Сердце мексиканца Ашира Хаан
        ОСТРОСЮЖЕТНЫЙ СЛР!
        КОГДА ДВА НАСТОЯЩИХ МАЧО СОПЕРНИЧАЮТ ЗА ЖЕНЩИНУ, ВЫБИРАТЬ БУДЕТ НЕ ОНА.
        МЕКСИКА - СТРАНА, ВЫРАСТИВШАЯ САМЫЕ ЖЕСТОКИЕ И КРОВОЖАДНЫЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ЦИВИЛИЗАЦИИ. КАКОЙ ЕЩЕ ТУТ МОЖЕТ БЫТЬ КУРОРТНЫЙ РОМАН? ТОЛЬКО ТАКОЙ, ЧТО НАЧНЕТСЯ НЕ СЛИШКОМ ДОБРОВОЛЬНО, ПРОДОЛЖИТСЯ ПОХИЩЕНИЕМ И ЗАКОНЧИТСЯ… МОЖЕТ БЫТЬ, ОН ТАК И НЕ ЗАКОНЧИТСЯ?
        Сердце мексиканца
        Ашира Хаан
        1. Паленке
        Паленке оказался натуральной деревней: с орущими петухами, замызганными пикапами, пыльными не асфальтированными дорогами и громогласными матерями семейств, сидящими в плетеных креслах на своих верандах. Из домов пахло жареной рыбой и до боли родным, из детства, супом. По пыльной улице прогуливались куры и равнодушно жарило с небес мексиканское солнце.
        На фотографиях в интернете квартира казалась немного старомодной, но чистенькой и милой. Наивные салфеточки и коврики виделись частью местной экзотики, диковинным дополнением к стандартному уровню комфорта с кондиционером и душем.
        В реальности «апартаменты с отдельным входом» оказались двумя комнатами на втором этаже, куда надо было проходить через жилой первый. Там на полу валялись детские игрушки, орал телевизор, транслируя викторины и розыгрыши лотерей с разноцветными «колесами удачи», и лежал на диване хозяин дома, почесывая голое пузо под задравшейся грязной майкой.
        Его старшая дочь, смуглая девчонка лет восемнадцати, проводила Алю наверх, шуганула из-под стола облезлую собаку и принялась снимать развешенное на балконе белье, одновременно что-то быстро рассказывая по-испански.
        Кофеварки не было, чайника не было, в отключенном холодильнике хранился ржавый тостер, зато на две комнаты и балкон было целых пять телевизоров, а из окна было видно горы.
        Аля тщательно заперла дверь, упала в плетеное кресло-качалку, медленно, с наслаждением, свернула самокрутку и закурила, щурясь на синюю дымку на горизонте. Интересно, там есть настоящие вулканы?
        Всего семь дней. Можно потерпеть даже отсутствие кофеварки. К тому же у нее запланирована куча экскурсий, так что возвращаться она сюда будет только на ночь.
        По-английски здесь никто не говорил, даже в столице было трудно найти ресторан с англоязычным меню. Белокожую женщину провожали любопытными взглядами. Особенно остро это ощущалось в метро, где, стоило Але резко повернуться, как она ловила блеск десятков черных глаз, устремленных на нее.
        Здесь, в деревне, она выделялась еще и своим излишне городским видом, ярко-розовым огромным чемоданом и электронной сигаретой, которую не выпускала из рук.
        Надо было встать, принять душ, переодеться и отправиться на поиски автобусов к ближайшим руинам, надо было погуглить какое-нибудь турагентство, чтобы добраться до руин, что подальше, найти место, где выдают дозу кофеина, раз уж с кухней в квартире не сложилось, надо было хотя бы разобрать чемодан, но вместо этого Аля закурила вторую сигарету и лениво качнулась в плетеном кресле.
        Паленке как-то сразу расслабил ее, выключил городскую суетливость и нервозность, и даже на ящерицу, высунувшую любопытную морду из щели в метре от нее, Аля посмотрела с веселым спокойствием, хотя обычно визжала даже при виде таракана.
        Через час она все-таки выбралась на улицу: без кофе вкус сигарет казался каким-то не таким, и новообретенное сибаритство, объединившись со старым добрым перфекционизмом, требовали довести деградацию в кресле-качалке с видом на горы до совершенства.
        Было слишком жарко для прогулок, поэтому она свернула в ближайший магазинчик, где купила все-таки кофе и пятилитровую бутыль воды, не доверяя той, что льется из-под крана. С трудом дотащила ее по крутым улочкам, но перед лестницей на второй этаж тяжело вздохнула.
        Толстопузый отец семейства, наблюдавший за ней с дивана, что-то строго крикнул, и из недр дома появился, видимо, старший сын - высокий, черноволосый, со странно красивыми, но при этом резкими чертами лица. Пугающе похожий на воинственных хозяев этих земель, какими они были изображены на пирамидах, что успела увидеть Аля.
        Жестокие губы его предков презрительно скривились при взгляде на женщину-гринго. Наглые глаза напомнили Але взгляды наркоторгоцев и бандитов в Мехико: они сулили, что стоит им повстречаться с ней не днем на станции метро, а вечером и вне видимости полиции - и разговор будет куда более интересным.
        Он выхватил бутыль и в одну секунду взлетел по лестнице, толкнул плечом дверь на кухню, занес воду, но сразу не ушел. Вместо этого он дождался, пока Аля тоже добралась до второго этажа, и оглядел ее, раскрасневшуюся, со спутанными волосами, с головы до ног, медленно и подробно, вообще не смущаясь, - словно накрытый для него шведский стол, с которого он обязательно все попробует. Но потом.
        Под этим взглядом обычный, даже скромный городской сарафан ощущался как пеньюар из «Викториас Сикрет» - не только ничего не скрывающий, но и будоражащий воображение похлеще полной наготы.
        Але захотелось прикрыть руками стратегические места, но вряд ли это бы помогло.
        Парень обвел взглядом кухню, задерживаясь на признаках чужого быта - чашка из сувенирного магазинчика, электронная сигарета, шляпа с широкими полями и висящий на спинке стула бюстгальтер. Аля даже не успела покраснеть, как он перевел взгляд обратно на нее и вновь смотрел долго, куда дольше приличного. Черный взгляд стал абсолютно нечитаемым, ноздри раздувались, кончик языка нырнул между зубами, словно в задумчивости.
        - Спасибо за помощь, - быстро сказала Аля по-английски, надеясь прервать эту напряженную сцену.
        Он приподнял уголок губ и склонил голову.
        Ах да, она все время забывает.
        - Gracias! - повторила она уже по-испански.
        - De nada! - ответил тот и наконец ушел.
        Она посмотрела ему вслед, чувствуя, как разбегаются по коже мурашки. Вряд ли ему больше двадцати. Ей тридцать. Но он ведет себя, как взрослый и очень опасный зверь.
        Матерый.
        Семь дней внезапно показались ей слишком долгим сроком.
        2
        В душе была только холодная вода. Краны не были подписаны, но как Аля их ни крутила, из обоих лилась жидкость одной и той же температуры.
        Конечно, не такая, как в России зимой, не по-настоящему ледяная, приятно тепловатая, но все равно мыть голову было некомфортно.
        Хорошо все-таки, что в конце концов она прилетела в Мексику одна. Никакой святой человек не удержался бы от комментариев по поводу забронированной ею квартиры.
        Аля и сама бы сказала что-нибудь ехидное, глядя на соседствующие на стене картины: на одной был Иисус в розовых блестках, на другой - обнаженный смуглый парень манерного вида, написанный ломаными линиями и с наклеенным на причинное место бантом из шуршащей бумаги.
        Впрочем, в сувенирных лавках соседствовали Дева Мария с Кетцалькоатлем, так что хозяев могло ничего не смущать.
        Поездку эту они планировали со старой сетевой подругой. Вместе продумывали маршрут, чтобы умудриться впихнуть в один отпуск как можно больше пирамид, музеев и соборов. Вместе мечтали, как будут потом купаться в Карибском море, пить текилу и есть огненные тако. Гадали, какими будут парни в местном «Тиндере», и утешали друг друга, что если местные окажутся не очень, в последнюю неделю на курорте наверняка найдется немножко симпатичных американцев и канадцев: говорят, именно они отдыхают на мексиканских пляжах.
        Однако буквально накануне вылета у подруги серьезно заболела мама. Как бы ни было обидно, семейный долг был важнее дружеского. Часть денег за билеты на самолет удалось вернуть, но свою половину за гостиницы и квартиры подруга оставила Але в качестве компенсации за то, что бросает ее одну. За два дня найти нового попутчика было нереально. Но и повторить подвиг с подготовкой поездки - тоже.
        Аля курила полночи и думала, думала, думала… А наутро достала свой самый большой чемодан и кинула туда купальник.
        Увы, надежды на свидания со смуглыми сексуальными латиносами развеялись в прах: коренные жители этих мест были низкорослыми и коренастыми и, смешавшись с завоевателями, изрядно подпортили экстерьер их потомкам. Испанское изящество и обаяние столкнулось с суровой харизмой кровожадных индейцев - и результат не порадовал.
        Окно в спальне оказалось без стекла. Можно было закрыть его ставнями, задернуть занавесками или запереть железной решетчатой створкой. Ничто из этого не помогало от доносящихся снаружи криков петухов и бравурной музыки очередной викторины.
        В квартире вообще было много разнокалиберных окон: панорамные выходили на балкон, узкие бойницы были прорезаны в стене коридора, над раковиной было круглое окошко, как в домике хоббитов, и даже в туалете за жалюзи обнаружилось окно в крошечный внутренний дворик. Сам дом был таким же разнокалиберным, состоящим из лепящихся друг к другу пристроек, лестниц, балок, навесов и кое-как слепленных друг с другом кусков жести. Можно было выглянуть в окно в коридоре и неожиданно узреть кусок комнаты этажом ниже - с чьей-то смуглой ногой в шлепанце и стоящей рядом с ней бутылкой колы.
        Выглянув в соседнее окно, Аля так же случайно подсмотрела, как выбегает из летнего душа хозяйская дочка: смуглая гибкая фигурка, гладкая кожа, черные волосы, чуть грубоватое жесткое лицо - достойная правнучка жестоких народов, когда-то владевших этой землей. Увы, судя по старшим женщинам, этой суровой красоте осталось недолго: к тридцати все женщины здесь безнадежно расплывались.
        Спохватившись, она бросилась распаковывать чемодан и раскладывать косметику. После прогулки по пыльным улицам надо было протереть лицо тоником, иначе не миновать прыщей. Обычно Аля справлялась с ними с помощью кислотных пилингов, но в Мексике слишком активное солнце, пришлось пока повременить.
        И на будущее не забывать, выходя на улицу, пользоваться хотя бы пудрой с SPF 20, иначе она на собственном опыте узнает, что такое фотостарение.
        Возраста Аля боялась чудовищно, до панических атак и кошмаров. Семь лет назад, придя наконец в себя после маминой смерти, она посмотрела в зеркало и не узнала юную беззаботную студентку, которой была еще недавно. От той девчонки остались одни объедки времени: серая обвисшая кожа, тусклые глаза, заломы на лбу - словно ей было ближе к сорока, чем к двадцати.
        Она кинулась тогда к одному врачу, к другому, к косметологу, пластическому хирургу, массажисту, психотерапевту, черту лысому - умоляя обернуть злое колдовство вспять. С тех пор даже в недельном отпуске с ней всегда была ее косметичка с двумя-тремя полноценными линиями по уходу за кожей в любых условиях. Что бы ни происходило, в каком бы состоянии она ни была, «малый круг» очищения-увлажнения-питания составлял минимальные двадцать минут.
        Со временем она научилась не только получать от этого удовольствие, называть уход за кожей своим женским наслаждением, но и в самом деле нашла приятные вещи вроде миста для кожи с запахом кока-колы, после которого ей хотелось облизать саму себя, или совсем мелкой блестящей пудры, незаметной днем, но заставляющей таинственно мерцать кожу вечером.
        3
        Умытая, умащенная, пахнущая свежо и сладко, Аля забралась на высокую широченную кровать в своей спальне. В ее деревенском детстве кровати тоже были такими - очень высокими, с горой матрасов и перин. Вообще местная деревня от российской глубинки отличалась мало - разве что куры были тощие да ходили между ними огромные важные индюки. И месяц тут висел рожками вверх, а не вбок.
        Она никак не могла заснуть, слушая спорящие друг с другом телевизоры на первом этаже и у соседей, стрекот цикад в высокой траве, лай собак, беззаботную болтовню на испанском у нее под окнами. Слышимость была такая, будто подружки сидели прямо у нее в ногах.
        Закинув руки за голову, она гладила пальцами резную спинку кровати и думала, что вряд ли этот второй этаж строили специально для туристок с другого конца мира. Странно, что тут вообще знали о такой штуке как AirBnB. Скорее всего, и эта кровать с резной спинкой - в ширину больше чем в длину, - и роскошь пяти телевизоров, и картины с Иисусом, и музыкальный центр с огромными колонками в гостиной, накрытый вышитыми салфетками, и даже почти не поцарапанные кожаные кресла - все это предназначалось молодой семье.
        На этой кровати молодой усатый мачо должен был любить свою гибкую смуглую красавицу-жену, делать ей детишек одного за другим, десяток шебутных потомков индейцев и конкистадоров. В этой кухне должна была она печь лепешки, варить густые супы и ругаться со свекровью, перекрикивая телевизор.
        Но почему-то так не вышло, и теперь такие, как Аля, фифы будут приезжать сюда год за годом, оставлять недовольные комментарии, жалуясь на отсутствие горячей воды и стиральной машины, а кровать никогда не станет семейным ложем, познавшим и зачатие, и рождение, и смерть. Разве что пожилой немецкий турист не рассчитает силы в борьбе с мескалем и однажды утром не проснется - сдаст сердце.
        В открытое окно тянуло запахами чужой непривычно острой еды и дымом, музыка и разговоры постепенно стихали, сменяясь далеким смехом, и Аля провалилась в сон, все-таки незаметно, но сильно устав от перелета из Мехико и нервов с заселением.

* * *
        Проснулась неожиданно рано - на рассвете, хотя никогда в жизни не была жаворонком. Но, видимо, местный воздух бодрил и наполнял энергией лучше городского.
        Полежала, глядя через распахнутые окна на розовое небо, постепенно наливающееся жаркой белизной, и решила, что раз так, самое время поработать. На отпуск Аля оставила себе парочку не очень срочных статей, которые, в случае чего, можно было безболезненно отложить еще на месяц-два.
        Идти гулять все равно рано, а тут можно успеть что-нибудь написать, пока хозяева не проснулись и не включили телевизор с очередной викториной.
        Вскочив с высокой кровати, она скинула спальную футболку прямо на пол и пошла в душ с наивной надеждой, что вчера ей просто не досталось нагретой воды после всего огромного семейства, живущего здесь, а первой пташке достанется жирный червячок. Но, увы, после прохлады ночи вода лилась даже не тепловатая, а по-настоящему холодная.
        Краситься с утра не стала - все-таки деревенская атмосфера изрядно ее расслабила. Намазалась сладко пахнущим молочком для тела и прямо так, голой, вернулась в спальню, с удовольствием чувствуя, как гладит кожу теплый воздух. Есть плюсы и в одиночном путешествии: не надо торчать в ванной, пока впитается крем.
        Открыла чемодан, чтобы выбрать платье на сегодня, подняла глаза на утреннее небо - и замерла. Прямо напротив ее окна, на крыше какого-то сарая, стоял давешний парень и смотрел на нее, опираясь на тяжелый молот с длинной рукоятью. Его черный взгляд обжигал не хуже мексиканского полуденного солнца.
        Несмотря на обнаженную грудь, где было на что посмотреть, пялился он ей прямо в глаза, и от этого почему-то стало жутко.
        Аля быстро захлопнула решетчатую створку окна, задернула штору.
        Сердце билось тяжело и неровно.
        На всякий случай она перепроверила щеколды на двери и заперла спальню изнутри.
        Как она могла подумать, что кто-то увидит ее в такую рань?
        Достала ноутбук, села по-турецки на кровати, открыла файл с текстом, но все равно продолжала ощущать огненный взгляд.
        Будто он продолжает там стоять и видит ее по-прежнему голой сквозь занавески и натянутую прямо на влажное еще тело футболку.
        Через час мучений с медленным деревенским интернетом и собственным воображением она не выдержала, подошла к окну и осторожно заглянула в щелочку.
        На крыше сарая никого не было.
        4
        Время шло к семи, снизу потянуло запахами кухни, послышались разговоры - дом потихоньку просыпался.
        На крышу сарая выбралась старшая дочь и принялась натягивать веревки между торчащими из бетона прутами арматуры. Потом высыпали дети помельче и быстро развесили на них сушиться свои футболки и шорты.
        Без кофе оставаться здесь было совершенно бессмысленно, поэтому Аля собралась, вовремя вспомнила про санскрин и пудру, надела сумку через плечо и поехала к водопадам.
        Мексиканские дороги были ужасны - вроде бы водитель маленького белого микроавтобуса, набравший группу туристов на главной площади Паленке, вел неплохо, но трясло немилосердно. Читать не получалось: укачивало.
        Приходилось смотреть по сторонам: на пролетающие мимо ярко-зеленые поля кукурузы, на до крайности бедные магазинчики с написанными от руки вывесками, на темную пыльную зелень на обочине, которая должна бы носить гордое звание джунглей, но выглядит для них слишком обыденно. Если не обращать внимания на торчащие то тут, то там нахальные листья пальм, может показаться, что они где-то в средней полосе России. Даже лезущие прямо под колеса мелкие сиреневые и желтые цветочки совершенно такие же.
        Впечатление смазывалось периодическими остановками из-за «лежачих пешеходов», устроенных у подъезда к каждому мелкому поселку или даже отдельному небольшому ранчо у дороги. Кое-какие были вообще самодельными, из мешков с песком.
        Возле них дежурили мелкие смуглые дети - они натягивали поперек трассы веревку с навязанными на нее клочками ткани и, когда машина притормаживала, облепляли окна, предлагая яркие сувениры, местные сладости и кокосовую воду в полиэтиленовых пакетах с трубочками.
        Водопады оказались ошеломительными.
        Один был невероятно высоким: вода падала с острого края скалы, разбивалась о камни, и в воздухе парила водяная взвесь. Дышать в ней было тяжело, словно под водой. Но сила и красота доводили до головокружения - оторваться было невозможно.
        Кто-то лез купаться, кто-то шел смотреть на водопад с изнанки, Аля же только стискивала тонкими пальцами ремешок сумки и не могла поверить, что это по-настоящему.
        Слишком много одному человеку такой красоты.
        Второй водопад был поспокойнее: несколько низких широких каскадов, по которым вода разливалась белоснежными пенными кружевами. Солнце искрилось в воде, добавляя россыпи драгоценностей к белому свадебному платью реки.
        Вокруг была устроена шумная и суетная зона отдыха. Для детей перегородили участок реки с течением помедленней, взрослые возились прямо под струями очередного каскада.
        Со всех сторон предлагали купить сумки, футболки, обсидиановые зеркальца, через которые можно смотреть прямо на солнце, нарезанные ломтиками фрукты, орчату и мичеладу; зазывали в ресторанчики, предлагали такси и услуги гидов.
        Аля смотрела на эту суету отстраненно и строго. Как это вообще в природе человека - увидеть что-то волшебное, слишком прекрасное, чтобы пережить это, и тут же освоить, превратить в предмет быта. Мыться под сверкающими водопадами как под душем, продавать хот-доги рядом с тысячелетними деревьями, а увидев гору - непременно туда лезть, оставляя по пути следы своей жизнедеятельности.
        Но день был жарким, до отъезда оставалось полтора часа, и купальник у нее с собой… Она не выдержала и сдалась, тоже залезла в сверкающую прохладную воду, присоединившись к роду человеческому в его стремлении все упростить.
        Даже купила потом холодную мичеладу - коктейль с пивом, соусом чили, лаймом и сельдереем - и горячий тако, потому что после купания была невероятно голодной.
        День получился насыщенным: по пути обратно в маршрутке она познакомилась с двумя итальянцами, которые тоже прилетели в Паленке, чтобы посмотреть на древние города майя Яшчилан и Бонампак, куда из других туристических мест добираться было бы слишком далеко. Ребята были смешливые и флиртовали как дышали - Аля даже поймала за хвост легкое сожаление, что не накрасилась с утра как полагается и не надела полупрозрачный белый сарафан с маками. Но они договорились вместе поехать на руины, а до этого сходить в местные ночные клубы, куда одна она бы ни за что не сунулась, так что шанс блеснуть у нее еще оставался.
        Обратная дорога за болтовней показалась намного легче, и по крутым улочкам к своим апартаментам Аля шла, улыбаясь. Ну вот, все же нормально в итоге складывается, и чего расстраивалась?
        Ей показалось, что в окнах ее второго этажа кто-то мелькнул. Она остановилась, всматриваясь, но больше движения не повторилось. Может быть, хозяйка заходила забрать с балкона остатки выстиранных вещей? Надо было бы спросить у кого-нибудь, можно ли воспользоваться хозяйской стиральной машиной, но из старших в доме были только две голенастые девицы лет двенадцати, которые на английскую речь сверкнули черными глазами и унеслись, махнув хвостом, как дикие лошади.
        Аля вздохнула. В следующий раз надо будет… а впрочем, какой следующий раз? Вряд ли она вернется в этот город. Просто надо написать длинный отзыв на сайте и предостеречь других отчаянных безумцев.
        Она поднялась к себе и сразу отправилась в душ.
        5
        Вентилятор только зря гонял густой как теплое молоко воздух, нисколько не охлаждая комнату. Аля распахнула окна и только так почувствовала парочку прохладных струек сквозняка, блаженным бальзамом растекшихся по горячей коже.
        Легла, укрывшись одной простыней, но под ней тут же стало жарко. Скинула и ее, позволив воздуху гладить тело.
        В темноте было слышно, как на улицах перекрикиваются гуляющие за полночь дети, смеются девушки, обсуждают свои дела мужчины. И шаги - на соседней улице, а кажется, что прямо под окнами.
        Ночью звуки разносятся далеко, даже в крупном городе, а уж в такой деревне и подавно. Аля давно перестала вздрагивать от кашля на первом этаже - а чудилось, что тут, за дверью.
        Снова шаги, уже ближе, скрип петель, стук ударившихся об пол пяток.
        Успела еще подумать, что это тоже прозвучало будто бы в ее комнате.
        Жесткие ладони легли на ее бедра, упругое горячее тело, пахнущее перцем и лаймом, сразу накрыло сверху, а жестокие губы заняли ее рот, лучше всякого кляпа запрещая кричать.
        Несмотря на огонь его тела, Але не стало жарче, он был как горячий чай в зной - только выравнивал температуру внутри и снаружи.
        Ей не нужно было видеть лица, мелькнувшего в отблесках света из окна, чтобы понять, чьи руки сейчас жадно и голодно гладят ее тело, чуть нетерпеливо, но уверенно.
        У него была шершавая, словно немного пыльная кожа, и ее - нежная и белая - будто стиралась об нее. После душа она как всегда намазалась кремом, тоником, сладким мистом с запахом малины. Как будто готовилась к его приходу. И он был первый в ее жизни мужчина, который все это оценил, в отличие от избалованных столичных интеллектуалов, с которыми она обычно ложилась в постель. Они кривились, если замечали лишний волосок, пятнышко и любое другое несовершенство, но заявляли, что женщины делают это все для себя, их бы устроила и естественная красота. Конечно, без волос на ногах и лучше с запахом ванили.
        Они вообще слишком много говорили в постели, и в основном о себе.
        Этот молчал, говорили за него руки. Они ласкали ее так, что она понимала восхищение мягкостью и гладкостью своей кожи, податливостью упругой груди, сладостью, которую его губы собирали с нее.
        Он с явным наслаждением слизывал с нее малиновый вкус, и она поняла, зачем на самом деле нужны были эти разноцветные блестящие флаконы и коробочки.
        Ради сегодняшнего дня.
        Ловкие руки с сильными пальцами легли на ее колени, с усилием раздвигая их.
        В последнюю секунду Аля очнулась - всколыхнулся то ли стыд, то ли разум: что я делаю? С кем? Зачем?
        Но голоса, чтобы возразить, не было. Была тишина, нарушаемая только шелестом кожи о кожу, резкими вздохами и влажными звуками, возникшими, когда он все же развел ее колени, склонился, пальцами раздвигая упругие складочки между ног, и его язык с тем же наслаждением, что раньше вылизывал мист с ее кожи, слизнул собственный ее сок.
        Еще - и еще. С каждым движением она текла все сильнее, приподнимала бедра навстречу, выгибалась дрожащей дугой.
        Желание… хуже - похоть! - разгоралось все ярче и ярче. Между ног был полный потоп, там все хлюпало, бесстыдно заливая простыни под ней томно пахнущей влагой.
        Ее пальцы путались в его жестких волосах, она сжимала их в горсти, наверняка причиняя ему боль, но он не говорил ни слова. Более того, она ощущала, что ему это невероятным образом нравится - как признак ее несдержанности, причина которой - то, что он творит своими пальцами, языком и губами у нее между ног. Бедрами она обнимала его, стискивала шею, а он сжимал их пальцами в самые острые моменты и не давал ей убегать от резких, колючих ласк его непристойно умелого языка.
        Кончая, она тоже не издала ни стона, только шелестяще всхлипнула, в унисон с собственным хлюпаньем. В момент оргазма из нее вылилось совсем уж невероятно много влаги, бедра стали мокрые с внутренней стороны почти до колен, простыни под задницей промокли насквозь.
        6
        Парень завозился где-то там, в темноте, стаскивая штаны. Он пришел босым и без футболки, все, что ему было нужно, - было либо с собой, либо в этой комнате.
        Между ног у Али снова нарастал требовательный зуд. Хотелось продолжения, хотя обычно ей хватало одного оргазма на неделю и больше, все сверх того только раздражало. Но сейчас было иначе - она только распалилась.
        Руки вновь с усилием раздвинули ее колени, горячее тело навалилось сверху и туда, где было самое влажное местечко, ткнулось что-то упругое и твердое.
        Стоп, презервативы!
        Аля завозилась, попыталась оттолкнуть его, но он надавил сильнее, почти проникая внутрь. Она дернулась, выворачиваясь из-под горячего тела, но парень оскалился и сгреб ее руки, заломил за спину, переворачивая на живот.
        Она ткнулась лицом в подушку, замычала: «Nooooooooo!» - судорожно вспоминая слово «презервативы» на всех известных языках, но он больше не слушал.
        Одной рукой сжал завернутые на спину запястья, другой вздернул ее бедра выше и коленом раздвинул шире. Пальцами раздвинул складки, открывая вход, и скользнул в ее увлажненное лоно быстро и сразу на всю длину. Неожиданно немаленькую, так что, несмотря на обильную смазку, уже начинающую подсыхать на бедрах, у Али перехватило дыхание от того, как глубоко и полно он проник в нее.
        Сразу начал двигаться, чувствительно тычась в шейку матки. Аля пыталась отодвигаться, но жесткая рука все время возвращала ее на место и фиксировала, чтобы не дергалась. Крепкие смуглые бедра с оттяжкой шлепали ее по заднице, с не менее непристойным звуком, чем предыдущее хлюпанье.
        Кровать раскачивалась, ритмично стучась спинкой о стену, и Але вдруг пришло в голову, что, пожалуй, весь дом это слышит и догадывается, что здесь сейчас происходит.
        Смущение и стыд залили ее кожу горячей волной, неожиданно подогревая почти свернувшееся возбуждение. Постепенно неприятные и почти болезненные ощущения от слишком глубоко входящего члена начали перерождаться во что-то, похожее на удовольствие, почти вопреки ее желанию. Он все еще был чересчур глубоко, но недостаточно быстро. Она закусила губу и сама подалась навстречу движению бедер, провоцируя ускорить ритм, и была полностью понята и одобрена.
        Парень сильно надавил ей на поясницу, заставляя вжаться грудью во влажные простыни, а задницу задрать еще выше, его член жестко протаранил задний свод влагалища, вдруг разом задев все чувствительные точки, а напоследок еще растянув его так, как не растягивал еще никто. Это оказалось чересчур: Аля уткнулась лицом в подушку, чтобы не заорать в голос, но все оказалось еще хуже - она вдруг кончила. Резко, дрожа сначала мелкой дрожью, но потом волны судорог становились все крупнее и крупнее, и под конец ее уже подбрасывало как одержимую, выворачивало суставы и выкручивало в немыслимые позы.
        Парень, тоже не ожидавший такой реакции, даже выпустил ее запястья, зашипел что-то на испанском и резко выдернул член, изливаясь ей на спину. Пять или шесть горячих россыпей капель оросили ее задницу, стекли в ложбинку между ягодиц, пока Аля, вцепившись пальцами в простыни, пыталась совладать с собственным телом, так неожиданно отозвавшимся на совершенно чужое мужское. Тот сам тяжело дышал, стоя на коленях за ней, тоже переживая один из самых сильных оргазмов в своей жизни.
        Потом он соскочил с кровати, мгновенно натянул штаны и ловко выбрался в то же окно, через которое попал сюда. Аля с трудом повернула голову и на миг увидела его стройный силуэт на фоне светлеющего неба.
        Кожу неприятно стягивало от всех жидкостей, пролившихся и вылившихся из нее и на нее, но ощущение растянутости и наполненности не оставляло, погружая в темное, тягучее удовлетворение и какую-то глобальную сытость. Она кое-как обтерлась простыней, не доверяя способности своих ног донести ее сейчас до ванной, сложила ладони между коленей и заснула быстро и сладко.
        7
        Утром, уже свежая после бодрящего холодного душа, тщательно отмытая, до скрипа, до красноты, и так же тщательно умащенная бальзамами и маслами, накрашенная до состояния «естественная красота, но намного лучше», пахнущая молочком с миндалем и шампунем с флердоранжем, Аля выпорхнула со своего второго этажа на хозяйскую кухню. Там, по обычаю Латинской Америки, очень плотно завтракало все немаленькое семейство, живущее в этом доме.
        - Buenos dias, - поздоровались с ней сначала взрослые, а потом, нестройно, малышня. Зато уж они-то от души, и несколько раз повторили, а под конец еще и пропели. Очень уж забавным им казалось желать доброго утра этой странной чужачке.
        Она ответила им таким же пожеланием на английском и в очередной раз передумала спрашивать про стиралку. Почему-то было неловко при всех, словно она собиралась в подробностях пересказывать при детях, зачем ей нужно срочно постирать простыни.
        Старший сын сидел по правую руку от отца.
        Аля была в солнечных очках и сквозь темные стекла могла, без того чтобы выдать себя, наблюдать, как жадно он ее рассматривает, буквально поедает глазами: и летящую длинную юбку, и обтягивающий топик, оставляющий плечи открытыми, и грудь под достаточно плотным спортивным бюстгальтером, который не позволял выделяться соскам, даже если они напряглись до боли под этим взглядом. И шею, где после вчерашнего остались ало-сиреневые засосы, замаскированные с помощью богатого арсенала косметики.
        Отец семейства что-то многословно спросил по-испански, Аля привычно пожала плечами: «No hablo espanol», виновато улыбнулась и прошла через комнату к двери, чувствуя, как впивается в спину огненный взгляд.
        В маленьких провинциальных городах есть свои плюсы и минусы.
        Минусы - все очень наивно.
        Плюсы - все очень дешево.
        Аля чувствовала себя сорокой. Ее оставили совершенно равнодушной сдержанные цвета действительно стильных кожаных сумок, кошельков и туфель. Она прошла мимо лотков с мексиканскими сладостями - запакованные брикетики странных оттенков и кульки с разнокалиберными чипсами из картошки и бананов не вызывали у нее энтузиазма.
        Зато на сверкающие камушки и украшения она сделала стойку издалека.
        Авторское, ручной работы, серебро стоило здесь непристойно дешево. Аля спрашивала цену, удивлялась и на всякий случай потом несколько раз уточняла, что это в песо, не в долларах, которые здесь ходили наравне с местной валютой.
        Увы, цена компенсировалась жутким дизайном в духе ширпотреба позднего СССР. Но если не отчаиваться и как следует покопаться, можно было найти совершенно удивительные, не похожие ни на что вещи.
        Колец Аля накупила на пару лет вперед. От браслетов приходилось оттаскивать саму себя за волосы: они раздражающе клацали об край столе при работе на ноуте, а носить их только на выход было как-то расточительно. Серьги, подвески, слишком роскошные для нее ожерелья: у нее и платьев таких нет, к которым бы они подошли, - но все равно не удержалась.
        Оставила в сувенирных рядах гораздо меньше денег, чем за один заход на ярмарку мастеров дома, но все равно выходила оттуда, встряхивая головой, как после заплыва в море.
        Остановилась перекусить кусочком пиццы под неумолчный гомон каких-то птиц. Орали они так, что даже местные общались с продавцами жестами, но никто не жаловался, и все спокойно останавливались поесть той же пиццы, мороженого или выпить пива под деревом, где те расселись. У Али же за пять минут разболелась голова, и она поспешила подальше от площади.
        Центр Паленке был похож на все маленькие города южной Европы одновременно - немного неопрятные, расслабленные, без этой вечной северной озабоченности сохранением тепла в доме. Поэтому стекла в окнах здесь встречались существенно реже, чем решетки: охранять имущество от воров было актуальнее, чем от непогоды.
        Аля еще помнила, как поразила ее колючая проволока на стенах, окружающих дома, в одном из самых приличных районов Мехико. Она привыкла считать, что окраинная Москва не самое безопасное место в мире, но даже в ее доме не у всех живущих на первом этаже были решетки на окнах. Здесь же в доме могло не быть входной двери, только легкая занавеска на ее месте - и решетка.
        8
        В такую жару карабкаться по крутым улицам города было как-то совсем лень, приходилось делать привалы. На полпути Аля заглянула в аптеку, в которой по американским традициям продавалось все что угодно - даже лекарства, целый один стенд в темном углу.
        Там же готовили кофе с собой - по умолчанию со льдом, так что пришлось потратить некоторое время, чтобы убедить продавца, что Аля хочет именно нормальный, горячий латте.
        Жара под сорок, крутая горка, ударная доза кофеина - неудивительно, что сердце колотилось как безумное, и вовсе ни при чем был ее ночной любовник, внезапно перегородивший ей вход на лестницу вне поля зрения семейства, которое в этот раз, ради разнообразия, смотрело по телевизору не викторину, а выступление какого-то проповедника. А, ну да, воскресенье же, а они люди набожные.
        «Это ведь не грех - секс по воскресеньям?» - подумала Аля, стоя напротив черноглазого и глядя на него снизу вверх. Молчаливое напряжение между ними все росло - и не было ни одного общего языка, чтобы объясниться.
        Кроме невербального.
        Он вдруг шагнул на ступеньку ниже, ухватил ее за подбородок пальцами и засунул язык ей в рот - по-хозяйски, словно и не предполагалось, что она может отказаться.
        Поцелуй длился всего несколько секунд, но Аля непроизвольно сжала бедра под широкой юбкой, а на его свободных штанах обозначился бугор.
        Так же внезапно он оттолкнул ее и вылетел из дома, не слушая оклики родных.
        Аля поднялась по лестнице и тщательно заперла дверь, пытаясь успокоить дыхание и сердцебиение. Долго ходила по комнате, курила, смотрела на горы и все никак не могла собрать в кучу сумбурные мысли. Такой стремительный и бездумный секс случался с ней всего однажды - после расставания с мужчиной, которого она считала любовью всей своей жизни. И тоже в отпуске, в Римини. И так же не было толком общего языка - два десятка слов на английском и абсолютное понимание, чем закончится вечер в баре с красивым итальянцем. Этим он и закончился. После долгой бессонной ночи он вышел с утра за кофе, вернулся со стаканчиком лучшего капучино в ее жизни и алой розой. Поцеловал на прощание и ушел уже навсегда.
        Но та ночь полностью исцелила ее разбитое сердце, каким-то загадочным образом вернув веру в мужчин и надежду на чудо. И подарив любовь к кофе.
        Может быть, и этот мальчик нужен был ей для чего-то?
        Ложась спать, Аля тем не менее проверила все щеколды и закрыла не только решетки, но и ставни на окнах.
        Долго не могла заснуть, маясь от жары и духоты. Между ног ныло и вспышками накатывали воспоминания о вчерашней ночи. Подушки под головой нагревались мгновенно, как бы она ни вертела их, надеясь, что из четырех сторон хоть одна окажется прохладной. Высохшая за день простыня пропитывалась потом и комкалась, едва уловимый запах вчерашнего секса от нее не давал успокоиться.
        Аля не выдержала, встала, ушла в душ и там, включив холодную воду, брызги которой чуть-чуть облегчали ситуацию, ласкала себя пальцами. Прямо стоя, откинувшись на стену и уперевшись ногой в противоположную. Несмотря на то что оргазм получился слабым и каким-то смазанным, она наконец смогла заснуть.
        Проснулась спустя пару часов от скрябанья по ставням. Кто-то пытался поддеть их и распахнуть, но это было бесполезно. Да и бессмысленно - еще была решетка.
        Аля лежала в темноте и молча слушала эти звуки.
        Сердце сжималось от страха и еще немного от сожаления. Но продолжение было бы лишним, и она надеялась, что взломщик поймет намек.
        Он сдался далеко не сразу. А сдавшись - уходя гулко ударил кулаком в стену. Громко, так, что даже на первом этаже перестали храпеть. Если бы Аля до сих пор спала - проснулась бы.
        9
        Утром в кухне его не было - место рядом с отцом пустовало. Дети поздоровались с Алей без напоминаний, она тоже откликнулась по-испански, вызвав улыбку гордости у хозяев дома, будто это они научили ее говорить два простых слова.
        Облегчение и разочарование смешивались в ее душе в равных пропорциях.
        Неужели отступился?
        Ну и слава богу. Мало ли, какие еще неприятности могла принести эта связь.
        Впрочем, долго гадать, отступился или затаился, у Али не было возможности. Всего семь дней ей быть здесь, и два уже прошло. Второго шанса посмотреть на эти руины у нее не будет уже никогда. Мир слишком велик, а жизнь слишком коротка, чтобы возвращаться в этот город еще раз. Ей и так пришлось выкинуть из маршрута слишком много интересного.
        По пути к автобусам до руин Паленке - бывшего города майя возрастом более тысячи лет - Аля пыталась высвистеть в мессенджере давешних итальянцев: пусть составят ей компанию, как обещали. Но они умудрились накануне где-то напиться и теперь страдали от похмелья. Пирамиды, водопады и древние культуры этим утром их интересовали, примерно как теоретическая физика декоративную болонку.
        Пришлось ехать одной. С перепугу она уже начала понимать испанские числительные и все равно приставала к водителю, чтобы лишний раз уточнить про время и место встречи. Не хотелось остаться посреди джунглей совершенно одной и без знания языка.
        Итальянцы божились, что спасут ее, если что, обещали в качестве компенсации еще разок свозить искупаться на водопады и тут же, без перехода, соблазняли пойти вечером потанцевать и выпить.
        За взаимным, на троих, флиртом Аля забывала смотреть по сторонам и даже чуть-чуть жалела, что автобус доехал так быстро. Прерывать болтовню не хотелось, но она по опыту знала, что в глубине джунглей ее туристическая симка беспомощно теряет сеть, и это к лучшему: хоть не будет отвлекаться от храмов и пирамид на то, чтобы проверить соцсети. С итальянцами договорились встретиться вечером в том баре, где они зависали вчера.
        Руины Паленке оказались на удивление хорошо организованными, без преувеличения лучшими из всех развалин, где она уже успела побывать. Тропинка вела от одного храма к другому, заросшие ступеньки ложились под ноги, на поясняющих табличках были даже надписи на английском, а этим мог похвастаться не каждый мексиканский музей.
        Местные храмы выглядели бледно после пирамиды Солнца в Теотиуакане, одной из самых высоких в мире, куда Аля карабкалась, проклиная все на свете: и свое любопытство, и яркое утреннее солнце, и чертовых индейцев, которых хлебом не корми - дай сделать где-нибудь ступеньки; и все приметы и суеверия, которые утверждали, что на вершине добравшихся ждет прощение всех грехов; и человеческую натуру, что жить не может без преодоления, даже если награда за него - селфи собственной потной красной морды с пирамидой Луны на фоне.
        И все.
        Все.
        Когда-то на вершине был алтарь, но разрушили его задолго до археологов. Возможно даже ацтеки, которые и придумали этой пирамиде ее имя, а месту, где она стоит, романтичное название: «Там, где люди стали богами».
        Богиней Аля не стала. Только спустилась на дрожащих от напряжения ногах к подножию и долго курила в тени, наблюдая, как высовывает из земли морду огромный коричневый крот, долго нюхает воздух и ныряет обратно, чтобы вылезти через два метра и повторить.
        Поведение его выглядело куда более осмысленным, чем у бесконечной череды туристов, которые лезли и лезли на эту пирамиду Солнца, и конца им не было.
        Правда, с тех пор каждая следующая пирамида была жалким подобием той главной, и покорить их было уже делом чести. Ну как же, на двухсотфутовую залезла, а эти пропустит?
        Иногда от главного пути ответвлялись дорожки куда-то в глубину. Большинство туристов торопились увидеть как можно больше достопримечательностей пожирнее, из тех, о которых пишут в Википедии: храм Надписей, храм Креста, дворец - и быстро пробегали мимо, торопясь посмотреть на поле для игры в мяч и купить сувениры. Аля сворачивала в каждое ответвление и вновь принималась считать ступеньки вверх, хотя от духоты и усталости перед глазами уже плыли круги.
        Зато на верхней площадке можно было положить ладонь на вырезанное изображение воина и почувствовать толкающийся из камня в кожу, в мышцы, в сосуды ритм, услышать крики, стихшие столетия назад, и увидеть текущую вниз по ступеням кровь.
        В первый раз в жизни, касаясь древних камней, она не жалела, что не может увидеть проводимые тут ритуалы в реальности.
        В такой реальности присутствовать не хотелось.
        На фресках и барельефах одни воины с жестокими лицами приносили в жертву других воинов с жестокими лицами, вырывали их сердца, отрубали головы и лили кровь на алтари богов дождя и солнца. Иногда, для разнообразия, на этих фресках одни воины просто, без затей, убивали других воинов. Или приносили в жертву богам самих себя - что было доблестью и высшей честью.
        Это была совершенно чужая, даже чуждая культура, совсем инопланетная. Жестокая, жесткая, регламентированная до последнего вздоха.
        Уходя из парка, Аля умылась в крошечной речке, чуть ниже по течению низвергавшейся водопадом с высокой скалы. А потом подвернула ногу, спускаясь с этой скалы по влажным деревянным ступенькам.
        Все-таки древние боги отомстили ей за непочтительные мысли.
        Хорошо, что до стоянки оставалось меньше полукилометра, и она успела доковылять к назначенному времени, хоть и самой последней. На этот раз незнание испанского позволяло ей безмятежно пялиться в окно, пока водитель проклинал тупоголовость белых туристок.
        Впрочем, может быть, он просто рассказывал всему автобусу приснившийся накануне сон.
        После такого приключения самое время было начинать приобщаться к местной алкогольной культуре. Вторую неделю в стране, а до сих пор не пробовала текилы, куда это годится? Да и природное обезболивающее лишним не будет: нога болела уже меньше, но проклятые ступеньки на второй этаж Алю окончательно подкосили, и она упала лицом в подушку, пообещав себе начать собираться в бар, как только зайдет солнце. Мессенджер что-то вякал, но телефон лежал чуть дальше вытянутой руки и ползти за ним было лень.
        10
        Для трех главных пунктов своего путешествия Аля уложила в чемодан три отдельных набора вещей.
        Свитера и джинсы для прохладной погоды зимнего Мехико, трекинговые сандалии, шорты и длинные юбки для путешествий в окрестностях Паленке и короткие яркие платья, купальники и туфли на каблуках для тусовочной Плайи-дель-Кармен.
        Даже наборы косметики слегка отличались: в Мехико было хорошо видно, чем дышишь, и поэтому можно было пренебречь санскрином, а для боевой клубной раскраски Аля упаковала отдельную косметичку, где одних только блесток было полтора десятка разных видов.
        Пока она спала, Фабио и Энцо валяли дурака и наперегонки присылали ей селфи, на которых было хорошо видно их темные кудри, чувственные губы, идеально накачанные руки, плоские смуглые животы с четко очерченными мышцами - и хотя ниже все было не в фокусе, было понятно, что и там есть, на что посмотреть.
        Никакая лень и ноющая нога не могли быть оправданием - в бар надо идти!
        Так что третий набор вещей был распакован досрочно.
        До места встречи Аля добралась намного раньше итальянцев.
        Те на полпути вдруг свернули срочно поужинать, но клялись, что они быстренько. Оставалось только надеяться, что это будет настоящее «быстренько», а не итальянское, с которым она уже была знакома по одному из прошлых отпусков.
        Потому что в баре сразу стала понятна острая неуместность ее наряда: облегающего блестящего платья, босоножек на высокой платформе, довольно удачно стягивающих широкими ремешками лодыжку, так что можно даже попробовать потанцевать, и яркого макияжа. На него, вместе с уходом, Аля угрохала добрых полтора часа и очень гордилась тем, как удачно легли стрелки и как заострились скулы от темно-красных сверкающих сердечек, которыми она дополнила образ.
        Получилось сногсшибательно.
        Но если бы она приехала в таком виде на сельскую дискотеку где-нибудь в глухом Подмосковье, и то вписалась бы лучше.
        Маленький бар на крыше трехэтажного здания, с гремящей на половину города музыкой, с облупленными высокими стульями у фанерной стойки, дешевыми аналогами «Кока-колы» и «Спрайта» в коктейлях и новогодними гирляндами в роли светомузыки, был наполовину заполнен скучающими туристами в тех самых трекинговых сандалиях и шортах, в которых они днем шлялись по руинам, а на вторую половину - местными смуглыми коренастыми работягами. Девушек было мало, все пришли с мужчинами и тоже предпочли непритязательные джинсы и кроссовки.
        Аля сразу заказала две текилы: на трезвую голову она слишком остро чувствовала все липкие, удивленные, неприязненные и слишком внимательные взгляды. Проверила мессенджер - он был переполнен клятвами вот-вот-вот практически уже немедленно добраться наконец до бара. Вздохнула и опрокинула первый шот. В отличие от московских клубов, где текилу пьют в классическом варианте: «лизни-опрокинь-кусни», иногда слизывая соль с живота девушек, а закусывая лаймом из их губ, - здесь не выпендривались. Кто-то пил ее в коктейлях, местные - чистой и маленькими глотками, остальные окунали ломтик лайма в соль и так закусывали без всяких ритуалов.
        Местная текила показалась ей вкуснее и ярче той, что она пила раньше. Но, может, просто показалась: здесь, в вязкой духоте, среди непривычных запахов и вещей, все чувствовалось немного иначе, словно сам воздух страны был особой, остро-кислой приправой ко всем блюдам и впечатлениям.
        После третьего шота вдруг словно лопнул мутный пузырь вокруг головы, и музыка зазвучала громче, цвета стали ярче, а люди вокруг дружелюбнее. И вовсе они не пялились на нее с неясными намерениями, а восхищались ее смелостью и красотой. И чего она дергалась?
        После четвертого в глазах начало прыгать, а странная, незнакомая музыка позвала танцевать. Лодыжка мягко напомнила о себе, но Аля пообещала ей не увлекаться, и та успокоилась, словно и правда поверила. Мессенджер молчал, последнее, что написали итальянцы, - что они уже пьют кофе и выдвигаются. Как раз можно успеть разогреть публику на танцполе, а то эти колонизаторы в пробковых шлемах топтались, как на вечере «Кому за 60».
        Туристы с радостью подхватывали за Алей ритм, но стоило попасть им в руки, они все неизбежно начинали танцевать то ли сальсу, то ли бачату, то ли некую усредненную латину, подхваченную из голливудских фильмов.
        Местные были повеселее - но тоже не относились к народам, у которых ритм в крови. Возможно, стук ритуальных барабанов им бы понравился больше, но такого тут не ставили.
        Вечную классику - «ламбаду» и «макарену» - сменили мировые хиты прошлого лета, их - какие-то незнакомые Але местные песни, более медленные и мелодичные. И этим сразу воспользовался один из местных. Он сразу положил Але руку на талию и притиснул к себе так плотно, что она без всяких вербальных комплиментов поняла, что ему очень по вкусу пришлось ее короткое платье. На следующий танец ее перехватил еще один местный парень. Она с трудом отличала их друг от друга - невысоких, едва выше ее ростом, коренастых, с широкими лицами и унаследованным от индейцев чуть-чуть высокомерным и презрительным выражением лица. Этого не могла исправить даже улыбка.
        После четвертого танца и четвертого подряд кавалера Аля покачнулась: кажется, пора было передохнуть. Она добралась к своему месту за стойкой - там обнаружился еще один шот текилы, который она тут же опрокинула в себя. И ее телефон. Оказывается, она оставила его тут, отправляясь танцевать, и он мирно ее дождался. Все-таки зря наговаривают на местный криминалитет.
        В окошке мессенджера мигало два десятка сообщений от бедовых Фабио и Энцо, которые многословно и витиевато извинялись перед ней за то, что опять не удержались и выпили прямо за ужином. А там по второй, по третьей… И, кажется, они уже никуда не дойдут.
        Аля вздохнула и приняла волевое и взрослое решение дальше судьбу не испытывать и прямо сейчас отправиться домой. Все-таки одинокая девушка в баре и девушка с двумя друзьями - два совершенно разных формата. Она вообще-то рассчитывала на второй, а к последствиям первого готова не была.
        Но когда она вышла на улицу, стало понятно, что последствия уже наступили.
        11
        Аля узнала своего первого сегодняшнего партнера - того, кто прижимал сильнее всех и терся наглее. Он стоял впереди, а за ним толпилось еще пять или шесть таких же молодых, смуглых и наглых. Чем-то очень похожих друг на друга, и уж точно похожих взглядами - хищными и грязными, в которых настолько явно читалось, что они собираются сделать, что Аля как-то сразу, без борьбы, потеряла надежду.
        Поврежденная лодыжка ныла, жалуясь, что никто не сдержал обещания ее поберечь. Можно было бы и наплевать, перетерпеть боль, но бежать в босоножках на каблуках было нереально, а расстегивать их дрожащими от страха и опьянения пальцами - слишком долго.
        Аля безнадежно оглянулась по сторонам - она ведь так тщательно изучала печально известные районы Мехико, далеко обходила опасные места, всегда садилась в метро только в женские вагоны и уехала оттуда, ни разу даже не почуяв неприятности.
        И расслабилась.
        Зря.
        Страх ударил в голову темной горячей волной, растекся горькой желчью по языку. Темные фигуры почти незаметно сдвинулись с мест, сужая кольцо. Над головой гремела музыка, придавая сцене нереальный, кинематографичный оттенок.
        Напряжение звенело в воздухе, и Аля боялась моргнуть - любое движение могло сорвать с паузы этот застывший во времени момент, и тогда уже ничего не отыграть назад.
        Со стороны улицы раздался резкий окрик.
        Аля вздрогнула и съежилась, готовясь к худшему, но почему-то ничего не случилось. Наоборот - словно кто-то разжал кулак и натянутые струны угрозы провисли, теряя ярость и силу. Пригнувшиеся, как хищники перед атакой, парни повернули головы, стали перетаптываться на месте, а вожак так и вовсе потерял к Але интерес и пошел к тому, кто их окликнул.
        Только в этот момент она тоже осмелилась пошевелиться и медленно повернула голову.
        И с удивлением узнала того, кто шел к ним из темной узкой щели между домами. До сих пор она видела сына хозяина, ее почти насильника, но и отменного любовника, только в окружении его семьи. Здесь, среди других мужчин, было заметно, насколько он отличается от них. Он был выше, стройнее, черты лица тоньше и строже.
        И еще он был моложе. Или они выглядели старше своих лет?
        Голос у него был властный, интонации резкие, слов она не поняла: говорили по-испански. Вожак огрызнулся - и получил в ответ длинную тираду. Аля даже не догадывалась, какие могли приводиться аргументы. Она поняла только, что он как-то убедил их уйти. Ворча, огрызаясь, но разомкнуть круг, выпуская ее из, казалось, безнадежной ситуации, уйти и раствориться на темных улицах.
        Она не успела облегченно выдохнуть, потому что в этот момент он сделал к ней шаг, грубо обхватил запястье и поволок за собой туда, откуда появился - в узкую щель между темными домами, куда не добивал свет фонарей с улицы.
        Затащил на несколько метров вглубь, дернул к себе, развернул спиной и надавил на шею и поясницу, вынуждая прогнуться. Задрал платье, звякнула пряжка ремня, и он даже не стал снимать с нее трусики, просто отодвинул их в сторону и засадил ей с размаху, зашипев - она, понятное дело, была совсем сухая. Но то ли его запах всколыхнул воспоминания о позапрошлой ночи, то ли тело поспешило избежать травм, но дальше дело пошло легче.
        Аля уперлась ладонями в шершавую стену, выгибаясь и раздвигая бедра - и не понимая, что происходит: то ли ее все-таки насилуют, то ли она сама благодарит спасителя, то ли отдается молодому любовнику, не получившему свое накануне.
        Все было странно и даже чуть-чуть нереально - адреналин в крови переплавлялся из страха в страсть, внутри росла тревожно-зудящая волна, и Аля вдруг с удивлением поняла, что еще чуть-чуть, буквально несколько движений - и она, кажется, кончит.
        Но он не дал. Буквально на секунду или две раньше, когда внутри уже все сжималось, он резко оттолкнул ее, выходя, развернул лицом к себе и надавил на плечи, роняя на колени. Больно впился в кожу камушек, но она не посмела елозить, послушно открыла рот, и он засунул распухшую головку между ее губ. Она не успела даже их сомкнуть - почти сразу в горло выстрелили густые терпкие струи. Аля глотала, но по губам все равно стекало, а он стоял, откинув голову назад и явно наслаждаясь, и лицо у него было самодовольным и жестоким.
        И красивым.
        Аля впервые именно в этот момент подумала, что даже не знает его имени. Так странно.
        Он вынул член из ее рта, напоследок обведя губы уже обмякшей головкой и убрал в джинсы. Аля с трудом поднялась, держась за стену. Снова звякнула пряжка ремня, и он опять крепко обхватил ее запястье, увлекая за собой. Вывел на свет и молча повел по улицам, не отпуская руки.
        Медленно, потому что Аля спотыкалась на каждом шагу.
        Они пришли к дому.
        Он довел ее до лестницы на второй этаж, отпустил и не пошел за ней, остался снизу, проследив, как она поднимается.
        Аля на дрожащих ногах добралась до плетеного кресла, скинула наконец босоножки и нашарила пачку сигарет на подоконнике. Закурила, перебивая дымом оставшийся во рту его привкус.
        Сил раздеться и пойти в душ не было. Вместо этого она качалась, курила одну за другой и отстраненно размышляла, что все это значит.
        Она теперь его девушка? Или что? Она ему обязана за спасение или уже расплатилась?
        Кто он вообще - спаситель или насильник?
        Все слишком путалось, не поддавалось логике, не помещалось в привычные ей схемы.
        Больше всего хотелось, конечно, уехать, наплевав и на отпуск, и на деньги. Но когда она добралась до ноутбука и обшарила интернет, оказалось, что билетов на автобус нет до конца месяца, а на самолет они стоят совершенно безумных денег.
        Деньги у Али были, но она подумала и решила, что не настолько все ужасно, чтобы вбрасывать полторы своих зарплаты в бегство.
        Ничего же не случилось. Больше испугалась, чем пострадала.
        Просто она будет ходить по городу только днем, ездить на экскурсии и запираться на ночь.
        Всего-то четыре дня осталось.
        12
        Перед сном Аля еще раз проверила все щеколды, заперла решетки на окнах и даже дверь спальни изнутри. Долго мылась в душе под прохладной водой, наносила одно средство за другим, пока не стала пахнуть, как магазин «Lush», - за три квартала смесью всех возможных отдушек - а кожа не покрылась шелковой пленкой из масел и тоников. Каким-то странным образом это помогало чувствовать себя более защищенной. Не такой голой.
        Но она все равно надела белье и длинную спальную футболку, несмотря на жару. Хотелось прикрыться, одеться. Лучше всего вообще подошла бы байковая пижама, но таких излишеств Аля с собой не брала. Да и сварилась бы в ней заживо.
        От жары и нервов сон все не шел. Она лежала, глядя в темноту, почти не шевелясь, словно заклиная богов дремы, призывая их прийти и выполнить свои прямые обязанности. Хотелось курить, но она не потянулась даже за электронной сигаретой. Просто лежала и слушала, как постепенно затихает дом: все реже хрипло кукарекает петух, выключаются один за другим телевизоры, уже слышится чей-то храп, ритмично скрипит и тоже затихает диван, лениво гавкает собака, и звякает задвигаемый на ночь засов на двери.
        Когда из всех звуков остался только храп, в окно тихо поскреблись. Аля не пошевелилась, и даже ритм ее дыхания не изменился. Поскреблись снова, на этот раз в дверь.
        Она тихо улыбнулась в темноте. Никого нет. Никто не ждет гостей. Но улыбка сползла с ее лица, когда следующим звуком стал скрежет, и это был скрежет ключа. Как она не подумала, что у хозяев наверняка есть запасные? Это же разумно и логично!
        Она вскочила с кровати, не зная, что собирается делать.
        Прятаться? Куда - под кровать? В шкаф?
        Но оставаться в постели и ждать она точно не собиралась.
        Раздались шаги, замершие у двери спальни. Снова скрежетнул замок, отворилась и бесшумно закрылась дверь.
        Темная фигура на секунду замерла на пороге и скользнула к ней.
        Остановилась вплотную.
        - Я буду кричать, - сказала Аля по-английски.
        Он сделал последний шаг и притянул ее к себе, накрывая губами рот, обнимая двумя руками. Аля беспомощно дернула плечами, не зная, то ли отталкивать, то ли обнимать. Горячее его тело окутывало жаром даже через одежду. Он оторвался от ее губ, бросил быстрый пронзительный взгляд ей в глаза, мгновенно ошпаривший ее изнутри, и спустился ниже, целуя грудь прямо сквозь футболку, оставляя на ней мокрый след. Ухватил зубами сосок через ткань, сжал, царапая нежную плоть грубыми нитями мокрого хлопка, накрыл влажным ртом второй, оттягивая, заставляя его затвердеть.
        Движения были резкими, но на удивление точными, попадающими в цель - острые иглы возбуждения разбегались по ее коже, кололи вздрагивающее тело.
        Он задрал футболку выше, поцеловал Алю в живот, скользнув языком в ямку пупка, спустился еще ниже, встал на колени.
        Теперь уже она смотрела на него сверху вниз и откидывала голову, когда его пальцы вжимали ткань белья между ног, потирая клитор короткими, чуть болезненными движениями.
        Он подцепил белые трусики, стягивая их с бедер. Освободил сначала одну ногу, потом вторую. Аля послушно переступила их и позволила ему лизнуть высокий свод ступни и поставила ее ему на плечо, откровенно раскрываясь перед ним.
        Язык нырнул в уже текущую соками глубину, его губы накрыли ее между ног горячим и влажным.
        Она судорожно и шелестяще выдохнула, смиряясь с происходящим.
        13
        Почему она не сопротивлялась? Не сказала больше ни слова?
        Черт знает.
        Он пах лаймом и перцем, был потомком жестоких индейцев и сопротивляться ему она не могла. Он знал все о любви и войне.
        Как присосаться к влажным складкам, как резким краем языка пройтись так, что зайдется от острой сладости сердце, как воткнуть два пальца внутрь так, что задрожат и превратятся в желе ноги, как быстро и резко двигать ими, трахать жестко и жестоко, задевая ногтями нежные стенки, а языком делать так сладко и нежно - невыносимо! - что даже наплевать на то, как завтра будет саднить все внутри.
        Как держать ее на краю, не давая ни расслабиться, ни взорваться, балансировать между удовольствием и болью, между внешним принуждением и внутренним подчинением, между отвержением и тягой. С каждым резким движением пальцев внутрь ее тела, с каждым касанием языка, Аля все лучше понимала тех, кто добровольно вырывал себе сердца, чтобы принести в жертву жестоким богам этих мест.
        Она хотела оттолкнуть его, но одно мгновение на краю тянуло за собой следующее и следующее. Невозможно было отказаться. Еще секунда, еще, еще, только дай мне кончить, только дай хоть немного передохнуть - и я смогу.
        Ее пальцы вновь сжимались в его жестких волосах, тянули, дергали раздраженно и зло, ногти царапали плечо, но он держал ее за бедра крепко и властно, не давая двинуться без разрешения, только управляя ею так ловко, словно точно знал, что она ощущает в тот или иной момент.
        Аля не знала, что может кончить вот так - стоя, едва балансируя, насаженная на пальцы совершенно незнакомого ей мальчишки, едва придя в себя после угрозы изнасилования. Но все это словно сделало ощущения острее и темнее, так что она покачнулась в тот момент, когда раскаленная волна плеснула от его языка вверх, растекаясь по всему телу жалящими уколами удовольствия. И упала бы, если бы он не подхватил ее разом обмякшее тело. Донес ее на руках до кровати, разложил, раздвинув влажные от ее смазки и его слюны бедра, стащил ее футболку и тут же приник к соскам, облизывая и покусывая с таким явным удовольствием, словно ему это нравилось не меньше, чем ей. Потом быстро стянул футболку и знакомо звякнувшие пряжкой джинсы.
        Накрыл горячим телом, вошел и принялся двигаться неожиданно плавно и нежно. После жестокой пытки пальцами эта нежность настораживала, заставляла ждать подвоха. Но его все не было, только саднящее ощущение внутри вдруг оказалось нарастающим удовольствием и выгнуло ее позвоночник навстречу его твердому телу.
        Аля вцепилась ногтями в его плечи - не специально, просто стараясь удержаться по эту сторону реальности, но это не помогло. Она вела царапины вниз по спине бесконечно долго - ей казалось, несколько минут - все не кончался и не кончался оргазм, грозил стать вечным ее состоянием сладкой выгибающей боли.
        Он не останавливался, раскачивая ее своими движениями, пока она не выдохнула последнее удовольствие стоном ему в рот, - он целовал ее, нежно, сладко, присваивая себе.
        Про презервативы никто уже не заговаривал, но он вновь выдернулся из нее в последнюю секунду, сливая сперму на бедро и медленно, рвано выдыхая, опустил наконец свои наглые глаза. Свалился рядом с ее разгоряченным телом, закинул руку за голову и лежал, восстанавливая дыхание и слепо глядя в темный потолок, как она всего лишь час назад.
        Аля, неожиданно для себя самой, придвинулась к нему, прижалась и провела кончиками пальцев по гладкой груди. Он поймал эти пальцы, поцеловал их.
        Встал и начал одеваться.
        Она приподнялась на локте, внезапно смутившись своей наготы под его быстрым острым взглядом, но почему-то так и не решилась натянуть скомканную простыню или укрыться ею.
        - Как тебя зовут? - спросила она по-английски.
        Он не обратил внимания, будто не услышал.
        - Tu… te nombre… - попыталась сконструировать она ту же фразу на испанском, но он только хмыкнул.
        Открыл дверь, вышел. Через секунду хлопнула входная дверь и снова раздался скрежет: он запер ее обратно за собой.
        14
        Аля любила путешествовать.
        Ей повезло с родителями: мама была журналисткой, отец специалистом в тяжелой металлургии, настолько востребованным профессионалом, что суровый кризис девяностых они заметить не успели. Сначала было немного страшно и непонятно, зато потом быстро открылось столько возможностей, что ее молодые родители напрочь пропустили первые несколько лет Алиной жизни, мотаясь по миру то в командировки, то на конференции, то просто так, от избытка энтузиазма, отправляясь в те места, где не бывает командировок и конференций.
        Первый раз в путешествие Аля летела на самолете в Венецию. Ей было десять, она только что приехала из детского лагеря, где нашла тьму подружек, выучила два десятка похабных блатных песен и научилась краситься. В последний день их отряд даже пустили на дискотеку для «взрослых». Она обменялась телефонами с половиной лагеря, пообещала приехать на вторую смену - и была огорошена новостью, что не только лагерная администрация считает ее взрослой, родители тоже.
        Поэтому в первый раз собираются взять ее с собой.
        Они потом еще долго клялись, что в последний.
        По мнению Али, каналы в Венеции были вонючими, очереди длинными, еда невкусной, мосты скучными, номер в отеле холодным, кораблики вместо автобусов идиотскими, язык непонятным, а уж посиделки с рюмкой лимончелло по вечерам и вовсе не шли ни в какое сравнение с лагерными дискотеками!
        К концу недели мама шипела, как надувной матрас с дырочкой в боку, а папа утешал ее тем, что лет через пять Аля оценит и поймет. И вот тогда-то… Тогда-то, говорил папа, и глаза его мстительно сверкали, мы уедем в тур по городам Европы: Рим, Париж, Барселона, Прага, Будапешт, Таллинн… а ее отправим в лагерь, купив хоть пять мини-юбок и три полных набора косметики! Пусть танцует на своих дискотеках!
        Папа, конечно, рисковал: в пятнадцать Аля запросто могла влюбиться и действительно предпочесть какого-нибудь прыщавого сверстника прогулкам по Монмартру и тем самым разбить родителям сердце еще раз.
        Но она поумнела гораздо быстрее, этим же летом, приехав в свой обожаемый лагерь на третью смену. Все, абсолютно все, включая старшие отряды, приходили к ней после завтрака и перед ужином, только чтобы послушать еще историй про то, как разбегается и взлетает самолет и в животе что-то проваливается и ухает, про то, как катаются на карусельке в аэропорту чемоданы, ожидая, пока их разберут, как черноглазые таксисты громко, долго и витиевато ругаются на своих коллег, как гулко бьются зеленые волны о темные камни причалов, про полосатые кофты гондольеров и их песни, про мужчин в смокингах и дам в длинных вечерних платьях, ожидающих катера на причалах у казино, про сонную одурь кладбища Сан-Микеле, где есть специальная часть, где похоронены только русские, и про зловещие маски чумных докторов в запыленных витринах крошечных лавочек.
        Стремительная ее популярность укрепила Алю в уверенности, что путешествия - самая высшая жизненная ценность. Перед ней меркли и блестящие платья, привезенные подружками для дискотек, и ворох шоколадок в гостинцах от родителей, и настоящие роликовые коньки у парня из второго отряда, и даже уже отросшие сиськи у девчонок из первого. Ничего, вообще ничего так и не смогло перекрыть по крутизне эту ее поездку в Венецию в глазах солагерников. Даже слухи о том, что старшего вожатого застукали с одной из тех девчонок с уже отросшими сиськами, и были они оба голыми, отвлекли от Али внимание всего на полдня. Эка невидаль - секс! Он будет у всех. А Венеция…
        Лагерь был от папиного металлургического завода и большинство детей туда отправляли, потому что со всеми субсидиями и гуманитарной помощью он стоил дешевле, чем кормить ребенка этот месяц дома. Дети там никогда даже не видели вблизи самолет - увидеть Венецию им не грозило примерно никогда.
        Родители все-таки обиделись и потом брали ее с собой намного реже, чем могли бы, но Аля все равно увидела почти всю Европу и влюбилась в нее. В нее и в сухой воздух салонов самолетов, безвкусную на высоте еду и тот момент, когда выходишь в новом городе и делаешь первый вдох, сразу понимая по привкусу воздуха, сойдетесь ли вы характерами с этим местом.
        Повзрослев и начав жить самостоятельно, она распределяла бюджет так: необходимый минимум на еду и коммунальные платежи, остальное на путешествия. Без родительской поддержки долгое время эти путешествия были в основном в пляжную Турцию и трехзведочный Египет, но без хотя бы такого глотка воздуха чужих стран Аля жить уже не могла.
        15
        Аля могла провести месяц в Европе с одним лишь городским рюкзаком. Она умела выбирать только самые необходимые вещи, упаковывать их так, чтобы они занимали как можно меньше места, и в принципе была способна обходиться минимумом: сменой белья и запасными джинсами.
        Зато уж если она брала с собой свой огромный розовый чемодан, половину его объема занимали предметы роскоши, позволяющие чувствовать себя как дома в любой стране мира.
        Обязательно - любимая подушка в шелковой наволочке, чтобы не путались волосы и не ломались кудри. Два халата - один потеплее и красивый, чтобы быстро накинуть при необходимости, а не втискиваться в джинсы, если постучали в дверь. Другой с открытой шеей, чтобы не испачкать, когда наносишь маски и кремы. Мощный фен - гостиничные вечно еле дуют. Елочная гирлянда на батарейках - удобно использовать как ночник, а на сдачу создает неповторимое ощущение уюта. Маленький утюг, складная вешалка, домашняя чашка, нож и вилка и еще десяток мелочей, которые просто кочевали из чемодана в чемодан в специальной сумочке для путешествий.
        Все это превращало чужие дома и номера отелей в уютную привычную норку, куда можно вернуться после прогулки и отдохнуть, не раздражаясь от неприятных мелочей.
        Однажды она даже возила с собой кофеварку.
        В этот раз для нее не хватило места, и Аля ужасно об этом жалела.
        Проснулась она в полдень, выползать из дома в адскую жару сил не было, а кофе хотелось. Ей нужна была ясная голова, чтобы подумать о будущем.
        Непонятно было, что делать дальше.
        Она разумная взрослая женщина. У нее карьера, большая квартира в центре, свой парикмахер, косметолог, психотерапевт. Она дает экспертные интервью по своим рабочим темам. Она знает, кому позвонить, если хочется выпить, поговорить, секса, нужна юридическая поддержка или надежный водитель. Ее жизнь - идеальное воплощение жизни успешной москвички тридцати лет.
        Почему вдруг мексиканский мальчишка с охрененным членом и жестоким лицом так легко, походя, даже не замечая этого, разрушает всю ее уверенность в себе? Развеивает ее образ себя как человека, знающего, чего хочет? Давно, казалось бы, находящегося в гармонии со своим разумом и чувствами?
        С тех пор как он впервые посмотрел на нее своим наглым темным взглядом, она не могла следовать ни одному принятому решению.
        Ни сопротивляться, когда он делает с ней то, на что она не давала разрешения.
        Ни настоять на предохранении несколько более надежном, чем вовремя вынуть.
        Ни даже вызнать, как же, черт возьми, зовут ее случайного любовника!
        То, что подсказывали логика, опыт и здравый смысл, моментально растворялось в остро-сладком тумане, стоило этому мальчику прикоснуться к ней.
        Сладком - потому что такого секса у нее не было до сих пор ни с кем, а таких оргазмов - даже с самыми современными игрушками.
        Остром - потому что ни о каком согласии, уважении или обсуждении «на берегу», к которым она давно привыкла в своей отлаженной жизни среди просвещенных людей, и речи не шло.
        Все было так, словно не существовало последних ста лет и завоеванных женских прав, самостоятельности, самодостаточности. Мужчина просто приходил и брал ее, как ему было удобно и приятно. Ей удовольствие доставалось только потому, что ему это по какой-то причине нравилось.
        Это было очень, очень странно.
        Где бы Аля ни бывала, везде жили плюс-минус одинаково. Смотрели всей планетой одни и те же фильмы, читали одни и те же книги и брали пример с одних и тех же знаменитостей. Глобализация давно перемолола все уникальные культуры, оставив их в виде аттракционов для туристов, не больше.
        Почему же в Мексике она почувствовала себя словно в другом мире?
        Она курила одну за другой, множа окурки в чашке с водой на балконе и стики от IQOS на столе в гостиной, нервно металась по комнатам, не зная, чем занять разум, пока руки заняты сигаретами. Ей не хотелось думать о том, что с ней происходит, но и не думать не получалось.
        Спасением стала, как ни смешно, косметика. Достав ворох пестрых пакетиков с масками, гору разноцветных баночек и тюбиков, Аля сначала тщательно очистила кожу, потом занялась увлажнением, сделала омолаживающий и лимфодренажный массаж лица, наложила питающую маску, походила в ней, сменила на успокаивающую - и где-то в этот момент поняла, что ее наконец отпускает.
        Привычные рутинные процедуры заботы о себе, вложение в далекое будущее, удовольствие от прикосновений кончиками пальцев к лицу вновь возвращали ей контроль над своим телом и власть над жизнью.
        И вместе с ними приходило понимание, что ничего ужасного, в сущности, не происходит.
        Да, вот такое экзотическое сексуальное приключение. Не совсем добровольное, но если бы Але предложили его в том виде, как сейчас, но заранее, она бы, скорее всего, согласилась. Может быть, поспорила насчет презервативов, конечно. И той встречи с его друзьями - но последующий быстрый секс в переулке ей тоже на самом деле понравился.
        Может быть, она и правда «расслабилась и начала получать удовольствие», а накроет ее уже дома?
        Увидим.
        Дома будет психотерапевт и все достижения психофармалогической промышленности.
        Справится.
        До вечера, предзакатного часа, когда немного спадет жара, было еще далеко, но Аля уже запланировала поход за кофе, без которого начиналась ломка, и поиски какого-нибудь турагентства, которое отвезет ее в Яшчилан, очередной город майя почти на границе с Гватемалой, куда самостоятельно никак не добраться. До тех пор она просто убивала время.
        Ходила по комнатам в своем розовом открытом халате и с очередной маской на лице, которая пахла имбирем и карамелью, смотрела какую-то ерунду на «Ютубе» и даже не запирала дверь, потому что ожидала своего наглого любовника не раньше ночи.
        Поэтому, когда он вошел, его не остановил даже символический засов.
        Как еще можно было это понять, если не как приглашение?
        16
        Его мать на первом этаже готовила в огромных кастрюлях странно и остро пахнущую еду и переговаривалась через улицу с соседкой, отец смотрел громко орущий телевизор, его братья и сестры носились по дому, играя то ли в прятки, то ли в салочки, а он перегнул Алю через подлокотник кресла и не раздеваясь, лишь достав член, драл, закрыв ладонью ее рот в тот момент, когда она в первый раз ахнула.
        Его не смущала ни бледно-бирюзовая маска из целебной глины размазанная по ее лицу, ни собранные в смешную гульку волосы, ни пушистые носки с резиновой подошвой, в которых она ходила по дому. Он сжал смуглыми пальцами ее грудь, мелькавшую в распахнутом вороте халата, задрал его и вогнал член, ни сказав ни слова, даже не поздоровавшись.
        Тело уже приноровилось к его длине, но вчерашние развлечения не прошли даром, и сегодня внутри все тянуло и щипало. Член будоражил микроранки внутри, и Аля выгибалась и ерзала от саднящих ощущений - неприятных, но придававших остроты глубоким толчкам. Дразнящее жгучее чувство заставляло ее прикусывать губы, пытаться сосредоточиться на предоргазменных простреливающих судорогах, но она никак не могла кончить, как ни старалась.
        Мешала обстановка?
        Слишком яркий свет, льющийся в огромные окна?
        Орущий этот телевизор, опасения, что кто-то поднимется и застанет их так - ведь он так и не запер дверь? Хотя какая разница, запирай, не запирай - сквозь нее все равно все видно.
        Может быть, этот навязчивый сладкий запах от ее собственной кожи, который мешал уловить возбуждающие ее перец и лайм?
        Ему, впрочем, тоже что-то мешало. Спустя полчаса яростного быстрого секса они оба взмокли, его черные волосы прилипли ко лбу, пот катился градом, но никто так и не приблизился к разрядке, только Аля все больше раздражалась, чувствуя, как исчезает смазка и к царапинам от ногтей внутри нее добавляются натертости.
        Он вынул из нее член, еле слышно зашипев, - видимо, и ему уже стало неприятно - удержал Алю от попытки выпрямиться, склонился и принялся терзать ее языком, положив ладони на бедра и раздвигая их так, как ему удобно. Она было расслабилась и снова поймала дразнящее острое ощущение, но тут он попробовал вновь вогнать внутрь палец. Аля дернулась вперед, отстранилась и помотала головой.
        Нет. Точно нет. И так больно.
        Тут и стала понятна разница между ними.
        Он разозлился. Резко отбросил ее руки, вновь оголил бедра и загнал внутрь вместо одного пальца сразу три, шершавой подушечкой большого массируя клитор.
        Это было уже немного мучительно и скорее странно, чем приятно, но Аля терпела, уяснив, что любое ее сопротивление наказывается утроенной порцией того, от чего она пытается бежать. Но вот когда он добавил вторую руку и мизинец проник в другую ее узкую дырочку, все-таки не сдержалась и, вскрикнув, отпрянула.
        Оглянулась в испуге и поняла, что была права, - глаза его опасно загорелись. Пальцы покинули ее тело. Так и бросив ее с оголенным задом на кресле, он отошел в сторону, не потрудившись убрать стоящий торчком член. Прошелся по кухне, открывая один шкаф за другим, и в последнем нашел, что искал, - кукурузное масло.
        Аля совсем не была готова начинать свой опыт анального секса тут, в Мексике, с незнакомым парнем на десять лет ее младше, какие бы решения о приключениях она ни принимала получасом раньше. Она выпрямилась и только собралась ему это сообщить, как он подскочил к ней и, словно прочитав ее мысли, первым делом снова накрыл ладонью рот. Попытался нагнуть обратно, поставив в ту же позу, но Аля вывернулась, тоже разозлившись.
        Он сжал зубы - и так жестокое его лицо стало еще больше похожим на лица богов, готовых карать непослушных смертных. Ухватил ее за руку и резко дернул к креслу. Аля напрягла все мышцы, сопротивляясь. Он обхватил ее за живот и попытался подсечь ноги, уже просто заваливая на пол. Халат задрался, маска на лице давно размазалась, но Аля вертелась как могла, всерьез вырываясь, стоило ему хоть чуть-чуть ослабить хватку, так что поставить ее на четвереньки у него так и не получалось. Он зарычал, и в какой-то момент ей показалось, что он едва сдерживается, чтобы не дать ей оплеуху, - но не случилось.
        Он резко сжал ее локоть, вывернул и все же уронил ее на колени и толкнул в спину, так что она едва успела выставить руки, уперевшись в дощатый пол. Но продолжать свои попытки добраться до ее задницы не стал, просто обошел по кругу, вздернул вверх, пальцами раскрыл ее рот, нажав с двух сторон на челюсть, и засунул свой член, пахнущий ее смазкой. Надавил на затылок, заставляя взять его глубже. Он был слишком длинным для нее, но Аля давилась и продолжала пытаться. Лучше уж так, а то вспомнит про задницу. Член скользил между ее губ, и как она ни пыталась сжимать их сильнее, он все равно пытался проникнуть в горло. Она кашляла, по подбородку текли слюни, и это уже переходило всякие границы, но наглеца полностью устраивало. Судя по довольной ухмылке на его лице, ему даже нравилось смотреть на нее в таком виде - мокрой, всклокоченной, с размазанной маской.
        Когда бы все закончилось, неизвестно, Аля надеялась, что скоро: он уже напряженно дышал и хаотично подавался бедрами вперед - но тут их внимание привлек странный звук от двери.
        У входа стояла его сестра и огромными глазами смотрела на то, что он делает с их гостьей. Судя по ее шокированному лицу - он так обращался все-таки не с каждой туристкой, заселившейся в квартиру.
        17
        Все замерли.
        Широко раскрыв глаза, девушка смотрела на губы Али, обнимающие член.
        Аля же смотрела на ее изумленное лицо и почему-то вспоминала, как невольно увидела ее обнаженной в первый день.
        А вот он - он заметил то, чего не заметила Аля.
        Как рука его сестры непроизвольно легла на грудь под легкой шелковой маечкой. Словно первым порывом было - ласкать себя, а не возмутиться.
        Он ухмыльнулся и медленно отступил от Али, освобождая ее рот. Она еле отдышалась, вытерла ладонью губы и хотела было подняться, но заметила, как он подмигнул сестре и кивнул на Алю. А сам сделал шаг назад, оперся на подоконник, нашаривая на нем сигареты, и закурил прямо в комнате. Даже не попытавшись застегнуть джинсы, так и стоял, смотрел, как его сестра обходит по кругу Алю, все еще послушно стоящую на коленях, и уголок губ кривился и полз вверх.
        Девушка робко встретила Алин взгляд, тоже опустилась на колени и вдруг приникла к ее губам нежным поцелуем. Положила ладонь на ее грудь, сначала поверх халата, но потом отодвинула ткань и несмело обняла пальцами тяжелое полушарие, сжала их на крупном соске.
        Все это - напряженно наблюдая за Алиным лицом и время от времени вздергивая взгляд на брата, будто бы за разрешением поиграть в его игрушку. Раздвинула полы халата, опустила руку и развела пальцами складки между ног, нашарила клитор и тихо, восторженно ахнула, будто наконец получила на Рождество подарок, о котором долго мечтала.
        Посмотрела на брата благодарными сияющими глазами.
        Аля тоже перевела на него взгляд.
        Он щурился от табачного дыма, в одной руке держа сигарету, а другой поглаживал напряженный член, глядя на Алю. От его горящего алчного взгляда становилось не по себе. Блестящая алая головка то ныряла в его кулак, то появлялась - все быстрее и быстрее.
        Сестра облизнула губы и вновь вопросительно покосилась на него.
        Тот снова кивнул, и она уже более уверенно припала губами к губам Али, одной рукой сжимая ее грудь, а другой елозя между ног.
        Але вдруг стало противно. Лесбийские игры ее никогда не привлекали. Она мотнула головой, разрывая поцелуй, и в ответ на настойчивую попытку присосаться к ее губам опять, оттолкнула девушку и с отвращением вытерла рот.
        И только потом испугалась.
        Знала же, что неповиновение дешево не обходится, но это было сильнее нее.
        Парень быстро затушил сигарету, сделал шаг вперед и все-таки ударил ее по щеке. Не столько больно, сколько обидно - слезы так и брызнули.
        Аля отшатнулась.
        Он по-испански сказал что-то резкое сестре, указывая на дверь.
        Та обернулась на Алю, потом опять к нему и возразила умоляющим тоном. Но он повторил то же самое громче и жестче. Она понурилась, поднялась с колен и медленно пошла к двери. Обернулась еще раз, вышла, закрыла дверь за собой и что-то напоследок крикнула уже с лестницы.
        Он покачал головой и повернулся к Але.
        Она держалась за щеку и глотала слезы.
        «Встань и уйди, - твердило что-то внутри. - Просто встань и уйди, хватит терпеть!»
        Бесполезно.
        Она словно попала в морок, в страшную тягучую сказку, из которой не было выхода.
        Он наклонился, подхватил ее - вроде бы юношеские его руки неожиданно вздулись мощными мускулами - и отнес в спальню. Уложил на кровать, плотно задернул занавески, задвинул щеколду и лег рядом.
        В душной полутьме все казалось нереальным, медленным и чужим, как во сне.
        Он поцеловал Алю, оскалился в ответ на ее недовольную гримасу и вдруг сказал:
        - Jesus. - Указал на себя.
        Вот и познакомились.
        - Хесус, - устало сказала Аля по-русски. - Отпусти меня.
        - No, - покачал он головой, словно понял.
        Хотя что тут не понять.
        Жадный рот завладел ее ртом.
        У его поцелуев был вкус дыма, перца и лайма. Руки скользнули по коже, вновь умело лаская, затягивая в горячую темную пропасть, заполненную текучим плотным наслаждением, проникающим во все отверстия в теле подобно воде.
        У него было лицо древнего бога. Безжалостного и умелого, того, кто не признает отказов, хочет Алю только себе, но и дарит ей подарок за подарком.
        Оргазм за оргазмом.
        Пока она еще может стонать.
        Пока она еще может хрипеть.
        Пока он еще может любоваться ее искаженным лицом, бьющимся в судорогах телом и напряженными пальцами, царапающими резную спинку кровати, изготовленной когда-то для совсем другого мужчины и другой женщины, которые должны были войти в эту спальню как супруги и прожить всю жизнь в любви и согласии.
        18
        Оставшиеся дни она уже никуда не ходила и не ездила.
        Спала допоздна после жарких ночей, выходила на балкон в самый зной, вдыхала густой чужой воздух и возвращалась в прохладу ванной. Принимала душ и стирала с себя следы ночной страсти - тоником, скрабом, пилингами - пока покрасневшая кожа не начинала буквально скрипеть от чистоты.
        Днем Хесус приносил ей снизу мамину стряпню и вожделенный кофе из города. Обедал вместе с ней, иногда по-хозяйски сжимая темными пальцами, залитыми острым соусом, ее грудь. Сам же потом и слизывал этот соус - перец щипал соски, они краснели, а он довольно улыбался.
        Входил в нее медленно, глядя в глаза, прямо в комнате, залитой невыносимо ярким солнечным светом, открытой всем ветрам, если бы им вздумалось пронестись от балкона до входной двери и попетлять в окнах-бойницах в коридоре.
        Под те же звуки быта большой семьи - от телевизора до детского смеха.
        Его забавляло, как дергается и сжимается Аля, когда раздаются шаги рядом с лестницей. Он посмеивался в этот момент и делал что-нибудь такое своими невероятно ловкими пальцами, что она, не сдержавшись, стонала в голос.
        И, словно наказывая ее за это, он накрывал ее рот ладонью, ставил на четвереньки и быстро и яростно трахал до искр из глаз, до криков, которые она гасила, впиваясь зубами в его горячую смуглую кожу.
        Он требовал, чтобы она продолжала делать маски и мазаться своими бальзамами и пенками. Приводил ее в ванную, кивал на расставленные баночки и флаконы, сам выбирал то, что ему больше нравилось по запаху. Аля скидывала халат, устраивалась на краю кровати и втирала масло в зудящую после утреннего жесткого умывания кожу, гладила ее кончиками пальцев, размазывая по внутренней стороне бедер белое молочко под взглядом черных огненных глаз, добавляла те запахи, что выбрал Хесус. Пока он наблюдал за ней, член у него стоял колом, и Аля иногда сама выгибалась, чтобы слизнуть с него выступившую каплю. Но он не давал ей закончить - наоборот, сам вылизывал самые сладкие ее места, восхищенно и с упоением.
        Вечером он уходил на несколько часов, и она ждала его голая, с раздвинутыми ногами, иногда лаская себя от скуки. Больше не хотела никуда ехать, потеряв интерес ко всем пирамидам и водопадам разом. Вообще как-то отупев - включила пару раз ноутбук, чтобы заняться работой, но черные строчки на белом экране имели для нее не больше смысла, чем причудливые значки на календаре майя. Аля убрала в чемодан ноут и больше не доставала, предпочитая часами бездумно пялиться в потолок спальни.
        Возвращался Хесус пьяным и сразу набрасывался на Алю, сливая ей в рот накопленную сперму из разбухшего члена. Потом долго трахал во всех позах подряд, раскрывая ей секрет за секретом. У нее было не так уж мало любовников, но по сравнению с этим двадцатилетним мальчишкой они все были неуклюжими неумехами. За эту неделю она узнала о сексе больше, чем за всю предыдущую жизнь.
        Он был неугомонным и ненасытным, каким можно быть лишь в двадцать. Когда она начала ныть, жалуясь на то, что он натер ей все внутри, он принес какой-то прохладный крем и сам намазал ее везде, где дотянулся, - а у него были длинные пальцы. Сразу после холодка пришло желанное облегчение.
        Смазал заодно и задницу, растянул колечко мышц, погладил изнутри стенки, но Аля так напряженно лежала и терпела, не сопротивляясь, но и не наслаждаясь, что он быстро потерял интерес.
        Почти все между ними происходило в молчании. Аля уверилась, что английский бесполезен, а Хесус даже не пытался говорить с ней по-испански. Кажется, он вообще был весьма молчалив.
        Она иногда стонала, но из-за невероятной слышимости громко это делать было нельзя и приходилось утыкаться лицом в подушку.
        Он только хрипел - редко, очень редко, только после того как кончал на излете марафона в пару часов и только когда Аля впивалась в его плечи ногтями и кончала вместе с ним.
        Когда Хесус снимал футболку, Аля видела, как располосована его спина, - свидетельство ее несдержанности. Он обязательно подходил к зеркалу, чтобы полюбоваться на эти следы и еле заметно изгибал в улыбке всегда сжатые губы.
        Ей же доставались лиловые засосы на тонкой коже шеи и груди, которые уже не поддавались никаким мазям и маскировались только плотным слоем тональника. Его вкус Хесусу не нравился, а вот сами засосы - очень. Он запрещал Але замазывать их и с удовольствием обводил пальцами, а потом оставлял еще парочку - на животе или внутренней стороне бедер.

* * *
        Но прошли и эти дни.
        Она не предупреждала его, а он мог бы спросить, когда она должна выезжать, у своего отца - ответственного за сдачу этой квартиры на Airbnb, но почему-то не сделал этого.
        В последнюю ночь Аля не спала. Она упаковала почти все вещи накануне днем, оставалось только засунуть в рюкзак несколько флаконов из ванной. Хесус заснул рядом, положив руку ей на живот.
        Она тихонько убрала ее, быстро оделась, последний раз взъерошила его волосы, неслышно спустила тяжелый чемодан по деревянной лестнице, ни разу не стукнув о ступеньки, и пошла по ночному Паленке к автобусной станции.
        19
        Одиннадцать часов на комфортабельном автобусе до тусовочной Плайи-дель-Кармен, неделя отдыха на Карибском море - и домой. Таков был план.
        Он превратился в бегство.
        Налегке Аля добиралась до автовокзала минут за пятнадцать, сейчас, с гремящим чемоданом на привязи, весящим килограмм тридцать, по разбитым или вовсе никогда не асфальтированным улицам, с горки на горку, мимо запертых на ночь отелей, спящих домов и едва светящихся аптек дошла за двадцать.
        Чисто на адреналине.
        В зале ожидания почти никого не было. В ночной тишине едва слышно, как комары, звенели тусклые лампы в магазинчике, где Аля купила бутылку кока-колы. Тикали часы над пустыми кассами, зевали у входа полицейские, лениво переговариваясь с таким же сонным таксистом.
        Она хотела сразу попросить у них защиты, но задумалась. Откуда Хесусу знать, куда она делась? Могла заселиться в другой отель или заказать такси до аэропорта Паленке. Даже автовокзалов было два - Аля купила билет первого класса, а можно было уехать и в автобусе попроще за цену в три раза ниже. Если он будет искать ее, то наверняка сначала там.
        Но все равно было страшновато, и Аля, вопреки разуму, только чтобы преодолеть этот страх, в наглую вышла покурить на улицу, подальше от освещенного зала. Стояла, ежась, под деревом, нашептывающим шелестом листьев что-то на незнакомом языке. Опять небось испанский. Или майянский, отчего бы деревьям его не знать. Шершавый дым смешивался с теплым ночным воздухом, нервы натягивались так сильно, что в конце концов катушку сорвало, и Аля физически почувствовала лопнувшее внутри напряжение - растекшееся горячим облегчением.
        Ну и черт с ним. Черт, черт.
        Никто не пришел.
        Постепенно собирались другие пассажиры. Она так боялась опоздать, что прибежала за два с лишним часа до отбытия. Может быть, неразумно было оставлять Хесусу столько времени ее найти, а может, наоборот - ей бы не удалось сбежать, к утру он бы легче проснулся. Не угадаешь.
        В кассе появилась заспанная девушка, и Аля подошла к ней с просьбой распечатать электронный билет. Та отмахнулась и что-то быстро стала объяснять по-испански. Аля понадеялась, что она говорит, что водитель примет и штрих-код с экрана телефона.
        Но, увы, все оказалось не так.
        Водитель тоже не говорил по-английски, к этому Аля привыкла, и кое-как, на пальцах, объяснил ей, что нужна именно бумажка. Надо было еще дома, в Москве, распечатать купленный билет, теперь уже никак.
        До отбытия оставалось пять минут, другие пассажиры загружались в белый, похожий на океанский лайнер роскошный автобус. На горизонте постепенно светлело.
        Носильщик, который уже приготовился тащить ее чемодан в толстое чрево автобуса, выпустил его и лениво направился запирать багажное отделение.
        Аля вдруг испугалась.
        Все выглядело так, что она сейчас останется на этом вокзале. В Паленке.
        Тягучая тьма притянет ее обратно к Хесусу, словно злое колдовство. Она оплатит комнату еще на месяц и останется жить там, в безвременье, как безотказная живая секс-кукла для жестокого молодого бога.
        Нет!
        Тут уж и полутора зарплат было не жалко! Слово «аэропорт» таксист точно поймет, она улетит куда угодно, куда будут билеты!
        Видимо, отчаяние на ее лице было достаточно убедительным. Водитель вздохнул, затушил сигарету и поманил ее за собой к кассе, где очень быстро и очень эмоционально принялся что-то объяснять сонной девушке. Та взбодрилась и принялась так же эмоционально ему отвечать. Они с наслаждением ругались те самые пять минут до времени отбытия по расписанию, но в конце концов девушка забрала у Али телефон с открытым на экране билетом и скрылась в недрах вокзала.
        Водитель тоже ушел - к автобусу. Завел мотор. Стало очень нервно.
        Аля вертела головой, то высматривая девушку, то оглядываясь на автобус. В своей тревоге она забыла даже про Хесуса. В голову лезли схемы развода из интернета. Почему бы кассирше и водителю не сговориться обмануть белую дурочку, забрав дорогой телефон? Он сейчас уедет, девушка просто сбежит через другую дверь, и куда Аля пойдет? К полицейским, которые вдруг куда-то испарились, отменно накормив тем самым ее паранойю?
        20
        Глоток кока-колы на вкус был как ледяная кислота.
        Але на какой-то муторный, замороченный миг показалось, что она умерла и попала в ад, где ее мучают худшими ее кошмарами. И следующий уже на подходе - шум машины, подъезжающей к дверям автостанции, показался ей дурным знаком. Предвестником беды.
        Но шелест шин прокатился вдоль дверей и растворился в предутренней тишине.
        Водитель докурил очередную сигарету, закатил глаза, глядя на психующую Алю, и направился в служебные помещения. Буквально через секунду оттуда выпорхнула девушка, отдала Але телефон и распечатанный билет, кликнула носильщика, и чрево автобуса снова распахнулось, чтобы заглотить розовый Алин чемодан.
        Водитель появился немногим позже, успев заставить ее снова понервничать, но это были уже легкие нервы, все уже было хорошо. И ее место было на пустом ряду, можно лечь на кресла и подремать еще пару часов, поджав ноги, пока автобус, неуклюже раскачиваясь, пробирается по холмистым улицам Паленке и выруливает на трассу, где он сразу пошел быстрее и ровнее.
        Первые полчаса Аля все еще боялась и даже не смотрела в окна, будто опасаясь случайно встретиться взглядом с поджидающим ее Хесусом. Но чем дальше к морю мчался автобус, тем быстрее развеивался липкий морок, окутавший ее в этом городе. Вдруг захотелось есть, и хорошо, что она купила пачку шоколадного печенья вместе с колой. Потом в туалет - и в задней части автобуса обнаружилась вполне чистая работающая кабинка.
        Мир снова выглядел солнечным и дружелюбным. И даже то, что автобус притормаживал у бесконечных маленьких поселений, на «лежачих пешеходах», перед веревками, натянутыми над дорогой, ее не расстраивало. Водитель что-то сказал по-испански про них, и она даже поняла общий смысл, что скоро начнется хорошая дорога и там такого не будет.
        Она почти задремала, подложив под голову рюкзак, когда вдруг автобус, притормозив в очередной раз, не разогнался обратно, а остановился. Аля выглянула в окно - со стороны водителя маленькая девочка протягивала в окно кулек с орехами в перце, обычную мексиканскую закуску, продающуюся во всех мелких магазинчиках. Она еще удивилась, зачем водителю понадобилось ее покупать посреди дороги, и тут в автобус вошли несколько молодых парней в черных футболках и платках, закрывающих пол-лица.
        Она видела таких в Мехико и поначалу пугалась, но ей объяснили, что это не бандиты, просто в это время года в горах холодно, это такая замена шарфов. Ну и защита от грязного воздуха: в огромном городе слишком много машин, да и вулканы, окружающие его, добавляют пыли.
        Вот только на юге было тепло. И чистый воздух.
        Аля слышала про банды, которые тормозят на дорогах машины, раскидывая самодельные ленты с шипами. И грабят - туристам советуют отдавать все, что потребуют. Жизнь дороже. Люди, живущие в Мексике, на ее испуганные вопросы философски пожимали плечами и говорили, что да, случается. Но редко, можно не волноваться. Скорее всего, большой автобус никто не тронет.
        Удача, увы, отвернулась от нее. Парни сразу прошли в конец автобуса, вынули пистолеты и что-то быстро и нервно начали говорить по-испански. Испуганные туристы выгребали все содержимое карманов и кидали, не глядя, в черные мусорные пакеты.
        Онемело от страха сердце, измученное тревогой за последние несколько часов. Сколько можно уже! Аля вытащила из кармана свой телефон - чудовищно жалко отдавать. Но ничего, всего лишь деньги, купит что-то поновее. В кошельке денег осталось мало, все на картах. Несколько тысяч песо - небольшая потеря. В пачке прокладок в чемодане еще триста долларов. Если паспорт не отберут - то все отлично.
        Будет еще одно приключение.
        Тоже с последствиями, но вовсе не с такими суровыми, как могло бы быть.
        Она почти успокоилась и достала из рюкзака кошелек, чтобы сразу его отдать. Не хотелось дольше необходимого смотреть в черное дуло пистолета, а не смотреть не получалось. Каждый раз, когда чье-нибудь оружие поворачивалось в ее сторону, Аля не могла отвести глаза, как загипнотизированная.
        Грабители шли по автобусу быстро, им самим невыгодно было копаться, и все должно было закончиться буквально через минуту. И все, можно будет выдохнуть.
        Не повезло.
        Над одним из платков, закрывавших лица грабителей, она увидела знакомые жестокие глаза древнего бога.
        Он замер - не ожидал.
        Пистолет в руке дрогнул, смещаясь на нее.
        Остальные удивленно оглянулись на Хесуса, вдруг застывшего посреди прохода, целясь в Алю. Похоже, он был тут вожаком. Короткий приказ - и ее подняли за локоть с сиденья и вывели наружу. Больше никого из туристов не тронули.
        Автобус уезжал без нее.
        1. Ранчо
        За три дня, проведенных на ранчо, Аля узнала не так уж много об этом месте и этих людях. Только то, что она попала в банду, промышляющую грабежами на дорогах, перевозкой наркотиков и прочими незаконными мелкими делами того же толка. Может быть, еще убийствами, больно легко они относились к оружию, таская пистолеты за поясом и выкладывая их на стол рядом с мобильниками. Ее собственный - мобильник, не пистолет - тут, кстати, сеть не ловил вообще. Вай-фая тоже предсказуемо не было. Судя по всему, надо было сказать спасибо кровожадным мексиканским богам хотя бы за электричество.
        Хесус был здесь за главного. Его нехотя, но слушались, хотя из двух десятков человек только половина была его возраста, остальные старше. Однако особым уважением он не пользовался, это было ясно по презрительному выражению лиц и медленной, ленивой реакции на приказы. Но особенно - по взглядам, которыми они ощупывали Алю при встрече, хотя он явно показал, что она его собственность. Не у него на виду, но в доме и во дворе попадавшиеся ей мужчины оглядывали ее с такой липкой наглостью, что казалось - отпечатки их взглядов остаются на коже, как жирные следы пальцев. После этого хотелось помыться, но дорога в душ пролегала мимо гостиной, где они проводили свое свободное время, и Аля старалась ходить туда пореже.
        Особенно мерзкими были трое: один смуглый и очень волосатый, еще один с блеклыми рыбьими глазами, вообще не похожий на латиноса, и третий - в шляпе, закрывающей глаза. От него было совсем не по себе: никогда не было ясно, куда направлен его взгляд. Все они насмешливо смотрели на Хесуса и жадно - на Алю.
        На открытый конфликт никто не шел, но с каждым днем атмосфера все сгущалась. Хесус тоже это чувствовал, не мог не чувствовать. Если поначалу он по-хозяйски лапал Алю прямо там, где заставал, то под звериными немигающими взглядами быстро перестал.
        Дом, в котором она оказалась, был похож на тот, что в Паленке, своей пестротой и разномастностью. Когда-то это было каменное одноэтажное здание на три комнаты, но по ходу дела к нему добавляли пристройки из чего попало, иногда едва прикрытые пальмовыми листьями и с утоптанной землей вместо пола, и он постепенно разрастался в нелогичный лабиринт. На улице теснились облупленные розовые клетки, в которых на ночь запирали живность. Днем облезлые собаки, тощие куры и жирные индюки разбредались по всему немаленькому двору с обложенным камнями кострищем в центре.
        Иногда Аля слышала откуда-то мычание, значит, тут были и коровы. Больше она ничего не видела, практически не бывая на улице. Почти все время она проводила в маленькой комнате, куда ее поселили, после того как привезли сюда в кузове пыльного пикапа.
        Глаза ей не завязывали, мешок на голову не надевали - хотя примерно этого она ждала, смутно представляя себе, что случается в таких ситуациях по фильмам. Она могла свободно смотреть по сторонам, но где находится, все равно не поняла бы. В автобусе она не следила за указателями, а пикап, в который ее засунули, почти сразу свернул на полузаросшую дорогу без разметки, потом выбрался на узкое шоссе, снова свернул в заросли с едва заметной колеей и окончательно все запутал, развернувшись на сто восемьдесят градусов и направившись туда, откуда приехал. Даже если бы Аля постаралась, она бы не смогла запомнить весь этот путь.
        Но она даже не пробовала.
        С момента, как она оказалась на пыльной дороге у горячего бока автобуса, все происходящее расслоилось на отдельные картинки. То бледные, будто выцветшие пастельные рисунки, то нестерпимо яркие, причиняющие боль, как во время мигрени.
        Черный зрачок пистолета, давящий, сворачивавший вокруг себя пространство в воронку. Чьи-то руки, забросившие ее в кузов. Ярко, вспышкой - россыпь замшелых камней на дороге, серо-охряных, похожих на те, из которых сложены пирамиды. Пресный вкус воды на губах. Забытье, рожденное однообразной тряской. Гул голосов, говоривших на незнакомом языке. Мозг выхватывал отдельные слова: «chicos», «corazon», «trenta» - но сплести из них реальность не получалось.
        Звенящий тяжелый солнечный свет заливал голову расплавленным свинцом, дышать было все тяжелее, перед глазами мелькали расплывающиеся темные пятна. Когда подъехали наконец к дому, чьи-то руки сняли Алю с борта, и она оказалась в неожиданно прохладном доме без надзора безжалостного светила. Роящаяся перед глазами чернота рассеялась, и Аля упала на колени, вдруг почувствовав разлившийся по венам ледяной ужас.
        Тошнота накрыла ее с головой, как соленая теплая вода океана, перед глазами все поплыло, и показалось, что солнце ворвалось в окна и двери, сдернуло крышу с дома, только чтобы добраться до нее и ударить по голове, погрузив в мутное бессилие и пустоту.
        Первые сутки она провалялась под вентилятором, то погружаясь в тяжелый муторный сон, то выныривая на несколько минут, чтобы выпить ледяной воды, сходить в туалет и оглядеться, по кусочкам выстраивая образ комнаты, в которой ее поселили.
        Полутораспальная кровать с железным изголовьем, крупный, перевитый разноцветной пряжей черный крест над ней - такие сувениры продавались в Паленке в каждой лавке. Зеркало у двери, старый вентилятор, два пластиковых стула и тумбочка. Окно с москитной сеткой, но ни стекол, ни ставень нет. И решеток тоже. Как и засова на двери.
        Туалет был в доме, а вот душ - на улице, в окружении сочной зелени, как в самых роскошных виллах на Мальдивах. Но силы доползти до него у Али появились только к следующему полудню.
        2
        Разморенная солнечная тоска Паленке сменилась чем-то иным. Настроение в глубине джунглей очень сильно отличалось от городского. Даже зной и липкая жара были здесь другими на вкус. Более жесткими, почти жестокими.
        Несмотря на то что Аля всю жизнь прожила в стране, где минимум половину года на улице - смерть, от неявной, но остро ощутимой агрессии мира вокруг было не по себе.
        Поначалу этот домик-развалюха показался ей похожим на домики у Черного моря, где местные сдают щелястые сараи под видом отдельных апартаментов, где ходишь в пыльный полдень через звенящие от зноя поля к морю и вечерами наблюдаешь, как разбредается по дворам идущее по главной улице стадо коров.
        Но потом она поняла, что само ощущение от природы, окружающей этот дом, - иное. Сама атмосфера - недобрая, темная, несмотря на яркое солнце. Что-то таится в переплетении ветвей, что-то злое шепчут листья на незнакомом языке.
        И как-то становится понятно, почему жившие тут последние несколько тысяч лет люди все это время выдумывали все более жестоких и странных богов, состоящих из дыма, зеркал, перьев, тьмы и человеческих сердец. Тут не отделаешься пролитым в огонь вином в качестве жертвы, этих удовлетворит только кровь.
        Аля очнулась после суток забытья под легким покрывалом в одном белье. Рядом на стуле лежала стопка ее одежды, пахнущая незнакомым кондиционером, и висело длинное льняное платье почти ее размера. На тумбочке у кровати стоял кувшин с ледяной водой. В углу валялся рюкзак. Чемодан, похоже, так и уехал дальше в Плайю - веселиться, пить коктейли, купаться в Карибском море и ездить на экскурсии в Чичен-Ицу и Тулум.
        Единственной женщиной кроме нее тут была низенькая старушка, темная и сморщившаяся, похожая на чернослив. Она постоянно что-то готовила в огромных кастрюлях на плите в тесной кухне, находящейся наполовину в доме, наполовину во дворе. В первый раз завидев пошатывающуюся от слабости Алю, она всплеснула руками и начала болтать на испанском часто и быстро, словно рассыпая по полу горох, и некуда было вставить никакое «но компрендо». Какое уж тут непонимание, по интонациям все ясно: просят ее вернуться в постель, пить водичку и не ходить босиком.
        Заодно она жестами, как смогла, объяснила Але, что выходить со двора и забираться глубоко в заросли окружающих его деревьев не стоит, потому что там водятся змеи. Причем не только на земле, но и свисают с веток, и встретиться с ними глаза в глаза будет не самым приятным опытом. Пантомима была весьма убедительна.
        Может, это было и неправдой, откуда Але знать, но проверять на собственной шкуре не хотелось.
        На утоптанной площадке, прямо под жарким солнцем, стояло несколько машин, в том числе тот пикап, на котором ее привезли. Но, увы, водить Аля не умела - как-то не готовила ее жизнь к тому, что придется спасаться бегством из плена в Мексике. В какую сторону идти пешком по дороге, и как долго, и не поймает ли она снова солнечный удар, как уже умудрилась за недолгий путь сюда, - тоже не была уверена. Планы на побег пришлось пока отложить.
        В рюкзаке нашлась косметика, зубная щетка с пастой и парочка блоков сигарет и стиков для электронки. Еще одна пачка печенья, документы, ноутбук и запасные носки. Увы, сменное белье, как и все остальные ее вещи, осталось в чемодане, поэтому приходилось вечером быстро стирать трусики и футболку в раковине и вешать сушиться на перекладину стула, загораживая джинсами. И надевать на голое и влажное после душа тело единственное, что оставалось, - льняное платье. Это выглядело недвусмысленным приглашением, и Аля ждала визита Хесуса на вторую и на третью ночь с дрожью и отчаянием.
        Она не представляла уже, как отреагирует на него. Сейчас хотелось выцарапать глаза и оторвать яйца, но что-то подсказывало, что в реальности все будет иначе.
        Он не приходил.
        В гостиной и во дворе шумели до глубокой ночи, что-то пили, смотрели телевизор, смеялись тем самым громким мужским смехом, от которого инстинктивно съеживается любая женщина, даже если она не в ловушке незапертой комнаты и почти раздета.
        3
        На четвертый день плена вся банда умотала куда-то на машинах прямо с утра. Вернулись они только к вечеру, веселые, возбужденные и пьяные, и продолжили праздновать прямо во дворе рядом с домом. Разожгли огромный костер, и его рубиновое пламя соперничало в кровавости оттенков с алым закатом, разливавшимся ручьями по верхушкам деревьев. От огня через двор тянулись длинные черные тени, изломанные и страшные. В одной из машин включили музыку, но за шумом веселья двух десятков мужчин Аля не слышала ничего кроме низких частот, ритмично бьющих в землю.
        Казалось, там творится какой-то обряд - вот-вот появится камень, ритуальный нож и шаманы взовут к богам солнца и дождя. Тени перечеркивали лица тех, кто ходил от дома к костру, принося лепешки и миски с мясом и овощами, делали их похожими на индейцев, подготовившихся к ритуалу жертвоприношения.
        Аля сидела, закутавшись в покрывало, и, несмотря на то что дневная жара еще не ушла из комнаты, ее била дрожь. От гулкого ритма, мелькающих отсветов огня и криков мужчин в глубине живота рос инстинктивный звериный ужас и ощущение, что сегодня что-то изменится.
        И никаких вариантов для перемен к лучшему она не видела.
        Ее клонило в сон, но стоило прикрыть глаза, как очередной крик раздавался словно прямо рядом с ней, и она вздергивала голову, ощущая, как мечется в груди сердце, пытаясь выпрыгнуть через горло и забиться рыбкой на деревянном полу.
        Скрип двери заставил сердце замереть, застыть, заткнув Але горло, чтобы она не закричала раньше времени.
        То, что пытался изобразить Хесус на своем лице, было, наверное, улыбкой. Но его взгляд был злым и темным, и получался скорее оскал. От него пахло алкоголем и свежим молодым потом. Аля на секунду прикрыла глаза, а когда распахнула обратно, он уже рылся в ее рюкзаке. Перебирал флаконы с разноцветными жидкостями, открывал их, нюхал, бросал на кровать. Аля подбирала ноги, будто пытаясь убежать от прибоя, который вот-вот утащит ее в темную глубину.
        Наконец он нашел что-то, что ему понравилось, повернулся к кровати, потащил на себя покрывало и хищно улыбнулся, подтягивая Алю к себе. Дернул платье с плеча, выдавил на ладонь пахнущую малиной пенку и стал размазывать по ее груди, прерывисто дыша. Когда он стискивал пальцы на ее груди чуть сильнее, по лицу его пробегала судорога, словно он едва сдерживает что-то внутри себя.
        Наклонился, лизнул ее влажную кожу, сжал зубами сосок, добившись приглушенного писка от Али, и опрокинул ее на спину, задирая подол.
        Что-то неуловимо изменилось в нем и его действиях. То, что в Паленке было экзотичным сексом, томным, жарким, резковатым и от того волнующе-острым, здесь стало злым и жестоким, давящим, как мрачный мир за пределами двора.
        Аля сжималась - возбуждения не было и в помине. Даже когда его пальцы забрались ей между ног, и Хесус, обнаружив отсутствие белья, шумно втянул воздух ртом и от его кожи полыхнуло жаром. Раньше от такого по ее телу пробегала дрожь и зажигала что-то внутри. Сейчас она могла только стискивать зубы и терпеть, пока он нащупывал клитор, раздвигал складки плоти и теребил его привычными и умелыми движениями. Аля не рисковала возражать, памятуя о том, как его это бесит. Здесь она в полной его власти, наказание может быть непредсказуемо жестоким.
        Тело не откликалось, словно выключенное. Было только муторно и стыдно, тяжелый комок страха в животе наливался холодом. Но в этот раз ее терпеливое равнодушие Хесуса не отвращало. Даже когда за стенами дома явно начало что-то происходить: крики стали громче, взревел автомобильный двигатель, взметнулось пламя костра, осветив и спальню, - ему было все равно. Он уже рвал пряжку с ремня, скидывал футболку, обнажая блестящую от пота грудь, и Але оставалось только сжимать зубы, раздвигать ноги и надеяться, что это кончится быстрее обычного.
        В незапертую дверь за его спиной сунулась чья-то рожа, кто-то заржал, комментируя увиденное в комнате, и Хесусу что-то сказали - длинную фразу на испанском, из которой Аля уловила только имя или название - Сантьяго.
        Хесус что-то рявкнул, дверь закрылась, но за ней тут же раздался взрыв злого хохота. Он выдохнул тяжело и долго и посмотрел на Алю, словно проверяя, как она отреагирует. Она застыла, боясь пошевелиться.
        Он встал, одернул ее платье, застегнул ремень и вышел, хряснув дверью об косяк.
        4
        Во дворе все давно стихло и все разошлись, только алый костер, догорая, кидал в небеса россыпи золотых искр. Куда так быстро и качественно успели усосаться двадцать пьяных буйных мужиков? Это было даже жутковато. Словно из леса пришли те самые древние боги и забрали их с собой.
        Аля вновь завернулась в покрывало и сидела, откинув голову на стену, страшась ложиться, чтобы не уснуть и не проснуться в аду. Но глаза закрывались сами собой и незаметно она все-таки задремала.
        Проснулась от громких голосов. Костер во дворе прогорел до пепла, и в темноте не было видно, кто разговаривает, но интонации были угрожающими, злыми, от них хотелось спрятаться, но у Али не было даже одеяла, которым можно накрыться с головой, только легкое покрывало. Что-то грохнуло, взревел двигатель - и шум стал удаляться. Затих где-то в глубине джунглей, но Аля продолжала вслушиваться, пока не убедилась, что даже птицы пока не планируют петь, напуганные происходящим. Здесь и петухи не кричали, а вполголоса сипели. Что тут должно было твориться, чтобы довести их до такого?
        Она свернулась клубочком и вновь уснула, вздрагивая от дурных предчувствий.
        На этот раз проснулась от утреннего яркого света и от настойчивого шуршания рядом. Подпрыгнула на кровати, плотно укутываясь в покрывало, хотя так и спала в платье. Но это была всего лишь старушка. Она копалась в Алином рюкзаке, укладывая туда ее одежду и разбросанные по полу флаконы пенок и шампуней.
        - Что вы делаете? - изумилась Аля. - Зачем?
        Та обернулась, улыбнулась ей приветливо и начала что-то очень подробно и долго объяснять на испанском, не отрываясь от своего занятия. Время от времени она оглядывалась, кивала с одобрением и продолжала.
        - Зачем, я спросила… - пробормотала Аля, завязывая покрывало на манер тоги и слезая с кровати.
        Старушка увидела, что она встала, еще раз одобрительно кивнула, подхватила Алин рюкзак и куда-то понесла.
        - Эй! Что происходит? - Аля догнала ее в коридоре, но та снова зачастила на испанском, и она сдалась. Только забрала тяжелый рюкзак, не встретив сопротивления, и пошла туда, куда вели.
        Это оказалась большая спальня в изначальной, каменной части дома. Старушка отперла дверь - ух ты, тут есть замок! - и жестом пригласила Алю внутрь. Улыбнулась ей на прощание и даже не стала заходить, сразу закрыла дверь за собой.
        Здесь было прохладно: работал кондиционер. Кровать была большой, двуспальной, но никаких резных спинок и прочего индивидуального дизайна, обычная железная. С довольно новым матрасом. Аля не стала на нее ложиться, она обняла руками рюкзак и забилась в кресло, стоящее в углу. От ее кожи все еще пахло малиновой пенкой, и от этого запаха тошнило.
        Перемены - не к добру.
        За весь день в комнату так никто и не зашел. Окно спальни выходило не в общий двор, а на лес, толстые стены глушили все звуки, кондиционер работал почти неслышно. Время здесь будто застыло.
        Но о себе напомнили физиологические потребности.
        Аля на цыпочках встала, добралась до двери и выяснила, что она заперта. Волна паники нахлынула - и откатилась. Окно в комнате было, и при желании можно было бы вылезти через него. Но куда она пойдет?
        Рядом со входной дверью обнаружилась еще одна, Аля сразу ее не заметила. Она вела в маленькую ванную, где был унитаз, раковина и даже простенький душ.
        Отвращение к запаху малины и все еще саднящим следам от касаний пальцев Хесуса пересилило даже страх. Аля скинула платье и быстро заскочила под тепловатые струи. Горячей воды не было даже тут, но ее все устраивало.
        Как стремительно падали ее стандарты и требования - меньше двух недель назад она кривилась, глядя на апартаменты в Паленке, и подумывала переселяться в гостиницу. Сейчас была просто счастлива, что есть вода и мыло.
        Только не привыкшая к такому обращению, ее нежная кожа после душа начала зудеть и сохнуть, напоминая, что все гели, пенки и бальзамы нужны были не просто так. Порывшись в рюкзаке, Аля нашла молочко почти без запаха. Все остальные средства напоминали о странном фетише Хесуса и вызывали отторжение. Намазаться им успела, а вот подождать, пока впитается, уже не смогла - в двери скрежетнул ключ, и она едва успела накинуть на себя платье, когда на пороге появился высокий мускулистый мужчина лет сорока. Полуобнаженный, только лишь в свободных серых штанах и босой.
        Его тяжелый взгляд моментально обездвижил Алю, словно кто-то впрыснул ей в кровь парализующий яд.
        5
        Только и оставалось, что в ответ на этот взгляд рассматривать его в ответ. Смуглая кожа, сеточка морщин у глаз, щетина, отросшая настолько, что еще пара дней - и можно называть бородой, черные волосы с двумя ярко сверкающими седыми прядями.
        Лицо жесткое, но красивое. В самый раз снова заподозрить кровь майя, почти не разбавленную испанской.
        Чем-то он был похож на Хесуса, если тому повезет дожить до зрелых лет. Стройностью в противовес коренастым фигурам местных? Изящными чертами лица? Взглядом настолько наглым, словно ему никогда в жизни не приходилось опускать ни перед кем глаз?
        И невероятно тяжелым. Але казалось, что ее утюжит танк, она могла с закрытыми глазами точно сказать, какую часть ее тела пристально разглядывает незнакомец.
        Ощущения резко изменились, когда он добрался до груди. Аля опустила глаза и поняла, что крем не успел впитаться и ткань промокла, резко обозначая соски.
        Чего она точно не желала - провоцировать еще одного психованного мексиканца.
        Скрестила руки на груди и заметила, как едва заметно дернулся уголок его рта. Скрывая улыбку или раздражение?
        Когда твоя жизнь зависит от чужого настроения, научишься ловить и не такие сигналы. У Али был большой опыт в этой области.
        - Откуда ты? - неожиданно спросил он по-английски.
        Аля обалдела. Она успела отвыкнуть от того, что понимает здесь чьи-то слова. Растеряла все ответы, запнулась, запуталась, еле выдавила:
        - Россия…
        - Далековато залетела.
        И снова это еле заметное движение губ.
        Она его бесит?
        Или наоборот - и сейчас придется…
        Аля резко выдохнула, вдруг отчетливо понимая, что может означать для нее появление этого властного мужчины и переселение в другую, более роскошную спальню. Когда женщина всего одна, достается она тому самцу, что выше по иерархии.
        - Да, перелет долгий, - аккуратно ответила он, не поддерживая игру подтекстов, которую все равно не понимала.
        - Как ты умудрилась в это вляпаться? - продолжил он допрос, прикрывая наконец дверь и делая шаг в комнату.
        - Во что? - Аля только усилием воли не сделала шаг назад, но почувствовала, как пересохли от волнения губы.
        Не облизывать.
        Не провоцировать.
        Доигралась уже.
        - Попала сюда.
        - Не то чтобы меня кто-то спрашивал…
        - Расскажи, - предложил он спокойно, будто они друзья и она всего лишь делится впечатлениями об отпуске.
        Аля смутилась.
        Как пересказать все, что происходило?
        Почему Хесус творил с ней такие вещи, о которых не расскажешь не то что своей бабушке, а и большинству подружек. Никто не поддержит, никто не поймет. И ей с одной стороны нравилось, с другой она понимала опасность происходящего, а с третьей именно это ее и будоражило, пока все вдруг не стало серьезно…
        Она испугалась. Замерла, застыла, притворилась пойманной в ловушку, спрятала себя настоящую, чтобы дотерпеть до конца, который был близок. До возможности сбежать.
        И как ей потом не повезло… По-настоящему, всерьез не повезло. Хесус ведь и правда удивился, увидев ее. Любой другой путь из Паленке принес бы Але свободу. А там - одиночество, Карибское море и много текилы, чтобы забыть произошедшее, превратить его в остренькую байку для посиделок в той степени опьянения, когда наутро никто не вспомнит, о чем говорили.
        Поймет ли ее этот мужчина? Воспитанный в другой культуре, выросший среди тех, кто не привык спрашивать у женщин разрешения.
        Кто вообще бы ее понял?
        - Спроси Хесуса, - выдавила она из себя. Ее рассказ только ухудшит ситуацию.
        - Он не сможет ответить, - равнодушно отозвался мужчина.
        Сердце быстро забилось. Аля вдруг испугалась за своего… насильника? Любовника? Его преступление не стоило…
        - Что ты с ним сделал? - нервно спросила она.
        Вопрос его явно удивил.
        Мужчина подошел к ней, внимательно глядя в глаза, что-то высматривая на лице. Помолчал, принимая какое-то решение.
        Аля почувствовала, как дрожат ее мышцы, требуя бежать, бежать, бежать. Слишком опасно находиться так близко к настолько сильному хищнику. Но снова осталась на месте усилием воли, которое отозвалось муторной слабостью во всем теле. Тело не понимало, почему они не спасаются, когда все так очевидно.
        - Малыш Хесус пока отправился домой, чтобы остыть, - наконец ответил мужчина, и взгляд его из пытливого стал задумчивым. - К сожалению, за время моего отсутствия он успел наделать много глупостей. И ты одна из них. Будешь пока жить тут, со мной.
        - А потом? - голос Али дрогнул.
        - Посмотрим, - тяжело уронил он, отходя, чтобы запереть дверь. - Меня зовут Сантьяго. Устраивайся поудобнее, отдыхай.
        И он скрылся за дверью ванной.
        6
        Что это значило? Что он имел в виду под этим «устраивайся»? Ложись и разводи ноги перед новым хозяином? Спокойно забирай себе кровать, пока настоящий джентльмен будет вертеться на жестком полу? Что-то еще?
        У Али не было никаких ролевых моделей и жизненного опыта, откуда можно было бы узнать, что делать, если попала в такую историю. Она никогда не оказывалась прямо в середине приключенческого фильма о бандитах в джунглях. Она даже и в джунглях никогда так глубоко не бывала, всю жизнь катаясь как туристка - по верхам и достопримечательностям.
        Гордая девственница скорее покончила бы с собой, чем дала поцелуй без любви.
        Коварная соблазнительница использовала бы всю свою женскую власть, чтобы вертеть этим мужчиной как вздумается.
        О таких, как Аля, фильмов не снимали.
        До всего приходилось доходить своим умом и жестоким опытом.
        Рисовать разветвленные системы вероятностей, писать списки плюсов и минусов. Обычно это помогало, но сейчас от попыток представить, что сделает Сантьяго дальше, начинала болеть голова.
        Парализованная невозможностью выбора, она вновь забилась в угол, подтянув колени к груди и натянув на них платье. Рюкзак выставила перед собой как щит, будто он и вправду сумеет ее спасти, если что.
        Сантьяго не торопился. Вода за дверью шумела и шумела - бесконечно, навевая сон, расслабляя нервы, смыкая веки выставленным на страже часовым. Аля теребила телефон, лежавший на тумбочке у кровати, но он как нарочно показывал, что прошла всего минута, две минуты, снова минута. Будто бы время что-то значило, будто бы ей кто-то пообещал, что все будет хорошо, если успеть до полуночи.
        Она подождала еще час, потом еще два, снова тронула экран - прошло всего четыре минуты.
        Он вышел спустя полчаса. Совершенно обнаженный, не потрудившись даже обернуться полотенцем. Даже не посмотрел в Алину сторону, словно нарочно давая рассмотреть себя в подробностях.
        Крупные мышцы, темная кожа. Несколько беловатых шрамов, в том числе явно от пуль. Крепкие бедра и подтянутые ягодицы - обнаженным он казался даже более внушительным, чем был в одежде. Подошел к кровати с противоположной от Али стороны. И все равно слишком близко. Достаточно близко, чтобы разглядеть идущие к паху напряженные мышцы, создающие тот самый неповторимый мужской силуэт в виде перевернутого треугольника.
        Аля всегда сходила с ума по этим мышцам, но ей редко доводилось видеть их вживую. Почти никогда. Зато всегда, даже на картинках, хотелось потрогать, чтобы почувствовать крепость и силу. Прямо сейчас это была бы худшая идея из возможных, но рука дернулась совершенно инстинктивно, словно Аля была задумана и создана с именно такой врожденной программой - вести кончиками пальцев по гладкой коже, прощупывая натянутые жилы.
        К счастью, у нее еще оставался разум, хоть уже и не слишком крепкий. И кровать между ними - это тоже помогало.
        Дальше она смотреть не стала, торопливо опустив ресницы, ограничивая саму себя в проявлениях любопытства. Успела лишь отметить, что он совершенно не возбужден.
        В отличие от нее.
        Что ни делай, как ни бойся, как ни прячься, но когда на всю комнату шарашит этой звериной, природной, совершенно бездумной маскулинностью, женщина не может остаться равнодушной. Даже если ей всю жизнь нравились тонкие интеллигентные мальчики в очках с томиком Сартра под мышкой.
        Але не нравились.
        Что делало ситуацию еще сложнее. Она сглотнула на сухую, прижимая к себе рюкзак еще сильнее. Один раз она уже поддалась зову гормонов, и куда это ее привело…
        - Не будешь раздеваться? - вдруг спросил Сантьяго, и она, все-таки не удержавшись, посмотрела на него. Держать взгляд выше пояса было физически тяжело, как удерживать на поводке очень сильного и целеустремленного добермана. - Если хочешь в душ - иди. Горячей воды нет и не будет, но можешь потом согреться под кондиционером.
        - Я уже была… - настороженно ответила Аля, гадая, намек это или просто вежливость.
        Он пожал плечами - мышцы перекатились под лоснящейся смуглой кожей, как у огромного дикого зверя. Смотреть на это можно было бесконечно, но она не в зоопарке. У всего могут быть последствия, если дикий зверь не заперт в клетке.
        Он лег в постель, накинул на себя простыню, но стоило Але выдохнуть и похвалить себя за успешно выигранную битву с самой собой, как Сантьяго развернулся к ней и пришлось снова любоваться этими перекатами мышц. Не говоря уж о том, что так он стал существенно ближе к ней.
        - Как тебя зовут? - спросил он.
        Аля попыталась протолкнуть воздух сквозь сжавшееся горло. И неожиданно для себя самой выдала:
        - Черемахина Алла Валерьевна.
        Вот и пришел момент отомстить им всем за их непонятный испанский!
        Тяжелый взгляд Сантьяго сделал каждое мгновение выразительной паузы отдельным кругом ада, а его темные глаза обещали ей бесконечное падение во тьму, если не одумается.
        Она кашлянула и одумалась:
        - Аля.
        - Выключи свет, Алия, когда будешь ложиться, - спокойно сказал он и отвернулся, двумя ударами кулака взбив подушку.
        В повисшей тишине она боялась шелохнуться, все еще не веря, что он Просто Лег Спать.
        Но дыхание его быстро стало ровным и глубоким, сонным, беззаботным.
        Аля подождала еще немного для верности, аккуратно отложила в сторону рюкзак и на цыпочках сбегала в туалет. Вернулась - дыхание не изменилось. Но комната без Сантьяго, как днем, и комната с ним разительно отличались. Даже когда он спал, его присутствие наполняло пространство вокруг мужской плотной мощью.
        Она щелкнула выключателем и в полной темноте, где мигал только зеленый огонек кондиционера, без труда нашла путь на свою половину кровати. Она чувствовала его, точно знала, до сантиметра, где он находится, - без света, без запаха, без тепла тела. Просто знала.
        Лечь с ним, обнаженным, рядом в одну постель было… Аля сказала бы: «неловко». Но на самом деле это было вызовом, провокацией, риском. Причем не для него - для нее.
        Приглашением. Уже для него.
        Но не на полу же спать!
        Конечно, платье она снимать не стала. И положила между ними свой рюкзак - словно меч в Средневековье.
        7
        Утром Аля проснулась на другой стороне кровати, обнимая чужую подушку. Она втянула носом глубокий мужской запах Сантьяго, оставшийся на ней, и оглянулась. Спальня была пуста, а рюкзак с невинным видом лежал на кресле.
        Аля вскочила и метнулась к двери - та была не заперта. Какую бы роль ей здесь ни уготовили, ей вернули хотя бы кусочек свободы, щедро выданный с самого начала Хесусом.
        Еще один кусочек свободы подарил Сантьяго - она заперла дверь на задвижку и с наслаждением приняла душ, не оглядываясь в страхе каждые пять секунд. Да, вода была прохладная, но Аля уже не обращала на это внимания. Если отнять у человека необходимое, а потом вернуть, он будет счастлив намного сильнее, чем от любого предмета роскоши.
        Кое-что сильно изменилось с исчезновением Хесуса. Теперь при встрече с Алей мужчины опускали глаза. И молчали.
        Вообще болтовни стало меньше. И особенно дикого гогота, который заставлял Алю сжиматься от страха. Внезапно оказалось, что для членов банды есть множество занятий кроме просмотра телека под пиво и орешки. Кто-то во дворе скручивал из проволоки новые клетки для живности, кто-то мастерил очередной навес, или рубил ветви, нависшие над стоянкой машин, или возился в двигателе старенького пикапа - дел, как выяснилось, хватало на всех. Ни одно слово Сантьяго не встречалось смешками и перешептываниями, как при Хесусе. Он говорил тихо, но его внимательно слушали и отправлялись делать то, что он велел.
        Аля начала понимать, чем настоящий главарь отличается от мальчишки, которому дали «порулить». Но что это значило лично для нее? Он явно забрал ее себе, но в каком качестве, если по прямому назначению использовать не стал? Гадать можно было бесконечно - снова, как ночью, когда она пыталась просчитать его действия.
        Все звали его Serpiente. Аля провела параллель с английским «serpent» и пришла к выводу, что это значит «змей». Почему же он представился ей по имени?
        Еще больше ее запутала старушка: когда пришло время обеда и все парни по очереди заскочили за едой на кухню, она тронула Алю за локоть и, протянув тарелку, указала в сторону гостиной:
        - Kaan, - сказала она.
        - Что? - не поняла Аля.
        - Kaan, - повторила старушка и ткнула пальцем в Сантьяго, сидевшего на кожаном диване среди остальных. Ему, видимо, не по чину было самому идти за едой.
        Аля фыркнула.
        - Сантьяго? - уточнила она.
        Старушка посмотрела на нее очень странно. Склонила голову и пару секунд изучала ее лицо.
        - Si, - наконец подтвердила она и ушла обратно к своим кастрюлям.
        Аля пожала плечами, передала ему тарелку - завел себе личную служанку и грелку в постель, да? - и хотела как обычно уйти есть в комнату, она не любила есть на людях. Но Сантьяго остановил ее.
        - Садись, - кивнул он на диван рядом с собой, и парнишка возраста Хесуса, который там сидел, испарился, даже не дожидаясь, когда на него взглянут, не то что попросят уйти.
        - Так расскажи, как ты здесь оказалась, - не глядя на Алю, спросил Сантьяго как бы между делом. Но по-английски, так что остальная часть банды не могла понять их разговор.
        - Хесус привез, - хмуро буркнула Аля, которая наивно надеялась спокойно поесть - она успела полюбить это блюдо из мелких кусочков мяса в соусе с гарниром из риса. Себе она не клала острых приправ, в отличие от местных жителей. С остротой в ее жизни и так был перебор.
        - Ты знала, куда едешь, и согласилась? - выражение лица у него было странное. Напряженное. - Я слышал, что русские - отчаянные люди.
        - Конечно, отчаянные! Я три года снимала квартиру в Солнцево! - оскалилась Аля. - Слышал про Солнцевскую братву?
        - Не только слышал, но и встречался, - не дрогнул он. - Получается, ты приехала специально, чтобы вступить в банду?
        - Нет!
        Аля помолчала, вороша вилкой рис и прокладывая в нем дорожки для соуса. Но потом решила все-таки добавить:
        - Хесус вывел меня из автобуса, угрожая пистолетом.
        - Увидел незнакомую девушку в автобусе и вывел? - Брошенный на нее взгляд был таким тяжелым, что еда застряла в горле.
        - Кажется, Хесус что-то все-таки рассказал…
        - Кое-что.
        Аля смотрела в свою тарелку, не поднимая на него глаз. Аппетита больше не было. Но Сантьяго не стал продолжать допрос. Спокойно ел, не глядя на нее, посмеивался над шутками на испанском. Надо было вставать и уходить, но она почему-то решила спросить:
        - Почему ты сказал, что тебя зовут Сантьяго? Они зовут тебя…
        - Змей, - тут же повернулся он к ней.
        - А та пожилая женщина на кухне…
        - Пилар, - снова подсказал он.
        - Пилар назвала тебя Каан.
        - Это одно и то же. Просто слово «змей» на разных языках. Это мое… родовое имя. Мой дед был шаманом.
        - Я думала, это байка гидов, - хмыкнула она. - У каждого первого дед был шаманом.
        Снова тяжелый взгляд, под которым Аля прикусила язык.
        Ну вот зачем она начала нарываться? Проблем мало? Решила подтвердить репутацию отчаянных русских?
        Но Сантьяго - или Змей? - не рассердился. Наоборот, подколол в ответ:
        - А ты жила в Солнцево, хотя не каждый русский состоит в Солнцевской братве.
        - Уел, - признала Аля.
        Она было решила, что на этом они закончили, но едва стала вставать, как Сантьяго негромко сказал:
        - Получается так: ты приехала как туристка в Паленке, запала на моего племянника, а он на почве страсти в итоге натворил глупостей. Не могу его винить, я в его возрасте… впрочем, не будем. Я решу эту проблему.
        - Я не… - запротестовала было Аля, потому что в его пересказе это выглядело как-то совсем неправильно. Но он прервал ее:
        - Я решу.
        И встал, не давая ей шанса оправдаться.
        Вечером она проскользнула в спальню раньше него, завернулась в простыню и выставила на стражу свой рюкзак.
        Услышала сквозь дрему, как он пришел, и постаралась дышать ровно, как спящая.
        Сантьяго постоял рядом пару минут, хмыкнул, убрал рюкзак на кресло и ушел в душ.
        8
        Во сне Але казалось, что томная жара сжимает ее горячими ладонями, ведет пальцами по коже, собирая бисеринки пота, дышит в волосы, теплым дуновеньем взвихряя легкие пряди. Аля извивалась, подставляя уставшую от холода за тридцать лет жизни в России белую кожу под расслабляющее тепло, чувствуя, как тает ледяная корочка, казавшаяся частью ее самой, влажно растекается нежное пламя, охватывает ее с ног до головы…
        Проснулась она вся мокрая насквозь, во взбившихся простынях и с задравшимся на талию платьем. Испуганно дернула ближайшее покрывало, прячась под ним. Поняла, что снова одна и, видимо, давно, потому что спит посреди кровати и обе нагретые подушки - ее.
        Села в кровати, отводя влажные пряди с лица. В комнате и впрямь было жарковато, градусник еще вчера вечером показывал почти тридцать, а кондиционер Сантьяго почему-то не включал. Должно быть, ему хватало и прохладной воды в душе. Ей тоже хватило - вода смыла с Али остатки тягучего медового сна, убрала томление внизу живота. Не зря во все времена советовали холодный душ от неуместных мыслей.
        Она еще раз пересмотрела всю свою косметику и отложила в сторону то, что пахло слишком сильно. Похоже, фетишизм Хесуса надолго, если не навсегда, отбил у нее желание покупать баночки и бутылочки со слишком яркими и вкусными запахами.
        Осталось совсем немного: молочко для тела, два крема и остатки маски для волос. Придется теперь мыть голову мылом? Парикмахер ее четвертует! Как тогда, когда она забила на три месяца на уход, и за это время волосы отросли всего на сантиметр вместо обычных трех, да еще и посеклись. Ленечка чуть не отказался с ней работать, а это была бы катастрофа, лучше него никто не разбирался в уходе за тонкими, слабыми, но при этом вьющимися волосами.
        Крема хватит на пару месяцев, если не выпендриваться и мазать только по строгой необходимости.
        Молочко продержится недели две.
        А что потом?
        Как скоро она запаршивеет и превратится в старуху без привычного ухода? В уродину с пятнами на коже, кругами под глазами и шелушением буквально везде?
        Но если подумать - вся эта история как в «Алисе в Зазеркалье»: нужно бежать изо всех сил, чтобы оставаться на месте. Выглядеть на двадцать пять в свои тридцать, и каждый год добавлять новое средство, тратить на все это больше времени, чтобы выигрывать у него хотя бы во внешности.
        Ее гораздо меньше волновала ее судьба в этом доме до момента, пока она не поняла, что самое большее через два месяца останется без своих волшебных эликсиров. Высохнет и сморщится, как старая Пилар. Кто знает, может ей не восемьдесят, как думала Аля, а намного меньше? Пятьдесят? Сорок пять? Она же не спрашивала, а тяжелая работа, активное солнце и отсутствие последних достижений бьюти-индустрии старят быстро.
        Холодные пальцы страха старости сжали ее горло. Тревога, которую она ублажала всеми своими кремами, жила у нее в груди, где-то посередине, чуть ниже сердца. Когда она думала о том, что однажды придется сдаться и сдвинуться с мертвой точки застывшего возраста, из этого места по всему телу разливались холодные тяжелые волны отравляющей ртути.
        Аля прислонилась лбом к холодному кафелю душа и немного подышала на раз-два-три. Все хорошо. Все будет хорошо. Она выберется отсюда раньше. Сантьяго обещал все решить.
        Выключила воду и принялась наносить на кожу молочко с нежной шелковистой структурой, наслаждаясь прикосновением к самой себе. Оно было практически без запаха, с легким флером ванили, терявшимся за интенсивными ароматами этой страны: горячего мяса, острого соуса, мясистых ярких листьев, густого мха, растущего на древних камнях.
        Нанесла маску на кончики волос: решила спасать их, в остальном понадеялась на природу и экологически чистое питание. Тут вокруг была сплошная чистая экология: ползала, кудахтала, мычала, гуляла на вольном выпасе и жрала настоящую траву. Если это не поможет, никакие эко-продукты не спасут.
        Взбила волосы, которые должны были высохнуть естественными волнами, и распахнула дверь: коже нужно было еще минут пять, чтобы молочко впиталось, и можно идти завтракать.
        На пороге ванной стоял совершенно голый Сантьяго.
        «Ну вот, - бухнуло сердце, проваливаясь в живот. - Ты и дождалась».
        Боялась?
        Жалела?
        Мечтала?
        Смотрела свои эротические сны?
        Сейчас все и случится.
        Аля застыла на месте, разглядывая его одновременно жадно и тревожно. Пока она спала и принимала душ, он успел заняться какой-то физической работой и сейчас был весь покрыт потом и темными грязными разводами. Мышцы все еще были напряжены и вычерчивались на подтянутом теле как нарисованные - выглядело почти нереально. Будь это фотография, Аля решила бы, что «Фотошоп»: не бывает такого в жизни.
        Но он стоял слишком близко, чтобы усомниться. И запах пота, исходивший от него, на удивление, не был неприятен. Наоборот - свежий, яркий, мужской, он делал Змея еще привлекательнее, включал в Але какие-то древние программы по выбору самца, и программы эти определяли с абсолютной точностью, кто тут занимает верхнюю ступеньку в иерархии.
        Она боялась того, что должно было сейчас случиться.
        И хотела этого.
        И понимала, что это будет самое глупое решение за всю ее жизнь, включая связь с Хесусом.
        Но если она сбежит, то никогда не перестанет жалеть.
        Ее тянуло к нему как магнитом. Как будто гравитацию придумали только для того, чтобы крупные, пахнущие мужчиной и зверем объекты притягивали к себе объекты мелкие, измазанные ванильным молочком.
        Аля качнулась вперед - их разделяли какие-то сантиметры…
        9
        Аля едва оторвала глаза от его мускулистой груди и… встретилась с его холодным взглядом.
        Сантьяго смотрел на нее очень спокойно, совсем не так, как должен смотреть дикий самец, который вот-вот набросится на беспомощную жертву.
        - Ты закончила? - спросил он.
        - Да… - пролепетала она, еле сообразив, что речь про душ, а не про поедание глазами его вызывающе мужественного тела.
        - Тогда моя очередь. - Он вошел под струи прохладной воды. И даже не повернулся к ней, оставшись стоять спиной. Потянулся за мылом, как следует намочил густую шевелюру - две седые пряди потемнели под водой.
        Аля помедлила несколько секунд, огорошенная этим равнодушием. Но быстро опомнилась, схватила полотенце и выскочила за дверь.
        В спальне было тепло, но ее почему-то начало трясти. Голова постепенно остывала и прояснялась. Она чуть сама не набросилась на чужого незнакомого мужика, бандита - урода похлеще, чем Хесус! Потому что тот еще мальчишка, а этот уже давно выбрал свою роль в жизни. Главарями не становятся случайно, просто свернув не на ту дорожку. Нет, это место под солнцем выгрызают зубами, оставляя позади кровь и пепел. Хотеть такого мужчину значит предавать все свои принципы. Надо просто подчинить тело разуму и начать думать о том, как выбраться отсюда, а не как его горячие руки чувствовались бы на ее мягкой коже.
        В доме царила напряженная атмосфера. Хозяйством никто не занимался, но и в гостиной было пусто, и по коридорам никто бесцельно не шатался. Мужчины собрались во дворе, о чем-то негромко переговаривались, проверяли машины, заряжали оружие. Аля как увидела пистолеты, так и вернулась обратно к Пилар с тазиком белья, которое выходила развесить. Кое-как жестами объяснила ей, что не может этого сделать, и забилась в угол в кухне, стараясь не попадаться никому на глаза. Каждый раз, как она видела черный зрачок пистолетного дула, у нее подгибались от ужаса ноги и тошнило. Но в этом доме от оружия было не спрятаться нигде, кроме, разве что, спальни Сантьяго. Но там был он сам - и он был опаснее пистолетов. Только услышав его спокойный властный голос во дворе, Аля метнулась в комнату и задвинула щеколду.
        Спустя пару часов в дверь постучали. Аля вздрогнула, ожидая кого угодно, от Сантьяго, который просто захотел еще разок помыться, до полиции, которая наконец разыскала пропавшую владелицу истошно-розового чемодана. Но это была всего лишь старая Пилар, которая, как обычно что-то быстро говоря по-испански, принялась сноровисто менять постельное белье и полотенца. Але стало неловко, как будто она предавалась на этом белье разнузданному разврату.
        Впрочем, она чуть было это не сделала. Хотя бы в мыслях.
        Невозмутимость старушки нервировала еще больше. Она настолько привыкла к тому, что здесь ночуют женщины главаря, что ни единым движением брови не показывает, что об этом думает?
        Не может же она одобрять такое поведение?
        Пилар почти не привлекала Алю к помощи, но она сама не могла смотреть как та, со своим маленьким ростом, прыгает вокруг огромной кровати, натягивая простыню. Потом она сменила наволочки, аккуратно сложила две простынки, заменяющие одеяла, и, продолжая болтать, отправилась обратно на кухню. Аля пошла за ней следом, удивляясь тому, как тихо стало в доме и во дворе. Видимо, банда умотала на очередное дело. И, судя по подготовке, серьезнее обычного.
        Ну и слава богу. Она помогла почистить фиолетовую картошку для рагу, вынесла облезлым дворовым собакам миски с мясными обрезками. Шуганула наглого индюка, который мешал курицам нормально поесть. Загрузила в стиральную машину свежую порцию белья и пошла развешивать мокрое.
        Как-то незаметно, мало-помалу, она втягивалась в хозяйство. Не сколько из чувства долга - кто бы ее заставил! - сколько для того, чтобы не сойти с ума от скуки.
        В телефоне у нее еще оставалось достаточно книг, но читать целыми днями тоже было невозможно. Гулять дальше двора - страшно. Поговорить не с кем. Вот и помогала потихоньку, чтобы утихомирить тревогу и приглушить лишние мысли.
        Обед был уже готов, но никто не возвращался. Аля в кои-то веки поела спокойно, за столом, даже сварила себе кофе и вышла с чашкой на дорогу, всматриваясь в пропыленный горизонт. Послеполуденная жара опускалась на ранчо, растекаясь глухой тишиной, чем-то похожей на тишину в укутанном снегом лесу. Только хлопали крыльями два суетливых петуха да слышалось тяжелое дыхание старого грязно-белого пса. Ленивая рыжая кошка спала под кустом, не шевеля даже ухом. Мир, казалось, застыл в медовом янтаре горячего воздуха.
        Возвращаясь в дом, Аля заметила, что Пилар тоже украдкой посматривает в сторону дороги.
        Через час она выключила огонь под кастрюлями: все равно никто не возвращался, не было смысла поддерживать еду горячей.
        Спустя еще два, уже не стесняясь Али, выходила на дорогу и всматривалась в горизонт, щуря глаза.
        Когда Аля застала ее на коленях в кухне, терзающей резные четки в скрюченных старческих лапках и быстро-быстро и как-то отчаянно твердящей что-то вроде молитвы - там было слово «Dios» - ей и самой стало не по себе.
        Что если что-то случилось? Их захватили в плен, арестовали или перестреляли всех?
        Что тогда будет с ней и Пилар?
        Сюда приедет полиция?
        Или ее опередит какая-нибудь соседняя банда, чтобы забрать себе все имущество, включая коров, кур, собак и женщин?
        Как вообще у них тут принято?
        Аля даже не знала, куда и зачем они все отправились.
        Грабить ли автобусы или развлекаться чем-то посерьезнее?
        Может, как раз на разборки с конкурентами?
        Ее не интересовали их незаконные делишки, поэтому она и не собиралась спрашивать Сантьяго, а теперь из всех собеседников была только Пилар, которая если что и знала, вряд ли сумела бы объяснить на своем испанском.
        Стемнело, быстро, почти незаметно, а ничего так и не изменилось.
        Пилар вынесла Але тарелку с едой, но та жестом отказалась: в горле стоял комок. Она поняла, что уже не меньше часа не отрываясь смотрит на дорогу.
        Если появится полиция, надо успеть сбегать в дом за рюкзаком с документами.
        Если другие бандиты - спрятаться в лесу, где-нибудь в яме у деревьев.
        Только как их отличить от своих?
        10
        Лишь когда совсем стемнело и на небе засияла полная луна, на дороге, ведущей к ранчо, мелькнули яркие фары и стали приближаться. Отупевшая от ожидания и тревоги Аля вспомнила, что хотела спрятаться, только когда первая машина уже сворачивала на утоптанную землю стоянки. Следом за ней выруливал знакомый грязный пикап, окривевший на одну фару. По телу разлилось облегчение, даже кончики пальцев закололо. Привычные проблемы лучше новых.
        Она отступила в тень, надеясь, что останется незамеченной.
        Так и случилось. Захлопали дверцы, зазвучала испанская речь, кого-то вытаскивали с задних сидений, и в свете фар лаково блеснула кровь на смуглой коже, кто-то разгружал ящики из багажника, кто-то доставал автомобильную аптечку и шипя, прямо тут, на стоянке, обрабатывал мелкие раны.
        Аля осторожно обошла двор по периметру, стараясь не попасться никому на глаза: в воздухе буквально стоял запах адреналина и тестостерона. Зато в доме сразу бросилась на кухню, где Пилар уже хлопотала над широким столом, на котором лежал мужчина с буквально развороченным правым боком. Густая темная кровь пузырилась на грязной коже, вокруг валялись ошметки срезанной одежды. Аля быстро отвернулась - крови она не боялась, но вот такие зрелища были чересчур. И сразу увидела сидящего в углу незнакомого мужчину. Он прижимал белое вышитое яркими птицами полотенце к плечу и тяжело, со свистом, дышал. Она тронула Пилар за руку, указывая на него и жестами спрашивая, можно ли помочь. Та покачала головой.
        Аля удивилась, но тут мужчина вскинул на нее глаза, лицо его исказилось злобой, и он разразился длинной тирадой на испанском, из которой Аля узнала «puta» и «prostituta» и догадалась, что это явный отказ. Она бросила еще один взгляд на его плечо, из которого сочилась кровь, уже проступавшая на полотенце, и только тут заметила лежащую рядом шляпу с низкими полями. Вот оно что.
        Не незнакомец. Просто она сразу не узнала одного из той троицы, что так пялились на нее до возвращения Сантьяго.
        Аля кивнула и ушла разогревать еду. Пилар сейчас было явно не до этого, а вся остальная банда наверняка голодна.
        Так и было - едва учуяв запах стряпни, к ней потянулись сначала самые молодые и нетерпеливые, а потом и все остальные. Она накладывала в миски рис, овощи и мясо, разогревала лепешки, разливала суп, не поднимая глаз, но все равно умудрялась краем глаза увидеть то свежий бинт, то испачканную кровью одежду. Кажется, что-то у них пошло сильно не так.
        Или это обычный результат серьезного дела? А неудача - это когда вообще не возвращаются?
        Закончив с раздачей позднего ужина и перемыв всю посуду после него, Аля заглянула в кухню - там уже никого не было, и она вспомнила, что краем уха слышала шум двигателей. Неужели отвезли все-таки того парня в больницу? Или хотя бы туда, где помогут куда лучше старой Пилар.
        Стол и пол были залиты кровью, темные следы вели вглубь дома, даже на стене был отпечаток окровавленной ладони. Она вздохнула и пошла за тряпками. Только на несколько секунд, когда она ждала, пока ведро наполнится водой, что-то внутри нее ужаснулось: Аля, куда ты попала? Чем ты занимаешься? Как ты докатилась до того, что в мексиканской глубинке смываешь кровь подстреленного бандита, вместо того чтобы сидеть на веранде нового московского ресторана и пить «маргариту», рассказывая подругам, какая опасная страна Мексика? Но этот тонкий голосок мигом смолк, когда она подхватила тяжелое ведро, и больше не возвращался.
        Вымыв кухню и коридор и проверив, что все остальное тоже в порядке, Аля подхватила пачку сигарет и ушла так далеко от дома, как только осмеливалась, не забираясь в глухие заросли. Вяло что-то проворчала ей вслед собака, уставшая от людской суеты, а курам после заката происходящее и вовсе было глубоко пофиг. Больше хватиться ее было некому.
        За спиной в ярко освещенном доме еще что-то происходило, раздавались голоса, тон которых постепенно повышался, но у Али уже не было моральных сил гадать, о чем шла речь. Она курила одну за другой, никак не накуриваясь, смотрела на луну и в темные затаившиеся джунгли и даже не пыталась ни о чем думать. Хотелось остаться ночевать здесь, под звездами, только бы не возвращаться в пропахший кровью и мужской яростью дом. И не ложиться в постель с человеком, для которого сегодняшний день был как для Али дедлайн в конце квартала. Стресс, конечно, но ты сама это выбрала.
        Горло уже драло от табачного дыма, но Аля дождалась, пока разъедется половина машин, а в доме погаснут огни. На цыпочках прокралась по храпящему дому, юркнула в спальню. Присутствие Сантьяго чувствовалось даже в полной темноте. Подсвечивая себе телефоном, переоделась в платье прямо в комнате. Все равно он все уже там видел. И рюкзак тревожить не стала.
        Закуталась в простыню и, не удержавшись, посмотрела на мужчину рядом.
        Сантьяго спал на спине, наполовину, в самом стратегическом месте, прикрытый простыней, но при желании можно было угадать под тонкой тканью все нужные очертания. Дыхание было ровным, грудь вздымалась и опадала медленно и спокойно. Он умудрился обойтись без ран, вернулся целым.
        Аля не ложилась, любовалась им.
        Твердо сжатыми губами, седой прядью, упавшей на лоб, сильными руками, закинутыми за голову. Гладкой смуглой кожей на груди и крепким животом, до которого вновь невыносимо захотелось дотронуться.
        Она провела рукой в миллиметре над его кожей, не касаясь, но задевая темные волоски, от пупка дорожкой убегавшие под простыню.
        Как же все-таки красиво - вот это природное, настоящее, не вылепленное в спортзале тело. У нее был любовник, не вылезавший из качалки. Она сначала повелась на его бицепсы и квадрицепсы, на хвастовство взятыми весами, на селфи из раздевалки тренажерного зала, которые выгодно смотрелись на фоне мягких пузиков даже самых красивых программистов из ее офиса.
        Но это были фальшивые елочные игрушки, искусственно сделанное только для любования тело. Животная, древняя часть Али чувствовала в этой красоте фальшь.
        Теперь ей было с чем сравнить.
        Аля вздохнула, легла, отвернувшись к стене, и не заметила, что он открыл свои темные глаза, словно и не спал.
        Была его очередь слушать ее глубокое дыхание.
        11
        - Почему ты спишь в платье?
        Аля вздрогнула. Она была уверена, что как обычно проснулась одна, и потому неторопливо потянулась, чувствуя, как ноют мышцы после вчерашних упражнений с тряпкой, подумала, хочет ли есть или ну его, опять припашут… И за дверью ванной было тихо, поэтому она и подумать не могла, что оттуда вдруг появится Сантьяго - голый, как обычно. И с внезапным вопросом.
        Он вытирал волосы полотенцем и с любопытством смотрел на Алю, пока она растерянно соображала, как сформулировать весь комплекс причин. Подумала, что несмотря на то как она реагирует на его тело, само его присутствие уже стало обыденным, словно она всю жизнь спала с голыми мексиканскими бандитами в одной кровати.
        Кстати, голый мексиканский бандит отбросил полотенце, потянулся за штанами и вскоре стал одетым мексиканским бандитом. Ситуацию это не слишком исправило, зато можно было не отводить глаза от нижней части тела. Хотя что Аля там еще не разглядела? Полвзгляда тут, взгляд искоса там - и, в принципе, она уже знает, что одарен он неплохо, часто ходит полувозбужденный, не обрезан, хотя можно было бы ожидать, что рядом с США эту традицию тоже будут массово перенимать. И красивый. Так уж повезло.
        - Ммм? - напомнил о вопросе Сантьяго, и Аля невероятно смутилась, поняв, о чем она думала, вместо того чтобы отвечать.
        - У меня нет другой одежды. Только джинсы. Даже платье мне дала Пилар.
        - А спишь-то в нем почему? - Он подошел к Але и провел рукой по грубой льняной ткани платья на плече. В то мгновение, когда его пальцы уже почти скользнули на ее шелковую кожу, изнеженную и избалованную всеми десятками пенок, гелей, кремов, мистов, которыми она умащала ее ежедневно последние несколько лет жизни, и он мог бы почувствовать волнующий контраст… Он убрал руку и отошел.
        - П-потому что больше не в чем… - Аля с трудом набрала воздуха для этой фразы, шокированная этим небрежным жестом.
        Слишком интимным он был, каким-то семейным… словно прикосновения друг к другу у них в порядке вещей.
        - Так спи голая, - пожал плечами Сантьяго.
        Он обогнул кровать, подхватил полотенце и закинул его в ванную по пути к двери. Пора было расходиться. Ему - заниматься этими своими нелегальными делами. Ей - помогать по хозяйству Пилар и ждать удобного случая, чтобы сбежать.
        - Она твоя мама? Пилар? - вдруг решилась спросить Аля в последнюю секунду, когда он уже взялся за ручку двери.
        Сантьяго хмыкнул. Остановился. Помолчал.
        - Нет. - Пауза. - Это мать моего врага.
        - Что?! - оторопело переспросила она, подумав, что ослышалась.
        - Когда-то он был моим другом, а потом я убил всю его семью. Только мать не смог, она кормила меня все детство.
        Он сказал это очень спокойно, так равнодушно, что у Али в груди все заледенело. И отвернулся к двери, словно снова намереваясь уйти, поэтому она не увидела, как перекатились желваки и закаменела челюсть после этих слов.
        - А ты не боишься, что она тебя отравит после такого?
        - Нет. Она поняла, почему я так поступил.
        Аля вспомнила, как вчера Пилар стояла на коленях в маленькой кухне и молилась и как щурилась, всматриваясь в горизонт. Что должен сделать собственный ребенок, чтобы мать «поняла» того, кто его убил? И не только его, а других близких тоже? Чтобы продолжила заботиться о враге своего сына и так волноваться за него?
        Сантьяго стоял у кровати, как будто забыв, что собирался куда-то идти. Опущенные руки были сжаты в кулаки, а взгляд был устремлен в окно, хотя на что там смотреть, джунгли как джунгли.
        Аля тихо-тихо села на кровать, думая, что она щедро раскрасила мексиканскую экзотику яркими красками, как на знаменитых ретаблос - наивных картинках, нарисованных в благодарность богу и святым за совершенные чудеса.
        Вот мексиканец - в сомбреро, синих штанах, с гитарой и усами. Вот он на коне с ножом и пистолетом. Вот льется красная-красная кровь. Вот белый ангел спускается с небес. Вот девушка в лиловом платье бросается на шею возлюбленному. Зеленые джунгли, желтое солнце, коричневые кони и бирюзовая накидка Девы Марии Гваделупской, защитницы всех латиноамериканцев.
        «Благодарю Деву Марию, что мой ребеночек выздоровел», «Слава Святому Себастьяну за избавление моего брата от пьянства», «Спасибо Святой Розарии, что мой муж забыл о любовнице» - и все остальное, простое, яркое, как цвета на этих картинках.
        Ей, да и ее друзьям по пятничным московским загулам, френдам в «Фейсбуке» и прочей «интеллектуальной элите» почему-то казалось, что именно у них - самые тонкие и сложные эмоции. Противоречивые чувства, многогранные отношения.
        У остальных, особенно у тех, кто живет в деревнях или на таких вот ранчо, все должно быть просто. Враг - значит враг до последнего вздоха, и мать должна караулить его с ножом у двери спальни, чтобы зарезать, когда он расслабится. Любовь - значит бросаться друг к другу в объятья в тот же миг. Дурной человек - дурной во всем и совершать хорошие поступки может только из хитрости. А добрый не может быть плохим в мелочах, иначе какой же он добрый, если наркоман?
        Осознавать такое в себе было неприятно. Но вот оно, живое доказательство.
        Стоит, щурится, вновь утюжит Алю тяжелым, как танк, взглядом.
        - Я сегодня поеду в город, - сказал Сантьяго - Что-то купить тебе там?
        Почему бы не рискнуть? Она все равно хотела обратиться к нему с этим.
        Аля открыла на экране электронный билет и протянула Змею свой телефон:
        - Сантьяго… Завтра утром у меня самолет. Видишь? Из Канкуна. Я должна была улететь в Москву, домой. Отвези меня в аэропорт, пожалуйста.
        Паспорт у нее с собой. Черт с ним, с розовым чемоданом. Она зарегистрируется, зайдет в салон самолета, пристегнется - и все закончится. Может быть, будет потом немного жалеть, что так и не удалось переспать со вторым мачо-красавчиком. Вслух.
        Про себя - нет. Даже нарисует яркое ретабло: спасибо Иисусу, что все обошлось так легко.
        - Нет. - Он отдал ей телефон и не стал больше ничего объяснять. - Так что тебе купить?
        - Ночнушку, трусы и тампоны! - психанула Аля.
        Особенно последний пункт скоро станет актуален.
        Жаль, она не увидит, как этот брутальный самец будет блеять в аптеке или прикидывать размер в отделе белья!
        - И все? - спокойно переспросил он.
        - Да.
        Зачем ей дополнительная одежда, если она все равно ходит по маршруту спальня-кухня? Тут хватит и фартучка на голое тело.
        - Хорошо.
        И он захлопнул за собой дверь.
        Чуть сильнее, чем было необходимо.
        12
        День был на удивление спокойным. Словно море после налетевшего шторма - ровная тяжелая гладь под льющимся с небес расплавленным золотом солнца.
        Почти все разъехались, и на стоянке не осталось машин. В доме царила тишина, выключен был даже вечный орущий телевизор в гостиной. Пилар совсем недолго поколдовала на кухне, да и ушла во двор. Сидела там под навесом, смотрела на гуляющих кур и индюков и что-то негромко напевала.
        Аля маялась бездельем.
        Почитала, поела, запустила стирку, прошлась до дальних зарослей деревьев, где задумчиво покатала ногой несколько охряных кирпичей. Неужели тут есть какие-то древние развалины неподалеку? Чисто теоретически тогда можно было бы вычислить, где она.
        Но отказалась от этой мысли: гиды рассказывали, что местные жители до прибытия археологов довольно лихо растаскивали камни из пирамид и дорог, построенных майя, на свои нужды. Эту славную традицию заложил еще завоевавший Мексику Кортес с последователями - они не просто разрушали языческие храмы индейцев, а строили из этих же камней храмы христианские.
        С точки зрения Али это было нелогично: если верить в богов старых и новых всерьез, то наоборот, кровавая магия, напитавшая камни, извратит и исковеркает слова, которые будут произносить священники под высокими сводами, направит чистую веру прихожан на службу жестоким богам этих мест.
        Но, может, они верили, что единый христианский бог окажется сильнее десятка индейских? А если что - призовет на помощь воинство святых.
        Когда солнце уже немного устало золотилось на верхушках деревьев, на ранчо вернулся Сантьяго. Она выбежала к нему с такой радостью, будто и правда ждала, а не заскучала до отупения от безделья.
        И застыла, залюбовавшись ловко спрыгнувшим с подножки высокого джипа мужчиной.
        Выглядел он строго и стильно: черные джинсы, черная рубашка, расшитая белыми узорами, белая шляпа с загнутыми полями и крупная серебряная пряжка на ремне с чеканкой в виде стилизованного под рисунки майя змея.
        Если бы Але было пятнадцать лет, она бы отдалась ему прямо на стоянке.
        Впрочем, она и в свои тридцать… кхм.
        Вслед за его машиной подъехали еще два минивэна, из которых выгрузилась большая часть банды. Сантьяго сдернул с плеча рюкзак и поманил Алю к себе. Вручил ей бумажный пакет из магазина белья и упаковку тампонов. Проходящий мимо знакомец в глубоко надвинутой шляпе и с перемотанным бинтами плечом что-то негромко бросил по-испански и заржал.
        Тяжелый взгляд сверлил его спину, пока он не скрылся в доме.
        Аля даже поежилась, когда Сантьяго вновь посмотрел на нее, ощутив предназначенную не ей ярость. Но темные глаза мгновенно потеплели:
        - Пожалуйста, не выходи вечером из комнаты, - попросил Змей. - Сегодня соберутся очень непростые люди, не надо тебе там мелькать.
        Она дернула подбородком, но по пути в дом быстро покурила на задворках и завернула к холодильнику, чтобы запастись едой. Еще более непростых людей, чем она уже встретила, Аля не готова была увидеть.
        Однако любопытство было все-таки сильнее страха, и когда с темнотой стали прибывать гости, она время от времени все-таки высовывала нос, стараясь не попасться им на глаза, и прислушивалась через дверь к голосам, когда они звучали в коридорах поблизости.
        В гостиной потихоньку собирались коренастые черноволосые мужчины в ковбойских шляпах и ярких рубашках. Их лица были изборождены морщинами настолько глубокими, что в них почти целиком прятались шрамы, появляясь на поверхности, только чтобы пересечь бровь или подбородок. За ними следовали мальчишки возраста Хесуса - с оружием за поясом, выставленным напоказ.
        Они все обращались к Сантьяго «Каан», и слышать это было непривычно. Общались, конечно, по-испански, и выдернутые Алей наугад знакомые цифры ей, конечно, ни о чем не говорили.
        Мелькали в коридорах и свои: например, тот, в шляпе, с забинтованным плечом. Правда теперь у него почему-то было еще разбито лицо.
        Один раз она чуть не попалась, почти угодив под быстрый, как пуля, взгляд самого старого из прибывших - с длинными, почти полностью седыми волосами. Но успела юркнуть обратно в спальню и с бьющимся сердцем быстро задвинуть засов. После этого уже не рисковала и сидела, прислонившись к спинке кровати, играла в какую-то тупую мобильную игрушку с шариками, не в силах сконцентрироваться достаточно, даже чтобы что-нибудь почитать.
        В какой-то момент Але показалось, что все уже закончилось, настолько тихо было в доме. Она приотворила дверь и на цыпочках двинулась по коридору - но заглянув за угол, увидела, что у входа в гостиную стоят два парня в черных рубашках и их большие пальцы цепляют край ремня прямо рядом с рукоятями пистолетов.
        Аля снова вернулась в спальню, но уже не могла сосредоточиться и на шариках. В воздухе нервной взвесью дрожало агрессивное напряжение, которое чувствовалось даже через две двери и несколько метров коридора.
        Вряд ли они обсуждали там, какой торт заказать на вечеринку: «Три шоколада» или «Красный бархат». После вчерашней неудачи эта встреча виделась особенно не к добру. Или они всегда так собираются, если что-то пошло не так? Обсуждают пути выхода из кризиса, подбадривают главаря, делятся своими историями?
        И пьют ромашковый чай.
        Аля нервно усмехнулась.
        Все, что она знала о криминале, она знала только из сериалов. Даже опыт жизни в Солнцево ничем не помогал. Район как район: фонари освещают асфальтированные дорожки, в лифте антивандальное зеркало, и гопники вежливо здороваются, когда проходишь мимо них в подъезд.
        Только уже ближе к полуночи дверь в спальню наконец скрипнула, и Аля резко развернулась - как же она забыла задвинуть щеколду?!
        Это оказался Сантьяго.
        Уже без шляпы и в наполовину расстегнутой рубашке, которую стянул раньше, чем захлопнул за собой дверь. Он устало скользнул взглядом по напряженно вытянувшейся Але и проворчал:
        - Я для кого ночнушку покупал? Опять будешь в платье спать?
        - Сейчас переоденусь, - откликнулась она.
        Не хотелось показаться совсем уж неблагодарной, но и признаваться в том, что она ожидала от бандитской встречи «на высшем уровне» всего, чего угодно, и не хотела оказаться полураздетой, если дела окажутся плохи, тоже не собиралась.
        Когда она вернулась из душа в подаренной белоснежной сорочке до пят, он валялся на кровати: привычно голый и непривычно - с бутылкой пива в руке.
        Все остальные парни время от времени позволяли себе выпить, Змея же Аля видела с чем-то алкогольным впервые.
        Укатали беднягу «серьезные люди».
        13
        Аля была готова к маленькой ответной мести Сантьяго: к тому, что ночнушка окажется ничего не прикрывающим клочком шелка. Или паутинкой кружев на завязочках.
        Но все оказалось ровно наоборот - и где он только нашел длинное белое одеяние, полностью закрытое, включая горло и запястья, прикрывающее даже пятки? Из очень тонкой мягкой ткани, у которой, однако, не было даже шанса прильнуть к коже, чтобы продемонстрировать очертания фигуры.
        Не иначе как в магазине исторических костюмов.
        Это что - такой намек?
        Ты мне как мама?
        Но то, как он посмотрел на Алю, когда она появилась из ванной…
        Нет, на маму так точно не смотрят.
        Не отрывая взгляда от ее бедер, он поднес бутылку пива ко рту, но забыл сделать глоток и пролил его на себя.
        Неужто тут мужчины предпочитают как можно более целомудренных девушек?
        Секрет, который она не знала, - что ткань ночной сорочки была настолько тонкой, что на фоне яркого света из ванной можно было разглядеть все изгибы ее тела.
        Она пожала плечами, подхватила свои вещи, которые надо было завтра закинуть в стирку, и направилась к своей половине комнаты. Это дало Сантьяго время прийти в себя, стереть пролитое пиво и накинуть простыню на нижнюю часть тела.
        - Как все прошло? - вежливо поинтересовалась Аля, останавливаясь у кровати в замешательстве.
        Она уже привыкла, что они укладываются спать по отдельности, разворачиваются спинами друг к другу и быстро вырубаются. Сегодня же Змей пока не планировал ложиться, да и она все еще на нервах и вряд ли быстро заснет.
        Просто лежать рядом в одной постели как-то провокационно.
        Чем заниматься, о чем разговаривать?
        - Бывало и хуже. - Он не смотрел на нее. Пил свое пиво, ощутимо расслабляясь с каждым глотком, глаза становились все более осоловелыми. - Бывало и лучше.
        Такой он разговорчивый. И столько сразу информации.
        Аля села на кровать спиной к нему и тут же ощутила, как по позвоночнику сверху вниз, до натянувшейся на бедрах ткани, прокатилась знакомая тяжесть взгляда. Но когда она обернулась на Сантьяго, он безразлично пялился в стену. Вряд ли ему сейчас есть дело до ее прелестей. После напряженных переговоров последнее, что хочется - набрасываться на кого-то в приступе страсти.
        Она чувствовала растущую между ними неловкость, и каждый жест делал только хуже. Мышцы деревенели. Аля завернулась в простыню, отчаянно жалея, что здесь нет нормального одеяла, под которым можно было бы спрятаться, легла, сдвинувшись на самый край кровати, подальше, как в первую ночь и закрыла глаза.
        Сантьяго сделал еще глоток пива - в тишине спальни любой звук казался слишком громким. Аля пошевелилась, устраиваясь поудобнее, и ей стало неловко от того, сколько шума она производит. Словно специально пытается обратить на себя внимание. Она замерла, стараясь дышать потише, но это совершенно не помогало уснуть. И чем дальше, тем хуже - она то и дело сглатывала, понимая, что это тоже не остается незамеченным. Уже и дыхание казалось ей слишком громким.
        - Сантьяго… - тихо сказала она, не поворачиваясь. - Зачем ты поселил меня в своей спальне?
        Это был опасный провокационный вопрос, но Аля уже устала ждать, бояться, чувствовать это напряжение между ними и не понимать его природу. Если он хотел ее трахнуть, то пусть уже трахнет поскорее, чем мучить ежевечерним ожиданием.
        Он выдержал такую долгую паузу, что Аля уже думала: не ответит. Мужчины освоили этот фокус в совершенстве - молчать на прямой вопрос.
        - Потому что… - начал он сипло, но откашлялся и продолжил: - Иначе была бы поножовщина.
        - Из-за меня?
        - Я оставил Хесуса за главного, и он не справился. Позволь я ему единственному иметь здесь женщину, это стало бы первым поводом к бунту.
        - И поэтому отнял меня, как игрушку у провинившегося малыша? - Аля приподняла голову от кровати и обернулась к нему.
        - Он должен понять, почему я это сделал, - Сантьяго глотнул еще пива.
        - А ему самому ты не сказал, почему так поступил? - удивилась Аля.
        Он качнул головой, все так же не глядя на нее.
        Практически демонстративно.
        Аля не привыкла так разговаривать.
        - Тогда с чего он вдруг поймет?
        - Он взрослый человек, - отчетливо скрипнул зубами Сантьяго. - Которому я доверял достаточно, чтобы оставить на своем месте.
        Аля не выдержала и повернулась к нему окончательно, села, оперевешись на спинку кровати. Надо же, оказывается в мексиканских бандах те же самые проблемы управления и мотивации, что и в московских офисах! И такие же упрямые начальники, построившие бизнес своими руками и уверенные, что у подчиненных в голове то же самое, что у них.
        - Но когда он не справился, наказал его, как мальчишку! - бросила она, разгорячившись. Ее уже мало волновало, что вообще-то она спорит с настоящим бандитом, который провел последние несколько часов в компании самых опасных людей в этой части страны.
        - Он и есть мальчишка, - усмехнулся Сантьяго.
        Он изменил расслабленную полулежачую позу - повернулся на бок, оперевшись на локоть и с искрящимся в глазах любопытством посмотрел на Алю.
        - Ты непоследователен! - горячилась она. - Либо он мальчишка, и тогда кроме наказаний, ты должен объяснить ему, что не так и как надо правильно! Либо взрослый, и тогда ты не можешь что-то у него отбирать! Или кого-то!
        Аля резко села, упираясь кулаками в кровать и не отводя сверкающего взгляда от темных глаз Сантьяго.
        - Я должен был устроить поединок за тебя? - ехидно сощурился он. Похоже, ее эмоциональность начала заводить и его. - И заодно за место лидера?
        - Может быть, решить, что я тоже взрослый человек, и отпустить меня? - совсем обнаглела Аля. - Я уж как-нибудь сама разберусь, кому принадлежать!
        Когда она начинала спорить, ей было все равно, кто перед ней: CEO международной корпорации или мексиканский убийца. И если убийца, то голый он, одетый или с пистолетом за поясом. Если поединок на словах - она должна победить.
        - У нас так дела не делаются! - яростно отрезал Сантьяго. - Если два мужчины претендуют на женщину, они разбираются между собой!
        - А ты на меня претендуешь?..
        Аля замерла.
        И он замер, не донеся бутылку с последним глотком пива до губ.
        Его глаза, только что неистово сверкавшие во время спора, вдруг потемнели.
        Взгляд переместился на ее полуоткрытые губы - Аля непроизвольно глубоко вдохнула, и он сполз к ее приподнявшейся груди.
        Она проследила за ним и заметила коварство тонкой ткани ночнушки: ее потемневшие соски отменно под ней просматривались. И Змей это тоже заметил.
        Под его темным взглядом они еще и затвердели, и его дыхание стало тяжелым.
        Аля боялась шевельнуться, чтобы не усугубить ситуацию, но краем глаза заметила, что ему было очень, очень небезразлично то, что он видел.
        Все-таки мужчинам сложнее скрывать свои чувства, и простыня не была для них помехой.
        Взгляд переместился еще ниже - на край ночнушки, которую она поддернула в запале спора, и теперь она открывала белые колени и мягкими складками вычерчивала тени внизу живота.
        Хотя в привезенном Сантьяго пакете было полтора десятка простых белых трусиков, Аля по привычке не надела белья, как обычно выстирав его на ночь.
        Она почувствовала, как разливается по коже жар - и страх, и предвкушение, и напряжение, и замирает что-то в груди от неизбежности.
        Сантьяго протянул руку - сердце остановилось на мгновение, чтобы забиться как ненормальное.
        Но он только одернул подол, прикрывая ее колени, перекатился по кровати, отставил бутылку на тумбочку, щелкнул выключателем, погружая спальню в темноту, и закутался в простыню, отвернувшись от Али.
        Молча. Так ничего и не ответив. Как это умеют в совершенстве мужчины.
        14
        Выспаться ей не дал собственный телефон, в несусветную рань запиликавший напоминалкой: «Рейс Канкун-Стамбул отправляется в 9:55, регистрация открыта». Аля схватила его в наивной надежде, что откуда-то, каким-то чудом, появился интернет, но календарь просто подхватил из почты письмо с электронным билетом и самостоятельно решил позаботиться о ней.
        До Канкуна отсюда ехать часов двенадцать, не успеть даже чудом.
        Если бы жестокие мексиканские боги были благосклонны к ней, сейчас она выбирала бы текилу и духи в дьюти-фри, потом спала, ела, пила неплохое вино, которое разливают «Туркиши», смотрела фильмы на экране в спинке переднего кресла, гуляла по стамбульскому аэропорту, пересаживалась на рейс до Москвы, ругалась на нерусских таксистов в Шереметьево и серо-черные пейзажи, несущиеся мимо, пока такси мчится по МКАДу.
        Занималась бы всем тем, что так раздражает в отпуске, - этой неизбежной скучной суетой, которая всегда немного приглушает яркие впечатления и которую хочется отменить, изобрести телепорт.
        На работе ждут только в понедельник, папа не ждет даже смс по прилету, подруги вечно путают все даты. Еще дней пять никто ее не хватится, но и потом - вряд ли.
        Аля слишком упорно работала над тем, чтобы никто никогда не лез в ее жизнь без приглашения. Не звонил, чтобы выяснить, почему она целых три часа не появляется в мессенджере, не инициировал федеральный розыск, если она просто выключила все телефоны и планировала выспаться, не приходил под дверь, когда она удаляет аккаунты в соцсетях, чтобы устроить себе цифровой детокс.
        Подруги так и подумают.
        На работе пару раз позвонят и пометят, что Аля в неоплачиваемом отпуске.
        Отец скажет свое обычное: «Обиделась неизвестно на что, как все бабы».
        По-настоящему ее хватятся, может быть, через месяц. Или полтора.
        И то поначалу постесняются разыскивать - вдруг она обрела просветление и теперь живет в глубине джунглей, общаясь только с местными жителями и древними богами.
        Что, в целом, недалеко от истины.
        Несмотря на ранний час, Сантьяго уже не было, и Аля спокойно умылась и отправилась помогать Пилар. Обычно она пропускала утренние сборы, когда Змей раздавал указания на день, рассказывал о планах и общался с парнями - совсем как проект-менеджер в каком-нибудь московском офисе. Но сегодня она вышла во двор с корзиной выстиранного белья как раз под конец такой «летучки». Сантьяго гарцевал на темно-гнедой лошади, одетый так же стильно и роскошно, как вчера, и Але стоило некоторых усилий не оборачиваться на него поминутно, чтобы полюбоваться на идеальную осанку, на то, как он гордо держится в седле и какими сдержанными, но властными жестами отправляет своих ребят по местам.
        Закончив, он крикнул что-то в кухню, и к нему вышла Пилар с полотенцем в руках. Разговор был негромким, да Аля все равно не поняла бы. Но потом Пилар кивнула в ее сторону, и Сантьяго обернулся. Аля быстро отвернулась, старательно глядя на развешанные наволочки. Здесь ее научили новому способу обходиться без прищепок: веревка для белья была хитрой, туго скрученной из двух, и секрет был в том, чтобы зажимать края белья между ними.
        - Алия!
        Она судорожно вдохнула и повернулась к нему, готовая ко всему. Даже - в сердце теплилась последняя крошечная надежда - к тому, что ее сейчас отвезут в аэропорт Паленке и посадят на самолет до Москвы. Даже пусть просто отвезут - она сама купит билет!
        - Собираюсь проверить дальние пастбища, размяться, поговорить с людьми… - сообщил ей Сантьяго. - Умеешь ездить на лошади?
        - Только шагом… - недоуменно ответила Аля. Возможно, в Мексике это умение сродни умению кататься на велосипеде, но она живых-то лошадей видела считанное количество раз - в основном, когда владельцы конюшни клянчили «на корм» у метро. А держаться в седле ее научили на одном из корпоративов, почему-то устроенном в конном клубе.
        Ловкий смуглый парнишка уже вел из-за дома вторую лошадь, такую же темненькую, как у Сантьяго, уже оседланную и на вид довольно смирную. Пока Аля восхищенно гладила лоснящийся бок и шелковую гриву, Пилар забрала у нее пустую корзину и одобрительно ткнула в спину, указывая на седло. Только тут до нее дошло:
        - Это для меня? - спросила она почему-то у Пилар, но ответил, конечно, Сантьяго:
        - Для тебя. Забирайся. Прокатимся, развлеку тебя.
        Аля на удивление ловко, должно быть, с перепугу, забралась в седло, почти не забыв, как правильно упираться коленями и держать поводья, и покосилась на Змея - смеется? Но он серьезно осмотрел ее, кивнул, и они отправились шагом по земляной дороге между высоких сочно-зеленых зарослей. Видно было, что по этой дороге часто ездят машины, но и для лошадей она подходила отменно.
        Прогулка напоминала Але какие-нибудь фильмы о жизни аристократов века девятнадцатого. Леди и джентльмен после обеда выехали проветриться, ведут неторопливую беседу о погоде и любуются окрестными видами. Дальше, в зависимости от страны действия, их ждет признание в любви, страстный поцелуй у дерева, внезапное нападение врагов или вечерний чай с маленькими сэндвичами. Интересно, какой вариант предполагается в Мексике?
        Солнце начинало припекать, и Аля забеспокоилась, что не взяла ничего на голову. Хоть бы платок какой-нибудь надо было повязать.
        - Это большое ранчо? - После их обмена истинно английскими замечаниями о погоде в самом начале прогулки вопрос звучал довольно вежливо.
        - Да, земли много, - отозвался Сантьяго. - Но она почти не обрабатывается. На дальнем краю есть пастбища и парочка кукурузных полей, там живут старые работники, оставшиеся еще от мужа Пилар.
        - Это ее ранчо?
        - Да.
        …значит тут ты всех и убил?..
        Аля не произнесла это вслух, но неловкая пауза застряла в беседе, как камушек в подкове.
        Как-то неудобно было расспрашивать дальше. Чем именно он занимается в жизни? Грабит автобусы? Нет, это занятие для мальчишки Хесуса, он сам осуждал его за это. Тогда что? Шантаж? Наркотики? Заказные убийства? Сутенерство? Хотя это вряд ли, тогда в первые дни парни не смотрели бы на нее голодными глазами.
        Вежливая беседа как-то не задалась.
        15
        Заросли по сторонам от дороги были похожи на сорняки-переростки средней полосы. Вроде бы и узнаешь какое-то растение, и даже название вертится на языке, но здесь оно в десять раз выше, и не факт, что из одного рода. А может, Але так только казалось, и мозг, утомленный таким количеством неизвестного вокруг, старался подогнать картинку под готовые шаблоны.
        В стороне показалось толстое дерево, будто сплетенное из нескольких десятков тоненьких. Высокое, с густой широкой кроной, под которой хотелось спрятаться от полуденной жары. Высоко-высоко на крепких ветвях были видны остатки досок и свисающие полусгнившие канаты.
        - Вот тут мы с Матео играли в детстве. Это была наша крепость, - прокомментировал Сантьяго, заметив ее интерес.
        Матео - сын Пилар?
        Его друг?
        Его враг?
        Но он больше ничего не добавил.
        Настроение Али, поначалу легкое и с оттенками восхищения - лошадкой, шагающей послушно и ровно, яркими цветами вокруг, свободой открытого неба, по которому она успела соскучиться, и Сантьяго, красивым, стройным и неуловимо киношным в этом образе, начало портиться еще с разговора о старых работниках. А сейчас и вовсе опустилось до нуля и грозило уйти в минус. Тяжелое жаркое солнце уже ощутимо пекло голову, и перед глазами мелькали первые черные мушки. Непонятно было: ей так муторно из-за жары или стало вдруг неприятно от всей этой истории?
        Она косилась на Сантьяго, не решаясь расспрашивать о подробностях, то ли страшась узнать, что все гораздо хуже, чем ей сейчас кажется, и он действительно безжалостный и циничный убийца - представлять себе романтику с такими ей надоело еще до окончания школы, так что ее одержимости точно пришел бы конец. То ли боясь, что правдивая история наоборот - нарисует ей слишком привлекательный образ Змея, которого она не сможет не пожалеть и - неизбежно намертво влюбится.
        Впереди дорога разветвлялась и вела в заросли, куда Сантьяго без сомнений свернул. Показалась низкая деревянная ограда, ворота, и дальше - загон, в котором бродили несколько мосластых коров и лежал в тенечке огромный бык. Привыкшей к картиночным пухленьким буренкам, Аля смотрела на этих костлявых чудовищ с огромным удивлением. Впрочем, здесь и куры были худые и такие же облезлые, как эти коровы. Может быть, для них это нормально.
        Среди деревьев по краю загона был сделан навес из пальмовых листьев и натянуты гамаки. В них, прикрыв лица шляпами, дремало несколько смуглых до черноты мужчин. Сантьяго покачал головой, глядя на это, и гаркнул что-то по-испански.
        Работники посыпались из гамаков с криками: «Серпиенте! Серпиенте!» - и даже попытались выстроиться в ряд, но Змей добавил несколько слов, и они разбежались по загону: один потащил тюки с упакованным сеном в кормушку, другой зачем-то стал поднимать с земли лежащего быка, нахлестывая его по бокам сорванным по дороге гибким прутом, а третий нырнул под навес, повозился там и вернулся с новой соломенной шляпой, которую с поклоном передал Сантьяго.
        Тот протянул ее Але:
        - Ты не захватила ничего, чтобы прикрыть голову. После солнечного удара нужно быть особенно осторожной.
        Аля надела шляпу и опустила ее поля пониже, чтобы скрыть выражение своего лица.
        Когда загон остался далеко позади, Аля все-таки решилась задать вопрос:
        - Там были совсем молодые ребята. Не похоже, что остались с прежних времен. И все-таки они работают здесь, а не… с тобой? - проглотив слишком резко звучащее «грабят».
        - Тут есть парни, которые выросли в деревнях, где нет ничего, даже туристов. Что сам вырастишь, то и ешь. Хочешь купить новый телевизор или спутниковую антенну - будешь копить несколько лет. Конечно, они попробовали удариться в криминал. Мексика - бедная страна. Для простого парня слишком мало вариантов жить пристойно.
        - Наркотики? - тихо спросила Аля, глядя перед собой.
        - В том числе. Но я этим не занимаюсь. Как и торговлей людьми, - зачем-то уточнил, словно стараясь выглядеть лучше в ее глазах.
        - Должны же быть у девушки принципы… - саркастично пробормотала Аля на русском.
        - Не у всех приходящих в банду есть способности к криминалу, и не все этого на самом деле хотят. Куда их девать? Я разрешил жить на этой земле и работать. - Он будто не заметил ее слов на незнакомом языке.
        Они ехали по открытому пространству, заросли остались позади, и солнце уже пекло, не стесняясь. Аля и подумать боялась, что бы с ней стало без шляпы. Хотя все равно вязкая тяжелая жара прибивала к земле, утомляла сильнее самой прогулки.
        Сантьяго несколько раз покосился на нее, решил подбодрить:
        - Доедем до дальнего пастбища, там будет речушка с водопадом, сможешь искупаться.
        - А там крокодилы не водятся? - с опаской спросила Аля.
        - Нет конечно, - он рассмеялся.
        Он как будто расслабился, отъехав подальше от дома, где не нужно изображать сурового главаря банды. И лицо перестало быть таким суровым и жестоким. А улыбка сделала его даже красивым.
        Аля не боялась бы его так, если бы он сразу ей улыбнулся.
        Правда, от этого все равно ничего не изменилось бы, напомнила она себе. Что бы ей ни казалось, что бы он ни делал, пусть даже позаботился о ней, взяв с собой, чтобы не скучала, остается факт - он продолжает удерживать ее здесь насильно.
        - А змеи? - уточнила она, вспомнив предостережения Пилар.
        - Змеи не любят, когда много людей. Если так хочешь их увидеть, надо отойти подальше, вверх по течению, там они греются на камнях.
        Значит, про змей все-таки обманули. Была бы Аля змеей, которая не любит людей, она бы ни за что не стала соваться в окрестности дома, где постоянно толчется два десятка мужчин и ездят туда-сюда машины.
        Значит, за пределы двора все-таки можно. Но недалеко, а то вдруг какая-нибудь змея-экстраверт как раз собралась подползти пообщаться. Выбраться ей эта информация не поможет.
        С очередного холмика открылся вид на широкое зеленое пастбище, на котором пасся небольшой табун разномастных лошадей. Дорога, убегавшая направо, огибала холм и вела к низеньким домикам, прилепившимся к ограде пастбища. Та, что вела с холма налево, шла по берегу реки. Недалеко, в зарослях, был слышен шум воды. Должно быть, это и был обещанный водопад.
        - Лоша-а-а-а-адки! - почему-то очень обрадовалась Аля.
        Она уже устала ехать и была рада слезть на твердую землю, ловко ускользнув из рук Сантьяго, пытавшегося ей помочь. Он посмотрел на нее с легкой усмешкой и махнул рукой налево:
        - Пойдешь купаться?
        - Посмотреть - обязательно! - с энтузиазмом сообщила она. Вряд ли он сравнится с Мизоль-Ха или Агуа Азуль, но она не собиралась привередничать. - А вот мой купальник уехал в Плайю.
        - Купайся голой, - пожал плечами Сантьяго.
        Он подхватил и свою лошадь, и Алину и стал потихоньку спускаться с ними с холма, сворачивая к реке.
        - Ну конечно! - фыркнула Аля, поддразнивая его. - Все тебе не терпится меня раздеть. Ты коварен как настоящий змей.
        - У нас змей - вовсе не символ коварства.
        - Серьезно? - Аля оглянулась через плечо. - Неужели символ добра и уюта?
        Сантьяго покачал головой, снова улыбаясь. Она опять удивилась тому, насколько иным он был во время этой прогулки. Кажется, она ни разу не видела, чтобы он улыбался прежде, а теперь идет, щурится на солнце, поглядывает на Алю - и все с улыбкой, как нормальный человек, радующийся хорошему дню.
        - Почти угадала. Символ плодородия. В этом, кстати, вышло непонимание с Кортесом. Увидев храм, посвященный Кукулькану, богу, который принимает форму змея, он решил, что на этой земле поклоняются дьяволу, который в Европе изображается в виде змеи. Так что не одна ты заподозрила нас с Кукульканом в коварстве.
        Он привязал лошадей у воды, так чтобы они могли дотянуться и попить. Шум водопада слышался совсем близко и приходилось говорить громче.
        - А ты со своим богом на самом деле желаете только… плодородия? - Аля прислонилась к дереву, дожидаясь, пока он закончит.
        - Угу…
        Сантьяго подошел к ней и уперся ладонью в ствол дерева за ее головой. Аля покосилась на его руку с закатанным рукавом черной рубашки, а когда вновь перевела взгляд на него, его лицо было уже слишком близко. Настолько, что приходилось выбирать: смотреть ли ему в глаза или на губы.
        Темные, с трещинками, слегка обветренные губы, которые приблизились еще немного.
        - Завтра тебя ждет сюрприз, - сказал он, опаляя ее своим дыханием.
        - Какой… - произнесла она рассеянно, потому что уже не знала, куда смотреть. Разве что закрыть глаза совсем.
        И в этот момент прогремел выстрел.
        16
        Сантьяго мгновенно развернулся, заслоняя Алю собой и выхватывая пистолет. В глазах не осталось темной одури, запорошившей их еще секунду назад, взгляд был острым - и был направлен в конкретную точку среди деревьев на том берегу реки. Он осторожно отодвинул Алю так, чтобы ее закрывало дерево и прицелился в ту сторону.
        «Нормально, - подумала Аля, пытаясь не упасть в обморок, потому что мутная тьма подкатывала слишком уж настойчиво. - Я чуть не поцеловалась с человеком, который носит с собой пистолет. А я ведь даже с военными ни разу не спала».
        Она вцепилась в грубую кору дерева пальцами, словно это могло помочь удержаться на ногах, которые как-то резко и безвозвратно стали ватными, как во сне, когда пытаешься бежать, но нет сил.
        Раздался топот копыт, и на тропинке появилось еще двое мужчин на лошадях и с ружьями. Сантьяго указал им в сторону реки, что-то быстро объяснил по-испански, и один из них ускакал. С другим они начали спорить - он указывал на Алю и что-то говорил, мужчина качал головой и возражал, Сантьяго повышал голос и добавлял властных ноток, но это тоже не помогало. Видать, крепкие орешки были эти старые работники ранчо. Простые крестьяне, угу. С оружием.
        Алю неимоверно утомило, что они разговаривают о ней, как о неодушевленном предмете, вообще не интересуясь ее мнением. Захотели - притащили в дом, захотели - выгуляли на лошадке, стала мешаться - отправили обратно. Даже мнение кошек ее знакомые котовладельцы и то больше учитывали. Но прямо сейчас ей хотелось, чтобы ее взяли на ручки и все решили. Потому что у нее было более важное занятие - оставаться в сознании.
        Наконец Змей со своим собеседником пришли к какому-то общему решению, и тот ускакал следом за первым. Сантьяго отвязал свою лошадь от дерева - та к перестрелке отнеслась довольно равнодушно. Не в нее попали - и ладно.
        - Так. - Он взял Алю за плечо и встряхнул, добиваясь того, что она перевела мутный взгляд на него. - Поедем вдвоем на моей, потому что возвращаться надо быстро. В доме тебе будет безопаснее, а у меня тут еще дела.
        - Отвезешь меня и вернешься на разборки? - Ей захотелось повиснуть у него на шее и попросить никогда не отпускать. В голове плыл белесый туман, в котором иногда проявлялись осколки реальности: капля пота у него на смуглой шее, колючка, запутавшаяся в хвосте лошади, яркий цветок, хищно обвивающий тонкую ветку на уровне ее глаз.
        Шум водопада еще сильнее размывал мир вокруг.
        Он вскочил в седло, ловко ухватил Алю за руку и втянул ее к себе так быстро, что она не успела испугаться или возмутиться.
        - Да, сам вернусь.
        - Только держи крепче, а то я боюсь. - Она откинула голову ему на грудь и подумала, что на ручки ее все-таки взяли.
        - Я-то удержу.
        Его ладонь легла ей на живот, согревая и растапливая холодный комок ужаса, поселившийся там с момента выстрела. Другой рукой он подхватил поводья, прижался к ее спине и, чуть пригнувшись к шее лошади, пустил ее резвой рысью.
        Долгий путь по разморенным жарой тропкам обратно они проделали совсем быстро, Аля только и успевала отмечать приметные места по дороге. Но гораздо сильнее, чем окрестности, ее занимала близость Сантьяго. То, что она ощущала, когда он входил в комнату или лежал рядом с ней обнаженный в постели, - было цветочками. Вот прижатое к ней твердое горячее мужское тело вызывало совершенно невероятные ощущения. Они вытесняли даже муть, плескавшуюся у нее в голове и делавшую ее заторможенной и вялой. Чувства прояснялись и обострялись с каждой минутой, проведенной так близко к нему, с каждым движением его руки, которой он крепко перехватывал ее живот, с каждым горячим выдохом у ее шеи.
        Она ощущала себя амазонкой, всю жизнь прожившей в краю, где были только женщины, и впервые встретившей мужчину. Гормоны взвихрились в победном танце: вот чего мы ждали всю жизнь! Рецепторы протерли свои окошки и принялись передавать все происходящее с таким восторженным чувством новизны, словно Аля только вчера появилась не свет и не успела запылиться и устать.
        Это было как-то ненормально, но совершенно охренительно. Почему такая концентрация мужественности встретилась ей только в этой стране? Где все мужчины были раньше? Почему она не встречала таких в России?
        Не хотелось отлипать от его тела, хотелось вжиматься, хотелось, чтобы он сам прижимал ее к себе изо всех сил, врывался…
        «Так, стоп, Аля».
        Одно наваждение как-то незаметно перетекло в другое, проскочив без остановки станцию ясного разума, и она изо всех сил пыталась туда вернуться. Какое прижимать, какое врываться? Она в плену в чужой стране, ее только что чуть не убили, а она думает о том, как бы трахнуться с этим мачо.
        «Ну и шлюха же ты…»
        Но уже во дворе, когда она стояла и смотрела, как он пускает лошадь в галоп и скрывается за поворотом, у нее не оставалось моральных сил даже волноваться за него. Потому что все мысли были только о сильных смуглых руках на ее теле, о темных обветренных губах на нежной коже, о его широкой груди, по которой она бы могла вести пальцами, спотыкаясь о шрамы, о том, как бы это могло бы быть…
        Аля резко выдохнула и отправилась в ванную. После поездки по жаре и стресса она чувствовала себя усталой и грязной, а без горячей воды можно было как раз проверить теорию, помогает ли холодный душ от лишних мыслей.
        К сожалению, выяснилось, что не помогает. Обострившаяся чувствительность никуда не делась, и тугие прохладные струи, скатывающиеся с разгоряченного тела, только дразнили ее, ничуть не успокаивая.
        Мазаться кремом в таких условиях было совершенно невыносимо. Никогда в жизни ей так не хотелось, чтобы вместо ее рук тела касались другие - грубые, жесткие, мужские.
        Льняное платье почти царапало влажную кожу, и Аля маялась, то убегая в спальню, то вновь выходя на залитый вечерним солнцем двор. Она ждала, ждала, ждала, ругала себя и продолжала ждать возвращения Сантьяго.
        Его снова не было до самой ночи.
        Отчаявшись высмотреть в темноте силуэт всадника, Аля вернулась в дом, помогла Пилар с ужином и рано ушла спать.
        Она держала в руках длинную тонкую ночнушку и думала. Думала долго, но никак не могла себя убедить, что ее посетила дурная идея.
        Нет…
        Она выключила свет и легла на свежие, смененные еще утром простыни совершенно голая. Как он и хотел с самого начала. Это было неожиданно приятно - нежиться среди их хрустящей чистоты, перекатываться и тереться как кошка, чувствовать, как ласкает тело то мягкая ткань, то крахмальные заломы.
        Она почти заснула, когда он пришел. Дверь отворилась - она бы всегда узнала его по запаху, по мужской тяжелой ауре.
        Он шумно дышал, закрывая дверь и запирая ее на задвижку,
        Щелкнул выключателем… и Аля сразу поняла, когда он заметил ее голую спину и простыню, слегка прикрывающую все остальное. Его резкое и шумное дыхание мгновенно замерло.
        Сантьяго сделал несколько шагов к кровати.
        Ей казалось, он сейчас услышит, как бьется ее сердце, и поймет… что? Что это провокация? А то ему и так неясно…
        За ее спиной тяжело прогнулась кровать, словно он оперся на нее коленом.
        Пауза…
        Тишина.
        Три удара сердца.
        И он развернулся и ушел. Хлопнула дверь ванной.
        Полчаса Аля слушала шум воды, не зная, к чему готовиться, проклиная его чистоплотность, сомневаясь в себе, извиваясь под спеленавшей ее, как смирительная рубашка, простыней, вспыхивая от стыда за свои желания и желая еще сильнее.
        Наконец он вышел. Выключил свет.
        Лег на свою половину, завернувшись в простыню. И почти моментально уснул, будто выключился.
        17
        Проснувшись, Аля не стала открывать глаза. Вчерашнее возбуждение свернулось клубком натянутых мышц внизу живота и тянуло там, как после фитнеса. В голове снова плескалась муть и настроение было препаршивое. Она даже не заметила, что в спальне была не одна, пока горячая рука Сантьяго не легла ей на лоб.
        - Ты заболела? От стресса это бывает. - Он сидел на своей половине кровати, полностью одетый, и листал какую-то книгу. - Останься в постели сегодня. Что тебе приготовить? Я попрошу Пилар. Жаль, что сюрприз пропадет, конечно.
        - Хочу сюрприз! - подскочила Аля и тут же смутилась, поддергивая обратно предательницу-простыню, открывшую ее грудь.
        Но Сантьяго как будто и не заметил этого.
        - Тогда одевайся и выходи во двор. - Он отложил книгу и вышел.
        По пути в душ Аля не удержалась и кинула взгляд: это был «Ацтек» Джэннингса, которого она сама скачала, но поленилась читать перед поездкой. Увы, на испанском. Надо же, он еще и умный…
        Во дворе он сразу поманил Алю за собой и провел мимо хозяйственных пристроек по тропинке дальше, куда она не любила ходить. Там держали двух коров, а чуть дальше была маленькая конюшня, в которой обычно стояла парочка лошадей. Но сейчас на лугу за ней паслось еще несколько, а у ограды стояла темноволосая девушка в лихих ковбойских сапогах и шляпе и гладила по морде коня изумительного абрикосового оттенка. Завидев Сантьяго, она сначала радостно улыбнулась, а потом нахмурилась, поняв, что он не один.
        - Это Надиа, - представил ее он. - Она тоже русская. А это Алия. Надеюсь, вы подружитесь.
        И ушел обратно, оставив их вдвоем.
        Аля изумленно посмотрела на девушку. Та неловко покосилась на нее, вздохнула, похлопала коня по шее и первая начала разговор:
        - Неловкий момент, да? Как в детстве, когда родители приходят к друзьям в гости, а тебя впихивают в комнату к незнакомому ребенку и говорят: «Ну вы поиграйте вместе». И вы такие смотрите друг на друга и думаете: «Ну охуеть теперь». Ну, в смысле, в других выражениях думаете, но в целом так.
        В принципе Аля уже готова была с ней подружиться. Но ход мыслей Сантьяго ей тоже показался несколько странным. У двух русских всегда есть о чем поговорить?
        - Ты откуда? - спросила она девушку.
        - Из Мехико, - отозвалась та и тут же поморщилась: - Ой, прости, не поняла сразу. Из Верхоянска. А ты?
        - Из Москвы, - вздохнула Аля, слабо представляя, где этот Верхоянск.
        - Ладно, выступлю в роли ребенка, в комнату которого впихнули нежданного гостя и покажу своих Барби и альбомы с наклейками, - хмыкнула Надя. Она похлопала коня по лоснящемуся боку и спросила Алю:
        - Любишь лошадей?
        - Наверное, - пожала она плечами. - Я редко их вижу.
        - А я обожаю. - Надя с нежностью провела ладонью по роскошной блондинистой гриве коня. - Это Уицилопочтли. Змеюка зовет его Хорхе, но он столько моей крови выпил и плоти выгрыз, пока я его усмирила, что я согласна называть его только именем самого кровожадного из богов. Он реально бешеный со всеми, кроме меня. Я его с жеребячьего возраста вырастила, а теперь приезжаю так часто, как могу, и он считается вроде как моим. Заработаю когда-нибудь на свое ранчо и заберу его.
        Видно было, что Надя очень любит этого своего кровожадного Хорхе. Она все оглаживала его по бокам и явно с большим удовольствием провела бы время с ним, а не в обществе Али.
        - Ты жила тут? - спросила Аля со странным чувством. Ревности? Сантьяго ловит русских девушек, запирает их на ранчо и дарит лошадей. Коллекция у него такая экзотическая, а она лишь новый экспонат.
        Надя без труда поняла подоплеку ее вопроса:
        - Ревнуешь? Не надо, пожалуйста. Я никогда не влезала третьей и не собираюсь начинать. Мы давно просто друзья.
        - Но ты была с ним? - решила напрямую уточнить Аля.
        - Да. Согласись - хорош? - И Надя впервые за весь разговор посмотрела ей прямо в глаза. Раньше она их прятала и опускала, как многие из тех девушек, что росли, считая себя дурнушками, и даже став взрослыми, так и не поверили в свою способность нравиться мужчинам.
        Но Сантьяго и вправду был достойным призом, которым можно гордиться и смело смотреть в глаза тем, кто как Аля - никогда не сомневался в своей привлекательности.
        Тут уже ей пришлось неловко опускать глаза. Похвастаться было нечем.
        - Он что, не спал с тобой? - Надя тряхнула короткими волосами и удивленно подняла брови.
        Так удивленно, что Аля получила еще один отравленный дротик в сердце. Уже не ревностью, чем-то похуже. Она качнула головой, уязвленная и обиженная этим внезапным переворотом ролей.
        - Ну не знаю… - Надя посмотрела на своего Уичили… Хорхе, и тот махнул хвостом, соглашаясь с ней. - Значит, у него уже есть кто-то. Он женщин не обижает и обычно верен. Тогда что ты тут делаешь?
        - Может, я ему просто не нравлюсь. - Аля не стала отвечать на последний вопрос, прозвучавший еще более обидно, чем весь этот разговор.
        - Ой, да брось! - рассмеялась Надя, вновь возвращая их обеих на привычные места в женской иерархии. - Он нормальный мужик и мимо таких не проходит!
        Сомнительный комплимент, но именно так Надя и должна представлять жизнь Али: все «нормальные мужики» не проходят мимо, а она только выбирает.
        Совершенно бесполезно объяснять, что проблем у нее не меньше, просто они другие. А здесь, на другом конце мира, так и вовсе оказалось, что бояться надо совсем непривычных вещей. Что от привлекательной внешности могут быть одни неприятности, а в том единственном случае, где она могла бы пригодиться, почему-то не срабатывает.
        Чертов Змей…
        - Чертов Змеюка, - откликнулась эхом Надя. - Заманил меня сюда на лошадок… Сказал, с дальнего пастбища моих любимиц приведут. Я тут недалеко в гостях была, конечно, не смогла проехать мимо. А он, оказывается, решил нас подружить. Вечно у него какие-то сложные политические игры. А я простая девушка, академиев не кончала. Люблю лошадей и природу. Меня легко обмануть.
        - Да ладно, не кончала, - не выдержала Аля. - Филфак небось?
        - Филфак, - кивнула Надя. - Испанский язык, студент по обмену, любовь-любовь и вот, первый раз увидела Мексику уже женой мексиканца. Думала, еду за мужем, оказалось - к лошадкам.
        - А почему развелись? - Стало почему-то очень любопытно. Очень.
        - Они же патриархальные чудовища, эти мачо! - фыркнула Надя. - Женщина, твое место у плиты! Босой и беременной, разумеется. Видела, сколько тут у них детей в семье? Не, как мужья формата «я хозяин в доме» они отличные, честно выполняют свою часть. Но я привыкла сама за себя решать. Да и ты не похожа на ту, для кого мужик в доме и выводок детишек - высшее счастье.
        Она смерила Алю долгим взглядом чуть сощуренных близоруких глаз. Та, конечно, давно не ухаживала за собой по полтора часа под ролики бьюти-блогеров, только мазалась кремом после душа и делала маску для волос. Чистила овощи и мыла посуду. Загружала стиралку и развешивала мокрое белье. Подметала и протирала столы.
        Но остатки былой роскоши: привычка к ухоженности, к визитам клинера раз в неделю, к доставке «Яндекс-еды» по вечерам, легкости, с которой она могла выскочить из дома, чтобы через полчаса быть на вечеринке - это все еще читалось в ней.
        - Да, но, знаешь, я совершенно не скучаю по работе, - призналась Аля, которая умудрилась так ни разу и не открыть ноутбук за все время на ранчо. Недописанная статья сейчас была чужда ей, примерно как язык майя. Даже хуже: из языка майя она хотя бы знала целое одно слово: «Каан». - Да и по Москве, если честно. Но лошадки все равно не мое. И десять детей тоже.
        - А я скучаю по Верхоянску, - вдруг призналась Надя. - По нашей поздней весне, когда уже кажется, что тьма и мороз будут всегда, а потом вдруг выходишь в июньский полдень - и вокруг сумасшедше цветут яблони! И пахнут - счастьем. И любовью. Но это, наверное, просто тоска по моей юности, когда все было еще впереди и не надо было беспокоиться, как заработать на медицинскую страховку и пенсию.
        Они стояли молча. Вроде бы нечего было еще добавить, все темы исчерпались - не спрашивать же Надю о сексуальных предпочтениях Сантьяго! - но расставаться до странного не хотелось, словно и правда сработала магия «поиграйте вместе» и единения по географическому признаку. Але хотелось чем-то занять руки, и она чуть было тоже не погладила Хорхе по гриве, но вовремя вспомнила про его тяжелый характер и отдернула руку.
        - Ну, я пойду проедусь, ладно?
        - Надь, ты ведь в город сейчас?
        Они начали фразы одновременно, но Надя умолкла и посмотрела настороженно:
        - Да, а что?
        - Можешь кое-что написать по адресу, который я тебе дам?
        Она сощурила глаза:
        - Змеюка в курсе?
        - Нет.
        - Тогда извини. Я тоже женщина верная.
        И она ушла в конюшню, чтобы вернуться с седлом из рыжей кожи, украшенным узорами в стиле майя. Принялась устраивать его на Хорхе, вообще больше не обращая внимания на Алю.
        Та махнула ей рукой: «Пока!» - и, дождавшись ответного взмаха, пошла обратно к дому.
        Ей было, о чем подумать.
        И что решить.
        18
        Злая и расстроенная, Аля вернулась в спальню и не выходила оттуда целый день.
        Она ходила по комнате кругами, курила «айкосы» один за другим, множа окурки стиков на подоконнике и наполняя комнату тяжелым плотным паром. Выедающая изнутри ядовитая обида отравляла все, к чему она прикасалась. Не хотелось ни читать, ни выходить наружу, даже когда Пилар в обед постучалась к ней и протянула тарелку с ее любимым рисом с тонкими полосками мяса и соусом, она качнула головой, постаравшись улыбнуться и задвинула засов.
        Даже достала заскучавший ноутбук, открыла свои рабочие записи - и с отвращением захлопнула крышку. В голове бился тяжелый пульс, зубы сжимались от злости, но тут же хотелось расплакаться и пожалеть себя, бедную девочку, которую чертовы мачо перекидывают друг другу как игрушку, вообще не интересуясь ее мнением и желаниями.
        У всего этого был только один плюс: проблемы с тягой к проклятому Змею больше не существовало. Если ей и хотелось с ним что-то сделать, то желания эти проходили больше по ведомству «насилие», а не «секс».
        Но все изменилось, стоило ему зайти вечером в комнату.
        Он толкнул дверь, та устояла, закрытая на задвижку, и Аля, ворча про себя на свою глупость, встала, чтобы отпереть. Глупостью было бы не пускать его в собственную спальню.
        Вошел - и сразу заполнил пространство собой. Своим запахом, своей силой и энергетикой, такой близкой мощью, мужской, жаркой, темной.
        Сантьяго прошелся тяжелым взглядом по ее лицу и передумал что-то говорить, сделав какие-то свои выводы. Лишь стоял и смотрел, не делая попыток отодвинуть с дороги, потому что Аля совсем забыла, что мало открыть дверь, надо еще позволить войти.
        А еще она забыла, как он на нее действует. Что страх давно прошел, а обида слишком нестойкое чувство, чтобы удержать ее от желания дотронуться до горячей смуглой кожи под расстегнутой клетчатой рубашкой, провести пальцами по твердому животу с четким рисунком мускулов.
        Он сделал всего один шаг к ней, входя в комнату, и голова закружилась от его яркого окутывающего запаха, и захотелось качнуться вперед, достать губами губы, продолжить все прерванное вчера. Внутри что-то сжалось от предчувствия, от пронзительной реальности происходящего: рядом с ним всегда все становилось ярче и четче.
        Она отступила всего на полшага назад, чтобы увлечь его за собой, но Сантьяго хватило этого расстояния, чтобы войти - и свернуть в приоткрытую дверь ванной.
        Зашумела вода.
        Аля чуть не вскрикнула от досады.
        Свернувшаяся внизу живота напряженная пружина толкнулась, готовая распрямиться, затопила тело горячим стремлением получить то, чего она хочет.
        Дождаться его из душа было сложнее всего, но сегодня он был там не так долго, чтобы она совсем извелась. Выйдя, он очертил взглядом ее обнаженное тело под простыней, но отвернулся, выключил свет и как обычно лег на свою половину кровати.
        Молча. Молча.
        И у нее оставался только язык тела, потому что на неродном обоим английском она бы не смогла сказать ничего, что звучало бы жарко и понятно, без привкуса претензий.
        Она просто придвинулась к нему и прижалась всем телом, пока еще через слои простыней на ней и на нем. Он замер, но потом отодвинулся.
        Аля выпуталась из простыни и прильнула уже голой кожей. Он вздрогнул, когда ее грудь коснулась его открытой спины, но все равно упорно сделал вид, что это случайность, что она лишь неловко повернулась во сне, и - снова вежливо отодвинулся.
        Чтобы у него не осталось сомнений в ее намерениях, Аля нырнула к нему под простыню и обвила его руками, с наслаждением коснувшись наконец перевитых мышц внизу живота. Смотреть на них было невероятно, но трогать - еще лучше. Тугие и упругие, они вели туда, вниз, к жесткой поросли, где в ее пальцы сам собой лег уже невероятно твердый член.
        Она застонала и прикусила его плечо, сжимая бедра, между которыми давно было сладко и жарко. Грудь смялась, распласталась о его спину, так она вжималась в него. Она чувствовала, как напряжены мышцы всего его тела, словно он взведен как курок, в боевой готовности, за мгновение до броска, и держит себя неподвижным только усилием воли.
        Сантьяго накрыл ее пальцы на члене своими… и аккуратно убрал.
        Аля чуть не взвыла.
        Она перехватила его руку, потянула к себе, заставляя перевернуться на спину, и положила себе между ног, бесстыдно разводя бедра.
        Он замер, застыл, опасаясь шевельнуться.
        Ее губы были прижаты к его плечу, и она слышала, как тяжело он дышит, как сглатывает, стискивает зубы. Змей явно хотел ее, но почему-то держался.
        Но когда он двинул пальцами, чтобы убрать их, Аля так ахнула от невольной ласки, что его дыхание сорвалось.
        Он не смог это прекратить, просто уже не смог, сила воли не срабатывала, несмотря на приказы разума. Пальцы двинулись еще и еще раз, выбивая из нее стоны и всхлипы, и он развернулся, навис над ней, касаясь только в одном месте, но обжигая дыханием и взглядом темных глаз.
        Его лицо было невероятно близко, он всматривался в нее, изучая каждый ее вздох, и стон, и всхлип, и дрожание губ, и движение к нему или обратно, пока его пальцы изучали ее тело, путешествуя вверх и вниз, раздвигая, потирая, гладя, то едва касаясь, то жестче и грубее вжимаясь в плоть. И когда изучили до конца, составили четкую карту, понятную для него, там, где не было ясности даже для самой Али, он повел свою мелодию, заставляя ее тело составлять из знакомых и привычных ощущений совершенно новую, незнакомую симфонию.
        Она смотрела в черноту его глаз близко-близко, она дышала только воздухом из его губ, пространство между ними было плотным, осязаемым, звенящим от электрических разрядов. Но скоро не выдержала тяжести его взгляда и запрокинула голову, закрыла глаза, чтобы сосредоточиться только на том, что происходило там, где он касался ее.
        Где пальцы дразнили легкими касаниями, доводили до того, что казалось: сейчас! - но снова заставляли изнывать от ожидания, разогревали здесь, чтобы продолжить там и потом соединить все части в одно.
        Аля, закусив губу, выгибалась и тянулась от того, как каждое движение насыщало что-то внутри. Дразнящее чувство не остывало и не разрешалось, лишь наполняло все мышцы сладостью и ожиданием.
        И когда стало слишком сладко, в нее вошли его пальцы - сразу очень глубоко и туго натянув ее и добавив остроты. Это было до такой степени интимно и бесстыдно, как не было бы, даже насади он ее на свой член. Он чувствовал внутри каждое движение, сжатие, биение. Чувствовал, как она становилась влажнее и как пульсировало ее тело вокруг его пальцев, обнимая их.
        Аля не могла глубоко вдохнуть, не могла набрать воздуха в легкие, она поднимала бедра, комкала пальцами простыни, резко и часто дышала открытым ртом, напряженная в каждой мышце, пока его большой палец не обвел наконец по кругу ставший невероятно чувствительным набухший узелок и пока он не двинулся внутри - горячо, быстро, жестко, нежно. Так, что разлившаяся по венам сладость наконец вспыхнула огнем.
        Но едва горячие судороги затихли, как он сразу убрал руку, больше не касаясь ее тела, а восстановив дыхание, накинул на себя простыню и отвернулся.
        19
        И все.
        Ничего не изменилось.
        Следующим утром Аля проснулась снова одна.
        Ждала ли она кофе с круассанами и маленькой розочкой в вазе в постель? Или мечтала проснуться в его объятьях? Увидеть записку на соседней подушке?
        Может быть, хотя бы легкий поцелуй?
        У них ведь так и не было ни одного.
        В доме царила нездоровая атмосфера. Аля почувствовала гнетущее напряжение еще до того, как кого-то встретила. Казалось, даже чистое небо заволокло серыми ватными тучами, но ощущение ноябрьского полумрака было иллюзорным. В небе как обычно шарашило беспощадное мексиканское солнце, зелень была сочной, день прекрасным. Но у каждого, кто встречался по дороге, на лице было очень нехорошее выражение.
        Аля скользнула на кухню через гостиную, где Змей стоял перед тремя самыми неприятными типами в банде, запомнившимися ей еще с первых дней: волосатым, с рыбьими глазами и раненым, в шляпе. У последнего еще не сошли с лица последствия неуместных комментариев, но он, как и его друзья, на этот раз не стал опускать глаза и проводил ее наглыми взглядами.
        Зато Сантьяго - нет. Даже не повернулся в ее сторону.
        Аля почувствовала, как щемит сердце, но отогнала вновь нарастающую обиду. Тревога, растекающаяся в воздухе, была важнее, чем ее переживания. Пилар возилась у плиты, поджимая губы и быстро оглядываясь на любой резкий звук. Парни ходили мимо кухни не расслабленные, как обычно, пытаясь стащить пирожок или лепешку, а полностью одетые, с пистолетами за поясом, и лица их тоже были хмурыми.
        На вещах, подготовленных для стирки, было слишком много подозрительных бурых пятен. Аля закусила губу и выставила на табло температуру в тридцать градусов. Это, конечно, мог быть томатный соус, но если все-таки кровь, лучше стирать в холодной воде. Только руки тряслись немного, когда она закрывала бак машины.
        Никто не рубил дрова, красуясь молодым загорелым телом, никто не травил ленивые байки, сидя в теньке под деревьями. Машины на стоянке все время менялись - уезжали одни, приезжали другие. Во дворе весь день была суета, и Аля не совалась туда, только краем глаза отмечала, как два десятка человек хаотично двигаются, вдруг сбиваясь в кучки, снова расходясь и разбегаясь по углам.
        Что-то назревало, что-то уже творилось, но спросить ей было не у кого. Пилар комментировала происходящее, что-то, как обычно, быстро и эмоционально треща по-испански, но что толку было Але от ее комментариев…
        Однако когда раздались выстрелы, они синхронно воскликнули:
        - Joder!
        - Бля!
        И, переглянувшись, на этот раз отлично друг друга поняли.
        Судя по крикам во дворе, с ними согласилась практически вся банда, особенно когда выяснилось, что стреляли свои: с дальнего края ранчо прискакали уже знакомые Але работники. Они и стреляли в воздух из ружей в честь своего прибытия.
        Нужно было быть совсем дурой, чтобы не понимать, что назревают большие проблемы.
        Но она не понимала, какого они рода. Три мерзких типа, которых отчитывал Сантьяго, - они как-то связаны с этим? Назревает бунт? Но постоянные разъезды машин скорее намекали на внешние проблемы. Опять же, кто стрелял позавчера в Сантьяго? Свои? Чужие?
        И не может ли быть, что все грозы сразу собрались над этим домом - и бунт, и проблемы с законом, и разборки с конкурентами?
        Быть глухой и немой, ничего не знать и изнывать от тревоги чудовищно раздражало Алю, но поделать она ничего не могла.
        Она и не думала, что соскучится по старой спальне, где можно подглядывать в окно за двором. В нынешней было комфортнее и тише, и там можно было спрятаться - но уйдя туда на пару часов, чтобы успокоиться и отдохнуть, она наоборот, встревожилась еще больше, чувствуя себя отрезанной от мира. Так в банде успеет произойти переворот, а она узнает об этом, только когда к ней придет новый хозяин.
        Поэтому Аля шлялась во дворе, держась подальше от мужчин, прячась за незаметными бытовыми делами: никто не обращает внимания на женщину, которая просто кормит кур или относит объедки дворовым псам.
        Видела иногда Сантьяго и узнавала его издалека.
        Самый высокий, самый властный. С гордой осанкой.
        Опасный.
        Хорошо бы, по-настоящему опасный для своих врагов.
        Судя по тому, как часто она ощущала знакомую раскатывающую тяжесть, он тоже ее замечал и все-таки смотрел, но не подходил и ничего не говорил.
        К вечеру на ранчо появились незнакомые ей люди с острыми взглядами. Они не заходили в дом, зато запалили большой костер и выставили рядом с ним ящики с бутылками пива. Аля пряталась от всех в пляшущих красно-черных тенях, но растущая нервная агрессивность опьяневших бандитов нравилась ей все меньше.
        Но когда она начала пробираться к дому, стараясь не попасться никому на глаза, перед ней внезапно вырос Хесус.
        20
        Она не ожидала этого, совсем не ожидала, после того как Сантьяго отослал его с ранчо. Испугалась, отступила, чуть не бросившись бежать.
        Почувствовала лайм и перец и качнулась к нему, накрытая странным ощущением ностальгии по гипнотической жаре Паленке.
        И снова отшатнулась назад, очнувшись, вспомнив все, что случилось после.
        Он молчал и смотрел на нее в упор. Наглым, раздевающим взглядом, как в самый первый раз. Не забыл ощупать им соски и провести по телу этак по-хозяйски, словно она все еще принадлежала ему, всколыхнув этим напряжение между ног.
        Аля кусала губы. Она не могла ему ничего сказать. Не могла даже послать, так и не выучив по-испански ни одной связной фразы. А если бы могла, то что, что? Что?
        Она вдруг ощутила на себе знакомую тяжесть взгляда Сантьяго и оглянулась, ища его глазами. Он наблюдал за ними через пламя костра, и выражение его лица было ей непонятно.
        Когда она обернулась назад, Хесус уже отходил от нее к ближайшей кучке ровесников, оскалившись и принимая у кого-то из рук услужливо открытую бутылку пива. Злой его взгляд прожигал спину, пока она быстро, чтобы не вляпаться в следующую проблему, шла в дом.
        Сантьяго вернулся только глубокой ночью, разбудив Алю одним своим присутствием. Он еще не успел тихо прикрыть дверь спальни, а она уже смотрела на него в полутьме, страшась того, какие новости он может принести, ощупывала его взглядом, ища темные пятна крови и белые бинты. Но с ним все было в порядке, и когда он, как обычно, лег к ней в постель, она прильнула всем телом, не для того чтобы соблазнить, а для того чтобы успокоиться.
        Не у кого было больше просить помощи и защиты и не на кого надеяться. Он был здесь самым сильным, и ей хотелось, чтобы он сказал, что все будет хорошо. А лучше не сказал, а доказал, спрятал, позаботился, разобрался со всеми проблемами.
        Он как будто почувствовал ее желание и страх и молча обнял за плечи одной рукой, позволив устроиться на своей груди. Она лежала, слушала мерный стук его сердца и успокаивалась. Согревалась, хотя в комнате и так было жарко, но от его тепла становилось уютнее и надежнее. Весь огромный опасный мир пока оставался за пределами спальни, а тут можно было наконец расслабиться.
        Подняла голову, вглядываясь в его лицо, и провела кончиками пальцев по твердому животу. Гулкий стук сердца под ее ухом едва заметно ускорился. Аля осмелела и повела пальцы вниз, снова находя свои любимые туго свитые мышцы и следуя по ним ниже, еще ниже, как раз туда, где они сходились. И где ждал ее уже затвердевший член, логично и естественно легший в ладонь. Стук сердца под ухом рывком ускорился, дыхание Сантьяго прервалось и возобновилось уже резче и тяжелее. Но несмотря на все эти явные признаки желания, он, как и накануне, очень твердо убрал ее руку.
        В этот раз Аля решила заупрямиться. Перевернулась, ложась на него сверху, и снова нежной лаской направилась к своей цели. Была поймана задолго до нее и водворена обратно в свои границы. Но не успела она задуматься над третьей атакой, как Сантьяго сам накрыл своими пальцами ее промежность, вырвав вздох не столько возбужденный, сколько удивленный.
        Прижав ее к себе одной рукой, второй он быстро, невероятно быстро, пользуясь вчерашними картами и тропинками, разогрел ее до такой степени, что перед глазами плыла мутная пелена и хотелось поскуливать и тереться, требуя продолжения. А потом сделал все еще слаще, чем было вчера, доведя ее тело до тягучих горячих судорог в рекордные сроки, Аля никогда еще так быстро не кончала.
        И отпустил.
        Передвинулся на свою половину и попытался проделать вчерашний фокус - отвернуться и уснуть.
        Аля офигела. Аля возмутилась. Аля протестующе царапнула его по спине и проныла без слов что-то возмущенное, потому что ее тело офигело от происходящего не меньше.
        Оно зачем разгонялось на полную мощность - вот за этими тремя секундами?!
        Это было просто оскорбительно: на, получи то, за чем пришла, и отвяжись.
        Она выцарапала его руку из-под простыни и вернула туда, где она только что была. И ладошкой проверила на всякий случай ключевые точки: сердце его колотится все так же быстро, член все еще стоит, плотно прижимаясь к животу, горячий и шелковый, и совершенно недоступный.
        Так что происходит?!
        Сантьяго не стал спорить или пытаться отвернуться. Он вновь навис на ней, лаская пальцами истекающие влагой и изнывающие по его касаниям лепестки плоти. На этот раз все было дольше и ярче, он снова пробуждал по отдельности разные ее части, заводил по одной мелодии, чтобы в самом конце соединить в едином мощном взрыве, вогнав пальцы в ее тоскующее от пустоты лоно.
        И снова Аля задыхалась и дрожала, снова не могла собрать мысли воедино, сформулировать невероятно страшную мысль: как быстро и как профессионально он научился играть на ней всего за две ночи.
        То, что случилось, насытило ее тело, успокоило, окутало сетями медовой дремоты - Змей не возразил, когда Аля просочилась под его простыню и уткнулась лбом в горячую спину.
        Но где-то внутри нее осталось глобальное неудовлетворение.
        Он снова дал то, что она просила, и снова не дал того, что хотела.
        1. Война и любовь
        Игры кончились.
        Показав Але свою светлую туристическую сторону, с водопадами, пирамидами, улыбчивыми жителями, стейками за два доллара, огненными орешками в паприке и лайме, далекими синими вулканами, разноцветными домами в Мехико, заводными песнями, горячим сексом, нестрашным пленом и упрямым красавцем-мачо в ее постели, Мексика развернулась темной стороной.
        Хмурые серьезные мужчины с пистолетами, в открытую засунутыми за пояс, передвигались по дому как хозяева, глаз не отводя, но и не рассматривая ее прелести. Им было не до этого. Как любых мужчин, их больше манила война, чем любовь.
        В гостиной на расстеленных грязных простынях было разложено оружие и патроны к нему. Сантьяго лично перепроверял каждый автомат, прежде чем выдать очередному бойцу.
        В кухне в тот день ничего не варилось; под разобранной плиткой на полу оказался спуск в глубокий подвал, откуда тащили потемневшие ящики с клеймами US ARMY и грузили в багажники.
        Утоптанный двор уже не вмещал все приехавшие машины. На знакомый пыльный пикап устанавливали лебедку, в остальные автомобили с открытым кузовом забрасывали кипы сена.
        Банда готовилась к войне.
        Это было ясно даже без расспросов, хотя пару раз Аля порывалась подойти к Сантьяго. Но его мрачный вид и злые, сквозь зубы, команды, отдаваемые соратникам, как-то отвращали ее от этой идеи. Они ведь не сегодня поедут? Значит она успеет поймать его в спальне и узнать, чем ей грозит вся эта мрачная подготовка.
        Романтический флер окончательно развеялся, и Аля поняла, что сейчас проблемы грозят не только ей одной, дело уже не просто в том, что два мачо не могут поделить ее и не хотят отпускать. Проблемы выплеснулись за пределы любовного треугольника, в котором один угол слишком уж экспрессивен, другой чересчур сдержан, а третий - дура, которая, похоже, на самом деле до самого этого утра думала, что бессмертна. Ну или как можно еще понять то, что вот только теперь Аля по-настоящему захотела сбежать.
        Но именно сейчас сделать это стало в принципе невозможно. Во дворе постоянно толклось не меньше десятка мужчин, за дорогой следили двое дозорных с автоматами на плечах. Джунгли они тоже не упускали из виду, даже если бы ей захотелось проверить, что там со змеями.
        Вместо обеда перекусили бургерами, четыре коробки которых привез совсем молодой парень, которого Аля до сих пор здесь не видела. По смутному сходству с Сантьяго и Хесусом она предположила, что это тоже их родственник. Семейное дело, фамильный бизнес.
        Кстати, Хесуса она нигде не видела, но и далеко тоже не ходила. Выскочила пару раз накормить скотину и не стала путаться под ногами у людей. Только заглянула к Пилар отдать ей пару бургеров. Та сидела в крошечной комнатушке без окна, куда вмещалась только узкая койка и столик, накрытый вышитой яркими птицами скатертью. На нем стояла небольшая статуя Девы Марии Гваделупской, у ног которой была зажжена свеча. Пилар поблагодарила, но так отчетливо ждала, пока Аля наконец уйдет, что она смутилась и попрощалась побыстрее. У старой женщины, похоже, был серьезный разговор с Мадонной как у матери с матерью.
        К вечеру никто не разъехался, как это делали обычно. Натаскали сена и во двор, устроились на нем, накрывшись покрывалами, кому досталось, и остались ночевать. Аля пораньше ушла в спальню, занявшись от нечего делать и от нервозности своими косметическими ритуалами. Вспомнила, как делать подтягивающий массаж лица, нашла на ноуте скачанные сто лет назад комплексы лимфодренажных техник, даже попыталась заняться йогой, но сконцентрироваться получалось только на грядущих проблемах.
        Со второй попытки Аля поняла намеки Сантьяго и больше приставать к нему не планировала. Хотя все равно легла в постель голая, но это уже стало какой-то естественной привычкой.
        Он никак на это не отреагировал. Пришел как обычно, сразу принял душ и лег рядом, выключив свет и закинув руки за голову.
        Она попыталась заснуть, но от тревоги потряхивало и сон не шел. Впрочем, и Змею не спалось. Он ворочался с боку на бок, то взбивая подушку, то утыкаясь в нее лицом и рвано дышал.
        Аля не выдержала.
        - Тебе тревожно? - спросила она, нежно касаясь его плеча. Он вздрогнул, словно и правда думал, что свернувшаяся калачиком на другой половине кровати девушка сладко спит, пока он тут сотрясает матрас.
        - Что? - хрипло переспросил он.
        - Я хотела спросить у тебя, что происходит, раз все равно не спишь. Куда вы собираетесь? Что будет дальше?
        Он длинно выдохнул, переворачиваясь на спину и глядя темными глазами в потолок.
        - У нас некоторые разногласия с другими людьми.
        - С другими бандами.
        Он откашлялся, словно разговор стал слишком уж откровенным и ему не хотелось его продолжать. Но Аля ждала, поглаживая кончиками пальцев смуглое твердое предплечье, перевитое татуировкой в виде стилизованного змея.
        - Что-то вроде того. Если все будет хорошо, то дело кончится мелкими разборками с нашими ближайшими врагами. Это обычное дело и часто случается.
        - Но вы готовитесь к этому не как к обычному делу, которое часто случается… - Она вытянулась вдоль его тела, прижалась целиком, потеревшись грудью о его руку.
        Сантьяго будто не заметил этого. Если бы не ускорившееся дыхание, она решила бы, что ему и вправду все равно.
        - Всегда есть опасность, что в игру вступят их покровители, рыба покрупнее. Обычно они держатся в стороне, но иногда их ребятам тоже охота размять кулаки и напомнить, кто тут главный.
        - А почему вдруг начались разборки? Это они в тебя стреляли? - Аля приподнялась на локте, заглядывая ему в лицо, и успела поймать взгляд, который он бросил на ее качнувшуюся грудь.
        - Да, они. Я ездил поговорить, но им не нужны причины для примирения, им нужны только поводы для войны. Это прежняя банда моего врага.
        - Твоего бывшего друга? - уточнила она.
        - Врага.
        - Как он стал тебе врагом?
        - Он убил мою невесту.
        2
        Может, кто-то смог бы продолжить разговор после такого, но у Али отсох язык. Вопросов было слишком много, но все они были чересчур личными. Или болезненными. Наверняка болезненными, не почудилось же ей, как сломался его голос на последнем слове. Он тоже замолчал и только машинально водил пальцами по ее бедру, прижимающемуся к его телу.
        Аля тихонько провела пальцами по всей длине его руки, прижалась губами к плечу и скользнула дальше, на живот и ниже, туда, где он был укрыт простыней, не скрывающей, что его тело реагировало на близость женщины, как и положено мужскому телу. Другой вопрос, что его разум умел держать эти реакции под контролем. Но сейчас разум был занят совсем другим, и перед сражением ему не мешало бы расслабиться.
        Может быть, она сама себя обманывала этим аргументом, ища повод все-таки попробовать в третий раз, а может - слишком боялась завтрашнего дня и того, что он принесет, чтобы не попрощаться с ним и не оставить себе хотя бы воспоминание об этой ночи.
        Аля не думала, ей не хотелось думать. Эта страна и эти люди влияли на нее на ином уровне, и как без слов она понимала, что от нее хочет Пилар, так и сейчас без слов она знала, как будет правильно.
        Она потянулась к Сантьяго, надеясь хотя бы зацепить его поцелуем - ведь он сам чуть не поцеловал ее у водопадов! - но он увернулся, взамен лишь положив ладонь ей на шею и легонько успокаивающе поглаживая. Они почти сплетались в объятиях, но он вел себя так, будто ничего не происходит. Вздымающий простыню член не считается, это просто элемент пейзажа. Аля терлась о его тело как кошка, гладила ладонями тяжело вздымающуюся грудь, закидывала ногу на него, целовала напряженные жилы на шее. Ни один мужчина не выдержал бы такого, подмял бы ее под себя, накрыл телом, взял, не церемонясь, а уже потом только жалел и мучился принципами.
        Он тоже не выдержал.
        Почти.
        Когда Аля была уже практически на нем сверху, он резко выдохнул, сжал ее бедра сильными руками - она была готова к тому, что сейчас ее вернут на ее половину кровати, снова очертив границы.
        Но вместо этого Змей втащил ее на себя и усадил сверху.
        Темные глаза впивались в нее яростно и остро, челюсти были сжаты, а пальцы почти оставляли синяки на коже. Его член терся о нее сзади, но едва она попробовала подвинуться к нему, он удержал ее бедра на месте, практически не напрягаясь. Ее раздвинутые колени сжимали его бока, словно он был горячим, сильным и упрямым конем. Она приподнялась над ним, и он воспользовался этим, чтобы вогнать в нее пальцы.
        Он имел ее ими жестко, будто пытался наказать за что-то. Никакой сладости не было и в помине, были забыты все карты и выученные пути. Он именно трахал, резко насаживая ее на себя, не жалея, но и не причиняя боли.
        Два пальца вошли в возбужденную Алю легко, но он добавил третий, чтобы каждое движение внутрь ее тела заставляло закусывать губы от слишком сильных ощущений, на грани невыносимости. Большой палец кружил вокруг клитора, но это не смягчало того, что делали остальные.
        В тишине спальни было слышно только сорванное дыхание и непристойное хлюпанье. Алю до головокружения возбуждало то, что он делал с ней, в сочетании с этим неотрывным взглядом глаза в глаза. Между ними плавился воздух и трескалась реальность, горячее дыхание было одно на двоих, и можно было бы сойти с ума от унизительности повторения все того же: «На, получи, что хотела», - если не чувствовать, что Змей и сам на пределе, и только местные темные боги знают, чего ему стоит там держаться.
        Аля впивалась ногтями в его грудь, раздирая горячую кожу, но он будто не замечал этого. Все это было слишком для нее, слишком сильно, слишком резко, слишком большая волна грозила накрыть ее с головой, слишком туго скручивались мышцы и страшно было представить, чем это все закончится, каким взрывом, какой смертью.
        Она хотела отодвинуться, больше не в силах выносить происходящее, выдохнуть, попросить паузу.
        Но он не дал.
        Снова удержал ее, не позволив дернуться в последний момент, и несколькими движениями, почти заставившими ее кричать, довел до конца.
        Ей показалось, что она сорвалась с высокой скалы, задохнулась бешеным ветром, превратилась в хлесткую соленую волну, разбившуюся о камни.
        Она никогда раньше так не кончала - глядя в темные яростные глаза, в которых с каждым спазмом внутри ее тела, выталкивающим его пальцы, загорался какой-то адский огонь, которого она не понимала.
        Аля рухнула на него, влажная от выступившей на коже испарины, и уткнулась лицом в шею, на которой все еще напряженно дрожали жилы. Она высунула язык и кончиком его поймала частый пульс.
        Сантьяго выдохнул сквозь зубы - его рука на ее спине подрагивала от кипящей внутри лавы, которую он позволил выплеснуть только ей. Он перевернул ее на спину, провел по телу таким взглядом, что на миг ей показалось, что все-таки не выдержит, но он резко отбросил простыню, встал и ушел в ванную.
        Ей очень хотелось дождаться его, но тяжелые веки закрылись сами собой.
        3
        Проснулась Аля в тревоге. И, конечно, одна. С ощущением, что может не успеть, что даже не увидит его, натянула платье: так было быстрее, чем втискиваться в джинсы, - и вылетела во двор.
        Оказалась права: караван машин уже пылил вдаль по дороге, Сантьяго стоял у пикапа с лебедкой, поставив ногу на порог, и говорил с Пилар. Та схватила его за руку, покрывая ее поцелуями. Он мягко отстранился и поднял глаза на Алю, застывшую на пороге дома. У нее закипали в глазах горячие слезы и включилась генетическая память бабушек, провожавших мужей на войну.
        Хотелось упасть на колени и завыть.
        Сантьяго поднял пальцы к шляпе, прощаясь с ней, и Аля судорожно стиснула руки, сражаясь с дурным предчувствием, что видит его в последний раз.
        Он вскочил в машину, захлопнул дверцу и пристроился последним. За пикапом оседала дорожная пыль, и на ранчо воцарялась мертвая тишина, особенно пронзительная после шума голосов и машин.
        На этот раз тревога с Алей была с самого начала. Пилар что-то неспешно готовила, как будто бы совсем не волнуясь, а вот ее выводило из себя все. И ленивые переругивания шелудивых псов, которым вздумалось порычать друг на друга в самую полуденную жару, и глупые куры, сбившиеся в одну кучу, из-за чего в ней возникали драки за каждое найденное на земле зернышко, и какое-то нервное ржание лошадей в конюшне. Там теперь было тесно: к тем, кого Сантьяго привез для Нади, подселили тех коней, на которых прибыли старые работники, и местные лошадки негодовали. Да и ухаживать за ними было особо некому и некогда, и Аля даже пожалела, что не любит их так, как Надя, а то бы успокоилась за этим занятием.
        Но и свою медитацию ей провести не удалось: запахи кремов и пенок казались слишком сильными и вызывали головную боль, так что она просто в конце концов смыла их все и не стала мазать ничем новым. Теперь ее раздражало еще и ощущение стянутости кожи.
        Солнце медленно катилось по небу, щедро выливая беспощадный свет на сухую землю, часы тянулись днями, и непонятно было, когда ждать каких-то новостей. Аля собрала рюкзак на случай, если вдруг случится чудо и удастся бежать. Переоделась в свою футболку и джинсы и продолжала слоняться по двору, маясь от тревоги и безделья одновременно.
        К вечеру никто еще не вернулся.
        Она прошла по дороге с ранчо до самых ворот. Оттуда до шоссе было еще дальше, но выйти за пределы ограды она не решилась.
        Закрыла ворота.
        Открыла ворота.
        Вернулась обратно.
        К ночи терпеть стало совсем невозможно.
        Она впервые сама включила так раздражавший ее прежде телевизор и принялась щелкать по новостным каналам, словно там могли рассказать что-то о судьбе маленькой банды из окрестностей Паленке.
        Хотя - почему нет?
        Сантьяго же сказал, что могут подключиться большие ребята. Про такой замес наверняка расскажут.
        В одном из прямых включений мелькнули кадры, снятые то ли с вертолетов, то ли с дронов: баррикады из деревянных ящиков, стволов деревьев и мешков с песком, бегущие люди в черных платках, натянутых на пол-лица, перестрелка, кто-то падает раненый и на него наезжает внедорожник. Полиция с мигалками и пулеметные очереди в темноте, которые разбивают и так ничего не освещающие фонари.
        Непонятно было, про наших это или нет? Показалось или мелькнула знакомая шляпа? Хотя этих шляп там…
        Ведущие в студии комментировали события на своем быстром испанском, в котором Аля не могла даже отделить одно слово от другого.
        Так наши или нет? Или она вообще смотрит историческую передачу о какой-нибудь войне картелей десятилетней давности?
        Она ждала до глубокой ночи и, уходя спать, надела привезенную им длинную ночную сорочку, понадобившуюся только пару раз. Словно наказывала себя за что-то.
        Ворочалась и не могла заснуть, распахивая глаза от малейшего шороха, который сама же и издавала. Она уже привыкла, что на соседней подушке лежит этот невозможный, горячий, непонятный, жестокий, страстный мужчина, без которого было страшно засыпать. И - пора было признаться себе в этом - не только потому, что он мог ее защитить от опасностей Мексики.
        Она переползла на половину Сантьяго и завернулась в его простыню, пытаясь поймать мимолетный его запах с ткани. Все это время слезы стояли так близко, что казалось: тронешь неосторожно хрупкое сердце, и они брызнут. Аля боялась трогать, не хотела плакать, как будто пролившиеся чувства сделают реальностью все те беды, что чудились ей в тревожной полудреме.
        4
        Из сна ее выдернул уже настоящий, не мнимый шум со двора, проникший даже в эту тихую спальню. Рев машин, крики людей - все это длилось уже какое-то время, но вымотанная Аля никак не могла открыть глаза и вернуться в реальность полностью, сколько ни пыталась. Только грохнувший взрыв вздернул ее как марионетку на ниточках. Она выскочила из дома прямо в ночнушке, не помня себя от страха.
        Двор был освещен заревом нескольких огромных костров, собранных из чего всякого хлама: туда свалили и сено, привезенное для лошадей, и подготовленные для постройки сарая балки, и разломанные ящики. Машины с работающими моторами были брошены как попало, на них снова что-то грузили, вытаскивая из земляного схрона под корнями деревьев. Кто-то выводил из-за дома громко ржущих лошадей, покрикивая то на них, то на тех, кто совался под копыта. Мечущиеся тени не давали сосчитать, сколько всего людей, не давали разглядеть лица.
        Пилар поймала Алю у самых дверей, лопоча что про Сантьяго, но она и так искала глазами только одного человека. В дом, грохоча ботинками, вламывались знакомые ей члены банды, хотя она с трудом узнавала их лица, искаженные злостью и страхом.
        Сантьяго среди них не было.
        Они выдвигали ящики шкафов, сгребали свои вещи, относя их в машины, вновь вскрывали кухонную плитку, спускаясь в подвал, и кто-то опрокинул кастрюлю с супом, который весь день варила Пилар, и он расплескался агрессивной кляксой на выскобленном деревянном полу.
        - Что происходит? - сначала шептала, потом все громче и громче повторяла Аля по-русски. - Что происходит?!
        Она поймала за рукав кого-то смутно знакомого и, пугаясь истерических ноток в своем голосе, спросила:
        - Серпиенте?
        Он оскалился и помотал головой. Выдернул у нее рукав и скрылся в глубине дома.
        Стало по-настоящему страшно.
        Вот поэтому и не хочется жить в тех странах, где женщина - всего лишь собственность мужчины. У них там свои разборки, а ты получаешь все последствия, не имея даже возможности ни на что повлиять!
        Аля заметила пикап со странно изогнувшейся, изломанной стрелой лебедки и, хотя уже видела, что за рулем никого нет, сунулась к нему. Внутри, в кузове на груде мешковины, она увидела своего давнего недруга с перевязанным плечом. В шляпе. Только шляпа теперь валялась рядом, а остановившийся взгляд смотрел в черное беззвездное небо. Она закрыла руками рот, чтобы не закричать, не заплакать по тому, кого сама с удовольствием пристрелила бы пару дней назад.
        Смерть, страх и война тянули к ней черные костлявые лапы, и не было выхода, только бежать или прятаться, потому что сражаться ей было нечем.
        Она метнулась к дому - но навстречу ей из теней и огня вышел смеющийся Хесус. Полуголый и пьяный, с ножом и пистолетом в раскинутых руках.
        Нет, не пьяный, ей показалось. Когда он поймал ее, спешно сунув пистолет за пояс, ухватил за талию и закружил, сверкая белыми зубами, она не почувствовала запаха алкоголя - он был хмельным от адреналина, клокочущего сейчас в его венах. Лизнул лезвие ножа и расхохотался, увидев страх в ее глазах. Она попыталась вырваться, и он предсказуемо разозлился - прижал ее к себе, комкая тонкую ткань ночнушки, не защищавшей от жара его рук, втолкнул язык ей в рот.
        Это были уже не шутки, не эротические игры, не противостояние, где максимальный проигрыш - гордость, не та возня на полу на втором этаже его дома в Паленке. Стоило ей дернуться всерьез, как он выругался и просто поднял и бросил ее на землю, не заметив сопротивления. Перевернул на живот, задрал ночнушку и выкрикнул что-то веселое, засовывая в нее пальцы. Аля заверещала как ненормальная, пнула наугад, но он одним движением выкрутил ее руки, задрал задницу выше, поставил ее на колени, и сквозь шум она расслышала звон пряжки.
        Подняться без помощи рук было нереально, она только елозила щекой по пыльной земле, а он отправлял ее тычком назад, едва удавалось приподняться. Горячая головка члена скользнула между ее ягодиц, опасно задержавшись возле ануса. Она орала, но сквозь шум двигателей, треск костров, крики и грохот ее крик некому было услышать. Но Хесус решил не заморачиваться - он скользнул членом ниже, приставил его ко входу, толкнулся…
        Сначала она почувствовала, как его ладонь, сжимавшая ее запястья, на секунду резко стиснула их и тут же ослабла, и только потом осознала звук выстрела - и следом тяжелое тело завалилось на нее, заливая чем-то горячим.
        - Vete a la chingada! - рыкнул над ней знакомый голос. - Chamaco pedorro!
        Тело Хесуса отвалилось в сторону, позволяя наконец вдохнуть впервые с тех пор, как он возник в свете костра. Аля вывернула голову и увидела возвышающегося над ней Змея. Весь левый бок его рубашки был испачкан темным, в одной руке он сжимал пистолет, а другую протянул Але, помогая встать и одергивая ее ночнушку, залитую кровью.
        Он прижал ее к себе, притиснул, шепча на ухо вперемешку английские и испанские слова, но пистолет опускать не торопился. Потянул ко входу в дом, но она не могла идти, просто не чувствовала своих ног от ужаса и нахлынувшей слабости. Он убрал пистолет, подхватил ее на руки и охнул от боли, выматерившись по-испански. Но выпрямился, стиснул зубы, донес до спальни, поставил на ноги и велел:
        - Запри дверь. Жди меня.
        Собрался уйти, но Аля цеплялась за него, без слов мотая головой и не желая больше отпускать никуда и никогда. Он обнял ее изо всех сил, поднял пальцами подбородок и нежно поцеловал, скользнув между губ горячим языком.
        И только потом ушел.
        5
        Аля сидела на полу, привалившись боком к стене.
        В левом виске отдавался гул и удары, сотрясавшие дом. Руки и ноги налились тяжелым страхом, не шевельнуться. То и дело казалось, что она куда-то уплывает, слышала голоса в голове - или это были голоса за стеной?
        Она так и не сняла залитую кровью Хесуса ночнушку, просто не могла двинуться с места. Сначала дрожала, но потом застыла, как глина, обожженная огнем.
        За окном спальни просветлело, и сначала она испугалась новой беды, но потом поняла, что это всего лишь встало солнце.
        Уже наступило утро, а он все не возвращался.
        Она чувствовала себя древним камнем, который лежит здесь уже тысячи лет, видел все империи от ольмеков до майя и сейчас наблюдает, как движутся солнечные пятна по полу и перемещаются тени вслед за солнцем. Рука тянулась к лицу, чтобы убрать упавшую прядь волос, бесконечно медленно, гораздо медленнее, чем двигалось по небу солнце.
        Снаружи что-то происходило, но шум там был рассеянным, похожим на падающие на листву капли воды, из него нельзя было вычленить никакого смысла.
        Солнечный свет стал из розового белым, из белого золотым и потускнел.
        Снова наступил вечер.
        А потом ночь.
        И только тогда он вернулся.
        Шаги за дверью были - его шагами.
        Аля смогла встать на затекших ногах, ощущая как трескается затвердевшая глина ее оболочки и начинает бежать кровь в ссохшихся сосудах.
        - Теперь все будет хорошо, - сказал Сантьяго, входя в комнату. Он так и не переоделся и заскорузлая темная ткань на боку прилипла к коже. - Ничего больше не бойся.
        Он открыл дверь ванной, но Аля схватила его за руку.
        - Не уходи… - просипела еле слышно, но хотелось орать во весь голос, срывая горло.
        - Хочешь посмотреть? - устало усмехнулся он.
        - Хочу.
        Сантьяго пожал плечами и приоткрыл дверь шире, впуская ее.
        Он стаскивал с себя задубевшие от грязи джинсы, отвернувшись от Али, а она прислонилась к стене, пытаясь не сползти по ней.
        Под стоящей колом от грязи и крови рубашкой была когда-то белая футболка - сейчас казалось, что на нее насенен какой-то оригинальный принт: половина закрашена градиентом от светло-коричневого до темно-бурого с обожженными краями прорехи на боку, где она пристала к коже. Шипя и матерясь на двух языках, Змей принялся осторожно отдирать ткань, присохшую к ране.
        У Али поплыли круги перед глазами - не от вида крови, а от острого приступа эмпатии.
        - Ты ранен, - заметила она очевидное.
        - Да какое там ранен, - пробормотал он сосредоточенно. - Считай, просто ободрался, там едва задело. Самая легкая моя война. Почти без потерь.
        Если не считать Хесуса.
        Никто этого не произнес, но оно как будто все равно прозвучало.
        - Ты убил… своего племянника, - проговорила она запекшимися губами, чувствуя, что каждое слово возводит между ними стену в тысячу кирпичей толщиной. Лучше было молчать, но не говорить об этом было нельзя.
        Сантьяго повернулся к ней, опустив руки. Вода стучала по его смуглым предплечьям, размачивала корку крови и стекала в слив уже розовой.
        Твердо, даже жестко он сказал:
        - Хесус перешел черту.
        - Он всего лишь… - начала Аля.
        - Пытался тебя изнасиловать, - так же жестко закончил Змей. - И убить меня. И стравить и уничтожить сразу две банды, сыграв на своей обиде.
        - Из-за меня… - Аля шагнула к нему под струи воды, и намокшая сорочка облепила ее тело от шеи до лодыжек.
        Ему было неудобно дотягиваться до раны, и она принялась помогать: нежно и аккуратно, по миллиметру, стараясь не причинить лишней боли, отлепляла ткань. Закончив, она сама потянула рваную футболку вверх, чтобы ему не пришлось тревожить рану, сама впервые раздевая его. Царапина на боку и правда была поверхностной, только широкой. Пока Аля промывала ее прохладной водой, Змей стоял, подняв руку вверх, но смотрел не на то, что она делает, а на ее лицо и закушенную губу.
        - Йод есть? - спросила Аля. - Ну, или что там у вас, бетадин?
        - Залепи пластырем, не мучайся, - посоветовал Сантьяго. - В аптечке есть хирургический. Сейчас, только вымоюсь, сам залеплю.
        Он встал под струи воды, смывая с себя грязь и кровь, и вдруг сказал:
        - Не из-за тебя. Хесус - моя ошибка. Это я поставил его главным, оставил на него дела, когда. уехал. Надеялся, что в нем проснется ответственность, пора бы уже. Думал, что смогу на него рассчитывать и доверять родному человеку. Но он только нахерачил, устроил истерику и сбежал неизвестно куда.
        Сантьяго поднял голову и закрыл глаза, подставляя лицо льющейся воде.
        Аля подумала, что теперь понимает, почему Хесус был настолько нагл и самоуверен. Получил в его возрасте целую банду и полное доверие лидера - есть повод решить, что все делаешь правильно.
        - Я надеялся, что он одумается и вернется хотя бы ради тебя. Не просто же так он ввязался в похищение. Одно дело грабить местные маршрутки, другое - забрать туристку из междугороднего автобуса. Так рискнуть можно только ради любви.
        - Какой любви?.. - не выдержала Аля.
        Он правда думал, что Хесус приволок ее сюда, потому что влюбился?
        - Да, я понял, что это был каприз малыша, а не любовь. Догадался бы сразу, как тебя увидел, если бы ты не начала за него волноваться.
        - Я не… - она помотала головой, вспоминая их первый разговор, когда поймала его острый взгляд, испугавшись, что он убил Хесуса.
        Так и вышло в итоге. Так и вышло.
        - Думал, сделаю вид, что забрал тебя себе, подержу, пока ребята не угомонятся.
        - Не отпускать же… - горько сказала Аля.
        - Это выглядело бы как отобрать игрушку и выбросить. После такого уважение парней было бы утеряно безвозвратно. Другое дело, если мне захотелось его женщину себе, а когда наигрался, отдал обратно. После старшего не зазорно, тем более, я не собирался тебя трогать. Но он даже слушать не стал, щенок…
        - Ты… - Аля онемела.
        Он собирался очень аккуратно обращаться с игрушкой племянника, а потом вернуть ее владельцу! Чтобы не уронить авторитет Хесуса!
        Действительно, зачем спрашивать мнение вещи?
        Сантьяго повернулся к Але, буквально вдавливая ее в стену своим тяжелым темным взглядом. Он словно почувствовал ее злость и тихо сказал:
        - Он моя семья. Последняя связь с домом после того, как я окончательно выбрал свой путь.
        Влажные волосы прилипли к его лбу и потемнели от воды. Гладкая смуглая кожа влажно блестела, под ней перекатывались мускулы - он все еще был напряжен, готовый снова броситься в бой. Такой опасный. Такой сильный. И такой беззащитный перед тем, кого считал родным человеком.
        - Он подставил и меня, и своих друзей из той банды, стравив нас и начав эту войну. А сам с такими же молодыми шакалами ждал, пока мы перебьем друг друга, чтобы занять наше место, и сразу, с наскока, получить все, что мы имели. И только увидев меня, не выдержал и выдал себя раньше времени. Победить мне помогли мои враги.
        Сантьяго коснулся плеча Али и притянул ее к себе, под прохладную воду, смывавшую с ее лица грязные разводы. Он был совсем близко, ближе чем когда-либо, и говорил очень тихо. Шумела вода, но она все равно все слышала.
        - Как причудливо сплетаются судьбы. И в каких только странных местах я не нахожу по-настоящему близких людей. Начиная с Пилар и заканчивая…
        Аля встала на цыпочки в ночнушке прямо под водой и поцеловала его в губы.
        Обвила руками шею.
        - Тобой, - договорил он, заключая ее в свои объятия, которых ей уже так давно не хватало.
        6
        Сантьяго присел, не отпуская ее взгляд, стягивая им - глаза в глаза - их воедино как стальным канатом, привязывая друг к другу. Пальцами подхватил мокрый подол сорочки и потянул его вверх, стаскивая ее с Али. Отбросил в сторону, к своей рубашке, и тут же прижал холодное тело к своему жаркому, согревая и успокаивая своим живым теплом.
        И снова целуя, нежно и долго, спокойно, никуда не торопясь, словно нет у него там, за стеной двух едва помирившихся банд, разоренной базы и мертвых друзей. Словно вот эта расслабляющая нежность в его пальцах, на его губах, в его дыхании - навсегда, навечно, как в раю.
        Он промыл ее волосы, разделяя их на пряди, провел пальцами по лбу, скулам, щекам, вновь легко коснулся губами губ, огладил плечи и руки, очертил грудь, почти не дотрагиваясь, но так медленно и трепетно, что соски заныли от жажды ласки. Сжал ладонями талию и провел ими дальше, вниз, туда, где она переходила в бедра, присел на корточки, глядя на Алю снизу вверх и скользнул по бедрам вниз.
        Касания его рук снимали напряжение с каждой мышцы, расслабляли тело, закаменевшее от боли и страха за последние сутки. Его взгляд не отрывался от нее - тяжелый, темный, восхищенный и нежный, от него подгибались ноги и горела кожа.
        Он снова накрыл ее губы своими и целовал так долго, что Але начало казаться - в мире никогда не было ничего кроме этого поцелуя, и его рук на ее теле, и его сильного успокаивающего, пронизывающего все присутствия, и… его члена, упруго и твердо прижимающегося к ее бедру.
        Сантьяго выключил воду и потянул Алю в комнату, где ленивые взмахи лопастей вентилятора под потолком разгоняли текучую жару, мгновенно облепившую их влажные тела.
        - Сейчас, - он сделал шаг в сторону, открыл тумбочку и достал аптечку. В картонной коробке кроме упаковок тканых пластырей для хирургических ран, бинтов и бутылки со спиртом одиноко перекатывался только пузырек с антибиотиками. Настоящая мужская аптечка. Хоть бы аспирин положили.
        Аля сразу отобрала у него пластырь и сосредоточенно, стараясь не отвлекаться на покачивающийся в поле зрения член, почти прижимающийся к его животу, залепила рану и легонько прогладила пальцами, задержавшись на краях, чтобы впитать немного острого удовольствия от прикосновения к горячей смуглой коже.
        - Спать? - спросила она тихо и совершенно невинно, глядя в темные глаза и плавясь, как шоколад под солнцем от того, как он смотрит на нее в ответ.
        Как-то совершенно по-особенному, как… как в тот раз, когда он вошел сюда и впервые увидел ее. Только тяжесть его взгляда сейчас ощущалась совсем иначе. Как прочная броня, как физические объятия, надежная защита, которой он окружает ее.
        Уголок губ дернулся, и Змей невозмутимо ответил:
        - Спать.
        Они разошлись в разные стороны, обошли кровать каждый со своей стороны, он щелкнул выключателем, гася свет, и, едва оказавшись на кровати, они вновь сплелись как два дерева, слишком давно растущие рядом.
        Он гладил Алю по волосам, вел пальцами вниз по позвоночнику, заставляя ее покрываться мурашками, нежил губами тонкую кожу за ухом. Дотрагивался кончиками пальцев до груди, вел ими медленно, обводя тяжелое полушарие по низу, и она вновь закусывала губы, потому что он осторожной этой ласки, по телу вновь разливалось сладкое тепло.
        Казалось, с него спало проклятие, запрещавшее дотрагиваться до нее, и он утолял многодневный голод, засыпая Алю неутомимыми ласками. Как же он должен был держать себя в руках раньше, если сейчас так ненасытен?
        Его руки путешествовали по всему ее телу, смывая своими касаниями все что было до этого. Холод мокрой ткани, липкую горячую кровь, настырные касания Хесуса, мурашки страха и тяжелое отчаяние.
        - Алия… - он снова стиснул ее в объятиях с такой всепоглощающей нежность, какую она никогда не ожидала от такого сурового мачо. - Mi corazon…
        В долгих поцелуях растворялись все сомнения и страхи. Горячая темнота между ними прятала в себе все время мира.
        Аля провела ладонями по мощным плечам, попыталась обхватить пальцами бицепс и сама засмеялась от своей неудачи, положила их на грудь, чувствуя быстрый сильный стук сердца, провела вниз, к напрягшемуся животу и очертила квадратные плиты мускулов.
        И… снова ниже по тем самым мышцам, стрелками указывающими на то, что ее интересует.
        - Теперь тебя ничего не останавливает? - спросила, обвивая пальцами крепкий, отменно стоящий член.
        Его рука, отводящая в сторону влажную прядь волос, чтобы губы могли коснуться шеи, замерла, не закончив движения, и сердце Али ухнуло в ледяную пропасть.
        Он же не может опять остановиться!
        - Ты этого хочешь? - сощурившись, спросил Змей
        Его пальцы подрагивали в миллиметре от ее кожи, и она была уверена, что не заставит их коснуться себя никакими силами, если он сам того не захочет.
        И даже проверила, попытавшись потянуться к нему, но его мышцы закаменели, и то упрямство, и та воля, которые держали его вдали от нее все предыдущие дни, помогли остановиться и сейчас.
        - Да… - выдохнула она, накрывая ладонью горячую шелковую плоть. - Да!
        7
        Он притянул ее к себе, преодолевая последние миллиметры расстояния между ними. Каждый раз казалось, что нельзя быть еще ближе, и каждый раз Сантьяго находил возможность прижать ее к себе еще плотнее, чем раньше.
        Все тянулось медленно, так медленно, словно она все еще оставалась тем вечным камнем, что видел расцветы и закаты цивилизаций. Тягучие поцелуи - его губы касались ее сначала мимолетно, будто издалека, но каждое следующее прикосновение было настойчивее и жарче предыдущего. Его язык подробно исследовал ее рот, не упуская ни единого повода сплестись с ее языком в долгой желанной схватке. Его руки ласкали ее кожу, находя местечки, в которых касание неожиданно отдавалось дрожью во всем теле, сладкой и предвкушающей. Его дыхание было наполнено огнем, зажигающим ответный огонь в ее теле.
        Грудь Али упруго вжималась в его грудь, а ее рука нагло пробралась между их телами, чтобы наконец сжимать и трогать его член, водить пальцами по горячей плоти. После стольких дней запретов это воспринималось как награда, как милость богов.
        При мысли о жестоких местных богах всего на один миг ей вспомнился Хесус - и то, что было между ними, и что она считала лучшим сексом в своей жизни.
        Она не успела сравнить.
        Поймав в ее глазах туманный отблеск воспоминаний, Сантьяго притянул ее к себе и погрузил в такой напористый поцелуй, что больше не осталось сил для мыслей и сравнений. Навсегда.
        Аля прогибалась и таяла под тяжелым твердым телом, обволакивала его собой, вливалась в него, как вода в кувшин, с облегчением принимая ту форму, которую он ей дает. И извиваясь под его умелыми ласками, почти не заметила мгновения, когда их сплетенные тела развернулись так, что что ему оставалось всего одно движение - внутрь нее. Оно было единственным естественным направлением, как реки текут в моря, как водопады срываются вниз, как пыль закручивается спиралью урагана.
        И он сделал это движение, снова глядя Але в глаза, не позволяя отвести взгляд, и она ахнула, вдохнула и забыла выдохнуть, дрожа на грани все эти долгие секунды, пока он томительно медленно заполнял ее собой.
        Аля выгибалась, обхватывала его ногами за пояс, поднимая бедра выше, двигалась ему навстречу в инстинктивной попытке поскорее соединиться, толкнуться друг в друга, вспыхнуть в пламени яркой страсти, но Сантьяго держал все под контролем, удерживая ее сильными руками, и как всегда вел свою мелодию.
        Он любил ее в том же неспешном ритме, мучительно томил на медленном огне, поджаривая нетерпение невыносимо плавными движениями, которые заставляли чувствовать сигналы от каждого нерва, раскрывали грани таких ощущений, до которых Аля ни разу в своей жизни не добиралась, всегда торопясь туда, где острее удовольствие. Нежный огонь его ласк размягчал ее кожу, растворял ее, сплавлял их воедино, сердце к сердцу.
        Теперь, задним числом, еще обиднее становилось за прошлые ночи, когда он так быстро и точно доводил ее до оргазма. Несмотря на безусловное удовольствие, то было всего лишь подачкой, куском хлеба, брошенным с роскошного пиршественного стола, за который ее пустили только сейчас.
        Движение внутри нее не делилось на фрикции, оно было бесконечно жестоким, безупречно ритмичным, неумолимо медленным. Каждую секунду времени в ней скользил горячий ствол - либо внутрь, либо наружу, это миг длился и длился, застыв в горячем мареве расплавленной нежности. Капельки пота выступали на коже, испарялись, оставляя соленые разводы, которые он слизывал между поцелуями, и к их тягучей карамели добавлялись резкие нотки.
        Сантьяго, то скользивший по ней кожей к коже, то вдавливающий ее всей тяжестью во влажные простыни, вдруг обхватил Алю ладонями и, не выходя из нее, перевернул, усадив сверху. Сделай он так в самом начале, она бы сорвалась и задала свой ритм, но разгоряченное, расплавленное тело уже привыкло к волшебству и само хотело и дальше поддерживать это завораживающее ритмичное движение.
        Он провел руками по ее спине, заставляя прогнуться и скользнуть потяжелевшей грудью по его груди, поймал губами сосок, прикусил, рассылая острый импульс по всему телу, вжал Алю в себя, не позволяя ей шевелиться и продолжил сам, подаваясь бедрами вверх, чуть резче, чуть ярче, чем раньше, и этого ей хватило, чтобы густой сладкий жар, пульсирующий в ее теле, разбежался огненными дорожками по нервам и мышцам, заставляя все ее тело дрожать в невероятно долгом и сильном оргазме.
        В этот же момент Змей стиснул ее бедра сильными пальцами и несколькими жесткими ударами с оттяжкой добавил перца в этот котел с расплавленным медом, завершив долгую сладку негу взрывом до искр перед глазами.
        И кончил сам - с тихим рыком ей на ухо, от которого она вздрогнула и поймала последнюю, затихающую волну судорог удовольствия.
        8
        И сразу, будто кто-то стоял и прислушивался, ожидая, пока они закончат, раздался стук в дверь.
        Аля дернулась, но Змей прижал ее к себе, успокаивающе поглаживая по спине.
        - Подожди минутку, - тепло шепнул он на ухо, перекладывая ее на постель и прикрывая простыней. Сам встал и, как был, не смущаясь еще не опавшим членом, так и открыл дверь, о чем-то коротко переговорил по-испански и вернулся с пакетами, из которых густо пахло мясом.
        У Али заурчало в животе, и она резко вспомнила, что последний раз ела больше двух суток назад. Она завернулась в простыню и жадно потянулась к еде.
        В пакете оказались две коробки: с горячими, истекающими соком тако и с набором суши и роллов - их Сантьяго без колебаний протянул ей. Суши в мексиканской провинции? Аля ела и не такие странные вещи. В конце концов, те же суши в провинции российской. Но именно здесь аккуратные ванночки с соевым соусом и выложенный лепестками маринованный имбирь смотрелись как-то особенно дико.
        - Почему суши? - все же спросила она у маленького кубика риса с кусочком угря на нем.
        - Попросил ребят купить нам с тобой что-нибудь поесть, - ответил вместо него Змей. - Думаю, так они себе представляют женскую еду. Хочешь, поменяемся?
        - Не… - Аля покосилась на то, как он быстро ест свои тако, и съехидничала: - Ешь свое мясо, тебе нужны силы.
        Он замер и устремил на нее свой тяжелый темный взгляд.
        - Поверь мне… - Его голос был низким и горячим, а взгляд прокатился катком по телу - под ним мгновенно захотелось развести бедра и вновь впустить в себя горячую твердую плоть. - Тебе тоже сегодня еще понадобятся силы…
        Она сглотнула и поспешно запихнула в рот еще один ролл. Обещание было слишком привлекательным, чтобы упустить такой шанс. Суши, кстати, были не хуже московских, так что зря сомневалась.
        - А почему ты попросил купить? На кухне ничего не было? Что-то случилось с Пилар? - испугалась вдруг Аля.
        - С ней все в порядке, - успокоил Сантьяго. - Просто парни к вечеру все сожрали. У нас в доме сейчас две банды практически в полном составе и гости из крупных картелей. Все, что она успевает готовить, сметается за один миг.
        - Зачем они здесь? Война все еще идет? Ты же сказал, что теперь все будет хорошо!
        - В стычке был убит лидер той банды, решаем, как быть дальше. Возможно, будем объединяться, - спокойно пояснил Сантьяго. Он уже явно наелся и последний тако жевал через силу.
        - И ты будешь главным?
        Он пожал плечами:
        - Пока это выглядит самым вероятным. Я тех ребят почти всех знаю с детства, мои парни не против, старая вражда давно прокисла. Матео больше двадцати лет как мертв. Хватит.
        Аля погоняла по коробке последний ролл с авокадо и подняла глаза на Змея:
        - Расскажи. Почему вы стали врагами? Почему он убил твою невесту?
        - Это долгая история.
        - Ты не хочешь говорить?
        - Я хочу тебя. - Он вновь прокатился по ней тяжелым взглядом, наполненным вожделением. Под простыней, намотанной на бедра, явственно твердел член. - Иди сюда.
        Аля сгребла пакеты и коробки на пол, с готовностью ныряя в его горячие руки, обнимая и устраиваясь на твердой груди. Но Сантьяго не торопился продолжать сладкие игры. Он задумчиво гладил ее по плечу и время от времени целовал в висок. А потом поднял ее подбородок, нежно коснулся губами губ и все-таки начал рассказывать:
        - Мы с Матео познакомились в школе. И сразу подружились. Ему нравилось у нас в доме, мне - у них на ранчо. Но у нас было тесно и шумно, и мы с ним проводили время в основном здесь. Я был младшим в семье, единственным сыном после нескольких дочерей и мне многое позволялось. Например, носиться целыми днями непонятно где, пока сестры помогали по дому.
        Он сел на кровати, оперевшись на спинку, Аля устроилась между его ног, полулежа у него на груди и слушая мерное биение сердца. Никогда в жизни не чувствовала она себя в такой безопасности, как в этом домике посреди джунглей в окружении двух мексиканских банд и в объятиях главаря одной из них. Это было странно и нелогично, но после всего пережитого ей было не до анализа собственных чувств. Хотелось просто хоть ненадолго расслабиться и насладиться покоем.
        - Ее звали Камила… - Он замолчал на несколько секунд. А когда продолжил, голос стал хриплым и надтреснутым. - Она ходила в соседнюю школу и была самой красивой девочкой в классе. И в городе. И в мире. Нам было лет десять, когда мы ее увидели и пропали. Она была настолько недостижимая, что мы сначала даже не ссорились из-за нее. Просто спорили: я на ней женюсь - нет, я. Но понимали, что это нереально, как жениться на Луне. Так и ходили просто любоваться на нее.
        Аля сидела в его руках тихо как мышь, боясь, что он снова остановится, кинет очередную загадочную фразу и на этом все кончится.
        - А потом, за одно лето, все изменилось… Девчонки вдруг из вечных врагов превратились в конфетки, которые хотели облизать все пацаны. Мы были готовы и не подпускали к ней никого. Сами дарили подарки и сладости, во всем помогали, защищали, бегали по любым поручениям. Она никому из нас не отдавала предпочтение. Но… Первый ее поцелуй был все-таки моим.
        Але захотелось укусить его, необъяснимо ревнуя к этой далекой девочке, давно мертвой. Почему у Сантьяго становится такой голос, когда он говорит о ней? Такой мягкий, такой…
        Она не знала, что про нее саму он говорит таким же.
        - Мы впервые подрались всерьез, когда я похвастался ему этим. Ходили оба с фингалами и разбитыми мордами. А когда все зажило - Матео вырвал у нее свой поцелуй. Но она все равно оставалась ничья. Еще долго-долго морочила нам обоим голову. Конечно, ей нравилось, что за ней бегают сразу двое. А потом мы оба сделали ей предложение.
        Аля просто представила еще одного такого, как Сантьяго. И как они оба добивались бы ее внимания. Помотала головой.
        Нет, она бы так не смогла. Она еще в старших классах поняла, как это тяжело - выбирать из двоих и стараться никого не обидеть. Особенно, если по-настоящему не нравится никто. Так ведь не может быть, чтобы двое одинаково.
        - Моя семья жила в городе, - продолжал он. - Отец постоянно занимался чем-то интересным: то продавал туристам сувениры, то работал с археологами, то аптеку открывал, то еще что-то. Каждый очередной проект он называл делом всей жизни и был безумно рад, когда я им интересовался, даже обещал оставить мне его в наследство. Так что мне было чем удивить и что наобещать Камиле. А у Матео были только коровы, лошади и кукуруза.
        - Водопады… - пробормотала Аля. - И домик на дереве.
        - И домик на дереве, который был величайшим сокровищем в десять лет, но в семнадцать девушки на это почему-то не клевали, - усмехнулся Сантьяго. - И он пошел в банду. Романтичное занятие и легкие деньги. Можно хвастаться пистолетом и покупать Камиле шелковые платья и золотые сережки. Он хотел впечатлить ее этим, но он ее потерял. Ее родители строго запретили ей общаться с бандитом. Я победил.
        - Она согласилась выйти за тебя замуж? - Аля приподнялась, чтобы заглянуть в его лицо.
        - Да.
        Что бы она ни хотела там увидеть, он это очень качественно скрывал.
        - Мои родители были счастливы. Мать радовалась, что у нее будет такая славная невестка, готовила все к свадьбе и даже заранее начала шить распашонки нашим детям. Отец обустраивал верхний этаж нашего дома в Паленке для моей будущей семьи. Он сам сколотил нам самую прочную кровать и вырезал узоры на ее спинке - птиц и цветы. А Матео… пропал. Я искал его, но его мать отвечала, что не видела его неделями. Мы с Камилой скучали по нему… Я хотел с ним помириться. Мы же были друзьями - если бы Камила выбрала его, я бы смирился.
        Он резко выдохнул. Аля почувствовала, как напряглось его тело. Обвила себя его руками, вжалась, сплетая его пальцы с ее, приникла губами к татуировке-змею.
        9
        Но Сантьяго был не здесь, не с ней. Он был там, двадцать лет назад.
        - Накануне свадьбы я гулял с друзьями. Половина наших ушла вслед за Матео, но остальные не хотели проблем с законом. С ними мы и отмечали завтрашнюю свадьбу. - Камила примеряла свадебное платье, когда он пришел к ней. Один. Его друзья ждали снаружи на случай проблем. Он поговорил с ней. Не знаю, о чем - наверное, хотел, чтобы она отказалась от свадьбы. Ее мать слышала, как они ссорились. А потом раздался выстрел.
        Аля почувствовала, как дрожь прокатилась по его телу и закаменели мышцы.
        Затрудненное дыхание вырывалось со свистом.
        Его руки, тяжелые, будто из камня, сплетались вокруг ее живота. Она чувствовала себя в объятиях мраморной статуи.
        - После похорон я вступил в банду, которая враждовала с той, где был Матео. Во время следующей стычки я убил его, глядя прямо в глаза. Но легче не стало. Тогда я пошел дальше - и те, кто знал мою историю, пошли за мной, хотя старшие были против. Мы ворвались на это ранчо и перебили всех, кого встретили. Я не смог выстрелить только в его мать. Пилар давно стала матерью и мне. Она упала на колени и умоляла убить ее тоже. Чтобы не быть одной. Чтобы…
        Когда тебе тридцать лет и всю твою жизнь составляет ненапряжная творческая работа, болтовня в интернете и тусовки, когда бандиты - экзотика и страшилки про девяностые, когда разбитое сердце - это месяц пьянства и полгода психотерапии, очень сложно поверить, что человек, чье сердце сейчас бьется так громко, что весь мир наполнен этим ритмом, не пересказывает сюжет сериала, а по-настоящему все пережил.
        - Тогда она рассказала, что Камила приходила сюда к Матео. Приходила часто, тайком от меня. Пилар знала об этом, она все видела, но защищала своего сына.
        - И ты все равно не убил ее?
        - Я уже знал, что Камила мне изменяла. Прочитал в документах медиков, что она была беременна. Они так мне сочувствовали…
        Холодный злой смешок напугал Алю до смерти. Сантьяго показался ей настоящим Змеем.
        - Но ты…
        - Мы не были вместе. Я обещал не трогать ее до нашей свадебной ночи и сдержал обещание, - пояснил он. Доходило до Али с трудом. - Если бы я рассказал тогда Пилар, что Матео убил собственного ребенка в чреве Камилы, мне не пришлось бы нажимать на спусковой крючок, чтобы ей отомстить.
        - Она не знает до сих пор?
        Аля выбралась из его рук, чтобы посмотреть в лицо. Она боялась увидеть слезы, ярость, что-то такое, чего не смогла бы вынести в том человеке, каким она его себе уже нарисовала. Но там была только невероятная грусть.
        Он покачал головой.
        Она хотела спросить, почему тогда он так легко рассказал сейчас, но сообразила, что ей не светит случайно проболтаться Пилар. По крайней мере, пока она не выучит испанский.
        - Я тогда ушел. Мы отделились от той банды, они не хотели иметь ничего общего с тем, что мы сделали. Лагерь устроили в руинах майя недалеко отсюда, их мне показал еще дед. Там слишком мало осталось от храма, чтобы он интересовал археологов, а местные боялись туда соваться. Пилар нашла нас там и велела не валять дурака и приходить на ранчо. Людей не осталось, нужно чтобы кто-то присмотрел за лошадьми, а она нас накормит по-человечески. Так мы поселились тут. Родителям я сказал, чтобы дом отдали одной из сестер. Но они еще надеялись, что я женюсь. Когда они умерли я отдал дом Консуэле, у нее было уже пятеро детей, раздолбай-муж и крошечная каморка на всех. Они тоже не стали жить в комнатах, которые готовили для меня. Из суеверия, что ли… Стали сдавать туристам.
        Аля вспомнила момент, когда трогала спинку кровати, изрезанную птицами и цветами и думала, что на ней должны были спать совсем другие люди. Теперь она знала, кто.
        Сантьяго и Камила. Она как будто уже тогда чувствовала связь с ним.
        Она вела пальцами по его коже и под ее прикосновениями его застывшие мышцы дергались как от боли. Погладила по лицу - он закрыл глаза и стал дышать медленнее и спокойнее. Взъерошила волосы, пропустив две седы пряди сквозь пальцы.
        Он угадал, что она делает:
        - Первая появилась, когда я увидел ее мертвой. Вторая - когда убил его.
        - Ты больше не женился? Почему?
        Он хмыкнул, подставляя голову под ее руку как кот и ответил уже совсем иным голосом, низким, рокочущим:
        - Потому что ты жила на другом конце мира.
        - Перестань! - Аля собрала его густые волосы в горсть и дернула на себя.
        Он навалился сверху и поцеловал ее - медленно и жарко, как потрясающе умел только он.
        - Я всегда выбирал женщин, к которым был равнодушен. Так легче не причинять им боли. И все было отлично. До тебя.
        - А что я-то? - возмутилась она.
        Можно подумать, сама к нему пришла и заставила… ну ладно, примерно наполовину так и было.
        Она ждала ответа, но он не отвечал, только ласкал ее. Целеустремленно и умело, и противостоять было все сложнее. А уж когда он снова начал целовать, шансов почти не осталось.
        - Сантьяго…
        - Те deseo, te quiero. Solo tu tienes mi corazon…
        Ладони погладили бедра, развели их. Он подвел руку под живот, перевернул ее и накрыл собой сверху, прикусывая заднюю часть шеи, проводя дорожку из поцелуев по позвоночнику.
        Когда пальцы дотронулись до нее между ног, она сжалась - эта поза вдруг напомнила ей прошлую ночь, страх, пляшущий огонь и…
        Он это почувствовал.
        Остановился, уже тяжело дыша, провел широкой ладонью по спине, сжал бедра… - и вдруг вместо члена в нее вошел его язык.
        Длинный чертов змеиный язык, скользивший внутри горячо и влажно, и она снова таяла растекась лужицей, как мед в жару, и уже через минуту не помнила никакого ужаса, только хотела еще рук, еще языка, еще члена, изгибалась под ним, требуя, чтобы он взял ее.
        Он больше не пытался устоять.
        И только спустя много-много сладко-острых долгих минут, когда Аля пыталась отдышаться от очередного крышесносного оргазма, он все-таки ответил ей:
        - Тебя привели мне боги. За всю ту кровь, что я проливал на их алтаре, они решили вознаградить меня и найти женщину, против которой я оказался бессилен. Я запирал свое сердце на ключ много лет, не зная, что оно уже украдено и давно существует отдельно от меня. Только увидев тебя, я понял, что в моей груди все это время была пустота. Ты мое сердце.
        - Ты приносил жертвы в храме майя? - изумилась Аля.
        - Не жертвы… - он коротко усмехнулся. - Так получалось, что нам приходилось убивать некоторых людей прямо в лагере. И потом, когда уже переселились сюда, использовали то место для дел, которые не хотелось проворачивать на ранчо.
        - Ты опасный… - выдохнула она. И тут же поинтересовалась: - Покажешь мне тот храм?
        Он посмотрел на нее с явным удивлением:
        - Хорошо. Если хочешь.
        10
        Утром он разбудил ее еще до рассвета.
        Огладив руками тяжелую со сна грудь, потеревшись сзади горячим членом, жарко впившись в холку зубами, как зверь, когда Аля мурлыкнула и сама подалась к нему бедрами.
        Любого другого мужчину она бы убила за такое пробуждение. Она, бывало, орала на неосторожных любовников, посмевших заявить, что у них, де, утренняя эрекция: «Если для тебя это такое событие, давай тогда закажем фейерверки и торт со стриптизершей! Солнце тоже каждый день встает, это не повод меня будить!»
        Но это был Сантьяго.
        Который не ушел, как обычно, тихо, пока она спит. Он разбудил ее только для того, чтобы любить.
        Нежно скользнул в нее одним движением, короткими толчками, раскачивая ее, как на качелях, сладко, жарко - и оставил, разомлевшую от неги, шепнув:
        - Спи. Не выходи пока из комнаты, там много лишних людей.
        Днем он заглянул ненадолго, занес стряпню Пилар и поел вместе с ней. Уходя, велел запереть дверь - ему придется уехать до вечера, но куча незнакомого народу все еще толчется в доме. И народу не всегда безопасного. Аля повисла у него на шее, тревожно вглядываясь в темные глаза. Но Сантьяго погладил ее по спине и успокоил:
        - Никаких войн, только местная политика, - и добавил, проведя ладонью по ее спине и многообещающе остановившись на заднице: - Вернусь до полуночи, и у тебя будет очень, очень долгая ночь…
        Он забрал с собой окровавленную одежду, и Але не пришлось вздрагивать, входя в ванную.
        Освежающая прохлада смывала с тела испарину, бодрила контрастом с расслабленным томлением, в котором Аля пребывала в объятиях Змея. Она стояла под душем и чувствовала как каждая капля ударяется о кожу, как вспыхивает звенящим холодком, будоражит и пробуждает. Чувствовала себя невероятно живой, все эмоции были ярче, прикосновения острее, даже время текло как-то иначе - более плавно и полно.
        Аля вновь пробуждалась после вынужденного закукливания, когда ей пришлось спрятаться внутрь себя, чтобы пережить невыносимое: Хесуса, плен, неопределенность и тревогу.
        И вместе с ней пробуждались ее старые привычки.
        Вымыть голову, нанести маску для волос, смыть, нанести кондиционер и пожамкать волосы, чтобы после высыхания они легли естественными кудрями. Напитать уставшую от солнца высохшую кожу увлажняющим гелем с запахом меда и миндаля, втереть молочко, и, когда кожа вновь засияет - побрызгать сладким мистом для тела с блестками.
        Кое-что все-таки изменилось - сегодня она собиралась не в караоке и не в поход по барам, и даже не на свидание в ресторан. Она готовилась для одного-единственного мужчины, другие ее не увидят. Но ей хотелось сейчас быть для него самой красивой, нежной, вкусно пахнущей и сладкой. Чтобы его губы встречали не обветренную кожу, а шелковую нежность, подобную лепесткам роз. Чтобы он вдыхал с ее тела дразнящий яркий аромат цветов и чувствовал сладость, когда проводит языком по груди.
        Чтобы она вся искрилась в его руках.
        Он вошел, уже на пороге стаскивая с себя футболку. Аля, сначала собиравшаяся томно обмотаться простыней и дать развернуть себя как конфету, отбросила эту идею к чертям и просто прыгнула на него. Обвила руками и ногами - он прижал ее к стене и взял первый раз быстро и жадно, как утоляют первый голод, чтобы потом неспешно смаковать изысканные вкусы.
        Кстати, о вкусе.
        Опуская Алю на кровать, Змей провел пальцами по ее груди и удивленно посмотрел на блестки на них. Лизнул - и передернулся.
        - Пойдешь со мной в душ? - спросил он, стаскивая джинсы.
        - Я там уже была… - отозвалась она, потягиваясь как кошка. Как бы ей ни нравилось то, что он делает, ей все равно нужны были перерывы, а она догадывалась, чем закончится совместное принятие душа.
        - Мне хочется смыть с тебя вот эту блестящую штуку, которая пахнет, как дешевые конфеты. Я люблю твой собственный запах.
        - Но… - Аля приподнялась на локтях и лизнула собственное плечо. Вполне нормальный вкус, чего он… - Я думала, тебе понравится.
        - Мне нравится… - он подошел к ней, навис, опираясь на руки, и она с удовольствием провела пальцами по напрягшимся мускулам. Взгляд его был опасным и темным. - …как ты начинаешь пахнуть, когда изнываешь от желания. Это самый влекущий запах в мире.
        Аля почувствовала, как начинает гореть кожа. Каким-то образом ему удалось вновь затронуть самое интимное, бесстыдно вытащить на свет и сделать возбуждающим настолько, что она почувствовала, как становится еще мокрее, хотя казалось, куда уж больше.
        Он обвил ее рукой за талию и выпрямился, увлекая за собой.
        Едва теплый душ сбил растекающийся по коже жар, вернул способность мыслить и возмущаться тем, как он безапелляционно приволок ее сюда, смыл и блестки, и сладкий вкус и тут же с рычанием прикусил ее сосок, обвел языком, накрыл губами, от чего все ее тело прострелила молния, и остро заныло внизу живота. Но возмутиться ей никто не дал.
        - А самый лучший вкус в мире, куда лучше этих сладостей - это вкус кончающей женщины, - заявил он и, не отрывая от нее взгляда, опустился на колени под буквально высекающими из нее искры струями воды.
        - Я постарею, покроюсь коркой, морщинами, пятнами и прыщами, - жаловалась она тихонько уже в спальне, куда он отнес ее, потому что ноги Алю не держали после всего того, что он сделал с ней своим змеиным языком. Она уткнулась куда-то ему в подмышку, вдыхая с не меньшим удовольствием его естественный запах и тихонько бормотала уже в полусне. Здесь и сейчас, в этом доме, в этой постели, среди этих людей, джунглей, солнца и недобрых взглядов богов ее тревога, как ни странно, уменьшалась.
        - Это нормально. Это жизнь, - ответил он, прижимая ее к себе. - Все вокруг меняется, и мы меняемся. Потому никогда не надоедаем друг другу.
        - Я ведь думала, ты меня не хочешь, - как-то по-детски смущаясь, поделилась она. - Ты так меня отталкивал. Как тут не решить, что я уже старая и страшная. Вдруг тебе нравятся только гибкие и молодые?
        - Madre de Dios! - Сантьяго поднял голову только для того, чтобы посмотреть на Алю - не шутит ли? - Я с ума от тебя сходил! Ты мне виделась во сне и наяву. Я по три раза подряд кончал в душе, иначе не мог уснуть! Но стоило тебе прижаться ко мне голой - и как новенький!
        - Тогда почему?! - Аля перебралась наверх и устроилась на нем, упираясь ладонями в грудь, и только в тот момент поняла, почему он проводил столько времени в душе. - Ты избегал меня только потому, что считал, что я принадлежу Хесусу?
        - Да. Ему и так было нелегко, - Сантьяго сел, опираясь на спинку кровати, положил руки на Алины бедра и качнул ее. Под ней отчетливо твердело доказательсво того, что даже без сладких мистов он ее все равно хочет. - Что бы я ему сказал, когда он вернулся? «Я хотел сберечь твою женщину от других, но случайно сам ее… того»?
        - А что женщина сама лезла, тебя не наводило ни на какие мысли? - возмутилась Аля.
        - Женщинам можно, - твердо ответил он. - Они слабы и ветренны, это их суть.
        - Что?!
        - Эмоции… - он выдохнул, - Эмоции делают вас такими сладкими. - он приподнял Алю и опустил обратно уже на себя. Она втянула воздух сквозь сжатые зубы, чувствуя как горячий ствол проникает внутрь ее тела. - Но они так недолговечны! Надо постоянно доказывать, что стоишь любви той, кого выбрал. Я был рядом, поэтому нравился тебе в тот момент больше. Я хотел тебя. Как ты могда устоять? Поэтому я постарался дать тебе удовлетворение самым необидным для Хесуса способом.
        - Какой ты самоуверенный… - Аля запрокинула голову, раскачиваясь на нем. О, этот латиноамериканский темперамент! Даже сравнивать с прежними мужчинами было грешно. Она устала считать, сколько раз в сутки он был готов любить ее. - Мог бы просто меня послать.
        - Мне важно было не обидеть тебя тоже. И все-таки я не железный… - признался он, но Аля чувствовала внутри себя опровержение сказанному. Вполне железный. Сантьяго накрыл ее грудь горячими ладонями, сжал, и по ее телу прокатилась дрожь упоения его силой и властью над ней. - У меня тряслись руки, когда я держал пистолет.
        Аля замерла, распахнув глаза. Опасный холодок укусил ее в сердце.
        - Так это по моей вине тебя ранили?.. - испуганно спросила она.
        - НЕТ! - его пальцы больно впились в ее бедра. - Хватит! Прекрати все время искать свою вину. Все наоборот. Я был осторожен в тот день, как никогда. У меня был стимул вернуться живым и целым…
        Он вернул ее руки себе на грудь, сделал глубокий толчок внутрь ее тела, еще один, еще, а когда это не помогло изгнать тревогу из ее глаз, пальцы легли на клитор, точными короткими движениями разгоняя возбуждение так что у нее почти мгновенно закружилась голова и кончился воздух.
        - Чтобы однажды… - он толкнулся в нее глубоко и жестко. - Может быть… - еще раз и еще, в такт своим словам входя на всю длину, так что Аля ощущала себя заполненной целиком. - Все-таки… - ее пальцы скребли по его груди, оставляя глубокие царапины, но она уже не замечала, что делает. - …взять тебя. - закончил он с последним ударом в нее и последним влажным и смазанным движением пальцев - она выгнулась и закричала, не в силах сдержаться.
        - Даже просто спать рядом с тобой - делало меня сильнее, - тихо сказал он, обнимая уже спящую Алю.
        11
        Днем Сантьяго был занят проблемами разросшейся банды, зато ночь оставалась только для Али. На сон времени не было, но она заметила, что их жаркая любовь наполняет ее энергией, позволяя высыпаться за три-четыре часа. Даже ей этого хватало, а ему тем более.
        Банды все-таки объединились, и Змей стал их главарем. Впрочем, в этом доме его все чаще называли Кааном - те, кто приезжал обсуждать новые отношения с крупными картелями. То, что он не хотел заниматься наркотиками, сильно снижало шансы попасть в круг серьезных людей, но он утверждал, что ему достаточно того, что есть.
        Аля старалась не светиться перед всеми этими чужими людьми, но те, кто ночевал в доме, конечно, были в курсе их ночных развлечений. Как ни кусала она подушку, смуглое плечо, собственные губы, как ни закрывала ладонью рот, все равно не получалось быть тихой, а скрип кровати и ритмичный стук спинки о стену выдавал их в тишине спящего дома с головой.
        Поэтому она проскальзывала на кухню по утрам и выходила оттуда развесить или снять белье, только когда все обедали. Пилар никак не отмечала их изменившиеся отношения. Только чаще обычного меняла постельное белье.
        Когда Сантьяго опять собрался на дальний край ранчо, он снова позвал Алю с собой, предложив ей новую спокойную лошадку. Увы, прежняя не пережила войны банд - ее нашли на следующий день мертвой на дороге к трассе. Аля только подумала, что Надя наверняка расстроится.
        В этот раз она даже проехалась по ровной тропинке рысью и очень гордилась собой. Когда они добрались до реки, Аля соскользнула с седла прямо в нетерпеливые руки Сантьяго, который тут же прижал ее к тому самому дереву, что чуть не стало местом их первого поцелуя - или чьей-нибудь смерти, - и в этот раз никто не помешал.
        Она потрогала пальцами развороченный той пулей ствол и спросила:
        - Ты узнал, кто это был? Кто в тебя стрелял?
        Сантьяго отвлекся от ее груди под футболкой, но пальцы все равно остались: трогать, ласкать, сладко сжимать соски и нежно поглаживать - и ответил:
        - Да, с этого все и началось. Парня мы тогда поймали. Он был из банды Матео - тогда я и понял, что грядет война. Но решил сначала поговорить с их главным. Он сказал, что тот уже пару месяцев как ушел от них, так что все его дела к банде отношения не имеют и помочь он мне не может. Но оказалось, пока я вел переговоры, группу их ребят обстреляли в городе. Это распространенная тактика - отвлечь лидера, а в это время напасть с тыла, поэтому все были убеждены, что войну начали мы.
        - Это все Хесус придумал? - спросила Аля, поворачиваясь под горячими ладонями так, чтобы они накрыли ее грудь тепло и мягко.
        - Да, его шакалы были в обеих бандах, и они спровоцировали главную бойню, начав стрелять без приказа.
        Она встала на цыпочки, вновь целуя его напряженно сжатые губы, и Сантьяго накрыл ее рот, выманил язык и сплелся с Алей в долгом поцелуе.
        Разговор чуть не кончился в густой траве у реки, но их отвлекло появление старых работников, которые пришли проверить, почему Каан задержался и не идет к конюшням. Они потом долго переглядывались и тайком усмехались, исподволь разглядывая Алю и показывая друг другу большие пальцы.
        Наконец-то они добрались и до водопада. Маленького, скрытого в густых зарослях, но очень красивого: с темно-бирюзовой водой, которая пенилась белоснежными кружевами там, куда били острые холодные струи. Мелкие капли разлетались во все стороны и жалили голую кожу - его смуглую, ее белую, не разбирая где чья в их плотном сплетении на мшистых камнях у подножия скалы.
        - Тут неподалеку есть красивый сенот, но он в джунглях за храмом, и спускаться туда придется без лестниц. Если хочешь, я тебя как-нибудь отведу. Лошади и машины там не пройдут, только пешком, - пообещал Сантьяго, с улыбкой глядя на то, как она восторгается глубокими оттенками воды и жалеет, что не захватила телефон, чтобы поснимать эту красоту. У него с собой была только кнопочная «Нокия», что забавно роднило его с самыми богатыми и влиятельными людьми из знакомых Али, которые почти никогда не пользовались смартфонами.
        Здесь, вдали от ранчо, он по-настоящему улыбался, словно там его сковывали узы ответственности за людей в его банде. Он даже шутил, но тут их общий английский начинал давать сбои: кажется, мексиканские шутки, перенесенные на другой язык, а потом рассказанные носительнице вообще третьего, теряли не только остроту, но и смысл.
        - За храмом? А давай лучше в храм? Ты обещал! - слукавила Аля, потому что он, конечно, ничего подобного не обещал. Но покачал головой и сказал, что посмотрит на днях.
        12
        Аля привыкла, что в ее мире «постараюсь» означает «нет», а «посмотрим» и «на днях» - вежливый способ сказать «никогда». Поэтому очень удивилась, когда Сантьяго после долгой утренней беседы с очередными серьезными людьми, позвал ее во двор и, плотоядно глядя на колышущуюся под льняным платьем грудь, с сожалением сказал переодеться.
        Старый знакомый пикап остался дома, они сели в квадратный внедорожник с наглухо тонированными стеклами. Пассажирского сиденья спереди, рядом с водителем, в нем почему-то не было. Але даже сложно было представить, зачем его было убирать, но спрашивать она не стала, немного опасаясь ответа.
        Она устроилась на заднем, наискосок от Змея, чтобы любоваться на его жесткое красивое лицо, когда он расслабленно ведет машину сначала по ровной утоптанной земле и асфальту, потом сжимает челюсти, когда начинается самодельная дорога вдоль поселка, покрытая щебенкой и бетонными плитами вперемешку, а потом сосредоточенно хмурится, когда сворачивает на глубокую колею, ведущую в джунгли.
        Машина начала подпрыгивать, заваливаясь то на один бок, то на другой, и Аля спешно пристегнулась и вцепилась в ручку двери - было уже не до любования. Деревья скребли ветвями по бокам и с шуршанием поглаживали свисающими лианами по крыше. Полутьма тонированного салона казалась подводным царством, куда с трудом достают проблески солнечных лучей. Мельтешение темных и светлых пятен и почти ритмичный шум вгоняли ее в транс, и вскоре ей начало казаться, что она умерла, и джип везет ее в царство теней, где она наконец встретит жестоких богов этой страны: с дымом и зеркалами, полынью и огнем, перьями и солью, кровью, кровью, кровью. Можно будет задать им все вопросы, найти свое место в мире и познать покой, отдав взамен всего лишь собственное сердце.
        Храм действительно не представлял интереса для археологов и туристов. За сотни лет его разобрали по камешку, оставив лишь высокий холм и втоптанную в землю каменную пыль оттенка охры. Все вокруг заросло деревьями, травой и мхом, скрывая последние следы когда-то могущественной цивилизации. Но Аля стояла на подгибающихся ногах, держась за дверцу машины, смотрела в бледное небо над головой, окаймленное темно-зеленой рамой сплетенных деревьев с острыми краями широких листьев, и у нее кружилась голова от ощущения чужого, даже чуждого взгляда.
        Присутствие недобрых богов, которое она ощущала в этой стране неуютным фоном, здесь было особенно сильным. Но именно здесь стало понятно, что злоба, которую она приписывала им - скорее недовольство хозяев тем, что назойливые гости чересчур задержались.
        - Идем, - Змей взял ее за руку и потянул на вершину холма, который когда-то был пирамидой. Может быть, под слоем земли еще можно найти внутренние помещения, украшенные фресками, где стоят резные статуи и хранится гигантский рубин, принадлежавший императору майя?
        Как бы Але ни хотелось поиграть в Лару Крофт, ее разумная часть понимала, что все интересное было вынесено отсюда столетия назад, а найдись тут хоть кусочек сохранной росписи, на поляне ночевала бы не мелкая деревенская банда, а батальон светл археологии.
        Только вот ощущение присутствия богов в монографию не вставишь и в музей не отвезешь.
        На самой вершине в земле утопала растрескавшаяся каменная плита с углублением в ней.
        - Это алтарь? - Аля посмотрела на него с опаской, но следов крови не было, ни старых, ни новых. Он приводил тех, кому «не надо жить» и убивал прямо здесь? И древние боги смотрели на это с одобрением, наконец-то утоляя бесконечную жажду, ставшую невыносимой с тех пор, как на эти земли пришел Кортес и отнял у них паству?
        Сантьяго пожал плечами:
        - Кто знает? Даже дед не знал, что это за храм и была ли плита на вершине всегда или кто-то притащил ее со своими целями.
        С вершины была едва видна дорога, ведущая сюда, но все остальное было покрыто густо-зелеными зарослями, далеко, насколько хватало глаз. Аля надеялась увидеть хотя бы направление, в котором находится Паленке, но поняла, что недооценила суровость этой чужой ей страны.
        Мужчина, который стоял здесь рядом с ней: смуглый, темноглазый, с непривычными европейскому глазу чертами лица, с тяжелым внимательным взглядом, в котором была абсолютная уверенность в своем праве - принадлежал этому миру, был рожден тут и собран из его частиц. Она же, испуганная, светлокожая, в своих джинсах из «Юникло», не знающая ни одного из языков, на которых тут говорят не подходила этому миру совершенно.
        Но он приобнял ее за плечи, притянул к себе, втянул в долгий горячий поцелуй - и этим будто забрал в свой мир жестоких богов, жаркого солнца и густых джунглей полноправно и заслуженно.
        - Расскажи про него? - предложила Аля. - Что вообще значит, что он был шаманом? Он правда был потомком майя и владел тайными знаниями?
        - Я его мало слушал, увы, - покачал головой Сантьяго. - Он был старый и нудный, а я собирался уехать в Мехико и стать бизнесменом. Очень мне нужны были его божественные бредни в двенадцать лет!
        - Но ты же взял себе имя Змей, - удивилась Аля.
        - Это уже позже. Он составил мне гороскоп, который я спрятал и нашел уже после его смерти, когда собирался делать предложение Камиле. Там было написано, что Каан - глава большой семьи, мудрый управитель, под чьим руководством все приносит богатые плоды. Жениться и завести десяток детей, собираться всем огромным кланом по праздникам, довести до ума одно из отцовских дел… Предсказание совпадало с моими целями.
        - Так ты поэтому так относился к Хесусу… - догадалась Аля. - Все еще надеялся включить его в свою большую семью.
        - Да, но тогда до меня еще не дошло, что семья бывает не только по крови. Иногда ближе те, кого выбрал сам и кто прикрыд твою спину. А попытки совместить, как видишь, заканчиваются очень плохо.
        Аля дотронулась до каменной плиты, чувствуя, как из глубины земли доносится ритмичный пульс, будто стук сердца - и отдается в кончиках пальцев.
        - …или очень хорошо, - шепнул он, снова притягивая ее к себе.
        Как всегда, когда они были рядом, он дотрагивался до нее, целовал, гладил, прижимал к себе, насыщаясь ее присутствием. И Алю это не утомляло, хотя бывали времена, когда она даже постоянного бойфренда отправляла посреди ночи на такси домой.
        Она тоже льнула к Сантьяго, словно касаться его горячей кожи - естественное состояние ее тела, а поцелуи нужнее дыхания. Не говоря обо всем остальном. Ей не нужно было готовиться к сексу, когда он рядом, она сливалась с ним с каким-то облегчением, словно возвращалась домой после долгой прогулки. Под его прикосновениями кожа вспыхивала огнем, пока все тело не начинало пылать, требуя как можно скорее соединиться с его пламенем.
        Аля оперлась на плиту позади себя, скользнула ладонями по шершавой выемке, темной в глубине и выбеленной солнцем на поверхности. Пульс земли стал чаще, откликаясь на стук ее сердца, ускорившийся от того, что делали пальцы Змея с ее грудью прямо через футболку.
        - Возьми меня прямо здесь, - сказала она хрипло. - На алтаре. Вдруг богам, как и тебе, понравится вкус кончающей женщины?
        Пусть крови больше не будет. Так она смогла бы примириться с его жестоким миром.
        Но Сантьяго покачал головой:
        - Не хочу гневить богов.
        Острое чувство разочарования не смыла даже волна сладкого оргазма, полученного уже внизу, на густой траве в тени внедорожника.
        13
        Три дня, во время которых Але все-таки пригодились купленные Сантьяго вместе с ночнушкой тампоны, пережить было нелегко. Все еще не насытившись прикосновениями друг друга, они останавливались в самом разгаре ласк, когда дыхание уже перехватывает, а мышцы скручиваются жгутами, подрагивая от предвкушения взрыва.
        Ей нравились его пальцы и язык, заставляющие разливаться горячий мед в крови, но это все были игрушки, сладости, десерты. По настоящему она чувствовала себя цельной только когда он был внутри нее полностью.
        Он обожал погружаться в ее влажный рот, но еще больше - смотреть в глаза, когда входит на полную длину, когда она кончает, извиваясь под ним.
        В следующий раз, когда они оказались в постели уже без всяких ограничений, в самый ответственный момент Змей вдруг достал из-под подушки презерватив. Невозмутимо надорвал упаковку и быстро натянул, тут же вновь набросившись на Алю. Она невероятно удивилась и даже сразу не нашла слов, а потом забыла, что вообще хотела что-то сказать, но как только разум вернулся к ней, встрепенулась:
        - Почему же ты раньше ими не пользовался?
        Сантьяго как раз его снимал и направлялся в ванную. Он остановился на полпути и пожал плечами:
        - Само собой так вышло, ты же помнишь.
        - А если бы я забеременела? - с замиранием сердца спросила Аля, которая встретила первый день месячных с изрядным облегчением. В плену у банды! В сердце Мексики! Еще и беременная - было бы чересчур.
        - Значит был бы ребенок, - спокойно ответил он. - Но раз его нет, значит время не пришло. Не стоит его слишком торопить.
        Он скрылся за дверью, и через минуту там зашумела вода.
        Аля медленно положила ладонь на живот и представила себе, каким могло бы быть дитя смешения их крови - майя, испанцев и русских. И каким отцом мог бы стать Змей. На секунду сердце замерло от нежности, а потом заколотилось быстрее, когда она вообразила его улыбку, когда он впервые взял бы на руки своего сына или дочь.
        Но потом она выкинула эти мысли из головы. Со своим образом жизни он мог бы стать отцом-воспоминанием еще до рождения этого ребенка.
        Все потихоньку устаканивалось. Змей и правда был прирожденным лидером: в объединенной банде почти не было конфликтов между старыми и новыми членами, его уважали даже те, кто еще недавно был его врагом, причем для этого не требовалось ни угрожать, ни повышать голос. Договоренности с другими бандами и крупными картелями достигались легко, за одну-две встречи, и постепенно ранчо снова становилось тихим и сонным, особенно в полдень и по ночам.
        Але больше не приходилось прятаться, к ней постепенно привыкли.
        Как-то раз она, как обычно, вышла к вечернему костру, чтобы взять Сантьяго за руку и увести в спальню. Кто-то из новых парней попытался было присвистнуть и отпустить шуточку, но Змей медленно обернулся и раскатал всех, начиная с шутника, своим тяжелым взгдядом так качественно, что разговор после их ухода возобновился далеко не сразу. И больше никогда не касался личной жизни главаря.
        Потихоньку привыкнув, что сладкий туман в голове - обычное состояние, Аля научилась связно думать, даже когда Змей был рядом с ней: сильный, смуглый, опасный, невыразимо привлекательный. И все чаще она думала о том, что будет дальше. И о том, что будет именно с ней.
        Понятно, почему он отказал ей тогда, в первый раз, когда она попросила ее отпустить. Похвальное стремление соединить сердца влюбленных с головой выдавало истинный характер Сантьяго, успешно притворявшегося жестким тираном перед парнями из банды.
        Но что сейчас? Что он думает о ней и их будущем сейчас?
        Человек, который так разумно и спокойно выстраивает политическую стратегию своей названной семьи в стране, славящейся своей организованной преступностью, не мог не учесть то, что Аля вообще-то скоро начнет нарушать закон своим пребыванием здесь. Он должен был думать об этом. Но ей ничего пока не говорил.
        Этой ночью он вновь поймал ее в свои объятия и начал ласкать - как всегда, беспроигрышно, ловя малейшие оттенки реакций… именно поэтому почти сразу остановился, когда она не отозвалась. Он убрал пальцы из нее, выпустил из зубов сосок и вопросительно посмотрел.
        В постели им все еще было сложно разговаривать - оба бормотали что-то на родных языках, когда становилось невыносимо прекрасно, но почти никогда не переходили на английский, обходясь руками, губами и взглядами.
        Аля хотела бы спросить его - что дальше?
        Что будет через неделю? Через две?
        Когда ему надоест?
        Правда, Надя не надоела довольно долго.
        Но та была независимой женщиной, ее никто не держал насильно в офигительно сладком плену, где вся реальная власть у искусителя. У Али же есть лишь право выбирать, какую часть своего тела подставлять под поцелуи и какое отверстие под член.
        Она так и не знала, изменилось ли что-нибудь в ее статусе с той огненной страшной ночи и до сих пор не спрашивала, упиваясь любовью Сантьяго так, словно каждый день может стать последним. Но, кажется, пришло время.
        Он гладил ее, рисуя темными пальцами линии по изгибам бедер, таких белых, что они почти светились в темноте, ждал, пока она соберется с мыслями. Не торопил, словно знал и вопрос, и ответ заранее.
        - Кто я для тебя? - наконец нашла Аля слова.
        - Самый ценный человек в моей жизни, - ответил он почти сразу, как будто только искал правильный перевод, а вопрос действительно уже знал.
        - Ценнее Пилар? - не поверила Аля.
        - Да.
        - Ого.
        Он недоуменно пожал плечами, словно в его ответе не было ничего особенного и притянул Алю к себе для нового поцелуя. Но она уперлась ладонями ему в плечи и требовательно спросила:
        - Но какую роль я играю в твоей жизни?
        - Ты моя женщина.
        Так и не дождавшись нового вопроса, Сантьяго продолжил цепочку поцелуев, прикусил мочку уха, горячо лизнул тонкую кожу на ключицах так, что Аля ахнула, зарылась пальцами в его густые волосы, обхватила его ногами, и в эту ночь они больше не говорили. Он любил ее медленно, наслаждаясь каждым прикосновением, долго, до томительной усталости в мышцах, до мерцающих под веками звезд и прибоя в ушах
        Но разговор не был закончен. Утром, заметив, что, пообедав, он ушел один к конюшням, Аля пошла следом и нашла Змея рядом с загоном, в котором один из совсем юных мальчишек прогуливал по кругу ту спокойную лошадку, на которой она ездила к водопаду.
        Подошла, потерлась лбом о плечо, коснулась губами татуировки.
        Вздохнула:
        - Я все равно не понимаю. Что между нами?
        Он обнял ее за плечи, приподнял пальцами подбородок и нежно коснулся губ.
        - Что ты хочешь услышать? Кто ты? Мое сердце. Как долго я буду любить тебя? Я не хочу, чтобы это заканчивалось никогда. Ты хочешь какой-то другой срок?
        - Нет… - пробормотала Аля, пряча глаза. - Нет. Но…
        Судорожно вдохнула и зарылась лицом в его грудь.
        Он гладил ее по волосам и молчал.
        - Отпусти меня домой, - наконец сказала она и подняла голову, ловя острый темный взгляд. - Пожалуйста. У меня была моя жизнь, которая остановилась только на три недели. Уже прошло больше. У меня осталось много незаконченных дел, обязательств, людей, которые скоро начнут беспокоиться, куда я пропала. Мне нужно туда.
        Сантьяго молчал так долго, что она уже потеряла надежду и теперь ждала только отказа.
        Но он ее удивил.
        - Ты вернешься? - мягко спросил он.
        - Я вернусь, - пообещала Аля. - Вернусь.
        14
        В аэропорт Сантьяго решил отвезти Алю сам. Десять часов на машине до Канкуна и столько же обратно, уже одному - она предложила доехать одной, на автобусе, но он так посмотрел, что она быстро прикусила язык. Действительно, прошлая попытка передвигаться по этой стране на общественном транспорте как-то не задалась.
        На пару дней можно было оставить банду и без предводителя. Никого вместо себя он назначать не стал, памятуя, чем это закончилось в прошлый раз. Еще одну Алю на свою голову он бы уже не выдержал.
        Она ждала, что последняя ночь будет наполнена отчаянными попытками надышаться перед смертью, но жаркая нежность и сладкий морок не были омрачены страхом перед будущим. То ли Змей за двадцать лет, наполненных ежедневными опасностями, открыл в себе мудрость жить каждый день как последний и без напоминаний, то ли искренне доверился Але, поверил в их скорую встречу. И убедил в этом ее саму.
        Поэтому она проснулась в его горячих руках без щемящих мыслей о том, что это последний раз. Целовала его обветренные губы с утра и отдавалась без нервного желания запомнить каждую секунду их близости. А потом спокойно села в кое-как отмытый пикап и помахала на прощание Пилар. Та сложила руки и склонила голову, шепча молитву.
        Рюкзак был собран еще вчера. Там и собирать толком было нечего. Льняное желтое платье оставлено на кровати - чистое и выглаженное. Больше ее ничего с этим домом не связывало, кроме мужчины, который пока еще был рядом с ней. Он быстро вывел пикап на трассу и предложил Але поспать еще немножко на широком заднем сиденье. Но она несколько недель безвылазно просидела на ранчо и теперь с наслаждением любовалась проносящимися мимо полями кукурузы, облезлыми лачугами, густыми лесами и пыльными обочинами, на которых сидели торговцы кокосами, равнодушно провожавшие пикап взглядами. Дорогу никто не перегораживал, по такой машине сразу было ясно, что ничего попрошайкам не обломится.
        Зато во время остановки на заправке, пока Сантьяго покупал кофе, Аля отошла в туалет и тут же наткнулась на черноглазую девчонку, которая уже хорошо уяснила, что белая женщина - источник денег. Поэтому нисколько не смущаясь неподходящим для торговли местом, разложила картонку с сувенирными сережками, вырезанными из фетра, обсидиановыми кулонами, через которые можно было смотреть на затмение, и крошечными фигурками майанского зодиака.
        Они-то Але и понравились. Она ведь так и не купила толком никаких сувениров: ни глиняных свистулек, рычащих как ягуары, ни футболок с пирамидами, ни даже банального магнитика. Поэтому она ткнула в ту фигурку, которая соответствовала дате ее рождения, достала из рюкзака кошелек и получила в придачу к покупке листочек с описанием свойств знака на английском. Но рассмотреть не успела: из-за угла показался Сантьяго, и торговка моментально испарилась, юркнув в какую-то щель.
        - Хочешь позавтракать здесь? Или доберемся до какого-нибудь города? - спросил он. - Я не голодная. - Аля потерлась о его плечо. - Поехали.
        Подспудное опасение, что он может в любой момент передумать, вернуться домой и снова запереть ее в спальне, с каждым часом и километром становилось все сильнее и явственнее. Что ему помешает? Кто его остановит?
        И самое страшное, что она и сама была бы не против. После размеренной жизни на ранчо, где всех забот было - покормить животных, приготовить обед и постирать, возвращаться в суетный цивилизованный мир было страшновато. В Москве холодно, пробки, дедлайны, рискованные решения. В Москве пустая квартира, одинокая постель, доставка суши по вечерам. Да, в Москве еще полиция и нет войны банд, но чем ближе было расставание с Мексикой, тем меньше это казалось Але стоящим аргументом.
        По дороге они болтали обо всякой ерунде: от производства пульке - легкого, вроде пива, напитка из агавы - до российских криминальных сериалов, которые, оказывается, были одно время популярны среди мексиканской молодежи, и от рабочих статей, которые Аля так и не закончила, до пирамиды Кукулькана в Чичен-Ице, где нашли так взбаламутивший всех календарь Майя.
        - Если хочешь, можем заехать посмотреть на пирамиду, - предложил Змей. - Время еще есть.
        Аля помотала головой, борясь с приступом паники. Она держалась сейчас только на том, что ей не приходилось принимать никаких новых решений.
        Решила улететь - улетает. Если начинать снова думать об этом, то проще спрятаться в кузов пикапа, скорчиться там на остатках соломы и кататься так по выжженным солнцем дорогам страны, постепенно ссыхаясь и превращаясь в обтянутый кожей скелет.
        «Не спрашивай меня ни о чем больше, пожалуйста! - мысленно просила она Сантьяго. - Не предлагай остаться!»
        Она боялась выбирать и оттягивала этот момент, стараясь не думать о будущем дальше, чем на час вперед.
        В районе Плайи Аля вновь заинтересовалась судьбой своего большого розового чемодана и самого любимого купальника в нем. И красное платье ей всегда нравилось. А то короткое и блестящее она уже точно ничем никогда не заменит, поход на дискотеку в Паленке запомнится теперь надолго.
        Спохватившись, она включила телефон. За весь путь ей ни разу не пришло в голову, что на крупной трассе он уже ловит сеть. Но едва увидела посыпавшиеся оповещения, как снова быстро выключила.
        Нет, пока она не была готова.
        В аэропорту Сантьяго повел ее к терминалам для покупки билетов и помог найти ближайший рейс без пересадки в США. В американских аэропортах нет транзитных зон, а у Али - визы. Пришлось лететь через Франкфурт.
        Она вводила данные паспорта, ошибалась, кусала губы, но его рука лежала на ее пояснице и всегда можно было уткнуться в твердую грудь и отдышаться там, устав от суеты вокруг. Когда дело дошло до оплаты, Змей не стал дожидаться, пока она копалась в рюкзаке и ловко сунул свою карточку в прорезь.
        На ее возражения он ответил, что это ведь по его вине пропал ее билет до дома, не так ли? И совершенно не дорого, ты разве забыла, что преступники богатые люди? Он криво улыбнулся, а она покачала головой. Богатые люди не ездят на ржавых пикапах и не питаются супом, сваренным в кастрюле на двадцать человек.
        Аля уже с трудом понимала, что происходит, через раз забывала дышать и вяло переставляла ноги, чувствуя, будто идет по пушистому облаку, проваливаясь с каждым шагом. Вот-вот наступит мимо, в пронзительно-синее небо и полетит вниз, чтобы разбиться о далекую землю.
        Сантьяго вел себя так, будто она была абсолютно адекватна. Советовал, какие сорта текилы покупать в дюти-фри, шутил насчет шубы, которая пригодилась бы в России, рассказывал про пересадку во Франкфурте. Но в ушах шумело все громче, и даже с девушкой на стойке авиакомпании пришлось разговаривать ему, потому что Аля только стояла и глупо улыбалась.
        Он остановился совершенно неожиданно.
        Вот держал ее за пальцы и что-то говорил успокаивающим тоном, она даже не вслушивалась, просто наслаждалась его голосом и держалась за крепкую руку.
        А вот она уже идет вперед, а он на шаг, на два - позади.
        Аля обернулась в панике, но он только улыбнулся:
        - Все, мне туда уже нельзя. Давай прощаться.
        Она вернулась к нему, порывисто обняла, вдыхая такой совершенно уже родной запах, пропитываясь ощущением спокойствия и надежности его объятий. Чтобы хватило надолго, лучше навсегда.
        Ничего не говорила: горло перехватило, и она боялась расплакаться. Только подставила губы под его медленный расплавляющий поцелуй.
        - Возвращайся, - тихо сказал он, и вдруг шум аэропорта вокруг стих, ушел на задний план. Остался только этот горячий шепот в ушах. - Ты мое сердце. Я не могу жить без сердца.
        Она изо всех сил постаралась не оглядываться, чтобы не превращать это прощание в дешевую мыльную оперу. В латиноамериканский сериал для домохозяек.
        Закусила губы и бросила рюкзак на ленту транспортера.
        - Мисс, - обратился к ней по-английски смуглый работник службы безопасности. - Не забудьте сложить в ящик все металлические предметы и проходите через рамку.
        Аля подхватила свои вещи на другом конце ленты и направилась в зал ожидания, все еще чувствуя на себе знакомый, невероятно тяжелый взгляд Змея.
        Наверное, он должен был обо всем догадаться, когда она сразу не взяла билет обратно.
        15
        Аля и сама не знала, когда закончит дела. Через неделю? Две? Месяц?
        И какие дела? Что именно она собиралась закончить, когда просила Сантьяго ее отпустить, будто в «Аленьком цветочке»? Попрощаться с родными, обнять старика-отца? Уволиться с работы, сдать квартиру? Или вовсе продать? Вернуться в Мексику и стать женой бандита? Бонни и Клайд плохо кончили, жена «Короля кокаина» Пабло Эскобара тоже вряд ли была счастливой женщиной, потому что о том, как наркобарон, скрываясь с детьми в горах, сжег два миллиона долларов наличными все слышали, а вот о том, где в этот момент была их мать - нет.
        Перелеты Алю всегда раздражали. Они портили радость от начала отпуска - после нескольких часов в жестяной банке счастье от солнца и лазурного моя было уже не таким ярким. Они смазывали впечатления на обратном пути, откусывали изрядную часть накопленных сил.
        Но теперь она поняла, что иногда именно эта пауза между яркой курортной жизнью и привычной домашней - благо. Как беременность помогает подготовиться к резким изменениям в жизни, смириться с ними и даже захотеть, так одиннадцать часов в тесном кресле позволили ей прийти в себя, успокоиться, отстраниться от происходившего в Мексике.
        Вернуться к себе прежней.
        По этой же причине она впервые не кривилась, глядя из окна такси на серые машины, серое небо, серые дома - серый мир Москвы, который неизменно делал ей больно после возвращения из разноцветных европейских городков. Сейчас ей не хотелось ничего яркого.
        В квартире был слишком сухой после жизни в джунглях воздух, Аля почти задыхалась. Выскочила на лестницу, где у окна между этажами стоял старый диван и собирались все курильщики подъезда. Сунула в рот зажженную сигарету и так и сидела, не сделав ни одной затяжки. Она почти перестала курить там, в Мексике, в последние недели. Ей нужен был только ритуал, нужно было вспомнить, что дома все как прежде.
        Вновь включила мессенджеры и открыла ноутбук, написала всем: отцу, начальству, подругам, что вернулась и, не читая ответы, закрыла. Возвращаться надо постепенно, слишком далеко ушла.
        Аля налила ванну, легла в горячую воду, нанесла на лицо увлажняющую маску, взяла бокал с вином. Отпила несколько глотков и откинула голову на бортик, чувствуя, как кружащийся словно на карусели мир потихоньку останавливается, и жизнь со скрипом возвращается на привычные рельсы.
        Она давно уже все идеально устроила и в своей квартире, и в жизни, и в отношениях с людьми. Вновь погрузиться в привычный комфорт было невероятным облегчением.
        В груди что-то сжалось, и она расплакалась, как не плакала даже там в самые страшные моменты. Даже когда ее чуть не изнасиловали. Даже когда очнулась в чужом враждебном доме. Даже когда считала, что Сантьяго убит.
        Бокал пришлось поставить на бортик ванны - тряслись руки.
        На работе как будто и не заметили ее слишком долгого отсутствия. «Молодой творческий коллектив» сам иногда не добирался до офиса после особо зажигательных вечеров. Программисты могли умотать на месяц в Индию и работать оттуда. Рекламщики вообще раньше полудня не появлялись. Так что Алин начальник-хипстер только покосился на нее мрачно, но тут же заулыбался, когда она выставила на стол текилу, которую посоветовал Сантьяго. Через десять минут ей на почту свалились новые задания и больше никто не спрашивал о причинах затянувшегося отпуска.
        Подруги сами предложили ей подходящий вариант объяснения - арендованная квартира была свободна еще на пару недель, билет удалось поменять, так почему бы не оторваться еще немного? Не поплавать в Карибском море, не потанцевать с загорелыми красавцами, не напиться текилой на всю оставшуюся жизнь? А что авиакомпания потеряла потом чемодан, так это ерунда, зато столько впечатлений!
        Мексика осталась на другом конце мира, здесь все было иначе. На улицах никто не смотрел на белую женщину волчьими глазами, тут все были такими. К тому же мало кого интересовала обычная работница офиса тридцати лет - не модельной внешности, но и не страшная, не эксцентричная, ничем не выделяющаяся. Ночью в центре Москвы ей ничего не грозило, можно было гулять одной. Молодежь здесь не носила за поясом пистолеты, а вся преступность давно была загнана в рамки цивилизации и людей грабили спокойно, не дергаясь, просто делая так, что они сами перечисляли деньги на счета мошенников, даже не выходя из дома и не подвергая себя стрессу.
        Это был другой мир. Совсем другой.
        Аля растворялась в нем, как кусочек сахара в горячем чае, становилась частью толпы на улице, голосом в женском щебете в кофейне, еще одной аватаркой в комментариях. И однажды, довольно скоро, настал день, когда она поняла, что не сделала с прилета вообще ничего для того, чтобы «закончить дела». Зачем?
        Она не собиралась возвращаться, ее дом был здесь.
        Горячая ванна, доставка пиццы, голубоватый свет монитора, километровые треды в соцсетях, шесть часов сна, караоке по пятницам, кофе на вынос, пустая квартира - кирпичики, из которых состояла ее жизнь.
        Ей больше не надо было принимать решение, не надо было рвать все связи и думать, что скажет папа, не надо было сдавать или продавать квартиру. Просто ничего не делать - и все случится само собой.
        Поняв это, Аля испытала облегчение. И печаль.
        16
        Дни сливались в недели, работа перетекала в тусовки, тусовки - в ночные загулы, и Аля только иногда, болтая с друзбями у входа в какой-нибудь бар в кедах, сиреневой юбке из фатина и косухе, с сигаретой в одной руке и «маргаритой» в другой, вдруг замирала, ощутив в запахе ветра знакомые ноты злого солнца, словно он берег этот глоток воздуха специально для нее, несясь сюда с другого конца света.
        Она обрывала смех и стояла, закрыв глаза, пока кто-нибудь из друзей не окликал ее тревожно - и тогда снова вливалась в беззаботное веселье вечно молодой и никогда не спящей Москвы.
        Каждый вечер она лежала в почти нестерпимо горячей ванне, словно ей не хватало тепла, хотя шпарящие батареи в квартире вполне справлялись со своей работой.
        Потерянный на просторах Мексики гардероб она тоже обновила, накупив почему-то целый ворох легких белых платьев: хлопковых, батистовых и льняных. И, конечно, не забыла про новый чемодан. Тоже почему-то белый.
        Через пару месяцев после возвращения Аля все-таки закончила недописанные статьи и получила за них премию. Учитывая, что она так и не потратила все, что собиралась в тусовочной Плайе, у нее скопилось достаточно денег, чтобы можно было задуматься о следующем отпуске. В Европе.
        Копаясь в распродажах авиакомпаний, она каждый раз чувствовала, как ёкает сердце при взгляде на перелеты «Москва-Канкун» и «Москва-Мехико».
        Она как будто постоянно чего-то ждала. И только начав планировать новое путешествие поняла, на что это было похоже. Странное ощущение, словно как раз здесь и сейчас она в отпуске и однажды он закончится.
        К парикмахеру она пришла сдаваться нескоро: ей предсказуемо попало и за то, что не пользовалась бальзамами, и за выгоревшие на солнце пряди, и за то, что не пришла каяться сразу, когда на последствия мексиканского солнца и ветра еще не наложился урон от московского воздуха.
        - Зато отросли-то как! - похвалили ее хоть за что-то. - Признавайся, не следила за питанием? Ела, сколько хочется? На сколько поправилась, плохая девчонка, поделись?
        Аля с изумлением поняла, что с возвращения так ни разу и не взвешивалась. Просто забыла. Вообще о многом забыла - давно не смотрела ролики на «Ютубе» с бьюти-блогерами, почти не заходила в многочисленные чаты, где раньше зависала часами. Время как-то перераспределилось, стало одновременно разреженнее и спокойнее. Его хватало на важные дела и друзей, больше ни на что. Но при этом она перестала опаздывать и всегда выкраивала минутку посмотреть на розовое небо на закате или погладить кошку у подъезда.
        И эти перемены заставили ее вспомнить о том, что она собиралась к психологу после того, как избавится от Хесуса. Разобраться, что это было, исправить то, что еще можно исправить. Точно так же, как с волосами, только - с душой. Посттравматический синдром бывает не только у людей, вернувшихся с войны, любой внезапный стресс может вызвать ту же реакци.
        Впрочем, на войне она тоже, считай, была…
        Аля описывала подробности своего странного отпуска и не могла отделаться от мысли, что пересказывает сюжет криминального сериала. К тому же не слишком достоверного: ковбойские шляпы, лошади, пистолеты, где-то на фоне играет музыка из «Отчаянного» и пробегает мимо Зорро, на ходу кнутом вычерчивая огненную Z на спине приближающегося с гнусной улыбкой насильника Хесуса.
        Психолог подтвердила, что Аля вела себя абсолютно разумно и ее смирение было естественной реакцией - довольно разумной, снижающей урон. И то, как она вписалась в быт на ранчо оказалось одним из самых лучших вариантов для сохранения психики.
        Не пришлось даже рассказывать, какие отношения у нее сложились с Сантьяго. С его первого появления в спальне по лицу психолога бродила понимающая улыбка. Конечно, по законам жанра, что еще могло быть? Но вот когда дело дошло до момента, когда он убил Хесуса, все изменилось.
        Психолог напряглась, тряхнула головой, словно впервые возвращаясь в реальность и понимая, что сидящая перед ней, сжавшись в комочек в комочек в глубоком кожаном кресле Аля действительно все это испытала.
        - Ваш любовник убил своего племянника? - с ужасом спросила она.
        - Еще не любовник, - поправила Аля. Она как раз собиралась переходить к этой части.
        - Возлюбленный. Вы сами упоминали, что считали его привлекательным. Вы продолжили так считать?
        - Да… - Аля ощутила что-то странное. В тот момент она не просто продолжила считать Сантьяго привлекательным, все стало намного хуже - именно в тот момент она влюбилась.
        Или ей показалось, что влюбилась? Она пришла как раз за тем, чтобы выяснить это. Могло ли быть так, что ее тяга к нему - просто благодарность и облегчение? Она бросилась ему на шею только потому, что рыцарь спас ее от дракона или потому, что он показал, что ее благополучие для него дороже всего?
        Но разговор свернул куда-то не туда.
        Психолог продолжала давить на то, что Сантьяго совершил преступление - как будто первое! Что он лишил жизни человека, что это несовместимо с моралью современного общества, и так далее, и тому подобное…
        Аля смотрела на нее и не понимала. Что еще Змей мог сделать в тот момент? С человеком, который подставил кучу народа, из-за которого погибло столько людей? Который вот прямо в этот момент насилует женщину, в которую влюблен?
        Вызвать полицию, а пока просто наблюдать? Спокойным голосом, не создавая паники среди населения, предупредить, что дорогой племянник совершает тяжкое преступление?
        Вот что?
        Она не стала рассказывать дальше, потому что уже поняла, что они говорят на разных языках. Бывает опыт, который меняет тебя бесповоротно. И тому, у кого этого опыта нет, вообще не понять, как сжимается сердце, когда такой человек, как Змей, говорит тебе тихо и твердо, что ты его сердце и просит вернуться.
        Она пообещала.
        У Али сжалось сердце.
        Что он там делает? Спит один? Разговаривает с Пилар вечерами? Каждый вечер выходит из душа и смотрит на пустую половину кровати?
        Вспоминает об Але, когда приезжает к водопаду?
        Или его жизнь, так же, как ее, вернулась на привычные рельсы, оставив на языке только медовое послевкусие этих жарких недель?
        Она продолжала об этом думать, пока ехала в гости к отцу. Как Аля и предполагала, как раз он меньше всех беспокоился о ней. Точнее, не беспокоился совсем. Получив сообщение о том, что она наконец вернулась, он удивился: «А ты уезжала?»
        После смерти Алиной мамы они ненадолго сблизились, пытаясь найти друг в друге утешение и замену, но когда он снова начал пить, Аля сбежала. Она хорошо помнила несколько лет своего детства, когда по скрежету ключа в замке можно было предсказать, было сегодня два литра пива, бутылка водки или в кои веки повезло и никто не будет со свистом рассекать воздух ремнем и требовать уважения к себе как главе семьи.
        Новая жена отца как-то умудрилась его усмирить, заставить вернуться в рамки, но отчуждение так и осталось. Аля приезжала к ним редко, раз в пару месяцев - им просто было не о чем говорить. Как когда-то он не мог найти для нее иных слов заботы кроме: «Уроки сделала?», так и сейчас главной темой было: «Замуж-то когда?»
        Про Мексику ему интересно гораздо меньше. Зато его жена внезапно оживилась и сообщила Але, что латиноамериканцы уж-ж-жасно страстные! Но верить им не стоит - даже если признались в любви и позвали замуж, это просто выражение переполняющих чувств, а не реальные планы и не настоящее предложение.
        Аля нахмурилась, пытаясь понять, на то та намекает, но отец рявкнул: «А ты-то откуда знаешь?!» и тема была закрыта как слишком опасная.
        Но она была права, напомнив Але об этом свойстве всех горячих южных мужчин. Она же сама смеялась над наивными туристками, которые в Италии велись на комплименты и признания в неземной любви от черноволосых страстных красавцев.
        У неапольских парней слова: «Ты самая красивая, я таких не встречал, я влюбился в тебя с первого взгляда, назовем нашу дочь твоим именем!» означали: «Как насчет перепихнуться разочек?»
        Неужели Аля повелась на то же самое из уст мексиканца, забыв сверить компас с реальностью?
        Змей сам рассказал ей о том, что у него было много женщин, среди которых была и русская Надя, значит, ему нравится такой типаж. Найти себе девушку славянского типа, когда живешь рядом с одним из туристических городов не так уж и сложно.
        Мало ли в Паленке дурочек? Мало ли в Мексике русских? Говорить о своей профессии им тоже необязательно, а выглядит он так, что может выбирать любую от двадцати до сорока.
        Аля почувствовала себя глупо.
        Еще ведь думала, как он там. Да никак.
        Это для нее было яркое приключение, а для него - приятное дополнение к обычной жизни, любовница, которую не надо выводить в рестораны и дарить подарки - она и так всегда под рукой, в его постели.
        Мы, женщины, вечно себе придумываем неземную любовь там, где у мужчин просто удобство.
        А ведь она нет-нет, да думала о том, как бы он смотрелся в России. Как учил бы русский язык, ходил бы за пельменями в ближайшую «Пятерочку», просыпался по утрам в ее постели и даже зимой согревал бы ее своей любовью… Но даже в мечтах он смотрелся как мачете, привезенное из джунглей, в городской квартире. Пару недель похвастаешься друзьям, пару раз раскромсаешь им арбуз, а потом закинешь бесполезную красивую штуку на балкон, потому что выбросить жалко.
        Если бы она вернулась, он не стал бы ее гнать. Но если не вернется, он скоро ее забудет. Если уже не забыл. Так что совершенно зря были муки совести. Эта история для всех закончилась наилучшим образом.
        Только вместо того, чтобы успокоиться, Аля разозлилась.
        17
        Теперь, когда Аля вернула себе все, за что любила свой дом и город, она начала понимать, что ей не хватает того, что осталось в Мексике.
        Смешных вещей: гигантских спелых авокадо на завтрак, острых орешков с лаймом и красным перцем, кокосового молока прямо из ореха через трубочку, пирожных «три молока».
        Не хватает расплавленного солнца, гладящего плечи, недоброго взгляда богов, ласк, от которых растворяется кожа.
        Не хватает чувства опасности.
        В Москве холодно. Нервно. Невкусно. Зудяще неприятно. Мелко. Скучно.
        Не так.
        Раздражение копилось каждый день понемножку: оно рождалось от вечных заданий «надо было вчера» на работе, от воняющих бомжей в метро, от пластикового вкуса помидоров в супермаркете, от душных магазинов. Купленные за безумные деньги спелые авокадо отдавали горечью.
        Вечерами она гуляла по окраинным районам, пытаясь почувствовать хотя бы слабый всплеск адреналина, но группки чумазых гастарбайтеров, шнырявших там от дома к дому, вызывали только брезгливость. Она нисколько не сомневалась, что может нарваться на неприятности, но это не было даже близко похоже на остроту жизни, которую она чувствовала в окружении мексиканских бандитов.
        Ночами Аля лежала в невыносимо горячей ванне, пила вино и плакала.
        Чего ей не хватало?
        Мужика хорошего?
        Она сняла на одной из дружеских тусовок совсем юного красивого мальчика с дерзкими татуировками, покрывающими спину и плечи, но в беседе один на один он оказался совсем еще ребенком с такими наивными суждениями, что она побыстрее перешла к поцелуям. Но его нежности больше подошло бы слово «вялость», а страстности - «торопливость». Он так старательно ее ласкал, что казалось, он учился этому по роликам с "Ютуба". Она могла бы назвать даже точные ссылки на ресурсы, откуда он брал свои приемы, она тоже там бывала.
        Нашла мужчину постарше, надеясь, что у него не будет проблем хотя бы с торопливостью, но дело не дошло даже до встречи. Образованный, тонкий, уверенный в себе, вхожий в самые высокие круги, блогер с тысячами подписчиков, читающих его статьи на политические и социальные темы, революционер и узник режима… Он тут же повесил на Алю свои эмоциональные проблемы, не меньше часа каждый день рассказывая, как его не ценит начальство, что в кофейне рядом с офисом кончилось миндальное молоко, а у него непереносимость лактозы и жалуясь на бывшую жену, которая не дает видеться с ребенком под глупым предлогом, что он не платит алименты.
        Раньше Аля решила бы, что это с ней что-то не так, она просто не доросла до его уровня, сейчас же она раздраженно подумала: «Что за инфантильный идиотизм?» и заблокировала его во всех мессенджерах. На всякий случай вместе с первым.
        Ей страшно было подумать, что привлекающие ее мужчины, пусть даже такие наглые мудаки как Хесус, живут только там, за тысячи километров от нее. И больше нигде. Но получалось, что так - ведь всю предыдущую жизнь она тоже никогда не встречала ничего подобного…
        Сдуру она поделилась этими соображениями с одной из подруг, с которой обычно трындела за кофе о всякой ерунде: скандалах в сети, новых сериалах и коллекционных палетках любимых брендов.
        Конечно, не стала рассказывать обо всем, что происходило в Мексике, но задумчиво заметила, что в патриархальных странах можно найти какой-то совершенно уникальный сорт мужчин, в остальных местах уже вымерший.
        - О нет… - вдруг возразила та с загадочной улыбкой. - Необязательно лететь на другой континент. Есть такие и поближе.
        - Да ладно? - изумилась Аля. - Ты нашла заповедник сексуальных мачо? И скрываешь от нас?
        Подруга, не поднимая глаз, возила ложечкой в чашке капучино и как будто не могла решиться все рассказать.
        Аля терпеливо ждала, отсчитывая секунды по капающему за окном дождю.
        - Ладно! - сказала та наконец. - Но давай ты сразу пообещаешь не учить меня жизни? Если тебе это не подходит просто говоришь: «Нет» и больше мы об этом не вспоминаем.
        Становилось все интереснее.
        - Клятву на крови давать? - деловито поинтересовалась Аля.
        Внутри больно кольнуло воспоминанием об алтаре на вершине пирамиды. Кто знает, решись тогда Сантьяго на ее дурацкую авантюру, может, боги и подарили бы им жизнь, полную идеального секса вместо неизбежности расставания?
        - В общем… Я никому не рассказываю, потому что начнут квохтать про разницу культур, про «он на тебе никогда не женится», про «русские для них подстилки». Я за него замуж и не собиралась. И лучше быть «подстилкой», которую носят на руках, задаривают украшениями и трахают так, что искры из глаз и ноги подгибаются, чем это уныние, которое с нашими Васями - он тебе чашку кофе купит и думает, что ты теперь его должна со всех сторон обслужить.
        - Я уже поняла, что не русский, - вздохнула Аля в ответ на эту страстную исповедь. Эта проблема с чашкой кофе ей тоже была знакома. - А кто?
        - Дагестанец… - выдохнула подруга и быстро подняла глаза - оценить реакцию.
        Аля и правда была удивлена.
        - Он…
        - Женат, да, - кивнула та. - Ничего не хочу слышать. Им по вере можно, а мне не перед кем виниться. Зато во всем остальном… Ты бы знала!
        Аля знала. Она знала что-то свое.
        Но что, если ей действительно больше подходят такие мужчины? Почему бы не попробовать? Вдруг окажется, что Мексика так запала ей в душу только потому, что она всю жизнь искала опасных и жестоких возлюбленных, и вот, нашла наконец?
        Поэтому подумала - что она теряет? После путешествия в одиночку, после плена и бандитских войн, что ей стоит сходить на мирную тусовку друзей любовника ее подруги? Вдруг да случится чудо?
        18
        Но чуда не случилось.
        Да, это были суровые смуглые и бородатые мужчины с черными глазами. Они с пугающей легкостью выкладывали пистолеты на стол, они говорили на незнакомом языке. С женщинами обращались по-хозяйски, взгляды были липкие и жадные, дела обсуждали только с мужчинами. И даже еда их была тяжелой, острой, жирной. Все ровно, как Аля рассказала подруге про жизнь в мексиканской банде, когда уговаривала взять ее с собой.
        Но - не так.
        Она была даже готова к этим взглядам, памятуя о том, что уважение и иммунитет к домогательствам получила, только став имуществом вожака. Но с другими обращались не лучше. Подругу ее мужчина лапал на глазах у друзей, обводя их гордым взглядом, когда она смущаясь, выворачивалась из его рук. Посылал ее то нарезать овощей, то принести еще кофе и непременно подать, встав перед ним на колени. Тогда она удостаивалась откровенного поцелуя и гордого:
        - Посмотришь на кого-нибудь, кроме меня - убью!
        Она млела от этих слов, принимая их за признание в любви.
        Аля вспомнила один из разговоров с Сантьяго, когда она краем глаза зацепила по телевизору местную мелодраму. Там и без перевода был понятен сюжет: муж застукал жену с соперником, застрелил ее и долго плакал на могиле. Настоящие мексиканские страсти, кровь-любовь и жгучие взгляды ревнивых кабальеро.
        - Ты меня убьешь, если я тебе изменю? - спросила она, скорее кокетничая, чем всерьез.
        Но Змей по-настоящему удивился:
        - Тебя?
        - Ну, меня, да.
        - За что?
        - За измену, - терпеливо пояснила Аля.
        - Зачем? - у него был такой недоуменный вид, что она начала подозревать, что он издевается. - Зачем мне убивать любимую женщину, которая к тому же мне не угрожает? Что за ерунда?
        - А любовника? - хитро щурясь, спросила она.
        Он ответил взглядом, от которого по коже разбежались ледяные мурашки.
        Все здесь было не так. Неправильно.
        Даже в те несколько дней, что она провела на ранчо, пока там всем заправлял мальчишка Хесус, будоражили кровь опасностью и страстью, а не отдавали противным каким-то холодком, который окутывал ее здесь. Как ни старалась, она никак не могла нащупать, в чем же разница. Но чем дальше, тем меньше хотелось оставаться в этой компании.
        Ко всему прочему, она начала ловить на себе масляные взгляды любовника подруги. Третьей женой ей быть совершенно не хотелось, поэтому пришлось прятаться за флиртом с одним из его друзей. Тот принял ее авансы за согласие на все и уже пару раз пытался запустить руки куда не следовало.
        Когда же речь зашла о ненавязчиво демонстрируемых весь вечер пистолетах, к разочарованию Али выяснилось, что большинство из них газовые, остальные пневматические, а настоящее боевое оружие у всех хранится дома. Причем в Дагестане. Ей было немного неловко, она понимала, что покалечить человека можно и тем что есть, но почему-то чувствовала себя как ветеран Въетнама рядом с новобранцами в тире.
        Уйти тоже оказалось не так-то легко. Сначала ее долго отговаривали с легкими нотками угрозы, а подруга, зажав Алю в темном коридоре, жарко шептала, что она понравилась очень влиятельному человеку. Потом никак не удавалось отбиться от предложений подвезти до дома, исходящих от этого влиятельного человека. А под конец пришлось уже просто сбежать, не прощаясь. Интуиция, взведенная Мексикой до предела, подсказывала ей, что эта попытка найти замену Сантьяго еще аукнется ей неприятностями.
        Она шла по ночному городу, даже и не думая вызывать такси, благо до дома было полчаса пешком, вдыхала упоительно свежий после душной комнаты, наполненной агрессивными мужчинами, холодный московский воздух и снова чувствовала, как сжимается сердце, тоскуя по чужой стране.
        Аля остановилась на мосту над черной глянцевой рекой, в которой отражались вперемешку желтые и белые фонари и стиснула пальцы на чугунных перилах. Она думала, что будет скучать первую неделю, может, месяц. А потом тоска пойдет на спад, как всегда бывало и с влюбленностями в страны, и с привязанностями к мужчинам.
        Но все случилось наизнанку.
        Пережив без печалей первый месяц, она решила, что легко отделалась. Зато теперь с каждым днем боль становилась все сильнее. Она запрокинула голову, не давая слезам выкатиться из глаз. Хватит и того, что она ежедневно ревет в ванной.
        Засунула руки в задние карманы джинсов и вдруг нащупала что-то в одном из них.
        Достала - фигурка, которую она купила у девочки на заправке. Символ ее знака по гороскопу майя. И к ней приложен листочек с названием этого знака и его характеристикой.
        Только этот листочек уже пережил стирку, и чернила на нем расплылись, позволяя прочитать только одно слово, набранное самым крупным шрифтом.
        «Каан».
        Впрочем, все остальное Аля знала и без подсказок.
        19
        Пора было что-то решать. Не тогда, в аэропорту. Не сразу, как прилетела.
        Сейчас. Спустя несколько месяцев наконец время пришло, и оно больше не хотело ждать.
        Аля работала, ехала в метро, курила утром на кухне, пока булькал в турке кофе, ругалась с охранником в магазине, смотрела фильм одна в темном зале кинотеатра - и все это время чувствовала, как крутятся в ее голове части головоломки, с тихом кликаньем вставая на место.
        Там, на ранчо, все было очень просто. Очень, очень просто. Никакой потрясающий секс не мог перевесить тот факт, что ее держали там насильно. То, что она не бежала босиком через джунгли, отбиваясь от свисающих с деревьев змей, прямиком в российское посольство не означало, что у нее в приоритете было что-то еще, кроме освобождения.
        Вернуться домой оставалось на первом месте - всегда.
        Зато теперь, когда она вновь распробовала вкус своей обычной жизни, можно было оглянуться и задуматься. Что ей важнее?
        Старая судьба успешной москвички с престижной работой, квартирой в центре, ворохом друзей и развлечений, путешествиями, саморазвитием, лекциями по сотням разнообразных тем, спорами в «Фейсбуке» и… Каким финалом? Выйти замуж за молодящегося хипстера или иностранца, перебраться в Европу, родить ребенка или двух. Выплачивать ипотеку, копить на пенсию, точно знать, что будет завтра.
        Или новая - в грязной опасной Мексике, с главарем местной банды. Никогда не знать, вернется ли он живым из очередного рейда, готовить еду на ораву народа, рожать одного за другим маленьких красивых метисов, забыть, что такое снег и раф-кофе с апельсиновым сиропом.
        И с финалом все совершенно неясно.
        Выбор очевиден.
        Да, в нормальной жизни ее ждут совершенно никакие мужики вместо огня и меда в объятиях мексиканского мачо. Но самая страстная любовь не стоит разрушенной жизни.
        Да и при чем тут любовь?
        Это все не про нее. Не про мужчину и его волшебный член.
        Это что-то большее. Выбор из двух миров, один из которых она получила при рождении, а другой ей открыл Сантьяго.
        - Не хотите подумать о ботоксе? Когда вы вот так хмуритесь, видите, тут появляется залом, который скоро станет глубокой морщиной. В вашем возрасте уже пора заботиться о будущем, - сказала косметолог, так пристально разглядывая Алин лоб, как никто до нее за всю жизнь.
        От таких размышлений, пожалуй, могут появиться не только морщины.
        Взросление - это когда у тебя есть свой проверенный парикмахер, гинеколог, юрист, косметолог, сантехник, автомеханик и так далее, и ты держишься за них больше, чем за любые другие отношения.
        Она пожаловалась на работе, что загар, конечно, выровнял ей цвет лица, но кожа от него стала сухая, как пергамент. И никакие домашние средства не помогают, хоть плачь. Тогда ей и передали как величайшую драгоценность телефон косметолога, способного из мумии Ленина сделать корейскую блогершу. Запись к ней была аж за два месяца, и, когда наконец подошло время, Але было уже совершенно неинтересно, какие новые сыворотки пора вкалывать в ее «зрелую» кожу, но не воспользоваться рекомендацией было бы обидно.
        - Вам уже тридцать, изменения накапливаются, пора переходить на серьезные методы, если хотите как можно дольше оставаться молодой. Давайте посмотрим, на какое число я могу вас записать к нашему хирургу. Комки Биша удалять не будем, это уже не модно, но нижнее веко лучше подтянуть пораньше.
        - Мне нужно подумать! - испуганно пискнула Аля, на всякий случай отодвигаясь подальше от настойчивых рук косметолога.
        В этом кабинете задумаешься чуть глубже обычного - и потом сама себя не узнаешь в зеркале.
        Зачем как можно дольше оставаться молодой?
        Ей казалось, что если она найдет ответ на этот вопрос, то поймет и что делать с тем, что несмотря на все разумные доводы, ей хочется выбрать тот мир, который открыл ей Змей.
        - Ты когдай-нибудь делала подтяжку век? - вернувшись в офис, спросила она первым делом у контент-менеджера.
        - Конечно, - пожала плечами та. - Мне с генетикой не повезло, я с двадцати пяти на мезотерапии. Перепробовала все эти методы, знаешь, лазерное омолаживание, ультразвуковой лифтинг, криопроцедуры. Но все это фуфло для самоуспокоения. Реально работает только старая добрая хирургия.
        - Ничего не фуфло, - обиделась проходящая мимо рекламщица. - В хорошем центре лазерная шлифовка стоит как крыло от «Боинга», зато потом выглядишь так, как будто тебе восемнадцать и ты наконец выспалась.
        - Вот доживешь до моих тридцати восьми, поговорим о твоей шлифовке, - огрызнулась первая.
        - Благодаря ей до тридцати восьми я доживу с лицом на пятнадцать лет младше!
        - А зачем? - вдруг спросила Аля, которая раньше с удовольствием участвовала в битвах
        «Химический пилинг VS Биоревитализация», никогда не спрашивая себя, почему ей надо навсегда оставаться в одном и том же возрасте. Но из нового, открытого Змеем мира, сквозило и новыми вопросами. - Почему нельзя меняться?
        - У нас молодой коллектив, Аля, - улыбнулась рекламщица. - Неважно, сколько тебе лет, важно, на сколько ты себя чувствуешь!
        - И выглядишь, - добавила контент-менеджер. - Ты же видела нашу бухгалтершу? Она старше меня на пару лет, но перестала за собой следить, даже седину не закрашивает. Ладно, в бухгалтерии еще ничего, все привыкли, что там возрастные. Но представляешь на нашем корпоративе - все такие зажигалки и приходит тетка, которая выглядит как моя мама?
        - И что? - не поняла Аля. - Если она так же зажигает, как остальные?
        - Это смотрится жалко. Она просто не вписывается в коллектив.
        - То есть, вы меня уволите, если у меня появится седина? - изумилась она.
        - Нет, конечно! Ты наш талант! Но это ведь будет маркером того, что ты изменилась.
        Потрясенная Аля не нашла, что ответить. Она постоянно учится новому, читает книги, смотрит фильмы, ходит на выставки - все для того, чтобы изо всех сил делать вид, что остается такой же, как раньше. И, похоже, это работает! За месяц в Мексике она изменилась сильнее, чем за последние пять лет.
        Весь мир изменчив, как сказал Сантьяго, и только она должна застыть в одном и том же времени, как муха в янтаре.
        Но она хотела меняться! Хотела быть собой!
        Быть сильной.
        За несколько прошедших месяцев она чувствовала, что слабеет, и это было странно.
        Вроде бы должно было быть наоборот. Здесь она независимая женщина, которая сама решает свою судьбу, выступает на равных с мужчиной. Но тогда, ночью, когда она искала Сантьяго в мечущихся огненных тенях и обнимала его за шею, когда он нес ее в спальню, она была сильнее, чем теперь, когда одна возвращается после концерта домой в полупустом метро или заставляет бригаду сантехников разобраться с текущей батареей.
        Потому что там она противостояла настоящим проблемам. Даже за спиной у мужчины чувствовала, что все происходящее - всерьез. Что она придает ему сил своим присутствием. Ему было за кого драться, ради кого беречь себя и быть осторожным, решая проблемы быстрее и эффективнее.
        Если она попробовала бы объяснить эту концепцию тому чуваку с непереносимостью лактозы, тот бы просто не понял. Лег бы на диван и ждал бы, пока ее присутствие вдохновит его на решение проблем и жаловался, что она плохо вдохновляет.
        У него в жизни просто нет таких вызовов, какие были у Сантьяго. Ему никогда не приходилось выбирать между плохим и очень плохим: убить собственного племянника или позволить ему изнасиловать любимую женщину.
        Максимум - забанить ли тролля или позволить резвиться в комментариях.
        Здесь все не всерьез. Инфантильные игры вечных юношей.
        Аля вздохнула, думая, что делает чудовищную, невероятную глупость. Открыла в «Ворде» шаблон заявления на увольнение и нажала кнопку «Печать».
        Она так любит лежать в горячей ванне…
        Но ей так не хватает злого солнца, расплавляющей жары и тяжелого взгляда черных глаз.
        Мира, где все-понастоящему.
        20
        А он ждет?
        Мир русскоязычного интернета на самом деле очень маленький и найти в нем человека легко. Але потребовалось всего две точки, чтобы провести между ними прямую: Верхоянск и Мехико. И вот она, Надя, улыбается с фото в «Фейсбуке», и на голове у нее белая ковбойская шляпа. Больше в мире нет ни одной женщины, проделавшей этот путь.
        Аля долго листала на ее странице репосты на испанском. Там были какие-то экологические и феминистические петиции, статьи о лошадях, истории о прошлом Мексики. Но ни на два, ни на пять лет назад не нашлось ничего про Сантьяго. И в друзьях его тоже, разумеется, не было. Его жизнь не из тех, что будешь демонстрировать в сети на радость одноклассникам и бывшим коллегам. Тем более что его одноклассники или рядом с ним, или на том конце пистолетного ствола.
        Пришлось кидать запрос на добавление в друзья, который был мгновенно принят, несмотря на глубокую ночь на том конце света.
        Она смотрела на открытое окошко личного сообщения и не знала, с чего начать. Заносила руки над клавиатурой, но все слова казались неуместными, а вопросы - нетактичными. Да и вспомнит ли Надя ее? Кто она такая? Всего лишь одна из любовниц ее друга. Короткий проходной эпизод.
        Но пока Аля думала, на экране дрогнули три точки и возникло сообщение:
        «Ну и что молчим? Три месяца не подавала голоса, а теперь добавилась и ждешь, что я первая заговорю?»
        «Как он там?» - напечатала Аля непослушными пальцами, леденея от ужаса. Осознание, что три месяца - это много, это очень много, это целая жизнь, пришло только сейчас. Она провела в Мексике в три раза меньше времени, и это все изменило. Почему она думала, что пока она тут решала экзистенциальные вопросы, там мир был поставлен на паузу? Чего она ожидала?
        «Чего ты ожидала? Что он плачет и ходит на берег реки смотреть на закат и думать о тебе? издевательским эхом откликнулся чат на Алины мысли. - Ест, спит, убивает людей по расписанию», - продолжала издеваться остроязыкая Надя. Филфак никакими лошадями не затопчешь. Не добавила к списку: «трахается», и на том спасибо.
        «Что-то еще хочешь спросить?»
        «У него все хорошо?»
        «Лучше всех».
        Аля почувствовала дикую усталость, как от долгой болезни. Не получалось пробиться сквозь пустые слова и мерцающие на экране строчки к живому человеку. Словно во сне пытаешься бежать на ватных ногах, рассеять темноту тусклым светом фонарика, но все напрасно. Только здесь все наяву и другого пути выяснить, ждет ли еще ее Сантьяго, нет.
        «Ты злишься на меня? За что?», - напечатала она в надежде сломать ледяную стену. Пусть даже за ней окажется армия мертвецов.
        «Не за что совершенно, я просто такая сука», - стена стала еще крепче.
        «А он злится?»
        «Ты совсем охренела, да?»
        А вот теперь получилось. Замигало окошко вызова видеочата, и Аля, не задумываясь приняла запрос.
        - Просто хотела в глаза твои наглые посмотреть, - сообщила действительно очень злая Надя.
        Она явно не глумилась ради удовольствия, она всерьез сердилась, и это смертельно напугало Алю. Сантьяго взрослый сорокалетний мужик, лидер, бандит, убийца. С чего бы бросаться коршуном на его легкомысленную любовницу? Защищать, как не защищают инфантильных мальчиков, рыдающих из-за того, что девушка отказалась пойти на свидание?
        Что-то тут было очень сильно не так.
        Горло перехватило от страха, она едва выдавила:
        - Что с ним? Расскажи, - и совсем отчаянно, осипшим голосом добавила: - Пожалуйста.
        - Ты хочешь знать, что с ним? - Надя зло усмехнулась. - Вспомнила наконец? Ты могла хотя бы сообщение прислать? Или нет, зачем же, если ты сбежала специально, чтобы тебя догнали! Иначе любовь не настоящая, да? А раз не догонял и не искал, то и черт с ним!
        Вот когда Але аукнулась та самая женская иерархия. Упрек был справедлив, она и правда часто так делала. Мужчина - охотник, всем известно, убегающая добыча для него вызов. Возразить было нечего. Кроме того, что сейчас все было иначе.
        - Так вот он за тобой погнался! Идиот! Если бы оно того стоило! Если б ты о нем хотя бы вспоминала! - Надя распалялась все сильнее, и ужас Али рос пропорционально ее гневу.
        - Что он сделал?.. - спросила она медленно, едва разомкнув помертвевшие губы.
        - Попался с фальшивым паспортом на границе, вот что! Со своим он вылететь не мог, давно в розыске. Собирался искать тебя, просил моей помощи. Лететь собирался через Америку, поэтому документы проверяли очень тщательно. И, знаешь, что случилось?
        - Он в тюрьме?..
        - Лучше бы он был в тюрьме… - Надя провела ладонями по лицу и печально усмехнулась. - Его вытащили серьезные ребята. Не просто так, конечно. Они давно пытались его заполучить, но пока у него не было слабых мест, он мог избегать того, что ему было противно: наркотиков и продажи людей.
        - А теперь… - облегчение от того, что он жив и на свободе было отравлено подозрениями, что бывают вещи и хуже тюрьмы.
        - А теперь он связан долгом. И вынужден руководить одним из картелей, ведущим дела с Гватемалой. И они точно не «Киндер-сюрпризы» тайком в США переправляют, я тебя уверяю!
        - Можешь ему передать, что мне просто надо… - начала Аля, но Надя жестко прервала ее:
        - Нет! Хочешь его - приезжай и бери. Меня не впутывай, все делай сама, мы и так из-за тебя поругались.
        Аля закусила губу. Она права, им не пятнадцать лет, чтобы общаться через посредника. Но если к маленькой банде, которая в основном занимается грабежами и шантажом она как-то привыкла, то быть любовницей наркобарона - сомнительный выбор.
        Но Мексика… Но яростное солнце, злые боги, жизнь, у которой есть вкус…
        Но мед и огонь…
        Надя смотрела на нее с экрана, и чудилось, что ее лицо смягчается. Она добавила:
        - Только поторопись. С его отчаянностью и чувством, что ему нечего терять, он уже и так каждый день ходит по краю. Если его принципы доломают, долго ему не жить.
        И отключилась.
        Serpiente y Corazon
        Прямого рейса «Москва-Паленке» не существует, и Аля летела с тремя пересадками. Бешеной собаке сто верст не крюк. Десять часов в автобусе она бы сошла с ума.
        Голова кружилась от недосыпа и литров кофе, выпитого в аэропортах трех разных стран; она напрочь потерялась во временах суток и числах, в голове с момента разговора с Надей стоял неумолчный звон, а кончики пальцев немели от страха.
        Три месяца она даже не собиралась возвращаться, а теперь ей казалось, что критичен каждый час. Что стоит замедлиться, купить билет не на экспресс, поехать на автобусе, а не такси - и она безнадежно опоздает.
        Аля понятия не имела, где искать Сантьяго. Особенно теперь, когда он стал главой наркокартеля, базирующегося неизвестно где. Она и раньше-то не была уверена, что вновь найдет то ранчо, а сейчас задача становилась и вовсе нерешаемой.
        Но она просто не думала об этом. Совсем. Настолько дурой она не была еще никогда.
        К моменту приземления нервы натянулись так сильно, что Аля, стоя у ленты багажа и глядя, как за стеклом по ней прохаживается служебная собака и неторопливо обнюхивает каждый чемодан, боялась, что сейчас просто завизжит во весь голос, чтобы выплеснуть истерику, подстегнутую кофеином, чтобы сделать хоть что-то!
        Получив, наконец, свой чемодан, она вышла на улицу и закурила, хотя почти бросила уже несколько недель назад. Надо было как-то прийти в себя, выдохнуть и включить голову.
        У выхода топтались таксисты, как всегда зазывая пассажиров двумя-тремя корявыми английскими фразами.
        Сейчас она просто назвала по-испански цену чуть ниже той, за которую уехала в прошлый раз, и седой усатый кабальеро склонил голову, соглашаясь со справедливым торгом.
        Машина ехала по знакомым местам. Слишком знакомым. Она провела тут всего неделю, но настолько насыщенную эмоциями, что автобусная станция, кофейня, остановка маршруток, базарчик с серебряными украшениями и даже полицейский участок врезались ей в память прочнее, чем двор ее детства. Они вызывали острую, почти болезненную ностальгию по сонной жаре три месяца назад, когда еще ничего не успело измениться, и вид на горы был самым волнующим переживанием дня.
        И еще холодная вода в душе.
        Сердце билось чаще от знакомых запахов жареной рыбы и супа, от переклички мексиканок через улицу, от вида наглых кур, перебегающих дорогу.
        - Стойте, тут остановите - воскликнула Аля, завидев знакомый дом с решетками на первом этаже и креслом-качалкой на балконе.
        Она выволокла из багажника свой новый белый чемодан, в последний раз в жизни задумавшись о судьбе старого розового, закинула рюкзак на плечо и замерла - было очень-очень страшно.
        В рюкзаке лежало все самое необходимое, на случай, если она каким-то образом потеряет чемодан и в этот раз. И еще мист с запахом сахарной ваты. И самое сексуальное белье, какое она смогла найти. Почему-то захотелось.
        Для него.
        Глупо.
        Лучше бы запасные джинсы положила.
        Аля выдохнула и потянула на себя решетчатую дверь.
        Все семейство было в сборе за большим обеденным столом и встретило ее гробовым молчанием. Место Хесуса рядом с отцом пустовало, хотя там и стояла тарелка.
        Старшая дочь смотрела на Алю широко распахнутыми глазами.
        Спросила по-испански, коверкая вызубренные слова:
        - Вы не знаете, где мне искать Сантьяго?
        Отец и мать одновременно возвели глаза к небесам.
        К небесам.
        Резко ослабли ноги.
        Доигрался. Не успела.
        Она уронила рюкзак на пол и закрыла ладонью рот, чтобы не закричать.
        Дочь выскочила из-за стола, метнулась к пошатнувшей Але и потянула ее за руку к лестнице. В полуобмороке, уже ничего не соображая из-за разлившейся перед глазами тьмы, она сделала несколько шагов и вдруг…
        Нельзя же чувствовать человека на расстоянии? Даже не по запаху. По ощущению его присутствия.
        В одно мгновение Аля взлетела по ступеням на второй этаж, а в следующее столкнулась с ним в залитой солнцем комнате.
        Они налетели друг на друга как два обезумевших урагана. Без слов. Без лишних мыслей. Без сомнений. Не веря ничему, кроме прикосновений. Ловя губы, промахиваясь, ощупывая друг друга, словно стараясь убедиться, что это не сон.
        Сантьяго подхватил ее на руки и сквозь коридор, расчерченный лучами льющегося через окна-бойницы солнца, отнес в спальню и уложил на кровать с резной спинкой.
        Аля начала плакать почти сразу, стоило ему только провести пальцами по ее щеке, расстегнуть пуговицы легкой рубашки и накрыть горячей ладонью грудь. Она запустила руки под его футболку, задрала ее, помогая стащить и отбросить куда-то в сторону, с нетерпеливым стоном прижалась кожа к коже, снова чувствуя, как его жар сплавляет их вместе. Слезы лились и лились, пока он расстегивал джинсы, не отрываясь от ее губ, и его язык, умопомрачительно требовательный и ловкий, утолял застарелую жажду его поцелуев.
        Она смахивала соленые капли, он слизывал их, не спрашивая, почему она плачет, потому что знал. Понимал. Чувствовал то же самое.
        Нереальность происходящего. Сбывшийся сон - из тех, о которых думаешь неделями после того, как они приснились. Ощущение, что они оба уже умерли: его убили в перестрелке, ее самолет разбился - и как-то, чем-то заслужили попасть в рай, где им дали то, что они хотели больше всего на свете в последние мгновения своей жизни.
        Друг друга.
        Он скользнул в нее - твердый, горячий - не отрывая взгляда от ее лица. Аля обхватила его ногами, обвила руками, вжалась всем телом и длинно всхлипнула, когда он заполнил ее целиком и остановился, покачивая на волнах сладкого томления. И только спустя много долгих секунд, когда их слияние наконец стало осознанной реальностью, настоящим, не приснившимся счастьем, он начал двигаться, нанизывая ее на себя до предела, резко, так глубоко, что каждый раз, как он входил до конца, у нее перехватывало дыхание.
        Долго и медленно, расплавляясь в медовом потоке. Остро и яростно, прикусывая кожу и вбиваясь друг в друга с рычанием и вскриками. Бесстыдно, сладко, откровенно, изучая самые потайные местечки и самые будоражащие секреты.
        Если бы они были в раю, это продолжалось бы вечно.
        Но лучшим доказательством реальности происходящего стало то, что однажды, через миллиард ударов сердца, тысячу пламенных вздохов и много-много криков усталость все-таки взяла свое. Накрыла расслаблением, как пушистым одеялом, и они лежали под ним, сплетясь в неразрывных объятиях, просто глядя друг на друга.
        Сантьяго, как самый сильный и выносливый, время от времени еще находил немного сил скользить острым жалящим языком по ее шее, заставляя дрожь отголосков наслаждения сотрясать ее тело.
        Аля, как дурочка, которая почти поверила в то, что может жить без него, гладила его по темным волосам и вела пальцами по третьей седой пряди, появившейся за время ее отсутствия.
        - Это… - почти спросила она, заметив ее впервые.
        - Ты. - Ответил он без малейшего оттенка упрека.
        Она снова заплакала, беззвучно, мучительно, сглатывая слезы, которые лились из глаз сами по себе, как вода. Сантьяго ничего не говорил, просто прижимал ее к себе все крепче, пока она не успокоилась и не сумела улыбнуться в ответ на его взгляд.
        Долгие часы они были только вдвоем, замкнувшиеся сами на себя, но постепенно мир снова стал проявляться: воплями детей на улице, тяжелым золотом вечернего света, льющегося из окна, запахом свежего постельного белья, не перебитого даже запахом секса, легким стыдом от понимания, что все, происходящее тут последние несколько часов, было отлично слышно на первом этаже.
        Волшебное бездумное время кончалось. Надо было возвращаться к проблемам, которые никуда не делись от того, что невозможная их любовь стала только ярче и глубже за время разлуки.
        - Что будет дальше? - шепотом спросила Аля. - Что с нами будет дальше?
        Она боялась его ответа на этот вопрос.
        Боялась, что он скажет, что теперь она будет жить с ним в другом доме, где их будет окружать еще больше боевиков, чем на ранчо. Время от времени он будет уезжать, а она знать, куда: договориться о поставках наркотиков, или переправке новой партии похищенных людей, или заключении альянса с другими картелями. Иногда он будет задерживаться на несколько дней, а она гадать - убили его, забрали в тюрьму или это просто затянулись переговоры?
        Однажды он не вернется, и она так и не узнает почему. Хотя выучит к тому времени испанский. Ей просто никто не сообщит - она женщина, это не ее дело. Ей вручат очень, очень много денег и отправят на все четыре стороны. А может, убьют. Почему бы нет.
        Даже если он это скажет, она все равно согласится.
        - Мне нужно еще несколько недель. И я все решу, - Сантьяго перевернулся на спину, закинул одну руку за голову, а другой обнял Алю, прижимая к себе.
        Она подняла голову, всматриваясь в его черные глаза.
        - А потом что? - спросила настороженно, помня о том, как он обещал все решить в прошлый раз.
        - Потом я организую слияние двух крупнейших картелей юго-востока и уйду на покой, полностью отдав долг за свое освобождение. Если кокаиновым королям понравится мое решение, то у меня будет еще и очень много денег.
        - А если не понравится? - тут же вцепилась в оговорку Аля.
        - Тогда я смиренно попрошу свою любимую женщину спрятать меня на своем ранчо, - вздохнул он. - До тех пор, пока Управление по борьбе с наркотиками США, пользуясь анонимно полученной информацией, не арестует достаточно лидеров картелей, чтобы остальным стало не до меня.
        - Любимая женщина на своем ранчо? - Аля вывернулась из-под его руки, перекатилась на живот и возмущенно царапнула Змея по груди ногтями. - Это ты про кого?
        Он все терпеливо вынес, несмотря на то, что на паре царапин выступила кровь, и только усмехнулся:
        - Про тебя, mi corazon. Пилар заявила, что я ее разочаровал и выгнала меня с ребятами оттуда. Сказала, что лучше завещает его одной хорошей русской девушке, которая ей очень понравилась своей хозяйственностью и теплотой.
        - Наверняка это Надя, - проворчала Аля, с виноватым видом слизывая кровь с царапин. - Будет там разводить своих лошадей…
        - Она сказала: «Той, что вернула тебе сердце». Я знаю только одну такую женщину. - Сантьяго притянул Алю к себе и нежно коснулся ее губ. Его ладонь уже скользила по ее спине ниже и ниже, и, кажется, их бесконечный райский день собирался продолжиться самым горячим образом.
        Вот только договорить…
        - Но что ты будешь там делать? Снова организуешь банду? - кровь уже закипала в венах, но Аля держалась несмотря на провокационные ласки.
        Ей надо было это услышать. Хотя она догадывалась, каким будет ответ. В конце концов, он всю жизнь этим занимался и больше ничего не умеет. А она, возвращаясь в Мексику, заранее была на это согласна.
        - Там остались те ребята, которые не последовали за мной в картель. Будем выращивать что-нибудь на продажу, держать конюшню, организуем какой-нибудь туристический аттракцион. Например: «День на настоящем мексиканском ранчо»! Что-нибудь придумаю, - Сантьяго пожал плечами, привлек Алю к себе, усаживая сверху, и в черных глазах вспыхнул огонь: - В конце концов, пора завязывать с криминалом. Иначе какой пример я подам своим детям?
        - Каким… детям?.. - выдохнула Аля, опускаясь на него со стоном.
        - Тем детям, которые будут зачаты на этой кровати с моей любимой женой, - медленным низким голосом ответил он, и от этих слов по всему ее телу прокатилась волна пламени и взорвалась огненными искрами в голове.
        Глубокой ночью, когда Паленке наконец успокоился, и тишину дома нарушал только храп, доносящийся с первого этажа, она лежала, глядя бессонными от счастья глазами в темноту над головой, гладила пальцами цветы и птиц, вырезанных на деревянной спинке кровати, и думала, что предначертанная судьба все-таки догнала Змея.
        Теперь все наконец на своих местах. И она сама тоже.
        Конец
        .