Подари мне себя Анастасия Франц
        Она - квалифицированная медсестра, с детства мечтающая спасать людей.
        Он - лучший гонщик страны, не проигравший ни одного заезда.
        Их встреча подобна подарку судьбы, какие бывают один на миллион.
        Случайная встреча, поцелуй, и они уже не смогут забыть друг друга. Но у каждого из них свои мечты, планы, секреты - и каждому из них нет места в жизни друг друга.
        В тексте есть: разница в возрасте, неидеальные герои, очень откровенно и эмоционально
        Ограничение: 18+
        ПОДАРИ МНЕ СЕБЯ
        АНАСТАСИЯ ФРАНЦ
        ПРОЛОГ
        СОНЯ
        Сегодня точно всё будет хорошо. Собираюсь с духом. Делаю судорожный вдох и делаю решительный шаг вперёд. Зажмуриваюсь, пытаясь привести в порядок дыхание. Кажется, всё в порядке. Потихоньку выдыхаю и слышу мягкий металлический шёпот закрывающихся дверей.
        Всё, назад пути нет. Назад пути нет… Выхода нет…
        Эти слова зловещим шелестом врываются в моё сознание, вышибая из меня всю уверенность.
        Ресницы трепещут. Пульс учащается. А по телу проходит озноб. Дыхание становится чаще.
        Пространство вокруг меня уменьшается, сужается, отчего я вжимаюсь в отделанную хромом и пластиком стену, пытаясь остановить надвигающийся на меня потолок, учащённо дышу. Пальцы рук сжимаю в кулаки и впиваюсь в ладони с такой силой, что наверняка останутся следы от ногтей в форме полумесяца. С губ срывается еле слышный стон. Меня будто окатывает кипятком. Становится жарко.
        На себе чувствую пристальный взгляд человека, который едет со мной в одной тесной, маленькой кабинке - кожу лица мелко покалывает. Что ещё больше нервирует.
        Двадцать девятый этаж. Двадцать девятый. Я прибью Светку вместе с Маринкой.
        Придушу этих двух ведьм, стоит мне их только увидеть. Тоже мне, помощницы выискались, желающие избавить меня от этого страха, который со мной, кажется, уже с детства.
        Мне не хватает воздуха. По лицу градом катится пот. Я зажмуриваюсь и пытаюсь дышать размеренно, считаю про себя. Один… Два… Три…
        «Ты зажата внутри», - шелестящий шёпот, раздавшийся в голове, заставляет нервно и громко сглотнуть.
        Я не смогу!
        Дышать с каждой секундой становится всё тяжелее и тяжелее, что кажется, я вот-вот задохнусь. Хватаю ртом воздух, но нормально вдохнуть так и не получается.
        Чёрт.
        Перед глазами пляшут чёрные мушки, и кажется, вот-вот я упаду в обморок. Прямо тут, в лифте, к ногам незнакомого человека. Мысли путаются.
        - Эй, девушка, - издалека, из чёрной тьмы до меня доносится мужской голос, но я никак не реагирую на него.
        Он ускользает в тот же миг, а я остаюсь вновь один на один со страхом и паникой.
        Мне хочется побыстрее добраться до нужного мне этажа. Выйти из этой чёртовой коробки и прибить своих друзей. На что я вообще подписалась? Лучше бы сидела дома в Новогоднюю ночь. А ещё лучше спала бы, потому как завтра мне вновь на дежурство. Чёртов Шестинский. И наверняка я не высплюсь. Так нет же, нужно было согласиться встречать праздник не одной, а в кругу друзей, начхав на свои планы.
        Так, спокойно. Вдох-выдох, девочка. Всё будет хорошо. Ты справишься. Тебе осталось не так много держаться - я в этом уверена. Надеюсь.
        - Девушка, с вами всё хорошо? - на периферии своего сознания вновь слышу тот же голос, но теперь различаю в нём нотки беспокойства.
        Мне бы открыть глаза и посмотреть на обладателя этого голоса, но я, чёрт возьми, боюсь увидеть, что я нахожусь в ограниченном пространстве. Тогда точно грохнусь к ногам этого мужчины.
        Всё же лучше бы я пошла пешком. И неважно, что идти пришлось бы долго. Зато мои нервные клетки были бы в порядке. Которых осталось, между прочем, не так много. И воздуха… С каждым вдохом здесь всё меньше воздуха.
        - Эй, посмотри на меня, - моего крепко сжатого кулачка касается прохладная ладонь, и я вздрагиваю, но ещё сильнее зажмуриваюсь.
        Пытаюсь отдалиться, отодвинуться дальше, но мне не дают. Меня аккуратно за плечи разворачивают, а я, как неживая кукла, повинуюсь, но глаза раскрыть так и не могу решиться. Только тяжело и учащённо дышу, покрываясь вся мурашками и потом.
        Неожиданно моего лица касаются ладони. Приятно поглаживают большими пальцами мои щёки и тихо, но твёрдо и властно повторяют.
        - Посмотри на меня. Посмотри на меня.
        Я мотаю головой, не желая ему подчиняться.
        - Ну же, красавица. Посмотри на меня. Открой глаза.
        Делаю глубокий вдох. Ресницы трепещут, и я распахиваю глаза.
        Перед взором всё плывёт, и я не сразу вижу того, кто на меня смотрит. Фокусирую взгляд. И первое, что вижу - пронзительные серо-голубые глаза, отчего теряю остатки воздуха. Мужчина смотрит внимательно, твёрдо и взволнованно. В его глазах я вижу волнение, а мой взгляд мечется по лицу мужчины в страхе и панике.
        - Успокойся. Дыши вместе со мной, - говорит он, и я, как завороженная, послушно делаю вдох-выдох вместе с ним. - Вот так. Успокойся.
        Его голос обволакивает, успокаивает. Я дышу - неуверенно, но дышу. Но стоит мне взглянуть за спину этого человека, как я снова вижу стены - и они так близко, окружающее пространство так ничтожно мало! И я вновь теряюсь - уверена, зрачки вновь расширяются в панике и страхе, а взгляд бегает по помещению. Остаётся только одно желание - как можно быстрее покинуть это помещение и никогда не заходить сюда. Всё тело пробирает крупная дрожь.
        Пульс учащается с бешеной силой. Так, что я слышу, как сердце бьётся в висках. Пальцы рук ещё сильнее впиваются в ладони, причиняя мне боль. Но она не отрезвляет, а наоборот, приносит ещё больше нехороших чувств и паники.
        Пытаюсь вырваться из цепких лап, но мне не дают.
        - Тихо. Успокойся. Посмотри на меня, - властно требует, но я не слушаю его. - Посмотри на меня! - меня встряхивают, и я смотрю вновь в серо-голубые омуты. - Вот так. Сосредоточься на мне. Смотри мне в глаза. Вот так. Умница.
        Его пальцы вновь начинают гладить кожу на моём лице.
        - Вот так. Успокойся. Дыши со мной.
        Он стоит очень близко, почти касаясь меня, почти прижимаясь ко мне и одновременно закрывая собой меня от моего страха и паники.
        Незнакомец делает глубокий вдох, не разрывая зрительный контакт между нами. Глаза в глаза.
        И я вновь дышу вместе с ним. Вдох - смотрю в его глаза. Выдох - его губы накрывают мои.
        Его губы холодные, но я чувствую тепло, которое перетекает от него ко мне. Прикрываю глаза. Его широкие ладони обхватывают моё лицо сильнее и притягивают ближе к себе. К своим губам. Выдыхаю в губы незнакомца.
        Поцелуй лёгкий… чувственный… волнующий. Просто невероятный.
        Это простое касание холодных губ незнакомца к моим, а я чувствую опьяняющую нежность и тепло.
        Внутри что-то тянет и щемит. Между нами слои одежды, но я чувствую близость этого человека и его тепло, которое окутывает меня, успокаивает. Приносит душе какое-то умиротворение. Словно меня окунули во что-то тёплое.
        Всё отходит на второй план. Забываю, что мы находимся в небольшой коробке - лифте. Вдвоём. Совсем близко к друг другу. Что ещё минуту назад меня накрывали паника и страх. А сейчас меня целует незнакомец в пустом маленьком пространстве.
        Я полностью сосредоточиваюсь на губах и близости этого незнакомого мужчины.
        Я расслабляюсь и разжимаю кулачки. Плечи опускаются. Я чувствую лёгкость.
        Секунда - и от меня медленно, но словно нехотя отрываются. Вдыхаю. Ресницы трепещут, но я не открываю глаза. Хочется задержать этот миг. Удержать его подольше.
        - Ты в порядке? - совсем рядом слышу вопрос незнакомца с хрипотцой в голосе.
        Я молча киваю, потому как всё ещё не могу прийти в себя, вернуться на землю после того, что только что тут было.
        - Посмотри на меня, - не приказывает, но и не просит.
        Распахиваю глаза, цепляю своим взглядом его.
        - Ты в порядке? - меня вновь спрашивают, будто до конца он не убедился в том, что я сейчас действительно в порядке.
        - Да, - то ли шепчу, то ли говорю, но голос меня совсем не слушается - хрипит.
        - Хорошо, - одобрительно кивает он. Заправляет прядь тёмных пушистых волос мне за ушко и чуть улыбается уголком губ. Обаятельный.
        Рассматриваю его лицо. Запоминаю. Сосредоточиваюсь только на нём. На его глазах, губах, светлых коротких волосах и лёгкой щетине на скулах, подбородку и над губами.
        Кончики пальцев покалывает - так хочется прикоснуться к колючим светлым иголкам. И я, не сдержавшись, тяну пальчики к его подбородку. Касаюсь, а незнакомец выдыхает мне в пальцы.
        Сердце трепещет, а дыхание сбивается. Привлекательный. Харизматичный. Обаятельный. Красивый.
        Но красота мужская. Не смазливый.
        - Ты очень красивая, - говорит, а я смотрю на его губы, которые шепчут эти слова. И которые мгновение назад целовали меня. - Красавица, - трогает мои волосы и так же, как и я его, рассматривает меня - всё лицо легко покалывает.
        Откуда-то из другой вселенной раздаётся лёгкое «дин-дон», и мой незнакомец поворачивает голову в сторону, но моё лицо из своих ладоней не выпускает до сих пор. А я смотрю на него и не могу отвести взгляд.
        Хмурится. А потом вновь поворачивается ко мне.
        - Мой этаж, красавица, - а я не могу понять, о чём он говорит. - Мне пора, - поглаживает большими пальцами моё лицо. - Ты очень красивая, - повторяет напоследок и отстраняется.
        А я смотрю на него. Мой взгляд и память фиксируют каждое движение незнакомца. Следят за ним. Я смотрю, как мужчина двинулся в сторону выхода из лифта. Не смотрит на меня больше. Не оборачивается. А я смотрю, не отрываясь.
        Провожаю его взглядом, пока он не исчезает из поля моего видения. Пока двери лифта медленно не закрываются, оставляя меня одну в этой узкой коробке.
        Пальцы рук тянутся к губам, на которых всё ещё чувствую вкус незнакомца. Касаюсь их.
        ГЛАВА 1
        СОНЯ
        - Сонька! - вскрикивает сзади меня взволнованный девичий голос.
        Отчего я вздрагиваю и вместе со мной и чашка с обжигающим кофе в руке, который проливается мне на руку и больно жжёт.
        Я шиплю и ругаюсь себе под нос.
        - Чёрт! - печёт безбожно.
        Морщусь. Опускаю взгляд вниз на ту самую руку, на которой уже образовалось красное небольшое пятнышко - на тыльной стороне ладони и возле пальцев. Ну прекрасно. Просто великолепно.
        Ругаюсь, коря себя и ту, что не умеет спокойно себя вести.
        Громко ставлю свою любимую большую кружку на мраморную столешницу и медленно, но угрожающе разворачиваюсь к той, что нарушила мой покой. Вот так и хочется прибить эту заразу, но понимаю, что потом без неё будет совсем скучно.
        - Дашка! Зараза, кто тебя учил так подкрадываться? Пугать людей?
        Подруга вскрикивает, опускает взгляд на мою пострадавшую конечность, которая уже покраснела и скорей всего на ней в скором времени образуются мелкие волдыри. Потому что кофе я прохладной водой не разбавляла, а наливала из чайника кипяток.
        - Ой! Прости, Сонечка. Я не хотела, - суетится возле меня и глазки делает такие, что вот не могу я ругаться на неё - жалко эту заразу становится.
        - Ладно, всё хорошо. Успокойся. Не суетись ты так, Даш.
        Крылова делает виноватое лицо, отчего кажется, будто я сама облила её кипящей водой, а не она меня. Но потом быстро приходит в себя, становясь ураганом, как и прежде. И когда она только повзрослеет наконец?
        - Тебя там зав вызывает, - вдруг выдаёт мне коллега после минутной тишины. - Просил срочно. Прям немедленно явиться в его кабинет.
        Я тяжело вздыхаю, опуская ресницы вниз.
        Сегодня был тяжёлый день, и я ужасно устала. Ну как день - скорее, ночь, потому как на часах сейчас полдевятого утра. И моя рабочая смена вот уже полчаса как закончилась. Но так получилось, что пришлось задержаться: за несколько минут до окончания моей смены привезли мужчину, и пришлось в срочном порядке обрабатывать все его болячки, царапины и ссадины. С кем-то подрался на улице, и вот результат - гематомы на лице.
        Мужчины как дети, ей-богу.
        Поэтому я ещё не дома, а в сестринской, решила сделать себе любимый напиток, а уже потом со спокойной душой идти домой. Но не тут-то было.
        И что Шестинскому вновь от меня нужно?
        Вроде обо всём, о чём нужно, мы уже поговорили, договорились. Но нет же, ему всё равно что-то от меня потребовалось.
        Потёрла виски пальцами - ужасно болит голова. Просто раскалывается. Какой день без нормального сна - почти всю неделю пробыла на суточных дежурствах. Отчего хочется просто прийти домой и завалиться в зимнюю спячку, как медведь. И чтобы до весны меня никто не тревожил.
        Как бы мне не хотелось, но идти всё же придётся. Всё-таки это зав, а ему лучше не перечить и не опаздывать, хоть мой рабочий день уже закончился. Но в этом уж я сама виновата. Нужно было сразу идти домой, а не кофе распивать.
        - Хорошо. Спасибо большое, Даш, - говорю и обхожу коллегу, направляясь в сторону выхода из сестринской.
        Через несколько минут уже стою возле кабинета зав отделения. Сверлю хмурым взглядом табличку с фамилией и должностью начальника. А потом, глубоко вздохнув, коротко, но громко стучу в дверь.
        По ту сторону слышится громкое “Войдите”, и я не мешкая кладу ладонь на ручку и, опустив её, открываю дверь. Вхожу в светлое и чистое помещение с белыми стенами. Прямо напротив меня стоит стол, за которым восседает сам Шестинский Герман Витальевич. Перебирает какие-то документы, внимательно в них вчитываясь, словно и не замечает меня.
        Я стою и жду, когда зав всё же соизволит оторвать свой взгляд от документов и посмотреть на меня. Стоять здесь как вкопанной нет никакого желания. Мне хочется, наконец, домой. Выспаться, отдохнуть. Всё же завтра Новый год, праздник, хоть я и собиралась праздновать в одиночестве.
        Родители за границей, а мне на пару дней не хотелось ехать к ним. Если уж ехать отдыхать, то хотя бы на неделю, а не на день-два. Только душу себе разорвать и улететь обратно.
        Тяжело вздыхаю, отчего привлекаю к себе внимание.
        Герман Витальевич переводит на меня свой взгляд, слегка поднимает брови в удивлении. Но буквально через секунду становится спокойным и сосредоточенным.
        - А, Ярославская, проходи, - жестом указывает на стул напротив своего стола, но я лишь качаю головой. И так постою, лишь бы быстрее скрыться подальше от этого неприятного человека.
        - Вызывали, Герман Витальевич?
        С завом отделения я всегда стараюсь говорить спокойным и монотонным голосом, чтобы ненароком не выдать своих истинных чувств и эмоций по отношению к этому человеку.
        - Да, вызывал, - качает головой. - У тебя завтра по плану стоит выходной, - на мгновение опускает взгляд вниз на бумаги, но потом вновь поднимает на меня.
        Ну да, выходной. Я это и так прекрасно знаю. Именно поэтому собиралась хорошенько отдохнуть и выспаться. Вот только не могу понять, к чему клонит мужчина.
        Я киваю и всё больше хмурюсь, сцепив пальцы рук перед собой. Что-то всё это мне не нравится. Не просто так он сказал мне, что у меня выходной. Не хочется думать о том, о чём думаю… Вот совсем.
        Я так радовалась, что мне выпадает целых три выходных подряд в череде этих семи дней без отдыха на ногах, с ощущением белки в колесе. Нет, вы не подумайте, я очень люблю свою работу, но иногда даже мне, квалифицированной медсестре, лучшей в отделении, нужен отдых и сон. А иначе, чувствую, что скоро сама ноги протяну в водовороте этих дежурств.
        - А потом ещё один, вместе с сегодняшним.
        Я прищуриваюсь, не понимая, на что он намекает и почему тянет. Нет в лоб сразу сказать - и всё. Я бы взорвалась и успокоилась. Но нет, мы тянем кота за одно место, чем ещё больше оттягиваем мой поход домой. Да и кофе там уже остыл.
        Дома налью себе большую кружку, закутаюсь в плед и отключу все телефоны. И просто упаду в спячку.
          - Да. К чему вы клоните, Герман Витальевич? Я не понимаю, - машу головой, ещё больше хмурюсь.
        - Я это к тому, Ярославская, что завтра и послезавтра я ставлю вам смену. А точнее - с восьми вечера сегодня и до восьми вечера завтрашнего дня. То есть двадцатичетырёхчасовое дежурство. А дальше вы приходите уже к девяти утра первого января.
        - Что?! - выкрикнула я, не понимая, что вообще происходит.
        Он мне ставит сегодняшнюю смену, завтра и ещё и первого января выходить? Да он вообще обнаглел?
        Мне хочется кричать, а самое лучшее, ударить этого Шестинского - пару раз желательно, - который вытворяет вот это всё. Я не могу понять: для чего? Зачем?
        Я неделю почти не сплю, нормально не ем. Да я похудела на четыре килограмма за всё это время. Одни кожа да кости остались. И он, видя мои синяки под глазами, невыспавшийся вид и переутомление, ставит мне вновь дежурство с всего несколькими часами отдыха! Да это отдыхом не назовёшь!
        Он не офигел ли? Что, больше некого поставить? Вон, Дашка та же самая, у которой до этого три дня выходных было. Три! Вот пусть ее и ставит на дежурство.
        - Герман Витальевич, поставьте Дашу, - говорю сначала спокойно, не желая ругаться и лишиться любимой работы, что так дорога сердцу. - Ну, или Катю, на худой конец, - но тут же, не выдержав - сказывается усталость, - повышаю голос, приправляя всё эмоциональными всплесками рук. - Почему, чёрт возьми, я?! Я не спала нормально почти неделю…
        Понимаю, что завожусь, и нужно бы сбавить обороты, но у меня не получается. Ну, где в этом мире справедливость? Я разве не заслужила за всё время работы здесь хоть немного нормального отношения? Впрочем, похоже, понятие «нормальное отношение» незнакомо Шестинскому.
        - Заткнись, Ярославская! - орёт зав, вскакивая со своего места и ударяя кулаком по столу, да так громко и неожиданно, что я подпрыгиваю и вся сжимаюсь в один сплошной комок нервов. - Ты как со мной вообще разговариваешь? Я твой начальник, зав отделением, и если я приказал тебе выходить на дежурство и отпахать ещё три смены, значит, ты беспрекословно должна мне подчиняться. Это тебе ясно?!
        Ещё один крик на весь кабинет. Он словно с цепи сорвался, как дикий зверь.
        И что я, чёрт возьми, ему сделала?
        Да, всего лишь отказала ему в свидании. Ладно, не в одном, а три раза подряд. Да потому что он меня не привлекает. Ни капельки.
        ГЛАВА 2
        СОНЯ
        - Я ясно выразился, Ярославская? - его голос угрожающий, твёрдый и властный, он в упор смотрит на меня, давая мне понять, что может легко вышвырнуть меня взашей из клиники. Ему это не составит труда.
        И всё равно, что я квалифицированная медсестра. Лучшая во всём отделении. В клинике. Он найдёт тысячу людей на моё место, которые, как он думает, будут вести себя совершенно иначе, нежели я. Возможно, он уже подыскал себе на всё согласную протеже, которая будет делать всё, что он прикажет: пойдёт с ним на свидание и даже раздвинет ноги, когда он захочет. А на меня он решил надавить, навязывая изматывающий график, в надежде, что я сама напишу заявление по собственному. Или он рассчитывает, что стану нежнее по отношению к нему?
        Вот только я не из тех, кто пляшет под чужую дудку.
        Я не хочу отсюда уходить. Я дорожу своей работой. Люблю. Поэтому будет лучше молчать в тряпочку, кивать, как болванчик, и делать так, как говорит начальство.
        И пусть скажут, что я бесхребетная и это неправильно, но мне наплевать. Я люблю свою работу.
        - Да, Герман Витальевич. Я вас поняла, - говорю, но смотрю в сторону, не желая сталкиваться с ним взглядом.
        Внутри меня бушует шторм и хочется взорваться. Высказать всё этому козлу, который знает, насколько сильно я люблю свою работу - живу ей, - и манипулирует этим.
        Так, Ярославская, успокойся. Вдох-выдох. Дыши. Просто не думай об этом, и всё.
        - Я могу идти? - задаю вопрос, потому как зав отделением неотрывно смотрит на меня, проходя по мне своим хищным, сальным взглядом, от которого меня чуть ли не передёргивает.
        Но я сдерживаю в себе это чувство. Не даю ему повод для очередной радости - видеть, как я бешусь.
        Мне бы только побыстрее скрыться отсюда и желательно больше никогда не попадаться ему на глаза. Но, увы, этому не бывать. Он - зав отделением, и его работой довольно даже вышестоящее начальство. А я лишь медсестра. Ну и что, что лучшая в отделении.
        - Да, Ярославская. Ты можешь быть свободна.
        Я разворачиваюсь и, не сказав больше ни слова, делаю шаг к двери, чтобы наконец выйти из этой комнаты. Но его слова - едкие, с ухмылкой - догоняют меня прямо в спину.
        - Не опаздывай, Ярославская. Иначе будешь дежурить до конца новогодних праздников.
        Сжимаю зубы сильнее, чтобы не высказать ему пару ласковых. Молча выдыхаю и выхожу из кабинета.
        Нужно всё же пойти домой и поспать. А ещё лучше поесть, потому как за эти дни сильно похудела, на мне даже джинсы висят. Хоть я и так худенькая, с фигурой, как говорят мне Светка с Маринкой. Даже по-дружески завидуют мне.
        В сестринской я нахожу почти весь коллектив. Бросаю взгляд на настенные часы - девять часов. Все уже на работе.
        Как только я захожу, скрипя дверью, разговоры смолкают, и все как по команде поворачиваются ко мне. Некоторые смотрят сочувственно - из-за чего я могу с точностью сказать, что Дашка всем растрепала, что меня к себе вызывал Шестинский. Значит, что-то от меня требовал. И как я понимаю, всем нужно знать, для чего и зачем.
        Досадливо морщусь: почему люди не могут просто работать и не лезть не в своё дело? Но, как выяснилось, жизнь других намного интересней, нежели своя.
        И ещё эти их жалостливые взгляды, обращённые на меня, когда я неделю почти без выходных и нормального отдыха - от них тошно становится. Не люблю я их жалость. Да вообще не люблю жалость в любом её проявлении. Тем более, если она направлена на меня.
        - Чего замерли? - окликаю их. - Что-то случилось? - спрашиваю нарочито бодрым голосом и спокойно прохожу к столу, где стоит моя чашка с уже остывшим кофе.
        Грустным взглядом смотрю на кружку. Эх, зря только перевела любимый продукт. Ну да ладно. Сделаю себе ещё. Быстро наливаю себе свежий кофе и поворачиваюсь к коллегам, которые до сих пор молчат, словно в рот воды набрали.
        - Эй, народ, вы чего? - с улыбкой смотрю на них.
        - Сонь, что опять от тебя хотел Шестинский? - начинает Ленка, держа в руках почти такую же кружку, как у меня, только другого цвета.
        Закатываю глаза. Ну вот, а я так надеялась, что всех этих разговоров получится избежать.
        В своё время мне многие советовали «не упускать свой шанс»: сходить с завом на свидание, присмотреться, а там глядишь - и поблажки на работе были бы, и график удобный, и дежурства лёгкие. Однажды даже кто-то обронил фразу: «Ну, переспите, что с тебя - убудет, что ли?»
        Но я не такая. В конце концов, это мерзко - ради каких-то поблажек спать с тем, кто тебе неприятен.
        Спать ради работы? Чтобы не вылететь?
        Это низко. Я так не смогу. Не смогу чувствовать себя продажной во всех смыслах этого слова. Я знаю, что многие мечтают получить место в этой клинике, но я не смогу переступить через себя. Я профессионал своего дела, мне незачем крутить шашни с начальством, чтобы удержаться на работе.
        Коллега подносит к губам кружку и отпивает из неё, но при этом не отрывает от меня взгляда.
        - Лен, давай не будем, - устало ей отвечаю.
        Мне совсем не хочется разговаривать на эту тему. Я до жути устала. У меня нет сил и желания говорить на тему зава и о его ко мне отношении, которое заметили все вокруг. Но кто-то с завистью смотрит на это - например, Карина, желающая прибрать его к своим ручкам. Кто-то с жалостью, как Дашка. Но вот Лена - с беспокойством.
        Учились мы с ней вместе. И одновременно устроились на работу - сюда, в эту клинику, поэтому она прекрасно меня знает. И мне понятно её беспокойство обо мне, потому как мы долгое время общаемся, дружим.
        Но это мои проблемы, и я их должна сама решать или же терпеть, если не хочу потерять любимую работу.
        Отвожу взгляд к окну, где не на шутку разыгралась настоящая буря. Несмотря на такую погоду и холода, я люблю это время года за красоту. В ней чувствуется какой-то уют, несмотря на сильные морозы, колючий ветер и лёд под ногами.
        Лишь одно расстраивает: в это время года полно аварий. Люди не следят за дорогой, пренебрегают простыми правилами и рискуют своим здоровьем, а порой и жизнью. И попадают к нам с тяжёлыми травмами.
          - Хорошо, - слышу голос Канаевой и чувствую её взгляд на мне: пристальный, изучающий.
        Я же стараюсь этого не замечать. Обхватываю ладонями тёплую кружку и, поднеся её к губам, немного отпиваю. В сестринской настаёт тишина: каждый думает о своём, а кто-то, может быть, и обо мне.
        Уверена, как только я уйду, все разом начнут галдеть и перемывать мне косточки. Но мне на это наплевать. Я сюда пришла работать, людей спасать, а не сплетни слушать.
        Я допила кофе, успокаивая взбудораженные нервы, сполоснула кружку и поставила её в шкаф. Оставаться здесь больше у меня не было ни желания, ни сил. Вечером всё равно у меня смена, поэтому некоторых я увижу снова. Начала собираться. Пора домой, а то я действительно тут засиделась.
        Одевшись и со всеми попрощавшись, направилась домой, в свою небольшую, но уютную квартирку, где завалюсь на пару часов в спячку.
        На улице вовсю валил снег: на асфальте уже намело приличные сугробы, а деревья и стоящие у обочины машины напоминали огромные искрящиеся облака. Я полной грудью вдохнула морозный воздух, выгоняя из памяти неприятный разговор, и на моих губах сама собой появилась улыбка.
        ГЛАВА 3
        СОНЯ
        До своей уютной и тёплой квартирки добралась почти без происшествий. Пару раз, конечно, чуть не грохнулась на скользком льду, припорошённом снегом. Благо была в ботфортах на тонкой подошве. Это то меня и спасло. И, конечно же, моё умение держать равновесие.
        Лёгкий морозец кусал щёки и нос, обветренная кожа губ шелушилась, и я то и дело облизывала их, хотя и знала, что этого делать нельзя. Перчатки я не носила принципиально - не любила их, поэтому мои руки тоже страдали от холода. Мама ругала меня за то, что не берегу руки, но мне было чертовски неудобно в перчатках.
        Забежав быстро в подъезд, поднялась по ступенькам на второй этаж дома, где находилась моя квартира. Нащупала ключи в сумочке и, быстро вставив ключ в замочную скважину, открыла дверь и прошмыгнула мышкой внутрь.
        Только зайдя в квартиру, смогла глубоко и легко вдохнуть - тепло тут же проникло внутрь моего организма, разгоняя кровь по венам, принося мне тепло. Но не успела я начать раздеваться, как в кармане моего тёплого пальто зазвонил телефон.
        Достав аппарат из кармана, тут же, не глядя на дисплей, приняла звонок, думая, что либо это родители, либо уже любимые подружки, которые уже какой день зовут меня на новоселье. Но я всю эту неделю работала почти без выходных, поэтому собраться все вместе мы всё никак не могли. Из-за чего Светка с Маринкой на меня обижались, как и их парня, с которыми мы также все вместе учились ещё в школе.
        - Да, - приняла звонок, поднося аппарат к уху, при этом пытаясь придерживать его плечом и к тому же ещё и раздеваться - дико хотелось поскорее закутаться в тёплый плед, согревая ладони кружкой обжигающего кофе.
        - Доченька, привет, - услышала счастливый и такой родной голос моей родительницы.
        - Мамуль, привет. Что-то случилось? - спросила, прыгая на одной ноге, пытаясь расстегнуть заевший замок на ботфортах.
        Чёрт. Да что с ним не так? Какой раз уже заедает этот чёртов замок. Нужно будет после праздников отнести их в ремонт, чтобы змейку посмотрели и наконец починили, а то доведут меня до нервного срыва.
        - Нет, Соня. У нас всё хорошо. Я звоню спросить, как у тебя дела? А то ты уже несколько дней не звонишь. Мы с папой очень переживаем за тебя.
        Голос у мамы грустный, беспокойный, отчего у меня на душе тут же начинают скрести кошки. Так погрузилась в работу с этими дежурствами, что просто не смогла позвонить родителям и узнать, как у них дела.
        Чёртов Шестинский. Долго он ещё будет надо мной издеваться?
        Наконец, кое-как сняв сапоги и облокотившись спиной о стену, тяжело вздохнула, потёрла пальцами лоб.
        - Прости, мам. Просто я сейчас вся в работе. Почти без выходных работаю. Ты же сама понимаешь - скоро Новый год, много аварий, поэтому работы хватает, дежурств много.
        Не хотелось говорить маме, что в действительности происходит у меня на работе. Она ведь расстроится. Будет переживать и накручивать себя. И не дай бог, ещё сорвётся и прилетит домой. Нет, я, конечно, соскучилась и только рада была бы её увидеть, но расстраивать дорогого для меня человека категорически не хочу. Поэтому и приходится врать. Частично.
        Потому как аварий на гололёде в действительности прибавилось, как и нам работы. Так что мои слова - лишь отчасти ложь, а в целом я говорю правду. Но всё равно червячок внутри меня начинает грызть. Никогда у меня от родителей не было секретов, вранья. И это причиняет мне дискомфорт. Становится дико стыдно. Хоть и в первую очередь я думаю о них. Об их здоровье.
        - Хорошо. Но ты, Соня, пожалуйста, будь осторожнее.
        - Хорошо, мама. Как там папа? Я соскучилась по вам. Мне очень вас не хватает.
        - Папа хорошо. Привет тебе передаёт, а ещё сказал, чтобы ты наконец бросила свою работу. Ты сутками пропадаешь на ней. Света белого не видишь.
        Тут, конечно, они правы, но я слишком сильно люблю своё дело, свою работу. С детства мечтала спасать и лечить людей. Поэтому не могу я отказаться от того, что приносит моей душе радость, хоть и не всегда.
        Родители периодически заводили со мной разговоры о смене работы, порой мы даже ссорились на этой почве. Но ничего они не добились. Я твёрдо стояла на своём, желая работать там, где нравится, и делать то, что люблю всей душой.
        А тяжело на всякой работе. Поэтому бросать любимое дело я категорически не собираюсь. Ни сегодня. Ни завтра. Никогда.
        - Мам, ты же знаешь, как я люблю то, чем занимаюсь. Это моя жизнь.
        - Соня, мы с папой всё прекрасно понимаем, но ты же молоденькая девочка, а уже работаешь как проклятая, днями и ночами.
        - Мам! - сказала резко. Ругаться я не хочу, но этот разговор меня доконает. - Давай не будем об этом. Я не хочу с тобой ругаться.
        - Хорошо, - мама согласилась, но в её голосе я услышала расстройство, и чувство вины в который раз принялось царапать мою душу.
        - Мам, прости, пожалуйста, - в голосе раскаяние и грусть.
        Я не хочу ругаться с родителями, но из-за всей этой ситуации на работе - всё это давит на меня, выводит из равновесия, отчего я злюсь, нервничаю и сама не своя. Но мама тут ни при чём, и в чём-то, конечно, она права. Но сейчас для меня моя работа - это жизнь.
        - Всё хорошо, доченька. Просто мы с папой волнуемся за тебя.
        - Всё хорошо, мамуль. Ты не переживай.
        Ещё какое-то время мы поговорили с родительницей, потом тепло попрощались, ну а я, переодевшись в удобную одежду, поплелась на кухню.
        Аппетит пропал окончательно, хотелось только выпить кофе, от которого я уже начала чувствовать зависимость. Поэтому, заварив себе чашку ароматного напитка, я устроилась за столом, устремив взгляд на непогоду за окном - а метель снаружи разбушевалась не на шутку.
        Вот и как идти по такой погоде, когда всё замело, и передвигаться тяжело и невыносимо? И такси не вызовешь, потому как либо цену заломят несусветную, либо добираться будем трое суток по такой-то погоде.
        Но выбора у меня нет - приехать на работу нужно вовремя. Уверена, что Шестинский проконтролирует, во сколько я пришла - и пришла ли вообще. Хоть он и прекрасно знает, как я отношусь к своей работе. И именно этим и манипулирует.
        Допив кофе и помыв кружку, направилась в свою комнату. Укутавшись в плед, легла на кровать, предварительно выключив звук мобильного, чтобы меня не беспокоили. Всё же нужно хорошо отдохнуть, чтобы на работе не совершить никакого косяка, от которого не только моя голова полетит, но и кому-то может стоить жизни. А я не могу позволить это допустить.
        Поставила будильник, чтобы не проспать. Я закрыла глаза, зарывшись носом в плед, и моментально погрузилась в царство Морфея.
        ГЛАВА 4
        СОНЯ
        Смена была очень тяжёлой, выматывающей: много пациентов с лёгкими и средней тяжести увечьями.
        Но ближе к обеду привезли мужчину в тяжёлом состоянии, которого сбила машина на большой скорости. Водитель скрылся с места происшествия, но у аварии были свидетели, они и спасли жизнь пострадавшего, хотя сам он был в ужасном состоянии.
        Мужчину доставили с множеством переломов, трещин, ушибов и сотрясением мозга. По дороге в клинику ему укололи обезболивающее, но оно, к сожалению, не очень-то помогало ему - пострадавшему было больно. Он был в сознании и поскуливал, превозмогая боль, зажмуривая глаза.
        Даже мне, повидавшей на этой работе немало травм различной степени тяжести, стало плохо от увиденного пострадавший был в тяжелейшем состоянии. Требовалась срочная операция и слаженная работа всего персонала.
        И я, собрав все силы, которых у меня оставались лишь крохи, погрузилась в работу.
        Операция была тяжёлой и сложной, она длилась не один час. Ноги гудели, желудок скрючивало, но я старалась отогнать все свои эмоции. Засунуть их куда подальше, глубоко в себя. Потому что в первую очередь главное - состояние пациента, его жизнь, которую мы должны, обязаны спасти во что бы то ни стало.
        Да, мы не Боги, но наша задача, цель в жизни - спасти. Даже если шансы почти нулевые. Биться до последней секунды. Верить, что мы сможем сделать всё, чтобы спасти человеческую жизнь.
        Я была сосредоточена и выполняла каждое поручение завотделением. Чётко. Быстро. Подавая нужные инструменты. Чтобы не потерять ни одной секунды времени. Потому что быстро ускользающее время может стать злейшим врагов в борьбе за жизнь.
        Только когда услышали от завотделением, что всё получилось, и жизни пациента ничего не угрожает, я смогла выдохнуть.
        Уже позже, выходя из операционной, я смогла полностью расслабиться. На часах было почти восемь часов. Моя смена закончилась. А через несколько часов Новый год. К слову, о празднике: я решила просто-напросто наконец-то выспаться. Потому как утром придётся вновь вставать рано - в девять утра начнётся новая смена, которая, думаю, будет совсем не легче, чем сегодняшняя.
        Всё-таки первое января. Все празднуют, гуляют, а по такой погоде может всякое случиться. Да и не только. Лучше, конечно, если бы все люди сидели дома, и не было бы аварий на дорогах. Но этому никогда не бывать.
        - Ярославская! - неожиданно окликнул меня голос, отчего я вздрогнула и напряглась.
        Интересно, что нужно Шестинскому в этот раз? Операция прошла успешно, мужчину спасли, и никаких косяков не было. Или он оставит меня и на ночное дежурство? Но тогда это самый обыкновенный садизм, и я не уверена, что на этот раз я смогу остановиться, как это было вчера утром, и не высказать всё то, что я думаю о нём.
        Потому что мне всё это осточертело. Я хочу нормальный график, как у всех в отделении. Но, видимо, мне придётся ещё долго терпеть всё это. Потому что увольняться отсюда я не собираюсь.
        Повернулась к начальнику лицом. Посмотрела прямо в его глаза, давая понять, что я его совершенно не боюсь.
        - Да, Герман Витальевич, я вас слушаю, - спокойно ответила, не выдавая своего раздражения.
        - Ты сегодня хорошо поработала, Соня. Поэтому на сегодня можешь быть свободна. Тем более до окончания твоей смены осталось всего полчаса.
        В изумлении подняла брови вверх. К чему такая любезность с его стороны?
        - Спасибо, конечно, Герман Витальевич, но я доработаю свою смену. Тем более, как вы сказали - осталось всего полчаса. А теперь извините, но мне нужно сходить в душ.
        - Да, конечно.
        Я развернулась к нему спиной и зашагала в сторону выхода, подальше от зава, как вновь его голос догнал меня в спину.
        - С наступающим Новым годом, Ярославская!
        - И вас, Герман Витальевич, - ответила, не оборачиваясь.
        Через полчаса, когда моя смена закончилась без каких-либо новых происшествий, я спокойно переоделась и вышла из здания. На часах было начало девятого, что с одной стороны хорошо,
        потому что всё же успею ещё на маршрутку, которые сегодня ходят по сокращённому графику. Но с другой стороны, на улице уже давно стемнело, и мороз кусал кожу, пробирая всё моё тело до озноба.
        Я уже почти добралась до остановки, кутаясь в своё пальто и грея руки в карманах, как услышала, что мой телефон зазвонил.
        На дисплее высветилось имя подруги, которая пару дней не звонила - словно притаилась в засаде. И вот пожалуйста, она звонит мне прямо перед Новым годом. Отчего у меня появилось нехорошее предчувствие.
        Брать трубку, конечно, не хотелось, но Светка настырная до безобразия. Она так просто не отстанет.
        - Да, цветик-семицветик. С чем пожаловала? Только не говори, что ты ногу подвернула или ещё чего.
        - Вот, а тебе бы только, чтобы с подругой что-то случилось. Не любишь ты меня, - притворно грустный голос зазвенел из динамика мобильника.
        Держать телефон рукой без перчатки было очень неудобно и до безобразия холодно, отчего я ругалась себе под нос. Мороз был зверски кусачим.
        - Не говори глупости. Я очень сильно тебя люблю. Так что случилось? Только говори быстрее - на улице мороз, а то у меня рука закоченеет.
        - Хорошо. Через несколько часов Новый год, - от этой фразы я напряглась сильнее, уже точно зная, что это не просто так. - Так вот, мы вместе с Маринкой и ребятами приглашаем тебя отпраздновать к ней домой. Тем более мы так и не встретились на новоселье, а это двойной повод наконец-таки увидеться и всем вместе посидеть. Мы все безумно по тебе соскучились.
        - Свет, - тяжело вздохнула, потёрла пальцами лоб. - Я не могу. Как бы мне ни хотелось, и как бы я по вам ни соскучилась, но я действительно не могу. Шестинский опять поставил мне два дежурства подряд. Я только иду домой с двадцатичетырёхчасового дежурства. Я еле на ногах держусь. И мне дико хочется спать, - друзей не хотелось обижать, но я действительно не могла. - А утром вновь ехать на дежурство.
          - Этот козёл так от тебя и не отстал? - зашипела подруга грозно в трубку, а вдалеке услышала поддержку ребят - видимо, разговор стоит на громкой связи.
        - Нет, Свет. И когда он отстанет - неизвестно.
        - Когда ему набьют морду? Ну или ты уйдёшь с этой чокнутой работы? Так нельзя, Сонь, - в последних её словах я отчётливо слышала волнение и грусть за меня, и мне было приятно, но всё же не стоило.
        - Светик, всё хорошо. У него просто пострадало его завышенное ЧСВ, вот он и отыгрывается теперь на мне. Но я не брошу работу. Ты же знаешь, как я её люблю.
        - Знаю, но давай всё же ты приедешь? Хотя бы на несколько часов. А потом уедешь на такси спать. Мы так давно все вместе не собирались.
        И в этом Светлитская абсолютно права. Не виделись мы примерно месяц, а может, и больше. С этой работой я совершенно забегалось. Времени нет не только на то, чтобы им позвонить и встретиться, а даже набрать родным, которые переживают не меньше друзей.
        - Хорошо. Я приеду, но ненадолго. А потом уеду. Говори адрес, но сначала мне нужно домой заскочить и переодеться, а потом вызову такси и к вам. Думаю, успею.
        Вот только ни черта я не успевала. Время буквально поджимало, и на часах было почти двенадцать ночи. Друзья уже оборвали мне телефон, но сделать я ничего не могла.
        В центре была жуткая пробка, которая всё никак не рассасывалась. А на часах почти полночь. И все должны быть дома, а не в центре города, когда мне до нужного места оставалось всего несколько кварталов.
        Лишь за несколько минут до полуночи такси остановилось возле нужного мне дома и подъезда. Быстро расплатившись, я вылетела из машины и побежала в сторону двери, которую уже открыл какой-то мужчина - от того, что он был ко мне спиной, я его не разглядела.
        Блин. Нужно успеть проскользнуть мышкой. И как же хорошо, что у меня это получилось. Но вот стоило мне только зайти в подъезд, как в голове щёлкнуло, и перед глазами пронеслось сообщение от подруги, в котором было написано, на каком, блин, этаже находилась квартира подруги.
        ГЛАВА 5
        СОНЯ
        Сегодня точно всё будет хорошо. Собираюсь с духом. Делаю судорожный вдох и делаю решительный шаг вперёд. Зажмуриваюсь, пытаясь привести в порядок дыхание. Кажется, всё в порядке. Потихоньку выдыхаю и слышу мягкий металлический шёпот закрывающихся дверей.
        Всё, назад пути нет. Назад пути нет… Выхода нет…
        Эти слова зловещим шелестом врываются в моё сознание, вышибая из меня всю уверенность.
        Ресницы трепещут. Пульс учащается. А по телу проходит озноб. Дыхание становится чаще.
        Пространство вокруг меня уменьшается, сужается, отчего я вжимаюсь в отделанную хромом и пластиком стену, пытаясь остановить надвигающийся на меня потолок, учащённо дышу. Пальцы рук сжимаю в кулаки и впиваюсь в ладони с такой силой, что наверняка останутся следы от ногтей в форме полумесяца. С губ срывается еле слышный стон. Меня будто окатывает кипятком. Становится жарко.
        На себе чувствую пристальный взгляд человека, который едет со мной в одной тесной, маленькой кабинке - кожу лица мелко покалывает. Что ещё больше нервирует.
        Двадцать девятый этаж. Двадцать девятый. Я прибью Светку вместе с Маринкой.
        Придушу этих двух ведьм, стоит мне их только увидеть. Тоже мне, помощницы выискались, желающие избавить меня от этого страха, который со мной, кажется, уже с детства.
        Мне не хватает воздуха. По лицу градом катится пот. Я зажмуриваюсь и пытаюсь дышать размеренно, считаю про себя. Один… Два… Три…
        «Ты зажата внутри», - шелестящий шёпот, раздавшийся в голове, заставляет нервно и громко сглотнуть.
        Я не смогу!
        Дышать с каждой секундой становится всё тяжелее и тяжелее, что кажется, я вот-вот задохнусь. Хватаю ртом воздух, но нормально вдохнуть так и не получается.
        Чёрт.
        Перед глазами пляшут чёрные мушки, и кажется, вот-вот я упаду в обморок. Прямо тут, в лифте, к ногам незнакомого человека. Мысли путаются.
        - Эй, девушка, - издалека, из чёрной тьмы до меня доносится мужской голос, но я никак не реагирую на него.
        Он ускользает в тот же миг, а я остаюсь вновь один на один со страхом и паникой.
        Мне хочется побыстрее добраться до нужного мне этажа. Выйти из этой чёртовой коробки и прибить своих друзей. На что я вообще подписалась? Лучше бы сидела дома в Новогоднюю ночь. А ещё лучше спала бы, потому как завтра мне вновь на дежурство. Чёртов Шестинский. И наверняка я не высплюсь. Так нет же, нужно было согласиться встречать праздник не одной, а в кругу друзей, начхав на свои планы.
        Так, спокойно. Вдох-выдох, девочка. Всё будет хорошо. Ты справишься. Тебе осталось не так много держаться - я в этом уверена. Надеюсь.
        - Девушка, с вами всё хорошо? - на периферии своего сознания вновь слышу тот же голос, но теперь различаю в нём нотки беспокойства.
        Мне бы открыть глаза и посмотреть на обладателя этого голоса, но я, чёрт возьми, боюсь увидеть, что я нахожусь в ограниченном пространстве. Тогда точно грохнусь к ногам этого мужчины.
        Всё же лучше бы я пошла пешком. И неважно, что идти пришлось бы долго. Зато мои нервные клетки были бы в порядке. Которых осталось, между прочем, не так много. И воздуха… С каждым вдохом здесь всё меньше воздуха.
        - Эй, посмотри на меня, - моего крепко сжатого кулачка касается прохладная ладонь, и я вздрагиваю, но ещё сильнее зажмуриваюсь.
        Пытаюсь отдалиться, отодвинуться дальше, но мне не дают. Меня аккуратно за плечи разворачивают, а я, как неживая кукла, повинуюсь, но глаза раскрыть так и не могу решиться. Только тяжело и учащённо дышу, покрываясь вся мурашками и потом.
        Неожиданно моего лица касаются ладони. Приятно поглаживают большими пальцами мои щёки и тихо, но твёрдо и властно повторяют.
        - Посмотри на меня. Посмотри на меня.
        Я мотаю головой, не желая ему подчиняться.
        - Ну же, красавица. Посмотри на меня. Открой глаза.
        Делаю глубокий вдох. Ресницы трепещут, и я распахиваю глаза.
        Перед взором всё плывёт, и я не сразу вижу того, кто на меня смотрит. Фокусирую взгляд. И первое, что вижу - пронзительные серо-голубые глаза, отчего теряю остатки воздуха. Мужчина смотрит внимательно, твёрдо и взволнованно. В его глазах я вижу волнение, а мой взгляд мечется по лицу мужчины в страхе и панике.
        - Успокойся. Дыши вместе со мной, - говорит он, и я, как завороженная, послушно делаю вдох-выдох вместе с ним. - Вот так. Успокойся.
        Его голос обволакивает, успокаивает. Я дышу - неуверенно, но дышу. Но стоит мне взглянуть за спину этого человека, как я снова вижу стены - и они так близко, окружающее пространство так ничтожно мало! И я вновь теряюсь - уверена, зрачки вновь расширяются в панике и страхе, а взгляд бегает по помещению. Остаётся только одно желание - как можно быстрее покинуть это помещение и никогда не заходить сюда. Всё тело пробирает крупная дрожь.
        Пульс учащается с бешеной силой. Так, что я слышу, как сердце бьётся в висках. Пальцы рук ещё сильнее впиваются в ладони, причиняя мне боль. Но она не отрезвляет, а наоборот, приносит ещё больше нехороших чувств и паники.
        Пытаюсь вырваться из цепких лап, но мне не дают.
        - Тихо. Успокойся. Посмотри на меня, - властно требует, но я не слушаю его. - Посмотри на меня! - меня встряхивают, и я смотрю вновь в серо-голубые омуты. - Вот так. Сосредоточься на мне. Смотри мне в глаза. Вот так. Умница.
        Его пальцы вновь начинают гладить кожу на моём лице.
        - Вот так. Успокойся. Дыши со мной.
        Он стоит очень близко, почти касаясь меня, почти прижимаясь ко мне и одновременно закрывая собой меня от моего страха и паники.
        Незнакомец делает глубокий вдох, не разрывая зрительный контакт между нами. Глаза в глаза.
        И я вновь дышу вместе с ним. Вдох - смотрю в его глаза. Выдох - его губы накрывают мои.
        Его губы холодные, но я чувствую тепло, которое перетекает от него ко мне. Прикрываю глаза. Его широкие ладони обхватывают моё лицо сильнее и притягивают ближе к себе. К своим губам. Выдыхаю в губы незнакомца.
        Поцелуй лёгкий… чувственный… волнующий. Просто невероятный.
        Это простое касание холодных губ незнакомца к моим, а я чувствую опьяняющую нежность и тепло.
        Внутри что-то тянет и щемит. Между нами слои одежды, но я чувствую близость этого человека и его тепло, которое окутывает меня, успокаивает. Приносит душе какое-то умиротворение. Словно меня окунули во что-то тёплое.
        Всё отходит на второй план. Забываю, что мы находимся в небольшой коробке - лифте. Вдвоём. Совсем близко к друг другу. Что ещё минуту назад меня накрывали паника и страх. А сейчас меня целует незнакомец в пустом маленьком пространстве.
        Я полностью сосредоточиваюсь на губах и близости этого незнакомого мужчины.
        Я расслабляюсь и разжимаю кулачки. Плечи опускаются. Я чувствую лёгкость.
        Секунда - и от меня медленно, но словно нехотя отрываются. Вдыхаю. Ресницы трепещут, но я не открываю глаза. Хочется задержать этот миг. Удержать его подольше.
        - Ты в порядке? - совсем рядом слышу вопрос незнакомца с хрипотцой в голосе.
        Я молча киваю, потому как всё ещё не могу прийти в себя, вернуться на землю после того, что только что тут было.
        - Посмотри на меня, - не приказывает, но и не просит.
        Распахиваю глаза, цепляю своим взглядом его.
        - Ты в порядке? - меня вновь спрашивают, будто до конца он не убедился в том, что я сейчас действительно в порядке.
        - Да, - то ли шепчу, то ли говорю, но голос меня совсем не слушается - хрипит.
        - Хорошо, - одобрительно кивает он. Заправляет прядь тёмных пушистых волос мне за ушко и чуть улыбается уголком губ. Обаятельный.
        Рассматриваю его лицо. Запоминаю. Сосредоточиваюсь только на нём. На его глазах, губах, светлых коротких волосах и лёгкой щетине на скулах, подбородку и над губами.
        Кончики пальцев покалывает - так хочется прикоснуться к колючим светлым иголкам. И я, не сдержавшись, тяну пальчики к его подбородку. Касаюсь, а незнакомец выдыхает мне в пальцы.
        Сердце трепещет, а дыхание сбивается. Привлекательный. Харизматичный. Обаятельный. Красивый.
        Но красота мужская. Не смазливый.
        - Ты очень красивая, - говорит, а я смотрю на его губы, которые шепчут эти слова. И которые мгновение назад целовали меня. - Красавица, - трогает мои волосы и так же, как и я его, рассматривает меня - всё лицо легко покалывает.
        Откуда-то из другой вселенной раздаётся лёгкое «дин-дон», и мой незнакомец поворачивает голову в сторону, но моё лицо из своих ладоней не выпускает до сих пор. А я смотрю на него и не могу отвести взгляд.
        Хмурится. А потом вновь поворачивается ко мне.
        - Мой этаж, красавица, - а я не могу понять, о чём он говорит. - Мне пора, - поглаживает большими пальцами моё лицо. - Ты очень красивая, - повторяет напоследок и отстраняется.
        А я смотрю на него. Мой взгляд и память фиксируют каждое движение незнакомца. Следят за ним. Я смотрю, как мужчина двинулся в сторону выхода из лифта. Не смотрит на меня больше. Не оборачивается. А я смотрю, не отрываясь.
        Провожаю его взглядом, пока он не исчезает из поля моего видения. Пока двери лифта медленно не закрываются, оставляя меня одну в этой узкой коробке.
        Пальцы рук тянутся к губам, на которых всё ещё чувствую вкус незнакомца. Касаюсь их.
        ГЛАВА 6
        СОНЯ
        Я так и продолжаю стоять ошеломлённая, пока двери лифта полностью не закрылись. Прижимаю пальцы к губам, которые пылают жаром. Не могу сдвинуться с места, смотря в одну точку, где ещё мгновение назад скрылся мой незнакомец, который бесцеремонно поцеловал меня в губы.
        Поцеловал и скрылся, оставив меня одну в этом замкнутом пространстве.
        Но, как ни странно, я больше не чувствую того, что чувствовала прежде.
        Весь страх и паника куда-то испаряются: больше нет нехватки воздуха, пространство вокруг меня не сжимается угрожающе, сердце бьётся спокойно и размеренно. Хотя нет, сердце как раз бьётся теперь совершенно иначе. Чувства заменяются совсем другими: более светлыми, чистыми, но жаркими, кровь разгоняется в жилах, и сердце барабанит мелкой, но частой дробью.
        Оно ускоряется, сбивается, а потом вновь набирает обороты. И ноги вдруг подкашиваются. Дрожат. А на губах чувствую его тепло. Его запах. И вкус.
        Его губы прохладные, но дарили столько тепла, что я про всё на свете вдруг забыла.
        Делаю глубокий вдох, наполняя лёгкие кислородом. Прикрываю глаза, представляя перед собой этого незнакомца, вкус поцелуя и близость, которого чувствую до сих пор.
        Сквозь свои мысли совсем отдалённо слышу громкое “дин-дон”. Быстро распахиваю глаза и вижу, как двери лифта разъезжаются в стороны. Понимаю, что я на своём этаже, а двигаться и выходить из кабинки почему-то не хочется. Наоборот, хочется подольше задержаться тут.
        Вдыхаю и делаю шаг вперёд, потом ещё… и ещё.
        Но не успеваю я выйти из лифта, как меня чуть ли не сбивает с ног девушка, в которой я быстро узнаю свою подругу Светку.
        Она поднимает на меня свой взгляд. Видит, что это я, и я быстро оказываюсь в её объятиях.
        Обнимает меня и энергично тянет за собой, почти выволакивая из этой ужасной, слишком маленькой и узкой кабинки. И тут, конечно, я ей благодарна ей за заботу - что она решила меня вытащить, но меня почему-то тянет назад, будто между мной и этой кабинкой образовалась тонкая нить, и она не даёт далеко отойти от лифта.
        Хочется обернуться, вернуться назад и, быть может, встретить того самого мужчину, который целовал так, что моя фобия на мгновение забылась.
        - Наконец-таки ты приехала. Ну, сколько можно ждать? - ворчит подруга, а я только и могу, что крепче её обнять - понимаю, что жуть как соскучилась по ней. - Мы видели, что ты подъехала, поэтому я отправилась встречать тебя. Ты же боишься лифтов.
        - Пробки, Свет. Хотя очень странно, ведь сейчас все должны быть дома, - на вторую часть диалога не отвечаю, потому как уверена, что в считанные секунды она сама поймёт, что я вышла из лифта.
        - Ну, может, не ты одна едешь куда-то отмечать, - а потом вдруг замолкает, застывает истуканом и слегка отстраняется от меня, но не расслабляет объятия.
        Заглядывает мне за спину, потом переводит на меня взгляд и вновь отводит назад. До конца не понимает и, похоже, не верит в то, что промелькнуло у неё в голове. Усмехаюсь про себя.
        Ну да, не верит, как же. А кто специально мне ничего с самого начала не сказал, желая, чтобы я проехалась в этой жутко тесной кабинке?
        Тесной, конечно, она не была. Но моя фобия, которая со мной на протяжении очень долго времени, не даёт мне понять, что не такая уж она и маленькая. Просто в голове будто что-то щёлкает, и мне начинает казаться, что в закрытом пространстве мне угрожает опасность. И я, к сожалению, ничего не могу с этим поделать.
        Мне резко не хватает воздуха. Пространство сужается, давит, и у меня начинается паника, страх, от которого не избавиться.
        Хоть и после сегодняшнего я понимаю, как можно, а точнее, чем вытеснить все эти чувства и панику внутри меня. Но я же не буду прибегать к этому методу. Нет, конечно.
        - М-м-м, ты сейчас на лифте приехала? - то ли от шока, то ли от неверия её голос вдруг охрип.
        - Ну да. К тому же вы виноваты в этом, что я ехала в этой консервной банке и чуть не задохнулась там, - показываю рукой в сторону кабинки.
        - Прости, Сонечка. Я хотела тебя встретить и вместе поехать, но лифт долго не могла вызвать. А потом вдруг ты. И я… И ты, - начинает заикаться и виновато смотреть.
        Знает, как я боюсь замкнутых пространств. Нет, в комнатах, в больницах и в других подобных местах я себя хорошо чувствую. Но вот в слишком узких и маленьких помещениях у меня в мгновение начинается паника и страх. Воздух в один миг заканчивается. Перед глазами начинают чёрные мошки танцевать, а меня трясёт, и ноги подкашиваются.
        И сколько бы друзья ни пытались объяснить мне, что вся болезнь - в моей голове, что мне всё это только кажется, а на самом деле мне ничего не угрожает, - у них никогда не получалось. Но у одного человека получилось…
        - Успокойся, Светик. Всё хорошо, - ладонями провожу по её предплечьям в успокаивающем жесте. Не хочу, чтобы она винила себя в чём-либо. Я далеко не маленькая девочка и со всем справлюсь сама. - Пошли к друзьям. Они уже заждались, и я так понимаю, что Новый год я встретила в кабинке, - усмехаюсь от последнего предложения.
        Встретила Новый год в кабинке с незнакомым мужчиной, который при этом меня ещё и поцеловал. И всё равно, что пытался меня этим успокоить.
        - Да, пошли. Что ж мы тут стоим, - спохватывается подруга, а я улыбаюсь такой её реакции. - Да, Новый год ты встретила в этой самой кабинке, - тычет в сторону лифта. - А где его встретишь, там и проведёшь.
        Ага, только совсем наоборот. С кем встретишь, с тем и проведёшь. Но я в это не верю. Мы больше никогда не встретимся с этим незнакомым мужчиной. Никогда.
        Друзья встретили меня радостно, будто бы не видели целую вечность. Хотя так оно на самом деле и есть - не виделись мы точно месяц. А может, даже и больше.
        То у меня были какие-то дела, то у них. А мои дежурства в течение последней недели совсем не оставили нам шансов увидеться. Я могла позволить себе лишь короткие телефонные разговоры, во время которых друзья в основном твердили, что нельзя столько работать, и мы даже немного ссорились.
        Их беспокоит то, что творится у меня на работе. И я их понимаю, но сделать с этим ничего не могу. Кто скажет, что легче перевестись в другую клинику или уволиться, то для меня это совершенно не выход.
        Кто говорит, что там будет намного легче, чем тут, то тому несказанно повезло, и их приняли хорошо. Но не во всех сферах и не везде адекватный, нормальный персонал. Неизвестно, какой там коллектив и завотделением. Может, даже и хуже будет. А здесь я уже знаю, чего ожидать не только от начальника, но и от коллег, с которыми работаю уже не один месяц.
        Да и уйти легче, когда работаешь не так долго - месяц, может, три. Но когда здесь же проходила практику, а потом пришла работать, то уходить совершенно не хочется. А когда сам завотделением поймёт, что меня всеми этими дежурствами не напугать - прекратит все эти издевательства. Ну, по крайней мере, я на это очень надеюсь.
        Но несмотря на то, что мы иногда ссоримся с друзьями, я до жути соскучилась по ним. Да и не стоит Шестинский того, чтобы я из-за него ругалась с близкими людьми.
        - Сонька, - ко мне подбегает радостная и счастливая Маринка и заключает в удушающие объятия, от которых трудно даже вздохнуть. Но я стоически выношу всё, что мне причитается, и даже сильнее стискиваю её в своих руках.
        Марина чем-то похожа на меня: такая же миниатюрная и невысокая, как и я. Но в остальном мы разные: если я - смуглая шатенка с вьющимися волосами и тёмно-карими, почти шоколадного цвета глазами, то Белова у нас - голубоглазая блондинка с почти белоснежной кожей.
        Но ярким пятном во всей нашей компании является всё же Света, которая похожа на рыжую бестию с зелёными глазами. Или как её называет Алекс - её парень - рыжая ведьмочка. Вот из нас троих она настоящий ураган.
        - Маринка. Привет! - смеюсь, а на душе так хорошо и спокойно.
        Впервые за несколько дней я дышу более свободно и радостно смеюсь. Нет того удушающего чувства, которое жило со мной несколько дней. Чувствую, как меня переполняет множество эмоций. И в первую очередь это счастье, которое окутывает меня своей невидимой, но ощутимой пеленой. Что я наконец встретилась с друзьями, с которыми мы, наверное, прошли огонь, воду и медные трубы.
        Разные жизненные ситуации нас не разделили, а наоборот, сплотили только сильнее. С каждой проблемой, с каждым радостным событием мы становились всё сильнее и дружнее. Если вы думаете, что настоящей дружбы не бывает, то тут я поспорю. Потому что я знаю самых преданных и верных друзей - моих.
        - Привет, - шепчет тоненьким, нежным голоском Белова мне на ухо. - Мы все по тебе очень соскучились. Ты в последнее время пропала. И не пишешь, и не звонишь. Распоясался твой Шестинский совсем.
        - Он не мой, - бурчу, отстраняясь от неё. - Да и на работе действительного много вызовов и много дел. Некогда даже присесть. Новый год всё-таки, да и смотри какая погода за окном. Немудрено, что много аварий и происшествий.
        Мне совсем не хочется сейчас разговаривать с друзьями на тему моего зава, который пользуется своим служебным положением и статусом в клинике, чтобы достать меня. Чтобы я прогнулась под него. Но я не собираюсь играть по его правилам.
        Не хочу портить праздник ни себе, ни друзьям. Хочется хотя бы несколько часов отдохнуть и забыть про все проблемы.
        - Ты его ещё и защищаешь.
        Маринка хмурится, а в это время из гостиной появляются два бугая, и увидев меня, тут же расплываются в улыбках, словно Чеширский кот, который слопал целую банку вкусной сметаны.
        - Сонька! Ярославская! - в голос кричат Мишка с Алексом и, отодвигая Белову в сторону, которая тут же начинает возмущаться, сжимают меня в своих медвежьих объятиях.
        Обнимают крепко и сильно, отчего с губ срывается счастливый смех.
        Чёрт. Я совсем забыла, какие они большие и сильные. Так ненароком и меня могут сломать.
        - Эй, ребят, полегче. Задушите нашу красавицу, - смеётся Светка, смотря на всю эту сцену с участием её парня, друга и подруги.
        - Мы не видели её сто лет. И жуть как соскучились. Поэтому нам позволено, а ты отстань от нас, ведьма, - отмахивается от неё Алекс, а я смеюсь громче и заразительней, и вскоре все мои друзья меня поддерживают.
        ГЛАВА 7
        СОНЯ
        Встретив с друзьями новый год и проведя с ними ещё несколько часов, я засобиралась домой. Нужно было хоть немного поспать, ведь утром мне выходить на дежурство.
        Друзьям не удалось уговорить меня остаться подольше, и весёлой компанией они вышли со мной подождать у подъезда такси.
        Меня крепко обнимают сильные, надёжные руки друга.
        - Ты только скажи, Сонь, и я разобью этому козлу морду. Слышишь, Ярославская? - слышу возле уха тихий голос лучшего друга.
        - Угу. Слышу, Белов. Слышу, - а сама чувствую, как в глазах начинает пощипывать, но я зажмуриваюсь, не желая показывать другу и всем остальным, что не такая уж я и сильная, как они думают и считают.
        Я слишком долго держалась, была сильной. Но последние дни меня доконали, и я еле сдерживаюсь, чтобы не всхлипнуть и не показать свою слабость. Хоть я и уверена в этих людях, как в самой себе. Просто я привыкла держать всё внутри себя, и это, увы, никогда не изменится, как бы я ни любила и ни доверяла.
        Я давно привыкла прятать все переживания и душевную боль, чтобы никто не смог их увидеть. Увидеть и нанести сокрушающий удар по этому месту, и я не смогу оправиться от этого удара.
        Даже родители, те, кто ближе всего на свете для меня, не знают, что творится у меня в душе. Их тем более не хочу волновать. Слишком сильно их люблю, поэтому и держу всё в себе на крепком замке.
        - Я справлюсь. Ты же знаешь, Белов, что я сильная, - шепчу ему так, чтобы это слышал только он один. И не позволяя ни одной слезинке скатиться по моей щеке.
        - Я знаю, - подтверждает мои слова. - Мы все знаем, насколько ты сильная девушка, Сонь. Но вся эта ситуация ненормальна. У тебя есть друзья, которые в любую секунду могут за тебя постоять и набить, наконец, этому козлу морду. Да, Алекс? - друг отстранился от меня и повернул голову к Аверину, который в это время стоял чуть поодаль от нас вместе с девчонками и о чём-то с ними разговаривал.
        - Ты о чём, Белый? - Алекс приподнял одну бровь вверх, не понимая, о чём тот говорит.
        - Я о том, что набьём этому заву-козлу морду, - говорит твёрдо и даже как-то зло.
        - Конечно, набьём, Миш, - отвечает другу, а потом переводит взгляд на меня. - Сонь, ты только скажи. Мы же тебе не чужие и за тебя быстро начистим этому недоумку морду.
        Я смеюсь над этой сценой, но потом серьёзно смотрю на друзей и отвечаю:
        - Спасибо, дорогие мои. Я очень люблю вас. Но я справлюсь с этим. Но если что, я знаю, к кому нужно обратиться, когда мне захочется, чтобы у моего начальника под глазом был фингал синего цвета и выбито пару зубов.
        Темноту предутренней ночи разрезает наш дружный звонкий смех.
        Неожиданно всё моё тело пробирают непонятные ощущения, меня будто окутывает непонятным теплом, отчего я застываю, ощущая, как по спине бегут мурашки. Передёргиваю плечами, дабы отбросить это чувство, но оно только ещё больше и сильнее накрывает меня.
        Чувствую, как будто за мной кто-то пристально наблюдает, не отрывая взгляда. Верчу головой в разные стороны, желая поймать тот взгляд, который направлен на меня. Прожигает, окутывает полыхающим огнём и жалит маленькими искорками, будто оставляя на коже ожоги. И я даже сквозь несколько слоёв одежды чувствую это.
        Я чувствовала такое. Совсем недавно.
        Сердце ухает вниз. А потом замирает.
        Вглядываясь в зимнюю тьму парковки, лишь кое-где освещённую скупым светом фонарей, но ничего и никого не нахожу. Здесь только мы, ожидающие, когда подъедет моё такси, да ещё несколько машин, присыпанных снегом. И всё. Больше никого.
        Странно.
        - Сонь, что-то случилось? - слышу настороженный голос друзей, которые уставились на меня и не могут понять, что случилось с их подругой.
        Впрочем, я сама ничего не могу понять. Только чувствую. А может, виной всему несколько глотков шампанского, которое я пригубила в компании друзей. Всё-таки утром мне вставать на работу. А в этом плане я очень ответственная.
        Всё же я квалифицированная медсестра, и от меня очень часто зависит жизнь человека.
        - Ничего. Просто показалось, - отмахиваюсь от друзей.
        Издалека вижу подъезжающую машину - такси. По номерам понимаю, что приехали за мной. Отлично. Не пришлось долго ждать, как это обычно бывает в праздники.
        Приеду домой и завалюсь спать. Успею нормально выспаться, отдохнуть, пусть даже не так много времени у меня есть на сон. Но всё же оно у меня есть.
        - Это за мной.
        Друзья все вместе тут же подходят ко мне, и мы крепко обнимаемся.
        - Не пропадай, Ярославская, - говорит Миша. - Ждём тебя у нас с Мариной в гости на рождественские праздники.
        Я киваю и втайне надеюсь, что в этот день у меня всё же получится встретиться с четой Беловых. И отдохнуть нормально, а не как сегодня - всего пару часов. Но даже это придало мне немало сил, потому как в каждом слове и объятиях друзей я чувствую их поддержку и веру в меня.
        - Я постараюсь, но сами понимаете: обещать ничего не могу, - легко улыбаюсь и, поцеловав каждого в щёчку и крепко обняв, делаю шаг к машине, которая меня ждёт.
        - Сонь, - окликает в последнюю секунду меня Света, когда я уже подошла к машине и открыла заднюю дверь.
        Я оборачиваюсь и вопросительно на неё смотрю. Светлитская подходит ко мне.
        - Ты сегодня последний день дежуришь? - спрашивает.
        - Вообще да. Но ты же знаешь, что Шестинский может вновь оставить меня на дежурстве. И тут я ничего не смогу сделать. Он мой начальник, а я лишь его подчинённая, - пожимаю плечами.
        - Тебе бы поговорить с вышестоящим начальством. Я тебе говорила это ещё несколько дней назад - это ненормально, - возмущается подруга, хмуро на меня смотря. - Его нужно приструнить.
        - Нет. Это не выход, Свет, - качаю головой. - Да и у него дружеские отношения с начальством. И если я всё же расскажу, что этот друг и подчинённый творит, - а это будет означать нажаловаться, что меня, бедную и несчастную, терроризирует начальник, - то вполне могут уволить меня и даже разбираться не станут, что и как. Поверят ему - тому, кто работает уже не первый год, и у которого не было ни одной ошибки. А не мне - той, кто и года не проработал, хоть я и лучшая в отделении.
          - Я понимаю. А если уйти?
        Я много раз об этом думала. Но только в этой клинике я смогу получить столько знаний и опыта. Что я и сказала подруге. Та только покачала головой. Мы обе понимали, что выхода у меня нет. Только надеяться, что Шестинский наконец отстанет от меня, когда поймёт, что никаких шансов у него на меня нет и никогда не будет.
        - Хорошо. Ты мне тогда завтра набери, как проснёшься.
        Я киваю, давая обещание подруге, что позвоню, и в последний раз прощаюсь с друзьями, сажусь в машину. Называю свой адрес, и автомобиль трогается с места.
        Я прикрываю глаза, откидывая голову назад. Посидели мы хорошо, встретив новый год, хоть и к его началу я слегка припоздала.
        В голове тут же вспыхивает момент в лифте. Как меня успокаивал молодой незнакомый человек, отгоняя от меня страх и панику. Как его голос обволакивал, успокаивал - всё для того, чтобы я пришла в себя и посмотрела в его глаза.
        Серо-голубые омуты. Как грозовое небо. Шторм над океаном. Я смотрела и погружалась всё глубже и глубже, не замечая того, что находится вокруг нас. Забывая про свой страх, панику - про свою болезнь.
        И поцелуй. В котором была нежность… трепет… лёгкость…
        Это просто касание холодных губ незнакомца к моим. Но… я до сих пор чувствую его вкус на своих губах.
        Делаю глубокий вдох, и пальцы сами по себе тянутся к губам.
        Просто касание, а я до сих пор помню его…
        Домой захожу уже через каких-то полчаса. Снимаю белый пуховик, сапоги, вешаю верхнюю одежду на вешалку и, на ходу раздеваясь, направляюсь в свою спальню. Мне просто нужно отдохнуть. Глаза сами собой закрываются. Прийти в себя - и с новыми силами на работу.
        Раздевшись до белья, забралась в мягкую и тёплую постель. Свернулась калачиком, накрывшись сверху одеялом. Носом зарылась в подушку. В голове поставила заметку, что утром нужно набрать родителям, пусть даже я им и набирала - поздравляла их - как только зашла в квартиру к друзьям.
        Я прикрыла глаза, погружаясь в сон.
        Тогда я ещё не знала, что моя жизнь уже никогда не будет прежней. Как бы это банально ни звучало.
        ГЛАВА 8
        СОНЯ
        Дежурство прошло, как ни странно, достаточно неплохо. Никаких аварий, операций, и жирный плюс был в том, что завотделением не было сегодня, что не могло меня не радовать. Всё же видеть его в первый день нового года и портить этим себе настроение мне ой как не хотелось. Но в этот раз удача была на моей стороне - его не было и не предвиделось.
        В душе зародилась надежда, что Герман Витальевич наконец всё понял и отстал от меня. А в голове сразу проскользнула мысль о том, что новый год начался у меня достаточно хорошо. Я бы даже сказала, очень хорошо. И не хотелось, чтобы его портили отвратительные люди в виде заведующего отделением.
        Вечером после дежурства, когда я уже собиралась уходить из клиники после сдачи поста, который принимала Даша, мне позвонила Ленка Канаева. Коллега предложила встретиться и где-нибудь посидеть, поговорить. Отметить Новый год.
        Я была не против. Поэтому мы договорились встретиться через полчаса в уютном небольшом кафе недалеко от нашего места работы. Что было хорошо и для меня, и для подруги.
        Выйдя из клиники, я глубоко вдохнула, впуская в лёгкие свежий морозный воздух. Небо ещё было довольно ясным, но приближающиеся сумерки уже начали окрашивать его в серый цвет. Я направилась в сторону кафе.
        Пришла я раньше Лены, которая, видимо, застряла в пробке. Но время у меня было - я никуда не спешила, дома всё равно никто меня не ждёт. Возле меня возник официант, но я не стала ничего заказывать, а попросила его подойти позже, когда придёт подруга.
        Канаева пришла через десять минут после меня.
        - Привет, - подалась ко мне, чмокнув меня в щёчку.
        - Привет, - ответила ей с улыбкой на лице. - Опять пробки?
        К нам снова подошёл официант. Я заказала себе чёрный крепкий кофе, а Канаева - ягодный чай и какой-то десерт. А как только молодой человек ушёл, направила всё своё внимание на меня.
        - Да, - ответила девушка на мой вопрос. - Жуть какие пробки - в центре какая-то жуткая авария произошла. Там скорая, полиция, поэтому пришлось долго ехать.
        - Наверное, в нашу повезут.
        - Наверное, - пожала плечами. - У меня выходной, поэтому я не собираюсь выходить. Кто там сегодня на дежурстве?
        - Даша. Она даже сегодня приехала раньше, чем нужно, что очень странно, ведь она всегда опаздывает на пять-десять минут.
        - Ой, а то ты не знаешь Дашку, - та махнула рукой при упоминании коллеги. Тут, конечно, она права, но уж слишком странно это. - А что Шестинский? Появлялся сегодня?
        Я покачала головой.
        - Нет. И даже не звонил. Но у него сегодня вечернее дежурство, поэтому в любом случае приедет. А если в аварии кто-то сильно пострадал, то повезут в нашу, и будет операция.
        - Думаешь, тебя вызовет? Всё-таки Крылову - не тот специалист, которого лучше ставить на операции, тем более если там всё так сложно.
        - Не хотелось бы, чтобы меня. Я и так пахала, как проклятая, неделю. Кажется, что из-за переутомления вот-вот упаду в обморок, а кому нужен такой специалист?
        - Ну, похоже, что Герману Витальевичу, - Ленка прыснула в кулак, а я только с улыбкой покачала головой. - На него просто управы нет.
        - И не найдётся, Канаева. Ты забыла, что среди начальства у него друзья, да и связи. И моё слово против него - ничто. Поэтому буду работать и надеяться, что он поймёт, что я не собираюсь под его дудку плясать, и отстанет от меня.
        - Хорошо было бы. Но посмотрим. Надолго ты в мини-отпуске? - спросила подруга и посмотрела на десерт, который нам только что принесли вместе с горячим ароматным чаем.
        - На три дня, а там посмотрим. Ты же знаешь, что в одну секунду всё может поменяться.
        Коллега кивнула и, отломив кусочек аппетитного угощения, принялась лопать. Я же заказывала себе лишь кофе, наслаждалась вкусом и запахом. Грела ладони о кружку и слушала подругу, которая рассказывала, как провела Новый год, где и с кем встречала. А потом расспрашивала у меня.
        Я в подробности вдаваться не стала, решив рассказать лишь то, что немного побыла у друзей, а потом вернулась домой. О незнакомце и поцелуе решила умолчать. Всё же это слишком личное, о котором я не рассказала даже близким друзьям. А мы, между прочим, не первый год друг друга знаем.
        Да и это действительно слишком личное, чтобы делиться этим с кем бы то ни было. Я хочу его сохранить глубоко в себе и никому не рассказывать. Словно оно стало для меня очень дорогим, драгоценным.
        И, наверное, оно так и было. Даже сегодня ночью, когда я сомкнула глаза на несколько часов, мне приснились эти губы, что обжигали мою кожу на губах. Которые касались так, что по телу проносился электрический разряд в двести двадцать вольт, простреливая всю меня и моё сознание.
        Мне было жарко так, что во сне я раскрылась, а проснулась в поту и с быстро бьющимся сердцем, словно пробежала двадцать километров.
        Я долго не могла успокоить своё сердцебиение и неровное дыхание. Сон был настолько реалистичный, что у меня перехватило дыхание, и, рвано дыша, я ощущала на своей коже его касания и слышала шёпот рядом с собой. Лишь через некоторое время смогла взять себя в руки и понять, что я не во сне, а наяву в своей кровати. Одна.
        По телу прошёлся озноб. И, прикрыв глаза, я пыталась сосредоточиться, но у меня ни черта не получалось, потому что как только я закрывала глаза - я видела его и губы, что касались моих губ. Холодное прикосновение, от которого по телу расползается жар.
        Очнулась я от того, что меня кто-то громко звал. Резко повернув голову, я увидела, что это Ленка пристально смотрит на меня, не понимая, что со мной происходит. А я так погрузилась в свои воспоминания и мысли, смотря в окно, за которым день сменялся вечером и плотные сумерки накрывали город, что ничего не замечала.
        - Ты о чём задумалась? - в глазах Канаевой я увидела беспокойство и непонимание.
        - Да так. Не обращай внимания.
        Мы ещё какое-то время посидели, поговорили и, оплатив счёт, вышли вместе из уютного и теплого местечка, потом попрощались и двинулись в разные стороны.
        Домой я приехала только через полтора часа, потому что пробка за всё это время не рассосалась. Я вошла в дом и не успела ещё закрыть входную дверь, как в сумке ожил телефон, оповещая меня о новом входящем вызове.
        Сразу подумала, что это Шестинский желает видеть меня на работе, но нет. Я ошиблась. На этот раз звонила Белова, которая беспокоилась обо мне. Но я заверила её, что всё хорошо и ей не стоит ни о чём таком волноваться.
        Поговорив с подругой немного, набрала номер родителей. С ними уже я разговорилась не на шутку. Всё же по родным я соскучилась - мы не виделись несколько недель, да и разговариваем не так часто. Опять же из-за моей работы.
        С мамой мы проговорили достаточно долго. Она передавала привет моим друзьям и сказала, чтобы как-нибудь все вместе заглянули к ним, как только они приедут в город. Я согласилась и сказала, что всё передам.
        Тепло попрощавшись с родительницей, я направилась в душ, а потом и легла спать, укутавшись в тёплое пуховое одеяло, и почти моментально провалилась в сон.
        Шестинский за вечер ни разу не позвонил, что не могло меня не радовать. Но это затишье перед бурей меня всё-таки тревожило.
        Дни пролетали быстро и монотонно. Рождество всё же получилось встретить с четой Беловых. Работать я стала, как и прежде: с графиком два через два, что меня не могло не радовать. Но всё же я переживала, что Шестинский вновь вызовет меня к себе в кабинет и поставит мне ещё несколько дежурств плюсом к моим дневным сменам.
        Но нет. Такого не происходило. Мы почти даже не пересекались. А если и встречались, то я вежливо здоровалась с ним и проходила мимо. И, конечно, в душе радовалась, что этот мужчина наконец понял, что ему меня не приручить, и отстал от меня. Постепенно напряжение последнего месяца сходило на нет. И под конец я совсем расслабилась. Да и чувствовала себя лучше. Морально.
        Сегодня была смена моя и Ленки. Дежурство было не таким легким, как весь месяц. Было две операции, не слишком тяжелые и сложные, но всё же и не лёгкие.
        Из операционной я вышла уставшая, но держалась. Приняла бодрящий душ и двинулась в сторону сестринской. За столом с чашкой крепкого ягодного чая сидела Канаева.
        - Ну, как всё прошло? - спросила девушка, отхлебнув глоток напитка.
        - Хорошо. Жизни пациента ничего не угрожает.
        Села, облокотившись о спинку стула, прикрыла глаза. До конца смены оставалось чуть больше получаса, а глаза уже сейчас слипались.
        Сегодня вновь спала плохо. Всё чаще мне стал сниться тот незнакомец в лифте и наш поцелуй. Вернее, то лёгкое, но невероятное касание, которое внутри что-то задело, отчего я не могу забыть этого мужчину и его прикосновение к моим губам, бросающее меня в жар.
        Я понимала, что это лишь случайная встреча, случайный поцелуй… Но не могла его забыть, выкинуть из головы. Я остро и трепетно помнила нежные прикосновения сильных рук к своему лицу, помнила его голос, его слова: «Ты очень красивая!»
        Он говорил это, как данность. Как само собой разумеющееся.
        Пыталась его забыть, выкинуть из головы, повторяя каждый раз, что это лишь случайность, но у меня ничего не получалось. Словно это какое-то проклятье, наваждение, от которого я не в силах избавиться.
        - Ярославская!
        Неожиданно мужской рык, прогремевший на всю сестринскую, резко ворвался в моё сознание, как и громкий хлопок, ударяющий дверь о стену, привёл меня в чувство.
        Резко распахнула глаза, встречаясь с серьёзным и даже каким-то грозным взглядом нашего зава Германа Витальевича.
        - Что случилось, Герман Витальевич?
        По его виду было заметно, что он нервничает. Таким я видела его в первый раз. Это дало понять, что случилось что-то серьёзное.
        - Ты мне нужна в реанимации. Срочно! Десять минут назад привезли Свободина Егора - попал в аварию. Травмы очень серьёзные. Кроме тебя я никому не могу доверить эту операцию.
        ГЛАВА 9
        СОНЯ
        Не успеваю что-либо сказать, как в наш с Германом Витальевичем разговор вклинивается Ленка.
        - Егор Свободин? - удивляется и даже слегка вскрикивает, прижимая пальцы рук к губам.
        А я не могу понять, о чём она вообще говорит. Кто такой Егор Свободин?
        В первый раз про него слышу. Он, наверное, какая-нибудь знаменитость, раз о нём так говорят. Да и ещё Канаева знает о нём.
        Интересно, кто же он такой?
        - Да. Тот самый, - отвечает ей зав, а потом переводит взгляд на меня. - Соня, бегом в операционную! Хватит сидеть! - рявкает, и я подскакиваю с места, как ужаленная.
        Завотделением хирургии скрывается точно так же, как и появился - неожиданно. Быстро поворачиваю голову в сторону коллеги и спрашиваю то, что мне сейчас интересно:
        - Кто такой Егор Свободин?
        - Ты что, реально не знаешь, кто такой Егор Свободин?
        Я на её вопрос качаю головой. Действительно не знаю.
        - Это лучший гонщик страны. Он ни одного заезда не проиграл. Прикинь? - вижу, как её глаза начинают сиять блеском восхищения, когда она говорит про этого мужчину. - Ему всего тридцать один год, а сколько у него медалей и заездов! Ох, а какой красавец, - мечтательно растягивает буквы в словах.
        Всё понятно. Машу рукой на Ленку и быстро выхожу из сестринской. Шестинский прав - нечего тут рассиживаться, хоть и, по сути, мой рабочий день уже подошёл к концу. Но в нашей работе бывают непредвиденные обстоятельства, и тут уж ничего не сделаешь.
        Приходится забыть обо всём, встать за стол рядом с коллегами и делать свою работу. Выполнять свой долг. Спасать людей. Ведь именно об этом я мечтала с детства.
        Быстро и чётко надеваю специальное снаряжение. Тщательно мою руки. Натягиваю специальные перчатки.
        Делаю глубокий вдох-выдох и направляюсь в операционный блок. Все наши уже тут и ждут меня. Я кивком головы со всеми здороваюсь.
        - Привет, Соня, - улыбается мне травматолог.
        Я отвечаю ему лёгкой улыбкой и очередным кивком. Но тут же перевожу взгляд на Германа Витальевича, что хмуро смотрит на меня, сведя брови вместе. Неуютное напряжение витает в помещении, отчего мне хочется повести плечами, чтобы скинуть его. Отвожу взгляд в сторону, и только сейчас обращаю внимание на лежащего на операционном столе мужчину.
        Делаю первый шаг, а потом ещё… и ещё.
        Между нами всего два шага, а я смотрю неотрывно на пострадавшего. Свет хирургического светильника падает на лицо мужчине. Его черты кажутся мне смутно знакомыми.
        Делаю ещё один шаг. Внутри отчего-то поднимается паника. И руки мелко дрожат, а в горле застывает ком. Сердце замирает, отдавая болью. Сдавливает.
        Боюсь, но делаю последний шаг. Смотрю на лицо пострадавшего.
        Короткие, ёжиком, русые волосы, светлая щетина на скулах, подбородке и над губами. В кончиках пальцев тут же покалывает - я помню и даже сейчас будто чувствую, как колются эти иголки, когда я прикасаюсь к нему…
        Лишь цвет глаз я не вижу - веки закрыты. Но знаю точно какого они цвет. Серо-голубые. Грозовое небо.
        Неужели это он? Не может быть!..
        Красивое лицо портят ссадины, множество царапин и кровоподтёков. Бледное.
        Я знаю его.
        И чувствую, как земля уходит из-под ног. Перед глазами всё плывёт. Сердце барабанит так, будто у меня началась тахикардия. Я мелко дрожу всем телом, но даже не замечаю этого.
        С губ срывается судорожный вздох. Прикрываю глаза.
        Сквозь гул в ушах, который всё нарастает и нарастает, слышу своё имя и обеспокоенный голос:
        - Соня, - к моей руке осторожно прикасаются.
        Вздрагиваю, распахивая глаза.
        - Соня, ты слышишь меня? Что с тобой?
        Поворачиваю голову в сторону голоса, встречаясь глазами с нашим травматологом Максимом Давидовичем.
        Приоткрываю губы, чтобы что-то сказать, но только хватаю ртом воздух и вновь поворачиваю голову в сторону пациента, словно желаю убедиться, что всё это мне кажется. Что это сон, и я сейчас проснусь. Или что это вовсе не он. Не тот незнакомец из лифта, что спас меня от удушья, страха и паники, давящей на меня со всех сторон маленького пространства.
        Но нет. Это он. Тот мужчина, что нежно прикасался своими широкими и сильными руками к моему лицу. Который успокаивал своим голосом и шептал, что я красивая.
        Он тот, кто снился мне периодически весь этот месяц. Кто не выходил у меня из головы. И вот теперь он тут, лежит передо мной на операционном столе весь в ранах и кровоподтёках, и ему нужна срочная операция. Помощь. И я могу помочь! Должна помочь!
        Это резко отрезвляет меня. Я должна держать себя в руках. Не должна позволить панике и страху завладеть своими чувствами, разумом. Я должна действовать хладнокровно, чётко. Спокойно, чтобы не ошибиться и спасти. Спасти его. Егора Свободина - лучшего гонщика страны.
        Выдыхаю, сосредоточившись.
        Поворачиваю голову в сторону коллеги, который пристально смотрит на меня, наверное, боится, что я упаду в обморок.
        - Со мной всё хорошо. Мы можем приступать. Что с ним? - спокойно и твёрдо произношу, словно это не у меня минуту назад тряслись руки и всё плыло перед глазами.
        - Попал в аварию на гоночном треке. Множество травм, как внешних, так и внутренних. Большая кровопотеря.
        От голоса и слов завотделением и по совместительству главного хирурга меня начинает вновь трясти. Холодок пробегается по спине, а потом меня окутывает жаром. Я не могу понять, что со мной происходит и почему я вообще реагирую на этого мужчину и на известие об аварии вот так остро. Волнуюсь за него как ненормальная. Так нельзя. Это может мне помешать.
        По сути, он мне совершенно чужой человек, с которым я поцеловалась чисто случайно. Но внутри что-то тянет, царапает. Я не могу спокойно реагировать на него, когда он лежит передо мной весь в царапинах и ссадинах.
        - Хорошо, - киваю.
        Когда приступаю к работе, я уже совершенно спокойна, сосредоточена. Усилием воли отбросила от себя все чувства, эмоции. Движения мои отточенные - я делала это уже много раз. Мой довольно малый опыт никогда не был моей слабой стороной: несмотря на то, что я всего три месяца ассистирую на операциях, я уже стала лучшей в хирургическом отделении.
        Работа наша слаженная, чёткая. Ни одного промаха. Слежу за каждым движением Германа Витальевича, чтобы не пропустить ничего и вовремя подать тот или иной инструмент, или сделать так, как будет необходимо. Прийти на выручку.
        Сердце будто остановилось: никаких эмоций, только долг. А вот само время течёт быстро, но ты не обращаешь на него никакого внимания. Всё остаётся за операционным блоком. Все разногласия, ссоры и недопонимания между нами, коллегами. Сейчас мы - один слаженный организм. И мозг вместе с главным хирургом подаёт нам импульс, что нужно делать, и мы тут же подчиняемся, выполняя все указания.
        Потому что мы все сосредоточены на пострадавшем, чтобы помочь ему. Передо мной уже не человек, который мне помог, а пациент, которому теперь должна помочь я, хоть я и крохотный винтик во всей этой системе.
        Я сейчас почти робот. Вся усталость, что накопилась за эти дни вместе сегодняшним дежурством, ушла на второй план. Наоборот, во мне как будто прибавилось силы. Словно я выпила эликсир бодрости и сейчас чувствую себя прекрасно как никогда.
        Под конец бросаю взгляд на Егора Свободина, имя которого я теперь знаю. Короткий взгляд. Сердце пропускает удар, но я тут же беру себя в руки. Осталось совсем немного.
        По лбу бежит струйка пота.
        И вот всё заканчивается.
        - Молодцы! Хорошо поработали, - звучит голос завотделением.
        И только после этого я выдыхаю. Будто за всё время операции ни сделала ни одного вздоха. На меня тут же накатывает усталость. И ноги дрожат, желая вот-вот подкоситься. Прикрываю глаза.
        Всё получилось. С ним всё будет хорошо.
        Выхожу из оперблока, снимая с головы шапочку. Корни волос влажные от пота. На миг останавливаюсь, желая успокоить дыхание и сердцебиение. Поворачиваюсь, чтобы сквозь матовое стекло посмотреть на Егора Свободина.
        Я вижу только его силуэт, но знаю, что он жив, что опасность миновала, и теперь нам всем нужно уповать на время, которое, как известно, лучший лекарь.
        Без сил прислоняюсь к стене и закрываю глаза.
        «Дыши, - умоляю я про себя, чувствуя, как из уголка глаза по скуле сползает слезинка, - живи! Пожалуйста, только живи!»
        - Сонь, ты как? С тобой всё хорошо? - врывается в мои мысли голос. Открываю глаза и вижу Максима Давидовича, который пристально смотрит на меня.
        - Да. Со мной всё хорошо, - голос хрипит от волнения и усталости, а ещё - от страха за жизнь Егора Свободина. Нахожу взглядом зава и спрашиваю то, что меня сейчас интересует больше всего: - Как он? С ним всё будет хорошо?
        - Да, - кивает мужчина, не сводя с меня хмурого взгляда. - Пока побудет в реанимации, а завтра посмотрим на его состояние и, если всё будет хорошо, тогда переведём в обычную палату.
        Я только киваю и, развернувшись, направляюсь в душ. Всё тело потное. Чувствую усталость и слабость.
        Из клиники выхожу, когда на улице уже кромешная тьма. Лишь луна освещает город. Лёгкий мороз вместе с ветерком пробирается сквозь толстую и теплую одежду. Ёжусь и делаю шаг. Завтра у меня выходной. Как и послезавтра. Поэтому я смогу узнать о состоянии Свободина только через два дня.
        Напряжение и страх за его жизнь не оставляют меня. Лишь приглушаются усталостью.
        ГЛАВА 10
        СОНЯ
        Выходные дни тянутся катастрофически долго. Меня не отпускают страх и волнение. Я не нахожу себе места, бесцельно брожу по квартире, пытаюсь что-то делать, но мысли мои там, в больнице - в палате Егора Свободина. Я так ждала эти выходные - а теперь не знаю, как скорее промотать время, чтобы вновь оказаться на работе. Отказалась от встречи с друзьями, ссылаясь на то, что хочу выспаться. Но сон не идёт ко мне. Я забываюсь на пару часов, а потом вскакиваю с гулко бьющимся сердцем, потому что перед глазами он. Его лицо в шрамах и ссадинах.
        Даже пару раз порывалась позвонить Ленке и узнать, как там пострадавший, которого мы оперировали. Рука тянулась за телефоном, искала нужный номер, но палец так и зависал над номером коллеги, я не решалась позвонить и поднести аппарат к уху, чтобы наконец узнать, как там он. Очнулся ли?
        Я так и не смогла позвонить. Как бы мне ни хотелось узнать, как он…
        Потому что понимала, как странно это будет выглядеть со стороны. Что подумает Канаева, и что потом непременно начнутся разговоры за моей спиной и предположения, почему я вдруг решила узнать о состоянии совсем мне не знакомого человека. Хоть и звезды гонок.
        Я гипнотизировала взглядом телефон, мысленно умоляя Ленку позвонить мне: так я посреди непринуждённой болтовни могла бы невзначай спросить о нём. Но Канаева даром телепатии не обладала, поэтому телефон молчал. Ах, чёрт, я же сама всегда прошу, чтобы мне не звонили просто так, и Ленка наверняка считает, что оберегает меня, даёт мне отдохнуть.
        В моей душе поселился стойкий страх, что, пока меня нет рядом, с ним обязательно что-то случится, а я об этом даже не узнаю. Меня бросало то в жар, то в холод. Руки опять начинали трястись, а сердце заходилось в судорогах.
        Даже дышать было тяжело. Я пыталась отвлечься, расслабиться, дышать спокойно и ровно, чтобы прийти в себя и не думать ни о чём плохом. А верить. Верить, что всё будет хорошо.
        В нашей клинике лучшие специалисты и, если что, они смогут ему помочь. Я не должна об этом волноваться.
        Но перед глазами снова и снова появлялась та самая картина, когда он лежал на операционном столе. Бледный. Весь в ссадинах, царапинах и кровоподтёках.
        Но каждый раз я брала себя и в руки и отгоняла все эти мысли в своей голове.
        Он мне никто. Совершенно чужой для меня человек, и я не должна о нём думать, переживать, не находя себе места.
        Я пыталась забыть и вновь вспоминала. И так по кругу. Казалось, что я схожу с ума, но поделать с собой ничего не могла. Даже старалась чем-то занять голову: пыталась читать и даже что-то приготовить. Но, увы, из этого ничего хорошего не получалось.
        Текст никак не воспринимался. Приходилось несколько раз перечитывать одно и то же предложение, чтобы смысл воспринимался сознанием. Но даже это не помогало. С готовкой дело обстояло ещё хуже: у меня всё подгорело, и пришлось попросту выкинуть продукты в мусор.
        Я металась из одного угла в другой. Лишь с исходом второго выходного дня я смогла успокоиться и взять себя в руки. Я дала себе установку, что об этом человеке я не должна думать. Никак не интересоваться, что с ним и как он.
        Свободин Егор мне совершенно чужой человек.
        Этому плану я следовала весь остаток второго выходного. Даже пораньше легла спать, чтобы утром встать свежей и выспавшейся. И, как ни странно, это сработало - утром я встала с хорошим настроением, даже не думая о том, о ком не должна была.
        Даже погода мне сегодня улыбалась, что несказанно меня радовало. Солнце светило ярко и слегка пригревало несмотря на то, что всё ещё зима на улице. А снег серебрился и искрил под косыми лучами солнца.
        На работу я пришла даже раньше, чем начиналась моя смена. Всех девчонок застала в сестренской, они что-то бурно обсуждали, держа кружки - наверняка с горячем чаем - в руках.
        - Всем привет, - поздоровалась со всеми. - Что так бурно обсуждаете? - спросила я у них.
        Мне пришлось прикусить язык, чтобы первым делом не поинтересоваться у Ленки, как состояние Егора Свободина. И пришёл ли он в себя. Но тут же себя оборвала. Я не должна думать о нём и интересоваться его самочувствием. Он лишь мой пациент, и ничего больше.
        И я должна наконец забыть тот наш поцелуй в лифте. Забыть и не вспоминать.
        Коллеги на миг замерли и синхронно повернулись к двери, где я как раз стояла. Я на них непонимающе посмотрела. И только после этого они пришли в себя.
        - Ты знаешь? Знаешь? - воскликнула Даша и даже подскочила со стула.
        - О чём?
        Я не понимала, о чём они вообще говорят? Меня не было два дня, и что за это время могло случиться, что они такие радостные и глаза их светятся как звёзды на небе? Я вообще впервые видела их такими возбуждёнными. Даже слишком возбуждёнными.
        - О том, кто у нас лежит в клинике.
        - Не понимаю, о чём ты вообще, Даш. Извини, но читать мысли я не умею, - пожала плечами, разведя руки в стороны.
        Я действительно ничего не понимала и уж тем более не знала. К нам что, привезли звезду вселенского масштаба?
        И тут меня как током шарахнуло. Егор Свободин!
        Про него же Ленка говорила. Следовательно, все уже знают, кто он такой и что именно он лежит у нас в клинике. И скорей всего, про него-то сейчас все и говорят, и обсуждают.
        - Егор Свободин! - восхищённо воскликнула девушка, а её глаза ещё ярче загорелись, сияя, как два больших фонаря. - Он поступил на днях к нам в клинику. Говорят, на гоночном треке попал в аварию.
        - Я не знаю, о ком вы вообще говорите, - отмахнулась и двинулась в сторону стола, чтобы и себе заварить кофе.
        Время до начала смены у меня ещё есть, поэтому почему бы и не выпить любимый напиток.
        Подошла к столу, взяла свою кружку и, насыпав ложку растворимого кофе, залила его водой, потому как чайник был ещё горячим. Что было мне только на руку. Не хотелось вновь его греть. Не кипяток, конечно, но пойдёт.
        Я замечаю, что в ординаторской повисает оглушительная тишина. Я замираю и поворачиваю голову в сторону коллег, которые в этот момент удивлённо смотрят на меня. И даже как-то шокированно, словно я дурочка.
        Что я такого сказала?
        Ставлю на место чайник, беру одной рукой чашку с кофе и всем корпусом поворачиваюсь в сторону девчонок, которые так и молчат.
        - Ты реально не знаешь, кто это такой?
        Я качаю головой и, обхватывая второй ладонью чашку, делаю небольшой глоток, прикрыв глаза. Не хочу я говорить, что знаю, кто это. Этот тот, кто целовал меня. Но это только моё.
        От воспоминаний о поцелуе я тут же вспыхиваю как спичка. Загораюсь. К щекам поступает румянец, и я пытаюсь скрыть его от пристальных взглядов под прядями.
        - Не интересуюсь гонками, - как бы невзначай говорю я.
        Девчонки переглядываются, пожимают плечами, а потом вновь начинают судачить о чём-то своём, не обращая на меня никакого внимания. И я этому только рада. Меньше нужно привлекать к себе внимания.
        Но один-единственный, но цепкий взгляд я всё ещё чувствую на себе. Приподнимаю глаза и встречаюсь взглядом с Канаевой, которая, недоверчиво щурясь, пристально смотрит на меня.
        Она единственная знает, что именно я ассистировала во время операции Егора Свободина. Но тем не менее она сидит и молчит, не выдавая меня. Лишь по её взгляду можно понять, что она что-то да знает.
        Допив кофе и сполоснув кружку, ставлю её на место. И, развернувшись, направляюсь на выход из помещения.
        Выдыхаю только тогда, когда выхожу. Будто камень с плеч свалился. Только сейчас понимаю, насколько была напряжена. Не хочу, чтобы кто-то знал, что мы с Егором знакомы. Коллегам только волю дай - такого напридумывают, чего и в помине не было. Передёргиваю плечами.
        - Сонь! - меня окликают.
        Останавливаюсь посреди коридора и оглядываюсь. Ко мне спешит Лена Канаева. Ну вот, сейчас начнутся расспросы. А мне этого ой как не хотелось бы. Да и всё равно, я не собираюсь ей что-либо рассказывать.
        - Что-то случилось? - спрашиваю её, стоит ей подойти ко мне, остановившись в нескольких шагах.
        - Почему ты не сказала, что ты ассистировала на операции Свободина?
        - А должна была?
        Выгибаю бровь в удивлении от вопроса Ленки. С чего вдруг она интересуется этим? Да и с чего это я должна всем всё рассказывать, на каких операциях я ассистировала? У каждого своя работа, которую он должен выполнять и не лезть в чужую.
        - Просто интересно, Сонь. Ты с самого утра какая-то странная.
        - Всё нормально. Я вот что хотела у тебя спросить… - задерживаю дыхание, думая, стоит ли спрашивать или же не стоит.
        Не втягиваться во всё это. Но внутри волнение так и не пропадает. И поэтому, чтобы узнать и наконец успокоиться, забыть об этом человека, я должна спросить.
        - Как Свободин?
        Вопрос вылетает так стремительно, будто я устала носить в себе эти слова. Вот и всё. Я задала вопрос и теперь, затаив дыхание, жду, что ответит Канаева.
        - С ним всё хорошо. Вчера очнулся и постепенно приходит в норму. Я подробности не знаю. Это тебе лучше узнать у Шестинского. Я же других курирую.
        Я только качаю головой и вновь выпаливаю вопрос, даже не думая о том, что делаю. Только после того, как озвучиваю его, понимаю, что сделала.
        - В какой он палате?
        Коллега прищуривается, пристально рассматривая меня. Я же стараюсь держать себя в руках, чтобы не выдать себя, как нервничаю сейчас.
        - В двести четвёртой.
        Я опять качаю головой и, разворачиваясь, направляюсь в ту сторону, куда и собиралась.
        Не понимаю, как я оказываюсь перед дверью в палату двести четыре. Словно ноги сами принесли меня сюда. К этой самой двери.
        Рука тянется к ручке двери. Замирает в миллиметре от неё. Не решаюсь её открыть, но меня словно магнитом тянет сюда. Словно кто-то там за ней дёргает за ниточку, желая притянуть меня как можно ближе.
        Я только посмотрю, как он, и всё. Посмотрю и уйду. Да, так и поступлю. Это простое волнение за своего пациента, и всё. И ничего более. Просто волнение за пострадавшего, при операции которого я ассистировала.
        Вдыхаю и, потянувшись к ручке, обхватываю её ладонью и нажимаю вниз, открывая белоснежную дверь с номерком двести четыре.
        Протискиваюсь внутрь, и мой взгляд сразу падает на одноместную кровать с белоснежным бельём. И на ней лежит мужчина. Тот самый. Егор Свободин.
        Делаю судорожный вздох и замираю.
        Солнечный свет падает на лицо мужчины.
        Делаю шаг к кровати, а потом ещё… и ещё… Останавливаюсь совсем близко, рассматривая его. На лице всё так же видны царапины и ссадины, хоть уже и не такие кошмарные, как два дня назад на операционном столе.
        Глаза прикрыты. Русые волосы как будто чуть отросли. Щетина на скулах, подбородке и над губами стала гуще и кажется светлее. На правой щеке виднеется длинная царапина. В кончиках моих пальцев опять оживают странные ощущения, даже не ощущения, а воспоминания: как я касалась его лица, и как кололась его щетина… И теперь вновь меня тянет прикоснуться к его лицу. К этой самой царапине.
        Прежде чем понимаю, что делаю, рука тянется к лицу Егора. Затаила дыхание.
        Прикасаюсь к длинной царапине. Провожу по всей её длине. Задыхаюсь от ощущений. Сердце трепещет, бьётся как умалишённое. Словно птичка в клетке.
        Моё запястье резко кто-то хватает. С силой сдавливает, отчего я вскрикиваю и встречаюсь со взглядом распахнутых серо-голубых глубоких глаз. Сердце уходит в пятки.
        ГЛАВА 11
        СОНЯ
        Его глаза становятся глубоко-синие. Они смотрят в мои тёмно-карие пристально, внимательно и будто пытаются заглянуть ко мне в душу. Или это мне только кажется? Но я не могу оторвать от него своего взгляда. А он не убирает своих сомкнутых пальцев с моих запястий.
        - Что ты делаешь? - раздаётся его голос в тишине палаты.
        Сжимает чуть сильнее запястье, принося лёгкую боль, от которой я чуть вскрикиваю и зажмуриваюсь, теряя между нами контакт. Мужчина тут же расслабляет пальцы, и я вырываю руку из его хватки. Прижимаю к себе, потирая запястье другой рукой.
        Мои глаза мечутся по палате, боясь встретиться с синевой его глаз, которые ещё какое-то мгновение назад были серо-голубые, а сейчас глубокая синева в них плещется.
        Я не знаю, что ему ответить. Что сказать. Какого вообще я сюда приперлась? Вот нужно мне это было?
        Проклинаю себя, называя последними словами. Нужно идти работать, а не рассматривать его. Что я здесь делаю?
        - Я… - голос хрипит, срывается, и я прочищаю горло, чтобы не выдать своё волнение, потому что моё быстро бьющееся сердце сейчас готово выпрыгнуть после его касания к моему запястью. Кожа на этом месте, где он касался меня, горит.
        - Я хотела измерить вашу температуру. Как вы себя чувствуете?
        Говорю первое, что приходит на ум. Не говорить же, что я хотела лишь прикоснуться к нему. Совсем мозги отказали. Не о том ты думаешь, Соня. Не о том.
        Всё же беру себя в руки, но посмотреть на него боюсь, будто маленькая провинившаяся девочка стою перед ним, а он меня отчитывает. Глупая. Нужно быстрее уходить отсюда и больше не появляться.
        - Жить буду.
        Говорит и замолкает. Между нами повисает тишина. Кожу на лице начинает покалывает, как и тогда в лифте.
        Делаю вдох и решаюсь на него посмотреть. Посмотреть и уйти.
        Быстрый взмах ресниц, и я вновь сталкиваюсь с глубокой синевой, которая внимательно, серьёзно меня рассматривает. Сначала проходится по моему лицу: будто касается своей рукой моих глаз, скул и губ. И взгляд опускается ниже, рассматривая меня ещё пристальней, чем прежде.
        Теперь он может рассмотреть меня тщательней и увидеть, что я очень миниатюрная, худенькая девушка - под пуховиком этого не было видно. А теперь я перед ним как на ладони. В брючном костюме голубого цвета, предназначенном для операционных сестёр и хирургов.
        Стройная, тонкая талия. Тёмно-карие глаза. Густая копна пушистых тёмных волос. Аккуратный носик. И аккуратные губки.
        Всё тело колет - будто рукой проводит по талии, касается моей кожи, оставляя ожоги на ней.
        В голове будто включилась сирена, вопя о том, что нужно уходить. Немедленно уходить. Но как же хочется остаться! И прикоснуться к его лицу. Вновь провести пальцами по длинной царапине на щеке. Прикоснуться к колючей светлой щетине. Но одна мысль мешает мне просто так отойти от этого мужчины…
        Интересно, а помнит ли он меня? Помнит ли наш поцелуй?
        Но тут же прогоняю эти мысли прочь из своей головы.
        - Хорошо.
        Это всё, что я могу сказать, и, развернувшись лицом к двери, делаю шаг по направлению к выходу из этой палаты. Прикусываю нижнюю губу и корю себя ещё сильнее, повторяя, что не следовало сюда приходить. Глупая дурочка. Что он обо мне подумает? Да и вспомнит ли он меня вообще?
        Скорей всего, нет. Почему-то со стопроцентной уверенностью могу сказать, что у него таких, как я, которых он целовал не раз, много. Взять хотя бы Дашку, да и всех остальных девчонок - стоило им только узнать, кто у нас лежит в отделении, как у них сразу зажглись глаза, как гирлянды на новогодней ёлке.
        Он красивый.
        Нет. Нет. И ещё раз нет. Я должна выбросить его из своей головы. Думать только о работе, которая для меня намного важнее.
        Только подхожу к двери, как позади себя слышу голос.
        - Ты очень красивая…
        А меня от этих слов простреливает пониманием. Замираю. Как и рука, что потянулась к ручке двери.
        Свободин это сказал, или же мне только послышалось? Показалось?
        Его слова. Он говорил мне те же слова, что и тогда в лифте. Так и зависаю. Не могу с места сдвинуться, чтобы наконец уйти из этой палаты и больше сюда не приходить. Но не могу и развернуться, чтобы посмотреть в его глаза ещё раз. Глубокая синева.
        И в этот самый момент дверь в палату к Егору Свободину резко распахивается, отчего я отскакиваю назад, чтобы меня не ударило дверью по лбу. На пороге я вижу Шестинского Германа Витальевича. А за его спиной суетится и выглядывает Дашка Крылова.
        ГЛАВА 12
        СОНЯ
        Шестинский смотрит на меня, и выражение его лица меняется - секунду назад он выглядел растерянным, не ожидая встретить меня здесь, но сейчас он всё больше хмурится, становится жёстким. По коже пробегают неприятные мурашки, и я понимаю, что ничего хорошего мне ждать не остаётся.
        Хочется рефлекторно поёжиться, обнять себя руками, дабы отгородиться от этого человека как можно дальше.
        Никогда этот мужчина мне не нравился. А последние месяцы, когда он особо пристально начал обращать на меня внимание, и все эти его дежурства, что он мне назначал, ещё больше отталкивали от этого человека.
        - Ярославская! - грубый недовольный голос завотделением разрезал затянувшуюся тишину между нами.
        Я вздрогнула, и тут захотелось сжаться в колючий клубок, ощетиниться, как ёжик, чтобы он не подходил ко мне. Но я тут же выпрямилась, не позволяя увидеть все мои чувства - причём далеко не приятные - к этому человеку.
        Потому что знала: если дам слабину, и он это увидит, то ничем хорошим это не закончится. Поэтому я должна невозмутимо выстоять перед ним.
        Тем более рядом находится Даша. Да и Егор Свободин смотрит - чувствую его пристальный, довольный и даже какой-то злой взгляд на себе. Именно это тут же отрезвляет меня.
        Не хочу, чтобы все видели моей слабости. И особенно не хочу, чтобы видел Егор. Хоть и последняя его реакция на меня царапнула по сердцу.
        - Да, Герман Витальевич, - говорю спокойно и непринуждённо.
        - Что вы здесь делаете? - он говорит уже спокойнее, но я уже достаточно изучила этого человека, чтобы заметить в голосе ярость и недовольство, хоть зав и старается их замаскировать. Но тот, кто знает его не один месяц, тот может разобрать весь этот его тон. - В это время вы должны быть у своего пациента, но никак не здесь.
        Быстро бросает взгляд мне за спину. Потом вновь переводит его на меня.
        Так, Соня, ты не должна показывать этому человеку свою слабость и то, какие чувства ты к нему испытываешь - жгучую ненависть.
        - Перед посещением своих подопечных, - начала размеренно и мягко, проговаривая чётко каждое слово, - я решила посетить пациента, на операции которого я ассистировала накануне, и узнать, как он себя чувствует. А что, это запрещено трудовым законодательством или противоречит медицинскому кодексу?
        Последнее предложение вырвалось само собой. И только после того, как я поняла, что сказала, прикусила кончик языка.
        Чёрт, Сонька, что ты делаешь? Ты же просто нарываешься сейчас на дежурства. Но поделать я уже ничего не могла. Я уже всё сказала, и теперь придётся только молиться, чтобы последствий моим словам не было.
        Я почувствовала на себе ещё более пристальный и изучающий взгляд, который прожигал мою спину огнём. Мне даже казалось, что на теле останутся ожоги. Кожа просто пылала. Почувствовала, как всё лицо горит.
        - Ярославская! - мужской рык почти заставил меня поморщиться. Отрезвил в одну секунду.
        Мне титанических усилий стоило, чтобы не сжаться в маленький клубок. Впрочем, как и Дашке, которая застыла изваянием позади начальника и стреляла в меня своим хмурым взглядом.
        Вот только её мне здесь не хватало для полного счастья…
        - Вы что себе позволяете? Как вы можете так разговаривать с начальником? С завотделением этой клиники? - его яростный голос и гневное выражение лица свидетельствовали, что я очень сильно попала. И пощады мне точно не будет.
        Этот не тот человек, который спустит такое вот к себе отношение.
        - Как вас там? Герман Витальевич? - от твёрдого голоса позади себя я застыла мраморной статуей. - Если вы начальник, то это не даёт вам никакого права так разговаривать с девушкой.
        В этом голосе была сталь, холод, почти лёд, и от него вдоль позвоночника волной прокатились мурашки. Но это были совершенно другие чувства, нежели к Шестинскому.
        В эту секунду мне так хотелось обернуться и посмотреть на него. Увидеть черты его лица и попробовать угадать, что он сейчас чувствует и о чём в эту секунду думает. Лишь титанических усилий мне стоило этого не сделать.
        Мы здесь не одни, поэтому необходимо держать себя в руках.
        Но эти его слова… И то, что он меня защитил… Он ведь защитил?
        - А вы, молодой человек, лучше бы не лезли. Вас это никак не должно касаться.
        - Меня это напрямую касается.
        Я чувствовала кожей, что напряжение в палате накаляется. Отчего стало как-то неуютно. Не так, как было, когда в ней находились только я и Егор Свободин. Совершенно по-другому.
        - Эта девушка, как я понял, присутствовала и даже ассистировала на моей операцию. Поэтому меня это напрямую касается. Мне всегда казалось, что медсестра, заботящаяся о своих пациентах, заслуживает похвалы, но никак не выговора, - с каждым словом голос мужчины становился всё жёстче и жёстче. - В любом случае вам никто не давал права так с ней разговаривать.
        Взгляд начальника, направленный сначала на Свободина, а потом на меня, говорил о многом. Уже сейчас мне стоит настраиваться на дежурства. Причём не на одно.
        Ну что ж, я готова к этому. Не впервой. Только я не могу понять, почему Свободин за меня заступился? И не хотелось бы, чтобы из-за меня у него были неприятности. Я всё же сама способна справиться с Шестинским. А ему не следовало во всё это лезть.
        На мгновение в палате повисла тишина, но первой её нарушила я. Потому что мне действительно нужно было уже идти.
        - Я пойду, - слегка повернулась в сторону Егора, твёрдо и жёстко смотрящего на Германа Витальевича, который в своё время так же буровил взглядом мужчину. - Поправляйтесь, Егор, - легко улыбнулась, слегка приподнимая уголки губ.
        Имя мужчины я произнесла с улыбкой, пробуя его и будто запоминая. Будто каждой буквой я вгоняла его себе под кожу.
        - Как закончится ваша смена, зайдите, пожалуйста, - Егор говорил строго, и я поняла по его тону, что возражать не стоит и лучше сделать так, как он просит.
        Всё это он говорил мне, смотря прямо в моё лицо. Я поняла, что это было адресовано исключительно мне.
        Но я не могла понять, зачем я ему нужна?
        - Хорошо, - я кивнула и, развернувшись, направилась из палаты.
        Проходя мимо Шестинского, услышала слова, что были адресованы мне:
        - В обеденный перерыв зайдите ко мне в кабинет, Ярославская!
        ГЛАВА 13
        СОНЯ
        - Ярославская, ты что, мать твою, вытворяешь?! - рявкает Шестинский, стоит мне только зайти к нему в кабинет, прикрыв дверь, как он и приказывал, в обеденный перерыв.
        Я застываю от мощи и ярости в его голосе, от взгляда, который направлен на меня: бешеный, злой, как у дикого зверя, который смотрит на свою добычу и хочет убить. Свернуть маленькому зайцу шею.
        В этот момент мне впервые страшно находиться в одном помещении с этим мужчиной. Ранее никогда такого не чувствовала, потому что знала: как бы он ни относился ко мне, никогда не посмеет перейти черту. Но сейчас, видя, что таит его взгляд, я понимаю - он способен на всё.
        Но несмотря на страх, вдруг сковавший всё моё тело и на время лишивший меня способности двигаться и говорить, я пытаюсь ничем не выдать, что напугана, стараюсь вести себя ровно, чтобы ещё сильнее не разозлить зава, который и так на пределе.
        - Что, язык проглотила? - рявкает, кажется, ещё громче. - Ты забыла, кто здесь начальник? Почувствовала себя неприкасаемой? Возомнила, что тебе ничего не будет за то, что ты вытворяешь?
        Сейчас он давит на меня своей адской энергетикой, мощью, пытаясь раздавить меня, как какого-то надоедливого комара, как насекомое, которое путается у него под ногами.
        Но я прекрасно всё понимаю, что как раз-таки мне будет за мои слова, да и ещё с лихвой. Но почему-то в тот момент я не смогла прикусить свой язык. За что, в принципе, и поплачусь. Хоть бы только не уволил. Потому что без своей работы я просто не смогу жить. Работа - для меня жизнь.
        Глубоко вздыхаю, чтобы привести своё быстро бьющееся сердце в норму и набрать в лёгкие больше воздуха, и выпаливаю:
        - Простите, пожалуйста, Герман Витальевич.
        Оправдываюсь сейчас, как маленькая нашкодившая девочка перед родителями. Но вот только я далеко не маленькая. Да и этот мужчина мне лишь начальник. Но по-другому я сейчас поступить просто не могу. Всё же он прав - он завотделением, а я лишь медсестра. Меня легко заменить. Незаменимых нет.
        Шестинский сужает свои тёмные глаза, пристально смотря мне в лицо, и от этого ледяного взгляда веет таким холодом, что по коже моментально пробегают мурашки. Хочется поёжиться, но тогда будет ещё хуже, чем сейчас. Поэтому собираю в кулак всю силу воли и стою, не шевелясь.
        - Ярославская, с тобой одни проблемы…
        От шока в душе поднимается волна возмущения: я никогда не была проблемой для клиники, выполняла свои обязанности с удовольствием, и мои действия ни разу ещё не стали причиной проблем или вреда. Но я снова сдерживаюсь, чтобы ещё больше не усугубить конфликт между нами. Не стоит его провоцировать.
        - Зачем вы заходили в палату к Свободину? Что вам там нужно было? - его голос до сих пор яростный и злой, но стал на несколько тонов тише. - Вы его не курируете. К вам он не имеет никакого отношения. Вы всего лишь ассистировали на операции. Так что вас связывает?
        Завотделением хмурится, ожидая ответа на свой вопрос. И я ему скажу так, как есть на самом деле.
        - Я зашла, всего лишь чтобы удостовериться в том, что с пострадавшим всё хорошо. Всё же он лучший гонщик страны.
        Это была чистая правда, потому как я действительно заходила проверить, что с ним всё хорошо. И совершенно неважно, что при этом моё сердце отзывается на этого мужчину.
        - Лично его не знаю, - правда. - Нас ничего с ним не связывает, - ложь. - Я как медсестра решила узнать, как его состояние, - правда-ложь.
        Но всё это я говорила так чётко, ровно, что Шестинский мне просто не мог не поверить.
        - Хорошо, - кивает. - Я вам поверю, но впредь приказываю вам к нему не заходить. Его курирует Дарья. Поэтому у вас нет повода заходить к нему в палату. Я ясно выразился?
        - Да.
        - Хорошо. Но за вашу выходку, а также за неуважительное отношение ко мне в присутствии пациента и персонала я назначаю вам к вашим двум дням работы ещё двое суток дежурства.
        Я так и знала.
        Когда шла сюда, я заранее чётко понимала, что меня ждёт наказание в виде дежурств. Хоть и не знала, в каком количестве. Но какое это имеет значение? Наказание есть наказание.
        Нужно радовать хоть этому. Потому что два дня - это ничто по сравнению с недельным “проживанием” в больнице, как было месяцем ранее. Поэтому я должна радоваться и благодарить, что мне досталось лишь двое суток, а не, скажем, неделя без выходных.
        Здесь я справлюсь.
        А вот упоминание о том, что именно Даша будет курировать Свободина, меня задело. Почему-то это неприятно отзывалось где-то глубоко у меня в душе. Но я быстро отогнала все эти мысли.
        - Хорошо. Я поняла. Я могу идти?
        - Да. Вы можете идти. И впредь! - повысил голос, но я уже привыкла к этому и ровно удержала спину, ни разу не шелохнувшись. - Ведите себя подобающе!
        Я только лишь кивнула, развернулась и вышла из кабинета. Только лишь там, в коридоре, смогла спокойно и ровно вздохнуть. Кто бы знал, скольких усилий мне потребовалось, чтобы совладать со своими эмоциями и чувствами там, в кабинете завотделением, и не дрогнуть.
        Я впервые видела его таким злым. Хотя нет. Такое уже случилось однажды, когда я прямо ему отказала. Хотя и он тогда не юлил, а прямо мне предложил встречи на нейтральной территории.
        Я зашагала в сторону сестринской, где уже находилась вся наша группа. Но я не стану вникать в их пересуды, а на расспросы - если они будут - постараюсь отвечать односложно, не вдаваясь в подробности, из-за чего зав меня к себе вызывал.
        Быстро перекушу и пойду дальше заниматься своими прямыми обязанностями.
        Только заварила себе любимый напиток, как ко мне подошла Ленка. Я подняла на неё вопросительный взгляд.
        - Что там опять разбушевался Шестинский? Я видела, ты была у него в кабинете, да и Дашка, - при этом понизила голос до того, чтобы её слышала только я одна, - ходит какая-то довольная.
        - А ты не знаешь?
        - Не-а.
        - Он назначил её курировать Свободина Егора.
        
        От моих слов Ленка выпучила глаза, и я прекрасно её понимала. Кто-кто, а Крылова не из лучших медсестёр нашего отделения. А зная, какие у Свободина травмы, можно начинать беспокоиться о его самочувствии. Я понимаю, что у нас в отделении лучшие врачи, да и Шестинский, каким бы козлом ни был, профессионал своего дела. Но всё равно чувство беспокойства меня не отпускает с тех пор, как я узнала, что Дашка будет курировать его.
        - Он умом поехал? - воскликнула подруга, и в это время все на нас обернулись. Я шикнула на неё, чтобы тише себя вела. Не стоит привлекать к себе слишком пристальное внимание. - Он что, не понимает, что с теми повреждениями, с которыми к нам поступил Свободин… Да тут ежу понятно, что нужно было ставить тебя, тем более ты ассистировала при операции? Но никак не Крылову. Она ж тупая.
        Лена старалась говорить тихо, но при этом так активно и возмущённо жестикулировала, что я не сдержалась и прыснула. Всё-таки Ленка чудо, но она прямолинейная - что думает, то и говорит. И тут, конечно, я с ней полностью согласна. Крыловой не хватает квалификации, чтобы заниматься именно этим пациентом. Но почему зав именно её поставил на это место - большой вопрос…
        - Знаю, Ленка, знаю. Но он тут главный. Завотделением. И перечить ему мы не имеем права. Я уже попробовала, и ничем хорошим это не закончилось. Сама знаешь, - пожимаю плечами, делая глоток горячего кофе, на мгновение прикрывая глаза от удовольствия.
        Обжигающий ароматный напиток разлился теплом в каждой клеточке моего тела, согревая и принося покой.
        - Да знаю, конечно, но, Сонь, разве он не понимает, чем это может кончиться?.. Всё-таки Егор Свободин не простой человек, а знаменитость.
        - Видимо, не понимает, - пожимаю плечами, до конца допивая свой кофе. Ополаскиваю кружку в раковине и, повернувшись к коллеге, говорю. - Ладно, пошла я дальше работать.
        Кожевская хмурится, окидывает меня пристальным взглядом и вновь заглядывает мне в глаза.
        - Ты есть не будешь? Ты же сегодня и куска в рот не взяла.
        - Мне некогда. Ты же знаешь, сколько сейчас работы. Поэтому на это некогда отвлекаться.
        - Ой, доиграешься ты, Сонька. Нельзя же так.
        Я только качаю головой, прекрасно зная всё это и без неё. Но мне правда некогда. Приду домой, вот там-то спокойно и нормально поем. А здесь что-то не хочется.
        Остаток смены прошёл довольно-таки спокойно. Но работы действительно было много, что даже присесть не было времени. Но к такому ритму работы я уже привыкла и не обращала внимание.
        Егор просил меня зайти к нему после работы. Приближался конец рабочего дня, а вместе с ним - время моего визита к пациенту. Во мне поселилось волнение, руки мелко дрожали, хоть я и старалась себя контролировать. Я не знала, для чего он пригласил меня к себе.
        Я помнила о запрете Шестинского навещать гонщика, но так как я собиралась зайти к нему уже после смены, то считала, что приказы начальства на внерабочее время не распространяются. А значит, я должна расслабиться. Но что-то всё равно не давало спокойно дышать.
        Часы показали восемь вечера, пора собираться домой. Заполнив нужную документацию, переоделась в свою одежду и направилась в то крыло больницы, где расположился Егор.
        Я шла к его палате, и гулкое эхо пустого коридора отражало тихие шаги. Но мне казалось, что моё сердце грохочет на всё отделение. Волнение захлестнуло меня, ладони вспотели, голова кружилась, пульс зашкаливал. Я волновалась, как школьница перед свиданием. Не помогало даже размеренное и глубокое дыхание. Я могла думать только об одном: вспомнил он меня или нет?
        Подойдя к палате с номером двести четыре, вдохнула полной грудью, стараясь успокоить разбушевавшееся сердцебиение. Прикрыла на секунду глаза, собираясь с духом, и робко постучала в дверь.
        По ту сторону услышала громкое “войдите” и поняла, что назад пути нет. Я надавила на ручку и медленно приоткрыла дверь.
        Я не знала, о чём мы с ним будем разговаривать, зачем он позвал меня в свою палату. И уж тем более не знала, как мне вести себя рядом с ним. А из-за сегодняшней демонстрации моего неподобающего поведения перед начальством и вовсе чувствовала себя неуютно и как-то виновато.
        Чёрт, Соня, что с тобой вообще происходит?
        Я никогда не реагировала так ни на одного мужчину. Не было того замешательства, стеснения, робких движений. Я всегда чувствовала себя свободно. Да и некогда было мне заниматься личной жизнью. Потому что её я посвятила работе.
        - Добрый вечер, - проговорила я, стоило только зайти в палату, погружённую в полумрак: за окном уже сгустились зимние вечерние сумерки, а внутри помещение освещалось лишь ночником. Отчего я видела лишь силуэт мужчины, что лежал на кровати. - Как вы себя чувствуете?
        Я первая начала разговор. Нужно побыстрее узнать, что он от меня хотел, и идти домой. Предстоит ещё добраться до квартиры, а на дворе уже темно. Хоть я и не боюсь темноты.
        - Спасибо. Уже лучше.
        Егор Свободин, не отводя своего взгляда, разглядывал меня, стоило мне только показаться в проёме двери. Гонщик будто сканировал меня. Особенно лицо. Будто желая что-то разгадать по нему.
        - Я бы хотел с вами поговорить.
        Я тут же напряглась, не зная, о чём он хочет со мной поговорить. Неужто о том поцелуе, который случился в новогоднюю ночь в лифте?
        Внутри тут же всё затрепетало, стоило только вспомнить о том, что Егор Свободин меня целовал. Хоть это была и вынужденная мера. Но всё же это было до жути приятно, когда он касался своими губами моих. Это был разряд в две тысячи вольт. Вспышка молнии, которая прошибла меня насквозь. Мурашки по коже. И дыхание прерывается.
        - О чём вы хотели поговорить?
        - Вас же Соня зовут?
        Моё имя он произнёс как-то по-особенному. Или мне всего лишь показалось…
        Наверняка он прочитал моё имя на бейджике, когда я заходила к нему в палату и находилась близко к его кровати. О том, что я трогала его длинные царапины на щеке, лучше не вспоминать.
          - Да.
        - И вы ассистировали у меня на операции? - я кивнула. Он нахмурился, а в следующую секунду выпалил: - Скажите, почему вы позволяете этому Шестинскому разговаривать с вами так? Мне кажется, это недопустимое поведение. Неподобающее по отношению к вам.
        От этого вопроса я опешила, не зная, что сказать, как ответить. Он сейчас правда у меня это спросил?
        Какое ему дело, что и как? Да и Шестинский мой начальник, он вполне может так себя вести, ведь я была виновата в этой ситуации. Но никак не могу понять, почему гонщик задаёт мне такие вопросы.
        - Вас не должно это волновать. Он мой начальник, - помотала головой, сцепив пальцы рук перед собой.
        Я смотрела прямо в его глаза. Хоть и не вижу в окружающем полумраке, какого они цвета, но знаю это точно. Они синие. Ярко-синие, с голубой окантовкой. Невероятные…
        - То есть вы позволяете так к себе относиться?
        Свободин просто проигнорировал мои слова, вновь задав свой вопрос. Только больше нахмурился, и черты его лица стали жестче.
        - Да. Мне приходится. Так уж вышло.
        Я увидела, как его губы превратились в тонкую полоску, а руки, лежащие поверх белого одеяла, сжались в кулаки.
        ГЛАВА 14
        СОНЯ
        - Никому не стоит позволять так к себе относиться. Даже если это ваш начальник. Прежде всего вы девушка. А уже потом медработник.
        Его голос твёрд, но в нём слышится напряжённость. И даже злость. Только не могу понять, на кого она направлена. На меня?
        Вижу, как мужчина пытается держать все свои эмоции под контролем, сжимая руки в кулаки. Но это, по-видимому, даётся ему это с большим трудом.
        Я прекрасно понимаю, что он пытается до меня донести.
        Понимаю, что Шестинский повёл себя некрасиво по отношению ко мне - не только как к работнику, но и как к девушке. Некорректно было отчитывать меня перед нашим больным. Но также я понимаю, что здесь он начальник, а я подчинённая. И, если не хочу потерять свою работу, которую, между прочим, люблю, то должна вести себя спокойней. Не нарываться на неприятности. И тогда всё будет хорошо.
        - Спасибо за ваш совет. Я приму его к сведенью.
        Краем глаза смотрю на окно, за которым на город опустились сумерки. И мелкая изморось со снегом бьёт прямо в стекло.
        Ну вот, опять пошёл снег. Как бы за ночь не намело так, что пробраться будет невозможно. Нет, я люблю зиму, но не когда сильные морозы, что зуб на зуб не попадает. И снега по колено, что из дома не выйти, не пробраться сквозь пушистые охапки снега.
        К тому же, когда всё это белоснежное великолепие начнёт таять, а потом ударит сильный мороз, то всем нам и городу не избежать аварий.
        - У вас смена закончилась?
        В моё сознание ворвался голос Свободина. Вздрогнула и вновь перевела взгляд на него.
        - Да. Как раз собираюсь идти домой.
        Ещё мгновение назад его голос был напряжён, в нём сквозила злость и ярость. Сейчас же я не чувствую в нём этих эмоций. Лишь спокойствие. А значит, либо мне показалось, либо он смог быстро справиться со своими эмоциями. И скорей всего первое, потому что всё же он взрослый мужчина, а не двадцатилетний парень, которому тяжело справиться со своими чувствами.
        - Идите домой. Уже поздно. Да и буря, кажется, начинается.
        Я на это только лишь кивнула, полностью с ним соглашаясь. Всё же не хотелось застать бурю, а нормально добраться до дома.
        - Да, вы правы. Не хотелось бы словить буран, - на мгновение замолчала, не решаясь спросить про то, как он себя чувствует и не нужно ли ему что-то.
        Эти слова словно рвались из моего рта. И как бы я ни пыталась их сдерживать, прикусив кончик языка, не смогла с ними совладать. А надо бы держать себя в узде. Всё же гонщик для меня посторонний человек. И после того, как его выпишут, он исчезнет из этой клиники, да и, собственно, из моей жизни тоже.
        Поэтому я должна держаться от него как можно дальше несмотря на то, что хочется быть как никогда ближе.
        - Как вы себя чувствуете? Может, что-то нужно вам?
        Ох, и дурочка ты, Сонька. Это спрашивать должна Дашка Крылова. Его медсестра, которую к нему приставили, но никак не ты. Тебе вообще Шестинский запретил входить в его палату, а ты всё равно попёрлась. И хоть бы меня никто не увидел, как я вхожу и выхожу из палаты Свободина. Тогда мне очередного дежурства не миновать.
        Но свои слова я никоим образом уже не верну. Поэтому только и приходится, что стоять и ждать, что же он ответит мне.
        И вот тут-то я и не знаю, чего хочу больше всего - чтобы он отказался от моей помощи, ссылаясь на то, что ничего не нужно, или же чтобы ему непременно что-то понадобилось, что я могла бы сделать.
        Чёрт! Ну что же ты творишь, девочка? Не зная этого гонщика, ты уже поплыла, как мороженое на солнце в жаркую погоду. Но как же тяжело от него оторваться, не смотреть…
        Красивый чертяга…
        Гонщик смерил меня пристальным взглядом, вновь пройдясь по мне, на мгновение останавливаясь чуть дольше положенного на моих губах. А потом перевёл взгляд на мои глаза.
        - Я чувствую себя хорошо, - интересно, он сейчас врёт? - Спасибо, но ничего не нужно.
        - Хорошо. Тогда я пойду, если вам ничего не нужно. До свидания.
        - До свидания, - глухо ответил.
        Я развернулась, в последний раз посмотрев на него, и сделала шаг к двери. Уже взявшись за ручку, чтобы выйти из палаты, я услышала позади себя твёрдый голос:
        - Будь осторожна, принцесса.
        Я вздрогнула, не веря в то, что услышала. Он назвал меня принцессой? И просил быть осторожной? Может, мне это послышалось, потому что больше никак эти слова я не могу объяснить. С чего он попросил быть осторожной? Из-за того, что на улице почти ночное время суток? Ну, так я привыкла уже к такому графику, когда домой возвращаюсь очень поздно.
        Но от его слов внутри почему-то стало приятно и тепло. Даже волнительно и трепетно, отчего моё сердце забилось чаще, выдавая свой собственный замысловатый ритм. А эхо его твёрдого голоса и слов заполнило мантрой пространство между нами.
        Я будто физически чувствовала его присутствие совсем рядом. Даже дыхание перехватило.
        Я чувствовала, что нужно бежать. Бежать как можно дальше из этой палаты и от этого мужчины. Я будто всей кожей, всем своим телом чувствовала, что этому человеку под силу сломать меня, уничтожить. Разбить на мелкие осколки, так что я разлечусь вдребезги на миллиард частиц космической пыли, не оставив после себя совершенно ничего.
        И не понимая, что делаю, я рванула ручку двери вниз и на себя, выбегая от палаты двести четыре как ужаленная. Будто чего-то боялась. И это было абсолютной правдой. Я боялась раствориться в этом незнакомом мужчине, гонщике, которому под силу сделать мне больно.
        Я бежала, совершенно не разбирая дороги, до сестренской. Быстро накинула на себя белоснежный пуховик, схватила сумку и так же спешно выбежала сначала из помещения, а потом и из самой клиники, не замечая никого, кто прощался со мной.
        Я бежала от самой себя. От своих чувств и эмоций, которые захлестнули меня так неожиданно, которых к тому же я до конца не понимала. Не могла разобраться и дать объяснение тому, что испытываю.
        Как добралась до дома, я не помню. Лишь когда за спиной закрылась дверь, я глубоко вздохнула и обессиленно сползла по двери, усевшись в одежде на пол. Зарылась лицом в колени, прикрыв глаза, я пыталась восстановить свой пульс.
        И не знала, отчего он бьётся так сильно. То ли от того, что бежала быстро, то ли от того, что в голове, не прекращая, звенели его слова: «Будь осторожна, принцесса». А где-то поблизости от меня трезвонил телефон, вызывая хозяйку аппарата.
        Но я никак не реагировала на звуки, погружённая в тот момент, когда я была в палате Свободина и разговаривала с ним. Прокручивала каждое его слово, свои ответы. И, конечно, ощущения, которые испытывала.
        Я ставила на повтор, как заезженную киноплёнку, пытаясь понять себя и убедить - прежде всего в том, что мне нужно держаться от этого человека как можно дальше. А мобильный телефон всё звонил и звонил.
        Прекращал, а потом вновь звонил. Пока я всё же не оторвалась от колен и не полезла рукой в сумку, где и лежал несчастный аппарат.
        На дисплее высветилось имя Лены Канаевой, и это навело меня на мысль, что на работе что-то случилось. Но что могло произойти за каких-то полчаса, пока я добиралась от работы до дома?
        Я тут же приняла вызов.
        - Да, Лен. Что-то случилось? - сбивчиво проговорила, не на шутку разволновавшись.
        - Это я у тебя хотела спросить, Ярославская! - прокричала в трубку Канаева. - Ты чего трубку не берёшь? Да и из клиники вылетела пулей, даже не попрощалась. Я кричала, кричала тебе, а ты ноль внимания. У тебя что-то случилось?
        Я шумно выдохнула. На работе всё хорошо, а значит, можно расслабиться и ни о чём плохом не думать. Хватит на сегодня.
        - Нет. Всё хорошо. Просто спешила. Там вон какая буря на улице разыгралась. Не хотелось бы застрять в ней.
        В этих словах была лишь доля правды, поэтому я частично, но всё же не соврала. Думать о другой половине правды не хотелось. Поэтому я старательно пыталась отогнать мысли о гонщике.
        - Да, да, да… Я видела. Хоть бы аварий на дороге не было.
        И тут я с ней согласна.
        Быстро закончив разговор с Леной, сославшись на усталость и на предстоящий ранний подъём на работу, я поднялась с пола, разделась и двинулась вглубь квартиры. Стоит принять душ, поесть и ложиться в тёплую постель. Завтра вновь ждёт меня тяжелый день.
        ГЛАВА 15
        СОНЯ
        Утро моё началось довольно-таки сумбурно. А всё потому, что я чуть не проспала, потому как почти до самого утра не могла сомкнуть глаз, прокручивая в голове голос и слова Свободина Егора. Представляла его и будто чувствовала, что он сейчас находится совсем рядом.
        Я не могла забыть синеву его глаз. И то, как он смотрел на меня. Как скользил по мне своим взглядом, и я почти физически ощущала его прикосновения, будто рукой он проводил по изгибам моего тела. Отчего внутри поднимался жар, распаляя воображение, и оставался внутри полыхающим костром. А маленькие искры жалили кожу, оставляя на ней ожоги.
        Я ворочалась с одного бока на другой, пытаясь уснуть, но всё было без толку. Лишь когда полнотелая Луна, освещающая мою спальню и кровать, в которой я лежала, медленно стала заходить за горизонт, меня сморило. Но только потому, что организму нужно было отдохнуть.
        Но всё же поспать я смогла лишь пару часов.
        И вот теперь я бегала по всей квартире и в скором порядке собиралась на работу. Не хватало ещё опоздать. И чтоб об этом узнал господин Шестинский. И он-то уж будет несказанно рад назначить мне ещё ряд дежурств. Словно ему приносило неописуемое удовольствие надо мной издеваться.
        И чёрт бы побрал, я единственный раз за все свои годы проспала. В этом плане я была ответственной, не желая, чтобы меня считали непунктуальной и относящейся к своей работе халатно. Ведь каждая секунда может стать для другого решающей.
        На работу я прибежала запыхавшись. Дыхание сбилось, мне пришлось остановиться и привести его в норму, а то точно бы случилась тахикардия.
        В сестренской уже сидела за общим столом Дашка Крылова и что-то усердно писала в бумагах. Я коротко, лишь из вежливости, с ней поздоровалась и отправилась переодеваться. Я успела: рабочая смена у меня начиналась через двадцать минут, что меня немного порадовало - успею выпить чашку кофе.
        И уже после можно с хорошим настроением приниматься за работу. Но, кажется, хорошего настроения мне сегодня всё же не видать. Стоило мне только выйти из раздевалки, как я наткнулась на пристальный, просто испепеляющий взгляд Крыловой, пригвоздивший меня к месту. Поначалу я даже немного опешила, не понимая, в чём дело.
        - Эм… Даш, что-то случилось?
        Девушка никак не отреагировала на мои слова. Лишь смотрела на меня зло, недовольно. И взгляд был такой, будто она хочет мне лицо исцарапать. Я даже поёжилась от такой перспективы.
        Что же всё же с ней случилось? И в чём я таком провинилась перед ней?
        Если она так из-за Шестинского, то пускай забирает его с потрохами. Больно то он нужен мне… Я буду только за и руками, и ногами, чтобы она заграбастала своими длинными лапками зава. Может, тогда он от меня отстанет наконец?..
        Но всё же нужно выяснить у неё, что случилось.
        - Крылова, ты чего застыла? Что случилась у тебя?
        - Ты зачем вчера к Свободину заходила? Тебе же Герман Витальевич запретил заходить к нему в палату, - зло проговорила и упёрлась в меня взглядом, проделывая в моём теле дырку.
        Я испугалась. Всё же видели меня вчера, а я так старалась остаться незамеченной. Да и ещё кто - Дашка Крылова, которая скорей всего шашни крутит с завом отделения. Всё-таки как же мне не повезло! Она ж ещё та коза - сдаст и не поперхнётся.
        Попала ты, Соня, по самое «не хочу». И как теперь из всего этого выкручиваться?..
        Так, спокойствие, только спокойствие. Она не должна понять, что я занервничала. Что хоть как-то эта тема меня волнует. Я должна расслабиться и вести себя естественно.
        Я сделала шаг к столу, где продолжала сидеть Крылова. Смерила её непринуждённым взглядом и спокойно, но твёрдо ответила:
        - Ну, во-первых, я заходила к нему, когда мой рабочий день подошёл концу, а приказы Шестинского не распространяются на моё личное время. После окончания смены я уже не считаюсь работником этой клиники. Поэтому имею право посещать всех, кого захочу. А во-вторых, тебе какое дело? Тебя это никак не должно касаться.
        - Что, умная стала? Думаешь, что если всё умеешь и тебя вызывают на сложные операции, значит, тебе всё можно и за это тебе ничего не будет? А не боишься, что я всё расскажу, и тебе ещё влепят дежурства?
        - Я? Боюсь тебя? Крылова, ты слишком большого мнения о себе.
        Продолжать находиться в этом помещении рядом с этой дурой у меня не было никакого желания. Хоть и, честно признать, я боялась, что очень пронырливая коллега всё доложит Герману Витальевичу. Но боялась я не лишних дежурств, а того, что меня выкинут из клиники. Уволят за служебное несоответствие.
        Но сейчас я не должна показывать, что я действительно этого боюсь.
        Больше не сказав ни слова, я развернулась и направилась на выход. Кофе отменяется. Придётся пить внизу из автомата.
        Лишь когда я подошла к выходу из ординаторской, мне в спину раздался голос девушки:
        - Не смей приближаться к Свободину. Он мой! - сказала, будто он вещь какая-то, на которую можно предъявлять права.
        Свободин - человек. Живой человек. И я почему-то на все двести процентов уверена, что от того, что его вот так присвоили, как вещь - он будет не в восторге. Впрочем, мало кому может понравиться, что к нему вот так относятся.
        Я на её высказывание никак не отреагировала. Просто положила ладонь на ручку двери, опустила и, открыв, вышла из сестренской. Но где-то в глубине души меня больно царапнула неприятная мысль, что Дашка вполне может понравиться Свободину, и у них даже может что-то получиться. Эта мысль вызывала у меня негативные эмоции.
        Сделала два шага в сторону автомата, который был расположен на первом этаже возле самого выхода, как тут же столкнулась с человеком, которого ну никак не хотелось сегодня видеть. Всё же день точно будет невезучим, раз уже с самого утра на меня сыплются неприятности.
        - Доброе утро, Герман Витальевич.
        Я спокойно поздоровалась и уже хотела обойти его и двинуться в нужном мне направлении, но мне перегородили путь. Да что ж такое-то? Они что сегодня, все сговорились, что ли?
        Подняла голову вверх, сталкиваясь со стальным взглядом зава. Стойко выдержала, не отводя своих глаз от его.
        - Что-то случилось? - наверняка случилось, раз пройти мне никак не дают. Да и не дают мне выпить мой любимый кофе. А если я этого не сделаю, значит, день пройдёт зря.
        - Что вы вчера вечером после работы здесь делали? - меня смерили недобрым взглядом. - Я надеюсь, что вы не заходили к Свободину в палату? Не забывайте, его курирует Крылова.
        Я замерла от страха, боясь быть пойманной. Всё же рассказала Дашка про то, что я была вчера в палате гонщика? Вот коза. Или он всё же не знает, что я там была? Вот и как понять его слова?
        - Нет. Я не была в палате у этого пациента, - подумав, решила действовать этой тактикой. - Надо было заполнить нужные документы, вот и пришлось немного задержаться.
        Блин, за последние несколько дней здесь я так часто вру, что мне вполне можно впарить ещё дежурств - просто так, для профилактики. Или же, в качестве крайней меры, уволить. Хотя не имеют права. Но кому нужны эти законы, если очень хочется.
        Я в жизни столько не врала, как за последние дни. Но другого выхода я просто не видела.
        - Хорошо, - смягчился, одобрительно кивнул, и я расслабилась. - Ты сегодня до восьми. Завтра приходишь, как обычно, к восьми - и до двух ночи. А потом с шести утра и до трёх ночи. Старшую медсестру я предупредил и мы изменили график.
        От этих цифр у меня глаза на лоб полезли. Он что, издевается? Да я ж вообще без сна буду. Как он это себе представляет? А если операция сложная будет, а я как зомби хожу? Я же всех подведу, и эта ошибка, минутное промедление может стоит кому-то жизни.
        Ему что, наплевать на людей, на репутацию клиники? Лишь бы только эго своё потешить?
        Деспот. Тиран. Чтоб ему в чай соли насыпали.
        С каждой секундой я всё больше и больше злилась. Но тут же сделала глубокий вдох, успокаиваясь. Не стоит из-за этого козла так переживать и нервы себе портить. Не нужно нарываться на всё ещё больший скандал.
        - Хорошо. Я могу идти? Меня ждут пациенты, а перед этим хотелось бы до начала своей смены всё же выпить кофе.
        - Да. Ты можешь идти. И не забывай про Свободина.
        Я кивнула и, обогнув мужчину, направилась к автомату. Только когда заполнила свой желудок горячим напитком, хоть и непривлекательным по вкусу, а с горчинкой, стала чувствовать себя лучше.
        А потом часы полетели. Я обошла всех своих пациентов. Узнала их самочувствие, заполнила все необходимые документы. И заглянула к нашему Максиму Давидовичу, который вчера просил меня к нему зайти, как только приду на работу. Но утром не успела, поэтому забежала перед обедом, когда часть работы успела закончить.
        Мужчина интересовался моим здоровьем и самочувствием - видите ли, ему не нравится моя бледность и усталый вид. Спросил, почему вообще беру столько дежурств, тогда как должна отдыхать.
        Я лишь отмахнулась, ссылаясь на то, что дома делать нечего, поэтому вот решила взять несколько дежурств, чтобы скоротать, так сказать, время.
        Меня смерили тяжелым, грозным взглядом и пробасили своим грудным, мощным голосом:
        - Соня, ты понимаешь, что это может стоить тебе многого? - понимаю. Прекрасно понимаю, Максим Давидович, но, увы, это не моя прихоть. А жаловаться на зава, у которого связи наверху, просто глупо. - И не только чей-то жизни, но и прежде всего твоей. Одна ошибка - и смерть. А там и конец твоей карьере, хоть ты и простая медсестра. Но в нашей клинике ты лучшая. Да с тобой работать, стоять за одним столом в операционной одно удовольствие. Ты понимаешь с полуслова. Полувзгляда. Поверь, таких, как ты, единицы. Не нужно зарывать свой талант.
        - Спасибо большое. Я понимаю, Максим Давидович. Мне очень приятно слышать от вас такую похвалу, - я смутилась, потому как не привыкла слышать в свой адрес такие комплименты. Хоть и все в клинике знают, что я лучшая квалифицированная медсестра. - И я всё прекрасно понимаю, и постараюсь так сильно себя не нагружать.
        - Вот и умница. Мне будет горько, если мы потеряем такого квалифицированного специалиста.
        А я совсем залилась краской. Всё лицо горело от таких комплиментов и похвалы.
        - Спасибо большое, Максим Давидович.
        Только я проговорила эти слова, как дверь в кабинет Шведова распахнулась, и в помещение влетела миниатюрная Лиля с ресепшена. Запыхавшаяся, раскрасневшаяся и с румянцем на щеках.
        - Что случилось, Лиля? - смерил недовольным взглядом её наш травматолог: не понравилось, что она прервала наш разговор и даже не постучала.
        - Там это… Там…
        - Что, Дубровская?! - прикрикнул на девушку мужчина, чтобы она не заикалась, а нормально объяснила, что случилось.
        - Там мужчина пришёл с цветами, - проговорила Лиля, сделав глубокий успокаивающий вдох. А потом перевела взгляд на меня и выпалила: - К тебе, Сонь.
        ГЛАВА 16
        СОНЯ
        - Что? - удивлённая и даже шокированная её словами, я установилась на девушку, которая во все глаза смотрела на меня и глупо улыбалась, открывая белоснежную полоску зубов. - Может, ты ошиблась, Лиль? Мне никак не могли прислать цветы. Или же курьер ошибся. Не по тому адресу приехал. Просто не может этого быть, - покачала головой в разные стороны, подтверждая свои слова.
        Нет, я, конечно, люблю цветы, и даже очень. И была бы бесконечно счастлива, если бы мне прислали цветы, но почему-то я очень в этом сомневалась.
        Потому что, во-первых, мне, кроме родителей, некому их дарить. Да и повода, собственно, тоже нет. Так что сразу же отпадает такой вариант. А во-вторых, я хоть и свободная девушка, но кавалеров у меня нет. Ну, кроме, конечно, Шестинского.
        Но он поскупится на цветы. Для него это слишком бессмысленная трата денег. Поэтому и эта вероятность тоже отпадает. А больше и некому.
        Вот я и решила, что навряд ли они адресованы мне, потому как в моём окружении никто не мог мне их подарить. Ну вот никак. Поэтому я уверена, что они что-то напутали. Или же сама Дубровская что-то не то поняла.
        И тут скорее всего второе.
        - Да нет же, Сонь. Тебе! Я даже переспросила, и мне чётко показали бумагу, где был написан наш адрес и твоё имя. Поэтому никакой ошибки не может быть, - быстро закивала головой Лиля, улыбаясь ещё сильнее и радостней, будто это ей их прислали, а не мне, во все тридцать два зуба. - А какой букет, - мечтательно протянула Дубровская. - Очень красивый, - кивнула. - Пошли, - она сделала шаг по направлению ко мне, схватила за запястье и потянула к выходу.
        Я в шоке. В какой-то прострации и ничего толком не могу понять. Оглядываюсь на Шведова, который довольно лыбится и подталкивает меня к выходу из своего кабинета. Мол: “Иди, Ярославская, иди. Что застыла как мумия?”
        Да как тут идти, когда ты не понимаешь, что вообще происходит?
        - Хорошо, хорошо. Я иду, Лиль. Только, пожалуйста, не тяни меня, - всё же сдалась я.
        Нужно всё же узнать, кому этот приятный сюрприз предназначен. Но мне действительно было интересно, что за букет и кому его принесли. Даже если это окажется ошибкой - откровенно говоря, я всё-таки склоняюсь к этой теории - то всё равно интересно.
        Ну, блин, ну не верю я, что мне могли принести цветы. Если, конечно, это всё же не родители. Но они обычно на праздники их дарят. А сегодня вроде нет никаких праздничных дат. Да и день рождения у меня только через три недели. Поэтому никаких поводов для цветов нет.
        Но Дубровская меня уже тянула к ресепшену и что-то воодушевлённо рассказывала, тогда как я была погружена в свои мысли и не обращала внимание, что она там бормотала себе под нос.
        Уже подходя к ресепшену, увидела рядом со стойкой молодого человека, который разговаривал с Олей - нашей второй девочкой, что была коллегой в этом плане Лили. Они весело смеялись.
        - Здравствуйте, - поздоровалась с курьером, как только мы подошли. - Мне сказали, что для меня букет есть.
        Оторвавшись от понравившейся ему девушки, парень, на вид которому было лет двадцать четыре-двадцать шесть, повернул голову на звук моего голоса.
        - Добрый день, - приветливо улыбнулся, и на его щеках проступили небольшие ямочки, отчего он выглядел очень мило. - Да. Вы же Соня Ярославская?
        - Да. Верно, - кивнула. - Я Соня Ярославская.
        - Хорошо.
        Курьер повернулся назад, и моему взору тут же открылась картина: на стойке лежал небольшой букетик нежных синих ирисов, перевязанный ярко-фиолетовой лентой, что придавало контраста бутонам с жёлтой серединкой.
        От той красоты, что предстала перед моими глазами, я ахнула и тут же поднесла пальцы к губам в неверии и шоке. Цветов было немного, но букет выглядел довольно пышным и красивым, и внутри меня вспыхнули искорки радости и какого-то детского счастья.
        Рядом стояла Лилька и шептала, что как же мне повезло и какой же всё-таки красивый сюрприз. Даже пару раз горько вздохнула, опечаленная тем, что ей такое никогда не дарили.
        Собственно, мне тоже. Никто. И никогда.
        Парень взял цветы и, повернувшись, передал их мне. Я же с минутной заминкой протянула к ним свои руки, но заметила, как пальцы на руках мелко дрожат, а сердце сбивается с ритма. И в глазах отчего-то защипало.
        - Это вам. И вот, - после того, как я дрожащими руками забрала прекрасный букет, хоть он был небольшой и простой, но это не имело значения, протянул мне планшет с ручкой, на котором была закреплена бумага. - Распишитесь в самом внизу.
        Я кивнула и, взяв ручку в правую руку, второй держа небольшой букетик цветов, расписалась в самом внизу, предварительно посмотрев адрес доставки посылки и имя с фамилией. И да, напротив адреса было действительно указано моё имя. Значит, это не ошибка, и цветы по праву принадлежат мне.
        Но кто мог их мне прислать?
        Может, всё же Шестинский? Да нет. Навряд ли он. Зав бы не раскошелился на такой приятный сюрприз несмотря на то, что вроде бы собирался за мной ухаживать. Ну, по крайней мере, с его слов. Но кроме как завалить меня дежурствами, при этом сговорившись с Николаевой - нашей старшей медсестрой, которая распределяет график выхода на работу, - он ничего не может хорошего мне сделать.
        Поэтому точно не Герман Витальевич. Кто угодно, но точно не он.
        Оторвавшись от созерцания цветов, от прекрасной синевы, от которых никак не могла оторвать взгляд, я посмотрела на курьера.
        - А от кого букет?
        Всё же, может быть, есть какая-то записка, или же на словах что передали? Меня это очень интересовало, потому как записки, которую обычно вставляют в цветы, я не нашла. А хотелось бы узнать, кто мой таинственный поклонник, который прислал мне небольшой, но такой красивый букет синих ирисов, получить который в это время года - просто чудо.
        Поднесла их к лицу и вдохнула их умопомрачительный запах, прикрыв глаза. Интересно, где они взяли ирисы в зимнюю пору? Хотя сейчас какие только не выращивают цветы, чтобы только продать. Даже те, которые в принципе не растут в холодное время года. Скорее всего, где-то в теплицах.
        Почему-то подумала о Свободине - стоило только посмотреть на цвет букета. Такого же цвета его глаза.
        - Ах да, простите, - воскликнул тут же парень и полез рукой в сумку, что висела у него на плече, и через мгновение вынул оттуда небольшой прямоугольный конвертик. - Вот это просили передать вместе с букетом, - и он протянул мне конверт, в котором, скорей всего, лежала записка.
        Я взяла её и, открыв, вынула бумажный прямоугольник. Повертела его, рассматривая с двух сторон, но ничего, никаких записей не нашла. Только потом поняла, что он был сложен вдвое. Развернув его, увидела написанное в середине всего одно слово: “Спасибо”.
        И это всё?
        Вновь повертела записку, но больше никаких слов на ней не было.
        - Молодой человек, это всё? Больше ничего? - я посмотрела на курьера с надеждой, будто он мог знать и сказать мне, кто тот поклонник, от кого пришли эти прекрасные цветы.
        Ничего не понимала, что вообще происходит, и кто это, чёрт побери, кто шлёт цветы вместе с запиской с всего одним словом? И при этом даже не подписался. Вот сиди и гадай, кто же это может быть, кто благодарит тебя непонятно за что и дарит при этом такой милый букет ирисов.
        - Нет. Больше ничего мне не говорили передать, - покачал головой и пожал плечами, как-то грустно улыбнувшись.
        - Сонь, - меня потянули за рукав формы, и я тут же обратила внимание на Лилю, которая, видно, что-то хотела мне сказать.
        - Да, что случилось?
        Та указала головой вперёд, и я проследила за её взглядом. И тут же наткнулась взглядом на двух мужчин, которые пристально и очень внимательно следили за мной.
        В нескольких метрах от нас стоял Герман Витальевич. А позади него Егор Свободин.
        ГЛАВА 17
        СОНЯ
        В один миг всё моё тело напрягается до максимума. Нервы натягиваются как тетива лука. А с губ чуть ли не срывается какой-то обречённый вздох.
        Что они тут делают? Что он тут делает? Шестинский…
        Но я тут же беру себя в руки. Вгоняю ногти в ладони, оставляя отметины на коже, чтобы быстрее прийти в себя и не показать всех своих чувств и эмоций. Не к чему заву их видеть.
        Особенно этому человеку, который смотрит так, будто убить меня желает на этом самом месте. Словно я сделала ему что-то такое, отчего меня немедленно нужно сжечь на костре. И всё равно, что вокруг полно народу.
        В меня вонзается острой иглой взгляд нашего зава. И даже на таком расстоянии я чувствую, насколько сильно он зол и недоволен, отчего меня всю пробирает до костей.
        Захотелось сделать шаг назад, чтобы быть как можно дальше от этого человека.
        Его глаза на мгновение опускаются ниже, он смотрит на мои руки, в которых я держу небольшой букетик, что греет мне в эту самую секунду душу. Но тут же мне хочется скрыть от него ирисы. Спрятать у себя за спиной. Словно это что-то ценное и очень сокровенное, а он одним взглядом будто может уничтожить, сломать или запятнать мою драгоценность.
        Но сейчас меня совершенно не волнует мой начальник, который - я уверена - ещё отыграется на мне. Это будет потом.
        Больше всего меня волнует совсем другое. А точнее - другой. Тот, кто стоит за спиной Шестинского. И как хорошо, что Герман Витальевич его не видит. Который тоже смотрит в мою сторону. Но уже совсем другим взглядом, не желая испепелить, а совсем по-другому, нежели это делает мой начальник.
        Свободин смотрит пристально, внимательно, изучающе. С какой-то затаённой нежностью. И я не смею оторвать своих глаз от него, смотрю на него открыто. И вижу всё. И то, что с одной стороны его поддерживает какой-то мужчина, чтобы не упал. Всё-таки у него была тяжелая операция, и ходить самому ему тяжело. А с другой стороны его поддерживает за локоть Дашка и что-то щебечет.
        И это мне совсем не нравится.
        Неприятное чувство острыми иглами вонзается в моё тело, в сердце. Оно колет и жалит, отчего во мне просыпается желание немедленно отодрать от него её руки, чтобы не смела к нему прикасаться, не смела разговаривать.
        Мне становится больно от того, что я вот так же не могу к нему подойти и прикоснуться. Помочь ему. Не имею на это никакого права. А вот она - да. Потому что она к нему приставлена, а мне запрещено к нему подходить.
        И от этого становится невыносимо горько на душе. Хочется подойти и сказать, чтобы не прикасалась к нему. Сказать, что это я ассистировала на его операции. Сказать, что это меня он поцеловал так нежно, трепетно в новогоднюю ночь в лифте.
        И я уже делаю шаг в их сторону, но тут же себя одёргиваю.
        Соня, что же ты творишь? Нельзя так. Успокойся. Вокруг нас люди, а главное - Шестинский, и я должна держать себя в руках.
        В первый раз ощущаю внутри себя жгучую ревность… Ревность?
        И я понимаю: да, это та самая ревность, которая толкает людей на необдуманные поступки. Боль, разворачивающая грудную клетку, саднящая, накрывающая одной смертоносной волной - это ревность. Жгучее желание оградить человека от чужих взглядов и прикосновений, чтобы никто не смел не то что заговорить с ним, а даже приблизиться. Чтобы он смотрел только на одну тебя.
        Мозг, который внезапно теряет способность здраво мыслить, рассуждать и принимать правильные решения, потому что в этот момент наполнен чудовищным чувством - ревностью.
        Смотрю внимательней на картину в целом.
        Вот только никакого внимания на Дашу Егор не обращает, словно её здесь нет, - смотрит прямо на меня. И внутри меня всё успокаивается, приходит в умиротворение, хоть и не до конца.
        Всё равно чувствую жалющие искры, что Крылова находится так близко к нему.
        Егор переводит взгляд с моего лица на мои руки, которыми я бережно, но крепко прижимаю к своей груди нежные ирисы.
        И на мгновение, всего на миг, я замечаю на его губах довольную улыбку.
        И в моей голове тут же щёлкает. И я чётко понимаю - ирисы от него.
        Они не могут быть от какого-то другого человека. Не могут. Это от него.
        На моих щеках выступает румянец - чувствую, как щёки мои горят, просто пылают. А вздохнуть становится так тяжело - дыхание перехватывает. Но я всё равно смотрю на него не отрываясь. Как и он - на меня.
        И я чувствую, словно между нами натягивается какая-то невидимая нить, что соединяет нас прочно и тянет к друг другу.
        - Эй, Сонь, - меня дёргает вновь за руку Дубровская. Я вздрагиваю и перевожу на неё вопросительный взгляд. - Ты чего? Шестинский смотрит. Да так зло, что, мне кажется, он сейчас одним лишь взглядом сможет испепелить этот букет.
        И мне вот это последнее совершенно не нравится. Блин. Чёрт. И мне ещё сильнее хочется спрятать этот букет от его зоркого взгляда. И самой скрыться куда-нибудь подальше от него и его испепеляющих глаз.
        - Уйти бы тебе по-быстрому и пока не показываться ему на глаза. Того и гляди, сейчас взглядом молнии метать начнёт. Не нравится ему, что за тобой кто-то ухаживает, да и то, что ты принимаешь от кого-то букет. Как бы опять не наставил тебе дежурств, - Лилька недовольно качает головой.
        И тут я с ней полностью согласна. Не хотелось бы неделю вновь без выходных работать. Но тут уж не всё в моих руках, потому что если он так захочет - то так оно и будет. Передаст приказ через Никольскую, лишь бы я только на виду у него была и не смела где-либо шляться и ходить на свидания. А уж брать от кого-то цветы, так тем более.
        - Ты права, - киваю, соглашаясь с ней. Перевожу взгляд на курьера, который внимательно смотрит на нас с Дубровской, пытаясь что-то понять, услышать. - Спасибо большое, молодой человек, - признательно улыбаюсь и ближе прижимаю к своей груди цветы.
        Записку, где написано всего одно слово: "Спасибо", опускаю в карман рабочей рубашки.
          - Это моя работа, - в ответ чуть приподнимает уголки губ в подобии улыбки, прощается и исчезает, предварительно взяв у нашей Оли телефончик. А та так и светится, словно ночная звезда.
        - Ладно, пойду я работать. Ещё нужно пообедать, а то в последнее время забыла, когда ложку в рот брала.
        - А я тебе говорила. Но ты же не слушаешь. Ты очень похудела, - качает головой, подтверждая свои слова. А потом вдруг резко переводит тему: - А ты знаешь, что означают ирисы на языке цветов?
        Я резко перевожу на неё взгляд. Как раз в этот момент Шестинский разворачивается и встречается взглядом с Егором, который по-прежнему стоит у него за спиной, будто чего-то ожидая. Стоит, опираясь на руку своего - наверняка - друга, поддерживаемый с другой стороны Крыловой, до сих пор не убравшей от него свои длиннющие руки, которые мне в этот момент ой как хочется обрубить топором.
        Но я делаю медленный вдох-выдох и успокаиваюсь.
        ГЛАВА 18
        СОНЯ
        Я же не ревную?
        Задаю себе вопрос и ответить на него не могу, как и на то, что творится у меня внутри, когда Свободин оказывается где-то поблизости. Или к нему прикасаются всякие…
        Я замираю, ожидая от Шестинского чего-то очень плохого: боюсь, что сейчас он опять начнёт меня отчитывать или страшным голосом попросит зайти к нему в кабинет, где он сообщит мне о моём новом расписании, и весь следующий месяц я проведу в клинике, потому что домой с таким расписанием я просто не попаду.
        Но всё обходится довольно-таки нормально - Шестинский мгновение смотрит на гонщика, скорее всего догадываясь, что именно он прислал мне эти цветы. Напряжение витает в коридоре. Ощущаю его за версту. Собственно, как и злость и ярость. Вот только не могу понять, кому из мужчин эти чувства принадлежат. А может быть, и обоим.
        Гонщик тоже напряжённо смотрит на зава. Отчего кажется в этот момент они похожи на двух диких зверя, которые не поделили свою добычу.
        И они сейчас словно коршуны, готовые наброситься друг на другу. Я задерживаю дыхание и молюсь, чтобы ничего плохого не произошло. И слава богу, зав смотрит с минуту на гонщика и, ничего не сказав, удаляется. И я не выдержав таких эмоций, шумно выдыхаю. Вместе со мной и Дубровская. Постепенно напряжение, что витало в воздухе, рассеивается, и дышать даже становится легче.
        Главное, чтобы ничего после не случилось.
        - Так вот, ты знаешь? - вновь вырывает меня из раздумий голос Лили.
        - Нет. Я же не занимаюсь цветами. Да и мне редко когда их дарят. Друзья да родители. И то - только на праздники. Обычные розы. Поэтому нет, Лиль, я не знаю, - качаю головой. - А ты знаешь?
        Мне интересно, что же значат эти цветы. Почему-то мне кажется, что не просто так мне преподнесли в благодарность именно ирисы. Словно, даря их мне, хотят этим что-то сказать, показать. И смысл этот хранится именно в этих цветах.
        Поэтому я навострила свои ушки, ожидая узнать наконец значение этих цветов.
        - Знаю. У меня мама на даче разводит цветы. Она их очень любит и носится с ними словно с детьми, - закатывает глаза девушка к потолку. - Поэтому и я знаю, что означает каждый цветок.
        - Ну, и что же говорят ирисы? - поторопила её я.
        - Они говорят о зарождающемся чувстве. Ирисы на языке цветов означают: “Зачем ты нарушила покой моего сердца?”
        От слов Лили моё сердце замерло и в следующую секунду забилось быстрее, играя свою собственную, только ему известную мелодию. Моё дыхание перехватило, а взгляд - удивлённый и даже шокированный - метнулся в сторону всё той же компании, которая так и стояла на том же самом месте.
        И всё это время с меня не спускали пристального и того же внимательного взгляда, будто желая понять, что я чувствую в этот момент. О чём думаю и поняла ли я, что именно от него этот букет.
        Я поняла. Не знаю, как и почему, но я тут же это поняла, стоило только встретиться с этим мужчиной взглядом.
        - Ты уверена? - не отрывая взгляда от лица гонщика, я спросила у коллеги.
        - Да. Нет сомнений в том, что тебе хотят сказать о зарождающихся чувствах. И я уверена, что именно это испытывает к тебе тот самый человек, который прислал тебе эти цветы.
        Больше ничего не сказав, Дубровская уходит на своё место, а я в последний раз смотрю на Егора и, приоткрыв губы, шепчу:
        - Спасибо.
        Надеюсь, он понял это. И, развернувшись, направляюсь в сестринскую: хочу найти вазу и поставить цветы, чтобы они не завяли до конца смены.
        Весь оставшийся день проходит довольно-таки нормально. Шестинского больше не видела, что не могло не радовать. Но в то же время меня не покидало неприятное чувство, что он лишь притаился, чтобы потом сделать свой очередной шаг.
        Сегодня у меня обычный рабочий день, а вот завра уже работаю до ночи.
        До конца смены меня будто оставили в покое. Вечером ушла домой, по дороге забежав в магазин, чтобы прикупить продуктов. И пройдя в свою одинокую квартиру, я приготовила ужин, приняла душ и легла спать.
        Наутро встала бодрой как никогда. Едва открыла глаза, как мой взгляд тут же упал на вазу с ирисами, которая стояла на столе. До чего же они красивые, нежные. А от воспоминаний о том, кто подарил мне эти цветы, внутри всё замирает, и становится так сладко и радостно.
        А в голове слышится слова Лили: “Зачем ты нарушила покой моего сердца?”
        На губах расползается улыбка. Так бы и смотрела на них и смотрела. Но времени совсем нет, потому что у меня сегодня работа до самой ночи.
        В клинику я приехала как обычно - задолго до начала моей смены. Сегодня в смене я была с Леной, которая с самого порога начала у меня расспрашивать, что за букет и кто подарил.
        - А ты откуда знаешь? - удивлённо спросила у подруги. Хотя что спрашивать - я и так знаю, как быстро в нашем коллективе расползаются слухи. Особенно такие. - Хотя можешь не говорить. Согласна, глупый вопрос.
        Я прошествовала, чтобы переодеться, и уже через несколько минут вышла к коллеге, которая смотрела на меня пытливым взглядом.
        - Я не знаю, кто это был, Лен. Записки от отправителя не было, поэтому я понятия не имею, кто это был, - пожала плечами и прошла к столу, чтобы заварить себе кофе.
        Не хотелось кому бы то не было рассказывать от кого эти цветы. Это слишком личное, которым я не хочу ни с кем делиться.
        Уже насыпая в чашку мелкие гранулы, подумала, что желательно бы снизить уровень кофеина. А то чашками его употребляю.
        - Что, совсем-совсем не знаешь, кто это мог быть? Даже предположений никаких? - Канаева посмотрела на меня так жалобно, как кот из мультика “Шрек”.
        - Нет. Не имею понятия, кто это может быть. Слушай, - пригубив ароматный и такой мне нужный напиток, обратилась к коллеге. - А ты не знаешь, работает сегодня Шестинский? Его смена?
        Лена призадумалась.
        - Вроде нет. У него сегодня выходной, - от её слов мне стало немножечко легче, и я расслабилась.
        Не хотелось бы с ним сталкиваться.
        - Ну и хорошо.
        - А что, он вчера, после того как увидел, что тебе подарили цветы, бушевал?
        - Как ни странно, но нет. Молча ушёл. Хотя, мне кажется, когда он его увидел, был готов сжечь его прямо в моих руках. У него такой взгляд был… Брррр… Аж мурашки по коже побежали. Хотелось бы, чтобы он наконец оставил меня в покое. Почему он не понимает, что не нужен он мне? Что не хочу я с ним встречаться и уж тем более раздвигать перед ним ноги?
        - А то ты не знаешь, какой Шестинский. Он ещё, когда проходили практику тут, на тебя засматривался. Поэтому, если честно, то я ни капельки не удивлена.
        - Ну да. Ну да, - отхлебнула глоток кофе, уплывая в свои мысли.
        Весь день прошёл не так спокойно, как начинался. Прошло две операции. Несложные, но после второй я вышла довольно уставшая. И даже мой любимый кофе не помог взбодриться.
        Приняв душ, я решила сходить в сестринскую, чтобы перекусить. А то между операциями не успела и крошки в рот взять.
        Я брела по коридору, раздумывая о том, что в выходной - если у меня будет выходной в ближайшие дни - неплохо было бы съездить к Маринке в гости. Давно не видела друзей, и так из-за самодурства зава жизнь мимо проходит.
        Погруженная в свои мысли, я завернула за угол и внезапно столкнулась с человеком.
        Ойкнула, врезаясь в широкую грудь. На мою талию тут же легли чужие ладони, удерживая меня. Прижали сильнее к себе. Я непроизвольно прижалась к мужской груди, вцепляясь, чтобы удержать равновесие, в серую майку-боксёрку.
        Зажмурилась. Задержала дыхание.
        - Извините.
        - Всё хорошо. Не стоит извиняться. Я даже рад, что ты как ураган налетела на меня.
        Резко вздёрнула голову, встречаясь с синевой глаз. Бездной. Егор. Свободин.
        ГЛАВА 19
        СОНЯ
        Затаив дыхание, во все смотрю на мужчину, а он в свою очередь не отрывает от меня своего взгляда.
        - Прошу прощения, - срывающимся голосом произношу я.
        Его взгляд опускается на мои губы, и я непроизвольно облизываю пересохшие губы кончиком языка.
        Так неудобно перед ним. Задумалась и врезалась в мужчину. Точно нужно на выходных ехать к подруге и немного отдохнуть. А то эта работа меня в край доконает.
        - Перестаньте извиняться, Соня. Не ударились? - одна его рука перемещается от моей талии к лицу.
        Касается лба, медленно ведёт вниз от виска по щеке, обводит контур губ… И я забываю, как дышать. Лёгкие перехватывает. Ноги становятся ватными. И если бы не сильная рука Свободина, я наверняка бы упала к его ногам.
        Ладонями касаюсь оголённых участков кожи, виднеющейся из-под майки-боксёрки, ощущая стальную мощь его мускулистой груди подушечками пальцев. Чувствую, как электризуется вокруг воздух, будто начиная искриться вокруг нас. Чувствую его близость.
        И сейчас она намного сильнее, чем там в лифте, когда мы были укутаны в тёплую одежду. Сейчас же между нами лишь его майка и штаны, а на мне рабочая форма. Она не мешает чувствовать ярче его близость, от которой всё моё тело обдаёт жаром. Сердце набирает обороты и начинает играть свою собственную мелодию, только одному ему известную. И пульс сбивается.
        Я чувствую тепло Егора, мне становится тепло и хорошо. Вся усталость рядом с ним куда-то уходит. И так уютно в его объятиях, что хочется попросить его, чтобы он не размыкал их, а только ближе к себе прижал.
        - Соня? - слышу над собой взволнованный голос и выныриваю из своих мыслей. - С вами всё хорошо?
        Свободин одной рукой зарывается в мои волосы, большим пальцем поглаживает кожу щеки, которая тут же вспыхивает ещё ярче, чем прежде. Я сама вся покрываюсь мурашками и красными пятнами от этой его нежности и ласки. Смущаюсь.
        - Да. Со мной всё хорошо, - киваю. - А с вами? Вы хорошо себя чувствуете?
        - Да. Волнуетесь?
        И на его губах замечаю улыбку. Но более открытую, чем это было вчера в коридоре, где помимо нас было ещё несколько нежелательных свидетелей наших взглядов.
        - Конечно. Всё же совсем недавно была операция. И мы все беспокоимся о вас, чтобы вы поскорее выздоровели.
        - Нет. Именно вы волнуетесь? Мне нет дела до остальных.
        Жестко припечатывает последние слова. И смотрит так, словно давая мне этими словами что-то понять. Я слегка наклоняю голову вбок, смотрю ему в глаза, желая найти ответы на невысказанные вопросы, которые так и норовят слететь с моих губ.
        И я хочу сказать, что да, волнуюсь, но… Будет ли это правильным в этой ситуации? Ведь я переживаю за этого мужчину не как медсестра этой клиники, не как та, что ассистировала на его операции. Совсем по-другому. Но стоит ли говорить ему об этом?
        Но моё сердце спешит впереди разума, и прежде, чем я успеваю осмыслить сказанное, с губ срывается:
        - Да, - а потом, прикусив язык, добавляю: - Как медсестра этой клиники - да, конечно, я беспокоюсь о вашем самочувствии.
        И припечатываю уверенно свои слова кивком головы. Неожиданно Егор запрокидывает голову назад и начинает заливисто смеяться. Я же недоуменно смотрю на него, не понимая, что в моём ответе его так развеселило. Я сказала что-то не то?
        Через мгновение гонщик прекращает смеяться, но вот улыбка не сходит с губ мужчины, а в глазах сияют такие задорные искры, что я непроизвольно тоже улыбаюсь. Мне нравится смотреть, как он улыбается. Его лицо становится светлее, по-мальчишески непосредственным несмотря на то, что он уже мужчина, а на лице его колючая щетина. Но мне почему-то это нравится. До одури нравится. Так, что сердце щемит.
        Неожиданно Свободин наклоняется, и не я успеваю понять, что происходит, как он целует меня в щёку, слегка царапая кожу лица отросшей щетиной. А мне так приятно, что я прикрываю глаза и чуть ли не мурчу.
        Он отстраняется, а я распахиваю глаза, не соображая, что происходит и где я нахожусь. Словно в какой-то прострации, в другой вселенной, где есть только мы вдвоём.
        Сильные пальцы на моей талии приходят в движение, поглаживая мою спину. То поднимаются вверх по спине, то чертят дорожку вниз по позвоночнику, принося моей коже табун мурашек.
        Прикусываю нижнюю губу, чтобы сдержаться и не выдать, насколько мне приятна эта его ласка.
        Другая же ладонь гонщика так и ласкает, перебирает пряди моих волос, большим пальцем гладя кожу щеки. Заправляет волосы мне за ухо.
        - Не умеешь ты врать, Соня, - качает головой. - У тебя всё на лице написано, маленькая принцесса, - и с этими словами пальцами сильнее впутывается в волосы, тянет вниз так, что мне приходится запрокинуть голову. - И ты очень красивая. Ещё в первый раз это заметил. Веришь, я таких никогда прежде не видел. Очень красивая.
        Каждое его слово вонзается мне в сердце. Оно трепещет, бьётся, рвётся наружу. Грохочет так громко, что кажется, сейчас выпрыгнет из моего тела, лишь бы быть рядом с этим мужчиной, который говорит такое, отчего голова кружится и внутри так сладко-сладко становится.
        Особенно когда ощущаешь его близость. Касаешься твёрдой груди, мышц. Ощущаешь, какая ты маленькая по сравнению с ним. И что самое странное, чувствуешь, что рядом с ним тебе не о чем беспокоиться. Он не даст тебя в обиду.
        Не знаю… Это какое-то наваждение, безумие. Просто рядом с ним отказывают тормоза, и всё вокруг становится таким безликим, ненужным. А рядом с ним всё играет по-другому.
        Что со мной?
        - Ты мне сразу понравилась. С первого взгляда. Такая красивая девочка. С ума просто сойти, какая красивая, - его руки гуляют по моему телу.
        - Егор, - срывается с моих губ.
        Неожиданно и резко в наш мир врывается приближающийся посторонний шум. Я вздрагиваю, и дурман в один миг слетает с меня.
        Я понимаю и осознаю, где и с кем я нахожусь. И самое чёткое - что я делаю. Осознав всё это, я в испуге пытаюсь отдалиться, но мне едва ли позволяют это сделать. Только прижимают ближе, не давая убежать испугавшемуся зверьку из лап хищника.
        ГЛАВА 20
        СОНЯ
        - Успокойся, - твёрдое, решительное возражение звучит совсем рядом.
        И я подчиняюсь. Не знаю почему, но подчиняюсь. Меня отпускают всего на долю мгновения, но словно нехотя. Потом берут мою руку в свою, сжимают и куда-то ведут. А я подчиняюсь и иду за мужчиной, словно так и должно быть.
        Всего несколько шагов, и мы оказываемся в каком-то тёмном помещении. За мной закрывается дверь. Меня разворачивают и прижимают спиной к двери твёрдым телом. Ещё миг - и моими губами завладевают чужие.
        Жадно, страстно, горячо и влажно, словно он очень долго сдерживался, а теперь получил то, что так давно жаждал. Всё происходит остро - на грани. Так, что сводит от напряжения мышцы.
        Я не заметила, как руками, пальцами стала цепляться за его сильные широкие плечи. Всё было жадно и вместе с тем нежно. Запредельно нежно. Непозволительно откровенно.
        Россыпь поцелуев. Пламя на губах и внутри меня. Тяжелое дыхание губы в губы. Сдавленный стон.
        В каждом его движении трепет, но и нетерпение, желание прижаться ко мне сильнее. Движения рук по коже предплечий, скользящие вниз, собирающие мурашки. Он снова обнял меня за талию, сжимая и продолжая целовать, кусать мои губы.
        Сильнее за его плечи хватаюсь. Ближе приникаю. У меня волоски на коже дыбом. Пальцами перемещаюсь, зарываюсь в короткие волосы на его затылке. Стону в его губы.
        Это какое-то сумасшествие. Что происходит?..
        Я как будто горю. Всхлипываю, прикусываю его губу, слыша в ответ рык, и чувствую его руку, которая пробирается под мою рабочую рубашку. Касается кожи - и это какой-то взрыв. Сумасшествие. Безумие.
        - Егор, - всхлип-шёпот.
        - Какая же ты красивая. Сладкая девочка, - шепчет между перерывами на поцелуи.
        Отрывается. Оба тяжело дышим. Прикрыв глаза, соприкасается своим лбом с моим. Сильные руки сжимаются на моей талии.
        - Это стоило того, чтобы попасть в аварию, - говорит в самые губы, а они дрожат от его дыхания на моих.
        - Не говори так, - качаю головой из стороны в сторону. - А вдруг с тобой что-то случилось бы…
        - Переживаешь?
        - Да. Очень.
        И не в силах совладать со своими эмоциями, тянусь к его шее и крепко обнимаю. Прижимаюсь ближе. Опускаю голову на его плечо, осторожно и медленно водя пальчиками по его обнажённой коже.
        А меня крепче сжимают. Утыкаются мне в шею и шумно выдыхают.
        - Какая же ты…
        - Какая?
        - Красивая. Я такую никогда не встречал.
        А мне почему-то не верится. Он взрослый мужчина и наверняка видел красивее девушек, а я всего лишь обычная.
        - Красивая, - повторяет, будто прочитал мои мысли.
        А я учащённо дышу, не могу до сих пор прийти в сознание. Кажется, что это просто сон. И стоит мне только ущипнуть себя, как всё это развеется.
        Егор отстраняется, включая свет в палате, но рук с моей талии не убирает, водя пальцами по моей коже.
        - Мне нужна твоя помощь. Поможешь? Я, в общем-то, искал тебя, и как хорошо, что мы столкнулись.
        - Что-то случилось? - беспокойство сразу поселяется в моей душе. Поднимаю на него глаза.
        - Ничего такого. Не переживай. Просто друг принёс мазь от ушибов, и я хотел попросить помочь намазать меня ей. Поможешь? - и смотрит на меня так лукаво, как хитрый кот.
        - Помогу, - не могу не помочь. Не хочу, чтобы к нему кто-либо другой прикасался кроме меня.
        Егор берёт меня за руку и тянет в сторону своей кровати. И тут я понимаю, что мы находимся в его палате. И мы тут целовались. Боже, что я творю? Целоваться в больничном заведении. А если бы нас кто-то заметил?
        Соня, у тебя точно мозг отключился.
        Мы подходим к кровати. Свободин садится на неё, при этом снимая майку-боксёрку, открывая мне взор на его идеальное мускулистое тело. На коже видны пока ещё свежие царапины и ушибы. И тёмные волоски на его груди.
        Прикусываю нижнюю губу, чтобы не облизнуться и не укусить это тело и его обладателя.
        Чёрт, о чём ты думаешь, Соня?
        Если бы об этих мыслях узнали Светка с Маринкой, они бы точно удивились. Потому что я никогда не вела себя так. Не целовалась так горячо, влажно и жадно с почти незнакомым человеком. Причём в стенах клиники.
        Какой позор, Ярославская… У тебя точно мозги улетели.
        - Вот, - вырывает из раздумий голос гонщика, и он подаёт мне в руки флакончик с мазью. - Не знаю, что за мазь, но друг сказал - хорошая.
        Я качаю головой. Откручиваю колпачок, выдавливаю небольшое количество белой мази себе на пальцы и перевожу взгляд на тело мужчины, что с серьёзным видом сидит напротив меня. Я же слегка нагибаюсь, чтобы удобно было видеть каждую царапину и ушиб на груди гонщика и намазать её.
        Прикасаюсь к первой ссадине и осторожно и нежно начинаю втирать в кожу мазь. Сосредоточенно намазываю каждую ссадину и царапину, стараясь не смотреть на его тело так.
        Но каждый раз при взгляде на все его раны я хмурилась. Мне невыносимо было видеть их и думать, что всё могло закончиться намного хуже.
        Прядь волос спадает на лицо, и тут же мужские пальцы заправляют её за ухо. Вздрагиваю. Замираю. Перестаю дышать, затаив дыхание и прикрыв на миг глаза.
        Так и замираю на некоторое мгновение. Но потом, распахнув ресницы, снова принимаюсь за важное дело.
        Каждый раз, прикасаясь к его коже, я непроизвольно вздрагиваю. Мой сердце начинает трепетать и стучит так громко, что кажется, его может услышать Егор. А по коже бегут электрические разряды, стоит только прикоснуться к нему. И дыхание перехватывает.
        Мужчина же сидит как ни в чём не бывало. Только следит за мной внимательно.
        Осталась последняя царапина. Прямо над сердцем. И я, вновь выдавив белую мазь на пальцы и поднеся её к повреждённому участку, начинаю медленно и с нежностью втирать. А по кончикам пальцев ощущаю электрический ток.
        Завершив все манипуляции, хотела уже отодвинуться, отнимая от его тела ладонь, что касалась обнажённой кожи. Но мне этого не позволили сделать.
        Мою руку накрыли сильные мужские пальцы. Сердце пропустило удар.
        Взметнула взгляд вверх, встречаясь с синими глазами. Вторая рука Свободина зарылась мне в волосы. Рывок на себя - и губы Егор впиваются в мои.
        ГЛАВА 21
        СОНЯ
        Я приоткрыла губы, позволяя ему целовать так, как он хочет - нетерпеливо, жадно, но вместе с тем трепетно и с нескрываемой нежностью. При каждом его поцелуе всё внутри сжималось, и бабочки начинали порхать, принося какие-то щекочущие ощущения. Но мне было настолько приятно, что не хотелось, чтобы это чувство прекращалось.
        Поцелуй был откровенным, чувственным, прежде я никогда не испытывала таких ощущений. Со мной такое было впервые.
        Моя рука нежными касаниями порхающей бабочки заскользила вверх от плеча к шее и зарылась в короткие волосы на затылке. И это было нескончаемое удовольствие - эти касания и то, что я нахожусь к нему настолько близко, что кругом голова.
        Я могу его касаться, проводить по телу пальцами, вдыхать его запах и просто чувствовать на своих губах его обжигающий поцелуй. Я могу.
        И сейчас внутри чувствую удовольствие, радость от того, что я могу это делать. Хоть всё это тайна. Но разве это так важно сейчас? Нет. Совершенно. Главное, просто быть рядом с ним.
        Мы оторвались друг от друга, тяжело и часто дыша. Воздуха в лёгких не осталось, и мы жадно хватали его губами. Но не отрывали друг от друга руки: мои так и запутались в его волосах, а Егор касался моей шеи, нежно проводил по ней пальцами, отчего хотелось мурчать, словно я кошка. Прикрыла глаза, чтобы запомнить это момент, заперев, сохранить его глубоко у себя в сердце. И никому никогда об этом не говорить.
        - Спасибо, - прозвучало тихо и совсем близко от моей головы, отчего я вздрогнула и распахнула свои глаза, чтобы тут же встретиться с синевой его взгляда, он неотрывно смотрел на меня.
        - За что? - слегка наклонив голову набок, я уставилась на Егора, не понимая, за что он говорит спасибо.
        Что я такого сделала, что слышу от него это слово?
        - За то, что помогла мне. Обработала мои раны. Теперь они заживут намного быстрее. Хотя на мне и так все заживает как на собаке. Через пару дней буду как новенький.
        - Не за что. Это моя работа. Помогать вам.
        - Всего лишь работа?
        Я промолчала, надеясь, что в моих глазах, от которых он не отрывал взгляда, он сможет найти ответ на этот вопрос. Всё же и так понятно. Он же не глупый мальчик, а довольно-таки взрослый мужчина, и должен понимать, что я здесь не только как медсестра, но и как девушка, которой он нравится.
        Чёрт, меня неистово влечёт к этому мужчине, и я не могу ничего с этим поделать. Не могу контролировать свои эмоции, действия рядом с ним. Он кружит мне голову.
        В голове все тормоза сорвало, и я не соображаю ничего, когда он рядом, смотрит на меня так, что коленки дрожат, и всю меня бросает в жар и дрожь. Рядом с ним тяжело себя контролировать. И что с этим делать, я ума не приложу.
        - Мне нужно идти, - бросив взгляд на часы, я прикидываю, сколько ещё часов у меня есть до конца смены. Осталось ещё четыре часа, что меня не может не радовать. Но, с другой стороны, так не хочется уходить от Свободина. Но понимаю, что лучше было бы не светиться рядом с ним и его палатой. - У меня ещё несколько часов до конца смены.
        - До сколько ты сегодня работаешь? - голос Егора звучит твёрже, чем прежде.
        - До двух ночи, но потом утром на дежурство заступать - и уже до трех ночи. А уже потом у меня два дня выходных.
        С каждым моим словом брови Егора сдвигались друг к другу, и лицо его хмурилось. И я не понимала почему. Хотя догадки всё же у меня были.
        - Что-то не так? - вопросительно посмотрела на него.
        - В котором часу тебе на работу?
        - К шести. Поэтому я думаю скорей всего здесь заночевать. Мне нет смысла ехать домой на два часа, а потом обратно возвращаться. Прилягу, наверное, в сестринской. А встану чуть раньше, чтобы никто не заподозрил, что я тут заночевала. Только Олю с ресепшена стоит предупредить, чтобы она знала и, если что, разбудила меня.
        Поток моих слов был прерван.
        - Подожди, подожди, Сонь. То есть ты будешь работать завтра, уже четвёртый день подряд, с утра и до поздней ночи, я так понимаю?
        - Ну да. Два дня работала по своему графику: два через два, но потом мне поставили дежурства - ещё два дня. Поэтому так и получается, что без выходных. Но я уже привыкла. Да и к тому же потом целых два дня будет у меня отдых. Высплюсь.
        - У тебя это не впервой? - Егор ещё больше нахмурился. Меж бровей пролегла складка, отчего захотелось тут же прикоснуться к ней пальцами и разгладить её.
        - Нет, - покачала головой и тут же прикусила кончик языка, понимая, что я только что сболтнула.
        Я выпрямилась и сделала несколько шагов назад от мужчины, который, кажется, очень сильно разозлился, но я все так же не понимала почему. Но точно знала, что что-то не так в моих словах.
        Свободин резко встал и сделал шаг в мою сторону. Я же как сделала несколько шагов назад, так и замерла, уверенная, что этот мужчина мне ничего плохого не сделает. Я каким-то шестым чувством ощущала, что ничего того, отчего мне будет больно и неприятно, Егор мне не сделает. Поэтому так и осталась на своём месте, следя за каждым его движением.
        А гонщик, преодолев небольшое расстояние в один шаг, обхватил меня одной рукой за талию, слегка поднимая над полом, отчего я тихо вскрикнула и схватилась за его крепкие плечи. Вместе со мной на руках он повернулся на сто восемьдесят градусов, аккуратно опустил меня на свою временную постель. А сам же присел напротив меня на корточки.
        Взял мои обе ладошки в свои, слегка сжал их. Заглянул в глаза.
        - А теперь рассказывай. Почему ты работаешь практически без выходных с таким графиком? - его голос стал твёрдым, не терпящим возражений. Да, собственно, я и не собиралась отнекиваться и что-то скрывать. Хоть и этот человек, вообще-то, мне никто. Я не должна перед ним в чём-либо оправдываться.
        - Это моя работа, Егор. Я лучшая в нашем отделении, да и вообще в клинике. Поэтому это нормально, что я столько работаю. Да, я обычная медсестра, и моя помощь - лишь маленький винтик в огромном механизме. Но это то, что я люблю. О чём мечтала с раннего детства.
          - Я понимаю, - кивает головой в знак того, что он действительно понимает меня и то, что я говорю. - Я точно так же, как и ты, люблю то, чем я занимаюсь, несмотря на риск и последствия вот таких заездов. Ты же понимаешь, чем я занимаюсь? - я киваю. - Но, Соня, есть трудовой кодекс, где чётко прописано, сколько и как должен работать человек, вне зависимости от того, какая у него квалификация. Да, бывают переработки и форс-мажоры, когда требуется немедленно человек, лучший в своём деле, но это не должно быть так, как сейчас у тебя. Это ненормально. Мне это не нравится. У тебя же круги под глазами. Сколько ты спала за последние дни?
        - Я сплю достаточно, - я хмурюсь, потому что этот разговор мне совсем не нравится.
        ГЛАВА 22
        СОНЯ
        Да, во всех его словах я чувствую его заботу и переживания, но это моя работа. То, чем я люблю заниматься. То, что стало для меня жизнью, и я не могу просто отказаться от этого из-за одного человека, которому я отказала и который теперь нагло пользуется своим служебным положением, чтобы меня сломить.
        Чего же я тогда стою, если вот так просто возьму и сдамся?
        Да ничего я тогда стоить не буду. Поэтому нет, сдаваться и раздвигать перед ним ноги я не собираюсь ни за что в жизни. Но и писать заявление об уходе с работы я тоже не хочу. Тогда будет означать, что он выиграл, сломил меня, а я проиграла ему.
        - Для этого тебя звал ваш зав в тот день, когда ты приходила ко мне? Чтобы поставить тебе дежурства?
        Вдруг задаёт мне вопрос. Его руки сжимают мои. Желваки на скулах ходят ходуном, и я понимаю, что он злится. Очень злиться. Так, что ели контролирует себя. И с каждой секундой его эмоции становятся жёстче.
        - Что ты хочешь этим сказать?
        - Не увиливай от ответа. Я тебе говорил, что никто не смеет так относиться к тебе - даже твой начальник. У тебя есть договор, по которому ты работаешь, и этого графика должны придерживаться все, в том числе твоё руководство. Да, не спорю, бывают форс-мажоры, но не постоянно. Ты не должна работать столько. Тем более есть другие медсестры, а не ты одна на всё отделение.
        - Егор…
        - Подожди, я не закончил. Мне нравится то, чем ты занимаешься. Ты такая умница и добилась всего этого сама. Без чьей-либо помощи - я в этом уверен, - он нежно поглаживает пальцами кожу моих ладоней, не прекращая говорить. - Я рад, что столкнулся здесь с тобой. Но мне категорически не нравится то, как тут с тобой обращаются. Зав не имеет право повышать на тебя голос и превышать свои полномочия. Это не входит в его обязанности. Это недопустимо.
        С каждым его словом голос становится все твёрже и яростней. Выпутываю одну руку из его захвата и подношу к его лицу, прикасаюсь к нему, дабы успокоить. Не хочу, чтобы он злился, да и вообще вникал во все мои проблемы, потому что они мои. И я должна сама с ними справиться.
        Не хочу рассказывать ему о том, что мне вообще запрещено находиться рядом с ним, не говоря уже о том, чтобы быть в его палате, да ещё и настолько близко к нему, целовать… Вижу, как ему не нравится вся эта ситуация, и понимаю его. Но опять же - это моя работа, и по-другому я не могу поступить. Я не могу потерять её. Не могу ему все рассказать, потому что он разозлится ещё сильнее.
        - Я не могу потерять это место. Я столько училась и старалась, чтобы меня взяли именно сюда, и не могу просто отказаться от этого. Егор, давай не будем об этом говорить, хорошо? Да и мне уже пора. Меня, наверное, уже все обыскались, а я тут сижу у тебя. Всё же я на дежурстве, - качаю головой.
        Егор резко подрывается. Вскакивает и начинает ходить из одного угла в другой, ероша свои короткие волосы рукой. Вижу, как много ему хочется сказать, и как он сдерживается из последних сил, но заглушает свои чувства, эмоции в себе.
        Я медленно встаю и делаю шаг к нему. Егор стоит ко мне спиной. Подхожу к нему близко, что между нами не остаётся расстояния. В волнении кладу ладошку на его обнажённую широкую спину, утыкаюсь лбом в неё. Прикрываю глаза, вдыхаю его запах, запоминая нашу мимолётную близость. А гонщик замирает, наверняка не ожидая от меня такой смелости.
        Выдыхает. И я, позволив себе маленькую радость, веду обе ладони поперёк его талии, скрещивая руки на его мускулистой груди, чувствуя пальчиками каждый мускул. И целую в спину, между лопаток.
        Замирает. Чувствую, как по его телу проносится дрожь. А в следующую секунду на мои пальцы ложатся его ладони. Сжимают. Он подносит мою ладонь к своему лицу - целует руку, пальцы. И кажется, от его этих движений я умираю.
        Я будто разлетелась на мелкие осколки и тут же собралась, когда, не разжимая своих объятий, Свободин поворачивается ко мне лицом и кладёт свои руки на мою талию, прижимая к себе. А сам утыкается мне в волосы.
        - Пойми, Соня, мне совершенно не нравится то, что ты столько работаешь. Я ничего не имею против твоей профессии и работы. Но с первой секунды, как мы столкнулись, и ты подняла на меня свои красивые глаза, я заметил эти тёмные круги под твоими глазами. Нет, от этого они не стали некрасивыми или тусклыми, нет. Они прекрасны. Но твоя бледность мне не нравится. Я переживаю. Пойми. Я не знаю, как это объяснить, но когда мы с тобой столкнулись, там в лифте, с первого мгновения ты мне понравилась.
        Замолкает. Целует мне в волосы, и вместе с тем его ладони, что покоятся у меня на талии не прекращают движения - медленными касаниями проводят по спине.
        - Ты такая красивая. Кажешься такой хрупкой и маленькой девочкой. Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось. Чтобы ты в один момент упала в обморок от того, что ты много работаешь, но мало отдыхаешь.
        От его слов сердце замерло, а в следующую секунду забилось уже не ровно, а рвано и быстро. Мне до одури была приятна его забота и то, что он переживает обо мне. Его слова… Обо мне никто, кроме моих родных и подруг, никогда не беспокоился и не заботился. А теперь вот он… Но всё же…
        - У этого, как там его, Шестинского - на тебя какие-то планы?
        От вопроса я вздрагиваю и замираю, не зная, как и что ответить. Больше всего я боялась именно этого вопроса и что он поймёт это. Не хочу, чтобы он разбирался, а в том, что он будет разбираться, если обо всём узнает, нет никаких сомнений. А я просто не могу этого допустить.
        Поэтому, несмотря на нервное и бешеное сердцебиение, приоткрываю пересохшие губы и произношу:
        - Нет. У него нет на меня никаких видов.
        Понимаю, что нагло вру, но так будет лучше. Я со всем разберусь сама.
        - Хорошо, - сжимает меня ещё крепче, а я обхватываю его плечи руками, утыкаясь носом в шею. Вдыхаю его запах и стараюсь успокоиться, чтобы не подать виду, что сейчас я ему соврала, что я переживаю, и моё сердце быстро бьётся.
        Надеюсь, он мне действительно поверил. В голове прокручиваю и вбиваю себе слова о том, что так будет лучше. Не стоит ему всего этого знать.
        - Спасибо за цветы, - шепчу, потому что я так и не поблагодарила за невероятный букет, что он мне преподнёс.
        - Пожалуйста. Я надеюсь, что они тебе понравились.
        - Они прекрасны.
        - Не прекрасней, чем ты.
        Ещё какое-то мгновение мы так и стоим, прижавшись к друг другу, но нужно уходить.
        Провожу в последний раз ладонью по его спине, которая так и осталось обнажённой, отрываюсь от него и, посмотрев в его глаза, произношу:
        - Я зайду к тебе завтра. Ближе к вечеру.
        Мне нужно работать, а ему отдыхать. Я и так здесь слишком долго нахожусь, хоть и кажется, что всего лишь короткий миг. Не дай бог кто-то застукает меня выходящей из палаты Свободина, тогда беды точно не миновать.
        - Хорошо, - и наклонившись, целует меня в щёку.
        И так же быстро отрывается от меня и, разжав объятия, отпускает. А я, развернувшись, направляюсь к двери из палаты.
        Подойдя к ней, обхватываю ладонью ручку двери, опускаю вниз и, не успев открыть дверь, позади себя слышу мужской голос:
        - Соня, - оборачиваюсь назад. - Оставайся в клинике. Не надо ехать ночью домой.
        В каждом его слове просьба-беспокойство. И забота, от которой мне приятно и щемит сердце в груди, а к глазам подступают слёзы. Простая просьба, забота от, по сути, незнакомого мне человека, а так приятно слышать это.
        Я киваю и, открыв осторожно дверь, выскальзываю из палаты. На горизонте никого не замечаю, что не может не радовать.
        Прежде всего сначала направляюсь к ресепшену, дабы удостовериться, что меня никто не искал. А уже потом направляюсь в сестринскую, предварительно попросив Олю, чтобы, если что-то случится, разбудила меня. И не забыла толкнуть меня в полчетвёртого утра.
        Нужно будет принять контрастный душ, позавтракать - и опять в бой.
        Зайдя в сестринскую, устроилась на удобном диване и решила почитать книгу, которую взяла сегодня для себя. Открыв её на той странице, где остановилась, продолжила читать.
        Перелистывала страницу за страницей, пока глаза мои не заволокла сонная дымка. Я не заметила, как отправилась в царство Морфея.
        Сквозь сон почувствовала, как кто-то меня толкает и зовёт.
        - Сонь, просыпайся. Ты просила тебя разбудить. Уже полчетвёртого.
        Резко распахнув глаза, заметила, что укутана в тёплый плед. Удивилась. Помню, что точно не укрывалась. Тогда кто это сделал?
        - Это ты? - кивнула на плед, согревавший мои плечи.
        Оля покачала головой и как-то странно улыбнулась. Я прищурилась, но промолчала.
        - Иди прими душ, а я пока заварю тебе кофе.
        - А на ресепшене кто?
        - Я дядь Ваню попросила. А ты беги. Время ещё есть.
        Я кивнула, поблагодарив её. Встала, свернув плед, и направилась в душ. Прохладная вода стекала по моему телу, принося мне свежесть и проясняя ум. Перед глазами всплыли картины вчерашнего вечера, как я целовалась с Егором, его слова и объятия.
        Что же ты творишь, Ярославская?..
        Совсем мозг отключился. Но поделать я с собой ничего не могу.
        Из душа я вышла бодрая и отлично выспавшаяся, хотя, по моим ощущениям, не так уж долго я спала. В комнате Оля уже заварила мне кофе, из чашки поднимался ароматный пар. Я улыбнулась и двинулась в сторону небольшого столика.
        - Никаких происшествий не было?
        - Нет, - девушка покачала головой. - Всё хорошо. Завтракай, а я пойду.
        Я кивнула и, обхватив кружку двумя ладонями, поднесла её к губам, отпила.
        ГЛАВА 23
        СОНЯ
        Последующие две недели пролетели стремительно и без каких-либо казусов. В первую очередь это касалось Шестинского, который будто залёг на дно.
        Виделись мы с ним, несмотря на то, что работали в одной клиники и отделении, достаточно редко: всего несколько раз пересеклись в коридорах, да ещё на общем собрании. И даже там никакого внимания он на меня не обращал, будто я обычный сотрудник у него в подчинении.
        И, конечно, всему этому я не могла не радоваться, думая, что наконец-таки Герман Витальевич отстал от меня, поняв, что я не подчинюсь ему. И уж тем более не лягу под него. Тем не менее в глубине души каждый раз шевелился червячок сомнения и неприязни, стоило только ощутить на себе его задумчивый взгляд или даже просто оказаться с ним в одной смене.
        Подспудно я по-прежнему ожила от него чего-нибудь эдакого: либо новых дежурств, либо ещё чего похуже. Но нет, ничего из этого не было. И со временем я всё же успокоилась.
        После своего последнего дежурства я продолжала работать по обычному своему графику, что, к сожалению, не позволяло мне видеться с Свободиным и побыть хоть пару минут с ним рядом. Лишь редкие встречи взглядами в коридоре клиники. Этого было дико мало. Что меня не могло не огорчать.
        Но всё же мы нашли с ним способ общения: обменялись номерами в тот самый, последний день моего дежурства. И после этого часто переписывались, по вечерам созванивались и разговаривали, рассказывая друг другу про свою жизнь.
        В большинстве случаев я рассказывала ему про себя. Мужчина же ограничился лишь рассказами про свою карьеру, которые мне было очень интересно слушать, и награды, которых было немало, поскольку Свободин ещё не проиграл ни одного заезда. И я гордилась им, слушая с улыбкой на лице очередной рассказ.
        К тому же он побывал в нескольких странах, тогда как сама я не выезжала почти никуда. Лишь несколько раз с родителями на море за границу, посвящая свою жизнь медицине. Но и этого мне было вполне достаточно.
        Но несмотря на то, что я гордилась им и его выигрышами, его образ жизни не давал мне покоя. А точнее - его гонки, во время каждой из которых он подвергал риску свою жизнь. Я боялась за него, потому что одна вот такая гонка могла закончиться очень плохо.
        При мысли об этом меня пронзала дрожь, перед глазами начинали мельтешить чёрные точки, отчего приходилось, прикрыв глаза, проделывать дыхательные упражнения. И это помогало, но ровно до того момента, пока перед мысленным взором не разворачивалось воспоминание, как Егор лежит на операционном столе весь в ранах и ссадинах.
        С каждым днём мы всё больше и больше с ним сближались. И однажды я поняла, что просто не могу уснуть без его голоса.
        Мы поговорили несколько часов назад, но всё равно мне его до одури не хватало. Внутри образовывалась ноющая пустота, и заполнить её мог лишь один человек.
        Рука потянулась к тумбочке, на которой лежал мобильный телефон. Была уже глубокая ночь, и утром мне предстояло вставать на работу, но сна не было ни в одном глазу. Я скучала. Скучала по тому, к кому с каждым днём, кажется, всё больше и больше начала привыкать. Привязываться.
        Найдя в списке номер мужчины, занесла над кнопкой вызова палец, но не могла решиться нажать на него. Внутри было волнение и боязнь помешать, разбудив его. Но мне так его не хватало сейчас, что я всё же не выдержала и нажала на кнопку и, поднеся аппарат к уху, стала ждать первых гудков и голоса, по которому тосковала.
        Уже на втором гудке подняли трубку, и это отозвалось внутри меня приятным теплом, которое тут же разлилось по моим венам. Будто на том конце ждали, что я позвоню.
        - Соскучилась? - услышала я низкий мужской голос, от которого волоски на моей коже встали дыбом, а сердце затрепетало.
        Секундная заминка, и в ответ тихое:
        - А ты нет?
        - Опять отвечаешь вопросом на вопрос. Накажу маленькую проказницу, - наиграно угрожающе проговорил Егор.
        Я в ответ тихонько рассмеялась, не в силах сдерживать переполняющее меня, рвущееся наружу счастье. Да, счастье - и только от того, что я просто могу слышать его голос.
        На душе стало спокойно и так хорошо.
        - Тебе для начала нужно меня поймать, - знаю, что нарываюсь сама, но ничего поделать с собой не могу. Сама провоцирую, потому что в глубине души сама же хочу быть «наказанной» им, как бы я этого ни отрицала.
        - Ты, видно, забыла, маленькая принцесса, что завтра меня выписывают, и тогда тебе от меня не скрыться, как это происходит в последнее время.
        Вот только я не скрываюсь, а в действительности не получается увидеться с мужчиной в стенах клиники, потому как на это есть несколько причин. Одна из которых - завотделением Шестинский, который запретил мне приближаться к Свободину. И если я попадусь на этом, то беды не миновать.
        Да к тому же сама работа не позволяет этого сделать: график моих дежурств вновь вернулся в привычное русло, и это не позволяет поздно вечером заглядывать в палату к мужчине, когда стены клиники пустеют.
        - Я не скрываюсь, а у меня действительно не получается с тобой увидеться. Всё же я не до ночи работаю, как это было прежде, а до шести. И не могу заглянуть к тебе.
        - И это хорошо, Соня, - уже серьёзно и твёрдо отвечает Егор, и я понимаю, к чему он клонит.
        После того разговора, когда мы целовались с ним в его палате, эта тема более не поднималась. Он видел, что я работаю по своему прежнему графику, и этого ему было достаточно. Вот только мне, кажется, нет.
        Потому что мне с каждым последующим днём всё больше его не хватало: рук, тепла его тела и поцелуев, которые распаляли внутри меня страсть, а на губах разжигали огонь, ещё долго ощущаемый мной. Не хватало его самого, когда он прижимал меня к себе, сдавливал в объятиях.
        Какое-то время мы ещё проговорили, а потом он отправил меня спать, потому как утром мне вставать на смену.
        ГЛАВА 24
        СОНЯ
        Проснулась я задолго до будильника. Спокойно и размеренно, смакуя каждое мгновение, я приняла прохладный душ. А после, укутавшись в белоснежное полотенце, обхватившее мою талию и грудь, направилась на кухню заваривать себе утренний кофе, что взбодрит и принесёт ещё больше радости мне.
        После того, как приготовила себе напиток, телефон, что лежал недалеко от меня, пиликнул, сообщая о приходе нового сообщения.
        Сердце забилось чаще. На каком-то подсознательном уровне я уже знала, от кого пришло сообщение. А на лице проскользнула глупая, но такая счастливая улыбка.
        Потянулась рукой к телефону, разблокировала и увидела сообщение от того самого абонента, от которого моё сердце замирало, а всё тело бросало в дрожь, заставляя меня саму трепетать.
        Егор: Доброе утро, принцесса. Не буду желать тебе прекрасного дня и настроения. Просто потому, что твоё прекрасное настроение - это я.
        Я громко рассмеялась, чуть не опрокинув на себя кружку обжигающего кофе. Какой же он всё-таки самоуверенный мужчина. Но мне всё равно, чёрт возьми, это нравится.
        Я: Доброе утро. Не будь таким самоуверенным.
        Напечатала и тут же отправила. Через пару мгновений получила ответ от того же пользователя, которому так же, как и мне, видимо, не спалось. До моего выхода из дома оставалось ещё довольно много времени, и я была даже очень рада этому.
        Егор: А это разве не так? Не я ли твоё прекрасное настроение?
        Я на это только покачала головой, не отвечая на его сообщение. Пускай теперь подумает, так это или всё же нет. Несмотря на то, что меня к нему сильно тянет, я старалась не бросаться с разбегу в этот омут.
        Я не знаю Егора толком: какой он человек и что у него в голове. Чётко я понимала только одно: он знаменитость и звезда гонок. Вон, даже девчонки в клинике его знают и буквально капают слюной, глядя на него. Что мне определённо не нравится.
        Я ужасно сильно ревновала. И из последних сил сдерживала себя, чтобы не подойти к ним и не оттянуть всех прилипал от Егора за волосы.
        И у него может быть любая, какую он только захочет, стоит только ему поманить пальчиком. А я всего лишь обычная медсестра. Без какой-либо соблазнительной фигуры и красивой мордашки. Поэтому я пыталась сохранить холодную голову и рассуждать разумно. Хоть и кажется, что думать об этом уже совсем поздно.
        Но в то же время я старалась не думать об этом. А просто плыть по течению.
        На работу я приехала вся в снегу - всю ночь и утро шёл крупными хлопьями пушистый снег, а небольшой морозец щипал за щёки. Зима приближалась к концу, и уже через какие-то две недели в окно постучится весна.
        В сестринской меня встретила Канаева, которая уже попивала свой чай.
        - Привет. Не замело тебя там?
        - Привет, Лен. Замело, но добралась без происшествий. Что не может не радовать. Ты сегодня со мной на смене? - спросила, расстёгивая и снимая свой пуховик.
        - Да. Нина Михайловна попросила сегодня выйти, потому что Дашка заболела, и её, скорей всего, неделю точно не будет. Поэтому наверняка она её смены на нас раскидает.
        Я замерла на мгновение - эта новость мне совершенно не нравилась. Послезавтра мы уже договорились с Егором встретиться, а теперь всё придётся переносить - и неизвестно, на сколько.
        Меня заполнили разочарование и грусть, и даже злость на Крылову, у которой так не вовремя что-то там случилось. Я так радовалась, что мы наконец сможем остаться вдвоём, и не придётся скрываться и шифроваться перед Шестинским, чтобы не схлопотать выговор и дежурства. А теперь ничего не получится.
        - Ты чего сразу скисла? Ты же знаешь: со старшей, как, впрочем, и с Шестинским, лучше не спорить.
        - Да, я знаю, - махнула на неё рукой. - Просто планы были на эти выходные.
        - Понимаю, - понимающе кивнула мне. - У самой сегодня были дела, а теперь всё передвинулось на неопределённое время.
        Мы обе замолчали, думая каждая о своём. У меня же сегодня по расписанию утром стоит операция вместе с Шестинским и Шведовым, поэтому раздумывать обо всём этом нет времени.
        В операционной, как и прежде, все мы работали слаженно и аккуратно, как один большой организм. Операция была не сложная, но довольно-таки изнурительная, и поняла я это, когда вышла из оперблока и почувствовала, как по моему виску стекает капелька пота.
        Я сняла шапочку и вышла из помещения, двинувшись в сторону ванной комнаты, и тут меня окликнул Герман Витальевич, от голоса которого я на миг застыла, ожидая чего-то нехорошего.
        Развернулась к мужчине, встречаясь с ним взглядом, который был каким-то другим. Но каким, я не могла понять.
        - Да, Герман Витальевич. Что-то случилось? - вопросительно посмотрела на него, ожидая его слов и в то же время чего-то боясь.
        - Всё хорошо. Операция прошла отлично. Ты, как всегда, молодец, - говоря это, он неожиданно протянул правую руку к моему лицу.
        Дотронулся до моего виска, влажных от пота волос и заправил прядь за ухо, при этом улыбнулся… Улыбнулся?..
        Поначалу мне захотелось отшатнуться - это было естественной реакцией на него, - но я силой воли приказала себе никак не реагировать на его действия.
        - Что вы делаете? - удивлённо, даже шокированно, с нотками недовольства в голосе вскрикнула я.
        Его действия и вправду меня шокировали, и я не знала, как к ним относиться. И уж тем более мне не хотелось, чтобы нас кто-либо увидел в стенах клиники, когда Шестинский позволяет себе такие вольности. Могут поползти неприятные слухи. К тому же мне неприятны его касания.
        - А что, тебе неприятно?
        - Неприятно, - ответила и отодвинулась от него подальше. - Что вы хотели?
        - Хм. Ну хорошо. Как примешь душ, зайди к Нине Михайловне. По поводу нового графика. Так как вместо неё я этим ранее занимался, а после того, как она вернулась, то теперь как обычно всё это на ней.
          - Хорошо. Это всё? Я могу идти?
        - Да, Ярославская. Ты можешь идти, - ответил после минутной заминки, во время которой он буровил меня своим недовольным взглядом.
        Я же ничего ему не ответила, а просто развернулась и направилась в сторону душевой. Нужно смыть с себя пот и привести в порядок.
        Сделав все процедуры, я направилась искать старшую медсестру, чтобы поговорить о моём новом временном графике. Я надеялась, что это продлится недолго, но возвращению Нины Михайловны я рада. Но только потому, что теперь мой график будет составлять она, а не этот гад Шестинский, который тогда просто не стал упускать удачу из своих рук и, так сказать, наказывал меня дежурствами за то, что я отказала ему.
        В первую очередь направилась в сестринскую, потому как там поймать её было больше шансов. Но если там её не окажется, то спрошу у коллег, не видели ли они её.
        Поднявшись на третий этаж, завернула за угол и не успела сделать и двух шагов, как была схвачена и втолкнута в какое-то тёмное небольшое помещение.
        Я вскрикнула, а сердце упало в пятки.
        Сильные руки сдавили меня и прижали спиной к теплой груди.
        - Что это было, Соня? Почему твой начальник к тебе прикасался? - услышала над ухом до боли знакомый, но яростный голос.
        ГЛАВА 25
        СОНЯ
        Сердце громко барабанит быструю чечётку, до сих пор чувствую страх и панику. Никогда в жизни, как сейчас, я не боялась.
        Прикрываю глаза, успокаивая сердцебиение, которое колошматит как умалишённое. Понимаю, что мне нечего бояться, и тот, кто держит меня в руках, ничего плохого никогда мне не сделает. Но успокоиться всё никак не получается. И Егор замечает моё состояние.
        - Сонь. Соня, что с тобой? - слышу обеспокоенный голос Егора и чувствую, как он разворачивает меня к себе лицом.
        Обхватывает ладонями щёки и тянет вверх, желая рассмотреть в темноте очертания моего лица и понять, что случилось. А мне в этот момент хочется хорошенько его ударить, чтобы знал, как пугать невинных людей.
        Но я этого не делаю, потому что, несмотря на то, что его сегодня выписывают, я боюсь навредить ему, задев ненароком недавно прооперированные раны.
        Поэтому обхватываю его запястье своей маленькой ладошкой и отвожу от своего лица руку. Чувствую, как мгновенно Егор напрягается. Его мышцы деревенеют, и он весь будто подбирается. Не понимает ничего, моих действий.
        Утыкаюсь лбом в его грудь и с шумом выдыхаю. И наконец успокаиваюсь, хоть всё равно в себе ощущаю трепет. Но это скорее от его близости, от мощного тела, что находится совсем близко ко мне.
        - Егор, - тихо шелестит мой голос в стенах этого небольшого помещения. - Никогда так больше не делай, - на последнем слове голос срывается и хрипит. - Я чуть сознания от страха не потеряла.
        В мгновение сильные крепкие руки обвивают мою талию, сдавливают, и я чувствую от этого боль, но ничего не говорю, потому что за эти две недели, когда мы не могли с ним видеться и вот так касаться друг друга, я очень соскучилась. И сейчас для меня это настоящая услада - чувствовать его руки, которые обнимают меня настолько сильно. Таким образом я ощущаю, что он рядом. Совсем рядом со мной.
        - Соня. Сонечка, девочка, прости, пожалуйста. Я не хотел тебя испугать. Прости! - шепчет куда-то в волосы мне и так же шумно дышит, как и я, словно не может надышаться нашей с ним близостью. - Просто рядом с тобой срывает башню напрочь. Ещё и этот ваш зав, который прикасается к тебе, - последнее предложение он произносит жёстче и даже яростней.
        Обхватываю его мощные плечи ладонями, становлюсь на носочки и тянусь к его шее. Утыкаюсь в неё носом и вдыхаю его запах в себя, чтобы заполнить им свои лёгкие и оставить его у себя под кожей.
        - Почему он к тебе прикасался? Он имеет на тебя виды, как я и предполагал? Мне всё это не нравится.
        - Нет, ничего такого, - вновь вру ему, а душу скребут в это время кошки. Но опять же - по-другому я просто не могу поступить. Так будет лучше, если он ничего не узнает. Да и вообще-то между мной и завом ничего нет. Меня передёргивает от одного только нахождения с ним рядом. - Просто так получилось. Не бери в голову. А вообще, что ты тут делаешь? Тебя же должны выписывать.
        Сразу же перевожу тему, чтобы он ничего не почувствовал, не понял, что я, стоя рядом с ним, вру ему, смотря почти что в глаза. Но всё это ради него. Не хочу, чтобы у него из-за меня были какие-либо проблемы. А они будут, если он всё узнает и решит разбираться с Шестинским. Потому что он этого так не оставит.
        Мне друзья предлагали с завом поговорить, разобраться, я и то отказалась. А тут уж тем более Свободину не стоит всего этого знать.
        - Я не сдержался, когда увидел, как он к тебе прикасается. Не нравится мне всё это. Ты что-то мне недоговариваешь, - даже в темноте чувствую, как он прищуривается и смотрит на меня. Ощущаю его взгляд: пронзительный, внимательный, будто прямо в мысли мои заглядывает, желая узнать, о чём я думаю и что вообще скрываю.
        - Успокойся. Ничего такого нет. И ты что - ревнуешь?
        - Ревную, - не скрывает он. - Ревную, и мне не нравится, что всякие к тебе прикасаются. Я видел, как он на тебя смотрит. Так на своего подчинённого не смотрят. Он раздевает тебя глазами. У меня руки чешутся, так и хочется врезать ему, чтобы не смел смотреть на тебя вот так, - рычит.
        - Всё хорошо. Он ничего такого не сделал, - пытаюсь успокоить его. - Поэтому тебе не о чем беспокоиться. Хорошо, что мы с тобой сейчас встретились. У нас не получится послезавтра увидеться. Там что-то с Дашкой произошло. Ну, с той, что за тобой присматривала… Так вот, её смены раскидали на нас всех, и в свой выходной я, скорей всего, буду работать.
        - Опять ставят тебе дежурства, - чувствую, как внутри него поднимается злость, и тут же провожу ладонями по его спине, плечам, успокаивая. - Соня, я тебе говорил, что мне это не нравится? - киваю. - Так вот, твою мать, мне это ни черта не нравится. Ты только вновь стала работать по своему графику, когда можешь отдохнуть нормально, и ничего, что из-за этого мы не могли остаться наедине. И вот опять твой график летит к чёрту.
        Я отстраняюсь от него и призываю его вести себя чуть тише. Всё-таки мы в стенах больничного учреждения. И следует вести себя прилично. Да и я на работе, и мне следует идти заниматься своими делами, а не стоять тут в маленьком темном помещении. Но просто не могу от него оторваться.
        - Тише, успокойся, пожалуйста, Егор. Я тебе говорила, что это моя работа. Я люблю и буду здесь работать, вне зависимости от того, какой у меня график и всего остального. Я клятву Гиппократа давала. И не могу отказаться от того, к чему так долго стремилась.
        - Ты готова работать без выходных, пока в один прекрасный день в обморок не хлопнешься от переутомления? Да? - чуть повышает голос.
        - Да.
        - Глупая дура, - слетает с его губ, а я, не сдержавшись, ударяю его кулаком в грудь, хоть и понимаю, что для него мой удар - лишь так, мелкий пшик.
        Но сделать с собой ничего не могу. Внутри поднимается возмущение и желание вновь его ударить. Потому что не нравится мне всё, что он говорит. Потому что я живу этим, этой работой - точно так же, как он своими грёбаными гонками.
        Но при этом я не рискую так, как он, каждый раз во время гонки подвергающий опасности свою собственную жизнь.
        Я бью его в грудь ещё раз и ещё, а он перехватывает мой кулак, заключая его в свою ладонь.
        - Перестань. Ты маленькая глупая дурочка и не понимаешь, что я беспокоюсь о тебе.
        - А ты не понимаешь, что для меня эта работа - жизнь, - пытаюсь вырвать из его захвата руку, но куда уж там - держит крепко, прижимает руку к своей груди. - Отпусти, - шиплю.
        - Нет. Успокойся. Сегодня вечером я за тобой заеду. Ты работаешь как обычно?
        - Да. И не надо за мной заезжать.
        - Надо, - и вместе с тем быстро целует меня в губы, опаляя своим дыханием, и тут же отстраняется от меня и быстро выходит из комнаты.
        Я же облокачиваюсь о стену, утыкаюсь в неё затылком, прикрываю глаза. Не хочу с Егором ругаться, но по-другому не получается, потому что он не слышит и не понимает меня. Словно мы разговариваем на разных языках.
        Мне совсем не нравится то, чем он занимается, поскольку из-за этого его жизнь в любую секунду на гонках может оборваться, а ему не нравится, что я сутками работаю в клинике, но это моя мечта с раннего детства.
        Всё это наталкивает меня на мысль о том, что мы с ним совсем разные. И в нашем случае противоположности не смогут притянуться. Мы слишком с ним разные. И, наверное, не сможем быть вместе.
        От этих мыслей моё сердце сжимается, и неприятное чувство тянет, царапает, а душа не желает верить во все эти умозаключения.
        Глаза щиплет от непрошенной соли, и одна слеза скатывает по щеке вниз, падая на рабочую форму. Закрываю ладонями лицо, запрокидывая голову чуть назад. Нужно успокоиться, взять себя в руки. Ни к чему, чтобы меня видели в таком состоянии.
        Но сердце всё равно ноет и тянет - и ничего я с этим поделать не могу.
        ГЛАВА 26
        СОНЯ
        Смахнув с лица лишнюю влагу и взяв себя в руки, аккуратно выхожу из помещения. На горизонте никого, что меня радует. Прикрыв дверь, направляюсь в сестринскую, желая отыскать старшую медсестру и поговорить с ней.
        Но девочки говорят, что она должна быть в своём кабинете. Там я и обнаруживаю Нину Михайловну.
        - Здравствуйте, Нина Михайловна, - добродушно здороваюсь и улыбаюсь. - Лена сказала, что график изменился, а Герман Витальевич просил, чтобы я к вам зашла.
        - Да, да, Сонечка, проходи, - улыбается она мне в ответ и приглашает сесть напротив её стола. - Даша взяла неделю выходных, поэтому мне пришлось разбросать её дни на вас.
        - Я понимаю, - киваю. - Но что с ней случилось?
        - Сказала, что по семейным обстоятельствам. Я не уточняла. Сама понимаешь, что это не моё дело, как и что там. Тем более дни она взяла за свой счёт.
        Киваю, но всё равно мне это не нравится. Либо что-то задумала Крылова, либо у неё в действительности что-то случилось. Странная ситуация, почему-то я чувствую подвох.
        - Так что там у меня с графиком?
        - Да, собственно, ничего такого. Лишь пару раз тебе придётся выйти. Вот посмотри, - и подаёт мне лист бумаги, где начерчен график смен.
        Но эти пару раз получаются почти сплошными выходами, всего с одним выходным. Мысленно чертыхаюсь. Но поделать тут уж ничего не могу. Старшая медсестра, как и сам Шестинский, моя начальница, и их приказы обжалованию не подлежат.
        - Хорошо. Я вас поняла. Я могу идти?
        - Да, Соня.
        Я встаю и спокойно выхожу из кабинета Никольской, возвращаясь к своим обязанностям.
        Через полтора часа иду на обед, хотя обедом это особо и не назовёшь. Но есть из-за последних новостей и неприятного разговора с Егором особо не хочется. Но всё равно стараюсь втолкать в себя кусок мяса и пюре - обед, который я приготовила вчера, а сегодня взяла еду с собой.
        Рядом со мной, что-то рассказывая, сидит Лена, доедая свой обед. Я же никакого внимания на неё не обращаю, потому что все мои мысли сейчас направлены только в одно русло. И это не даёт мне покоя.
        Свободина наверняка уже выписали, но с того момента, как он схватил меня и затащил в темное помещение, ни разу не прислал сообщение. Отчего я всё больше начинаю беспокоиться и, конечно же, как обычная девчонка, накручивать себя.
        Несмотря на то, что мы ранее уже об этом говорили, и я думала, что поняли друг друга, эта тема осталась висеть в воздухе. И отчасти я понимаю его чувства и то, что Егор думает. И - что уж кривить душой - мне приятна его забота и даже его ревность, хоть повода, собственно, и нет.
        Но клиника, работа здесь - это вся моя жизнь. И я не собираюсь с этим расставаться.
        - Сонь, - окликает меня Канаева. Я выныриваю из своих мыслей и переживаний и вопросительно смотрю на неё. - Смотри, там Крылова, - качает головой, показывая куда-то за окно.
        Я удивлённо на неё смотрю, поднимаюсь и подхожу к окну, где стоит девушка, и смотрю туда, куда она показывает.
        Глаза непроизвольно расширяются от того, что я вижу, а сердце будто пронзает острая стрела, вышибая из меня дух. Воздух в лёгких неожиданно заканчивается, я не могу снова вдохнуть, и перед глазами начинают плясать чёрные мошки. Пол уходит из-под ног, голова кружится, и я хватаюсь пальцами за подоконник, чтобы удержаться и не грохнуться.
        На улице стоит Егор Свободин, а на нём виснет - и это мягко сказано - Крылова. Да не только виснет, а обнимает его руками за шею и целует.
        Резкая, острая боль пронизывает меня сверху донизу, заполняя каждую клеточку моего тела и впиваясь в душу острыми, как иглы, зубами. Больно. Мне так больно, что я хочу согнуться пополам, лишь бы утихомирить своё сердце. Но нельзя, здесь - нельзя показывать, что я хоть что-то испытываю. Титаническими усилиями я заставляю себя держать спину ровно и продолжаю смотреть в окно.
        Я смотрю, но уже ничего не вижу: глаза застилают слёзы, и мне приходится зажмуриться, чтобы не дать им пролиться, чтобы не всхлипнуть и не разрыдаться в голос, сползая вниз по стене.
        Пальцы рук впиваются настолько сильно в оконный подоконник, что на концах пальцев я ощущаю эту боль.
        Всё это смешивается и накрывает меня, как отчаяние. А сердце сжимается от боли.
        Я замечала и раньше внимание Крыловой к Егору, и мне это было неприятно так, что каждый раз хотелось оттащить эту курицу за волосы от него подальше. Но я сдерживалась и не думала, что всё будет вот так.
        Он говорил мне, что сегодня заедет за мной после работы, но, оказывается, это были лишь слова, потому что в это время он должен был быть с Крыловой. Вот почему она взяла неделю выходных - чтобы быть с ним рядом.
        А я-то думала… Дурочка…
        Резко, так, чтобы не видеть всей этой картины, от которой темнело перед глазами, а в теле ощущалась жуткая слабость и дрожь, покрывающая всё моё тело, разворачиваюсь спиной к окну. Не хочу всего этого видеть. Не. Хочу.
        Не хочу видеть, как он отвечает ей - так же страстно и пылко, как и мне. Как обнимает её, сжимая в своих сильных, крепких руках. Не хочу видеть, как он берёт её за руку и ведёт к своей машине, которую его друг должен был сегодня пригнать. Хоть ему еще не следовало садиться за руль, но кто вообще меня слушает?
        Не хочу всего этого видеть. Ну и пусть, что сердце разрывается на куски.
        - С тобой всё хорошо, Сонь? Ты какая-то бледная.
        Я в ответ ничего не могу сказать. Только качаю головой и отлипаю от окна, направляясь к столу.
        - А всё же она добилась того, чего хотела, - слышу слова Ленки отдалённо, но они врезаются острым ножом мне прямо в сердце.
        Я не хочу слышать всех этих слов. Не хочу.
        Прихожу в себя лишь только тогда, когда мой рабочий день подходит к концу. Я медленно переодеваюсь в свою одежду, вешая на вешалку рабочую. Надеваю пуховик и, взяв сумку, покидаю помещение.
        Я не жду Егора, потому что знаю - он не приедет. Поэтому медленно, шаг за шагом, приближаюсь к выходу из клиники. Но не успеваю в который раз за день сделать то, что собиралась - меня вновь окликает Шестинский.
        Чёрт побери, ну что ему нужно от меня?
        Мне хочется закричать на него, выпустить из себя все чувства, что бурлят во мне хаотичным потоком. Но только прикрываю глаза, делаю глубокий вдох-выдох, разворачиваюсь к мужчине лицом.
        - Что вы хотели, Герман Витальевич? Мой рабочий день уже закончен, и я собиралась уже домой. Оставаться тут и дальше я сегодня не планирую.
        Впервые за последнее время из меня вырывается злость на этого человека, из-за которого моя личная жизнь улетела в тартарары. Хотя он-то тут при чём? Не он же миловался-целовался с Крыловой, а Егор. Поэтому тут он ни при чём.
        Но держать всё в себе и не высказать человеку, по вине которого я мало спала и ела, я уже просто не могу.
        - Соня, я тебя не заставляю оставаться на работе, - впервые моё имя за последние месяцы слетает с его губ. Но я не обращаю на это никакого внимания.
        Меня удивил его тон: елейный, такой весь хороший, что аж во рту вяжет и приторно становится.
        - Я как раз хотел тебя подвезти.
        Я застываю на месте, выпучив глаза. Что-что он мне предлагает? Он головой долбанулся? Но, видно, да, раз предлагает меня довезти до дома. И мне это не нравится.
        - Нет, спасибо, Герман Витальевич. Я сама доеду. Тем более я хотела ещё к подруге заехать. Но всё равно спасибо большое.
        Проговариваю последние слова и уже хочу повернуться в сторону выхода, как сильная лапища хватает меня за руку, дергает на себя, и зав впивается мне в губы.
        Всё происходит настолько быстро, что я ничего не успеваю сообразить, застываю. И почти в это же мгновение зава от меня отрывают. В сторону лица Шестинского летит мощный кулак.
        ГЛАВА 27
        СОНЯ
        Всё происходит настолько быстро, что я едва что-то успеваю понять и совершенно точно ничего не успею предпринять, чтобы предотвратить это. От неожиданности и шока с моих губ срывается судорожный громкий вскрик. А в это время мужчина, в котором я сразу же узнаю Егора Свободина, стремительно наносит один за другим жёсткие, яростные удары по лицу Шестинского.
        Из-за внезапности нападения завотделением в таком же шоке, как и я, поэтому поначалу пропускает удары, не успевая среагировать и увернуться.
        Мой взгляд мечется по мужчинам, которые в холле клиники устроили драку. Судорожно пытаюсь понять, что же делать, но в голове какая-то каша из страха и паники, которая накрывает меня лавиной с головой.
        Первое, что приходит мне на ум - это влезть в драку и остановить Егора, который не на шутку разозлился. Я чувствую неконтролируемую агрессию, исходящую от мужчины, который в этот момент похож на разъярённого дикого зверя.
        Лицо зава в крови, она течёт из разбитого носа, пачкая его одежду и падая на пол. Под ногами дерущихся мужчин уже остаются кровавые разводы, а Свободин всё не останавливается, нанося Шестинскому один за другим мощные удары.
        Но вот Герман Витальевич уворачивается и ощутимо бьёт гонщика в грудь кулаком, отчего тот делает несколько шагов назад. Егор мотает головой, но, как заведённый, снова заносит руку для следующего своего удара в сторону моего начальника.
        Меня трясёт от развернувшейся картины, из глаз льются слёзы - я уже не могу сдерживаться.
        В голове набатом стучит, что я должна разнять их. А с моих губ срываются судорожные всхлипы - у меня начинается истерика. Но всё, что меня сейчас волнует, - это Егор. Не хочу чтобы у него были проблемы потом. Из-за меня.
        Поэтому немедля подлетаю к мужчинам, хватаю дрожащими пальцами Егора за руку, которую он уже занёс для нового удара, и повисаю на ней всем телом, пытаясь оттянуть его, при этом кричу, чтобы он остановился, прекратил всё это.
        - Егор, пожалуйста, прекрати, - пытаюсь остановить его. - Егор! Не надо! - всхлипываю, и по щекам уже вовсю текут горькие слёзы, но я даже не смахиваю их.
        - Егор, пожалуйста, родной мой, остановись! - продолжаю оттягивать его несмотря на то, что ноги меня уже почти не держат, и я вот-вот свалюсь на пол, залитый кровью начальника. - Очнись! Что же ты делаешь, дурачок?
        Егор замирает, и я вместе с ним, а по лицу всё так же струятся слёзы. Поворачивает голову в мою сторону, и я в его глазах замечаю такую бурю эмоций, чувств, что они режут меня без ножа, разом захлёстывают, обдавая арктическим холодом.
        Его глаза яростные, безумные, от которых мурашки пробегают по коже.
        - Соня, отойди, - рычит разъярённым зверем и смотрит так, что мне хочется сквозь землю провалиться.
        Я отшатываюсь от них, а Свободин берёт за грудки Шестинского, встряхивает его и чеканит каждое слово злым, твёрдым, жёстким голосом:
        - Ещё хоть раз прикоснёшься к Соне или что-то ей сделаешь, и я вырву твои руки. Ты меня понял?!
        - Я тебя не боюсь, Свободин, - шеф гнусавит из-за разбитого носа и пытается стряхнуть с себя руки разъярённого гонщика.
        - А зря! - и Егор отбрасывает его. Шестинский еле удерживается на ногах, но не падает.
        Егор поворачивается ко мне, делает шаг в мою сторону, а я замираю, следя за каждым его движением.
        Подходит близко. Совсем близко. Ощущаю его ярость, гнев, которые он едва контролирует. Вся дрожу, но взгляда от него не отвожу. Боюсь ли я его? Не знаю.
        Впервые, несмотря на то, что мы знакомы едва ли месяц, я вижу его таким яростным, безумным, когда внутри него клокочет гнев, направленный на другого человека. Со мной он со всем другой. Хоть и тот его выпад в мою сторону в темном помещении показывает, что он не такой простой, как кажется на первый взгляд. Но в той ситуации его можно было понять.
        И все его слова, во всём он прав. Но по-другому я не могла поступить.
        Что же будет сейчас, я не знаю.
        Мгновение - и его руки обхватывают мое лицо, тянут вверх, чтобы я заглянула ему в глаза. Большими пальцами смахивает дорожки прозрачных слёз, которые до сих пор катятся. Но я не обращала на это никакого внимания. Всё моё внимание сосредоточенно только на одном Егоре.
        Сейчас он - моя единственная вселенная.
        - Чего ты ревёшь?! - его голос твёрдый, жёсткий, в нём до сих пор ощущаются все его эмоции, которые ему трудно держать в себе.
        - Егор… - мой же голос тихий, почти не слышно слов.
        - Об этом мы поговорим позже! - твёрдо, жёстко отчеканивает и, отстранившись от меня, хватает за мою ладонь и направляется к выходу, таща меня за собой.
        Я же иду за ним, впиваясь в его спину пронзительным взглядом. Я боюсь этого разговора, потому что предвижу каким-то шестым чувством, что ничего хорошего он нам не принесёт.
        Понимаю, что теперь, после всего увиденного Егором, мне предстоит всё ему рассказать. И какая реакция будет на мои слова, я даже представить боюсь.
        Вся сжимаюсь, дрожу. Несмотря на то, что мы ещё находимся в клинике, хоть и продвигаемся быстрыми шагами к выходу из неё, и на мне теплый пуховик, мне с каждым шагом становится всё холоднее и холоднее. Холод пробирает меня до костей, доставая почти до сердца.
        Вот мы приближаемся к ресепшену, где сегодня дежурит Лиля. Она выглядывает из-за стойки, и её глаза в шоке и недоумении расширяются, когда она видит Свободина, который за руку ведёт меня за собой. Но я никак не реагирую на это.
        Меня сейчас ничего, кроме разговора с Егором, не тревожит и не беспокоит. Всё равно, что потом будут говорить в клинике. Наплевать на это. Но я всё равно приоткрываю губы и бросаю, проходя мимо ресепшена, Дубровской:
        - Там Шестинский… Помоги ему, - это всё, что я успеваю сказать девушке, потому что гонщик тянет меня за собой.
        ГЛАВА 28
        СОНЯ
        В салоне дорогого спортивного автомобиля, куда Егор меня буквально закинул, воцарилась мертвенная тишина, от которой меня бросило в озноб. Сейчас здесь не было уютно или спокойно, как это было прежде в относительной близости от Свободина. Вокруг нас царила напряжённая атмосфера, которая давила на меня со всех сторон.
        Мне даже было тяжело вздохнуть, и я лишь сидела тихой мышкой на переднем сидении возле водителя. Несмотря на то, что мне многое хотелось рассказать Егору, я боялась произнести хоть слово.
        Егор был весь напряжён - я чувствовала это каждой клеточкой своего тела. Он был раздражён и взвинчен. Не знала, что сказать или сделать, но чётко понимала, что лучше в таком состоянии его не трогать. Но сердце робко трепетало, и я думала о том, что мне нужно попробовать с ним заговорить, пока мы едем в неизвестном мне направлении.
        Но это последнее, что меня сейчас интересовало и беспокоило. Все мои мысли были сосредоточены лишь на одном человеке, сидящем на водительском сидении и сжимающем крепко руль. Так сильно, что в салоне было слышно трение его ладоней о кожу руля.
        Костяшки пальцев были сбиты в кровь, и мне хотелось немедленно к ним прикоснуться, провести подушечками пальцев - это желание было таким сильным, что в кончиках пальцев закололо. Мне пришлось буквально бороться с собой, чтобы не совершить это действие.
        Я боялась, что Егор может меня оттолкнуть, нанося моему сердцу глубокие раны.
        Умом я понимала, что если он так сделает, то будет абсолютно прав, но душа моя тянулась к нему, и прикоснуться я не смела.
        Мой взгляд неотрывно следил за его профилем, его взгляд был устремлён прямо на дорогу. За всё время, пока мы ехали в его машине, он не проронил ни одного слова. Впрочем, он даже ни разу не посмотрел на меня.
        Жевалки на его лице ходили ходуном, а руки всё крепче сжимали руль.
        Нам предстоял очень сложный и тяжелый разговор, исход которого мне был неизвестен. И от этого внутри меня всё сжималось, отдаваясь острой болью в сердце. По коже бежали мурашки, и я ощущала холод, который пробирался в меня, грозя заморозить.
        Не знала, с чего начать и что сказать Свободину - я боялась своих же слов, объяснений, потому что не знала исход разговора, который может быть таким, что всё, что у нас только начиналось, в один миг может разрушиться.
        И от этого внутри всё сжималось, тянуло, причиняя невыносимую боль, от которой в глазах начинало щипать.
        Я даже думать боялась, что я могу потерять Егора. Но знала, что во всём этом буду виновата я одна, если всё же это произойдёт. Я одна. Он будет абсолютно прав, если решит всё прекратить.
        Думая об этом, я не сразу заметила, как по моей щеке скатывается слеза. А когда заметила - тут же отвернулась, чтобы скрыть это от Свободина - не хочу, чтобы он видел мои слёзы.
        Пальцами рук впиваюсь в колени, чтобы унять дрожь во всём теле. Страх окутывает, давит на меня гранитной плитой. Он проникает мне под кожу, пробирается по венам, окутывает меня и всё моё тело. Делаю бесшумный глубокий вдох, прикрывая глаза. Сердце бешено бьётся, отдаваясь в висках.
        Распахиваю глаза, устремляя свой взгляд за окно автомобиля, где крупными хлопьями валит снег. Мимо нас проносятся дома, улицы, деревья. Вновь делаю глубокий вдох и решаюсь на отчаянный шаг - приоткрыв сухие губы, нарушаю тишину в автомобиле:
        - Егор… - голос дрожит и шелестит, он сейчас не громче шороха в камышах, а к горлу подступает большой ком, не позволяя говорить. - Я…
        Но моя речь вновь обрывается, потому что я не знаю, что сказать ему. Где найти правильные слова? В носу и в глазах щиплет, и я зажмуриваюсь, чтобы сдержать судорожный всхлип.
        - Я не хотела… - всё же получается выдавить из себя.
        Пальцы сильнее сжимают колени, принося ощутимую боль.
        - Соня, успокойся. Мы обо всём поговорим у меня дома, но не здесь, не в машине, - хоть он и старается говорить спокойно, но в его голосе слышится твёрдость.
        Его слова не вселяют в меня спокойствие, наоборот - я ещё больше напрягаюсь, с трудом сдерживая крупную дрожь, пробирающую моё тело.
        В машине работает обогрев салона и кресел, но я ощущаю такой пронизывающий холод, будто вышла на мороз без верхней одежды.
        Меня так сильно начинает трясти, что пропускаю мимо себя его слова о том, что мы едем к нему домой.
        Я съёживаюсь в кресле, обхватывая себя за плечи, пытаясь согреться. Взгляд мимолётно падает вновь на хозяина автомобиля, который по-прежнему сосредоточен на дороге. Даже когда ответил мне, не бросил и мимолётного взгляда. Отчего внутри ощутимо защемило сердце.
        Молча, всё так же не глядя в мою сторону, Егор тянется к приборной панели, нажимая на какие-то кнопки. В салоне становится намного теплее, и я немного расслабляюсь, хоть и чувствую, как между нами всё натянуто напряжённой струной.
        Но это его действие - мимолётная забота обо мне. Чувствует меня даже на расстоянии. Это укутывает мою душу в теплое одеяло.
        Я утыкаюсь в окно, отсчитывая время до нашего разговора, который с каждой секундой всё ближе и ближе.
        Спустя ещё какое-то время в тишине мы сворачиваем в сторону от дороги. И, проехав несколько метров, останавливаемся возле дома.
        Егор заглушает двигатель, отстёгивает ремень безопасности и, открыв дверцу, выходит из автомобиля, обходит его и останавливаясь возле моей двери.
        Я делаю глубокий вдох, в уме отсчитывая удары бешено колотящего сердца. Вот и настал тот самый момент, где всё решит наш разговор, исход которого неизвестен. Но у него два пути.
        Свободин открывает дверь, в то время как я отстёгиваюсь, и помогает выбраться из машины, захлопывает за мной дверь и ставит машину на сигнализацию.
        Его широкая крепкая ладонь тут же находит мою маленькую ладошку и берёт её в крепкие цепи. Не выпуская, он ведёт меня в сторону дома. Поднимаю взгляд вверх, обнаруживая высотное элитное здание, которое кажется бесконечным и уходит высоко в небо. Небоскрёб.
        ГЛАВА 29
        СОНЯ
        Меня начинает потряхивать, а к горлу подступает ком. Пульс учащается, сердце бешено стучит. Мамочки… Только бы не на лифте, пожалуйста, - бьётся у меня в висках.
        Я зажмуриваюсь и приостанавливаюсь, боясь даже сдвинуться со своего места, сделать хоть шаг.
        Свободин тоже останавливается и, обернувшись, смотрит на меня. А я как загнанный зверёк в ловушку - на него.
        - Егор… - голос вновь дрожит, и мне кажется, что меня едва слышно. - На какой нам этаж? - всё же прошелестели мои губы, и я сглотнула тугой комок в горле.
        - На самый последний, - убивает меня словами, и я чувствую, как мои коленки начинают сильно дрожать, и кажется, что я вот-вот упаду.
        Я вырываю свою ладонь из его руки и пячусь назад.
        - Егор, я не пойду, - машу головой из стороны в сторону, сжимаю ладошки в кулачки перед собой.
        Мои глаза от шока и страха расширяются. Закусываю нижнюю губу и чувствую горький привкус во рту.
        Егор делает ко мне шаг, и я рефлекторно отступаю на шаг назад.
        - Соня, - мягко произносит он, и моё имя на его губах отзывается трепетом внутри меня.
        - Нет, я не пойду, Егор, - машу вновь головой, отказываясь заходить в этот дом и подниматься на самый последний этаж в тесном пространстве узкой кабинки.
        Нет, я не смогу.
        Я вся дрожу, глаза лихорадочно бегают по лицу мужчины напротив. Делаю вновь шаг назад, пока не упираюсь спиной во что-то твёрдое - понимаю, что это автомобиль Свободина.
        Гонщик не отстаёт от меня и приближается ко мне, будто загоняя меня в угол. Егор пытается поймать мой взгляд, зацепить, но получается с трудом, потому что из-за накатывающей паники я не в силах сфокусироваться на чём-то одном.
        Неожиданно его ладони ложатся на мои щеки и тянут голову вверх, фиксируя мой взгляд.
        - Успокойся, Соня, - говорит мягко, спокойно, точно убаюкивая меня, но моё сердце отбивает быструю чечётку вместе с пульсом. - Я с тобой. Не бойся. Ты всё сможешь! - уверенно и твёрдо произносит. - Дыши вместе со мной и смотри только на меня. Мне прямо в глаза, - и делает вместе с тем глубокие вдохи и выдохи.
        Я повторяю за ним, в темноте ночи устремляя свой взгляд на него. И меня как током прошибает.
        Меня словно отбрасывает назад во времени, когда ещё незнакомый мне тогда мужчина говорил те же самые слова, успокаивая и помогая мне. Мои пальцы впиваются в его руки. Глубоко дышу, вдыхая его запах, что проникает мне в ноздри, глубоко в лёгкие - успокаивая, принося мне спокойствие, умиротворение и способность равномерно дышать.
        Прикрываю глаза, как тут же в моё сознание прорывается его голос:
        - Не закрывай глаза! - приказывает. - Открой. И смотри на меня.
        Подчиняюсь ему, распахивая ресницы.
        - Вот так. Умница. Ты всё сможешь, - большими пальцами аккуратно поглаживает кожу на лице, вызывая мурашки.
        Я выдыхаю и киваю.
        - Всё хорошо?
        - Да, - тихо, хоть и не очень уверенно произношу.
        Егор отстраняется, берёт меня за руку и тянет вновь в сторону дома. Я следую за ним, как за невидимой нитью, звездой, что светит мне в ночи. Делаю глубокие вдохи и равномерные выдохи, сосредоточившись лишь на этом мужчине, в широкую спину которого я смотрю.
        По мере приближения к дому на меня снова накатил страх, и я сжала руку Егора, получая в ответ ощутимую поддержку. «Дыши, Соня», - я слышу в голове его слова, и мне становится легче.
        Я повторяю про себя, что всё будет хорошо, что рядом со мной Егор и мне не стоит ничего бояться. Но сердце меня не слушает, ускоряя своё биение.
        Как только мы вошли в подъезд, мои глаза лихорадочно забегали по окружающей обстановке, но я не в силах была оценить внутреннюю красоту и идеальную чистоту - вернулась паника. Дыхание сбилось, страх давил на сердце, с каждым шагом становилось всё тяжелее дышать.
        Когда мы подошли к лифту, я уже не могла сдерживать рвущуюся из меня панику - сжалась и мелко задрожала. Шумно задышала. И как бы я ни пыталась совладать со своими эмоциями, у меня это получалось очень плохо.
        Мою руку ощутимо сжали, и возле уха я услышала тихий шёпот, от которого волоски на моей коже встали дыбом:
        - Всё будет хорошо. Верь мне!
        И в этот момент дверь лифта распахнулась, и Егор сделал шаг внутрь, увлекая меня за собой. Мне не захотелось заходить в это помещение. От слова совсем. Но мои ноги двинулась следом за гонщиком, который ни на мгновение не отпускал мою руку.
        Мы зашли внутрь, и моё дыхание остановилось. Я зажмурилась, чтобы не видеть всего этого ужаса. Тяжело и лихорадочно задышала. Перед глазами заплясали мошки, и меня чуть повело. Но сильные и крепкие руки обхватили меня за талию. Егор прижал меня к своей груди.
        Мой нос уткнулся во что-то мягкое и приятно пахнущее. Сделала глубокий вдох и почувствовала лёгкий дым и свежесть. Повела носом вверх. А руки вцепились в мускулистое тело, боясь хоть на секунду выпустить тот маяк, ориентир, который не давал упасть мне в темноту. В бездну, которая заберёт меня в свои сети. Опутает меня.
        Уткнулась в шею и глубоко задышала, позволяя запаху проникнуть в меня, в мои лёгкие. Меня повело. Я хотела насладиться этим запахом. Вобрать его в каждую свою клетку, чтобы запереть его там.
        Дрожь постепенно стихала, и я стала равномерно и спокойно дышать.
        Широкая ладонь легла на мою голову, касаясь моих прядей. И пальцы стали перебирать их, принося мне нежность и приятное покалывание во всём теле. Я чуть ли не замурчала.
        - Всё хорошо, - услышала возле виска тяжелое шумное дыхание.
        Я ничего не сказала, лишь сильнее прижалась к нему, не открывая своих глаз.
        В это самое мгновение мне хотелось остаться в таком положении навечно.
        В этот момент всё отошло на второй план. Забылось то, что нас ждёт серьёзный разговор. Что я еду в лифте. Забылось всё. Остались только я и этот мужчина, что вновь меня спасает от моей фобии. Только в этот раз своим запахом, проникающим в мои лёгкие, заполняя собой.
        ГЛАВА 30
        СОНЯ
        Я не поняла, как мы вышли из помещения, как прошли к двери и, открыв её, оказались внутри квартиры.
        Загорелся свет, и я наконец смогла осмотреться. Я стояла в холле стильной двухуровневой квартиры, в конце первого этажа которой я увидела белую винтовую лестницу, которая вела однозначно на второй этаж.
        На первом обосновалась просторная гостиная и огромная кухня. Всё в сдержанных, приятных глазу тонах, сочетающих в себе стиль и простоту, и я даже удивилась: как смогли, казалось бы, эти два разных понятия сочетаться вместе.
        - Тебе нравится? - услышала голос рядом с собой. Вздрогнула.
        Повернулась в сторону мужчины, который стоял рядом со мной.
        - Да. Очень красиво, - ответила, а сердце тоскливо сжалось, понимая, что дальше нас ждёт серьёзный разговор.
        - Раздевайся и проходи на кухню, - бросил мне и сам же быстро снял распахнутую куртку и обувь, прошёл внутрь просторной квартиры.
        Я глубоко вздохнула, собираясь с силами и медленно, растягивая время до начала разговора, начала раздеваться. На сердце была тяжесть и боль, и с каждой минутой оно всё сильнее и сильнее сжималось.
        Сняв пальто, повесила в шкаф, который находился в прихожей, потом сапоги и медленно, словно боясь, что наступлю на бомбу, ступила вперёд.
        Сердце сильнее затрепетало, как испуганная птичка, закрытая в клетке. Прикрыв на миг глаза, сделала глубокий вдох и двинулась в сторону кухни, куда направился Свободин.
        Гонщик суетился на кухне: на столе уже стояли две чашки, а на плите разогревался чайник. Я прошла внутрь и аккуратно присела на краешек стула, наблюдая за мужской широкой спиной.
        Через пять минут из наших кружек поднимался вверх пар, а напротив меня сидел Егор Свободин.
        - Пей, - кивнул на чашку, в которую был налит чай. Я кивнула, но так и не притронулась к ней, смотря в одну точку на фарфоре. - Соня, ты замёрзла. Тебе нужно согреться. А для этого ты должна выпить этот успокаивающий чай, - через какое-то время втиснулся в мои мысли мужской низкий голос.
        Егор говорил уже твёрдым, не терпящим возражений тоном. Я кивнула и обхватила ладонями чашку с двух сторон, грея руки. Подняла её и, поднеся к губам, отхлебнула. Кожу губ сразу же обожгло, и я зашипела, поставив вновь кружку на стол.
        - Осторожней, - гонщик подорвался и подлетел ко мне.
        В считанные мгновения Свободин оказался рядом и, приподняв мой подбородок двумя пальцами вверх, прошёлся подушечками по нижней губе. Приоткрыла губы. Почувствовала обжигающий холод. Шумно выдохнула.
        - Больно?
        - Нет, - машу головой.
        - Хорошо, - говорит он, в последний раз проводя большим пальцем по губам, и тут же отстраняется, отходя от меня на пару шагов назад. - А теперь мы с тобой поговорим.
        Моё сердце тут же сжимается. Замираю. Дыхание останавливается. Перед глазами в ту же секунду всё расплывается, и мне приходится помотать головой, чтобы сбросить с себя дурноту.
        Между нами в эту же секунду всё накаляется, чувствуется напряжение, от которого я веду плечами. Отвожу взгляд - мне стыдно и больно смотреть в глаза Егору.
        - Почему ты мне соврала, Соня? Почему не сказала, что у вас с Шестинским был роман?
        - Что?
        Я вскидываю взгляд вверх, не веря в то, что сейчас услышала. О чём он говорит? Какой роман с Шестинским? Не могу ничего понять.
        Машу головой, надеясь, что мне это всего лишь послышалось. Смотрю на Егора, который хмурится, сложа руки на груди, отчего мышцы на его руках выделяются сквозь свитер.
        - О чём ты говоришь, Егор? Какой роман? Я не понимаю тебя, - голос опять срывается и становится тише шороха камышей.
        Я пристальней вглядываюсь в глаза гонщика, чтобы найти ответы на свои вопросы. Но его глаза сейчас темнее бездны, а я кожей чувствую его злость, его широкие ладони сжимаются в кулаки.
        - О вашем с завом романе. Почему ты мне ничего не сказала? Почему обо всём этом я узнаю от других?
        - От каких других? - в удивлении и шоке смотрю на мужчину, до конца не понимая, что вообще происходит.
        Обстановка с каждой минутой всё накаляется, и мне физически становится тяжело дышать и вообще здесь находиться. В голове сумбур, каша, клубок, который я пытаюсь распутать и всё понять. Но у меня ничего не получается. Будто что-то от меня ускользает.
        - Мне сказала Дарья Крылова, что у тебя с Шестинским был роман. Почему ты мне не сказала? Почему соврала о том, что он на тебя не имеет никаких видов? - голос его еле скрывал раздражение и злость.
        И в этот момент память услужливо подкидывает мне сцену, в которой я вижу Егора, целующегося с Дашей Крыловой, моей коллегой, прямо перед стенами клиники.
        Сердце пронзает укол ревности, и всё внутри меня вспыхивает, жаля меня своими ядовитыми змеиными языками.
        Я подрываюсь, не в силах совладать со своими эмоциями и чувствами.
        - И сейчас это говорит мне тот, кто целовался с этой самой Дарьей Крыловой. Понравилось?! - вскипела я. - В отличие от тебя, у меня ничего не было с Шестинским. Он не целовал и не обнимал меня. До сегодняшнего дня ни разу. А вот ты как раз это делал. В то время, как я ждала от тебя сообщения, ты миловался с ней у всех на виду!
        Умом понимаю, что следует успокоиться и нормально, спокойно обо всём поговорить, но вот ничего у меня не выходит. Стоит только той картине предстать перед глазами, как меня охватывает жгучая ревность.
        - Я не целовал её, - рычит он, и жевалки на его скулах ходят ходуном, руки сильнее сжимаются в кулаки - мой взгляд падает на его сбитые до крови костяшки пальцев. И сердце пронзает укол вины, но тут же я отодвигаю её.
        - Значит, мне показалась, что вы целовались перед зданием клиники? А я-то думаю, почему она взяла неделю выходных, а оказывается, чтобы рядом с тобой быть!
        - Что за чушь ты несёшь? - раздражается Свободин. - Я тебе не раз говорил, чтобы ты уходила из этой клиники, и спрашивал, что у тебя с этом Шестинским. А ты мне соврала. Глядя мне в глаза, врала. Ты специально брала лишние смены, чтобы быть с ним рядом? Да?!
          - Работа - это моя жизнь, как ты этого не понимаешь?! Я не уйду. Это моя детская мечта! И никакой Шестинский тут ни при чём! Хватит приплетать его сюда. Это ты обжимал Крылову и на глазах у всех её целовал, а не я Шестинского.
        - Я твой мужчина, а не Крыловой! Твой!
        Делает шаг в мою сторону, хватает меня за плечи и встряхивает.
        - Я целовал тебя! Одну тебя. А ты мне врала. Зачем, Соня? - я смотрю ему в глаза, в которых бушует шторм, вихрь, который подхватывает и меня. - Думаешь, если бы ты сказала, я бы отказался от тебя? Да ты мне чуть ли не важнее гонок стала за эти несколько, мать его, недель! Я тебе говорил не один раз, что таких красивых девушек, как ты, прежде никогда раньше не встречал. Ты одна. Единственная.
        Я тяжело дышу, хватая губами воздух. Смотрю в его глаза неотрывно, желая поверить. Поверить в то, что это действительно так - он не целовал Дашку. Что я действительно ему важна. Важнее даже этих чёртовых гонок, где он подвергает свою жизнь риску. Но перед моими глазами вновь появляется их образ: как она обнимала его, целовала его в губы. И самый чёткий, прямой удар в сердце - его руки лежали на её талии.
        Как же я хочу поверить. Хочу. Но мои глаза меня не обманывают. Я своими собственными глазами всё это видела.
        - Я не поверил Крыловой, когда она мне сказала, потому что думал, чувствовал, что ты не такая. У тебя всегда всё на лице написано - каждая эмоция, как у маленького ребёнка, - качает головой. - Ты как открытая книга, Соня - только посмотришь на тебя, и всё сразу поймёшь. Но когда я увидел тебя целующейся с Шестинским… Почему ты не сказала, Соня?
        Эти его слова - как нож в спину. Резко. Больно. Глубоко. И он, будто провернув нож несколько раз, всаживает его ещё глубже. Мне физически стало больно. А моя душа, кажется, в этот момент разбилась на миллиард осколков.
        Я не знала, что ему ответить. Меня душили слёзы, которым я не позволяла пролиться. Сдерживала себя из последних сил. Сдерживала и смотрела. Смотрела в его глаза. В его лицо, запоминая каждую его чёрточку. Цвет глаз. Их глубину. Каждое изменение в мимике. Его колючую щетину. Его запах, вдыхая его глубоко в себя.
        Мне было больно делать этот шаг. Физически. Морально. Будто каждую секунду времени на моё тело наносили глубокие порезы. На сердце. Его словами. Его неверием мне.
        Выдыхаю - в носу, в глазах щиплет, а в животе скручивается тугой узел.
        - Мы с тобой разные. Слишком разные. Ты не веришь мне. А я… Я… - голос еле слышен, шелестит как ветки одинокой ивы, склонившейся над озером. Моргаю, и одинокая слеза ласкает реснички, падает на щёку и катится вниз по коже, падая вниз, словно в бездну. Смотрю в последний раз в его синие глаза. - Нам не быть вместе.
        И, вырвавшись из его цепких рук, словно разорвав оковы, бегу в сторону выхода. Быстро обуваю сапоги, чтобы он не смог меня догнать и остановить - если захочет, - хватаю пальто и сумку и не одеваясь вылетаю из квартиры.
        Бегу, не оглядываясь назад, а меня душат слёзы, которые я уже не сдерживаю, и они катятся из глаз.
        Я лечу по лестнице вниз, не разбирая дороги, лишь бы быстрее спуститься, выйти из этого душного дома. Дыхание сбивается, душит, в боку начинает колоть, но я не обращаю на это никакого внимания.
        Лечу по ступенькам, не разбирая дороги, пока у меня не заканчиваются силы и я не падаю на бетонный пол, больно ударившись коленками. Но и на это не обращаю внимания. Это ничто по сравнению с тем, как разрывается моё сердце в этот момент. Громко всхлипываю, уже не сдерживаясь, зажмуриваюсь.
        Душу разъедает словно кислотой, оставляющей на ней ожоги. А слёзы так и катятся, обжигая кожу лица.
        ГЛАВА 31
        СОНЯ
        Душа разрывается на части, а в ушах стучит колотящееся сердце. Но не от быстрого бега, а от боли, что сейчас съедает меня заживо.
        Пальцы рук сжимаются в маленькие кулачки, ногти впиваются в кожу ладоней. Голова опущена, а с губ срываются неконтролируемые всхлипы. По щекам катятся дорожки слёз.
        Так невыносимо больно, что хочется кричать, раздирать своё сердце руками, чтобы оно перестало болеть и саднить. Хочется заглушить эту боль, чтобы не чувствовать её. Не чувствовать совсем ничего.
        Посторонний шум неподалёку врывается в мои мысли и заставляет замереть.
        Неужели это Егор? Эта мысль быстро меня отрезвляет, хоть и на какое-то мгновение.
        Я вскакиваю с холодного бетонного пола и вновь пускаюсь вниз по ступенькам. Колени саднят и болят. Передвигаться становится сложнее. Но я сквозь стиснутые зубы терплю эту ноющую боль. Не могу себе позволить остановиться и, если это действительно Свободин, быть пойманной этим человеком. Не хочу, чтобы он догнал меня и увидел, в каком я сейчас состоянии.
        Кто угодно, но только не он.
        Поэтому сквозь боль физическую стараюсь передвигаться как можно быстрее вниз к выходу.
        Я не считаю этажи, потому что и так знаю, что их здесь очень много. Для меня главное сейчас - спуститься вниз, вызвать такси и уехать домой. Только там я могу дать волю своим слезам, чувствам.
        Внезапно тишину разрезает мелодия телефона, звучащая из моей сумки. Моё сердце пропускает оглушительный удар. Но я не останавливаюсь, чтобы посмотреть, кто звонит, а ещё быстрее, как только могу, слетаю вниз по ступенькам.
        От быстрого бега становится тяжело дышать. В висках стучит. Но я стараюсь никак на это не обращать внимание. Мне как можно скорее нужно спуститься вниз и уехать отсюда.
        Телефон через некоторое время замолкает, и я выдыхаю с некоторым облегчением.
        Через пару пролётов я оказываюсь на первом этаже. Останавливаюсь. Прислушиваюсь. В подъезде стоит гробовая тишина, лишь моё тяжелое дыхание слышится и быстрое биение сердца.
        Может, мне показалось? Но у меня нет времени анализировать это.
        Я выбегаю из подъезда, хватая губами прохладный воздух, который тут же проникает в лёгкие и начинает колоть. Сразу же рука ныряет в сумку, чтобы достать мобильный и вызвать такси.
        На дисплее сразу же обнаруживаю один пропущенный вызов и одно новое сообщение. Но не от того человека, от которого ждала.
        Ждала? Да. Наверное, всё же моё глупое сердце ждало, что Егор мне позвонит, захочет поговорить, вернуть меня. Но мои надежды разбились в пух и прах, когда на дисплее высветилась фамилия зава.
        Сердце пронзило плохое предчувствие. Дрожащим пальцем, предчувствуя недоброе, я ткнула в иконку, открывая сообщение.
        Шестинский: «Завтра, Соня Александровна, я жду вас на работе. В моём кабинете. И только попробуйте не прийти».
        Сердце приняло очередной удар. Чаще задышала. Перед глазами всё закружилось, я пошатнулась и сделала шаг назад, врезаясь в металлическую дверь подъезда.
        Сообщение зава, его слова не предвещали ничего хорошего. Это я прекрасно понимала. Но о чём будет разговор, я даже не могла сказать точно.
        Первая мысль, пришедшая мне на ум - уволит. Но сразу же отогнала эти мысли, потому что, если бы это было так, то он бы не приказывал явиться на работу и зайти к нему кабинет. Может, конечно, он хочет для начала отчитать меня, накричать, а потом преподнести бланк для заполнения заявления на увольнение. Что вероятней всего.
        Рука с телефоном безвольно повисла вдоль туловища, затылком я упёрлась в холодную металлическую дверь подъезда. Шумно выдохнула, прикрыв глаза. Душу терзали плохие мысли, главным образом вертясь вокруг гонщика Егора Свободина, который своим недоверием и нелепыми обвинениями разрушил всё. И меня в том числе. Хотя я сама виновата.
        Но от этого не становилось легче, а наоборот, только хуже. Я соврала, хоть и намерения мои были искренни. Не хотела, чтобы у Егора были из-за меня проблемы. Но в итоге сама же навлекла на себя куда большие неприятности, вылившиеся в проблемы между нами.
        Наше общее недоверие друг к другу не позволит нам быть вместе. И я поняла, что без доверия отношений не построишь.
        Я всё же потеряла Егора…
        Сердце обожгло, будто в него ткнули раскалённой кочергой, оставляя ожог и саднящее чувство, которое терзает, рвёт на части.
        Я не сразу поняла, что дрожу всем телом - кожу обожгло колючим порывом ветра, пробравшимся под свитер. И только сейчас я заметила, что стою на морозе совершенно почти раздетая. Только в лёгком свитере и штанах, а пуховик держу в руке.
        Быстро накинув на плечи верхнюю одежду, вызвала по геолокации такси, которое приехало довольно-таки быстро, что не могло меня не радовать. Я хотела как можно быстрее уехать отсюда.
        Меня разрывали противоречивые чувства: я страшно боялась и одновременно неистово желала, чтобы на улицу выбежал Свободин и остановил меня.
        Но он этого не сделал. Значит, я ему не так важна, как он говорил.
        Это осознание больно кольнуло в сердце. И уже сидя в такси поняла, что снова плачу. Только слёзы не залечили мои раны на сердце, а разъедали как серная кислота.
        С каждой секундой, мгновением я всё дальше и дальше удалялась от дома Егора. Это приносило мучительную боль. Пальцы рук больно впивались в ладони, а я тихо всхлипывала, молясь, чтобы вся эта боль поскорее ушла.
        Уже дома, сбросив с себя всю одежду, упала на постель, укуталась с головой одеялом и завыла раненым зверем, который потерял самое дорогое в своей жизни. Будто его разъединили со своей парой. И теперь меня разъедала боль.
        Я задыхалась, цепляясь пальцами за простыню, как за спасательный круг. И выла. Меня душили слёзы, боль и всхлипы. Уткнулась носом в подушку, заглушая звуки, что срывались с моих губ. Во мне умирала душа - и это было больно, чертовски больно.
        Наступило утро. Просто смена времени суток, не приносящая больше эмоций. Я так и не уснула этой ночью и поднялась с постели опустошённая, с отёкшим лицом и красными глазами.
        В зеркале я видела не ту Соню, которой была раньше, а потерянную девочку, в глазах которой была боль. Бледная, будто еле живая.
        Я смотрела в свои глаза через зеркало и не узнавала себя. Вот что сделал со мной один-единственный человек - Егор Свободин. Которому я, видно, не так уж важна и нужна была.
        Я вздохнула и поплелась тенью в душ. Охладившись, вышла из душевой и, укутавшись в полотенце, направилась в спальню. Быстро переоделась, попыталась замазать круги под глазами, маскируя опухшее лицо, но это не особо помогло - глаза выдавали моё состояние.
        Они были неживые, потухшие. Из них исчез блеск, и я была лишь бледной копией себя.
        Есть совсем не хотелось, поэтому, надев пуховик и обувь, вышла из дома. На душе была пустота, и мне было всё равно, что происходит вокруг меня. В том числе и со мной.
        ГЛАВА 32
        СОНЯ
        На работу, если она у меня ещё осталась, добралась быстро. Пройдя в раздевалку, скинула с себя всю одежду, переоделась в рабочую форму и на выходе столкнулась с Канаевой, которая удивлённо осматривала меня.
        - Привет, - даже мой голос звучал бесцветно, был мёртвым и равнодушным.
        - Привет, - ответила с запинкой Лена.
        - Ты не знаешь, Шестинский у себя?
        Разговаривать о моём внешнем виде мне не хотелось, поэтому я сразу же перевела тему на то, что сейчас мне нужно сделать в первую очередь.
        - Да. Пришёл ещё минут двадцать назад. Но вот его внешний вид, впрочем, как и у тебя, оставляет желать лучшего. Всё его лицо в синяках и ссадинах. Губа разбита и, похоже, нос тоже. Дрался, что ли, с кем-то? А что у тебя случилось?
        Я махнула на неё рукой. Рассказывать о вчерашнем происшествии мне не хотелось. Не хватало ещё слухов по всему отделению. И надеюсь, зав того же мнения.
        - Просто не выспалась. Он у себя?
        - Да. Как пришёл, так и не выходил больше, - всё так же удивлённо и внимательно смотрела на меня. Понимала, что моим словам она не поверила, но мне всё равно.
        - Хорошо. Я пойду, зайду к нему.
        И, больше ничего не сказав, двинулась в сторону кабинета начальника, чтобы поскорее поговорить и понять, что же он от меня хочет. Ему что-то нужно - в этом у меня нет никакого сомнения.
        С каждым шагом в направлении кабинета Германа Витальевича во мне всё увереннее росло предчувствие скорых неприятностей. Я сжималась, а сердце было не на месте. Я ожидала чего-то плохого.
        И оно случилось.
        Стоило только зайти в кабинет мужчины, как меня окатили ненавидящим, прожигающим насквозь взглядом, казалось, если бы взглядом можно было убивать, то я бы уже давно была мертва.
        Я сразу же обратила внимание на его лицо, которое было даже хуже, чем мне рассказала Лена. И я даже не думала, что всё настолько плохо. Всё же рука у Егора довольно-таки тяжёлая. Но в глубине души я даже рада была этому.
        Несмотря на то, что он мой начальник, он заслужил всё то, что с ним сделал Свободин. И я ему за это благодарна.
        Но я боялась. Моё тело задрожало, а по коже прошлись неприятные мурашки. Я попыталась скрыть это, чтобы он не видел, что вселяет в меня страх. Что он мне неприятен стал ещё больше после вчерашнего происшествия. Тяжело вздохнула и сделала шаг вперёд, желая побыстрее всё узнать и уйти отсюда.
        - Доброе утро, Герман Витальевич. Вы хотели меня видеть?
        - Да, Ярославская. Я хотел тебя видеть. Я хотел бы поговорить о вчерашнем инциденте.
        Моё сердце замерло, ожидая плохого. Того, чего я так боялась - проблем у Егора. Потому что Шестинский не тот человек, который забудет такое. Не тогда, когда ему разукрасили лицо во все цвета радуги и подправили нос.
        - У меня к тебе предложение, - я замерла, а глаза зава сверкнули недобрым блеском. На губах появилась неприятная ухмылка. - Ты же не хочешь, чтобы у твоего гонщика были проблемы? - моё сердце упало вниз. - Так вот, ты остаёшься у нас в клинике в привычном режиме работы, с таким же графиком, как и прежде. А я… - замолчал, а у меня вместе с этим остановилось сердце. - А я не буду писать заявление на Свободина в полицию за избиение.
        Сердце пропустило удар и рухнуло вниз. Это то, чего я действительно боялась - проблем, но не у себя, а у Егора. Чёрт. Разве он не понимал, к чему всё это может привести? Что может сделать этот мужчина?
        И сейчас Шестинский шантажирует меня тем, чтобы я не уходила из клиники, а он в ответ не будет писать на Егора заявление, репутация которого полетит ко дну.
        Этого я просто не могу допустить. Потому что знаю, что значат для него гонки и как он их любит. Это ведь не просто чтобы заработать много денег, а страсть, в которую он погружается, стоит только сесть за руль.
        Я видела это вчера: несмотря на то, что он был слишком зол, управляя этим спортивным монстром, он будто успокаивался, хоть и не до конца.
        И если я сейчас не соглашусь, то его карьера может полететь к чертям. И всё это из-за меня. Я просто не могу этого допустить. Поэтому как бы мне после всей этой ситуации и шантажа для полной картины ни хотелось уйти, сейчас я должна согласиться на его условия.
        Вобрав побольше воздуха в лёгкие, выпалила:
        - Хорошо. Я согласна, Герман Витальевич. А теперь я могу идти работать?
        На его губах проскользнула еле уловимая ядовитая, довольная улыбка. Будто он знал, что я соглашусь. Знал, что я не смогу причинить вред Егору, его карьере, которая пойдет насмарку из-за меня. Я буду виной тому.
        Но быстро все его эмоции скрылись, и передо мной предстал серьёзный, строгий мужчина.
        - Да. Ты можешь идти, Ярославская.
        Я кивнула и развернулась, сделала шаг к выходу из кабинета, но потом застыла. Повернула голову в сторону зава и открыла рот, чтобы спросить то, что никак не укладывалось у меня в голове:
        - А как же Крылова? Её же неделю не будет. Кто-то должен за неё выходить. Нам уже Нина Михайловна распределила график.
        - По этому поводу можешь не беспокоиться. Дарья выйдет послезавтра. А завтра есть кому выходить. А Нина Михайловна чуть позже всё скажет. Можешь идти.
        Я кивнула, но в голове до сих пор не укладывалось - почему всё так? Даша брала неделю выходных, а теперь, получается, всего на три дня. Странно это всё.
        Я пыталась найти ниточку и потянуть за неё, но у меня никак не получалось поймать её. От меня постоянно что-то ускользало.
        Я брела по коридору клиники, перебирая свои мысли, ища то самое, как вдруг в кого-то врезалась. С губ сорвался приглушённый вскрик.
        - Ой. Простите, - подняла голову вверх. - Нина Михайловна, доброе утро, - улыбнулась, хоть и улыбка эта была вымученной.
        Меня терзали страхи, мучения и боль, которую я чувствовала до сих пор. Она никуда не уходила. А стоило только подумать о причине этой боли, как она стократ возрастала и терзала ещё сильнее. Но показывать я этого никому не желала.
          - Соня, доброе утро, - ответила мне с милейшей улыбкой, а потом разом нахмурилась. - Ты бледная. У тебя что-то случилось?
        - Нет. Просто не выспалась.
        Но, видимо, мне не поверили. Тут же подхватили под руку и куда-то повели. Я ошарашенно уставилась на начальницу. Что вообще происходит?
        - Нина Михайловна, куда мы идём? - удивлённо проговорила.
        В первый раз вижу Никольскую в таком состоянии. Нет, она, конечно, замечательная, чудесная женщина, но чтобы вот так настойчиво она принимала участие в жизни кого бы то ни было - такого ещё ни разу не было.
        - Рабочий день ещё не начался, поэтому мы сядем у меня в кабинете и за чашечкой кофе поговорим. На тебе лица нет, и мне это совершенно не нравится.
        - Со мной всё хорошо. Не стоит, - заупрямилась я.
        Мне не хотелось с кем-либо разговаривать и делиться тем, что у меня сейчас на душе. Вот такой я человек, который всё носит у себя в душе, борясь со всем этим в одиночку. Лишь изредка могу поговорить с друзьями, которые всегда меня выслушают, поймут и поддержат. Но вот только не в этой ситуации.
        - Стоит, Соня. Стоит. Нам давно пора обо всём поговорить. А после последних событий - так тем более.
        - После каких событий?
        - Обо всём поговорим. Но у меня в кабинете.
        Я кивнула, соглашаясь. Всё же клиника - это не то место, где стоит разговаривать по душам, тем более в коридоре.
        Больше ничего не сказав, направилась вместе с Ниной Михайловной к ней в кабинет. А уже через каких-то пятнадцать минут мы сидели за её столом и пили кофе.
        - Мне с самого начала не нравилось то, как на тебя смотрит Герман Витальевич.
        - Вы видели? - удивлённо спросила, сделав глоток кофе из кружки.
        - Это все видят, девочка. Но кто ему что может сказать, когда у него приятельские отношения с самим Павлом Петровичем. Только мне тебя жалко, девочка. Мне рассказали, что он ставил тебе почти недельные бессменные дежурства, пока меня не было. Ты прости.
        Я помотала головой.
        - Вам не за что извиняться, Нина Михайловна. Я сама во всём виновата. Что теперь об этом говорить…
        - Тут ты не права. Мы все тебя любим и гордимся тем, чего ты добилась. Но, может, тебе следует уволиться? Он же тебе не даст нормально работать. А ты будто иссыхаешь на глазах. Вся бледная, худая. Может, тебе лечь в пустой палате и отдохнуть? Я тебе капельницу поставлю с витаминчиками.
        Я думала об увольнении, пока ехала на работу, но теперь не могу этого сделать. Не после его слов, шантажа, что может разбить карьеру Егору. Я просто не могу позволить этому случиться.
        - Не стоит. Я просто не выспалась сегодня. Да и уйти я не могу. Но спасибо большое, что переживаете за меня.
        Я тепло улыбнулась этой женщине, благодаря за эту беседу, кофе и просто поддержку, которую она мне оказывает. Даже просто своими словами.
        Допив кофе, я пошла работать, ещё раз поблагодарив женщину.
        ГЛАВА 33
        СОНЯ
        В обеденный перерыв взяла телефон, чтобы позвонить маме и узнать, как дела у родителей. На дисплее высветилось несколько пропущенных вызовов от Егора. Сердце тут же защемило, сдавило. И дышать стало тяжелее.
        Я облокотилась о стену, прикрыв глаза. Руки и всё тело дрожали, а по щекам вновь потекли слёзы, хоть я и думала, что за всю ночь, что я их лила, они закончились. Но нет, они омывали моё лицо солёной водой, а я задыхалась.
        Мне хотелось кинуть всё, бросить и перезвонить мужчине. Я скучала, тосковала, и всю меня скручивало, от нехватки его. Но я не могла взять и перезвонить гонщику.
        Просто не могла.
        Наверное, я просто глупая. Наверное, не нужно было поддаваться на шантаж Шестинского, а просто взять и уволиться. Но на кону не моя репутация, а Свободина. И растоптать ни её, ни самого Егора просто не могу.
        Поэтому будет лучше, если мы прекратим всякое общение, остановимся. Поставим точку.
        Тыльной стороной ладони вытерла щёки и, взяв себя в руки, позвонила родительнице. Мама с папой уже неделя как обосновались за границей, решив там расширить свой бизнес. А здесь будет всё контролировать папин компаньон.
        Папа уже давно об этом думал, но всё никак не мог решиться. И вот после Нового года, посоветовавшись со мной, они решили всё же остаться за границей и попробовать расшириться.
        С мамой разговаривала долго. И только наш с ней диалог хоть немного меня успокоил. Тени на моей душе на немного отступили. Но лишь на короткий промежуток времени. Потом вновь вернулись, накрывая своей тёмной пеленой.
        - Сонечка, у тебя всё хорошо? У тебя голос какой-то грустный, печальный, - прозвучал из динамика взволнованный мамин голос.
        - Мамочка, у меня всё хорошо. Просто не выспалась, - не хочу её расстраивать.
        - Хорошо, доченька. Мы очень скучаем по тебе.
        - И я по вам. Очень.
        Время потекло своим чередом. Шли часы, дни, перетекающие в недели, которые сложились в три месяца с тех пор, как я в последний раз видела Егора. Я продолжала работать в обычном режиме всё в той же клинике, но стала лишь блеклым подобием себя.
        Меня съедала тоска и горечь, которые пробрались ко мне внутрь и прочно обосновались. Я скучала по Егору. По его глазам. Запаху. По колючим иголкам на его лице. По его рукам, которые меня обнимали, прижимая к своему крепкому телу. По светлым коротким волосам, подстриженным ёжиком.
        Днём старалась улыбаться и не подавать всем виду, до чего же мне плохо и больно. А ночью выла, плакала, хватаясь пальцами за простыню, царапая кожу рук. На утро замазывала все раны, чтобы никто ничего не видел.
        Я привыкла так жить. Почти ничего не есть и спать по нескольку часов в сутки. И не потому, что много работала, нет. А потому, что стоило только закрыть глаза, проваливаясь в беспокойный сон, как мне снился гонщик. Наша первая встреча, его губы на моих. И слова, которые съедают меня день за днём.
        И как бы мне ни хотелось схватить телефон, найти его номер и позвонить, каждый раз, стоило только поднести палец к кнопке набора вызова, я отбрасывала смартфон на кровать, сжимаясь в клубок на кровати, и горько, навзрыд плакала.
        Я просто не могу этого сделать, как бы паршиво и больно мне ни было. Как бы ни скучала. Я не эгоистка. И прекрасно понимаю, как важны для него эти гонки, хоть он и рискует своей жизнью. Точно так же, как и для меня моя медицина.
        Но теперь я каждый раз смотрела его заезды. Сквозь слёзы в глазах, но с улыбкой на лице смотрела и гордилась тем, что он вновь и вновь приходил первым к финишу. Мне хватало и этого - знать, что с ним всё хорошо. Что он не пострадал ни в одном из заездов.
        Мой образ жизни не мог пройти бесследно для меня, и вот однажды я банально упала в обморок, а проснувшись, увидела белоснежные стены и капельницу, что вела к моей руке. Возле себя обнаружила Марину, которая сидела возле моей кровати.
        В горле стоял сухой ком. Я проморгалась. И, приоткрыв пересохшие губы, еле слышно прошептала:
        - Марина.
        Белова вздрогнула, распахнула глаза и подорвалась ко мне.
        - Соня, наконец ты проснулась! Как же мы все за тебя переживали!
        - Все? - голос трещал, меня было еле слышно. - Дай, пожалуйста, попить.
        - Да, конечно, - подруга повернулась к тумбочке и, взяв стакан с водой и слегка меня приподняв, поднесла к моим губам. - Вот, пей.
        Сделала несколько глотков, дабы смочить горло. Стало намного легче, и я вновь откинулась на постель.
        - Что случилось? И кто эти все, кто за меня переживал?
        - Ты упала в обморок, - поставив стакан обратно на тумбочку, Белова присела ко мне на кровать. - Прямо на работе. Мне сразу же позвонила Лена и попросила приехать, - с каждым словом подруга всё больше хмурилась. - Что с тобой происходит, Сонь? Я, Мишка, Света с Алексом - все мы за тебя переживаем. И Лена ваша эта Канаева тоже. Она мне всё рассказала.
        Я отвернулась от подруги, прикрыв глаза.
        - Почему ты не уйдёшь, Сонь? Разве оно того стоит? Ты же белее мела стала. Что тебя мучает? Мы же все видим это.
        - Я не могу уйти, Марин. Иначе он пострадает.
        - Кто он?
        Из моей груди вырвался всхлип и, закрыв лицо ладонями, я заплакала. Тут же почувствовала крепкие объятия и ласку - руки Беловой поглаживали меня по голове.
        - Тише, успокойся, Соня. Успокойся и расскажи всё.
        Внутри всё сдавило, а дышать вновь стало тяжело. Но собрав все силы и притупив рыдания, я оторвала от своего лица ладони и, набрав в лёгкие побольше воздуха, стала рассказывать всё. Всё, начиная с Нового года.
        Подруга внимательно меня слушала, то улыбалась, то хмурилась. Под конец разговора вообще была злая. И я понимала почему.
        - Ты с ним разговаривала?
        - Нет, - помотала головой. - Я не хочу, чтобы у него были проблемы из-за меня.
        - Соня, он мужчина. И, как он говорил, - твой мужчина. И он несмотря на то, что ему рассказала Крылова, приехал за тобой в клинику. Ты дура, раз не рассказала с самого начала всё ему. Он правильно сделал, что вмазал этому Шестинскому. Мы все долго этого ждали. Но ты поступила неправильно - он должен был знать об шантаже зава.
          - Я не хочу, чтобы он пострадал. Его карьера, репутация, Марин. Он звонил в первое время после ссоры, но я не брала трубку. А потом перестал. Забыл меня. Не нужна я ему.
        - Дура ты, Сонь, - Белова покачала головой, смотря на меня с укором. - Вы оба дураки. В отношениях нужно доверять друг другу. А без этого ничего не получится.
        И через минуту выпалила:
        - Тебе нужно позвонить ему и поговорить. Всё рассказать, как есть и было. И уволиться.
        ГЛАВА 34
        СОНЯ
        Прикрываю на миг глаза и понимаю, что Маринка абсолютно права. Права в каждом своём слове, что бросала в меня. Но как же тяжело решиться на все это! Особенно когда боишься, что карьера человека, который забрался, проник ко мне под кожу так глубоко, что теперь его не выдворишь, может полететь к черту. От этого внутри всё сжимается и становится тяжело дышать.
        Если так случится, то я никогда не прощу себя за это. А простит ли он меня, когда обо всем узнает?
        Сомневаюсь.
        - Да, - распахиваю глаза, кивая, - да, ты права, Белова. Абсолютно. Но я так боюсь, - поворачиваюсь в сторону подруги, встречаясь с её вопросительным взглядом. - А вдруг я всё сломаю?
        Марина качает головой и хмурится.
        - Перестань быть маленькой глупой девочкой. Перестань быть ребёнком. Потому что сейчас ты действуешь не как взрослый человек, а как самый настоящий ребёнок. Страус, который прячет голову при проблемах и страхах. Егор мужчина. Позволь ему самому решить, как будет лучше для него, - машет головой. - Но никогда не решай за него, как будет лучше.
        Я киваю, соглашаясь, хоть и внутри себя чувствую, как всё дрожит от страха поступить неправильно. Но ещё больше меня сводит с ума возможность потерять Свободина навсегда.
        От этого становится жутко. Меня бросает в дрожь и жар, который растекается по моим венам. Это намного страшнее всех остальных моих страхов.
        Как так получилось, что за короткое время он стал для меня настолько важен, нужен, что я готова была оставаться в этой клинике, чтобы только его карьера не поломалась?
        Я и сама не могу ответить на этот вопрос точно: может, после наших ночных разговоров, или из-за его сообщений каждое утро "С добрым утром, принцесса"? Или когда он обнимал, и я чувствовала в этих крепких, стальных руках себя защищённой, маленькой девочкой, которую всегда защетят? Или это произошло ещё в ту самую новогоднюю ночь, в лифте, где он меня успокаивал и поцеловал?
        Я не знаю точно, когда, но рядом с ним моё сердце начинает быстрее биться, и мелкие волосы на коже рук дыбом становятся, стоит ему только ко мне прикоснуться, посылая по коже миллиард мурашек.
        - Ты должна позвонить ему, - тянется рукой к тумбочке Белова, беря мой телефон в руки, и позже протягивает его мне.
        Я дрожащими пальцами забираю его из её рук и подношу ближе к себе.
        - А если он не возьмёт трубку?
        - Пока не позвонишь, не узнаешь, - уже мягче улыбается девушка. - А вообще, - вдруг спохватывается, - лучше поезжай сразу к нему. У тебя же остался его адрес? Чтобы уже сразу поговорить с глазу на глаз. Ты сразу всё увидишь по глазам его.
        - Да, должен был остаться в наборе, когда я вызывала такси от него. А если его дома нет?
        Такой вариант может быть, потому как он может ещё не вернуться с заезда, где в последний раз проходили у него гонки. Может остаться там на неопределённое время. Тогда мне что делать?..
        - Хватит! - прикрикивает она на меня, поднимаясь с моей кровати, отчего я вздрагиваю, не ожидая от неё такого. - “Если” да “если”. Ты действительно как маленький ребёнок, - недовольно качает головой.
        Киваю, потирая свободной рукой лоб.
        - Да, прости. Ты абсолютно права. В который раз, - улыбаюсь. - Просто страшно, что в действительности всё закончилось. Что возврата нет. Что всё так и останется: он там, а я здесь.
        От этой мысли сердце сжалось. Я не хотела об этом думать, но эти мысли, как мелкие змеи, пробирались ко мне в голову, не желая оттуда уползать, как бы я ни старалась их прогнать.
        Даже были мысли о том, что, возможно, Егор уже нашёл себе другую, с которой не будет вот таких проблем, как со мной.
        - Хватит бояться. Просто сделай это! Если ты ему действительно дорога, то он прежде всего выслушает тебя.
        - Хорошо.
        После мы ещё какое-то время поговорили с Мариной, которая рассказывала последние события, произошедшие в их семье. Буквально пару дней назад Мишка приволок домой кота, всучив ей его прямо в руки, со словами: "Принимай нового члена семьи". Подруга была в полном шоке и долгое время не могла прийти в себя.
        Нет, конечно, она любила животных и только рада была такому подарку от мужа, но это было настолько неожиданно, что она растерялась. Они потом ещё долгое время, сидя на кухне за чашкой кофе, смеялись.
        Всё же счастлива я за подругу. Рада, что у них с Мишей все хорошо. Да, были и ссоры, после которых она уходила, хлопнув дверью, потому как характер у неё ещё тот. Но каждый раз, перепсиховав, она приходила к тогда ещё парню, обнимала его со спины, и они тихо разговаривали.
        Много было у них разногласий, споров, но они разговаривали, в отличие от нас со Свободиным. Мы же не дали друг другу ни шанса.
        Белова права, что нам нужно было сесть и спокойно все обсудить, а не действовать на эмоциях, вследствие чего и произошло то, что произошло. Да и кого теперь во всем этом винить? Некого. Точнее, оба виноваты.
        Но тогда эмоции, чувства застилали пеленой глаза, и мы не понимали, что творим.
        - Я вот что подумала, Сонь, а если та сцена перед клиникой была подстроена? - задумавшись, произнесла Марина.
        - Думаешь вся эта картина, и поцелуй Шестинского как-то вместе связаны и подстроены? Ну а как же его интерес ко мне до этого?
        - Не знаю, Ярославская. Но все выглядит так, будто кто-то всё это специально сделал. Просто мне, человеку со стороны, после того, что ты рассказала про Егора и то, как он к тебе относился, сомневаюсь, что он бы целовался с другой. Да и Дарья ваша эта - та ещё стерва. Я тебе с самого начала об этом говорила.
        Я задумалась над словами подруги. Потому что меня так же все это насторожило. Особенно то, что сначала она берет неделю отпуска, а потом вдруг выходит раньше времени. Не сходится все это.
        - Может быть, Марин. Честно, я уже ничему не удивлюсь.
        Стоило мне только договорить, как в дверь постучали, и она тут же распахнулась, являя моему взору Нину Михайловну, взгляд которой выражал взволнованность и даже испуг. И я понимаю почему - это прямо связано со мной. Точнее, с моим состоянием.
        Вспоминаю её слова, которые старшая медсестра мне говорила три месяца назад.
        - Соня, как ты себя чувствуешь? - женщина прошла в палату, остановившись недалеко от моей постели, на которой я лежала. - Голова не кружится?
        - Нет, Нина Михайловна. Со мной уже всё хорошо. Спасибо большое.
        ГЛАВА 35
        СОНЯ
        Женщина улыбнулась, но в её глазах всё равно я видела беспокойство.
        - Тебе нужно больше отдыхать, девочка. Я тебе уже давно об этом говорила, - голос старшей медсестры стал твёрже, строже. - А ты никого не слушаешь, - укоризненно посмотрела на меня.
        - Нина Михайловна, - я привстала немного. Всё тело затекло. Поэтому лежать тяжело. - А Герман Витальевич у себя? Ещё на работе?
        - Да. Как раз видела, как он заходил в свой кабинет, когда я к тебе шла.
        - Хорошо, - я кивнула и перевела взгляд на подругу, которая в этот момент сидела, не проронив ни слова.
        - Всё будет хорошо, - тихий шепот, но так, чтобы я услышала.
        В ответ я кивнула и, повернувшись вновь к начальнице, попросила принести мне чистый лист и ручку. Женщина удивлённо посмотрела на меня, не понимая, что я хочу сделать. Но говорить о том, что я буду писать заявление на увольнение, я не стала. Всё равно скоро об этом все узнают. Поэтому я не видела смысла ничего говорить.
        Женщина ушла и через пару минут вернулась с чистым листком бумаги и ручкой. Капельница с витаминами уже закончилась, поэтому, аккуратно её выдернув, Нина Михайловна тут же приложила спиртовую вату к локтевому сгибу, залепила пластырем и сверху обмотала бинтом.
        Я в ответ благодарно ей улыбнулась и, привстав, взяла лист с ручкой и начала писать.
        Когда заявление было написано, я села на кровать, свесив ноги в низ. Старшая медсестра уже ушла, оставив меня наедине с подругой, которая тихо сидела.
        Я повернулась к ней.
        - Подождёшь меня? - спросила, глянув мельком. - Рабочий день уже закончился.
        И действительно, на улице уже начало смеркаться, солнце уходило за горизонт. В мыслях я просила, чтобы Егор был дома и впустил меня.
        - Да. Конечно. Тебя проводить? А то ты ещё слегка бледная.
        Я покачала головой.
        - Нет, спасибо, Марин. Я сама. Я должна это сделать, - взгляд упал на лист, где синими чернилами было написано моё заявление на увольнение сегодняшним числом. Здесь оставаться ещё хоть на один день я просто не хочу. - Давно надо было уволиться. Вы все были правы. Единственное, о чём я не жалею, хоть и до сих пор вспоминать больно, это операция Егора. Когда там, на операционном столе, увидела его всего в синяках и ссадинах, - покачала головой, зажмурившись. - До сих пор эта картина стоит перед глазами.
        - Всё уже хорошо. И не думай об этом.
        Я кивнула и медленно встала. Сразу же голова закружилась, и я пошатнулась. Марина тут же кинулась ко мне, поддержав за локоть. Сделала глубокий вдох-выдох и встала ровно. Я должна быть сильной. Такой, какой была всегда.
        - Всё хорошо. Спасибо, Марин.
        Через пять минут я уже стояла в кабинете Шестинского, который недовольно и хмуро смотрел на меня. Будто я сделала ему что-то плохое. Он смотрел на мои руки, а точнее - на лист бумаги, что я держала. Смотрел и хмурился, а глаза его становились с каждой секундой всё чернее.
        Думаю, он догадывался о том, что именно я держу у себя в руках. И похоже, ему это не нравилось. Но я уже всё решила и отступать не собираюсь.
        Для меня Егор намного важнее этой клиники и профессии. Работу я ещё смогу найти, а вот потерять Егора… Я просто этого не переживу.
        - Герман Витальевич, вот, - и, сделав шаг ближе к его рабочему столу, положила на него заявление.
        Его взгляд метнулся на лист, прошёлся по нему, затем зав вновь посмотрел на меня.
        - Это что? - взревел он, но я даже не шелохнулась, стойко держалась.
        - Это заявление об уходе. Сегодняшним числом. У меня сегодня крайний день, поэтому на работу больше не планирую выходить. Я ухожу.
        Его руки, что лежали на столе, сжались в кулаки так сильно, что я услышала хруст его костяшек. Желваки на его скулах заходили ходуном, а взгляд просто испепелял меня.
        Раньше мне казалось, что зав частенько бывал в гневе. Но оказалось, что я никогда ещё не видела его в гневе. Сейчас он был похож на дьявола, который жаждет забрать меня в ад и сжечь на костре. От Шестинского так и веяло злостью, яростью, которую я ощущала.
        Несмотря на то, что я держалась, не показывая своих истинных эмоций, внутри я дрожала от страха. По сути, я совсем не знаю этого человека и на что он способен, и это меня пугает. Единственная сейчас моя защита в том, что мы находимся в клинике, где много людей: не только персонал, но и пациенты, и сделать он мне ничего не сможет. По крайней мере я на это надеюсь.
        - А не боишься, что я пойду в полицию и напишу заявление на Свободина? - оскалился зав.
        - Срок уже прошёл, когда можно было подать заявление. Вам никто не поверит, - покачала головой. - Поэтому подписывайте моё заявление, и я ухожу.
        - Если ты сейчас уйдёшь, то я сделаю так, что работу ты никогда не найдёшь. Ни в одной клинике тебя не возьмут. Если только полы и унитазы мыть. И то, для этого сейчас тоже нужно специальное образование.
        - Мне всё равно. Подписывайте заявление, - твёрдо ответила. Я не боялась его угроз.
        Что-то во мне щёлкнуло, и мне стало всё равно. Ни одна карьера и работа не стоят любимого, дорогого человека.
        Мужчина зло посмотрел на меня и, взяв со стола ручку, поднёс её к бумаге.
        - Не пожалеешь? - посмотрел в последний раз.
        - Никогда, - без запинки было ему твёрдым ответом.
        Шестинский размашистым почерком расписался и нервно, яростно тут же отбросил ручку. Я же, удостоверившись, что он действительно подписал, развернулась и направилась к выходу. Лишь уже опустив ручку двери вниз, слегка обернулась на уже бывшего моего начальника, который был злее прежнего.
        Но меня это уже не волновало.
        - Синий цвет лица вам очень подходил.
        - Вон! - прогремело, наверное, на всё не только отделение, но и клинику.
        ГЛАВА 36
        СОНЯ
        Я прошмыгнула мышкой из кабинета и направилась забрать свои вещи из раздевалки и переодеться в палате, где мне выделили место на этот день. Там меня уже ждала Белова, которая встревоженно на меня посмотрела, стоило мне только войти.
        Я ей в подробностях рассказала наш разговор с Шестинским, отчего подруга расхохоталась на всю палату, представляя, какое лицо было у мужчины после моих последних слов. Я улыбнулась ей. При этом медленно и осторожно из-за перевязанной руки надевала футболку и сверху на плечи накинула чёрную укороченную кожанку.
        Маринка мне помогла привести себя в порядок, и вместе с ней мы вышли из палаты, направляясь к выходу. По пути встретили Нину Михайловну, которой я всё же рассказала, что написала заявление. Она также обещала его подписать и, крепко меня обняв, пожелала всего самого наилучшего. Главное, чтобы я берегла себя прежде всего. А работу я обязательно найду.
        Я поблагодарила и пообещала, что как-нибудь зайду. Здесь оставались мои вещи, которые я не стала забирать, потому как сразу из клиники собралась поехать к Егору и попытать удачу, если застану его у себя в квартире.
        От предвкушения того, что, возможно, мы скоро с ним увидимся, и я смогу его обнять, почувствовать его запах, моё сердце забилось быстрее, а ноги стали ватными, хотя и так мне было несколько тяжело передвигаться из-за того, что я ощущала лёгкое головокружение. И старалась идти медленнее обычного.
        Такси мы вызвали сразу, стоило только выйти из здания. Чувствовала я себя намного свободней и легче, чем когда утром пришла на работу. Но волнение и лёгкий страх всё же пробирался по моей коже, вызывая дрожь.
        С каждой секундой я всё больше волновалась и нервничала. Кожа покрылась мурашками - на улице дул лёгкий ветерок, лаская обнажённую кожу рук. Я вдохнула глубоко в лёгкие воздух и тут же медленно выдохнула, прикрыв глаза.
        В руке пиликнул телефон, скорее всего, оповещая о том, что заказ принят. Я распахнула глаза и, подняв руку вверх, действительно увидела сообщение, что такси подъедет через пять минут.
        Моё сердце забилось быстрее.
        - Волнуешься? - спросила Марина, которая стояла рядом со мной. По её голосу поняла, что она улыбается.
        - Да. Боюсь и в то же время хочу поскорее увидеть его. Я так соскучилась за это время по нему. Только лишь на экране телевизора видела его. В тот момент мне казалось, что мне этого достаточно, - подняла вверх голову, смотря на небо, какими красками его разукрасил закат. На губах моих расползлась улыбка. - Но сейчас поняла, что мне этого катастрофически мало. Хочу, чтобы он был рядом. Весь. Полностью.
        - Всё будет хорошо, - приободрила меня Марина, я в ответ ей улыбнулась, повернув голову в её сторону.
        Такси подъехало, как и было сказано, через пять минут. Мы с Беловой подошли к машине, я просила её поехать со мной: просто вызвать машину на два адреса, но она только покачала головой, сказав, что её заберёт Мишка, который уже должен подъехать.
        - Передавай ему привет. Я, может, на днях заеду. Нужно нам всем встретиться, посидеть.
        - Хорошо. Да, будет классно, - обняв меня на прощание и пожелав удачи, подруга отошла от машины, а я забралась в салон.
        Всю дорогу меня мелко трясло, а в горле встал жуткий ком, от которого тяжело было даже вздохнуть. Пальцы мелко дрожали, вцепляясь в колени. Сердце гулко билось о рёбра.
        Я так боялась и в то же время желала этой встречи, что голова пошла кругом, а перед глазами замельтешили чёрные мошки.
        Меня съедали мысли одна за другой. Я металась из стороны в сторону.
        Уже подъезжая к дому, где находилась квартира Егора, меня начало трясти всё сильнее. Я молилась о том, чтобы он оказался дома и впустил меня. Чтобы дал мне шанс всё ему объяснить, поговорить. Сказать ему всё, что накопилось у меня в душе.
        Боялась, что мужчина меня оттолкнёт, не станет слушать. Что я окажусь ему больше ненужной. От этих мыслей моё сердце болезненно сжалось, а из лёгких улетучился воздух.
        Ладошками прикрыла лицо. А с губ сорвался судорожный вздох.
        Почувствовала, как машина остановилась. Распахнула глаза.
        - С вами всё хорошо, девушка?
        - Да. Спасибо большое, - ответила и открыла дверь машины, выходя наружу.
        Тут же на меня набросился холодный ветер, пробираясь под куртку, которая была накинута лишь на плечи. Взгляд метнулся ввысь, смотря на высотку, где жил Егор.
        В голове билась мысль о том, что мне придётся одной подниматься на лифте до самого последнего этажа. Тело пробила дрожь, и меня передёрнуло. Я боялась, но понимала, что должна это сделать ради Егора. Я смогу.
        Собираясь с духом, я закрыла глаза, глубоко вдохнула, выдохнула, приводя в порядок разбушевавшееся сердце. А когда посмотрела перед собой, то увидела, как открылась подъездная дверь, выпуская на улицу женщину.
        - Подождите! Не закрывайте! - крикнула и ринулась к двери, придерживая одной рукой куртку, которая при беге так и норовила слететь.
        Незнакомая женщина остановилась и придержала дверь. Я подбежала и, мило улыбнувшись, поблагодарила её. Зашла внутрь подъезда и пошла к лифту. Тот, стоило мне только его вызвать, нажав на кнопку, открылся, приглашая меня в свои оковы.
        Я, глубоко вздохнув, двинулась внутрь.
        Через пару минут я вышла на самом последнем этаже высотки, тяжело и рвано дыша. Меня колотило и знобило как в лихорадке, а пульс вместе с сердцем колотился так, что казалось, сердце сейчас выпрыгнет наружу.
        Мне пришлось прислониться к стенке, чтобы успокоиться и привести свой пульс и дыхание в норму. Я откинула голову назад, сталкиваясь затылком с мраморной стеной.
        Боже, я точно скоро так умру!
        Но всё же я выдержала, смогла, хоть и до жути было страшно, голова кружилась, и со всех сторон, казалось, стены движутся на меня. Отчего вновь накатывали паника и ужас, что я в этой кабинке умру, что воздуха не хватит.
        Но я старалась думать только об одном-единственном человеке, ради которого я всё это делаю, потому что он мне нужен. Нужен как никто и ничто на свете.
        Успокоив сердцебиение и пульс, распахнула ресницы и, сделав короткий вдох, направилась в сторону двери в квартиру, за которой живёт мужчина, в которого я до беспамятства влюблена.
        По мере приближения мой пульс ускорялся, а ноги стали дрожать. Лёгкое головокружение чувствовалось. Я нервничала, волновалась…
        Последний шаг и последний короткий вдох-выдох. Поднимаю правую руку, чувствую, как в локте простреливает лёгкая боль. Блин, я и забыла про повязку, которую слишком затянули. Чёрт. Но я всё равно поднесла пальцы к дверному звонку и нажала на него.
        Сердце остановилось. Дыхание замерло. И я сама стала как статуя.
        Десять секунд… двадцать… Минута… Две… А в ответ не слышу ни звука по ту сторону, ни шороха, будто там вообще никто никогда не жил.
        Сердце пронзила боль, сдавило.
        Он не приехал… Его нет.
        И стало так больно, что глаза защипало и пришлось зажмуриться, чтобы не расплакаться. Всё же я опоздала. А может быть, он где-то развлекается, даже не думая обо мне.
        По коже прошёлся холод, меня всю зазнобило.
        Что делать?
        А может, стоить подождать? Может, у меня есть шанс? Хоть малюсенький, но он есть.
        Я всё равно должна с ним поговорить.
        Повернувшись, я шагнула к ступенькам и опустилась на них. Подожду его тут.
        Он должен прийти. Я в этом уверена. Должен. Я чувствую это.
        Прислонилась головой к стене и прикрыла глаза. Сердце отбивало свой привычный ритм, но казалось, с каждой уходящей минутой оно всё замедлялось и замедлялась. Как и моя надежда, что он вернётся, угасала.
        Обхватила себя руками и не поняла, как улетела в лёгкую дрёму. Лишь когда возле себя услышала удивлённый и нежный голос, прикосновение к моему лицу, начала возвращаться в реальность, отбрасывая сон.
        - Сонечка! Соня, девочка, просыпайся. Не нужно сидеть на холодных ступенях.
        Я резко распахнула глаза, встречаясь с синими искрящимися глазами, по которым до одури скучала всё эти долгие три месяца, которые казались вечностью.
        ГЛАВА 37
        ЕГОР
        Всё тело болит, а шея затекла от того, что в одной позе находился несколько часов подряд. Я только прилетел с заезда и сразу рванул в сторону дома.
        Пытался размять шею, входя в подъезд.
        На дворе был уже глубокий вечер, а меня клонило в сон. В последнее время мало сплю, поэтому хотелось быстрее добраться до своей кровати и просто упасть, чтобы проспать несколько дней подряд. Я даже друзьям отказал, которые звали к себе, чтобы отметить ещё одну победу - сотую, наверное, по счёту.
        Я не считал, потому что в последние месяцы меня всё это мало волновало.
        Вышел из лифта, направился в сторону квартиры, как вдруг, подойдя к двери, замер истуканом, не веря в то, что увидел собственными глазами. Просто потому, что такого просто не может быть. Или же я сплю, и мне всё это снится.
        На холодном бетоне, свернувшись калачиком и прислонившись к железобетонной холодной стене, сидела Соня. Я зажмурился и вновь открыл глаза, чтобы удостовериться, что в действительности мне всё это не снится. Что мне всё это не привиделось, и эта маленькая красивая принцесса находится совсем рядом со мной. Всего в нескольких шагах от меня.
        Но нет. Наваждение не исчезло.
        Что она здесь делает?
        Тем более на холодном бетоне. Простудится же, глупая.
        Хмурюсь, качая головой, и делаю шаг ближе к девушке, чтобы уже в следующее мгновение, присев на корточки, позвать её:
        - Соня, - но реакции никакой. Мне так хотелось прикоснуться к ней, что я не удержался, и рука сама потянулась к её лицу, желая почувствовать гладкость её кожи. - Сонечка! Соня, девочка, просыпайся. Не нужно сидеть на холодном полу.
        Тут же её большущие глаза цвета шоколада распахнулись, и она в непонимании уставилась на меня. А глаза смотрят так - в душу забираются, проникают под кожу.
        Большие красивые глаза, от которых оторваться невозможно, уставились на меня в изумлении. Мерцают искрами, теплым светом внутри.
        Как же я скучал все эти месяцы вдали от тебя, девочка… Знала бы ты только, как скучал…
        - Егор… - шепчут её губы, и мой взгляд опускается ниже. Хочется поцеловать их, вспомнить их вкус, но я сдерживаю себя.
        Беру две её ладошки, ощущаю их холод. Хмурюсь ещё сильнее. Поглаживаю большим пальцем, желая согреть. Сжимаю в оковах своих рук и тяну вверх, поднимаясь вместе с Соней.
        - Вставай. Нечего тут сидеть на холодном полу. Ты вся замёрзла, - мой голос твёрдый и жёсткий, не терпящий возражений. - Поговорим в квартире.
        Соня кивает и встаёт вместе со мной, подчиняясь мне. Я держу её ладошку в своей руке, не выпускаю, боясь, что мгновение и она исчезнет, растворится в моих руках, даже когда вставляю в замочную скважину ключ. Мне нужно чувствовать, что она рядом.
        Открываю дверь, первой впускаю девочку, которая делает неуверенные маленькие шаги, будто боится. Хмурюсь, потому что её состояние мне не нравится. Не нравится то, что я вижу: бледность лица, круги под глазами, она будто ещё похудела, хотя и без того очень миниатюрная девочка.
        Что случилось за эти три месяца, пока мы с ней не виделись?
        Первая мысль, которая бьёт меня в темечко, что она много работает, наверняка опять без выходных, что меня злит и раздражает ещё сильнее, ведь я догадываюсь, кто виновен во всём этом.
        Этого начальника, кто злоупотребляет своим служебным положением, хочется немедленно найти и разукрасить его дебильную морду сильнее, чем прежде - не оставить на нём не единого живого места.
        Во мне просыпается злость, ярость, от которой хочется всё крушить и бить. А точнее, кого-то, кто повинен в таком состоянии моей Сони.
        Сжимаю руки в кулаки, дабы сдержать свою ярость и злость. Не напугать маленькую принцессу.
        Захлопываю за нами дверь, включаю свет, бросая на тумбочку ключи.
        - Снимай куртку, - говорю девушке и, не отрывая от неё взгляда, снимаю обувь.
        Соня снимает кожанку, и мой взгляд тут же цепляется за забинтованную правую руку на локтевом сгибе.
        Что это? Что это, мать твою?!
        Плохие мысли тут же накатывают на меня, предлагая мне один за другим плохие сценарии того, что могло случиться с Соней, отчего её рука забинтована. И мне реально становится плохо от этих вариантов.
        - Соня… - мой голос глухой, еле слышен. Горло скрутил спазм, не позволяя говорить и нормально дышать. Страх пробрался ко мне в душу.
        Соня поворачивается ко мне, а я не могу отвести глаз от повреждённой руки. Плохие мысли завладели мной - не могу сдвинуться с места, лишь смотрю на бинты, повязанные вокруг маленькой, тонкой руки этой хрупкой девочки.
        Она как маленькая хрупкая фарфоровая статуэтка, которую чуть тронь - и она упадёт, разобьётся. Боязно до неё дотрагиваться, потому что боишься, что сломаешь её ненароком, не желая того.
        - Это что? - головой показываю в сторону перебинтованной руки, еле выдавливая из себя эти слова.
        Взгляд Сони падает на ту самую руку, а потом поднимается на меня, смотря прямо в глаза.
        - Ничего страшного. Просто витамины колола.
        После её слов я шумно выдыхаю, запрокидывая голову назад и прикрыв глаза. Все плохие мысли разом исчезают, но волнение остаётся, потому что и дураку понятно, что не просто так ей кололи эти самые витамины.
        Беру себя в руки и приоткрываю рот.
        - Проходи в гостиную, - и девушка, разувшись, следует в ту сторону, где у меня находится гостиная. Я же следую за ней, не отрываясь смотрю на её хрупкую спину.
        Соня проходит в комнату, устраивается в кресле. Я же подхожу к ней вплотную, приседаю, касаясь своими коленками её. Беру в ладони её прохладные руки и начинаю греть.
        В голове куча вопросов, которые немедленно хочется задать: от “почему она не отвечала на мои звонки?” до “что случилось и почему она здесь?”. И мне хочется узнать ответы на них незамедлительно, но я даю девочке успокоиться, согреться, собраться с силами и уже тогда мне всё рассказать.
        Об этом всём мы должны были поговорить ещё три месяца назад, но мы этого не сделали, поддавшись своим чувствам, которые клокотали внутри нас. И имя этим чувствам - ревность.
        Но я-то знаю, уже трезво понимаю, что девочка Соня в тех обстоятельствах не виновата. Знаю чётко, что мы друг другу не изменяли.
        - Расскажешь? - спрашиваю её, заглядывая в её глаза, пытаясь понять её чувства, увидеть эмоции. И просто хочу в них смотреть.
        Они такие красивые. Она сама красивая. Очень красивая.
        Я говорил ей, что никогда прежде за все свои тридцать с небольшим лет не видел настолько красивых девочек. И я не врал и не вру, потому что действительно не видел никого красивее её.
        Соня кивает, но её взгляд опускается на мои руки, в которых держу её маленькие ладошки. Делает глубокий вдох и начинает свой рассказ.
        С каждым произнесённым ею словом во мне вновь разгорается злость, ярость, раздражение. Желаю немедленно найти этого урода и отправить его на тот свет.
        Чувствую, как девочка начинает дрожать, и мои руки поднимаются вверх от её запястий, накрывая плечи, поглаживая их, пытаясь согреть, дать немного своего тепла, хоть и внутри меня сейчас бушует яростная ненависть на этого Шестинского, который так поступил с моей Соней.
        Когда её рассказ доходит до того места, как эта мразь её шантажировала моей карьерой, и что ей пришлось согласиться на это, чтобы моя карьера не разрушилась, - к этому моменту я уже с трудом контролировал свою ярость.
        Мне хотелось всё крушить и ломать. Я еле сдерживал свои эмоции, боясь напугать Соню, сделать ненароком ей больно, чего совершенно не хочу.
        - Почему ты мне ничего сразу не сказала, Соня? - цежу сквозь зубы, а желваки ходят ходуном по моим скулам.
        Понимаю, что этому Шестинскому тогда досталось мало, и нужно бы добавить. Никто не смеет так поступать с моей Соней.
        - Я боялась, что случится то, что и так произошло, - качает головой. - Прости меня. Прости, Егор, - шепчет, смотря на меня своими невероятными глазами, что душу мне терзают.
        Ладони поглаживают её предплечья, спускаются вниз, вновь беря в ловушку её тонкие пальчики. Сжимаю. Тяжело выдыхаю. Лбом утыкаюсь в наши сплетённые руки, а она всё шепчет слово “Прости”, от которого меня разрывает на части.
        ГЛАВА 38
        ЕГОР
        А потом вдруг выпутывает одну ладошку из моих оков и зарывается в мои короткие волосы на затылке, медленно начинает перебирать их. А я шумно и тяжело душу, пытаясь совладать со своими чувствами.
        - Я не хотела, чтобы так произошло. Я не давала ни одного повода заву, когда он меня пригласил на свидание - я сразу отказалась. И тут дело не только в субординации. Он просто мне не нравился. Ему, как видишь, это не понравилось, и вышло вот так всё… Я не хотела, чтобы у тебя были проблемы, - шепчет, продолжая перебирать короткие волосы у меня на голове. - Я ревновала тебя, потому что я ведь тебе не подхожу. Совершенно. А когда увидела тебя с Дашкой, во мне такая ревность проснулась…
        Я сжимаю зубы от раздражения и злости. Поднимаю на неё свой взгляд.
        - Я твой мужчина, Соня! Ты должна была мне всё рассказать. Мы с тобой об этом разговаривали ещё в начале наших отношений. Я говорил тебе: что бы ни произошло, приходи и рассказывай мне. А я в свою очередь со всем этим разобрался бы. Я не мальчик, чтобы всего бояться и прятаться за юбку! Я мужчина, Соня. Твой мужчина! - девочка кивает, а её рука перемещается на мою щёку, ласково поглаживая. Соня касается колючей щетины и улыбается. Я знаю, как она её любит. - И с Дарьей у меня ничего не было.
        Соня вновь кивает. Молчит. Только смотрит на меня.
        - Ты у меня везде. В мыслях. В сердце. Забралась под кожу и даже не спросила, хочу ли я этого. Тебя уже не выдворишь. Внутри меня ты, Сонечка! Соня, девочка моя, - поднимаю руку, касаюсь её щеки, по которой бежит одинокая слеза. - Доверяй мне. Кроме тебя - никто. Слышишь?!
        Моя девочка кивает, и я тянусь к её губам, рука перемещается, зарывается в волосы, притягивая маленькую принцессу ко мне. И целую.
        Твою мать, как же я соскучился по спелым вкусным губам Сони. Истосковался, изголодался, как дикий зверь.
        Я тут же протискиваюсь языком между её губ, забираясь внутрь и пью её, как живительную воду, которую наконец-таки нашёл путник. Она нужна мне сейчас. Я хочу чувствовать Соню. Каждый миллиметр её гладкой, будоражащей кожи, от которой меня вставляет так, как никогда прежде.
        Никого и никогда я так не хотел, как эту малышку, которая отвечает мне со смесью страсти, желания. Которая будоражит кровь, застилает пеленой разум.
        Через силу оторвался от неё. Соприкоснулся своим лбом с её.
        - Останешься? - шепчу в горячие, такие желанные мне сейчас губы, и тут же добавляю. - Останься.
        Что-то мучительное дрожало между нами, наизнанку выворачивая души. Я хочу, чтобы ты осталась, Соня.
        Она застыла, такая напряжённая. Тонкая, сладко пахнущая… Не уверен, что смогу её отпустить.
        Не могу удержаться. Встал, потянув маленькую девочку за собой. Во мне была потребность её чувствовать. Касаться. Целовать. Была потребность во всей этой маленькой хрупкой женщине.
        - Если ты не хочешь, я отвезу тебя домой, но прошу… Останься, - я просил, почти что умолял её остаться со мной. Сегодня.
        - Егор, - и тянет руку к моему лицу, прижимаясь пальчиками. Прижал её руку ближе к своему лицу.
        - Я хочу, чтобы ты осталась…
        Обхватываю ладонями её лицо, тяну на себя. Ближе… ещё ближе… Хочу всю её чувствовать… И эта потребность в ней меня пугает.
        Покрываю голодными поцелуями ее лицо - снова и снова. Не могу оторваться… Слышу шепот, выдергивающий меня из этой реальности.
        - Я… останусь.
        - Останешься? - останавливаюсь, на миг замерев, не веря в слова, что слетели с пухлых, вкусных, манящих губ, не веря, что это реальность. Спрашиваю её снова, желая убедиться в том, что это не плод моего воображения.
        - Останусь… Я так по тебе скучала… Я… - не договаривает она, но я и так понимаю, о чём Соня хочет сказать.
        На миг прикрыл глаза. А в следующую секунду схватил, приподнял лёгкое, словно пушинка, тельце Сони, прижал к себе. Так, словно не верил, что она рядом со мной. Что её держу в своих руках.
        Девочка обхватила меня ногами, обняла тонкими ручками за шею, прижимаясь ближе ко мне. И я снова поцеловал её. Нет сил держаться, когда она так близко ко мне находится. Поцеловал с отголоском ярости, но уже мягче и слаще. И повернув в сторону лестницы, понес наверх, придерживая хрупкую ношу под ягодицы.
        И как мы только не грохнулись, переломав все кости? Сразу же за лестницей находилось две двери. Я направился в первую, что была ближе всех - в свою спальню. Нетерпеливо толкнул дверь и внёс Соню в комнату, отпустив в двух шагах от входа.
        И снова - к губам, жадно… С нетерпением. Будто не прикасался к ней вечность. Руки тут же потянулись к футболке, желая немедленно её снять с хрупкой фигуры. Запустил ладонь в пушистые, мягкие на ощупь, словно шёлк, волосы.
        Сонины пальчики несмело коснулись моей серой футболки. Девушка забралась под неё пальцами, коснулась горячей кожи и напряженного живота. Погладила выступающие кубики пресса, и от этого жеста меня будто током пробило. Удовольствие накатило на меня огромной волной.
        - Проклятие! Соня, девочка моя! - простонал, слегка запрокидывая голову назад.
        Не было сил больше терпеть, поэтому мои руки торопливо начали стягивать одну за одной вещи Сони. Торопливо, не сдерживаясь, издавая утробный рык, когда не получалось стянуть эти чёртовы джинсы, что мешали увидеть её всю. Обнажённую. И такую мою.
        За её одеждой последовала моя. Шмотки куда-то летели, но сейчас на всё это было плевать. Потом. Не сейчас.
        Мгновение - и на нас ничего не осталось. Ни единого клочка одежды, кроме моих боксёров, которые тоже грозили разорваться через секунду на части от распирающего желания.
        На щёчках малышки выступил румянец - смутилась и тут же потянулась к своей груди, прикрываясь руками. Но я не дал ей этого сделать - сжал её ладони, разводя в стороны. Ничего не сказал. Но мой взгляд, то, как я смотрел на Соню - говорил о многом. Всё было понятно и без слов, стоило только посмотреть мне ниже живота, где сильно выпирало мужское достоинство.
        Девочка прошлась по мне взглядом, смутилась, стоило мне только сбросить с себя последнюю одежду - боксёры, которые жали. Я видел, чувствовал её взгляд, что поедал меня. Кончик её языка чуть выступил, обведя по контуру пухлые спелые губы.
        Вижу, как нервничает, кусает губки, а мне в этот момент хочется наброситься на них и съесть, облизать. До чего вкусная, сладкая девочка. Скользнул голодным, жадным взглядом по её тонкой красивой фигуре, залюбовался. Какая же всё же она красивая. Умереть можно.
        - Иди ко мне… - прошептал, притягивая к себе. - Идем.
        - Куда? - просипел тоненький голосок рядом со мной.
        - В душ.
        Я почувствовал, как мурашки пробежали по женскому телу. Мои глаза потемнели, еле сдерживал свои желания.
        Соня кивнула, а я втянул в себя воздух и тут же тяжело выдохнул. И, взяв её за маленькую ладошку, потянул за собой в ванную комнату, которая находилась в смежной комнате.
        Осторожно подвёл её к стеклянной кабинке. Открыл дверцу и, перешагнув через бортик, потянул Соню на себя. Девочка аккуратно перешагнула через него, и я притянул её к своей груди. Закрыл стеклянную дверь, будто лишая её шанса на побег. Теперь она в ловушке, из которой я её уже больше никогда не выпущу. Одной рукой повернул винт, при этом обхватывая её тонкий стан.
        В этот момент она казалось такой маленькой, хрупкой девочкой. По сравнению со мной.
        И сверху на нас незамедлительно обрушился маленький водопад, окатывая нас тёплыми тугими струями.
        Соня взвизгнула, попыталась отскочить, но я не дал ей этого сделать, обхватил ещё крепче её талию. Прижал к себе. Рассмеялся, смотря на мокрую малышку.
        Обхватив сильнее Соню, чуть приподнял её над мраморным полом, раздвинул её губы, проникая вновь внутрь.
        Тёплая вода струилась сверху, ласкала кожу и расслабляла мышцы.
        ГЛАВА 39
        ЕГОР
        С трудом оторвавшись от любимых губ, я взял баночку с полки и не жалея плеснул на ладони ароматную жидкость, прошелся по хрупким плечам и ниже.
        Соня прикрыла глаза от наслаждения, а я внутри ликовал от того, что ей приятны мои касания. Что ей нравится. Девочка повторила за мной, налив в свои ладошки жидкость, и прошлась по моим плечам, медленно вниз, не пропуская ни одного участка кожи.
        - Повернись, - потом приказала тихим голосом, смущаясь.
        Окинул её тело голодным взглядом и подчинился, уперся ладонями в стену и опустил голову вниз. Внутри меня всё задрожало от предвкушения того, что за этим всем последует.
        Аккуратно, с нежностью к моей спине прикоснулись маленькие ладошки. Я весь напрягся.
        - Соня, - с моих губ сорвался судорожный стон. Держать себя в узде было тяжело. Тем более, когда она совсем рядом, такая нежная, манящая, вкусная, что слюна капает с губ. - Что же ты делаешь, девочка? - выдохнул со свистом, стискивая зубы вместе.
        Маленькие ладошки прошлись вниз по спине, обхватили за талию, сцепились в замок на животе. Напрягся, а ловкие пальчики прошлись по кубикам пресса вверх-вниз.
        - Девочка, не делай так, - выдыхаю, а голова уже кругом идёт от действий этой малышки.
        Не было сил больше сдерживаться, и я, не выдержав, развернулся.
        Не помню, чтобы я так хотел девушку…
        Мне всего становится катастрофически мало. Её мало. Хочется впитать её в себя. Вжать в своё тело и остаться так навсегда.
        Поцелуев катастрофически мало, хочу наконец почувствовать все!
        Машу головой и, обхватив резко за талию Соню, разворачиваюсь и прижимаю девочку к стеклянной стене, почти так, как и хотел сделать уже давно - с тех пор, как увидел её там, в лифте. С испуганными большими глазами.
        Какое же у нее тело! Просто умереть можно и воскреснуть. Она сама как маленькая богиня. Картинка встаёт у меня перед глазами - как она стоит посреди моей комнаты, прикрываясь ладонями, абсолютно голая с румянцем смущения на щеках, - это видение сносит мне башню. Я долгое время представлял её здесь, в моей комнате, на моих кровати, тёмных простынях, с волосами, разметавшимися по подушке. И она смотрит на меня так, что мне самому хочется умереть, потянув её за собой в эту страсть. Дикую, необузданную.
        На Соню хочется смотреть. Смотреть постоянно, не отводя взгляда. На нежное лицо в обрамлении тёмных пушистых кудрей, на яркие с искрящимися крапинками глаза, что смотрят мне прямо в душу, и зацелованные пухлые губы. На изящную шею и тонкий разлет ключиц. На высокую грудь, идеальную для моей руки. На тонкие ребра, проступающие сквозь кожу. От этих ребрышек чувствую себя сволочью… Хотя так и есть. Все эти чёртовы месяцы вдали от меня она страдала. Узкая талия и плавные линии бедер. Длинные стройные ноги.
        Соня даже не понимает, насколько она красива. Меня трясет каждый раз, когда я смотрю на нее. Хочу смотреть, но еще больше хочу обладать. Вбиваться, держать, иметь, заставлять ее стонать мое имя…
        Я никогда не испытывал такого всеобъемлющего, выворачивающего наизнанку желания.
        Я снова целую ее шею - россыпью жадных поцелуев опускаюсь к груди. Приподнимаю девушку выше, чтобы захватить губами сосок, покатать на языке, прикусит. И поймать ее полустон-полувздох, от которого у меня так сносит крышу. Или это от ее рук? Которыми она исследует меня неуверенно, почти робко.
        Гладит спину, трогает затылок, потом сбегает пальцами вниз. Мне хочется, чтобы она впилась ногтями, и, словно почувствовав мою настоятельную потребность в этом, Соня сжимает пальцы на моих плечах, ведёт вниз по спине, а я сжимаю зубы вместе, стискиваю их сильнее.
        Возвращаюсь вновь к её шее и прикусываю, а потом сосу то место, и тут же зализываю языком ранку, прося прощения за причинённую мною боль.
        Меня колотит, выворачивает наизнанку от того, насколько я хочу её. Мой дикий зверь внутри просит сделать её своей. Рывком поднять за бёдра и вбиться в неё на всю мощь, длину, собирая своими губами её стоны с губ.
        И я понимаю, что все. Не могу больше. Слишком сильно хочу ее… Безумно. Так, что меня всего трясёт, колотит. И всё тело моё дрожит, скрючивает спазмами.
        Как же, мать твою, я по ней скучал все эти чертовы три месяца. Когда она не брала от меня трубку, не хотела меня слышать. А перед глазами стояли её глаза, полные слёз и боли, отчего всю мою душу выворачивало наизнанку. Я себя сволочью ощущал. Которым, в принципе, я и являюсь.
        Хотел уже отпустить, оставить её, но не получалось. Каждую грёбаную секунду думал, мечтал о ней. Лишь гонки спасали меня. Но стоило только вернуться домой, как я не мог не думать о маленькой девочке, которая свела меня с ума, стоило только посмотреть ей в глаза.
        Не отрываясь от ее губ, подтягиваю ближе. Еще ближе… провожу между ее ног, задевая самые чувствительные места. Соня рвано выдыхает, цепляется пальчиками за мои плечи, позволяет мне ласкать ее. Запрокидывает голову назад, подставляя шею и грудь, разрешая мне её целовать. И я делаю то, что хочу - впиваюсь в нежную шею губами. Покусываю. Веду губами вниз до ключицы, слизываю капельки воды, что ласкают нежную кожу.
        Хочется сказать, прошептать, уверить её в том, что она красивая. Самая красивая девочка, что я когда-либо видел, но дыхания не хватает. Оно замирает, а сердце барабанит в унисон с её. Оно - в такт с моим.
        Прижимаюсь лбом к её лбу. Касаюсь пальцами мокрой киски, провожу пальцами вверх-вниз. Соня стонет, а я слизываю с её губ её стоны.
        - Соня, я хочу тебя, - шепчу на ушко, прикусываю мочку.
        - Егор, - мучительный стон, и она пальцами тянется к моей руке, подносит к своим пухлым губам, облизывает указательный палец, засасывает его своими губками и стонет.
        Меня разрывает на части. Просто рвёт. Член вместе со мной дергается, прикасаясь к мокрым складочкам.
        Чёрт, что же эта ведьма со мной делает?
        Она ласкает, целует мои пальцы своими чувственными, нежными губками. Это просто невероятно вставляет, в глазах и внутри всё взрывается.
        Нет сил более терпеть. Отвожу ее колено, вклиниваюсь между ног, прижимаюсь. От этого прикосновения трясет нас обоих… И помогая рукой, пытаюсь проникнуть глубже. Соня замирает, закусывает губу. Протискиваюсь внутрь. Ощущаю, как внутри неё тесно и жарко. И всего меня бросает в жар.
        Соня откидывает голову, зажмуривается. Протолкнулся дальше, желая оказаться в ней как можно глубже. Она подаётся ко мне, обвивает сильнее, крепче руками шею. Мгновение - и я врываюсь резким толчком в неё, заполняя всю собой.
        Соня болезненно вскрикивает, а потом прикусывает плечо. Я зарычал. Замер, не веря.
        Расплавленный разум отказывался принять очевидное, то, что я должен был понять, увидеть. То, о чем говорили сейчас красные разводы крови на белой коже. Я… первый?
        Она ведь такая красивая… У неё должны были быть отношения и секс. Не верю в то, что у неё до меня никого не было. Но это так. Ни одного. Я. Мать твою. Первый.
        Тяжело дышу. Воздуха в лёгких не хватает.
        - Соня? Девочка моя? - ошарашенными глазами смотрю на неё, не двигаясь ни назад, ни вперёд.
        Соня вздрогнула, посмотрела на меня. А я, не в силах сдерживать себя, сжал ее лицо в ладонях, пытаясь поцеловать.
        Первый! Первый! Никогда! Никого! Я у малышки первый. Первый и единственный. Последний. Так и будет. Никого к ней не подпущу. Моя будет.
        Моя! Не верю. А внутри горит радость, удовлетворение и такое обычное счастье.
        - Не останавливайся, Егор! - шепот слетает с её губ.
        Даже если бы попросила - не смог бы никогда остановиться. Пусть я буду эгоистом, но я бы никогда не смог бы остановиться и не сделать её своей.
        Она так тесно сжимает меня внутри, что искры из глаз. Её бёдра двинулись непроизвольно навстречу ко мне.
        А я, не смея больше сдерживаться, подался назад. А потом вновь вперёд, до самого упора. До её стона. До моего. До искр в глазах. Мурашек по коже. Биения сердца, стучавшего о грудную клетку.
        Сильнее. Я хочу её ещё сильнее. Хочу брать сильно, нежно. Страстно и мягко. Хочу её всю и в разных позах. И везде. На каждой поверхности в этой квартире.
        - Егор… - её губы дрожат, произнося моё имя, растягивая каждую букву. Её голосок проникает в мою душу, отчего она вибрирует.
        - Соня, девочка моя, какая же ты красивая… С ума можно сойти… У меня сердце сейчас выпрыгнет от того, насколько ты красивая… Нежная… Добрая… Ласковая девочка…
        Говорить тяжело, но я шепчу каждое слово ей. Смотрю в лицо, хочу запечатлеть этот момент в себе.
        Мне настолько хорошо, что хочется закричать. Сжимаю зубы, не позволяя себе этого.
        И рывком отстраняюсь. Поворачиваю ее спиной, чтобы дать доступ рукам.
        Обхватываю её за талию, прижимаю к своему паху, веду руками вниз к чувствительной точке, сжимаю и в мгновение мощным ударом врываюсь в её податливое тело, которое принимает меня.
        Соня вскрикивает, выгибается как кошечка в моих руках. Откидывает голову назад и тяжело дышит, хватая губами воздух, будто он закончился. В глазах темнеет, и я еле удерживаюсь на ногах от проникновения в неё.
        Ласкаю ее пальцами и губами…
        Касаюсь губами её обнажённой нежной спины, покрываю короткими чувственными поцелуями кожу. А от этого сам кайфую. Рука тянется к её волосам, наматываю их на кулак и тяну на себя, заставляя её ещё больше прогнуться в спинке.
        Соня стонет, а я слышу в этом звуке такое необходимое мне удовольствие. Понимаю, что мои движения не причиняют ей боли, а наоборот, приносят наслаждение. И от этого ещё больше получаю кайф.
        Соня откидывает голову на моё плечо, и я вижу затуманенные дымкой глаза, в которых плещется наслаждение, страсть, которая бьёт меня под дых.
        Приближаюсь к её губам, касаюсь почти своими и шепчу в них:
        - Сонечка! Соня! Девочка моя! Родная! Милая!
        Задыхаемся вместе. Целую её. Просто потому, что по-другому не могу.
        Вместе с этим проникаю глубже. Сильнее. Делаю резкие движения. Проникаю всё яростней, глубже, быстрее. Срывая и целуя каждый её вдох, стон. Её глаза закатываются.
        - Егор…
        - Да, моя девочка, - ласкаю её кожу руками, а меня самого пробирает дрожь. - Соня… Соня… Сонечка…
        Нет сил больше терпеть. Держаться. Ускоряю движения, трахаю быстрее, жестче - не могу контролировать себя. Удары сильные, шальные. Её ручки опираются о стеклянную дверку душевой, которая запотела от нашего дыхания.
        Дрожу от поступающего оргазма.
        Опускаю голову вниз, прикусываю её плечико и делаю резкое движение вперёд, проникая глубоко, заполняя её своим соком.
        - Егор! - вскрикивает Соня и обмякает в моих руках.
        По её телу проносится дрожь и мурашки, а я сжимаю её крепче в своих объятиях, впечатывая в свою грудь.
        Мы оба тяжело и прерывисто дышим. Соприкасаюсь своим виском с её.
        Вынимаю её из душевой аккуратно и бережно. Как самое ценное и дорогое сокровище. Снимаю с крючка большое полотенце и укутываю её. Другое, меньше, обернул вокруг своих бёдер. Подхватил Соню на руки и понёс к выходу из ванной.
        В комнате опустил на большую кровать и сам же лёг рядом. Одну руку положил на талию, придвигаю к себе ближе. Моя девочка положила голову мне на грудь, а маленькую ладошку чуть ниже, на живот.
        Вторую руку запустил в влажные пряди волос, ласково начал перебирать. Поцеловал в макушку.
        - Спи, принцесса, - прошептал в макушку, поглаживая обнажённую кожу спины, медленно уплывая в сон.
        ГЛАВА 40
        СОНЯ
        Сквозь сон чувствую лёгкий поцелуй на своём лице, от которого хочется как довольная кошечка помурчать. А потом через какое-то мгновение шум воды. Зажмуриваюсь. Ресницы, затрепетав, распахнулись.
        В глаза тут же бьёт яркий свет, и я вновь прикрываю веки, чтобы потом вновь их распахнуть. Сладко потянуться, чувствуя во всём теле томление, наслаждение и отголосок лёгкой боли внизу живота.
        На моих губах тотчас же расцветает счастливая улыбка от воспоминаний о прошедшей ночи. Несмотря на ноющую боль внизу живота, чувствую я себя как никогда хорошо. И это мягко сказано. Спалось сегодня как никогда прежде. Сладко-сладко.
        Ладонью касаюсь смятой простыни на пустой половине кровати, на которой ещё недавно спал Егор. Совсем ещё тёплая. Улыбаюсь. Хотя куда ещё сильнее? Кажется, что сейчас мой рот разорвётся от того, насколько широко улыбаюсь.
        Шум воды из ванной доносится до меня. Егор в душе. Утыкаюсь носом в подушку гонщика, которая пахнет им. Вдыхаю его запах в себя, и по телу проносится электрический разряд. Внизу живота собирается тугой комок и тянет. Скрещиваю ноги, чтобы хоть немного унять внезапно возникшее желание.
        Нужно встать. Хоть и так не хочется выпутываться из тёплой постели, наполненной запахом этого потрясающего мужчины, который ночью стал для меня первым. Но я нисколько об этом не жалею. Я хотела этого. Желала.
        Ещё раз сладко потянувшись, отбрасываю одеяло в сторону и встаю с кровати. Нужно приготовить Егору завтрак, пока он в душе.
        Взгляд мечется по комнате в поисках одежды, чтобы накинуть её, но почему-то я её не вижу. Хмурюсь.
        Куда она подевалась? Я точно помню, что раздевались мы тут, а потом обнажённые пошли в душ. От мыслей об этом к щекам подступает жар. Какое все-таки шикарное тело у Егора…
        Перед глазами предстаёт его обнаженный образ. Облизываю губы, прикусываю нижнюю. Чёртов соблазнитель. Теперь его шикарное тело с твёрдыми мускулами и кубиками пресса будет сниться мне ночами.
        Машу головой из стороны в сторону, стряхивая наваждение. Нужно найти одежду. Не разгуливать же мне голышом, потому что спала я всю ночь обнажённая. Стоило мне только заснуть, как сквозь сон почувствовала, как меня аккуратно выпутывают из большого мягкого полотенце. А потом вновь обнимают сзади, прижимая к своей твёрдой груди. Но вот только ничего поблизости из своих вещей не вижу.
        Но тут в голову приходит мысль, и я, довольная своей сообразительностью, направляюсь к шкафу, который стоит в этой комнате рядом с кроватью. Открываю дверцу. Передо мной гардероб Егора Свободина.
        Взгляд сразу же падает на белоснежную рубашку. Пока разум кричит о том, что делать этого не нужно, руки сами тянутся к такой нужной мне сейчас вещи.
        Снимаю её с вешалки и двумя руками подношу к лицу. Прикрыв глаза, вдыхаю запах моего первого мужчины и просто кайфую. Внутри все затрепетало. До сих пор пахнет им.
        Моё. Не отдам. Никому. Даже самому владельцу этой вещицы. Теперь она принадлежит только мне одной. Надеюсь, как и этот великолепный во всех аспектах мужчина.
        Не медля ни секунды, надеваю её на обнажённое тело, застегивая лишь на несколько пуговиц посередине. Подкатываю рукава, так как они мне длинные. И направляюсь вниз, на кухню, готовить завтрак.
        Пока провожу все манипуляции на кухне: готовлю для мужчины вкусную яичницу по моему собственному рецепту, две чашки кофе и бутерброды, мои мысли уплывают вдаль. Да так далеко, что я не успела заметить, что на кухне уже нахожусь не одна.
        Лишь когда сильные, крепкие руки обняли за талию и рывком вжали в стальную грудь, я вскрикнула и звонко рассмеялась, запрокинув назад голову.
        - Дурачок, испугал… - качаю головой, а сама, наоборот, прижимаюсь ближе, желая чувствовать его всего.
        Мне его настолько мало, что хочется постоянно чувствовать его близость. Егор наклоняется к моей шее, ведет губами вдоль нее, зарывается лицом в волосы, и я чувствую, как он улыбается.
        - Как же ты сладко пахнешь, Соня. У меня крышу от тебя срывает, ты бы знала как…
        Знаю. Потому что чувствую то же самое. Люблю его.
        Эта мысль взрывает мою голову, и я застываю на месте. Егор это почувствовал и весь тут же напрягся.
        - Что такое, Соня? У тебя что-то болит? - сжимает руки на талии и поворачивает меня к себе лицом. Берет мое лицо в ладони и, приподняв, заглядывает в глаза. - Я причинил тебе ночью боль. Прости, Соня. Я не знал, - в его голосе волнение, беспокойство и вина. То же самое отражается и в его глазах. - Прости… Если бы я только знал… Прости, Соня! Прости, родная. Я не хотел причинить тебе боль, - осыпает все мое лицо короткими легкими поцелуями.
        Мои ладошки накрывают его, ласково поглаживаю. Какой он глупый. Улыбаюсь.
        - Егор, все хорошо. Мне не больно. Мне очень хорошо было с тобой этой ночью, Егор. Слышишь, мой хороший?
        Мужчина останавливается, замирает. Опускает взгляд на меня и смотрит пристально, желая найти в глазах подтверждение моих слов. А они светятся, искрятся безграничным счастьем, радостью. Они видят только одного его. Больше никого.
        - Соня! Сонечка! - и с моим именем на устах впивается в мои губы, поглощая мой кислород и всю меня.
        Я незамедлительно отвечаю ему, обвивая своими руками его шею. Встаю на цыпочки, чтобы быть ближе к нему. Когда он отрывается от моих губ, в его глазах я вижу себя. Мое сердце пропускает удар.
        - Тебе так идет моя рубашка, - улыбается как довольный кот, что слопал целую миску вкуснейшей сметаны и облизывается. Улыбается как мальчишка.
        Я качаю головой и улыбаюсь ему в ответ.
        - Это ты спрятал всю мою одежду?
        - Да, - не стал отпираться он. - Я хочу, чтобы дома ты носила только мою одежду, - и, наклонившись, целует мою шею, а мое тело как будто этого и ждало, незамедлительно покрывается мурашками, и волосы становятся дыбом.
        - Что ты там вкусное приготовила? Пахнет изумительно, - заглядывает мне за спину, спрашивая хриплым голосом.
          - Яичницу, по моему фирменному рецепту. Садись, - подталкиваю его к столу, который уже накрыт.
        Довольно улыбается, быстро чмокает меня в губы и как ни в чем не бывало направляется к столу. Я лишь качаю головой. Поворачиваюсь и накладываю на тарелку ароматную и аппетитную яичницу. Надеюсь, получилось так же вкусно, как и всегда. Не хочу облажаться.
        Ели мы в молчании. Как только я поставила тарелку перед Егором, он глубоко вдохнул, поднося лицо к блюду, запах, прикрыв глаза.
        - Уверен, что это так же вкусно, как и выглядит.
        И до конца завтрака мы не обронили ни слова. Егор ел с удовольствием и как будто довольно причмокивал. Будто ему еда приносит удовольствие. А я внутри дрожала от волнения, боясь, что сделала что-то не то.
        Как только завтрак подошел к концу, гонщик отложил столовые приборы в сторону и посмотрел на меня.
        - Очень вкусно. Спасибо большое, Соня. Я так еще никогда не ел.
        Я смутилась, отводя глаза в сторону.
        - Тебе правда понравилось? - мужчина коротко кивнул и поднялся со стула, сделав шаг в мою сторону.
        Я замерла, не зная, что последует за этим. Но Свободин подошел ко мне, присел на корточки. Повернулась к нему, а он взял мои ладошки в свои.
        - Я хочу с тобой поговорить.
        Я удивленно на него посмотрела, не зная, о чем он хочет повести разговор. Вроде вчера мы обо всем спокойно поговорили. И больше тем у нас других нет. Но его серьезный взгляд говорил о другом. И я сразу напряглась, ожидая чего-то нехорошего.
        Мужчина тут же заметил мое состояние, и его пальцы успокаивающе стали гладить меня.
        - Не нужно сразу так переживать, Соня. Ничего плохого не случилось и не случится. Но я хочу тебе сказать, - Егор сделал паузу, а я замерла, не смея пошевелиться. - Я счастлив, что я первый у тебя. Ты не представляешь как… И я обещаю быть достойным. Не подвести тебя. Я хочу быть единственным. Последним у тебя.
        Мое сердце затрепетало, а на глазах выступили слезы. Мужчина поднес пальцы к моим щекам, смахнул их.
        - Тебе нужно было сказать мне, что у тебя никого ещё не было. Что я у тебя первый, - с каждым его словом его голос становился всё более хриплым. - Если бы я это знал, то не причинил бы тебе боль, которую ты испытала. Действовал бы аккуратней, - я качала головой и плакала, но вовсе не от боли, а от самого настоящего счастья. - Я виню себя за это, хорошая моя.
        Спазм скрутил мое горло. Сказать, приоткрыть хотя бы губы было тяжело. Я хотела сказать, что не жалею, что счастлива, что он у меня первый, что боли не было, - но я молчала.
        - Но я, как подлый дурак, рад тому, что я у тебя первый мужчина, - а потом сжал мои ладошки и заглянул в глаза. - У тебя действительно ничего не болит? Может, я съезжу в аптеку и куплю тебе обезболивающее? Я переживаю за тебя.
        ГЛАВА 41
        СОНЯ
        Я всхлипнула и покачала головой.
        - Нет, ничего не нужно. Со мной все хорошо. И не вини себя. Я не хотела говорить, потому что не хотела, чтобы ты дрожал надо мной. Я хочу всей твоей страсти, - облизнула пересохшие губы. Взгляд Егора опустился вниз, на мои губы. Его кадык дернулся, а пальцы сжали сильнее мои ладони. - Я ни о чем не жалею. Я хотела, чтобы ты был у меня первый, - и, наклонившись, запечатлела на его губах страстный поцелуй.
        Свободин ответил на него с такой же страстью, безумием, поглощая меня всю без остатка. Его ладонь накрыла мой затылок, и он прижал меня ближе, завладевая моими губами дико, жадно и собственнически.
        Во мне все затрепетало, обдало жаром, а внизу живота скрутило в тугой комок. Я хочу его. И чувствую, что он тоже. Но гонщик резко отстранился, тяжело дыша.
        - Соня, нам не стоит спешить. У тебя должно все зажить. Я и так истерзал тебя сегодня ночью.
        - Мне понравилось, - на щеках вспыхнул румянец.
        - Мне тоже, родная, - ухмыльнулся довольным котом, перебирая мои пряди волос пальцами. - Мне так нравится, когда ты смущаешься, - а потом вдруг стал серьезным. - Соня, еще я хотел тебе сказать, чтобы ты не переживала насчет работы. Ты ее обязательно найдешь. Самую лучшую. Я в этом уверен. Тебя с руками и ногами оторвут в каждой клинике. Верю в тебя. Я всегда буду рядом с тобой. Я помогу тебе. Вместе будем искать.
        Покачала головой.
        - Я не переживаю. И уверена, что меня возьмут. Спасибо, что веришь в меня.
        - Умничка моя. Соня, мне нужно отъехать на несколько часов, побудешь здесь? Или тебя домой отвезти?
        - Отвези домой. Я приму душ, переоденусь. Родителям нужно позвонить.
        - Хорошо. Я после приеду, и мы с тобой проведем время вместе. Хорошо?
        Я кивнула и, встав, начала собирать тарелки и мыть посуду, пока Егор пошел переодеваться. Вымыв все, поднялась наверх и, забрав у мужчины свою одежду, который коварно ее спрятал, прямо при нем стала одеваться. Захотелось его подразнить. И мои коварные манипуляции незамедлительно дали свои плоды.
        Все это время чувствовала на себе голодный взгляд, от которого по коже распространилось приятное покалывание и высыпали мурашки. Ощущала жар.
        Когда я была уже одета, почувствовала, как ко мне приблизились. Оплели крепкими руками мою талию, прижали к каменной груди. Прикрыла глаза, откидывая голову назад.
        - Ты у меня такая красивая, - носом зарылся в волосы, глубоко вздохнул.
        Внутри все затрепетало от его сексуального, низкого по-мужски голоса с хрипотцой. Положила свои руки на его ладони и легонько сжала.
        Мне так было хорошо с ним. Как никогда и ни с кем. Я ощущаю себя самой счастливой. И счастливой чувствую себя именно рядом с этим потрясающим мужчиной.
        Подъехав к моему подъезду, Егор не сразу дал мне выйти из его машины, задержав меня рукой. Повернулась в его сторону.
        - Я буду скучать.
        - Я тоже. Очень.
        Ответила ему улыбкой и, подавшись вперед, коротко поцеловала.
        - Буду ждать тебя.
        - Я быстро.
        Стоило только зайти домой, как тут же направилась в душ. Приняв прохладные водные процедуры, заварила чашку горячего чая и, устроившись в кресле, набрала родителям.
        Трубку взяли почти сразу, видно, мама была где-то поблизости от телефона.
        - Да, доченька. Привет, родная.
        - Привет, мамуль. Как вы там? Я очень по вам соскучилась.
        - Все хорошо, Соня. Папа вот работает, постоянно в офисе засиживается, а я тут одна. Ты хоть бы взяла пару дней в этой своей клинике и приехала к нам. Мы по тебе очень соскучились. А то не виделись почти полгода, - пожурила меня родительница, а я только засмеялась.
        Настроение было великолепным, и чувствовала я себя как никогда хорошо, что превосходным образом влияло на меня и мое настроение. А точнее один очень известный мне человек. Но родительница права - следует как-нибудь съездить к ним на пару деньков.
        - Папа как всегда. Пускай больше отдыхает, а не проводит много времени в своем офисе, - потом тяжело вздохнула, собираясь с силами, чтобы рассказать, что я уволилась.
        Я боялась того, как на это отреагирует родительница. Хоть им и не нравилось, что я работала по несколько смен в неделю, почти без выходных.
        Может быть, они будут рады, что я ушла, а может быть, и нет. Но с мамой я всегда всем делилась первой, потому что она мой самый близкий человек на свете.
        - Мам, я хотела с тобой поговорить.
        - Что-то случилось, родная? - тут же напряглась мама, с беспокойством спрашивая.
        - Я уволилась, - выпалила на выдохе и зажмурилась.
        По ту сторону повисла тишина, отчего я распахнула свои глаза и забеспокоилась. Не случилось ли что с родительницей. Но она почти тут же подала голос, и по звенящим ноткам я поняла, что мама шокирована такими новостями.
        - Рассказывай.
        И я, сделав глубокий вдох, начала свой рассказ. Конечно, я не стала выдавать всех подробностей, лишь в общих чертах объяснила причину своего поступка. И конечно, не стала упоминать про схватку Егора с Шестинским и про шантаж последнего.
        Мама была в шоке от моего начальника. Забеспокоилась, что теперь мне придется искать новую работу. И даже предлагала переехать к ним и жить вместе, раз уж я уволилась и в городе меня ничего не держит.
        Но как же она была неправа в этот момент. Как раз-таки что-то - а точнее, кто-то - меня все же здесь держит. И этот кто-то - Егор Свободин, лучший гонщик страны, а может, и Европы.
        И я хочу быть с ним рядом. Проводить время, находиться в опасной близости от него и никогда не покидать. Хочу ощущать его руки на своем теле, дрожать и шептать его имя, лаская каждую букву. Не могу его бросить. Не могу уйти, когда в этом городе живет мой смысл. Мое счастье, которое я не готова терять. Ни сейчас. Ни потом.
        - Мама, я останусь. Все будет хорошо. Ты не переживай, пожалуйста. Я найду работу и обязательно к вам приеду. Передавай папе привет. И скажи, чтобы подолгу не засиживался в своем офисе.
          - Хорошо, Сонечка. Береги себя. Мы очень с папой за тебя переживаем. Почаще нам звони.
        В общей сложности с родительницей я проговорила больше получаса. Мы рассказывали друг другу последние новости. А также я передавала привет от своих девчонок. Мама так же передавала привет и им, спрашивая, как они поживают и скоро ли Светка выйдет замуж.
        На этот вопрос никто из нас не знает ответ. Лишь один Алекс. Мы тихонько посмеялись, и я завершила звонок, сказав, что очень сильно их люблю.
        Но стоило мне только положить телефон, как он тут же разразился новым звонком, от которого я вздрогнула и опустила голову вниз, чтобы понять, кто там меня вызывает.
        На дисплее высветилась имя Лены, которая, видно, узнала, что я уволилась, и теперь желает узнать все подробности того, что произошло. Потому что, когда я упала в обморок на смене и в тот же день уволилась, её в клинике не было.
        Честно говоря, разговаривать не хотелось, а только бы прилечь и на пару часиков задремать. Когда за мной заедет Егор, я не знаю. Но все же хотела к этому времени успеть и отдохнуть, и приготовить ему покушать.
        Но после второго звонка, когда телефон не прекращал трезвонить, все же пришлось принять вызов.
        - Да, Лен. Что-то случилось?
        - Да, Ярославская. Случилось. Тут такое сейчас было. Ты бы видела.
        Я напряглась, не понимая, что же там такого произошло в клинике, что Канаева так восторженно об этом говорит. Обратилась в слух, желая слушать, что там случилось.
        - Сейчас приезжал Егор Свободин, - мое сердце ушло в пятки.
        Что он там делал? И меня сразу пронзила догадка. Зажмурилась, желая, чтобы мои подозрения оказались лишь подозрениями.
        - Сонька, он так накостылял Шестинскому, что тот сейчас лежит в отключке. Просто в лепёшку его размазал. Черт, такой мужчина, - мечтательно вздохнула Ленка, отчего меня пронзил укол ревности.
        ГЛАВА 42
        СОНЯ
        Сжала руку в кулак. Никто не смеет облизываться на моего мужчину. Он только мой.
        Но все же я стала переживать, чтобы Егор не сделал хуже. Себе. Нахмурилась. Вот что он творит? Сказал, что у него дела, а сам поехал в клинику разбираться с моим бывшем завом. Но мне-то наплевать на него. Вот зачем он полез туда?
        Я быстро завершила звонок, не желая об этом говорить, и стала нервно ходить по комнате из угла в угол. Несколько раз порывалась набрать ему, но каждый раз вновь и вновь отбрасывала телефон.
        Внутри все дрожало от беспокойства. И все же, в последний раз схватив телефон в руки, набрала его номер.
        Пошли первые гудки, но трубку никто не брал, отчего я еще сильнее забеспокоилась. Нужно было все же договорить с Канаевой и обо всем разузнать в подробностях. А вдруг его в полицию забрали? Или еще что случилось?
        Я вновь заходила из угла в угол. Руки дрожали. Закусила нижнюю губу. Почувствовала металлический привкус во рту. Чертыхнулась.
        Замерла, схватившись руками за голову, не зная, что предпринять. Сердце барабанило быстрой дробью о грудную клетку. Мне почти физически было больно.
        Не знаю, сколько прошло времени. И когда прозвучал дверной звонок, я на миг застыла, а потом сорвалась с места, желая быстрее добраться до двери и отворить ее, надеясь, что это Егор приехал. Потому что никого другого я и не ждала.
        Я так бежала, что собрала все углы мебели в доме. Только с губ и срывался тихий вскрик. Чёрт. Походу будут синяки. Но даже на этот факт я махнула рукой. Не сейчас.
        Подлетела к двери, резко распахнула и застыла.
        Напротив меня стоял Егор Свободин. Стоял и смотрел на меня пронзительными, голодными глазами. А я смотрела в свою очередь на него, не смея ни сдвинуться, ни оторвать от него своего взгляда. Только тяжело дышала, отчего сердце взволнованно стучало.
        Егор стоял еще мгновение, а потом, сделав шаг ко мне, вдруг резко подхватил меня за бедра. Впился требовательным, жадным, голодным и собственническим поцелуем, от которого закружилась голова и задрожали ноги. Если бы меня не держал гонщик, я бы тут же рухнула - ноги бы подкосились.
        Услышала хлопок - Свободин захлопнул дверь. Но сейчас на все было наплевать. Он здесь. Рядом со мной. Целует. А все остальное неважно.
        И тут же меня припечатали к стене, жадно лаская сильными руками, прижимаясь стальной грудью ко мне.
        Мои пальчики забрались вверх, оплели его шею, зарылись в короткий ёжик, который так люблю.
        - Егор, - сорвался с моих губ стон, стоило только мужчине оторваться от моих губ, переходя короткими чувственными поцелуями на шею.
        А руки его ласкали мое тело, забираясь под футболку, которую я надела. Сильнее оплетаю его, сильнее к себе прижимаю. Хочу ближе его ощущать. Всего.
        Его губы вновь перемещаются к моим. Целует горячо, жадно, влажно. Так, что ощущаю между бедер влагу. Сильнее сжимаю его. Руку тяну вниз к его штанам. К ремню, желая быстрее освободить его. Желаю, чтобы он немедленно оказался внутри меня.
        - Хочу тебя, Соня. Как же сильно, черт побери, я тебя хочу… - говорит мне в шею, прикусывает жилку на ней.
        Я тяну его ближе. Задыхаюсь.
        Егор опускает меня на пол, продолжая по-прежнему крепко держать в объятиях. Тянет низ короткой футболки вверх, снимая ее. За ней следом полетели куда-то трусики. А мои пальчики, не желая долго терпеть этого мучения, которое жаром разлилось внутри меня, опустили бегунок его «молнии» на брюках вниз, приспустили штаны вместе с боксерами, и я обхватила ладонью достоинство мужчины, которое дернулось в этот же момент у меня в руке.
        Какой он большой. Я еще ночью почувствовала, насколько он огромный. И он был внутри меня. Как еще не разорвал меня?
        - Соня, - захрипел мне на ухо Егор.
        Лбом уткнулся в стенку рядом с моей головой и тяжело дышал.
        - Я хочу тебя, Соня…
        Чувствую, как его колотит. Просто бомбит. Он еле сдерживается. Обнимаю одной рукой его обнаженную спину, футболка его тоже где-то валяется, которую не помня как сняла и отбросила в сторону. Пот стекает по его спине. Чувствую, как ему тяжело.
        Меня тоже всю трясет от этой близости. Низ живота наливается жаром. Меня штормит, и ноги подгибаются. Сердце барабанит с максимальной скоростью. Поворачиваю голову в его сторону, при этом поглаживаю его достоинство. От каждого моего касания с его губ срывается хриплый стон. Утыкаюсь в его шею, веду язычком по коже. Слизываю капельки пота и вдыхаю в легкие его запах.
        - Хочу тебя, Егор.
        При моих словах Егор вздрагивает, его пронзает как будто током. Мгновение - и его руки вновь резко подхватывают меня под бедра. Не мешкая, оплетаю его ногами, прижимая его к себе как можно сильнее.
        Его член утыкается в мои мокрые складочки, и мы оба стонем в губы друг друга.
        Егор наваливается на меня сильнее. Я хватаюсь за его плечи. Целую в шею. Прикусываю. Егор издает утробный рык, и в следующее мгновение я чувствую его вторжение. Сладкое, мучительно-болезненное… Жаркое, горячее…. От которого ноги дрожат и пальчики на ногах поджимаются.
        Прикусываю губу, чтобы слишком сильно не закричать. Внутри меня все взрывается. Чувствую сильнее, насколько он большой. Просто огромный. И мне так хорошо его ощущать внутри себя.
        Егор ни на мгновение не останавливается. Сжимает мои бедра своими руками, отчего наверняка останутся синяки. Но ему можно. Можно все. И ритмично начинает брать меня, рыча мне на ухо.
        Мои глаза закатываются от наслаждения. Внутри все дрожит и колется от мучительного удовольствия. Утыкаюсь в его шею. Вдыхаю его запах. И меня штормит от него. Пахнет его кожей и нашим сексом.
        - Соня… Сонечка… Девочка моя родная… Ты такая красивая… - хрипит, стонет мне на ухо, а у меня от его голоса дрожь по всему телу. Волоски на коже дыбом становятся.
        - Сильнее… пожалуйста… - умоляю его.
        И как только он слышит мои слова - они становятся для него спусковым крючком. Егор начинает ритмично и быстро меня трахать. А я не могу сдержать в себе удовольствие - кричу в голос. Так мне хорошо сейчас!..
        Снова у нас происходит быстро. Жадно, горячо, влажно. Не как у нормальных людей, которые предаются любви. Нет. Мы как голодные звери, которые истосковались друг по другу. Но мне наплевать. Только бы он был во мне.
        - Хочу тебя… - а потом отрывается от меня и приказывает: - Посмотри на меня.
        Я подчиняюсь ему. Распахиваю ресницы и заглядываю в синюю бездну любимых глаз.
        - Люблю тебя… - говорят его губы. - Люблю…
        Я всхлипываю. Сердце дрожит. Качаю головой. Обнимаю и тяну на себя.
        - Люблю… - и целую.
        И теперь абсолютно отчётливо понимаю, что действительно люблю этого шикарного, невозможного мужчину. Моего первого. И моего последнего. На сердце ставлю зарубку. Так и будет.
        Не размыкая губ, Егор начинает двигаться быстрее и быстрее, ускоряя движения с каждой секундой. Я кричу ему в губы, кусаю за нижнюю. Он рычит, сжимает мои бедра. Подбрасывает меня вверх и вновь входит резко, быстро, внутри меня взрываются десятки тысяч солнц, а голова кружится.
        Ноготки прошлись вниз по его спине, словно желая пометить его не только засосом на шее, но и красными метками на спине. Он весь мой.
        - Сонечка… Любимая… Я сдохну сейчас… Как же в тебе хорошо, красавица моя. Маленькая принцесса, которая приворожила меня.
        Рывки становятся сильнее, ритмичнее, быстрее, а я задыхаюсь, сквозь шум слышу отголоски его слов.
        Распахиваю глаза и вижу, как он на меня смотрит. Словно я действительно самая красивая для него.
        Смотрим в глаза в глаза друг другу. Рывком сильнее к себе притягивает и в последние секунды полета он трахает меня без остановки. Безумно. Словно в последнюю секунду существования этого мира. И меня накрывает ошеломительный оргазм. И в ту же секунду я ощущаю внутри себя его удовольствие.
        Зажмуриваюсь от удовольствия. Обмякаю. Прижимаюсь своей щекой к его. Слизываю пот с кожи. Вкусно. Тяжело дышу.
        Егор хрипит мне в ухо. А у меня нет сил что-либо сказать - так хорошо мне.
        После мы лежим, обнявшись, у меня на кровати.
        Егор прижимает меня к своей стальной груди. Поглаживает обнажённую спину, водя ласково пальцами вверх-вниз. Я жмурюсь от удовольствия. Вторая его рука запутывается в моих мокрых волосах, нежно перебирает пряди.
        В тишине звучит его голос:
        - Мне на неделю придется уехать.
        Мое настроение сразу же опускается вниз, но я не подаю виду. Хоть и гонщик тут же его улавливает. Он остро ощущает меня, каждое изменение в моем настроении.
        - Соня, ты не заметишь, как я вернусь. А я буду очень скучать по тебе. Это работа, Сонь. Если бы я мог - я бы остался. Но нужно поучаствовать в одной гонке. Я не могу отказаться.
        Начинает оправдываться, а у меня сердце щемит. Оплетаю сильнее его руками. Прижимаюсь ближе. Целую в обнаженное мощное плечо. А мне хочется в этот момент плакать. Потому что не хочу его опускать. Хоть и понимаю, что так надо.
        - Я буду скучать. Очень сильно, - зажмуриваюсь, чтобы не расплакаться.
        Что он со мной сделал?
        Сдавливает меня сильнее в объятиях. К своей груди прижимает. Целует в макушку.
        - Я тоже буду скучать. Подождешь меня в моей квартире? Я хочу, чтобы ты меня ждала там.
        Я только киваю, сильнее обнимая его. Желая запомнить этот момент. Впитать его запах, чтобы он остался со мной до самого его возвращения.
        ГЛАВА 43
        СОНЯ
        Проснулась сегодня рано, едва лучи солнца показались из-за горизонта, окрашивая небо в ярко-розовый цвет. Да в общем-то и спалось последние дни, стоило только Егору уехать, не особо хорошо. Несколько раз просыпалась за ночь, крутилась и потом очень долго не могла уснуть.
        Тогда я обнимала подушку Егора, которая до сих пор хранила его запах, зарывалась в неё носом, глубоко вдыхая, и только тогда сердце успокаивалось, а глаза блаженно закрывались, и я могла погрузиться в сон. Но все равно на короткий промежуток времени.
        Все же то, что Егора нет со мной рядом, очень сильно на меня влияет. Я не чувствую его сильных рук и успокаивающего сердцебиения, которое слышу всякий раз, прижимая голову к его груди. И поэтому очень трудно засыпаю. Да и сплю не особо долго.
        Мне каждую секунду его не хватает, хоть и разговариваем мы по телефону очень часто и подолгу. Стоит только мне услышать его голос, как по моей коже пробегают мурашки, а внутри все трепещет. Так и хочется замурчать в этот момент.
        Но телефонные разговоры помогают лишь на некоторое время. Положив трубку, я ещё отчётливее понимаю, что в квартире я одна. И тогда ещё острее чувствуется одиночество, и сильнее одолевает тоска по Егору.
        Вдали от него я чувствую ту ноющую, мучительную пустоту, что поселилась внутри меня с тех пор, как он уехал. Время тянется бесконечно медленно, часы будто специально замедляют свой ход, растягивая период моей тоски.
        Пять дней - уже пять долгих, тяжёлых дней, - как я проводила своего любимого мужчину на закрытые соревнования. Их даже не будут показывать по телевизору, из-за чего я еще сильнее расстроилась. Собственно, по этой же причине Егор и не смог меня взять с собой. Но мой гонщик обещал привезти мне съёмки этих гонок.
        После наших разговоров я залезала на кровать, утыкалась в его подушку и дышала им. Полной грудью вдыхала его запах и чувствовала, что он рядом. До сих его подушка пахнет, пропитана его запахом. А я от этого кайфую. Внутри все трепещет, вибрирует и горит счастьем.
        И кажется будто он рядом.
        С каждым днем я все отчетливее понимаю, что тону в этом человеке. Растворяюсь без остатка, без возможности что-то менять. Да я, собственно, и не хочу. Мне так хорошо с ним, что рядом с этим мужчиной я забываю обо всем на свете.
        В этот момент существуем только мы вдвоём. Я и Егор.
        Егор проник мне под кожу, я пропиталась им. Он - моё зелье, мой наркотик. А я не хочу его никогда больше от себя отпускать. Не хочу чтобы это когда-либо заканчивалось.
        Уснуть я больше так и не смогла, поэтому решила приготовить еду и убраться в квартире. Так и время быстро пройдет, да и я займусь полезным делом.
        На днях сходила и забрала все свои вещи из клиники, так меня там чуть ли не разорвали, желая узнать, что случилось и почему у Шестинского все лицо в синяках и опухшее. Я лишь пожала плечами, пытаясь сдержать улыбку, которая против воли появлялась на лице.
        Все же бывшему начальнику знатно досталось от Егора. Мы столкнулись с ним в коридоре. Герман Витальевич так на меня посмотрел, стоило нам только столкнуться взглядами, что у меня мороз по коже пробежал. Но я тут же смогла совладать со своими эмоциями и чувствами. И с прямой спиной и вздернутым носиком прошествовала мимо него.
        Я сделала все дела по дому, и мой взгляд упал на дисплей телефона. Время приближалось к двум часам пополудни, а Егор мне все еще не позвонил. В душе зародилась тревога и паника. А в голове пронеслись разные картинки того, что могло случиться с ним.
        Присела на стул и взяла телефон в руку, смотря прямо на дисплей тяжелым, пронзительным взглядом. Словно посылала ему сигналы, чтобы он ожил и на нем появилось имя любимого. Но телефон молчал, отчего страх и паника накрывали всё сильнее меня с головой.
        Перед глазами в ту же секунду возникла картина из прошлого: как он лежит на операционном столе, весь в синяках и ссадинах. Лежит весь бледный, с закрытыми глазами. И меня пробрало крупной дрожью, а дышать стало невыносимо тяжело.
        Не выдержав ожидания, разблокировала телефон и тут же набрала номер телефона Свободина. Но механический голос из динамика ответил, что абонент находится вне зоны доступа.
        Мое сердце от страха забилось чаще. Коленки задрожали, ноги подкосились. И я чуть было не свалилась со стула, на котором сидела. Схватилась за голову и начала качаться из стороны в сторону, пытаясь дышать ровно и медленно. Но пульс так ускорился, что давалось мне это с большим трудом.
        До моего сознания долетел громкий щелчок замка и следом - хлопок входной двери. Но я ещё боялась верить. Может, это просто игра моего воображения?
        Повернула голову в сторону выхода из кухни и прислушалась. Замерла. Тишину квартиры разрезал звон ключей, брошенных на тумбочку в прихожей. Сердце замерло. Остановилось. А в следующую секунду я сорвалась со стула. Да так молниеносно, что тот упал, раздался грохот падающей мебели, но сейчас меня это мало волновало.
        Мое сердце дрожало, трепетало, как птичка. То замедлялось, то вновь пускалось вскачь, желая, чтобы мои догадки оказались верными, и это оказался действительно тот, о ком я все эти проклятые дни мечтала. Что он наконец окажется со мной рядом, прижмет к своей твердой груди и крепко-крепко обнимет.
        Я смогу почувствовать его всего. Каждую его клеточку. Вдохнуть его запах.
        Я быстро задышала, пересекая гостиную, и остановилась лишь в прихожей, где напротив меня, довольно улыбаясь, стоял Егор Свободин.
        Мои глаза расширились от шока и неверия. И мне пришлось несколько раз поморгать, чтобы поверить в то, что это реальность. Не сон. Что вот он - стоит напротив меня, такой большой и сильный. Самый-самый лучший. Раскидывая руки в стороны, приглашая меня в свои крепкие объятия.
        И я, не выдержав больше этого мучения и разлуки, сорвалась с места. В одно мгновение оказалась рядом. Меня тут же подхватили под бедра, и я немедля обхватила ногами его за талию, а руками оплела крепкую шею, прижимая к себе ближе. Не желая от себя больше никогда отпускать.
          - Егор, - сорвалось с моих губ.
        Но больше ничего я не успела сказать - мой рот закрыли жадным, горячим и влажным поцелуем, сметая все мои тревоги и переживания. Я чувствовала его рядом с собой - теплого, родного, - и сама тонула в нем. Растворялась.
        Мои пальчики зарылись в короткий ежик на затылке, а второй рукой забралась за шиворот майки, касаясь его кожи. Мне надо чувствовать в этот момент его всего. Что он реален. Он рядом. Касаться. Целовать его. И больше никогда не отпускать.
        Ноготки прошлись по коже, а с его губ сорвался рык, и, вместе со мной повернувшись, Егор впечатал спиной меня в стену. Я ахнула, а мой гонщик стал ласкать меня руками, а губами обжигать кожу на шее, опускаясь все ниже и ниже.
        - Боже, как я по тебе соскучился… Ты бы только знала, моя красавица, - а я не могла ничего в ответ сказать, лишь хрипы слетали с моих губ, а глаза от счастья и удовольствия закатывались.
        Я так истосковалась по нему, что уже сходила с ума.
        Мне хотелось его всего. Я находилась будто в бреду.
        - Егор, я хочу тебя… - все же сорвалось с моих губ. - Больше никогда от меня не уезжай, - на последнем слове я все же всхлипнула. - Или бери меня с собой. Но не оставляй одну.
        Егор застыл. Поднял взгляд на меня, и я окунулась в невозможную синеву его глаз. Моих любимых глаз. Пальчики запорхали к его лицу, к уголкам глаз. Туда, где чуть видны морщинки. А в следующую секунду крепко его обняла.
        Гонщик застыл как мраморная статуя. Даже не пошевелился. Не издал ни одного звука. И даже, кажется, не дышал. А потом его крепкие руки обхватили меня за талию и сильнее сжали в своих объятиях.
        - Сонечка… Соня, никогда больше не оставлю тебя. Не захочешь поехать со мной, закину на плечо и похищу тебя. Но больше никогда не оставлю тебя одну.
        От его слов я рассмеялась звонко, а мой любимый гонщик поймал мой смех своими губами, впиваясь в них горячим поцелуем. А я сильнее прижала его ближе к себе.
        Мы целовались неистово, влажно, страстно, будто не виделись целую вечность и теперь не могли насладиться друг другом. Впрочем так оно и было. Мы слишком долго были в разлуке.
        Моя рука опустилась вниз к ремню на его джинсах. Одной рукой было неудобно расстёгивать сейчас такую ненужную вещь. И Егору пришлось мне помочь. Вместе мы справились намного быстрее.
        Джинсы вместе с боксерами чуть приспустила. А мужчина отодвинул полоску трусиков и одним резким движением вошел в меня.
        - Ах, Егор, - с моих губ сорвался стон, глаза закатились.
        Голова откинулась назад, сталкиваясь со стеной. Губы Егора опалили подбородок. Короткими поцелуями обжигая кожу, спустились вниз к шее. И вместе с тем мужчина не стал медлить. Отодвинулся назад и снова вошёл в меня быстро и сильно. Ускорился, отчего с моих губ срывались пошлые громкие стоны и имя любимого гонщика.
        Моя спина прижималась к стене с каждым толчком. Егор вбивал меня в стену, отчего я ещё сильнее заводилась. И от того, что делал это именно он - Егор Свободин. Как он держит меня. Как вбивается в меня сумасшедшими толчками. Буквально тараня меня. Как кусает за шею.
        Эта смесь осторожности и необузданного желания. Он берёт меня быстро и с тем жестко и весь отдаётся этому моменту. Всё это чувствовалось в разы острее и чувственнее. Нас обоих обжигала страсть, в которой присутствовало безумство, дикая потребность друг в друге и желание слиться воедино.
        Наше дыхание эхом разносится по прихожей. Мы находим общий ритм, и всё становится ещё ярче. Будто сотни ярких вспышек.
        Руки Свободина сжимали мои бедра, насаживая меня все сильнее и резче. В груди не хватало кислорода, отчего я губами хватала воздух. Все сдавило. Я крепко цеплялась за мощные, крепкие плечи Егора. Хваталась за них сильнее, а он вбивался в меня со всей мощью, на которую был только способен.
        - Соня, посмотри на меня! - прорычал мне.
        И я подчинилась. Распахнула свои ресницы, встречаясь с синей бездной его глаз, которые в этот момент завораживали. В них отражалось столько эмоций, что внутри меня все затрепетало, завибрировало и сладко потянуло, отчего моя голова закружилась и перед глазами замельтешили мошки.
        Но я сосредоточилась на его радужках, в которых плескалось безумие страсти, желание обладать мной, присвоить себе. Когда на самом же деле я принадлежу только ему одному.
        Я подарила ему себя. Всю целиком. Он стал моим первым мужчиной. Тем, кто не только забрал мою девственность, но и кому я подарила свое сердце. Всю себя - ему. И не жалею. Никогда не пожалею об этом.
        - Я хочу тебя… Только тебя, Соня. Соня. Сонечка, - мое имя срывается с его губ. Егор соприкасается своим лбом с моим. Тяжело дышит и повторяет в губы мое имя, не закрывая своих глаз. - Соня. Моя самая красивая девочка.
        И впивается в мои губы страстным, диким поцелуем.
        ГЛАВА 44
        СОНЯ
        Опираюсь спиной на обнаженную грудь, запрокидывая голову на плечо Егора. Руки моего гонщика ласкают мое тело, погруженное в теплую воду. Касаются моей небольшой груди, пробегают пальчиками вниз по плоскому животу. Пробираются к самому сокровенному месту, к которому прикасался только этот самый мужчина, который в эту самую секунду приносит мне наслаждение.
        Егор касается каждого участка моего тела так трепетно, но с наслаждением, посылая по моему телу электрические разряды.
        Его губы касаются моего виска, а я, прикрыв глаза от удовольствия, мурчу словно кошечка от его ласки и того, что он наконец со мной рядом. И что я могу вот так вдыхать его запах в себя, а не суррогат в виде подушки, которая уже начала терять этот особенный для меня аромат любимого мужчины.
        - Как ты тут без меня? - слышу на ушко низкий хриплый голос, и волоски на руках становятся дыбом.
        - Плохо. Очень плохо, Егор. Мне так тебя не хватало. Даже подушка не спасала.
        - Подушка? - в голосе гонщика проскальзывает удивление.
        Я киваю и, повернув голову к его лицу, отвечаю:
        - Да. Она пахла тобой. Но сейчас твой запах почти выветривался, хоть я ее и не стирала, и не проветривала комнату, чтобы я подольше могла его вдыхать в себя. Я утыкалась в нее носом и дышала, - от таких подробностей мои щеки залились красной краской, и все тело горело.
        Егор ловит мой подбородок двумя пальцами, приближает ближе к себе и серьезно говорит мне:
        - Не стесняйся меня. Говори все, о чем думаешь. Что чувствуешь и хочешь. Тем более, если это касается меня. Я хочу об этом знать. Хочу знать всё, что касается тебя.
        Я киваю и быстро чмокаю его в губы.
        - А почему ты приехал раньше? Нет, я, конечно, очень рада. Счастлива этому. Ты только не подумай ничего плохого, - тут же пытаюсь ему все объяснить, чтобы он понял меня правильно, и вижу на его губах лукавую улыбку. - Но ты говорил, что приедешь через неделю. А прошло только пять дней.
        - Я просто соскучился по тебе. И просто не выдержал вдали от тебя такое долгое количество времени. Переживал за тебя. Как ты тут без меня. А оказывается, тебе было плохо.
        Я киваю и, повернув голову обратно, облокачиваюсь на его крепкую грудь. Касаюсь его рук своими. Егор тут же переплетает свои пальцы с моими и ими обнимает меня, привлекая ещё ближе к себе. Вжимает в свою твёрдую грудь. Целует в макушку.
        - Я выиграл. Выиграл для тебя, - шепчет на ухо, посылая вновь по моей коже сотню мурашек и вселяя радость в сердце. - Эта победа для тебя.
        Его слова проходят волнами через меня, и я закрываю глаза, не в силах сдержать свои эмоции. Шумно выдыхаю и не знаю, что на это ответить. Что ему сказать, чтобы выразить все свои чувства, которые испытываю в этот самый момент?
        Их не выразить никак. Это очень сложно. Почти невозможно. Лишь показать. И я делаю это.
        Поворачиваюсь к нему всем телом, размыкая наши переплетенные руки. Оплетаю ногами его тело, прижимаясь своим интимным местом к его уже набухшему члену, который в одну секунду дергается, упираясь в мои складочки.
        Ладонью касаюсь его щеки, ласково глажу и улыбаюсь ему. Хочу показать всё, что я чувствую, своим взглядом, каждым движением и искрящимися глазами, в которых столько эмоций. И все они только для него.
        Руки моего мужчины касаются обнажённой спины. Пробегают вверх по позвоночнику, останавливаясь возле шеи. Обхватывает ладонью и приближает к себе. И просто смотрит. Даёт рассмотреть в своих глазах то же, что и плещется и в моих.
        - У меня для тебя сюрприз, - слышу на ухо опьяняющий шёпот.
        - Какой?
        По коже от его голоса пробегают мурашки, а голос становится хриплым.
        - Скоро узнаешь. Потерпи.
        Мы ещё какое-то время нежились в ванной, лаская друг друга. А потом Егор меня искупал, проводя по моей коже мыльными ладонями, не пропуская ни одного участка кожи. Смыл мыльную пену с моего тела теплой водой и, взяв меня на руки, перенёс через бортик большой ванны. Укутал в банное белое полотенце. Вынес из комнаты и уложил на мягкую кровать.
        Сам же устроился рядом со мной, прижав к своей груди.
        - Сейчас мы с тобой отдохнём немного, а потом соберёмся и поедем, - услышала убаюкивающий голос над своей головой.
        - Хорошо, - ответила и, прикрыв глаза, погрузилась в безмятежный сон, чувствуя, что Егор теперь находится со мной рядом. Обнимает, прижимая к своей твёрдой груди.
        Когда я открыла глаза, солнце начало медленно склоняться к горизонту. И сразу даже не поняла, где нахожусь. Но стоило только почувствовать сильные, крепкие руки у себя на талии, как я всё поняла. И ещё сильнее прижалась к теплому мужскому телу.
        Всю дорогу, стоило нам только выехать из дома, я пыталась разузнать, что это за сюрприз, который гонщик мне приготовил. Но он только улыбался и говорил, что скоро я всё узнаю.
        Я же не могла терпеть больше, желая побыстрее обо всём разузнать. Вдруг мою руку забрали в свой плен, поднесли к мужским губам и поцеловали каждый пальчик, не отрывая своего взгляда от дороги.
        - Я уверен - тебе обязательно понравится, - сжал мою ладонь крепче.
        Егор так меня и не отпустил до самого окончания нашей поездки. Но стоило мне только увидеть и понять, куда мы приехали, как внутри меня ярким фейерверком взорвались эмоции, а счастью не было предела.
        Мы приехали на автодром, который поражал своими размерами и видом, от которого дух захватывало.
        Губы растянулись в широкой улыбке. Повернула голову в сторону Егора, который всё то время, пока я смотрела искрящимися глазами на место, куда мы приехали, не отрывал своего взгляда от меня.
        - Мы действительно сюда приехали?
        - Да, - замолчал, смотря прямо на меня, будто пытаясь впитать каждую мою эмоцию в себя. И то, что он видел - определённо ему нравилось.
        Мой взгляд бегал по его лицу, чтобы понять, шутит ли он или же нет. Но его глаза говорили о том, что он не шутит. Что всё, что он дальше скажет, серьёзно и не имеет никакого отношения к шуткам.
        Я внимательно и пристально смотрела на него, ожидая, что он скажет. Внутри всё затрепетало в ожидания какого-то чуда, что он готов мне подарить. Я ждала, пока он не выпалил:
        - Сядешь за руль, - и взглядом он указал на своё место, на котором сидел.
        ГЛАВА 45
        СОНЯ
        Мои глаза от шока расширились. Я готовилась к чему угодно, но не к этому. Я быстро покачала головой.
        - Нет, Егор. Я не сяду. Я не умею водить.
        - Я тебя научу, - было мне тут же ответом.
        - Из меня плохой ученик. Я же поломаю тебе всю машину. А она огромных денег стоит, - отвела взгляд. - Давай лучше я посмотрю на то, как ты ездишь, вон с той трибуны, - кивнула в ту сторону, где стояли лавочки.
        Мою ладонь сжали сильнее, а второй рукой Егор захватил двумя пальцами мой подбородок и повернул меня лицом к себе, чтобы столкнуться взглядами. И пронзительно, твёрдо, так, чтобы я поняла каждое его слово, сказал мне:
        - Я хочу, чтобы ты научилась ездить. И я тебя научу. Я доверяю тебе свою машину. Я хочу, чтобы ты села за руль моей машины.
        От его слов мои ноги задрожали, как и всё тело. А сердце пронзили страх и жуткое волнение.
        - Я в тебя верю.
        Всего четыре слова твёрдым, таким родным голосом, и я киваю в ответ. За что получаю короткий одобрительный поцелуй.
        Мы пересаживаемся: я на водительское место, Егор - на пассажирское рядом со мной. Его рука тут же опускается на моё бедро. Сжимает, выбивая весь кислород из лёгких. Пульс учащается, а сердце сбивается с ритма. Перед глазами мелькают темные круги.
        Но это не только от близости Свободина, а от того, что чувствую мощь этого монстра, которого мне придётся обуздать.
        - Успокойся. Я рядом. Ничего плохо не случится.
        Я в ответ киваю, хоть и поджилки дрожат от страха, что у меня ни черта не получится. Что я разобью машину Свободина, которая стоит огромных денег. Я, чёрт возьми, боюсь так сильно, что кажется, у меня сейчас сердце остановится. Я уже чувствую, как оно уходит в пятки.
        - Дыши глубоко. Успокойся. Даже если у тебя не получится с первого раза, ничего страшного. Мы будем учиться снова и снова. И даже если ты разобьёшь машину в хлам, я тебе ни слова не скажу. Не накричу на тебя, - качает головой. - Эта лишь тачка. Гора хлама. Она не важнее тебя! - говорит, будто мысли мои читает. И смотрит прямо на меня.
        Но это, чёрт возьми, помогает, и я немного успокаиваюсь. Дыхание выравнивается.
        - А теперь делай так, как я скажу, - я киваю, смотря прямо перед собой.
        Слушаю его голос. Всё, что он мне рассказывает своим спокойным, уверенным тембром, словно Егор уверен во мне на сто процентов. И даже больше. И в меня это вселяет больше уверенности, что я всё смогу. Верю, что всё у меня получится.
        И я подчиняюсь Егору Свободину - лучшему гонщику страны, - делаю всё, что он мне говорит.
        Я всё ещё чувствую страх, волнение, колотящееся сердце, что стучит в грудную клетку. Но от осознания того, что у меня всё получилось и я веду этого огромного, грозного мустанга, во мне всё дрожит. Я чувствую его мощь, его силу, ощущаю, как он рвётся вперёд, что я еле могу совладать с ним.
        Но то, что рядом со мной сидит Егор, придаёт мне силы и веру в себя.
        Внутри всё вибрирует, дрожит. Мурашки проносятся по моей коже. Это как будто экстаз во время секса. Адреналин бушует у меня в крови. Захватывает моё сознание. И я чувствую неподдельный кайф.
        Я резко торможу, так, что чувствую, как от моего торможения остаются чёрные следы от резины на асфальте. Закрываю глаза и дышу. Дышу так, будто пробежала кругов тридцать, не меньше.
        - Это просто… - голос срывается. - У меня просто нет слов, чтобы выразить все эмоции. Это как первый секс.
        Рядом со мной звучит громкий смех.
        - Лучше, чем секс со мной?
        - Ничего нет лучше секса с тобой, - на губах расползается улыбка.
        Поворачиваю голову в сторону Егора, который сидит на пассажирском сидении и смотрит на меня с лукавой улыбкой. А потом тянется ко мне, рукой обхватывает за шею и тянет на себя. Впивается в меня ошеломительным поцелуем, выбивая весь воздух из моих лёгких и почву из-под ног.
        Я растворяюсь, трепещу. И ещё ближе тянусь к любимым губам, которые целуют так, что я умираю и вновь воскресаю. Сердце дрожит. Стучит набатом. Пальцы рук запутываются в его волосах, притягивают к себе ближе. Касаются колючей щетины на скулах и подбородке.
        Чёрт, как же я люблю этого мужчину!
        Он самый лучший на свете!
        Нет. Не так. Не хочу сравнивать его с другими. Просто потому, что он - лучший. Просто лучший!
        Егор отрывается от моих губ, но рук не убирает, а ведёт пальцами по скулам, касается подушечками пальцев нижней губы. Ведёт по контуру, а у меня дыхание перехватывает. Дышу часто-часто и неотрывно смотрю на него.
        - Ты большая умница. Я верил в тебя! И всегда буду верить.
        От его слов в глазах начинает щипать. Быстро моргаю, чтобы не расплакаться. Но проклятые слёзы всё равно предают меня, и одна капелька скатывается с реснички, ласкает кожу щеки. И в следующее мгновение её подхватывают горячие губы. Слизывают ненужную жидкость с моего лица.
        Тянусь к его шее. Утыкаюсь в неё лицом. Веду носом вверх по коже.
        - Спасибо тебе! - шепчу и крепко обнимаю.
        В ответ меня крепче стискивают в горячих, сильных руках.
        Успокоившись, я отодвигаюсь от его груди, поднимаю голову, заглядываю в его глаза.
        - Я хочу показать тебе одно место. Можно?
        - Конечно, моя красавица, - поглаживает большим пальцем кожу на лице, а я от его касаний прикрываю глаза и наслаждаюсь его близостью.
        На то самое место мы приезжаем примерно через час, когда солнце уходит в закат, касаясь своими лучами края горизонта, радуя глаз красивыми красками.
        Егор останавливает машину почти над обрывом. Заглушает мотор и поворачивается ко мне лицом. Я отказалась ехать за рулём, потому как, чтобы попасть в это место, нам пришлось пересечь весь город. Поэтому я категорически отвергла эту идею Свободина, дабы не попасть в какую-либо аварию.
        Я улыбаюсь и кивком приглашаю выйти наружу.
        - Пошли?
        Егор кивает и открывает дверь. Я следую его примеру.
        На улице почти стемнело, что мне только на руку. Ещё немного - и на небе будут зажигаться первые огни звёзд.
        Обхожу машину и, расправив руки в разные стороны, показываю гонщику моё любимое место, где я люблю бывать, когда о чём-то хочется подумать. Вид на город просто потрясающий. Невозможно оторвать глаз. И здесь так хорошо, спокойно. Как рядом с этим мужчиной.
        - Вот, это то самое место. Но это ещё не всё, что я хотела тебе показать.
        Егор делает шаг ко мне. Потом ещё и ещё, пока не останавливается слишком близко ко мне, что я ощущаю его запах, близость. Глаз не поднимаю. А рука сама тянется к нему - ложится на его твёрдую грудь. Утыкаюсь лбом в его тело. Прикрываю глаза.
        Руки моего мужчины незамедлительно оплетают мою талию, сжимают, придвигает ближе. Шумно выдыхаю. А мой гонщик зарывается лицом в мои волосы.
        Не знаю, сколько мы так стоим, но уже достаточно стемнело. Но мы оба молчим, наслаждаясь этой тишиной и близостью друг друга. Слова сейчас кажутся лишними, но мне нужно сказать ему. Поэтому поднимаю голову вверх, упираюсь подбородком в его грудь. Сам же мужчина опускает голову вниз, встречаясь со мной взглядом. И между нами всё вспыхивает, искрит и дрожит.
        - Хочешь покажу тебе звёзды?
        - Хочу.
        - Хорошо.
        Отодвинулась от него. Вскинула голову к небу. Мой взгляд стал метаться, чтобы понять, где находится какая звезда.
        - А, вот, нашла, - вскрикиваю и показываю на небо. - Вон, смотри, - провожу рукой в воздухе, показывая созвездие. - Это Орион - самое крупное и узнаваемое созвездие, состоящее из самых ярких звёзд: Ригель и Бетельгейзе. Видишь? - поворачиваю голову в сторону мужчины, руки которого так меня и не отпустили до конца - несильно, но оплетают талию.
        Но вот только Егор не смотрит на звёзды. Он смотрит на меня.
        - Егор! - вскрикиваю, слегка ударяю ладошкой в его грудь. - Смотри, - и вновь показываю ему самые яркие звёзды во вселенной.
        Только вот он даже не смотрит. Я хмурюсь и поворачиваюсь к нему лицом. Сжимаю кулачки и слегка бью в его грудь. Их сразу же перехватывают, сжимают в широких и сильных ладонях и целуют.
        - Почему ты не смотришь? А есть ещё одна звезда. Самая красивая и яркая - Сириус. Показать?
        - Я уже смотрю на самую красивую звезду.
        Смотрит мне прямо в глаза. Качаю головой и тихо шепчу:
        - Дурачок.
        - Я просто тебя люблю.
        Вот так просто признался мне в любви среди сотен звёзд и созвездий. И моё сердце трепетно сжалось.
        - Люблю.
        Становлюсь на цыпочки и целую в губы. Мне отвечают пылко, горячо и влажно. Так, что ноги подгибаются, начинают дрожать. И голова кружится. Хватаюсь за его плечи, желая удержаться, не упасть. Хоть и знаю, что с этим мужчиной я никогда не упаду. Он всегда поймает.
        Егор прекращает поцелуй, смотрит в мои глаза.
        - Ты такая красивая. Покажи мне самую красивую и яркую звезду.
        - Сириус, - шепчу.
        - Сириус, - повторяет за мной, а смотрит на мои губы.
        Поворачиваюсь к звездам и нахожу ту самую звезду.
        - Вот, смотри, - показываю на ту самую точку, где горит яркая звезда Сириус. - Она принадлежит к созвездию Большая Собака. И находится к юго-востоку от Ориона.
        Мы так ещё долго стояли, прижавшись к друг другу. Я рассказывала и показывала расположение всех звезд на небе. Их очень много, но показывала самые яркие и красивые, от которых дух захватывает. Невозможно оторвать глаз от этой красоты.
        Когда уже совсем стало холодно и не помогали согреться жаркие объятия моего мужчины - всё-таки ночи ещё холодные - мы сели в машину и вернулись домой. Разделись, легли в теплую постель, прижавшись друг к другу, и так и уснули, не размыкая своих объятий.
        ГЛАВА 46
        СОНЯ
        Чувствую, как крепкие руки сильнее сжимают мою талию и притягивают к себе ближе, вбивая в твердую каменную грудь. На губах появляется улыбка - просто не могу не улыбаться от того, насколько этот мужчина не позволяет мне находиться вдали от него даже ночью.
        Каждое утро просыпаюсь, а этот медведь почти весь спит на мне. Да так, что душно становится, из-за чего я и просыпаюсь.
        Вот только это мне до безумия приятно. Нравится чувствовать его огромное тело на себе. Поэтому в ответ я лишь сильнее его обнимаю. Вот как сейчас - поворачиваюсь в его объятиях и, не раскрывая глаз, обнимаю его, касаясь пальчиками обнаженной широкой спины. Утыкаюсь носом в грудь и просто дышу.
        Егор, не теряя времени, опускает голову вниз и зарывается лицом в мои волосы. Глубоко вдыхает. Целует.
        - Доброе утро, - сонно мычу.
        - Доброе, красавица моя.
        Ох, видел бы он сейчас, какая я красавица, то точно бы так не говорил. Вот только я для него всегда выгляжу красивой, какая бы ни была. И какая прическа ни была бы у меня на голове - даже если она выглядит как осиное гнездо.
        Все равно схватит меня двумя руками, прижмёт к себе, рассматривая каждую черточку на моем лице - как он это любит делать всегда - и прошепчет, что я очень красивая, и что он такой девочки никогда не видел.
        А я только недоверчиво качаю головой. Только потом мне плодотворно доказывают обратно. И знаете, я верю. Егору просто невозможно не верить.
        - Сегодня же собираем все твои вещи, и ты переезжаешь ко мне, - бурчит сонно мне в макушку.
        Что?
        Я застываю и поднимаю взгляд на Свободина, который так и лежит как ни в чем не бывало. Словно сказал что-то само собой разумеющееся.
        - Егор, нет, - качаю головой.
        Гонщик тут же распахивает глаза и впивается в меня пронзительным взглядом.
        - Хватит уже, Соня! Ты и так ночуешь здесь шесть раз в неделю. А большинство твоих вещей уже лежат на своей полке в моем шкафу. Хватит капризничать.
        - Егор, я не могу.
        - Почему? Назови мне хоть одну причину, почему ты не можешь ко мне переехать? Мы живем с тобой уже больше трех месяцев вместе. Твоя зубная щетка стоит рядом с моей. Даже все женские принадлежности расположены на полке рядом с моими. В чем причина?
        Свободин начинает злиться, и я по-хорошему его понимаю. Но не могу я согласиться жить с ним, хоть и так провожу у него дома много времени, намного больше, чем у себя. Я даже забыла, как моя квартира уже выглядит. И скоро она плесенью покроется.
        Но все равно я не могу на это согласиться. Меня тревожит то, что я никак не могу найти работу. В каждой больнице и клинике мне дают отказ, из-за чего на душе с каждым днем все паршивее и паршивее становится. Но об этом я не рассказываю Егору. Потому что не хочу, чтобы он решал мои проблемы, которые я сама должна решить.
        Тем более знаю, кто виноват во всем этом - Шестинский, который обещал, что если я уволюсь и ступлю за порог клиники, то он сделает всё, чтобы я не смогла устроиться больше ни в одну больницу.
        Собственно, слово свое он сдержал.
        Но я никак не думала, что он действительно воплотит свою угрозу в жизнь и не даст мне работать, заниматься тем, что я люблю.
        Поэтому я не могу согласиться жить вместе с Егором, пока не найду работу. Не хочу сидеть у него на шее, когда он сам будет платить за все деньги. Несмотря на то, что, собственно, почти живу у него, и везде, в каждом, по сути, углу лежат мои вещи.
        В течение последних трёх месяцев мне помогали родители, которым я просто не могла соврать о том, что я фактически осталась без денег. Да и говорить им ничего не нужно было - они и так все по голосу поняли, просто взяли и переслали мне деньги. Хоть я и говорила, что не стоит, но кто ж меня послушает.
        Но Егор - это другое. Я не могу жить за его счет. Поэтому все оттягиваю момент переезда, каждый раз надеясь, что вот-вот устроюсь куда-нибудь. Но пока я натыкаюсь на сплошные отказы, и это режет меня по живому без ножа.
        - Я не могу, - тихо шепчу и отвожу взгляд.
        Руки с моей талии исчезают так быстро, что я не успеваю их даже задержать. Егор порывисто встает, садится на кровать. Его правая рука нервно проходит по чуть отросшим прядям на голове. Издает рык и так же резко встает.
        Я привстаю, опираясь локтями на матрас. Хочу его задержать.
        - Егор, - окликаю. Вот только на меня машут рукой и просто уходят в душ.
        Это его движение неприятно отзывается в сердце, но я прогоняю это ощущение. Проглатываю.
        Падаю вновь спиной на кровать и закрываю лицо простыней.
        В этот момент хочется выть от этой всей безысходности. И от того, что своими действиями, словами и тем, что я не соглашаюсь окончательно переехать к Егору, я обижаю его. Но я действительно по-другому не могу. И рассказать обо всем, о причинах - тоже не могу.
        Потому что он просто не проглотит все это, как делаю это я. А пойдет разбираться во всем и не дай бог вновь набьет морду Шестинскому. Тогда точно будут проблемы.
        Боже, как же все сложно!
        С губ срывается стон. А из ванной комнаты слышится шум воды.
        Откидываю простынь назад и утыкаюсь взглядом в потолок. Сегодня мой последний шанс найти работу: вчера позвонила в областную клинику, и сегодня у меня собеседование. Ставка обычной медсестры. Но это хоть что-то, а не просто сидеть на попе ровно и жить на деньги родителей.
        Я не привыкла так.
        Если все пройдет хорошо, то я сегодня же дам согласие на переезд к Егору. И надеюсь, что мы не разругаемся в конец..
        Ели мы в молчании. Пока Свободин был в душе, я успела приготовить легкий завтрак и по чашке крепкого кофе.
        Сегодняшнее утро отличалось от предыдущих, что проводили мы всегда вместе все эти три месяца. Сегодняшняя тишина угнетала, давила и сильно напрягала. От нее по коже бежали мурашки, но вот только нехорошие.
        Я быстро поела и встала, собрала грязные тарелки. Подошла к раковине и, открыв воду, стала мыть посуду. Позади услышала шорохи и тяжелые шаги.
        Егор остановился позади меня, но не сделал попытки прикоснуться или как-то дать понять, что он находится рядом. А я невольно задержала дыхание, ожидая того, что последует дальше. Даже движения мои замедлились.
        В одно мгновение мой гонщик крепко обхватил меня за талию и зарылся лицом в волосы. Шумно выдохнул.
        - Прости, Соня. Просто мне все это осточертело. Ты и так, по сути, живёшь со мной. Что стоит просто перевезти оставшиеся вещи к нам домой? Твои вещи и так лежат рядом с моими. И я не понимаю, почему ты отказываешься переезжать ко мне. Нам же хорошо вдвоем.
        - Хорошо, - подтверждаю его слова. Нам очень хорошо вместе. Я его люблю, но сидеть на его шее и тратить его деньги я не хочу и не буду.
        - Мы, черт побери, любим друг друга.
        - Любим.
        Губку отбросила в раковину, сосредоточившись на нашем разговоре.
        - Тогда какого… - рычит недовольно, ругаясь себе под нос, - ты отказываешься от того, чтобы жить вместе?
        - Егор, на это есть свои причины. Я не говорю тебе, что никогда не соглашусь с тобой жить. А просто говорю, что сейчас не могу. Сейчас, Егор! Дай мне время, пожалуйста, - умоляю его, желая, чтобы он услышал и понял меня.
        - Хорошо, Соня, - целует в шею и быстро отпускает меня из своих рук.
        Отходит подальше, возвращаясь к кружке с уже остывшим кофе.
        - Тебя куда-нибудь нужно подбросить? У меня дела наметились. Нужно кое-куда съездить.
        Я напряглась, но скрыла эмоции. Вчера Свободин ничего мне про дела не говорил, потому что сегодня мы собирались встретиться с его друзьями - он собирался меня с ними познакомить. Из-за чего я еще больше начала волноваться. И вот теперь ни с того ни с сего у него образовались дела.
        Интересно, что случилось.
        - Что-то случилось? - аккуратно поинтересовалась.
        - Нет. Ничего такого. Просто небольшое дело. Так куда? - допив содержимое чашки, вновь подошел ко мне и опустил грязную посуду в раковину.
        - Домой меня подвези. В двенадцать ко мне Маринка должна заехать.
        - Хорошо, - и, чмокнув меня в щеку, быстро уходит в комнату.
        Тяжело вздыхаю и, повернувшись к раковине, продолжаю мыть посуду. Все это мне, конечно, не нравится. Но я вновь молчу, проглатывая.
        Все же Егор мне не муж, чтобы допытываться и знать, что у него за дела и куда он собрался. Я лишь его девушка, хоть и, начиная с его возвращения с соревнований, он говорит о том, чтобы я переехала жить к нему. Все равно я больше нахожусь у него в квартире, нежели у себя дома.
        Но это не повод, чтобы настаивать на том, чтобы он мне обо всем рассказал.
        Да, нам хорошо вместе. Мы не ругаемся по бытовым мелочам, как происходит это у других пар, стоит только им съехаться. И я не боюсь, что это может вскоре случиться и с нами. Потому что мы как будто слушаем друг друга, понимаем с полуслова, полувзгляда.
        Но все же его сегодняшнее поведение меня настораживает.
        Домыв посуду и расставив все по своим местам, я двинулась в сторону второго этажа. Нужно привести себя быстро в порядок и выезжать. Маринка со Светкой долго ждать не будут, а собеседование - так и подавно.
        Подруги решили сходить со мной в качестве моральной поддержки, чтобы я не так сильно нервничала и переживала. Хочется верить, что сегодня у меня все обязательно получится.
        Уже подходя к комнате, услышала голос Егора, который говорил намного громче, чем обычно. По тембру поняла, что он сердится и чем-то недоволен. До меня долетали непонятные слова мужчины.
        - Нет, я тебе еще раз говорю. Хватит лезть в мою жизнь! Я не буду ни с кем встречаться и видеться! Я давно всё уже решил.
        ГЛАВА 47
        СОНЯ
        Застыла мышкой, не понимая, о чем вообще говорит Егор и с кем он не желает встречаться. У него что, проблемы? Тогда почему он мне ничего об этом не рассказывает?
        Хотя, о чем я вообще говорю, если сама не рассказываю о том, что меня мучает, и что я до сих пор по вине Шестинского - а что это именно так, я не сомневаюсь - не могу найти работу. И мы даже пару раз пытались об этом поговорить, но я постоянно отнекивалась, не желая перекладывать на него свои проблемы.
        Знаю, что поступаю точно так же, как и прежде. Понимаю, что не нужно так делать, иначе все может дойти до того, что мы вновь расстанемся. Но я хочу пока сама попытаться во всем разобраться, а потом только поговорить с гонщиком.
        - Я все сказал! - рыкнул Егор.
        В квартире воцарилась гробовая тишина, и я поняла, что мужчина положил трубку. Я глубоко вздохнула, досчитала до десяти и зашла в комнату, где сам хозяин квартиры стоял возле окна спиной ко мне, положив руки в карманы брюк.
        Вся его поза выдавала внутреннее напряжение, спина будто окаменела, как и плечи. В этот момент мне захотелось подойти к нему и крепко обнять, чтобы все его переживания ушли на второй план.
        Что я и сделала. Тихими маленькими шажками подошла к нему, обхватила тонкими руками торс и прижалась щекой к напряженной спине.
        Егор даже не вздрогнул. А я еще крепче его обняла. Что же с тобой происходит, любимый?
        - Егор?
        Но в ответ я услышала лишь тишину и уже было хотела отойти от него и дать время побыть одному, подумать, как его ладони накрыли мои. Сжали. И я немного успокоилась. А то совсем стала за него переживать.
        - У тебя что-то случилось?
        Я все же решилась задать свой вопрос, надеясь, что он мне все же скажет.
        - Не переживай. Все хорошо, - он пытался сказать это непринуждённо, но я прекрасно слышала, как напряжён его голос. Как, впрочем, и все тело.
        Мои пальчики аккуратно касались его каменного живота, а он большими пальцами задумчиво проводил по тыльной стороне моих ладоней.
        - Иди собирайся. Обо мне не беспокойся.
        Вот только уходить мне никуда не хотелось, а наоборот, хотелось в этот момент побыть с Егором. Поддержать его, хотя бы просто находясь рядом. Но, видимо, сам Свободин этого не хотел. Поэтому я отстранилась и пошла в душ, надеясь, что все наладится.
        Егор привез меня домой вовремя. До моего собеседования оставалось ещё достаточно времени, чтобы успеть подготовиться, собраться и настроиться. Я уже собиралась выйти из машины, когда Егор мягко остановил меня и ещё раз извинился за свой резкий тон с утра. Объяснил всё внезапно появившимися проблемами, но уверил, что всё решит сам и посоветовал «не забивать свою красивую головку всякой ерундой».
        Я кивнула и поцеловала его в щечку, желая хорошего дня, и сказала, что сама к нему сегодня приеду.
        Я успела собраться и добралась до места проведения собеседования за десять минут до назначенного времени, девчонки уже дожидались меня. Стоило только выйти из такси, как сразу же увидела Марину и Свету.
        - Девчонки, привет, - подойдя к подругам, крепко их обняла.
        - Привет. Ну, как ты?
        - Все хорошо, Свет. Я должна попытаться в последний раз.
        - Удачи. Мы держим за тебя кулачки, - пожелала мне Марина и ободряюще улыбнулась мне.
        Собеседование длилось минут пятнадцать. Но все это время чувствовала, как вся дрожу, отчего пришлось сцепить руки в кулаки, чтобы моё волнение не было так заметно.
        У меня тряслись поджилки, боязнь облажаться конкретно давила на меня, и казалось, что я каждый раз говорю что-то не то. Про себя же молилась, чтобы все получилось и меня, наконец, взяли на работу.
        На негнущихся ногах вышла из клиники. Внутри я чувствовала опустошение, ничего не хотелось делать. Вообще уже ничего не хотелось. В глазах застыли непролитые слёзы, хотелось кричать на весь мир о несправедливости. За что со мной так поступают? Я ни в чем не виновата!
        Ко мне сразу же подбежала Белова, которая, едва увидев выражение моего лица, поняла всё без слов, крепко меня обняла и прижала к себе. А я не выдержала, дала волю своим слезам. Цеплялась за нее, как утопающая за соломинку.
        - Почему так? - всхлипывала, сильнее обнимая подругу, ища в ней поддержку и спасение.
        Подруга нежно гладила меня по спине и твердила, что всё будет хорошо, чтобы я не плакала, а оставалась сильной. Но я так устала быть сильной и каждый раз принимать от судьбы тяжелые удары.
        Я же так надеялась, верила, что у меня все получится, что меня возьмут. Я с надеждой отчаянно цеплялась за этот шанс. Но… у меня не получилось.
        - Давай мы тебя к Егору отвезем?
        Все, что я могла сделать, это кивнуть.
        Время еще было раннее, поэтому навряд ли он так быстро освободился. Но это к лучшему: мне не хотелось, чтобы Егор увидел меня в таком состоянии, сейчас мне хотелось разобраться в себе.
        Сначала приведу себя в порядок, а уже потом стоит, наверное, с ним поговорить. Потому что… мне просто сейчас он нужен. Чтобы крепко-крепко обнял и сказал, что все будет хорошо.
        Пока ехала в машине с девчонками, не проронила ни одного слова. Я смотрела в окно, но совершенно не видела, что там происходит, всё слилось в сплошную пелену мелькающих домов, деревьев, куда-то спешащих людей… Марина со Светой о чем-то переговаривались, периодически спрашивая, хорошо ли все со мной. Я только лишь кивала. Потому что разговаривать мне совсем не хотелось.
        Просто лечь, свернуться калачиком и просто уснуть. Вот бы проснуться - а вокруг всё хорошо. Нет всех этих проблем и Шестинского, который все же выполнил свою угрозу. Но даже если бы я могла вернуться назад, в прошлое, и что-то поменять, - я бы оставила все так же. Ни капли не жалею, что выбрала Егора, а не медицину. Я всегда выбирала бы его.
        Я счастлива, что встретилась с Егором, потому что он намного важнее и медицины, и всего остального.
        В квартиру моего гонщика я заходила с опаской: боялась, что он дома и увидит меня в таком состоянии, и сразу же начнет расспрашивать. А мне следует сначала успокоиться и привести себя в порядок.
        К счастью, мужчины не было дома. Поэтому, положив ключи на тумбочку, направилась в ванную, чтобы смыть следы потёкшей от слёз туши.
        Когда лицо было чистое, без единого намека на косметику, я переоделась в домашнюю одежду и, спустившись вниз на первый этаж, решила прилечь и отдохнуть, пока нет Егора. Как раз успокоюсь, и от слез пройдёт отёк.
        Прилегла и не заметила, как уснула.
        Сквозь сон почувствовала прикосновения к моему лицу. Зажмурилась и медленно приоткрыла глаза, встречаясь с обеспокоенным взглядом Егора.
        - Привет, - после сна голос оказался чуть хриплый.
        - Привет, Соня. Поговорим?
        Я кивнула, и Свободин поднялся - только сейчас я заметила, что он сидел на корточках прямо возле дивана. Сделал шаг в сторону кресла и уселся в него, устремляя на меня свой взгляд.
        - Иди ко мне.
        И я, не возражая, подчинилась. Встала и направилась к нему. Подошла вплотную, так, что мои коленки касались его. Он потянул меня к себе, и я забралась к нему на колени, свернувшись калачиком и поджав под себя ноги. Обхватила его руками и положила голову на грудь, слушая стук его сердца.
        Мне так сейчас это было нужно. Его объятия, руки, что крепко меня обнимают, будто закрывают от всего этого страшного мира. И гонщик это чувствовал.
        Егор тут же оплел руками мою талию, поудобнее устраивая меня у себя на коленях, и стал успокаивающе поглаживать меня по спине.
        - Рассказывай.
        Его голос был спокойный, монотонный. Но я чувствовала, что он злится и чем-то недоволен. Я провела ладонью по его груди, успокаивая, и начала рассказывать, как он и просил.
        С каждым произнесённым мною словом я всё сильнее чувствовала, как Егор напрягается. Он продолжал обнимать меня, но плечи его стали каменными, а вены на руках вздулись.
        Осторожно коснулась вздутых темных венок на руках моего мужчины. Нежно большим пальцем стала водить по ним. И стоило мне только закончить свой рассказ, как напряглась уже я.
        - Соня, о чем мы с тобой ранее разговаривали? - покачал головой Егор, нахмурился.
        - О том, чтобы мы все друг другу рассказываем, чтобы между нами не было никаких тайн. Чтобы доверяли друг другу.
        - Хорошо. А еще что?
        Я продолжала поглаживать его вены, но вот только смотреть на мужчину было стыдно. Сама понимаю, что нужно было все рассказать, а не отмалчиваться и носить все в себе. Но я, как всегда, старалась сделать как лучше.
        - Чтобы я не держала все в себе.
        - Да, но не это главное, Соня, - сделал паузу, схватил двумя пальцами за подбородок и повернул голову к себе, чтобы я смотрела на него. - Мне не нравится, что ты постоянно молчишь о своих чувствах и проблемах. Ничего мне не рассказываешь. Я говорил, что я твой мужчина, Соня! Я не мальчик, который не будет ничего делать, когда его любимой плохо. Я мужчина. Взрослый, самодостаточный мужчина. И я твой! Когда ты это уже поймешь?
        - Егор…
        - Помолчи, Соня, - покачал головой, перебивая меня. - Слушай меня. Мне не нравится, что ты постоянно все носишь в себе. Ничего не рассказываешь, что тебя тревожит и беспокоит. А я хочу об этом знать. Если я не знаю, тогда что я за мужчина? И ты из-за того, что у тебя нет денег, отказалась со мной жить? Я правильно тебя понял? То есть из-за своих тараканов и того, что ты не хочешь, чтобы я тебя содержал, ты отказалась со мной жить? Это несмотря на то, что мы и так с тобой живем вместе, спим.
        - Да.
        - А теперь объясни мне нормально свою позицию.
        Егор не выпускал из захвата мой подбородок, продолжая так держать, чтобы я не отворачивала лица, а смотрела на него.
        - Я не хочу, чтобы ты меня содержал.
        - Ты содержанка? Нет, Соня, - тут же ответил на свой же заданный мне вопрос. - Ты моя девушка. Мы живем вместе. И я должен и хочу тебя содержать. Чтобы у тебя все было, и ты ни в чем не нуждалась. Я правильно объясняю?
        - Да.
        - Молодец. И чтобы я больше этого не слышал. Завтра же ты переезжаешь ко мне. Я не приму никаких отказов. Я твой мужчина, Соня! Твой! Вбей это себе в голову и не забывай об этом никогда, - он отпустил мой подбородок, но затем обнял и вновь притянул к себе, поцеловал в макушку. - А из-за работы не расстраивайся. Оно совершенно того не стоит. Они просто не знают, какого замечательного работника потеряли. Ты у меня самая лучшая!
        Трусь щекой о его грудь и удобно устраиваюсь на его плече.
        Всего пара слов - и у меня на душе становится спокойней. Нет той пустоты, что в последнее время меня сжигала. Потому что я знаю, что со мной рядом Егор. И он никогда не даст меня в обиду. И всегда верит в меня.
        Люблю его.
        ГЛАВА 48
        СОНЯ
        В восемь часом мы стали собираться на встречу с друзьями. Я надела черное облегающее платье выше колен и шпильки на тонком, но очень устойчивой каблуке в цвет платья. Волосы оставила распущенными. Егор как-то сказал, чтобы я никогда не убирала свои прекрасные волосы в хвост или еще какие прически.
        Мой гонщик любит их трогать, зарываться в них пальцами или же носом и вдыхать запах. И мне это нравится. Аж мурашки по коже и сердце ускоряется.
        Я такой влюбленной себя чувствую, что иногда ловлю себя на тревожных мыслях: боюсь, что однажды все это разобьется. Не может быть все так хорошо. Где-то, но должен быть подвох. Вот только его нету.
        Я смотрелась в зеркало, как позади себя услышала тяжелые шаги. Гонщик остановился совсем близко - так, что спиной я чувствовала его твердую грудь.
        Егор опускает голову вниз, зарывается лицом в волосы и шепчет:
        - Какая ты красивая… С ума просто можно сойти…
        Его голос хриплый, напряженный. Бедрами чувствую его эрекцию, его возбуждение и, не удержавшись, трусь об него попой.
        - Не нарывайся, Соня. Иначе возьму тебя прямо возле этой стены. И тогда мы очень сильно опоздаем.
        С губ срывается стон, и я слегка отодвигаюсь, чтобы быть от него подальше.
        - Хорошо.
        Прикрываю глаза, чтобы совладать со своими эмоциями и вдруг чувствую на своей коже прохладный метал. Ресницы молниеносно распахиваются, и я смотрю на свое отражение в зеркале.
        - Егор?..
        - Это для тебя, - перекидывает мои волосы на одну сторону и застегивает замочек на подвеске.
        В отражении я вижу на своей шее золотую цепочку мелкого плетения с подвеской в виде знака бесконечности и мелкими бриллиантами. По щекам текут слезы. И я не в силах их удержать.
        Осторожно касаюсь кулона пальцами. Всхлипываю.
        Чувствую горячий поцелуй любимых губ в шею, и меня пронзает тысячами искр. Резко поворачиваюсь лицом к любимому
        - Оно прекрасно. Спасибо, - и впиваюсь в его губы.
        Этот поцелуй со вкусом соли, но он такой сладкий, вкусный, страстный, что внутри все трепещет и требует сейчас этого мужчину.
        - Сонечка. Родная моя. Такая красивая девочка. Ты всегда есть и будешь у меня на первом месте. Соне, никогда не закрывайся от меня, - шепчет он между поцелуями, которыми мы просто не может насытиться.
        Губы горят, пылают, как и наши тела, которые в этот момент хотят друг друга.
        Руки Егора опускаются на мою талию. Ниже и ниже… Пока не оказываются на бедрах, и мужчина резко подхватывает меня на руки. Оплетаю его торс ногами. Свободин впечатывает меня в стену рядом и жадно, неистово целует, забирая мой кислород.
        На встречу с его друзьями мы все же опаздываем. Но, кажется, этого даже никто не замечает. Подходим к заказанному столику, где сидят несколько мужчин и рядом с ними девушки. Каждый из них сразу же обводит меня с ног до головы взглядом. И их взгляды мне совсем не нравятся.
        Сразу же хочется исчезнуть куда-нибудь подальше от них. Но я стою рядом с Егором, крепче сжимаю его ладонь, которой он держит мою руку и не отпускает.
        Он всегда говорит, что я достойна стоять рядом с ним, сжимать его руку.
        - Всем привет, ребята. Извините, опоздали. Пробки, - из-за упоминания о пробках я заливаюсь румянцем. И слава богу, что здесь в клубе достаточно темно, и не видно, как я смутилась.
        - Это моя Соня, - представляет меня своим друзьям. - А это мои друзья, - показывает на компанию, которая сидит на против нас. - Рома, Саша, Кирилл. А это их жены.
        - Привет, - уверенно здороваюсь с ними.
        Мне же лишь кивнули и перевели взгляд на моего мужчину. Стало неприятно, но понимаю, что их поведение продиктовано тем, что мы незнакомы. И они просто не знают меня. Как и я их.
        С Егором мы сели рядом с ребятами. Те стали расспрашивать про то, как мы познакомились и какие у нас отношения. Я без утайки рассказала обо всем, о чем они у меня расспрашивали.
        Напряжение, которое поначалу витало между нами, отступило. И стало намного легче. Мой гонщик сидел рядом, то обнимая меня за талию, то держал крепко за руку, будто ревнуя и показывая всем кому я принадлежу, поглаживая тыльную сторону ладони.
        Я расслабилась, успокоилась и просто наслаждалась атмосферой.
        - А где тот друг, который приезжал к тебе в больницу? - подавшись ближе к уху мужчины, спросила я.
        - Матвей? - кивнула. - У него маленький ребенок, весной родился. И он сейчас предпочитает быть рядом с женой.
        На моих губах расползлась улыбка, стоило только упомянуть о детях. Малыш - это большая радость. Счастье. Дети такие хорошенькие, когда совсем маленькие. Интересные. Забавные.
        - Я тебя с ними позже познакомлю.
        Я кивнула, прижавшись к нему ближе.
        В клубе громко звучала зажигательная музыка, и я покосилась в сторону танцпола, где в мигающем и переливающемся свете двигались в такт парни и девушки.
        - Пошли потанцуем, - услышала я рядом. Кивнула, мы вместе встали и двинулись на танцпол.
        Егор прижался ко мне со спины, обнимая и вдавливая в свою твердую, крепкую грудь меня. Голову опустил вниз, зарываясь лицом в шею. Я же подняла руки вверх, оплетая шею моего гонщика, откинув голову назад, прикрыв глаза.
        В бедра вжалась набухшая эрекция, а с моих губ сорвался тихий стон, который слышал только мужчина, руки которого ласкали мое тело. Разум затуманился, и я уже плохо начала соображать, где мы и что происходит.
        - Соня. Моя Сонечка. Какая же ты у меня красивая девочка. Я так ревную тебя, знала бы ты только. Мне не нравиться то, как они все смотрят на тебя. Что хочется каждому, кто пожирает тебя глазами, вырвать их, чтобы не глазели на то, что принадлежит мне. И мне совершенно не нравится это платье, оно слишком короткое, - рычит мне в шею и сжимает мои бедра. - Всех, мать твою, поубиваю, кто хоть взглянет на тебя. Прикоснется к тебе. Моя!
        - Я твоя, Егор. Твоя, мой гонщик! Принадлежу только одному тебе. Вся твоя!
          Моя! Только моя! - рычит как дикий зверь, который готов биться за свою самку до последнего.
        А мне так приятно это видеть, что меня ревнует этот мужчина. Что любит меня. А я люблю его. Хоть и редко мы говорим это друг другу. Особенно Егор.
        Но мой гонщик больше показывает, чем любит говорить. Доказывает, что я для него много значу. Доказывает своими глазами, руками, которыми обнимает. Губы, которые так пылко, страстно, но и с тем трепетно, умеют целовать. А я верю ему.
        - Поехали домой, Егор!
        - Поехали, потому что сегодня ночью я буду тебя любить и доказывать, кому ты принадлежишь.
        Я звонко рассмеялась, на что меня больно укусили за плечо.
        - Хорошо, мой ревнивый мужчина. Ты пока иди забирай вещи, а я скоро подойду. Мне нужно отойти в одно место.
        Егор кивнул и двинулся к нашему столику. А я стала продвигаться сквозь толпу к туалету.
        Но там пришлось задержаться, потому как очередь оказалась довольно длинной. К столику, где меня должен был ждать Свободин, я двигалась быстро, беспокоясь, что Егор меня потерял и теперь ищет.
        Уже заметила своего мужчину, который сидел с одним из друзей, они о чем-то разговаривали. Я сделала шаг к ним, как до меня стали долетать слова их разговора.
        - А как же?..
        - Заткнись! - рявкнул Егор, да так, что я подпрыгнула на своем месте. - И если хоть еще одно плохое слово я услышу про Соню из твоего поганого рта, не посмотрю, что ты мой друг, и набью морду. Выбью все твои зубы, что придется тебе вставлять новые. Ты меня понял?!
        Тот что-то ему ответил, и Егор, больше ничего не сказав, развернулся и столкнулся со мной взглядом. И я увидела, как прежде яростный и злой взгляд сменился на тёплый и нежный, как только гонщик увидел меня.
        Я тут же сделала шаг к нему. Взяла его за руку и потянула за собой. Но потом остановилась и оглянулась назад.
        - До свидания.
        В ответ мне только кивнули, а Егор потянул к выходу из клуба.
        Этой ночью мой гонщик меня любил. Именно любил. Нежно, страстно, целуя каждый участок кожи. Наслаждаясь мной. А я утопала в его ласках, шепча имя любимого, умоляя взять меня сильнее.
        Глаза мои закатывались. Я цеплялась за плечи Егора. Царапала его плечи и спину. Кусала за шею. А мой гонщик меня любил. Медленно, томно. Пальчики на ногах подгибались. А с губ срывались хриплые стоны, и я царапала и комкала пальцами рук простынь.
        ГЛАВА 49
        СОНЯ
        Следующим же днем, с самого раннего утра, стоило мне только открыть глаза, как мой мужчина собрался ехать ко мне в квартиру за оставшимися вещами. Чтобы наконец перевезти их в берлогу господина Свободина. И все мои доводы о том, что все это может подождать несколько дней, не принимались.
        Ему нужно было, чтобы я как можно скорее переехала к нему, чтобы у меня не было шанса сбежать от него. А так он всеми цепями прикуёт меня к себе.
        Пока я повернулась на другой бок, положив руку под подушку и сладко прикрыв глаза, этот негодяй выждал пару минут и, резко схватив меня на руки, понес прямо в пижаме в ванную. Поставил под струи холодной воды.
        - А-а-а-а! Егор, прекрати! Выключи эту чертову воду! Холодно!
        Я клацала зубами от холода, а руками обхватывала себя за плечи, желая как можно скорее согреться. Но Егору было хоть бы что. Он смеялся как маленький озорной мальчик.
        Я нахмурилась и отвернулась от него, делая вид, что обиделась. Вот вроде ему тридцать один год, здоровый бык, а в его поступках порой проскальзывает детскость.
        Сзади себя слышу звонкий мальчишеский смех, а потом крепкие, горячие руки обнимают меня, прижимая к своему разгорячённому телу. Всем телом откидываюсь назад, впечатываясь в него сильнее, чтобы как можно скорее согреться.
        - Ты дурачок, Свободин, - недовольно качаю головой, а у самой уголки губ так и тянутся вверх. - Нельзя же так со мной поступать. Я замерзну. Заболею.
        Его губы касаются мочки моего уха, чувственно прикусывают.
        - Я всегда согрею тебя. И буду лечить, - обнимает так сильно - сгребает обеими руками, не давит, но будто стремится впечатать меня в себя, соединить нас в одно целое. - Так что тебе не стоит об этом переживать. А теперь бегом принимать водные процедуры и собираться, - и легкий, но звонкий шлепок по моей пятой точке разносится по кабинке душевой.
        - Свободин! - рычу, обернувшись на него, а этот гад улыбается и скрывается с моих глаз.
        Через несколько часов мы уже ехали обратно, собрав все необходимые вещи в сумку. Свободин выглядел как довольный, объевшийся сметаны кот, сидел на водительском сидении и улыбался. Я только качала головой, еле удерживая улыбку, глядя на него.
        Все-таки Егор добился того, чего хотел. Если сказать по секрету, то я тоже счастлива и рада тому, что буду наконец жить с ним вместе, а не ездить из одной квартиры в другую. Хоть и основное время я пропадаю у него дома. Но теперь я буду находиться только рядом с любимым человеком.
        Но лишь одна мысль огорчала меня и не давала полностью погрузиться в счастье - работа, а точнее, её отсутствие. Хоть Егор и утверждает, что для него это не имеет никакого значения, всё же сидеть на шее у своего мужчины я не хочу. Поэтому нужно что-то придумать.
        - Соня, - окликнул меня Егор. - Что-то случилось? - гонщик тут же нашёл мою руку своей, крепко сжал и поднёс к губам, целуя каждый пальчик.
        - Я думаю все о работе. Нужно что-то найти, а не дома сидеть. Тем более на твоей шее.
        - Соня, мы об этом с тобой уже говорили! - голос стал твердый как металл. - Если ты не хочешь дома сидеть и ничего не делать, то можешь подумать, чем бы ты еще хотела заниматься. Чтобы ты ни выбрала, я поддержу тебя в любом твоем начинании. И уверен, что у тебя все получится!
        - Спасибо, - на губах проскользнула улыбка, и я, подавшись вперед, поцеловала в колючую щеку Егора.
        - Кстати, завтра к себе в гости нас с тобой зовут Матвей с Олесей, - обхватывая одной рукой руль, а второй продолжая держать меня за руку, не отрываясь от дороги, обрадовал меня мужчина.
        - Класс. Я очень рада, Егор. Но нужно же малышке что-нибудь купить. Я не пойду к ним в гости без подарка, - машу головой.
        - Хорошо. Я и сам хотел завтра съездить и купить подарки. Поедем обязательно вместе.
        Настроение немного приподнялось. Мне не терпится познакомиться с семьей Матвея. Все же я немного с ним знакома, это он приходил тогда в клинику к Егору. И мне он показался порядочным, надежным человеком и верным другом. Думаю, и его жена очень хорошая. Да и с малышкой Евой не терпелось познакомиться.
        Весь оставшийся день мы провели вместе, не отлипая друг от друга ни на секунду. Точнее, это Егор не желал меня отпускать от себя.
        Стоило мне только встать или повернуться, как меня тут же медвежьей лапой прижимали к себе ближе, буквально вдавливая в большое, твердое тело, чтобы я никуда не смогла сбежать. Отчего трудно было вздохнуть.
        Я недовольно сопела, но молчала, позволяя Свободину делать так, как ему хочется.
        Мы лежали и смотрели кино, прижимаясь друг к другу. Просто наслаждались атмосферой, временем, что проводим вместе. И в данное время нам никто и ничто не было нужно. Нам было хорошо вдвоём.
        А потом вместе готовили кушать. Я решила испечь яблочный пирог и нечаянно - правда не специально - измазала Егора в муке. И теперь он стоял напротив меня и недовольно хмурился.
        Я честно старалась не рассмеяться, когда увидела это лицо, сплошь покрытое белой пылью. Но это было выше моих сил. И, не выдержав, звонко рассмеялась, за что впоследствии получила по своему мягкому месту, стоило только Егору догнать меня.
        Уснули мы довольные и счастливые, как маленькие дети. А утром, как только проснулись, мы поехали в торговый центр, чтобы выбрать для малышки Евы подарок.
        Подарок нам пришлось выбирать довольно долго, потому что я никак не мола определиться, что же такого купить маленькой Еве. От изобилия вокруг детских товаров разбегались глаза, хотелось взять всё и сразу.
        - Я не знаю, что выбрать, Егор, - я сдалась и повернулась к гонщику в надежде, что он поможет мне с выбором.
        - Мне кажется, игрушки еще рано. Она маленькая, Сонь. Ей будет только полгодика.
        - Это она сейчас маленькая, а потом вырастет. Давай возьмём?
        - Хорошо. Если ты так считаешь… Думаю, Еве понравится, - он смотрел на меня с задумчивой улыбкой, отчего мне хотелось узнать, о чём он в этот момент думает.
        Взяли мы небольшого плюшевого розового зайца: с длинными ушами, большими черными глазами и с двигающимися лапками, на которые он может либо сесть, либо встать. И несколько осенних комбинезонов - я не удержалась. К тому же скоро придут холода, а теплые вещи всегда пригодятся.
        Хотя, будь моя воля, скупила бы здесь многое. Только не для кого. Ни у кого из моих знакомых и друзей пока нет детей. Но зато теперь у друга Егора есть.
        Встретили нас друзья гонщика очень хорошо. Жена у Матвея очень хорошенькая, красивая, с трогательными ямочками на щеках, которые появляются всякий раз, когда она улыбается. Мужчина же у неё суровый, серьёзный. Но зато за ним будет как за каменной стеной. Когда я увидела Матвея в первый раз - ещё тогда, в коридоре клиники, когда мне доставили цветы от Егора, - он сразу показался мне хорошим человеком и надёжным мужчиной.
        - Мне очень приятно с вами познакомиться.
        - И нам тоже, Сонечка, - мило улыбнулась Олеся, у которой на руках тихо лежала маленькая Ева. - Наконец наш гонщик угомонится и осядет в этом городе, а не будет ездить и пропадать на соревнованиях. Не понимает, что это очень опасно.
        - Я то же самое ему говорю.
        Олеся рассмеялась и пригласила всех нас к столу. Пока шли в гостиную, где и накрыт был праздничный ужин, хозяин дома поинтересовался у меня, как дела у меня в клинике. На что я им рассказала, как в действительности проходит моя работа.
        Судя по всему, мой рассказ шокировал семью Булатовых. А сам хозяин дома хмурился и смотрел в это время на моего мужчину.
        - Слушай, Соня, а чем ты хочешь заниматься? Или ты только в сфере медицины хочешь работать? - вдруг спросила Олеся, положив дочь в специальную люльку и пригласив нас за стол.
        - Не знаю. Я думала об этом. Но путь в медицину мне закрыт. Но я не расстраиваюсь, - покачала головой. - Обязательно что-нибудь придумаю.
        - У меня есть несколько идей. Можем встретиться с тобой на днях и все обсудить.
        - Было бы здорово. Спасибо огромное.
        Весь оставшийся вечер прошёл замечательно. Мы разговаривали, смеялись, рассказывая интересные и смешные истории, что происходили с нами в детстве.
        Несколько раз я брала на руки малышку Еву - пока ещё такую крохотную, что боязно к ней притрагиваться, боясь ненароком сделать ей больно.
        Пока я осторожно укачивала на руках малышку, почувствовала на себе пристальный взгляд. Я подняла голову и столкнулась взглядом с Егором. И неожиданно увидела в его глазах столько нежности, тепла и любви, что моё сердце трепетно сжалось. Захотелось подойти к нему и крепко обнять.
        И Свободин будто прочитал мои мысли - подошел ко мне и крепко со спины обнял, осторожно, чтобы я не уронила дочку его друзей.
        - Вы очень красивая пара, - услышала голос Олеси, которая с умилением смотрела на нас, в глазах которой стояли слезы радости за друга.
        Уже когда мы ехали обратно домой, то Егор тепло взглянул на меня и вдруг произнёс то, отчего у меня на глаза навернулись слёзы:
        - Ты будешь очень хорошей мамой.
        Я смогла лишь кивнуть ему, потому что в этот момент в горле встал тугой ком и говорить было очень тяжело. Но точно знала, что мой гонщик будет самым лучшим папой на свете.
        ГЛАВА 50
        СОНЯ
        Дома мы разделись и уже собрались лечь спать, как его телефон разрезал тишину. Егор потянулся к телефону, обнимая меня одной рукой за талию, забираясь пальцами под края лёгкой пижамы, поглаживая обнажённую кожу.
        - Да. Привет. Завтра? Сейчас спрошу…
        Егор отодвинул мобильный от уха и обратился ко мне:
        - Соня, завтра меня приглашают на соревнования в другую страну. Поедешь со мной? Но вставать придется рано. Поездка буквально на два дня, но мы можем остаться там подольше. Я покажу тебе город.
        Внутри меня будто зажгли фонарик, я засветилась счастьем и радостно закивала в ответ, крепко обнимая своего мужчину. Мне так хотелось поехать с ним на соревнования. Но за эти три месяца, с тех пор как он приехал, у него ни разу не было больше гонок.
        И хоть мы часто бывали на гоночном треке, где Свободин меня учил ездить и сам управлял машиной, чтобы показать мне скорость, драйв и как это круто, я все равно хотела увидеть настоящую гонку. Поддержать, поболеть за своего любимого мужчину. И быть с ним рядом, когда он выиграет. А в том, что он победит, у меня нет никаких сомнений.
        Поэтому я была счастлива поехать с ним, тем более, когда меня саму зовут. Поэтому была руками и ногами только за.
        - Да, Жень. Соня со мной поедет, - уголки его губ чуть приподнялись вверх в улыбке. - Возьми два билете мне. Да, спасибо, - и Егор отключился, отложив гаджет обратно на тумбочку.
        Повернувшись ко мне лицом, схватил меня, сжал в своих объятиях, повалив на спину.
        - Задавишь, Егор, - звонко смеясь, пыталась его оттолкнуть. Но это все равно что сдвинуть человеку гору - невозможно.
        Поэтому в ответ просто обняла, уткнувшись в его шею, вдыхая его запах, что так любила.
        - Ты пахнешь, - услышала тихий голос Егора на ухо.
        - Чем? - не раскрывая глаз, тихо в шею спросила.
        - Теплом, уютом - домом, - вдохнул глубоко, и я почувствовала кожей, как на губах его расползлась беззаботная, лёгкая улыбка, в которой было счастье. - Это мой любимый запах. Так пахнешь только ты.
        Его тихий, умиротворенный голос, звучащий мне на ухо, крепкие, надежные и теплые объятия приносили покой, и так было хорошо, что глаза сами по себе начали закрываться.
        - Я люблю тебя.
        - Я тебя намного сильнее люблю, Соня.
        Не знаю, послышалось ли мне это, или же Егор действительно произнес эти слова, но в тот момент мозг уже плохо соображал, а руки крепче сомкнулись на широкой спине моего мужчины.
        Чувствую, как все тело горит, плавится. В груди будто что-то сдавило и так трудно вдохнуть, что во всем теле чувствую боль. Ломит все кости. В горле саднит.
        - Соня, очнись! - на периферии сознания слышу родной голос, который зовет меня. - Родная моя, открой глаза! Пожалуйста!
        Голос Егора взволнован, напуган. В нем чувствуются нотки беспокойства и подступающей паники, отчего мне хочется открыть глаза и спросить у него "что случилось?". Успокоить его. Но веки налились свинцом и открыть их почти нереально.
        Из горла вырывается хрип, голова раскалывается, и кажется, будто я вся горю в аду.
        - Соня, родная моя девочка! Очнись, пожалуйста! Приди в себя, Сонечка!
        - Егор… - хриплю, пытаюсь распахнуть потяжелевшие веки.
        Яркий свет, ударивший по глазам, приносит столько боли, что я сразу же зажмуриваюсь, а с губ срывается стон.
        - Соня, прости меня, пожалуйста. Это я во всем виноват. Не нужно было тебя с утра под душ прохладный ставить. Прости дурака!
        Егор взволнован, напуган. И я хочу его успокоить - тяну к нему руку, распахнув кое-как глаза. Моего гонщика вижу рядом с собой. В глазах его стоит неподдельный страх и беспокойство, чувство вины. И я спешу его успокоить.
        - Егор, - захожусь в кашле, горло дерет. - Пожалуйста, не вини себя. Все хорошо. Это простая простуда. Я сейчас полежу, и мы поедем.
        - Мы никуда с тобой не поедем. И тут одну я тебя не оставлю. Даже не думай об этом. Ты вся горишь. Прости, моя красавица, - сжимает мою руку и, поднеся к своим губам, целует.
        Я расправляю ладонь, касаюсь колючей щетины. Иголки слегка колют пальцы, но я их так люблю.
        Люблю всего этого мужчину. И как маленькая девочка всегда жду его, скучаю, когда ему приходится куда-то отъехать. А когда приезжает - слышу щелчок замка и звон ключей - выбегаю из комнаты в его рубашке, которая чуть прикрывает попу, и запрыгиваю на него, обнимая всего - руками и ногами.
        Люблю взгляд его синих глаз, что прочно поселился в моей душе, стоило только ему посмотреть на меня там в лифте, когда мы впервые встретились. Я смотрела - и тонула в этой невозможной синеве.
        Только сейчас понимаю, что влюбилась еще в нашу первую встречу, в том замкнутом пространстве, когда он меня спас и поцеловал. Полюбила его, когда он был в синяках и ссадинах. Когда дико ревновал и заехал по лицу Шестинскому. Когда ругается и злится на меня. Я всегда и всего его люблю.
        Какой бы он ни был. Что бы ни говорил. Я люблю его. И буду любить его всегда, даже зная, что гонки у него на первом месте. Именно поэтому сейчас я должна его отпустить, потому что знаю, как они ему важны. Как он любит то, чем занимается. Как горит ими. И я не против. Совсем не против. А только счастлива и очень рада за него. Лишь бы ничего плохо не случилось. И он всегда бы возвращался ко мне. А я всегда буду ждать.
        Я буду рядом. Всегда буду рядом. Потому что люблю.
        Он мой первый мужчина. Мой последний.
        - Езжай, Егор. Обо мне не беспокойся. Позвони Марине, скажи - она приедет. А ты езжай. Тем более это всего на день, а завтра вечером ты приедешь. Я буду тебя ждать.
        - Соня, я не могу тебя оставить. Чувствую, что что-то случится плохое. Я не хочу оставлять тебя тут одну, когда тебе так плохо.
        - Со мной все будет хорошо, - силюсь улыбнуться. - Лучше обними меня, мой любимый и самый лучший гонщик!
        И мой Егор тут же исполняет мою просьбу - обнимает так крепко и сильно, будто в себя силясь вжать, растворить и соединить нас. А я зарываюсь в слегка отросшие волосы на его затылке и вдыхаю его запах, чтобы сохранить его в себе до его приезда.
          - Ты победишь! Я в тебя верю! Привези мне золото.
        - Люблю тебя, - шепчет в шею. - Ты же знаешь, что ты важнее гонок? Что ты на первом месте у меня, Соня? Ответь мне!
        - Знаю. Ты тоже важнее всего для меня. Я бы всегда выбирала тебя, если бы передо мной ставили выбор: ты или медицина. Всегда ты, Егор!
        На своих сухих губах чувствую сладкий поцелуй любимого мужчины, который целует так, что внутри все дрожит и рвется к нему. И сердце громко и часто стучит. Но даже не это главное. А то, что чувствую - Егор мой человек. Моя вторая половинка. Мой самый родной и близкий человек.
        Егор целует нежно, сладко и томно. Слегка прикусывая нижнюю губу, и тут же лижет языком, как бы заглаживая свою вину за причиненную мне боль. Тяжело дышит, отрывается от моих губ, по которым проходят мелкие искры тока. Прикрывает глаза и сталкивается лбом с моим.
        - Ты на первом месте, слышишь?!
        Я качаю головой, перебирая ласково пальчиками короткий ежик волос любимого мужчины.
        - Я хотел это сделать чуть позже и по-другому, - в его голосе слышится волнение.
        Егор отстраняется и встает с постели. Я распахиваю глаза, пытаясь найти его своим взглядом, поймать и попросить вернуться. Без него так холодно и одиноко. Но он почти тут же возвращается, и я не успеваю попросить его об этом.
        Садится близко ко мне. Берет мои пальцы в свою ладонь, сжимает, а я смотрю на него, не в силах отвести своего взгляда. Я так сильно буду по нему скучать.
        Он стал моим воздухом. Моим кислородом. Моим домом и жизнью. Вдохом и выдохом. И без него я просто умру. Погибну в тот же час. Я им одним живу. Им одним дышу. Егор для меня не просто мужчина, мой мужчина. Он для меня все. Весь этот мир.
        - Я хочу кое-что у тебя спросить. Но для начала сказать несколько слов, - внутри все задрожало, а сердце сжалось. Нет, даже не так. Но я не могу описать всех чувств, что сейчас во мне бьются фонтаном…
        - Соня, ты самое дорогое, что у меня есть. Я, если честно, не умею говорить красивые слова, и ты об этом знаешь, - еле сдерживая слезы, киваю. - Но я так счастлив, что ты появилась в моей жизни. Счастлив, что эта красивая, милая, добрая и чистая девочка выбрала меня. Своим первым мужчиной. Спасибо! Это для меня многое значит. Спасибо, что ты просто есть у меня, девочка моя!
        По щекам, уже не сдерживаясь, вовсю текут слезы. Шмыгаю носом, зажмуриваюсь. В горле стоит ком, и я не могу выдавить из себя ни слова.
        - Я обещаю сделать тебя счастливой. Я все для тебя сделаю, слышишь?! - киваю. - Я тебя люблю, Соня. Я чувствую, что ты - для меня. Сонечка… Позволишь стать твоим единственным мужчиной? Последним?
        Слышу щелчок, и мой взгляд падает на синюю бархатную коробочку цвета его глаз. На мягкой подушечке лежит очень красивое колечко: из белого, наверняка дорогого золота, посередине розовый камень, обрамлённый россыпью бриллиантов. Я уже реву взахлеб. Ладошками прикрываю свое лицо, чтобы он не видел меня в таком состоянии, когда я не такая красивая, с опухшим красным лицом. Хочу быть для него всегда красивой.
        - Соня, - слышу голос совсем рядом, и мои ладошки берут и отрывают от моего лица. - Ну что ты плачешь?
        А я только мычу и утыкаюсь в его грудь лицом.
        - Не смотри на меня. Я некрасивая.
        - Ты самая красивая девушка на свете, - прижимает голову к своей груди и гладит меня по голове. - Я таких никогда прежде не видел. С ума просто можно сойти. И я хочу, чтобы ты была моей. Во всех смыслах этого слова, - захватывает мой подбородок двумя пальцами, поднимает голову вверх, отрывая от своей груди. - Позволишь называть тебя своей женой?
        Всхлипываю и киваю.
        - Я согласна.
        Егор вынимает кольцо из коробочки и надевает мне на безымянный палец правой руки, пока по моим щекам текут слёзы счастья. Теперь я невеста Егора - самого лучшего мужчины на свете.
        Егор улыбается и накрывает мои губы в волнующем поцелуе, и мы отдаемся друг другу душой, чувствуя каждую эмоцию друг друга.
        Мой любимый гонщик уезжает через два часа, предварительно позвонив Марине и попросив ко мне приехать и побыть со мной до завтра. Подруга согласилась и сказала, что в течение нескольких часов будет у меня.
        Егор не хотел уезжать, пока не приедет Белова, но я отправила его, говоря, что он опоздает на самолёт. А он будто искал повод задержаться, по сто раз проверяя, взял ли он документы, ключи и ещё тысячу других мелочей. Сказал, что сердце не на месте из-за дурного предчувствия.
        Я отмахнулась и уверила, что со мной все будет хорошо. Что я буду ждать его дома. Здесь. И никуда не денусь.
        - Я буду звонить тебе через каждые три часа. Чтобы взяла трубку, - я кивнула, со всем соглашаясь.
        В теле была слабость, и мне жутко хотелось спать. Но терпела, потому что хотела проводить своего мужчину и уже тогда заснуть, пока не приедет Белова, которая будет пичкать меня всякими таблетками.
        - Я люблю тебя. Помни об этом, Соня!
        - Я тоже люблю тебя. Очень сильно. Я буду ждать тебя. Будь аккуратным!
        Как только закрыла дверь, доползла лишь до дивана в гостиной и просто упала, свернувшись калачиком и прикрыв глаза.
        У меня есть всего пару часов, чтобы насладиться отдыхом и побыть в одиночестве. Я погрузилась в сон, да так крепко и сладко, что не сразу услышала звон дверного звонка.
        Лишь когда он стал трезвонить во второй раз, мой слух уловил звуки.
        Разлепила кое-как веки, сначала не понимая, что происходит, где я и что случилось. Только потом поняла, что нахожусь дома и в дверь звонят.
        Наверное, Марина.
        Аккуратно встав, пошла открывать дверь. Голова немного кружилась, и я чувствовала слабость во всём теле.
        ГЛАВА 51
        ЕГОР
        Всю дорогу до аэропорта меня накрывала тревога и непонятное чувство, что что-то должно случиться. Что-то плохое. Хоть и Соня заверила меня, что все будет хорошо и мне не стоит переживать, я не мог успокоиться.
        Потому что, во-первых, моя Соня заболела, и мне хотелось остаться рядом с ней, а вместо этого приходится лететь в другую страну на соревнования. А её оставить тут одну, когда она просто нуждается во мне сейчас, как ни в ком другом. И мне это, чёрт побери, не нравится.
        Первой мыслью было отказаться от гонок, потому что эта девчонка со своим наивным взглядом из-под пушистых ресниц вдруг - неожиданно даже для меня самого - стала в тысячу раз важнее соревнований, важнее вообще чего бы то ни было. Я как-то внезапно осознал, что гонки, которые раньше приносили мне драйв и ощущение жизни, сейчас стали просто зарабатыванием денег. Настоящая моя жизнь, мой драйв и моё счастье - это красивое чудо по имени Соня.
        А во-вторых, меня с самого утра терзало плохое предчувствие. Я никогда не был слишком чувствительным в этом смысле, но сейчас я ощущал тянущее чувство внутри себя, оно грызло душу и въедалось в сердце. Я пытался игнорировать это чувство, но получалось у меня плохо. А стоило увидеть, в каком состоянии утром была Соня - и я сам, дурак, виноват в том, что она заболела - желание отказаться от соревнований чуть было не победило во мне.
        Но я не мог подвести людей, которые уже ждали меня, поэтому попытался отрешиться от всех плохих мыслей. Позвонил подруге Сони - Марине, с которой недавно познакомился. С ней и с её мужем, и они мне показались вполне симпатичными ребятами, которым можно доверять. Если что - они смогут поддержать мою девушку, пока я отсутствую.
        Об “если что” думать не хотелось. Но в жизни всякое бывает. И нет гарантии, что всё будет хорошо. Поэтому я должен знать, какие друзья у моей будущей жены, и что они всегда помогут ей.
        Да и с Матвеем и Олесей я поговорил, попросив их считать Соню своей семьёй, как и меня. Но друзья и без того приняли мою девушку с радостью, сказав, что очень рады за меня и она им определённо нравится.
        Но даже зная всё это, я не мог успокоиться - тревога завладела не только моими чувствами, но и всем моим телом. Меня буквально начинает трясти.
        Мы уже больше трех часов стоим в пробке и даже не подъехали к аэропорту.
        Часы показывали половину десятого. До рейса оставалось полтора часа, и я не знаю, успею ли я вообще на самолет. Голова раскалывалась, а душа и сердце рвались назад, к Соне, чувствуя, что ей сейчас очень плохо. Что я ей нужен.
        Сдавил виски пальцами. Откинулся головой на спинку сидения. Прикрыл глаза.
        И сразу же увидел Соню, увидел её искрящиеся глаза, когда я делал ей предложение. Как же я люблю её.
        За её красивые, чистые глаза цвета шоколада, которые смотрят тебе прямо в душу. За улыбку, когда появляются любимые ямочки на щеках. За её смех. За доброе сердце. За то, что она моя. Вся.
        Она пахнет домом. Пахнет - моей. Она глубоко во мне. Чувствую - она для меня.
        Уже несколько недель собирался сделать ей предложение, но для начала мне нужно было, чтобы Соня переехала ко мне в квартиру со всеми своими вещами. Чтобы уже не смогла от меня сбежать, даже если бы хотела. Не было даже ни одного повода, чтобы даже думала об этом.
        Я уже купил кольцо, такое какое ей понравится, под стать ее красоте.
        Едва вспоминаю об этой девочке, которая несмотря на то, что стала женщиной, сохранила в душе детскую непосредственность, - на губах против воли расцветает мечтательная счастливая улыбка. Рядом с Соней я чувствую покой, уют, тепло и все то, что называется домом. Она мой дом, в который хочется возвращаться, спешить. И я знаю, что она всегда меня ждет.
        И я действительно счастлив, что эта девочка теперь полностью моя. Но тревога не утихала. В груди сдавило от плохого предчувствия.
        К черту гонки!
        Сейчас я должен быть с Соней.
        - Разворачивай такси! Едем обратно, - распахнув глаза, резко отдал приказ.
        Рука уже нащупала телефон, а пальцы набрали номер Евгения, чтобы он отменил мое участие в гонках. Я никуда не поеду. Главное сейчас - Соня. А на остальное насрать.
        К дому подъехал еще через какой-то час. Звонить по дороге девушке не стал, не желая ее будить. Она и так, когда я уезжал, плохо выглядела, из-за чего я еще больше стал переживать. Но зная, что с ней должна быть ее подруга Марина, которая должна была уже приехать, немного успокоился.
        Быстро расплатившись, поднялся на свой этаж. Возле двери стояла та самая подруга Марина и звонила в дверь.
        - Марина?! Девушка вздрогнула и развернулась.
        - Егор, привет. Ты почему не уехал?
        - Я не смог. Соня главнее всяких гонок. А ты почему здесь стоишь? Соня не открывает?
        - Нет. Я звоню уже минут десять, но дверь никто не открывает. И трубку она не берёт. А тебе не стала набирать, думая, что ты уже в самолёте.
        Я нервно качаю головой, ничего не понимая. Но паника и страх набирают обороты. И мне уже не до мелкого беспокойства. Меня уже от страха колотить начинает. А паника вгрызается в сердце, как дикий пес в свою добычу.
        Достаю ключи, открываю замок и резко распахиваю дверь настежь.
        - Соня!! - не кричу - ору.
        Но в ответ тишина.
        Не разуваясь, быстро направляюсь в нашу комнату на втором этаже. Попутно заглядываю в гостиную, но там пусто.
        Как и в комнате.
        Страх вгрызается в меня с остервенением, накрывая сознание чёрной пеленой дурных мыслей. Я пошатнулся от внезапно накативших эмоций и упёрся рукой в стену, чтобы не упасть.
        Хватаю телефон. Набираю ее номер. Недоступен. Рванул вниз. На диване сидит Марина, кому-то набирает.
        - Звони ее родителям! Они должны знать, где она! Хоть что-то должны знать! - рявкаю так, что, кажется, перепугал бедную девушку, но мне сейчас на все наплевать. Я должен знать, где Соня. Что с ней. Она должна быть рядом со мной.
          - Ее родители за границей, Егор. Вряд ли они знают…
        - Я знаю это. Но звони им. Вдруг она им набирала. Звони, Марина!
        Но они ничего не знают. Она им не звонила со вчерашнего сейчас хочется бить, крушить все на своем пути, чтобы вся та боль, что внутри меня, была не эмоциональной - физической.
        Что могло случиться, пока я ехал туда и обратно? Что?!
        Почему я уехал? Почему послушал Соню и поехал на это чертово соревнование? Я не должен был этого делать. Не должен был ее оставлять одну.
        Я же чувствовал. Дурак.
        Вновь наберу ее номер. Недоступен… Но я вновь и вновь звоню. Надеюсь, что она возьмет трубку, ответит.
        Меряю комнату шагами из одного угла в другой. Руки сжимаются в кулаки. Костяшки хрустят. Направляюсь на кухню. Мне нужно что-нибудь выпить. Сейчас же. Срочно.
        Достаю стакан, наливаю воду и залпом выпиваю. Не прекращая при этом набирать номер любимой девушки. Невесты, которая должна стать моей женой через несколько месяцев.
        Снова перед глазами всплывает воспоминание, как я надел ей на палец кольцо. Я никогда не забуду этот момент. И её глаза в этот миг. Соня…
        Что, мать твою, могло случиться за несколько часов?!
        Взгляд падает на стол. Лучи солнца сверкают и отражаются от розового камня и россыпи бриллиантов на лежащем кольце, разбегаясь по столешнице беспечными солнечными зайчиками.
        Я будто получил мощный удар под дых. Стою, не в силах вдохнуть и пошевелиться.
        Делаю шаг в сторону стола. А иду, будто по минному полю ступаю - еще один шаг, и взрыв.
        Непослушными пальцами беру небольшое тонкое и красивое колечко, которое еще несколько часов назад было надето на пальчик любимой девушке.
        Мне словно воздух перекрывают. И бьют хуком справа прямо в сердце.
        Пустой стакан летит в стену, разлетаясь мелкими брызгами стекла во все стороны. Переворачиваю стол. Не контролируя себя. Внутри всё горит, выжигает дотла. Кулак врезается в стену. Бью не жалея себя, чтобы заглушить душевную боль. В душе ощущаю дыру размером со слона. Костяшки сбиты, и на стене уже остаются кровавые отметины от моих ударов. Внутри меня сейчас такое же месиво.
        Она ушла. Сбежала. Стыдливо удрала, пока меня не было дома. Без объяснений. Предала. Неужели все её слова оказались банальной ложью?.. А ведь я и вправду полюбил её больше жизни…
        ПРОДОЛЖЕНИЕ В КНИГЕ "ЕДИНСТВЕННАЯ ДЛЯ МЕНЯ"
        Конец