Вечер, полный сюрпризов Нина Харрингтон
        Поцелуй — Harlequin #81 Бросив престижную, высокооплачиваемую, но ненавистную работу в банке, Лотти Роузмаунт открывает чайную-кондитерскую на оживленной улице Лондона. Судьба вновь сталкивает ее с прекрасным и ужасным Робом Бересфордом, шеф-поваром и совладельцем международной сети отелей «Бересфорд». Три года назад Роб едва не разрушил будущее Лотти. Он красив, богат, знаменит и пользуется бешеным успехом у женщин, с которыми заводит короткие интрижки. Теперь он обратил внимание на мисс Роузмаунт и предложил ей короткий роман. Лотти восхищается Робом, ее влечет к нему, но ей нужны надежные отношения, она мечтает о семье, о детях…
        Нина Харрингтон
        Вечер, полный сюрпризов
        The Secret Ingredient
        2014 by Nina Harrington

«Вечер, полный сюрпризов»
        
        Глава 1
        Роб Бересфорд, медленно расправив плечи и выпрямившись во весь рост, вышел из длинного лимузина на красную ковровую дорожку к новой престижной художественной галерее Лондона. Он поправил доходящую до воротничка гриву волнистых волос давно отрепетированным жестом, по мнению отдела маркетинга группы принадлежащих ему отелей, ставшим его визитной карточкой.
        — Убедись, что поклонники видят твои фантастические плечи и голову,  — твердила агент Салли.  — Именно на них смотрят женщины. Пользуйся, пока можешь.
        Да, все это радости саморекламы. Двадцать лет в гостиничном бизнесе хорошо вымуштровали Роба. Он говорил журналистам все, что они хотели услышать, они любили его за это. Подавали то в хорошем, то в дурном свете, играющим по правилам и без, в зависимости от обстоятельств. Жаль только, на его дурной славе больше зарабатывали папарацци, не используя факты из его настоящей жизни, например работу на кухне, создание кулинарных рецептов, собиравших многочисленные призы на конкурсах. Они хотели, чтобы он бесчинствовал и разбивал камеры, бросался в драку от неосторожно брошенного слова или терял голову от нападок на его семью или блюда.
        Бересфорд, которого они хотели видеть,  — молодой шеф-повар со скандальной славой, который взял за грудки самого знаменитого ресторанного критика в Чикаго и выбросил из ресторана за то, что тот посмел сделать замечание по поводу бифштекса.
        Иногда он уставал, заскучав плясать под их дудку, совершать им на потребу глупости, о которых вскоре сожалел.
        Сегодня он здесь не для поддержания репутации, рекламы на телевидении или увеличения продажи своих книг. Сегодня успех нужен не ему. И он готов сделать все, чтобы привлечь внимание публики. На нем лучший костюм, он зазубрил роль и будет ее играть до появления настоящей звезды. Сегодня толпа его поклонников способствует успеху галереи. И художнику, чьи работы отобраны, чтобы с помпой отметить грандиозное открытие. Адель Форрестер. Художница. Его мать.
        В глубине души он дрожал от страха, но быстро спрятал напряжение на лице за широкой улыбкой, никто и не заметил, что он нервничает сверх меры.
        Он сможет расслабиться, только когда вернется в гостиницу с матерью, поздравит ее с успехом и с тем, что ее картины стали продаваться ошеломляюще быстро.
        План прост. Они приедут вместе, она поприветствует публику, он сопроводит ее к экспозиции под аплодисменты поклонников и любителей искусства. Гордый матерью сын. Мать — звезда. Словом, победители.
        Но это только план.
        Прошедшая неделя пролетела в тумане приготовлений, а за сутки до открытия вирус гриппа, свирепствовавший в Калифорнии, свалил ее на целый день. К этому добавился нервный срыв.
        Еще час назад он думал, что все образуется, мама даже оделась и накрасилась, улыбающаяся и счастливая, ведь ее восьмилетний труд наконец предстанет перед публикой.
        Но она совершила ошибку: пошла через главный выход отеля, увидела прессу и в смущении вернулась в номер, побледнев и едва дыша. Пытаясь победить панику, убеждала себя, что справится и самостоятельно пройдет по красной дорожке. Это возможность показать себя без того, чтобы красавчик сын затмил ее выход в свет.
        Потому в лимузине он был один. Она пряталась в гостиничном номере. Старалась расслабиться, боясь сделать несколько шагов по ковровой дорожке под фотовспышками.
        От мысли, что его прекрасная мать считает себя недостаточно хорошей для этой толпы, кровь кипела от возмущения. Они и понятия не имели, как много ей пришлось пережить за последние несколько лет. И никогда об этом не узнают.
        Пятнадцать лет назад он дал матери слово, что будет защищать ее и заботиться о ней, хранить любые тайны. И он сдержал обещание, невзирая на то, как это усложнило его жизнь и скольких усилий стоило защитить ее. Он стал управлять гостиницами Бересфордов в городах, где были самые лучшие психиатрические центры, и отказывался от предложений, за которые другие шеф-повара могли бы пойти на убийство, только затем, чтобы обеспечить ей столь необходимое стабильное окружение.
        Нельзя сказать, что она так уж любила жить в городе. Сколько раз он, не успев переодеться, спешил в аэропорт в поварском одеянии, чтобы лететь с ней в какое-нибудь вдохновляющее место, о котором она узнала несколько часов назад, поскольку это именно то, что ей сейчас нужно, чтобы завершить работу. И ей необходимо ехать именно сегодня, иначе жизнь будет разбита вдребезги.
        Пройти по красной ковровой дорожке с улыбкой на лице — небольшая цена за возможность поддержать мать финансово и эмоционально.
        Роб обежал глазами ряды фотографов, прижавшихся к заграждению по обеим сторонам узкого входа, узнал несколько знакомых папарацци, следовавших по пятам, куда бы он ни пошел, кивнул им и помахал рукой. Остальные быстро заняли позиции на импровизированной баррикаде, выкрикивая его имя и требуя принять ту или иную позу.
        Поклонники держали плакаты с его именем. Мелькали фотовспышки. Все во что бы то ни стало желали запечатлеть его редкое появление на публике, тем более он совсем недавно признан шеф-поваром года. В который раз.
        Он медленно поворачивался из стороны в сторону на фоне огромной афиши гала-выставки работ Адель Форрестер, стараясь, чтобы ее портрет все время был фоном фотографий.
        Одна рука в левом кармане брюк, другая — поднята в приветствии. Безупречная белая сорочка престижной фирмы и темный дизайнерский костюм. Это было бы слишком обычно, если бы не его умение держаться с таким шиком. Он расправил плечи, поднял подбородок и пошел работать на публику.
        Ему пришлось создавать этот образ каждый день в течение десяти лет, но это хорошо работало на всю семью Бересфорд, а теперь вот появился шанс помочь матушке.
        Симпатичная брюнетка лет двадцати с книгой в руках тянулась к нему, врезавшись животом в ограждение. Она так низко опустила плечи, что открылся прекрасный вид на ее пышное декольте. Роб быстро шагнул вперед, улыбнулся, тут же появилась ручка, и вот уже на обложке красуется цветистый автограф, а толпа позади девушки беснуется, визжит и выкрикивает его имя так громко, что ломит уши.
        Он медленно шел по дорожке. Подписал одну их самых первых книг, потом одну из афиш шоу, идущего в его ресторане.
        И тут пошли вопросы. Один мужской голос, другой.
        — Появится ли Адель на шоу сегодня вечером или уклонится, как в прошлый раз?
        — Где вы прячете маму, Роб?
        — Вы поместили ее в тот же реабилитационный центр? Это единственный приют для художницы в эти дни?
        — Верны ли слухи, что она бросит рисовать после этой выставки?
        Вопросы сыпались отовсюду, громче и громче, ближе и ближе, становились острее, всем не терпелось узнать, где сейчас его мать.
        Они гнали его, как волка на охоте. Жалили сильнее и сильнее, жадно ожидая его реакции. Хотели, чтобы он взорвался. Сорвал камеру с чьей-нибудь шеи, а лучше — поставил кому-нибудь синяк под глазом.
        Несколько лет назад он бы так и сделал, потом пожиная плоды. Но сегодняшний вечер не для него, и он не позволит прессе одержать над ним верх. Он притворился, что внезапно потерял слух, и вежливо игнорировал вопросы. Но спокойствия ему это, конечно, не добавило.
        Через девять минут он уже дошел до конца ковровой дорожки, улыбнулся толпе, ждущей момента, чтобы сфотографировать его на мобильный телефон. Тут пресса отвлеклась на очередной лимузин; Роб, не ожидая разрешения и не демонстрируя больше хорошего воспитания, повернулся спиной, быстро прошагал последние несколько сантиметров дорожки и вошел в спокойный мраморный вестибюль, где собрались специальные гости. Это было предварительное шоу, еще одна эксклюзивная возможность для художественных критиков восхититься работами, изучить их, не деля пространство с обычной публикой. Хорошая новость. Менее приятно, что это все те же критики, которые вцепились в его мать, как стая бешеных волков, когда она решилась участвовать в выставке в Торонто.
        Тогда вышло скверно. Она визжала и кричала от нервного приступа на публике. Хуже того, ее измученное перепуганное лицо было запечатлено и растиражировано прессой. Вместо того чтобы оберегать хрупкий талант, ее обвинили в том, что своим изнеженным образом жизни она подает дурной пример молодым художникам. Правда, это было восемь лет назад. Другой мир. Другие лица. Другой подход к душевным болезням. Не так ли?
        Роб довольно долго стоял у входа, потом взял бокал шампанского и уже собрался войти в круг медийных лиц, но заметил свое отражение в зеркальном отсвете какой-то инсталляции. На него смотрело мрачное темное лицо. Тяжелые брови, прищуренные глаза, подбородок, больше подходящий боксеру, а не покровителю искусств. Черт! Может, показалось.
        Нельзя пугать критиков, не дав им шанса даже посмотреть работы. А большинство из них, кажется, наслаждается закусками и напитками.
        Быстрый осмотр зала подтвердил: он в ловушке, хотя и есть выход через кухню. Только если… Да! Тут был один человек, который не тратил времени на листание каталогов и бесплатную выпивку перед банкетом, а действительно смотрел картины.
        Милая блондинка. Поправка. Очень милая блондинка. Она сидела в одиночестве в дальнем конце галереи и не сводила глаз с произведения, висевшего перед ней.
        Роб повернулся спиной к гостям, на ходу кивая знакомым, пересек галерею, еще раз взглянул на все двадцать две картины, которые знал наперечет.
        Он мог рассказать критикам историю написания каждой из них, даже о каждом мазке. Где, когда и в каком настроении мать писала их. Сколько часов обсуждалось место и освещение. Сколько отчаяния было в ее стремлении довести каждую до совершенства, до безупречности. До идеала. Об отчаянии, которое охватывало ее, если они не отвечали ее стандартам. И сколько было радости, восторга и веселья, когда она бродила по пляжу в поисках более темной тени.
        Однажды, когда он уехал на деловую встречу, она сожгла шесть его любимых полотен на жаровне для барбекю. И какая за этим последовала многонедельная депрессия.
        А это уцелевшие картины. Как и та, которую рассматривает блондинка.
        Роб вздохнул, надеясь, что хоть кто-то из критиков откликнется на сильные чувства, отразившиеся в этом полотне. Словно мать сейчас находилась здесь и рассказывала миру, как писала картину в тяжелое для себя время, когда депрессия накрыла ее особенно сильно и пришлось возвращаться в ненавистную больницу.
        Это, вероятно, единственное произведение, которое он советовал оставить на ее вилле в Кармеле, в Калифорнии, слишком личное и глубокое, чтобы демонстрировать его миру. Слишком поздно. Оно уже здесь. Не самая большая, но самая интимная и самая откровенная картина из всей коллекции.
        Но кто эта женщина, которая вот так сразу заметила ее? Роб несколько минут наблюдал за ней. Она явно не из критиков и не из стаи «гиен Торонто», несостоявшихся художников.
        Прямые светлые волосы доходят до плеч, голубое платье без рукавов, длинная шея, удивительно мускулистая, а не исхудавшая, как у большинства художниц, которых он встречал ранее. И она действительно на удивление хороша собой. Из просвета в облаках забрезжил солнечный луч, осветивший кремовые стены и отразившийся на ее коже, которая засветилась и побледнела. Никакого тонального крема. Она правда бело-кремовая, как персик.
        А руки? Она обхватила плечи, будто ей холодно. Конечно, в зале прохладно от кондиционера, но дело в другом. Она сосредоточилась на своих переживаниях. Полностью погрузилась в свои мысли. Взгляд устремлен на картину, будто это самый важный предмет в мире. Она замерла. Забыла об окружающем мире. Целиком захвачена картиной. Потому что поняла ее. Это ясно.
        И впервые за день, даже за месяц, он почувствовал, как в груди лопнул небольшой пузырек радости, и захотелось улыбнуться по-настоящему. Осталось только узнать, как ее зовут и…
        — Роб. Как я рад, что вам удалось сделать это.
        Он прогнал раздражение, потому что это сам владелец галереи подошел пожать ему руку и, похлопывая по плечу, повел к входу — знакомиться с пришедшими журналистами. Роб бегло оглянулся на блондинку, она слегка отодвинулась в сторону и разговаривала по телефону.
        Позже. Он сможет узнать об этой женщине позже.
        Лотти Роузмаунт хихикала в микрофон мобильника:
        — Как тебе не стыдно, Ди Флинн! Ты уверена, что Шон не будет возражать, если я воспользуюсь его отелем для сбора средств? Он и так делает мне большое одолжение.
        — Не стоит паниковать, дорогая организаторша. Назовем это выгодой от наличия бойфренда, управляющего сетью гостиниц. Шон ждет, что ты пригласишь весь цвет Лондона и наполнишь его отель знаменитостями. Как только они увидят, насколько шикарна его новая гостиница, считай, работа сделана.
        — О да, точно. Выгода? Ничего подобного. Милый Шон будет на седьмом небе, если ты сама попросишь его об этом. Ой нет. Но я тебе благодарна. Ты настоящая звезда! Спасибо, Ди. И удачи на чайных плантациях.
        — Ладно, но если вы не будете так волноваться, юная мисс. Да, я слышу по твоему голосу. Не стоит волноваться, что три сотни человек соберутся субботним вечером. Они едва ли заметят, что Валенсия не в форме. Вот увидишь.  — Голос Ди оборвался.  — Извини, Лотти. Объявили мой рейс. Буду скучать. Но нам нужен чай! Пока, Лотти.
        Лотти несколько секунд подержала телефон в руке, закрыла крышку и вздохнула.
        Волнуется? Конечно, волнуется. Вообще дрожит от страха! Она была бы дурой, если бы не волновалась.
        Что, если она не сможет собрать деньги? Столько творческих, талантливых людей нуждаются в помощи, чтобы начать воплощать свои мечты в жизнь. Стипендии для шеф-поваров, стремящихся повысить квалификацию,  — только начало.
        Жалко, Ди нужно ехать в Китай на этой неделе. Лотти так нужна ее моральная поддержка. Особенно когда знаменитая повариха, которую она хотела привлечь в качестве основного козыря, сегодня утром отказалась участвовать в сборе средств. Лотти потратила месяцы на уговоры и льстивые речи, прежде чем Валенсия Кагоне, шеф-повар со множеством наград, согласилась принять участие в вечере. Ясное дело, та осталась в Турине с семьей, потому что ее четырехлетние близнецы подхватили ветрянку, и теперь занята лечебными лосьонами и примочками. Недосуг ей думать о других поварах. Спасибо, Валенсия, моя бывшая начальница и наставница. Большое спасибо.
        Несколько секунд Лотти паниковала, но взяла себя в руки. Этот фонд задуман как начальный проект, и, как учил отец, надо искать альтернативу. Сейчас нужно хорошенько подумать. Лотти поерзала на стуле, пытаясь сесть удобнее. Придется поговорить с владельцем галереи до того, как его денежные клиенты начнут жаловаться, что у них замерзли задницы.
        Впервые за последние недели она не разрывается между кондитерской и организацией сбора денег для фонда и получает удовольствие от внезапно появившейся возможности отвлечься. Вряд ли удастся найти время отдохнуть еще раз до намеченного события.
        Но она не изменяла себе и сейчас. Каждый раз, когда ее мать покупала новые произведения искусства для интерьера своих клиентов, именно Лотти первой любовалась ими, прежде чем работы становились предметами роскошной обстановки. Это часть дизайнерского бизнеса ее матери. На новой работе ей не хватало времени, чтобы получать удовольствие от искусства.
        Конечно, она знала, что управлять кондитерской — это не служба в банке с девяти до пяти, честно говоря, она работала даже дольше. Но ей все нравилось. Кондитерская стала ее мечтой, воплотившейся в жизнь. Когда ее друг — фотограф Йен упомянул, что ищет поставщика канапе и мини-десертов для новой галереи, специализирующейся на современном искусстве, она поспешила воспользоваться шансом.
        Лотти оглянулась на главный вход. Посетители заполняли зону бара с роскошным патио, выходившим на южный берег Темзы, над которой в этот июньский вечер плыли облака. Погода была такой, как она любила: тепло, дует легкий ветерок. Отлично. Ее кожа не выдерживала жаркого солнца. Слишком светлая. Быстро покрывается веснушками.
        Как же хорошо сидеть вот так и наслаждаться картиной, ни о чем не беспокоясь, пока не начался банкет. Все блюда готовы, официанты придут через десять минут, даже художница еще не появилась. Так что у нее в запасе несколько минут на счастливое погружение в себя. Это особое время. Только она и искусство. Лотти расслабила плечи, поводила шеей из стороны в сторону, подняла подбородок и удовлетворенно вздохнула.
        Экспозиция состояла в основном из портретов и пейзажей, написанных маслом и выполненных на компьютере, но ее почему-то привлекли картины, висевшие в этом углу зала, освещенные ярким естественным светом, лившимся из окон во всю стену. Лишь одна картина приглушенных и нежных тонов. Небольшой холст в такой же широкой красной раме, как и другие. Но это особая картина. Другая. Лотти видела ее в каталоге, который сделал Йен, и та сразу привлекла внимание. Трудно объяснить, чем она зацепила и не отпускала. Лотти пробежала по картине взглядом.
        Хрупкая женщина средних лет в платье до колен без рукавов стояла на песчаном берегу, где росли сосны и пышные средиземноморские растения, и простирала руки к морю.
        Лотти почти ощущала, как ветер шевелит шифоновые складки юбки, те вот-вот взмоют в воздух.
        Женщина смотрела на море, тянула к нему руки, высоко подняв голову, на губах играла легкая улыбка, ступни почти увязли в песке.
        В сумерках горизонт прорезали, казалось, обычные красно-золотые и абрикосовые полосы, размытые набегавшей темнотой. Скоро станет совсем темно. Лотти знала, женщина все равно будет стоять до самого последнего момента, всматриваясь в море, пока не угаснет последний проблеск дня. Пока теплится последняя надежда на счастье.
        По щеке побежала слезинка, Лотти, несколько раз шмыгнув носом, потянулась за носовым платком, но вспомнила, что оставила упаковку с платками в кондитерской, пришлось довольствоваться бумажной салфеткой.
        Последний шанс. О да. Кому, как не ей, знать об этом. Еще три года назад она была бизнес-клоном в костюме, заключенным в помещение Национального инвестиционного банка, где ее отец проработал тридцать пять лет. От нее требовалось только сидеть, опустив голову, говорить нужные вещи и делать, что прикажут. Все. Ясная и понятная карьера открыта. У нее даже был идеальный бойфренд с правильными рекомендациями, на одну ступень опережающий ее на карьерной лестнице. Можно ли представить более совершенную жизнь?
        То, что она ненавидела свою работу, ее тошнило каждое утро, не причина отказываться от нее, ведь ей платили такие большие бабки. Не так ли? Но в один судьбоносный день притворство и ложь исчезли, она осталась ни с чем. Стоя на песке, как та женщина на картине. Протягивала руки к морю в поисках нового пути и новой идентичности. Она перестала быть стальной Чарли, девушкой с шестизначным окладом, делающей карьеру, которую выстроил ее отец в инвестиционном банке.
        Она поступила на курсы поваров-кондитеров. Ой, не так. Та девушка умерла. А девушка, сидящая сейчас со слезами на глазах, кондитер Лотти. Настоящая девушка, с настоящими чувствами, которые она научилась испытывать за эти три года, и болью, которая еще не прошла. Она подстерегала в совершенно неожиданные моменты, как сегодня, когда начинали переполнять эмоции, в которых она тонула, как в море.
        Впервые за долгое время она позволила себе спрятать личину, которую надевала на публике, и показать всем, что ей больно. Глупая женщина! Это всего лишь усталость и невыразимое одиночество сделали ее уязвимой. Бумажная салфетка начала рваться, она поспешила убрать ее в сумку.
        Может быть, к концу вечера, когда все разойдутся, она сможет несколько минут поговорить с художницей о «Последнем шансе». Возможно, Адель Форрестер сможет ответить на пару вопросов о том, как воспользоваться последним шансом и изменить жизнь. И что делать, если большинство друзей, которые считались близкими, стоило тебе покинуть общую лодку, пришли к выводу, что между вами больше ничего общего, и перестали отвечать на телефонные звонки? Начиная с бойфренда с такими хорошими рекомендациями.
        Лотти поморгала, потерла щеку тыльной стороной ладони. Пора поправить макияж и подготовиться к рок-н-роллу. Ей предстоит подать гостям двести канапе.
        Поторопись, пора.
        Она скорее почувствовала, чем услышала, как кто-то подошел и встал рядом, теперь они вместе смотрели на один и тот же холст. Тишина затягивалась.
        — Она само совершенство. Как ей удалось это сделать?  — начала Лотти.  — Выразить в этом плоском образе столько чувств? Невероятно.
        — Талант. И глубокое чувство места. Адель знает, как выглядит этот пляж в любое время дня и года. Посмотрите, как она выписала океан и небо. Это возможно, только если постоянно наблюдаешь за ними.
        Лотти снова заморгала, на этот раз от удивления.
        Он понял, эхом повторив мысли, которые вертелись у нее в голове.
        Как ему это удалось? Дрожь в его голосе неожиданно успокаивала и ободряла. Значит, не она одна это видит в произведении. Как такое возможно?
        Обезоруживала его осведомленность, он говорил о картине с таким увлечением.
        Однако суровая реальность вернула ее в пространство, она почувствовала себя неловко. Йен говорил, что это было предварительное шоу для художественных критиков и СМИ. Этот человек, вероятно, друг Адель Форрестер и прекрасно знает историю написания картин. Может быть, он сможет ответить на ее вопросы? Лотти подняла голову и подвинулась на скамье, чтобы видеть его лицо.
        Зал замер.
        Словно все вокруг стало прокручиваться в замедленном темпе, как на видео.
        Смех и разговоры элегантно одетых людей превратились в слабый гул. Даже воздух как будто сгустился. Лотти медленно и тихо проглатывала его, как желе. Неужели это правда?
        — Роб Бересфорд.  — Она стиснула зубы.
        У нее дурная привычка озвучивать мысли. В смущении она приоткрыла рот.
        А почему бы и нет? Роб Бересфорд. Самый нелюбимый шеф-повар в мире. И человек, который пытался походя разрушить ее карьеру.
        Глава 2
        — Собственной персоной,  — пожал плечами Роб.
        И, не спрашивая разрешения, не извиняясь, сел рядом с ней на скамейку, вытянув ноги к стене с картинами.  — Надеюсь, вам нравится выставка? Это произведение действительно замечательное.
        Лотти попыталась собраться с мыслями и вставить хоть слово. Но не смогла.
        Роб Бересфорд. Последний человек из всех людей, кого она ожидала увидеть на закрытом просмотре.
        Он выглядел как на постере — идеальный знаменитый повар. Стильный костюм. Прическа. Модная небритость. Черт бы побрал портного, который сшил одежду, столь безупречно сидевшую на его фигуре. Даже под этим лощеным обличьем скрывался старина Роб.
        Она могла судить об этом по его походке. Хвастун. Повадки и надменно поднятая голова делали его похожим на капитана корабля, высматривавшего в океане пиратские суда, груженные сокровищами. Он не изменился с их последней встречи тремя годами ранее.
        Когда уволил ее с первой работы в ресторане.
        Одна мысль о том дне превращала ее в ледяной айсберг, способный потопить «Титаник».
        Она тогда начинала ученицей на кухне в отеле «Бересфорд». Проработала всего три месяца, когда могущественный Роб Бересфорд ворвался в кухню и потребовал, чтобы идиот, приготовивший шоколадный десерт, вышел в обеденный зал и извинился перед посетителем, который чуть не сломал зуб о каменную выпечку.
        Роб был явно унижен и расстроен, поэтому искал козла отпущения, на которого свалил бы всю вину. Главный кондитер взглядом указала в ее направлении, она почувствовала, как Роб схватил ее за грудки поварского халата и притянул к себе так близко, что она почувствовала щекой его жаркое дыхание. Гневные обвинения останутся в ее сердце и памяти на всю оставшуюся жизнь.
        — Вон из моей кухни, идите снова в школу, и никаких оправданий. Из вас никогда не получится настоящий повар, вам нечего делать в этом бизнесе, уходите сейчас же и избавьте нас от напрасных усилий. Никто не останется безнаказанным за то унижение, которое я испытал.
        Потом он убрал руки так быстро, что она упала бы, если бы не стальная столешница. Роб продолжал сотрясать воздух: «Я не хочу видеть вас здесь завтра. Ясно?»
        О, ей было все ясно. Она прекрасно поняла, как несправедливо и предвзято шеф-повара относятся к ученикам. Она подождала, когда шеф по соусам перестанет раболепствовать, положила на тарелку новый десерт, сбросила халат и выскользнула в заднюю дверь до того, как главный кондитер, страшная Дебра, пьяная настолько, что едва держалась на ногах, смогла вставить хоть слово.
        С этого момента она поклялась работать только на себя. Все равно в каком деле. Возникает вопрос: что он делает сегодня вечером в художественной галерее? Покупает картины для своих ресторанов? Скорее всего, в зале есть кто-то, кто может посодействовать его карьере.
        Посмотреть на других и показать себя — девиз Роба Бересфорда. Так было всегда, и из того, что она читала в прессе и видела на телевидении, за последнее время ничего не изменилось. И если он притворился, что знает об этой картине,  — это малая цена за его личное продвижение наверх. Самое унизительное, что он даже не узнал ее. Она не собиралась напоминать.
        Лотти подняла руку и убрала волосы с шеи. От гнева ее бросило в жар. Сильный и низкий голос Роба, казалось, резонировал в ее голове, а в животе вдруг запорхали бабочки. Его присутствие наполнило пространство между ними, и было тесно, словно ее зажали между стеной и скамейкой. В прошлый раз он возвышался над ней и пронзал глазами как лазером, она не желала повторения.
        И это больше не повторится. Сейчас они на равных.
        Четко очерченные линии челюсти и скул еще больше обращали внимание на его роскошные полные губы. Сломанный нос слегка изгибался сразу под переносицей. И слава богу. Если бы не это, Бересфорд выглядел бы еще великолепнее, чем тогда, когда они виделись последний раз.
        Роб потянулся за бокалом шампанского, ткань рубашки натянулась на груди. Нет, в мире нет справедливости, этот человек создавал кулинарные шедевры и сам выглядел как образец для подражания. И прекрасно знал об этом.
        Плавным движением он поддернул рукав пиджака и обнажил руку с темной татуировкой, бежавшей от запястья вверх, в том же стиле, что и другая, на груди, под белой вечерней рубашкой с расстегнутым воротом.
        На долю секунды Лотти задумалась, что за рисунок у него на мощной груди? Потом отбросила эти мысли. Боди-арт и кулинария? О, в этом что-то есть. Еще один способ привлечь к себе внимание. Самовлюбленный тип!
        В мире высокой кухни невозможно не столкнуться с Робом Бересфордом на кулинарных конкурсах. Во время награждения победителей она сидела в задних рядах с простыми смертными.
        И конечно, телевизионные шоу. Нужна смелость, чтобы выйти на непривычную кухню и советовать шеф-поварам, как лучше управлять ресторанами. Но у него всегда были ответы на все вопросы.
        Телезрители не знали, сколько неудач, слез и семейных травм было у этого совершенно незнакомого им человека за долгие годы работы. Но передача шла уже третий или четвертый сезон. Зачем все это? Всеобщее помешательство. Уж она-то никогда не станет в этом действе участвовать, поскольку ненавидит таких, как он, играющих с жизнями других людей, заставляющих плясать под свою дудку. Невнимательных эгоистов. Сурово? Может быть. Зато правда.
        Что она пообещала себе, уволившись из банка? Не лгать. Не обманывать себя. Никаких наполеоновских планов. И никогда не играть по чужим правилам. Роб Бересфорд игрок, но она не собиралась играть по его правилам.
        Он поднял голову и посмотрел на нее. Нет. Не так. Он, казалось, изучал ее. Она уже приготовилась, что он начнет инспектировать ее пронзительными синими глазами, давая оценку ее красоте, оглядывая с головы до ног. Но он не стал. Его глаза остановились на ее лице, словно он искал и находил в нем что-то важное для себя. Уголок рта приподнялся в легкой улыбке, привлекавшей ее внимание к его губам, которые хотелось поцеловать.
        — Мне кажется, мы где-то встречались. Так неудобно, я забыл ваше имя. Не поможете вспомнить?
        Его голос, сравнимый с соусом из горячего шоколада поверх лучшего карамельного мороженого, мог заставить сердце любой глупой девицы забиться от восторга. Он говорил с более сильным, чем обычно, американским акцентом, вряд ли это удивительно. Акцент или, можно сказать, намек на него лишь добавляли обаяния.
        Что она может? О, и это лучшее, что он мог придумать?
        Она почувствовала себя почти оскорбленной.
        Неужели знаменитый Роб Бересфорд не нашел лучшего способа познакомиться? Или он сегодня не в форме? Да, что-то с ним сегодня не так. Может, меньше высокомерия? Неудивительно. Явно умеет работать на публику, если верить прессе.
        — О, пожалуйста. Неужели эта фраза все еще работает?
        Роб удивленно поднял брови, сексуальная улыбка, призванная размораживать замороженные продукты с двадцати шагов, потухла, словно кто-то выкрутил лампочку.
        — Иногда. Но теперь я еще больше заинтригован. Снимите груз с моей души. Мы не встречались раньше?
        — Возможно.  — Она взмахнула ресницами и повернулась к холсту.  — Никак не ожидала встретить вас в художественной галерее. Вы сменили сферу деятельности? Или, может быть, хотите встретить девушку другого типа? Говорят, нынче музеи и галереи очень популярны только в определенных кругах. Признавайтесь, откуда вы знаете работы Адель Форрестер? Вы ее поклонник. Я права?
        Она слышала, как он коротко вздохнул.
        — Может, и поклонник. Есть идея. Я, кажется, вас заинтересовал, а вы заинтересовали меня. Что, если я отвечу на ваш вопрос. А вы ответите на мой? Простой обмен. Вопрос за вопрос. Что скажете? Заключим сделку?
        Лотти подняла брови, покосилась на него:
        — А я могу доверять вам, вы сдержите слово?
        — Обижаете. Вполне можете довериться. Только один раз. Обещаю, что не буду задавать личных вопросов. Честное скаутское.
        — Вы никогда не были скаутом!
        — Две недели на острове Райт, обгорел и научился разжигать костры. Я отлично все помню. Вы не ответили на мой первый вопрос.
        Лотти почувствовала подлинный интерес под его напряженным взглядом.
        Может, потратить несколько минут на разговор с ним? На равных? Притвориться, что они никогда не встречались? Для разнообразия. Не все же время разговаривать с Йеном о фонде и рекламном альбоме, которыми она занята в последнее время. Было бы даже забавно посмотреть, как он будет ломать голову над тем, где и когда они встречались.
        — Ладно,  — непринужденно ответила она.
        — Ладно? Точно?
        — Это все, чего вы от меня добьетесь. Получите, что хотели. И я буду первой. Мой вопрос. Помните его?
        — Конечно. Да. Я знаю Адель Форрестер и, да, я ее большой поклонник. Люблю все, что она когда-либо выставляла, и еще больше — что осталось невыставленным. Удовлетворены? Хорошо. Теперь моя очередь спросить. Потому что, на какую бы газету вы ни работали, они выбрали прекрасную кандидатуру вести раздел о развлечениях. Итак. Какое имя я должен искать под обзором выставки Форрестер?
        Лотти чуть прикусила губу, чтобы не улыбнуться. А, так он думает, что она одна из искусствоведов. Отлично. Она будет действовать инкогнито. Это забавно.
        — Шарлотта. Можете называть меня Чарли. Я откликаюсь на оба имени.
        — Чарли,  — тихо повторил он, два раза моргнул и покачал головой.  — Художественного критика зовут Чарли. Я должен был догадаться о чем-то в этом роде.
        Волосы упали на лицо, он привычным, отработанным жестом отбросил их назад, хмыкнул и засмеялся во весь голос:
        — Спасибо. Так мне и надо. А у Чарли есть фамилия?
        Терпение. Она не собиралась позволять этому высокомерному типу выиграть в маленькой игре. Ее фамилия сразу же завершит ее.
        — Вы нетерпеливы. Это уже новый вопрос. Теперь моя очередь.  — Лотти повернула голову к холсту и вытянула губы.
        Он достаточно повидал критиков в галерее у мамы, чтобы вполне достойно играть роль в течение нескольких минут.
        — Это очень интересное произведение, отличается от других картин выставки. Большинство пейзажей написаны яркими красками, а портреты просто выпрыгивают из рам, они ужасны. Но эта более…  — Лотти поводила рукой по воздуху, пытаясь найти определение, и не могла.
        — Интроспективна?  — подсказал Роб.  — Это вы пытались сказать? Краски выражают настроение Адель. У каждого художника своя манера и свой характер. Темнота заставляет свет сиять еще ярче. Не находите?  — С этими словами он повернулся и улыбнулся ей тепло и с подлинным чувством, осветившим его лицо от нежного изгиба полных губ до легких морщинок в уголках глаз.
        За годы работы в жестком мире банков, где неверный телефонный разговор стоил миллионы, Лотти научилась разбираться в людях и гордилась этим. И эта версия Роба Бересфорда потрясла ее.
        Он говорил искренне, был таким спокойным, сосредоточенным и обычным в этот момент. Просто мужчина из художественной галереи, беседующий о художнике, которым восхищается. Откуда это в нем? Неужели так изменился за прошедшие несколько лет?
        — Вы не считаете себя художником, Роб? В СМИ часто высказывают эту точку зрения.
        Его глаза расширились.
        — Чарли! Каждый шеф должен держать в голове, что он создает художественное произведение на тарелке. Цвет, вкус, текстура. Но художник? Нет.  — Вскинув голову, он удивленно поднял брови.  — Вы удивили меня, Чарли. Неужели вы верите всему, что пишут в прессе? Не хотел бы вас разочаровывать.
        — А, поняла, почему мне никогда не хотелось искать популярности. Цена славы. Это, должно быть, утомительно. Все время играть роль на публике, когда хочешь остаться дома и смотреть по телевизору реалити-шоу в пижаме с чашкой горячего шоколада.
        — Ну и ну. Вы озвучили одну из моих личных фантазий.
        Он замолчал и подвинулся к ней ближе. Слишком близко. Загородил ей вид на зал, заставив сосредоточить взгляд на его полных губах. Провел по ее щеке от уха до шеи пальцем. Прикосновение вышло таким легким, что Лотти вполне могло это почудиться.
        Было бы ложью сказать, что ей все равно, потому что через секунду после прикосновения она судорожно вздохнула и приоткрыла губы, обнаруживая самым унизительным образом, что оно не прошло незамеченным. Напротив, шея уже пламенела от смущения. Репутация Роба Бересфорда в отношениях с женщинами хорошо известна в мире кулинарии. Ходило немало слухов о том, как и кого он соблазнил и быстро бросил. Она сама была тому свидетелем.
        Только дрожь от его сексуальной привлекательности не изменит ее отношения к нему. Это биология и подавленное либидо сыграли с ней дурную шутку. Она всмотрелась в его лицо.
        С такого расстояния было видно, что у него глаза не просто синие, а разных оттенков — от стального до ярко-синего, как вечернее небо. Они гипнотизировали. Полностью и совершенно бесстыдно обезоруживали.
        Не успела она запротестовать, как Роб наклонился к ней так, что его нос уперся в ее лоб, жаркое дыхание обдало ее лицо. Не спрашивая разрешения, он обнял ее, поддерживая изогнувшееся тело. Полностью контролируя ее. Его губы задрожали и раскрылись. Он был готов поцеловать ее. Инстинктивно она просунула язык сквозь его раскрытые губы, но вдруг увидела улыбку.
        Черт. Она попалась в расставленные сети.
        — Что вы делаете?  — выдохнула она, высвобождаясь из объятий.  — Это возмутительно. Не выходите из роли? И не пытайтесь, пожалуйста, флиртовать со мной, мистер Бересфорд.
        — Вечная история. Еще одна дурацкая фантазия.  — Роб опустил руки, соскользнул со скамьи и выпрямился во весь рост, чтобы во время разговора смотреть вниз.  — Кроме того, очень не хотелось бы, чтобы вы решили, будто я всегда так поступаю. Возможно, вашим читателям это будет слишком трудно понять. Хотя кто знает? Вам могло показаться, что я просто пришел насладиться искусством перед сном.
        Он впился взглядом в ее глаза, не давая отвести взгляд. Теперь они были сверкающие, как лазер. Яростные. Мурашки побежали по ее рукам и шее, и кондиционер был здесь совсем ни при чем.
        Похоже, Роб снова в дурном настроении, как это частенько случалось.
        Нехорошо. Совсем не хорошо. Холодные мурашки сменило жгучее негодование. Лотти сжала губы. Кто дал ему право разговаривать с гостями в таком тоне? Еще минута, и она вскочила бы и дала отпор, припомнив все — начиная с того дня, когда они виделись в последний раз.
        Лотти сжала кулаки и приготовилась выдать ему пару подходящих случаю крепких словечек, усвоенных еще во времена работы в банке. В этот момент он разорвал зрительный контакт и на секунду, расправив плечи, взглянул на нее:
        — У меня есть совершенно безумная идея. Плюс теперь моя очередь задать вопрос. Вас не затруднит пройтись со мной по всей выставке? Пора вам высказать свое экспертное мнение о других картинах.
        Роб провел рукой по волосам, переводя взгляд с блондинки на зал. Повеселевшие гости разбрелись по залу. Он беззвучно ругал себя, что так глупо сорвался и выдал свои чувства девице, которую совсем не знал. Он так устал валять дурака на камеру. Устал от показных эмоций и восторгов, которые выставляли его в наилучшем свете. Было бы здорово, если бы его хоть раз восприняли всерьез.
        Он был единственным ребенком Адель Форрестер. Разве понять прессе да и этой привлекательной блондинке, насколько ему ненавистен мир искусства после того, как он потратил столько драгоценного времени в компании женщины, еще более одержимой, чем он?
        — Вы хотите услышать мое мнение о других картинах, мистер Бересфорд?
        — Точно. Думаю, официанты уже пришли. Почему бы нам не взглянуть, какие кулинарные радости приготовили в галерее для сегодняшнего вечера, пока не подошли ваши коллеги? Никогда не угадаешь, может, там даже окажется что-то съедобное! Да, Чарли, сегодня вы можете забыть о Бересфорде. Я просто Роб. Думаю, вы согласитесь? Не боитесь рискнуть?
        Он предложил ей руку, она посмотрела на нее, ощутила его взгляд на своем лице и вызывающе взглянула на него:
        — Опасность — мое второе имя. Думаю, я справлюсь с вашим предложением, Роб.
        Как только она встала и взглянула в сторону, увидела кое-кого за его спиной.
        — Ого. Долг зовет. Я бы с удовольствием прошлась, подпитывая ваше эго чуть дольше, но нужно вернуться к работе. Может, в другой раз. Хорошего вечера. Чао.  — И, слегка взмахнув рукой, ушла, нет, поплыла по залу, словно босиком, давая ему возможность полюбоваться отлично сшитым платьем и стройными ножками.
        Он мог обнять ее за талию одними ладонями. А как она держала голову!
        Динамит.
        Эта девушка не шла, а плыла. Высоко держа голову. Спокойно и сосредоточенно глядя вперед, зная, куда направляется. Будто лебедь на озере. Пожалуй, самое лучшее сравнение, подходящее к ее сдержанной элегантности, затаенной и соблазнительной одновременно. По одной походке видно, что она выросла в давно разбогатевшей семье плюс образование и все, что к этому прилагается. Либо она лучшая актриса из всех, кого он когда-либо встречал, а уж он-то повидал актрис. Голливуд и Бродвей. Класс «А» и класс «Б». Все они одинаковы под яркой оберткой. Девицы, готовые повторять написанные кем-то слова.
        Но Чарли — художественный критик, единственная в своем роде. И в его сумасшедшем мире это уникальное свойство. Кто эта женщина и что он сделал такого, что ее расстроило? Они явно встречались раньше. И, судя по ледяному взгляду, которым она смерила его, это не самый лучший поступок в его жизни. Оставалось выяснить, что за преступление он совершил. Роб никогда не пасовал перед трудностями. Он собирался выяснить ее имя еще до окончания этого вечера.
        — Чарли. Одну минуту.  — Он пошел за ней через выставочный зал к зоне банкета, где официанты накрывали стол.
        День выдался долгим, его биологические часы давали о себе знать. Возможно, пришло время показать, что дама ему понравилась, вдруг потом будет что вспомнить? Он быстро догнал ее и удивился, когда она зашла за барную стойку.
        — Стойте. Вы так и не представились. Не дали визитку. Электронной почты. Телефона, наконец, если придерживаетесь старой школы. Вернитесь. Вы же знаете, что захотите снова связаться со мной. Для последующих вопросов.
        Голос Роба затихал по мере того, как он приближался к ней.
        — Вы надели фартук. Обслуживаете столики?
        — Вы правы. Пожалуй, не все слухи о вас правдивы. Вы умнее, чем кажетесь.  — Чарли обменялась с ним взглядами, одновременно давая инструкции студентам-художникам, подрабатывавшим официантами.  — Надеюсь, у вас есть чувство юмора. В противном случае — совсем плохо. Вы же видите, я не художественный критик. И никогда не была. Вероятно, никогда и не буду. Я повар, обслуживаю закусками этот вечер.  — Прежде чем Роб смог вставить слово, Лотти взяла поднос с горячими закусками и показала ему.  — Могу ли я заинтересовать вас одним из скромных пирожков? Думаю, именно это вам сейчас нужно.
        Глава 3
        — Не сейчас, спасибо.
        Роб взял одну из визиток, которые Лотти положила рядом со специями, и, пока читал вслух, что там написано, на лбу пролегла глубокая морщина.
        — Лотти Роузмаунт. Чайная-кондитерская? Там же и Ди Флинн.
        Лотти почти видела, как работает мозг Роба, пока он переводил взгляд от визитки на закуски и на ее лицо. Правда, это длилось какие-то миллисекунды.
        — Пожалуйста, скажите, что вы не Лотти Роузмаунт,  — простонал он наконец.
        Она затаила дыхание, улыбнулась и быстро кивнула.
        Время вышло, игра окончена. Пора возвращаться к работе.
        — Извините, не могу. Жизнь иногда очень несправедливая штука. Вам не кажется? Добро пожаловать в мой мир, мистер Бересфорд.
        Стыд. Ей понравилось, что ее ненадолго приняли за эксперта по живописи. Теперь пора возвращаться к простушке Лотти, которая печет пироги. Любопытно наблюдать, как меняются ожидания людей, когда она говорит, что зарабатывает на жизнь изготовлением выпечки. Тем не менее она не ожидала увидеть такого удивления на лице Роба. В конце концов, он тоже в этом бизнесе. Пора вставить слово и взять контроль на себя, пока он все еще находился в стадии сомнений и раздумий.
        — Я же говорила, меня зовут Шарлотта, у этого имени много сокращений, и забавно менять имена время от времени. Так, для разнообразия.
        — Лотти Роузмаунт.  — Он медленно кивал, даже слегка присвистнул.  — Не верю. Значит, вам нравится играть с людьми, Лотти? Или существует еще одно имя для светских вечеринок?
        Играть. Черт, нет. Не ему обвинять ее в обмане.
        — О нет. Лотти вполне подходящее имя. А что касается игр, напротив, это не в моих правилах.
        В ответ он закашлялся и жестом показал на скамью, которую уже заняли другие.
        — Но вы только что, сейчас, обманули меня, прикинувшись критиком. Вам действительно понравилась картина или просто хотели произвести на меня впечатление?
        Она услышала раздражение в его голосе и, к своему стыду, обрадовалась.
        — Я и не говорила, что критик. А что касается желания произвести впечатление, скажу: кто-то слишком высокого мнения о себе. Так, на заметку, я всегда любила современное искусство, и мне очень понравились эти работы. Особенно та картина. Этого достаточно? Или вы из тех, кто думает, что люди из ресторанной обслуги должны помнить свое место? Не высовываться. Чтобы не смущать руководство.
        Он напряг спину и, казалось, вырос еще на двадцать пять сантиметров.
        — Нет. Я не из таких людей, Лотти. Правда.
        Эти слова проникли в ее мозг, подавая смешанные сигналы. Он вел себя так, словно она оскорбила его. Ну и отлично.
        — Хорошо. Мне очень понравилась картина, и я рада, что у меня была возможность ее увидеть. Значит, у нас есть общие интересы. Думаю, справедливо, что я поделилась с вами одним из своих предпочтений до того, как сюда нагрянули толпы голодных журналистов.
        — У вас есть еще предпочтения? Пожалуйста, продолжайте. Не хотелось бы, чтобы вы нарушали свои принципы. Упаси господи.
        Лотти с трудом проигнорировала сарказм, ей удалось это сделать, только сосредоточенно открывая коробку с выпечкой.
        В следующий момент Роб обнаружил, что держит в руках десертную тарелку с куском пирога. Он принюхался:
        — Лимонный бисквит?
        — Надеюсь, вам понравится. Галерея дала мне строгие инструкции, сообщив, что Адель Форрестер требовала, чтобы было два вида десертов. Кусочки торта с темным шоколадом и лимонные бисквиты. Теперь я не могу идти на попятный. Пробуйте!
        Он откусил пирожное, она не отрываясь следила за ним. Ни у одного мужчины она не видела столь чувственных губ. О боже, их так хотелось съесть. Кончик его языка соблазнительно высунулся и слизнул каплю лимонного соуса. Волна необузданных неподдельных чувств обрушилась на нее. Неожиданно и почти невыносимо. Странно, что при этом стало так хорошо.
        Сделай это снова. Пожалуйста.
        Лотти не понимала, что не дышит, пока очень громкий звонок не вывел ее из транса. Она автоматически выложила остальные пирожные на тарелки и красиво разложила их на буфетной стойке, чтобы гости могли брать сами. Звонок спас ее.
        Роб опустил тарелку, небрежно вытащил телефон, проверил звонки. С щелчком закрыл крышку.
        — Интересное пирожное. Но мне надо идти встречать милую даму. Я вас еще найду.  — Он улыбнулся Лотти, подмигнул и добавил:  — Можете спорить по этому поводу.

* * *
        Найду вас? Конечно, найдет.
        Его сводный брат Шон по уши влюблен в ее лучшую подругу и бизнес-партнера Ди, и, если она правильно понимает, скоро состоится помолвка, а свадьба намечается на конец года. И рядом с Шоном будет его лучший друг Роб.
        Она собиралась терпеть Роба ради Ди. А теперь? Он пытается флиртовать с ней. Да-а-а. И почему он такой… такой…
        А кто эта милая дама? Какая-нибудь знаменитость? Или эта его супермодель, о которой рассказывала Ди.
        Лотти непринужденно повернула голову и увидела Роба. Он спешил к высокой элегантной и очень стройной пожилой женщине, которая входила в двери галереи. Она подняла руку в приветственном жесте. Как только она заметила Роба, громко вскрикнула, потянулась к нему, тепло и нежно обняла. Лотти догадалась, что они дороги друг другу. Он казался совершенно счастливым, взял ее под руку и повел в зал, освещая путь ослепительной улыбкой, которую следовало бы запатентовать в какой-нибудь энергетической компании. Когда они подошли ближе, Лотти поняла, что смотрит на саму Адель Форрестер. Узнала характерные скулы и профиль, которые видела на постерах и в каталоге выставки, который делал ее друг Йен.
        Адель была мила, счастлива, смеялась и получала удовольствие от происходящего.
        Ну вот еще одна иллюзия лопнула. Прощай, измученная художница, написавшая чудесный пейзаж с женщиной на берегу, высматривавшей свой последний шанс. Она явно в ударе в данный момент. Звезда шоу. Роб Бересфорд сопровождал ее, и они оба прекрасно проводили время.
        Роб Бересфорд и Адель Форрестер.
        Этот вечер явно полон сюрпризов. Неудивительно, что он эксперт по работам художницы, раз они такие большие друзья. Не любовники. Это видно. Нет. Никакой неловкости первого прикосновения. Они, казалось, очень близки друг другу, почти как лучшие друзья или семья.
        Любопытно. Она не ожидала этого. Наверное, можно позвонить Ди и спросить, не говорил ли Шон о том, что Роб знает Адель Форрестер.
        Владелец галереи и несколько гостей направились пожать руку Адель, улыбаясь, окружили ее, стремясь привлечь внимание. Лотти пыталась заглянуть за их головы, но напрасно, Адель окружили плотно.
        Один из студентов-официантов вышел из кухни, неся поднос с горячими канапе, только что вынутыми из печи.
        Шоу началось!
        Он знал, что так и будет. Хуже того, это его собственная ошибка. Не следовало оставлять мать в отеле одну с шампанским, которое прислали из галереи, и несколькими упаковками лекарств.
        Он отвлекся на милую блондинку, которая не оправдала его ожиданий. А теперь милейшая матушка парила в алкогольных парах. Она будто летала над головами гостей, время от времени опускаясь на землю, чтобы поддержать вежливую и довольно связную беседу с теми, кто мог сделать ее жизнь несчастной, если она сорвется. Он должен ее спасти. Иного пути нет. Самая важная выставка в карьере, а она описывает свой стиль художественному критику из самой крупной газеты Лондона как стиль калифорнийского дождя.
        Проблема в том, что она обожала говорить о своем искусстве. Это был ее мир, и она удивительная. Не хватать же ее под руки и не тащить домой, это не только унизительно, но и трудновыполнимо. Не сработает.
        Он включил план «Б», самую старую тактику в мире: отвлекать и отступать. Сейчас все будет зависеть от того, насколько долго он сможет очаровывать дам-искусствоведов, чтобы те не заметили, что художница несет полную чепуху. Время покажет.
        — Лимонные бисквиты! О, как вы догадались. Самые мои любимые. Вы просто гений, а я даже не знаю вашего имени. Как неловко. Мой сын никогда не готовит лимонных бисквитов, как бы я ни просила.
        Лотти улыбнулась и положила на тарелку три пирожных сразу:
        — Лотти Роузмаунт. Мне сказали, что ваш агент сделал специальный заказ, мисс Форрестер.
        — Вот еще одна причина моей любви к Салли. И пожалуйста, называйте меня Адель.
        Художница полезла в сумку и вытащила красивый вышитый носовой платок, уже мокрый. Вытерла глаза, несколько раз поморгала.
        — Поверите ли? Я ждала эту выставку восемь лет, а накануне простыла. Мне уже лучше, но голова болит! Словно ее набили ватой. Извините, дорогая. Пора принять таблетки от простуды, которую я подхватила утром. Они просто поставили меня на ноги.
        Адель бросила таблетку в рот и запила огромным глотком шампанского, вытерла губы.
        — Очень вкусно.
        Лотти быстро взглянула на коробочку от лекарств, которую та оставила на столе:
        — Э, Адель, таблетки. Вы уверены, что их можно принимать в таком количестве, да еще с алкоголем?
        — Один раз в день? Да? Так они быстрее подействуют.  — Адель положила руку с прекрасным маникюром на руку Лотти и сжала ее.  — И поддержат меня в течение всего вечера, дорогуша. Я готова рискнуть. Я так долго ждала этого вечера и не хочу пропустить ни одного мгновения.
        Она заулыбалась, осветив всю комнату:
        — А… Это мой сын. И положите мне еще этих симпатичных кусочков. Пока он не утащил меня и не напомнил, что пора ложиться спать.
        Адель с совершенно немыслимой гримасой подмигнула и быстро захлопала ресницами.
        — Девушка всегда может позволить себе лишний кусок пиццы. Не так ли? А, Роб. Как всегда вовремя. Помоги своей старенькой мамочке, подержи бокал, пока я буду пробовать пирожные, хорошо, детка? Они так замечательно выглядят.
        Лотти вздохнула и перевела взгляд с рук Адели на лицо Роба, мужчину, который сидел с ней на скамейке, слушал ее детский лепет по поводу картин и ничем не выдал своего близкого знакомства с Адель Форрестер. Эта милая женщина явно удивительно талантлива.
        И доводится ему матерью.
        Ну как назвать такого человека, как Роб? Уж конечно, не деткой.
        И он еще обвинял ее в нечестности!
        О, Адель. Где все пошло не так?
        Змей-искуситель ждал, когда Адель заговорит с Йеном и пойдет к зоне обслуживания.
        — Чарли… я имел в виду Лотти. Хорошо, что вы еще здесь.  — Роб огляделся и перешел на шепот:  — Мне нужен черный ход из галереи, и быстрее. Говорите, где он?
        Он забарабанил пальцами по столу, весь его вид просто кричал о нетерпении и беспокойстве. Лотти посмотрела через его плечо на группу хихикающих журналисток в строгих черных костюмах, те, наклонившись, рассматривали фото на своих мобильных телефонах и бросали вполне определенные взгляды в его сторону, поправляли прически и обновляли слой блеска на губах, что, казалось, беспокоило их больше всего.
        — Понимаю,  — ответила Лотти с той же профессиональной улыбкой, которая была на ее лице весь вечер и от которой у нее уже болели челюсти.  — Владелец сделал план помещений. Вы найдете его за головой бармена.  — Она показала на большой плакат рядом со столиком с напитками.  — В чем дело, Роб? Хотите улизнуть, пока девицы не набросились на вас?
        Улыбка сошла с его лица, он слегка повернулся к ней и смерил испепеляющим презрительным взглядом, снискавшим ему известность на кулинарных шоу. Во взгляде не было гнева, как в тот день, когда он уволил ее, но Лотти отпрянула и попятилась:
        — О боже, неужели эти страсти из-за меня? Надеюсь, вы не хотите, чтобы у вас навсегда осталось это выражение лица?  — Она слегка наклонилась и подмигнула ему.  — Я много лет проработала в банке, и меня не так просто напугать сердитыми взглядами. То же самое относится к громким крикам и хмурым бровям. Все это на меня не действует. Не стоит продолжать.
        Брови Роба поползли вверх, он уставился на нее с подлинным изумлением.
        К ее радости, его крепко сомкнутые губы изобразили легкое подобие улыбки.
        — Ладно, будь по-вашему. Извините, мисс Роузмаунт, не могли бы вы мне показать, где находится боковой выход через кухню?
        Она складывала освободившуюся посуду в пластиковый короб:
        — Конечно, мистер Бересфорд. Если вы пройдете через те двери и пройдете примерно десять метров мимо посудомоечной, там будет пожарная дверь, ведущая к главной лестнице. Она выходит на задний двор.
        Он выпалил «спасибо» и бегом устремился мимо нее.
        — Пожалуйста,  — пробормотала она ему в спину.
        Что происходит? Точнее, из-за кого весь этот переполох?
        Лотти упаковала последнюю тарелку и скатерти в ручной короб и оглядела зал.
        Он явно не хотел встречаться здесь с кем-то сегодня вечером. Но с кем? Большинство искусствоведов уже ушли, когда закончились закуски, и Адель, наверное, в десятый раз за последние два часа обходила зал, рассказывая о каждой картине снова и снова, пока не вернулась к бару пополнить бокал. Вероятно, он встретил бывшую подружку и не хотел, чтобы их сфотографировали. Кто это мог быть? Ее внимание привлекла ослепительная вспышка перед одной из самых больших картин, раздался очень громкий и резкий женский смех.
        У Лотти оборвалось сердце. Она внезапно поняла причину, по которой Роб хотел покинуть галерею через черный ход.
        Адель Форрестер.
        Она врезалась в одну из крупных инсталляций очень известного художника, только по счастливой случайности владелец галереи успел подхватить ее под руку, чтобы не случилось еще большего конфуза. И это в день открытия выставки.
        Ой-ой-ой.
        Хуже всего, что Адель отнеслась к этому как к шутке. Размахивала руками, а когда сделала шаг вперед, стало ясно, что она едва держится на ногах.
        О, Адель! Таблетки от простуды и шампанское — плохое сочетание.
        Еще минута, и она могла упасть, навлекая на себя стыд и позор, только этого ей сейчас и не хватало.
        Да. Черный ход.
        Лотти сорвала с себя фартук и бросила его в короб.
        — Адель.  — Она шла и улыбалась как можно непринужденнее великолепно одетой женщине, которая вцепилась в слегка пьяного и напуганного владельца галереи.
        Адель повернулась к ней слишком быстро, но ноги едва не подвели, хорошо, что Лотти успела обхватить ее и дать возможность опереться на себя, так что никто ничего не заметил.
        — Я чувствую себя виноватой. Я обещала лимонные бисквиты, которые вам так понравились, но осталось только три штучки.  — Она улыбнулась и крепче обняла Адель, словно они были лучшими подругами.  — Я приберегла их для вас на кухне.
        С последним смешком в сторону заметно ободрившегося владельца галереи Адель повалилась на Лотти и радостно защебетала о том, как любит Лондон. И пирожные. И шампанское. Лотти каким-то образом удалось помочь Адель держаться прямо, они очень медленно прошли через всю галерею и, толкнув дверь, оказались на кухне.
        Лотти смогла перевести дух и помассировать затекшую руку.
        На лестнице раздались тяжелые мужские шаги, она зажмурилась.
        Роб ворвался в кухню, сверкающими глазами, темными и пронзительными, оглядел всю сцену. В глазах читались обвинение и гнев. Совсем как тогда, когда они виделись последний раз.
        — Что тут происходит?  — Он с каждым словом задирал подбородок все выше и выше.
        — Адель нужен воздух и лимонный бисквит. Я помогла ей и с тем и с другим. Понятно?
        Тот Роб, которого она знала три года назад, был до неприличия уверен в себе. Хозяин Вселенной, требующий и ожидающий от всех поклонения своему таланту и величию. Именно такой мужчина снова стоял сейчас в этой комнате.
        — Я увезу ее отсюда. С ней все в порядке. Она в полном порядке.
        Согласно кивая, Лотти не могла отвести взгляда от его потрясающих глаз. И чем дольше смотрела, тем они становились все удивительнее и непостижимее, и это заставляло ее нервничать.
        Роб, может, и был самым уверенным в себе, собранным и твердым человеком из всех, кого она когда-либо встречала, но сейчас она видела в его глазах тревогу и смятение.
        Что-то его беспокоило. Но она не понимала что.
        — Вы заказали какой-нибудь транспорт?  — Лотти пыталась говорить непринужденно, чтобы не напугать Адель.
        — Не беспокойтесь об этом,  — резко ответил Роб.  — Самое важное — было привести ее сюда до того, как она оконфузится.
        Лотти улыбнулась милой женщине, которая опиралась на посудомоечную машину и деликатно откусывала маленькие кусочки от пирожного, явно не прислушиваясь к их беседе.
        — Почему? Это ведь ее вечеринка. Разве она не может повеселиться на открытии своей выставки?
        — Но не перед этими людьми. Они ищут малейший повод подловить нас и продать подороже наши фотографии. Они знают меня. И они знают, где меня найти. Мне не нужны скандальные сцены. Совершенно не нужны.
        — Вы. Они знают вас.
        Лотти смотрела на него, открыв рот, и недоверчиво качала головой:
        — О, я глупая. Я подумала, что вы беспокоитесь, чтобы ваша мама не испортила это грандиозное для нее событие. А вы, оказывается, больше беспокоитесь о том, как к этому может отнестись пресса, ждущая вас на парадном входе. Вы и ваш драгоценный имидж — вот что важнее всего.
        — Вы не знаете, о чем говорите,  — прошептал он, и она увидела, как в его глазах промелькнула такая боль, что они стали темнее и ярче.
        — Не знаю? Удивитесь, как много я знаю о людях, которые ставят свою так называемую репутацию выше всего.
        Она почувствовала, что у нее вспыхнула шея, но ничего не могла с этим поделать.
        Сколько раз ее отец повторял, что не хочет сцен. Как часто она стояла рядом с ним, боясь говорить и даже двигаться, потому что он давал ей строжайшие инструкции стоять молча и в его тени ради интересов компании. Не суетиться. Иначе будет скандал, а этого никто не хочет. Никогда не делай ничего, что можно было бы истолковать в дурном свете.
        Однажды она напилась после того, как мультидолларовый клиент подписал с ней договор, и приехала домой посреди пышного приема, устраиваемого ее родителями, счастливая, веселая, громко хохочущая. Мать была так недовольна ее поведением, что попросила уйти к себе в комнату и оставаться там, чтобы ее не увидели гости.
        Никто не задумывался, счастлива ли она. Все крутилось вокруг тщательно выверенного и совершенно фальшивого имиджа отца. И все в семье делалось для того, чтобы мир никогда не увидел ни одной трещинки в его так скрупулезно сконструированном для внешнего пользования образе.
        Он был тиран, садист и лжец. И мошенник.
        А теперь вот и Роб ведет себя так же, как он.
        Она была так рассержена, что могла бы его ударить. Эгоистичный подонок. Лотти впилась ногтями в ладони, хотелось распахнуть двери кухни и предоставить ему самому разбираться со всем этим дерьмом.
        — Очень хорошее пирожное. Есть еще?
        Адель!
        Вина и стыд пронзили Лотти так быстро, что с нее разом слетело негодование на Роба, осталась только жалость к нуждающейся в помощи пожилой даме. Дело не в нем, а в том, чтобы помочь Адель.
        — Конечно,  — ответила Лотти.  — Я ведь собираюсь вернуться в кондитерскую. Хотите, подвезу? Могу подбросить вас до гостиницы, если нужно. Теперь вам намного лучше.
        — Отличная идея.  — Адель попыталась взять один из винных бокалов, стоящих на подносе у посудомоечной машины.  — О, мой бокал пуст.
        — Нет проблем. У меня есть отличный кофе и черный чай в кондитерской. И потом, когда вы вернетесь в гостиницу, ваш сын сделает,  — она прищурилась,  — горячий шоколад. Ну как?
        Адель вскочила и протянула ей руку:
        — Поехали. Пирожные в студию!
        — Я еду с вами.
        — Не выйдет. В фургоне только два места для дам. Адель прекрасно доедет на пассажирском сиденье.
        Роб фыркнул и помахал матери, которая спокойно сидела в фургоне, уже пристегнувшись, рассеянно глядя осоловевшими глазами на главный вход в галерею.
        — Тогда поезжайте в гостиницу, я поеду за вами на такси.
        Лотти вздохнула и, подняв подбородок, наклонилась к нему, процедив сквозь зубы:
        — Чтобы посмотреть, как Адель не вывалится из фургона прямо перед камерами? Те еще фотографии получатся. Не выйдет. Вашей матери нужно поехать куда-нибудь на пару часов, отдохнуть и восстановиться, а не бежать сломя голову в гостиницу.  — Она взмахнула рукой.  — Ди уехала в Китай, и у меня есть свободная комната, которой может воспользоваться ваша мама, если захочет. Следующий вопрос.
        Он сделал шаг вперед, так что они чуть не столкнулись:
        — Моя мама — это моя ответственность, не ваша.
        Лотти, прищурившись, смотрела на Роба:
        — Позвольте мне пояснить кое-что. Я не собираюсь ничего делать для вас. Я делаю это ради Адель. Хулиган.
        — Позвольте и мне пояснить кое-что. Я не разрешу ей ехать без моего присмотра. Похитительница.
        Они молча стояли друг перед другом, воздух едва не светился от электричества, готового заискрить в узком промежутке между ними.
        И тут возникла совершенно четкая, но смелая идея.
        Ей нужна замена Валенсии Кагони на вечере по сбору средств для благотворительного фонда, а Робу нужен ее фургон, чтобы уехать. Может быть, это выход для них обоих?
        Лотти сделала медленный вдох. План вырисовывался все яснее и яснее.
        — Есть только один способ убедить меня разрешить вам поехать с моими противнями. Если это не ущемит вашу гордость, конечно. Я понимаю, это далеко не тот транспорт, к которому вы привыкли.
        Гневный вид и взгляд, мечущий молнии, вдобавок рука, упершаяся в бок, уже напугали бы менее решительную женщину. Но Лотти крепкий орешек. Роб медленно поплелся к задней двери ее фургона и влез внутрь:
        — Сзади в фургоне?
        Она медленно кивнула:
        — В субботу вечером в кулинарном колледже сбор денег в благотворительный фонд, и мы оба участвуем. Вы будете приглашенной звездой. А я — ведущей. Шеф-повар с именем, которое бы привлекло гостей, не смог участвовать, мне приходится искать альтернативу. Думаю, вам стоит согласиться в последний момент. Или предпочитаете ехать на такси?
        Он сморщил нос. А возможно, у него все же есть чувство юмора, несмотря на сердитый вид.
        — Один вечер. Благотворительный фонд. Идет.
        — Отлично,  — ухмыльнулась она.  — Запрыгивай.
        Глава 4
        — Ну, как мне рассказал Шон, Роб втиснулся в твой фургон и поехал в кондитерскую, а ты на каждом повороте делала все, чтобы его как следует встряхнуть,  — хихикала в телефон Ди.  — Как не стыдно, Лотти Роузмаунт. Хотя хотела бы я быть там, чтобы на все это посмотреть.
        — Не знаю, о чем ты.  — Лотти крепко прижала телефон ухом к плечу.  — Хорошая химчистка удалит пятна с его брюк. Хотя с шоколадом и липкими пятнами от крема им придется помучиться, особенно если учесть, что брюки из кашемира.
        — Постарайся не лить соевый соус на топ из шелка!  — хохотала Ди. Лотти представила, как подруга вытирает глаза от выступивших слез.  — И вот еще что, дорогуша. Я не рассказывала Шону, что Роб — тот самый шеф-повар, который уволил тебя, когда ты была ученицей. Держу рот на замке, как ты и просила. Так что мальчик еще долго будет ломать голову, почему его дьявольский шарм не действует на тебя. Правда, ты знаешь, как повара любят посплетничать, а вечер по сбору средств состоится в гостинице «Бересфорд». Роб может все узнать тем или иным путем. Та-а-ак что-о придется сознаться и пойти на мировую до вечеринки.
        — Помириться? О нет. Роб Бересфорд так легко не отделается. Двадцатиминутная поездка в фургоне по центральному Лондону не равна увольнению с работы твоей мечты без всякой вины. Думаю, я смогу растянуть удовольствие поквитаться с ним подольше.  — Лотти положила поварешку, взяла телефон в руку и тихо спросила:  — Я плохо поступаю, да? Потому что вовсе не хочу превращаться из-за него в злобную ведьму.
        — Точно. Быть ведьмой уже не модно. И не волнуйся. Ты просто предоставишь парню немного пострадать в качестве расплаты за ужасную ошибку, которую он совершил, когда уволил тебя. Он много потерял. Ты должна была выбросить это из своих воспоминаний, теперь подвернулась хорошая возможность это сделать. И даже, может, немного повеселиться в процессе. Я права? А теперь я уже опаздываю. Электронная почта. Позже. Пока.
        Лотти положила телефон и вспомнила тот момент, когда повернулась и увидела Роба Бересфорда, сидящего рядом с ней, и ей стало не слишком весело от этого воспоминания.
        Из чайной донесся смех, Лотти подняла голову и увидела, что один из постоянных посетителей открывал дверь двум пожилым дамам, руки которых были заняты пакетами с покупками и тремя коробками пирожных.
        Обычная толпа ранних покупателей все еще наслаждалась специальными блюдами, предлагаемыми в чайной-кондитерской на завтрак. Панини с сыром и ветчиной со свежеиспеченной булочкой и теплым маффином с голубикой и кардамоном запивали чаем, который подавался в неограниченных количествах. Хороший чай, конечно. Ди Флинн не стала бы тратить столько времени, если бы не хотела лично убедиться, что чай, как всегда, отличного качества.
        Солнечный свет заливал кондитерскую и отражался от кремово-пастельных стен.
        Тут было все так, как она мечтала много лет назад, когда вела корпоративную жизнь и забегала в кофейни за тройным эспрессо навынос и пакетом, полным углеводов, жиров и сахара, чтобы взбодриться утром.
        Ее пекарня. Ее кондитерская с чайной комнатой.
        Они стали реальностью. Она сделала то, что хотела, и все по-своему.
        Лотти улыбнулась и потянулась за лопаточкой, но опустила руку на столешницу.
        Она скучала по Ди больше, чем показывала. Ди единственный человек, к которому она тогда обратилась за помощью. А как было весело планировать кондитерскую и чайные комнаты вдвоем! Девушка, страстно любящая печь, и ирландка, которая была на седьмом небе оттого, что получала удивительные посылки с чайных плантаций со всего мира.
        Но потом Ди влюбилась в Шона Бересфорда, и ее жизнь стала сплошным приключением. Радостным и волнующим. Ее компания по импорту чая начнет работать до конца года, и ее любит мужчина, который ей подходит.
        Скоро Ди уйдет и оставит ее одну. Снова.
        Из гула разговоров в зале выделился женский голос. Лотти выглянула в окно и успела разглядеть, как красивая пара в деловых костюмах, смеясь и держась за руки, шла по тротуару, мужчина нес коробку с пирожными.
        Со стороны блондинка в дизайнерском костюме и на высоких каблуках выглядела совсем как ее копия. Не так уж много лет назад она была такой же. Много работала, водила машину, радовалась, если несколько раз в неделю удавалось пообедать в ресторане с мужчиной, которого отец счел подходящим для этого.
        Странно. Она тогда была уверена, что однажды сделает следующий шаг, выйдет замуж за молодого руководителя, уйдет в декретный отпуск, заведет собственный чистенький и прекрасно устроенный дом с двумя отлично воспитанными детьми. Мальчиком и девочкой. Выполнит план, составленный родителями.
        Проблема в том, что она хотела войти в семейную жизнь целиком, все еще хотела. Только на этот раз в совершенно другую семью, не такую, как та, в которой она выросла. И это окончательное решение.
        Холодная ледяная тишина мучительных официальных приемов должна смениться теплыми отношениями, где главным станут подлинные интересы людей. Они будут помогать и поддерживать друг друга. Она будет работать с мужчиной, которого полюбит как настоящего партнера. Он не станет настаивать на том, чтобы все поверхности в доме по умолчанию ежедневно дезинфицировали и полировали рабыни, которых он сделал из жены и дочери.
        Да. Такая вот мечта.
        В реальной жизни пока не складывалось.
        Никакого бойфренда. Никакой семьи. Никаких детей, если только не произойдет что-нибудь непредвиденное или если она не сделает что-то непредвиденное.
        Когда она последний раз ела что-то, приготовленное кем-то другим, с мужчиной, которого могла бы назвать бойфрендом или любовником? Когда последний раз вообще ходила на свидание?
        Лотти стояла на цыпочках, глядя вслед уходящей молодой представительной паре. Они шли, прижавшись, голова к голове, счастливые и не обращающие внимания на свое счастье, повернули за угол и скрылись из вида.
        Когда-нибудь она тоже найдет кого-то, кому сможет доверять настолько, чтобы разделить с ним жизнь и мечты.
        Когда телефон снова зазвонил, Лотти пришлось смахнуть слезы и только потом ответить:
        — Чайная-кондитерская «Лотти».
        — Доброе утро, мисс Роузмаунт. Надеюсь, вы хорошо спали.
        Роб!
        Спала? Как он думает, спала ли она? Пришлось несколько часов успокаивать очень возбужденную и оживленную Адель, убеждать не есть все выставленные в витрине бисквиты. Потом она несколько часов ворочалась в постели, прокручивая в голове сцены с Робом.
        Дыши. Все, что сейчас нужно,  — дышать нормально. Словно ничего особенного не происходит. Лотти улыбнулась. Он полностью в ее руках, и это до неприличия приятно.
        — Великолепно, спасибо,  — солгала она.  — Вам тоже доброе утро. Надеюсь, синяки уже сходят?
        — Еще нет. Эта тара для упаковки смертельно опасна.  — Он тихо покашлял.  — Хотел узнать, не встала ли еще моя мама. Нам нужно согласовать планы на день.
        А, так вот зачем он звонит, беспокоится, как себя чувствует мать.
        Ладно. Понятно. Однако именно она пригласила ее остаться на ночь в комнате Ди по той простой причине, что это Адель Форрестер, бедная женщина, оказавшаяся не в том состоянии, чтобы показываться прессе. Ему ли об этом не знать.
        — Еще десять минут назад ваша маменька лежала под одеялом Ди и слегка похрапывала. Лекарства от простуды и шампанское — очень эффективное успокоительное средство. Ей понадобится еще некоторое время, чтобы очнуться.
        — Отлично. Увидимся через час. Попытайтесь поднять ее к этому времени. Чао.
        И он отключился. Невероятно!
        Лотти смотрела на дисплей телефона, не веря своим глазам несколько секунд, потом покачала головой и положила телефон на полочку.
        У этого человека дурные манеры.
        Она фыркнула, взяла лопаточку и вернулась к работе. Наполнила конверт для глазури ароматным кремом из мягкого сыра и апельсиновой цедры, который приготовила для морковных мини-пирожных, уже лежавших рядами и ждавших, когда их покроют мягкими кремовыми волнами.
        Каков наглец. То, что он знаменитость и у него есть свое шоу на телевидении и призы с разных конкурсов, еще не значит, что он может просто приказывать, что ей делать, и ждать, что она скажет: «Да, шеф», как он привык слышать на своей кухне.
        Лотти бросила лопатку в чашку и сжала конверт, чтобы получилась отличная кремовая волна.
        Но хоть что-то из всего этого получилось хорошо. Роберт Бересфорд, всемирно известный шеф-повар и золотой мальчик, о котором все говорят и пишут в светской хронике, обещал участвовать в сборе денег для благотворительного фонда в его отеле. И она сделает все, чтобы он сдержал слово, что бы там ни случилось.
        — О, можно я оближу эту чашку? Пожалуйста? Не могу удержаться. Как мне нравится твоя глазурь. М-м-м, вкуснятина.
        Лотти засмеялась в ответ на эти слова своей подруги, работавшей неполную смену официанткой; та провела пальцем по краю чаши для приготовления глазури и отправила его в рот.
        — О, как вкусно,  — простонала Глория.  — Когда ты дашь мне рецепт, женщина? Мои девчонки будут любить меня еще больше.
        Лотти запрокинула голову и захохотала:
        — О чем ты говоришь, Глория, твои девицы и так считают тебя богиней, потому что ты тут работаешь и каждый день уходишь домой, нагруженная сладкой добычей. И как там твой красавчик муженек? Как на него подействовал шоколадный брауни с мягкой начинкой, съеденный на ночь?
        — О да. Мне понадобятся регулярные поставки, если у парня хватит сил остаться со мной и дальше.
        Лотти быстро оглянулась на столики, наклонилась и стерла глазурь со щеки Глории. Потом кивнула в сторону кассы:
        — Как там дела? Вы готовы продавать морковные пирожные?
        — Девушка, мы всегда готовы продавать морковные пирожные. Давай их сюда и ставь в духовку новый противень. Да, пока не забыла, девчонки спрашивали насчет занятий в клубе «Повариха и ведьма» на следующей неделе. Что особенного ты для них приготовила?
        Лотти прищурилась и принялась мыть посуду:
        — Поживем — увидим. Тебе придется потерпеть.

* * *
        Роб смотрел в окно офиса на затянутое облаками небо. Невероятно, но всего только тридцать шесть часов назад он ел барбекю в славной Калифорнии со своей ресторанной бригадой.
        Глаза словно засыпаны песком и постоянно закрываются. Его талантливая секретарша Салли Ричардс закончила говорить по телефону.
        — Хорошие новости. Первая статья и фотографии выглядят великолепно. Я видела только одну фотографию, на которой она выходит из отеля вчера вечером. Адель очаровательно улыбалась всю дорогу и мило махала всем, перед тем как впорхнуть в лимузин. Ни слова о том, что она вернулась домой раньше времени из-за того, что была навеселе. Так что расслабься, Роб. Тебе удалось выпутаться из этого.
        — Чудом и через черный ход. Как в кошмарном сне.  — Он прикрыл зевок рукой.
        — Ты готов выйти на люди? Я тебе говорила, что у меня есть тональный крем, убирающий синяки под глазами, сейчас он тебе нужен больше, чем мне. Ты хоть поспал во время перелета? Сколько вы летели? Восемь часов? Девять?
        Роб фыркнул:
        — Это только из Нью-Йорка. По дороге из Калифорнии мне пришлось сделать остановку и проверить, как идут дела в нью-йоркском офисе компании «Бересфорд». И еще эти жуткие пробки. Я опоздал на свой рейс до Лондона, пришлось воевать с обычной журналистской братией в аэропорту. Словом, типичный день путешествий в сумасшедшем мире, в котором я живу.
        — Эй. Но ведь именно поэтому ты его так любишь!
        Роб огляделся и несколько раз моргнул, глядя на Салли. Потом улегся на кожаный диван и ухмыльнулся:
        — Это ты так думаешь, но последние несколько месяцев стали настоящим кошмаром, Салли. Моя маменька. Впрочем, ты ведь знаешь мою маменьку. Ненавидит врачей. Всегда на взводе. Обещала мне, что начнет курс лечения, как только закончится выставка, но не знаю. Я звонил ей из аэропорта, она была явно пьяна. А прошлой ночью вообще перебрала с лекарствами от простуды, было трудно понять, что с ней происходит.
        Роб провел рукой по лицу.
        — Восемь лет прошло после ее провала на прошлой выставке. Восемь лет, Салли! И пресса все еще в замешательстве, что бы такого сочного вставить о ней. Я думал, если я перееду сюда, смогу обеспечить другое отношение к ней. Ты же знаешь, каковы они. Зачем возиться с умной художницей с подмоченной репутацией, если у нее есть сын, знаменитость и телезвезда? Как знать, возможно, если мы как следует его прижмем, заставим буянить, сделаем фотографии, которые продадим по самой высокой цене. И им есть что использовать для этого.
        Салли обошла вокруг и присела на край стола:
        — Ты справился?
        Что-то в ее голосе заставило его взглянуть ей в лицо.
        — С трудом. Я не дал им такого удовольствия. Не смотри на меня так. Я вел себя мило, никого и пальцем не тронул, хотя руки чесались. Довольна? Просто я знаю этот тон. Что еще здесь произошло? Колись. Давай разбираться.
        — Наблюдателен, как всегда,  — улыбнулась она и протянула ему пачку напечатанных листов.
        Роб взглянул на них и бросил на диван:
        — Ты же несерьезно? Я только что отснял финальные серии на телевидении и едва не умер, монтируя их. Дал интервью и ответил на все вопросы прессы, заработал деньги. И теперь они хотят, чтобы я снял другие серии? О чем они? Салли, мне нужно быть рядом с мамой. Лететь через все штаты сюда, потом обратно, чтобы проводить все эти ее выставки, тяжеловато для нас обоих. Ей нужно быть в Калифорнии. Мне тоже нужно вернуться и работать на кухнях «Бересфорд». Шон едва ли поможет мне в этом году, придется полагаться только на поваров, которых я подготовил сам. Пришло время вернуться к тому, что я могу делать лучше всего,  — работать на кухне и создавать удивительные блюда для сети отелей.
        Салли подняла руки:
        — Я сделала то, что ты мне велел. Еще год назад дала понять продюсерской компании, что ты завязываешь с кулинарными шоу. Еще один сезон, и все. Но рейтинг с каждым месяцем растет, Роб. Зрители еще не устали от тебя. Посмотри на цифры. Поразительные. Можно даже создавать резервный фонд.
        Роб остановился, посмотрел на женщину, которая пеклась о его интересах с тех пор, как ему исполнилось семнадцать:
        — Брось, Салли. Ты же знаешь, дело не в деньгах. Все до единого пенни, которые я зарабатываю на шоу и личных интервью, идет на счет моей матери.
        — В прошлый раз, когда я смотрела план инвестиций, все было хорошо, он приносил солидный доход, достаточный для ее немалых трат на развлечения. Но сколько это будет продолжаться? Ты сейчас главный ньюсмейкер. Но как только вернешься на кухню, они найдут другого шеф-повара и сосредоточат на нем свое внимание и Роб Бересфорд перестанет быть их фаворитом. И не надо на меня так смотреть. Я не единственная, кто так думает. У меня три предложения от компаний, снимающих документальные ленты. Каждая хочет получить эксклюзивные права на показ закулисной жизни настоящего Роба Бересфорда. И если ты откажешься, они найдут другой выход. Так всегда происходит.
        Несколько секунд спустя Роб тихо ответил:
        — Ты хочешь сказать, что кто-то еще хочет рассказать историю моей жизни, даже не спросив меня?
        — Точно. Именно поэтому ты должен подумать об этом. Представляешь, что будет, если они это сделают? Вытащат наружу все, что мы так пытаемся скрыть.
        Роб, пошатываясь, встал и подошел к окну, втянул голову в плечи:
        — Маменька не выдержит. Она несколько месяцев выходила из депрессии, и я не могу заставить ее пройти курс лечения, пока она пишет картины. Это ее выбор. Мы так договорились.
        — Тогда расскажи свою историю сам, пока этого не сделал кто-нибудь другой.
        — Рассказать историю? Думаешь, читателям будет интересно узнать о жутких годах, которые я провел на кухнях гостиниц? В таком образе жизни нет ничего увлекательного или гламурного.
        Роб отвел плечи назад и потянулся.
        — Кстати, у меня назначена встреча с кондитером, и что-то мне подсказывает, что лучше на нее не опаздывать.
        От удивления Салли даже поперхнулась и посмотрела на него поверх очков:
        — С кондитером? Сегодня? Я думала, ты собираешься побыть с Адель на выставке.
        — Объясню позже, Салли, если выживу.
        Был уже полдень, когда Роб открыл двери чайной-кондитерской «Лотти» и вошел.
        Развернулся и тут же поспешил выйти.
        Там проводился детский праздник, дети визжали, смеялись, выкрикивали что-то и ревели во весь голос. Настоящая какофония. Группа только что научившихся ходить детишек, переваливаясь с ноги на ногу и размахивая ручками, стояла перед прилавком и ждала, когда девушка, теперь он знал, что ее зовут Лотти Роузмаунт, плавными движениями большой деревянной ложки наполнит их тарелки.
        На ней были широкие темно-синие брюки и футболка в цветочек, поверх которых она надела темно-синий фартук с изображением поварского колпака. Светлые волосы убраны в высокий конский хвост и повязаны миленькой сине-белой косынкой, привлекая внимание к овальному лицу без следа макияжа, тем не менее удивительно миловидного.
        И это место так любит девушка Шона Ди?
        Ему приходилось присутствовать на шумных открытиях ресторанов, но там было тише и спокойнее, не то что здесь!
        После девяносточасовой рабочей недели и нескольких международных перелетов он совсем не хотел участвовать в детской вечеринке. Его дело — зарабатывать деньги, чтобы мать больше не волновалась, что у нее ничего нет в банке.
        Да и когда он ей в чем-то отказывал?
        Она единственная женщина на планете, о которой он обещал заботиться столько, сколько ей будет нужно.
        И он держал слово. Даже если для этого нужно было зайти в некую небольшую кондитерскую.
        — Спасибо, дамы и господа,  — произнесла Лотти.  — Все было просто удивительно. Вы, несомненно, будущие танцевальные и спортивные звезды. И не забудьте, следующее заседание клуба «Мамины вкусняшки» состоится в это же время на следующей неделе. Так что если вы готовы произнести слово, которое мы все любим больше всего на свете… подожди, Хелена, и, пожалуйста, перестань так делать, Адам… три… два… один. Давайте попробуем огромный вкусный торт!
        Роб прищурился и прикрыл глаза, когда будущая танцевальная труппа выкрикнула слово и принялась визжать и прыгать.
        Ему пришлось стоять в сторонке, пока мамаши унимали своих дорогих отпрысков, усаживали их в коляски и нескончаемым потоком выходили мимо него из дверей на оживленные улицы Лондона.
        Придержать им дверь сначала показалось хорошей идеей. Но только поначалу.
        Потом оказалось, что милые мамаши узнали его вежливую улыбку, стали выходить медленнее и выстроились в очередь перед кондитерской.
        — Привет, красавчик. Тебе никто не говорил, что ты выглядишь совсем как тот ужасно грубый шеф-повар, который орет на всех в телике,  — не выдержала одна из девиц.  — Но он не так хорош собой, только похож на тебя.  — Она прикрыла рот рукой и засмеялась.
        — Понимаю. Без проблем,  — проговорил Роб ей в спину, потом помог очень привлекательной брюнетке вынести коляску. В благодарность она лучезарно улыбнулась и положила ему в карман визитку, премило подмигнув, пока девочка в коляске развлекала себя, размазывая джем из пончика по его брюкам.
        Очаровашка.
        Через пять минут ему пришлось буквально отрывать от пиджака ручки еще одного очаровательного карапуза, и он наконец проскользнул в кондитерскую. Закрыл за собой стеклянную дверь, прислонился к ней спиной и медленно выдохнул.
        — Наверное, приятно быть таким популярным,  — смеясь, произнес знакомый голос.
        Роб открыл глаза и увидел Лотти, стоявшую за прилавком напротив.
        — Вы свободны в следующий вторник утром? Я думаю провести танцевальный утренник для детей до пяти лет. Вы будете настоящим хитом программы для их мамочек.
        — Извините, но я занят. И пожалуйста, скажите, у вас здесь не всегда так?
        — О нет,  — в тон ему ответила Лотти.  — Иногда намного шумнее.  — Она улыбнулась.  — Но детишкам так весело. Они прекрасно проводят время, а у мамочек есть возможность встретиться с подружками. Мне очень нравится.  — Она поджала губы.  — Хотите чаю?
        — Не говорите Ди, но я хотел бы кофе.  — Роб зашел за прилавок.
        — Дайте подумать. Двойной американо. Завтрак чемпионов.
        Роб хотел возразить, но при одной мысли о кофе у него потекли слюнки.
        — Черт. Ненавижу быть предсказуемым. Ну, давайте.
        — С удовольствием.  — Она покачала головой, подняла глаза к небу и отвернулась, пожимая плечами.  — Правила нашей кондитерской таковы: как гость вы должны съесть что-то из выпечки, если берете напиток. Донатсы будут готовы через тридцать секунд, но у меня много пирогов для взрослых.
        Она отвернулась и продолжала говорить, но он не слышал ни слова из-за шипения кофемашины.
        — Извините, не понял.
        Перед ним был кухня примерно такого же размера, как в одном из его пентхаусов в Лондоне. Правда, его кухня оборудована приборами из нержавеющей стали, а на этой стояли обычные печи. В воздухе носились вкуснейшие ароматы готовящейся выпечки. Специи и ваниль в сочетании с уникальным запахом карамели, песочного теста и свежеиспеченного хлеба. Роб просто наслаждался ими.
        — Что вы себе позволяете,  — едва сдерживаясь, проговорила она и вытолкнула его из кухни.  — Никто, повторяю, никто не входит на мою кухню без моего разрешения. Вы разве разрешаете кому попало входить к вам на кухню? Нет, не думаю. Выйдите. Сейчас же. И оставайтесь там. Спасибо, так-то лучше. Сядьте, я скоро приду.
        Она медленно выдохнула и отошла к кофемашине, бормоча что-то под нос.
        — Извините. Полностью моя вина. Я так привык заходить на кухни к другим людям, что забыл о приличиях.
        — Ну ладно. Надеюсь, вы не забыли о сборе денег для фонда. Общая идея — собрать средства на стипендии для кулинарного колледжа. И не спугнуть ВИП-гостей.
        — Ну, я умею вести себя подобающим образом.  — Роб улыбнулся ей самой милой из своих улыбок.
        — Приятно слышать,  — вздохнула Лотти, неся на его столик поднос с двумя дымящимися чашечками кофе с таким ароматом, что у него потекли слюнки.
        Она поставила поднос и уселась напротив него. Понаблюдала, как он сделал большой глоток горячего кофе. Идеально.
        — Отличный кофе. И спасибо за то, что помогли моей маме вчера вечером. Это очень великодушно с вашей стороны,  — добавил он с легким поклоном.  — Признателен.
        — Нет проблем. Адель мне не в тягость.
        Да. Адель ей не в тягость. Тогда почему она решила, что с ним будет иначе?
        Роб поставил чашку на стол, сложил руки на груди и сел так, чтобы видеть лицо Лотти:
        — Вы не слишком высокого мнения обо мне, так? Помогите понять почему.
        Она несколько раз взмахнула ресницами, сделала глоток кофе и только после этого посмотрела ему в лицо:
        — Вы были правы вчера в галерее. Мы встречались раньше. Примерно три года назад я была ученицей, претендовавшей на место в одной из кухонь гостиниц «Бересфорд» здесь, в Лондоне. Однажды вечером вы развлекали гостей и пришли посмотреть, как готовятся блюда… и уволили меня. Дали пинок под зад. Вышвырнули вон. Заставили уйти.
        Лотти крепко вцепилась в чашку, и Роб увидел, как побелели ее суставы, а дрожь в голосе заставила внимательно прислушаться к ее словам.
        — Помните повариху по тесту? Дебру? Ту, что едва стояла на ногах в тот вечер. Это она тогда готовила тот десерт. Но… Но обвинили во всем меня и выгнали вместо нее.
        Лотти замолчала и подняла подбородок, ее зеленые глаза сияли с таким вызовом, что могли бы спалить и огнедышащего дракона.
        — Все знали, что вы спали с Деброй в то время и, ясное дело, не стали бы ее увольнять за тот проступок, правда? Так и случилось. Она осталась. Это помогло вам прояснить дело, Роб?
        Глава 5
        Роб так внимательно слушал горькие слова милой девушки, неподвижно сидевшей напротив, что звуки в кондитерской, казалось, почти затихли.
        Конечно, он помнил Дебру.
        Его пробрала дрожь от сожалений и горьких разочарований, связанных с этими воспоминаниями.
        Его правила просты, и их легко запомнить.
        Они веселились. Прекрасно проводили время друг с другом, и, пока все не закончилось, он был самым внимательным и преданным бойфрендом, о котором только и могла мечтать девушка. Потом они расстались.
        Все просто.
        Дебра продержалась дольше других девушек, они наслаждались друг другом несколько месяцев. Пока не пришло неизбежное. Она стала давить на него, требуя обещаний, которые он не собирался давать. Она беспрестанно повторяла, как любит его. И как не похожа на других девушек, и его правила к ней якобы не относились. Она особенная, и с ней нужно поступать не так, как с другими.
        Но в итоге и до нее дошло, что никакая она не особенная. Случилось это, когда он упаковал вещи и ушел от нее через час после подобного заявления. Он ждал слез, визга и унизительных уговоров. Более того, через несколько недель до него дошли слухи, что Дебра запивает их разрыв водкой и вином из запасов гостиницы.
        Лотти была ученицей повара-кондитера, а он уволил ее в назидание Дебре, чтобы напугать и вернуть к прежней жизни.
        Да, это многое объясняло.
        — Я помню тот случай. Я отвез Дебру к ее родителям через несколько дней после того случая, нанял ей профессионалов, в помощи которых она нуждалась. Когда мы встречались, у нас были прекрасные отношения. И Дебра была замечательной девушкой. Прошлой осенью я виделся с ней и ее мужем в Лос-Анджелесе на конференции поваров. Мне показалось, что они хорошая пара, у них отличный ресторан. Я рад за нее. Это было так давно, Лотти. Я сделал выбор. Это было правильное решение тогда, и я в этом убежден. Конец истории.
        На том конце стола послышался возмущенный вдох, Лотти во все глаза смотрела на него:
        — Правильное решение в то время? Для кого? Для вас?  — Она выпрямила спину и взмахнула ресницами.  — Так просто? И это единственные слова оправдания для меня? Должна добавить, если захотите продолжить извиняться, это очень трогательно с вашей стороны.
        — Никаких продолжений. Моя работа — нанимать лучших в мой ресторан, а Дебра превосходный кондитер. Я не знал, что у нее проблемы с алкоголем, пока это не стало мешать работе.
        Роб наклонился вперед и положил ладонь на столешницу:
        — Я только сожалею, что позволил личным чувствам помешать принять верное решение. Я должен был заметить, в каком состоянии Дебра, за несколько недель до того, как все вышло из-под контроля. Вместо этого я держался от нее подальше. Меньше всего ей были нужны мои командные окрики на рабочем месте. Это моя ошибка.
        — А как же мое увольнение? Было похоже, что вы искали козла отпущения. Мне необыкновенно повезло, что я нашла новое место на следующий день, да и то пришлось серьезно просить об этом.
        По его губам пробежала улыбка, и, наклоняясь к Лотти, он сказал:
        — Иногда я слишком чувствителен и слишком о себе забочусь.
        — Неужели? Никогда бы не подумала,  — кивнула Лотти, хотя каждое ее слово прозвучало с едкой иронией.
        — Наоборот. Возьмем хоть этот ваш благотворительный сбор денег, в который вы меня втянули. Я жду не дождусь, когда вы мне о нем расскажете. Для начала хотелось бы узнать, кто будет вести шоу. Чья была идея собрать деньги на стипендии для студентов-поваров? Надеюсь, студенты знают, что их ждет в будущем, какая это адски тяжелая работа.
        Блондинка, сидевшая напротив, наклонилась вперед, уперлась локтями в стол. Ее лицо было почти у носа Роба, и она сладко улыбалась.
        — На эти вопросы легко ответить. Это моя идея. Я прекрасно знаю, что делаю, и да, это очень трудная работа. И я бы хотела делать ее по-своему.
        Она снова выпрямилась и улыбнулась.
        — На этот раз я сама устанавливаю правила и отдаю команды. И не могу сказать вам, насколько я либеральна.
        Она кивком показала на тарелку, которую подала ему:
        — Возьмем хоть это, например. Никакого кофе без выпечки. Это мой фирменный торт из груш с миндалем. Угощайтесь.
        Роб посмотрел на торт, взглянул в сверкающие зеленые глаза девушки, не просто зеленые, а цвета леса. Как почки, распускающиеся весной. От их притягательного цвета захватывало дух.
        На улице было жарко, в кондитерской стало еще жарче.
        Наверное, из-за работавших печей.
        Лотти полностью сосредоточилась на госте, слегка наклонила голову и терпеливо ждала ответа.
        На секунду ее взгляд изменился, в нем возникло что-то неожиданное, словно по фасаду пробежала трещинка. Подозрение, может быть? Однако в нем светился ум и была видна сила. Это длилось всего мгновение. Но он успел увидеть все, пока не вернулась улыбка.
        Лотти потерла вилку чистым уголком фартука, положила ее рядом с выпечкой на тарелку Роба.
        — Вы знаете, как трудно заработать себе имя в мире кулинарии. А стипендия — единственный для многих молодых людей способ поступить в колледж и получить специальность, которая поможет проявить свои способности. Я подумала, на это стоит потратить время. И то, что я выбрала профессию кондитера, совсем не означает, что я выброшу свою степень по бизнес-менеджменту в ближайшее помойное ведро.  — Она слегка пожала плечами.  — Расслабьтесь, Роб. В благотворительном фонде есть постоянный администратор, им управляет профессиональная команда. Если есть какие-то вопросы, обратитесь к Шону. Он знаком со всеми деталями и сам предложил использовать сеть гостиниц «Бересфорд» для проведения этого мероприятия.
        А, вот в чем дело. Эта девица считает, что он будет участвовать в благотворительном аукционе для того, чтобы прорекламировать гостиницы Бересфордов.
        Неужели она думает о нем как о самодовольном эгоисте? Ну и денек, становится все лучше и лучше.
        Она протянула ему руку, не отрывая от него напряженного, внимательного взгляда:
        — Вчера вечером мы совершили сделку. Личное участие в шоу в обмен на кровать и завтрак для вашей мамы. Мне нужно знать, что сделка еще действительна сегодня утром и вы нас не подведете.
        Роб заглянул в сияющие зеленые глаза и пожал ей руку.
        Она была теплой, небольшой, твердой и мозолистой, с длинными, сильными пальцами, которые в ответ сжали его ладонь. Это не было вялое девичье рукопожатие. Это была рука женщины, которая готовит еду, месит тесто и моет посуду. Мышцы рук сильные и тренированные.
        Он каждый день пожимал руки мужчинам и женщинам из разных сфер бизнеса, но это рукопожатие отличалось от других. От ее рук шла энергия, охватывая и связывая их обоих.
        — Даю вам слово, я там буду.
        Ее пальцы удержали его руку на секунду дольше, чем этого требовали приличия, потом разомкнулись, она посмотрела ему в глаза. Он понял, что она тоже почувствовала необычность этого рукопожатия.
        Лотти снова кивнула на тарелку:
        — Хорошо. Теперь, когда все прояснилось, почему бы вам не попробовать пирог? У вас, мне кажется, такой вид, будто он вам жизненно необходим. Трудное утро?
        Он не торопился с ответом:
        — Да, точно, утро было нелегким, я уверен, что он вкусный, но я не ем пирожные.
        Лотти фыркнула и покачала головой:
        — Как жаль. Хотя вы с вашим опытом в кулинарии могли бы заметить, что это не пирожное, а открытый пирог. Я испекла его сегодня. Ранним утром.
        Лотти махнула рукой в сторону духовых шкафов, присела на уголок стола.
        — Фирменное блюдо, и никто еще не уходил с этой кухни, не попробовав моей выпечки. Это касается и вас, Роб Бересфорд.
        Она выразительно показал глазами на выпечку.
        — Я слышала ваше обещание и даже пожала вам руку, но теперь хочу увидеть доказательство того, что вы будете сотрудничать со мной. Успех вечера зависит от того, что вы сделаете в следующие пять минут. Ну, и что же произойдет сейчас, Роб?
        Она совсем не ожидала, что он потянется к ней. Попыталась высвободиться, но он взял ее левую руку и поцеловал, и только потом понял, что делает. Ухмыльнулся.
        — Мы обо всем договорились. А мужчины рода Бересфордов держат свое слово.
        Она взяла чашку с кофе, он несколько секунд смотрел на нее, потом взял вилку и отломил кусочек теплого ароматного пирога.
        Лотти Роузмаунт не хотела оставить студентов без стипендий, но для этого нужно организовать сбор средств в благотворительный фонд, только и всего. И совсем не обязательно, чтобы знаменитый повар высказывался по поводу ее собственных кулинарных способностей.
        Даже если от него пахнет теплыми специями и он выглядит так, словно сошел со страниц модного журнала. Она никогда не видела, чтобы кто-то мог так носить совершенно рокерские дизайнерские джинсы с белой рубашкой.
        Лотти во все глаза смотрела на его полные губы, сомкнувшиеся вокруг вилки с тортом.
        Ей хотелось увидеть его реакцию, когда он пробовал сладкий миндаль в сочетании с теплыми специями и ароматной сочной мякотью спелой груши, которую она слегка притушила в сиропе почти до готовности.
        Она шесть раз меняла количество и состав ингредиентов, пока не остановилась на этом виде груш и не определилась со временем выпечки.
        А… Наконец-то.
        Роб на мгновение закрыл глаза и начал жевать быстрее, отделил вилкой большой кусок и взял его руками.
        Да-да! Распробовал. Ему нравится!
        Сейчас он смотрел ей прямо в глаза, уголки его рта поднимались вверх, выражение лица было невнятным, в нем сквозило удивление, интерес или даже, возможно, недовольство тем, что она заставила его согласиться прийти на благотворительный вечер.
        В глубине души она почувствовала себя виноватой, хотя и ненадолго. Ночь с художницей, попавшей в неудобное положение, стоит часа поддержки благотворительного проекта, где и нужно всего-то лишь пожимать руки и улыбаться. Ничего страшного. Правда?
        — М-м-м,  — пробормотал он и допил кофе.  — Неплохо. Серьезно, очень неплохо. Где, вы говорите, учились готовить?
        — Везде понемногу. А завершила обучение у Валенсии Кагони, когда вы меня уволили. Об остальном можете узнать на моем сайте.
        У него вокруг глаз добавились морщинки, Лотти почувствовала запах мужского пота, который сладкой волной пробивался сквозь аромат выпечки.
        Он внимательно осмотрел ее руки и удивленно поднял брови:
        — Не замужем? Или слишком свободолюбивы, чтобы носить кольцо?
        Она чуть не подавилась куском пирога:
        — Не замужем, не обручена, ни с кем не встречаюсь и все такое. Да и когда! Откуда время на все это?
        — Было бы желание, а время найдется.  — В его взгляде сверкнул вызов.
        При желании? О, у нее есть желание. Но где найти человека, который хотел бы того же самого, что и она. Ей пока не встретился.
        — Это не входит в число моих приоритетов на сегодня,  — солгала она, но не очень убедительно, потому что на лице Роба появилось понимающее выражение, быстро превратившееся в самодовольную ухмылку.
        Черт. Она опять попалась в расставленную ловушку.
        — Милейшая мисс Роузмаунт все работает и работает. И не позволяет себе никаких развлечений.
        — А ваша жизнь — сплошной круговорот приключений, да и бизнес идет сам собой. Так?
        Черт бы его побрал, как он ее раздражает.
        — Я никогда не говорил такого.  — Он кивком указал на дверь, в которую входила молодая парочка с коляской и пакетами с покупками.
        Она не могла сдвинуться с места. Между ними летали электрические искры, словно мощный магнит притягивал друг к другу.
        Она на расстоянии почувствовала идущую от него энергию и мужскую силу.
        Он из тех парней, которые привыкли к тому, что метрдотель начинал вилять хвостом и искать лучший столик, едва они входили в коктейль-бар или ресторан.
        Но не на этот раз, красавчик!
        Она может не торопиться, Глория обслужит гостей. И та уже спешила вниз из квартиры на третьем этаже.
        — А, привет! Вы, должно быть, Роб. Ваша мама рассказала мне все о вас, проказник. Я Глория.  — Со смешком она повернулась к Лотти:  — Адель решила позавтракать в студии с Йеном. Они отлично проводят время, и я подумала, что можно их оставить.
        С противоположного конца столика раздалось резкое восклицание:
        — Йен?
        — Ну да, мой друг Йен Уокер,  — уточнила Лотти.  — Вы, наверное, встречались с ним вчера вечером. Он фотограф, который работал с вашей мамой над каталогом выставки для галереи. Высокий, стройный, лет сорока. И большой поклонник ее работ.
        Роб вскочил, словно что-то повергло его в ужас. Резко выпрямился, став пугающе высоким.
        — Тогда пора и мне к ним присоединиться, не так ли? Так, и где у вас эта студия?  — Он стал подниматься по лестнице.  — Тут все не так. Я бывал в студиях художников, но чтобы над кондитерской? Моя маменька и ее друзья проводили бы время не за работой, а объедались бы выпечкой.
        Лотти открыла рот, закрыла и ответила с усмешкой:
        — Так вот что вас в первую очередь беспокоит. А разве кто-то говорил о художниках? Приготовьтесь к разочарованию. Следуйте за мной.  — Она заметила его улыбку и прищурилась.  — А во-вторых, идите впереди. Прямо через эту дверь. Наверху резко поверните налево и поднимайтесь на третий этаж. Там уже не заблудитесь.
        Роб побежал наверх через две ступеньки, на втором лестничном марше замедлил ход, поняв, что Лотти все это время идет за ним.
        Маменька находилась в компании мужчины, которого он никогда не встречал, даже не вспомнил его имени. Для него это означало лишние волнения. Сильные волнения.
        Тем более что они остановились перед дверью, которая явно вела в спальню.
        Лотти сделала шаг вперед, взялась за бронзовую ручку, легко открыла дверь и вошла в комнату.
        Стены и потолок были окрашены в белый цвет. Свет заливал комнату через простые окна, освещая единственную картину, висевшую, как водится, над старинным камином.
        С официального портрета на Роба смотрела Лотти Роузмаунт в полный рост. От неожиданности он даже попятился, пораженный. Понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя. И только сейчас он заметил, что Лотти пошла дальше и заговорила с высоким худым мужчиной, который показался ему смутно знакомым, тот стоял рядом с длинным столом, накрытым белоснежной скатертью.
        Он с трудом понимал, что видит на самом деле. Так далеко это от того, что он ожидал.
        Вместо хаотичного шума, запахов пекарни и неразберихи, которыми его встретила кондитерская, в комнате на третьем этаже царило спокойствие, ее заливал тихий солнечный свет.
        Совсем другой мир. Оазис. Совершенно неожиданно.
        Студия явно была лофтом. Потолок в одном из углов скошен, половина крыши состоит из стеклянных панелей, которые и позволяли свету заливать середину комнаты. В противоположной стене две широкие панели от пола до потолка представляли собой двери в патио. На маленьком стульчике, держа в руках большую белую чашку, сидела его маменька в шелковом кимоно с уже уложенными волосами. Перед ней на китайском фарфоровом блюде лежали шоколадные пирожные и датское печенье, которые, он знал, она обожала. Рядом стояла открытая коробка с носовыми платками.
        — Дорогой! А вот и ты, наконец! Какое чудесное утро. Подойди и посмотри, какой чудесный вид. Правда, божественный?
        Роб расправил плечи и, кивнув Лотти и Йену, которые полностью погрузились в созерцание фотографий на компьютере, вышел на узкую террасу на крыше.
        Он прижался губами к волосам матери и взялся за спинку ее стула:
        — Как ты сегодня, мам? Тебе лучше?
        — Намного. Остался только насморк. А как я выспалась! Надеюсь, сегодня в галерее мне не захочется спать, когда прибудет славная британская публика. Так стыдно, что я не продержалась вчера весь вечер.
        Он положил подбородок ей на плечо, чтобы оба видели одинаковую панораму на лондонский небосвод над Темзой.
        У него перехватило дыхание.
        Все гостиницы Бересфордов славятся видами на Лондон, но это! На крошечной террасе он вспомнил дом, в котором вырос его отец. Окна с красными геранями. Изящные кованые ограды. Черепичная крыша, на которой возвышалась каминная труба. Шпили церквей. И легкий отзвук оживленных улочек, такой же, как сейчас. Красные автобусы, черные такси. Полный комплект.
        Как он скучал по всему этому. По настоящему Лондону.
        — Не могу подобрать слов,  — прошептал он.  — Это необыкновенно.
        — Чудесно. Как умно с твоей стороны убедить твоих друзей позволить мне побыть здесь. Потому что, должна сказать, дорогой, твоя гостиница очаровательна и хорошо устроена, но это место просто божественно. Глория и Лотти превосходные хозяйки. А студия…
        Адель прижала руку к груди, Роб был поражен, когда увидел, что в ее глазах заблестели слезы.
        — Когда я впервые приехала в Лондон, твой отец очень старался помочь мне найти работу, я нашла ее поблизости от нашего дома, он был такой же, как этот. Четырехэтажный старинный каменный особняк, словно с картин импрессионистов. Мне там нравилось до некоторого времени.  — Она махнула рукой.  — Старого не воротишь, а это давняя история, не стоит жить сожалениями. Странно. Я почти забыла, насколько необычен этот город.
        — Лондон? Я думал, тебе здесь не нравится.
        — Не нравится?  — Мать повернулась к нему лицом.  — О нет, дорогой. Вовсе нет. Я была молода и просто не могла найти себя.  — Она перевела взгляд на крыши.  — Мы оба прошли долгий путь с тех пор, детка. Чертовски долгий путь.  — Убийственная улыбка осветила ее лицо.  — Это чудесно, и я намерена насладиться каждой минутой до того, как отправлюсь в галерею. Не торопись уходить. Поговори с Йеном. Этот человек сотворил чудо с моим каталогом, да и Лотти нужна твоя помощь. Позвони мне, прежде чем уйдешь. А пока я чувствую себя просто великолепно.
        И она снова отвернулась, взяла печенье и со стоном удовольствия откусила кусочек.
        Уже много недель он не видел ее такой счастливой. Ну, значит, не стоит беспокоиться о том, что она сорвется! Возможно, придется благодарить Лотти Роузмаунт даже больше, чем он думал.

* * *

«Он очень любит свою мать»,  — прошептала Лотти, как только эта мысль пришла ей в голову. Она поняла, что ужасно ошибалась. Бросила быстрый взгляд на террасу, где Адель, совершенно счастливая, наслаждалась июньским солнцем, а Роб мило болтал рядом, обнимая ее жестом защитника. Для Лотти наступил момент настоящего унижения.
        Она ошибалась.
        Прошлой ночью Роб пытался спасти вовсе не свою репутацию.
        Он делал все, чтобы защитить мать. Не себя.
        Вот почему он так волновался о том, как им вернуться в отель.
        Он был в ужасе оттого, что мать навредит себе, а журналисты поместят ее фотографии в полупьяном виде, вываливающейся из лимузина прямо под прицел их камер.
        Как же она сглупила!
        Когда Роб вошел в галерею, она видела в нем только человека, который поступил с ней несправедливо.
        А как же все остальное? Все это только слухи. Все обсуждали скандальные победы Роба, и как он, не моргнув глазом, бросил Дебру.
        Ее плечи содрогнулись, как от ледяного ветра.
        Она дура. Даже еще хуже. Она позволила воспоминаниям затмить чувство справедливости. Это не просто несправедливо, это совершенно неверно.
        Дура, дура, дура.
        Она поставила себя в дурацкое положение и сделала то, чего обещала больше никогда не делать: судить о людях на основании того, что они совершили в прошлом.
        Но если она и виновата, в ее силах все исправить.
        Прямо сейчас.
        — Роб.  — Лотти с улыбкой вышла на террасу.  — Могу я похитить вас у Адель на секунду? Вы эксперт в области кулинарных книг, а я написала только первую. Помните Йена? Милейший человек был настолько смел, что взял на себя труд изобразить мои новые пироги для дней рождения на фото вполне съедобными. Посмотрите на мой бюджетный фотомакет.
        На белом блюде, на пьедестале посреди длинного стола с белой скатертью стоял торт в форме гоночной машинки, которую Роб видел несколько месяцев назад на афишах кинотеатров, призывавших детей смотреть новый мультфильм.
        Длинный корпус был покрыт ярко-красной глазурью с белыми полосками по бокам. Колеса с белыми дисками и вся машинка выполнена настолько реалистично, что ее можно было принять за игрушку. Кроме того, Лотти только что вставила на место фар и руля лакричные конфеты.
        Превосходный торт для маленького мальчика, помешанного на машинках.
        Блестяще.
        Роб подошел ближе и кивнул Йену, который перестал настраивать свет и выдвигать вперед сложную камеру на треноге.
        — Приятно познакомиться, Роб. Адель много рассказывала о вас.
        — Правда?  — Роб оглянулся на маменьку, которая весело щебетала с Лотти и ела пирожное. Потому что мне она не сказала ни слова о тебе.  — Поздравляю, каталог выставки получился. Все, с кем я вчера говорил, отметили это.
        — Мне было приятно над ним работать. Хотя, признаюсь, не ожидал встретить здесь Адель, когда пришел утром поработать над благотворительной книгой Лотти. А вы интересуетесь кулинарной фотографией, Роб?
        — Совсем нет. Я оставляю это дело специалистам. Сам же просто готовлю еду, а стилисты и фотографы делают свое дело для моих кулинарных книг.
        Он быстро осмотрел комнату, отметил высокий потолок, естественный свет и высокие окна.
        — Здесь всегда была фотостудия?
        — Нет, насколько мне известно. Лотти перестроила чердак, как только купила этот дом. Получилось что-то необыкновенное. Но мне нужно вернуться к работе, иначе торт высохнет.
        Быстрая «экскурсия» по лофту выявила, что вкусы Лотти в чтении варьируются от книг по классической французской кулинарии до финансовой литературы, пылившейся на дальних полках и успевшей зарасти паутиной.
        В дальнем конце напротив окон располагалась закрытая ширмой зона. Роб не смог сдержаться и заглянул за ширму.
        Двуспальная кровать с резным викторианским изголовьем стояла у стены. Простыни из лилового сатина и мягкое одеяло. Пуховое, судя по всему.
        Хм, интересно. Он бы не стал спать на такой кровати. Слишком девичья.
        Интересно, кто спит на ней?
        Он уже хотел провести расследование, но позади раздался резкий кашель.
        — Нашли что-то интересное?  — спросила Лотти; он, не глядя на нее, понял, что она уперла руки в бока.  — Любопытство гложет?
        — Что есть, то есть, естественное и непреодолимое любопытство, соня.
        — Соня? Что вы имеете в виду?
        Роб посмотрел на нее и улыбнулся:
        — Да так, подумал. Нашел ваш спрятанный секрет. Неплохое местечко. Совсем не плохое.
        — Как ни странно, оно просто очаровательно. Но я не сплю в студии в летнее время. Здесь трудно просыпаться по утрам.
        — А в другое время?
        Лотти зашла за ширму и жестом показала на террасу, где Адель только что закончила завтракать:
        — Когда я пришла в бизнес, первую рождественскую премию отдала за квартиру в городе с видом на Темзу. В тот момент я снимала ее у одной из моих бывших коллег. Пока она работала над проектом в центральном Лондоне и хотела иметь дом, а не гостиничный номер с кухней. Вы знаете, что, по статистике, многие рестораны и кафе никогда не доживают до своего первого дня рождения. Ну а я держусь уже восемь месяцев, и,  — она постучала по деревянной раме ширмы,  — пока дела идут неплохо. Однако кто знает? Обстоятельства меняются. Люди меняются.
        — На что мне обратить внимание?
        Он махнул головой в сторону пакетов с одеждой и платьями, которые висели на двух стойках за декоративным экраном.
        — Дизайнерская одежда не в стиле Ди.
        — Я могла бы сложить ее в гардеробной, но предпочитаю иметь под руками. Девушка должна быть готова к любым неожиданностям.
        — Вы были в этом в субботу вечером?  — Роб взял в руки удивительно изящный кофейного цвета атласный топ с кружевом и, удивленно подняв брови, повесил на место.  — Не уверен, что «Бересфорд Ричмонд» готов к такому очарованию. Тра-та-та.
        — Пожалуйста, не трогайте белье. Все мои наряды должны быть сюрпризом, так что не смотрите.
        — Справедливо. Во сколько мне за вами заехать?
        — Не стоит. Давайте встретимся там.
        — Почему, мисс Роузмаунт, вы же не боитесь злых языков, которые станут злословить, если мы войдем вместе, не так ли?
        — Совсем нет. Но я собираюсь поехать пораньше, чтобы помочь все организовать.
        — И только? Или у вас правило не встречаться с шеф-поварами?
        — Встречаться? Конечно нет. У меня нет проблем с шеф-поварами. Совсем никаких. Я провела три года бок о бок с ними, пока не встретилась с одним,  — она смотрела на его грудь, медленно, медленно перевела взгляд на лицо,  — высокомерным шефом, чье эго соответствует размеру шрифта, которым пишут его имя в меню. Любая девушка, которая встречается с шефом, любящим читать свое имя в колонках со сплетнями, знает, на что она идет, я уже не говорю о продолжительности его рабочего дня и дурном нраве.
        — Ш-ш-ш. Вы могли бы сказать это о любом успешном человеке, который зарабатывает репутацию потом и кровью. Публичность вещь неплохая. Тем более когда рестораны закрываются каждую неделю. Пресса меня любит потому, что я даю поводы написать что-нибудь. Это часть моей работы.
        — А. Ну вот и получите, что хотели. Наслаждайтесь славой в ореоле публичности во время благотворительного вечера, а мы, простые смертные, будем суетиться в вашей тени и делать всю черную работу. Взаимная выгода. Я просто жду не дождусь вечера. Обещаю, будет очень интересно.
        Глава 6
        Время словно повернулось вспять.
        Роб Бересфорд стоял на входе в парк напротив кулинарного колледжа западного Лондона. Колледжа, где он провел два самых ужасных года жизни, пока учился готовить профессионально.
        Здание, кажется, выглядит немного чище, они добавили стекла и приглушенных тонов в оформлении входа, чтобы меньше походило на тюрьму, тем не менее все осталось прежним.
        У него есть коробка, где хранятся дипломы и сертификаты, полученные, как говорили в колледже, за кулинарное искусство и профессиональную подготовку.
        Те годы были очень трудными, полными одержимой работой, когда силы поддерживались дешевым кофе и углеводами.
        Он вырос и провел первые девятнадцать лет жизни здесь, в Лондоне, всегда ощущал себя здесь как дома.
        И теперь он направлялся в один из отелей «Бересфорд», чтобы собрать деньги для других молодых людей, не имеющих ничего, кроме искры в сердце и желания показать миру, на что они способны. Разве это не ирония судьбы?
        Тихо хмыкнув, он поднял голову, прошел по залитому солнцем тротуару и повернул за угол, подальше от колледжа, вернувшись в тот мир, в котором жил сейчас. Шон проделал огромную работу, восстановив «Бересфорд Ричмонд». Роб помахал администраторам, взбегая по лестнице, ведущей в главный конференц-зал.
        Он осмотрел зал, выискивая Шона или Лотти, медленно пошел между столиками, приветствуя знакомых из мира отелей и кулинарии, ему в спину светили вспышки фотокамер, он не обращал на них внимания, одергивая манжеты вечерней рубашки.
        Он Бересфорд в толпе гостей его гостиницы.
        Единственный раз в жизни он намеренно надел смокинг ручной работы на шоу для прессы и не скрывал гордости за достижения своей компании.
        Его отец Том Бересфорд основал сеть отелей «Бересфорд» с нуля и работал не покладая рук, создавая линию роскошных гостиниц в городах по всему миру. Но Роб восхищался им не за это. Пока маменька искала вдохновения, отец заботился о том, чтобы у него была собственная комната, стабильный дом и школьная жизнь. Новость, что отец собирается снова жениться, ударила как гром среди ясного неба. До этого их было двое, но новая жена была так мила. И в качестве бонуса у него появился брат.
        А вот и он. Шон Бересфорд. Специалист по кризисному управлению гостиницами и менеджер отеля, где он сейчас находится, приветствуя около шестидесяти гостей, приглашенных им лично. Такой же, как всегда. Очаровательный профессионал.
        Роб первым обнял брата:
        — Слышал, здесь сегодня будет благотворительный аукцион, и подумал, что смогу сделать несколько ставок. А ты как?
        В ответ раздался короткий смешок.
        — Ди в Китае. Снова. Но они с Лотти смогли как-то уговорить меня провести мероприятие здесь. Я даже согласился стать хозяином церемонии. Так что присоединяйся.
        — Уже. Ты отлично все обновил. Сказочное место.
        — Спасибо. Пришлось потрудиться, но это того стоило. ВИП-мероприятия, как это,  — отличная реклама. Золотая жила. Я и не знал, что Лотти знакома с таким количеством высокопоставленных людей.
        Роб нахмурил брови:
        — Лотти Роузмаунт?
        — Точно. Она составила такой список гостей, просто умереть не встать. И если кто-то заслуживает похвалу за весь этот переполох, то это она. О, мне пора идти. Хорошего вечера! Надеюсь, тебе понравится еда. Мы взяли меню для вечеринки из «Бересфорд Париж», там эти блюда пользуются популярностью.
        — Подожди. А что вы подаете? Ну-ка, удиви меня.
        — Сначала канапе, потом холодные закуски, на выбор три горячего, салат и сыр. Я знаю, ты будешь пробовать всего понемногу, пока не подадут десерт.
        Шон показал на двери, ведущие на кухню.
        — Мой главный шеф-повар всю ночь покрикивала на свою бригаду, что в зале будет Роб Бересфорд, и все зависит от того, насколько хорошо они все приготовят. Моя команда хочет произвести впечатление на тебя. Они там трясутся от страха. Поэтому не волнуйся насчет блюд. Твоя работа сегодня — играть роль знаменитости. Удачи тебе! Увидимся позже.  — И Шон пошел встречать вновь прибывших гостей.
        Роб отошел в сторону и попытался привести дыхание в норму.
        Какого черта он для вечера взял новое меню из Парижа?
        Это его дело отвечать за блюда и напитки в сети гостиниц «Бересфорд».
        В последние месяцы его жизнь была полностью занята выставкой матери и шоу, и ему могли хотя бы сообщить о новом меню. Почему никто ничего не сказал? Хуже того, они говорили, но сообщение затерялось в сотне почтовых писем, которые он получает ежедневно.
        Он, конечно, доверял гостиничным поварам, лично нанимал их на работу и снабжал рецептами. Но чтобы доверить другим составление целого меню! Ну нет, исключено. Нужно пойти на кухню и выяснить, что они будут подавать сегодня.
        Он оглядел блиставшую золотом столовую зону.
        Владельцы гостиниц и высшие управляющие отелями, директора компаний в дизайнерских костюмах, журналисты, пишущие на темы кулинарии, и, если он не ошибается, несколько преподавателей из колледжа, которые когда-то отвечали за его обучение. Словом, те, кто в Лондоне заинтересован в появлении новых кулинарных талантов.
        Блестящая компания для благотворительного вечера. И каким кошмаром может обернуться новое меню, если оно не будет соответствовать всему этому великолепию.
        К Робу, огибая зал по периметру, шла очень милая девушка.
        Лотти Роузмаунт. Но только не та трудолюбивая Лотти, проводящая большую часть дня за плитой. Эта Лотти была одета в лиловое коктейльное платье, которое ей очень шло. Ткань облегала талию и свободно лежала на стройных бедрах. Длина до колен открывала длинные стройные ноги на высоких каблуках.
        Сегодня вечером она была воплощением молодой деловой женщины, которых он встречал на вечеринках по всему миру. Эффектная. Блестящая. Организованная.
        Но он знал настоящую Лотти. Женщину, которая превратила уличную пекарню в нечто необыкновенное. Женщина, которая делает то, что ей нравится, что она любит. И делает по-своему.
        Часто ли ему встречались такие женщины? Нечасто. О, он встречал множество девушек с блестящими волосами и высоким коэффициентом интеллекта, которые достаточно потрудились, чтобы заниматься любимым делом, и много дам-кондитеров, которые занимались теоретическими изысканиями в кулинарии, но из них мало кто может соединить теорию и практику и создать успешно работающую кондитерскую.
        А Лотти смогла.
        Может быть, поэтому он и стал помогать этой удивительной женщине.
        Они оба отличались от других людей.
        Жизненная сила и энергия заставляли ее сиять, как бриллианты на браслете у нее на руке. Она была взволнованна и притягательна, излучала тепло, и ему пришлось бороться с приливом тестостерона в каждой мышце тела, который заставлял его сердце биться быстрее. При одном только взгляде на нее.
        Роб наблюдал, как Лотти болтает с другими гостями. Слышал, как она отвечает на вопросы на французском и языке, похожем на русский. Конечно. Она наверняка учила современные языки бизнеса.
        Чтобы не чувствовать себя по-дурацки, он направился в бар, пожирая глазами женщину в лиловом платье, но она ушла в другой зал в компании высших руководителей из мира кулинарии, с которыми чувствовала себя непринужденно и почти по-дружески. Такая непринужденность и свобода приходят только с дорогим образованием. Она, кажется, что-то говорила о степени по менеджменту.
        Образование открывает закрытые двери.
        Его образование состояло из тяжелой работы и местного колледжа, в который он поступил семнадцатилетним мальчишкой, находясь на учете в полиции.
        Он взял стакан с газированной водой и направился к Лотти помочь разрядить, как ему показалось, очень уж официальную обстановку. Она начала представлять зажатых на вид парней одному из преподавателей коллежа, которого он смутно помнил со студенческих лет.
        Она не была кондитером-любителем, открывшим кафе ради шутки, по прихоти, чтобы занять себя и удивить друзей. Посмеяться над тупицами, которые не в состоянии заработать себе на жизнь.
        Наоборот. Она настоящий кулинар. Трудолюбивый. Работящий. Знающий.
        Люди редко удивляли его после долгих лет работы в гостиничном бизнесе.
        Лотти удивила.
        Возможно, именно поэтому он не сводил взгляда с ее милого лица до тех пор, пока она не повернулась и не пошла к сцене, откуда Шон уже показывал жестом, что начинает аукцион. Роб остался на месте, продолжая и дальше смотреть на нее и низкий вырез платья сзади.
        Вау. Умопомрачительно. Сногсшибательно.
        Что он хотел сделать? Ах да, пойти на кухню и выяснить, что там с этим чертовым новым меню, о котором он ничего не знает.
        Он поймал на себе взгляд официанта, вышедшего из кухни с подносом, полным канапе. Потом вышел еще один. И еще. У него сердце ушло в пятки. Поздно.
        Уже начали подавать еду. Что толку идти на кухню и учинять допрос, ведь еда уже на тарелках.
        План «Б». Придется пуститься в более трудный путь и попробовать каждое блюдо. И пусть только они окажутся не такими впечатляющими, как должно. Тогда-то он и выяснит, почему это произошло.
        — Ну, что ты об этом думаешь?
        — Я думаю, он отлично поработал,  — улыбнулась Лотти, не отрывая глаз от сцены.  — На меня он произвел впечатление. Но не смей передавать ему мои слова. Студенты решили присоединиться к его онлайн-фан-клубу и сделали, наверное, по сотне фотографий на свои мобильные телефоны.
        Лотти стояла плечом к плечу с Шоном, и они, не сговариваясь, молча наблюдали за тем, как Роб болтает и смеется со студентами. Он провел несколько часов после начала аукциона, представляя студентов с испуганными глазами шеф-поварам, перед которыми Лотти благоговела всю жизнь. Она каким-то образом смогла уговорить их участвовать в шоу и приготовить бесплатно семь блюд, ставших призами для аукциона.
        — У меня только один крошечный вопрос. Роб имеет какое-то отношение к сегодняшнему меню?
        Шон кивнул:
        — Роб отвечает за стандарты в гостинице, но сегодняшние рецепты прислал повар из Парижа.
        Лотти медленно развернула копию меню, которую стащила с одного из столиков, и протянула Шону, тот громко застонал:
        — О боже, что это? Выбор из десяти блюд? А эти каракули сбоку через всю страницу?
        — Рекомендации. Идеи. Предложения. И что это за смесь салатов и заметок о закончившихся блюдах? Гранат на той же странице, что и молотые грецкие орехи, анчоусы и копченая ветчина? Полная чушь. А остальное?
        Лотти помахала ладошкой и вздохнула:
        — Все было съедобно. Больше ничего не могу сказать по этому поводу.
        Шон закашлялся:
        — Не добивай меня, хотя, похоже, тебе понравилось бы работать с моим братцем и предлагать ему собственные рецепты.
        — Работать с могущественным Робом Бересфордом? Та еще идея. Я слишком хороша. Его эго не выдержит.  — Она засмеялась и схватила Шона под руку.  — Пойдем поговорим с твоим шеф-поваром, послушаем, что она скажет о сегодняшних блюдах. Мне хотелось бы узнать ее мнение. Но потом мне нужно поймать Роба и узнать кое-что насчет очень интересного телефонного разговора с Валенсией Кагони. Я только что с ней общалась. Твой брат должен кое-что объяснить.
        Шон только фыркнул:
        — Слишком поздно. Он уже увидел тебя и идет сюда. Нам везет.
        Лотти подняла подбородок, когда Роб подошел к ним. При виде его красивого улыбающегося лица ее охватили противоречивые чувства: смущение, недоверие, беспокойство и что-то опасное, вроде уважения. И все это вместе.
        — Привет.  — Она притворно закашлялась.  — Уже устал раздавать автографы?
        — Они отличные ребята,  — кивнул Роб на студентов, уминавших остатки десертов в буфете.  — Ты была права насчет стипендий. Половина молодых людей из присутствующих здесь не смогли бы платить за обучение. Отличная идея. Мне она понравилась.  — Он расправил плечи и засунул руки в карманы брюк.  — Мне понравилось, и я собираюсь кое-что сделать. Пойдем со мной. Я придумал, как сделать фонд еще интереснее.
        — Правда? Просто фантастика. Здорово. Отлично.
        Что-то в ее голосе заставило Роба повернуться и посмотреть на нее:
        — С тобой все в порядке?
        — Как никогда. Дело в том, что я сейчас разговаривала с моей наставницей Валенсией Кагони. Ее близнецы выздоровели, и она в полном восторге, что я нашла ей столь вдохновляющую замену на этот вечер. Ты конечно же знаешь Валенсию, Роб?
        Лотти подошла к нему ближе, чтобы оставшиеся гости не слышали их разговора.
        — То есть ты знаешь ее так хорошо, что иногда даже посылаешь в ее рестораны учеников со своей рекомендацией?
        Она подошла еще ближе, даже могла коснуться его, если бы захотела.
        — Таких учеников, как я.
        Он прищурился.
        — Это ты убедил Валенсию дать мне место ученицы. Позвонил ей и попросил дать мне шанс.
        — Она рассказала тебе,  — поморщился Роб.  — Черт.
        Лотти ткнула его пальцем в грудь.
        — Это ты дал мне возможность сделать карьеру. Ты!  — Она отошла на шаг и оглядела зал.  — Никак не могу поверить.
        Он удивленно поднял брови:
        — Валенсия Кагони моя подруга еще с колледжа. Тебе была нужна работа. Я позвонил. Теперь довольна?
        — Нет. Я смущена. Но почему ты не сказал мне об этом раньше? И Валенсия не говорила ни слова. Ни одного за все три года.
        — Я просил не говорить, что звонил. Всегда чувствуешь себя лучше, если добиваешься того, чего хочешь, своими силами, а не за счет знакомств. Но то, чего ты добилась,  — твоя личная заслуга. Я здесь ни при чем.  — Он неопределенно помахал рукой.  — Знаешь, Валенсия никогда бы не взяла тебя, если бы не была уверена, что у тебя есть талант. И она лучший преподаватель, чем я.
        — Ты меня уволил, а потом нашел новое место для стажировки. Почему? Почему ты это сделал?  — Голос Лотти дрожал от эмоций.  — Мне правда нужно это знать, у меня голова идет кругом.
        — Потому что я знал, что Дебра никогда не сможет стать наставником для таланта. Ты заслуживала шанс показать свои способности, а Дебра никогда бы не позволила другому шефу украсть ее славу. Ясно?
        Лотти с молчаливым удивлением смотрела ему в глаза.
        — Тебе никто никогда не говорил, что ты самый несносный человек на земле?
        — Часто.  — Он ухмыльнулся.  — А тебе никто не говорил, что ты самая милая и самая настойчивая женщина в мире? Возможно, именно поэтому я считаю тебя такой привлекательной.  — Он огляделся по сторонам и подал ей руку.  — Мы здесь закончили. Можем теперь стильно выйти! Идем?
        Лотти посмотрела на него, громко вздохнула и взяла его под руку:
        — Сумасшедший выдался вечерок. Почему бы его так и не закончить? Я теперь уж и не знаю, что о тебе думать. Сначала думала, ты полный… но затем образ перевернулся. Так странно, совсем не смешно, и у меня от всего этого разболелась голова. Так кто же ты такой, Роб Бересфорд?
        — Хочешь выяснить?
        Глава 7
        — Это законно?
        — Вполне. Мне нужно проветриться, а главный вход слишком далеко. Хочешь прогуляться?
        Лотти посмотрела на деревянную табличку «По газонам не ходить», быстро вдохнула, крепко взяла Роба за руку и шагнула через низкий деревянный заборчик, отделявший тротуар от газона. Они прошли до бетонной дорожки всего минуту, но у нее сильно билось сердце.
        — Тебе не нравится нарушать правила. Да?  — ухмыльнулся Роб.
        Он еще и наблюдателен.
        — Не моя специализация. А вечер чудесный, да и мне нужно подышать свежим воздухом. Давай прогуляемся по парку? Я не была здесь сто лет.
        Вечер и вправду был чудесный, а Роб Бересфорд казался горячее, чем хлеб, только что вынутый из печи. И пах так же приятно.
        Ее предательское сердце еще не полностью привыкло к тому, что она шагает рука об руку с этим ослепительным мужчиной, а он непринужденно болтает с ней как со старым другом.
        Время от времени она бросала на него взгляды, чтобы убедиться, что это не галлюцинация, а тот же самый человек, который метал громы и молнии на подмастерьев и заставлял плакать взрослых мужчин на телешоу.
        Высокомерие и презрение ушли, перед ней был удивительный мужчина, который, оказалось, помог ей начать карьеру, устроив ученицей к лучшему повару-кондитеру в Лондоне.
        Эта перемена выбила почву у нее из-под ног.
        — Йен рассказал мне о твоей идее насчет торта на день рождения. Мне она понравилась. Будет забавно.
        — Я тоже так считаю. Моя кондитерская находится в самом оживленном месте улицы, а современные мамы и папы не имеют времени или, честнее сказать, желания сами готовить торт на день рождения ребенка. В общем, у меня много заказов. И ты удивишься, как много тортов заказывают старомодные семьи для бабушек и дедушек, даже для прабабушек и прадедушек.
        — Шутишь?
        — Нет. Я поэтому и основала клуб «Веселая выпечка». Там взрослые учатся печь торты.
        Она прижалась к Робу, пропуская группу туристов.
        — Ты так увлечена выпечкой?
        — Больше, чем думала. Пока у меня только восемь вариантов тортов-машинок из мультфильмов, один ты видел сегодня утром. Это для детей от четырех до восьмидесяти четырех лет и старше. Люди такие разные. А на следующей неделе клуб пекарей хочет, чтобы я научила их готовить шоколадный торт, мы будем печь его на день рождения одной из наших постоянных покупательниц. Ей девяносто лет. Она хочет, чтобы его покрывал толстый слой мягкой шоколадной глазури. И три слоя шоколадного бисквита внутри. Есть ложкой. По бокам покрыть взбитыми сливками. Красота.
        — О да. Помню, как в прошлый раз у меня весь день руки были в липкой глазури и шоколаде. Никогда не забуду. Но позволь мне сказать: для работающего кондитера ты выглядишь просто сказочно.
        — Спасибо, добрый господин. Приятно слышать. Ты тоже приоделся.
        Роб нарочито небрежным жестом провел рукой по пиджаку:
        — О, это старый костюм! Просто хотел произвести впечатление на будущих звезд.
        Лотти пожала ему руку и громко засмеялась:
        — Как не стыдно! Соблазнять сразу столько будущих звезд. Как здоровье матушки?
        — Сегодня ей намного лучше, днем она отправилась в галерею, а потом пойдет пить чай с подругами. Как видишь, у меня сегодня официальная увольнительная на несколько часов, и, если ты не рвешься домой, думаю, можно кое-что предпринять. Посмотри через дорогу. Что ты там видишь?
        Он набросил ей на плечи пиджак и отвернул воротник, чтобы мягкая ткань защитила шею. Она сделала вид, что не заметила, как его пальцы нежно прошлись по ее коже на затылке, посмотрела туда, куда показывал Роб, увидела знакомое здание и засмеялась:
        — Старое здание кулинарного колледжа. Мы обошли его кругом:
        Роб кивнул:
        — Я впервые вошел туда в семнадцать, я был зол на весь мир и на себя. Во мне все бушевало, Лотти. Тебе бы явно не захотелось быть рядом со мной тогда.
        Что-то в его голосе заставило ее обернуться и посмотреть ему в лицо.
        — Насколько я знаю, все семнадцатилетние испытывают подобные чувства.
        — О, девочка, если бы ты только знала всю правду.
        Его глаза потемнели от воспоминаний, изменилось настроение. На лице появилось тревожное выражение, рот сомкнулся в прямую линию, тело застыло от напряжения.
        — Расскажи мне. Расскажи, что заставляло тебя бушевать тогда, мне это действительно интересно.
        — Это чертовски длинная история.
        — Тогда давай сядем, будем смотреть на колледж и вспоминать.  — Она осмотрелась и нашла старую, не очень чистую деревянную скамейку, которую накрыла его пиджаком.  — Отлично,  — сказала она, усаживаясь.  — Июнь. Относительно теплый вечер, и я сижу на твоем пиджаке, в общем, тебе не уйти. Предлагаю начать с самого начала. Обычно это помогает.
        — Ты уверена, что не искусствовед? Чертовски любопытна.
        — Любопытство — одна из моих самых сильных черт характера. Ничего не могу с этим поделать. Как только возникает к чему-то интерес, я должна выяснить об этом все. Так что начинай. Я никуда не уйду, пока не выясню, почему ты был так сердит на мир в первый день, когда вошел в эти двери.
        — Ага. Значит, я тебя заинтересовал. Сама призналась.
        — Я хочу знать, в какую семью попадет моя лучшая подруга. Пока Шон вел себя безупречно, но какие скелеты в шкафу Бересфордов ожидают Ди?
        — Скелеты? Лотти, там целый пиратский корабль, полный скелетов, они вооружены до зубов, в любую минуту готовы напасть и вызвать полный хаос вокруг. Но проблема большинства из них связана с моей линией в семье, не с Шоном.
        — Я не понимаю. Он говорил мне, что твои мама и папа поддерживают хорошие отношения, несмотря на развод.
        — Да, мне повезло. Отец познакомился с мамой, когда открывал первую гостиницу «Бересфорд» в Нью-Йорке. Большую часть года она жила богемной жизнью в колонии художников в Хэмптоне, проводила выставки своих работ в городе, когда были нужны деньги. Ну, ты же видела мою мать. Щедрая, смешная и такая талантливая, это уже переходит все границы. Он сразу влюбился в нее. Тогда она была еще более удивительной и совершенно очаровала его, он даже переехал туда. Они прожили шесть грандиозных лет в Нью-Йорке перед тем, как переехали в Лондон и открыли здесь флагманскую гостиницу. Но затем все изменилось. И мама решила, что больше не сможет здесь жить.
        — Она так ненавидит Лондон?
        — Не Лондон. Она ненавидит резкие перемены в жизни. Мама любит, чтобы каждый день и вся жизнь шли мило, просто и предсказуемо. Лондон оказался слишком большим, слишком быстрым. И она не смогла привыкнуть к нему. В конце концов единственным выходом для нее было возвратиться в Хэмптон, но она часто приезжала повидаться со мной. Я был еще совсем мал, поэтому остался с отцом, привыкая к перелетам.
        — Это, наверное, тяжело. Хотя некоторые люди проводят так всю жизнь. Мой отец всегда хвастал, что однажды провел дома в собственной постели всего пятнадцать дней в году. Цена современной жизни.
        — Это, может быть, хорошо для твоей семьи, но не для моей. Мой отец планировал вернуться в Нью-Йорк, но дедушка с бабушкой в Суффолке нуждались в его помощи, и мама оставалась одна все дольше и дольше, а потом они просто разошлись. Я был слишком мал, чтобы понять, что такое развод, и на самом деле он мало изменил мою жизнь, пока отец не встретил мать Шона Марию. И в следующие десять лет я узнал, что значит иметь мать, которая рядом с тобой каждую минуту, когда ты в ней нуждаешься. Мария подарила мне брата.
        — Шона. Конечно. Ты любил Марию, правда?
        — Просто обожал. О, я знал, что у меня есть настоящая мать. На дни рождения и Рождество дом заполняла Адель Форрестер и ее друзья. Она налетала как смерч, также быстро улетала на шесть месяцев, оставляя после себя полный хаос. Но так нравилось и папе, и Марии. Открытый дом. Мария была очень неординарной женщиной, соответственно, Шон оказался невероятным братом. У меня появилась семья, которая заботилась об очень робком подростке, помогала ему понять, что такое настоящая жизнь и что он хотел бы в ней делать. Все это было хорошо. Слишком хорошо.
        Роб развел руки, словно хотел обнять деревья вокруг.
        — А потом все это у меня отняли. И я слетел с катушек.
        — Мария. Конечно. Извини. Шон рассказывал Ди. Она умерла, когда он был еще маленьким.
        — Несправедливо. Очень несправедливо. Когда-нибудь, когда Шон станет намного старше, ты сможешь расспросить его о жизни матери, убежавшей от войны и разрухи. Она умерла от рака в стране, где нашла убежище и семью, которую любила и которая любила ее. Не могу говорить об этом спокойно, так и хочется что-нибудь разбить.
        Он потянулся и сорвал большой лист с куста, росшего над их головами, и медленно стал рвать его на кусочки длинными пальцами.
        — Хочешь узнать о моих скелетах? В семнадцать у меня было много денег, автомобильные права и достаточно гнева и ярости, чтобы носиться по Лондону. Именно этим я и пытался заняться. Алкоголь, девицы, азартные игры и люди, которых мой отец вышвырнул бы из своих гостиниц. Полный набор. Иногда мне удавалось победить. Иногда нет. Полиция может это подтвердить. Несколько сломанных костей. Мой нос с тех пор поменял форму.
        — И что сделал твой отец? Он, наверное, сильно беспокоился о тебе.
        — Он делал все, что мог. Однажды я проснулся в постели девицы, чье имя не помнил, на моем мобильном было больше двадцати звонков с просьбой перезвонить домой. Моя мать попала в беду в Таиланде. Настоящую беду. Через три часа я уже летел в Бангкок. Я слышал слова «нервный срыв», но и представить себе не мог, какую эмоциональную катастрофу увижу в психиатрической больнице. Последний любовник украл все, что у нее было, и оставил ее, разбитую горем, в одиночестве в незнакомой стране. Это случилось не впервые, но на этот раз все оказалось совсем плохо. Но ей повезло. Один художник из ее окружения заволновался и послал на поиски отряд спасателей. Те нашли ее на берегу океана на следующий день. Плачущую. Потерявшую рассудок. Шарахавшуюся от любого, кто прикасался или даже просто приближался к ней. Это были самые страшные сутки в моей жизни.
        — О, Роб. Это ужасно. Для вас обоих.
        — Я заключил с ней сделку. Очень простую. Пообещал, если она вернется в Лондон и пройдет курс лечения, я буду заботиться о ней. Поступлю в колледж, получу квалификацию, нужную для работы на кухне в гостиницах. И я стал вести трезвую и чистую жизнь трудолюбивого муравья. Весь гнев и ярость, охватившие меня после смерти Марии, я направил в работу.
        Кусочки разорванного листа кружились в воздухе.
        — Вот почему я не удивляюсь, когда люди находят меня ужасным. Я отчаянно пытался доказать всем, что могу чего-то добиться в жизни, и не позволял никому и ничему вставать у меня на пути. Самое подходящее слово «непреклонный».
        — Она согласилась? То есть она вернулась с тобой из Таиланда?
        — Она отправилась в самый лучший реабилитационный центр, который можно было найти за деньги, и я знал, что она там пробудет долго. Отец ездил к ней, когда позволял бизнес, брал с собой Шона, когда в центре сказали, что она стала вести себя достаточно стабильно. Но, несмотря на это, мы были вдвоем против всего мира. Я думал, будет достаточно вывести ее из черной полосы в жизни, и это волшебным образом вернет все, она снова станет той милой мамочкой, которую я знал, и все будет как раньше. Я был так наивен и мало знал о душевных болезнях. Потому сильно ошибался. Очень сильно. О, она могла прожить год или полтора без приступов, потом снова влюблялась в какого-нибудь напористого парня, и жизнь вновь становилась прекрасной. До определенного момента. Мне приходилось вмешиваться, собирать ее из обломков и начинать все сначала.
        Лотти не знала, как спросить.
        — В ту ночь в галерее о чем ты больше всего волновался? Что она не выдержит и снова сорвется?
        — Нет. Меня больше волновало, что это может случиться на глазах критиков и журналистов после убийственного сочетания лекарств и шампанского. Продать новость о возвращении через восемь лет художницы с вдохновляющими картинами труднее, чем репортаж о вернувшейся из психушки матери Роба Бересфорда. То, что нужно. Еще и скажут, что я сам все подстроил.
        Она взяла его за руку:
        — Адель повезло, что ее защищает такой сын, как ты.
        — Да? Я не всегда был с ней, Лотти. Долгое время мы жили порознь. Я заменил ее в жизни матерью Шона именно в тот момент, когда ей нужен был сын. А от чувства вины не так-то легко освободиться.
        — Но ты сдержал слово.
        Ее глаза наполнились слезами, она попыталась разжать пальцами его крепко сжатые кулаки. Это прикосновение заставило его посмотреть ей в лицо, кулаки разжались, и он обнял ее.
        — У меня есть идея. Ты можешь сказать, что это не мое дело, но я выскажусь. Я понимаю, ты хочешь, чтобы твоя мама была в наилучшей форме, и хочу помочь. Она замечательная художница, я восхищаюсь ее работами. Если хочешь, она может пользоваться моей студией в любое время, когда вы будете в Лондоне. Полное обслуживание и столько лимонного бисквита, сколько она сможет съесть.  — Она сжала губы, будто боялась услышать ответ.  — Что ты думаешь?
        Роб несколько секунд смотрел ей в лицо:
        — Ты хочешь это сделать? Для нас?
        — Не задумываясь.
        В ответ он крепко сжал ее руку и медленно встал:
        — Спасибо, Лотти. Да. Я думаю, ей это очень понравится. Хотя хочу предупредить, что для тощей художницы эта женщина поглощает чертовски много пирожных.
        Лицо Роба светилось, он не привык к проявлениям доброты и пытался скрыть, насколько это глубоко тронуло его. Черт, она понимала, каково ему сейчас. Просто не ожидала такой реакции. В этот момент чувство негодования, которое она испытывала к нему последние три года, лопнуло, как шарик. Исчезли и воображаемые способы мести. Ушли. Закончились. Растаяли. Пришло время обновить отношения с Робом.
        Она неуверенно взяла его за руки, он помог ей подняться со скамейки. Они пошли по дорожке, держась за руки, будто делали так всегда.
        Роб никогда не узнает, что у нее вспотели руки не от теплого ветерка, а оттого, что он нежно поглаживал их. Она избегала смотреть на него, боялась выдать себя, показать, насколько ей хорошо сейчас. Это бы стало возможно, если бы она была его девушкой.
        Но разве сейчас у них не свидание? Почему бы не насладиться моментом? Это будет еще одним счастливым воспоминанием, которое останется с ней, когда Роб и Адель вернутся к захватывающей бурной жизни.
        В голове одна за другой пролетали неведомые ранее мысли, она не заметила трещины на дорожке, пока не ударилась носком босоножек о камень и не начала падать. Ее подхватили сильные руки.
        Лишь несколько мгновений спустя она осознала, что стоит рядом с Робом, он обеими руками обнимает ее, прижимая к груди.
        На секунду Лотти закрыла глаза и замерла в теплом сильном объятии. Тонкий аромат лосьона, дезодоранта и чистого белья. Запах лимона смешивался с мускусными специями и теплым летним вечерним воздухом и с чем-то еще уникальным, с запахом самого Роба. Странное магнетическое притяжение становилось все сильнее и сильнее.
        Он так действовал на нее, что она вдруг почувствовала себя легкомысленно и просто повисла на его груди.
        Это была ее мечта, ее фантазия. На несколько драгоценных секунд она превратилась в обыкновенную девушку, пришедшую на свидание. Представила себе, что этот мужчина выбрал ее и хочет быть с ней.
        Сквозь тонкую ткань платья она ощущала его сильные мышцы. Давно ее никто так не обнимал.
        Черт побери этого Роба. Она не должна этого делать. Зачем только согласилась пойти с ним прогуляться? Он улетит в свой мир, а она вернется в свой.
        — Ты в порядке?  — спросил Роб заботливо; у нее снова перехватило горло.
        Она отпрянула и улыбнулась ему, но вместо того, чтобы сделать шаг назад, он просто сомкнул руки у нее на спине, удерживая на месте и давая возможность прийти в себя.
        — Да, думаю, да.  — Она посмотрела на туфли.  — Какая я неуклюжая. Спасибо, что не дал мне упасть и разбить лицо.
        Лотти откинулась назад и увидела, что он рассматривает ее лицо, словно ища в нем что-то, прежде чем заговорить. Его губы расплылись в широкой открытой улыбке, теплой и заботливой. Она просто ослепляла.
        — Я рад, что оказался здесь в нужное время.
        Она понимала, что должна что-то сказать в ответ, но не могла заставить себя открыть рот.
        Чудовищная ошибка.
        Роб сменил положение, и, пока Лотти шептала: «Спасибо», его дыхание уже ощущалось у нее на щеке. Она уперлась ладонями ему в грудь. Идущее от него тепло согревало и растапливало остатки ледяного сопротивления в душе.
        Мимо прошла молодая парочка, проехал велосипедист, но Лотти не слышала ничего, кроме дыхания, которое вырывалось из его губ, прижатых к ее виску, не чувствовала ничего, кроме щетины, слегка царапающей щеку. Ощущение длилось всего секунду. Затем она поняла, что он обнял ее за талию и его рука медленно, медленно скользила к вырезу на спине.
        Ощущения были такие неожиданные, такие нежные, что ей стало тяжело дышать.
        Тем самым она словно подала ему сигнал одобрения.
        Пока его пальцы гладили ее кожу, чувственные губы медленно и нежно целовали ее сладчайшим и нежнейшим поцелуем.
        Поцелуй вышел очень коротким, Роб отдвинулся, оставив ее мечтать о продолжении.
        — Хочешь кофе? Я знаю отменное местечко.
        Глава 8
        — Мне никогда не надоедает этот вид,  — бормотала Лотти, в сгущавшихся сумерках глядя на улицу из патио роскошной квартиры над крышами Лондона.
        — Замечательно.
        Она через плечо оглянулась на Роба, который, опершись на кухонную столешницу, любовался ею, а вовсе не видом, открывавшимся из патио. Заводил ее одним взглядом. Как он это делает? Она встречала банкиров, которым стоило поучиться у него тому, как смутить человека.
        Ей хотелось расправить плечи и дать отпор, но она чувствовала, что ему было бы приятно видеть, как неловко ей ощущать его обожание.
        Он бросил на нее взгляд, который можно расценить как огнеопасный. И Лотти впервые после того, как они вышли из отеля, запаниковала.
        Что она здесь делает?
        Она научилась иметь дело с хищными акулами, работая в банке, да и большая часть ее жизни дома послужила тому, чтобы прекрасно распознавать их тактику: загнать маленькую рыбешку на мелководье, откуда нет выхода.
        На этот раз она добровольно зашла на территорию акулы, и защитить ее мог только ум и чувство юмора. Неужели она совсем потеряла голову?
        Прогоняя сомнения, Лотти смотрела, как Роб отвел от нее взгляд, снял пиджак и небрежно бросил на спинку дивана.
        Мышцы под тонкой тканью вечерней рубашки напрягались с каждым движением, заставив ее покрыться мурашками.
        Притяжение к нему было настолько сильным, что она поспешила вернуться в патио.
        Легкий ветерок охладил кожу, она убрала волосы с шеи, и они волной легли на плечо.
        — Ты всегда жила в Лондоне?  — Роб стоял у металлического ограждения так близко, что их локти соприкоснулись, и она погрузилась в море удовольствия, едва собравшись с мыслями, чтобы ответить.
        — Я недолго жила в школе менеджмента в Америке, но в остальное время — да, живу здесь.  — Ее взгляд скользил по уличным фонарям.  — Я люблю этот город, всегда любила.
        — Тогда это еще одна общая для нас черта.
        Лотти отошла от перил и повернулась к нему вполоборота.
        Лондон?
        — Я думала, ты ждешь не дождешься, когда сможешь отсюда уехать, ведь твой бизнес в Калифорнии. Твоя мама рассказывала, какой у тебя чудесный дом на берегу океана и…  — Она вернулась к созерцанию панорамы и замолчала.
        Теперь картина ясна. Замечательный шеф-повар поехал в Калифорнию, чтобы быть ближе к матери, которая нуждалась в помощи. И постепенно выстроил новую карьеру на телевидении. Все-таки он игрок. Всегда и во всем ищет то, что интересно ему, но…
        — Она кажется счастливой здесь.
        — Она счастлива. Выставка стала хитом, и маменька отправится в Калифорнию, как только она закроется. Мы оба вернемся к работе. Я, вероятно, снова буду в Лондоне только через много месяцев.
        — А у тебя есть дом, куда ты вернешься?
        — Если ты имеешь в виду кирпичи и коврик при входе, то не совсем. Я занимаю пентхаус в «Бересфорд Плаза», а у маменьки лофт, в котором раньше жил я. Кофе без кофеина тебе подойдет?
        — Вполне. Спасибо.
        Роб пошел на кухню, наполнил кофеварку водой, добавил две большие ложки молотого кофе из банки, нажал несколько кнопок.
        — Ну, вижу, ты достаточно квалифицированный бармен, а находишь ли время, чтобы готовить самому? Наверное, скучаешь по собственной кухне?
        — Готовить, в смысле резать овощи и варить бульон? Не готовил уже много лет.  — Он ухмыльнулся.  — Я развлекаюсь тем, что ищу новых поваров для гостиниц, наблюдаю, как они учатся, растут и готовят удивительные вещи. Каждый из них стремится угодить мне, готов вывернуться наизнанку. Теперь все идет просто волшебно.
        Лотти прошла в комнату, каждое его слово глубоко проникало ей в сердце и затрагивало что-то в глубине души. Она все ближе подбиралась к реальному Робу. Без прикрас. На кухне он просто Роб, ждет, когда будет готов кофе, устал после вечера, где играл роль известной персоны и делал все, что от него ожидали.
        И рядом она. Больше никого. Поймав эту мысль, Лотти с отчаянием противилась ей, но сила притяжения с каждой минутой опутывала ее все теснее и теснее.
        — Так ты понял, что я пыталась сделать сегодня?
        Роб изобразил неопределенный жест вокруг головы:
        — Конечно, понял. Лотти, фея-крестная, хочет иметь возможность менять жизнь других людей. Никаких фальшивых обещаний. Могу понять.
        — Фея-крестная? Спорю, ты говоришь это всем своим девицам.
        Она сделала реверанс. Это было ошибкой. Роб поднял руки и снял с полки поднос, при этом рубашка задралась и открыла пару дюймов загорелого плоского живота.
        И почему ее всегда влечет к атлетическому типу мужчин?
        Дурная голова.
        Дурное сердце.
        Дурная потребность в этом мужчине.
        Дурная…
        — Что? Я что-то не так сказал?
        Она смутилась, ответила, отчаянно пытаясь скрыть осипший от страсти голос, бормоча первое, что пришло в голову:
        — Я люблю свою кондитерскую и с трудом представляю, как можно все время жить в гостинице, независимо от того, какой вид открывается из номера.
        Роб засмеялся:
        — Не волнуйся. Я привык жить на чемоданах.
        В этот момент ей захотелось броситься в его объятия, почувствовать силу его тела и сказать, насколько он привлекает ее. Но она сдержалась. Он уезжает, она остается, этот рецепт несчастья есть в любой кулинарной книге.
        Нет. Она будет контролировать себя, противостоять его обаянию. Она просто должна это сделать.
        Пора надеть маску, выпить кофе и спрятать свои чувства глубже. И поскорее убираться отсюда, пока не сделала какую-нибудь глупость. Вроде желания обнять его.
        Лотти молча смотрела, как Роб наливает кофе.
        — Божественный запах.
        — Специально закупаем этот сорт для наших гостиниц у лучших производителей кофе. Если голодна, можешь попробовать мягкое бисквитное печенье с амаретто вон из той банки. Мой шеф по итальянской кухне приготовил его собственными руками, но знаю, твои стандарты намного выше, так что жду экспертное мнение.
        Роб наблюдал, как Лотти открывает крышку и подносит ее к лицу, вдыхая аромат.
        — О, просто блаженство. Ди не говорила тебе, что я обожаю итальянскую кухню? Неужели ты подготовился?
        — Интуиция сработала. Кажется, у нас есть еще одна общая страсть, мисс Роузмаунт.
        Лотти откусила кусочек мягкого бисквита с миндалем и абрикосом и застонала от удовольствия, ресницы затрепетали от восхищения, на лице появилось выражение восторга.
        Самая сексуальная сцена из всех, которые когда-либо видел Роб.
        Если бы они сейчас сидели в ресторане и все видели эту сцену, шеф-повару пришлось бы увеличивать штат, так много заказов последовало бы на печенье, которое все брали бы навынос.
        Он замер, пораженный увиденным, напрасно пытаясь контролировать дыхание. И разные другие части тела, которые, казалось, проснулись оттого, что он находился на расстоянии вытянутой руки от удивительной женщины, и они были в квартире одни.
        Как только женщины узнавали в нем шеф-повара, которого показывают по телевидению, они либо спешили погреться в лучах его славы, бросаясь фотографироваться с ним в надежде попасть на страницы модных изданий, либо старались скорее включить его в список своих знаменитых любовников.
        Он давал то, что они хотели, они давали ему то, что хотел он. Просто. Открыто. Никаких серых зон: черное или белое.
        Лотти была многоцветной, как радуга. Совершенно не подходила под его звездный рейтинг и бросала вызов за вызовом с самого первого мгновения, когда они встретились в галерее.
        Ему очень нравилось, что она нарушила устоявшееся течение его жизни, изменила его поведение на публике.
        К сожалению, нравилось так, что даже могло навредить. Сегодня она прорвала его оборону до такой степени, что он рассказал ей историю своей жизни, а это много значит для него.
        Он никогда не рассказывал о себе. Ни прессе, ни тем более первым встречным. Слишком уж рискованно и с большой вероятностью окончилось бы статейкой в какой-нибудь сомнительной газетенке, от которой потом пришлось откупаться при помощи Салли.
        А Лотти? Может ли он доверять ей? Ди особенная девушка, ее обожает брат, но Лотти совсем другая. Умная, с юмором, настоящая бизнес-леди.
        Проведя всю жизнь в гостиничном бизнесе, он гордился своим знанием людей, сейчас все инстинкты его тела просто кричали о том, что она открытый человек, не способный на вероломство. Тем не менее под очень милой внешностью угадывалось нечто глубоко затаенное. И было странно видеть грусть и сожаление на таком открытом лице, когда она знала, что он смотрит на нее. А еще непонятнее, почему его все больше тянуло к ней.
        Когда он открыл холодильник, у него тяжело и быстро заколотилось сердце, он вдохнул прохладный воздух, чтобы восстановить самообладание. Роб терял контроль над собой, не мог ничего делать, только смотреть на Лотти!
        Уже давно ему так не хотелось быть с женщиной, как сейчас.
        Лотти жевала и тихо постанывала от удовольствия, он притворился, что перебирает содержимое холодильника.
        Может, так и бывает, когда кто-то тебя любит и хочет быть с тобой не те несколько часов между международными рейсами, а семь дней в неделю? Он встретил эту женщину совсем недавно и… Что это было? Страсть? Нет, явно нечто большее, чем просто физическое притяжение.
        Через несколько дней он вернется к нормальной жизни за океаном. Эта квартира будет сдана. Его пребывание здесь станет воспоминанием. Останется в воображении.
        Если она так действует на него, просто поедая бисквиты, какова же будет в постели? Вот они нагие, он скользит руками по ее мягкой коже, удивительному телу, доставляет ей удовольствие.
        Роб нашел превосходный предлог, чтобы сунуть голову в холодильник.
        — У меня есть белое вино, если хочешь немного выпить.  — Он непринужденно помахал запечатанной бутылкой.  — Или лучше двадцатилетний портвейн?
        — Спасибо, но завтра рано вставать, у меня уже и так болит голова. День был долгий.
        Он закрыл дверцу и посмотрел на нее, приоткрыв рот:
        — Ты серьезно? Неужели будешь работать в воскресенье?
        — Конечно. Одна из моих особых клиенток празднует пятидесятилетие свадьбы завтра, я обещала испечь специально украшенный торт и доставить им к чаю.  — И, не спрашивая ничего и не ожидая ответа, она макнула бисквит с амаретто в горячий кофе, встала с табурета и поднесла кусочек к его рту так быстро, что он не задумываясь шагнул вперед и сомкнул губы вокруг ее пальцев.
        Сладко, тепло, сильно пахнет миндалем. Супер.
        Это был один из особенных моментов, когда еда, компания и место объединяются в единое целое. Он понял, что в следующий раз, когда будет пробовать это печенье в любой точке мира, вспомнит, как выглядела Лотти в этот момент. Ее лицо пылало и сияло от восторга, губы были теплыми, пухлыми и мягкими, а удивительные глаза смотрели прямо ему в лицо.
        Воцарилось молчание. Он проглотил кусочек печенья. Хотелось прижать Лотти к себе и не отпускать так долго, как только можно, пока они вместе.
        — Собираюсь повысить этого повара. Расскажи мне о торте. Почему это так важно для тебя?
        — Почему? О, это легко. Лили была нашей дом работницей, это она научила меня печь пироги. Я обязана ей карьерой и тем, что она скрашивала мое детство. Думаю, это стоит того, чтобы приготовить ей торт. Как думаешь? А печенье правда очень вкусное.
        Она потянулась за жестяной банкой, но руки дрожали, и печенье рассыпалось. Прежде чем Лотти наклонилась собрать его, Роб шагнул вперед и обнял ее за талию.
        Он вдохнул дурманящую смесь дорогих духов, лосьона для тела, шампуня и Лотти.
        Она пахла необыкновенно. Чувственно. Сказочно.
        Он неуверенно подвинулся к ней ближе и почувствовал, как она прижимается к нему. Тогда он еще крепче обнял ее за талию, в награду послышался тихий, но такой соблазнительный вздох.
        — Ди говорила мне, ты бросила работу в банке, чтобы делать в жизни то, что любишь. Тут нужен характер. И страсть. Если Лили дала тебе хотя бы малую толику того и другого, тогда да, эта дама достойна самого лучшего торта, который ты сможешь испечь. Даже в воскресенье. Но мне кажется, что ты что-то недоговариваешь.  — Он замолчал и погладил ее по волосам.  — Почему ты не рассказываешь о твоей прошлой жизни, Лотти? Что заставило тебя бросить высокооплачиваемую работу и заняться рискованным бизнесом кондитера? У тебя ведь были и другие возможности зарабатывать деньги.
        Он почувствовал, как у нее напряглись плечи, но терпеливо ждал, когда она будет готова нарушить молчание.
        — Да, были, честно говоря. Даже слишком много. Отец хотел, чтобы я поехала во Францию и стала винтиком в IT-компании, которую он основал, выйдя на пенсию. Ни один человек не думал, что у меня потребность сделать карьеру в совершенно иной области и я смогу создать собственную компанию. И это было очень обидно.
        Он глубоко вздохнул, пораженный ее спокойствием, прижался подбородком к ее голове:
        — Значит, они совсем не знали тебя. Им же хуже.
        Лотти хмыкнула:
        — Ты прав. Они совсем не знали, какая я на самом деле. Мой начальник, мои друзья, даже бойфренд думали, что я вернусь к прежнему образу жизни месяцев через шесть. Но ошиблись. Мне нравится новая жизнь. Я продала большую часть акций, чтобы моя мечта сбылась, с помощью Ди удалось создать нечто особенное. Я теперь единое целое с чайной-кондитерской «Лотти» и не хотела бы ничего другого.
        — Так и бросила все? Карьеру, стиль жизни, все, что имела?
        — Все поменяла. Когда я была подростком, самым счастливым для меня было время, проведенное с Лили на кухне. Я экспериментировала с выпечкой, ароматами и текстурой.
        — И не жалеешь?
        — Иногда. Думала, что друзья, школьные, университетские, останутся друзьями. Но так не случилось. Вдруг оказалось, что нам больше не о чем разговаривать. По их мнению, создать кондитерскую можно только на пенсии в качестве хобби, это не может быть делом всей жизни. Пришлось заводить новых друзей.
        — И бойфренд не поддержал тебя, когда ты так нуждалась в помощи?
        Роб медленно, но твердо повернул ее к себе, чтобы видеть это потрясающее лицо, его руки легко придерживали ее за бедра.
        — Ты красивая женщина, Лотти. Только дурак мог бросить тебя.
        Она улыбнулась и положила ладони ему на грудь:
        — Он не бросал меня. Мы оба решили, что отношения исчерпаны. Он хотел взбираться по корпоративной лестнице и воплотить свои мечты в банковском деле. Я больше не хотела такой жизни, он не понял, как я могу все бросить и начать почти с нуля. Не будем судить его, это было бы несправедливо.
        — Тогда он еще больший идиот, чем я думал. Хотя меня это не удивляет.
        — Не удивляет — что?
        Лотти откинулась назад, чтобы видеть его лицо. В ее больших зеленых глазах Роб увидел такую потребность в любви, что лед в сердце дал трещину, и в нее устремилось тепло, растопившее ледяную скорлупу.
        Когда он торопливо заговорил, чтобы не передумать, каждое слово шло от сердца, а не от рассудка.
        — Я просто удивляюсь, почему бы тебе не позволить другому парню показать, какая ты потрясающая. Разве это так страшно?
        Лотти вздохнула, вгляделась в его лицо, будто искала что-то. И нашла.
        — Нет. Совсем не страшно.
        — Превосходно. Тогда давай начнем прямо сейчас? Сегодня. Со мной.
        Мозг Лотти завис.
        С ним? Роб хочет, чтобы она начала с ним встречаться?
        Предлагал самый большой соблазн на свете. Ей захотелось сказать «да» и выяснить, так ли приятны его прикосновения, как она думала.
        За одну ночь или, может быть, за выходные, если повезет, она снова почувствует, каково это — быть объектом вожделения мужчины.
        А потом он уедет. Она останется. В одиночестве.
        Она снова посмотрела ему в лицо. Он был абсолютно серьезен.
        — Не знаешь, как выпутаться, да?  — криво улыбнулась она.
        — Не слишком хорош для тебя?  — ухмыльнулся он.  — А, понял твою проблему, боишься, тебе понравится заводить интрижки?
        — Брось, Роб. Твоя жизнь и работа в Калифорнии, и ты уже говорил, что планируешь вернуться в Лондон не слишком скоро. У меня кондитерская, и прямо сейчас я не собираюсь организовывать подобное заведение в Кармеле. Так что спасибо за комплимент, но мне нужны надежные отношения.
        — Хорошо. Но я не могу их предложить. Мои правила просты: короткий роман между двумя взрослыми людьми, без привязанностей и ожиданий чего-то большего, чем есть между ними, и до тех пор, пока чувства сохраняются.
        Она взглянула ему в глаза. Фатальная ошибка. Она не смогла устоять, когда он наклонился и прижал ее голову к своей. Его губы были влажными и теплыми, она закрыла глаза, погрузившись в блаженство долгого и медленного поцелуя. Обняла его за шею, он придвинулся к ней ближе, она поцеловала его в ответ еще горячее и глубже, его дыхание слилось с ее.
        Где-то далеко в голове голос разума кричал, что глупо так поступать.
        Плохо, Лотти. Очень плохо.
        Его губы скользнули по ее шее, у нее перехватило дыхание.
        — Дай мне шанс, Лотти. Я хочу быть с тобой, узнать тебя. Ты дашь мне шанс? Ты научишься доверять мне?
        Она с трудом разомкнула веки и увидела его глаза совсем близко. Его лицо, о, его лицо!
        — Не знаю. Это означало бы, что ты будешь рядом довольно долго. А ты сможешь это сделать?
        Он взглянул на нее, сжимая в объятиях:
        — Я буду рядом достаточно долго. Ты дашь мне шанс?
        Он не отрывал взгляда от ее лица, словно прося принять его предложение. Что-то в его взгляде проникало в самое сердце, подавляя любое сопротивление.
        Столько всего еще нужно сказать.
        Лотти почувствовала, что улыбается ему, внезапно опьянев от его запаха, прикосновений, физического присутствия.
        Она провела кончиками пальцев по его нижней губе, он чуть приоткрыл рот.
        Лотти сосредоточилась на его губах, он гладил ее по лицу.
        Это и пугало, и волновало ее.
        Она хотела, чтобы он поцеловал ее. Чтобы между ними установилась связь. Она уже не могла вычеркнуть этого мужчину из своей жизни, слишком все далеко зашло. Ее губы раскрылись, она почувствовала его поцелуй, закрыла глаза и позволила себе улететь в бездыханную бездну глубокого-глубокого поцелуя.
        Глаза наполнились слезами, Лотти попыталась повернуть голову, чтобы капельки стекли, но слишком поздно. Роб вытер их, ласково проведя по ее щеке, у нее снова перехватило дыхание.
        Как можно сомневаться в этом человеке, ведь он способен быть таким нежным и любящим?
        Да, любящим.
        Она чувствовала себя так, будто знает его всю жизнь.
        Лотти коснулась морщинок в уголках его глаз, которые появились, как она теперь знала, не только от улыбок.
        Жизнь сурово обошлась с этим человеком. Любовь к матери заставила его рисковать. Если он и стал тщеславен, то в этом не только его вина. Он многим пожертвовал ради тех, кого любит, и сделает это снова.
        Его рука скользнула с ее щеки к волосам. Он убрал их с ее лица и стал целовать в висок.
        У нее забилось сердце, кровь застучала в ушах, а она уже и забыла, какое это сумасшедшее чувство, когда закрываешь глаза и чувствуешь влагу губ.
        Несравненное ощущение того, что ее хотят как женщину, притупило чувство самоконтроля, если от него еще что-то вообще оставалось.
        Время остановилось. Только это мгновение. Только Роб.
        Она нуждалась в нем так же, как он в ней. Как так получилось? И почему быть в его объятиях, чувствовать пальцы на спине и в волосах, губы на шее абсолютно правильно? Она понимала, что не в силах противиться теплу его губ. Хотела целовать его снова и снова, поворачивала голову, чтобы ласково коснуться его подбородка и щек. Приоткрыла губы и почувствовала прикосновение языка к шее.
        Она оказалась почти в раю.
        Его губы стали настойчивее, он медленно целовал ее в шею. Покусал нижнюю губу, и Лотти растворилась в тепле его объятий.
        Его рука скользила по ее руке, дотянулась до выреза на спине и стала медленно гладить талию, посылая волшебные волны тепла и желания всему телу.
        Она от удовольствия не открывала глаз. Он такой замечательный.
        Роб принялся расстегивать пуговицы на платье.
        Она не возражала. Он ей нужен. Она не хотела, чтобы он останавливался!
        Что-то внутри застонало, она отодвинулась от него, глазами уловив вспыхнувшую в нем страсть и желание обладать ею прямо сейчас. Он с трудом понял, что она отстраняется.
        — Я думала, что готова. Правда, думала, но не могу. Прости.
        Он насупил брови, до рациональной части мозга постепенно доходили ее слова, он медленно вздохнул. Застегнул ее пуговицы одной рукой.
        Другая рука все еще обнимала ее за талию.
        Она уткнулась ему в грудь, слушая, как бьется его сердце, понимая, что стала причиной этого сердцебиения. Запах его пота в сочетании с ароматом лосьона наполнял воздух, которым она дышала.
        Лотти закрыла глаза и выпалила правду, пока не передумала:
        — Я так устала быть средней. И больше всего устала от страха.
        — Страха?  — В его голосе сквозила обида.  — Чего ты боишься? Меня?
        — Этого. Интимности. Не могу отбросить комплексы и просто наслаждаться близостью с другим человеком. Я не ханжа и не фригидна. Не в этом дело. Просто не могу заставить себя расслабиться. Это смешно. Я взрослый человек. Не замужем. И за свою жизнь съела больше шоколадных профитролей, чем испытала оргазмов. Для женщины двадцати семи лет это унизительно.
        Она инстинктивно прикрыла рот рукой.
        — И я не понимаю, зачем все это говорю.
        — Какой позор. Ты красивая женщина, Лотти. И заслуживаешь обожания.
        — Спасибо. Но обожание не входит в мой лист приоритетов на сегодня.
        Она прижала руку к его груди.
        — Я ванильное мороженое. Милое, зависимое. Могу быть блестящей. Но в целом — милая, средняя и несмелая.
        Его сотрясал хохот, он пытался заговорить, но слова стали неразборчивыми, потому что он, смеясь, обнял ее и прижался ко лбу.
        — Я когда-то очень любил простое ванильное мороженое. В этом нет ничего дурного.
        — Ты теперь пытаешься быть милым, чтобы я не чувствовала себя так гадко. О, пожалуйста, не надо. Будет лучше, если ты снова вернешься к роли милого негодяя.
        — Тогда позволь мне задать тебе вопрос. Сколько раз ты меняла рецепт на своей кухне, прежде чем тебе понравился результат?
        Лотти громко засмеялась:
        — Очень много. Мне нужно шесть или семь пробных выпечек, прежде чем что-то понравится.
        — Точно. Здесь так же. Единственный способ преодолеть страх — проверить себя в безопасном окружении, где ты будешь контролировать себя и никто не увидит результатов, кроме тебя.
        — Да. Я предполагаю, что это так, но куда мне податься для этого?
        — Похоже, милая мисс Роузмаунт нуждается в том, чтобы потренировать свою чувственность в безопасном месте. С любовником, которому сможет доверять.
        — А, вон куда ты клонишь. Вероятно, ты и есть тот совершенный кандидат на эту должность? О, перестань смеяться.
        — Могу представить справки и рекомендации. Если потребуется.
        — Не сомневаюсь в твоем техническом мастерстве. Но вопрос в доверии.
        — Ты мне не доверяешь?
        — Вот уж не знаю! Я встречала Роба Бересфорда — повара и видела Роба Бересфорда — телезвезду. А сегодня вечером узнала о том, как Роб сделал карьеру. Итак, кто такой Роб на самом деле?
        — Ты смотришь на него прямо сейчас.
        Он широко развел руки.
        — Неужели ты не поняла меня? Ты видела меня с матерью, с Шоном. Моя семья — это люди, которые мне дороги. Все, что связано с известностью,  — только для работы, следовательно, наносное, маркетинг, чтобы зарабатывать на жизнь. Посмотри на меня. Посмотри по-настоящему.
        — Ты раньше говорил,  — Лотти дрожала и запиналась,  — о том, что заинтересован только в недолгих отношениях. Это ведь правда?
        Он провел от ее виска к ямке под ухом:
        — В каждом слове. Я так живу. Никаких длительных отношений. Никаких сердечных драм. Только двое взрослых людей, знающих с самого начала, во что ввязываются.
        — Ты и Дебре так говорил? Неудивительно, что у нее случился нервный срыв.
        Роб медленно вдохнул:
        — Дебра подумала, что может изменить мое мышление, поскольку она особенная и мои правила на нее не распространяются. А они распространялись, и ей это не понравилось. Я не бессердечный негодяй, Лотти. Мне жаль, но она неправильно меня поняла, хотя в результате для нее все закончилось хорошо. Кстати, эти правила и тебе вполне подойдут.
        Лотти резко выдохнула и отодвинулась, опираясь на руки:
        — Извини, это уже слишком.
        Он засмеялся, смех гулом отозвался в ее голове, раня и причиняя боль.
        — Ты понимаешь, что предлагаешь мне тренировочные уроки! Я, конечно, читала раньше в женских журналах о девушках, которые платят профессионалам, чтобы те помогли им в этой области. И не надо так хмурить брови, все знают о мужском эскорте. Ты точно многого добился бы на этом поприще.
        — Благодарю за комплимент. Буду иметь в виду этот вид деятельности. Если задумаю менять профессию.
        Он медленно покачал головой:
        — Так ты не поняла, красотка. Это предложение не делается вторично. Ты устала быть простушкой. Я предлагаю тебе стать утонченнее. Мы оба не женаты, вполне взрослые, и я серьезно хотел бы увидеть тебя обнаженной, посмотреть, что будет дальше. Как-то так. Это достаточно честно для тебя?
        Он наклонил голову и улыбнулся своей убийственной улыбкой, разящей на пятьдесят шагов.
        — Ну, давай, решайся, Лотти, воспользуйся случаем. Ты же знаешь, что хочешь этого.
        — Подожди. Одно дело предложить идею для обсуждения, совсем другое — осуществить ее и посмотреть, что получится.
        — Тогда я облегчу тебе выбор. Сегодня суббота, уже вечер, я собираюсь пробыть в городе еще три дня. Три дня. Три интерактивных урока. Можем начать завтра утром, если хочешь.
        — Завтра! Быстро у тебя, нахал. А экзамены будут?
        — О, дорогая Лотти, ты уже сдала экзамен. Это будет курс высшего образования, где может случиться все что угодно. И я жду не дождусь, когда мы начнем. Но если ты нервничаешь, начнем с вводной части. На дому. Неужели ты сможешь отказаться от такого бонуса? Завтра утром в твоей кондитерской. Как тебе такое предложение?
        Лотти замахала руками:
        — Бредовое! Вот как. Дело в том…
        Она не договорила, потому что Роб притянул ее к себе, обнял и поцеловал. Нет, его губы прикасались к ней с исключительной нежностью, она открыла рот и погрузилась в горячую влагу столь неотразимого поцелуя. Не в силах ничего предпринять.
        Колючий подбородок прошелся по ее щеке и спустился к шее.
        — Вы совершенно неотразимы, мисс Роузмаунт. Знаете об этом, да?
        — Серьезно? Это самая безумная сентенция, которую я когда-либо слышала в своей жизни. Поверь мне, после карьеры в банке я знаю, что говорю. Потому, подумав, оценила твое любезное предложение, но…
        Она опять не договорила, Роб снова обнял ее за талию, повернул к себе и поцелуем, всеохватывающим, требовательным и нежным, заставил замолчать. Она забыла даже дышать.
        Кончик его языка вызвал в ее теле давно забытое желание, горячее, настоящее, неотвратимое.
        Роб прижал ее к себе еще теснее, целовал еще сильнее до тех пор, пока она, забыв обо всем, не захотела, чтобы он никогда не останавливался.
        — Все, что тебе нужно делать,  — шептал он,  — кивнуть один раз, что ты согласна.
        Она едва смогла кивнуть и опустила голову, он поцеловал ее самым сладким, любящим и долгим поцелуем в ее жизни.
        — Не могу оторваться. Но уже поздно для таких ранних пташек, как мы.
        Он убрал руки с ее талии и сделал шаг назад, давая ей время перевести дыхание.
        — Галерея закрывается в воскресенье. Моя маменька завтра проводит время с друзьями. Так как же насчет того, что я зайду к тебе утром? Будет весело.
        Он ждал ответа, она кивнула, он поцеловал ее в нос и усмехнулся:
        — Попытайся не целоваться с другими за это время.
        Глава 9
        — Откуда все эти люди идут в одиннадцать утра в воскресенье?
        Роб, старательно пригибая голову, чтобы его не узнали, пробирался мимо многочисленных групп дам с детскими колясками, которые болтали за столиками, выставленными на тротуары у раскрученного сетевого кафе.
        Ему пришлось высоко поднять руки, чтобы не столкнуться с парой хулиганистых подростков на скейтах. Парочки, шедшие под ручку, мужчина в инвалидной коляске, велосипедисты в ярких обтягивающих костюмах, старик с газетами — все смешалось на этой типичной лондонской улочке всего в нескольких метрах от оглушающего рева несущихся по шоссе машин.
        Тихая радость наполнила грудь Роба, он улыбнулся пожилой даме, рассматривавшей витрину книжного магазина. Она поймала его взгляд и явно связала фото на постере с рекламой его последней кулинарной книги и мужчину, проходящего рядом с ней. Она покачала головой, пожала плечами. Нет, как смешно, этого не может быть.
        Он не винил ее за эту мысль, в действительности Робу Бересфорду нечего делать на улице воскресным утром, когда бездеятельность сменяла бурную жизнь субботнего вечера, проведенного в ресторанной кухне какого-нибудь отеля или в бизнес-поездке.
        Бывали времена, когда он вваливался домой посреди ночи с девицей, чье имя писал ее помадой на запястье под огнями бара, где они встретились. Но к тому времени, когда просыпался, она уже уходила, вместе с ней стиралось и ее имя.
        Вот бы удивилась желтая пресса, узнав, что последние несколько лет он был так измотан работой, что в воскресенье мог только читать газетные статьи о бизнесе, сидя на балконе своего пентхауса с видом на океан, взбадривая себя кофе и дурными новостями из мира экономики. Бизнес-документы, телефонные звонки и электронные письма в отели «Бересфорд», рассыпанные по всему миру, занимали большую часть подобного утра. После чего он шел на пляж и наслаждался долгим поздним завтраком с матушкой на берегу.
        На него работал раз и навсегда заведенный порядок. Несколько часов передышки перед хаосом новой недели и дела, расписанные на месяц вперед. Провести неделю на одном месте? Неслыханно. Последний раз это случилось в отеле «Бересфорд Чикаго», где он отлеживался после нервного срыва, вызванного закрытием гостиницы прямо посреди сезона конференций. Тогда пришлось бросить все и улаживать возникшие проблемы. Не слишком-то приятно.
        Словом, провести целую неделю в Лондоне в июне — настоящий подарок. Во-первых, конечно, бизнес. У него запланированы встречи с Шоном и отцом по поводу планов расширения сети. Во-вторых, его мать пригласили открыть своей выставкой новую галерею, и он приурочил три дня из отпуска к концу рабочей недели. Время на отдых. Это, возможно, самая важная выставка для матери, и он, естественно, собирался сделать все, чтобы помочь ей успешно ее провести. И пока все шло хорошо. Он давно не видел ее такой счастливой, довольной и уравновешенной. Очень давно.
        Это воскресенье станет первым настоящим выходным за последние восемнадцать месяцев.
        Странно. Он никогда не думал об этом в таком плане, пока вчера вечером Шон не предложил ему отдохнуть все выходные для разнообразия.
        Выходные. Он отвык от этого понятия.
        Может быть, это странно только ему, потому что, глядя на лондонское небо из пентхауса в «Бересфорд Ричмонд» сегодня утром, он мог думать только об одном человеке, с которым хотел бы провести их.
        Прошлой ночью он сделал открытие, удивил Лотти так же, как и она его.
        Он редко говорил о прошлом с едва знакомыми людьми. Зачем? Для этого существуют журналисты.
        Но Лотти как-то удалось вызвать его на откровенность, ему стало очень важно, чтобы эта девушка поняла того молодого человека, который с помощью кулинарного колледжа пытался сжечь горечь и обиду на судьбу, чтобы потом выполнить обещание, данное матери.
        Хорошее мнение о нем со стороны Лотти имело значение. Она лучшая подруга Ди, а Шон мог рассказать ей об их прежней жизни. Да, это хороший план. Он мог сколько угодно повторять себе, что именно поэтому выложил ей все о себе, как дурак. Но это только одна из причин его откровенности.
        Посреди ночи он ворочался на простынях, думая о ней постоянно.
        Он видел перед собой лицо Лотти, в жарких мечтах представлял, как целует ее, исследуя каждый дюйм ее тела — от удивительных волос до кончиков накрашенных розовым лаком ногтей, так соблазнительно блестевших в дизайнерских босоножках.
        А что, если ее ранимость, красота и внутренняя сила захватят его и не дадут ускользнуть?
        Когда он был маленьким, мама читала ему сказку о красавицах сиренах, полуптицах-полуженщинах, чье пение так околдовывало и привлекало моряков, что они выпрыгивали за борт или разбивали свои суда о скалы, только чтобы приблизиться к ним.
        Точно, Лотти сирена. И от этого никуда не денешься. Девушка обладает поистине волшебной силой. Значит, следуя логике, он рискует ступить на шаткую почву реальности, где пара зеленых глаз заставит его переехать в Англию. Ах, эти волосы, так и манят притронуться к ним, а кожа, сочный персик со сливками, хоть ложкой ешь. Или, лучше сказать, пробуй на вкус языком.
        Нет. Он слишком увлекся.
        И поскольку он не способен больше сопротивляться, придется броситься в омут с головой!
        Роб оглядел вход в чайную-кондитерскую «Лотти» и провел рукой по волосам.
        В прошлый раз он не заметил, что вывеска написана художником, а цвета соответствуют внутреннему декору. Стильно. Мило. Очень мило.
        На дверной табличке значилось «Закрыто».
        Лотти закрыла кондитерскую в воскресенье?
        Черт. Он этого не ожидал. Закрыть кафе, когда полно потенциальных покупателей, жаждущих выпить чашечку чая и съесть пирожное? И она что-то говорила о том, что ей сегодня нужно приготовить специальный торт или что-то в этом роде.
        Прикрыв ладонью глаза и заглянув через стеклянную дверь, Роб смог разглядеть свет на кухне. Ага, дома кто-то есть. Он позвонил и продолжал смотреть. Никакого движения. Никакого ответа.
        Неужели потому, что он не позвонил заранее и не назначил встречу? Что, если у нее гости? Какой-нибудь родственник? Громила-регбист, кузен из провинции, которого она пригласила, передумав принимать его маленькое предложение?
        Прошлым вечером у него сложилось другое впечатление. Совсем другое.
        Он взял мобильник. Быстро осмотревшись, прокрутил огромный список номеров, нашел телефон Лотти и нажал на кнопку вызова.
        Поднеся телефон к уху, расправил плечи. Лишь через несколько долгих секунд раздался хриплый от сна голос:
        — Алло.
        — Доброе утро, Лотти. Надеюсь, не разбудил тебя. Я здесь, как и договаривались. Есть ли шанс, что ты меня впустишь?  — Повисла достаточно долгая пауза, он даже успел добавить:  — Лотти? Ты меня слушаешь?
        Он хотел ее видеть, рассказать новости о выставке, которая вот-вот закроется, поделиться идеей грандиозного банкета. Но не через стеклянную дверь и не по телефону.
        — Роб? А, да. Конечно.  — Вздох.  — О нет. Не верю. Какая глупость!  — Телефон упал на что-то твердое.
        Глупость? Кого она назвала глупым? Она, вообще, о чем? Он отложил все дела, освобождая утро для нее, а она называет это глупостью? Или у нее еще кто-то, с кем она разговаривала?
        Роб засунул телефон в карман брюк.
        В любом случае это была плохая идея. Пора возвращаться к цивилизации.
        Насупив брови, он почти повернулся, чтобы уйти, когда услышал звук поворачивавшегося в замке ключа. Увидел Лотти, которая выглядывала в дверь парадного входа.
        По крайней мере, ему показалось, что это она. Ее поразительные зеленые глаза стали почти серыми за щелочками век, которые она зажмурила от яркого солнца, заливавшего тротуар. Замечательные светлые волосы были спрятаны под темным платком, контрастировавшим с бледным лицом, на щеке пылало ярко-красное пятно и отлично сочеталось с розовым в горошек одеянием, похоже пижамой, которая скрывалась за фартуком.
        — Роб?
        — Еще здесь. Хотя не знаю, почему ты сочла меня глупым.
        Она заморгала, закрыла глаза, снова широко распахнула их, и так несколько раз.
        — Да не тебя. Себя. Это я сглупила. Установила плиту на таймер и уснула.  — Она скривила губы и показала в направлении кухни.  — Я сожгла бисквиты. Они пересохли. Я не смогу испечь торт. А это золотая свадьба, торт должен был получиться совершенно особенным. Чувствую себя… ужасно. Голова идет кругом.
        Покачиваясь, в полуобморочном состоянии, она села на ближайший стул. Закрыла глаза, положила голову на руки. Роб вошел в магазин, закрыл дверь и наклонился над ней, ожидая продолжения.
        — Я, наверное, заразилась от твоей матери. Перед глазами все плывет. Думаю, мне нужно немного поспать.
        — О нет. Не здесь.  — Он быстро подхватил ее под мышки и помог снова сесть.  — Проснись, Лотти. Давай же. Тебе нужно прилечь как следует.
        Она пыталась качать головой и бормотала:
        — Торт. Глория. Мне нужна Глория. Она сможет приготовить торт. Нет. Она не справится.
        — Не волнуйся о торте. Я придумаю что-нибудь. А ты вздремнешь полчасика.
        Лотти улыбнулась:
        — Звучит так мило,  — и с удивлением уставилась на сумку с логотипом «Отель Бересфорд», которую Роб поставил на стол.
        — Что в сумке?
        — Печенье с амаретто.  — Он сделал круглые глаза.  — Я подумал, ты захочешь иметь запас.
        — Для меня? Очень мило с твоей стороны. Ты такой любезный мужчина.
        — Ты бы не говорила так, если бы знала, о чем я сейчас думаю,  — ответил Роб сквозь зубы, забрасывая руки Лотти себе на шею.  — Уж точно не стала бы употреблять слово «любезный».
        Яркое солнце светило сквозь длинные римские шторы, закрывавшие окна в студии, когда Лотти повернулась и попробовала открыть глаза.
        Голова все еще была будто наполнена ватой. Горло саднило, но она уже могла поворачиваться без головокружения, намного лучше по сравнению с тем, что чувствовала раньше.
        Верхняя часть пижамы сбилась в узел где-то под мышкой. Она расправила ее и легла удобнее, натянув до подбородка сатиновое одеяло.
        Стоп. Она не помнит, как поднялась по лестнице в лофт, тем более — как достала одеяло из шкафа.
        Только смутно вспоминала, что открыла дверь и впустила самого известного на планете повара.
        Застонав, Лотти опустилась на подголовник кровати и закрыла глаза.
        О нет! Единственный человек на планете, который не должен был видеть ее в таком виде, будто она снималась в дешевом фильме ужасов, пришел в совершенно неподходящее время. Он, наверное, убежал в шоке.
        Она снова закрыла глаза и попыталась не представлять, как могла выглядеть утром, когда пыталась испечь торт для Лили.
        Торт!
        Ей нужно сделать торт!
        Окончательно просыпаясь, Лотти спустила ноги с кровати и посмотрела на часы. Снова посмотрела, уже с ужасом. Она проспала несколько часов и уже не успеет испечь и украсить торт к чаю.
        Что же делать?
        Бежать в супермаркет и покупать первое, что попадется под руку в воскресенье после полудня? Или план «Б»? Холодильник. В холодильнике есть заготовки, и, если поторопиться, она успеет разморозить пару бисквитов, приготовить на скорую руку глазурь и украсить торт всем, что попадется под руку. Забыть о высокой кухне. Это трудно, но она справится, если примется за работу сейчас же.
        Отбрасывая волосы с лица, Лотти выпрямилась, проверила, может ли держаться на ногах. Быстро сполоснула лицо. Повязку на голову. Все, теперь она готова действовать. Вроде.
        Первый шаг — выяснить, что можно сделать за оставшееся время. Роб, наверное, выбросил засушенные бисквиты в мусорное ведро. Но должна остаться глазурь.
        Роб.
        Он правда был здесь или ей почудилось? Он явно играл главную роль в лихорадочных снах, когда она ворочалась всю ночь.
        Широко зевая, Лотти поспешила на кухню, замедлила шаг.
        Наверное, ей хуже, чем кажется, там играет незнакомый диск. Современный джаз не совсем подходящая музыка для ее кондитерской.
        Она медленно подошла к двери. И замерла на трясущихся ногах.
        Посреди кухни стоял Роб.
        Сосредоточенно что-то обдумывал.
        На мраморной столешнице с одной стороны лежал противень с золотистой помадкой, которую он тщательно вымесил и превратил в удивительную корону из элегантных съедобных кружев. Она такого никогда не видела.
        Она затаила дыхание, когда он медленно и аккуратно поднял это помадковое кружево с помощью пекарской бумаги и точным движением поместил на круглый торт.
        Она не смела произнести ни звука, чтобы не помешать процессу, будто смотрела спектакль одного актера.
        — Получите суперлегкий торт. Четыре слоя. Свежий лимонно-творожный крем на верхних ванильных бисквитах. И моя фирменная шоколадная начинка «Черный лес» по особому рецепту для двух нижних шоколадных бисквитов. Золотая глазурь сверху. Как заказывали,  — сказал он и отошел назад, посмотреть, не сдвинулась ли верхняя глазурь.
        — Лили предпочитает простые пироги, но Гарри обожает шоколад,  — прошептала она от избытка эмоций.  — Это чудесно, Роб. Мне очень нравится, что ты украсил его этой золотой помадкой. А кружевной узор просто великолепен.
        Роб улыбнулся в ответ:
        — Нет проблем. Я делал все по указаниям, которые ты повесила на кухне, и проверил по сгоревшим бисквитам, что ты собираешься сделать два вида пропитки. А золотые кружева, как мне кажется, очень подходят для золотой свадьбы. Как ты себя чувствуешь?
        Лотти вошла на кухню и села на барный стул:
        — Ты имеешь в виду простуду? Намного лучше. Не могу поверить, что проспала четыре часа. Это на меня не похоже. Но зато голова почти не болит.
        — Если это то же, что у мамы, завтра ты будешь в норме. Ну а пока отдыхай! Я все доделаю.
        — Я теперь чувствую вину перед тобой,  — простонала Лотти.  — Мне надо хоть чем-то тебе помочь.
        Он кивнул:
        — Как тебе идея украсить пьедестал золотой лентой? Сможешь сделать? Я хочу закончить украшение в центре, пока помадка не затвердела.
        — Поняла.  — Она усмехнулась и собралась встать, но уставилась на Роба, тот вытирал муку и остатки глазури со столешницы.  — Какое украшение?
        — На любом свадебном торте есть украшение в центре, не так ли? И мне нужно кое-чем заняться, пока торт остывает, и отвлечься от тебя.
        — Отвлечься от меня?  — Лотти покраснела и сильнее запахнула полы пижамы.
        Он подмигнул ей:
        — Ты премило храпишь. Тебе говорили об этом?
        — Наверное, это из-за болезни.  — Она прищурилась.  — Нечестно. Я не одета для гостей.
        — Ну, не знаю. По мне, ты выглядишь отлично.
        Его голос лился, словно расплавленный шоколад, приправленный теплом глаз. Лотти даже заерзала на стуле. Таким же взглядом он смотрел на нее в своей квартире.
        Как у него это получается? Будто у него в глазах срабатывает датчик, переключавший взгляд от спокойной холодной оценки до жаркого раздевания за две секунды. И, бог мой, как это действовало!
        Удивительно, как от него еще не шел пар.
        — Хм. Торт. Давай сосредоточимся на торте. А что ты сделаешь для главного украшения? О, эти фигурки превосходны.
        Лотти подошла к Робу, чтобы лучше рассмотреть содержимое подноса, который он достал из холодильника. Он сделал из кремовой помадки три прекрасных лилиеобразных цветка каллы. Стебель и тычинки из зеленого засахаренного зеленчука.
        — Лилии для Лили. Почему я до этого не додумалась?  — выдохнула она, не шевелясь, пока он укладывал их по кругу поверх глазури на верхнем корже.
        — Последний штрих. Засахаренные фиалки, чтобы оттенить золотой узор.
        Оба постояли, молча глядя на торт с золотой короной. Лотти шмыгнула носом:
        — Я знала, что ты отличный повар, но не думала, что настолько.
        — Не очень удивила.
        Но важнее слов было то, как он обнял ее за плечи, прижал к себе и, завернув рукав, поцеловал ее руку. У нее побежали мурашки.
        Он всемогущ. Слишком напорист, слишком соблазнителен.
        Глупая простуда. Это от нее она сделалась плаксивой и сентиментальной.
        Он еще больше украсил торт. Она не просила его об этом. Он просто это сделал. Потому что заботлив и сострадателен, сейчас этого предостаточно.
        Теперь ей придется потрудиться, чтобы доказать себе, что роман с Робом — ужасная идея.
        Барьеры между ними не исчезли. Вовсе нет. И это видно по ее лицу всякий раз, когда она смотрит на него.
        Она сможет остановить его, защитить себя. Просто обязана это сделать.
        Лотти театральным жестом показала на часы, медленно высвободилась из его рук.
        — Извини. Мы опоздаем на чайную вечеринку, если я не оденусь через пять минут. После того как проделал такую колоссальную работу, ты отправишься на вечеринку со мной.
        Не задумываясь и не стесняясь, она встала на цыпочки и на долю секунды прижалась губами к его щеке.
        — Спасибо за такой красивый торт. Лили он очень понравится.
        Роб наблюдал, как она отошла к лестнице в удивительной тишине, ошеломленная тем, что сейчас сделала.
        — Пожалуйста. Обращайтесь в любое время.
        Глава 10
        — Жилой дом «Лорел Корт». Второй поворот налево. Ты его не пропустишь. Большой каменный дом с огромной столовой в зимнем саду. Внутри можно приготовить чай и, если погода позволит, сервировать его на улице.
        Роб быстро взглянул на Лотти:
        — Ты часто навещаешь подругу?
        — В первое воскресенье каждого месяца, если получается. На прошлой неделе не удалось. Слишком много дел с Ди. Но Лили знает, что я сегодня приеду.  — Лотти посмотрела на часы и прошептала:  — Если не опоздаем. Ненавижу опаздывать.
        — Тут я тебя полностью поддерживаю. Что? Не смотри на меня так. Моя жизнь кормит таблоиды, но я держу слово, если дал его дорогим для меня людям. Я тоже чувствую себя виноватым, потому что навязал тебе маму тогда. Поэтому, если захочешь кого-то обвинить в том, что заболела, вот он я, рядом.
        — Вижу. Разве иначе я разрешила бы тебе вести мой драгоценный фургон для доставки? Это из ряда вон выходящий случай. Я не привыкла развозить гостей по домам. Но было мило с твоей стороны предложить отвезти торт вместо меня.
        Роб нажал кнопку, регулирующую положение водителя, и попытался устроиться удобнее, продолжая внимательно следить за оживленной улицей. Он уже отодвинул сиденье как можно дальше, но все равно коленями задевал за руль:
        — Как ты водишь эту машину?
        Лотти засмеялась и вдруг закашлялась, потянулась за бутылкой с водой:
        — О, пожалуйста, не смеши меня. Если хочешь знать, я купила его у приятелей Ди и за такую цену, что грех было отказываться. И он выполняет свою работу. О, вот мы и приехали. «Лорел-Корт». Просто заезжай на подъездную дорогу. Парковка слева.
        Роб раздраженно сжал зубы, со скрежетом переключил передачу и медленно въехал на узкую парковку прямо у дома.
        Он несколько секунд барабанил по рулю и разминал губы, прежде чем сказать.
        — Ты уверена, они действительно знают, что я просто привез торт и все?
        — Абсолютно,  — кивнула Лотти.  — Я разносчица заразы. И совсем не хочу, чтобы Лили и ее подружки слегли на сутки. В их возрасте это опасно. Да что там, это просто подкосит их, что совершенно не нужно. Пусть веселятся.
        Она выглянула на улицу.
        — Слишком поздно убегать. Они заметили фургон. Мы не уйдем живыми, если попытаемся улизнуть, не доставив торт.
        И прежде, чем Роб смог запротестовать, она опустила окно и принялась размахивать руками как сумасшедшая.
        — Лили! Мы здесь. Подойди, познакомься с Робом. Он мой су-шеф на один день. И он ждет не дождется показать вам, какой фантастический торт приготовил специально для тебя. Да, Роб?

* * *
        Через два часа Лотти возвращалась по боковым улочкам Лондона, вцепившись в руль и благодаря Бога за то, что уже конец воскресенья и транспорта заметно меньше, чем обычно.
        Голова уже не болела, горло почти прошло, вата, обложившая мозг, медленно исчезала.
        Она понимала, что Роб не в состоянии вести фургон назад. Притормозив на следующем светофоре, она ухмыльнулась в его сторону: он лежал на пассажирском сиденье, откинув голову и закрыв глаза.
        — Как ноги? Все еще не шевелятся? Может, отвезти тебя в травмпункт?
        Он приоткрыл один глаз и, медленно приподняв голову, посмотрел на нее:
        — Ты знала, что они наняли джаз-банд? И каждая приглашенная дама пожелала танцевать самбу и фокстрот перед тем, как перейти к вальсу. Даже те, у кого ноги уже не ходят. И забудь о моих ногах, я так их натер и они так болят, что не удивлюсь, если есть переломы. А больше всего пострадала поясница. Этим девицам нужно лечиться!
        — А, наверное, мне нужно было предупредить тебя насчет их страсти к танцам. Не беспокойся, мозоли пройдут за несколько дней. Но ты понимаешь, что это было самое лучшее развлечение для старушек за долгое время. Они отлично провели время. Ты настоящая суперзвезда.
        — Так ты подсматривала в окна. Я так и знал. Надеюсь, тебе понравилось шоу.
        Понравилось? Да Лотти не отрываясь наблюдала, как этот удивительный мужчина очаровывал, веселил и танцевал, а иногда и подпевал гостям, будто они старые друзья его семьи.
        Он был просто замечателен. Правда, замечательный.
        Но если она скажет, как ей понравилось увиденное, как здорово он веселился и был самим собой, не возомнит ли он о себе бог весть что?
        В этом Робе Бересфорде не было ни бравады, ни ложного высокомерия. Наоборот.
        За маской знаменитости она разглядела настоящего человека, и ей понравилось то, что она увидела. Даже больше, чем нужно.
        — Мне понравилось,  — улыбнулась она.  — Но, честно говоря, показалось, что веселью сильно способствовало вино. Вино в сочетании с искусственными красителями в желе и мороженом, которое вы ели на десерт, сделали свое дело.
        — Желе и мороженое?  — не веря своим ушам, переспросил Роб.  — Так вот, по-твоему, почему им так понравился торт. Да они слопали его и попросили меня передать тебе их просьбу в следующий раз привезти такой же. И больше шоколада. Шоколадный бисквит стал главным хитом.
        — Вот видишь, Лили знает толк в тортах. Она с подружками пекла торты всю жизнь. И любой продукт из супермаркета был бы тотчас отправлен в мусорное ведро.
        Он медленно покачал головой:
        — В прошлый раз я был в такой толпе на международной кулинарной выставке в Париже.  — Он помолчал и задумчиво прижал палец к губам.  — А это будет не самая плохая идея.
        — Какая?
        — Устроить в отелях «Бересфорд» стажировку для шести кулинаров. Мальчики и девочки. Интересно провести соревнование и попросить твоих леди и джентльменов выбрать победителя.
        — Интересно? Это будет круто. Лили это очень понравится. Отличная идея. Займись этим. Хотя, думаю, идею стоит развить.
        Роб громко застонал:
        — Продолжай. Мне это понравится?
        — Меняю на рецепт твоего шоколадного торта и, конечно, глазури. Думаю, это справедливая сделка. Мне бы не хотелось ударить в грязь лицом, когда они пришлют особый заказ.
        — М-м-м. Не уверен. Это один из моих фирменных рецептов. Тебе придется использовать дополнительные стимулы, чтобы я раскрыл секрет,  — ответил Роб с легкой хрипотцой в голосе, от которой у Лотти забилось сердце. Чтобы успокоиться, пришлось сосредоточиться на повороте.
        По венам побежал адреналин.
        Вот так. Если она хочет показать, насколько он ей нравится, это надо делать сейчас или никогда.
        Сможет ли она открыть свое сердце, впустить его в свою жизнь и не пожалеть потом?
        Роб принял решение за нее, обошел фургон, открыл водительскую дверь и помог выйти, взяв ее за руки.
        — Как ты себя чувствуешь?
        — Лучше. Ты бы не хотел войти и выпить чашечку кофе?  — только и смогла вымолвить она, потому что горло будто песком засыпало.  — Пирожные за счет заведения.
        Ее вознаградила улыбка, которая растопила бы лед с тридцати шагов.
        — Я весь день ждал этих слов. Показывай дорогу.
        В кулинарном колледже всегда было много вечеринок с объятиями и поцелуями в темных уголках бара, но как только дело доходило до чего-то более серьезного, она увиливала в последнюю минуту. Паника перед сексом. Она не была ханжой, просто осторожность брала верх.
        Она всегда ставила собственные сексуальные потребности и желания на второй план. Ждала, когда найдет кого-то, кто не будет втаптывать ее в грязь, мужчину, с которым она разделит постель.
        Сегодня ночью она собралась выбросить предосторожности и здравый смысл вон. Она хотела этого красивого мужчину с волнистыми темными волосами, синими глазами и телом, достойным воплощения в скульптуре. Хотела почувствовать его сексуальную щетину на коже и понять, что значит быть предметом его восхищения. А потом соблазнить.
        Ладно, тем более он уже видел ее без макияжа и с растрепанной головой, да и фигура у нее ничего, и она бреет ноги. Время от времени. Так что он не будет так уж разочарован.
        А если придется снова встретиться потом, ведь он брат Шона?
        Он ей нравился. Даже больше. Они взрослые люди, могут себе это позволить, не так ли?
        По спине пробежал холодок. Чему быть, того не миновать. Все будет хорошо. Это все ее самокопание, может же она раз в жизни позволить себе что-то сделать для себя, насладиться полнотой жизни?
        Поспешив на кухню, Лотти включила проигрыватель и сделала музыку громче. Все вокруг заполнил энергичный саксофон.
        — Так ты тоже любишь джаз?
        Она обернулась и увидела, что Роб оперся на дверной косяк. Наблюдает, как она пританцовывает в такт музыки.
        — Хочешь потанцевать?  — спросил он и протянул ей руку.  — Я недавно хорошо потренировался.
        Она скользнула в его объятия, он опустил руки чуть ниже талии, на бедра. Она скорее инстинктивно, чем повинуясь танцевальным правилам или практике, положила ему руки на плечи.
        Музыка и его горячее дыхание гипнотизировали, они, как во сне, двигались в совершенной гармонии.
        Сердцебиение и дыхание с каждой секундой учащались. Она опустила голову ему на грудь. Его руки сильнее сжали ее, с каждой секундой он прижимал ее к себе ближе и ближе.
        С легкой улыбкой он медленно скользил руками вниз по шелку платья-рубашки. Одно только прикосновение шелковистой ткани и тепло его рук заставили ее затаить дыхание. Секунду его руки не двигались.
        Затем она захихикала почти по-девчоночьи и откинула голову, чтобы посмотреть на него. Для этого пришлось расцепить руки, зато теперь она чувствовала под руками твердые мышцы.
        Его наполовину открытые улыбающиеся глаза смотрели на ее лицо, затуманенное обещанием и желанием. Этот взгляд сметал все сомнения и говорил, что он хочет ее так же сильно, как и она его.
        Их сердца бились сильно и яростно, горячо и сладко.
        — Роб! У тебя еще осталась шоколадная глазурь? Я наткнулась на одно щекотливое место,  — она указала на уголок рта рядом с верхней губой,  — его нужно немного полизать. Можешь помочь с этим?
        Он так сильно прижал ее к себе, что она оступилась, и они оба, едва не упав, сделали шаг назад, ее спина уперлась в стену кухни. С улицы их не было видно, она чувствовала себя защищенной, он подложил руку ей под затылок.
        Втиснутая между твердой поверхностью стены и его телом, Лотти сделала только один вдох, его теплые полные губы впились в нее таким быстрым и сильным поцелуем, что пришлось забыть о дыхании.
        Его зубы покусывали ее верхнюю губу, распространяя взрывную волну желания и влажного тепла по всему телу, заставляя ее умолять о продолжении. Это было почти непереносимо, когда он небритой щекой провел по ее шее и стал спускаться ниже к ключицам.
        — Я хотел это сделать с первого раза, когда увидел тебя в галерее.
        Через минуту его губы были уже на ее груди, тут уже не до разумных мыслей.
        Шелковое платье уже давно превратилось в мятую тряпку, но она еще осознавала, что сбросить его сейчас не совсем хорошо.
        — Я, наверное, еще заразна, знаешь ли,  — прошептала Лотти, полузакрыв глаза от неистовых чувственных движений его губ на шее.
        — А как ты себя сейчас чувствуешь? У тебя пылают щеки.
        — Мне намного лучше. Но как быть с тобой? Я могу тебя заразить. Мне бы не хотелось стать причиной того, что могущественный Роб заболеет.
        — Я рискну. Маменька мне уже и так вирус передала. Щедрая, как всегда.  — Его слова превратились в невнятное бормотание.
        У Лотти пересохло во рту. Она была смущена. Но ведь сама этого хотела, не так ли?
        — А, точно, понимаю.
        — Эй, не смотри так встревоженно. Все будет очень весело.
        — Знаю. Просто представила нашу встречу на какой-нибудь вечеринке Шона и Ди, как будет неприятно пережить минуту неловкого замешательства и вежливого поцелуя при знакомстве.
        — Ну конечно. Правила поведения бывших любовников, расставшихся друзьями. Это уже продвинутый курс, но мне почему-то кажется, что это не станет для нас такой уж большой проблемой.
        Он постучал по лбу безымянным пальцем.
        — Сообразим, что делать. Правда?
        Его улыбка просто осветила кухню. О да-а-а, мы сообразим.
        По ее спине пробежали мурашки, и, конечно, виноват в этом был не прохладный вечерний воздух.
        В мозгу зашевелились пугающие мысли, она поспешила прогнать их, помахав головой и резко выдохнув.
        — Я не знаю, смогу ли это сделать. Смогу ли дать волю своей дикой натуре. Я вообще не знаю, есть ли она у меня.
        — Шутишь? Ты ангел, одетый так, чтобы соблазнять мужчин. Ты куришь.
        Лотти посмотрела на измятое платье:
        — Я за пять минут переоденусь в мини-платье. Надену каблуки. Соблазнительное белье. Ты можешь подождать здесь и…
        — Здесь слишком одиноко,  — ухмыльнулся он, и его руки снова потянулись к ее бедрам.
        — Тогда у меня еще один вопрос. У тебя есть презерватив?
        Это заставило его остановиться и посмотреть на нее широко раскрытыми от изумления глазами, потом его рот расслабился и сложился в самую нахальную и сексуальную усмешку, которую ей приходилось видеть.
        — Я же говорил, что скаут. Готов ко всему.
        — Но не к этому.  — Она куснула его за шею. И начала расстегивать его рубашку, медленно и томно, растягивая время. Растягивая удовольствие.

* * *
        Летний рассвет устремился из дверей патио в комнату, когда Лотти повернулась на кровати и поискала рукой Роба. Его не было рядом.
        Приподнимаясь на локте, она сощурилась от лучей раннего утреннего солнца и осмотрела комнату.
        Роб стоял у широко распахнутого окна, держась за раму, длинные мускулистые ноги казались бледными и мягкими по сравнению с напряженными лопатками, резко выступавшими на спине. Он натянул трусы, мощный торс был явно напряжен.
        Лотти медленно вдохнула воздух, пытаясь запечатлеть его образ в памяти. Что бы там ни случилось впереди, она никогда не забудет эту ночь и то, как выглядел Роб.
        Он так красив, она могла бы любоваться им ночи напролет, и ей было бы мало.
        Татуировка на предплечье извивалась узором из восточных символов по всему бицепсу и переходила на плечо, превращая его в воина, человека действия.
        Роб Бересфорд только что убил ее интерес к другим мужчинам. Точно. И внезапное понимание этого вырвало у нее из горла тихий подвывающий крик.
        Он услышал, повернул голову и улыбнулся:
        — Привет.
        — И тебе привет,  — едва смогла прошептать она.
        — Прости. Не хотел тебя будить.  — От его улыбки тело задрожало от желания и любви.  — Спи дальше.
        — Только с тобой,  — усмехнулась она и несколько раз подняла и опустила брови, явно и очень пикантно намекая.
        Роб откинул голову, громко захохотал, подошел к Лотти. Но вместо того, чтобы наполнить ее утро любовью, сел рядом с кроватью.
        Она откинулась на изголовье и прикрыла одеялом голую грудь, покрывшуюся мурашками от холодного ветра, дувшего из окна.
        — Ты в порядке?  — зевнув, спросила она.  — Тебя что-то разбудило?
        — Нет.  — Он качнул головой и потянулся к ее руке, поднес к губам и поцеловал.  — Со мной все в порядке.
        Один из самых сладких поцелуев в жизни Лотти. Ее размягчившееся от нежности сердце просто разорвало последние сдерживающие ремни, и оно было готово вырваться из груди от любви к этому мужчине.
        — Тогда чего ты хочешь, Роб? Что тебя заставило проснуться среди ночи?
        Он засмеялся и покачал головой, пытаясь встать, но Лотти крепко держала его за руку.
        — Пожалуйста, поговори со мной. Расскажи мне. Я правда хочу знать.
        Он замялся, несколько секунд смотрел в пол, дольше, чем она ожидала, по сердцу будто полоснуло кинжалом. Как раз тогда, когда, как ей показалось, между ними установилась связь, настоящий Роб стал отдаляться от нее, снова скрываться в свою раковину.
        — Забудь. Извини. Это действительно не мое дело.
        — Нет, не надо. Не закрывайся. Единственная причина, почему я не хочу об этом говорить, в том, что я давно,  — он медленно вздохнул,  — давно не чувствовал такой близости ни с кем, кто бы увидел меня с другой стороны, без внешнего актерства и скандалов. Мне нужно к этому привыкнуть.
        — Я знаю, со мной так же. Это взаимный процесс, запомнишь?
        — Да, запомню.
        Лотти, ничего не говоря, снова взяла его за руку и улыбнулась.
        Подождала.
        — Чего бы тебе хотелось, Лотти? Что доставило бы тебе удовольствие?
        — Сейчас?  — Она откинула мягкое пуховое одеяло.  — Прямо сейчас я бы хотела вспомнить, как твое тело прикасается к моей коже.
        В ответ он низко и грубо прорычал:
        — Запомни эту мысль, красотка.  — Голос изменился, стал серьезным, тихим и напряженным.  — Но мне все равно интересно, с кем бы ты хотела продолжить жизнь?
        Лотти взмахнула ресницами, проснулась окончательно и села выше, опершись на изголовье кровати.
        — Серьезно, ты хочешь об этом поговорить сейчас? Ладно. Ну, я могла бы соврать и сказать, что хочу продолжить брать уроки. Хочу выходные, наполненные эгоистичными радостями, чтобы наверстать упущенное. Но ты поймешь, едва услышав, что это ложь.
        Роб кивнул:
        — Тогда скажи правду, я смогу ее вынести. Чего ты хочешь в жизни больше всего? Чего ты всегда хотела иметь и еще не получила?
        Лотти посмотрела в его красивое лицо:
        — Я хочу мужчину, который умеет любить и будет последним, кого я вижу ночью, и первым, кого увижу утром, когда проснусь. Мужчину, который подарит мне детей и с радостью станет отцом. Будет готов заботиться обо мне с таким же восторгом, с каким подарит торт-ухаживание. Извини, это все кажется обывательским, скучным и очень усредненным, но это так. Это то, чего я хочу на самом деле.
        Роб дважды кивнул, медленно вздохнул:
        — Спасибо тебе. Я нечасто слышу правду. И хочу заметить, ты никогда не будешь серой мышкой, как бы ни старалась. И повезет тому мужчине, который все это исполнит. А что такое, черт возьми, торт-ухаживание?
        — Северная традиция,  — засмеялась Лотти.  — Его печет девушка, чтобы продемонстрировать свои кулинарные способности, печет для мужчины, который ей нравится. Торт украшают особым образом, но, мне кажется, было бы справедливо давать и юношам шанс изготовить его.
        Лотти оперлась на локоть и поправила волосы Роба, наслаждаясь возможностью прикоснуться к нему.
        — Ну, что скажешь, Роб? Что ты собираешься делать на следующей неделе, в следующем месяце, на следующий год? Что хочешь делать в своей жизни? Ты уже и так многого достиг.
        Он вдохнул, сцепил руки за головой, полностью расслабился, но Лотти видела, что ему очень хочется поделиться с ней своими планами.
        — Мне нужно вернуться к настоящей работе на кухне. За последние годы я скакал с одного побережья океана на другое, что в сочетании с работой на телевидении и заботой о маме было сумасшедшей гонкой. Время, проведенное в Лондоне с Шоном, показало, насколько я соскучился по настоящей работе.
        Он хохотнул и подмигнул ей.
        — Захотелось испечь что-нибудь. Как я мог забыть о выпечке? Торт, который я сделал для Лили, стал для меня настоящим развлечением, а то, что я сказал о студентах-поварах, правда. Возвращайся ко мне на кухню. Жир и рыбьи кишки будут лететь во все стороны.
        — Очаровательно! Но я привязана к своей кондитерской, спасибо.
        Она опустила голову на плечо и улыбнулась ему.
        — Ты не ответил на мой вопрос.
        В ответ послышался глубокий теплый смех, шедший из глубины сердца.
        — Туше. Но на самом деле все просто. Я хочу перестать испытывать чувство вины. Хочу, чтобы мама была счастлива, здорова и жила в безопасности. А больше всего хочу вернуть себе свою жизнь и рискнуть влюбиться. Но это сделает меня самым дурным и неблагодарным сыном в мире. Наверное, тебе трудно понять, ты никогда не сталкивалась с подобными проблемами в семье.
        Глава 11
        Лотти смотрела на него и не верила своим глазам, взяла его за руку и заставила сесть рядом.  — О, Роб. Я и не знала, как несчастны были мои родители, пока я не стала ходить в гости к друзьям и не познакомилась с их родителями, те улыбались, смеялись и прикасались друг к другу. Явно это были настоящие семьи. Они обнимались, брали детей на руки, разговаривали с ними. Мои родители никогда не делали ничего подобного. О, Роб, они были такими холодными.
        Она медленно выдохнула.
        — Так что я решила сделать своих родителей счастливыми единственно возможным для меня способом, став лучшей дочерью на свете. Девочкой, которая всегда учится лучше всех в классе, является капитаном команды по нетболу и просто создана для звездной карьеры. Я чуть не добила себя, учась по ночам, чтобы получить отличный аттестат, потом стипендию в лучшей школе менеджмента, работу в инвестиционной компании отца. Делала все, чтобы он гордился мной. И все это я сделала, Роб. Я играла свою роль. Носила правильную одежду, проводила часы в косметических салонах. Все было направлено на то, чтобы я стала еще одним винтиком в хорошо отлаженной машине семейной инвестиционной компании. Я чувствовала, если не буду совершенством, на секунду перестану работать день и ночь, добиваясь одобрения отца, он отвергнет меня, перестанет любить, и моя жизнь разрушится.
        — И какова же была твоя жизнь?
        — Это нельзя назвать жизнью. Каждое утро я ехала на работу с отцом с улыбкой на лице, хотя он не обращал на меня внимания и читал газету. Потом меня буквально рвало в туалете, так я ненавидела свою работу. Через десять минут я уже сидела за круглым столом в зале заседаний, где отец молчал как камень, пока я проводила безупречную презентацию совету директоров, этим вялым и апатичным людям, которые зарабатывали огромные деньги. Я давала советы, как им заработать еще больше. Каждую секунду во время презентации умирала от страха и отвращения, но никто об этом не догадывался.
        — Что же произошло? Почему ты теперь здесь?
        — За двадцать четыре часа произошло два события, изменившие мою жизнь. Вот я в инвестиционном банке, первая женщина, уверенно идущая к должности исполнительного директора компании, а на следующее утро уже безработная и всеми брошенная. Просто выяснилось, что никакое я не совершенство. Даже не та, кем себя представляла. И у моего отца были вполне реальные причины не радоваться моим достижениям. Вся моя жизнь была одной большой ложью.
        Роб судорожно вздохнул, ничего не сказал, ожидая, когда она закончит рассказ.
        — Мой отец пережил мини-инсульт в пятьдесят восемь лет. Он пошел к врачу компании в то утро, жалуясь на сильную боль в голове и ноге. Он всегда настаивал на общем завтраке, который проходил в мертвой тишине. Потом все разъезжались, и он всегда мог пойти на кухню, съесть все, что хотел. В его обычное меню входили ежедневный стресс, кофеин и время от времени сигара. В тот день у него был забронирован рейс в Рим к важному клиенту, перед этим нужно было переделать массу дел. Врач бросил на него только один взгляд и хотел уже вызвать скорую помощь, но отец отказался, сказав, что с ним все в порядке. Подумаешь, болит голова. Просто из упрямства.
        Лотти улыбнулась и провела рукой по лицу Роба.
        — Я помню, что умоляла его поехать на обследование в больницу, он ответил: «Нет. Это не по мне. Больницы для бесхарактерных людей». Через два часа ему стало плохо в аэропорту. Я помню, как, перепуганная, спешила в больницу. Но когда приехала, первое, что увидела,  — миловидную незнакомую женщину, которая плакала и обнимала его. А он улыбался, целовал и обнимал ее, пытаясь успокоить. Целовал и обнимал эту женщину! Последний раз он прикасался ко мне, пожав руку, на выпускном. Я даже не знала, что он умеет улыбаться.
        В глазах Роба появилось такое изумление, что она только кивнула в ответ:
        — О да. Через несколько минут приехала мама, и все стало ясно. Женщина была его любовницей. И это продолжалось тридцать лет. Эта женщина была его настоящей любовью, даже после того, как он встретил маму, у которой были деньги и семейные связи, выведшие его в люди. Мой мир перевернулся.
        Лотти увидела татуировку на руке Роба и провела рукой по извилистому узору.
        — Отец и его любовница остались в больнице, а мы уехали на такси. Мы сидели на заднем сиденье черного кеба и минут десять молчали, потрясенные и остолбеневшие, пытаясь осмыслить, что произошло. Потом мама заговорила. И впервые рассказала мне, что Чарлз Роузмаунт не мой биологический отец.
        — Что? Ты хочешь сказать, что не знала об этом раньше?
        Она кивнула:
        — Даже не подозревала. Моя мать провела шесть месяцев на учебе в Париже через несколько лет после их женитьбы, влюбилась в студента, который был женат. Любовь с первого взгляда и все такое. Для нее это была любовь всей жизни, их страстные отношения продлились три месяца.
        — И что случилось потом? Они же были не свободны?
        — Не знаю. Она только сказала, что узнала о беременности несколько месяцев спустя. И мой отец был в восторге от этого. Просто на седьмом небе. Я должна была связать их распадавшийся брак. Но этого не случилось. Ему не понравилось, что рождение ребенка привнесло в дом беспорядок, а его гламурная хорошенькая жена вдруг перестала летать с ним, чтобы развлекать его важных гостей, как раньше.
        — Они остались в браке, зная, что не любят друг друга?
        — Они остались вместе, поскольку отец категорически отказался разводиться с матерью, совершенно ясно дав понять, что, даже если она уйдет, он оформит опекунство надо мной и она больше меня никогда не увидит.
        У Роба вырвалось сильное ругательство:
        — Почему? Он так хотел показать всю власть, что даже манипулировал ребенком, как пешкой в своей игре?
        — Точно. И даже больше. Ему была нужна блестящая семья для поддержания имиджа корпорации. Это так красиво выглядело в его резюме. Безукоризненно чистенький дом, хорошенькая, послушная жена и умная дочь. Я всегда была просто частью его фальшивого дома, который он построил, чтобы тешить свое эго.
        — А что твой настоящий отец? Ты знаешь, кто он?
        — Ничего не знаю. Ей запретили разговаривать с ним, он даже не узнал, что у него есть дочь. И поверь мне, та ночь была очень длинной, мы говорили и говорили. Я тогда сильно плакала, и мы почти не спали.
        Лотти побледнела.
        — На следующее утро мой будильник прозвонил в пять утра, я вскочила, чтобы, как всегда, быть готовой к завтраку в шесть. Но вдруг села на кровати, у меня закружилась голова. Я сидела в полуобмороке, и меня вдруг охватили неожиданные чувства. В голову пришла сумасшедшая идея.
        Она посмотрела Робу в лицо и взяла его за руки.
        — Все закончилось. Я больше не собиралась возвращаться на ненавистную работу. Отцу пришлось выйти на пенсию раньше срока, он уехал во Францию с любовницей в дом, где они жили все эти годы. И мне больше не надо было добиваться его расположения. Впервые в жизни я почувствовала себя свободной. Словно огромный камень свалился с моих плеч, и я могла летать, как в чудесном сне.
        Лотти опустила голову и, когда подняла, почувствовала, что у нее слезы льются по щекам.
        — Я была так счастлива и так громко захохотала, что мама пришла проверить, все ли в порядке. Она беспокоилась, не стало ли все произошедшее для меня полным шоком. Но нет. Прошли годы с тех пор, когда мы обе смеялись последний раз, чувствовали себя счастливыми, свободными и веселыми. Передо мной открылся весь мир. Наконец-то я могла сама выбирать, что хочу делать.
        — И ты подумала о Лили, да?  — заметил Роб, смахивая слезы.
        — Да-да, о ней. Единственное время, когда я была по-настоящему счастлива,  — это время, проведенное за выпечкой на кухне. Вот что доставляло мне радость и приводило в восторг.
        Она встала на колени на кровати и потянулась.
        — Остальное ты знаешь. Я изменила свою жизнь и никогда не чувствовала себя счастливее. Никогда. Как ни странно, моя мама тоже счастлива. Счастлива, что я наконец нашла дело, которое люблю.
        — У меня другое. У моей матери проблемы со здоровьем.
        — Я знаю. Но теперь все изменилось.
        Роб поднял голову и буквально впился в нее удивительными синими глазами, в которых стоял невысказанный вопрос.
        — Теперь у тебя есть я. Теперь мы будем ухаживать за ней вместе. Если она захочет. Ну а пока, я думаю, мне нужно еще поспать, прежде чем начну печь. Если только ты не поможешь мне быстро согреться. Есть какие-нибудь соображения? О да, это определенно сработало бы, Роб!
        Роб подпрыгивающей походкой шел по улице. Ему нужно было вернуться в «Бересфорд Ричмонд», принять горячий душ, побриться и переодеться.
        Впервые в этом году у него не было желания возвращаться к работе в такое яркое раннее утро. Когда он вошел в офис Шона и сказал своему личному секретарю, что берет выходной, он не знал, кто из них больше потрясен.
        Зато точно знал, кто виноват в том, что в его сердце произошли эти замечательные перемены.
        Девушка, которую он поцеловал на прощание утром и которая лежала в полусне в студии над кондитерской и была желанной, как никогда.
        Девушка, с которой он намерен провести весь день. Если хватит сил.
        Какая женщина!
        Она подходила ему во всем, и секс с ней был просто изумителен.
        Он, наверное, нашел свою половинку в Лотти Роузмаунт.
        И пора вернуться в среду кондитеров. Он знал отличное место, где мог бы попрактиковаться в изобретении замысловатых рецептов.
        Кондитерская Лотти не относилась к тем кухням, где можно выигрывать призы, но там есть все, что нужно, чтобы с удовольствием поработать. Начиная с того, что там было кого удивлять пятизвездочной выпечкой. Девушка заслуживала самого лучшего, и он очень хотел ее порадовать. Затем должен последовать очень вкусный обед в чудесном ресторане и кофе в пентхаусе. Теперь она точно не откажется остаться на ночь.
        Роб еще не перестал посмеиваться про себя, когда зазвонил телефон. Он легкомысленно нарушил все выработанные за жизнь меры предосторожности и ответил, не посмотрев, кто звонит:
        — Роб Бересфорд.
        — О, добрый день, мистер Бересфорд. Очень надеюсь, что не помешал вам. Это Руперт из галереи «Хардкасл». Мне кажется, мы встречались с вами в тот вечер, когда Адель познакомила нас на открытии ее выставки.
        — Конечно. Чем могу быть полезен?
        — Вообще-то я надеялся поговорить с Адель. Но она не отвечает на звонки, а у нас очень интересное предложение от покупателя на несколько ее произведений. Может быть, вы могли бы попросить ее связаться с нами?
        Роб замедлил шаг:
        — Что вы имеете в виду под словами «связаться с вами»? Уже почти полдень. Я думал, она уже с вами в это время.
        — О нет, мистер Бересфорд. В том-то и проблема. Никто из нас не видел ее сегодня утром, и мы не можем найти никого, кто знал бы, где она. Мистер Бересфорд?
        Слишком поздно. Роб уже отключился и набирал номер матери, тот не отвечал. То же самое с номером в гостинице.
        Ругаясь, Роб отключился и позвонил по номеру ее друзей, который она дала ему накануне, там ответили со второго раза.
        Адель? Они не видели Адель со вчерашнего обеда, когда подвезли ее в гостиницу. Они не представляют, где она может сейчас быть.
        Он остановился посреди тротуара, не обращая внимания на то, что другим пешеходам приходилось его обходить.
        По венам заструился ужас.
        Никаких сообщений на телефон. Никаких сообщений в отель.
        Не успел он потерять бдительность, как она исчезла.
        Он увлекся Лотти и забыл об обещании заботиться о матери.
        В голове прокручивались наихудшие сценарии, он провел рукой по лицу.
        Думай позитивно. Она всегда забывает подзарядить телефон. И никогда бы не уехала, не сообщив ему об этом.
        Что-то случилось. Очень плохое. И он знает, кто в этом виноват.
        Он видел этого человека в отражении витрины.
        Лотти Роузмаунт в десятый раз за утро хихикала, глядя на жестяную банку печенья с амаретто, которая ждала ее на кухне, когда она наконец спустилась на час позже обычного.
        Роб, наверное, потихоньку оставил ее здесь, когда уходил переодеваться.
        Какая ночь!
        Быстро, медленно. Потом быстрее. Здорово! Этот мужчина заставил ее забыть обо всех других любовниках, это уж точно.
        Ей было трудно сосредоточиться на приготовлении пирожных и слоек, но Глория взяла дело в свои руки, обслуживала покупателей, пришедших позавтракать, и пекла приготовленные заранее замороженные круассаны, французский хлеб и датское печенье, чтобы полки не пустовали.
        Ей оставалось только приготовить относительно съедобную глазурь, украсить пирожные и начать готовить открытые пироги и бутерброды из багета. Тогда меню к ланчу будет готово.
        Теперь есть чего ждать.
        Взяв поднос охлаждавшихся брауни с двойным шоколадом, орехом пекан и грецкими орехами, Лотти вышла в кафе и принялась выгружать их на витрину.
        И чуть поднос не уронила на пол.
        У входа стоял Роб, но не ее Роб. Это был прежний Роб. На его потемневшем заострившемся лице застыло выражение разочарования и гнева.
        В чем дело? Он отсутствовал всего несколько часов. Случилось что-то недоброе.
        Она поставила поднос, сняла фартук и пошла ему навстречу. Не говоря ни слова, он прошел мимо и стал подниматься наверх.
        Кивнув Глории, Лотти побежала за ним. Она запыхалась, пока добралась до студии. Он шагал взад и вперед, как зверь в клетке, прижав телефон к уху. Бросил его на кровать и открыл дверь в патио, почти выпрыгнув на террасу.
        Лотти прижала руки к груди, успокаивая сердцебиение:
        — Роб, ты меня пугаешь. Что случилось? Что-то не так?
        Он выпрямился, словно набираясь храбрости, чтобы сообщить ужасную новость, и, когда его голос нарушил жуткую тишину, он был холоден и ужасен, как лед.
        — Мама потерялась. Не отвечает по телефону. Никто не знает, где она. Я даже не представляю, с чего начать поиски.
        Лотти кашлянула и нежно взяла его за руку:
        — Но это неправда. Адель с Йеном. Он звонил мне всего пять минут назад и сказал, что Адель в магазине, примеряет новое платье для коктейля, потому что ее пригласили на вечеринку. Она забыла подзарядить телефон, и он подумал, что лучше сообщить мне, где она. На тот случай, если мы будем волноваться. О, Роб.
        На его лице отразилось облегчение, потом снова появилась горестная мина.
        — Так она делает покупки. С Йеном? Ты это хочешь мне сказать?
        Лотти улыбнулась и протянула руки, чтобы обнять его:
        — С ней все в порядке. Йен встретил ее после завтрака, они уже направляются в галерею. Через десять минут будут там. Ты можешь перестать паниковать, Роб.
        Вместо того чтобы обнять ее и дать возможность его успокоить, Роб отвернулся к ограждению и вцепился пальцами в спинку стула так сильно, что побелели суставы.
        — С ней не все в порядке. Разве Йен может представить, через что мне пришлось пройти?  — Он выплевывал каждое слово сквозь почти сжатые зубы.
        — Эй.  — Лотти попыталась улыбнуться, но не смогла.  — Хорошо, что он оказался таким предусмотрительным и позвонил.
        — Предусмотрительным? Ты так это называешь? Почему он не позвонил сначала мне? Так было бы намного предусмотрительнее.
        — Ну, он, наверное, позвонил бы тебе, если бы у него был твой номер телефона. Но, по-видимому, не было, а Адель не помнит его, вот он и позвонил мне, а потом, наверное, в галерею, чтобы предупредить, что они опоздают. Вот поэтому я и считаю, что это предусмотрительно.
        — Да, правда,  — кивнул Роб и резко добавил:  — Тогда ты не имеешь ни малейшего представления, о чем говоришь. Я уже не раз сталкивался с подобной ситуацией. Несколько лет назад маменька планировала выставку в Нью-Йорке с парой друзей. Частная галерея, эксклюзивные серьезные работы от самых известных художников. Она с таким нетерпением ждала открытия, даже настояла на том, чтобы я взял отпуск и поселился с Шоном и отцом в новом отеле «Бересфорд Майами». И наконец-то по-настоящему отдохнул.
        От тихого тяжелого смеха у Роба затряслись плечи. Он поднял голову и посмотрел на Лотти:
        — Галерею ограбили накануне выставки. Вынесли все. Три года работы пропали. Можешь представить, как на нее это подействовало? Конечно, я предложил полиции помощь и все такое. Но нет. Она настояла, чтобы я не вмешивался в дела полиции, семейный отпуск важнее.
        Роб снова зашагал по дощатому полу.
        — Когда я вернулся в пентхаус в Нью-Йорке, она уже выезжала. Просто уехала, не оставив ни записки, ни сообщения. Никаких следов, где ее искать. Ты можешь понять, каково это? Я искал ее три жутких дня. Она уехала в Хэмптон одна, потому что не хотела никого видеть в это тяжелое для нее время, потом потянулась сильная и долгая депрессия в несколько недель.
        Он на секунду закрыл глаза и, открыв их, снова стал немного походить на ее Роба.
        Настолько, что, когда взял ее за руки, она хотела броситься в его объятия, сказать, как ей жаль и как им будет хорошо вдвоем, если он даст им шанс.
        Но он снова изменился.
        — Извини, Лотти. Но это еще одна причина, почему нам нужно расстаться. И как можно скорее.
        — Расстаться? Что ты имеешь в виду?
        — Мне нужно вернуться в Калифорнию. Там моя работа, и я забираю маму с собой. Мне очень жаль, Лотти, правда.
        Она развела руками:
        — В Калифорнию? И ты вот так можешь уехать? С кем ты, по-твоему, разговариваешь сейчас? Я не Дебра. Ты не проведешь меня, как ее, Роб. Это нечестно.
        Роб повернул разъяренное лицо, наклонился так, что она чувствовала его горячее злобное дыхание:
        — Вот тут ты ошибаешься. Ты точно такая же, как Дебра. И не смей мне говорить, что я не предупреждал тебя о правилах игры.
        Она покачала головой и оглядела его искаженное и трагичное лицо:
        — Останься. У нас есть еще два урока, помнишь? И не качай так головой. Мы умные люди, сможем все решить.
        — Я должен уйти до того, как придется делать выбор, кто мне дороже. Это нечестно по отношению к нам обоим. Извини. Поверь, мне правда очень жаль.
        Напряженными руками он прижал ее к груди, они стояли, словно в последний раз, чувствуя эту драгоценную близость.
        Из глаз потекли слезы, едва она поняла, что он уходит от нее, найдя самую уважительную причину в мире.
        Нет, этого не может быть. Мы же только что нашли друг друга.
        Все силы ушли на то, чтобы медленно отодвинуться от него. Ей нужны его прикосновения. Но она понимала, что нужно делать.
        — Нет, Роб, нет. Я не позволю тебе сделать это ради тебя самого. Ты просил дать тебе шанс. Теперь моя очередь. Измени правила. Найди любовь, которая тебе так нужна. Она рядом.
        — Всякий раз, как я пытаюсь полюбить, любовь так или иначе ускользает от меня. Вот почему мне нужно уехать раньше, чем ты проделаешь брешь в броне моего сердца и моей души, и ничто уже не сможет ее заделать. Не буду рисковать ради нас обоих.
        Он инстинктивно сделал шаг вперед, чтобы обнять ее на прощание, но она уперлась ему в грудь.
        — Уезжаешь? О, Роб, я видела, как мои родители потратили лучшие годы жизни, существуя в полном отчаянии, лжи, отвергая любовь, пока грусть и отчаяние не заполнили их души. У моей мамы было всего три драгоценных месяца с человеком, которого она любила всю жизнь. Почему? Потому что она побоялась ранить других людей. И знаешь что? Она пожалела об этом в тот момент, когда вернулась в Лондон. И потом, как ни старалась и сколько бы усилий ни прилагала, не исправила ситуацию.
        Лотти ласково провела рукой по его лицу.
        — Мне этого мало, Роб, я хочу провести с дорогим мне человеком больше трех месяцев. Я хочу всю жизнь. И мы можем это сделать. Нет, послушай! Адель настоящая, честная, правдивая. Она живет безо лжи. И всегда так жила. Она самая храбрая женщина на свете. Как и ее сын. Поговори с ней, поговори с ней сегодня.
        — Лотти, так надо.
        — Не согласна. Я забочусь о тебе и хочу быть с тобой.
        Она скользнула пальцами по его груди:
        — Иди! И делай, что должен. Но только возвращайся ко мне, когда будешь готов пройти весь путь до конца. Я чувствую, что только сейчас начала понимать настоящего Роба Бересфорда, но тебе нужно открыться и отдать мне всего себя, а не только ту часть, которую ты показываешь всем остальным. Ты еще не готов к этому. И не возвращайся, пока не будешь готов.
        Слова застревали у нее в горле, но она смогла договорить их, отвернулась к балкону, чтобы не видеть, как он молча уходит.
        Каждый его шаг по деревянной лестнице отдавался в ее сердце. Когда хлопнула дверь на кухню, она отошла от перил и вернулась в комнату. Чтобы Роб не видел, как она повалилась на пол и залилась горькими слезами. Без него ее жизнь опустеет.
        Глава 12
        Роб медленно шел по только что отремонтированной столовой отеля «Бересфорд Ричмонд» и мысленно намечал дела первостатейной важности.
        Простые чистые линии, светлое полированное дерево и кремово-бисквитные оттенки в декоре и мебели создавали теплую и уютную обстановку. Никакого вычурного красного бархата, никакого снобизма.
        Связи его матери с замечательными художниками помогли группе «Бересфорд» собрать целую коллекцию картин и предметов искусства, прекрасно подходивших к современному стилю их отелей.
        Зал был задуман как единое целое, чтобы гости могли расслабиться и насладиться великолепной едой и вином в роскошных условиях без старомодных церемоний.
        И это работало. Призы и рукоплескания журналистов, пишущих о кулинарии, множились день ото дня.
        Он должен был бы гордиться их достижениями.
        Вместо этого его ум томился от неопределенности и сомнений с той самой минуты, когда Лотти велела ему уйти.
        Он не винил ее.
        Роб провел рукой по лицу, чтобы проснуться окончательно.
        Он спал урывками, сновидения были полны воспоминаний о том, как он держал ее в объятиях, а длинные волосы разметались по подушке, пока она спала.

«Черт. Я просто потерял голову».
        Нет, он принял правильное решение. Для них обоих.
        — Привет. Я думал, ты сегодня уезжаешь.  — Шон вышел из дверей кухни с салфеткой в руках.
        — Привет. Я и уезжаю, и не сори на мой пол.
        — Эти французские булочки удивительны. Три вида сыра. Щепотка паприки. Наши любители белого вина будут просто на небесах.
        Роб покачал головой и попытался улыбнуться, но губы не слушались.
        — Ты только поэтому звонил мне сегодня утром?
        — Нет. У меня новости. Я только что завершил долгую и не совсем пристойную беседу с моей дорогой и любимой мисс Ди Флинн, и мы в конце концов договорились о дне свадьбы. Что ты будешь делать в последнюю неделю сентября, если не считать, что тебе предстоит быть шафером на моей свадьбе?
        Роб захохотал и хлопнул брата по спине с такой силой, что тот чуть не взмыл в воздух:
        — Отличная новость. Поздравляю. Ты везунчик.
        — Знаю. За тобой вся готовка. Семь смен блюд. Все твои самые лучшие рецепты, ладно? И не забудь приготовить эти твои сырные канапе.
        — Договорились.  — Роб снова похлопал Шона по спине.  — Лучшее из лучших, даю гарантию!
        — А, так-то лучше. А милейшая Шарлотта Роузмаунт будет главным кондитером и создателем свадебного торта.
        — Лотти будет печь свадебный торт? А почему не я?
        — Выбор за невестой. Ну а ты, мой друг, будешь наслаждаться медленным танцем с Лотти на моей свадьбе. Хотелось бы мне на него посмотреть.
        Роб вздохнул и прищурился. Он так ясно вспомнил, как танцевал с Лотти последний раз.
        — Так все уже решили без меня?
        — На то они и эксперты.  — Шон потер руки.  — И я знаю, Адель и Йен больше чем друзья, и это здорово. Настолько здорово, что я уже сказал, что она может жить в отеле сколько захочет.
        — Нет, я за нее заплачу,  — попытался заверить Роб, но брат остановил его:
        — Не в этот раз, парень. Ты часть семьи, которая не оставляет своих один на один с проблемами. Как ты не понимаешь, не надо бежать от того, что может стать лучшим в твоей жизни.
        Шон постучал Роба по лбу.
        — Лотти тебе подходит. Действуй.
        — Я и долгосрочные обязательства? Такого раньше не было.
        — Тогда это у нас общее. Я обожаю Ди. Влюблен так, что в моей жизни нет никого ближе ее. Ты тоже достоин такого счастья, Роб. Ты сдержал слово, данное Адель, заплатив наперед за все, что будет в твоей жизни. И что ты так машешь головой?
        — Лотти нужен тот, кто сделает ее счастливой и будет любить так, как она того заслуживает. Она хочет того, кто будет ей принадлежать на сто процентов. Это не по мне. Я как маменька. Всегда знаю, что отношения когда-нибудь закончатся. Я не создан для долгих романов.
        — Что ты хочешь сказать? За Лотти не стоит бороться? Она недостаточно для тебя хороша?
        — Я этого не говорил. И ты не смеешь говорить так. Она лучшая женщина из всех, кого я встречал. Если и есть проблемы, они связаны со мной. Не смотри на меня так. Это не смешно.
        — Никогда не видел могучего Роба Бересфорда влюбленным. Вот это уже другой разговор. Можно соединить «Л» и твое имя в одном предложении. Хотя, если подумать, действительно странно. К этому нужно привыкнуть. Но, думаю, я справлюсь.
        Шон скомкал салфетку и зажал в кулаке.
        — Твой выбор, брат. Ты можешь идти по пути, на котором ты сейчас, и закончить жизнь хилым стариком, дядюшкой Робом для моих удивительных и талантливых детей, которых мы с Ди планируем произвести на свет в ближайшем будущем. Или, и в этом вся соль, ты берешь Лотти себе, пока другой более удачливый парень не перехватил ее у тебя.
        — Лотти, к тебе пришли.  — Глория глазами показала на входную дверь, широко ухмыльнулась, прищелкнула пальцами и подула на их кончики.
        — Кто там? Не тот горячий парень, который хотел вступить в клуб «Волшебные пироги», чтобы знакомиться с женщинами?
        — Звучит заманчиво. Где тут можно записаться?
        Роб!
        Лотти не стала оборачиваться, чтобы он не возомнил о себе бог весть что, увидев ее запылавшее лицо. Вместо этого она стала наблюдать за тем, как женщины за столиками оборачиваются друг к другу с открытым ртом и шепчутся, посматривая на Роба и не веря своим глазам.
        — Дамы, это огромное удовольствие познакомиться со всеми вами, Лотти так много мне о вас рассказывала. Я надеюсь, вы не против, если я подарю вам несколько подписанных книг с рецептами, которые вы, возможно, найдете для себя полезными? Думаю, здесь на всех хватит. Вот, пожалуйста. Берите.
        Слева от нее на столе появилась большая коробка, не успела она и слова сказать, как девицы набросились на содержимое коробки, вытаскивая книги и визжа от радости и восторга.
        В следующий момент Роб уже наклонился к Лотти, она почувствовала его теплое дыхание на шее, а он прошептал ей на ухо:
        — Не уделишь мне пять минут? Мне нужно поговорить о Ди и Шоне.
        — Привет. Я провожу заседание клуба «Волшебные пироги» и не могу прерваться.
        — Дамы! Извините, что перебиваю, но мне нужно украсть у вас Лотти на несколько минут. Дамы?
        Никакого ответа. Девицы были заняты тем, что фотографировались с ним на свои смартфоны, листали страницы кулинарной книги, охая и присвистывая при виде цветных фотографий шедевров.
        Предательницы!
        — Пять минут. Не больше.
        Лотти отвернулась и быстрым шагом пошла от мужчины, одно присутствие которого заставляло ее сердце петь, прошла через кафе и села за столик у самого выхода, аккуратно сложив руки на коленях:
        — Пять минут. Говори, что хотел, и уходи. Время пошло.
        Сосредоточенно разглядывая рисунок на плиточном полу, Лотти поняла, что Роб сел на стул напротив.
        Очень хотелось взглянуть на него, но мозг изо всех сил старался унять цунами чувств, нахлынувших из-за того, что он сидит рядом. Удивительно, как один человек может вызывать столько эмоций в другом.
        — Лотти! Рад тебя снова видеть.
        — Я думала, ты уже улетел в Калифорнию, можешь себе представить, как я удивлена тем, что вижу тебя сегодня.
        Он потянулся к ней через стол. Шелковая темно-серая ткань рубашки приоткрыла небольшой кусочек замысловатой татуировки, которая, она знала, заканчивалась на левом плече. Она ласкала ее всего несколько дней назад.
        От воспоминаний заболело сердце, пришлось смахнуть появившиеся в глазах слезы.
        Она хотела прижаться к нему, оживить драгоценные моменты, проведенные в его объятиях, снова почувствовать тепло его губ до того, как их окончательно разделит тысячекилометровый океан.
        Вместо этого она подняла подбородок и, притворившись, что ей совсем не интересно его слушать, состроила холодную как лед мину на лице.
        — Работа. Шону нужно было помочь в отеле. Я мог бы позвонить и назначить встречу, но появились смутные сомнения, что ты запустишь в меня телефоном, поэтому решил явиться лично и подставить под него грудь. Так что воспользуйся случаем, Лотти. Пали с обоих стволов. Чем раньше мы все уладим и начнем работать вместе, тем лучше.
        — Работать вместе!  — Лотти вскочила, оперлась руками на стол и смотрела на него, широко раскрыв глаза, не веря своим ушам.  — Как тебе пришла в голову эта идея?
        — Разве мой брат не женится на великолепной мисс Дервле Флинн? Я отвечаю за прием, а вы, моя дорогая, печете свадебный торт для одной из самых престижных свадеб в клане Бересфордов всех времен. Мы готовим угощение. Оно должно быть выдающимся.
        Кто-то из членов клуба «Веселая выпечка» громко захохотал, наверное Глория, рев транспорта эхом отразился от витрин, заставив пол чуть завибрировать. Но Лотти ничего не слышала, поглощенная тем, что пыталась осмыслить сказанное. И не могла.
        — Ди хочет, чтобы торт испекла я?
        — Она звонила вчера из Пекина.
        — Из Пекина. О боже.
        Вдруг ослабели ноги, она села.
        Роб придвинул стул ближе.
        — Что ты на это скажешь, Лотти?  — В его голосе было столько ожидания и смущения, что она не могла этого не заметить.  — Сможешь потерпеть меня несколько недель, пока мы будем работать вместе, чтобы сделать свадьбу незабываемой?
        Он наклонил голову и улыбнулся одной из самых сладких и сногсшибательных улыбок.
        — Шон важен мне, и я знаю, что Ди очень высокого мнения о тебе. Меня не удивит, если ты уже знаешь, какой торт она хотела бы на свою свадьбу. Знаешь?
        Она кивнула:
        — Два огромных подноса с отдельными кусочками торта, с написанными на них именами гостей. Все разные и очень-очень вкусные. Это самый важный заказ в моей жизни.
        Она медленно выдохнула и сглотнула большой комок в горле.
        — Они точно женятся?
        Роб кивнул:
        — Точно. По мнению Шона, я лучший шафер, а ты главная подружка невесты. Точные инструкции после ее приезда. И я приготовил торт-ухаживание. Для тебя. Хотя это и северная традиция, но думаю, что могу ею воспользоваться, чтобы поухаживать за тобой.
        — Поухаживать? Ты ушел от меня, чтобы доказать свою точку зрения, и теперь имеешь наглость возвращаться с тортом? Что ты этим хочешь сказать, Роб? Чего ждешь от меня? Неужели я забуду, что ты обращался со мной как с бедной неудачницей, когда речь зашла о твоих приоритетах? Да, неожиданная новость. Я в своей жизни довольно наслушалась советов, что делать, говорить и как поступать, будто мои собственные чувства не имеют значения. Я покончила с подобным образом жизни. И больше никогда не позволю руководить собой, особенно тебе. Так что забирай торт, подари его какой-нибудь другой дурочке с низким мнением о себе, если она захочет связаться с тобой. И желаю ей удачи, она ей точно понадобится. До свидания и доброй ночи.
        — Закончила?  — спросил он полушутя.
        — Да. Спасибо.
        — Хорошо.  — Роб поставил торт перед ней.  — Мне показалось, тебе нужно немного сладкого. Попробуй тортик. Может, он тебе и понравится.
        Лотти потянулась к коробке и тут же отвела руку:
        — Подожди. Если я попробую этот торт, это будет означать, что мы официально встречаемся! Ты нахал! Убери его с глаз долой. Не выйдет. Ты слышал, что я сказала вчера.
        Роб ухмыльнулся, открыл крышку, помахал коробкой перед носом Лотти. Поднес еще ближе и сел на стул:
        — Лимонный бисквит.
        Она отодвинула коробку к нему:
        — Ты издеваешься. Это низко.
        — Знаю.  — И он снова подвинул коробку к ней.  — Но мама предположила, что он тебе понравится. И с полной определенностью сказала, что пройдет курс лечения, как только закончит последнюю картину. Йен пригласил ее пообедать, она согласилась. Не смотри на меня так. Мне он нравится, он замечательный фотограф. А ему понравится Калифорния, мама ждет не дождется, когда сможет показать ее ему. Сама. Я явно тут третий лишний.
        — Йен и Адель? О, я так рада,  — улыбнулась Лотти, хотела взять Роба за руку и передумала.  — Ты же не собираешься им мешать?
        — Нет. Он будет заботиться о ней и в хорошие, и в дурные дни. Я думаю, они будут счастливы вместе. То есть надеюсь. Так что маменька меня уволила. Я теперь официально отошел от дел. Моя служба в качестве телохранителя на полную ставку больше не требуется. Я долго заботился о ней, теперь пришло время насладиться собственной жизнью в совершенно эгоистичной манере.
        — Да? И как ты это будешь делать?
        — Я привыкаю к мысли, что могу разбить сердце, если упущу шанс, полюбить. Просто потому, что испугался позволить женщине увидеть, каким мужчиной я стал.
        На глаза Лотти снова набежали слезы, когда она увидела, что Роб Бересфорд отодвигает стул и опускается перед ней на одно колено.
        Сердце было готово разорваться от счастья.
        Он не обращал внимания на то, что девицы из клуба «Волшебная выпечка» исподтишка поглядывают на них, а дама с ребенком на руках за дальним столиком во все глаза уставилась на них, не веря своим глазам.
        — Поэтому я всю прошлую ночь работал над этим рецептом. Только для тебя. Для тебя одной. Всегда и навсегда, моя любовь. Я знаю, что недостоин тебя, но если ты дашь мне шанс, я покажу тебе, что такое настоящая любовь. Лотти, ты дашь нам этот шанс?
        В зале стало тихо. Никто не двигался, даже дети. Лотти почувствовала, что все следят за тем, как она берет ложку, взмахивает ею в воздухе, подхватывает кусочек лимонного бисквита из самой середины торта и подносит к губам.
        Роб улыбнулся ей, когда она аккуратно положила кусочек в рот.
        Взрыв вкусов заставил ее громко застонать и закрыть глаза от удовольствия. Самый вкусный торт из всех, что ей приходилось пробовать. Нельзя, чтобы он готовил такой торт другой девушке.
        Раздался гром аплодисментов, веселые голоса наполнили кондитерскую.
        Лотти открыла глаза, и первое, что увидела,  — выражение любви в глазах Роба.
        В этот момент она поняла, каково это — быть самой красивой женщиной в зале. Ее любят, и она любит в ответ.
        — Хороший торт,  — усмехнулась она.  — Теперь ты можешь встать. Мой ответ: «Да, да, да!»
        Она упала в его объятия, засмеялась и заплакала, понимая, что сердце нашло единственное пристанище, которое она всегда хотела иметь.