками и кричать приветственные лозунги?
        Макс увидел мою растерянность и снова прижал к себе.
        — Забудь! Хотел получить перчатку — он ее получил. Больше ему ничего не понадобится.
        В голове вертелись неудачные примеры. Куприн с «Гранатовым браслетом»… Фанатизм вещь смертельная.
        — Зачем ему моя перчатка? Он будет на нее шаманить?
        — Он будет ее хранить, чтобы в случае опасности предъявить как защитную грамоту.
        — От кого?
        Я покосилась на ближайший дом. Серая стена не пускается в пляс, не кружится вокруг, не пытается сбежать по проулку — с головой у меня все в порядке. Так почему же его слова мне кажутся такими невероятными?
        — От кого угодно — от своих, от чужих. Знакомство с тобой сейчас имеет большой вес.
        Я уставилась на Макса. И в ответ получила такой же внимательный взгляд.
        — Ты издеваешься?  — прошептала я, словно сама боялась услышать эти слова. А еще больше — ответ на них.
        — Пойдем домой, пока на тебя не напоролся еще один желающий получить сувенир.  — Он обнял меня за плечи.  — Скажем только Грегору, что мы ушли.
        При упоминании о Грегоре я вспомнила нежное пожатие руки, произошедшее между Максом и певичкой.
        — А как же Инга?
        — Она останется и допоет концерт.
        Его не удивило, что я знаю имя.
        — Местная?
        — Из Швеции. В переводе со скандинавского ее имя означает «властная».  — Макс говорил, а сам как будто к чему-то прислушивался.
        — Разве ты ей не назначил свидание?
        Раздражение кипело в душе. Хотелось Макса поддеть. Но у меня, как всегда, ничего не получилось.
        — Я ее давно знаю, и если бы мне захотелось с ней встречаться, я бы это сделал сорок лет назад. У вампиров встречи друг с другом не приняты. Как однополярные магниты, мы скорее будем отталкиваться, чем притягиваться.
        Макс довел меня до двери, за которой шумело многоголосье.
        — Пойдем-ка мы через черный ход.  — Он резко развернул меня.
        — Нас кто-то ждет за дверью?  — уперлась я.
        — Ты знаешь человека, что разговаривал с тобой за столиком?
        Я остановилась, но Макс уверенно вел меня вперед, и я была вынуждена переставлять ноги, чтобы не быть насильно перенесенной. Так значит, это была ревность? Он мстил мне разговором с Ингой за то, что я беседовала со Стигом?
        — Первый раз вижу,  — процедила я сквозь зубы.  — Стиг узнал, что я русская, и подошел поболтать. Он неплохо говорит на языке Пушкина и Толстого.
        Макс терпеливо дослушал до конца мою нервную тираду. Кивал на каждое слово. Хорошо разговаривать с вампиром! Никогда не перебьет! Терпеливо дождется, пока не выскажешь все глупости, что накопились в голове.
        — Он Смотритель,  — спокойно ответил Макс.  — И Инга с Грегором переживают по этому поводу. Это первый Смотритель в Медлинге за всю историю его существования. Грегор был готов все бросить и уйти. Я уговорил их остаться, потому что Смотритель пришел не к ним. Он пришел к тебе.
        — Смотритель?
        Я вызвала в памяти лицо Стига. Круглое, невыразительное. Серые глаза. Залысины. Запах пива изо рта.
        — А ему-то я зачем понадобилась?
        Здесь уж я остановилась, и никто не в силах был сдвинуть меня с места.
        — Затем же, зачем и Джерому — познакомиться.
        Я машинально ощупала карманы. Конечно, еще одну перчатку я могу дать на добрую память. Беспарный предмет одежды мне самой не нужен. После нее останется только пуговицы раздавать. Но искать по магазинам похожие, а потом пришивать их я не согласна.
        — Он сказал, что местный,  — пробормотала я в растерянности.  — Что заметил новое лицо…
        — Из Вены, вероятно.
        Говорил по-русски… Подослали специально подготовленного… Спрашивал, как долго здесь будем… Куда завтра пойдем… Так вот почему мне с ним было так неуютно! В его словах я чувствовала подвох.
        — Начинается охота?
        — Нет. Я уже говорил — он хотел познакомиться, чтобы потом козырять перед всеми твоим именем.
        Я посмотрела вокруг. Из бара шла легкая тревога — там маялись в неизвестности два вампира.
        — Кто же тогда остальные в зале?
        Я представила, что вся эта гомонящая толпа состоит из Смотрителей.
        — Простые люди. Грегор говорит, что их слишком много. Он думает, что их сюда специально пригнали.
        — Смотрители?  — Что-то меня заклинило.
        — Скорее всего, вампиры. Когда этот тип к тебе подсел, я честно пытался его прогнать. Но Смотрители не поддаются влиянию. А вот остальные по одному щелчку могли начать говорить громче или тише. Это значит, что на них уже воздействовали.
        — Где же находятся те, что это сделали?
        — Где угодно. В Вене. Это в тридцати километрах отсюда. Могут спрятаться в горах. Достаточно одного воздействия на человека, чтобы дальше он поступал по схеме. Заложенная программа сама включится в его голове, когда придет время.
        Макс провел меня через кухню, и я посмотрела сквозь стеклянные окошки в зал. Мой столик был не виден, зато веселящаяся толпа проглядывалась хорошо. Зрители галдели независимо оттого, играла музыка или нет. Понятно, люди пришли смотреть не на музыкантов. Хотя скрипач с басистом честно пытались перекрыть гам посетителей. Инга что-то тянула на низкой ноте. В ее понимании, это была песня.
        — И что сейчас делает Смотритель?  — несмело спросила я. Вдруг у моего коллеги хороший слух?
        — Ждет, когда ты вернешься. Вероятно, хочет попросить автограф.
        — Сплюнь,  — дернула я его за рукав.
        — Значит, стащит бокал,  — Максу понравилось иронизировать на эту тему.  — Там остались отпечатки твоих губ.
        — Макс!
        — Грегор идет.
        Любимый придержал створку двери, пропуская приятеля.
        — День сегодня…  — Вампир выглядел напряженным — плечи ссутулились, смотрит исподлобья, жмет губы, скрывая клыки.  — Зря вы приехали.
        — Завтра уедем,  — заверил его Макс. Ну вот, а мне здесь так понравилось!
        — Уезжайте!  — Грегор не смотрел на меня.  — Концерт на сегодня закончился.
        Очень хотелось ему что-нибудь сказать — что никто не виноват, что лично я против него никогда не пойду, что, если надо, я могу выгнать этого наглого Стига из клуба и послать его подальше, чтобы он не возвращался. Но мои слова тут были явно не нужны.
        Волнение нахлынуло на меня, заставив ладони неприятно вспотеть. Я потянула Макса — здесь нам делать было нечего.
        — Можно тебя на минуту?
        Инга выступила из темноты, и я вздрогнула, потому что была уверена — певица на сцене. Чтобы оказаться тут, ей пришлось бы пройти через дверь, около которой мы стояли.
        Вблизи девушка еще больше напоминала парня. На вид ей было лет пятнадцать-шестнадцать. И только темные круги под глазами ее заметно старили.
        — Инга, не надо!  — зашевелился в своем углу Грегор.
        Я глянула на Макса, уже поняв, что сейчас будет, но еще отказываясь в это верить.
        — Распишись!
        Инга не разменивалась на слова. В ее руках из пустоты появился глянцевый лист. Он матово отсвечивал в полутьме кухни. И поначалу показалось, что он бело-черный, с каким-то абстрактным рисунком. Но вот вампирша приблизилась, и я потеряла дар речи.
        Это была моя фотография. Непривычно большая, форматом с альбомный лист. Белый фон, волосы разметались. Глаза были зажмурены, и от этого весь мой вид стал наивно-восторженный. Губы сжаты в тонкую линию.
        Во всем этом было что-то знакомое, но от неожиданности я никак не могла собраться с мыслями.
        В онемевшую руку мне сунули открытый черный маркер. Я еще успела почувствовать резкий парфюмерный запах — фломастер был свежим, им не пользовались. Я бездумно смотрела на черный скошенный кончик. Под ним оказался край фотографии. Попыталась расписаться. Не уверена, что нарисованная закорючка была похожа на мой автограф.
        — Спасибо!
        Инга порывисто обняла меня. Этот неуместный жест заставил меня очнуться.
        — Откуда?  — Я ткнула в лист.
        — О! Это было несложно,  — махнула рукой Инга, исчезая за дверью.
        Я посмотрела на замерших вампиров. Судя по напряженным мордам, они все знали.
        — Так зачем мы сюда зашли-то?  — швырнула я маркер Максу под ноги.  — С Грегором попрощаться? Попрощался? Или у тебя в кармане лежит список жаждущих получить автограф?
        — Маша, пойдем.  — Макс попытался поймать меня за руки. Фигушки! Так просто я не дамся!
        — Куда? В зал? На улицу?  — бушевала я.  — Каких еще ждать сюрпризов от нашего свадебного путешествия?
        Сюрпризы! Точно! Нам их обещали! Что ж не предупредили, что они будут множиться, как обвал в горах? Джером, Инга, Стиг! Кто на очереди?
        — Тише!
        Он прижал меня к себе, пытаясь вытолкнуть из кухни. Меня все бесило. И в первую очередь — Грегор! Какой молодец! Испугался он! Смотритель его смутил. А притащить ко мне вампира — это в порядке вещей?
        За дверью раздалась барабанная дробь — перерыв закончился, музыканты пошли выступать.
        — Пусти!  — рвалась я из каменных рук.  — Я его сейчас убью!
        Но было понятно, что мимо Макса мне не пройти. И тогда я накинулась на него.
        — А ты чего стоишь?  — ударила я его руками по груди.  — Доволен? Мы же сюда специально приехали? Скажи! Специально? Ты надоумил эту татуированную кикимору подойти ко мне? Пообещал, что защитишь, если мне что-то не понравится? Ты же у нас постоянно кого-то защищаешь! Всех! Но не меня!
        Я снова билась, а Макс снова сдерживал меня. Не помню, как я оказалась в комнате гостиницы. Металась от стола к кровати, выкидывала вещи из шкафа, пинала неудачно попавшийся на пути ноутбук.
        — Ненавижу вампиров! Ненавижу!  — орала я. Голос мой, словно подчиняясь желанию Макса, тонул в стенах номера.  — Обманщики!
        А потом воздух в легких кончился, и кричать стало нечем. Макс стоял у меня за спиной и так крепко обнимал, что вздохнуть не получалось. Вырваться тоже. Я была словно прикована к Альпийским горам.
        — Я не знал, что она так поступит. Грегор тоже. Еще утром я запретил Джерому подходить к тебе близко. Если хочешь, я найду его и верну твою перчатку. Не уверен, что количество паломников от этого уменьшится.
        Он отпустил меня, и я покачнулась, потеряв такую надежную опору.
        — Обними меня,  — прошептала, протягивая руку в пустоту.
        В ту же секунду мир наполнился Максом. Он держал меня, и я знала, что никогда-никогда больше не отпустит.
        Глава III
        СВИТА ДЛЯ КОРОЛЕВЫ
        — Маша!  — Голос ворвался в сон. На секунду я себя увидела словно окруженной березками. Кто-то звал меня, прячась за деревьями.
        И все закончилось. Я лежала в кровати, в Медлинге, в гостинице. В голове крутилась мысль, что вчера произошло страшное. Сон тут же улетучился, я стала прогонять в памяти события минувшего дня. Утро, прогулка, поход в клуб, Джером, Стиг… Не то. Снимок! Вот что меня заботило! Он был явно с фотика Макса. Мне даже показалось, что именно его я и увидела в своем сне.
        Как он мог попасть к Инге?
        Надо было срочно об этом поговорить с Максом. Но его в комнате не было. Пошел в ресторан?
        Я быстро переоделась, набросила пальто и побежала вниз. Проходя через холл первого этажа, услышала нарастающий гул и треск двигателей мотоциклов. Дыхание на мгновение перехватило.
        Вампиры развлекаются! Эту картину я легко могла представить. Грохот будит тихий город. От шума он присел и замер. Мотоциклы мчатся по улицам. Я видела их — три черных монстра ворвались в Медлинг с севера, прогнали с центральной площади голубей, взвихрили зазевавшиеся прошлогодние листья. Массивную фигуру Грегора я узнаю всегда. Следом Макс. Замыкает пара. Кто такие, не понятно. Они мне были неинтересны, поэтому я снова мысленно поискала Макса. Сейчас они будут около гостиницы!
        Я подошла ближе к дверям, отсюда сквозь стеклянные вставки была видна улица. От раскатистого эха зазвенели стекла. Черный массивный драндулет пролетел стремительно, я не разглядела седоков. Второй чуть затормозил у подъезда. Грегор обернулся, но его мощный скакун понесся вперед. Третий мотоцикл показал только переднее колесо. Я отступила назад, давая Максу возможность войти. Именно он приехал на этой машине.
        — Ты позавтракала?
        Любимый застыл около меня. Черная кожаная куртка, черные кожаные штаны, низкие ковбойские сапоги. Из руки в руку перебрасывает коричневую перчатку. Bay! Да у меня красавец-принц! И как это я раньше не замечала? Черный ему к лицу.
        — Еще не успела.  — Хотелось повредничать.
        За дверью снова затарахтело. Грегор газовал, давая понять, чтобы мы поторопились. Что-то ему опять не нравится.
        — Кто третий?
        — С нами Инга и Джером. Он хотел принести извинения за свой поступок.
        — Пускай катится к черту!
        — Считай, что он уже там.  — Макс снова махнул перчаткой, и только сейчас я ее узнала — коричневая. Моя. Ночью прошел маленький кровопролитный бой, в результате которого один вампир у другого отобрал трофей в виде дамской перчатки?
        — А как же быть с фотографией?  — Перчатку не взяла. Раз уж отобрали, пускай с ней и носятся.
        — Инга сказала, что скачала твой портрет из Интернета.  — Макс сделал шаг назад, окидывая меня взглядом с ног до головы.  — Ты сегодня великолепна!  — Он притянул меня к себе.  — Доброе утро.
        Я закатила глаза. Ну конечно, в понимании вампира, только такое утро и может быть добрым — с грохотом, шумом, непонятной фотографией и украденной перчаткой.
        — Не переживай,  — прошептал он мне в макушку.  — Это все ерунда.  — И ненавязчиво вывел на улицу.
        Воздух был полон вонючими выхлопными газами. На крыльце стоял хмурый хозяин гостиницы. Молчал. Уверена, через пять минут он забудет о явлении сумасшедших байкеров, но пока мужчина был полон негодования.
        Грегор, как всегда, мрачно на меня посмотрел.
        — Проедем немного в сторону Вены. Там красиво.
        Большего количества слов от него не дождешься. Я невольно отметила, что черная куртка ему очень идет. Цепочки и заклепки придавали его образу законченный вид. Настоящий рыцарь дорог как-то так и должен выглядеть — суров, замкнут, серьезен.
        Мотоцикл Джерома был легче и не так солиден, как у остальных. Наверное, потому, что сидящий на нем водитель был облачен в неожиданную красную куртку с молниями в самых немыслимых местах. Даже на локтях. Из-за его плеча выглядывала равнодушная ко всему Инга. Интересно, фотографию она теперь будет с собой таскать? Макс метнул в сторону композитора перчатку. Вампир легко перехватил ее и, подняв мотоцикл на заднее колесо, промчался по переулку.
        — Нам в другую сторону,  — проворчал Грегор.
        — Они все перед тобой извиняются и обещают впредь вести себя цивилизованно,  — обронил Макс.
        — То есть автографов больше не будет?  — Я смотрела на Грегора. Он демонстративно фыркнул.
        — Только если парочка,  — съязвил Макс. Он подал мне шлем.  — Замок Лихтенштейн в десяти километрах отсюда. Тебе понравится.
        Я хихикнула. До чего же люблю вампиров. Наговорила вчера каких-то глупостей. Как я могу без них жить?
        Макс кивал, как всегда угадывая мои мысли. Он меня тоже любил. Об этом можно было не говорить. О чувствах Грегора я не стала думать. Душа чужого вампира потемки.
        Я натянула шлем и устроилась за спиной любимого.
        — Ты же говорил, что вампиры не должны привлекать внимание!  — напомнила я.  — А тут такой грохот.
        — Запомнят грохот, мотоциклы, а не тех, кто ими управлял.
        Мы осторожно вырулили из переулка и понеслись по улицам. Уверена, с такой скоростью по городу ездить нельзя. Но правила дорожного движения вампиров волновали в последнюю очередь.
        Город остался позади, мы мчались по кромке Венского леса. Каменные отроги отзывались на наш грохот меловой крошкой оползней. Дорога вильнула в сторону. С широкой хорошей трассы мы свернули на усыпанную гравием аллею. Деревья нависали над нами густым пологом.
        Когда мотоциклы смолкли, в ушах еще какое-то время звенело, так что я никак не могла расслышать пения птиц.
        Белая громада замка нависала над зеленым покровом леса. Он словно парил над горным уступом, малейший порыв ветра мог оторвать его от земли и унести ввысь. Он казался непривычно узким, создавая впечатление хрупкости. Я смотрела на всю эту красоту, и у меня кружилась голова. Замок был похож на корабль с башней-носом и центральной частью под длинной черепичной крышей. Скупой разнобой окон. Дворец словно рос из земли, всю свою жизнь пытаясь дотянуться до солнца.
        — Замок Лихтенштейн,  — голосом экскурсовода заговорил Макс,  — был построен в 1135 году.
        — Девятьсот лет?  — невольно перебила его я. На Руси еще татаро-монголы злобствовали, а тут уже замки строили.
        — Он долго строился и расширялся,  — Макс скептически оглядел нависающую над нами громаду, словно прикидывал, каким все здесь было чуть меньше тысячи лет назад.  — Во времена войны с Османской империей его почти полностью разрушили и стали восстанавливать в девятнадцатом веке.
        — А внутрь пускают?
        Задала вопрос и смутилась. Вампиров пускают везде.
        К замковой площади, усаженной деревьями, вела широкая лестница, левым краем примыкавшая к стене замка. Грегор поднялся первым. Инга с Джеромом держались от нас на расстоянии, стараясь не выходить вперед.
        Ступеньки у меня под ногами были старые. Изъеденный дождем и временем камень, шершавый, жестко впивающийся в подошвы.
        Мне почудилось, что я слышу далекий звон металла о металл, словно где-то там, высоко, на последних этажах, дрались. Но все это было только отголоском древних событий. Наверняка замок осаждали, и не раз. Эти ступени и эти стены, а может быть, и эти деревья помнят звуки сражений — грохот мечей, ржание коней, возбужденные крики бойцов.
        Сделала еще два шага и снова была вынуждена остановиться. Сердце заколотилось. Неожиданно пришло осознание грядущей беды. Или это всего лишь воспоминание о бедах, здесь происходивших?
        — Что?  — холодная рука Макса вернула к реальности.
        — Наверное, тут было много сражений,  — криво усмехнулась я.
        — Не думаю, что этот замок хоть что-то помнит. После Второй мировой войны были проведены восстановительные работы. Новодел. Ничего исторического в этих камнях нет.
        Он предложил мне пройти вперед, и я с удовольствием оперлась о его руку, силой выгоняя из головы все тревоги. Рядом много вампиров, это и рождает лишние фантазии.
        А замок действительно был основательно в свое время разрушен. В холле первого этажа рядом с кассами висела картина неизвестного художника, на которой были изображены голые окна замка, сквозь которые просматривалось синее небо. Ни крыши, ни красивых белых башенок. Одни стены. Да, это было настоящее место сражений. Руины. Сейчас же все восстановлено, а поэтому равнодушно к потоку времени.
        Высокий гулкий коридор вывел нас к винтовой лестнице, поднявшись по которой мы попали в парадный зал. Из широких полукруглых окон падал яркий свет. Стены были украшены длинными разноцветными флагами. Почти на каждом изображен грифон или лев, вставшие на дыбы. Желто-синий, бело-красный, бело-синий флаг. И только один по центру зала над камином был красно-бело-синим. Вдоль голой стены, на которой просматривались очертания крупных белых кирпичей, стояли темные от времени кресла с низкими спинками. Массивный стол со стилизованными тяжелыми подсвечниками. Во главе стола кресло с высокой спинкой, увенчанной королевской короной. С двух сторон стола лавки без спинок, но зато с изящными ограничителями по бокам — чтобы подвыпившие гости не валились на пол от неловкого движения. Коричневые балки потолка въедаются в белые стены.
        — В замках долго не жили.  — Макс шел, ведя пальцами по столу.  — Отмечали победу и собирались в новое сражение. Здесь всегда было холодно. Окна без стекол, сквозняки. Камины сушили воздух, но грели слабо.
        С потолка спускалась люстра — медная лента, замкнутая в круг, с четырьмя симметрично расположенными держателями для свечей.
        — Не богато,  — согласилась я, разглядывая королевскую корону наверху спинки кресла.
        Бесшумно вошли Инга с Джеромом, застыли возле камина. Черный зев хищно распахнул свою пасть в мою сторону. Я вцепилась в спинку кресла.
        — А вам здесь нравится?  — За все утро от этой парочки я не услышала ни ответа, ни привета. Ходили за мной немой стражей.
        — Нормально,  — отозвалась Инга, не двигаясь с места. Тоже мне фанатка!
        Я отвернулась от нее, демонстративно усаживаясь в кресло. Подлокотники оказались высоковаты. Да и жестко было. Могли бы хоть подушку подложить.
        — Не по размеру костюмчик,  — буркнул, проходя мимо, Грегор.
        О, великий барабанщик, ты всегда внимателен ко мне.
        Я поерзала, усаживаясь глубже. Окинула взглядом длинный стол.
        — Завтра пойдем в поход,  — громко произнесла я, выбрасывая руку вверх.  — Впереди нас ждет много сражений. Добычу разделим поровну. А из головы врага я сделаю пиршественную чашу и буду пить из нее за процветание моего рода.
        Вампиры у камина не шевельнулись. Грегор недовольно покачал головой. Макс смотрел на меня, чуть скривив губы в натянутой улыбке. Выражать эмоции он умеет плохо.
        Да… кисловатая у меня компания. Двое молчат, один дуется, третий пребывает в хроническом восторге.
        Я положила на стол руки, и меня словно током прошило. Пальцы дрогнули, пришлось силой заставить их замереть.
        — Макс!
        Джерома как ветром сдуло с места. Композиторы народ нервный, неустойчивый, чувствительный к грядущим переменам. Грегор прилип к окну. Макс сидел на лавке, постукивая по поверхности стола. Одна Инга стояла, равнодушно глядя перед собой.
        — Грегор, ты опять позвал гостей?  — Напряжение внутри росло. Я готова была взорваться от негодования.
        — Вампиры. Идут с севера,  — вместо приятеля отозвался Макс.
        — Не звал я никого!  — Грегор перешел к другому окну.
        Я сжала кулаки. Все было похоже на плохую мелодраму, где каждый шаг влечет неминуемые неприятности. А я ведь даже предположить не могла, что это засада. Думала, и правда прогуляемся, замок посмотрим. Если на нас сейчас нападут… Снова оглядела темные балки, провисшие флаги. От камня под ногами тянуло холодом. Как жаль, что все это новодел, окружающие предметы ничего не помнят, из них нельзя брать информацию. Но ведь сражения были именно здесь, на этом месте. Черт! Что же Макса вечно тянет в те места, где когда-то что-то уже происходило!
        Давно я не строила арканов, поэтому с ходу ничего не могла придумать. Вокруг меня было слишком мало предметов. Стол, лавки, стулья, подсвечники, флаги. Не то. Нехотя, словно сопротивляясь, в голове моей стала выстраиваться цепочка. Кресло от стола в центр зала, разбить окно, бросить осколки к камину.
        — Инга, в сторону!
        До сих пор мне не удалось узнать, почему вампиры так любят этот предмет интерьера. Камин притягивал их. Если бы я была настоящим Смотрителем, около каждого развесила бы простенький аркан, и в мире стало бы гораздо меньше вампиров.
        Я успела крикнуть, и тут же холодный вихрь задвинул меня вместе с креслом в угол. От удара сверху обвалился бело-синий флаг и с шуршанием опустился мне на голову. Я забилась, но меня придавили, и я потеряла возможность двигаться.
        Сердце колотилось, пытаясь выскочить из груди.
        — Пусти!  — Можно было не сомневаться, что держит меня Макс.
        А вокруг стояла тишина. Неправильная. Невозможная. Если они едят друг друга, то должны хотя бы чавкать.
        Я с яростью дернулась, пытаясь встать.
        — Они не тронут,  — раздался голос Грегора.
        Флаг с меня сорвали, и от свежего воздуха я закашлялась.
        Дрянная пыльная тряпка. У меня попытались ее отобрать, но я потянула полотнище на себя. Чтобы моя голова начала соображать, по ней надо было просто стукнуть, зато теперь я могла составить прекрасный аркан. И это полотнище в нем сыграет центральную роль.
        — Все в порядке,  — гудел у меня над головой Грегор.  — Это так, гости.
        Я выглянула из-за спин моих милых охранников. У камина стояли трое. Две девушки и высокий мужчина с пронзительным взглядом светлых глаз. Он был красив болезненной надломленной красотой. Тонкий профиль, аккуратный росчерк бровей, глубокая морщинка над переносицей, длинные волосы. Девушки рядом с ним терялись. О них можно было сказать, что одна светлая, другая темная.
        — Они пришли просить защиты,  — все так же, на одной ноте тянул Грегор.
        — Чего просить?  — В голове моей еще звенел выстроенный аркан, каждую секунду он менялся, в зависимости от ситуации появлялись все более удачные варианты.
        — Фан-клуб.  — Макс присел на подлокотник кресла, сложив руки на груди.
        — За автографами?  — уточнила я, выбираясь на свободу. Говорить из-под локтя Макса было неудобно. Бешенство заставило меня выпрямиться. Сейчас я этих фанатиков-математиков уничтожу!
        — Маша, остановись, это закономерно.  — Макс коснулся моего локтя, заставляя прийти в себя. Что-то я последнее время кровожадной стала.  — Эдгар покровительствовал вампирам. Ты победила Эдгара. К тебе перешли его обязанности.
        Я с трудом проглотила комок, застрявший в горле. Хорошо, что я не убила дракона, охраняющего клад, а то бы покрылась чешуей и клацала зубами. С победителями драконов так обычно и происходит. На моем пути попался Эдгар, сильный вампир, решивший померяться силами со мной и Максом. Но в той войне я была не одна. Весь мир встал на нашу защиту. Вампиры со Смотрителями, кстати, тоже. Мы с Максом были только катализаторами. С чего вдруг все это счастье обвалилось на меня одну? Мне еще Аскольд с Олафом помогали. Где эти милые вампиры из Швеции? Или все же как с кладом? Победил дракона — становишься драконом. Победил вампира — становишься… А вот это вы врете. Мы из соседней сказки. У нас другие правила.
        — Я не собираюсь им ничего дарить. Последние перчатки отдала композитору!  — воскликнула я, чувствуя, как в моем голосе начинает пробиваться истерика.
        Макс с Грегором переглянулись. Мужчина пошел ко мне. Фантазия услужливо подсунула картинку. Вот он доходит до кресла, падает на колено и со словами: «О, моя королева!» — предлагает мне свой меч и жизнь. Что-то похожее было в «Дон Кихоте».
        Макс не шевельнулся. Как сидел, сложив руки на груди, так и остался в такой позе. Значит, драка отменяется. Мы будем слушать условия перемирия.
        Вампир скользнул до противоположного угла стола и остановился. Девушки тенью следовали за ним. Я успела рассмотреть, что у одной из них милое круглое лицо, обрамленное светлыми кудряшками. На щечках от натянутой улыбки образовались ямочки.
        — Нам достаточно будет слова.
        Вампир пропустил все то, что я успела придумать,  — приветствие, громкие хвалебные оды, парочку тостов во здравие, россыпь комплиментов. Начинаю привыкать, что в адрес вампиров я все больше обманываюсь. Сразу перейдем к делу. Сувениры отменяются, составляем устный договор: «Перед лицом своих товарищей торжественно клянусь…»
        — И вы всем станете говорить, что знакомы со мной?  — нервно отозвалась я.  — Тогда вам нужна будет моя вещь.
        — Это необязательно,  — качнул головой вампир.  — Знакомство не всегда требует подтверждения.
        — Сергей, давай быстрее,  — подогнал вампира Макс, и я покосилась на него. Всегда сдержанный и терпеливый, сейчас он решил отказаться от этих качеств.
        — Хорошо!  — Вопреки тому, что его торопили, Сергей медленно достал из заднего кармана джинсов что-то, похожее на тетрадку, и бросил на стол.  — Пускай это будет у тебя. Мы рассчитываем на твою лояльность.
        Не понравились мне эти метания предметов через стол. Я нагнулась, вглядываясь в подношение. Блокнот, сверху прикреплена ручка. На обложке глянцевая фотография. Я и Макс. Внизу переплетались две буквы «М».
        Реальность вокруг меня позорно дезертировала. Я бы, наверное, свалилась, если бы не пыхтящий рядом со мной Грегор.
        — Там еще календарики есть,  — буркнул он, поддерживая меня.
        Макс отсутствующим взглядом смотрел в сторону. Он об этом знал.
        — Что там есть?  — Надо было хоть что-то сказать. С каждой секундой действительность все больше и больше походила на фильм-катастрофу.
        — Календарики на следующий год. Симпатичные. Ты очень хорошо получилась.
        Я оттолкнула от себя Грегора и пошла в обход стола.
        Блокнот был обыкновенный, на пружинке. На белой ручке были вытеснены красные переплетенные буквы «М». Две штуки. Как на блокноте. Я отказывалась верить в то, что видела. Машинально перелистала страницы. На каждой чередовался слабо-размытый то мой портрет, то портрет Макса. На пол посыпались глянцевые картинки.
        Ну вот, теперь у меня есть портрет любимого. Так его и назову — «мой любимый вампир». Все, как я хотела.
        О чем я думаю?
        Пнула разлетевшиеся по полу календарики. Непонятно, когда они все это успели сделать, если фотки стащили только вчера. Хотя от вампиров можно было ожидать чего угодно.
        — Фотоаппарат верните,  — потребовала я, отворачиваясь.
        — Он на месте.  — Сергей даже бровью не повел.
        Не вампиры, а сплошные жулики.
        — Больше ничего не надо?  — Я изобразила на лице гаденькую улыбку. Этот «кошмар под Рождество», кажется, никогда не кончится.
        Инга все так и стояла около камина. Делала вид, что ее все это не касается. Уверена, даже не шелохнулась. Будет валиться замок, останется стоять на том кусочке пола, что понесется в тартарары. Тряхануть бы ее как следует, все бы узнать… Фанатики-маразматики!
        Вампиры молчали. Все вампиры в зале молчали. Одни соловьи за окном надрывались. Видимо, где-то была открыта форточка. Птиц было хорошо слышно.
        Ручка с щелчком открепилась от толстой обложки блокнота.
        Никто не шевельнулся. Стоят, замерев, как вечность.
        Перекинула первые две страницы. Писать в начале тетради плохая примета, начнем с середины.
        Чернила в ручке оказались черными. Я размашисто написала «Удачи!» и внизу приписала букву «М». Перевернула листок. От волнения рука дрожала. Подпись. Еще одна. Росчерк на всю страницу. «М» похожа на завалившуюся избушку Бабы-яги. Швырнула блокнот обратно через стол.
        — Можете разобрать на сувениры.
        Сергей вдруг стал клониться вниз. Я увидела, как у него одеревенело лицо, как медленно на нижнюю губу стали наползать клыки.
        — Всем стоять!  — крикнул Макс, белой тенью проносясь через зал.
        — Только попробуй предать нас,  — хрипло, с одышкой выплюнул из себя Сергей.
        Ручка упала на пол. Я впервые видела такую страшную трансформацию. Сергей изменился совершенно. Нижняя челюсть у него вытянулась, глаза потемнели, волосы встопорщились.
        Я присела, подтягивая к себе полотнище. Сначала оно пошло легко, но потом застряло.
        — Во дворе Смотрители.  — Грегор наступил на флаг и теперь смотрел на меня тяжелым, ничего хорошего не обещающим взглядом.
        — При чем тут я?  — по-детски выкрикнула, чувствуя подкатывающие к горлу слезы. Как же мне все это надоело! Мы же поехали отдыхать.
        Глаза всех вампиров были устремлены на меня.
        Видимо, они были другого мнения.
        — Строй защиту!  — бросился ко мне Грегор. У него к Смотрителям была отдельная неприязнь. Однажды он провел у них в гостях больше месяца. Вряд ли барабанщик группы из Медлинга хотел повторить этот визит.
        — Какую защиту? Я понятия не имею, кто это!  — стала я отпихиваться от него. Но толкать вампира все равно, что пытаться сдвинуть с места Джомолунгму,  — только руки отобьешь.
        Сергей резко опрокинулся на спину. Серая тень мелькнула по полу.
        — Останови его!  — крикнула я застывшему Грегору.  — Скажи, чтобы не двигался с места!
        Вампир вдруг легко поддался под моей рукой. Сделал шаг в сторону, размытым отражением скользнул следом за Сергеем. Я попыталась отследить взглядом за его перемещением и уперлась глазами в арку выхода.
        Тут не все новодел! Перекрытия, крыша. Но пол остался таким, как и раньше. Оконные проемы на тех же местах, на каких были в 1135 году. Я подбежала к стене между двумя окнами, положила на нее ладони. Рукам стало жарко. «Я никого сюда не пущу»,  — пообещала, мысленно опуская вдоль стен замка железный занавес защиты.
        В дверь медленно вошел Сергей, мимо него проскочил Грегор. Во взгляде читалось: «Не опоздал?» Я отвернулась от него.
        «Запираю границу на семь запоров, на семь ключей. И как вечно шумит Море Окиян, так вечно будут держать те запоры…» — запел в моей голове голос. Жаль, нет под рукой трех подсвечников, красной шторы и зеркала, чтобы сделать простенький аркан на неудачу. Простое — самое надежное. Я не была уверена, что колдовской заговор здесь подойдет.
        Сквозь мой голос стала пробиваться пронзительная нота. Словно одинокая птица пела в небесах: «Тень, тень, тень». Или так звенела струна. Выстроенная мной защита заколебалась, готовая вот-вот рухнуть. Кажется, против моей силы нашелся более весомый аргумент? Однако! Отвыкла я от таких серьезных соперников.
        Я выглянула в окно. На замковой площадке стояло человек семь. Парень забрался на высокий парапет, пристроил на колени гитару. «Брень!» — назойливо звучала струна. От этого звука, от вибрации струны мелкими осколками осыпалось мое непрочное заклятье.
        На секунду мне показалось, что мы и правда вернулись в двенадцатый век. Ко двору герцога пришли бродяги-менестрели и просят разрешения повеселить хозяина. Вот только герцог сейчас страдает желудочной болезнью и не готов принимать гостей. Пускай недельку посидят в темнице. А там видно будет.
        Я глубоко вздохнула, пытаясь почувствовать силу этих людей. Но они были закрыты для меня. Не чувствую я Смотрителей. Совсем.
        — Ты границу аркана отследи, а мы их сделаем,  — зашептал у меня над ухом Грегор.
        — Вы им не нужны,  — покачала я головой.  — Это мой бенефис.  — Толкнула створку окна.  — Будешь по мне скучать, смотри на календарик. Я и правда неплохо получилась на снимке.
        На треск оконной рамы Смотрители обернулись. Я узнала своего вчерашнего знакомца. Стиг улыбался. Казалось, вчерашняя ухмылка приклеилась к его лицу и теперь он не может ее снять, не повредив внешности.
        Из-под арки появилась темная вихрастая голова Макса. В глазах у меня потемнело. Макс медленно пересек замковую площадь и остановился.
        Грегор что-то успел мне крикнуть, но я уже бежала к лестнице. Кудрявая блондинка с ямочками на щечках прижалась к стене. Запястья ломило от боли, в кончиках пальцев играли иголочки. Я успела мысленно дотянуться до леса. Сосны нехотя просыпались, недовольные, что их потревожили. Но вот мне удалось нащупать пару берез. Ну держитесь, крысы, сейчас я до вас доберусь!
        Винтовая лестница показалась бесконечной. Шершавые стены били в ладони. Меня посетило ощущение, что это уже когда-то было, что я уже однажды бежала, молясь только об одном — успеть!
        Гравий под ногой мерзко хрустнул.
        Макс стоял ко мне спиной. Я попыталась его обойти, но он сграбастал меня, не пуская вперед. Парень с гитарой опустил руку на гриф. Звякнула струна. Я же хотела только понять — жив? не тронули? где больно?
        — Привет, Маша!
        Я с удивлением обернулась на русскую речь. Никак не могу свыкнуться, что по-русски здесь может говорить каждый пень. Как я теперь поняла, к лингвистическим талантам это не имеет отношения. Просто мой родной язык в нашей тусовке становится международным.
        Хозяин гитары приветственно махнул рукой. Он был чересчур подвижный. Все его тело беспрестанно совершало разные действия, суставы словно на шарниры насажены. Он не просто поворачивал голову, а словно плыл в бесконечном, никогда не прерывающемся танце.
        — Я вас не знаю,  — отрезала, потеряв драгоценный момент, и Макс задвинул-таки меня к себе за спину.
        — Вы нарушили нашу прогулку,  — пел родной голос.  — У нас гости.
        — И вообще — какого черта?  — полезла я вперед.
        — Мы хотели засвидетельствовать свое почтение,  — четко, ни разу не споткнувшись, выговорил парень с гитарой. Словно каждый день произносил такие патетические речи.  — Стиг не успел тебя вчера предупредить, что мы придем.
        Стиг снова заулыбался. Ему не хватало бутылки пива, тогда бы его образ выглядел завершенным.
        — А не пошли бы вы!  — Мне неудобно было говорить, потому что Макс упорно не давал обойти его.
        — Нежити здесь шестеро, но мы никого не тронем,  — выдвинул свой аргумент гитарист.
        Это я их сейчас трону! Нет, ну что за наглость?
        И тут я перестала дергаться. Я им не верила. Ни одному слову. Я скорее поверю вампиру, чем Смотрителям. Но они остановили мой заговор, и все мои подпрыгивания сейчас ни к чему бы не привели.
        Я громко выдохнула, упрямо сложив руки на груди. Хорошо, послушаем, что нам скажут, но не надейтесь, что чьи-либо слова будут иметь для меня хоть какое-то значение.
        — Тебя тяжело застать одну, Маша.  — Парень перехватил гитару, осторожно поставив ее на гравий площадки.  — А когда ты с друзьями, наш визит неминуемо вызывает конфликт. Мы приносим свои извинения за испорченное утро. Мы можем с тобой поговорить?
        — Макс, скажи всем, чтобы не волновались,  — попросила я.
        Любимый растянул губы в слишком широкой улыбке. Я видела, он сдерживается, чтобы не закинуть меня за спину и не броситься прочь отсюда. Хотя о чем я говорю? Какие волнения! У вампиров нет эмоций.
        — Я сейчас приду,  — попыталась я подогнать Макса словом.
        Он не шевелился.
        — Я люблю тебя.  — Пришлось привстать на цыпочки, чтобы прошептать ему это в ухо.
        — Bay!  — хлопнул в ладоши Стиг.  — Браво! Парень, мы ее заберем на секунду и вернем в целости и сохранности.
        Жалко, что я не умею убивать взглядом. Мне очень хотелось, чтобы Стиг сейчас бился в конвульсиях башкой о камешки у моих ног. Но он стоял. И улыбался. Эта улыбка меня особенно бесила.
        — Я останусь.  — Макс посмотрел на Смотрителя, чуть склонив голову. Этот взгляд заставил Стига нервно хихикнуть. На фоне всеобщего серьезного молчания со своими ужимками и смешками выглядел он пошло.
        Макс прошел мимо застывшей компании, взял в руки гитару.
        — Ты позволишь?  — глянул он на хозяина инструмента. И не дожидаясь ответа, присел около парапета. Коротко провел левой рукой по стене, обламывая ногти. В последнее время они у него здорово отросли.
        — Мы остановились на почтении,  — напомнила я, желая поскорее завершить эту неприятную встречу.
        — А, ну да!  — Стиг потер щеки, но улыбку не убрал.  — Мы хотели заручиться твоей поддержкой. Ну что ты против своих же братьев-Смотрителей ничего не будешь предпринимать. И если что, то мы будем вместе.
        — Если — что?
        Дипломат из Стига был плохой. С первых же слов захотелось послать его куда подальше. Как будто он не знает: «если что», то я его убью.
        — Можно мне?  — вышел вперед гитарист.
        Макс резко оборвал аккорд, но на это никто не обратил внимания. Парень между тем продолжал:
        — Олег не успел приехать. Ему бы ты скорее поверила. Он будет здесь через пару дней.
        Решили подтянуть тяжелую артиллерию, московских Смотрителей? Конечно, с Олегом мне разговаривать было бы гораздо сложнее, чем с этой компанией. Но с другой стороны, таких глупых условий, как Стиг, он бы не ставил. Олег умен. И он хорошо меня знает. Он знает, что «если что», то я буду не за тех или этих, а за Макса. И только за него.
        — Мы думали дождаться его,  — на одной ноте вещал гитарист,  — но эти упыри нас опередили, и пришлось поторопиться. Нам надо знать, защищаешь ли ты вампиров или мы можем рассчитывать на твою лояльность?
        Макс наигрывал что-то знакомое. Кажется, я это уже слышала. В критические моменты в нем открывается масса талантов, о которых я раньше не подозревала. В девятнадцатом веке в Германии была популярна гитара?
        — Что ты нам скажешь?  — напомнил о себе хозяин инструмента.
        Я оглядела собравшихся. Со мной говорили двое, видимо, только они знали русский. Остальные молчали, но смотрели на меня так, словно и без перевода все понимают. Они были на удивление разные. За время общения с вампирами я привыкла к их болезненной красоте, к их мертвенной бледности. Люди же передо мной были высокие и низкие, худые и полные, с живыми заинтересованными лицами. Вздернутые в оживленном ожидании брови, прищуренные в напряжении глаза. Парнишка щиплет чуть пробивающуюся бородку. У девушки на скуле зреет прыщик.
        — Я не думаю, что приму участие в каких бы то ни было играх,  — сухо ответила я.
        — Пока эти игры не касаются тебя, возможно. Но в конце концов войны добираются до каждого дома.
        — Войны больше не будет.  — Я чувствовала слабость своей позиции. Если бы от меня хоть что-то зависело!
        Парень покосился на Макса, но все же сделал шаг вперед. Мог не утруждать себя, вампир бы его услышал, даже если бы гитарист шептал мне на ухо.
        — В последних событиях пострадало много нежити, и хотя виноваты больше они, чем мы, вампиры собираются восстановить статус-кво, подправить пошатнувшуюся репутацию.
        — Я не дам им ничего сделать. Войны не будет,  — повторила я. Как будто от меня тут что-нибудь зависело! Я была вечным участником чужой игры.
        — Ситуация сложнее, чем может показаться.  — Вкрадчивый голос, темные внимательные глаза. Смотритель обладал определенным обаянием. А главное — он знал, что умеет очаровывать, и в открытую этим пользовался. В ответ я только упрямо поджала губы. Если бы взаимоотношения людей основывались на обаянии, мир был бы сказочным.  — Из Нордкина вернулся Антон. Он собирается мстить.
        — Кому?  — История с Антоном и Ириной мне казалась завершенной. Врет он все!
        — Вурдалакам,  — легко произнес музыкант. Присутствие Макса его не смущало. Я бы за «вурдалака» врезала. Его никто не обзывает припадочным — вон как моргает. Наверняка это реакция на вампиров.  — Если его не удержат в Москве, то он превратится в Черного Смотрителя, будет работать сам на себя.
        — Если что-то и произойдет, то вы здесь будете ни при чем.
        Я впервые слышала о таком понятии, как Черный Смотритель. Что-то родственное черному копателю? Видимо, во все времена появлялись люди, не желающие подчиняться правилам, использующие свою силу без ограничений и норм.
        — Когда польется кровь, станет неважно, кто вынул из ножен меч первым. Нам надо знать, за кого ты тогда станешь.
        За Макса! Какие еще могли быть вопросы? Никакие мировые войны и политические переделы вселенной меня не волнуют.
        Аккорд снова прервался. На меня смотрело бездонное черное небо со звездочкой-зрачком по центру. Неужели Макс ждал моего ответа? Разве это не очевидно?
        — Мы бы хотели заручиться твоей поддержкой.
        Кажется, гитарист не сомневается в том, что я сейчас кинусь ему на шею с криками, что всю жизнь только об этом и мечтала. Пришло время щелкнуть его по носу.
        Я повернулась в сторону открытого на втором этаже окна.
        — Грегор,  — крикнула я в пустоту оконного проема,  — подкинь пачку сувениров.
        Из-за подоконника выпал небольшой прямоугольный предмет. Как мило. Грегор перетянул подарок резинкой, чтобы он не разлетелся на составляющие. Гитара не успела звякнуть, а Макс уже проскользнул мимо меня, подхватывая стопку календариков. Смотрители с опозданием шарахнулись в сторону. Макс вложил в руку застывшему музыканту картинки.
        — Я не знаю, как убедить вас жить в мире.  — Мне тоже хотелось бы придать своему голосу вкрадчивый напор. На фоне хозяина гитары я все же проигрывала.  — У каждого своя обида. Но пусть это станет моим оберегом для вас. Тот, у кого есть этот календарик, будет под моей зашитой. И неважно, у кого он в руке. Дальше мы будем разбираться по ситуации. Но я в войнах не участвую.
        Музыкант с любопытством повертел в руке картонку. Он здорово держался. Вокруг ходили вампиры, а он даже не шелохнулся. Только моргать стал еще сильнее. Думаю, у них была здесь подготовлена своя защита. Вряд ли она была направлена на кого-то конкретно. Как бомба. Если уж взрывается, то накрывает всех. Ничего, я им тоже зла не желаю.
        — Вампирские штучки,  — произнес музыкант.  — Молодцы, подсуетились. Ладно,  — он сунул календарики в карман.  — Считай, что клуб почитателей твоего таланта увеличился. Но за мирными фанатами в конце концов приходят фанатики. Тебе не удастся отсидеться в стороне. Можно?  — он склонился к Максу, отбирая гитару. Перекинул ремешок через плечо, устраивая инструмент у себя на спине.  — Находиться рядом с тобой сейчас выгодно,  — многозначительно добавил он, удаляясь.
        — Все надеются, что ты вновь станешь Смотрителем,  — произнес девичий голос, я не стала поднимать голову, чтобы посмотреть, кто говорит.  — И гармония в мире восстановится.
        Не буду отвечать. Для меня гармония выглядела несколько иначе. Но в этом мире она была невозможна. Видимо, мы теперь были обречены, каждый раз выходя из дома, встречать очередного гостя. А ведь есть еще Макс. Он тоже захочет меня куда-нибудь перетянуть. Как сказал этот гитарист? «Находиться рядом с тобой сейчас выгодно!»
        С парковочной площадки, где мы оставили мотоциклы, долетело тарахтение моторов. Все рассаживались по своим авто и убирались кто куда.
        Макс сидел мрачный. Скулы запали, взгляд напряженный. Правой рукой с длинными ногтями он меланхолично собирал в горсть камешки и ронял их обратно на землю. Смотрел перед собой. Губы жал. О чем думает? Вот так глядишь на человека, кажется, теорему Ферма сейчас докажет, а он на самом деле «Чижика-пыжика» про себя проговаривает или какую-нибудь другую прилипчивую песенку твердит.
        Под ногой скрипит галька. Холодный ветер теребит распахнутые полы пальто. Лес недовольно ворчит тысячами хвойных макушек.
        Я села на землю рядом с Максом.
        — Ты знал, что они сюда придут?  — Мысли о плохой мелодраме не покидали меня.
        — Нет.
        Тонкий мальчишеский профиль, собранные в линию губы, чуть вздрагивающие крылышки носа, холодные черные глаза. Да он ведь голоден! Наверняка столкновение со Смотрителями вызвало у него дикую жажду. Как он, бедный, со всем этим борется?
        — Макс…  — позвала тихо.
        Он резко поднялся, прошел передо мной бесшумно, словно не по земле двигался, а по воздуху. Слова роняет злые. Холодные. Все правильно. Мы должны об этом поговорить. Но хочется этот разговор отложить. Хоть на полчаса.
        — Вампиры давно искали с тобой встречи.  — Глаза на меня не поднимает. Говорит, глядя себе под ноги.  — Смотрители тоже. До недавних пор мне удавалось всех разводить, чтобы такой встречи не получилось. Они выследили нас. О поездке никто не знал. Это я предложил Грегору взять мотоциклы и отправиться кататься. А перед этим всю ночь искал Джерома, чтобы открутить ему башку за то, что он тебя напугал. Ты сказала, что я тебя не защищаю. Я не успеваю, события слишком быстрые. Они от меня не зависят. Вампиры теперь будут ходить за тобой по пятам, потому что ты их защита. Если ты выступишь за Смотрителей, вампиры окажутся в слабой позиции, и это будет знаком начала войны.
        — Трогательно!  — Устала. Зла. Раздражена. Как еще описать то, что поднимается у меня в душе?  — Еще скажи, что ты со мной, потому что я такая популярная и могу кого-то защитить!
        Черным клинком по мне прошелся взгляд ледяных глаз. Площадка опустела. Макс ушел.
        Я метнула в ту сторону, где только что был любимый, горсть камешков. Да катитесь вы все! Подтянула колени, уронила голову на сложенные руки.
        В мыслях пустота. Абсолютная. Пульсирует под челюстью жилка, сигнализируя о тревоге.
        — Зря ты так.  — Грегор скривился, нервно дернул носом — мне было лень, но я все-таки подняла голову, чтобы посмотреть на него.  — Макс старается…
        — Иди ты, знаешь, куда!  — взорвалась я.  — Или тоже за автографом прибежал?
        Вампира мои слова не задели. Он демонстративно медленно прошел мимо, громко втянул воздух.
        — Запах тут противный,  — процедил он.  — Ein Schmutziger.[3 - Грязный (нем.).] Еще пристанет.
        Перемахнул через парапет. Заработал мотоцикл.
        Я снова уронила голову на руки. Так гораздо лучше. Сейчас я зажмурюсь, и весь этот кошмар рассеется. Я больше не увижу никого. А когда проснусь… О, когда я проснусь, все будет иначе.
        Добиралась обратно долго. Сначала шла пешком, потом ловила машину. И всю дорогу в голове было пусто. Ни одной мысли. Я только знала, надо дойти до гостиницы, там все определится.
        У входа в гостиницу меня попытался остановить хозяин. Наверное, ему что-то не понравилось в моем внешнем виде. Я не стала вникать в его быструю речь. Сегодня слов было сказано достаточно.
        За дверью нашего номера было тихо. Прислушалась к колотящемуся сердцу и вдруг испугалась. Макса там нет! Он ушел! Ушел навсегда!
        Толкнула дверь.
        Комната аккуратно убрана. Уходя, я оставила приличный беспорядок. А теперь — ни пылинки, все вещи на своих местах. На пустом столе лежит фотоаппарат.
        — Макс!  — позвала я.
        Ответа не было.
        ГЛАВА IV
        ВОЗМУТИТЕЛИ СПОКОЙСТВИЯ
        Осталось пройти пару метров по узкому коридорчику, чтобы увидеть всю комнату.
        Угол шкафа, стул с брошенным на спинку халатом, край кровати с ровным, как поверхность стола, покрывалом. Покрывало желтое, с золотой вышивкой, тяжелая бахрома касается ворса ковра.
        Последний шаг я сделала в пустоту. В вакуум. В бездну.
        Макс лежал на своей половине кровати. Поверх одеяла. Неестественно выпрямившись. Положив руки вдоль тела. Белая рубашка, белые брюки, белые носки. Ни единой складочки. Глаза закрыты. Лицо словно мукой обсыпано — бледное. И только темные провалы ноздрей, тень под губами, утопленные в темное полукружье глаза. Графическая линия бровей и ресниц, волна волос ложится на идеально гладкий лоб.
        Я не говорила, что белый ему очень идет? Или разговор шел о черном цвете?
        Из меня вырвался совершенно неуместный всхлип.
        — Ой!
        Глаза Макса распахнулись, показались белки, затем радужка цвета неба.
        Мои ноги приросли к ковру.
        Его взгляд бессмысленно бродил по потолку.
        — Ой, Макс, знаешь!..  — выкрикнула я, бросаясь к кровати.
        Нога подвернулась, и я должна была упасть, ударившись о деревянный край каркаса, но холодное облако уже подхватило меня, опустило на пол, присело рядом.
        Надо было просить прощения. Говорить, что те слова были необдуманными. Что я не ожидала всех этих визитов, а потому несла полную чушь. Что мне тягостно оставаться одной. Что я долго шла пешком. Что меня не пускал хозяин гостиницы. Что все сегодняшние события были настолько головокружительными, что я сама не понимаю, как себя теперь вести.
        Но вместо этого сказала всего лишь: «Я так испугалась»,  — вложив в эту фразу все — и утро, и визиты, и хозяина. А главное — Макса, без которого мне дышать трудно.
        — Ну что ты…  — Он осторожно притянул мою голову к себе.
        — Не уходи,  — снова всхлипнула я.
        Сколько же пришлось без него прожить? Час, два? Бесконечность. Время с того момента, как я ступила на лестницу замка Лихтенштейн, и до этой секунды почернело и кануло в небытие. Не было ничего. Есть стол, ковер. Есть кровать и дерево за окном. А всего остального — нет. Вымысел. Злая шутка. Дьявольское наваждение. Сотрем ладонью изморозь секунд с окна времени.
        Макс застыл, пальцами касаясь моего лица. Брови чуть хмурятся.
        — В городе много приезжих. Нас просят освободить номер.
        — Освободить номер?
        Новость меня потрясла. Впервые слышу, чтобы кто-то настаивал, чтобы вампир что-то сделал.
        — Работа Сергея. Сюда подтягиваются новые Смотрители, он не хочет, чтобы с тобой еще кто-нибудь встречался.
        Я улыбнулась. Лицо нехотя вспоминало, как это — не хмуриться. А потом рассмеялась в голос. Немедленно соврите, что завтра же у меня начнется спокойная жизнь, что я не буду ни от кого зависеть, что я сама смогу принимать решения. Пока я с Максом, моя жизнь может быть только такой.
        Я хохотала, а Макс смотрел на меня. И мне было неважно, что скрывается за этим взглядом. Что там может быть, кроме любви?
        Утром у меня на подушке лежал конверт с авиабилетами. Одна пара была из Вены до Москвы, а другая из Москвы до моего города. Настало время расстаться с гостеприимной Австрией. Упала лицом в простыни, не в силах сдержать улыбку. Скитания закончились. Я возвращаюсь домой. Дома проблемы, что нависли надо мной в Медлинге, окажутся призрачными. Смотрители, вампиры, договоры, капризы и недовольства — все останется здесь. С собой в самолет я это не потащу.
        Я уже собралась выйти из номера на завтрак, когда на пороге появился бледный Макс.
        — Нам надо торопиться?
        Что могло заставить вампира так быстро бегать по лестнице?
        — Не мешало бы.  — Он прошел через комнату, остановился около окна.  — В гостинице не осталось ни одного человека. Ресторан полон Смотрителями. Они только что приехали.
        — А Грегор?  — С некоторых пор я стала волноваться за вампиров. А ведь еще есть композитор и Инга.
        — Вчера он не вернулся в город. Уехал.
        — Ну что же…  — Я медленно вернулась в номер, огляделась.  — Бегство через окно — это так романтично.
        Но в душе все же шевельнулся противный червячок раздражения. Сколько можно бегать? Даже позавтракать не дадут спокойно!
        Я быстро переоделась в джинсы, футболку и теннисные туфли. Постояла около распахнутого шкафа. В бегстве есть один недостаток — с собой не возьмешь много вещей. Вытянула из угла сумку с ноутбуком, сунула туда билеты, фотоаппарат, свой многострадальный аттестат зрелости — я не могла с ним расстаться, хоть и подозревала, что показывать его будет некому, не до учебы мне будет в ближайшее время,  — и захлопнула створки.
        Напомнила:
        — Не забудь свой фотик. Я еще не потеряла надежду получить оттуда снимки.
        Макс не стал ничего говорить. Молча сунул технику в чехол, забрал у меня сумку.
        — А твой ноутбук?  — Я снова оглядела комнату.
        — Разбился, упав со второго этажа.
        И как пишут в таких случаях — в его лице не дрогнул ни один мускул.
        Так, понятно. Вчерашний день был не самым простым. Неужели в расстроенных чувствах он уничтожал все, связанное со мной, а потом утомился, прилег отдохнуть, и у него родилась прекрасная идея не расставаться? Хорошо, что в голову вампира приходят правильные мысли.
        Макс подхватил меня на руки, и через секунду мы уже стояли на дорожке парка за нашей гостиницей.
        — Я говорила, из тебя получится замечательный преступник?  — прошептала я, целуя любимого в губы.
        — А из тебя спутница преступника,  — ответил Макс, приподнимая меня за локти, чтобы я сильно не тянулась.
        — И так всю жизнь?  — хмыкнула я, глядя в его еще слегка сумасшедшие глаза. Зрачок пульсировал, но в целом он уже почти вернулся в нормальное состояние.
        — Пока тебе не надоест,  — мрачновато отозвался любимый.
        Не понравился мне его ответ.
        — А если надоест?  — Мы уже шли прочь от «Бабенбергерхофа».
        — Вот когда это произойдет, тогда и поговорим,  — отозвался Макс.  — Для моей жизни такой расклад нормален.
        Странно он это произнес. Макс почувствовал, что я споткнулась, и остановился.
        — Я люблю тебя,  — медленно начал он.  — Первое время я любил тебя слепо, эгоистично. Рядом со мной никогда не было такого прекрасного человека, и я делал все, чтобы ты была только моей. Ты мне дала понять, что жизнь бывает разной, что ради нее можно умереть, а главное — за нее надо бороться. И этого осознания мне хватит на вечность вперед. Но теперь… если надо будет, я смогу тебя отпустить. Именно потому, что люблю. Какой бы выбор ты ни сделала, я буду тебя любить. Всегда.
        Не выдержав, я закрыла ему рот ладонью.
        — Не говори глупостей,  — быстро зашептала я.
        Но в первую очередь я говорила это для себя. Его слова напугали меня своей точностью. Последнее время меня действительно стало раздражать такое положение вещей, когда ни одно утро не могло гарантировать спокойного вечера. А еще меня настораживало слово «вечность» — несчитаное количество лет и всегда только так? И еще мне хотелось отдохнуть. Пожить пару дней по-человечески. И возможно это будет без Макса.
        Я тряхнула головой, прогоняя несвоевременные мысли. Это усталость, страх за Макса. Здесь столько Смотрителей, рядом с ними любимый ходит по краю пропасти!
        — Выбор уже сделан,  — как можно решительней произнесла я.  — А теперь мы просто едем домой. Настало время проведать моих родителей.
        Макс кивнул, обнял меня за плечи, и мы зашагали по дорожке. На трассе нас подхватила машина и довезла до аэропорта. Здесь я наконец-то спокойно позавтракала.
        Самолет был полон русской речью, громкими голосами, перекрикиванием пьяных — и я поняла, что возвращаюсь домой. Из тишины Поморья, из скупой чистоты и правильности Европы в шумную, отвязную среднюю полосу России. Прекрасно! Лучше и не придумаешь! Давно надо было так сделать.
        Весь полет Макс просидел, закрыв глаза. Он не переносил замкнутых пространств, а потому ему приходилось несладко. Я в задумчивости смотрела в окно.
        Зачем он заговорил со мной про выбор? Всегда была убеждена, что никакого выбора в принципе не существует, что есть только Макс, только он. А теперь? Своими словами он заставил меня вновь и вновь думать об этом.
        Открыл Макс глаза, только когда колеса коснулись посадочной полосы.
        — Нас ждут,  — первое, что сказал любимый.
        Я сглотнула, чувствуя, как в груди ширится знакомая тревога. Сейчас расплачусь от умиления. Родная земля встречает своих героев делегацией из вампиров.
        Катрин стояла за прозрачными дверями в зоне прилета чуть в стороне от толпы.
        Она вновь стала блондинкой, выпрямила свои пышные волнистые волосы, отчего лицо ее стало строже. Узкие черные джинсы, присобранные на лодыжках, балетки, широкая свободная белая блуза. Выглядела, как всегда, сногсшибательно. Улыбка на лице, как всегда, фальшивая. У меня, как всегда на вампиров, затанцевали иголочки в кончиках пальцев. Метнуть бы в эту милую красавицу, поставившую перед собой цель за свою долгую вампирскую жизнь извести меня, парочку артефактов, чтобы наждаком стереть с ее лица это самодовольное выражение.
        — Как я вам рада!  — пропела Катрин, повиснув на шее у Макса.
        Раз уж здесь появилась эта белокурая бестия, жди очередной интриги.
        Она сунула мне в руки букет белых гвоздик. Спасибо, не красных, а то я начала бы чувствовать себя ветераном всех войн и революций.
        — Ну здравствуй!  — Катрин посмотрела на меня.
        Черт возьми, мне кажется, она сейчас искренне это говорит! Голубые глаза сияют, улыбка до ушей. Чуть-чуть, и румянец на щеках появится?
        Катрин обняла меня, и я подавила в себе желание ее оттолкнуть.
        — Ты стала популярной!  — ворковала она, ведя меня под руку к выходу.  — Про тебя все спрашивают! И я всем рассказываю, какой ты хороший, душевный человек.
        — Автограф дать?  — покосилась я на спутницу.
        Катрин преувеличенно громко захохотала, запрокидывая голову. А потом вдруг улыбка слетела с ее лица.
        — Обойдусь,  — сказала она тихо.  — У меня достаточно от тебя автографов.
        Не помню, чтобы я ее истязала плеткой, да и не остаются на телах вампиров раны. Мгновенно заживают.
        Катрин вскоре бросила меня и переместилась под локоть к Максу, идущему за нами.
        — Вы зачем вернулись?  — спросила она достаточно громко, чтобы я услышала. Могла перейти на немецкий. Они с Максом земляки. Мне не обязательно слушать их откровения.
        — Лучше скажи, что ты делаешь в Москве?  — вопросом на вопрос ответил любимый.
        — О! Москва сейчас самый спокойный город на земле. Местные Смотрители тише воды ниже травы и крысы не обидят. А вот там, где вы, слишком шумно. Не пора ли мне отсюда уезжать?
        — Мы пересаживаемся на другой самолет и летим дальше.
        — Неужели домой?  — Судя по интонации, Катрин была разочарована.  — Что так? Девочка захотела припасть к родным полям и нивам?
        — У Маши проблемы. Ей надо отдохнуть.
        Ага! Это, значит, мне надо отдохнуть, а кому-то быть подальше от Смотрителей? Только мне снятся по ночам кошмары? А ему спится крепко?
        — Маше надо учиться — ты сам это отлично знаешь.  — Голос Катрин был полон сочувствия и понимания.  — Подсказать тебе адресок подходящего учителя? Я слышала об одном таком. На Урале живет. Город Усть-Катав.
        Я остановилась.
        — А не могла бы ты давать свои советы кому-нибудь другому?  — тихо спросила, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не начать кричать.
        — Друзьям только самое лучшее.  — Катрин посмотрела на меня взглядом оскорбленной гордости.  — Пока вы путешествовали, я многое узнала.
        — Прибереги свои знания, они тебе самой пригодятся!
        Ненавижу это двуличное создание. Чтобы жить нормально, нам с Катрин нужно иметь запасную планету Земля, чтобы мы могли расселиться на безопасное расстояние — только тогда наступит мир во всем мире. А пока мы вынуждены сталкиваться, никому спокойной жизни не видать.
        Я шла вперед, ничего не видя вокруг себя. Было обидно, что первым, с кем я встретилась в России, оказался именно вампир. От первых минут после прилета многое зависит. Не даром людей принято встречать, создавая им радостное настроение. И вот теперь выходит, что ничего хорошего меня здесь не ждет. Встретить — встретили, порадовать забыли.
        — Маша?
        Так, скоро на это имя у меня будет аллергия. Стану в двадцать пять лет менять паспорт, запишу другое имя и фамилию, чтобы больше не вздрагивать от сочетания этих звуков.
        Я обернулась. И тут же раздражение сменилось удивлением.
        Передо мной стоял Олег. Высокий, круглое открытое лицо, добрые карие глаза, широкая улыбка Гагарина. Смотритель из Москвы. Смотритель, который… Ладно, воспоминаниями займемся потом.
        — Что ты здесь делаешь?
        В критические моменты в голову приходят странные мысли. Я вдруг подумала, что Олег единственный человек, который не попросит у меня пуговицу от пальто.
        — Привет!  — сказала и смутилась. Стала поправлять и без того нормально лежащие волосы.  — Это тебе!  — сунула ему в руки гвоздики. Больше ничего оригинального в голову не пришло.
        — Значит, это правда?  — Олег растерянно взял букет, но смотрел не на меня и не на цветы. Он продолжал следить за моими руками.
        Я потерла ладони и вдруг вспомнила — кольцо.
        — Вы поженились?  — сыпались на мою голову вопросы.
        Олег еще улыбался, хотя по лицу было видно, что он расстроен. Сколько же я его знаю? Полгода? И за все это время я ему доставляла одни хлопоты.
        — Так получилось,  — ушла я от ответа.
        Олег, видимо, какое-то время еще пытался сообразить, что я вложила в свои слова — расписались мы с Максом в загсе или повенчались в церкви. Хотя и то и другое для нас было невозможно.
        Улыбка Олега стала растерянной. Он вертел в руках букет, не зная, куда его деть.
        — А где же Макс?
        Вот это номер! Милые мои вампиры, как почуяли Смотрителя, тут же сбежали.
        — Пошел багаж получать,  — соврала я.
        Механический голос диспетчера объявил посадку на рейс до Вены. Я развела руками. С Олегом нам, как всегда, было не по пути.
        — Погоди!  — заторопился Смотритель.  — Я хотел с тобой поговорить! Я искал тебя. Произошло столько перемен!
        Голос из динамиков снова напомнил о самолете в Австрию.
        Олег выглядел потерянным. Он не знал, что делать. Глядя на него, я поняла, что события прошедших месяцев, со своими смертями, потрясениями и открытиями, отрезали от меня правильный, привычный мир простых человеческих отношений. Я уже не могла быть там, где все распланировано и спокойно. С той минуты, как я встретила Макса, моей жизни был заказан иной исход, нежели тот, что произойдет сейчас — я развернусь и уйду. А Олег полетит в Вену, оттуда отправится в Медлинг. И это будет правильно.
        — Счастливого вам пути!  — улыбнулась я на прощание.
        — Где я тебя найду?
        В Вечности ты меня найдешь. Другого адреса нет.
        Я махнула рукой, отрезая от себя все то, что у меня было связано с Москвой, московскими Смотрителями и добрым человеком по имени Олег. И тут рука моя застыла в воздухе.
        Стеклянные двери аэропорта разъехались, впуская семейную пару с чемоданами. Девочка в розовой кофточке бежала вперед, везя за собой крошечную сумочку на колесиках. Вот она резко повернулась, зацепилась ногой за тележку и упала. Идущий следом человек качнулся вперед, резко останавливаясь, удержал равновесие. Одной рукой поставил девочку на ноги, поправил выбившийся из небольшого рюкзака длинный сверток и пошел вперед, огибая препятствие.
        Знакомое широкое лицо, нос с горбинкой чуть вздернут, еще по-детски припухлые щеки с россыпью веснушек. Нахмуренные брови, отчего на переносице собралась морщинка, искусанные губы. Мой бывший друг Пашка Колосов, семнадцати лет от роду, шагал по первому этажу аэропорта, сурово глядя себе под ноги. Судя по узкому свертку, торчащему у него из рюкзака, с собой он взял саблю. Специальное разрешение на провоз холодного оружия через границу у него, вероятно, имелось.
        Олег стоял в стороне и продолжал смотреть на меня, а Пашка шел маленьким танком, ничего не видя вокруг.
        Я развернулась и побежала к дверям. Чуть не споткнулась о девочку в розовой кофточке. Выскочила на улицу, готовая мчаться от своего прошлого и внезапно нахлынувшей тоски куда глаза глядят. Видеть Колосова было больно. И я пока не могла разобраться, чего в этом чувстве больше. Горечи на его теперь уже вечную обиду на меня? Бешенства, что, несмотря на все мои уговоры, он все-таки ввязался в эту историю? Раздражения, что в этом мрачном парне не осталось и тени любви ко мне? Что он так ничего и не понял?
        Останавливать его, теребить наши старые раны, вытаскивать из заросшего мхом склепа заржавевшие обиды и взаимные упреки я не стану. Нет, пускай он так и шагает по аэропорту, пускай несет в своем рюкзаке саблю. Он убежден, что поступает правильно.
        Очнулась я оттого, что вокруг меня заголосили, задвигались — оказывается, я стояла на площадке, где садились на автобус до города. Я с трудом выбралась из течения, неумолимо несшего меня к распахнутым дверям, и тут же попала в знакомые крепкие руки.
        — Мы уже никуда не едем?  — Макс смотрел на меня своим столетним все принимающим взглядом.
        — С чего ты взял?  — Я выбралась из его железного захвата.
        — Ты встретила друзей…
        Автобус за нашей спиной натужно загудел, трогаясь с места.
        — Ты тоже был не один.
        Двигатель громко трыкнул и замолк.
        — Не хотелось мешать, пока ты разговариваешь. И потом, сама понимаешь, у Катрин нет поводов встречаться с Олегом.
        Автобус завелся.
        — Ты ее проводил до канадской границы?  — хмыкнула я.
        Дверцы автобуса распахнулись и сразу захлопнулись, он загудел, тяжело выходя на поворот.
        — Маша, если ты хочешь остаться…
        — Я не хочу остаться!
        Поворот автобус не преодолел. Застыл на полувздохе, открылась первая створка, на дорогу выпрыгнул водитель и убежал в здание аэропорта.
        — Я уже говорил, ты всегда можешь выбрать то, что тебе больше нравится. Не стану мешать. Я не умею упрекать человека за принятое им решение.
        — Что ты несешь?  — Я вцепилась в рукав его куртки.
        Макс смотрел, смотрел, мучительно долго, а потом его взгляд скользнул мне на лоб и куда-то выше.
        — Это, наверное, тяжело, но тебе теперь все время придется выбирать. И в своем выборе помнить о том, что за каждым твоим шагом следят.
        — Верни водителя, и поехали в город. Мы можем опоздать в другой аэропорт.  — Я все еще тянула его за рукав, словно он собирался превратиться в воздушный шарик и улететь.  — Неужели ты не понял, что свой выбор я давно сделала и менять решение не собираюсь.
        — Понял. Но у человека есть такая опция: «Передумал».
        Водитель пробежал обратно, посигналил, подгоняя нас.
        — Это не про меня.  — Я показала ему правую руку, чуть развела пальцы. Колечко я не снимала никогда. Это Макс свое перевесил на цепочку, обернутую вокруг запястья. Мне скрывать было нечего.
        — Хорошо.  — Макс подхватил меня под локоть и повел к автобусу.
        Пассажиры на нас даже не посмотрели. Водитель кивнул, отметив, что мы вошли, и многострадальный автобус, переваливаясь на «лежащих полицейских», поехал вперед, пофырчал перед шлагбаумом и с натугой потарахтел по шоссе.
        — Я думаю, нам опять надо куда-нибудь спрятаться.  — Макс усадил меня в кресло, а сам встал впереди, повиснув на поручне.
        — Так и проживем всю жизнь в картонных коробках?
        За окном был знакомый унылый пейзаж. В этом было что-то обреченное — постоянное попадание в одну и ту же ситуацию. Встреча с одними и теми же людьми, повторяющиеся разговоры. И выпрыгнуть из этого замкнутого круга нельзя, не нарушив связь с тем созданием, без которого я не мыслю свою жизнь.
        Вспомнилась мастерская в моем доме, где жили вампиры. Первый раз там был устроен пожар, и Макса чуть не угробили. Второй раз во время карнавала вампиры со Смотрителями решили учинить там же разборку века, в которой опять пострадал Макс. И если сейчас мы вернемся, что нам ждать? Третьего пришествия? Я к нему не готова. Могу строить арканы, могу чувствовать грядущие события. Но всегда это происходит так внезапно, так мучительно, что в сложной ситуации я могу оплошать. И никакие толпы фанатов меня не спасут.
        С чего же начались у нас с Максом разногласия? С того момента, когда я, не предупредив любимого, на пару с Колосовым отправилась к Мельнику?
        В городе, в музее под открытым небом, стоит мельница. Настоящая, серая от времени, с двумя оглоблями, чтобы поворачивать тягучую голову с лопастями к ветру. И даже несмотря на то что Мельника уже нет — умер старый колдун, передав мне свой дар,  — сама мельница работает, сыпется по желобу белый порошок, мука падает в ларь, а оттуда умелая рука зачерпывает совком хрусткую крошку и перекладывает в мешок. Недобрую муку мелет та мельница. Доведись мне туда прийти, я даже не знаю, как себя держать.
        Я так и видела это мрачное скрипучее строение с гулким первым этажом, где крутятся жернова, с низкой дверью в пристройку. А там — стол, лавки, угол старой печки, висят под потолком травы, пахнет чем-то дурманящим. Странно, в детстве меня никогда не интересовали деревья и кусты. Гуляла, на лошадях ездила, но не воспринимала лес как отдельно взятую силу. А говорят, что по детским увлечениям можно предсказать, чем будешь заниматься по жизни. Мое детство не предвещало такого поворота событий.
        И снова вспомнилась комната при мельнице. Бревенчатые стены. На секунду я провалилась в черноту, захлебнулась воздухом, силой заставила себя вернуться в действительность с рычащим автобусом.
        Макс взял мои руки в свои.
        — Для меня нет ничего важнее твоего спокойствия,  — ласково произнес он.  — Ты говоришь, я тебя не защищаю, но только так я могу тебе помочь. Прошу об одном — не торопись. Они сейчас начнут тянуть тебя в разные стороны. В этой шахматной партии ты тяжелая фигура. Тяжелее ферзя и короля. Ты джокер, способный сменить ход любой игры. И кто-то захочет тебя использовать, а кто-то постарается убрать.
        — Разве игры не закончились?  — Сама себя порой удивляю своей наивностью.
        — Игры только начинаются.  — Он склонился ко мне через перекладину.  — Я всегда знал, что с тобой не соскучишься.
        — Я-то тут при чем!  — отстранилась я от него.  — Это все вампиры!..  — крикнула и с тревогой огляделась. Мои восклицания никого не заинтересовали. В этом городе вампир привычней терапевта.
        Макс растянул губы в улыбке. Он уже хорошо научился это делать. Даже хмыкнул, качнувшись всем телом.
        — Да, мы такие.  — Над нижней губой появились клыки.
        — Не смешно,  — отвернулась я к окну.
        Уныленько здесь все было, готичненько. После чистой Австрии… Что-то заставило меня поднять на любимого глаза.
        Улыбка приклеилась к лицу Макса. Сейчас она даже стала страшной. А с чего я решила, что налеты фанатов закончились? Что один раз поговорить — этого достаточно. Каждый хочет услышать из моих уст адрес, по которому я всех готова послать. Боюсь только, по географии мало у кого были хорошие отметки, не все дойдут. Кое-кто вернется за уточнениями.
        — Нас опять встречают?  — Уж что-что, а лицо Макса читать было несложно.
        — Вперед двинули тяжелую артиллерию. Сейчас тебя будут уговаривать принять сан.
        — Борис?  — Из московских Смотрителей на поле боя после отъезда Олега с Пашкой остались всего двое — Борис и Александр.
        — Видимо, твой друг Олег созвонился с остальными Смотрителями и тебя решили обработать.
        Меня это уже начинает доставать! Надоели они со своими предложениями и торговлей.
        — И что мы делаем?
        — Как всегда — бежим и прячемся,  — пожал плечами Макс.
        — Остановите автобус,  — крикнула я в застекленную перегородку, вставая. И с мстительным удовольствием добавила: — Меня тошнит, сейчас вывернет.
        Пускай водитель запишет этот рейс в число неудачных. Жизнь штука полосатая, завтра ему повезет.
        Не уверена, что моих аргументов хватило, наверняка сюда же примешалась работа Макса. Многострадальный автобус остановился, шарахнув дверью. Я сбежала по ступенькам, склонилась, тяжело опершись о колени.
        Приблизительно так и должна была выглядеть новая счастливая жизнь. Если уж создавать себе проблемы, то по полной программе. Чтобы потом веселее было с ними разбираться.
        Двери захлопнулись, и автобус попылил прочь. На лоб мне легла холодная рука. Я усмехнулась.
        — Очень хочется кого-нибудь во всем этом обвинить, но не могу придумать, кого,  — прошептала, касаясь тонких пальцев.
        — Вали все на меня,  — щедро предложил Макс.
        Я замотала головой.
        — Не получится. Проблемы начались, когда мы захотели быть вместе. Значит, виноваты они, а не мы.
        — Тогда мы правильно делаем, что не хотим их видеть. Пускай думают, что мы обиделись.
        Я оглянулась. Окраина города. Однотипные дома с еще не проснувшимися тонкими деревьями, облезлые фасады, кривой асфальт. Макс тоже осматривался. И вид у него при этом был почти довольный.
        — Какое хорошее место,  — вдруг выдал он.  — Тихо, мирно.
        — Вот и давай уходить отсюда, пока не стало шумно и неспокойно.  — Я верила в таланты Бориса создавать мне неприятности.
        Макс посмотрел в ближайшее окно.
        — Не станет. Наш самолет улетает через два часа. Провожающие не успеют к посадке.
        ГЛАВА V
        СТАРАЯ МЕЛЬНИЦА
        — Ну что, домой?
        Макс удобней перехватил сумку с моим ноутбуком. Аэропорт в родном городе был, как всегда, гулок — огромное здание, в котором любое количество людей теряется. Перелет из Москвы был стремительный. Можно сказать, для меня он прошел незаметно. И вот он — мой город.
        Я смотрела сквозь высокие стеклянные витрины. Желание вернуться пропало, и было теперь не понятно, как себя вести. Неужели спешный пробег через Москву так меня расстроил? Или я все еще не разобралась в своих чувствах, не свыклась с тем, что мне постоянно придется скрываться? А здесь через какую-нибудь половину часа я встречусь с родителями, которым тоже надо будет что-то говорить. Что? Слишком часто этот вопрос стал мелькать в моей голове.
        — А что мы им скажем?
        «Им» — это значит всему городу: родителям, друзьям. Наверное, еще в школу надо будет зайти…
        — Что тебя смущает?  — Макс сверху вниз ронял на меня свое равнодушное спокойствие.
        Я подняла правую руку, показывая кольцо. Макс шевельнул рукой с цепочкой.
        — У вас не принято девушкам дарить кольца?
        Мне показалось, что вопрос был задан с издевкой — не стыжусь ли я своего поступка, не жалею ли о нем. Не стыжусь. Не жалею. Объяснять только многое придется. Например, отвечать на вечный вопрос «Зачем?». Потом подробно рассказывать «Где?» и «Как?». И при этом ни слова правды.
        Пришлось согласиться:
        — Дарить кольца принято. Иногда даже машины с квартирами дарят.
        Макс молчал, благоразумно пропустив напрашивающееся продолжение разговора о машинах и квартирах. Потому что жить нам где-нибудь придется. Я выдержала приличную паузу, ожидая хоть какого-то пояснения.
        — У кого остановимся — у тебя или у меня?  — Я все-таки задала этот вопрос. Судя по всему, бытовыми проблемами Макс не озадачивается. Вампир — и этим все сказано.
        Любимый взял меня под локоть, предлагая все же сдвинуться с места.
        — Это мы решим на месте.
        Ответ показался странным. Макс знает больше, чем я? Я посмотрела ему в глаза, но ничего, кроме спокойного внимания, там не было. Наверное, под словом «место» мы подразумеваем разные вещи. Я думаю, что это будет мой дом. А вот что думает Макс, я узнаю по факту — куда придем, там и будет мое место.
        На выходе из аэропорта около нас остановился мужчина, невысокий, в кепке, с бегающим тревожным взглядом.
        — Такое дело,  — быстро заговорил он.  — С тормозами там не очень… Ну и поосторожней бы…
        Мужчина протянул Максу связку ключей, отягощенную большим металлическим брелоком в форме скелета рыбы.
        — Я скажу, где ее можно будет забрать,  — Макс пресек попытки мужчины еще что-то сказать.
        Черная иномарка пискнула, отзываясь на сигнал.
        — Напрокат?  — хмыкнула я.
        — Нам понадобится собственное средство передвижения.  — Макс устроился на водительском месте.  — Не думаю, что все будут рады видеть, как я ношу тебя на руках.  — И вдруг внимательно посмотрел на меня.  — Хотя так было бы удобней, на руках. Безопасней. Как только ты делаешь шаг в сторону, начинаются неприятности.
        Кто бы говорил! Скорее уж кое-кто другой ухитряется делать лишние шаги!
        Я села. Но напряженные движения Макса не дали мне расслабиться. Машина слишком резко взяла с места, спрыгнула с бордюра, на котором была любовно припаркована, и помчалась вперед. Шлагбаум поднялся заранее. Не стали его «бодать» — и на том спасибо.
        — Макс, куда ты торопишься?
        Никому не понравится, когда в его присутствии начнут совершать непонятные поступки. Например, зачем на повороте закладывать такой крутой вираж? И обязательно ли проезжать на красный сигнал светофора? Конечно, авария нам не грозит, но все же… Хотелось бы начать размеренную правильную жизнь без резких движений и опрокинутых машин.
        — Может, скажешь, что произошло?
        Макс, не отрывая взгляда от дороги, протянул руку и опустил передо мной козырек. Щелкнула, откидываясь, шторка зеркальца, предусмотрительно загорелся свет.
        — На глаза свои посмотри!
        Сердце зашлось в груди. Я зажмурилась и даже лицо руками закрыла, чтобы не видеть того, что и так представляла. Опять с моими глазами творилось неладное. Наблюдать эту неестественно распахнутую черноту зрачка не хотелось.
        — Никогда себе не прощу, что позволил этому кретину потащить тебя к колдуну!
        Под кретином он подразумевал Колосова. Как славно. А я думала, вампиры не злопамятны.
        — Не забывай, что именно колдун мне помог,  — тоже начала заводиться я.  — Если бы не он…
        — Если бы не он, ничего бы с тобой не произошло! Это был не единственный способ прекратить твою болезнь.
        — Не ори на меня!  — Я сжала руки в кулаки в бессильном отчаянии.  — Все получилось так, как получилось. Изменить сейчас ничего нельзя.
        Как интересно! Мне казалось, что все забыто. И тот дурацкий ноябрь, когда я половину месяца провалялась в кровати со странной слабостью. Если не вдаваться в подробности, то из меня просто качали энергию. Добрый Колосов пошел к колдуну и снял с меня эту зависимость. После чего колдун потребовал расплаты — заставил Пашку привести меня и передал свой дар. Так я стала колдуньей. Как показывают последние события — недоучившейся колдуньей. Вместо утюгов слонов не сотворяю, но ошибок еще наваляю достаточно.
        Машина заложила очередной крутой вираж, возвращаясь к перекрестку, который только что проехала.
        — Знакомые слова,  — хищно ухмыльнулся любимый.  — Они утешают глупцов и слабаков. Ты же знаешь, любое действие стремится к своему повторению. Если ты один раз поддаешься на чьи-то условия, то и в дальнейшем остается соблазн использовать старую схему.
        — Я не поддавалась.
        Все-таки я глянула в зеркало. Один зрачок у меня был тонкой булавочной головкой, второй расплылся черным пятном на всю радужку. Зачем я вернулась? Тревога неприятной сетью сдавила сердце, которое затрепетало рыбой, но выбраться на волю не смогло.
        — Куда мы едем?
        — Не верю я ни в какую чертовщину. Привидения, барабашки — это все плод человеческой фантазии. Я сам порождение ночи и пока никого в замогильном крае не встречал. Там пусто. Никакой инферналыщины, одни сказки. Мы появились не из земли, не с неба, не со дна морского. Я умер, а потом вернулся к жизни с модифицированным составом крови и измененным организмом. Игра природы, химия — так появились вампиры. И я никогда не поверю ни в дьявола, ни в ад, пока там не побываю. А значит, все тусуются здесь, на земле, и кого угодно можно найти. Если кто-то не хочет тебе дать спокойно жить, то его стоит отыскать и попросить вести себя культурно. Это не тень на стене, не дымок в воздухе. Это нечто реальное, опасающееся за свое существование. И вот этому существованию я сейчас буду сильно угрожать.
        — Угрожать?  — Слово смешком вырвалось из моей груди.
        — Заедем в гости к твоему старому знакомому и объясним, что, подчиняя тебя, устраивая ночные кошмары, он ведет себя, мягко говоря, некрасиво. Возможно, твои видения, внезапные озарения и такая же неожиданная беспомощность — результат отсутствия системы знаний. Сейчас я склонен думать, что виной всему не только твоя неопытность.
        «Старый знакомый» — тот самый колдун по кличке Мельник. Какое у него было на самом деле имя, я не помнила. Хотя Пашка называл. Но что мне с его имени? Оно наверняка ненастоящее.
        Я закрыла глаза, вспоминая высокого седого мужчину с суетными движениями, с подвижным нервным лицом. Он часто моргал, предпочитая смотреть мимо глаз. И какое-то слово постоянно повторял… Да-да, прилипчивое слово «значит». «Пришли, значит? Я ждал, значит»… И все тер свои большие сухие ладони с крупными крепкими пальцами. А не он ли зовет меня в моих снах? Не того ли он добивается, чтобы я приехала да стала заправлять хозяйством? За мукой очередь уже, наверное, выстроилась. Кто-то кому-то всегда хочет зла. Мельница. Точно. Там разгадка всех секретов. Мельник мне свой дар передал, он и должен научить им пользоваться.
        Знакомый… в гробу мы видели таких знакомых!
        — Он появляется, когда я начинаю строить аркан…  — заговорила я и тут же представила — седой старик в тулупе с клочковатой бородой и недобрым взглядом. В руках он всегда держал плетку, грозил ею. Мне грозил. Это было истинное лицо Мельника, его настоящий внешний вид. Ему всегда не нравилось, что я делаю. Что использую выданные таланты на помощь не тем. Помнится, к вампирам он не благоволил.
        Машина резко затормозила. Макс притянул меня к себе. Неожиданная ласка заставила тут же обо всем забыть. Он жадно целовал меня, обнимая голову своими большими ладонями. Холод его дыхания смешивался с моим. Его язык требовательно входил в мой рот. И я чувствовала, как начинают набухать, расти его клыки. Он даже стал чуть прикусывать мою нижнюю губу, что раньше никогда не делал. Мысли обо всем этом завертелись у меня в голове желанием прижаться к любимому, ощутить силу его тела. Захотелось, чтобы он обнял крепко-крепко, чтобы мир исчез. Чтобы осталась только знакомая прохлада, а все остальное растворилось. Пусть будут лишь сильные руки, требовательные губы, шепот, звучащий в голове.
        — Никто не должен заставлять нас поступать против нашего желания. Если кто-то попробует в твою сторону шевельнуться, убью. Я слишком долго искал тебя, чтобы сдаться без боя. И пускай этот мир катится ко всем чертям — делать он это будет без нас.
        Я не понимала. Голова кружилась, мир исчез, оставив только Макса.
        — Куда же мы от них денемся? Не мы их ищем, они нас,  — прошептала, чувствуя, что, говоря это, провожу губами по его губам. Под рукой мягкая податливая кожа. Ах, зачем нам все эти Смотрители, вампиры, колдуны? Никто не нужен. Только он и я.
        Макс немного отстранился, в черных глазах поселился мрак решимости.
        — Вот так увезешь тебя на Северный полюс, а там непременно один белый мишка окажется Смотрителем, а другой вампиром. Один возьмет тебя за одну руку, другой за другую, и станут тянуть.
        — Но тут придешь ты, и у каждого мишки начнутся свои персональные проблемы,  — хихикнула я.
        — Эдгар был прав, нас можно только уничтожить.
        — Что за упаднические настроения в войсках?  — Я поерзала в кресле, садясь ровнее.  — Солдаты! Вы босы и раздеты! Вперед! Сапоги мы снимем с убитых! Ты помнишь, что мы едем в сторону дома?
        Макс завел двигатель.
        — Если начнется война — а это, по всему выходит, явление неизбежное,  — надо понять расстановку сил.
        Про войну я не поняла, но не стала вдаваться в подробности. Вампиры воины по своей природе. У них само существование постоянная борьба за жизнь. Понять бы, с кем теперь собрался драться любимый. Пока вокруг нас одни призраки.
        Машина в очередной раз вильнула на повороте, и я узнала центральную улицу.
        — Мы разве не заедем домой?  — спросила я, с тревогой вглядываясь в проносящийся мимо пейзаж.
        — Начнем пребывание в твоем городе с культурной программы.
        Неужели он сразу решил заглянуть на мельницу в городском музее под открытым небом? Для посещения вроде бы поздновато, уже часов восемь, вечереет. Хотя перед вампирами легко открываются любые двери.
        — Надеюсь, на этой экскурсии у нас не будут специально приглашенные экскурсоводы?  — Мне некстати вспомнился неудачный поход в замок Лихтенштейн. Та поездка была тоже почти спонтанная, но зрители собраться успели.
        — Только если с твоей стороны,  — не отрывая взгляда от дороги, буркнул любимый.  — Вампиры этот город обходят за версту, Смотрителей ты сама разогнала, захотев быть здесь главной. А вот со славянской нечистью сейчас разберемся.
        Машина остановилась. Макс секунду посидел, держа руки на руле, только потом повернулся.
        — Я бы пошел вперед и все проверил, но ты не согласишься сидеть и ждать меня. Да и оставлять тебя одну… только не сейчас. Поэтому, пожалуйста, будь рядом, никуда не отходи, ничего не предпринимай.
        Я посмотрела на холм с его бесконечной лестницей, ведущей к воротам музея. Может, сразу сказать, что все отменяется? Не хочется мне сейчас никуда идти. Я уже настроилась оказаться дома… Но Макса ведь не переупрямишь.
        — Какой у нас план действия?  — со вздохом спросила я.  — Ворвемся, дадим пулеметную очередь в воздух, бросим две гранаты, потом начнем вести переговоры? Если противник еще будет двигаться, пустим в ход приклады и штыки.
        — Приблизительно так,  — согласился любимый, распахивая дверь.
        Я видела, как он напрягся, видела его слегка приоткрытый рот, потемневшие глаза.
        — А с берега нас поддержит артиллерия?  — Я шутила, хотя давно уже было не до смеха. Меня трясло.
        — Артобстрел уже проведен. Крепость готова пасть.  — Голос любимого был ровным, и от этого становилось еще больше не по себе.
        — Давай не пойдем туда,  — схватила я его за руку.  — Поздно, музей закрыт. Сам сказал, мы должны все решать вместе. Вот, решили.
        Тревога нарастала. Я чувствовала грядущую беду. И крылась она там, на холме. Избежать ее еще можно. Но Макс… Он упрямо смотрел на вершину холма.
        Переклинило меня резко, неожиданно. Я сама испугалась такой перемене. Знала одно — ни в коем случае на мельницу сейчас идти нельзя.
        — То, что нам нужно, открыто всегда.  — Макс не слышал меня.
        Он повел меня наверх. Его несокрушимой мощи сопротивляться было бессмысленно, но я все равно повисла у него на локте.
        — Придем завтра, когда будет светло,  — умоляла я.  — Смотри, уже темнеет.
        В ответ Макс фыркнул, и это вдруг вселило в меня такой дикий ужас, что я разжала руки. По всем законам физики я должна была упасть на ступеньки, но мне не дали это сделать. Меня просто подхватили и понесли наверх.
        — Пусти! Мне больно,  — вырывалась я из железных тисков.  — Я хочу к маме.  — Не помогало.  — Послушай! Мы просчитались. Их там много! Толпа! Вдвоем не справимся! Нужно идти за подкреплением!
        Никакой реакции.
        Дергаясь, я сбила с его плеча сумку с ноутбуком. Она соскользнула на локоть, а потом упала на ступеньки, подпрыгивая, полетела вниз. Макс даже не оглянулся. Это было неправильно. Он не мог так поступить.
        — Остановись!  — закричала я, выгибаясь, чтобы сойти на землю. Мой фотоаппарат! Мои картинки в компе! Это нельзя здесь так бросать. Всего этого вообще не должно происходить!
        Я почти освободилась, но, как ни пыталась соскочить, неизменно натыкалась на преграду. И что самое страшное — Макс молчал. Он шагал вверх, чуть выставив подбородок вперед, остановившимся взглядом глядя на холм. И это было неправильно.
        — Замри на секунду!  — попросила я, обнимая его за холодные плечи. Рубашка мялась под моей вспотевшей ладонью.  — Что нам стоит подождать одну ночь? Что ты там хочешь увидеть?  — заорала я.
        Вершина холма приближалась. И словно мое персональное проклятье, на ней выступала махина мельницы. От накатившей паники я стала терять последние силы. Все происходящее было неправильным, невозможным.
        — Не сегодня,  — шептала я безвольно.  — Завтра. Сегодня нельзя. Будет плохо.
        Я обвисла в его руках, разрешая поджидающему меня ужасу подступить.
        — Это не ты говоришь! Это он говорит.  — Голос Макса звенел металлом.  — Я хочу с ним встретиться, а потом мы посмотрим, кому станет хорошо. Только будь все время рядом! Слышишь?
        Глаза сами собой закрывались, и из глубины сознания выступала чернота, которая вот-вот должна была развалиться на паззлы. Мой мир, такой правильный, такой светлый, рушился вместе с этой темнотой. И если бы мы не шли вперед, а просто хотя бы постояли минутку, то все бы обошлось.
        — Макс, не надо!  — прошептала я.
        — Мы ненадолго,  — как заведенный повторил любимый. И я подчинилась, потому что сопротивляться было бесполезно.
        Деревянные дома музея громоздились по сторонам дороги притихшими мамонтами, смотрели на нас темными глазницами окон. Они все знали, они все видели, их невозможно было обмануть. И от этого они становились для меня еще страшнее. Наше восхождение происходило в убийственном молчании.
        — Я домой хочу,  — шептала, уже ни на что не надеясь.  — Домой. Отпусти меня, пожалуйста. Ничего больше не произойдет. Мы вернулись. Мама, наверное, и не ждет меня. А папа приготовит самый вкусный на свете чай. Завтра я встречусь со своими. Они обрадуются. Правда, придется Лерке все рассказать. Папа нам сделает обед. Мама, конечно, будет недовольна, что мы поженились, но она добрая. Поворчит, поворчит и простит. А жить можно будет у тебя, в мастерской. Там надо только ванную сделать и кухню, чтобы было, где кофе варить. Все обустроим и придем сюда… Куда нам спешить?
        Последние слова я произносила, стоя на земле. Передо мной высилась мельница.
        Что-то тяжелое надавило на плечи. Неотвратимость, от которой ни спрятаться, ни убежать.
        — Ты туда должна войти, чтобы покончить с этим раз и навсегда,  — холодно отозвался Макс.
        — Я чувствую, будет плохо,  — последний раз попыталась достучаться я до Макса.
        Братец Кролик жил под терновым кустом и, когда его поймал Братец Лис, стал страстно просить не бросать его именно в терновый куст, мол, тогда ему верная смерть выйдет. На что Братец Лис свою добычу туда и отправил, к большой радости Братца Кролика. Мне бы надо было просить не везти меня домой, кричать, что все беды меня поджидают именно там. Поздно. Будь у меня чуть больше времени, я бы придумала убедительную причину, почему мне нельзя идти на мельницу. Ни в коем случае нельзя.
        — Там никого нет,  — пробормотала, склоняя голову к плечу, на котором лежала тяжелая рука Макса.
        Но любимый был непреклонен. Стоял передо мной белым айсбергом, и я, как в свое время «Титаник», была обречена пойти на дно.
        — Не надо,  — тяжело качнулась я под его руками.
        — Снимем все вопросы сразу. И помни — ни шагу от меня.
        Макс толкнул дверь мельницы. Знакомо пахнуло слежавшейся мукой, в голове мгновенно пронеслись воспоминания. Как Пашка меня сюда привел, как примчалась Лерка, как стала размахивать ножом, как спокойно на все это смотрел Мельник.
        Вдруг все мои тревоги исчезли. Я шагнула через порог, оглянулась. Все было на месте. Ларь с мукой, совок, желоб, на земляном полу стопкой сложенные мешки. Скоро они будут заполнены. Я даже улыбнулась, чувствуя, с какой радостью забилось сердце. Почему я раньше сюда не шла? Это было так просто. Стоило мне только сказать, и Макс привез бы меня в родные края. Не пришлось бы месяц сидеть в домике рыбака, прячась непонятно от кого, не надо было бы колесить по Европе, да и фанаты бы сюда не добрались. За версту не пустила бы.
        Я решительным шагом пересекла мельницу, потянула низкую дверь в пристройку. Здесь тоже все было на своих местах. Деревянный некрашеный стол, лавки, беленая печка. За зиму песок на земляном полу потемнел. В дальнем углу виднелся старый знакомый — сундук, покрытый ковром. Вдоль стен натянуты веревки с пучками трав. Ими не успели воспользоваться.
        Я по-хозяйски прошлась, ведя рукой по зашуршавшему гербарию. Около печки заметила метлу. А вот и средство передвижения.
        За дверью раздался шорох. Кто бы это мог быть? Подхватив метлу наперевес, я шагнула к выходу.
        — Наверху никого нет.
        В дверном проеме появилось бледное лицо с горящими ненавистью глазами. От одного взгляда меня прошибло током опасности. Я выставила метлу перед собой.
        — Убирайся!
        Вампир прищурился, приоткрывая рот. От чувства тревоги я перестала ощущать свое тело. Ткнула метлой вперед.
        — «Стану я, Мария, пойду»,  — медленно заговорила я, слыша, как кто-то подсказывает мне слова, и они, медом ложась на язык, были сладки в своей правильности.
        — «Из дома не дверьми,
        Из двора не воротами,
        Мышью норой,
        Собачьей тропой».
        Лицо Макса вытянулось, и я расхохоталась от восторга.
        — Прочь!  — Черенок метлы звонко стукнулся в подвернувшуюся на полу железку. Я захлопнула дверь, шарахнула засовом.
        Замки вампирам не нужны, их ничто не остановит, а вот для человека прочный засов самая подмога.
        — Выйду во широко поле!  — заорала в голос, задрала голову, чтобы всем было слышно — я вернулась!
        Спущусь под высоку гору
        Возьму от двух гор земельки,
        — запела, закружилась по комнате, опираясь на метлу.
        В этот момент казалось, что на мне широкая длинная юбка, что развеваются в колдовском танце волосы, что звенят на руках и шее бесовские монисты.
        Как гора с горою не сходится,
        Гора с горой не сдвигается,
        Тако же и добрый молодей Максим
        С красной девицей Марией
        Не сходился, не сдвигался.[4 - Славянский заговор на расставание.]
        Я опустила ладони в ледяную воду кадушки. Ох, и хороша была водица. Чиста, прозрачна, свежа.
        Капая себе на ноги, дошла до двери и длинной дорожкой вылила набранную воду вдоль деревянного порога. Села на корточки, загребла в две руки земли с песком с утоптанного земляного пола.
        Гора на гору глядит,
        Ничего не говорит,
        Тако же и добрый молодей Максим
        С красной девицей Марией
        Ничего б не говорили.
        Наговор мой не избыть,
        Слово-дело не переломить!
        Землю ссыпала с двух сторон водяной дорожки. Встряхнула руками, разбрасывая оставшееся на пальцах.
        И вдруг боль тяжелым обручем сдавила меня. Безымянный палец на правой руке заломило, кольцо впилось в кожу. Я схватилась за него. Мышцы на левой руке свело резким жгутом. Боль звериным рыком вырвалась из груди, согнула, заставила упасть на колени.
        Ручей с ручьем не сходится,
        Гора с горой не сбегается,
        Лес с лесом не срастается,
        Цвет с цветом не слипается,
        Трава разливается,
        — зашептала быстрым речитативом. Каждое слово отдавалось сумасшедшей вспышкой в голове и во всем теле. Я смотрела на низенькое узкое окошко, запирая его на веки вечные самым страшным арканом. На смерть. Лютую. Жестокую. Соломы набросаю, три свечи зажгу, пробежит мышь, паук соберет паутину, каркнет ворон. Никого не пущу.
        От той травы цвет сорву,
        С собой возьму,
        Выйду на долину,
        На большу тропину,
        — стонала я, катаясь по земле. Ударилась о печку, повалила лавку. Над головой закачались травы. Дотянуться бы. Опрокинулся котелок, обдавая меня водой. Попав на кольцо, вода зашипела, пошла белой пеной.
        Возьму себе землину,
        Сяду под лесину,
        Выйду во широко поле,
        Посмотрю на четыре стороны
        И кину, и брошу я во чисто поле,
        — орала, перекрывая в себе боль.
        Ненавижу! Всех ненавижу! Нежити, выродки. Уничтожу! Никто не уйдет!
        Руку безжалостно крючило, пальцы свело. Припадок снова шарахнул меня об белый каменный угол печи. С нее посыпалась солома. С глухим стуком на пол упал нож.
        Знакомая вещица! Этот нож мне как-то помог. Поможет и сейчас.
        Превозмогая боль, поднялась на колени, попыталась сжать железную рукоятку, но пальцы скрутило судорогой. Нож выпал.
        И как гора с горой не сходится,
        Так бы и Максим с Машей
        Не сходился, не сдвигался,
        — провыла я в потолок, не глядя, нащупала нож.
        Я разорву эту связь. Очищусь. Никто близко не подойдет.
        Стиснула в кулаке холодную рукоять. На секунду показалось, что передо мной проскользнула «березка», что сидит на лавке старик с плеткой. Резко опустила нож вниз, туда, где кипела боль.
        Ничего не почувствовала. Только упала, слыша, как вопит и стонет воздух вокруг меня, как раскачиваются стены, как гулко вздыхают перекрытия, как звенит оконное стекло, шелестят травы, с шорохом перекатывается котелок.
        Но вот все это стало отдаляться, покрываться дымкой. Боль последний раз стрельнула по телу, заставив вздрогнуть, пнуть опрокинутую лавку. Надо мной склонилось знакомое лицо. Тонкий нос, ровный красивый овал, серые недовольные глаза, морщинка на переносице.
        События… Да, я открыла ход новым событиям. И теперь их не избежать. Больно… Как же больно…
        Все вокруг стало серо. Это было хорошо. Чернота из моей жизни ушла, оставив после себя бесцветную пустоту. А это лучше, чем разваливающееся на части ничто.
        ГЛАВА VI
        ОБМАНИ, ОБВЕДИ, ГЛАЗА ЗАКРОЙ
        Я еще не успела проснуться, а уже улыбнулась, потому что рядом со мной был знакомый холод. А значит, мы все еще в Медлинге, в нашем большом бестолковом номере, где есть два огромных предмета — кровать и шкаф, остальное кажется лишним. За окном шуршит листьями парк. Так хорошо, так правильно. Наверное, сегодня поедем домой. Я только не могла вспомнить, с кем. В памяти вставал образ — высокий, красивый, но лицо… Лица не было. Только горящие ненавистью черные глаза. Но это было не то.
        Шевельнулась. Щеку окарябало что-то. Слишком жесткое для подушки. Холод обхватил тело, словно я лежала в холодильнике. Я уснула, устроившись на Максе? Но почему он тогда такой ровный? И почему под пальцами вместо его гладкой шелковой кожи хрусткий наждак?
        Макс! Имя всплыло в памяти и ушло. Сейчас я даже не могла бы сказать, кто это. Файл с таким названием был чист.
        Сознание еще цеплялось за образ номера в Медлинге, хотя я уже вспомнила дорогу от аэропорта домой. Вспомнила Олега и насупленного Пашку с саблей в рюкзаке.
        Я распахнула глаза, убирая из своего воображения кровать, светлую комнату, вид на парк. Передо мной был земляной пол с втоптанными частичками песка. Левая рука затекла, неудобно подмявшись под бок. Правую я не чувствовала.
        В попытке приподняться меня повело в сторону. Это было странное, неостановимое движение. Меня качало, я чувствовала это, но прервать его не могла. Левую руку жгло иголочками онемения. Я все пробовала сесть, но локоть подламывался, и я раз за разом валилась на пол, не чувствуя боли. Тело сковал лед. Он покрыл меня тонким слоем, заморозил мышцы.
        Глаза щипало, словно в них насыпали песка. Холодом тянуло из разбитого окна. За ним шуршал дождь. Знакомый родной дождь. Он обволакивал деревья, траву, покрывал изморосью окна, превращал дома в облезлых монстров.
        Захотелось протереть глаза. Что-то мешало мне смотреть, от этого приходилось часто моргать. Правая рука не поднялась. В памяти тут же всплыло — безымянный палец болел, в мышцах рождался адский огонь, и мне хотелось избавиться от него, отрезать от себя.
        Осмотрелась вокруг. Нож был воткнут в пол. А рука с кольцом… Рука была. Она безвольно лежала вдоль тела, заломив кисть, упиралась в землю. Запястье заметно похудело, обозначив сустав, кожа впилась в кости. Пальцы превратились в узловатые сучки. Я подтянула к себе правую руку, положила на колено. Она высохла. За несколько часов. И только кольцо продолжало держаться, застряв между основанием пальца и суставом.
        Хорошее колечко. Надежное. Что-то оно мне напоминало, только я не могла вспомнить, что.
        Я потрогала холодный серебряный металл. И чем больше я его касалась, тем явственней проступала горячая боль. Потянула кольцо с пальца. Не поддается. Вроде бы худой палец легко мог отпустить его. Но колечко что-то держало. Пустота вокруг сустава набухала, не давая соскользнуть.
        Ладно, с этим разберемся позже.
        С трудом поднялась, перевалилась на лавку, осмотрелась. Джинсы мокрые и грязные, куртка порвана, в волосах песок. Что с лицом… Хотелось если не увидеть себя, то хотя бы ощупать, но я сразу отказалась от этой затеи. Чувствительность к правой руке не возвращалась. Это было плохо. А левая была грязна, черные ободки под ногтями, в морщинки ладони забилась земля.
        Где бы вымыть? Но вместо того, чтобы искать воду, я неожиданно для себя просто вытерла ладонь о джинсы. Движение показалось знакомым, но не моим. Кто-то другой часто делал так. Чтобы успокоить разбушевавшееся сердце, взобралась на лавку, легла согнутым локтем на стол, опустила лицо.
        Дождь припустил с новой силой, и я какое-то время сидела, наслаждаясь его шуршанием, растворяясь в потоках воды. Представила: холодные капли гладят поверхность листьев, обнимают стволы деревьев, ласкают траву. И это правильно.
        Видимо, я задремала. Вздрогнула, почувствовав, что сильно клонюсь вбок, встряхнулась, прогоняя видение.
        Дождь пошел не просто так. Он будет идти все время, пока в городе есть чужие. Сами они не уйдут, их надо прогнать. Одна не справлюсь. Что-то или кто-то помешает, стоит мне шагнуть за порог. А потому мне нужна помощь.
        Где-то далеко скрипнула, открываясь, дверь. Я потянулась рукой к связке чистотела, висевшего на веревке над головой, дернула веточку, размяла в пальцах, бросила на воздух, забормотала первое, пришедшее в голову:
        Лебедь Белая летала по селам и приселкам,
        По городам и пригородам,
        По деревням и придеревням…[5 - Славянский обережный заговор.]
        Дверь распахнулась, впуская высокую худую фигуру.
        Мельник…
        — Успокойся. Свои.
        Вошедший нервно усмехнулся, дернув ртом, и часто замигал. Я заморгала в ответ. В глазах засел песок. Потерла левой рукой, стало еще хуже. Умыться бы…
        — Приехала, значит? Вот и славно. А я ждал, все ждал, значит.
        — Ты же умер,  — произнесла я спокойным ровным голосом. Мне следовало удивиться, но удивления не было. Передо мной стоял человек, смотрел мне за плечо.
        — Умру, куда ж от этого денешься, значит,  — говорил он, словно сам с собой рассуждал.  — Вот только уму-разуму тебя сначала научу.
        Он подошел вплотную, коснулся моего правого плеча, стал медленно гладить, водя рукой вверх-вниз. Делал он это механически, но что-то было в этом жесте неприятное, захотелось отодвинуться.
        — А кольцо сними, не нужно оно тебе, значит.
        Мельник потянул меня за локоть вверх, заставляя встать. Перед собой я увидела водянистые глаза, смотревшие на меня в упор. Правой рукой он обхватил меня за талию, прижимая к себе.
        В каждом его жесте, в каждом движении была какая-то неправильность. Я лишь никак не могла уловить, что мне так не нравится. Мысли слабым эхом носились в голове: «Нельзя ему позволять стоять так близко, трогать меня».
        Думала, но почему-то не шевелилась.
        — Ты все делаешь правильно,  — зашептал он, склоняясь к моему лицу.  — Колечко только сними.
        Сильной рукой он мял мои ребра, ощупывал бедро, жадно забирался под футболку.
        — Вместе все сделаем, помощников позовем.
        Его сухие тонкие губы почти касались моей щеки, горячее дыхание обдавало кожу неприятным ознобом.
        — Слетай, осмотрись, избавься от колечка и возвращайся. Пир устроим. Гостей позовем. Здесь потом останешься, за меня. А я умру. Скоро уже.
        Мне показалось, что дыхание у него стало холодным, руки неприятно шершавили кожу. Он уже двумя ладонями сжимал мое лицо, заставляя смотреть прямо ему в глаза. Хотелось оттолкнуться от этой неприятной ласки, но мои руки словно парализовало. Я чувствовала, как безвольно поддаюсь его воле, начиная подчиняться его силе. И вот мы уже покачивались в один такт, словно в бесовском плясе.
        — Моей будешь. По дедовским следам пойдешь!
        Это было последнее, что я услышала. Он сильно толкнул меня назад. Я изогнулась, увидела, что падаю прямо на воткнутый в землю нож. В последнюю секунду чуть повернулась, чтобы принять удар боком.
        «Сейчас будет больно!» — предощущением взорвалось в голове. Но я ничего не почувствовала. Боль расплескалась вокруг, не задев меня.
        Вздрогнула, привычно встраиваясь в птичье тело, потянула правое крыло. С земли прыгнула на лавку, оттуда на стол, бочком подошла к разбитому окну. Была бы человеком, усмехнулась бы. Как давно это было… Сто лет уже не обращалась в ворону. Последний раз это происходило зимой, в домике рыбака. А говорят, учиться надо… Чему тут учиться? И так все получается.
        Посреди комнаты стоял старик с непокрытой лохматой головой, смотрел себе под ноги, прятал губы в клочковатую бороду, постукивал по грязному подолу тулупа плеткой. Истинное лицо Мельника. Что ж он не помрет-то никак?
        — Дружков приведи,  — заговорил он.  — Ходили они тут кругами, да все дела для них не было. Теперь в самый раз.
        «Да пошел ты!» — крикнула я старику. Из горла вырвалось хриплое «карр!», и я нырнула в водяное месиво. Воздух вокруг меня загудел и заухал. Я расправила хвост, ловя нужные потоки воздуха, поджмурила глаза.
        От быстро уходящей вниз и назад мельницы отделилась тень и понеслась за мной, словно пыталась догнать. Лапки сильнее утонули в мягких перьях брюшка, крылья заработали уверенней. Я выпала из воздушного потока, пикируя вниз. Тень стала приближаться ко мне, поднявшись на крыши домов.
        Охота началась. Хвост дернулся, заставляя тело резко повернуться, завалившись на крыло. Левое. С правым была какая-то странность, как будто оно перестало быть таким же надежным, как его зеркальная пара.
        Зелень на деревьях еще набирала силу. Клейкие листья резко пахли. Кора под лапой шелушилась. Я удобней устроилась на ветке.
        Тень стояла внизу.
        Какие нынче настырные преследователи пошли!
        Сбивая крылом чешуйки почек, я спрыгнула вниз. Немного не долетела до земли, намеренно держась ближе к стволу, и когда тень четко проявилась передо мной, выставила лапу, норовя попасть когтями в лицо. И снова правое крыло подвело. В самый важный момент оно подломилось, так что белая рука чуть не схватила меня. Но эффект неожиданного нападения был достигнут. Тень замерла, а я устремилась вперед и вверх, туда, где тускнел под вялым дождем крест церкви. За ней темнело кладбище.
        Кладбищенская ограда была слишком часта. Между перекладинами я не поместилась. Попыталась усесться на острие, которым заканчивался каждый прут, но лапы соскальзывали по набухающей влаге. Приходилось постоянно распахивать крылья, балансируя. Правое быстро устало и начало непроизвольно складываться.
        — Ты гляди, зависла!
        В мою сторону полетел камень. Я спрыгнула с удобного наблюдательного пункта, перебралась на ближайшее надгробие. Далековато.
        Молчаливая компания сидела на детской площадке, примыкающей к ограде, за ней темнел намокший девятиэтажный дом. Темные капюшоны курток лоснились от дождя. Смеркалось, и по мне, так они все были похожи друг на друга. Не хватало света, чтобы их различить. Черные длинные волосы, черная одежда. Один сидит на качелях. Двое устроились на бортике песочницы, курят. Еще двое на лавочке. Один на крутящейся карусели, не спеша разгоняет уставшую конструкцию. Неприятно скрипят засорившиеся подшипники.
        — К мертвякам пошла.  — Сидящий на качелях плюнул в сторону кладбища.  — Чего за погода? Как будто не весна!
        Он встряхнулся, уронил несколько капель с козырька капюшона.
        По земле я подобралась поближе к ограде. Своей целью я выбрала замершего на качелях. Остальные будут статистами.
        Я запрыгала на мокрой листве, задела крыльями низкий кустик, зашуршала ветками.
        — Черт, как будто следит кто!  — отозвался на мое шебуршание сидящий на бортике песочницы.
        Все повернулись в сторону кладбища. Я еще пошумела, создавая нужный фон. Теперь самое время поговорить о тех, кого с нами нет.
        — Про Дракона слышно что-нибудь, нет?  — Мой избранник оказался разговорчивым. Это хорошо. Мне нужно как раз его умение говорить.
        — Уехал, как пропал,  — подала голос одна из сидящих на лавке. Она была без куртки, мокрые волосы облепили голову и лицо.
        — Город… Все исчезают… Подруги-то твоей нет? Сумасшедшей…  — Парень на качелях пытался подобрать подходящее слово.  — Она еще приходила к нам.
        Отвечавшая ему перед этим девушка воткнула наушники в уши и демонстративно сложила руки. Это было неправильно. Мне нужно было, чтобы разговор продолжался.
        Заволновавшись, я перебралась с одной могилы на другую, задела тяжелые намокшие лапы ели, все это безобразно зашуршало, заставляя отпрянуть.
        — Что там?  — снова заактивничал сидящий на качелях.
        — Черти,  — устало отозвался карусельщик. Он все раскручивал и раскручивал скрипящий агрегат. От неприятного звука дыбились перья на затылке.
        — Блин! Был город как город, а стал… Один дождь!
        — Что ты ноешь?  — не выдержала девушка, сидящая на лавочке. Другая. Первая слушала музыку, чуть раскачивалась, погрузившись в песенный ритм.
        — Блин!  — не услышал ее парень.  — При Драконе все по-другому было. Долго он будет в своей психушке сидеть? Подумаешь, человек сорвался! Полгода уже прошло.
        — Он не в психушке!
        Девушка с наушниками встала, резко выставила вперед руку, останавливая карусель. Железный поручень с размаху врезал ей по кисти, хрустнули от удара кости. На оголенном запястье виднелся розовый шрам. Свежий.
        Парень на карусели по инерции перегнулся вперед, чертыхнулся, восстанавливая равновесие.
        — Совсем с башкой не дружишь?  — рявкнул он.
        — А ты пасть закрой и не трепи, чего не знаешь.
        — Ты знаешь?  — Парень перепрыгнул низкий поручень, вплотную вставая к девушке. Она задержала на нем взгляд, поправила выбившийся наушник.  — Болтать только и можешь. Как твой дружок Дракон!
        Девушка постояла, чуть покачиваясь, принимая неприятные слова себе на плечи.
        Мне только драки не хватает!
        — Тише, тише, тише!  — сорвался с качелей мой клиент.  — Петюня, ты чего-то храбрым стал, как Сторожев пропал. А до этого все ему в рот заглядывал. Чего он тебе наболтал-то? Чего не так? Колдун на мельнице был. Странная компания в двенадцатиэтажке тоже. Митяй вернется, веселее станет.
        — Ага! Обхохочешься!  — фыркнул карусельщик.  — Митяй твой все орал, что колдуна нашли! А какой это колдун? Мужик сумасшедший с травами. Нес пургу про защиту земли русской. Тоже мне былинный богатырь.
        — Слышь, ты, утомил!  — крикнули от песочницы.
        Карусельщик повернулся в сторону говорящего, но ответить не успел. Глухо заговорила девушка с плеером:
        — Никто не врет. Сами видели вампира. Видели, как он легко нас водил по улице. Маринка исчезла. Гурьевой нет. А вы тут сидите и ноете, как бабы. Дракон уехал. Я думаю, он их нашел.
        — Мож, к колдуну?  — подал разумную мысль парень на качелях.
        Да, вам надо идти на мельницу. Вам стоит вдохнуть одуряющий запах чабреца, колдовской валерианы. А потом пойти и избавить город от теней, сделать его чистым, свободным. Эх, жаль, я сама не могу. Тень не пустит. Но время придет. Я с ней еще разберусь.
        — Чего мы там не видели?  — засомневался карусельщик.  — Музей обыкновенный, средней гадостности.
        Он снова устроился на железном сиденье, но раскручиваться не стал. Хозяйка плеера все еще стояла рядом, правая рука у нее была приподнята. Она была готова его остановить. Неприятная девушка… Готова возражать не только парню, но и мне.
        — Вампиры в городе были. Их все видели, но почему-то никто об этом не хочет говорить.
        — А чего обсуждать одно и то же?  — крикнули от песочницы.  — Здесь каждый второй такой. В графе национальность написано «вампир». Даже из тени выходить не надо.
        — Лерка, оставь их,  — позвала вторая с лавки.  — Ну хочешь, я с тобой схожу к Мельнику? Пусть погадает. Может, что про Димку скажет?
        Ай, молодец! Надо, чтобы вся эта компания добралась до мельницы, а там я смогу их настроить против появившихся в городе вампиров.
        — Про Димку никто ничего не скажет! Его нет!  — вдруг вскрикнула та, которую назвали Леркой, и быстро пошла обратно к лавке. От ее неприятного голоса в груди родился холод, и невольное хриплое карканье вырвалось из горла.
        На площадке замолчали.
        — Скоро будет наше время,  — философски изрек карусельщик.  — На Вальпургиеву ночь надо будет съездить на могильники.
        — Мельник, говорят, помер, что ли?  — не в тему поинтересовался парень на качелях.
        «Вот сходите и проверьте!  — так и хотелось каркнуть мне.  — Сколько можно на пятачке топтаться?»
        — Чего у тебя все помирают?  — после затяжки хрипло отозвалась песочница.  — Жив. Вчера мельница крутилась. Ветрило-то какой был. Вот и дождь от него.
        Ветер дует, потому что деревья качаются. И если ветер делают деревья, то и мельница способна создать ураган, принесший с собой тучи. Пускай скрипит, родимая, дождь — это хорошо.
        — Да ну!  — встрепенулся сидящий на качелях.  — Я неделю назад ходил на холм. Заколочено все.
        — Неделю назад, может, и было заколочено, а вчера все работало,  — не сдавалась песочница.
        — Вы туда все по одному, что ли, бегаете?  — подпрыгнул на своем месте карусельщик.
        — Нет, а ты предлагаешь толпой ходить?  — фыркнула вторая с лавки.
        Толпой, а как же! Мне нужна была толпа. Один человек с вампиром не справится.
        — Хорошо, пойдем!  — звонко воскликнула Лерка.  — Мне кажется, он знает, что с Драконом.
        — Если здесь кто-то что-то и знает, так это Колосов.  — В голосе парня на качелях было сомнение. Сейчас мы это подправим.  — Он дольше всех твердил про вампиров. А потом куда-то смотался.
        Сколько у них, однако, тем для обсуждения — Дракон, Колосов… Имена все какие-то странные…
        — Говорят, в Москву,  — показала свою осведомленность песочница.
        — Да кто его в Москве ждет?  — Карусельщику хотелось спорить.  — Тоже мне — путешественник!
        Обладательница плеера замотала головой, замычала, пальцы утонули в мокрых черных волосах.
        — Лерка, ты чего?  — отшатнулась от нее соседка.
        Ярость вырвалась из меня глухим карканьем. Из темноты выступила белая фигура. Моя тень. Она смотрела черными бесовскими глазами на Лерку, отчего девчонка только громче начинала выть.
        — Я так только предложил,  — тут же пошел на попятную парень с качелей.  — Если никто не хочет…
        Заломило правое плечо. В самом крыле болеть было нечему. Но что-то как будто бы в другом месте, далеко-далеко отсюда, родило боль, которая передалась мне. От невозможности терпеть я клюнула жесткие перья, провела клювом по самому длинному, боль не улеглась. Пришлось несколько раз подпрыгнуть, заставляя себя почувствовать реальность. Но она упрямо выталкивала меня. Словно я была не одна, словно нас было двое. Я — сильная и здоровая птица, и кто-то другой, издерганный, измученный, с больной рукой, которую жгло нестерпимым огнем.
        В прыжке я выскочила за кладбищенскую ограду. Я уже не чувствовала людей, только видела, что белый бес готов вот-вот меня схватить. Подпрыгнула, расправляя крылья. И боль тут же прошла. Чем выше я была над деревьями, тем свободней себя чувствовала. Лишь где-то там, за хвостом осталась досада. Мне нужно было настроить эту компанию на приход к Мельнику. И они бы пришли, если бы не тень. Ну что же, значит, сначала разберемся с нею. Ночь убивает тени, пока не зажгутся фонари. А они сегодня в этом городе гореть не будут.
        Я добралась до холма, облетела вокруг мельницы. Она лениво скрипела, разгоняя застывший кисель воздуха. Окно в пристройке было застеклено. Как оперативно, однако, здесь стали работать. Моя неутомимая тень стояла около ближайших кустов, следила, куда я подамся. Отремонтированную раму она тоже видела.
        Выхода другого не было. Я пару раз пролетела над крышей, примеряясь, как удобней подобраться к трубе.
        Для птицы трюк смертельный. Но мне надо было попасть в дом. Тень уже стучала в дверь. Надеется, что я попробую проскочить мимо нее, и тут-то она меня и поймает.
        Не дождешься!
        Угадав мой замысел, тень забралась на козырек. Через секунду она будет на крыше!
        Я сложила крылья, падая в черное жерло трубы. Слабый свет тут же перекрыла склонившаяся над моим лазом фигура. Дальше она не пошла. Над трубой висело бережное заклятие. Сделай шаг, и это последнее, что ты успеешь сотворить в этой жизни. Упадешь замертво.
        Тепло дома встретило меня знакомыми запахами. В спине что-то неприятно саднит. Наверное, все-таки ударилась о рукоятку ножа. Я перекатилась на бок, с трудом приподнимаясь на локте.
        Обратное превращение уже было знакомо, но чего-то мне рядом не хватало. Обычно кто-то принимал меня в свои объятия, что-то давал, чтобы вернулись потраченные силы.
        Я села, тяжело привалившись к лавке, почувствовала, как сухие губы растягиваются в улыбке. Все готы, конечно, не придут. Но кое-кто придет непременно. И с ней я с удовольствием поговорю.
        Перегнулась, выдергивая из земли нож. Работала только левая рука, правая была все такая же мертвенно-сухая. Странно было видеть, как на безымянном пальце болтается так и не свалившееся серебристое колечко. Я не стала его трогать. Что-то подсказывало мне, что оно было на своем месте. Что мне его дали и оно должно быть именно здесь.
        Остальное время прошло в забытьи. Я все так же сидела на полу, чувствуя холод земли. В какой-то момент попыталась перебраться на лавку. Встала, ноги понесли меня дальше, к печке, где была лежанка. Я посмотрела на старое сбитое одеяло, на гнилую солому вместо матраса, понимая, что не хочу туда ложиться. Чужое место, не мое. Свое я еще найду. Покружилась, потопталась на узком пятачке свободного пола и снова села около стола. Сил не было. Я вспомнила нечто шуршащее, что можно было развернуть, чтобы достать предмет, дающий силы. У него было слово, но сейчас оно куда-то ушло от меня.
        Проснулась я так же внезапно, как и уснула. Просто открыла глаза.
        Ко мне шли. Не на экскурсию, чтобы мельницу посмотреть, не случайно забредший турист. Шли именно ко мне. Я схватилась здоровой рукой за стоящую рядом со мной метлу, поднялась.
        Ее звали Валерия. Ей было восемнадцать лет, она заканчивала школу. Училась неплохо, но сейчас мысли ее были заняты другим, поэтому контрольные и лабораторные временно забыты. Судьба ее сложится удачно, если в девятнадцать она сможет пережить разрыв с молодым человеком. Да и сейчас ей понадобится мужество, чтобы нормально воспринять то, что я ей скажу. Идет она спросить о парне по имени Дмитрий. При воспоминании об этом человеке в моем сознании на мгновение наступила тьма, и мне пришлось тряхнуть головой, чтобы прогнать наваждение. Человека не было, и нечего его пытаться раз за разом найти.
        Валерия меня хорошо знала. Я не могла вспомнить, откуда. Наверное, встречались. Мало ли людей пересекались со мной по жизни. Но сегодня она не угадает, кто перед ней стоит. Потому что я так хочу.
        Я склонилась над кадушкой с водой. Волосы надо бы причесать. Провела руками по бокам. В кармане что-то дрожало. Телефон. Экран медленно гас. Тридцать второй пропущенный звонок. Дошла до печки, приоткрыла дверцу. Будут топить, он и сгорит. Пока не сядет аккумулятор, неотвеченых звонков прибавится. И пускай это число дойдет до шестидесяти.
        Телефон полетел в черную пропасть, а в ладонях словно поселилось сожаление. Прерывалась связь с чем-то, но мне, наверное, было все равно. Лишь пальцы помнили чье-то рукопожатие, холод гладкой кожи. Нет, не со мной это все было.
        Приближающиеся шаги отдавались вибрацией по полу, колыхался воздух. Села, обхватив здоровой рукой метлу. Закончу здесь дела, надо будет побродить по окрестностям, проверить хозяйство. Я теперь здесь надолго. Еды надо запасти. Если не кормить тело, оно начнет подводить.
        Пока Валерия неуверенно стучала в дверь, пока соображала, может ли она войти без разрешения, пока оглядывалась в гулко-скрипучей мельнице, я удобней перехватила метлу, опустила ее в кадушку. Вода радостно забурлила, просачиваясь сквозь частые прутья.
        — Можно?
        Низкая дверь в каморку приоткрылась. В нее заглянуло узкое лицо с густо подведенными глазами. Волосы собраны в хвост, выбившиеся пряди облепили лоб, струйка воды проложила дорожку по скуле.
        Я молча встала, втащила гостью в комнату, провела метлой между ней и порогом, сметая следы.
        — Зачем это?  — Валерия испуганно поджала ногу — мокрые прутья мазнули ей по кроссовке.
        — Чтобы никто по следу не проскочил, за тобой прийти сюда не смог. Садись.
        Я показала на лавку и вновь почувствовала: тень рядом. Широкими шагами пересекла каморку, шарахнула по кадушке, опрокидывая ее. Вода заставила Валерию вскочить с лавки. Но за дверь не выбежала. Осталась стоять у края стола, вцепившись пальцами в деревянный угол.
        — Смотри!  — я ткнула метлой в образовавшуюся лужу.  — Внимательней смотри!  — тыкала я, взметая песок.
        — Дмитрия Юрьевича можно?  — пролепетала Валерия.
        — Там увидишь то, за чем пришла!
        Я потянулась к висевшему около печки пересохшему горицвету, размяла серый бессильный цветок, бросила в лужу перемолотую труху.
        — Ничего нет.  — Голос Валерии стал упрямым.
        — Внимательней смотри!  — Горицвет разлетелся по луже, частички поплыли, прибиваясь к берегам.
        — Там одна грязь!  — Валерия выпрямилась, уставившись на меня.
        — Грязь мешает тебе все разглядеть.
        Я снова подняла метлу. Валерия отступила.
        — Мне нужен Мельник!  — звонко воскликнула она.  — Я хотела спросить у него про одного моего знакомого!
        — Твой ответ там!  — повела я черенком метлы в сторону лужи.
        — Какой там ответ?  — Валерия стала говорить уверенней.
        — Не можешь увидеть? Убери грязь на вашем пути.
        Я резко провела метлой по луже, разбрызгивая ее. Валерия не шелохнулась, хотя капли попали и на нее. Молчала, буравя меня взглядом. И я вспомнила этот взгляд. Внимательный, недоверчивый. Она уже как-то смотрела на меня так, что-то хотела спросить. По дернувшимся глазам я поняла, что Валерия тоже начала что-то припоминать.
        — Чтобы узнать о твоем знакомом, надо очистить воздух вокруг тебя и его. Тени. Они загораживают вас друг от друга. Они вас разлучили.
        — Тени?  — Валерия впервые усмехнулась.  — Он уехал искать вампиров.
        Это слово родило в моей груди странное жжение, правая рука дрогнула, кольцо болезненно подпрыгнуло на суставе. Я сильнее вцепилась в метлу, вгоняя черенок в пол. Валерия не заметила моего напряжения, заговорила громче, шагнула вперед.
        — Его звали Макс. Он появился здесь полгода назад. Дима хотел…
        — Знаю!  — прервала я поток ее слов.
        Отвернулась, прошла по комнате, села на край лавки. Странное ощущение. Мне все время кажется, что я в длинной юбке, но глядя на себя, каждый раз вижу грязные джинсы. Кроссовки промокли. Неважно…
        — Макс вернулся в город.  — Я смотрела себе под ноги.  — Заставь его уйти. И я скажу, где Дмитрий.
        — Но он вампир!  — воскликнула Валерия.
        Из моей груди вырвался стон с шипением, я выставила руку навстречу этому неприятному слову.
        — Остановись! Ты знаешь их слабые места, ты их давно изучаешь. Они здесь. Возьмите огонь, выпустите заговоры из этого места. И все, кто неугоден природе, уйдут. Они несут смерть. Нельзя обольщаться на их человеческий облик.
        Валерия хмуро смотрела на меня, словно что-то припоминала.
        За ее спиной хлопнула дверь на мельницу. Я тут же отвернулась, обняла себя за безвольную правую руку. Почувствовала пустоту во рту. Так бывает, когда долго молчишь. Выходит, сейчас говорила не я?
        Мельник застыл на пороге.
        Кольцо на безымянном пальце запульсировало огневыми точками.
        — Он умер! Ты его больше не найдешь!  — закричала я, пытаясь из-за плеча вставшего между нами Мельника увидеть свою школьную подругу Лерку Маркелову.  — Не ходи сюда больше! Они используют тебя. Не слушай никого!
        — Маша?
        Лерка! Дверь захлопнулась, отрезая от меня подругу.
        Замах я пропустила. Мельник коротко повел рукой, ударил, сбивая с ног.
        — Так, значит, да?  — склонился он надо мной, часто заморгал.  — Не для того я тебя выбрал, чтобы ты природе своей перечила!
        — Иди ты к черту!  — прошептала я в водянистые глаза.
        Взгляд злой, а губы улыбаются. Что он задумал? Страшная догадка полоснула по сознанию, перехватило дыхание. Я отшатнулась, но прятаться было поздно. Когда человек не подчиняется, его можно заставить. Насильно. А что может сильнее привязать, чем физическая связь?
        Мельник шел ко мне. Теперь он хотел заполучить меня целиком, силой сделать своей.
        — Погоди, не торопись,  — шептал, протягивая руки. Они у него дрожали.  — Ну куда ты? Мы же теперь повязаны.
        Мельник навалился, заставив зажмуриться.
        Как же противно!
        Я стала отталкивать его руки. Что-то жесткое и неприятное ткнулось в щеку, вызывая в памяти лицо единственного человека, который мог меня касаться. Глаза голубые, как небо. Руки сильные.
        — Убирайся!  — крикнула и вдруг засмеялась.
        Мой смех заставил старика отскочить. Он крутанулся, отбегая к порогу. Заморгал, сложил губы в недовольную гримасу. И вышел, хлопнув дверью. Споткнулся на пороге. Неудача ждет того, кто пересечет его. Об этом уж я позаботилась.
        Я сползла на пол, уронила голову на колени. А мой смех еще долго гулял внутри притихшей мельницы.
        Глава VII
        ЗАГОВОР НА ОБМАН
        Время исчезло. Оно осталось там, в далеком городе Медлинг, а здесь его стерли грубым ластиком. Его изъяли, на каждой ветке дерева поселилась пустота. Минута, час, день — эти понятия испарились. Я просто существовала. Вопросов «сколько?» или «как долго?» не было. Ответа на них тоже. Только щемящая тоска в груди все ширилась и ширилась. Она звала меня куда-то. Звенела назойливым колокольчиком. В душе хозяйничал холод, который шел теперь не только от земли. Он был в воздухе, стал частью меня. Студеный, вязкий сон держал меня в своих клейких пальцах. В этом сне были голоса, я видела стремительно перемещающиеся фигуры.
        Передо мной на лавке стояла уже знакомая кадка. Вода в ней слегка подрагивала, когда я касалась стенок. Сначала я видела свое лицо, потом на его месте проявилось другое, словно высеченное из белого мрамора. Аккуратная линия носа, темная полоска бровей, спокойные губы и небесно-голубые безмятежные глаза.
        Смотрела на это отражение и понимала, что на самом деле глаза мои закрыты, что я не могу ничего видеть. Могу только представлять.
        Лицо отклонилось, и я разглядела холм, мельницу, кусты сирени. Человек… Он мне чем-то знаком. Я помню его сильное рукопожатие, помню мерное биение сердца под ладонью. Он отходит, садится около куста, сжимается, словно это не взрослый сильный человек, а ребенок, бессильный добиться того, что хочет.
        Мимо скорчившейся фигуры медленно проходит невысокая худая девушка с темными короткими волосами. Тонкое костлявое лицо, колечко в брови. Она останавливается около парня, сидящего на лавочке. Тот беспечно покачивает ногой и как будто улыбается. На его куртке значок. Круглый. На значке чье-то лицо. Я не могу разглядеть, чье. Кажется, это лицо я где-то встречала.
        — Прошла неделя. Пора уже что-то делать!  — прошелестела девушка. Ее голос был как легкий шум листьев.
        — Надо, чтобы кто-то вошел впереди нас!  — Парень смотрел на сидящего под кустом.  — Всего шаг, она не может не узнать тебя!
        — Узнает, когда придется писать табличку на могилу,  — мрачно отозвалась девушка.
        — Скоро здесь будут Смотрители, они ее вытащат,  — глухо отозвался сидящий.  — Я сделал все, что мог.
        — Вытащат, чтобы оставить у себя!  — нервно воскликнул парень.  — Если мы потеряем ее покровительство, мы потеряем все.
        — Не ори!  — шикнула на него девушка.  — Ничего ты не потеряешь. Просто все станет так, как было раньше.  — Она звонко щелкнула по значку у него на куртке.  — А вот кое-кто действительно потеряет.
        Они замолчали, глядя на человека около сирени.
        — Он как-то подчинил ее,  — себе в колени прошептал сидящий.  — Мы не успели войти, как она изменилась. Я чувствовать ее перестал. Она стоит рядом, а в груди пустота.
        — Значит, он звал ее к себе, и она пришла.  — Девушка говорила коротко.  — Он обладает силой зова.
        — Никто ее не звал!  — простонал человек у куста.  — Я сам ее привел. Она не хотела! Она всеми силами пыталась меня остановить. Но я ее не слышал. Я был убежден, что достаточно ее сюда привести, чтобы все проблемы кончились!  — И снова зашептал себе в колени.  — Говорила, что не могу ее защитить… Выходит, и правда не могу?
        — Разве такое возможно?  — запальчиво перебил его парень на лавочке.  — Она остановила Эдгара, ее никто не может победить.
        — Она не успела ничему научиться!  — говорил сидящий словно через силу.  — Странно, раньше мне казалось, что ее слова, тревоги, волнения — простые капризы. Я не придавал значения мелочам, а они были так важны для нее. Все просила дать ей фотографию, а я думал — что за блажь? Но ведь ей это было зачем-то нужно. И будь я внимательней, все получилось бы по-другому…
        Он выпрямился, лицо его было бесстрастно. И только голос выдавал страдание. Оно передавалось мне. Сон вот-вот норовил прерваться, превратившись в реальность. Я цеплялась за него, потому что мне необходимо было дослушать разговор до конца.
        — Если надо человеку помочь, то почему бы нет?  — равнодушно пожала плечами девушка.  — Что от нее хочет Мельник?
        — Чтобы она поселилась здесь и больше не общалась с вампирами.
        От последнего слова заскреблось в душе, застонала боль, заставляя проснуться, но я изо всех сил держалась за свой сон.
        — Судя по тому, как он ее запер, запрещены и любые другие визиты,  — равнодушно произнесла девушка.  — Что он может против нас сделать?
        — Ничего.  — Сидящий поднялся.  — Его заговоры действуют только на местных призраков. Против существ из плоти и крови он не способен предъявить силу. Его обереги бутафория. Она сама развесила по всему дому арканы.
        — Значит, ее надо выманить?  — Предложение парня было очевидно, но бесполезно.  — Макс! Неужели она сильнее тебя?
        — Сильнее! Она человек.
        Девушка задрала голову, подставляя лицо вялому весеннему дождику.
        — Как в этих краях обычно поступали с ведьмами?  — Ее вопрос был такой же шелестящий, как печальные капли.  — Жгли на кострах, как в Европе?
        — Жгли, закапывали, но чаще забивали камнями. При чем тут это?  — Тот, кого назвали Максом, с надеждой посмотрел на говорящую.  — Ты же не собираешься ее жечь?
        — Она не колдун. Она Смотритель, способный помочь вампирам,  — сухо отозвалась девушка.  — Зачем же нам ее уничтожать? Подождите меня здесь. Я скоро вернусь.
        Девушка исчезла. Оставшиеся долго смотрели ей вслед, а потом и они ушли. Мне тут же захотелось выбраться из дома, подойти к месту, где велся этот разговор, постоять около лавочки, коснуться травы, на которой сидел Макс.
        Макс!
        Первая «Эм» звучит требовательно и звонко. «А» — взлетает вверх. «Ка» сливается с «Эс». И все вместе как натянутая струна на гитаре, захваченная резким уверенным щипком.
        Дзинь… Воздух еще колеблется, а я уже чувствую, как теплеет от этого звука внутри, как уходит мороз, сковавший мышцы. Я готова проснуться, чтобы идти за ними, потому что я почти все вспомнила. Но сон тяжелым жарким одеялом ложится на плечи, делая все бессмысленным.
        Я встряхиваюсь, привычно укладывая крылья по бокам. Чтобы лететь, нужна открытая дверь. Сама я распахнуть ее не могу. Мне не взлететь по узкому дымоходу, не расправить в копотной темнице кирпичей крылья. А значит, приходится ждать.
        Я перестаю дергаться и засыпаю уже без сновидений.
        — Ты должна заставить их отсюда уйти!  — кричит на меня Мельник.
        Он торопится, и я понимаю, почему. Он собрался умирать и давно бы сделал это, если бы все пошло так, как надо. А надо было всего-то передать свой дар и оставить на мельнице последователя. Дар он передал, но я не так начала им пользоваться. Вот ему и пришлось задержаться. Пришлось возвращать меня сюда, на мельницу, заставлять делать то, что спокон веков делал он,  — охранять землю от пришлых, не пускать злую силу. Ту, что привела сюда я. И если он не наладит преемственность поколений, не успокоиться ему на том свете. Бродить темными ночами по окрестным лугам упырем, сосать из людей кровь. А главное — мучиться, раз за разом возвращаясь в свою могилу, чтобы к вечеру выбраться из нее вновь. И это будет самая страшная форма вампира, природная, темная и жестокая.
        Как всегда, я просыпаюсь от боли. Правую руку ломит, словно в этой высохшей конечности остались еще какие-то силы, чтобы сопротивляться.
        — А твои вурдалаки-то ушли.  — Мельник недобро щурит глаза.  — Все вертелись вокруг, что-то вынюхивали, а сейчас пропали. Чуют свою погибель.
        Я молчу. Я так устала бороться сама с собой, что сил на слова не осталось. Я смотрю на Мельника и вижу за его спиной смерть. Сейчас она меня не пугает. Я знаю, что этот человек давно мертв. С того момента, как увидел меня и решил сделать своей наследницей. Задача была решена неправильно. Я никогда здесь не останусь. Мне не нужно предназначений, которые лишают выбора. Я вам не Гарри Поттер, которому какой-то невнятный великан сказал, что он волшебник, и тот радостно побежал с книжками под мышкой в персональную Страну Дураков. Я хочу сама решать свою судьбу. И мне не надо подсказывать под руку. Мельник уже все испробовал, чтобы оставить меня здесь. И сейчас он просто тянет время, потому что смирился со своим проигрышем.
        — Веди своих друзей-готов сюда, настало их время. Пускай отвлекут упырей на себя, остальное я сделаю сам.
        Я снова не отвечаю, прохожу к ведру с водой и наконец-то умываюсь. Как давно я хотела это сделать, но все никак руки не доходили. Готы придут, но будет уже поздно. Кое-кто их опередит.
        — Ну куда, куда всей пятерней!  — стонет Мельник, зажмуриваясь.  — Все ведро испоганила!
        Я смотрю сначала на ладони, на розоватые уверенные линии на них, на бьющуюся жилку пульса. Правая рука вновь начала набирать силу. Я сжимаю кулак и понимаю, что на пальце нет кольца.
        Что огнем сожжено и свинцом полито,
        Того разорвать не посмеет никто…
        Кто это сказал?
        — Убирайся!  — Мельник топнул ногой.
        Мерзавец! Он украл мое кольцо!
        — Быстро!
        Никому никогда я не желала смерти с такой яростью, как этой уже тени человека. Я ринулась на него, заранее понимая, что сейчас споткнусь.
        Он распахнул дверь как раз вовремя, чтобы мой лоб не встретился с деревом, ударилась об пол, завершая превращение. Пометалась в темном пространстве мельницы, облетела скрипящую воротину и выпала под изморось.
        На самом деле все просто. Надо остановить мельницу. Тогда и дождь закончится, и сила Мельника испепелится, развеется по ветру, как его заговоренная мука. Чертов колдун! Скольким людям он жизнь испортил, раздавая мешочки с мукой в просящие руки. За каждую такую щепотку беды и проблемы сыпались на людей сполна.
        Мельница работала, несмотря на то что ветра не было. Дождь падал отвесно. Утомленно так падал, через силу.
        Да, это можно было остановить, и я, кажется, поняла, как.
        Сорвалась с крыши мельницы и понеслась вперед, чувствуя, как под каплями неприятно тяжелеют крылья. Цели не было. Летела просто так. Глаз невольно цеплялся за крыши домов, антенны, отслеживал жмущихся по балконам голубей. Двенадцатиэтажка выросла передо мной из белесого тумана. Я забарахталась, выравниваясь, и опустилась на козырек подъезда. Толь неприятно вонял, собравшиеся в неровностях лужицы радужно переливались, словно в них плеснули бензина.
        Было странно оказаться здесь одной, не чувствовать рядом привычной тени. Где-то она потерялась. Давно уже.
        Я спрыгнула с козырька, пролетела над детской площадкой с чахлыми кустиками боярышника и сирени, повернула к дому, обнесенному высокой железной решеткой с острыми наконечниками на верхушках прутьев. Как на кладбище. Усесться невозможно. Пришлось спрыгнуть на землю и, перешагивая вздыбившиеся от недавнего ветра листья, пройти к площадке.
        Черноволосая девушка с плеером сидела на ступеньках. Ей было мокро и зябко. Вода ленивыми струйками стекала с лестницы на землю, собиралась в неуверенный ручеек, через пару метров теряющийся в луже, покрывающей собой половину площадки.
        Я устроилась на краю лужи, набрала в клюв воды.
        Девушка, не отрываясь, глядела на дорожку. Кого она там высматривает, если тот, кто назначил ей здесь встречу, уже стоит на углу дома, смотрит на нас?
        Набранная вода вылилась из клюва. От неожиданности я подпрыгнула, отходя под защиту деревьев парка. Вдоль здания к подъезду, где сидела Валерия Маркелова, шел вампир. Невысокая худая девушка с пирсингом на лице. Глаза ее были подведены черным, губы приобрели синеватый оттенок. Чуть приоткрытый рот обнажает белоснежный оскал.
        — Оглянись!  — крикнула я, и Валерия перевела на меня равнодушные глаза. В воздухе повисло воронье карканье.
        — Я принесла!  — Вампирша остановилась перед Валерией. На ней были узкие черные джинсы, черная футболка, черная куртка, на которой от дождя особенно выделялись серебристые «молнии».
        Валерия вскочила.
        — Покажи!
        Вампирша распахнула куртку, показывая что-то, спрятанное внутри.
        — Этого хватит?  — В лице Валерии появилась тревога.  — Дождь идет давно, все промокло насквозь.
        — Уж поверь мне. Я умею это делать.
        От этих слов я почувствовала жар, словно рядом со мной развели гигантский костер. Языки пламени плясали перед моими глазами. Лизали стены, покрашенные в белый цвет, пожирали тяжелые темные шторы. Дым на секунду расступился, чтобы открыть для меня мертвый оскал медведя, чью шкуру бросили на пол перед сундуком. Перевернутый стол, нагромождение стульев. И что-то там, за этой баррикадой из мебели. Я уже готова это увидеть, но дым застилает все, забивается в нос. Я кричу, задыхаясь. И передо мной уже нет ничего. Только мельтешение веток деревьев, сквозь которые я пролетаю, возвращаясь к белому дому, около которого уже была. Та пара должна пойти сюда, чтобы в который раз сжечь комнату в подвале. Я облетаю дом кругом, чтобы заметить разгорающиеся языки пламени. Но подвал тих, окна занавешены плотными шторами, за которыми не чувствуется жизнь.
        Значит, это уже было, я просто вспомнила случившиеся здесь когда-то события.
        — Ты должна ей помочь!
        Голос заставляет меня прервать свою инспекцию вокруг дома и снова присесть на козырек.
        Макс!
        Звенит потревоженная струна, уносится в небо одинокий звук, рвется что-то внутри меня. И я уже почти поняла, что для меня значит сочетание этих звуков. Вот-вот все откроется, я ухватила уносящийся в небо шарик за ниточку.
        — Я? Должна?  — Голос звучит грубо, а полетевший вслед за этими двумя словами смех кажется искусственным.  — Я давно должна была выпить из нее кровь — это да. И надеюсь, кто-нибудь когда-нибудь это, наконец, сделает.
        Макс…
        Звучит глухо, как эхо в большом старинном кувшине, из тех, что находят на раскопках под Ашхабадом в древней столице Парфянского царства Старой Нисе. Звук басовитый, тяжелый.
        — Она столько сделала для тебя!
        Говорящие стоят около подъезда, почти подо мной. Невысокая тонкая блондинка, волосы гладко зачесаны, собраны в тугой пучок. Открытое лицо белесо, похоже на крысиное — такое же тонкое и подвижное. И если бы не эта гримаса недовольства, его можно было бы назвать идеально красивым.
        — Не напоминай вампиру о чужих заслугах,  — прошептала девушка, приближаясь к Максу.  — Иначе ты должен будешь всему свету, потому что тебя из беды не вытаскивал только ленивый. А твоему Смотрителю я ничего не должна, кроме ее собственной смерти.
        Макс сжал кулаки, но в лице его ничего не изменилось, только глаза налились чернотой. Заговорил он медленно, словно между делом, ронял слова.
        — Один наш общий знакомый рассказывал мне, что некий вампир получил возможность освободиться от Смотрителей, назвав одно имя. Тебе напомнить, чье имя этот вампир произнес?
        Девушка распахнула рот, демонстрируя сильные клыки.
        — Из-за нее я оказалась во власти Смотрителей.
        — С ее именем ты прошла через Европу, и тебя никто не тронул, хотя у многих к тебе есть претензии. И не путай две разные вещи — Смотрителям тебя сдал Эдгар.
        — Эдгар мертв,  — взвизгнула девушка.  — Она стала его преемницей, а значит, получает и его грехи.
        Девушка попыталась уйти, но Макс оказался быстрее. От удара вздрогнул дом — девушка была приперта к стене сильным локтем. Крик был готов сорваться у меня с клюва, но я сдержалась.
        — Катрин, Катрин,  — вкрадчиво прошептал Макс в глаза девушке.  — Что же ты сжигаешь мосты, через которые тебе еще придется переходить? Сюда идут Смотрители. И если мы опоздаем, ей помогут они.
        — И ты ее больше не получишь!  — В воздухе повис пластмассовый смех.  — Да! Давно надо было так сделать. Неужели ты еще не наигрался во все это?
        — Это не игра!
        Макс отвернулся. Потеряв опору, Катрин съехала по стенке на землю. Но вставать не стала, а только снова засмеялась, пряча лицо в колени.
        — Это забавно, что ты пришел ко мне просить за свою маленькую подружку,  — пропела она.  — Неужели нашей бессмертной непобедимой воительнице нужен мой совет? Она как-то утверждала, что больше не послушается меня!
        — Ты говорила, что знаешь человека, способного ей помочь!  — негромко произнес Макс.
        — Мой милый мальчик, мы повторяемся. Я не «Скорая помощь», чтобы вытаскивать твоих подружек из огня.  — В ее голосе звучало издевательство.
        — Как скажешь.  — Макс отошел на несколько шагов назад, развел руками, показывая, что он больше ее не держит.  — Но ты же понимаешь, что теперь близко не сможешь к ней подойти. Не появляйся, если тебе понадобится помощь. А она тебе понадобится. И очень скоро.
        Он пошел прочь, и я сдержалась, чтобы не полететь следом и не сесть ему на плечо. Это была моя тень, мне с ней было хорошо.
        Катрин оскалилась, явно борясь с желанием броситься на Макса.
        — Почему ее никто до сих пор не убил? Она всем приносит одни неприятности!  — провыла она, кулаками ударяя о стену дома.  — Ну вспомни,  — подбежала она к Максу,  — как было до того, как она появилась. Все были свободны. А сейчас мы гуляем по размеченным дорожкам, боясь ступить в сторону. То не смей, это не сделай… Нас всегда боялись, а нынче мы прячемся от собственной тени. Мы ходим под ручку со Смотрителями, не смея вцепиться им в глотку.
        — Зато у нас теперь есть жизнь.
        — Глупый, ты обманываешь сам себя,  — Катрин стелилась вокруг своего собеседника.  — Какая же это жизнь? Мы охотники. Что значит вампир без погони за жертвой, без тонкой игры, без азарта? Без всего этого мы ничем не отличаемся от людей. Мы опускаемся до них.
        — Я не мешаю твоей охоте. Мне нужно помочь Маше. Я сам своей самоуверенностью загнал ее в эту ловушку. И я должен ее оттуда вытащить. Если этого не произойдет, то моя охота закончится.
        Губы Катрин скривились.
        — Парой проблем на земле станет меньше,  — фыркнула она, но, секунду помедлив, добавила: — Макс, без нее ты вспомнишь, что значит быть вампиром!
        — Без нее…  — Макс отвернулся.  — Это уже будет неважно.
        Они стояли, глядя в разные стороны. Первой не выдержала Катрин.
        — Черт возьми! Так по-человечески — иметь привязанности. Как ты мог допустить это! Ты же был сильным! Ты мог заменить Эдгара, а сейчас бегаешь собачкой за человеком. Если это любовь, то она омерзительна.
        Макс незаметно скользнул к Катрин, сдавил ладонью ее плечо.
        — Не говори о том, о чем не имеешь представления! Ты не способна забыть о себе, поэтому вечно ползаешь по болоту. Ни одна твоя глупая мысль не поднимет тебя выше кочки.
        Он оттолкнул вампиршу и пошел прочь.
        Катрин провела рукой по плечу, словно ей было больно. На губах играла злая улыбка.
        — А ты знаешь, что сюда приехал ее дружок? И раз она не может вспомнить тебя, то у нее все шансы вспомнить свою школьную любовь.
        Макс уходил. Улыбка Катрин превратилась в злую гримасу.
        — Маша не будет прежней!  — кричала вампирша ему вслед.  — Она уже показала, что сильнее тебя. Вы все равно расстанетесь!
        Та же ровная спина. Тот же уверенный шаг. Катрин побежала следом, глаза ее полыхали яростью. Впервые она не получала того, что ей казалось таким очевидным.
        — Даже если ее спасут вампиры, она не откажется от своей сути Смотрителя. Она всегда будет нам врагом!
        — Я теряю время,  — пробормотал Макс. Катрин не выдержала его равнодушия.
        — Ты ей скажешь, что я помогала?  — хмуро спросила она.  — И я смогу пользоваться ее именем всегда!
        — Я тебе ничего не буду обещать. Может, тот человек, о котором ты говоришь, ей и не нужен.
        — Он еще как ей нужен!  — В Катрин все изменилось — голос, выражение лица, из прически выбилась прядка — все говорило о том, что она сдалась.  — Он сильный. Я видела, как он работает. Меня спасло чудо.
        — Неужели могучая Катрин поверила в чудеса?  — Теперь пришла очередь Макса издеваться над собеседницей.
        — Город Усть-Катав, улица Переломная, шесть. Его еще можно найти в ДК, он там возится с детьми.
        — Имя?  — Голос Макса звенел.
        — Пообещай мне!  — все еще ломалась Катрин.
        Макс поднял вверх правую руку с переплетенными пальцами, по запястью сползла цепочка с прикрепленным к ней кольцом.
        — Ты же знаешь, вампиры не дают обещаний!
        Из горла Катрин вырвался недовольный рык.
        — Его зовут Семен. Но он не подпустит к себе чужих!
        — Относительное понятие.  — Макс пошел прочь.
        — Кажется, скоро над этим миром запахнет паленым,  — прошептала Катрин, провожая Макса глазами. На ее лице проступила скука.  — Если один вампир верит другому вампиру… Земля готова сорваться со своей орбиты!
        Она вынула из собранного пучка волос шпильку, распуская свои локоны, взъерошила их быстрым движением тонких пальцев. Булавка полетела на землю, сверкнула красной стеклянной капелькой. За домом послышался смех, шаги. Катрин присела, обнажила в оскале клыки. Через секунду ее не было.
        Я пересекла площадку перед подъездом, пробралась в тень кустов. По земле, и правда, тянуло чем-то горелым. Подхватила блестящую безделушку. Чьи-то быстрые шаги заставили меня отскочить в сторону. Сюда бежали. Высокий парень, одетый в синюю куртку, капюшон надвинут на лоб. На плече спортивная сумка, из нее торчит что-то длинное. Кроссовкой он наступил в глубокую лужу перед подъездом, но не заметил этого. Вдавил кнопки домофона. Долгое противное пиликанье. Ему не торопились ответить.
        — Маша!  — крикнул он, ударяя кулаком по железной перегородке.
        Домофон пискнул и замолчал.
        Парень попятился, снова наступил в лужу. Постоял, глядя наверх. Я запрыгала прочь. От человека веяло неприятностями. Пашка Колосов… Он всегда мне их доставлял.
        Крылья напитались влагой, лететь стало тяжело. Добралась до крыши пристройки. Посидела на трубе, отряхиваясь. Нырнула в черное жерло. Печная копоть с удовольствием прилипла к мокрым перьям. В пристройку ввалилась перепачканным черным комком, ударилась об пол, не успев затормозить. Плечи, голова отдались болью. Перед глазами знакомо задрожал потревоженный нож. Еще пара таких превращений, и я буду сплошь покрыта синяками.
        — Привела?
        Бледный Мельник сидел на лавке. От слабости его качало. А ведь он мне, наверное, мерещится. На самом деле никого нет. Он умер сразу же, как передал дар, а теперь за мной ходит призрак, настаивая на выполнении его желаний. Или это просто власть его надо мной кончается. А вместе с ней истончается и он сам. Колдун без силы — тень самого себя.
        — Они идут.
        Остановилась над ведром с водой. Хотелось умыться. Склонилась над подрагивающей поверхностью. Показалось, за рябью что-то виднеется. Пригляделась. На дне лежало кольцо. Такое же я видела у кого-то на цепочке.
        Опустила руку в ведро.
        — Опять воду мутишь,  — проворчал Мельник, укладываясь на лавке. Он был совсем плох. Не человек, застывшая мумия. Дышать ему было тяжело. Он страдал, и это вызывало у меня злорадное удовольствие.
        Вода дошла до локтя, но дна я так и не коснулась. Потянулась, намочив рукав футболки.
        Колечко продолжало мерцать в какой-нибудь паре сантиметров от меня. Мои пальцы почти касались его, но все никак не могли вытащить. Я набрала в грудь побольше воздуха и нырнула. Холодная вода обожгла. Смотреть стало неудобно. Волосы неприятно упали на лицо. Ведро кувыркнулось, опрокидываясь на меня. Лед пробежал по спине, футболка облепила тело. Вот ведь! Понимая глупость ситуации, отвела глаза, заметила быстрое движение. Шурша по песку, колечко покатилось по полу, затерялось под лавкой.
        — А-а-а…  — хрипло засмеялся Мельник.  — Не дается в руки. Ну-ка глянь, что там…
        Колечко вынырнуло из своего укрытия, покрутилось, словно выбирая удобное место, упало около все еще воткнутого в землю ножа. Я неловко потянулась, поранившись о вечно острое лезвие. По тыльной стороне ладони размазалась кровь.
        — Недотепа!  — простонал Мельник, отворачиваясь. И тут же кольцо прыгнуло мне в ладонь.
        Я вытащила из земли нож. Закаленный на огне, заговоренный на травах. Он не откажет. В одном кулаке зажав кольцо, в другом нож, пошла к двери. На секунду закрыла глаза, вспоминая выстроенный когда-то аркан. В нем приняли участие все предметы — столы, стулья, даже метла не просто так стояла в углу. В ней плел паутину паук — вестник зла. Над головой скрипели лопасти, перемалывая человеческие чувства и желания. Если мельницу остановить, дождь закончится и, мне кажется, я вспомню что-то важное.
        За стенами пристройки ходили. Тяжелые уверенные шаги. Я прижала кулаки к вискам, пытаясь прогнать из головы страх. Таких, как я, всегда ненавидели, и эта ненависть вливалась сейчас через пол в меня, растворялась в крови.
        Я толкнула дверь, вываливаясь в сырую холодную часть мельницы. Скрип воротин рождал в душе дрожь. Удобней перехватила холодную рукоятку ножа. Негнущимися ногами прошла к выходу. Прежде чем коснуться ручки, наклонилась, провела ножом линию перед порогом.
        Даже с открытой дверью проход будет замкнут.
        Не успела поднять руку, как дверь распахнулась, проваливаясь в дождь.
        Передо мной стояла вампирша. В черной футболке, черной куртке… Кажется, я когда-то знала ее имя.
        — Как раньше поступали с колдунами?  — Ее голос был подобен шипению змеи.
        — Им приносили подарки и просили о помощи.  — Я подняла руку с ножом.
        — Их сжигали на кострах.  — Невысокая, худая, с резко очерченным угловатым лицом.
        — Так же, как и вампиров!
        Я ее ненавидела. Я ненавидела их всех! Мои несчастья начались с того момента, как появились вампиры. Мне надо было как-то остановить их приход сюда. И нож был моим главным помощником.
        — У вампира всегда есть один бонус.  — Гостья на мгновение исчезла из дверного проема, так что я чуть не шагнула за собственную обережную черту.  — Его не так-то легко пой мать,  — договорила она, возвращаясь. За локоть вампирша держала безвольно обмякшую Валерию. Ту самую девушку, что ждала ее на ступеньках. И которая сама привела этого вампира сюда.  — Вы же все время сидите на месте, давая возможность любому подготовиться к встрече с вами.
        Мельница издала особенно неприятный скрипучий звук, словно ей на зуб попалось неперемалываемое зерно. Дождь припустил с новой силой, и к холодному запаху капель примешалась лишняя нота. Тяжелая, горько-знакомая. Она стелилась по земле, заползая в распахнутую дверь. Дождь прибивал запах к устланной прошлогодней листвой земле, но он взбирался наверх, вгрызаясь в дерево музейного экспоната.
        — Я знаю, ты здесь построила аркан, и я вряд ли смогу его разрушить,  — прошипела вампирша.  — Но кое-кто согласился мне помочь.
        Валерия равнодушно улыбалась. Вампирша целиком подчинила ее себе. Это так просто. Они умеют заставлять людей выполнять любую их просьбу. Будьте прокляты жители Первого города, который построили потомки Каина!
        — Если ты не выйдешь сама, я убью ее, чтобы пролить кровь.  — Голос вампирши шелестел, ядом вливался в уши.
        Я еще выше подняла нож.
        — На то, чтобы это сделать, у тебя уйдет время и силы,  — напомнила я.  — Тогда я тоже успею кое-что совершить.
        — У тебя будут другие заботы,  — пообещала странная визитерша.  — Джей!  — щелкнула она пальцами.
        Перед моими глазами заколыхались языки пламени. Я часто заморгала, прогоняя странное видение. Мельница была цела, это только должно было случиться.
        — Привет, Маша!
        В дверном проеме возникло знакомое лицо. Ежик торчащей вверх челки, короткий нос, светлые широко расставленные глаза, круглое, расплывшееся в довольной улыбке лицо. Улыбка застывшая, словно отрепетированная.
        — Скоро увидимся!  — крикнуло это внезапное видение, опрокидывая в себя содержимое маленькой белой бутылочки.
        Да-да, он ее принес с собой. Не сразу заметила. От бутылочки шел странно-знакомый неприятный запах.
        Я еще успела удивиться — что он такое пьет, ведь вампирам не нужна еда. В следующую секунду в его руке появилась спичка. Он легко чиркнул ею по шершавому боку коробка. С хрустом серная головка прошла по фосфорной терке. Зашипела, разгораясь, липовая былинка. Тычком вампир послал маленький факел в воздух. И вдруг этот несмелый огонек вырос в гигантское пламя, опалившее мне жаром лицо. Губы вампира сложились трубочкой. Он чем-то плюнул на спичку. Новый столб огня ударил чуть в сторону от меня, с готовностью сжег тяжелый воздух, упал на землю, подхватился, набросился на стены. И лишь сейчас я поняла, откуда знаю этот запах, тяжелый, заставляющий щипать в носу. Это бензин! Именно его принесла с собой вампирша. Им облили стены. С помощью простого, дешевого фокуса подожгли. С такими талантами Джерому надо выступать в цирке!
        — Сим-сим, откройся!  — прошептала вампирша.
        Она, намеренно не спеша, потянула к себе Валерию, оттянула узкий ворот черной водолазки на худой шее. Я неожиданно ясно увидела вяло бьющуюся жилку над ключицей.
        Справа и слева полыхал огонь, дверной проем загорелся кроваво-красной аркой. Стоять на месте дальше было невозможно.
        — «Крик да шум, идите на черную воду царя болотного, змея подколодного!» — рявкнула, шагая через черту.
        Я промахнулась. Видела, нож четко шел в грудь вампирши, но в тот момент, когда я его опускала, девушка исчезла, оставив вместо себя жертву. Она не собиралась никого убивать, нарушать запрет на человеческую кровь. Она предоставила это удовольствие мне.
        — Подожди!
        Заметила — распахнутый белый ворот рубашки, замятая полочка, синяя вена под кожей на груди. Показалось, что все это уже было.
        Зазвенело выпавшее из кулака колечко. Я попыталась задержаться, но, как всегда, споткнулась. Колдовская черта, не остановившая вампира, забрала меня. Правую руку свело, пальцы вцепились в рукоять ножа. Вспышкой в сознании пронеслось: «Ненавижу!» И я всем телом навалилась на вставшего передо мной, чувствуя, как, на секунду задержавшись, нож вошел в подставленное плечо.
        Глава VIII
        ДОЖДЬ НЕ МОЖЕТ ИДТИ ВЕЧНО
        Хлынувшая из раны кровь заставила отступить. Я еще ухитрилась выдернуть нож из раны, отчего кровь забила упругим фонтаном. Инга исчезла. Потерявшая поддержку Маркелова завизжала, пятясь назад. Макс покачнулся, вскинул руку, все еще пытаясь остановить меня. Упал на одно колено. Языки пламени дьявольскими отсветами радостно заиграли на его бледном лице, обтянутом стремительно стареющей кожей.
        — Подожди…  — успел прошептать Макс, прежде чем откинуться на спину.
        С ножа капала кровь. Я стояла, тупо глядя перед собой, а в голове скрещивались и переплетались голоса:
        «Выродки!»
        «Убийцы!»
        «Враги!»
        — А-а-а!  — Я схватила себя за волосы, дернула, пытаясь вытрясти весь этот шум из черепной коробки. Потому что передо мной лежал тот, кто был мне всего дороже, а эти голоса были чужими. Их мне навязали.
        Макс тянул ко мне руку, я видела, что губы его шевелятся, но не понимала слов.
        «Убей!» — влился в меня противный голос Мельника. Пламя весело затрещало, подтверждая его слова. Зашумела крыльями мельница, заскрипели воротины. Чтобы заглушить в себе этот голос, я зажала уши руками. Почувствовала, что в кулаке все еще что-то держу.
        Нож! Окровавленный нож был со мной. На секунду пламя в дверном проеме расступилось, и я шагнула в открывшуюся арку.
        — Стой!  — закричали мне в спину.
        Но я должна была убить шепчущий во мне чужой голос, освободить свою память. Что-то важное осталось здесь на мельнице, часть меня, о которой я забыла. И вот теперь настало время вспомнить.
        Пламя съело бензин у основания мельницы и теперь стало деловито пробираться по бревнам и перекрытиям наверх. Веселые, сильные, резвые языки лизали старые стены, выжимая из них дым. И над всем этим как одно бесконечное проклятие скрипело мельничное колесо.
        — Маша!
        Крик ворвался сквозь треск и падающие головни.
        Надо подняться наверх и прекратить вращение. Как только лопасти замрут, все закончится.
        — Маша! Где ты?
        Голос Мельника звучал рядом. Меня от него спасал дым. Он звал, и все, находящееся внутри меня, потянулось к нему, но я заставила себя шагнуть в сторону. Оглянулась на дверной проем, где ожидала увидеть лежащего Макса, но пламя встало веселым оранжевым частоколом. Жар заставил отступить. Скрип карябал барабанные перепонки.
        Мне надо было подняться наверх, туда, где рождается этот звук.
        Я подошла к лестнице, взялась рукой за перила. Да, мне туда. Начала подниматься.
        Первый пролет, небольшая площадка.
        Столб нехотя вращается, подчиняясь силе заклятия. Дальше ступеньки пошли шире, подстраиваясь под чей-то широкий уверенный шаг.
        Площадка. Цепляясь зубцами, воротина передает вращательное движение от лопастей вниз, где мелется мука.
        На первом этаже завизжали. Я хотела бежать дальше, чтобы дойти до самой макушки мельницы, но ступеньки кончились. Над головой каркающим смехом раздавался скрип мельницы. Он душил меня, гнул к земле, заставлял подчиниться.
        — Ненавижу!  — выдохнула я, двумя руками перехватывая окровавленный нож и всаживая его в зазор между зубцами. Воротина потянула нож в сторону, стаскивая меня с площадки, заскрипела, ломая прочное лезвие, заахала и, вырвавшись из пазов, застыла. Мои пальцы съехали с мокрой рукояти ножа, и я, потеряв точку опоры, полетела в дымящуюся кроваво-огненную бездну. Взметнулся к потолку злой, кашляющий смех. И все потонуло в треске падающих балок.
        Дым, дым… Везде был дым. Он застрял в горле, в глазах, мешал вдохнуть. Он поселился в волосах, в морщинках кожи на пальцах. Дымом пахло от моей футболки, от рук. И даже в кроссовках что-то шевелилось, рождая образ серого дымного призрака.
        Зато голова была легкой. Даже слегка звенящей. Тело исчезло, оставив вместо себя парящее сознание.
        Я плыла в лодке. Суденышко мерно покачивалось. Я слышала плеск волн.
        Вблизи длинно с удовольствием выругались, и я поняла, что плеск волн мне не чудится. Вода действительно шумела. Но все это было там, за гранью сознания. Во мне было странное состояние умиротворения. Я реяла в воздухе, чувствуя слабые толчки. А меня, оказывается, несли. Тот, кто нес, шагал легко, держал без напряжения. Неужели я стала такой легкой?
        Я провела рукой по мягкой коже его груди. Она была по-детски ровна и бархатиста. Приятно было касаться ее пальцами. Аккуратный розовый кружок соска, четкая линия ключицы. В темных волосах застряли серые частички пепла. Он осел на плече, как снег, припорошил перепачканный сажей скат к локтю. Это было так неправильно, что я потянулась стряхнуть пепел, невольно останавливая такое уютное движение.
        — Маша!  — Держащие руки чуть крепче сжали меня.  — Ты?..  — Что-то такое он хотел спросить, но не отважился, вместо заготовленного вопроса пробормотав: — Как ты себя чувствуешь?
        Я подняла лицо вверх. Дождь прекратился. С неба падал пепел. Он легкими чешуйками кружился в воздухе, не сразу решаясь приземлиться. Прогоревшая мельница громоздилась черным остовом, главка с лопастями обвалилась внутрь, сломав одно из четырех крыльев. Две пожарные машины неуверенно посверкивали на своих крышах мигалками. Пожарные с испачканными пеплом лицами сворачивали шланги. Из лежащего на земле брандспойта текла вялая струйка воды.
        — Чего ты такой раздетый?  — прошептала я, чувствуя логическую несостыковку обнаженного торса любимого с забранными в несгораемые костюмы фигурами спасателей. Я провела пальцем по рельефной мускулистой груди, наслаждаясь знакомой прохладой. На Макса можно смотреть вечно, от кончиков волос до любого изгиба тела — все водить и водить взглядом по крепким плечам, по рисунку брюшного пресса. Макс был сказочно красив. Сильный, выносливый, с уверенной прямой спиной.
        Ровная, мягкая кожа вдруг прервалась грубым шрамом. Он был шершав и неприятен. Я вздрогнула.
        — Ничего не говори!  — Макс быстро сел на землю, закрыл ладонью мой рот.  — Не было этого!
        Я с ужасом оглянулась на лихо матерящихся пожарных. Увидела, как будто смотрела на себя со стороны: в руке нож, я падаю вперед, острое лезвие входит в податливую плоть.
        — Макс!
        Голос сорвался. Я осторожно приподнялась с его колен. Он не стал меня удерживать. Наоборот, подставил руку, чтобы я на нее оперлась. И только сейчас я заметила, что на мне его рубашка, черная, с рубчиками, оставшимися после упаковки, что джинсы на коленках порвались от одного шва до другого.
        — И правда, не надо ничего говорить,  — прошептала, отстраняясь от него.
        Встала перед обуглившимися останками мельницы. Мое сознание на мгновение раздвоилось. Часть меня бросилась туда, в эти курящиеся умирающим дымом стены, ища саму себя, оставленную, забытую. А вторая половинка смотрела на все это и боялась пошевелиться, потому что могло произойти страшное — сердце не выдержит и разорвется.
        Сжала кулаки, остатками сознания заставляя себя стоять на месте. Прикусила губу. Меня начинало трясти — от пережитого, от ужаса, который я сейчас испытывала. Какое плохое место!
        Макс скользнул мне за спину. Поднял руки, чтобы обнять, но застыл, едва касаясь моих локтей.
        — Если надо, чтобы я ушел, скажи, будет так,  — прошептал он. Холодок пощекотал предплечье, колючими иголочками пронзил запястье и стек по пальцам в землю.
        Что сказать? Броситься ему на шею? Заплакать? Чья вина в том, что произошло? Кто должен был следить, чтобы этого не случилось?
        Я подняла правый кулак на уровень глаз, распрямила пальцы. Чего-то не хватало.
        Надо было повернуться, пожать плечом, сказать, что все забыто. Что мы вместе, а значит, и не такое переживем… Но я не стала этого делать. Искать виноватого — последнее дело. Слишком хорошо я помнила, как эта самая правая рука сжимала рукоять ножа, помнила свое искреннее желание убить…
        Нет, еще ничего не закончилось. Все только начинается. Внезапно родившееся чувство надо было изжить в себе. Оно вообще не должно было появиться в моей душе, даже под чужим влиянием. Если так легко во мне зародить сомнение, то грош цена моему чувству.
        — Нас ведь ни для кого не существует?  — спросила я, не поворачивая головы. Кричать необязательно, Макс сейчас услышал бы и мою мысль.
        — Да, нас не видят.
        Кивнула. Чтобы сделать это, понадобилось много сил. Но ничего, мы скоро уйдем отсюда. Я пошла к пожарищу. Под кроссовками хлюпала щедро пролитая здесь вода. Положила ладонь на уже остывшую обгоревшую стену.
        Мимо меня пробежал мужчина в униформе. Лицо осунувшееся, злое. У него сегодня выдался нелегкий день.
        — Ходи! Ходи!  — заорали поблизости.  — Рухнет!
        Торчащая вверх обуглившаяся лопасть заскрипела — ее подцепили лебедкой и теперь тянули, растаскивая угарный завал. Потеряв силу, мельница легко поддалась, упала, сломав второе крыло.
        Макс стоял за моей спиной. Ждал. Все, что произошло, было страшно. Между нами вклинивалась чужая сила. Мир опять не зависел от нас.
        — Не надо туда идти!  — прошелестело над головой.
        Я смотрела на перепачканную сажей руку, и мне очень хотелось все вернуть обратно. Отмотать пленку назад. Только я не могла понять, на каком месте остановиться. Когда взяла в руки нож? Когда увидела в глазах Мельника свой приговор? Когда согласилась приехать в родной город?
        Нет, ничего изменять нельзя. Все сложилось так, как должно было быть. На минутку мы стали слишком самоуверенными, расслабились, решив, что мир подчиняется нам. Забыли, что вокруг достаточно игроков, думающих иначе.
        На запястье царапинка, костяшки пальцев сбиты, чернота въелась в кожу. На безымянном пальце у основания белеет полоса, сажа ее не смогла зачернить.
        Я шагнула в заваленный обгоревшими балками дверной проем. Голову мельницы уронили, обрушив левую стену. Изъеденные огнем бревна торчали вверх занозистыми зубьями. Я перепрыгнула баррикаду из головешек, утонула по щиколотку в чавкающем месиве — утоптанный деревянный пол не впитывал воду.
        Дверь в каморку прогорела, но еще держалась на верхней петле. Ее заклинило, и пришлось встать на четвереньки, чтобы протиснуться под отошедшим нижним краем. Комната съежилась. Прожженные огнем листы крыши завалили печь. Стол упал, погребя под собой одну из лавок. Неужели там, на ней?.. Дрожащими руками уперлась в столешницу, пытаясь сдвинуть ее в сторону. Безрезультатно. Нагнулась, заглядывая в вонючую черноту, туда, где должна была быть лавка, на которой перед пожаром лежал Мельник.
        Лавка была пуста. А что я здесь собиралась увидеть? Обуглившийся труп? Скалящийся провалами зубов череп? Колдун в очередной раз обманул меня. Все было специально подстроено для того, чтобы нож в моей руке достиг своей цели. Не учел он одного. Кровь прольется, разрушая аркан, и Макс вытащит меня, не подвергая себя опасности.
        Под тяжестью столешницы лавка обвалилась. Вода плеснулась, обнажая пол. Блеснул красный камешек. Я покопалась в неприятно холодной жиже, доставая шпильку с круглой стеклянной головкой.
        Известная вещица. Но меня интересовал другой забытый здесь предмет. В ушах, напоминая о себе, зазвенело-зашуршало катящееся по каменному полу колечко. Я шагнула к двери и застыла, ощутив неприятный озноб, пробежавший по плечам.
        В правый верхний угол дверного косяка был вбит порыжевший от огня и воды гвоздик. На нем чуть покачивалась моя пропажа.
        Трогательно. Сейчас расплачусь. Только не нужны мне ваши одолжения. Я забираю свое. А там посмотрим, у кого на руках карты сильнее.
        Сняла колечко, провела по внутренней стороне ободка, оживляя воспоминание о хозяйке. Надела на палец, ощутив привычную тяжесть металла. В обмен на гвоздик повесила шпильку.
        Ничего, мы еще поиграем.
        Лезть под дверью второй раз не пришлось. Пожарные подцепили лебедкой мельничную макушку и стали тащить ее в сторону от завала, задели еще одну стену, и она обвалилась, забрав с собой перегородку между пристройкой и мельницей. Мне оставалось только выйти из-за прогоревших балок.
        Макс стоял там же, где я его оставила. Он ждал моего решения, но при этом не выглядел униженным. Уверенный разворот плеч, спокойная посадка головы, безмятежное лицо. И только глаза внимательно следят за бродящими вокруг людьми.
        Я последний раз споткнулась на скользком горбыле, выбираясь из-за покосившейся стены. Оглянулась.
        Скоро холм зарастет травой. Бревна растащат, пепел уйдет в землю, вьюн затянет останки. Крапива встанет надежной защитой от любопытных мальчишек. Сюда станут приходить все реже и реже, а потом и вовсе забудут, что была тут мельница, сгоревшая вскоре после смерти своего хозяина. Но я обязательно когда-нибудь вернусь. Чтобы просто посидеть возле густого малинника. Алые ягоды будут единственным для меня напоминанием о том, что здесь когда-то произошло.
        Я пошла к Максу, заранее поднимая вверх правую руку. В ответ Макс выставил свою правую руку вперед, разворачивая ее так, чтобы цепочка провисла под тяжестью его кольца.
        Похлопала себя по рубашке, сбивая пафос момента. Время галопом мчалось вперед. Хватит церемоний.
        — Даже не знаю, где успела ее испачкать,  — пробормотала, оглядывая себя. Видок у меня был еще тот. Прямо так целиком, в одежде, и хотелось шагнуть под душ. В кроссовках хлюпало, джинсы мокрые, отбитая коленка саднит. Рубашка… А что, интересно, сталось с моей футболкой?
        — На черном не видно,  — через силу ответил Макс.
        Бедный. Как же ему досталось за это время. Но ничего, мы все исправим. Я заставлю его обо всем забыть.
        — Помнится, я была одета во что-то другое!  — Я приподняла черные полы.
        — Твоя футболка…  — Макс дернул ртом, словно сдерживал готовое сорваться с губ слово.  — Немного пострадала в огне.
        Я подошла вплотную. Чтобы посмотреть в глаза, надо было запрокидывать голову. Делать я это не стала, а просто уперлась взглядом в шрам.
        — Наблюдается явный непорядок,  — проворчала, прикидывая, стоит ли предложить Максу мои услуги в качестве врачевателя. Вербена, подорожник… Или что-то из этого его скорее убьет, чем вылечит?
        — Следа не останется.  — Макс перехватил мою руку, которой я тянулась к его шраму, прижал ладонь к плечу.
        Я не стала спорить. Даже если рана затянется, память о том, что я сделала, не заживет никогда.
        — Знаешь, что я сейчас хочу?  — прошептала ему в холодную ключицу.
        Макс обнял меня, возвращая телу прочно забытое ощущение покоя и защищенности.
        Смущенно улыбнулась. Глупая ситуация. Столько всего произошло. Я чувствовала себя разбитой в хлам, ноги от слабости подрагивали, и все равно хотелось смеяться. Лишь одно существо на свете могло заставить меня в таком состоянии глупо хихикать и сконфуженно прятать лицо, один лишь он в минуту отчаяния мог уверить, что все будет хорошо. Макс был рядом, и, как всегда, стало весело. Я соскучилась по этому чувству восторга. Долгие дни мне не хватало моей радости.
        — Наверное, ты хочешь отмыться и поесть.  — Макс ладонями поднял мое зардевшееся лицо.  — А мне хочется смотреть, как ты будешь делать и то и другое.
        — Но ведь мы не сможем забыть то, что произошло?
        Нет, все-таки на Макса можно глядеть бесконечно. Я тонула в черноте его чуть пульсирующего зрачка.
        — Мы просто не будем это вспоминать.
        Он глянул поверх моего плеча. Пожарные машины уезжали. Вокруг остатков мельницы бродили милиционеры, которым еще предстояло выяснить, почему начался пожар, да стояли тесной кучкой музейные работники с несколькими зеваками.
        — Сегодня вампиры победили Смотрителя,  — напомнила я.
        — Ни один вампир тебя не тронет.  — Он смотрел мне в глаза, словно пытался загипнотизировать.  — Ты нужна мне, и они это знают. А победили они только потому, что ты на это была согласна. Играла не за свою команду.
        Его зрачок напомнил мне темноту, в которой я пребывала последнее время.
        — А что стало с Маркеловой?  — Память возвращалась, и каждый бит информации причинял боль.  — Она была здесь!
        — Джей увел ее домой.  — Взгляд пристальный, словно он пытается забраться мне в мозги.
        — Зачем Инга ее вытащила? Зачем ты вообще снова во все это втянул Лерку?
        Макс отвернулся, и мне как будто бы стало холодно без этих внимательных глаз.
        — У нас было мало времени,  — глухо произнес он.  — К тебе уже шли гости.
        — Какие гости? Если она была здесь, то ее могут обвинить в поджоге.
        — Вряд ли этому делу дадут ход.
        Милиционеры стояли около обрушенной головы мельницы. Один из них постукивал по обломанной лопасти мыском ботинка. Было видно, что дело им не нравится и заниматься этим никто не хочет. Музейные работники ушли. За милицейской машиной виднелись знакомые лица готов. Они все-таки явились на мой зов. Люди в черном равнодушно курили. В тяжелом влажном воздухе дым сигарет опускался на землю. По дорожке прочмокали неспешные шаги — дождь прекратился, но воздух и земля были еще полны воды. Со стороны музея появился очередной зритель. По нелепой, словно надутой куртке я угадала Пашку.
        Колосов медленно шел, засунув руки в карманы. Сильно отросшие волосы падали ему на лицо. Сзади они были собраны в жидкий хвостик, спрятанный под воротник куртки. Он прошел вдоль линии ограждения, которую успела натянуть милиция после отъезда пожарных, задержал взгляд на готах.
        — Если бы тебе помогли они, у нас бы начались проблемы,  — прошептал Макс.
        Конечно! А теперь у нас нет никаких проблем. Сожгли музейный экспонат, запудрили мозги готам, переполошили Смотрителей. А главное, сделали все, чтобы наша жизнь в городе стала невозможной.
        — Он вроде собирался в Вену.  — Мне хотелось еще постоять и посмотреть на Пашку. Хотелось, чтобы насупленные брови разошлись, чтобы упрямо сомкнутый рот растянулся в извечной ухмылке, чтобы это лицо ожило, пародируя очередную учительскую оплошность.
        — Ему тоже досталась пара календариков на память,  — съязвил Макс.  — Семинар Смотрителей на австрийской земле был шумным. Я бы ушел, не дожидаясь появления новых действующих лиц. Не думаю, что сейчас стоит встречаться со старыми знакомыми. Вид у тебя не для парадных приемов.
        — Как всегда, бежим?
        Макс вскинул на меня глаза, протянул руку, щелчком пальцев сбрасывая с плеча соринку, вынул из кармана рубашки что-то шуршащее. Фольга, а в ней коричневый брусочек шоколада.
        — Я ждал тебя вечность. И за это время забыл, какими хрупкими бывают отношения. Достаточно одного неверно растолкованного взгляда, чтобы все полетело к чертям в преисподнюю. Я постоянно подвергаю тебя опасности. И на этот раз не имею права ничего предлагать. Просто хочу исправить то, что натворил.
        — Мы поплатились за свою самоуверенность,  — покачала я головой, беря у него прохладный брусочек. Шоколад. Да, именно об этом я мечтала.
        — Катрин говорила о колдуне на Урале.  — Макс пытался заглянуть мне в глаза, но я только жмурилась, смакуя угощение. Ничего, пускай потерпит, загипнотизировать своим взглядом он меня еще успеет.  — Если бы ты согласилась к нему поехать, он научил бы тебя управлять своей силой. Не хотелось бы повторения прошедшего.
        Руки сами собой опустились. Нет, того же самого не будет. Я не допущу.
        — Дождь был затяжным.  — Макс погладил меня по голове.
        — Теперь он будет идти только согласно прогнозам Росгидрометцентра,  — пообещала я.
        В способность Катрин мне помочь верилось с трудом, но другого варианта не было. Мне и правда хотелось разобраться в себе, успокоиться.
        Макс коснулся пальцами моего лица.
        — Никогда не прощу себе, что привез тебя сюда, что самостоятельно решил за нас обоих. И сейчас я не настаиваю. Если ты захочешь остаться, так и будет.
        Мое молчание он принял за сомнение. Возможно, так оно и было — я сомневалась, во всем и всех. Хотя кое-кому можно было и довериться. Сама не понимаю, почему я до сих пор не поговорила с Леркой. Ведь могла. Хотя бы по телефону. Разговор с другом — что может быть проще? А еще с мамой. Она бы точно могла разрешить парочку моих проблем.
        — Мы только зайдем к Маркеловой,  — произнесла я, с трудом вспоминая, в какую сторону надо отсюда идти. За полгода произошло столько событий, что я собственный адрес забыла. Одно знаю точно — этаж у меня был двенадцатый. У Лерки третий. Дома стоят поблизости.  — Хочу с ней встретиться.
        — Я бы не задерживался надолго.  — Макс снова посмотрел поверх моей головы.  — Где много вампиров, много и Смотрителей. Наши встречи, как показывает практика, добром не кончаются.
        — А здесь много вампиров?
        Уровень тревоги в воздухе был в пределах нормы, чуть повышенный. Это и понятно. Не каждый день бывают пожары. Мельницы, опять же, горят теперь не часто.
        Я снова бросила взгляд на группу готов. Пашка стоял рядом с ними, разговаривал по телефону. Докладывает обстановку: «Все в порядке. Бобик сдох». Вернее, мельница. А хозяина уж давно нет, полгода как никто не видел. И только я непонятно кого наблюдала. То ли дедушку, а то ли виденье… Никому не пожелаю таких встреч. Вот и Пашке сегодня лучше ни с кем не сталкиваться, тем более с вампирами.
        — Хватает.  — Макс смешно дернул бровями.  — Твой персональный фан-клуб еще действует. Не спешит покидать город партизанскими тропами. К вечеру ожидается пополнение. Оплот взбунтовавшейся Смотрительницы будут брать штурмом.
        Я закатила глаза, чувствуя накатывающее раздражение.
        Нет, ну сколько раз нужно повторять, чтобы меня оставили в покое! Или пришло время благодарности? Но у меня с собой ничего. Только рубашка. И та не моя.
        От толпы готов отделилась черная фигура — джинсы, футболка, кроссовки, ежик волос. Пайер. Джером. Композитор. Остановился перед Колосовым, посмотрел на него, словно собирался запомнить.
        — Пажеский караул иногда стоит обновлять,  — прошептала я, глядя на молодого вампира. Он стоял рядом с Колосовым, и мне это не нравилось. Очень не нравилось.
        — Дай ему невыполнимое задание, чтобы он пошел на край света и не вернулся,  — посоветовал Макс.  — Он сделает. По крайней мере поиграть с огнем ради тебя согласился.
        Спасибо за напоминание! А то я уже подзабыла, с каким звуком спичка скрежещет по коробку,
        — Чья, кстати, была идея с пожаром?  — сухо спросила я.
        Джером мне не нравился. Что он вперился в Колосова? На других посмотреть не может?
        — Не задавай глупых вопросов.  — Макс обнял меня за плечи.  — Ты забываешь про нашу любовь к каминам. Огонь многих отвлекает.
        — Зачем тогда понадобилась Маркелова? Устроили бы маленький поджог на троих.
        Я глянула на руки Макса. Интересно, соврет или скажет правду? Но он и не думал скрещивать пальцы.
        — Пожар — да, но ты могла остаться внутри. Тогда бы нам нужен был кто-то, кто тебя вытащит.
        — Лерка?
        Я попыталась представить Маркелову в зеленой юбке и рубашке, с пилоткой на голове, вытаскивающей меня с поля боя. И немцы у меня над головой кричат: «Schnell! Schnell!»
        — Она бы надорвалась,  — не согласилась я.
        — Извини,  — Макс картинно всплеснул свободной рукой.  — Мы вампиры, и от человека нам нужно только одно…
        — Кровь?  — Как-то легко я стала следовать за мыслью Макса.
        — Да, ты создала красивый аркан, преодолеть его означало подписать себе смертный приговор. Сама понимаешь, среди вампиров самоубийцы не встречаются. Поэтому нам надо было пролить человеческую кровь.
        — Но пролилась не человеческая кровь.
        Макс растянул губы в своей фирменной улыбке. Клыки легли на нижнюю губу.
        — Что же, запомним, что вампирская кровь в данном случае тоже подойдет.  — Он пристально глянул мне в глаза.  — Моя кровь на твой аркан. Только в таком сочетании.
        — Все равно расстраивает, что какой-то мерзкий старикашка смог меня убедить, что я тебя ненавижу,  — прошептала я, склоняясь к любимому.  — Ведь я искренне в это верила.
        — Что же,  — очень натурально вздохнул вампир.  — Он был не первым, кто тебя настраивал против меня. Просто он стал последней каплей твоей восприимчивой натуры, вот ты и поддалась. Или…  — он присел, заглядывая мне в лицо,  — какие-то доли сомнения появились?
        Вместо ответа я обняла его. Конечно, все это не имеет значения! Разве может существовать мир без Макса?
        Любимый прижал меня к себе, крепко-крепко, как мне больше всего нравится. Как всегда делал.
        — Остается научить тебя противостоять чужому влиянию.
        — Даже твоему?  — хихикнула я.
        — Ты все еще хочешь зайти к своей милой готессе?  — ушел от ответа Макс. Безоговорочное подчинение ему нравилось больше.
        — Ей надо все объяснить. Она видела меня. Человек в состоянии аффекта плохо поддается гипнозу — это твои слова.
        — Это состояние в конце концов проходит,  — показал Макс на Колосова.  — И тогда с человеком можно начинать работать.
        О да! Когда-то Пашка многое знал. И все потому, что был не просто в состоянии аффекта. В момент столкновения с вампирами он был невменяем, и на него не только гипноз не действовал, но и какие бы то ни было вразумляющие слова не долетали до его обалдевшего сознания. Сейчас он вроде бы успокоился. Но кто знает, как там все на самом деле? И что осталось у него в голове с нашей последней встречи?
        — Когда придет время что-то исправлять, нас здесь не будет,  — напомнила я.  — Так что пойдем.
        Попыталась шагнуть, но тут же вцепилась в Макса — нога в кроссовке поехала, и я почувствовала, как слаба. Такси, что ли, взять? Самостоятельно я до Маркеловой не добреду.
        — Не забывай обо мне,  — прошептали у меня над макушкой.
        — Разве о таком можно забыть?  — хмыкнула я, чувствуя, с какой неохотой мое лицо вспоминает мимику после месячного одеревенения. Я ощущала каждый мускул на лице, хотелось размять его руками.
        — Кое-что надо напомнить!
        Без лишних церемоний Макс подхватил меня на руки и широкими шагами пошел прочь. От быстрого движения меня замутило. Я закрыла глаза, пытаясь представить, как мы сейчас смотримся со стороны. Это, наверное, ужасно, в нашем городе никто никого не таскает на руках. Хотя… Никак не смотримся. Макс двигается так быстро, что нас не замечают. О, моя память! Мне действительно стоит кое-что подновить.
        Глава IX
        ДРУЗЬЯ БЫВШИМИ НЕ БЫВАЮТ
        Около Леркиного дома во мне проснулось волнение — как встретит меня Маркелова? Обрадуется? Или прогонит? Наша последняя встреча завершилась не вполне мирно. Вдруг она до сих пор помнит об этом?
        Но, как всегда, мои фантазии даже отдаленно не походили на реальность.
        Макс не воспользовался звонком. Положил ладонь на дерматиновую обшивку двери. Замок щелкнул. Макс старательно растянул губы в улыбке.
        — Привет!  — Он постарался вложить в свой голос как можно больше любезности.
        Лерка скользнула взглядом по вампиру, а потом посмотрела на меня. Она здорово изменилась. Похудела, в глазах поселилась тоска. Волосы стали еще длиннее и теперь тощими прядями падали ей на лицо. Переодеться она не успела — так и стояла в куртке, пропахшей дымом, в прожженных джинсах, со следами сажи на лице и руках.
        — Хреново выглядишь,  — хрипло поприветствовала она меня.
        — Ты тоже не успела вымыть голову,  — кивнула я на ее растрепанную шевелюру.
        Мы разговаривали через порог, и было мучительно-тоскливо понимать, что и этот город, теперь навсегда связанный для меня с запахом гари, и мои друзья — все это стремительно уходит в прошлое. Мы изменились. И эти изменения отталкивают нас, как космические тела в вечно расширяющейся Вселенной.
        — Сегодня в бане выходной,  — поддержала мой тон Маркелова.
        — Как раз собиралась у тебя освежиться.  — Я чуть склонилась, давая понять, что не отказалась бы войти.  — За мной увязалась погоня. Пришлось уходить, заметая следы. Домой я теперь попасть не могу.
        — Это Колосов у тебя, что ли, погоня?  — Лерка, наконец, шагнула в глубь квартиры, пропуская меня.  — Он звонил, спрашивая, почему у тебя выключен телефон.
        Я прошла, вдыхая знакомые запахи. Чуть кисловатые — у Маркеловой когда-то жила кошка. Черная, разумеется. Потом была крыса. Сейчас… может быть, кто-то и появился, но, судя по тишине, не крупнее таракана.
        — Так почему у тебя выключен телефон?  — спросила Лерка, все еще стоя около двери.
        — Уронила в печку.  — Я дошла до двери в ванную, показала на нее пальцем.  — Я зайду? Давно мечтала принять душ.
        Маркелова закатила глаза. Я и сама удивлялась собственной наглости. Никогда так с Леркой себя не вела. Но подруга, к моей радости, отреагировала более-менее спокойно. Лишь скорчила кислую мину.
        — Гурьева, только ты можешь исчезнуть на полгода, чтобы потом с порога начать тратить мою горячую воду,  — простонала она.  — Ну а с тобой мы так и будем в гляделки играть?  — накинулась она на Макса.
        Любимый поднял глаза к потолку, делая вид, что последние десять лет так здесь и простоял.
        — Ты все еще не пригласила меня в дом,  — как бы между прочим напомнил он.  — Я как воспитанный человек не могу войти без приглашения.
        — Ну так заходи уже,  — потянула она его за куртку.  — Ваше величество просят поприсутствовать!
        Макс демонстративно втянул живот, протискиваясь мимо хозяйки дома. Лерка смотрела на него таким испепеляющим взглядом, словно и правда все знала.
        — Я бы еще поела, но это можно будет сделать после душа,  — крикнула я, стараясь прервать немую борьбу взглядов.  — С Максом ты знакома.  — Не помню, в который раз представляю любимого, второй или третий.  — А это Лерка. На тот случай, если ты забыл.
        Шутка мне понравилась, и я, улыбаясь, посмотрела на парочку.
        Маркелова удивленно рассматривала обнаженный торс гостя.
        — Культурист?  — кивнула она в его сторону.  — Или гедонист?
        О! Пять баллов! Макс не стал на Лерку воздействовать, до этого момента никого его полуобнаженный вид не смущал. Умница! Куплю ему за это мороженое.
        — Морж. Прохожу усиленный курс закаливания,  — в стиле нашего разговора ответил Макс.
        Я нырнула за дверь ванной. Будем надеяться, что готесса с вампиром найдут, чем заняться в ближайшие полчаса. Чайку попьют, о новостях в мире кулинарии побеседуют.
        О, ванная комната в квартире Маркеловой! Ты мне хорошо знакома. Сколько здесь было рассказано историй, какие прически делались перед этим зеркалом, какие заветные желания шептались на убегающую в слив воду. Мне и сейчас хотелось быть, как раньше. Но вместе с убежавшей водой ушло и наше время.
        Я повернула ручку крана, надеясь шумом воды смыть ненужные мысли. Не зря я убежала в ванную. Рассказать все Лерке было необходимо, но я не знала, с чего начать.
        Вода — самое чудесное, что создано природой на этой Земле. Или наоборот — создано Землей для природы. Обожаю плавать, могу часами стоять в душе под тугими струями. Вода смывает все, что оставил на тебе день — воспоминания, тяжелые мысли, ненужные тревоги. Мне, конечно, хотелось как-то перескочить неприятный разговор, но вода не способна была на такие чудеса. Можно было пройти мимо Пашки и не окликнуть его, не заглянуть к родителям, которые будут только крепче спать, не зная, где я и что со мной. Лерка — совсем другое. Кто-то когда-то сказал, что друзья бывшими не бывают. Это про Маркелову.
        Шампунь, гель для душа, скраб для лица и тела… Было бы неплохо поваляться в горячей ванне, но это в следующий раз. Отыскала на полочках молочко для тела. Нанесла белую, похожую на сметану, массу на плечо. Живут же люди, почему у меня не получается! Утром школа или работа, вечером прогулка, душ и спать. Тихо, мирно, до глубокой старости.
        Залезать в грязную одежду не хотелось, поэтому я взяла большую махровую простыню, обмоталась ею и вышла в коридор. Судя по голосам, беседовать нам с Леркой предстояло на кухне.
        Между столом и окном в углу на табуретке расположился Макс. Он откинулся на стену, облокотился на стол и являл собой вид довольного жизнью существа.
        — Тебе бы тоже не мешало умыться,  — посоветовала я Лерке, устраиваясь с торца стола. Проходя мимо нее, я почувствовала знакомый запах дыма — горьковатый, навязчивый. Готы любили разводить костры, и продымленность стала частью моей бывшей подруги. Но сейчас с дымом был небольшой перебор.
        — Успею еще, когда вы уйдете.  — Маркелова не собиралась становиться любезной.  — И чем быстрее ты мне объяснишь, как ты оказалась на мельнице, тем будет лучше.
        Я посмотрела на Макса. Он кивнул, подбадривая, и поднес чашку к губам. Я даже не заметила, откуда он ее взял.
        — Что ты пьешь?  — опешила я. Я привыкла к вампирским шуточкам, когда жидкость буквально испаряется из чашек. Но сейчас он на самом деле пил.
        — Кофе,  — Макс заглянул внутрь бокала.  — Или мне подмешали туда что-то другое? Чистотел? Вербена? Горицвет?
        Я втянула воздух носом, услышала кисловатые нотки растворимого напитка.
        — Вот из этой банки?  — Я ткнула пальцем в фигуристую тару с коричневыми гранулами.
        — Кофе бодрит,  — кивнул Макс, делая хороший глоток.  — И согревает.
        — Я тебе тоже налью, не переживай так,  — расщедрилась Лерка, выставляя на стол еще одну чашку.  — Лучше расскажи, где ты все это время была? Я так понимаю, ты никуда не уезжала.
        — Уезжала.
        Придвинула себе чашку, вооружилась ложкой. Я настолько сосредоточенно-четко выполняла все действия, что на время смогла-таки забыть обо всем. Налила кипятка, оглядела стол. К кофе не мешало бы еще кое-что добавить. Я потянула на себя дверцу холодильника. Кусок сыра лежал на видном месте — я лично заразила Маркелову любовью сочетать кофе с кисломолочной продукцией. Лерка равнодушно наблюдала за моей суетой, но первый бутерброд потянула к себе. Второй я предложила Максу, но он отрицательно помотал головой. Вряд ли он был сыт, но играть в «еду» сегодня точно был не расположен.
        — Уезжали… Куда?  — напомнила о себе Маркелова.
        — Мы с Максом поженились,  — я подняла вверх растопыренные пальцы, демонстрируя кольцо.
        — Что ж на салатик не позвали?
        Лерка села, уперев свой армейский ботинок в мою табуретку. Что-то она здесь совсем одичала за время, что мы не виделись. Раньше она хотя бы дома расслаблялась, переодевалась, становилась обыкновенным человеком. Сейчас же рождалось ощущение, что она спит прямо в куртке и башмаках.
        — Еще не отмечали,  — мило улыбнулась я.
        Если правильно помню отражение в зеркале, то улыбка у меня бывает очень даже убедительной. Но только не для Лерки, которая вдруг нахмурилась, подозрительно глянула на мой бутерброд, словно готова была вынуть его у меня изо рта, и тихо спросила:
        — Где же ты была?
        — Лучше спроси, кого я видела,  — перевела я разговор. На вопрос «где?» ответить было сложно.
        — Санта-Клауса,  — не в лад ляпнула Маркелова.
        — Можно назвать и так, если учесть, что ввалился он к нам сразу после боя новогодних курантов. Дракона.
        Лицо Маркеловой напряглось, сильнее съехались морщинки на переносице.
        — Думала, и правда что-нибудь интересное,  — буркнула она, старательно жуя сыр.
        — Он погиб.
        Кажется, Лерка перестала дышать. Я стала бояться, что она еще и подавится. Но она отложила еду. Пальцы у нее дрогнули.
        — Попал под взбесившийся самосвал?  — Голос Маркеловой стал хриплым.
        Мне очень хотелось сказать, что его поглотила мировая катастрофа, что предсказанное им когда-то таяние льдов случилось, и вот теперь вся Архангельская область ушла под воду. Вместе с Драконом.
        — Его убил вампир,  — раздался над нами спокойный голос.
        Я уронила ложечку. Она неприятно шваркнула по столу, сваливаясь на пол. Открыв рот, посмотрела на любимого. А он, чуть прищурившись, снова углубился в изучение содержимого своей чашки.
        — Где он его нашел?  — Кажется, Лерка не очень понимала, что ей сейчас говорят.
        — Там, где искал. У нас в гостях,  — между глотками обронил Макс.
        Маркелова уставилась на него. Он ответил ей спокойным взглядом.
        — Макс,  — напомнила я о себе.  — Зачем ты?
        На секунду я смогла себя успокоить — он говорит просто так, не со зла. Шутит. Сейчас он убедит Лерку в обратном, и я придумаю смерти Дракона какое-нибудь другое, более достойное объяснение. В конце концов, взбесившийся самосвал был не самой худшей причиной. По сравнению с вампиром, конечно.
        — А ты что хотела рассказать?  — Макс глянул на меня и снова отпил кофе.  — Выдвини свою версию.
        — Какой вампир?  — Лерка забыла про позу обиженной и теперь выглядела растерянной.
        — Неприсутствующий,  — отрывая чашку от губ, произнес Макс.  — Ты же понимаешь, что за смерть Дракона было отомщено. Если бы это оказался я, меня бы здесь не было. Преступник на семью семь и еще раз умножить на семь лет заключен в своем доме. Поверь мне, это очень долго.
        — Что ты говоришь?  — крикнула я, перегибаясь через стол.
        — Душа моя, перевоспитывать вампира дело неблагодарное, а ты, кажется, именно этим хочешь заняться!
        Слова ледяным ножом полоснули по мне, так что я смогла только медленно сесть обратно.
        — Ты — вампир?  — прошептала Лерка, сползая с табуретки. Она неловко упала на колени, завалилась на бок.
        — Ты знала это, но слегка подзабыла.  — Макс, наконец, отложил чашку, и мне на секунду стало легче. Не стоило сейчас чему-то биться. В такой ситуации это было бы не к добру.
        — Ты убил Димку?  — Маркелова быстро приходила в себя.
        — Людская память короткая,  — поднял глаза к потолку Макс.  — Не я, другой. Дима сам искал смерти, и он ее нашел. Тот, кто сделал это, уже наказан.  — Жест в мою сторону.
        — Макс, замолчи!  — вскрикнула я, словно меня только что обвинили в чем-то страшном.
        — А что я должен рассказывать?  — равнодушно пожал плечами любимый.  — Ты шла поговорить с подругой. Или ты шла ей врать?
        — Убийца!
        Маркелова резво вскочила на ноги и бросилась к Максу. Мне показалось, что в кулаке у нее что-то зажато, даже подалась вперед, но потом с облегчением поняла, что ничего у нее нет.
        — Стоп! Стоп! Стоп!  — Макс перехватил ее руки.
        Стол сдвинулся в мою сторону. Чашка Макса слетела на пол, глухо стукнулась, раскалываясь. Мой кофе плеснулся на стол. Бесформенная лужа собралась в рисунок. Профиль человека.
        Черт! Ложка — к визиту. Разбитая чашка — к ссоре с серьезными неприятностями. Пролитый кофе к… уже не помню. Впрочем, ссору можно было и не предсказывать. Она бушевала вовсю.
        Макс легко удерживал Лерку за руки. Она пыталась задеть его ботинком, но не дотягивалась, бестолково стуча по столу. Стол вздрагивал, и с него на пол летели хлеб, сыр, ложки, нож. Рисунок передо мной смазался, превратившись в дорожку, и стек на пол. А визит-то не за горами…
        — Сюда идут!  — крикнула я, подхватывая свою чашку и Леркину, чтобы не добавлять разрушений.  — Остановитесь!
        — Ты грязный кровосос!  — орала Маркелова.  — Ходячий труп!  — Кажется, помимо своей истории она вспомнила с десяток книжных.  — Упырь недобитый!
        — Хватит!  — негромко произнес Макс. Голова Лерки мотнулась от сильной пощечины. Я ахнула.  — Все это я сказал не для того, чтобы ты сейчас совершала вокруг меня ритуальные танцы.
        Лерка медленно подняла руку к покрасневшей щеке.
        — Кажется, ты хотела выяснить, что здесь делает твоя подруга, а не вставать на защиту униженных и оскорбленных.
        Макс сделал приглашающий жест в мою сторону. И улыбнулся. Я почувствовала, что все еще сижу с открытым ртом. Чтобы вернуть себя к реальности, поставила чашки на стол, провела пятерней по мокрым волосам. Вокруг разворачивался полномасштабный бред.
        Маркелова смотрела на меня во все глаза.
        — Как он умер?  — У Лерки в мгновение пересохли губы.
        Происходящее было вздором. Страшным сном, от которого нельзя было проснуться. Я силилась придумать убедительную версию — и про вампиров, и про Дракона, но у меня не получалось.
        — Не видела.  — Воздуха не хватало.  — Только знаю, его больше нет. Я не могу описать. Это каждый раз мне снится в кошмарах. Чернота, разваливающаяся на паззлы. И если все это не исправить, может что-то случиться. Страшное и непоправимое.
        — Насылать вечные кошмары — ему бы понравилось,  — механически кивнула Маркелова и стала собирать разбросанные продукты.
        Я уставилась на Макса. Теперь была его очередь все мне объяснять.
        — Мы уезжаем,  — Макс равнодушно смотрел в окно.  — После пожара сюда станут наведываться разные люди, искать нас, расспрашивать. И придут они к тебе. Поэтому ты должна быть в курсе. Маша по природе своей охотник на вампиров, она нас чувствует. Здесь если и должен был кто-то первым умереть, так это она. Ну или я. Но раз мы все еще живы,  — на последнем слове он хмыкнул, почесал нос, выразительно глянул на меня,  — значит, смогли договориться. Маша уже сказала тебе, что мы вместе.  — Он шевельнул рукой, показывая цепочку с кольцом.  — В это невозможно поверить, но это так. Больше того. Маша не человек.
        Что-то стукнуло. Пока я поворачивалась, успела представить грохнувшуюся в обморок Маркелову. Но на самом деле упал кусок сыра.
        — Тоже вампир?
        Макс сделал достаточную паузу, чтобы Лерка напридумывала себе новую серию страшилок. На ее полный ужаса взгляд я ничем не могла ответить. Это была не моя игра.
        — Сильнее. Человек, которого вы называли Мельником, передал ей свой дар, и теперь она ведьма.
        — Ты все время была на мельнице?  — Вопрос моего местонахождения Маркелову сильно волновал.
        — Мы много где были.  — Макс говорил спокойно. Он не допускал, что его будут прерывать.  — Путешествовали, пока я не предложил Маше вернуться. Мельник подчинил ее себе, и, чтобы вызволить Машу, мельницу пришлось сжечь. Ты понадобилась, чтобы разрушить аркан. Нужна была человеческая кровь. Извини, но тебя в очередной раз использовали.
        — Инга?  — Лерка поставила табуретку и села.  — А почему в очередной раз?
        Правильно, я тоже не могу все это слушать стоя. Но в отличие от Маркеловой я сползла с табуретки и полезла под стол. Мне захотелось взять черепки чашки Макса. Острые краешки, меловой шероховатый слом. Не удержалась, лизнула, проверяя острый край на вкус. Солоноватый — чуть порезала язык. Постояла на пороге кухни, оглядела сначала один косяк двери, потом другой. Левый мне понравился больше. И я провела острым углом длинную рваную борозду.
        — Валерия, так получилось, что ты оказалась во все это замешана.  — Макс говорил негромко.
        Руки Маркеловой без остановки теребили пакет с сыром. Неприятный шуршащий звук, перекрывающий голос любимого. Макс положил ладонь на мельтешащие пальцы.
        — Ты сама в это вмешалась, когда начала за мной следить, когда втянула в свою игру Диму. Мы часто совершаем поступки, о последствиях которых не задумываемся. Нам кажется — как невинно понаблюдать за человеком. А потом из-за этого начинают погибать друзья. Когда-то ты хотела познать смерть, открыть ее тайны. Разгадка лежит у тебя на ладони. Но впредь будь внимательней к своим поступкам. И мой тебе совет — осторожней с общением.
        Я закрыла глаза, прислонясь лбом к дверному косяку. Нестерпимо хотелось пить. Ладонь вспотела, осколок в руке стал скользким.
        — Макс, ты наелся пилюль правды? Что она тебе подсыпала в кофе?  — Язык во рту шершавый, им так тяжело шевелить.
        — А со мной вообще все непросто!  — Макс поднялся.
        Лерка плакала. Опустила лицо на сгиб локтя, плечи вздрагивают.
        — Вокруг одна смерть,  — всхлипывая, прошептала она.
        — Это не так,  — Макс похлопал ее по плечу.  — Все зависит от точки зрения. И еще один совет — не впускай незнакомых в дом. Это может плохо кончиться.
        Макс остановился передо мной. Зрачок пульсировал, норовя заполнить радужку.
        — Что на тебя нашло?  — прошептала я.
        — Если сейчас все не объяснить, то потом это будет сделать сложнее.  — Он был, как всегда, спокоен.  — Иначе непонятно, зачем ты сюда шла. А вообще — я устал. Не в состоянии сейчас ни о чем думать. Плохой из меня фокусник. Ты сказала, что хочешь встретиться с подругой и все ей объяснить. Я тебе помог. Хочешь сказать, что я опять что-то сделал не так?
        — Зачем?
        — Обычно дети на этот вопрос отвечают кратко — затем.  — Он вдруг показал в сторону двери.  — Кстати, звонят!
        Да, звонят. Я оперлась плечом о стену в коридоре. События снова несутся вперед со скоростью курьерского поезда.
        Задребезжал сигнал над дверью. Я закрыла глаза. Совсем забыла, что в дверь еще не звонили.
        Лерка даже головы не подняла. Макс по-хозяйски вышел в прихожую, щелкнул замками, словно каждый день наведывался к Маркеловой в гости.
        Застывший на пороге милиционер хмыкнул, разглядывая Макса в накинутой, но не застегнутой рубашке. И я отлично понимала стража порядка — белоснежная кожа вампира, идеальные пропорции его тела не могли не впечатлить.
        — Валерия Михайловна Маркелова здесь живет?  — справившись с удивлением, спросил милиционер.
        — Она на кухне.
        Милиционер вошел в квартиру, бросил на меня выразительный взгляд — я все еще была завернута в банную простыню. Мужчина был невысок, крепок, с круглой коротко стриженной головой, с простодушным открытым лицом. В глазах у него читалась власть. Он привык командовать и чувствовать себя главным в любой ситуации.
        — Вы Валерия Маркелова?  — спросил милиционер Лерку. Та что-то буркнула, не поднимая головы.  — Сержант Гусев,  — коротко козырнул он.
        От его формы пахло дымом.
        — Он из-за пожара!  — подбежала я к Максу. Простыня стала сползать.  — Сделай что-нибудь!
        — Не могу. Я голоден. Я почти месяц провел около мельницы, никуда не отходя. В вегетарианстве есть свои недостатки. Я даже успокоить твою подругу сейчас не в состоянии.
        — У тебя поэтому крыша поехала и ты все рассказал?  — Пульсирующий зрачок меня пугал. Ах, зачем он так на меня смотрит?
        — Я помог тебе сделать то, на что ты бы не решилась.
        — Но она теперь все знает!  — Я совершенно не понимала, что происходит.
        — И что? Пойдет делиться знаниями со Смотрителями?  — Макс покачал головой, словно ему было тяжело со мной разговаривать.  — Нашу историю и то, как мы выглядим, не знает только слепоглухонемой инвалид. Переоденься, нам скоро уходить.
        Какая же я была злая. Полыхнувшая, как свечка, мельница что-то сожгла внутри нас, и то, что раньше так идеально подходило друг к другу, сейчас корябалось, не желая пристраиваться в привычные пазы. И обвинить в этой несостыковке некого. Никто ничего не делал специально, чтобы так получилось. Все это из-за того, что мы с Максом такие.
        Я прошла в Леркину комнату, покопалась в шкафу. Черт, опять эти воспоминания! Мы столько раз в этой комнате переодевались, мерили обновки, подбирали удачные комбинации юбок и свитеров, что я могла с закрытыми глазами рассказать, где у нее что висит. Разве что черного в ее гардеробе появилось чуть больше. Я натянула джинсы, серую футболку с мордочкой Крошки Мю, волосы, не расчесывая, собрала в хвост. Руки заметно дрожали. В прихожей стала искать свою обувь.
        — Ба! Какая встреча!
        Я медленно поставила на пол кроссовку, которую собиралась надеть, подняла голову. После прихода милиционера дверь так и осталась открытой. На лестничной площадке стоял Сергей. Тот самый вампир, что выдвигал мне ультиматумы в замке Лихтенштейн. С тех пор прошла вечность. Или один день?
        — Можно войти?
        Я уже открыла рот, собираясь разрешить ему это сделать.
        — Нет!  — раздался категоричный голос.
        — Что так?  — Сергей не удивился такому приему.  — Кажется, у вас назрела проблема, которую вы сами решить не можете.  — Он чуть нагнулся, словно пытался заглянуть за угол, чтобы увидеть происходящее на кухне.
        Лерка! Милиционер! Как я могла забыть! У Маркеловой сейчас видок настоящей поджигательницы — прокопченная, вся в саже, с коробками спичек, рассованными по карманам.
        — Ты ее тоже не решишь.  — Макс был настроен решительно.
        — Вашу подружку обвиняют в поджоге! И ты не знаешь, как сделать так, чтобы этого не было?
        — Ты знаешь!  — Я потянула шнурок из кроссовки. Линию можно создать любыми предметами, хоть валенки выложить друг за другом — в любом случае выйдет запретная черта.
        — Убери свой аркан, впусти меня, и я все сделаю,  — произнес Сергей.
        — Мы разберемся сами.  — Макс стоял в коридоре, засунув руки в карманы.
        Я снова посмотрела в сторону кухни. Маркелова сидела, скукожившись, покачивала головой в такт вопросам милиционера. По всему выходило, что она здорово влипла — не успела переварить информацию, выданную ей Максом, а тут новая беда. И вины ее в этом не было никакой. Просто она связалась с парочкой «плохих парней». У меня перед глазами все поплыло — история вновь стремилась к своему повторению. Однажды именно так погиб Дракон, из-за того, что познакомился не с теми парнями. И вот теперь Лерка.
        — Брось! В чем ты разберешься?  — Сергей лучился радушием.  — Вы, ребята, создаете столько шума, что даже мертвые в гробах в курсе ваших проблем.
        Я перевела взгляд на Макса, он изучал мыски своих ботинок.
        Милиционер на кухне встал. Лерка поникла — еще немного, и она свалится под стол.
        — Подпишите,  — развернул сержант Гусев перед ней листок, прикрепленный к черной папке.
        — А ты знаешь, что разглашать тайну о вампирах смертельный грех?  — змием-искусителем вливал яд в мои уши Сергей.  — Она обречена.
        Я скомкала шнурок и бросила его в угол.
        — Входи!
        Мимо меня скользнул холодный ветерок. Сергей на мгновение застыл перед милиционером.
        — Ну что же.  — Сержант Гусев похлопал себя по карманам, проверяя, не забыл ли чего, и, оставив папку на столе, пошел к двери.  — До свидания!  — приветливо улыбнулся он каждому.
        — До свидания,  — пропел от порога женский голосок.
        Я с удивлением обернулась. Оказывается, Сергей пришел не один. В прихожей стояла высокая красивая блондинка. Белоснежные брюки, белый топик, нежно-розовый полупрозрачный шарф на шее, белозубая улыбка. Человек.
        Макс напряженно смотрел на нее.
        — Я с Сережей. Вы не против?  — приподняла руку в знак приветствия блондинка. Она топталась на коврике в прихожей, не зная, что делать дальше.  — А что у вас происходит?
        Девушка с любопытством смотрела на Макса, на его распахнутую рубашку, лицо ее стало игриво-кокетливым.
        — Это Соня!  — Сергей вновь появился в коридоре.  — Из местных. Я думаю, мы неплохо смотримся.
        — Но она человек,  — прошептала я, переставая вообще что-либо понимать.
        — Заметь, ты тоже,  — склонился ко мне Сергей. И я увидела его почти прозрачные голубые глаза. Чуть сладковатый мускусный запах ударил в нос.
        Я попыталась собраться с мыслями. Что-то во всем этом было такое, что я уже почти поняла, но не смогла пока сформулировать.
        — Как ты оказался здесь?
        — Пришел погреться.  — Сергей демонстративно потер руки, словно он замерз.  — В Европе сейчас прохладно.
        — Здесь вообще-то тоже,  — пробормотала я.
        Сергей с кошачьей осторожностью обошел комнаты и снова выглянул в коридор.
        — Да, но здесь еще и интересно!  — поднял он вверх палец, словно выданная информация была важна для запоминания.  — Никогда не мог понять вампира, стремящегося привлечь к себе внимание.
        — Теперь понял?  — спросил Макс.
        — Не совсем.  — Сергей добрался до своей Сони и приобнял ее.  — Я пока не решаюсь связываться со Смотрителями.
        Улыбка на лице девушки застыла.
        — Подожди!  — Я хотела шагнуть вперед, Макс не пустил меня.  — Но ведь рассказывать о вампирах смертный грех! Ты сам говорил.
        — Времена меняются.  — Сергей похлопал Соню по плечу.  — А потом ты же понимаешь, людям не обязательно что-либо рассказывать. Они любят нас не за это.
        Он взял Соню за подбородок, развернул к себе. Она с готовностью подставила ему свои губы. Меня передернуло.
        — А разве пить кровь человека…  — Я не договорила. Соня со своим розовым шарфом… Неужели он скрывает следы укусов?
        — Извини, но вы подаете дурной пример. Если можете вы, почему не можем мы?
        — Но Макс не пил мою кровь.
        Сергей перебил меня:
        — Во-первых, пил, во-вторых, это частности. Нарушать правила нельзя, обходить можно. Никто ведь не умер.  — Он повел рукой, и я тут же вспомнила о Лерке. Ну конечно, он стер память не только сержанту. О присутствии вампиров не должен знать никто.
        Маркелова стояла на пороге кухни и улыбалась.
        — Машка!  — взвизгнула она, бросаясь мне на шею.  — Гурыч!
        Я обняла ее в ответ, пораженная такой переменой.
        — Помни одно,  — зашептал неприятный голос,  — пока ты на стороне вампиров, с тобой ничего не произойдет. Но стоит тебе кинуть фишку на весы Смотрителей, все изменится.
        — Машка! Ты? Когда вернулась?  — орала мне на ухо Маркелова.
        — Да вот… Только что.  — Я растерянно подняла глаза на Макса. Этого нельзя было так оставлять.  — Макс, сделай что-нибудь,  — прошептала я одними губами.
        — Я все слышу,  — пропел уже за дверью голос Сергея.  — И слежу за тобой.
        — Побудь здесь,  — Макс ободряюще похлопал меня по плечу. Мне же хотелось, чтобы он обнял меня и никуда не уходил. Зачем снова расставаться, когда можно быть все время рядом?  — Скоро вернусь.
        Я не выдержала:
        — Будь осторожен!
        — Смешное пожелание для таких, как я!
        Сергей с Соней исчезли. Макс постоял на том месте, где они еще минуту назад были, качнулся с мыска на пятку и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
        — Ну что же ты стоишь? Пойдем!  — потянула Лерка меня на кухню.  — Рассказывай!
        Что мне оставалось делать? Я тяжело вздохнула. Впереди у меня была нелегкая ночь.
        Глава X
        НЕУДАЧНЫЙ РАСКЛАД
        Маркеловские родители, конечно, удивились, увидев меня, но ничего не сказали. Даже не спросили, где я все это время пропадала. И что самое главное — не догадались задать этот вопрос моим родителям. Опережая возможные звонки, я сама набрала номер домашнего телефона. Пока шли гудки, была абсолютно спокойна. Стоило щелкнуть сигналу соединения, сердце мое подпрыгнуло и заколотилось перепуганной птицей. Ладони вспотели.
        — Алло! Мама?
        — Май, ты?  — Голос знакомый, но что-то в нем появилось новое. Равнодушие, что ли?  — Господи, откуда? Поверить не могу! Только что думала о тебе. Как ты, что?
        — Мама…
        Все слова из головы вылетели. Что говорить? Когда набирала номер, думала, проболтаем всю ночь. Специально в ванную ушла, чтобы никому не мешать. И вдруг такая пустота. Словно разговариваю с чужим человеком. Все рассказать, пожаловаться? Кому? Маме? Что она поймет из сказанного мной? Что меня надо срочно спасать? А меня не надо спасать, меня надо всего лишь выслушать. Но ей же захочется вмешаться.
        Я вдруг поняла, что мир простых человеческих отношений, где жалеют и сочувствуют, для меня закрылся.
        — Мама,  — вклинилась я в образовавшуюся паузу между бесконечным потоком восклицаний.  — У меня все хорошо. Я в Москве, поступила в институт. У Макса большая квартира. Мы как-нибудь обязательно приедем.
        — Ты адрес скажи, мы с папой сами до вас доберемся. И что с твоим сотовым? До тебя невозможно дозвониться.
        Я открыла кран. Зажурчала вода. Напрасно я ушла из комнаты. Никакого разговора не получится. И сотового у меня больше не будет. Все, что привычно для других, стало не для меня.
        — Я еще позвоню. Обязательно.
        — Конечно, дочка,  — как-то слишком быстро согласилась мама.  — Мы будем ждать.
        Я первая нажала на кнопку отбоя.
        — Гурыч, выплывай,  — забарабанила в дверь Лерка.  — Жрать пошли!
        Визит Сергея преобразил Маркелову. Первое, что она сделала,  — это сбросила черную одежду, завернулась в цветастый халатик. То, что я в ее одежде, Лерка не заметила. Побочный эффект работы Сергея? Он стер все, что было после пожара, и заставил ее принять то, что уже есть, за реальность?
        Пока я придумывала, как объяснить ее любимую Крошку Мю на мне, Маркелова притащила из кухни в комнату еду и устроила самую настоящую вечеринку. На полу был расстелен плед, набросаны подушки. Малейшее движение вызывало либо хруст просыпанных чипсов, либо опрокидывание открытой бутылки шипучки.
        — А давай блины напечем!  — сеяла во все стороны энергию Лерка.
        — Лучше рассказывай, что у вас тут и как.  — За блинами пойдет борщ с пампушками. Знаем мы неуемную маркеловскую фантазию. Лучше не начинать.
        Вскоре я поняла, что ничего не пропустила, уехав из города на пять месяцев. Про всех в нашем классе было рассказано подробно, в лицах. Народ усиленно готовился к экзаменам или делал вид, что готовится, выяснял отношения, дружился, ругался и мирился.
        — Ну а у тебя-то что?  — Лерка бросила в меня подушку.
        — Все то же. Я с Максом.
        — Ты беременна?  — Маркелова ткнула пальцем в обручальное колечко.
        Так, начинается. Именно этого я всегда и боялась — толкований и пересудов.
        — Нет, конечно,  — как можно убедительней произнесла я.  — Иногда люди просто женятся.
        Я никак не могла настроиться на нужный тон, когда вроде бы и не врешь, но все же не совсем договариваешь. А Лерке хотелось подробностей. Это было видно по глазам, по рассеянной улыбке.
        — Завтра в школу пойдем?  — придумала она верный способ вытянуть из меня всю правду.  — Девчонки обалдеют, увидев тебя!
        Это скорее я обалдею, если встречусь с кем-то из одноклассников.
        — Не, мне надо уехать.  — Подходящий повод сразу не придумался.  — Лечиться.
        — Чего у тебя?  — встревожилась Лерка и зачем-то посмотрела на Крошку Мю, что была нарисована на футболке как раз на уровне моего живота.
        Я потянула футболку вниз, расправляя замявшиеся складки.
        — Нервы,  — буркнула первое пришедшее на ум.
        — Ой да ладно!  — отмахнулась Маркелова. Ее личико было светло и беззаботно. Я даже позавидовала. Не отказалась бы от того, чтобы мне тоже кое-какие воспоминания подчистили.  — Нервы лечит хорошая тусовка. Ты давно не встречалась со своими.
        Я во все глаза уставилась на Лерку. Макс в очередной раз оказался прав — надо либо говорить правду, либо молчать, полумеры делают разговор болезненным.
        А Маркелова сияла, как стоваттная лампочка. Какое же у нее сейчас было живое лицо! Щеки разрумянились, в каждом зрачке по искринке, от волнения кусает губы, уже заранее понимая, что уломать меня на рассказ в картинках не удастся.
        — Макс у тебя такой замечательный!  — вздохнула она, косясь в мою сторону.
        Этот тактический прием я хорошо знала. Не получается начать с конкретики, примемся за обобщения. Меня зацепило, очень уж хотелось поговорить, пожаловаться на свою судьбу.
        — Он, конечно, супер,  — осторожно согласилась я.  — Но, знаешь, порой даже идеал выводит из себя.
        Разговор не клеился. Мы часто замолкали, глядя друг на друга. Мне становилось неловко, Лерка тоже недовольно хмурила брови, покусывала губы. Кажется, она и сама не понимала, зачем устроила это party. А ведь раньше мы с ней могли болтать часами. Наше время, кажется, прошло.
        — За что же ты его любишь?
        «За что?» Странно, этот вопрос я даже сама себе не задавала.
        — За глаза, за руки, за улыбку, за внимание. За то, что ради меня он сделает все. За то, что он всегда остается самим собой и никогда не подстраивается под меня, как бы мне этого ни хотелось. За то, что он выдернул меня из обыденности. За то, что весь мой мир собрал в себе одном.
        Я повернулась к Лерке. Она смотрела выжидающе. Только сейчас по той пустоте, что скопилась во рту, стало понятно, что ничего я ей не сказала. Что это были всего лишь мои мысли.
        — А какой он в постели?  — прошептала Маркелова.
        Ничего себе вопросик.
        — Тебе в сравнениях или образами?  — отодвинулась я от подруги.
        — Внешне он такой классный!  — с тоской в голосе произнесла Лерка, словно только о нем и грезила долгими зимними вечерами.  — Малинина до сих пор завистью исходит.
        Я потянула к себе бутылку с колой. Когда Макса начинают нахваливать, хочется спорить, доказывая обратное.
        — Макс особенный,  — пробормотала, чтобы заполнить образовавшуюся паузу.  — С ним бывает очень тяжело. Он скрытный, и порой я не понимаю его поступков. Но зато он — это целая вселенная.
        Маркелова сидела мрачная. Видимо, поняла, что на фоне моего глобального счастья она выглядит трагической фигурой. И опять мы молчали, глядя в разные углы. Я чувствовала, что еще немного, и мы включим телевизор, а это уже будет верный знак, что пора уходить. Мне же хотелось еще побыть здесь, самой себе и судьбе доказать — нет, я прежняя, вы меня просто забыли.
        За окном заорала автомобильная сигнализация. И тогда я предложила погадать.
        — У меня теперь хорошо получается,  — призналась я, тасуя колоду.
        Расклад был понятен заранее, и вновь в душе родилось сожаление — зачем я вообще взялась за карты? Сейчас к одному обману добавится второй. И так до бесконечности. Здесь тоже с искренностью ничего не выйдет. Прошлое словно поставило своей целью убедить, что мне здесь делать нечего. Что настало время покидать старый устроенный мир и строить персональную вселенную. Ни с мамой мне не объясниться, ни с Леркой. И я, такая упрямая, никак не хочу всего этого понимать.
        — В ведьмы подалась?  — прозорливо уточнила Маркелова.
        — Почти.
        Колода была с хорошо знакомым желтоватым налетом по бокам. Рубашка с синим рисунком в виде готических ажурных крестов, заключенных в ромбы. На картинках вместо привычных черных с красным сердечек, ромбиков и крестов красовались желуди с зелеными шапочками, ядовито-желтые цветы в шесть лепестков с красными серединками, шутовские бубенцы и черно-белые гербы. Значение каждой масти мы придумали свое, чтобы картами можно было хоть как-то пользоваться.
        Колода — подарок Дракона. Он приврал, что как-то в лунную ночь шел одиноким путником через старинное кладбище и увидел на треснувшем надгробии светящуюся стопку карт. Взяв ее в руки, он почувствовал покалывание в ладонях, и таинственный голос произнес: «Отдай Маркеловой!» Мы год честно считали эту колоду колдовской, гадали только по большим праздникам. А потом кто-то притащил точно такую же, купленную в Швейцарии, и волшебство карт исчезло.
        Я старалась быстрее раскидывать карты, чтобы Лерка не успевала толком ничего рассмотреть. На ковер ложились «черные» масти, предвещавшие хлопоты, поздние путешествия, слезы и расстройства. Сунула колоду Лерке в руки, чтобы она сама себе что-нибудь повытаскивала. Обрадует, огорчит, развеселит, чем дело кончится, чем сердце успокоится… И первым, конечно же, появился туз, сулящий неприятное известие.
        Маркелова выбрасывала передо мной карты, и я понимала, что, если мы и дальше так продолжим, придется повторить рассказ Макса о вампирах и смертях — потому что именно это карты советовали сделать. А от судьбы-то не уйдешь… Мы и не будем это делать, мы просто начнем обманывать.
        — Погоди!  — Я отобрала у нее колоду, смешивая карты.  — Все, что ты мне раздала,  — это в прошлом. Сейчас я тебе нагадаю будущее.
        Лерка положила ладонь на мои руки.
        — Скажи, он тебя любит?  — Она, конечно, была наивным человеком, но не дурочкой.
        — Говорит, что любит.  — Я все же выложила три карты, замечая, что в будущем у Маркеловой все более-менее хорошо.
        — Говорит… А что делает?  — На карты Лерка больше не смотрела.
        — Есть люди, которые приходят в твой мир, ничего в нем не меняя. Ты так же продолжаешь жить, теми же глазами смотришь вокруг себя. Так было бы, например, с любым парнем из нашего класса. Так было бы с Колосовым. Все осталось бы по-старому. До этого ты была одна, а теперь вас стало бы двое. Макс же все преобразил вокруг меня. Прежнего мира больше не существует. И в той вселенной, что для меня открылась, моим проводником может быть только он.  — Я бросила последнюю карту.  — Готова к откровениям?
        — Ты все врешь!
        Я вздрогнула, потому что действительно в этот момент подменяла одну карту другой. «Неприятный разговор», а там еще и «слезы». Нет, пускай думает, что Дракон уехал. Надолго. Навсегда. Это будет моя ложь во спасение. В жизни мне еще придется много врать.
        — Он бросит тебя! И все твои миры полетят к черту!  — Лерка нависла надо мной, смешивая карты.  — Если он такой замечательный, то почему сбежал?
        В затылке родилось раздражение. Весь сегодняшний сумасшедший день вдруг сконцентрировался в одной точке. Я глубоко вдохнула, заставляя себя успокоиться. В конце концов все проходит. Эта ночь тоже когда-нибудь закончится. Эх, жаль, я не умею гипнотизировать.
        — Ага, молчишь!  — торжествовала Маркелова.  — Идеальный парень доставляет идеальные неприятности?
        Что же они тут все такие проницательные? Я прислушалась к себе, к нарастающей тревоге. Будь моя воля, я бы заперла Лерку в этой комнате и никуда в ближайшую неделю не выпустила. Мысленно стала создавать вокруг нее аркан. В моем воображении передвигались стулья, сходил со своего места шкаф, сворачивался и вставал в угол половик, протягивалась тонкая красная линия силы, способная остановить зло.
        Лерка нервно перебирала карты, разбрасывая их вокруг себя веером.
        — А Дракон все не появляется. Как уехал, никаких известий. Наверное, нашел работу, и ему не до возвращений.
        — Он не вернется,  — произнесла я через силу.
        — Знаю!  — истерично-громко воскликнула Лерка.  — Это ты у нас везунчик! Другим счастье не выдано!
        Карты разлетелись по полу.
        — Еще неизвестно, кому повезло больше,  — пробормотала я.
        Если бы Лерка знала все, она бы так не говорила. Но знать она не будет. Для всех мы останемся совершенной парой.
        — Где же ты будешь искать своего Максика?  — сменила слезы на ехидный тон Лерка.  — Позовешь, и он явится? Или ты собираешься у меня ночевать?
        Я хмыкнула. Боль из затылка ушла.
        — Его звать не надо,  — пожала я плечами.  — Он сам приходит, когда необходим.
        — Где же он?  — Лерка театрально-преувеличенно огляделась.  — Макс! Появись!
        Штора шевельнулась, отъехала в сторону. С улицы ее придерживала бледная рука.
        — Не помешал?  — Макс улыбнулся самой галантной улыбкой на свете.  — Не хотел прерывать ваш девичник.
        Лерка глухо вскрикнула. Я удивленно приподнялась. Не ожидала от Макса таких акробатических этюдов. Кому еще придет в голову залезть на балкон третьего этажа?
        — Как ты там оказался?  — робко спросила Маркелова.
        — Влюбленные иногда совершают чудеса.  — Макс вытащил из-за спины огромный букет лилий.  — Залез по водосточной трубе.
        — Тебе двери мало?  — Лерка не могла поверить в произошедшее.
        — Вы говорили о парнях, а мне хотелось подслушать.
        Спектакль «Расскажи мне сказку» начался. Я села удобней. Мое место, как всегда, в партере.
        — Черт! Ты меня напугал,  — Маркелова медленно поднялась. Лицо у нее сейчас было смешное. Все еще бледное от пережитого страха, но дрожащие губы уже растягиваются в улыбке.
        — Впустите?  — Макс кивнул на закрытую балконную дверь.
        Лерка отперла щеколду. Макс медленно прошел ко мне, протянул букет. Получилось невероятно красиво и романтично. Лилии — знак невинности и чистоты. Я тут же забыла все свои обиды. Кто еще был способен на такой фокус?
        — Ты прелесть,  — прошептала, целуя его в щеку.  — Я по тебе соскучилась.
        — А это очаровательной хозяйке,  — Макс передал веточку с розовыми цветками Лерке.
        — Ей больше,  — проворчала Маркелова, беря лилию.
        — Это несложно исправить,  — приветливо посмотрел на нее Макс.  — В следующий раз подарю тебе охапку цветов. Какие ты любишь?
        — Розы,  — не раздумывая, ответила Маркелова.
        Макс скривился. Я закусила губу, зная, что вампирам противопоказан этот цветок. Слишком сильный запах. На него у созданий ночи аллергия.
        — Пошлое растение,  — как ни в чем не бывало заговорил любимый.  — Белый символизирует невинность, розовый — дружеское расположение, желтый знак измены, красный — страсти, черный — глубину чувств. Про розу все знают, и если я тебе ее подарю, ты тут же начнешь гадать — к чему. Лучше я принесу что-нибудь необычное.
        Ага, незабудки в октябре. Или альпийские маки ранней весной. Удивлять, так удивлять.
        Я с удовольствием посмотрела на любимого. Он успел переодеться. Брюки, ботинки, черная рубашка с еще не расправившимися складочками от упаковки. В воротнике торчит булавка — не заметил, когда распаковывал.
        — Дорогая, нам пора уходить,  — Макс галантно обнял меня за талию.  — В следующий раз с меня букет,  — напомнил, кивая Маркеловой.
        Лерка обиженно поджала губы.
        — Карты собери,  — попросила я Лерку и, пока она наклонялась, воткнула булавку, вынутую из рубашки Макса, в верхний левый угол дверного косяка.
        Черта на кухне, иголка в комнате. Небольшие неприятности тем, кто захочет навредить Лерке, гарантированы.
        Мы вышли в коридор. У родителей было тихо. Сколько же сейчас времени?
        — Пока!  — послала я Маркеловой воздушный поцелуй, выходя за порог. Лерка в ответ поднесла к уху руку с оттопыренным мизинцем и большим пальцем. Просила позвонить. Я согласно закивала.
        — Врать нехорошо.  — Фраза была выговорена со знакомой интонацией. Сколько раз я ее уже произносила в адрес Макса. Пришло время этим словам вернуться, но уже в мой адрес.
        — Дурные примеры заразительны,  — ехидно ответила я.
        — Машка!  — окликнули меня, как только я шагнула из-под козырька подъезда.  — Здесь нет водосточной трубы!
        Я посмотрела на третий этаж, с балкона которого свешивалась жизнерадостная Маркелова. Она старательно изгибалась, чтобы увидеть хоть что-то.
        С трубой Макс оплошал. Да и балкончик у Лерки застеклен, так просто не залезешь.
        — Я с крыши!  — махнул ей в ответ Макс.
        — А ты у меня акробат!  — фыркнула я, прикидывая, как сама бы могла забраться на балкон. Выходило — никак.  — Букет где прятал?
        — В зубах держал,  — ответил Макс, улыбаясь.
        Я еще раз повернулась, чтобы помахать Лерке. Она все еще висела на балконе. Макс ее впечатлил, и, если Сергей вновь не постарается, этот визит моя подруга никогда не забудет.
        — Что сказал Сергей?
        — Просил передавать тебе привет.
        Макс подхватил меня под руку. Он торопился. Я это видела. А вот мне надоел вечный бег. В спешке мы постоянно что-то не замечали.
        — От кого бежим?  — Я осторожно высвободилась из его рук. Он тоже остановился. Как робот. Стоял и смотрел перед собой.
        На секунду во мне вспыхнуло давно забытое чувство. Оно огненным колесом прошло по моему сознанию, пришлось помотать головой, чтобы прогнать видение комнаты, метлы в руке, давящей на душу ненависти.
        — Скажи, я когда-нибудь смогу жить так, как нравится мне?
        — Это как?
        — Чтобы не бежать. Чтобы утром не бояться выйти из дома. Чтобы не ожидать от каждого встречного подвоха.
        — Ты можешь остаться.
        — Не могу. Моя жизнь перестала быть обыкновенной. Школа, институт, друзья — все, что раньше было нормальным, не для меня.
        Теперь Макс смотрел на звезды. Хочет, как Маленький Принц, раствориться в ночном небе? Неужели он думает, что я откажусь от него? Или настоящая любовь действительно допускает разлуку? Нет, нет, любовь — это свободный выбор, а не чье-то желание. Я сама выбираю именно этого вампира, столь отрешенно стоящего рядом. И это не жалость, не боязнь остаться одной, не попытка продемонстрировать кому-то, что у меня самый крутой парень на свете. Это и есть ЛЮБОВЬ. Вот почему Мельник ничего не смог со мной сделать — я выбрала Макса и жизнь с ним. Сама. Отказавшись от всего другого. И лишь судьба все еще подбрасывает мне дьявольские искушения. Выбрать еще раз. Выбрать по-другому. Но теперь я разгадала эту игру. Меня больше не обманешь.
        Я глубоко вдохнула, оглядываясь. Странно, мой родной город стал чужим, незнакомым. Здесь даже пахнуть стало как-то по-другому. Горьковатый запах костра, словно дворники все разом договорились в эту ночь жечь прошлогодние листья. Дым стелился по земле, вяз в ногах, от этого небо, казалось, заволокло пеплом. После долгого дождя оно не спешило проясняться, звезды прятались. Город придавила пасмурная дымка. Деревья застыли, не желая рождать ветер, способный снять с города оцепенение. Они соглашались ждать, когда я вернусь. Вернусь другой.
        От осознания того, что я здесь лишняя, что мой город, если и нуждается в защите от кого-то, так в первую очередь от меня, стало зябко. Я сложила руки на груди, пытаясь удержать то мимолетное тепло, что осталось.
        — Тебе надо отдохнуть.  — Макс возник передо мной, как призрак из тумана, провел рукой по волосам. Обнимать не стал. Мне и так было холодно.  — Уже поздно.
        — Час волка?  — ухмыльнулась я, вспоминая давний разговор в забытой всеми богами избушке рыбака, которой теперь тоже нет, как нет мельницы, нет того города, что я знала с детства.
        — Час быка. Время рождения Земли,
        — Я бы хотела уйти далеко-далеко, чтобы нас никто не нашел,  — прошептала, закрывая глаза.
        — Не в этой жизни.
        Не в этой… А пока что?
        — Со мной трудно?
        Макс отвел глаза. На мгновение мне стало страшно.
        — Скорее тебе трудно со мной.  — Любимый притянул меня к себе.  — Вампир — это колоссальная зависимость. Лишь ты одна среди нас обладаешь полной свободой. Я сохраню ее для тебя.
        Макс осторожно коснулся губами моего лба. Отстранился, словно проверял реакцию на свой жест. Нормальная у меня была реакция. Я его тоже очень любила. И, конечно же, вдвоем мы преодолеем все.
        Глава XI
        СКАЗКА О СНЕЖНОЙ КОРОЛЕВЕ
        Давно я так хорошо не спала. Макс разложил для меня пассажирское сиденье в машине, и я уснула, как только мы тронулись. Тратить время на сон было жаль, мы пережили столько часов разлуки, но ничего поделать с собой я не могла. Глаза сами собой закрылись.
        В этот раз любимый выбрал дорогую черную «Тойоту» с тонированными стеклами. У нее был плавный ход и почти беззвучный мотор. Колеса мягко принимали на себя любую неровность дороги. Я проснулась, но еще лежала в томном оцепенении. Не ощущая тела, плыла в ватном полусознании. Меня чуть встряхивало, словно кто-то неведомый пытался собрать в моей голове разбежавшиеся мысли.
        Я почти снова заснула, но тут чернота встала передо мной стеной. Я с разгону влетела в нее, разбиваясь в прах. Дыхание перехватило. Я вскочила, чуть не свалившись с узкого кресла.
        Машина покачивалась на ухабах, белая кожа сиденья похрустывала.
        — Доброе утро,  — повернулся в мою сторону Макс.
        — Сегодня случайно не понедельник?  — хрипло спросила я. Стало холодно, и я потянула на себя плед, которым были накрыты ноги.  — В начале недели пускаться в путешествие дурная примета.
        — Сложный вопрос.  — Макс пощелкал кнопками на панели под бортовым компьютером.  — Могу с достоверностью сказать только про год.
        Он постучал голубоватым ногтем по экрану, на котором высвечивалось поздравление с первым января.
        — Машину взял в салоне. Решил, что если за пять месяцев ее не купили, то еще столько же потерпят.
        О, эта извечная вампирская самоуверенность и неисправимое стремление все решать за других. А главное, сколько сейчас в его глазах довольства собой.
        — А ты оптимист, даешь мне срока до октября,  — пробормотала я, с трудом выпрямляясь. От долгого лежания тело затекло.  — А что ты сам будешь делать в это время?
        — Изучать окрестности. Город прячется между горами в долине, несколько рек, леса, завод по производству трамваев. Вечная череда переселенцев и беженцев.
        — Как быстро нас здесь найдут?  — Я подтянула к себе книжку, лежащую на заднем сиденье. Толстая, в хорошем дорогом переплете. История города. Прекрасно. Ехать нам еще достаточно, я успею подготовиться к встрече.
        — Если не начнем оживлять мертвецов, устраивать массовые сожжения и за деньги демонстрировать чудеса, то времени у нас будет достаточно, чтобы добиться своего. Освещение в прессе и телеинтервью исключаются.
        — Прекрасно, а то я от них немного устала,  — спрятала я свою улыбку за раскрытой книгой.  — Наконец, заживем как люди. Ты будешь приглашать меня на свидания, а я стану ломаться и отказываться.
        — Опять на свидание? Недавно ведь приглашал!
        — Когда это?
        Честно скажу, всполошилась. Родилось чувство, что у меня обнаружились провалы в памяти.
        — У Грегора в клубе? Не считается!  — попыталась я поизящней выйти из этой ситуации.
        — Нет, раньше. Когда мы только познакомились. Помнишь, ходили в ресторан.
        То, что у меня рот открыт, я заметила не сразу.
        — Но это было в прошлом году!  — напомнила на всякий случай. У вампиров с памятью, конечно, хорошо, но вдруг какой системный сбой произошел?
        — Да, я тогда еще пытался произвести на тебя впечатление и заказал букет роз. Девушки любят эти цветы. Почему-то.  — Последнее слово он выделил особо.
        Его насмешливый взгляд заставил меня подпрыгнуть.
        — Ну ты и наглец!  — воскликнула я, удобней перехватывая книжку.
        — Эй, эй, осторожно!  — Макс прикрылся рукой, словно я уже стучала этой самой книжкой по его голове.  — Я тебе еще понадоблюсь!
        — После таких заявлений — вряд ли.
        — А цветы из-под снега? Это было так романтично!  — не сдавался Макс.
        — Ха! Что может быть милей приглашения на собственную свадьбу!  — все еще «бушевала» я.
        — Хорошо! Давай что-нибудь отметим,  — смилостивился Макс.
        — Что? Из грандиозных праздников у нас впереди только День летнего солнцестояния да праздник Ивана Купалы. Кстати, самый подходящий для тебя.
        — Можно найти что-нибудь и поближе. Например, 13 мая.
        — Очень хорошо.  — Я отбросила книгу назад.  — Что же произойдет в этот чудесный день?
        — Будет день моего рождения.
        Как-то я упустила это из виду. Вампиры не могут умереть, но родиться-то им когда-то пришлось.
        — И сколько тебе исполнится?  — сконфуженно пробормотала я. Почему я раньше не догадалась спросить об этом важном празднике?
        — Одной свечки будет достаточно,  — угадал мое замешательство Макс.  — Когда я с тобой, хочется думать, что мне всего двадцать.
        — Праздник без гостей?  — уточнила так, на всякий случай. А то в моем гардеробе только джинсы, и то не мои. Лерка дала поносить. Для гостей придется бежать по магазинам.
        — Никто не знает, куда мы поехали.
        Макс был доволен произведенным эффектом. Он даже стал выстукивать какой-то мотив на кожаной обшивке руля.
        — Кроме того, кто тебе этот адрес дал,  — напомнила я.
        — Эй, ты стала читать мои мысли?  — развернулся в мою сторону Макс, забыв о дороге.
        А ведь он не знает, что я «присутствовала» при его разговоре с Катрин. Ворону, сидящую под кустами, он не видел.
        — Учусь у тебя,  — не стала я раскрывать свой секрет.  — Так что там насчет Катрин?
        — Она будет молчать.  — Макс все еще сверлил меня взглядом.
        — Пока кто-то не предложит ей хорошую цену за информацию.  — Повадки Катрин я изучила хорошо. Вряд ли она собирается меняться к лучшему.
        — Катрин будет молчать,  — повторил Макс.  — Не пройдет и пары месяцев, как она опять влипнет в историю, и ей понадобится помощь.
        — Я ей построю персональный аркан.
        — К жизни с вампирами в конце концов можно привыкнуть,  — пожал он плечами.  — У меня же это получилось.
        — За сто лет даже муха к пауку привыкает!  — вырвалось у меня.  — А потом — где сказано, что я должна стать палочкой-выручалочкой для вампиров? Еще чуть-чуть, и вы сделаете меня королевой тьмы. Для этой роли вам стоит поискать претендентов среди своих.
        Хотя… Продолжать свою мысль я не стала. Кое-кто способен постараться и сделать меня «своей». Эдгара может заменить только другой вампир. Никакого Смотрителя они не потерпят. Но трогать меня вредно для здоровья. Да и хлопот потом не оберешься.
        За окном бежала далекая линия гор, редкие придорожные кустики перебивали унылый пейзаж. И я вдруг четко поняла — пора остановиться. Прямо сейчас. Не принесет нам поездка в город Усть-Катав никакой радости, не встретим мы там новую жизнь. Опять будет старый замок с привидениями. Катрин? Нет, Катрин не придет. Она не настолько глупа. А вот Колосов может заявиться. Зря, что ли, я его вчера увидела? Кое-кто из старых знакомых тоже. Сергей с Джеромом наверняка уже на месте, накрывают поляну к нашему приезду.
        — Даже самому интересно, чем все закончится,  — негромко произнес Макс.
        — Тебе предсказать?  — я коснулась его холодной руки.
        Любимый смотрел на меня долго. Очень долго. Я уже была готова посоветовать ему больше внимания уделить дороге, но он сам словно опомнился.
        — У русских есть пословица — с кем поживешь, таким и станешь.
        — С кем поведешься, от того и наберешься,  — поправила я. Его любовь к русской словесности умиляла.
        — Вот я и набрался твоих талантов к предсказаниям.  — Его зрачок дернулся, словно Макс и правда пытался вычитать будущее прямо из моего мозга.  — Не скажу подробно и в лицах, но у них ничего не получится.
        Я откинулась на спинку, пытаясь скрыть ухмылку. Более точного предсказания в жизни не слышала.
        — Набирался бы ты от меня чего-нибудь полезного.
        — Вот тебе и полезное.  — Машина сбавила скорость и повернула на заправку.  — Сейчас у нас будет остановка на обед. Я уверен, ты голодна.
        Если все люди, по заверениям товарища Дарвина, произошли от обезьяны, то в моих предках значилась плодожорка. Я постоянно хочу есть. И хорошо, что это пока не отражается на моей фигуре. Было приятно, что Макс помнит о моих человеческих потребностях. Растем. Развиваемся. Скоро сольемся в единое целое.
        Город начался незаметно. Дорога бежала вперед, на горизонте тянулась бесконечная линия гор, потом по сторонам замелькали бревенчатые дома. Я сначала подумала — деревня, но вот деревянные дома сменились каменными, мы проскочили- мост. Машина заурчала громче и возмущенней, словно по городу ей нравилось ехать меньше, чем по долине. Замелькали названия улиц. Телеграфная, Революционная, Рыболовная, Ленина.
        — Почему мы здесь остановились?
        Я с трудом оторвала взгляд от таблички с синими буквами. «Улица Комсомольская, 13». Вероятно, центральная.
        — Как ты думаешь, где может жить человек, обладающий даром?  — Макс смотрел на противоположную сторону улицы.
        — Где-нибудь на окраине,  — пожала я плечами. Вопрос был странный. Кроме Мельника, с другими колдунами я знакома не была. Сравнивать не с кем.  — А лучше в горах.
        Над домами нависала остроносая гора с правым мягким, пологим спуском и левым — крутым. Я так и представила, как мне придется карабкаться наверх по крутому склону. Наверняка колдун живет где-нибудь там. Надо купить специальные ботинки, чтобы туда-сюда бегать каждый день к восьми тридцати на занятия.
        — Самое лучшее — это затеряться в толпе.
        Я вынырнула из своего спортивного будущего и оглянулась. Макс все еще демонстрировал свой затылок, и мне пришлось выглянуть из-за его плеча, чтобы увидеть, на что он смотрит.
        Забор, ворота, дорожка бежит к фонтану, сквозь несмелую еще сетку березовых листьев виднеется желтоватый особняк с парадными колоннами на фронтоне, с покрашенным в неожиданный розовый цвет цокольным этажом и совершенно неуместными здесь тремя ярко-красными дверями.
        — Это музей?  — на всякий случай решила уточнить я, вспоминая, что Мельник жил в самом центре города, на холме.
        — Это Дом культуры имени Белоконева.
        Только сейчас я заметила на заборе приличного размера доску с объявлением: «Впервые в городе. Молодежная студия «Шаг» представляет спектакль «Снежная королева» по мотивам пьесы Евгения Шварца. Постановка Семена Белого». Дальше длинным столбцом шли фамилии участников спектакля.
        Семена… Кажется, мы у цели.
        — Пьесу они какую-то выбрали не по сезону,  — пробормотала я, выходя из машины. Ноги здорово затекли, и мне пришлось секунду постоять, чтобы прийти в себя.
        — Спектакли ставят под актеров, а не под время года.  — Макс все еще изучал афишу. Ничего особенного в ней не было. Белый фанерный щит. Метра полтора на два. Я прищурилась, вглядываясь в незнакомые фамилии. Начало в восемнадцать часов. Вход свободный.
        И тут меня словно что-то толкнуло. Я должна быть на этом представлении. Его ставили специально для меня.
        — Сколько сейчас времени?  — спросила я, не в силах оторвать взгляд от афиши.
        — Взгляни выше.
        Часы на столбе перед воротами показывали ровно шесть.
        — На сегодняшний вечер у нас запланирована культурная программа?  — спросила я, оглядывая мятые джинсы и футболку. Не вечернее платье, конечно, но для сельской самодеятельности сойдет.
        — Надеюсь, ты не против похода в театр, дорогая?
        Макс протянул мне руку, приглашая перейти улицу.
        — Ты знал, что здесь идет спектакль, на который нам надо попасть?
        Неужели мы такие предсказуемые?
        — В жизни происходит то, что должно. Я просто ехал вперед, а потом настало время остановиться.
        Я сильнее сжала его локоть. Ладно, сыграем по этим правилам.
        Мы вошли в ДК. Холл, в две стороны, направо и налево, наверх бегут лестницы. На втором этаже узкое фойе и сразу же вход в зрительный зал. Балюстраду лестницы закрывают небольшие фанерные щиты на подставках — конкурс фотографий. Девочки. Мальчики. Лето.
        Зрители клубились в узком промежутке между стенами и выставкой. Девушки тянули друг друга, торопясь в зал. Парни, посмеиваясь, смотрели на пробегавших мимо одноклассниц. На лицах взрослых застыла сановитая важность, словно должно было произойти что-то торжественное. В распахнутые двери был виден красный бархатный занавес.
        Я застыла, засмотревшись на этот извечный театральный символ. Занавес чуть колыхался — актеры с волнением подглядывали в зал.
        — Что мы здесь делаем?  — прошептала я, беря Макса за локоть.
        — Пытаемся избавиться от грядущих проблем.
        Ах, как мне хотелось, чтобы его слова звучали живее, эмоциональней. Чтобы он рассмеялся, обнял, успокоил. Но Макс равнодушно смотрел вокруг себя, как будто к чему-то прислушиваясь. Может, после всего случившегося он меня уже не так крепко любит?
        — Ты не сильно обиделся, когда я тебя выставила с мельницы?
        Да-да, это все еще тревожило меня. Вот почему я пошла к Лерке. Не столько рассказать ей о Драконе, сколько для самой себя решить сложную задачу — как жить после того, как в лицо Максу было сказано страшное: «Ненавижу!»
        — Дорогая моя, я не обижусь, даже если ты меня совсем прогонишь. Я понимаю отличие человеческой жизни от жизни вампира. Поверь, я уже давно не вспоминаю о мельнице. Сгорев, она ушла из моей памяти.
        — Но это было!
        Как же донести до Макса мою мысль? Ведь однажды сказанное может повториться. Сам язык запомнил движение, произнося это.
        — Вот именно, что было.  — Макс был спокоен.  — Прошедшее время. Кажется, так ты говорила?
        Я закусила губу. За последнее время это был уже не первый случай, когда Макс возвращал мою же реплику.
        — Хорошо, забыли,  — я кивнула, готовая сделать тот шаг, который меня так страшил.  — Я люблю тебя.
        Макс открыл рот, чтобы ответить, но я загородила его губы пальцами.
        — Не говори ничего. Я просто хочу, чтобы ты это знал, и что бы потом ни случилось, помни только эти три слова. Хорошо?
        Макс отнял мою руку от своего лица, коснулся губами ладони.
        — Я буду помнить.
        Фойе опустело. Переминающиеся с ноги на ногу девочки, подтрунивающие над ними мальчики, чинные родители — все исчезли, побежали занимать места. Дверь закрылась, а мы все стояли, глядя друг на друга. Выглянувшая в холл бабушка подогнала нас.
        Зал был душен. Воздух звенел от голосов. Занавес охнул, разъезжаясь.
        Поначалу действие шло вяло. Актеры смущались комментариев зрителей. Кай с натугой произносил текст, постоянно забывая реплики. Герда бросала на раскрасневшегося парня странные взгляды, словно не любила его, а готова была прямо сейчас прибить шваброй, чтобы не тянуть бесконечное действие, где будут и разбойники, и дворец, и вороны.
        — Спип-снап-снурре, пурре-базелюрре,  — негромко произнес голос, заставляя действие на сцене замереть.
        — А он красавчик,  — опередил мою реакцию Макс.
        Около рампы, перед сдвинутым левым занавесом застыл человек, черной тенью выделяясь на темно-красном бархате. Но вот он сделал шаг вперед, входя в луч света. Зал растерянно два-три раза хлопнул и замер.
        — Разные люди бывают на свете,  — заговорил появившийся.  — Кузнецы, повара, доктора, школьники, аптекари, учителя, кучера, актеры, сторожа… А я вот — сказочник.
        Он сделал еще один шаг, и софиты полностью осветили его. Узкое лицо, длинный, тонкий, с горбинкой нос, черные густые брови, черные глаза, волна темных, непокорных волос. Он говорил скупо, шевелились только губы. Светотени резко обозначили впадинку над его верхней губой.
        — Сегодня вы узнаете сказку о Снежной королеве! Это сказка веселая…  — Вступила музыка, заставившая Кая с Гердой сдвинуться со своих мест и подойти к нему.  — И грустная…
        — Позер,  — опять фыркнул Макс, в странном порыве раздражения вздергивая верхнюю губу.
        Я отвлеклась от действия, не понимая, что он хочет этим сказать. Чем ему так не угодил Сказочник? Но Макс застыл, с напряжением глядя на сцену.
        Сказочник уже стоял в комнате Герды.
        — Моя сказка — я в ней хозяин!  — уверенно произнес он.  — И самое интересное то, что придумал я пока только начало да кое-что из середины, так что чем кончатся наши приключения, я и сам не знаю. Как же это так? Да очень просто. Что будет, то будет! А когда мы дойдем до конца, то узнаем больше, чем знаем. Вот и все!..
        — Schwatzer![6 - Болтун! (нем.)]
        — Что?  — опять перевела я на Макса взгляд.
        — Болтун!  — повторил любимый.  — Он уже все знает.
        — Ты что, сказки этой не смотрел?
        — Ту, что он разыгрывает, нет.
        — Тише! Тише!  — зашипели впереди сидящие.
        Макс рыкнул, резко наклоняясь к ряду перед нами. Я попыталась перетянуть его обратно, но его локоть выскользнул из моих пальцев.
        Недовольные зрительницы мгновенно отвернулись. Макс огляделся, словно пытался запомнить каждое лицо, повернутое к нему. Стоило ему на кого-то посмотреть, человек тут же выпрямлялся, возвращаясь к действию на сцене.
        Я в панике уставилась на любимого. Он сейчас явно воздействовал на зал, заставляя окружающих не замечать нас.
        Зрители вокруг нас взорвались внезапными аплодисментами посреди реплики Тайного Советника, заставив его споткнуться на полуслове. Актеры уставились в зал. За это время Сказочник успел уйти со сцены, но я была уверена, что он тоже бросил взгляд в нашу сторону.
        — Что ты делаешь?  — шикнула я на развалившегося в кресле Макса.
        — Смотрю спектакль,  — с вызовом ответил он.
        Зрительный зал снова зааплодировал, подбадривая актеров, и действие потекло дальше.
        Девушка, игравшая Герду, была симпатична. С длинными светлыми волосами, с чуть великоватым носиком, который, впрочем, не портил ее живого, подвижного лица. Она искренне улыбалась, удивлялась, в испуге щурила глаза.
        Но вот на сцену вновь вернулся Сказочник. Он казался старше остальных актеров, на голову выше и гораздо спокойнее их. Если остальные много размахивали руками, слишком активно работали лицом, то он был сдержан.
        — А! Господин Сказочник!  — яростно прокричал Советник.  — Сочинитель сказок, над которыми все издеваются?
        Макс фыркнул. Лицо Сказочника дрогнуло, и он повернулся к залу. Я в панике сжалась. Мне показалось, что нас сейчас начнут выгонять. Но все ряды смотрели только на сцену. Нас для них не существовало.
        Ситуацию спас Советник. Он ткнул пальцем в темные ряды и визгливо добавил:
        — Это все ваши штуки! Хорошо же! Увидите! Это вам не пройдет даром!
        — Снип-снап-снурре, пурре-базелюрре!  — бросил зрителям Сказочник, коротко кланяясь, чем вызвал смешки на первых рядах.
        — Давай уйдем.  — Я не сомневалась, что все действие на сцене разыгрывалось специально для нас.
        Макс упрямо смотрел вперед.
        — Пожалуйста!
        Зал засмеялся, провожая криками испуганного Советника, убегавшего за кулисы.
        — Ты не любишь детских сказок?  — склонился ко мне любимый.  — Ты их боишься?
        Опять все повторялось. Я уговаривала, а Макс не слышал.
        Я просунула руку под его локоть, теснее прижимаясь к нему.
        — Если это сказка со счастливым концом, то не боюсь.
        — Счастливым для кого? Снежная королева погибнет.
        Я погладила его вечно напряженное плечо.
        — Ты постоянно болеешь за злодеев?  — попыталась пошутить я. Не получилось. Голос был как будто резиновый, чужой. Мне хотелось уйти. Чем все закончится, я знала. Можно вернуться к финальным поклонам.
        — Всегда есть шанс на иной исход событий.  — Макс смотрел на актеров. Сейчас он сам был олицетворением Снежной королевы. Такой же холодный, такой же недоступный. Я вдруг увидела его героем этой сказки. Словно это не королева, а он бродит среди людей в поиске любви, обреченный на постоянные неудачи.
        На сцене раздался звон и свист, замигали огоньки. Девушка в белом платье метнулась за спинами застывших героев.
        — Нет, Снежная королева,  — перекрикивая музыку, произнес Сказочник,  — я не отдам тебе мальчика. Мы спасем его! Спасем! Не испугаемся!  — Музыка взвилась, заглушая голоса.  — Вой, свисти, колоти в окна — мы еще поборемся с тобой, Снежная королева!
        Перед глазами встала снежная равнина, бесконечные поля, упирающиеся в застывший лес на горизонте. Ветер гонит снег по долине, взвихряет его сумасшедшим танцем зимы, бросает в лицо. Вечный полумрак полярной ночи. Снег хрустит под ногами, и хоть сил нет, надо идти. Туда, в эту черноту, мечтающую поглотить меня.
        Занавес схлопнулся, взметнув облако пыли. Аплодисменты завязли в бархате. Я вскочила и стала выбираться, ступая по ногам, задевая коленки. Выбежала в холл.
        Руки тряслись. Дышать было тяжело. Где же Макс? Он не пошел за мной? Я одна!
        Первым моим желанием было вернуться в зал. Я уже коснулась медной ручки, но подумала и отступила. Там продолжается спектакль. Герда уже встретила ворон, они сейчас отведут ее во дворец, а там снова появится Сказочник. И опять словно для меня будут говориться слова.
        «Вы проиграли, советник!» — «Игра еще не кончилась, сочинитель!»
        Я попятилась, как будто услышала что-то невозможное. В зале засмеялись. У актеров на сцене много поклонников. А у Сказочника? По нему наверняка сохнут все девчонки труппы.
        Раздавшийся голос я сначала приняла за звуки спектакля и только через секунду догадалась, кто говорит.
        — Я всю жизнь искал то, что могло бы встряхнуть меня, дало бы смысл существованию.
        Макс медленно шел с противоположного конца холла. Двери не шелохнулись, я не заметила, когда он появился.
        — Ты нашел это!  — Искринка радости поселилась в душе. Я улыбнулась, чувствуя, как на глаза неожиданно наворачиваются слезы.
        — Несколько десятилетий стараний, и ты у цели.  — Макс произносил слова отрывисто, недовольно поджимая губы.
        — Тебе не понравился спектакль?  — Мне хотелось говорить о чем-нибудь другом.
        — История еще не закончена,  — склонил голову Макс.
        — Разве и так не понятно, что все будет хорошо?
        Макс все еще стоял слишком далеко от меня. Мозаичный пол, разделяющий нас, был так страшен. Он казался бесконечным. И эти квадратики, убегающие из-под ног… Как живой ковер.
        — «Хорошо» относительное понятие.  — Макс засунул руки в карманы, словно отгораживался от меня.
        Я зажмурилась, провела ладонями по лицу. Сейчас я открою глаза, и все будет по-другому. Он будет рядом, он скажет, что пошутил. Что все, разделяющее нас,  — это только моя фантазия. Да, я открою глаза… открою…
        Я стояла, долго собираясь с силами, подхватывая на ладонь каждую убегающую секунду.
        Вот сейчас… Нет, еще не время… Следующее мгновение… Немного.
        Холод коснулся глаз, загоняя непрошеные слезинки обратно под веки. Макс осторожно касался губами моих щек, лба, носа.
        — Не плачь,  — прошептал он, запуская руку мне в волосы.  — Я больше не буду так себя вести. Это не ты тяжелый человек, это меня невозможно переносить.
        — С тобой я счастлива.  — Я так и не отважилась открыть глаза.
        — Не произноси этих слов. В них столько грусти и боли!
        — Любовь всегда связана с грустью!
        Он стоял рядом. Такой знакомый и такой вдруг далекий, словно житель другой планеты. Но ведь еще ничего не произошло. Мы вместе. Вместе!
        — Я знаю,  — согласился Макс.  — Чем выше, чище и благороднее человек, тем больше страданий выпадает на его долю.
        — Это мой выбор.  — Я перехватила его ладонь, прижимая к своим глазам.
        — Ты необычная, ты прекрасная, ты искренняя. Мне больно видеть, какие я причиняю тебе страдания. Тебе приходится от всего отказываться, забывать друзей, уезжать со мной в ночь. Это ненормально.
        — В этом весь ты,  — шептала я в его тонкие пальцы.  — И если я хочу быть с тобой, то все это становится нормальным.
        — Я заведу себе тапочки, тренировочные штаны, научусь смотреть телевизор.  — Его певучий голос шелестел в моей голове.
        — Вот тогда я тебя точно брошу!  — Я не выдержала пафоса момента и фыркнула.
        — Что может тебя заставить передумать?  — Губы Макса не дрогнули, он и не думал улыбаться.
        — Тапочки, треники, телевизор,  — перечислила я. При всей моей бурной фантазии такое даже вообразить не получалось. Макс всегда оставался элегантным, изящно одетым, с идеальной, волосок к волоску, прической.
        За дверями слышались восторженные крики и смех.
        Я приподнялась на цыпочки, дотягиваясь до его уха.
        — У сказки может быть любой конец,  — произнесла я. Макс подхватил меня за талию, чтобы я не балансировала на цыпочках.  — Кай ничего не сделал, чтобы заслужить любовь Герды. Так что у Снежной королевы есть все шансы победить.
        — Ты придешь ко мне на день рождения?  — сбил мой торжественный настрой Макс.
        — Я от тебя не уйду.
        Не думаю, что Максу было тяжело меня держать, но мне болтаться в его руках было не очень удобно. Поэтому я дернула ногой, давая понять, что не мешало бы меня поставить.
        — Сказочник…  — начал Макс.
        — Который не знает конца истории,  — перебила я его.
        — Это тот, кто тебе нужен.
        В душе родилось ушедшее было волнение. Я вспомнила, каким взглядом смотрел в зал актер.
        — С чего ты взял?
        Макс качнул головой, словно обиделся на мое неверие в его таланты.
        — Уж поверь мне, я таких за милю чую.
        — Смотритель?
        — Сверстник.
        Я перестала улыбаться. Губы сковало холодом. Человеку, стоящему на сцене, за сотню лет? Вот уж ни за что не подумала бы!
        — Мы будем отмечать двойной день рождения?  — Я все еще пыталась шутить.
        Макс покачал головой. Он сейчас не был расположен к веселью. Соседство с равным себе по возрасту ему не нравилось.
        — Подойди к нему после представления. Вряд ли понадобятся какие-то слова, он уже и так все понял. Попроси о помощи. Надеюсь, он не поставит тебе никаких условий. Например, чтобы ты меня бросила.
        Макс смотрел мимо меня, как будто обращался к ангелу-хранителю, сидящему на моем плече.
        — Тапочки, телевизор, треники! Больше нас ничто не разлучит,  — заверила я.
        — Мне всегда нравились девушки в домашних халатах!
        Макс притворно нахмурился, но было видно — все проблемы решены, сомнения улетучились. Пол под ногами опять стал обыкновенным полом, нас больше ничего не разделяло. Осознание этого родило такой восторг, что я взвизгнула, прыгая Максу на шею. Он успел подхватить меня, обнимая крепко-крепко, как я люблю.
        — Тише вы!  — выглянули из зала.
        Глава XII
        УСЛОВИЯ ИГРЫ
        Спектакль бодро катился к своему завершению.
        — Крибле-крабле-бумс! Все идет отлично!  — вещал Сказочник, теперь уже переодетый в костюм разбойника.
        При этом он сохранил сдержанность движений, отрешенное лицо его было слишком спокойно для происходящего на сцене. Герда всего пару раз была награждена осторожной улыбкой.
        — Хорошие люди всегда побеждают в конце концов!  — говорил Семен Белый, обращаясь к Маленькой разбойнице, и, помедлив, добавил: — Правда, некоторые из них погибают, не дождавшись победы.
        Я набрала в грудь побольше воздуха, напоминая себе, что-то всего лишь сказка, но ощущение тревоги осталось. Как только Макс ушел, в душе поселилось гнетущее волнение. Оно нарастало, словно приближающийся грохот поезда. Я чувствовала убегающее время. Чем дальше, тем Сказочник мне нравился все меньше и меньше. И как только я ощутила это, актер сразу перестал быть тем демоном, что я в нем видела. Глаза его подобрели, улыбка стала шире, он начал увереннее двигаться. Ребята тоже оживились. Герда рыдала над бесчувственным Каем, Снежная королева злилась, Советник рассыпал свои бесконечные угрозы.
        — Что враги сделают нам, пока сердца наши горячи?
        На финальную сцену все вышли ближе к рампе. За их спинами развернулось большое окно, на котором цвел розовый куст. Стекло театрально-преувеличенно разбито — в него только что удрали Советник с Королевой.
        Окно… Розовые кусты… Как будто специально подстроено. Розы вампиры терпеть не могут, а разбитое окно — вечный символ изгнания. И вообще — какого черта они взяли именно эту пьесу?
        — Пусть только покажутся, и мы скажем им: «Снип-снап-снурре-пурре-базелюрре!» — хором завершил зал с актерами.
        Пожалуй, надо запомнить. Волшебные слова в жизни никогда не бывают лишними. Тем более когда в них вложено столько энергии.
        Кая закидали букетами сирени. Он был смущен, неуверенно поглядывал по сторонам. Щеки его заливал румянец. Герда от возбуждения подпрыгивала и бросалась на шею стоящей рядом Снежной королеве, отчего у той начала сползать корона. Сказочник стоял в стороне от актеров и раз за разом кланялся, поводя рукой в сторону ребят.
        — Мы очень благодарны Семену Эдуардовичу за этот спектакль,  — без особого успеха пыталась перекричать шум в зале полная тетка, стоящая около первых рядов.  — Постановка получилась великолепная, и, мы надеемся, ее можно будет еще повторить…
        Актеры радостно заголосили. Зрители повалили на сцену брататься. Бдительные тетки стали гнать лишних обратно в зал. Толпа, весело обсуждая спектакль, потянулась к выходу.
        Я оглянулась, понимая, что стою одна посреди ряда и глупо улыбаюсь. Что ж, мне под конец тоже стало нравиться. Особенно когда перестала гадать, куда опять умотал Макс. После нашего разговора он не вернулся в зал, а, пожелав мне хорошего вечера, ушел. Сказал, что наступило время ужина. Интересно, если Сказочник встретится с Максом в честном бою, кто кого победит?
        Надо было решаться. Либо мне идти со всеми на улицу и там пытаться найти Сказочника. Либо прямо сейчас отправляться за сцену, чтобы как-то попасть ему на глаза. Макс уверял, что Сказочник все поймет без слов. Если так, то не будем зря терять время.
        Я пошла по проходу, краем глаза замечая, где находятся выгоняющие всех тетки. Мне не хотелось с ними сейчас разговаривать.
        — Эй, куда?
        Как всегда! Если чего-то боишься, это случается. Та самая тетка, что делала нам с Максом замечания, вынырнула из-за портьеры входной двери.
        — Выход не там.
        Я открыла рот, соображая, какой бы аргумент привести, чтобы ко мне больше не приставали, но вместо слов развернулась и побежала по ступенькам. Нырнула за бархат занавеса, запуталась в какой-то тряпке.
        — Все нормально, это ко мне,  — произнес голос, и я тут же освободилась.
        — Приблизительно так я тебя и представлял,  — усмехнулся Сказочник.
        Резко очерченное чуть нервное лицо. Улыбка короткая, только обозначающая эмоцию. Темные, крупные глаза.
        — Как?  — раздраженно спросила я.
        Не ожидала так быстро его встретить. Думала, придется долго блуждать по коридорам, заглядывать в двери. Может быть, даже удалось бы подслушать «разбор полетов». Режиссер всегда обсуждает с актерами прошедший спектакль. А меня здесь, значит, ждали…
        — Бесноватой.
        Я застыла на месте. Никогда еще мне не давали такого определения.
        — Просто у меня…  — Захотелось тут же оправдаться. Он ничего не знает, чтобы так обо мне говорить.
        — Не продолжай,  — оборвал меня Сказочник.  — Пойдем, посидишь на обсуждении.
        Он пропустил меня вперед, встав вполоборота. Свет из коридора ударил в глаза, контрастно обозначил чернотой профиль стоящего передо мной человека.
        Опять черный? Этот цвет преследует меня.
        Чтобы больше себя не накручивать, чтобы не видеть всех этих знаков, я пошла вперед. Дверь со сцены вывела меня в коридор.
        — Направо.
        Я метнулась туда-сюда, не сразу догадавшись, где какая сторона.
        — Плохо выглядишь,  — вдруг произнес Сказочник.  — Тяжелый месяц?
        Я развернулась, заставив его остановиться. Он был выше. Надо мной нависал его острый подбородок.
        — Мне сказали, вы можете помочь.
        Сказочник совершенно не был похож на колдуна. Взгляд доктора. Вот-вот возьмет скальпель и начнет вскрывать.
        — Ты поможешь себе сама.
        При разговоре он чуть клонил голову набок. От этого становилась заметна небольшая асимметрия его лица. Правая бровь немного выше левой, а рисунок челки, наоборот, спускается к левому глазу, открывая широкий гладкий лоб.
        — Общие слова!  — пожала я плечами.
        Длинный коридор терялся в полумраке. Глупая ситуация. Я спокойно разберусь в себе без этого наглого типа. Подумаешь, нервничаю. Да с такой жизнью кто угодно беситься начнет.
        — Ты уже многое сделала тем, что приехала. Твое выздоровление началось. Многое теперь зависит от тебя.
        Шаги затихли. Я тоже остановилась. До чего же колдуны и гадалки любят произносить абстрактные предсказания, с успехом подходящие кому угодно.
        Он стоял метрах в десяти. В бархатной курточке Сказочника, с обвисшим бантом на шее. Смотрел на меня.
        — Я помогу. При одном условии…
        — Нет!  — тут же перебила его я. Кто бы сомневался, что он все знает! А Макс как чувствовал. Хорошо, что он меня предупредил.
        Сказочник усмехнулся. Улыбка сделала его строгое лицо добрым и открытым.
        — Торопишься. От этого многие беды. Узнай, кто посоветовал тебе обратиться ко мне.
        — Я это знаю!  — Теперь и я улыбалась.
        Сказочник покачал головой. Улыбка у него стала шире.
        — Повторяю, ты торопишься, принимая часть информации за целое. Узнай, кто это был, и тебе станет многое понятно. А теперь пойдем. Меня уже ищут. Кстати, тебе понравился спектакль?
        Вопрос он задал так обыденно, так просто, словно у меня в кармане лежало письменное приглашение на премьеру и я была в курсе, что и как у них здесь устроено.
        — Вторая часть,  — с запинкой ответила я. Не буду же я говорить, что благополучно пропустила середину.
        — Да, ребята разыгрались. Это у них первая постановка.
        Теперь Сказочник шел рядом, и я искоса поглядывала на него. Меня подмывало спросить, что колдун собирается делать дальше. Как будет выглядеть обучение. Надо ли мне где-то специально жить или я буду приходить к нему время от времени. Но я молчала.
        Мы шли, и коридор казался бесконечным. Он все тянулся и тянулся. Неспешные шаги моего спутника отмеряли пройденные метры.
        — Теперь все решать будет время. Сейчас я освободиться не могу. Вечер у меня занят. Я бы с удовольствием с тобой поговорил, но не сейчас. Тот, кто привел тебя сюда, рассчитал верно. Даже я не ожидал такой точности.
        Он повернул по коридору налево. Открытая дверь. За ней раздаются голоса. Направо тамбур, налево аппендиксом идет проход, узкое перегороженное помещение, а за ним широкая комната с желтыми шторами на окнах. На стенах планшеты с фотографиями. Ряд черных стульев.
        Я удержала Сказочника за локоть.
        — Про условие я поняла. Но ведь вы это будете делать не бесплатно?
        — Обычно за такие услуги расплачиваются жизнью, красотой, молодостью…
        Внутри у меня все оборвалось. Этого только не хватало. Сказочник усмехнулся.
        — Хорошо, возьмем другую сказку. Отдашь мне то, о чем не знаешь.
        Ответить я не успела, нас заметили студийцы.
        — Семен Эдуардович!  — взвились вокруг Сказочника возгласы.
        — Ой! Как все хорошо получилось!
        — А вы видели, как я сыграла!
        — Мне костюм порвали.
        — Грим поплыл, я только сейчас заметил.
        — А пистолеты куда класть?
        — Осторожно, осторожно! Выстрелит!
        — Переоделись?  — Сказочник легко пресек порхающие вокруг него вопросы.
        Семен Эдуардович Белый, ста двадцати лет от роду, пожимал протянутые руки, похлопывал по плечам. В глазах девчонок читалось восхищение. Диагноз очевиден — влюблены все. Я обошла собравшихся, заглянула в распахнутую дверь. Это была костюмерная и гримерная в одном флаконе. Трюмо с высоким столиком. Длинная вешалка с разноцветными платьями, под ней горой навалены костюмы. Кажется, кому-то влетит за неаккуратность. Диван. Высокий подоконник, заваленный книгами и бумагами. Пыльная завядшая роза в вазе. Шкаф с посудой и чем-то битым.
        — Садитесь, садитесь!
        На пороге раздался шорох, я обернулась. Сказочник дошел до трюмо, на ходу развязывая бант, бросил взгляд на свалку под вешалкой.
        — Повесишь?
        Мне на руки полетела бархатная курточка. Он остался в белой свободной рубахе, поверх которой стал натягивать черный свитер с высоким воротником.
        Хотелось возразить. В конце концов, я приехала сюда не для того, чтобы убираться. Но Сказочник уже скрылся в дверях. Многоголосье взметнулось и опало.
        — Начали?
        Задвигались стулья. Послышалось: «Эй! Куда?», «Катя, со мной!». И наступила тишина.
        — Ну что, дорогие мои, я вас поздравляю!
        — Ура!
        Дрогнул от криков воздух.
        Я не выдержала и выглянула.
        Они сидели вдоль обеих стен и под окном. Девчонки почти все в голубом. С краю — смешная челка, два хвостика — Маленькая разбойница. Дальше Герда в голубом свитере с синими ромбами. Главный разбойник круглолицый, лопоухий, в желтой футболке и белой толстовке. Суровый Советник облокотился на руку, подперев голову кулаком, решительное треугольное лицо, короткая стрижка. Еще один разбойник, невысокий, в голубой футболке с синими короткими рукавами, на лице восторженная улыбка. Сложив одинаково руки на коленях и перекинув ногу на ногу, прижавшись друг к другу боками, устроились три девицы — голубой джемпер, серо-голубая кофта и синий свитер с мишкой коала на груди. У всех троих черные джинсы, на лицах одинаковые ухмылки. Рядом парнишка в темно-синей кофте. Играл стражника. Снежная королева, еще не смывшая ярко-голубого макияжа с блестками.
        Почувствовала, как все глаза на мгновение перешли на меня, и тут же спряталась. Глянула на брошенную одежду. Как-то так все и должно было начаться. В тибетских монастырях ученики по несколько лет таскают воду. А я, значит, буду вешать костюмы.
        Встряхнула бархатную курточку. Нашла свободную вешалку, подсунула ее углы под плечики. Восторг девчонок заразителен. Когда воздух наэлектризован обожанием, тяжело не поддаться общему чувству. Я выгребла кучу одежды на середину комнаты, разбирая, что здесь к чему. Костюм Снежной королевы похрустывал от нашитых блесток и бусин. Прикинула его на себя. Нет, голубой мне не идет.
        За стеной бурно обсуждалось, кто куда пошел и что не получилось. Сказочник говорил негромко, ребята оправдывались. В комнату проскользнула низенькая девочка в серо-голубой футболке с совенком. Волосы собраны высоко на макушке, отчего получившийся хвост распадался русым фонтаном. В спектакле она была Принцессой. Постояла у дверного косяка, буравя меня светло-зелеными глазами.
        Я подняла с пола очередной костюм, расправила. Давненько я не была в роли новенькой. Даже забыла, как это.
        — Ты у нас будешь?  — без лишних предисловий стала выяснять кнопка.
        — У вас — это где?  — уточнила я, намеренно растягивая разговор.
        — В театре,  — с вызовом ответила Принцесса и качнула прической-фонтаном.
        — А Ска… то есть Семен Эдуардович у вас давно?
        — Эдо?  — хихикнула пигалица, мгновенно понимая, что я для их оравы не соперница.  — Два месяца назад появился. Ты его откуда знаешь?
        Я медленно убрала костюм разбойника. Когда впервые заговорили о колдуне? Катрин дала Максу адрес где-то неделю назад. А перед этим… Кто-то уже произносил название этого города?
        «На Урале живет. Город Усть-Катав…»
        Вспомнился мелодичный перезвон сигналов сообщений, голос диктора, объявляющий о времени прилета самолетов, далекий гул турбин. Аэропорт. Москва. Нас неожиданно встретила Катрин и стала убеждать, что мне надо учиться. Это был апрель. Два месяца от сегодняшнего дня — это март. В день нашего венчания, 29 февраля, Катрин о колдуне еще не знала, иначе что-нибудь сказала бы. Выходит, она с Семеном знакома недавно. И что-то за это время произошло.
        От предощущения чего-то важного вспотели ладони.
        — Вы с ним вместе учились в театральном?  — продолжала пытать меня пигалица.
        Я с сомнением прислушалась к голосам за стеной. Слишком путаная легенда получается у колдуна. Зачем ему театральный институт и работа с подростками в студии, если он, по заверению Катрин, так силен? Принцесса утверждает, что он приехал весной. Откуда? Почему именно сюда? Его так заботит судьба местной самодеятельности? Или он что-то предвидел заранее? Что же здесь должно произойти, помимо моего обучения? Чьи визиты ожидаются?
        — Из Екатеринбурга?  — не сдавалась мелкая.
        — Почти,  — я повесила последний костюм. Северный олень. Рога безжизненно болтались, как поверженные знамена.
        Два месяца назад — это март. Мы с Максом еще в Норвегии. В это же время Эдо приехал сюда, положил на стол растрепанные, исписанные листы с пьесой и начал собирать спектакль.
        Мелкая больше не ждала моих ответов. Она кружилась по комнате, невинно выдавая все секреты:
        — Он классный! В него все девчонки влюблены.
        Кто бы сомневался!
        — А ты зачем сюда приехала?
        Любопытной Варваре на базаре… Совенок с футболки Принцессы посмотрел на меня как-то недобро. Ребята здесь странные не только тем, что ходят в одном цвете. Возраст! Им всем лет по пятнадцать-шестнадцать.
        — Вы из одной школы?  — догадалась я.
        — Из двух классов.  — Принцесса засмеялась, довольная, что я заметила.  — Эдо специально так собирал. Сказал, что с классом легче работать, не надо тратить время на знакомства. Он очень торопился, спектакль нужно было выпустить к началу мая. Последние дни кое-кто здесь даже ночевал,  — игриво закончила она, но я пропустила ее фразу мимо ушей. Мне было плевать, какие романы кружат голову обитателям ДК.
        Два класса, все знают друг друга, никаких неожиданностей. А главное — никого чужого. Что же он имел в виду, говоря, что заберет то, о чем я пока не догадываюсь?
        — Почему вы его зовете Эдо?
        Бросила взгляд на зеркало. Бледная. Волнуюсь. Надо послать Макса к Катрин, пускай узнает, откуда она взяла этого колдуна. Начало мая… Он меня ждал?
        — Имя Семен ему не нравится, а Эдуардович звучит длинно. Он сам сократил.
        Неубедительно.
        — Он живет на Переломной, около кладбища. Девчонки за ним проследили. Может днями не показываться на улице. И ходит только в библиотеку да в книжный. А еще на Прямушку. Разведет костер, сядет и смотрит на огонь. Девчонки однажды как бы случайно набрели на него, он их не прогнал. В следующий раз всех пригласил. Вадик гитару принес. У Эдо такой шикарный голос. Только песни какие-то странные поет. Ни «Алисы», ни «Арии» не знает. Радио, что ли, не слушает?
        Надо думать. Вряд ли у Семена Эдуардовича есть на это время и интерес. Хотя ради своих фанатов мог бы и выучить пару песенок группы «Фабрика».
        — Так ты чего тут?  — словно опомнилась собеседница, требовательно вглядываясь мне в лицо.
        — Зашла сказать, что мне понравился ваш спектакль. Эдо попросил задержаться.
        Вопрос «зачем» раз за разом читался в глазах, но Принцесса его не задала, а я в очередной раз сделала вид, что его мне не пытаются задать. Все равно на подобные вопросы мог ответить только Семен Эдуардович.
        — Что дальше?  — Я все перебирала и перебирала костюмы, выправляя и без того красивый разноцветный строй.  — Занавес опущен, вы расходитесь до осени?
        — Еще пару раз сыграем…  — томно протянула Принцесса.  — И будем готовиться к новой постановке.
        — Шварц?  — Для такой толпы в самый раз будет «Золушка». А принца сыграет Эдо. И ему все признаются в любви.
        — «Три мушкетера»!  — с гордостью заявила мелкая.  — Мы уже на шпагах учимся драться.
        Я медленно повернулась. Нет, мысленно я повернулась гораздо быстрее. Даже успела представить тренировочный зал. Знакомый свист клинка. Рука сжалась, вспоминая подзабытую тяжесть сабли в ладони. Блок, защита, выпад. В груди защемило от внезапной тоски по прошлой жизни.
        — На рапирах,  — хрипло поправила я юную актрису.
        — Ну, такая длинная,  — смутилась девчонка.  — Четырехгранная.
        — Рапира,  — согласилась я, прикидывая, как скоро эта пичуга сбежит из театральной студии. Даже облегченный эспадрон для неопытной руки тяжеловат, если им работать долгое время. Полкило на весу в течение часа…  — И как, получается?
        Снова провела рукой по шероховатым от нашитых украшений плечикам костюмов.
        — У нас уже есть мушкетеры. У Гарика с Виком лучше всего выходит.
        Я вспомнила лица парней. Они не выглядели изнеженными хлюпиками, мушкетеры из них выйдут знатные.
        — А учит вас Семен?
        — Эдо! Он говорит, что для актера важна реакция. Она должна быть молниеносной!
        Принцесса сначала сказала и только потом бросила в мою сторону попавший ей под руку карандаш. Уже в начале фразы я знала, что она будет делать, и приготовилась. Желтенький карандашик с блестящим золотым ободком на незаточенном кончике. Я поиграла им, показывая, что поймала.
        — Реакция нормальная? В спектакль примете?  — попыталась я перевести ее проверку в шутку.
        Принцесса обиделась. Ей хотелось выгнать меня отсюда.
        Я прислушалась к ровному голосу Сказочника. Он объяснял, кто что сделал не так, мальчишки пытались спорить. Я покрутила в руках карандаш. Наверное, с рапирой Семен Эдуардович выглядит сногсшибательно. Держите меня семеро, я сейчас тоже влюблюсь!
        Руки сами потянулись к костюмам. И хоть полка была забита до отказа, мне все же удалось раздвинуть тугие платья. Для этого пришлось освободить руки, сунув карандаш в карман. За вешалкой обнаружилась стойка с оружием. Потревоженные стальные гарды цокнулись друг о друга. Кожаные рукояти были темны от длительного контакта с потными ладонями. Я потрогала железную гайку на рукояти, потянула клинок на себя.
        Рапира податливо прогнулась под тяжестью свинцового наконечника. На тренировках никто никого калечить не собирался. Интересно, как они станут пользоваться своими знаниями и умениями в жизни? Что сделают, когда их любимый Эдо крикнет «ату!» и укажет на вампира. И в руках у них в этот момент будет не только колющее оружие, но и рубящее. Чтобы ловчее было отсекать головы.
        Я повела рукой, делая выпад. Всегда работала саблей, это режуще-рубящее оружие. Так и хотелось замахнуться, но рапира позволяла только укол.
        — А вон тот — мой,  — будущая убийца Констанции Бонасье указала в край стойки.
        Странно, что Эдо выбрал рапиру, не шпагу, которой, в случае чего, можно и зарезать. Да и мушкетеры ходили именно со шпагами. Значит, где-то здесь есть другое оружие…
        Я присела на корточки, оглядываясь. Каморка была слишком мала, чтобы в ней можно было спрятать арсенал. Встроенные шкафы заметно упростили бы решение задачи, но что-то я их здесь не вижу.
        — Света! Все уходят.
        Эдо стоял на пороге, и мне хорошо были видны его ноги, обутые в черные начищенные ботинки. Не только симпатяга, но еще и аккуратист. Поднимаясь, я машинально спрятала рапиру за спину.
        — Не очень-то вы ругали своих подопечных,  — буркнула я, не зная, куда деться от неловкости. Не каждый день меня застают ползающей по полу.
        — Ребята стараются.  — Сказочник обошел меня, забрал оружие.  — А то порежешься.
        Этими словами он окончательно вогнал меня в краску. Да еще стоял колдун слишком близко. Я чувствовала его спокойное дыхание. Гладкая щека. Смеющиеся карие глаза.
        — В вас тут все поголовно влюблены,  — беззастенчиво заложила я юных студиек. Пускай теперь Сказочник думает о себе, а не о моей безопасности.
        — Издержки профессии.  — Рапира нырнула в свой паз, костюмы выпрямились, надежной шторой загородив тайную подставку.
        В комнату заглянули. Девушкам не давало покоя появление нового человека. За стеной хихикали. «Да она так, из приезжих»,  — делилась новостями Света.
        — А ну, все по домам!  — прикрикнул на них руководитель.  — Родители на улице заждались.
        Любопытные скрылись.
        — Спасибо за костюмы,  — повернулся ко мне Сказочник, и вдруг лицо его сделалось лукавым.  — Я же сказал, можете идти!
        В дверь заглянул Советник, недобро глянул на меня.
        — Семен Эдуардович…  — протянул он.
        — Завтра с утра. Сегодня вам надо отдохнуть,  — не поворачиваясь, ответил Эдо.
        Советник скрылся.
        Я смотрела на Сказочника, ожидая объяснений.
        — Хорошо, что ты успела на спектакль,  — произнес колдун, рассматривая гримерку, словно впервые видел ее.  — Считай, что он поставлен специально для тебя.
        — Я заметила. История про ледяное сердце, которое можно растопить?
        — Про зло, которое всеми силами пытается соблазнить добро.
        — Это не про меня!
        — Попроси своего друга не появляться в городе.  — Голос его был как будто уставший.
        — Он никому не причинит вреда.
        — Сомневаюсь.  — Сказочник потер ладонью лоб.  — Не всё, к сожалению, зависит от нас.  — Он присел на стул, утомленно опустил подбородок на переплетенные пальцы.  — Мне жаль, что тебе пришлось пережить столько всего. Но судьбу, в конце концов, не выбирают. Пусть твой приятель уйдет. Он будет мешать.
        — Если мы отсюда уедем, то вместе.
        Эдо поднял на меня удивленные глаза. Казалось, такая идея еще не приходила ему в голову.
        — Уезжайте!  — с жаром произнес он.  — Это хорошая мысль! Погуляйте где-нибудь, а потом возвращайтесь.
        — А как же ваше обещание мне помочь?  — Я не ожидала, что меня так сразу начнут прогонять.
        — Я и не отказываюсь.  — Сказочник вскочил и быстро заходил по каморке, от волнения потирая руки.  — Я вижу, ты многое пережила. И в этом не твоя вина. Я помогу тебе выбраться из этой ситуации. Обещаю! Только уйдите отсюда куда-нибудь. Хотя бы на неделю.
        — Странно вы встречаете долгожданных гостей.  — Ничего не могла с собой поделать, так и хотелось ловить его на слове, хоть чем-то доказать, что никакой он не могучий колдун.
        — Я всех встречаю по-разному.  — Эдо снова сел, заметно успокоившись.  — Лучше уехать сейчас, а то потом…
        Он остановился на самом интересном месте!
        — Что потом?
        Эдо нахмурился:
        — А то потом поздно будет.
        Семен отвернулся, но все равно посматривал на меня через зеркало. Я силилась за его сегодняшней внешностью увидеть настоящее лицо. Не получалось. Передо мной все так же сидел мужчина с темными внимательными глазами. Меня же он наверняка читал легко, как программист только что написанную программу.
        — Мне больше некуда ехать,  — призналась я. Такой поворот событий расстроил. Неужели придется возвращаться домой? А что там? Опять чернота? Обгоревший остов мельницы? Да я там с ума сойду.
        Лицо Эдо дернулось, словно на зуб попала долька лимона. В первое мгновение я восприняла это на свой счет, но колдун крикнул через плечо:
        — Кирюха, ты чего здесь забыл?
        — Тапочки,  — буркнул лопоухий в толстовке.
        — Передай девочкам, что я завтра с утра буду здесь. Отметим премьеру!
        Кирюха довольно закивал.
        — И пускай готовятся к экзаменам, иначе на занятия пускать не буду. Празднование начну с проверки выученных билетов.
        Парень расплылся в улыбке и исчез. Я передернула плечами, прогоняя неприятные мурашки, родившиеся от слова «экзамены».
        Со смехом студийцы приняли вернувшегося Кирюху. Быстрый топот известил, что они все же решили уходить, но голоса их еще звучали неподалеку, гулким эхом возвращаясь из коридора.
        — А мы пока чаю попьем! Устала, наверное, столько времени в пути провела.
        Эдо достал из-под трюмо металлический крутобокий чайник, доисторический, с железной спиралью внутри. Это было неожиданно и слишком как-то по-бытовому просто. После всего пережитого, после мельницы, пожара, Медлинга и Семжи — вот так сесть и начать пить чай? Все равно что во время сражения махнуть платком, чтобы сильно не мешали, сесть на бугорок, заказать себе яичницу, спокойно съесть ее, вытереть губы и снова ринуться в бой.
        Я потопталась с чайником в руке, не представляя, что с ним делать дальше.
        — Водичку налей,  — попросил колдун.  — Пройдешь через комнату, налево, там туалет.
        Я вздохнула, понимая, что сейчас мне придется выдержать еще один допрос.
        Участников спектакля от меня загораживала узкая спина лопоухого Кирюхи. Он докладывал, что великий и могучий руководитель театральной студии «Ромашка & Со» жив, здоров, ждет их завтра на утреннее чаепитие. Мое появление было встречено холодным молчанием. Я прошла через суровый строй, спиной чувствуя неприязненные взгляды.
        Налила воды, повернула обратно. Операция прошла без потерь.
        Воткнутый в розетку чайник засипел, бока его покрылись холодной испариной. Сказочник стоял посреди комнаты, о чем-то думая. А потом, словно опомнившись, стал доставать чашки, коричневую коробочку с чайными пакетиками, конфеты в серебристой обертке. Трюфели. Сто лет не ела такие конфеты. Разгреб журнальный столик, на котором вперемешку лежали коробочки с гримом, накладные бороды, усы, фантики, бумажки, куски разноцветного картона, кисточки, открытые баночки с гуашью. На освобожденном пятачке расставил чашки, сахар, конфеты, положил чайные пакеты.
        — Ты извини, что чай не завариваю.  — Сказочник потер руки, выражая крайнюю степень расстройства.  — Дети недавно разбили заварник, а я все никак не принесу новый.
        Ну конечно, чай в пакетиках — это самое ненормальное из того, что сейчас вокруг меня творится. Все остальное вполне обыденная штука — спектакль, вампир, ожидающий меня за дверью, рассованные по всем углам рапиры.
        — Не представился,  — спохватился колдун.  — Меня зовут Семен.
        — Для детей Эдо,  — выдала я свою собеседницу.
        — Пускай будет так, Маша Гурьева,  — равнодушно кивнул Сказочник, и витавшая до этого в моей голове мысль, что Эдо — старинное, истинное имя колдуна, подчеркивающее его итальянское происхождение, улетучилась. Сказочнику было все равно, как его называют. Эдо короче и красивее Семена.
        А мое имя ему, значит, знакомо. Ну да, он же меня ждал. Сорока на хвосте принесла новость, что я собираюсь заглянуть.
        Я вопросительно смотрела на Семена, борясь с желанием узнать об источнике его осведомленности. Задашь вопрос, а он в ответ пошлет меня неделю по горам гулять. А я без специальных ботинок, в тапочках. Ноги собью.
        Поэтому я сделала вид, что все встречные знают мое имя, ничего удивительного в этом нет.
        Было странно сидеть в этой комнате. За окном чернела ночь, сипел закипающий чайник, яркая лампочка под высоким потолком делала все предметы четко-контрастными. Чтобы попасть сюда, пришлось столько всего преодолеть. А здесь пьют чай, говорят о спектакле, собираются завтра отметить премьеру. Остального мира не существует. Ни вампиров, ни Смотрителей. Чайник брызгает кипятком из носика, шуршит обертка от конфеты, бьется в темное стекло мотылек. Время остановилось.
        — Почему именно театральная студия?  — начала я светский разговор. Молчать дальше уже сил не было.
        — Объявление. Это был единственный способ дать о себе знать. Ты должна была заметить.
        Конечно, иначе как бы я его искала? Не по городу же бегала.
        — Зачем вам рапиры?
        Семен Эдуардович обернулся на закипающий чайник.
        — Ставим спектакль. Как там у Шекспира? «Весь мир театр. В нем женщины, мужчины — все актеры…»?
        — И вы, как режиссер, знаете, чем все закончится?
        — Как режиссер я пока ничего не знаю. Актеры часто играют свою пьесу.
        — Почему вы назвали меня «бесноватой»?
        — В тебе сидит бес незнания.  — Колдун налил в чашку кипяток, поплескал в нем чайный пакетик, заставляя коричневую взвесь вихриться, все гуще и гуще окрашивая воду в чайный цвет.  — Многое из того, что происходит, ты воспринимаешь интуитивно. Но сейчас ты уставшая, и интуиция твоя дает сбой. Ты начинаешь ошибаться.
        Сказочник стал наливать вторую чашку. Я смотрела на него, он на меня. Кипяток из чайника лился. Но сцены из «Обыкновенного чуда» не произошло. Вода через край не перелилась. Эдо вовремя остановился.
        — Если моя ошибка в том, что я приехала к вам, непонятно, почему вы меня ждали,  — буркнула я, пододвигая к себе чашку. В одном колдун был прав — я устала. А главное, мне надоели недоговоренности, чужие игры и бесконечные интриги. Раз он что-то знает, пускай говорит сразу, зачем темнить? И так ясно: я, как всегда, вклинилась в начатую партию.
        — Ты бы приехала в любом случае,  — многозначительно ответил Эдо и стал потягивать обжигающе горячий чай.
        У него были невероятно красивые темно-вишневые глаза. То ли от чая, то ли от слов, что он произносил, они заволоклись дымкой задумчивости.
        Как там Макс сказал? Позер? Да, в его движениях было что-то театральное.
        Выходит, что в открытую мы сейчас говорить не будем? Ну что же, «a la guerre comme a la guerre», как говорил француз д’Артаньян. На войне как на войне. Все узнаем по ходу пьесы.
        Эдо опустил глаза в чашку, словно вычитывал там подзабытый текст.
        — Хорошо,  — наконец произнес он.  — Давай оставим все так, как есть. Утро вечера мудренее. Отложим решение вопросов на завтра.
        Чем завтрашний день будет отличаться от сегодняшнего? Или сегодняшнее представление еще не закончилось?
        Я не выдержала и встала. Открыла рот, собираясь сказать, что хотелось бы наконец услышать что-то более определенное. Все-таки я к нему ехала, километров пятьсот сделала. А тут такой прием.
        — Вымоешь?  — Эдо протянул мне свою чашку.  — Я пока здесь все приберу.
        Желание спорить и доказывать что-то как по волшебству улетучилось. Действительно, почему бы не помочь человеку? Забирая чашку, случайно коснулась его пальцев. Что испытала, сама не поняла. Скорее испугалась. Сбегала к раковине, сполоснула посуду. В душе творилось черт знает что. Смятение, раздражение, удивление. Запутал меня этот колдун. Утро вечера… Ладно, может быть, завтра и правда что-то станет понятно.
        Когда я вернулась, Эдо гасил свет. Молча прошли длинным коридором.
        — Не прощаюсь,  — чуть поклонился Сказочник, уже стоя на ступеньках бокового выхода ДК.  — Увидимся.
        — Так, значит, зайти к вам завтра можно?  — ухватилась я за неожиданное утверждение. Больше меня не прогоняют?
        — Если другого варианта не будет, приходи. Мои двери для тебя всегда открыты.
        Я оглянулась, соображая, как лучше выбраться отсюда на улицу. Входили мы через другие двери. Там был фонтан и дорожка к воротам.
        — Что такого я могу не знать?
        Эдо легко сбежал по лестнице.
        — Ты многого не знаешь. Но то, что я хочу забрать, будет для тебя ценным. Это закон сказки.
        Колдун ушел, а я все еще продолжала стоять, чувствуя, как согревается все внутри от выпитого чая. Почему-то вспомнилась его теплая рука. Интересно, чем у него занят вечер?
        Глава XIII
        ССОРА
        Над дверью громоздилась пожарная лестница. Я невольно потянула из кармана карандаш. Дерево. Заточенное. В фильмах Тарантино вампиров убивали кольями. Кажется, мне это сейчас может пригодиться. Задрала голову. Черный призрак метнулся с лестницы на крышу.
        — Сколько ты еще будешь за мной следить?  — крикнула я в пустоту и как раз вовремя опустила глаза, чтобы столкнуться с холодным взглядом Джерома Пайера, композитора и вампира. От неожиданности отпрыгнула назад. Перехватила карандаш ближе к середине, готовая переломить его в любую секунду. Ногой провела перед собой черту. Карандашом я вряд ли кого убью, но вот аркан построить он мне поможет.
        — Извини,  — мягко произнес вампир.
        И это все? Одно слово? Волнение толкало меня к действию. Если мне удастся выйти к фонтану, то…
        — Не хотел тебя напугать,  — прошелестел Джером.
        — Если попадешься на глаза Максу, он тебе уши надерет,  — проворчала я, выкидывая из головы уже продуманный рисунок аркана. Сунула карандаш в задний карман. Вампир неслышно шел следом.
        — Мне не понравился человек, с которым ты вышла,  — слишком категорично заявил композитор.
        — Ты ему тоже.
        Я вспомнила, как легко Эдо сбежал по ступенькам, как быстро исчез в сумерках. Сказал, что мы скоро встретимся… А что, если я завтра не приду? Покусают меня под ближайшим кустом. Или упаду неудачно. Растянусь прямо на этих ступеньках?
        Я неожиданно живо представила, как лежу прямо здесь на асфальте, а вокруг моей головы расцветает красный кровавый цветок. Это было настолько реально, что я пошатнулась.
        — Убирайся!  — накинулась я в раздражении на Джерома.
        Каждое утро буду начинать с покупки розы. Резкий запах станет отпугивать от меня комаров, гнус и другую кровососущую живность.
        — Можешь за мной не ходить?  — не выдержала я. От вампира волнами шла тревога, она набухала в груди, мешая дышать. Еще этот образ лежащей на земле меня с разбитой головой. Только не говорите, что это должно случиться.
        Джером кивнул и улыбнулся. Честное слово! Растянул губы в наивно-восторженной улыбке и исчез.
        Я быстро прошла по темной аллее, застыла в воротах. Сердце уже так не колотилось, и моего сознания коснулся нарастающий восторг.
        Шурша шинами, подкатила черная «Тойота».
        — Ты один?  — Из-за тонированных стекол салон был не виден.
        Макс обернулся, словно проверял чье-то присутствие.
        — Все чисто,  — в стиле гангстерских боевиков ответил он.
        — Скажи Джерому, чтобы больше здесь не появлялся, а то еще напорется на собственную смерть.
        Сказала и пожалела. Зачем бросать такие опасные обещания? Еще сбудутся.
        — Это условие?
        Только что Макс сидел за рулем, но вот он уже стоит рядом, распахивает передо мной дверцу машины.
        Очень хотелось прижаться к нему, спрятать голову на груди. Но не здесь, не сейчас, когда за нами, может быть, следят внимательные вишневые глаза. Я только опустила руку на холодные пальцы, сжимающие ручку дверцы. Макс понял мое стеснение, поэтому демонстративно притянул к себе. Я ткнулась разгоряченным лбом ему в плечо.
        — Чего я могу не знать? У тебя есть от меня секреты?
        — Красавчика интересуют подробности нашей жизни?
        — Его пока ничего не интересует. Мне кажется, он и без нас все знает. Колдун прогоняет нас отсюда. Ему не нравится, что мы приехали именно сейчас. Говорит, если бы через неделю…
        — Еще что ему не нравится?
        — Что здесь много вампиров. И он хочет, чтобы я выяснила, кто мне про него сказал.
        — А при чем здесь то, чего ты знаешь или не знаешь?
        — Это плата за помощь мне, если мы отсюда, конечно, не уедем,  — отдать ему то, о чем я пока не знаю.
        Макс посмотрел в сторону ДК, словно прикидывал, в каких грехах стоит начать каяться прямо сейчас. Ведь то, что я не знаю, может исходить только от него. Обо всем, что связано со мной, я вроде бы в курсе.
        — Что такого ты можешь не знать, я не догадываюсь. Поэтому давай начнем с простого. С того, откуда нам о нем известно. Катрин вроде бы говорила, что была здесь зимой.
        — Колдун сюда приехал в марте. Это уже не зима.
        Макс не отрывал взгляда от ДК. Там, в стенах, до сих пор витает эхо нашего с Эдо разговора и любимый сейчас слушает его?
        — Свадьба была 29 февраля. Эдо приехал сюда вскоре после того, как мы обручились,  — напомнила я на тот случай, если любимый подзабыл хронологию.  — Ты сам говорил, что вампирам нельзя верить.
        — Колдунам тоже,  — заступился за свою братию Макс.
        Ругаться так можно было до бесконечности. И раз уж мы заговорили об Эдо…
        — Он предложил, чтобы все отсюда уехали. Не только вампиры, но и я. Уезжать я не собираюсь, некуда нам ехать. С вампирами вопрос решить легче. Пускай отсюда все убираются.
        — А ты?  — Нет, в глаза не заглядывал. Смотрел мимо моей головы, словно там, за спиной, происходит что-то очень важное.  — Чего хочешь ты?
        — Быть с тобой. Об этом я знаю, и это у меня не отберешь. Но что делать тебе, я не знаю. Чувствую одно, нам нельзя разлучаться. Колдун может хотеть чего угодно, но я тебя от себя не отпущу. Будем вместе.
        — Значит, требует, чтобы уехали,  — протянул Макс, помогая мне сесть в машину.  — Ах, Катрин, Катрин, старая интриганка… А как тебе сам колдун? Я видел, как вы мило ворковали на крыльце. Он так пожирал тебя глазами. Ты ему понравилась.
        — Не говори глупости…
        «О чем же я могу не знать? О маме? О Пашке? Макс снова темнит?» — мысль пчелой зудела в голове.
        — У него целый гарем из восторженных поклонниц!  — недовольно буркнула я.  — В их толпу я не вписываюсь.
        — Этим и понравилась,  — как-то особенно безапелляционно заявил Макс.
        В его речи, как всегда, звучала категоричность. Поначалу меня это сбивало с толку, казалось, что он все знает заранее. А теперь поняла — он просто отбросил за ненадобностью все модальные глаголы. «Показалось» — это чувство, а с эмоциями вампиры разбираются в первые часы своего существования.
        — Скорее я чем-то опять не понравилась Катрин,  — пробормотала, стараясь вывести его из задумчивости.
        Я покосилась на холодное, бесстрастное лицо, омытое желтым светом фонарей. Его взгляд был устремлен в никуда.
        — Катрин мелкая пакостница,  — качнул он головой, возвращаясь ко мне, в прохладную машину, в майский вечер на Урале.  — Совершит подлость и сидит где-нибудь в стороне, наблюдает. Здесь ее нет, значит, и игра не ее. Не удивлюсь, если она сейчас действительно сбежала в Канаду, подальше от всех. А значит, кто-то ее вынудил рассказать о колдуне. Вариантов немного. Либо твои, либо мои. Третьей стороны пока не видно.
        Машина тронулась. Мы проплывали мимо освещенных витрин магазинов, они бросали на лицо Макса призрачный отблеск.
        — Мы в городе всего три часа, а воздух уже трещит от скопившегося электричества.  — Я старательно смотрела по сторонам, чувствуя, как в душе зреет раздражение.  — Мы не должны каждым своим движением рождать ураганы. Здесь он уже собирается.
        — Ты хочешь сказать, что это замкнутый круг?  — после некоторого молчания спросил Макс.
        — Похоже на то. Как здесь оказался Джером?
        — Шел за нами следом. Я его сразу заметил.
        У вампиров вообще когда-нибудь завод кончается? Или они придумали для себя универсальный вечный двигатель? У них же есть мышцы, нервы, они не могут двигаться без остановки! И наверняка существует предел скорости. Например, за самолетом они бежать не смогут. Или все-таки…
        — Значит, здесь уже все собрались?
        Прежде чем Макс ответил, я успела убедить себя, что он скажет: «Нет!»
        — Да.
        — И вот-вот появятся Смотрители?
        Если уже не заселили все окрестные гостиницы и теперь не сидят в номерах, не пьют вечерний мартини.
        — Думаешь, они случайно столкнутся? Смотрители и…  — Он почему-то показал в окно.
        — Случайно,  — кивнула я.  — Совершенно случайно. На твоем дне рождения. Ты умеешь к праздникам подтягивать значимые события.
        Макс отвернулся. Мимо нас плыл тихий город.
        — Тебе уже надоело?  — тихо спросил он.
        — Я не то хотела сказать!
        Сжала голову руками. Как тяжело донести такую простую, такую ясную мысль — не хочу больше ни с кем бороться. Мы уже наспасали этот мир на десяток лет вперед. Грант на подвиги закончился, пора кому-то другому браться за меч. Или за рапиру? Почувствовала отчаяние, словно кто-то специально раз за разом толкал меня к пропасти. Тропинка была нахожена, укрытий не осталось.
        — Мы можем хотя бы несколько дней прожить как простые люди?  — тихо спросила я.
        Машина стояла. Стрелки приборов покоились на нулях. Палец под кольцом зачесался, и я потерла его, приглядываясь, куда положить колечко, если вдруг решу снять. Макс поднял руку, останавливая меня.
        — Давай договоримся. Мы больше не дразним львов и овец, мы больше ни с кем не общаемся. В конце концов, мы всегда можем попробовать исчезнуть.
        — Куда? Это тупик! Бежать больше нельзя!
        — Ты не знаешь, до какой степени велик мир.
        Перед носом машины был длинный мост, слева вдалеке высилась громада завода. За ним темнели горы.
        Да, мир велик. Но мы однажды уже уезжали подальше от всех. Из этого ничего не вышло.
        — Не хочу больше бежать. И тебя не отпущу,  — прошептала, склоняясь к его плечу.
        Все-таки Макс прелесть! Он все отлично понимает! Я потянулась к нему. Вот бы мой поцелуй сейчас, как в «Снежной королеве», разбудил моего прекрасного принца, выгнал из него полярный холод.
        — Я без тебя не проживу и дня,  — на всякий случай предупредила я.
        Макс гладил меня, проводя рукой то по лицу, то по плечу, касался ключицы. Ладонь ложилась на грудь. Во внезапном приливе смущения я пряталась от его слишком жадных глаз, требовательных рук. Я уже почти забыла, где нахожусь, когда Макс замер.
        — Я согласен увести отсюда вампиров, если ты пообещаешь не общаться со Смотрителями. Только колдун.
        — Хорошо.  — Я не собиралась ни с кем встречаться. Походов в прошлое мне хватило с головой.
        — Никаких встреч,  — медленно проговорил Макс, словно пытался записать мне эту мысль на подкорку.  — Я согласен исчезнуть на несколько дней, но только если ты не станешь ничего предпринимать.
        Я поерзала в кресле. Слишком все это было неожиданно. Мельница сгорела всего два дня назад, я еще не насмотрелась в его колдовские голубые глаза, мы еще толком не были вместе.
        Но тут сердце мое учащенно забилось. Я с тревогой вгляделась в лобовое стекло.
        У начала моста. Фигура. Руки засунуты в карманы.
        В голове болезненно защемило.
        — Макс!  — хотела крикнуть, но горло пересохло.
        С шумом по противоположной стороне улицы прокатила парочка скейтбордистов. Я невольно проследила за ними глазами, а когда через секунду вновь посмотрела на мост, никого не было. И только утихающее сердцебиение говорило о том, что это вампир. Он был там, стоял, как предупреждение. Ждал.
        Я вспомнила рапиры, студийцев. Ну почему всегда все сходится в одной точке?
        — Спокойная жизнь на сегодня закончилась?  — раздался насмешливый голос.
        — С вами поживешь,  — проворчала я.  — Хорошо, уводи их. Если в городе никого не будет…
        Договорить я не успела. Около нашей «Тойоты» остановилось такси, из него выбрался Антон.
        Наверное, челюсть моя, упав, довольно громко ударилась о колени. Макс погладил меня по плечу.
        — Так и знал, что эта лисица окажется здесь,  — проявил Макс внезапную злобу к своему старинному знакомцу. Насколько я помню, пару месяцев назад расстались они довольно мирно. Какая кошка между ними пробежала?  — Это приманка.
        — В смысле?  — Я дергала ручку двери, собираясь выйти. К Антону у меня накопилась масса вопросов. Самое время их задать.
        — Они провоцируют тебя,  — быстро зашептал Макс.  — Ловушка. Смотрители заставят тебя сыграть на их стороне. Ты сама не заметишь, как окажешься там, а я со всеми остальными здесь. С Сергеем лучше не шутить, он ведь предупреждал.
        — Что ты такое говоришь? Это же Антон! Я его сто лет знаю!  — Дверь почему-то не открывалась.
        Пока мы ругались, Смотритель перешел улицу и поднялся по ступенькам ресторана с неожиданным названием «Кровавая Мэри».
        — Сейчас не время для восстановления старых знакомств.
        — Что такого может произойти?  — Я толкнула дверь плечом. Как она могла заклинить? В первый раз вижу иномарку, в которой что-то ломается.
        — То, чего боялся твой колдун. Он просил нас уехать, чтобы эта встреча не состоялась. Какой молодец! Передай ему мой респект. Теперь я верю, что он силен.
        — Не выдумывай!  — Я все еще боролась с дверью.  — Ты собирался идти за вампирами? Вот и иди. Уведешь их подальше от Смотрителей, они тебе только спасибо скажут. Сколько сейчас здесь вампиров?
        — После пяти я сбился со счета.
        Застывший на пороге Антон звонко чихнул, заставив меня посмотреть на него.
        С момента нашей последней встречи (прошлая жизнь, другой век, иная вселенная) московский Смотритель Антон изменился. Вновь поправился, щеки налились здоровым румянцем. Он был одет в черное. Волосы подстрижены коротким ежиком, из-за чего потерялся их яркий медный оттенок. Кожаная куртка. Через плечо перекинута спортивная сумка, из нее торчит что-то длинное, завернутое в тряпку. Катана. Оружие Смотрителей.
        Расстались мы с Антоном в январе, на мысе Нордкин, в особняке, построенном по проекту сумасшедшего художника-графика Маурица Эшера. Туда он пришел вслед за Ириной. Раньше она была блестящим Смотрителем, но потом… Она стала вампиром. Ее обратили нарочно, чтобы спровоцировать Смотрителей. Цель была почти достигнута. Встреча вампиров со Смотрителями прошла не сказать, чтобы в дружеской обстановке. Горячих слов было сказано достаточно. Рассказывали, что Антон погиб, что он не смог бросить заключенную в лабиринт Эшера возлюбленную. Моя фантазия, как всегда, добавила ведро романтизма в бочку суровой реальности. На самом деле Антон не стал Ромео. Он, конечно, мог умереть, но выбрал жизнь. Ирина осталась вечно угасать в лабиринте, а он отправился мстить. Неужели месть завела его так далеко? До Урала… Главное, как удачно и как вовремя. Конечно, совпадений в жизни бывает масса. Об этом любил писать Шекспир в своих комедиях. А когда надоело ему смешить людей, он начал ваять трагедии. Все о том же — о совпадениях.
        Не успела я собраться с мыслями, как Антон разразился новой порцией чихов (лишний раз напоминая мне, что вокруг нас достаточно вампиров) и скрылся за дверью.
        Снова понеслись по тротуару ненормальные скейтбордисты.
        И тут мне захотелось прижаться к Максу, признаться ему в любви, сделать что-нибудь, чтобы все поняли, и в первую очередь он, что я без него жить не смогу.
        Потому что перед рестораном появился Эдо.
        Я почувствовала боль в кулаке и на мгновение отвела взгляд от узкого, как будто равнодушного лица, от длинных ресниц, от решительно сомкнутых губ. Я так крепко сжала кулак, что ногтями впилась в ладонь. Поперек линий жизни и здоровья пролегли лунообразные синеватые вдавлинки.
        Это уже было выше моих сил.
        — Все-таки он симпотный,  — явно наслаждаясь каждым словом, произнес Макс.
        — Ты как будто специально заставляешь меня обратить на него внимание!  — вспыхнула я.
        Из-за двери ресторана послышалось натужное чихание. Антон далеко не пошел, стоял в прихожей. А Семен Эдуардович, прозванный детьми Эдо, уже поднялся по ступенькам, и неоновый свет вывески осветил его лицо изломанным красноватым цветом.
        — Нам пора.  — Макс завел двигатель.
        — Выпусти меня!  — Я всем телом ударилась в дверцу. Обернулась. Может, через задние двери выйти?
        — И не подумаю.
        Машина тронулась, но я схватила Макса за руку, вынуждая остановиться.
        — Я больше никуда не поеду!
        — Здесь близко!  — Макс попытался усадить меня обратно, но я вырвалась.  — Ничего интересного тут не произойдет. Это не спектакль. Зрители не требуются!
        — Выпускай!
        Сама не понимаю, что со мной происходило. Меня сейчас все бесило, и в первую очередь равнодушно-спокойное лицо Макса.
        Я потянулась к ручке с его стороны, чтобы разблокировать двери. Мое движение прервала твердая холодная рука.
        — Ты обещала не встречаться ни с кем из Смотрителей.
        — Это не считается! Антон знакомый.
        — Ты хотела знать, почему Катрин отправила тебя в Усть-Катав? Вот поэтому!  — Макс ткнул пальцем в сторону ресторана.  — В Медлинге они тебя не застали. В Москве Олег не сообразил сразу, что делать. И вот Антон, старый приятель. Все очень хорошо просчитано.
        — Открой!
        Дверца щелкнула, и я выскочила на улицу.
        Что за чушь он сейчас нес? Что такого против меня может сделать Антон? Мы же вместе были в Семже. Я тогда сделала все, чтобы Ирину не убили на месте. Он мог в любой момент меня найти. Всего пару минут я имею право с ним поговорить.
        Макс возник передо мной, как только я сделала шаг к ресторану, обнял.
        — Утром ты будешь знать, кто рассказал Катрин про Усть-Катав. А сейчас — поехали.
        Я ринулась из его рук, хотя было понятно, что из этих объятий не вырваться. Он будет держать меня очень крепко.
        — Тебе надо просто успокоиться,  — шептал он.  — Поживи здесь, прислушайся к себе. Тихий, спокойный город.
        — В каком месте он спокойный? Смотрители, колдуны, вампиры! Да это бочка с порохом. Не сегодня завтра все взорвется! Таких совпадений просто так не бывает — как только появляются Смотрители, тут же возникают вампиры. Вы же не можете постоянно цепляться друг за друга!
        — До недавних пор у нас это неплохо получалось,  — негромко произнес Макс.
        А то я не знаю, как и что у них получалось! Кто-то мне говорил о том, что в последней стычке погибло слишком много вампиров и теперь они хотят восстановить равновесие. И еще слова такое употребил… статус-кво. Где этот разговор мог состояться?
        — В этот раз они пришли только из-за тебя,  — продолжал настаивать Макс.  — Считай, что это твоя личная охрана. Не нравится, я ее уберу.
        Я посмотрела на противоположный берег реки. За мостом улица шла вверх, на горизонте темнели две горы. Одна из них была лесиста с сильно выделяющейся белесой проплешиной каменистого оползня. Мост рыжий, с двумя стойками опор, с полого спускающимися железными тросами, подхватывающими полотно моста на середине. Направо шла широкая, хорошо накатанная проселочная дорога. По такой, наверное, очень удобно ходить. Земля мягкая, под пятку попадаются редкие камешки.
        Тихий город?
        — Мне надо поговорить с Антоном.
        Я обошла Макса и направилась к забегаловке под неприятным названием «Кровавая Мэри».
        — Маша, это западня!
        — Западней была мельница. Антон всего лишь приманка.
        — Ты обещала!
        — В следующий раз.
        — Я тебя с того света вытаскивать не буду!
        — Как скажешь!
        — Не ходи туда!
        Он мог меня остановить. Просто взять на руки и унести за тридевять земель в тридевятое царство. Но он лишь говорил.
        — Прекрати!  — прошипела я.  — Один разговор. Я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал. В конце концов, я должна защищать не только вампиров, но и людей.
        — Для Сергея этого будет достаточно.
        Пошел бы этот Сергей далеко и без адреса!
        Макс не отставал. Я чувствовала, как он наливается злобой. Почему ему можно меня заставлять что-то делать, а я не могу настоять на своем?
        — Знаешь что, мне действительно надоело!  — крикнула я, останавливаясь.  — За себя я могу решить сама. Это моя жизнь!
        — Сядь в машину.  — Повелительные наклонения Максу удавались всегда.
        — Я скоро! Подожди меня полчасика.
        Все вокруг было залито неприятным неоновым светом. Обернулась. Ну пойди же за мной! Скажи, что дождешься. Отзовись хоть как-нибудь.
        Молчит.
        Я потянула на себя дверь.
        И пусть молчит. Побесится, побесится, потом перестанет. Вернусь, мы помиримся. Ну, фанатики-математики, вы мне еще ответите за этот розыгрыш. И за то, что мы постоянно ссоримся.
        Я прошла темную прихожую. Задержалась на пороге, успокаивая дыхание. Сейчас я все выясню, и тогда…
        Черт! Макс со своей категоричностью вывел меня из себя! Даже голова закружилась и мурашки побежали по кончикам пальцев.
        Чтобы успокоиться, занялась раскладом. Что выходит? В город приезжает Смотритель Антон. У него назначена встреча с колдуном Эдо. Назначена заранее, предположим, недели за две. Что-то Антону от Семена понадобилось, он разыскал его, списался или созвонился, и приехал. Как раз в тот день, когда должна была состояться премьера, на которую ждали двух зрителей. По крайней мере Эдо ждал. А тут Антон. Эдо понимает, что из нашей встречи ничего хорошего не выйдет, и советует заглянуть на следующей неделе.
        Или не так… Мы приехали, как смогли. Это Семен торопился с премьерой, потому что знал — после встречи с Антоном у него не будет времени доделать спектакль. Доделать спектакль… Может, он боялся, что его убьют?
        Почему бы и нет? Эдо понимает, что встреча с Антоном не принесет ничего хорошего, поэтому зовет меня. Но в последний момент его что-то смущает, и он активно спроваживает нас отсюда. Не получается.
        Черный Смотритель, озабоченный не глобальной мировой гармонией, а персональной местью. Ему нужна кровь вампиров, и чем больше, тем лучше. Где же ему найти поставщика? Да вот Маша Гурьева пьет вино на улочках тихой Австрии, а вокруг нее, как пчелы вокруг варенья, вьются вампиры. Куда она, туда и они. Позовешь ее в глубь России, на Урал, и даже самые осторожные потянутся за ней неровным клином. Журавли по весне из теплых стран на родину, а вампиры, как припекло солнце, на границу Европы и Азии.
        Пока вроде все складно. Посмотрим, что на самом деле.
        Я так разволновалась, что даже ладони вспотели, как бывало раньше со мной, когда поблизости появлялся агрессивно настроенный вампир или я попадала в зону сильного аркана. И правда, пришла пора нервы лечить, иначе я скоро не отличу реальность от собственных фантазий. Ну какие вампиры и арканы в ресторане с названием «Кровавая Мэри»?
        Я глубоко вдохнула, потерла запястья — они у меня всегда болят, когда волнуюсь. Из-под ног прыснула кошка. В темноте показалось — черная.
        Конечно, Максу это не нравится, но что поделать? Победителей не судят. Мы встретимся, я все объясню, и мир будет восстановлен.
        — У вас заказано?
        Официант, молодой парнишка в белом переднике и белой же бандане, как-то странно улыбнулся. В руках поднос. На нем подсвечники с зажженными свечами и пустое ведерко для шампанского.
        — Меня ждут.  — Я оглядела полутемный зал.
        — Остался всего час. А точнее,  — он глянул на часы,  — шестьдесят семь минут.
        — Я успею.  — Какие они здесь все точные! Он бы еще секунды посчитал.
        В зале человек десять. На меня смотрят. С любопытством, нагло, а кое-кто и недовольно. Последний взгляд, который я перехватила, был полон удивления… и радости.
        — Семен Эдуардович! Добрый вечер!  — приветственно помахала я рукой.  — Приятно снова вас видеть!
        И тут же вспомнила — Эдо не стал со мной прощаться, сказал, еще увидимся. Такие пророчества просто созданы для того, чтобы сбываться.
        Эдо встал, знакомо улыбнулся.
        — Маша? Добрый вечер!
        Он даже протянул мне руку, собираясь поздороваться.
        Но тут я встретилась глазами с Антоном. Лицо Смотрителя было мрачно.
        Я ахнула, изо всех сил пытаясь изобразить удивление.
        — Антон! Ты? Как тесен мир!
        — Привет, Маша!  — глухо отозвался он.  — А я как раз тебя искал.
        — Какая встреча! Мы с Максом сегодня приехали! А ты когда?  — Я выкрикивала заранее подготовленные слова, чувствуя, что как только они закончатся, я уже не буду знать, что говорить.
        — Телефон у тебя почему-то все время отключен.
        — Вот так и живу без телефона,  — всплеснула я руками.  — Давно вернулся из Норвегии?
        В лице Антона мелькнуло что-то вроде удовольствия. Словно мое появление помогло ему решить сложную задачу. Он пожевал губами, как будто сдерживал готовое сорваться с языка слово.
        — Сама здесь зачем?  — наконец спросил он.
        — На спа-процедуры приехала. Я так понимаю, ты за тем же.  — И повернувшись к Эдо, добавила: — Я правильно угадала ответ на вопрос, зачем меня вынудили сюда приехать?
        — Правильно,  — чуть склонил голову Эдо.  — Вы должны были встретиться. Хотя был шанс, что этого не случится.
        Ах, ну да, если бы мы уехали, послушав его совета.
        — Я не умею читать чужие мысли.
        Антон чихнул.
        — Макс где?  — хрипло спросил он.
        — На улице.
        Смотритель сорвался с места, подхватил из сумки меч. Надо же, как он соскучился по вампирам!
        — Если с Антоном сейчас что-нибудь случится…  — начал Эдо.
        — Не продолжайте,  — мне расхотелось улыбаться.  — Я знаю. Это уже было. Старая шутка. Ничего с ним не случится. На улице его никто не ждет.
        Хлопнула дверь. Антон выбежал на улицу. Что-то он подзадержался в прихожей… Обереги навешивал?
        Ладонь неприятно зачесалась. Я бросила взгляд в сторону выхода. Как будто и правда аркан. На кого его тут ставить? Только если на пиратского бармена в бандане.
        — Как вы и хотели, скоро здесь не будет ни одного вампира.
        — Ни одного?  — уточнил Эдо и ласково улыбнулся, словно учитель, задавший заведомо провальный вопрос.
        Я прислушалась к себе. Внутри меня разлилась благостная тишина. Макса не было. Значит, я не совру, если отвечу утвердительно.
        — Ни одного. Теперь, как я понимаю, мне осталось узнать, кто все это задумал.
        В глазах колдуна появилась жалость. Неужели ко мне? Вот уж в чем не нуждаюсь!
        — Предположим, что этот спектакль разыгран, чтобы продемонстрировать, насколько Макс здесь неуместен,  — стала рассуждать я вслух.  — Но тогда кое-что не сходится. Игру затеяли не вы, а вампиры. Это же они бегают за мной, непонятно чего выжидая. Катрин кто-то подучил рассказать мне об этом милом городе, чтобы я сюда приехала и встретила Антона. Вампиры кричат: «Банзай!» — и с шашками наголо сметают Смотрителей с лица земли. Но пока нас здесь только двое. Вряд ли они удовлетворятся такой добычей. А раз спектакль готовился в спешке, есть вероятность, что вы сами боялись попасть под раздачу.
        И снова в его взгляде мелькнуло сочувствие, словно перед собой он видел потенциального покойника. А вот этого не будет. Любая предопределенность имеет варианты. И только от меня зависит, что конкретно сбудется.
        — Неужели ты так его любишь?
        — Достаточно сильно, чтобы отдавать себе отчет в том, что происходит. Но сначала скажите, что от вас понадобилось Смотрителю? Вы же нейтральная сторона, вы не должны играть в эти игры
        Колдун жестом пригласил меня сесть.
        — Правду про тебя говорили,  — Эдо смотрел в зал,  — вокруг себя ты сеешь хаос.
        — Это не я. Это люди, стремящиеся заранее все разрушить на моем пути.
        — Вас будет трое?  — из небытия вынырнул официант. Не дожидаясь ответа, поставил на стол свечу, поправил уже стоящие две. Стало светлее, и я с удовольствием принялась рассматривать колдуна. Его лицо изменилось. С детьми он был другим, мягче, что ли. Теперь как будто расслабился, взгляд стал жестче.
        — Еще бокал?  — вился вокруг нас парень в бандане. Получив утвердительный ответ, он исчез. Я смотрела на свечи. Открытый огонь должен успокаивать, но сейчас рождал тревогу. Может, вспоминалась сгоревшая мельница?
        — Я бы с удовольствием обошелся без представления, где главные роли играют Смотрители и вампиры,  — прошептал Эдо, склоняясь ко мне.  — И просто с тобой поговорил бы. Но у Антона здесь свой интерес, и я не могу тебе о нем рассказать. В любом случае ты уже приехала. Будем исходить из того, что есть.
        Вглядываться в его темные глаза было интересно. Эдо был абсолютно закрытый человек. Даже нельзя понять, насколько он сейчас был искренен.
        Я откинулась на спинку стула. Увидела бокал с вином. Антона. Если он из него пил, то у меня все шансы узнать, о чем он думал. Я медленно подняла бокал, по весу пытаясь определить глубину мыслей Смотрителя. Сделала хороший глоток. Чужие образы в голову не приходили. Если Антон и думал о чем-то, то все больше об абстрактном.
        — Как он вас нашел?
        — Я сам его нашел.  — Колдун выпрямился, положив перед собой на стол локти.  — Маша, у тебя одна беда — ты живешь эмоциями, совершенно не думая о последствиях. Бросаешься с головой вперед, не глядя, что у тебя под ногами. А там редко когда бывает нахоженная тропа. Кочки, болота, торосы, а то и провалы. И все равно ты несешься вперед. Это я называю бесноватостью.
        — А я — любовью!  — ответила с вызовом.
        Я с удовольствием допила вино. Вкусненько. Глянула на этикетку. «Каберне». Надо запомнить.
        И тут в голове моей словно все собралось. Прежде чем сказать, я даже на стуле выпрямилась.
        — Если заранее было известно, что я появлюсь и на это же время вы пригласили Антона, то выходит, что виновник всего — вы?
        Эдо поджал губы, отчего его лицо вдруг стало смешным.
        От входной двери тяжело протопал Антон.
        — Как пообщались?  — мило улыбнулась я.
        — Его нигде нет.  — Смотритель придвинул к себе бокал из которого я пила, чихнул и стал наполнять его.  — Вообще все как сквозь землю провалились. Попробовал засечь — никого.
        Он залпом, в два глотка, выпил вино, с подозрением глянул на оставшиеся несколько капель, зачем-то стряхнул их на скатерть.
        — Обеденный перерыв.  — В душе шевельнулся неприятный червячок сомнения — успеет ли Макс вернуться к тому моменту, когда у нас закончится разговор. Прислушалась к себе. Внутри пусто. Макс был далеко.
        Антон снова чихнул, громко поставил бокал на стол.
        — Ничего, я его еще достану.  — Смотритель облизал винные усы.  — Я их всех достану!
        Официант принес третий бокал, Антон в задумчивости поиграл всеми тремя бокалами, выстраивая их в ряд.
        — Знаешь, я о многом передумал, сидя там, в этом чертовом особняке. И вот что я тебе скажу — никакого мира не будет. Ты либо туда, либо сюда. Скоро на всей земле вампирам станет жарко.
        — Можешь не утруждать себя длинной проповедью — На голодный желудок вино дало быстрый эффект — у меня слегка загудело в голове, действительность начала расплываться.  — Как ты нашел Эдо?
        — По Интернету.  — Антон снова налил себе вина. Какое же у него сейчас было злое, до белизны, лицо.  — А вот что ты здесь делаешь?
        — Хочу вылечиться от головных болей.
        Вино лилось, побулькивая. Я следила за пузырьками. Медитативное занятие.
        — Ты обратилась по адресу,  — хохотнул Антон.  — Я тебя от этой боли вылечу.  — И он кивнул в сторону выхода.
        — Мне уже прописали лекарство,  — отозвалась я. Эдо с улыбкой смотрел на нашу игру.  — До встречи!
        Я отобрала у Антона бокал и быстро выпила. Никаких мыслей. Даже отдаленных. Смотритель принял у меня бокал и стал рассматривать его на просвет, вертя перед пламенем.
        — Ты нашла, где переночевать?  — Вопрос Эдо догнал меня, когда я уже встала.
        — Не пропадем!
        Не понравился мне взгляд колдуна. Что он хочет сказать? Что мы с Максом не придумаем, где устроиться?
        — Тогда жду тебя завтра!
        Бегу и падаю! Никуда я завтра не пойду. Пускай они сами здесь колупаются. Сейчас сядем с Максом в машину и уедем. Уедем, куда глаза глядят. И нас никто не остановит и не догонит. И уже там, в далеком неизвестном месте я спокойно разберусь со своими страхами и тревогами. Обойдемся без учителей.
        Антон больше не смотрел на меня. Изучал содержимое бутылки. Там вроде что-то осталось.
        Не понравился мне разговор. Показалось, что он был нужен кому-то, но не мне. Стало ясно одно. Если Антон до этого не знал, что я в Усть-Катаве, то теперь я снабдила его этой информацией. Макс, как всегда, оказался прав, это была ловушка, я в ней потопталась, набрала на ботинки клейкой массы и теперь везде буду оставлять следы.
        Я стояла на пороге, царапая ногтем краску на косяке двери. Эдо с Антоном выжидающе смотрели на меня, как будто надеялись, что я вернусь.
        Не вернусь. Меня ждут.
        Первый шаг дался тяжело, словно кто-то пытался мне помешать. Не в этот раз!
        Я вышла на крыльцо с желанием на предельной скорости мчаться отсюда прочь. Улица вокруг ресторана была пуста.
        С чего я решила, что разговор с Антоном что-то прояснит? Я поежилась. Ночь была холодная, а футболка не согревала.
        Вино называлось «Каберне». Нужно запомнить. Неплохое.
        — Макс!  — позвала я нетерпеливо.
        Спрыгнула со ступенек. Посмотрела на мост. Он был тих и безлюден. Звездное небо цеплялось за далекие горы.
        А это недурная идея — отправиться в поход. Никогда не спала в палатке.
        Вдалеке протарахтела машина.
        — Макс?  — Голос дрогнул, словно весенним ветром из него выдуло уверенность.
        Вампиры не опаздывают. Если его нет, значит, на то есть причины.
        Прошла в сторону города, вглядываясь в черноту. Осознание произошедшего медленной волной накатывало, но я все отгораживалась от него.
        — Макс!
        Я развернулась и зашагала к мосту. Перешла его. Увидела дорожку, что так манила меня какой-то час назад. Как там сказал официант? Шестьдесят семь минут? Шесть плюс семь тринадцать. Тринадцать!
        — Макс!  — заорала я далеким горам.
        Даже эхо не ответило.
        И тут со всей очевидностью на меня навалилась действительность. Макс уехал, как и обещал. Он оставил меня одну. Без денег. В незнакомом городе. И это тоже был мой выбор.
        В панике я метнулась туда-сюда, не зная, куда бежать. Почувствовала себя слабой, маленькой и одинокой. Темный город за спиной пугал. Мост недовольно скрипел и вздыхал. И только неоновая вывеска ресторана на том берегу реки Юрюзань (откуда я знаю ее название?) призывно светилась.
        Глава XIV
        СМЕРТЬ ПО РАСПИСАНИЮ
        Я сидела на ступеньках около магазина с гордым названием «Хрусталь». Холодно не было. Ночной воздух обвевал меня, но не касался. Я закрыла глаза, пытаясь почувствовать город. Он был глухой и сонный. Перед этим я долго бродила по нему, ходьбой заглушая мысли. Согрелась, вспомнив, что не такая я и беспомощная, могу для себя что-нибудь сделать. Не все же другим помогать да от вампиров защищаться. Мне достаточно было представить, что сейчас тепло, и так стало. Для меня.
        С одной стороны, я понимала, что произошло. Макс, как и собирался, увел всех вампиров. А еще он тоже, как и обещал, дал мне сделать выбор и не стал ему перечить. Он просто ушел.
        Первым желанием было умереть. Найти железнодорожные пути и лечь под поезд. Но ведь оставался шанс, что Макс вернется, поэтому торопиться было нельзя. А то получится, как у Джульетты. Зачем я вспомнила эту пьесу? Там же все умерли.
        Нет, наша история другая. Макс уходит, я остаюсь и работаю с колдуном. Он помогает мне найти разбитое, разбросанное по всему свету мое «я». Ведь когда-то оно было, в стародавние времена. Тогда я была одна, без Макса. А потом любимый заполнил меня всю, не оставив места мне самой. Настало время понять, где мои желания, а где не мои. Что такое я без Макса? И существует ли такой человек — «я без Макса»? И что вообще вокруг меня происходит?
        Я видела, как из ресторана вышли Эдо с Антоном. Колдун наверняка знает, что все именно так сложилось. Можно сказать, из-за него. Интересно, на чьей стороне он играет? На моей или Антона?
        Колдун со Смотрителем разошлись в разные стороны. Я смотрела им вслед, медленно накаляясь злобой, и поэтому не заметила, как ко мне подошел Антон. Он стоял, равнодушно пиная сумку ногой.
        — Ты не знаешь, где здесь можно купить заварочный чайник?  — Глупее вопроса придумать было нельзя, но это единственное, что меня интересовало.
        Забавно, как некоторые вещи порой становятся безусловными. Еще пару часов назад я была убеждена, что никуда завтра не пойду. Поеду. С Максом. В противоположную от сегодняшнего дня сторону. А вот теперь направление моего движения изменилось (куда же мне еще идти, как не в ДК, единственное знакомое мне место?), а появляться в гостях с пустыми руками не хотелось.
        — Пойдем со мной,  — предложил Смотритель.  — У меня в номере есть диван и кровать.
        Его слова проходили мимо меня, перед глазами стояла странная картинка — чашка, из нее свисает хвостик чайного пакетика. Это будет. Причем уже скоро.
        — Утром чай заваривать не во что.
        Антон еще пару раз стукнул по сумке, посмотрел на меня так, будто на расстоянии измерял температуру тела.
        Я пошла искать магазин, Смотритель брел за мной. Вывеска «Хрусталь» в темноте читалась плохо. Антон молча протянул мне деньги.
        — Если хочешь, я утром могу зайти.
        — Ты всегда возвращаешься, когда обещаешь?  — Этот вопрос сильно волновал меня — насколько мужчины верны своему слову.
        — Иногда возвращение становится невозможным.
        Звезды над головой меркли. Скоро будет рассвет. Вокруг было на удивление тихо. Давно я не слышала такой тишины.
        — Антон…
        Смотритель скривился, поднял руку, чтобы взлохматить свои некогда длинные волосы, но вовремя вспомнил, что прежней шевелюры нет, и, завершая жест, отмахнулся от меня.
        — Туда я вернусь,  — крикнул он, отходя от меня.  — Ирка просила ничего не делать, но я все равно вернусь. Я понимаю, открывать твой аркан, чтобы выпустить ее, нельзя. Выпустишь одного, за ним потянется другой.  — Он горько усмехнулся.  — Но ведь любую схему можно обмануть. В Нордкине твой аркан запер вампиров. Я смог легко уйти, добраться до города, сесть в автобус, потом на самолет и вернуться домой. Понимаешь, человек может это сделать.
        — Ирина пришла сама. Она знала, что с ней случится.
        Антон не слышал меня.
        — А человек может…  — повторил он.
        Потом еще немного постоял и побрел прочь.
        Он был живое воплощение вечной войны. За жизнь, за любовь, за свое предназначение. Ходячий создатель арканов на неудачу.
        Я еще какое-то время посидела и отправилась бродить по окрестностям. Ноги сами принесли меня к ДК. Боковая дверь была не заперта. Да-да, мне это обещали. «Мои двери для тебя всегда открыты»,  — так сказал Эдо. Он много что говорил, только я не слушала.
        Дошла до гримерки, устроилась на диване и тут же уснула. Я впервые была в состоянии «без места и времени». Совсем одна. Деньги в кармане, и те не мои.
        Когда в десять стали появляться первые студийцы, я успела сходить за чайником, на сдачу купила пряников и заварки. Остальную еду ребята принесли сами. Пока народ собирался, я вытащила костюмы, перебрала их. Половину надо было зашивать.
        — Доброе утро.
        Эдо не удивился, увидев меня, обложенную костюмами.
        — Чего я не знаю?  — спросила я вместо приветствия. Чувствую, ничего не знаю. Если все это отдавать, то самое время отправляться к Эдо в полон. Саму жизнь придется заложить.
        Колдун усмехнулся, отодвигая стойку с костюмами в сторону.
        — Ты не знаешь, чем закончится эта история,  — ответил он мне словами Сказочника.
        — Значит, я вам должна отдать историю?  — запуталась я окончательно. Спала я мало, и от этого в голове поселилась неприятная тяжесть. Было лень говорить, сидеть, жить.
        — Заварника пока будет достаточно. Ты же не знала вчера, что его купишь.
        Я закатила глаза. Если бы все в жизни было так просто.
        Но все действительно так и оказалось — просто. Чаепитие закончилось репетицией. Мальчишки смешно размахивали рапирами, с пафосом выкрикивая свой текст. Потом все опять пили чай. Сидели долго, хохотали над смешными моментами из вчерашнего спектакля. Я устроилась в углу, собирая на нитку рассыпавшийся бисер с костюма Снежной королевы. Смех звучал для меня странно. Я смотрела на эти живые, подвижные лица, раскрасневшиеся после тренировки и чая, и чувствовала себя чужой. Вот они сидят, разговаривают, кричат, перебивают друг друга, и я словно подсматриваю за ними в окно с улицы, где холодно, завивает метель, а я, как всегда, без шапки и перчаток. Был бы здесь Макс, мне было бы не так одиноко. Захотелось тут же встать и отправиться его искать. Как Герда, идти и спрашивать у цветов, реки и ветра, не видели ли они моего прекрасного принца.
        От таких мыслей сыпался бисер, я постоянно кололась иголкой, ухитрилась порвать кружево. Костюм у меня отобрали. И вот уже девчонки наперебой спорили, как надо пришивать украшения.
        Я залезла с ногами на диван, положила подбородок на колени.
        — Тебе не скучно?  — До этого Семен ко мне не обращался, поэтому сначала я не поняла, кому он это говорит.
        — Непривычно,  — пожала я плечами.  — Как будто все это со мной уже было, но в другой жизни.
        Я чувствовала себя странно. Словно у меня что-то отобрали. Украли в толчее, и вот я ощупываю карманы, пытаясь понять, что это было, но не могу. Забыла.
        — А пойдемте на Прямушку!  — вспыхнуло вдруг у всех над головами.
        Тут же все костюмы были повешены на свои места, чашки вымыты, стол убран. Даже пол подметен. Шумная толпа повалила на выход. Я с удивлением узнала, что сегодня суббота. В памяти всплыло давно забытое слово — выходной. Это когда можно выкинуть из головы все будничные мысли и просто отдыхать.
        На улице было прохладно, поэтому мне выделили куртку, большую, безразмерную. Около ворот с часами я посмотрела на другую сторону улицы, где еще вчера стояла черная «Тойота» с тонированными стеклами, а сейчас ехали обыкновенные машины. Попыталась привычно почувствовать, какая опасность кроется вокруг меня, но крики и смех отвлекали. Я бежала следом за всеми, понимая, что в таком темпе не смогу закрыться, уйти в себя, нормально пережить все то, что со мной случилось.
        Зашли в магазин, купили хлеба и сосисок, у кого-то дома раздобыли шампуры и целую связку туристических ковриков. Увидев в руках вчерашнего Советника гитару, неприятно поморщилась. Но это был другой инструмент. Тот, лаковый, с благородным коричневым корпусом, остался в Австрии. Эта гитара была с оборванной обмоткой на шестой струне, потертая, ядовито-желтая, с красным обвисшим бантом, привязанным к грифу. Вряд ли пафосные Смотрители позволили бы себе такую глупость. Кстати, вспомнила, статус-кво оттуда, из Австрии.
        И уже трещал костер. Бывшие советники, стражники и вороны жарили сосиски и хлеб. Маленькая разбойница и Принцесса сооружали из первых цветов какую-то икебану. Эдо сидел в стороне, крутил между пальцами былинку.
        — Ты разбираешься в растениях?  — спросил он, протягивая мне травинку.
        — В розах,  — пробормотала я, понимая, что ни за что не отличу рожь от пшеницы. И та и другая колосок.  — Белая символизирует невинность, розовая — дружеское расположение, желтая — знак измены, красная — страсти, черная — глубину чувств.
        Эдо усмехнулся.
        — Ты же берешь силу у природы…
        — От берез,  — согласилась я. Как давно это было.
        — А я от трав.
        — Заговоры действуют только на призраков.
        — Я не собираюсь ни с кем бороться,  — перебил меня Эдо.  — Моя сила в траве. Как там у Смотрителей? Три свечи, паук, заяц дорогу перебежал, человек с пустым ведром навстречу. Сам образ наполняется энергией и начинает действовать разрушающе. У травы есть та же сила. Разрыв-трава помогает открывать клады. Одолень-трава лечит. Есть трава, способная оживить мертвое существо. Это все энергия. Ее так же много в окружающих горах. Убьет, ты и не заметишь.
        — Надо записать,  — кивнула я, намекая на то, что урок начался.
        — Даже запоминать не надо. Само собой разумеющееся. И так всплывет в памяти, когда понадобится.
        Он выбросил травинку в костер и забрал у Советника гитару.
        Вечером я снова бродила по городу. Сердце изнывало по прежней активности. Оно привыкло стучать, привыкло посылать сигналы тревоги. Сам организм, казалось, перестроился на постоянный прием адреналина и сейчас, в тишине, скучал.
        Эдо больше не спрашивал, где я остановилась. Я вновь пришла в ДК. Принесла стул в туалет, села перед раковиной, включила воду и опустила руки под теплые струи. Из зеркала на меня смотрели чьи-то грустные глаза. Я силилась увидеть голубое небо глаз Макса. Не смогла. Словно уйдя, он запретил себя представлять. Зато в гримерке на диване появились подушка и одеяло. Днем я прикупила кое-какие вещи из предметов первой необходимости, и теперь стараниями Эдо здесь можно было жить. Выяснить бы, кто сделал мою жизнь такой. Или я сама и постаралась…
        В воскресенье целый день красили декорации. Никогда не замечала за собой таланта художника, но почему-то именно мне было поручено самое ответственное — рисовать задники. И пока другие что-то сколачивали и рассуждали о цвете стен в замке Бердодьер, я придумывала интерьер зала приемов в Лувре.
        В понедельник мы с Эдо ходили по магазинам, искали ткани для костюмов, приходила администрация договариваться о показе «Снежной королевы» в поселке Вязовое.
        Во вторник неловкая рука грохнула мой заварочный чайник, и я весь день дулась на мир, студию «Шаг» и криворуких советников.
        Каждое утро у меня начиналось с ритуала — я тщетно искала, чего я такого не знаю. Выходило, что все известно и закономерно. Даже то, что я познакомилась с Максом, было вполне логичным явлением. Мне было семнадцать, и я давно была одна. Это был момент, когда все уходит, дружба перестает быть главным, и ты просто ждешь, чтобы тебя наполнило что-то новое и неизвестное. Этим неизвестным стал Макс, он взял себе часть меня. Он и сейчас со мной, но как-то внутри все уже собралось, вновь стало привычным. Я не могла четко вспомнить его лицо. Он был именем, от сочетания звуков которого мне становилось тепло.
        Я просыпалась с мыслью о Максе, какое-то время размышляла, где он может быть. Но потом приходил Эдо, мы садились завтракать. Он начинал рассказывать о Дюма и Шварце. И все это было так интересно, так неожиданно, что я слушала, нанизывая очередной бисер для очередного костюма.
        Чего-то мы с ним оба ждали. Я не спрашивала, чего, и Эдо не начинал разговора об этом.
        В среду юные актеры погрузились на автобус и отправились в Вязовое, в старый развалившийся клуб. После спектакля студийцев долго не отпускали, завалили Эдо подарками, а мне вручили здоровый керамический заварник в виде петуха.
        Долго заварник не прожил, но тут уже постаралась Принцесса. В пятницу утром она решила насмерть поругаться со Снежной королевой и метнула в нее тапочек. Чайник расстался с петушиной головой и отправился на полку запасных, где уже томился с пяток его предшественников.
        Я отправилась к знакомому магазину «Хрусталь» с желанием раздобыть там железный заварник. У него мог быть только один недостаток — слишком тяжелый. Если пойдет в ход при выяснении отношений, то кто-нибудь может пострадать.
        В дверях посудной лавки меня встретило неожиданное известие.
        «В пятницу, 13 мая, магазин не работает». Конечно, можно было найти любой другой универсам и разжиться чайником там, но что-то меня в этом объявлении смутило, заставило стоять на лестнице, вглядываясь в буквы и цифры.
        С чего это вдруг магазин перестал работать по пятницам? И что такого неправильного в сочетании цифр и букв — 13 мая.
        Догадка заставила охнуть и присесть на ступеньки.
        13 мая! День рождения Макса!
        Сердце знакомо заполошилось, словно ко мне подошел вампир. Целую неделю я не вспоминала ни об этой дате, ни о чем другом, когда-то произошедшем за пределами города.
        Я похлопала себя по карманам давно забытым жестом — так раньше я искала сотовый. В нем есть номер Макса. Ну да… Телефон я выбросила, но можно попробовать восстановить симку, посмотреть пропущенные звонки.
        Я еще раз проверила карманы. Чтобы восстановить симку, нужен паспорт, а он остался в сумке у Макса. Вспомнить номер…
        Пусто. Память даже не пыталась помочь мне. Оттуда, как из компьютера, было стерто все. Жесткий диск оказался девственно чист.
        Как я могла все это забыть? Вроде бы постоянно думала о Максе. Смутилась, точно меня только что уличили во лжи.
        По улице с шумом пронеслась стайка скейтбордистов.
        Странно… Я понимаю, Мельник насильно пытался заставить меня все забыть. Но сейчас я это сделала сама, добровольно. Закрылась, не пуская боль наружу…
        Я опять поискала телефон, одернула сама себя, заставляя перестать совершать это глупое движение. Сотовый не проблема, его можно купить, вставить симку. Обзвонить старых друзей. Но все эти решения были неправильными. Надо поступить как-то иначе…
        Меня приглашали на день рождения, открытку только не прислали с адресом. Или прислали и самое время заглянуть на почту?
        Объявление висело с внешней стороны двери, поэтому я легко смогла открепить его. Листочек в клеточку. На обороте ничего.
        Грохот маленьких, быстро крутящихся колесиков нарастал. Я попятилась, неловко шагнула на тротуар. Скейтбордист увернулся. Тревога заставила меня выпрямиться. Беспечный ездок резко взял в мою сторону, спрыгнул на землю, ударом ноги подбросил скейтборд себе в руку.
        Это был Джером. Композитор и…
        — Ты знаешь, где сегодня будет проходить праздник?
        Вампир смотрел на меня тяжелым взглядом. Макс как-то говорил, что Пайер ради меня уже многое сделал. И вот сейчас снова не побоялся появиться. Хотя здесь для него может быть верная смерть.
        — Я зайду за тобой в ДК вечером.
        — А Макс?
        — Это будет сюрприз.
        Слово «сюрприз» мне не понравилось, потому что оно таило в себе ту самую неизвестность, которой я должна расплатиться с Эдо. И потом у меня уже был один сюрприз. В Медлинге. И этим сюрпризом были вампиры.
        Колесики встретились с асфальтом. Пайер полетел вниз по улице. Сзади к нему присоединились остальные. Люди. Шли за ним, как свита. Где вампиры все это время прятались? Я даже отдаленно не чувствовала их присутствия. Или я начала терять чувствительность? Пообщавшись с Эдо, становлюсь обычным человеком?
        Я скомкала бумажку и пошла в соседний магазин. За железным заварочным чайником.
        До вечера я была задумчива. Чего ждать от вампиров? Смешно. За неделю я словно забыла, что есть такие существа и что задавать вопросы об их планах глупо. Я по ним соскучилась. По всем. По Максу — это конечно. По неугомонной Катрин. По назойливому Джерому. Даже по демоническому Сергею. Лео давно не видела. Снова пришла пора уезжать. Странно, как в один миг все это исчезло из моей жизни. Но, конечно же, в пятницу тринадцатого должно было вернуться. Схожу на день рождения Макса и вернусь сюда? Нет, не знаю, что будет. Будущее не придумывается. Решу на месте.
        А Эдо, словно зная, что мне сегодня надо уйти, начал загружать меня работой. Я соглашалась, но от похода в магазин отказалась.
        — Маша!  — Эдо сел напротив меня, мало что за руку не взял — такой у него был озабоченный вид. В первую секунду я подумала, что он меня сейчас будет выгонять. Мол, хватит сидеть на его шее, пора и честь знать.  — Тебе, наверное, скучно здесь одной.
        Я усмехнулась. Во-первых, я была не одна, а со своим ожиданием. А во-вторых… Еще не поняла точно, но что-то еще есть.
        — Хочешь перебраться ко мне? Там не так просторно, как в этих хоромах…  — Он обвел рукой завешенные и заставленные стены.  — Все равно здесь не получится остаться навсегда.
        — Когда?
        Предложение смутило. Конечно, в гримерке жить неудобно. Но у Эдо будет неудобно вдвойне. Перебраться бы в гостиницу. Антон ведь где-то живет.
        — Прямо сейчас и пойдем. По дороге купим тебе все необходимое.
        Было это сказано просто, даже как-то буднично. Как будто это в норме вещей, что недавно еще незнакомые мне люди зовут к себе. Конечно, никакого двойного смысла в этом приглашении не было. Эдо вообще был лишен чувственного магнетизма. Того, что в первую же минуту ощущался при встрече с Максом, чья яркая внешность притягивала, заставляла болезненно сжиматься все внутри. Эдо, при всей своей красоте, не вызывал таких эмоций, он был спокоен. И чего в него девчонки все влюбляются?
        — Мне надо тут кое-что доделать,  — не слишком убедительно стала я перебирать костюмы.
        — Тогда я схожу, а ты здесь потихоньку собирайся,  — легко согласился Эдо. И вдруг, склонившись ко мне, провел руками по волосам.
        — Жаль, что мы не встретились раньше,  — прошептал он.  — Но все, надеюсь, еще можно исправить. Ты только не совершай необдуманных поступков, и все будет хорошо.
        Сказал и сразу ушел. Неделю назад я бы возмутилась, пошла бы следом, стала бы выяснять, что он имеет в виду. Но сейчас… Сказал и сказал. Почему бы человеку не сказать таких слов? Тем более колдуну.
        Но как же хочется увидеть Макса! С каждой минутой ожидание становилось тяжелее. Оно вытягивало душу, заставляя считать уже не минуты, а секунды. Вот вспыхнуло убийственное — скоро! А за ним накатывало отчаяние — когда же? Чугунной уверенностью приходило — будет вот-вот… И тут же все смывалось равнодушным никогда. Он ушел, испарился, обиделся.
        И снова я колола пальцы, рвала нитки, проливала на себя краску. В темноте сцены подвернула ногу. Невезуха. С дня нашей ссоры все так и лью кровь от неловкости. Встреча с вампиром может являться нехорошей приметой? Чайник недавно разбили, черная кошка в ресторане… Официант с пустым ведерком. Нет, не собирается. Кошка могла оказаться и серой, темно же было. А в ведре мог лежать лед — не заглядывала внутрь, чтобы проверить.
        В коридоре послышались шаги, и я надела на лицо улыбку, готовясь объяснить Эдо, почему я все еще не готова прямо сейчас куда-то идти. В лучшем случае я могу отправиться к магазину «Хрусталь». Одна. Джером догадается и придет туда. Не надо ему встречаться с колдуном.
        В дверном проеме возник Антон. Через плечо перекинута сумка.
        — Как дела?
        Смотрителя я не встречала с ночной прогулки. Сейчас он стоял, касаясь рукой притолоки над дверью.
        — Телефон потеряла.  — Я в очередной раз уколола палец и теперь держала его во рту, останавливая кровь.  — Ты не помнишь, какой у меня был номер?
        Антон — это обыкновенные человеческие отношения. А в них есть телефоны, звонки, поздравления с Новым годом и днями рождения. Интересно, уходя, Эдо знал, что придет Антон? И не от этой ли встречи он пытался меня огородить?
        — Я завтра уезжаю.  — Антон опустился в кресло, где час назад сидел Эдо. Поерзал, устраиваясь. Стало неприятно. Что он ерзает? Иголок там вроде нет.
        — Все успел сделать?
        Антон не усидел и встал.
        — Ты Макса не встречал?  — В душе росла тревога. Она заставляла хмуриться. Кто-то сейчас должен уйти. Либо я, либо Смотритель.
        — Век бы его не видеть,  — фыркнул Антон, прохаживаясь по гримерке.  — А ты неплохо выглядишь. Как после санатория. Отдохнувшая.
        Он тоже имел вид человека не с рудников.
        — У Макса сегодня день рождения.  — Я не могла оторвать взгляда от дверного проема. Что-то такое Антон там сделал, я только не могла понять что.
        — То-то нос все время чешется.
        — К драке.
        — Завязывай с драками и приезжай в Москву. Никого ты не изменишь.
        — А ты к Эдо за травой приехал?
        Мне кажется, я начинаю понимать, в чем проблема. Во времени. Антон постоянно приходит некстати. Эдо наверняка договорился с ним на какой-то определенный час, но Антон пришел то ли раньше, то ли позже. Скорее всего позже. Опаздывать — так на него похоже. Вот и сейчас. Эдо явно кого-то ждал и только потом ушел.
        — Аркан — это энергия, сконцентрированная в одной точке.  — Антон все маячил передо мной. Так и хотелось ему сказать: «Сядь!» — Я создам для Ирины удачный аркан, и она вновь станет человеком. Есть трава, способная вернуть ее к жизни.
        Ну, конечно же, у Эдо найдется какая-нибудь оживи-трава, или как она там по-другому называется? Этот гербарий способен делать мертвое живым. И если вампир оживет, то сможет покинуть особняк. Как в свое время Антон.
        — Собираясь в Усть-Катав, не ожидал тебя встретить. Но раз уж все так получилось…
        Антон наклонился к своей сумке, вынимая катану. От неожиданности я выронила иголку, недошитое платье скатилось с колен.
        — Я подумал, что тебя не изменить,  — произнес он, глядя себе под ноги.
        — Эдо был другого мнения.
        В голове неожиданно зазвенело. Вроде бы надо было бежать, спасаться, звать на помощь. Но руки вдруг налились свинцовой тяжестью, я даже пошевелиться не могла.
        — Это я потребовал от Катрин, чтобы она рассказала Максу об Усть-Катаве и колдуне. Это было одно из условий ее свободы. Я думал, приедешь сюда, колдун тебе быстренько вправит мозги. От любви к вампирам вылечит, раз у других это не получается. А ты опять за старое принялась. Хорошо, что я приехал позже, чем собирался. Найти тебя было невозможно. То там тебя видели, то здесь. И постоянно со свитой. Прямо королева проклятых. Само провидение свело нас вместе.
        Он опустился в кресло, поставив катану между ног.
        — Все это началось из-за тебя. Ваша любовь все разрушает, и кто-то должен был тебя остановить.
        Катана взлетела вверх, указывая в сторону окна.
        — Три подсвечника на столе в ресторане. Пустое ведро в руках у официанта, порошок крапивы на порог, когда ты выходила. Заговор на остаток вина в твоем бокале. Даже если Макс и хотел бы вернуться, он бы не стал этого делать.  — Катана медленно поднялась, показав на шкаф.  — Разбитые заварники. Их роняли специально. Кукушка, таракан — здесь есть все. Пятница опять же, тринадцатое. Ты в прочном круге неудачи, и если кто-то попытается тебя отсюда вытащить, то попадет в него же. Скоро это произойдет. Я здесь, чтобы ты осталась жива. Слегка не рассчитал силу. Думал, почувствуешь аркан и начнешь сопротивляться. С таким набором неудач долго не живут. Кстати, знаешь, что Эдо тебя все время охранял? Близко меня не подпускал. Не думал, что он встанет на твою сторону. После встречи в ресторане велел мне сразу же уезжать. Знал, чем все закончится. Знал, но забыл, что предначертанное не изменить.
        Мне показался (вряд ли я могла это услышать) шорох колесиков по асфальту. Джером!
        — Не шевелись!  — Антон наставил катану на меня, но ему пришлось отвернуться из-за приступа аллергии, и я вскочила.
        Реакция у Антона оказалась замечательная. Он спрятался за шкаф. В дверях появился вампир.
        — Я за тобой…  — Джером знакомо кивнул мне.
        — Убирайся! Уходи отсюда, скорее!
        Слишком часто я ему это говорила. Он меня не услышал.
        Пайер сделал шаг вперед. Колени его подкосились, и он упал, гулко ударившись о журнальный столик. Антон тут же навис над ним. Меня что-то словно толкнуло в спину. Я бросилась в коридор. В панике заметалась. Сто раз здесь проходила, а тут вдруг право и лево перепутала.
        Дверь запасного выхода оказалась закрыта. Я рвала ручку, не понимая, как такое может быть.
        — Давно не виделись!
        Лицо Сергея появилось передо мной, он старательно тянул губы в улыбке, при этом лицо его собралось в некрасивые морщинки. Испугаться не успела. Вампир схватил меня, приподнимая, и в следующую секунду мы уже были на пожарной лестнице со стороны улицы, почти на уровне крыши.
        — Я так и знал, что этим все кончится. Предала!
        Ответить мне не дали.
        На улицу выбежал Антон. Провел вокруг себя катаной, словно пробовал воздух на проходимость стали. Потом чихнул и направился вокруг ДК. У ворот появился Эдо, Смотритель почти налетел на него. Я дернулась. Колдуну было несложно меня заметить. Но, видимо, не в этот раз.
        — Зачем ты пришел?  — рявкнул Эдо.
        — Машка у них!  — крикнул Антон.  — Двое туда пошли!
        Сергей зашипел. Этого только не хватает. Зачем Антон это сказал?
        У ДК из пустоты соткались двое, темная и блондинка, скользнули за деревьями.
        Эдо! Осторожно!
        — Как ловко,  — прошептал Сергей, убирая ладонь от моего рта.  — Значит, вампиры и Смотрители братья навек?
        Эдо снова появился на дорожке. За ним шел высокий худой вампир, с острым, словно бритвой обрезанным, профилем. Наклонился, поднимая что-то с земли. Больше он ничего сделать не успел. Как стоял, так и повалился плашмя на охапку сухой травы.
        — Мне кажется, тебе пора отсюда убираться,  — зашептала я, с ужасом прислушиваясь к себе.
        Меня словно парализовало. Хоть чем-то защититься… Ничего в голову не приходило.
        — А мне кажется, надо кое-что определить. Дальше так продолжаться не может.
        — Только попробуй тронуть,  — я цеплялась руками за поручни. Голова кружилась. Я смотрела на асфальт внизу и силилась вспомнить — что-то такое я видела. Кажется, я должна упасть?
        Сергей сидел на краю крыши, высматривая кого-то в парке.
        — Самое время использовать силу твоих сувениров.  — Сергей вынул из кармана и бросил на воздух веер календариков.  — Как там? У кого есть от тебя подарок, тот под твоей защитой? Бред! Нас никто никогда не объединит.
        Я пожала плечами. В конце концов, это была не моя идея.
        — Каждый раз тебя кто-то будет пытаться перетянуть на свою сторону. И до недавних пор, куда шагнуть, выбирала ты. Давай посмотрим, что скажет другая сторона? Он же тебя любит. А значит, должен сохранить жизнь.
        От предчувствия неминуемого конца в руках появилась внезапная слабость, ладони поехали по железным поручням. Сергею оставалось только подтолкнуть меня, что он и сделал. Поручни выскользнули из пальцев.
        Успела испугаться. Потом тело взорвала боль.
        Давно у меня не было такого неудачного дня.
        На секунду я увидела парк и ДК как будто сверху. Дорожку, фонтан, чихающего у ступенек Антона. В кулаке у него зажат платок, он вытирает им выступившие от натуги слезы. Эдо стоит в дверях и недовольно смотрит на угол здания, за которым лежу я. Вцепившись пальцами в землю, на дорожке, среди рассыпавшейся травы скорчился остролицый. Кожа на его лице высохла и почернела, скоро от него останется один скелет.
        Передо мной мелькает перепачканная в крови крупная мужская рука.
        — Все просто,  — шепчет голос.
        Боль разрывает на куски, но я не теряю сознание. Тело горит, и я чувствую, как меня несут. В горло словно палку воткнули. Рот заполняет что-то теплое, вязкое.
        — Маша?
        Я открываю глаза и вижу Макса. Где он был раньше?
        Меня обволакивает холод, он вытягивает боль, замораживая ее. Хочется улыбнуться, сказать, что я поздравляю его с днем рождения. Я сегодня без подарка. Потом что-нибудь придумаю.
        — На нас напали. Джерома больше нет. Елены с Сибиллой тоже.  — Голос Сергея уплывает от меня и поэтому кажется призрачным.  — Она умирает. Ты можешь ее спасти!
        — Маша!  — шепчет Макс.
        Я чувствую его холодные пальцы на моих руках, плечах. Он теребит меня, и так хочется ему сказать, что я соскучилась, что больше ни за что его от себя не отпущу. Что зря он ушел. Что по отдельности мы не справимся. Только вместе.
        — Помоги ей,  — настаивает Сергей.
        Макс, как же я люблю тебя! Три слова, все остальное — неважно.
        Он склоняется, и я вижу, что у него мертвые глаза.
        — Сделай ее вампиром!  — настаивает Сергей. От его слов просыпается боль.  — И она останется с тобой. Навсегда. Иначе ты ее потеряешь.
        — Не могу!  — бескровные губы еле шевелятся.
        Я плыву в жарком мареве. Или это меня опять несут?
        — Если она будет вампиром, то останется с тобой,  — твердил свое Сергей.  — Больше никак! Куда ты идешь?
        — Обратно.
        — Остановись! Она умрет. Ее ничто уже спасти не может. У нее сломана шея! Ты даже на улицу выйти не успеешь, как ее не станет. Дай ей своей крови!
        — Потерпи,  — шепчет Макс.
        — Не будь дураком! Ты своими руками отдаешь ее нашим врагам! Она теперь никогда не будет с тобой.
        — Маша должна жить. Если бы не я, она так бы и жила у себя в городе, и ее жизни ничто бы не угрожало!
        — Глупец! Она все равно умрет! Что ты с ней тогда делать будешь?
        Мне кажется, я слышу дыхание, а потом на меня что-то капает. От этой воды царапины на лице неприятно саднят, словно на меня пролили что-то соленое. Но ведь вампиры не умеют плакать. Любимый, не расстраивайся. Сегодня твой день рождения, и все должно быть так, как захочется тебе.
        Глава XV
        ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ ВАМПИРА
        Странно, что я умерла в день рождения Макса. Сто с лишним лет назад он появился на свет, а я вот исчезла. Неприятное чувство — быть не здесь. Все оставалось на месте. Моя комната: кровать, стол, книжные полки, окно. Чуть шевелятся шторы. Меня только не было. Мне немного обидно все это оставлять. Или нет? Человеческие понятия стерлись из памяти.
        Голос Макса. Он бубнил что-то на одной ноте. Хотелось приласкать любимого, сказать, что смерть — это не так уж и страшно. Ему-то это известно. Но рука не поднималась. И я не здесь, и мир — зазеркалье. Ничего поделать уже нельзя.
        — Переломная, шесть!  — крикнул женский голос.
        Показалось — Катрин. Но был только звук. Откуда здесь взяться Катрин?
        Табличка. Темно-голубые буквы на белом фоне, синее полукружье. Сверху торжественно так — «Улица Переломная». И большая шестерка снизу.
        — Оставь нас вдвоем!  — Четко. Возражения не принимаются.
        — Этого не должно было произойти!
        Голос Макса ближе, и я вижу застывшее лицо. В нем отражаются сто с лишним лет, что он прожил. Глаза запали, и догорающим фитильком тают огоньки в зрачке.
        Что же он так убивается? Ведь все правильно. Мы теперь оба умерли. Нам будет о чем поболтать на том свете.
        — Это неважно,  — механически рубятся слова.  — Ни тебя, ни кого бы то ни было другого здесь быть не должно. Никогда! Увижу, без предупреждения брошу одолень-траву под ноги, волчком завертитесь, прахом рассыплетесь, к своему праотцу дьяволу отправитесь, куда вам и дорога.
        Мне начинает мешать чернота, что пытается залезть в мое видение. Черные рассыпающиеся паззлы. Я знаю, что это такое. Это смерть. После гибели Дракона она преследует меня. Но я пока могу прогнать ее.
        Я смотрю на Макса, но он отворачивается. Спина ровная, плечи расправлены, и надо-то мне всего ничего, коснуться его, но он вздрагивает, отстраняясь.
        — Пускай будет так,  — медленно соглашается он.  — Если что-нибудь понадобится…
        — От тебя — ничего не понадобится!  — Слова ударяют Макса в грудь, и он отшатывается.
        — Она должна жить!  — шепчет Макс.
        — Вот именно — жить, а не выживать, как это делаете вы. Уходи и больше не возвращайся.
        — Кто это сделал?
        — Ты и сделал. Бедная девочка! Неужели тебе ее не жалко?
        — Кто еще?
        — Антон. И кто-то помог ей упасть с большой высоты.
        Часы в гостиной тяжело, мерно ударяются об меня. Я сотрясаюсь. Чернота наступает. Я знаю, там, за ней, Дракон. Он хочет, чтобы я ушла вместе с ним.
        А еще я знаю, что Макс не сделал из меня вампира. Разве имеет значение, кто ты, когда любишь? Но зачем он принес меня сюда, к Эдо? Без Макса мне будет грустно.
        Я отворачиваюсь от всего этого мира и шагаю в черноту. Меня дергают за руку. Грубо так. Больно! Вы бы еще ударили…
        В уши лезет надоедливый звон. Стучат прямо у меня над головой, словно кто-то специально хочет, чтобы я проснулась. Ну что же, раз они так этого хотят, то я это сделаю.
        В первую секунду в мозгах случается легкое помешательство, потому что ни стола, ни книжных полок, ни распахнутых занавесок, ни моей комнаты в квартире на двенадцатом этаже, выходящей окнами во двор,  — всего этого нет. Разве я не дома? И что самое странное — кровать не моя. Не узкая кушетка, а диван. Желтый. С мягкими подлокотниками. На окне прозрачный тюль. Он шевелится от легкого сквозняка. На подоконнике герань тянет свои тонкие ручки с волнистыми листиками-ладошками к свету. Его здесь много. Ну конечно, май месяц. Начало. Еще столько маяться.
        Последний раз что-то звякнуло и смолкло.
        Поворачиваться больно. Ощущение, словно голову оторвали, приставили обратно и долго ждали, пока прирастет. Приросла, да криво. Придется опять рвать, чтобы поставить правильно.
        Когда бежевые цветочки с обоев стенки напротив перестали передо мной плясать, я увидела Эдо. Он сидел в углу кровати, вытянув ноги, и пил чай. Я такое последний раз видела в кино — он пил из стакана с подстаканником. Железная ложечка виднелась сквозь коричневую жидкость, слегка раздваиваясь на граненых скатах стекла.
        В памяти осталось одно — я выспалась. До этого все никак не удавалось.
        Я медленно оглядела ту часть комнаты, что была мне доступна. Окно. Под ним облезлая батарея. Дверь на балкон. Две легкие полки, не сильно обремененные книгами, низкий журнальный столик. Комната большая и светлая, без вещей кажется просто огромной.
        Квартира, не дом. Странно. Макс! Да убери ты эту боль из шеи! Помоги!
        Захотела спросить, где я и что происходит.
        Первый звук ершиком прошелся по горлу, заставил закашляться. Но и это я сделать не смогла. Воздух застрял где-то между легкими и ртом. Эдо левой рукой приподнял меня за плечо, и вторая попытка отправиться в темноту была прервана.
        — Лучше пока немного помолчать. Береги силы.
        Я показывала глазами на журнальный столик, не в силах сдерживать любопытство — почему квартира? Почему не дом? Куда делся Макс?
        — Тебе надо еще поспать. Дорога оттуда была тяжелой.
        Я с трудом оперлась на локоть. Голову от слабости водило из стороны в сторону, и я не могла остановить это движение. От беспомощности хотелось плакать.
        Эдо пересел в кресло, чтобы видеть меня. Он осунулся. Лицо еще больше истончилось, под глазами пролегли темные круги. Волосы зачесаны назад. Слабо улыбается, словно сам сейчас свалится на пол от усталости. Красавчик. Макс правильно заметил. При воспоминании о Максе захотелось плакать. Что-то такое было с ним связано. Я его постоянно видела в своей черноте.
        Сначала был голос.
        — Она говорила, что я защищаю всех, кроме нее.
        Макс. Точно. Мне снился Макс. Около ДК. И Сергей. Они стояли напротив друг друга. Двое из оставшихся в городе вампиров.
        — Он был невкусный.  — Сергей улыбается окровавленным ртом.  — Жалеешь, что тебе не досталось?
        Макс бросается вперед. Сергей уворачивается, но удар сбивает его с ног.
        — Смерть — это нормальное явление,  — смеется вампир.  — Твои Смотрители все равно недолго живут на свете. Сделал бы из нее вампира, все бы успокоились.
        Он считает себя сильнее, поэтому ошибается. Макс достает из-за спины катану.
        Можно драться, можно бесконечно бегать друг за другом, но от холодной стали смертоносного оружия не уйти. Катана Антона, значит, его больше нет. Чтобы выйти из комнаты, ему пришлось пересечь собственный аркан, и удача от него отвернулась. Пришла неудача. В лице Сергея.
        Макс ничего не говорит. Он просто идет вперед. Сергей пытается спрятаться. Свист стали смешивается для меня со звоном клинков. Репетиция в студии. Рапиры в неловких руках. Эдо с оружием в руках хорош. Но Макс лучше. Он делает выпад. И Сергей не успевает уйти от него.
        Я хочу отвернуться от всего этого.
        — Тише, тише,  — Эдо поднял руку. Осторожно, словно боясь меня напугать, коснулся пальцами лица.  — Все закончилось.
        Было бы чему заканчиваться! Боль в шее поползла наверх, заставив меня откинуться на подушку. Все только начинается. Это старт одного адского испытания. Странно, что смерть приносит столько боли. Вроде бы на том свете все обязано закончиться.
        — Знаешь, как волчица учит волчат плавать?
        Я моргнула. Странный вопрос.
        — Они плывут сами. Вот и ты выплывешь.
        Эдо поправил у меня под головой подушку. От его заботы стало так жалко себя. Потереться бы лицом об эту руку, чтобы унять злую боль. Он может помочь. Вон какие сильные крупные руки с уверенными широкими запястьями. Человек с такими руками не умеет врать и приспосабливаться. Он надежен. Значит, все будет сделано правильно.
        Какие странные у него сейчас глаза! Темные, почти черные. Быстро обшаривают мое лицо, словно пытаются что-то отследить.
        — Меня так же учили,  — вновь заговорил колдун.  — Заводили в лес да там и оставляли. Выберешься, нет — твои проблемы. Давно это было. И не здесь. Дальше, в Сибири. Мне лет десять было. Родители меня продали колдуну на пасеку. И он стал учить. По всем правилам. Я сначала ведра таскал, дрова рубил, в лес ходил. Лет до пятнадцати батрачил, а потом он стал меня с собой брать. Никому такой науки не пожелаю. Умирать буду, все с собой заберу, лишнее это знание в мире. Земля давно другая.
        Эдо снова взял в руки стакан, словно удовлетворился тем, на что смотрел. И только что до меня дошло. Я жива. Рядом колдун. Он спас меня. Вытащил. Вот этими самыми руками. Что уж он там делал — все покрыто мраком проведенных мною здесь дней. И за окном может быть вовсе не май. За это время где-то там, далеко, Сергей настиг Антона. Мстил за своих спутниц. А Макс отомстил за меня. Месть пронизывает мир.
        Вздрогнув, вспомнила, как падала с лестницы, каким холодным взглядом смотрел на меня Сергей. Какие страшные слова говорил. Было больно. Каждой клеточке тела больно. А теперь? Я совсем ничего не чувствовала. Хотела поднять руку. То, что я так легко представила, в реальности не вышло. Я не шевельнулась.
        — У всех получается, и у тебя получится,  — пробормотал Эдо, глядя в окно.
        Я закрыла глаза. В душе царило странное состояние покоя. Словно я лежала у моря на пляже, а впереди у меня был длинный-длинный свободный день. Вокруг стояла невероятная тишина и покой. Никуда идти не надо. Нападений не предвидится.
        — Все будет хорошо.  — Эдо коснулся пальцами моего подбородка, погладил по плечу.  — Раны заживут, и завтра ты сможешь встать. Удивительно, как ты смогла продержаться так долго с мертвыми. Ты была на пределе своих сил. Еще чуть-чуть, и эти вампиры убили бы тебя самим фактом своего существования.
        Захотелось мотнуть головой. Он был не прав. Под конец волнений было даже многовато, и мы с Максом вряд ли тянули на молодоженов, совершающих свадебное путешествие. А то, что нас пытались развести,  — так не первый раз. Даже если бы Макс не был вампиром, будь он человеком, у нашей пары все равно нашлись бы противники. Маме бы не понравилось, что я не думаю о школе, папа бубнил бы, что мне рановато связываться с мальчиками, в школе бы нам постоянно перемывали косточки, учителя твердили бы, что я стала хуже учиться. Все это накапливалось бы снежным комом, пока не вылилось бы в грандиозный скандал, в результате которого я все равно осталась бы с Максом. Разве это не была бы попытка убить меня, настоящую?
        Макс!
        Снова оглядела комнату. Да, эта тишина идет оттого, что рядом никого нет. Совсем никого. Макс снова ушел, но теперь навсегда. Он не стал делать меня вампиром, не стал меня насильно оставлять при себе. Неужели он решил, что я и правда выбрала жизнь без него? Появись он рядом, как сразу его прохладные руки совершили бы чудо, и я бы уже сейчас встала.
        В голове подпрыгнул вредный чертик — ты потому и лежишь тут, что он все время был рядом! От путаницы мыслей снова захотелось спать. Сегодня нет сил думать. Макс появится, когда я буду готова к встрече. Не сейчас… Может быть, завтра?
        — Ты даже не замечала, до какой степени тебе не хватало воздуха, пока ты находилась рядом с вампирами. Ты привыкла не дышать.
        Я нахмурилась, выражая свое несогласие. Вот как встану, вот как уйду. Будут мне всякие колдуны гадости говорить!
        — Бедная девочка… Жаль, что я не встретил тебя до того, как тебя нашли вампиры. Всего этого с тобой бы не произошло.
        Было так грустно слушать его. За ту неделю, что мы провели вместе, я успела привыкнуть к спокойствию, которое разливается вокруг него. К тому, что никто никуда не бежит, что не надо опасаться нападений, не ожидаешь внезапных визитов. Вот уж не думала, что мне может понравиться кто-то помимо Макса.
        Я вздрогнула, догадавшись, что Эдо имел в виду, говоря о плате за обучение. Отдать то, что я не знаю. Я ведь и не знала, как люблю Макса. Что моя любовь стала другой. Это уже было не эгоистичное чувство, когда тянешь человека к себе. Моя любовь стала вселенной. Неужели ее можно у меня забрать?
        Второй раз я проснулась ночью. Самой обыкновенной весенней ночью. Эдо спал, завалившись в кресле. Балкон был открыт, занавески безвольно покачивались.
        Я пошевелилась. Наверное, голову мне все-таки поставили на место. Шея болела, но уже не так сильно, я могла повернуться, без боязни оставить голову на подушке. Спать больше не хотелось. Разлившаяся вокруг меня тишина просила — не нарушь меня. Поэтому я замерла, так и не спустив ноги с кровати. Ночь прохладным сквозняком вливалась в комнату, и была она никакая не тревожная и не опасная, а самая обыкновенная. Какой и должна быть. Ясная и светлая — за домом взошла луна.
        Третий раз я проснулась, потому что по комнате ходили. Открыла глаза, чувствуя, что лежу на боку, что свесившаяся рука затекла и по ней уже бегают веселые мурашки.
        — Доброе утро!
        Эдо был в джинсах и байковой рубашке с закатанными рукавами, в домашних тапочках, что так не вязалось с тем образом, что я для него придумала.
        — Привет!  — Я натянула одеяло до подбородка, размышляя, насколько пристойно будет сейчас появиться перед хозяином квартиры. Осторожно глянула на себя. Спала я в футболке. Серой. Длинной. У меня такой не было. У меня давно ничего моего не было.
        — Можешь надеть пока вот это, а потом придумаем, во что тебя обрядить.
        Эдо вышел из комнаты, а я сразу кинулась к лежащей на кровати рубашке. Странная неловкость была в моих руках. Движения потеряли былую точность, я не сразу достигала намеченной цели. Рубашка постоянно ускользала из пальцев.
        Неприятное чувство. Как будто меня, всегда ловкую и быструю, засунуло в чужое тело. Этого только не хватало. Где тут зеркало?
        Комната — все то же окно с занавесками, распахнутая балконная дверь, низкий журнальный столик, расправленный диван, кресло. Шкаф. Зеркало может быть там!
        Пожалуй, настало время выбираться из кровати. Шуршащие простыни и мягкие подушки имели великую силу — в них хотелось закопаться и не шевелиться лет сто. Пора победить дракона бессилия и, наконец, собрать свои руки и ноги в единое движение.
        Паркет холодил босые ступни, голова чуть кружилась, но я была уверена, что до шкафа доползу. Накинула рубашку, оказавшуюся необычайно длинной. Створка шкафа не сразу поддалась. Пришлось какое-то время скользить по гладкой лакированной поверхности пальцами. И только поддев здорово отросшим за время моей болезни ногтем (лишнее доказательство того, что здесь я не два дня провела) краешек створки, я смогла ее распахнуть.
        Не знаю, что ожидала увидеть в зеркале. На секунду представился кадр из старого фильма про Золушку. Дверца открывается, звучит волшебная музыка, и как по мановению волшебной палочки на месте меня оказывается… оказывается…
        Образ в свадебном платье с пышной юбкой, с высокой прической тут же стерся из моего сознания. Настоящая я была порядком помята и бледна. Губы сухие, около глаз наметились утомленные морщинки. Волосы грязные. Мне определенно пора в ванную. Шея, плечи, кисти рук… Ни одного шрамика.
        Эдо остановился на пороге комнаты, и я не стала прыгать под одеяло, делая вид, что не вставала. Медленно поправила рубашку, все еще глядя на себя в зеркало. Попыталась вспомнить, какой была раньше. Не смогла. Словно прошлую меня сумасшедший ураган бросил в ущелье беспамятства.
        — Как все было?  — Я прикрыла створку, возвращаясь на кровать.  — И когда вернется Макс?
        То, что он уходил, я отлично помню.
        — Я бы не торопился с рассказом.  — Эдо сложил руки на груди.  — Найдутся желающие поведать свою версию.
        — Макс знает, что со мной все хорошо?
        — Меня не интересует, что знает Макс. Хотя я был о нем худшего мнения. Не думал, что он сделает такой выбор.
        Волосы сползли с плеча, и я стала поправлять их, заправляя за ухо, а они все выскальзывали, лезли в глаза. Я чувствовала неловкость. Надо было что-то говорить. Как-то объяснить случившееся. Глупо молчать. Он похвалил Макса. Ну конечно, Макс убил вампира. Макс принес меня к колдуну. Макс герой.
        — Людям хочется идти своим путем,  — заговорил Эдо.  — Но все новые дороги — это хорошо утоптанные старые. Мы двигаемся по одному кругу. Поначалу, конечно, сопротивляемся, лезем напролом. Но довольно быстро непроходимая чаща заканчивается, и мы оказываемся на старой тропе. Можно опять ломиться через буераки, но и они в конце концов выводят к асфальтированной трассе. Я давно уже хожу по этим топям и все время вот сюда возвращаюсь.
        Он кивнул в мою сторону. Или на диван за спиной. Или на саму комнату.
        — Пойдем завтракать,  — он жестом пригласил меня на кухню.
        Уходить из такой надежной комнаты не хотелось, но я заставила себя встать и сначала дойти до ванной. На вешалке висело голубое полотенце. Для меня. Одно… Оно казалось таким несчастным. Я смотрела на него, понимая, насколько Эдо одинок. Года проходят через него, а он вынужден постоянно повторять одни и те же действия, говорить одни и те же слова. Макс был таким же. Но он встретился со мной. А Эдо… Эдо опоздал. Его тоже можно любить простой земной любовью. Но года идут, а он все остается один.
        Вода зашумела, и я с особым удовольствием сделала ее холодной.
        Так вот почему в его глазах в ресторане читалась жалость. Он все знал — и о том, что меня попытаются убить, и о том, что ему придется меня спасать, то ли заговором, то ли травой вытаскивая с того света. Даже о том, что я договорилась с Джеромом, знал. А то, что я с ним не останусь, он знает? И именно поэтому заранее сочувствует мне?
        Из ванной я пошла на кухню. Эдо сидел за столом. На столе тарелка с бутербродами, плошка с вареньем, хлеб. Маленький керамический заварочный чайник. Все вместе рождало странное чувство, словно это уже когда-то было.
        Здесь все дышало покоем и уютом. Здесь можно было оставить жизнь, не замечая, как за окном бежит время.
        — Оставайся,  — вдруг предложил он.  — Необязательно у меня. Необязательно в этом городе. Просто оставайся.
        — В уплату?
        — Я сейчас не об этом. Мне понадобилась всего неделя, чтобы вернуть тебя к жизни. Только представь! Больше никаких погонь и падений с крыши. В жизни ведь еще столько всего — закаты, рассветы. А как птицы поют на заре! И люди. Их много. Все разные. Это жизнь. Не отказывайся от нее. Оставайся.
        Я погладила колечко на безымянном пальце. Надо же! А я про него уже и забыла. Привыкла. Оно больше не мешает.
        — Тот ведьмак, которого вы называете Мельником, ошибся. Он не должен был так с тобой поступать. Я готов исправить все, что он натворил. Я думаю, это было больно. Но это можно забыть.
        Больно? Боль стала частью моей жизни. Я ее уже не замечаю.
        — Мне снились плохие сны.
        И тут я вспомнила, зачем вообще сюда приехала. За покоем. Я его получила.
        — Больше тебя ничего тревожить не будет. Обучение завершилось.  — Эдо присел на табурет, положив одну свою длинную ногу на другую, качнул тапочкой.  — Порой, чтобы начать нормально жить, надо умереть. А ты теперь будешь жить долго. Я тебе обещаю.
        — Значит, все-таки это была ваша игра?
        — Антон искал средство спасти свою любимую. Первая, о ком он рассказал, была ты. Мы должны были встретиться, и я попросил рассказать тебе обо мне. Антон должен был приехать раньше, но он опоздал. Я все сделал, чтобы ваша встреча не состоялась… Да, я знал, что все должно было так произойти… Тебя слишком ослепило чувство любви, поэтому ты перестала видеть окружающее. То, что тебя захотят сделать вампиром, было очевидно. Всем. Одна ты об этом не догадывалась, продолжая играть с огнем. Можно было ничего не делать, лишь дождаться этого момента. Но тут вмешался Антон. Странный неудачливый мальчик.
        — Макс не стал делать из меня вампира!
        — Это-то и удивляет,  — вздохнул Эдо.  — Не дели мир на чужих и своих. Мир — твой! Ты можешь сама выбрать, чем заплатить за обучение.
        Я подняла глаза. Эдо улыбался. Простой такой человеческой улыбкой. Конечно, я могу выбрать. Ведь есть еще одно чувство, о котором я не догадывалась в момент договора. Мне о нем рассказало одинокое полотенце в ванной.
        А потом день протек сквозь шторы золотом солнца, завис на уличных фонарях, отразившихся в наступивших сумерках желтым светом.
        Эдо уходил, возвращался, что-то делал по дому, но больше мы не разговаривали, словно все слова уже были сказаны. Мне осталось выбрать. Вернуться туда, куда, как мне казалось, пути уже не было. Нормальные отношения, размеренные дни, сотовый телефон в кармане и жизнь, где смерть не норма, а исключение. Или вечный бег, постоянная неизвестность. Но зато с Максом. С нашей любовью. Что я буду делать в тихом «нормально» без этого чувства? Даже если Эдо продолжит опекать меня. Что мне даст его забота, его покой и его правильность без любви?
        Я вышла на балкон. В этой теплой пронизанной солнцем и светом комнате мне стало не хватать Макса. Его рассудительности, его спокойной уверенности, холода его рук. Странное чувство раздвоенности появилось в душе. Мне захотелось поделиться пополам. Чтобы одна половинка осталась здесь, а вторая помчалась к Максу.
        Обхватила себя за плечи. Над крышами домов вставали горы. Они нависали над городом, звали к себе. Наверное, там, в горах, далеко-далеко от людей, будет хорошо и спокойно.
        Не помню, сколько простояла так. Похолодало. Горло вдруг стало саднить, словно я только что съела большую пачку мороженого.
        Штора за спиной шевельнулась.
        — Ложись спать.
        — Я…  — начала говорить и задохнулась. Столько хотелось сказать, но все то, что было внутри, не складывалось в простые слова. Чувства в душе были шире обычных предложений и словосочетаний. Они только что явились, а поэтому требовали других звуков.
        Эдо отошел, пропуская меня. Комната светлая, с желтым диваном, лакированным светло-коричневым шкафом, журнальным столиком, полупустыми книжными полками. Да, здесь было хорошо, но я не останусь. Тут не было места Максу. А без него ничего не имеет смысла.
        Не поднимая глаз, прошла на кухню. Просто потому, что хотелось куда-то идти. Если стоять, можно было задохнуться. Коридор кончился, я уперлась в стол. Повернулась. Холодильник. Прислонилась к нему лбом. Холодный. Ноги не держали. Привалилась к стене, сползла на пол. Голова раскалывалась от невозможности соединить две вселенные.
        Эдо ждал моего решения.
        — Извините меня,  — прошептала я, вставая.
        Он молчал. Какая же вокруг стояла болезненная тишина.
        В прихожей нашлись мои кроссовки. Глаза не поднимала. Было страшно. Если посмотрю, не справлюсь, так и останусь здесь. И тогда все будет по-другому. Совсем по-другому.
        — Можешь забрать то, о чем я тогда не знала,  — произнесла, смутившись. Как можно отдать вдруг родившуюся влюбленность, фантазию на тему несбывшегося будущего? В чем она выражается? В каком виде ее передают?
        Эдо протянул руку. Я опешила. Но он ничего не сделал. Просто погладил по плечу.
        — Оставь себе. Ты теперь будешь помнить об этом всегда. Как бы тебе ни было хорошо, в памяти останутся те мысли, что ты сейчас передумала. Ты будешь помнить меня. И это будет твоя плата мне.
        — До свидания!
        — До встречи!  — произнес он негромко.
        Все-таки я обернулась. Эдо улыбался. Его темные глаза были теплы.
        Я бросилась вперед, вытянув руки. Наткнувшись на дверь, подумала, что не мешало бы ее отпереть. Дернула ручку. Не закрыто. Ну конечно! Его двери для меня всегда открыты. Он знал, что я уйду. Выбежала на лестничную клетку. Ступеньки зазвенели под ногами.
        Улица была тиха. Я повернула направо и бежала, пока сердце не заполнило всю меня, мешая дышать. Дома перед глазами плясали темными отражениями действительности. Что я здесь делаю?
        Прижалась спиной к ближайшему дому, чтобы вечер перестал скакать передо мной. Крикнула в пустоту крыш:
        — Макс!
        Ударила сжатыми кулаками по шершавой поверхности стены. Стало больно. Очень. Словно я продираюсь сквозь невероятно уплотнившийся воздух.
        А вокруг тишина. Страшная.
        — Макс!
        Вдруг поняла — это был момент искушения. Все можно было проиграть по-другому. Та же любовь, крепкая, верная, но человеческая, по земным правилам. С одобрением мамы и друзей, с институтом и выбором профессии. Это была бы жизнь по всем правилам. Но я люблю Макса. А у нас с ним, как всегда, все неправильно. Не так, как надо кому-то, а как надо только нам. Неделя без него доказала — мне нужен только он. Жить порознь несложно, когда в душе горит такая любовь. Но зачем, если есть возможность быть вместе?
        — Макс!
        Побрела дальше, держась рукой за стену, которая кончилась, заставив меня качнуться в сторону кустов сирени.
        — Увези меня отсюда,  — попросила я зеленые листья.
        Шаг вперед. Словно не по дороге иду, а сквозь расплавленный металл. Как же больно. Но решение… оно должно быть мое. И я его приняла.
        Еще немного прошла. С каждым шагом росла уверенность, что надо разворачиваться и идти обратно. Кажется, я закрыла глаза. А потом мой путь закончился.
        Обернулась.
        На противоположной стороне дороги стояла черная машина. «Тойота». Крыло помято. Куда-то мой любимый летел на ней, не видя ничего вокруг.
        Сумерки не позволяли рассмотреть водителя сквозь лобовое стекло, но я не двигалась. Что он успел подумать? Какие мысли громоздились в его бессмертной голове? Неужели он согласился на эту подмену — моя жизнь на… что? Я чувствовала, как физически разрываюсь на половинки, как сознанием мчусь обратно, но продолжала стоять.
        «Знаешь, мне приснился плохой сон. Словно кто-то пытается разлучить нас. Но по том наступило утро, и все закончилось. Я встала и пошла искать тебя. Почему ты все время пропадаешь?»
        Дверца машины щелкнула, открываясь.
        «Когда ты уходишь, в душе остается боль. И если я не смогу ее терпеть, то станет поздно возвращаться».
        Макс вышел из машины. Черный силуэт на фоне темной стены. Но я знала — это он. Улыбнулась. Макс рядом, и мне хочется улыбаться.
        Вдруг показалось — не подойдет. Я ошиблась. Надо было умереть.
        Ужас качнул меня, но сверху уже глянуло голубое небо. Какой же Макс высокий.
        — Я не могу уйти от тебя,  — прошептали губы, и я уже тянулась туда, к ним. Мне надо было убедиться, что это Макс, что фантазии и сомнения закончились.
        — Ты знаешь, а я выздоровела,  — прошептала, замерев, так и не дотянувшись, так и не получив поцелуя.  — Болела. Совсем чуть-чуть. А теперь — все.
        А сердце — вот, под моей ладонью. Стучит. Горячее. Кто придумал, что вампиры мертвы?
        Макс отвернулся, глянул вдоль улицы, туда, откуда я пришла. Может, в этот момент сирень сплетничает, рассказывая, что я ей поведала?
        — Он не стал тебя учить?
        Голос у Макса глух. Он хмурит брови, болезненно двигает лицом. И эта совершенно человеческая мимика заставила меня прижаться, спрятать лицо на его груди.
        — Он меня уже всему научил. И даже взял за обучение плату.
        В глазах Макса вопрос, но он молчит. Знает, что я отвечу и так.
        — Я говорила, что мы вправе выбирать свою судьбу. Не оставляй меня больше надолго одну, хорошо? Без тебя я начинаю болеть.
        Он как-то неуверенно держал меня за плечи, словно в любую секунду готов был сорваться с места и убежать.
        — Больше не буду,  — сказал, как выдохнул. И сразу обнял, крепко, как мне нравится.  — Куда поедем?  — прошептал Макс мне в волосы.
        — Куда угодно. Вместе с тобой куда угодно.
        От моих слов он вдруг задохнулся, отворачиваясь, как будто что-то пытался спрятать от меня.
        Боже мой! С какой жертвой он успел примириться?
        Я потянула его к себе, заставив посмотреть в глаза.
        — Так мы едем?
        — Конечно.
        Он снова был спокоен. Выкинул из головы все те глупые мысли, что успели поселиться там и пустить корни. Мы можем быть только вместе, больше никак!
        Я закрыла глаза. Мне не верилось, что он рядом.
        — После всего случившегося к нам близко никто не подойдет. Мы будем строить свою жизнь по своим правилам,  — произнес Макс.
        — Мы не отметили твой день рождения,  — напомнила я.
        — Мы не отметили твой день рождения,  — эхом отозвался Макс.  — Приезжал Лео. Чуть не убил меня, когда узнал, что произошло. Я очень надеялся, что он это сделает.
        Я слышала его сердце — оно стучало как сумасшедшее. Пережитое сделало из него почти человека?
        Макс подсадил меня на сиденье. Я оглядела знакомый салон. На заднем диване лежала моя сумка с ноутбуком.
        «Тойота» тронулась, я потянула сумку к себе. Ноутбук был не выключен, а переведен в режим ожидания. Значит, Макс свое решение принял раньше меня. И начал ждать, когда приду я. Чтобы не скучать, включил компьютер.
        Щелчок, и на экран выплыла фотография Макса. Он позировал. Специально для меня. Десяток фотографий. Разные. Как я хотела.
        — В нашей жизни многое решают мелочи,  — прошептал Макс, целуя меня в шею.  — Я это понял. И это будет началом нашей новой жизни.
        Машина быстро выбралась из города и понеслась на запад. Туда, где нас ждал дом. Наш дом. Такой, каким его захотим устроить мы, а не кто-то другой. И где нас ждали дела. Например, праздник по случаю дня рождения Макса. Сколько ему? Сто двадцать пять? Такую дату необходимо отметить!
        notes
        Примечания
        1
        Сейчас будет чай! (нем.)
        2
        Читайте об этом в книгах серии «Пленники сумерек» «Откровение» и «Желание».
        3
        Грязный (нем.).
        4
        Славянский заговор на расставание.
        5
        Славянский обережный заговор.
        6
        Болтун! (нем.)