Сладкое лето Ашира Хаан
        « - Кондитерская фея, куда ты меня ведешь? Мы будем трахаться в торте? В огромных ваннах, наполненных взбитыми сливками? Ты обмажешь меня шоколадом и оближешь? Или, давай, лучше я тебя обмажу и оближу!
        Вот болтун! Его языку можно найти более интересное применение!»
        У них есть только одно лето - и они не потеряют ни одного его дня.
        Маленькая злая Ася - кондитер, который не любит сладкое, и безбашенный Макс, любитель всего экстремального. Они идеально подходят друг другу, но у них слишком много секретов…
        Ашира Хаан
        СЛАДКОЕ ЛЕТО
        Коктейльные вишни
        - Когда-нибудь мечтала о сексе с незнакомцем в темноте?..  - мужской вкрадчивый голос.
        Дыхание сзади на шее, горячее тело за спиной - в сантиметре.
        Наглые руки трогают мои обнаженные плечи, спускаются на талию, уверенно и властно сжимают ее.
        Запах имбиря, кардамона и перца.
        Пряный, сильный, необычный.
        По моей коже разбегаются мурашки. Никто не ждет ответа - его пальцы очерчивают бедра под пышной юбкой из тафты и беззастенчиво ее задирают, кончик языка дотрагивается до моей шеи, губы ведут цепочку поцелуев вниз по позвоночнику.
        Я прерывисто вздыхаю, чувствуя, как острое напряжение электрическими искрами разбегается от тех мест, где он касается меня. Вмиг вся моя кожа становится сверхчувствительной, чтобы не пропустить момент, когда он коснется ее в следующий раз: легко прикусит местечко за ухом, посильнее - там, где шея переходит в плечо, огладит бедра сильными движениями и положит ладонь на лобок, где под тонкой тканью уже горячо и влажно. Он прижимается теснее, окутывает своим пряным ароматом до головокружения, и я непроизвольно сжимаю бедра - и пальцы на крышке банки с коктейльными вишнями, о которых я уже забыла.
        А ведь в этой кладовке я оказалась не для того, чтобы попасться в ловушку. Я просто заглянула сюда, увидела нужную мне банку и встала на цыпочки, чтобы достать ее с верхней полки, когда внезапно погас свет и за спиной захлопнулась дверь.
        Повернуться я уже не успела - меня поймали.
        Я могу вырваться, могу закричать, потому что рот мне оставили свободным для стонов и вздохов, могу пнуть мужчину позади тонким острым каблуком под колено, могу разбить банку с вишнями об пол или о его голову.
        Могу, наконец, просто ответить: «Нет»,  - хотя и не знаю, послушает ли он.
        Но я не делаю всего этого, потому что мой ответ: «Да».
        Мечтала.
        Прямо сегодня, на свадьбе своей лучшей подруги, и мечтала.
        У меня вставали дыбом волоски на коже, когда мимо проходили мужчины, пахнущие мускусом, потом, бризом и ментолом. В глазах стоп-кадрами фиксировались напрягшиеся жилы на запястьях, строгие линии челюсти с отливом щетины, пальцы с шершавыми подушечками. Низкие голоса заставляли вибрировать что-то внутри.
        А ведь счастливая невеста Соня предупреждала меня о том, что в друзьях ее будущего мужа исключительно отборные экземпляры на любой вкус. Я не верила, думала, она сравнивает с тем шлаком, что попадался ей на сайте знакомств до того, как она встретила своего мужа.
        Как жестоко я была наказана!
        За последние несколько лет я совершенно отвыкла от таких роскошных тусовок. Я и сюда пришла только с условием, что мне дадут посмотреть список гостей. Никого опасного там обнаружено не было, вечеринку устраивали на закрытой территории, поэтому я купила самое легкомысленное платье из тех, при взгляде на которые думаешь: «Ну это уже чересчур!» и намеревалась оторваться по полной. Возможно, в мои планы и входил легкий флирт, но такой встречи я не ожидала. И своей реакции не ожидала тоже.
        Чтобы хоть как-то отвлечься, я решила подумать о работе.
        Это всегда помогает, я трудоголик.
        Последний раз, когда я была на свидании, я вдруг уловила в ресторанном десерте то самое сочетание теплого ржаного хлеба и арбузной ледяной свежести, которое напомнило мне об августовском жарком полдне, бабушкином старом доме и детстве. Конечно, я моментально захотела перевести это на язык десертов и весь оставшийся вечер решала задачку, как не перегреть арбуз, когда я буду соединять его с желатином, и чем передать ржаной вкус, чтобы не обращаться к банальностям вроде подложки из хрустящего хлебца.
        Может быть, я при этом была не слишком общительна, но мой спутник вполне получил за это компенсацию, когда в момент его оргазма я так радостно заорала, будто мы только что зачали Жеребца, Который Покроет Весь Мир. Должно быть, он отнес это к своим талантам, а я не стала ему говорить, что в этот момент меня как раз осенило новым шедевральным десертом.
        Работа помогла.
        Я решила, что мои пирожные из солоноватого шоколадного мусса чересчур авангардны для широкой публики. Но если дополнить их приторной сладостью сахарных вишен, будет интересный контраст… Это отвлекло меня достаточно, чтобы я перестала провожать голодным взглядом каждого мужчину от двадцати до пятидесяти.
        Правда, я не ожидала, что коктейльные вишни найдутся в доме человека, у которого брутальность чуть ли не из ушей льется. Но они нашлись.
        А я - попалась в чьи-то наглые руки. Можно больше не бороться с соблазнами, не думать о том, что утром будет стыдно, что на постоянные отношения у меня нет времени - да и желания. Можно нырнуть с головой в приключение, переложив ответственность на кого-то другого. Того, кто пришел за мной в эту кладовку.
        Сердце бьется где-то в горле, я прикрываю глаза: все равно в темноте от зрения никакого толка - и только впитываю касания губ и пальцев. Когда рука незнакомца наконец отодвигает тонкую ткань и безошибочно находит то место, где сосредоточены сейчас все мои чувства, я непроизвольно вздыхаю, и дрожь пробегает по моему телу.
        - Мечтала…  - тем же полушепотом заползает мне в ухо вкрадчивый голос. Самодовольный смешок щекочет кожу.  - Я сразу понял, что ты только на вид приличная девочка. Захочешь продолжения - найди меня…
        И все - пальцы, губы, жар тела, тяжелый пряный запах и само присутствие вдруг покидают меня. Последнее, что я слышу от двери кладовки, прежде чем в ней вновь загорается свет:
        - Если сумеешь…
        Ах ты!
        От злости я так сжимаю крышку банки с вишнями у меня в руках, что она легко отвинчивается. А ведь у меня никогда не хватает на это сил!
        Выхожу на кухню, где меня ждут причудливые шоколадные корзиночки, заполненные шоколадным муссом. И медитативно, нарочито медленно и аккуратно, чтобы справиться с дрожью во всем теле, начинаю раскладывать в них зеленые, пропитанные сиропом вишни.
        Сумею.
        У меня есть секрет.
        Найду.
        И отомщу!
        Причудливые шоколадные корзиночки с зелеными вишнями внутри теперь смотрелись идеально. Они намекали, что тут все непросто. Предупреждали неосторожных любителей сладкого об опасности своим ядовитым цветом.
        Моя работа здесь была окончена.
        …Или поискать еще миндальные лепестки?..
        - Золушка как всегда у очага!  - возмутилась прекрасная невеста, появляясь в дверях кухни.  - Если Аси не видно, Ася занимается тортиками.
        Соня выглядела великолепно в демонстративно белом свадебном платье и с фатой. Мы с ней прокляли пять или шесть самых роскошных свадебных салонов за то, что там с порога вели нас смотреть платья «альтернативных цветов» и намеков не понимали, даже когда невеста твердо говорила, что хочет самое традиционное платье на свете. Все равно пытались протащить либо шампань, либо слоновую кость. Неприлично в тридцать пять лет, видите ли, в белом замуж выходить!
        Зато седьмой салон возблагодарил богов за нас, потому что продал самое классическое свадебное платье в мире за безумные совершенно деньги, которое торчало у них в витрине со дня основания. Впрочем, Соня до сих пор не знает, какова была степень безумства тех денег, потому что будущий муж поручил мне охранять ее от этой информации.
        - Я тебя на свадьбу пригласила как гостя, а не как кондитера! Кыш из кухни!
        - Ася-гость и Ася-кондитер идут комплектом, два в одном. Извини. Могу утешить, едим мы все-таки, как одна Ася.
        - Мы ужасно беспокоились, как бы ты нас не объела,  - всплеснула руками Соня.  - Иди к гостям. Соврати там какого-нибудь миллионера. Сама говорила, что хочешь свою кондитерскую.
        - Мне и так хорошо.  - Я отмахнулась, но все-таки вытерла руки полотенцем и в последний раз осмотрела мои безумные пирожные.  - В кондитерской надо будет работать.
        - А сейчас ты что делаешь?
        - Творю, Сонечка. Индивидуальные заказы. Каждому свое чудо.
        Я не шучу.
        Кроме сочетаний вкусов, есть еще душа.
        Желтые яблоки пахнут горячим летом на исходе и простой тихой жизнью.
        Красные, особенно с пряными травами - полнотой жизни, торжеством над смертью и силой.
        Зеленые, хрустящие - началом чего-то нового.
        Если подобрать ингредиенты правильно, можно всего одним кусочком торта изменить настроение человека. Или даже переменить участь.
        Поэтому я, начав с традиционных бисквитов, быстро перешла на муссы - в них можно добавить практически любой вкус и запах.
        То, что я в свадебном торте расскажу о Соне - будет еще одним чудом. Все, кто не понимает, почему успешный солидный мужчина, который мог выбрать любую, женился на не очень молодой, не очень стройной и, на первый взгляд, не самой интересной женщине, увидят ее моими глазами.
        Точнее, почувствуют моим… языком?
        Фу, пошлость какая!
        Мы с Соней полные противоположности.
        Она добрая, мягкая - в том числе и потому что пухленькая, умная, верит в людей.
        Я - мелкая и тощая, злая, саркастичная девка, сбежавшая из института на втором курсе, чтобы печь тортики.
        Если нас видят вместе, все сразу думают, что кондитер - Соня.
        Потому что кондитер должен быть толстым, ведь он ест свои сладости!
        Тут есть две ошибки. Кроме той, что кондитер - это я.
        Во-первых, я ненавижу сладости.
        Во-вторых, мои десерты практически не сладкие.
        Десерты - это вообще не сладости к чаю.
        Это не еда.
        Это развлечение после еды.
        Когда голод утолен и можно оценить тонкие вкусы и их сочетания.
        Поэтому я кладу в свои торты и пирожные минимум сахара, чтобы он не заглушал настоящий вкус ингредиентов, а раскрывал его. В любом рецепте я сразу уменьшаю сахар в четыре раза, и это делает его только лучше. Фруктовым пюре, из которого делаются внутренние слои для муссовых тортов, он вообще не нужен, они и так сладкие. В сливочном муссе сахар может убить весь тонкий вкус и аромат.
        Поэтому я работаю только с теми, кто готов к моим необычным десертам. Я кондитер-сноб, и я горжусь этим. Фигурные торты, покрытые толстым слоем сахарной мастики, снятся мне в кошмарах.
        Но иногда я все-таки делаю исключения. Для этой свадьбы я придумала несколько видов пирожных, и почти все из них можно давать пробовать неподготовленным людям.
        Соня грозно посмотрела на меня и сделала однозначный жест: вон из кухни! Я показала ей на пальцах: две минуты! Она вздохнула и вышла.
        Я ужасно рада, что она нашла свою судьбу. С каждым днем она все больше раскрывается и становится из слишком скромной забитой женщины настоящей собой. Внутри у нее всегда чувствовался стержень, но она как будто не имела права отстаивать свои интересы.
        Сейчас же…
        Муж у нее - 1000 % танк, и ей немного перепало. Половым путем. Он дополнил ее, сделал цельной и сильной. Наверное, и она его чем-то дополнила.
        Мне кажется, только ради этого и стоит жениться.
        Поэтому я вряд ли когда-нибудь выйду замуж. У меня нет второй половинки, я совершенно самодостаточна, идеальна и прекрасна. Может быть, мне бы пригодилось второе такое совершенство, но где ж его возьмешь?
        Но никто не мешает мне развлечься с несовершенными и прекрасными.
        Я выбралась из дома через заднюю дверь, обошла его и выглянула из-за угла. Гостей было сотни две, поэтому столы накрыли в саду. Там же развесили цветочные гирлянды, хотя они явно проигрывали настоящим цветущим яблоням. Розоватые лепестки осыпались прямо на фуршетные столы, покрывали майским снегом мини-сэндвичи и канапе, плавали в кувшинах с лимонадом.
        Гости бродили по густому зеленому газону, который пока мужественно выдерживал такое испытание, собирались в группки, чокались бокалами на тонких ножках. За круглыми столиками уже никто не сидел, и время выноса свадебного торта тоже пока не подошло. Так что я могла разглядывать всех этих прекрасных мужчин в естественной среде обитания.
        Модельные прически, безупречно сидящие костюмы, начищенные ботинки, сверкающие часы - моя слабость.
        Они - будто стол с десертами на любой вкус: высокий темноволосый с ямочкой на подбородке, седой с тонкими чертами лица и в очках без оправы, брутальный и суровый владелец широкой челюсти и густых бровей - ох, где мои трусики!
        А этот, с закатанными рукавами и смешливыми глазами?
        Скуластый и сероглазый с дерзко стоящим хохолком на затылке.
        Мощный атлет - когда он поворачивается спиной, у меня подкашиваются ноги от вида его подтянутой задницы.
        Еще один уже скинул пиджак и ходит в одной голубой рубашке, волосы у него уже успели где-то выгореть на солнце.
        Невысокого роста и темноглазый - ему бы эспаньолку, был бы вылитый Роберт Дауни-младший!
        Сухой, жилистый, с большим носом и внимательными глазами - он заметил меня, встретил взгляд и подмигнул.
        Скажите, а некрасивые мужчины у вас есть или я сейчас кончусь прямо тут, за углом?
        И где-то среди них тот, кто пахнет перцем, имбирем и кардамоном.
        Наивный. Ходит себе спокойно и знать не знает, что его погибель уже здесь.
        А не надо было меня бесить!
        Малиновый десерт
        Мое место за столом с женихом и невестой по мне уже соскучилось, но я к нему пока не вернусь. У меня есть занятие поинтереснее, чем слушать, как мама невесты рассказывает о ее младенчестве.
        Витрина с лучшими десертами как раз у фуршетного стола и танцпола. Отличный повод перекусить и разглядеть всех поближе.
        Вот этот интеллигент в жилете в серую клетку и с голубыми глазами - у него на лице написано: «МГИМО», а потом еще: «Оксфорд». Разве он мог бы зажать девушку в кладовке и облапать этими пальцами музыканта?
        Я прошла мимо него, потянулась за тарталеткой - и он с готовностью отодвинулся, даже чуть более поспешно, чем надо, чтобы не прикоснуться ко мне.
        Гей, женат, слишком вежливый?
        Неважно, потому что пахнет от него анисом. Терпеть не могу анис. Даже в пряничное тесто не кладу, хоть это и делает его чуть менее ароматным.
        Следующий развернулся ко мне сам и, наоборот, перекрывает дорогу. Теперь, чтобы дотянуться до сырной тарелки, мне надо очень, очень тесно к нему прислониться…
        У него очаровательная улыбка и веселые глаза, на дне которых прячутся опасные искры. Этот точно не няшечка. Ах, как он пахнет: мускатный орех и цитрон.
        Я посмотрела на него с таким сожалением, что он даже отшатнулся. Прости, парень, но никакая улыбка и запах не перебьют остроту загадки, которую загадал мне мой перец, имбирь и кардамон.
        Маленький квартет, до этого наигрывавший тихий блюз, вдруг вдарил что-то торжественно мажорное и зажег заводную латину!
        В одну секунду полусонная толпа гостей встрепенулась, рассыпалась на пары и закружила меня в тропическом жарком ритме. Я даже не успела задуматься о том, что тоже хочу танцевать, а меня вместе с бокалом уже подхватили чьи-то руки. Сильные, жилистые, забитые татуировками - я поплыла раньше, чем провела взглядом вверх по черной рубашке и добралась до твердой линии подбородка и ослепительной улыбки.
        - Танцуешь, chica?
        - Уже да!  - Или мне только почудился вопрос в его эротично-хрипловатом голосе? Потому что он уже твердо держит меня, ведет, поворачивает, крутит - мне совсем ничего не приходится делать, только следовать за ним. Будто он создан для этого ритма и мгновенно вылепил под него и меня тоже.
        Вечер воспользовался случаем, пока мы отвлекались на танцы, и незаметно развесил по саду густые синие сумерки. Незаметно, будто звезды, тут и там начали загораться мерцающие огни в траве и на ветвях деревьев, а цветочные гирлянды обернулись россыпью золотых лампочек.
        Выросла из теплого желтого цвета и мягких теней та самая вечерняя атмосфера, когда кажется, что нет в мире ничего запретного, и надо успеть, пока последний день мая еще не закончился, пока все зыбко и все возможно.
        Лето только завтра - начнется, ударит солнцем и зеленью, заставит раздеться, раскрыться и отдаться.
        А пока тайна, латина, сумерки и огни…
        И тот, кто танцует со мной,  - танцует как бог.
        Латина сменилась чем-то медленным и тягучим, но он меня не выпустил. Наоборот, прижал к себе ближе.
        - Ты была такая яркая, пока было светло. В солнечно-желтом платье, со своими белыми волосами. А сейчас растворяешься в темноте, как призрак.
        Ух ты, мы еще и словам красивым обучены.
        На танцполе становилось тесновато. Нас толкали другие пары, пробираясь поближе к музыкантам. Всем хотелось погрузиться в эту густую, как летний вечер, мелодию. Проходили мимо, задевали, но мужские руки держали меня крепко. И прижимали к себе все сильнее.
        Но когда мелодия закончилась, я аккуратно сняла их со своей талии и сказала:
        - Все, дама ангажирована другими.
        - Но почему?  - удивился он.
        Я провела по кольцу на его безымянном пальце:
        - Вот поэтому.
        И отступила назад, чуть не врезавшись в шоколадный фонтан.
        Была бы Ася в шоколаде. Полном.
        Чем пах этот прекрасный танцор?
        А это уже совершенно неважно.
        Я внимательно оглядела танцующие парочки, увлеченно жующих и пьющих у фуршетного стола, группу товарищей с сигарами глубоко за сорок с уже отчетливыми пузиками.
        Да, не все тут шоколадные зайцы, есть и попроще.
        И решительно направилась с тому самому, с выгоревшими на солнце волосами и в голубой рубашке.
        Он ни с кем не танцевал, ничего не пил. Стоял и смотрел куда-то поверх голов, туда, где в глубине сада между цветущих яблонь перемигивались огоньки.
        Я подкралась сзади, пропустила руки под локтями его засунутых в карманы рук, обняла за пояс и, глубоко вдохнув аромат кардамона, прошептала на ухо:
        - Попался!
        - Привет!  - обернулся он, увидел меня и не стал ничего отрицать.  - А ты опасная. ФСБ? Интерпол? Ми-6? Как ты меня нашла?
        - Тссс!  - Я поднесла палец к его губам, с трудом удержавшись, чтобы их не потрогать.
        У меня безупречное обоняние. Вот как бывает абсолютный слух, так у меня абсолютный нюх. Ми-6 взяло бы меня служебной нюхательной овчаркой. Я знаю, что люди ели на завтрак и с кем тайком обнимались по углам. Я различаю на вкус все ингредиенты в коктейле, называю ноты в духах, а уж в определении специй мне нет равных!
        Нет, курить не помогает.
        Да, про июльский автобус я думаю с ужасом.
        И, конечно, я узнала своего незнакомца, когда он прошел мимо нас на танцполе. Точнее, сначала я почувствовала азарт, желание, дрожь и чуть было не приписала их богу танца. Но потом запах уплыл, и я поняла, что нашла своего незнакомца.
        Теперь я могла рассмотреть его как следует.
        На вид лет тридцать. Русые волосы, когда-то бывшие одной из тех шикарных причесок, что у остальных десертных мужиков. Но они уже так давно отросли, словно у него в последний год не нашлось ни минутки заглянуть даже в самую дешевую парикмахерскую. Или хотя бы самому подровнять топором. Челка лезет в глаза, и он то и дело откидывает ее размашистым движением. Частично волосы сильно выгорели, словно он много времени проводил под ярким солнцем. Или сделал мелирование. Но вряд ли, если уж до парикмахера не дошел.
        Теплые шоколадные глаза, обычные, в общем, но они как будто улыбаются, даже когда его губы серьезны. Обветренная загорелая кожа. Закатанные рукава голубой рубашки открывают сильные жилистые руки; ладони в мозолях, будто бы привычные к физической работе. Но вот одна мелочь: рубашка новая и отнюдь не из «Фикс Прайса».
        Как ты попал в эту тусовочку богачей, где разжился рубашкой и приобрел мозоли и загар, а, загадочный мужчина?
        Впрочем, неважно. Важно то, что я смотрю на твои руки, и внутри все напрягается. И кольца нет на пальце, а значит - полный вперед!
        Зачем кокетничать? Флиртовать? Намекать? Жеманиться? Если можно просто взять его за локоть и потащить за собой в дом. Сонечка меня простит за осквернение какой-нибудь гостевой спальни ее семейного гнездышка.
        Но проблема в том, что, видимо, не только у меня недотрах и не только мне нравятся все эти тестостероновые красавчики и изысканные интеллигенты. Свадьба зажгла всех.
        Кабинет был уже заперт. Из-за двери ванной доносились чертовски зажигательные стоны, так что даже загорелый локоть в моих пальцах напрягся. Эх, видел бы ты сейчас мои соски!
        Из нашей кладовки доносился тихий смех и характерный запах. Идиоты, траву покурить можно и в саду! Тут у людей другие интересы!
        А мне что делать?
        Я на секунду растерялась. Но потом мне в голову пришла идея!
        - Кондитерская фея, куда ты меня ведешь?  - поинтересовался наконец мой незнакомец, когда я поволокла его на второй этаж.  - Мы будем трахаться в торте? В огромных ваннах, наполненных взбитыми сливками? Ты обмажешь меня шоколадом и оближешь? Или давай лучше я тебя обмажу и оближу!
        Вот болтун! Его языку можно найти более интересное применение!
        В конце коридора, по обеим сторонам которого расположены двери, скрывающие сейчас много всего интересного, есть закуток с узкой лестницей, ведущей на чердак. Надеюсь, я единственная, кто додумался до этой идеи.
        Я начала подниматься по деревянным перекладинам, и тут… Руки незнакомца бесцеремонно забираются под мою юбку, едва она оказывается на удобной для этого высоте. Прямо как в кладовке. Но есть разница. Бесполезную и бессмысленную мокрую тряпочку, в которую превратилось мое белье после нашего первого короткого общения, я скинула еще до начала танцев. Не просто так, конечно. С далеко идущими целями.
        Он проводит ладонью у меня между ног, и пальцы быстро ныряют внутрь, словно проверяя, хорошо ли я готова. О, поверь мне, парень, я так готова, как тебе и не снилось.
        Он подхватывает меня за талию, легко снимая с лестницы и поворачивая к себе, но на пол так и не ставит, а держит так, что наши глаза остаются на одном уровне. У него полные, четко очерченные губы, в которые хочется впиться зубами, чтобы проверить, не брызнет ли сок, если я их надкушу?
        Но я болтаюсь как кукла в его руках, и инициатива принадлежит ему. Он наклоняется и, не отрывая взгляда от моих глаз, прикусывает мою нижнюю губу. Так легко и остро, словно тоже ждет, не брызнет ли сок. И смотрит, смотрит, будто не знает, что во время поцелуев положено закрывать глаза!
        - Твои губы на вкус как вишня,  - сообщает он мне.  - А твой язычок…
        На этот раз он накрывает меня ртом, раздвигает губы, и его настойчивый ловкий язык сплетается с моим. Он посасывает его как леденец и, разрывая поцелуй, который мне разрывать не хочется, нагло сообщает:
        - Карамель. Кисло-сладкая, как барбариска.
        Я тянусь к нему, чтобы продолжить, но он отклоняется со смехом и ставит меня на пару ступенек выше:
        - Я должен попробовать тебя всю!
        Мое платье держится на мне только за счет жесткого корсета, сжимающего грудь, оставляя обнаженными руки и плечи. Плотная вышивка, жесткие косточки и утягивающая ткань приподнимают и моделируют мне грудь из того не требующего лифчика недоразумения, что у меня вместо нее. Язык моего кареглазого прочерчивает зигзаги по тем местам, где эта имитация мягче и пышнее всего. У меня даже есть ложбинка! Он не забывает забраться и туда.
        - Здесь ты белая и гладкая как сливки.  - И облизывается.
        Я уже догадываюсь, что он сделает дальше, но мы же в коридоре! Кто угодно может зайти сюда и завернуть за угол. И увидеть, как я сижу на одной из верхних ступенек лестницы, ведущей на чердак, и мои бедра нагло раздвинуты загорелыми руками.
        Незнакомец смотрит мне в глаза и задумчиво говорит:
        - Интересно, а какая ты там на вкус? Как сахарная вата? Ванильная помадка? Малиновый зефир?
        Его первое касание я не чувствую, только догадываюсь, что он делает: кончик языка дотрагивается до головки клитора, едва-едва. Я не вижу, не ощущаю, но знаю, что там происходит у меня между ног. Мое воображение рисует мне эту картину, как если бы я смотрела эротический фильм со своим участием.
        Длинные выцветшие пряди скрывают от меня самое интересное, зато я вижу грубые сильные руки, загорелые и исцарапанные, с белесыми шрамиками на костяшках. Они лежат на белоснежной коже моих бедер, чуть-чуть вдавливаясь в них. Я это ощущаю просто как касание, но вижу немного больше - я еще этого не чувствую, но он уже держит меня крепко, так что не сбежать. Но пока я не буду дергаться, он не проявит свою власть.
        И то, что мои бедра раздвинуты чуть-чуть шире, чем это сделала бы я сама, тому свидетельство. От этой слегка неудобной, чуть-чуть насильной позы немного потягивает мышцы, и это ощущение дрожью присоединяется к моему нетерпению, сливается с ним.
        Горячее дыхание касается моей раскрытой вульвы, и я понимаю, что - да, действительно сижу с раздвинутыми ногами перед парнем, которого еще час назад не знала!
        Он рассматривает меня - с большим интересом!  - в таких подробностях, в каких меня видел только гинеколог…
        …и, судя по его довольному «Мммм», ему нравится то, что он видит.
        Его язык касается меня еще раз, но теперь я это чувствую по-настоящему. Он уже не маленькая горячая точка, теряющаяся на фоне остальных ощущений,  - нет, он пробует меня от души. Я как будто мороженое в летнюю жару, я начинаю таять под жарким солнцем. И несносный мальчишка с теплыми глазами и непослушными вихрами лижет меня длинными жадными движениями, собирая сладкие растаявшие сливки со всех сторон.
        Когда ему начинает не хватать этого лакомства, он ныряет языком глубже, словно надеясь достать оттуда еще немного.
        - Мммм…  - Он отрывается и смотрит на меня. Его губы блестят.  - Нет, не малиновая. Абрикосовая. Хочешь попробовать?  - И он тянется губами ко мне.
        Я отшатываюсь:
        - Не люблю сладкое!
        Теплые глаза прищуриваются. Быстрый язык облизывает губы:
        - Ну что ж… Зато я люблю.
        И он возвращается назад, туда, где, честно сказать, его уже заждались. Любое текущее мороженое было бы счастливо, если бы его вылизал такой мальчишка-ценитель.
        Он накрывает ртом мои нижние губы, заволакивая все томительным теплом, очерчивает языком их края, а потом с силой проводит им сверху вниз. Всего несколько энергичных и простых движений, но мой клитор уже так давно их хочет, что откликается пульсирующим зудом. Я подаюсь бедрами вверх - и тут-то впервые чувствую ограничение его рук. Пальцы впиваются в кожу и не дают сдвинуться с места. Игра тут его.
        Пока его.
        Пока его язык обводит завязь клитора по кругу.
        Пока короткие движения с нажимом в ритме моего сердца бьются как пульс наслаждения.
        Пока каждое касание распаляет жар, каждое отзывается в напряженных мышцах живота, бедер, в сжатых пальцах, которыми я уцепилась за край ступеньки.
        Я откидываю голову назад и закрываю глаза, чувствуя всем телом этот ритм.
        Кончики пальцев покалывает, в крови закипает удовольствие, и она, проносясь мимо точки наслаждения, разносит его вспышки по телу, заставляя подрагивать мышцы.
        Жесткие руки передвигаются чуть ближе к междуножию, вроде бы освобождая мою волю, но я не свожу бедра на комфортную ширину. Мне даже нравится чуть-чуть мучиться в то время, как там, в глубине, растет сладкое и жаркое. Пальцы раздвигают меня, открывая клитор току воздуха, и мой незнакомец дует на него. Внутренности резко скручиваются в тугой узел, я подхожу к грани так близко, что еще буквально два движения и…
        Но нет…
        Жестокий язык скользит ниже, пытается прорваться в пульсирующее лоно.
        Там сейчас хорошо бы быть чему-нибудь побольше и покрепче, но сначала пусть закончит с этим!
        - Умоляй меня.
        Что?!
        Я чувствую, что все еще раскрыта, но поток возбуждения спадает, потому что никто не поддерживает огонь в очаге.
        Глаза шоколадного цвета смотрят нагло и насмешливо:
        - Умоляй меня, сахарная фея. Скажи: «Пожалуйста, Макс!»
        Ах вот как его зовут.
        Он наклоняется и проводит языком от входа в меня до клитора, задерживается на нем на пару секунд - и свернувшееся было возбуждение разворачивается мгновенно, как голодная кобра. Только кусает, увы, меня, а не его. Вновь зажигает кровь и распаляет почти до прежнего уровня.
        Но снова - ничего дальше. Пауза. Ожидание. Наглый взгляд в мои глаза.
        Я пытаюсь свести ноги, но он не дает.
        Я опускаю руку, но ее ловят сильные пальцы.
        - Давай же.
        Он внимательно смотрит в мои глаза снизу вверх, но это вовсе не поза покорности. Сейчас все - в его власти.
        Опускает глаза, наклоняется - еще одно медленное, плавящее меня движение языком, от которого начинают мелко дрожать мышцы ног и живота. Мне кажется, я сейчас умру, если он не закончит эту пытку.
        - Пожалуйста, Макс…  - сиплю я сквозь жажду, сквозь отторжение и сквозь собственную гордость.
        И мгновенно мою руку отпускают, а горячие губы накрывают изнывающее местечко. Никто меня больше не держит - я могу подаваться бедрами вверх, вслед за вспышками неумолимого удовольствия. Несколько точных коротких движений языка - и Макс присасывается к клитору, взвинчивая обороты моего оргазма на полную.
        У меня темнеет в глазах, я только чувствую рябь, которая сначала идет от моих напряженных ног и живота к пылающему полю боя между бедер, а потом оттуда разбегается волна огня, сжигающая все нервы и выкручивающая мышцы.
        Одной рукой я держусь за лестницу, сдирая ногти, сжимая до белых костяшек, а другую прикусываю, чтобы не выдать нас и не закричать.
        Волны прибоя ударяют меня
        один,
        второй,
        третий,
        четвертый раз,
        постепенно стихая и оставляя слабость и опустошение.
        Макс выпрямляется и смотрит на меня с таким невыносимым самодовольством, что решение рождается само собой.
        Я собираю себя в кучку, сдвигаю ноги, одергиваю платье и тянусь к нему.
        Он думает, что за поцелуем, но я чеканю ему в лицо аккуратно и равнодушно:
        - Это было неплохо, благодарю за доставленное удовольствие.
        А потом соскакиваю с лестницы и, прежде чем он успевает опомниться, проскальзываю вдоль коридора и ссыпаюсь вниз, на первый этаж.
        О, вот и ванную освободили!
        Я запираюсь там и беззвучно смеюсь, вспоминая выражение его лица.
        Свадебный торт
        Фоновая музыка за пределами дома вдруг стала намного громче и как-то торжественней. Я долго прислушивалась, пытаясь понять, что это за знакомая мелодия, пока она не зашла на новый круг и не вжарила маршем Мендельсона. В переложении для струнного квартета, так что получилось довольно нежно.
        Что там может быть? Вроде уже все поженились, а провожать молодых в кроватку рано.
        А, торт!
        Сейчас будут резать и раздавать мое гениальное творение.
        Надо бы появиться перед людьми, помаячить в качестве автора десертов. Если среди этой элиты набрать заказов, то работать я буду меньше, а получать больше. Мне сейчас это было бы в тему, летом традиционный спад спроса. А деньги мне нужны.
        Хотя кому они не нужны?
        Я подошла к зеркалу, побрызгала на себя холодной водой, улыбнулась своему растрепанному отражению. На свадьбу сделала модный розовый макияж, который не отвлекал внимание от великолепного желтого платья. Мне как-то удивительно пошло - получился такой нежный образ.
        И обновлять легко: поплачешь немного, и снова все розовое. Сейчас бы пригодилось, потому что и расческа, и тени, и помада остались в клатче, скучающем на моем месте за банкетным столом. Но плакать после такого оргазма можно только от счастья.
        Пришлось ограничиться поправленной прической, хотя несколько прядей, выбившиеся из заколотых наверх волос, выглядели очень секси. Как будто я только что из постели очень страстного любовника. И губы как раз искусанные. А я не из постели, я с лестницы!
        Желтое платье в полумраке и правда смотрелось призрачно. Я проскользнула за спину молодых, никем не замеченная. Они уже стояли над моим шедевральным шестиярусным тортом. Впрочем, «молодой» там такой, за ним можно взвод солдат спрятать, не то что одну сорокакилограммовую Асю.
        Но Сонечка умеет выуживать из-за своего благоверного что угодно. И кого угодно. Вот и меня поймала и вытолкнула вперед.
        - Рассказывай про торт!
        - Сонь, а ты уверена, что именно это надо людям на свадьбе?
        Я почти месяц работала над ним. Как только Сонечка похвасталась колечком, так и начала. Инженерные конструкции там - просто фантастика. Заставить легкие муссы как-то держаться друг на друге, сохранять форму и не проваливаться намного сложнее, чем плотные бисквиты. Свадебные торты вообще не особенно стараются делать вкусными. Достаточно, чтобы он роскошно смотрелся, был покрыт всяческим романтическим декором и принимал на тарелках пригодный для фотографий в Инстаграм вид.
        Сделать так, чтобы это можно было не только резать и фотографировать, но и с удовольствием есть, да еще и вложить глубокий смысл в оттенки вкуса… О, я бы сейчас приняла какую-нибудь Нобелевскую премию для кондитеров-виртуозов. Но не дадут. Только речь заставят говорить.
        - Я уверена, что тебе нужна реклама, а гостям - понимание, какой шедевр они едят.
        Может быть, прежняя скромная Сонечка мне нравилась больше?
        Нет, конечно. Просто могу я постесняться?
        Секунд пять мне на это дали, а потом пришлось выходить и все равно говорить:
        - Перед тем как жених и невеста… точнее, уже муж и жена, по традиции разрежут торт…
        За спиной раздался тихий голос жениха и мужа:
        - А это точно свадебная традиция? Что-то я такого не припомню.
        - Что, ни на одной из семи свадеб?  - ехидная Сонечка.
        - Не, ну если ты хочешь, то ради бога, могу еще шампанское из туфли выпить.
        - А это зачем, господи прости?
        - Это тоже свадебная традиция.
        - Когда дойдешь до калыма и верблюдов, вспомни, что тебе уже досталась за меня кошка.
        - …я хочу рассказать, что он не обычный свадебный торт,  - продолжила я.  - Каждый его ингредиент подобран так, чтобы отразить характер невесты.
        Я повернулась, чтобы показать на Сонечку, а то вдруг тут кто-то еще не в курсе, кто у нас невеста, и заметила выходящего из дома Макса.
        - …Внутри у него конфи из яркого манго: кисло-сладкое и солнечное, основа вкуса. В пару к нему тонкая прослойка желе из деликатной розы, ароматной и ненавязчивой, смягчающей тропическую силу. Это вкус, который останавливает вас, замедляет и заставляет вслушаться в свои ощущения как в шепот. Поверх все укутано в сливочный мусс с белым вином: нежным, летним и добавляющим нотку терпкости, сложности к этим вкусам.
        Макс прошел за нашими спинами, пока я нервно дергалась, пытаясь одновременно удержать внимание двухсот человек и как-нибудь незаметно оглянуться, пока они все на меня смотрят. Он остановился буквально через стол от меня, сложил руки на груди и медленно, нагло усмехнулся.
        - …Друг от друга этажи муссов, прячущие внутри себя манго и розу, отделяют тонкие прослойки бисквита «пан де жен». Он легкий и спокойный, не перетягивает на себя внимание, только добавляет дополнительную текстуру, подчеркивает сплетение вкусов. Все это очень похоже на Соню: яркая и цельная внутри, мягкая и деликатная снаружи, она таит в себе великолепные сюрпризы, раскрывающиеся только тем, кто готов прислушаться.
        - А жениху не положен свой торт?  - вставил реплику Макс, глядя мне прямо в глаза.  - С особым вкусом и оттенками суровости.
        - Ему я сделаю суровый торт на годовщину свадьбы.  - Я мило улыбнулась, но на взгляд ответила таким же прямым взглядом.  - Но предлагаю сейчас попробовать торт для Сони. Он покрыт тонким слоем белого шоколада и украшен листьями из съедобного золота. Нельзя есть только фигурки жениха и невесты, но вам никто и не даст.
        Толпа гостей взорвалась смехом и аплодисментами, я склонила голову и отошла в сторонку.
        - Спасибо,  - прошептала Соня, обняла меня и тут же вместе с женихом ухватилась за нож. И так же вместе они разрезали мой торт.
        Я получила свой кусочек и первым делом проверила, правильно ли разморозились слои, нет ли между ними лишней воды. Замораживались они по очереди, потом я их собирала, склеивая бисквиты между собой белым шоколадом. Но процесс разморозки даже важнее, потому что мусс, желе и конфи делают это с разной скоростью. И нет ничего хуже печального гостя, грызущего ледышку со вкусом манго после того, как он облизал с нее мусс из белого вина.
        Но все оказалось идеально. Можно выдыхать.
        Я расслабилась и потому не заметила, как сзади подошел тот самый мачо-женатик-танцевальный бог. Даже и не думала, что ему не хватило того, что я его отшила. Может, ему нравится? Так я еще могу.
        - Значит это ты волшебница-кондитер, чьи ручки изготовили все эти сладости? И все сама?
        - Конечно, всех остальных кондитеров я съела.
        - Незаметно.  - Он оглядел меня с головы до ног.
        - У меня быстрый метаболизм.
        - Неудивительны такие таланты, удивительнее было бы обратное…
        Вот тут я насторожилась, и не зря. Сомневаюсь, что он вообще запомнил бы какую-то девушку, с которой просто потанцевал. У него по лицу видно, что из всех людей его интересует только он сам.
        - Я ведь правильно тебя узнал, ты Настя Сне…
        Я не нашла ничего умнее, чем сунуть ему в рот ложку с куском торта.
        - Заткнись! Меня зовут Ася, ясно?
        - Ясно, куда уж яснее… Вкусный торт, кстати.  - Он проглотил и подмигнул.  - Но, повторюсь, я бы удивился, будь иначе.
        Он ушел, оставив меня дрожащей от злости. Я его не помнила, совсем не помнила, но это ничего не значило. Зато он помнил меня.
        Отставила тарелку с остатками торта. Не буду же я есть той ложкой, которую облизывал этот…
        И поймала взгляд Макса. Он стоял далеко от меня, через несколько столов, между нами ходили другие гости и возвышался свадебный торт, но этот взгляд оставался горячим даже на таком расстоянии.
        Не было сомнений, что он видел наше общение с тем… Черт знает что можно было подумать. Кормила женатого мужика с ложечки, улыбалась…
        Я никак не могла понять, что таится в его взгляде. Он был совсем не таким, как в доме. Но что изменилось, я не улавливала.
        Совсем стемнело, маленький квартет играл что-то печальное и нежное, и в темноте сада растворялись гости. Кто-то ехал домой, кто-то догуливать в кабаки и в гости друг к другу.
        Некоторым жених оплатил гостиницу, и они загружались в длинные лимузины, украшенные лентами и цветами, не забывая захватить пару бутылок шампанского «на дорожку».
        Огоньки в саду гасли, будто задуваемые ветром. Мне казалось, что некоторые гости ушли гулять по саду и растворились в темноте.
        Я уже давно не видела Макса, и мне было немного грустно, что задорное приключение, так здорово начавшееся, закончилось настолько грустно и невразумительно. Жаль, что я не предвидела неожиданной встречи. Просто расслабилась за последние годы. Да и где, в самом деле, мне пересечься с тусовкой бизнесменов и миллионеров? В метро? На рынке? В рок-клубе?
        Честно сказать, я и там-то нечасто бывала. Я в основном проводила время на своей кухне. Туда точно ни один враг не проникнет. Там я хозяйка. Ну еще немного - владелица квартиры, но она меня не тревожила визитами.
        Одни курьеры приносили мне продукты, другие - уносили готовые торты, а я была совершенно счастлива, занимаясь любимым делом.
        Вот кто знал семь лет назад, что я не финансист, а кондитер? В свои восемнадцать я была уверена, что знаю, чего я хочу. Конечно, я хочу ходить на высоких каблуках в юбке-карандаше по офису Big4, не расставаться с тремя мобильниками и записывать ужины в дорогих ресторанах как представительские расходы. Хотя нет, пусть их так записывают мои спутники.
        А потом оказалось, что я люблю вкусы, запахи, эксперименты, алхимию - саму жизнь. Не просто реакция Майяра, разрушающая аминокислоты в белках при нагревании, в результате которой выделяется углекислый газ и коричневый пигмент, а чудо, которое совершается прямо на глазах, когда мясо покрывается золотистой корочкой и начинает умопомрачительно пахнуть. Не денатурация белков при нагреве, а воздушное невесомое безе или блестящая тягучая меренга для крема.
        Хотя теорию я знаю отлично - привет, 96 баллов ЕГЭ по химии!  - мне намного интереснее обращаться с сахаром, сливками, белками как с ингредиентами для волшебных эликсиров. Никто не знает, почему слезы дракона и пыльца фей вместе превращаются в летние облака, но разве так не интереснее?
        Соня с мужем стояли, обнявшись, у стола, заваленного горами подарков, вручая каждому гостю на прощание коробочку с сюрпризом. Я знаю, что там, потому что половина сюрприза моя: разноцветные печенья-макароны. Вторая половина от жениха: женщинам - чармы для браслетов, мужчинам - брелоки. Специально заказанные уникальные в память об этой свадьбе.
        В паузах молодые самозабвенно целовались, иногда не замечая, что гости уже подошли.
        Я очень за них рада, но прямо сейчас немного обидно. Как будто мне чего-то не додали. Свадьба была потрясающей, но завтра снова погружаться в работу. А для Сони праздник продолжится.
        Говорят, после свадьбы все сказки заканчиваются. Но не когда ты выходишь замуж за миллионера, который любит тебя без памяти и которого любишь ты.
        Я немножко завидую и грущу, хотя и понимаю, что конкретно эта сказка - не для меня.
        Уютный дом вдали от города, отшельничество, покой… Нет, не мое. Хоть я и нечасто выбираюсь выпить и потанцевать или на модные выставки, но мне нравится жить в Москве почти в центре и ощущать все возможности, которые дает большой город. Пусть я не прыгну в такси в три часа ночи, чтобы добраться на подпольный концерт панк-группы на заброшке, но я в принципе могу! Это меня греет даже больше, чем воспоминания о тех случаях, когда я все-таки прыгала, и зажигала, и возвращалась домой через три дня усталая и счастливая. И с похмельем.
        Моя мама такая же как Соня: успокоилась, когда нашла мужчину, играющего для нее в папочку. Правда, мама до этого момента успела неслабо зажечь.
        А на меня с детства реагируют всякие извращенцы, а когда подросла, стали клеиться толстопузые папики, которые хотели крошку-малышку.
        Только я не умею дуть губки и капризничать, выпрашивая новый телефончик.
        Со мной не расслабишься. Если я и умею поддерживать погоду в доме, то исключительно грозовую.
        Поэтому я живу одна и совершенно счастлива.
        Нечастые романы как-то сами собой сворачиваются через несколько месяцев, потому что я постоянно занята. Порой я вспоминала, что обещала перезвонить бойфренду, когда закончу украшать пирожное, честно перезванивала и выясняла, что это было месяц назад и у него давно другая девушка.
        Пробовала даже роман с женатым: у него мало времени, у меня мало времени, все счастливы. Но оказалось, что я должна ждать у окошка и сразу бросать свои дела, когда он является. Бррр, нет.
        Я подхватила свой клатч со стола и отправилась прощаться с Соней. Мне, конечно, тут же предложили остаться до утра у них. Но я ж не дура: у людей первая брачная ночь. Вдруг им захочется провести ее не только в спальне? Не уверена, что моя психика готова к такому зрелищу, если я вдруг пойду на кухню за бутербродиком.
        Лучше вызову такси. Надо только забрать из кухни мои кондитерские инструменты, которые я брала, чтобы в случае чего поправить торт. Все кондитеры так делают: без шпателя, баночки глазури, конвертика с кремом и баллончика с шоколадным велюром мы из дома не выходим.
        Но у ворот меня окликнули:
        - Эй, малиновая зефирка!
        Я завертела головой, и тут же была сцапана загорелыми руками.
        - Тебя когда-нибудь похищали с целью держать в сексуальном рабстве?  - знакомо прошептали мне на ухо.
        А он умеет задавать правильные вопросы!
        Макс просто взял и перенес меня метров на двадцать в сторону к алой «бэхе». Открыл дверцу и сделал приглашающий жест:
        - Выбирай: сама залезаешь на переднее сиденье и пристегиваешься, и за это едешь с открытыми окнами - любуешься ночным городом и подпеваешь радио. Или я тебя сейчас свяжу и брошу на заднее, а там темно, скучно и липко, потому что недавно разбил бутылку с имбирным сиропом и все никак не соберусь почистить.
        - Чем ты меня свяжешь?  - Я дерзко смерила его взглядом.  - У тебя даже галстука нет.
        Он поднял брови и внимательно изучил мое лицо, как будто сомневался, что эти слова сказала именно я. Потом прижал к себе покрепче, чтобы не сбежала, и обратился к проходящему мимо мужчине в костюме:
        - Эй, друг. Прости, тебе галстук очень дорог?
        - А что такое?  - настороженно спросил тот.
        - Да вот девушку похищаю, связать нечем.
        - А…  - Мужик стянул с себя темно-бордовый шелковый галстук.  - Держи. Это будет самое веселое его приключение после всех собраний, на которых он побывал. Не забудьте испортить его пролитым шампанским.
        - Спасибо, друг,  - Макс прижал руку к сердцу.  - Могу потом даже фотографии его приключений прислать.
        - Если девушка не будет против,  - покосился тот на меня. Но потом покачал головой: - А хотя нет. Не хочу завидовать собственному галстуку.
        Макс только ухмыльнулся, поставил меня перед собой и предложил:
        - Ну что? Руки! Спорим, тебя никогда еще не связывали галстуком от Валентино? Будешь внукам хвастаться.
        - Дай подумать… Висконти связывали, Бриони связывали, даже Армани связывали, а Валентино еще нет.
        - Вот, буду у тебя первым.
        Я демонстративно фыркнула.
        - Вот стерва,  - восхитился Макс.
        - Нет уж, поеду на переднем!  - Я ткнула в него пальцем.  - Так ты не сможешь от меня сбежать, как в кладовке!
        - Я передумал. На переднем поедешь только при условии, что задерешь ноги на приборную панель. Так я получу полное удовольствие.
        - А я переломы всей Асеньки и коленные чашечки между ребрами, когда ты отвлечешься на мои восхитительные лодыжки и вмажешься в столб?
        - Я так и думал, что идея с галстуком тебе понравится больше,  - ухмыльнулся он нахально и двумя руками растянул галстук как гарроту.
        - Особенно она понравится полиции, когда она увидит у тебя на заднем сиденье связанную девушку. Я молчать не буду!
        - Попросим еще галстук для кляпа? Что на этот раз предпочтешь? Эрме?
        - С кляпом будет еще нагляднее.
        - Ладно, уговорила на багажник.
        - Ты свою машину видел? Там только мешок картошки возить.
        - Да ты небось легче того мешка! И компактнее.
        - То, что я могу поместиться в чемодан, еще не повод меня туда запихивать!
        Макс вздохнул, закатил глаза и сказал:
        - Я понял. У меня есть только одно средство тебя убедить.
        Он накинул на себя многострадальный галстук, положил руку мне на талию, а вторую - сзади на шею и притянул к себе, вовлекая в поцелуй.
        Одно соприкосновение языков - и по всему телу стали загораться лампочки, вновь включая зудящее напряжение, ожидание прикосновений и сверхчувствительность кожи.
        Я и так собиралась с ним поехать, но теперь он просто не оставил мне выбора.
        Оргазм - это хорошо, это вкусно, но один даже крышесносный оргазм за мои целые дни работы и затворничества - мне мало!
        Не хочу, чтобы праздник заканчивался.
        А Макс дарил обещание продолжения, да такого, что нам позавидуют все, кто сегодня мечтал добраться до ближайшего укромного уголка.
        Пусть праздник продолжается, пусть!
        Макс провел кончиками пальцев по шее сзади, запустил руку в мои волосы на затылке, и я почти застонала, настолько в тему была эта совершенно невинная ласка.
        - Ну что, теперь поедешь со мной безропотно?
        - Ропотно, но поеду.
        - И задерешь ноги на приборную панель?
        - Как скажешь,  - прошептала я ему в губы.
        - И раздвинешь бедра, когда я захочу приласкать тебя?
        - Раздвину…
        - И стянешь трусики до колен и поднимешь платье?
        - Нет.  - Я отстранилась и скорчила рожицу.  - Этого не смогу.
        - Почему?  - опешил он, уже почти загнавший меня в транс своим мурлыкающим тоном.
        - Потому что на мне нет трусиков!
        Я расхохоталась, а он схватил меня в охапку и буквально затолкал на переднее сиденье машины. Пышная юбка в одном месте помялась, в другом задралась, и я получила шанс почувствовать себя очень растрепанным букетом в хрустящей обертке. Но кое-как нащупала ремень и застегнулась и, пока Макс обходил машину и садился, даже нашла, как пристроить юбку, чтобы видеть окружающий мир.
        Машина заурчала, Макс взялся за руль и повернулся ко мне:
        - Ноги!
        Я демонстративно вытянула одну ногу, потом другую и… сложила их Максу на колени. Острые шпильки моих босоножек при этом нещадно царапали водительскую дверцу, но он как-то не обратил внимание. Слишком был занят разглядыванием разрекламированных мной лодыжек.
        Каким-то невероятно сексуальным жестом он обнял ладонью мою щиколотку и повел руку вверх, скользя по гладкой коже. За его рукой словно следовал лесной пожар, мгновенно зажигая все мои нервы. Я завороженно смотрела за ее продвижением, не замечая, что склоняюсь все сильнее и сильнее, и останавливает меня только ремень безопасности.
        Мы сошлись где-то на середине, когда он перевалил за колено и натянутые мышцы на внутренней стороне бедра уже начали подрагивать в предвкушении.
        Я поймала его губы и наконец сделала то, что собиралась с самого начала,  - прикусила их. Нет, сок не брызнул, но в ответ Макс притянул меня к себе, жестко обняв ладонью шею и начал целовать, хаотично и жадно, будто разом сойдя с ума. Его напор заставил меня потерять голову настолько, что я уже тянулась к замку ремня, забыв о том, что мы стоим у главных ворот, откуда все разъезжаются.
        - Нет, я слишком тебя хочу, чтобы трахаться в машине!  - Он остановился, тяжело дыша. У него даже зрачки пульсировали в такт дыханию.  - Я хочу тебя вертеть во всех позах и делать это несколько часов как минимум. Так что пристегнись обратно, и, так и быть, можешь сложить свои ноги на место.
        - А трусики надо надеть?  - невинно спросила я.  - Прямо тут, ты посмотришь?
        Он зарычал, прикусил мою нижнюю губу и оттолкнул, схватившись за руль.
        Кокосовое масло
        Я едва ли заметила, где Макс живет. Огненно-красная «бэха» пролетела по ночным улицам, пылая от наших эмоций, с визгом затормозила у дома, и Макс потащил меня в свою квартиру на первом этаже так быстро, будто мы только что воровали яблоки у соседей и теперь мчались домой под лай собак.
        Но как только за нами захлопнулась входная дверь, вдруг стало тихо. Пока Макс возился с дверью, я проскочила в комнату и замерла, разглядывая специфический интерьер.
        Мебели там почти не было. Только картонные коробки, составленные одна на другую, из которых свисала одежда. И вместо стола тоже были они.
        На окне - плотные светонепроницаемые шторы. Свет проникал только из прихожей.
        А вот на низкую кровать с высоким матрасом хозяин явно не поскупился. Она застелена черным бельем, а рядом, на коробке, изображающей тумбочку…
        Мои глаза округляются.
        Там стоят толстые темно-красные свечи, валяются вперемешку презервативы разных марок, тюбики лубриканта, маска на глаза - я очень хочу верить, что она для сна, но зачем тогда плотные шторы?  - темные пузырьки и еще… игрушки? Я не успеваю опознать ничего из того, что там лежит, потому что Макс проходит в комнату и смахивает большую часть в открытую коробку по соседству.
        И тут же делает вид, что ничего не было. Чиркает спичками, зажигает эти свечи, поворачивается ко мне:
        - Тебе помочь с платьем?  - В его темных глазах пляшут огненные язычки.
        - Что?
        - Ты же хочешь в душ? Помочь с платьем?
        Он прав, я не смогу выпутаться из него самостоятельно.
        Но…
        Я поворачиваюсь спиной, он гладит мою шею, и на кончиках его пальцев - огонь. Он расстегивает крючки, стоя позади меня, и я чувствую, как его дыхание становится все тяжелее и быстрее.
        Я и сама дышу глубже и чаще. Хорошо, что платье расходится, выпуская мою грудь на волю, иначе я бы точно упала в обморок, как девица восемнадцатого века в тугом корсете.
        Голова и так кружится от запаха свечей и близости Макса.
        - Душ,  - указывает он,  - там.
        - А ты не будешь подсматривать?  - почему-то спрашиваю я.
        - Пока не заслужила,  - ухмыляется он.
        Я скидываю свою шуршащую упаковку прямо на пол ванной, залезаю под горячую воду, и меня неуклонно начинает тянуть в сон.
        Слишком много событий, внимания, работы, празднования, танцев, поцелуев, шампанского… даже зажигательный мужчина, ждущий за дверью, не может меня взбодрить.
        Я заворачиваюсь в пушистое белое полотенце, пахнущее весной, и выхожу к нему. Макс еще одет - и это странно. Он щелкает меня по носу и говорит:
        - Я быстро.
        Может быть, он и вправду быстро, но я только на минуточку ложусь на кровать, и мои глаза закрываются…
        …закрываются…
        …
        …
        В толще сна не понять, что происходит.
        Мне просто становится очень тепло и хорошо.
        …растворяюсь в качающихся волнах горячего моря…
        Такое оно плотное и теплое, как было только Мертвое море в Израиле, куда мы ездили с родителями в честь моего поступления.
        Последнее лето перед тем, как все разрушилось… Помню, как постепенно, с утра, все сильнее нагревалась плотная маслянистая вода: сначала была просто теплой, потом почти не чувствовалась разницы между кожей и соленым морем, а потом все вокруг превращалось в горячее соленое масло и нигде не было спасения, только бесконечное тепло и плотные волны, лижущие кожу, пока она не становится гладкой-гладкой.
        Хочу остаться в этом лете, в этом добром ласкающем тепле, не возвращаться, не погружаться во взрослый мир, с которым я не справилась…
        Но волны, сначала оглаживавшие меня со всех сторон, разминавшие кожу на ногах и руках, качающие нежно и уверенно, сильно и ласково, все чаще начинают касаться груди. Это неловко, потому что от их прикосновений твердеют соски, и их наверняка видно через купальник всем окружающим.
        Прикрываю грудь ладонями, но волны раскачиваются все сильнее, отталкивают мои руки. И под водой чувствуется движение: меня касаются огромные рыбины, скользящие под тугой пленкой, натянутой на поверхности воды. Откуда они тут? Мертвое море - неспроста мертвое…
        Одна из рыбин тычется мне между ног, прямо в глубину, хочет забраться внутрь меня.
        Выплываю из сморившего меня сна медленно - в полумрак и тусклый свет свечей. Огоньки спрятались за полупрозрачными темно-красными стенками и светят оттуда неярко и утомленно. Меня гладят сильные руки, твердые пальцы с мозолями на них слегка царапают - и это придает реальность происходящему.
        Я давно лежу голая на развернутом полотенце и рядом со мной… Макс.
        Я вспомнила.
        Незнакомец с правильными вопросами.
        Он тоже обнажен, он склоняется надо мной, размазывая по коже горячее кокосовое масло, разминает плечи, обводит по спирали груди, и меня то и дело касается его напряженный покачивающийся член.
        А мне-то снилось, что это рыбки!
        Макс делает мне массаж, масло стекает по коже и пахнет знойно и томно.
        Тропиками, невыносимой густой жарой. Кокосами, океаном, солнцем и ванилью.
        Его запах забивает все рецепторы, и я будто плаваю в этом масле в слишком теплой воде, ничего не вижу и не чувствую, кроме красноватых отсветов и умелых сильных рук. Они как будто не знают, что человеческое тело делится на запретные и дозволенные места. Путешествуют, где им вздумается, ни на мгновение не давая мне привыкнуть к происходящему. Только их шершавость не дает мне окончательно соскользнуть в бездумную негу.
        Пальцы разминают спину, но не слишком сильно. Переходят ниже - и оглаживают талию, ниже - и попу, еще ниже - и бедра…
        Они не делают ничего особенного и касаются интимных мест так же умело, как и к рукам или спине, не выделяя их какими-то особенными движениями. Все решает только моя реакция.
        Когда руки касаются внутренней стороны бедра, я вздрагиваю, и дрожь пробегает по всему телу.
        Они раздвигают ягодицы - масло льется в ложбинку между ними, щекочет, стекая вниз - это ведь не сам Макс так бесстыдно меня трогает, это просто масло?
        Тогда почему я дрожу?
        И руки продолжают путешествие по моему телу: колени, лодыжки, ступни - немного щекотно.
        Макс переворачивает меня быстро и ловко, как блинчик на сковородке, и начинает движение обратно. Щиколотки-голени-колени… Он еще только гладит кожу бедра, а я уже заранее напрягаюсь и думаю, что будет, когда дело дойдет до лобка? Как далеко он продвинет свои пальцы, не захочет ли помассировать меня со всех сторон?..
        Но пальцы быстро проскакивают спорное место, вызывая легкий вздох разочарования, перебираются на живот. Я втягиваю его: слишком чувствительное место. Но они и тут не задерживаются.
        Мы почему-то притворяемся, что здесь ничего не происходит, просто массаж.
        Не заказанный.
        И массажист, и клиентка голые.
        Но просто массаж.
        Макс отстраненно мнет мою грудь, будто бы глядя в сторону, только подрагивающий член выдает его чувства: он вздергивается с каждым грубоватым движением.
        Вот только тут на секунду Макс выходит из роли и зажимает соски между пальцами - указательным и средним, оттягивает их. Всасывает воздух сквозь стиснутые зубы, а его член практически прижимается к животу.
        Сделай так еще, ну сделай!
        Мне нравится видеть, что тебе это нравится почти так же, как мне.
        Но он снова бесстрастен и продолжает гладить меня длинными уверенными движениями, от плеч и дальше, обводя пальцами грудь, неизменно защипывая соски - и они уже ждут этой ласки, требуют ее.
        Его руки скользкие от масла, теплые и очень-очень умелые. Он каждую секунду знает, что делает. Смущает только этот самый покачивающийся над головой член, но я слишком расслаблена, чтобы что-то с этим делать.
        Горячий туман кружит голову, слизывает все мысли, растворяет сомнения.
        Даже когда Макс укладывает меня к себе на колени и его член начинает настырно тереться о мою щеку, я не напрягаюсь. Его хозяин совершенно ничего с этим не делает, не обращает внимания, только нежно и сильно проводит пальцами по моим ребрам - а я так растеклась, что даже не чувствую щекотки, только очень-очень нежные касания.
        Одна рука доходит до низа моего живота, Макс наклоняется, чтобы чуть развести мои бедра, и совершенно естественно влажная блестящая головка члена тычется мне в губы.
        Я просто приоткрываю их и хочу попробовать, какой он на вкус, этот коварный мужчина. И ровно в этот момент его пальцы раздвигают мои складочки между ног и проскальзывают одним слитным движением по всей длине промежности.
        - Ааааахххх…  - вот все, что я могу выдохнуть и выразить в этот момент.
        Среди горячего воздуха, горячих касаний, горячего дыхания, движение это сверху вниз и дальше - еще горячее, словно масло кипит под его пальцами. Кожа горит, и все остальное тоже горит. И то, как его пальцы ложатся сверху и чуть-чуть массируют накрывающую клитор кожу, поддразнивая, распаляя,  - мне мало. Мне хочется еще. Я поднимаю бедра навстречу, но пальцы всегда ускользают и делают только то, что сами хотят.
        Подушечки царапают нежную плоть, и я вся сжимаюсь внутри. Всхлипываю:
        - Макс…  - я снова готова его умолять, но у меня нет на это сил, нет слов, они растаяли в горячем полумраке. Но он понимает. Он ведь понимает? Потому что он чуть грубовато, как с грудью, начинает теребить мой клитор - быстро, слишком быстро и остро загоняя меня в предоргазменное состояние, а потом резко вставляет скользкие пальцы внутрь меня.
        - Ааааааааа!..  - осипшим полушепотом, длинным выдохом.  - Ммммм…  - жарким томлением, расплавленными связками.
        И пальцы убегают. Но о мои губы начинает тереться член. В том же ритме, что движется рука, накрывающая целиком низ моего живота. И вот теперь до меня доходит.
        Я обхватываю головку губами, обнимаю ее рукой, и в благодарность за это получаю долгий выдох Макса где-то надо мной и еще немного нарастающей невыносимости между ног.
        Он то засовывает в меня два пальца и быстро-быстро двигает ими, потирая местечко внутри лона, где рождается захватывающее дух ощущение, то вынимает их и трет клитор, беспорядочно и хаотично, но мне в тему этот хаос, я сама сумбурно и жадно облизываю его член, смыкаю губы…
        Он оставляет всего один палец, и тот на клиторе, и движения становятся нежными и четкими, ведущими к той самой цели.
        К тому, что я начинаю хныкать и резко дышать.
        Выпускаю изо рта член, мне не до него, я хочу сосредоточиться на своих ощущениях, догнать свой оргазм, поймать за хвост, но мне не хватает какой-то мелочи, и он убегает, убегает, и, кажется, сейчас убежит совсем. Я тянусь рукой куда-то вверх, где есть мое божество, что управляет этой сладкой пыткой, и это моя беззвучная просьба, кажется, добирается до него.
        Он снова вставляет в меня пальцы, резко и быстро, двигает ими жестче и настойчивей, чем раньше, и я даже не успеваю поймать за хвост ускользающее удовольствие, потому что оно накатывает с другой стороны, неожиданно и бурно, будто внутри меня прорывается пузырь с горячим маслом. Оно заливает меня, заливает запахами тропиков, горячим солнцем, закутывает в шелковую и бархатную красноватую тьму и лишь спустя много-много мгновений, бесконечных, как вселенная, выталкивает на берег и откатывается назад.
        - Боже…  - мне кажется, я это говорю, но на самом деле я могу только стонать, так долго, так глубоко, так медленно я растворилась в этих волнах. Мне так блаженно и невесомо, что я забываю обо всем. Я потягиваюсь: распрямление каждой мышцы - отдельное удовольствие…
        Сонный разомлевший покой уносит меня с собой, покачивая на теплых волнах.
        И уже сквозь неумолимый сон я слышу, как Макс вздыхает, гладит меня кончиками пальцев по груди, я что-то бормочу, он хмыкает:
        - Опять объегорила…
        Возится где-то там и устраивается позади меня, обняв меня загорелыми руками и уперевшись каменным стояком в поясницу.
        Я проснулась от того, что меня кто-то задел. Открыла глаза - была совершеннейшая темнота. Я потерла руками лицо, повернулась и только тогда увидела Макса. Он сидел на краю кровати и застегивал рубашку, подсвечивая себе экраном телефона.
        - Включи свет, что ты как этот…
        Макс щелкнул выключателем, и на ближайшей коробке тихонько засветился шар в виде Луны. Едва-едва, как ночник, но его не надо было постоянно теребить, как телефон, чтобы не выключался.
        - Спи, еще рано,  - сказал Макс, впрыгивая в брюки и таким лихим движением застегивая ремень, что между ног у меня заныли отголоски ночных удовольствий.
        Он нагнулся и поцеловал меня в лоб. Я закуталась в простыню - хотя что он там не видел? Макс усмехнулся краем губ, выудил из очередной коробки блестящие часы и застегнул на запястье. Я сделала стойку: у меня фетиш на часы! Но посмотреть мне не дали - он взъерошил свои волосы, быстро глянув на свое отражение в темном экране смартфона, накинул пиджак, скрыв предмет моего вожделения.
        Снова сел на край кровати, надевая носки и ботинки.
        - Я скоро вернусь. У меня дел часа на два, на три максимум. Можешь пока поспать. Но чтобы никуда не уходила, поняла? Ты моя сексуальная рабыня, и ух, что я с тобой сделаю за два подряд облома!
        Я даже не успела представить себе это ух, как он нагнулся, сгребая меня прямо в простыне, через нее больно сжал грудь, ворвался языком в рот и жадно поцеловал, словно клеймо поставил. Будто я теперь и впрямь его сексуальная рабыня.
        Откинул на подушки, сорвал простыню и таким же жадным взглядом окинул мое тело.
        А потом резко втянул воздух носом и вышел.
        Через пару секунд хлопнула входная дверь.
        Вот так взял и бросил незнакомую девушку у себя дома. Смелый парень.
        Я потянулась, разводя колени и сладко вспоминая то, что было вчера. Моя кожа все еще пахла впитавшимся за ночь кокосовым маслом и на ощупь была невероятно шелковой. Вот как можно бросить такую девушку голую в собственной постели? Я сама себя хотела.
        Мои пальцы пробежались по памятным местам - где вчера были его. Дотронулись до спящего пока клитора - тело прострелили сладкие отголоски наслаждения.
        А потом подскочила, кое-как втиснулась в желтое платье, сикось-накось застегнув крючки на спине, впрыгнула в босоножки, не застегивая, и подхватила клатч. Телефон впервые в своей жизни выдержал больше суток без зарядки - вот что значит девушке есть чем заняться, кроме твиттера. Ближайшая машина Убера была в двух минутах, как раз хватило, чтобы выскочить из чужой квартиры, захлопнув за собой дверь и даже не посмотреть на адрес.
        Дома встала под очень горячий душ и почувствовала, как тело, заморенное работой, забытыми обедами, отсутствием свежего воздуха и физической активности, просто ожило и потребовало немедленно потратить куда-нибудь энергию.
        Потратишь, куда ты денешься. У нас сегодня заказ на двести шоколадных капкейков.
        Работать!
        Шоколадные капкейки
        Капкейки - это просто. Я даже не знаю, что еще проще. Чизкейк? Шоколадный бисквит? Можно заниматься ими и одновременно думать о чем-нибудь еще.
        Да, после месяца кулинарных извращений, изысканных десертов, сложных вкусов и упрощенных их версий для гостей, после всех моих снобских комментариев и рассуждений о тонкости вкусов, я буду делать двести очень шоколадных, очень-очень шоколадных, крайне шоколадных мягких рассыпчатых капкейков со сливочным сладким кремом. Потому что это день рождения сына моей первой клиентки.
        Когда-то она первая увидела во мне будущую кулинарную звезду свадеб миллионеров. Разглядела в корявых тортах, сфотографированных ночью на утюг и размещенных в Инстаграме.
        Я тогда умела невероятно мало: дрожащими руками делала тяжелые влажные бисквиты, прослаивала их базовым кремом и выравнивала тем же кремом до идеальной гладкости. Украшала розами из масла, и только вежливость не давала людям сказать, на что эти розы похожи.
        До мастики я не скатывалась даже тогда. Потому что никак не могла взять в толк, зачем нужен слой, который никто не будет есть? А весит он столько же, сколько весь остальной торт. Коллеги-кондитеры по-доброму мне объясняли, что цена торта выставляется по весу, а мастика состоит по большей части из сахарной пудры, она дешевая и тяжелая. Единственная проблема - надо уметь лепить все эти машинки, грибочки, птичек и прочих смешариков и миньонов.
        Ух как мы ругались, только шорох стоял! Ну да, у меня руки кривые и растут не из плеч. Мой максимум - розочки из крема. Но я чисто эстетически не понимала, почему тогда просто не накрыть торт крышкой с пластиковыми игрушками на ней. Смысл один и тот же.
        А потом ко мне в личку пришла эта клиентка и сказала, что сама думала, что с ней что-то не так, раз она не понимает прелести несъедобных тортов. И предложила мне ее удивить.
        Я задумалась, загуглилась и не спала три дня.
        А потом решила, что мне все равно нечего терять.
        И сделала морковный торт. Знатоков им, конечно, не удивить: ну да, тертая морковь в бисквите, миндальная мука и своеобразный вкус. Увы фитоняшкам - торт совсем не по ЗОЖ, несмотря на морковку.
        Но вот тягучая сливочная карамель вместо банального крема, курд из красных апельсинов, кисловатый, с крошечной ноткой горечи йогуртовый крем, которым я все-таки выровняла верх и бока,  - и уже из чистого хулиганства прилепила декоративную морковку из марципана!  - столкновение с разнообразием вкусов, а не разнообразием ароматизаторов ее и правда удивило.
        Она не только написала обо мне в своем блоге и сделала потрясающие фотографии, на которых мой неуклюжий торт выглядел как звезда фудпорно, но и сама взялась вести мой Инстаграм, пока я не раскручусь.
        Взамен я обещала ей всегда свободное время для любых заказов. Даже для таких, какие мне теперь поперек сердца.
        Мне было физически больно сыпать в чашу миксера сто - сто, сто!  - грамм сахара на одно несчастное яйцо.
        Пока они взбивались в пышную пену, я растопила сливочное масло в микроволновке.
        Как оно пахло! Не понимаю, почему никто не делает духи с запахом сливочного масла? Есть же карамель и пирожные и даже запах кожаного седла, а вот этот теплый запах уюта, достатка, теплой мамы, обещания вечности - его нет.
        К сожалению, дальше его надо смешивать с кефиром, запах которого я не люблю так же сильно, как люблю масло. Можно сказать, это противоположные запахи.
        Меня в детстве пытались отдавать в детский сад, и после бабушкиного дома в деревне, где этого кефира не было никогда, его запах был для меня символом одиночества и ненужности. «Проходи, Настенька, в группу, на завтрак у нас печенье и кефир». Фуууу.
        Странно, но гороховый суп я при этом люблю, хотя все остальное время в саду пахло именно им.
        Ладно, переходим к сухим ингредиентам.
        Магия и секреты кулинарии иногда прячутся в очень простых вещах.
        Точная дозировка.
        Точная температура.
        Очень качественные продукты.
        Нельзя «утилизировать» невкусное и испортившееся в выпечку.
        Из прокисших сливок получится прокисший крем, а если пропитать невкусным ликером бисквит, получится невкусный бисквит.
        Но этому я научилась еще у бабушки: после деревни есть творог и сыр из магазина было невозможно. Я чувствовала любой посторонний запах и могла точно назвать день, когда на производство заходила какая-нибудь комиссия, пахнущая одеколонами.
        Для того чтобы понять, как важна температура, мне хватило двух неудачных попыток сделать «Птичье молоко».
        А для точных дозировок я даже купила ювелирные весы на Алиэкспресс.
        Забавно было, когда я забрала их с почты и пошла погулять в парке. Там меня остановил наряд полиции и попросил открыть сумку и показать документы.
        Увидев весы, они крайне возбудились: требовали показать всю галерею фотографий, обшарили в сумке даже те кармашки, про которые я забыла и вывернули карманы в моих джинсах. Я честно говорила, что кондитер и буду взвешивать только дрожжи и пекарский порошок.
        «Ага, конечно». Они оглядывали сверху донизу. Тогда во мне было вообще тридцать семь килограмм. И большая часть - в мешках под глазами. Видимо, такая фигура кондитерам была не положена. А вот наркоманкам - да!
        С тех пор я всегда хихикаю, когда отмеряю на этих весах пять грамм разрыхлителя или пятнадцать грамм какао. Мой секрет в том, что я делаю совершенно наркоманские десерты. Но каждый ингредиент в них абсолютно законен!
        Теперь мука - и перемешать. Очень быстро, очень легко, не усердствуя.
        Никаким не миксером, не дай боже. Нельзя, чтобы тесто уплотнилось. Оно отлично будет держать форму в бумажных формочках. А в руках должно распадаться на хлопья. Нежные и невыносимо шоколадные.
        Дети, впрочем, все равно будут ими швыряться, но я иначе уже не могу.
        Я быстро отсадила тесто из кондитерского мешочка в формочки, засунула в духовку и пошла на подоконник курить. Новую порцию теста сделаю, когда испечется эта. От долгого стояния оно уплотняется, это идет на пользу только пряникам.
        У меня в запасе целая стопка коробок с круглыми прорезями для кексиков, много-много кефира и масла, целый длинный день и чуть-чуть печальных мыслей. Идеальное состояние, чтобы в шесть-восемь приемов доделать заказ и отдать клиентке.
        Только мысли останутся со мной.
        Я пытаюсь убедить себя, что печалюсь из-за запаха кефира. С моим обонянием я имею право на любые взаимоотношения с запахами, даже впадать в хандру на целый день после встречи с нелюбимыми. Сейчас немного погрущу, пока печется первая партия, а потом курить будет уже нельзя, иначе капкейки заберут себе запах табачного дыма.
        Но на самом деле мне очень грустно, потому что я… скучаю по Максу. Для гордой и независимой я слишком быстро привязываюсь. Прямо как девочка из детдома, которая готова хвататься за всякого: будешь моей мамой?
        Никто не будет моей мамой, я точно знаю.
        Но надо было с ним нормально переспать.
        Это во мне недотрах говорит.
        И то, что я реву,  - это тоже он.
        Но я снова завидую Сонечке, которая сегодня утром проснулась женой самого любимого своего мужчины, и теперь перед ней весь огромный теплый мир. А у меня полчаса, пока пекутся капкейки, и весь день сегодня в запахе шоколада и сливок.
        Это тоже запах дома. Дома моего отчима. Куда меня приняли и начали воспитывать так, будто я его дочь. Но было уже поздно. Я была уже ничья дочь.
        Сейчас я будто ворую у него этот запах. Присваиваю его себе.
        Почти пять лет прошло, а шоколад для меня все еще угнетение, бунт и свобода одновременно.
        Я открыла окно и выбросила окурок прямо на улицу.
        Засигналила машина, я вздернула голову, недоверчиво, но уже все понимая, потому что так нагло сигналить мог только один… одна… невыносимо яркая в солнечном свете алая «бэха».
        Я выскочила из дома так быстро, что показалось - выпрыгнула из окна.
        Макс поймал меня в объятья, словно и правда вынул из воздуха, и закружил, одновременно целуя.
        Мы почему-то оба улыбались как ненормальные. Как будто не виделись тысячу лет, встретились после долгой разлуки, чтобы никогда не расставаться.
        Очень тяжело целоваться и смеяться в одно и то же время.
        Глядя на нас, улыбались все прохожие.
        Первый день лета! Это все он виноват.
        - Ты плохо прячешься, сахарная фея,  - упрекнул Макс в перерыве между двумя такими разными поцелуями - невесомым в веки и глубоким, с языком, засунутым в горло.  - Мне совсем не пришлось тебя искать. Я рассчитывал, что ты загадаешь мне загадку хотя бы того уровня, что и я тебе.
        - Я ее легко разгадала.
        - Ты читила. А я пошел самым простым путем, позвонил твоей Соне и сразу получил адрес.
        - Сразу?
        - Ну ладно, не сразу, пришлось сначала подключить ее мужа, чтобы он за меня поручился. Но два шага - это несерьезно.
        Я терлась об него как кошка, и как кошка в течке, хотела этого самца прямо сейчас! Он приподнял меня и прижал к себе сильнее, чтобы я почувствовала, что он тоже очень даже готов. Немедленно.
        - Будешь наказана за то, что сбежала…  - хрипло прошептал Макс, пытаясь мурлыкать, но его голос срывался, а кожа буквально полыхала.
        - Пойдем ко мне…  - тоже прошептала я.
        А то соседи уже семечки принесли и стулья поудобнее к окнам подставили.
        - Наконец-то потрахаемся?  - хмыкнул он.  - Или опять продинамишь?
        - Наконец-то я выну из духовки сгоревшие капкейки!  - Я потащила его за собой. В подъезде уже чувствовался запах горелого.
        Конечно, то, что я вытащила из духовки, уже было совершенно не похоже на мягкие, рассыпающиеся кексы. В принципе, если срезать горелые части, то пошло бы на посыпку к какому-нибудь другому торту, но я решительно высыпала в мусор жертв нашей с Максом внезапной встречи.
        - Оу. Оу. Оу.  - Он с любопытством осматривал тот первобытный хаос, в который обращалась кухня, когда я готовила. Черт знает почему я, идеальная аккуратистка в других областях, когда готовила, становилась воплощением бардака.
        - Так я допущен в главную лабораторию, где создаются твои колдовские зелья.
        Я снова повторила все действия: яйца-сахар-миксер-кефир-разрыхлитель-какао-мука, перемешать-отсадить-духовка - только в пять раз быстрее и не задумываясь о запахах кефира, шоколада и горохового супа.
        - Да! И у меня заказ на двести волшебных кексиков, которые превращают детей в гремлинов!
        - Я однажды в Амстердаме съел кексик и до-о-олго был гремлином. Ты уверена, что это законно?
        - Я уверена, что у тебя есть двадцать пять минут, пока они пекутся.
        Что тут можно успеть?
        - Опять ты мне не даешь оттрахать тебя от души. Условия, загадки, препятствия, долбаный квест!
        - Ты первый начал.  - Я судорожно расстегивала ремень на его джинсах, он так же стремительно поддел мой топик и стянул его через голову.
        Не удержался и приник к соскам с таким стоном, словно много часов мечтал только об этом. Я вздрогнула и выгнулась, опираясь руками на плиту позади меня.
        Он обвел языком сначала один сосок, потом другой, сомкнул губы, теребя самый кончик языком. Мне показалось что кто-то провел прямую магистраль из нервов толщиной с канат от сосков прямо к клитору. Потому что эти тревожащие ласки моментально отдавались между ног сладким трепетанием, похожим на касания крыльев бабочки.
        Я нащупала молнию на его джинсах, потянула ее вниз, уже упираясь пальчиками в напряженную пружинящую плоть под ней. Провела рукой через ткань трусов.
        Макс резко вздохнул и выпрямился, накрывая мой рот своим.
        Его руки огладили мои бедра, перешли на талию, пальцы поддели тонкую ткань домашних обтягивающих шортиков и потянули ее вниз.
        Я свела бедра:
        - Что, прямо тут?  - Я смотрела в его бесстыжие темные глаза.
        - Нам же нужно следить за твоими печеньками…  - он развернул меня спиной к себе и освобожденный член начал тереться об меня сзади, а Макс все наглее вжимался в меня. Мне приходилось сильнее упираться в плиту руками и оттопыривать задницу, чтобы не коснуться горячей дверцы духовки.
        Стремительно прошуршал презерватив: похоже, у сударя было много тренировок!
        - Держись крепче, сахарная фея… Если я сейчас тебя не трахну, и нам в очередной раз помешают твои выкрутасы, я просто взорвусь!
        Он приспустил мои обтягивающие пижамные шортики, под которые и не предполагалось надевать белья. Можно подумать, я его ждала.
        Если бы я его ждала, я бы вообще не стала одеваться, и соседи получили бы полное удовольствие у своих окон!
        Приподнялась на цыпочки, выгнула спину, нетерпеливо вертя задницей, и он вдвинул в меня член с протяжным:
        - Бляяяяяаааааа…
        Я закусила губы, чтобы тоже не заорать от наполнившего меня ощущения его плоти, его живой и мощной силы, с которой он начал двигаться, с размаху ударяясь в мои бедра. Резко и быстро, наполняя собой, утоляя первую жажду, самое острое иссушающее чувство нужды, родившееся в темной кладовке под шепот о сексе с незнакомцем.
        Может быть, у него родилось и раньше. Я же не знаю, почему он пошел за мной.
        Но больше суток лихорадка только распалялась, не затухая от оргазмов от его языка и пальцев, напротив - это было как тушить бензином костер.
        А сейчас - да, спасибо, что выплеснули в него стакан воды…
        Макс прижимал меня к себе. Одна его рука мяла мою грудь, то и дело пропуская между двумя пальцами соски, другая лежала на лобке, вдавливая меня в его пах так плотно, что резкие движения будто протыкали меня насквозь.
        - Если я сейчас кончу, это будет самое бездарное бесконечное время ожидания в мире,  - вдруг прохрипел он, выходя из меня.
        - Чтоааааа?  - Я даже оглянулась, чтобы убедиться, что ощущения меня не обманывают.
        Макс прижал меня спиной к себе, медленно и долго выдыхая. Уткнулся мне в шею, накрыл губами и прошелся там языком по кругу, а потом засосал кусочек кожи, оставляя фиолетовую метку.
        - Эй, ты что?  - Я попыталась вывернуть голову, чтобы ее увидеть.  - Ты совсем, что ли? Мне засосы со школы никто не ставил.
        - Это будет твое наказание…  - его грудь ходила ходуном, член по-прежнему стоял, но он пережидал паузу.  - У тебя есть кто-нибудь, кому нельзя их показывать?
        - Нет…
        - Тогда готовься…
        Он захватил меня с собой, отходя к застеленной кровати. В студии что удобно - все близко. Где спишь, там и работаешь… И трахаешься тоже.
        Он выпустил меня на три секунды - ровно, чтобы стянуть с себя джинсы и футболку с рубашкой, а потом устроился полусидя на моей разобранной кровати, прислонившись к стене. Меня он бесцеремонно подтащил поближе, заодно окончательно стаскивая шортики.
        - Иди сюда…  - он притянул меня, но остановил, не дав прислониться.  - Стой.
        Его ладони с растопыренными пальцами накрыли мою грудь, грубо стиснули, и Макс снова втянул воздух сквозь сжатые зубы.
        Я поставила колени по обе стороны от его бедер над боевито торчащим членом, ничуть не утратившим свой задор.
        - Насаживайся.
        Я расставила ноги шире и начала опускаться, глядя прямо в его глаза с расширившимися зрачками, занявшими почти всю радужку. Когда головка члена коснулась входа в меня, он притянул меня к себе, заставляя лечь ему на грудь.
        Дотронулся до шеи языком и повел влажную горячую дорожку, одновременно контролируя скорость, с которой я впускала его в себя. Когда он вошел до конца и уперся внутри, вызвав у меня короткий тяжелый стон, Макс сжал зубы, оставляя на коже полукруглую отметину.
        - Ты еще и укусы будешь оставлять?
        Я поерзала, привыкая к ощущению заполненности внутри, и оперлась ладонями на его грудь. Он лежал подо мной такой вальяжный, красивый как бог, с растрепанными выгоревшими волосами - я и не помнила, когда последний раз была в постели с таким красавчиком.
        - Я бы тебе и маячок вживил, и ошейник надел с коротким поводком, чтобы не сбежала.
        - Разве тебе не понравилось меня ловить?
        Он прошелся взглядом по моему телу так нагло, что захотелось прикрыться.
        Несмотря на то что девичья честь была уже полностью повержена. Я приподнялась и вновь опустилась на него, все так же опираясь на ладони. Мое тело, разогретое им же вчера ночью, требовало отнюдь не работы, оно хотело вот этого - кожа к коже, искры между нами, магнитное притяжение столь сильное, что разлепить нас практические невозможно.
        - Посмотрим, стоит ли приз усилий,  - ухмыльнулся он провокационно.
        - Что?  - Я отшатнулась, попытавшись слезть с него, но Макс положил горячие ладони мне на бедра, резко вернув обратно, вогнав себя вновь до конца.
        - Нет, родео выглядит иначе. Я забыл. Это я должен вырываться…  - он поддал бедрами вверх.  - Но я не хочу.
        Все внутри меня просило двигаться, чувствовать горячую упругую плоть, скользить по ней, и я не могла противостоять этому. Разве я не хотела еще полчаса назад именно такого - бездумного жаркого траха с красивым молодым самцом?
        Хорошо, с конкретным красивым молодым самцом, со слишком длинным языком.
        Я уперлась ладонями в его твердый живот, откинула голову и просто отдалась ритму: вперед-назад, в глубину, наружу почти до конца, обратно. Загорелые руки на моей коже скользят сначала осмысленно - он ловит грудь ладонями, сложенными лодочкой, накрывает ее, тянется к плечам, оглаживает целиком. Но потом, по мере того, как я ускоряю темп и закусываю губу, чувствуя, как внутри вновь разгорается пламя, движения рук становятся хаотичными. Касание, мимолетное сжатие, пальцы на животе, ловят мои пальцы, ладонь гладит меня по щеке… И дыхание Макса тоже ускоряется, я чувствую, что внутри меня становится все мокрее, но и теснее.
        А потом он резко кладет руки мне на бедра и фиксирует, запрещая двигаться.
        - Стой…  - его дыхание срывается, на лице уже нет нагловатой улыбки, губы приоткрыты и я наклоняюсь, чтобы облизнуть с них его сочный вкус.  - Погоди, давай притормозим.
        Я выпрямляюсь и жду, пока он справится со своим возбуждением. Но Макс не просто ждет - он облизывает большой палец и обводит по кругу мой напряженный сосок, прищурившись наблюдает за моим лицом.
        Сжимает его двумя пальцами - сначала легонько, а потом все сильнее, пока я не вскрикиваю, и тогда он приподнимается и ловит его губами, даря такую нежную ласку, что на магистрали «соски-клитор» загораются новогодние огоньки, и я нетерпеливо начинаю елозить, пытаясь потереться о Макса так, чтобы зажечь там еще и новогоднюю елку.
        Он проводит языком вниз по груди, накрывает ее ртом - она едва ли дотягивает до первого размера, и у него это почти получается,  - но потом соскальзывает и оставляет жадные засосы-укусы на животе, на груди, на руках и даже на ребрах сбоку. Присасывается к чувствительной коже так, что мне почти больно.
        - Макс!  - вскрикиваю я с упреком, но он поднимает мутные от страсти глаза и оправдывается:
        - Ох, какая ты охуенная… мне прям больно держаться. Как наждаком по нервам.
        - Так не держись,  - предлагаю я, приподнимаясь и сжимая его внутри, выбивая из него сдавленный стон.
        И, конечно, в этот момент должен запищать таймер плиты!
        Я подхватываю свою оверсайзовую футболку для сна, накидываю и несусь доставать формы из духовки. Внизу живота у меня все сжимается, ноги подрагивают, соски стоят так, что вот-вот продырявят ткань, но я супергерой Ася Девушка-Кондитер, и мои волшебные шоколадные капкейки завтра будут радовать целую толпу визгливых десятилеток и спасать нервы их родителей. Я не могу отступить, даже если у меня охренительный секс с охренительным мужчиной.
        Вытряхнуть эту порцию и замешать новую: яйца-сахар-кефир-масло-миксер-мука-разрыхлитель-какао - только в еще более скоростном темпе. Этот рецепт запомнится мне надолго. Я ставлю какие-то немыслимые рекорды и запомню капкейки как самую эротичную выпечку на свете.
        В тот момент, когда я мешаю лопаткой тесто, стараясь делать это медленно, но все равно как-нибудь побыстрее, с кровати подает голос Макс:
        - А теперь оттопырь попку.
        Наверное, не стоило стоять на коленях на табуретке, нависая над столом и стальной чашей миксера. Или стоило?
        Я оглядываюсь.
        Он лежит, закинув руку за голову, а другой поглаживает все еще стоящий член.
        И, разумеется, пялится на то, как я тут изгибаюсь над тестом.
        Но теперь оно меня интересует гораздо меньше. У него красивый член, ровный, аккуратный, с соразмерной розовой головкой, чуть загнутый вверх - и больше всего мне хочется вернуться обратно и продолжить начатое. Хотя нет, сначала я хочу его облизать!
        - Ты там не отвлекайся,  - замечает Макс, но видно, что ему нравится то, как я его разглядываю.
        Вздыхаю и - кондитерский мешок, отсадить в формочки, не забывая выгнуться так, чтобы футболка поползла вверх, открывая бедра до упора, засунуть в духовку, установить таймер и скинуть футболку, запрыгивая обратно в постель. Сразу попадаю в горячие руки Макса, к его горячим губам, целующим меня абсолютно везде, проходясь от мочки уха до ключицы, от сосков до пупка, и от внутренней стороны бедра глубже, глубоко в темные глубины. Его язык проникает невероятно далеко - все-таки болтовня, видимо, тренирует правильные навыки,  - но мне хочется большего!
        Он поворачивает меня спиной и усаживает на себя так легко и быстро, что я успеваю только вскрикнуть, когда он проскальзывает внутрь. Теперь он может вволю любоваться моей задницей, а мне остается только вид на неумолимый таймер: 23… 22… 21…
        Макс проводит пальцами по позвонкам, целует в спину и поддает бедрами вверх, чтобы я не отлынивала и двигалась. А он будет управлять хваткой железных пальцев у меня на бедрах. Я наконец-то наращиваю темп, распаляюсь все сильнее… и снова торможу, когда он врубает стоп-кран.
        Долгий стон разочарования. Оглядываюсь через плечо:
        - Тебе не вредно столько не кончать?
        - Ничего. Я хочу попробовать тебя абсолютно всю. Сегодня я до вечера уже никуда не тороплюсь.
        На четвертой порции капкейков он доводит меня до оргазма пальцами, пока я сижу на нем.
        На шестой я наконец получаю в свое распоряжение его идеальный член, и пока Макс изучает меня пальцами, аккуратно раскрывая нижние губы как цветок пронзительно нежными и бережными движениями, я облизываю его со всех сторон, скольжу губами по шелковой коже, под которой невероятно твердая сталь, дразню языком уздечку и почти впускаю его в свое горло - одновременно с его движением пальцев внутри меня.
        Я чуть было не довожу его до оргазма, чуть не прерываю наш безумный марафон, но в этот момент звенит чертов таймер, и Макс спихивает меня с кровати:
        - Иди работай, гадкая девчонка! Могла все испортить!
        Между седьмой и восьмой я, увы, отвлекаюсь надолго и готовлю крем, а потом начинаю наворачивать шапочки на готовые капкейки и ставить их в коробочки. Макс наблюдает за каждым моим движением, и я невольно делаю их чуть более эротичными, чем надо. Меня можно было бы снимать в порно: «Развратная кондитерша думает совсем не о креме, когда облизывает свои пальцы».
        После того как я вытаскиваю восьмую партию, на нее остается только навертеть крем - укладываюсь в пять минут и с решительным видом направляюсь к кровати.
        Макс ловит меня, переворачивает на живот и буквально втрахивает в кровать, наваливаясь всем телом. Я визжу, утыкаясь лицом в подушку, он рычит и кончает, вцепившись зубами в мою холку, как большой кот.
        Потом отваливается в сторону и долго глубоко дышит, закрыв глаза. А я лежу на его загорелом, гладком, как нагретый солнцем камень, плече и мечтательно жмурюсь. Удовлетворенная на полгода вперед и полгода назад. Счастливая до неприличия, затраханная до непотребства, довольная до непристойности.
        Но, конечно, в раю тоже был змей. И наверняка комары.
        Надеюсь, что только комары, а заказчиков дьявол оставил для ада.
        Я смотрю на часы и пинаю Макса в бок:
        - Одевайся.
        - Мммм?  - он приоткрывает один глаз и тут же переводит его на мою грудь.
        Этот мужчина неисправим!
        - Сейчас приедет заказчица за капкейками. Надо выглядеть прилично,  - вздыхаю я, впервые жалея, что у меня студия. Так бы закрыла свое загорелое сокровище в комнате и рассчиталась самостоятельно.
        - Аааа…
        Он поднимается только попытки с третьей, наверное. Сшибая косяки, добирается до ванной. Возвращается уже бодрым, быстро одевается, подходит ко мне, уже тоже одетой в джинсы и топик, целует в лобик и говорит:
        - Ну я поехал. Дела.
        И уходит! Уходит и захлопывает за собой дверь!
        Да ну нафиг!
        Имбирный сироп
        По какой-то загадочной причине те, кто собирал меня на специальном заводе для Асечек, забыли прикрутить анализатор, который отличал «возбуждает» и «бесит». По крайней мере, по отношению к одному наглому и красивому.
        Я готова его убить! Растерзать собственными руками! Искусать до крови и приковать цепями к кровати, чтобы делать это каждый день!
        Но сказать: «Да пошел ты!» - никогда!
        Слишком мало страдал.
        Я ему еще устрою веселенькую жизнь.
        Потом.
        И подумаю я об этом после того, как замажу тоналкой все засосы за те пятнадцать минут, что остались до приезда заказчицы! Но вот куда девать томную улыбку и мягкие жесты, неизбежно выдающие любую женщину, у которой был волшебный секс - вот только что? Запах шоколада скрывает запах секса, но расслабленность и довольное выражение лица не скрыть, пожалуй, ничем.
        И только закрыв дверь за последним шоколадным кексиком и оставшись одна в осиротевшей без них квартире, я вдруг поняла, что Макс мне ничего не обещал. Не оставлял телефон, не говорил: «Увидимся!» - и, может быть, вообще не планировал продолжение.
        Серьезно?
        Меня вот так поимели и бросили? Или это следующий этап игры, и теперь моя очередь его разыскивать?
        Облезет.
        Подумаешь - Макс!
        По степени раздражения никакой Макс не сравнится с тем, что у меня тут полная раковина грязной посуды, заляпанный пол и вымазанный шоколадом стол. Да у меня сто таких Максов будет - вот только уберусь и влезу в свои белые мини-шорты. На их счету уже четыре аварии, случившихся за моей спиной. Пришла пора нарисовать еще одну звездочку на фюзеляже!
        Я домыла посуду, распахнула окна, чтобы выветрился наконец запах шоколада и секса, решительно направилась к шкафу и выгребла оттуда все короткое и обтягивающее. В пару к шортам надо что-то такое, чтобы еще и пешеходы сталкивались.
        Постояла, подумала…
        Достала очередную безразмерную спальную футболку и свернулась калачиком под одеялом, зажав ладони между коленей. Лежала и вспоминала, как он трогал меня, сжимал сильными пальцами, оставляя синяки, как я выгибалась и стонала, как он восхищенно любовался моим лицом во время оргазма.
        За окном уже давно стемнело, даже июньские дни ненадолго уходят спать. Окна были все еще распахнуты, но ночи сейчас волшебно теплые, и я просто наслаждалась запахом лип, пробирающимся украдкой в комнату. Интересно, можно ли сделать торт с липой? Не с чаем или медом, а именно этим июньским сладким и чуть тревожным запахом, очень легким и теплым? Если настоять цветы в сливках на холоде - получится сохранить его хрупкость?
        Я выбралась из постели, собираясь спуститься и нарвать липового цвета, чтобы немедленно начать эксперименты, и тут с облегчением рассмеялась.
        Все. Отпустило.
        Если я думаю о десертах - все хорошо.
        Сливки у меня есть, за ночь настоятся, с утра только схожу за агар-агаром - и попробую сначала моно-мусс, без дополнительных вкусов, только чтобы почувствовать, насколько удалось передать этот запах.
        Надо только надеть что-нибудь к футболке, даже в два часа ночи ходить в одних трусах плохая идея.
        Заверещавший дверной звонок заставил сердце пуститься вскачь. Мы никого не ждем!
        Я распахнула дверь и уставилась на ухмыляющегося Макса с бордовым галстуком в руках:
        - Как насчет того, чтобы один очень плохой парень связал тебя и оттрахал так, как ему хочется?
        Вопросы, вопросы…
        Он сделал шаг, переступая порог, подхватил меня, одной рукой стащил футболку и трусы, заткнул ими мой рот, прежде чем я вообще успела сообразить, что происходит, а потом связал галстуком руки за спиной и перекинул через плечо.
        Я попыталась брыкаться, но получила увесистый шлепок по попе:
        - В твоих интересах, милая фея, не задерживать меня по пути к машине. Мало ли кто у вас ночью любит собачек выгуливать. А камеры в телефоне сейчас у всех.
        Вот мудак! Я попыталась выплюнуть кляп, но он был забит на редкость удачно: избавиться невозможно, но и не мешает. Удачно - или профессионально?
        Если я когда-то мечтала о настоящем мужчине, который дубиной по голове и в пещеру - то вот я его получила! Мне не нравится!
        …Или нравится?..
        Теплая ночь окутала меня запахом цветущих лип, тревожащим даже дома, а на ночной улице он и вовсе сорвал крышу. Когда мир вокруг пахнет так сладко и ярко, как не может быть в нашей реальности, когда ночной ветер требовательным шепотом зовет на приключения, сопротивляться тому, кто несет тебя к приключениям собственными руками - как-то грех.
        Красная «бэха» стояла как раз под деревьями. Макс открыл дверь и сгрузил меня на заднее сиденье. Перед тем как захлопнуть ее, он нежно провел ладонью по моей щеке:
        - Если бы твой рот не был занят, я бы не удержался, но пока потерплю.
        Я подтянула колени к груди: оу, мысль о том, что он мог сейчас трахнуть меня связанную, промчалась сладкой дрожью по всему телу. Но он сел за руль и рванул по ночным улицам. Тут, на заднем, я ничего толком не видела, только мелькали яркие фонари и ложились на голую кожу отсветы разноцветных витрин, да остро и ярко пахло имбирем и кофе. Гляди-ка, не врал, сироп он тут и вправду когда-то пролил.
        Вел он мягко, мне грех было жаловаться. Но Сонечке я завтра позвоню и велю вставить мужу звездюлей за такую рекомендацию! Нормально поручился, меня тут среди ночи похищают голую из собственного дома!
        Машина остановилась где-то среди деревьев, несколько раз тяжело перевалившись через взрыхленную землю. Мотор заглох, и я услышала только шум листьев и робкие посвисты птиц в преддверие рассвета, когда на горизонте еще темно, но уже есть предчувствие солнца.
        Так же бесцеремонно Макс вытащил меня наружу - вокруг не было ничего, кроме леса… и землистого обрыва, с которого открывался ошеломляющий вид на Москву. Я узнала место - Воробьевы горы.
        Легким движением он запрыгнул на еще теплый капот машины и так же без усилий подхватил меня и усадил на себя сверху, прижав спиной. Вынул кляп изо рта и мурлыкнул на ухо:
        - Будем встречать рассвет… Тебе понравится.
        Меньше всего меня в этот момент заботило какое-то там встающее на горизонте солнце.
        - Какой, к черту, рассвет, Макс? У нас что - выпускной?  - изумилась я.  - Если ты не заметил, я тут немножко голая!
        - Где ты встречала рассвет в свой выпускной?  - Руки его легко и нежно пробежались по моему телу, развели мои колени - и он ловко зафиксировал их в таком положении своими ногами.  - Я, например, встречал здесь.
        - Целовался с первой красавицей класса?  - Я попыталась свести ноги обратно, но он провел подушечками пальцев по внутренней стороне бедра почти не касаясь кожи, и эта мягкая ласка заставила меня напрячься всем телом.
        - Нет, с первой красавицей целовался… и не только целовался мой друг Влад.
        В его голосе было что-то… Эх, Макс, мне показалось, или ты был влюблен в нее?
        Я бы расспросила его подробнее, но в этот момент пальцы добрались до совершенно непристойно открытой в этой позе вульвы, и я застонала от первых мягких касаний, откинув голову ему на плечо.
        - Какая ты уже мокрая…  - голос у него моментально изменился.  - Я в тебе не ошибся.
        - Может быть, ты меня развяжешь?  - предложила я.
        - Если я тебя развяжу, ты все испортишь, и я не смогу поиграть с тобой, как следует,  - мурлыкнул он мне на ухо.  - А если не замолчишь, вставлю обратно твои трусики.
        Я поразмыслила над его угрозой и - замолчала… Его пальцы в награду погладили меня между ног, не касаясь клитора, только обходя его по сторонам.
        - Открой глаза, пропустишь рассвет,  - прошуршал шепот мне прямо в ухо.  - А я пока буду тебя гладить. Сначала мягко, чтобы дать привыкнуть ко мне. Чувствуешь, как твое тело отзывается? Подергиваются мышцы, учащается дыхание?
        Мне не хотелось открывать глаза - хотелось прислушиваться к своим ощущениям. Как он касается складочек, осторожно их разводя, как надавливает на клитор через капюшон, сначала легко, а потом чуть сильнее.
        - И тогда я начинаю действовать чуть пожестче.  - Он сдувает пряди волос с моего лица и прикасается губами к мочке уха, в то время как его пальцы делают «пожестче».  - И сдвигаюсь немного в сторону…
        Я все-таки распахиваю глаза и вижу, как на бледнеющем небе над панорамой города начинают разгораться розовые полосы.
        - Если сейчас давить только на одну точку, быстро и резко, то ты разгоняется, но кончить не можешь…  - и он, черт возьми, действительно так делает! Чтобы кончить мне нужна маленькая пауза, чуть легче, чуть мягче… Но он не дает мне эту паузу. Когда этот несносный мужчина успел меня так изучить?
        - Теперь отстать от клитора и найти точку G - и ты выгибаешься вот так…
        И я выгибаюсь так, что ему приходится одной рукой прижать меня к себе, чтобы я не скатилась в траву.
        - Нравится?  - издевается шепот.  - Вот в этот момент тебя надо трахать сразу и жестко, обязательно попробуем. А пока…
        Пальцы возвращаются к началу и снова разгоняют меня - мышцы начинают подрагивать, но я понимаю, что он не планирует закончить игру так легко.
        - Смотри на небо,  - командует голос мне в ухо.  - Я хочу вставить в тебя два пальца и посмотреть, как тебе это понравится.
        Послушно смотрю на то, как на самом краю абриса города появляется золотое сияние, и все небо постепенно становится светлее и светлее.
        - А если при этом облизать твой сосок?  - шепчет Макс.  - Они у тебя одинаково чувствительные?
        По техническим причинам ему приходится заткнуться и развернуть меня поудобнее для проверки, но зато я могу сравнить и признать, что левый намного ярче простреливает искрами по нервам, когда его сжимают губами, потом зубами, а потом всасывают.
        - О, да ты мурлычешь,  - возвращает Макс мне свой голос и пальцы, нагло исследующие меня между ног.  - А знаешь, тут есть такое местечко между твоей вагиной и… ага, оно.
        Я протестующе вздыхаю - и не знаю, как он отличает этот вздох от вздоха удовольствия, но пальцы возвращаются на безопасную территорию и привычными движениями быстро нагоняют потерянное возбуждение. Но как только я подаюсь им навстречу, они опять отправляются на исследования.
        - Какая же ты мокрая… И я помню, какая ты вкусная, абрикосовая зефирка. Надо как-нибудь еще разок повторить тот фокус с вылизыванием тебя.
        Я таю от его обещаний, уж слишком хорошо я помню, как оно было в прошлый раз. Его язык, вторя этим воспоминаниям, забирается мне в ухо и путешествует по изгибам ушной раковины, а пальцы…
        - Как насчет попки?..  - жарко шепчет Макс мне на ухо.  - Пробовала? Что ты вертишься? Нет? Оууу…
        Пальцы обводят сжимающееся колечко по кругу, слегка надавливают.
        - Ну что ж… Обязательно узнаем, что тебе там по вкусу. Не сейчас, не дергайся. Сейчас я хочу, чтобы ты смотрела на рассвет.
        Боже, рассвет?.. Точно.
        Над краем домов уже показалась часть солнечного диска, пока еще не такого яркого, каким он будет буквально через час, еще можно на него смотреть, а круги в глазах - это от другого…
        - А я пока медленно… поглажу тебя вот здесь. И потру немножко тут. Да, я заметил, что это тебе больше всего нравится. Особенно, если сжать при этом твой сосок.
        Меня подбрасывает вверх и от слов, и от действий, и Максу стоит некоторых усилий вновь зафиксировать меня на месте.
        - Ох, блин, как у меня от тебя стоит…
        Я чувствую. Все еще связанные за спиной руки - мягко, но не вырвешься - касаются его напряженной плоти под джинсами.
        Он соскальзывает с капота вместе со мной, дергает за узел на руках - и я вновь свободна. Но ненадолго - он укладывает меня животом на все еще теплый капот, раздвигает коленом бедра и вонзается с размаху в уже давно разгоряченное лоно. Трахает быстро и без затей, но мне больше и не надо, после всех исследований этого утра мне хватает десятка движений внутри, чтобы почувствовать, как искрящаяся волна рождается внизу живота, выстреливает горячими судорогами и расходится сладкой рябью по всему телу. Максу приходится вдавить меня в капот, чтобы продолжать вбиваться в мое тело в прежнем ритме. Но и его хватает ненадолго - он замирает, и я чувствую, как внутри меня дергается его член.
        И где-то в этот момент - а может быть, на минуту раньше или позже - солнце наконец выбирается из-за горизонта целиком.
        Да, пожалуй, это получше моего выпускного!
        Может, дело в оргазме, но именно так выглядит рай: многоголосый щебет птиц, яркое золотое солнце на розовом небосводе, заливающее теплом и светом свежую, не запыленную еще нежно-зеленую листву, умиротворяющее тепло объятий мужчины со смеющимися глазами, растрепанными волосами и самыми сладкими на свете губами.
        Макс прижимает меня к себе, потом критически оглядывает и замечает:
        - Знаешь, ты слишком легкомысленно одета для четырех утра.
        - Знаешь, а ты потрясающе наглый,  - замечаю я.
        - Знаю,  - скалится он, но вздыхает, стаскивает с себя футболку и набрасывает на меня, с видимым сожалением размыкая объятия.  - Трусами делиться не буду, не умоляй.
        Футболка еще теплая и пахнет как он: имбирем, кардамоном и сексом. И доходит мне почти до колен, так что я чувствую себя вполне пристойно прикрытой. Те шортики, в которых я собиралась по клубам и то меньше закрывали бы.
        Зато обнаженный торс Макса в лучах рассвета - о, что это за зрелище! Золотистый свет обливал его гладкую загорелую кожу, подчеркивал все выступающие мышцы на груди и животе, все идеальные перекатывающиеся мускулы на руках, которыми он опирался на крышу машины.
        - Что там варится в твоей хорошенькой блондинистой головке?  - поинтересовался Макс.  - Ты так на меня смотришь, как будто готова съесть.
        - Ты как будто облит карамелью. Знаешь, идеальной карамелью, не пережженной, хорошо перемешанной, золотистой и ровной. Где ты так загорел? К тому же - весь. Не помню у тебя незагорелых мест.
        - О…  - Макс рассмеялся.  - У меня была очень жаркая зима. Карибы, яхты, танцы, ром, ну ты понимаешь…
        Я понимаю. Пока мы тут месили черно-белый снег под ногами, заворачивались в пледы и включали обогреватели, один невозможный и наглый баловень судьбы жарился на солнце.
        - А мозоли откуда? И шрамы?
        - Ты когда-нибудь ходила на яхте?  - Он мотнул головой, отбрасывая свои выгоревшие пряди с лица и прищурился, глядя на залитую утренним солнцем Москву так, будто вместо нее видел бирюзовую водную гладь Карибского моря.  - Режешь ладони о просоленные канаты, когда парус рвет ветром, лечишь их морской водой, набрасываешь мокрую тяжелую петлю на кнехт, сдираешь мозоли и пачкаешь кровью белые от солнца и соли веревки… Лучшее обезболивающее - ром, лучшее снотворное - шоколадная красотка под боком, а хорошо бы две.
        Лицо у него при этом было… мечтательное. Так и хотелось ехидно поинтересоваться, что ж он бросил такую роскошную жизнь и вернулся к нашим березкам.
        - На кулаках шрамы тоже от канатов?  - вместо этого фыркнула я.
        - А, ну… Сама понимаешь, танцы, паруса, ром и красотки - еще не все удовольствия для мужчины,  - почти не смутился Макс.  - Если не разогнать кровь хорошей дракой, какая же это жизнь?
        Что-то это выглядело слишком глянцево… И чем-то меня тревожило. Но он и сам выглядел глянцево - такой красавчик с искорками в глазах и идеальным прессом, бог секса и искатель приключений. Но вот же он - живой и настоящий. Поэтому я спросила совсем не то, что хотелось:
        - Так ты хорошо танцуешь?
        - Поймала…  - рассмеялся Макс.  - Да, я видел, как ты зажигала с тем мужиком на танцполе, и поверь мне…  - он понизил голос.  - Со мной тебе было бы намного веселее.
        - Это обещание?  - Я не удержалась и провела кончиками пальцев по его груди и животу, а потом еще и лизнула на всякий случай, проверить: вдруг он и правда облит карамелью.
        Макс привлек меня к себе, и его рука тут же оказалась под футболкой. Он смотрел на меня сверху вниз, одновременно нежно и горячо, а то, что он при этом тискал мою задницу, несколько сбивало пафос момента.
        - Конечно, это обещание, сахарная фея. Я хочу провести это лето с тобой. Хочу целовать тебя, облизывать твои соски со вкусом вишни, хочу танцевать с тобой так, чтобы танец становился сексом, хочу кататься с тобой по ночным улицам, хочу трахать тебя во всех позах и со всех сторон, пить ледяные коктейли из одного стакана, хочу оставлять на тебе засосы и укусы, пробовать твои десерты, смотреть, как ты ходишь передо мной голая, таскаться на вечеринки, в конце концов полить тебя шоколадом и облизать с ног до головы!
        Он помолчал, нахмурился и добавил:
        - Я упомянул про трахать?
        - Вауууу! Да это просто признание в любви!  - Пришлось лизнуть его гладкую карамельную грудь и прикусить сосок, чтобы не зазнавался.  - Шикарное предложение, пожалуй, приму его.
        Макс наклонился ко мне, чтобы поцеловать, но я придумала лучше: обняла его за шею, подпрыгнула и обхватила ногами за пояс. Он выпрямился, целуя меня, обводя острым языком мои губы, сплетая его с моим и обещая этим поцелуем все то, что только что наговорил в словах. Но поцелуем почему-то выходило намного убедительнее!
        - Есть только одна мелочь,  - успел он выдохнуть, оторвавшись от моих губ буквально на секунду, за мгновение перед тем, как атаковала его я. И только еще через пару минут еще более огненных поцелуев продолжил: - Это будет только одно лето.
        - Мммм?  - Я решила пока не терять времени даром и тщательно исследовать его на вкус в других местах. Шея и плечи тоже оказались карамельными, а на груди к вкусу добавлялся тот самый кардамон. Интересно, где у него имбирь, и где перец?
        - Дело в том, что я осенью… кхм… вот тут полегче!  - Он вздрогнул, когда я прикусила внутреннюю сторону его руки.  - Если хочешь меня как следует поесть, я могу предоставить другую часть тела для этого.
        - Ты осенью что?..  - напомнила я, снова пуская в ход язык.
        - Я осенью женюсь.
        Я чуть не скатилась с него, отпустив шею, но он подхватил меня и теперь практически держал на руках.
        Кхм.
        Ничоси.
        - Ты совершенно охерительная сексуальная фея, Ась, но, понимаешь, у богатых своих причуды. Деньги к деньгам, наследование огромных корпораций, воспитание и обучение будущей элиты, понимаешь? Родители со своими друзьями хотят быть вот этой вот новой аристократией, и сохранить все свои активы в семье. Поэтому я должен жениться на дочери маминой подруги.
        Так меня еще не посылали. Ладно, будем честны, меня вообще нечасто посылали. Я попыталась спрыгнуть на землю, но Макс жестко прижал меня к себе.
        - А как твоя невеста отнесется к жаркому лету с ледяными коктейлями и сексом во все дырки, что ты мне тут наобещал?  - полюбопытствовала я.
        - Понятия не имею. Я ее только на фотках в соцсетях видел, мы пока не знакомы. Я попробую быть хорошим мужем, но мое последнее холостое лето имею право провести с той, с кем хочу. С тобой.
        Я все-таки выбралась из его рук на твердую землю.
        Вот так, Асенька. Хватит витать в облаках.
        Но все равно была поймана обратно в объятья.
        Макс внимательно посмотрел на меня, провел пальцами по щеке, нежно и как-то тревожно.
        Заглянул пытливо в глаза:
        - Ты ведь не расстраиваешься? А? Ты же не из тех, кто откажется от кусочка торта, даже если хочет съесть весь?
        - Я не ем торты.
        - Ты же кондитер!
        - И что? Я ненавижу сладкое. В моих десертах почти нет сахара.
        - Значит ты не сахарная фея?
        - Совершенно нет. Скорее я сливочная. Или желатиновая. Может быть, ледяная? Смотря по какому признаку выбираем фею. Обычно у меня на кухне холодно, и большинство моих десертов несколько раз промораживаются. Так что я голосую за холодную фею.
        - Эй…  - Он снова нежно и аккуратно поцеловал меня, разом превратившись из лихого и экстремального романтика в очень нежного и внимательного любовника. Трепетного даже.  - Не расстраивайся так, пожалуйста. Хочешь - дай мне пощечину за то, что не сказал раньше. Но я не думал, что ты окажешься такой волшебной и заводной. Будь со мной, ледяная фея.
        - Ой, ну хватит!  - фыркнула я.  - Ты такой смешной. С чего ты вообще взял, что я собиралась быть с тобой больше пары раз?
        Я рассмеялась, глядя на его лицо. Мальчики такие мальчики! Им доставляет удовольствие быть шерстяными волчарами, одиночками и плейбоями без обязательств только до тех пор, пока девушка верно ждет их у окошка, тоскует, льет слезы и придумывает имена будущим детям.
        Как только выясняется, что ей тоже нафиг не надо, чтобы кто-нибудь занимал половину кровати, ванну по утрам, сжирал все сырки в холодильнике и метил территорию разбросанными носками, как одинокие волки внезапно перекидываются в домашних песиков. И начинают ныть: а почему ты мне не варишь борщи, а почему ты не хочешь за меня замуж, а давай родим ребеночка, а давай будем вечно вместе…
        Особенно их выбешивает, когда они звонят через год после одноразового секса, а ты тут такая - не просто не ждала все это время возвращения Одиссея, навязывая свои шарфики всем окружающим, но и вообще не помнишь, кто это такой.
        «Витя? Какой Витя? Из какого клуба? У вас на какое число заказ? Ну, пирожных. Волшебный секс?.. У нас?! О господи, Витя, ты бы еще напомнил, что мы в детском саду на соседних горшках сидели».
        - Ну что ж… Я вообще ни разу не сомневался, что ты не такая как другие девушки.
        Я поморщилась:
        - Ой, слушай, мне двадцать пять лет, давай ты не будешь вот эту лапшу вешать, а? Прыгать на задних лапках за сахарок «ты лучше других» я разучилась еще в школе.
        - Да…  - помолчав, сказал Макс.  - Вот теперь я понял, насколько попал.
        - Еще не понял!  - пообещала я.  - Но я в тебя верю, к концу лета справишься.
        - Ты еще более охренительная, чем я думал. Выглядишь как фея, трахаешься как демоница и умна как…
        Он замолчал и нахмурился.
        - Что, не хватает образования подобрать метафору?  - съехидничала я.
        - Я вообще бросил институт. Развивал другие навыки,  - буркнул Макс.
        - Заметно… Даже жаль, что такой энтузиазм не был вложен в обучение на врача. Глядишь, нашел бы лекарство от рака, если бы занимался исследованиями с той же страстью, что сексом.
        - Тогда бы мы с тобой не встретились…
        - Слушай, ну ты с первого раза не понял?
        - Комплименты не говорить. Записал,  - послушно кивнул он.  - Цветов тоже не дарить?
        - Лучше стейки.
        - Боже, да ты идеальна!
        - И комплименты тоже лучше стейками!
        Так начался второй день лета. Совсем не похожий на первый. Если оно все будет таким противоречивым, к осени я рискую сойти с ума.
        Макс отвез меня домой и таки оставил последнее слово за собой:
        - Ты согласилась на стейки. Значит, все же не на пару раз!
        Ох, этот дьявол прав.
        Черешня с виски
        Июнь - это не только сладкие липы.
        Это тяжелая налитая черешня, гладкие сочные абрикосы, нагретая солнцем земляника. То самое время, когда у моих любимых фруктов и ягод сезон. Можно купить черешню и зимой - за бешеные деньги, но можно. Это будет очень крепкая, мясистая черешня совершенно без того наркотического вкуса, который заставляет людей пожирать ее ведрами, умирая, но не сдаваясь! Земляника растет и в октябре, но вкус у нее совсем другой. Июньское солнце наполняет ее ощущением бесконечности лета и юности: все впереди и не существует ошибок, которые нельзя было бы исправить.
        Нектарины… Это вообще моя любовь - тонкая кожица проминается под языком, вот-вот брызнет соком, натянется под острыми зубами и - пщщщщ! Ты вся угваздалась, но абсолютно счастливая пожираешь кисло-сладкую сочную мякоть.
        В принципе, кондитеру достаточно профессиональных замороженных пюре для изготовления десертов. Будет и земляника, и белый персик, юдзу, красный апельсин и даже каштан. Грамотно замороженные, вываренные ровно настолько, насколько нужно, без красителей и сахара - бери и делай, что там тебе хочется. Хоть желе, хоть мусс, хоть конфи, компоте, кремю… Можешь даже порезать в него настоящих ягод, если тебе жизнь без них не мила. Но вот чуда - не случится.
        Чудо случается, когда я покупаю в начале июня черешню на рынке, выбирая еще не самую черную, а глянцево-темную с рубиновыми просверками. Отборную, упругую - не жадничая, не торгуясь и не разыскивая подешевле. Не время экономить.
        Руками разламываю каждую ягоду и вытаскиваю косточки.
        Режу тонким керамическим ножом на маленькие кусочки.
        Наливаю в сотейник черешневый сок, кладу туда эти кусочки, сыплю совсем чуть-чуть сахара и добавляю ложку ирландского виски.
        Ставлю на огонь и жду, пока закипит.
        Снимаю с огня, добавляю желатин, размешиваю и разливаю по формам для инсертов.
        Вроде бы все просто, но теперь, когда я захочу сделать десерт для кого-нибудь очень яркого и живого, терпкого и взрывного, я уложу замороженный инсерт в форму побольше и залью шоколадным муссом. Или ванильным. Или кофейным.
        Или - если этот кто-то умеет чувствовать самые изящные вкусы и запахи - я сделаю мусс с бобами тонка.
        И тогда черешня с виски вырвется на свободу, раскроется, развернет прямо у него перед глазами этот июньский рынок, неутомительную еще жару начала лета, теплую ночь, сияние глаз, смех и разговоры за выпивкой.
        Сотворит чудо.
        Земляника? То же самое, но нежнее. Не кипятить, иначе это будет уже варенье.
        Ягоды лучше добавлять в уже чуть-чуть остывший сок с желатином, чтобы оставить в них эту нежную солнечную кислинку, оттенок бесшабашности и бессмертия.
        Нектарины? Съедаю моментально, и попробуйте меня остановить!
        Когда-то, когда больше ничего не помогало, я случайно спасла себе нервы и психику десертами.
        Сначала я просто хотела съесть что-нибудь сладкое, чтобы разогнать нудную тяжелую тоску, вынимавшую из меня душу. Но когда я попробовала то, что продается в магазинах, избалованная домашними эклерами и эстерхази, сначала я даже решила, что мне случайно продали муляж с витрины. Из пластилина или еще чего-то несъедобного, посыпанного сахаром. Но реальность оказалась жестока - вот такие на вкус магазинные сладости с пальмовым маслом и растительными сливками.
        Пришлось купить муку, желтое деревенское масло, сливки, жирность которых никто не знал, огромные яйца с прилипшим пухом и ароматный коричневый сахар. И взяться самой.
        Пока я взбивала сливки и варила ганаш для буше, я вдруг почувствовала, что безумные белки мыслей, непрерывно бегавшие по кругу в моей голове до этого момента, замерли, подскочили поближе к миске, расселись на ветках и стали принюхиваться.
        Следующим я решила приготовить «Птичье молоко» - помнила, что это сложно. Я тщательно следовала всем указаниям в рецепте, и у меня получилось с первого раза!
        А вот со второго - нет.
        Но я уже знала, чем успокоить моих белок.
        Мне кажется, я начала продавать свои десерты не только потому, что это дало мне шанс зарабатывать как-то веселее, чем раздачей листовок или бесплатных образцов пельменей. Просто все эти горы сладостей нужно было куда-то девать! Подружки, раздающие листовки вместе со мной, скоро начали просто сбегать при виде очередной коробки с «Наполеоном». Ты, говорили они, ведьма и не толстеешь от сладкого, а нам еще в униформу надо помещаться.
        Я не толстела от сладкого, потому что его не ела.
        Но мне тоже хотелось чего-нибудь необязательного и праздничного.
        И еще белки - они возвращались и внимательно смотрели мне в глаза, когда даже «Птичье молоко» стало получаться стабильно на автомате. Мне требовалась более сложная задача.
        Муссовые торты кажутся невероятно сложными. В самом простом пирожном четыре этапа и четыре разных элемента.
        Начинка - инсерт из фруктового пюре.
        Мусс - чаще всего сливочный.
        Основание - какой-нибудь бисквит.
        Покрытие - глазурь или велюр.
        А ведь можно сделать две начинки. И еще тонкую прослойку из чего-нибудь неожиданного. И украшение сверху. Или шоколадную капсулу с сюрпризом внутри. Или даже два мусса. И две разные зеркальные глазури - или глазурь и велюр…
        Это если не считать, что сначала нужно заморозить инсерт, потом утопить его в муссе и заморозить уже так, а потом уже украшать. То есть, без мощной морозилки все это развлечение - на три дня.
        Мне подходило.
        Новый вызов и новый способ успокоить белок.
        Я старалась не думать о том, что будет после того, как я освою и этот уровень.
        Но муссы подарили мне совершенно новый вид сумасшествия.
        Если раньше я подходила к приготовлению десертов как к задаче: надо правильно выполнить последовательность действий - то муссовые торты открыли мне новое измерение.
        Вкусы и их сочетания.
        Банальные: «Что может быть прекраснее малины со сливками?» - говорила я сначала.
        Господи, да что угодно!
        «Например, малина с базиликом»,  - ошибалась я через год.
        Ничего не надо. Просто малина. Малиновый мусс, малиновое кремю, малиновое компоте и миндальный крамбл. Идеальная малина.
        Я уходила от навязшего в зубах манго-маракуйи к отдельно манго с рукколой и отдельно маракуйе с козьим сыром.
        Я сбегала от банальностей в виде яблочного пирога с корицей и прибегала к карамельному муссу с яблочным конфи и пряными травами.
        Я предлагала людям торт с лавандой и ежевикой и торт с ананасами и пармезаном - странно, но они соглашались. Должно быть, от удивления.
        Так я научилась любить настоящие вкусы, находить их сильные стороны и дополнять слабые другими вкусами. Успокоила своих белок. Нашла самый лучший способ справиться с любым стрессом.
        Просто сделай про него десерт, Ася.
        Черешня с виски.
        Карамель из красных апельсинов.
        Очень темный шоколадный мусс.
        Солоноватое песочное тесто в основе.
        И сладкая розовая глазурь на белом шоколаде.
        Это совершенно все объясняет, не переводя язык вкусов на человеческий язык.
        Я была уже сыта тем, что приготовила пирожное, пробовать его нужды не было.
        Как раз сидела и украшала его поверх глазури тонкими перышками из белого шоколада, когда раздался звонок в дверь.
        Я его ждала.
        Открыла и замерла на пороге, глядя в теплые улыбчивые глаза Макса и гадая: что на этот раз? Какое безумие он приготовил мне сейчас? Что он может мне предложить? Чем удивить?
        Да так, чтобы я согласилась, была довольна, и это перевесило бы все минусы его положения почти женатого мужчины. Зачем мне женатые, если вокруг столько свободных?
        - Впустишь?  - как-то застенчиво спросил он и взъерошил выгоревшие на карибском солнце волосы.
        - А какие у тебя есть аргументы?  - поинтересовалась я.
        - Аргументы у меня примитивные мужские. Два стейка рибай и аргентинский мальбек.
        - А сам ты что - останешься голодным?  - я строго свела брови.
        - Ни за что не поверю, что в такую маленькую Асю поместится целых два огромных стейка.
        Он прошел в комнату, пытаясь меня обнять, но в одной руке у него была упаковка стейков, а в другой бутылка. Но он и телом умел притереться так, языком проникнуть между моих губ так, мурлыкнуть на ухо так… что обычные объятия казались чересчур невинными, и хотелось большего.
        - Ты же помещаешься…  - безбожно польстила я ему.  - А тут какие-то стейки.
        - Ладно, за такие слова готов отдать тебе оба. На твоей плите их можно жарить, или она только для священных капкейков?
        - Если жарить будешь ты, то можно все. Не откажусь, если наваришь борща и навертишь голубцов на месяц вперед, а то мне вечно некогда,  - внесла я предложение.
        - Неужели ты думаешь, я доверю готовить мясо женщине?  - Макс не сдавался. Молодец какой, а.
        - Я еще предлагаю не доверять женщине мыть посуду и плиту после приготовления мяса,  - нанесла я последний удар.
        - Коварная!
        - Приземленная,  - уточнила.  - Кстати, там в раковине еще несколько мисок и лопаточек. Можешь их тоже помыть.
        - Ты меня убиваешь!  - проворчал Макс, но мужественно направился к раковине.
        - Говорят, еще ни один мужчина не был убит женщиной во время мытья посуды.
        Я выложила мясо на бумажные салфетки, открыла вино и с наслаждением наблюдала как Макс, скинув футболку, чтобы не замочить, действительно очень ловко и тщательно моет мои миски и венчики миксера. И даже не пытается изобразить, что совершенно не умеет это делать и сейчас перебьет всю посуду, как делали некоторые мои знакомые.
        Мышцы на его широкой загорелой спине перекатывались под кожей как у ягуара или горного льва. Это было чертовски сексуально - даже лучше, чем если бы он делал упражнения с гантелями. Мускулы, работающие вхолостую, прокачка ради прокачки, никогда не будут выглядеть такими красивыми, как те, что заработаны честным трудом. Мне кажется, любая женщина отличает их интуитивно. А любой тренер - по форме мышц.
        Я подошла и обняла его сзади, прислонившись щекой к этой горячей загорелой спине, пахнущей песком и специями, и сама замурлыкала как кошка. Но сначала, разумеется, я дождалась, пока он вымоет большую часть посуды.
        Макс развернулся, вытирая мокрые руки об джинсы:
        - Что, моя ледяная фея, я заслужил кусочек мяса из твоих рук и глоток вина из твоих уст?
        Он взял ладонями мое лицо и глубоко поцеловал в губы.
        - Эй, а мясо?  - пробормотала я, когда поцелуй и не подумал кончаться, а руки неуклонно поползли вниз.
        - Сначала отжарю тебя, а потом его,  - хмыкнул он.
        - Это звучит скорее странно, чем развратно,  - заметила я.
        - Да наплевать,  - мотнул головой Макс.  - Хочу тебя. Сейчас.
        Я знаю. Я все знаю.
        Как это - влюбляться не в тех, в кого стоит. Когда сжимаешь в ладони телефон, так что он нагревается и начинает обжигать кожу, но все равно не звонит.
        Когда выходишь с утра из чужой квартиры и садишься в такси - и все это с ножом в сердце.
        Когда просыпаешься с ощущением невероятного горя и первые пять минут только глотаешь слезы. Потом вспоминаешь, что никто не умер, просто - он тебя не любит.
        Когда обжигаешься о чужую кожу, когда кажется, что она покрыта кислотой, но все равно продолжаешь обнимать.
        Когда знаешь, что потом обязательно будет больно, но готова заплатить за крошечный кусочек счастья сейчас.
        Так вот - ничего этого с Максом нет.
        Мы заваливаемся в постель, не успевая толком даже стащить с себя одежду. Со вздохом облегчения втыкаемся друг в друга всеми возможными частями тела, на секунду или две замирая так: мой сосок у него во рту, его кожа в моих зубах, мои пальцы в его волосах, его член в моей вагине. И выдыхаем, впечатываясь кожей в кожу, заряжаясь волшебным теплым электричеством. Как два андроида, слишком долго ходившие вдали от розетки, и тут - о! Нашлась! Срочно прижаться к источнику тепла, света и энергии!
        Мне не хочется плакать, проклинать и строить планы, как освободиться. Мне хорошо прямо здесь и сейчас. Хотя логика подсказывает, что Макс типичный мужчина, в которого не стоит влюбляться, мое тело плевать на это хотело. Телу рядом с ним уютно и расслабленно. Оно напитывается мгновенным быстрым сексом, как, бывает, напиваешься, придя с жары, самой обычной водой из-под крана - самой вкусной в мире водой.
        Только после, после, после, когда мы уже напились, насытились, зарядились, выдохнули и отлепились друг от друга, можно неспешно целоваться и придумывать другие развлечения на эту ночь.
        - Хочешь есть?  - тихо спрашивает Макс.
        - Неа,  - выдыхаю я.  - Жарко.
        - А вина?
        - Неа.
        - А чего ты хочешь?
        Его. Я хочу его.
        Отвожу пальцами его мокрые светлые пряди от лица, смотрю в смеющиеся глаза, целую уголок сочных губ, не удержавшись, прикусываю их. Хочу еще. Хочу-хочу-хочу.
        Ничего себе я недотрах нагуляла всего за пару месяцев!
        Но Макса так невероятно приятно трогать, гладкого и горячего, наполненного солнцем, которое он привез с другого конца мира. И наше июньское солнце пытается не ударить в грязь лицом перед коллегой и жарит целый день так, что даже сейчас, вечером, в открытые окна вползает горячая марь, поднимающаяся от раскаленного асфальта.
        - Я снова тебя хочу,  - отзывается на мои мысли Макс.
        Киваю на его едва опавший, но уже вновь встающий член:
        - Ты сначала этот презерватив куда-нибудь день, будь уж добр.
        - Сейчас,  - он вскакивает, подтягивая так и не снятые до конца джинсы. Я смеюсь, раскидывая руки на кровати и глядя в потолок.
        А на столе оплывает от вечернего тепла сладкая глазурь на моем муссе.
        Прямо сейчас я бы сделала другой десерт: мята, юдзу, джин и розовая соль.
        - Макс!  - зову я, когда в ванной перестает шуметь вода.  - Макс, ты мне обещал ночные покатушки по городу! К черту вино и стейки, поехали!
        - А как же…  - Макс выразительно указывает взглядом на свой стоящий уже член.
        - Дай бог, не последняя эрекция в твоей жизни!  - Я ныряю в белый льняной сарафан, подхватываю ключи и тяну его на улицу.  - У тебя же люк открывается?
        Раскаленный город принимает нас в свои объятья.
        Все окна нараспашку, алая «бэха» летит, пронзая горячий и сладкий от запаха лип воздух. Пронзительно-зеленые листья, мягкий от жары асфальт, проминающийся под весом машины, фонари, витрины, деревья в разноцветных огнях.
        В проносящей мимо реке отражаются фонари ресторанов, покачивающихся прямо на воде. На летних верандах кафешек, работающих до поздней ночи, раздаются взрывы смеха. В теплом ветре чувствуется запах сигаретного дыма и сладковатый дымок марихуаны.
        Летней ночью Москва похожа на тропический приморский город. Кажется, вот-вот выйдешь немного за пределы освещенных улиц, переулков и площадей, на которых в одном месте долбит бешеный пульс дабстепа, в другом поют «Пачку сигарет» под гитару, а в третьем бешено орут: «За Резист!», и покажется край воды, темные на фоне синего послезакатного неба мачты рыбацких лодок, и запахнет солью и простором.
        Но сколько ни лети вдоль реки, она так и не выливается в море, лишь мелькают темные здания офисов, взрываются цветами неприметные днем двери и окна модных клубов, и таинственно шелестят листвой запертые чугунными оградами скверы и садики, исправно поставляющие запах теплой травы в безумный коктейль неспящего города.
        Мы мчимся по пустому городу, разгоняясь на прямых как стрела проспектах и шоссе, и никакие светофоры не осмеливаются нам помешать. Там, где они еще не мигают оранжевым, они благосклонно и щедро раздают нам зеленый свет. Притормаживаем только там, где город путает сложными разворотами. Я уже давно наплевала на всякую безопасность, отстегнула ремень и вылезла в люк - пусть развеваются волосы, я хочу кричать, я хочу наслаждаться этой ночью!
        И чувствовать, как чьи-то наглые лапы беззастенчиво лапают меня за коленки и лезут выше под подол сарафана, скользя вверх по бедру до кружева трусиков.
        Я присаживаюсь и с упреком говорю:
        - Вот будешь отвлекаться, попадешь в аварию, знаешь, кто пострадает?
        - Прикинь, если бы ты вела, а я бы вылез без штанов в люк? Ты бы удержалась?
        Глубоко задумываюсь и понимаю, что нет, конечно бы не удержалась. Я и сейчас, когда он за рулем и в штанах, коварно и немножко плотоядно думаю, что неплохо было бы облизать кое-что еще карамельное.
        Наверное, мои сверкающие глаза намекают Максу на то, что стоит, очень стоит притормозить и остановиться здесь, на набережной, где раз в пять минут проезжает кто-нибудь такой же упоротый. А так, с одной стороны река, с другой какой-то парк, и никого нет, и я уже протягиваю лапки, чтобы расстегнуть его джинсы, как он меня останавливает:
        - Сними сарафан.
        - Что?! Зачем?
        - Я хочу трогать тебя за грудь, пока ты будешь отсасывать. И еще знаешь что…  - Он перегибается назад, пока я набираю воздух для того, чтобы поинтереснее его послать с такими фантазиями, а он возвращается обратно со знакомым бордовым галстуком.  - И надень его. Я видел, твои трусики тоже бордовые. Будет охерительный комплект.
        Я закрываю рот, задумываюсь только на мгновение… и выскальзываю из сарафана, взамен накидывая шелковый галстук и затягивая его на шее.
        Пытаюсь рассмотреть себя в зеркале заднего вида - голую блондинку в бордовом галстуке и бордовых кружевных трусах, хотя лучшее зеркало - это расширившиеся зрачки и напряженная ширинка Макса.
        Он дергает кресло назад, закидывает руки за голову, я становлюсь на колени, следя, чтобы галстук лежал аккуратно между грудями, и тянусь к его ремню…
        И в этот момент в открытое окно врывается ослепительный свет фонарика:
        - Сержант Покровский, ваши документы!

* * *
        - Уши лапы и хвост - вот мои документы?!  - ржет Макс так, что с трудом удерживает виляющую машину, рискуя, что нас снова остановит полиция.  - Сиськи, галстук и…
        - Но-но!  - Я закрываю ему рот рукой - он тут же ловит губами мои пальцы и облизывает их.
        - Аська, ты ненормальная! Ты охренительная! Я таких безумных еще никогда не встречал!
        - Тебе никто сейчас не поверит, что ты трезвый и чистый,  - смеюсь я. На мне снова мой сарафан, но галстук выглядывает из-под него, и я вытаскиваю его наружу.
        Полицейский оказался грамотным и законодательно подкованным. Макс, кстати, тоже. Так что дальше случилась битва двух йокодзун.
        Начали они с остановки в неположенном месте, но быстро разобрались, что уже перевалило за полночь, и значит, стоянка разрешена.
        Но потом перешли к Административному кодексу и совместно выяснили, что статью за управление транспортом без одежды уже убрали - к тому же Макс в одежде и в данный момент не управляет. А вот про внешний вид пассажиров там ничего не было сказано.
        Но ко мне можно применить мелкое хулиганство, нарушение общественного порядка и явное неуважение к обществу.
        Минут на десять они схлестнулись, выясняя, является ли машина общественным местом.
        Я соскучилась и решила завязывать с услаждением взора мальчиков, потянувшись к своему сарафану.
        На этом месте доблестный сотрудник полиции расстроился и перешел к Уголовному кодексу. Оказывается, если бы меня в таком виде узрели дети, мне грозила бы статья за развратные действия без применения насилия!
        От пяти лет лишения свободы, если детей будет больше одного.
        Что делать детям здесь в час ночи полицейский не смог ответить, но в итоге выбил-таки из Макса немаленькую сумму и козырнул: «Развлекайтесь!»
        Развлекаться нас больше не тянуло - по крайней мере, там. И кататься настроения больше не осталось.
        Зато, когда мы вернулись ко мне и распахнули все окна, я снова скинула сарафан, разыскала свои классические черные туфли на головокружительном каблуке и устроила Максу… как называется стриптиз, когда все, что остается снять стриптизерше,  - это трусы и галстук, но уж с ними она ни за что не желает расставаться?
        Я почти стягивала с себя полосочку кружева… но возвращала обратно.
        Прогибалась в пояснице, выпрямлялась, втыкала в грудь полулежащему на кровати Максу острый каблук, а он ловил меня, сажал сверху и заставлял тереться промежностью о бугор на джинсах. Кружева дразнились, натирали клитор, распаляли.
        И когда я все-таки не выдержала и дернула молнию на джинсах Макса вниз, мы не успели их даже снять. Он поставил меня на четвереньки, отодвинул трусики в сторону, и я кончила, едва он вошел в меня.
        Все оставшееся время, пока он бешено трахал меня, навалившись сверху и лапая за грудь, галстук раскачивался от его толчков, а я только подвывала от ненормального наслаждения и безумия этой ночи, пузырящегося в крови.
        Мне кажется, бывший хозяин галстука должен быть полностью удовлетворен его приключениями. Жаль, мы оба понятия не имеем, кто он такой. Разве что взять список гостей со свадьбы и всем разослать предложение выкупить у нас подробные мемуары старины Валентино?
        Ледяные коктейли
        Это было самое безумное лето в моей жизни.
        У меня и так было неплохо с воспоминаниями о сумасшедших выходках в юности. Столько, сколько я выпила в свои восемнадцать, я не выпью теперь и за всю оставшуюся жизнь. Я перепробовала все легкие наркотики и перебывала во всех злачных местах города. Перебесилась - и стала, как я думала, скучной и добропорядочной девушкой, которая не пьет, потому что просто больше уже не может.
        Но Макс разбудил во мне какую-то легконогую стрекозу, которая отвечала: «Да!», «Разумеется!» и «Ты еще спрашиваешь?!» - на все его предложения.
        Утром я просыпалась от его звонка и невероятных пошлостей, которыми он сыпал в трубку. Смотрела в свой ежедневник и начинала готовить самые основные заготовки для заказов на будущую неделю. Мне пришлось освоить строгое планирование, чтобы не подвести клиентов.
        Потому что в обед Макс приезжал и тащил меня ловить лето. Мы побывали во всех парках Москвы, на всех летних верандах и во всех новых ресторанах. На диванчиках у воды, на крыше высотки или в глубине тенистых зарослей мы пили ледяные лимонады, коктейли со взбитыми сливками и свежевыжатые соки из всех возможных сочетаний фруктов. Мы перекусывали то самыми простыми сэндвичами, то авторскими блюдами вроде свеклы в меду с черной икрой или тартаром с облепихой. Мы перепробовали все виды мороженого в городе и еще немного - на случайно попавшемся нам фестивале мороженого.
        Вокруг нас кружилось жаркое лето, кидалось брызгами воды из фонтанов, вынуждало целоваться в маленьких белых беседках у пруда, запускать руки под футболки и лапать друг друга под столом, пока официанты записывали наши заказы.
        Мне казалось, что мир вокруг танцует в каком-то ошеломительном горько-сладком ритме латины, мелькает кадрами, до краев, до выступающих упругих боков наполненными солнцем и жарой, ледяными коктейлями и огненными поцелуями.
        Вечером мы приезжали обратно, занимались любовью, если не успевали насытиться в своих подростковых играх за спинами взрослых, и Макс уезжал на работу. А я приступала к основным задачам. Взбивала, пекла, морозила, украшала, варила, вынимала из форм, заливала в формы - и все получалось у меня так быстро и ловко, все рецепты складывались сами собой, а новые идеи рождались из этих летних меню от забегаловок в заброшенных усадьбах до самых дорогих ресторанов в центре города.
        Не бывало так, чтобы не взбились сливки, не случалось, чтобы переварился яичный крем, хотя раньше я регулярно выкидывала в мусор пахнущую ванилью сладкую яичницу, стоило зазеваться буквально на секунду.
        Даже макаронсы, регулярно трескавшиеся у меня раньше, выходили идеальными как на подбор. Я не могла себе позволить тратить время на переделку, и мир подстраивался под меня.
        Потом я падала спать до вечера, подскакивая от звона таймера: переложить инсерты, вынуть заморозившиеся муссы, залить их глазурью и отправить обратно в морозильник.
        Я спала кусками по пятнадцать минут, максимум по часу, потому что ближе к ночи приезжал Макс и начиналось самое сладкое: разговоры и музыка, фильмы, обнявшись, медленный сладкий секс - с экспериментами и извращениями, танцы в каком-нибудь интересном месте: мы ездили с ним на милонги, в рок-клубы или упарывались в каком-нибудь безумном клубе под что-нибудь трансовое и возвращались уже сонные к нему или ко мне, где спали пару часов в обнимку, пока он не подскакивал, чтобы вновь отправиться на работу, а я спать, пока он не позвонит.
        Не уверена, что я спала больше пяти часов в сутки в общей сложности, но лето бурлило в моей крови так неистово, что казалось - в ней постоянно кипит кофе.
        Макс и провокации - это идеальное сочетание, как абрикосы с эстрагоном, как инжир с пармезаном, как… ну пусть ром, кокос и ананасы. В роли ананасов - уже я.
        Потому что без меня ни одна провокация не достигает той степени изысканности и безумия, что получается у нас вместе. Все то же самое у одного Макса остается лишь легким хулиганством. Вдвоем мы сводим с ума всех окружающих.
        В Измайловском парке много потайных тропинок, заброшенных зданий, заросших травой и кустами секретных полянок с беседками середины прошлого века.
        Но их мы минуем, чинно держась за руки и обсуждая влияние Кэмпбелла и Проппа на тексты Оксимирона. А вот как только вокруг начинают появляться люди: краснолицые отцы семейств, беременные с колясками, старушки с хлебными крошками для уток, рыбаки, переползающие с места на место, веселые компании, умудряющиеся упиться в усмерть молочными коктейлями - Макс поворачивается и требует:
        - Отсоси мне.
        Еще полчаса назад - и не вопрос, мы уже как-то раз застревали среди деревьев Коломенского парка, где, на самом краю отвесного спуска в овраг, я вжималась спиной в шершавую кору, а Макс стоял передо мной на коленях, и его ловкий язык выводил затейливые узоры в ритме пения соловья прямо над головой. Я бы без проблем отдала моральный долг. Но здесь? Здесь?!
        А впрочем…
        Я разворачиваюсь, поднимаюсь на цыпочки и шепчу ему на ухо:
        - Конечно, милый. Все ради тебя.
        Мои руки уже на пряжке его ремня, и пока на его лице только изумление. Он уже успел понять, что я почему-то согласилась, хотя не люблю делиться своими играми с окружающими, но еще не успел сообразить, в чем подстава.
        Вот в чем.
        Пряжка звякает, я тяну вниз молнию на его джинсах и с улыбкой смотрю в глаза. Да. Да. Да. Вот сейчас.
        Да!
        Он, наконец, понимает, что через секунду все вокруг будут любоваться его совершенным членом. А я останусь стоять рядом - одетая и невинная. И не придраться, мне-то что готовиться - только рот открыть.
        - Стой!  - сдается он, перехватывая мои пальцы.
        Я наклоняю голову как нежный щеночек и стараюсь не слишком ухмыляться.
        И точно знаю, что он отомстит мне в ближайшее же время.
        И не ошибаюсь - Макс берет билеты на большое Колесо Обозрения и где-то там на вершине, где остается только тишина, ветер и скрип ржавых сочленений кабинки, он задирает мое летнее платье, стаскивает тонкие трусики и заставляет ухватиться за тонкие поручни в чешуйках облупившейся старой краски.
        И месть его даже не в том, что он трахает меня, держа на весу, длинными медленными движениями, притираясь к лобку и задевая при каждой фрикции уже и так набухший клитор, не в том, что, хотя вокруг все кабинки свободны, с земли мое развевающееся белое платье выглядит как флаг сдавшейся крепости, и работники внизу прячут ухмылки, когда мы проходим мимо них, пытаясь пригладить спутанные ветром волосы. А в том, что этот невозможный, ужасный, наглый, невероятно самодовольный мужчина, уже познавший реакции моего тела вдоль и поперек, доводит меня до оргазма ровно в тот момент, когда наша кабинка оказывается на самой вершине.
        Вместо «Смотри, смотри, вон мой дом», «А это что за высотка», «Ух ты, так облака делает ТЭЦ» и «А что там в лесу такое интересное, пошли туда», я стискиваю пальцы на поручнях так, что вся облупившаяся краска остается потом на них, кричу в небо, откидывая голову, и тысячи разноцветных звездочек взрываются у меня перед глазами, и дыхание я восстанавливаю только уже внизу, так и не увидев никаких красот с высоты.
        Трусики остаются у Макса в кармане, и всю обратную дорогу до выхода из парка он многозначительно прижимает к нему ладонь и стискивает мою руку.
        - А если я сейчас задеру твое платье, все увидят, что ты без трусов,  - шепчет он.
        - Макс, тебе двенадцать лет?  - закатываю я глаза.
        - Мне двадцать девять. Но чувствую я себя, как будто мне подарили железную дорогу, щенка овчарки и огромный шоколадный торт на день рожденья. Только лучше.
        - Хочешь подарю тебе огромный шоколадный торт просто так?
        - Хочу, чтобы ты сделала что-то такое же волшебное, как на свадьбе.
        - Не вопрос, дорогой. Две пятьсот за килограмм и оставить меня в покое на час.
        - Я хочу, чтобы ты сделала его вместе со мной…
        - Голой?
        - Как ты догадалась?
        - Ну, тебе уже не двенадцать лет.
        Никогда не думала, что моя работа может быть такой эротичной. Двести капкейков оставили у меня скорее ощущение утомительного марафона, загнанности и отравления парами шоколада.
        А сейчас я спокойна, расслаблена и… счастлива?
        Мы танцуем с Максом под какой-то очередной летний хит, не вслушиваясь в слова, чтобы они нас не расстроили. Почему-то во всех летних песнях обязательно есть строчки про то, что лето однажды кончится. А это совсем не то, что нам надо.
        Снова ночь - он только что приехал со своей работы, а я проснулась после трех часов сна и готова к таким подвигам, как научить своего любовника делать мою работу.
        У меня вообще-то уже есть готовые инсерты и даже завернутые в пленку основания для тортов и пирожных. По сути, все, что мне нужно, чтобы прямо сейчас сделать торт,  - это мусс. Три минуты и готово. Но искушение посмотреть на Макса на кухне - невероятно велико.
        - Что-нибудь простенькое? Смотри, у меня есть обычная круглая форма. Пусть будет сливочный мусс с ароматом молочного улуна, внутри слой ананасового конфи, не слишком яркого, чтобы не забивать вкус чая, кремю из ежевики, которая даст легкую терпкость, и тонкая прослойка желе из эстрагона, горьковатого и довольно внезапного для сочетания этих вкусов. Как будто внутри особый сюрприз. И все это положим на основу из… пусть будет дакуаз, чуть пересушенный и хрустящий.
        - Простенькое…  - пробормотал Макс, глядя, как я прыгаю, пытаясь достать венчик с верхнего уровня сушилки, куда он же его и закинул, помогая мне вчера мыть посуду.  - Слушай, а ты ядерную энергетику не изучала? Тоже, наверное, простенько.
        - Нет,  - серьезно ответила я.  - Изучала бухгалтерский учет и аудит. Тоже ничего сложного, только нервно очень.
        - И как ты добралась до тортиков через аудит?
        - Надо же было давать взятки за зачеты, а деньгами на таком факультете как-то неудобно.
        Сначала нужны ароматизированные чаем сливки. Можно их кипятить, но если дать настояться в холоде, аромат будет тоньше и естественней. Так что я засыпала самый ароматный улун в самые жирные сливки - не удержалась и слизнула немножко с маленькой ложечки на длинной ручке. Я очень сочувствую людям, вынужденным сидеть на диетах и никогда в жизни не пробовавшим настоящие жирные сливки из деревни. Это просто крем - их даже взбивать не надо, они и так достаточно плотные. Мне приходится их даже немного взболтать венчиком, чтобы распределить чай равномерно.
        Что-то меня все-таки беспокоит в сочетании ингредиентов. Вроде все правильно, все оттенки вкуса уравновешены, но…
        Я повернулась к Максу и протянула ему маленькое белое облачко сливок на кончике ложки:
        - Попробуй. Это гораздо вкуснее аудита и ядерной энергетики.
        - Так ты закончила финансы и…
        - Я не закончила. Макс, ну что ты, кто мечтал трахаться в ванной, полной сливок?
        - Я хочу трахнуть тебя в мозг, моя загадочная фея. Почему ты бросила институт?
        - А ты? Ну попробуй!  - Я дразню его облачком сливок, и его длинный и… ох какой ловкий язык быстро слизывает их. Кот. Как есть - кот.
        - Там не учили зарабатывать деньги и жить.
        - А у нас учили считать чужие деньги и пытались разучить жить.
        - И ты сразу занялась тортиками?
        - Нет…
        Я убрала сливки в холодильник, нарочно дав повиснуть паузе, но он не стал дальше расспрашивать, и я тайком выдохнула. Ненавижу эти вопросы: почему такая умненькая девочка с невероятными баллами на экзаменах не пошла на медаль и почему не стала получать престижное образование, а «опустилась» до ручного труда.
        Практически вернулась в Средневековье. Люди нашего уровня скорее получат две вышки и МВА, чем пойдут в кулинарный колледж. Кстати, не дойдут.
        - Дальше делаем инсерты. Ананасовое конфи самое простое. Смотри, замачиваем желатин в ледяной воде… Бери пластинки, из них легче отжать лишнюю воду. А пока в ковшик кладем ананасовое пюре. Можно порезать туда кусочки настоящих ананасов, тогда это называется компоте и на вкус немножко веселее. Но мы тут серьезные парни, так что обойдемся пока так. Макс, весы! Весы - это важно!
        - Почему?
        - Потому что положишь побольше желатина - и будет резина, а поменьше - оно расплывется. Надо ровно-ровно.
        Я смотрела, как он хмурится, ответственно отвешивая ровно четыре грамма, и тоже решила позадавать неудобные вопросы:
        - А ты какой институт бросил?
        - А?  - он отвлекся.  - Оно закипает уже, снимать?
        - Снимай. Кипятить не надо, желатин отлично растворяется и без этого. Давай, смешивай. И вот формочка для инсерта. Наливай - и в морозилку. И на вопрос ответь.
        - Юридический. У моего лучшего друга отец был юрист. Хотел стать, как он. Он крутой. Но когда поступил, понял, что я свихнусь с этой зубрежкой. И вся эта бодяга на пять лет. К черту!
        - Значит, ты не склонен к постоянству?  - Я достала соковыжималку и запихала туда пучок эстрагона.
        - Я не представляю, как люди живут на одном месте дольше года и в браке по двадцать лет. Мне кажется, мозговые извилины при этом просто распрямляются.
        - Ясно…  - я украдкой бросила на него задумчивый взгляд. Как же ты жениться собрался?  - Макс, нагрей сок, добавь ложку сахара и желатин.
        - Ты закупаешь промышленные количества желатина.
        - Ты бы видел, какие количества яиц я закупаю…
        - А дальше что-то там из ежевики…
        - Кремю. В общем, абсолютно то же самое, только кусочки фруктов не кладем и добавляем что-нибудь молочное. Сейчас положим сметану.
        Мне понравилось готовить с Максом - с его быстрым умом он с полуслова понимал, что я от него хочу.
        - Все. Теперь ждем, пока вся эта радость заморозится, и будем готовить мусс.
        - А как же основа из… как ты там назвала?  - Макс сощурился, положил ладони на мои бедра, провел по ним, отчетливо понимая, что под длинной домашней футболкой на мне нет белья. Зачем оно, когда он у меня в гостях?
        - Я хотела сделать основу из дакуаза…
        Он сжал мои ягодицы - и вдруг подхватил меня и посадил прямо на барную стойку позади нас. Пришлось потеснить миксер и соковыжималку, которые там жили до сих пор.
        - Дакуаз… Звучит очень эротично.
        Я не могла понять, почему на стойку, она ему выше пояса, так ведь неудобно!
        - Это французское слово… Обозначает такое тесто из меренги и ореховой муки.
        Но когда он широко развел мои ноги, я поняла, что снова грядет особое издевательство.
        - Меренга тоже красиво звучит. Но мы будем его готовить?
        - Нет, у меня есть запас в морозилке.
        Он встал между моими широко раздвинутыми коленями и развел их еще чуть-чуть. Сразу сладко заныли мышцы. Жалко, я не балерина, с Максом растяжка бы пригодилась.
        - А говорила, играем без читинга. Теперь в наказание рассказывай, как его готовить.
        Его рука накрыла междуножье, он как будто поймал птицу в ладонь.
        - Ты серьезно?
        Я всматривалась в его глаза, но в них только искрилось обычное его безумное веселье, а пальцы уже осторожно раздвигали складочки, разводили нижние губы и дотрагивались до самых чувствительных мест.
        - Никогда не был так серьезен. Это твоя страсть,  - он лизнул меня в губы, и его пальцы дрогнули, даря мне короткую, но острую ласку.  - А это моя. Давай соединим их.
        Он закатал мою футболку выше, на пояс, открывая все, что обычно скрыто, своему взгляду, и по моему телу прокатилась волна дрожи и напряженного возбуждения, от того, с каким вниманием он меня рассматривал.
        - Ну же…  - не поднимая глаз от моей вульвы, поторопил Макс.
        - Нужно смешать белки и сахар…  - начала я самый странный урок кондитерского мастерства в своей жизни.
        - Сахара, конечно, поменьше?  - все так же деловито уточнил Макс.
        Его палец провел сверху донизу, а потом остановился, другая рука приподняла капюшон клитора, а он коротким движением дотронулся до него, запустив цепную молнию по всем моим нервам. Они заорали: алярм, алярм, пробуждение всех эрогенных зон!
        - Надо взбить до мягких пиков, как для меренги,  - на выдохе произнесла я, с трудом найдя слова. Я прекрасно помнила такие базовые вещи, но дар речи куда-то упорно убегал.
        - Мне начинает нравиться слово меренга. Оно такое же загадочное, как слово минет. И дакуаз. Все самое вкусное придумали французы.
        Он обвел клитор по кругу, от чего тот увеличился и запульсировал, а я непроизвольно попыталась свести ноги. Но Макс не дал. Руки твердо развели их еще чуть-чуть, и я застонала.
        - Продолжай. Орехи же, да?
        Его большой палец надавил на клитор, а указательный и средний медленно проникли в меня. Они легко скользнули внутрь: я была уже безумно мокрая.
        - Надо смешать ореховую муку и обычную.
        - Молодец.
        Пальцы слегка согнулись и уперлись в то самое местечко, прикосновение к которому заставило меня ахнуть и попытаться откинуться назад, но Макс поймал меня и положил руку на поясницу. Теперь он стоял совсем близко, окутывая своим запахом кардамона и перца. Я спросила однажды, что это за одеколон, но он только улыбнулся.
        - И перемешать вручную, чтобы не опала меренга.
        - У меня никогда ничего не опадает, ты-то должна знать.
        Я попыталась засмеяться, но только ахнула, когда пальцы стали жестко и быстро тереть найденное местечко, а еще один теребить клитор. Мое тело не понимало, на что из этого реагировать в первую очередь, и лавиной подавало противоречивые сигналы.
        - А потом… на силиконовом коврике… в… аххххх… духоооооовку…
        Я договаривала уже на автопилоте, потому что невыносимое ощущение то ли близких слез, то ли близкого оргазма захватывало целиком, пальцы Макса сновали внутри, и между ног у меня непристойно хлюпало - так громко, так развратно.
        - И сколько минут?  - спросил Макс, расстегивая джинсы одной рукой и выдергивая из меня другую.
        - Пока не начнет пружинить…  - выдохнула я, и он вошел в меня, проскользнул мгновенно и до самого конца, выбив еще один острый стон.
        А Макс на моих глазах облизал свои пальцы, будто он не оттрахал меня ими, а съел тот самый торт.
        В общем, изготовление мусса пришлось немного отложить.
        Кофейный мусс
        Я привыкла, что Макс сбегает от меня на рассвете и на закате, словно он зачарованный принц, который должен проводить часы сумерек в своем мрачном замке на вершине горы. Но до вечера еще далеко, следующие заказы наполовину сделаны, и украшать я их буду уже завтра. Можно предаваться разврату без тихого шепота совести.
        Он наклоняется надо мной, глаза блестят, и я понимаю, что он, уже утоливший первую жажду, задумал что-то невероятно извращенное. Кожу покалывает миллионами иголочек, когда я вижу такой его взгляд.
        Плотоядный. Извращенный. Сощуренный.
        Будет вызов.
        Но вместо вызова у Макса звонит телефон.
        Иногда он игнорирует эти звонки, иногда отвечает кратко. Иногда уезжает пораньше, если мы не заняты чем-то интересным.
        Но сейчас в его голосе появляются тревожные нотки.
        Его пальцы все еще гладят меня по животу, очерчивая спирали вокруг пупка, но уже как-то машинально, без души.
        - Прости, милая фея, ни мусса, ни извращений,  - вздыхает он, завершая вызов.  - Труба сегодня зовет на работу особенно яростно.
        - А где ты работаешь?  - Я наблюдаю за тем, как он одевается. Иногда это даже эротичнее того, как раздевается. Как втряхивается в потертые джинсы, натягивает футболку, туго обтягивающую грудь и обрисовывающую мышцы, и рубашку сверху. Ерошит невозможные свои волосы, отросшие до неприличия, скоро можно хвостик будет делать. Ну не тратить же драгоценное время безумия на поход в парикмахерскую.
        - Мммм…  - Он смотрит на меня будто в сомнениях. Мне показалось, или он не хочет об этом говорить? За почти месяц наших беззаботных встреч он ни разу ни о чем не рассказывал сам, но ведь и я не спрашивала!
        - Нет, если это страшный секрет, то не говори, конечно,  - смеюсь я.  - Вдруг ты шпион, флибустьер, тестировщик особых афродизиаков - кстати, работают они отменно!  - порноактер, ну или, в конце концов, зачарованный принц!
        - Почему зачарованный принц?  - зависает он на несколько мгновений.
        - Неважно…  - снова смеюсь я.
        Он садится на край кровати и ведет теплой рукой в мозолях по моей спине - я мурлычу и выгибаюсь, чтобы погладил еще там и там, и вон там.
        - Не хочу тебя отпускать,  - жалуюсь я.  - У меня куча свободного времени, и я совершенно не знаю теперь, чем его занять. Неожиданно как-то.
        - Поспать?  - предлагает он.
        - Представляешь - выспалась!
        - Завидую… Слушай, правда надо бежать. Хочешь со мной?
        - В таинственные подземные лаборатории, где тестируют секретные афродизиаки?
        - Нет, в машине посидишь.
        - Нуууу…  - надуваю я губы, как будто правда собиралась предложить себя для тестов.  - Нет, мне будет скучно. Вдруг я, привыкшая к твоему сексуальному терроризму, почувствую его недостаток? Пойду снимать мальчиков…
        - Тем более не оставлю тебя тут одну в таком настроении.
        Макс вздергивает меня на ноги и шлепком по заднице отправляет в сторону шкафа. В качестве маленькой мести я натягиваю те самые белые микро-шорты, в которых планировала сбежать от него еще в начале июня, и по сузившимся глазам понимаю, что хуже сделала только себе…
        - А когда ты вообще спишь?  - задаюсь я вопросом, который мог бы прийти мне в голову и пораньше. Но я наконец складываю все часы, что он проводит на загадочной своей работе, у меня, и снова у меня, и снова со мной, и понимаю, что я-то сплю между заказами - урывками, но сплю, а он - редко и только со мной после секса.
        - Мне хватает пары часов в сутках, не беспокойся. Разве я могу упустить лишнюю возможность оттрахать мою волшебную фею, а?
        - Это же надо так секс любить!  - восхищаюсь я.
        - Не секс, а т…  - он запинается.  - Секс с одной конкретной муссово-фруктовой феей.
        Уже в машине Макс проводит оценивающим взглядом по микро-шортам и обтягивающей маечке и быстрым движением щиплет меня за сосок. Я вздрагиваю и в ответ кусаю его за шею. Он кладет мне руку на затылок и раздвигает языком губы и зубы, засовывая его практически в горло. Я в ответ с силой сжимаю его член под плотной джинсовой тканью.
        - Так, стоп!  - первый сдается Макс.  - У меня дела!
        Он заводится и выруливает из моего двора. Действительно, видимо, важные, раз даже наши любимые игры не способны его отвлечь.
        - Ты хотел рассказать, чем занимаешься на рассвете и закате,  - напоминаю я.
        Макс вздыхает, словно и вправду надеялся избежать продолжения разговора.
        - У меня скучная работа,  - признается он.  - Сеть маленьких точек с кофе на вынос. Никакого креатива, никаких афродизиаков: кофемашина, коллекция сиропов, бариста в крошечном закутке и вся эта поебень с виртуальными кассами, бухгалтерией на аутсорсе, налогами, чеками, арендой, воровством, болезнями работников и так далее, и тому подобное. Утром еду - проверяю все точки, довожу что закончилось, вечером помогаю закрыться и проверяю, все ли в порядке. Как я и сказал - скучно.
        - Ну как же скучное!  - возмутилась я.  - А писать на стаканчиках имена типа Дейнерис Бурерожденная из дома Таргариенов, законная наследница Железного Трона, законная королева андалов и Первых Людей, защитница Семи Королевств, Матерь Драконов, кхалиси Великого травяного моря, неопалимая, Разрушительница Оков или Тот-Кого-Нельзя-Называть? А придумывать сезонные вкусы? А постоянные клиенты? А…
        - Да, да, да, я вот этим всем тоже занимался в первый заход в бизнес. У меня была охеренная концепция кофеен. Фирменные стаканчики с разными рисунками, которые можно коллекционировать, сезонные вкусы: зимой будем посыпать мандариновые дольки кокосовой стружкой, летом будут плавать маленькие льдинки с пингвинами, осенью тыквы, весной месяц цветочного кофе - я все придумал. И еще, знаешь, была идея, чтобы у каждого баристы был свой уникальный характер!
        Он увлекся - тоже мне, скучная работа!  - жестикулировал, глаза блестели, он постоянно поворачивал голову, отрывался от дороги, чтобы убедиться, что я внимательно слушаю, дотрагивался до моей коленки, но без намека на секс, а искренне, хоть и не осознанно, желая вовлечь меня тоже.
        - У нас был сноб Семен, который мог отказаться делать клиенту кофе, если тот называл его в среднем роде. Он постоянно читал лекции о разнице между арабикой и робустой, о кислинке в африканских сортах и методах обжарки. Была дурочка Катя, которая ни на один вопрос ответить не могла, зато у нее были идеальные зачетные сиськи. Женщины, впрочем, ее тоже обожали: она делала самые крутые комплименты по утрам. Катька была умнейшая девка, но ей нравилось в это играть. Еще хитрица-лиса Алиса - ходила в кигуруми в виде панды, единорога или розового кролика, носила лисьи ушки и норовила продать самый дорогой кофе. Ну и дизайн точек был просто взрывной! Даже подвешенный кофе по-настоящему вешали на веревочку, можно было подойти и срезать, как пиньяту.
        - И что пошло не так?
        - Ну, на самом деле это все херня,  - он резко поскучнел.  - Обращать внимание надо на другие вещи. Себестоимость кофе, стаканчиков и молока, проходимость точки, надежность барист и быстрота их работы. И кофемашина должна быть такой, чтобы быстро делала кофе среднего качества, а не самый лучший в городе. Никто не будет ходить за твоим лучшим в городе кофе, если он стоит дороже, чем в «Макдональдсе» по соседству. И стойки надо покупать на распродаже, а не заказывать индивидуальный дизайн. Разорился я. Просто не дотянул до момента, когда вся эта мишура могла бы сыграть на меня и запустить сарафанное радио. Мог бы машину продать, но без нее совсем тяжко несколько точек объезжать, да и не факт, что этого хватило бы.
        - У тебя же богатые родители?  - удивилась я.  - Неужели не могли поддержать? Ну сколько там нужно было, пара миллионов, не больше?
        - Ну… да.
        Макс взял паузу и держал ее все время, пока выворачивал на проспект. И только там уже повернулся ко мне, снова лихо улыбаясь:
        - Но мне намного прикольнее самому выруливать! Понимаешь, вроде как добился, а не получил в подарок. Совсем другие ощущения!
        - У богатых свои причуды,  - повторила я его же слова.
        Мы свернули пару раз на неочевидные улочки и наконец притерлись к бордюру у маленького торгового центра, увешанного вывесками как новогодняя елка.
        - Сиди тут,  - скомандовал Макс.  - Там что-то у арендодателя в жопе загорелось. Я разберусь, и сразу обратно. Не изнасилуй тут никого, пожалуйста, иначе мне придется его тоже изнасиловать из ревности. А ты останешься без сладкого.
        Я осталась в машине, щелкнула кнопкой радио, и оно, как нарочно, запело мне про «Summertime Sadness». Ну вот опять. Как в Новый Год любят поставить Аббу с их печалью по разлитому шампанскому, так и летом надо обязательно всех расстроить тем, что расставание неизбежно. Выключила радио, сложила руки на груди и задумалась.
        Интересно, а как история Макса про кофейни стыкуется с карибскими яхтами?
        Причем я не могу сказать, что он где-то врет,  - и загар у него вполне нездешний, хотя за июнь он успел подхватить и московский. Понятия не имею, как, мы же из постели не вылазим. И кофе… запах кофе в машине и разлитый имбирный сироп тоже вполне реальны. Что-то пропущено в его историях. Нюхом чую, а объяснить не могу.
        Я же кондитер, а не аналитик… уже лет пять-шесть как.
        Зато теперь я поняла, что не так в том десерте, что мы готовили. Молочный улун в муссе слишком нежный. Надо что-то поярче. Что-то про Макса и его безумные идеи. Например, кофейный мусс.
        И тогда вместо эстрагона - прослойка мармелада из маракуйи, кисло-сладкая, взрывная и с претензией.
        Вот теперь все в порядке.
        «Прости, задерживаюсь. Собрание арендаторов. Пугают, что будут всех выгонять»,  - пришла смс на мой телефон.
        Я откинулась на сиденье и задрала ноги на торпеду. Ну вот, выходит, придется все-таки поскучать.
        Хотела уже было ответить, что иду искать ему замену, но от Макса прилетела следующая смс: «Пришли мне фотку своих ног».
        Выглянула из окна и подозрительно осмотрела торговый центр. Он меня видит, что ли? Зачем ему на собрании мои ноги, пусть лучше делом занимается.
        Пожала плечами и сделала фотку.
        Отослала и получила в ответ кучу сердечек.
        Ути-пути, какие мы романтичные на встрече с арендодателем!
        «А теперь сожми свой сосок пальцами через ткань и сфоткай».
        «Макс, у твоей машины нет тонировки, а стоит она рядом с переходом».
        «Делай».
        Должно быть, это очень, очень скучная встреча.
        Впрочем, мне тоже нечем заняться, поэтому я минут пять изворачивалась так, чтобы свет закатного солнца лег на мою грудь так, что сосок отбрасывал длинную тень на тонкую ткань майки, и потом снимала с эффектом золотистого боке.
        Фотография вышла очень художественной.
        Дедушка лет семидесяти, аж застывший на переходе перед машиной, тоже оценил.
        А вот Макс нет: «Теперь без футболки».
        «Нет уж, сначала ты пришли мне аудио. Со звоном ремня и вжиканьем молнии».
        «Я на переговорах».
        «Отойди в туалет».
        «Зачем тебе?»
        «Буду трогать себя и думать о том, как ты меня трахнешь».
        «Похотливая сучка».
        Но через пять минут прилетело аудиосообщение. Прослушав его, я поняла, что никогда, никогда, никогда не удалю этот файл из телефона. У меня встали дыбом все волоски на коже, и захотелось покрепче сжать бедра, между которыми будто лопнул горячий шарик с водой.
        Я задрала короткую футболку, зажала ее край в зубах и сделала снимок, захватив не только обнаженную грудь, но и прикушенный подол.
        Хорошо, что дедушка уже ушел, а то не хотелось отвечать за его инфаркт.
        «…и вот теперь мне абсолютно все равно, в полтора раза они поднимут аренду или в два…»
        «Погоди, еще не все».
        Я откинулась на кресле, раздвинула ноги, расстегнула шорты и запустила в них руку. И вот такую фоточку отправила Максу. Пусть хоть взорвется там на своих переговорах!
        Мои пальцы, дотронувшиеся до раскрытой вульвы через тонкую ткань белья, пробудили во мне нимфоманку, так и недополучившую сегодня своего огня.
        Лучше бы Максу вернуться поскорее.
        Макс выкатился из здания злой и взъерошенный только минут через пятнадцать.
        Бамц!  - захлопнул дверцу машины с такой силой, что у любого автовладельца был бы инфаркт.
        Шварк!  - на заднее сиденье полетела папка с документами, щедро рассыпав распечатки по салону.
        Он оглянулся по сторонам, проверяя, чем еще можно грохнуть, но больше ничего не было, кроме меня, а смотреть на меня Макс избегал. Он только сжимал челюсти так яростно, что я слышала скрип зубов, и невидяще пялился прямо перед собой.
        Потом наконец перевел взгляд на меня, и я даже вздрогнула, настолько тяжелым он был.
        Макс склонился в мою сторону, положил ладонь на мой затылок, жестко зафиксировав голову, чтобы я никуда не дернулась, и ворвался языком в мой рот. Сильно, яростно и властно, без игривости и жаркой жажды, обычно ему свойственных.
        Я встретила его напор, ответно сплетаясь своим языком с его и вовлекая его в наш обычный поцелуй-игру с прикусываниями и исследованиями. И с каждой секундой этого противостояния, когда захватчика заманивают в крепость притворной покорностью, чтобы неожиданно напасть и тут же сдаться, Макс расслаблялся все больше и больше. Даже ладонь на затылке перестала изображать фиксирующие тиски, и пальцы нежно зарылись в мои волосы.
        - Моя чудесная карамельная фея,  - выдохнул Макс мне в шею.  - Если бы не мысли о том, что я заставлю тебя делать, когда мы отсюда наконец уберемся, я бы там поубивал всех нахер. В два с половиной раза! Прикинь!
        Он вернулся на свое место, щелкнул ремнем безопасности и завел машину:
        - Едем ко мне. До тебя слишком далеко.
        В квартире он схватил меня в охапку, донес до своего гигантского траходрома и сгрузил туда, сам отодвинувшись на край.
        Здесь все было так же, как в нашу первую ночь: плотные шторы, ночник-Луна и коробки вместо мебели. Даже черное постельное белье, едва уловимо пахнущее лавандовой отдушкой. Ну, по крайней мере, он его стирал: о кокосовом масле ничего не напоминало.
        - А теперь задери свою футболочку, как на том фото, и сожми пальцами сосок,  - скомандовал Макс, усаживаясь по-турецки.
        Я подняла брови, но повторила фокус, включая удерживание края зубами. Под его взглядом сосок и так затвердел, а от прикосновений пальцев сладко заныл, требуя более наглых рук Макса.
        - Расстегни шорты,  - снова скомандовал Макс.
        Я подчинилась и без дополнительных просьб запустила в них руку. Тонкая ткань уже намокла от моей смазки. Тело отозвалось на прикосновение нетерпением.
        - Нет, стой, мне не видно. Сними шорты совсем. Белье оставь.
        Не знаю, что ему там не видно, эти шорты ненамного длиннее трусов. Но подчинилась, потому что в голосе Макса появились такие твердые властные нотки, от которых в теле что-то напряженно натягивалось и предвкушение сладко пульсировало между ног.
        - Разведи колени.
        Я расставила ноги пошире и провела пальцем сверху вниз, скользя по влажным складкам. Тяжелая сладость копилась внизу живота, а взгляд Макса запускал трескучие искры, шныряющие под кожей.
        - А теперь ласкай себя так, как ты это делаешь одна.
        - Что?  - удивилась я.
        - Ты ведь играешь сама с собой одна? Не можешь не играть, ты невероятно чувственная, отзываешься на все мои прикосновения. Либо у тебя был какой-нибудь очень опытный любовник, либо ты сама в себе разбудила такую развратность. Ставлю на второе.
        - Потому что хочешь верить в мою непорочность?  - насмешливо спросила я.
        - Потому что опытных любовников слишком мало.
        Я не стала говорить ему, какой из вариантов правильный. Только приподняла бедра, еще раз проводя рукой от клитора до входа, чтобы набрать влаги, раздвинула свои губы, положила средний палец на клитор и прикрыла глаза, массируя его короткими движениями.
        - Открой глаза!  - Я вздрагиваю от жесткого тона Макса.  - Смотри на меня.
        Натянутая нить взгляда между нами вибрирует от бешеного количества энергии, несущейся по ней в обе стороны. Я глажу себя, тереблю клитор, вставляю внутрь два пальца, двигаю ими взад и вперед и снова возвращаюсь к клитору, но Макс не смотрит на то, что я делаю. Он смотрит мне в лицо, наблюдает за тем, как я закусываю губу, когда внизу наконец пробуждается спящее удовольствие и выстреливает первым электрическим протуберанцем под моими пальцами. Он ласкает взглядом мой приоткрытый рот, когда я прерываю движения и ныряю в глубину, чтобы набрать еще смазки. Он не отпускает мой взгляд, когда я начинаю елозить задницей по простыням, чувствуя, что неумолимая волна вот-вот придет.
        - Стой!  - командует он за секунду до того, как было бы поздно останавливаться. Я подчиняюсь, но с невольным стоном разочарования.
        - Оближи свои пальцы,  - требует Макс.
        - Нет!  - возмущаюсь я.
        Не люблю свой вкус.
        - Да!  - говорит он, расстегивая джинсы и стаскивая футболку.  - Я хочу это увидеть.
        - Нет!  - твердо говорю я.
        - Окей,  - неожиданно соглашается он, удивляя меня такой мягкостью,  - он ведь уже начал играть во властного деспота?
        Но я понимаю его коварство, когда он надвигается на меня, облизывает мои пальцы сам, а потом прижимается к моим губам, и я все-таки чувствую свой терпкий вкус.
        - Ты так и не ответила,  - замечает он.
        - На что?
        - Угадал ли я правильный вариант.
        - И не отвечу.
        - И не надо. Я понял.
        Макс грубо раздвигает мои ноги, подтаскивает меня поближе, переворачивает на живот и вдавливает в кровать всем весом. Он трахает меня грубыми сильными толчками, как будто вовсе не заботясь о моем удовольствии или хотя бы удобстве. Он делает так редко, но каждый раз, когда в нем пробуждается этот зверь, я даже немного пугаюсь.
        И сейчас он безжалостно вонзается в мое тело, вытягивает мои руки вверх и сжимает одной ладонью оба запястья. Подхватывает круглую диванную подушку, валяющуюся неподалеку, подсовывает мне под живот, и я остаюсь раскрытая ему по максимуму, так что он входит до самого конца - и в таком ритме это чересчур сильно и даже немного больно.
        Макс редко позволяет себе кончить слишком быстро. Вот и сейчас он останавливается в какой-то очень острый момент, болезненный и яростный, когда я думаю, что уж сейчас он точно не выдержит.
        Но он переворачивает меня снова на спину и ложится рядом, лаская живот кончиками пальцев невыносимо и пронзительно нежно, особенно на контрасте с недавним безжалостным трахом.
        - Ты как дюймовочка или волшебная фея герани,  - шепчет он, поглаживая меня невесомыми прикосновениями.  - Появилась из цветка и принесла чудеса в мою жизнь. Как же мне повезло…
        Но уже через несколько мгновений он забрасывает мои ноги себе на плечи, складывает меня пополам и снова - даже не трахает, ебет - так, что спинка кровати ритмично долбится в стену, высекая искры из шершавой декоративной штукатурки на ней.
        В этом весь Макс. В этом - мы с ним.
        Абрикосовое варенье
        Июль - это середина всего.
        Пока тепло, еще жарко, все только впереди - но и позади тоже немало.
        Яблоки уже оттягивают ветви деревьев, уже пахнут будущей осенью, медом и теплом, но пока не созрели, не валятся в ладони, отпрыгивают от жадных рук.
        Пока только обещание. Лишь планы. Надежда на будущее.
        В июле кроме смородины и черники, которые я предпочитаю есть просто так, чтобы не сойти с ума от китайской пытки вытаскиванием косточек, кроме голубики и малины, которыми я украшаю торты,  - есть еще вишня. Но она отлично переносит заморозку, и даже самая дешевая на развес в «Ашане» с удовольствием становится кислым конфи или компоте.
        В июле я схожу с ума по абрикосам.
        Я терпеть не могу абрикосы в живом виде. Ни огромные мясистые, ни маленькие твердые, ни оранжевые, ни бледно-желтые. Никакой сорт меня не вдохновляет. Кондитеру нельзя так говорить, наверное,  - даже мне, Асе-которая-чувствует-все-запахи-и-любит-все-вкусы, и то нельзя так говорить.
        Но не люблю.
        Зато абсолютно все, что получается из них,  - это нектар и пища богов!
        Когда я еще не умела готовить сама, мы каждое лето покупали у одной кавказской семьи все их варенье. Их семейный рецепт, оберегаемый как сокровище дракона, не включал сахар или пектин - этого добра достаточно в самих абрикосах. Но наверняка включал южный ветер, горный воздух и любовь к цветущим абрикосовым деревьям.
        Мне нравилось это варенье - прозрачное, оранжевое, похожее на живое солнце. И расколотые ядрышки косточек, спрятанные в крошечных абрикосиках в этом густом солнечном свете.
        Абрикосовый компот отчим варил сам. Все остальное: джемы, пастилу, мармелад - делали другие люди, а вот компот был для него медитацией и молитвой одновременно. Он получался чудом ничуть не хуже варенья - только солнечный свет был разлит в бутылки, а не разложен в банки.
        Не было ничего на свете вкуснее абрикосового варенья и абрикосового компота.
        Когда я впервые испытала оргазм, я поняла, что нашла первую вещь, которая почти приблизилась к этому невероятному ощущенью света и счастья.
        Вообще я не люблю лето. Я очень мрачная, и лучше всего мое состояние внутри и снаружи уравновешивается в ноябре, когда разноцветье опавших листьев тускнеет и приходит к единому грязно-бурому, когда начинаются долгие дожди, под которые так хорошо спится и можно с чистой совестью не выходить из дома, потому что на улице совершенно ничего приятного и интересного нет.
        Когда я стала кондитером, кроме любви к ноябрю, я приобрела еще и неприязнь к лету. Особенно, когда надо работать. В открытые окна летит пыль, а с закрытыми жить невозможно. Шоколад тает в жару, а в дождь плохо сохнет безе. Муссовые пирожные размораживаются слишком быстро и неравномерно, а если оставить их на столе, начинают оплывать и терять презентабельный вид.
        Довезти куда-то торт, не испортив нежный декор из тонких кружев шоколада, практически невозможно. Зеркальная глазурь мутнеет от тепла и покрывается капельками конденсата в холодильнике. Только врагам стоит скармливать муссовое пирожное, верхний слой которого уже стал отвратительно теплым, а внутренний не до конца разморозился.
        Но.
        Нынешнее ошеломительное лето на вкус почти как абрикосовое варенье.
        Золотое, сияющее и с легкой горечью ядрышек внутри.
        Никогда бы не поверила, что когда-нибудь это скажу.
        Я люблю это лето.
        - Почему я снова мою у тебя посуду?  - спросил в пространство Макс, впрочем, не отвлекаясь от процесса.
        Сегодня я занималась заготовкой желе, конфи и кремю на будущее, поэтому по десять раз в час пачкала соковыжималку, блендер, миксер, доски и кастрюльки, не говоря уж о ложках и лопаточках, а он терпеливо их отмывал практически в конвейерном режиме.
        - Потому что я терпеть не могу это делать,  - отозвалась я, аккуратно переливая пюре в кастрюльку, стоящую на весах.
        - А кто любит?  - проворчал он, выставляя в очередной раз отмытую соковыжималку на стол.  - Ты уверена, что тебе реально настолько нужен сок из мяты и эстрагона? Знаешь, как глубоко и упорно могут прятаться среди ножей и шнеков травинки?
        - Знаю. Никто не любит, но если бы ты до восьми лет мыл посуду колодезной водой в тазике, ты бы меня гораздо лучше понимал.
        - Ого,  - присвистнул Макс.
        Он подошел сзади и, пока я размешивала пюре на маленьком огне и думала, надо ли добавлять сахар в маракуйю или она и так сладкая, обнял меня за талию и прижался губами к шее.
        - Если я из-за тебя что-нибудь испорчу, накажешь сам себя: придется переделывать и никакого секса,  - предупредила я.
        Вместо того чтобы отстать, Макс прикусил кожу на шее еще сильнее и тут же зализал место укуса. Сочетание легкой острой боли и нежных касаний языка заставило меня покрыться мурашками.
        Черт с ним, с сахаром. Я дождалась, пока на поверхности пюре появятся пузырьки, и сняла его с огня. Отжала руками желатиновые пластинки и положила их в кастрюльку. Они начали потихоньку распускаться, а я помешивала лопаточкой, иногда вздрагивая от новых укусов Макса.
        Я аккуратно разливала остывающее пюре по формам, Макс щипал меня за соски. Вздрагивать было нельзя, иначе прольется, и он с интересом наблюдал, как я прикусываю губу, сдерживаясь, когда он тянул их все сильнее.
        - Я буду хорошим мальчиком,  - прошептал он мне на ухо и прикусил мочку.
        - Как так вышло, что ты жила в деревне?
        - Мама занималась своей жизнью,  - буркнула я.
        Не хотела я про это вспоминать. С бабушкой было очень хорошо, но пока мои ровесницы играли в «Лего» и Барби, я собирала яйца в курятнике по утрам, кормила свиней и загоняла коров домой. Не потому, что бабушка так уж любила эксплуатировать маленьких девочек, просто одна она не справлялась. На самом деле она была мне не бабушка, а прабабушка, и уже тогда ей было под восемьдесят. Когда отчим забрал меня от нее, она продала коров и свиней, оставила только кур. А недавно жаловалась, что и с ними уже не справляется.
        - Как же ты со своим феноменальным нюхом жила там среди навоза?
        - Прекрасно жила!  - фыркнула я, поворачиваясь к нему, после того как убрала последнюю формочку в морозилку.  - Нормальные, естественные запахи! Знаешь, я предпочитаю, когда честно пахнет навозом, чем пахнет навозом, а сверху еще какой-нибудь ядреной химией, как в этих ваших офисных сортирах.
        Я забралась на подоконник, привычным движением потянулась за сигаретами, спрятанными за карнизом. Но не успела прикурить, как Макс подошел, вырвал у меня сигарету и выкинул в окно.
        - Я запрещаю тебе курить,  - жестко сказал он.
        - Сделай это еще грубее,  - попросила я.
        - Что?
        Макс, еще секунду назад изображавший из себя дикого мачо, неожиданно растерялся. Кажется, он ожидал, что я пошлю его в пешее эротическое путешествие.
        Возможно, даже подготовился как-то интересно.
        Но вместо этого я ощутила, что…
        Мне это надо.
        Мне было грустно. И больно.
        Каждый раз, как я вспоминала свою жизнь в деревне: как скучала по маме и думала, что я плохая дочь, раз она оставляет меня там, внутри что-то саднило как содранная коленка.
        - Я была плохой девочкой. Курила, пила и трахалась с плохими мальчиками. Накажи меня.
        И хотя сейчас я уже взрослая и отлично понимаю, что дело было не во мне, что все гораздо сложнее, мне все еще нужна продирающая горло сигарета, немного тошноты после нее и отвратительный запах табака, чтобы почувствовать, что я чуть-чуть искупила свою несуществующую вину. Сделала себе больно - отработала страданиями грехи, а заодно заглушила физической болью душевную.
        В детстве я после визита мамы бегала в дальний бор босиком. Там под ногами валялись маленькие острые шишки, которые не ранили ступни, но ходить по ним было мучительно.
        Сейчас курю.
        Но можно же использовать и другие подручные инструменты. Тем более те, что сами нарвались.
        В глазах Макса зажглись опасные и игривые огоньки.
        Вот за это я готова ему простить абсолютно все - он тут же подхватывает любые мои идеи.
        Он дернул меня за руку, стаскивая с подоконника на пол, и толкнул в плечо, когда я попыталась подняться.
        - На колени!  - у него даже голос охрип от возбуждения.  - Руки за спину.
        И этот звук расстегиваемой пряжки… Меня ни разу в жизни не пороли, почему же меня так заводит это зрелище его жилистой руки, сжимающей петлю ремня?
        - Сюда!  - снова командует он, и я ползу к нему на коленях, и все так же, с руками за спиной, наклоняюсь, чтобы надеться ртом на выпущенный наружу член.
        Он не любит минет и очень редко разрешает мне это удовольствие. И потому я теряюсь в противоречивых сигналах: Макс обвивает ремнем мою шею и слегка тянет голову назад, но кладет руку на затылок и прижимает к себе, задает ритм, в котором я скольжу губами по твердому стволу. Я обвожу языком край головки, обсасываю и облизываю ее как леденец, но ладонь и ремень снова управляют моим поведением, и мне приходится подчиниться и впустить его в свой рот в том ритме и с той скоростью, с какой хочет сам Макс.
        Под голыми коленками твердая рельефная плитка кухни, руки устали держаться за спиной, и постоянно приходится вытягиваться всем телом, чтобы доставать до члена, но это награда и удовольствие. И высший знак доверия - для меня.
        - Похотливая сучка,  - шипит он, откидывая голову назад и прикрывая глаза, но долго так не выдерживает и снова смотрит на то, как блестящая головка скрывается между моих губ и выныривает снова.
        Он заставляет меня выпустить член изо рта и теперь просто водит им по лицу, оставляя влажные следы слюны, а я пытаюсь вновь поймать его губами.
        Макс бросает ремень, и тот падает где-то у наших ног, забытый и ненужный.
        Здесь совсем другие игры - в максимальное доверие.
        Когда он кладет руку на затылок, запуская пальцы в волосы, и мягко давит, заставляя меня принимать себя все глубже и глубже.
        А я смотрю ему в глаза, сжимаю губами ствол и аккуратно, но твердо прикасаюсь зубами к шелковистой кожице.
        Мы замираем с двух концов натянутого взгляда, словно целимся друг в друга из револьверов на Диком Западе.
        Только сожми зубы.
        Только толкнись глубже.
        И в этот момент первый выстрел делаю я. Но не тот, что он ждет.
        Я двигаюсь и впускаю его член до конца. Давлюсь, и из глаз брызгают слезы, но он проходит так глубоко, как может, в самое горло, пульсирующее от сдерживаемых спазмов. И это оказывается для Макса настолько неожиданно, что он громко стонет, и мое горло наполняется его спермой.
        Я высасываю его до последней капли, и Макс падает на колени рядом со мной как подрубленный. Обнимает меня, целует в холодные губы. А я обнимаю его, даже не спросив, можно ли мне перестать держать руки за спиной.
        Никогда и ни с кем мне не было так спокойно и безопасно играть даже в опасные игры.
        Я расслабилась рядом с Максом.
        Он никогда не делал ничего, что нанесло бы мне вред, он всегда слушал то, что я говорю, и главное - он сам чувствовал, когда надо остановиться.
        А то, что это безумие имеет срок годности, делало все происходящее только еще более дразнящим, отчаянным и - безопасным.
        Все равно что ехать на гремящей тележке в пещере ужасов. Тебя потрогают за шею холодными пальцами, напугают, показав привидение, ослепят светом и чуть не уронят в пропасть, но ты не только никуда не денешься из этой тележки, но рано или поздно выедешь на солнечный свет и следующую порцию безопасного адреналина сможешь получить, только отстояв очередь заново.
        Поверила в безопасность. Расслабилась.
        Поэтому я даже не вздрогнула, когда он спросил:
        - Конкурс кондитеров через неделю?
        - Да, в Сокольниках,  - беспечно ответила я.  - Забавно, их что, из Крокус-Экспо выгнали? Там микроклимат всегда был лучше, по крайней мере, Верейский именно на это напирал…
        И продолжила колдовать над солоноватым песочным тестом. Рецепт я утащила у французского кондитера Грегори Дуайена, который когда-то создавал шедевральные пирожные для приемов, устраиваемых Тиффани, а потом отметился как шеф-кондитер в Кофемании. Как я удивилась однажды, когда к кофе мне принесли не слишком сладкое, не слишком кислое, идеально сбалансированное муссовое сердечко с малиновой начинкой, вытекающей из хрупкой шоколадной капсулы. В Москве! Такой уровень!
        У него это тесто использовалось для основы чизкейка, но оно мне так понравилось противоречивостью оттенков вкуса, что я стала использовать его для муссовых тортов в тех случаях, где мне не хватало разнообразия фактуры. Я обычно выпекаю сразу целый противень или два песочной основы, перемалываю ее с маслом и храню в морозилке до наступления удобного случая.
        - Так ты будешь участвовать?  - задал Макс совершенно невинный вопрос, и тут я поняла, как глубоко влипла. Насколько расслабилась.
        - Нет,  - постаралась ответить как можно небрежнее. Просто «нет», без уточнений. Мне все равно надо раскатывать тесто по силиконовому коврику, я занята.
        - Почему?  - задал он закономерный вопрос.
        Как же не хотелось врать…
        - У меня работы много.
        Он явно что-то почувствовал. Подошел ко мне с этим чертовым каталогом, который пришел мне по почте, конечно, не просто так. Верейский все хвастался тем, что у него главные кулинарные сайты под колпаком - есть адреса тех, кто заказывал доставку. Спамит аккуратно.
        Вроде как выгребаешь бумажный мусор из ящика, а взгляд цепляется за рекламу кондитерского шоколада или оригинальное оформление торта. Вот и я приволокла каталог в дом, забыв о любопытном любовнике под боком.
        - Слушай, ну вот я смотрю какие тут торты побеждали в прошлые разы, так твой уровень - это мастер спорта по триатлону против школьной группы для астматиков. А ты видела, какие там призы? Неделя в Барселоне у… не знаю, что это за мужик, но судя по длине списка его титулов, неимоверно крут. За второе место - реклама по телеку. Это же офигенно. Хочешь, я буду мыть все твои миски, только участвуй.
        - Не интересует,  - я сунула противень в духовку, отряхнула руки и повернулась, уткнувшись прямо в Макса.  - Не тщеславна, учиться не хочу, на жизнь хватает.
        - Милая сахарная фея. Не верю ни одному твоему слову,  - сощурился он.  - Откуда ты вообще это все умеешь? Ты училась в кулинарном?
        - Я не хочу об этом говорить,  - пошла я на последнюю меру и попыталась его обогнуть, но Макс поймал меня, сграбастал в объятья, оттянув голову за волосы назад, и запустил пальцы в шорты:
        - Рассказывай, или я устрою тебе сексуальный террор.
        Имбирь…
        В конце концов, чего я боюсь?
        Макс точно меня не знал до нашей встречи, иначе бы уже давно что-нибудь сообразил. Так что можно рассказать аккуратную приглаженную версию.
        - Я не хочу там появляться, потому что там будет участвовать отчим.
        - Твой отчим кондитер?  - поднял брови Макс.  - Ничего себе.
        - Вроде того.
        - А почему ты от него прячешься? Вы поссорились? Он тебя обижал?  - Макс напрягся всем телом.
        - Нет, что ты!  - я даже рассмеялась. Боже, неужели это так стремно звучит?  - Он просто отличный, ты что! Я часто езжу к ним с мамой.
        - Часто? При мне не ездила,  - подозрительно сдвинул брови Макс.
        - Ездила. Помнишь, неделю назад тебя почти целый день не было.
        - Далеко они живут?
        - В Подмосковье.
        - Тоже в деревне, как прабабушка?
        - Нет, в городе.  - Я потерлась носом о его шею. Может быть, мы перейдем к более интересным занятиям?
        - И почему же ты не хочешь с ним встречаться?
        - Он не знает, что я кондитер…
        - Серьезно?!  - изумился Макс.  - Почему? Как?
        - Он думает, что я бросила институт, потому что…  - я осеклась. Нет, пока еще рано такие откровения.  - Ну, просто бросила. И работаю каким-нибудь курьером или типа того. Даже не спрашивает, чтобы не расстраиваться. Велит маме подкидывать мне деньги.
        - Почему ты не хочешь, чтобы он узнал?
        - Слушай, дурацкая совершенно история.  - Я смущенно уткнулась ему в плечо. Он поглаживал меня по спине, иногда забираясь пальцами чуть дальше. Очень успокаивающе и не требовательно.
        - Расскажи, люблю дурацкие истории. Как у меня с первыми кофейнями.
        - Ну да, вроде того,  - хмыкнула я.  - Он учил меня готовить всякие вкусняшки, у меня хорошо получалось, и он такой: о, Ася талант!
        Он, правда, говорил не «Ася».
        - А ты отказывалась?
        - Ну, он меня вообще бесил.
        - Тем, что женился на твоей маме?  - понимающе кивнул Макс.
        Ему-то откуда знать?
        - Скорее тем, что женился слишком поздно. Ой, все, это сложно.  - Я помотала головой и обняла его за шею, но Макс отстранил меня:
        - Нет, нет, расскажи. Значит, ты пошла в институт вопреки его воле?
        - Наоборот,  - я вздохнула.  - Он поддерживал мой выбор. Говорил, что талант к кондитерке у меня есть, но это, конечно, хуже, чем получить уважаемую профессию.
        Он вообще был бы идеальным отцом. Если бы был - отцом.
        - И ты и от дедушки ушла, и от бабушки ушла?
        - Ага. А когда оказалась одна и правда поработала курьером, лишь бы не брать у них деньги и не возвращаться домой, попробовала испечь торт на заказ и втянулась. Представляешь, как будет выглядеть, если все раскроется?
        - Он наверняка обрадуется,  - дипломатично сказал Макс.
        Он уже гладил меня совсем откровенно, разложив у себя на коленях.
        Стащил шорты, целовал в живот, перевернул и укусил за попу.
        - Ай! Ты невыносимый!
        - Ага…
        - Он обрадуется, но прикинь направление радости. Взялась за ум, а мы же говорили, и все такое.
        - Ты просто смущаешься, что пошла по его стопам?
        - Точно. Я ему столько раз орала: «Ты мне не отец!» - а потом оп! И стала его наследницей. Я и без него отлично справляюсь.
        - Сахарная фея, полная секретов…
        Ты даже не представляешь…
        - Ой, я, кажется, нашел еще один секрет…  - Макс устроился у меня между ног, медленно провел губами по внутренней стороне бедра, дотронулся языком до клитора, но одновременно его пальцы вошли в меня, а большой аккуратно погладил колечко ануса.  - Хочешь узнать, какой?
        - Не очень…  - я вся сжалась.
        - Ты мне доверяешь?
        Нашел время спрашивать в тот момент, когда его язык у меня между ног, а палец в заднице!
        А, это он как раз про палец, а не вообще.
        Я поколебалась.
        Язык Макса - безотказное оружие. Если он не может убедить меня одним способом, он может убедить другим. И спустя несколько минут очень нежных, очень острых, очень возбуждающих ласк, я уже была согласна совершенно на все эксперименты.
        - Где у нас смазка?  - мурлыкнул Макс, и по моему телу пробежала дрожь страха и предвкушения.
        - Она же возбуждающая?
        - А какая нужна?
        - Ну… обезболивающая, наверное.  - Я смутилась.
        - То есть отключить тебе все ощущения, и… Нет, ты мне не доверяешь. А я тебе подарок припас как раз на такой случай…
        Я покосилась, когда он полез в рюкзак, но подарок был спрятан в черный шелковый мешочек.
        - Отвернись.  - Макс нашел смазку под кроватью. Мы перепробовали все виды, даже со вкусом соленой карамели и личи, но лучше всего зашла имбирная. Она разогревала меня почти незаметно, но быстро, и превращала в полную нимфоманку: я могла долго-долго заниматься любовью с Максом, медленно, как ему нравится, и каждое движение превращало мое тело в рассыпающийся на искры и звезды фейерверк.
        Но…
        Макс запрокинул мою голову, схватив за волосы, и впился в губы, одновременно подхватывая под живот и устанавливая на четвереньки.
        Я была перед ним голая, а когда он раздвинул мои бедра - еще и непристойно раскрытая, но сам оставался одетым, и, хотя меня пробивала нервная дрожь от того, что он собирался сделать, факт, что его член был надежно заперт железной пряжкой ремня, чуть-чуть успокаивал.
        - Обожаю, когда ты передо мной в такой позе.
        Он отклонился и провел рукой по моей заднице, скользнул пальцами между ног и удовлетворенно мурлыкнул:
        - И вся течешь… Не так уж и страшно, ммм?
        Но первые прикосновения пришлись не на сжавшийся анус - его пальцы, вымазанные имбирной смазкой, пробежали по моему клитору, обвели его по кругу, запуская мягкое будоражащее тепло, нырнули внутрь меня. Кровь прилила к намазанным местам, и вдобавок к моей дрожи я почувствовала уже знакомое ерзающее нетерпение. Теперь мне уже хотелось, чтобы он что-нибудь сделал!
        И его теплые пальцы с мозолистыми подушечками прошлись по всей длине моих складочек. Каждое прикосновение ощущалось остро и горячо. Большой палец остался на клиторе, ничего особенного не делая, но его давление само по себе запускало мое желание большего.
        И наконец нежное колечко тоже удостоилось порции жгучего имбиря. Тепло разливалось по всем слизистым, и я бы уже наплевала на эксперименты и от души потрахалась, но Макс был неумолим.
        К заднему входу прикоснулось что-то гладкое и твердое - и я оглянулась. В руке Макса была стеклянная розовая «елочка» - несколько шариков, нанизанных на основание, каждый чуть больше предыдущего. Он держал ее за леденцово-розовое кольцо, и до его руки был еще долгий, долгий путь.
        - Ой…  - прошептала я.
        - Тебе понравится…  - мурлыкнул он и прижался ко мне, заодно сжав по очереди твердые соски и оставив на них немного жгучего имбиря.
        Первый маленький шарик скользнул в мою задницу гладко и быстро, я почти не почувствовала.
        - Не холодно?  - спросил Макс.
        Я только помотала головой, прислушиваясь к своим ощущениям.
        Тогда следом нежно протолкнулся второй, вызвав легкое чувство напряжения. Но он быстро миновал тугой вход, и я выдохнула, почувствовав узкую основу.
        Макс добавил еще смазки, но мне и так было достаточно, я потянулась рукой к клитору - Макс отвел мою руку и занял это место сам.
        Третий шарик вошел чуть более напряженно, растягивая меня, раздражая разогретый смазкой анус.
        - Разве это было бы так интересно, если бы ты ничего не чувствовала из-за заморозки?  - прошелестел осипший от возбуждения голос Макса. Уверена, у него сейчас такой стояк, что можно сваи забивать.
        Четвертый шарик заставил меня напрячься и сжаться, но тихой шепот: «Просто дыши» - помог, и непривычное чувство наполненности - но не там и не так, как я привыкла… Я дышала еще минут пять, а потом сама сказала:
        - Еще!
        Добавленная смазка, слишком легко проскользнувший шарик - и я охнула. Я не могла бы сказать, что от боли, нет. Он чересчур сильных ощущений - вот так скорее.
        И перед последним шариком Макс долго натирал мой клитор, пока я уже не начала чувствовать накатывающую волну, и тогда он втолкнул его в меня на выдохе - и я замерла, боясь пошевелиться. Ощущение мягкости и нежной гладкости внутри было таким… шелковым, теплым…
        И пальцы Макса между ног, которые без спроса продолжили меня трогать, заставляя тело сжиматься вокруг стеклянных шариков и меня потряхивало от ощущения их внутри.
        - Тебе хорошо?  - снова шепот и его тело поверх моего. И перед тем как я ответила, он пошевелил елочку за кольцо - искры из глаз, ощущение захватывающего духа - только между ног - и ноющее чувство.
        - Да… боже, да…
        И вот теперь я услышала позади звон ремня.
        Он входил медленно-медленно в сузившееся до невероятности лоно - и все равно стеклянная штука в заднице шевелилась вновь и вновь, высекая искры и слезы.
        Когда он проник до конца, мы остановились, прислушиваясь к ощущениям. Мне казалось - я наполнена целиком, полностью, ничего не может быть прекраснее этого чувства максимальной натянутости на грани со слезами, со взрывом.
        Но мне только казалось.
        Потому что он сделал несколько движений, сам судорожно и со всхлипом выдыхая и впиваясь пальцами в кожу моих бедер так, что я понимала - он долго не продержится.
        Я хотела сказать, что все окей, что можно кончить сразу, и тут одновременно с мягкими движениями, он потянул игрушку за кольцо обратно…
        …как я орала…
        …это было ошеломляющее чувство, словно я - взрывающаяся звезда, извергающийся вулкан, прорванная плотина…
        …словно в каждой клетке моего тела взрывается по оргазму…
        Под конец я просто упала на подкосившихся ногах на живот, и слезы текли из глаз на подушку, она быстро становилась мокрой, и все вокруг пахло имбирем и сексом, и я понимала, что никогда больше не испытаю ТАКОГО.
        Макс лежал на мне сверху, просто держа свою горячую руку на моем лобке и прижимая меня спиной к себе. Он все еще оставался внутри, но я смогла заговорить далеко не сразу. И то мысли и слова давались мне с большим трудом.
        - А ты?..  - прохрипела я сорванным голосом. Горло саднило от крика, но в теле была сверкающая легкость.
        - Неужели ты думаешь, я мог не кончить от такого?..  - простонал он мне в ухо.  - Господи, у тебя самые прекрасные оргазмы в мире…
        …кардамон…
        В конце концов, разве не к доверию все сводится?
        Точно знать, что этот человек не предаст, не сделает больно.
        Но все-таки спрашивать себя: если он что-то пообещал, он точно это выполнит?
        А если это причинит боль?
        Как можно доверять тому, кто не выполнил обещанного? А как тому, кто выполнил, даже если тебе от этого плохо?
        Все, что мне нужно знать - на чьей он стороне. Если на моей - неважно, что он делает, я знаю, что он хочет, чтобы мне было хорошо.
        Мне не стоило начинать об этом думать.
        Мы ни разу не говорили с Максом о верности - какая, к черту, верность у людей, которые расстанутся, когда кончится лето? Безопасность - это да, это важно.
        Мы всегда пользовались презервативами, он между делом показал мне свою медкнижку: «Я же держу предприятие питания» - и ухмыльнулся.
        Мы часто проводили время не только у меня, но и у него, в темной мрачной пещере с наглухо занавешенными окнами, в которой хранились тысячи самых интересных сокровищ. Оказывается, темные красные свечи, так душно пахнущие смесью специй и ярче всего - кардамоном, были не просто для красоты и атмосферы. Расплавленный их «воск» можно было лить на кожу, и он не обжигал, а превращался в разогретое массажное масло.
        А массаж Макс умел делать не хуже, чем все остальное в этой постели. Мы могли бы снять несколько десятков порнороликов с увлекательным сюжетом: массажист доводит своими умелыми руками клиентку до оргазма, а потом долго и самозабвенно трахает ее расслабленное тело. Это был его фирменный способ уговорить меня на долгий медленный секс, обычно я предпочитала короткие яркие вспышки страсти.
        Однажды я спросила, почему шторы на окнах всегда плотно задернуты? Даже если его логово - место для разврата, я все равно не замечала за ним тяги к сексу в темноте. Наоборот - кажется, он наслаждался намного сильнее, когда мы занимались любовью у меня дома в самые яркие и теплые часы лета, под солнечными лучами, бьющими прямо в мое окно. Иногда он зависал на несколько секунд, разглядывая меня и трогая кончиками пальцев лицо, грудь или живот. А уж заставлять раздвинуть ноги и тщательно изучить, что там внутри, пока я не начинала краснеть - милое дело.
        Макс предложил открыть шторы, если мне так хочется. Только посоветовал одеться. Я фыркнула - чем он меня может удивить после секса на огромных подушках в Парке Горького, где за заслоном из кустов мимо проходили сотни людей?
        Но поняла, как была неправа, когда отдернула плотные занавески и только что не взвизгнула: окно выходило на крошечную площадь у остановки автобусов, по периметру которой стояли киоски с шаурмой, мобильными телефонами, носками, фальшивыми часами и прочим хламом. По краю дороги выстроились бабульки с цветами, соленьями и потрепанными книгами, а сама площадь просто кипела людской толпой.
        Угол дома вдавался в эту площадь так глубоко, что окна угловых квартир были для прохожих вроде телевизора. Не знаю, как дела обстояли в других квартирах, а Макс прятал свою жизнь за скучными черными шторами, так что мое появление было сюрпризом для завсегдатаев.
        Я быстро присела, спрятавшись за подоконником, даже не желая знать, сколько зрителей сейчас набежит к окну, чтобы посмотреть продолжение шоу.
        Макс, не одеваясь, спокойно подошел и задернул шторы обратно.
        После этого я как-то остыла к острым эксгибиционистским опытам. Разве что минет в кабинках для переодевания в магазине все еще оставался в топе развлечений.
        Сегодня, почти в конце жаркого, заполненного запахом созревающих яблок июля, мы снова приехали к нему после целого дня на пляже в Подмосковье. Расслабленные, накупавшиеся, извозившиеся в песке. Макс сначала хотел закинуть меня домой спать и приехать уже ночью, но я потребовала секса: на многолюдном пляже даже в кустах кто-нибудь уже ел арбузы или спал в теньке, так что нам за целый день не удалось толком потискаться.
        Вопрос доверия снова встал во всю длину сантиметров в 170 -175, когда мы завалились в прохладный полумрак его квартиры и включили свет в коридоре.
        Вопрос был одет в крошечные черные стринги со стразиком на том самом месте и абсолютно прозрачный черный пеньюар, под которым подрагивала очень уважительного размера грудь. И в туфли на головокружительной шпильке. Еще у вопроса были длинные черные волосы и пухлые губы.
        В общем, роскошная порно-брюнетка - не то зрелище, к которому ты готова в квартире своего любовника, которому вроде как доверяешь.
        - Ммм…  - задумчиво сказала я и спиной почувствовала, как напрягся Макс.
        - Я, наверное, должен что-нибудь сказать?
        - Что-нибудь соврать, да,  - кивнула я.  - Ну такое, приличное. Ну или хочешь, я уеду?
        - Разумеется нет,  - он обнял меня, положив ладони на живот.  - Даже не знаю, как объяснить.
        - Ну, слушай, вариантов немного,  - я смерила девушку взглядом, повернулась и посмотрела на него, чмокнула в губы: - На сестру она не похожа. На дальнюю родственницу, у которой нет денег на гостиницу и поэтому она теперь поживет у тебя в кроватке,  - тоже. Остаются либо самые маловероятные варианты, типа уборщица пришла и решила раздеться, потому что жарко…
        - Ну слушай, ты меня совсем не уважаешь,  - поморщился Макс.
        - Ну или это какая-нибудь бывшая ревнивая сука, которая хочет тебя вернуть. Или будущая, которая хочет заполучить.
        Брюнетка переводила взгляд с меня на него, и на лице у нее проступало изрядное удивление.
        - Ну почему, есть еще. Например, она текущая девушка, которой я изменяю с тобой. Или тебе с ней, сложно сказать.
        - Или будущая жена?
        - Нет,  - слишком быстро ответил Макс.  - Точно нет.
        - Я не знаю, что выбрать. На текущую не тянет, когда бы ты успевал?
        - Вместо работы?
        - Нууу…  - я задумалась.  - Если только ты с самого начала изрядно врал, и кто-нибудь у тебя на самом деле управляет всеми делами, пока ты развлекаешься со мной.
        - Первый раз вижу такую неревнивую девушку,  - восхитился Макс.  - Ты это искренне?
        - А смысл ревновать?  - я пожала плечами.  - Мне тебя хватает, совместного бюджета нам не светит, предохраняешься ты хорошо. И у нас все равно одно лето.
        - Ань, слышала?  - кивнул Макс брюнетке.  - Так что план провалился. Ключи ты где взяла?
        - Ты мне сам их дал,  - разомкнула наконец свои порнушные губы брюнетка и проворковала таким голосом, что впору эротические романы начитывать.
        - Ань!  - раздраженно рявкнул Макс.  - Видишь же, не прокатит. Все, давай, одевайся и вали. Я тебе ясно сказал, что эта вакансия закрыта. А вот твоя теперь - наоборот, открыта, надеюсь, ты понимаешь. Ключи!
        Он протянул руку.
        Брюнетка развернулась, продемонстрировав такую роскошную задницу, что я чуть не сменила ориентацию, и прошествовала в комнату, откуда вышла уже в платье и с сумкой. Вручила Максу звякнувшие ключи и удалилась в любезно открытую им дверь.
        Он запер ее за ней, подкинул ключи в руке и положил мне ладони на бедра, притискивая к себе.
        - Кажется, я уже говорил, какая ты охренительная?
        - Так и на какой версии мы остановимся?  - уточнила я.
        - Это тот самый «кто-нибудь», кто должен был управлять всеми моими делами, пока я развлекаюсь с тобой. Ключи наверняка скопировала вместе с рабочими, я ей всю связку отдавал. Увы, как видишь, место управляющего сетью было для нее недостаточно хорошо, зачем-то еще понадобилось место любовницы.
        - И ты отказался?!  - изумилась я.  - Вот от этой роскошной бабы отказался и вообще ни разу ее не трахнул?
        - Ээээ… Нет?  - неуверенно сказал Макс.
        - Ты идиот?
        - Любопытное предположение… А что, тебе понравилось бы думать, что я трахаю кого-то еще?  - его тон вдруг изменился, и голос стал низким и бархатным.  - Хотела бы понаблюдать? Тайком или явно? Может быть, поучаствовать?
        - Э-э-э-э…  - моя очередь неуверенно мямлить.  - Н-н-не думаю.
        - Совсем девочки не нравятся? Не возбуждает ревность?  - он рывком ударился о мои бедра своими, глядя мне в глаза.  - А что тебя возбуждает? Поделись своими тайными фантазиями.
        С этого мы и начали знакомство, насколько я помню.
        - Твоя любимая тема?
        Или он просто хочет поскорее проскочить неловкий момент с Анечкой, роскошной женщиной, которая так отчаянно его возжелала, что наплевала на все и явилась подарочком. А он ни сном ни духом.
        - Да. Я волшебный эльф, исполняющий самые тайные, самые грязные желания…  - Макс обошел меня, встав за спиной и шепнул на ухо как тогда, в первый раз: - Какие у тебя тайны, моя сладкая фея? Хочешь сделать это на глазах у вожделеющих тебя других мужчин? Хочешь, чтобы они присоединились ко мне?
        - А ты согласен поделиться?  - заинтересовалась я.
        - Ну, если ты не ревнуешь, почему я должен?
        - Нет,  - подумав, сказала я.  - Ничего из этого.
        Тем более, при мысли о вожделеющих мужчинах я сразу вспомнила про шторы на его окне. Открывай и наслаждайся вожделеющими.
        - Хочешь сделать что-нибудь вызывающе непристойное и запретное? Поиграть со сладкими или опасными игрушками? Сотворить что-нибудь со мной? Все, что захочешь.
        Тон у Макса был, конечно, соблазнительный. Я чувствовала себя в огромном многоэтажном универмаге, где каждый отдел, каждый этаж, каждый магазин предлагали мне тысячи удовольствий от невинных до запретных. Нисколько не сомневаюсь: что бы я ни выбрала, Макс сможет это воплотить так или иначе.
        - Я хочу…  - я тянула это «хочу», вытягивая губы трубочкой, и Макс пожирал их глазами, с трудом сдерживаясь, чтобы не проверить их упругость языком или чем-нибудь еще.  - Я хочу…
        Облизнулась, глядя на него, дотронулась кончиком языка до верхней губы.
        - Я хочу, чтобы ты сам сделал со мной что-нибудь… интересное. Исполнил свою фантазию.
        У него великолепные фантазии. И опасные. И сейчас мне немного страшно, потому что он может понять это как разрешение на все. Вообще все.
        И захватывает дух как на качелях, потому что я все еще ему доверяю.
        - Какая ленивая фея…  - протянул Макс, но в его глазах уже зажглись те самые огоньки, на которые я рассчитывала.  - Хорошо, есть кое-что… что я хотел. Давно.
        Он скользнул ладонями по моим плечам и развернул лицом к зеркалу в прихожей. Мгновение - в его руке появилась красная шелковая лента, и он медленно, так что я видела это в отражении, завязал ею мои глаза.
        Она была достаточно плотной, чтобы не видеть даже света.
        А потом он потянул молнию на платье вниз.
        Признаться, я рассчитывала на эту игру, когда брала с собой пляжное платье, полностью расстегивающееся сзади.
        И сейчас я в полной мере получала все ощущения: трепет, дрожь, огонь прикосновений пальцев по мере движения молнии вниз.
        Купальник он развязал одним движением, просто смахнув его с моего тела. Подхватил меня на руки и крутанул - голова закружилась, и я потеряла ориентацию, попыталась ухватиться за Макса руками, но он уже куда-то поставил меня и отпустил, оставив одну в пустоте.
        На меня вдруг полилась теплая вода, и я вскрикнула.
        Я ничего не видела, но старалась понять, что происходит, по звукам, по прикосновениям.
        Нежные иголочки душа покалывали кожу, смывали с нее пыль и пляжный песок.
        - Я не хочу, чтобы песчинки делали с тобой все те грязные штуки, которые хочу сделать я,  - пояснил Макс, смывая с меня сегодняшний жаркий день и готовя к жаркой ночи.
        Он снова подхватил меня на руки и, на этот раз без сюрпризов, отнес на кровать.
        Зачем повязка на глаза? Если выключить ночник, тьма все равно непроглядная.
        Но потом я поняла - зачем.
        Когда теплые капли с запахом кардамона прочертили дорожку от одного моего соска до другого, а потом спустились к животу. Те самые свечи - расплавленный массажный воск, нежный, не такой горячий, как настоящий или хотя бы парафин, но ощутимый. Каждая капля обжигала, не причиняя вреда, только будоража близкой опасностью.
        Но этого ему показалось мало, и дорожка горячих капель, сливающихся в ручеек, потекла ниже, просочилась между закрытых губ внизу, и мягко, шелково приласкала уже совсем чувствительные места.
        Я застонала, предвкушая игры с огнем, но ошиблась…
        Раздался тихий шелест, а потом левого соска коснулось что-то… жгуще-жужжащее, мгновенно разогнавшее его чувствительность до максимума. Меня подбросило на постели, выгибая дугой.
        - Что, чересчур?  - озабоченно спросил Макс.
        Жужжание стало тише, соска коснулись прохладные губы, но не уменьшая возбуждение, а скорее наоборот. А вот вибрация отправилась путешествовать по моему телу, следуя за теплыми каплями… Это походило на щекотку, но не было ею. Моя кожа впервые испытывала что-то подобное, и меня бросало то в жар, то в холод, пока тело пыталось определиться, что это и как на него реагировать.
        Те места, где раньше гуляли наглые пальцы Макса, теперь были отданы гладкому жужжащему созданию… созданиям - поняла я, когда Макс снова дотронулся чем-то гладко-жгущим до моего соска… до двух сосков одновременно.
        И хотя ощущения были уже не такие острые - скорее тревожащие и зовущие,  - меня снова выгнуло.
        - Не торопись… Что ж, будем действовать иначе.
        Он подливал и подливал масла и водил гладким кончиком - или двумя - по моему телу. По коже разбегались электрические мурашки, я вся превращалась в единую ожидающую наслаждения массу. Это было как чувствовать зуд и возбуждение в клиторе и хотеть оргазма - только по всему, абсолютно по всему телу. И когда Макс усилил вибрацию, даже те места, которые я мнила бесконечно далекими от эрогенных зон, стали отзываться вспышками блаженства. А когда он касался меня то на внутренней стороне бедра, то под грудью, тело само соединяло эти две точки и накрывало ближайшие области жаждой наслаждения.
        Но он больше не касался сосков. И основания шеи, от поцелуев куда я просто улетала. И внутренней стороны предплечья - и, конечно, промежности. Все мои эрогенные зоны Макс коварно избегал. До них доносились только отзвуки, далекие вибрации - и поэтому именно их я начала чувствовать особенно сильно.
        Вибрация становилась все сильнее, я вертелась и изнывала под касаниями гладкой игрушки, и вот наконец она добралась и до междуножья…
        Но Макс не стал тратить на него время и силы. Вместо этого он накрыл губами мою грудь, мгновенно взорвав там атомную бомбу, так что я чуть не кончила от одного прикусывания соска зубами, а игрушка, скользкая от смазки, вдруг легко проникла в меня. Я хотела было возмутиться, что у нее есть другие задачи, а внутрь, может, что-то поинтереснее? Но тут ее лепестки, все еще довольно жестко вибрирующие, вдруг разошлись прямо в моем лоне, упираясь одновременно в верхний и нижний свод.
        Это было что-то невозможное. Растягивание без наполнения, вибрация, проходящая по всем внутренним частям клитора, обычно довольствующимся отголосками наслаждения, жесткое и твердое воздействие на точку G…
        Он отпустил меня, когда я уже начала хныкать и цепляться за него ногтями:
        - Я больше не могу… не могу…  - пыталась я произнести пересохшими губами.
        Но он не снял повязку. Он просто поднес чашку, из которой я жадно отпила с закрытыми глазами, а потом отставил и снова наклонился, запуская жужжание.
        - Нет!  - я дернулась, когда успокоившиеся было соски вновь встрепенулись под тихой вибрацией.  - Я не смогу больше!
        - Почему ты так думаешь?  - теплый голос, юркий язык, облизывающий ухо.
        - Никогда не могла.
        - Все когда-нибудь бывает в первый раз,  - издевается голос.
        Я пытаюсь отодвинуть, поймать юркую штуку, но она ускользает от моих рук и жалит в самых неожиданных местах, вспыхивающих острым чувством - то ли слишком сильное удовольствие, то ли уже неприятная боль.
        Не могу разобраться.
        Когда я пытаюсь стянуть повязку, Макс жестко ловит мои запястья и цокает языком:
        - Ты же не хочешь поиграть еще и в наручники, милая кроватная фея? Нет? Тогда просто получай удовольствие…
        И в меня, мокрую насквозь от всех возможных жидкостей, снова входит игрушка, растягивая и вибрируя,  - мне кажется, или уже намного сильнее?
        И одновременно клитор накрывает горячий рот Макса. Он слегка двигает штуку внутри, но ей и так достаточно. Мне не хочется, совершенно не хочется никакого еще оргазма, я мычу что-то сквозь сжатые зубы, мои мышцы скручиваются узлами и напрягаются до каменного состояния. И чем сильнее вибрирует штука и быстрее пляшет язык Макса, тем больнее становится внизу живота, я уже готова сорвать повязку и послать его к черту, когда он просто легонько всасывает мой клитор, и это бешено взрывает все напряженные мышцы - их закрученность срывает пружину, и напряжение переходит во взрывное расслабление.
        Я извиваюсь и ору, выгибаюсь и царапаю ногтями простыни, прикусываю руку Макса, оказавшуюся в опасной близости от меня, но все равно продолжаю подвывать сквозь искры из глаз.
        Не знаю, сколько это длилось, но, когда он наконец выключил игрушку и занял нужное место всем собой - горячим телом, твердым членом,  - я уже не могла ничего воспринимать, любое прикосновение вызывало раскаты искр по всему телу - сладких, но уже чуть болезненных. Ощущение такое, что кости расплавились горячим воском, что кожа стекла, обнажив мышцы и нервы, и каждое касание пробивало током.
        Между ног саднит, низ живота залит горячей сладкой болью. А Макс хмыкает и говорит:
        - Третий?
        - Нет…  - пытаюсь прохрипеть я, но он не слушает.
        Все вокруг хлюпает - внутри меня, снаружи меня, Макс скользит и врывается быстро как никогда - и каждое движение взрывает меня.
        Он переворачивает меня на живот - и так входит намного глубже, вбивается на полную длину. Обычно мне немного больно, но не сейчас - сейчас я чувствую только наполненность и горячие пальцы, касающиеся измученного клитора. А потом к нему прислоняется вибрирующий лепесток.
        Сладко, горько, больно, невыносимо, ярко, горячо, нет, то есть да, то есть НЕТ! ДАААААААААААА…
        Мне кажется, я вся выворачиваюсь наизнанку через крохотное сияющее отверстие в теле, и пока каждый кусочек протискивается через него - длится и длится горячий болезненный спазм.
        Макс рычит мне в ухо, прикусывает шею, накрывает всем горячим влажным телом и тоже кончает, сжав меня руками так сильно, что кажется - вот-вот сломает.
        Мы лежим, не разлепляясь, минут десять, не меньше. Просто отращивая обратно мышцы и кости.
        - Вот так выглядит мое интересное,  - он дергает к себе легкое одеяло и кутает меня, вытирая пот, смазку, масло - все жидкости, что смешались на моей коже.  - Нравится?..
        Еще бы…
        …и перец
        Я раньше не замечала, что в моем гардеробе в основном тусклые оттенки.
        Перебирала юбки и платья: пыльный синий, грязно-белый, горчичный, пепельная пудра - все приглушенное, неяркое. На каждый день у меня все равно черное и белое. Все эти платья и юбки, выбранные когда-то вместе с мамой, просто скучают в шкафу.
        Мы созваниваемся с ней не так уж часто, мне проще приехать в гости. Но с начала лета выбрать для этого время стало не так-то просто, поэтому я решила совместить выбор платья на выход, родственное общение и заодно консультацию по стилю.
        - Ты волнуешься?
        - Мам, это просто вечеринка, с чего бы?  - Я прижала телефон к плечу ухом и вытащила вешалку с длинным платьем цвета зеленого чая. Я в нем немного бледная ундина, зато изысканна и благородна донельзя. Только чахоточный румянец не забыть нарисовать.
        - Эх, я помню, была тобой беременна, но живот еще на нос не лез, собираюсь я на школьную дискотеку с подружками, а отец мой говорит: бери мини, что тебе уже терять. И тут я как поняла, что это последний ведь раз, когда я веселюсь! Мне шестнадцать, а жизнь уже закончилась!
        Ну да, ну да. Закончилась. Родила, сдала бабушке и снова по дискотекам.
        - Так что веселись, пока молодая, а то родишь - и все, только ребенок в жизни и будет.
        - Мам, ну мне-то на уши лапшу не вешай.
        Я остановила свой выбор на единственном ярко-синем платье. Макс пообещал, что мы пойдем развлекаться по полной, это будет очень секретная и крайне отвязная вечеринка, и велел быть при полном параде. Ну что ж, значит золотистые босоножки со свадьбы тоже пригодятся. А я-то думала, что так и будут валяться годами в шкафу как те фантазийные лабутены, которые я купила на выпускной и так с тех пор и не надевала.
        - У меня ничего и не было… Когда мама с папой разбились, я осталась с тобой одна. Не знаю, как уж выгребла…
        - Ну, допустим, осталась ты без меня,  - фыркнула я.  - Ты так все время аккуратно обходишь эту тему, что может показаться, будто я не жила у бабушки, пока ты искала себе папика.
        - Не смей так о Диме говорить!  - моментально завелась мама.  - Он тебя любит!
        - Конечно любит! Но смею напомнить, что узнал он о моем существовании только через два года после свадьбы.  - Я покрутилась перед зеркалом. Платье мне удивительно шло. Интересно, почему я его раньше не носила?  - Все, мам, не беси меня. Скажи лучше, что к синему из украшений подойдет? Выгляжу дорого, но избыток цацок будет безвкусицей.
        - Чокер, если хочешь подчеркнуть молодость, и бриллиантовые гвоздики в уши, если элегантность. Когда познакомишь нас со своим бойфрендом?
        - Никогда, мам.
        - Почему-у-у-у?  - вот тут мама действительно расстроилась.
        Претензии я ей высказывала всю жизнь, она уже привыкла. Со своих восьми лет, вот как меня взяли обратно в семью и я узнала, что она уже два года как замужем,  - так и начала.
        И продолжила, когда выяснила, что меня решили забрать от прабабушки, только потому что отчим настоял. Мама считала, что мне и так отлично живется в деревне на свежем воздухе.
        Угу, ездить в сельскую школу на вонючем пазике и возвращаться семь километров пешком. Я была просто счастлива!
        Но мама как была юной вертихвосткой, залетевшей в шестнадцать, так и осталась в сорок с хвостиком, не повзрослев ни на секунду. Я быстро это поняла - как и то, что раскаяния я от нее не добьюсь.
        Отчиму Диме она нравится именно такой - вечной девочкой, которую надо от всего оберегать. Он даже стиралку сам запускает, потому что для мамы там «слишком много кнопочек». Зато у нее легкий нрав, безупречный вкус, она никогда на меня не обижается и хочет, чтобы все вокруг дружили и улыбались.
        Вот и сейчас мои полусерьезные претензии по поводу испорченного детства она пропустила мимо ушей, зато по-настоящему огорчилась, когда я отказалась знакомить ее с Максом. Очень интересно, где же я спалилась с ним, что даже маме донесли?
        Впрочем, мне осталось держать оборону всего месяц. Потом Макс исчезнет из моей жизни, и мама быстро о нем забудет. Если до этого момента она не выкатит тяжелую артиллерию - отчима. Ему я не могу отказать ни в чем, поэтому предпочитаю, чтобы он не знал никаких подробностей моей жизни.
        Коротко тренькнул звонок - о, Макс. Надеюсь, он оценит и мое обтягивающее ультрамариновое платье, и босоножки, уже ему знакомые, и то, как я накрасилась. Нечасто ему такое хорошо упакованное счастье достается. Может, вообще передумает куда-то идти.
        Но Макс, к моему изумлению, не выразил восторга. Более того, он осмотрел меня с ног до головы, приятно и жарко задержавшись на проступивших через ткань сосках, и покачал головой:
        - Не то.
        Вообще-то тут-то и надо было вломить ему чем-нибудь тяжелым, но сковородка занята ризотто с грибами, а мраморной скалкой можно переусердствовать.
        Однако меня заворожил его вид.
        Каждый день он являлся ко мне в простецких джинсах, обтягивающей футболке и рубашке поверх. Даже встретились мы на свадьбе, когда он уже скинул пиджак и упростился по максимуму. Но сегодня - он был великолепен.
        Черная приталенная рубашка - очень дорогая, можно даже ярлычок не искать. Галстук-боло с серебряной чеканкой и темным мерцающим камнем. Классические брюки зауженного кроя, тонкий ремень с изящной пряжкой - больше аксессуар, чем необходимость. Идеально черные лакированные «оксфорды».
        Я потрясенно провела взглядом сверху вниз и обратно. И волосы - он не подстригся, но уложил их так, что прическа смотрится куда роскошнее любой стрижки. Даже выгоревшие пряди в тему, словно его красили ровно под этот образ. Я даже засомневалась на секунду во всех предыдущих неделях: может, он тогда притворялся балаболом и балбесом, а настоящий Макс - вот этот холодный роскошный мужчина?
        Настолько роскошный, что уже я была готова передумать куда-то идти. Облизала губы, но он на это вообще не повелся.
        - Разве я не упомянул, что это особая вечеринка?  - поднял он брови и шагнул к моему шкафу. Я машинально захлопнула за ним входную дверь.
        - Упомянул, и мне кажется, что я…
        - Ты выглядишь великолепно, дорогая,  - он холодно, но ослепительно улыбнулся.  - Потрясающе, сексуально, волнительно, элегантно и шедеврально. Если бы я шел на прием к английской королеве, мне бы не пришлось краснеть за свою спутницу. Но оставим мы из этого только вон ту шелковую ленточку у тебя на горле.
        - И все?  - Я села, чуть не промахнувшись мимо стула.
        - Нет, конечно. Это же эротическая вечеринка, а не повод для групповухи. Сейчас подберем остальное.
        - Ты сказал, эротическая вечеринка?
        Макс повернулся ко мне, и его глаза предвкушающе сверкнули:
        - Что, уже передумала? Останемся дома? Ну, в принципе, я хотел бы когда-нибудь трахнуть такую элегантную леди, как ты. Только, чур, материться будешь по-французски, пока я буду тебя натягивать в твою великолепную попку…
        Ну нет, я не собиралась сдаваться так легко.
        - Значит, эротическая…
        Я отодвинула его от шкафа и задумалась на несколько секунд.
        Сейчас будет ему эротика.
        Как у любой приличной девушки, у меня, конечно, есть корсет, который я никогда не надевала. И сетчатые чулки, которые надевала один раз,  - и, естественно, из дома не выходила.
        Но это как-то… примитивно.
        Мама была бы недовольна.
        А вот очень тонкая полупрозрачная алая блузка крайне строгого фасона: под горло и с длинными широкими рукавами - самое то. В мирное время я надеваю под нее топик и моментально свожу всех с ума. Сейчас обойдемся без него.
        Ткань ласково льнет к коже, обрисовывая абсолютно все изгибы и выпуклости, и просвечивает достаточно для разглядывания подробностей. Потайная застежка прячет расстегнутые пуговицы - застегнута только одна у горла.
        Никаких мини, разумеется. У нас тут не девяносто четвертый год, когда беременная мама соблазняла мальчиков на вечеринках. Очень строгая юбка до колен. Очень узкая. Кожаная. С двумя молниями по бокам, расстегивающимися до самого пояса.
        И просто черные тонкие чулки, очерчивающие мои ноги черной тушью. Будь я чуть помясистее, они бы смотрелись намного эротичнее. Но и тут есть секрет: только тронь острым - поползут стрелки, превращая меня из строгой секретарши в шлюшку.
        Ха.
        Ну и те самые лабутены с застежками на щиколотках и шипами - наконец дождались своего второго выхода в свет. Уж и не чаяли, наверное.
        Натягивать чулки под взглядом Макса было настолько волнующе, что я почувствовала, как мокро становится между ног. Особенно остро я ощутила его обжигающий взгляд, когда наклонилась и блузка разошлась, открывая свой секрет. Хотя она и без секрета демонстрировала все, что только возможно.
        Макияж для леди пришлось стереть. Вместо него нарисовала лихие стрелки и достала темно-кровавую помаду. Она тут же была слизана подчистую: кое-кто не смог удержаться. Я его понимаю: его налитые губы тоже до сих пор меня манили, и во время поцелуев я кусалась, как малолетний вампир.
        Накрасив губы еще раз, я прошлась перед Максом, крутанулась и, вжикнув молнией на юбке, повисла у него на шее, закинув ногу ему на пояс.
        - Теперь ты мной доволен, любитель эротических вечеринок?
        - Теперь мне было бы с тобой очень, очень стыдно пойти на прием к королеве…  - он провел ладонью по шелку чулка и тут же обнаружил, что белье я решила проигнорировать.  - Невероятно стыдно и сладко.
        Я протянула руку и нащупала уже отвердевший его член под брюками. И, судя по всему, он трусами тоже заморачиваться не стал. Так что же - мы туда решили ради разврата идти?
        - Это свингерская вечеринка?
        - Только если ты этого хочешь.
        - БДСМ?
        - Только если ты этого хочешь.
        - А если не хочу?
        - Посмотришь, потанцуешь, отсосешь у меня в тихой комнате, и поедем домой. Но мне кажется, тебе понравится.
        - Как интересно тебе кажется…
        Я длинно лизнула его в шею и сделала шаг назад, застегивая юбку обратно. Шелковый чокер все еще стискивал мою шею, но теперь он добавлял совсем-совсем другие оттенки моему наряду.
        - Идем?  - Я подхватила маленький клатч-пенал, но Макс отобрал его у меня, достал оттуда ключи и телефон и убрал к себе в карман.
        На мой изумленный взгляд пояснил:
        - Там такие правила: женщина, которая приходит с мужчиной, принадлежит ему полностью и не может иметь с собой никаких вещей.
        - А если приходит одна?
        - Сдает в гардероб, как и мужчина. Телефоны там запрещены, чтобы не было искушения сделать фото людей, которые не собирались светить свои увлечения. А все остальное тебе не нужно, там совсем другой мир.
        - Может, пойдем по отдельности?
        - Ты мне не доверяешь?..
        Он смотрел спокойно, даже без вызова. Словно ответь я «нет» - он так же спокойно все вернет, извинится, и мы пойдем смотреть сериалы и трахаться в уютной кроватке. Но я уже собралась и мне было интересно! В конце концов, я уже доверяла Максу свое тело, и он ни разу не сделал мне плохо. Почему бы не попробовать доверить чуть больше, чем тело? Волю. Свободу. Душу?
        - Ладно…
        - Тогда еще одна мелочь…  - его взгляд не отрывался от моей груди.  - Крошечный аксессуар. Подарок.
        Он шагнул ко мне, каким-то очень властным движением кладя руку на талию и притискивая к себе.
        Вторая рука нырнула в карман и достала то, что мне сначала показалось серьгами, потом браслетами, но потом, когда его пальцы нашли потайной ход под блузку и сжали мою грудь, я поняла, что это. Поняла за мгновение до того, как блестящий стальной зажим с бархатной подложкой был зацеплен за сосок. Легкая тянущая боль от него оказалась точно такой, как я люблю,  - когда Макс трахает меня сзади, накрыв своим телом и стискивая грудь. Я закусила губу, наслаждаясь тянущим ощущением, а Макс защелкнул зажим на втором соске.
        По железной цепочке между ними будто пробила молния и ушла вниз, между ног, где зажгла пожар. Я прерывисто вздохнула, а Макс медленно, порочно улыбнулся, наматывая на кулак цепочку, связывающую зажимы, и потягивая ее на себя.
        Мне пришлось прижаться к нему вплотную, следуя этому зову. Больно не было - было сладко и дразняще.
        - А как ты будешь стонать, когда я их сниму…  - с мечтательными интонациями промурлыкал он мне на ухо. И убрал руку.
        Цепочка скользнула под блузку, но я ощущала, что она там есть и покачивается при каждом моем движении, заставляя вздрагивать и сжимать бедра.
        К машине мы спустились без происшествий, но на дороге Макс вдруг заволновался:
        - Ты бы какую-нибудь накидку взяла, что ли. Всем вокруг сиськи видно.
        - Разве ты не этого хотел?  - я подняла бровь.  - Чтобы все на меня пускали слюни. Или я как-то неправильно понимаю концепцию эротических клубов?
        - Не совсем так…  - он сжал зубы. Что-то мне кажется, он уже и сам затее не рад.
        - Вообще-то я про них только читала. Судя по репортажам, там меняются партнерами, занимаются сексом на публике или смотрят на то, как другие занимаются сексом. Если это БДСМ-клуб, то еще устраивают сессии с плетками и прочими девайсами. Конечно, не стоит исключать и групповые оргии, но это можно засчитать за секс на публике, и меняться партнерами одновременно…  - Мне захотелось поправить очочки, но костюм их не предусматривал.
        - Совсем необязательно должен быть секс,  - буркнул Макс.
        Его судорожно сжатая челюсть очень подходила к суровому образу.
        - Так мы просто попялиться?  - невинно уточнила я.  - Тогда зачем я переодевалась? Ну и вообще, я не люблю смотреть на чужой секс.
        - А участвовать любишь?  - Он, похоже, не терял надежды развести меня на какой-нибудь полный разврат… еще полнее обычного.
        - Только в своем,  - мило улыбнулась я.
        Не понимаю, почему он вдруг так занервничал?
        Последней хорошей новостью было то, что мы остановились рядом с элитной высоткой в одном из самых дорогих районов города. Я почему-то ожидала, что клуб будет находиться в темной подворотне, в третьем из проходных дворов, прятаться в подвале за железной черной дверью без опознавательных знаков. И придется проходить фейс-контроль у сурового лысого секьюрити. Понятия не имею, откуда я этого нахваталась, но реальность оказалась более симпатичной.
        Капсаицин
        Мы вошли в фойе, отделанное белым мрамором и золотом, прошли к отдельному лифту для «особых гостей», как нам сказала вышколенная… кхм, консьержкой эту женщину в юбке-карандаше и на шпильках язык не повернулся назвать… хостесс, и чинно стали ждать, стараясь делать вид, что я всегда хожу в офисы, забыв надеть под прозрачную блузку бюстгальтер. Ничего такого.
        Кроме нас к тому же лифту подошли еще мужчина и женщина лет сорока в очень скромной одежде: он в костюме, она в длинной юбке и закрытой блузке. Вряд ли им на тот же этаж, что и нам. Хотя никто из присутствующих даже не покосился на меня, будто я нормально одета, а не сиськами наружу и в одном движении руки от падающей юбки.
        В лифте Макс нажал на какой-то очень высокий этаж и чинно встал за спиной у приличной пары. Пока мелькали этажи, мне стало скучно и тоже захотелось повеселиться. Я наклонилась к нему, задев прищепками на сосках и едва слышно охнув, взяла его ладонь и положила на свою щеку. Посмотрела на него из-под опущенных ресниц. Макс сделал страшное лицо и показал глазами на людей. Я только улыбнулась и медленно, томно обхватила губами его указательный палец, отклонившись так, чтобы ему было лучше видно. Обвела его кончиком языка и скользнула губами чуть дальше, захватывая целиком.
        Макс дернулся и что-то прошипел. Под его брюками отчетливо обозначилась эрекция, но я на всякий случай еще проверила ее крепость, пройдясь пальцами по упругому члену под тканью. Он резко втянул воздух сквозь сжатые зубы.
        Мужчина и женщина переглянулись, но оборачиваться не стали.
        И вышли на одном этаже с нами!
        Женщина обернулась, подмигивая мне, а мужчина одним движением расстегнул пояс, превратившийся в тонкий хлыст. Я вздрогнула, когда он щелкнул им в воздухе, и уцепилась за руку Макса.
        Он тихо хмыкнул и повел меня осматриваться.
        По периметру этажа тянулся широкий коридор с окнами от пола до потолка, открывающими вид на город. И - на соседний небоскреб, где за точно такими же окнами можно было увидеть офисные столы, развесистые листья пальм в кадках, нормальных людей в обычной офисной одежде. Судя по тому, что там у окон еще не выстроились люди с биноклями, здесь остекление было зеркальным.
        С потолка свисали красные и черные полупрозрачные полотнища ткани, условно разбивавшие коридор на более уединенные пространства. Громко играла музыка, как в хорошем клубе, и по стенам метались разноцветные пятна. Но никто не танцевал.
        Народ тут был самый разный. Девушки в основном глубоко неодетые: в корсетах, чулках, трусиках, кожаных портупеях или вовсе голые. Некоторые в костюмах секретарши, медсестры, затянутые в латекс или с хвостиком и ушками, как кошечки. Только вот хвостик у них приделывался… вставлялся… в общем, натуральный был хвостик.
        Мужчины в костюмах, белых рубашках, кожаных штанах и жилетах и крайне редко обнаженные.
        Я украдкой покосилась на Макса и успокоилась, только убедившись, что он тут самый стильный.
        Повсюду на столиках стояли бокалы с коктейлями и вазы, в которых вперемешку были навалены презервативы и лубриканты.
        Огромные кожаные диваны, россыпи подушек, небольшие подиумы с шестами, крестами и скамьями, свисающие с потолка цепи с наручниками - кажется, БДСМ тут все же подразумевался.
        Тем более, многие девушки ходили в ошейниках - я потрогала свой шелковый чокер на шее - и даже на поводках.
        Другие уже валялись вповалку, кто-то уже жарко целовался и гладил друг друга, но развратом еще не занимались. Или, может, для этого были закрытые комнаты.
        Макс прошел к стойке, за которой пряталась камера хранения, сдал туда мой и свой телефон, ключи и получил россыпь разноцветных браслетов, некоторые из которых нацепил на меня.
        - Это означает твою готовность к взаимодействию,  - пояснил он.  - Я взял тебе те, которые говорят, что ты не ищешь приключений.
        - А себе?  - уточнила я, заметив, что его набор отличается от моего.
        - А себе…  - Макс медленно нагло улыбнулся.  - Я взял то, что захотел. Ты сегодня моя собственность, не тебе меня контролировать.
        Я снова подняла бровь.
        Любопытно.
        Но взгляд у Макса был будоражащий. Покровительственный, нежный, обладающий, властный… Я помнила, что он все еще никак и ничем не предавал моего доверия. Может быть, стоит расслабиться и сейчас?
        - Обычно можно присоединяться к любым взаимодействиям, если люди явно не отказались от посторонних. Но я тебе запрещаю,  - мурлыкнул он, обнимая меня за талию и притискивая к себе. Его пальцы нашли тайный ход под блузку и потянули цепочку на зажимах. Я ахнула.
        - Ты не освободишь меня?  - тихо спросила я.
        - Только если ты согласна на обмен,  - он провел пальцами по моему лицу.  - Снимаю зажимы, но надеваю ошейник.
        Я прижала руку к горлу. В сущности, какая разница? Ошейник, чокер… Просто аксессуар. А грудь начинала ныть под прищепками, да и задевать ими о людей было неприятно.
        - Хорошо,  - кивнула я.
        Макс сделал шаг назад, оперся на стойку и кивнул мне:
        - На колени.
        Я посмотрела ему в глаза. Внутри теплого карего взгляда мерцало что-то властное и заводящее настолько, что я свела бедра.
        При всех встать на колени?
        Не дома, чтобы отсосать, а вот так - публично подчиняясь?
        Фигня вопрос.
        Я шагнула к нему, высоко подняв подбородок, дернула молнии юбки с двух сторон, раскрывая их на несколько сантиметров, и опустилась перед ним. Он крутнул на пальце кожаный ошейник - тонкий черный, с заклепками и кольцом под поводок. Загорелые пальцы расстегнули верхнюю пуговицу моей блузки и сняли ленточку чокера с горла. Потом Макс заставил меня все-таки наклонить голову, практически упершись ему в пах, а он медленно, нарочито медленно обнял кожаным ошейником мое горло, долго возился, подбирая длину, на которую его застегнуть, и я чувствовала, как под брюками набухает член.
        Плохой мальчишка!
        Но это просто игра. Я вновь вскинула на него глаза, и Макс нервно облизнул губы, глядя на мою шею.
        - Зажимы,  - напомнила я.
        - Точно не хочешь еще с ними походить?  - спросил он.  - Можно заодно и блузку снять, тут жарко.
        Как быстро меняются его решения.
        - Точно.
        - Встань.
        Он не подал мне руки, а мне было нелегко вставать на высоких каблуках. Но едва я это сделала, он дернул меня к себе, повернул спиной и вжал животом в край стойки. Сзади к моим ягодицам отчетливо прижимался член, и я поняла, что уже давно хочу его в себе. Но разве вечер не только начался?
        Его пальцы вновь скользнули под блузку, потянули цепочку, а потом он коснулся зажима, от чего сосок протестующе заныл. Но Макс больше не стал его тревожить. Он очень аккуратно отстегнул механизм, и я чуть не застонала в голос от облегчения, боли, какого-то огненного освобождающего чувства, непривычного и незнакомого.
        Чуть.
        А вот когда его пальцы сняли второй зажим - не выдержала, и мой стон попал в паузу между композициями, прозвучав кошачьим зовом в полный голос.
        - Я смотрю, тебе понравилось…  - хрипло проговорил он мне в ухо, и пальцы сжали только освобожденный сосок, вызвав болезненно сладкий огонь.
        Я снова застонала, хотя и тише.
        - Это очень лайтовые нежные прищепки, не пытайся повторить это с кем-то другим,  - предупредил он меня, вновь тревожаще задев шершавыми подушечками пальцев сосок.
        С кем?!
        На самом деле, красивых мужиков вокруг было не сказать чтобы много. В мои нескромные стандарты кроме Макса протискивалось еще человека три максимум. А так как я не перлась от всей этой атрибутики в отрыве от Макса, он мог не особенно беспокоиться.
        Зато девушки были просто восхитительные.
        Если бы я была ревнива, то провожала бы взглядом каждую, кого уже проводил Макс.
        Но я ведь не была?
        Людей становилось все больше, но они часто ныряли в двери, ведущие во внутреннюю часть этажа, поэтому особой толпы не собиралось и на диванах было много свободных мест.
        А вот выходили из этих дверей гораздо реже.
        - Там что?  - ткнула я Макса в бок, отрывая от созерцания очередной лисички - полностью обнаженной, если не считать крошечного кусочка ткани между ног и пушистого хвостика.
        - Приватные комнаты с разнообразными развлечениями… для тех, кто желает делать это без посторонних глаз.
        - А что на нижнем этаже?  - спросила я, заметив, что туда спускаются в основном люди в совсем уж странных нарядах.
        - Кинк-шоу,  - коротко пояснил Макс.  - Весьма специфические и местами даже на вид неприятные вещи. Хочешь, полюбопытствуем?
        - Пока, пожалуй, нет,  - покачала я головой. Только что вниз спустилась парочка - девушка в шипастом комбинезоне, ведущая на четвереньках на поводке голого мужика с кожаной маской на лице. Мне пока и тут хорошо.
        - Выпьешь?  - спросил Макс.  - Схожу тебе за шампанским, тут все выдохлось,  - кивнул он на столы.
        - Я и сама могу,  - удивилась я.
        - Не можешь, милая,  - оскалился он.  - Помнишь, ты сегодня моя вещь. Тебе просто не дадут.
        Равнодушно пожала плечами:
        - Ну давай.
        Я села за стойку на высокий стул, для чего пришлось расстегнуть юбку еще немного. Задумчиво перебирала в мисочке разные презервативы - черные, огромные, золотистые, не из силикона, сверхтонкие, с различными смазками, светящиеся в темноте, с ребрышками, точками и другими узорами. Никогда эти ребрышки не чувствовала, кстати. Они для мужчин придуманы или просто как способ разнообразить модельный ряд?
        Очнулась я минут через десять и поняла, что Макса что-то слишком давно нет.
        Вокруг становилось все жарче и, куда бы я ни переводила взгляд, я натыкалась на голую кожу, раскрытые губы, руки, впившиеся в тело, ритмичные движения, блеск шипов, взмахи плетей и кожаные ремни.
        Музыка стала чуть громче, температура чуть выше, зато свет потускнел, и в воздухе заструился сладкий дымок благовоний и душноватый запах свечей. Вечеринка переливалась из прозрачного сосуда взаимных разглядываний в темные бокалы прикосновений, столкновений и стонов с мерцающим на дне мутноватым осадком.
        Мне было мучительно и неловко, но при этом любопытно - я то отводила глаза, то завороженная извивающимися в едином ритме телами, жадно наблюдала за тем, как люди вокруг меня сплетаются и соединяются, вылизывают и отсасывают, толкаются всем телом, подаются, насаживаются и непрерывно двигаются, словно это какой-то единый ритуальный танец, ради которого все и было затеяно.
        Но все-таки меня интересовало, где Макс.
        Пока я пялилась по сторонам, чья-то рука властно легла мне на талию, и я успела обрадоваться - увы, когда я обернулась, на мои губы смотрел совершенно посторонний мужчина. Крепкий, но стройный, в белой рубашке и подтяжках, довольно привлекательный. Но его хищное красивое лицо меня почему-то страшно испугало.
        - Что такая славная игрушка делает здесь одна? Потеряла хозяина? Хочешь, я с тобой поиграю?
        - Иди на хер!  - искренне и от всей души отозвалась я, вывернулась из рук, которые не стали меня удерживать, и отправилась искать Макса.
        Найду - убью.
        Я обошла весь этаж по периметру, перешагивая тела, сплетающиеся в объятьях прямо на полу, уворачиваясь от настойчивых приглашений присоединиться, вежливо отказываясь от бокалов с коктейлями. Всматривалась в лица, искаженные весельем и страстью, искала его выгоревшие лохмы, пыталась узнать рубашку - но тут каждый второй был в черном.
        Куда он мог деться? Вот так спокойно бросил меня и сбежал… потрахаться с кем-нибудь? По моей реакции на Аню мог решить, что мне и правда все равно и я совсем не против разделить его с кем-нибудь, пока не наступила осень?
        Его нигде не было. Я поколебалась, не спуститься ли мне на нижний уровень, но, кажется, Макс не поклонник специфических игр. Пришлось заглянуть в приватные комнаты.
        - извивающаяся под ударами плети голая девушка и тот, кто предложил со мной поиграть. Когда только успел найти себе другую…
        - мужик в одних армейских ботинках трахает плотную блондинку, подвешенную на веревках к потолку.
        - десяток или даже больше обнаженных людей, сплетенных в чудовищный узел, движущийся, стонущий, соединенный самыми разными частями тела. Я чуть не вернулась: вдруг я не всех разглядела. Но стоило мне представить Макса там, в серединке, меня затошнило, и я передумала.
        - девушка, растянутая на дыбе, ее между ног вылизывает, стоя на коленях, парень, целиком затянутый в латекс, а его, в свою очередь, хлещет кнутом другая девушка, в черных ботфортах и кружевном платье.
        - здесь просто и незатейливо трахаются, фу, скучные, а тут опять кого-то лупят…
        Музыка стала еще громче, или мне кажется?
        Все это похоже на мутный дурной сон: орущая музыка, ритм барабанов - в том же ритме извиваются люди. Танцуют, трахаются, раздеваются и одеваются, что-то нюхают, кого-то вылизывают.
        А я мечусь между ними, и гипноз разврата на меня не действует. Я Герда, я ищу своего Кая. Я не могу уйти без него.
        Даже если меня выпустят, куда я без телефона, ключей и денег пойду ночью в таком виде?
        Я закусываю губы и распахиваю следующую дверь, но тут меня кто-то хватает за руку и оттаскивает в сторону. Я уже планирую снова послать наглеца на хер, но поднимаю глаза и узнаю танцора со свадьбы.
        - Вот уж где не чаял тебя встретить, Насть.
        А я-то как не чаяла! Все еще понятия не имею, кто ты такой, но смотришь на мои припухшие после прищепок соски ты очень выразительно, мужик.
        Я тоже смерила его взглядом, хотя и не надеялась этим смутить.
        Татуировки, покрывающие руки, переползают на грудь, расплескиваясь по ней стилизованным черным огнем - и сейчас никакие мещанские мелочи вроде одежды не мешают рассмотреть все подробности. На нем только кожаные штаны, сидящие так низко, что я сразу же оказываюсь в курсе, что нижнего белья он не носит и волосы на лобке подстригает триммером. А еще у него там тоже татуировка. К счастью, от нее я вижу только все те же языки пламени и не жажду узнавать подробности.
        - Мне неинтересно,  - честно резюмировала я и вернулась к открытой двери. Эту комнату я еще не проверяла.
        Но он удержал меня, захватив запястье стальными пальцами.
        - А мне очень. Кстати, я так и не представился. Андрей.
        Я пожала плечами. А что еще сказать? Мое имя он знает.
        «Очень приятно»?
        Так мне неприятно.
        - Поздравляю!  - отозвалась я.
        - Спасибо, я тоже очень рад. Но ты меня удивила. Вик, наоборот, жаловался, что ты слишком приличная девочка, даже минет делаешь так, словно участвуешь в гэнгбэнге с десятью неграми.
        Я замерла.
        Так вот откуда…
        Верейский, скотина, а! Обсуждал он с друзьями мои минеты, ублюдок!
        - Как ты меня узнал?  - Если он еще и наши фото показывал…
        - Все-таки не вспомнила, жаль,  - он цокнул языком.  - Последний раз я тебя видел лет в пятнадцать на юбилее твоего отца.
        - Отчима,  - машинально поправила я, пытаясь придумать, как теперь из всего этого выпутываться.
        - Отчима. Ты с тех пор почти не изменилась…  - но его взгляд снова внаглую прошелся по моим соскам.  - Такая же нежная маленькая девочка. Но теперь шляешься по злачным местам и настойчиво напрашивается на разные оч-ч-чень плохие вещи…
        Он поддел мой подбородок пальцами - я отпрыгнула назад. Фу, блин, гадость какая.
        - А Вик тебя долго разыскивал потом. Перелопатил все финансовые институты, зависал вечерами в самых модных клубах, надеялся найти и вернуть. Жаль, он не любитель подобных развлечений и не знал, что тебя надо искать в БДСМ-тусовке. Он ведь и правда верил, что ты особенная.
        Я скривилась. Особенная. Чистая и непорочная подстилка при живой жене. Удобная дура, к которой можно заехать на пять минут, чтобы отодрать прямо в прихожей, не снимая уличной обуви, развернуться и уехать домой, к милой супруге. Это называлось «слишком скучал по тебе, но ты понимаешь».
        - Когда я ему рассказал, что ты забабахала тот охуенный торт на свадьбе, он перевернул все кафе города, искал, где ты можешь быть десерт-шефом. Гордился тобой.
        Хорошо, значит, Сонечка с мужем меня не выдали. Максу выдали, а Верейскому нет. Отличные они, разбираются в людях.
        Хотя я сейчас насчет Макса не уверена.
        Мне бы надо было уйти, продолжить его искать, смотаться из этого места, но я не могла сдвинуться, с леденящим болезненным любопытством надеясь узнать, что еще Вик наболтал обо мне. Как он еще разыскивал меня спустя пять лет, надо же.
        Все-таки что-то, какое-то не умершее до конца чувство сейчас встрепенулось в груди и сладко защемило.
        Я думала, я для него проходная шлюха, а он помнит, ищет. Может быть, если бы я тогда что-то сделала иначе…
        - Хочешь, я ему позвоню? Он мгновенно приедет.  - Андрей словно уловил мои сомнения.  - Хотя со мной тебе было бы веселее. Помнишь, как мы втыкались друг в друга в танце? Я тогда еще подумал, что Вик дурак, упустить такую зажигалку. Мог бы и развестись.
        - А ты бы развелся?  - Я кивнула на кольцо, которое он не снял даже здесь.
        - Э, нет, малышка, со мной такой фокус не пройдет,  - засмеялся Андрей.  - Так я звоню Вику?
        Я принялась очень быстро соображать. Если я откажусь, фиг он меня выпустит. Но если потянуть время…
        - Звони,  - кивнула я.
        Пока он достанет телефон из камеры хранения, я успею найти Макса. Надеюсь.
        Мне быстро повезло.
        За той дверью, куда я все рвалась, оказалась массажная комната, которая выглядела почти прилично. Только, кажется, массажисты обычно одетые, но ладно. Макса там точно не было, что меня немного удивило.
        А вот за следующей на помосте бурлило джакузи, подсвеченное сиреневым и алым. Гладкие загорелые девушки в чисто символических купальниках пили шампанское прямо из бутылок, а их самих уже увлеченно облизывали не такие уж гладкие и подтянутые мужчины. Пожалуй, многим из них стоило остаться в своих эротическо-романтических костюмах, так они смотрелись гораздо лучше.
        Макс выделялся из общей массы - он сидел на краю все еще одетый, только рубашка расстегнута, и увлеченно что-то обсуждал с одним из таких рыхлых толстопузых мужиков, почти не обращая внимания, как пальчики брюнетки с буферами размером с мою голову увлеченно копошатся у него на груди.
        Он поднял голову, заметил меня, и его глаза вспыхнули. Он коротко что-то бросил своему собеседнику и поманил:
        - Издалека ты выглядишь еще развратнее, чем вблизи. Опасно тебя оставлять одну.
        Он поймал меня за руку, медленно поцеловал ладонь, не отрывая взгляда от моего лица, и тут же резко дернул, роняя к себе на колени. Рядом плеснули водой, окатывая нас - блузка прилипла к телу. Макс дернул молнию на юбке вверх, и она разошлась до самого пояса, открывая мое бедро его пальцам.
        Его язык прошелся по шее, вытанцовывая что-то нежное и жаркое, вытягивая из меня холодный страх, родившийся после встречи с Андреем. Такие привычные нежные и будоражащие ласки Макса, словно всего остального мира не существует, только мы вдвоем.
        Но он существует.
        Вода снова плеснула на нас, раздался громкий смех:
        - Максимчик, ты теперь на блондинок перешел? Смотрите, девы, еще один потерян для общества!
        Макс провел пальцами по волосам, стряхивая воду, я обернулась и столкнулась со злым взглядом той брюнетки, что лапала Макса, пока я не пришла.
        - Ты свеженькая, что ли?  - спросила та.  - Первый раз тут тебя вижу.
        - Максим со своим самоваром,  - хмыкнула вторая, тоже темноволосая роскошная дева с тонкой талией и пышными бедрами.
        - Давайте к нам, чего стесняетесь?  - засмеялась первая и потянула Макса в джакузи. На другом его краю блестящие обнаженные тела уже дергались в такт музыке, и к брюнетке, прыгающей на толстопузом лысоватом мужике, сзади уже пристраивался второй. Оставшиеся без партнеров две темноволосые гладкие красотки замкнулись друг на друга - одна лизала грудь другой длинными лакающими движениями, словно кошка молоко.
        - Хочешь туда?  - мурлыкнул Макс.
        - Нет!  - Я чуть не закричала.  - Давай уйдем.
        - Давай,  - шепнул он мне на ухо.  - Только сделай уж вид, что подчиняешься мне, будь так добра.
        Он поднялся, ссаживая меня с коленей и неожиданно властно возвышаясь, пока я осталась сидеть у его ног. Рука нырнула в карман брюк, и он выпустил из ладони длинную цепь с крупными звеньями вроде той, на которую сажают собак. С карабином и удобной петлей для руки. Наверняка в зоомагазине и купил.
        Макс нагнулся и потянулся к железному колечку у меня на ошейнике. Я дернулась так, что чуть не свалилась в джакузи, но испугалась, что там-то меня точно сожрут крокодилы с темными волосами и надутыми сиськами.
        - Максим, если она не хочет, то я всегда готова,  - заявил один из таких крокодилов, выгибаясь и распластываясь у него в ногах.
        Но Макс на нее даже не посмотрел.
        Он смотрел только на меня.
        По натянутому между нами взгляду, как по ниточке, я вернулась на то же самое место, где уже ждала протянутая рука Макса.
        Щелк - карабин на кольце. Размоталась длинная цепь, звякнув звеньями, и Макс сделал шаг назад, натягивая ее и заставляя меня встать. Я боялась поскользнуться на плитке помоста и сверзиться со своих каблуков, поэтому делала все очень медленно. И даже, кажется, те, кто трахался в джакузи, замерли, наблюдая за нами. За тем, как я иду, опустив глаза, а разрез юбки обнажает мое бедро, как Макс наматывает цепь на кулак, не спуская с меня глаз и не глядя по сторонам. Даже пузырьки притихли и музыка зазвучала глуше.
        Когда я приблизилась вплотную, Макс дернул цепь и впился губами в мои губы, захватывая мое дыхание, высасывая его. И дальше мне было уже все равно, что там думают те брюнетки, слишком хорошо с ним знакомые, о чем он разговаривал с мужиком и то, что судя по Ане и этим крокодилицам, я вообще не в его вкусе.
        Я последовала за ним в общий зал, не оглянувшись и расправив плечи.
        - Хочу тебя прямо сейчас,  - прошептал он мне, прижав к стене сразу, как мы вышли за дверь.  - Хочу трахнуть тебя так, чтобы ты подвывала, как тогда, когда мы играли с твоей маленькой феячьей задницей. Хочу смотреть, как подрагивают твои сиськи, когда я деру тебя на четвереньках. Хочу, чтобы мне завидовали все мужики в этом зале, а все девки мечтали оказаться на твоем месте.
        Его пальцы расстегнули и вторую молнию на юбке и проникли в меня сразу, резко, короткими рваными движениями. Низ живота скрутило спазмом, слезы подступили к глазам. Слишком много напряжения в этом чертовом клубе, слишком много нервов, слишком - для меня. Но Макс знал мое тело чересчур хорошо, и даже тут, фактически на глазах у всех, после всего произошедшего ему хватило буквально нескольких минут - и меня прострелило коротким острым оргазмом, почти не приносящим удовольствия. Но нервы и мышцы расслабились и из глаз полились слезы.
        - Ну ты чего плачешь?  - Макс дернул за цепочку, чтобы коснуться губами моих губ.  - Я же тебя даже еще не отшлепал за строптивость.
        - А хочешь?  - спросила я, глотая слезы.
        - Только если ты сама этого хочешь,  - мурлыкнул он игриво.
        Я помотала головой. Где-то тут хищно бродил между полотнищами ткани Андрей. Уже наверняка позвонивший Вику. Где-то тут извивались налитыми телами многочисленные брюнетки, которых когда-то трахал Макс - может быть, теми же умелыми пальцами, что и меня сейчас.
        - Что с тобой?  - наконец заметил он неладное.  - Ася?
        Слезы и не думали останавливаться. Я и сама не понимала, что со мной.
        Просто это ощущалось… будто я вдруг осознала, что кроме нашего сладко-жаркого лета есть еще реальный мир. В котором нам однажды придется существовать по отдельности. Мне - снова курить и делать пирожные, стараясь не высовываться, чтобы не попасться Вику или отчиму. Ему - ходить под белыми парусами на лазурном Карибском море с женой. Наверняка брюнеткой.
        - Не знаю…  - пробормотала я.  - Все эти девки…
        - Ну и что девки?  - удивился Макс.  - Ну было у меня прошлое до этого лета, ну и что?
        - Ничего…  - я всхлипнула.
        Он потянулся к моей шее, расстегнул ошейник и снял его вместе с цепочкой. Обнял и прижал к себе.
        - Что случилось, моя хорошая?  - как-то очень нежно спросил Макс, и я быстро отвела глаза, пытаясь справиться с льющимися против моей воли слезами.
        Что случилось? Что со мной случилось?
        Горький шоколад
        - У меня что-то настроение пропало.  - Я провела пальцами под глазами, собирая слезы. На подушечках остались черные следы туши.  - Поехали?
        - Как хочешь.  - Макс чмокнул меня в нос и пошел к камере хранения. Я судорожно оглядывалась по сторонам, но Андрея больше не видела. В клубе началась совсем жара: пороли уже не в закрытых комнатах, а прямо тут, на подиуме,  - и длинными кнутами.
        Запах секса все сгущался, и в нем мелькали совсем острые и опасные нотки - я была только рада вырваться на улицу, хотя прохладный ветер притянул мокрую ткань блузки к коже, и меня зазнобило.
        Но в машине я опустила стекло и глотала ночной свежий воздух как лекарство, позволяла ему осушить мои слезы. Август всего несколько минут как начался, ночь была пока теплой, но в воздухе уже чувствовались тонкие ледяные стрелы грядущей осени. Всего лишь чуть более прохладное дуновение ветра, одна вплетенная в потоки нить. Как один или два седых волоска. Можно выдернуть и сделать вид, что ничего не было, но обратный отсчет уже начался.
        В начале июня казалось, что лето никогда не кончится, а сейчас его осталось меньше трети и с каждым днем оно утекает сквозь пальцы все быстрее. Но Макс сказал: если бы тебе предложили всего один кусочек торта, стала бы ты отказываться только потому, что хочешь его весь?
        Что, если бы это было последнее лето в моей жизни? Если бы я знала, что вообще все закончится осенью, и мы останемся лежать, навсегда в одно мгновение переплетясь обнаженными телами, окаменевшим пеплом, как жители Помпей?
        Провела бы я его так?
        Макс остановился возле моего дома, отстегнул ремень, но я положила ладонь на его локоть:
        - Давай сегодня выспимся?
        - Давай,  - с готовностью согласился он.  - Я, наверное, за последние пару месяцев и пяти часов подряд не проспал!
        И он потянулся выключать мотор, но я мотнула головой:
        - Нет, я имею в виду - по отдельности.  - Улыбаясь через силу, добавила: - Если мы вместе пойдем спать, то мы снова не пойдем спать.
        - Ну…  - на лице его мелькнуло сомнение, подозрение, колебание.  - Если ты хочешь.
        - Хочу.  - Я нежно коснулась его губ и вышла из машины.
        Держать лицо и притворяться, что все отлично,  - то, что я отменно умею с детства.
        Дома на полу валялись выкинутые из шкафа платья, юбки и чулки. Косметика была разбросана по ванной, пахло чем-то острым, чем-то сладким, чем-то жгучим. Хотелось взвыть - не так, как ждал Макс, иначе. Расцарапать руки хотелось. Заглушить этот запах.
        Где мои сигареты? А, он их выкинул…
        Я машинально обшарила свои обычные тайники - за батареей, внутри вытяжки, в вентиляции. Дурацкая привычка, но в моей жизни уже был мужчина, запрещавший курить. Ты и тут не первый, Макс…
        Нашла под раковиной, за мусорным ведром. Села на подоконник, жадно затянулась, чувствуя, как продирает горло и кружится голова.
        Холодная ладонь августовского ветра шлепнула меня по щеке: не реветь!
        Я даже не заметила, как это случилось. Как я отдавала по сантиметру свою территорию, прогибалась так постепенно, что казалось - прямая линия, а не путь вниз.
        Но на долгой дистанции видно, что раньше была злая и веселая Ася, а теперь есть ноющая Настенька, испугавшаяся, что ее бросил парень посреди секс-вечеринки. И вместо того чтобы пойти зажечь так, чтобы все эти уроды и извращенцы прыгали на задних лапках и пускали слюни, а Макс сам пришел узнать, что за кипеш, побежала его разыскивать.
        Он сделал меня слабой.
        Потому и прошлое вернулось. Оно всегда шакалит там, где слабость.
        Я сидела на подоконнике до утра, куря одну за другой, пока не начало болеть горло и тошнить. Рассвет приходил уже не так рано, как в июне, когда все только начиналось. Но стоит ли обвинять природу в том, что она следует своим путем?
        Этот розовый рассвет был не таким роскошным как на Воробьевых горах. Может быть, потому что я встречала его одна. Вот это все я и не люблю - сравнивать потом все рассветы с одним-единственным.
        Надо было как-то собрать себя в кучку, понять, что у меня сегодня с работой, что сказать Максу, выпить чаю, что ли, чтобы смягчить горло.
        Но вместо этого я продолжала бездумно сидеть на подоконнике, слушать, как разгоняются по пустым улицам первые троллейбусы, как начинает кататься туда-сюда лифт в подъезде, как хлопают двери, шумит вода, заводятся машины под окнами.
        Тупое оцепенение не желало выпускать меня из когтей. Требовало, чтобы я получше усвоила происходящее. Поняла, чего я хочу и чего не хочу.
        Я попыталась слезть с подоконника, но чуть не упала: затекли ноги.
        Телефон валялся в прихожей, где я его бросила. Долго смотрела на номер Макса, но так и не смогла придумать, что ему сказать. Он уже, наверное, встал и скоро поедет объезжать все свои кофейни. Что я могу ему сказать такого - между делом, в пробке, на бегу?
        И я отложила телефон.
        Но он зазвонил - как будто позвал.
        Незнакомый номер.
        Звонят ли в семь утра спамеры с приглашением бесплатно проверить вены и подключиться к новому провайдеру?
        Я поднесла трубку к уху.
        - Привет, Настен,  - голос, который я не слышала почти пять лет, но узнала с первого же звука.  - Я соскучился.
        Ах ты ж, сука какая, соскучился он.
        - Ты чего молчишь, не узнала?
        - Узнала.
        - А ты скучала? Нет, молчи, Андрей уже рассказал, что нет.
        - Нет.
        - Ну, я так и сказал. Но ты просто отвыкла. Небось выла в подушку первый месяц, но гордая, не позвонила. Настен, мы ведь созданы друг для друга, зачем тебе убегать?
        - Ты уже развелся?
        - При чем тут это?
        - Пока.
        Я его тут же заблокировала, но вряд ли это поможет, если он нашел мой номер.
        Как Вик нашел мой номер?!
        Розовый карамельный шар, в котором я прожила два счастливых бездумных месяца, трескался с оглушительным грохотом, и меня вот-вот ждала встреча с реальностью.
        Так стоит ли тянуть и закрывать глаза ладошками? Будто, если не увидишь цунами, оно тебя не сметет.
        Остался август.
        Целый месяц с Максом.
        Но этого не будет.
        Я снова взяла в руки телефон.
        - Солнышко, это не подождет? У меня тут немного неожиданный очень срочный внезапный спонтанный переезд!  - Макс отозвался с первого гудка и почти кричал в трубку, а на заднем плане раздавался грохот и скандальные голоса.
        «Солнышко»? Его осколком моего карамельного шара ранило?
        - Я быстро,  - выдохнула я в трубку.  - Макс, мы расстаемся досрочно.
        - В смысле?..  - оторопело сказал он гораздо тише, но шум в трубке только усилился, и мне пришлось прижать телефон вплотную к уху, чтобы расслышать ответ.
        - Почему?
        - Я влюбилась.  - Сказала, и сразу почувствовала, как ко мне вернулись силы. Даже дышать легче стало.  - Я тебя ревную и хочу себе. Ты предупреждал, что это невозможно. Так что - прощай.
        - Ты с ума сошла?!
        - Нет, мне просто не нужны все эти проблемы. Делить тебя, ревновать тебя, страдать по тебе. Все, пока.
        - Блин, Ася!
        Но я уже выключила телефон.
        Вот и все.
        Я выдохнула.
        Вот и все.
        Лето кончилось досрочно.
        Пусть лучше Макс отоспится оставшийся месяц. Ну или нагуляется вволю по брюнеткам в джакузи. Можно для разнообразия добавить рыженьких. Веселый разнообразный секс он, может, еще и с женой осилит, а вот сразу целую толпу в постели она ему вряд ли разрешит.
        Хотя кто их знает, эти договорные браки, может быть, там после загса самый разврат и начинается? Кто сказал, что невеста будет скромна и непорочна? Может, она Макса еще чему-нибудь новенькому научит?
        И почему я думаю, что она будет не рада? Вдруг она там дни считает и дрочит на фоточку Макса в фейсбуке? Я бы так и делала на ее месте.
        Но я пристрастна.
        Надо было раньше сообразить, что такое веселье не пройдет бесследно. Как говорила бабушка: «Много смеешься, не пришлось бы плакать». Вот, пришлось. Думала - опытная. Думала - раз и навсегда защитила свое сердце от прорех. Думала, что научилась на своих ошибках с первого раза.
        Что ж, в будущем буду умнее.
        Можно поехать домой и провести август с мамой и отчимом. Вик туда точно не сунется.
        Я открыла календарь с заказами.
        Вот черт!
        Завтра утром мне отдавать сложный торт для одной из любимых клиенток.
        Она обожает мои эксперименты. Что бы мне ни пришло в голову, она всегда готова это попробовать. Я обещала ей торт с кофейно-шоколадным муссом без сливок, горьким и шероховатым, раскрывающим остроту и горечь этих диких культур, вроде бы прирученных человеком, но в сердце своем, в тайной глубине оставшихся зельем для магических ритуалов.
        И тут даже чили, обычно играющий с шоколадом вместе, был бы лишним. Но его острота включает физическое ощущение тепла, и, когда вступает малиновое кремю, прохладно сливочное и нежное, контраст бьет по нервам, заставляет заблудиться в ощущениях. Базиликовый бисквит просто завершает безумие. И нейтральная глазурь - несладкая, все покрывающая, темно-синяя с мерцающими в глубине золотистыми искрами, как звездное небо.
        Такой должен был быть торт.
        Я обязана его сделать, а потом хоть трава не расти.
        Просто не думая, не страдая. Пошла на кухню, взяла миску, достала пакет с горьким шоколадом и кофейную пасту. Замочить пластинки желатина, вылить в сотейник сливки и малиновое пюре… Все как всегда.
        Почему-то даже не удивилась, когда затрещал дверной звонок.
        Глупый мальчишка.
        Инфантильный и жестокий, как все они.
        Наплевать на свой едва ковыляющий бизнес, наплевать на мои чувства и планы.
        Только его «хочу» имеет значение.
        Дверь я открыла - и Макс снес меня к противоположной стене, вжал в нее, впился губами, прикусил почти до крови.
        - Все бросил из-за тебя!  - выдохнул огнем в ухо, как дракон.  - На все наплевал.
        Я так и подумала.
        - Не согласен с твоим решением. Мы не расстаемся.
        - Макс, ты слышал, что я сказала?  - Я попыталась отстранить его, но он только сильнее вдавил меня в стену, так что не выбраться. На нем была снова его любимая белая футболка с рубашкой поверх, а темная и сладкая угроза вчерашней ночи растворилась. Но пах он как всегда. Перцем. Кардамоном. Имбирем.
        Остро-пряно-жгуче.
        Как же я его…
        - Слышал.
        Он прикусил мою губу, засунул язык мне в рот и выманил мой, почти насильно, почти без разрешения, если не учитывать, что я уже дала ему вечное разрешение делать со мной все, что угодно.
        Но это не значит, что я не могу сопротивляться. Наоборот.
        - Я не согласна на кусочек тортика. У тебя осенью будет свадьба. Уйди.
        - Не будет у меня никакой свадьбы. И не было никогда.
        Подняла на него глаза. В горле ворочался ершистый холодный ком. Я попыталась его проглотить, но он впился шипами и не желал проталкиваться внутрь. Я еле выдавила из себя:
        - Ты ее придумал?
        Удовлетворенно кивнул, лучась довольством. Как будто подвиг совершил.
        Обдирая горло шипами, холодный комок проскользнул в живот и притаился там ледяным камнем.
        - Чтобы глупенькая Ася сама не потащила тебя под венец, да? Девочки ведь такие дурочки. Надо обмануть, ведь если честно все рассказать, тебе не обломится три месяца задорного секса.
        - Да! Да! Откуда мне было знать, что ты - такая!  - Макс с досадой взъерошил свои волосы.  - Я давно уже понял, что ступил!
        - Давно понял, но продолжал врать?  - изумилась я.  - И ты на что-то надеешься после этого?
        - Я хотел рассказать тебе все тридцать первого августа…  - он поймал мой взгляд как в ловушку, не вырваться.
        - Ты думал, я обрадуюсь, да? Ты…  - я размахнулась, чтобы дать ему пощечину, но тут дверной звонок заверещал второй раз за это нервное утро.
        - Не открывай!  - попросил Макс.  - Пока я не признаюсь тебе в любви - не открывай!
        Если бы он, врываясь на лихом коне, был чуть более предусмотрительным, все могло бы быть иначе. Но кто не запер дверь, тот сам виноват.
        После второго короткого тренька она открылась, и на пороге торжественно воздвигся Верейский Виктор Владимирович.
        Собственной персоной. Облаченный в серый костюм-тройку, в очках с золотой оправой и опирающийся на трость с набалдашником в виде головы льва.
        Я перевела взгляд с него на Макса, с Макса обратно на него и поставила себе диагноз: склонность к нарциссам.
        - Я не помешал?  - с интересом спросил он.  - В принципе, если тут очередь, я могу и подождать. Более того, могу быть даже последним, я в себе уверен.
        - Какого хрена ты приперся?  - любезно поинтересовалась я.
        - Я тот прекрасный принц, что спасет тебя от дракона. Или дракон, что спасет от прекрасного принца. Зависит от точки зрения.
        - Вик, блин, что ты несешь!  - Я закатила глаза.
        - Понесу тебя на руках, если настаиваешь. Лишь бы ты была со мной.
        - Кто это?  - спросил Макс.
        Я вздохнула. Ничего, что глупенький. Зато красивый. И вообще, любовь зла.
        Любила же я когда-то и Вика.
        Почти по тому же сценарию. Почему бы молодой и красивой девушке с блестящим будущим, которому только повредит всякая девичья ерунда вроде любви, семьи и детей, не завести ненавязчивого любовника.
        Взрослого и женатого. Он ее всему научит: и в бизнесе, и в постели, и в обществе. Надоедать не будет, для борщей и котлет у него есть жена, для праздников и выходных дети, так что девушка вольна тусить на вечеринках до умопомрачения. А он будет приезжать раз в неделю, дарить дорогие подарки, учить жизни, трахать и уезжать.
        Вик так часто расписывал мне эту красоту, что я скоро сама поверила в свою циничность.
        Опять же, первые несколько лет в Большой Четверке - это только работа, работа и еще раз работа. Если позволить себе полноценные отношения с ровесником, которому нужно внимание, ужин и ежедневный секс, быстро вылетишь из обоймы. Со всех сторон выгодная история.
        Если не влюбляться.
        Иначе все оборачивается своей противоположностью. Вместо вечеринок плачешь в подушку, вместо работы шаришься по его Фейсбуку, вместо карьеры мечтаешь, что однажды он разведется.
        Даже пытаешься залететь, чтобы побыстрее развелся. Коллективная женская мудрость говорит - верный вариант. Хорошо, что не получается.
        А родители - что они понимают!
        Особенно не одобрил это все отчим. Благодаря ему мы и познакомились на кондитерской выставке, где он был главным спонсором, а Вик - организатором. Только почему-то Дима взбесился, увидев, как мы с Виком целуемся на служебной лестнице.
        Я поняла бы - отцовские чувства. Но ему-то какое дело до моих любовников?
        Сначала я сбежала из института, еле дотянув до третьего курса. Это все казалось ерундой, не стоящей внимания. Не для меня. Есть кое-что поважнее.
        Потом из дома, когда отчим стал лезть в мою жизнь слишком уж нагло и запрещать встречаться с Виком. Тогда я считала именно так. Что он был во всем прав - поняла намного позже.
        А потом уже от Вика - когда его жена забеременела. Стало ясно, что даже залет мне не поможет.
        Нет, он мне не врал, что между ними нет секса, он вообще мне никогда не врал.
        В отличие от Макса.
        Но почему результат все равно один?
        Теперь их обоих надо как-то разогнать, а я не представляю, в каком порядке и как. И получится ли у меня.
        - Вик, будь добр, закрой дверь с той стороны. А лучше вообще забудь мое имя.
        - Которое?  - поинтересовался Вик, даже не думая подчиняться.  - То, что ты используешь сейчас? Я-то все удивлялся, почему не могу тебя найти, а ты теперь у нас Ася Руденко…
        - Она просила уйти,  - угрожающе набычился Макс, которому надоело быть простым наблюдателем.
        - Насть, зачем тебе этот дуболом? Только для походов по БДСМ-клубам? Так ты бы мне сказала, что тебе не хватает остренького, разве я бы отказал? Тебе же не нужны эти мальчишки, тебе нужен взрослый мужчина. И теперь, когда ты сама повзрослела, нужен еще больше, чем раньше. Надеюсь, за прошедшее время ты оценила, кем я для тебя был.
        - Так это он…  - помотал головой Макс.  - Тот, кто тебя разбудил и зажег. Понятно.
        Его ладони, до этого крепко держащие меня за талию, разжались.
        Что тебе понятно, идиот…
        - Ты, кстати, в курсе, что твой мальчик не тот, за кого себя выдает?  - скучающим тоном уронил Вик, и Макс снова стиснул меня в объятьях, забыв рассчитать силу. Но я даже не пискнула.
        Вик захлопнул дверь, прошел в коридор и прислонился к стене.
        Значит, надолго.
        Предыдущая проблема с Максом и моей не к месту влюбленностью сразу показалась мне уютной, доброй, и верните обратно ту тяжелую жизнь, что была десять минут назад, я по ней уже соскучилась!
        Верейский - это чертов дементор, и я уже чувствую, как он высасывает из меня остатки радости.
        - Когда Андрей встретил тебя на свадьбе, он очень удивился.  - Вик крутанул тростью, любуясь собой в зеркало на дверце шкафа.  - Он знал, что мы поссорились, но не знал, в чем причина. Подумал, что, может, ты мне уже надоела.
        «Поссорились».
        Сбегать и прятаться, пять лет вздрагивать от телефонных звонков и стараться не высовывать нос за пределы спального района, чтобы не попасться ему в лапы,  - это «поссорились» называется. Только тогда я окончательно поняла, что он меня никогда не любил и не собирался. Он мной владел.
        Макс напрягся. Но я уже прижималась к нему, словно надеясь спрятаться от надвигающегося ада.
        Чем он может мне помочь? Где он, а где Вик?
        Но я все равно пряталась в его объятьях, а он непроизвольно гладил горячей ладонью меня по спине. Так, как всегда делал, когда я нервничала, и это немного успокаивало.
        Мы были похожи на двух заблудившихся детей в логове злого колдуна.
        И это я еще не знала, что там за секреты у Макса. Может быть, я тут одна заблудившаяся против двух чудовищ из темного леса.
        - Он, конечно, хотел бы тебя себе, такую красивую. Кто бы не хотел?  - Вик пафосно указал на меня тростью, красуясь перед воображаемой аудиторией.  - Но как настоящий друг он решил спросить разрешения. Так я узнал, что ты прячешься под новым именем… Ася.
        То есть, они меня там делили. Ничего себе заявочки.
        - Жаль, что фамилию еще не знал. Зато когда он увидел тебя в клубе, все стало намного проще. Хотя он сильно удивился. Я, признаться, тоже.
        Вик сделал шаг ко мне и, видимо, хотел потрепать по голове. По крайней мере, сделал такой жест, но Макс задвинул меня за спину и, кажется, чуть не зарычал. Впрочем, Вика такие мелочи никогда не останавливали. У него шоу, а все реакции публики можно включить в представление.
        - Девочка моя, ты же минет стеснялась делать, я помню! Мне пришлось соврать, что моя жена его обожает, чтобы ты согласилась. Только ради высшего блага. И вот прошло несколько лет, а ты уже Анастасия, звезда БДСМ-клуба! О тебе, говорят, хорошо отзывались. Не я тебя научил, но я задал вектор…
        Вот тут Макс напрягся так, что мышцы закаменели.
        Ну а ты как думал - шлялся там неведомо где, пока там на меня хищники охотились.
        Интересно, это тот, которого я на хер послала, так высоко меня оценил? Может, он и не садист и доминант вовсе, может, ему другое амплуа попробовать?
        Я легонько погладила Макса по плечу. Не время еще. Пусть Вик докрутит свой барабанчик на шарманке. Мышцы под моими пальцами слегка расслабились, и Макс откинулся на стену, продолжая прижимать меня к себе.
        - Узнать, с кем ты пришла и как тебя записали, Андрею не составило труда. Заполненные данные в карточках…  - продолжал вещать Вик. Он же герой и шпион. Нашел.
        Я посмотрела на Макса, он кивнул, пожал плечами:
        - Записал тебя как члена клуба, там же закрытые вечеринки.
        - Ага, закрытые,  - пробормотала я.
        - Но твой мальчик на них приветствуется,  - внезапно сменил тон Вик, похабно ухмыляясь.  - Очень уж он зажигательный. Ему одно время платили за анимацию. Ну, знаешь, не за секс, а чтобы приходил такой красивый и веселился, а то девушкам может показаться, что это они там для развлечения старперов.
        Я удивленно оглянулась на Макса. Слишком много вопросов. Платили? Не самая почетная работа, чтобы браться за нее небедному мальчику. И с одной стороны, если это работа, значит ему самому не так уж в кайф, но с другой - привел же он меня явно не с коллегами знакомить. Макс смотрел на Вика, зло сощурившись и ощерив зубы.
        Ну ой. Я на всякий случай отодвинулась.
        - Только легенда у него краси-и-и-и-ивая… Богатенький мажор, который только на лето прилетает в Москву. Это странно совпадает с сезоном вечеринок, ну так что ж. Но он совсем не чистенькая золотая молодежь. Так, что, Насть, обманул тебя мальчик, связалась ты с альфонсом.
        Макс медленно отлип от стены, так же, не напрягаясь, лениво и расслабленно, почти без замаха, единым долгим движением, слитым с шагом вперед, воткнул кулак куда-то под дых Вику.
        Тот резко согнулся, выдохнул, захрипел, пытаясь набрать в грудь воздуха, и закашлялся, теряя весь свой пафос.
        Я просто любовалась этой картиной. Жаль, он не морде съездил, как я долго мечтала. И не нахер заточкой в печень, чтоб тот сдох. Но и так неплохо вышло.
        Отдышавшись, Вик оперся на трость тяжело, всерьез. Прижал руку к груди, все еще кхекая, и повернулся к Максу:
        - Не боишься, молокосос? Не на того ты лапку поднял! Может ведь оказаться, что все твои делишки и стартапчики существуют только потому, что кто-то разрешает им существовать.
        - Не боюсь,  - спокойно сказал Макс.
        - Думаешь, если подцепил дочь Дмитрия Снегова, так тебе теперь все позволено?
        - Кого?!  - Макс в изумлении обернулся ко мне.
        Вик хотел, вероятно, расхохотаться, но подавился смехом и снова долго кашлял, согнувшись и держась за стену. Надеюсь, Макс ему там что-нибудь жизненно важное повредил. Мировое кондитерское искусство понесет невосполнимую потерю, я точно знаю.
        Но он все-таки прохрипел ехидное:
        - То есть, ты не знал, что все это время трахал дочь Снегова?
        Падчерицу. Но сейчас, наверное, не время поправлять. Я с интересом покосилась на Макса, а он растерянно посмотрел на меня.
        - О-о-о, ты что, и правда такой наивный идиот, каким кажешься?  - Вик даже улыбнулся.
        Меня, меня, спросите меня!
        Да, он действительно такой наивный идиот. Сама долго не верила.
        Когда он начал рассказывать трагическую историю про неудачный опыт с кофейнями, я даже напряглась. Ждала, что мне сделают грустные глазки и вовремя умолкнут, чтобы я предложила помощь отчима. А когда промолчала - думала, что тема еще всплывет. Но он потом не вспоминал об этом, не жаловался и не грузил своими проблемами, даже когда задерживался. Ронял короткое: «По работе»,  - а раз я не спрашивала, то и не уточнял.
        Так что я уверена - не знал он.
        И тем самым получил от меня сразу сотню призовых очков.
        Вик уже оправился, встал ровно, пригладил волосы, и только я, слишком хорошо его знавшая, могла заметить, насколько ему хреново и не по себе, и что трость он на самом деле носит не совсем для форсу.
        - А ведь мог бы выбраться из той жопы, в которой ты торчишь со своим нано-бизнесом, парень. Впрочем, теперь у тебя вряд ли будет какой-то бизнес, даже нано.
        Вот угрожать он начал зря…
        - Не смей!  - прошипела я.  - Слышишь? Даже, блядь, не думай! Отец тебя в порошок сотрет! Я ему все расскажу, до последнего чертового минета! Ты после этого не только хромать начнешь, ты спасибо скажи, если моргать сможешь!
        Кривая улыбка сползла с его лица. Вик покачал головой:
        - Повезло тебе, парень. А ты даже ее не ценишь, таскаешь по гадюшникам извращенцам на радость. Для меня она такого не делала. Попросил раз словечко перед Снеговым замолвить, так красиво на хрен послала, что до сих пор помню. А за тебя, смотри, как тигрица!
        Макс дернулся и сжал зубы. Повернулся ко мне, закрывая от взгляда Вика. Тихо сказал:
        - Ась, не надо, я сам…
        - А я не ради тебя.  - Я разозлилась, и мне вновь стало все легко. Какого черта я его боялась столько лет? Один разочек несильно ткнули, вот и нет Вика.  - Дай девушке побыть берсерком, позволь уж такое удовольствие. С тобой потом поговорим.
        Макс хмыкнул. И, надо думать, позволил. Я бы на его месте задумалась и на всякий случай убрала от меня острые предметы. Но он, кажется, парень рисковый, любит пощекотать себе нервы. Могу обеспечить совершенно бесплатно, и ни в какие клубы ехать не надо. Странно, что до сих пор он этого не понял.
        Хотя Вик тоже не понял.
        Но у него смягчающие обстоятельства: воспоминания о Настеньке-глазки-долу, которая выглядела точь-в-точь как я. Помню, он еще глумился: «Ты моя акула бизнеса»,  - а я не понимала, про что он. Сейчас бы сама над такой нежной дурочкой, собравшейся к серьезным дядям в экономику и финансы, поржала.
        Все в конце концов вышло как надо. Пусть и отожрало у меня пять лет жизни. Но тоже не пустой - мои десерты, мое творчество, мои немногочисленные, но верные друзья. И наконец я настоящая.
        - Ой!  - Вик прижал руку к сердцу.  - Мальчик такой молодой и наивный. Но умненький ведь, да? Теперь он тебя точно не отпустит. Бизнес у него хреново идет, но софт-скиллы отличные, с людьми умеет. Так что я сам себя обломал, выходит. Перемудрил…
        Он с видом хозяина подошел к зеркалу, поправил воротник, провел ладонью по волосам. Так же невозмутимо прошествовал обратно к двери, отпер ее, не дожидаясь, пока я это сделаю. Конечно, он понимал, насколько меня это бесит в моем собственном доме. На то и расчет.
        - Когда он поднимется на связях Снегова и бросит тебя, потому что будешь уже не нужна и не слишком свежа, позвони мне,  - обернувшись в дверях, сказал Верейский.  - Я всегда буду ждать тебя, Настенька.
        - Я Ася,  - сказала я захлопнувшейся за ним двери.
        Остывший чай
        Несколько секунд тишины звучали набатом.
        А потом я развернулась к Максу.
        Он встретил мой взгляд спокойно и прямо.
        - Он ведь прав. Ты явно не из тех, кто склонен к верности и способен на длительные отношения.
        - Неправда. Мы два месяца вместе, и тебе не в чем меня упрекнуть.
        - Два месяца - это аргумент, конечно. Тебя даже в твоем БДСМ-клубе забыть не успели. К тебе домой полуголые шлюхи заваливаются!  - Я выдохнула и попыталась взять себя в руки, чтобы не вываливать ему весь список претензий, включая порванные как-то раз кружевные трусы.  - Ты сам говорил, что не представляешь, как можно жить пятнадцать лет с кем-то. Ты даже в одной стране не можешь постоянно находиться. В конце концов, вспомни наше начало - подкараулить и облапать незнакомую девушку!
        - Спросила бы, когда я в том клубе был в последний раз!
        - Это что-то изменит? Или другие аргументы у тебя такой же мощи?
        - Теперь тебя не убедить, да?
        Макс взъерошил волосы, и мне болезненно-сильно захотелось запустить в них пальцы.
        Я покачала головой, отвечая одновременно и ему, и себе.
        Не надо тут делать из меня дурочку, я все прекрасно понимаю.
        Он офигенный, потрясающий, классный, я хотела бы с ним провести всю жизнь.
        И он не женится осенью - несмотря на наглое вранье, мое сердце забилось чуть чаще при его словах про признание в любви.
        Но я не собираюсь больше ставить ни одного мужчину выше своих интересов. Тем более, мужчину ненадежного и не готового к ответственности.
        Я умнее своей матери, залетевшей в шестнадцать; своих одноклассниц, выскочивших замуж в восемнадцать; однокурсниц, получивших красный диплом финакадемии только для того, чтобы готовить борщи и гладить рубашки мужчине, который и без диплома блистает в своем офисе.
        Я не из того материала.
        А если бы даже была из того - не из того Макс, которому быстро наскучит всего одна женщина.
        И нет, меня не устраивает веселый брак длиной в пару лет с трескучим разводом.
        Макс стоял и тоже о чем-то думал, потирая лоб.
        - Ты дочь Снегова…  - неверящим тоном произнес он.
        - Молчи уже…
        - Так твой отчим-кондитер, в которого ты пошла талантом, и есть тот самый Дмитрий Снегов, владелец…
        - Да-да, владелец,  - отмахнулась я от него. О, господи, вот этого я и боялась.
        - …кондитерской фабрики «Снежок», комбината «Алимовский», концерна «Сласти для Насти»…
        - Да, да, и Настя - это я.  - Я закатила глаза.
        Чертов концерн был причиной того, что я выбрала другой вариант своего имени даже раньше, чем пришлось скрываться от Вика.
        Мы с отчимом не разговаривали месяц после того, как он устроил мне сюрприз и назвал так старый хлебобулочный завод. Начал там выпускать какую-то розово-няшную дешевую милоту с пальмовым маслом и переизбытком сахара. Я бы, блин, поняла премиум-сегмент и дорогой шоколад! Но вафли с розовой химической начинкой? Фу!
        Фамилию я, кстати, никогда не меняла. Руденко - это мамина. Но он всегда представлял меня как свою дочь Настю Снегову. Ни у кого и сомнений не возникало, хотя там копнуть - пять минут. Слишком его уважали.
        - …сети магазинов «Сахарный век» и булочных «Добрая пекарня»…  - продолжал глумиться Макс.
        - Да!  - рявкнула я.
        - Шоколадный Король Подмосковья?
        - Да заткнись ты, ради бога!
        - Ну как же…  - Макс нервно засмеялся. Похоже, он не глумился, а и правда был в шоке.  - Мне нужно осознать, что именно я должен был ценить все это время. Вместо того, чтобы ценить тебя.
        - Ну, тогда добавь сеть кофеен «Английский чай», два ресторана, торговую марку товаров для кондитеров и свежий проект поддержки - ты будешь смеяться!  - домашних кондитерских.
        - Ты же золотая принцесса! Почему ты это скрываешь?
        - Мне казалось, я все достаточно ясно объяснила. Он мне - не отец. Я - не наследница. Я не шоколадная принцесса, дочь шоколадного короля. Я - просто я. Все могу и без него. Ты же можешь это понять, мистер «Прикольнее самому выруливать».
        Макс перестал улыбаться.
        - Ты не поверишь, но - понимаю.
        Я хмыкнула, но промолчала.
        - Вся эта хрень появилась в первую очередь для меня самого, а не девок отшивать. Неужели ты думаешь, я бы не придумал другого способа? Я сам для себя притворялся таким золотым мальчиком, решившим поиграть в самостоятельность. Помогало не сойти с ума, когда все шло не так. Притворился, что у тебя в запасе всегда есть унизительный вариант вернуться с поджатым хвостом к родителям - и сразу появилась мотивация.
        Я снова хмыкнула. Не так-то легко вернуться с поджатым хвостом. Мужчине, наверное, еще тяжелее, раз уж даже я предпочитала есть самые дешевые макароны, только не просить у мамы денег, когда заказов долго не было.
        - Ну, рассказывай.  - Я махнула рукой. Какой смысл тереться у двери, если он все равно не уедет без разговора?
        Макс сел на барный стул за высокую стойку, привычным машинальным движением отодвинув кофеварку, которую я так же привычно придвигала на эти десять сантиметров.
        У нас появились общие привычки, надо же. От этого даже больнее.
        - О чем тут говорить…  - он повертел в руках свою кружку. Кружку, которая в моем доме стала - его. Щелкнул кнопкой чайника.  - Я феерический лузер, я вроде бы уже это признал.
        - Может быть, мне нравится это слушать,  - пожала я плечами, устраиваясь по другую сторону стойки и передвигая кофеварку на те же десять сантиметров в другую сторону.
        - Тогда наслаждайся…  - он глубоко выдохнул, зарываясь пальцами в отросшие до неприличия пряди.
        Смотрю на него и вспоминаю, как все начиналось. Нужны ли мне были его слова, чтобы не питать иллюзий? Я бы сама сбежала от того, кто претендовал бы на мое сердце, а не тело. Но если бы он промолчал, если бы просто взвинчивал накал наших развлечений, а в конце лета не было бы черной дыры «нам не быть вместе», смогла бы я забыть все свои страхи и наслаждаться жизнью? Влюбилась бы я, если бы впереди не было бетонного отбойника, в который с такой радостью летела?
        - Наслаждайся,  - повторяет он, когда шумящий чайник заканчивает свою песнь. Макс встает, тянется к верхней полке, на которой у меня никогда ничего не хранится, потому что не дотягиваюсь, а он поселил там свои разные ароматные чаи, приучив к ним и меня, хотя мне всегда хватало пакетика «Липтона».
        Насыпает что-то в глиняный маленький чайничек - тоже притащил однажды. Заливает чуть остывшей уже водой, споласкивает свою и мою чашки. Он двигается по этой кухне уверенно: за два месяца выучил. Пророс сюда.
        Я-то все думала, что мы просто затейливо трахаемся, а мы успевали еще кучу всего. Традицию завтраков после того, как он возвращается с утреннего объезда, чай на двоих вечером. Сериал перед сном. То есть перед сексом, а потом сном, конечно. То, как он оборачивает мои руки нагретым влажным полотенцем, после того как я долго вожусь с замороженными начинками и кончики пальцев обмерзают до нечувствительности. Как моет посуду, пока я с той же скоростью ее пачкаю. Зато мы заканчиваем одновременно и в чистой кухне.
        Мне сейчас не найти и не перечислить все те мелочи, на которые мы не обращали внимания все это время, а они связывали нас поверх яркого кипящего ядра секса.
        Я получаю в ладони горячую чашку - но не получаю обычного поцелуя в нос после этого. Макс делает это движение, но останавливает себя, словно больше не считает себя вправе.
        - Я лузер, который нашел потрясающую, самую лучшую девушку в мире и наговорил привычной чуши - зачем мне девочки, которые хотят замуж и детей? Зачем мне те, кто не готов расстаться через пару ярких месяцев? Обычно я начинаю скучать как раз к этому сроку, а они как раз влюбляются.
        Прямо как я.
        Хочется разрыдаться, но вместо этого я делаю глоток чая. Сигареты кончились. Хотя и так вся квартира пропиталась дымом, да и больше заначек я не нашла. А мне бы сейчас пригодилось.
        - Ну и, понятно, прикидываться мажором всегда удобно. Другой круг общения, другие интересы. Никто и заподозрил, что я не тот, за кого себя выдаю. Ты-то должна понимать.
        Киваю.
        Я за это даже не особенно злюсь.
        Все в порядке.
        Золотая принцесса прикидывается пастушкой, пастух - принцем, и где-то посередине между полянкой и дворцом они и встречаются. И начинают яростно трахаться, не сходя с места. Уверена, была бы отличная сказка для детей старше восемнадцати.
        - Как ты попал в эту компанию? С чего все началось?
        - Со школы. Мы жили в центре, дедушка был каким-то выдающимся изобретателем, ему выделили мастерскую на Садовом кольце. Огромную такую квартиру с пятиметровыми потолками. Потом бардак, развал Союза, приватизация, песни и танцы, чтобы нам разрешили в ней все-таки жить, и вот моя мама, родившая меня без мужа, варит гороховую кашу в огромной кухне с остатками лепнины на потолке, а за окном проносятся «Мазератти» и «Феррари». И в школу по прописке со мной ходят дети, которых на этих «Мазератти» доставляют личные шоферы. На каникулы они улетают на Мальдивы и в Париж, а я уезжаю к бабушке в Тверскую область. Но они мои друзья - тем обломнее после выпускного понять, что их уже ждет теплое местечко в родительском бизнесе или оплаченный Оксфорд, а я могу пойти поработать в «Макдональдс».
        Я слушала, и у меня в руках остывал чай. У меня тоже мать-одиночка, но даже за парой коротких слов видно, насколько разные у нас с ним получились матери-одиночки.
        - Поступил все-таки в институт, отец школьного друга взял меня на стажировку: связи и мозги кое-что значат. Только доучиться была уже не судьба - мама заболела. Надо было как-то зарабатывать на лечение. Но это было недолго. Потом уже только себе на хлеб.
        Меня толкнуло в живот горячей волной вины и стыда.
        То, что для меня было дном пропасти,  - то самое унижение вернуться к родителям с поджатым хвостом - для него было золотой неисполнимой мечтой.
        - Продал квартиру и вложился в бизнес. С полным размахом, кретин! Тачку купил заранее, чтобы отметить неизбежный успех. Результат ты знаешь. Остатков денег едва хватило на мою халупу на окраине.
        Он помолчал, слепо глядя в чашку, из которой пока не сделал ни одного глотка. Наверное, это очень страшно - быть одному в такой момент. Когда некому даже обругать за глупые решения и провалы.
        Я вдруг увидела вместо болтливого, язык без костей, симпатяги Макса, у которого все всегда забавно и весело, или опасно и остро, или порочно и нежно - очень усталого мужчину, которому теперь с легкостью можно дать его тридцать. Словно осыпалась маска весельчака и балабола, и под ней оказался живой - и совсем не такой веселый парень.
        И если в того я влюбилась до золотых звезд перед глазами и промокших трусиков, то этого сейчас, в один удар сердца, полюбила всеми своими изломами и трещинами, той самой мрачной и злой Асей, которой я и была всю жизнь до тридцать первого мая этого года.
        У меня дрожат пальцы, но, слава богу, ему этого не видно. Я слишком крепко держусь за свою чашку с холодным чаем. Даже знаю, почему меня это все так пугает. Если бы Дима не женился на маме, моя судьба была бы куда хуже. Я не настолько смелая.
        Вместо того чтобы держать зубами свое дело, Макс проводил дни и ночи со мной.
        А когда кризис случился и там, и там, без колебаний выбрал меня.
        Я не знаю, что это. Глупость или…
        Он поднимает на меня взгляд - все тот же прямой и честный. Не смущаясь и не тушуясь, смотрит мне в глаза, будто хочет напрямую передать все картинки из своей головы, чтобы не доверять ненадежным словам. Между нами высокая кухонная стойка, только поэтому я еще держусь и не целую его, хотя знаю, что стоит поддаться порыву хотя бы на секунду и склониться над ней, перейдя свою часть нейтральной полосы, и Макс не упустит свой шанс.
        Это он мне точно передал напрямую из своей головы.
        - Значит, ты был вовсе не на Карибах с шоколадными красотками?  - щурюсь я, умело, как мне кажется, скрывая дрогнувший голос за ехидными интонациями.
        Но мне только кажется.
        Макс легко гладит мои пальцы, не расстающиеся с кружкой, и встает, чтобы заново сделать чай.
        - Камбоджа,  - говорит он, споласкивая чайник.  - Мне подкинули инфу, что Россия будет строить там энергостанцию и развивать туристический бизнес. Понадеялся пролезть, пока не весь пирог распределили между своими.
        Он снова включил чайник и остался стоять рядом с ним, у меня за спиной. Я не оборачивалась, но чувствовала его взгляд - стайка мурашек мигрировала по спине вслед за ним.
        - Но там такой бардак…  - он вздохнул.  - Лишился еще части денег, ввязался в мутный бизнес, прогорел, научился тайскому боксу, подрался на подпольных рингах, заработал обратно…
        - Веселье.
        - Ну, я думаю, повеселее, чем на карибских яхтах,  - засмеялся он за спиной, и я не выдержала, повернулась. Чайник давно вскипел, но Макс ничего с ним не делал, стоял и смотрел на меня.
        Я попыталась отгородиться словами:
        - Так ты там работал, а не развлекался? Потому так на меня и набросился, что не трахался толком?
        - Кто тебе сказал, что я не трахался?  - Он медленно и лениво усмехнулся.
        - Мог бы соврать, что вел жизнь целомудренного отшельника и отращивал либидо для меня.
        - Я тебе соврал только в одном и больше ни в чем не собираюсь.
        Макс взъерошил волосы, и у меня защемило сердце, будто я с ним уже прощалась. Или я правда прощалась? Вот мне в копилку еще одно невыносимое воспоминание, жест, от которого будет колотиться сердце, если я случайно замечу его у кого-то другого.
        - Ты что, правда такой?  - Я поискала слово, но подходило только одно: - Отвязный? То есть, ты и клуб свой любишь не потому, что там платят, а по зову души?
        - Я правда такой.  - Он улыбнулся, и мне стало тепло и больно одновременно. Кому нужен БДСМ со всеми этими плетьми, если того же эффекта легко добиться парой слов?  - И да, я любил тот клуб.
        - Любил?
        - Я действительно должен добавлять к каждой фразе «пока не встретил тебя»? Эти опасные и странные вещи придумали люди, которые только издалека видели таких, как ты и теперь пытаются искусственно воспроизвести то захватывающее дух состояние, которое ощущаешь рядом с тобой постоянно.
        Льстивый поганец. Я ведусь на слова как малолетка. Все понимаю, но в груди все равно теплеет. Остается только прервать этот поток жестким и правдивым:
        - Пока не наскучу.
        - Ты не можешь наскучить. Ты одна как все женщины мира.
        Он делает один маленький шаг ко мне. Вроде бы маленький, но я уже смотрю на него снизу вверх, чувствую его запах, покоряюсь и сдаюсь, но еще не показываю этого.
        У меня есть железный аргумент, который никак не обойти. Но пока он накрыт алым покрывалом, и я не тороплюсь его сдергивать, хожу вокруг и обсуждаю несущественные мелочи.
        - Нет… Понимаешь… Ты человек, к которому домой может заявиться раздетая женщина. Просто потому, что ей это показалось хорошей идеей. Не со всяким такое случается.
        - Аньку я в клубе нашел. Там часто решаются дела - она была сообразительной и ответственной, но, видимо, атмосфера повлияла, и она решила, что можно отношения оттуда перенести наружу.
        Я вздохнула. Самое паршивое, что я это понимаю. Совсем другой стиль общения, образ жизни и привычки. Это не плохо, это по-другому.
        И уж точно не мне упрекать в отходе от норм приличий.
        - Когда ты меня там бросил, тоже дела решал?
        - Ну да…  - Макс нахмурился: - Мне удалось договориться об аренде на индивидуальных условиях сразу для двух новых точек. Компенсировало бы ту, где повысили цену, но ты пойми…
        Он оборвал себя. Опустил голову, освободив меня от своего обдирающего кожу взгляда, дал немного времени нарастить броню обратно. Сделал еще шаг и притронулся кончиками пальцев к моей щеке:
        - Ты там скучала, моя хорошая? Прости, я не подумал. Помнишь, я оставил тебя на полчаса в машине, и ты та-а-ак развлеклась. Наверное, я ждал чего-то подобного.
        Тогда я еще не была в тебя влюблена, идиот. Не была такой уязвимой.
        - Если я не буду связан с клубом, то и не будет таких сюрпризов,  - добавил он.
        - И ты собираешься забить на клуб ради меня?  - неверяще спросила я.  - Ой, не надо. Все равно волевые решения долго не длятся.
        - Это не волевое решение. Это выбор.
        - Зачем же ты меня туда потащил?
        - Я хотел переиграть тебя…  - как-то смущенно ответил Макс. Он гладил меня кончиками пальцев по лицу, а я тянулась за этой лаской, как цветок за солнцем.  - Ты всегда выходила победительницей из наших игр, я набирал очки только за счет секса. Думал - уж на моей-то территории я смогу.
        - И что?  - с любопытством спросила я.
        - Видишь, куда это меня привело? Нет, все, я с тобой больше не играю!
        Он рассмеялся, и мне тоже очень хотелось рассмеяться, закинуть руки ему на шею, повиснуть, целоваться до золотых звезд в глазах, получить все недополученное за эту ночь и это утро внимание и любовь. Расслабиться и забыть про свое решение. Побыть с ним. Поверить.
        Горячий солнечный мальчик.
        Сверкающий и яркий.
        Глубокий и сильный.
        - Макс.
        Его имя прозвучало последним ударом молотка, забивающим гвоздь в крышку гроба.
        Он умолк, и даже солнечный свет за окном потускнел. Мне вообще казалось уже, что выгляни я туда - и увижу желтые листья, словно осень не только наступила на нас, но и попрыгала сверху. И неважно, что впереди еще целых тридцать дней беззаботного лета.
        - Макс, понимаешь…  - я продолжала, зная, что сейчас сама приближаю осень. Каждым своим словом.  - Мне не нужна любовь. Ты очень классный, я от тебя без ума, и даже клуб оценила бы в других обстоятельствах. Но я влюбилась, и теперь все иначе. Мне это не нужно. Правда.
        - Ася!  - Он взял мое лицо в ладони, словно готовясь поцеловать. Но только отчанно смотрел в глаза.  - Ну что я могу сделать? Упасть на колени, вырвать сердце из груди, чтобы ты пронзила его кинжалом? Простишь ли ты после этого меня?
        - Дело не в прощении…  - мне хочется прикрыть глаза рукой от его взгляда, как от яркого солнца. Он сильный, светлый, и он невероятно живой. Очень хочется согреться рядом. Но мне нельзя.  - Я не шучу и не шутила, когда говорила, что мне не нужны постоянные отношения. Меня устраивал краткий роман и твоя свадьба, у меня самой времени на развлечения только до сентября. Потом я улетаю в Барселону - там уже оплачен курс в кондитерской школе. После окончания лучшим ученикам достается стажировка в ресторане. А я буду лучшей, даже не сомневайся. И останусь там работать. Нет никакого смысла обсуждать это. У нас слишком разное будущее.
        Вот и все, вот и сказала.
        Макс застыл.
        Опустил голову.
        Оперся на стойку двумя руками, по обе стороны от меня.
        И молчал так долго, что мне самой стало неловко.
        - Почему ты не сказала сразу?  - очень тихо спросил он.
        - А зачем? Ты сказал, что женишься, я подумала: отлично, не будет тяжелых разговоров. Наступит осень - ты к невесте, я в Испанию. Там горячие знойные парни будут меня с большим удовольствием отвлекать от учебы. Счастливый конец. И даже свадьба.
        - Вот я дур-р-р-ак…
        Макс тряхнул головой, потер руками лицо.
        - Ну… соглашусь. Но и я не лучше, как ты понимаешь.
        - Мы так похожи,  - нервно усмехнулся он.
        - Но смотрим в разные стороны.
        - Конечно. Ты на меня, а я на тебя.
        И он смотрел.
        В теплых глазах больше не сверкали искры, и от этого было больно.
        И больно от того, что он стоял невыносимо близко, но я уже поставила точку. Его близость невыносимо манила, но я не имела права даже на…
        …вот этот поцелуй.
        - Макс…  - позвала я беззвучно, едва он отпустил мои губы на свободу.
        - Ммм?  - Он поцеловал меня в уголок рта.
        - Ты слышал, о чем мы тут уже битый час беседуем?
        - О чем?  - спросил он отвлеченно, касаясь губами виска, скулы, ушной раковины.
        - Я уезжаю. А у тебя кофейни. Мы расстаемся.
        - Слышал…  - шепнул он мне на ухо и продолжил, спускаясь вниз, к шее, дотрагиваясь кончиком горячего языка до тонкой кожи на ключице. И возвращаясь обратно к губам, накрывая их очень нежным, но будоражащим ярким поцелуем.
        Я не могу сопротивляться.
        Сказать, что мы расстаемся - могу, сесть в самолет - могу, закрыть за ним дверь навсегда - могу.
        Не целовать его - нет, не могу.
        Это всего лишь поцелуи. Каждый из них может стать последним и потому каждый - целый мир, состоящий из жадной памяти, острого сожаления и неистовой горечи, рожденной из двух слишком сладких месяцев.
        - Знаешь, что я забыл?  - говорит Макс в тот самый момент, когда его пальцы, уже проделав долгий и сладкий путь от моей груди до живота, наконец коснулись внутренней стороны бедер и стерли влагу, текущую по ним.
        - Что?  - выдыхаю сквозь сияющие огоньки под веками и привстаю на цыпочки, чтобы заставить эти пальцы погнаться за мной, а потом опускаюсь - и ловлю их в ловушку. Одно лишь его движение к влажному, горячему, ждущему наполняет все тело жаркой тяжестью, кровь ударяет в голову, и я плыву.
        - Я так и не рассказал, как я тебя люблю,  - говорит он медленно, тихо и очень отчетливо, но его слова тонут в шуме крови в моих венах, в стуке пульса в висках, в горячечном дыхании.
        - Как?
        Прямо сейчас он любит меня нежно и медленно, но при этом так плотно и глубоко, с каждым толчком внутрь я задыхаюсь от пронзительного чувства наполненности и силы, будто он приколачивает меня к себе насмерть.
        - Невероятно.
        Толчок.
        - Сильно.
        Толчок.
        - Навсегда.
        Я выгибаюсь, немо хватая ртом воздух, когда меня накрывает с головой то, чему нет названия, потому что я сейчас не уверена, что кто-либо в мире испытывал что-то подобное.
        Макс прикусывает мое плечо и глухо стонет сквозь сжатые зубы.
        В такие моменты пропадает желание менять позы, добавлять игрушки, придумывать новые и новые способы развлечься в постели, потому что каждое самое простое касание, поцелуй, движение снаружи внутрь и обратно - обретают ценность и высший смысл сами по себе. Их больше не нужно наполнять - они сами по себе наполнены тем, что мы хотим отдать друг другу.
        На, возьми, пусть будет у тебя, это все, что у меня есть,  - и я хочу, чтобы оно принадлежало тебе. И меня возьми - я тоже хочу принадлежать тебе. И чем больше мы отдаем, тем больше остается, выплескивается наружу слезами, стонами, криками, горячим шепотом.
        Гладкие и сияющие, мы отразились друг в друге и тем понравились - золотисто розовым этим выпуклым отражением. А теперь наши неровности обнажились, прислонились друг к другу - и совпали, словно жизнь специально ломала и обтесывала нас друг для друга.
        Мы не могли остановиться, просто не могли. Даже когда Макс кончал, он не выпускал меня из железных объятий, не давал отстраниться, продолжал ласкать, продолжал целовать, шептать на ухо все те слова, что хотела бы шептать ему я. Но я лишь повторяла их эхом в своей голове, полностью соглашаясь. А потом мы продолжали и продолжали, будто старались по-настоящему слиться в единое существо, которому уже не нужны будут слова и невозможно будет разделиться.
        Мы засыпали в постели, мокрой от пота, смазки и слез, мы просыпались, не разделяясь и снова, снова шептали друг другу волшебные сказки о том, как все могло бы быть.
        Мы так ничего и не решили, но заснули крепко обнявшись на краю пропасти - или в последнюю ночь в Помпеях. Не в силах расстаться, но и без возможности быть вместе.
        Просто отложив все решения на еще одно бесконечное слияние.
        Взрывная карамель
        Я бы с удовольствием проспала еще пару суток, но солнечный луч воткнулся мне прямо в глаз и не оставил шансов. Я помнила, что за окном темнело,  - это уже следующее утро, что ли?
        Ни черта себе мы…
        Горячее тело Макса прижималось ко мне сзади, он оплетал меня всем собой - было тяжело, но правильно. Как надо.
        - Ой.  - Я пошевелилась и случайно заехала локтем Максу в грудь. Он проснулся и сразу стянул железные объятья еще на несколько сантиметров, даже не открывая глаз.
        - Подай мой телефон,  - попросил осипшим со сна голосом, сделав попытку до него дотянуться и не осилив.
        Я передала его и удивилась:
        - Зачем ты его выключил?
        - А чего они названивали?  - хмыкнул он и тут же присвистнул: - Ни черта себе. Полдень. Хорошо поспали.
        - Я-то ладно, а ты же вчера отсыпался вроде?
        - Неа, не смог уснуть. Волновался, думал, что ты была какая-то странная,  - и, кстати, оказался прав!  - но боялся тебя разбудить, ждал утра. А в шесть позвонили со склада: срочно выселяйтесь. Приезжаю, а там уже громилы выносят наши контейнеры. Хозяин сказал: конец аренде - и все. Пока разбирался, позвонила ты…
        - Ой, а как же там теперь?  - заволновалась я.
        Макс пожал плечами:
        - Разгребу. Не первый раз.
        Телефон пискнул, включаясь, засигналил разнообразными звонками мессенджеров. Да, разгребать, видимо, придется много…
        Макс долго смотрел в экран, иногда прикасаясь к нему, и лицо его становилось все более жестким.
        - Тебе стоит включить свой тоже,  - как-то странно сказал он.  - Ну или уже не включать, не расстраиваться, выкинуть как есть.
        - Что там?  - Я скатилась с кровати на пол, подхватила телефон, вдавила кнопку - ну, быстрее!
        Сотни пропущенных - ого! От Макса, от Вика - ну, понятно. Куча незнакомых. Миллион, не меньше, от отчима. От заказчицы - ой-йо, блин, стыдно-то как! Первый раз в жизни заказ продолбала и даже не вспомнила! Может быть, я еще успею сегодня…
        Но через несколько секунд стало понятно, что несделанный торт - моя последняя проблема.
        Мессенджеры тоже перемигивались огоньками непрочитанных сообщений, и счет все увеличивался. Я и не знала, что знакома с таким количеством людей. Открыла первое попавшееся сообщение с огромным количеством восклицательных знаков и ссылкой. Ткнула в нее…
        Ой, мама.
        Я с трудом выдохнула.
        Мечтала же когда-то стать знаменитой.
        НО НЕ ТАК!
        Все новостные ленты были в моих фотографиях.
        Из клуба. В той красной блузке - кое-где грудь была стыдливо заблурена, а кое-где были видны даже зажимы на сосках. Я с бокалом, я на коленях у Макса, я напротив Андрея - его лица не видно, кстати!  - и я у стены с закрытыми глазами и закушенной губой, а рука Макса у меня под юбкой. И то, как он меня ведет в ошейнике и на цепи,  - тоже есть.
        А я красивая, кстати…
        Но это так, машинальная мысль.
        Заголовки жгут:
        «Девочка созрела! Настя Снегова и ее первый бал.»
        «Так вот они какие - Настины сласти!»
        «Кто этот загадочный „хозяин“ наследницы бизнесмена Дмитрия Снегова?»
        «Вся подноготная „шоколадного принца“: золотая молодежь умеет веселиться.»
        «Максим Михалев - темная лошадка и будущий муж наследницы сладкой империи, полное досье.»
        - Откуда у них фото?..  - только и смогла спросить я.  - Если мобильники отбирают?
        - Там же есть видеонаблюдение, и владельцы делают снимки для рекламы.  - Макс сидел на краю кровати и в том же шоке, что и я, листал фотографии, читал сообщения.  - Но они слишком дорожат репутацией, не представляю, кто бы мог вынудить их…
        Я просмотрела еще несколько отличных фотографий, напряженно думая над тем, кто мог это сделать. И зачем?
        И вдруг расхохоталась.
        Макс посмотрел на меня как на сумасшедшую.
        - Верейский просто самоубийца!  - пояснила я ему.  - Больной!
        - Думаешь, он?
        - Кто ж еще мог это сделать? Адрес-то он узнал оттуда. Вполне в его духе. Или друзья в руководстве, или шантажировал чем-нибудь. Понятия не имею, на что он рассчитывал.
        - Ну как на что…  - Макс отбросил телефон в сторону и закрыл лицо руками.  - На то, что твой отчим это увидит и взбесится. Уничтожит меня. И твоему Вику можно будет даже самому ничего не делать. Откажется от тебя. А когда ты останешься без защиты и репутации, когда тебя начнут травить и преследовать - он явится, как и сказал, принцем на белом коне и спасет тебя. А может, даже подождет, пока сама приползешь.
        - Серьезно?  - Я распахнула глаза, изумленно глядя на Макса.
        - Слушай, ну, других вариантов я просто не могу вообразить.
        - Ну… Логично, конечно. Но все равно странно.  - Я покачала головой, вновь перелистывая новостную ленту.
        Подписи я старалась не читать, а вот несколько самых удачных снимков сохранила себе на память. Интересно, меня теперь пригласят сниматься в «Playboy» или «Максим»?
        Счетчик непрочитанных продолжал расти. Даже любопытно будет посмотреть, кто и что написал. За последние годы я отдалилась от всех школьных и институтских друзей, не заводила новых. А теперь вся, вся моя жизнь всколыхнулась - неудивительно, журналисты, небось, найдут даже тех мальчиков, которым я в детском саду бинтовала воображаемые раны после игры в войнушку. И спросят, как им нравилась моя грудь. Впрочем, с тех пор она не сильно изменилась.
        Макс вдруг дернулся, потянулся к своему телефону и начал там что-то лихорадочно искать:
        - Так, слушай, билеты адово дорогие, но сейчас найду горящий тур, выкуплю чартер, чтобы прямо сегодня улететь,  - он опустился на пол рядом со мной, положил ладонь мне на щеку: - Полетели отсюда к черту? В Китай? В Таиланд? А осенью сразу в Испанию, без заезда домой. Там ведь тебя не найдут?
        - Зачем?  - не поняла я.
        - Подальше от этой истерики. Вернемся через год, все забудут, отчим твой остынет к тому времени.
        - Ма-а-а-акс!  - теперь моя очередь чмокать его в носик. Я засмеялась: - Ты просто не знаешь моего папу!
        О, а вот и он!
        Мой телефон завибрировал, на экране была свадебная фотка Димы с мамой.
        Я ткнула «Ответить».
        - Привет, Ась.
        - Привет.  - Я прижала трубку к плечу и запустила сразу обе руки в максову шевелюру.
        - Ты ведь сегодня не занята?  - поинтересовался Дима аккуратно.
        - Нет, совершенно. Только новости надо прочитать.
        - Я так и думал. Ждем вас с Максом в гости. На новости забей. Самое интересное перескажу, если захочешь.  - Хорошо,  - я улыбнулась и повернулась к Максу: - Ну что, едем знакомиться с родителями?
        Семейный обед
        Макс с некоторым удивлением смотрел на наш маленький двухэтажный домик, до которого мы добрались всего лишь через пару часов через остатки утренних пробок.
        Крошечный и милый, похожий на европейские коттеджи для семей среднего класса.
        Не он первый в недоумении.
        Все почему-то ждут, что у Шоколадного Короля будет готический замок с пятиметровой стеной, рвом с крокодилами и башней из слоновой кости для принцессы.
        А у нас только территория большая, потому что Дима любит гулять в лесу и не хочет делать это с телохранителями. И сад - он все ждет, когда мама переключится со шмоток на цветочки и будет неспешно фланировать там в широкополой шляпе и с ножницами для подрезки кустов.
        Если нужен роскошный прием - он находит помещения в аренду в городе. Зачем, говорит, людей мучить, заставлять ехать сюда через пробки.
        Дом должен быть домом, а не деловой резиденцией.
        Мама встретила меня как всегда: радостно обняла и тут же, с порога, начала трещать о своих подружках, об итальянских распродажах и о том, как наша кошечка Матильда умилительно скатывается по лестнице со второго этажа на первый. Причастные уверяют, что раньше вместо блока про Матильду был блок про меня. Я не очень умилительно скатывалась с лестницы, но, в принципе, для новостного повода подходила. А вот когда сбежала, пришлось завести Мотю.
        Папа, конечно, рассказал про скандал, но мама не восприняла это хоть сколько-нибудь серьезно. «Во всех новостях? Но это же прекрасно, бесплатная реклама? Кстати, Настюш, отличный образ, молодец!»
        Она расцеловала и Макса, одобрительно мне подмигнула и упорхнула руководить приготовлением торжественного семейного обеда.
        Дима дождался, пока суета закончится, спустился с крыльца и пожал Максу руку:
        - Знаю тебя. Слышал о твоей первой попытке, даже кое-какие идеи перенял для своей сети. Ты молодец, что не сдался. Уважаю.
        Если даже у меня челюсть отпала, представляю, что там сейчас Макс чувствует.
        - Хоть это Ася сделала правильно. Сама не хочет моей помощи, хочет по съемным квартирам с непредсказуемыми условиями валандаться, когда могла бы творить у меня в экспериментальном цехе, так хоть тебя нормально пристрою.
        - Э-э-э-э…  - Макс попытался выдернуть руку, но Дима держал крепко.  - Спасибо, не надо меня пристраивать, я как-нибудь сам.
        - Что значит «сам»?  - грозно сдвинул брови отчим.  - Ты мне кого привела?!  - обернулся он уже ко мне.
        - Дим, а что значит «по съемным квартирам» и вот это вот про экспериментальный цех?  - с нарастающим подозрением спросила я.
        - А ты думала, я не знаю?  - Он выпустил наконец Макса.  - Ась, я знаю всех талантливых кондитеров в городе. Думаешь, ты могла от меня спрятаться?
        - Присматривал значит,  - тихо и зло сказала я.  - Помогал. Клиентов, может, еще подкидывал?
        Дима рассмеялся:
        - Ни боже мой! Я еще жить хочу. Если бы ты заподозрила хоть на мгновение, ты бы меня отравила каким-нибудь волшебным лавандовым муссом. Все сама! А зря. Не была бы моей дочерью, уже получила бы грант, приглашение на обучение или работу в нормальном цеху.
        Я сверкнула глазами, но мама, появившаяся на пороге, не дала нам продолжить:
        - Димочка! Оставь детей в покое, пусть отдохнут с дороги, и поговорим за обедом!
        Но за обедом мама была в своей стихии: грамотно вела светскую беседу, обрывала все слишком серьезные заходы и не давала нам ни шанса перевести разговоры на сегодняшние новости. Сияла, радовалась тому, что мы все вместе, расспрашивала Макса о его делах, но так аккуратно и тактично, что в его ответах не было совершенно ничего важного и острого, лишь какие-то милые и бессмысленные мелочи.
        Дима очень внимательно наблюдал за ними и иногда вставлял свои вопросы. Но они были противоположного свойства - выглядели невинными, однако каждый ответ вскрывал глубочайшие бездны и тянул за собой новые вопросы. Которых, впрочем, не следовало. Полагаю, это была проверка той информации о Максе, что вывалили в СМИ. Кстати, я так ничего толком и не прочитала. Время в дороге я потратила на то, чтобы успокоить самых близких, извиниться перед клиенткой и отменить пока все остальные заказы. Кто его знает, что там, в будущем.
        - Максим, ну что же ты не пробуешь нашу рыбу? Она местная, из озера! Чистейшая и свежайшая, тебе понравится! И яйца по-шотландски сегодня просто идеальные, очень рекомендую! Кому еще абрикосового компота?  - Мама, конечно, ничего не готовила сама, но она составляла меню, и этого ей хватало, чтобы считать себя хорошей хозяйкой.
        Ей-богу, родила б она еще детей, была бы счастливее. Нормальных, избалованных принцев и принцесс. Но - увы, одной меня ей на всю жизнь хватило.
        Она подкладывала Максу еду и смотрела на него с такой любовью, что он уже начал ерзать на стуле. Я даже пожалела, что приволочь ей внуков в мои ближайшие планы пока не входит.
        - Ну хорошо,  - вдруг сказал мне Дима, будто подводя итог долгой беседы или продолжая утреннюю.  - Значит, тебя не трогаю, раскручиваю Макса.
        - Нет.  - Макс помотал головой и постарался побыстрее проглотить непрожеванный пирог.  - Я сам.
        - И как ты собираешься «сам» обеспечивать мою дочь, если у тебя бизнес еле ковыляет?  - сощурился отчим.  - Как ты теперь представляешь ее рекламу после этой истории? Откуда брать клиентов?
        - Мы уже договорились, что ее десерты будут в моих кофейнях, все в порядке,  - глядя честными глазами, сказал Макс.
        Мы договорились? Когда это?
        Но он незаметно пнул меня под столом, я врубилась и закивала.
        Договорились, ага.
        - В твоих низкобюджетных точках с кофе на вынос - сложные муссовые десерты себестоимостью в три раза выше того кофе? Дети!  - Дима откинулся на стуле и скрестил руки на груди.  - Давай хоть расширим до мини-кафе с парой столиков.
        - Мы сами,  - упрямо сказал Макс.
        - Ладно, все равно все унаследуешь как родственник, когда я помру. Придется!  - ехидно добавил Дима.
        - Вот тогда и буду думать.
        - Кстати, он мне даже предложение не сделал еще,  - между делом уронила я.  - Рано в наследники записываешь.
        - А ты еще не отказалась от Барселоны,  - нагло парировал Макс.
        - Я все равно туда поеду,  - пожала я плечами.
        - Я думал, это твой побег от отца и Верейского, а теперь уже неактуально,  - удивился он.
        - Нет, что за чушь?  - возмутилась я.  - Не все в моей жизни наперекор кому-то. Там отличная кондитерская школа, меня ждут новые навыки, не говоря уж о качестве продуктов. С чего бы мне отказываться? Неужели ты думаешь, что печь тортики на кухне - предел моих мечтаний?
        Недоговоренное ночью повисло между нами звенящим облаком. Мы так ничего и не решили, и вот - оно нас догнало.
        Макс долго напряженно смотрел на меня, будто проверяя, шучу или всерьез. А потом рассмеялся и взлохматил волосы:
        - Хорошо, тогда я поеду с тобой. Ты надолго?
        - Семь месяцев. А потом еще планировала поработать.
        - Ну семь, так семь,  - кивнул он.  - К лету вернемся.
        Он что, серьезно?
        Он хочет поехать за мной в Барселону, декабрист?
        А я хочу, чтобы он поехал?
        Я так долго убеждала себя, что осенью все закончится, что забыла рассмотреть даже теоретическую возможность того, что нет. И так была уверена, что мне придется отстаивать свое право на учебу и работу, что оказалась не готова к тому, что с ним никто не будет спорить, а только поддержат.
        И вот теперь чувствую себя девушкой, которую позвали замуж даже раньше, чем она успела вообразить себе модель свадебного платья и придумать имена детям.
        Это как? Это что же мне делать?
        - Макс, а виза?..
        - Виза да…  - задумался он.  - Придется тоже найти, чему поучиться, значит. Не дергайся, я все решу.
        - А бизнес?
        - Ну и черт с ним. Приедем - начну сначала.
        - Вообще с нуля?  - изумилась я. Вряд ли он в Испании сможет заработать достаточно для следующей попытки.
        - Продам машину,  - пожал он плечами.  - Третий раз - счастливый.
        Мама не вникала в наши разговоры, откровенно скучая. Зато Дима смотрел с каким-то таким умилением, будто на ребеночка, который первый раз пирамидку собрал. Ну подумаешь, перепутал местами пару колечек, но собрал же.
        - Дети…  - повторил он, качая головой.  - Ладно, вот вам мой подарок на свадьбу. Макс, на время отъезда на твои кофейни поставлю своего лучшего управляющего директора. Он посмотрит процессы, подправит, связи свои поднимет. Спорим, к весне ты их не узнаешь?
        - Я бы все-таки хотел узнать…  - осторожно отозвался Макс.
        - Ладно, шучу. Только бизнес-решения, имидж будешь сам рисовать, когда вернешься.
        - Если вернусь…  - уточнил Макс.  - Если. Ася же там останется работать. Значит, и я тоже.
        - Не останется,  - отмахнулся отец.  - Ее там выбесят дисциплиной и нелогичным руководством. Она может только сама на себя работать.
        - Вот так просто?  - возмутилась я.  - Решил все разногласия и усыновил моего Макса заодно!
        - Да. А что ты хотела? Страдания, драмы, запрет родителей, яд, кинжал, снова яд?
        - Не знаю!  - Я была возмущена, но придраться было не к чему. Кажется, я возмущалась просто по привычке - чтобы Дима не вмешивался в мою жизнь. А он взял и начал вмешиваться в жизнь Макса, косвенно влияя и на мою. Только предъявить было нечего.
        Мама к месту очнулась:
        - Настюш, еще чая хочешь? Или у нас есть тарт с абрикосовым конфитюром. Принести?
        - Макс, нормально ты прогибаешься,  - сделала последний заход я.  - Задвинул все дела ради моих интересов. Подкаблучник.
        - Я прогибаюсь? Я пользуюсь уникальным случаем - снова слинять на зиму!  - между делом Макс опустошал уже вторую розетку с абрикосовым джемом. Чувствую, ждут нас кровопролитные сражения за мое любимое варенье…  - Думаешь, не соглашаться на управляющего?
        - Свадебные подарки не обсуждаются!  - рыкнул Дима.
        Все против меня! Сговорились.
        И мама ушла за тартом. Хотя она бы все равно меня не поддержала.
        - Интересно, как ты будешь доказывать, что ты хочешь меня не ради связей Димы!  - выкатила я совсем последний и, прямо скажем, нечестный аргумент.
        - Никак не буду,  - нагло ответил Макс.  - Не собираюсь оправдываться за то, в чем не давал повода себя подозревать.
        - У тебя просто шанса не было!  - возмутилась я.  - Если бы ты узнал…
        - Думаешь, что-нибудь бы изменилось?..  - он поймал мой взгляд.
        И был серьезен.
        Настолько серьезен, что мне стало не по себе.
        Я была готова от него отказаться - легко! Пережить, переломаться и забить эфир другими делами и другими мужчинами. Но тогда в этом был смысл.
        Почему я отказываюсь сейчас? Готова ли я к тому, что он перестанет пытаться и согласится с моими доводами? Оставит меня с моей кондитерской школой, будь она неладна, и уйдет, как всегда, согласившись с моими протестами. Он никогда не заставлял меня ничего делать против воли.
        Не слишком ли быстро я бегу?
        - Я сделаю все, чтобы быть с тобой,  - отвечая на мои мысли, сказал Макс, не сводя с меня серьезного теплого взгляда.  - Не смогу преодолеть только одну вещь. Если ты сама не захочешь меня рядом.
        Я смотрела на Макса так долго, что начали слезиться глаза.
        Мой сияющий, мой солнечный, мой летний.
        Он встал из-за стола, покосившись на Диму, но тот сделал приглашающий жест.
        Макс обошел его, приблизился ко мне и потянул за руку, поднимая со стула. Наклонился, взял мое лицо в ладони и очень нежно поцеловал:
        - Когда-нибудь мечтала о том, чтобы выйти замуж за самого лучшего мужчину в мире?
        Я засмеялась, закидывая руки ему на шею и целуя этого сумасшедшего невозможного солнечного мужчину.
        Он, без сомнений, умеет задавать правильные вопросы.
        - Неа, никогда,  - помотала я головой.
        - А придется!  - строго сказал Макс.
        Спать нас уложили в моей бывшей комнате. В гостевом домике шел ремонт, поэтому пришлось осквернить святилище выпорхнувшего птенца. Здесь все осталось как было, когда я уезжала,  - учебники, армия шарнирных кукол, даже засохший букет от кого-то из тогдашних поклонников, добавивший жути. Я выкинула его в окно.
        Приезжая в гости, я никогда не оставалась на ночь и никогда сюда не заходила. За это время деревянная кровать рассохлась, и когда мы с Максом, уже неистово целуясь, упали на нее, выдала такую симфонию скрипов, что мы на всякий случай замерли как были.
        - Ого…
        Макс попытался опереться на локоть - скрип был такой, как будто старая сосна пытается упасть кому-нибудь на голову.
        Я потянулась за поцелуем - и прослушала музыкальное сопровождение этого действия.
        - То есть помолвочный секс отменяется?  - уточнил Макс.  - Может, на полу?
        - На первом этаже под нами родители,  - вздохнула я.  - Не то чтобы они не подозревают, что мы уже взрослые, но все-таки как-то неудобно. На полу будет еще слышнее.
        - Но я все равно тебя хочу.
        - Ты сексуальный террорист!
        - А ты моя невеста, мне можно.
        - Я еще не сказала да.
        - Это было довольно предсказуемо.
        - Ах ты…
        - Тс-с-с-с… тише, кровать скрипит.
        Он развернул меня к себе спиной, обнял и лизнул в шею. Где-то между моментом, когда я скинула сарафан, и моментом, когда его пальцы забрались под тонкую ткань трусиков, потерялась моя решимость провести эту ночь как приличная девочка.
        Макс провел пальцами по лобку, сжал клитор и шепнул мне на ухо:
        - Ни единого звука, поняла?
        Я молча кивнула.
        Он прижался ко мне сзади, и я почувствовала твердый член, упирающийся в меня. Неужели нельзя хотя бы вот так, потихонечку…
        Но едва я подалась назад, кровать высказала все, что об этом думала.
        Макс тихо рассмеялся мне на ухо:
        - Нет, дорогая, сегодня мы на голодном пайке. Хотя кое-что для тебя я могу сделать.
        В этот момент его пальцы чуть стиснули клитор, я почти вскрикнула.
        - Тишшше… Ты же не хочешь разбудить родителей? Или мне надо было поставить тебя на колени и трахнуть в рот, как шлюшку, чтобы ты не могла издать ни звука?
        Я выгнулась от волны дрожи, пробежавшей по моему телу, прижалась к нему, повернула голову для неудобного, неловкого, жадного поцелуя.
        - Мы еще столько не попробовали… Я так и не слизал с тебя сливки и шоколад, так и не трахнул тебя в твою маленькую узкую задницу. Ни разу не пробовал вылизывать тебя, держа на весу. Ты ведь такая легенькая… хочу, чтобы ты кричала от моего языка. Вылизать тебя всю до последней капли, каждую складочку, чтобы ты вжимала мою голову себе между ног, чтобы теряла сознание от пятого оргазма.
        Между ног у меня пылало, и пальцы Макса только разжигали пожар, а его член дразнил тем, как он вжимался в мою задницу.
        Я не выдержала и одним движением, породившим короткую, но весьма громкую лавину скрипа, развернулась к нему лицом и обняла ладонью затвердевший ствол.
        - Тогда и моя очередь жаловаться, что я не попробовала приковать тебя наручниками к кровати и так долго отсасывать, прерываясь в последний момент и не давая кончить, чтобы ты стонал в голос, а я подводила бы тебя к краю и каждый раз отступала… И вот в тот самый момент, когда ты будешь уже на грани, я бы встала на коленях над твоим лицом и заставила бы трахнуть меня языком.
        - Я бы кончил от одного этого зрелища,  - моментально включился Макс в игру, и его пальцы, оставив клитор, медленно проникли в меня, так что не ахнуть стоило мне невероятных усилий.
        Я провела ладонью по шелковой коже его члена, напряженного и твердого, размазала каплю смазки по головке, потеребила уздечку. Макс зашипел, но я цыкнула на него.
        Мы мастурбировали друг другу и шептали самые грязные и непристойные фантазии, самые невероятные и жаркие, некоторые из которых заставляли нас замирать на секунду и долго смотреть друг на друга расширившимися зрачками. Хотелось сейчас же, немедленно это все воплотить, но у нас была только скрипучая кровать и наши руки.
        И когда Макс стал часто дышать и толкаться бедрами в мою ладонь, а его член разбух и напрягся, и когда я перестала держать ритм и свела ноги, запирая пальцы Макса внутри себя, мы закрыли друг другу ладонями рты, вжались горячими телами друг в друга максимально плотно, чтобы погасить судороги,  - оргазм накрыл нас одновременно, один на двоих, яростный и острый от распаленного воображения и невозможности его воплотить.
        Это было томительно и жарко, и мы долго приходили в себя, все еще глядя друг другу в глаза. А потом Макс сказал:
        - Я должен тебе признаться.
        У меня сердце ухнуло куда-то в живот. Что еще?!
        - Я влюбился сразу, как увидел тебя, солнечную и светлую, в том желтом платье. Ты стояла в саду, такая сияющая, весенняя. Если бы дьявол в тот момент предложил отдать десять лет за одну ночь с тобой, я бы подумал - в чем подвох? А когда ты стала отвечать на мои провокации и затевать свои, я совершенно потерял голову.
        - Я знаю…  - прошептала я.  - Теперь знаю. Ты забил на работу, где мог, а где не мог - забил на сон. Любовь моя, неужели ты считаешь меня настолько слепой дурочкой?
        - Подожди, еще не все,  - он сглотнул.  - Когда мы меня бросила, и я приехал к тебе, я соврал. Я не хотел тебе рассказать тридцать первого августа. Я уже тогда хотел сделать тебе предложение. Мне казалось, это будет охренительно романтично - наше конечное лето перетечет в бесконечную жизнь.
        - В этом месте я должна растаять?  - проворчала я.
        Он облизнул губы и тяжело выдохнул, как будто это все действительно давалось ему нелегко.
        - Я, может быть, наделал до черта тактических ошибок, Ась. Говорил не то и не так, ходил по краю и едва тебя не потерял. Но, поверь мне, стратегически я всегда понимал, кто ты для меня. С первой секунды, когда не захотел тебя отпустить, и до последнего решения, когда понял, что ты нужна мне на всю жизнь. Я всегда буду рядом и всегда тебя найду, как бы ты ни пряталась.
        Забавно, что когда Вик сказал мне то же самое, я испугалась до полусмерти и бежала так далеко и так быстро, что чуть не сбежала от самой себя.
        А когда говорит Макс, в груди теплеет и хочется прижаться к нему и пообещать, что я не буду больше убегать.
        Но я ведь буду. Пусть догоняет.
        Утром мы завтракали все вместе. Даже мама, обычно встававшая не раньше полудня, вышла пораньше, но так душераздирающе зевала, что мы отправили ее обратно спать.
        Не последний раз видимся, еще поговорим.
        - Очень рада, что ты наконец познакомила нас со своим мальчиком. Хоть в двадцать пять наконец нашла хорошенького, а не этого урода Верейского.  - Она скривилась.  - Не знаю, почему Дима его не уничтожил.
        - Надо было,  - хмыкнул отчим, провожая ее.  - Но тогда не вышло бы так, как вышло. Когда бы она нам зятя привела?
        - Но теперь-то можно?  - с надеждой спросила я.  - Он свою роль сыграл.
        - Ты еще сомневаешься?.. У меня к нему давние счеты,  - на губах у него играла предвкушающая улыбка.  - Пойдем в кабинет, поговорим. Макс пока погрузит в машину твое любимое варенье.
        Если честно, я немного боялась разговора. То, что Вик многое поставил на свою схему, и полная уверенность Макса в том, что у меня будут неприятности, заставили сомневаться в реальности моих представлений о моей семье.
        Но у Димы, оказывается, были заботы поважнее, чем неловкая попытка мести старого козла.
        - Ась…  - он не стал садиться за стол, чтобы не устраивать нам мизансцену «просительница у босса».  - Когда ты начнешь называть меня папой?
        - Ты мне не отец,  - я закатила глаза. Нашел время.
        Поначалу он страшно обижался на это, теперь все реже, но вот, видимо, за Вика я должна расплатиться.
        - Спасибо, я помню…  - он вздохнул.  - Твоя мама так и не поделилась, кто им был?
        - Нет. Ее право.  - Если честно, мне никогда не было интересно.  - Было бы забавно, если ты. Ошибка молодости, случайная встреча на дискотеке - и потом через шесть лет они не узнали друг друга! Как в сериале.
        - Вряд ли, я всегда уважал Уголовный Кодекс.
        - Это даже сейчас не преступление,  - фыркнула я.  - А тогда возраст согласия был вообще четырнадцать. Что ты морщишься, можно подумать, тебе не нравится, что она вечная девочка-девочка.
        - Ась, ну вот за что ты так зла на меня?  - устало спросил Дима.  - Серьезно, только за то, что я не знал о тебе?
        У меня так неожиданно брызнули слезы из глаз, что я не успела среагировать и взять себя в руки. Только отвернулась и посильнее закусила губу, чтобы очухаться.
        - За то, что ты ей был дороже меня,  - ответила, только когда убедилась, что не всхлипну посреди фразы.  - Ты вообще представляешь, что это такое - ни для кого не быть дороже всех?
        - Бабушка…  - начал Дима.
        - Бабушка тоже по мужу тосковала, мне ли не знать! И маму любила все равно сильнее. Внуков вообще балуют больше, чем детей, и, как ни странно, больше правнуков. Не остается уже любви, наверное.
        - Ась…  - после моей первой истерики в восемь лет, когда Дима хотел меня обнять, он больше не пытался, хотя иногда мне хотелось. Как сейчас.  - Я не могу это изменить. И не могу полюбить тебя сильнее. Согласись, это было бы странновато.
        - Я понимаю.
        - Но у тебя есть твой упрямый смешной мальчик. Если бы ты могла посмотреть на него моими глазами, ты бы увидела, что ты для него - весь мир. Он запросто обменяет весь мир на тебя. Только тс-с-с, я этого не говорил. И постарайся его сильно не тиранить.
        - Ой, ну когда я его тиранила…  - я смахнула слезы с ресниц и быстро улыбнулась. Дима сделал вид, что ничего не заметил.
        - Ась, я тебя с восьми лет воспитывал,  - ухмыльнулся он.  - Мне ли не знать.
        - Может, я изменилась.
        - Да фиг тебе, только хуже стала. И молодец. Таких, как ты, любят крепче всего. Найти удобную - вопрос лишь времени. Найти свою - можно потратить всю жизнь.
        Я не знала, что ему ответить. Меня беспокоило, что он, похоже, Макса уже тоже усыновил. И даже если я его брошу, все равно будет помогать.
        - А что с шумихой?  - вспомнила я. Дома телевизора не было, телефон я выключила, охрана не пропускала посторонних дальше ограды, так что я понятия не имела, что меня ждет в большом мире.
        - Хочешь, чтобы я что-нибудь сделал?
        - Я?
        - Тебя же будут доставать. Журналисты, блогеры, просто психи,  - вот теперь Дима прошел за стол. Деловой разговор.
        - Ничего страшного, перееду к Максу, а там и Барселона.  - Я сама удивилась, что у меня в голове уже был готовый план.
        - Хотите, поживите тут. Гостевой домик скоро доделают, а пока можно спать в твоей комнате.
        Я вспомнила прошлую ночь и содрогнулась. Ну нет. Один раз хорошо, но я хочу нормального секса.
        - Я имела в виду - тебе же скандал повредит?  - уточнила я.
        - Как сказала твоя мама - бесплатная реклама,  - отмахнулся Дима.  - Пиарщики разрулят. Только «Сласти для Насти» закрою, имидж как-то не тот.
        - И откроешь «Взрослые лакомства Аси»?  - мрачно поинтересовалась я.  - Конфеты с коньяком, темный шоколад с перцем?
        У Димы сделалось такое задумчивое лицо, что я заорала:
        - Нет!
        Он рассмеялся:
        - Сама сделай. На хайпе у тебя даже карамель «Взлетную» будут килограммами разбирать.
        На обратном пути я задумчиво смотрела в окно. Макс косился, косился и, наконец, не выдержал:
        - Что тебе отец сказал?
        - Отчим. Сказал, что хочет, чтобы я его называла папой.  - Я почти не покривила душой. В том числе сказал и это.
        - Ты его и так папой зовешь,  - неудоменно пожал плечами Макс.
        - Что, правда?  - изумилась я.
        - Чистая.
        - Часто?
        - Постоянно.
        - И при нем?
        - Угу.
        - А он замечает?
        - Улыбается и обменивается взглядами с твоей мамой.
        - А чего не говорит?  - вздохнула я. Ох, блин, Дима!
        - Ждет, наверное, когда ты это сделаешь сознательно. Очень терпеливый он у тебя. Я не такой. Когда ты мне скажешь да?  - толсто намекнул Макс.
        Я посмотрела на него. Волосы отросли совсем неприлично, пора стричь. Золотистый азиатский загар сменился дубленым московским. Теплые глаза с искорками. Улыбка, от которой я таю. Тысяча связывающих нас безумных жарких нитей.
        И то, как вопреки всему, он идет мне навстречу, ждет моих решений, признает меня, и видит, и чувствует. Во всем.
        Папа был прав.
        Он любит меня так, будто я - самое главное, что есть в его жизни.
        Я видела это, просто сразу не узнала, потому что никогда не чувствовала по отношению к себе такую любовь.
        Может быть, он и меня этому научит?
        - Да,  - сказала я, не глядя на Макса.
        Мы мчались вдоль темного елового леса, вдоль зарослей высоких трав и белых, желтых, фиолетовых цветов.
        Я внимательно смотрела на обочину, словно боялась что-то пропустить.
        Словно боялась, что он не поймет.
        Но он понял.
        Эпилог
        Я перебралась на передний диван и приставила пистолет к голове водителя:
        - Это похищение!
        Он аккуратно снизил скорость, прижался к обочине и обернулся.
        Я отвела пистолет в сторону и нажала на спусковой крючок - из ствола вырвалось маленькое оранжево-синее пламя. На всякий случай уточнила:
        - Похищение невесты.
        - Невесту обычно похищают другие люди, а не она сама,  - резонно заметил водитель.
        - Ничего страшного, я без предрассудков,  - успокоила я его.
        Заказать джип-лимузин было хорошей идеей, обычный вряд ли прошел по раскисшим после дождя деревенским дорогам. Неширокие улицы едва вместили это белоснежное чудовище, но мы добрались до кладбища, даже ни разу не застряв. Все-таки вытаскивать трактором свадебный лимузин - это было бы чересчур.
        Я выпрыгнула на самую твердую кочку в окрестностях, однако каблуки туфель тут же погрузились в рыхлую землю.
        Подол свадебного платья собирал грязь, но мне было все равно. Мне надо. Это важно.
        Маленький памятник из пористого серого камня на могиле стремительно зарастал мхом, и скоро надпись на нем совсем не будет видно. Но я и так ее помню.
        Анастасия Ивановна Руденко
        1921 -2011
        Моя Бабася.
        Самое смешное - я только на похоронах поняла, что ее все звали Баба Ася, лишь я, по-детски коверкая слова, переделала в Бабасю. До этого она была бабушка и бабушка. Бабася и Бабася. Разве у бабушек бывают имена?
        Я присела на низенькую железную скамеечку рядом с могилой, нагнулась и прислонила к памятнику свой дизайнерский букет с мелкими белыми цветочками, синими ягодами и какой-то еще редкой травой. Ничего, отберу у гостей что-нибудь подходящее. Вряд ли там будет недостаток цветов. А Бабасе больше бы понравился такой необычный букет, чем самая большая охапка лилий.
        - Привет,  - сказала я, как всегда. Поначалу я часто приезжала сюда с ней поговорить. Дима давал своего шофера и парочку людей, которые помогали привести могилу в порядок, полить цветы в палисадничке и поправить уплывающие в болотистую почву столбы ограды. Потом я научилась разговаривать без взгляда в глаза почти незнакомой мне женщине лет сорока на фотографии. Бабася для меня была другой. Старенькой, сморщенной и теплой.
        - Помнишь, я говорила, что никогда-никогда не выйду замуж? Вот дура-то была! Ты мне так и отвечала - дура ты, Настька, как встретишь такого же дурака, так сразу и побежишь. И гляди, Бабась, побежала!
        Я потрогала теплый мягкий мох на камне. Никогда его не счищала. Он был красивый, но не это важно. Когда он нагревался на солнце, он пах землей, травой и старым деревом, почти как бабушка. Она еще пахла тестом и немного молоком.
        - У меня все хорошо. Доучилась и вернулась. Папа был прав - они там одновременно безалаберные и слишком загнанные в рамки, мне не понравилось. Я сама все знаю, не надо меня подгонять. Думаю вот, что делать дальше. У Макса есть кое-какие идеи.
        Я подняла лицо и сощурилась на яркое почти летнее солнце. Вернулась я в конце марта, так что все удачно легло - я тоже хотела свадьбу в мае, как у Сонечки. Заодно не будем плодить сущностей и запоминать все эти даты - день встречи, день свадьбы. Один день на все.
        - Макс выбил себе визу на обучение в кулинарной школе, не знаю уж, как он вписался в последний момент, не признается. Поучился немного, понял, что готовить - не для него. Зато ему интересно управление рестораном. Соблазняет меня на совместный проект. От сети кофеен, из которых папа сделал игрушечку, отказался. Ему, видите ли, без вызова неинтересно.
        Легкий ветерок принес запах цветущих трав. Я вдохнула всей грудью - запах моего детства. Моего одиночества в умирающей деревне, где остались одни старики, моей свободы без родительских ограничений. Даже слезы навернулись.
        - Бабась, а Верейского помнишь? Да, я знаю, ты меня предупреждала. Зря я не послушалась. Но теперь все хорошо. После того, как вышел из больницы, он стал еще сильнее хромать. Официальная версия - последствия давнего остеомиелита. Но я не уверена, что спустя несколько десятилетий эти последствия могут сломать ногу в двух местах. Папа все-таки зверь иногда. Хотя, может, просто совпало…
        Я оглянулась на лимузин - шофера не было видно, но надо было поторапливаться, пока меня в самом деле не потеряли. Быстро вытерла слезы подушечками пальцев. Ай, черт, краситься заново теперь.
        Я смущенно потеребила край платья.
        - Что хотела сказать-то самое главное… Зачем приехала. Чтобы именно тут тебе первой сообщить новость. Кое-кто все-таки доигрался, Бабась, представь себе!  - я положила ладонь на свой пока еще впалый живот.  - Ты рада? Я знаю, я говорила, что детей у меня тоже не будет, но видишь - и здесь соврала.
        Макс еще не знал. И папа не знал. Сама даже толком не осознала. Надо будет многое успеть за оставшееся время. Кондитерская или совместный проект с Максом - все равно. Главное, запустить побыстрее, а там будет поздно спрыгивать на полном ходу. Мама наверняка захочет помогать с ребенком, а Дима - даже будет, так что время для работы у меня останется и после родов.
        Все хорошо, теперь все точно хорошо.
        Я снова погладила теплый мох на камне и одними губами сказала: «До свидания».
        Встала и, не подбирая подола, пошла по рыхлой земле обратно к машине.
        Рядом с лимузином уже стояла алая «бэха», а рядом, засунув руки в карманы, меня ждал Макс.
        - Я снова нашел тебя, сахарная фея. Ты совершенно не умеешь прятаться,  - он поймал меня в объятия и наклонился, чтобы поцеловать.  - Я тут все-таки уломал твоего отца. Для первой брачной ночи он дарит нам целый чан взбитых сливок.
        - Зачем?  - не поняла я.
        - Ну как зачем, ну что ты как маленькая! Я об этом мечтал с нашей первой… на ладно, второй, встречи.
        - Ты серьезно?  - уставилась я на Макса с изумлением.  - Ты хочешь в них трахаться?!
        - Только если ты этого хочешь,  - засмеялся он.
        Господи, вот дурак.