Smart Love Дарья Владимировна Фролова
        Главная героиня повести Инга живёт одинокой жизнью преподавателя-филолога в вузе, кандидата в доктора наук. Для ощущения счастья ей не хватает только романтических отношений. Поэтому она ищет парней в приложении для свиданий «Smart Love». Вот только оказывается, что даже с приложением найти пару непросто. То Инга не понравится очередному незнакомцу, то он ей… И даже Новый год оказывается не с кем провести. Найдётся ли хоть кто-то подходящий? Какие моральные уроки Инга вынесет из перебора анкет и свиданий?.. Что ж, жизнь всё расставит по своим местам сама.
        Дарья Фролова
        Smart Love
        Проснувшись, Инга поняла, что ей чего-то остро не хватает. Вроде всё, как всегда: всё так же вибрировал будильник на телефоне, всё так же чуть слышно подтекал кран в ванной, всё так же гудели автобусы под окном, сбившись в пробку на заснеженной дороге. Инга отключила вибрацию, плавно села на край кровати и попыталась вслепую нащупать тапочки. Но ничего не нашла – может, кошка их куда-то снова утащила. Пришлось пойти умываться босиком. Пол холодил кожу стоп. Может, не хватало тепла? Зиму Инга не любила никогда.
        Умывшись, она включила чайник – вода в нём была набрана ещё с вечера. И, став у трюмо, начала краситься. Макияж делала прилично-практичный – едва заметный, но такой, чтобы никому не бросалось в глаза, что пришлось снова до ночи разбираться в учебных планах. Потому без него никак – женский коллектив, заклюют, засплетничают. Декан даже бросит мимоходом: вот, дескать, с кем это вы там ночами развлекаетесь? И ещё в одежде той же, что и вчера, на работу ходите – с каких таких ночёвок дома не были? А развлекаться Инге было не с кем, да и вещей в шкафу у неё было мало – не любила лишний хлам.
        Автобус скоро должен был подъехать – она увидела уведомление от «Умного транспорта» на телефоне. Пришлось наскоро выпить чай, обуться, надеть куртку, не застегнув, накинуть на плечо лямку рюкзака, схватить шапку с шарфом в руки, закрыть дверь и выбежать к лифту. До конца одеться уже в нём, посмотревшись в большое зеркало – не заметит ли при ярком свете потолочного армстронга поплывшие тени или неровно наложенные румяна. Но всё было хорошо. Инга включила наушники, натянула медицинскую маску на подбородок и выскочила из лифта, побежав по подъезду.
        Каждый раз одно и то же – надо бежать, потому что откладывала будильник, а откладывала будильник, потому что поздно легла. А поздно легла, потому что до ночи работала, а до ночи работала, потому что вечером вместо работы листала «Smart love». И вот сейчас, сидя в автобусе, Инга снова включила приложение.
        «Назначьте время, дату и место встречи». Что ж, пусть будет, как обычно – после работы, в четыре часа, в кофейне возле университета. Сегодня. Выбирать это всё могли только девушки.
        «Желаете отредактировать список предпочтительных тэгов партнёра?» Да нет, пусть будут такими же. Синий тег – интеллектуал. Розовый тег – настрой на романтическую связь. Тег «звёздочка», по премиум-доступу – красивая внешность. Его искусственный интеллект ставит – чтобы всё честно. Приложение просит сделать реальное селфи – не для анкеты, а для активации – и высчитывает пропорции лица.
        «Настройте ползунок предпочтительного возраста». Да пусть тоже останется с прошлого раза: «24-27». Старше уже попадается совсем не то. А то, что «не разобрали».
        Инга стала листать анкеты – первыми в выдаче были те, что лайкали её саму. Но когда эта выдача прекратится и начнётся обычная, приложение не говорило. Те, что отправлялись свайпом вправо, помещались во вкладку «выбор». Из них в конце концов нужно было одобрить несколько подходящих для встречи. Велика вероятность, что эти парни уже и сами одобрили Ингу, и потому увидят уведомление сразу. А если нет? Если у кого-то из «выбора» нет премиума, стоило только надеяться, что завяжется случайная взаимная симпатия. Поэтому же в списке прежде всего стояли премиальные анкеты. И тебе, дескать, хорошо, и задумайся, стоит ли заплатить за свой доступ подороже, чтоб уж точно наверняка. Инга заплатила. Но, видимо, лайкали её мало – раз список «выбора» только пополнялся. Раз парни её не отклоняли, значит, выборы её были не то что не взаимны, а даже, скорее всего, не замечены.
        Со своей анкеты на неё смотрела задорная девушка – правда, фото было сделано пару лет назад. Летом. Ни кругов под глазами, ни выбритых висков. На фоне – Святое озеро. Вместо купальника, правда, мокрая футболка с «Ramones». Это студенты её уговорили пойти вместе с ними прямо после зачёта. Она тогда легко поддалась – что там, почти никакой разницы в возрасте у аспирантки-практикантки с третьекурсниками ещё не было. Поэтому смотрела с фото живо и весело. Губы даже без помады были слегка покрасневшими, а вот тени и тушь утекли в озёрную воду. Но это даже сделало фото прекраснее – вид был каким-то более настоящим, что ли.
        А для знакомств, наверно, это подходило мало. Как-то раз Инга заглянула через плечо своему студенту – увидела анкеты смазливых девочек, всех в вечернем макияже. Губки дутые, ногти алые, причёски уложенные. Студент свайпал вправо всех подряд. Надеялся, что ответит хоть одна. А анкеты попроще пролистывал, даже когда девушки на них выглядели сами по себе милей. Ну, что ж. Зато такое фото будет как фильтр отсеивать подобных малоразборчивых юношей.
        Пролистав десяток-другой входящих лайков, Инга переключилась в «выбор». Туда сегодня попали четыре парня. Один представительный, в костюме. Квадратная челюсть, чувственные губы, вздёрнутый нос. Остриженные на ушах кудри, а чёлка чуть прикрывает ровный, без акне или бликов света, лоб. Разве что глаза какие-то бездумные. Рыбьи. А так – идеально. Но как в глаза такие-то смотреть, сидя напротив? Тег «звёздочка», тег синий, текста нет… Отклонить.
        Другой – «свой в доску». Сфотографировался полубоком на велосипеде. Футболка немного растянутая, но чистая. Улыбается. Не очень красивый. Великоватый нос, узенькие губы – а так внешность стандартная. Зато спокойный, чуть смешливый взгляд. Морщинки возле глаз, какие бывают у счастливых, часто смеющихся людей. Подходит. Теги розовый и синий. Подпись: «Я буду долго гнать, если ты будешь тоже. Велосипед, конечно». Инга нажала подтверждение выбора.
        Третий – простой. Никакой. Ни особого следа интеллекта на лице, ни примечательной внешности, ни такого фона на фото, чтоб хоть что-то по нему понять. Тоже розовый и синий тег, но без подписи. Самый простой, самый обычный парень. А на футболке – график пульсара PSR с обложки альбома «Uniknown Pleasure». Только без названия, и даже группа «Joy Division» не подписана. Получается, надел без показухи, чтобы код считали только «свои», знакомые с пост-панком. Что ж, и этого Инга решила выбрать тоже.
        И четвёртый. Тэг розовый, тэг красный – «настроен на секс». На фото больше места занимает торс, чем лицо. Мышцы приятно накачаны. Большие плечи. Выступают ключицы. А лицо в полутьме, но, вроде бы, симпатичное. Смотрит с прищуром. Волосы короткие, почти и не понять, какие. В углу рта – кончик языка. Текст под фото: «Ищу того же, чего и ты. Покатаемся?» С этим всё понятно. Инга подумала, что ещё не настолько отчаялась, чтоб соглашаться с первым встречным спать – а очевидно, именно того он и искал. И хотела было отменить выбор, но задумалась – а вдруг? Когда там у неё было в последний раз?.. На корпоративе с аспирантом, ну, тем, с другого корпуса, с физфака?.. И всё-таки Инга отменила свайп. Нет, уж лучше малознакомый, но коллега, чем незнакомый совсем.
        Автобус доехал до университета. В главный корпус пришлось бежать. Инга почти что опоздала на первую пару. А там были второкурсники – это декан попросила провести занятия за неё, выдав только стопку перепутанных лекций. Перед ними уронить авторитет нельзя – сразу начнут, что говорится, стоять на ушах. Зато декан пообещала «протекцию в работе». Инга разделась в кабинете кафедры и, поправив волосы, пошла в аудиторию. В университете, как всегда, топили плохо. Поёжилась, потёрла плечи замёрзшими ладонями и вошла в аудиторию.
        Второкурсники притихли. Они провожали Ингу взглядом, пока та проходила к кафедре. Вели себя совсем не так, как четверокурсники, которым уже не особо есть дело до каждого лектора – только до очень любимых. Нет, второкурсники не такие. Они рады видеть хоть кого-то молодого, хоть кого-то невыгоревшего. Хотя Инга чувствовала, что огонь её гаснет с каждым семестром всё больше. Что что-то не так. Понять бы вот, что.
        Она поприветствовала аудиторию. Бросила шутку про погоду, чтобы разрядить обстановку – несколько студентов тихонько посмеялись. Начала читать лекцию о Ломоносове. Было скучно, но что поделать – приходилось зачитывать уверенно, как будто бы заинтересованно. Большая ответственность, всё-таки. Проявишь, что скучно тебе – и станет скучно им всем. Уже было такое. А Ломоносов этого не заслужил.
        – Инга Алексеевна, а я вас в «Смарте» видел, – во время перемены на всю аудиторию сказал Женя, умненький студент, но, как говорили, без царя в голове. Аудитория притихла. Инге надо было быстро подобрать удачный ответ – и такой, чтоб не соврать, иначе ложь легко бы было уличить. Свести всё в шутку, что ли? Полусонный мозг соображал медленно.
        – Значит, у вас было много времени. Значит, вы точно успели подготовиться к сегодняшнему семинару. Значит, вы и будете отвечать по Сумарокову.
        – Уууууу! – загудели однокурсницы Жени. – Попал! Так ему и надо, Инга Алексеевна! Он всех нас уже достал разыскивать наши анкеты!
        – Даже если кого-то там нет! – сказала Алла, скромная и тихая девушка. – Он всё равно не верит! Ищет и ищет!
        – Да и какое ему дело, кто там сидит! – продолжила Маша, староста. – И какое дело, кого там ищут преподаватели!
        Инга достала бутылку воды и сделала пару глотков. Кажется, она сказала всё правильно, но кто знает, чем это обернётся. Дойдёт ли до декана? Как она отреагирует – точнее, как ей это всё преподнесут? Надо было сказать ещё что-то. Получилось вот так:
        – Я не ищу студентов. Я не ищу молодняк. Странно, Евгений, что вы ищете себе девушек постарше через ложь. Не стоит врать и завышать свой возраст для выдачи. Это жалко и низко. И запрещено правилами пользования. Обязательно пожалуюсь на вашу анкету, если встречу. У нас минута до звонка. Давайте садиться.
        И продолжила лекцию. А щеки горели, и руки немного подрагивали. Совмещать личную жизнь с преподавательско-публичной – сложно. Надо всё время следить, не допускаешь ли промахов, о которых тут же донесут. Фотографироваться на застолье нельзя – портишь образ педагога, пропагандируешь разгул и алкоголь. Фотографироваться в купальнике нельзя – совращаешь студентов. Статусы с цитатками про отношения – нельзя. Репосты на стену про политику – нельзя. Ничего, в общем-то говоря, нельзя, кроме выхолощенного публичного аккаунта. И на чужих фото в таких же обстоятельствах не попадай. Стал педагогом – положи свою настоящую личность в гроб и веди себя прилично. Такая вот цена.
        Инга отвела лекцию, выдохнула и открыла окна в аудитории. Пока проветривала кабинет, подставляла морозу щеки. Чтоб чувство потаённого стыда и непонятно за что появившейся вины вышло, исчезло, покинуло душу. Ведь ничего плохого же Инга не делает? Просто устраивает свою личную жизнь. Личную. Никого она касаться не должна. Особенно всяких там студентов. Особенно из чужих групп. Ладно бы кто из постоянных спросил. И то, не так бы спросил – с издёвкой, чтобы уколоть. А спокойно, приятельским тоном. Да ну, что с них взять. Вчерашние дети.
        А Женя был красив. Скулы у него чувственные, как у типичных жигало в старых французских фильмах. И волосы вьются у висков. И пальцы тонкие, длинные, узловатые, как у пианиста. И ключицы такие, что можно проверить на аристократизм. Раньше говорили, если девушка может положить в выемку ключиц перепелиное яйцо и пройтись с ним по зале – то она аристократка. Такие же Женины ключицы просто потрогать бы пальцами. Просто ощутить бы под кожей твёрдую кость. Просто посмотреть бы, как от прикосновения холодных рук покроется мурашками мужское плечо. Просто…
        Прочь, прочь мысли! Дура! Нельзя!
        Инга захлопнула окно и быстро вышла в коридор, цокая каблуками. Там шумело студенческое море, волновалось, громыхали стулья в конференц-зале. Надо было как-то отвлечься. Зашла в кабинет кафедры. Там никого не было. Села за стол и открыла приложение снова. Влево, влево, влево, влево, вправо, влево, влево, влево…
        Сама не заметила, как прозвенел звонок. Дверь приоткрылась, и оттуда выглянула Саша – студентка четвёртого курса.
        – Ой, Инга Алексеевна, а мы уже ждём вас…
        – Извините, Саша, пойдёмте. Я тут… Булгакова на семинар искала… не нашла, кто-то забрал из преподавателей…
        – Мы с вами поделимся, у нас с Юлей две на стол.
        От вранья загорелись щёки снова. Неловкого, нелепого – Инга же на стуле сидела, в телефон смотрела, что сидя можно искать? Пришлось вдыхать поглубже через нос и выдыхать через рот. Как делают спортсмены-бегуны: два шага – вдох, два шага – выдох.
        Семинар отвлёк от навязчивых мыслей: разбирали «Собачье сердце». Группа была сильная, говорить практически не приходилось – только слушать. Можно было мысленно сравнивать, как Инга сама бы сказала те или иные мысли, в какую форму обернула бы, в какой последовательности, как бы к выводам вела. Единственный парень в группе всё пытался свести всё к коммунизму и приводил аргументы, совершенно Инге незнакомые. Напирал на диамат, на разницу книги и экранизации, на остросоциальную сатиру. Однокурсницы с ним горячо спорили, а Инга только замечала: «Хорошо, что вы так внимательно и глубоко прочли роман, раз у вас теперь есть материал для разных мнений. Только вот вопрос был не об этом. Всё-таки, мы должны разобраться сначала с образами главных героев. Может, как всегда, по сопоставительной таблице? А то мы так спорить будем до обеда и никуда не придём».
        После пары было окно. Можно сходить к научному руководителю, да вот отчего-то совсем не хотелось. И показывать ему особо нечего. Поэтому Инга пошла в буфет. Взяла кофе, размороженный обед в закрытой пачке, одноразовую вилку. Студенты уже ушли по звонку на занятия, так что Инга сидела одна. Жевала медленно, рассеяно; рука всё тянулась достать телефон из кармана брюк. Сдерживалась. Чего Инга там не видела. Всё лица, лица, лица. А ещё бы тех «выбранных» надо дождаться. Если они отзывали свой лайк – исчезали из списка.
        Но сдержаться не вышло. Инга сказала себе, что всего лишь зайдёт посмотреть, согласился ли кто-то на встречу. Открыла приложение, смахнула вкладку с анкетами, пока они ещё не прогрузились, чтоб не начать случайно их листать, и перешла в «выбор». Парень на велосипеде стал вверху списка и подсветился жёлтым. Парень с пульсаром на футболке исчез.
        «Ну, что ж, на сегодня больше не листаю. Слава богу. Некогда же, в самом деле».
        Пообедав, Инга вернулась на третий этаж, в кабинет кафедры. Стала перечитывать свою научную работу, вычёркивая лишнее или добавляя нужное. Но, по сути, не меняла ничего. Только забивала время. Прозвенел звонок – и началась другая пара.
        Прошло спокойно. Инга отчитала лекцию без нервов и лишних мыслей. Четвёртая пара закончилась без пятнадцати четыре. Инга оделась, вышла из университета и дошла до кафе. Поправила макияж и стала ждать четырёх, помешивая капучино.
        Старалась не смотреть на дверь – если слишком ждёшь кого-то, это выглядит странно и жалко. Как будто тебе больше всего надо – хотя, конечно, все и так понимают, что надо, и очень. Но продолжают делать вид, что независимы и сильны. Если не влюбятся, конечно.
        Зазвенели колокольчики над дверью – и вошёл парень. Вроде бы похожий на фото, а вроде бы и нет. Он увидел Ингу и улыбнулся. Да, улыбка та же. А без улыбки вся симпатичность исчезала, пряталась в несимметричном лице. Понятно, отчего он сделал фото издалека вполоборота. Он сказал «привет», взял себе кофе, снял куртку и сел рядом.
        – Ну что, познакомимся?
        – Инга. Очень приятно. – А подумала в этот момент: «на самом деле, уже немного не очень».
        – Максим. Ты красивая. Красивее, чем на фото.
        – Спасибо. – А подумала: «Не могу о тебе сказать того же».
        – Давно ждёшь?
        – Да нет, всего-то четверть часа.
        – Ну, хорошо. Расскажешь что-нибудь о себе?
        – Хорошо. – И надо было придумать, чего бы рассказать невинного, но правдивого. Неизвестно ли, маньяк перед тобой или хороший парень. Неизвестно, что его оттолкнёт и как это проявится. Инга начала: – Ну, мне двадцать семь, у меня есть кошка, я люблю лето. Хм, что бы так сказать ещё… Ну, ещё у меня есть братья, я иногда с ними хожу на природу. – Возраст и степень родства Инга уточнять не стала, чтобы парень подумал: вот, родные и старшие, наверно, если что, защитят. – Что ж… Давай теперь ты?
        – Хорошо, но что-то ты мало сказала, конечно. Стоит быть пообщительнее на свидании.
        От этого предъявления каких-то нелепых требований всё в душе у Инги окончательно упало и разбилось.
        – Ну, покажи мне пример?
        – Хорошо. Мне двадцать шесть, я дизайнер, работаю всё время дома. Вот, завёл приложение, чтоб хоть куда-то выходить. Мне так-то не то чтобы романтика нужна, я не очень-то нуждаюсь в таком. Просто вот время убиваю.
        – А к чему тогда ставить розовый тег?
        – Ну, тут либо розовый, либо красный – иначе не лайкают. А спать с кем-то я не намерен ещё больше. По любви же надо. А какая от приложения любовь.
        – Тогда, получается, ты соврал… жаль.
        – А я обязан быть честным?
        – Может, приложение так и было задумано? Чтобы те, кому нужен был секс, получили бы секс. А те, кому нужна романтика – романтику.
        – Может, и было. Но я свою жизнь по своим правилам играю.
        – Поняяяятно…
        – Что? Ты хотела бы подмять меня под свои выдуманные правила своего выдуманного приложения?
        – Да нет, что ты. Мне до тебя дела не было. Я тоже просто время убиваю.
        – Зачем тогда губы накрасила? У тебя помада на зубах. Ты точно впечатление произвести хотела.
        – Вообще-то подкрасить губы не равно произвести впечатление.
        – Ага, рассказывай. Видел я таких.
        – Знаешь, кажется, мне пора. У меня ещё сегодня много дел, – и Инга поднялась, оставив недопитую чашку капучино, и стала одеваться.
        – Сливаешься? Ну, тогда я точно был прав. Вы все такие. Только дашь вам понять, что перед вами независимая личность, что не буду я плясать под вашу дудку – всё, сбегаешь.
        – Угу. Думай, как считаешь нужным. Переубеждать тебя нет смысла. Тебя не интересует моё мнение. Ну, бывай!
        И, демонстративно развернувшись, Инга вышла, стуча каблуками сапог громче обычного. Она шла по заснеженному тротуару и думала только: «Мудло. Просто мудло. Морали мне читает. Да кто он такой вообще? Пуп земли».
        Сев в автобус, Инга открыла приложение и нажала на его анкету. Нашла кнопку меню и оставила жалобу. «Неверно расставлены теги», «грубое поведение». Впрочем, велик шанс, что и Максим пожалуется. Хотя от женщин всё-таки рассматривают обращения в первую очередь – как от более уязвимых. Как отнесутся ко взаимной жалобе, Инга не знала.
        Она вернулась домой и сразу приняла ванну. Хотелось содрать с себя всю эту нелепую встречу, стереть мылом, разорвать, как плёнку. Как слой чужого грубого взгляда, оценивающего, осуждающего. «Помада у меня на зубах. Ну надо же. А у него мудизм на лбу. Пришёл на встречу и командует, как надо себя вести. А не пойти ли ему лесом? Придурок. Теги ему не нравятся, а виновата я. А ты не виноват ни в чём? Тоже мне, золото подколодное».
        Инга спустила воду, вышла из ванны и вытерлась. Потом нагишом легла в кровать – и сразу заснула, погрузившись в какой-то тяжёлый, безрадостный сон.

***
        Так прошла вся неделя. Пары – приложение, пары – приложение. Но больше «выборов» Инга не ставила – некогда встречаться было. Всё время заняли дом, сон, книги да вялотекущая научная работа. Так что просто сваливала все понравившиеся анкеты в кучу. Чтоб разобраться потом. Зато в пятницу пошла выпить с давним приятелем, Сашкой.
        Он преподавал психологию, но ставка у него была маленькая – сидел почти что без нагрузки. Сашка был хорошим парнем – студенты любили его. Но вышли «майские приказы», и, чтоб их выполнить, пришлось перевести почти всех молодых преподавателей кого на половину, кого на треть ставки. Но ещё Сашка выбил себе место в конторке, проверявшей студенческие работы на плагиат. Короче говоря, проводил только первые пары – и торчал потом в той конторке безвылазно, отлучаясь лишь принимать зачёты в конце семестра. Виделся с Ингой редко.
        Решили вечером пойти в бар «Апостол Андрей». А то кофейня уже надоела всем преподавателям, да и кого из студентов там только не встретишь. А в баре было дёшево, весело, шумно и полутемно. Самое то, чтобы, встретив кого-то знакомого, сделать вид, что его не узнал. И пускали туда только по корпоративным пригласительным карточкам. Своей у Инги не было. У Сашки – была, от конторки.
        Заказали тарелку со всякой закуской и несколько шотов бехеровки – на разгон. Выпили, ощутив приятный привкус трав во рту. Инга перешла к «баловству» – гулять так гулять – и взяла самбуку. Официант правильно поджёг её, перелил в другой стакан, с кофейными зёрнами на дне, и дождался, пока пламя погаснет. Надо было выпить всё залпом, разжевав кофе, и вдохнуть через трубочку пары из-под пустого перевёрнутого стакана.
        – Ух… – выдохнула Инга, откинувшись на спинку диванчика. – Чувствую себя человеком.
        – Ага. Я тоже. – Сашка потягивал сухой джин с цитрусовым соком – любил что-то травяное, ботаническое, крепкое.
        – Ну, что, рассказывай, как ты там.
        – Да вот. Пашем, конечно. Сейчас работы немного, а потом толпы потянутся. И спрашивается, чего б не сделать курсовую за месяц – нет, все до последнего ждут. Причём массово. А потом, когда у меня самый завал, всех их принимай. Так что вот, кукую пока. Пописываю докторскую, чтоб без дела не сидеть.
        – Так рано же, нет?
        – Да не, предзащита же будет. Ну, у научрука на ковре. Чтоб за «невыполнение плана» не турнули, сама же знаешь, как они умеют. Во всеоружии встретить хочу. На опережение работаю. Да не только поэтому. Я потом расскажу.
        – Мило. Я так не могу. У меня там конь не валялся, честно говоря. Всё только куски кандидатской…
        – И чего ты не ускоришься?
        – Да как-то… не знаю… выгораю, что ли. Пошла бы лучше в школу. Там спокойно. Учи себе детишек, статьи мелкие на категорию пописывай…
        – Ага, и чтоб потом тебе родители предъявляли, как ты на их чадо посмотрел, как слишком близко на одну лавку с ним сел и куда потрогал. Якобы.
        – Ну, уж мне такое не грозит. Это ты у нас парень хоть куда.
        – Хоть туда, хоть сюда!
        Рассмеялись. Инга подумала: «Ага, как же, не грозит. Вон, уже студентов начала глазами раздевать. Фу…»
        – Тебе может помочь чем, Нуська? Посмотреть на логику, на косяки. Я мельком работ всяких видел – глаз намётан.
        – Ты чего это решил меня назвать, как тысячу лет назад? Я теперь Инга Александровна, на секундочку!
        – Ой, всё, понеслась коза по рельсам. А когда доктором будешь, надо будет всю степень проговаривать, чисто как у Кхалиси?
        – Да бог с тобой, забыла просто, когда в последний раз такое слышала… А насчёт помощи – мне просто в руки себя взять бы надо. Время найти.
        – И куда ж ты его тратишь? Вон, ни семьи, ни машины. Это мне-то с Танькой… каждый день одно и то же.
        – Да так. Сижу просто. Прокрастинирую. Ищу людей, чтоб познакомиться. Чтоб стать как ты. Смогу, наконец, к тебе в гости ходить. А то твоя беспризорных барышень за порог не пускает. Ты ж такое золотце, что тут же украдут.
        – Ага, хоть замок вешай.
        – И повесит. И ключик сожрёт. Ты ж только на Кольцова квартиру не бери, там цыгане недалеко, сам не заметишь, как тебя утащат – с такой-то репутацией.
        – Ха, точно. Ой, не напоминай… ипотеку брать надо… я тебя чего позвал… отцом я стал. Ну, стану. Вот, гуляю, пока могу. Ну и работу потому же пишу наперёд.
        – Ох, божечки! Здорово! Вот и сожрала Танька ключик! Шучу. Так выпьем же за свежеиспечённого папашу! Чтоб твой сын вышел таким же прекрасным, как и твоя докторская!
        Чокнулись бокалами – Инга заказала лонг-айленд.
        – Я смотрю, ты накидаться решила. Всё подряд мешаешь.
        – Почему бы и да? Уж могу хоть раз в семестр, как все приличные люди, наколдыбениться. А ты меня домой притащишь. Как младенца. Практика тебе будет.
        – Ну, спасибо. Может, тебя ещё в ванночке искупать и подгузник сменить?
        – Это уж как пойдёт, но я надеюсь, максимум придётся волосы подержать, как тогда, на третьем курсе.
        Инга чувствовала себя слишком счастливой. Как будто существовать начинала только в настоящем разговоре хоть с кем-то. Что там студенты и преподаватели. С кем-то, кому от тебя ничего не надо… с кем-то, кому она могла рассказать о всяких пустяках:
        – Кстати, слыхал, как декан физмата с ректором тусить ходили?
        – Не, до меня новости особо не долетают. А что там?
        – Да что-что. Сели они перед универом, значится, все вместе в «Оку». Ну, в ту самую. За рулём декан физмата, на переднем пассажирском ректор, а сзади – ох, господи! – проректор по хозчасти. Помнишь его?
        – Это такой жирненький?
        – Ага. И в одну «Оку», представляешь! Ох, божечки. Три толстячка. В одной «Оке»!
        – Ха-ха-ха!..
        – Ну, вот, и поехали они в «Дарлинг». Вечером. Назюзились там – ну, совсем. Компромата, конечно же, нет – кого попало туда не пустят, да и на террасе фоткать не дадут. И в подземке у машины тоже.
        – Как они вообще туда «Оку» пустили?
        – Ну, видать, за умные глаза декана! Но это ещё не всё. Потом ректор наш, совсем уже в умате, заказывает себе танец…
        – Нежной жрицы?
        – Хуже! Нежного жреца, в приват!
        – Да ладно тебе! Врут.
        – Это брат Ваньки танцевал. Помнишь, того, со скандалом отчисленного – за политику, – Инга припомнила это, поморщившись.
        – Ох, ёлки… да у тебя инсайдерская информация…
        – Теперь и у тебя. Кто бы мог подумать, что наш Заскрепный теперь Рас-скрепный… ты только не гуди насчёт привата никому.
        – Да кому мне, что ты!
        – Таньке своей. Ты вот не знаешь, какой она человек, а я знаю, почему они с Ритой рассорились. – И, сделав паузу, Инга продолжила: – Помнишь подружку мою бывшую, тоже со студактива?
        – Помню. И я тоже знаю, почему. Потому что Рита – токсичная стерва.
        – Тебе это Танька сказала? А ты свечку держал? Может, это ей стыдно признаться.
        – Ну и в чём же?
        – Помнишь, как Риту парень бросил? Я про Марка.
        – Ну.
        – А кто ему переписки показывал, как думаешь? Откуда он узнал, что Рите стыдно его с родителями знакомить? Ну, и всё остальное.
        – Да ладно…
        – А ты покопайся, диалог с пересылкой найдёшь.
        – Ты-то знаешь откуда?
        – От Риты.
        – То есть, Танька врать может, а Рита не может.
        – Ну, Саш, слушай, это не скрины были – переписка с телефона. Ты сам посмотри.
        – Я своей жене так-то доверяю и в соцсети к ней не лезу.
        – Это ты молодец. Значит, на слово поверь. У Таньки уже как минимум один раз не сдержался язык за зубами. Кто знает, может, это черта её характера. А, и ещё, прости за откровенность – все с нашего актива знали, Саш, какой у тебя.
        – Что?..
        – Ну, вплоть до родинки в форме…
        – Харе. Я понял. Буду бдителен, спасибо за заботу.
        Саша выглядел раздражённо. Инга заметила это – и попыталась объясниться:
        – Да нет, ты не подумай, я не из злорадства. Просто она теперь – мать твоего ребёнка. Ты должен же знать, как воспитывать будет. Своим примером же. А раньше я не говорила, потому что – ну зачем.
        – Благодарю сердечно за участие. Хотя всё-таки не стоило. Я понимаю, ты из благих намерений, но столько лет прошло.
        – Да не так уж много. Ну да, я что-то резковато. Ты прости. Это я так. Напилась уже.
        – Оно и видно. Так что ты там, как ты там? В активном поиске, говоришь?
        – Ага. «Smart love» листаю. На встречи иногда хожу.
        – И как?
        – Кажется, трачу время впустую. Хотя это только начало. Может, и повезёт.
        – Ты ищешь специально, чтобы в отношения?
        – Да сама не знаю… просто… просто смотрю.
        – Ну, какие теги ставишь?
        – А, ты про это. Чтоб романтики хотел, чтобы умненький был. И красивый, конечно.
        – Ты что, приват купила?
        – Ну да. Чтобы наверняка. А ты-то откуда знаешь, как там всё работает? Что, в уборной прячешься и поглядываешь на девчат?
        – Обижаешь! Да про ваш «Смарт» каждая собака знает! У вас у всех только его уведомления и пиликают.
        – Я отключила.
        – Тебе перед студентами нельзя палиться.
        – А ты проницателен!
        – А ты – вреднючка! Впрочем, как всегда. За постоянство?
        – Ага! За постоянство хорошего. И чтоб всё плохое в нас стало хорошим. Ну, и не только в нас, если говорить про…
        – Я понял. Давай, выпьем. Иди сюда, злюка.
        Они чокнулись. Инга пересела на диванчик к Саше и приобняла его.
        – Может, танцевать?
        – Ну, точно наклюкалась, мать. Ты такая только пьяненькой бываешь. Пошли, что уж! Только сумки на бар закинем. Там поставили шкафчики – с замочками, как в продуктовых.
        – Удобно!
        И они, протиснувшись через толпу, оплатили хранение и оставили вещи. Хлопнули по рюмке бехеровки и стали танцевать – неумело, но живо, попадая в ритм.
        Инга смотрела в Сашины глаза. В красивые глаза. Вспоминала, как они вели вместе «Студвесну». Как наедине коротали тёмные вечера, раскрашивая декорации. Он всегда таким был, ну… выделялся на фоне остальных. Слова плохого никому не скажет. И спину держит ровно – это он с кадетского класса сбежал на психфак. Говорил, расхотелось служить идти, мозги трусить под строевую. Наверно, потому и в магистратуру пошёл, и в аспирантуру?.. А тогда – приятно подкачанный был, такой, статный. Это сейчас мальчишки-первокурсники – через одного подтянутые. А в том поколении было не модно. Ну, если можно разницу в семь-десять лет называть поколением.
        А Инга тогда была глупая совсем, мелкая. Берегла себя чёрт знает для кого. Ну, и добереглась. С филфака парня не найдёшь – будет один на группу, и тот задохленький или повёрнутый. А все, кто в студактиве был, счастливо нашли себе пару с других факультетов. Ну, и Саша посговорчивей кого нашёл. Таню. Глупенькую такую с виду, но по-женски хитрую. Она лапки сложит, губки надует: «Ой, не могу с полки книжку достать!..» – и всё. Прощай, мужское самообладание. Особенно если мужчина до того среди кадетов мариновался, и женскую сущность понимал только как простой стереотип. Короче, стали они, как всем говорили, «тепло дружить».
        Так и ходила Инга нецелованной, пока не вызвалась провести посвят у первачков. Сама на третьем курсе была. А первачки и подпоили. Это тогда её Саша за волосы держал. Она было хотела его расцеловать от внезапного прилива благодарности – но постеснялась: после того как вывернуло, как такого красивого целовать-то будешь? Тогда-то и стрельнуло. Что красивый, что статный, что хороший и все дела. Что ходила зачем-то, ждала, мол, её сначала замуж позвать надо, а потом уже всё остальное. Что дура: был рядом с ней такой славный парень, а она… а она.
        Вернулись они на посвят – точнее уже «на афтерпати», – и присели на диван. Саша домой засобирался – говорит, его дела ждут. Известно, какие дела. Танечка. Я, говорит, тебя здесь просто так не оставлю. Вот брат моего друга давнего – Миша. Хороший человек. Он с тобой домой поедет, подвезёт. Вам в одну сторону. Только чуть позже.
        И уехал. А Инга разревелась, нахлынуло на неё что-то. Что вот сидит она в отдельной комнатке, пока за стенкой такие же пьяные первачки отплясывают. И никому, никому она совсем не нужна так, чтобы вот насовсем. Чтоб вот был человек – как друг из начальной школы. Там же как: вы с ним под ручку ходите все перемены, домашку вместе делаете, в одном дворе гуляете. И всё-всё у вас общее – ручки, анкетки с наклейками, фишки, любимые мультики… А потом кто-то из вас в мат-школу переводится. И всё гаснет. Или вообще из города уезжает – напишете друг другу пару писем да забудете друг друга в школьной суете.
        Вот сейчас бы так, друга бы – чтоб насовсем друга, целиком!..
        Но такое только одним способом можно получить. Завести партнёра. И уж стеречь его как зеницу ока. Вот он тебе тогда и станет – мать, отец и жалобная книга. И тогда уже на двоих у вас не только ручки с наклейками будут, но и дом, и постель.
        Дура! Штамп-то тут – где? Зачем ждала? И без штампа можно!..
        В общем, наревелась тогда Инга от души. Сама не заметила, как её в машину к Мише погрузили. Должна была как старший товарищ за первачками следить, а сама – хлеще них. Стыдоба. Ну, немудрено, пила-то редко… Миша отвёз Ингу домой и дошёл с ней до тамбура. Хотя она уже сама стояла на ногах – холод ночи выветрил и всю истерику, и весь хмель.
        Но Миша навязался всё равно – дескать, посмотрю, чтоб ты в коридоре не грохнулась, умою. И действительно – умыл. Проводил в комнату, усадил на кровать и начал поглаживать Инге колено. Она замерла с немым вопросом – зачем?
        – Ну, что ты. Я же всего лишь хочу тебя утешить. В Сашку втюрилась, да? Да по тебе написано. Он только к Таньке сорвался – а ты реветь. Клин клином вышибают, поверь мне…
        «Ай, будь что будет» – только и подумалось Инге. Миша нежно раздел её и нежно взял. Было неловко. Она не знала, куда деть руки, как себя вести, как отвечать на поцелуи, сдерживать ли вздох от лёгкой боли, изображать ли непонятно откуда должное прийти вселенское счастье… Всё закончилось так же быстро, как и началось.
        – Ну, ты извини, что не могу до конца, – будто оправдывался Миша, – что-то я переволновался. Да и ты тоже как бы… ой. Это ты что? – И он заметил пятна на кровати. – Поняяяятно… что ж ты сразу не сказала? Я б не стал… это по любви надо…
        – Я же… пьяная… сам говоришь.
        – Да ты протрезвела уже сто раз. Испугалась мне отказать, что ли, дурочка? Да я ж не знал… да я б не стал…
        – Да не вини себя. Это я сама. Не сказала.
        – Ты как?
        – В порядке. Правда. В порядке. Ты мне больно не сделал, если ты об этом. Или это алкоголь всё.
        – Ты вообще что-нибудь чувствуешь? Тебе может… не знаю… что там обычно делают? Лёд в морозилке есть?
        – Ой, успокойся, это же не гематома. Я думаю, как-нибудь само пройдёт. – Инга скрывала, каких сил ей стоило произносить эти слова не дрожащим голосом – членораздельным, бесслёзным.
        – Слушай. Вот мой вк, – Миша черкнул ссылку на полях книги, лежащей на тумбочке, взятым рядом карандашом. – Ты меня добавь. Ты мне понравилась, очень-очень, честное слово. Правда-правда. Даже такая. Даже после того, как рвало тебя, понимаешь? Я давно на тебя смотрел, ещё с первых выступлений ваших…
        – Ага. Хорошо.
        – Ты напиши мне. А я сейчас поеду. Мне правда-правда домой пора. У меня там мама больная. Её переворачивать надо. Но если ты меня пригласишь, я встречусь с тобой ещё раз. Только по-нормальному, как будто всего этого не было, хорошо? По-человечески, с самого начала. Ладно? Кофе выпьем, поговорим.
        – Ладно. – Инга поднялась с дивана. – Пойдём, замкну дверь за тобой.
        После того, как Миша ушёл, Инга зашла на его страничку. И добавила его в чёрный список. А те поля в книге, где была записана ссылка, отрезала ножницами. А то всё равно – стирай, не стирай, а продавленный текст-то останется. И память о руках, которые его писали. Нет уж. Гордость должна быть.
        И, чтоб наверняка не полезть поутру в мусорку за клочком бумаги, Инга закинула его за шкаф.
        Но всё это не вспомнилось ей теперь – двадцатисемилетней, уже давно много кем перецелованной. Вспомнились только нежные Сашины руки, помогавшие ей когда-то поправить макияж и утереть рот. Глаза его заботливые. Хороший будет отец. И муж хороший.
        – Слушай, выйдем, подышим, а? – сказала она, наклонившись к нему на ухо, чтобы перекричать музыку. И почувствовала запах его духов – «Desigual Dark Fresh», всё тех же, несменных.
        – Пошли. – Саша вывел её из толпы, ступая впереди, довёл до гардероба и взял оба пуховика. Оделся сам и одел Ингу.
        – Да ты прям джентльмен. Кстати, ты по-прежнему не куришь?
        – Нет, и теперь уже точно не закурю. В доме-то с ребёнком. Да ну его.
        – Правильно. Здоровее будете оба. Это даже хорошо, что ты не куришь. Таньке не приходится с пепельницей целоваться.
        – Да ей, честно говоря, сейчас вообще не приходится целоваться. Токсикоз же, сама понимаешь.
        – Могу только догадываться. Слушай… ты мог бы исполнить мою одну очень дерзкую просьбу?
        – Мог бы. Хотя – смотря какую.
        – Нет уж, сказал «а» – говори и «бэ». Так вот… я тебя давно знаю. Ты мне друг сердешный. Да вот загвоздка есть. Не только другом ты мне был.
        – А кем, братом, что ли?
        – Да ты не перебивай, шутник. Любила я тебя когда-то. Ты уже занят был, так что вины твоей в том нет – ты точно не подавал надежды. Это я сама.
        – Ох, ну и опоздала же ты с признаниями.
        – Да ты дослушай! Так вот. Ты мне друг верный и товарищ. И я хочу, чтобы был мне другом и дальше. Только другом. Чтоб совсем – ничего. А запретный плод сладок – знаешь такое?
        – Ну?
        – Чтобы перестать даже на один процент жаждать чего-то, чего жаждал и что точно не твоё, надо, как говорится, закрыть гештальт. Получить хотя бы его на сотую долю процента – и отляжет.
        – Ты это, мать, протрезвей – я женат для адьюльтеров, и по дружбе спать вообще – как-то фу.
        – Да я не о том. Можешь меня… ну… поцеловать просто? Не дольше минуты. Просто чтоб я забыла те навязчивые мысли из нашего студенчества, когда представляла, смотря на Таньку, как это – быть той, которую ты целуешь.
        – Не уверен, что тебе это нужно.
        – Нужно.
        – Не уверен, что это так работает.
        – Работает.
        – А если ты, ну, распробуешь и ещё больше захочешь?
        – Не, если ты про секс – я не по нему горела, я на тебя, пардон, не…
        – Я понял.
        Они постояли минуту молча. Инга посмотрела Саше в глаза – пристально, протяжно. И подалась к нему.
        – Без рук. Только один поцелуй. Средней страстности. Спокойный даже.
        – Хорошо, Нуська. Если что, запомним, будто я смертельно пьян.
        – И я тоже – очень, очень пьяна.
        Она подняла к нему голову – и поцеловала его. Нежно, но тепло. От него пахло травами после бехеровки. И губы у него были растрескавшиеся от мороза, как и у многих других мужчин. Поцелуй показался, как говорится в дешёвых бульварных романах, целой вечностью. Но именно это Инга и чувствовала. Весь мир остановился и заглох только для того, чтоб она ощущала его язык, касавшийся её языка, и слушала своё сердце – громко ли бьётся? Выпрыгивает ли из груди?
        Но они закончили целоваться – и сердце не выпрыгнуло. Прошла ещё одна молчаливая минута. Ну, поцелуй и поцелуй. Что тут такого. Все целуются, подумаешь. Кто-то – хуже, кто-то – лучше. А казалось – чего-то особенного упустила… да ничего такого.
        – Жаль, что мы не дошли до того раньше, Нуська. Ты ж мне на первом курсе даже нравилась.
        – Ага, жаль, – отвечала Инга.
        А сама думала: «Нет, ничуточки не жаль. Ты лысеешь. Ты ребёнка без жилья и денег заделал. Ты… ты просто симпатичный и хороший мальчик был когда-то. А теперь – вот такой вот мужчина. Обычный. И вы с Танькой даже как-то сравнялись…»
        – Но вообще – спасибо, у меня отлегло. Что, пойдём танцевать или поедешь к благоверной?
        – Да поеду, наверно. Давай ещё пару шотов, сумки заберём и такси дождёмся. Ну, пошли?
        – Пошли. Друг, дай мизинчик.
        – За что? Я ж на тебя не обижался.
        – Да за слова про Таньку. Зря это я, она и правда, наверно, всё переросла, а я в семью чужую лезу.
        – Но я же не обиделся… Ну, ладно тебе, не смотри на меня, как котёнок, на тебе, вот мизинчик, господи!
        Инга заливисто рассмеялась – сама не зная, чему.

***
        Спустя месяц нужно было принимать экзамены – пришлось уйти в работу с головой. Ворох отчётов на столе рос и множился. Да и материал надо было припомнить тоже – а то как всех оценишь, когда подзабыл? Педагог должен знать больше того, что на лекциях рассказал, на семинаре спросил, на самостоятельное изучение что дал. Черт его разбери, по каким учебникам студент будет готовиться. А если не знаешь чего – делай вид, что всё знаешь, кивай и мысленно соотноси новые сведения с теми, что в памяти. Сверяй достоверность, не теряя авторитета.
        Это всё изматывало, и, чтобы отвлечься, Инга листала приложение. Не замечала, как проходил порой целый час – и тогда, спохватившись, нажимала на «выбор» кого-то. Только на внешность смотрела, без подписей, без тегов. Потом уж отменит, если кто-то решится на встречу одновременно с кем-то другим. Раз в неделю находился хоть один парень, приглашение принявший.
        Сначала на встречу к ней никто не пришёл. Вот просто не пришёл – и всё. Инга пила остывающий кофе, матерясь про себя, и думала – это как? Это почему? Я ему не понравилась? Надо было смотреть на дверь, чтобы не упустить… Но в следующий раз она просто откинулась на спинку кресла, закрыв уставшие глаза. Да придёт кто придёт. Разберёмся. Чего там их выжидать.
        И пришёл настоящий красавец. Высокий, с точёным профилем лица. Тонкие пальцы, пухлые губы – всё, как она любит. Сел рядом, кофе не заказав.
        – Привет! Ты чо, спишь? – именно так и сказал.
        – Привет. Познакомимся?
        – Ага, давай, чо. Меня зовут Дима. А ты чо здесь выбрала место, студенточка, что ли?
        – Ну, вроде того. Расскажешь что-нибудь о себе?
        – Да чо рассказывать, живу, шарашу кое-где, в баскетбол гоняю. Так, расслабляюсь, короче. А я думал, ты в клуб позовёшь, а то по фотке такая… ну а тут серьёзная, блин, сидишь.
        – Да что ты, я просто устала сегодня.
        – Ага. Понятно. А ты сама кто по жизни?
        – Я-то? – Инга не понимала, как себя вести и что логично ответить. – Я тоже живу, работаю. Учусь вот. Увлекаюсь современной русской литературой. Читаю много.
        – Я тоже читать люблю.
        – Да? И что ты читаешь?
        – Да всякое, чо.
        – Ну, всё же?..
        – Да вот книжки там по саморазвитию люблю. Балковского читал. «Как хотеть и уметь», клёвая. И ещё… о! Философа! Еш-шу. Блин, такая… сложная.
        Инге захотелось рассмеяться. Сложная?.. Платон бы над тобой похохотал со Шпенглером вместе!
        – Понятно… а ещё чем-нибудь увлекаешься?
        – Да ничем особо, так, сериальчики смотрю, на машине гоняю. Ночью хорошо, никто не мешает, хоть разгоняться можно.
        – Так это такие, как ты, мне спать мешают, да?
        – Гыгы, а ты не спи так рано!
        – В полночь-то?
        – Для полночи другие дела есть, ты ж понимаешь, да?
        Инге стало почему-то так неприятно. Будто этим неловким намёком её уже раздели.
        – Возможно, понимаю. Но ночью я предпочитаю спать. Много работаю, много сил надо.
        – Понятно… ну… а ты чо читаешь?
        – Да всякое. Больше люблю романы с магическим реализмом. Или, если уж признаться, сплаттер-панк.
        – Панк? Серьёзно? Это ж дохлая культура.
        – Не «панк», а «сплаттер-панк». Это где гротеск, ужас такой, инфернальный, и всякие прочие низости. Вот.
        – Понятно. Ты чот сложная какая-то…
        – Да нет, вроде обычная.
        – …и словечки у тебя сложные. Понтуешься.
        – Да нет, обычные, обиходные.
        – Ну, мои пацаны так не базарят.
        – Так это ведь вопрос окружения. Кем ты сам себя окружил – тех и будешь же слышать. У меня, как бы сказать, среда академическая. Ну, интеллектуальная.
        – А мы чо, хуже интеллектуалов?
        Зря Инга не просматривала теги, всё-таки. Зря.
        – Да я такого и не говорила вовсе! Просто отметила как факт объективной реальности. Я не переходила на личности…
        – А ты можешь быть проще?
        – В смысле?
        – Ну, лицо попроще. И не строй из себя самую умную.
        – Да я же обычная! Но вообще, проще – это к амёбам.
        – Нет, ты прям выделываешься. И дерзкая. Это потому, что тебе нормального пацана не досталось. Вот он бы из тебя всё это вытрахал. Раз ты такая дохрена умная, что ж ты тогда в приложении делаешь, такая несчастная?
        – Я счастливый человек. Счастье или несчастье с устраиванием личной жизни никак не коррелирует.
        – Ай, заманала. Пойду я. Ты небось надеялась, что я рот открою, офигею с тебя и за кофе твой платить буду. Знаешь, что? Меня не проведёшь. Сама плати. И ищи себе своих додиков. Как ты там сказала? «Из академической среды». Чао, дура!
        – Ага. До несвидания.
        Инга допила кофе в одиночестве. Посмотрела в окно – в чёрном-чёрном небе летели подсвеченные фонарём снежинки. Какие-то сцепились в хлопья, а другие – по одной. Инга такая же – одна. Но разве это делает её хуже тех, что сцепились? Она такая же снежинка. Разве что, грани у неё острее. Грани острого ума и критического мышления, если уж на то пошло. Вот и не сцепиться ей с первым встречным. Брезгливо. Противно.
        Особенно с тем, что «попроще», без граней вообще. И ведь красив, как бог, зараза! А в башке – дырка. Ветер в ней гудит и пустота вместо мозга зияет. Вот зачем такому – эта вся красота? Нет, конечно, и с таким можно бы, кхм, провести время. Да вот в перерыве между постельными делами поговорить хоть о чём-то бы надо, хоть бы новости обсудить. Поверхностно. Но с этим что обсудишь? Он и знать-то ничего не будет. И слушать его как? Уши в трубочку. Тьфу.
        В следующий раз Инга зашла в «выбор» в свой выходной – предновогодний. Другие экзамены принимать нужно было уже после каникул, и пока она сидела дома и занималась научной работой. Всё равно делать больше было нечего. Обложилась книжками – и читала, искала материал, выписывала заметки, пока не начинала болеть голова. Поэтому, прервавшись на обед, листала анкеты – чтобы снова отвлечься. Не особо-то надеясь, что с ней кто-то встретится сейчас, отложив предпраздничную суету. Приложение-то установлено всегда – хотя, конечно, каждую неделю и присылает всем запрос на активацию, чтобы люди, не нуждающиеся пока во встречах, в выдаче не попадались. Но всё же – нажать активацию можно было в начале недели, а попадаться потом – аж до курантов.
        Хотя Инга могла признаться, что выходить из дома ей не очень-то хотелось. Краситься, одеваться, на всякий случай наведя порядок и под одеждой. Вдруг попадётся же такое прям чудо, что хоть сразу раздевайся. Хотя, конечно, нельзя – спугнёт. Кто же сразу даётся. Никакой интриги. Но всё же – это надо делать просто для себя. Просто настраиваться на удачу таким ритуалом.
        А дома – тихо и тепло. Продукты из доставки привезут, после пандемии-то. Кошка урчит на коленях, рыженькая и ласковая. Хорошо. Пишешь статьи, чтобы было что ВАКу показать. На улице люди шатаются суетливо, кто ёлочку тащит, кто пакеты с едой на застолье. А тебе всего этого не надо. Ни дрожать от мороза, ни трястись в автобусе, ни в толпе по магазинам таскаться. И готовить не надо. Захочется чего прям – та же доставка из ресторана привезёт, что захочешь. Денег разве что жалко. Да и нужна еда-то эта? Так, чтобы было, чем мозги подпитать.
        А в сам праздник можно навязаться кому-нибудь в гости. Можно к бабушке пойти. Там тоже спокойно всё будет, тихо. Посидите вдвоём, немного выпьете, о чём-нибудь поболтаете. Спать останешься – будешь пальцем водить по узорам ковра на стене, вспоминая, как здесь же ребёнком спала. И пахнуть там будет как в детстве – лекарствами и чистотой. Заснёшь счастливая, обновишься будто. Проснёшься – тебя бабушка по волосам гладит: вставай, пойдём завтракать, там оладушки с маслом…
        Или кого из однокурсников выцепить. У кого-то да точно случится толпа. Будет весело. Музыки и алкоголя побольше. Семейные детей своим родителям на ночь оставят и приедут тоже. Пообщаетесь. Как дела – нормально, а у тебя – нормально – чем занимаешься – работаю, а ты – тоже работаю… Ну, и прочее. Не особо заместит какой-то искренний контакт, но хотя бы даст его эрзац. Хотя бы просто развеешься, с людьми живыми просто парой слов хоть перекинешься. Напьёшься, на такси втридорога домой уедешь. Или нет. Останешься тем человеком, что последний на кухне полупьяный с кем-то спорит о политике и о нравах. До рассвета просидишь, потом заснёшь с кем-нибудь под боком. Приличными, одетыми, не грязными заснёте – взрослые же люди. А утром разъедетесь – и снова друг друга до праздников не вспомните. Легко и свободно.
        Или можно где-то на танцы вписаться. Неловко, конечно, будет топать туда одной. Под ночь же, мало ли кто попадётся. Зато всё – незнакомые люди. Ничем тебе не обязаны, как и ты им. Можно быть настоящей. Прямо говорить о себе, не скрываясь за масками – «милая внучка», «хорошая приятельница». Нет, если что-то по жизни заманало – так и рассказать, мол, заманало Новый год одной встречать. Или – заманало листать приложение для знакомств. И тебе ответят – ага, меня тоже, поехали с нами? А дальше – на свой страх и риск. Вероятность, что в следующий раз люди увидят тебя только в гробу, высока. Но вероятность, что просто найдёшь себе новых знакомых, повыше.
        И, самое унылое – вписаться к коллегам. Навязаться. На кафедре же все общаются, кто как встречать пойдёт. Ну, и кто не дома с семьёй – с тем за компанию. Но маску не скинуть. Пока вы не друзья, конечно. И то опасно. Откуда ты знаешь, что на самом-то деле внутри у человека? Вдруг перепьёшь, он тебе волосы подержит – и научруку в тёмных красках всё преподнесёт. Или в соцсети сольёт. Уж лучше оказаться в гробу.
        Короче говоря, Инга тридцатого декабря обновила подпись в приложении. «Хочу встретить с кем-нибудь Новый год. Сначала просто увидимся за кофе, там решим». Анкет в «выборе» уже накопилось прилично, но вероятность ответа была меньше. Поэтому пришлось охватить побольше. Инга лайкнула парня, который сфотографировался с двумя медведями – может, будет весёлый, активный, путешественник, будет, что от него интересного послушать. Ещё одного – красивого-красивого, но с тегом интеллектуала на этот раз. Одного простенького, но с подписью: «Мы все тут ищем надежды, а я просто хочу провести приятно время». Чёрт знает, что это значило, но постельного тега не стояло – может, это о праздниках? И ещё одного – миленького, правда, даже слишком идеального – ну, можно предположить, что парень просто заигрался в фотошоп. Понадеяться, что исходные данные неплохие тоже. У него было несколько фото. На первом он улыбается, а его волосы подсвечены солнцем и золотятся, как нимб. На втором он стоит на Чёрном мосту с гитарой – можно встретить с ним праздник под песни, вспомнить какие-нибудь, обоим известные. На третьем
приобнимает памятник – сидящего на лавке Пушкина. Ага, поэзию любит. Чудесно.
        И ещё нескольких Инга лайкнула тоже. Тоже хорошеньких или чем-то приятных. А потом хотела было отменить: как они все откажут из-за праздников, так больше в выдаче не появятся… нет, конечно, за доплату можно обновить анкеты, но зачем – там и так постоянно кто-то новый. Выбирай, кого хочешь.
        Решила – дождётся завтрашнего утра. А пока телефон отложит. Кто успел – тот и съел. Выберет из первых. И пошла в ванну. Набрала себе воду с пеной и ныряла, задерживая дыхание. Это как-то очищало мысли и унимало возбуждённую дрожь в теле. Не хотелось перед праздниками – символом всеобщего счастья – заниматься тем, что все обычно считают признаком несчастья. Неловко было – хотя перед кем, непонятно. Перед внутренним образом общества, что ли, в котором живёшь. По меркам которого судишь себя, даже не взаимодействуя с ним…
        Утром Инга зашла в приложение – и ей захотелось подпрыгнуть от радости. На лайк ответил парень, сфотографировавшийся с медным Пушкиным. Возможно, праздник пройдёт хорошо. Возможно, мальчик будет славный. Инга стала краситься как можно лучше. Позавтракала – и побежала в кафе у дома.
        Она села у окна и, помешивая кофе, стала как-то не по годам трепетно ожидать незнакомца. Смотрела в окно и пыталась угадать в прохожих – он? не он? Посматривала в зеркало – как лежат волосы, есть ли, чёрт возьми, помада на зубах. Но всё было хорошо. Разве что парень опаздывал. Инга зашла в приложение и не увидела его в «выборе».
        – Да чёрт возьми. Да твою ж мать. Да блин. Опять кинули…
        – Привет. Это ты? – раздалось у неё над ухом.
        Мальчик всё-таки пришёл. Может, приложение зависло и не убрало его. Инга улыбнулась и почувствовала, что ей хочется такого парня обнять. Прелестный. Кожа, конечно, сейчас похуже, чем на фотографиях, но черты лица – те же. Не наврал, не переделал себя. Хорошенький. Приятный. Доброжелательный.
        – Да, это я, а это ты?
        – Ага, а что, не похож?
        – Ой, нет, просто прям как в сказке. Добрый молодец.
        – Ну, так и ты – красна девица.
        – Ох… спасибо!
        От поддержки фольклорной отсылки и от комплимента у Инги в душе всё прямо-таки расцвело.
        – Давай знакомиться. Я Инга.
        – Я Никита.
        – Можно звать тебя Ник?
        – О, так сразу подбираешь особенную форму? А детей наших мысленно уже назвала?
        – Да нет, что ты, это я так, для краткости!
        – Мне нравится. Ник. Здорово. Звучит. А тебя мне как звать?
        – К сожалению, «Ингу» особо-то не переделаешь…
        – Ну, я могу называть тебя принцессой или госпожой, если хочешь.
        – А ты шутник, я смотрю! Мне такие нравятся.
        – Мне нравится, что тебе такие нравятся. Ну что, давай знакомиться?
        – Давай!
        – Только сразу скажу. Короче… мне двадцать два.
        – Правда? Ты… ты наврал в возрасте?
        И как к этому нужно было относиться? И что общего может быть с таким молоденьким? Что с ним обсудить? Он же ещё студент вчерашний. А вдруг он ещё учится и встретится ей в стенах универа? Инга у таких семинары принимает – ну почти что как тот Женька будет…
        – Да, но у меня есть оправдание.
        – И какое же?
        – Знаешь… как я занизил возраст… так девчонки его и завышают. А не могу я с восемнадцатилетками общаться. Скучно как-то. У них пустовато в голове, честно признаться. Я это так, без осуждения. Каждому своё, вырастут ещё. Но мне такое не подходит. Поэтому вот… я буду маловат для тебя?
        – Это я буду ли для тебя старовата?
        – Ой, нет, я не эйджист.
        Инге вспомнилось, как прошлый мальчик из приложения упрекал её за «сложные словечки». Ничего они не сложные. Это просто люди есть – интересные и не очень. Наполненные чем-то – и пустые. И так хорошо было встретиться с непустым!
        – Ну, что ж… тогда ладно, продолжай знакомство.
        – Ага. Я отучился недавно – на дошкольного педагога. Сам не знаю, как меня туда занесло. По баллам на филфак ещё попадал, но почему-то не пошёл. Мать сказала – уж лучше потом переучишься на началку. Она у меня сама учительница…
        «И слава богу, что ты не был моим студентом», – подумалось Инге.
        – …и на дизайн проходил. Да рисовать я не так чтоб умею. Ну, вот, отучился. В армии я, кстати, не был. Не взяли. У меня… ну, если кратко говорить – нет нескольких пальцев на ногах. Это врождённое.
        – Но жить с таким спокойно можно?
        – Ага, слава богу. Вот, работаю теперь в детском центре. Для души. Там можно и не рисовать особо, зато лепкой занимаюсь с детьми, поделками. Платят, конечно, так себе. Но я, как ты поняла, с мамой живу. Надеюсь, это не страшно? Я ж не знаю, чего ты искала. Может, мужа себе подбирала, чтоб богатого.
        – Ой, да нет, что ты. Я просто время убивала. И компанию на праздники искала. А ты мой коллега, кстати. Только я преподаватель в вузе.
        – Ого, ничего себе! И что преподаёшь?
        – Русскую литературу, методику школьного преподавания и ещё по мелочи, что заставят.
        – Ничего себе… а ты кто? Профессор?
        – Ой, что ты, далеко ещё до этого! Я только-только стала кандидатом в доктора наук.
        – Ну, с такими я ещё кофе не пил.
        – А что, не нравится?
        – Нет, я хотел было пошутить про фантазии и фетиши, но не буду.
        – Да ладно, шути! Если что меня заденет – я без кокетства скажу, честное слово.
        – Ну, сама попросила. Я с докторами наук ещё не спал, конечно, но вот чисто гипотетически просто интересно – ты мне, если что, как будешь зачёт ставить? Уд-неуд? Или по пятибалльной?
        – Ох, божечки! Нет, конечно! Но если будешь плохо подготовлен – попрошу сначала сдать устную часть.
        – Чтоб я в ней плавал?
        – Чтоб я в ней плавала.
        Рассмеялись, смущённые. Было так странно – найти человека, с которым можешь просто познакомиться, не вытаскивая из него слова клещами. С которым можно пошло шутить и не ощущать себя оплёванной. С которым просто… просто хорошо по-человечески.
        – Так что ты там про праздники писала?
        – Да вот что встретить мне не с кем. Я же что-то вроде книжного червя. Всё работаю да статьи пишу. А друзья все… ну, понимаешь… с семьями. Особо и не навязаться.
        – Понимаю, конечно. Я вот тоже вроде как всего полгода назад закончил – а уже с однокурсниками общаюсь поменьше. Кто переехал в магистратуру в столицу, кто в работе погряз. Тоже скучаю. И тоже – вот так оказалось – встретить не с кем. Ну, нет, конечно, есть варианты, но…
        – …но праздничного рассмотрения они не заслуживают.
        – Ага, читаешь мысли. Решил вот – попробовать найти прекрасную незнакомку. А тут – ты.
        – Твоими устами да мёд бы черпать! Ты со всеми так или только со мной?
        – Хочешь честно?
        – Хочу, конечно.
        – Ты вот только не подумай, что я сноб, но я виделся с несколькими на днях. Одна пришла – в кроссовках, волосы в хвосте, и пахнет от неё… ну… тренажёркой. Поговорить попытался, а она вообще не выкупает, что я с ней обсудить хочу. «Сложный», говорит.
        – Знакомо. Вот буквально на днях то же самое было. – Инга пересказала своё предыдущее свидание дословно.
        – Мы как-то подозрительно похожи – ты точно мне не глючишься? Ты точно не зеркало? – ответил на это Никита.
        – А ты? Точно не зеркало?
        – А что, слишком красив?
        – Ох, засыпал меня комплиментами с ног до головы. Смотри – растаю!
        – А я тебя совочком загребу и домой унесу.
        – И что там будешь делать с лужей-то?
        – Ай, придумаю что-то. В морозилку засуну.
        – Я же замёрзну!
        – А я снова отогрею.
        – Я думаю, так постоянно менять агрегатные состояния – не слишком полезно, поэтому постараюсь сильно не таять.
        – Ты немножко только всё-таки подтаивай. Ну, в нужных местах.
        И они рассмеялись опять.
        – А тут красиво. Такое всё после ремонта… зеркальное. И ты красивый. И сразу несколько тебя вокруг. Мило.
        – Это ты уже о своих фетишах начала?
        – Слушай, а тебя в детстве не учили, что хамить взрослым тётям – некрасиво? А то, знаешь, могу на хамство и ответить!
        – Это чем же?
        – Знаешь, у меня так-то характер – не сахар. Так что я просто-напросто смогу воплотить твоё хамство в жизнь. Ты ж у меня потом… только уползёшь. У тебя уже были такие?
        – Какие?
        – Ну, вот мне – двадцать семь.
        – Нет, честно говоря – ты будешь первая.
        – «Будешь»? Ты уже уверен?
        – Ну, ты ведь сама грозишься «воплотить моё хамство в жизнь».
        – Это да.
        – И что ты сделаешь?
        – Не знаю. Пообщаемся – захочу тебя поцеловать.
        – Ты только не влюбись в меня с первого взгляда.
        – Ой, больно надо-то.
        Инге подумалось: «Хотя можно и да. Такой хорошенький мальчик. Бери да тащи его к себе».
        – Ну, в смысле, ты ж хоть со второго. Так себя «взрослые тёти» ведут.
        – А тебе-то знать откуда, ха. Но я подумаю над твоим пассажем.
        – Я не хотел тебя обидеть. Просто раз уж мы тут такие честные – тебе надо знать, что я вряд ли чувствами тебе отвечу. Мы можем приятелями быть, ну или любовниками. Как ты захочешь. Но я за свободные отношения, пока человек не покажется мне заслуживающим особого подхода. Да и отгораю я быстро, когда мне отдаются. Ну, чаще всего. Я это сразу говорю, не обманываю тебя потом, когда ты на мне зацепишься, понимаешь?
        – Понимаю. Это даже благородно. Хотя немножко по-подростковому звучит.
        – Ну, считай, что я подросток. Просто очень честный.
        Они пили кофе и болтали о всяком ещё час. Счёт Никита оплатил за двоих – хотя Инга и протестовала. Дескать, ты же мало получаешь, зачем, я и за себя могу. А он оправдывался – с мамой же живёт, и «на карман» ему хватает. И вызывался проводить Ингу до дома.
        – Ты где живёшь, недалеко?
        – Да тут через пару улиц.
        – Пойдём. Продлим общение ещё немного. А потом я домой поеду. Надо маме помогать. Я праздник встречу с ней часов до восьми вечера, а потом к тебе приеду.
        – Гитару возьмёшь?
        – Ты мои фото запомнила. Здорово. Да, возьму, конечно, если просишь.
        – И ещё… у меня дома не особо-то есть чего поесть такого, праздничного.
        – Ой, да мне ещё мамины салаты всю неделю доедать.
        – И алкоголя нет. Слушай, купишь нам на свой вкус? Вот, держи, – Инга остановилась, вытащила кошелёк и достала тысячу.
        – Я тебя ещё не ублажал, чтобы тебе было, что оплачивать!
        – Ай, не дури. Возьми. Ну же! Не ломайся. Правда. Купи нам чего-нибудь. И приезжай. А вот и мой дом.
        – Будем прощаться?
        – Будем. А, и давай обменяемся контактами.
        – Ты меня по имени найди. Набирай «Никита Никитин». Да, не смейся, у моих родителей с фантазией не очень. Поставь по возрасту фильтр. Ага. Вот он я.
        – Всё, добавила.
        – Ну что, обнимемся?
        – Давай!
        И они обнялись. От шеи Никиты пахло так приятно. Чем-то таким… совсем мужским.
        – Ты вот только не пойми меня неправильно, Ник…
        – Что такое?
        – Можешь глаза закрыть?
        – Звучит заманчиво. Хорошо.
        Никита закрыл глаза. Инга, уняв волнение, поцеловала его веки – каждое. Медленно и как будто бы действительно ребёнку.
        – Всё, открывай.
        – Неожиданно… и… странно. Закрой глаза и ты.
        – Хорошо. Закрыла. Только у меня там тени, будет невку…
        Никита поцеловал её в губы – чувственно, нежно, в меру страстно. И вокруг Инги всё поплыло, и ответили нутряным напряжением «бабочки в животе», и потеплело в межреберье. Они целовались так, будто друг друга любили…
        «Совсем не то, что с Сашкой. Совсем не то. Господи! Неужели это оно! Неужели!.. Только не влюбись! Не влюбись!..»
        – Спасибо… Ник.
        – Благодаришь меня, будто ты бабушка, а я тебя через дорогу перевёл. Это тебе спасибо.
        – За что?
        – Ну, не вопишь: «как ты мог», не отвешиваешь пощёчин и всё такое.
        – А надо? Тебя это заводит?
        – Ой, ты, я смотрю, моим юмором заразилась… Не растеряй его до завтра, хорошо? Ты можешь писать мне. Но не обещаю, что буду быстро отвечать – всё-таки хлопоты, заботы. Но отвечать как-нибудь буду. Хорошо?
        – Да. Конечно. Конечно, напишу тебе. Всё, иди.
        – Нет, ты иди.
        – Нет, ты!
        – Ладно-ладно. До встречи.
        – До… до свидания, видимо?
        – Да. Кажется… стоит купить не только алкоголь. Я об этом позабочусь, если ты… не против.
        – Я… я очень за.
        – Хорошо. Давай, иди. А то растаешь тут совсем.
        – Ага. И замёрзну, если ты понимаешь, о чём я.
        Придя домой, Инга разделась и легла в постель, хотя был ещё день. Забытое чувство напряжённого телесного голода овладело ей, и надо было что-то с этим сделать. Она стала вспоминать запах Никиты. Его глаза и улыбку. Его пошлые шутки. Свои пошлые шутки. И представлять, как бы он…
        На телефон пришло уведомление о входящем сообщении: «Ты там только руки не сотри». Инга ответила: «Ты тоже».
        Проницательный мальчик!

***
        Всё тридцать первое декабря Инга готовилась ко встрече.
        Проснувшись, она умылась и пошла в магазин – без завтрака. И без макияжа – всё равно лицо будет закрыто одноразовой маской, к чему время тратить. Хотелось пораньше, без толпы, купить хоть какой-то еды – фруктов, сладостей, замороженного фаст-фуда на всякий случай. И всё равно у кассы собралось людей больше, чем обычно. Инга, скучая, осматривала прилавок. Взгляд её остановился на пачке презервативов. «Возьму, всё-таки. Мало ли…» Разочаровывать Никиту в момент пылкой страсти не хотелось.
        Дома пришлось приняться за уборку. Убирать было почти нечего – так, помыть полы, вытереть пыль. После, конечно же, пришлось пойти в ванну, привести себя в порядок, чтобы тело стало выглядеть идеально. Краситься Инга начала только в три часа дня. Долго, аккуратно, как будто готовилась не к приходу неожиданного гостя, а к светскому приёму. Даже усмехнулась про себя: «А вдруг всё плохо пройдёт, а я времени столько убиваю. Да и смажется всё, если… ну… если пройдёт хорошо».
        В пять часов стало совершенно нечем заняться, и потому – сама не понимая, зачем – Инга открыла приложение и начала листать анкеты. Бездумно, будто бы на автомате. Потом опомнилась – к чему? Мальчика же ждёт и так. Почему рука тянется свайпать сама?.. Для чего это забивание времени пустяками?.. Лучше уж почитать что-то. Как раз на тумбочке лежал роман «Восставший из ада» Клайва Байкера, когда-то начатый. С ним время пролетело незаметно.
        Когда Инга закончила читать, было уже девять часов. Никиты «в сети» не было. Входящих сообщений он не писал. Неужели забыл? На «Где ты? Ждать тебя?» он не ответил. Может быть, не заметил? Или отключил уведомления? Стало так скверно на душе – будто не просто случайный незнакомец, всего раз поцелованный, решил не явиться, а близкий друг пропал. Или решил пропасть – именно в эту ночь.
        Захотелось напиться. От отчаянья или от стыда – за такие надежды, ничем не оправданные; за такие простые и пустые желания, требовавшие удовлетворения. Может, Инга неверно написала свой адрес? Да нет – вот оно, сообщение: «Авиационная, 34, 13». Может, неверно запомнила время встречи? Да нет – «В восемь жду». От этой проверки стало ещё тоскливее. Уж лучше бы не лезла. Не тревожила душу.
        Поэтому пришлось снова открыть «Smart love». Погрузиться в пролистывание анкет, раствориться в нём. Свайп влево, свайп вправо, влево, влево, влево, влево, вправо… В «выборе» уже был длинный список лиц и имён. Отмечать ли кого-то? А вдруг отклонят из-за праздников и потеряешь хорошего парня? Или вдруг не отметишь – и упустишь свой шанс? Или написать всё-таки однокурсникам – мало ли?..
        «В сети» были двое – Саша и Марк. С Сашей мимо: он семейный, с беременной женой встречает – ни напиться, ни повеселиться. Посидят до курантов – и спать. А Марк с Ритой встречался – это они после расставания снова сошлись, но съезжаться не торопились. Значит, видимо, к Рите он в гости и поехал. Такую ночь с дорогими и близкими встречают. Инга поехала бы к бабушке – да, наверно, она не ждала, может, спать уже легла…
        Из этих раздумий вырвал звонок домофона. Никита пришёл! Конечно же! Это он! Всю печаль как рукой сняло и, чуть ли не танцуя, Инга пошла открывать. Она и не пыталась скрыть радость. Хотя лёгкая досада всё же была:
        – Привет! Ты мог бы… ну… хоть написать, что опоздаешь.
        – Ой, извините, мисс, мама задержала, вот я и…
        – Да ладно! Бог с ним! Ты пришёл – это главное. Проходи.
        Инге захотелось сразу же поцеловать его – но она одёрнула себя: «Навязываешься. Вешаешься на шею. Не стоит».
        – А гитару я забыл. Зато смотри, что принёс! – Никита вытащил из пакета две бутылки вина и поставил на стол в прихожей. – Вот. Сладенькое. Для девочек. Такое будешь?
        – Буду, конечно! Я всё с тобой буду.
        – Я запомню твоё обещание! Где сядем?
        – Ну, смотри, в комнате письменный стол – будем рядом сидеть. На кухне обеденный – можно друг напротив друга, хоть свечи ставь.
        – Мне или тебе?
        – Фу, какой простой каламбур.
        – Ну, так это, не я тут профессор.
        – Доктор! Кандидат, если точнее.
        – Доктор, поиграем в доктора?
        – Разве что филологических наук. Можешь написать мне диктант.
        – О, если только это будет прелюдией…
        – Проходи, шутник. Сначала выпей со мной, потом шути.
        И Никита прошёл в комнату. Инга принесла фрукты, бокалы и штопор, но сама открывать вино не стала – дала проявить джентльменство мужчине. Не ошиблась – просить даже не пришлось.
        – Ну, что, за более тесное знакомство?
        – Давай, Ник. Ты… ты хороший. Рада теперь знать тебя.
        – О, я рад знать тебя тоже. С тобой… интересно. И тепло.
        «Странно. Вроде ничего особо интересного я ещё не рассказала…» – подумалось Инге, но она промолчала. Потом нашлась, что ответить:
        – Я хочу узнать тебя поближе. Узнать, кто ты, что именно тебе интересно, какие у нас общие вкусы.
        – Ну, давай, например, начнём с музыки. Поставишь свою любимую песню?
        Инга включила концертную запись малоизвестной самарской группы «Контора Кука» – «Интимная хирургия».
        – О, «Контора»! Тоже их люблю! Такой психоделичный текст.
        – Здорово! Это так пробирает. Всё такое настоящее. Эмоции, чувства. Хотя если текст сам по себе читать – не так выразительно. А тут прям как я люблю. Синтез музыки и слова. Всё друг друга дополняет.
        – Ага. А то обычно пишут либо музыку под слова, либо слова под музыку. Тут целостность. Ритм стихов с ритмом инструментов гармонирует. Какое-то… пронизывающее чувство.
        – Настоящее.
        – Ага.
        – Теперь ты?
        Он включил «Гражданскую оборону» – «Вечная весна».
        – Ну, вот. Тоже психоделика. Тоже слова сами по себе не так хорошо работают, как в музыке. Но ощущения – просто нечто. Никогда не забудешь, если хоть раз послушал.
        – …Мы с тобой так совпадаем. Ты такой… ты так мне подходишь. Даже неловко.
        – Это ты мне подходишь, принцесса.
        И Никита положил ладонь под подбородок Инги, притянул её к себе – и поцеловал. Совсем как в бульварных романах. Но получилось не нелепо, а искренне – по крайней мере, было такое впечатление. С ним было легко и просто. Он такой же, как ты – понимает твои шутки, слушает одну с тобой музыку…
        – Ты… ты такая красивая сегодня.
        – А я думала, я всегда красивая.
        – Да, конечно же, просто… сегодня ты особенная какая-то. Необычная. И пахнет от тебя… так сладко.
        – Ага. Это, кстати, любимые духи моей мамы.
        – Мило, что вы решили пользоваться одинаковыми.
        – Да нет, не в этом смысле. Она умерла вообще-то. Давно, я её мало помню. А духи остались. У меня есть коробка с её вещами. Я иногда перебираю их – просто чтобы, ну, не знаю, как-то прикоснуться к ней.
        – Ох, сочувствую… ты, наверно, скучаешь по ней…
        – Да не знаю. Скорее просто по чувству, что у меня есть мама. Так-то я её знала мало. Она всё время пропадала где-то. То ли работала, то ли мужчин искала. Ну, вот. Когда она умерла, я к бабушке переехала. Подростком была. Много событий было… наверно, я легко всё это перенесла. Не помню.
        – Сочувствую тебе. А что случилось?
        – Авария. У мамы друг был – или не совсем друг, поди теперь разбери. Пьяные катались, ну и вот…
        – Закономерный итог.
        – Ага. Мне сначала жалко её было, а потом как-то бабушка на неё вслух разозлилась. Дескать, бросила ребёнка – ну, меня, то есть, – променяла на кого попало, вот и получила. Я маму защищать стала, а потом поняла, что бабушка права. Но всё равно мать для меня навсегда останется хотя бы самой красивой женщиной на свете. Я даже какие-то её вещи ношу.
        – Так вот ты в кого такая прекрасная.
        – Может быть. Ну, что, выпьем ещё?
        Никита разлил вино по бокалам, чокнулись, выпили. До курантов было полтора часа.
        – Принцесса души моей, включишь что-нибудь на фон?
        – Ты ещё «огонь моих чресел» скажи.
        – А можно?
        – Да ну тебя. Просто иногда ты такой…
        – Какой?
        – Ну, как будто знаешь меня давно и всё тебе можно.
        – А ты запрети что-нибудь.
        – И что же? Запретный плод сделать сладким, да?
        – Ага.
        – Ну, допустим, я запрещаю тебе себя целовать?
        – Да пожалуйста, – и Ник демонстративно отодвинул стул.
        – Эй, ты чего?
        – Пионерское расстояние. Чтобы точно плод не срывать.
        – Да ладно тебе, я ж пошутила!
        – Ага, так и я пошутил. Вот, видишь, смеюсь. Ха-ха-ха!
        – Ник… славный… ну прости. Прости, ладно? Я не всегда шучу уместно… давай… давай обратно. Что посмотрим?
        – Что хочешь. Насчёт «обратно» – а ты заставь.
        Инга придвинулась к Никите, чтоб оказаться к нему ближе:
        – Вот, заставила. Дальше – стена. Тебе деться некуда.
        – А если так? – и Ник встал и вышел в коридор.
        – Да стой же ты! Господи! Что мне теперь сделать, чтобы ты перестал дуться?
        – Ты знаешь, что. Могла бы и догадаться.
        – Да господи… ну, вот…
        Пришлось встать на цыпочки, чтобы дотянуться до Никиты и поцеловать его. А он в ответ приблизился к Инге, прикоснулся к её подбородку и, навалившись телом, и прижал к стене.
        – Будешь моей… хорошей девочкой сегодня? – отстранившись, прошептал он ей на ухо.
        – Буду… смотря что это значит…
        – Не запрещать ничего.
        – Не запрещу…
        – Ну, смотри.
        И Никита стал гладить Инге плечи, спустился до талии, задержал руки на бёдрах. Целовал её шею… укусил за ухо… и только Инга успела закрыть глаза, отдавшись чувствам – отошёл, сказав:
        – Так. Всё. Пошли смотреть кино.
        – Ох… ты так… завёл меня. Может быть, ну его?
        – Потом, «огонь моих чресел». Ночь ещё впереди.
        – А ты немножечко злорадный.
        – А ты не немножечко прекрасная. Но я от тебя и так с ума схожу. Дай насладиться твоим обществом. А потом… потом всё сделаем, как надо. Хорошо?
        – Хорошо.
        Они вернулись в комнату. Инга захотела включить что-то нелепое, милое, смешное, чтоб разрядить обстановку – и она выбрала первую серию аниме «Богиня благословляет этот мир».
        – Это ты так на мой возраст намекаешь? – спросил Никита.
        – Как?
        – Мультики поставила.
        – Да они весёлые. Если первая серия не зайдёт – переключим.
        – Ну, хорошо. Ещё вина?
        – Пожалуй. Я так хочу провести с тобой эту ночь… и заснуть с тобой… Знаешь, обычно от женщин мне хотелось уехать. А с тобой – всё не так…
        Они выпили снова. Ник сидел совсем рядом и, казалось, будто бы с каждым мигом придвигался всё ближе. Поглаживал то колено, то плечо Инги, то целовал её в щёку – дразнил, издевался. Но только стоило повернуться – и отстранялся: «Всё-всё, не мешаю». И, пока они так сидели, ничего не говорил. Лишь иногда смеялся шуткам в аниме. Близилась полночь.
        – Включай куранты.
        – Хорошо. Как раз дедулька перестал вещать. Ты вообще как к нему относишься, Ник? Может, мне не стоит его трогать?
        – Нет-нет, критично отношусь. Ну, что же… загадываем желания?
        – Ага, только не вслух.
        – Хотя я твоё знаю.
        – Правда?
        – А ты думаешь слишком громко.
        Ник снова приблизился и поцеловал Ингу – горячо, страстно. Сжал её талию, принялся расстёгивать пуговицы на платье. Стал целовать и гладить её тело, заставляя вздохи вырываться из груди.
        – Ну, что? Исполнил желание?
        – Пожалуй, да… – ответила Инга, хотя, на самом деле, она ещё не успела ничего загадать.
        – Теперь твоя очередь исполнять моё. Как новый год встретишь, так его и проведёшь, правда?
        – Правда… сейчас, выключу гимн. А то нелепо как-то.
        Закрыв ноутбук, Инга стала раздевать Никиту тоже. Стянула с него футболку. Поцеловала его ключицы – явные, острые. Порадовалась виду его торса – изящного и мускулистого. Потом вернулась к его губам – и впилась в них снова, став расстёгивать его ремень.
        – А ты купил?.. – прошептала она, отстранившись.
        – Забыл… я всё забыл, спеша к тебе… Давай так. Без них. Я чистый.
        – А откуда ты знаешь, допустим, что чистая я?
        – По тебе видно, что ты хорошенькая…
        – Вообще-то, этого не видно. А дети?
        – Я успею. Но, если что, я готов воспитывать. Назовём Машей и Пашей.
        – Опять ты шутишь. Мы всего два дня знакомы…
        – Ты мне отказываешь? Я же так… так ждал тебя… так тебя хотел…
        – Нет, я просто как знала – купила сама.
        – Ну, хорошо. Неси. Ты действительно хорошая девочка.
        – А ты – забывчивый мальчик.
        – Торжественно клянусь встать на путь исправления! Только завтра.
        – Как ты там сказал? «Я запомню твоё обещание». Вот. И это. Раздевайся…
        Инга ушла в прихожую – достать из сумки пачку презервативов. Потом, вернувшись в комнату, выключила свет и разделась сама. Хотя снимать уже было почти что нечего – платье и так расстёгнуто, оставалось только повесить его на крючок и избавиться от белья.
        – Иди ко мне, – прошептал Никита.
        И всё было так горячо, так страстно, так прекрасно! Он как будто знал, куда и как трогать, как себя вести; как будто чувствовал, что нужно именно здесь и сейчас: когда быть нежным, а когда грубоватым; когда шептать слова, подходящие любовнику, а когда приказывать.
        Уснули они только в четыре часа ночи. А утром Инга проснулась от того, что замёрзла.
        Никиты рядом не было, хотя постель ещё хранила его тепло. Он сидел на стуле, одевшись, и читал Байкера. Читал увлечённо, не двигаясь, и выглядел совершенно спокойным. Инга потянулась, села на постели и сказала:
        – Привет. Давно не спишь? Почему не будишь?
        – Не хотел нарушать твой сон, милая. – Никита встал со стула, дошёл до постели и поцеловал Ингу.
        – Ну… хорошо… кстати. Мне было с тобой очень хорошо.
        – Мне с тобой тоже.
        – Ты волшебный какой-то. Терапевтический. Мне по утрам обычно как-то пусто, а сейчас – не так…
        – Хочу снова пошутить, уже можно?
        – Можно, конечно.
        – Это потому, что ночью в тебе было не пусто.
        – Дурак! – Инга бросила в него подушку, рассмеявшись.
        – Всё-всё, не шучу. Мне пора ехать домой. Мама ждёт.
        – Мама? Первого января?..
        – Ага. Она у меня, ну, заботливая очень. Я когда маленький был, самый закутанный во двор выходил.
        – Ха! Наверно, был таким, бочечкой в трёх слоях шубы.
        – Ага, все смеялись в школе, вот я и стал «шутником» им в ответ. Ну и спрашивала она меня всегда, где я, с кем я.
        – Что, и в этот раз спрашивала?
        – Конечно.
        – И что ты ей сказал?
        – Что я с самой прекрасной девушкой на свете.
        – Ой, какие мы сладкие. У меня сейчас будет диабет.
        – А как надо? Что я с самой плохой девочкой на свете?
        – Тогда тебя бы мама не пустила.
        – А я бы сказал ей, что пришёл эту девочку наказать.
        – Да ты что! А ты умеешь?
        – На колени становись.
        – Что?
        Инга не сразу поняла, всерьёз Никита сказал это или нет.
        – Становись. Сейчас же. Ну!
        Его голос прозвучал даже как-то немного раздражённо.
        – Ну ладно, подыграю тебе.
        – А теперь… вот так… сюда руки. Вот. Понимаешь, к чему я веду?
        – Ты хочешь повторить?
        – Нет-нет, наказать. Отшлёпать.
        – Ой, да пожалуйста, будто мне страшно.
        – Ну, смотри.
        Никита сделал это больновато – будто не рассчитал силу.
        – Ай! Ты чего! Кто ж так делает!
        – Я наказываю самую плохую девочку на свете – тебе и не должно быть приятно.
        – Дурак ты и уши у тебя холодные.
        – Ладно, что-то я заигрался. У меня просто опыта не так чтобы много. Давай я поцелую, где болит… милая моя… прекрасная моя девочка…
        Инге показалось: ещё немного, и она будет готова сделать для него всё – хоть верёвки из неё вей. Хотя вёл себя он с ней не так, как ночью. Неужели она… влюбилась? А он это и проверял?
        – Ну, вот. А теперь я поеду.
        – Эй, погоди, ты же подал надежду – и даже не станешь продолжать?
        – Я ничего не подавал, солнышко. А ты соскучишься по мне – только слаще будет.
        – Ладно… поезжай, если уж решил…
        – Спасибо, что теперь ты есть у меня.
        – А кто я «теперь есть у тебя»?
        – Самая хорошая девочка на свете. Я же уже сказал.
        – Ты милый…
        – Это ты милая. Ну всё, провожай.
        – Подожди. Я хочу, чтоб у нас было несколько правил.
        – Никому не говорить о бойцовском клубе?
        – Да нет, господи. Вот, давай так. Первое. Любой из нас, ну, конечно же, в праве в любой момент прекратить наш, кхм, постельный контакт и стать просто друзьями. Но, ощутив этот порыв, надо сразу об этом сказать и всё-всё обсудить. Мы же взрослые люди.
        – Хорошо. Что там дальше?
        – Второе. Мы не держимся друг возле друга просто ради того, чтоб хоть кто-то, да был. Ничего хуже вымученной страсти нет, правда? Когда кто-то погаснет – он признаётся в этом другому. И сразу. Мы вместе подумаем, что с этим делать. Усилить ли что-нибудь, приостановить, выйти ли из контакта ли совсем.
        – Так.
        – Третье. Не врать. Мы не обязаны любить друг друга или, там, не влюбляться в кого-то ещё. Если есть это чувство – отлично, нет – нам и так хорошо. Но подавать пустые надежды – паршиво и низко. Не любишь – так и скажи. И я всё тебе скажу, что ощущаю.
        – Хорошо, это даже разумно. Что ещё?
        – Четвёртое. Все практики в постели нужно сначала обговорить и получить на них согласие с обеих сторон. А то был у меня печальный опыт.
        – Ага.
        – И пятое. Если происходит что-то там, негативное, не укладывающееся в те пункты, обсудить это надо спокойно, без истерик и сразу, не маринуя в себе ни злость, ни обиду, ни комплексы.
        – Ну да, ты всё верно говоришь. Напиши то же самое мне сообщением, хорошо? Ну, всё, провожай, принцесса.
        После того, как Никита ушёл, Инга вернулась в постель. Торопиться было некуда. Разве что статьями заниматься – но от них уже тошнило. Или от алкоголя? Немного кружилась голова. Надо было поспать ещё – и в этот раз сон пришёл быстро, без кошмаров, спокойный и прекрасный.

***
        С утра мысли Инги полны были только мыльно-сопливыми формулировками.
        «Ник такой хороший. Такой славный. Романтичный… говорит мне такие вещи… обожать умеет. У него тело такое… прекрасное. Как я и хотела. И двигается… кот, а не мальчик. Божечки… ещё бы раз… встретиться. Даже не дома. Просто встретиться. Просто увидеть его улыбку. Увидеть, какой он… услышать его голос…»
        И мысли эти переходили в слова, а слова – в сообщения. В нелепые переписки навроде: «Доброе утро!» – «Доброе утро, принцесса! Что тебе снилось?» – «Ты, конечно, а что же ещё?» – «Это здорово, ты мне тоже. Как хочу остаться снова с тобой… Снова ночь провести… Снова тебя хочу, представляешь?» – «Представляю, Ник…» Инга готова была писать, что угодно; болтать о каких угодно глупостях, лишь бы с ним. И казалось, он всё так понимает! Всё поддерживает, всё разделяет. Никаких тебе «священных коров», никаких споров… Хотя, может быть, это всё кажется. Все такие сначала – только лучшие стороны готовы показать. Хотя порой это правило забывалось – так отчаянно верилось в то, что нашёлся наконец-таки действительно близкий, действительно «свой» человек.
        Они встретились ещё раз второго января. Инге надо было доехать до бабушки, привезти подарок, поэтому встречу назначили в кафе – просто поговорить. Но Никита, сначала согласившийся с этим, на свидании стал настаивать продолжить общение дома – дескать, «ты так прекрасна, принцесса, я скучал по тебе». Инга пыталась было отказаться, сослаться на дела, но потом сама не заметила, как сначала разрешила себя проводить, потом – зайти в подъезд, чтобы в лифте поцеловаться, потом – посидеть в гостях полчаса, потом – раздеть себя, потом… потом наступила полночь. И заснули они в объятьях друг друга.
        Утром, растрёпанные, делали завтрак в четыре руки. Глупо шутили, болтали без умолку – точнее, это Инга как будто болтала, а Никита вдумчиво слушал, соглашаясь во многом. Как в сказке всё, как в мечте. Но всё-таки они разъехались по своим делам – надо было идти к родственникам. Инга лишь предложила, что, скорее всего, можно было бы вечером встретиться снова. И, трясясь в автобусе, представляла прошедшую ночь. Воображала всё то, что ещё не случилось, но что обязательно случится. Как наступит лето и можно будет вместе пойти купаться, целоваться в реке. Как можно будет на свой День рождения наконец-таки выбраться куда-то, потому что одной уж совсем как-то грустно. Не хотелось гулять, когда видишь на улицах людей, у которых есть кто-то. Когда видишь компании друзей-подростков, когда за руки держатся парочки, когда семьи с детьми сидят на лавочках в парке… тоскливо быть от всего этого в стороне. Так что выходила Инга только на работу или по делам. Просто так быть одной – слишком неловко.
        Но вечером Никита не ответил на вопрос, всё ли в силе. Пришлось сидеть у бабушки, ждать, когда сообщение станет прочитанным. Потом позвонить – без ответа и на звонок. В восемь вечера Инга решила всё-таки прийти в кафе. Просидела там полчаса, прочитала новости – и вернулась домой. Одна. Только купила по дороге вина в супермаркете.
        Она писала Никите «в оффлайн» сообщения – одно за одним: «Где ты, как ты, почему не пришёл?»
        «Знаешь, я чувствую себя слишком пусто, когда вот такое случается. Надо предупреждать».
        «Я волнуюсь, ты жив?»
        «Жив, конечно – ты был в сети только что!»
        «Только почему-то меня не читаешь».
        «Хочешь, сегодня я надену чёрное бельё? Плохой девочкой буду? Для разнообразия».
        «Знаешь, сейчас во мне пусто и глухо».
        «А у меня вино есть, вот, я его пью. Без тебя».
        «Мне так хочется столько тебе рассказать».
        «Ты же это прочтёшь… я могу и так начать».
        «Ты мне напоминаешь одного моего знакомого. У него была девушка, и он постоянно опаздывал к ней. А когда она спрашивала, где он – говорил, что у нас крепостное право отменили дофига лет назад. А девушка смеялась в ответ – и всё было хорошо. Они просто обнимались и всё забывали. Так вот. Если ты это читаешь из «невидимки» – я не зла, не разочарована, нет. Я тоже посмеюсь и обниму тебя.
        Вот».
        «Или я сама – на пары опаздываю часто. Ну, не слишком, случается просто. То автобус не приедет, то будильник просплю. И студенты меня ждут. Даже правило «пятнадцати минут» не используют. Даже звонят не в деканат, а сразу мне! Так что я ещё не попадалась. Разве что в коридоре меня бы кто-то заметил, хотя все мои коллеги тоже пары ведут».
        «Ты же солнышко, где же ты, боже? Ночь уже».
        «Или твой телефон автоматически сеть прогружает, будто ты был в сети?»
        «Пойду спать. Доброй ночи. Спи сладко».
        «Пусть тебе только хорошее снится. То, о чём ты мечтаешь. И я, конечно. Тоже пусть тебе снюсь».
        «И ты мне приснись, хорошо? Хочу быть с тобой хотя бы во сне».
        «Ты мне нравишься, Ник. Очень-очень».
        «Пойду чистить зубы от вина. Напиши, как проснёшься».
        «Скучаю».
        Проснулась Инга разбитой и уставшей, будто и не спала. И сразу стала проверять сообщения. Увидела там одно: «Ха, всё, ну и поплыл ты, хех».
        Одно сообщение… в ответ на столько слов… стало горько и пусто – хоть вой.
        Она решила не звать Никиту больше сама. Пускай первый зовёт. И поменьше писать. А то силы как-то непропорционально расходуются, когда в том нет нужды. И ответила просто: «Ну, вроде того. Была пьяна, извини».
        И стала снова себя занимать: писать статьи, читать, убираться за кошкой. Смотреть фильмы, разбирать закладки в браузере. Листать ленты соцсетей. Писать в полупустой твиттер почти без подписчиков, как мысленно нарекла, «всякое нытьё». Даже сделала стих:
        Ну, что ж. Молчи, обняв колени
        мои, припав к моим грехам.
        Пускай в постели, как на сцене,
        звучать молитвам да стихам.
        Молчи, целуя мою шею.
        Молчи, кусая у ключиц.
        Молчи, со мной от счастья млея,
        лишь так – молчи.
        Молчи, боясь нарушить тайну:
        она порочна и тиха.
        Пусть разливается бескрайне
        внутри волна.
        И тут же, позабыв намерение пока что не писать Никите, отправила стих сообщением. Он прочёл. Ответил пять минут спустя: «драматично».
        Как будто там его подменили, что ли? Или это эгоизм мешает даже представить, что он может быть занят? Инга решила написать всё, как есть. Всё, что думает: «Знаешь, можно было бы и ответить хоть что-то на вчерашнее. То «поплыл» – это только лишь форма, ну, в смысле, я трезвая сказала бы ловчее. Но суть ведь та же. Где ты был? В чём причина того, что ты просто не вышел на связь?»
        «Как дела у тебя вообще? Я хочу просто знать, что, ну, знаешь, волнуюсь зря. Что у тебя всё вообще хорошо».
        «А то так отвечаешь, будто тебе телефон выдают на минуту. Как в палате или в СИЗО, прости за сравнение».
        «Итак, вопрос тот же: ты как там, Ник?»
        Он ответил спустя полчаса. «Я в порядке. У меня дела. Знаешь, когда еду в маршрутке в толпе и у меня телефон разрывается от вибраций в кармане, особенно когда это чувствует рядом стоящая девушка, это всё неприятно. Тебя слишком много. Будь спокойнее. Мы всего лишь приятели, верно? Ну вот. Не нервируй почём зря».
        Вот так вот просто. Была надежда – и нет. «Всего лишь приятели». Да и всё справедливо – это лишь увлечение, только один из пунктов в переборе случайных знакомств с надеждой на что-то серьёзное. Напридумывала себе, чего нет. Надо было успокоиться: Инга решила сходить в магазин за едой, хотя на улице уже стемнело. Оделась, не накрасившись, натянула маску на нос, и только собралась выходить – в дверь позвонили.
        – Привет, пустишь?
        – Ник… ты… ты почему не сказал?.. И что там у тебя за спиной?
        – Вот, – и он протянул пакет из KFS. – Это за неслучившуюся встречу. Приехал кормить тебя. Ты рада?
        – Да, божечки, конечно же… Золотко ты, всё-таки.
        – Я всего лишь твоё зеркало, это золотко – ты. Просто истеричное немножко.
        – Бываю иногда… спишем всё на похмелье?
        – Конечно. – Никита поцеловал её в лоб и вошёл в прихожую.
        – Так, давай, раздевайся, побудем вместе. Или тебе куда надо?
        – Нет, Ник, я за едой тоже хотела сходить.
        – Ну, вот, и не иди. Я же помню, что у тебя с едой напряг.
        – Бывает такое. Я человек науки. Забываю и есть, и готовить, и вообще.
        – Потому ты такая худенькая, да?
        – Наверно…
        Они сняли куртки, разулись и прошли на кухню.
        – Ну, рассказывай, – начала Инга.
        – Да я дома был, с мамой. Сначала снег чистил у крыльца, потом сидел с ней. У нас так напряжённо всё с праздниками. Все нервные.
        – Небось высказывала тебе за все твои грехи столетней давности. У меня бабушка так делала, пока мы с ней жили.
        – Ага, вроде того.
        – А ты съезжать собираешься? Может, легче станет.
        – Наверно. Это надо ипотеку, крутиться на первый взнос. Пока не с руки. Но задумываюсь… А ты не накрашенная даже милей.
        – Заметил, всё-таки…
        – Ага. Похожа на то своё фото. Где ты с мокрыми волосами.
        – А, с пляжа… потому и поставила. Чтобы быть настоящей, а ко встрече можно было бы удивить.
        – Типа, «в полном параде»?
        – Ага.
        – Ну, чем займёмся сегодня?
        – Ник, я без понятия, не планировала развлекательной программы. Хочешь – включи мне что-то своё.
        – Хорошо.
        И он поставил подборку обзоров на аниме от Гиггука на «Ютубе». Инга смеялась шуткам, прижималась к Нику – было так… будто где-то внутри протянувшееся что-то, как струна, резко лопнуло – и перестало дрожать и звенеть.
        Будто всё, чего ей и хотелось – быть нужной кому-то. Хотя бы так, хотя бы вместе поесть. Какая там наука, какие книги… вот уж действительно: это «часики тикают», что ли? Или женщины неминуемо тупеют в одиночестве, как убеждают с экранов и на радио? Или дело в одиночестве вообще? Лучшие подруги разъехались в более крупные вузы – были на курсе самыми умными. А с девушками поглупей дружить было неинтересно – Инге с ними так скучно, а им с ней – непонятно. Они и сидели-то будто «для галочки – на троечку» – кого родители привели на филфак, кого – бюджетные места. Даже шесть человек из двадцати до конца не дотянуло. Одна отчислилась и пошла в фитнес-тренеры. Другая – в модели. Третья – замуж… в общем, обычная история.
        Когда еда закончилась, Инга и Никита снова переместились в кровать. И всё быстрей, чем обычно, прошло: нежностей было меньше, огонь – слабее, финал – тусклее. Потом, обнявшись, они снова смотрели какие-то подборки с «Ютуба». Было уже одиннадцать, и Никита засобирался домой.
        – Ты что, поедешь?
        – Ну, да. Хочу выспаться вот. Устал.
        – Тебя смущает моя узкая кровать?
        – Да нет, я и в более тесных условиях спал. Просто поеду.
        – Так ночь на дворе.
        – Возьму такси.
        И он стал одеваться в прихожей, взял стул с кухни, чтоб обуться. Инга не понимала, зачем ему уезжать, и захотела хоть как-то проверить, можно ли спровоцировать Никиту остаться. Взяла капли для линз, закапала в уголки глаз, встала с кровати, завернувшись в плед, и вышла – так, чтобы потекли эти «слёзы» уже в коридоре.
        – Ты что, плачешь?
        – Да нет, что ты. Это я так… расчувствовалась.
        – Не плачь, божечки. Ещё приеду.
        – Правда?
        – Конечно.
        – Я хочу эти каникулы провести не впустую.
        – Я тебя услышал. Ну что, замыкай?
        – Ага. Пиши мне.
        – Я постараюсь. И ты мне.
        – Можно я буду всё-таки тебе писать, ну, сколько выходит? Просто мне хочется выговариваться хоть куда-то.
        – Ну, ты уж сама себе разрешай, что тебе делать. Большая девочка.
        – Ну тогда буду меньше. Чтоб тебя не стеснять.
        – Как скажешь, милая. Всё, я поехал. Такси уже здесь.
        – Давай.
        – Ну, пока.
        Закрыв дверь, Инга впервые за последние полгода расплакалась. Разревелась, завыла – и упала в подушку лицом, чтобы не разбудить никого. Почему-то стало внезапно стыдно своих чувств перед соседями, с которыми даже и не виделась особо. Но это быстро прошло – спустя пару минут. Пришла кошка, и, обняв её, Инга заснула.

***
        На неделе они больше не виделись – только лишь говорили в сети. Инга много писала, Никита мало отвечал. А когда отвечал – получалось напряжённо, раздражённо и болезненно.
        Она говорила, как хотелось быть с кем-то – с кем-то близким, знакомым, намекая на Никиту. Как пусто одной, и как больно просыпаться по утрам без кого-то. Как раньше её предавали, а она просто шла дальше, унося в себе память о человеке. Как она много чувствовала, только никто ничего так в ответ и не почувствовал к ней. И повторяла только: «Не подумай, ты мне ничем совсем не обязан и не должен ничего». Словно боясь спугнуть, словно бы ощущая, что он тут же сбежит, если «в лоб» предъявить ему чувства.
        – Я хочу продолжать наши встречи, но мне кажется, что отдаю тебе больше, чем взамен получаю, – написала она.
        – Ну, давай разбираться. Что скрывается за этой отдачей?
        – В смысле – что?
        – Ну, что ты под этим всем подразумеваешь. Просто конкретно.
        – Я ж не железная.
        – Мда… а если «по полочкам»?
        – Знаешь, если человек тебе нравится – ты же тратишь энергию. Ты же вкладываешься. Ждёшь, привыкаешь. Если и поговорить хорошо, и в постели – ты привязываешься. Тебе хочется, чтобы он был твой. Я живая. Не могу я себе запретить то, что чувствуется. Это как руку отрубить или ногу.
        – Но, Инга, это же даже и не любовь. Это рабство.
        – Почему?
        – Быть рядом из-за привязанности – рабство. «Энергозатратно» в том смысле, что ты не знаешь, к чему это всё приведёт: к неудаче, к удаче? Ты хочешь прибыли, отдачи.
        – Погоди, ты считаешь, мы должны быть ницшеанскими сверхлюдьми, которые «в познании преисполнились» и ничего не пускали бы в душу? Ведь если же привязался – надо быть рядом с теми, к кому, иначе отсутствие того человека причинит тебе боль.
        – Только вот это походит на что-то из опыта пятнадцатилеток. У кого положительный опыт, у кого отрицательный. Но так пройденный же.
        – И что же ты предлагаешь, как выход?
        – Ну, а ты что?
        – Смотри. Я постараюсь испытывать меньше к тебе, чтоб без «рабства», без боли. Чтоб мы были равны. Ты развлекаешься со мной, я с тобой. Просто от скуки, когда тебе нечего делать.
        «Знать бы, часто ли «нечего делать». Это моя жизнь пуста. А твоя?» – подумалось Инге, но она этого не написала.
        – Ты говоришь так же пафосно, как пятнадцатилетка. Это крайность. У тебя в голове мир не тот, что снаружи. Ничего ты так и не поняла.
        – Ничего из того, почему ты, желавший «оставаться со мной в одной постели» и «проводить со мной ночь», этого расхотел? А есть ли смысл, если это случилось уже?
        – Ясно.
        Инга думала, может быть, Никита скажет ещё пару слов – но он не набирал сообщения больше.
        – Что?.. Не злись… ну пожалуйста…
        – Открою секрет тебе. Твоя вагина – не волшебная.
        – А я как будто бы этого не знаю. Я и сама не подарок. Но и твой «дружок» не волшебный тоже.
        – Это да, но тебе же плевать на всех, правда?
        – Серьёзно? Ник? Ты с чего это взял?
        – «Я такая, я сякая, у меня вот такие вот чувства, а вокруг ни у кого их нет».
        – Погоди, это из-за того, что мне «плевать», мне сейчас больно? Чувства есть у всех, но не совпадают между людьми.
        – Как и у тебя – слова с действиями.
        – О чём ты, Ник?
        – О многом.
        – А в общих чертах?
        – Я не буду пытаться тебе объяснить. Все слова – в пустоту.
        – Я всего лишь пытаюсь уточнить непонятное.
        – А что же ты поняла?
        – Ну, знаешь, что у меня характер не сахар – но я ж предупреждала об этом. Что тебе, может, кажется, что я высокомерная – ну, из того случая, что я отшила парнишку, как я тебе рассказала. Но ведь это не так!
        – Те, кто хотя понимать – впитывают информацию. Остальные – прикрываются чем-то, выпендриваются. Сильно хотела бы не быть одна – поменяла б себя.
        – Если тебе показалось, что смысл моих действий – вот в этом, то это не так. Зря так думаешь. Я же не «выпендриваюсь», что я как-то всех выше и чувственней. Да я ниже ведь, боже, у меня тело «горит», например.
        – Ага, но при этом: «попроще – к амёбам». Тебя сам твой театр не бесит?
        – Театр?
        – Одного актёра.
        Инга не знала, что ответить на это. Она всё ощущала, как есть, и ничего не играла. Но теперь даже как-то не верилось, и она начала сомневаться в себе.
        – Ну, может, знаешь, всё это – от моего маленького положительного опыта. Я просто застряла в одиночестве достаточно давно, может, и разучилась доходчиво доносить свои чувства мужчинам.
        – И ты такая одна?
        – Да не одна уж, наверное. Просто ты называешь «театром» то, что мне естественно. Ты, быть может, и к другому привык. Что должно быть у каких-то… ну… прочих людей. Я сейчас не обвиняю ни тебя, ни твоё окружение, не подумай.
        – Нет, я просто фальшь чую.
        – В чем ты «чуешь»? Если те, кто с тобой прежде был, тебе врали, то лично мне уж нет точно смысла врать тебе никакого вообще.
        – Обманув себя, не значит, что обманешь другого.
        – Так я не вижу, в чём обман. Покажи, расскажи, поясни.
        – Сама должна б понимать, доктор.
        – Кандидат.
        – Да не важно. Ты отделяешь себя от других, только вот без анализа. Не видишь, что ощущают другие. В тебе – пустота и «я, я, я». Мне это так дико. Стань лучшей версией себя. Будь полноценна сама с собой. Люби себя, всё такое. Ты не оставляешь никакого шанса себя полюбить.
        – Почему?
        – Потому что ты давишь. Я всего лишь хотел быть тебе приятелем. Ну, и спать с тобой. А ты тут же бросаешься на шею. Мне неловко быть центром для чьей-то вселенной.
        – Понятно. Тогда – извини. Я тоже хочу быть приятелем.
        И они замолчали. Инга выключила сеть в телефоне и заняла себя бытом. Убрала квартиру, приготовила ужин, чего почти никогда для себя и не делала. Ведь к чему же готовить одной себе – всё равно тебе надо всего лишь питаться, можно так, и фаст-фудом.
        А потом рука снова потянулась к приложению. Инга одёргивала себя, дескать, вот, ещё то не отгорело – куда ж новое. Куда ж снова привязываться, снова кого-то пускать себе в душу. Но привычка победила, и потому два часа прошли просто в пролистывании анкет. Никого теперь Инга не «выбирала». Не хотелось ни с кем видеться. Просто поток лиц и имён успокаивал. Как будто есть те, кому ты можешь быть нужной.
        Наступило Рождество, и снова Инга поехала к бабушке. Улыбалась слегка с напряжением и пыталась хоть как-то развеяться, но мысленно всё равно возвращалась к Никите. И думала: «Он ведь даже не божественно красив. Просто тело. Просто обаяние. Но я так и не узнала о нём ничего. Так и не стала ему нужной так же, как он мне. Мне хотелось бы с ним говорить – да к чему…»
        И, зайдя в соцсеть, Инга написала сообщение вот так: «Что ж, спасибо за несколько дней, что мы провели вместе. Я хотела быть с тобой. Я даже чуть-чуть полюбила тебя. Жаль, что всё вышло вот так». И добавила Никиту в чёрный список – чтобы не было соблазна писать больше.
        Ей пришло смс: «Это так-то ты хочешь «приятелем»? Понятно. Да не нужен тебе никто, что ж ты обманываешь».
        Видимо, Никита был из тех, кто считает, что последнее слово – всегда правое. Что сказать напоследок хоть что-то, лишь бы что – это верная стратегия, показывающая, что ты осознанный, а другой – нет. В голове от того помутилось, руки задрожали и загорели щёки. Стало стыдно, как будто действительно Инга в чём-то кого-то обманула.
        «Нет, всё вовсе не так. Я сейчас объяснюсь. Ник, могу я тебе позвонить?»
        «Напиши».
        «Хорошо. Я просила соблюдения правил, и, к сожалению, этим ты пренебрёг – единственный мой тебе упрёк. Я просила быть прямым и честным со мной, чтобы мы были равны и не вязли в чем-то. Так вот. Ты начал охладевать, но не сказал мне об этом, и я надеялась, что это не так, потому что этого не было объявлено, а твоё предыдущее поведение предполагало что-то глубже, чем дружбу. Ты меня стал воспринимать просто приятельницей, но я-то тебя нет. Чтобы мы были равными друзьями, мне надо сделать усилие. Развлюбиться, выбросить из рук оголённый провод, к которому притянуло, перестать в тебе нуждаться и отдавать себя больше, чем я получаю тебя. Даже банально перестать писать простыни текста, чтоб в ответ было что-то такое, односложное, потому что ты «не в ресурсе». Мне надо отдалиться от тебя, чтобы наново стать тебе другом, понимаешь? Мне нужно что-то с этим всем делать, потому что это моя проблема – ведь тебя всё устраивает. Так вот. Я решила принять один из вариантов – временную изоляцию. Чтобы всё отгорело и не «нылось». Если ты можешь предложить что-то ещё, то, пожалуйста, предложи. Я в замешательстве,
мне некомфортно. Подскажи, как мне быть и что делать. Ты же очень хороший и мне хотелось бы быть тебе другом, но надо им вот действительно стать, и перестать воспринимать тебя в роли возлюбленного. Что можешь мне подсказать? И да, я убрала тебя из чёрного списка. Напиши мне, когда захочешь».
        «Я отвечу чуть позже, я занят».
        И, конечно же, Никита не ответил – ни спустя день, ни даже через неделю. Инга хотела зайти к нему на страницу – но обнаружила, что теперь уже она в чёрном списке.

***
        Прошла сессия, начался новый семестр.
        Дела шли хорошо. Несколько статей опубликовали, и даже похвалил научный руководитель. В работе было держать себя легче – всё время занято, не надо оставаться наедине с собой. Инга даже выпросила ещё больше курсов, желая совсем закопаться в работе. Взяла репетиторство с абитуриентами. Чтоб совсем уж не выдохнуть, пока просто, устав, не завалишься спать.
        Приложение, конечно, продолжало присылать уведомления. «Есть парни, которым вы нравитесь. Пусть и они понравятся вам!» Но встречаться с кем-то вживую так не хотелось. Поэтому Инга отключила «Smart love» и зарегистрировалась в «Лео». Там можно было просто переписываться, хотя, конечно, большинство мужчин требовали сразу встречу, пусть Инга и написала спустя месяц, что «ищет друзей» – надоело разгребать неприличные сообщения, надоело быть просто «мясом» на прилавке виртуального рынка.
        И не нужно было даже что-то листать – приходило по двадцать входящих лайков в день, видимых сразу. Только вот половину ставили слишком уж взрослые мужчины. Или половину – некрасивые. У каких-то не было фото вообще. А какие были миленькими и не старыми, оказывались безнадёжно глупы. Например, они общались вот так:
        – Зачем тебе искать дружбы? Я не понимаю.
        – Зачем тебе тогда меня лайкать и тратить моё время? – отвечала Инга.
        – Я хочу узнать.
        – Хорошо, чего надо искать?
        – Ну, любви.
        – И какой же?
        – У тебя вообще парень есть, что ты так морозишься?
        «Надо сливаться, – подумала Инга. – Какой-то он… сразу с претензий».
        – Ага.
        – И зачем друзья занятым девушкам?
        – Ну, знаешь, парень, как я поняла из моего опыта – это, всё-таки, не мать, отец, друг и жалобная книга. Отвечу по науке: человеческая самость реализуется в социуме. Полагать, что один человек может всех заместить – инфантильно и глупо. Это ведёт к созависимости и смешению личных границ.
        – Только если любви нет между вами, такое возможно.
        – Не «возможно», а обратись к трудам Эриха Фромма, – вспомнилось Инге из рассказов Саши с психфака. – Любовь и дружба – совсем разные вещи.
        – А я тебе говорю: одно и то же.
        – У тебя это мнение, а у меня – знание. Не я это придумала.
        Инга просто скопировала первый попавшийся текст в интернете:
        «Эрих Фромм говорил об этом в своей работе «The Art of loving» («Искусство любить») ещё в 1956 году: «Любовь – это активная заинтересованность в жизни и развитии объекта любви». Только нужно сказать ещё о принятии безусловной самостоятельности того, кого любишь. С этим дополнением определение звучало бы так: «Любовь – это активная заинтересованность в жизни и развитии объекта любви, в основе которой лежит безусловное принятие того, что объект любви способен сам определять вектор, методы и само содержание своего развития». В переводе на житейский язык это звучит так: «Если я тебя люблю, то позволяю тебе всё, ведь я не сомневаюсь в твоём здравомыслии». Или: «Если я люблю, то предоставляю тебе полную и безусловную свободу во всём». Такая формулировка очищает краткое определение от потенциального налипания «благих намерений, ведущих в ад», когда под видом «активной заинтересованности» человек пытается контролировать процесс развития своего партнёра, вмешиваться в этот процесс с целью создать себе удобное семейное поле. Устраняет любые конкурентные взаимодействия, включая ревность, предъявление
требований, «войну компромиссов» и прочие взаимодействия «мой интерес – твой интерес», к любви отношения не имеющие».
        – Эрих Фромм для меня твой – никто.
        – Как и ты для меня. Как и любой человек, ставящий себя выше апологетов философии и психологии.
        Инга отправила парня в чёрный список. Другие переписки были не лучше – замолкали на полпути. Сначала она с кем-то знакомилась, потом рассказывала о себе, а в ответ получала: «ничем не увлекаюсь, ничем не интересуюсь. Скажи адрес – заеду». Потом просто стала копировать свою «биографию», а не писать её каждый раз. Потом надоело и это – и она предлагала:
        – Ну, начни ты. Предоставлю тебе, как джентльмену, первое слово.
        – Я же так не могу. Ты скажи, что тебе рассказать. Спроси что-то.
        «Да что спросить у тебя? – думалось Инге. – Ты ведь точно такой же, «ни о чём». Был бы чем-то наполнен – сразу бы рассказал, кто и что ты».
        – Сымпровизируй, а я поддержу, – отвечала она.
        – Ну я же, это, не клоун – импровизировать.
        – Хорошо. Тогда в чём смысл твоей жизни? О чём ты мечтаешь? С какой мыслью просыпаешься ты по утрам? Что ты сделаешь, когда будет идти снег хлопьями – пойдёшь по своим делам или остановишься, чтобы поймать снежинку ртом?..
        – Ну и вопросы у тебя.
        – Зато не банально.
        – Хорошо. Смысл жизни, ну, не знаю, заработать хорошо. Купить квартиру, машину, завести семью и обеспечить её. Мечтаю о том же, наверно. Просыпаюсь… да просто думаю о работе. Снежинку поймаю, конечно. А ты?
        «Как же скучно… – думала Инга. – Скучно. Скучно. Найду другого». И она не отвечала ничего, а начинала листать входящие лайки снова.
        Только это совсем не давало покоя. Уже раздражало – а остановиться она не могла. «Вы понравились 10 парням, показать их?» Пропустить уведомление не получалось. Во-первых, оно мигало, а во-вторых, может быть, там есть кто-то достойный? Интересный? Обаятельный? И он ставит тебе лайк, и он тобой заинтересован, и ты станешь ему так нужна, так нужна!..
        Тишина вечерами звенела в ушах. Тогда Инга включала подкасты, чтобы просто не оставаться наедине со своими мыслями. И понимала, что проваливается куда-то, только вот куда? И почему? Она и раньше была одна, и держалась же как-то. Всё было лучше. Находила себе кого-то изредка из коллег. Влюблялась, чаще всего, не взаимно, когда её просто лишь приласкали, совсем не подавая надежд. Как Никита. Может, он надломил что-то в ней? Показал, что она потеряла, держась в стороне от студенческого веселья, от вступления в отношения на первых курсах, от попоек с развратом, из которых порой люди выходили влюблёнными. И поэтому Инга решила встретиться с Сашей ещё раз. Он же психолог, хоть и академист. Он поможет.
        Они сели в кафе после пар и заказали по чашке кофе. Инга сразу спросила:
        – Слушай, Саш, вот скажи. Почему все парни, которые мне нравятся – либо миленькие, но тупенькие, либо миленькие, но поломанные какие-то?
        – А ты, я смотрю, прежде всего «миленьких» выбираешь.
        – Ну, конечно. А что, так нельзя?
        – Нет, всё можно. Даже есть объяснение.
        – Ну-ка?
        – Вот, смотри. Мы все от природы – лукисты. Правильно?
        – Это как?
        – В смысле, смотрим на внешность. Даже исследования есть, что более привлекательным платят большие зарплаты и лучше продвигают их по карьере. Это что-то такое, эволюционное. Видишь комбинацию красивых генов и хочешь их размножить. Только это сублимируется вот в такую социальную форму.
        – Ага, понятно.
        – А насчёт твоего вопроса… я вот что про всё это думаю. Когда ты красивый – у тебя с детства всё хорошо. Друзей вагон, партнёров тоже. Правильно?
        – Ага.
        – И тебе особо не надо куда-то расти, раз и так всё дано. Нечего преодолевать. Потому остаёшься ты тупеньким.
        – Но ты вот – красивый и умный.
        – Ты тоже.
        – Да брось.
        – А ты не прибедняйся. Так вот. Чтоб человек стал умнее, ему что-то бы надо преодолеть. Вот, допустим, он красивый – но бедный, над ним потешаются, надо сделать характер таким, чтобы не было больно. Или ты красивый, но родители у тебя развелись, или били тебя, и надо было как-то самого себя внутренне залатать от всех ран, что ты переживал. И поэтому такие вот люди начинают, ну, читать. Искать ответы, почему с ними мир так жесток. Или ударяются в хобби, чтобы время забить, но сами не замечают, как влюбляются в своё дело.
        – Ну, как мы с тобой: не заметили, как влюбились в науку.
        – Ага. Только вот нет гарантии, что ты сам по себе просто так всю излечишь ту «травму». Это как поломанную руку пытаться без гипса срастить, без рентгена, наобум. Вот и получается красивый человек, не тупенький, но «поломанный».
        – Итого остаётся только надеяться, что вы чем-то сойдётесь. Что ваши травмы не будут противоречить друг другу.
        – Или довольствоваться глупенькими. Тут уж что выбираешь.
        – А совсем без этого никак?
        – Нет, почему. Можно сойтись интересами, а в травмах – так, притерпеться.
        – Я вот пыталась искать людей. Перебрала столько анкет. Каждый день перебираю. Столько всем написала. А итог – ноль какой-то. Только больно.
        – Сходи куда-нибудь.
        – Куда? У меня вон работы – вагон, – слукавила Инга, умолчав, что сама набрала себе дел «под завязку».
        – В игроклуб. На настолки.
        – Да они все закрыты-то, после ковида. Или обанкротились, или что-то ещё.
        – Ещё можно мест найти.
        – Я, вот знаешь, заметила, честно признаться, что мне порой и студенты так нравятся…
        – Ай, харрасмент!
        – Да я не претендую. У мальчишек на филфаке и так охват – за глаза. К чему им старая дура.
        – Тебе бы на терапию сходить.
        – Почему?
        – Ты обидишься.
        – А ты, Саш, расскажи мне, как есть. Объективно. Я послушаю тебя, как специалиста.
        – Хорошо, хоть я и не специалист-то, я не практикую. Поэтому всё будет звучать, ну, без нежностей. Итак, что мы имеем? Низкую самооценку – это раз. От комплиментов тебе неловко, а сама про себя ты такое вот говоришь. Тревожность – два. Каждый день перебираешь анкеты, вот даже со мной – на уведомления отвлекаешься. «Синдром упущенной выгоды», боишься что-то пропустить. И зависимость – три. Ты не можешь отказаться от иллюзии выбора, хотя она разрушает тебя и причиняет тебе боль. Это как крысы с дофаминовой зависимостью всё жмут и жмут на одну кнопку, если им вживили в мозг стимулятор удовольствия, с кнопкой связанный. Если просто объяснять. Дальше – избегание мира. Тебе кажется, что ты что-то делаешь, ищешь кого-то, но с кем ты вживую виделась?
        – Вообще-то виделась, и закончилось это плохо.
        Инга вкратце рассказала историю с Никитой, показала переписки.
        – Ну, смотри. Ты попала, кажись, на нарцисса. Что о нём ты узнала? Ничего. Он избегал с тобой близости – по причине того, что он нарцисс. Для него глубокие чувства страшны, он боится ответственности, но обожания – хочет. Потому он «зеркалил» тебя. Он тебя понимал? У вас были общие интересы – или он просто подхватывал то, что называла ты первая? Он давал тебе комплименты – или ты делала всё, чтобы он понял, что ты в них нуждаешься, чтобы ты расцвела перед ним и дала ему чувство, как он хорош?
        – Да уж, про это я и не задумывалась… ты как-то категорично всё судишь… глубинный смысл не надумываешь?
        – Если хочешь, пришлю тебе книгу. Там про них всё описано. Нарцисс автоматически чувствует, кто перед ним, даже не осознавая. Все твои «крючочки» видит, за которые тебя можно подцепить. Ты ведь прореагировала на него так восторженно просто оттого, что он приблизился к тебе, так? Он ведь и правда ничего не обещал.
        – Он даже сказал мне в начале, что он адепт свободных отношений и нечего от него ждать.
        – Прощупал почву. Дал себе, так сказать, карт-бланш на любые поступки, не вкладывающиеся в понятие любви. Ведь он испытывать её не может, в нём пусто почему-то.
        – Может, с детства, от гиперопеки?
        – Возможно. Матери часто любят замещать психику детей своей, и, когда дети вырастают, они не понимают, кто они такие, чего на самом деле хотят, чего они чувствуют и что чувствуют другие из-за них. А если мать обесценивала – то и тебя он обесценит теми же фразами, что слышал и сам: «ты врёшь, ты ничего не чувствуешь, тебе кажется».
        – Так всё и было…
        – А если сверстники ещё и смеялись – он мог от глубоких чувств закрыться совсем, чтоб ничего даже гипотетически не могло ранить. Вот он и закрылся. А только ты начала на эти чувства претендовать – испугался и сбежал.
        – Звучит, как правда.
        – Так вот, вернёмся к тебе. Ты ведь жаждешь, чтоб тебя полюбили. Ну на лбу же написано. Ты сама повелась – тебя и «разводить» не пришлось. Сколько там дней прошло до того, как ты его позвала домой?
        – Да я просто Новый год провести не одна хотела.
        – Не одна – читай без любви. Хотела бы просто не одна как без компании – написала бы мне, пришла б в гости. Так сколько?
        – Один…
        – Ну вот, ещё и ценность свою преподносишь такой.
        – Разве плохо захотеть переспать, для здоровья?
        – Не плохо. Захотеть любви после этого – плохо. Ты либо крестик сними, либо трусы надень.
        – Очень смешно.
        – Ты ж обещала не обижаться.
        – Да это я так, переживаю. Ты продолжай.
        – Итого, что имеем. Ты столкнулась с одним-единственным нарциссом и уже опустила лапки. Тебе бы к терапевту. Работы – поле непаханое. Твой мальчик прав был в одном. Тебе надо любить бы себя. Быть в контакте с собой. Не бросаться на шею. Или уж хоть бы искать себе парня в живом, в настоящем мире. Наверняка же есть кто-то, кому ты мила, просто не замечаешь его. Или гонишь от себя, потому что цепляешься к харизматичным нарциссам. А в мире выхолощенных анкет любой человек – только картинка. Твои приложения все – это заведомо вред для таких, как ты. Ты просто листаешь входящие лайки – и получаешь иллюзию важности, нужности, будто ты правда имеешь спрос и ценность. Будто сегодня один – завтра второй. Но тем самым ты ценность теряешь сама. Для других ты лишь тоже картинка. Сегодня одна, завтра другая.
        – Как холодный душ. Спустил с небес на землю…
        – Ты согласилась сама.
        – Я тебя поняла. Скажи, к кому обратиться.
        – Я спрошу на кафедре, может, у кого-то есть практика, для которой ты подходишь. Для научной работы…
        – Я буду подопытной мышкой? Как мило.
        – …или ищи терапевта сама. Да хоть в той же сети.
        – Спасибо тебе, Саша.
        – Обращайся. Я был рад поболтать. Я побегу домой, всё-таки. Таня ждёт. Поедем кроватку выбирать.
        – Ты меня пригласи хоть на выписку. Подружусь, может, с Танькой заново, когда попрошу ваше чадо на руках подержать. На материнских чувствах въеду.
        – Хороший настрой! Хотя ты и пытаешься теперь всё из психологии трактовать. Ты только не заигрывайся. Доверься всё-таки терапевту. Не надо самолечения.
        – «Без гипса и рентгена» не надо, я поняла. Ну, всё, пойдём.
        Они вышли из кафе и разминулись. Было ещё светло, и блестела грязь под ногами. Жил весь мир – в потоках машин, в курящих за общежитием студентах. В семейных парочках, идущих с детьми. В прогуливающихся бабушках с сумками. Везде.
        Инга стала вспоминать, есть ли кто-то, кто был бы ей рад? Кто бы хотел с ней когда-то действительно близости, действительно дружбы и тепла, а потом уже только – постели? Или – так хотел бы постели, но чтобы и подружиться хотел?
        Телефон провибрировал уведомлением. Входящий лайк поставил некий «Михаил, 28 лет» – и Инга вспомнила ещё одного человека с таким именем. Удалила все приложения знакомств, зашла в свой чёрный список и нашла профиль Миши, своего первого «любовника». Посмотрела его фото. Парень как парень. Не божественно красив, но приятен. Сдержанные посты на стене. Девушки вроде нет. Разблокировала его и написала: «Привет. Может, помнишь меня. Я однокурсницей Саши была, друга твоего брата. Ну, Саши Вейцмана. Хочешь встретиться в кофейне у университета?»
        И, выдохнув, Инга пошла домой пешком – впервые за много лет.
        дописано в марте 2021 года
        посв. Иде Шепелёвой