Я так хочу Оксана Фокс
        Когда наблюдаешь за разрушением, главное не подходить близко.
        Упрямое желание богатой вдовы привязать к себе любимого мужчину, сталкивает её с реальностью - жить в тени направленных на него софитов и, затаив дыхание, двигаться с ним по краю, туда, где находится его самый трудный выбор.
        Первая часть дилогии
        Я так хочу
        Глава 1
        Яна Эдварда Олсена хоронили мартовским утром на кладбище в Дорчестере. Придерживая подбородком воротник пальто, Лина смотрела на гранитные надгробия его родителей, на ухоженные могилы Арона и Элизабет, не уверенная, что заслуживает покоиться рядом.
        Над головой сверкнула молния, глухо пророкотал гром. Под тяжестью неба скрипнули ветки старого дуба. Католический священник прервал чтение молитвы, и вновь заговорил. Монотонные слова холодными каплями скатывались по лбу, мешались в ногах с дождем. Лина подняла лицо: в свинцово-серых английских глазах слёзы не заканчивались.
        Рядом всхлипнула женщина, прижала платок к отечным векам. Лина покосилась на ряды людей под одинаковыми зонтами. Стая пугливых черепах втянула тело в панцирь и теснилась у резного гроба. Они клянчили покровительство у дубового ящика. В глубине карманов сжались кулаки. Лина сдерживала желание смеяться. Трагические речи не нужны Яну, а тем более его вдове. Она могла вообразить высокую фигуру мужа рядом, увидеть прищур глаз на умном лице. И вот, он уже инициирует сбор средств, чтобы возвести себе золотой кичливый памятник, методично избавляя нытиков от лишних пенсов. Лина едва заметно улыбнулась...
        Но Яна нет. Ни здесь, ни где-либо ещё, чтобы высмеять слёзы, которые унижают его выбор - волю сильного человека умереть на собственный лад. Ян победил болезнь, не дал манипулировать собой ни минуту. Он победил, а вы рыдайте глупцы, рыдайте...
        Не дожидаясь окончания заупокойной службы, Лина примостила выданную распорядителем розу на крышку гроба и протиснулась в частокол спин. Мама и госпожа Метаксас переглянулись. Раздвигая людей, Лина ловила осуждающие взгляды, более смелые участники церемонии качали головой. У кованых ворот с тяжелой табличкой в лицо ударила вспышка. Лина мысленно похвалила сельских папарацци за деликатность и порадовалась за местные СМИ. Хорошая сплетня - займет страницу, а то и целый разворот графских хроник: "вдова Олсен оконфузилась и сбежала с похорон".
        Андрей Старков догнал у черных лимузинов, которые тянулись гусеницей по Уэймут-авеню. Ледяные, как у неё, руки взяли затянутые в перчатки ладони. Вода стекала по русым волосам, превращая в сосульки.
        - Его здесь нет, - покачал головой Андрей.
        Боковым взглядом Лина отмечала вспышки фотоаппаратов, предвидя в Интернете пестрые заголовки: "вдова Олсен крутит роман у надгробной плиты". Она оглянулась на кладбище. Порыв ветра хлестнул по щекам. Лина придержала полы пальто.
        - Да, его здесь нет. Он остался в тепле у океана. Как и хотел.
        - Отвезти тебя домой?
        - Пожалуй. Все эти люди… - Лина неопределённо повела рукой, - не знаю, что с ними делать.
        - Придумаем. - Андрей открыл дверь машины.
        Серый день остановился на полпути и не заканчивался. Стоя посреди гостиной, Лина глядела в пустой эркер, где когда-то умирала ель. В ушах водяной пробкой застряла торжественная речь очередного торжественного рта. Разные люди и одинаковые рты. Все подавились одними словами, извергая из себя рвотными спазмами. Чёрная масса дышала, шевелилась, заполняя собой каждую щель. Миссис Стивенсон окружила себя траурным ореолом особо придирчиво - на гладких лицах чуть увялых дам красиво скорбел макияж, оттеняя молодое горе Леопольдины. Лина поискала глазами ее мужа. Мистер Стивенсон и два директора "OSGC" оттеснили Старкова к камину. Члены правления выражали соболезнование, давлением крупных пакетов акций.
        Мама смахнула слезу и ободряюще улыбнулась. Почему она плачет? Родители едва знали Олсена. За что все жалеют его? Отчего считают, что ему нужна их перманентная жалость? Лина встретила печальный взгляд Натали. Круглый живот выпирал под черным балахоном. Зачем сильно беременная подруга, которая ожидала очередного ребенка, потащилась в такую даль? Поплакать вместе? Поддержать? Лина не нуждалась ни в том, ни в другом. Она посмотрела на часы и постучала ногтем по циферблату.
        - Время остановилось?
        - Похоже на то, - пробормотала Лина, встретив голубые глаза Эшли Снайпс.
        - Как вы намерены справляется?
        - Вы хотите, что-то порекомендовать?
        - Быть может.
        Устало потерев переносицу, Лина вздохнула:
        - Глубокомысленно и черта с два понятно.
        - Неужели я считаю вас сообразительнее, чем вы есть? - ухмыльнулась Эшли.
        - Блистайте остроумием до посинения. Не буду вам мешать.
        - Найдите спокойное местечко. Надо поговорить.
        - Прекрасно знаю, что вы думаете. Не утруждайтесь.
        - Возможно и так. А возможно, вы не правы, и я передумала - пересмотрела, так сказать, суждения.
        - Суждения? - Лина холодно взглянула в невинные глаза. - Эшли, мне плевать, что вы думаете. Или та жирная пожирательница канапе, или тот налакавшийся господин. Не понимаю, что вы здесь делает? Кто вас позвал?
        - На похороны обычно зовет усопший, тут не требуется приглашение родни, - презрительно уронила Эшли, и цепко ухватила локоть, не дав уйти:
        - Ладно, не обижайтесь. Нам обеим необходимо выпить.
        Лина вдруг безмерно устала, спорить расхотелось. Вырвав руку, она прошла по тёмному коридору, не заботясь, успевает ли за ней Наполеон в юбке. Открыв тяжелую дверь, вошла в нетопленую комнату, отыскала пальцами выключатель. Две круглых люстры с шестью матовыми плафонами медленно разгорелись. Кабинет залило желтоватым светом. На открытых полках, корешках книг и рабочем столе обозначился слой пыли. Лина запретила прибирать здесь и что-либо трогать. Она находила Яна в деталях обстановки и мелочах: ручке с истёртой золотой надписью; кожаном блокноте, раскрытом на давно канувшем дне; очках с погнутыми металлическими дужками и в скрученном трубкой прошлогоднем номере Таймс. Казалось, в воздухе ещё витает запах кубинских сигар.
        Лина опустилась в продавленное кресло, погладила деревянные подлокотники и вздрогнула: от спящего камина несло могильным холодом.
        - Ваша работа? - Эшли остановилась у стены, рассматривая картину с горчичными водами Темзы.
        - Хотите купить?
        - О, нет. Я плохо разбираюсь в живописи.
        - Чего вы хотите? - устало спросила Лина.
        - Хочу поблагодарить вас за то, что вы делали для Яна последние пол-года. Это заставило поменять мнение о вас. Думаю, я была предвзята.
        - Извинения приняты.
        Эшли обернулась и расхохоталась.
        - Ваш смех неуместен, - Лина сузила глаза.
        - Да, бросьте! Вы не более ханжа, чем я, чтобы придавать значение условностям. Мы не англичанки. Нам не понять тонкостей подобных церемоний. Да и Яну на это плевать, разве что, воспользовался бы случаем, облегчить денежные хлопоты траурного сборища.
        Лина не спорила. Она сцепила ледяные пальцы, глядя как Эшли медленно пересекла комнату и остановилась у камина. Тонкая кисть скользнула по деревянной модели паровой яхты.
        - Здесь должна быть выпивка. Невыносимо холодно и ужасно пересохло во рту.
        - Виски? - хмыкнула Лина, отыскав в шкафу почти полную бутылку.
        - Вполне. Итак, пооткровенничаем?
        Вскинув брови, Лина молча плеснула янтарную жидкость в два стакана.
        - Зная Олсена, могу предположить, что вы его единственная наследница. Хотя, эту тему мы не обсуждали.
        - Почему вы решили, что её обсуждать стану я?
        - Ян помог мне, когда у меня возникли, гм... личные трудности. Он много сделал для меня. Я перед ним в долгу…
        - Не может быть, - ехидно улыбнулась Лина, - он не включил вас в завещание?!
        - Не хамите. Вам не к лицу, - парировала Эшли.
        - А вы скажите, наконец, зачем преодолели океан участвовать в церемонии, на которую плевать хотели.
        - Хочу предостеречь от глупости, - поболтав в стакане жидкость, Эшли подняла его к свету. - Богатая вдова - лакомый кусочек.
        - Не беспокойтесь. К богатству прилагается куча юристов и адвокатов. Кроме того, я совершеннолетняя и вменяемая.
        - В том-то и дело... Она-то и тревожит - ваша вменяемость, - протянула Эшли, любуясь бликами на хрустальных гранях: - Речь о Кристофере Берри, дорогая.
        - С ума сошли? - Лина не поверила ушам. - При чем тут он?
        - Как же без нашего красавчика? Он ключевая фигура, - тонко улыбнулась Эшли и внимательно поглядела в лицо: - Вы ведь не будете отрицать, что были любовниками? Ой, вы побледнели? Я попала в точку?
        - Вы много на себя берете, мисс Снайпс, и лезете не в свое дело, - отчеканила Лина, осушила стакан и прижала ладонь ко рту.
        - Я выполняю долг по отношению к Яну. Защищаю его интересы.
        - Интересы Яна? - Лина поднялась и посмотрела на Эшли сверху вниз:
        - Что бы ни происходило между мной и Берри - это было до замужества и касается нас двоих, ясно?
        - Вы не поняли. Речь не о вашей измене - по крайней мере, не о физической. Я знаю, что между вами ничего нет.
        - Знаете? - Лина расхохоталась, не заботясь, кто её услышит. Налила в пустой стакан еще виски, выпила и перевела дыхание:
        - Вы не можете этого знать.
        - Тем не менее - это так.
        - Откуда?
        - Господи, от Кристофера естественно!
        Лина обессиленно плюхнулась в кресло, провела ладонью по мокрому лбу. Внутренности горели, но кожу знобило, язык впечатался в небо. Она отпила глоток и подождала пока шотландский огонь проложит дорогу в желудок.
        - Вы говорили с ним обо мне?
        - Мы говорим с ним о многом, я упоминала, что мы дружны…
        - Помню, - перебила Лина - Значит вы дружны с Берри, и с моим мужем тоже дружили?
        - Я дружу со многими мужчинами.
        - Хотите сказать - вы с ними спите?
        - Понимайте как вам ближе, - Эшли раздраженно повела плечом. - Но речь не обо мне. Ваше наследство, дорогая, способно вскружить любому голову и…
        - Заткнитесь, Эшли, - посоветовала Лина.
        - … и если, вы рассчитываете таким образом привлечь Кристофера, спешу огорчить. Ему плевать на деньги. Если вы вменяемая, как утверждаете, - оставьте его. Ему не нужны вы и ваши деньги, - мягко проговорила Эшли. - И поверьте, это к лучшему.
        - Как вы смеете? - Лина сжала в кулаке стакан, чтобы не запустить в белокурую голову. - Вы переходите черту гостеприимства. Я больше не хочу вас слушать!
        - Простите, если делаю больно, - вздохнула Эшли, - но вы должны знать - наследство Олсена интересует его мать. Над вашей головой кружат стервятники. Я советую не тянуть, и поскорее выйти замуж за Старкова.
        - Что?!
        - Этого хотел ваш покойный муж. И я ему обещала.
        - Заняться сводничеством на его похоронах?
        - Иисусе! Не могу поверить! Ян женился на идиотке! - всплеснула Эшли руками.
        - Вложить в мою постель Старкова, или ещё кого, для сохранения и приумножения капитала - верх циничности! Не пытайтесь меня убедить, что это идея Яна!
        - Да что вы за ребенок?! Ян заботился о вашей безопасности. Что удивительного, что он выбрал вам мужа?
        - Вы отвратительны, лицемерны и жестоки! Я вообще не собираюсь замуж!
        - Но, обязаны выйти. Только не за Берри. Этого я вам не позволю.
        - Обязана? Не позволите? - Лина с грохотом поставила стакан на стол. - Если я решу обзавестись мужем, то выйду хоть за Берри, хоть за черта, не спросив разрешения ни у вас, ни у кого-либо еще!
        - Тем самым доказав - непроходимую глупость! - Эшли хлопнула в ладони. - Послушайте, Лина, я люблю Кита, правда люблю, но это не делает его лучше! Хотите сломать себе жизнь? Валяйте! Звоните ему прямо сейчас! А вернее Марии, чтобы наверняка! Она всё устроит в лучшем виде, украсит сына лентой и пришлет. Вам подать его на День благодарения или на Рождество?
        - Заткнись! Заткнись немедленно! - Лина прикрыла уши. - Убирайся из моего дома!
        - Вам не помешает подучиться манерам, миссис Олсен. До сих пор несет трущобами и нищими кварталами.
        Лина вздрогнула. Глаза застелила кровь. В долю секунды она оказалась напротив Эшли. Ладонь взметнулась и обрушилась на гладкую кожу пощечиной. Бесформенное пятно расползлось по припухлой щеке с очаровательной ямочкой до самого уха.
        - Меня тошнит от тебя, - покачиваясь на каблуках, Лина сплюнула через плечо презрительным жестом Джулии.
        Эшли взяла с каминной полки сумочку и подошла к двери:
        - Вас от себя тошнит, дорогая. И от виски.
        Глава 2
        - Как в старые времена! - воскликнула Натали. - Юлия Владимировна, вы помните, как мы собирались в вашей кухне, и вы угощали нас пирогами?
        - Стол был другим... меньше, - улыбнулась мама и взяла у Ханны блюдо с запеченными овощами.
        - Как здорово говорить по-русски! Я балдею! Так соскучилась, а вы? Иногда прошу Грега обращаться ко мне дома на русском, но муж выражается так неуклюже. Мне не хватает терпения его поправлять. А вот Лукася знает уже несколько слов, я учу его няню - она филиппинка. Откровенно говоря, не думаю, что у нее склонность к языкам - слишком толстая и ленивая. Милый, хватит бросать еду! У Лины нет собачки. - Натали вытянула из кулачков трёхлетнего сына корку хлеба. - Я говорила, что мы завели семью плющевых рыжих шпицов?
        Отчим с мамой и Андрей Старков кивнули. Лина глядела перед собой, не принимая участия в потугах Натали реанимировать унылый вечер - первый семейный ужин после похорон.
        - Васька, ты бы тоже завела собачку! Это так весело и шумно! Когда ребёнок возиться со щенками, я готова задушить их от восторга…
        Андрей со звоном уронил вилку на тарелку. Натали покраснела и замолчала.
        - Василина, мы можем побеседовать? - он поднялся.
        - Вау, Андрюша, браво! Ты изъясняешься как чёткий английский джентльмен. Даже твой русский какой-то пыльный. Надо же, как мило! - всплеснула руками Натали.
        - Не паясничай, - отрезал Андрей.
        - Ой, держи-держи, Старков, ты теряешь лицо!
        Маленький Лукас восторженно завертел головой, восхищенно захлопал ладошками следом за мамой, выпрыгивая из детского стульчика.
        - Перестаньте! - Лина укоризненно посмотрела на друзей. - Мама, пожалуйста, попроси Ханну приготовить кофе. Мы скоро.
        Она механически повернула к кабинету, но перед дверью остановилась. Неприятные разговоры преследовали по пятам. Посмотрев в серьезное лицо Андрея, Лина взяла его под локоть:
        - Давай подышим воздухом?
        Они вышли в сад. Слабый ветер лениво обдувал плечи. Над головой мирно разговаривали верхушки вязов, покачивая тяжелой кроной. Ряд фонарей освещал широкую дорогу, вымощенную серым камнем; постепенно истончаясь, она вела в темноту, петляя меж разваленных кустов боярышника.
        Андрей кивнул на скамейку, втиснутую в живую нишу зеленых грабов:
        - Присядем?
        Лина опустилась на обточенное временем потемневшее дерево и окинула взглядом ладную фигуру; нахмурилась, впервые заметив, что русые волосы отливают в электрическом свете серебром. Начинать седеть в тридцать пять, должно быть, рано... Андрей извлек из кармана плаща белую коробочку с логотипом Графф и протянул ей. С мягким щелчком откинулась крышка. Лина зачаровано глядела как на фиолетовом бархате засверкали веером сотни маленьких лучей. Помедлив, Андрей взял ее руку, застывшую на коленях ладонью кверху, и надел на палец кольцо. Лина моргнула и перевела глаза на левую кисть, где как влитое сидело обручальное кольцо Яна.
        - Василина, выходи за меня замуж, - натянуто и неестественно громко произнёс он, и уже тише добавил: - Свадьбу можем отложить до следующего года. О помолвке объявим накануне, например, за пять-шесть месяцев.
        Опустив голову, Лина разглядывала руки. После разговора с Эшли она ждала, чего-то, подобного - представляла, как Андрей начнет, что она ответит. И растерялась... Широкоплечая фигура напряженно застыла, словно ожидала приговора. Лина взглянула в бледное лицо, чуть скрытое тенью деревьев. Какой ответ спасет его?
        - Я, гм… - Она откашлялась и покрутила на пальце бриллиант в три карата, оправленный лучшими английскими ювелирами в белое золото: - Ты же... давно меня не любишь.
        - Как ты можешь быть уверенна? Ты когда-нибудь пыталась это выяснить?
        - Хорошо. Ты меня любишь?
        - Да, - ответил Андрей, не раздумывая.
        - Ты врешь мне или себе? - Лина покачала головой и посмотрела в серые глаза. - Не надо. Я хочу от тебя правду. Ее теперь так сложно найти.
        Андрей сделал пару шагов по дорожке, поднял голову к беззвёздному небу и произнёс не оборачиваясь:
        - Василина, ты завидная невеста, как ни крути. Я могу бесконечно перечислять твои достоинства: красивая, богатая, талантливая, добрая, заботливая...
        - Достаточно, - перебила Лина.
        - Когда-то нам было хорошо вдвоём. И мы любили. Тебе, просто, надо это вспомнить.
        - Ты это помнишь или должен помнить?
        - Помню.
        - Тогда почему дал мне выйти замуж?
        - Как я мог? Олсен, был для меня всем! Я любил его больше, чем родного отца. И, потом, наверное, запутался. Но, теперь, все просто. Ян хотел, чтобы я заботился о тебе и любил. Взял с меня обещание. Этого достаточно, чтобы просить тебя, выйти за меня замуж.
        - Все так просто?
        - Не просто, но достаточно. Предпочитаю не вникать в причины и следствия. Я знаю, что должен делать. Вот и всё.
        - Хорошо, - пробормотала Лина, не поднимая головы. - Мы поженимся. Исполним наши обязательства. И знаешь, что произойдет? Мы потеряем, то, что у нас действительно есть - дружбу. - Она посмотрела в пропитанные горечью глаза. - Нужно сохранить её - это самое честное, что у нас осталось.
        - А может, потеряв дружбу, мы вернем любовь? Ты не задумывалась? - сунув руки глубоко в карманы плаща, Андрей глядел в сторону.
        - Не вернем.
        - Потому, что ты любишь другого?
        - Андрей, ты не понимаешь.
        - Подобным ответом ты могла ограничиться раньше. Теперь, будь добра, объяснись внятнее. - Он неожиданно повернул злое лицо и брезгливо процедил: - Или ты, все еще, держишь меня за дурака? Думаешь, я ничего не знаю о твоем музыкантишке?
        - И ты знаешь? - саркастически хмыкнула Лина. - Что это? Новое светское развлечение ковыряться у меня в голове? Или ты очередной друг, мисс Снайпс? - она откинулась на скамейке, вытягивая вперёд скрещенные в лодыжках ноги.
        - Что ты имеешь в виду?
        - Фи-и, - протянула Лина, цокая языком. - Смахивает на групповуху.
        - О чём ты? - разозлился Андрей.
        - Плохо понимаешь? Тогда, просто прекрати повторять сплетни. Вы меня достали, честно!
        - Я достал тебя, Василина? Ну, прости! - голос Андрея зазвенел. Он повернулся спиной и сцепил руки: - Я слишком долго молчал, надоело!
        - Хорошо, давай, не молчи, - устало произнесла Лина и прикрыла глаза.
        - А что ты думала, не сложу два плюс два? Тогда, на яхте, мне, наконец-то, открылась причина моей отставки. Вопрос, мучивший несколько лет, решился так примитивно! Я поверить не мог, что ты запала, как тупая фанатка, на этого скользкого, смазливого дылду, запевалу…
        - Раз ты решил высказаться, попробуй выговорить и его имя, - холодно заметила Лина. - Кристофер - так его зовут. Кстати, вы одного роста.
        - Да ты хоть осознаешь, что сделала мне больно из-за пшика, ничего, нуля! Из-за больного на всю голову дегенерата, наркомана хренова, дебошира и бабника! Ты понимаешь, что свихнулась?
        - А ты заговорил, как нормальный мужик, - насмешливо произнесла Лина. - Натали бы оценила. Но, ты не останавливайся, продолжай. Значит, я свихнулась? Тогда, сейчас или вообще, на всю голову, как Берри?
        Андрей с силой провел ладонью по лицу, поправил узел серого галстука. Лина хмыкнула и едва сдержала смех: ну, точно - квакер, обличающий тьму.
        - Не строй невинность. То, что Ян, взял с меня обещание жениться на тебе, и не подпускать к тебе этого козла, говорит - грязная история тянется. И не пытайся убедить в обратном!
        - Да, я ни в чём не убеждаю! - Лина подняла ладони вверх. - Лишь слежу за твоими умозаключениями. И, только, одного не пойму: почему все решили, что я непременно побегу к нему? Нет, ну правда, мало ли, других мужчин?
        - Ты любишь его.
        - Неужели? Это написано у меня на лбу?
        - Это последнее, что сказал Ян, - устало ответил Андрей.
        - Что, ещё он сказал? - прошептала Лина.
        - Чтобы я защитил тебя.
        Лина опустила голову, сердце ныло. Она заставила своего умного проницательного мужа жить с этим до последнего дня. Теперь её очередь нести груз вины. Прикрыв ладонями лицо, она заслонилась от света. Андрей присел рядом, положил руку на плечо и некрепко сжал:
        - Прости. Я не хочу обижать тебя или ссориться. Давай забудем всё? Я смог и ты сможешь.
        - Ты смог?
        - Почти. Давай начнём заново? Мы сумеем, я знаю. Пожалуйста, Василина, выходи за меня замуж, прошу тебя.
        Лина отняла ладони. Потерянный и одинокий мужчина ссутулился на скамейке, повернул шею, застыл в неудобном положении. Грустные, неприкаянные глаза бездомной собаки. Его облик, точно отражал ее - такая же, как она, дворняжка. Протянув руку, Лина провела по мягким волосам:
        - Нет, Андрей, я не выйду за тебя. - Она стянула кольцо и вложила в раскрытую ладонь, сжимая прохладные пальцы: - Я сохраню дружбу.
        Глава 3
        В маленьком кабинете на Кингли-стрит, в центре Лондоне, нотариус огласил волю Олсена. По возвращении из путешествия, когда Ян понял, что болезнь подступила вплотную, и больше нельзя отмахнуться от ее разрушительного присутствия, он учредил трастовый фонд, куда перевел все принадлежавшие ему активы. Доверительными управляющими назначил Лину и Андрея Старкова, а единственным получателем доходов - жену.
        Муж уберег Лину от казуистики юриспруденции и уплаты огромных налогов, сделал очень богатой женщиной, а вступление в наследство максимально простым. И накрепко прилепил к Старкову. Ровно половиной сбережений распоряжался бывший парень - несостоявшийся жених. Это слегка нервировало. Но у Лины оставалось личное имущество: пять галерей исправно работали, давая ожидаемую прибыль, и наконец-то, приносили дивиденды авторские права. Она чувствовала себя самостоятельной и не собиралась вмешиваться в дела фонда.
        Лина изучила переданные адвокатами документы и погрузилась в знакомство с империей Олсена. Она перешла к ней отлаженным до мелочей и смазанным механизмом, который после ухода мужа тикал как часы. Так же, как будет работать и после ее ухода: планомерно расти, охватывать новые направления и завоевывать новые рынки. Несколько месяцев Лина восхищенно наблюдала жизнь огромного живого организма. С помощью юристов, инвестиционных и финансовых консультантов она осваивалась в чётко структурированных коммерческих лабиринтах, изучала перечень принадлежавших мужу производственных предприятий, торговых марок и фирм, счетов в европейских банках, акций в медийных корпорациях и транспортных компаниях, земельных участков, жилой и коммерческой недвижимости разбросанной по миру, парка автомобилей, антиквариата и коллекции картин.
        Андрей Старков пригласил ее на собрание директоров "OSGC". Три часа Лина просидела в кресле позади длинного стола, за которым шла негромкая дискуссия. Она молчала и внимательно слушала пятнадцать мужчин, которые явно нервничали и тяготились присутствием миссис Олсен. На Линин вопрос, почему в совете нет женщин, и почему она ощущает откровенную враждебность, исходящую от сытых магнатов, Старков вскинул брови:
        - Женщины - партнеры потенциальные.
        - Что это значит?
        - Зависят от того, кто за ними стоит.
        - Разве обязательно должен кто-то стоять? Разве за Маргарет Тетчер стоял муж или дети?
        - Прости Василина, но ты не Тэтчер.
        - Андрей... я не понимаю, откуда всё это? Откуда такая предвзятость?
        - Лина, ты не хочешь понять очевидные истины. Ты молодая, у тебя нет наследников.
        - Я могу написать завещание.
        - И сто раз переписать. Все понимают, что ты снова выйдешь замуж. И каждый новый день приближает неизвестную опасность в лице будущего супруга.
        Лина почувствовала, что кровь сбежала с лица. Она сомкнула задрожавшие губы и процедила:
        - Если я получу еще одно доказательство дискриминации женщин в "OSGC", я подам в суд и на тебя, и на твой совет. Начинайте бояться меня уже сейчас - не ждите мужа.
        Андрей грустно улыбнулся и покачал головой. Он ежедневно представлял ей очередного руководителя, управляющего, ведущего менеджера, объяснял, как устроена работа различных отделов. Изучая подготовленные для нее отчеты и цифры, Лина только поверхностно представляла мощь выстроенной системы. Не смотря на перепалки с Андреем, ей хватило мудрости усмирить задетое самолюбие и не вмешиваться в порядок. Как и хотел Ян - она предоставила Старкову свободу.
        Они ежедневно виделись у адвокатов и в лондонском офисе "OSGC". Возникшую принужденность, постепенно сменил ровный тон. Старые обиды и осадок разговора о необходимости брака осел, и Лина вздохнула свободнее. Она перестала придираться к каждому слову Андрея, а возможно он перестал ее провоцировать. Она заставила себя освободиться от задних мыслей, и надеялась, что Старков поступил так же. Общение упростилось и потеплело - это понимали и ценили оба, и предоставили времени залечивать раны.
        Полотна, которые хранились в банковских ячейках Лондона, Лина перевезла в Дорчестер и доверила историческому музею. Мэр рассыпался в благодарностях и прослезился. Но Лина делала это не столько для жителей города, сколько преследуя личные интересы - хотела иметь любимые картины мужа в шаговой доступности, чтобы беспрепятственно навещать в любое время, не превращая фамильный дом в неприступную крепость. Проводя ревизию живописи, Лина долго недоверчиво рассматривала сырые пейзажи Нью-Йорка, которые давным-давно продала на аукционе Ибэй. Впервые со смерти мужа, она закрылась в его кабинете и горько расплакалась, комкая в пальцах тонкий дешевый картон: как? как ему удалось их разыскать?
        Наперекор категоричным и громким заявлениям, которые следовали после похорон, Лина мало знала о Берри. Случайно видела его по телевизору в рекламе "Пепси"; слышала, что группа выпустила восьмой студийный альбом и снова гастролирует по миру. Ходили слухи, что Крис задействован в съемках документального фильма о Вьетнамской войне, в котором выступает продюсером и режиссером. Марию после траурной церемонии, Лина не видела, как и миссис Стивенсон. Несколько раз, Лео звонила по телефону с инвестиционными предложениями, и еще раз её муж, но Лина обоих отправила к лондонскому секретарю Старкова.
        Любые мысли связанные с Берри, казались отступничеством. Но гнать их не приходилось. Никаких мыслей не было. Только потребности дня, таблетка снотворного и семь часов сна. Лина знала это заторможенное состояние психики. Окутавший туман был спасением, наркозом, который помогал справляться. Лина не хотела его рассеивать - пусть линии и дальше остаются нечеткими, а краски бледными и размытыми - так можно мириться с собой и миром. Плохонько, но она снова занималась живописью, этого было достаточно, чтобы вернуться в школу и преподавать.
        Лина привыкла жить с мамой и немало удивилась, когда она засобиралась домой. Отчим улетел давно - его ждала работа. А вот маму, после смерти бабушки и сокращения штата в институте, где она работа бухгалтером, ничего не держало. Лина предложила родным переехать к ней в Дорчестер. Александр Петрович внимательно выслушал Лину, и обещал обдумать такую возможность. Он не принимал скоропостижных решений. Лина понимала: упрашивая маму задержаться, поступает эгоистично, но ничего не могла поделать. Ее бросала в испарину перспектива снова остаться одной. Мама уступила уговором помочь по хозяйству. Она давно нашла общий язык с Найджелом и Ханной, и ловко ладила с парой, невзирая на плохой английский. Лина тихо радовалась, надеясь, что уговорит и отчима.
        - Привет. Уже видела сегодняшний выпуск Форбс? Нет? Просмотри, - посоветовал Стархов и отключился.
        Лина открыла ноутбук и вошла на сайт. Бегло просмотрев заголовки, наткнулась на имя вдовы Олсен в рейтинге богатейших женщин Великобритании до тридцати пяти лет. Источником состояния указывалась доля в горнодобывающей промышленности и сталелитейном производстве. Лина удивленно изучила аналитическую статью, в которой приводились цифры ее материального благополучия и суммарный годовой доход. Дважды перечитав прогноз экспертов на пять лет и изучив диаграмму предполагаемый прибыли, Лина презрительно фыркнула и закрыла статью.
        В начале лета она перестала смеяться: мужчины всех возрастов и мастей открыто охотились на вдову, выслеживая в самых разных местах. Лина не могла проведать галерею, войти в школу с центрального входа, попасть к юристам в офис или спокойно пообедать с Андреем в ресторане. Где бы ни появилась, ее накрывала лавина приглашений на презентации, банкеты; ей предлагали места в различных комитетах и фондах. Просторных холл в Дорчестере превратился в оранжерею, утонул в пышных букетах и подарках. Лина наняла помощницу, молодую учительницу английского. Она отвечала на письма и звонки, перебирала визитные карточки и отсылала обратно дарителям ценные подношения. Персона вдовы Олсен с новой силой интересовала журналистов и папарацци.
        - А чего ты хотела? - пожимал плечами Андрей, слушая ее сетования. - Я предупреждал, что так будет. И кстати, всё ещё не женат.
        - Ни слова!
        - Не выйдет. Боюсь, тебе придётся, что-то решить. В начале месяца инициируется внеочередное собрание директоров. Знаешь повестку?
        - А должна?
        - Еще бы!
        - Ты шутишь? Мое замужество?
        - Лина тебя боятся, и чем дальше, тем сильнее.
        Она запустила пальцы в волосы и невесело рассмеялась.
        - Ничего смешного. Ты для них ходячая бомба с тикающим механизмом. Никто не знает, где и когда тебя рванет.
        - Спасибо. Отличное сравнение. Я польщена.
        - Василина, будь разумной и пойми, наконец, что большие игроки так не играют. Они хотят спокойствия и гарантию стабильности. Таким гарантом станет твой муж, причём, которого они тебе назначат. Всех интересует, у кого окажется контроль.
        - Значит, мне никто и не собирался доверять?
        - О каком доверии ты говоришь?
        Лина удрученно покачала головой.
        - Но разве меня не обезопасили, этим трастовым фондом?
        - Только наполовину.
        - Господи!
        - Есть относительно простое решение. Уступи мне контроль и спи спокойно.
        Лина скользнула глазами по утомленному лицу Андрея, со следами прорезавшихся на лбу морщин.
        - Я и сплю спокойно. А вы нервничайте дальше. - Она надела крупные темные очки, времён преследований папарацци, и вышла из ресторана.
        Лина установила дома надежную систему безопасности, обзавелась охраной и еще двумя ассистентами. Они взяли заботу о расписании и продумывании безопасных маршрутов, и еще кучу рутины, которая свалилась с неба вместе со злополучной статьей.
        В августе Натали Метаксас родила дочь и позвала стать крестной мамой. Домашние согласились, что Лине необходимо отдохнуть и сменить обстановку: чересчур много времени она уделяет работе, не выходит из дома, никого не принимает. В один голос твердили: что она слилась цветом кожи с туманным горизонтом.
        - Тебе необходимо встряхнуться! Отдохнуть! Набраться свежих сил! - категорически заявляла мама и, добавляя ее словам убедительности и веса, за хрупкой спиной кивала Ханна.
        - Натали, конечно, набьёт оскомину, но зарядит похлеще генератора, - угрюмо согласился Старков. - Езжай, давай, взбодрись.
        Лина не спорила. Только слегка недоумевала, отчего ее так уговаривают. Причин отказаться от приглашения не было. Она упаковала чемодан и поехала в аэропорт, с радостью сбегая из Лондона.
        Глава 4
        - Лия, Лия! - вопил черноглазый мальчонка, с ног до головы перепачканный в шоколаде.
        - Здравствуй, маленький! - Лина опустилась на колени и прижала к груди малыша, но тут же получила липким кулачком удар в живот.
        - Я - большой! Смотри!
        - Ну, конечно! Какая я глупая! - рассмеялась она, любуясь свирепой миной. - Дай, посмотрю, как ты вырос.
        - Лукас, не надоедай! Если ты большой, то веди себя как полагается, - Натали кое-как обняла Лину, сжимая в руке визжащий сверток.
        Здоровый младенческий плач поглотил все другие звуки, заполнил просторный двор перед белым домом и отразился от каменных стен. Лина не слышала Натали. Они заговорили громче, бестолково перекрикиваясь и целуясь сквозь смех. На крыльце появилась высокая фигура в белой футболке и простых светлых джинсах. Грегори воздел руки к пронзительно-синему небу, и громко пробасил, пытаясь докричаться:
        - Женщины! Уймитесь! Вы переполошили остров!
        Невысокая плотная филиппинка с иссиня-черными блестящими волосами, покачивая бедрами, степенно вышла из дома и забрала у Натали брыкающийся сверток. Она взяла Лукаса за руку и, щебеча тонким голосом, ушла в глубину сада.
        - Это Мутья - помогает мне с детьми, - засмеялась Натали. - Уверенна она ведьма, так ловко управляется. Но, надеюсь, что добрая. Как перелёт? Устала? Голодная? Ты уже оценила мою фигуру? Я сбросила десять килограмм! Еще три и я верну свой прежний вес!
        - Боги! Может, вы таки уйдете с солнцепека? - покачал головой Грэг, прижал Лину к груди, и забрал чемодан: - С приездом, крёстная!
        Шесть круглых колонн с лепниной величественно несли высокий потолок гостиной. Мягкий свет струился через матовые квадратные стекла в крыше, вокруг тяжелой бронзовой люстры, и пробирался сквозь ставни, пуская ряды бликов на светлый мраморный пол. Лина сняла тёмные очки и собрав растрепанные волосы, перебросила на одно плечо с удовольствием подставляя горящий затылок приятной прохладе.
        - Лина, это Ник! - нараспев произнесла Натали. - Никос Дусманис - двоюродный брат Грэга и наш крестный папа!
        Отложив телефон, из низкого кресла поднялся смуглый мужчина, похожий на Грегори вьющимися светлыми волосами, угольными бровями и могучим сложением. Лина слегка кивнула и протянула руку. Черные глаза глубоко заглянули в ее; яркие губы широко раздвинулись. Лина довольно сухо улыбнулась и отняла ладонь. Взяв протянутый Натали стакан с имбирным лимонадом, жадно выпила ледяной жгучий напиток и сославшись на усталость, извинилась. Она попросила подругу показать ее комнату.
        Неделя на Крите ползла как ленивая откормленная улитка, которую то и дело смаривал полуденный зной. Ранним утром, Лина с Натали и детьми наслаждались ласковым солнцем. Они выезжали на пляж и загорали на белом песке, купались в бирюзовых водах Эгейского моря или в бассейне, а днем, в невыносимую жару, когда наступала сиеста, и все вокруг цепенело в объятиях Морфея, отдыхали в комнатах второго этажа, где тяжелые деревянные ставни отсекали свет, создавая сонный полумрак. Вечером к маленькой компании присоединялся Грегори. Они устраивались на открытой террасе, полулежа на лёгких диванчиках из ротанга, среди подушек с ярким меандровым орнаментом, и потягивали бесконечные коктейли. Голубые и белые шары гортензий таинственно светились в темноте. Далеко внизу, тихо плескалось море, донося вместе с легким ветерком свежий дух и мешаясь со сладким густым запахом цветов.
        Грэг беззлобно подтрунивал над женой и веселил смешными историями. Иногда, они играли в карты, и несколько раз, к ним присоединялся Никос. Он жил в Афинах с матерью и двумя младшими сёстрами и вел дела на материке - управлял частным издательством, которое основан его дед, выпуская ежедневную газету в печатном и электронном формате. По словам Грэга, брату принадлежала сеть магазинов мужской обуви и одежды, но экономический кризис в стране вынудил избавиться от большинства торговых площадей и перенести остатки роскошных магазинов на Крит, где скопление туристов, еще позволяло вести коммерцию.
        Лина видела попытки Ника подружиться, завести непринужденный разговор. Она старалась быть вежливой, но всякий раз досадовала, когда он навязывал свое общество, а она баюкала малышку или играла с Лукасом, рисуя животных, которых он раскрашивал и пачкал краской всех, кто оказывался рядом. Лина не разделяла бурных восторгов Натали которые вызывали приезды брата Грегори.
        После сытного воскресного обеда, который завершился маленькими рюмочками крепкой раки, дом Метаксосов замер, сонно зажмурился полуприкрытыми жалюзи. Но Лине не спалось. Она взяла мобильный и спустилась вниз, поговорить с Лондоном. Низкий рокот из глубины гостиной, нарушал разморенную тишину. Она стояла на лестнице, прислушиваясь к раскатистому басу. Секунду поколебалась и пошла на раздражённый голос.
        Лина остановилась под аркой, ведущей в оранжерею. Среди кадок низкорослых пальм и финиковых деревьев взад-вперед ходил Грегори. Он сосредоточенно мерил черно-белые плитки босыми ногами, размахивал рукой и ревел в телефон:
        - Хватит строить из себя идиотов! Снять арест со счетов можно только решением суда! У вас есть решение? Нет? У меня тем более! Джеймс, брось играть в свои долбаные игры, тебе отлично известно, что у банка нет таких полномочий! Господи, я ведь предупреждал, что так будет! Говорил, чтоб не держали яйца в одной корзине. Что?! Да разве не ты ковырял в носу и лакал водку, когда я все это объяснял Джонсону и Берри?!
        Лина стояла в проходе, не двигаясь. Она внимательно слушала, глядя в красное лицо с яростно раздутыми ноздрями.
        - Ты правильно понял, - процедил Грэг и провёл ладонью по влажному лбу, - с этих счетов Берри не может снять или перевести ни один цент. Это невозможно. У вас один выход - получить долбаное решение суда. Сделайте это, и я в два счета проведу транзакцию. Мне очень жаль, Джеймс.
        Швырнув мобильный на низкий круглый стол, Метаксас шумно выдохнул и выругался.
        - Прости, Грегори, я нечаянно подслушала твой разговор, - произнесла Лина, невозмутимо встретив гневно метнувшийся взгляд. - Ты упомянул моего знакомого. У Берри проблемы?
        - Похоже, - медленно проговорил Грэг и допил из маленькой чашки остатки кофе. - Его юристы... паскуды, не гнушаются ничем сволочи!
        - Они тебе угрожают?
        - Не доросли еще сосунки!
        - А в чем дело?
        - Берри в пух, и прах разругался со своим лейблом. Нарушил контракт. Пострадавшая сторона подала иск в суд, и тот наложил арест на имущество, - он кисло улыбнулся. - Обычное дело.
        - И что от тебя хотят паскуды-юристы?
        - Деньги, естественно. Доступ к счетам. По сути, Берри обложили со всех сторон. Ему перекрыли кислород. Из-за шумихи, которую устроили музыкальные воротилы, с ним разорвали контракты Ролекс и Брегет. Компания Пепси спонсировала гастрольный тур за участие группы в рекламных роликах - она свернула сотрудничество. И это только верхушка - самые козырные игроки, но они задали тон. Вопрос времени, когда сольются остальные. Судебные издержки уже обошлись парню в копейку: он продал дом во Флориде и ранчо в Калифорнии. Время против него. Он не может ни прервать убыточные гастроли, ни свернуть съёмки фильма, в который уже вбухал прилично зеленых. Если процессы остановить и обескровить, Берри не возместит неустойку. Никому.
        - И что произойдет?
        - Со всей возможной вероятностью, он вылетит в трубу. - Грэг пожал мощными плечами. - Если, конечно, не получит сверхмощной финансовой инъекции.
        - Ты говоришь о кредите?
        - О, нет! Исключено! При таком раскладе ни один банк не даст ему денег. Я точно не собираюсь рисковать. Да, и никто не станет. Берри слишком… как это лучше сказать по-английски?.. Неблагонадёжен.
        - О какой сумме речь?
        - Прости Лина - это конфиденциальная информация.
        - Но, а как срочно они нужны?
        - Точно не знаю. Но судя по тому, к каким методам воздействия опускаются эти сволочи, думаю срочно. - Он усмехнулся и вдруг насупил брови. - Лина, надеюсь, ты не собираешься вкладывать сюда свои деньги? Тогда, должен предупредить...
        - О, нет, не беспокойся. Простое любопытство, - улыбнулась Лина, сама не понимая, к чему учинила допрос.
        Расчёсывая волосы перед сном, она задумчиво глядела в круглое зеркало. Дневной разговор не шёл с головы. Она внушала себе, что это не её дело. Жизнь Берри и его проблемы - ее не касаются. Но в груди ныла беспокойная заноза. Навязчивая мысль, о беде, не отпускала. Лина взяла мобильный, покрутила меж пальцев и отложила в сторону. Кому она собралась звонить?
        В дверь постучали.
        - Не спишь? - заглянула в комнату Натали. Она подошла танцующим шагом к зеркалу, поправила волосы и подпрыгнув плюхнулась на кровать. Лина поймала горящий нетерпением взгляд:
        - Ну, как тебе он?
        - Кто?
        - Как, кто? Ник, конечно! Правда, красавец?
        - Потому, что похож на Грэга? - засмеялась Лина, вновь берясь за расческу. - Натали, я хочу спать.
        - Ну, нет! Ты избегаешь этого разговора неделю. Так не пойдет. Ты всю жизнь собираешься прятаться в деревне?
        - Натали, - закатила глаза Лина, - это графство.
        - Какая разница! Яна нет и пора жить дальше, думать о будущем.
        - Что в твоём понимании будущее?
        - Дети. Скажи, ты собираешься иметь детей?
        - Натали, мне неприятен этот разговор, - Лина со стуком бросила расческу на туалетный стол.
        - Надеюсь, что не просто неприятен, а отвратителен, мерзок, ужасен! Только так тебя расшевелить, кстати. Калетник, ну скажи, о чем ты думаешь? Что творится в твоей блондинистой голове? По-твоему у среднестатистической миллионерши детородный срок до шестидесяти лет?
        - Слушай, давай не будем…
        - Нет, будем! Скажи, тебе приятно чувствовать себя «денежным мешком»?
        - Очень!
        - Тогда радуйся, пока можешь! Не долго, осталось. Охота за «денежным мешком» ужесточилась и вышла на новый стратегический уровень. Ты не в курсе? Не веришь? Спроси у Грэга! Об этом все банкиры знают! У Старкова, своего спроси, наконец! Не скалься Калетник, а слушай!
        Натали подскочила и развернула кресло с Линой к себе:
        - Срочно выходи замуж, а то и глазом не моргнёшь, как сольешься в страстных объятиях с чьим-то жирным капиталом. Присмотрись к Нику. Я серьёзно, не смейся! Ну чем плохой муж? Красивый, молодой, достаточно обеспеченный, и ты нравишься ему!
        - Или мой мешок, - Лина откинулась на спинку, страсти по замужеству веселили до нервных колик в животе.
        - Не буду ни в чём убеждать, - обиделась Натали, упрямо поджав губы. - Бесполезно!
        Лина весело кивнула.
        - Слушай, ну неужели так трудно дать человеку шанс? - вышла из себя Натали. - Подпусти поближе, а там посмотришь! Может понравиться, - она прищурилась и высоко вскинула бровь. - Грэг говорит, брат умеет обращаться с женщинами, знает в них толк, но отличается скромностью и верностью, что при его внешности невероятный бонус. У него все задатки оказаться отличным любовником!
        - Боже! Я спать! Будешь уходить, потуши свет, - Лина откинула простынь и залезла в кровать. Но Натали не думала уходить, она улеглась рядом и закинула идеально загорелые руки за голову, разглядывая потолочный плинтус:
        - Калетник, ну хватит страдать! Тебе нужен молодой муж и бэбик, а лучше два, как у меня - мальчик и девочка.
        - Отстань, а! - Лина повернулась на другой бок.
        - Я серьезно. И как можно быстрее. Так, значит, я уговорю Ника остаться на ужин? У него дела на материке, но если я скажу, что ты о нем спрашивала, уверена - он задержится. Можно, я скажу, что ты спрашивала? Пообещай, быть с ним милой и ласковой!
        Лина бессильно промычала в подушку и натянула на голову простынь.
        Глава 5
        Неожиданно для себя Лина проспала двенадцать часов. Такого не случалось со школы. Поспешно закончив утренний туалет, она появилась в холле, когда шумное семейство толпилось у выхода, готовясь, грузится по машинам. Лину обняли и расцеловали бесчисленные сестры, братья, тети, дяди и бабушки. Многоголосый певчий говор окружил и опутал руки-ноги. Лина с трудом выбралась на улицу и разыскала в толпе чету Метаксас.
        - Кажется, я... проспала, - она пробежала пальцами по волосам и складкам платья, рассеянно заглянула в объемную полотняную сумку, проверяя все ли взяла.
        - Не переживай, у нас с гостями такое случается, - рассмеялся Грэг и хлопнул по спине. - Это называется - акклиматизация. Через месяц пройдет. - Он подмигнул жене, которая погасила улыбку на его шее, и открыл заднюю дверь белого Рендж-Ровера.
        Лина скользнула на сидение автомобиля и, с удивлением, обнаружила соседей.
        - Хай, - улыбнулся Ник. - Это София и Елена - мои сестры.
        - Привет, - кивнула она через мужское плечо девочке подростку с темными густыми косами и пожала протянутую с переднего сидения руку молодой женщины.
        Рендж-Ровер занял место в длинном кортеже, выкатил за ворота и помчался по извилистой грунтовой дороге. Сестры оживленно болтали. Изредка они обращались к Лине на английском, перегибаясь через сидящего посредине брата. Лина отвечала односложно. Упиралась ладонями в переднее сидение, пытаясь держать баланс и скользя по перфорированной коже на крутых виражах горного серпантина. Льняная ткань слабо защищала от ноги Дусманиса, которая плотно прижималась к ее бедру и обжигала жаром. Автомобиль выехал на национальную трассу. Лина отодвинулась и сосредоточенно уставилась в окно. Вдоль обочин мелькали небольшие деревеньки. Наконец, водитель замедлил ход, включил сигнал поворота и свернул на узкую улочку. На горизонте показались горящие под солнцем серебряные купола. Дусманисы умолкли и одновременно перекрестились. Впервые в жизни, Лина испытала облегчение при виде монастыря.
        Полуметровые свечи бросали отблеск на золотые бокалы купели, украшенной цветами. Глубокий голос священника рокотал под сводами, обволакивая волнующим таинством разномастную цветную толпу. Гости негромко переговаривались. Щелкали затворы камер. Никос гордо держал малышку на руках, вторя словам молитвы. Ребенка трижды окунули в воду; обмазали оливковым маслом и отстригли нежные волосики. С трудом надев крестик на вертящуюся голову, нарядили малютку в роскошную кружевную сорочку, и Лина взяла Катерину, нареченную в честь мамы Натали. Прижимая к груди теплое тельце, она тонула в нежности. Маленький кулачок крепко держал указательный палец и требовательно направлял в розовый рот.
        - Пусть она вас радует!
        - Поздравляю с крестинами!
        - Будьте достойны!
        Бессчетная родня выстроилась на ступеньках церкви и не заканчивалась. Вместе с поздравлениями и пожеланиями, каждый хотел прикоснуться к ребенку, поцеловать ручку, погримасничать перед широко распахнутыми круглыми глазами. Катерина разволновалась. Коротко вздохнув, она набрала в легкие воздух и громко заревела. Лина с сожалением вернула ее матери, так естественно и уютно пристроившей дочь на груди, что та моментально успокоилась и уснула. Освободившись от драгоценной тяжести, руки обхватили холодный ремешок сумки, словно осиротев. Лина передёрнула плечами и широко улыбнулась - она крёстная!
        Шумное празднование крестин в доме Метаксасов перевалило за полночь. Натали порхала по дому экзотической бабочкой: вечернее ультрамариновое платье то тут, то там мерцало меж двухсот гостей. Яркая и соблазнительная, она находилась в родной среде ликования, упиваясь атмосферой игривого веселья, сосредоточением которого являлась. Официанты без устали сновали из гостиной на террасу. За покрытыми яркими скатертями столиками у бассейна расположилось старшее поколение, громко смеясь и обмениваясь новостями. Тяжелые подносы с обильными закусками мелькали в свете фонарей. Сотни зажженных свечей, плясали под музыку на запотевших графинчиках домашнего узо и раки, и загадочно тонули в темном стекле бесчисленных бутылок вина.
        Лина спустилась в сад освежиться. Она прислонилась к деревянной перголе увитой крупными розами с дурманящим яблочно-медовым ароматом. Подняв к лицу бокал, наблюдала за гостями сквозь мириады золотых пузырьков, наслаждалась роскошной ночью, холодным шампанским, прямыми открытыми взглядами и улыбками. Она чувствовала себя частью огромной солнечной семьи. Никто не интересовался прикованным к ней «денежным мешком», а только ее пустым бокалом. Она запрокинула голову и полной грудью вдохнула терпкий густой воздух.
        - Вы избегаете меня?
        - Разве? - удивилась Лина.
        - Тогда разрешите составить вам компанию?
        - Валяйте! - рассмеялась она, опуская голову.
        - Чему вы смеетесь?
        - Вашему акценту. Забавный.
        - А ваш акцент прекрасен и неуловим. Мне сложно его определить. Вы поможете?
        - Попробуйте угадать, - сонно улыбнулась Лина, глядя поверх стекла на сосредоточенное лицо Никоса.
        - Вы бросаете вызов моей проницательности?
        - Угу.
        - Хорошо. Возможно Западная Европа? Прекрасная фройлен из Германии?
        - Нет.
        - Пани из Чехии?
        Лина рассмеялась.
        - Быть может госпожа - голландка?
        - Нет и нет! - крутила головой Лина, забавляясь откровенному вранью.
        - Хм, - Ник провел рукой по волосам. - Лина проследила за жестом широко раскрытой ладони. Захотелось повторить его: неужели эти завитки такие мягкие, какими кажутся?
        - Я не сдаюсь, - рассмеялся Дусманис, потихоньку оттесняя ее вглубь сада, отрезая от света и шумного смеха: - Давайте прогуляемся на пляж?
        - Почему бы не прогуляться, - кивнула Лина и взяла его под руку.
        Узкие каменные ступеньки, змеились под кронами кипарисов, они вывели к берегу. Над головой раскинулось бархатное звёздное небо во всём своем таинственном блеске. Приоткрыв от восхищения рот, Лина искала знакомые созвездия. Ник показывал ей Венеру, но ей не удавалось ее разглядеть. Он приблизился сзади, положил теплые руки на виски, слегка развернул и запрокинул голову. Она не отстранилась. Внимательно вглядываясь в указанном направлении, ощущала спиной поддержку приятного тепла.
        - О! - ошеломленно рассмеялась Лина. - Вот же она!
        Накатило дурашливое веселье. Она без разбора хохотала над словами Ника, который все говорил и говорил. Приятным баритоном рассказывал истории мальчишеских проказ из своего и Грэга детства. Лина задыхалась, складываясь пополам от смеха. Сердце отбивало частый незатейливый ритм, отдавая в ребра и позвоночник. Совсем рядом, в темноте, тяжело вздыхало море.
        Искоса взглянув на смутно различимого в темноте мужчину, Лина улыбнулась, сбросила босоножки и побежала к чернильной воде. Ступни провалились, каждым шагом увязая и лениво выбираясь из теплого плена песка. Ник опередил. В лицо полетела свежая вуаль брызг, и Лина увернулась; помчалась по кромке воды, заливаясь смехом. Она разрешила себя догнать, когда уже здорово запыхалась. Ник наскочил сзади, подхватил на руки и закружил. Обнимая ночь, Лина пропуская сквозь пальцы поток воздуха. И вскрикнула, когда они оказались в пене воды, взметнув тучу брызг.
        Поднявшись на колени, Лина снисходительно ухмыльнулась, довольная, что всё ещё отменно бегает. Слушая затрудненное дыхание Ника, она запустила руки в его влажные волосы:
        - Да, именно такие, - рассмеялась она. - Мягкие и шелковистые, как у ребёнка.
        - Теперь моя очередь? - хрипло попросил Дусманис. Горячие пальцы осторожно гладили предплечья, не решаясь на более смелую ласку. Лина смотрела в напряженное лицо, потом качнулась вперед. Соленые губы поймали ее, прижались, ошеломив нежным натиском. Помедлив, она ответила на поцелуй. Теплые ладони гладили затылок, плечи, все ощутимей прижимая к горячечному телу. Кровь понеслась по венам скачками. Откинув голову, Лина улыбалась полной луне - она висела так низко, будто заглядывая в лицо, окутывая сиянием и сталкивая, куда-то, вниз. Ник покрывал поцелуями лоб и шею; судорожно боролся с замысловатыми бретельками платья; хрипло шептал милые глупости, смешные признания, жарко впечатывая вместе с ее именем в кожу:
        - Василиса….
        - Василина, - механически поправила она, ненавидя, когда коверкали ее полное имя, доставшееся от бабушки, которой больше нет, а она так и не приехала навестить ее, не попрощалась...
        Высоко над головой раскатисто прогремел гром. В небо с треском взлетели ракеты фейерверка, рассыпались миллионами горящих огоньков. Снова и снова. Волна подползла и обрушилась, лизнув холодом до пояса. Мокрое платье прилипло к груди, запуталось в ногах, песок оцарапал кожу. Лина опустила голову и отстранилась от страстных губ.
        - Нет, Ник. Не надо. Прости...
        Но Дусманис не слышал. Руки жадно обхватили талию, потянули за собой в песок.
        - О, Боже! Ты глухой? - возмутилась Лина и сильно толкнула его в грудь. - Я сказала, нет!
        Потеряв от неожиданности равновесие, Ник повалился на спину, разжав объятия. Вскочив, Лина подобрала тяжёлую от воды юбку и подгоняемая самим дьяволом бросилась обратно к дому. Она бежала так быстро, как позволяли разрывающиеся лёгкие и скованные узкой тканью бедра. Полная луна подпрыгивала и следовала по пятнам, не отставая, хохоча до боли знакомым циничным смехом…
        Утренние лучи солнца беспрепятственно проникали в распахнутые окна гостиной, прыгали по легким занавескам и глянцевым полам. Прибранная за ночь, умытая и наполненная морской свежестью комната, не сохранила и следа ночного веселья. Натали с маленькой загорелой женщиной расставляли в вазы цветы. Свежее лицо без косметики, казалось совсем юным и беззаботным. Сколько же она спала? Лина некоторое время следила, как тонкие руки привычно работают секатором.
        - Я уезжаю, - сказала она.
        Натали резко обернулась, поглядела на чемодан за спиной и нахмурилась:
        - Что случилось?
        - Ничего. Просто мне уже пора ехать.
        - Это из-за вчерашнего? Ник обидел тебя? Я видела, как вы вместе…
        - Нет, - перебила Лина.
        - Тогда, что произошло?
        - Ровным счётом ничего. Мне пора домой, в Лондон. Дела.
        - Разве? А может, ты просто трусливо сбегаешь?
        - Не думаю.
        - Тогда объясни! - потребовала Натали.
        - Нечего.
        - Нечего? А знаешь, ты бежишь сейчас не от меня или Ника, а от себя! Лина, сколько это будет продолжаться? Когда ты повзрослеешь?
        - Повзрослею? Не понимаю, о чем ты, - она открыла сумку и проверила документы.
        - Я ведь росла с тобой, забыла? Знаю тебя наизусть и могу предположить, что у тебя на уме, - Натали подошла ближе, ткнула указательным пальцем в лоб и тревожно заглянула в глаза: - Пожалуйста, скажи мне, что ты все-таки убегаешь от Ника? Скажи, что здесь не замешен Берри и я успокоюсь.
        Лина оставила сумку в покое, опустила руки и посмотрела в испуганное лицо подруги.
        - Грэг напугал меня! Он упомянул, ваш разговор. Сказал, что ты слишком близко приняла проблемы Берри. Он беспокоится. Я беспокоюсь. Скажи, что это не так!
        Лина молчала. Не знала, что ответить: не знала, что делать, и собирается ли, вообще, что-либо делать.
        - О, Боже! Ты молчишь? Значит, я права? И снова Берри? Не могу поверить! Как можно быть такой бестолковой Калетник?! Ты понимаешь, что он рок-музыкант помешанный на своей карьере, и всегда им будет, черт его дери? Он никогда не станет тем, кто тебе нужен! Никогда не захочет семью, детей, родственников! Опомнись! Я не хочу видеть тебя несчастной и замученной! Лина, пожалуйста, послушай!
        - Я слышу тебя Натали. Не вижу причин так волноваться. Да, я хотела бы помочь ему, но не более. Возможно, ссудить немного денег. Посмотрим. Я еще ничего не решила.
        - Ты делаешь ошибку, вновь связываясь с Берри.
        - Я не собираюсь с ним связываться. Этим займутся юристы и банкиры.
        Натали упрямо качнула головой и с силой раздавила каблуком домашних туфель, упавшую на мрамор орхидею.
        Глава 6
        Лина откинулась на сидение Роллс-Ройса. Она предпочла бы, чтобы Старков прислал простое такси, в котором не живут воспоминания. Непостижимо - салон пахнет дорогой кожей и сигарами, водитель носит те же рыжие усы и униформу, аккуратно ведет автомобиль, а Яна нет. И не будет.
        Заставив себя смотреть в окно, Лина помассировала пальцами виски, пытаясь ослабить головную боль после перелета. По сторонам проплыл бетонный индустриальный пейзаж Хиллингдона; потянулись причесанные дома лондонского пригорода. Она взглянула на часы, прикидывая, когда попадет в офис "OSGC". Лина не знала, для чего назначила встречу Старкову. Просить денег для Берри? Она представила, как перекосится лицо Андрея. Снова взглянув на часы, подумала, что в Лос-Анджелесе неприлично рано. Поколебалась, но все-таки набрала номер своего адвоката из юридической фирмы "Монтгомери и Коэн".
        - Привет, Сандра. Извини, что разбудила. Помоги мне прояснить некоторые вопросы. Во-первых - я хочу точно знать, сколько у меня денег. Нет, выписки и бумаги мне не нужны. Просто назови цифры. Потом, какие суммы я могу использовать, и с каких счетов, какие ограничения на съём и перевод. И еще, меня интересует объем полномочий как второго попечителя трастового фонда. Пока все. Спасибо.
        Лина мысленно прокрутила разговор с Грегори, пытаясь вспомнить детали. Они собирались в слово - банкрот. Оно вобрало в себя все ощущения, отдавало в солнечное сплетение, имело противный вкус железа и пахло нечистотами Свалки. Память немилосердно оживила всю палитру животного страха: пустой желудок, сонливость, холод, крыс, туберкулёзный кашель над головой, и уродливая смерть...
        Проведя ладонями по лицу, Лина поежилась, отгоняя прочь воспоминания. Банкрот... Что это значит для Берри? Перестанет придумывать музыку и тексты? Не будет играть, петь, не снимет свой фильм? Группа исчезнет из чартов, таблоидов, с экранов телевизоров, не будет клипов, гастролей, ничего? Или все будет - только без Криса? Лина подперла кулаком щеку, ногти выстукивали по экрану телефона. Нет, он скорее умрет, чем всего этого лишится.
        Роллс-Ройс завис на очередном светофоре. Мимо плыл бесконечный людской поток. Лина бродила взглядом по мозаике лиц: женщины, мужчины, родители с колясками и чадами за руку, собачки на поводке, велосипедисты в касках, подростки на роликах в круглых наушниках поверх цветных капюшонов. Целая эпоха и несколько поколений промелькнули и взошли на тротуар.
        Зажегся зеленый свет, и автомобиль мягко тронулся. Вдалеке появились, увеличиваясь в размерах, серые монолитные очертания на фоне обглоданных туч. Лина уже различала ряды узких окон здания "OSGC".
        Распахнув глаза, она вдруг схватилась за сидение. Задохнулась от простой, невероятной мысли, которая встряхнула внутренности и накрыла адреналином.
        - Стой! - крикнула водителю. Она забарабанила в стеклянную перегородку, позабыв, где находится кнопка громкой связи: - Разворачивайся! Мы не едем в офис! Мы возвращаемся в аэропорт!
        До посадки оставались долгие два часа. Лина не могла усидеть на бархатном диване. Рисунок стен отдельной элегантной кабинки, словно уменьшенной копии номера в роскошном отеле, тяготил. Она вышла на террасу. Приблизилась к окну, глядя, как идет на посадку очередной самолет. Обошла вдоль и поперёк зал ожидания пассажиров первого класса.
        Выпив третью чашку кофе, Лина достала из сумки мобильный телефон. Она смотрела в экран, не решаясь, вызвать к жизни последовательность цифр, словно код к ящику Пандоры. Наконец коснулась кнопки и судорожно выдохнула, услышав механический голос оператора.
        Спустя час, она решилась на новый звонок. Повинуясь необходимости действовать, набрала директора Strangers, не зная точно, что собирается, сказать мисс Кейн.
        - Да, кто это? Говорите! - Выкрикнул раздражённый голос.
        - Привет, Кимберли. Это Лина Олсен, вы меня помните?
        - Олсен?
        - Олсен - фамилия моего мужа, а девичья - Калетник. Три года назад я работала в модельном доме у Дианы Родригес...
        - А! Да, ясно. - В невнятном восклицании послышалось узнавание. - Чего тебе?
        - Я знаю, что у вас неприятности с лейблом. И денежные трудности…
        - С чего ты взяла? Кто тебе сказал? Кит?
        - Нет. Я еще не говорила с ним.
        - Нет? Тогда какого черта разносишь отстойные сплетни? А? Любишь бульварщину, да?
        - Ким, - вздохнула Лина, пытаясь не заразиться из трубки желчью и враждебностью, - просто выслушай. Я могу помочь.
        - Нам не нужна твоя сраная помощь, ясно? - Взвизгнул динамик. - И больше не звони сюда! Оставь нас в покое! - Голос мисс Кейн сорвался на крик, ухо обожгла неконтролируемая истерика.
        Лина отдёрнула руку, задумчиво опустила телефон на стол, глядя в черноту чашки. Это... паника? Закусив губу, с минуту размышляла и, допив кофе, набрала еще один номер.
        - Алло, - раздался мелодичный голос.
        - Доброе утро миссис Берри, это Лина Олсен.
        - Здравствуйте, милая, рада вас слышать. Как поживаете?
        - Спасибо, хорошо. Я… - она посмотрела в окно, за которым бесшумно взлетел новый самолет. - Миссис Берри, у вашего сына неприятности?
        - Похоже, этого не скрыть, - спустя паузу Мария коротко вздохнула и бегло заговорила: - Отвечаю на звонок, и жду, что это журналист какого-нибудь грязного таблоида. Мы на грани катастрофы...
        - Миссис Берри, постарайтесь успокоиться, - уверенным тоном сказала Лина. - Я как раз пытаюсь дозвониться Крису, чтобы узнать, что можно сделать. Думаю, смогу помочь. Но, его телефон выключен. Вы не знаете, где его искать?
        - Я… - Мария умолкла. - А вы ничего не знаете?
        - Нет.
        - Кристофер в тюрьме.
        - В тюрьме? - Лина смяла ладонью лоб.
        - Да. Все еще, не могу в это поверить, - пожаловалась Мария.
        - Но в чем его обвиняют?
        - Нанесение тяжелых телесных повреждений начальнику охранной службы.
        - Он... избил... своего начальника охраны? - не поняла Лина.
        - Ну… - замялась Мария, - точно не знаю, но так звучит выдвинутое обвинение.
        - А что говорит Крис?
        - Ничего. Сын не разговаривает со мной, - вздохнула миссис Берри. - Злится, понимаете.
        - Нет, - Лина прислонилась к колонне.
        - Так получилось, что я не внесла назначенный залог. Я объяснила Киту, что сейчас не располагаю нужной суммой, ни я, ни Лео, что надо немного подождать, пока я достану деньги. - Мария замолчала, но после секундного колебания продолжила:
        - Понимаете, милая, всё сложно. Кит покинул звукозаписывающий лейбл... Очень сгоряча покинул, в жутко неподходящее время. Он, теперь, конечно, станет самостоятельным, все будет делать сам - и менеджмент и музыку - как хотел, но из-за инцидента, все пошло наперекосяк. Не могу передать, сколько вылезло проблем. Ушли все спонсоры. Сорвался концертный тур, и мальчики не отыграли положенного. Мы должны деньги просто всем! И, кажется, все кто мог, уже подали на нас в суд, - прерывисто рассмеялась Мария. - Это страшно. Почва, просто, уходит из-под ног.
        - А что же участники группы? Знакомые, друзья? Неужели никто не может внести деньги?
        - Все прячутся. Никто не знает в какую сторону перемениться ветер. А ссорится с большими боссами, никому не хочется. Я их понимаю. К тому же, мало кто знает, что Кит в тюрьме. По крайней мере, я на это надеюсь. Но меня шантажируют! Я вынужденна ежедневно платить папарацци. У гаденышей есть снимки патрульной машины, которая увозит Кита в участок. Все это, я пыталась объяснить сыну - только он слушать не стал. Даже не знаю, в какой госпиталь увезли пострадавшего. Не знаю, что делать! Может, вы попытаетесь поговорить с ним? Я знаю, Кристофер к вам прекрасно относится, он выслушает вас.
        Лина опустила голову и невесело усмехнулась, уверенная, что Берри даже не помнит ее имя.
        - Просто объясните, что я внесу деньги. Сразу внесу, как только соберу сумму. Адвокаты обратились к судье с просьбой уменьшить залог. Джонсон, сказал - это возможно. Состоится повторное слушание и тогда...
        - Миссис Берри, я помогу вам.
        - Вы сделаете это? О... это очень великодушно. Спасибо. Ваш покойный супруг, так же, чутко реагировал на проблемы друзей. Мы все скорбим по нему, никак не можем пережить его смерть. Такая утрата.
        Лина глубоко вздохнула и посмотрела на информационное табло, где высветилось приглашение на посадку:
        - Какая сумма?
        - Тридцать тысяч.
        Закидывая на плечо сумку, она едва не расхохоталась от неожиданности. И представила насколько зол Крис. Цена вопроса нахождения за решеткой, была для него смешной! Мелькнула нелепая мысль, что Мария держит сына под стражей по иной причине.
        - Я внесу залог. Как связаться с его адвокатом?
        - Я дам ему ваш номер, - откликнулась миссис Берри.
        - Хорошо, - согласилась Лина, поднимаясь на борт самолёта, летящего прямым рейсом в Лос-Анджелес.
        Глава 7
        Ньюпорт-Бич вызвал поток воспоминаний. Они долетели запахом магнолий и ветром с океана, оглушили птичьим пением. Лина шла по гравийной дорожке, вдоль пышных роз, вглядываясь в кристальные глазницы маленького коттеджа. Он выглядел жилым и ухоженным: воскресная уборщица оберегала чистоту, садовник раз в неделю стриг кусты и подравнивал газон. Дом оказался прозорливее хозяйки и терпеливо ждал - знал, что она вернется.
        Лина распахнула дверь и остановилась на пороге. Глаза вгляделись в полумрак. Серая завеса съежилась и растворилась в весеннем солнечном свете; он зажег сиянием шторы, пробежал пятнами по раскинутым на столе документам, пустым чашкам из-под чая; высокий мужчина в кресле закинул ногу на ногу и неторопливо раскурил сигару. Тонко-кофейный аромат заклубился к потолку так видимо, словно Лина вернулась в далёкий мартовский день, когда решила перекроить себя и сшить наново.
        Получилось?..
        Она прошла на середину гостиной. Стук каблуков звонко вернула молочная плитка. Часы над каминной полкой, как и раньше, громко и радостно дробили на минуты жизнь. Вокруг застыли прямоугольники зачехленной мебели. В тот день, они взывали вопросами. Теперь, стали пробелами. Но природа не терпит пустоты, сказал Аристотель. Пробелы, заполнила смерть. Все что делала, оказалось наполовину, понарошку. Только играла. Считала, что усвоила правила игры: собрала в себе все живое и неудобное, снесла на личную Свалку, и там любовь росла незаметно, как нежеланный ребенок: в темноте, голодной, робкой, недоверчивой и слабой.
        Она не выжила на Свалке.
        Лина остановилась у окна. Птицы раскричались, деля магнолию у крыльца. Всегда так громко. Казалось, Лина никуда не уезжала - всегда стояла здесь и ждала. Дом знал. И тоже ждал. Тряхнув головой, она отогнала упаднические мысли, взялась за пыльные углы ткани и сорвала покрывало с дубового стола. Ладони осторожно провели по шершавому рисунку. Лина пыталась ощутить силу, что уравновешивала ее мир. И ничего. Безмолвие. Силы больше не было. Яна не было. Небо рухнуло. Осколки.
        Что чинить?..
        Ветер поднял с тротуара обрывки бумаги, налетел, вцепился в шелковую косынку. Лина придержала волосы и скользнула взглядом по горстке припаркованных автомобилей. Редкие прохожие проходили мимо, не оглядываясь. Поправив темные очки, Лина осмотрела крыши ближних домов, ряд стриженого бамбука и кусты стрелиций, но не заметила бликов припрятанных объективов.
        Возле здания окружного суда остановилась патрульная машина, вышли полицейские, поднялись по ступенькам и исчезли в дверях. Лина посмотрела на часы: слушание закончилось двадцать минут назад. Покусывая губу, она вспоминала заученную речь, но слова разваливались. Мыслительные процессы свелись к фиксации и складированию образов, откладывался анализ на потом.
        Крутанулась вертушка двери. Высокий мужчина остановился, закинул черную кожаную куртку на плечо. Ветер разметал темные волосы, открывая ссадины на лбу и белый пластырь пересекающий бровь. Хмурое лицо с синяком под опухшим веком, повернулось к Лине: здоровый колючий глаз царапнул от макушки до туфель и сместился на фигуру в сером костюме, которая появилась на крыльце.
        - Миссис Олсен! Простите, что пришлось ждать! - Джонсон отнял от уха телефон и широко улыбнулся как лощенная голливудская звезда на фоне небритого, неряшливого спутника. Оставив в покое косынку, которая тут же слетела на шею, Лина пожала протянутую руку и посмотрела на Берри. Он держал ладонь в кармане джинсов. Узнал её? Нет? Она сдёрнула очки. И пожалела. Глазам стало неуютно и больно.
        - Все прошло отлично. Нам удалось отделаться от штрафа и общественных работ. У второй стороны нет претензий. Сняты все обвинения. Везунчик! - засмеялся адвокат и хлопнул Берри по плечу: - В третий раз отлыниваешь от условного...
        - Где твоя машина? - прервал его Крис, беря из Лининых рук очки и водружая на нос.
        - Там... - она растерянно кивнула.
        - Поехали.
        Лина с Джонсоном переглянулись и засеменили по ступенькам, догнав Берри в конце лестницы.
        - Заедем, пообедать. - Бросил Крис через плечо. - Заключенных травят тухлым карри. Что нарушают эти извращенцы? Биль о правах? Давай, Джонсон, состряпай иск. Будем судиться за права арестантов. Желтая тачка? Кидай ключ, я поведу. Ты с нами?
        - Подожди, Крис! Еще нужно заехать в офис, решить...
        - Позже. Садись в машину, - перегнулся Берри с водительского места и распахнул дверь. Взревел мотор. Кит пошарил по приборной панели, отыскал новостной канал и бросил автомобиль вперед. Проехав мимо, он посигналил Джонсону. В тени трехдневной щетины блеснули зубы:
        - Любишь бурито?
        Лина выпрямилась на пассажирском сидении. Значительно превышая скорость, Берри уверенно маневрировал в городском потоке. Пальцы с ободранными костяшками расслабленно лежали на руле. Не окрашенный парфюмом мужской запах прогнал ванильный аромат салона, сделал его тесным... интимным. Она смотрела вперед и не видела. Боковое стекло затуманилось облаком конденсата, выдавая напряженное дыхание. Взгляд помимо воли приковался к чёткому профилю, вытянутым рукам.
        На светофоре Кит улыбнулся краем рта:
        - Ты забыла пристегнуться.
        Лина вспыхнула и потянулась за ремнем. Неудобно застыв на скользком сидении, уткнулась в окно на весь остаток пути.
        За пределами Пасадины, Берри сбросил скорость. Петляя в узких переулках на окраине Сан-Марино, выехал на широкую пустую дорогу. В воздухе витала желтая пыль, покрывала приземистые дома, чахлые кусты. Ни одно дерево не притеняло безлюдную улицу, словно пустыню, затопленную раскаленным солнцем.
        Берри остановился у закусочной с обшарпанным фасадом, выгоревшей крышей и вывеской. Отодвинув ботинком пустой деревянный ящик, потянул тяжелую дверь и придержал. Лина попала в прохладный полумрак с отчетливым хлебным запахом. Кит уверенно прошел в конец зала, кивнул мужчине в желтом сомбреро, который кряхтя собирал мусор у бара, и упал за дальний столик в желтой клеенчатой скатерти. С красной стены уставились черно-белые фотографии неизвестных мужчин. Лина вздрогнула, отдернув ногу: задев кончики туфель, кошачий хвост уплыл под лавку.
        - Здесь можно спокойно есть. Никто не сует в зубы камеру. - Ответил Берри на невысказанный вопрос и перешел на испанский, делая заказ официанту в сомбреро. Лина попросила воды. Пальцы разрывали на части бумажную салфетку. В мексиканской забегаловке, очень похожей на заведение Коула, весь тщательно продуманный план казался нелепостью. Мужчина напротив переворачивал все с ног на голову. Потрепанный, словно кот, поцапавшийся с собратьями, он голодно набросился на еду. И при этом умудрялся оставаться принцем в высокой башне, вызывая к жизни все подростковые комплексы. Лина безуспешно пыталась взять себя в руки и хоть немного овладеть положением.
        Уничтожив еду, Берри вытер рот салфеткой и закинул руки за голову. Расслабленный облик выражал сытое довольство. Царапины на лбу и шее выглядели по-мальчишески хулиганскими. Тёмные линзы очков вперились в лицо.
        - Давай к тебе?
        Лина опустила глаза на нелепый рисунок скатерти. Обжигало холодом и страхом. Она чувствовала себя скверно, будто улитка без панциря.
        - Крис...
        - М?
        - Нам нужно поговорить.
        - Нужно?
        - Да. И в наших общих интересах достичь... согласия. Пожалуйста, выслушай меня, хорошо?
        Не меняя положения, он медленно кивнул. Лина вздохнула, и кое-как собрав мысли, подняла глаза. Она не была уверена, что он помнит ее. Но это больше не имело значение. Отступить уже нельзя.
        - Кристофер, у тебя сейчас трудное время. И я могу помочь.
        Берри не ответил, ничем не выказывая заинтересованность. Темные стекла смотрели в тарелку с остатками еды. Плотно сжатые губы превратились в полоску, отражая брезгливость.
        - Предлагаю сделку. - Лина заставила себя говорить - слова застревали в груди, трудно выталкивались, как булыжники. - Я беру на себя твои долговые обязательства, финансирую гастроли, фильм, запись альбома, ты сможешь работать с любым независимым лейблом, заниматься только творчеством и не думать о деньгах.
        Она подняла глаза, надеясь, что он поощрит ее продолжить. Но Берри молчал. Крепко зажмурившись, Лина бросилась с высоты вниз головой:
        - Но, ты должен на мне жениться! Мне нужен муж и... ребенок...
        Она прижала ладонь ко рту. Гром не грянул. Яростные молнии не поразили на месте и не сожгли заживо. В зале стояла тишина. Над пыльным абажуром беззвучно пролетела муха. Два пожилых посетителя и официант в другом конце зала, казалось, застыли в Зазеркалье, не издавая звуков. Густая тишина дышала труднее и труднее, постепенно задыхаясь.
        Крис опустил руки. Потёр небритую челюсть кулаком и поддался вперёд. Широкие плечи под растянутой футболкой нависли над столом точным и выразительным движением, как и его молчание.
        - Сколько?
        - Ч-что сколько? - пролепетала она, поздно сообразив, что он давно не выглядит расслабленным мальчишкой, а похож на мятого Курта Кобейна только более красивого и злого.
        - Сколько ты хочешь детей?
        - Я... не знаю.
        Взгляд заметался по скатерти, цеплялся за длинные порезы и стертые рисунки. Взмокшие ладони охватили нетронутый стакан воды.
        - Не знаешь? - мягко повторил он.
        По спине от страха поползли мурашки. Лина расслышала как незнакомая женщина тонко, будто впервые пробуя английский, упрямо выговорила:
        - Мне… нужен наследник, как и тебе.
        Берри наклонился ниже. Теплые пальцы заправили волосы за уши, скользнули на шею. Бледное лицо приблизилось. Черные зрачки вытеснили синеву радужки, заслонили красную стену с фотографиями. Хриплый голос перемежался толчками дыхания, вкладывая слова прямо в губы. Горячая анестезия разлилась по позвоночнику, опередив смысл на долю секунды:
        - Засунь своих наследников туда же, куда и деньги. А именно, в свою очаровательную, тупую задницу, - процедил Берри и бросил в грязную тарелку сотню.
        Глава 8
        - Боже! - Лина испугано смотрела на дверь, которая дрожала от удара ноги. - Что я наделала!
        Скривилась, стиснув зубы, но слезы брызнули и затопили горящие стыдом щеки. Уронив голову на стол, она разрыдалась. Не могла шевелиться, болело, словно поломанные ребра вновь сдавали фиксаторы.
        Круглая тень сомбреро заслонила витавшую в свете пыль. Стакан с водой проехал по грязной клеенке и коснулся ладони, что съежилась между тарелками. Лина приподняла лицо, взяла у официанта стопку салфеток, высморкалась и протянула кредитку.
        - О, грасиас, сеньора! - улыбнулся мужчина, оттопырив усы; узкая кисть, как членистоногое животное, ловко выудили деньги из соуса: - Кабальеро щедрый! О, да! Очень щедро расплатился!
        Лина забросила сумку на плечо и не оглядываясь, вышла из ресторана. Прожаренный воздух обжег легкие. Полуденное солнце, будто скальпель, резануло воспаленные глаза. Болезненно щурясь, она повертела головой. И замерла. Желтый Бентли Континенталь, подарок Яна, доставленный из Борнмута самолетом, исчез. Лина отупело разглядывала под ногами четкий рисунок протектора шин. Берри уехал в её очках. И на её машине.
        Проследив пустую дорогу влево и вправо, где песочные дома сливались с выбеленным небом, она хихикнула, потом рассмеялась как одержимая. Через час, не сумев вызвать по призрачному адресу такси, Лина позвонила Сандре Монтгомери и попросила забрать ее. Она пошла в сторону Сан-Марино, бесполезно оглядываясь в поисках транспорта и дырявя шпильками мягкую пыль.
        Сумеречные облака, изъеденные пожаром уходящего солнца, спустились и уплотнились. Лина боялась наступления темноты, зная - не сможет спать. Но боль в истерзанных конечностях, после трехмильного броска на каблуках, наполнила тело пустотой. Голова коснулась подушки, и Лина уплыла в благостную кому.
        Первая ночь в коттедже промелькнула незаметно, как и следующая. В пятницу утром, Лина взяла такси и съездила в центр. Она провела сорок минут в черно-белом прохладном кабинете куратора галереи, расположенной на оживленной улице Маленького Токио неподалеку от городского совета. Рассеяно выслушав полного мужчину, который портил окружающую ахроматичность малиновой рубашкой, не глядя, утвердила экспозиционный план и прогулялась в музей современного искусства за углом. Пообедав в ближайшем ресторане, Лина зашла в продуктовый магазин, долго ходила меж высокими стеллажами, бросая в корзинку полуфабрикаты. Внесла в дом пакеты. Распределила покупки по шкафчикам и... иссякла.
        Ноги монотонно носили по гостиной, на лестницу, в спальню, обратно к камину и снова вниз. Нигде не находили место. Порченые глупостью мысли распухли, разрывая голову. Но движения притупляли боль. Ноги ходили, а руки переставляли торшеры, пуфы, безделушки на открытых полках. Лина меняла местами кресла, цветочные горшки и вазоны. Ненадолго притормаживала у зеркал, посмеяться пугалу-отражению. Глупое! Думало, осилило разочарование? Вранье! Трое суток мозг играл: отвлекал рутиной и маскировал симптомы разрушения, заслоняя реальную картину. Это не разочарование - это разгром! Поле боя, усеянное телами. Кого там спасать?
        В доме стыла тишина, Лина перестала слышать птиц. Стены давили, казались чересчур белыми и слишком чистыми для нее - серой и пыльной. Она решила их перекрасить. И не смогла заставить себя выйти на улицу - купить валики и краску. Ноги набегались. Мускулы наполнились слабостью, тянули прилечь, хотелось спать. Солнечные лучи в одиночестве бродили по деревянному паркету, спотыкались об стол не на своем месте и разбросанные стулья. Все рассыпалось на запчасти - бессвязно и нелепо валялось там, где Лина бросила заниматься перестановкой. Умирало в ненужности.
        Трудилась и жила одна неугомонная стрелка часов - рубила и рубила. Лина слушала ее часами. Она трудилась и за нее - латала по стежку. И Лина ждала, когда соберется по лоскутку - из запчастей и запасок. Каждый кусочек сам себе - без цельности. Она будет она, только без скачков пульса, боли неизвестных органов, дрожания коленей, и заряда тока в каждом волоске. Все измельчает. Запах расщепится на набор летучих веществ; голос на колебания воздуха в складках; синие глаза распадутся на слои, сосуды, коллагеновые волокна. Боль потеряет монолитность, покроется трещинами и разберется на набор биологических особенностей. Станет в ряд с другими мужчинами. Между Старковым и Дусманисом.
        Лина смотрела в потолок, мучилась желанием перекрасить стены, и знала - это пройдет. Она собирается, а всё и вся распадается: краски разбегаются на пигменты, связующие, наполнители и растворители. И скоро стены будут частью конструкции, а не вселенной, которая сжимается перед взрывом, чтобы рассыпаться на микрочастицы, которые никаким часам не собрать.
        В недрах второго этажа разрывался телефон. Звук не принадлежал дому. Его разобранной тишине. Он пришел снаружи и звал в бурливую жизнь. Лина морщилась - он мешал слушать часы.
        Свет выдавливался сиреневым туманом, который облепил руки и лицо. Лина на ощупь побрела в ванную комнату. Открыв зеркальный шкафчик, уставилась на тюбики и баночки. Пальцы вяло копошились, ломая разноцветные ряды, в поисках таблетки снотворного. На краю раковины ожил телефон. Лина вздрогнула: с полок посыпались крема с лекарствами, вторя нарастающей мелодии звонка. Словно дикое животное, она схватила и сжала вопящий прямоугольник. Ничего не понимая, смотрела на убегающий с экрана входящий номер. Мелодия отыграла, цифры потухли. Лина не успела перевести дыхание, как трель и басы возобновились с новой силой. Она поднесла телефон к уху:
        - Алло...
        - Присылай своих юристов, чёрт тебя дери! - Рявкнул динамик и оглушил короткими гудками.
        Колени подкосились, и Лина осела на бортик ванной, чувствуя себя прооперированной без подготовки и деликатного постукивания секундной стрелки. Экспресс сшивание без всякой анестезии - по живому. В голове не оформился ни один связный вопрос, когда в ладони разразилась новая трель.
        - Милая, Лина! Ты не против, если буду звать тебя по имени? - Голос миссис Берри приятно успокаивал. - И ты, в свою очередь зови меня Марией. Зачем нам лишние условности, когда мы скоро станем семей?
        Лина заморгала, пытаясь сосредоточить взгляд на расфокусированном отражении из зеркала.
        - Не могу выразить, как меня обрадовало известие о вашей с Кристофером помолвке! - воскликнула миссис Берри. - Я буду счастлива, назвать тебя дочерью. Ты вряд ли догадываешься, но именно такую невесту я всегда желала сыну: образованную, интеллигентную, одаренную. Одним словом - исключительную. Ему другую нельзя, - засмеялась Мария и мягко позвала: - Лина...
        - Да?
        - Мы поладим. Ты знаешь, что в нашей семье русские корни? Моя мама родилась в России, и я однажды ездила с ней в Саратов, но была слишком мала, чтобы запомнить и почувствовать. У нас с тобой одна кровь и это важно - я вижу в этом знак.
        Пришибленно внимая глубокому голосу, Лина поймала пятно лица над умывальником и ужаснулась его пунцовости.
        - Милая, - вновь позвала Мария, - вы здесь?
        - Да.
        - Мне не терпится с вами увидеться.
        - Да… конечно.
        - Где вам удобнее?
        - Сейчас?
        - Да, милая. Вы же знаете, в каком мы скверном положении. Время не терпит.
        Лина запустила пальцы в сбившиеся волосы, пытаясь распутать колтуны. Страшилище из зеркала скорчило гримасу, туго соображая, куда пойти в таком виде? Сквозь открытую дверь заглядывала перевернутая вверх тормашками спальня.
        - Приезжайте ко мне, - смирилась она, перекидывая голые ноги через бортик ванны, включая воду и диктуя адрес.
        Миссис Берри приехала ровно через полчаса, как и обещала. Припарковав белый Форд Мустанг на пятачке у лужайки, она вышла из машины красивым уверенным движением и окинула внимательным взглядом улицу. Вздохнув, Лина отошла от окна и пересекла почти прибранную гостиную.
        - Милая, вы будете с Кристофером волшебной парой! - обняла Мария, опьяняя запахом цветов, а вовсе не собранием летучих веществ. - У вас будут прелестные дети! Ну, давай же войдем в дом. Мы привлекаем внимание соседей.
        Миссис Берри присела на диван у камина, скрестив в щиколотках длинные ноги. Навязчивый свет люстры плавал в красных туфлях и рядах золотых пуговиц короткого жакета. У Лины руки ходили ходуном. Она неловко смешала коктейли и поставила на журнальный стол.
        Мария коротко улыбнулась, отодвинула в сторону бокал и раскрыла черную папку. Слова будущей свекрови заставили Лину бессильно опуститься в кресло и онеметь до середины следующего дня.
        Глава 9
        Лина пересчитала золотые корешки книг, просторно расставленные в черном шкафу от пола до потолка; насчитала пять стеклянных ваз с фиолетовыми орхидеями, две с белыми; восемь стульев вокруг большого стола, два поменьше - у бежевой стены; три кожаных дивана у окон и столько же плазменных телевизора напротив; толстый серый ковер под ногами, сливочные торшеры по бокам.
        Побарабанив пальцами по журнальному столику, Лина потянулась к одной из пачек сигарет, которые в изобилии валялись среди газет. Закурила и поморщилась, рассеянно вспоминая, когда последний раз вдыхала горький дым. Взгляд снова оббежал кабинет и неохотно уперся в постмодернистское панно, которое состояло из тысяч цветных треугольников и всевидящих глаз. Но это было лучше, чем пялиться в развеселый экран с хит-парадом МТВ и пугать секретарей сосредоточено-стылым взглядом.
        Дверь со стуком отворилась. Рассекая острием портфеля воздух, как носом корабля, Сандра Монтгомери широким шагом ввалилась в кабинет:
        - Принеси кофе и плесни туда чего-нибудь живительного! - крикнула она помощнице, на ходу сдергивая пиджак и расстегивая воротник белой рубашки.
        Отрываясь от созерцания масонского чудовища, Лина выпрямилась и повернулась лицом к черному портфелю, который приземлился в кипу журналов.
        - Да, все там, - усмехнулась Сандра, проследив за взглядом. - Вырвала вместе с коренными зубами. Жених обвешался ожерельем ядовитых поганцев.
        - Наслышана, - пробормотала Лина, затушив сигарету о хрустальную пепельницу.
        - Собралась армия хреновых грамотеев и с заумным видом тычет меня физиономией в финансовое право! Представь! А сами только и умеют, что мошенничать с налоговой системой, бультерьеры-сосунки!
        - Все так плохо? - сникла Лина, пряча ладони в коленях.
        - Это ты мне скажешь. Не выношу такую манеру вести дела, - хрипела Сандра, щёлкая замками портфеля, - держать клиента за жабры и при этом лапать его и целовать взасос! - она вывалила бумаги на стол. - Ведут себя, будто поимели всех судей штата.
        - Так они... согласны?
        - Можно сказать и так.
        - А еще как?
        Монтгомери провела ладонями по ёжику седых волос и громко фыркнула:
        - Что мы достигли некоего промежуточного результата - усредненного соглашения.
        Она откинулась на спинку дивана, клацнула зажигалкой и жадно затянулась:
        - Утомили сволочи! Все заново перекроили! Все не так и не этак! Лысый отморозок в девчачьих очках к частному праву сбоку припека, сам собой "уголовник" хренов, а туда же. Будет мне растолковывать гражданское право! Был идеально выписанный документ - так нет же - изгадили! Пометили территорию, как чертовы кобели. Так и чешутся руки надрать в суде задницы этим ссыкунам с гарвардскими дипломами. - Потушив сигарету, Сандра взяла скрепленный канцелярской скобой договор:
        - Ладно, опустим лирику и начнем по порядку. Для лучшей усвояемости, я бы разбила смысл этих писулек на три блока, в первом...
        - Не нужно, Сандра. Я сама прочту, - попросила Лина, краснея.
        - Разберёшься?
        - Попробую.
        - Хорошо, если позволишь, я все же растолкую несколько пунктов...
        - Непременно. Я напомню о них.
        Монтгомери неодобрительно поглядела в лицо из-под кустистых бровей и поднялась:
        - Ладно. По большому счету, деньги твои. Кому как не тебе внимательно читать? Дай знать, когда закончишь. - Она пересела за рабочий стол и открыла толстую книгу по земельному праву.
        Лина раскрепила стопку бумаг, откинула верхние страницы с реквизитами и, задержав дыхание, углубилась в печатный текст, понимая - унизительный путь делового замужества только начинается. Взгляд привычно пропускал стандартные формулировки и фиксировал важные детали. Этот документ был ее защитой - исчерпывающий ответ Марии Анне Берри.
        Делая предложение Кристоферу, Лина честно призналась, чего хочет взамен, не ожидая, что о деталях узнает кто-то еще. Вывернуться на изнанку перед ним было пыткой, но обсуждать фертильность и месячный цикл с Марией - извращением. И в самом кошмарном сне, Лина не предполагала, что ее искренность обернется предметом торга, что ее используют, чтобы добиться контроля над финансами ее покойного мужа. Каким-то чудом, Лина смогла отказаться от поездки к неизвестному нотариусу, который уже дожидался, скрепить печатью подготовленный неизвестными юристами брачный договор.
        На что рассчитывала Мария? Ошеломить натиском? Считала, что у будущей невестки отказывают мозги при одном упоминании имени сына? Полыхая негодованием и стыдом, остро сознавая плебейство и неуклюжесть рядом с ангелоподобной дамой, Лина слушала и слушала перечень своих финансовых обязательств. Шок сменил гнев, вернул рассудок и способность мыслить. И ужаснувшись, Лина осознала, что если всерьез воплотить этот безумный план в жизнь - без встречных требований и обязательств не обойтись. Нужна защита от алчных притязаний на имущество Олсена. Брачный контракт, удовлетворяющий обе стороны.
        Лина заставляла себя читать слова, что ранили самолюбие, коверкали любовь. Любовь?.. О какой любви велась речь в этом документе? Все эти слова не придуманы Сандрой или Марией - это она их озвучила и оживила на терпящей бумаге. Этот документ был куплей-продажей, где товаром выступал будущий муж. Лина покупала восемьдесят четыре дня его жизни под одной с собой крышей и сорок восемь интимных отношений в год, в соответствии с графиком, указанным в дополнительном соглашении. За это, она гасила его долги со всеми набежавшими процентами, судебными претензиями, издержками, неустойками, упущенными выгодами других сторон и брала обязательство по финансированию документального кинофильма.
        Мозг холодно фиксировал смысл и корчился. Она казалось, ощупывала слова пальцами как слепой, и каждое проникало под кожу, в кровь, и разъедало кислотой. Лина на секунду прикрыла глаза, позволив пытке прерваться, затем продолжила читать. Стороны договорились, не расторгать брак в течении трех лет. В противном случае, инициатор подвергался штрафу. Лина тяжело сглотнула, сосчитав нули после запятой. По истечении указанного срока можно подать на развод. Содержание жены не предусматривалось и претензий к имуществу бывшего супруга тоже, а бывшей супруге полагалась одноразовая выплата второй стороне и пожизненное содержание. Лина пролистала страницы о конфиденциальности, где стороны согласились держать в секрете, не только детали контракта, но и само существование позорного брака. Пробежала глазами по дополнительным соглашениям с аккуратно составленными расчетами и выдохнула.
        Из нее словно вынули внутренности, подержали в отбеливателе, пропустили через принтер и разложили на сухие канцелярские фразы. Лина подождала, пока уляжется тошнота. Указательным пальцем брезгливо отодвинула документы:
        - Дорогое удовольствие, мой муж.
        - Дорогое, - согласилась Сандра. - Но в таких делах, дешёвое удовольствие, определенно звучит хуже, - хмыкнула она. - Так что, заноси в преимущества.
        Лина попыталась улыбнуться, не оценив юмор Монтгомери, если только это был юмор.
        - Ладно, это все патетика. Я хочу обратить внимание на главное: нам удалось защитить твое имущество. Твои деньги хорошо погрызли и обслюнявили, но они остались твоими. Никто не доберётся до них. Кроме того, заметь, мы фактически вдвое уменьшили сумму одноразовой выплаты. Каково, а? Помимо этого, отсекли бредовые пункты с моральными претензиями, а это очень важная часть! Они в нее вцепились как психи, словно ты какой-то маньяк и будешь третировать их клиента, гонять в трусах по дому, что ему потом бедняге потребуется восстанавливать тонкую душевную организацию в стационарных условиях.
        Лина смотрела в пол на кончики туфель и молчала.
        - Конечно, до конца дней тебе придётся отрывать от себя десятую долю дохода - это плохо, но, - Сандра постучала ручкой по столу, - им тоже придётся делиться прибылью с фильма, и всего того, что Берри создаст во время брака и пометит своей фамилией. А это неплохо - он парень перспективный. Это должно тебя утешить.
        Монтгомери снова закурила, кивнув подбородком на часы:
        - Не переживай детка. Это всего лишь первый бой. Игра мускулами. Я абсолютно убеждена, что смогу, выбить лучшие условия. У нас неоспоримое преимущество. Фактически, время работает только на нас, а значит, против них. Из чего следует, что все их аргументы выеденного яйца не стоят. Они блефуют. Да, чёрт возьми! И мы вернулись к тому, с чего начинали, что все их претензии базируются на доброй воле моего клиента.
        - Нет, Сандра. Не нужно. Мы всё подпишем. Я согласна, - Лина посмотрела в окно на сверкающие под солнцем стекляшки Даунтауна.
        - Что за глупости? К чему такая спешка? Поверь, я знаю что говорю, на мыльные пузыри у меня особое чутьё. Это всего лишь промежуточный результат, который можно назвать удовлетворительным, но мы улучшим его, как минимум до приемлемого.
        - Я знаю. - Лина посмотрела адвокату в лицо. - Передай им, что я согласна.
        Сандра некоторое время молчала. Долго скребла ручкой ежик на голове, аккуратно складывала в подставку карандаши, потом откашлялась:
        - Ладно. В конце концов, ты понимаешь, что делаешь.
        - Понимаю - вздохнула Лина.
        - Это твое последнее слово?
        - Да.
        - И как клиент ты настаиваешь?
        Лина угрюмо кивнула.
        - В таком случае, жду тебя в понедельник у нотариуса.
        Глава 10
        - Андрей, перестань, кричать! Иначе я повешу трубку! - потребовала Лина, сдвигая в сторону телефонную базу, почту, журналы, и запрыгивая на край стола. - Не сказала, чтобы не травмировать твою обидчивую психику. И, да, ты прав, чтобы не мешал.
        Просторная гостиная купалась в золоте. Иголки света пронизывали паутину штор; солнечные зайчики скакали по глянцевой плитке, играя в чехарду. Но Лина зябко ежилась. Отрывистые слова из динамика заставляли заново, шаг за шагом, переживать оскорбительный фарс.
        Она прикрыла глаза, вспоминая лицо нотариуса в красных пятнах, которая проплыла мимо, точно королева и удалилась в комнату отдыха, велев секретарю, пригласить ее, когда стороны, перестанут валять дурака. Оплаченные в пятикратном размере услуги вынудили ее отменить остальных клиентов, удержав от желания выставить всех вон. Трое угрюмых юристов курили в коридоре. Раз в полчаса они забредали в кабинет, хлебнуть черный кофе, и вновь сбегали к непрестанным телефонным переговорам и жонглированием упреками, когда Сандра Монтгомери высовывалась в дверной проем, а потом, чертыхаясь, сбегала к курильщикам.
        Лина с миссис Берри оставались наедине. Они сидели через стол и глядели мимо, но внимательно друг за другом следили. Аккуратный розовый ноготь выводил знак бесконечности по циферблату наручных часов. Лина почти физически ощущала усилия, которые прилагает Мария, чтобы не смотреть на стрелки. Она легко улыбалась краем рта, но владела положением не более тех, что бегали по коридору и шептались у двери.
        Когда снова распахнулись стеклянные створки, Лина не обернулась, удержав желание коснуться пальцами сухого горла. Мария чуть расширила глаза и непроизвольно облизнула губы. Кроссовки ступали мягко и бесшумно, но приближение Берри, выдало громкое чиханье. Опоздав на сто тридцать три минуты, Кристофер навис над столом, не сочтя нужным извиниться. Взгляд из-под длинных ресниц скользнул по подсунутым юристами бумагам. Пальцы сомкнулись на протянутой ручке и нацарапали серию кривых подписей. Шмыгнув носом, он разогнулся, хлопнул по спине мужчину в очках и подмигнул нотариусу, которая торопливо прикладывала к документам печать.
        - Аллергия, - выдавила Мария, ни к кому не обращаясь, после того, как сын ушел.
        Лина приложила пальцы ко лбу, заслоняясь от красивого лица, надменного даже с насморком и красным носом, и помотала головой, будто Старков видел.
        - Нет, Андрей, я не покажу тебе контракт. Мой адвокат его одобрил - этого достаточно, тем более, он уже подписан, - она вымученно засмеялась. - Можешь теперь расслабиться и спокойно спать. И передай любимому совету: "денежный мешок" пристроен, как и хотели, вложен, так сказать, в будущее нации. Но помни: ты пообещал, не называть имен... Как можно сохранить "подобное" в тайне? Ну... не знаю. Думай сам. У тебя на этот счет больше опыта.
        Комната наполнилась дребезжанием газонокосилки и терпким запахом скошенной травы. Лина рассеянно взглянула в открытое окно. Длинный подросток в больших наушниках энергично стриг соседский газон, кивая кудрявой головой в такт музыке.
        - Старков притормози. Это моя жизнь. И деньги, тоже, мои. Я буду тратить их, не отчитываясь. Хватит манипулировать Яном. Научись, в конце концов, обходиться без него. Думаю, если бы он хотел, чтобы всем заправлял ты и свора зубастых джентльменов в костюмах с Сэвил Роу, попивающих исключительно бордосские вина - ты бы сейчас не кричал на меня. Вот, наконец-то, ты молчишь. Теперь попытайся меня услышать. Ты прав в одном - Ян действительно высказался ясно. Но ты забыл. что он дал мне возможность выбрать. И... я выбрала.
        Лина опустила глаза на жёлтое кольцо с надписью «вместе навеки», выгравированной по всей ширине металла. Крикливое чудо Поднебесной сместило с пальца английское произведение ювелирного искусства с квадратным чистым бриллиантом, без всяких почестей отправив в банковский сейф.
        - Глупый, - устало проговорила Лина, - так ничего и не понял? Все это не имеет значения. Я замужем. И брачный договор вступил в силу.
        В последний день сентября рок-группа Стренжерс присоединились к малоизвестным музыкантам, которые давали еженедельные концерты на пирсе в Санта-Монике. Об участии группы сообщали в воздухе самолеты, расписывая небо цветной рекламой, интернет взорвался объявлениями, яркие афиши украсили заборы. На песчаный берег устремились музыкальные обозреватели, журналисты, фотографы, туристы и уличные зеваки. На берег океана стекались тысячи меломанов со всех уголков страны, парковочные места и дешевые номера отелей размели за сутки.
        А за сто двадцать пять миль от феерического праздника, одинокий Рендж Ровер возвышался блестящей горой на фоне неприметного здания мэрии Сан-Диего. Высокий мужчина в черной шляпе и рубашке, небрежно выправленной из джинсов, облокотился о блестящее крыло автомобиля, упираясь кедом в колесо. Лина остановила желтый Бентли - возвращенный прошлым вечером водителем Марии - и вгляделась в неподвижную фигуру. В расслабленных выверенных линиях не угадывалось напряжение. Мужчина казался неодушевленным ладно скроенным механизмом, под стать своей черной машине, скрывающей за чистыми очертаниями опасную мощь.
        Несколько минут Лина стискивала влажными ладонями руль, потом заглушила двигатель и заставила себя выйти. Поравнявшись с Берри, натянуто улыбнулась. Поля шляпы и зеркальные очки закрывали лицо, оставляя на виду гладко выбритую челюсть и сжатый рот. Неутолимый голод скрутился под ребрами узлом. Она не знала, как его утолить, как облегчить его. Стояла и безмолвно смотрела, не в силах просить или требовать. Зря она переживала, что Кристофер набросится на нее, обругает, может, захочет ударить или много хуже - окатит ледяным презрением. Ничего. Ни следа гнева или раздражения. Или аллергии... Стекла очков смотрели бесстрастно. Она делила их внимание поровну с кошкой, которая сонно жмурилась на крыльце.
        Отведя глаза в сторону, Лина прошла мимо. Медленно поднялась по ступенькам. Шагая по тихому пустому вестибюлю, вдоль салатовых стен с образцами различных бланков и объявлений, каждые шесть футов она ловила холодный отблеск люминесцентных ламп на кончиках туфель. Кит не шел за ней. Войдя в приемную мэра, толком не зная, что будет делать там одна, вздрогнула от неожиданности, когда Берри вырос рядом.
        Больше не рискуя смотреть Кристоферу прямо в лицо, Лина поглядывала тайком, отчаянно стараясь распознать его настроение. Берри был убийственно сдержан и спокоен, и стоял так близко, что каждый дюйм кожи болезненно покалывал. Ноздри улавливали теплый мужской запах с примесью кофе и горьковатых духов. Опущенные вдоль тела пальцы слегка подрагивали. Задержав взгляд на ровных фалангах, она поняла - его здесь нет! Он сейчас играет вместе с группой в Санта-Монике, а к ней отправил пустую голограмму. Лина его не вынудила! Нет. Кристофер сделал это сам. Два розовых пятна на острых скулах горели, словно свежие вмятины, свидетельство того, как он рихтовал себя, вписывая в омерзительную роль, и ей стало дурно.
        Женщина в сером костюме с железными скобками на зубах приветливо улыбалась. Она заполнила бланки, вынула из принтера бумаги и, проводив в смежный кабинет, аккуратно разложила документы перед мужчиной азиатской внешности в роговых очках. Отрывистым голосом мэр зачитал слова брачной церемонии и уступил место перед столом. Кит подался вперед и молниеносно оставил размашистые закорючки. Лина моргнула, не сразу поняв, что дело за ней. Она склонилась. Перед глазами запрыгали буквы, она не могла их поймать - строчка слилась в черную полосу. Сплошные черные полосы!
        Костлявый палец терпеливо двигался по документу, выдавливая желтым ногтем ориентиры. Как нерадивая ученица, Лина следовала за ним. Словно после физической нагрузки, тяжело выдохнула. Мечта исполнилась. Что теперь? Вместо ликования усталость, головная боль и осознание бесполезности действий. Сколько бумажек или подписей удержат Берри?
        - Буэно! Теперь можно обменяться кольцами.
        Не переставая улыбаться, секретарь, маячившая позади мэра, посмотрела на Кристофера. который после того, как положил на стол ручку, сунул ладони в карманы джинсов и не шевелился.
        - Кольца... - мягко повторила она, прервав молчание.
        - Я... - Лина открыла рот, чувствуя как краска топит лицо и шею. - У меня их нет… - тихо произнесла она и отвернулась. Свадебными кольцами испокон веков занимался жених... но, боже! Она должна была предвидеть!
        - Нет? - удивился мэр, перешерстив пальцами бумаги.
        - Ах, всякое бывает! Ничего страшного! Внизу есть сувенирная лавка, - пришла на помощь секретарь. - Как временное решение, вы согласны? Я сейчас вернусь. Какие у вас размеры?
        Кристофер молчал. Глядя в пол, Лина пробормотала свой и его размер, который знала наизусть. Дыхание неестественно громко вырывалось в тягостном ожидании. Слышит он его? Смеется над ней? Безмятежное лицо за зеркальными очками не выражало эмоций. Скрипнув стулом, мэр покашлял и, раскурив трубку, подошел к окну.
        Внизу хлопнула входная дверь. Быстрым шагом в кабинет вошла секретарь, принеся с собой сквозняк, который коснулся пылающей щеки. Взяв Линину руку, Берри надел ей кольцо. По телу пробежала горячая волна. Полоска бледной кожи - чужой след - стремительно скрылась бижутерией. Лина осторожно коснулась кисти с натянутыми венами. До боли закусив губу, неловко обхватила дешевенький символ брачных уз, и он вырвался, подпрыгнул как живой, и звучно ударился о плитку.
        Лина подняла круглые глаза на Криса, с ужасом вспоминая безобразную свадебную примету, сулившую миллион бед. Кит неторопливо нагнулся, поднял металл из пыли, и снова вложил в ладонь. Лина похолодела. В другое время, в другом месте, и с другим мужчиной, кольцо так же упорно сопротивлялось. Она не должна была выходить замуж ни тогда, ни теперь. Она погубила первого мужа, как бы не отворачивалась от истины. И вот... это происходит снова.
        С новой попытки кольцо скользнуло на законное место. Лина отпустила теплые пальцы, не смея задерживать, боясь выдать бурю чувств, что вызывала их жесткость. Вручая свадебный сертификат, мэр монотонно выговаривал стандартные поздравления. Он ещё бубнил, а Кит уже нахлобучил шляпу и направился к двери.
        Лина выскочила на крыльцо, приложила ладонь к глазам козырьком, спасаясь от низких лучей солнца, которое повисло над рядами белых домов. Темно-синее небо уже подёргивалось на горизонте фиолетовой дымкой сумерек. Напряженно вглядываясь, Лина успела заметить столб пыли, повисший в расплавленном воздухе. Черный Рендж Ровер, словно мираж растаял в конце улицы. Уронив руку с зажатой бумагой, она сглотнула густую слюну. На зубах скрипнул песок.
        Глава 11
        Полуденный зной затуманил испариной очки. Лина скользнула в ещё хранящий прохладу автомобиль, отсекая птичий гвалт в кроне старого платана. Нетерпеливо опустив козырёк над лобовым стеклом, завела двигатель и прищурилась, вливаясь в ленивый ручеёк транспорта.
        Она старалась убедить себя, что утвердить план будущей экспозиции не глядя, пронестись пулей мимо своих картин, чувствуя себя инородной, незваной гостьей и вылететь на улицу никому ничего не объяснив, вовсе не асоциально. Она не избегает людей. Нет! Просто надушенный, как парфюмерная лавка, куратор галереи выводит из себя: полное лицо с фигурной бородкой и ультрамариновая рубашка вызывает жжение в желудке; а свора ассистентов не умеет говорить коротко, то и дело закатывает глаза, как жеманные девицы.
        Лина фыркнула и вдавила педаль, увеличивая скорость. Третий час она бесцельно каталась по городу. Планы менялись бестолковым калейдоскопом. С пассажирского сидения зазвонил мобильный. Схватив телефон, она взглянула на номер и разочарованно ответила:
        - Калимера... - Лина притормозила у красного бордюра, растерянно посмотрев по сторонам. Она не узнавала улицу, тщетно выискивая под каскадом пылающих бугенвалий указатель. Рассеянно слушая голос Натали, оживила навигатор и уставилась в карту.
        - Как дети? Грэг? У вас все замечательно? Рада слышать. И у нас погода отличная. Да, всё хорошо. Работы много. Ага. И у него. Конечно я в курсе новостей! - вскинулась Лина. - Моё имя включили в рассылку его расписания. Нет, не как жену, а как делового партнёра.
        Она поморщилась. Натали ежедневно интересовалась делами, словно Лина не могла заботиться о себе. Проявляла завидное постоянство с тех пор, как узнала о замужестве. Новость пришлось сообщить и ей, взяв обещание хранить тайну. Рискованное признание. Но Метаксас принимал прямое участие в финансах Берри, а оправдывать небылицами каждую транзакцию хуже, чем сказать правду. Натали удивила - приняла весть спокойно. Иногда казалось, что Грэг замечательно воспитал жену, научив сдержанности. Но её хватало ровно на пять минут, после чего Лина досадно отмахивалась от роя назойливых вопросов, на которые нет ответов. Подробности супружеских отношений она держала при себе. Ссылаясь на плотный рабочий график, пресекала намерение подруги и матери навестить молодых. Но и по телефону скрывать положение вещей, становилось все труднее. Дежурными фразами Лина отделалась от Натали, боясь за пустой болтовнёй пропустить другой звонок.
        Берри не объявлялся. Она наврала про осведомлённость и рассылку. Никто не отчитывался перед ней. Она не знала - в стране ли муж вообще! Искать через знакомых унизительно, а "Гугл" среди мусора и сплетен не выдал ни один достоверный факт. На прошлой неделе Стренжерсы участвовали в прямом эфире вечернего шоу, давали интервью для музыкального журнала. Но без Кристофера. А между тем, папарацци ежедневно ловили его в клубах Ибицы, в казино Монако, на вечеринке его бывшей звукозаписывающей компании в Дубае. Одновременно. И в разных точках земного шара. Лина изнывала от неопределённости. Настроение менялось ежесекундно - скатывалось от гнева к отчаянию и снова взлетало к гневу. Она пихнула кулаками руль: муж обязан с ней жить четверть месяца, нравиться ему или нет!
        Кипя негодованием, она набрала номер миссис Берри, придерживая телефон плечом и нетерпеливо отсчитывая тягучие гудки. В конце концов, она потребует выполнение брачного договора. Её банкиры давным-давно погасили долги Стренжерс и Кристофера в частности. Именно Мария настояла на правовых отношениях, так пусть блюдёт выполнения контракта не только Линой, но и сыном!
        - Милая, - изумилась миссис Берри, выслушав сбивчивое заявление, - вам с ним совершенно негде жить. Малюсенький коттедж за городом, который я видела, совсем не подходит для семьи с детьми. Нужно заняться поисками уютного гнездышка. Я помогу тебе. На прошлой неделе знакомый риелтор, как раз говорил о выставленном на продажу отличном ранчо в районе озера Тахо, и он советует присмотреться к роскошному имению в нижней части Бель Эйр. Необходимо срочно все осмотреть, пока цены настолько привлекательные. Это долго не продлится, поверь.
        Сбитая с толку, Лина замолчала. Подобная мысль не приходила в голову. Перед глазами всплыла гостиная с фисташковыми шторами, маленькая спальня над розарием - простая на грани аскетизма. Лина представила высокую фигуру Берри в узком кресле, обитом бледной тканью в розовый цветочек, длинные руки свисают с подлокотников, согнутые колени упираются в кофейный стол... Хмыкнула от абсурдности зрелища и потёрла лоб, признавая правоту Марии - дом в Ньюпорт-Бич был её. И Яна. Он не подходил Кристоферу и детям. Губы тронула смущённая улыбка, но Лина их быстро поджала и холодно напомнила миссис Берри, что её сын за три недели ни разу не позвонил.
        - Будь снисходительнее, милая, - попросила Мария. - У него съёмки во Вьетнаме. Процесс был долго заморожен и техническая группа изо всех сил пытается наверстать упущенный график. Это сложно. А в той глуши, где они поселились, просто дикие условия и отвратительная связь. Кит даже мне не звонит.
        Лина сдалась. На душе посветлело: теперь она знает, где он. Упираясь локтями в бедра, она подпёрла кулаками щеки, давая волю воображению. Ранчо, имение?.. Она попыталась представить себе место, которое Кристофер захочет назвать "дом". Перед внутренним взором вспыхнули стремительные зарисовки: не стеснённая дверями и перегородками бесконечность, воздух, свет, невидимые контуры только вверх, глаза слепит мрамор, ладонь холодит сталь и стекло; мужчина за роялем аккомпанирует глубокому голосу, отбрасывает со лба непослушные, почти черные волосы, в которых запутался закат, влезший через распахнутое окно...
        Грудь стеснило. Лина простонала сквозь сжатые зубы. Она хотела этот дом! Знала, что обматывается и не сдержалась: подчинилась желанию на несколько секунд, пока наваждение не рассеялось. Медленно выдохнула, завела мотор и, следя за дорогой, набрала номер Сандры. Лина решила купить не просто имение, а дом грёз, в котором будет одна супружеская спальня. Общая, - ядовито подумала она, мчась в сторону Западного Голливуда, полюбоваться особняками.
        Выбирать домашний очаг, не ограничиваясь суммой, оказалось захватывающим приключением. Лина бросила следить за временем, почти безболезненно пережив очередное одинокое Рождество и трёхмесячное отсутствие известий от Берри. Снова замужем и снова одна - это становилось обыденным.
        В компании свекрови она изъездила престижные районы Эл-Эй вдоль и поперёк, осмотрела десятки домов в Беверли-Хиллз и Бренвуде, старинных особняков в Пасифик Палисэйд, съездила в Санта-Барбару и добралась до ранчо на озере Тахо. Перед глазами мелькали пресыщенные собственным великолепием вилы одна роскошней другой. Мария благосклонно улыбалась, глядя на чудеса современной архитектуры. Но Лина тяготела к классическим формам. Так же, как Ян. Их вкусы гармонично переплетались, дополняя друг друга - они всегда смотрели на одно и выбирали не сговариваясь. Но миссис Берри качала головой, высоко поднимая соболиные брови:
        - Что ты, милая, - она внимательно осматривала очередной фасад, - это все, не то. Кит не выносит многослойности и напыщенности.
        - Но это вовсе не напыщенно, - пыталась спорить Лина, глядя на деревянные окна серого двухэтажного дома в колониальном стиле, распахнутые над квадратным газоном и садом, с регулярной планировкой идеально стриженных вечнозелёных кустов.
        - Возможно, - рассмеялась Мария, беря под руку. - Но, ты плохо знаешь моего сына. Будь его воля, он поселился бы в гараже: твёрдый пол, звуконепроницаемые стены и усилители с гитарами. Уверенна, отсутствие потолка он заметил бы, только испортив дождями реквизит.
        - Когда он увлёкся музыкой?
        - Как и все подростки в средней школе. Мучал все что могло трещать, завывать или скрипеть.
        - Почему он выбрал гитару?
        - Ммм?.. Не знаю, - рассеянно проговорила Мария, снимая очки и задумчиво покусывая дужку. - Может, потому что она компактная? Он брал её на съёмки. - Неожиданно синие глаза чуть расширились и вспыхнули восторгом. - Придумала! Нужно позвать на помощь Лео! Она просто антипод своего брата. Всё что отвергнет, придётся по душе Киту. И на нашу удачу, как раз завтра она прилетает из Нью-Йорка.
        Миссис Берри развернулась и поманила к себе сухопарого агента с вытянутым лицом. Мужчина скромно маячил неподалёку, готовый в любую секунду включиться в переговоры.
        - Эван, милый! Эти дома не подходят. Мы хотим осмотреть что-то более эксклюзивное и современное, - она нагнулась к Лине и весело шепнула. - Как же я забыла, что дочь не выносит модерн! В отличии от Кристофера, презирает функциональность.
        Подпадая под утончённое обаяние миссис Берри, Лина со всем соглашалась. Очарованная Марией, она любовалась её красотой, застывшей, словно вне времени, наравне с эстетическим удовольствием от вида шикарных домов. Она была благодарна ей за неожиданную поддержку и тайное сообщество, почти простив её роль в коммерческом браке. Лина неутомимо осматривала всё, что та считала нужным осмотреть, готовая любить что угодно, только бы радовать маму Кристофера.
        На пятый день приезда Леопольдина шумно отвергла дом в Малибу, выстроенный на вершине горы среди кактусов и агавы. Конструкция тёмно-серого камня и стекла, разработанная швейцарским архитектором, гармонично врезалась в горный пейзаж. Шесть спален и девять ванных комнат вырастали из скалы, нависая над заливом Санта-Моника и, казались, сформированными ветром и солнцем, напоминая дело рук позднего Гауди.
        Внутренний минимализм и хай-тек в совокупности с натуральными материалами скрадывал углы. Создавалось ощущение единого пространства, но при этом земного, без намёка на офисную стерильность. Двухуровневая гостиная с камином, отделанным мраморной плитой до потолка, стеклянными стенами и тёмным мозаичным полом Балтийского камня - налево перетекала в просторный обеденный зал; направо - в бильярдную; затем растворялась в полумраке домашнего кинотеатра, в большой кухне, комнатах для прислуги, бесчисленных гардеробных и в винном погребе. Крытый бассейн на нулевом уровне, объединённый со спортивным залом и СПА-зоной, соединялся с открытым прямоугольным бассейном на заднем дворе у террасы. Прозрачная лазурь воды дрожала, как зыбкое небесное марево над аквамарином океана. Два теннисных корта в тени фруктовых и оливковых деревьев, гараж на десять машин и тридцать акров земли окружали высокие стройные пальмы, которые вечером утопали в серебристо-фиолетовой иллюминации.
        У Лины голова пошла кругом, словно от шампанского. Фамильный особняк в Дорчестере показался беспробудно старомодным, древним и пыльным, пригодным только для музея.
        - Недурно. Думаю, это то, что надо, - улыбалась Мария, легко скользнув взглядом по зелёным каньонам к панораме залива, от которой у Лины перехватило дух. Подняв голову, она посмотрела на юг в сторону Пасифик Палисэйд.
        - Папарацци не подобраться. Разве что прилететь на вертолёте. Соседи: звезда баскетбола в разъездах большую часть года и дочь нефтяного магната не вылезающая из игральных домов Монте-Карло. Боюсь, подружиться будет затруднительно. Но с другой стороны - никто никому не помешает, вздумай даже Кит здесь репетировать, - засмеялась Мария. - Но, надеюсь, ты не позволишь ему. Итак, лёгкая отделка, немного мебели, предметов искусства и... можно въезжать! Я познакомлю тебя с изумительным дизайнером интерьеров. Я открыла Джо в прошлом году, а в этом - у него запись на год вперёд. Но для нас он сделает исключение. Эван, дорогой! - позвала миссис Берри риелтора. - Дом великолепен и он нам подходит, правда милая?
        Вдыхая свежий и чистый океанский бриз, не отяжелённый городским смогом, околдованная и счастливая, Лина рассеянно кивнула. Она пыталась одновременно охватить сияние солнца, что погружалось в океан, розово-лиловые блики, что растекались по гладкому камню дома, отражались в стёклах и зажигали синее пламя в волосах Марии.
        Спуститься на землю Лине помог Андрей. Он процедил сквозь зубы, что фонд более не выделит ни цента. Истратив личные сбережения и деньги со всех доступных счетов, Лина не заметила, как влезла в кредиты, сумма которых разъярила его. Гневно выслушав разнос, злясь тем сильнее, чем больше чувствовала правоту Старкова и вину перед Яном, она оградилась от неприятных разговоров единственным доступным способом - перевела общение с ним и советом директоров на секретарей, юристов и адвокатов. Старков перестал звонить.
        Глава 12
        Темнокожий парень с мятной шевелюрой выбритой полосками и золотыми тоннелями в ушах размахивал длинными руками и шарил взглядом по потолку, декламируя стихи битников. Надтреснутый голос жарко выводил строчки Лероя Джонса. Сунув большие пальцы в задние карманы джинсов, обтянувших тощий зад второй кожей, он нараспев бросал серию распоряжений ассистентке, не меняя пронзительный тон. Чавкая жвачкой, юная малазийка делала пометки в планшете, потряхивая разноцветными бусинами в тугих дредах.
        - Это важно, Ли, ласточка, очень важно! - веско вскидывал указательный палец Джо Аббисс, пробегая коричневыми костяшками по поверхностям, постукивая ногтями по стенам, засовывая широкий нос с пирсингом в каждую щель.
        - Доверься, - улыбнулась Мария, иронично разглядывая своего протеже. - Джо маэстро интерьеров.
        Пожав плечами, Лина доверилась. Выписала новый чек, стараясь не думать об Андрее, и с любопытством наблюдала за изменениями неподатливой формы из камня и стекла. Второй этаж преобразился первым. Лина пришла в восторг от мраморной белоснежной ванны в супружеской спальне и огромной кровати парящей в облаках благодаря стеклянным стенам и подиуму. Но больше всего заворожил высокомерный аристократ в гостиной - лаковый рояль, который неподвижно застыл в ожидании…
        Под чутким руководством миссис Берри и Аббисса, Лина стала завсегдатаем престижных аукционов и распродаж. Пристрастилась к азартной охоте за предметами искусств и антиквариатом. Вилла над заливом Санта-Моники уверенно наполнялась дизайнерской мебелью, техникой, коврами и поднималась в цене с той же стремительностью, с которой по утрам вспыхивал пожаром рассвет.
        С помощью Марии, Лина наняла людей присматривать за садом, бассейном, дорожками, беседками, фонарями и всем сложным механизмом, поддерживающим работу системы "умный дом". У кованых ворот в маленьком служебном здании, скрытом за стеной зелёных грабов, обосновался наблюдательный пункт с камерами и двумя квадратными парнями из охранного агентства. Итальянский повар Мариано Блази оборудовал кухню по своему вкусу и затребовал троих подручных. Две уборщицы из Болгарии, едва изъяснялись на английском, но отлично управлялись с чистотой дома. Затолкав поглубже тревожные мысли, Лина упаковала вещи в коттедже, вновь зачехлила мебель, вывезла ящики с холстами из гаража, и переехала в Малибу.
        Двухуровневая гостиная перестала казаться огромной - утонула в разноцветных декорациях к сказке тысяча и одна ночь. Сидя на полу, Лина перебирала пальцами рулоны шелка и бархата, ворошила обрывки парчи и золотых шнурков с тесьмой. Поднеся к глазам ткань с серебряной вышивкой, заискрившейся как рыбья чешуя, она удивлённо посмотрела на Аббисса, который закинул ногу на ногу в низком кресле и ковырялся в смартфоне.
        - Но, Джо… все это напоминает подвалы Али-Бабы. Не знаю. По мне - это чересчур.
        Джо Аббисс фыркнул и поймал сочувственный взгляд помощницы, которая стояла на коленях и аккуратно сортировала выкройки по кофейному столику. Закатив круглые глаза, он нервно взвился, подскочив к передвижному зеркалу во весь рост.
        - Чересчур? Ли, ласточка, подойди ближе!
        Стряхнув с джинсов нитки, Лина с сомнением подошла, порядком утомлённая театральностью Джо. Схватив ее за руку, он встал чуть сбоку и позади:
        - Посмотри на себя! - приказал он, охватывая горячими ладонями предплечья.
        Лина застыла перед зеркалом. В рамке распущенных волос румянец медленно окрашивал щёки.
        - Джо...
        - Нет-нет-нет! Смотри! Вся такая молочно-белая и жемчужная, - он провёл чёрными пальцами вдоль руки сверху вниз и накрыл ладони.
        - А теперь, на меня смотри! Чёрный как дёготь. Смотри на нас одновременно! Охвати целиком. Что ты видишь? - Джо взял её кисть и приложил к щеке. - Ты видишь, какая тонкая и нежная у тебя кожа? Видишь, как она светится на фоне моей? Ты стала прекрасней рядом со мной, Ли, а я рядом с тобой ещё темнее. Ты видишь это, ласточка?
        - Наверное…
        - Хорошо. Закрой глаза. Задержи в памяти этот образ, - промурлыкал Джо. - Пространство раскрывается. Узнай, чего оно хочет! Вдохни поглубже и поймай его ритм! Смотри с закрытыми глазами, и ты увидишь красоту. Ты художник - ты умеешь видеть. И любить. Полюби же его! Позволять ему играть с тобой! Это как секс. Ночь и свет…
        - С удовольствием поиграю с тобой, ублюдок. Как насчёт секса в конце тоннеля?
        Кулак прилетел откуда-то снизу и вонзился в ребра Джо. Вскрикнув, Лина отпрыгнула в сторону. Девушка с выкройками завизжала. Аббисс согнулся пополам и рухнул на колени. Искривленный рот со свистом втянул воздух. Мужчина в чёрной кожаной куртке дёрнул плечом, и пыльная дорожная сумка глухо шмякнулась об пол. Никто не услышал, когда Берри вошёл.
        - Привет, дорогая, - он послал Лине глянцевую улыбку. Выверенная до пикселя стена, за которую не проникнуть ни журналистам, ни жене. - Развлекаешься?
        Она спрятала руки за спину, дёргая пальцы из суставов. Она ждала его каждую минуту. Он... здесь. А её накрыла паника и абсурдное желание - спрятаться. Запрокинув голову, Лина пыталась понять выражение светлых глаз на загорелом до черноты лице.
        - Это? - Берри кивнул на стонущего в ногах Аббисса.
        - Дизайнер…
        - Да ну. А я решил взломщик.
        Кристофер потянул Джо за подмышки и закинул на диван, похлопав по щеке:
        - Не раскисай. Лёгкая аритмия и сбой дыхания. Скоро пройдёт. Спальню уже сделал, дизайнер?
        - Ммм.. - Джо растопырил пальцы. - Матерь божья... четыре...
        - Что четыре?
        - Сделал четыре... не успел... две...
        - Успеешь. Мне пока одной хватит, - выпрямился Кристофер. В противовес лёгкой усмешке неулыбчивый взгляд остановился на Лине. Она инстинктивно попятилась, уступила место у дивана помощнице, которая принесла из кухни стакан воды, и пыталась напоить босса.
        - И ещё цветы... не все подвезли... - мычал Джо.
        Лина бросила незаметный взгляд на улицу. До припаркованного перед домом автомобиля шагов десять, она преодолеет их за... Берри больно сжал локоть.
        - Пойдём, - грубо сказал он, потянув к лестнице. - Цветы польём.
        Точно ориентируясь в доме, он поволок её наверх. Лина едва ловила ступеньки кончиками носков, задыхаясь от негодования и унижения, которое вытеснило страх. Отбиваясь от наглых рук, она чувствовала себя безмозглым барашком на заклание. Прижимая к поджарому боку, Берри грубо тянул трепыхающуюся дичь, как барин служанку, немой к жалобам и попыткам объясниться. Безошибочно выбрав нужную дверь, Кристофер ввалился в спальню. Не дав перевести дух, прижал Лину к стене, ладони сжали плечи. Она успела лишь судорожно вдохнуть его запах, перемешанный с пылью дорог, и алчный рот врезался в губы. Её сбил бешено несущийся электропоезд. Из глаз посыпались искры. Колючий подбородок больно смял кожу, вырывая жалобный звук, но изголодавшееся тело потянулось к нему. Руки взметнулись, пальцы запутались в прохладных волосах, впиваясь ногтями в кожу, притягивая его ближе.
        - Черт! Быть женатым здорово бодрит, - прорычал Берри не отрывая губ, опёрся носком ботинка в пятку, громко скинул обувь на пол и, подтолкнул Лину к кровати.
        Вечерняя заря подсветила шторы розовым, окрасила тревожным цветом простыни. Длинный силуэт посреди кровати, казался запёкшимся порезом. Лина глубже зарылась носом в изгиб мужской шеи, держа собравшиеся под ресницами слёзы. Под ладонью расслабились развитые грудные мышцы, биение сердца замедлилось, дыхание над ухом выровнялось. Стихия успокоилась... Позволила вновь оформиться иллюзии безопасности, словно после шторма океан, который лежал за дымчатыми окнами и вливался гладким массивом в небо. Сила жизни. Он был ею сполна. Заставлял жадно распахивать глаза, дышать полной грудью, ловить пальцами миг. Краткий миг предельной жизни среди бесформенного серого ожидания. Могла она удержать его? Оттянуть уход на день или на час... Лина просила силы, что привели его к ней, дать ещё немного времени.
        Она аккуратно отстранилась и приподнялась. Темные волосы спутались, удерживая тени. Протянув руку, она осторожно убрала влажную прядь, открывая высокий лоб и густые брови над веером девчачьих ресниц. Кристофер вздохнул. Губы разомкнулись, и циничный рот внезапно оказался по-детски целомудрен. Лина жадно любила глазами расслабленные черты, будто подсвеченные изнутри мягким светом. Острая нежность комом набухла в солнечном сплетении, больно надавила на ребра. И вдруг кончики пальцев онемели...
        Лина откинулась назад и вгляделась в великолепие костяка и мышц. Кристофер без дневной мимики напугал её. Она прищурилась от напряжения, словно глянула в сотню оптических линз и картина распалась на слои, где каждый упразднял другой. Такая многоликость!.. И между тем, все были им - любой угол был верный. Как ни вглядывалась, не находила линии, что вносили диссонанс.
        Ускользающий мужчина-эфир... Ты существуешь? Или я придумала тебя?
        - Что? - Крис повернул голову и открыл глаза.
        Лина отвела разбудивший его взгляд и мотнула головой:
        - Ничего. Это все игра света.
        Он с минуту сонно смотрел из-под ресниц, будто восстанавливая в памяти ее лицо. В глубине глаз появилась осмысленность, погасив мягкий блеск. Берри нахмурился и широко зевнул:
        - Что насчёт ужина?
        - Боюсь, что... ничего, - смутилась Лина, оборачивая вокруг себя простынь. - Повар заступит на службу только со вторника.
        - А ты не знаешь где кухня?
        - Там ничего нет, - покраснела она. - Но в полумиле целая улица с ресторанами. Можно заказать еду там.
        - Сойдёт, - проворчал Кристофер, потёр ладонями лицо, и свесил ноги с кровати.
        - Ты приехал... надолго? - обратилась она к его спине.
        - Через неделю играем на фестивале в Аспене, - глухо пробормотал он, натягивая джинсы.
        - А потом?
        - А потом, - Берри выпрямился, казалось, осмысливая вопрос, - это любимое слово Кимберли.
        - Что это значит?
        - Позвони ей и спроси, что оно, мать его, значит.
        Снова покраснев, Лина посмотрела в строну. Кожу знобило. Стиснув ладонями локти, она судорожно думала, о чем ещё спросить, чтобы оттянуть его уход.
        - Как продвигается работа над фильмом?
        - Супер. Твои деньги творят чудеса, - взъерошив волосы, он показал большой палец и поднялся.
        - Ты ещё злишься?
        Крис понюхал мятую футболку и закинул на плечо.
        - Нет.
        - Но уходишь. Подожди, я хотела...
        - Со мной в душ? - надавив ручку в ванную комнату, он обернулся.
        - Ты собрался идти в душ?
        - А ты хочешь по-хозяйски пройти первой?
        Лина сглотнула и покачала головой.
        - Кристофер, я хотела сказать, что этот дом... он тоже твой...
        - Это значит, что ты не против, если сюда заявятся парни и захватят кое-какое оборудование? - Берри насмешливо оскалился.
        - Не против.
        - Тогда закажи какой-нибудь еды. Побольше. И выпивки. Будут гости.
        - А ты?..
        - А мне пиво.
        - Значит, ты останешься?
        - Слушай, ты вправду так болтлива? Или это посткоитальный синдром? - бросил Берри через плечо и заперся в ванной.
        В который раз, заливаясь краской, Лина глядела в белый прямоугольник двери, слушая напор воды, разбивающийся со всех сторон о мрамор. Как во сне закрыла глаза и открыла, запоздало вспоминая о Джо Аббиссе.
        Глава 13
        Свет фар от пяти заведённых фургонов оттеснил сумерки вглубь сада. В дом потянулась вереница грузчиков в серых комбинезонах. Коричневые коробки заставили холл. Рабочие разнесли по гостиной фрагменты мебели, складывали друг на друга проигрыватели, комбоусилители, мониторы. Перепуганные горничные забились на кухне Блази, выглядывая из-за двери.
        Лина застыла в начале лестницы и открыла рот. Кристофер ушёл час назад: когда он сумел перевернуть первый этаж вверх дном? Набрав воздух, она ринулась в гущу металлической свалки, пытаясь обуздать хаос.
        - Что это? Микшеры?.. Нет, здесь оставлять нельзя, несите в бильярдную! Куда вы с этими колонками? О, боже, просто придвиньте к стене!
        - Где тут распределительный щиток, мэм?
        - Вот, возьмите номер электрика.
        - Где телефон?
        - По-моему, в кухне... Посмотрите на столе!
        Злословя и фыркая, мужчины по частям втащили в двери громоздкий угловой диван, оббитый некогда гладкой синей кожей, а теперь стёртый по бокам; поставили напротив камина рядом с роялем. Недвижимые манекены Аббисса с помощницей следили за людьми, которые собирали офисные столы и громоздили на них компьютеры, принтеры, факсы. Потом исчезли. На их место плюхнулся парень в зелёной бейсболке, раскрыл на коленках ноутбук, забарабанив пальцами по клавиатуре; худая шатенка с короткими волосами уткнулась носом в мобильный.
        - Черт! Аккумулятор сдох! Я не успела заказать билеты! Кто-то додумался взять подзарядку?!
        - Поищи в той сумке, - не поднимая голову, буркнул парень.
        - Здесь есть ещё розетки? - дёрнула она Лину за руку.
        - Да... попробуйте заглянуть за декоративную панель.
        - Мэм, у вас случайно нет плоскогубцев? - вылез мужчина из-под стола, держа зубами провод.
        - Думаю, в подвале найдутся инструменты. Ключ в коридоре, на шкафчике.
        Мозаичный пол избороздили разноцветные шнуры. Пересечь комнату не спотыкаясь и ничего не задев, стало невозможно. Гостиная больше не напоминала сокровищницу Али-Бабы - превратилась в нечто среднее между гаражным складом и конторой.
        Подпирая фургоны, к дому съезжались легковые автомобили. Незнакомые люди прибывали компаниями, парами и по одному. Лина непрерывно сталкивалась с кем-то в коридорах и на лестнице. Сонная вилла над заливом мощно вздрогнула, завибрировала громкой отрывистой речью, взрывом хохота и наполнилась запахом сигарет, марихуаны и алкоголя.
        До позднего вечера Лина сломя голову носилась по дому, к полуночи не чувствуя ног. Проследив, как рабочие разгрузили пятый фургон и разъехались, она добралась до спальни и заперлась. Тяжело привалилась спиной к двери, пытаясь переварить две новости. Похоже, Берри, правда, собрался жить здесь. О такой удаче она не смела мечтать! Но вместе с ним поселится его работа. Оставалась выяснить насколько её значительная часть...
        Взглянув в зеркало, Лина механически собрала растрёпанные волосы в конский хвост, поймав лихорадочный взгляд и триумфальную улыбку, похожую на гримасу боли. Подкрасила дрожащей рукой губы, стирая приступ эмоций, и снова сбежала вниз.
        - Что? Ещё тарелки? Возьмите в столовой!
        - Куда мусор?
        - Мариела! Петрана! Хватить дрожать, никто вас не укусит! Отнесите туда эти мешки! - срывая голос, Лина перекрикивала басы. Толкаясь среди смеющихся и танцующих мужчин и женщин, она выискивала источник агрессивного рэпа и не находила.
        - Где туалет? - гаркнул в ухо рыжий верзила.
        - Направо, первая дверь. - Она взяла протянутый стакан с пуншем, но опомнилась и вернула угощение. Сумбурное свидание с Крисом, могло принести плоды...
        - Я не пью.
        - Вообще, что ли?
        - Да, - рассеяно обронила Лина и вскрикнула. В толпе мелькнуло знакомое лицо. Она приподнялась на носочки, отчаянно замахав басисту Strangers, который пробирался к ней от двери, стаскивая с головы мотоциклетный шлем.
        - Сorazon!? Вот так встреча!
        - Боже мой, Джозеф! Как я рада тебя видеть! - сдерживая желание разреветься, она сжала широкие плечи под кожаной курткой.
        - Чет ты кислая? - Медвежьи объятия ослабли, Ривера с интересом заглянул в лицо.
        - Просто... голова болит.
        - А... и у меня, знаешь, настроение не фонтан. Какой-то придурок царапнул на заправке байк. Три часа пялился в записи с камер, чтобы, мать твою, разглядеть серую кепку и кусок облезлого бампера! Пойдём, надерёмся до бесчувствия. Я прихватил ящик отличного хереса. Где штопор?
        - Там!.. - нервно смеясь, она позволила усадить себя на переполненный диван, взяла протянутый бокал.
        - Улыбочку! - Наскочил с фотоаппаратом Френк Вуд и нажал пуск.
        - Привет... - заморгала Лина под гогот мужчин и жадно отхлебнула крепкий напиток.
        Над темным заливом появилась коралловая щель, разорвала горизонт пополам, отразилась от глушителей мотоциклов и крыльев автомобилей. Свидетели ночного затора в беспорядке застыли посреди подъездной дороги, дожидаясь компанию, которая ещё толклась у бассейна.
        Сквозь раздвинутые окна беспрепятственно гулял холодный воздух. С моря медленно полз туман, размывая тяжёлое марево, которое висело над картонками из-под пиццы, полными окурков пепельницами, банками пива, грязной посудой и батареей пустых бутылок, что усеяли сукно бильярдного стола, мраморную полку камина, подлокотники кресел и ступеньки.
        Тим Стюарт приглушил музыку, игнорируя слабый протест с улицы, и откинул крышку рояля. Пальцы пробежали по клавишам, застыли в раздумье, и ожили мелодией Клода Дебюсси. Под потолком задрожали хрустальные аккорды. Удерживая на животе банку пива, Джозеф блаженно растянулся на ковре. Толстый палец дирижировал Стюарту. Подперев щёку, Лина пыталась слушать Вуда, который разъяснял отличие скриминга от гроулинга - техник расщепления звука, которыми владел Берри. Он убеждал, что любой может научиться певчим приёмами.
        - Важно ни то, как громко ты орёшь, а как дышишь! - воскликнул Френк, напряг впалую грудь и со свистом выпустил воздух: - Главное дышать! Это все умеют.
        Руки Стюарта замерли. Он улыбнулся Вуду через плечо и заиграл военный марш.
        - О, да! Это не сложно, - хихикнула блондинка в джинсовых коротких шортах, плюхаясь Вуду на колени.
        - Вот и я говорю: петь - фигня! Не суть!
        - Да ну! - Волосатая рука Джозефа появилась на кофейном столике, наполнила Линин бокал, и утащила пустую бутылку на пол.
        - Вот тебе и "ну"! У Стю поставленный голос, а он всегда будет бэком!
        Раскачиваясь на стуле, Тим громче ударил по клавишам. Френк повысил голос до крика:
        - Потому что владеть экспрессией и заводится по заказу дерьмово трудно! Это надо иметь в голове такую хреновину, чтобы включать драйв и выдавать энергетику, а не бездушно лобать. Нужна креза!
        - Ага, такая, как у тебя, - поскрёб бороду Ривера, - без голоса и слуха.
        - Да в унитаз спусти весь грёбаный диапазон! На концерте он нафик не нужен! Фэны отрываются, а не слушают! Они хотят обоссаца, хотят сорвать крышу! Умение делать шоу - суть! И Кит замочит любого в этом! А споёт и дурак. Даже наш толстый Джо, - он поцеловал Лину, хлопнул по ляжкам блондинку и приложил ладони рупором ко рту:
        - Стю, придурок! Хватит уже нас поливать, приглуши свой сейшн! Не видишь девушки заткнули уши!
        - Тише Френки, - Тим перешёл на нежный вальс. - Мы знаем, что твою луженую глотку беречь не надо.
        Ривера разразился диким хохотом.
        - Ох, мать же твою! Философ с диапазоном мартовского кота треплется о Китовских четырёх... певчих! С ручным тембром! - Он застучал кулаком по колену. - И, о... о маньячных тренировках сутками! Сколько? Сколько лет уже Стю?
        - Двадцать пять.
        - Ой, не могу! Четверть века!? Там же на отработку дикции согласных ушло, святые угодники, дюжина!.. - Джозеф захлебнулся пивом, встал на четвереньки, кашляя и отплёвываясь:
        - Кхе-кхе... И всё... нафик не нужно! Иисусе, ты только ему... не говори! Поживи ещё Френки!
        - В задницу октавы, Джо! Да-да! Нужен шаманский магнетизм! Чтоб энергия пёрла!
        - Сам ты, задница! Давай в Аспене помычишь ты, а? Вмиг сдохнешь под объедками со своим, этим... шаманским магнетизмом, оторванным по гланды!
        - А попробуем!
        Лина попыталась снять с себя горячую руку, которая обняла плечи и дёргалась с Вудом. Она смотрела на мужчин из-под тяжёлых век, сопротивляясь желанию, закрыть глаза.
        - Вот дурак, - отдышался Ривера. - Ты же не берёшь без писка Ре-Ми первой.
        - Могу! Спорим!
        - Ладно. Сожрёшь потом свои волосатые лопухи.
        - О!.. Это, то, о чём я подумала? - блондинка повисла на шее Вуда.
        - Уверен, детка, ты подумала о его концертных наушниках.
        - А, ага... Круто! А что с ними?
        - Слишком долго выбирал.
        - Иди ты на хрен, Джо! Как я, по-твоему, проглочу их?
        - Не знаю. По частям.
        - Долбанный псих! Они же мне внутри все порвут!?
        - Ещё как. Толчок будет твоим кошмаром. И позором.
        - Да пошёл ты! - Вуд поднялся, грубо скидывая девицу.
        - Иди-иди, Френки, тренируйся! - хрипел Ривера, перекатываясь с пола на диван.
        Зажимая зубами сигарету, Стюарт истово заиграл оперу Вагнера "Гибель богов" - отрывок знаменующий смерть Зигфрида. Показав ему средний палец, Вуд исчез в глубине бильярдной, громко хлопнув дверью.
        - Иди ко мне, chica, - Джозеф притянул блондинку под бок. - Этот грубиян тебя не достоин.
        - Но... где же Кристофер? - поморгала Лина, наводя резкость.
        - Да, кто его знает, corazon, - щекоча визжащую девушку, отозвался Джозеф. - За ним трудно следить. В глазах рябит. Не вижу здесь Чака с Кёртисом. Это плохо.
        - Может они ушли? - обернулась Лина к дверям.
        - Скорее - укатились, - засипел Джозеф. - Они ж - дрова. В смысле гитары. Кит никуда без них. Я, например, своих красоток дома держу, - оттопырив полные губы, он исследовал пальцем застежки на блузке блондинки. - Расчехляю только по нужде. Вот так: одну за другой, - он сосредоточенно вынул пуговицы из петель. - И Стю так же. Френки правда таскает в карманах палки. Но это такое, - он покрутил пальцем у виска. - Детина у нас глупая, сама видела. А Кит бродяга, где гитары, там и живёт. Хочешь, позвоним ему?
        - Нет, не нужно! - она замахала руками, опрокидывая почти полный бокал. - Ох, что-то я устала…
        - Ага, - хмыкнул Джозеф, - вижу. Иди, давай, спать, corazon. И мы пойдём, - он подмигнул девице.
        - Вы тоже уходите? - пробормотала Лина, нетвёрдо поднимаясь. - Тогда, я сначала проведу вас...
        - Да ты не переживай, - ухмыльнулся Джозеф. - Еще успеешь. Иди, отдыхай.
        Она с трудом преодолела бесчисленные ступеньки на второй этаж. И споткнулась на пороге спальни. Свет из коридора вклинился в сцепленные тела, вырвав нецензурный протест из глубины кровати. Лина отступила и медленно прикрыла дверь. Ведя пальцами по гладкой штукатурке, она пошла вдоль стены, разыскивая свободную комнату.
        Глава 14
        Болезненная тряска делалась несносной. Лине снилось, что её облепила свора ребятишек и пыталась завести, выкручивая конечность из сустава как спусковую рукоятку. Шевельнув ресницами, тяжёлыми под комками туши, открыла глаза и ойкнула:
        - Боже! Пусти! Что, ты делаешь? - простонала она.
        - Бужу, corazon, что же ещё? - Бородатое лицо усмехнулось, обнажив кривой зуб. - Там внизу рождественский хмырь. Тебя зовёт.
        - Ох, Джозеф, прекрати! Ты оторвёшь мне руку!
        Лина вырвала из медвежьей хватки многострадальное плечо, приподнялась на локоть, пытаясь сдержать дурноту. Посмотрела на мятую футболку... Какое счастье - вчера слишком выпила, чтобы облачиться в кружевную сорочку и дожидаться Криса, как придумала накануне. Взгляд поднялся по длинным полкам оливкового шкафа - он обрамлял незнакомую дверь до потолка. Она вела куда угодно, только не в её гардеробную. Кое-как пригладив пальцами всклокоченные волосы, она заглянула под кровать. И не найдя кеды, поплелась босиком.
        Зелёный Аббисс, под стать причёске, раздувал ноздри, застыв у кофейного столика с грязными стаканами и тарелками. За узкими плечами в золотом кашемировом гольфе столпились девушки с тяжёлыми сумками. Страдальческий взгляд Джо красноречиво оплакивал двухуровневую гостиную - предмет вчерашних споров. Вчерашних?..
        Вскинув подбородок, Аббисс увидел Лину и свесил челюсть. Заливаясь краской, она оправила на бёдрах перекрученные джинсы, вспомнив о каждодневном ритуале ваяния "дома мечты".
        - Отделка, - Лина скривилась от приступа мигрени, - ночь и свет...
        - Да-а! - протянул Джо, выпучив глаза на косматого Риверу, который сел на нижнюю ступеньку лестницы и чистил апельсин. Пуская из носа сигаретный дым, он целился кожурой в пластиковую тарелку в центре стола и миролюбиво улыбался.
        - Воздух! Свет! Как ты хотела! Я принёс новый проект! Эскизы! Образцы! О, Боже! - Аббисс взвизгнул. - Он мне не приснился?! Это чудовище существует?! - задохнулся он, тыча пальцем в покрытый пятнами диван, на который облокотился Стюарт, потягивая молочный коктейль из тонированной чаши блендера.
        Лина болезненно покосилась и завистливо встретила сияющий взгляд под светлой чёлкой. Белая рубашка Тима и узкие серые брюки выглядели несправедливо свежо.
        - Не выспалась, ангел?
        - Похоже... - она стиснула ладонью затылок, не помня такого похмелья со студенческих времён, провела языком по сухим губам:
        - Я… передумала, Джо. Пусть всё остаётся как есть.
        - Как есть? Ли, ты с ума сошла! Вилла не готова! Нет портьер, торшеров, ковров, нужна ещё мебель, декор! В три у нас флорист, а нужно ещё успеть смотаться на аукцион в Ламу, там появилась люстра из муранского стекла, именно такая, как я искал в обеденную зону...
        - Довольно, Джо. Теперь мне все нравиться, - оборвала его Лина, едва сдерживая смех и щурясь от яркого света. - Выпьешь кофе? Кому ещё кофе? - крикнула она, осторожно переступая провода, обминая горничных с пылесосами и двух садовников, призванных помогать выносить мусор.
        Небрежно брошенная Кристофером фраза «будут гости» означала - теперь они были всегда. В любое время суток, больше или меньше, но полностью не исчезали никогда. Часть бездельничала, играла в покер у камина и слонялась по дому; другие дежурили перед экранами мониторов, обедали над клавиатурами и поднимались только за колой к уличному холодильнику - он появился в холле рядом с собачьей миской. Золотистого ретривера приводил менеджер независимого лейбла, с которым сотрудничали Стренжерсы. Молодой кобель метил горшки и кадки расставленные флористом в соответствии с планом. Все цветы в доме собрали в кучу и выставили на задний двор.
        Лина пыталась сообразить, что происходит.
        - А что? - пригладил усы Ривера, глядя как две девушки нетерпеливо разрывают зубами курьерские пакеты. - Молодняк готовится к фестивалю и марафонскому забегу по Европе. Может чего из Голландии привезти?
        - Это - офис? Кристофер перенёс его... сюда?
        - Ещё чего! Никаких офисов и начальников! Мы вольные - на своих хлебах!
        - Вольные... - Лина посторонилась, уступила дорогу парню на роликах со стопкой журналов и газет.
        - Ага. Все в мандраже. Никак не сообразят радоваться или вешаться. Кит взялся спродюсировать и смикшировать новый альбом.
        После этого разговора, она ждала приезда Кимберли. Но та не появлялась. Вместо неё на пороге возникла пожилая китаянка Суиин, с которой Лина сталкивалась в студии на Клинтон-стрит. Словно фарфоровая кукла с жёстко стянутыми на затылке седыми волосами, маленькая тень замерла в углу дивана. Только губы чуть шевелились, отвечая невидимому собеседнику в наушниках, а маленькие руки двигались, делая записи в блокноте. С ней не заговаривали и едва замечали, но пересекая гостиную все, кроме Риверы и Стюарта, огибали остров безмолвия, посреди жужжащего улья, стороной.
        Худая шатенка с короткой стрижкой, чей смартфон требовал питания всегда, оказалась ассистенткой тур-менеджера. Грузный мужчина в тесном пиджаке отдавал указания от стойки бара, где изобретал коктейли и тестировал на парне в зелёной бейсболке - помощнике звукорежиссёра. Он и в уборную ходил держа перед глазами ноутбук и всякий раз наскакивал на беговую дорожку, которую шутники вынесли из спорт-зала и поставили у входа. Его босс вместе с техником пропадал в бильярдной. Шары разбивались и закатывались в лузы под визг телефонных звонков. Но от партии мужчин отрывал только шум в соседней комнате, где рабочие крепили к полу толстый слой ковролина, оббивали шоколадные стены серым войлоком и возводили новые перегородки - деля помещение на акустический бокс и аппаратную.
        - Что это? - указала Лина на разгром.
        - Отличная записывающая студия. Душевная - сама поёт! - Джозеф любовно погладил большой чёрный монитор в углу. - Можно набрасывать новый материал.
        - Здесь?
        - А где же ещё, как не на базе? Скитаться по чужим студиям неудобно, вечно прерывают посреди сессии.
        - Базе... - простонала Лина, закрывая лицо рукой. - Тогда почему Берри не на базе, если вся команда здесь?
        - Не знаю. Кит не командный игрок.
        - А как же вы?
        - А мы ему не мешаем.
        - Как это? Ведь Стренжерс группа!
        - Стренжерс - это Кит, - отбросив придурковатый тон, мягко сказал Ривера и улыбнулся. Он всегда терпеливо объяснял все, что она хотела знать, но теперь черные глаза предупредительно сверкнули.
        Лина замолчала, проглотив сотню вопросов, что вертелись на языке.
        - Что, сorazon, ошибся он адресом? - опустив уголки смешливых губ, Джозеф посмотрел в пол.
        - Нет, - прошептала Лина, - нет.
        Переделка домашнего кинотеатр в репетиционный зал отняла полтора дня. Шесть плюшевых громоздких кресла, которые с проектором и колонками вынесли в коридор, мешали заносить в студию технику. Два из них приватизировали аранжировщик и художник по свету, оттащили в библиотеку, где вели шахматные баталии; три уволокли к бассейну темнокожие хористки; последнее забрал в кухню седой мужчина в защитных очках, где разложил инструменты на столе Марио как в операционной. Он разбирал системные блоки, откручивал платы и постоянно что-то паял, распространяя по дому едкий запах дыма. Мариано перестал выходить на работу. Лина отправила повара с помощниками в отпуск - обитателей дома устраивала еда на вынос ближайшего ресторана.
        Рано утром на открытой террасе гулял ледяной ветер. Он обжег щеки, сорвал с карликовых деревьев в глиняных вазонах сухие листья и разметал вдоль парапета. Прислонившись к каменной кладке, Лина поглядывала за чистильщиками бассейна, вяло листая страницы художественного альманаха. По широкой аллее прошелестели гравием шины. Машина остановилась у дома. Но Лина не обернулась, перестав интересоваться входящими в парадную дверь, которую и ночью держали открытой.
        Из-за угла вынырнул Ривера. Он быстро подошёл, остановился рядом. Смуглая ладонь оперлась о гранит возле её пальцев.
        - Кит объявился, - помолчав, сказал он.
        Лина перевела взгляд за его плечо, но Джозеф покачал головой:
        - Не сегодня, сorazon.
        - Где он?
        - Неподалёку. В Окленде.
        Лина вскинула брови.
        - Проходит в клинике восстановительный курс.
        - Он... болен? - выдавила она.
        - Нет. Это горячий привет от страховщиков. Дрянной пунктик. Внесли в полис после того, как Кит повредил связки. Требуют гадёныши заключение фониатра и лора перед выступлениями. Ну, а те и рады залечить клиента до икоты. Не хочет трусливая братия рисковать.
        - А есть риск?
        - За всем не уследишь, - пожал плечами Ривера. - Вон, на прошлом концерте Стю чуток возгорелся. Повезло, что не факелом. И виновных нет. Техники-балбесы устроили замыкание, ну так мы сами их подгоняли - опаздывали сильно.
        - Спасибо, - пробормотала Лина и благодарно пожала большую руку.
        С наступлением ночи суетливая гостиная размякала, обволакивалась невнятными тенями, которые словно вампиры медленно наполнялись жизнью и заводились искусственной энергией. Лина подозревала, что дело в чем-то действеннее травки, запах которой отчётливо витал в доме. Никому не интересные занудные поэты и писатели, не состоявшиеся музыканты, байкеры, постаревшие и второсортные модели, стриптизёрши, и травмированные гимнасты, выброшенные из спорта - веселились громко и отчаянно фальшиво. Никто не спрашивал, кому принадлежит вилла, кто хозяин вечеринок, и кто спонсирует выпивку. Лина старательно избегала случайных и навязчивых собеседников, которых она не занимала, а только её связанная с деньгами фамилия.
        - Зачем все эти люди? - Лина бросила салфетку на полированную поверхность рояля, поставила сверху бокал водки с мартини.
        Тим благодарно улыбнулся и склонил голову над клавишами, словно решал с чего начать.
        - Кто знает, ангел. Они появляются сами собой, как пыль.
        - Они не выносят вас, - сказала Лина, рассматривая сквозь пелену дыма запруженную разноцветным людом комнату. - И меня.
        - Скорее даже ненавидят. Но газетчиков и папарацци ненавидят куда сильнее. Пренебрежение хуже зависти. А для нас - это уже хорошо.
        - Что же делать?
        - Не обращать внимания и чаще проветривать, - тряхнув волосами, Тим улыбнулся шире.
        - Поймал! - обхватили сзади татуированные руки. - Ты чего от меня прячешься? - острый подбородок ткнулся в плечо.
        - С чего бы это, - пробормотала Лина, высвобождаясь из горячих объятий Вуда.
        - Сфоткай нас, Стю! - он выудил из кармана телефон и бросил Тиму. - Улыбайся, лады? А то на вчерашних фотках ты хмурая.
        Лина невероятно широко растянула губы в объектив.
        - Тебе идёт, - хмыкнул Френк. - Ты знаешь, что фотогенична?
        - Перестань, ты отрываешь мне рукав, - она отцепила с предплечья пятерню с фиолетовым лаком на ногтях.
        - Извини. А хочешь, устрою тебе пробы? У меня режиссёр кентуха, ищет героиню в свой фильм. Пойдём наверх, позвоним ему, обсудим...
        - Френки, иди, поклей свободных девочек. Вон, красотка с полным шестым не сводит с тебя глаз.
        - Да ты не переживай за меня lovencitos. У меня всё на мази, правда, куколка? - ухмыльнулся Вуд, прижимая Лину крепче.
        - Валяй отсюда, Френки. Ты её утомил.
        - А чего ты за неё решаешь? У тебя повышение? Заделался сторожевым псом или евнухом?
        Нахмурив брови, Лина пыталась вставить слово, злясь на обоих. Стюарт заиграл сонату Шопена и не глядя на клавиши, ласково посмотрел на Вуда:
        - Ещё слово, Френки, и я сдеру с тебя штаны и повышу прямо на рояле.
        Вуд резко наклонился, словно хотел вцепиться Стюарту в шевелюру, но вместо этого, плюнул в его бокал и быстро затерялся в толпе.
        - Не знаю, что сказать… - выдохнула Лина.
        - Забудь, ангел. Френки все приходится объяснять дважды.
        Она неловко улыбнулась и отошла. Вокруг бара толпа истошно завопила, подбадривая мужчин, которые на скорость опрокидывали в себя текилу. Пустые и полные рюмки выстроилась на стойке батареей. Лина протиснулась в гущу болельщиков, подсаживаясь к громкому, пьяному и самому безопасному Стренжерсу.
        - Ты поставила на меня, сorazon?! - заорал Ривера, дико вращая глазами. - Поставила?
        Глава 15
        Взрывы хохота доносились реже, словно очаги пожара стихийно возникали и гасли. Сколько людей сегодня в доме сморило усталостью? Лина не знала. Комната в торце, самая удалённая от гостиной, была спокойнее и уютнее её претенциозной спальни с непомерной супружеской кроватью, которую она уступила лысому звукорежиссёру с "внучкой" - так в шутку звал Стюарт маленькую пышногрудую тайку. После того как вилла обратилась в полевую базу скрещённую со "Студией 54" ценность квадратных футов измерялась не видом из окна, изяществом отделки и ортопедическим матрасом, а удалённостью от опасных развязок, проходных магистралей, звуконепроницаемостью и надёжными дверями.
        Лина свесила кисти с подлокотников кресла и откинула голову. Острые листья пальмы, что тянулись из сада в окно, расчертили потолок веером теней. Впервые за много дней отчётливо шумел океан. Лина представляла, как тонны воды разбиваются о камень - точат и точат, словно архитектор ваяющий мемориал, неутомимый, как тоска, что обгладывала кости...
        Расслабленные мышцы подобрались, среагировав быстрее разума. Обуздывая радость, Лина схватила халат. Заливистый лай из глубины холла вторил торопливым шагам. Она пустилась по коридору бегом. На середине лестницы остановилась. Пальцы впились в перила и побелели, удержав на месте.
        Нагромождение хрустальных блоков дизайнерской люстры окружили мягким светом рояль, протянули блики по мрамору камина, подле которого, поджав под себя ботинок, сидел Берри. Оборвав аккорд, он перегнулся через гитару и почесал ретривера за ушами. Виляя хвостом, пёс суетился, норовил облизать ласкающие руки. Потрепав золотую холку, Берри взял карандаш. Быстро исписал клочок бумаги, поглядел на запись и зашипел под нос. Недовольно взъерошил волосы, перебрал мятые страницы у ног: расправлял и вновь сминал, уворачиваясь от розового языка, который ловил губы. Чёрный нос тыкался в плечо, обнюхивал рубашку, джинсы. Широкая лапа настойчиво царапала локоть, но Кристофер хмурился и смотрел в ноты. Пёс вздохнул и распластался у коленей, ткнулся мордой в потрёпанную тетрадь.
        Угловатая ладонь выронила страницу и легла на струны.
        В тени перил Лина опустилась на ступеньку, стараясь вздохом не нарушить хрупкую интимность. Из хаоса и мусора вершилась музыка. Совершенная в своей простоте, обнажённая как новорождённое дитя - вынутая и переложенная на струны душа. Сквозняки тянулись над полом, забирались под халат. Мурашки покрыли сведённые холодом бедра, но Лина не замечала. Кожу жалили морозные аккорды, эмоциональные, красноречивые. Она не смела, прервать таинство. Тёмная мелодия рвала нервные связи, вытягивалась в венах больно и восхитительно, будто масляная краска, рисуя нерастворимый минорный след.
        Постепенно бой смягчился, сделался прозрачным. Серый рассвет коснулся ступней. Ночь отползла к стенам, точно покинула поле боя, а остров света потускнел, истратив силы на изгнание злых духов. Кристофер выпростал из-под себя ногу. Длинное тело напиталось странной музыкой и расслабилось на полу. Гитара замяукала тише, потом умолкла.
        Лина разогнула онемевшие конечности. Подождала, пока мышцы наполнятся кровью, поднялась и осторожно спустилась по ступенькам. Пёс вскинул голову, протяжно зевнул. Обхватив ребра, Лина остановилась посреди комнаты. Сцепив на гитаре пальцы, Кристофер спал. На её ковре, в её гостиной - муж, который существовал только на бумаге... Она разглядывала подмятый ботинком шерстяной ворс, брошенный в кресло карандаш, вырванные тетрадные страницы и, завидовала неодушевлённым предметам, почти так же сильно, как ретривиру. Они часть его жизни, и нужны какие есть без всяких условностей.
        Стащив плед с дивана, Лина прикрыла ноги спящего. Погасила верхний свет и по-старушечьи поплелась в комнату.
        Отрывистый смех, шум воды за стенкой и громкие голоса возвестили о том, что утро в разгаре. Лина оторвала взгляд от садовника, вырывающего сорную траву меж розовых кустов, повела плечами, сбрасывая невидимый груз. Она слезла с подоконника и приняла ледяной душ, мало-помалу возвращая в тело бодрость. Энергично растёрлась полотенцем и надела лёгкий сарафан. Тщательно уложив волосы, накрасила ресницы, замаскировала корректором следы бессонной ночи. Из зеркала по-прежнему глядело бледное отражение. Вздохнув, Лина забросила кисть для румян в ящик трюмо. Кого она обманывает?
        Внизу царила беготня, шквал телефонных звонков.
        - Чёрный, без кофеина, - буркнула девица, не поднимая глаз от планшета.
        - Спасибо... - Лина взяла протянутую кружку.
        Из бильярдной появилась высокая фигура. Берри придержал дверь для элегантной брюнетки и выкатил за собой громоздкий чемодан. Встречаясь взглядом с ореховыми глазами за стёклами учительских очков, Лина стиснула чашку, не замечая как обжигает пальцы. Опустив на пол гитарный футляр, Кимберли выпрямилась. Насмешливая улыбка раздвинула пухлые губы. Лина смотрела в довольное лицо, размышляя: какие подробности путаных отношений доверил ей Кристофер?
        Она вскинула голову, с деланным интересом следила, как жители дома, словно муравьи, сносили многострадальные коробки, но теперь в обратной последовательности - из холла в черные микроавтобусы. Обалдевший от эмоций ретривер прыгал на ноги, кусал мельтешащие пятки. По плитке стучали каблуки, шелестели подошвы и гремели вокальные стойки, которые тащили по ступеням, а потом тянули через гостиную к металлической куче напротив дверей. Опутанные проводами и рюкзаками парни на миг расступилась. Суин двигалась по-кошачьи бесшумно, она поставила ещё один гитарный футляр рядом с тем, что привезла Кимберли.
        Лина закусила губу. Лохматый Ривера маячил в кухне, держась за голову и банку пива, но его объяснений не требовалось, чтобы понять - перед ней Чак и Кёртис...
        Мысль не успела причинить боль. Пронзительный визг, утробный лай, и высокий свист тряхнули этаж. Хозяин попытался урезонить заходившегося питомца. Девушку, что перевернула собачью миску и растянулась под охапкой одежды, поднимали тур-менеджер Стив и дегустатор его коктейлей в зелёной бейсболе. Но Лина едва взглянула на переполох, она смотрела на лестницу.
        Властный тембр лёг поверх натужных голосов:
        - Едем.
        Споры и крики угасли, будто лишились кислорода. Стихийные действия упорядочились, обрели осмысленность. Со стороны казалось, что бестолковая массовка наконец-то получила инструкции режиссёра. Хаус сделался ручным. Застёгивая браслет армейских часов, Кристофер спустился по ступенькам. Откинув мокрые после душа волосы, он взял из Лининых рук чашку, глотком допил остатки кофе.
        - Как ты пьёшь эту гадость? - он высунул язык. - Научись варить кофе. Это не трудно. - Небрежная ладонь потрепала макушку, как недавно холку ретривера.
        Лина молча смотрела в светлые глаза, кристально ясные даже после двух часов сна. Чистая кожа благоухала её гелем. Только Крис мог пахнуть сладкой розой и не вызывать за спиной смешки. Какая ирония, что из восьми ванных комнат он выбрал её... Веки защипало, изображение Кимберли расплылось.
        - Я захватила твою куртку, - она обняла мужскую талию, - ты снова забыл её.
        Берри сунул под мышку косуху, подхватил гитары и шагнул к выходу. Ким последовала за ним. Под рычание Риверы, который носился по этажам и выталкивал на улицу заспанные парочки, к машинам потянулся муравьиный ручеёк с сумками. Задушив Лину в объятиях, Вуд выгреб из холодильника раскуроченные упаковки с пивом и ускакал, как бешеный конь, теряя из карманов пачки сигарет и презервативов.
        Обведя внимательным взглядом холл, последней из дома вышла Суин. Парадные двери дрогнули и закрылись. Подъездная дорога опустела.
        Лина осталась посреди разорённой гостиной.
        Уборщицы заталкивали мусор в мешки и сносили на улицу, потом растворились в комнатах запахом моющих средств. Сжимая пустую чашку, Лина недоверчиво оглянулась. Когда вместо того, чтобы жить с ней, как предписывало злополучное соглашение, Берри поселил в доме группу, работу, и всех, кому нечем заняться или негде спать, Лина постаралась смириться. Она свыклась с шумом, смехом, заторам в кухне и на лестнице, тарелкам с объедками на рояле, рассыпанным по полу собачьим кормом, окуркам в цветах, стойкому запаху травки, который не перебивал табачный дым, пьяным гуляниям до утра... И теперь, казалось, оглохла. Тишина надавила на барабанные перепонки и напугала. За грохотом чужих жизней, оказалось, легко прятать свою…
        Присев на стёртый диван, Лина поставила локти на колени. Искала взглядом обрывки тетрадных листов. И не находила. Горничные оказались проворнее - от прошлой ночи не осталось ничего. Занывший живот предвещал очередные месячные. Лина усмехнулась: она бредит человеком, который не оставляет следов. Можно ли родить от призрака? Сколько за ним не беги - всегда на горизонте. Столько ждала и не может порыдать над клочком бумаги, исписанной его рукой.
        Лина посмотрела на откупоренную бутылку хереса, придвинула стакан. Она пила маленькими глотками, испытывая праздное любопытство, каково это топить горечь в вине? В желудке искусственно теплело, по жилам разливался не греющий жар. В кармане вибрировал мобильный. Лина посмотрела на неизвестный номер.
        - Алло…
        - Дорогая миссис Берри, - зашипел телефон, - вы и правда, оказались полной идиоткой! Примите запоздалые поздравления! Вы своего добились! Добро пожаловать в шоу уродов!..
        - Ч-что? Кто это? Эшли? - Лина стиснула трубку, глядя в погасший экран. - Да пошли вы! - воскликнула она, размахнулась и запустила телефоном в камин.
        Лина наполнила стакан до краёв, осушила, наполнила снова и отодвинула. Поднесла к глазам кисти: бледные костяшки пальцев, короткие ногти... Вздрогнув от отвращения, она подскочила. Взбежала по ступенькам. Ворвалась в старую спальню, рванула дверь гардеробной. Она перебирала вешалки, нетерпеливо срывая одежду:
        - Все не то! Не то! - Выдвигая ящики, Лина швыряла на пол пижаму, бельё. - Какая гадость! Фу!
        Она раскидала в ногах разноцветную пену, подбежала к туалетному столику. На кровать полетела пудра, помада, заколки, духи.
        - Боже! Все старое! Некрасивое!
        Лина отыскала лак для ногтей. Попыталась свинтить присохшую крышку и не смогла. Отшвырнув испорченную баночку, обвела глазами комнату. Где телефон? Она судорожно искала на платье карманы и, простонав, опять побежала вниз. Руки тряслись, прилаживая аккумулятор к надколотому корпусу. Придерживая запчасти, Лина вызвала единственного абонента способного помочь.
        - Натали! - выдохнула в трубку. - Слава богу! Ты нужна мне! Нет, все здоровы! Я… - она кружила на месте, отыскивая потерянную мысль. - Мне нечего надеть! Все не то, понимаешь? Что? Нет, я не смотрела на часы. Что? Ну, что ты говоришь? Какая разница, что пила! Ты не слушаешь?! - взорвалась Лина. - Он не любит меня! Нисколько! Даже малость! И не простит! Я все испортила! Мне никогда не стать ретривером!
        Тонко хохотнув, Лина разрыдалась. Обессиленно сползла с дивана на корточки, до боли стиснула остатки телефона.
        - Что значит, кто? - задохнулась она. - Муж! Мой муж презирает меня... - голос сорвался. - Господи! Не надо... не утешай меня, ты не понимаешь, не понимаешь, - как заведённая шептала она.
        Мокрое лицо уткнулось в плитку. Твёрдый холод успокаивал разгорячённый лоб, бессвязная абракадабра в трубке становилась разборчивее. Поток слов проникал в сознание.
        - Да, Натали... хорошо. Я возьму себя в руки. - Лина попыталась дышать глубоко, как советовала подруга. - Только скажи, что делать? Ты все знаешь про мужчин! Может накупить белья? Я видела очень откровенное в витрине Агента Провокатора. И ещё... новой косметики, да? Я такая бледная...
        Обессилев, Лина замолчала. Она внимала голосу, журчащему как вода, осмысливая непонятные русские фразы. Подолом сарафана вытерла глаза, размазывая по щекам тушь. Пытаясь не икать, уже спокойнее произнесла:
        - Нет, Натали, я не приеду. И в Дорсет пока не вернусь, - она шмыгнула носом. - Ты права, я переборщила с вином. Да, выпила на голодный желудок. Больше не буду. Обещаю. Прости, забыла, что у вас ночь. Да, конечно, пришли мне номер твоего стилиста, я созвонюсь с ней. Спасибо... Передавай привет Грэгу и... поцелуй детей.
        Лина отключилась. Положила на столешницу разобранный телефон и ватными ногами поплелась в туалет. Рвотная судорога перегнула пополам. Обхватив края унитаза, Лина, наконец, нашла силы подняться с колен. Она прополоскала рот и долго умывалась холодной водой, стараясь не ловить в зеркале отражение.
        Накинув вязаный кардиган, Лина взяла сумку и вышла на задний двор. Глянцевые дорожки и голубая вода бассейна невыносимо отражали дневной свет. Болезненно морщась, Лина повернула к гаражу. На встречу вышел садовник-филиппинец, затараторил на невообразимом языке, тыча сморщенным пальцем в кусты. Нетерпеливо махнув рукой, Лина задрала ногу. Прыгая на месте, она пыталась отодрать комок жвачки от левого вьетнамка. Обливаясь холодным потом, добралась до автомобиля. Отыскав в бардачке тёмные очки, запустила двигатель, перебирая в уме полученные инструкции: что-то насчёт абонемента в фитнес зал, курса автозагара, массажа, скрабирования, увлажнения и новой причёски.
        Пытаясь понять с чего начать, Лина выехала за ворота. Прибавила газу и... резко нажала тормоз. Мигая светом и сигналя, красный кабриолет промчался и скрылся за холмом. Лина перевела дух. Дважды проверив зеркала, она медленно вывернула на главную дорогу.
        Глава 16
        Лина сосредоточенно обошла бульвар Уилшир и доехала до Родео-драйв. Под руководством отрекомендованного Натали стилиста, Аньян Нуги - желтоглазой, бритоголовой и экстравагантной - последовательно и методично вынесла из бутиков умопомрачительно дорогие новинки.
        Пытаясь захлопнуть багажник автомобиля, который противился натиску пакетов и коробок, Лина недоумевала, как подруга, проводя большую часть года на острове, умудряется следить за последними тенденциями, тогда как она живёт в сердце индустрии красоты и ничего не успевает. Гардеробная комната ломилась от зачехлённых подарков кутюрье, но Лина кроме повседневной одежды ни в чем не нуждалась. Интерес к модной индустрии угас под чёрно-белым портретом прекрасной Оливии в офисе Родригес. Приглашения на показы оставались без ответа. После смерти Яна Лина избегала светские мероприятия, а теперь и вовсе уклонялась от любого внимания, опасаясь, что ненароком всплывёт тайный статус покинутой жены.
        Разглядывая в витринах творения очередных гениальных портных, Лина чувствовала растерянность. Она примеряла все, что сносила Аньян. Покупала, не раздумывая коктейльные платья, туфли, сумочки и аксессуары, выбранные кенийкой. Старые джинсы и шорты отправились на дно гардероба, уступив место именитым обновкам, как и комфортное хлопковое белье, вытеснилось изысканным шёлком. Зарываясь руками в недра шкафов, Лина пропускала между пальцами соблазнительную пену кружев и смущалась, как школьница в женской лавке. Она отправила в сейф цветные фотографии элегантных ансамблей подобранные Аньян, туда же, где хранился клиентский договор. Персональный стилист освободил от нужды думать, что надеть и гарантировал своевременное пополнение гардероба без необходимости ходить по магазинам.
        Покончив с покупками, Лина посетила диетолога и получила инструкции по питанию. Она наняла личного тренера по фитнесу. Рослый британец приходил на дом четыре раза в неделю. Он скрупулёзно следил, как Лина в подземном спорт-зале правильно расходует калории и набирает красивую мышечную массу.
        Следующим этапом "терапии" от Натали значился салон красоты. Лина отправилась в пригородный центр, куда записала её Аньян, стирать с лица приметы возраста и тоски. Ультрасовременное помещение сияло люминесцентными лампами, хромированными столами и фарфоровыми улыбками персонала. Лина с грустью вспоминала уютный шатёр и сгорбленную гречанку с умными руками, ёжась под микроскопом всепроникающих взглядов. По совету профессионалов она высветлила пряди у лица, сменила причёску. Волосы стали выглядеть модно выгоревшими, а салонная укладка имитировала небрежную растрёпанность ветром, напоминая легкомысленные кудри моделей Виктория Сикрет.
        Продуманная парикмахерами естественность и услуги косметологов стоили гонорара за проданные галерей в прошлом месяце три картины. Лина посетила управляющего впервые после свадьбы. Сидя в высоком кресле руководителя, она смотрела на планы будущей экспозиции. Своевольная шевелюра падала на глаза и отвлекала. Переплетая лодыжки и закидывая ногу на ногу, Лина слышала скрип чулок. Подозревала, что его слышит и красный, как варёный омар куратор, и сбивалась на мысль, что не чувствует бюстгальтер: могла забыть надеть его?
        Лина нахмурилась и отложила план, попросила принести отчёт за квартал. Но казалось, даже тембр выдаёт ажурное белье, и сколь решительно не говорит, слова слетают, будто окутанные сигарным туманом. Взгляды сотрудников вернули растоптанную Берри уверенность в себе и одновременно смутили. Устав от потной лысины куратора и круглых глаз помощников, Лина велела оставить её с документами. Но и в одиночестве не смогла сосредоточиться. Цифры, цифры, цифры... Ей хотелось клубничного мороженого. Захлопнув папку, она смирилась с невозможностью работать в новом платье.
        Напевая, Лина придерживала кончиками пальцев руль, мчась по дороге в Малибу. Приподнятое настроение, царившее в душе весь день, не испортил даже неприятный, но закономерный сюрприз. Открытые поездки по городу дали о себе знать - три джипа папарацци заблокировали подъездные ворота.
        - Какие ленивые мальчики, и кто вам нерадивым платит? Столько времени вычислять хозяйку, - поцокала Лина языком, включая заднюю передачу. Попасть домой можно было иным путём. В глубине бардачка давно хранились ключи от нежилой виллы, по-соседски переданные владелицей, не вылезающей из заграничных казино.
        В одиночестве поужинав на кухне, Лина опустила тарелку в посудомойку. Вынула из холодильника коробки сухой пиццы, выбросила в мусор вместе с испорченными пакетами молока. Выглянула в окно. Настроение улетучивалось с последними лучами солнца, растворяясь в лиловой дымке над океаном.
        На террасе казалось ещё ветренее, чем на улице. Лина облокотилась о широкий мраморный парапет. Под ногами пенились тёмные воды Санта-Моники, шумно ударялись о скалы. Она закрыла глаза, равнодушная к изумительному освещению, что окрасило каменные стены потёками огней. Пронзительный холод быстро спускался с гор, его ледяные клешни тянулись к лицу. Лина растёрла плечи, февральские промозглые сумерки погнали обратно в тепло.
        Рассеянный взгляд наткнулся на старый диван в гостиной. В голове звучали плаксивые просьбы Джо, разрешить закончить дом. Лина посмотрела на часы. Поздно, но Аббисс не спит. Она покрутила в руке новый блекберри, одну за другой обошла ряд комнат. Злость на Марию, уговорившую купить модерновое нагромождение каменных углов, призванных дарить тишину и покой человеку, который в этом не нуждался, застряла в горле смешком. Лина распахивала двери и дивилась: зачем ей понадобилось столько спален и ванных комнат? Теперь в доме жили только Мариела и Петрана. Горничные занимали жилую пристройку над гаражом. Глядя на обустроенные гостевые спальни второго этажа, Лина решила переселить женщин поближе.
        Задрав голову, она громко расхохоталась. Смех отскочил от стен, побродил под потолком, напугав домработниц. Плечи придавило ещё более гнетущей тишиной. Лина спустилась в погреб. Отыскав бутылку розового шампанского, она с громким хлопком откупорила пробку. Жидкость празднично зашипела, наполняя высокий бокал. Колючий комок взорвался в желудке фейерверком.
        Лина обнаружила на первом этаже комнату задуманную кабинетом. Не застланная коврами плитка усиливала стук каблуков в безликой пустоте, где намёк на рабочую зону - пристроенный на подоконник ноутбук и стул, позаимствованный из офиса в бильярдной.
        Лина медленно потягивала шампанское. Пальцы теребили лёгкие волосы. Пустая поисковая строка призывно мерцала с экрана. Подавшись вперёд, вбила указательным пальцем имя. Европейские гастроли Стренжерс стартовали две недели назад и сегодня докатились до немецкой столицы. Взглянув на дату, Лина открыла последнее видео на "Ютюб" и подлила в бокал розовой пены.
        Плохая съёмка на мобильный охватила часть тёмного стадиона поверх голов. Басы забивали телефонный динамик, он запирал и хрипел, выхватывая изменённый усилителем тенор и зрительский хор. Изображение задрожало, разбилось на фиолетовые пиксели. Силуэт в огне рампы приблизился. Лина отпила из бокала. Берри носился по сцене как шаровая молния. Оттенки обертонов повелевали многотысячной толпой. Люди кричали, телефон в руках оператора скакал. Тяжёлая музыка неистово гремела и гремела. Наконец, отдалилась и стала фоном. Грудь под мокрой майкой часто вздымалась, когда набегавшись, Кристофер приладил к стойке микрофон. В облачное небо устремился задыхающийся голос. Он благодарил берлинцев за сумасшедший вечер и поздравлял с Днём Святого Валентина. Толпа ревела, выкрикивала признания, топала и скандировала, требовала бис. Под бурю оваций на сцене появилась девушка с саксофоном в руке. Красные губы сомкнулись на мундштуке. Телефон в руке оператора дёрнулся, изображение поплыло в сторону: в объектив влез голый торс Вуда, пальцы Тима, чьи-то волосы. Напористый вокал слился с протяжной мелодией саксофона. Его
неожиданно чисто передал динамик. Лина прижала кулак к груди - мужской голос резонировал в солнечном сплетении. Зрители визжали, вскидывали руки, раскачивались в такт. Забросив электрогитару за спину, Берри направил микрофон в зал. Фанаты допели последние строки, и он повернулся к саксофонистке. Блестящие от пота руки притянули женщину за шею. Короткий поцелуй, и камера приблизила красный от помады рот. Рёв и аплодисменты заглушили слова. Видео оборвалось.
        Лина отмотала ролик назад. Под рваным светом, кадр за кадром профили сливались. Поцелуй... Стоп. Квадраты пикселей раздробили любимое лицо на персонажа Лего. Она отпила шампанского, воспроизвела видео заново. Сознательно испытывала боль и не могла остановиться. Изображение тускнело, плыло, овалы тянулись друг к другу все причудливее.
        Экран ноутбука закачался, бокал выскользнул из пальцев. Стеклянный дождь посыпался на плитку...
        Лина поднялась и пошатнулась. Вместо спинки стула наткнулась на пустоту. Ладони провалились. Впереди маячила только стена, она шарахалась и шипела, словно дикий кот. Лина раскинула руки, пыталась поймать её. Долго-долго падая лицом вниз, она почему-то жалела Кимберли.
        Глава 17
        Лина боялась тёмного зева. Он сужался с каждым шагом и уходил под землю. Она медленно спускалась вниз. Метрополитен дыхнул зловонием грязных тел и экскрементов. С потолка железнодорожной станции капала вода, собиралась под кроссовками в грязную лужу. Двери вагона разъехались. Лина шагнула внутрь и... площадка исчезла. Нескончаемое падение, удар. Спину оцарапали рельсы, глаза ослепили огни поезда. Тонны металла врезались в неё, смяли плоть, раздробили кости. Тело отлетело к стене, позади остались ноги… Тёмная фигура заслонила белый тоннель. Лина закричала, попыталась встать, позабыв о раздавленных конечностях. Она карабкалась наверх, цеплялась за подол длинного плаща, оставляя на нем кровавые следы пальцев. Сильно запрокинув голову, отчаянно заверещала…
        Собственный голос вырывал из кошмаров. Сильнее всего Лину страшил именно крик, словно все демоны разом восстали. Она возненавидела длинные ночи. Предрассветные часы, вязкие и удушливые, точно срежиссированные Линчем, коротала за ноутбуком.
        Пристраститься оказалось легко - с первого раза. Как к наркотику. Лина запиралась в кабинете от пустого дома и истязалась. Годами избегала соблазна подглядывать за Берри в сети, и вдруг скатилась на самое дно. Сплетни, домыслы, невероятные факты - как губка впитывала мельчайшие детали. Рассматривала фотографии папарацци, изучала обрывки интервью и концертов, зачитывалась бульварными новостями, следила за всеми комментариями на форумах и посвящённых Стренжерсам сайтах. Она питала измученный бессонницей мозг фанатскими бреднями, комментариями о достоинствах и бездарности музыки «Стренжерс». Сотни страниц с обсуждениями внешности лидера, его причёски, одежды и мегабайты размышлений о любовницах и любовниках. Горячие споры о сексуальной ориентации Берри доводили завсегдатаев подобных ресурсов до исступления. Сторонники и противники его гомосексуальности приводили неоспоримые доводы. Мнения разделились поровну и яростно отстаивались.
        Лина захлебнулась. Опьянев от горя и вина, она тонула в грязи и проваливалась в сон, где поджидали демоны. Неясные страхи пробуждались с темнотой и расцветали ужасами Кинга. Туалетная комната превратилась в пыточную. Принимая ванну, Лина не могла отделаться от мысли, что за белоснежными бортами кто-то прячется, а запотевшие дверцы душевой откроет чужая рука. Собственная тень по плитам коридоров шевелила на затылке волосы. Эхо шагов бросало в жар. Одинаковый ряд запертых дверей пугал. Они притаились и ждали, когда она пойдёт мимо, чтобы одновременно распахнуться и затянуть в пустоту.
        Лина боялась оставаться одной и не решалась никому признаться. Она прятала происходящее и от себя, и от мамы с Натали. Утром высмеивала нелепые страхи, а с наступлением сумерек запирала окна. Не хотела слышать, не хотела думать. Океан метался. Он выл и стонал, как неприкаянные души.
        Лина искала товарищество в вине. Она названивала миссис Берри по любому поводу. Испытывала жгучую потребность говорить с человеком, который любил одного с ней мужчину. Она слушала мелодичный голос Марии и читала в вежливом тоне отражение своей глупости. Досадно сгрызала лак с ногтей, терпела сутки, и звонила вновь.
        Миссис Берри деликатно ни о чем не спрашивала. Спустя месяц, после того, как Стренжерсы покинули временную базу, она навестила Лину. Переступив порог вилы, Мария онемела. Пунцовая от стыда Лина прятала запустение за дорогими напитками и легкомысленной болтовнёй. Но ярко-синие глаза подмечали всё: засаленные подлокотники кресел, пятна на ковре, офисный хлам, разорённый кинотеатр и кухню. Лина вспомнила дырявый свитер под рентгеновским взглядом Марго, любимицы профессора Новинского. Прошло столько лет, а ничего не изменилось. Она всё та же нелегалка из Бронкса. Невоспитанно демонстрируя гостье спину, Лина опустила голову. Она решила избавиться от бесхозных метров ненужного жилья.
        Поздним субботним утром Лина валялась в постели, с трудом вырываясь из липкого сна. Миссис Берри появилась без приглашения. Она привела двух мужчин в строгих костюмах. Лина запахнула халат, пригладила торчащие волосы, недоуменно глядя, как двадцать пальцев барабанят по клавиатурам ноутбуков, вторя словам Марии. Лицо миссис Берри выражало непреклонность и знакомую властность. Волна благодарности пополам с облегчением разлилась под кожей теплом. Лина вынула из сейфа чековую книжку и аккуратно заполнила пустые поля. Уверенность Мари передалась и ей: она наконец-то избавилась от сомнений.
        Миссис Берри медленно обходила дом. Задумчивый взгляд окинул девственно чистые стены гостиной. Она постучала указательным пальцем по подбородку.
        - Не хватает картин. Здесь можно повесить несколько пейзажей из коллекции Олсена. Это создаст нужную атмосферу - вдохнёт в неё жизнь.
        Лина долго спорила по телефону с директором музея, но в итоге добилась согласия на перемещение части художественного наследия мужа из Дорчестера в Лос-Анджелес. Десять полотен доставили самолётом, они украсили гостиную, новую библиотеку, пустое пространство над лестницей и коридоры. Только три классические картины не вписывались в модерновый интерьер. Мария влюбилась в эти работы, подолгу рассматривала с разных ракурсов. Её восхитила экспрессия, животная дикость охотничьих баталий. Она требовала определить им место. Дизайнеры тёрли лбы. Они пытались отыскать в доме такое место - и не находили. К досаде миссис Берри полотна отправили на хранение в банк. Явное огорчение Марии удручало. Лине хотелось обнять её, стереть пальцем недовольную складку меж бровей. Но позволить себе вольность с Марией она не могла. Вокруг миссис Берри действовало то же силовое поле, что окружало её сына, держа людей на расстоянии.
        В конце марта вилла приобрела совершенный вид, подобно утончённой попечительнице. Принимая с миссис Берри работу, Лина обошла преображённые комнаты, любуясь картинами, антикварными вещицами с аукционов, дизайнерской мебелью и светильниками. Утомлённые и довольные они присели на новый диван шёлковой оббивки, который заменил рухлядь Стренжерсов. Смеясь, чокнулись высокими бокалами с шампанским, празднуя окончание ремонта. Лина смущённо указала миссис Берри на упакованный в коричневую бумагу деревянный ящик. Запинаясь от волнения, она преподнесла ей подарок: три любимых полотна из собрания Олсена.
        - Спасибо, - просто сказала Мария.
        Лина улыбалась. В дружбе с миссис Берри она находила болезненное удовольствие. Могла смотреть на маму Криса часами, не уставая, восхищалась её стилем, и цветом изумительных глаз, так похожих на глаза сына.
        Ночные страхи притихли и затаились по углам. Лина расслабилась. Она не помнила момент, когда пригласила Марию погостить, и только спустя много дней обнаружила, что переложила на неё всю заботу о хозяйстве. Твёрдой рукой миссис Берри навела в доме порядок: вернула из затянувшегося отпуска итальянского повара с помощниками; наняла дворецкого; освободила гостевые комнаты, отправив горничных обратно в пристройку для прислуги; заполнила погреб хорошим вином, а гараж тремя новыми автомобилями, легко убедив Лину в необходимости дорогих покупок.
        Очередной выговор Старкова, Лина слушала безучастно. Далёкие гневные слова не задевали и ничего не значили. Она холодно напомнила Андрею, что он всего-навсего наёмный работник и не имеет права указывать ей. Она научилась у Марии строгости и безапелляционности в общении с подчинёнными и поставила на место управляющего "OSGC".
        Под руководством миссис Берри Лина шагнула в пышное Лос-Анджелесское общество. Робкие приглашения на ужин близких друзей Марии обернулись к концу апреля еженедельными вечеринками с сотней гостей. Киношники, музыканты, спортсмены, биржевые маклеры и удачливые риелторы - все те, кто, по мнению Марии, добился успеха, заслужили право переступить порог виллы в Малибу. Имя художницы стало модным и гремело в бульварных хрониках с новой силой, несмотря на то, что за последние два года Лина не закончила ни одной картины. Её приёмы пользовались популярностью. Заполучить приглашение считалось гарантией личной востребованности.
        Слегка растерянно, но больше равнодушно Лина наблюдала ежедневную смену декораций и действующих лиц. Светские приёмы миссис Берри сильно отличались ценой и размахом от посиделок за пиццей и травкой растрёпанного сборища, таскающегося за Стренжерс. И Лина не мешала миссис Берри наслаждаться обществом влиятельных друзей, покупать лучшие устрицы и шампанское. Забота о меню легла на плечи Блази; праздничным убранством заведовал Джо, который смягчился после уговоров Марии и простил Лине предательство. Ей же оставалось помнить о времени прихода парикмахера, успевать заказывать наряды и украшения Аньян, вовремя гасить кредиты, а в перерывах поддерживать в себе слабую надежду на возвращение Кристофера.
        - А ведь гастроли давно закончились... - Лина выжидающе смотрела на Марию.
        - Закончились, - миссис Берри оторвала глаза от записной книжки, прервав составление списка приглашённых на субботний ужин.
        - Значит, Крис...
        - Улетел во Вьетнам.
        - Но вы его видели?
        - По Ватсапу.
        - Он не заезжал проститься?
        - Нет, - обронила Мария и вернулась к прерванному занятию.
        Ужин растянулся за полночь и закончился в загородном клубе. Лина охотно знакомилась с новыми людьми, легко обзаводилась приятельницами среди моделей и актрис, флиртовала с ухажёрами, которых забавляло её «смешное колечко» как часть «очаровательного образа» не предполагающее наличие мужа. Лина смеялась остроумным репликам и крутила на пальце тёмный металл - символ фарса и абсурда. Она принимала очередное приглашения на танец, не считала, который по счету пьёт бокал и беззаветно веселилась, глуша отчаяние громкой музыкой.
        Отправляясь с новыми приятелями в в театр, смотреть балет, она поняла: тоска притупилась, стала менее болезненной и острой. Когда под утро, не в силах переодеться и смыть косметику, Лина упала на кровать, то забывалась беспробудным сном. Голову наполняла единственная мысль - кошмары отступили.
        Глава 18
        - Всё, дамы, довольно! Если я продолжу игру, мне придётся снять не только часы, но и брюки!
        Широкоплечий мужчина досадно поморщился. Лина прыснула в карты, стрельнула взглядом в Марию. Легким кивком та отпустила восвояси непутёвого тренера по лакроссу, который спустил за последний час годовой доход. Ловкие пальцы шатенки в голубом костюме сгребли с сукна фишки. Ожидая раздачи, Лина отпила шампанское - последние дни она пристрастилась к покеру. Подняла глаза, стараясь угадать за столами новых соперников, и улыбка сползла.
        Пунцовый мажордом летел на неё, размахивая сухопарыми конечностями. Торопливые шаги взволновали посуду, свечи дрогнули, скатерть усеяли капли воска. Флегматичный Макферсон громко фыркал, стараясь опередить мужчину в серой парке.
        - Миссис Олсен, простите! Я не смог помешать ему, он вошёл через вход для персонала, охрана прибудет сию минуту!
        - Не нужно охраны, - выдавила Лина, - отзовите...
        - Здравствуй, Мария.
        Хриплый голос прервал разговор. Кристофер приблизился к креслу матери одновременно с дворецким.
        - Кит?! Ты напугал меня! - миссис Берри приподняла голову, подставила щеку под колючий поцелуй. - Ты заболел, милый?
        - Нет.
        - Почему не предупредил о приезде? Я ведь просила известить меня.
        - Так точно, мэм.
        Мария отстранилась.
        - По-твоему пропадать без вести три месяца это весело?
        - Обхохочешься, - выпрямился Берри, сунув руки в карманы.
        - Хорошо, отложим этот разговор, - она улыбнулась приятельницам. - Полагаю, вы знакомы с моим сыном? Милый, поздоровайся с миссис Бронфман и мисс Тимс.
        Потресканные губы растянулись в улыбке, оскал молнией сверкнул на худом, чёрном от загара лице.
        - Миссис Бронфман, мисс Тимс... - каркнул Берри, ввалившиеся глаза остановились на Лине. Она стиснула карты, почувствовав себя в разгар грозы под деревом.
        - Классно смотришься. Как в кино. - Хмурый взгляд переместился в сияющую люстрами и благоухающую цветами гостиную, заставленную вазами со свежесрезанными розовыми пионами и выращенными в Нидерландах орхидеями. - Милый приём.
        - Спасибо. - Лина замерла на стуле.
        - Растрогали фонарики вдоль подъездной дороги. Я насчитал двести. - Берри повернул лицо. - У охраны нет номера моей машины. Парни забаррикадировались в бункере и диалог прервался. Пусть кто-нибудь пригонит тачку. Она блокирует ворота.
        - Ты... влез через забор?
        - Нет, припарковал вертолёт на лужайке.
        Скрывая замешательство, Лина подозвала мажордома, к которому вернулся цвет лица и профессиональная выправка.
        - Роджер, проследите, чтобы автомобиль мистера Берри поставили в гараж и... устраните недоразумение с охраной.
        - Да, миссис Олсен.
        Берри бросил ключи.
        - Кофры на сидении не трогать. Там расчленёнка и нитроглицерин. Останешься, дед, без яиц.
        - Да, сэр, - опустил лысину Роджер.
        - Кристофер проделал долгий путь, - засмеялась Мария. - Отдохни милый, переоденься и присоединяйся к нам, хорошо? - Синие глаза в тени ресниц вперились в своих близнецов. - А то боюсь, кто-нибудь обязательно вызовет полицию, тебя сейчас и правда легко спутать с террористом.
        Берри закинул спортивную сумку на плечо и шагнул в толпу. Разноцветное море расступилось. От выдубленной солнцем фигуры по залу пошла рябь, потянулся шлейф произносимого шёпотом имени. Женщины возбуждённо хихикали, мужчины обрывали разговоры. Серую парку сверлили айфоны, ведя прямую трансляцию в Инстаграм.
        Мария едва заметно хмурилась, расправляя на коленях складки платья. Её соседка, Тимс, кашлянула, попросила официанта воды. Шатенка в голубом осушила свой, а следом и Линин бокал.
        - Ты будешь делать ставку? - снова окликнула миссис Бронфман.
        - Тебе нехорошо? - Мария коснулась плеча.
        Лина подняла глаза. Что предпринять? Пойти за ним или предоставить себе? Так боялась ошибиться, что свело напряжением стопы, изогнутые аркой в дизайнерских лодочках на четырехдюймовой шпильке. Она отчаянно нуждалась в совете, но лицо миссис Берри выражало только дружеское участие.
        - Мигрень... Подышу воздухом. Продолжайте без меня.
        На улице звуки скрипок едва угадывались, тонули в урчании двигателей - парковщики все ещё расставляли по газону автомобили гостей. Водители выходили из натянутой для персонала палатки, где заставили столы сандвичами, с интересом смотрели вслед. Лина не замечала любопытных. Она огибала дом коротким путём, выдёргивала вязнущие в траве каблуки, и отмахивалась от разноцветных фонариков. Господи, они повсюду! Кристофер насчитал двести?! Да здесь их тысячи заботой несравненного Аббисса!
        Смутив пару в тени пальмы, Лина выбралась к бассейну. Отголоски деликатных скрипок поглотили электронные биты. Публика, которой наскучили разговоры в гостиной и карты, веселилась у бара под ритмы диджея. Он подбадривал танцующих в микрофон, придерживал рукой наушники и прыгал за микшерным пультом, установленным на подиуме.
        Лина торопливо обходила столы под куполом сиреневого шатра. Её звали, она улыбалась и отделывалась от навязчивых компаний. Беспомощно оглядываясь, застонала: как отыскать его? Он вновь исчезнет! Подобрав подол платья, побежала снова в дом. Тяжело дыша, обвела глазами холл, весёлых гостей, снующих с подносами официантов. Схватилась за перила и взлетела по лестнице. Не раздумывая, толкнула каждую дверь второго этажа.
        - Простите... - Напугав толстяка, сидящего на кровати в одной рубашке, она попятилась.
        Неугомонные ноги привели в кухню. Лампы дневного света горели, словно в реанимации, отражались от стёкол, кафеля и круглых очков Блази. Он бросал ассистентам указания на смеси итальянского и английского, приправленной французскими терминами. В руках мелькал похожий на скальпель тонкий нож. Высокий колпак покачивался над рядами кастрюль. Пар от варочной панели ровно исчезал под урчащую вытяжку.
        Лина задержалась на пороге. Силуэт позади белых фартуков и тапочек был здесь инородным, как и в гостиной. Берри стоял у кофе-машины спиной к поварам, которые играли в хирургов или наоборот, и рушил выстроенную Мариано стерильность.
        Испытывая настоящий приступ асфиксии, Лина прошла в конец барной стойки. Кристофер не услышал оклик, и она коснулась напряжённого плеча. Полная чашка не доплыла ко рту, подскочив в длинных пальцах.
        - Твою мать!
        - Ох, извини! Я помогу!
        Лина схватила стопку бумажных полотенец. Берри отмахнулся, завёл кулак за спину и содрал футболку с плеч. Перетянутые тугими венами руки прижали ткань к ошпаренной груди. Сменив нож на щипцы для мяса, точь в точь хирургический зажим, шеф-повар покосился. Но Лина видела только прорисованные мышцы. Они требовали холст, напоминая, что когда-то она чутко реагировала на совершенство - видела в каждой детали. Свет, тень, движение - все восхищало, а теперь трудно вспомнить, сколько не бралась за кисть. Как давно она перестала видеть? Словно выточенный из тёмного дерева торс напомнил об утрате. Спустя долгий удар сердца, Лина отвела глаза, отметив, что Кристофер похудел.
        - Ожог надо обработать. Я принесу охлаждающий гель.
        - Ты должна мне кофе. - Берри бросил испорченную футболку в ноги, татуированное предплечье упёрлось в стол.
        Лина потянулась за чашкой. Десять дюймов между ними давили неопределённостью. Подумалось - Крис может обнять её, поцеловать... Ожидание обрело физическую форму. Разделяющий вакуум собрался в солнечном сплетении, под рёбрами запекло. Лина сдерживала порыв развернуться и прижаться носом к треугольной ямочке в основании загорелой шеи. Вены жгло острой, как лезвие бритвы, жаждой.
        Берри терпеливо ждал, пока её пальцы бестолково порхали над дисплеем кофеварки. Глаза в сетке капилляров прожигали дыру. Он не провоцировал - неподвижно стоял, где был, когда Лина вошла. Она сама вторглась в его личное пространство и мучилась этой близостью. Бесконечное рождение и умирание. Секунда - жизнь.
        Протянув чашку, Лина сцепила влажные руки, глядя как Берри отпивает дымящийся кофе.
        - Очень устал?
        - Праздное любопытство или супружеская озабоченность?
        - Я лишь хотела...
        - Что бы это ни было, держи при себе. Недержание плохо выглядит.
        Лина вспыхнула, злясь на собственную трусость: так желать мужа и бояться взять его ладонь, спросить прямо, отчего он так измотан, угрюм...
        - Что случилось?
        - Тебе не идёт быть красной и любопытной.
        - А как мне идёт? - с вызовом спросила она.
        - Голой и в постели.
        Охриплый голос заставил вздрогнуть. Кристоферскую сексуальность, даже из уставшего и злого, можно было выжимать галлонами и закатывать в банки.
        - Да не дёргайся, - белые зубы обнажились в смешке. - Сейчас я способен только нахрапеть тебе в ухо незатейливый мотив.
        - Ты, правда, жутко выглядишь...
        - Не настолько, чтобы найти в зеркале кого-то другого.
        - Кого же ты хотел там найти?
        - Первую леди. Говорят мне чертовски хорошо в женских шляпках, - Кристофер смахнул со лба прядь, неестественно, будто не чувствовал лицо. - Кончай допрос, пошли спать.
        - Сейчас?
        - На будущей неделе. - Берри влил в себя остатки кофе, прикрыл глаза. - Не тупи, иначе я решу, что ты сидишь на той же дряни, что и сброд в гостиной.
        - Это гости твоей мамы.
        - Какого черта они делают в твоём доме?
        - В нашем доме. Этот дом - наш...
        - Тогда гони в шею, - глухо произнёс Берри.
        За карточными столами Марии не оказалось. Худая шатенка неопределённо качнула головой, следя за соперницей, тучной дамой в декольтированной тунике. Лина с трудом выбралась из переполненной комнаты.
        - Простите! - буркнула, налетев в коридоре на мужчину.
        - Не ушиблись? - Приятный голос показался знакомым, но взглянуть на обладателя медового баритона не удалось - из дверей хлынула шумная компания. Лина заработала локтями, выбираясь из толчеи, которая рвалась на террасу смотреть фейерверк.
        На заднем дворе сумбурно толкались пятна стробоскопов, искажая лица. Лина вглядывалась в эти странные кривляния, похожие на гримасы боли. Перед глазами кружили блестящие юбки, белые плечи, голые руки... Со страшным грохотом на голову обрушилось небо, накрыло серебряными брызгами воду бассейна, деревья, траву. Салют отгремел. Лина вырвалась из плена танцующих и спустилась в сад.
        Мария отыскалась в глубине беседки под раскидистой оливой. Она помахала рукой.
        - Где ты пропадала? Мне пришлось взять на себя обязанности хозяйки - встречать гостей...
        Не отвечая, Лина потянула ее к выходу, бросив через плечо улыбку компаньонкам миссис Берри.
        - Нужно поговорить!
        - В чём дело?
        - Мне жаль, но мы должны свернуть вечеринку.
        - Ты пьяна?
        - Нет, не знаю, просто уже поздно, и я...
        - Что это значит?
        - Твой сын, - выдохнула Лина, умоляюще посмотрела на Марию. - Он плохо выглядит. Мне кажется, он едва держится на ногах. Прошу, давай извинимся перед гостями и попрощаемся.
        - Ты в своём уме? - сузила глаза миссис Берри.
        - Мария…
        - Ты ведь понимаешь, что это невозможно? Турнир в разгаре, ты представляешь кто сидит за карточным столом?
        - Мне безразлично. Я не интересуюсь именами приглашённых.
        - А следовало бы. Правильный ужин - основа любого бизнеса. Твоего в том числе. Надеюсь, ты не хочешь оскорбить губернатора Калифорнии и его супругу?
        - Не хочу, но у меня нет выхода. Кристофер, он…
        - Он, милая, отлично играет, - оборвала Мария. - И издевается надо мной.
        Лина не успела возразить, миссис Берри взяла за локоть, сошла с освещённой дорожки под ветви апельсинового дерева.
        - Поверь мне, девочка, не стоит верить всему, что говорит Кит. Он знает правила и любит их нарушать. В некотором роде он прав, и я понимаю - имидж нужно оправдывать. Но не ценой близких друзей, ты согласна?
        - Наверное… - смутилась Лина.
        - Где он?
        - В кухне, пьёт кофе.
        - Иисусе! - Мария подняла глаза к дому, словно знала, за которым из ярких окон прячется сын. - Милая, убеди его привести себя в порядок и присоединиться к нам. Объясни, как это важно. Здесь один из владельцев ЭМИ Рекордс. Кит должен завязать с ним знакомство...
        Мария обернулась на оклик. Широко улыбнулась и протянула руки навстречу стройному мужчине, который отделился от приятелей на террасе.
        - Все-таки вырвались! Вечер у Маддена и правда настолько нудный?
        Не дожидаясь, пока хрупкие ладони утонут в мужских, Лина повернула к дому, вынимая из ушей тяжёлые серьги, от которых заболела голова.
        Глава 19
        Блази громко отчитывал официанта, который сгрузил грязные тарелки на разделочный стол. Вопли Мариано и больничное освещение не мешали Берри дремать на стуле. Лине хотелось прижать свесившуюся голову к груди и послать всех к черту, включая его мать.
        Глядя в сторону, она передала слова Марии. Черные ресницы дрогнули, не поднимая век, Крис кивнул.
        - Я провожу тебя в спальню? - она решила, игнорировать просьбу миссис Берри. - Там не так шумно, никто не побеспокоит, можешь закрыться изнутри и поспать…
        Берри смял ладонью лицо и поднялся. Лина не успела облегчённо выдохнуть, в дверях завопила горничная:
        - Миссис! Скорее! Все зовут! Вы нужны в большом зале!
        - Что такое?
        - Плохо! Ой, плохо, миссис!
        - Кому плохо? Чей супруге? Губернатора? О, Боже! Да, иду!
        Лина бросила на Криса виноватый взгляд:
        - Я быстро, только узнаю в чём дело...
        В раздвинутые окна с улицы глядела цветная иллюминация, словно праздник из дома вылился в ночь. Мечтая, чтобы все гости пропали пропадом, Лина втиснулась в людское кольцо между роялем и камином.
        - Расступитесь! Ей нужен воздух! - воскликнула, бросаясь к женщине на диване.
        - Роджер, найдите мистера Торэнса и приведите в зелёную комнату! А вы, - Лина ткнула пальцем в мужчин, - помогите перенести её. Петра, захвати графин с водой!
        Указав носильщикам в сторону лестницы, она дёрнула блондинку за руку:
        - Нет, вам не нужно звонить в скорую. Я позвоню им сама. О, слышите? - подняв указательный палец, Лина улыбнулась: - По-моему, запускают новый фейерверк.
        Поднимаясь на второй этаж, она оттёрла лоб ладонью. В висках дробно стучала кровь, ноги тряслись. Тонкие шпильки подгибались, накрутив за вечер с десяток миль. Вынув из волос заколки, которые давно не имели отношения к причёске, в сердцах бросила в ноги.
        - На черта в доме столько персонала, если никто ничего не может сделать?
        - Что?
        - Сюда, - Лина отворила дверь гостевой комнаты.
        Мужчины прошли вперёд, сгрузили на кровать безвольное тело. Петра сняла с женщины туфли, растёрла холодные ступни. Лина выпроводила из комнаты участников спасательной процессии, вгляделась в неподвижное лицо. Серые щеки немного порозовели, приоткрытый рот издавал негромкое похрапывание, распространяя острый запах спиртного. Лина раздвинула портьеры, пустив с улицы поток воздуха.
        - Похоже, губернаторша злоупотребила водкой с тоником, - пробормотала, заглядывая в туалетную комнату. Перебрав баночки в шкафчике над умывальником, разыскала гель от ожогов.
        - Впустишь только мистера Торэнса. - сказала Лина горничной, последний раз взглянула на спящую и открыла дверь.
        Блази с помощниками подпирали стену в узком коридоре за лестницей. Они стянули колпаки и курили, пуская дым в щель вентиляции. Лина вздёрнула брови, но смолчала. С вами ребятки разберёмся завтра, - подумала она.
        На пороге кухни остановила тишина. Лампы потухли, вытяжка смолкла - операционная опустела. Французский мебельный гарнитур и немецкую технику накрыла густая синева. Прямоугольники окон обозначили уличные фонари. Барную стойку омывал светом один потолочный глазок. Глаза привыкали, обрывки линий собирались воедино. Тюбик геля вывалился из рук, стукнулся о кафель и покатился к холодильнику...
        Сон.
        Запретные видения из страны абсурда искривили реальность. Не может чёткий силуэт на фоне пустоты быть натуральным, слишком пропорционально верен, словно академический рисунок. Он воображаемый - гиперболизированный символ её безумия... Спина взмокла. Но Лина знала - спит или выпила с женой губернатора. Мозг забавляется, придаёт тени его черты. Она закрыла и раскрыла глаза.
        Кристофер упирался бёдрами в стол и смотрел вниз, волосы заслоняли лицо. Женские пальцы на чёрной груди казались лунно-белыми, почти прозрачными, они неспешно очерчивали татуировки, раскованно изучая рельеф.
        Время растеклось, как пресловутые часы с картины Дали, поперёк горла стали стрелки. Лина едва не плакала. Эротическая фантасмагория, написанная величайшим художником жизнью, заворожила. Совершенное мгновение. Она видела. Видела, как наливаются кровью тугие вены, твердеют под лаской мышцы. Белые руки раскинулись лебедиными крыльями на горизонте плеч. Женщина тянулась на носочках, точно балерина. Мужское горло покрыли следы помады, блестящая дорожка сползла на плоский живот. Загорелая кожа мерцала поцелуями, грудная клетка поднималась-опадала, как кузнечные меха. Кристофер поднял голову, блеснули белки глаз. Пустой, как у лунатика, взгляд встретился с Лининым.
        Туфли вросли в пол. Она не могла зажмуриться или проснуться. Открыла рот и не издала ни звука. По виску стекла капля пота. Крис перенёс вес на ладони, которые расслабленно лежали на столешнице, откинулся назад, предоставив женщине инициативу. Тонкие пальчики взялись за пояс в узких джинсах. Хищный профиль переместился в свет.
        Совершенное мгновение разбилось. Лина пошатнулась, накатила тошнота. Зажав рот, она вгрызлась зубами в плоть и попятилась. Юбка зацепилась за дверной косяк. Рванув ткань, Лина развернулась и врезалась в любопытные лица. Озарение разлилось во рту желчью: им заплатили!
        Оттолкнув поваров, она выбежала в холл. Глухая к крикам за спиной, выскочила во двор. Не разбирая дороги, нырнула в тень дома. Глаза жгли слёзы, каблуки застревали меж плиток. Небо пьяно раскачивалось, в лицо сыпались звезды, ветки кустов хлестали руки. Лина не понимала, как оказалась посреди политого газона. Влажная трясина не пускала. Собрав в кулак мокрый подол, Лина скинула туфли. Босые ступни несли так быстро, как когда-то на Свалке.
        Давясь рыданием, она ворвалась в гараж. Холодный бетон куснул подошвы. Лина выдернула электронный пульт из пластикового гнезда в стене, упала на сидение автомобиля. В замке зажигания торчал ключ, но ноги едва дотягивались до педалей. Съехав под рулевое колесо, Лина запустила мотор, вдавила пальцами газ. Ворота отскочили в сторону. Машина скакнула вперёд.
        Вытирая плечом лицо, Лина вгляделась в дорогу. Под капот мчались цветные огни, бумажные фонарики. Напрягая зрение, она пыталась различить поворот. Свет фар выхватил гравий, бесформенную массу кустов...
        - Чёрт!
        Лина резко крутанула руль. Машину швырнуло на деревья. Заскрежетал металл, ремень безопасности резанул туловище пополам. Лина закричала. Но вопль булькнул в гортани, не достигнув связок. Лёгкие сдавило, они разрывались, требуя воздух. Рот разинулся, пальцы слепо шарили по сидению и наконец, нашли. Спасительный щелчок, и пояс со свистом отскочил. Тело вырвалось из тисков и обмякло. Чернота отпустила, оставляя после себя озноб.
        - Ты как?
        В дверной проем со стороны пассажирского сидения сунулась голова. Лина клацала зубами, она не могла ответить. Разум цеплялся за благостной наркоз дезориентации. Забвение было так близко... Почему она не умерла? Мягкий пиджак с резким запахом духов лёг на плечи. Лина уронила голову на сцепленные пальцы, которые всё стискивали руль.
        - Нет, - всхлип скрутил горло спазмом, - нет...
        Мужчина на соседнем сидении с минуту молчал. Затем потянулась к пиджаку на её плечах, вынул из кармана пластиковый пакетик.
        - Давай, глотни.
        Раскрытая ладонь обхватила подбородок, горячие пальцы втолкнули между зубов таблетку. Лина дернулась. Она замолотила кулаками нависшую тень, стараясь попасть ей в голову. Костяшки царапались о бороду, дверная ручка обдирала позвоночник. Свободной рукой незнакомец поймал запястья, прижал к бёдрам. Шёлковая ткань треснула под напором колена, которое зафиксировало кулаки. Лина задохнулась от боли и бешенства. Укусила ладонь, мешавшую дышать - её сменило отверстие фляги. Пересохший рот наполнился коньяком и кровью. Силы иссякали так быстро, будто жизнь выплёскивалась из мышц фонтаном. Апатия растекалась по обездвиженному телу, вытесняя ярость. Лина глотнула и закашлялась. Она больше не вырывалась. Хватка незнакомца постепенно ослабла, он чуть отодвинулся.
        Лина вытерла рот о рукав пиджака:
        - Я умру быстро?
        - Ещё как.
        Он прикурил и протянул сигарету. Уцелевшее лобовое стекло царапали ветки магнолии. Опавшие лепестки облепили очистительные щетки как грязный снег, среди мясистых листьев просматривалась кирпичная кладка стены. Смотреть было некуда. Лина затянулась, глядя в тупик.
        - Ну как, получше?
        В полумраке салона блеснули зубы. Лина повернулась. Различила узкое лицо, а может ей только казалось, что различила. Она не чувствовала мышцы. Тело вязло в липкой вате, в глазах плясали светлячки, голова кружилась. Лина хотела спросить мужчину, кто он такой, но слова упёрлись в зудящие десна.
        - Давай, выпей ещё.
        Она отпила из нескончаемой фляги. Внутри разгоралась тяжёлая жажда. Кривя губы, Лина жадно приложилась к узкому горлышку.
        - Смотри, какая умница, - похвалил мужчина. - Ничего-ничего, все образуется.
        Тёплая рука потихоньку растирала спину. Уронив подбородок, Лина дышала в ритме, который поднимался со дна живота. Салон пульсировал конфетным, приторным запахом цветов. Платье жалило кожу, но горячие ладони успокаивали. Лина тёрлась о них, выгибалась как кошка. Знала, что здорова, но её лихорадило. Высокая температура сворачивала кровь. Каменные сгустки рвали сосуды и стремились к сердцу, которое отбивало чечётку. Как больно! Она вся открытая рана. Она умерла в аварии...
        Глава 20
        Лина не хотела просыпаться. Под веками роились красные муравьи, яркий свет нервировал. Открыла глаза, но легче не стало. Лазурное небо минуя прозрачные занавески, вылилось всем цветом в комнату. Сколько синего… Она застонала, повернула на другой бок чужое тело, сморщилась от прикосновения простыней. Мигрень вдавила виски в череп, но физическая боль не притупляла боль другую. Она нанизала внутренности на ядовитую спицу и отравляла каждый вдох.
        Ничего не исправить.
        Возвращаться из иллюзорного кошмара в реальный, каждый раз становилось больней. Лина зарылась головой в подушку. Глухой рык перешёл в сдавленный скулёж, затем вернулась спасительная темнота.
        Воспалённый мозг бесконечно рисовал ночные картины. Во сне Лина заново подсматривала за мужчиной и женщиной. Они поворачивали к ней плоские акварельные лица. Лица стекали, шевелили усами, как тараканы, часы Дали. Потом, они с Кристофером оказывались наедине. Он прижимал к себе и шептал: "Ничего-ничего, все образуется". Они занимались любовью. Лина изнывала от похоти, одеяла горели, липли к коже, а муж все тяжелел, раздувался и лопался как мыльный пузырь…
        Лина свесилась над кроватью, её вырвало на паркет. Откидываясь на подушки, она провела ладонью по сухим губам. Из коридора позвали. Настойчивый стук выколачивал глазные яблоки из глазниц. Лина не отвечала, не могла пошевелиться.
        В дверной проем сунулась светлая голова, близоруко помигала:
        - Миссис Олсен, наконец-то, вы проснулись! Это Петра, я войду, пожалуйста? Я принесла таблетку от головы, очень хорошая.
        Тяжелый поднос звякнул о тумбочку.
        - Ой! Не тревожитесь миссис, это пустяки, я сию минуту все здесь приберу! Сейчас-сейчас... обождите...
        Петрана исчезла с правой стороны кровати. Лина не двигалась, вперилась в потолок, сдерживая рвущийся наружу желудок. Шарканье туфель доносилось издалека, словно с улицы, потом прекратилось. Горничная ушла. Медленно протянув руку, Лина нашла таблетку. Стараясь не смотреть на уродливый синяк, растёкшийся по бедру, потихоньку спустила ноги на пол. Держась стен, потащилась в ванную, которая сместилась на задворки Иллинойса.
        Дрожа всем телом, Лина стала под тугую струю. Беспорядочно выливала на себя гели из всех банок, нещадно сдирала кожу мочалкой и крутила до упора горячий кран. Душевую кабинку наполнил обжигающий, карамельно-медовый пар. Тяжело дыша, Лина съехала по стенке на корточки. Спрятала в коленях лицо и сжалась в комок. Очутилась где-то вне времени. Не знала, как подняться, как справиться, как жить…
        Поток воды оборвался. Толкнуло в холодную, звенящую тишину, голова заходила ходуном. Лина терпела кораблекрушение. Тонула и тонула в разъярённом океане, пока не осознала, откуда взялся шторм. Она уставилась в злые глаза.
        Только не он! Лина оттолкнула пальцы, которые трясли как тряпку. Забилась в угол, прикрываясь руками:
        - Уйди!
        Берри не стал спорить, сгрёб в охапку и выволок из душа. Мешком картошки Лина полетела на кровать, не успев охнуть. Барахтаясь в западне одеял, с трудом выпростала из-под себя руку. Стащила с лица душившие волосы, и взвыла от боли. Берри упёрся коленом в матрас, грубо растирая её лопатки, бока, поясницу, энергично водя полотенцем по свежим ссадинам... Оглушённая и пристыженная, она отскочила в сторону:
        - Что ты делаешь? Прекрати! Не трогай меня!
        - Серьёзно? Вообще-то, я тебе муж, и если память не изменяет, трогаю сколько влезет четырежды в неделю.
        - Не очень-то тебя волнует исполнение обязательств! - огрызнулась Лина.
        - Свяжешься с моим адвокатом, а сейчас заткнись и одевайся. Тебя заждались.
        - Кто? - она стянула с макушки сухое полотенце, которое Берри бросил из ванной, и запахнула на груди.
        - Ваш с Марией обычный сброд. Правда, сегодня его меньше. Выходите из моды?
        - А ты зовёшь мать по имени? - буркнула Лина, пытаясь собрать мысли, которые залазили друг на друга.
        Кристофер провёл ладонями по волосам, стряхивая капли воды.
        - Ты снова испортила мне одежду! - знакомым движением он стянул футболку.
        Лина отвернулась. Но недостаточно быстро, чтобы не заметить свежую горизонтальную царапину под татуировками.
        - Тебя прислала миссис Берри? - глухо спросила она.
        - Вызвался добровольцем. - Крис скрутил мокрую футболку и забросил на плечо. - Твоя обслуга плохо вышибает двери. Найми кого-нибудь покрупнее что ли, не всякий раз я окажусь под боком.
        Лина подняла лицо. Смотрела на распахнутую дверь, торчащие из косяка щепки, и не могла вспомнить, как закрывала её. Должно быть, переполошила весь дом.
        - Извини, я не знала, - вздохнула она.
        - Угу. - Берри взял с тумбочки мобильный, сунул в задний карман, закатанных над босыми ногами, джинсов.
        - Кристофер… - Лина хмуро следила за собранной фигурой, хозяйничающей каждым движением заточенного, словно пуля тела. - Как твой ожёг?
        - Нормально, - он направился к выходу.
        - Крис…
        - Что?
        - Я ничего не знаю о тебе...
        - Какого черта? Поройся в Википедии.
        - Там сказано, ты не женат и на два года старше, - она крутила тёмное от воды обручальное кольцо.
        - Тебя это волнует? Допиши, что захочешь. Не возражаю.
        - Кто она для тебя, Крис?
        - Она?
        - Диана Родригес…
        - Без понятия, - хрипловатый голос окрасился раздражением.
        - Без понятия? - ужаснулась Лина. - Тогда... зачем? Зачем, ты так? Ты ведь знаешь… - она заставила себя поднять глаза. - Я люблю тебя. Всегда любила.
        Лицо Берри стало скучным.
        - Бывает и похуже. Например, рак яичек.
        Внутри онемело и заскорузло. Мороз сковал нервные окончания. Лина едва разогнула скрюченные пальцы. Видимо мозг щадил ее и оберегал от боли, которая скоро раздавит.
        - Ты унижаешь меня в моем доме, - бесцветно произнесла она.
        - Ба! - выдохнул Берри, раздув щеки. - А вчера он был наш!
        В столовой звенела посуда, голоса гудели, перекатывались как галечные камни. Небольшая компания ужинала за длинным столом с зажжёнными свечами. Официант придвинул стул. Откуда взялись силы, спустится? Лина присела на край, кивнула гостям. Они едва обратили внимание на её появление, которое стоило двух таблеток аспирина и повторного, но уже ледяного душа.
        Кто её здесь ждал?
        Лина скользнула взглядом по анфасам и профилям на другом краю стола, то ли разыскивая, то ли боясь увидеть Диану Родригес. Среди женских лиц, рамкой локонов обрамляющих голову мужа, её не было. Берри ритмично жевал салат, который подкладывали соседки. Воротник рубашки упирался в свежевыбритый подбородок, спортивный пиджак облегал крутые плечи, только застёгнутый не на те пуговицы вносил диссонанс в безупречный облик. Торопился или поклонницы опять раздевали Криса, делили… Лина не хотела об этом думать. Не хотела смотреть на него, ненавидела нездоровую потребность в нём. Она ничем не отличалась от других женщин.
        Лина уставилась в тарелку, понимая, кому обязан элегантный вид Кристофера. И вновь подивилась силе материнского влияния. Ну почему, почему Мария не велит сыну любить жену хоть малость?!
        Миссис Берри, словно почувствовала её горький взгляд. Ободрила мимолётным кивком и вернулась к беседе. Маленькая ручка теребила обшлаг рукава соседа, а он откинулся на стул и смотрел... на Лину. Из бороды сверкнула знакомая улыбка.
        Столовую затопило конфетным запахом магнолий. Пустой желудок скрутился узлом. Выдерживая плотоядный взгляд, нагло щупающий лицо, Лина с треском разорвала на коленях кружево салфетки. Ночные картины сложились воедино, спасительных пробелов не осталось. Борясь с тошнотой, она отдёрнула голову от последнего увлечения Марии, и обожглась холодом глаз с другого конца стола.
        Да, пошли вы! Бросив обрывки ткани на стол, Лина встала.
        Глыбы дизайнерских люстр, спускались с потолка второго уровня и наполняли гостиную торжественным сиянием. По плитке гулко стучали каблуки. Лина быстро миновала мужчин, которые отдыхали с бокалами коньяка перед камином. Она бы побежала, не контролируй узкое платье каждый шаг. Ноги вывели на пустую террасу.
        Голые руки покрылись мурашками. Лина вдохнула ледяной воздух, пытаясь избавиться от липкого запаха цветов, он казалось, насквозь пропитал одежду. Обхватив ладонями шершавые камни, перегнулась через парапет, вгляделась в белёсые шапки на кончиках волн. Как хорошо оказаться там, в воде, пойти камнем на дно и больше не знать этого изощрённого насилования сознания. Господи, чем провинилась? За что он так наказывал?
        Ветер донёс из дома обрывки смеха и музыки. Кто эти люди? Что они здесь делают? Крис просил выгнать, если бы она послушала. Лина зажмурилась, борясь с желанием почувствовать кожей полет...
        - Не меня дожидаешься?
        Она открыла глаза. Прошлой ночью демоны боли преследовали, вгоняли в страх, необузданные видения рвались из неё и пугали. Но мужчина, который стоял у дверей и перекатывался с носка на пятку, не был видением. Он был живым, и Лина не боялась его.
        - Точно не тебя, Салливан.
        - Вот как? А вчера тебе был нужен именно я, - он пригладил часть нового имиджа - бороду.
        Лина молча ловила ртом долетающие брызги океана.
        - Ты здорово преуспела, - Салливан вобрал взглядом громаду каменного строения, снующих в окне гостиной официантов. - Это правда? Твоя вилла?
        - Что тебе нужно? - не выдержав, она рявкнула.
        - Потише, барышня, смени тон! Ты больше не босс, хотя…. Ну надо же! - он хохотнул, ударил кулаками в парапет. - О, боги, не могу поверить! Ты умудрялась командовать!
        - Заткнись! Ты вчера мне что-то дал - таблетку. Что это было?
        - Понравилось? - Салливан протянул руку, большой палец скользнул по нижней губе.
        - Прекрати! - Лина отшатнулась.
        - Всегда хотел так сделать. Как насчёт, повторить?
        - Узнаю у мужа, - процедила она.
        - Мужа? Где же он? - усмехнулся Салливан, приставил ладони ко рту рупором: - Ау, рогатый муж, ты где? - крикнул в темноту над скалами.
        - Придержи язык, если не хочешь, чтобы он тебе его вырвал!
        - Охотно подчиняюсь, - он обхватил за талию, потянул к себе. - Хочу, чтобы его вырвала ты!
        Лина наступила каблуком на теснивший к океану ботинок.
        - Идиот, он размажет тебя по стене!
        - Несомненно, только где он был, когда ты подо мной визжала?
        Пылая от отвращения, Лина схватила Салливана за локоть, развернула к окну, мерцающему в темноте как экран телевизора.
        - Вот он! Сын твоей престарелой подружки! - с жёстким удовлетворением, она ткнула пальцем в Берри, который в окружении свиты, говорил по мобильному. Её не волновало, что она нарушает соглашение о конфиденциальности, не она первой наплевала на контракт.
        - А теперь, подонок, убери грабли и проваливай из моего дома!
        - Ух, какая грозная! Всегда подозревал, что за твоей холодностью бушуют ураганы, - пожурил Салливан, тесня к ограждению. - Вчера ты была покладистее, - мужские бёдра прижали к холодному камню, давая почувствовать твёрдость намерений.
        Упёршись кулаками Салливану в грудь, Лина его отпихнула. Она пыталась не вдохнуть запах одеколона, который сворачивал кишки. Его губы промахнулись и влажно провели по щеке. Лина часто задышала. Боже, её снова вывернет!
        - Поцелуй же меня, сладкая! Прошлая ночь не даёт покоя, хочу тебя, не переставая. Ненавижу старую суку, за то, что вышвырнула тебя! Я рассчитывал совсем на другое. А хочешь, опять станешь боссом? Всегда сверху, а?
        Отрывистый голос наполнил уши журчанием прорвавшего крана. В глазах побелело, спазм пробежал по телу. Повезло, что ничего не ела... Лина, направила все силы в удар коленом.
        - Отвали!
        Салливан замычал, согнулся, прикрывая ладонями пах. Он отпустил так быстро, что Лина схватилась за ветки апельсинового дерева в кадке, едва не упав.
        - Что здесь происходит?
        Дверной проём заслонила фигура со скрещёнными на груди руками. Борясь с организмом, Лина выпрямилась, отряхнула платье.
        - Без понятия, - пробормотала, возвращая Берри фразу, и протиснулась мимо, одинаково ненавидя обоих мужчин.
        Тяжёлый грохот, сдавленный вскрик и звон разбитого стекла смешался с проклятиями и женским визгом. Сервировочный стол ввалился в окно гостиной. Мраморная столешница закачалась в осколках фарфора и хрусталя.
        - Что? Что там случилась?
        Расплескивая в бокале вино, Мария схватила Лину за кисть, не дав подняться по лестнице.
        - Ничего.
        - Но, я слышала крики!
        - Кит любит махать руками. Поддерживает имидж.
        - О, Господи, милая, мы вчера сильно ошиблись! Произошла ужасная неприятность, из-за погоды перенесли все рейсы в Монреале, а сыну нужно было в Эл-Эй на переговоры, которые планировались пять месяцев! Кит провёл за рулём трое суток, гнал как сумасшедший. Милая, он выматывался не по-человечески!
        - Правда? Значит он не в образе? Не хорошо, кто-нибудь заметит и подумает, что он человек.
        - Лина, не будь такой! Если он вёл себя грубо, то лишь потому, что устал, пойми!
        - Я понимаю. Похоже, ему уже лучше, - она выдернула руку и взялась за перила. - Не переживайте так, допивайте вино.
        Глава 21
        Лина выпрямилась в кресле. По лаковой поверхности туалетного столика скользнуло отражение. Она не чувствовала в нём себя - пустая оболочка без мыслей и желаний. Протянув руку, заправила волосы за уши маминым жестом. Так давно не видела маму…
        Погладив корпус блекберри, Лина взглянула на часы: рано, но не слишком.
        - Привет, мам. Так рада слышать твой голос, надеюсь, я не разбудила? Как у вас дела? Нет, у меня ничего не случилось, всё хорошо. - Как могла она украшала голос бодростью. - Просто очень соскучилась. Погоди, я не расслышала... не пойму, о чем ты? Что?.. С чего ты взяла?
        Лина заслонила глаза ладонью.
        - Нет, мамуль, я не беременна. Ты узнала бы первой, не сомневайся, - произнесла ровно, накрыв рукой впалый живот. - Ты права, это и правда очень хороший сон. - Открыв глаза, Лина посмотрела в лицо отражению:
        - Я собираюсь приехать в Дорчестер. Думаю уже в начале следующей недели, как только улажу дела в галерее. Я позвоню, когда куплю билеты, сообщу номер рейса. Нет встречать не нужно, спасибо. И я люблю тебя, ма. До встречи.
        Лина отключилась. Прижалась щекой к поверхности стола, глядя на согнутую ладонь с поржавевшим кольцом. Беременна… Какое инородное слово. В её случае оно значит - научный нонсенс. Лина подумала о малышах Натали. Остро захотелось увидеть Лукаса, и синеглазку Катерину. Её ребёнок тоже мог быть синеглазым...
        Поток воздуха скользнул по плечам. За спиной распахнулась поломанная дверь.
        - Где оборудование?
        Суровый взгляд стрельнул из зеркала. Во власти странной нечувствительности Лина молчала. Все казалось нереальным, далёким... Мужчина обращался к ней с расстояния в сотни миль.
        - Кладовая за библиотекой, - вспомнила, вглядываясь в чернильное небо, наползающее из прозрачных стен. Единственный цвет сохранивший реальность.
        - Всё?
        - Всё.
        - Хорошо. И починишь тачку. А пока, я выберу что-то в нашем роскошном автопарке.
        - Я разбила твою машину? - уточнила Лина.
        - Что ты, дорогая! - ощерился Берри. - Теперь она наша.
        Деревянные щепки посыпались на пол. Тяжёлые шаги удалились по коридору, растворились во взрыве хохота. Голубые и зелёные свечки домов на склонах Санта-Моники, подмигивли Лине как болотные огни. С минуту она лежала, неподвижно разглядывая их, потом встрепенулась.
        - Постой!
        Она вскочила из комнаты, торопливо сбежала по ступенькам. Нестройные звуки рояля протестовали под неумелой рукой, перекрывая оживлённый спор. Даже не глянув в гостиную, Лина нырнула под лестницу, помчалась в противоположную сторону. Отчаянно надеясь, успеть, припустила быстрее, понимая - Берри ни разу не оправдал надежд! Миновав кабинет и библиотеку, она ворвалась в последнюю на этаже комнату.
        Болезненные уколы в печень с требованием кислорода, заставили привалиться к косяку, Лина попыталась умерить пульс. Кристофер казалось, не заметил её появления. Сбросив пиджак на спинку дивана, он сидел на корточках. Бережно, как живую, он укладывал чёрную лаковую электрогитару в колыбель футляра. Лина отвела глаза. Чак и Кертис... Они лежали на заднем сидении разбитого автомобиля... Хорошо, что Крис увозит их. Теперь она и сама не желала видеть в доме свидетелей своего краха, которые умеют так выразительно говорить под хозяйскими руками.
        Шагнув вперёд, она выпалила без предисловий:
        - Мне нужен ребёнок!
        Не поворачивая головы, Берри клацнул замками.
        - Ты снова уезжаешь?
        Гибким движением ног Крис выпрямился, засучил рукава и намотал на локоть толстый провод.
        - Когда вернёшься?
        Вынув изо рта пластмассовый зажим, Берри зафиксировал скрученный шнур, бросил в раскрытый рюкзак и принялся за следующий.
        - Куда ты едешь?! - вскипела Лина, потеряв самообладание. - В конце концов, я имею право знать!
        - Что тебе нужно? - спросил Берри.
        - Я уже сказала! Ребёнок!
        - Твой дружок облажался?
        - О, ради бога, не строй из себя идиота, их здесь и так предостаточно!
        Никак не отреагировав, Берри сосредоточенно упаковывал большие сумки.
        - И если ты забыл, я напомню - ты должен мне ребёнка! Должен - по договору! - разозлилась она, желая как следует встряхнуть безмолвную фигуру.
        Длинные пальцы на долю секунды зависли над молнией.
        - Не люблю долгов, - пробормотал Берри. - Снимай платье, займусь тобой, как закончу.
        Побагровев, Лина приблизилась к нему вплотную. Тщательно подбирая слова, прошипела в красивое лицо:
        - Ты меня не понял, Кит, - отчеканила она. - Я объясню. Нравиться тебе или нет - у нас договорённость. Я - выполнила свою часть условий. Ты - нет! - выплюнув слова, она ткнула пальцем Берри в грудь, пытаясь не задохнуться от гнева. - Уезжаешь? Отлично! Я еду с тобой! И буду рядом, пока ты не выполнишь свою часть контракта!
        Лина запрокинула голову. Взгляды скрестились в молчаливом поединке, где победитель лишь откладывал исполнение приговора. Трескотня из гостиной базарным гомоном повисли в тишине между наэлектризованными телами. Лине казалось лицо жалит ток, пока Берри холодно рассматривал его сквозь полуприкрытые ресницы. Только голубая венка, что пульсировала на виске, выдавала в каменном истукане жизнь.
        - Ребенок, - по слогам выговорила Лина. - И катись ко всем чертям.
        - А если ты бесплодна? - шевельнулась гладко выбритая челюсть.
        - Проверим!
        Несколько тяжёлых мгновений синие щёлки под насупленными бровями сверлили, тонкие ноздри раздувались. Лина сдерживала желание отвернуться, облизнуть сухие губы. Она едва отметила, что таки сумела разъярить эту глыбу льда, как выразительное лицо неуловимо расслабилось. Запрокинув голову, Берри расхохотался, неудержимо, словно услышал анекдот. Лина съёжилась. Отрывистые музыкальные звуки пробрали до костей.
        - Отлично. - Смех оборвался. - Даю десять минут собраться.
        Расправив плечи, Лина пересекла комнату. Высокие каблуки чинно простучали по коридору. Найдя пальцами опору, она вцепилась в перила. Глотнула побольше воздуха, рассеять туман в голове, и опрометью бросилась по лестнице. Перескакивая через две ступеньки, лихорадочно соображала, что закинуть в сумку. Она не доставит Берри удовольствия - опоздав! Поедет с ним и будет рядом, пока не выполнит задуманное. Выжмет до капли каждую секунду, а после расплатится. Больше Кристофер к ней не вернётся. Лина знала это раньше, чем прочитала на дне ледяных глаз приговор. Он позволил ей выиграть сражение, потому что она проиграла войну.
        Глава 22
        Собрав волосы в конский хвост, Лина натянула футболку и джинсы. Спустя семь минут она стояла в холе. Подхватив дорожный саквояж, сунула под мышку пальто и прислушалась к звукам банкета. Подумала оставить записку Роджеру и сама себя одёрнула. Она не обязана никому объяснять. Если Мария соскучится - найдёт по мобильному.
        На подъездной дороге заведённый джип урчал нетерпением. Открыв пассажирскую дверь, Лина молча скользнула в кресло. Автомобиль мягко тронулся, плавной дугой вписался в поворот и покатил по аллее. По сторонам глухой стеной вздыбились деревья, в узловатых ветках застряли обрывки тумана и остатки фонариков. Лина тихонько вздохнула - другого пути и не было.
        Во влажной мороси фары освещали асфальт на несколько мутных метров. Едва слышно шелестели шины. Огоньки приборной панели уютно светились в полумраке, таинственно блестели по деревянной отделке. Загорелые костяшки пальцев крепко сжимали руль. Весь мир втиснулся в масштабы салона, где из Австралии в Северную Америку рукой подать, игнорируя океан и тысячи миль. Так близко и... так далеко...
        Гнев, что поддерживал ток крови последние часы, вытеснила опустошённость. Сковала привычная нерешительность в присутствии мужа. Сквозь слабую защиту кашемира пробирал холод. Глаза мозолила спящая кнопка климат-контроля, но просить Кристофера включить её, Лина не решалась. Берри молчал, и она не стремилась заполнить тишину, боясь, спугнуть шаткое равновесие. Спрятав озябшие ладони в карманах пальто, пила маленькими глотками честно купленное счастье, которое вело стремительный обратный счёт.
        Придерживая руль коленом, Берри поглядывал то на дорогу то на экран телефона, набирая сообщение. Костюмные брюки расчертили горизонтальные складки, из-под затертой кожанки торчали полы рубашки. Лина не сомневалась, педаль жмёт та же узкая модельная туфля. Берри не сменил вечерний наряд. Когда-то, его манера одеваться казалась ей неотразимо-индивидуальной. Теперь она знала, этот стиль называется - пренебрежение.
        Она подняла глаза на дорогу, пытаясь определить направление движения. Постепенно различала указатели, узнавала магазины и улицы. Сбросив скорость, джип покатил по Клинтон-стрит. Остановился у двухэтажного здания звукозаписывающей студии, той самой, в которой Лина провела столько несносных часов.
        Два пучка света скользнули по каменному крыльцу. Три фигуры отлепились от ступенек. Красной дугой в урну полетели окурки. Берри выпрыгнул из машины. Он помог мужчинам сгрузить сумки в багажник, распахнул задние двери. Салон наполнил запах табака, ментола и знакомое ворчание. Лина застенчиво улыбнулась синим от холода лицам, заглянувшим к ней на сидение.
        - Эй, у вас тут дубак, хуже, чем на улице! - воскликнул Вуд, хлопая себя по бокам.
        - Френки замри, ты скачешь на моих новых ботинках, - выругался Стюарт.
        - Отвали от меня, lovencitos! Это ты ко мне прижимаешься!
        - А на кой Киту печка? Его красотка, греет, - засмеялся Ривера. - Как жизнь, corazon, путём?
        - Привет, Джозеф, - пробормотала Лина, вздрагивая от тычка в плечо.
        - Моя жена, - сказал Кристофер, отъезжая от бордюра и разгоняя автомобиль до девяноста миль.
        Лина точно получила удар под дых. Слова скатились с губ Берри так естественно, и казалось, что-то значили. Словно каждая отфильтрованная буква контракта - значила, а не летела в тартарары. Но кроме звуков ничего нет. Местоимение "моя" - только пыль, которая попадая в глаза, причиняет боль.
        - Угу, мы в курсе, - отозвался Стюарт. - Снова.
        - Ну, так, поэт же! Натыкал всем точек над «и», - хохотнул Вуд.
        - Пометил территорию рефреном, - заржал Ривера.
        - А может это будет новый сингл?
        - Кто знает, кто знает...
        - Решили прогуляться, остряки? - уточнил Берри, выруливая на автостраду.
        - Не-а, нам и тут неплохо, правда, парни? - прогудел Джозеф. Между сидениями просунулась лохматая голова:
        - Выходит ты с нами, corazon?
        Сгорая от смущения, Лина смогла лишь кисло улыбнуться.
        - Круто! - воскликнул Вуд, отбивая ладонями по чашечкам коленей ритм.
        - Нутром чую, будет веселуха, - поглядывая на Берри, Джозеф выпятил кривой зуб.
        - Сотня на птичку, - кивнул Френк, гудя под нос, - туф-туф-туф, пум-пум-пум...
        - Стока ждать? Не, неохота.
        - Хватит трепаться! - не выдержал Тим. - Кит, вруби эту, чёртову, печку!
        Протянув руку, Берри вдавил кнопку климат-контроля, и не снимал палец, пока не довёл температуру до апокалиптического пекла. Голова Риверы исчезла, на её месте выросла физиономия Вуда. Худое бедро втиснулось на подлокотник.
        - Слушай, чего у меня нет твоего номера?
        Лина нервно заёрзала на сидении.
        - Уймись, Френки, - посоветовал Кристофер, не отрывая взгляд от дороги.
        - Не пойму, что ты нашла в этом хреновом драммере? - расплылся Вуд в ухмылке. - Почему девчонки видят одного вокалиста? Представляешь, какая засада виртуозу-барабанщику? Сидеть у черта в заднице и за тарелками ни хрена не видеть!
        - Не смеши Френки! Твои обезьяньи кульбиты и слюнявый язык в длину экрана трудно пропустить.
        - А знаешь, есть такое выражение, типа ничего не умеешь - будешь петь? Не про нас, ясень день, но все же, ведь есть такое выражение...
        - Остынь малый, смотри, попёрло.
        Фрэнк откинул с лица косички, сбитые шлепком Риверы на лоб, и снова заулыбался:
        - Думаю, пора тебе проникнутся моим очарованием! Ведь я и поласковее буду, и повеселее, и конечно со всех сторон посимпатичнее. А хочешь тайну? Я распечатал твои фотки и сплю с ними! Ага, рассказать, что мне снится? - он округлил глаза, сложив смешливый рот буквой «о».
        С заднего сидения послышался сдавленный гогот. Лина втянула воздух, не зная, чего хочет больше - смеяться со всеми или реветь.
        Крис обернулся:
        - Сядь на место Фрэнк и пристегнись.
        - Блин, Ли, неужели этот гад и правда, тебе муж?
        - Твою ж! - Берри резко вдавил тормоз.
        Джип взвизгнул, вгрызся покрышками в асфальт. Лина упёрлась ладонями в торпеду. Вуд откинулся на спину, курчавая голова въехала в приборную панель. Салон наполнился светом автомобилей, которые остановились позади и сигналили.
        - Ай! Ой! Потише чувак, тише! Береги голос, что-то ты хрипишь, бро! - мычал сквозь хохот и стоны Фрэнк, распластавшись меж сидениями и барахтаясь как жук. Смешно подёргав руками, перевернулся и, потирая нос, исчез. Щёлкнул ремень безопасности.
        - Чё, скалитесь?
        - А чё б не скалиться, Френки?! Веселуха же! - хрипел Джозеф. - Гони сто баксов!
        Лина обхватила руками плечи, пытаясь не захихикать как безумная. Пяти минут со Стренжерсами хватило, чтобы напрочь утратить хромающий контроль над положением. Она словно щепка пустилась по волнам отчаянной авантюры - по сторонам ветер, под ногами буря. Куда-то вынесет её?.. Горя щеками и вдыхая жгучий воздух, который пустил в салон, не признающий полумер, Берри, широко раскрыла глаза. Она всмотрелась в туго натянутый горизонт. Из темноты вспыхнули и ярко разгорелись огни аэропорта Ван Найс, открывая значение слова - птичка.
        Запарковав автомобиль на стоянке перед терминалом, Кристофер отдал ключи служащему и нырнул в багажник БМВ. Обвешавшись сумками как вьючные животные, Стренжерсы смеясь зашагали к входу. Невзирая на бравурный словесной поток, Фрэнк держался от Лины поодаль. Наклоняясь под тяжестью двух гитарных футляров и рюкзаков, Берри быстро опережал группу. Он не участвовал в разговорах и шутках. Модельные туфли выстукивали впереди и быстро удалялись. Лина едва поспевала. Проходя мимо, Тим подхватил её саквояж, забросил на свободное плечо. Она молча поблагодарила взглядом.
        У взлётной полосы к группе присоединился бородач в затертой парке.
        - Эй, Хигс, смердящий жирдяй, где мои тарелки? - Вуд хлопнул плотного мужчину по спине.
        - Всё там же, - невозмутимо отозвался он, натягивая на залысину бейсболку.
        - Винсент Хигс, из бригады дорожных техников, - представил его Стюарт, пожимая квадратную ладонь.
        Лина кивнула, узнавая одного из "сотрудников", посещающих «офис» в Малибу.
        Грузовые аэробусы взлетали и шли на посадку, попеременно омывали красными и зелёными огнями белый корпус небольшого самолёта. Поднимаясь по короткому трапу, Лина прочитала имя остроносого Фалькона. И подивилась, кому вздумалось, обозвать хищника сокола - "Птичкой".
        Ривера тянул за рукав. Лина прошла за ним в хвост самолёта, напоминавшего дорогой лимузин. Опустилась в соседнее кресло. Муж скрылся в кабине пилота и Лина прошептала:
        - Куда мы летим, Джо?
        - В Нью-Йорк, - он ловко откупорил банку. - Пиво?
        - Нет, спасибо, - вдохнув хлебный запах, она сморщилась.
        - Как знаешь, corazon, но ничё другого не будет, - предупредил Ривера, вытягивая ноги под овальный стол. - Кит, трезвенник чёртов, запрещает на борту вискарь.
        - Это... его самолёт? - Лина пробежала взглядом по ещё четырём кожаным креслам, лицом друг к другу, и дивану напротив второго стола.
        - Почти. «Птичка» - собственность Стренжерс.
        - Собственность Стренжерс? Но... не ваша? Разве вы не порвали с лейблом? Ты же говорил, группа самостоятельная?
        - Это с какой стороны смотреть. Я много чего могу наговорить, особенно после хереса. Кому не нравиться, тешиться иллюзиями?
        - И кто теперь владелец?
        - Известно кто - mommy.
        - Ты говоришь о миссис Берри? Матери Криса?
        - Угу.
        Лина взглянула в иллюминатор, пытаясь, осознать значение услышанного. Мария ни разу об этом не обмолвилась. Но ведь Лина должна знать? Кристофер не может передать имущественные права другому, без её согласия... Или может? Лина решила утром позвонить адвокату.
        В расчерченной огнями туманности «Птичка» выруливала на взлётную полосу.
        - Зачем вам в Нью-Йорк?
        - Клип снимаем, - фыркнул Джозеф. - Тащимся на развалины декораций артхаузного кино. Ноа, сбрендивший засранец, в Эл-Эй, ничё стоящего не нашёл.
        - Режиссёр?
        - Угу.
        - А почему летим ночью?
        - Ночью? - Ривера озадаченно поглядел на часы. - А! Это мы как кровопийцы выползаем из склепов, когда потемнее, чтоб не нервировать граждан. А что сказал, Кит?
        - Ничего, - вздохнула Лина. - Он не хотел меня брать. Я напросилась.
        - Да, ладно? Так прям и напросилась?
        Скрытый в мягкой обшивке динамик ожил голосом командира, попросил пассажиров занять места и пристегнуть ремни. Потолкавшись по салону, Стренжерсы расселись. «Птичка» подскочила и неимоверно быстро оторвалась от земли. Далеко внизу остался горный хребет, полосы огней очертили дороги и жилые здания. Покачиваясь в потоках воздуха, самолёт плавно набирал высоту.
        - Да, - сглотнула Лина, преодолевая давление в ушах, - практически заставила.
        - Заставила?! Да ну! За двадцать лет впервые такое слышу, - встряхнул гривой Джозеф, перекрикивая шум турбин.
        Лина покосилась на передние сидения, надеялась, Берии и остальных не интересует их болтовня.
        - Теперь понятно, чего он злой аки чёрт, - хмыкнул Ривера, стирая в усах пивную пену. - Не унывай, corazon, можно попасть и не в такую засаду, - он громко икнул и расхохотался. - Наверное!
        Пытаясь сохранить видимость мужества, Лина улыбнулась кривому зубу. Пальцы сжимали мягкие подлокотники, она избегала смотреть вперёд. Кристофер сидел через кресло - лицо обращено к хвосту, глаза в телефоне. Следующие шесть часов предстояло, прожить с ним в замкнутом пространстве и не свихнуться.
        Глава 23
        Выпустив шасси, «Птичка» мягко приземлились в восьми милях восточнее Нью-Йорка в аэропорту Ла-Гуардия.
        Ледяной ветер отрывал ноги от железных ступенек. Лина цеплялась в поручень, осторожно спускаясь по трапу в промозглое утро. Как быстро Калифорния размягчила, заставив забыть, что такое настоящий холод!
        Оставив мужчин разбираться с багажом, Лина прыгнула в заведённый микроавтобус. Зябко кутаясь в пальтишко, распахнула саквояж. Пыталась отыскать хотя бы пару тёплых носков. Неужели и правда думала, что главное захватить кредитки, а все остальное купит? Черт!
        Автомобиль снизил скорость, запетлял по улицам. Лина стукнулась виском об стекло и разлепила сонные глаза. Переехав шлагбаум, «Мерседес» обогнул сторожку с охраной и хаотично разбросанные одноэтажные постройки. Остановился перед павильоном. Лина огляделась и подавила вздох - металлическая громада не походила на гостиницу.
        Стренжерсы забросили на плечи пожитки и по очереди исчезли в сером здании. Лина измученно поплелась следом. Двигая деревянными ногами по узкому коридору, она видела впереди только крепкую спину Берри. Когда уже казалось, он никогда не остановится, притормозил и толкнул неприметную дверь.
        Три женщины одновременно обернулись. Они сидели на канцелярском столе, курили, болтая ногами в цветных угах. На границе света, отбрасываемого люминесцентной лампой, гудела тепловая пушка, подле неё грелись двое мужчин. Они поздоровались с Хигсом и скрылись с ним под покров темноты. Лучи фонариков замелькали в глубине помещения полного сквозняков.
        Мечтая о сне и горячем душе, Лина опустилась на свободный стул. Тим снял курточку, набросил ей на плечи. Окутало тёплом с запахом мятных конфет. Она с трудом раздвинула губы:
        - А ты?
        - А мне жарко, - отмахнулся Стюарт и обнял громилу в золотой кепке, круглых черных очках и меховом пальто, который появился на пороге:
        - Ноа, старина!
        Берри обернулся, стукнул костяшками в кулак темнокожего мужчины. Рука опустилась на шиншилловое плечо и увела в сторону. Он поднёс к глазам режиссёра крупные часы, что-то негромко произнёс.
        - Что?! График съёмок не изменить ей богу! - здоровяк сорвался на фальцет. - Я не перекрою сценарий за пять минут! Кит, пожалей меня, садист! При всей моей любви к латексу и плёткам - это невозможно! - мужчина вскинул ладони верх.
        Берри хлопнул его по плечу:
        - Можешь Шварц. И сделаешь.
        Полные губы по-детски изогнулись. Ноа поискал в окруживших лицах понимание. Вздохнул и ткнул в женщин смартфоном. Звякнули браслеты, кисть очертила нетерпеливый круг, телефон впечатался в ухо:
        - Приступаем! Когда-когда?! Немедленно, кретины недоделанные! - гаркнул Щварц, срывая с глаз очки.
        Потушив сигареты, девушки попрыгали со стола. Визажисты подхватили чемоданы с косметикой. Обтянутые джинсами бёдра костюмерши вывели десяток бесконечностей, толкая стойку с одеждой. Последними в маленькую гримёрную набились Стренжерсы.
        Лина подтянула колени к подбородку. Она вздрагивала всякий раз, когда входная дверь открывалась-закрывалась, впуская новых людей. Клацнули рубильники - миг слабого жужжания - павильон размером с футбольный стадион залил яркий свет. Глаза ослепил зелёный экран позади небольшой сцены с микрофонными стойками, барабанной установкой и синтезатором. Хигс и два электрика сидя на корточках между усилителями и мониторами, возились с проводами, а дальше зрение играло шутку...
        Лина попала в фильм с ковбоями. Оказалась в начале пыльной улицы с приземистыми деревянными домами, выгоревшими под солнцем, кривыми вывесками салунов и дешёвых гостиниц со стойлами для лошадей. Масштабные, детально выполненные декорации, с разрезом полицейских участков, церквушек и домов с внутренним убранством, простирались далеко вперёд вымершим городом.
        Съёмочная бригада рассредоточилась по залу, переговаривалась в рации, перекрикивалась в рупоры. Художник-постановщик - мужчина с рыжей бородой - чёркал в планшете, подгонял рабочих, которые возили взад-вперёд строительную лестницу по улицам дикого запада; техники выставляли свет, устанавливали квадратные прожекторы на штативах; операторы двигали камеры, сверяли точки обзора; режиссёр нетерпеливо заглядывал в видео глазок. Вертлявая толстушка заставила столы термосами с кофе, банками энергетиков, пакетами соков, минеральной водой и подносами сандвичей.
        - Где моя диетическая кока? - ревел Ноа.
        Девушка сунула в лапу режиссёра бутылку, плюхнулась на табурет. Длинные розовые ногти впились в глянцевый журнал. Пряча в рукаве зевок, Лина медленно глотала плохой кофе из одноразового стаканчика. Опустив налитые свинцом веки, прислонила голову к стене. Отрывистые команды, протяжный металлический лязг, стук молотка, топот ног и шуршание бумаги слились в непрерывный гул; где-то звонили телефоны…
        Потеряв счёт времени, Лина погрузилась в обволакивающий ватный слой. И вдруг мигнула, не понимая, что выдернуло из сна. Уставилась в пустой поднос от сандвичей. На стуле валялся мятый журнал и пачка красного «Мальборо» - толстушка исчезла. Лина вытянула шею. Сбросив куртку Тима, она медленно прошла вперёд, остановилась за цепочкой спин.
        Сцена купалась в свете прожекторов. Словно герои вестерна, Стренжерсы - в кожаных жилетах и красных шейных платках - занимали места за инструментами. Берри настраивал глянцевую чёрную гитару. На чисто выбритом лице нарисованный рот с разрезами по подбородок, как у жутких деревянных кукол, улыбался чёрной улыбкой. Обведённые тенями глаза смотрели вниз. Никого не замечали, никого не искали. Лина больно закусила губу, грудь привычно теснило желание недостижимого. Ни крикнуть, ни избавится - терпеть, терпеть, терпеть...
        Рабочие в комбинезонах крепили к кистям и локтям музыкантов свисающие с потолка красные трубки. Фрэнк уселся за барабанную установку, нетерпеливо трогал ладонями вытянутые кудряшки. Резиновые трубки натягивались, вторя за каждым движением - создавалась иллюзия марионетки, которую дёргали за нитки. Ривера заметил Лину, выпятил грудь барабаном, красуясь рубахой в горох и тыча пальцем в опрятную бороду. Опушённые накладными ресницами глазницы дико вращались. Лина вымученно засмеялась.
        Костюмерша кокетливо поправила платок на шее Стюарта. Вытянула из круглой коробки ковбойскую шляпу и подошла к Берри. Лина видела, как дрожали тонкие пальцы, закрепляя головной убор на стянутых в хвост чёрных волосах. Чувствовала девичье смятение, так живо, словно сама стояла с протянутыми руками, перед мужчиной. Приладив к электрогитаре провод усилителя, Берри хлопком нахлобучил шляпу. Не взглянув на костюмершу, кивнул режиссёру, который командовал смартфоном, как револьвером. Девушка отдёрнула кисти, засеменила со сцены красными, под стать щекам, угами.
        - Так, живо-живо! Все, вон-вон! Общий план! Камера! Мотор! - гаркнул Ноа и прилип к операторскому объективу.
        Помещение наполнилось тяжёлыми аккордами гитарного соло - полилась фонограмма. Павильон замер, словно умер, внимая худощавому мужчине в ковбойской шляпе. Кукольный рот пронзительно грустно нашёптывал в микрофон строки песни, о послушных куклах танцующих твист. Мрачный смысл пропитал каждую ноту, слетающую с чёрных губ.
        Лина закусила согнутый палец. Она старалась не расплакаться, понимая, совсем расклеилась. Стренжерсы послушно двигались за веревками, терзали инструменты, холодили улыбками внутренности. А глубокий тембр мучал и дёргал, за похожие верёвки, душу. Разве способен этот нежный голос обидеть или унизить? Ему она прощала всё. Хрипловатая мелодика, казалось, изливалась на неё одну, ложилась поверх боли, ласкала, любила, обещала Рай. Голос нагнетался и сгущался, становился совсем тёмным, демоническим. Завибрировал, и как натянутый лук, выпустил крик. Трубки разом оборвались...
        Лина вцепились руками в плечи, удержав себя на месте. Выталкиваясь из верёвок-артерий, на сцену хлюпала жидкость, заливала всё алым. Музыканты как подкошенные валились вперёд, треснутые лица леденили живую кровь.
        Лина не считала дубли, снова и снова погружавшие в абсурдный страх. Из лап постановочного кошмара вырвал спазм в желудке, напомнил, что она живая и не ела с прошлого дня. Посмотрев на левое запястье, Лина удивилась, не обнаружив часов. Видимо в спешке забыла на тумбочке... Ярко освещённый бункер без окон не давал представления о времени. Она отыскала в кармане телефон и выдохнула. Как может быть десять вечера?!
        Лина обернулась. Берри вышел из гримёрки в чистой рубашке. Он не планировал останавливаться. Музыканты вновь занимали позиции на улицах города. Спустя минуту съёмок, Крис поднял скрещённые руки, снова прервал запись. Фонограмма оборвалась. Забросив гитару за спину, он в тысячный раз спорил с режиссёром. Оба не церемонились в выражениях, только Нао звучал визгливее. Бордовый, давно скинувший шубу, он засучил рукава водолазки, бросил кепку в ноги:
        - Кит, сукин сын! Я умываю руки, делай, как знаешь! Твою ж мать! - грохнув дверью, Щварц сбежал в комнату отдыха.
        Коренастый оператор не оглянулся. Он выслушал Берри, собрал камеру и занял новую точку между деревянной телегой и окнами бара. Следом за ним перетащили прожектора техники, заново размещая оборудование. Рабочие перенесли дымовую установку.
        Прищуренные глаза Кристофера лихорадочно блестели. Сунув руки в карманы, он оглядел новую экспозицию. Пользуясь секундой статики, подбежали визажисты. Они спешно правили грим, собирали пот на висках и над верхней губой, но Берри уже летел на сцену и отрывисто жестикулировал. Он был одновременно с обеих сторон камер. Бешеная энергия исходила от высокой фигуры толчками. И поддаваясь магии, одновременно ледяных и обжигающих глаз, люди с энтузиазмом выполняли указания, заражаясь его неистовством и страстью.
        Лина спрятала разряженный мобильный в саквояж. Приставила новый стакан к горлышку термоса и тоскливо надкусила чёрствый сандвич. Дверной проем заслонила толстушка: она несла очередной пакет энергетиков.
        Глава 24
        Группа провела на съёмочной площадке более семнадцати часов и в три ночи погрузилась в ледяной микроавтобус. Лина выпала из автомобиля у вывески маленькой гостиницы в Бруклине, напротив парка Уитмена. Готовая в любую секунду отключиться, дотащилась до своей комнаты, упала на кровать, едва переступила порог. Обрывки дня смешались как подхваченные ураганом опавшие листья. Явь и сон перепутались, навязчиво танцуя твист.
        Приоткрывая воспалённые глаза, Лина застонала. Горло першило от дыма, череп раскалывался, лицо обожгло запахом алкоголя…
        - Давай, просыпайся, - Берри бесцеремонно стягивал с неё кеды и бросал на пол. - Мы не закончили.
        - Что? - неохотно возвращаясь в измученное тело Лина, уставилась в злые глаза: - Что ты делаешь?
        - Выполняю обязательства.
        - О, нет!.. Сейчас не подходящее время. Прошу пусти, я хочу спать.
        - Плевать какое время и чего ты хочешь. Договор есть договор.
        - Крис, ну пожалуйста, не надо! - взмолилась Лина, хватая пальцы, стаскивающие с неё джинсы.
        - Приподнимись, - скомандовал Берри. - Живо!
        - Иди к черту! - прошипела она, мучительно сознавая абсурдность происходящего.
        - Уже был дорогая, скучно, вернулся за тобой.
        Рот, горький от виски, впился в губы. Кожу царапала щетина. Берри причинял намеренную боль. Лина прекратила бессмысленное сопротивление, капитулируя под натиском жёсткого, словно витого из проволоки, тела. Крис прав, - думала она, запуская ладони в спутанные волосы, - это её затея. Притянула его голову ближе и нежно вернула поцелуй.
        - Я люблю тебя.
        Берри задержал дыхание, отстранился. Лина очертила костяшками твёрдые скулы:
        - Она измучила меня. Мне следует, хотеть избавиться от неё - вырезать как опухоль.
        Крис грубо встряхнул Лину за плечи.
        - Будь добра, заткнись.
        - Но я не хочу, - она гладила впалые щеки. Берри дёрнул шеей, поймал её запястья и завёл за голову.
        - Люблю тебя, - упрямо ныло сердце.
        Крис выругался сквозь зубы, зажал ей рот ладонью. Живот оцарапала молния толстовки, изрезанные струнами ладони цинично обшарили тело. В каждом отрывистом ударе прижатого к груди сердца, Лина слышала ярость. Стиснула кулаки, игнорируя боль в вывернутых суставах. Пусть унизит её, ударит, пусть хоть убьёт, только не оставляет!
        Свет настойчиво проникал сквозь ресницы. Лина долго лежала на спине, обхватив себя ладонями. Лицо уткнулось в холодные простыни. Запах стирального порошка разъел следы ночи, воспоминаний не осталось ни в одной складке. Лина поднялась на локти и зажмурилась.
        Солнечные пятна легли на коричневый стол, стоптанный ковролин, серый рюкзак в прихожей. Она завернулась в покрывало и сползла с кровати. Опустилась на колени перед грудой мужской одежды. Неухоженная, растянутая, возможно в прошлом дорогая, сейчас выглядела плачевно. Полное презрение к окружающим вещам и... людям. Лина чувствовала себя не лучше линялой майки на дне сумки. Разбросанные вещи могли означать что угодно - она старалась не сильно обнадёживать себя мыслью, что делит с Крисом комнату. Собрав с пола футболки, пару темно-синих брюк, Лина оглянулась. Вместо платяного шкафа в стене торчали крючки. Протянув руку, она заколебалась. Берри не понравится подобная забота. Лучше оставить как есть.
        Откинув с лица волосы, Лина посмотрела на часы, висевшие над пыльным зеркалом. Полдень и так тихо. Слишком тихо…
        Она оделась и вышла в коридор. Постучалась в соседнюю дверь, прислушалась. Номера на этаже безмолвствовали. Вернувшись в комнату, Лина откинула щепетильность и тщательно проверила все отделения спортивной сумки. Заглянула в карманы брошенной на стул толстовки, обшарила тумбочки. Ничего. Ни буклета, ни визиток или клочка бумаги способного подсказать, где теперь Крис...
        Лина сжимала и разжимала кулаки. Идиотка! Провела на съёмках почти сутки и не выяснила адрес павильона! Она проторчит в гостинице до ночи, никто и не вспомнит о ней! Да, Берри мог уже покинуть Нью-Йорк! Что помешает ему оставить её? Лина замерла. Она глядя на его вещи и не верила, что Крис может так поступить. И в сердцах задвинув пустой ящик, взвыла: ещё как может!
        Собрав жалюзи, Лина подняла оконную раму. В номер ворвался холодный воздух и грохот улицы. Посмотрела вниз, не надеясь, обнаружить чёрный микроавтобус. Его и не было. Размеренно дыша, она глядела вслед редким автомобилям, которые исчезали за углом дома. Потом замёрзла и закрыла окно.
        Надев толстовку Берри, Лина накинула на голову капюшон и упала на кровать. Сухие глаза изучали трещины в потолке. Она тонула в тепле мужского запаха с примесью горького одеколона и поражалась ровному биению сердца, словно ему не было дела до того, что её снова бросили.
        Нестерпимый голод заставил, наконец, потянуться к телефону. Лина заказала в номер яичницу и тосты. Ожидая завтрак, она мерила шагами комнату. В мини-баре обнаружилось пиво и заплесневелые орешки. Глотая мерзкую на вкус и запах жидкость, Лина раскрыла телефонный справочник.
        - Такси!
        Показав водителю адрес в вырванной странице, Лина уселась на сидение. Спустя полчаса жёлтый автомобиль остановился перед стеклянными дверями пятиэтажного здания в Нижнем Манхэттене. Пряча лицо за тёмными очками, Лина обернулась по сторонам и решительно преодолела три ступеньки центра планирования семьи.
        - Сюда, пожалуйста.
        Брюнетка в брючном костюме провела в просторный кабинет с диванами вдоль стен. Широкие окна смотрели во двор. От обилия кустов, усеянных мелкими почками, сад казался озером, омывая стекла изумрудной волной с каждым порывом ветра.
        - Доктор Кэмерон. - Из высокого кресла поднялся сутулый мужчина с внимательными глазами: - Чем могу быть полезен?
        Лина присела на край дивана, поправила на брюках стрелки. Покрутив бутафорное колечко, сбивчиво обрисовала цель визита:
        - Мне тридцать два. Второй брак без детей. У мужа много командировок... И... мне нужно убедиться, что я здорова. Что я могу родить, понимаете?
        - Прекрасно понимаю, - доктор дружески улыбнулся, придвинул чистый бланк. - Вы не против побеседовать?
        - Да, разумеется.
        - Конечно удобнее, если бы вы пришли с мужем, но посмотрим, возможно, он нам не понадобиться. Во всяком случае, пока.
        Кэмерон задавал стандартные вопросы, интересовался бытовыми привычками и событиями, не относящимися к делу. Мелкий почерк испещрил разграфлённую бумагу. Вызвав медсестру, доктор предложил перейти в смотровую комнату.
        Лина покидала клинику умиротворённая. Спокойствие обстановки, профессиональный тон и уверенность гинеколога, заверившего о несметном количестве способов стать родителями, обнадёживали. Осталось дождаться результатов тестов.
        Застегнув пуговицы пальто, она медленно шагала по тротуару. Задумчиво глядя под ноги, раздумывала, чем заняться. Бесцельно погуляв по Бродвею, взяла кофе Старбаксе, присела на скамейку под ветками платана в парке Каламбуса. Молодые мамы катили по дорожкам коляски с младенцами. Няни и бабушки раскатывали цветные качели. Стайка мальчишек играла на площадке в баскетбол. В голубое небо нёсся звонкий смех. Лина положила ладонь на пояс и прислушалась, пытаясь уловить зарождение чуда. Этой ночью Берри впервые не использовал презерватив…
        Мысль не давала усидеть, гнала вперёд. Оставив позади картавую болтовню и крики, Лина шла дальше. Про себя разговаривала с крохотным ангелом. Живо видела точёный профиль, похожий на папин, когда тот спит. Она подарит малышу всю любовь - он будет принадлежать только ей!
        Когда Лина наконец подняла глаза, удивилась, как скоро потемнело. Налетел ледяной ветер, над головой зависли грозовые тучи. Она посмотрела в конец улицы, узнавая перекрёсток. Через квартал располагалась галерея современного искусства, где проходила её выставка.
        Подняв воротник, Лина натянуто улыбнулась галеристу в серебряном жилете. Неопознанной миновала постер со своей фотографией и цитатой из интервью для Таймс. Группка студенток что-то зарисовывали в углу. Пожилой мужчина заложил руки за спину и медленно переходил от одного полотна к другому. Супружеская пара негромко делилась впечатлениями.
        Лина застыла посреди зала с арочными переходами. Сквозь стёкла очков он казался обработанным сепией, как старая фотография. Со стен глядели холмистые пейзажи, зелёная Темза окружила холодными водами. Поворачиваясь на месте, Лина помнила, где и когда писала каждую картину. Она помнила ломоту в плечах, резь в глазах, запах краски... Но работы казались чужими, словно атлантические воды разорвали невидимые нити. Лина их больше не чувствовала. На неё смотрели колючие глаза чужих картин. Она вынула руки из карманов, взглянула на дрожащие пальцы и быстро пошла прочь.
        Глава 25
        Весенний ливень накрыл город с вечера и с наступлением темноты усилился. Размытые ореолы фонарных столбов омывали тротуары бледным свечением, отражались в лужах, как в нефтяных пятнах. Ломаные струйки воды бесконечно бежали по стеклу, капли монотонно и тоскливо барабанили в карниз.
        Шум двигателя за окном разорвал оцепенение. Лина приподняла подбородок со сцепленных над банкой пива пальцев. Коридор наполнился обрывками баса и топотом ног. Дверь с грохотом распахнулась. Гитарные футляры ударили в стены прихожей, Берри ввалился в номер.
        - Дерьмо! - выругался он сквозь зубы.
        Лина включила свет. Кристофер сдавленно охнул и вскинул руку, прикрывая глаза ребром ладони. Светильник над его головой зажёг фиолетовые блики в мокрых волосах, лицо отливало синевой, покрытая пятнами футболка облепила грудь. Поддев пятку носком, Берри скинул заляпаные грязью кроссовки.
        - Что с тобой? - ахнула Лина. - С тебя вода ручьём!
        - Слегка вылетели в кювет.
        - Боже! Никто не пострадал?
        - Все целы, невредимы, и грязны по уши.
        - Тебе нужно под горячий душ!
        Берри разрешил взять себя под руку и отвести в ванную комнату. Тяжело дыша, он прислонился к стене.
        - Вы… толкали машину? - недоверчиво спросила Лина, освобождая от мокрой ткани грязные предплечья.
        - Так точно, мэм, - пробормотал Крис, помогая стягивать с себя одежду.
        - Но почему не вызвали эвакуатор? - поразилась она.
        - Почему не вызвали? Каждый вызвал минимум пять эвакуаторов - себе и другу. Они всё ещё едут.
        Берри выгнул поясницу, и Лина отлепила с узких бёдер тяжёлые джинсы с боксёрскими трусами.
        - Крис, на улице пятьдесят градусов! Где твоя курточка, свитер? - Лина старалась не думать о том, что делают руки, с ужасом касаясь ледяной кожи.
        - Не помню, детка. Должно быть в гримёрке.
        Лина открыла горячий кран. Ванная комната наполнилась жарким паром. Неловкими, скованными движениями Берри стал под душ. Ладони упёрлись в белый кафель, Крис опустил лицо. Струйки воды бежали по волосам, съёжившимся мышцам спины, бёдер, по длинным, сильным ногам. Берри не двигался, но бледная кожа медленно приобретала живой цвет.
        Собрав с пола грязную одежду, Лина вышла. Выудила из рюкзака свежее бельё, рубашку и брюки, развесила на стуле. Задумчиво посмотрела на кроссовки. Они не подлежали восстановлению, даже сумей она их почистить и высушить...
        Лина постучала в дверь соседнего номера. Взгляд уткнулся в поросшую густой растительностью грудь.
        - Какой приятный сюрприз! - воскликнул Вуд, придерживая на костлявых бёдрах полотенце.
        - Нужна помощь.
        Облачённый в слишком узкий халат, Ривера отодвинул Френка, открывая дверь шире. Он внимательно выслушал Лину, пригладил ладонями бороду.
        - Ну, проходи, corazon, подумаем, как быть.
        - Да что тут думать? Как будто впервой! - фыркнул Фрэнк. - У Стю тот же размер. Сейчас притянет золушке свои говнодавы.
        - Не встревай сосунок, когда говорят взрослые, - кулак Джозефа упёрся Вуду в живот.
        Лина перестала слушать, думая уже о другом, пошла по коридору. Набрав номер администрации, заказала из соседнего ресторана ужин, крепкий чай и бутылку виски. Войдя в ванную, она застала Берри в том же положении, только тело сотрясала крупная дрожь.
        - Крис! - позвала Лина и, не дождавшись ответа, перекрыла воду.
        Она укутала широкие плечи в полотенце. Со смесью нежности и привкусом запретности, словно воровала... у самой себя, энергично растёрла мужскую спину. Ладони скользили по выпуклостям и впадинам. Казалось, Кристофер весь собран из длинных мышц и жил. Она поразилась, как сильно он похудел. Пальцы задержались на правом предплечье, коснулись белёсой полоски старого шрама - след злополучного концерта здесь, в Нью-Йорке. Новые татуировки почти скрыли его для тех, кто не знал, где искать. Сунув безвольные руки в халат, Лина подвязала на тонкой талии пояс, отгоняя пугающую мысль: перед ней послушный как ребёнок - Крис Берри.
        Уложив мужа в кровать, она поставила ему на колени поднос с ужином. Берри словно выплыл из прострации, поморщился и мотнул головой. Лина отставила тарелку с бифштексом на тумбочку и протянула чашку с чаем. Он снова мотнул головой, выпростал из-под одеяла руку и обхватил стакан. Лина распечатала бутылку виски. Взмахнув кистью, Берри отправил жидкий огонь внутрь и шумно выдохнул.
        Лина вновь наполнила его стакан, подумала и плеснула виски себе в чай. По раскрасневшемуся лицу мелькнула улыбка, чёрные брови насмешливо взлетели. Устало присев на край матраса, Лина осторожно пила горькую жидкость. Берри наблюдал из-под ресниц. Она балансировала на хрупком мостике, который перекинулся от лихорадочно блестящих глаз. Знала, что каждую секунду под ней готова разверзнуться пустота и радовалась охватившей Берри слабости. Сейчас он не может вскочить и уйти, не может бросить её, отмахнуться. Он вынужден принять заботу и притвориться, словно между ними всё просто: она не держит его насильно, а он не - Крис Берри. Когда он уйдёт, эти минуты останутся с ней - он уже этого не изменит.
        Лина поставила чашку на тумбочку. Горячие пальцы сомкнулись на кисти и рванули.
        - Тащи сюда свой зад. Его место вовсе не в моих пятках.
        Потеряв равновесие, Лина упала поверх одеял. Берри снял с лица смешавшиеся светлые и чёрные волосы, обхватил ладонями виски. Жадный рот вобрал в себя губы так, словно Крис хотел, погасить лихорадку её дыханием. Лина задохнулась, краем сознания успев поразится невесть откуда взявшимся силам в своём и его измученных телах.
        Она открыла глаза в густой темноте, медленно выплывая на поверхность сна. Наволочка прилипла к мокрому затылку. Изнывая от жары, Лина попыталась встать. Сонливость как рукой сняло. Нервы зазвенели колоколом. Её спина прижималась к горячечной груди, тяжёлая нога, закинутая на бедро, щекотала кожу волосками. Не доверяя собственным реакциям, Лина вжала плечи в твёрдую грудь, не веря, что Кристофер не исчез. Невыносимая жара плавила кости, делаясь все нестерпимей. Обливаясь потом, Лина попыталась расширить кокон из покрывал, одеял и халатов. Приподнялась на локте и обернулась. Частое дыхание хрипло вырывалось из приоткрытых губ и обжигало. И Лину молнией пронзила мысль: горела не она, а - он!
        Стараясь не потревожить мужа, Лина выбралась из клубка рук и простыней, раскрыла горящее тело. Боже, он пылает! Она включила ночник, нашла в косметичке упаковку адвила и шёпотом позвала:
        - Крис, проснись, выпей таблетку! У тебя жар!
        Берри не шевелился. Лина откинула взъерошенные волосы, коснулась костяшками лба и отдёрнула. Свет жёлтого абажура золотил загорелые руки, но кисти оставались мертвенно голубоватыми. Она взяла ледяную ладонь:
        - Крис, проснись! Проснись сейчас же!
        Лина потрясла его. Взмокнув от усилия, перевернула на спину, поражаясь, насколько тяжёлым может быть худое тело.
        - Кит, миленький, пожалуйста! - плакала она, готовая в голос звать помощь.
        Кое-как пристроила черноволосую голову на локте, вложила таблетки в сухие губы. Поднесла край стакана ко рту. Тонкая струйка сбежала по подбородку. Берри жадно глотнул. Не открывая глаз, он выпил воду до последней капли, как человек мучающийся жаждой. Лина осторожно перебирала длинные пальцы, глядя в осунувшееся лицо. Постепенно прерывистое дыхание выровнялось, углубилось, испарина выступила на висках. Температура снизилась.
        Лина скользнула в кровать. Обняла и прижалась всем телом к мужу, уткнулась носом в прохладную шею. Капли дождя разбивались о карниз всё реже и, наконец, смолкли. Размеренные удары сердца под ладонью отсчитали ночь. Сквозь узкие полоски жалюзи забрезжил рассвет.
        Глава 26
        Отрывистый кашель сотряс кровать. Берри закрыл лицо ладонями, восстанавливая дыхание. Отняв руки, он повернув голову на подушке. Морщины собрались у переносицы и глаз, сонные черты еще не замкнулись, храня печать усталости. Лина слабо улыбнулась, даже не пытаясь притвориться, что спала.
        Громкий стук напугал обоих, они одновременно взглянули на дверь.
        - Нехило устроился! - присвистнул Стюарт, просовывая белобрысую голову в номер. - Во сколько едем? - он подмигнул Лине, взмахнув салатовыми кедами.
        Новый приступ кашля помешал Берри ответить.
        - Кит, ты чего это? Простыл? - улыбка Тима сползла.
        Берри преломился пополам, прохрипев:
        - Иди! Я сейчас.
        Бросив на Лину тревожный взгляд, Стюарт исчез.
        - О, нет… Ты не поедешь! - воскликнула Лина испуганно.
        - Что? - тряхнув головой, Берри поднялся с постели, обнажённым прошёл в ванную комнату.
        - Ты болен! - крикнула она в закрытую дверь.
        За стеной зашумела вода. Игнорируя головную боль и разбитость в теле, Лина торопливо сунула свитер в джинсы, провела расчёской по волосам. Она успела зашнуровать купленные днём туристические ботинки, когда Берри появился на пороге и босиком прошлёпал в комнату. Он уронил обёрнутое вокруг бёдер полотенце, взял со стула свежую одежду.
        - Крис, послушай, - Лина беспомощно следила за движениями гибкой фигуры, - у тебя ночью была температура, я сбила жаропонижающим…
        - Вот как, - взъерошенная голова вынырнула из футболки.
        - Крис, ну пожалуйста! Так нельзя! Ты много работаешь, не ешь, не спишь! Тебе надо передохнуть! Этот кашель… я думаю, тебе нужно к доктору!
        - Меньше думай.
        Используя указательные пальцы в качестве обувной ложки, он влез в кеды Стюарта.
        - Крис! - Лина сжала в пальцах смартфон.
        Берри выпрямился, не глядя бросил:
        - Отвали.
        - Ладно! Тогда я еду с тобой! - Она скрестила руки на груди, вытянулась в струнку, пытаясь, стать выше.
        - Ты не нужна мне, - пробормотал Берри, застёгивая на запястье армейские часы.
        - Знаю!
        - Так не надоедай.
        Он порылся в карманах грязных джинсов, вынул мобильный, скомканные деньги и связку ключей.
        - Тебе нужен доктор. Не хочешь доктора - буду я, - отчеканила Лина, демонстративно смахнула пачку таблеток с тумбочки в раскрытую сумку. - Считай, я защищаю свои активы. Ты обязан быть здоров.
        - Какая мелочная из тебя Мать Тереза.
        Лина дёрнула плечами, понимая, что уже не важно, как она выглядит в его глазах. Мнение о ней он не изменит. Она сунула в сумку початую бутылку виски, перебросила через руку пальто и прислонилась к дверям в прихожей.
        Крис окинул безразличным взглядом её воинственную позу, взял кожанку и потянулся к гитарам. Лина упрямо покачала головой.
        - Оденься теплее.
        Берри снял с крючка толстовку, напялил поверх куртки. Пальцы грубо впились в предплечья. Он сдвинул Лину в сторону. Вскрикнув от неожиданности, она скользнула за ним в распахнутую дверь. Едва поспевая за салатовыми подошвами, она то и дело натыкалась на гитарные футляры. И внезапно безудержно расхохоталась.
        - Что ещё? - Берри резко остановился.
        Лина налетела на него и захихикала:
        - Ты себя видел?! Костюмные брюки, кеды "вырви глаз", кожанка, толстовка… - сдавленно выдавила она и протянула руку: - Как насчёт приталенного пальто, сэр? И… и сумочки!
        Натянув капюшон до бровей, Берри низко опустил голову и сбежал по ступенькам. Лина осталась в одиночестве, истерично хохотать на лестнице.
        Стюарт оборвал беседу с хозяйкой отеля, хрупкой китаянкой, похожей на Суин и обернулся от регистрационной стойки. Крис взял из его пальцев стакан кофе, залпом осушил. Скомканный пластик метко приземлился в мусорную корзину перед входом. Утирая слёзы, Лина улыбнулась Тиму, но поймав тревожный взгляд Стюарта, слегка усмирила веселье.
        Сверкая белой поясницей, оголившейся между низкими джинсами и курткой, Вуд утонул по пояс в салоне микроавтобуса. Словно большой жук распластался на полу и шевелил руками. Ладони загребали из-под сидений пыль. Берри стукнул костяшками в протянутый кулак Риверы и дёрнул подбородком:
        - Проспорил?
        - Не успел ещё, - оскалился прислонившийся к багажнику Джозеф, выбросил окурок щелчком: - Фотик посеял, олух.
        - Поехали, Френки, - Берри хлопнул Вуда по спине и оторвал от дверей. - Прочешешь брюхом бруклинскую канализацию на обратном пути.
        Лина протиснулась мимо них в Мерседес и сдержала смешок. Сморщенный рот Френка, казалось, прилагал усилия, не вывалить Берри язык. Она влезла на сидение, ожидая, что Вуд отомстит Крису, посмеётся над его нелепым видом. Но Стренжерсы прыгнули в автомобиль, не проявив интереса к одежде фронтмена. Привыкли и атрофировались, - подумала Лина, разочарованно уставившись в окно. Веселье оборвалось так же внезапно, как и накатило.
        Автомобиль занял место в городском потоке под надрывный кашель. Берри сложился в кресле пополам, свесил голову между коленей. Лина переводила взгляд с одного мужского лица на другое. Стюарт вытянул в проход ноги и глядел на дорогу. Вуд хмуро пялился в телефон и строчил эсэмэски. Ривера дремал, косматая голова раскачивалась на ухабах. На Кристофера никто не смотрел. С каждым приступом кашля, одолевавшего Берри, необычайно тихие Стренжерсы погружались в свои занятия всё усиленнее.
        Лина обернулась, сжала ладонями спинку кресла:
        - Джозеф, он не сможет работать!
        - Знаю, - приоткрыл глаза Ривера.
        - Крис не сможет петь.
        - Да, - согласился Джозеф.
        Приободрившись, Лина понизила голос до шёпота:
        - Значит, съёмки перенесут?
        - Вряд ли. Ему не нужно сегодня петь.
        - Но… у него ночью была лихорадка!
        - Да? И вчера тоже.
        - Что?!
        - Я видел, он просил у Тима парацетамол. lovencitos таскает для него аптечный супермаркет.
        - И… вы позволяете ему?
        - Позволяем? - Ривере, казалось, попало в рот что-то мерзкое, он сглотнул. - Покажи мне, corazon, того, кто ему что-либо запретит.
        - Но он измотан! Крис гробит себя!
        - Верно.
        - И ты… и вы спокойно наблюдаете?!
        - И ты скоро привыкнешь, поверь.
        Лина задохнулась от возмущения. Пылая ненавистью ко всем этим людям, которые звались «друзья» и изо дня в день молча наблюдали, как Берри методично уничтожает себя, она отвернулась. Остаток дороги смотрела в окно, впечатывая ногтями в ладонь, каждый приступ усиливающегося кашля.
        Шёл пятый час съёмок, когда Лина оставила за спиной очередное безумное действо на пыльных улицах дикого запада, залитых искусственным солнцем прожекторов. Она выбралась из кольца съёмочной бригады. Подле переполненных урн, разорённых столов с едой и напитками грелись у обогревателя охранники. Парни смотрели по телевизору футбольный матч без звука. Лина прихватила сумку и вышла из павильона. Дотти закутала покатые плечи искусственным мехом, взглянула поверх свежего журнала и переложила ногу.
        Вдохнув свежий воздух, Лина подняла глаза в яркое небо. За городским шумом пробивался щебет птиц. Кроны деревьев, обсыпанные точками нежно-зелёных едва раскрывшихся листьев, тихо переговаривались. Она присела на деревянный ящик, упёрлась локтями в колени. Под кожей зудела фонограмма. Перед лицом мелькали дубли, которые бесконечно прерывались кашлем, торопливыми глотками энергетиков, холодным кофе, а после снова энергетики и кашель... и визажисты, стирающие пот со лба…
        Лина закрыла глаза. Она попыталась отогнать видение в безупречном костюме и гриме, которое согнулось под электрогитарой, как под ярмом. Послушное, как робот, начинавшее все снова не препираясь с постановщиком и режиссёром. И гробовое молчание между записью.
        Свинтив непослушными пальцами крышку, Лина сделала глоток виски.
        - Приветик! - промурлыкала Дотти.
        Лина рассеянно кивнула, протянула руку с бутылкой. Девушка проверила глазами дверь и чиркнула розовым ногтем по шее:
        - Закапает, чучело, как пить дать, закапает! - она вынула из кармана красное «Мальборо», потянула зубами фильтр.
        Лина посмотрела на предложенную пачку и взяла сигарету. Глядя поверх крыш далёких домов, расчертивших небо зигзагами антенн, слушала болтовню Дотти, стараясь отключиться от музыки, льющейся из павильона.
        - Это правда, что ты - Лина Олсен? Ну, та самая? Художница с кучей бабла… то есть картин, и там…. галерей всяких? Мне сказала Анжела - гримёрша, - Дотти кивнула за плечо. - Она вообще всех знает. Дашь автограф?
        Вдыхая сигаретный дым, Лина чувствовала, как виски прокладывает тепло к желудку. Дотти вынула из кармана голубого полушубка блокнот в наклейках:
        - У меня тут есть даже Майли Сайрус. Не веришь? Вот смотри!
        Лина взяла протянутую ручку, вывела диктуемые строчки и расписалась.
        - Зашибись! - удовлетворённо вздохнула Дотти и закрыла блокнот. - Знаешь сколько теперь у меня автографов? Сто тридцать девять, прикинь! Но ты не думай, что я беру, у кого попало! Тут только крутяки, уж поверь.
        Зажатая между пальцами сигарета медленно тлела, бумага превращалась в пепел и развеивалась ветром. Лина глотнула из бутылки, затянулась и зажмурилась.
        - Только не говори, что я к тебе приставала, ладно? Я ведь не надоедаю тебе, нет? Всего-то поболтали минутку, правда? - Дотти выдохнула красивое колечко дыма. - А может сфоткаемся быстренько, а? У меня с собой айфон.
        Девушка покопалась в необъятных карманах шубки, извлекла под стать ногтям розовый телефон. Присела позади ящика и протянула над Лининым плечом руку.
        - Обалдеть! Шикарное селфи вышло. Жаль не могу так же сфоткаться со Стренжерсами! - Надув губы, Дотти полистала в телефоне фотографии: - Смотри, какие все размытые и так далеко! Вот зараза! Они передо мной ходят туда-сюда, - она пробежала пальцами по согнутой руке. - Анжела и Моника торчат в гримёрках, прям, не вылезают, а мне Ноа и близко запретил к ним подходить. Ну, разве справедливо? Чучело!
        Она пнула носком ботинка камешек, вздохнула и замычала припев доносившейся фонограммы:
        - Как я тащусь от этой песни! Постоянно напеваю, прям въелась в меня! Подружка говорит, я стала как Стренжерс - чумовая! - рассмеялась Дотти. - А у меня от Криса Берри прямо шок! Боюсь его, беда! Такой мрачный кадр, а как зыркнет, - она оттянула пальцами нижние веки и выпучила глаза, - хоть падай! Но красивый, космос!
        Девушка аккуратно потушила окурок о перила.
        - А может, ты попросишь у него автограф…
        Металлическая конструкция за спиной сотряслась от грохота. Лина уронила бутылку и вскочила.
        - Ой, подожди! - Дотти бросилась по пятам.
        Лина мчалась к сцене, расталкивая людей. Секунда растянулась в вечность. Луч прожектора отразился от чёрного корпуса, скользнул по металлическому звукоснимателю электрогитары на шее Берри. Вслед за ней он валился с полутораметрового помоста головой вперёд, словно нырял в воду, за ним потянулись микрофонные стойки, провода, комбики, огромный бас-усилитель...
        Новый грохот обрушился на стены.
        Людская волна инстинктивно откатилась и хлынула вперёд. Ривера с Вудом одновременно прыгнули со сцены. Отодвигая перевёрнутую железную лестницу и разбитые прожектора, первыми добрались до Криса. Перевернули на спину распростёртую фигуру, содрали с шеи удавку гитарного шлейфа, путаницу проводов, красную косынку…
        - Кости целы, что с головой?
        Большие ладони Джозефа стремительно ощупали Берри.
        - Порядок, - отозвался Фрэнк, изучив посеревшее под гримом лицо с закрытыми глазами. - Синяки, царапины.
        Лина протиснулась в гущу людей и упала на колени.
        - Эй, вы, разойдитесь! Карамба, дайте воздух! - ревел бородач, разрывая на Берри рубашку, пропитанную потом и прикладывая ухо к груди. - Тим!
        Отпихнув зевак, Стюарт опустился рядом с Линой, открыл пластиковую сумку, вынул нашатырный спирт.
        - Дерьмо собачье, этого ещё не хватало! Мне не нужны неприятности! - по-женски взвыл Ноа, всплеснув большими руками.
        - Что с ним? - Лина дрожащими пальцами выбирала из чёрных волос осколки стекла.
        - Обморок, - бросил Тим сквозь зубы. - Давай, дружище… - он водил смоченным в спирте ватным тампоном по вискам Берри, два пальца прижались к сонной артерии: - Давай же, чёрт возьми!
        - Вызывайте скорую! - облизнула пересохшие губы Лина.
        - Нет! - Стюарт быстро глянул на собравшихся. - Нельзя.
        - Что? - не поверила она.
        - Никакой огласки. Он нас убьёт…
        - Убьёт?! Он без сознания!
        - Тише! Мы сами отвезём его в госпиталь. Фрэнк, подгони машину. А ты, - Стюарт посмотрел на Лину, - найди одеял. Шварц хватит скулить! - прикрикнул он. - Хоть слово просочится в прессу, останешься без доли!
        - Но я не могу отвечать за всех! - запротестовал Ноа.
        - Ещё как можешь. Мы все здесь повязаны пунктом неразглашения, так что не пудри мозги.
        - Вот! - подскочила Лина, на ходу разворачивая покрывало, которое отыскала Дотти.
        - Давай, Джо, помоги мне.
        Стюарт с Риверой завернули безвольное тело в одеяло.
        - Что со съёмками? С крупным планом? Рабочего материала пшик! Что будет с графиком? - режиссёр запустил окольцованные пальцы в курчавую голову. - Всё в задницу! Кит всё перечёркал, всё изменил! Я не могу вернуться к прежнему плану, не могу держать павильон вечность, мне нужно в понедельник лететь в Мадрид! Что мне делать?
        - Не нервничай, Ноа. Почитай пока книжки, сходи в кино, поищи вдохновение или перечитай договор, подумай о гонораре. Найди себе занятие на пару дней. Кит очухается, и растолкует, что тебе делать. Поехали!
        - Ладно, - пробурчал Щварц. - Держите меня в курсе.
        Стюарт с Риверой подхватили Берри за плечи и ноги. Лина шла за мужчинами через коридор чужих лиц, вслед гремели надрывные слова никем не остановленной фонограммы.
        Глава 27
        В холле частного госпиталя санитары уложили Берри на носилки и покатили к лифту. Загримированное лицо с чёрными губами скрыла кислородная маска. Лина смотрела вслед и, казалось, участвовала в постановке, ждала, когда режиссёра крикнет: «Стоп!»
        - Ну-ну, corazon, не унывай! - ободряюще приобнял Ривера. - Кит вылезал и не из таких передряг. Всё образуется, вот увидишь, - он обернулся к Стюарту. - Надо бы позвонить Марии…
        - Да… - отозвался Тим, разлохматил пятернёй лакированные волосы. - Подождём ещё.
        - Ладно. Мы с Френком заберём инструменты. Будем на связи. - Коренастая и тонкая фигуры в ковбойских жилетах и сапогах со шпорами скрылись в дверях вестибюля.
        Лина рассеянно слушала Стюарта, он диктовал медсестре медицинские данные Кристофера, которые та заносила в компьютер. Часы над головой девушки показывали десять минут пятого. Уже больше часа Лина неотрывно следила за железными створками лифта, словно могла заставить открыться.
        Лысеющий мужчина в синем халате вырос за спиной дежурной, взглянул на монитор и поднял глаза на Тима.
        - Это называется грим, док, - вспылил Стюарт, ткнув пальцем в накрашенное лицо. - Что, никогда не был в цирке?
        - Вы родственники мистера Берри? - осведомился мужчина.
        Лина встрепенулась, кивнула одновременно с раздражённым Тимом.
        - Я доктор Холбрук. Давайте присядем, - он указал на нежно-оливковые диваны вдоль стен отделённые друг от друга прозрачными перегородками, нацепил круглые очки.
        - Так... - карие глаза за толстыми стёклами побежали по записям в планшете, - Кристофер Джеймс Берри, тридцать девять лет, поступил без четверти три с признаками спазмирования сосудов и пониженным артериальным давлением в состоянии обморока.
        Лина попыталась дышать ровно, сосредоточилась на словах доктора, одинаково бесстрастно вещающих о выписке или летальном исходе.
        - При проведении рентгеноскопии у пациента выявили обширный воспалительный очаг. Диагностирована пневмония, - Холбрук сверился с записями.
        - Это воспаление лёгких? - Лина поддалась вперёд.
        - Совершенно верно - бактериальное воспаление лёгких, вызванное стафилококками.
        - Но… - Лина перевела растерянный взгляд с карих глаз на зелёные. - Температура и кашель появились только сегодня, то есть вчера… Как пневмония развилась за сутки?
        - Возможно бессимптомное течение болезни.
        Тим потёр пальцами челюсть:
        - В начале месяца, Кит... Берри, подхватил бронхит во Вьетнаме. Принимал антибиотики. Я найду рецепт, если нужно.
        Лина вгляделась в лицо доктора. Он быстро переносил слова Стюарта в планшет, не поднимая глаз, кивнул.
        - Хорошо, что вы вспомнили. Непременно надо указать. Бактерии настолько быстро адаптируются к препаратам, что назначенное лечение может не подействовать, так как мы рассчитываем. Запоздалое лечение - это всегда риск, чреватый осложнениями.
        Холбрук пожевал тонкие губы.
        - Но меня больше беспокоит низкий сахар в его крови - гораздо ниже нормы, - постучав карандашом по бумагам, доктор снял очки. - Возможно это следствие длительного голодания или физического истощения - его вес не в норме. Но, я не исключаю и гипогликемию. К утру будут готовы результаты исследований.
        Кончики пальцев онемели, Лина боялась уточнить, что означает подобный диагноз. Ведь это только предположение… Холбрук похлопал по руке костлявой ладонью:
        - Не переживайте, миссис Берри, мы поставим вашего мужа на ноги, будьте уверенны.
        - О, нет! Я - не… то есть, мы - не… Я…
        - Лео - сестра Кристофера, доктор, - пришёл на помощь Стюарт.
        - Гм, конечно, - Холбрук сморщил лоб и снова посмотрел в записи. - Пациенту назначен курс капельниц с антибиотиком, но тут, - он оставил на бумаге закорючку, - возможно лекарство придётся поменять или добавить новое, посмотрим. Так, ещё глюкоза, инъекции противовирусных, иммуностимулирующих препаратов… И через две недели будет как новенький, - улыбнулся доктор, засовывая карандаш в карман халата.
        - К нему можно? - Лина подняла глаза.
        - Сейчас у него капельница, - посмотрев на часы, Холбрук вновь пожевал губы. - Но даю вам пять минут. Помните, чтобы победить болезнь, ему нужен покой и отдых.
        Лина посмотрела на Стюарта, тот кивнул:
        - Иди. А я позвоню Джо и поищу нам кофе. И, блин, умоюсь, пока не довёл до конвульсий персонал.
        - Спасибо, - оставив попытку благодарно улыбнуться, она побежала за доктором.
        Холбрук вызвал лифт. Они поднялись на третий этаж. Бесконечно сворачивая по извилистому коридору, доктор назидательным тоном рассказывал о режиме дня, времени посещения и диете. Открыв стеклянные двери, наполовину прикрытые жалюзи, изумлённо остановился:
        - Что такое?
        Лина выглянула из-за его плеча. Отмытый от грима, Берри стоял у кровати, втискиваясь в сценические брюки из грубой кожи.
        - Молодой человек, это что за новости? Почему вы поднялись?
        Холбрук прошёл в палату, недоуменно осмотрел стойку капельницы с болтающейся трубкой.
        - Выписываюсь, - буркнул Берри, застегивая клетчатую рубаху.
        - Не может быть и речи! Я вас не отпускаю! Сестра! - доктор несколько раз нажал кнопку вызова в изголовье койки.
        Лина остановилась напротив Кристофера. Он дышал как паровоз, воюя с обувью.
        - Знаешь, о пневмонии?
        - Угу.
        - Надо лечиться.
        - Нет... времени.
        Берри наконец влез босыми ногами в остроносые сапоги и выпрямился, отдуваясь.
        - Съёмки... закончатся в пятницу.
        - Перенеси! - Лина с мольбой заглянула в горящие температурой глаза. - Ведь знаешь, что не сможешь!
        - Смогу, - он мотнул головой, откидывая с поцарапанного лба прядь волос. - В субботу, Грэмми.
        - Вы... номинированы? - Лина не смогла скрыть удивления, понимая, как безбожно далека от новостей рядом с первоисточником.
        - Пять номинаций! - Кристофер сверкнул зубами.
        Лина посмотрела в довольное лицо и ссутулилась. Она подошла к Холбруку, который пропускал в палату вызванного врача и медсестру.
        - Нам нужно поговорить, доктор.
        Спустя десять минут Лина вернулась из соседнего кабинета физиотерапии. Перед окном палаты задержалась. Скрестив на груди руки, Берри хмуро взирал в окно за спиной рыжего стажера, который шевелил губами и размахивал в воздухе бумагами. Побелевший рот выдавал едва сдерживаемое раздражение. Крис повел глазами в сторону, посмотрел на Лину, словно знал, что за ним наблюдают. Подавив вздох, она вошла в комнату:
        - Отказ от госпитализации и график лечения, - Лина протянула бланк и мятые листы, исписанные крупным почерком. - Ты можешь уйти. Но каждое утро должен приезжать на капельницы, сюда или в любую другую клинику.
        Игнорируя молодого врача, который всё доказывал безумие выписки, Берри молча вышел за Линой. В кабине лифта она устало прижалась спиной к стене. Крис держал руки в карманах и следил за табло. Понурив голову, Лина не отрывала глаз от его ковбойских сапог. Неловкая близость в полумраке замкнутого пространства тянулась невыносимо. Словно друг на против друга стояли ни муж и жена, а совершенно не знакомые люди. Двери разъехались...
        Павильонные съёмки закончили ровно в срок установленный Берри. Готовый материал отправился в монтаж. Опустошённый Ноа, измотанные костюмеры и визажисты, все участники съёмочной бригады безмолвно наблюдали, как Стренжерсы разбирают и упаковывают инструменты. За рядом спин Лина разыскала несчастную Дотти - девушка так и не решилась, сунуться к музыкантам с блокнотом. Вложив в тёмную ладонь диск с подписями всей группы, Лина обняла покатые плечи, последней вышла во двор.
        В белоснежном салоне "Птички" Джозеф протянул банку пива. На этот раз Лина не отказалась. Четвёртый день существовала на протеиновых батончиках, энергетиках, кофе и спиртном. День перепутался с ночью. Разбитая и измученная, она сгорбилась в кресле. Френки прилип носом к иллюминатору, быстро щёлкал новым фотоаппаратом пронзительный красный закат. Стю слушал музыку в наушниках и читал книгу. Ни к кому не обращаясь, Джо громко рассказывал анекдот. Кит упёрся лбом в спинку переднего сидения, кашлял и вымучивал с мокротой стихи к новой песне. Огрызок карандаша изорвал дюжину бумажных салфеток, обрывки, словно грязные хлопья снега, усеяли голубой ковролин.
        Откуда черпают силы Стренжерсы? Какое топливо движет Берри? Сколько продержится она сама? А может... Лина всё выдумала? Чьи-то руки накрыли пледом, тяжёлые веки опустились, и она уплыла в сон.
        Глава 28
        Гостиница в Лос-Анджелесе, неподалёку от Стэйплс-центр, отличалась от захудалого жилища в Нью-Йорке. Взгляд ласкала утончённая роскошь, окутанная флёром светскости, словно шлейфом духов. Прекрасные женщины скользили через вестибюль в блеске красоты и хрустальных люстр. На лебединых шеях, тонких пальцах и в маленьких ушах горели бриллианты и мягко таяли в глубинах дорогих автомобилей.
        С рассыпанными по плечам волосами, в мятой футболке и джинсах, усталая и голодная Лина поёжилась посреди сверкающего холла. Экстравагантные цветочные композиции на круглых стеклянных тумбах отделяли диваны обтянутые жемчужным шёлком от мраморной стойки, за которой правили десять администраторов. Получив ключи от номера, Лина поплелась за рассыльным. Длинный коридор обрамляли зеркала, ботинки утопали в высоком ковре. Она отовсюду ловила мятое после перелёта отражение. Но Лина отказалась вернуться на виллу в Малибу и вновь упустить Кристофера. Она поселилась в одном из забронированных для Стренжерсов номеров, потеснив команду менеджеров и ассистентов, занявших половину пятнадцатого этажа.
        Переступив порог комнаты, Лина попросила служащего разбудить в полдень. Вручила чаевые и залезла в двуспальную кровать. Отвернулась от двери во вторую комнату, стараясь не раздумывать над горькой мыслью: почему Берри делит комнату с Вудом, предоставив ей трёхместные апартаменты.
        Стук в дверь раздался, казалось она, едва прикрыла глаза. Лина промямлила: «спасибо». По коридору носились перебежкам. Набросив халат, она выглянула наружу. Вокруг сновали модно одетые женщины и мужчины, звенели телефоны. Лина поймала Вуда за руку:
        - Что происходит, Фрэнк?
        - Происходит? - зевнул он во весь рот.
        - Ну, да! Церемония начнётся в семь?
        - Угу.
        - Тогда почему все бегают?
        - Ну, так нужно ещё прорепетировать успеть, техники уже отчалили.
        - Где Крис?
        - Внизу, даёт пресс-конференцию. Видела сколько в холле журналюг?
        - Это надолго?
        - Как сказать, - Вуд упёрся ладонью в стену над её головой. - Можем успеть пропустить аперитивчик, что у тебя в баре, Ли?
        - Отвали, Фрэнк!
        Лина вытолкала Вуда из прихожей, куда он уже втиснулся, и захлопнула дверь. Разыскала в мобильном номер бритоголового стилиста, молясь, чтобы Аньян оказалась в городе.
        - Слава Богу! - воскликнула, вытирая со лба испарину. Она в одночасье успокоилась и взяла деловой тон - вопрос перешёл в финансовую плоскость:
        - Через час мне понадобится вечерний наряд, драгоценности, туфли, парикмахер и визажист. Записывай адрес.
        Лина придерживала длинный разрез на юбке ультрамаринового платья Александра Ванга с глухим воротом и опиралась на локоть Стюарта. Эффектно-элегантный в чёрном смокинге, он притягивал горячие женские взоры, лопатки его спутницы буравили завистливые глаза. Высоко держа голову под тяжестью зачёсанных наверх волос и длинных серёг с редкостными голубыми бриллиантами, Лина пересекала холл под трескотней вспышек, обминая микрофоны журналистов.
        - Миссис Олсен, задержитесь, мы хотим сфотографировать вас!
        - Лина, всего один вопрос! Какого рода отношения связывают вас с группой «Стренжерс»?
        - Сугубо деловые, - пробормотала она, думая о контракте, запертом в сейфе адвоката на Родео-Драйв.
        - Можно подробнее?
        - Тим! Сколько премий группа планирует сегодня взять?
        - После! Все вопросы после! Мы музыканты народ суеверный, вы же знаете!
        Стюарт ослепительно улыбался и тащил Лину к дверям. Пятидюймовые шпильки наконец одолели длинный вестибюль. Она скользнула в чёрный лимузин. В конце салона Берри ругаясь, влезал в серый смокинг. Лина прислонилась спиной к мягкой коже и... натолкнулась в полумраке на влажный взгляд. Смяла на коленях шёлк.
        - Привет, Кимберли.
        - Привет, Ли.
        Кончиками пальцев Кейн играла завитками наращённых до поясницы локон, поглаживая на запястье золотой браслет в тон платью с низким декольте. Тёплая кожа без единого украшения сияла, словно зрелое пшеничное поле.
        - Взбодримся! - Ривера засучил рукава вечернего пиджака, вынул бутылку шампанского из ведёрка со льдом: - Покуражим же дамы и господа! Сегодня нам можно все!
        Лина взяла протянутый бокал. Покачиваясь как большой корабль, лимузин медленно двигался в пробке по бульвару Олимпик под каркающий кашель, аккомпанемент риверовских шуток и хихиканье Фрэнка. Парни запивали шампанским смешки, пытаясь расшевелить угрюмых пассажиров. Лина смотрела в окно на прожаренный асфальт перед музеем Грэмми и сквозь отражение темноволосой женщины, видела свою одинокую кровать в трёхместном номере.
        Автомобиль притормозил. Толпа у Стэйплс-центра, которая с ночи ожидала появление знаменитостей, радостно завопила, ощетинилась телефонами. На красную дорожку по очереди ступали звёзды, продвигались коридором белых вспышек, громких приветствий, останавливались, улыбались, позировали фотографам. Операторы национального канала, сгорбившись под огромными камерами, бежали спиной вперёд, ведя прямую трансляцию.
        Секунду в салоне царила тишина, затем словно отскочила натянутая пружина. В распахнутую дверь хлынули голоса, визг, щелчки. Музыканты один за другим высыпали на улицу. Лина переглянулась с Ким. Короткий удар сердца, они делили единый трепет. Кейн первой опомниалась, поджала губы и приняла протянутую руку. Глубоко вздохнув, Лина покинула лимузин последней, выпрямилась и пошатнулась...
        Красная дорожка кровью неслась вперёд, тут и там скапливались тромбы фигур, сосуды сжимались под натиском металлических заграждений, охраны, фотографов, журналистов, возбуждённых фанатов. Стенки едва справлялись с давлением, в каждую минуту готовые поддаться и расплющить кумиров. Оглушённая шумом и дезориентированная, Лина сгорала под куполом раскалённых юпитеров, захлёбывалась наэлектризованным воздухом, отчётливо осознавая неспособность идти.
        На расстоянии метра и одновременно в ином измерении Стренжерсы купались в лучах камер, обожании взревевших поклонников, внимании репортёров, которые ловили каждый жест. Тонкая фигура возвышалась над толпой, расточала любовь, пожимала протянутые руки, раздавала автографы. Смоляные волосы падали Берри на лоб, он откидывал их с лица, улыбался. Ярко-синие глаза лучились теплом, слегка жмурясь под шквалом направленных в лицо вспышек. Болезнь истончила черты, сделав по-ангельски одухотворёнными. Хотелось поддаться экстазу толпы, преклонить в пыли колени и молиться…
        Сморгнув наваждение, Лина сделала неуверенный шаг. Повинуясь настойчивой руке, механически переставляла ноги, слишком хорошо зная, как ежесекундно разбиваться о лебединые крылья и коченеть до полусмерти в тепле ангельских глаз.
        Крис поднялся по лестнице, обернулся, вскинул руку над головой. Звёздная любовь, ослепившая миллионы, не согрела никого и исчезла за ним в дверях. Лучи заходящего солнца позолотили стеклянный фасад Стэйплс-центра и сползли в переулок. Послав жалкую улыбку Стюарту, Лина отсчитала свои положенные красные ступеньки.
        Она остановилась напротив гримёрных отведённых Стренжерс, но не успела войти. Дверь распахнулась. Лина вжалась в стену. Сжимая в кулаке гитарный гриф, Берри понёсся по коридору. Рваные джинсы висели на бёдрах, белая майка открывала татуированные плечи - сбросив ангельское оперение, он вновь трансформировался в раздолбая-рокера. Прыгая на одной ноге, за ним скакал Вуд, на ходу влезая во вьетнамки и застёгивая шорты. Свободной рукой он помогал Ривере тащить большую сумку. Стремительным движением Тим прыгнул в комнату, выдёргивая из манжет запонки.
        - Репетицию урезали, сволочи! Дают тридцать минут на прогонку! - выскакивая из туфель, ответил на недоумённый взгляд Лины.
        Она остановилась на пороге комнаты без окон. Отражаясь в зеркалах над гримировальными столами, суетились люди. Блондинка с коротким каре обменивалась замечаниями с большеротой брюнеткой с проколотой бровью, и вынимала из увесистого чемодана баночки, тюбики, кисточки. Лина неловко посторонилась, пропуская броско одетую женщину с синими волосами. Она подскочила к Тиму: ловкие пальцы хватали летящую во все стороны одежду и аккуратно вешали на плечики. Натянув рубашку и спортивные брюки, Стюарт оглянулся:
        - Чем займёшься?
        - Постараюсь не путаться под ногами, - пожала плечами Лина, привычно ощущая себя лишней.
        - Ты, наверное, голодная? Внизу столы с закусками и выпивкой. Кики наверняка уже там, - усмехнулся Тим, - Но лучше вздремни, - он указал на кушетку в углу, - вечер будет длинный.
        - С вами можно? - уныло пробормотала она.
        - Ладно, вряд ли Кит рискнёт лучшим гитаристом до концерта, - Тим с сомнением глянул на её каблуки. - Сможешь бегать на этих штуках?
        - Ещё бы, - улыбнулась Лина, зная, какому тренеру обязана красивым рельефом голени.
        Боковые светильники обливали приглушенным сиянием зрительный зал. Продюсеры, режиссёры и ассистенты сидели в креслах; специалисты по звуку, свету, декорациям ходили между рядами, громко переговаривались, отрывисто бурчали в телефоны и микрофоны. Музыканты настраивали инструменты, техники в последний раз проверяли аппаратуру.
        Тим вылетел из-за кулис, схватил со стойки электрогитару и занял свою отметку на ломаной многоступенчатой сцене. Стеклянный взгляд Фрэнка висел в пространстве, барабанные палочки вяло постукивали по бедру. Он ожидал, пока рабочий закончит со сборкой и освободит место за установкой. Джозеф бродил между проводами и монитором, опустив косматую голову и настраивая бас-гитару. Берри прервал разговор с Хигсом, проверил в ухе наушник и подал знак рукой.
        Инструменты нестройно ожили, но спустя секунду собрались в единый ритм. Свет прожекторов сосредоточился на лидере. Лина опустилась на складной стул за спинами хореографов. На середине куплета фониатр прервал репетицию. Обхватил голову Берри, влез гортанным зеркалом в раскрытый рот. Крис терпеливо выдерживал процедуру, привалившись спиной к декорациям. Спустя минуту напряжённого осмотра доктор запретил Берри петь и разговаривать до выступления. Вокальную партию забрал Стюарт.
        - Вернись на пару тактов назад! - закричал он Вуду.
        Фрэнк кивнул и вдавил педаль басового барабана. Ривера взял бэк-вокал, перестраиваясь на полтона ниже. Группа отыграла половину песни. Исчерпав установленное регламентом время, уступила сцену следующим музыкантам.
        Лина некоторое время наблюдала за новыми артистами, потом побрела вниз. Фойе дрожало, гудело как пчелиный улей. Путаясь среди вечерних нарядов и надушенных причёсок, заметила Кимберли. Директор Стренжерс беседовала с незнакомыми женщинами у стола с разноцветными канапе.
        Чернокожий мужчина попытался завязать разговор и протянул полный бокал. Лина мельком взглянула в лицо знакомое с экранов телевизоров. Не слушая болтовню рэпера, она разглядывала изящную линию спины и блестящие тёмные волосы. Задумчиво крутила в ледяных пальцах стеклянную ножку и пыталась обуздать жгучую ревность, понимая как абсурдно ревновать Берри. Если ты, конечно, в здравом уме... Допив шампанское глотком, она отвернулась от хохочущей брюнетки и возвратила пустой бокал восхитительно навязчивому типу.
        Лина тихо вошла в гримёрную и замерла. В душном воздухе скопилось напряжение, которое легко было принять за сексуальное. Глаза резало от тестостерона и мускуса. Вокруг полуодетого Кристофера кружили тени, словно планеты вокруг светила: примеряли, накладывали грим, по тонкой талии порхали руки. Фигура посреди комнаты, теперь слишком поджарая, чтобы отвечать модельным канонам, сточилась до суровой красоты спартанца. К какой древней памяти взывал этот образ? Защитника? Добытчика? Опоры?
        Берри закашлялся, стер плечом со лба пот. Визажисты охнули, а Лина тряхнула головой. Она посмотрела на худого мужчину в крупных очках на орлином носу. Он вынул из портфеля пачку одноразовых шприцов, его спутница натянула хирургические перчатки. На затылке поднялись волосы...
        - Что здесь происходит? - громко спросила она.
        На долю секунды разговоры замерли. Крис поднял ничего не выражающие глаза.
        - Здравствуй, милая.
        Блондинка отклонилась, оценить результат розовой улыбки - из кресла помахала рукой Мария. Лина не успела произнести ни слова - гримёрка взорвалась визгом:
        - К-р-и-с!
        Лину отпихнули с порога, протопали по туфлям. Девушки-подростка с фотоаппаратами заполнили пространство сопением.
        - К-р-и-с! К-р-и-с! - растопырив пальцы, розовая макушка бросилась на Берри. Он слегка отклонился, аккуратно поймал круглое тело, спасая стол от падения:
        - Это, я. Не ушиблась?
        Открыв дрожащий рот, девушка не издала ни звука. Она нервно тряслась, как и подружки, которые застыли поодаль. Преодолев многочисленные препятствия и воинственно ворвавшись в святая святых артиста - гримёрку, троица лишилась сил.
        - Не плачь, - указательным пальцем Крис стер дорожки слёз на розовых щеках. - Как твоё имя? Мадлен? Красивое. Хочешь автограф? Давай я напишу, что-то вроде: «Самой симпатичной и смелой девушке, оказавшейся в моих объятиях». Что скажешь, пойдёт? Здорово.
        Берри небрежно поцеловал выпуклый лоб. К тому времени как в комнате появилась охрана, он успел сфотографироваться с каждой зарёванной фанаткой и оставить дерзкие подписи на полушариях, которые протягивались из задранных до ключиц топов с логотипом группы. Словно во сне, Лина уступила место широкоплечим парням, злым и пристыженным непрофессионализмом инцидента. Извиняясь, они забрали с собой обалдевавшее трио. Берри весело помахал девушкам вслед.
        Из гримёрки исчезли посторонние, и запустился часовой механизм. Ассистент с секундомером громко объявил время. Костюмерши и визажисты вышли за дверь. Мария провернула в замке ключ. Придерживаясь стены, Берри осел на кушетку и запрокинул голову. Лина мельком взглянула на квадратики записок, выпавших из кулака. Она смотрела на мужа. Он широко открыл рот, побелевшие костяшки впились в матрас. Мужчина в очках натянул свою пару перчаток, направил в горло длинную трубку стробоскопа и уставился в миниатюрный монитор. Помощница подала наполненный шприц.
        - Что это? - вздрогнула Лина.
        - Обычные манипуляции перед выступлением. Доктор Моррисон пять лет заботится о связках Кита. - Мария отвернулась. - Б-рр… не люблю эти процедуры.
        - Но, - растерялась Лина, - тот врач, фониатр, который прервал репетицию, запретил ему петь. Совсем.
        - Тот врач, милая, всего лишь выполнял свою работу. Как и все мы.
        - Что это значит?
        - Его прислали страховщики, норовящие всюду сунуть свой нос.
        - Значит… - Лина помолчала. - Вы нарушаете контракт, как обычно...
        Вращая головой и разминая шею, Берри встал. И внезапно согнулся пополам. Он сухо кашлял и тщетно пытался подавить приступ, плечи ходили ходуном. Лина закусила губу.
        - Крис говорил о пневмонии?
        - Да, это очень неприятно, - вздохнула миссис Берри.
        - Вы должны его остановить! - воскликнула Лина. - Вы мать! Запретите ему!
        - Что? - вздёрнула брови Мария. Она опустилась в крутящееся кресло и вынула из клатча пудреницу: - Милая, ты далека от музыкального бизнеса, как и мы, профаны там, где дело касается рождения картин. Мы, простые обыватели, на самом деле ничего не смыслим в них, пока эксперт не повесит ценник.
        Миссис Берри откинулась на спинку и мелодично рассмеялась:
        - Просто доверься специалистам.
        Лина собралась возразить, но резко обернулась. Часто дыша, Берри закатал рукав. Медсестра передала Моррисону новый шприц. Доктор склонился над татуированным предплечьем, тонкая иголка проткнула кожу.
        - А это что?
        - Адреналин, - сухо ответила Мария, перестав улыбаться.
        - Адреналин… - Лина пробовала слово на вкус. - Да... вы все сумасшедшие!
        Она подскочила к креслу, рывком развернула Марию к себе, вцепилась в подлокотники кресла:
        - Он ваш сын, ваша плоть! Как вы можете наблюдать его издевательства над собой? Он едва ходит! Ему нельзя на сцену! Ему надо лечиться! Отдыхать! Вы представляете последствия запущенной пневмонии?! "Летальный исход" - эти слова вам о чем-нибудь говорят?!
        Лина сорвалась на крик, выплёвывая гнев в побелевшее от страха лицо:
        - Пневмония запущенна! И тикает! Умножьте болезнь на его образ жизни, совершите несложный расчёт! Боже мой... - она перевела дух, - Мария, вы хоть осознаёте, в каком ритме живёт ваш сын? Сколько, по-вашему, он так ещё протянет? Год?
        Железная хватка сжала плечо, Берри грубо оторвал Лину от кресла.
        - Я, черт подери, ещё не умер и слышу! - прошипел он, приблизив сузившиеся от ярости глаза с огромными зрачками. Дёрнув за руку, вытолкнул её из гримёрки:
        - Иди, давай, выпей.
        Лина испепелила взглядом закрытую дверь, сжала кулаки. Пнув облезлое дерево пятидюймовым каблуком, решила воспользоваться советом. Конечно, выпьет! А ещё лучше напьётся в стельку! С удовольствием!
        Она круто развернулась и зашагала по переполненному коридору.
        Глава 29
        Лина стояла сбоку от сцены, невидимая за кулисами следила, как зал наполняется людьми. Разноцветное море, словно прорвало плотину и растеклось по рядам. Музыканты, актёры, шоумены - напудренные лица изысканным букетом расцвели в одном месте в одно время.
        Миссис Берри сидела между Леопольдиной в тёмно-бордовом костюме и Кимберли в золоте. Три темноволосых, холёных и прекрасных женщины. Они улыбались и кивали знакомым. Лина подавила рвотный рефлекс, заметив среди зрителей Салливана.
        Освещение погасло. Вспыхнули лучи прожекторов. Сцена засияла красным светом, над головой зажглись огни, отразились в сотнях зеркалах как в воде. Громкая ритмичная музыка наполнили воздух ощущением праздника. Зал аплодировал первой паре ведущих, которая появилась из глубин голубого экрана. С аккуратно зачёсанными назад волосами, ослепительный в белом смокинге, Крис Берри поддерживал локоть оперной дивы в блестящем балахоне.
        - Валенса, думаю, мы ошиблись сценой... - неуверенно проговорил Берри и развернул партнёршу к выходу.
        Не переставая хлопать, зрители запротестовали. Смеясь со всеми, пара вскинула сцепленные руки, приветствуя публику. Кольца софитов проводили ведущих к стеклянной трибуне, которая сверкала и переливалась в непрерывной смене освещения. Кристофер обвёл взглядом зал, поднёс указательный палец к губам. Установилась тишина. Глубокий низкий голос с характерной хрипотцой и безупречной артикуляцией звучно объявил начало шоу. Берри зачитал первую номинацию. Валенса помахала в воздухе запечатанным конвертом. Сорвались аплодисменты.
        Со своего места Лина видела лишь острый профиль под каской смоляных волос. Заламывая руки, она следила за мужем - вбирала изменения в вибрации голоса, интонации, ловила каждый жест. Он не кашлял, но серую бледность и испарину на висках не скрывал грим. Берри промокал платком лоб и вворачивал остроумные замечания.
        - Чёрт возьми, эта юная певица так горяча! Никогда не слышал более сексуального исполнения кантри! От одного её имени с меня градом льётся пот! Мой Бог, надеюсь, в зале найдётся кардиолог?
        Лина до крови закусила щеку. Господи, он шутит! По бетону шаркнули туфли и она покосилась на Моррисона. Доктор протиснулся сквозь спины работников, остановился рядом и сложил на груди руки. Лина улавливала запах уксуса от сухих крючковатых пальцев. Близко посаженные глаза сосредоточились на Берри. Лина стиснула сумочку, сдерживая желание, въехать кулаком во вставную челюсть. Она едва видела, как на сцену высыпал балет и заметался пятнами.
        Первая часть Грэмми подошла к концу. Берри с Валенсой сменили другие ведущие. Цепляясь платьем за фрагменты декораций, приставленные к стенам доски, лестницы, и артистов, Лина понеслась по узкому проходу за сценой. В ушах гремела кровь, позади неотвязно стучали ботинки Моррисона.
        Крис едва переставлял ноги, голова болталась на груди. Двое охранников втащили его в гримёрку, уложили на кушетку. Джозеф с Фрэнком выгнали всех из комнаты. Тим на секунду задержал худую мулатку за плечо, скороговоркой разъяснил, что передать журналистам и выдворил к остальным в коридор. Четыре руки содрали с Берри пиджак, расстегнули мокрую рубашку.
        Лина застыла в ногах кушетки, сжимая-разжимая пальцы. Лицо мужа слилось с бежевым матрасом. Неестественно чёрная прядь закрывая левый глаз. Доктор склонился над Берри, пощупал на шее пульс, приподнял веко. Луч фонарика упёрся в зрачок.
        - Пол кубика! - бросил помощнице.
        Лина попятилась, лопатки прижались к двери.
        Закрыв лицо руками, она побежала по коридору. Врезаясь в людей, оставляла между собой и страшной комнатой повороты, узкие переходы, ступеньки. Рискуя сломать ноги, скользила, путалась в лабиринтах, пересекала тоннели без окон, летела по лестнице, пока она не закончилась. Служебный ход оборвался тупиком. Пальцы обхватили железную решётку и дёрнули:
        - Нет! - прокричала в стену. - Нет!..
        Тяжело дыша, Лина сползла на пол. Под стиснутыми веками прыгали кровавые пятна. Больно толкнулись слезы, пытаясь смыть с сетчатки изображение шприцов атакующих безвольное тело...
        - Эй! Вот ты где!
        В свете пыльных плафонов, торчащих в потолке, нависла фигура. Стюарт подтянул на коленях брюки, опустился на корточки.
        - Пойдём, - наконец, проговорил он, - вручение через пятнадцать минут. Думаю, ты не захочешь его пропустить.
        - Я не пойду. Я... не могу это видеть, - прошептала Лина.
        - Уверена?
        Она молчала.
        - Как знаешь, - Тим поднялся.
        Лина растопырила дрожащие пальцы, поднесла к вискам.
        - Кем надо быть, чтобы полумёртвым лезть на сцену? Самоубийцей? Мазохистом? Он получает от этого кайф?
        - Это его работа, Лина. Он профи.
        Она прерывисто всхлипнула и зажмурилась.
        - Но зачем?
        - Я не знаю, - тихо произнёс Тим. Вздохнул и минуту сосредоточенно глядел ей в лицо: - Ты можешь прекратить дышать? Вот и Кит не может. Просто... прими это.
        Лина не могла больше смотреться в переполненные жалостью зелёные глаза. Распластанная на холодном бетоне женщина вызывала брезгливость. Она протянула руку и глухо пробормотала:
        - Помоги мне, подняться, на эти чёртовы ходули...
        Лина успела за кулисы вовремя. Моррисон чуть улыбнулся, крутя пальцами косматую бровь, подвинулся и что-то спросил. Даже не делая попытки быть вежливой, она молча заняла наблюдательный пост. Прижалась спиной к колонне, не чувствуя онемевшие ступни. Миловидная блондинка в коротком платье, которое отражало все прожектора одновременно, объявляла победителей в номинациях: песня года, лучшее рок-исполнение, лучший рок-альбом и лучшая альтернативная группа.
        - Ими становятся… становятся… м-мм… группа - «Strangers»! - взвизгнула она, сливаясь восторгом с зарокотавшей публикой.
        Из зрительного ряда поднялись Крис, Тим, Фрэнк и Джозеф. Взбежали по ступенькам на сцену - энергичные, нарядные, красивые... Они улыбались, обнимались, пожимали протянутые руки, по очереди целовали блондинку. Принимая награду, Берри едва не уронил золотой граммофон, лихо подхватил у пола и торжественно взметнул над головой. Источая обожание, зрители покатились со смеху, а Лина едва не кинулась вперёд. На чёрную секунду, ей показалось, Крис теряет сознание. Она не могла поверить, что адекватно воспринимает реальность. Мужчина, который час назад лежал на койке пластом, сиял на сцене как серебряная монета.
        - Черт! - выругалась сквозь зубы.
        Краем глаза Лина следила за доктором. Оттянув манжет, он глядел на часы. Бледные губы беззвучно двигались, производя какие-то подсчёты. Она оплела пальцами за спиной холодный металл, глядя как, перегибаясь пополам, Крис отвешивает шутовской поклон и отсылает зрителям воздушные поцелуи. Победу группы он посвятил матери. Мария поднялась из кресла и грациозно помахала рукой.
        Зал погрузился в темноту. Лина видела скрытые приготовления за голубым экраном. Между инструментами и оборудованием суетились техники, музыканты занимали места.
        Прожектора залихорадило, ломаные площадки сцены облило разноцветными огнями. Аккомпанируя Стренжерс, живой звук симфонического оркестра разлился под сводами. Полилась песня, взявшая награду. Воздух наполнилось сильным горячим вокалом. Лучи простреливали темноту. Свет поймал барабанщика - Вуд неистово колотил по тарелкам, переместился на взъерошенного Риверу. Одновременно с Берри Стюарт взял гитарную партию. Кадры вспыхивали и сменялись один другим. Софиты неотступно преследовали вокалиста, пристально следили за неугомонной фигурой белыми, зелёными и красными глазами.
        Так же следила за ним и Лина. Она перестала моргать. Как недавно доктор, судорожно глянула на часы. Сколько продержится? Сможет допеть? Она отдирала зубами лак с ногтя, всеми мыслями подгоняя припев. Берри носился по сцене словно заведённый, ни на секунду не замирал. Обколотое горло выдавало глубокое сильное звучание, пленило теплом, бархатом и металлом одновременно. Берри заставлял связки чисто вытягивать сложные ноты. Многие зрители поднялись со своих мест и подпевали.
        Распорядители «Грэмми» могли бы сэкономить на световом шоу, - угрюмо думала Лина, поддерживая взглядом тонкую фигуру. Кристоферской энергии хватит зажечь огнём город . Конечно, он допоёт! Это - Берри! Он умрёт на сцене как генерал на поле боя. Сцена - его поле боя. Заслышав последнюю ноту, Лина выдохнула, посмотрела на доктора. Профессиональный взгляд поверх очков ничего не выражал.
        Темнота мёртвая, немая, ещё более беспросветная после сияния пронёсшейся кометы, окутала зал. Под пологом экранов задвигались тени: к музыкантам подбегали люди, собирали мусор, вручали воду, что-то быстро говорили.
        Стренжерсы не уходили! Господи, почему? Почему они не уходят? Лина тревожно глянула на Моррисона и в сотый раз бросила взгляд на часы.
        Играя зрением, чернота на сцене расползалась, истончалась потоком света, что опустился на исполнителя кольцом. Укрытый плащом мрака, Берри склонился над акустической гитарой. Струны отзывались на прикосновения ладони балладой, её подхватили скрипки с виолончелями и протяжно заплакали. Драматический голос обнял плечи. Осязаемый, он ласкал кожу, забирался под ребра живыми вдохами-выдохами. Сугубо мужской, одновременно мягкий и жёсткий, рычащий до дрожи и нежный до мурашек - жил не снаружи, а внутри.
        Да, как он может издавать раздельные звуки после всех этих манипуляций в гримёрке?! Немыслимо! Лина негодовала на него, на себя, на слушателей!
        Голова Кристофера была опущена, глаза закрыты. Меж широких бровей залегла складка, рот кривился. Подвижные пальцы выводили рисунок любви, трогали нервы, сжимали желудок. Мелодия, слова и голос запекались, каждая нота подводила к катарсису. Хотелось остаться с ним на краю, удержать в ладони этот шарик ртути. Темнота скрыла от Берри блестящие глаза зрителей. Лина невыразимо ясно чувствовала интимность. Он отгородился от всех непроницаемой завесой и остался один на один со своей болью-любовью.
        Прислонив голову к железной конструкции, Лина боялась потерять расплывающийся образ. Созвучная с вибрирующей в голосе печалью, не могла ни помочь ему, ни разделить её. Как помочь тому, кто всеми силами отвергает помощь. Сколько можно бежать, зная, что не угнаться? Где взять силы продолжать? Кто остановится?
        Зал взорвался овациями. Берри поклонился и гитара неловко выскользнула из рук, закачалась на ремне. По бокам от лидера выросли Стренжерсы, смеясь, обняли, зажали телами. Веселым клубком рук-ног они покинули сцену.
        Лина бежала в гримёрку, перемахивая через ступеньку, понимая, что означают эти объятия. Берри опять тащили. Она догнала их в коридоре. Криса вновь сгрузили на влажную от пота койку, вновь содрали рубашку. Дыхание хрипло вырывалось из сухих губ. Широко раскрытые глаза смотрели в потолок, ресницы доставали до бровей. Чёрный зрачок поглотил синюю радужку. Громко застонав, Крис выгнулся дугой и свесился с матраса. Молниеносным движением Ривера вытряхнул фрукты из блюда в урну, нагнул голову друга в тарелку. Берри вывернуло наизнанку. Длинное тело страшно натягивалось и замирало в мощных спазмах.
        Взгляд медсестры метнулся к доктору. С помощью Тима она вернула Криса в койку, вытерла полотенцем лицо. Моррисон прикоснулся к бледным кистям, раскинутым по сторонам, надавил ногтевую пластину. Провёл перед запрокинутым лицом пальцами. Он пытался, заставить Берри, сосчитать их количество.
        В спёртом воздухе пахло сигаретами, духами и лекарствами. Линино платье прилипло к затылку, капелька пота скатилась меж грудей. Оттянув узкий воротник, Лина заторможено повернула голову.
        - Превосходно, милый, браво! Ты был великолепен! Мы получили сотню предложений! Ким с Лео отдуваются с прессой, а вы…
        Мария остановилась на пороге, улыбка слетела с губ. Прикрыв за собой дверь, миссис Берри оббежала взглядом застывшие лица. Сунула Фрэнку клатч и, придерживая в ногах длинное платье, подошла к койке.
        - Господи, что с ним?!
        - Повышено артериальное давление, тахикардия. Прогнозируемый результат исходя из начального состояния. Нужны анализы. Но симптомы убрать не сложно. Не пугайтесь, уверяю, опасаться нечего. Он скоро будет в порядке, - задребезжал доктор.
        - Мы вам очень обязаны... - прошептала миссис Берри, проводя платком по лбу. - Спасибо тебе, Стэнли.
        Он снял очки, молча кивнул. Мария с полминуты смотрела на сына, потом взяла Моррисона под руку.
        - Давай отойдём, нужно обсудить детали... - она указала на стулья в углу. Проходя мимо Фрэнка, ободряюще улыбнулась, забрала сумочку и тихо шепнула:
        - Победа, мальчики! Вы все молодцы!
        Мужские профили исказила одинаковая судорога. Неподвижные, нелепо нарядные фигуры застыли, глаза потупились в пол.
        - Что теперь? - Лина громко нарушила тишину, по очереди заглянула в каждое лицо: - Вколем ему ещё адреналина?
        Тим взъерошил ладонями волосы, опустился в изножье койки. Джозеф шагнул к двери, словно хотел уйти, но резко остановился и нечленораздельно прорычал.
        - Суки! - выругался под ноги Фрэнк, ни к кому не обращаясь.
        Лина дёрнула Стюарта:
        - Помоги мне увезти его!
        Долю секунды Тим смотрел сквозь Лину, потом в зелёные глаза вернулась осмысленность.
        - Да. Конечно, - подобрался он. - Фрэнк, подгони машину! Джо, займись выходом!
        Ривера хрюкнул в бороду и с облегчением выбежал из комнаты.
        - Но... - начал, было, Вуд и покосился на медсестру, которая замахала рукой, пытаясь поймать взгляд Моррисона.
        - Транспорт! Быстро! - рявкнул Тим.
        Стюарт просунул руки под плечи и колени Кристофера. Черноволосая голова запрокинулась, напугав бессмысленно открытыми глазами, и упала на грудь. Сцепив зубы, Тим рывком поднял Берри и пошел к двери. Мария с доктором обернулись.
        - Вы куда это собрались?
        - В госпиталь, - бросила Лина, пропуская Тима. На пороге она задержалась:
        - Вы, - она обвела присутствующих ледяным взглядом, - вы все принимаете участие в убийстве. Я посажу каждого, кто попробует остановить меня. А вы, - ткнула пальцем в бледного доктора, - прощайтесь с лицензией! Вы больше не будете практиковать ни в одном штате!
        Глава 30
        Лина смирилась с невозможностью выбрать госпиталь для мужа. Она не имела ничего против Медицинского центра Седарс-Синай, расположенного недалеко от Беверли-Хиллз и Западного Голливуда. Старейшая клиника Лос-Анджелеса обслуживала страховую компанию Стренжерс и входила в список лучших медицинских учреждений страны. Но отсутствие выбора угнетало.
        Автомобиль свернул с бульвара Сан-Висент на Грейси Аллен Драйв. Перед глазами мелькнул светло-серый фасад, углублённые бойницы окон. Знакомая конструкция металла и стекла бутылочного цвета. Здесь Берри восстанавливался после травм полученных в Нью-Йорке.
        И вновь, Седарс-Синай…
        Лина отвернулась от окна. Она ждала, когда находящийся в сознании Крис поднимет бунт, когда возмутится, откажется лечь в больницу, развернёт лимузин назад. Но муж смирно скорчился на сидении, ладонь по-детски покоится под впалой щекой. Лина хотела взвыть, залезть на стенку, выцарапать красивые глазницы миссис Берри! Минуты и минуты до госпиталя она довольствовалась тем, что с остервенением обгрызала ногти.
        Мясистые игольчатые лапы раскинулись на влажном граните, мерцающем под зажжёнными фонарями. Чёрный автомобиль проехал клумбы с кактусами, спустился в подземную стоянку. Молчаливая группа не глядя друг на друга, миновали ряды квадратных колонн, державших бетонные балки и шагнула в лифт.
        Звуки слились в гул. Просторный холл рябил одеждой. Цветы в кадках заслоняли дежурную стойку, доставали до плечей посетителей, поверх голов парили орхидеи. Лина неотрывно смотрела на белоснежные орхидеи. Голени налились тупой болью, и она уложила щиколотки на бок. Сжала подлокотник стула, вздохнула:
        - Как долго…
        Когда уставала щуриться на яркий свет, который отражался от информационной стойки с огромной стеклянной схемой центра, компьютерных мониторов, в кафеле стен и металлических плафонах, она ненадолго прикрывала глаза.
        - Как долго…
        Стюарт сунул в пальцы новый стаканчик кофе. Лина поправила на плечах его смокинг, глядя как длинное тело втиснулось в пластиковый стул.
        - Джо с Фрэнком возвращаются. Поезжай в отель. Нечего здесь торчать всем. Давай, отдохни.
        Лина покачала головой.
        - Как знаешь, - Тим содрал с шеи бабочку, пульнул в широкую урну.
        По плитке скользнули белые мокасинами, медсестра приблизилась:
        - Прошу за мной.
        Поднялись служебным лифтом на седьмой этаж. Девушка провела в маленький вестибюль и открыла дверь с лаконичной табличкой: «Кардиологическое отделение. Доктор Гай Л. Джонс»
        - Скажите, как он? - спросила Лина, переступая порог светлого кабинета.
        Темнокожий мужчина с седыми барашками волос и россыпью пигментных пятен под глазами, вынул из нагрудного кармана зелёной униформы карандаш, указал на стулья.
        - Вы родственники мистера Берри?
        - Да. Я, жена, - заставила себя, выговорить Лина. - Это... конфиденциальная информация.
        - Хорошо. Гай Джонсон, - он протянул шершавую ладонь, по очереди пожал руки Лине, Стюарту:
        - Ваш муж в отделении интенсивной терапии, ему назначили...
        - Я хочу его видеть!
        - После процедур его переведут в палату. Вы можете навестить его завтра. Вот список препаратов, которые ему ввели, - доктор протянул бумагу с отпечатанными на принтере столбцами. Постучал карандашом по столу, подняв чуть выпученные глаза:
        - К сожалению, у меня не очень приятные новости.
        Джонсон пошевелил компьютерной мышкой и взглянул на монитор.
        - У мистера Берри диагностирована пневмония, гипогликемия, метаболический ацидоз, инфекционный эндокардит. Его к счастью выявили на ранней стадии, что даёт хороший прогноз на выздоровление...
        - Стойте, стоп! - Лина вскинула руку, снова перебивая. - Что это значит? Какой эндокардит? Позавчера мужа госпитализировали в нью-йоркскую клинику с обычным воспалением лёгких!
        - Бактериальная пневмония, миссис Берри, опасна осложнениями. Упущено драгоценное время, это дало возможность стафилококкам добраться до сердца.
        - Сердца… - Лина уронила руку.
        - Болезнь коварна. Она атакует, когда мы слабы, когда мы не ждём. У мистера Берри угнетены защитные барьеры организма, биохимический анализ крови нарушен, а недавнее повреждение нервной системы…
        - Господи, о чем вы?
        - О микро инсульте.
        - Инсульте? - выдохнула Лина, поднимая газа на Тима.
        - Я ничего об этом не знаю, - отозвался Стюарт, напряжённо выпрямляясь на стуле.
        - Признаки повреждение выявила магнитно-резонансная томограмма.
        Джонсон повернулся к компьютеру. Пробежав пальцами по клавиатуре, вывел на экран снимок и развернул монитор:
        - Поражения локального характера в левой височной доле, - он указал затемненную область карандашом. - Судя по снимку, очагу около года. И важно не допустить повторного кровоизлияния, последствия, которого, увы, спрогнозировать практически невозможно.
        - Что можно сделать? - просипела Лина, казалось, в горле застряло стекло.
        - Мистеру Берри необходимо пройти комплексное лечение. Соблюдать распорядок дня, питания. Тогда я смогу дать благоприятный прогноз. И в случае постоянного мониторинга артериального давления, уровня холестерина и сахара, мистер Берри в дальнейшем сможет вести полноценную жизнь.
        - Сколько времени?
        - От шести до восьми недель в стационаре. Потом можно перейти на домашний режим. Не волнуйтесь миссис Берри, - Джонсон ободряюще улыбнулся. - Ваш супруг крепкий мужчина. Его организм в состоянии справиться. Мы только должны помочь ему восстановить свои ресурсы.
        Лина впилась пальцами в воротник смокинга, вопросительно взглянула на Стюарта. Он мотнул головой, уставился в покрытые пылью туфли:
        - Послезавтра он летит во Вьетнам. Кит не будет ничего менять.
        - Невозможно, - высокий лоб Джонсона прорезали складки. - Если мистер Берри выпишется, я ничего не гарантирую. Кроме того, я обязан сообщить в страховую компанию.
        Лина невидяще смотрела перед собой, в теле резонировали слова: "Болезнь коварна, она атакует, когда мы слабы, когда мы не ждём". Болезнь забрала у неё Яна. Нет, она не отдаст ей Кристофера!
        - Вы должны помочь! - Лина резко подалась вперёд. - Неделя, - бросила взгляд на Стюарта, и он медленно кивнул, - подержите его под наркозом неделю, или ещё как, только заставьте постоянно спать. И за это время сделайте все, что возможно дать ему в стационаре! Остальное я беру на домашний уход.
        Джонсон задумчиво водил карандашом по бумаге. Он молчал. Наконец карие глаза посмотрели на Лину.
        - Миссис Берри, то, что вы предлагаете незаконно.
        - К черту закон! - вскочила она, хватая со стола широкую руку и сжимая. - Вы же понимаете - речь о жизни! Я заплачу сколько нужно! Придумайте любую цифру! Если откажетесь, вы подпишите ему смертный приговор! Тогда уж сразу налейте яда в чёртову капельницу!
        - Думайте, что говорите, и где находитесь! - Джонсон вырвал кисть, гневно поднялся. - Разговор окончен. Вас проводит охрана.
        - Не кипятитесь, док - Стюарт примирительно вскинул ладони. - Может она выразилась грубо, но это правда. Вся надежда на вас, док. Сделайте благое дело, помогите нам, а?
        Лину больше не интересовал Джонсон. Она смотрела поверх его плеча. Картина на стене выбивалась из строгой функциональности кабинета: изящная, густо-золочённая рама с пышной орхидеей внутри. Казалась цветы источают сладковатый аромат, напоминающий гниение. Она слышала этот запах у себя изо рта. Ее замутило...
        - Я подумаю. - Джонсон собрал на столе бумаги, развернул на место монитор: - Сообщу завтра.
        Стюарт помог Лине подняться, буквально вынес за плечи в коридор. Она путалась в юбке, шаталась, переставляя туфли. В холле набросились Ривера с Вудом:
        - Какого лешего ты не отвечаешь на звонки? Ну, что там? Вы его видели? Как он?
        - Тише-тише, - выставил Стюарт руку, прикрывая Лину. - Выкарабкается, как обычно. Не орите, она устала. Я посажу её в такси.
        Лина разрешала говорить за себя, вести себя. Больше здесь делать нечего. В голове пусто и гулко, как в сухом колодце. Ступни налились свинцом и давно перестали болеть. Она их не чувствовала.
        На крыльце в лицо ударили вспышки. Со всех сторон бежали люди, сжимали в душное кольцо, тыкали ручками, блокнотами, диктофонами.
        - Чёрт возьми, - прошипел Стюарт, поднимая воротник рубашки до ушей.
        - Тим! Скажите, Тим, что произошло? Берри госпитализирован? Правда, что его пьяным вынесли со сцены? В его крови обнаружили наркотики? Алкоголь? Что?
        Стюарт прокладывал плечом дорогу и упорно тянул Лину по ступенькам, не произнося ни слова. Она старалась поспевать за ним и не споткнуться.
        - Крис и теперь в клинике? Какой диагноз ставят врачи?
        - Стойте! Лина, два слова для «Ласт Найт»! Вы со Стюартом пара? Вы вместе?
        - Ваши ощущение после Грэмми, Тим? Счастливы? Как отметите успех?
        - Можно автограф, сэр!
        Стюарт сжал челюсти, выбросил руку, остановив такси. Рванув заднюю дверь автомобиля, толкнул Лину внутрь.
        - Как они узнали так быстро? - задохнулась она, падая на сидение.
        - А как они всегда узнают? - Тим прикрыл спиной молнии вспышек. - Черт! Придётся делать заявление и звать охрану. Ладно, поезжай, выспись, как следует, - он дважды хлопнул по крыше. - Давай, трогай!
        Водитель потихоньку выводил машину из толпы. Объективы стучали в стекло, будто хотели разбить. Трещали затворы камер, салон озарялся всплесками белого света. Лина сжалась в комочек в углу и заткнула уши.
        Глава 31
        За окнами светало. Лина вошла босая в номер, сбросив туфли ещё в такси. Открыла бар, достала бутылочку белого рома и приложила к губам. Трясло. Рука ходила ходуном, расплёскивая жидкость. Лина поперхнулась, оперлась ладонями в стол и долго кашляла. Когда отдышалась, скрутила крышку новой миниатюрной бутылки и, преодолевая рвотный спазм, выпила залпом.
        Алкоголь погнал кровь по венам. Ледяные кончики пальцев обрели чувствительность, и Лина завела руку за спину. Она рванула змейку молнии, решив, что способна принять душ.
        Фен противно гудел. Вибрировал кафель, зеркала и, казалось, даже кости черепа. Наклонив голову, Лина нетерпеливо перебирала под раскалённой струёй мокрые волосы, когда в монотонное жужжание вклинился посторонний звук. Она схватила с раковины телефон.
        - Алло! Кто это? Кто? Говорите! А… здравствуйте... - разочарованно запахнув халат, опустилась в кресло у туалетного столика, подогнула под себя лодыжку:
        - Да, доктор Кэмерон, я вас слушаю... - устало ворочая языком, Лина потянулась к недопитой бутылочке. - Пришли результаты тестов? Замечательно... Напомните каких тестов? Ах, вот вы о чем… - рука дёрнулась и карамельная жидкость пролилась на белоснежный воротник.
        - Зараза! Извините, это я не вам. Да-да, я слушаю, продолжайте, - Лина выхватила из пачки бумажные салфетки, приложила к пятну: - Что? Всё хорошо? Вы уверенны?
        Она подняла голову к зеркалу. Посмотрела на острый нос и подбородок, тёмные круги под расширенными глазами с нездоровым блеском.
        - Значит, здорова… Отлично. Тогда объясните, какого хрена я ещё не беременна!
        У женщины из зеркала, дёрнулся и некрасиво перекосился рот.
        - Извините... я...
        Лина обхватила ладонью горло, вздохнула:
        - Да, я нервничаю, вы правы. Как часто? Не знаю, бывает... - она мигала, пытаясь сдерживать контур плывущего отражения: - Ага, и сплю неважно… Бессонница, да, часто. И ещё кошмары. Может, вы что-нибудь выпишите? Какое-нибудь успокоительное? Психотерапевт… хм... Думаете - нужен? А, ладно! Посоветуйте кого-то в Лос-Анджелесе. Спасибо, пишу адрес. Что? Прислать к вам мужа?
        В зеркале улыбался печальный-печальный Пьеро.
        - Непременно. Будем в Нью-Йорке и запишемся на приём... вместе. Спасибо, доктор.
        Прихлёбывая виски, Лина покривлялась отражению. Подворачивала и растягивала губы пальцами, придумывая отвратительные гримасы. Идея Кэмерона осмотреть мужа, подкупала новизной. Показалось даже забавным, заманить Криса в гинекологический кабинет. Возможно, если как следует двинуть в челюсть и приковать к каталке. Хотя, он и так к ней прикован - бери, вези...
        Лина расхохоталась и скорчила рожу. Ну и уродина... Взяла бутылочку, стукнула в зеркало:
        - Тост! За счастливое семейство Берри, проводящих отпуск на тихоокеанском острове, жрущих лук-порей и трахающихся через день в рекомендованных позах! Доктор, вы гений!
        Локоть толкнул графин с водой. Он свалился со стола и громко разбился о плитку. Лина долго смотрела на плавающие в луже волосы, комочки пыли. Вздохнув, сползла с кресла.
        - Калетник, ну ты свинья…
        Растянувшись на кафеле, она терпеливо собирала полотенцем жидкость. Пока не заметила на белоснежной ткани красные пятна. Лина развела полы халата в стороны и посмотрела на колени, усеянные прозрачными шипами. Потянула и безболезненно вытащила из кожи длинный треугольный осколок. Пальцы окрасились кровью. Она обтёрла пятерню о бёдра и прислонилась к кровати. Со странным удовлетворением один за другим Лина вынимала из бедер стекла и аккуратно складывала в туфель Занотти.
        Разбудил стук в дверь. Лина подняла кулак и потрясла в воздухе, не поднимая свинцовых век. Мозг отказывался справляться с чужим грузным телом. Снова настойчивый стук.
        - Ммм... - она приоткрыла глаза и долго нащупывала на облитой светом стене часы, затем стрелки. Это шутка, неужели три?..
        Лина оперлась о кровать. Распрямила колени и вскрикнула от пульсирующей боли. Держась мебели, дотащилась до прихожей. Пустой коридор разбежался направо-налево ослепительным тоннелем. Чёртово солнце! Лина закусила губу и нагнулась.
        - Что за...
        Подняла обувную коробку из-под женских сандалий десятого размера и потрясла. Вернулась в номер, отодрала с картона упаковочный скотч. Содержимое посылки полетело на стол. Бумажные обрезки медленно спланировали. Искромсанные газетные и журнальные вырезки сдержано улыбались... её губами на её лице. Лина развернула отпечатанную на компьютере короткую записку:
        «Сдохни, сука»
        Закрыла рот ладонями и попыталась, остановить поднимающийся из пустого желудка спазм истерического хихиканья. На языке и в горле стало солоно. Она вытянула руки, посмотрела на кисти в пятнах крови. Громко прыснула. Ну и вид! Хоть сейчас на студию в дешёвый ужастик с зомби.
        Нехотя, преодолевая сопротивление всех мышц, Лина снова поплелась в душ. Пустила в лицо струю воды, борясь с приступами отрывистого смеха, выдавила на волосы шампунь. Сквозь поток пены и слез, она осознавала, что не справляется... Ей... нужна помощь!
        В холле отеля Лина резко остановилась перед стойкой с журналами. Сзади налетела незнакомка с горой пакетов.
        - Извините, - буркнула женщина, поднимая обронённый сверток.
        Лина спустила на кончик носа тёмные очки, вытащила три газеты и сунула в сумку. Она не читала, когда сидела в лобби и дожидалась кофе с сандвичем; не читала в такси по дороге в кабинет психотерапевта; не читала в узкой приёмной. Она смотрела на одинокую мошку, кружившую над вазой с ярко-оранжевыми апельсинами, и терпеливо дожидалась вызова.
        Квадратный кабинет с темными панелями и мебелью красного дерева окутывал рассеянный полумрак. Приспущенные тяжёлые шторы поддерживали шнурки с кисточками. Мягкий свет, призванный расслаблять психику клиентов и их кошелёк, на Лину действовал угнетающе. Ей не хватало воздуха, стены давили. Она вяло отвечала на вопросы лысеющего психотерапевта с глянцевым лбом и дряблым подбородком. Молчание затянулась, но Лина не заметила. Над полом в солнечном луче сверкала розовым и сиреневым пыль - калейдоскоп узоров загипнотизировал.
        Мужчина в кожаном кресле заёрзал.
        - Простите, вы… пьяны?
        Лина упёрлась кедами в резные ножки кресла. Она чертовски устала. Не помнила, когда нормально ела, спала. Натянутые нервы звенели. Болела каждая жила, трещал затылок. Порезанные колени зудели, мешали сосредоточиться, поясницу тянуло - начались месячные, а в стеклянном «замке орхидей» возможно, умирал несостоявшийся отец её несостоявшийся ребёнка. Она подняла глаза на натянутого ботоксом доктора.
        - Я расстроена. Мой гинеколог считает - дело в моей голове, - Лина постучала пальцем по лбу. - Я напряжена. Не умею справляться со стрессом. Мне нужно расслабиться и крепко спать. Просто возьми свою дорогую ручку и выпиши что-нибудь от нервов, какое-то успокоительное, и... снотворное.
        Она порылась в сумке и положила на край полированного стола чековую книжку.
        На крыльце аптечного супермаркета, Лина отправила в рот по пилюле из двух цветных банок, запила водой. Опустилась на нижнюю ступеньку и развернула ежедневный номер «Таймс».
        Материал, посвящённый вчерашней церемонии Грэмми, занимал главные полосы: пестрящие фотографии знаменитостей, лучшие наряды, драгоценности, часы... Среди прочего Лина нашла своё лицо, быстро перелистнула страницу и церемония отошла на второй план. Главной новостью был скандал - его эпицентром стал Берри. Лидер группы Стренжерс отличился в очередной раз: Крис принимал музыкальную награду в алкогольного-наркотическом опьянении, после чего отметил успех в гримёрной с несовершеннолетними, где, по словам очевидцев, угощал школьниц кокаином, крэгом и спиртным. В состоянии передозировки участников оргии госпитализированы в Седар-Синай. Полиция ведёт расследование и пока воздерживается от комментариев.
        Потёки букв между пальцами сливались с свинцовыми картинками. Лина просмотрела другие газеты. Они повторялись дословно и муссировали одни и те же фотографии. Берри подхваченный под руки охраной, крупный план коленей, которые волочатся за ним по ступенькам и дюжина использованных шприцов в мусорной корзине.
        Глава 32
        Забор перед главным входом «Седарс-Синай» облепили тёмные фигуры, словно грачи. Фанаты уныло держали в руках фотографии. Редкие прохожие останавливались, задавали вопросы и присоединялись к толпе. Из припаркованных на противоположной улице джипов следили папарацци, длинные объективы нацелились из окон, точно пулемёты. Большинство журналистов покинули медицинский центр. Они выдавили из персонала, охраны и гранитных стен что могли и разъехались, ожидать официального заявления пресс-секретаря "Strangers".
        Лина сунула руки в карманы пальто. Ветер подхватывал несобранные волосы, забрасывал пригоршней в лицо. Она смотрела на окна, вспоминая: как дежурить под больницей, не зная, жив ли он. С тех пор у неё появилось преимущество - знать. Но знания хороши в университете - в обычной жизни они лишают иллюзий. Лина медленно развернулась и направилась к охраняемому служебному входу.
        - Привет, - помятый Тим встретил в коридоре кардиологии, крепко обнял: - Уф! Никак ночевала в пивнушке?
        Лина пожала плечами:
        - Есть новости?
        - Хорошая и плохая естественно. С какой начать?
        Белые ячейки потолка с мертвенным светом встроенных ламп убегали бесконечно вдаль. Она опустилась в бежевое кресло, пальцы сжали деревянные подлокотники.
        - С плохой.
        - Док послал твоё предложение в задницу.
        - А, хорошая?
        - Кит будет сотрудничать.
        - Снимет здесь клип?
        - Снимет, в перерывах между утками, - усмехнулся Тим. - Час назад у него был Джонсон, они поговорили. Кит переносит поездку. Думаю, он и сам перетрухнул. Шутка ли дважды за месяц очухиваться в палате!
        - За неделю.
        - Да... Не припомню, чтобы Кит вообще когда-нибудь болел... - Стюарт задумчиво поскрёб ощетинившийся за ночь подбородок.
        Лина поднялась.
        - Ты куда?
        - К нему.
        - Уже видела газеты?
        - Да.
        - Н-да… обывателям гораздо прибыльней впаривать передоз, чем инсульт.
        - Да, - Лина развернулась.
        - Эй, погоди! Давай я принесу кофе?
        - Какого черта, Тим? - она забросила сумку на плечо, прислонилась к стене с чередой глянцевых пейзажей.
        - У него там Мария с дочкой и Кики… - Стюарт отвернулся, обеими ладонями взъерошил волосы.
        - И ты пустил её… - прошептала Лина и съехала обратно в кресло, неловко подогнув ноющие колени. Хотела разозлиться, но кроме усталости и опустошённости ничего не было.
        - Она его мать. Кто ей запретит?
        - Да… и угробит его быстрее, чем он сам. Тащи, давай свой кофе. Не желаю их видеть.
        Лина поставила локти на колени, пряди свесились вдоль лица. Мир свёлся к ровным полоскам коричневого паркета и запаху дезинфицирующих средств. Казалось, она успела вздремнуть, когда Стюарт сунул в руку горячую картонку. Лина вытряхнула из баночки на ладонь пилюли, запила горьким варевом.
        - Что это? - Тим кивнул на таблетки.
        - Антидепрессанты.
        - Ну-ну. Смотри не очень-то увлекайся, - Стюарт отвел глаза, широко зевнул и потянулся. - Ладно, поеду я, отосплюсь. Джо тебя сменит через три часа.
        - Не нужно. Я останусь на ночь.
        - Не глупи!
        Подпирая щеку кулаком, Лина сосредоточилась на круглой выбоине в полу, стараясь держать глаза открытыми.
        - Ну же!
        - Что? - не поняла она.
        - Не дури! - прошипел Стюарт, опускаясь в соседнее кресло: - Давай, пользуйся передышкой. Кто знает, когда она ещё выпадет? Отдохни, как следует.
        - Зачем?
        - Видок у тебя как у приведения, того и гляди грохнешься на соседнюю койку. Красоткой больше шансов ладить с ним, если ты ещё не поняла.
        - Я не нравлюсь ему в любом виде. Не в его вкусе, - безлико отозвалась Лина.
        - Да, ладно тебе! - Стюарт легко ткнул локтем в бок. - Ты вполне себе девочка в духе Кита - длинноногая блондинка - его стиль. Может слегка тощая, но это дело вкуса. Он и сам сейчас вылитый балерун - эдакий умирающий лебедь, блин!
        - Тим прекрати, это не смешно.
        - В каком месте?
        - Во всех, - она столкнула с плеча тяжелую руку.
        - О, гораздо лучше! Какая-никакая, а реакция! Ты не представляешь, ангел, какой адский труд быть ещё одним мужчиной рядом с парнем вроде Берри.
        - Тим, пожалуйста...
        - Не переживай, я не добавлю трудностей. Так, хочу расшевелить чуток, совсем что-то ты скисла.
        Внезапно Стюарт перестал дурачиться и сменил тон:
        - Ли, может, ты многого требуешь от него? Кит не терпит, когда ему мешают. Жена - это слишком даже для Риверы, а он у нас самый старый.
        - Джозеф женат? - она потёрла кулаком лоб.
        - Был женат. Лет семь назад.
        - Они расстались?
        - Ну, когда женщины изгаляются до невозможности, проявляют чудеса эквилибристики, и залезают к тебе в… гм… гримёрку в самых неожиданных местах, трудно сохранить основы брака.
        - Бедняги, как должно быть это неприятно.
        - Ну, не до такой степени, - хмыкнул Стюарт.
        - Да, видимо не до такой, - Лина зажала ладони коленями.
        - Ну, перестань, хандрить! Стерпится, слюбится... Дай Киту время, пусть освоится.
        - Если оно есть.
        - Не будь пессимисткой, Ли! Мы выбрались с ним из таких передряг, что восполнение лёгких - просто чих!
        - И метаболический ацидоз с инфекционным эндокардитом?
        - Уверен.
        - И инсульт, о котором никто не знает?
        Стюарт передёрнул плечами, будто сбрасывал досадное неудобство.
        - Не накручивай себя. Ничего хорошего не выйдет. Оставь это эскулапам, в конце концов, им за это платят. Научись смотреть на вещи проще. Ведь ты же здорово окрутила беднягу, ей богу! Вот и радуйся!
        - Тим, не нужно...
        - Что? Говорить тебе, что ты первая девушка не только с сиськами, но и с именем? Первая, кто примелькался? Первая, с кем он нарушил собственный запрет - никаких подружек под ногами?
        - Я его вынудила.
        - Фигня! На него бесполезно давить! Он замечает только то, что хочет видеть.
        - И, тем не менее, это так. Не спрашивай, почему, - она вздохнула, растёрла ладони, кровь чуть прилила к пальцам:
        - А как же Кимберли? Она ведь всегда с вами...
        - Кики? Так это её работа, - Стюарт вновь зевнул и тряхнул головой: - Ну, может она чего и хочет сверху, не знаю, но догадываюсь, что ни хрена не получит.
        - Откуда такая уверенность?
        - Кики не блондинка!
        - Довольно слабое утешение знать, что у нас с тобой равные шансы, - невольно улыбнулась Лина.
        Стюарт рассмеялся и снова обнял:
        - Послушай, ангел, если возня с Китом тебе когда-нибудь наскучит, я готов предложить себя в женихи! - он смешно пошевелил бровями. - Я отлично умею готовить. Откормлю тебя и перекрашу в чёрный цвет, дабы оградиться от волнений и жить долго и счастливо.
        - Ох, Тим, ты невозможен! - Лина прислонила висок к крепкому плечу. - Спасибо тебе.
        - Пожалуйста, - он быстро привлек её, поцеловал в макушку и отпустил: - Ну, все! Не расклеивайся! Погнал, я!
        Улыбаясь, она помахала стройной фигуре, вальяжно шагнувшей мимо рыжего охранника к лифту.
        Раздался шорох, и дверь в палату распахнулась. Лина вдавилась в спинку, принуждая себя оставаться на месте. Элегантные, дорого одетые женщины выплыли в коридор, лица скрывались за тёмными очками. Приглушённо переговариваясь, они свернули в кафетерий. В больничном крыле повис тяжёлый шлейф духов оставленных Марией, Лео, Ким… и Дианой Родригес.
        Лина поднялась на чужие ноги с далёкой болью в коленях. Прикоснулась к металлической ручке и замерла. Со дна памяти всплыл кошмар: похожий безликий коридор, одноместная палата... Она зажмурилась и, с усилием, открыла дверь.
        - Крадёшься как преступница.
        Хриплый голос донёсся из глубины дымчато-розовой комнаты с плотно задёрнутыми портьерами. В воздухе висел запах спирта и цветов. Букет красных роз занимал половину тумбочки с медицинским монитором, которая стояла слева от кровати-трансформера.
        - Привет, - пробормотала Лина.
        - Хреново выглядишь. - Синие глаза окатили насмешкой.
        Заложив руку за голову, Берри вытянулся на матрасе. На белых подушках черные волосы вздыбились иголками дикобраза. Сплошные острые углы натянули на худом лице жёлтую кожу. Но утратив часть чрезмерной привлекательности, мужчина не вызывал отторжение, напротив стал роднее...
        - Ты тоже...
        Кристофер поднял угол рта. Тусклый взгляд держал на привязи.
        - Значит, по твоей милости я здесь.
        Он не спрашивал. И Лина молчала, наклонила голову к плечу.
        - Сердишься?
        - Не знаю. Но вероятно задержусь здесь на время, чтобы отучить тебя от нездоровой привычки распоряжаться моим телом.
        - О…
        Улыбка Берри стала кривей и шире.
        - Мне нравится твой открытый рот.
        - Они... что-то вкололи тебе? - Лина посмотрела на передвижной столик с пустым подносом под большой картиной с розовыми орхидеями.
        - Они только тем и занимаются, милая моя, что что-то мне вкалывают.
        - И как? Тебе лучше?
        - Отвечу, когда самостоятельно дойду до сортира. Присаживайся, давай, стоишь как чужая, - он хлопнул ладонью по кровати. - Или тебе противно?
        Лина присела на край больничной койки, отмечая под простынями пугающую худобу длинной фигуры и абсурдность рубахи в мелкую полоску. Её бедро оказалось в паре дюймов от лежащей вдоль тела костлявой руки, из локтя нелепо выпирал катетер. Смотреть в лицо Кристоферу было трудно, и Лина сосредоточилась на угловатой кисти: тонкие, длинные суставы, выпирающие вены - хотелось провести по ним пальцем, успокоить...
        Лина чуть отодвинулась, сунула руки в карманы, подальше от искушения.
        - Что будешь делать?
        - Ты о чем?
        - О здоровье. О работе. О тебе. О нас…
        - Слишком много вопросов.
        - Ладно. Тогда всего одна просьба. Можно?
        - Валяй, конечно. Только вряд ли мне приспичит её выполнить.
        - Это предложение… - Лина неотрывно глядела на сильную, наполненную дремлющей энергией руку. - Давай уедем. Ненадолго. Куда захочешь, выбери любой курорт. Устроим нечто вроде отпуска. А после, ты снова займёшься работой, а я… - горло сдавило, и она едва договорила, - …я вернусь к матери в Англию.
        Берри молчал, лениво накручивал на указательный палец её светлую прядь. Глаза из-под полуопущенных век следили по-кошачьи пристально. Лина уже решила, что ответа не будет, когда раздув щеки, он выдохнул:
        - Милая моя, твои предложения сведут в гроб. Максимум, что я готов обещать - это бюджетный тур во Вьетнам.
        Лина вздрогнула, недоверчиво посмотрела в осунувшееся лицо. Он возьмёт её с собой? Возьмёт без малейшего давления? Его явно чем-то опаивают…
        - Можно тебя обнять? - она пыталась не расплакаться.
        - Самая нелепая твоя просьба, - Берри потянул накрученные на пальцы волосы, заставляя наклониться.
        - Боюсь не угадать твоё настроение.
        - Знаю. Не стоит ему доверять.
        Кристофер положил ладонь на затылок, и Лина зависла в дюйме от искривлённых губ. Тёплое дыхание коснулось щеки. Закружилась голова, желудок бесконечно покатился вниз.
        - Предупреждаю - я не чистил зубы, - пробормотал он. - Хм, а у тебя нехилый перегар. Уже отметила мои поминки?
        Из Лининого горла вырвался всхлип, щемящая боль затопила грудь, ища выход.
        - Не стоит говорить, как я люблю тебя?
        - Не стоит.
        Прохладные ладони обхватили лицо, большие пальцы погладили виски. Сухой горячий рот прижался к губам и медленно раскрыл, мягко, словно не уверенный в своих намерениях. Это было пыткой. Лине казалось, внутренности раскраивают скальпелем. Она схватила Кристофера за плечи, и поцелуй утратил хрупкость, становясь все увереннее и чувственнее. Не отрывая губ, Берри собрал Лину в охапку и одновременно коленом откинул простыни. Прижал так крепко, словно хотел врасти в неё, и Лина забыла, где находится, как её имя, став отзывчивыми струнами, которыми он так виртуозно управлялся...
        Сквозь грохот крови Лина услышала скрип, открываемой двери. Берри не дал отстраниться. Руки-канаты удержали на месте. В темных глазах заискрился смех, наглый язык проник глубже в рот, каменные от напряжения бёдра впились в живот. Крис вдавил её ладонь себе в грудь. Лина услышала, как из пальцев рвётся его сердце. И... внезапно нырнула в прорубь. Берри отпустил её. Деликатное покашливание над ухом прекратилось.
        - Прошу прощение, сэр!
        Лина сползла с кровати, уступила место сестре. Отошла к мягкому дивану и смущённо заправила футболку в джинсы. Кристофер прикрыл глаза тыльной стороной ладони. Грузная женщина в зелёной рубахе и брюках подкатила стойку с капельницей, подсоединила к катетеру. Кристофер не пошевелил рукой, она лежала на койке в том положении, в котором оставила медсестра - наискосок от тела. Словно конечность с натянутой прозрачной трубкой ему не принадлежала.
        Как марионетка в клипе про твист…
        Лина посмотрела на свои кисти, согнула-разогнула суставы. И она марионетка... Не владеет собственным разумом и не способна удержать мужа. Берри как вода просачивается сквозь пальцы и смывает её личность. Миг близости - исключение, которое только доказывает факт: здесь могла оказаться Диана или Кимберли - любая девица из тех, что дожидаются очереди. Какая в ней по счету жена?
        - Уродливая хреновина, - не отнимая ладонь от лица, обронил Берри.
        - Что?
        - На руке.
        Лина взглянула на левое запястье, давно забывая, надевать часы, перевела взгляд на костлявое плечо под рубахой, где скрывалась его татуировка.
        - Strangers… - тихо отозвалась она, не решаясь сказать «ты».
        - Strangers - нет. Есть дойная корова с уродливым выменем и уродливая хреновина у тебя на руке. Я называю сей шедевр "музой бабла", - сонно проговорил Берри. - Смешно видеть "музу бабла" у кого-то ещё. Смешно и тупо. Иди, я буду спать.
        Лина вышла в коридор, механически переставляя негнущиеся ноги и безотчётно прижимая пальцы к серпу луны и солнечному кругу с крестом, словно защищая… Медсестра, которая ставила капельницу и охранник спорили с группой девушек. Лина повернула в другую сторону, но девица схватила за рукав пальто:
        - А её? Почему пустили её? - выкрикнула блондинка. - Я знаю, это его палата! Его! Не делай из меня дуру! У меня здесь работает брат!
        Лину обступили, прижали к стене, недобро разглядывая лицо.
        - Извините, миссис Олсен, это недоразумение… Подкрепление уже вызвали... - охранник отрывал девушек от Лининых рук, за которые те цеплялись.
        - Ты кто? Менеджер? Можешь помочь?
        - Скажи, ты его видела? Он, правда, болен? Как попасть к нему? Ответь! Ну же…
        Хорошенькая блондинка прижалась к уху, горячо зашептала:
        - Пожалуйста, передайте ему, умоляю! - она сунула Лине сложенный вчетверо тетрадный лист, но долговязая девица уловила манёвр и вскрикнула:
        - Ты, стерва! Что ты дала ей? Деньги? Что? - дылда набросилась на блондинку с кулаками.
        Стук ботинок наполнил коридор. Четыре пары ног окружили женский вой и оттеснили к стальным дверям лифта. Из-за массивной спины в униформе Лина поймала затравленный взгляд блондинки...
        В отделении снова слышались лишь мерные попискивания аппаратов и шелест мягких тапочек. Рыжий охранник пригладил волосы, занял пост у двери, раскрыл газету. Лина не могла себя заставить отлепиться от стены. Бумага в кармане обжигала пальцы. Девичий взгляд напоминал её. Чем они отличаются? Обе блондинки, обе любят. И ничего не решают…
        Лина подозвала медсестру, сунула в мягкую ладонь записку:
        - Передайте мистеру Берри.
        Тёмно-фиолетовое небо трусило мелким дождём. Фанаты спрятались в универмаге Мейсис и подземном переходе, соединяющим башни Седарс-Синай в единый комплекс. Вода омывала ступеньки и, журча, стекала в канаву. Стоя у входа с непокрытой головой, Лина глубоко дышала. Волосы прилипли к щекам, но вынуть руки из карманов сил не было. Через шлагбаум проскочила фигура. Мужчина держал куртку над головой, скрывая лицо от любопытных глаз и холодных капель. Лина кивнула и, не споря, уступила Ривере дежурство.
        Она не доехала до отеля, попросила водителя остановиться. Ступив на мокрый тротуар, Лина зашагала под яркими витринами магазинов, питавших светом тёмную плитку. Пелена тумана между домами мешалась с небом. Лина не слышала стук сердца, боли в коленях - ничего - словно перестала существовать. Она бесцельно двигалась вперёд, разрешая ветру, распахивать сырое пальто, окатывать холодом шею, прижимать футболку к рёбрам. Озноб был реальным, заставляя чувствовать себя живой.
        Лину привлекло освещённое окно. Она остановилась, глядя как в экране широкоформатного телевизора бурлит жизнь. Из бара вышел подвыпивший посетитель, что-то проговорил, навязывая разговор. Лина не отвечала, она его не слышала. Прохожий пошёл дальше.
        Небо потеряло глубину, становясь кварцевым и плоским. Дождь оставил на асфальте блеск мазутных луж. Убрав с глаз мокрые волосы, Лина вошла в опустевший бар. Села за дальний столик, заказала двойной виски. Пара у окна взглянула на вошедшую и тут же забыла. Девушка углубилась в раскрытую на столе книгу, помешала ложечкой в чашке. Парень откинул голову в наушниках на спинку дивана, серый кроссовок постукивал в такт музыке. Она засмеялась, что-то показала приятелю на страницах. Поправила заколку, и ладонь коснулась его плеча; перевернула страницу и задела его локоть. Протянув на сидении руку, парень вяло шевелил пальцами, трогал на затылке короткие девичьи волосы. Они улыбались одной улыбкой, пили один на двоих чай. Эти двое не могли не прикасаться друг к другу, словно его тело начиналось в ней, а её заканчивалось в нем. Эту безмолвную картину переполняло доверие.
        Сутулясь на стуле, Лина допила вторую порцию виски. Она ненавидела пару у окна. Возненавидела ещё, когда стояла на улице - так сильно как ни разу в жизни. Словно эти двое крали у неё. Лине хотелось причинить им боль, раздавить, унизить. Злобой пропитался воздух и отяжелел. Пальцы методично отрывали полоски салфетки и роняли под стол...
        Под кедами разворачивалась мокрая лента дороги. Лина не помнила, как покинула бар, как очутилась на чужой улице. Сердце сосредоточилось в ногах - она бежала.
        Глава 33
        В понедельник команда Стренжерс выехала из гостиницы. Дорогие апартаменты покинули все кроме Кимберли Кейн. Лина сталкивалась с ней в лобби, в холле, в палате Берри. Глядя в неизменно красивое и ухоженное лицо, так и подмывало спросить: кто оплачивает её недешёвый номер? Но Лина догадывалась кто.
        Она переехала в другой отель - поближе к Седарс-Синай, посчитав, что возвращаться в Санта-Монику и терять время в дороге бессмысленно. В квартале от клиники нашлись подходящие комнаты. Маленькая терраса и окно опрятной гостиной выходили на пальмовую аллею, позади которой тянулась автостоянка.
        Лина разделила с Риверой и Стюартом дежурство в палате Кристофера. Измотанного Вуда, который едва держался на ногах, отправили в морской круиз. Миссис Берри с дочерью улетели в Европу. Они были приглашены на серию модных показов, организованных домом Родригес.
        Лина часами простаивала в изножье кровати или сидела в кресле у окна и смотрела на мужа. Прикованный капельницами к постели, он почти непрерывно спал. Тревожно поднималась грудь, длинные ресницы вздрагивали в такт с кулаками. Берри часто вскакивал в испарине. Лина с медсестрой с трудом укладывали непослушное тело обратно. Беспокойный сон постепенно становился безмятежнее и глубже. Эти часы отличались спокойствием ожидания. Казалось, Лина застыла у подножья действующего вулкана, который в любую секунду мог очнуться.
        Спустя пять дней Берри выспался. Отоспавшийся и злой он не мог усидеть на месте, мучился бездельем, стал капризным и несносным. Стюарт принёс в палату "Чака" и «Кёртиса». Нарушая в отделении покой, Кристофер день за днём бренчал на гитарах, громко терзал струны, подбирая аккорды. Ноты будущих синглов, гимнов и симфоний приходили к нему внезапно и не вовремя. Берри рвал капельницы, отдёргивал руку и не давал сделать укол. С всклокоченными волосами и горящими глазами носился по коридорам в больничной рубахе. Открывал без разбора двери и страшным голосом требовал бумагу и ручку. Он пугал медперсонал - пугал пациентов. Казалось, Берри нравилось раздражать и причинять неудобства, словно он задался целью вывести всех из-себя.
        Лина чувствовала напряжение в окрепшем теле, копившуюся в нем ярость. И задавалась вопросом: над кем он измывается?
        В остальном Крис старался быть прилежным пациентом. Он безропотно принимал лечение. Его организм получил передышку и выздоравливал. На развитый костяк наращивались очертания былых мышц, кожа вернула нормальный цвет, а глаза прежнее одержимое сияние. Его худоба обрела привлекательность индейца, перестав, напоминать жуткую скульптуру-экорше.
        Дьявольское обаяние грубо пускалось вход - Кристофер добился от медсестёр и врачей послабления режима. Джонсон разрешил установить в палате компьютеры и подключить веб-камеры. Популярность прямых трансляций из больничной койки зашкаливала. Поклонники со всего мира прилипли к мерцающим мониторам и затаили дыхание, пока Берри наигрывал на гитаре свежие мелодии и откровенно живописал процедуры. Он показывал части выбритой груди, где оставили следы диоды цефалограммы, проколы на бёдрах, исколотые вены рук. Издеваясь над телом, он смеялся в объектив, и намекал Опре об отставке.
        Кристофер получил от руководства Седарс-Синай все возможные исключения. Он круглосуточно принимал посетителей. Зависнув над подоконником, смущал партнёров голым задом и подписывал контракты. Планировал свет и звук концертного тура, усаживая к себе на койку звукорежиссёров, техников и рабочих в комбинезонах. Берри завалил все поверхности в палате стихами, партитурами и музыкальными прайсами.
        Лина наблюдала, как сходятся прямые брови на сосредоточенном лице, нетерпеливо взмахивает рука с карандашом в длинных пальцах, задумчиво поджимаются губы в обрамлении неизменной щетины, пульсирует на шее вена. Берри заполнил пространство жизнью. Давил на предметы, людей. Не агрессивно, но неумолимо мощно, как тонны воды, теснящие дамбу. Лина сидела в кресле и смотрела на мужа. Крис на неё не смотрел. Она для него не существовала.
        В середине дня - после деловых встреч и основных процедур - к Берри в палату приводили организованные группы. Он обнимал теряющих разум, зарёванных подростков. По-отечески успокаивал, говорил мягким тоном, улыбался. Крис ставил подписи на майках и рецептах, фотографировался на фоне орхидей и распевал песни Strangers. Ему аккомпанировали то Чак, то Кёртис, то ретивый разноголосый хор. Поверх прайсов ложились новые фотографии, письма, открытки, плакаты с сердечками, цветы...
        Седарс-Сенай снова наводнили журналисты. В отделении усилили охрану, но репортёры, блогеры и фанаты проявляли чудеса изобретательности и придумывали всё новые способы, проникать в палату Берри. Женщины всех мастей дёргали Лину за руки. Они тянули, окликали, бежали к ней в холле, в кафетерии, и коридорах. Через неё слали послания, просили совета и помощи. Её запугивали и угрожали - лично, в письмах, и по телефону.
        Лина молчала. Она пыталась не нервничать, как рекомендовал доктор, и исправно принимала таблетки. Теперь она всегда носила тёмные очки и бейсболку, научилась натягивать капюшон на нос, как делали Тим с Джозефом, и подниматься на седьмой этаж только по лестнице. Она избегала замкнутых помещений и выбиралась из здания через подземную стоянку с приставленным к ней охранником.
        Лина видела мужа все меньше, терпеливо дожидаясь очереди. Чем крепче становилось его тело, тем дальше уносился дух. Заступая на очередное дежурство, всякий раз боялась, не застать Берри в госпитале. Ожидание давило на плечи, позвоночник ссутулился под тяжестью. Медленный яд притуплял мозг. Она жила в токсичном тумане. Но когда выныривала на поверхность, её сковывал страх - паника охватывала с такой силой, что Лина не справлялась и снова ускользала в уютный зыбкий мир, где все линии искажены, а кривое безупречно красиво.
        Поздно ночью, спровадив лысого провожатого, Лина пешком отправлялась в гостиницу. Она не торопилась и часами кружила кварталами. Ей нравились пустые улицы без красок и движения, серые и неживые - как она. В номере Лина пила снотворное и на время избавляясь от себя, и звонков.
        Теперь звонили ежедневно - редко утром и всегда ночью. Изменённые голоса рассказывали об уродливом оттенке её волос, бесцветности глаз, непривлекательности фигуры и бесталанности картин. Одни голоса заискивали, другие угрожали, с упоением описывали ужасы, поджидающие Лину за каждым углом. И всё сводилось к одному - отвалить от Криса Берри.
        Она обратилась в полицию. Ей посоветовали сменить почтовый адрес, номер и гостиницу. И это помогло. Телефон молчал день, потом звонки возобновились.
        В новых апартаментах Лина плотно задёргивала шторы и не подходила к окну. Она ложилась спать под утро. Сворачивалась под одеялом калачиком, обхватывала себя руками и покорно проваливаясь в вернувшиеся кошмары. Она не могла кричать, не могла проснуться - снотворное заставляло испить до капли страх, который разрастался в подсознании и терпеливо дожидался, вырваться во сне.
        Рука потянулась к стакану. Лина отстранённо наблюдала, как независимо, без её участия, действуют мускулы. Отвела дрожащие пальцы и спрятала за спину. Не заметила когда закурила очередную сигарету, выдохнула дым в потолок и облокотилась на подушки. Откинулась на разобранной кровати, задрала голову. Уродливая лепнина...
        В дверь снова стучали.
        Третья! Это третья, чёртова, гостиница за неделю!
        Лина поджала губы и неохотно поплелась к двери. Врезалась взглядом в застенчивую улыбку, подпёрла щекой деревянный косяк:
        - Ммм...
        Высокая девушка с гривой рыжих волос повторила вопрос:
        - Извините, вы миссис Олсен?
        - Угу… - подтвердила Лина. - Пришла застрелить меня?
        - Что? О, нет... - Красивое видение нервно рассмеялась. - Я Саманта Виш, можно войти?
        - Ой, вспомнила! Ты - ангел! - довольно воскликнула Лина, щёлкнув пальцами.
        - Да... я участвую в показах Виктории Сикрет.
        Лина посторонилась, пропустила гостью в неприбранную комнату. Подобрала с единственного стула одежду, бросила охапку на стол.
        - Что будешь пить?
        Не дожидаясь ответа, залезла с ногами на разобранную кровать, плеснула виски в два стакана.
        - За знакомство! - Лина сделала глоток, подержала огонь во рту, отправила в желудок и улыбнулась: - Гадость.
        - Я…
        Саманта ёрзала на стуле. Взгляд украдкой перескакивал с косметики и заколок, между грязными чашками на столе, на тумбочку, где среди баночек антидепрессантов пряталась тарелка с недоеденным сандвичем. Лина кивнула.
        - Ужасно не гламурно. И пыльно. Полностью согласна. Чем обязана?
        - У меня довольно деликатное дело, миссис Олсен.
        - Зови меня, Лина, - она широко улыбнулась и упёрлась ладонями за спиной.
        - Хорошо. Видите ли, - Саманта чуть пригубила виски, - модели любят болтать, в смысле, разносить сплетни...
        - Правда? И о чем же они болтают?
        - Ну, сейчас в основном о вашей дружбе с музыкантами Стренжерс... Говорят, вы близкая подруга Тима Стюарта и Криса Берри. Это правда?
        - В некотором роде...
        Лина с интересом рассматривала розовые ногти гостьи, которые безостановочно двигались по холщовой сумке, лежавшей на гладких коленях.
        - Понимаете, одной моей знакомой необходим приватный разговор с Крисом. И, если верить тому, что говорят, - Саманта прочистила горло, - вы тот человек, которому под силу это устроить. Вы… поможете ей?
        Лина наклонилась за стаканом, но увидела вздрагивающую руку и оторвала пальцы от стекла.
        - Знакомая готова оплатить помощь, - Саманта порылась в сумке и вынула конверт: - Здесь двадцать штук...
        - Круто. По-твоему я нуждаюсь в деньгах?
        - Нет, конечно же, нет, - девушка прятала глаза. - Это простая благодарность... На самом деле, приятельница надеется найти отклик в вашей душе, ведь вы художница! Вы умеете тонко чувствовать и сможете понять, что она глубоко несчастна...
        - Да, это я могу понять.
        Лина оглядела пухлый конверт, который как сытая жаба привалился к стакану. Она клацала зубами, но быстро заметила и прекратила.
        - Приятельница, любит его?
        - Д-да, - Саманта вспыхнула до корней рыжих волос. - Очень!
        Лина скользнула взглядом по длинным бронзовым ногам ангела, приземлившегося напротив. Сколько ей? Вряд ли больше двадцати. Почти в таком возрасте, он ворвался и в её жизнь, заполнил собой. Улыбался с экранов и афиш, и глядел, как она куёт цепи бессонными ночами. Она славно потрудилась - ни ослабить, ни разрубить. Сама себе цепь...
        Вздохнув, Лина подняла стакан, отыскала в кровати пачку сигарет.
        - Почему твоя знакомая не обратиться прямо к Берри?
        - Она не знакома с ним… лично.
        - Пустяки, - отмахнулась Лина, и положила ладонь на разболевшийся живот. - Она достаточно хороша, чтобы привлечь его. Отличные ноги, смазливое лицо. Правда придётся сменить цвет волос. Говорят у блондинок шансы выше.
        - Но… - Саманта недоуменно приподнялась.
        - Дерзай милая, - кисть с сигаретой лениво описала круг, - и забери деньги. Пригодятся, ещё. Когда будешь лечится.
        Лина крутанула пальцем у виска и сбила пепел в простыни. Громко расхохоталась, умиляясь испугу в круглых глазах и дрожащим губкам. Схватив конверт, девушка прыгнула в коридор и хлопнула входной дверью.
        Хохоча, Лина блаженно упала на спину. Давно не выдавалось случая, так повеселится. Отсмеявшись, положила руку на грудь. Снова уставилась в безвкусную лепнину. И замерла, прислушиваясь... Не поворачивая головы, скосила глаза в сторону.
        Есть! Заметила!
        Схватив пустую бутылку, размахнулась и бросила в зеркало. Тишина посыпалась в лицо, а тень прыгнула в сторону - укрылась за пыльной рамой. Лина вцепилась ногтями в одеяло. Боялась вздохнуть, пошевелиться. Тысячи мелких и крупных зеркал изменили закону тяготения, невесомо парили в воздухе, летали по комнате, кружились. Зависли на мгновение. Острие осколков смотрело в грудь.
        Лина знала, что произойдёт. Видела, как стекло рвёт кожу, сосуды, мышцы и вонзается в лицо и шею...
        Укрыв руками голову, она завизжала.
        Глава 34
        Суета с Вандомской площади неслась в распахнутые окна гостиной, проникала в спальню, мешаясь с ароматами цветущих каштанов, лип, и густо-сладким запахом роз.
        Диана Родригес откинулась на шёлковых подушках, свесила руку с высокой кровати, стряхнула пепел. Овальный рубин звякнул о хрустальные бока пепельницы. Она силилась почувствовать себя Ауророй или Габриэль, хотела радоваться успешным показам и радужным перспективам... Но в любимом сюите Коко Шанель в отеле Ритц, Диана ничего не чувствовала. Только нестерпимое желание снова позвонить ему. Настырная жажда разрасталось. Диана топила её в легкомысленных парижанах. Они действовали как молодое вино - разгоняли кровь, раззадоривали аппетит и оставляли после себя мигрень и горечь поутру, с желанием облегчить мочевой пузырь. Дёрганые юнцы годились не более чем средство от бессонницы.
        Под веками теснились неясные образы, самым чётким из которых был брезгливый взгляд сверху-вниз. Диана его помнила. Она втянула воздух сквозь зубы. На коже поднялись волоски, словно по ней провели кубиком льда. Подмышки взмокли, на карминовой сорочке проступили тёмные пятна. Стиснув бедра, Диана отыскала на ночном столике телефон.
        - Привет... - проговорила она хриплым голосом. - Не узнал? Это Ди... Диана Родригес, - добавила с усилием. - Как ты? Как твоё самочувствие, дорогой? Ты поправляешься? Я рада...
        Диана нервно хохотнула, заполняя паузу. Выпрямилась и отбросила жеманный тон, который проваливался в пустоту:
        - Хочу тебя видеть! Я соскучилась! Ты нужен мне, querido! Я завтра прилетаю в Лос-Анджелес. Мы можем поужинать...
        Поджав пальцы ног, она слушала низкий сексуальный голос. Кровь вскипала, но вовсе не от желания:
        - Смеёшься надо мной? Не говори мне о правилах! Только не ты! Хорошо, выбери другой день, любое время и дело с концом! Я согласна подождать, хотя не пойму для чего? Я прошу тебя, querido, не отделывайся от меня! Видишь, что творишь со мной? Выпрашиваю как мартовская кошка...
        Диана раздавила сигарету о пепельницу, вынула из золотого портсигара новую.
        - Не поступай со мной так! - прошипела она, выдыхая дым через нос. На подносе остался недопитый бокал вчерашнего мартини, и Диана рывком смочила сухое горло.
        - Ты бы мог говорить со мной повежливее! Я прошу, не разговаривай так со мной! Я не одна из твоих малолетних стриптизёрш! Что?! Пошёл ты, bastardo, конченный!
        Диана зарычала, швырнув телефон в простыни. Дрожащая рука поднесла сигарету к уголку перекошенных губ. Тыльной стороной ладони провела по сухой коже, презирая её, презирая волосы, которые приходилось окрашивать каждую неделю. Диана ринулась к стеклянному столику перед балконом. Невидяще уставилась в старую газету. Глаза заволокло пеленой. Кончики пальцев сминали бумагу, ногти скребли ровно в том месте, где улыбалось ненавистное молодое лицо.
        Почему? Почему всегда она?
        Накинув дымчато-белый халат, Диана подвязала на талии пояс и не причёсываясь, вышла в коридор. Постучала в дверь этажом ниже.
        - Ди?.. - Леопольдина потёрла кулаком левый глаз. - Мамины комнаты напротив, но боюсь, она занята. Я слышала, как к ней вошёл Мэтт. Такая отвратительная привычка шаркать ногами! Он разбудил меня, - она протяжно зевнула, не прикрывая рот.
        - Знаю, сладкая. Я пришла к тебе.
        - Я жду завтрак, как мило с твоей стороны составить мне компанию.
        Диана вошла в прихожую и протянула газету:
        - Как, по-твоему, он её любит?
        Миссис Стивенсон с любопытством взглянула на черно-белый снимок и звонко расхохоталась.
        - Кит?! Что ты! Братец никого не любит! У него отсутствует этот орган! Боюсь он инвалид с самого рождения. Семейная трагедия, знаешь ли.
        - Тогда объясни, как ей удаётся постоянно быть рядом? Что это - секс?
        Зажав двумя пальцами газету, Лео откинула голову:
        - Ох, Ди, для твоего возраста ты поразительно наивна! Секс надоел Киту должно быть лет в пятнадцать. Маменькин клуб домохозяек знал по имени всех рок-идолов с дурацких постеров в его комнате, а меня дамы звали "котей" или "дорогушей". Не могла старческая память осилить мое скромное имя, хоть в какое ухо ни каркай. Умора, представляешь!
        - Тогда почему - она? - Диана холодно взирала на наглую ухмылку свежего после сна лица. - Как ей это удаётся? Почему он её терпит?
        - Не задавалась подобным вопросом, извини, - Лео прислонила плечо к мраморной колонне, скрестила в лодыжках длинные ноги: - Но, не думаю, что Кит что-то терпит, - она вернула газету со снимками «Грэмми».
        - Терпение - это не про него. Возможно, он её не замечает? А что? Мне кажется, она его не раздражает. Готова спорить, так и есть!
        - Не раздражает?
        - Ага. Не раздражает, как некоторые.
        - Что ты хочешь, сказать?
        - Ди, чего ты хочешь? - лениво улыбалась Лео, возвышаясь на целую голову. - Заполучить его? Это же так просто! Потолкуй с маман, она любит обстряпывать подобные делишки!
        - Что это значит?
        - У неё спроси, - вдруг выплюнула Лео и отступила в гостиную: - Только сразу не иди. Дождись пока Мэтт её хорошенечко трахнет!
        Под насмешливым взглядом карих глаз Диана повернулась к двери, кровь опалила щеки.
        - Ди! - позвала Лео из глубины комнаты. - Чистое любопытство! Что вы все находите в нём? Я слышала, братец никудышный любовник, вообще не умеет обращаться с женщинами. Считает, что им достаточно просто пялится на него, чтобы кончить.
        Миссис Стивенсон прыснула и махнула кистью:
        - Ладно-ладно, не отвечай, - она мило улыбнулась. - Ах, чуть не забыла! Мне понравилось вчерашнее платье с показа. Последнее. С блёстками. И туфли к нему. Хочу выгулять сегодня в оперу.
        Диана застыла в коридоре. На долю секунды опьянила мысль, надавать пощёчин нахалке, избить в кровь гладкие щеки. Она чувствовала горячие пятна на шее и груди. Очень медленно развернулась к лифту, зная: пришлёт мерзавке платье. И туфли.
        Миссис Берри открыла не сразу. Диана понимала, ей покажут, что она не вовремя, заставят унизительно дожидаться под дверью но, в конце концов, любопытство победит и её впустят.
        - Неважно спала, милая? - подняла брови Мария.
        - Да. Я теперь частенько неважно сплю. И всё из-за твоего сына.
        - Думаю, Кристофер здесь ни при чём. Дело в менопаузе. Обратись к хорошему гинекологу, Ди.
        - Не боишься, что тебя услышит Мэтт? Ему известно, что мы одногодки.
        Миссис Берри скрестила руки на высокой груди, едва прикрытой прозрачной шалью. Вобрала фигуру Дианы знакомым коротким взглядом.
        - Говори!
        - Мне нужен, Кит.
        - Какая прелесть! - рассмеялась Мария. - Но, я не он. Почему ты обратилась ко мне, милая?
        - Леопольдина, - натянуто улыбнулась Диана.
        Миссис Берри пожала плечами и прислонилась к косяку, не приглашая подругу войти.
        - Лео, дерзкая девчонка, любит изводить меня. Это, пожалуй, единственное, что роднит моих детей.
        - Послушай, я буду платить! Очень щедро платить. Ты меня знаешь, я умею быть благодарной.
        - Знаю, Ди. Только вряд ли ты себе можешь это позволить. У тебя нет столько денег.
        - Как у кого? - Диана прикусила язык. Не хотела, чтобы Мария произносила её имя, но было поздно.
        - Как у Лины Олсен. Извини, - сухо улыбнувшись, миссис Берри потянула дверь.
        Диана полулежала на кровати, прикрыв глаза от яркого солнца вновь появившегося из-за туч. Она думала о предприятиях Олсена, раскиданных по миру: сталелитейных заводах, шахтах и карьерах… Никогда не придавала значения деньгам, никогда не считала. Деньги в её семье были всегда. С раннего возраста Диана имела всё, что можно купить за американские доллары, британские фунты и швейцарские франки, не предполагая, что когда-нибудь, пожелает что-то настолько немыслимо дорогое… И это будет мужчина. Она - Диана Аурора Родригес, вертевшая любым из них, подобно красавице бабушке. Новый опыт был жестоким, унизительным, а мужчина все более желанным.
        Голая нога свесилась с кровати, Диана повернула на подушке лицо. Фотография в золотой барочной рамке сопровождала её каждую поездку - занимала рабочий стол и прикроватные тумбочки. Ей нравилось делиться с женским анфасом новостями и планами. Она отдавалась сну, работе и любви под немигающим взором Ауроры и читала в раскосых глазах неизменное одобрение.
        В номер постучали условным сигналом. Диана не шевелилась. Спустя минуту, Салливан воспользовался своим ключом. Она слышала, как мягкие тапочки пошаркали по ковру. Он вошёл в спальню, остановился в изножье кровати. Загорелые предплечья утонули по локоть в карманах синего атласного халата. Затуманенный взгляд изучал раскинувшуюся перед ним плоть в складках пеньюара: ляжки, шею, сигарету, свисающую с пальцев. Диана безразлично смотрела в сад - за окном припустил дождь. Она не испытывала желания ни стиснуть ноги, ни прикрыть груди, вывалившиеся из разреза.
        - Ты постарела, Ди. Давно не пила кровь девствениц?
        - Зачем явился?
        - Слышал ваш с Марией разговор.
        - И что?
        - Могу помочь.
        - Ты не можешь мне помочь, idiota. У тебя нет столько денег, - передразнила сладкий голос Марии.
        - Не спорю, приложить к твоей пожилой груди эту вожделенную секс-игрушку мне не под силу. Но у меня есть вот что.
        Салливан вынул из кармана коричневый конверт, повертел и бросил на живот. Диана равнодушно заглянула внутрь:
        - Что за гадость?
        - Взгляни повнимательнее.
        Она неохотно опустила глаза, через секунду вскинула бровь:
        - Зачем тебе это?
        - Личные мотивы, - оскалился Салливан и сел в ногах.
        - Что ты за это хочешь?
        Мэтт наклонился, взял её свисающую лодыжку к себе на колени.
        - Хочу твою долю, Ди. Твою часть в Родригес.
        - Ты безумен!
        - Надеюсь, как и ты.
        Диана отстранённо наблюдала за костяшками длинных пальцев. Едва касаясь кожи, они неторопливо поднимались по ребру стопы к голени.
        - Оставь конверт и убирайся!
        Пальцы замерли. Салливан глянул исподлобья, гадко, понимающе улыбнулся. Губы больно-сладко впились в кожу. Отстранились лишь когда над коленом проступил ярко-бордовый след. Уронив её ногу на матрас, Мэтт поднялся.
        Диана лежала неподвижно. Хотелось по-детски реветь в голос. Сухие глаза уставились в позолоченную рамку. Аурора смотрела пристально и печально.
        - Сhica...
        Пальцы нашли в простынях мобильный телефон.
        - Алло, Айзек? Это, Ди, скажи, ты всё ещё редактор Таймс? О! Diablo!
        Глава 35
        - Тебя выписывают?
        Лина мялась на пороге, не зная для чего пришла. В голове дребезжала высокая нота, стучала в глаза.
        - Я сам себя выписал.
        Одной рукой Берри водил электробритвой по впалым щекам, второй влезал в рубашку. Запрокинув голову, подставил под жужжание ножей шею и скосил глаза.
        - Метишь на моё место?
        Лина пригладила волосы. Постаралась вспомнить, когда гляделась в зеркало. Неужели ушла из номера, миновав душ? Она приблизилась, прячась за деловитостью:
        - Давай помогу, - взялась за клетчатую рубашку, но дрожащие пальцы соскальзывали с пуговиц. Берри поймал на груди её кисть, потянул носом:
        - Ты пьёшь?
        - Нет.
        - Тогда у тебя дерьмовые духи, - швырнув бритву на диван, он больно стиснул руку. Злой взгляд резанул воспалённые веки:
        - Галимая тема, завязывай с ней, понятно?
        - Пусти, - Лина слабо вырывалась. Но железная пятерня не думала разжиматься, должно быть оставляя на коже уродливые синяки.
        - Крис, пожалуйста…
        - Пожалуйста "что"? Не терплю гребаных алкашей. Ты немедленно завяжешь, ясно?
        - Это вовсе не то, что ты думаешь. И… вообще... не твоё дело, - вяло возникали ошмётки гордости. Отвернув лицо, Лина задержала дыхание.
        - Моё! Все кто имеют дело со мной, знают - никакого алкоголя и наркотиков в работе! - Берри выпустил её запястье и слегка оттолкнул.
        Лина оступилась и неуклюже распласталась поперёк кровати-трансформера, перевернулась на спину:
        - В работе? - она раскинула руки и рассмеялась. - В работе! Ой, мамочки, должно быть я аврал!
        Берри не обращал на её хохот внимания. Он наклонился над тумбочкой, собирал стопки бумаг и сваливал в спортивную сумку. Справившись с дыханием, сквозь полуприкрытые глаза, она следила за сосредоточенным лицом. Собранные, скупые движения выдавали победу. Победу над болезнью. Победу над ней.
        Лина сжала в ладонях мятые простыни - тёплые и интимные - ещё хранившие очертания мужского тела. Внутри всколыхнулось, как бесформенная масса желе, отчаяние. Нет, она даже не работа! Она болезнь! И может удержать его лишь больницей…
        - Что ты сказал?
        Внезапно до неё дошёл смысл его слов. Она поднялась на локтях:
        - В работе? Значит... ты берёшь меня с собой?
        - Нет.
        - Но, ты говорил…
        - Я всё сказал по поводу алкоголиков.
        - Но если я завяжу, то поеду с тобой?
        - Нет.
        - Почему?
        Крис выпрямился. Слова прозвучали на удивление мягко:
        - Ты не завяжешь.
        - Нет-нет, постой! Я обещаю, больше не притронусь ни к чему крепче зеленого чая!
        Лина отбросила волосы со лба, выпрямила плечи. Энергично кивнула и едва не вскрикнула от боли, прострелившей виски. Берри потёр ладонями лицо и выдохнул:
        - Проведи это время с пользой. Возьмешь у Стю адрес реабилитационной клиники.
        - Я завяжу! - с мрачной решимостью она взглянула в бесстрастное лицо. - Ты меня плохо знаешь!
        Кристофер разжал губы, ответить, но передумал и негромко рассмеялся.
        - Начинаю догадываться, - он застегнул на запястье болтающиеся часы, бросил взгляд на время и присвистнул:
        - Ладно. Тогда шевелись.
        - Куда едем? - бодро спросила она.
        - Для начала домой, соскрести больничный налёт.
        - Куда? В Малибу?
        - Без разницы. Главное поблизости.
        - А, потом?
        - Потом у меня три встречи. На первую я уже опаздываю, - он вскинул брови. - Ну? Чего расселась?
        Лина медленно опустилась на койку. Обхватила себя руками и невидяще уставилась в цветистое марево орхидей.
        - Я ведь никогда не приходила утром... Верно? Моё дежурство только во второй половине дня...
        Она покачала головой, в глазах набухли две слезы и скатылись по щекам:
        - Приди я вовремя, тебя бы не было... Как же я не поняла? Пустой холл, коридор без охраны… Ты всё спланировал, да? Ты не собирался ничего мне говорить! Не собирался никуда брать! Оставил бы меня, забыл, несмотря на все договорённости! Ты же Берри! Берри плевать на договорённости! Берри плевать на людей! Ты, ты, просто... - Лина не находила слов.
        Стиснув кулаки, она пытаясь остановить поток унизительных причитаний и бессмысленных обвинений. Боже, когда превратилась в жалкое, скулящее создание? Внутри тянулась и тянулась неизвестная жила, пока с хрустом не лопнула. Лина спрятала глаза в ладонях, осознав, что лишилась остатков самоуважение.
        Кристофер поднял сумки, обернулся в дверях:
        - Берри давно выписался. Его кортеж покинул госпиталь два дня тому назад. Не знаю, где ты витала все это время. Должно быть, пила.
        Лина поняла, что утратила способность краснеть. Утратила способность стыдиться. Поднялась и вышла за ним, больше не произнеся ни слова.
        На подземной стоянке мигнул фарами старый Форд Скорпио. Тим соскочил с водительского места. Он коротко обнял Криса, по-собачьи заглянул в лицо, перевёл взгляд на Лину. Кисло ответив на приветствие, она молча забралась на сидение. Стюарт тоже знал о выписке. Все знали. И предали.
        - Вау, вау, вау! - воскликнул блондин, резко сбрасывая газ. - Мы не проедем! О Боги! У них здесь митинг?
        Пыльный форд притормозил в четверти милях от съезда на узкую дорогу, ведущую к вилле. Лина просунула голову меж сидениями. На верхушке плоскогорья виднелся кусок прямоугольной крыши. Она торчала как обломок гранитной скалы, проглядывая из ветвей деревьев. Десяток припаркованных на обочине автомобилей затруднили подъезд к дому. За ними раскинулись туристические палатки. Толпа с микрофонами и фотоаппаратами блокировала кованые ворота, за которыми нервно расхаживала охрана.
        - Чёрт! Мы не сможем проскочить, не задавив пару ублюдков! Что будем делать? Поедем в отель?
        - Есть другой путь, - сказала Лина. - Нужно вернуться и обогнуть холм. У меня есть ключ от соседнего участка.
        - Разворачивай, - кивнул Берри.
        Лина поднялась по серым ступеням и недоуменно обернулась. С тех пор как она оставила дом на миссис Берри все изменилось. Или ничего? Или она забыла? Она пыталась вспомнить, сколько отсутствовала... Месяц или год? Молчаливый дом высокомерно застыл - слишком роскошный в мнимой простоте, слишком тихий и... слишком чужой.
        Отдав сумку Роджеру, со всей почтительность приветствовавшего хозяйку, Лина слегка улыбнулась Петране и прошла на середину гостиной. Позади раздались гулкие шаги Берри, не задерживаясь, взлетели по лестнице. Тим попросил Мариэлу приготовить чай. Газеты, лежавшие на рояле, Лина заметила не сразу. Но пробегая взглядом по каменным столикам, мягким креслам и диванам, словно искала их. На лаковой поверхности, как куски грязи, рассыпалась свинцово-серая стопка.
        Указательным пальцем Лина подтянула к себе свежий номер "Лос-Анджелес Таймс".
        Не присаживаясь, не меняя положение напряжённых плеч, она переворачивала страницы. Не отрывалась, не закрывала глаза, пока не изучила последнюю фотографию и не дочитала последний абзац. Тогда, скользнув глазами по застывшим лицам мужчин, повернулась к окну. В серебристых водах залива пылало кровавое солнце, гранатовые всполохи лизали мраморные плиты, жгли полированное дерево, раскаляли добела хром.
        Лина заметила, что ещё сжимает серые листы. От газет пахло озоном и грязными телами, как от долларовых купюр обсиженных мухами. Она заставила пальцы расслабиться. Страницы с мягким шелестом облепили крышку рояля. Лина вышла из гостиной и медленно поднялась к себе. Колени опустились на ковёр, лоб прислонился к дереву кровати. Снаружи и внутри замерло, только губы безостановочно шевелились и беззвучно шептали:
        - Ян...
        Глава 36
        Интерес к разразившемуся скандалу держался и не угасал, хоть давно не подкреплялся новыми разоблачениями. Он питался собой, переваривался из издания в издание. Пестрили хлесткие заголовки. Соцветие громких имён, с которых в одночасье слетели маски добропорядочности, украшали первые полосы.
        К состоянию Олсен потянулись руки. Газетчики раскопали подробности становления компании, но кроме намёков на подкуп чиновников и сомнительные махинации, не смогли предъявить ни одного стоящего обвинения, способного заинтересовать полицию. Тогда они вытащили с того света первую миссис Олсен и её сына. В скромной жизни сельского врача не оказалось ни семейных скандалов, ни алкогольной зависимости, ни проституции; Арон не баловался наркотиками, у него не было приводов и забеременевших подружек. В конце концов, из гроба вытянули самого Олсена и предъявили вместе с погибшей семьёй главными обвинителями. Подробности его жизни попали под лупу общественного интереса, истово выискивались тёмные пятна, скользкие моменты, слабости. Если таковых не обнаруживалось - дописывали.
        Каждое новостное издание считало себя обязанным высказаться. Журналисты мусолили громкие фамилии, которым не посчастливилось засветиться на роскошных приёмах в Малибу. Каток огласки проехал по губернаторам и сенаторам, общественным деятелям, спортсменам и артистам, и отпечатался пятном на карьере каждого. Предвыборные компании двух политиков провалились.
        С особой тщательностью выискивались детали и строились догадки связи - Олсен-Стренжерс. Она породила массу слухов. Абсурдные теории преподносились как инсайдерская информация. В грязи вывалили всех и вся, включая непосредственную зачинщицу скандала - вдову Олсен.
        Лина смутно помнила дни этого месяца. Она не выходила из комнаты. Не умывалась. Не причёсывалась. Часами лежала на холодном полу. Не могла перебраться в кровать. Всё вокруг принадлежало ему. Всё - оплачено его жизнью. Жизнью, которую предала.
        Лина не пыталась забыть или забыться. Не пыталась утопить в алкоголе свой безумный взгляд под кайфом, разверзнутый в экстазе рот, растрёпанные волосы и чёрные прямоугольники, которые стыдливо прикрывали обнажённые части тела, способные возмутить нравственность читателей "ЛА Таймс".
        Не пыталась…
        Злополучное селфи с Дотти и початой бутылкой виски в руке, а также ядовитая заметка Саманты Виш о пропитой и опустившейся художнице, всплыли следом за скандальными фотографиями как глинистый ил, и не тронули. Почти.
        Вилла над заливом стала храмом позора. Известная публика объезжала окрестности десятой дорогой. Ближайшие соседи оставили роскошные дома, выехав на неопределённое время. Согретые солнцем гранитные стены забыли громкие голоса, музыку и смех. Приёмы канули в небытие, сметённые полноводной рекой стекающих под ворота граждан, оскорблённых развращённостью не отдельно взятой личности, а богачей в целом. Они ненавидели деградирующих, одурманенных, блудливых бездельников. Облик хозяйки дома вобрал все пороки. Фанатики, религиозные представители, социальные комитеты теснили папарацци и газетчиков, терпеливо выжидающих добычу.
        Сезон охоты на Лину Олсен объявили открытым и священным.
        На фоне агонии других звонков голос Сандры Монтгомери звучал монотонно и безлико, но слова прогрохотали колокольным звоном, куда страшнее непристойных криков:
        - Его адвокаты подали на развод, Лина. Требуют неустойку. Ссылаются на то, что не могут рисковать быть связанными с твоим именем. Мне очень жаль.
        - Подожди, - Лина сдавливала пульсирующие виски, пытаясь заставить мозг работать. - Тяни время.
        Целыми днями, уставившись в потолок, она прижимала мобильный плечом, набирала по очереди все известные номера миссис Берри. Ни один не отвечал.
        - Ещё, Сандра. Ещё время. Пожалуйста… - твердила Лина сухими губами.
        Она звонила и звонила. Она сбрасывала Старкова, который умудрялся прорываться. Он сдавленным голосом умолял продать акции, выступая парламентёром разъярённого совета. Лина отмахивалась от него, и от причитаний госпожи Метаксас:
        - Не представляю, Натали, где журналисты откапали твоё имя и емейл. Не открывай почту. Пока.
        Лина отклоняла мамины слова поддержки и утешения. Вечерний выпуск новостей демонстрировал заблокированный репортерами английский особняк. Ни войти, ни выйти...
        Замахнувшись, Лина отправила телевизионный пульт в чёрные воды океана.
        Лина перестала отвечать на звонки мэра Дорсета, настоятельно рекомендующего: «Всё продать. Всё продать и уехать из графства - маленького и порядочной уголка Англии".
        Она послала подальше вызванивающих газетчиков, директора общественного музея, вынужденного отказаться от картин из наследия Олсен, и попросила больше не беспокоиться нью-йоркского гинеколога, интересующегося результатами визита к психотерапевту. О ребёнке Лина больше не думала. Она сбрасывала всех, включая непрерывные требования - отвалить от Криса Берри.
        - Сандра, предложи им всё. Всё, что есть. Любые условия. Не допусти развода. Это всё, что имеет смысл…
        В Нью-Йорке и Лос-Анджелесе вандалы обрисовали здания, где размещались картинные галереи Олсен. Звонки кураторов и управляющих захлёбывались. Выставки переносились, съезжали досрочно и отменялись по всей стране. Контракты рвались один за другим. Имя Олсен стало нарицательным - синонимом разложения. От связи с ним открестились все.
        Лине надоели галереи, осточертели руководители, раздражали менеджеры, финансисты и бухгалтеры с цифрами. У неё ломило тело, вместе со сном пропал аппетит. Она велела Сандре избавиться от всего, включая школу в Дорчестере. Лина нетерпеливо отмахнулась от матери, которая попыталась помешать ей, взывая к памяти Яна.
        - Мы больше не будем о нём говорить. Никогда, - отрезала Лина, обрывая разговор.
        Она предоставила адвокату и юристам заниматься всеми вопросами. Она оформила на Старкова доверенность с правом распоряжаться всеми акциями, голосом, компанией - и отправила к чёрту. Больше её не беспокоили. Лина прогнала всех.
        Нечеловеческим усилием воли она боролась с желанием выпить, до конца не понимая, зачем так истязается. Валяясь ночами без сна, она теряла очертания существования, мучилась видениями и галлюцинациями, понимая - таблетки не помогают.
        Давно оставив в покое безмолвствующий номер миссис Берри, Лина неожиданно дозвонилась её дочери.
        - Ли, всё это очень неприятно, - заметила Леопольдина. - Ты, пожалуй, пока не звони мне. От всей этой огласки, Рик, очень пострадал, как и все в правлении. Но, ты, наверное, в курсе. Пока.
        Больше Лина не звонила никому.
        Иногда из гостиной долетали голоса. Она слышала обрывки слов. Приходили-уходили люди. Непрерывная головная боль мешала сосредоточиться. Сквозь её тиски Лина ощущала редкие появления Берри. И удивлялась - зачем он возвращается в этот дом? Она подозревала, что его приводят Стренжерсы. Из жалости. Лина больше не искала его. Происходящее не вызывало боли. Она шагнула по другую сторону камеры.
        Глава 37
        В конце мая в воскресном номере "Лос-Анджелес Таймс" появилось интервью Мэтта Салливана. Он разговаривал с журналистами в президентском кабинете - за столом Дианы Родригес, в её кресле. Мужчина хорошо смотрелся на фотографии: дорогой костюм, приятное лицо, ухоженные руки с маникюром на серебристой крышке ноутбука. Салливан размышлял о высокой моде, и о нечистоплотных личностях, которые грязными интригами взбираются на вершину Олимпа, а после, падают туда, откуда начинали: «где подобным индивидуумам и место». Мэтт с удовольствием говорил о новом этапе в работе, ближайших планах компании и личной жизни. Но больше всего о Лине Олсен, резюмировав в конце: «Как ни прискорбно сознавать - её карьера началась в постели, там же она и закончилась. К сожалению».
        Лина апатично отложила статью, только неприятно удивилась дрожащим пальцам. Слова Салливана не трогали, он мог нести любой вздор, она не собиралась его останавливать или оспаривать. Все это стало безразличным. Лина отказалась подать в суд на него и издательство, принудив Монтгомери и Старкова, оставить эту тему.
        Отыскав номер телефона психотерапевта, Лина велела выписать успокоительные и снотворное, которые подействуют наверняка. Она хотела ни о чем не думать, хотела спать. Лина отправила чек почтой. На следующее утро молодой рассыльный принёс коричневую коробку. Парень улыбался, с любопытством глазел по сторонам. Его интересовал бассейн и припаркованные у дома внедорожники, на Лину он едва взглянул - видимо не интересовался бульварными новостями. Она забрала у него лекарства, вручив сто долларов чаевых.
        Поздно вечером Лина услышала в холле одинокие шаги. Она знала - Берри внизу, различила бы его дыхание и в переполненном метро. Сердце не подпрыгнуло, ровно и глухо било в ребра, как метроном. Потянувшись к тумбочке, она высыпала на ладонь таблетки. Со стороны залива к тёмному окну прижималась пустота. Лина глядела в нее, ожидая, пока она подползёт к ногам и накроет с головой.
        Берри красивый и бледный кланялся залу. Люди аплодировали. Лина смеялась и хлопала со всеми, посылала воздушные поцелуи. Он спускался по ступенькам сцены, смешно кривлялся, пародирую старика, хохотал. Все хохотали, зал держался за животы. На улице Берри улыбался и фотографировался, ставил на дисках подписи. Широко раскинутые руки обнимали журналистов, фанатов, и всепоглощающую ночь. Его автомобиль медленно теснил толпу, Берри махал ей рукой, и Лина махала со всеми. Колеса внедорожника весело крутились, оторвались от шоссе и взлетели. Автомобиль парил в чёрном небе, его окружили мириады созвездий. Лина смотрела вверх. Она смеялась и танцевала, протягивала соединённые ладони, пытаясь поймать сорвавшуюся звезду.
        Лина знала, что видит сон, хотела проснуться, и не могла. Мозг не подчинялся, зависнув в липком мороке. Холодной пот струился по спине. Она задыхалась. Неимоверным усилием воли закричала: "Нет"! И распахнула глаза в темной комнате. Дрожащей рукой убрала с лица спутанные волосы, прислушалась. В глубине дома едва слышно хрипло плакала гитара. Новая песня, - отметила Лина рассеянно, и провалилась в очередной кошмар.
        Лекарства действовали.
        Первого июня Диану Родригес обнаружила уборщица. В перевёрнутом кабинете, она первой нашла тело с прострелянной головой. Маленькое и поломанное оно некрасиво распростёрлось под черно-белой фотографией основательницы компании. После недолгого расследования полиция вынесла вердикт - самоубийство. Предсмертного послания не отыскали, но близкие к покойной источники утверждали, что последний месяц Диана пребывала в глубокой депрессии. Мэтт Салливан занял пост генерального директора в компании Родригес, и дал очередное интервью в чёрном костюме.
        И это она, - думала Лина, обдирая ногтем заусеницу, - Диану, тоже убила она. Расплатилась всеми за своё безумство. Ян предупреждал - так и будет. Он знал, а Лина не вняла. Из последних сил она держалась за ускользающую реальность, по одному разжимая пальцы.
        Душные летние дни наползали друг на друга как неспешные волны залива. Потоки света бесконечно разбивались о воду, сотни осколков резали глаза, вызывая мигрень и слабость. Лина задёрнула наглухо шторы. Она лежала на полу, свернувшись калачиком, куталась в старый кардиган и мёрзла. Лина думала о снах. Почему всё ещё кричит? Ведь она давно привыкла к кошмарам...
        Поджав под себя колено, Лина привалилась к кровати, сменила положение затёкшего тела. Голова легла на простыни. Краем глаза отметила движение двери - в её комнате так и не починили замок. Запахло ментоловыми конфетами и кофе. Вошёл Стюарт. Лина не слышала, чтобы он стучал, но это не важно - Стюарта она, тоже не слыша. Обросший светлой щетиной рот двигался. Слова расползались к стенам, повисали в полумраке. Лина старательно собирала расплывчатые образы.
        Закончили запись в студии... В какой студии? Кто? Аранжировка... Разъезжаются в отпуск... Ехать с ними?
        Лина глядела в травянисто-зелёные глаза. Она могла повторить этот цвет на палитре, смешать зелёную, жёлтую и синие краски. Столько зелени она видела в Дорсете - умытые после дождя пастбища, изумрудные холмы под набухшим английским небом... Разомкнула ссохшиеся губы. Вопросы рассыпались. Она улыбнулась.
        - Я устала.
        Видимо задремала. И вскрикнула. Взрыв в голове растекся под веками белой болью. Лина подняла лицо. Глаза мигали и слезились, слепли от разом вспыхнувших светильников и люстр. Кому понадобился день? Зачем? Ночью так хорошо растворяться в неясных очертаниях, становится прозрачной, невесомой, и медленно таять с каждой секундой...
        Стюарт исчез. Вместо него в дверной косяк упирался плечом Берри.
        - Прячешься.
        Голос отдавал звоном в затылке, словно туда въехал приклад. Лина попыталась подняться или отвернуться, но все что сумела, это уставиться в босые ступни, широко расставленные в дверном проёме.
        - Собирайся!
        - Зачем? - выдавила она.
        - Летим во Вьетнам.
        - Зачем?
        - Загорать. Или ты передумала?
        - Наверное...
        - Тогда просто закончим съемки, в которые ты щедро вбухнула бабло. Или и это забыла?
        - Нет, но это не важно. Я не еду.
        Перестав заслонять дверной проем, Берри вошел в комнату, привалился к туалетному столику.
        - Почему?
        - Ты знаешь.
        - Хочу послушать, - требовательно бросил он.
        - Разве ты не следишь за новостями?
        - Нет.
        - Тогда, наверное, следят твои юристы и адвокаты. Я прокажённая. Не хочу никого компрометировать. - Лина облизнула губы, давно не говорила так долго.
        - И что дальше?
        - Не понимаешь?
        - Нет.
        - Не хочу марать тебя.
        Кристофер беззвучно рассмеялся. Лина поняла это по тому, как затряслись худые плечи. Ладони звучно хлопнули по спинке кресла:
        - Улетная байка. Карлин обрыдался в умилении. Собирайся!
        - Не могу. Я… никуда не выхожу.
        - Теперь выходишь.
        - Нет, я... не лечу, Кит.
        Имя прозвенело как выстрел. Лина прислушалась к ясному звуку короткого имени, едва ли не впервые произнеся его вслух, и подумала, как оно соответствует ему. Кит - а вовсе не Крис или Кристофер - безупречно и необратимо, словно разом отсеклось лишнее, весь блеск и мишура, все, что окутывало его саваном недоступности. А может, это разлетелась осколками мечта? Берри молчал, и казалось, прислушивался к тому же.
        - Это всё?
        - Да. Я... устала.
        - Хорошо, выспишься в самолёте.
        - Для чего? Ты ведь разводишься со мной, зачем тебе это?
        Лина вскинула голову, нехотя посмотрела в замкнутое лицо. Играя желваками, Берри не двигался. Ждал её взгляд, подняв брови и опустив руки.
        - Закрываю счёт.
        Глава 38
        Вьетнамская война. Тексткое наступление тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года, пережитое офицером Джеймсом Берри. Плен в Сайгоне и бесславная смерть в мирное время в ходе последней, нигде не упомянутой операции, спустя шесть лет после подписания Парижского соглашения, в одной из тюрем Северного Вьетнама. Автобиографический документальный фильм.
        Это всё, чем поделился Кит за время двадцатичасового перелёта. Отец, - догадалась Лина, - глядя на растущие за шторкой иллюминатора разноцветные огни города Хо Ши Мин. Подражая Берри, подвела стрелки часов, прибавила четырнадцать кругов. И недоверчиво посмотрела на циферблат - словно разом постарела, отмотав кусок жизни.
        Они приземлились в международном аэропорту Таншоннят в три часа ночи. Предутренний город встретил косым ливнем. Крис повернул от терминала направо, уверенно лавируя меж припаркованными автомобилями и мотороллерами. Громыхая колёсами чемодана, Лина втянула непокрытую голову в плечи и потащилась следом.
        Серебристый Мерседес мерцал под фонарём в мареве капель. Берри постучал костяшками в водительское окно, открыл пассажирскую дверь. Спасаясь от яростных потоков воды, Лина быстро забралась на заднее сидение. Шофёр арендованного автомобиля, миниатюрный вьетнамец, который едва выглядывал из-за руля, приветствовал на ломаном английском. Он улыбался от уха до уха, важно вручая пассажирам рекламные проспекты местных туристических бюро.
        Перебросив на плечо мокрые волосы, Лина вытерла ладони о сырые джинсы. Она рассеянно листала брошюру по Южному Вьетнаму, поглядывала в тёмные стёкла с размазанными силуэтами сверкающих улиц и небоскрёбов. Положив свинцовый затылок на подголовник, слабо прислушивалась к непривычной музыке, льющейся из динамиков магнитолы. Она не чувствовала усталость, не чувствовала тяжесть долгого пути и тысячи километров за плечами, только муторный водоворот нескончаемого сна и невозможность проснуться…
        Берри растолкал в уезде Кути:
        - Выходи, приехали.
        Лина поморгала. Дождь прекратился, за окнами сгустилась темнота. Такую непроглядную темноту она видела впервые, казалось, автомобиль погрузился в жаркое чрево чудовища. Открыв дверь, она вышла на улицу и утонула по щиколотку в луже, вдохнула тяжёлый воздух. Ещё раз. Подавляя панику, Лина отогнала облако назойливых мошек, не понимая, отчего задыхается. Обернулась на хлюпающие шаги, вгляделась в пятна домов, слегка рассеивающие мрак.
        Приземистые здания с дешёвыми вывесками закусочных, прачечных и сувенирных лавок сгрудилась на бледном пяточке света. Подсвеченная пыльной лампочкой плакат на стене магазина предлагал экскурсии по тоннелям Кути. Лина заметила, как Берри скрылся в двухэтажном доме. Порыв ветра качнул выцветшую на солнце картонку с блёклой надписью «аренда авто».
        Обхватив плечи, Лина тяжело и мерно дышала. Она уже чувствовала себя замурованной в узком тоннеле, когда низкий гул спугнул тишину. Два пучка света пробуравили ночь. Окатив тротуар водой, перед ней остановился подержанный серо-коричневый Джип Р?нглер. Берри спрыгнул с подножки, отсчитал водителю Мерседеса деньги и открыл погнутый багажник:
        - Так и будешь стоять? - обернулся к Лине.
        Она взяла из рук улыбающегося вьетнамца чемодан. Берри нетерпеливо выхватил его, закинул поверх спортивной сумкИ, упаковки колы и питьевой воды. Два гитарных футляра он положил на заднее сидение.
        - Прыгай!
        Лина с трудом забралась во внедорожник. Сладковатый запах салона вызывал дурноту. Она потянула ремень безопасности и уставилась на обрывок в руке. Берри усмехнулся уголком рта и выжал газ. В свете фар углы домов ринулись на лобовое стекло. В последний миг, когда столкновение казалось неизбежным, они отскакивали в сторону, обнаруживая поворот и новую улицу. Растопырив пальцы, Лина схватилась за потёртое сидение, вспоминая строчки туристического буклета:
        - У тебя ведь нет вьетнамских прав?
        - Нет, - отозвался Берри.
        Она слабо кивнула, зная ответ наперёд.
        Двигаясь по шоссе на юг, к границе Камбоджи, они дважды останавливались на заправках, долить бензин и перекусить. Лина не ела. Она страдала ощущением антисанитарии снаружи и внутри. Кристофер жевал местную булку, напоминающую хот-дог, и запивал энергетиком у кассы. Это выглядело методичным и механическим поглощением белков, жиров и углеводов - чистое топливо - как залить бензин в автомобиль.
        Лина отворачивалась и шла в туалет. Она пила таблетки, делая маленькие глоточки тёплой воды из пластиковой бутылки. Собирала непослушными пальцами волосы в высокий узел, вытирала дезинфицирующими салфетками лицо, шею, руки и вновь залезала в джип.
        Через сто шестьдесят миль они оставили позади Дак Нонг, а спустя час съехали с автострады на грунтовую дорогу. Маленькие деревушки слева и справа закончились, уступили натиску высоких манговых деревьев, безразмерной кроной закрывающих свет, и размытым просёлочным колеям.
        Колёса увязали в грязи. Двигатель натужно ревел на низких оборотах то взбираясь по горному серпантину, то медленно преодолевая затяжной спуск. Лину бросало из стороны в сторону, она не могла сомкнуть воспалённых глаз ни на секунду. Скрюченные пальцы цеплялись в ручку. Стараясь не треснуться носом в стекло, она глядела вперёд. Унылый однообразный пейзаж вновь завесился ливнем. Нескончаемые, коричнево-серые плантации каучукового дерева - гевеи, снова сменили затопленные рисовые поля.
        Небо посветлело ещё быстрее, чем закончился дождь. Солнечный диск со свежими силами разгорелся в зените, выпаривая из всего живого воду. Линина футболка прилипла к лопаткам и подмышкам, джинсы впечатались в бедра, пятая точка горела огнём. Лина бесполезно оттянула пальцем ворот, открытый рот глотал несуществующий кислород.
        - Почему, - наконец выдавила она, прервав многочасовое молчание, - почему ты не включишь кондиционер?
        - Его здесь нет, - бросил Берри, выжимая сцепление и переключаясь на первую передачу.
        Джип взревел, вырвался из грязи и бросился вперёд. Болтаясь по ухабам как щепка, Лина опустила окно, которое не давало ни воздуха, ни прохлады. Она словно направила струю фена в лицо, прикрыла глаза и стиснула зубы. На горизонте, где раскалённый небосвод спаялся с землёй, снова потемнело. Тучи неслись на автомобиль, предвещая очередной ливень.
        Сняв очки, Лина снова вытерла салфетками лоб и затылок. Покосилась на мужа. На загорелых руках натянулись вены, пальцы крепко держали руль, уверенно подчиняя бездорожье. С дешёвой бумажной шляпы, купленной в уличном лотке на последней остановке, свисал ценник, прыгал и болтался на плече. Напряжённые глаза смотрели вперёд, в уголках губ застыла улыбка. Жара не мешала ему. Кристоферу доставляла удовольствие эта борьба.
        Лина потеряла счёт времени, когда чуткий хозяйской воле, внедорожник успокоился, приглушил рычание. Автомобиль перестал петлять, выехал на ровный участок и послушно вписался в узкую колею, исчезавшую в зелёных деревьях. Каменные скулы на лице мужа чуть расслабилась, правая рука отпустила рычаг передач. Пользуясь короткой передышкой, длинные пальцы отбивали по колену такт. Лина смотрела на пляшущие пальцы. В который раз он проделывает этот путь, покоряя восставшую дорогу? Второй, третий? Всё ещё не надоело…
        Справа вновь зашумели всходы сахарного тростника, на холмах потянулись аккуратные ряды чайных и кофейных плантаций.
        - Долго ещё? - Последними усилиями, Лина удерживала тело на сидении, сопротивляясь непрерывной качке. Многочасовая тошнота грозила выйти из-под контроля в любую секунду.
        Берри повернул голову. Она не поняла выражение его глаз, но догадалась, что он забыл о её присутствии. На темном от пыли лице сверкнули зубы:
        - Далековато. Наслаждайся видом, - посоветовал он.
        Лина перевела взгляд на куски застывшей под солнцем грязи, глотаемые и глотаемые жадным ртом машины. Не было сил ответить. Она стиснула ручку, давно не ощущая раскалённый пластик в стёртой ладони. Сколько протянет, прежде чем грохнется в обморок или вывернет на изнанку желудок? Полмили? Меньше?..
        Заложив крутой поворот, Берри втиснул автомобиль в едва заметную тропу - прореху в зарослях изумрудных джунглей. Между сцепленными ветками возникли тёмные от дождей треугольные крыши. Появились и остались позади деревенские ворота, крытые прелой соломой. Лина вытянула шею, решила, если Берри не остановиться, она выпрыгнет. Дальше трястись невозможно.
        Внедорожник глухо рыкнул тормозами. В воздух поднялся столб пыли и Лина закашлялась, пряча нос в футболку. Узкий белый дом проступил в дрожащем мареве как мираж. Плоская крыша, поддерживаемая двумя деревянными колоннами, укрывала благодатной тенью веранду. Лина заставила скрюченные пальцы разжаться.
        - Приехали!
        Берри выпрыгнул из машины. Двумя шагами преодолел залитый бетоном двор, спугнув несколько тощих куриц, перемахнул три ступеньки к крыльцу. Долговязое тело преломилось, обнимая невысокого, сухого как осенний лист, старика в конусообразной пальмовой шляпе, завязанной серым платком. Мелодичный голос вывел странные слова, отвечая на приветствие незнакомца в просторной голубой рубахе, трепетавшей по ветру вместе с куском седой бородки и линялыми штанами, болтавшимися вокруг босых ступней.
        Берри знает вьетнамский? Лина удивилась. И поразилась способности удивляться. Она сползла с ненавистного жёсткого сидения и провалилась сандалиями в пыль. Дёрнула головой в начало улицы. В конце деревни собралась тёмная туча и быстро надвигалась, размахивая худыми руками. Черноволосая оголтелая детвора, закутанная в цветастые, оборванные одёжки с криками неслась к джипу; из хлипких домишек высыпали женщины, становились у дороги, свесив вдоль тела узловатые руки.
        Лина вытянула из багажника чемодан, показавшийся набитый камнями вроде тех, о которые спотыкались ноги. Из последних сил потащилась к дому, укрыться от палящего солнца и крикливых детишек, которые опутывали колени, бесцеремонно хватали грязными ладошками рубашку, джинсы, дёргали волосы.
        Возвысив голос, старик прикрикнул детворе. Малолетние разбойники застыли, неохотно покивали и переключились на автомобиль, в долю секунды облепив словно саранча. Щурясь на солнце, мужчины глядели вниз, не думая, помогать Лине с чемоданом.
        Кряхтя и охая, она взобралась на крыльцо, отдуваясь, словно покорила Эверест. Закусив губу, Лина сглотнула густую слюну с кровью, заставляя себя забыть о вершинах и слепо бросила тело в тень козырька.
        - Это, Чан Санг Винь. Его семья уступила на время свой дом, - обронил Берри и заговорил с незнакомцем на его языке.
        Улыбаясь провалом беззубого рта, старик монотонно кивал, покрутил узкими ладонями и попятился спиной. Лина вскрикнула, опасаясь, как бы он не скатился с лестницы, но мужчина благополучно спустился и растворился за спинами детей, которые снова рассматривали Лину - десяток глаз-вишен любопытно вперились в лицо. Потная кожа нестерпимо чесалась, словно её щупали пальцами.
        Лина вжалась лопатками в необтёсанные доски, вздрогнула от раскатистого грома. Над головой набухли тучи, спустились к самой земле и лопнули.
        Глава 39
        Лина подняла глаза к бамбуковому потолку. Тяжёлые капли с силой били в крышу, точно с неба сыпались булыжники.
        - Не волнуйся, выдержит, - скрипнув половицами, Берри обошёл стол, покрытый красной скатертью. Присел на корточки у вишнёвого комода с богатой инкрустацией и резьбой. Пальцы нашарили под плетеным ковриком ключ.
        В раздвинутые двери и полуприкрытые ставнями окна проникал серый свет, вспыхивал в золоченых лампах вокруг домашнего алтаря и тускло мигал в мутных стёклах облезлого трюмо под винтовой лестницей. За деревянной ширмой в углу пряталась лавка с электрической плиткой на две конфорки; стенные полки кренились от натиска больших и маленьких кастрюль. Подоконник облепили жестяные банки, стопки треснутых пиал. Над металлической мойкой покачивались на проволоке бамбуковые досочки. Лина уставилась в начищенный бок пузатого чайника с выгнутым носиком - близнеца с бабушкиной дачи.
        - Наверху туалет, душ и кровать, - отодвинув мотки бечёвки, ящик с инструментами и охотничье ружьё, Берри аккуратно пристроил в шкафу футляры с «Чаком» и «Кёртисом»: - Я лягу внизу, - он кивнул на низкий топчан, покрытый стёртым ковром, перед которым кружил из стороны в сторону напольный вентилятор. - Если тесно, в тридцати милях есть отель.
        Сквозь дробь воды за спиной тихо, но отчётливо поскреблись. Все ещё стискивая ручку чемодана, Лина оцепенело повернулась.
        Девочка на пороге убрала за спину зонт, стянула с лица мягкую маску. Тёмная коса упала на узкое плечо, скользнула по обтянутой майкой взрослой груди; джинсовые шорты очертили крепкие бёдра, не вязавшиеся с худыми как у цыплёнка ногами. Детская копия женщины, не выше четырёх с половиной футов, широко улыбалась.
        - А... - Берри досадно заломил шляпу, - это - Ту - младшая дочка Чан Виня. Она ведёт хозяйство.
        Лина разглядывала зажатую в коричневом кулаке маску.
        - Здесь эпидемия?
        - Нет. Здешние модницы воспринимают солнце с долей скепсиса.
        Приоткрыв аккуратный рот, девчонка уставилась на Лину пуговицами глаз, которые норовили глядеть друг в друга, сместившись к уголкам. Под азиатской внешностью было трудно определить возраст. Лина решила, что Ту около четырнадцати.
        - Почему она так смотрит? Почему все так странно на меня смотрят?
        Берии поскрёб заросший подбородок, вскинул брови, внезапно развеселившись:
        - Ты здесь вроде глянцевой обложки "Вэрайети", которую местные в глаза не видели. Блондинка из Малхолланд драйв. Слишком высокая, слишком худая, слишком бледная. Считай себя звездой.
        - Мадам! - Ту поклонилась в пояс.
        - Ты говоришь по английский? - с весёлого лица Криса, Лина опустила взгляд на маленькую фигурку.
        - Мадам! - девушка широко улыбнулась, обнажив мелкие ровные зубы.
        - Ни черта, не говорит. Это третье слово, которое она выучила.
        - А первые два?
        - Хеппи энд.
        Ту закивала, танцуя, двинулась вперёд, оставляя позади цепочку мокрых следов. Берри вскинул руку. Вьетнамское слово заставило девушку опустить глаза и замереть. Кристофер взялся за перила лестницы, покосился из-за плеча на улыбающуюся Ту затем на Лину:
        - Ну, как-то разберётесь... Англоязычную помощницу я тебе не выпишу.
        Отыскав в сумке таблетки, Лина неопределённо повела рукой.
        - Не знаю, займись... чем хочешь.
        Ту воровато зыркнула из-под тяжёлых век, стремительно качнулась. Тронув Линины волосы пятерней, юркнула за кухонную перегородку. В углу звякнула посуда, хлопнули дверцы шкафчиков.
        На площадке второго этажа, делящей дом поровну, за одной из трёх дверей шумела в душе вода - монотонно спорила с водой снаружи. В затхлой комнате справа кроме пластикового табурета и картонных коробок ничего не было. Комната слева оказалось жилой, по крайней мере, здесь обитала мышь. Лина заметила, как та шмыгнула в окно, в котором стекло заменила москитная сетка, усеянная точками сухих букашек.
        Осев на высокий матрас, брошенный в углу вместо кровати, Лина обхватила виски. Взгляд путешествовал по натянутой вдоль стены верёвке с парой проволочных вешалок, полотенец, цветастых платьев и застиранных покрывал. Туда-обратно... Пока глаза не закрылись.
        Неровный стук сердца вытолкнул из сна.
        Циновка под ней раскалилась. Лина перевернулась на спину, сняла через голову влажную футболку, ощущая на коже тонкие вмятины от прутиков. Расправивила налитое тяжёлой кровью тело, закинула горячие руки с полусогнутыми пальцами за голову.
        Наполненная пряным духом ночь нависла, застыла как кисель. В окно свесилась грузная лимонная луна, протянула бледную дорожку по половицам. Снаружи стрекотали цикады, в деревьях тонко перекликались птицы, мелкий грызун завозился в траве. Тихая, едва уловимая мелодия стенала где-то вдалеке. Лина расслабленно слушала полночную жизнь и вдруг краем глаза уловила движение.
        По бледной побелке одна за другой проступили трещины... поползли, множась к кровати. Лина съёжилась, на затылке шевельнулись волосы. Она подтянула колени к животу, глядя, как стены лопаются, из резанных ран темным мраком тянутся руки, извиваясь словно водоросли. Сладкий воздух трудно вползал в лёгкие. Подавляя панику, Лина глубоко дышала, принуждая себя следить за тенями. Они карабкались на потолок, сползали к полу, подбираясь все ближе к высветленному луной матрасу.
        - Не боюсь! - вытолкнула сухими губами.
        За стеной призрачного сияния что-то застонало и оборвалось, как придушенный крик. Лина не двигалась. Глаза лихорадочно метались, пытаясь заключить мрак в понятные разуму очертания.
        - А надо бы, - прошелестело в голове.
        - Тебя нет!
        - Нет, - отозвалось эхом.
        - Ты кошмар!
        - Знаю. Не шуми, кур разбудишь.
        Осязаемая ночь придавила тяжестью, подменила кислород ментолом. Ужас сковал параличом. Успела крикнуть? Заслонилась ладонями? Лина не знала - она ускользнула. Ни Новицкий, ни Кроссман, ни Салливан - ни один демон не мог, последовать за ней в густо-звенящую воронку беспамятства.
        Влажный после дождя воздух тянулся в окно, обдувал разгорячённое лицо. Лина разлепила тяжёлые веки, сморгнула. Над головой слегка покачивались на верёвке полотенца. Аспидно-чёрная гитара прислонилась к пластиковому табурету. Она застыла в углу как красивый хищник и смотрела на неё сквозь москитную сетку.
        Неотрывно глядя на гостя, Лина разбросала по сторонам руки. Пальцы смяли простыни. Прошлым вечером снотворное сморило прежде чем сумела раздеться, не то что застелить кровать... Это Лина помнила отчётливо...
        Она не торопилась, позволяя обрывочным видениям формироваться. Осторожно вычленяла из тугого узла страхов реальность. Путаница в голове немного пугала, эфемерная нить рвалась. Перестав мучить разум, Лина вздохнула. Прислушалась к телу, которое столько дней молчало, парило где-то в невесомости. Оно вернулось болью в мышцах и клокочущей бодростью, заставляя поверить, что Крис и правда был в этой тесной комнате.
        Откинув москитную сетку, Лина соскользнула с матраса и опустилась на колени.
        - Кто ты, незнакомец, Чак или Кёртис?
        Протянув слегка дрожащие руки, погладила полированный бок, аккуратно, словно ребёнка, взяла гитару в руки, наслаждалась тяжестью уткнувшейся в бёдра. Кожа согревала инструмент теплом, и он ожил, идеально наполнил ладони. Лина смотрела на тугие струны, и видела, как мужские пальцы сплетаются с ними в целое и рождают новую жизнь. Просто и непостижимо...
        Она ещё подержала инструмент на коленях, затем благоговейно вернула на место. Поднялась на носочки, с наслаждением потянулась и открыла дверь в ванную комнату. Став босыми ногами на голые плитки вокруг сточного отверстия в душевой, взялась за пластиковую трубку с металлическим дождевателем. На голову полилась мутноватая струя. Из зеркала, заточённого в жёлтый надтреснутый пластик, Лине улыбалось слегка чужое отражение. Намыливая волосы, она засмеялась, услышав, как по крыше забарабанил дождь. Впервые за много месяцев, она знала, что живая. И... голодная!
        Глава 40
        Аппетитный запах поднимался с первого этажа и настойчиво распространялся по комнате. Лина согнулась, переждав болезненный спазм в животе, вынула из чемодана свежую футболку. Натянув льняные шорты, придержала на талии, поразившись, насколько они велики. Ладони недоверчиво тронули ключицы, рёбра, тазобедренные кости и замерли...
        - Ладно, это ничего, - она припомнила, как недавно выглядел Кристофер, - мясо нарастить пустяки, были бы кости.
        Отыскав ремень, Лина пропустила его в шлейки, завязала на талии узлом. Расчесав мокрые волосы, убрала щётку на подоконник, мельком глянув на светлые пряди, забившиеся меж зубьев. Мотнула головой, не дав неприятным мыслям оформиться. Спешно проглотила по пилюле из трёх баночек и легко сбежала вниз - радуясь пасмурному утру, очередному ливню, аппетиту и шестиструнному соседу в спальне.
        - Хин чао, мадам!
        - Привет! - Лина улыбнулась Ту, колдовавшей у электроплитки. - Что ты готовишь? Пахнет, Боже, просто восхитительно!
        Она опустилась на бамбуковый коврик у низкого столика, нетерпеливо дожидаясь, пока щебечущая на своём языке девочка расставит пиалы с соусами, овощами и рисом.
        - Что это? - Лина понюхала золотистую жидкость с горкой мяса и прозрачной лапшой. - Похоже на суп.
        - Суп! - довольно повторила Ту. - Фо Бо, мадам!
        Некоторое время Лина пыталась, есть прозрачный бульон деревянными палочками.
        - Не выходит... Уверена, здесь должна найтись ложка. Поищешь для меня? - она изобразила пальцами, как черпает в тарелке и подносит ко рту.
        Ту забегала по кухне, выдвигала ящики, открывала коробки, по очереди демонстрируя содержимое. Лина покачала головой:
        - Ладно, не страшно. Буду учиться.
        В конце концов, оставив бесполезные усилия, она отодвинула суп в сторону.
        - Бань фо куон, - Ту поставила перед ней круглую бамбуковую досочку с белоснежными рисовыми свёртками под ароматной зеленью.
        - Снова «фо»?
        - Фо! Фо, мадам! - улыбалась Ту, показывая зубки.
        - М-мм… объедение! - держа белоснежный платочек двумя пальцами, сказала Лина с полным ртом: - Напоминает мамины блинчики с мясом. А ты случайно не знаешь где Крис? Он что-нибудь передавал? Куда уехал или когда вернется?
        Отрывисто заговорив, Ту воздела руки вверх, покрутила ладошками вправо-влево. Лина жевала и внимательно наблюдала за порывистой жестикуляцией.
        - Ничего не понимаю, - заключила, ставя тарелку в мойку. - Ладно, поищу снаружи. Спасибо за чудесный завтрак, Ту.
        Выйдя на веранду, Лина приставила к глазам ладонь. Яркое солнце пробивалось сквозь заплатки лилово-сизых облаков. Избирательный поток лёг пятнами по бетонному двору, заключённому низком хлевом и курятником, подсветил в зарослях папоротника домик-алтарь, застрял в бамбуковых скатах крыш соседних лачуг. Вдалеке, где на деревянные заборы наступала блестящая зелень манговых деревьев, доносились звуки, напоминавшие работу кранов и экскаваторов. Лина бросила взгляд на свежую колею, оставленную внедорожником, и вернулась в кухню.
        Перерыв десяток жестянок со специями, она нашла, что искала. Напевая под нос, сварила в маленькой кастрюле кофе. Перелила ароматную жидкость в обнаруженный термос и завернула рисовые блины в пергаментную бумагу.
        - Мы и его накормим, хочет он того или нет! Я знаю, где его искать, - Лина подмигнула Ту и засмеялась, поймав себя на том, что всё утро разговаривает с девушкой, которая понимает её английский не более, чем она её вьетнамский.
        Надев тёмные очки, Лина нахлобучила бумажную шляпу Берри, помахала Ту и выбежала из дома. И сразу вернулась. Желудок взбунтовался, кулинарные старания Ту отправились в унитаз.
        - Переела, - вздохнула Лина. Она присела в массивное кресло под ярким панно расшитым цветами, когда исчезло головокружение, поднялась.
        Размахивая большой полотняной сумкой, Лина продиралась на окраину селения, неловко скользя и утопая в вязкой жиже. Нехотя усмирила шаг, отвоёвывая обувь у жёлто-бурой трясины, которая засасывала по щиколотку. Коричневые разводы украсили ноги замысловатым кружевом. Оттерев со лба пот, и тяжело дыша, решила, подражая местным, разуться.
        Повесив сандалии на палец, она преодолела ряд глинобитных узких хибарок, пытаясь отгадать, где разместилась съёмочная группа. Никаких автомобилей, мотоциклов или гаражей...
        Лина тщательно выбирала путь, придерживаясь заборов. Солнце обжигало макушку. Острый запах гниения сбивал с ног, как шар кегли. Зажимая нос пальцами, Лина чавкала по лужам и широко улыбалась женщинам, которые сидели на корточках перед вонючими тазиками с мелкой рыбёшкой и глядели из-под козырьков веранд ей в след.
        У металлической сетки, выкрашенной в небесно-голубой цвет, Лина перевела дух, глотнула воды из пластиковой бутылки. За ограждением пылились разбросанные детские игрушки, между сломанными грузовичками и безрукими куклами по двору расхаживал тощий петух. Круглолицая девочка развешивала на верёвке малюсенькие одёжки, в коричневых ногах крутились желторотые утята. Лина умилённо помахала им рукой. Девчушка испуганно вскрикнула, но потом засмеялась, через секунду она оказалась по другую сторону забора и следовала за Линой по пятам. Почти от каждого дома отделялось несколько чумазых детишек, и увязывались следом. Лина радовалась, что захватила наличные. Она совала скомканные доллары в липкие ладошки.
        - Берите-берите! Это американские деньги! Тратьте на сладости и развлечения!
        Вместе с чумазой бандой Лина взбиралась по холму все выше. Осторожно обходила замершие посреди узкой террасы фигуры пожилых женщин, стараясь не глядеть вниз и не думать, что тропа забирает все круче в горы. Хрупкие, но сильные руки, то и дело вытягивали её из грязи, когда Лина увязала по колено. Она благодарила и вела отряд вперёд, надеясь, что не поранит босые ноги. Инфекция пугала больше вывихнутой шеи.
        Теперь солнечные лучи почти не проникали в крону манговых деревьев, едва согревая влажную прохладу. С удовольствием вдыхая терпкий мшистый воздух, полный кислорода, Лина не верила, что наконец-то достигла рощи - из дома Чан Виня до неё казалось рукой подать. Сквозь детскую болтовню строительный гул нарастал. Резкий хлопок разнёсся над головой будто выстрел. Серые крылья замелькали в ветках. Проводив взглядом испуганных маленьких птичек, Лина опустила голову и... взвизгнула. В шаге проползла салатовая змея, неторопливо скользнула в кустарник. Чумазая детвора засмеялась, загалдела, мальчишки кинулись ловить в зарослях тонкое извилистое тело.
        Очень медленно Лина обулась… и, не разбирая дороги, рванула к пятну света в расщелине папоротников. Низкие ветки хлестнули по лицу, вцепились в одежду. Лине казалось это когти летучих мышей. Корни деревьев выступили из земли, обвили щиколотки точно гадюки. Вскрикивая и спотыкаясь, Лина выбежала из дремучей чащи - сплошь теней и опасностей - на открытое пространство, заскользила по узкой тропинке меж рисовых террас. Хватая руками клочки травы, задыхаясь, взобралась на вершину холма. И замерла.
        Оранжевый свет обнимал долину. Чёрный дым оттеснил клочья белого тумана к извилистой реке, среди зелёных плантаций индиго, по берегам ютились редкие хижины. Треск нёсся в лицо вместе с жаром, глаза слезились. Спустя секунду Лина поняла - невыносимое сияние - высокое пламя. Разглядела в кольце пожара поваленный на бок вертолёт, который по инерции ещё медленно шевелил погнутыми лопастями.
        Стаккато взрывов оглушило. Эхо шарахнулось от каменистых уступов. Шляпу сорвал ветер, швырнул в воронку густого дыма. Лина запоздало вскинула руки, зажала уши. Желтоватую почву прошили кратеры, вверх по контуру летела земля. Огонь перекинулся на сваленные деревья, раскиданные скелеты легковых машин. Фигурки в форме американской армии подпрыгивали и падали. Развороченное поле усеяли неподвижные тела.
        Нескончаемые мгновения Лина вглядывалась вниз. В лицо дышал раскалённый воздух, но тело закоченело. Пропитывавшаяся кровью земля обжигала подошву могильным холодом. Вырываясь из гипнотических тисков хаоса и разрушения, Лина отыскала глазами безопасный спуск.
        К высокому ограждению приникла горстка деревенских жителей, заглядывали в прорехи металлических листов. Дети носились друг за другом и бросали камни через забор. Размытую колею, смутно напоминающую дорогу, обрывал механический шлагбаум. Под козырьком пропускного пункта белокожий охранник кричал в рацию, перекрикивая шум за спиной. Он умолк, проводил Лину взглядом, но не остановил.
        Лина беспрепятственно гуляла по съёмочной площадке. Обходила тентованные грузовики, мини краны, серебристые пятифутовые баллоны, которые аккуратными рядами выстроились под деревянными навесами. Осторожно миновала тягач с огромным вентилятором. Над головой раздался свист. На краю высокой площадки рабочие в оранжевых касках монтировали трамплин. Лине помахала в ответ рукой и остановилась, пропуская заляпанных грязью мужчин, что обливаясь потом, толкали медицинский автомобиль к пятиметровому зелёному экрану.
        Над широким котлованом дрожали обрывки дыма - остатки яростного пламени. Две пожарные машины заливали обуглившиеся смотровые вышки пеной. Замершую бойню накрыло белёсым одеялом. Стремительно потемнело, словно огромные крылья заслонили солнце. Лина подняла голову. Пурпурно-черные тучи сцепились с горными пиками и неподвижно зависли над долиной. Успели до ливня, - восхитилась, она и зашагала дальше.
        Позади хаотично раскиданных трейлеров чадили на старых буржуйках огромные котлы, вокруг на пластиковых табуретах сидели вьетнамки, помешивали варево огромными половниками, резали на досочках овощи прямо на земле. Два парня в пыльных футболках, с темными кругами пота на груди, оторвались от карты на столе. Глазастый латиноамериканец ухмыльнулся, кивнул бородкой в сторону последнего прицепа.
        Лина опустилась на ступеньку стального дома на колёсах, высившегося на пологом склоне особняком. Прислонилась горячим виском к перилам, стянула с глаз очки. Веки неодолимо опускались. Она перестала сопротивляться, отдалась жару нагретого металла, мужской разноязычной брани, шуму техники и отрывистым женским голосам.
        Подняв голову, Лина прищурилась. Армейские ботинки глухо впечатывались в подсохшую землю. Группа мужчин в обтрёпанной форме остановилась под коричневым тентом у пластикового стола. Сплёвывая и посмеиваясь, они передавали из рук в руки мятую пачку "Лаки Страйк". Счёсанными в кровь костяшками Берри обхватил флягу, губы приложились к горлышку. Остатки воды, он вылил на голову, провёл ладонью верх-вниз по коротко стриженому ёжику, суровому солдатскому лицу, размазывая по щекам копоть. И вдруг необычайно светлые глаза резко вскинулись и сузились, словно Лина ткнула его в бок. Она попыталась приветливо улыбнуться, гладя, как прямые брови столкнулись на переносице. Сунув флягу с погнутой каской солдату, Крис шагнул вперёд.
        - Чего тебе?
        Опешив от раздражения в глубоком голосе, она неловко протянула термос со свёртком. Берри опустил уголки губ.
        - Придумала развлечение?
        Он опустился ступенькой ниже. Худая фигура источала жар, как раскалённая долина, словно Крис вобрал в себя стрельнувший в небо пожар. Одежда пропахла потом и костром. Лина смотрела, как он ест. Разбитые пальцы быстро отправляли блинчики в рот, методично двигалась перепачканная порохом челюсть. Прямой взгляд держал развернувшуюся под ногами жизнь. Лина чувствовала голод мужа, точно собственный, видела под остатками грима усталость. Этот мужчина игнорировал любые потребности, даже нужды собственного организма. Чистая энергия, направленная в действие. Рядом с ним выживают только подобные фанатики, а ещё паразиты, которые кормятся объедками с его стола, наподобие рыб прилипал. И ущербные вроде неё, которые не горят, а только отражают.
        Лина кивнула на массовку с тарелками среди кипящих чанов:
        - Как все эти люди оказались здесь?
        - Какой ответ ты ждёшь?
        Она пожала плечами. Дождевая капля ударила в макушку, потом ещё. В долю секунды на голову обрушился новый ливень, размазывая по порозовевшим от солнца голеням грязь.
        - Значит, есть другой путь...
        - Всегда есть другой путь.
        - Он лучше?
        - Длиннее.
        - И лучше.
        - Да.
        - Хорошо.
        Лина подставила лоб прозрачным иголкам.
        - Они живут в отеле?
        - Только те, кто не ночует на площадке.
        Лина склонила лицо к обгоревшему плечу. Волосы прилипли к шее, вода сбегала с прядей на свесившиеся с коленей кисти, скатывалась с пальцев. Берри повернулся. Дождь ощетинил ресницы острыми треугольниками. Не замечая срывающихся с них капель, Кристофер вернул термос. Синие глаза смотрели мимо:
        - Больше не приходи.
        Неторопливо поднимаясь, Лина кивнула.
        Дождь оборвался перед воротами, словно в небесной канцелярии починили кран, устранив течь. В омытое небо ненадолго выглянуло солнце, разлило оранжевые потеки по остывшим крышам вагончиков, декорациям, скользнуло всполохом по железным штыкам в загорелых руках актёров и скатилось за горный хребет. Неотрывно глядя вперёд, Лина медленно шла по дороге, не чувствуя ногами раскисшую жижу.
        Глава 41
        Лина помогала Ту хозяйничать в маленьком доме: кормить на заднем дворе кур с поросятами, развешивать на верёвке выстиранное бельё. Она следила, как девушка метёт крыльцо, чистит хлев, они вместе стряпали ужин. Лина училась готовить деликатесы южных провинций. Копируя движения ловких пальчиков, неуклюже заворачивала рис с утиными яйцами в банановые листья для пирогов Баньет и красиво накрывала стол, укладывая между овощами и соусами лепестки розовых лотосов.
        Дождливый день сменяли короткие сумерки. Удушливая темнота, вязкая как вьетнамский кофе, вползала в открытые ставни, обесцвечивала кисти по сторонам голубой пиалы и пятна увядших цветов. Сидя напротив, Ту маялась, ей недоставало телевизора и подруг.
        - Поздно уже. Иди к отцу.
        Лина отпускала девушку в деревню. Убирала нетронутые тарелки, мыла посуду и принимала таблетки: две красных, зелёную и синюю. Застилала матрас свежими простынями и вглядывалась в завешенное марлей незрячее окно, пока не смыкались веки. Тревожный сон наваливался, как бесформенное слизкое животное, и не приносил облегчения. Лина мучилась духотой, насекомыми, лезущими в москитную сетку, и кошмарами.
        Возвращается ли Берри домой? Лина не знала. Она переворачивала постель вверх дном, затягивала в узлы волосы, раздирала белье и расшвыривала подушки - определить, сколько демонов провели с ней ночь, было не возможно. На рассвете будил крик петуха. Двор наполнялся суетливой жизнью, но в доме стояла тишина. Потом приходила Ту.
        Лина силилась вспомнить, когда гитара возвратилась в шкаф? Прошлым утром? На прошлой неделе? Она путалась в днях, но плакала уже реже. Три белых пилюли заменили завтрак. Они расслабляли и успокаивали, помогали шагнуть в очередные сутки, несущие маленькие радости. Например: обнаружить на топчане пропитанную потом футболку и заляпанные грязью джинсы.
        Значит, приходит...
        Лина стирала мужскую одежду на крыльце в жёлтом тазу. Проходила коричневым обмылком по каждой складке, долго полоскала в воде. Как злая собака, яростно отгоняла девчонку. Дико выкатывая глаза, та норовила умыкнуть её сладкую косточку. Лина не знала, хочет ли объяснять Ту, что только это, и мелькавшая в дыму фигура - всё, что ей принадлежало.
        Лина засмеялась. Представила, как на пальцах объясняет маленькой вьетнамке, почему муж с ней спит. Или не спит?.. Смешок застрял поперёк горла. Она достала из серой пены майку, ткнулась лицом. Что можно объяснить?
        Невзирая на молчаливое согласие не приходить, Лина простаивала у серебристого фургона часами. Ветер сушил волосы, солнце оставляло на коже волдыри. Она ждала перерыва в съёмках. Оставляла на ступеньках завёрнутые в полотенце сандвичи из французских булок и американо в термосе. Спускаясь с холма, Лина улыбалась, зная - Крис пьёт сваренный ею кофе. Видела, как он отказывается от густого варева, который разливают на походной кухне вьетнамки.
        Местные жители свыклись с Линиными ежедневными прогулками вдоль деревни. Перестали впадать в оцепенение, завидев, только поднимали головы. Взгляд необычных глаз прилипал как банный лист, а руки сортировали рыбу, пололи огороды и собирали фрукты с деревьев. Утренний улов из жёлтого озера томился по дворам в плетёных корзинах. Над хижинами висел невыносимый запах. Дух готовившегося под солнцем рыбного соуса безмолвно провожал Лину к холму и обратно.
        Среди десятка лиц, мелькающих на съёмочной площадке, первыми Лина выделила актёров и каскадёров - по самой грязной и оборванной одежде. Иногда путала с плотниками и монтажниками, но приглядевшись, все же замечала, что форма последних несколько чище. Художника картины - седобородого старика - запомнила по разъеденным краской ладоням и скабрёзным шуткам. Рослый финн - издающий клич викинга при встрече - оказался не телохранителем или охранником, как думала Лина, а оператором-постановщиком. Ассистентов, декораторов, координаторов, гримёров - тонких, миловидных азиатов со стаканчиками кофе и рациями - Лина не научилась отличать. Она ни с кем не разговаривала, не знакомилась, не искала общения, иногда не раскрывая рта по нескольку дней.
        Солнце стояло в зените. Заливало сухим пламенем вытоптанную сотней ног площадку позади расставленной техники и спин съёмочной группы. Второй режиссёр повернулся в раскладном кресле. Спустил с обгорелого носа зеркальные очки и уставился на Лину. Полный немец с бульдожьей челюстью сузил голубые глаза, махнул рукой, подзывая. Она не сдвинулась с места, привычно подпирая бетонные блоки в тени эвкалиптовых деревьев. Матерясь, как коренной житель Бронкса, Маркус Гайер толкнул в сторону дольщика, прокладывающего в пыли рельсы, схватил Лину пониже локтя.
        - Да-да-да! Именно! То, что нужно! - он смахнул с её лба волосы, собрал пальцами на затылке. - Знаю, как использовать её в следующем эпизоде! Отведи её к Фло, пусть выдаст форму медсестры! - крикнул курившему под зонтом ассистенту.
        - Займись своим делом, Маркус.
        Берри вырос позади квадратной фигуры, держа ладони в растянутых карманах потрёпанного комбинезона.
        - Послушай, Кит, я должен снять эти глаза! Ей ничего не придётся делать! Просто пялиться в камеру, как сейчас! Уверяю, будет потрясный кадр, зрители обрыдаются! Я решил…
        - Решать не твоя задача, Маркус. - Кристофер смотрел на Лину.
        Она не вникала в спор, не чувствовала ногти Гайера, впившиеся в предплечье. Взгляд гулял поверх мужских макушек, взбирался по ступеням изумрудных террас. Горный пик опасно упёрся в рыхлое месиво туч. Она понимала, что это значит.
        - Дождь пойдёт, - указала в небо.
        - Возвращайся домой, пока не схватила тепловой удар, - произнёс Берри. - Отвези её, Нунг.
        Лина опустила голову и потёрла руку, побрела за миниатюрным тайцем к стоянке мопедов. Лопатки царапали любопытные взгляды. Приглушенные смешки обернулись молчанием. С этого дня к Лине перестали обращаться. Исчезла непринуждённая болтовня, шутки. Мужчины прекратили беззлобно подтрунивать и посвистывать вслед. Вакуум шатался за ней по площадке, словно прозрачный зорб.
        Лопасти завертелись быстрее. По взлётной площадке разметался мусор, поднялась пыль, чахлые кусты прижались к земле. С высоты облюбованного Линой плато все казалось игрушечным, вроде монументов в парке миниатюр. Эта мысль ей нравилась. Успокаивала, как синяя таблетка. Вытянув ноги в сухой траве, Лина упиралась ладонями за спиной. Прищуренные глаза рассматривали темно-зелёную жестянку, похожую на огромную стрекозу. Лина не слышала, что прокричал Берри своим спутникам. Застегнув на груди карабины парашюта, он помог оператору, согнутому под тяжестью камеры, забраться внутрь вертолёта и прыгнул следом.
        Сквозь овальные листья тикового дерева и белое кружево цветов, она проводила взглядом серую точку. Набрав высоту, вертушка скрылась за горным хребтом. В ущелье звонко свистнул улар. Лина вытянулась в траве. В кожу впились мелкие камни и сучки. Пальцы смяли красноватую землю, обламывая шапки диких цветов.
        Лина не слышала и не хотела слышать последние слова Берри. Каждые подобные приготовления, что стоять на краю скользкого утёса с завязанными глазами и ждать. Без бинокля и рации исход очередных каскадёрских трюков выполняемых Берри самим она узнает последней.
        - Пусть выйдет с первого раза, - подумала вслух.
        В способности Берри сигать с парашютом весь день, она не сомневалась. Дубль за дублем... Пока секундный кадр не удовлетворит раздутый перфекционизм продюсера, режиссёра, сценариста, композитора и главного актёра в одном худом теле со стальной сердцевиной.
        Кристофер требовал от команды всех физических и душевных сил. Лина видела, как вытягиваются лица съёмочной группы под взглядом красивых глаз, как раскрывают рты умудрённые опытом осветители, звукооператоры, инженеры, словно юнцы массовки, слушая очередной дерзкий план. Берри давал один шанс проявить себя. Об этом знал каждый.
        Непрестанные ливни сменились засухой. Нескончаемый солнцепёк. От духоты темнело в глазах, затылок покрывался ледяной испариной. Лина едва справлялась с дурнотой, иногда теряя сознание. Но упрямо тащилась в тень эвкалиптов позади пыльного трейлера. Съёмочная площадка то там, то тут впадала в сон, проявляя активность с приходом сумерек или Берри, считающегося только с собственными планами.
        Жара подтачивала силы самых крепких мужчин. Задействованные в последних эпизодах актёры страдали в полном обмундировании от дневного пекла. Они выступили с предложением - перенести съёмки на заход солнца.
        - Не вопрос. Используем мощные прожектора. Сделаем полуденное освещение. Будет достоверно, - подтвердили бригадир светотехников и оператор-постановщик.
        Берри слушал молча, кулак упирался в стол. На свежевыбритом лице сардонически изогнулись губы.
        - Пехотинцев раздирали гранаты, решетили пули, приклады крошили черепушки, яд выворачивал нутро, заражённое мясо гнило сутками - без перерыва, кондиционеров и дублёров - очень достоверно. Флоренс, закажи боевые патроны к АК-47 и Томпсмону, и раздобудь дефолиант. А пока к нам летит Агент Оранж, используем для достоверности нервный газ.
        Бордовые, потные лица актёров сникли, обветренные пальцы с грязью под ногтями комкали защитные панамы.
        - Девочки, у вас время до вечера собрать манатки и покинуть лагерь. - Крис вернулся к просмотру чертежа, дал знак пиротехнику:
        - Хорошо, закладывайте взрывчатку. Блокгауз должен рухнуть здесь, - он ткнул линейкой в план.
        В конце дня съёмочную площадку не покинул ни один актёр. Команда приступила к работе согласно графику. Трудились собрано и слаженно, чтобы свести к минимуму негодный материал. Поблажек больше не просил никто.
        - Кит! Смотри, эти кадры дешевле снять в павильоне. Я уже говорил со студией, они готовы сотрудничать, - нагоняя стремительную фигуру, Маркус Гайер стучал карандашом по режиссёрскому сценарию.
        - Выбились из сметы?
        - Нет.
        - Отстали от графика?
        - Обскакали, шайсэ, на сутки!
        - Хорошо. Перепиши календарно-постановочный план.
        Гайер застонал и клацнул челюстями.
        - Ладно... Так что с моим предложением? Сэкономим?
        - Сэкономим. Снизь расходы на компьютерную обработку. И проживание. На пять процентов.
        - Но... А, ладно! Думаю, смогу... Кит, ещё вопрос?
        - Выкладывай, - подняв голову к палящему солнцу, Берри широким шагом огибал склад декораций.
        Зарывая ступни в мягкий песок, выгруженный грузовиком под навес, Лина проводила Маркуса сочувственным взглядом. Короткие ноги толстяка месили сапогами пыль, стараясь не отставать от босса. Работать с Берри так же, как любить, - думала она и сочувствовала всем людям, которые живьём поджаривались в долине. Жалела Маркуса, и жалела себя.
        В субботу съёмочная группа оседлала байки и рванула с просёлочных дорог к настоящей автостраде. После изнурительной недели ужин в караоке баре вылился в традицию. Берри редко принимал участие в этих поездках. И ещё реже брал Лину с собой, точнее не прогонял, когда замечал вдруг. Он протягивал ей второй шлем и садил позади себя на опасно мощный хромированный Харлей. Лина без страха обнимала мужа за талию, привыкнув, что Берри сдерживает норов железного коня и собственные порывы. Они ехали не быстрее тридцати миль в час, замыкая колонну.
        До ближайшего в округе ресторана, предлагавшего посетителям меблированные комнаты и массаж, добирались час. Деревянный узкий дом высился над кромкой оливково-зелёной воды, упираясь сваями в коричневый берег круглого озера, заросшего бамбуком, словно гигантской осокой. Среди беспорядочно раскиданных мотороллеров и велосипедов худые мальчишки, высунув языки, усердно кололи глыбу льда. Подбирали осколки с песка и бросали в ведёрки. Лестница заканчивалась открытой верандой. Двенадцать мужчин и пять женщин сдвигали столы и возбуждённо галдели в предчувствии отдыха.
        Заметно усталый, Берри говорил, только когда к нему обращались. Он садился в стороне от компании позади Лины или запрыгивал на перила у неё за спиной, упирался позвоночником в балку и вытягивал длинные ноги вперёд. Прозрачные глаза, выгорели до снежного цвета Альп. Они приковывались к стоячей воде, что лениво смаковала берег, задумчивый взгляд устремлялся в себя.
        За тонкими перегородками местные юноши пили "счастливую воду", курили марихуану и во всю мощь лёгких завывали в караоке. Мелкие гекконы испугано разбегались по углам. Но киношники кричали много громче. Они словно сорвались с цепи, хохотали до слёз, пили пиво, тесно прижавшись, друг к другу локтями. Мужчины и женщины спорили и безудержно флиртовали.
        Лина не принимала участия в веселье. Не разговаривала с соседями, мало ела и не притрагивалась к выпивке. К ней привыкли и не замечали. Вокруг всегда оставалось вдоволь места. Её личное пространство лишь изредка нарушал женственный официант, когда ставил чашку разбавленного водой кофе, а после забирал нетронутой.
        Пальцы стискивали пластик бутылки. Лопатки, прижатые к ротанговым прутьям, обгорелые плечи и горящая макушка чувствовали позади Берри. Лина не смотрела вниз, но знала - расслабленная нога касается её кресла. Натянутый позвоночник, словно прикованный к электрическому стулу, пропускал беспрерывный ток. Гудел от напряжения, как высоковольтный провод. Краем глаза Лина видела чёткий профиль, оттиснутый в воспалённом закате. Коралловые и пурпурные массивы облаков душили солнце. Короткая небесная агония. Веранду вместе с лесом, озером и пылающими щеками прятала ночь.
        Лина задыхалась. С усилием обернулась, и некоторое время выдерживала тревожаще-тёмный взгляд. В пропахшем рисом и курицей баре за тридевять земель, посреди визгливого пения, пьяных воплей и многоголосого шума острая близость с мужем затмевала всё происходящее между ними в спальне.
        Подгоняя время, Лина ждала, когда муж возьмёт к себе на мотоцикл и увезёт домой. Она ненавидела красивого официанта, который крутился рядом. Обдавая запахом ванили, он посылал мужу откровенные знаки внимания, соревнуясь в этом с напарницей - маленькой китаянкой в обтягивающей короткой юбке. Уже дважды они подносили Кристоферу пиалы с ароматной водой, по очереди брали загрубевшие кисти и нежно омывали каждый палец. Проворные руки ласкали длинные фаланги, скользили по царапинам и мозолям, превращая ритуал в чувственный спектакль.
        Лина отвернулась. Она глядела сквозь потные лица. Компания сплёвывала смешки в стаканы с жёлтым пойлом. Киношники отвратительно играли, делая вид, что не замечают уловок официантов, выделяющих в воздух сладкую секрецию и льнущих к мужу как плотоядные цветы.
        Держа керамический кувшин на вытянутой руке, девушка разливала рисовую водку в мелкие чашки. И снова склонилась над столом так низко, что Лина могла в деталях рассмотреть её бельё. Аппетитно оттопыренный зад колыхался справа-слева. Подпитые американцы пожирали официантку взглядами. Огромный финн и немец-режиссёр не скрывали желания уединится с красавицей в задних комнатах. Куда смотрит Берри - Лина не знала. Она отправила в рот две таблетки и больше не оборачивалась.
        Глава 42
        В середине июля провинцию Дак Нонг накрыли ливни. Они пускались во второй половине дня, несли толику облегчения в раскалённый воздух и трудности на съёмочную площадку. Река в долине выступила из берегов, заполнила овраги и низины. Отбиваясь от москитов и жёлтых муравьёв, люди и техника тонули в серо-оливковой жиже, Двое актёров подхватили кишечную инфекцию, кабельщик наступил на ядовитую змею. Всех троих госпитализировали в городскую больницу. Остальная команда, опасаясь вспышки малярии, её симптомы появились в деревне, выливала на себя литры репеллентов и глотала горстями антибактериальные таблетки.
        Ранним утром Лина плелась на съёмки, чтобы к полудню спрятаться в сумраке гостиной. Вентилятор монотонно гудел, перетаскивал из угла в угол тяжёлый воздух. Она вертелась в кресле, не могла, надышаться. Невидимая когтистая рука сдавливала горло - Лина задыхалась, расцарапывала ногтями шею. Паника съедала последний кислород. Ту находила её растянувшейся на бамбуковых половицах. Обливала из тазика водой и поднимала. Три, иногда четыре, обморока отделяли свет от темноты.
        Ночь не приносила облегчение. Ночью становилось хуже. За дневную апатию и мнимое спокойствие Лина платила снами. Короткометражные ужасы заставляли сердце выстукивать за красной чертой, работая на повышенных оборотах. Одна и та же картина. Берри играл главную роль. Менялись декорации, но сохранялся сюжет. Муж умирал на сцене; переставал дышать на операционном столе; его хоронили живым; он прыгал из вертолёта и парашют не раскрывался; фанаты рвали группу на куски. Вокруг разливался океан ярко-алой крови, темнел под солнцем, шевелился от насекомых и становился буро-коричневой грязью. Монотонный стук каблуков. Сотни солдатских сапог маршировали в грязи.
        Лина просыпалась от крика, сучила ногами, хлестала ладонями по лицу. По телу ползали сороконожки, геконны срывались с потолка и падали в волосы. Она визжала, вскакивала. Руки путалась в москитной сетке, и дрожали, собирая с пола рассыпавшиеся таблетки "Ксанакса", которые не действовали! Забиваясь в угол, Лина боялась отвести глаза от теней, слушала скрежет двухдюймового жука по дверной перегородке, вздрагивая от ауканья обезьяны, доносившегося из джунглей.
        Лина пыталась дозвониться доктору в Лос-Анджелес. В ясные дни, под потолком хижины Чан Виня, телефон улавливал след призрачного оператора. Едва заметный, чтобы оживить мобильный, но до этого она ни разу не взбиралась по лестнице на крышу курятника. С обмотанной мокрым полотенцем головой, Лина казалась себе безумным шаманом, вызывающим куском пластика - Господи! - очередной дождь.
        - Ну же, ну... - пот заливал глаза, предплечье вытянутой руки занемело, - давай же, черт тебя дери...
        Ничего. Мигрирующий сигнал не объявлялся. Лина представила сорок пять миль до ближайших телефонов, аптек и магазинов в раскалённом Вранглере… Едва не упав, стиснула кулаками необтёсанное дерево стремянки и расплакалась.
        Окутав гостиную терпким паром, маленькая Ту колдовала на кухне. Теперь она варила литрами горькие настойки из трав, кореньев и насекомых. Они притупляли головную боль, облегчали утреннюю изжогу и тошноту. Лина пила маленькими глоточками коричневую жидкость и старалась не думать о целебных ингредиентах - надеясь, что белый порошок, который девочка расталкивает в ступке, не птичий помет. С взрослой серьёзностью, Ту выхаживала Линины ожоги. Прикладывала к плечам успокаивающие компрессы, протирала ароматными тряпочками лицо с потресканной, как старая штукатурка, кожей. На серых от въевшейся пыли ступнях подолгу не заживали раны - свидетели босоногой жизни, и Ту заботилась о них особо тщательно.
        Маленькая вьетнамка подтащила табурет к краю таза, щедро наполнив его коричневым порошком. Лина вздохнула и присела, опустила распухшие ноги в воду. Упёрлась локтями в колени, свесив в ладонях голову. Полуприкрыв глаза, она слушала звонкую речь. Осторожно обмывая ранки и мозоли, Ту говорила с Линиными ссадинами. По щекам побежали слезы. Переполненная благодарностью, Лина прислонилась к худенькому плечу. По руке скользнули волосы, она отвела глаза, стараясь не смотреть на редкие, сухие пакли, которые вылезали пучками. Отражение в зеркале над умывальником пугало, секунду Лина рассматривала его, потом отвернулась.
        Послеполуденная духота становилась нестерпимой. Лина обхватила впалый живот. Она не чувствовала себя ниже пояса, не знала, хочет ли в туалет, хочет ли пить, или спать. Словно набивная кукла, внутри которой вата, неуклюже присела на корточки. Она смотрела на упаковки транквилизаторов и антидепрессантов, привезённых из Штатов. Яростно прорычала, но тут же успокоилась и снова пересчитала таблетки. Ладонь нервно похлопывала по бедру, мысли вихрились. Надо, надо сосредоточиться... Как? Как самой рассчитать дозу?.. В глазах запекло. Лина медленно вдохнула, не пуская темноту в сознание.
        - Усилить... надо усилить. Что говорил лысый? Добавить красных... Нет, синих...
        Она вдвое увеличила дозу лекарств. Облегчение наступило сразу: голова прояснилась, нервозность и страхи улеглись; шея освободилась от удушливых тисков, грудь выбралась из корсета. Лина смогла съесть немного риса за ужином и выпить отвар из грибов от бессонницы. В эту ночь она спала без сновидений. Сердце билось медленно и ровно.
        Раннее утро, когда деревню будил свист бульбуля и крики местных петухов, давно сменилось поздним. Ливень стих. Сквозь марлю на окне солнце жгло лицо. Научившись от Берри считаться только со своими желаниями, двадцать семь дней Лина заставляла обезвоженные, истощённые мускулы подчиняться и не замечала, как силы уходят. Они просыпались, словно в часах песок, по размытым дорогам, на узких тропинках в джунглях, под раскалённым небом и проливным дождём, в неласковых синих глазах... Пока не высыпались.
        Сегодня Лина впервые не пришла на съёмочную площадку. Не смогла подняться с кровати. Она извивалась на горящих простынях, дрожа в холодном поту. Кто-то вогнал длинные иголки в затылок, и они застряли там. Лина стискивала лицо, зарывала в подушку, возила по простыням. Звенел каждый нерв, ныли кости, зудела кожа. Комната раскалилась до белого цвета боли. За окном жалобно мяукала кошка. Минуты нестерпимо сочились, как густая мамалыга сквозь пальцы. Вечер не наступит никогда.
        Это ад, - думала Лина, - расплата за грехи. Перед широко открытыми глазами маячил табурет с водой в надтреснутом стакане. Она казалась кристально чистой и холодной. Горло чесалось, словно по нему ползли жуки, в ушах стоял надрывный кошачий вой. Лина шевельнула языком, протянула руку. Плечи сползли с матраса следом за головой, тело задёргалось в москитной сетке как пойманная рыба.
        - Накормите её! Накормите! Накормите! Бога ради, накормите, чёртову кошку! - завизжала она.
        Испуганные глаза заглянули в щёлку сознания. Ту положила Линино лицо себе на колени. Горькая настойка обожгла губы и небо. Но эта боль была целительной. Лина вцепились ногтями в чашку. Она судорожно глотала, подавилась, отплёвывая гущу. Маленькие ладони вытирали щеки, девочка качала головой, плаксиво приговаривая:
        - Хонг тот, мадам, хонг тот…
        Отдышавшись, Лина попросила Ту, подать банку с пилюлями. Скривилась от противных звуков, словно ножом пилили стекло. Проклятый кот! Но спустя секунду она поняла - звуки издаёт не кот... Это она мычит и скрипит зубами.
        Лина закрыла глаза, слезы обожгли воспалённые веки. Собрав силы, протянула руку к табурету. Всхлипнула и едва не разрыдалась, преисполненная любви к своему вертлявому смышленышу. Ту помогла запить таблетки и влезть обратно на матрас. Лина откинулась на простынях, ожидая, когда лекарство прогонит грызущую боль. Вьетнамка склонилась над ней так низко, словно обнюхивала несвежую рыбу. Выдавив улыбку, Лина погладила пальцем круглый подбородок и просипела:
        - Напугала тебя, да? Себя тоже... Но теперь все будет хорошо, спасибо, малыш. Чувствую, скоро засну. Отправляйся к отцу..
        Ту поднялась с колен, недоверчиво посмотрела. Лина кивнула, ресницы опустились. Проваливаясь в сон, она услышала лёгкие шаги по лестнице и звон тарелок в кухне.
        Листья мангового дерева трогали сетку в окне. Закат червонным золотом обвёл вытянутые облака. Лина приподнялась на локтях. Должно быть, проспала весь день. Она спустила ноги на тёплые бамбуковые половицы. Тишина обволокла дом ватой. Лина позвала Ту, слушая как голос поглощают стены. Переждав дурноту, спустилась по ступенькам и вышла на крыльцо.
        В ноздри набился терпкий запах из свинарника. Она походила по двору, разминая затёкшие конечности. Удивлённо посмотрела на курицу, кудахчущую в руках. Зачем поймала? Выпустив птицу, Лина отряхнула ладони и вышла за калитку. Снова позвала Ту. Оглянулась, и вспомнила, что отправила девушку к родным.
        Небо наливалось чернильной тяжестью и кровью. Медленно переставляя ноги, Лина побрела в конец деревни, неотрывно следя за горизонтом.
        Справа от ворот высился пахучий стог - его натаскали женщины и дети, чтобы мужчины смогли заменить прогнивший навес. Лина опустилась в сено, подогнула колени. Ладони щекотали сухие стебельки, сбегавшие к дороге водопадом искр. Воздух свободно проникал в лёгкие, не затруднял дыхание, словно разбавленный светом ускользающего дня. Она повернула лицо к западу, глядя как невыразимо прекрасно в очередной раз за горы скатывается солнце.
        Прикрыв глаза, разрешила последнему лучу раствориться на веках. Обхватив плечи, Лина свернулась клубком. Ей было тепло и капельку сонливо. Очертания деревни таяли, сливались с колышущейся на фоне тёмного неба ещё более тёмной зеленью. Прямо над головой вспыхнула звезда. Фиолетовое полотнище засияло мириадами бриллиантовых осколков. Редкие огоньки загорались в окнах домов. У мягкого света роились насекомые, танцевали под аккомпанемент цикад.
        Над головой пронеслась летучая мышь. Лина моргнула. Она замёрзла, тело затекло. С трудом выбралась из уютного кокона и на ощупь побрела домой, смутно различая в темноте тропинку. Привалившись к дверям, подышала на холодные пальцы… и прислушалась. Отрывистые звуки неслись со второго этажа. Лина подняла голову. Нестройная мелодия доносилась из её спальни.
        Держась перил, Лина как могла быстро поднималась по лестнице. Истеричное бренчание дёргало нервы, приводя мышцы в нетерпеливое движение. Вглядываясь в сумрак дома, она неглубоко дышала, отчего-то брезгуя незнакомым сладким воздухом. Раздвинув двери комнаты, она споткнулась. Приторность ванили в спёртом воздухе сбила с ног. Лина спрятала нос в плечо.
        В расставленных повсюду пиалах сияли свечи, в некоторых тлели ароматические палочки. Клубы чадящего дыма окутали кровать и поднимались к скошенному потолку. Под шатром москитной сетки, Лина разглядела, горланящего благим матом, трубадура. Он привалился спиной к стене, пальцы злобно щипали гитарные струны. Запрокинутое горло отхаркивало звуки, лишь отдалённо напоминавшие пение. Золотисто-коричневый клубок рук и ног сплёлся на его коленях... Из тумана выплыло лунообразное лицо, перекошенный рот. Налитые груди тяжело качнулись над азиатским лицом. Сладострастие первого в нем отразилось строже. Угловатые плечи подались вперёд, алчные губы обхватили тёмный сосок и китаянка застонала.
        Лине понадобилась минута разобрать, что в кровати трое. Он и... они. Официанты из караоке-бара.
        - Так и будешь мяться, как хитрожопая черлидерша? Давай, присоединяйся! - оборвав аккорд, Кит повернул лицо.
        Лина вогнала ногти в ладони. Считала до десяти, но кошмар не исчезал. Словно котят Берри стряхнул с себя парня с девушкой.
        - Заткнитесь дамы, - посоветовал пискнувшей паре, - давайте, потеснитесь! Уступите место моей хорошенькой жене!
        Гортанно расхохотавшись, он рухнул на спину. Издевательский смех заглушил гитарный бой. Берри снова затянул пьяную песню. Надрывные звуки всколыхнули алкогольные пары, перемешали с ванильным смрадом и он поплыл, ударил в лицо.
        Лина посмотрела в тусклые, будто выключенные глаза, полуприкрытые тяжёлыми веками. Повернулась спиной. Внизу смутно угадывались очертания старого комода. Пальцы взялись за шершавые перила. Удивилась, что сердце стучит. Она стоит на крошечной площадке, отчётливо улавливает в спальне возню, трудно дышит - но это привычно. Она не задыхается. Под рёбрами пустота и горло дерёт от ванили…
        Лина присела на покрытый циновкой топчан. Кисти свесились меж колен. Наверху скрипели матрасные пружины. В голове ни единой мысли, словно в мозгу стёрлись файлы. Несдержанный вскрик спугнул лягушку, застывшую в полоске света, она отпрыгнула в угол.
        В затылке натянулось и щёлкнуло. Лина зажмурилась от боли. Отведя плечи назад, выгнулась дугой так, что затрещали кости. Глаза застелило красно-горячим. Дёрнувшись, она выпрямилась на кукольных ногах.
        Ключ оказался на месте. Лина открыла шкаф, сдвинула гитару. Холодный металл наполнил ладони знакомой тяжестью. Преломив ружье через колено, вложила в каждый ствол патрон.
        Над раздвинутыми бамбуковыми перегородками тихо бился о стену бумажный фонарик. Лина протянула руку и он исчез. Она стояла посреди полицейского тренировочного полигона...
        - Какая ты несобранная, Лин, снова забыла надеть наушники!
        В голосе Кроссмана досада. Он направляет руку, помогает прицелиться. От него пахнет китайской лапшой, губы щекочут ухо, коротко бросают:
        - Огонь!
        Две вспышки запечатлели скудную обстановку как страницу черно-белого комикса. Ночь зашипела. Расчленилась на живые лоскутки, разлетелась визгом, треском ломаемой мебели. Кровать озарилась светом, москитная занавеска вспыхнула факелом.
        Лина с удовольствием вдохнула запах пороха, прогнавший сладкий дух гнили. Прижала приклад к плечу, наслаждаясь болью отдачи, врастая мускулами в железо. На фоне розового зарева, как глупые мотыльки в банке, метались забавные тени. Обдавало жаром, вперемешку с пеплом и черным едким дымом. Лина улыбаясь, закашляла.
        Все будет хорошо. Кроссман позаботиться о них. Ей нужно принять душ...
        Дикая боль выдернула из созерцательной прострации. Лина вскрикнула и рефлекторно разжала пальцы. Берри подхватил скользнувший из вывернутой руки ствол, хлестнул пятерней по лицу.
        - Сука, долбаная! Совсем упоролась, психичка?
        Удары казались такой силы, словно по щекам молотили кирпичом. Лина не сопротивлялась. Оседая в темноту, вспомнила сказку Андерсена:
        - А король-то, голый… - пробормотала заплетающимся языком.
        - Дерьмо!
        Кит подхватил обмякшее тело у пола, перебросил через плечо. Голова распухла кровью, болтаясь из стороны в сторону. Лина поплыла в холодном потоке невесомости, неспособная оценить открывшийся вид. Где-то далеко раздавались стенания, плачь…
        - Заткнитесь, дуры!
        Слова скатились на макушку как горсть окатышей. Наполовину оглушённая, Лина на долю секунду зависла в воздухе, и шмякнулась на топчан, простонав от боли. Тусклый свет, пробивающийся сквозь полоски ставен, заслонили искажённые черты.
        - Промахнулась, лягушка. Дважды. Дерьмовый из тебя стрелок, - прошипел Берри в лицо и презрительно цокнул языком.
        Лина искала пальцами виски, их снова сверлила боль, размывала все вокруг грязными кляксами. Потная ладонь нащупала в кармане таблетки. Сквозь слои удушливого поролона долетали невнятные голоса, мелькали бесплотные силуэты, мигал свет. Лина держала глаза широко открытыми. Нельзя опускать веки - там ждёт кошмар.
        Платье пропиталась потом, закрутилось между бёдер. Лина подняла руку, освободиться, и наткнулась на прохладные ладони. Они успокаивали горячую кожу, распутывали в прядях узлы, высвобождали плечи от влажных пут. Лина замерла. Воздух приятно обдувал голые ноги. Бледный овал всплывал из темноты и снова исчезал. Она искала его глазами, но замечала только тени, что скопились в углах, под креслом, таились за дверцей шкафа… Ресницы отяжелели. Она сошла сума. Перестала различать реальность.
        В волосы скользнули пальцы. Они обхватили кипящую голову, несильно сдавили и потрясли, словно пустую коробку. Лина открыла глаза и посмотрела на мужа. Взгляды перетекали друг в друга медленно, долго…
        - Зачем эти женщины? Почему их так много? Кто они?
        Грудь распирало. Частое дыхание хрипло вырывалось в приоткрытые губы. Задыхаясь, Лина обхватила руками горло, впилась ногтями. Кит оторвал её пальцы, сжал кулаки в своих ладонях.
        - Успокойся. - Губы прижались к царапинам на шее больно и... нежно. - Здесь никого нет.
        - Сейчас?
        - Всегда. Они без лиц…
        Лина притихла, успокаиваясь мужским теплом, запахом... Всегда чистый и мужественный - только его. Чужие руки не сохраняют на нем свой след...
        - Да. Никого нет. Они исчезли в тебе, как я… - она обхватила твёрдые скулы, вглядываясь в его глаза. - Научи меня, что делать? Скажи, как нравиться тебе?
        - Ты и так мне нравишься, - Кит попытался закрыть её рот губами, но она увернулась.
        - За что ты меня мучаешь? За что?
        Выругавшись сквозь зубы, он просунул руку под плечи, крепко прижал к груди.
        - Лина, заткнись, слышишь? Сейчас же!
        Она замолчала и прислушалась.
        - Ты знаешь моё имя...
        Её подбросило от невыносимой ярости. Она оттолкнула его и вскочила.
        - Конечно! Я - такая же! Без лица! Меня нет! Я не существую! - голос истерически взвился, скрюченные пальцы смяли щёки.
        - О, дьявол! Что, ты несёшь?
        Кит быстро обнял её, вернул на топчан. Лина беспомощно распласталась на спине, ощущая в своём теле сильные удары его сердца.
        - Твоё лицо повсюду! Слышишь? Не забуду, мать его, до гробовой доски!
        - Это хорошо, - она спокойно и серьёзно посмотрела в потемневшие до черноты глаза. - Запомни меня, ладно?
        - Чокнутая, - рыкнул Берри и впился в губы.
        Безжалостный поцелуй потребовал её всю без остатка, добравшись даже до серой пустоты под рёбрами. Лина желала в нем задохнуться. Это было так легко... Но Кит резко отстранился, уткнулся лбом в плечо, словно услышал мольбу и отказал в блаженстве. Кислород болезненно заполнял лёгкие. Лина отдышалась и рассмеялась.
        - Ты не позволишь, чтобы было легко, правда?
        - Будь уверенна, - хрипло прошептал он, целуя ключицу.
        Лина улыбнулась, погладила на затылке жёсткие волосы.
        - Говоришь, что я сумасшедшая, а сам бьёшь и целуешь. Нет, милый, это ты не в себе.
        Лина скользнула ладонями по гладкой коже, обняла широкую спину слабыми руками. Она слышала, как с дыханием убегают секунды. И знала - они последние. Бережная тяжесть накрыла бёдра и живот, давая понять - он тоже знает. Колючие губы и шершавые ладони стали мучительно неловкими. Они прощались.
        Переведя взгляд за мужское плечо, Лина прищурилась. Есть! Она поймала цель. Мышцы свело нетерпением. Хотелось мять, рвать, бить головой в стену. Указательный палец задрожал, безостановочно нажимая спусковой крючок.
        - Бах! Бах! Бах!
        Глава 43
        - Сколько мы здесь?
        Ту перестала натирать мутное стекло комода, повернула лицо и улыбнулась. Лина рассеянно тёрла пальцем подлокотник высокого кресла.
        - Кажется вечность...
        Солнечный свет пробивался сквозь ставни, ложился ровными рядами на половицах и подсвечивал, следующую за вентилятором, пыль. Лина подтянула колени к подбородку, беспокойная ладонь скользнула с резного рисунка и погладила выцветшую циновку.
        - А может я всегда жила здесь? - она перевела взгляд на паутину в углу. - Думаешь, мы когда-нибудь уедем?
        Расставляя на полках ровными рядами пиалы, Ту энергично закивала. Лина наблюдала за ловкими руками, когда они взялись за мытье полов - вперёд-назад, назад-вперёд - замутило. Лина поднялась.
        - Пойду наверх, прилягу.
        Переждав болезненный укол в затылок, поднялась на второй этаж. На площадке остановилась. Над обугленными дверями болтались на проводе остатки сгоревшего фонарика. Из полумрака несло гарью, словно в глубине притаился огнедышащий дракон. Потерев лоб, Лина развернулась. Когда уже запомнит, что больше здесь никто не спит.
        Захотелось рисовать.
        Острое желание нахлынуло и завладело мыслями. Господи, как давно она не бралась за кисть! Это нестерпимо! Лина не могла дождаться пока Ту расчешет её волосы. Девчонка упивалась процессом, готовая плести из остатков линялой сухой гривы бесконечные косички и гирляндами вплетать цветы. Лина позволяла маленькой помощнице вдоволь играть с остатками шевелюры, но сейчас швырнула несносный гребешок и в окно.
        Нетерпеливое возбуждение смело головную боль. Появились силы. В поисках подходящих инструментов Лина перерыла в доме шкафы. Во дворе за курятником, она наткнулась на три банки краски, в сарае нашлись окостенелые малярные кисти. Обнаружив рядом и бутыль с растворителем, Лина взвизгнула от счастья.
        Уперев руки в бока, она дважды обошла гостиную. Пожевала губы и наконец, выбрала освещённый участок оштукатуренной стены. Маленькая вьетнамка не могла сообразить, что требуется. Лина едва не сорвала голос и не задохнулась, пока достучалась до твердолобой девчонки. Вдвоём они сдвинули деревянное кресло к окну, сняли подвесные полки, цветочное панно и выдернули гвоздодёром кривые гвозди.
        Лина надела старую футболку Кристофера, обнаруженную за топчаном, подкатила рукава. Кисть привычно улеглась в ладони. Лина сжала сухую от времени рукоятку, согревая теплом, осторожно макнула в краску. Бормоча последнюю песню Strangers, она нырнула в иное измерение, приветствуя творческий транс как старого друга, который давно покинул её и вдруг вернулся. Напрягая глаза, она энергично и размашисто водила кистью.
        Перед мысленным взором раскинулась белоснежная пустыня... Лина видела, как сонно перекатываются барханы, ровные волны катят к прозрачному небу, оттенка его глаз; умытый свежестью изумрудный оазис вобрал в тугую зелень воду и манит путника отдохнуть в холодной тени.
        Тыльной стороной ладони Лина вытерла со лба испарину.
        - Не дурно... Интересно, что бы сказал Фрейд?
        Она отошла на шаг, повертела головой.
        - Милочка, да у вас скрытые фантазии о мощных квадратных кондиционерах! - хихикнула и дёрнула рукой:
        - Ну, не мешай мне, детка, видишь, я работаю. Сходи, покорми кур. Или... погуляй.
        Застрекотав на своём языке громче, Ту нервно замахала кистями перед лицом, и побежала во двор.
        Лина вернулась к картине. Больше не останавливалась. Не чувствовала онемение ног, ломоты в плечах, пояснице, шее. Пальцы свело, но Лина терпела. Она спешила за вдохновением, которое галопом неслось вперёд. Испачканными краской ладонями, изредка откидывала за спину косу. Торопилась закончить до темноты. Так быстро ещё никогда не работала. Душа пела! Лина не чувствовала усталость. Прервалась, только израсходовав всю краску. Глядя на пустые банки, теребила кончики волос, раздумывая: где взять ещё?
        - Что, чёрт побери, ты вытворяешь?
        Свирепый окрик заставил подпрыгнуть. Вздрогнув всем телом, Лина в страхе обернулась. Двумя шагами Берри преодолел гостиную, выдернул из кулака кисть. Из-за широкой спины выглянуло испуганное лицо. Ту монотонно причитала и всхлипывала.
        - Твою мать! Твою ж… Взгляни на себя!
        Кристофер больно схватил запястья, ткнул под нос грязные руки. Лина отшатнулась. Глазами полными обиды, посмотрела в злое, влажное от пота лицо. Сквозь непролитые слезы пыталась, понять незнакомое выражение. Стиснутый рот очертили глубокие морщины, губы побелели. Она посмотрела вниз...
        Светло-коричневая жидкость капала с пальцев на футболку... Лина вся перепачкалась в ней. В ногах валялись опрокинутые жестянки, маслянистые пятна расползлись на полу.
        Лина вздёрнула голову, взгляд охватил картину. Грязные ручьи стекали от потолка к половицам. Темные лужицы скопились у ножек кресла и комода, таинственно блестели как осколки зеркала. Теперь Лина слышала зловонный жирный запах, набившийся в нос и горло. Потёрла друг о дружку скользкие ладони.
        Машинное масло…
        Длинная судорога прошла сквозь тело. Берри схватил Лину за плечи, развернул к себе. Она резко оттолкнула его, и Кит пошатнулся от неожиданности, ботинок скользнул по маслу. Он выругался и разжал пальцы. Бросившись в раздвинутые двери, Лина выбежала из дома.
        Стемнело. Небо растеряло звёзды, слилось с землёй. Ливень сверху и грязь внизу. Все перемешалось. Пряча лицо в липких ладонях, Лина брела по раскисшей дороге, не разбирая пути. Она утопала в грязи, ничего не видела. Вся жизнь сосредоточились в ногах. Идти. Дальше. Не останавливаться. Пока сердце бьётся. Пока в последний раз не упадёт и больше не поднимется. Но до того, надо, идти дальше. Как животное в предсмертной агонии, она пряталась, забредала все дальше в траву и камыш. От стыда, беспомощности, убогости… и от синих глаз переполненных жалостью.
        Поскользнулась.. Безвольно раскинутые руки не сделали движения, остановить падение. Лицо погрузилась в грязь. Рефлекторно жмурясь, Лина задержала дыхание. Она проваливалась. Тёплая жижа забиралась в ноздри, уши, заползала между ног, сквозь пальцы. Вот и все. Лина не успела ни порадоваться мысли, ни огорчиться...
        Сильно потянуло назад и вверх. Кто-то выдирал плечи из трясины, и она с чавканьем отпустила. Неистовые причитания вернули в мир звуков. Чужие ладони размазывали по щекам грязь вперемешку с дождём и машинным маслом. Испуганные глаза Ту целиком заняли круглое лицо, став черными плошками. Вторая женщина, Лина узнала её - она живёт в том старом доме, где на крыше сушатся сотни тыкв - обхватила за талию, подставила щуплое плечо.
        Голова скатилась на грудь. Лина не чувствовала собственной тяжести, не чувствовала тело. Во мраке белели одни колени. Белоснежные, как обглоданная кость. Надо же, не запачкала...
        Что это? Глаза сфокусировались на двух мочалках. Они торчали в коричневых ладонях и нещадно скребли, сдирали кожу. Лина не находила сил жаловаться. Она распласталась на полу душевой, спина привалилась к шершавой плитке. Две пары рук снова намылили и окатили из таза водой. Или огнём? Запах лимона наполнил ванную комнату. Язвочки во рту защипала кислота, потекла по волосам, разъела ожоги, мозоли и раны. Слезы выступили на глазах. Наверное, больно. Лина смотрела вниз. В серой пене плавали светлые пряди, цеплялись за сливное отверстие, кружились-кружились, затем исчезали в темноте. Видно женщины переусердствовали и лишили остатков лохм. Лина хотела потрогать голый череп… и не нашла рук.
        Во второй комнате, напротив обгоревшей спальни, положили под узкое окно узкий матрас. Женщины помогли Лине лечь на подушки, выпростали из-под одеяла руки и, осторожно, вытянули вдоль тела.
        Ночь закончилась. Утро сменил день. Сумерки окрасили фиолетовым составленные в углах коробки и ящики. Лина не вела счёт утекающим дням. Трижды до захода солнца приходила Ту, и дважды после наступления темноты. Она заставляла пить. Вкус питья Лина не различала. Принимала таблетки, но отворачивалась от подноса заставленного пиалами. Рядом с матрасом девочка поставила жестяное ведро. Лина не возражала, но нужды в нем не было. Иногда хотелось повернуть голову или ногу, и возникала мысль, на которой удавалось остановиться. Она умирает?
        Глава 44
        Завеса дождя отсекла за окном фиолетовые сумерки. Мошкара пробралась сквозь сетку, кружила облаком под лампочкой, ударялась в лицо. Лина протянула руку, пальцы отыскали стеклянные грани. Поднесла стакан ко рту. Вода не появилась...
        Она попыталась вспомнить, когда приходила Ту. Морщась от головной боли, связывала череду образов: темно, дождь, свет, снова дождь, солнце греет лицо, солнце слепит глаза... Она старалась собрать ощущения воедино и привязать ко времени. Но всё разваливалось. Бессвязные отрезки не обретали смысл, не наполнялись жизнью. Сегодня - это вчера?
        Лина потянулась за водой и, на полпути, остановила глупую руку, вспомнив, что стакан все так же пуст.
        Внутри заболело, словно кто-то раздавил в кулаке желудок. На языке разлилась горечь. Затопил страх. Голову снова опутала прозрачная занавеска, не давая воздуху проникать в лёгкие. Лина обхватила шею, подняла голову и вдохнула. Она ещё справлялась, да, справлялась... Но скоро понадобятся таблетки. И вода...
        Она села. Затёкшие конечности едва слушались. Лина не чувствовала стоп, но видела как босые ноги опустились на половицы. Держась высокой спинки стула, осторожно поднялась. Постояла, неуверенно шагнула. Коленные чашечки вылезли из-под футболки, натянули бледную тонкую кожу с просвечивающимися венами. Лина долго смотрела вниз, испытывая ощущение нереальности. Невозможно… Эти ноги умели бегать.
        Крутая лестница сбегала в полумрак мелкими ступенями. Лина посмотрела вниз, голова кружилась. Руки судорожно сжали перила.
        - Ту, - вытолкнула из горла надтреснутый сип, - Ту! - позвала чуть громче.
        Лина закрыла глаза и заставила тело двигаться. Одна ступенька, вторая, третья... На последней она качнулась, едва удержав равновесие. Ту выпрыгнула из гостиной как заяц и отпрянула.
        - Хин чао, мадам! - поклонилась вьетнамка, из-под распущенных волос блеснули белки круглых глаз.
        Лина проводила взглядом фигурку, пятившуюся спиной к дверям. Когда Ту юркнула на улицу, посмотрела в комнату. В голубом полумраке лицом к открытому окну стоял Берри. Азиатское солнце выжгло голый торс до черноты. Лунный свет перламутром лёг на плечи, тенями и бликами расчертил рельеф спины. Длинные ноги казалось, вырастали из пола резким движением вверх. Старые джинсы закатаны над щиколотками, руки в задних карманах, голова откинула. Худая фигура излучала напряжение. Под загорелой кожей вместе с мышцами перекатывались нервы.
        Жирный механический запах напоминал ее безумие. Пострадавшую стену отмыли и снова навесили полки, в придвинутом на место кресле гордо застыла, словно хозяйский пёс, иссиня-чёрная гитара. На полированной поверхности низкого стола растеклось белое пятно, нарушая окружающий аскетизм.
        Лина долго смотрела на синтетическое кружево дешёвого бюстгальтера. Хотела уйти, спасаясь бегством, как делала всегда, но тело приросло к порогу. Оно не подчинялось, слушаясь инстинктов, которые говорили: идти некуда, спасать нечего и спасаться не от кого.
        Что в ней кончилось? Иссушилось? Любовь? Лина так долго не дышала, что между рёбрами запекло. Вздохнула и внезапно кровь побежала, прилила в голову и добралась до кончиков пальцев. Из горла вырвался хрип.
        Кит обернулся, синие глаза равнодушно мазнули, взгляд проплыл мимо. Лина никогда не видела, как перегорает предохранитель, как от короткого замыкания происходит пожар, как молния рассекает старое дерево надвое, но точно знала, что сейчас она тот самый предохранитель, провод и столетний дуб. Ей казалось, сухой треск, словно выстрел, разнёсся над крышами лачуг. Взрыв снёс плотину, тщательно выстроенную вокруг мягкого уязвимого нутра, покалеченного разума и сердца.
        Гнев заполыхал белым огнём. Не рассуждающий, неудержимый. Ярость ослепила, прорвалась как нарыв. Мышцы пропитались ненавистью и съёжились. Лина бросилась, чувствуя силы, задушить его:
        - Она же ребёнок, сволочь!
        - Ребёнок? - не замечая беспорядочных ударов, Берри ссутулился, неторопливо поймал её кулаки: - Этот ребёнок пять лет работает массажисткой и отлично знает, как сделать клиенту "нappy end", - усталый голос прозвучал невыразительно и монотонно.
        - Что?
        - Её первые слова на английском. Знаешь, что это?
        - Пусти! - Лина вырывала руки.
        - Оральный секс. Входит в процедуру массажа.
        - Тебе захотелось массажа?!
        - Нет. Она пришлаою в мою кровать. Голая. И разбудила ртом.
        - Врёшь!
        Лина выкручивала руки из стальных браслетов, сомкнувшихся на кистях. Злые слёзы обожгли глаза. Она не хотела, чтобы он их видел. Мускулы сложились в движение - основа выживания Бронкса - колено выбросилось, метя точно в пах.
        Казалось, Берри очень медленно сдвинул корпус вправо и разжал ладони. Потеряв равновесие, Лина приземлилась на угол стола. В последнюю секунду сгруппировалась, смягчив удар бедром, откатилась в сторону. Тяжело дыша, вскинула глаза:
        - Тебе ведь всё равно с кем, - прошипела она, - а Ту… была моей! Она любила меня! Почему ты не оставил её мне!?
        - Ты не просила.
        - Не просила? А ты не можешь пропустить ничего, что движется?! Ты чёрствый, самовлюблённый эгоист! Животное!
        - Ничего нового, - Кит поиграл в кармане связкой ключей, лицо ничего не выражало. - Всё это я уже слышал.
        - Тебе плевать! Плевать на всех! Для тебя окружающие мясо! Ты любишь только себя! - она протянула скрюченные пальцы к надменной фигуре, желая видеть её согнутой от боли.
        - Не особо, - проговорил Кит пустым, как неподвижные черты, голосом. - Но я рад, что ты выговорилась.
        - За что ты ненавидишь меня?
        - Не обольщайся. Ненависть отбирает много сил. У меня на это нет времени.
        - Зато есть время на шлюх!
        - Ни больше - ни меньше.
        Лина пронзительно расхохоталась и затрясла головой:
        - Что же мы для тебя? Кегли в боулинге?
        - Хорошее сравнение, но на спорт вы не тяните. Скорее на бухло. Лучше или хуже. Но чаще пофиг, чем залиться. Сама знаешь, как это бывает. - Немигающий взгляд обжёг льдом. - Пойдёт любое пойло, лишь бы не блевануть.
        - Ты садист, - прошептала Лина, поднимаясь с пола. - Знаешь, что люблю! И играешь ботинком как с собачонкой!
        - Моя физиономия часто привлекает фриков. Возможно, ты страдаешь мазохизмом?
        - Я убью тебя!
        Она шагнула к застывшему на фоне окна силуэту. И не успела замахнуться. Кит схватил плечи, прижал к груди и улыбнулся гипнотической улыбкой с экрана.
        - Что ты сделаешь, дорогая? Задушишь в супружеских объятиях? Из дома вынесли всё колющее и режущее. Нет даже грёбаных палочек!
        - Господи, как можно любить тебя! Ты чудовище! - задохнулась она. - Ненавижу!
        - Ненавидишь. И терпишь. Как все. Вы готовы ползать в моих ногах, облизывать сраные подмётки, повизгивая от радости. Я могу тебя ударить, унизить, раздавить как таракана, стоит сжать покрепче. А, Лина? Хочешь увидеть, как через горло полезут кишки? Все ещё мечтаешь умереть в моих объятиях?
        Презрительный голос лился ласково, как шёлк. Тиски вокруг рёбер медленно, почти нежно сжимались. Каждый вдох болезненно заполнял сдавленную грудину и с хрипом вырывался, чтобы следующий наполнил лёгкие только на половину, потом на четверть.
        - Взгляни на себя! Беспомощная! Зависимая! Жалкая…
        - Так смотри же на меня внимательно!
        Не уверенная, стоит на ногах или болтается в воздухе, Лина откинулась в обруче рук. Подняла подбородок, выставляя напоказ лицо, давно забывшее отражение:
        - Ты сделал меня такой! Любуйся.
        - Сомнительное удовольствие.
        - Правда? Но, тебе придётся смотреть. И терпеть. Смотреть и терпеть. Ты должен! - Лина роняла слова в красивое лицо, брезгливо глядевшее с высоты. - Ведь я купила тебя, помнишь?
        Она откинулась в его руках, чтобы видеть, как темнеют синие глаза, вваливаются щёки, натягивается и бледнеет кожа на скулах:
        - На мои деньги ты имеешь окружающих. А я... Я имею тебя, Кит, - произнесла хриплым шёпотом, словно одаривая грязной лаской. - Ты можешь тысячу раз думать обратное, но, я имею тебя, сукин сын!
        Запрокинув голову, Лина резко, металлически рассмеялась. Она бы хохотала до смерти, но Берри разомкнул объятия и влепил пощёчину.
        Лина упала на колени, схватилась за подлокотник кресла, сдирая кожу о резьбу. Убрав волосы с лица, она улыбнулась:
        - Привет.
        Гладкий гриф доверчиво скользнул в ладонь. Нежно обхватив его, она замахнулась. Гитара обрушилась на стол и жалобно вскрикнула. Лина удивилась, что хватило сил поднять её. Снова размахнулась, пытаясь успеть , до того как Берри заломит руки. Но Кит не останавливал, даже не делал попытки, приблизиться. И инструмент не выдержал. Отскочили порожки, лакированный бок треснул, в сторону полетели щепки. Лина замахнулась ещё...
        Обливаясь потом, обессиленная, она швырнула в угол остатки того, что минуту назад являлось хозяйской гордостью и обернулась.
        Кит не изменил застывшей позы. Бескровное лицо превратилось в маску и, словно, отделилось от загорелой шеи. Провалы глаз превратились в чёрные омуты.
        - Кто это был? - спросила Лина, переводя дыхание. - Чак или Кёртис? Все время забываю.
        - Чак.
        Воцарилось молчание. Раскинулось между неподвижными фигурами с открытым ртом и разбросанными конечностями. Тяжёлое, безобразное, сосущее...
        - Ты закончила? - толкнул Берри слова, едва разжав губы. - Моя очередь.
        Длинное тело накренилось и напало молниеносно, словно бросок змеи. Мужские ладони оказались у горла, разошлись в стороны. Затрещала ткань. Остатки футболки повисли на плечах. Лина не успела охнуть, голая кожа встретила шершавый пол, в лопатки и бёдра впились занозы.
        - Уйди! Все кончено!
        Она пыталась остановить его, упёрлась локтями в торс. И понимала, что не остановит! Хотела найти правильные слова. Но таких слов не существовало! Берри смахнул её руки, как щепки раскуроченной гитары, вмял в половицы. Затрещали кости. Колено грубо вклинилось между бёдер.
        - Ненавижу тебя...
        Не осталось ни сил, ни слёз. Лина недоумевала, почему сознание, которое так часто ускользало, не покидает сейчас, когда внутри и снаружи рвёт на части? Мозг работал холодно и чётко. Как дотошная стенографистка фиксировал тяжесть, под которой расплющенные органы вопили, требуя кровь и кислород; циничные движения, которые давно не причиняли болезненности…
        Боли нет. Больше нет. Даже боли.
        Лина видела себя пороге незнакомой комнаты. Балансировала на одной ноге. Переступить предел и освободится?.. Она шагнула в белый густой свет. Позади захлопнулись двери.
        Тяжело дыша, Кит поднялся. Не глядя на распластанное в ногах тело, застегнул джинсы, пошатываясь, пересёк гостиную. У лестницы обернулся.
        - Хочешь, знать, какое из тебя пойло, Лина? Самое говённое, какое только может быть. Блевать охота.
        Он изобразил рвотный спазм и вышел в ночь, оставив перегородки раздвинутыми.
        Лина повернулась на бок, подтянула колени. Кулаки прижались к животу. Чей крик разорвал тишину? Подвывания какого животного вернуло эхо пустого дома? Это не человеческий голос. Это не могла делать она…
        Грязно-бледная щель вдалеке слабо отторгла землю. Лина приподнялась. Свободное от контроля чистое электричество вздёрнуло руки, стянуло с топчана циновку, закутало плечи. Пальцы разжались. Вытащить из кармана Кита ключ, оказалось удивительно легко.
        На улице пусто и тихо. Ступня перед ступнёй. Приклад бьётся в бедро. Но тело упорно тащится вперёд, следует инстинкту.
        Съёмочную площадку осветили два мощных прожектора. Фигурки внизу судорожно бегали, толкались, исчезали в темноте - смешные, заспанные...
        Спина нашла поддержку металла, сваленного в тени павильона на холме. Лина вскинула ружье. Глаза прощупали пространство. Она знала - он здесь.
        И нашла его.
        На краю давно смонтированной площадки рабочие устанавливали трамплин. Широко расставив ноги и вытянув руки, Кит дожидался, пока мужчина обмотает колени и локти широкими бинтами, приладит к груди жилет. Несколько рук помогли ему влезть в комбинезон. Клацнули карабины.
        Лина проследила за натянувшимся страховочным тросом. Он исчезал за огромным вентилятором перед воздушными блоками, напоминающими матрасы. Неподалёку от тормозящей площадки серое утро пронзили фары пожарной машины. В низине пиротехники развернули тяжёлую ткань, по ней побежал огонёк, поднялся выше и превратился в жёлтую стену. Рабочих скрыл дым.
        В пяти метрах от трамплина стоял мотоцикл. Зажав шлем под мышкой, Берри приблизился к нему. Лина посмотрела вниз. Натянутый трос вибрировал в искажённом от пламени воздухе. Сработает верно - не позволит каскадёру разбиться, но не спасёт от пламени, которое вентилятор гнал по оврагу. Не успеют вовремя те парни, что пьют кофе у фургонов - он сгорит заживо.
        Лина повела прицелом и сфокусировалась на Берри.
        Глаза в прорези маски неотрывно смотрели в сердце пламени. Кит медленно надел шлем. Перекинул через сидение ногу. Углы рук стали с механизмом единым целым. Мотор взревел. На один удар сердца мотоцикл вздыбился, словно дикий мустанг, завис в воздухе, и подчиняясь движению прямого корпуса, бросился вперёд.
        Лина опустила ружье. Она вспомнила свой сон, видела, что произойдёт. Развернулась и побрела домой.
        В кране собиралась вода, капли срывались и бились о металлическую раковину. Кап-кап. Звук монотонно разносился по комнатам.
        Лина стала под душ. Намылила лицо, тщательно сполоснула волосы, почистила зубы. Протёрла пыльное зеркало. Припудрила щёки и наложила слой румян, как учила Натали. Подкрасила ресницы и прорисовала длинные стрелки в стиле 50-х годов. Красной помадой обвела губы и подняла лицо.
        Красную помаду однажды подарила Бекки. Но Лина тогда не понимала красный, считала броским и вызывающим. Она ошибалась. Бекки права - красный её цвет. Лина поправила контур мизинцем и улыбнулась.
        В чемодане отыскалось платье. Теперь она знала, зачем упаковала его в последний момент. Жаль, только, что шёлк больше не облегает фигуру, а морщится складками. Серые туфли в тон отказывались налезать на распухшие ноги. Лина нахмурилась. Сдирая кожу, надавила и победно улыбнулась:
        - Вот так...
        С волосами пришлось повозиться. Сколько не проводила по ним щёткой, они сыпались и сыпались. В косметички нашлись маникюрные ножницы. Идеально.
        Лина устроилась с одной стороны стола. Расправила на платье складки. Наклонилась и аккуратно перемешала по лакированной поверхности белые, красные и синие таблетки.
        Часть 2 Глава 1
        Часть 2
        Кристофер
        Глава 1
        Кит закинул на плечо спортивную сумку. Вышел из дома, припадая на правую ногу, прищуренные глаза вперились в раскалённый диск над головой. Позади остались раздвинутыми все перегородки, куры по-хозяйски бродили по крыльцу.
        Он бросил вещи в багажник раздолбанного Рэнглера. Хлопнув дверью, влез на водительское место. Пристроил повреждённую ногу на педаль, прижал спину к раскалённому сидению. Рулевое колесо обожгло порезанные ладони, но Кит только крепче сжал его.
        В косых лучах солнца танцевала пыль, залезала в ноздри и глотку. Дворники визжали, тяжело сталкивая грязь с лобового стекла, прокладывая узкую дорожку-бойницу. Кит чуть вдавил газ, позволив нетерпению проявиться, и сбросил.
        Он отснял в этой местности всё. Раскалённая днём и ночью, киснущая земля больше ценности не представляла. Кит покидал её удовлетворённый. Результат равный ожиданиям. Дело за монтажом. Ему хотелось двигаться дальше.
        Взгляд зацепился за женские очки, пылившиеся на торпеде. Кит с силой воткнул передачу, заставляя зудящий в голове контратенор, заткнуться. Что это? Совесть? Он выругался, резко отпустил сцепление. Из-под колёс взметнулся фонтан глины. С остервенением крутанув руль, Кит выехал из деревенских ворот и покатил по ухабам, зовущимся «просёлочной дорогой».
        Ну её, припадочную!
        Он отвёз её в госпиталь. Бросал в ноги, как грёбаные лепестки лотоса, пластиковые донги всем, кто попадался на пути, пока тащил ледяную дуру по затхлым коридорам в реанимацию. Прыгал как горный козел, забыв о неходячей конечности. Станцевал ритуальный танец перед последним бабуином в синей маске и сгрузил столько пластика, что впору оклеить весь сгнивший Дак Нонг. Он сделал, что мог.
        Что было бы, не повреди он на съёмках ногу, и не вернись домой за эластичными бинтами, напарниками вывихов и растяжений, которые катались за ним как тёлки по гастролям, Кит не думал. Он успел. Будто бы...
        Кит разорвал зубами пакет чипсов, зажал коленями газировку. Есть не хотелось. Преодолевая отвращение, он заставил себя жевать. Путь до цивилизации не близкий, голодный обморок ему не улыбался.
        Размытая колея тянулась, упиралась в серый горизонт. Нескончаемая коричневая резинка. Сморённый однообразием, Кит на секунду прикрыл глаза. Того и дожидаясь, под веками снова всплыло видение с клоунским ртом и нелепым ежиком волос. Он не чувствовал её. Казалось, нёс в руках пустое платье и туфли. Нелепые дизайнерские туфли в запёкшейся крови...
        Кит вздрогнул, увеличил скорость. Мотор ревел все яростнее, внедорожник грозился развалиться на части. Больная ступня вжимала педаль акселератора в пол, посылая дробь боли прямиком в мозг. Кит свирепо гнал.
        Разряженная, сломанная кукла! Он знал, кто её сломал. Очень хорошо знал. Но, видит бог, не хотел её убивать. Лишь, мать твою, избавиться!
        Так избавился же... Гундел в черепушке гнусавый голос. Кит вылетел на развилку. Он собирался проскочить поворот, не притормаживая. И внезапно понял, что Рэнглер уже минуту стоит перед обшарпанным указателем. Он заглушил двигатель.
        Узкий съезд направо, прямой как стрела, терялся в тиковых деревьях. Кит вспомнил первый концерт на стадионе, когда перехватило горло. Он был уверен, что не сможет петь. Но, сумел.
        Оживив автомобиль, Кит покатил в сторону Хо Ши Мина. К черту! Не собирается он её навещать. Очухается, куда денется. Решил и выбросил из головы, как выбрасывая всё, не имеющее отношение к делу. Как перед отъездом выбросил в мусор раскуроченную гитару. Давно пора. Глупая привязанность. Сопляк с мишками в кровати. Таскает двадцать лет за пазухой игрушки, не наиграется. Кит моргнул и сосредоточился на дороге.
        Лёгкий солоноватый ветер смахнул с напряжённых плеч азиатскую пыль. Лос-Анджелесские сумерки встретили одомашненным теплом и цивилизованным пейзажем симметричных углов, светящихся в низине высоток.
        Кит хлопнул Стюарта по спине, отвечая на крепкие объятия, сгрузил пожитки в протянутые руки.
        - Загорел, как сатана, ей богу! - усмехнулся Тим и сдвинул брови. - Что с ногой?
        - Неудачно приземлился. А может, наоборот.
        - - Ну-ну... Врачам показывал?
        - Угу.
        - И что?
        - Заживёт, - Кит забрался на пассажирское сидение старой Хонды Аккорд.
        - Одна? - захлопнув багажник, Тим сел за руль. - А, что старина Чак? Пустился в тяжкие? По бабам никак пошёл?
        - Сломался.
        Стюарт бросил быстрый взгляд, но промолчал. Плавно выруливая на автостраду, некоторое время жевал губами сигарету, потом клацнул зажигалкой.
        - Как все прошло?
        - Отлично.
        - Возьмём грёбаный Оскар?
        Кит вытянул вперёд ногу. Чёртова конечность пульсировала с Хо Ши Мина, словно варилась заживо. Он чувствовал косой наблюдающий взгляд. Слишком хорошо знал эту настороженно-изучающую манеру, словно докторское ощупывание. В кармане сжался кулак, Кит улыбнулся:
        - Возьмём.
        Автомобиль проскочил полупустой пригород и влился в тягучий поток, медленно продвигаясь по Мелроуз-авеню. Как можно небрежнее Тим спросил:
        - Ну, а как здоровье?
        Кит представил, что поцарапанный капот Хонды погружается в серый океан, он проглатывает машину по куску, волны с силой бьют в стекло, продавливают, салон заполняет ледяная вода.
        - Отлично.
        Подобные вопросы действовали на нервы. Это знали все. И каждый раз находился интересующийся умник. Стюарт знал такая наглость сходит с рук ему одному. Что ж, пора завязывать с сантиментами. Кит повернул весёлое лицо.
        - Набросай, что там, срочное. Дерьмовая связь на высоте.
        - Я думаю, безбожник! - хмыкнул Тим. - Идём по графику, как обычно. Запись свели, аранжировку закончили. Пресс-релиз во вторник. Даты тура согласовали. Первая остановка тебе понравиться - Марсель ждёт нас, детка!
        - Чудно, поедим по-человечески, - Кит выбросил большой палец и сунул ладони под мышки. Он ждал. Но прошло ещё минут пять, прежде чем белобрысый спросил:
        - Ну, а где Лина, чувак? Она не прилетела? Надеюсь, ты не сожрал её? - засмеялся Тим, но брошенный взгляд был серьёзен.
        - Заткнись и смотри на дорогу, - неожиданно яростно сцедил Кит.
        Откинув чёлку с покрывшегося испариной лба, отвернулся к окну. Черт возьми, он собирался ответить. Готовился к этому разговору. Ждал. И... струсил? Он не мог рассказать Стюарту, что произошло в Дак Нонге. Но самое дерьмовое заключалось в том, что он сам не понимал, что там произошло!
        - Ладно, - спокойно отозвался Тим.
        Зелёные глаза больше не отрывались от дороги. Уверенно перестраиваясь из ряда в ряд, Стюарт неожиданно снизил скорость и притормозил на углу Клинтон-стрит. Досадливо сморщился.
        - Снова слили! Ух, вычислю крысу, прикончу, ублюдка, ей богу!
        Он с секунду неприязненно разглядывал потеющих на мотоциклах папарацци. Разноцветная толпа осаждала центральный вход в студию, сидела на тротуаре и оконных нишах первых этажей. Облокотившись на руль, Стюарт обернулся:
        - Катим дальше?
        Кит уже сосчитал камеры на толстых шеях и оценил давку перед двухэтажным зданием.
        - Не будем разочаровывать публику. Есть очки?
        Вслед за дежурной улыбкой водрузил на нос модные стекляшки Стюарта и открыл дверь.
        - А-а! А-а! Кри-ис! Кри-ис! Тим!
        Привычный удар в перепонки. Улыбка рефлекторно растянулась шире, словно углы рта пришпилили у висков. Руки приветственно взвились, как долбанный белый флаг. Алё, вот он я, сдаюсь! Вспышки в морду раз, два, три. Кит держал их чуть позади, проложив между собой и дулами камер десяток разноцветных макушек. Больная нога затерялась среди чужих. Широким шагом Кит вклинился в толпу. Резал грудью, словно именинный торт, а тот тянулся за ним, маслянисто лип к плечам, локтям, набивался под ногти. Кит сглотнул и оскалился шире. Он ненавидел сладкое.
        В студии ничего не изменилось. Без него никто ничего не менял. Кит остановился посреди красного папуасского ковра перед засаленной развалюхой, сунул руки в карманы джинсов. За что он им платит? Не могут выбросить даже потасканный диван.
        - О, привет!
        - С возвращением!
        - Как вы пробрались? Там же...
        - Диван.
        - Что? Мы звонили тебе на сотовый, он...
        - Я его выбросил.
        - Что?!
        - Послушай, Крис, там ломятся писаки из "Онион", говорят, договаривались!
        - Мать вашу, здесь кто-нибудь понимает английский? Я хочу, чтобы выбросили, этот чёртов диван!
        - Прямо сейчас? Но...
        - Немедленно! - взревел Кит.
        - Ладно, ладно, сейчас сообразим, куда его Стю?
        - В окно, - хихикнул Тим, закуривая сигарету.
        - Отнесите его на лестничную площадку, - вмешался сухой старческий голос.
        - Ох, мэм, вы шутите? Он же не влезет!
        - Возьмите в подсобке топорик и порубите. Здравствуй, Кристофер, выглядишь утомлённым.
        - Такой я и есть, моя нюйши. Иди, обниму тебя, старушка. Отличное платье, просто блеск. Вонг?
        - Да, сэр. Это ваш подарок.
        - Вижу, - ухмыльнулся он, как мальчишка, радуясь, что заставил сфинкса покраснеть. - Расскажи, как ты управляешься с этим примитивным людом?
        - Откусываю яйца.
        - Господи, нет, лучше я их уволю.
        Кит выпустил Суин из рук и усмехнулся чёрному роялю, почувствовав затылком разверзнутую акулью пасть.
        - Привет, Кики. Хвастаешь новыми пломбами?
        - Ну, ты и болван, Берри! Но я так по тебе соскучилась, что готова простить!
        Кит устало плюхнулся в кресло, с наслаждением выпрямляя больную ногу. К плечу тут же приникло горячее бедро, обтянутое тесными джинсами. Он выгнул губы, вспоминая, что там заныло? Синяки?
        Ким взяла из рук Суин пачку бумаг, поёрзала на подлокотнике, пристраивая зад поудобнее.
        - Как съездил? Шикарная стрижка! Мне нравиться её брутальность и этот загар... Ммм... так возбуждают. Но выглядишь усталым и небритым. Ты похудел.
        Острые ногти бродили за воротом рубашки, там, где ныл свежий ожёг. Кит не выносил, когда трогали шею и кисти. Этим частям тела доставалось больше всего. Всегда на виду, всегда кто-то тискает. Тактильная неприязнь появилась десять лет назад и с каждым днём усугублялась.
        - Что, твоя провинциальная жёнушка не умеет готовить?
        Кристофер стиснул челюсти, отодрал от себя тонкую руку, подавив желание, оттереть ладонь о брюки. Вдыхая мускусный запах округлых изгибов, колышущихся у лица, попытался сосредоточиться на договоре. Последние дни туго соображал, будто его огрели по затылку.
        - Поужинаем сегодня у меня, а? Я велю Марте приготовить мясо с прованскими травами, как ты любишь. Откроем шампанское. У меня в спальне появилось нечто забавное, тебе понравиться, обещаю... - промурлыкала она, вжимаясь в плечо.
        Взяв ручку, Кит быстро и размашисто строчил подписи на документах. Он не слушал Кики, заранее зная, все реплики. Очевидная и разнузданная, она вгоняла в сон как таблетка мелатонина.
        - Скучал по мне, хоть капельку, а? Ну, сделай мне приятно, скажи, да!
        - Да, детка, - он спихнул её с подлокотника, огрел ягодицы увесистым шлепком. - Будь добра, пристрой свою задницу в свободное кресло.
        - Ну, ты и придурок, блин! - прошипела сквозь зубы Кимберли и села напротив. - Подпиши ещё здесь.
        - Сгоняй за кофе. И выброси на помойку духи.
        - Да что ты понимаешь, ценитель, хренов? Это к твоему сведению эксклюзивный парфюм, разработанный Дианой Родригес ещё при жизни! В мире существует всего десять флаконов «Византии». Одна унция стоит…
        - Плевать, как ты зовёшь эту вонь и сколько она стоит. Я жду кофе.
        - Я арт-директор, а не секретарша! - вспыхнула Ким.
        - Когда я тебя повысил? - отбросив ручку, он поднял голову.
        - Кристофер-Джеймс, я предупреждаю!..
        - Пьян был, - зевнул Кит и прикрыл глаза.
        Он откинулся в кресле, забросил скрещённые ноги на стол - больную пристроил поверх здоровой. Накрылся шляпой - бесформенная и мятая подходила лучше всего. Ненавидел, когда пялились в неконтролируемое лицо. За спиной тур-менеджер трепался по мобильному, техники тащили диван, спорили какой стороной сунуть в дверь, скрипнула резцами Кимберли...
        - Десять минут, детка.
        Договаривая последние слова, Кит уже засыпал. Кочевая привычка - умение мгновенно отключиться.
        Часть 2 Глава 2
        В конце августа Strangers презентовали альбом "Травля". Он взлетел на первые позиции американских и европейских чартов, стал платиновым за неделю, как и одноимённый сингл. Его похвалили даже критики, которые считали пятнадцать лет группу бездарной, и не видели в творчестве ничего кроме смазливого исполнителя.
        Свесив с подлокотника кисть с тяжёлыми армейскими часами, Кит полулежал в кресле. Вытянул скрещённые ноги, носки новых туфель покачивались. Ведущая расположилась напротив, заняла низкий диван цвета её взбитых в пену волос. Кит механически отметил пристойный набор женских причиндалов и отключился от высокого голоса.
        - ...Где черпали идеи? В чем? Расскажите, что вас вдохновляло?
        Кит сдержал желание рассмеяться. Откуда выдрали эту мышиную хористку? Фальшивый писк нервировал слух, как щекотка. Он не помнил, как писал альбом. О чем думал? Сказать, о деньгах?
        - Группа отправилась искать вдохновение в Азию. Мы объехали Китай и Камбоджу. Подолгу жили в диких местах. Изучали традиции, слушали истории. Но то, что искали, не нашли. Озарение настигло внезапно. Это произошло уже в студии. Вы понимаете, как это бывает?
        Кит облизнул сухие губы и постучал пальцем по карману рубашки. Девица неотрывно глядела в рот, избегая, встречать взгляд. Кит умел смотреть долго-долго, это многих нервировало. Её - тоже. Блондинка послушала, что поведал в наушник сценарист, энергично закивала:
        - Да, конечно! Ты хочешь сказать, что музыка всегда была в вас? Она жила внутри, и необходимости искать её не было? И вы это осознали в студии?
        - Именно, так.
        - Просто фантастика!
        - Да. - Кит скромно опустил ресницы, затем посмотрел на гостей в студии.
        Сорвав предписанные регламентом аплодисменты, он повернулся к ведущей. Она продолжила сыпать вопросами и отвечать на них. Кит поддакивал, улыбался, глубокомысленно пялился в середину декольте. Покрытая автозагаром кожа здорово потела под софитами. Судя по блеску, пора пустить рекламу.
        - Превосходно! - блондинка хлопнула в ладоши, накладные ресницы коснулись лба. - Оставим ненадолго творчество и поговорим о тебе. Да-да, ты чудесно избегаешь, подобные темы! - шаловливо погрозил накладной ноготь.
        Кит склонил голову к плечу. Круглые колени обтянули прозрачные чулки. С его места можно разглядеть в глубине юбки полоску кружев. Сузив глаза, он раздумывал, что мешает ей держать ноги сжатыми. Почему они всегда разъезжаются, словно он грёбаный вазелин?
        Девушка румянилась под румянами, потела, но упрямо продолжала:
        - Кристофер, тебе приписывают многочисленные увлечения. Твоё имя связанно с известными актрисами, моделями, светскими львицами. Твои романы обсуждает страна, так бурно, как и предстоящие дебаты кандидатов в президенты, - она засмеялась и повернулась ко второй камере:
        - Столько шума и ничего определённого...
        Под залипшей улыбкой Кит покусывал щеку, вспоминя условия контракта с каналом.
        - ... До недавнего времени, - ведущая лукаво подмигнула, поправила на голове то, что поправить невозможно:
        - Поговорим о Лине Олсен?
        Она обвела массовку взглядом и пропустила, как Кит расслабил плечи, а в глубине глаз зажглись стоп огни.
        - Художница - покорившая мир пронзительными работами; скандально известная вдова металлургического магната; не публичная, закрытая персона, с которой тебя видят последние три года. Неужели роман?
        - Нет.
        - Нет? - она вздёрнула брови. - Но, вы часто вместе! Наш канал располагает редкостными снимками. Эти фотографии сделаны во Вьетнаме. Пожалуйста, внимание на экран!
        Ручные аплодисменты смолкли. Зрители задрали лица. Кит не переменил ленивой позы, лишь кончики пальцев упёрлись в подлокотник. Вслед за всеми, он перевёл взгляд на монитор.
        В зернистости паршивого разрешения, натянутого на широкий формат, узнал веранду деревенской забегаловки. Склонённый к столу женский профиль, высветленный, словно приведение, завесили волосы.
        - Я прошу извинить зрителей за качество съёмки. Телефон случайного посетителя оказался не готов к фантастическому кадру. Крис, Лина участвует в съёмках?
        - Нет.
        - Тогда остаётся загадкой, что заставило миссис Олсен променять особняк в Малибу, который, как утверждают инсайдеры, вы делите, на сомнительный сервис провального сезона во Вьетнаме? Дело в недавнем скандале? Она укрылась от него в Азии?
        Кит мягко улыбнулся.
        - Боюсь я мало похож на загадочную миссис. Вам нужно пригласить ее.
        - Поверь, Кристофер, мы все ещё пытаемся! - засмеялась ведущая. - Сложно иметь дело с персоной, которую не интересуют ни деньги, ни слава.
        - Потому я всегда к вашим услугам. Меня интересует и первое и второе.
        В студии раздался смех.
        - Кристофер, ты потрясающий! Кто-нибудь может устоять перед твоим обонянием? Мы не продвинулись ни на шаг, дорогой! Эфирное время истекает, и меня, похоже, уволят! - девушка смешно подкатила глаза.
        - Свяжись с моим агентом. Думаю смогу устроить тебя на бэк-вокал.
        - О, как мило! Мне придётся переспать с продюсером?
        - И с технической командой.
        - О, нет! Я обожаю свою работу! И своего босса! Он у меня один.
        Колени съехали в сторону, блондинка протянула руки в студию. Массовка билась в конвульсиях, пока из-за ширмы не рыкнул режиссёр.
        - Но, Кристофер, позволь вернуться к нашей теме! Так что же происходит между тобой и Олсен? Что ты нам ответишь?
        - Ничего.
        - Ничего? Все отрицаешь?
        - Нет.
        - Значит…
        Она впервые запнулась, скрыла замешательство в планшете на растопыренных ляжках, но быстро вскинула голову. Карие глаза точным броском попали в камеру, пробежали по зрителям и атаковали. Кит поставил молниеносный блок, финт и фол.
        - Ой, Крис, не смотри на меня так, прошу! Твой фирменный взгляд работает безотказно. В нем запросто утонуть. А мне даже не выдали спасательный жилет, - произнес сладкоречивый рот, словно набитым леденцами. - Ох, чувствую, меня сегодня уволят!
        - Уверен, - улыбнулся Кит. - Как насчёт ужина? Обсудим твоё новое жалованье.
        - Ох, я...
        Ведущая повернулась всем корпусом к камере, взбила кудри в потолок, и развела руками:
        - Я бессильна! Гостем нашей студии был Крис Берри, фронтмен группы Strangers, и потрясающий собеседник. Поблагодарим его аплодисментами!
        - Спасибо.
        Короткое слово таяло под светом прожекторов, а Кит уже опёрся ладонью в край сцены. Позабыв о больной ноге, перемахнул через провода. Приземлился и от неожиданности рыкнул.
        Из-за камеры выскочил режиссёр:
        - Супер! Сняли с первого дубля. Перерыв полчаса.
        Кит содрал с себя микрофон и послал «штрафным броском» в конопатую физиономию.
        - Strangers больше не сотрудничают с СNN. Рассчитайте эту престарелую Брэдшоу, если не хотите, прокатится в суд.
        - Что? Стой, приятель, погоди… - промямлил детина в тесном костюме. Его отодвинул щуплый старик:
        - Не горячись, сынок, - директор канала протёр очки и водрузил на крючковатый нос: - Ты, верно, забыл, что у нас эксклюзивный контракт на полгода. Вопросы интервью согласованы с вашими агентами.
        - Насрать! - Кит спихнул с дороги охранника и открыл дверь ногой.
        Чёрный джип "БМВ" вылетел из подземной стоянки, едва шлагбаум поднялся. Кит придержал автомобиль на светофоре и помчался на запад к океану.
        За окном исчезали стекляшки контор, рекламные вывески, яркие витрины. Чем дальше от центра, тем бетонные коридоры становились ниже, стены переставали давить, уступая место вольному пригороду.
        Глухие удары в затылок становились привычным фоном. Кит вслушивался в них, и чуть не проскочил крутой съезд. Выжал тормоз. Четыре покрышки вгрызлись в асфальт.
        Мощённая гравием дорога упёрлась в закрытые ворота. Он высунул голову в окно. В противоатомном бункере охраны не горел свет. Кит чертыхнулся и протянул руку к звонку.
        На фоне горного массива светлый фасад дома, точно изящный кулачок, сжимал скалы. Вдоль темной аллеи к подъездной площадке протянулся заросший газон. Тяжелые кроны деревьев перешёптывались с далёкими волнами, кое-где с веток свисали облезлые фонарики. Шелестела бумага, тихо вздрагивали на ветру застрявшие в кустах пластиковые пакеты.
        Кит медленно отнял руку. Глаза впились в особняк. Сквозь паутину неряшливых вязов виднелись черные окна, мрачные и неживые, как надгробные плиты.
        В груди нестройно забилось сердце. Несколько минут он разглядывал безмолвные камни с двояким чувством злости и унижения. Словно соседские мальчишки вновь не взяли его в игру, потому что он, долговязый увалень, в свои девять лет не умеет читать и писать.
        Кит взъерошил жёсткие от укладочных помадок волосы, утопил педаль акселератора и круто развернулся. Подняв стекла, включил кондиционер и помчался обратно в город.
        Как вышло, что направляясь к себе, он приехал к ней? Какого черта, это нагромождение металлургических баксов стало ему домом?
        Заржав в мобильный, Вуд хлопнул дверью и, с грохотом, ввалился в студию.
        - О, блин! - поднял с пола телефон, взял провод, о который споткнулся, и прошёл за ним к колонкам. - Что за фигня...
        Кит промычал ругательства и сел. В черепушке гудел колокол, созывал грешников к заутреней.
        - О, бро? Я разбудил тебя? Прости, не знал, что тут кто-то есть. Снова кочуешь? - Френк оглядел разобранный спальник и развороченный рюкзак. - Что? Не вовремя размолотил диван?
        - Заткнись, умник, - Кит подпёр плечами стену, нашёл пятерней шею и смял.
        - Э, да никак тебя выгнали, бро?
        - Отвали, сказал.
        - А что? - не унимался Вуд, поднимая с пола обрывки бумаги и ноты: - Парням интересно, и мне, само собой.
        - Нечем заняться, сгоняй за кофе, - ребром ладони Кит столкнул с рояля расправленные Френком страницы в мусорную корзину.
        - Чего выбросил? - насупился Вуд. - Дай взглянуть, чего насочинял тут в ссылке?
        - Отвянь, Френки.
        - Ну и пофиг! Какая-то хрень, сто пудов, - Вуд запрыгнул на край стола. - Ладно, колись уже!
        Кит поднял глаза, взглянул в возбуждённое лицо из-под путаницы волос:
        - Придержи себя, Френки. Чем бодрился?
        - Да, ты чего, бро? Подозреваешь меня? Чистый я! Хочешь нассу в банку?
        - Успеешь. Ладно, выкладывай.
        - Блин, ну спорили мы! Не смотри так! Все же спорили! Даже Стиви!
        - Дальше.
        - Признайся, кинула тебя, Ли?
        Кит предупреждающе посмотрел в голубые глаза. Но Вуд от нетерпения подскакивал и ёрзал по столешнице:
        - Ну же, бро, не тяни! Ну! Выиграл, я?
        - Много ставил?
        - Две штуки.
        Присвистнув, Кит медленно скрутил спальник и сунул в рюкзак.
        - На кого?
        - Как это на кого? На тебя, само собой.
        - Продул ты, приятель.
        - Как это? Шутишь? Вот, дерьмо...
        - А что остальные?
        Френк махнул рукой, закурил сигарету:
        - Выиграли!
        - Предатели, - Кит отковырял из узла одежды мятую футболку, понюхал и бросил в мусор поверх нот.
        - Стю, на тебя злится, - протянул Вуд, разглядывая в окно припаркованный на соседней улице байк. - Крутой, смотри, вон там. А толстый говорит, ставит на девчонку, потому что она упрямая, как осёл.
        - Скорее как бульдог, - пробормотал Кит и поскрёб подбородок, вспоминая, куда сунул бритву.
        - Где она сейчас? Вернулась в город? Если между вами всё, не против, если я нагряну к ней с винцом и парочкой взрослых фильмов?
        Смех застрял в горле Френка. В один прыжок, Кит очутился перед Вудом. Кулаки сгрёбли воротник модного пиджака и вздёрнули со стола.
        - Повтори!
        - Ты чего? Ты чего, бро! Я же пошутил! - заморгал кучерявый.
        С высоты роста, Кит смерил Вуда тяжёлым взглядом:
        - Ты, сука, говоришь о моей жене! Ещё слово в том же духе, и я свинчу твою холку с утиной шеи! Понял? Я спрашиваю, понял?
        - П-понял, я! Да, понял, да!
        - Оставь её! Никаких шуток, никаких дерьмовых пари, никаких вопросов! Тема закрыта! И остальным передай, поправлю физиономию каждого, кто забудет, ясно? - взревел Кит, изменив многолетней привычке не кричать.
        - Ясно-ясно, да! Ладно, всё, не кипятись! Блин, никак не привыкну, что ты стал такой чувствительный. Всё, чувак, остынь! Береги связки, ну, правда! Тур на носу, ей богу!
        - Ради бога, Френки, заткнись!
        Кит оттолкнул Вуда, досадно отвернулся. Зажал большим и указательным пальцем переносицу, сглотнул. Он едва владел собой, точно девица с предменструальным синдромом. С усилием расслабил каменную шею.
        Не выспался?
        Возможно... А возможно то, что было женским телом, которое так алчно жаждет Вуд, пожирают черви. Какой шанс выжить после передоза? Какой шанс он оставил ей? Не удосужился выяснить. А между тем, минул сорок один день.
        - Ладно, бро. Поскакал я за кофе.
        Позади хлопнула дверь. Кит не шевельнулся, сильнее вдавил в переносицу ногти. Как можно оказаться такой идиоткой? Наглотаться таблеток как в мыльных операх! Он сдержал гнев, и попытался мыслить ясно.
        Нет, она не просто идиотка - она его жена. Что произойдёт в случае её смерти, учитывая банковский счёт миссис Олсен и грёбаный брачный контракт?
        Кит сунул под мышку куртку, закинул рюкзак на плечо и взял со стола ключ от машины:
        - Как насчёт возглавить список подозреваемых в деле об убийстве, бро?
        Часть 2 Глава 3
        Кит хмуро поглядывал в зеркало заднего вида и водил электробритвой по щекам. Вытянул подбородок, тщательно прошёлся по кадыку и челюстям. Оставив за поворотом скоростную автостраду, взлетел по узкому серпантину Голливудских холмов.
        Кивнув привратнику, он въехал в ворота и сбросил скорость. Джип медленно покатил по белому мосту, перекинутому через пруд с лебедями. Трёхэтажный дом серо-голубого камня, окаймлённый живыми скульптурами, показался в конце широкой террасы.
        Подъезжая к парадному входу, Кит придержал руль коленом, проверил гладкость подбородка. Мария не выносила неряшливость. Преодолев пятнадцать мраморных ступеней, он больше не думал о жене. Боль в ноге выдавила другие мысли.
        Дожидаясь на площадке второго этажа, Мария смотрела без улыбки на его колченогое приближение. Позади статной фигуры открывался розово-золотой салон, красиво подчёркивал цвет материнского лица и обнажённых предплечий. Она прекрасно разбиралась в обрамлении.
        Кит осторожно обнял красавицу, дорогую и изящную как китайская ваза за её спиной:
        - Привет, Мария, - коснулся губами щеки, стараясь не испортить элегантную причёску.
        - Ты опоздал, - точным движением она поправила локон.
        - Пробки.
        Кит взял с многоярусного блюда на десертном столе яблоко, громко откусил. Мария отстранилась от полетевших в сторону брызг.
        - Что с походкой? Почему хромаешь?
        - Растяжение.
        - Сообщил в страховую компанию?
        - Ещё нет.
        - Что за легкомыслие, Кристофер? Это первое, что ты обязан был сделать по приезду.
        - Не успел.
        - Не морочь голову, ты уже месяц в городе. Ладно, я займусь этим, - она взглянула на мигающий в его руке беззвучным звонком экран телефона, и нахмурилась: - Ты сменил номер?
        - Взял в конторе.
        - И я узнаю последней?
        - Нет. Последней будет Кики.
        - С удовольствием поиграла бы словами, но нет времени. Я просила тебя приехать раньше намеренно. Мы заключили договор с Томасом Фордом. Отправляйся в свою комнату, там найдёшь костюм и туфли. Возьмёшь из сейфа часы, которые прислали к ужину Ролекс. Пожалуйста, будь с ними поаккуратнее, они стоят пятьсот тысяч, к утру их нужно вернуть. И прошу, не вздумай улечься спать, через пятнадцать минут начнут съезжать гости, я хочу, чтобы мы встречали их вместе.
        - Да, мэм, - Кит сунул огрызок в кадку с цветком, повернул к двум рукавам белой лестницы, прикидывая, сколько ступенек пройдёт не замычав.
        - Постой… - придержала локоть Мария, палец тронул подбородок: - Этот загар… отвратительный. Выглядишь как рабочий из восточного Техаса. Можно с ним что-то сделать?
        - Содрать кожу.
        - Люди платят за твоё лицо, Кристофер, ты не вправе к этому легкомысленно относиться! Может припудрить? - она в сомнении склонила голову к плечу.
        - Как хочешь.
        - Ладно, посоветуюсь с Патти. Уверена, можно свести его, у нас в запасе ещё две недели. Ты навестил Моррисона?
        - Нет.
        Мария выпустила его руку. Бриллиантовый браслет отразил закатные лучи солнца, которые наискось проткнули витражное окно.
        - Ведёшь себя как ребёнок. Твой измождённый вид отталкивает. Твоя худоба болезненна и ненормальна. Скажи, чего ты добиваешься? Жалости?
        - Экономлю на рекламной компании.
        - Для этого у меня есть специалисты. От тебя же требуется быть серьёзным и следить за собой. Когда ты заедешь к Моррисону?
        - На днях.
        - Хорошо, не забудь.
        Она бросила взгляд в окно. Парковщик в серой униформе уже отогнал БМВ в гараж и бесцельно ходил по подъездной дороге вокруг фонтана.
        - Лина тоже задерживается, - нахмурилась Мария. - Я выслала приглашение её агенту с просьбой приехать раньше.
        - Мы уже не разводимся?
        - Нет.
        - Больше не пугает устроенный не тобой скандал?
        - Он нам на руку решили аналитики. Кроме того, Рик уверяет, что обо всём позаботился. Ни на одном сервере не осталось следа мерзкой истории. Стёрто и преданно забвению.
        - Как легко и удобно, - Кит смотрел на прижатую к карману ладонь, зная, что сжимает кулак только мысленно.
        - Вовсе, нет! Это стоило кучи денег. Но теперь можно похоронить эту историю вместе с хозяйкой.
        Кит напрягся, внимательно посмотрел на мать.
        - О мёртвых или хорошо или ничего, - пожала плечами Мария, смахнув с платья складку. - И о Диане я могу только промолчать. Мне жаль, что месть задела Лину.
        - Месть?
        - Беспринципная месть. Твоя жена оказалась средством. Она замечательная девочка Кит, и жестоко пострадала. Поэтому, будь милым, позвони ей, и заставь прийти.
        - Не могу.
        - Нет, можешь, - с нажимом проговорила Мария. - Присутствие Олсен - наша гарантия. Я намерена афишировать брак и мне нужно её согласие. Это станет бомбой, мы получим нужное время, и заработаем. За эксклюзивные права уже вцепились «Татлер» и «Ласт Найт», а после сегодняшнего вечера они увеличат награду вдвое.
        - Тебе придётся обойтись без неё.
        - Решил испортить мне вечер? Она нужна мне на этом приёме, и ты...
        - Ничем не могу помочь. Не представляю, где она, - Кит остановил официанта, который вынес поднос с шампанским. Поддел пальцами ножку бокала и смочил сухое как пустыня горло.
        - Что, это значит? Объясни.
        - То, что сказал, - он перенёс тяжесть тела на здоровую ногу, отыскал спиной колонну.
        - Кристофер, я хочу, чтобы ты с должной серьёзностью выслушал меня. Счета, на которые поступали деньги "OSGC", заморожены. Мы больше не имеем к ним доступ. Не можем снять ни цент, это ты понимаешь?
        - И что? Съёмки закончены. Гонорары выплачены. Мы в них не нуждаемся.
        - Ты сильно заблуждаешься. Я умолчу о расходах на продвижение, рекламу и прочее, напомню только о «Птичке».
        - Что с ней?
        - Мы не сможем содержать её. Самолёт придётся продать.
        - Разве я банкрот? - Кит поднял голову, изучая красивое лицо: - Что с судом, Мария? Твои юристы решили вопрос?
        - К сожалению всё не просто. Мы по-прежнему не можем добраться до наших денег. Оппоненты подали новую апелляцию. Мы все ещё воюем.
        - Вот как, - бесцветно произнёс Кит, утратив интерес. Он читал материнские черты не хуже нотной грамоты. С раннего детства умел. Они оба это знали.
        - Что-то придумаю.
        - Не успеешь, - длинные пальцы перебирала звенья браслета, Мария изучала грани. - Сам знаешь, на гастролях не заработаешь, а время потеряешь. Не добудешь деньги жены, придётся лишиться и самолёта, и кое-какой собственности.
        - Хорошо. Мне плевать.
        - И внести в гастроли пять дополнительных концертов... Только так мы останемся на плаву.
        - Сколько? - позвонки напряглись, едва удержав поплывшую в сторону колонну.
        - Семь. Возможно восемь.
        Прощальное солнце вспучило мозаичную плитку под ногами в грязно-лиловую пену. Гадость. Странно, что Мария не учла подобный эффект. Кит поднял глаза, повернул лицо к окну. Разговор бессмыслен от начала и до конца. Не важно, что он спросит. Не важно, что она ответит. Он согласится. И она знает. Кому этот спектакль нужен больше? Иллюзия свободы, иллюзия выбора…
        Парадные двери распахнулись. На пороге появилась Лео. Она влетела в холл, размахивая круглой сумкой в виде грампластинки. Недовольный голос, обращённый к дворецкому, долетел быстрее аромата духов.
        - Привет Лео! - весело крикнул Кит. - Все шипишь и на людей бросаешься?
        - Привет, бестолочь, - медовые глаза по-кошачьи сузились. - А ты смотрю как всегда неряшлив, груб, и затрахан до изнеможения!
        - Леопольдина!
        - Здравствуй, мамочка! - Лео раскрыла объятия и взлетела по ступенькам.
        Кит некоторое время наблюдал за поцелуями, улыбками белоснежных протезов, игрой света в камнях на холёных шеях. Светский лоск так быстро прилипает, сияет, не содрать. Такая безделица стоимостью в сутки. Сутки его жизни. Усмехнулся поверх надушенных макушек:
        - Вноси.
        Он пошёл к лестнице, ни разу не припав на больную ногу. Больше не боялся взвыть, знал, что не издаст ни звука. Голову тревожила смутная мысль, на которой не удавалось сосредоточиться.
        Сидя по правую руку от хозяйки вечера, Кит стоически снёс ужин в любимом стиле Марии "псевдоаристократизм". Вволю обсудил с соседом справа гольф и методы разведения племенных лошадей. Между переменами блюд поговорил с двумя маклерами о биржевых котировках, выслушал толстых женщин о развитии благотворительности на Западном побережье и путешествиях на Ближний восток.
        Отсалютовав всей богадельне и выполнив сыновий долг, Кит отошёл к барной стойке в нише гостиной. Ослабив удавку, бросил галстук болтаться на шее, влез на стул. Неловко вытянул вперёд горящую огнём конечность в крокодиловой коже.
        Бармен подождал заказа, не дождался, и налил в стакан виски. Кубики льда весело ударились в стекло.
        - Дерьмовая вечеринка, приятель?
        - Ей такой и полагается быть. Иначе бы в твоих услугах не нуждались. Назовёшь ещё раз приятелем, сплюнешь в рюмку зуб.
        - Ладно, как же мне вас звать, сэр?
        - Принцессой Монако. Делай своё дело.
        - Именно этим я и занимаюсь, сэр. Разговариваю с вами.
        Кит вскинул глаза.
        - Доморощенный психолог?
        - Скорее хранитель метящихся душ.
        - Пашешь в холостую.
        - Хотите сказать, у вас нет души, сэр?
        - Хочу сказать, чтобы ты заткнулся.
        - Постараюсь, но не гарантирую. Видите ли, перед барной стойкой все равны, сэр. Здесь демократия, и каждый может высказаться.
        Кит окинул долгим взглядом щуплого парня в белом жилете, и внезапно усмехнулся:
        - Как, по-твоему, чувствует себя использованный презерватив?
        - Должно быть мятым, грязным, скользким, возможно ещё вонючим и ненужным...
        - Хватит. Я тоже так думаю.
        Не вынимая руки из карманов, Кит уставился в стакан. На всех приёмах и банкетах он пил. Много пил, не меньше чем вся компания. А потом ходил блевать. Ненавидел это занятие и брезговал алкоголем с тех пор, как вечеринки стали работой. Но сейчас он готов отравиться. По-настоящему, с похмельем, с тяготами мутного рассудка. Среди бутафорного дерьма, в котором погряз по уши, он заслужил один бронебойный патрон. Пусть разорвёт его.
        Решил и одним махом осушил стакан, толкнул по столу к бармену. Тот поймал и наполнил снова.
        Потягивая виски уже степеннее, Кит из укрытия озирал прилизанную тусовку. Тесный пиджак давил в плечах. Ссутулиться, что ли, позволив ткани, разойтись? Чёртовы ремесленники, даже не удосужились узнать его размер...
        - Там девица, - кивнул бармен в сторону лестницы, - смотрит на вас как на розового единорога.
        - Как она тебе?
        - По десятибалльной? На семь или восемь. Знает себе цену, льстит, конечно, но не слишком. Видел её по телеку, ведёт какую-то аналитическую херню.
        - Брось монетку.
        Бармен подкинул четвертак:
        - Орёл или решка?
        - Орёл.
        - Она ваша, сэр.
        - Налей ещё.
        Взяв очередную порцию пойла, Кит скосил глаза. Над кромкой стакана появились "представительские" ноги. Он удовлетворённо икнул.
        - Привет, глазастик, - мяукнула дива в облаке красного сияния и умеренно приторных духов.
        - Падай, - похлопал Кит по соседнему стулу. - Эй, хранитель душ, плесни ей тоже.
        - Ух ты, как я удачно сбежала! Уже боялась, что умру от скуки! Ты очень мил...
        Кит обернулся и положил ладонь на открытый рот. Поднёс к размалёванным глазам кисть с часами, постучал пальцем в циферблат?
        - Любишь Ролекс? Твои, если онемеешь до обеда.
        Часть 2 Глава 4
        Набат в макушку хамски вырвал из сна. Кит попытался не замечать боль, отгородился подушкой от света, который радостной дурью бил в распахнутое окно. Промычал ругательства и ткнул локтем соседа. Мышцы коснулись чужой плоти и рефлекторно напряглись.
        Кит разлепил веки. Светло-русые пряди на другой половине кровати перемешались с синими простынями. Протянув руку, он обхватил круглое плечо, потряс. Сквозь путаницу волос на него взглянул большой серо-голубой глаз.
        - Очухалась…
        Он распластал по узкой спине пятерню, шумно выдохнул. По ногам разлилось щекочущее тепло. Собрав девушку с одеялом в охапку, уютно притянул под бок, погружаясь в прерванный похмельный сон. Под мышкой завозились. Гибкое тело выгнулось под руками, вскарабкалось на грудь.
        - Ммм... привет, красавчик!
        Отъезжая затылком в изголовье, Кит дважды мигнул. Взял в руку подбородок с ямочкой, покрутил, осматривая незнакомое лицо.
        - Ты кто?
        - О, мы не обменялись визитками?! Какое упущение! Этого не случилось бы, разреши голубоглазый изверг использовать рот по прямому назначению. Но я не в претензии, заметь. Иногда молчать и правда, полезно. Это была... феерическая, немая ночь!
        Влажные губы прижимались и прижимались к шее. Кит вскинул руки, отрывая от горла лохматую пиявку:
        - Да, ну. Я бы запомнил.
        Не вникая, какого рода, физиологическое напряжение организм требует сбросить, сместил барышню под живот. Сунул макушкой под простыни. Она что-то промычала, но не возражала, азартно принимая правила игры.
        Над полом слегка поднимались занавески. Кит повернулся лицом к потоку свежего воздуха. Птичий ор на все лады обрывал уши. Какой дебил оставил окно в сад открытым? Наверное, тот же, что подписался под восьмью концертами.
        Восемь...
        Кики лопнет от натуги. Втиснуть ещё восемь выступлений в забитый под завязку график? Он представил её лицо, усмехнулся. Мысль выдавать ежедневно по концерту натянула улыбку шире.
        Сможет? Должен. Не забыть бы, вышвырнуть старика Сэма перед отъездом, обойдутся в дороге без инфарктов, вот уж кому давно пора на пенсию. И ещё надо выспаться, сообщить остальным.
        Кит взял телефон. Что сегодня, суббота? Испортить парням уик-энд? Он полистал пропущенные звонки, набрал сообщение, стер. Ладно, пусть балдеют. Ничего не случится, если узнают в понедельник.
        Разрядка наступила столь неожиданно, что в первую секунду Кит не сообразил, что произошло. В голове скучились кузнецы у наковальни и сотрясали ударами черепок - бум-бум! Он вспомнил щедрого бармена и выругался. Из-под одеяла появилась лицо в веснушках.
        - Слазь, милая, мне надо отлить. Выйду из сортира, тебя здесь не будет, лады?
        У девушки округлились глаза и рот. Она рывком поднялась. Голое тело вспыхнуло в лучах дневного света, источая ярость осязаемую и острую, как запах секса в подростковой комнате. Она подобрала с пола одежду, перекинула платье через плечо, подцепила пальцем бретельки босоножек. На пороге обернулась:
        - Сволочь, ты Берри! Позвони как-нибудь. Номер на тумбочке.
        Она позвенела в воздухе кистью с часами Ролекс и, как была голой, вышла в коридор.
        Кит спихнул с кровати свалявшиеся простыни. Зарылся физиономией в подушку, решил ещё спать. Где-то над темечком затарахтел телефон. Несколько секунд Кит уговаривал себя забить, потом чертыхнулся и нашёл пальцами мобильный.
        Концертный тур в поддержку нового альбома походил на побег из психушки: непрерывная гонка, маскировка и неотвязное преследование халата доктора Моррисона. Он нагонял, и был повсюду. Ходил бесшумно и подкрадывался тенью. Словно старина Хигс зорким взглядом следящий за техникой, контролировал работоспособность пациента, наступая на пятки навязчивым багажом. Вроде чемоданов Кимберли. Усилием воли Кит заставил себя не замечать сутулую фигуру с птичьим клювом. Что ж, сам назвал альбом "Травля". Именно. В точку.
        Под круглым брюшком самолёта далеко внизу остался приветливый город Утрехт в Нидерландах и его милые жители, часть которых знали все песни Стренжерс и радостно сожгли деревянный клуб, построенный в прошлом веке. Благо не полностью - пожарные сработали безупречно и все кончилось благополучно. Группа вылетела в Хассельт в полдень, чтобы тремя часами позже снова взвить в небо в сторону Копенгагена.
        Кит прижимал лицо к очередному иллюминатору бизнес класса. Напрасно думал, что трудно расстанется с "Птичкой". Со времён младшей школы ничего так долго не держал при себе, кроме гитар и этих "соколиных крыльев". Но отдал самолёт звезде мыльных опер безболезненно, даже с долей облегчения, почти так же легко как свёз на благотворительный аукцион Кёртиса. Куплю-продажу оформили за сутки. Мария сердилась, она рассчитывала выручить много больше, но Кит настоял. Он принял решение и хотел избавиться от хлопот с фальконом быстро.
        Он опять свободен...
        Моррисон деликатно кашлянул, оторвав от мыслей и привлекая внимание. Некоторое время Кит дурачился, делал вид, что соседнее кресло пусто, потом прикрыл глаза и захрапел. Пять минут ёрзания, и доктор перегнулся через подлокотник, вложил таблетки в ладонь. Не поднимая век, Кит закинул горсть в глотку, запил тёплой колой без газа и мысленно провозгласил тост актёрскому фиаско. Хорошо, что уже закончил фильм.
        Лейпциг, Висбаден, Екатеринбург, Москва, Киев, Вроцлав, Прага, Вена, Загреб, Люцерн, Лондон... Без перерыва. Один за другим. Холодно там, ещё холоднее здесь. Strangers приветствовали на десятках языках. Поклонники разносили в пыль и щепки концертные залы, стадионы, павильоны, ангары и заброшенные взлётные полосы. В дело шли любые площадки, способные вместить несколько тысяч угарной молодёжи.
        Толпы фанатов караулили в каждом аэропорту, таскались за ними по городу. В сети появилось интерактивная карта "выследи Стренжерс". Группа забыла, что такое по-человечески обедать и перешла на подножный корм. Джо без разбора жрал фаст-фуд, округлялся на глазах, курил как паровоз и пыхтел под басухой. Задыхались музыканты и техники. У Стю снова открылась язва желудка, он сел на "болеутолялки" с которых спрыгнул десять лет назад в реабилитационном центре. Перед концертом команда настраивалась на рабочий вид сорокаградусным шнапсом, а Френки днём и ночью сверкал бешеными амфитаминовыми зрачками, но лажал значительно реже. Наркотик явно улучшил его игру.
        На "автопати" в Праге к компании прибилась сообщество европейских группи, часть поехала с ними в тур, трясясь в автобусах на мужских коленках. Джо с Френки поделили на двоих пятерых подружек.
        Стюарт пересел на заднее сидение автомобиля.
        - Кит, нужно поговорить!
        - М?..
        - Что с нашими правилами?
        - Моими правилами.
        - Да, твоими! Что с ними?
        - Я их упразднил. Ввиду ненужности.
        - Ненужности?..
        - Ага, - Кит бился плечом в окно и тихо напевал, подбирая аккорды на гитаре.
        Белобрысый настойчиво ловил взгляд:
        - Но без них все летит к чертям! Разве не видишь?
        Перестав играть, Кит сделал пометку в блокноте, уставился на ноты, задумчиво пожевал губы.
        - Очнись! Ты ведь понимаешь, к чему эдак придём? Или напомнить из какой помойки выбрались? Я... боюсь! Да что там, посмотри вперёд - все боятся! Оттого только и делают, что трахаются и бухают!
        - Парням тяжело, пусть расслабляются, - отозвался Кит, не поднимая головы.
        - Это не первый дерьмовый тур. Что изменилось? Ты ведь... не мстишь Марии?
        - Не мели ерунды! Ещё чуть-чуть и мой бэк-вокалист станет припадочно заикаться. Пей со всеми, разрешаю!
        Глядя в ноги, Стюарт молча докурил сигарету. Шатаясь, пошёл по салону. Плюхнулся в кресло и взял протянутый Хигсом стакан.
        Кит отбросил ручку и уставился в окно. Он чувствовал раздражение, схожее с тем, что подгоняло его, быстрее избавится от "Птички". Время тикало слишком медленно.
        Последний европейский концерт прошёл в Лилле. И снова группа погрузилась в тяжёлый аэробус, чтобы пересечь океан и оставить за спиной промозглую Европу. Три выступления в Калифорнии и Стренжерс двинулись по стране на восток: Солт-Лейк-Сити, Денвер, Сент-Луис, Нэшвилл, Атланта... Дубль в холодном Нью-Йорке, а дальше ледники Канады.
        Непрерывная сеть игрушечных дорог заключила в клетку игрушечные города, которые один за другим скрывались за ватным слоем облаков в череде безликих иллюминаторов.
        Кит взглянул на часы: они снова опоздали на репетицию, времени едва хватало воткнуть гитары в усилители.
        Поправив жёлтым пальцем роговые очки, Моррисон упаковал инструменты в саквояж, тонко улыбнулся:
        - Вот и все. Вы снова в форме, мистер Берри. Желаю удачи.
        Кит захлопнул онемевший рот. Не удостоив «ветеринара» взгляда, запер дверь гримёрки, приглушая вопли из соседней комнаты, которые Джо с Френки звали распевкой. Потирая саднящее горло, сгрёб в чёрный пакет использованные шприцы, завязал в узел и сунул на дно рюкзака.
        Он подсел к зеркалу, освещённому рядами лампочек. Пять минут перед выходом на сцену. Время наедине с собой.
        Кит ненавидел эту мёртвую паузу. Всего то дел - довести публику до экстаза и ретироваться. Он уставился в прилизанную визажистом физиономию. Взял из разверзнутой на столе сумки косметический карандаш, обвёл глаза жирной линией. Красной помадой закрасил губы, растянул в клоунской гримасе. Сухие уголки лопнули, из трещин выступила кровь.
        - Все готовы? Давайте парни, на выход! - кричал в коридоре помощник режиссёра.
        Загрохотали двери. Служебное крыло концертного зала наполнил топот, словно гарцевал табун лошадей.
        Кит подмигнул зеркалу. О да, он готов. Давно готов. Корчить зверя? Что может быть проще. Он с ним. Всегда рядом. Смердящее обгрызенное нутро. Он скалится под тонкой оболочкой, заходится диким хохотом, выглядывает из всех проплешин. И никто не видит, мать твою! Определённо дерьмо лучше глотать в красивой обёртке. Восторженно визжать… и жрать. Давай мальчик, сделай тётям глазки, получи грёбаную конфету. А потом, мы все споем песню и сломаем тебе нос.
        Стиснув кулаком горло, Кит унимал дурноту со вкусом мятных подстилок Моррисона. Рот наполнился холодной слюной. Опрокинув стул, он поднялся и скрипнул зубами. Боль распанахала ступню на "розочку".
        - Злогребучий живодёр, где же обещанный Эдем… - зашипел Кит, сплёвывая в ведро.
        Вскинув голову, он перенёс вес тела на правую ногу. Раскалённая арматурина прошила конечность и вылезла где-то над тазовой костью. Несколько секунд Кит скрежетал зубами, привыкал, потом тихо прикрыл за собой дверь.
        Вуд, Стюарт и Ривере молча двинулись за ним по узкому коридору. Под ботинками растаяла музыка ребят с разогрева и пол завибрировал. Снаружи дико заголосили, давясь предвкушением.
        Сейчас, сейчас получите!
        Кит прыгнул на сцену и выпустил зверя.
        Часть 2 Глава 5
        В Лос-Анджелес Кристофер вернулся в начале весны. Группа провела в переездах более шести месяцев. Агония со сцены перекинулась на команду. Кит хотел дать ребятам двухдневную передышку, но понимал, она ничего не изменит.
        Альбом «Травля» становился ненавистнее с каждым днём. Ссорил и доводил до белого каления раздутой пустозвонной сущностью группу и всех участников дерьмового турне.
        Его сущностью, - думал Кит, спускаясь с трапа самолёта и скрываясь в чреве внедорожника-мастодонта. Каждая дрянная нота - он. Любая глотка может пощупать, опробовать на вкус, и порассуждать о смысле.
        Кит понимал очень ясно и одновременно не понимал вовсе: кто заставляет его открывать рот? Зачем выдавать ненавистные звуки, будто самовольную отрыжку? Почему он всё ещё это делает?
        Адреналин первых выступлений, быстрый секс за кулисами, чтобы сбросить накал и сберечь крышу и, спринтером, на сцену за новой порцией драйва. Где всё? Скисло. Обернулось галлонами тёплой колы без газа, единственное пойло, что одобрял Моррисон на гастролях. Пофиг печень - глотка рвёт!
        Заточенные концерты, расписанные по партиям ноты. Залы побольше - импровизации поменьше. Да, каждому пункту контракта. Да, раскрученным синглам. Да, отрепетированным речам и забойным шуткам. Давай приятель, сделай шоу! Трижды пошали, дважды поблагодари организаторов, один раз на языке принимающей стороны. И улыбайся, засранец! Оскалился налево, не забудь клацнуть зубами направо.
        Там нет его. И одновременно он во всём. Всё выковырянно из нутра. Выпотрошен как безмозглая курица. Проверенное временем отборное дерьмо, ровно такое, какое нравится публике.
        Кит ковылял к студии, так долго, словно преодолевал сопротивление ветра. Взгляд механически скользил по улице, отмечал повадки прохожих, движение рук, затяжки курильщиков. Электриков у соседнего подъезда скрывали припаркованные автомобили. В окне второго этажа сдвинулась штора.
        Суин открыла замок, едва Кит ступил на крыльцо. Он поднимался по лестнице тем же медлительным шагом, и обещал себе, больше не выдать ни единой ноты. Зажрать бургерами толстого или фармацевтикой блондина строчки, что рождаются в голове и рвутся наружу, будто недержание.
        Привычка?
        Избавится!
        Никакой музыки. Никаких стихов. Теперь этим займётся Джо, Стю или Фрэнки, один черт! В архивах столько материала, что хватит на десяток дрянных альбомов.
        Кит остановился посреди комнаты. Пальцы привычно легли на клавиши рояля, потом вползли в карман и сжались в кулак. Он обернулся к Суин, посмотрел на коричневый конверт в узких ладонях:
        - Что это?
        - Я не вскрывала, сэр. Послание пришло на ваш почтовый адрес. Я взяла на себя смелость выяснить отправителя. Это адвокатская фирма в Даунтауне.
        Сунув пакет под мышку, Кит вошёл в подсобку. Остановился между металлическими стеллажами. Подвигал пыльный хлам из сломанных инструментов, запчастей, проводов, и наконец, откопал комплект никелированных струн. Прихватив новый звукосниматель, бросил на его место неизвестное послание. Хотел уйти, но задержался, пощупал фирменную упаковку. Он знал этот тип конвертов. Пышные внутренности обычно грозили судебными разбирательствами и штрафами.
        Кит грубо разорвал бумагу и уставился в короткую записку, прикреплённую к стопке листов. Вскинул брови и перечитал, прежде чем понял - держит документы на развод. Адвокат его жены предлагал за мирный поход к судье столько отступных, что хватит купить небольшой океанический остров.
        Он присвистнул.
        С минуту неподвижно стоял, глядя в пол и вдыхая пыль. Не хотел видеть свои дрожащие пальцы. Швырнув документы в мусорную корзину, двинул по двери ботинком и выскочил на улицу.
        Кит заметил их первым. В темноте сумерек блеснули стекла объективов. Он развернулся, натянул капюшон и ссутулился. Куртка слилась с фасадом. Неторопливым шагом он достиг конца переулка. Влез в пыльный внедорожник раньше, чем папарацци успели засечь и ударил кулаками в колени:
        - Чёрт!
        В затылке, в плечах, в туловище и паху пульсировал огонь. Кит перестал определять очаг пытки. Боль в ноге сжирала, словно гнилостная опухоль. Дожидаясь окончания приступа, Кит прислонился лбом к рулевому колесу, тёр переносицу о нагретую солнцем кожу.
        Трансатлантический перелёт, похоже, доконал. Нужно… взять себя в руки. Половина тура позади. Дальше легко. Теперь совсем уж... Вернётся из Мексики, отдохнёт.
        Кит с трудом разлепил глаза, чувствуя, как сопротивляются мышцы. А, пусть! Он зажмурился и разрешил судороге облегчения, пройтись по хребту.
        Только понял, какая мысль мучила столько дней. Замороженные счета! Всё просто. Она живая. Он не убийца. Пусть разводится, где хочет. Плевать на деньги.
        Подняв голову, Кит моргнул. Охотники за скальпами освободили угол дома и переместились под окна. Он завёл мотор, С глухим урчанием джип тронулся с места.
        Кит выехал на Мэлроуз-авеню и бесцельно покатил в сторону Санта-Моники. Капот неторопливо глотал дорогу, облитую огнями магазинов и ресторанов. Сиренево-лиловое небо темнело, наливаясь чернотой.
        В кармане зазвонил мобильный. Взглянув на номер, Кит прибавил газ и развернулся под канонаду клаксонов:
        - Соскучилась блудница? Как раз думаю к кому напроситься в гости.
        Скоростной лифт бросил желудок в ноги. Не успел Кит полюбоваться мятым отражением - зеркальные двери разъехались. Он вошёл в стеклянное фойе пентхауса и приваливаясь к косяку, скептически изучая красную ткань.
        - Скажи, что под этим газовым баллоном нет белья.
        - А вот и не скажу! Не обижай моё платье, я нежно люблю его! Это последняя выдумка Маккуина.
        - Покажешь, где у этой штуки вентиль?
        - Дорогой Кристофер, боюсь, ты вышел из возраста, когда интересовал меня как сексуальный объект! - рассмеялась Эшли, цепко схватила рукав и затянула в свои фиалковые владения в центре Лейквуда.
        - Значит, я для тебя старый?
        - Увы, увы!
        - Ты ранила моё эго.
        - Ничего, оправишься, - она поднялась на подиум к стеклянному бару, взяла бокалы.
        Кит по-хозяйски пересёк круглую гостиную и плюхнулся на диван. Эшли прищурилась:
        - Ты хромаешь или репетируешь?
        Он мягко улыбнулся, забрал у неё штопор, разлил вино в бокалы:
        - Чем же мы займёмся?
        - Поужинаем, поговорим, приятно проведём вечер. Как в старые добрые времена, - Эшли опустилась в кресло напротив.
        - Я предпочёл бы старый добрый секс, - ослабив шнуровку ботинка, Кит закинул колено на мягкий пуф.
        - Не веди себя как школьник. Лучше расскажи, что с ногой?
        - Старость. Ты права, списав меня на металлолом.
        - А если точнее?
        - Куда ещё! - сардонически бросил Кит. - Думал, потянул голеностоп, а оказался банальный старческий артрит.
        - Подобный диагноз не шутка! - Эшли подняла брови. - Я знаю, что это. Мой первый муж страдал подагрой. Тебе давно пора прислушиваться к себе и заботится. И не только о суставах. Безнаказанно испытывать перегрузки ещё никому не удавалось. Это верно адски больно... Как ты носишся по сцене?
        - Купил доктора, - Кит откинулся на спинку, закладывая руки за голову. - С таблетками, шприцами и дипломами. Только помогает через раз, зараза.
        - Иисус! Кто-то должен пристрелить твоего доктора! Кристофер, мальчик мой, тебе нельзя нагружать ногу, если не хочешь стать инвалидом. Прерви тур и обратись к хорошему специалисту. Хочешь, я займусь этим?
        - Ты знаешь, чего я хочу. Так что, если ты не в духе, давай просто выпьем. Найдётся, что-то покрепче компота?
        - Ты стал пить во время гастролей?
        - В исключительных случаях.
        - Это, каких же?
        - Каких посчитаю.
        - Очень удобно. Когда следующий концерт?
        - В понедельник.
        Эшли покачала головой и снова поднялась к бару:
        - Ты не исправим. Знаешь, что говоришь в нос и хрипишь?
        - Угу.
        - Отвратительно выглядишь.
        - Мой новый статус в Твиттере. Чертовски популярен в этом туре. Проел плешь ещё на пути в Айову.
        - Ой, не ври! У тебя на зависть густая шевелюра, - протянув стакан с джином, она устроилась на подлокотник, взъерошила макушку: - Похоже, ты не планируешь седеть.
        - Не заигрывай со мной, если не готова, расстаться с этой красной кишкой.
        - Фи! Ну, хватит! Отличное же платье! - Эшли звонко рассмеялась. - Поведай мне, отчего тебе негде спать?
        - Не в курсе, что меня продинамили? Радует, - движением кисти Кит отправил содержимое стакана в рот. - Видишь, не ты одна пренебрегла мной. Боюсь, скоро придётся сменить, чёртов, статус. И не только в Твиттере.
        - Ты говоришь о вдове Олсен?
        - Будто мне есть ещё о ком говорить.
        - Сам виноват. Ты настоящий мизантроп. Лина удивительно долго держалась. - Эшли неторопливо пригубила вино. - Мне очень жаль её.
        - Что? - вскинулся Кит. - С чего бы это?
        - Так, размышляю.
        - Сменим тему, - велел он.
        - Почему, дорогой? - она ласково изучала его лицо.
        - Я ухожу, - он дёрнул шнурки.
        - Не нужно, Кит, - проговорила Эшли, мягко отняла от ботинок его пальцы, задержала в ладонях: - Я больше не буду ходить по твоему минному полю, оставляю его тебе. Когда-то, ещё очень не скоро, я буду старухой и, возможно, мне захочется, составить эту взрывоопасную карту. Но не теперь. Поговорим о другом...
        Эшли бросила взгляд на экран его мобильного, ожившего вызовом Марии. Кит перевёл телефон в бесшумный режим.
        - Почему ты не живёшь у себя? Серый дом на Голливудских холмах мечтает проглотить и не подавиться жёлтая пресса. Говорят, под мраморной лестницей прорыт длинный лаз, чтобы ты мог тайком видеться с женой мэра, ты это слышал?
        - Слава богу, не приходилось, - Кит расслабил деревянную спину, уставился в дно бокала: - Не хочу мешать ей.
        - Ты говоришь о матери.
        - Да.
        - Ладно, Кристофер, в конце концов, это твоё дело, - помолчав, вздохнула Эшли, и снова сменила тему: - Как фильм?
        - Я доволен им, - проговорил глухо, едва разомкнув рот. Хотел рассказать больше, но не находил слов. Верных. Единственное дело, которым гордился. Он отдал ему всё. И не мог обсуждать.
        Это был памятник отцу.
        Иногда Кит задумывался, как могла сложиться жизнь, будь жив этот сильный, принципиальный мужчина, чей образ сложился из семейных фотографий, старых писем и военных архивов. Был бы он тем, кем есть? Мужчина, нарисованный воображением, гордился бы сыном?
        Кит невесело улыбнулся. Столько лет играет в одну игру, и каждый раз в грудине саднит. Остатками джина смыл во рту горечь, позволил векам отяжелеть. Болтая приятным низким контральто, Эшли убрала верхний свет.
        Отпуская мышцы и разжимая пальцы, Кит слушал все рассеяннее. Эшли Снайпс была хорошей любовницей. Одной из многих. Но только ей удавалось, заставить его расслабиться. Единственная, с кем мог провести ночь. Не считая, жены.
        Часть 2 Глава 6
        Кит старался отключиться от назойливой трескотни. Радужно-глянцевый журнал мельтешил вверх-вниз, нервируя боковое зрение. Овевая левый висок запахом пудры и духов, Кимберли энергично обмахивала лицо и строила планы выходных в Канкуне. Он отвернулся к иллюминатору. Глаза слезились от сухого воздуха. Искрящееся небо, казалось, зависло над убийственно белыми айсбергами облаков. А женский голос все нарастал, перекрыл гул двигателя и больно ворвался в черепушку.
        Протянув руку, Кит рванул на себя смуглое запястье. Кики вскрикнула, неуклюже плюхнулась ему на колени. Из разверзнутого рта полилась протестная сирена. Он заткнул точку выхода злыми губами, задрал на голову юбку, стиснул пятерней телеса поверх кружева чулок. Вырываясь, она пыталась ругаться. Но Кит ещё глубже затолкал язык в мягкое горло.
        - Пре-кра-ти! При-дурок!
        Над креслами раздался дружный гогот. Как резвая кобылица Кики отскочила, оттирая помаду с пунцовых щёк, и не замечая сиреневых ноздрей. Дрожащие пальцы вернули мятую ткань на оттопыренный, словно кофейный столик, зад.
        - Кобель!
        - Сходи, погуляй, - посоветовал Кит.
        Смахнув с лица волосы, Кимберли сжала кулаки, спотыкаясь на ходулях, засеменила в хвост самолёта. Она забилась в кресло позади храпящего тур-менеджера, бросила грязную реплику на пьяное предложение Риверы, попользоваться его толстотелым кабелем, и до конца полёта больше не произнесла ни слова.
        Звукорежиссёр с помощником, двое техников и Стюарт не замечали тестостеронового веселья в салоне. Гротескные фигуры нависли над столом и как безграмотные аборигены пялились на план концертного зала.
        Хигс поводил карандашом, поставил в центре крестик. Тим покачал головой. Звукорежиссёр кивнул. Негромко переговариваясь, они снова заспорили, маневрируя мобильными и зажигалками, имитирующими колонки и микшеры, рисуя, стирая, и снова наводя крестики.
        Кит прикрыл глаза ладонью. Он не видел смысла в их действиях. Неудобный зал спортивной арены распределял звук по кругу. Как ни размести технику - выйдет дерьмо. Правильный звук долетит до горстки зрителей у операторского пульта, остальные услышат обрывки слов, гул и эхо. Аллилуйя не случится.
        Но Кит радовался, что парни отвлеклись от слежки за его персоной. Последнюю неделю нога вела себя скверно, боль трижды прорывалась наружу сдавленным криком. Он чувствовал, что пугает уже не только Тима. Вся группа насторожилась и ждала. Кит не разрешал себе думать, о том, чего ждёт команда. Он это знал.
        Монотонная работа двигателей укачивала, обволакивала коконом. Кит задремал. Впервые за вторые сутки.
        Чёрный микроавтобус сигналил и аккуратно пинал людей с дороги, словно огромное сверло ввинчивался в цветную стену. Над горячей, точно Карибское море, волной появилась ломаная конструкция серо-бетонного здания. Охрана высыпала из автомобиля сопровождения, стеной спин окружила Мерседес и распахнула двери.
        Опаздывая на репетицию, группа продиралась сквозь фанатов, медленно подползая к концертному залу. Как едва живой ручей, коридор смыкался, точно зарастал высоким дербенником. Парни, ответственные за безопасность в Акапулько, силой кирпичных бицепсов оберегали группу от ликования толпы. Но желающие потискать американцев наступали. Проход выдохся и умер.
        В запотевшие стекла очков застучали ручки, блокнотики, мобильные. Кит беспорядочно выводил закорючки, ставил автографы и по дюйму двигался вперёд. Он смутно различал траекторию к Арене. Жгучие солнечные лучи отбивались от влажно-блестящих разнокалиберных зубов. В воздухе висел запах желудков любителей буррито и пива. Визгливое, жаркое, липкое пространство дышало и пульсировало, тянуло в разные стороны, намереваясь любовно четвертовать.
        Чьи-то руки сбили кепку, вцепились в волосы. Шею облепили скользкие членистоногие организмы. Прикрывая ладонью пах, Кит дёрнул головой, оцарапал висок об острые ногти, избавляясь от потных конечностей и заляпанных очков. Под тяжёлыми каблуками больная нога перестала быть отдельной частью, он весь превратился в агонизирующее алое знамя.
        Кит сцепил челюсти, до треска улыбаясь пластмассовыми губами. Он больше не понимал, куда ступает. Память прокрутила кувырок провального перфоманса в Мэдисон Арене и тысячи потрошащих пальцев. Дыша сквозь зубы, шипя и отплёвываясь, он, наконец, втиснулся за охранником в узкий проход.
        Железные ворота отрезали за спинами хаос. Перед служебным входом в здание арены Кит нагнал всклокоченную команду, едва замечая, что припадает на ногу как инвалид.
        Одна на четверых гримёрная, после раскалённого ада улицы, казалась ледяным погребом. Кит сдёрнул с лысины Хигса бейсболку, упал на раздолбанный стул. Заслоняясь от участливых взглядов вонючей тканью, поборол мелкую дрожь, заставив мышцы распрямиться.
        Узловатая клешня Моррисона легла на колено. Кит выдохнул и опустил плечи. Сквозь ресницы следил, как наполняется шприц "живой водой". Игла вошла под кость правой щиколотки с одной и другой стороны.
        - Здравствуй, милая...
        Кит задышал быстрее. Презрительно выгнул губы, с улыбкой приветствуя кислотный ожог под кожей. Это была его любимая боль. Она предвещала облегчение.
        Полумрак сцены и хрупкая тишина перед репетицией всегда успокаивала, действовала как прохладная рука на горящий лоб. Но сейчас Кит слышал не тишину, а уродливое безмолвие. Он поднялся на площадку по ступенькам, обвёл взглядом огромный зал.
        Десятки распахнутых глаз тускло поблёскивали вопросом.
        Техники с электриками оставили в покое барабаны Вуда. Звукорежиссёр и директор по свету застыли с рациями у ртов. Стюарт с Риверой обернулись. Обкуренные девицы, колесившие в автобусах, вроде общих гитарных примочек, подавились смешком. И даже горстка слушателей, которых всегда кто-то проводит на саунд-чек, как бы дотошно не расписывались райдеры, опустили телефоны.
        Все притихли и насторожились, словно Кит не засовывал в разъем кабель от комбика, а нажимал в засекреченном бункере красную кнопку.
        - Бум! - он дёрнул шеей, залепил ухо наушником монитора и перекатился с пятки на носок.
        Нет, не показалось. Связь с конечностью оборвалась, словно её парализовало. Только рассеянная боль напоминала, что Кит не одноногий. Опустив голову, он уставился в затёртый пол испещрённый кишками проводов, не вдумываясь, чем занимаются пальцы. Вымуштрованные годами бравые солдаты механически заползали по грифу, настраивая инструмент.
        Под присмотром красного Стивена, Вуд энергично бил по тарелкам. Добившись пристойного звучания барабанной установки, звукорежиссёр взялся за Риверу. Грязные резонирующие вопли баса, застряли в груди. Кит подавил желание долбануть гитарой по колонке. В бурной молодости этим дешёвым жестом он испортил ни один инструмент, но теперь лишь провёл языком по дёснам, стирая вкус железа, кивнул Стюарту. Тим вяло оттопырил большой палец.
        - Слышал, порталы дерьмо?
        - Да, - отозвался Кит и подал знак звукорежиссёру: - Давай с третьей.
        Композиция затасканной, как шлюха «Травли» разбежалась по арене пугливыми как кролики звуками. Постепенно какофония выровнялась, и инструменты зазвучали чётче. Стивен за пультом махнул рукой.
        Кит откашлялся, прочистил горло. Напрягаясь, голос вторил за движениями пальцев, срывавших со струн то ли клич, то ли стон электрических сигналов. Ноты выше, выше. Невзирая на шум и гудение всех гитар, Кит вытягивал верх, пока не сорвался. Замороженные связки ушли в форсированный хрип.
        Инструменты задохнулись одновременно с вокалом, музыка оборвалась.
        - Каша, - пробурчал Джо. - Вообще не слышу атак!
        - И не будешь! - заорал Стивен, прыгая на сцену и бросая в Риверу пультом: - Ты зачем рукоятку дёргал?!
        - Так фигово ж слышно...
        - Я тебя, пса безродного, вообще нафиг вырежу! Ты мне, импровизатор хренов, весь баланс обосрал! Атак ему не слышно! Радуйся, что прострелы слышишь! Гад волосатый, шизик лупатый, блин, я убью его!
        Хигс с Вудом схватили Стивена за руки и оттащили от Риверы. Стюарт прыгнул Джо на спину, обхватил толстую шею и повис, не давая волосатым кулакам, достать звукорежиссёра.
        Кит подошёл к монитору и ткнул в него микрофоном. Оглушительный свист заставил всех зажать уши.
        - Ещё раз. С середины.
        Долю секунды группа смотрела на него, словно он спустился на сцену из летающей тарелки с двумя антеннами на голове и спросил дорогу в Йеллоустонский национальный парк. Звукорежиссёр первый опомнился, буркнул Ривере извинения, вытер шею платком и зашептался со вторым оператором.
        - Крис, давай я сниму на гитарах верх? - почесал он рацией за ухом. - Они не будут зудеть и давить высокочастотные обертоны, станет легче, увидишь. Все инструменты подстроятся к вокалу. Бери комфортную громкость.
        Кристофер посмотрел на режиссёрский пульт. Сотню концертов тому назад он миллион раз спустился бы в зал, проверил ручки эквалайзеров, вынудил Стива, выжать из техники все до последней капли, сам прослушал Тима, затем Джо, а потом дуэт ударных и баса. Теперь он просто кивнул и занял место вокалиста.
        - Отлично! И больше никакой самодеятельности! - крикнул звукорежиссёр в микрофон. - Ручками ничего не трогать! Просто, дайте мне держать этот хренов баланс, звери!
        - Ладно, понял, - Ривера сплюнул в ноги, бросил Киту лабрадоровский взгляд. - Прогнал, я, чего уж, извини...
        - Все нормально. Иди на позицию, Джо.
        Инструменты вновь очнулись. Кристофер сосредоточился на горле, поднялся верх и вытянул сложный кусок. Прорываясь сквозь дёрганую мелодию и наушник, внизу зааплодировали, зрители под сценой что-то кричали. Кит нахмурился, взгляд прошёл сквозь фанатов, давно не замечая собранных в кучу людей. Ноты вышли чистыми, прорезанными характерной хрипотой, от которой он уже не избавиться, но, как и обещал, Стив срезал частоты. Размазанный, потерявший плотность звук завернул кишки в узел. Внутри забилось негодование, мозг искал выход... И все рассыпалось как пыль.
        Пусть!
        Звук не идеальный. Мир не идеальный. Он не идеальный, черт возьми! В этом шоу главный герой усталый долговязый монстр с изжогой по утрам, покалеченной спиной, менисками коленей, артритом, и ещё букетом всякого дерьма. Он может ошибаться и лажать!
        Кит тряхнул волосами. Мягко подпрыгнул на месте, приземлился на носки. Сиганул на помост с барабанной установкой. Смахнул брызнувшие слезы, подмигнул Вуду, отскочил. Перемахнув через два комбика, пробежал по сцене, крутанулся на месте. Взял припев... и оборвал. Мелодия развалилась и издохла.
        - Френки, у меня выросли крылья?! - гаркнул Кит в микрофон, заполнив своды зала яростью.
        - Нет, - не поднимая головы, Вуд тихо постукивал палочками по тарелке.
        - Нет!? Так какого хрена ты буравишь во мне дыру? У-уу... - понеслось усиленное Стивеном эхо.
        Губы Френка беззвучно зашевелились, но спохватившись, он поднял голову и крикнул:
        - Извини, бро! - И стрельнул взглядом в Стюарта. Белобрысый скорчил рожу, показал кулак, прижатый к корпусу. Кит молниеносно обернулся:
        - Да у вас тут целый драмкружок! Попутали подмостки, суки?
        Никто не возразил. Сцена спрятала жалостливые глаза. Кит почувствовал, как к шее хлынула кровь. Костяшки заныли, требуя встретиться с парочкой челюстей. В вязкой тишине, он уронил микрофон на пол. Продемонстрировал жалостливым ублюдкам средний палец, сорвал с груди шлейку и швырнул безымянную гитару в зал. Похрен, где за полчаса до выступления он раздобудет новый инструмент. Со лба градом катился пот и щипал глаза. Едва различая в складках ширмы выход, чеканя шаг, Кит пересёк сцену.
        Глубокой парной ночью в прокуренной комнате отеля, Кит неподвижно лежал на кровати. Слабые руки раскинулись по сторонам. Проклиная Стивена, он терпел боль в ушах, сердце вибрировало под рёбрами барабанной дробью, уделанного в хлам и сорвавшегося с цепи Вуда. От переизбытка адреналина кровь кипела и рвала виски. Глядя в тёмный потолок, Кит ждал, когда угомонится пульс.
        Из соседнего номера неслась музыка и высокий идиотский смех. Отыграв свой самый дерьмовый концерт, группа надрывно веселилась, как зелёный студенческий молодняк. Кит сдерживал глухой рык. Тупые клыки терзали и грызли стопу, бедро, поясницу, требовали новую порцию обезболивающего. Словно свинцовое покрывало давила незнакомая немощь.
        Прямоугольник света разорвал мрак. В лицо хлынула порция пьяных голосов, вой и ругань. Дверь захлопнулась, щёлкнул замок. Чернота возвратилась ещё более плотная. Сладкая горячая тень юркнула под простыни, завозилась, задев раскиданные конечности. Тяжёлое дыхание гостья расценила за приглашение, замурлыкала, мягкие руки обвили шею. Юность жарко вливалась в опустошённые суставы жизнью.
        Кит уронил чугунную ладонь на глаза, вяло принимая энергичное болеутоляющее.
        Часть 2 Глава 7
        Кит не раздумывал, как маленькая зубатка втиснула в гастрольный график съёмки рекламного ролика. Безнаказанность Кики базировалась на поддержке извне и его невмешательстве. До этого дня.
        Панорамное окно во всю длину номера ярко транслировало бело-золотое побережье, без рекламы и звука. Кит отвернулся от толстого стекла и набрал номер секретаря:
        - Как поживаете, Суин? Как там Лос-Анджелес? Солнечно? Отлично. Рассчитайте этим солнечным днём мисс Кейн, и сообщите в контору по найму о свободном стуле.
        Подхватив рюкзак и нацепив на нос черные очки, Кит рассмеялся:
        - Думаете, она обратится в суд? Готов спорить. Но не волнуйтесь, Суин, я намерен выиграть слушание. И не забудьте выплатить мисс Кейн королевское пособие. Не скряжничайте, моя прелесть, Кимберли отработала каждый цент всеми доступными способами.
        Белоснежная коса ткнулась в Карибское море стрелой и указывала в ослепительный горизонт. Бирюзовые волны толкали берег и отбегали, оставляли за собой густую пену и йодовый дух. Свет отражался от воды, песка, редких пальм, плоских валунов и обжигал лицо. Солёные брызги оседали на щеки, стягивая кожу.
        Узкий деревянный настил вёл к сколоченному павильону. Сунув руки в карманы шорт, Кит смотрел поверх курчавой шевелюры спутника. Гавайская рубашка помощника режиссёра мелко трепетала на ветру, как и мягкий рот, талдычащий регламент:
        - А после получасовой перерыв...
        - Что там? - облизнул губы Кит.
        Женщины в черных футболках с логотипом Стренжерс растягивались напротив гримёрной, крутили шеей и коленями, словно готовились к марафону.
        - А, это! Это сюрприз! - повернулся Кларк, широко улыбаясь: - Девчонки приготовили забавный флэш-моб. Так хотят выразить...
        - Я понял, что они хотят, двигай вперёд, - прикрыв газетой голову, оборвал Кит.
        Хуже избитой «Травли» оказалась «Травля» в восторженном исполнении девиц. Перед криво прилаженной дверью они выдавали нечто среднее между прыжками в длину и ужимками стриптизёрш. Когда музыка из динамиков оборвалась, кулаки взметнулись в небо. Раскалённый воздух окрасился вспышками конфетти.
        Кит истово зааплодировал, поучаствовал в групповом селфи и простился. Пронзительный свист Кларка разогнал персонал по местам.
        В душной тесноте гримёрки Кит подставился под пальцы визажиста с русым "бобриком" и россыпью колечек в нижней губе. Парень матерился сквозь зубные скобки и долго выбирал из волос остатки конфетти.
        Кит полистал сценарий. Согласно плану трёхминутного ролика, мужчина и три нимфы резвились в пальмовых зарослях, у кромки моря и на двухметровой койке. Сегодня действие разворачивалось в кровати.
        - Мы готовы! - в дверном проёме появился кучерявый. - Вы как, скоро?
        Не оборачиваясь, Кит кивнул. Поднёс ко рту кружку с кофе, мрачно уставился в зеркало. Гримёр старательно маскировал тёмные круги под глазами. Как волосатый махаон кисточка порхала по палетке искусственных цветов, словно нектар собирала здоровый цвет лица и переносила на серую кожу.
        Кит следил за таинством. Ему нравилось это лицедейство. Нравилось не узнавать себя, блуждать в образах. Новая попытка потеряться. Очередная личина спрятаться.
        Он провёл ногтем по лицу. На замурованной щеке от переносицы до уха протянулась царапина. Казалось, лопнул перезрелый фрукт и в разрезе сейчас выступит липкий сок.
        Втянув в себя пирсингованную губу, "бобрик" оказался симпатичным выпускником старшей школы. Набрал шпателем из банки замазку, приложил к трещине. Два точных движения стёрли подлинность клиента. Из зеркала на Кита таращился незнакомый юнец, сожравший измождённого неврастеника. Он криво ухмыльнулся и подмигнул всему квартету хамелеонов.
        Главную экспозицию разместили посреди съёмочной площадки в углублении небольшой бухты. Ложе под белым балдахином окружили прожекторы. Края занавесок уже намокли и вывозились в песке. Кит поднялся на невысокий подиум. Плюхнулся на матрас, привычно забаррикадировал больную ногу здоровой.
        - О, черт! Я не знал, даже подумать не мог... - жалобно протянул Кларк и посмотрел на босса:
        - Меняем план? Ни свет, ни грим, ни обработка не скроет гм... худощавость актёра. Используем дублёра?
        - Что?! - плотный мужчина в квадратных очках выскочил из кресла режиссёра, сунул бутылку с лимонадом ассистенту, вскарабкался на помост.
        Придерживая на талии выданные костюмером джинсы, Кит смотрел в телефон. Лавочницкие взгляды, занятые оценкой торса потрёпанного Нарцисса, давно не мешали. Вяло интересуясь беседой киношников, он читал сообщение. Суин переслала на почту приглашение: его фильм прошёл отбор на участие в Канском фестивале.
        - Может, Джошуа? Он будет готов через пятнадцать минут. Успеем. Возьмём крупный план, а потом...
        - Валяйте, - отозвался Кит, заметив периферическим зрением партнёрш по кадру.
        Девушки ворвались на подиум ароматной горячей волной. Двенадцать аппетитных футов пристроились посреди кровати. Модели поправляли на груди прозрачные туники, трогали в волосах венки из лилий, смеялись. Глянцевые ноги нервно играли, то подбирались под юбки, то перепутывались загорелыми лодыжками.
        Кит заставил себя отложить телефон:
        - Близняшки?
        Бразильянки захихикали, протянули шоколадные ладони:
        - Мы - двойняшки! Стелла! И Серена!
        - Привет.
        - Исключено! - вмешался режиссёр в церемонию знакомства, энергично помотал головой, потянул носом:
        - Слышите? Кларк ты слышишь? Это феромоны! Погляди на них. Тут уже химия. Джошуа все испортит. Мне нужна твоя энергетика Крис. Твоя пластика. Камеры любят её не меньше, чем правильные углы твоего черепа.
        - Отлично. Я и мой череп не возражаем.
        Кларк оторвал взгляд от знойных амазонок, хохотавших в подушках, дёрнул прядь и посмотрел на солнце. Режиссёр задумчиво пожевал жвачку, сплюнул в сторону:
        - Зови Роба! Пусть правит сценарий. Упор на эмоции, отдельные части, фрагменты. Минимум общего плана. Пусть будет много крупных деталей. Потом соберём воедино. Ясно?
        Кит выгнул брови:
        - Кто бы подумал, что разобранное на детали дерьмо лучше пахнет.
        - Что?
        - Говорю, крутые вы, парни!
        - Ещё бы!
        Кларк поднял рупор и гаркнул:
        - Работаем! Посторонние, покиньте съёмочную площадку!
        - Давайте притрёмся, - режиссёр прилип к глазку объектива. - Мы поищем ракурсы. Твоя задача, Крис, возжелать эти сладкие булочки. Представь, что одна, например, Грэмми, а вторая скажем...
        - Пальмовая ветвь. Я видел сценарий.
        - Хорошо! Проведи рукой по её плечу! Да! Вот, так! Пробуй импровизировать! Отлично! Узнай её!
        Пять часов Кит валялся в огромной кровати, плотоядно разглядывал и трогал прелести нимф. Пальцы скользили по коже предплечий, разогретой лучами прожекторов. Облако белого газа вздыхало под вентиляторами, волосы моделей липли к лицу.
        Вдыхая чуть терпкий женский запах, Кит думал о фестивале. Возьмёт "Прыжок" награду? Кто вправе оценивать его?
        Он завис над партнёршей в положении «планка», повернул голову. Масляной взгляд зафиксировался на второй девушке. Камера пялилась в лицо. Долго. Усталые глаза резал свет. Предплечья окаменели, мышцы вздулись от напряжения.
        - Чёрт! Вы там страсть снимаете или фиксируете спортивный рекорд?
        Кит перекатился на спину и заслонился ладонью от солнца. За монотонным галдежом в десяти шагах разговаривали волны. Море наступало. Все ближе подбиралось к павильону, обещая к вечеру, затопить притон креатива, похоронив под собой уродливую конструкцию.
        - Вернись в кадр, Крис!
        Кит не шевелился, мысленно видел уже другое море и лица. Набережную Круазетт заполонили люди. Толпу различал отчётливо, но ступени Дворца фестивалей терялись в тумане.
        Затылок тронуло волнение. Но о награде Кит не думал. Награды ничего не значили. Он хотел видеть склонённые в почтении головы у безымянной могилы безвестного солдата. Одного из многих павшего в чужой войне. Но многие не интересовали - только один.
        И Кит склонит головы жури... или сложит. Отец получит чёртову панихиду, которую ему задолжали и сытые европейцы в том числе.
        Отдуваясь, режиссёр вытер платком лоб, сделал знак оператору менять ракурс. Раздражённо гаркнул осветителям:
        - Да что вы за гусыни?! Двигаетесь!
        Кит вновь откинулся на подушках. Принял красоток в объятия. Глядя попеременно то в одно, то в другое запрокинутое лицо, искал причину внутреннего беспокойства. Колебания редко досаждали. Точнее - никогда. Он просто принимал решения, а потом следовал ему.
        Что с ним происходит?
        Он осторожно прикусил полную, тёмную от густой крови губу, слегка оттянул зубами. Тело механически реагировало на команды с площадки. Круглые бёдра прижались к его левому боку. Острая коленка взобралась на живот. В кожу впился треугольный флакон зелёной воды от Форда.
        Кто там в жури? Кит не знал даже список номинантов. Никогда не интересовался соперниками, но сейчас хотел видеть, этот чёртов список.
        - Принеси телефон! - бросил он кучерявому в гавайской рубахе.
        Запуская пятерню в редкую гриву, режиссёр обернулся к помощнику:
        - Ну, чего вытаращился?! Мы никогда не снимем этот грёбаный ролик! Живо тащи! Пять минут перерыв!
        Кит отрывисто надиктовал указание Суин, рассеянно поглаживая подставленную ладонь и гуляя взглядом то по возвышенностям перед носом, то по золотисто-лиловым облакам над горизонтом.
        - Кто займётся речью? А кто ей обычно занимается?
        Выслушав ответ, он расхохотался и сел. Мягко выпутался из загорелых лиан рук и ног, вызвал нового абонента:
        - Подготовь к утру благодарственную проповедь, - не дав голосу в динамике набрать мощь, перебил: - Считай себя уволенной завтра, а сейчас пиши. Как успеешь?
        Он почесал челюсть и вытянул шею, подставляя физиономию под кисти "бобрика". В голову вцепился парикмахер, щедро распыляя над макушкой струю лака, словно отгоняя насекомых.
        - Так же, дорогая, как я пою на частных концертах, участвую в благотворительных ужинах, даю интервью, и снимаюсь в рекламе во время гастрольного тура.
        Кит бросил телефон режиссёру. Толстяк поймал мобильный в прыжке, махнул оператору:
        - Работаем! Покажите любовь! Нет женщин и мужчин! Никаких гендерных рамок! Вы материя! Космос!
        Горячие тела облепили как адский конвой в азиатской тюрьме. Жаркий кокон вызвал в памяти накал Вьетнамских съёмок. Нескончаемые часы один за другим под дых. Непомерные амбиции вытягивают новый день. Расчёт до доли секунды, предел, край эмоций. До последней сцены Кит держал в руках воздух. Все или ничего. Только так умел, сколько себя помнил.
        Кровь громко стучала в висках. Кит запускал руки в русалочьи волосы. Ладони наполняла пустота - тёмная и пыльная, та, что скрывается за пластиком манекена с руками и ногами, выкрученными из шарниров.
        Все и ничего.
        Одна суть. Он - чёрная дыра, которая сосёт жизнь. Живое в его руках - гербарий. Он тот же сопляк, который ловит бабочек, чтобы упиться красотой, а потом "гуманно" отпустить. И сколько не стряхивай прозрачную пыльцу с пальцев, тень будущего праха все равно останется.
        Она до сих пор на нем. В груди завывает ветер, скрипят рваные края сквозного отверстия, куда провалилась очередная бабочка. Какой она была хрупкой...
        Кит непроизвольно застонал, смял кулаками шёлк. Хотелось выблевать из себя этот мерзкий вакуум, комок тины под рёбрами, мешавший дышать. Он впился в предложенные губы, грубо ломая ртом. По хребту проползла раскалённая судорога. Боль отпустила голову, хлынула в бёдра. Кит перестал улавливать запах терпкости женских тел, туалетной воды и йода. Воздух пропитал запах пота и секса.
        - Ох, черти! Давайте! Ещё! Больше страсти! Больше! Господи, я сейчас кончу!
        Приоткрыв пухлый рот, режиссёр поддался вперёд, ладони оперлись в растопыренные колени, глаза пожирали движения, подсмотренные камерой. Фигуры съёмочной бригады нелепо застыли, напряжённо считали вдохи-выдохи актёров, заменившие их собственные.
        Для Кита посторонние находились вне фокуса. Он с головой нырнул в подёрнутые истомой сверкающие глаза разнояйцовых самок, отражавших его похоть. Три тела свились в жаркое гнездо, срослись влажной кожей.
        - Стоп! Снято! - взвыл режиссёр и с хрустом разогнул колени:
        - Красавчики! Как сыграли, а! Мощно! Дико! Ради такого кадра, Крис, я готов пресмыкаться перед тобой всю свою дрянную жизнь! Ты мой, чёртов, идол! - заглянув в камеру оператора, он нетерпеливо показывал пальцами, чтобы тот перемотал запись назад.
        Кит отключил голоса режиссёра. Он хотел наполнить пустой колодец влажной жизнью. Перехватив между поцелуями воздух, припомнил расположение гримёрной. Выпутал руки и сгрёб двойняшек в охапку. Спустил ступни на деревянный пол, припорошённый песком. Выпрямился с хихикающей ношей и пошатнулся.
        Заскрипев зубами, Кит сдержал вопль. Боль вонзилась в щиколотку и вылезла через горло глухим рыком. Лоб взмок, руки мелко задрожали и ослабели. Сквозь красный туман Кит пялился как слепой в одинаковые лица.
        Страсть отползла, скрючилось под животом горстью битого стекла. В горле остался вкус разлагающегося желания и приторность чужого дыхания. Кит неловко выпустил девушек из объятий. Медленно повернулся и скатился по ступенькам в песок.
        Он уходил от освещённого павильона в темноту. В спину неслись разной степени возмущение, укоризненность и ярость. Многочасовое сексуальное напряжение взорвалось в сумеречное небо фейерверком мужицкого ржания.
        Стараясь едва ступать на правую ногу, Кит брёл вдоль автострады. Вытянутая рука лишь отдалённо напоминала голосующий жест.
        Часть 2 Глава 8
        Воды Лазурного берега задушили в объятиях пронзительную синь небес, навевая мысли о стёртых днях.
        Кит вспомнил, как мальчишкой неделю провалялся в постели с гриппом. Бабушка, такими же пронзительными, чуть близорукими глазами скользила по незнакомым русским буквам. Она читала сказки Пушкина. Кит внимательно слушал мелодичный голос. Он смутно угадывал смысл слов и представлял себя принцем в блестящих доспехах. Видел себя королём Артуром, владел магией Мерлина и мог исполнять желания.
        Исполнил с тех пор хоть одно?
        Неподалёку от набережной Круазет за мысом Палм-Бич, Кит остановил серый Ситроен Берлинго. Заглушил мотор и опустил стекла. Майский ветер пробежал по праздному бульвару, взвихрил юбки горожанок и внёс в салон запах выпечки с корицей и крики чаек.
        Кит убрал с лица взъерошенные волосы, расстегнул толстовку. Вдохнув солёный воздух, задержал в груди. Он щурился и часто моргал от головной боли. Она отвлекала. Глядя сквозь звонкое, бело-синее побережье, пытался сосредоточиться.
        Дьявольские колокола!
        Перевёл взгляд на стрелки армейских часов. Забыл куда ехал? Или не хотел помнить? Один черт... Последнюю неделю рассеянность стала вторым "я". Кит забывал имена техников, названия улиц, расположение комнат, строки собственных песен.
        На заключительном концерте, он не смог воспроизвести свою партию, ту, которую гонял почти ежедневно на протяжении восьми месяцев. Напрасно терзал инструмент, порвал струны, и в кровь изрезал пальцы. Гитарное соло забрал Стюарт. Остаток выступления Кит вяло попадал в ноты и мешал ему. Похудевший на двадцать два фунта, мучающийся язвой и астмой, латентный наркоман удивительно бодро отыграл вместо лидера, и сносно спел "Травлю".
        Лучше, чем она заслуживала.
        И много лучше, чем её исполнил бы немытый и нечёсаный, бросающийся на людей пьяный вокалист.
        За час до выступления, Кит подрался с тур-менеджером. Недотёпа второй раз напортачил с отелями, вынуждая озверевшую от усталости и голода толпу скитаться в поисках жилища. Кит старался быть аккуратным и не портить ничье лицо. Но говнюк умудрился неудачно вляпаться в стену и расквасить нос. Он запачкал кровью ковёр и испортил все полотенца в небольшой студии.
        Апартаменты в центре Рима принадлежали приятельнице Кита. Черноглазая синьорина милостиво впустила группу на побывку, а теперь забирала приглашение и грозила карабинерами. Кто-то вульгарно посоветовал хозяйке, заткнуться. Кит приструнил нахала.
        Кто ещё присоединился к драке трудно вспомнить. В какой-то момент, он вышвырнул в коридор всю развесёлую братию и заперся в квартире один. Придвинул к двери комод и методично накачался обнаруженной в баре виноградной водкой. Расколол умывальник, добил костяшки пальцев, повредил кое-какую мебель и выкурил пачку сигарет.
        Кит не явился на репетицию и опоздал на концерт. Когда охрана выволокла его на сцену, он не мог не только петь, но и стоять. На его фоне жирный диабетик Джо и обнюханный Френки казались прилизанными мальчиками церковного хора, а Тим, со своими выпученными глазами - непорочной Девой Марией. Добрые Стренжерсы отвели фронтмену роль клоуна и позволили таки раздолбить гитару о чей-то комбик, а добрые зрители не потребовали вернуть стоимость билетов.
        Ничего сверхъестественного не случилось. Публика их ещё любила. Кит устраивал поклонников и шутом.
        Откинув затылок на подголовник, Кит бездумно изучал сеть трещин на облезлой обивке Ситроена. В кармане джинсов зазвенел мобильный. Кит выгнул поясницу, потянулся и громко застонал. Пара голубей оставила капот, испуганно взмахнула крыльями, приземляясь на мусорный бак.
        Кит оттёр тыльной стороной ладони пот над губой. Он больше не слышал ни мобильный, ни чаек. Боль ещё раз скрутила стопу до кости и отползла. Дрожащей рукой, Кит завёл двигатель. Не различая путь, врезался в поток автомобилей и надавил на газ здоровой ногой в гостиничном тапке. Он вспомнил, куда ехал.
        Выгоревшие узкие улицы, внезапные тупики, знаки с односторонним движением...
        Вцепившись в руль, Кит медленно продирался сквозь цветной праздник, бойкую торговлю и туристическое оживление. Чертыхаясь, непрерывно давил на клаксон. К тому времени когда, наконец, выехал из города, он дышал как паровоз и вспотел до боксёрских трусов.
        Справа-слева потянулись белые дома пригорода и бюджетные отели. Дорога выровнялась и расширилась. За Антибом Кит съехал с трассы и втиснул автомобиль в крутой поворот. Серпантин зазмеился среди линялых олив и привёл к скрытому стеной кипарисов дому.
        Кит натянул кепку, хлопнул расхлябанной дверью Ситроена. Грязно ругаясь, одной ногой допрыгал до увитого сиреневой глицинией забора. Проковыляв под носом рыжего сенбернара, разразившегося лаем в сетчатом вольере, окинул взглядом запертые ставни с бахромой облупленной краски. Дрожа от напряжения, он дважды стукнул кулаком в зелёную дверь.
        В отличие от семейства Берри, которые всем выводком поселилось в лучшем отеле Канн, доктор Моррисон прятал репутацию и просроченные лицензии в зарослях деревьев и кустов на опасном склоне вдали от туристических маршрутов.
        Заскрежетал замок, в глубине тёмного проёма блеснули очки. Кит не стал дожидаться, когда мужчина материализуется целиком. Он пнул дверь, ввалился в узкий коридор:
        - Сделай что-нибудь!
        Крякнувший от неожиданности доктор прикрыл вялый рот, кашлянул:
        - Пойдём в кабинет, - он попытался подлезть спиной под руку. Но Кит дёрнул плечом. Сжав зубы, поскакал как одноногий кенгуру в комнату позади кухни. Моррисон засеменил вперёд, опустил жалюзи на окнах, выходящих во внутренний двор, и зажёг верхний свет.
        Кит упал на табурет у заваленного бумагами стола. Сбросил тапок и примостил ступню поверх раскрытой папки, стянул носок с опухшей конечности.
        Моррисон нахмурил кустистые брови и прощупал узловатыми пальцами кость. Кит взвыл от боли:
        - Ну?!
        - Когда появилась синюшность?
        - Не помню!
        - Принимаешь таблетки?
        - Черт! Да! Ни хрена не помогают!
        - Мазь втираешь?
        - Да! - Кит вцепился кулаками в край табурета, чтобы не двинуть пяткой в мясистый нос. Боль сдавила грудь, дыхание со свистом вырвалось сквозь зубы. Он сдерживался, чтобы не покатиться с воплями по полу.
        - Нужна операция, - Моррисон откинулся на спинку кресла и развёл руками. - Тебе это известно.
        - Молчи! Просто... вколи свою хрень, чтобы завтра влезла в туфель, - прошипел, удерживая мутившееся сознание.
        - Не могу.
        - Можешь!
        - Не настаивай, Кристофер. Тебе известны последствия. Ты слишком злоупотребил инъекциями. Следовало прооперироваться давным-давно. Выпишу тебе морфий.
        Точным движением левой ноги Кит пнул ножку докторского стула. Моррисон взмахнул руками и схватился за стол:
        - Летальный исход даже тебе не отменить, Кристофер! Я договорился с хорошей клиникой. Они готовы принять нас. Гарантируют анонимность и уверяют, что сохранят ногу. А пока я принесу костыли...
        - Я разобью их о твою голову.
        Моррисон укоризной посмотрел сквозь увеличительные стекла и покачал головой:
        - Хорошо. Если ты настаиваешь... Только сперва напиши расписку, что берёшь ответственность.
        Он вынул из ящика стола лист бумаги и золотую ручку с гравировкой.
        - Расслабься, Стэнли. Что-то ты бледный, - с усилием сглотнув, Кит нацарапал расписку. Рывком пересел на обтянутую клеёнкой кушетку, вытянул пышущего пламенем дракона и скомандовал:
        - Коли!
        Запрятав уродство в носок, и прикрыв грязным тапочкам, Кит остановился на пороге. Вцепился в косяк, дёрнул шеей, проясняя зрение. Посмотрел через плечо, и устало подмигнул:
        - Не кисни, док. Я включу тебя в завещание.
        Часть 2 Глава 9
        Набережная горела огнями. Улицу запрудили автомобили, мотоциклы, велосипеды, не уступая количеством выросшим, словно грибы сувенирным лавкам.
        С раннего утра людской поток непрерывной волной стекал под острые углы футуристического здания в поисках смотровых точек. Расторопные и предприимчивые горожане давно распродали все номера, балконы и мансарды хоть каким-то боком смотрящих на Дворец фестивалей и конгрессов. Желающие поглазеть на разодетых знаменитостей, в сотню раз превышали вместительность Канн.
        Вдоль красной дорожки выстроилась черно-белая стена. В одинаковых костюмах и хрустящих рубашках фотографы вскинули оптические "ружья" с длинными дулами объективов, целясь в новых гостей. Расточая улыбки и добровольно подставляя дорогие смокинги и распахнутые декольте под неистовую очередь вспышек, красивые дамы и месье плавно двигались к нарядному входу.
        Элегантная проходка к красным ступеням являлась частью программы, и растягивалась на часы. Но те, кого выжидали поклонники и жадно высматривали репортёры, прибывали последними. Их приезд отражался в оживлённых движениях фотографов. Словно солдаты по команде «Пли!», они синхронно разряжали обоймы, успевая за секунду делать сотни снимков. Они спешили. Актёры, сценаристы, композиторы, операторы прибывали за считанные минуты до начала показа фильма.
        Кинофестиваль открыла внеконкурсная работа французского режиссёра с Николь Кидман в главной роли. Её приветствовали первые аплодисменты и, после уже не смолкали. В этом году за главный приз фестиваля «Золотую пальмовую ветвь» боролись работы маститых мэтров кинематографа.
        Дебютный документальный фильм «Прыжок» затерялся среди девятнадцати основных конкурсантов.
        Показ был запланирован на третий день фестиваля. Кит не собирался проявлять раньше. Но Мария с Лео решили, что они с Риком должны сопровождать их новые платья и украшения. А женщины из клана Берри умели настаивать.
        Праздник разгорался. Феерично выстреливал новыми работами, именами, и скандалами днём, а ночью царапал звёздно-бархатное небо хвостатыми кометами фейерверков и окроплял воды Средиземного моря шампанским.
        Вечеринки, ужины, благотворительные балы, устраиваемые именитыми ювелирными и часовыми компаниями, приезжими знаменитостями, сетевыми магнатами и банкирами, вихрились по Ривьере как шлейфы женских юбок в фойе Дворца Фестивалей.
        Каждый вечер Кит водил Марию на несколько приёмов. Непрерывно курсировал между Тулоном и Специей, позировал фотографам, давал интервью и обнимал знакомых. Улыбаясь, держал за руку то чуть пьяную обладательницу титула "лучшее платье третьего дня", то очаровательную претендентку на "лучший образ пятого".
        Французский регламент мало отличался от американского. Кит точно знал, когда отступить в тень. Замаскированный музыкой, смехом и праздничной иллюминацией частных вилл и отелей, он спускался на безлюдный пляж.
        Взбудораженная вода кипела и корчилась в огнях пристаней и бессонных яхт. Десятки больших и маленьких судов покачивались на волнах. Они выглядели голодными чайками, которые слетелись пировать падалью. Черным смокингом и рубашкой Кит контрастировал с праздничным сиянием. Кромку пустынного берега словно обесточили. Она почернела и помертвела на фоне агонизирующей жизни. Всего лишь пойманный камерой миг.
        Кит двигался бесшумно, аккуратно нащупывал больной ногой камни и часами пулял гальку в море. Он прекрасно ориентировался в темноте. Они были частью одного.
        На аукционе, который организовал комитет по борьбе со СПИДом, Кит выставил лотом последнюю безымянную электрогитару. Её купила подержанная, как бюджетный автомобиль, польская режиссёрша с непроизносимой фамилией. Тяжёлой поступью неприлично низких для Канн каблуков дама вошла в окружение и оттеснила моделей и исполнительниц второстепенных ролей. Медноволосая гетера использовала Кита оправой, приобщаясь к сомнительному и постоянному мельканию его имени в таблоидах. А он прятал инвалидность снаружи и внутри за её примитивным блеском. Их деловому союзу журналисты приписали бурный роман и окрестили "самой плохо одетой парой сезона".
        За это событие они распили в её номере пять бутылок розового вина и без желания переспали, пока очаровательный, не мелькающий в таблоидах жених заказывал официанту тройной завтрак.
        Церемонию закрытия Каннского фестиваля почтил присутствием правящий князь Монако, Альбер II. Его Светлость с супругой расположились в собственной ложе.
        - Хороший знак, - похлопала Мария по руке, она старалась перехватить взгляд монаршей особы и одновременно кивком приветствовала знакомых.
        Изучая носки туфель, Кит слабо улыбался. Он апатично слушал надушенного, как цветочная оранжерея, Риверу. Толстый снова рассказывал, как Вуд проспорил байк. Фрэнк сидел от него через два кресла, справа от актёров "Прыжка" и сверкал глазами. Каждые пять минут он вытягивал шею и крутил по сторонам:
        - Ну как? Уже? Уже награждают?
        - Нет! Уймись ты!
        - Пойдём потрахаемся? - татуированная кисть дёрнула Кики за локон.
        - Смотри, ещё один урод вылупился! - прошипела подруге восстановленная в правах арт-директор.
        - Заразный производитель, - согласилась Лео и послала Киту поцелуй.
        Группа поддержки всем составом перемахнула океан «болеть» за «Прыжок» и теперь скучно ёрзала в креслах, оттягивала на шеях бабочки, цапалась и грызлась.
        Не прилетел один Стюарт.
        По окончании гастролей он продал квартиру в Эл-Эй, купил парусную яхту и неделю назад вышел с двумя матросами в море. В кармане Кита лежал запечатанный конверт. Пальцы лениво мяли плотную бумагу, но не торопились вскрыть письмо. Кит не испытывал желания узнать, что в нем. Мысленно простился с гитаристом, отпустив на все четыре стороны.
        На белом экране зажглась огромная надпись. Мадам и месье просили занять места. Торжественные аплодисменты сопровождали, появление членов жури. Они неторопливо расселись по белым креслам. Сухопарый режиссёр из Новой Зеландии взял микрофон.
        Кит уплыл мыслями в детство, вяло ковыряясь в обрывках мальчишества. Последние дни прошлое затягивало. Он словно глядел в покрытый ряской колодец. Снова думал о бабке. Никогда не вспоминал о ней раньше, ни разу сознательно не вызывал образ старухи с морщинистым лицом. Не мог простить ей сдавленные слезы Марии, которая та прятала ночами в подушку. Но Кит все слышал. Стоял под дверью родительской спальни, раздирал ногтями ссадины и дрожал. Он не знал, почему бабка презирает дочь, только остро осознавал вину. И не понимал, за что старуха любит его - он относился к ней хуже, чем к питбулю, которого однажды спустил на него сосед. А когда наконец разобрался - это перестало иметь значение.
        Мария взяла с колена кисть, крепко стиснула тонкими пальцами. Кит поднял голову.
        Со сцены прилетел звучный голос, представляющий лауреатов. Одну за другой объявляли победителей в номинациях. Аплодисменты взрывались. Из зала поднимались режиссёры, сценаристы, актёры...
        - И почётная "Золотая пальмовая ветвь" отправляется в Лос-Анджелес. Главный приз фестиваля присуждён фильму "Прыжок" Кристофера Берри.
        Все лица и аплодисменты устремились к Киту. По рядам понеслись поздравления, на плечи спикировали объятия. Принимая протянутые ладони, он возвращал пожатия рук. Выставил триумфальный ряд зубов и поправил сбитую бабочку.
        Кит поднялся на сцену последним. Шёл позади второго исполнителя главной роли. Он уверенно переставлял ноги и не хромал, только медленнее обычного подползал к стеклянной трибуне.
        Приняв награду из рук главы жури, Кит продемонстрировал залу «Золотую пальмовую ветвь». Установил распахнутую коробку на трибуне, как положено правилами нутром к зрителям. Держа зал глазами, подтянул микрофон. В память о жертвах войны объявил минуту молчания.
        Кит жёстко следил за подвижными экспонатами. Мужчины и женщины шумно поднимались с мест, охотно опускали головы. Безмолвие заняло пустые красные кресла.
        Перед глазами Кит видел не соответствующие случаю маски, а цветную лавину скорых афиш, засилье фильмов о войне, мода на разоблачение, новые имена продюсеров и кассовые сборы. Кит рассчитал, что "Прыжок" задаст тон на три сезона.
        Он позволил себе провести большим пальцем по гладкому подбородку и широко ухмыльнулся. Оплодотворение прошло успешно. Сотни зародышей скоро увидят свет. Спасибо Джеймс Берри и остальные, за то, что сдохли. Жертвы оправданы. Аминь.
        Он наклонил голову в знак признательности и быстро вскинул. Глаза отразили все софиты одновременно, улыбались полному залу и черно-белым фигурам за спиной. Кит открыл рот, произнести заготовленную Кимберли речь, и... черепок опустел.
        Он стоял пустой и голый в свете прожекторов.
        - Эта радостная победа…
        Радостная победа?
        Пальцы сжали основание микрофона. Что за дерьмо! Кого победил и чему собирался радоваться? В его положении триумфальные слова - квинтэссенция абсурда.
        Кит прочистил горло:
        - Документальная картина «Прыжок»… Мой фильм…
        Его фильм?
        Нет. Этот фильм Джеймса Берри и других безвестных вояк. Этим фильмом он прожил жизнь отца.
        - Я...
        Рассеянный взгляд остановился на синюшных костяшках, мозг фиксировал дубли прожитых на «отлично» жизней.
        Кто же ты змий?
        Самый красивый мальчик. Самый юный актёр. Самый сильный голос. Виртуозный гитарист успешной группы. Выдающийся режиссёр и композитор…
        Где же ты "самый-самый" и "выдающийся"? Когда разучился говорить без суфлёра?
        Внизу бледные пятна замерли и пристально вглядывались из полумрака. Кит поискал среди них одно лицо. И не зацепился ни за чьё. Одни овалы. Сотни овалов имитирующих эмоции собрались по периферии зрения кофейной гущей.
        Кит сжал ладонью угол трибуны, прищурился, и откапал в памяти заученные слова. Скрупулёзно соблюдая пунктуацию, рот выдал порцию отрепетированной речи.
        - Я благодарен, что фильм вызвал единогласное принятие. Счастлив, что этот эксперимент высоко оценён большинством кинокритиков. Этот фильм я посвящаю отцу, а также всем военным и гражданским, кто пострадал во Вьетнамском конфликте. Работа над картиной тяжело давалась команде, которая в большинстве своём состояла из энтузиастов. Натуральные съёмки заняли много месяцев, и много материала не вошло при окончательном монтаже. Но для меня было важным работать без цензуры и не подвергаться давлению извне. И за это я благодарен...
        Он замолчал. Кит перевёл взгляд на белую от недостатка крови ладонь. За навыком мимикрии всегда прятались напряжённые суставы. Медленно выпустил стекло трибуны, разжал пальцы и пошевелил, возвращая гибкость.
        - Я благодарен своей жене. Бывшей жене, Лине Олсен. Без неё бы этот фильм не состоялся. Спасибо.
        Последние слова вызвали в рядах зрителей торнадо. Но шквал возгласов снесли громкие овации.
        Кит развернулся на каблуках и покинул сцену. Краем глаза заметил, как Мария уже справилась с потрясением и с лёгкой улыбкой принимает от соседей поздравления. Кики бросила уничижительный взгляд, нервно склонилась к Лео.
        Объятия Риверы пропахли пивом и обрушились первыми. Сверху обезьяной прыгнул Вуд, за ним ещё кто-то. Кит шатался как подвыпивший, отвечал на поздравление, смеялся.
        - Чертяка! Ну, чертяка! Ну, сукин сын! Обскакал всех!
        Когда Кит сдержанно выпутался из клубка, Мария коснулась щекой, похлопала по плечу и наклонилась к уху:
        - Не могу поверить, ты это сделал, не поговорив со мной, - и добавила громко, - поздравляю, Кристофер, заслуженный триумф! Отец бы гордился!
        Лео с Кимберли синхронно повисли на шее. Подставили улыбки камере, без воодушевления потоптались каблуками по ноге и одновременно выпустили жало:
        - Ты самый гнусный урод, какого только встречала! Надеюсь, сгоришь в Аду!
        - Берегись братец, акулы кинематографа не простят музыкантишке, что обставил их на собственном поле. Тебя разгромят критики. Уверенна, кассовые сборы провалятся.
        - Очень рассчитываю, - тепло отозвался Кит.
        Он знал, опустился в кресло, лопатки коснулись спинки. Но потерял ощущение гравитации. Тело не весило, как и события. Видел, Мария говорит с сестрой, жестикулирует, раскрывает рот, не может смириться, что он собственноручно слил сенсацию. Но Кит не слышал слов. Сплошной белый шум. Пристально смотрел на мать, что-то выискивал в правильных чертах. Перевёл взгляд на Лео, Ким, Джозефа, Френка, скользнул дальше по рядам. Ничего.
        Ничего не могло заставить остаться.
        Ведущий церемонии пригласил на сцену призёров фестиваля. Торжественная музыка разлилась по залу, заглушая новое рукоплескание.
        Кит поднялся. Взмахнул ладонью, велев окружению оставаться на месте. Он вышел в проход и повернул в другую сторону от праздника. Придерживаясь перил, спустился по лестнице. Подошвы туфель гулко пошаркали по белым плитам пустого фойе.
        Влажные сумерки скрали ярко-алые ступени, превратив в застарелую ржавчину. Порыв ветра ударил в плечо, Кит привалился к дверям. Рука механически потянулась за тёмными очками.
        Часть 2 Глава 10
        Под Дворцом фестивалей и конгрессов журналисты и фотографы дожидались окончания церемонии. Фанаты сплелись изгородью за спинами охраны и разрослись на милю вдоль набережной. На противоположной улице зрители вывалились по пояс в удивлённо распахнутые французские окна и вытянули шеи, пытаясь разглядеть, кто появился на ступеньках.
        Им понадобилась четверть секунды сориентироваться, ещё четверть распознать. У главной сенсации фестиваля достало времени вернуть лицо, оторвать спину от опоры и выругаться. И трижды кретина, шагнувшего из парадных дверей до официального окончания церемонии, накрыла звуковая лавина.
        Ладони расплескали острые, словно удары плети аплодисменты. Люди выкрикивали его имя, поздравляли. Жар тел пропитал заграждение. Фотографы просили остановиться, вспышки камер жалили слева и справа.
        Тело реагировало механически, приветственно вскидывало руки, дежурно улыбалось и продвигалось вперёд, пока не натолкнулось на тупик зарождения. Крис не сдержал скользнувшую по лицу гримасу.
        Записывающие устройства, как грибы после дождя, проросли сквозь решётку. Журналисты выкрикивали одновременно, их теснили фанаты, напирали на охрану, которая не ожидала, что какой-то псих покинет здание до завершения церемонии.
        Широко расставив ноги, Кит держал баланс. Подошвы вросли в красный ворс. Он превратился в собственную восковую скульптуру из музея мадам Тюссо и только грудь резко дёрнулась под бабочкой, набирая воздух. Голос зазвучал сильно и чётко. Никогда не подводил, не изменил и сейчас. Живой и тёплый он зажил отдельно: благодарил, отвечал на вопросы, шутил.
        Репортёры вели прямую трансляцию. Все новые микрофоны втискивались в частокол разнокалиберных "звукоснимателей". Напористая журналистка "Си-Эн-Эн" влезла своему оператору на плечи. В собранном взгляде охотничий азарт: безмозглая сенсация сама притащилась в руки. Навострив уши и поджав лапу, девица ткнула в физиономию орудие допроса:
        - Крис, заявление на церемонии, правда? Вы и Лина Олсен женаты?
        - Были женаты.
        - Кто инициатор разрыва, вы?
        - Обоюдное решение.
        - Бывшая жена приехала поддержать вас?
        - Нет.
        - Где она теперь? Вы неоднократно заявляли прессе, что между вами ничего нет, почему? И почему теперь решили афишировать отношения?
        Голос брюнетки потонул в рокоте других:
        - Крис, вы ожидали подобный успех? Что вы чувствует?
        - Как родилась идея фильма?
        - Вы покинете сцену ради кино? Что будет с группой?
        - Ещё вопрос! Ваш последний альбом вдохновлён событиями в картине?
        - Дальнейшие творческие планы?
        - Крис, это правда, что во Вьетнаме вам ампутировали ногу? Вы носите протез?
        Кит по привычке отвечал кратко, но не пропускал ни один вопрос. Он вежливо разделался со слухами, посмеялся над вымыслами и пообещал не бросать сцену. Рассказал об идеях для нового альбома. Журналисты довольно улыбались, зрители протягивали ладони. Кит пожал все голодные пальцы, раздал автографы и поблагодарил кивком охрану, освободившую дорогу.
        Он преодолел последние метры красного пути в тумане. Парковщик распахнул дверь автомобиля, но Кит помедлил. Он развернулся лицом к зданию. Моргнул и зрение возвратило чёткость огромной афише. Прямо над головой парашютист выпрыгнул из вертолёта и завис. Серо-зелёный туман развернулся вокруг неподвижной фигуры. Солдат с его лицом навечно остался в мгновении.
        Кит втиснул долговязую фигуру за руль красного "Феррари", бросил коробку с наградой на пассажирское место. Рассматривая приборную панель, подвернул до локтей рукава смокинга. Куда подевался чёрный Рендж Ровер? Когда он сменил машину? Очередной временной провал.
        Вдавив педаль газа, Кит нырнул в первый поворот. Съехал с набережной и петлял извилистыми дорогами, сворачивал на узких перекрёстках вправо-влево. Он чувствовал себя лисой, тяжело дышал и уходил от погони. И одновременно он был гончей, всматривался в темноту и шёл по следу.
        Так было всегда. Временные такты сводилась к травле. Альбом с одноименным названием? Черта с два! Это жизнь под одноименным названием. Травля самого себя.
        Праздничный шум остался далеко за спиной. Отголоски фейерверков слабо озаряли небо на западе. Ветер доносил глухие раскатистые взрывы. В конце спящей улицы пятиэтажных домов Кит остановился.
        Зеленоватый туман клубился между панельными фасадами, стелился над тротуаром. Налитые тяжестью предплечья блестели от пота под тусклым фонарём, ладони сцепились на руле. Кит никогда не оттягивал неизбежное, напротив всегда приближал. Но сейчас пальцы не гнулись и противились, вынимая из кармана конверт.
        Он знал, что в нем.
        Два металлических предмета звякнув, выпали на ладонь. Кит сжал кулак. Тепло кожи согревало то, что не смог сохранить, и то, что ему не принадлежало. Две точки на отрезке. А между ними биологический мусор, который занимает пространство под рулевым колесом.
        У человека без прошлого нет будущего. Кит знал. И все же вчерашний он никогда не устраивал себя сегодняшнего. Он был слишком слабым, слишком бездарным, слишком неуверенным. Кит презирал его девчачье лицо и подставлял под каждый кулак, выдирал из груди стыдные куплеты с ошибками и рвал в клочья.
        Кит методично удалял его. Пока от него ни остался один ключ. Маленький ключ от камеры хранения, в которой лежал скудный и спорный скарб.
        Он попытался провести ревизию. Перебирал в уме древние кассетные записи, которые не могли стать хитами. Пачки нот, к которым хотел вернуться. Тетрадки со стихами, которые никому не читал. Первые афиши и две газетных вырезки с интервью. На дне рюкзака лежали не вскрытые письма отца к Марии и фотографии, где родители выглядели счастливыми. Хотя уже в девять Кит знал обо всем. И сколько ни дроби костяшки о стены, челюсти, инструменты и зеркала, сколько ни рычи и ни кусайся, сколько ни кричи в толпу, давя слезы под кадыком - ложь всегда только ложь.
        Кит мог перечислить все значки и нашивки на потрёпанном рюкзаке, а вот останки парня, который в нем хранился, едва помнил. Что любил? Чего хотел? Все файлы стёрты. Осталась смутная уверенность, что у него было лицо, а не грим. Он смеялся редко, но громко, и говорил отстойную фигню без суфлёра.
        Кит бежал от него как от чумы, пока не упразднил. Какая насмешка, что на пике карьеры он выпростал костлявую клешню и приветливо помахал из конверта, подписанного аккуратным почерком друга. Бывшего друга. Романтичный Стюарт прощался с иллюзиями дольше всех. Не желал видеть очевидного, и Кит показал ему.
        Две капли пота скатились по виску. Кит сдёрнул бабочку, расстегнул воротники рубашки и отложил ключ на соседнее кресло. Он заставил себя взглянуть на пародию будущего.
        Погнутое ржавое кольцо.
        Для него самое то. Хотел вызывать в памяти девичий образ? Нет. Но этого не требовалось. Она просто есть. Расстояние - лучшее, что он мог сделать.
        Кит смотрел на тускло мерцающий в полумраке металл, и чувствовал на ладони холодные пальцы, вокруг маленького ногтя на мизинце никогда не заживала заусеница, хозяйка постоянно дёргала её. Она нервничала и заставляла нервничать его. В его "битой" системе координат отсутствовали нужные ориентиры. На его карте не было места подобным чувствам. Они требовали того, чего нет. Печальные серо-голубые глаза обостряли его уродство. Кит боялся сделать хуже. Старался ничего не делать, не шевелиться, не дышать. Прятал оскал и знал, рано или поздно оттяпает кормящую руку. От напряжения сводило кости черепа, он хотел избавиться от разлада и добился цели. Всегда добивался. Любой ценой. Задушить себя снова, едва ли труднее чем в первый раз.
        Он обращался с женой как с бабушкой. Две незнакомые друг другу женщины каким-то образом разглядели его отсутствующее дно. Но для них это не имело значения.
        Свесив голову, Кит осторожно обводил пальцем шершавый металл.
        Что есть любовь? Лишь монетизируемые строчки песен. Эта абстракция - религия свободных. Как смотреть во всё понимающие глаза и говорить "я люблю" если твоё "я" - погнутый ключ в полфаланги?
        Кулак дотошным метроном постукивал в солнечное сплетение. Там подвывал сквозняк, монотонно хлопал дверью. Некого впустить и некого выпустить. Его дверь давно никуда не вела.
        Зеркало заднего вида отразило вздёрнутую судорогой губу. Кулак развернулся ладонью, прикрыть глаза. Но Кит заставил руку опуститься и не отвёл взгляд. Смотрел и видел. Не артрит сожрал его кости - он сам сожрал себя. Освоил наивысшее мастерство. Достиг конечной цели.
        Сдерживаемая мощь шестисот семидесяти лошадиных сил отозвалась созвучным утробным рыком. Ступня перестала причинять боль, плавно вдавила педаль акселератора. Кит тенью проскользнул по затихшим улицам и выехал из города в сторону Ниццы.
        Ночь, посечённая искрами, растянула над Провансом звёздный купол. Двухместное спортивное купе прижалось к белоснежной разделительной полосе, капот бесшумно всасывал шоссе. Слева на дорожное полотно наступали горные массивы, сталкивали в пенистые воды. Кит чувствовал давление воздуха на изогнутых боках автомобиля.
        Он открыл окна. Тёплый, солено-сладкий ветер взъерошил аккуратно уложенные волосы, бросил пряди на лоб. Стрелка спидометра уверенно подползала к краю.
        Кит смотрел вперёд, но видел десять футов асфальта в свете фар. Перед глазами стояла серо-зелёная афиша. Он завис в бесконечном прыжке между несбыточным и бывшим. Теперь не просто забыл - теперь не знал куда ехать. Беспомощный как марионетка. Лишился спасительных верёвочек и скис. Осталась ведущая в никуда дорога, скорость и адреналин. Последний выручал, когда омерзение к себе достигало верхних пределов. Вся жизнь свелась к жалкому комиксу, где герой бессмысленно гонится за очередной дозой адреналина.
        Дерьмовый сюжет. Дерьмовый режиссёр.
        Кит вжимал ногу в педаль нежно, мягко, до упора. Ветер свистел в ушах, но скорости не хватало. Адреналин не действовал. Кит поднёс ладонь к мокрой щеке. Что это - слёзы? Провёл недоверчивыми пальцами по влажным ресницам. Дышалось свободнее, грудь избавилась от гнёта, головная боль отпустила. Сознание омыла свежая волна и снесла заскорузлую грязь с лобового стекла. Все стало кристально чётким.
        Кончики губ самовольно потянулись к вискам, отыскав позабытый путь. Кит облегчённо выдохнул. Он понял, какой будет последняя сцена. Эгоистичная. Для самого себя.
        Свет фар выхватил из темноты прямоугольный знак. Со стороны казалось, водитель не справился с управлением. На крутом повороте красный спортивный купе потерял сцепление с дорогой и снёс носом заграждение.
        И только Кит знал, кому подчиняется траектория автомобиля.
        Бесконечное мгновение свободного падения он раскинул по странам, нет, не конечности и даже не руки, он раскинул крылья и парил. Обозревал свои бескрайние владения и хохотал. Дико, неистово, вольно. Впервые за свою долгую и короткую жизнь Кит задыхался от счастья. Ладони взметнулись к лицу, сложились вокруг рта рупором. Скалы потряс яростный, победный клич:
        - Я так хочу!
        Часть 3 Глава 1
        Эшли Снайпс запретила горничной её беспокоить. Она ходила вокруг письменного стола и поглядывала на телефон, брошенный поверх папок со сценариями. Жар коснулся кончиков пальцев. Посмотрела на истлевшую сигарету, затушила о пепельницу, полную окурков со следами розовой помады, и подскочила. Мелодия звонка прорезала тишину криком.
        Глубоко вздохнув, Эшли медленно протянула руку.
        - Билл, - прошептала в трубку, - не губи меня, скажи, что новости хорошие... - она скрестила пальцы и подняла глаза к потолку. - Уверен? Ни в одном штате, ни в одном округе? Как насчёт Соединённого королевства? Что говорят тамошние юристы?
        Эшли слушала скрипучий голос, покусывая губы.
        - Значит, развода нет? Это абсолютно точно? Спасибо, Билл! Я твоя вечная должница!
        Отложив телефон, она закурила новую сигарету и обмякла в кресле. Ватные ноги онемели. Медленно выпуская уголком рта дым, она боролась с желанием закрыть глаза. Две бессонные ночи выжали до основания, иссушили кожу и притупили разум. Возраст давал о себе знать, будь он неладен. Глубоко затянувшись, Эшли подобралась и вызвала номер ассистентки, велев заказать билет на самолёт.
        Летний ливень неистово барабанил по крыше. Дворники арендованного "Мини Купера" едва справляясь с потоком воды. Эшли вгляделась в мутноватые огоньки света к конце подъездной дороги. Окна на первом этаже старинного особняка уютно дышали жизнью.
        Она сцепила пальцы на груди, словно наяву увидела, как трёхметровые двери отворяются и худой Найджел раскрывает зонт над тронутой сединой, непокрытой головой хозяина...
        Поджав губы, Эшли подавила поток болезненных видений. Не время вспоминать усопших, сейчас гораздо больше нуждались во внимании живые. Она набросила сумочку на плечо и вышла из машины. Зло выругалась и запрыгала по холодным совсем не летним лужам.
        Она не успела нажать широкую клавишу звонка, как дверь отворилась.
        - Привет...
        - Что вам угодно? - спросила высокая женщина. Её английский со славянским акцентом напомнил Эшли последнюю роль польской шпионки, когда два месяца пришлось учиться, так же нелепо произносить "Р".
        Она нервно рассмеялась:
        - Боюсь, чтобы узнать вам придётся впустить меня, - и, видя, что женщина не собирается освободить проход в тёплый холл, взмолилась, - пожалуйста, Юлия! Взгляните на мой жакет! Я вымокла как последняя дворняжка, пока добралась до вас из Лондона!
        Женщина неохотно посторонилась, скупым жестом пригласила в малую гостиную.
        Неуверенно озираясь, Эшли отряхнула костюм. Она одновременно узнавала и не узнавала комнату. В рамке на стене молодожёны выглядели смутно знакомыми героями старых фильмов. Взглянув на семейные фотографии, она отвернулась.
        Юлия подала пушистое махровое полотенце.
        - О, спасибо, - Эшли энергично промокнула лицо и шею, - чёртов дождь!
        - Справа по коридору ванная комната. Вы можете привезти себя в порядок.
        - Увы, нет времени. Мне надо срочно поговорить с Линой. Она дома?
        - О чем? - серые глаза на узком лице глядели пристально, гораздо пристальней, чем предполагало вежливое внимание.
        - Не смешите! - Эшли швырнула полотенце в кресло. - Ваша дочь давно вышла из возраста, когда родители интервьюировали подружек. Думаю Лина в состоянии выслушать меня без посредников.
        - В таком случае, её нет.
        - Вот как? Где же она?
        - Не знаю.
        - Отлично. Я подожду её возвращения, - скрывая досаду, Эшли уселась на диван, мало заботясь, что окончательно портит юбку, а заодно и шёлковую обивку.
        - Ну, если вам совершенно нечем заняться, - пожала плечами Юлия, подобрала мокрое полотенце и вышла в коридор.
        Плоские каблуки домашних туфель гулко застучали по паркету. Эшли подкинуло пружиной. Она догнала и бесцеремонно увязалась за упрямой родительницей, догадаваясь, кому Лина обязана нравом.
        - Хотите чаю? Ханна, - обратилась Юлия к пожилой помощнице, высунувшей скуластое лицо из кухни, - добавьте в столовую дополнительные приборы, мисс Снайпс, остаётся на обед.
        - Премного благодарна, но я не остаюсь на обед, - сварливо вставила Эшли, изобразив на лице яд. - Поймите же вы, мне не до шуток! У меня действительно нет времени! Речь идёт о жизни.
        - Я не собираюсь с вами шутить, Эшли. И чтобы вы напрасно не теряли время, скажу ещё раз. Лины здесь нет. А если бы и была, то я не подпустила бы к дочери ни вас, ни кого другого из вашей братии.
        - Бред какой, вы не справедливы!
        - А вы? Печётесь о чей-то жизни, а что значит для вас, и людей вроде вас, её? Её жизнью жертвовать можно?
        - Насколько мне известно, именно мне она обязана жизнью, - раздражённо заметила Эшли. - Не понимаю, и даже не хочу вникать, что вы подразумеваете под фразой «людей вроде вас», присядем! - она указала на ближайшую софу и вздохнула, окидывая взглядом стройную фигуру, которая упрямо возвышалась в двух шагах: - Я, пожалуй, выпью ваш чай, пусть кухарка плеснёт туда чего-то покрепче молока. Буду кратка!
        Спустя час Эшли сунула в сумочку лист бумаги с аккуратно выведенным адресом и вновь забралась на сырое сидение "Мини Купера". Она включила в салоне свет и погляделась в зеркало. Попыталась исправить уничтоженную погодой укладку и бессильно уронила расческу. Снова гнать в аэропорт, лишив себя ароматной ванны и сбалансированного здорового ужина? Нет, скакать таким темпом в её возрасте невыносимо!
        Но... выбирать не приходилось.
        Эшли собралась с духом и завела мотор, запретив себе раскисать. Падальщики уже знают о действительном браке. Но быстро разыскать Лину не выйдет. Девчонка хорошо замела следы. За прошедший год распродала имущество в Штатах и просто исчезла. Ни одного случайного снимка папарацци, ни тебе упоминаний в прессе. Она не бронировала отели и не пользовалась банковскими картами. Она не объявлялась у знакомых. Молодой управляющий "ОSGC" разводил руками. Ниточки детектива полностью обрывались в Дорсете. Спасибо Юлии Калетник, несокрушимой женщине, хотя прочность этой железобетонной стены пришлось проверить на собственном лбу.
        Эшли слабо улыбнулась и медленно покатила по гравийной дорожке. Вглядываясь в запотевшее стекло, выехала на автостраду и лишь слегка прибавила скорость. Никак не могла привыкнуть к рулевому колесу не на своём месте.
        Отгоняя сонливость, она подбадривала себя и мысленно хвалила с успехом. Она добилась неоспоримого преимущества - форы во времени. Только бы не упустить его!
        Раскалённое добела греческое солнце добралось до зенита и придавило жаром черепичную крышу прокатной фирмы.
        После промозглого Лондона Эшли уже давно отогрелась и успела вспотеть. Второй час она изнывала в душной комнате без кондиционера, дожидаясь пока медлительный служака, с развесистыми бровями, покончит с формальностями.
        Господи, какой допотопный бюрократизм! Скорчив мину, она заграбастала с деревянной стойки ключ, сунула кредитку в кошелёк и натянула шёлковый платок на голову. Вышла на стоянку и поправила тёмные очки, хотя подозревала, что маскировка здесь лишняя, вряд ли на Крите она популярна. Но привычка вторая натура, как ни крути.
        Нетерпеливо постукивая ногтями по шершавому пластику руля, Эшли взглянула на экран навигатора в простеньком салоне "Шкоды" и свернула направо. Тяжело пыхтя, автомобиль взобрался на горную вершину. Преодолев скучную рощу блеклых олив, Эшли подкатила к каменному забору с изящным кружевом кованых ворот.
        С минуту она с интересом обозревала трёхэтажный белый особняк позади аллеи стройных пальм. Вдали от гламурных тусовок мегаполиса чета Метаксас жила на зависть респектабельно и просто.
        Эшли просунула руку в окно, вдавила кнопку домофона. Спустила очки на кончик носа и вежливо глядя в камеру, представилась обезличенному динамиком голосу.
        В прохладе просторной гостиной Эшли жадно прихлёбывала ледяной лимонад из высокого бокала и разочарованно слушала миловидную хозяйку дома. Наташа Метаксас прислонила загорелые колени к замшевой обивке низкого кресла и лучилась дружеской улыбкой.
        - Три месяца назад она купила малюсенькую пядь земли к северу от Крита, и на прошлой неделе перебралась окончательно.
        - И что, ей вообще никак нельзя позвонить?
        - Ни телефона, ни интернета, ни радио, - смущённо подтвердила Наташа.
        - Но как туда добраться?
        - Раз в неделю на остров отправляется катер с запасами воды и провианта.
        - Когда?
        - Барнабас, наш помощник, был там вчера. В следующий вторник поедет снова.
        - Не понимаю. Какая-то нелепость... Ведь можно отправиться туда раньше? Сегодня или завтра?
        - Боюсь, что нет. Никто из местных не знает координат. Бесцельно в море никто не выйдет, а Барнабас уехал к семье в посёлок, где-то на юго-западе в горах. Не представляю где это.
        - Иисусе! - всплеснула руками Эшли. - А если случится что? Не знаю, замыкание например, или пожар? Не может же она ждать спасателей неделю?
        - Вы правы, - улыбнулась Наташа и поставила блюдо с сочными ломтиками арбуза на журнальный стол. - Для таких случаев у Лины есть свой катер. Она вольна приехать, когда захочет.
        - Какая односторонняя связь, - досадливо буркнула Эшли. - Что же мне делать?
        - Подождать.
        - Но я не могу ждать неделю! Возможно, я уже опоздала!
        - Мне жаль, - расстроилась Натали. - Боюсь, ничего не могу предложить, кроме как остановиться у нас на это время. Есть шанс, что Лина приедет сама.
        Лихорадочно комкая в пальцах салфетку, Эшли прошла к высокому окну. В саду буйствовали яркие краски цветущих клумб, густой аромат жасмина и иланг-иланга усиливал мигрень. Она устало потёрла глаза. Мозг отказывался принять факт, что нет способов добраться до Лины быстрее. Она искоса взглянула на Наташу. Девушка поджала под себя ногу и расстроенно откинулась на спинку кресла. Эшли отбросила мысль, что ее дурачат - слишком потерянный взгляд застыл на макушках белых пионов в стеклянной вазе.
        Так ничего и, не придумав, она стиснула виски и обернулась на звук уверенных шагов. Широкие двери легко распахнулась, пропуская высокую фигуру управляющего сети банков "Метаксас".
        - Привет, дорогой! - Наташа порхнула навстречу мужу, прильнула к широкой груди в голубой рубашке и нежно поцеловала крупные губы: - Как прошёл день? Устал? Что-нибудь выпьешь перед ужином?
        - Хорошо, милая, - он погладил жену по плечу. - У нас гости? Я заметил перед домом "Октавию".
        Эшли вышла из тени колонны и протянула руку:
        - Здравствуйте, Грегори. Это я нарушила покой вашей супруги. Вы верно меня не помните, - она кокетливо вложила пальцы в квадратную ладонь, - мы дважды встречались у Лины Олсен.
        - О чём вы говорите, Эшли? Разве ваши очаровательные ямочки возможно забыть? Ваши фильмы занимают почётное место в домашней коллекции. Искренне рад встрече!
        - Спасибо.
        - К слову о крестной, - Грегори обернулся к жене, которая успела отдать распоряжение домработнице на счёт ужина. - Завтра приезжает мама. Будь добра, попроси Лину привезти детей к обеду.
        Эшли не повела и бровью, наблюдая, как заливает краска щеки госпожи Метаксас. Но Натали быстро справилась с замешательством и злобно скривилась:
        - А чего вы ожидали? - яростно выплюнула она. - Сидите тут передо мной и рассуждаете, как снова поломать ей жизнь! Лина никого не хочет видеть! Никого, слышите! Оставьте её, наконец, в покое!
        - Что я пропустил? - Метаксас перевёл властный взгляд с Эшли на жену.
        - Она хочет видеть Лину!
        - И что? - недоумевал Грэг.
        - А то, что эта женщина - подружка Берри!
        Сунув руки в карманы черных брюк с идеальными стрелками, Грегори строго посмотрел на жену:
        - Дорогая, позволь Лине самой разобраться в своих делах. Ты не сможешь опекать её вечно.
        - Ты... не поддержишь меня? - чуть вытянутые к вискам веки дрогнули, она шмыгнула носом и пронзительно взвизгнула: - Отлично! Давайте позвоним ей и спросим! Ставлю сотню - Васька пошлёт вас в задницу!
        - Наталья! - рассердился Грэг, но жена лишь махнула рукой и достала из заднего кармана коротеньких шорт мобильный.
        Изящным движением палец порхнул по экрану смартфона, вызвав номер из списка контактов. Похоже, ей ответили тотчас. Наташа набрала воздух и быстрой очередью выпалила тираду.
        Эшли неуверенно взглянула на Метаксаса и сделала шаг, намереваясь вмешаться. Черт знает, что эта респектабельная госпожа наговаривает подруге на русском. Но девушка неожиданно сама приблизилась и, с подозрительно заблестевшими глазами, протянула мобильный.
        Взвинченная до предела, Эшли опасливо поднесла телефон к уху. Выслушала три коротких слова и опустила напряжённые плечи, едва заметно улыбнулась помрачневшей хозяйке:
        - Вы проспорили сто евро, - она обернулась к Грэгу. - Лина сказала, вы можете отвести меня на остров.
        Метаксас не ответил. Он посмотрел на жену, но Наташа только вздёрнула подбородок:
        - Просто забери детей домой.
        Часть 3 Глава 2
        Остроносый ярко-желтый катер пришвартовался у маленькой деревянной пристани. Эшли придержала срываемую ветром шляпу и подала Грегори руку. Раскачиваясь из стороны в сторону, неуклюже ступила на берег. Метаксас пожелал удачи и легко прыгнул обратно в лодку.
        С минуту Эшли стояла в нерешительности.
        Широкая полоса песка слепила глаза и врезалась в заросли кустарника. Вверх по склону змеилась галечная тропинка. На возвышенности среди апельсиновых деревьев выступали очертания приземистого каменного дома, виднелась плоская крыша, а под ней просторная терраса. Оттуда доносились детские голоса.
        Эшли зажала под мышкой тяжелый саквояж, придерживала рукой и неподвижно следила как в свете закатного солнца фигурки, словно юркие зверьки то выныривают из розово-лиловой тени зелени, то исчезают на поворотах. Приближение звонкой парочки опережал хруст веток, шуршание камней и смех.
        Спрятав глаза за козырьком ладони, Эшли напряженно вгляделась.
        Позади детей появилась молодая женщина. Она держала за руку маленькую девочку в огромной панаме и ловко уворачивалась от водяных брызг. Взъерошенный мальчишка лет семи первым скатился на берег, взглянул на Эшли и, не раздумывая, направил ей в живот следующую очередь водяного пистолета.
        Она вскрикнула от неожиданности, а проказник уже прыгнул в укрытие, сверкнул синими глазами из-за загорелых коленей своей защитницы. Его сестра захохотала, пухлая ладошка стукнула брата по макушке. Эшли сглотнула. В груди неприятно кольнуло раскаяние. Девушка ничем не напоминала полу-труп с тяжелой наркотической зависимостью и букетом психических расстройств, чей жуткий образ иногда будил по ночам и стоил дюжины новых морщин.
        Выгоревшие на солнце короткие волосы ветер бросал в спокойное лицо. Джинсовые шорты мешковато сидели на стройных бедрах, растянутая майка открывала худые плечи и тонкие ключицы. Девушка коротко обняла и отпустила детей, которые уже заметили у берега катер и с криком ринулись с пригорка.
        - До завтра, пираты!
        Эшли боролась с порывом уйти и оставить хозяйку в ее выстраданном уютном царстве. Усилием воли, она заставила себя вспомнить, что Лина Олсен только выглядит молоденькой, беззащитной и хрупкой, а на деле ей тридцать три года, два трудных брака, длинный банковский счет и с десяток публичных скандалов. Эшли ни раз была свидетельницей ее решимости, упрямства, и невероятной гибкости психики. Она способна держать удары и не ломаться.
        Решительно ступив на дорожку, Эшли заслонила собой проход:
        - Здравствуй, Лина.
        - Привет, - прищуренные глаза провели подопечных до отцовских объятий, девушка помахала рукой Грегори и вежливо улыбнулась: - Давно не виделись.
        - Порядочно, - согласилась Эшли, отметив, что Лина не сказала: «рада тебя видеть».
        Они в молчании поднялись на холм, миновали веранду с плетенной деревенской мебелью. Лина распахнула дверь в дом, приглашая войти. Следом за хозяйкой Эшли прошла в скромно обставленную комнату.
        Светлый деревянный пол и стены, мягкий бежевый диван, пара кресел напротив, журнальный стол, позади книжный шкаф. Скромно, если не сказать бедно, и чисто. Пахнет лимоном, цветами и свежей краской. Эшли скользнула взглядом по двум морским пейзажам, приставленным к стене.
        - Ты снова рисуешь?
        - Теперь редко. Пальцы дрожат, - без тени досады обронила Лина.
        Эшли снова посмотрела на картины и обернулась. Она не увидела лестницы на второй этаж и забеспокоилась:
        - Каковы шансы найти на этом острове отель?
        - Их нет.
        - Так и думала. Как же мне быть? Не хотелось бы ночевать под луной среди насекомых.
        - Не любишь компанию комаров? - усмехнулась Лина и указала на дверь позади кухни. - Не волнуйся, у меня найдется гостевая комната.
        - Ты принимаешь здесь гостей?
        - Давольно часто. С самыми шумными из них ты столкнулась на берегу. Хочешь отдохнуть после дороги?
        - Мечтаю! Но предпочитаю сперва решить дело.
        - Очень американский подход. Располагайся где удобно. Что будешь пить?
        - Не важно, - горой мятого костюма Эшли стекла на диван. Взгляд завистливо проводил босые ступни, оставляющие за собой легкий отпечаток пыли. Поддев носком пятку, она вынула из туфель отекшие ноги и вытянула под столом.
        Из кухни донесся шум воды. С мягким стуком закрылся холодильник, коротко звякнуло стекло, пощелкивая кубики льда упали в бокал.
        Эшли не слыша в уютных звуках ни нервозности ни напряжения. Лина казалась спокойной и собранной. Не чувствовалось ни вражды, ни беспокойства. От этой умиротворенности зачастил пульс. Эшли выпрямилась и напряглась. Как бы глубоко не схоронилась Лина, она не могла игнорировать новости.
        Или могла?
        Девушка появилась в гостиной с подносом, поставила на журнальный стол, протянула широкий стакан джина, смешанного с тоником. Эшли поблагодарила кивком, глядя, как Лина с громким хлопком откупорила жестяную банку.
        - Разве тебе можно алкоголь?
        - Представь, да, - девушка улыбнулась, ее будто не рассердило бестактное замечание. Эшли не узнавала эту новую сдержанную Лину, внимательно изучала обманчиво мягкие черты и хмурилась. - Но ты не беспокойся, - продолжила она, забираясь с ногами в кресло, - это безалкогольно пиво - хорошо утоляет жажду.
        Эшли сцепила пальцы на бокале и опустила глаза, не зная с чего начать.
        - Хорошо выглядишь, - угрюмо сообщила прозрачному коктейлю. - Судя по всему, ты абсолютно поправилась. Похоже ты счастлива здесь...
        - Вполне.
        - Сюда не доходят новости? Или от тебя их скрывают?
        - Ни то ни другое, - Лина медленно очерчивала пальцем горлышко банки.
        - Известно, что произошло в Каннах?
        - Известно.
        Эшли подняла удивленное лицо:
        - Хочешь сказать, знаешь, что со дна ущелья выудили красную лепешку, распилили, разворотили, достали кровавые фрагменты Криса и комком фарша отправили догнивать в госпиталь Ниццы?
        - В истории болезни его травмы звучат иначе.
        - Ты ее видела?
        - Адвокат прислал копию.
        - Почему ты ещё здесь?
        - Потому, что меня это не касается.
        - Правда? Ты больше не любишь его?
        - Это ничего не меняет.
        - И обстоятельство, что он все ещё твой муж, тоже ничего не меняет?
        - Формальность. Но с твоей стороны довольно любезно проделать такой долгий путь, чтобы лично пригласить меня в "шоу уродов", - ровно произнесла Лина и сделала маленький глоток.
        - Не забыла? Это хорошо. Жалеешь, что не послушалась и заграбастали главную роль? Надеюсь, жалеешь. Но теперь выбирать не приходиться. Или тебе больше импонирует другая роль? Двойной вдовы?
        Эшли с удовлетворением отметила, что оскорбление подточило стену отчужденности. Лина смолчала, но побледнела, отчего глаза казались черными. Похоже миссис Олсен не разучилась злиться. Набрав полную грудь воздуха, Эшли усилила натиск:
        - Жизнь Кристофера на волоске. Она может оборваться в любой момент, пока мы мило беседуем!
        - Эшли, мне очень жаль, но что я могу сделать? - после минутного колебания произнесла Лина. - Вся медицина у его ног. Если светилам науки не дано помочь, тогда кому?
        - Светилам науки? - Эшли замерла, не поверив ушам. Столько гневных слов толкнулись в горле, что впервые за девяносто часов бессильные слезы покатились по щекам.
        Лина не сделала попытки успокоить. Она отвернулась к окну и молча ждала, пока Эшли возьмет себя в руки. Солнце скрылось за горизонтом, напоследок мазнув алыми разводами деревянную раму, подоконник и тонкий неподвижный профиль. Синие сумерки разлились по комнате.
        Высморкавшись в платок, Эшли потянулась к сумочке.
        - Я закурю, прости, нервы ни к черту. Расскажу, что знаю и решай сама, касается это тебя или нет.
        Лина взяла с полки пепельницу, подлила в стакан чистый джин и оставила полную бутылку на столике. Она зажгла верхний свет, и Эшли моргнула, совсем не заметив, когда гостиная погрузилась в темноту.
        - Кит четвертый день в коме. Но дело не в этом. Выйти из нее ему не дадут. Я как безумная разыскивала тебя, чтобы ты помогла защитить его.
        - Не понимаю...
        - Страховка! - жестко бросила Эшли, тлевшая сигарета дрогнула в пальцах, роняя пепел на столешницу. - Мария получит много денег после смерти сына.
        - Зачем ей это? Его доходы и так ее, как и часть моих.
        - Каждый вдох Криса обходится дорого. Мария не любит тратить свои деньги - она любит вкладывать чужие. И предпочитает надежные вклады, а сын теперь как ни крути убыточное предприятие. Он изувечен. Потерял ногу и мизинец правой руки. Даже если врачи выведут его из комы - навсегда инвалид, а может и хуже, - Эшли глотком осушила стакан и зло бросила:
        - Сейчас ликвидность мертвого Кристофера гораздо выше живого.
        - Но это убийство. Ни один доктор на такое не пойдет.
        - И правда, - Эшли в упор посмотрела на Лину. - Только у нотариуса есть завещание, а в нем интересный пунктик. Догадываешься чего пожелал Крис?
        - В таком случае может стоит прислушаться к нему? - бесцветно отозвалась Лина, выдерживая взгляд. - Эшли, чего ты от меня хочешь?
        - Защити его!
        - Продлевая муки?
        - Вздор! При должном подходе мы поставим его на ноги. Я говорила с адвокатами. Они ничего не сделают без твоего участия. Тебя ищут, чтобы вырвать гребанное согласие, понимаешь? Используют все средства. Будь решительна. Не дай убить его!
        - Эшли, - мягко позвала Лина. - Он уже мертв.
        - Не говори так! Он дышит!
        - Нет, Эшли, это дышит аппарат. Я не могу сделать, то о чем ты просишь.
        - Как это не можешь? Ты жена!
        - Ты не понимаешь? - покусывая губы, Лина сцепила в замок тонкие пальцы. - Кит хочет смерти. Он не хочет чтобы его спасали. Это понимание едва не стоило мне жизни.
        Дважды глубоко затянувшись, Эшли выпустила дым. Она долго смотрела на сидящую напротив девушку. Фраза повисла в воздухе ядовитым облаком сигаретного тумана. Только в отличии от никотина, отравившего легкие, фатализм прозвучавший в тихих словах, подкашивал с первой затяжки.
        - Что ты знаешь о муже? Кит рассказывал о себе, о детстве?
        - Мы мало разговаривали.
        - Так и думала. Не находишь, что мы это уже проходили?
        - Пожалуйста, Эшли, не нужно.
        - Еще как нужно! Господи, пора дать шанс хоть одному твоему мужу высказаться. Завари покрепче кофе. Я буду говорить за него, и ты меня выслушаешь.
        Часть 3 Глава 3
        - Задолго до рождения Кристофера Мария и я дружили. Мы приехали в Голливуд из Нью-Джерси с ветром в кармане и огромными амбициями, познакомились на пробах в мьюзикл. Родители Марии были иммигрантами: мать - русская, отец - итальянец. Она правила у логопеда произношение, а я у дантиста прикус. Словом у нас было много общего, и мы сняли квартиру.
        Эшли обхватила фаянсовую кружку с кофе, щеки обжег горячий пар.
        - Это было сумасшедшее время. Разгар сексуальной революции. В воздухе витала вседозволенность. Нас закружил водоворот: вечеринки, парни, выпивка и свободная любовь. Мария получила роль в картине Кубрика, собиралась осенью в колледж. Но не сложилось. Она забеременела.
        Покачав головой, Эшли грустно приподняла уголки рта:
        - Две девчонки из провинции вырвались на волю. Мы имели смутные понятия о контрацепции и не знали, кто отец ребенка. Мария дважды пыталась прервать беременность. На третий раз обратилась к доктору. Ей было шестнадцать, срок большой, денег нет. Мы не смогли убедить доктора помочь.
        Рука помимо воли потянулась за пачкой сигарет, слова давались трудно. Невозможность изменить сюжет и состав актеров в который раз стиснуло ребра.
        - Мария до последнего скрывала положение, потом призналась родителям. Её мать, была амбициозной женщиной, она вложила в красавицу дочь все семейные сбережения, значительную часть которых занимало социальное пособие. Миссис Романо оплатила образование, репетиторов по актерскому мастерству и вокалу, и исправно присылала деньги на квартиру. Мария была пропуском семьи в лучшую жизнь. И подвела. У отца был порок сердца. Возможно так совпало, но обширный инфаркт пришелся на второй день после приезда беременной дочери домой. Не буду пересказывать драму семейства Романо, таких историй сплошь и рядом миллион, скажу только, через месяц, после того как у Марии родился сын, она вышла замуж за капитана ВВС.
        Эшли замолчала. Не любила вспоминать мертвых, а тем более чернить. Но эмоции сложно вычленить из памяти, даже спустя десятки лет. Как ни старалась объективно и отстранено перебирать памятный архив, стать добрым семейный альбом не удавалось.
        - Стеснительный, полноватый Джеймс, с гнусавым голосом и ранней плешью, жил в доме напротив. Он любил Марию со школы и принял с ребенком, дал фамилию и взял на содержание мать. Хорошего тихого парня основательно покалечила война. Он страдал расстройством психики и умел расслабляться только водкой. Джеймс частенько таскал жену за волосы по двору и окунал лицом в наполненную ванну. Краткие приезды мужа домой, Мария отсиживалась с ребенком у соседей. Потом родилась Лео, и с двумя детьми прятаться стало труднее. Мать делала вид, что не замечает синяков на теле дочери. Семья нуждалась в солдатском жаловании. За весь брак Мария была счастлива единожды - получив извещение о смерти.
        - Но разве не Джеймсу Берри посвятил Кристофер фильм? - подала голос Лина.
        - Ему. Романтический образ вояки Кит долго принимал за отца. Парню нужен был кто-то, на кого можно опереться, кем можно мерить себя и людей, кого можно идеализировать. И этим кем-то, был отчим. Кит всегда смотрел на вещи под особым углом. Он знал, что мать ненавидела, и до смерти боялась мужа. Ему было девять, когда Мария рассказала историю его рождения, и о роли, отведенной Джеймсу. Но Кит остался ему верен. Уж если пускал кого-то внутрь, то навсегда. Он мог игнорировать не только материнские побои, он и каннибализм бы ему простил.
        - Что стало с Марией после смерти мужа?
        - Жила с детьми и матерью на государственное пособие. Трудно жила. Очень трудно. Пробовала поднять киношные связи, но красота увяла и Кубрик больше не звал. Никто не звал. Мария существовала за счет пары любовников, переодически получала проходные роли во второсортных сериалах. Скорее всего она бы застряла в Джерси и толстела на кухне лысого коммивояжера, если бы однажды в магазине Кристофера не заприметил рекламный агент. И Мария впервые увидела своего ребенка. А разглядев, наступила на те же грабли, что в свое время погубили ее. Поставила будущее на сына.
        Эшли на секунду замолчала, побелевшие пальцы стиснули грани бокала:
        - Но в отличие от нее, Крис не подвел, и воплотил в жизнь ее мечты. В три года он уже кормил семью. Камера его любила. Мальчик органично вписался как в рекламу для домохозяек, так и во взрослые многомиллионные фильмы. Его востребованность и гонорары росли. В память врезался давний случай, - Эшли повела ладонью у лица, словно отодвигая завесу прошлого:
        - Крису было около пяти. Праздновали день рождения Лео. Дети играли на заднем дворе, их развлекали клоуны. Кит баловался на качелях. Старые и ржавые они давно нуждались в ремонте. Взрослые на веранде пили кофе, когда раздался скрежет металла и крик. Кит прибежал зареванный, лицо залито кровью. Он сломал нос, громко плакал и тянул к матери руки. А она открыла рот и застыла, словно истукан. Мальчик так бы и надрывался ревом, если бы женщины, наконец, не увели его в дом и не вызвали врача. А Мария все стояла на ступеньках с бокалом пунша и таращилась на испачканное кровью платье. Наверное тогда она впервые поняла, как зависима от сына, и как много поставила на него. Качели демонтировали следующим утром. Носик мальчику вправили и он быстро зажил, но осталась горбинка, практически не бросающаяся в глаза...
        Лина опустила взгляд в свою нетронутую чашку с кофе, когда Эшли запнулась. Казалось, дело минувших дней, и много чего с тех пор случилось и похуже, но сейчас воспоминание ранило больнее, чем когда она была молчаливой свидетельницей. Голос завибрировал:
        - Трижды ему ломали и вправляли нос. Три операции ринопластики, пока профиль не стал идеален. Кит долго восстанавливался, то и дело подхватывал насморк. Бесконечный процесс. Два года они жили в отделении отоларингологии, Мария запаниковала. Кит болел и болел, счета росли, а сбережения таяли. Она решила забрать Кристофера из школы, чтобы оградить от носителей вирусов и возможных травм. Даже Лео к нему не подпускали, боясь, чтобы не принесла от подруг какие-нибудь бактерии. Мария считала, что защищает сына от угроз, которые несли в себе чужие дети и животные. Крис перешел на домашнее обучение. Но образование не сложилось. Найти подходящих учителей оказалось мукой. Они сменялись непрерывной чередой. Кит не успевал запоминать лица. Он вернулся к работе и учился в перерывах, если это можно назвать учением.
        Помассировав гудящий затылок, Эшли посмотрела на неподвижную фигуру в кресле. Лина все так же смотрела в чашку и, казалось, витала мыслями далеко. Эшли вздохнула:
        - Ты можешь вообразить подростка, который в девяностых не играет в видеоигры и бейсбол, читает по буквам названия фильмов на хлопушках, да корешки билетов, и уверен, что Палм-Спрингс, Сакраменто и Сан-Франциско - страны? Наверное ему долго бы передавали текст на звуковых носителях, не вмешайся бабка. Она потребовала вернуть внука в школу и закончить образование. Строгая с дочерью, она обожала внука. Возможно, видела в нем шанс замолить свой грех. Но Кит ее недолюбливал. Насколько мне известно, даже на похороны не явился. Мария непрерывно ссорилась с матерью, и естественно все требование отмела. Тогда бабка сама взяла на себя роль учителя, откапала репетиторов и, как бы последний не брыкался, подготовила внука к колледжу.
        Эшли фыркнула, потерла ладонями лицо, но вспомнила о накрашенных ресницах и отдернула руки. Она щедро отпила из стакана и откашлялась:
        - К тому времени Кит давно снимался в больших фильмах со взрослыми бюджетами, гонорарами и нагрузками, требовавших от ребенка колоссальной эмоциональной стойкости, выносливости и работоспособности. Он выжил там, где сходили с дистанции матерые актеры: ни тяжелого переходного возраста, ни срывов, ни депрессий, ни звездной болезни. Кит аккурат прошел по краю. Но он рос и менялся. Тело тянулось, раздавалось в плечах, в голосе прорезался бас. Это было время, когда все затаились. Продюсеры не продлевали контракты, отказывали в долгосрочных проектах. Ни о каком таланте не велось и речи, Кит был для них лишь красивой вязью, способной заманить на премьеры чувствительные натуры. И все выжидали. Мария извелась, она сходила с ума. Так и эдак взрослые крутили и рассматривали Кристофера, пытаясь определить, стало ли лицо дурнее, чем вчера. Но шли дни, а подросток не терял привлекательность. Она лишь стала другой, более дерзкой и мужской. Режиссеры нашли ей новое применении и работа закипела с удвоенной силой.
        Подперев ладонью голову, Эшли погрузилась в себя, заметила, что молчит, когда щека сползла с кулака. Лина все так же сидела в кресле, но широко открытые глаза оторвались от созерцания коричневой жидкости в чашке, и замерли на ее лице. Эшли повела затекшим плечом и прикурила очередную сигарету. Пора, черт возьми, разобраться с призраками.
        - Попав в мир киноиндустрии ребенком, покладистый и доверчивый мальчик постепенно превратился в замкнутого и вспыльчивого молодого человека с ограниченным кругом общения и склонностью к агрессии. Мария была его единственным агентом и другом. Он всячески пытался заслужить ее одобрение. Даже бросил курить и спрыгнул с кокаина по первому приказу. Но мать редко находилась рядом. Она была молодая и устраивала личную жизнь. Мария погрязла в мимолетных романах и приёмах, а когда Кристофер приезжал домой, она украшала сыном вечера. Любила заниматься его гардеробом и прической. Он представал на публике, как премьера баснословно дорогого и желанного болида. Собирая комплименты в его адрес, она пополняла свою значимость. Кит был её копией, в отличие от Лео, которая удалась в отца, и глядясь в его темно-синюю радужку, она видела отражение юной Марии, которая только собиралась покорять Голливуд.
        На улице пронзительно крикнула птица, словно возмутилась, что люди разворошили прошлое. Сжимая бокал, Эшли дождалась, когда вдалеке смолкнут печальные ноты, и упрямо продолжила:
        - Но в ее копилке давно зияла трещина. Сколько не клади, всегда пуста. Окружение Марии, сплошь богатое и влиятельное, тугими кольцами сжималось вокруг Кристофера. Женщины и мужчины с бледными рыбьими лицами, чувствовали горячую кровь. Но Мария была предельно аккуратна и разборчива. С ее молчаливого согласия только проверенные особы брали Кита на морские прогулки или увозили играть в гольф в далекие загородные клубы. Но чаще просто поднимались в его спальню. Кит был угловат и неопытен, но податлив и услужлив, быстро обучался и умел приспосабливаться. Не скрою, я сама пребывала в числе алчущих. Он вызывал не проходящую жажду, адский голод, на него было мало смотреть. Мы как мотыльки неслись на блеск его глаз. Подобные мужчины рождаются единожды в поколение. Это - стихия. Они - прямой посыл в подсознание, этому невозможно противиться. Ему исполнилось пятнадцать, когда мы стали любовниками. Двадцать лет я жила томительным ожиданием. В той пищевой цепочке, сложившейся вокруг Криса, моя персона занимала последнее место, и между свиданиями десятки раз, я готова была подохнуть. Господи! Эти отношения
дорого обошлись моему карману и психотерапевту. Но инстинкт самосохранения помог. Я выбралась на волю побитая, но живая. И усвоила урок: любить Кристофера можно только на расстоянии, отстраненно, как произведение искусства. Эту мысль я пыталась донести тебе после смерти Яна.
        Устало понурив голову, Эшли ждала, когда от жены Криса полетят справедливые упрёки. И не дождалась. Лина безучастно глядела сквозь неё, возможно она вообще не слушала, а витала где-то далеко. И Эшли заставила себя продолжить:
        - Несмотря ни на что, Крис любил мать. Казалось, чем сильнее она давит, тем крепче привязывает. Он одевался по ее вкусу, говорил то, что Мария хотела слышать, и любил тех, кто ей нравился. Кит быстро сообразил, что красивым и ухоженным он нравиться ей больше, и долго мерил себя привлекательностью, потом разглядел иное мерило и стал фанатично накапливать капитал. Порой случались срывы. В отрезки протеста Кит экспериментировал: красил волосы, брился наголо, украшал лицо пирсингом, дебоширил, не следил за собой. У Марии чуть глаза не вылезли из орбит, когда с режиссерского факультета он перевелся на музыкальный. Подростковое бренчание на гитаре, ей казалось блажью. Мария считала этот инструмент годным только для хиппи. Она настояла. Кит уступил. Он зачесал волосы на аккуратный пробор и пересел за фортепиано, а через неделю бросил колледж, уничтожил сценарии будущих ролей и подписал с лейблом контракт.
        Эшли зло улыбнулась:
        - О, это было ужасное время для Марии. Крис проявил независимость. Птенчик подрос и вывалился из гнезда. Больше она его не контролировала. Имя Кристофера давно числилось брендом, и чем бы парень ни занялся, доллары полноводной рекой текли в его ладони. Молодая рок-группа была обречена на успех. Но легкий старт вновь ударил. Кит неудачно выбрал рекординговую компанию - менеджеры продвигали группу за счет внешности вокалиста. Музыкантов преследовали разговоры о бездарности, любой успех приписывался исключительно фотогеничности лидера. Группа боролась со стереотипами, бесконечно экспериментировала со звучанием, собирала полные стадионы, но критики дотошно гундосили: парням нет надобности играть, а Берри может не утруждать связки, мол пусть тихонько сидит в углу, пока фанаты сами споют и спляшут. Нечто подобное Кит уже проходил в кино. Предвзятость снова настигла. Он сумасшедше воевал с субъективностью, дарил всего себя, писал музыку и стихи, овладевал виртуозными техниками, оттачивал голос, ставил опаснейшие постановки. Он вознес "Strangers" на вершину музыкального Олимпа, но это не избавило его от
спекуляции вокруг смазливости.
        Эшли тронула виски, где пульсировала кровь, подозревая, что давление зашкаливает и, глядя в пол, добавила:
        - Теперь я знаю, Кит всегда был в разладе с собой. Наружность ребенка успешно конвертировалась в доллары. И взрослые не справились. Мы все в той или иной степени ломали его. А когда он вырос, занялся этим сам. С каждым годом Кристофер становился для себя все опаснее. Его душил тесной бункер, куда мы его загнали. Он сам себе приговор и исполнение. Каждый день.
        Эшли обхватила себя руками, не замечая, как небо за окном подернулось голубоватой дымкой. Волны мерно накатывали на берег, мягкий шелест наполнял комнату. Под опущенными ресницами собирались слезы и падали на мятую блузку. Эшли чувствовала себя переполненным сосудом, стенки которого разбухли от раскаяния. Старый, уродливый сосуд в трещинах.
        - Ты говоришь, муж лежит в госпитале Ниццы потому, что хочет смерти? Нет, Лина. Кит там потому, что отделался от нас. Он вернул себе жизнь.
        Время играет в странные игры. Порой минуты оборачиваются в часы, а годы сгорают в мгновение.
        Старость пришла за одну ночь. Она поняла это, когда не смогла шевельнуть деревянной шеей. Эшли всего на секунду прилегла на подушку поплакать, и совсем не собиралась спать. Сон без снотворного давно обитал среди мифов. Но дряхлый организм похоже рухнул в забвение.
        Запах жареных яиц защекотал ноздри. И простонав, Эшли открыла глаза.
        - Уже проснулась? Подожди пять минут, накрою стол на веранде.
        Лина вытерла передником пальцы и повернулась к плите. Эшли посмотрела в тонкую спину и, нехотя поплелась на улицу.
        Под деревянной перголой, увитой бледно-голубой плетистой гортензией, свет яркими пятнами падал в тарелки и стаканы, аккуратно расставленные по лавандовой скатерти. Глаза слепило. Эшли поморщилась. Есть не хотелось. Она не завтракала раньше трех, но послушно взяла протянутую Линой чашку:
        - Спасибо, кофе пахнет чудесно.
        Она бросила салфетку на колени и воткнула вилку в омлет. Взгляд из-под ресниц рассматривал соседку. Лина пила свежевыжатый апельсиновый сок, глядя поверх стакана на море. Прошлая ночь оставила залом между бровями и темные круги под глазами. Рассеянным движением девушка заложила прядь волос за ухо и улыбнулась.
        С громким стуком Эшли отложила приборы, в упор посмотрев на хозяйку:
        - Когда ты готова выехать?
        Лина выдержала взгляд и покачала головой:
        - Я не еду, Эшли.
        - Что... - она отбросила плечи на жесткую спинку кресла.
        Два дня назад самым трудным делом было, найти жену Криса. Потом Эшли думала, стоит только первой добраться до Лины, как она сама броситься защищать мужа. Отказ лишил голоса.
        - Я тронута твоей откровенностью, Эшли, - Лина сложила руки на краю скатерти. - Мне искренне жаль участников истории. Не зная подробностей, я их чувствовала. Теперь я понимаю, отчего на Кристофера было трудно смотреть, откуда в чертах эта двойственность. Художнику невыносимо работать с таким лицом. Он был...
        - Что значит, «был»? - к Эшли вернулся голос.
        - Для меня Кристофер остался во Вьетнаме. И тебе пора отпустить его. Всем пора.
        Лина отвернулась, ветер играл выгоревшими волосами, забрасывал в глаза, она не шевелила рукой, даже не старалась придержать разлохмаченную шевелюру. Строгое и серьезное изваяние вполоборота к морю.
        Эшли пыталась протолкнуть ком в горле, испытывая одновременно жалость и негодование. Заставить девчонку никто не сможет, это Эшли давно выяснила. Разве только один человек. Но Кит, неподвижно лежит в Ницце. Она провалила эти пробы...
        - Возможно. Но Кит не помашет нам ручкой. Она, блин, не двигается, уж извини! Готова сделать за него adieu?
        - Все мы платим.
        - Это верно, - кивнула Эшли и перегнулась через стол, потянувшись гневными глазами к девичьему лицу: - Тогда я прошу, как однажды попросила ты. Достаточно справедливо? - она посмотрела на неподвижно склоненный профиль, замерла, и сжала кулаки:
        - Вызови катер, мне нужно ехать! - сдавленно прохрипела, вынула из кармана и швырнула на стол полоску ржавого металла: - Держи свое барахло, срезали в реанимации. Из-за этой херни, Кит лишился пальца.
        Часть 3 Глава 4
        Влажные простыни с тошнотворным запахом фенола. Плотной саркофаг обжигает кожу, не дает шевелится и дышать. С потолка и со стен шрамами смотрят трещины, страшно закрывать глаза. Боль крутит желудок узлом и тянет каждую мышцу. Не опускать ресницы и дышать трудно. Новый глоток воздуха раздирает грудь. Но организм цепляется за жизнь. Бессильные слёзы не просыхая, текут по лицу.
        Сколько тянется этот ад, Лина не знала. Руки отыскали сведенные судорогой ноги, подтянули к лицу, подбородок бился в колени.
        В зеленом тумане иногда появлялись очертания фигур, врачи ставили капельницы, кололи уколы, измеряли давление и температуру. Лину рвало, она пыталась подняться. Острые спазмы выворачивало наружу. Медперсонал менял белье, и на время охватывала прохлада и забытье. А потом снова туман и расплывчатые лица. Но одно повторялось чаще. Лина его запомнила.
        Когда санитарка меняла судно, она прохрипела:
        - Пожалуйста... телефон...
        Морщинистый потолок бледный и дряблый по утрам налился тяжелой чернотой, когда девушка с треугольным подбородком и следами оспинок вложила в ладонь мобильный. Пальцы не гнулись, глаза разъедал солёный пот. Медсестра помогла справиться с тугими скользкими кнопками.
        Собрав силы, Лина выдохнула в телефон:
        - Помоги мне... Больше не к кому обратиться…
        Её призыв услышали. Эшли отыскала богом забытое больничное учреждение на краю Дак Нонга. Она оставила за дверью обиды и разногласия, по-матерински крепко обняла и забрала Лину с собой.
        Шесть месяцев анонимный центр на выезде их Лондона был тюрьмой, прежде чем стал домом.
        Лина мерзла и днем и ночью, напрасно растирала ледяными пальцами гусиную кожу. Ничего не согревало, ни чай, ни плед, ни электрическое одеяло и горячая грелка в ногах. Внутри все органы покрылись коркой льда и вяло справлялись со своими функциями. Когда озноб сменила горячка и температура скаканула в конец ртутного градусника, Лина заживо горела, зудели десна, ныли челюсти. Она зажимала зубами угол подушки и выла. Панический, неконтролируемый страх умереть теперь, когда отчаянно пыталась шагнуть в жизнь, сменялся кишечными спазмами. Желудок отторгал еду. Но Лина заставляла себя слушать персонал и есть.
        Медленно и неохотно организм покидал яд. В черные краски, как в тело по капле впрыскивалось лекарство из капельницы, так же по капле сочился свет, возвращались цвета и запахи.
        Лину учили заново дышать и думать. Как ребенок, который едва научился ходить, делала маленькие шажки и постепенно удалялась от края. Когда наступила очередь довериться психиатру, она не противилась.
        Пожилая женщина с вытянутым усталым лицом аккуратно и незаметно навела в душе порядок. Расставила по полочкам мысли и помогла вернуть себя с задворок чужой жизни. Лина сумела обособила личность мужа от своей, и думать о нем отстраненно. Долгие терапевтические беседы привели к пониманию, что вовсе не она была целью агрессии. Расправляясь с ней - Кит метил в себя.
        Тугая удавка из болезненно оголенных чувств ослабла. В ту ночь, Лина выплакала по Кристоферу последние слезы, простила и отпустила.
        Она выздоравливала.
        Постепенно крепло здоровье, сон налаживался. Лина радовалась солнцу за окном и пасмурному небу. Она нашла силы принять первых посетителей. Встреча с мамой окончательно убедила Лину, что она готова выйти из стен клиники в большой мир. А идея целительного отпуска на Крите принадлежала Натали. И обретя друзей после долгой разлуки, Лина неожиданно решила задержаться на острове. В кругу любимых людей, она нашла свое место.
        Металлический голос из динамиков вырвал из сна.
        Лина потерла глаза, отгоняя с остатками дремоты ожившие воспоминания. Стюардесса слегка коснулась плеча, привлекая внимание. Лина чуть замешкалась и пристегнула ремень.
        Самолет снизился и пошел на посадку.
        Пассажиры тонким ручейком растворились за стенами аэропорта. Торопливые фигуры поглотила густая прованская ночь, наполненная запахом трав и моря. Лина взяла такси и прочитала водителю адрес.
        Ницца не спала.
        В курортном городе царило оживление. Муниципальный транспорт мигал желтыми огоньками. Машины медленно катили по улицам, поливали тротуары и цветники. С веселым гомоном туристы высыпали из дверей ресторанов, чтобы через два шага нырнуть в сверкающий холл казино.
        Лина разжала ладонь и взглянула на вогнутый отрезок металла, в котором уже не узнать шуточное кольцо из сувенирного магазина. Хрупкая связь с угасшим днем. Зачем Кристофер удержал его? Помешал в последний миг развеяться ветром?
        Лина вернула прошлое в сумку. Нет, не жалость позвала сюда. Острая потребность быть справедливой, вытолкнула из привычного уклада и не позволила остаться в стороне. В черную минуту Лина смогла дотянуться до Эшли и попросить. Теперь Кит занял ее место. Только просить не может, и не станет. Но Эшли права. Лина чувствовала себя обязанной. Она прилетела вернуть долг.
        Во дворе трехэтажного госпиталя, подсвеченном широкой аллеей фонарей и редкими окнами соседних домов, Лина беспокойно огляделась. У главного входа урчал двигатель кареты скорой помощи, одинокий мужчина курил возле урны, кашлянул, повел безразличным взглядом.
        Толпы неистовствующих фанатов, репортёры, охрана, фотографы... Где все?
        Лина порылась в кошельке и сверила адрес. Ошиблась или... опоздала?
        - Etes-vous un membre de la famille? - поинтересовалась зевающая дама за дежурной стойкой.
        Лина не поняла вопрос, но кивнула, заполнила бланк посещений и вернула ручку. Женщина окликнула за спиной санитарку, выдала комплект одноразовых тапочек и синюю накидку.
        В белом кафельном полу отделения интенсивной терапии отражались ровные ряды люминесцентных ламп. Лина остановилась перед стеклянным боксом, завешенным жалюзи.
        Почему за ней по пятам ходит болезнь? Сколько безликие стены будут править жизнью?
        Сквозь ровные полоски жалюзи, Лина посмотрела в палату. Взгляд остановился на мониторах сбоку от кровати. Приборы издавали легкий мерный писк. Она прислонила горячий лоб к стеклу, собирая смелость.
        - К этим звукам невозможно привыкнуть.
        Пряча руки в карманах больничной рубахи, рядом остановился Стюарт. Заросшее рыжей щетиной лицо осунулось и похудело. Зеленые глаза нездорово блестели.
        - Ты подстриглась... Давно приехала?
        - Только что.
        Тим кивнул и протянул руку. Придерживая на груди синий балахон, Лина обняла друга.
        - Почему он совсем один? Где охрана?
        - Экономия. И кроме того, не от кого охранять, - он пожал плечами. - Последние зеваки ушли вчера. Умирающий - скучный парень, у него в запасе одна новость. Последняя.
        - Как вы?
        - Френк свалил к "Kasabian", а Джозеф, пока в Ницце. Потом вернется в Испанию, у него в горах Альпухарры ранчо, бывшая жена. И, как оказалось, сын.
        - А ты? - Лина погладила худое плечо и тревожно взглянула на искусанные губы.
        - Что мне станется, я-то снаружи - Стюарт кивнул на бокс. - Хорошо, что успела. Завтра его отправляют домой. Знаешь зачем?
        - В Калифорнии разрешена эвтаназия.
        - Кто мог знать, что Мария решиться? Мать его первая опасность.
        - Вторая.
        - Тоже не веришь в несчастный случай.
        - Где она?
        - Рядом. Как и я.
        - Тебе нужно поспать.
        - Теперь, да.
        - Дождись меня, ладно? Я лишь... поздороваюсь.
        - Само собой, - Тим откашлялся и деликатно отвернулся. - Буду около медсестры.
        Мурашки бегали по предплечьям и стыли пальцы, когда Лина приоткрывала дверь. Она вошла в холодную палату и замерла. Взгляд прыгнул в изножье кровати.
        Первое, что бросилось в глаза - несуразный силуэт - длинный Гулливер без одной части. Плети рук вытянуты под простыню вдоль узкой груди, она слегка поднималась в такт жужжанию аппарата, вентилирующего лёгкие.
        Лина долго следила за эфемерным проявлением жизни, считая выдохи, и не решаясь. Боялась вернуть старые фобии, взглянув в любимое лицо? Или не выдержать жалости?
        Она подошла к кровати и остановилась сбоку.
        Острый нос и скулы резко выступали на фоне впалых глазниц и щёк. Идеальные геометрические углы под тонкой серой оболочкой. Во рту и в ноздрях прозрачные трубки. Зачесанные на одну сторону черные с сединой волосы волной прикрывали лоб, вторая половина черепа гладко выбрита, как и подбородок. Халатный брадобрей оставил на коже мелкие царапины.
        Лина прикрыла рот ладонью.
        Чисто выбритый и причесанный Кит, казался зализанным гимназистом. Желание задушить Марию, смело другие чувства. Она наклонилась и, быстрым, яростным движением взъерошила жесткие волосы.
        - Думал, так отделаться от них? Глупый!
        Покинув отделение, Лина сделала по коридору два шага, прежде чем столкнулась с красными, безумными глазами миссис Берри.
        - Неужели! - воскликнула Мария, отталкивая Тима. - Явилась, дрянь! Не стыдно? Все сбились с ног разыскивая её! Отведи её в машину! - обернулась она к широкоплечему спутнику в деловом костюме.
        - Я никуда не еду, - вздохнула Лина, испытывая сюрреалистичность момента. - Кто-то еще будет кофе? - она вдавила кнопку автомата.
        Стюарт загородил собой незнакомца и сложил руки на груди:
        - Ты слышал приятель.
        Средних лет мужчина неуверенно покосился на миссис Берри.
        - Нужно немедленно поговорить, неужто не понятно? - Мария схватила плечо и развернула лицом.
        - Говори, - Лина отхлебнула горячий кофе, рассматривая родственницу поверх бумажного стакана.
        - Я не буду здесь говорить! Это больница, а не лавка!
        - И правда. Тогда не говори. Я знаю, чего ты хочешь. Мой ответ - нет.
        - Что?! - На щеках Марии выступили красные пятна. - Кем ты себя возомнила, выскочка несчастная?
        - Женой, - Лина швырнула стакан в урну, и нашла силы улыбнуться.
        - Фиктивной, забыла? А я, родная мать!
        - Тогда молись за здоровье сына. Это лучшее, что ты можешь сделать для него.
        - Как ты смеешь так говорить со мной! Молись, как-бы тебе не оказаться на его месте, и не сдохнуть первой!
        - Я буду осторожна, - пообещала Лина.
        - Оглядывайся! - сбросив больничную накидку в ноги, Мария кивнула спутнику и они зашагали к выходу.
        - Она тебе угрожает, - нахмурился Тим. - Кто знает, какой дьявол поселился в ее черепушке... Где ты остановилась?
        - Еще ни где. Но не волнуйся, она не причинит мне вред. Я знаю способ себя обезопасить. И надеюсь, - Лина посмотрела на двустворчатую дверь отделения, - его тоже.
        Тим проследил за взглядом и кивнул:
        - Она вернется.
        - Не сомневаюсь.
        - Что будем делать?
        - Сперва поговорим с врачом.
        Часть 3 Глава 5
        На рассвете курьер доставил в госпиталь коричневый пакет.
        Устало напрягая глаза, Лина расписалась в бланке получения и вскрыла письмо. Взглянув на содержание ксерокопии, она опёрлась рукой в кафельную стену, пережидая головокружение. Дыхание сбилось. Сколько не отодвигай, а могильная плита все наползает. Ладонь с посланием отяжелела и сползла вдоль тела. Бланк с двумя сухими предложениями весил жизнь.
        Тим тревожно приблизился. Ничего не объяснив, Лина прошла мимо и спустилась во двор госпиталя. Села на скамейку и замерла, глотнув прохладный воздух.
        Она готовилась воевать с Марией и ясно видела, как с ней справиться. Но документ дублирующий волю Криса подкосил, хоть Лина и знала о его существовании. Возможно, что Эшли ошиблась, и мать лучше понимает сына? Сможет ли Кит жить в новом теле с его нетерпимостью к слабостям? Справиться с собой? Помириться с миром или возненавидит?
        Десятки вопросов всплывали один за другим. Ответов нет.
        Голова разболелась, Лина растёрла пальцами виски. Мысли потянулись к маленьким большеглазым подопечным с солнечного острова, в чьём ясном мире провела почти полгода. Как малыши все запросто делят на белое и не белое! Как ей не хватало их незамутнённого и буквального взгляда на жизнь.
        Она снова посмотрела на выписку из завещания. Кит точно позвонил с другой стороны и шепнул желание прямо в мозг. Кто из женщин вправе решить за него?
        Лина ошеломлённо моргнула. Ответ пришёл простой и верный, как собственное имя.
        Никто! Никто не может решить!
        Она знает, чего хочет сама. Ни больше, ни меньше. Лина надула щеки и с силой выдохнула. Тонкая бумага затрепетала в пальцах.
        - Да, милый, именно так! Жизнь несправедлива. Тебе придётся подчиниться моему желанию.
        Вскинув голову, Лина заметила, что солнце давно припекает терракотовые черепичные крыши. Ночная влага испарилась, голубоватая дымка слетела с деревьев. Перед госпиталем останавливались автомобили. Сотрудники поднимались по ступенькам и исчезали в дверях.
        Лина поднялась, расправила на коленях мятые джинсы, разорвала копию на мелкие кусочки и отправила в мусор.
        Лечащий врач Кристофера хорошо владел английским, но был немногословен:
        - Шансы есть, если родные согласятся на операцию. У пациента сохранено самостоятельное дыхание, но эффективность падает с каждым часом. Затягивать нельзя, мозг страдает, последствия могут быть необратимыми. Наша больница помочь не в силах, мы не располагаем хирургами нужной квалификации.
        Лина воспользовалась телефоном и компьютером доктора. Она отправила на электронную почту Эшли медицинскую карту Криса. Из центра по найму персонала вызвала сиделку, а из охранного агентства двух крепких парней. Они по очереди сторожили бокс, следя за тем, чтоб никто кроме персонала не попал в бокс.
        Вечером Эшли прислала Лине подтверждение из нью-йоркского института нейрохирургии. Они могли принять мужа и провести операция.
        В Лос-Анджелесе стояла глубокая ночь, когда Лина позвонила Монтгомери. Она кратко обрисовала Сандре положение и попросила помощь. Хриплым со сна голосом женщина подтвердила готовность, вылететь в Нью-Йорк. Потом Лина набрала номер отеля миссис Берри и сообщила матери Криса, что перевозит мужа в другую клинику и приглашает ее адвокатов на встречу со своими юристами. Последним она набрала Андрея Старкова, трудно, но убедила в необходимости предоставить ей самолёт компании и пилота.
        Спустя два дня Кристофера со всеми предосторожностями, в сопровождении реанимационной группы, транспортировали через океан.
        Светлая палата со смежной комнатой, где родственники могли оставаться на ночь, сменила тесный бокс курортного города. Современное оборудование, лучшие диагностики страны, хирурги, нейрологи и физиотерапевты окружили пациента.
        В закрытой от посторонних глаз кабинке ресторана, в Нижнем Манхэттене, неподалёку от офиса "OSGC", Лина назначила встречу Старкову.
        - Извини, за задержку, только вырвался, - Андрей тяжело опустился в кресло напротив, взял меню и посмотрел в глаза: - Пожалуй закажу коньяк, двойную порцию, судя по выражению твоего лица, ты намерена вывернуть меня изнанкой.
        Лина сухо улыбнулась, отметив, что управляющий Яна раздался в плечах и отрастил живот, видимо сказывался малоподвижный образ жизни и груз ответственности. Но Андрей нес ношу, не жалуясь. Никто из них не жаловался.
        - Я продаю свой пакет акций в компании и часть в трастовом фонде. Я предлагаю тебе купить первым. Назначь цену завтра к полудню.
        - Ты в своём уме? С какой стати?
        - Вот телефон моего доверенного лица, - она протянула визитку. - Деньги на счета должны зайти до пятницы.
        - И ты говоришь мне об этом во вторник! Невозможно! Я не смогу так быстро саккумулировать сумму, - он провёл по залысине ладонью и грубо выругался.
        - Не сможешь, найду другого покупателя.
        - Лина, ответь мне, что за спешка? Да, что происходит с тобой? Нет, не отвечай! Господи... - он прикрыл глаза, залпом осушил бокал и вскинул руку, подзывая официанта. - Не надо никого искать. Я согласен.
        - Спасибо.
        - Прощай, Василина. Надеюсь, ты будешь счастлива.
        Она проводила Старкова взглядом до выхода из ресторана, потом взяла телефон и набрала Монтгомери.
        Ранним утром, сразу после медицинского обхода, Лина навестила Криса. Она привыкла к недвижимой и молчаливой фигуре и перестала испытывать ужас, а только бесконечное удивление, как энергия могла застыть, приняв окостенелые очертания.
        Лина тихо сидела в кресле, следила, как медсестры снимают показатели с датчиков и мониторов и заносят в карту, прикреплённую в изножье койки. Она не предлагала помощь, даже когда требовалось смочить сухие губы и провести влажной губкой по лицу. Сцепив руки на коленях, Лина просто смотрела, как чужие люди ухаживают за любимым, и никогда не проводила ночь в семейной комнате.
        Диагностика прошла успешно. Показатели жизнедеятельности пациента внушали уверенность, и врач пригласил Лину в просторный кабинет. Они расположились за овальным столом, напротив глянцевой доской, исписанной цветными маркерами.
        Молодой хирург объяснил ход процедуры по эвакуации эпидуральной гематомы в лобной доле мозга и последствия вмешательства. Он показал на экране ноутбука цветную томографию и место, куда войдёт скальпель и дрель. Лина заполнила документы, поставила подпись и поучила квитанцию.
        Она не зашла к мужу проститься. Поспешила на улицу и окликнула такси. Остались не более тридцати минут до назначенной встречи с Марией и её адвокатами. И всего три дня закончить дела.
        В понедельник Кристофера готовили к операции.
        Лина прислонилась к шершавой стене напротив двустворчатой широкой двери. С минуту постояла, рассматривая сбитые за неделю кроссовки. Набрала в лёгкие воздух и, широким шагом, вошла в конференц-зал, арендованный Сандрой в гостинице "Касабланка" на Таймс Сквер.
        - Всем здравствуйте! - Лина кивнула трём мужчинам и двум женщинам, сидящим напротив друг друга за длинным столом. - Надеюсь, все ознакомились с повесткой дня?
        Мария не отрывала глаз от документов, рассыпанных по красному полированному дереву, покрытому следами отпечатков пальцев. Дискуссия вышла жаркой, - решила Лина, и заняла кресло между Сандрой и её пожилым партнёром Мартином Коэном. Высокий брюнет, которого Лина повстречала в холле госпиталя Ниццы, шептал Марии в ухо, его полноватый сосед в круглых очках рывком вскинул голову:
        - Да, мы приняли решение.
        Сандра прикурила сигарету, выпустила густой дым и широко улыбнулась мужчине.
        - Я хочу поговорить с ней, - подала голос Мария. - Мы можем остаться наедине?
        Лина откинулась на спинку кресла. Кивнула Монтгомери и Коэну. Пошаркав туфлями по паркету, юристы гуськом прошли в смежный зал. Сандра задержалась на пороге, попыталась поймать взгляд. Но Лина смотрела на Марию:
        - Я слушаю тебя.
        - Хочу понять, зачем ты это делаешь, - нервные пальцы разгладили на светло-сером пиджаке складку, но это не помогло. Костюм выглядел безвозвратно испорченным, словно в нем провели ночь, а не каких-то два с половиной часа.
        - Что именно? Дарю свои деньги или лишаю материнских прав?
        - Начни с первой части.
        - Разве не очевидно?
        - Меня интересуют мотивы.
        - Ищешь подвох? - усмехнулась Лина. - Не ищи, его нет. Все просто, ровно так, как изложено в документах. И, насколько я понимаю, ты согласилась.
        - И все же, объяснись. То, что ты делаешь, не укладывается в рамки. Это ненормально.
        - Для меня более чем нормально. Не знаю, сколько ты получишь за смерть Кристофера, но уверенна, моё предложение в разы привлекательней. Ты больше не зависишь от сына - ни живого, ни мёртвого. Начни жить заново и перестань оглядываться на прошлое. Теперь ты богата и свободна. Сделай то же для него. Отпусти.
        - Я не держу его! - хрипло вскрикнула Мария, некрасиво перекосив рот. - И никогда не держала. Кит сам возвращается ко мне. Я нужна ему. Лишение материнских прав ничего не изменит.
        - В ваших отношениях - да. Это всего лишь защитит его до момента, пока он не поправится.
        - Ты считаешь меня монстром, от которого нужно прятать собственное дитя?! Ты глупа, если так думаешь! Мой сын никогда не сможет жить инвалидом, неужели не понимаешь? Только не он!
        - Позволь ему с этим разбирается самому.
        - Я не смогу видеть его таким...
        Миссис Берри уронила голову в сморщенные ладони и вздрогнула. Судорога прошла по худым плечам женщины, утратившей молодость и красоту за одну неделю. Словно вся привлекательность и здоровье принадлежали сыну, и потухали вместе с ним. Но Мария не плакала. Пустые глаза в сетке морщин были сухими. Сосредоточенный взгляд упёрся в бумаги.
        - И без него тоже не смогу, - прошептала она. - Я люблю сына, что бы там себе не думала...
        - Знаю. Но твоя любовь его губит. Вспомни своих родителей. Дай ему шанс.
        - Ты останешься нищей.
        - Не преувеличивай.
        - Ты настолько поглупела от чувств? Все сделаешь ради моего мальчика?
        - Нет, ровно столько, сколько хочу.
        - Он не оценит, и никогда не простит тебе!
        - Я этого не жду.
        - Чего же ты хочешь?
        - Жить своей жизнью.
        - А мне что прикажешь делать?
        - То же самое.
        Миссис Берри медленно поднялась и направилась к дверям. Высокие каблуки чуть заплетались в пушистом ковре. Посреди комнаты Мария остановилась, выпрямила спину и искоса взглянула:
        - Ты одного не учла, Лина. Неизвестно перенесёт ли Кит операцию.
        За открытым окном сгустились плотные сиреневые сумерки, поглотили в спальне излишки цветов, скрали острые углы. Июньский вечер вполз в комнату шелестом колёс, повизгиванием шин, резким вскриком клаксонов, и остановился за спиной тёплой тяжестью.
        Как давно она не пользовалась косметикой.
        Но пальцы не забыли простую последовательность и не сложный алгоритм. Лина отложила в сторону румяна и посмотрела в зеркало.
        Ничего нового отражение не сообщило: чуть заспанная женщина с загорелым лицом и лёгким макияжем. Но сегодня ночью хотелось себе нравиться, словно собиралась на свидание.
        Возможно, так и было.
        Отутюжив ладонями складки платья, Лина взяла дорожную сумку, спустилась к стойке администрации и рассчиталась за номер.
        Слабый свет ночника разгонял сумрак у широкой кровати-трансформера. Седая женщина в зелёной больничной шведке и брюках читала в кресле книгу, она подняла голову.
        - Вы можете отдохнуть, я сегодня подежурю, - улыбнулась Лина, дождалась, пока ночная сиделка соберёт вещи и прикрыла дверь.
        Она присела на край матраса и взяла Кристофера за руку, сжала тонкие пальцы здоровой ладони. На впалых щеках синеватой дымкой прорезалась знакомая щетина. Справиться с ней могли, только если мужа брили дважды в сутки. Но в отличие от госпиталя Ниццы, здесь Мария не правила, чтобы заставить персонал чрезмерно следить за пристойностью пациента.
        Сбросив туфли, Лина откинула тонкое покрывало, забралась с ногами в постель. Свернулась калачиком и прижалась к худому боку. Тёплая шея резко пахла спиртом и антисептиками, не оставив место собственному запаху мужчины. Под кожей размерено пульсировала артерия. Ампутированная нога находилась с другой стороны, и можно вообразить - Кит просто спит глубоким сном.
        - Завтра у тебя сложный день, - прошептала Лина. - Но ты любишь трудности. Я не волнуюсь. Знаю, что справишься.
        Она осторожно просунула руку под прозрачную трубку, обняла родные плечи, прислонилась щекой к жёстким волосам. Вдыхая чужой больничный запах, следила, как степенно свет овладевает безликими стенами.
        Утром прилетела Эшли, захватив с собой из Лос-Анджелеса Вуда. Вместе с Тимом и Джозефом они пили кофе в буфете для посетителей центра.
        - Привет, Ли, тебе идёт новая стрижка, смело. Ненавидишь меня как все? Тоже считаешь засранцем?
        - Ни капельки. Я рада тебя видеть Фрэнк, спасибо, что смог приехать.
        - Как же мне не приехать, ... - Вуд отвёл глаза в сторону, нервно дёрнул губой. - Должен же бро, дать мне в зубы. Лучше уж пока худой.
        Лина по очереди крепко обняла друзей. Риверу уместить в объятиях оказалось сложно.
        - Записать тебя к диетологу, Джо?
        - Спасибо, corazon, с этим я сам, иначе твой благоверный быстро меня усушит. И вообще, я неделю уже диечусь, сбросил два фунта. Жена настояла, - он смущённо улыбнулся.
        Лина провела тыльной стороной ладони по смуглому виску и всклокоченной бороде:
        - Приезжайте всей семьёй в гости, я хочу познакомиться с твоим сыном.
        - Уж нагрянем, будь уверенна!
        Ривера неловко притянул её и по-медвежьи стиснул. Выбравшись на волю, Лина с минуту задержала в ладонях широкие кисти Стюарта, и долго смотрела в мутные от усталости зелёные глаза, поцеловала в щеку.
        - Я рада, что вы у него есть. Я буду спокойна.
        Тим хотел сказать, но прокуренный кашель помешал ему. Сжав губы, он прислонил лицо к ее волосам, и хрипло выговорил в макушку:
        - Не забывай нас, ангел.
        - Я рядом, ты знаешь, всегда тут, - она легонько ткнула ногтем мужчину в плечо.
        Лина проводила компанию до зала ожидания, но не осталась. Через два часа на ее рейс начиналась регистрация, а ей хотелось ещё успеть прогуляться по утренним улицам Нью-Йорка. Она хотела попрощаться.
        Ранний Манхэттен выглядел чуть сонным и слегка удивлённым, словно внезапно проснулся и вдруг не узнал себя. Зевающие продавцы протирали стекла витрин, открывали двери магазинов, улицы медленно заполнялись людьми и автомобилями.
        Лина поудобнее перехватила сумку и ускорила шаг. Всегда любила ходить быстро, чувствовать, как упруго перекатывается стопа с носка на пятку, как гибко распрямляется колено и летит вперёд бедро. Столько сложных процессов всего для одного шага. Одно понимание, что она всем этим владеет - счастье. Сколько чуда спрятано в том, чтобы идти, обминать прохожих, выбирать дорогу и двигаться куда хочешь. Она была свободной и лёгкой, словно пёрышко, могла нестись куда угодно. Как здорово знать, что все что нужно заключено в тебе. Как просто и правильно, наконец-то, принадлежать себе.
        Минуты бежали, и Лина шла с ними в такт, не подгоняя и не опережая, ровно так, как хотела идти. Она глубоко дышала, до отказа наполняла лёгкие кислородом, смотрела на вывески, на прохожих, на улицы. И хотела рисовать. Она знала Нью-Йорк и любила со всеми темными тоннелями подземок и слепящими окнами небоскрёбов, где каждая линия имела свой неповторимый изгиб, единственно правильный и верный. Этот город завораживал жизнью.
        Впрочем, как и любой другой, стоит лишь отыскать нужный угол обзора.
        Когда в кармане завибрировал мобильный, Лина слегка погладила металлический корпус пальцами, прежде чем достала телефон. Она поднесла экран к глазам и улыбнулась.
        Послание Эшли было не читабельным. Эмоции актрисы взорвались смайликами, восклицательными знаками, перепутанными буквами и цифрами... Но следом, одно за другим пришло второе, третье и четвёртое сообщение, а после раздался нетерпеливый звонок.
        Лина остановилась посреди мостовой, выронила сумку на брусчатку. Она широко улыбнулась темнокожим подросткам, едва не врезавшимся в неё. Запрокинула лицо к синему небу и громко рассмеялась.
        Эпилог
        После полудня погода испортилась. Весна на острове выдалась холодной и дождливой. Северный ветер медленно гнал над седым штормовым морем густо-серые массивы туч, меняя очертания горизонта.
        Лина протяжно свистнула, подзывая двух своевольных лабрадоров, которые с самого утра умчались, обследовать лесистую часть суши. Поёжившись, постояла на склоне, не дождалась, и повернула к дому. Тёмная точка посреди неспокойной водной стихии снова появилась и пропала. Лина приставила ладонь к глазам козырьком и вгляделась.
        Спустя пять минут она смогла разглядеть катер. Воюя с волнами, мужчина, наконец, сумел пришвартоваться у пристани. Не двигаясь, она следила, как высокая фигура медленно взбирается по песку. Мужчина тяжело опирался на трость и слегка хромал. Шквальный ветер жестоко трепал тёмные волосы и сдирал с груди распахнутую кожаную куртку. Лина не сделала шаг вперёд, позволяя ему самому преодолеть подъем. Не знала, сколько прошло времени, прежде чем Кит воткнул палку в траву и, тяжело дыша, остановился в шаге.
        - Я ждал, когда ты позвонишь, но терпение не лучшее моё качество.
        Затянутая в чёрную перчатку рука упёрлась в набалдашник трости. Лина рассматривала бледное угловатое лицо, слегка пугаясь свирепого выражения. Яростный порыв воздуха донёс запах солёной воды, бензина и знакомого терпкого одеколона.
        - Ты снова вмешалась в мои планы.
        - Я сделала, что считала нужным.
        - Справедливо. Я хочу, сделать то же самое.
        - О чем ты?
        - Хочу снести этот сарай, - он кивнул в сторону веранды, - и построить нормальный дом.
        - Остров не продаётся.
        - Я не собираюсь его покупать. Земля и так принадлежит мне.
        - Надолго?
        - Надеюсь навсегда. Куда ты?
        - Хочу найти собак, пока не стемнело.
        - Стой! - Движением плеч Кит сбросил куртку, с мрачной решимостью сунул её руки в рукава. Подкладка сохранила тепло мужского тела, и Лина вздрогнула, поняв, как заледенела. - Не хочу, чтобы ты подцепила насморк.
        - Спасибо за заботу, - скептически пробормотала Лина, искоса глянув, как покрылись мурашками худые предплечья.
        - Ничуть, дорогая, чистый эгоизм. Не хочу, чтобы ты задохнулась, когда я буду целовать тебя.
        - Ты хочешь поцеловать меня?
        - Хочу. Но подожду, пока отыщем твоих собак и войдём в дом.
        Лина скептически вскинула брови, удивляясь как внутри спокойно, лишь пульс частит, но дорога вела в гору. Кит пристроился рядом, сварливо проворчав:
        - Потому что, поцелуем ты от меня не отделаешься. Я прошёл слишком долгий путь, чтобы ограничивать себя.
        - Это твой способ сказать, что ты меня любишь?
        - Я могу сказать, что угодно, дорогая, и в какой хочешь форме. Хоть четверостишием, хоть прозой. Я поэт, забыла?
        - Почему же, помню.
        - Тогда зачем ты ждёшь, чтобы я повесил на шею бирку?
        - Для тебя это ярмо?
        - Для меня это ярлык. Не вижу необходимости загонять себя в абстрактные рамки.
        - Зачем же ты здесь?
        - Потому, что хочу. А впрочем, я передумал. Не могу ждать, пока ты отыщешь своих, чёртовых, собак!
        Кит выронил палку. Шершавая ладонь и гладкая кожа перчатки скользнули в волосы, поймали лицо. Но Лина не пыталась вырваться. Приоткрыв губы, она проваливалась в тёмные глубины синих глаз. Взгляды перетекали, наполнялись, и не могли насытиться. Казалось, все, что накопили две жизни, собралось в миг. Он не заканчивался. В нем не было дна и спасательного круга, не было завтра и не было вчера. Его не требовалось обличать в слова.
        Кит не выдержал и сдался первым. Шумно выдохнув, он наклонился и поцеловал. Лина пошатнулась и обхватила сильные плечи, которые мелко задрожали. Они оба испугались и вцепились друг в друга ещё крепче. Не каждый день приходятся испытывать поцелуй ценою в жизнь.
        Хочу поблагодарить читателей, который вместе со мной добрались до финала этой изматывающей и непростой истории. Спасибо за ваши лайки, репосты, комментарии, награды и огромное терпение!