Не любовь Оксана Хващевская
        Библиотека Регистр #0
        Роман «Не любовь» Оксаны Хващевской - остросюжетное произведение с глубокой нравственной подоплекой, отвечающее на извечный вопрос мужчин: «Чего все-таки хочет женщина?» Первое чувство в жизни героини приводит к глубоким разочарованиям. Словно одержимая одним человеком, она не замечает ничего и никого вокруг, и любовь становится пыткой…
        ОКСАНА ХВАЩЕВСКАЯ
        НЕ ЛЮБОВЬ
        ГЛАВА 1
        Когда на землю легли ранние зимние сумерки, а на краю неба зажглась первая звезда, рейсовый автобус наконец прибыл в деревню Старые Дороги, остановился у поворота, и Мирослава Ярославская легко спрыгнула с нижней ступеньки на обочину. Снег хрустнул под подошвами ботинок. Передернув плечами, девушка небрежно поправила лямки объемного рюкзака за спиной и, подождав, пока автобус тронется с места, зашагала вперед.
        Старые Дороги были небольшим селением с обычными бревенчатыми домами, разбросанными по обе стороны извилистой асфальтированной дороги. Их маленькие оконца светились теплым светом, а в небо поднимались белесые столбы дыма и не торопились рассеиваться в воздухе.
        Мороз крепчал. Зима рано пришла в этом году, заворожила, околдовала вьюгами и метелями, засыпала снегом.
        Здесь, в деревне, вдоль дороги высились сугробы. А дальше, до самого леса, укутанные в белоснежные покрывала, лежали поля и луга. И лес стоял уснувший, словно одетый в белые меха… Снег блестел, серебрился и казался мягким, невесомым, словно пух.
        Ускоряя шаг, Мира свернула с дороги на узкую тропинку, что вела к небольшому домику с зелеными ставнями и шиферной крышей. Дворик от улицы отгораживал низкий забор из частокола с такой же низкой калиткой. Девушка просунула руку в щелку, подняла вверх железный крючок и открыла калитку.
        Все четыре окошка в доме светились. Мирослава пробежала дворик, преодолела ступени небольшого крыльца и потянула на себя входную дверь, сколоченную из простых обтесанных досок.
        В темных сенях, где зимой было почти так же холодно, как и на улице, она громко потопала на месте, сбивая снег с подошв, и вошла в дом.
        Яркий свет резанул по глазам, когда девушка переступила порог, и ее, как волной, обдало теплым воздухом с невероятным и до боли знакомым ароматом борща с белыми грибами, который баба Нина всегда варила только в печи.
        Закрыв за собой дверь, Мира сразу же оказалась в объятиях бабушки.
        - Унучачка мая!  - всплеснула руками старушка, разглядывая ее подслеповатыми глазами.  - А я ж думала, ты заўтра прыедзеш!..
        - Я решила, что сегодня мне совершенно нечего делать в школе, и не пошла!  - беспечно заявила Мира.
        - И в самом деле, зачем тебе школа?  - послышался голос из глубины дома.  - Подумаешь, оценки зачитывать будут! Тебе-то небось особенно радоваться нечему!  - Тон, которым все это проговорилось, был ужасно самоуверен и несколько ироничен.
        - Степик!  - узнала девушка.
        - Мира!  - услышала в ответ, а немного погодя смогла и разглядеть своего двоюродного братца.
        Он стоял, опершись плечом о дверной косяк, скрестив руки на груди, и плутовская улыбка играла на его смазливом лице.
        - Привет!  - улыбнулась ему Мирослава и, сбросив на пол рюкзак, стянула с головы вязаную шапочку. Светло-русые волосы в беспорядке рассыпались по плечам.  - И давно ты здесь?  - поинтересовалась.
        Ее щеки разрумянились от мороза, и даже кончик носа покраснел.
        Хрупкость телосложения делала Миру похожей на ребенка, но Степик сразу отметил произошедшие в ней перемены. Они не виделись, кажется, целый год. Ну да, у него не получилось приехать сюда прошлым летом. Чтобы закрепить английский, Степан Рудинский уехал на все лето в Лондон. Подрабатывая то официантом, то курьером, он смог попрактиковаться в произношении, расширить круг знакомств, а заодно и подзаработать немного денег. Но они, конечно, периодически созванивались и не теряли связь друг с другом.
        Мирослава повзрослела и уже не была тем угловатым, худым, немного неуклюжим подростком. Она стала юной, прелестной девушкой. Тонкий овал лица. Чистая кожа, бело-розовая, как лепестки яблоневых цветов. Темные брови, ломаной линией взметающиеся к вискам. Аккуратно вылепленный носик. Рот широковат, зато чуть припухшие губы красиво изогнуты. И глаза… Степик не мог взять в толк, откуда они у нее такие. Миндалевидной формы, в обрамлении пушистых темных ресниц. Непроницаемые, бездонные, как лесные озера. Живущие какой-то своей, особенной жизнью. Серо-голубые.
        - Я приехал вчера. А ты думала меня обставить?
        Девушка состроила рожицу и, засунув шапку в рукав куртки, повесила ее на гвоздик у входа.
        - Міраслава, ну як вы жывяце? Матка работае?  - спросила ее бабушка, когда они уселись на длинную лавку у окна.
        - Да, бабуль! У нас все нормально. Мама работает, папа тоже. Мама вроде собиралась приехать на Новый год. Степик, а твои родители приедут?
        Братец небрежно пожал плечами:
        - Места здесь для них всех как-то маловато будет!
        - Ты не хочешь, чтобы они появлялись здесь?
        Степик отрицательно тряхнул головой.
        - А я люблю, когда мы все вместе собираемся. Так весело и прикольно.
        - Да?  - парень насмешливо приподнял темные брови.  - Вот уж не вижу ничего прикольного. Как вспомню, как в прошлом году они долбали меня своим контролем…
        - Так ведь по делу, Степик! По делу! Если бы они тебя не контролировали, ты бы точно женился на Наташке!  - улыбнулась Мира. Легкая, задорная улыбка удивительно преображала ее несколько серьезное лицо.
        - Ой, ну прям уж!  - запротестовал Степик.
        - Вы же были, как слон и моська. Причем моськой был как раз ты, братец!  - поддразнила его девушка.
        - И что??? И что??? Женщины ценят мою миниатюрность!.. А у Наташки зато пятый размер! В отличие от некоторых…  - он выразительно покосился на Миру, у которой, конечно, был не то чтобы пятый, но даже и не второй.
        - Нахал!  - притворно возмутилась девушка.
        Пододвинувшись к столику под образами, где обычно кушали, она открыла рюкзак и стала выкладывать гостинцы: печенье, конфеты, мандарины…
        - Унучачка мая, не трэба было нічога везці!  - заговорила бабушка, наблюдая за ее действиями.  - Вон і Сцяпан учора навёз разнага, а хто яго есці будзе?
        - Бабушка, ну как же я к тебе без гостинцев! Этот жулик небось с французскими трюфелями пожаловал!  - кивнула девушка в сторону Степика.
        - А то! Кстати, твоими любимыми. Привез побольше, а то, помнится, в прошлый раз ты их одна за вечер и умяла!
        Мира хмыкнула в ответ и, подогнув под себя ногу, одернула коротенькую толстовку.
        Степик отлепился от косяка и опустился на табурет у стола. А баба Нина, тяжело поднявшись, отправилась хлопотать к печи и скоро уже доставала железным ухватом чугунок с борщом.
        - Я рад, что ты приехала сегодня,  - чуть подавшись в ее сторону, негромко сказал парень.  - Вчера целый вечер пришлось просидеть дома, и весь вечер бабуля пытала меня про тое да про сёе! Сегодня твоя очередь.
        - А куда ты собрался?  - полюбопытствовала девушка.
        - Да так, пройдусь по деревне.
        - Кто-нибудь из твоих друзей приехал?
        - Леха должен. Ты машины не заметила возле дома Поляковых?
        - Я в начале деревни вышла. А кто еще приедет?
        Степик пожал плечами и пододвинул к себе тарелку с ароматно дымящимся борщом, которую баба Нина поставила перед ним.
        Мирослава последовала его примеру.
        А бабушка отправилась в сени и вернулась оттуда с вяленым мясом. Таким сухим и просоленным, впитавшим в себя солнечные лучи прошлого лета и пряные ароматы всевозможных трав, развешанных пучками в сенях под потолком.
        Бабушка собралась было нарезать мясо сама, но Степик не выдержал.
        - Бабуль! Садись лучше с нами! Я сам порежу мясо!  - сказал он, выходя из-за стола.
        Степик взял нож, разделочную доску и, повертев в руках кусок мяса, будто прикидывая, с какой стороны начать, принялся за дело.
        - Сцяпан, а мо вам з Міраславай патрохі настойкі наліць? Яна ў мяне яшчэ з лета стаіць! Смачная! Чарнічная! Я туды трохі водачкі ўліла, штоб крапчэй была. Будзеце?
        Мирослава хотела отказаться, но взглянула на Степика, который отчаянно кивал, и согласилась.
        Баба Нина принесла трехлитровую банку настойки и налила им по стопочке, которые Степик предусмотрительно достал из столика.
        - Бабуль, ты ведь нам составишь компанию?
        - Ой, мой унучак! Вы ж маладыя, вы піце, а ў мяне тады галава балець будзе!
        - Бабуль, ну всего по пять капель, за компанию!  - не отставал Степик, при этом, ловко орудуя ножом, нарезал мясо соломкой. Закончив резать, он разложил его на блюдце, помог бабе Нине сесть, налил ей немного настойки и пододвинул Мире ее стопку.
        - Ну, давайте выпьем за дам, раз вы в большинстве!  - произнес Степик и, чокнувшись с бабушкой, потянулся к сестре.  - А за тебя мне особенно хочется выпить!  - добавил он.
        - Это еще почему?  - удивленно вскинула она брови.
        - Потом скажу!  - пообещал Степик и одним махом осушил стопку.
        Мирослава же так пить не умела. Ей обязательно надо было понемножку, распробовать, подержать во рту…
        - Вкусно,  - сказала девушка.
        - Ниче так!  - согласился с ней братец.
        - Можа, яшчэ па адной?
        Степик, конечно же, собрался ответить положительно, но Мира опередила его:
        - Нет, не нужно. Голова уже и так закружилась.
        Рудинский скорчил презрительную гримасу, а Мира в ответ показала язык.
        Она на семь лет была младше двоюродного брата. То есть, когда она родилась, Степан Рудинский уже пошел в первый класс, а когда она пошла в школу, он уже был подростком, которому должно было бы наплевать на свою соплячку-кузину.
        Но, во-первых, Мира Ярославская даже в семь лет существенно отличалась от девчонок-первоклашек, которых ничего, кроме кукол, подружек, мультяшек и конфет, не интересовало; а во-вторых, и Степик в четырнадцать лет не был тупым и эгоистичным подростком.
        Конечно, большую часть времени он проводил со своими друзьями. Но и для маленькой Миры у него всегда находилось время. Степик качал ее на качелях, помогал ей убираться в бабушкином домике, ходил вместе с ней за ягодами, учил мастерить рогатки и свистеть не хуже заправского разбойника. Именно он научил ее играть в карты и показал некоторые шулерские штучки. Они оба были единственными детьми у родителей, может быть, поэтому и стали так близки.
        Степик Рудинский, по мнению сестренки, представлял из себя беспечного донжуана и хамоватого себялюбца. Но у него была такая открытая улыбка, а в прищуре карих глаз - столько обаяния, что устоять перед ним было просто невозможно. Всегда неброско, но дорого и со вкусом одетый, стильно подстриженный, с маникюром на тонких пальцах, он, вместе с тем, запросто приспосабливался к деревенской жизни. Мог рубить дрова, таскать воду из колодца, топить грубку.
        Когда с борщом покончили, баба Нина заварила чай, который пили с конфетами.
        Потом Степик ушел. Мирослава с бабушкой остались вдвоем.
        Мира любила такие вот долгие зимние неспешные вечера в маленьком домике бабы Нины. Присутствовало во всем этом некое особое, ни с чем не сравнимое очарование. За бревенчатыми стенами ветки потрескивали от мороза, а в комнате было тепло и уютно. Баба Нина брала в руки крючок и клубки ниток, и постепенно, потихоньку из ее рук выходили яркие круглые половики, которыми были устланы полы в доме.
        Старушка неспешно вязала, прищурив подслеповатые глаза, и вспоминала прошлое, прожитое, когда-то важное, делясь с внучкой воспоминаниями…
        А та забиралась на высокую кровать с железными спинками, подбирала под себя ноги и зачарованно слушала…
        Потом девушка постелила себе постель на старой узкой жесткой кровати за грубкой, отгороженной от комнаты ситцевой цветастой занавеской, и, переодевшись в штанишки и футболку, с книжкой легла.
        На каникулы задали много читать, и Мирослава захватила с собой «Мастера и Маргариту».
        Бабушка еще выходила на улицу, чтобы позвать в дом кота, посматривала на часы, беспокоясь за Степика, долго вглядывалась в темноту за окном, когда по дороге проезжала машина…
        Мира немного почитала и позволила бабе Нине погасить свет.
        Но спать совершенно не хотелось. Она лежала на боку и сквозь тонкий ситец занавески вглядывалась в светлое пятно окна и слышала, что и бабушка тоже не спит, думает, наверное, о чем-то и тяжело вздыхает. А маленький домик постепенно наполнялся ночными звуками и шорохами, существенно отличающимися от тех, которые девушка привыкла слышать у себя дома.
        Вот мышь заскреблась под полом…
        Вот треснули обои на стене…
        Вот кот зашевелился на печке…
        Вот скрипнул снег за стеной…
        И сверчок, который всегда жил за печкой, проснулся и подал голос…
        Все эти звуки были так непривычны, но знакомы с детства и неотъемлемы от этого места, как и все остальное.
        И Мира вслушивалась в эти звуки, и они казались ей колыбельной…
        Она вообще-то собиралась дождаться Степика, но побороть сон, наплывающий из темноты, не смогла. Веки отяжелели, глаза закрылись…
        Мира уже задремала, когда что-то ее толкнуло, словно изнутри, и она открыла глаза.
        Сердце испуганно колотилось в груди, дрожь пробегала по спине, а она даже не сразу смогла вспомнить, что же разбудило ее.
        Шаги. Она услышала шаги. Прямо за стеной домика кто-то ходил.
        Раз-два, раз-два, раз-два…  - скрипел снег под ногами.
        Мирослава приподнялась на подушке и отодвинула занавеску. Она хотела разбудить бабушку, но, оказалось, старушка не спала. Согнувшись, она стояла у окна, пытаясь в нем что-то рассмотреть.
        - Бабуль,  - шепотом окликнула ее девушка. Почему-то стало жутко.  - Ты чего?
        Бабушка обернулась.
        - Ходзіць хтосьці па двару!
        - Кто?
        - А калі б я бачыла! Чула толькі крокі, а покуль устала, гляджу, нікога няма. Толькі варона спужалася, сарвалася з галіны, і снег пасыпаўся…
        - Я тоже слышала шаги за стеной. Зачем кому-то ходить вокруг нашего дома?
        - А каб я ведала, мая ўнучачка! Толькі нашы бабы кажуць, што на хутары бачылі агні. Відаць, зноў нячыстая сіла кружыць над дзярэўняй. І Сцяпана няма, а хата незачынена! Вой, вой! Дзе ж ён ходзіць?!  - баба Нина отошла от окна и стала креститься на икону.
        Хутор был дурным местом. Гиблым. Так издавна считали в деревне. Расположенный немного в стороне, в километре от Старых Дорог, в лесу на пригорке, он будто сам схоронился от деревенских. Небольшая речушка служила своеобразной границей территории. Когда-то через нее перекинули мостик, но потом разобрали.
        Жители деревни сторонились этого места. Еще до войны на хуторе поселилось несколько репрессированных еврейских семей из Смоленска, тоже не горевших желанием общаться. Они жили обособленно, сами по себе, и не желали впускать кого-либо из местных в свой круг. Деревенские отвечали им тем же. В войну хутор сожгли. В Старых Дорогах не знали, куда подевались его жители, да и не особенно интересовались. Тогда и своих бед хватало. Но позже, когда на пепелище обосновался старый еврей и возвел новый хутор, все узнали, что он один из тех, репрессированных, врагов народа. Времена тогда были такими или сознание людей, но и после войны ничего не изменилось для него и его семьи. Их так же сторонились, с ними так же не общались, более того, как это может быть только в деревне, хутор и его хозяева постепенно обрастали слухами, сплетнями, историями. Их уединенность и нелюдимость порождали людское любопытство, зависть, враждебность. Поэтому и молва о них недобрая возникла. Так уж повелось: что бы ни случалось в деревне плохого, винили жидов с хутора. Подохли куры - они наслали порчу. Корова не дала молока - опять их
рук дело. Бычок зашел на болото и утонул - проделки жидов. Кто-то нашел под лавкой засохшую куриную лапку или разбитое яйцо - так и знай, жди несчастья. Девку замуж не берут - значит, заговорили на венец безбрачия. Кто-то находил песок с могилы у себя на крыльце, кому-то подбрасывали цветок из траурного венка. А кто-то пустил слух, что на хуторе не брезгуют и черной магией…
        Мире с детства внушали, что от хутора лучше держаться подальше. Баба Нина и мама рассказывали много такого, от чего потом девушка не одну ночь не могла уснуть. Но мама же и говорила, кем бы ни были люди с хутора, но и они гуляли свадьбы и умирали, рожали и растили детей. Они тоже жили…
        Старый еврей давно умер, а сыновья его обзавелись своими семьями. Какое-то время на хуторе еще жил старший сын, но и он съехал. Хутор для них стал чем-то вроде дачи, куда они время от времени приезжали. И каждый раз их приезды приводили деревенских в тревожное волнение. Из деревни хутор был не виден. И лишь дым из дымохода, единственный, выдавал присутствие хозяев…
        Мире захотелось зарыться с головой под подушку, а сверху еще и одеяло натянуть, а еще лучше забраться к бабушке на кровать, вместе все-таки не так страшно было бы…
        Вдруг по деревне и вправду нечистая сила гуляет? Ночи сейчас, в канун Нового года, необыкновенные, в такие обычно чудеса случаются, ну и не чудеса, конечно, тоже… Ведь кто-то все-таки ходил вокруг дома.
        Бабушка снова легла, Мира уселась на кровати и натянула одеяло до подбородка. Сидя так, она вслушивалась в тишину, ругала Степика за пофигизм и отчаянно желала, чтобы он поскорее вернулся.
        ГЛАВА 2
        Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Мира услышала, как открылась входная дверь и скрипнула половица. Степик на цыпочках пробрался к своей кровати, что стояла за печкой в передней комнате. От общего помещения ее отделяла цветная занавеска. Этот закуток бабушка использовала под своеобразную кладовку, храня там мешки с сушеными яблоками, грибами, семечками, какие-то вещи, подушки, но когда приезжала родня, все убиралось, освобождая спальное место. Мира и Степик еще в детстве определились с выбором комнат. Она, будучи помладше, спала ближе к бабушке. А Степик как старший ночевал ближе к дверям, чтобы уходить и возвращаться, никого не беспокоя.
        Мирослава подождала минуту, давая возможность братцу перевести дыхание и раздеться, а потом отбросила в сторону одеяло и подкралась к спинке кровати. Здесь, за грубкой, стены, разделяющей обе комнаты, не существовало. Когда-то стояла большая грубка, построенная, кажется, еще после войны, по прошествии времени ее перестроили, сделали меньше, и образовался проем. Зимой его закладывали дровами, а летом Мира и Степик запросто пользовались им, чтобы пробираться друг к другу.
        - Степик!  - шепотом позвала она брата в щель между дров.
        - Чего?  - прозвучало в ответ.
        - Ты где был так долго?
        - Что? Слушай, давай не шепчи там, а перебирайся ко мне, поболтаем.
        Выскользнув из своего закутка, девушка, стараясь не шуметь, прокралась в переднюю комнату, проскользнула за занавеску и забралась на кровать Степика. Тот как раз разобрал постель и стаскивал с себя свитер.
        - Ну? Что в деревне нового? Друзья твои приехали?  - спросила его, натягивая на колени одеяло.
        - Приехали.
        - И чего?
        - Ничего.
        - Ты что такой? Бабушка, между прочим, беспокоилась. Здесь такое было, когда ты ушел…
        - И что было?  - без особого интереса спросил Степик.
        - Кто-то ходил вокруг дома! И не смей говорить мне, что это фигня. Мне не почудилось. Бабушка тоже слышала. Можешь завтра у нее спросить! Ты там, на улице, никого не видел?
        - Нет. Мы прошвырнулись с парнями туда-сюда, но в деревне как будто все вымерли. Ну, мы и заглянули к внучкам бабы Мани. Гарик у нас парень новый, он приехал с Лехой, познакомили. Они были рады нам.
        - Ну, еще бы!  - съязвила девушка.
        - А вот иронии не надо. И зависти тоже. Они нормальные девчонки.
        - Ладно, нормальные, так нормальные. Что дальше было?
        Степик наконец разделся и нырнул под одеяло, стянув его с Миры.
        - Степик!  - запротестовала девушка и все же умудрилась отцапать кусочек.  - Бабушка говорит, что нечистая сила бродит по деревне и что на хуторе огни видели…
        - Там точно кто-то есть. Мы прогулялись немного в лес и действительно видели свет в окнах. И еще свежие следы на снегу. Тропинку так изрядно протоптали… Видно, ходили не раз. Но это вряд ли нечистая сила.
        - А кто?
        - Не важно.
        - Слушай, Степик, ты думаешь, это те самые евреи?
        - Не знаю, те самые они или какие-то другие, но их присутствие на хуторе одинаково нежелательно для деревенских!
        - Ты веришь, что они были колдунами?
        - Не говори глупостей!
        - А что тогда?
        - Не важно.
        - Нет, важно! Ты знаешь про этот хутор что-то и не хочешь рассказать мне.
        - Откуда? Так ты слышала, как кто-то шатался вокруг дома?
        Девушка кивнула:
        - Ты скрываешь от меня что-то. Давай, колись, братец!
        - Ничего я от тебя не скрываю. Просто я тебе так скажу: у тех людей, которые жили на хуторе, нет повода хорошо относиться к деревенским. Помнишь, сколько лет их упорно сторонились здесь? А помнишь, как деда Язика нашли в канаве у Болотянки? И пусть он ко многим залезал в огород, чтобы поживиться, и не раз нарывался и получал заслуженно, но все же… Тогда ведь поговаривали, что не с сердцем у него стало плохо, а хуторские поймали его у себя на огороде и отбили почки! А помнишь, как у нашей бабули корову отравили? Между прочим, тогда ветеринар приезжал и экспертизу делали. Ей в самом деле подсыпали какой-то дряни. Все, что бы ни случалось в Старых Дорогах, происходило не без помощи хуторских. По крайней мере, в деревне так считали. И, поверь мне, не без основания.
        - Нет, не может быть!  - недоверчиво протянула Мира.  - Что же они, бандитами были что ли? Почему так неприязненно относились к деревенским? Зачем все эти ужасы?
        - Нет, бандитами они, может, и не были, но их родственников репрессировали! Вот они и мстили деревенским за прежние обиды!
        - Да это бред!  - не поверила девушка.  - Не иначе, деревенские сами досаждали им, а они в отместку…
        - Мира, ты что, веришь, что наша бабуля смогла бы кого-то обидеть? Наша или Лехина?
        - Нет, не верю…  - нехотя согласилась девушка.
        - Когда старый еврей умер, в деревне вздохнули с облегчением. Его, между прочим, даже на кладбище деревенском не похоронили. Где-то в лесу, недалеко от хутора, есть две могилы - его и жены. Я тебе говорю, они нелюди! Так вот, он умер, но дом остался, и туда приезжают его родственники. А местные мальчишки однажды паренька оттуда выловили и сильно побили.
        - Какие мальчишки? Когда?  - испуганно спросила Мирослава.
        - Давно. И мы с Лехой Поляковым были там. Он старше был, но нас-то - больше…
        - Степик, но зачем?
        - Да ты не думай, Мира, не за просто так! Знаешь, сколько он напакостил нам? Мы шалаш построим, утром приходим - он разобран. Сети поставим, проверяем - пусты. Так ладно бы пусты, так еще и порваны. Тарзанку повесим на дереве, он ее обрежет. И все шляется вокруг деревни, все что-то вынюхивает, выглядывает. Особенно по ночам любил погулять, шутник такой был, баб местных попугать любил… То в тыкву свечку вставит, то простыню нацепит, а однажды выволок из леса коровий череп с рогами, нацепил его на палку, колокольчики повесил и в дом постучался. Темно было, ночью уже, бабулька открыла дверь, а там такое вот… Помнится, «скорую» тогда вызывали. А потом по деревне байки гуляют о нечистой силе. Мы и то сначала решили, может, и вправду, а потом… Знаешь, сколько ночей мы пролежали в засаде? И все же выловили его и отделали хорошенько, по крайней мере, охота околачиваться по деревне у него отпала, да, видно, не совсем!  - пробормотал последнюю фразу Рудинский.
        - Что?  - переспросила Мира.
        - Ничего, так что ты не думай, мы его не просто так… Он сам нарвался, ну а если погорячились немного, то это от злости!
        - Но… Степик, а вдруг он… Вдруг он просто хотел подружиться с вами и не знал как?
        Степик усмехнулся:
        - Странный способ он выбрал, ты не находишь?
        - А если бы он запросто подошел к вам и предложил дружить, вы бы приняли его в свою компанию?
        - Вот еще! Конечно, нет!  - решительно заявил Степик.
        - Я так и думала! И он, я думаю, тоже это знал… Так что, ты считаешь подозрительным тот факт, что сейчас кто-то из них объявился на хуторе? Ты думаешь, кто-то с хутора ходил вокруг нашего дома? Тебя это беспокоит?
        - Я вообще ничего не считаю. Просто хочу, чтобы никто из них не появлялся в деревне. И не хочу, чтобы опять что-то случилось! Тогда, лет десять назад, это были лишь детские шалости! Теперь мальчишка вырос, вдруг ему захотелось поиграть по-крупному? Слушай, давай не будем заморачиваться на ночь глядя! Дом-то на хуторе все равно принадлежит им. Ну, или их родственникам. А может, они его и вовсе продали кому-нибудь под дачу! Правда, я не представляю, чтобы нашлись такие дураки, которые захотели бы купить этот дом! С такой-то историей…
        - Нет, Степик, мне все равно не понятно, в чем эти люди виноваты?
        Рудинский пожал плечами:
        - Ты у бабули спроси, когда я родился, хутор уже был зоной отчуждения для Старых Дорог! А вообще мне кажется, все дело в том, что они евреи, и все!
        - Так в деревне ведь не нацисты живут! Да и не антисемиты.
        - Слушай, Мир, ты меня не грузи! И вообще, давай спать!
        - Ладно!  - согласилась девушка, хоть ей и хотелось еще поговорить.
        Мирослава собралась уже слезть с кровати, но Степик неожиданно удержал ее за руку.
        - Слушай, Мира, пообещай, что не сунешься на хутор!
        - Я что, похожа на сумасшедшую?  - возмутилась та и на цыпочках пробралась к себе. Впрочем, не стала бы утверждать это так категорично. Немного поразмыслив, она решила: на хутор не мешало бы заглянуть. И сделать это нужно прямо завтра. Не стоит откладывать.
        Нет, разумеется, Мирослава не была отчаянно смелой и бесстрашной, но загадки и тайны манили ее, возбуждали любопытство. К тому же она терпеть не могла, когда ее считали маленькой и глупой и пытались отгородить от жизни…
        Ей было всего семнадцать лет, и то, что происходило между хутором и деревней, прошло мимо нее. Хотя слышала Мира множество всяких историй о хуторе, однако никогда не воспринимала их всерьез. Все эти рассказы скорее напоминали народные предания, а то и вовсе сказки. Хутор всегда оставался чем-то нереальным для нее, а теперь вот стал явью.
        Мирослава еще долго ворочалась в постели и слышала, что и Степик тоже не спит, ворочается и вздыхает. И бабушка вставала за ночь не раз. Выходила попить воды, вглядывалась в ночь за окном, проверяла, вернулся ли внук, и тихо бормотала что-то себе под нос.
        И брат, и сестра проснулись поздно. Бабуля уже успела напечь блинчиков и сварила наваристый густой куриный суп.
        Степик, проснувшись первым, перегнулся через спинку кровати и закричал в щель между дровами:
        - Подъем, соня, уже обед!
        - Степик, ты достал! Ты мне всю ночь спать не давал!  - недовольно пробормотала девушка, переворачиваясь на другой бок.
        - Ого! Какие двусмысленные заявочки!  - хохотнул Рудинский.
        - Хам!  - огрызнулась Мира, отрывая голову от подушки. Отбросив в сторону одеяло, она спустила ноги с кровати и, засунув их в комнатные тапочки, прошлепала к окну, на ходу убирая с лица непослушные пряди.
        А за окном все сверкало и серебрилось в ярких лучах солнца. Голубая лазурь неба, кружева инея и длинные тени на снегу…
        - Ой, на улице самая настоящая зима!  - воскликнула девушка и невольно поежилась. Холода Мира не любила.
        - Классная погодка! Мы сегодня с друзьями обещали девчонок на горку сводить!  - Степик подошел сзади, натягивая на футболку свитер, и тоже глянул в окно.
        Мира с удовольствием бы сходила на горку… Жаль, не с кем… Она не могла попросить Степика взять ее с собой. И друзья, и компании у них всегда, с самого детства были разные. Разница в семь лет в этом плане была ощутимой. Мира считалась маленькой для окружения Рудинского, а у самой здесь никогда и не было друзей.
        - Унукі мае,  - в комнату заглянула баба Нина.  - Снеданне ўжо гатова, стыне. Хадземце, паядзім. Сцяпан, ты не замерз уночы?
        - Нет, бабуль, нормально спал. А че, может, дров наносить еще за грубку? Или ты хочешь печь топить?
        - Трэба печ затапіць! На вуліцы халодна, а бабы кажуць, што будзе яшчэ халадней! Я ўранні печ вытаплю, а вечарам грубку, і будзе цёпла! А то яшчэ памерзнеце ў бабы! Я к вечару кашы пшоннай хочу зрабіць, Міра яе любіць. На вячэру з малаком паясцё!
        - Для Миры, как всегда, все самое вкусное!  - проворчал Степик и, отвернувшись от окна, побрел в переднюю комнату, где баба Нина уже наливала им горячего бульона.  - Что за несправедливость!
        - Вот повозмущайся еще, и я тебе ничего не оставлю!  - усмехнувшись, сказала ему в спину девушка, следуя по пятам.
        Они уселись за стол и тут же набросились на еду. Трапеза затянулась до полудня, поэтому и за водой к колодцу выбрались только после обеда.
        Летом к колодцу вдоль заборов вела тропинка, сейчас же ее основательно и безнадежно замело снегом. Поэтому они вышли на проезжую часть, расчищенную и накатанную, блестящую, как стекло. Мира сделала пару шагов и, поскользнувшись, шлепнулась. Ведро с громким стуком отлетело в сторону, всполошив стаю ворон, а Степик обернулся и рассмеялся.
        - Очень смешно!  - обиженно буркнула девушка.
        - Ты права, куда смешнее было бы, если бы ты упала с полным ведром!  - беспечно отозвался Степик.
        Мирослава состроила ему рожицу.
        Степик отвернулся и пошел дальше, посмеиваясь, а Мира, с трудом поднявшись, поплелась следом, размышляя, какую бы гадость ему устроить. Сперва решила подножку подставить, но, здраво оценив собственные возможности, передумала. Зато слепила снежок. Хороший такой, большой и крепкий.
        - Степик!  - окликнула братца медовым голоском.
        Рудинский обернулся, хоть и предполагал, что сестренка может устроить ему какую-нибудь «заподлянку». И не ошибся. Снежок полетел ему прямо в лицо. Он уклонился от снежка и ринулся к девушке, на ходу сгребая снег в ладони.
        - Степик!!!  - завизжала Мирослава и, откинув в сторону ведро, заметалась на дороге.  - Степик, так не честно! Ты просто гнус!
        - А кто говорит о честности?  - смеялся тот.
        Мира побежала к бабушкиному дому, намереваясь провернуть обходной маневр, чуть не упала, едва удержавшись на ногах, правда, очень ненадолго. Ее настиг снежок, разбившись о спину, а потом и Степик. Он толкнул ее и повалил в сугроб на обочине дороги.
        - Степик, пусти!  - заверещала девушка.
        Она отчаянно отбивалась, но братец-то был сильнее. Он обсыпал ее снегом, так и норовя запихнуть его за шиворот куртки. Мира смеялась, визжала, загребала снег руками и бросала его в Степика.
        Она первая вскочила на ноги и стала отряхиваться.
        - Степик, я уже вся мокрая!  - пожаловалась.
        - Так и я не лучше!  - возмутился Степик.  - Но теперь мы квиты!
        - Квиты, квиты! Ты мне лучше помоги отряхнуться!
        - Ты лучше домой иди, я сам принесу воды. А то еще замерзнешь и заболеешь, как раз под Новый год!..
        - Нет, все нормально! Не замерзну! Пошли ведра собирать, а то люди подумают, что мы с тобой сошли с ума!
        - Люди? Да где здесь люди! Не видать никого!
        Мирослава огляделась по сторонам.
        - Что значит, никого? Вон, смотри, кто-то идет!  - сказала она, кивнув на идущего по дороге им навстречу мужчину. Но особого значения его появлению не придала. Ну, идет себе человек и идет. Мало ли куда идет и зачем.
        Гораздо больше ее заботило то, что бабушка небось уже волнуется из-за их долгого отсутствия.
        И только когда мужчина поравнялся с ними, в глаза бросился низко надвинутый капюшон, словно специально скрывающий лицо.
        Мира проводила незнакомца недоуменным взглядом и обернулась к Степику.
        - Ты чего?  - спросила его, заметив, как пристально брат смотрит вслед мужчине.
        - Да так…  - уклончиво ответил Степик, направляясь к разбросанным ведрам.
        - Ты его знаешь?  - не отставала девушка.
        - Нет.
        Баба Нина действительно волновалась. Закутавшись в пуховый платок, стояла на крыльце, высматривала внуков.
        - Сцяпан! Міраслава! А дзе вы былі? Я ўжо думала, мо здарылася што! Думала, мо ў калодзеж зваліліся!
        - Да нет, бабуль, все нормально! Мы с Мирой просто решили детство вспомнить!  - улыбнулся Степик.
        - А-а… ну давайце хутчэй у хату!  - старушка с большой осторожностью повернулась на крыльце и взялась за ручку двери, но, как будто что-то вспомнив или только сейчас заметив, обернулась.  - Міра, а што гэта ты нейкая мокрая ўся?
        - Да это я так, бабушка! Мы со Степиком немного в снежки поиграли!  - ответила Мира, а у самой зубы уже отбивали дробь.
        - Ай-ай-ай!  - укоризненно покачала головой баба Нина.  - Якія сняжкі? Мароз вунь які на вуліцы! Давай у хату хутчэй і скоранька чаю гарачага! Во, толькі табе ў бабы захварэць не хватала!
        Ожидая, пока Степик приготовит чай с малиной, Мирослава сбросила с себя мокрые джинсы и куртку, натянула вельветовые спортивные штанишки, теплые шерстяные носки и забралась к себе на кровать. Натянув одеяло на колени, отодвинула занавеску в сторону, намереваясь немного почитать, согреваясь. Степик и бабушка то и дело заглядывали к ней. Братец даже не раз дотрагивался до ее лба, проверяя, нет ли температуры. Их искреннее участие и забота были приятны.
        Степик не пошел с друзьями на горку, как собирался. Вместо этого, устроившись у себя в закутке, тоже с книгой, нет-нет да и вытягивал шею, чтобы убедиться, что с сестрой все в порядке.
        ГЛАВА 3
        Мира не заметила, как уснула, согревшись и разомлев от тепла и чая. Разбудил ее громкий и решительный стук в дверь. Девушка открыла глаза, но не сразу смогла понять, утро или вечер сейчас, где и зачем так громко стучат.
        В грубке трещали дрова, в передней комнате горел свет и звенела посуда.
        Мирослава потянулась и села, не вставая с постели.
        - Добрый вечер!  - раздалось между тем дружное и громкое в передней комнате.
        - Добры і вам!  - отозвалась в ответ бабушка.
        - А мы к Степику. Он дома?
        - Дома, дома! Где ж мне еще быть?  - из своего угла откликнулся Степик. Наверное, он, как и Мира, задремал.  - Давайте раздевайтесь и проходите. Бабуль, это мои друзья. Леха Поляков, внук бабы Оли, и Гарик Юрьев. Он из Минска.
        - Лёша? А я цябе і не пазнала. Ого, як ты вырас! К бабе прыехаў? Як яна там? Не хварэе? Марозы такія на дварэ, з дому страшна выходзіць! Ну, што там у вас чуваць на дзярэўні?  - баба Нина тут же засыпала Лешу вопросами.
        - А мы тоже дома! Бабушка простыла немного, никуда не выходит! Так что последних новостей не знаем!
        - Прастыла? Ой, дак трэба даведацца! Трэба сказаць Мані ды схадзіць праведаць Волю! Мае ўнукі сёння тожа во што ўчудзілі: у снезе выкачаліся, так за вадой схадзілі. Унучка, баюся, як бы не захварэла! Яна такая малая ды худая зусім! А вы праходзьце, праходзьце, чаго на парозе стаіцё? Распранайцеся і праходзьце, я зараз чаю пагрэю!
        - Степик, ты че это творишь? Чего это ты малую и худую внучку в снегу качаешь? И не стыдно тебе?  - в шутку напал на Степика один из гостей.
        - Так, ладно тебе, Гарик, давайте сюда ко мне!  - позвал пришедших Степик, и они все ввалились к нему за занавеску.
        Мирослава затаила дыхание, боясь шевельнуться, чтобы не выдать своего присутствия, в щелку пытаясь рассмотреть гостей Степика.
        - Степик, ты чего это не явился сегодня? Сам же вчера предложил девчонок на горку сопроводить, а отдуваться пришлось нам!  - понизив голос, стал выговаривать братцу Гарик.  - Они ведь притащились к нам ни свет ни заря, мы только с Лехой завтракать уселись, и потащили нас на горку! Ты говнюк, Степик. Они нас задолбали!
        Мира подавила смешок и прикусила нижнюю губу.
        - Да мы вообще спали до обеда! Бабуля нас не будила, а потом за водой пошли! А что, девчонки очень обиделись? Не выйдут вечером гулять?
        - А куда они денутся? Они там что-то на новогоднюю ночь запланировали. Нам дали пионерское задание - срубить в лесу елку!
        - Какую елку? Здесь елок отродясь не было! Может, им сосна подойдет, пораскидистей и попушистей?
        - Так я им и предложил сосну, а они послали меня куда подальше с ней! Елку они хотят!
        - Ладно, пройдемся по лесу, может, чего и отыщем!  - согласился Степик и покосился в Мирину сторону.  - Слушайте, вы сегодня не видели в деревне человека в серой куртке с капюшоном, надвинутым на лицо?  - понизив голос, спросил он.
        - Не-а, не видели! А что?
        - Да странный какой-то чел. И, видать, не местный.
        - Может, оттуда?
        - Может,  - неопределенно проговорил Степик и снова покосился в сторону. Ребята последовали его примеру.
        - Ты чего туда все время смотришь?  - спросил его Леша Поляков.
        - Да так…  - усмехнувшись, ответил Степик.
        А Мира чуть не застонала от досады.
        Все ее попытки взглянуть на парней ничего не дали. Сидеть и слушать их разговоры стало неинтересно, поэтому девушка, выждав еще несколько минут, решительно встала, оделась и вышла в переднюю комнату.
        - Ой, бабушка! Как вкусно пахнет! А я такая голодная!  - услышали парни глубокий и проникновенно-бархатистый голосок. И оба вопросительно уставились на Степика.
        - Малая и худая - моя двоюродная сестра!  - шепнул он им.
        - Дак зараз, мая ўнучачка, чай будзем піць! Там у Сцяпана за шырмай хлопцы сядзяць, у госці прыйшлі! А я во кашу выцягну з печы!..
        - Хлопцы? А я и не слышала! Все на свете проспала!  - посетовал ангельский голосок.
        Гарик поперхнулся. Леша поднялся, но заметив насмешливо приподнятые брови Рудинского, снова сел на кровать.
        - Бабуль, я на минутку на улицу отлучусь!
        Девушка набросила на плечи бабушкин пуховый платок, сунула ноги в бурки и, бросив украдкой взгляд на занавеску, вышла из дома.
        Солнце уже зашло за горизонт, но его последние лучи размытыми золотистыми красками пронзали густую синеву неба. Сгущались тени, искрился снег, зажигались первые звезды. И была во всем этом такая невероятная торжественность. Таинственность сказки. Очарование тишины. Необъяснимое чувство свободы было почти осязаемо. Покоем и умиротворенностью дышало все вокруг. Мира любовалась пейзажем и испытывала непередаваемый восторг. Мир походил на ожившие картины.
        Спустившись с крыльца, девушка быстро сбегала в уборную. Задержавшись у забора, отделяющего двор от огорода, постояла немного, вглядываясь в темнеющую громаду леса вдали. Где-то там, за огородами, лугом, речкой, под надежной защитой леса, раскинулся хутор. А в нем обитал неизвестный, отчего-то вдруг заинтересовавшийся деревней и домиком ее бабушки. Или, может быть, совсем не этим?..
        Страх пробежал мурашками по Мириной спине. Сорвавшись с места, она бросилась обратно в дом.
        Ребята пили чай в передней комнате, дружно устроившись за столом. Баба Нина сидела на маленьком табурете перед грубкой и задумчиво шевелила кочергой тлеющие угли.
        Мира, принципиально не глядя на гостей, сбросила платок и бурки и протопала в дальнюю комнату, не увидев, как те одновременно повернули головы в ее сторону, потом подошла к бабушке и, присев рядом на корточки, протянула руки к теплу.
        - Унучачка мая, накладывай кашы сабе!  - повернулась к ней баба Нина.
        - Она уже готова?
        - Канешне, гатова. У печы, за заслонкай, блізенька стаіць!
        Девушка кивнула, подошла к печи, открыла заслонку, взяла ухват, стоявший тут же в углу, осторожно, боясь обронить чугунок, вытянула его. Сходила за тарелкой и стала накладывать себе пшенной каши, ароматной, рассыпчатой, с хрустящей корочкой.
        - Степик, может, ты нас познакомишь с девушкой?  - не выдержал Гарик.
        Мирослава и бровью не повела, хоть и услышала.
        - Мир, ну и сколько ты будешь бегать туда-сюда?  - обратился к ней тогда братец.
        - А я разве бегаю?  - удивленно захлопала глазами та, обернувшись.  - Я по делу хожу!
        - Ну, так уже перестань ходить и садись с нами за стол!
        - Вам там самим тесно!
        - Мы подвинемся!  - подал голос Леша Поляков - блондин с модной стрижкой и голубыми глазами. Он вскочил со стула, вежливо освобождая место девушке.
        - Говорят, в тесноте, не в обиде!  - добавил широкоплечий брюнет.  - Вы не стесняйтесь, мы нормальные парни и не обидим вас!
        - А я и не стесняюсь! Просто не хочу мешать вашей мужской компании!  - сказала Мира.
        - Что вы, наоборот! Нашей мужской компании как раз и не хватает общества прелестной девушки!
        - Гарик, а не ты ли полчаса назад уверял, что подустал от девчонок!  - поддел его Степик.
        - Так я еще не знал, что меня ожидает…  - невозмутимо парировал Гарик.
        - Степик, ты бы принес из дальней комнаты табурет, или Леша так и будет стоять?  - пропустив мимо ушей перебранку парней, произнесла Мира и перенесла тарелку к столу, а потом и большую кружку с чаем.
        - Леха, сходи за табуреткой!  - кинул тому Рудинский.  - Что ты стоишь, как будто в первый раз здесь!
        Поляков принес табуретку.
        - Давайте знакомиться, что ли!  - тут же заговорил он.  - Меня Лешей зовут, а ты Мира, да? Я помню тебя маленькой девочкой, с хвостиками, ты вместе с бабой Ниной приходила к нашей бабушке!
        - И я тебя помню,  - улыбнулась ему девушка.
        - А я Гарик,  - не отставал от него брюнет.  - Вы меня, конечно, не знаете, я здесь впервые, но уже наслышан о вас.
        - Мира.
        - Будем знакомы, Мира! А ты гнус, Степик!  - упрекнул друга Гарик.  - Тебя послушать, так выходит, что тебе пришлось здесь нянчиться с малым дитятей!
        - Степик, как ты мог!  - добавил Леша.
        - Да ладно вам, хватит прикалываться! Год назад она и была ребенком, откуда ж я знал, что снова увижу ее уже вот такой!
        - Это комплимент, Степик?  - невинно поинтересовалась Мирослава.
        - Комплимент,  - нехотя отозвался тот.
        - А чем ты, Мира, занимаешься?  - спросил ее Гарик.
        - Учусь в одиннадцатом классе. И, опережая твой следующий вопрос, отвечаю: не знаю я, куда пойду учиться после и кем хочу стать. Как-то я со всем этим еще не определилась.
        - Ты, что же, может, вообще никуда не собираешься поступать?  - покосился в ее сторону Рудинский.
        Мира неопределенно пожала плечами. Со своими оценками на вуз она не претендовала, а среднестатистические профессии вроде продавца, парикмахера или бухгалтера ее никогда не привлекали.
        - Мать тебе не позволит!  - убежденно заявил Степик.
        - И чего ты заводишься?  - лениво спросила его Мирослава.
        - И правда, Степик, ты чего к девушке пристал? Ей еще целых две четверти учиться, определится. А не определится, так замуж выйдет. Это, вообще-то, сейчас даже модно!  - бросился на ее защиту Гарик.
        - Нет, замуж - точно не про меня! Я как-то сама по себе! И личное пространство мне очень дорого.
        - О как! А о личном пространстве в школе рассказывают?  - взвился Рудинский.
        Отвечать девушка не сочла нужным. Склонившись над тарелкой, продолжила есть, то и дело поглядывая на обоих парней.
        Они были такими разными.
        Гарик казался самоуверенным и сильным. Сильным не только внешне. Серебристо-серые глаза его смотрели на мир прямо и открыто. Изгиб губ и ямочки на щеках могли свести с ума любую девчонку. Бесспорное обаяние, остроумие и юмор располагали и притягивали.
        А в глазах Леши Полякова светилась неприкрытая доброта. Едва заметная улыбка на губах была искренней. И, может быть, он не обладал бьющим через край обаянием, но и сдержанность его, и его спокойная уверенность вызывали восхищение. Ему сразу хотелось верить.
        Оба парня понравились девушке, и уже через полчаса она болтала с ними совершенно свободно, отбросив скованность и стеснение, которые иногда ей очень мешали в общении.
        Каша была съедена, чай выпит.
        Мирослава убрала со стола и поставила на газовую плиту греть воду, чтобы вымыть посуду. А Степик принес из своего закутка колоду карт и стал тасовать их.
        - Мира, ты сыграешь с нами?  - спросил ее Леша.
        - Сыграю,  - охотно согласилась та, бросив в сторону Степика быстрый взгляд.  - А на что будем играть?
        Парни переглянулись. Степик хмыкнул.
        - Есть предложения?  - заинтересованно молвил Гарик.
        - Есть. Давайте на желание.
        - Давай,  - согласились Гарик и Леша.
        - Боюсь, у меня с желанием может выйти загвоздка!  - посетовал Степик и стал раздавать карты.
        - А у меня нет!  - весело заявила Мирослава, беря в руки свои шесть карт, и, мельком взглянув на них, перевела взгляд на парней.
        - Это потому, что ты еще юная совсем, у тебя живое воображение и несколько искаженное восприятие действительности! А чего мы можем пожелать в этой глуши? Пива нормального, и того нет!  - пожаловался Гарик.
        - У нашей бабушки есть отличная настойка, мы вчера со Степиком дегустировали. Братец оценил ее по достоинству!
        - Чего? Выпил, что ли, всю?  - возмутился Гарик.
        - Ага! Щас! Слышал, что Мира сказала, не хлебали настойку стаканами, а всего лишь дегустировали! Улавливаешь разницу?
        - Улавливаю! Ну что, Мира, ты как дама начинаешь!
        - А моя бабуля вчера нам с Гариком самогонки, самой настоящей, деревенской, наливала! Ты же знаешь, Степик, я алкоголь не очень уважаю, а самогонка и вовсе ассоциируется у меня с чем-то вонючим и не совсем качественным, но тут даже наш товарищ Гарик оценил!
        - Ну да, хорошая была самогонка! Надо бы бабулю твою спросить, может, она нам к Новому году литр продаст?
        - Да она нам так даст, я попрошу! Мира, а ты останешься здесь на Новый год? Или домой удерешь?  - устремив на девушку взгляд голубых глаз, спросил Поляков.
        - Нет, не удеру. Я приехала на все каникулы,  - ответила она.  - Мне нравится здесь!  - добавила после секундной паузы.
        - Тогда приходи к нам. Мы в новогоднюю ночь собираемся такой праздник закатить и собрать всю имеющуюся в деревне молодежь! Если они, конечно, в город не удерут!
        - Пока никто о городе и не помышляет! Наш приезд произвел фурор!!!  - похвастался Степик.
        - Я приду, раз вы меня приглашаете!  - согласилась Мирослава и улыбнулась Леше.
        - Степик, ну ты придумал желание?  - спросил Гарик, пытаясь заглянуть в его карты.
        - А зачем? Да ладно, можете не напрягаться, парни. Мира придумала, она и выиграет! Я ее еще лет в семь научил играть в карты, а в жульничестве она даже меня превзошла!
        - Я не жульничаю!  - возмутилась Мирослава, правда, не очень убедительно.
        Однако через полчаса она действительно выиграла.
        - Все по-честному!  - оправдывалась она, глядя на скептически приподнятые брови Степика.  - Хотите знать мое желание?  - с заискивающей улыбкой обернулась к Гарику и Леше.
        Оба смиренно кивнули.
        - Я на горку хочу! И прямо сейчас!  - торжественно объявила она.
        - Какая горка! Ты че, с ума сошла?  - зашипел Степик и выразительно покрутил пальцем у виска.
        - Степик, но она же выиграла!  - возразил ему Поляков.  - Значит, идем на горку!
        ГЛАВА 4
        К вечеру мороз усилился. Баба Нина что-то говорила о двадцати пяти градусах, но Мира могла поспорить, что куда больше. Было восемь часов вечера, когда они вышли из дома. Баба Нина, безусловно, пыталась вразумить молодежь, и Степик поддерживал ее в том, что не стоит идти гулять на ночь глядя да к тому же по такому холоду. Но Мира решительно настаивала на своем. Она хотела на горку!
        На темном и ясном небе рассыпались звезды. Молодой месяц повис над заснеженным лесом вдали, а вокруг него образовалась легкая полупрозрачная рябь облаков. Призрачно-голубоватый свет заливал окрестности.
        - Брр! Кажется, градусов тридцать, не меньше!  - поморщился Гарик, втягивая голову в плечи.
        - Это точно!  - поддержал его Степик.
        Их замечания девушка пропустила мимо ушей.
        - Степик, у бабушки есть санки?  - спросила.
        - А то!  - хмыкнул тот и пошел за дом в старый сарай, где пылилось всякое барахло, копившееся десятилетиями, а также вещи, которые всегда могли пригодиться в хозяйстве. Через минуту он вернулся с санками, такими же древними, как и все здесь.  - Сойдет?
        Гарик, Мира и Леша дружно кивнули в ответ.
        Они гуськом вышли на дорогу, в которой, как в зеркале, отражался лунный свет.
        Мира захотела проехаться по льду и почти сразу поскользнулась. Она упала бы, если бы Гарик не успел вовремя подхватить ее.
        - Спасибо!  - смущенно пробормотала девушка.
        - Ее нельзя одну отпускать никуда! Только вышли - тут же падает. Сегодня за водой пошли: Мира на попе, ведро посреди дороги!  - прокомментировал сие событие Степик.  - Мир, ты там, у себя дома, как? Нормально? Сосулька на голову ни разу не падала?
        - Не падала! У нас, между прочим, так скользко не бывает!  - беззлобно огрызнулась девушка и, не спрашивая разрешения, взяла Гарика под руку. Тот был, разумеется, не против.
        Так они и шли, Леша со Степиком впереди, а Мира с Гариком немного отставая. Девушка висла на руке парня и не оставляла попыток прокатиться. Гарик умудрялся еще курить и болтать, а Мира улыбалась и поглядывала по сторонам.
        По бокам светились оконца деревенских домишек, отбрасывая желтый свет на снег. Мирослава, заглядывая в них, будто пыталась заглянуть в чью-то жизнь. Ее притягивало и завораживало это. Она и дома, часто всматриваясь в светящиеся окна чужих домов, пыталась представить, как и чем в них живут люди. Здесь, в Старых Дорогах, все было знакомо и дорого с детства, но именно здесь девушка чувствовала себя иначе, нежели в той деревне, где родилась и прожила все свои семнадцать лет. Она любила Старые Дороги со всей их историей, сказками, байками и загадками. Вряд ли девушку поняли бы ее сверстники и одноклассники, но Мирослава никогда и не пыталась им что-то объяснить. Она вообще предпочитала держать собственные мысли при себе. Будучи по натуре не очень общительной и скрытной, предпочитала обществу людей книги, хоть и не могла назвать себя мечтательницей.
        - Мира, ты чего притихла?  - спросил вдруг Гарик, заметив некоторую отрешенность спутницы.
        - Да так! Ерунда разная в голову лезет.
        - Что-то случилось?  - не отступал Гарик.
        - Да нет…  - уклончиво ответила девушка, уверенная в том, что и Гарик, если она начнет делиться с ним тем, о чем думает, ее не поймет. А потом встретились девчонки и надобность в ответе отпала.
        Девчонки вышли прогуляться по деревне, так сказать, подышать свежим воздухом перед сном. Это они так сказали. Но Мирослава подозревала, что вышли они в надежде выловить парней. Узнав, что те идут на горку, увязались следом.
        За деревней дорога поднималась по холму вверх и, петляя, убегала куда-то вдаль. С этого холма катались все время. Спуск, плавный и долгий, начинался от края проезжей части и заканчивался у кромки леса. «Лететь» по нему - одно удовольствие, пусть несколько и опасное.
        Лес огромной заснеженной громадой темнел внизу. Деревня слева светилась окнами, а дальше, где-то там, затерялся хутор.
        На мгновение Мирослава пожалела, что загадала пойти на горку. Может, стоило рискнуть и попроситься на хутор?..
        - Мир, ну чего ты? Поедем?  - дернул ее за руку Гарик.
        - Поедем!
        Под одобрительные крики Леши и Степика и под нетерпеливое повизгивание девчонок они уселись на санки. Мирослава впереди, Гарик сзади. Девушка натянула на себя веревку, а Гарик обнял ее обеими руками и оттолкнулся. Санки полетели в темную бездну, набирая скорость.
        Ледяной ветер ударил в лицо, сердце бухнулось куда-то вниз, перехватило дыхание. Гарик восторженно хохотал за спиной, а ей хотелось зажмуриться и завизжать.
        Они летели, и темная громада леса становилась ближе…
        Столкновение с сосной казалось неизбежным…
        Зажмурившись, Мира завизжала и резко повернулась к Гарику. Санки тут же опрокинулись, и молодые люди оказались в сугробе, опасно близко от той самой сосны.
        Гарик все еще смеялся, поднимаясь и помогая подняться и отряхнуться Мире, которая тоже хихикала, но скорее нервно, чем весело. Стоило лишь представить, что могло случиться после лобового столкновения с деревом…
        А к ним уже неслись на пакетах и просто кубарем Рудинский, Поляков и девчонки, и их веселый смех и визг далеко разносился в морозном кристально-чистом воздухе…
        Мирой же овладевал лес. Темный, безмолвный, таинственный, укутанный снегом, с бледным, призрачным мерцанием лунного света и замысловатыми тенями. Гарик все что-то говорил, смеялся и отчаянно жестикулировал, но Мирослава не слышала его. Она сделала шаг, другой, третий… Ступая прямо по сугробам, в которые проваливалась почти до колен.
        Ее будто неудержимо что-то тянуло.
        И, оказалось, не просто так.
        Она увидела его сразу. Он стоял совершенно неподвижно, засунув руки в карманы куртки. Капюшон с меховой оторочкой был низко надвинут на глаза.
        Прикусив губу, чтобы не закричать от испуга, Мира застыла на месте и, кажется, даже перестала дышать.
        Он казался изваянием, подобно дереву, застывшему в снегу. Мирослава не могла видеть глаз незнакомца, но чувствовала взгляд, устремленный на нее. И холодок ужаса бежал по спине, и волосы под шапкой шевелились, и сердце оглушительно стучало в груди… Он гипнотизировал и притягивал ее, словно магнит… И она уже готова была преодолеть разделяющее их расстояние…
        - Мира!  - окликнул ее Гарик.
        Девушка вздрогнула и резко обернулась.
        - Мира, ты чего в лес пошла? Пойдем, будем на горку взбираться!
        Мирослава снова посмотрела туда, где только что стоял мужчина в капюшоне, но никого не увидела. Он исчез, ушел, растворился, да и был ли вообще…
        Мира повернулась и стала выбираться из сугроба по своим же следам.
        Нет, не могло ей померещиться, ведь она ощущала на себе его взгляд…
        Мира оборачивалась снова и снова, но так никого и не увидела больше.
        Молодые люди еще долго катались с горки, смеясь и визжа от страха и восторга. И Мира смеялась, но как-то больше машинально. Мысли ее вновь и вновь возвращались к тому неизвестному и таинственному человеку. Кто он? Что делал в лесу? Наблюдал за ними или за ней одной? Но зачем? И снова - кто он? Кто он? Кто он?..
        И потом, когда возвращались домой и Гарик снова взял ее под руку, уже по собственной инициативе, и что-то болтал, а девушка лишь неопределенно мыкала в ответ, почти не слушая, мысли об этой неожиданной и странной встрече в лесу не оставляли ее. Что-то все время крутилось в голове, но не могло оформиться во что-то конкретное. Только у самого дома Мира вспомнила то, что подсознательно не давало ей покоя. Эту темную куртку с меховой оторочкой на капюшоне она уже видела раньше. И не только сегодня днем, когда со Степиком дурачилась в снегу. Она видела его и вчера, в автобусе, когда ехала в Старые Дороги. Где он вошел или уже был в салоне, когда она вошла, девушка не могла вспомнить. Но вышел он из автобуса, не доезжая Старых Дорог. И кроме него больше никто не вышел на той остановке. Занятая собственными мыслями, Мира равнодушно скользнула по нему взглядом и тут же забыла…
        Она нервно потерла пальцами лоб, пытаясь сосредоточиться и понять, что происходит и зачем? Но сколько ни старалась, ничего не выходило.
        Девушка не сомневалась, что в лесу видела того же самого человека, что и в деревне днем. А значит, только он мог бродить вокруг бабушкиного дома. Больше некому! Но зачем? Чего ему надо?
        Он маньяк?! Он ее преследует?!
        От ужаса даже коленки подогнулись, благо, Гарик вовремя успел подхватить.
        - Мира, тебе плохо?  - встревоженно спросил он.
        - Нет, все в порядке… Это я такая неловкая…  - пробормотала девушка.
        - Ты не замерзла?
        Она отрицательно покачала головой.
        - Тогда, может, мы еще немного погуляем? Честно говоря, совсем не хочется, чтобы ты уходила!
        - Эй, Гарик!  - обернулся к ним Степик, который вместе с Лешей Поляковым шел на шаг впереди.  - Никаких свиданий! По крайней мере, сегодня! Ты что, забыл, нас еще в одном месте ждут!..
        - Подождут!  - буркнул в ответ Гарик, настроение которого в секунду испортилось.
        - Нет, не подождут! Только не там! Тем более это важно!
        - Вот так всегда! Стоит только встретить красивую девушку…
        - Которой едва исполнилось семнадцать, да еще школьницу в придачу…
        - Но зато с какими глазами!..
        - О, ну это, что да, то да! Глаза у нашей Миры такие, что…  - не мог не согласиться Степик.
        - Вы закончили?  - обратилась к ним Мирослава, которой не очень-то нравилось обсуждение собственной персоны в ее же присутствии.
        - Я мог бы многое добавить!  - сказал Юрьев.
        - Ну, несомненно!  - поддел его Рудинский.
        - Тогда всем спокойной ночи и до свидания! Степик, пожалуйста, не задерживайся, бабушка будет волноваться!
        - Мира, вы меня не ждите и дверь на клямку закройте. Я постучу, а ты мне потом откроешь!
        - Ладно!  - только и сказала девушка и легко сбежала по дорожке к калитке.
        А через пару секунд парни услышали, как хлопнула входная дверь.
        - Ну что, идем?  - обратился Степик к друзьям.
        - Конечно,  - согласились те.
        Засунув руки в задние карманы джинсов, Мира прошлась по передней комнате и опустилась на табуретку у стола.
        Она не сомневалась: ребята пошли на хутор, а ее не сочли нужным взять.
        А она тоже туда хотела!
        Мирослава выпрямилась за столом и привычным жестом потерла лоб, потом встала и нахлобучила на голову шапку.
        Придется ей самой отправиться на этот хутор и выяснить, что же в нем такого особенного!
        Правда, при одной мысли о том, что по пути она может наткнуться на человека из леса, становилось дурно, но ничего не поделаешь, придется рискнуть! И если с ней что-нибудь случится, это останется на совести Степика!
        У нее в запасе было совсем немного времени, поскольку вернуться необходимо раньше двоюродного брата, да еще не столкнуться с ним нос к носу где-нибудь на полпути.
        ГЛАВА 5
        Шагая по деревне, Мира то и дело оглядывалась, но улица была совершенно пустынна. Ни собак, ни людей. И окна почти все были темные. Деревня спала, лишь она одна шла, падала, поднималась и скрипела зубами от досады и боли, но все равно упрямо двигалась к намеченной цели.
        Черные облака заслонили месяц над лесом, сразу стало темно и жутко. Мирослава вышла из деревни, прошла немного вперед, вглядываясь в темную громаду леса, пытаясь разглядеть тропку. Степик вчера говорил, что она протоптана ими и тем, кто появился на хуторе. Мире пришлось основательно поднапрячься, чтобы отыскать ее. Да еще месяц, как назло, не желал появляться из-за туч. У тропинки девушка остановилась, понимая, что по ней идти никак нельзя. В любую секунду могли показаться ребята. Она ведь не знала, как надолго они собирались задержаться на хуторе. И с какими намерениями туда пошли. Вдруг они уже возвращаются и, встретив на тропинке ее, вряд ли придут в восторг… Да Степик вообще убьет ее. Так что следует быть предельно осторожной и внимательной.
        Сугробы не пугали, они были мелочью по сравнению с тем, что могло ожидать Миру на хуторе. Тяжело вздохнув, она в них и полезла… Цепляясь за ветки, стала пробираться к хутору. Было страшно. Мерещились всякие тени и звуки, и она постоянно оглядывалась… То снег за спиной неожиданно сыпался с веток, то дерево скрипело, то ветка ломалась и падала… А еще никак не проходило навязчивое ощущение, что из глубины лесной чащи за ней кто-то наблюдает…
        Мира продолжала двигаться вперед на подгибающихся от страха ногах, готовая поверить, что хутор и в самом деле гиблое место, где по ночам бродит нечистая сила, и все время боялась заблудиться, сбиться с пути. Поминутно останавливалась и прислушивалась, чтобы не пропустить ребят, которые уже могли возвращаться.
        Очень хотелось повернуть обратно. Но до деревни уже было далеко, а мелькающие между деревьями просветы придавали сил. К тому же почему-то она была уверена, что, решившись на обратный путь, увидит на снегу не только свои следы и тогда ее точно хватит удар.
        Неизвестно, что ждет ее на хуторе, но назад она пойдет по тропинке, и черт с ними, с ребятами. В крайнем случае, придумает что-нибудь, соврет, если они все же встретятся.
        Наконец лес закончился.
        Девушка вышла на большую поляну. В центре, огороженный забором, стоял небольшой бревенчатый дом. Во дворе она разглядела крыши каких-то хозяйственных построек. Маленькие оконца в доме светились.
        Это, собственно, и был хутор.
        Мира стояла, смотрела на него и не знала, что делать дальше.
        Ну вот! Увидела хутор. И что?
        Наверное, стоило бы подкрасться поближе. Интересно все же, кто там живет?..
        Держась деревьев, Мира прошла еще немного вперед и приблизилась к дальнему углу забора. Оглядываясь по сторонам, ежесекундно ожидала появления ребят, уверенная, что те наверняка затаились где-то поблизости. Вокруг царила тишина. Переступая с ноги на ногу, Мира засомневалась все же, сюда ли отправились парни. Может, есть еще один хутор? Может, он спрятан глубоко в лесу? Может, это про него ходят всякие страшные байки? Этот что-то никак не вяжется с нечистой силой!..
        Мирослава еще раз огляделась, быстро преодолела расстояние до угла забора и с громко бьющимся сердцем прижалась к нему. Замерла на мгновение, затаив дыхание, огляделась снова, но ничего не произошло. Ее демарш не нарушил холодного безмолвия ночи и не привлек ничьего внимания. Это придало Мире смелости и немного подбодрило. Если повезет, может быть, она сумеет заглянуть в светящиеся окна. На большее вряд ли можно рассчитывать.
        Едва дыша и морщась от скрипучего снега, девушка направилась вдоль забора вперед. Каждый шаг давался с трудом, но она продолжала идти…
        Оставался последний шаг…
        Мирослава выглянула из-за угла забора и сразу нырнула обратно, прижалась к нему.
        В десятке метров от нее маячили Степик, Гарик и Леша. Они не прятались и вряд ли чего-то опасались, подпрыгивая и подтягиваясь на заборе, изо всех сил пытались заглянуть в окна. В те самые, в которые и она не отказалась бы глянуть…
        - Степик, мать твою, мы уже полчаса сидим под этими окнами и чё?  - возмущенно шептал Гарик, но так, что девушка прекрасно его расслышала.
        - И ничё! А что ты предлагаешь? В дверь постучать и в гости напроситься? Как бы нас не встретил там ствол дробовика! Послушай, Гарик, ну свет же горит! Значит, в доме кто-то есть и он не спит! Может, телик смотрит…
        - А может, гуляет по «просторам» мировой сети!  - поддел его Гарик.
        - Слушайте, мне почему-то кажется, что кто-то просто издевается над нами! Уже почти час ночи! Пора бы уже погасить свет и лечь, тем более что никакого Интернета здесь и в помине нет и неизвестно, есть ли телик!  - вмешался в разговор Леша.
        - Но кто он? И зачем ему это нужно?  - недоуменно спросил Гарик.
        - Ты не догадываешься, Степик?  - проигнорировав вопрос друга, Поляков обратился к Рудинскому.  - Тебе не кажется все это до невозможности похожим на то, что было много лет назад? Да, пусть никто еще не стучал в окна к бабулькам и не таскал на палках коровий череп, звеня колокольчиками, но шаги ночью за стенами дома твоей бабушки… как-то подозрительны и странны. И свет на хуторе. Я почти уверен, что все это как-то связано.
        - Ты всерьез думаешь… Нет, это фигня, Леха. Прошло столько лет. И мы ведь приезжаем сюда каждый год. Он мог бы, если бы захотел… Ему ведь уже под тридцать…
        - Тогда что происходит?
        - Я не знаю! Но узнать необходимо! Черт! Если бы не было так холодно, мы бы, как тогда, залегли в засаду и все узнали! А так… Не нравится мне все это! Очень не нравится!
        Мира ловила каждое слово, боясь что-либо пропустить, и лихорадочно пыталась понять, о чем речь… Но в голове была полная каша.
        - Подождем еще минут десять и домой! Завтра придем! Или придумаем что-нибудь! Я чувствую, у меня уши вот-вот отвалятся!  - категорично заявил Гарик.
        Степик и Леша сочли за благо промолчать. Не прошло и минуты, как позади себя они услышали поскрипывание снега и чье-то злобное рычание.
        Как по команде, парни обернулись и увидели огромного лохматого пса, который, пригнув голову к земле, готовился к прыжку.
        - Эй…  - начал Степик, миролюбиво выставляя вперед ладони.  - Ты кто? Дружок? Кузя? Ты ведь хорошая собака, правда? Умная, красивая псина…  - лепетал он, медленно отступая к лесу, а Гарик и Леша, онемев от ужаса, шаг в шаг следовали за ним.  - Вот умная псина! Лежать, собачка, лежать…
        Мира отступила вглубь. Если парни ее заметят, она пропала. А если удерут и не заметят, ей все равно конец. Собачка эта вернется и примется за нее…
        А если Степик не застанет ее дома, когда вернется, разразится вселенская катастрофа, предсказать последствия которой Мира даже не решалась.
        Ей просто необходимо уносить ноги сейчас, пока собачка занята парнями, глядишь, может, и удастся прибежать домой первой.
        Собака сорвалась с места и, оглушая звенящую тишину звонким лаем, набросилась на ребят.
        Они заорали и дали деру, уже не заботясь, засекут их хозяева хутора или нет, а у Миры подогнулись колени.
        - Гарик, давай беги быстрее, собака догонит, задницу на фиг отцапает!  - орал Степик, несясь впереди всех.
        Они пробежали близко от девушки, но даже не обернулись.
        Надо бежать! Скорее, быстрее бежать!
        Отлепившись от забора, Мира собралась бежать следом…
        Но… из-за угла показалась темная тень…
        Тихо вскрикнув, Мирослава прижалась к забору и сжала руки в кулачки. Кровь тяжелыми ударами стучала в висках…
        Темная, неподвижная, мрачная фигура мужчины во все том же надвинутом на лицо капюшоне возвышалась над ней. Было страшнее, чем в фильме ужасов. Хотелось закричать. Мира открывала рот, но не смогла издать ни звука.
        - Надеюсь, Вулкан не причинит им особого вреда,  - неожиданно заговорил таинственный незнакомец.
        Звук его голоса испугал девушку не меньше, чем весь облик. Просто не верилось, что такой звонкий, жизнерадостный голос, пронизанный веселыми искорками, принадлежал этому человеку.
        - Они могли бы проторчать под окнами до утра, но все равно ничего не увидели бы, только отморозили бы себе что-нибудь. Так что будем считать, что я сделал им одолжение!
        - Кто вы?  - наконец выдохнула девушка. Получилось жалко и едва слышно.
        - Не догадываешься?  - улыбнулся мужчина.
        - Нет…
        - Друзья не поделились? Именно поэтому ты здесь, отдельно от них? Хочешь сама разобраться в происходящем?
        - А что-то происходит?  - смелее спросила Мирослава. Страх понемногу отступал, возвращалось самообладание.
        Мужчина засмеялся.
        - Определенно!
        - Но вы не скажете, что именно.
        - Почему? Скажу, но не сейчас.
        - Вы убьете их, да?
        Мужчина не переставал смеяться.
        - Да плевать мне на них. Пусть развлекаются, если им охота.
        Он вдруг поднял руку и протянул ее к Мире.
        Девушка резко отшатнулась и больно ударилась головой о забор.
        Его пальцы, горячие и грубоватые, коснулись ее холодной щеки. Он почти сразу убрал руку, как будто и сам удивился собственному порыву, а Миру словно обожгло.
        - Вам не нужны они,  - дрогнувшим голосом произнесла она.
        - Нет.
        - А я вам зачем? Я не знаю вас. Я не сделала вам ничего плохого.
        - Хочешь сказать, что боишься меня?  - мужчина усмехнулся.  - Что-то верится в это с трудом! Если бы боялась, не стала бы шататься ночью по лесу! Даже мне было страшно!
        - Вы шли за мной?
        Не зря там, в лесу, ей чудилось чье-то близкое присутствие.
        - Конечно. Здесь же волки водятся. Ты разве не знала?
        - Нет, не знала. Я только про нечистую силу слышала, которая на этом хуторе обитает, но вы не кажетесь мне вышедшим из ада! Да еще про разбойничьи наклонности хозяев хутора рассказывали, но и в это мне верится с трудом.
        Мужчина снова рассмеялся. Кажется, он был в отличном расположении духа и все происходящее представлялось ему весьма забавным.
        - Господи, ну сколько можно!  - ни к кому не обращаясь, сказал он. И Мирослава неожиданно поняла, о чем он говорит.  - Глупости все это!
        - Я знаю.
        - Правда?
        - Да. Я думала, что на хуторе какой-то сумасшедший обосновался, но теперь…
        - Что? Больше так не думаешь?
        - Вы ведь не сумасшедший! И не бандит, и не маньяк!  - с полной уверенностью заявила Мирослава.
        - Нет. А кто я, как думаешь?
        Он говорил и улыбался. Это походило на игру, увлекательную и интригующую. Скучно ему, вот он и нашел себе развлечение, но вместе с тем не насмехался, не иронизировал.
        - Я не знаю. Наверное, вы хозяин этого хутора. Сын, нет, скорее, внук старого еврея, который здесь поселился после войны. Вы тот мальчик, которого обидели ребята, да? Я знаю, слышала, как они рассказывали об этом. Они обидели вас, да? Они заслужили сейчас…  - неуверенно произносила она.
        - Я уже говорил, мне плевать на них.
        - Да, говорили…  - невольно поежившись, согласилась Мира.
        - Тебе холодно?
        - Да, немного,  - на мгновение мелькнула безумная мысль о том, что, возможно, ее пригласят в дом.
        - Тебе пора домой,  - сказал он.
        - Да,  - согласилась девушка, вспомнив про Степика, который, конечно же, уже дома. И если он по какой-то странной случайности и не заметил ее отсутствия, то клямку уж точно не забыл защепить. Ей придется стучать, а потом объясняться, и желательно правдоподобно.
        - Хочешь, провожу?  - спросил незнакомец.
        - Нет, по тропинке я добегу…
        Оттолкнувшись от забора, Мирослава сделала несколько шагов к тропинке, мужчина не шелохнулся. Обернувшись, она захотела что-нибудь сказать на прощание, но он уже уходил вдоль забора к лесу.
        А в маленьких окнах по-прежнему горел свет…
        Мирослава бежала, не останавливаясь, до самой дороги, а перед глазами стоял мужчина, уходивший в лес, засунув руки в карманы куртки. И она склонна была думать, что к хутору незнакомец не имел никакого отношения, а к чему имел, не могла придумать.
        Деревня спала.
        Но в передней комнате бабушкиного дома светилось окно. И дверь не была заперта.
        Мира вошла в сенцы, защепила клямку, прислушалась и, глубоко вдохнув, приоткрыла входную дверь.
        Степик сидел на табуретке у стола и в полном недоумении разглядывал порванную штанину своих модных и дорогих джинсов.
        Когда вошла сестренка, он поднял голову и зыркнул на нее из-подо лба.
        - Ну и где ты шлялась?  - спросил угрюмо.
        Медля с ответом, девушка не спеша сняла рукавички, шапку и куртку.
        - Тебе давно пора быть в постели!
        - Вроде мне не десять лет!  - беззлобно огрызнулась Мира.  - И что сие значит?  - спросила она, кивком указывая на порванные штаны. Хотя и без объяснений Степика все было очевидно.
        - Этот урод спустил на нас собаку!
        - Какой урод?
        - С хутора!
        - Так ты знаешь, кто там живет?  - спросила девушка, стараясь не выдать волнения и заинтересованности. Погрев у печки руки, села на маленькую табуретку и стала развязывать шнурки на ботинках.
        - Нет, не знаю! Но кое-какие предположения у меня имеются…  - сказал Рудинский.  - Я надеюсь, ты там не была? Впрочем, конечно, нет, если бы ты там была, точно нарвалась бы на того волкодава! Скажи спасибо, что бабуля спит, если бы она знала, что тебя нет дома…
        - Знаю, знаю! Уже б все Старые Дороги были подняты на ноги.
        - Вот именно. Вы чё, с Гариком все же успели договориться о свидании? Я-то думаю, чё это он так торопился!
        - Ни о каком свидании мы не договаривались! Просто как-то мне тревожно стало, вот я и вышла на улицу, думала, вы вернетесь скоро, а потом услышала лай собаки… Это ведь на хуторе было?
        - Да. Мы решили выяснить, кто там обитает.
        - Выяснили?
        - Нет.
        «А я вот выяснила, кажется…» - подумала девушка.
        - Джинсов, конечно, жалко!  - сказала вслух.
        - Да уж! Классные были джинсы!  - вздохнул Степик.  - В Англии покупал. Теперь придется выбросить! Но это что! Вот Гарика эта сволочь ухватила за руку! Наверное, прокусила!  - посетовал.
        Мира улыбнулась.
        - Так ему надо теперь сто уколов от бешенства в живот сделать!  - постаралась серьезно сказать.
        - Издеваешься, да? Я бы поглядел, как бы ты смеялась, если бы побывала там! Мы уже с жизнью попрощаться успели! Никогда в жизни я так не бегал…
        «Так я и была там!» - чуть не сказала Мира, но вовремя прикусила язык.
        Интересно, а они еще встретятся?
        ГЛАВА 6
        Мира открыла глаза. Устремила взгляд в потолок. В доме было тихо, слышны были лишь старые ходики, мерно отсчитывающие секунды.
        Девушка повернулась на бок и прижалась щекой к подушке. Вспомнился незнакомец с хутора. Его прикосновение… Ощущение теплых и чуть загрубевших ладоней на холодной щеке. А еще запах. От него приятно пахло парфюмом. Но к этому запаху примешивался и другой. Именно он как-то странно подействовал на нее.
        Кто он? Жаль, представиться не счел нужным, как не пожелал и приподнять завесу таинственности, что витала над хутором, намеренно или нет подстегивая Мирино любопытство. Что ж, раз он не пожелал ей помочь, придется самой. И она узнает. Все узнает. Обязательно.
        Девушка так погрузилась в собственные мысли, что не услышала, как хлопнула входная дверь и пришел, откуда-то вернувшись, Степик.
        - Сколько можно спать!  - прямо с порога закричал он.  - Обед скоро!
        - Скоро?  - невозмутимо отозвалась Мира.  - А я думала, уже!
        Рудинский вошел в дальнюю комнату и отдернул занавеску.
        - Ты погляди-ка лучше, какой чудный день за окном. Прямо как в сказке, ей-богу!
        - Бр-р-р! От тебя холодом несет!  - поежилась девушка, натягивая одеяло до подбородка.  - И на улице наверняка не меньше двадцати градусов!
        Степик махнул рукой и стал стаскивать с себя меховые рукавицы и куртку.
        - А бабушки что, дома нет?  - спросила Мирослава, наблюдая за его действиями.
        - Нет. К Поляковым пошла. Проведать их, так сказать. Ты же слышала, Леха вчера говорил, что бабуля его приболела.
        - А ты где был?
        - В магазин ходил.
        - Что-нибудь вкусное купил?
        - Ой, не смеши меня! Что может быть вкусного в этом их сельпо?  - хохотнул он.  - Но кое-что все же купил!  - загадочно закончил.
        - Небось водки дешевой!  - съязвила девушка.
        Рудинский выразительно покрутил пальцем у виска.
        - Сам такой! Сказал же, сельпо!  - притворно обиженно протянула Мира.
        - Шашлыки в ведерках были, замаринованные! С лучшего областного мясокомбината, прикинь!  - довольно изрек Степик.
        - И чего? По какому поводу шашлыки? Или это вы уже к Новому году закупаетесь?
        - Да какое там! До Нового года еще раз пять в райцентр успеем смотаться! Это к сегодняшнему вечеру! Для забывчивых напоминаю - сегодня Рождество!
        - Католическое! Ты вроде не католик. Или поездки по всяким заграницам не прошли даром, и ты сменил вероисповедание?
        - Слушай, Мир, ну с тобой просто невозможно! Да какая разница, католическое Рождество или православное! Главное, праздник же! Короче, программа такова: сейчас мы с пацанами идем в лес, рубим елку, а потом, ближе к вечеру, подтягиваются все остальные и мы жарим шашлык! Ты с нами или так и будешь валяться весь день в постели?
        - Конечно, с вами!  - отбросив в сторону одеяло, соскочила Мира с постели.  - Ставь чайник на плиту! Я буду готова через пять минут!
        - Бабуля бульон куриный варила, будешь?  - спросил Степик, оборачиваясь.
        - А успею?
        - Успеешь. Я тоже поем!
        Они поели, попили чайку и уже собирались выходить, когда пришли Гарик и Леша.
        Рука у Гарика была забинтована. Леша держал небольшой топор.
        - Боевое ранение?  - не смогла не прокомментировать Мира забинтованную руку Гарика.
        - Типа того!  - улыбнулся Гарик ей в ответ.
        - Ты с нами, Мира?  - спросил Поляков.
        - Ага! Как же я вас оставлю!
        - На улице холодно…
        Девушка махнула рукой и стала натягивать варежку:
        - Не замерзну.
        Из-за сильного мороза все вокруг было покрыто серебристым инеем и сверкало в холодных лучах солнца ослепляя. Глубокие голубые тени лежали на снегу, голубым было высокое небо, голубым был лес за околицей.
        - Как красиво!  - восторженно выдохнула Мира.  - И правда, как в сказке!
        - Это точно! Да здесь, в Старых Дорогах, вообще одна сплошная сказка, а ночь и вовсе волшебная будет - рождественская!  - поддержал ее Леша, а Гарик хмыкнул.
        Они вышли на дорогу.
        Мира, естественно, поскользнулась.
        Поляков хотел предложить ей руку, Гарик снова опередил его, не спрашивая разрешения.
        Леша отвернулся, Степик успел заметить, что лицо друга стало такое…
        Рудинский покосился на Гарика и то, что он увидел, не очень ему понравилось.
        Гарик шел, перебрасываясь с Мирославой ничего не значащими фразами, и не сводил с нее глаз.
        Потом Степик перевел взгляд на сестренку.
        Она слушала Гарика, кивала, что-то даже отвечала и иногда улыбалась, но ни разу не одарила взглядом. Мира посматривала по сторонам, подолгу задерживая взгляд на седой стене леса, там, где в небо над верхушками заснеженных сосен стремился сизый дым.
        Там был хутор.
        И Степик совершил роковую ошибку, не придав этому значения. Куда больше его волновали два его лучших друга, которым понравилась одна и та же девушка.
        Они вышли за деревню и метров сто шли знакомой тропинкой, которая вела к хутору. Потом свернули на другую, почти занесенную снегом, и углубились в лес, увязая в сугробах.
        В чистом морозном воздухе сверкала и переливалась серебристая пыль, с веток то и дело осыпался невесомый снег. Словно заколдованный и совершенно неподвижный, стоял лес.
        Они шли за елкой, но даже не представляли, где елки растут, да и растут ли вообще! Мира смутно помнила, как когда-то в детстве мама рассказывала, что где-то в глубине леса лесники посадили что-то вроде питомника. Но сама девушка там никогда не была, да и Степик, по-видимому, тоже. Может, и не было этих посадок уже. Лет-то сколько прошло…
        Поглядывая по сторонам, ребята видели сосны, осины, березы, кусты какие-то, но елок не попадалось. Ни больших, ни маленьких.
        А полузанесенная снегом тропинка убегала куда-то вдаль и казалась бесконечной. И она интересовала Миру куда больше, чем поиск мифической ели. Степик беззлобно чертыхался.
        В результате всем понравилась чудная сосенка, укутанная, как покрывалом, снегом, из-под которого проглядывали темно-зеленые иголки, а Мирослава даже пришла от нее в восторг. Решили, что сосна прекрасно заменит им ель.
        Постояв немного, когда парни начали рубить дерево, Мира решила пройтись дальше по тропинке. Это было лучше, чем стоять, мерзнуть и ждать, пока работа сладится.
        Она прошла немного вперед, свернула направо, пошла дальше.
        Тропинка сделала еще один поворот, и Мира увидела свежие следы на снегу.
        Мира постояла немного и пошла по следам.
        Она и сама не смогла бы объяснить, почему эта тропка так заинтересовала ее. Но тропинка манила, притягивала. Кто-то прошел по ней из глубины леса, дошел до развилки и вернулся обратно. И Мира догадывалась, кто это мог быть. Только он один, вчерашний незнакомец, мог бродить по лесу.
        Мира ускоряла шаг, но пробираться по снегу было нелегко. Стало жарко. Лихорадочное возбуждение и нетерпение толкали вперед. Она знала, что отошла от Степика и его друзей на приличное расстояние и ей лучше вернуться обратно, но сделать этого не могла. Она не боялась. Страшно было вчера.
        Тропка свернула еще раз. И Мира застыла на месте, приоткрыв рот от восхищения. Перед ней открылась большая поляна, окруженная елками и березами. Деревья, укутанные снегом, посеребренные морозом, поражали девушку своим великолепием.
        Ничего прекрасней она не видела раньше. И чувство реальности терялось. Она очутилась в сказке, самой настоящей, и не удивилась бы, если б из-за елки вышел навстречу какой-нибудь сказочный персонаж.
        Значит, рассказы мамы не были выдумкой. Старый питомник действительно существовал!
        Девушка не представляла, далеко ли до деревни и знал ли кто о ельнике, одно было понятно: о нем не в курсе ни Степик, ни Леша, а растет он здесь десятилетиями, это бесспорно. Зато о елях известно мужчине с хутора!
        Мира собралась было повернуть обратно и бежать к ребятам, чтобы обрадовать их своей находкой, но вдруг что-то ранее незамеченное заставило ее остановиться и присмотреться.
        На одной из елочек, росшей недалеко от тропинки, висел большой цветной стеклянный шар.
        Девушка, задохнувшись от неожиданности, стала оглядываться. Это было слишком. И вместе с тем так ясно. Он шел сюда, зная, что она обязательно появится здесь! Только откуда он знал? К тому же наверняка был уверен, что придет Мира одна…
        Медленно подойдя к елке, девушка обошла ее, словно ожидая увидеть что-то еще, но ничего не обнаружила. Ощущение того, что незнакомец где-то близко, не оставляло, но не могла же она бегать среди елок и искать его. А между тем ситуация походила на какую-то игру, правил которой Мирослава не знала, что сбивало с толку.
        Постояв немного у елки, она сняла варежку, наклонившись, пальцем написала на снегу: «Я все равно докопаюсь до правды!!!!» и побежала обратно.
        Кстати, вовремя. Задержись девушка еще на пару минут, ельник и елку увидел бы Гарик, который отправился ее искать.
        - Мира!  - воскликнул радостно он, увидев ее.  - Ты куда подевалась? Мы уже волноваться начали! Идем скорее домой!
        Мира ничего не сказала, виновато потупила глазки и поспешила вслед за Гариком.
        Всю дорогу до дома Степик брюзжал и брюзжал, но девушка его почти не слышала. Машинально что-то отвечала ему, погрузившись в собственные раздумья.
        Она не была глупой, пусть и было ей всего семнадцать лет, и реально понимала, что таинственный мужчина в капюшоне не телепат, он не мог читать мысли на расстоянии, а значит, ему откуда-то известны их планы, маршруты и действия. Вернее, кто-то из деревни, из компании ребят снабжал его информацией.
        Вот только кто? Список был не так уж велик, если вспомнить вчерашних девчонок, с которыми были на горке, тех самых, с кем ребята проводили время.
        - Гарик, а кто вам сказал, что, идя по этой тропинке, можно найти елку?  - вдруг спросила Мира, оборачиваясь к парню.
        - Да фиг его знает! Наверное, девчонки Степику сказали, это ведь они настояли на елке! Да ты у Степика спроси, он среди них лучше ориентируется! Я-то здесь всего три дня…
        «Так,  - решила про себя Мира.  - К девчонкам следует присмотреться. Это не может быть совпадением или случайностью».
        От всевозможных мыслей и догадок у нее разболелась голова, а ответа по-прежнему не было.
        Вечером, сидя с чашкой горячего чаю за столом в передней комнате, Мира продолжала размышлять о том же. И по-прежнему не находила ответа. Все оставалось таким же призрачным и запутанным.
        Гарик сидел напротив, увлеченно сооружая из батона, масла, сыра и вареной колбасы огромный бутерброд, а Степик расхаживал по комнате туда-обратно, натягивал на себя то свитер толстущий, то носки пуховые.
        - Так, вы мне здесь давайте особо не рассиживайтесь! Некогда нам! Нужно снова в лес топать, костер разводить! Гарик, потащишь мангал!
        - Степик?!  - возмутился Юрьев.
        - Гарик?! Не мне же его тащить на своих аристократических плечах и не Мире. Она пакет с шашлыками понесет, а Лехе доверим мешок с углем. Я водку возьму, а девчонки чуть позже подтянутся со всякими там вареньями-соленьями,  - распорядился Степик.
        - Степик, возьми еще термос с чаем, мне его потом после шашлыков захочется!  - попросила брата Мирослава.
        - А ты что же, с нами выпивать не будешь?  - удивился тот.
        - Нет,  - ответила девушка.
        - Как хочешь!
        - И, кстати, найдите шапку для Гарика. У него же уши отпадут на таком морозе,  - добавила она.
        - Так он шапки не носит из принципа, ты разве не заметила? Мы, знаешь ли, парни столичные…
        - Я это помню!  - перебила его сестренка.  - Только вы не в столице. Вы в деревне и собираетесь в лес. Найдите себе что-нибудь на уши, а то у меня, глядя на вас, мороз по коже!  - не отрывая взгляда от содержимого на дне чашки, попросила она.  - Степик!  - окликнула брата, помолчав немного.
        - Ну?  - отозвался тот.
        - А кто тебе сказал о тропинке? Ну, той, по которой мы сегодня шли за елкой?
        - Ира сказала,  - ответил Степик, и голос его как-то странно дрогнул. Однако Мира, увлеченная собственными мыслями, не обратила на это внимания. А Гарик обратил. Он внимательно и удивленно посмотрел на Рудинского.
        Степик отвернулся, не желая развивать дальше тему, а может быть, не хотел, чтобы эти двое видели его лицо.
        - Так, давайте закругляйтесь и пойдем уже!  - обернулся он через минуту, быстро справившись с волнением. Лицо его снова стало непроницаемым. Закрутив термос с Мириным чаем, Степик стал одеваться.
        Мира и Гарик, покорно отодвинув чашки, последовали его примеру.
        Смеркалось, когда они вышли из дома во двор. Над лесом, в синем небе, всходил месяц, а на западе все еще пламенели отблески заката.
        Розовые тени еще лежали на снегу, а лунный свет уже все серебрил вокруг.
        Парни вышли со двора, Мира замешкалась, засмотревшись на игру красок в небе.
        Честно говоря, на шашлыки в лес Мире не хотелось идти. Ее куда больше тянуло на хутор, где, может быть, она снова встретит вчерашнего незнакомца, с которым, как и вчера, возможно, удастся поболтать. Вот только на Ирину эту взглянуть бы…
        Поколебавшись, Мира все же двинулась к калитке догонять ребят, решив, что сбежит от них при первой возможности.
        Девушка толкнула калитку, чтобы выйти со двора, как вдруг что-то привлекло ее внимание, заставило остановиться и обернуться. На снегу, в золотистом свете, падающем из окна, лежала еловая веточка.
        Ничего особенного, на первый взгляд, а Миру как током ударило. Она вернулась и подняла веточку. Но кроме веточки на снегу было еще кое-что. Точнее, послание. Веточка была просто подсказкой к нему. Своеобразным ориентиром.
        «Ты можешь попробовать сделать это сегодня! Там, где ты меня пыталась найти!» - было в послании. Да еще парочка смайликов в конце.
        Кто он? Человек-невидимка, что ли? Как ему удается находиться прямо под носом и оставаться незамеченным? У него явно есть сообщник! Возможно, эта самая Ирина…
        Но послание не от нее. Это ответ на сообщение незнакомцу, оставленное Мирой у ели. Девушка будто вызов ему бросила, и он его принял. Но что теперь? Как быть теперь? Пойти туда? Но ведь страшно-то как одной в лесу…
        И вместе с тем это ведь было приглашением! Когда? Зачем? Во сколько? Неважно!
        Он будет ждать ее, когда бы она ни пришла! И даже если она не осмелится прийти, он все равно будет ждать…
        Сердце забилось сильнее, на щеках вспыхнул румянец смущения.
        Все происходящее вмиг перестало быть опасным, таинственным и непонятным, став волшебным, романтичным, необыкновенным…
        - Мира, ну чего ты там застряла? Давай догоняй скорее!  - окликнул ее Гарик, опуская с небес на землю.
        Мирослава быстро стерла послание на снегу и воткнула еловую веточку за наличник окна.
        Теперь шашлыки вовсе утратили какой-либо интерес. Ей хотелось лишь одного: уйти, исчезнуть и желательно прямо сейчас. Нетерпение овладело ею. Мира уже не могла думать ни о чем другом, только о елке, украшенной блестящим шаром, и о человеке, который будет ее ждать.
        ГЛАВА 7
        - Бывает же так…  - сказал Гарик.
        Мира обернулась и взглянула на него. Он сидел на корточках у костра, рядом с ней, и сосредоточенно смотрел на огонь.
        Степик и Леша жарили на мангале шашлыки, аромат которых распространялся в воздухе.
        Девчонки бегали вокруг костра и мангала, хохотали, прикалывались, пили вино и строили поочередно парням глазки, пытаясь привлечь внимание всех сразу. Правда, те не особо реагировали на их несколько неуклюжие и слишком очевидные заигрывания, хотя поддерживали игру. Леша подмигивал Анне, утонченной столичной штучке, закутанной в меха. Рудинский грозил Маринке кулаком, когда она пыталась стащить с мангала полусырой кусочек мяса, и все пытался ущипнуть за объемистый зад Наташку, когда та проходила мимо. Девушка взвизгивала, даже в шутку пыталась ударить Степика по руке и вместе с тем ясно давала понять, что не прочь продолжить их роман. Ее круглое лицо раскраснелось от вина и мороза, а звонкий смех звучал так зазывно…
        Взгляды же, которые Поляков бросал в сторону Гарика и Миры, были отнюдь не веселыми. А лицо Степика становилось сосредоточенным и серьезным, когда он, оборачиваясь, поглядывал на Ирину, стройную, невысокую шатенку с тонкими чертами лица и небольшими серо-зелеными глазами, почти такими, как вода в речке.
        В Старых Дорогах Степик никогда раньше ее не видел и ничего о ней не знал. Она снова и снова притягивала его взгляд. Она так отличалась от остальных девчонок, с которыми он дружил не только здесь, в деревне, едва ли не с детства, но и вообще ни на кого не была похожа. Ирина была другой. Ее отстраненность, серьезность, молчаливость, как некая тайна, магнитом притягивали Степика. Загоняли в тупик, поскольку на нее не действовали проверенные временем способы обольщения. Он пробовал подкатить к ней, но серьезный, слегка насмешливый взгляд девушки как-то стразу охладил его пыл, однако подстегнул желание добиться своего. Он всегда умел нравиться девушкам и знал, что нравится и Маринке, и Ане, и Наташке, и многим другим в столице, и не понимал, почему не нравится Ирине. Вот и сейчас, словно наблюдая за ним со стороны, она так странно смотрит, и едва заметная улыбка кривит ее тонкие губы. Не веселая улыбка - чуть ироничная, чуть презрительная…
        Яркий серп месяца висел в звездном небе, и в его голубоватом призрачном свете купались сосны, укутанные снегом.
        Мирослава смотрела на ребят, и улыбка, украдкой, появлялась на ее лице. Она не горела желанием идти сюда, предпочитая другое место и общество другого человека, но, оказавшись здесь, не пожалела, что пришла. Пусть она не принимала участия в общем веселье, но ей и у костра хорошо было сидеть вот так, держа в руках пластиковый стаканчик с вином, который все же всучила ей Маринка, и наблюдать за остальными. Смотреть, не мигая, на огонь. Чувствовать его жар, опаляющий лицо и руки, слышать потрескивание дров в костре и скрип снега под ногами ребят и то, как трещат от мороза деревья в лесу.
        - Первый шашлык готов!  - объявил Степик, снимая с мангала шампур с мясом.
        - Ура!  - радостно закричали девчонки и обступили его со всех сторон.
        - Предлагаю обновить стаканы!  - закричала Наташка.
        Все с радостью поддержали ее предложение.
        Мира сделала глоток вина, которое немного согрелось в ее ладонях.
        - …Это оттого, что ты в городе живешь, Гарик!  - помолчав немного, ответила Мирослава.  - Причем в большом городе, вот тебе и кажется происходящее здесь таким удивительным и необычным! А может, так оно и есть на самом деле!  - добавила она, глядя на лес.
        Гарик обернулся и устремил взгляд на девушку, любуясь тонкими чертами ее лица и бледной кожей. Светлые пряди волос, выбившись из-под шапочки, обрамляли лицо, создавая некий ореол.
        «Бывает же так…  - подумал Гарик.  - Живешь, работаешь, тусуешься, встречаешься, влюбляешься, надеешься, расстаешься, а потом приезжаешь в какую-то Богом забытую деревню, входишь в хату и встречаешь девушку с самыми невероятными, поразительными глазами, и все вокруг теряет смысл…»
        - Мира, хочешь, я принесу тебе кусочек шашлыка?  - спросил Гарик.
        Девушка кивнула.
        Гарик легко, несмотря на свой высокий рост и внушительную фигуру, вскочил на ноги и пошел к мангалу.
        - Мира!  - крикнула ей Маринка, смешно взмахнув шампуром с мясом.  - Иди к нам!
        Мира улыбнулась и покачала головой.
        Ей было хорошо с ними, но ей нужно было уйти. Туда, в неведомое, таинственное, оттого столь притягательное, где ждал ее незнакомец. Ей нужно было уйти к той елке, у которой он ее ждал.
        Вернулся Гарик с кусочком шашлыка и, удерживая его двумя пальцами, передал Мире. Двумя пальцами Миро слава взяла его. Лишь на секунду ее прохладные пальчики коснулись пальцев Гарика, сильных и горячих. Это мимолетное прикосновение обожгло его, а девушка ничего не почувствовала. Просто взяла у него из рук кусочек мяса и стала есть.
        Потом, когда шашлыки были готовы, все столпились у костра, снова и снова подбрасывая в него ветки и дрова, так что столп искр поднимался высоко в небо, пили вино, ели шашлыки, болтали, прикалывались, рассказывали анекдоты и смеялись.
        Они были молоды и беспечны. Их сердца, яростно стуча в груди, стремились ввысь. Перед ними были открыты все пути, целая жизнь лежала впереди…
        И Мира радовалась вместе с ними и пила вино, позабыв обо всем на свете. У костра было так тепло, а в кругу компании легко и хорошо, как нигде и никогда раньше не было. Здесь Мирослава не была той незаметной, скрытной девочкой из одиннадцатого класса, у которой ни подруг, ни друзей. Здесь она была полноправной личностью, а главное, никто не воспринимал ее как несмышленого ребенка. Наоборот…
        Гарик не отходил от нее. Стоило ей обернуться или просто поднять на него глаза, тут же встречала его взгляд, и видела приподнятые в немом вопросе брови. Он готов был исполнить любое ее желание…
        Мира подозревала: его повышенный интерес не просто дань вежливости или забота старшего о младшей.
        Она определенно нравилась Гарику. И это было ново для Мирославы. В школе одноклассники, да и ребята постарше не проявляли к ней интереса, не видя чего-то такого, что могло бы понравиться. Того, что с избытком было у одноклассниц.
        Но Гарик не был ее одноклассником. Он был классным парнем, классным другом. Чего-то большего с ним Мирослава не представляла. И не желала. В этом была абсолютно уверена.
        Мира не много знала о любви, но точно знала, что Гарик не тот человек, который смог бы тронуть глубоко запрятанные струны ее души, пробудив трепетное и нежное чувство первой любви.
        Впрочем, девушке иногда казалось, что такого человека вообще не существует. Уж слишком предвзято она относилась к парням. Уж слишком пристально всматривалась в них.
        Задумавшись, Мира засмотрелась на огонь, а когда снова подняла глаза, наткнулась на внимательный взгляд Ирины.
        Она первая отвернулась, в сторону леса, будто знала, что где-то там, в чаще кто-то есть.
        Допив вино, Мирослава смяла стаканчик и бросила его в огонь. Кусочек пластика на мгновение вспыхнул синим и тут же погас. Отыскав глазами Маринку, Мира поднялась и пошла к ней. Девушка стояла спиной и смеялась над шутками Рудинского.
        Мирослава дернула ее за рыжий локон.
        - Мира?  - обернувшись, удивилась Маринка.
        Та лишь повела взглядом в сторону леса и, не сказав ни слова, пошла.
        Маринка в полном недоумении всучила свой стаканчик стоявшему поблизости Степику и двинулась следом.
        Она быстро нагнала Миру и пошла рядом.
        - Тебе надо в туалет?  - спросила она, первой нарушая молчание.
        Мирослава отрицательно мотнула головой и остановилась.
        Яркие всполохи пламени и темные фигуры ребят, мелькавшие в просветах между деревьями, остались позади. Впереди непроглядной угрожающей стеной вставал заснеженный лес.
        - Маринка, мне нужно уйти!  - выпалила Мира.
        - Почему? Тебе не понравилась с нами? Ты от Гарика бежишь?  - тут же стала допытываться Маринка.
        Мира снова покачала головой.
        - Нет, мне просто надо уйти! И я хочу, чтобы мой уход остался незамеченным!
        - Но это невозможно. Все сразу увидят, что я вернулась одна, и Степик с Гариком тут же станут приставать с расспросами! Ты же знаешь своего брата, он о тебе печется так… К тому же еще этот мужик с хутора…
        - Я знаю. Но мне очень нужно уйти!
        - У тебя что же, свидание назначено где-то?
        - Ну, что-то вроде того.
        - Это секрет?
        - Да!
        - Ладно, тогда я скажу, что у тебя критические дни начались. Это ни у кого не вызовет подозрений и беспокойства! Я скажу, что ты не хотела никого беспокоить, а меня попросила немного тебя проводить! Хорошо?
        - Да. Спасибо тебе, Марина!
        - Да не за что! Беги и будь осторожна!
        Мира кивнула. Махнув на прощание рукой, скрылась в лесу.
        Чем дальше девушка уходила в глубь леса, тем тревожнее становилось на душе. Она шла по возможности быстро, часто проваливалась в сугробы, падала, вставала и, не отряхиваясь, спешила дальше. Засунув руки в карманы куртки, так сильно сжимала их, что пальцы немели.
        Если у елки никого не будет, она умрет. Лучше умрет и замерзнет прямо там, но обратно этой же дорогой не пойдет. У нее просто не хватит ни сил, ни мужества. И так вокруг чудилось всякое… Некстати вспомнились волки.
        Когда Мира наконец вышла к небольшой прогалине, на краю которой росла знакомая елка, в лунном свете сверкнул лишь стеклянный шар. И никого.
        Слезы обиды и разочарования навернулись на глаза раньше, чем девушка смогла совладать с собой.
        Это было нечестно и слишком жестоко! Ну почему, почему он так поступил? Ах да, он хотел причинить вред Степику! Оказывается, этот человек был охоч до тонкой и изощренной мести! Степик никогда не узнает, кто заманил ее сюда, когда найдет здесь замерзшей!..
        Вдруг между деревьев Мира увидела стремительно мелькнувшую тень, в ту же секунду на поляну выскочил заяц-беляк и понесся прямо на нее. Девушка, завизжав, бросилась бежать, поскольку догадаться, от кого бежал заяц, задача не трудная.
        Впрочем, далеко убежать не удалось: она уткнулась в кого-то, кого сразу не узнала, что еще больше испугало ее. Мира стала отчаянно вырываться из его рук, намереваясь бежать. Бежать без оглядки.
        Но он крепко прижал ее к себе, пресекая попытки освободиться. Мира почувствовала знакомый запах парфюма, и ей захотелось расплакаться.
        - Все, все, успокойся! Это всего лишь заяц, и волк за ним не гонится, уж поверь мне!  - тихо заговорил он, обжигая ее лицо горячим дыханием.
        - Это было…  - заикаясь, начала девушка.
        - Знаю, не лучшей идеей было приглашать тебя сюда. Прости, но ничего другого придумать не смог. К тому же мне казалось, что ты знаешь, что я иду за тобой. Я говорил, что не оставил бы тебя здесь одну…  - сказал он, слегка отстраняя ее от себя, а потом и вовсе выпуская из рук.
        - Но почему вы не вышли на тропинку? Вы же видели, что я одна.
        - Обыкновенная мера предосторожности. Я не был уверен, что ты придешь одна. Я не был уверен, что ты не рассказала обо всем Степику. Если мыслить здраво, другая на твоем месте так и поступила бы. У тебя не было причин ничего скрывать… А мне вовсе не хотелось враждебных столкновений с парнями из деревни.
        - Нет, я не собираюсь ничего никому рассказывать!  - тряхнула головой девушка.  - И у меня были причины прийти сюда! И вы можете считать меня ненормальной, потому что мыслить здраво я вообще не умею! Вот только я не понимаю, зачем вам все это… Вы ведь даже имени моего не знаете, и если вы говорите, что не хотите никому причинить вред и не хотите столкновений, я не понимаю, зачем…
        - Я знаю, что тебя зовут Мира!  - улыбнувшись, сказал он.
        Конечно, улыбку его Мирослава не могла увидеть, как бы ни старалась, но она отчетливо «услышала» ее в его голосе.
        - Зато я не знаю, как зовут вас! Или это тоже большой секрет, как и ваше лицо, которое вы зачем-то прячете под капюшоном?
        - Нет, не секрет. Меня зовут Вадим.
        - Приятно познакомиться!
        - Мне тоже!  - мужчина засмеялся.  - Ты успокоилась?
        - Вы не ответили на мой вопрос!
        - Я не знаю на него ответа.
        - Странный вы какой-то! Все происходящее странно…  - призадумавшись, девушка сделала несколько шагов в сторону и, наклонившись, загребла ладошкой снег.
        Вадим засмеялся.
        - Почему вы смеетесь?  - обернулась Мира.  - Я кажусь вам смешной? Глупой, да?
        - Нет, очень и очень юной.
        - Ну, не такая уж я и юная!  - отважно заявила Мирослава.  - Мне уже семнадцать лет!
        - А мне двадцать семь. Я старый уже,  - сказал Вадим.
        - Я не считаю, что вы старый! Двадцать семь - это не много. Вот если бы вам было пятьдесят…
        - А что было бы, если бы мне было пятьдесят?  - поинтересовался мужчина.
        - Я бы решила, что вы какой-нибудь свихнувшийся старик, охочий до молоденьких девушек. И, естественно, не пошла бы в лес ночью с вами, наверняка все рассказав Степику.
        Вадим снова засмеялся.
        - Так, значит, в свои двадцать семь я, по-твоему, не падок до молоденьких девушек?
        - Нет,  - смущенно покраснела Мирослава, только сейчас сообразив, что сказала глупость.  - Я не то имела в виду! Я точно знаю, вы не причините мне вреда!
        - Почему?
        - Не знаю. Но если бы вы хотели это сделать, вы бы сделали это еще вчера, на хуторе. Ребята сбежали, помочь мне было некому… Что вам мешало? Вы ведь и есть тот самый паренек с хутора, которого однажды избили мальчишки из деревни? Я слышала, как Степик говорил об этом. Они сделали что-то с вашим лицом, именно поэтому вы не хотите, чтобы я его видела?
        - Нет. Просто… А зачем тебе видеть меня, Мира?
        - Но как… Это не честно в конце концов!
        - Ну, о честности пока вообще речи не идет! Что изменится от того, что ты увидишь мое лицо? Мы как-то по-другому станем говорить? Или о другом? На самом деле тебе это и не нужно! Ты уедешь скоро, возможно, мы и не встретимся снова… Пойдем, что мы стоим на месте, так и замерзнуть недолго.
        Мира сделала несколько шагов по направлению к тропинке, а потом остановилась. Натянув шапочку на самые глаза, она набросила на голову капюшон, тень которого наполовину скрыла ее лицо.
        - Ладно. Раз это не важно, тогда и я буду в капюшоне,  - заявила девушка.
        Мужчина тихонько рассмеялся и подошел к ней.
        - Перестань,  - он снял с ее головы капюшон и поправил шапочку, открывая лицо. На мгновение его пальцы коснулись ее холодной щеки.  - Ты - совсем другое дело, мне нужно видеть тебя!
        - В последний раз?
        - Нет, если ты этого хочешь.
        - Хочу!
        - Пойдем, а то замерзнешь.
        Неожиданно он вытащил из карманов куртки Мирины ладони, которые тут же утонули в его больших и горячих руках.
        - Так я и предполагал. Ты когда научишься носить рукавицы?
        - Скоро!
        - Понятно, когда отморозишь себе что-нибудь! Идем, я провожу тебя домой, пока ты окончательно не окоченела.
        Домой Мире не хотелось. Вот если бы он так и держал ее ладони в своих руках, девушка совершенно не возражала бы. Но он их отпустил.
        Они двинулись в путь.
        Петляли по лесу какими-то невидимыми тропками, пробираясь по сугробам. Мире не раз казалось, что они заблудились и уже никогда им не выбраться. Девушка оглядывалась по сторонам, но страха не испытывала. С ним было не страшно. С Вадимом она вообще могла бы до бесконечности блуждать по лесу.
        Но мужчина, по-видимому, знал, куда шел. Он ни разу не остановился, не замедлил шаг. Скоро лес поредел, а потом и вовсе расступился. Перед ними простирались заснеженные просторы, луга и замерзшая речка. Вдали лежали уснувшие Старые Дороги.
        На краю леса Вадим остановился.
        - Я не пойду дальше. А ты беги и ничего не бойся!  - сказал он.
        Девушка кивнула, понимая, что спрашивать его о чем-то бесполезно. Она подняла глаза к его спрятанному под капюшоном лицу, на мгновение задержав взгляд, потом отвернулась и шагнула вперед.
        - Подожди,  - вдруг сказал мужчина, удерживая ее за руку.
        Мирослава обернулась.
        - Я совсем забыл. Сегодня ведь Рождество и… Вот, возьми это!
        Засунув руку в карман, он достал оттуда небольшую квадратную коробочку.
        - Что это?  - удивилась Мира.
        - Подарок.
        - Но мне нечего подарить вам,  - пробормотала она растерянно.
        - Мне ничего не надо!  - засмеялся он.
        - Спасибо.
        Девушка взяла протянутую коробочку и прижала ее к груди.
        - На здоровье! А теперь беги!
        Он отпустил ее, и она пошла. Оборачиваясь снова и снова, она все смотрела на его темную фигуру, удаляющуюся в темноту леса. Он же не обернулся ни разу. А вскоре и вовсе исчез. Лес поглотил его.
        ГЛАВА 8
        Едва войдя в дом, Мира зажгла свет в передней, плюхнулась на лавку и, стянув рукавички, стала судорожно открывать коробочку из обыкновенного серого картона. Замерзшие пальцы не слушались.
        Теряя терпение, девушка разорвала коробочку и извлекла подарок. На деревянной подставке стоял стеклянный шар, в котором находился маленький домик с белыми ставнями, окруженный заснеженными деревьями. Домик, невероятно похожий на дом с хутора.
        Мирослава, как зачарованная, смотрела на сувенир, потом медленно перевернула его - и пошел снег…
        Снег шел снова и снова…
        Мира снова и снова переворачивала подарок и не могла отвести от него глаз. Она наверняка так до утра и просидела бы, если б не бабушка, часто встававшая по ночам.
        Баба Нина вышла в переднюю комнату и изумленно всплеснула руками, увидев внучку.
        - Міра! Унучачка мая! А чаго ты тут сядзіш? Ноч на дварэ! Усе спяць даўно, а ты… Мо здарылася што? Мо хто абідзеў?  - запричитала старушка, качая головой.
        - Нет, бабушка!  - девушка виновато улыбнулась, убирая сувенир в карман.  - Все нормально! Я уже ложусь!  - поднялась с лавки и поплелась к своему закутку, на ходу стягивая шапку и куртку.
        - Ты зачынілася?  - спросила баба Нина.
        - Нет, Степик еще не пришел.
        Бабушка снова всплеснула руками, но Мирослава уже не слушала, что та говорила. Быстро раздевшись, юркнула под одеяло.
        Лунный свет, просачиваясь сквозь шторки, заливал комнату.
        Мира поставила подарок на край кровати. Искусственный снег загорелся, заискрился призрачным голубоватым сиянием.
        Девушка смотрела на него, и мечты впервые зарождались в сердце. Так ново и приятно было мечтать о ком-то, о ком-то конкретном, который вместе с тем оставался по-прежнему неуловимым и таинственным, ведь все, что она знала о нем, оставалось загадкой. Был только темный силуэт в ночи, его голос, пронизанный теплыми искорками смеха, и тепло его рук…
        Мира снова хотела с ним встретиться. Хотела увидеть его. Может быть, ее мечты, ее желание являлись лишь результатом любопытства, но она жаждала слышать его вновь и вновь, чувствовать тепло его пальцев, стать ближе ему…
        Сон не шел. Мира лежала и вздыхала и, конечно, слышала, как вернулся Степик.
        По тому, как загрохотали ухваты у печи, а потом прозвучали приглушенные ругательства, стало ясно: братец пьян и плохо ориентируется в пространстве.
        Вот он прошел к себе за занавеску и стал раздеваться. Мира услышала, как упал ботинок, который Степик с трудом стащил с ноги, и как его зубы стали отбивать барабанную дробь.
        Этот звук рассмешил девушку, и ей пришлось уткнуться лицом в подушку, чтобы скрыть смешок.
        Степик наконец перестал возиться с одеждой и забрался под одеяло, но все еще дрожал, вздыхал, что-то бормотал под нос и ворочался с боку на бок.
        Но вот и он затих.
        Мирослава прижала к груди подарок и закрыла глаза, надеясь уснуть…
        - Мира!  - вдруг окликнул ее братец.
        Девушка решила промолчать. Авось Степик решит, что она давно крепко спит, и угомонится.
        - Мир, ну я же знаю, что ты не спишь! Давай ко мне, поговорим!
        - О чем?  - шепнула Мирослава, отрывая голову от подушки.
        - Говорю, давай ко мне, а то бабулю разбудим!
        Мира, понимая, что спорить бесполезно, быстренько выскользнула из постели и прошмыгнула в переднюю комнату. Забравшись к Степику в кровать, уселась, прислонясь к стене, и натянула на колени одеяло.
        - Ты чего сбежала?  - Рудинский тоже принял вертикальное положение и теперь сидел на кровати, опираясь о спинку, скрестив руки на груди.
        - Я не сбежала, просто…
        - Ага, про критические дни я уже слышал!  - усмехнулся Степик. А Мира почувствовала, как ее щеки от смущения зарделись.  - К тебе что, Гарик приставал? Обидел, что ли? Так ты скажи, я ему быстро мозги вправлю! Или девчонки чего сказали?  - допытывался Степик.
        Девушка покачала головой:
        - Нет.
        - А что тогда? Компания наша не понравилась?
        - Мне все понравилось, просто я замерзла, ну и дни тоже, мне показалось…
        - Почему мне не сказала? Я же просил тебя не шататься ночью одной! Ты же знаешь…
        - Я знаю! Где-то в лесу бродит сумасшедший с хутора, который спит и видит, как бы причинить нам вред. Особенно мне, потому что я самая слабая и беззащитная, слабое звено, так сказать!  - покорно произнесла Мира, прекрасно зная, что в следующую секунду скажет Степик.
        - Правильно!
        - Но за эти дни я ни разу никого не встретила!
        - А шаги за стеной?
        - Ну, может, нам они просто послышались.
        - Не послышались. Он на хуторе. Я в этом уверен. Мы видели следы. Он приходил в деревню и не раз. Черт, засаду бы устроить! Да знать бы еще, на кого! Ему что-то нужно здесь, в деревне! И если так вышло, что мы снова оказались здесь все вместе, он не упустит свой шанс… Он явно что-то затеял.
        Мире бы взять сейчас и все рассказать Степику, но она не решилась. Девушка прекрасно понимала, что это предательство. А Степик Рудинский, ее любимый двоюродный брат, не заслуживает такого. Вадим же… Всего раз, последний раз, и больше она не станет встречаться с ним. Более того, попросит, чтобы он уехал. Степик ничего не узнает и скоро успокоится…
        - А если нет?  - тихо спросила Мира.
        - Что?  - не расслышал или не понял Рудинский.
        - А вдруг он просто приехал присмотреть за домом, собакой и вообще…
        - Ага, а ночами его мучает бессонница и он прогуливается по деревне. Мира, очнись! Ты не знаешь, что тогда реально произошло!
        - Не знаю, а что произошло?
        - Не важно, но я бы такого не простил!
        - Нет уж, раз начал говорить, будь добр, рассказывай все как есть!
        - Ну, в общем,  - немного поколебавшись, заговорил Степик,  - тогда, много лет назад, мы с ребятами его не просто сильно побили, выловив в лесу, мы его еще и порезали. Мы были мальчишками, Мира, а он нас реально достал. Короче, бутылка неизвестно как подвернулась под руку, я ее разбил и полоснул…
        - По лицу?  - дрогнувшим голосом спросила девушка.
        Наверное, у него изуродовано лицо и он не хочет пугать ее, поэтому и ходит в капюшоне. Конечно, это все объясняет! Мире вдруг вспомнилось, что Вадим говорил про драку, и ей стало так жалко его, так бесконечно жалко…
        Пусть Степик прав и Вадим действительно разглядел в ней то слабое звено Старых Дорог, через которое он мог бы отомстить всем, вот только его слова, поступки, прикосновения и подарок не вязались с изощренной местью. Все, что происходило, имело совершенно другое направление. Нечто такое, где были только он и она…
        - Нет, не по лицу. Кажется, по руке. Я уже не помню точно, но точно не по лицу!  - сказал Степик, а Мира мысленно вздохнула.  - Ладно, проехали!  - помолчав немного, добавил он.  - Как тебе наша компания вообще?
        - Нормальная компания!  - с улыбкой сказала Мира.  - Девчонки молодцы! Наташка, кажется, до сих пор влюблена в тебя!
        Рудинский хохотнул.
        - И мне кажется! А Маринка на Гарика глаз положила, хоть и клеила весь вечер Леху. А Гарик весь вечер с тебя глаз не сводил!
        - А вот и нет!  - запротестовала Мирослава.
        - А вот и да! И он расстроился, когда ты ушла! Короче, зная Юрьева, могу со всей ответственностью заявить: он точно на тебя запал!
        - Так не бывает!
        - Как?
        - Мы почти незнакомы!
        Степик усмехнулся.
        - Ну, знаешь ли, это такое дело, тут неважно, как долго ты знаешь человека, иногда бывает достаточно и одного взгляда.
        - Степик, только от тебя пьяного и можно услышать такие речи! Ты говоришь о любви? Или о сексе? Делая выводы из разговоров наших родственников, ты способен только на последнее.
        - Наверное, я старею! Что-то меня в самом деле потянуло на сентиментальность. Так значит, шансов у Гарика нет? Он тебе не нравится?
        - Нет, ну почему? Он нормальный парень, прикольный, компанейский…
        - Это у него, конечно, не отнять, но я о другом!
        - В другом смысле - нет!
        - И что, тебе еще никто и никогда не нравился, ну так, чтобы по-настоящему? У вас ведь в школе наверняка хватает парней?
        - Нет, не нравился.
        - Так вроде пора!
        - Вроде… Степик, а к кому приехала Ирина? Я ее здесь раньше никогда не видела…
        Степик пожал плечами.
        - Не знаю. Девчонки говорят, она чья-то дальняя родственница и раньше бывала здесь. Но я что-то ее припомнить не могу. А почему она тебя заинтересовала? Не понравилась?
        - Да нет, просто… Просто как-то не вписывается она в вашу компанию.
        - Да, ты права, не очень-то она похожа на местных девах! Да и на городских, в общем, тоже,  - помолчав немного, добавил Степик.  - Ладно, беги! Будем спать! А то утро скоро уже…
        Мира кивнула и, пожелав брату спокойной ночи, ушла к себе, но уснула не сразу. Слишком много мыслей роилось в голове, слишком много вопросов терзало мозг, а ответов на них не было.
        …Мира шла по дороге, то и дело оглядываясь. Она спешила и, как ни странно, ни разу не поскользнулась…
        Время перевалило за полдень, мороз крепчал, и она, едва дождавшись, пока за Степиком закроется дверь, стала торопливо собираться.
        Мысли о Вадиме не оставляли девушку все утро. А желание сбежать из дома становилось сильнее. Но приходилось сдерживаться. Бабушка загрузила работой, объявив, что к Новому году приедут гости, поэтому дом необходимо привести в порядок. Степику поручено было повыбивать половики, подушки и одеяла, а Мирославе - сменить постельное белье, собрать все грязное и замочить в большой балее.
        Ближе к обеду к Степику пожаловали друзья. Баба Нина усадила всех за стол подкрепиться. После обеда ребята ушли, звали с собой и Миру, но она, сославшись на то, что осталась еще кое-какая работа, пообещала присоединиться к ним позже и, проводив до двери, помахала на прощание рукой, а потом бросилась в дальнюю комнату проследить их маршрут. Парни пошли «на деревню», Мира же быстро оделась и, ничего не сказав бабушке, устремилась в совершенно противоположную сторону.
        Она оглядывалась, боясь наткнуться на кого-то из знакомых. Еще не хватало, чтобы Степику донесли, ей потом не оправдаться.
        Мира благополучно вышла из деревни, нашла знакомую тропинку и пошла вперед. В лесу деревья, казалось, парили в кристально прозрачном морозном воздухе. Все сверкало и переливалось в ярких, слепящих лучах зимнего солнца, а небо будто отражалось на снегу глубокими голубыми тенями. При малейшем колебании воздуха снег начинал сыпаться с веток и сверкать подобно бриллиантам.
        Безотчетная любовь к земле, к природе, к родному краю зарождалась в душе девушки. Она теснила сердце, откликаясь светлой печалью…
        Мирослава зачерпнула ладонью снег и поднесла к губам. Мелкие кристаллики таяли, превращаясь в капельки. Снег пах сосновой хвоей, шишками, смолой. Не удержавшись, Мира лизнула его языком, как лизала когда-то в детстве.
        Она шла и воображала себя то Снегурочкой, то Настенькой из любимой сказки «Морозко», а то и вовсе лесной феей, бесплотной жительницей бесконечных, застывших, укутанных снегом лесов. Так светло и радостно было на душе, и чувство невероятной свободы кружило голову. Казалось, стоит только раскинуть руки пошире, закрыть глаза - и можно полететь.
        Хутор возник неожиданно. Лес, почти полностью обступающий большую поляну, расступился, и Мирослава увидела небольшой крепкий сруб под шиферной крышей. Белые резные ставни украшали его, резным было и крыльцо. У калитки росли две рябины, и их гроздья горели алым на бело-голубом фоне зимы. Из дымохода в кристально-чистое небо поднимался дымок, красноречивее любых слов говоривший о наличии в доме хозяина.
        Мира стояла как завороженная и смотрела на хутор. Здесь было так красиво, так уединенно и спокойно, что захватывало дух. Девушка впервые видела хутор днем и не понимала, почему раньше не приходила сюда. Места были такие, что прямо бери и рисуй. И можно лишь догадываться, как чудно здесь осенью, когда деревья украшены позолотой, а рябина у дома алеет спелыми гроздьями. Или летом, когда в тишине слышно, как шумит лес, жужжат пчелы, собирая нектар, качаются лесные колокольчики, и если прислушаться, можно даже услышать их серебристый звон. Или весной, когда в весеннее небо взмывает жаворонок и журчит полноводная речка.
        Мира долго стояла, глядя на хутор из-за сосновой ветки, под тяжестью снега склоненной к земле. О том, чтобы выйти на поляну и постучать в дверь дома, она не помышляла. Вряд ли Вадим обрадуется вторжению и, скорее всего, просто не откроет. Постояв еще немного и чувствуя, что начинает замерзать, Мирослава развернулась и зашагала обратно.
        Дома, выпив с бабушкой чаю, согревшись и убедившись, что Степика нет, девушка пошла к Поляковым. Она не сомневалась, что братец там. За обедом Леша говорил что-то о том, что бабушка его отправилась в райцентр навестить родственников и сегодня большой дом в полном распоряжении ребят. Мира не сомневалась также, что ребята не преминут этим воспользоваться и наверняка, собрав компанию, уже гуляют вовсю. Как же она была удивлена, застав парня одного.
        Лешина бабушка жила в добротном деревянном доме с просторной верандой и большими окнами, которые украшали резные наличники. Выкрашенный, ухоженный, выстроенный на века, этот дом всегда нравился Мире. Он существенно отличался от маленького простенького домика бабы Нины. Построен он был много позже, и весь его вид говорил о достатке хозяев. Поляковы действительно всегда хорошо жили. Бабушка Лешина всю жизнь проработала в бухгалтерии совхоза, контора которого располагалась в соседней деревне, а дед был бригадиром на ферме. Правда, дед умер несколько лет назад, но обеспечить хорошее будущее своим детям старики успели. Родители Леши жили в Минске, а дядька с теткой в Логойске.
        - А где Степик?  - спросила девушка Полякова, когда он пригласил ее в дом и помог снять куртку.
        - Ушел с Гариком к Наташке. Ее бабушке понадобилась мужская помощь: то ли розетку починить, то ли проводку. Они уже давно ушли, так что прийти должны с минуты на минуту. Мира, ты проходи, не стесняйся! Хочешь, включу телевизор?
        - Нет, не надо,  - оглянулась Мирослава и заправила за уши выбившиеся из хвоста пряди волос.
        Внутри дом был уютным и светлым. Кружевные шторы на окнах, люстры со стеклянными плафонами, буфет, салфетки под хрустальными вазами, горка с посудой, напольные часы, венские стулья, кресло-качалка и печка-голландка произвели на Миру сильное впечатление. В таком доме хотелось жить.
        - Прикольная у вас качалка!
        - Хочешь, можешь посидеть. Бабушка вечерами в ней сиживает, вяжет и сериалы смотрит.
        Мира села в кресло и, качнувшись взад-вперед, остановилась и поднялась.
        - Хорошо у вас здесь, так тепло и уютно… А ты почему не пошел к Наташке?
        - Меня оставили за шеф-повара, так сказать!  - Поляков улыбнулся, и вокруг его голубых глаз образовались морщинки.  - Бабушка уехала, и мы решили сегодня собраться у меня.
        - М-да?  - девушка огляделась.  - Хочешь, я помогу тебе? Правда, я не очень-то умею готовить, но почистить что-нибудь, порезать, помешать могу.
        - Ну, пойдем!  - парень отступил в сторону, пропуская девушку вперед, и она прошла в кухню.
        Здесь, как и во всем доме, тоже было мило и по-домашнему тепло. Лампа под старым абажуром заливала комнату мягким светом. Печка, всевозможные полочки, баночки, цветастые занавески, посуда, ведра с водой, ухваты, пестрые полотенца на гвоздиках, стол, застеленный яркой клеенкой, половики, горшки с цветами на окнах, табуретки - обычный интерьер обычной деревенской кухни. Единственная городская деталь - холодильник. Конечно, не новый, но если учесть, что у бабы Нины вообще такового никогда не было, и этот можно считать предметом роскоши.
        Мира взобралась на табуретку и, приоткрыв крышку кастрюльки, стоявшей на столе, заглянула в нее.
        - Оливье? Вы что, праздновать что-то собираетесь или просто закуску готовите?  - полюбопытствовала.
        - Ничего особенного мы не празднуем, просто радуемся, что в кой-то век удалось выбраться на рождественские каникулы, собраться вместе. В последнее время это случается редко. Раньше, когда в универе учились, часто куда-то ездили вместе, тусили. А теперь у каждого своя жизнь…
        - А кто ты по профессии?
        - Программист. Стажируюсь в одной европейской фирме, филиал которой находится в Минске. Занимаемся разработкой новых технологий и компьютерных программ.
        - Ого! Круто!
        - Да, попасть в такую фирму - большая удача. И даже не в плане заработной платы. Есть перспективы и возможность работы за границей. К лету стажировка закончится, и если я подойду, со мной подпишут контракт. У этой фирмы открыты филиалы во многих европейских столицах, и я бы не отказался поработать какое-то время за рубежом.
        - Здорово!  - сказала Мира и украдкой вздохнула. Разговор с Лешей заставил ее вспомнить о собственном будущем и о скорых выпускных экзаменах. Конечно, девушка очень надеялась, что оставшиеся месяцы что-то прояснят и она решит для себя, кем бы хотела стать. Но верилось в это мало. Вряд ли оставшиеся месяцы смогут как-то изменить ее оценки, да и ума тоже не прибавят.
        Снова вздохнув, Мира отогнала мысли о грустном и потянулась за колбасой.
        - Давай я порежу?
        - Давай!
        - А чем у тебя так вкусно пахнет?
        - Курица с картошкой запекается в духовке.
        - Вы шикуете! Вчера шашлыки, сегодня курица!
        Парень засмеялся.
        - Хочешь, сделаю тебе чай?
        - Хочу! Ой!  - воскликнула вдруг Мира, выронив из рук нож и зажав рукой палец.
        - Что случилось?  - тут же подскочил к ней Поляков.
        - Палец порезала,  - морщась от боли, прошептала девушка.
        - Иди сюда,  - он приобнял ее за плечи и подвел к сливному тазику. Зачерпнув кружкой воды, осторожно взял ее руку в свою и, опустив над тазиком, стал поливать холодной водой, обмывая кровь, капающую из раны.  - Подожди,  - отошел и через мгновение вернулся, держа в руках бутылочку с йодом и бинт.
        - Ой, йода не надо!  - запаниковала Мирослава.
        - Тихо-тихо! Больно не будет, обещаю!  - он брызнул на ранку йод и тут же, прежде чем Мира успела вскрикнуть, подул на нее.
        Слезы, навернувшиеся было на глаза девушки, высохли, а Леша уже туго бинтовал ее палец.
        - Спасибо!  - слабо улыбнулась она, когда, тщательно завязав бинт, он выпустил ее руку из своей.
        - Пожалуйста!  - улыбнулся в ответ Поляков.
        И в его голубых глазах, и в его улыбке было столько ласки, доброты и участия, что Мира не могла этого не заметить. С ним было легко. С ним она не чувствовала давления, давления более сильной личности… Именно этим, только сейчас Мира это поняла, он существенно отличался от Степика и Гарика.
        Леша сделал ей чаю и не разрешил больше заниматься нарезкой. Они перебрасывались незначительными фразами, а за окном угасал закат. Зажглась первая звезда, мороз крепчал, заставляя потрескивать стрехи, а Рудинский с Юрьевым все не возвращались.
        Когда Леша вытащил из духовки готовую курицу с картошкой, Мира предложила запечь яблоки. Она сказала: раз придут девчонки, запеченные с медом и корицей яблоки могут стать великолепным десертом. Леша живо вымыл яблоки и поставил их в духовку.
        Когда в дом вошел Гарик, картина, увиденная им, заставила его нахмуриться.
        Леша и Мира плечом к плечу сидели у духовки и увлеченно поливали яблоки медом, посыпая сверху корицей. Изумительный аромат распространялся по комнате, а сами ребята так увлеклись процессом, что не услышали, как хлопнула входная дверь.
        - И что это вы здесь делаете?  - шмыгнув носом, спросил Гарик.
        Мира и Леша обернулись.
        - Яблоки запекаем,  - хором ответили они.
        - Понятно. Я-то думаю, чем так вкусно пахнет!
        Леша легко поднялся и отошел от газовой плиты и от Миры. Видно, в интонации Гарика он уловил ревнивые нотки.
        - А где Степик?  - спросила Мира как ни в чем не бывало.
        - Идет, отстал немного. Наташка Степика в сугроб повалила, а сама сверху. Сейчас наш друг пытается выбраться.
        Девушка засмеялась.
        - Надеюсь, она ничего ему не отдавила!  - сказала она.
        - Надеюсь! А впрочем, вот и они!  - произнес Гарик, оборачиваясь к входной двери.
        Во дворе послышались смех и крики, и через минуту шумная толпа молодежи ввалилась в дом.
        По их раскрасневшимся веселым лицам стало ясно, что розетку у Наташкиной бабки починили весьма продуктивно и там же на месте это дело обмыли.
        - Лешка, привет! Ох, как пахнет! Ребят, ну давайте уже раздеваться и накрывать стол, что ли?  - закричала Наташка, появившись в кухне. Раскрасневшееся круглое лицо, блестящие глаза, широкая улыбка, массивная фигура и меховая шапка делали ее похожей на героиню какой-то полузабытой старой сказки.
        Завидев Миру, Наташка помахала ей обеими руками в знак приветствия. Мира улыбнулась и ответила тем же.
        - Хочешь, помогу тебе накрыть на стол?  - обернулась Мирослава к Леше.  - Мне кажется, эта компашка уже несколько неадекватна, вряд ли от нее будет какой-то толк.
        - Мне тоже так кажется,  - улыбнулся Леша.  - Гарик, ты чего стоишь? Давай раздевайся и носи посуду. Будем стол накрывать!  - сказал ему Поляков и, приблизившись, шутливо ткнул локтем в бок.
        Гарик так же шутливо согнулся, будто получил сильный удар, и попробовал ответить Леше тем же, но тот быстро увернулся и засмеялся.
        Мира засмеялась тоже и тряхнула головой. Ребята вели себя как дети.
        ГЛАВА 9
        Веселье в доме у Поляковых продолжалось до позднего вечера. Ребята ели, пили, смеялись, говорили, прикалывались, шутили, подтрунивали друг над другом и флиртовали. Мира тоже была с ними и в то же время как бы отсутствовала. Сидя в сторонке, подперев ладошкой щеку, она будто со стороны наблюдала за всеми, смеялась над глупостями, которые несла Наташка, войдя в кураж, слушала смешные истории, которые умело рассказывала Маринка, и подробности любовных похождений Ани, которыми та, подвыпив, делилась.
        Только Ирина молчала.
        Миру удивляли ее отчуждение и молчаливость и то, что она не участвует в общем веселье. Что она вообще здесь делает? Зачем приходит, если ей не интересно? Более того, что-то в изгибе ее губ и в выражении глаз говорило о презрении, которое она испытывает, глядя на остальных. Мирослава заметила это еще в лесу, когда жарили шашлыки, и вот теперь снова…
        Ирина не нравилась Мире. Именно она могла быть тем самым «засланным казачком», который передавал информацию Вадиму. Конечно, внешность обманчива, однако представить в подобной роли Аню, Маринку, а тем более Наташку не получалось.
        И это добавляло загадок. И усиливало сомнения и терзания.
        Ирина была умной, симпатичной взрослой девушкой с несколько завышенной самооценкой и аристократичными манерами городской жительницы. Что ее могло связывать с Вадимом, Мирослава не представляла. Но что-то же связывало, раз она согласилась шпионить за ними или за ней. А может, Степик прав? Может, Вадим в самом деле рассмотрел в Мире слабое звено Старых Дорог и решил за все отыграться? Возможно, всей деревне он и не причинил бы особого вреда, но Рудинскому и компании - точно.
        Возникшие мысли немного омрачили романтический образ героя, коим ночью сознание Миры наделило мужчину. Улыбка сбежала с лица девушки, и стало холодно и неуютно. Захотелось домой, захотелось забраться в кровать, задернуть занавеску, спрятавшись ото всех, уткнуться лицом в подушку, поплакать и забыть навсегда хутор, Вадима и всю эту историю.
        Расстроившись, Мирослава не сразу обратила внимание на одну существенную вещь: по-настоящему пили только Наташка, Маринка и Аня. Ирина вообще не пила, разве что чай, а парни, причем все трое, лишь прикидывались выпившими. На самом деле они почти не прикасались к спиртному, время от времени обмениваясь взглядами, которые, безусловно, что-то значили. И как только суть происходящего дошла до Миры, идти домой сразу расхотелось.
        Она понимала, что если парни что-то и замышляют, то это непосредственно связано с хутором. Они знают или догадываются, что Вадим приходит с хутора, и наверняка собираются подстеречь его. Их трое, а Вадим один, и не важно, что они уже не дети. Парни уверены: он опять что-то затевает, и полны решимости выяснить, что именно, причем выяснить любым способом. Но ей-то известно: Вадим не ищет столкновений с ребятами. Он даже не догадывается, какой опасности подвергает себя, приходя в деревню.
        Вечер вмиг утратил всю свою прелесть. Девушка ощутила напряженность, исходившую от ребят и весь вечер витавшую в воздухе.
        Когда они под благовидным предлогом по одному прошли в кухню, Мира, соскользнув с кресла-качалки и стараясь ступать бесшумно, последовала за ними. Прижавшись к стене, рядом со входом в кухню, затаила дыхание, пытаясь услышать то, о чем говорят.
        Говорили они приглушенно, а Наташка ржала, как лошадь… И все же кое-что из сказанного девушка смогла расслышать, и это подтвердило ее подозрения. Ребята были трезвыми и собирались на хутор. Понятно, что у них созрел некий план и им нужно было избавиться от девчонок, особенно от Наташки, которая могла заартачиться.
        Мира на мгновение закрыла глаза и сжала ладони в кулаки. Она поняла, что ей необходимо опередить ребят и, пробравшись на хутор, предупредить Вадима. Но понимала девушка и другое, то, с чем ночью пыталась бороться, в чем безуспешно хотела убедить себя и оправдать. Это было предательством, которое камнем ложилось ей на сердце. Но она сказала себе: «В последний раз!» Степик ничего ни когда не узнает, а она все забудет.
        Развернувшись, Мира собиралась проследовать в комнату и столкнулась с Ириной.
        Она не слышала, как та вышла и как долго стояла в дверях, но это не особенно волновало. Мира была уверена, даже если Ирина и видела, что она подслушивает, все равно никому не расскажет. Встретившись на мгновение с ее взглядом, Мира просто прошла мимо, не проронив ни слова.
        Когда Мирослава засобиралась, ребята ее удерживать не стали, но отпустить одну не могли, и Гарик отправился провожать. Мира, в общем-то, в провожатом не нуждалась, домой она и не думала заходить, но спорить не стала. Ребята, отправляясь на хутор, будут уверены, что она спокойно спит в своей кровати. Так даже лучше. Они ни в чем не смогут ее заподозрить.
        От мороза трещали деревья. Девушка ежилась, чувствуя, как холод моментально забирается под одежду. Гарик тоже, идя рядом, то и дело шмыгал носом, засунув руки в карманы куртки. Мира сразу хотела сказать ему, что ее не стоит провожать. Подумаешь, большое дело - пройти пять домов. Но парни, конечно, считали, что расстояние и в один дом может быть опасным для нее. И она промолчала, понимая, что Гарик все равно не отстанет.
        Остановившись у бабушкиного дома, Мирослава обернулась, собираясь проститься с парнем и, пожелав ему спокойной ночи, забежать во двор.
        - Мира, подожди, не убегай так сразу,  - нарушив молчание, Гарик тронул ее за рукав куртки.
        - Ой, Гарик, холодно как!  - посетовала девушка, ежась.
        - Я не задержу тебя надолго,  - Гарик полез в карман и достал сигареты. Прикурив, затянулся, выпустил дым в сторону.  - Просто хочу сказать, спросить… Как ты относишься ко мне, Мира?
        - Хорошо отношусь! Ты классный парень! Честно говоря, до знакомства с тобой и Лешей я вообще думала, что нормальных парней нет, хотя все мои познания ограничиваются одноклассниками! А они такие придурки, если б ты только знал! Ну, я побежала, ладно? Ног уже совсем не чувствую!  - щебетала девушка без остановки, а потом махнула Гарику на прощание рукой и побежала к калитке, смешно размахивая руками и боясь упасть.
        Гарик поднял руку, собираясь остановить ее, что-то сказать, но Миры уже и след простыл. Он усмехнулся, отбросил недокуренную сигарету и, засунув руки в карманы, пошел, сутулясь, обратно.
        Мира вбежала во двор, поднялась на крыльцо и прижалась к входной двери, переводя дыхание. Дом был темен. Бабушка наверняка спала. Постояв так с минуту, девушка выглянула из-за стены и, увидев, что Гарик ушел, осторожно ступая, сошла со ступеней и по узкой дорожке побежала к огороду, решив пробираться к хутору невидимыми тропками, теми самыми, по которым однажды уже шла с Вадимом. Бежать к хутору по дороге было опасно. Она могла кого-нибудь встретить, а это нежелательно.
        Она пробиралась по сугробам, проваливалась, падала, поднималась и упорно продолжала идти. Заснеженная громада леса становилась все ближе. Мира чувствовала, что взмокла от ходьбы и напряжения.
        Снег, скрипевший под ногами, пугал ее, а приближающийся лес беспокоил. Визуально она представляла: сейчас войдет в лес, пойдет прямо и скоро выйдет к хутору. Но представить проще, чем пройти. Мира боялась заблудиться. К тому же она не знала, что ждет ее на хуторе. Она не знала, где вообще Вадим. Не знала, что задумали ребята. И в лесу могли быть волки…
        Но о зверях Мира старалась не думать, упрямо пробираясь по сугробам. Только бы добраться до хутора, успеть предупредить Вадима, предотвратить беду, а все остальное не важно… Вадим уедет. Все встанет на свои места.
        Когда деревья укрыли Миру, она вздохнула с облегчением и постаралась сосредоточиться.
        Опасность подстерегала ее за каждым кустом и деревом, но Мира не думала о ней. С каждым шагом хутор становился ближе, а сердце билось сильнее, стоило лишь подумать, что скоро она увидит Вадима.
        Вот уже и лес поредел. Мира ускорила шаг. Конечно же, упала, поднялась и, не отряхиваясь, пошла вперед быстрым шагом. И едва не застонала от разочарования, отчаяния и обиды, когда увидела темные окна в доме. Несколько минут Мира стояла, не двигаясь, не желая верить в то, что он уехал. А вдруг Ирина смогла узнать куда больше, чем Мира предполагала, и еще засветло предупредила Вадима о планах ребят? Неужели он так спешно покинул хутор, даже не попрощавшись с ней? Неужели уехал навсегда? Неужели она больше никогда его не увидит?
        Закусив нижнюю губу, Мира побрела к дому. Медленно обойдя его по кругу, безумно надеясь отыскать хоть какое-то послание, подергала калитку, которая, естественно, была заперта, всполошив при этом собаку, и так и осталась стоять у калитки в совершенной растерянности. Чувствовала, как слезы обиды жгут глаза и вот-вот покатятся по щекам горячими струйками.
        Вдруг уловила какое-то движение в лесу, со стороны деревни. Испуганно вздрогнув, сделала шаг назад и прижалась к калитке.
        «Волки!» - мелькнула мысль, и сердце от страха провалилось куда-то вниз.
        Отступая шаг за шагом, стараясь производить как можно меньше шума, девушка завернула за угол дома и, не разбирая дороги, прямо по сугробам бросилась к лесу. Зашелся в лае Вулкан, а потом вдруг завыл.
        Она не сомневалась, припомнив сразу все истории о хуторе и его обитателях, что там, за соснами, не иначе, бродят духи леса… Собака не могла так страшно выть, учуяв человека или зверя…
        Запыхавшись, тяжело дыша и чувствуя, что сердце вот-вот разорвется от страха и бега, Мира остановилась. Согнувшись, пыталась отдышаться. Внезапно услышала, как под чьими-то шагами поскрипывает снег.
        Девушка выпрямилась и стала озираться вокруг. Бежать не было сил, кричать и звать на помощь, в общем-то, бесполезно.
        Лес обступал ее со всех сторон. Она уже не знала, где хутор, где деревня. Звук приближающихся шагов становился все ближе. Вот он замер за ближайшей сосной с поникшими до земли заснеженными ветками. Девушка зачарованно смотрела, как задрожала ветка и легким серебром посыпался снег, будто от чьего-то легкого прикосновения или дыхания.
        Открыв рот в немом крике, Мира сорвалась с места и рванулась вперед. Почти в тот же момент кто-то обхватил ее сзади рукой, прижал к себе и зажал ей рот ладонью.
        - Вот ты и попалась!  - шепнул на ухо до боли знакомый голос, а щеку обожгло горячее дыхание.
        Девушка крепко зажмурилась, тщетно пытаясь сдержать слезы, но они все равно выкатились из-под ресниц и теплыми каплями упали Вадиму на ладонь.
        - Эй, ты что, плачешь?  - мужчина отнял ладонь от ее лица и, положив руки ей на плечи, заставил обернуться.
        - Нет,  - тряхнула головой Мира.
        - Ври больше,  - с улыбкой сказал Вадим и прижал ее к себе.
        Девушка прильнула щекой к ледяной, твердой ткани его куртки и закрыла глаза, чувствуя, как душу заполняют радость и облегчение.
        Он не уехал, не бросил ее. Он снова рядом.
        - Испугал тебя? Что ж за напасть такая, а? Что же я тебя вечно пугаю?  - улыбаясь, негромко говорил он, гладя Миру по голове, как маленькую, и не спешил выпускать ее из своих объятий.  - Но и ты тоже хороша, между прочим! Что за привычка такая бегать ночью по лесу? Ты знаешь, Мирослава, у меня вообще большие сомнения на твой счет! Вот в деревне все считают, что на хуторе нечистая сила обитает, а я думаю, а не лесная ли нимфа приходит каждую ночь к моему дому?
        Забыв все свои страхи и недавние слезы, забыв все слова, которые собиралась сказать, забыв даже о цели своего визита, Мира засмеялась.
        И только после этого Вадим разжал объятия и отступил на шаг.
        - Вот так-то лучше! А теперь расскажи-ка мне, что тебя так испугало?
        - Собака завыла… Ужасно так…
        - Ну, это Вулкан от тоски!  - со свойственной ему беспечностью сказал Вадим.  - Скучно ему. А уж когда деревенские собаки поднимают лай, знаешь, как он начинает подвывать? Определенно, пора увезти его отсюда. Одичает пес совсем.
        - Мне почудилось какое-то движение в лесу. Кажется, это был волк!
        - Возможно, так что давай-ка выбираться отсюда. Ты небось замерзла. Пойдем, провожу тебя домой!
        Мира послушно кивнула и пошла за ним. Как странно, но в его присутствии все ее страхи отступали. С ним она могла бы бесконечно бродить по заснеженным чащам, пробираться через бурелом и сугробы. С ним ей не страшны ни морозы, ни волки, ни духи, кружившие над миром в эти волшебные рождественские ночи. И уже неважно, кто он и зачем прячет лицо под капюшоном…
        - Я думала, вы уехали. Окна в доме были темными. Где вы были?  - спросила девушка, нарушая молчание, воцарившееся между ними.
        - Гулял. Не спится мне здесь что-то совсем! Вот я и гуляю по окрестностям в надежде встретить девушку с необыкновенными глазами,  - он засмеялся.  - И вообще, перестань называть меня на «вы», я от этого чувствую себя совсем старым!
        - Хорошо,  - легко согласилась девушка, не будучи, однако, уверенной, что сможет запросто говорить ему «ты».
        Выбравшись к хутору, они перешли большую поляну и снова ступили под сень деревьев. Мира, следующая за Вадимом, шла, озираясь по сторонам, и едва не наступала ему на пятки, даже наступила пару раз.
        Мужчина лишь посмеивался тихонько над ее страхами, но ничего не говорил. Девушке было стыдно за собственную трусость, но еще слишком живо было ощущение страха, которое она испытала недавно…
        Вдруг Вадим остановился. Мира, налетевшая на него и явно не ожидавшая этого, слабо вскрикнула и чуть не упала. Но мужчина резко обернулся, схватил ее за руку и потащил по сугробам куда-то в глубь чащи.
        Мирослава, решив, что где-то впереди Вадим увидел волка, вцепилась в его руку обеими своими руками и ежесекундно оборачивалась назад, ожидая погони. Стоило лишь представить голодного зверя, который, возможно, уже учуял добычу и…
        Шагнув за большую раскидистую сосну, Вадим остановился.
        Мира обернулась и потянула его за рукав куртки.
        - Пойдем скорее, пойдем! Зачем ты остановился? Думаешь, он отстанет? Наверное, он учуял меня раньше, а теперь ждет…  - сбивчиво зашептала она.
        - Тихо!  - перебил ее Вадим.
        И Мира замолчала.
        Вадим, чуть опустив ветку, укутанную снегом, стал что-то высматривать впереди.
        Ничего не понимая, Мира стояла, съежившись, и пыталась не дрожать.
        А потом вдруг услышала, как скрипит снег под чьими-то крадущимися шагами.
        - Мне показалось или по тропинке действительно кто-то шел?  - донесся до Мирославы негромкий мужской голос, по которому, к своему ужасу, она узнала Степика. И сразу вспомнила то, зачем сюда шла, что собиралась сказать.
        - Он?  - только и спросил Гарик.
        - Возможно,  - отозвался Леша.  - Гляньте-ка сюда. Следы. Кто-то уходил от тропинки. Уходил не один. Следы большие и маленькие. Предположительно, мужские и женские.
        - И на хуторе темно.
        - Вряд ли он уехал. Бродит где-то здесь. Знать бы еще с кем!
        - Пройдемся по следам? Или облаву устроим?  - предложил Леша.
        - Нет, он нам и так попадется!  - усмехнувшись, сказал Степик.
        То ли в морозном воздухе слышимость была особенная, то ли тишина стояла в лесу такая, что голоса были за версту слышны, то ли ребята были очень близко… Мира понимала: еще немного и она, позабыв обо всем на свете, бросится в панике в лес. Голодные волки, подстерегающие ее, конечно, ужасны, но если ребята обнаружат ее здесь или, вернувшись домой, брат не найдет ее спящей, беды не миновать.
        Ребята не дураки. Они быстро обо всем догадаются. И тогда страшно представить, что произойдет.
        Ей нужно уходить! Но куда и как? Она ведь по-прежнему не представляет, что задумали парни!
        Протянув руку, Мира коснулась куртки Вадима.
        Тот обернулся.
        - Мне нужно уходить,  - шепнула девушка.
        - Они сами сейчас уйдут,  - ответил он.
        В этом Мира сомневалась. В отличие от Вадима, она слишком хорошо знала своего брата.
        - Они что-то задумали. Собственно, я и пришла на хутор, чтобы сказать тебе, что у них есть план, который, возможно, сегодня ночью они и собираются осуществить! Им не нравится, что ты зачем-то приходишь в деревню!
        - Какой план?
        - Я не знаю, но оставаться здесь тебе нельзя… Уезжай отсюда!  - голос Миры дрогнул. И Вадим слишком отчетливо распознал в нем страх. Страх за него.
        Сердце мужчины вдруг сжалось от бесконечной нежности к этой юной, хрупкой девочке. Девочке, глаза которой так притягивали его и завораживали.
        Тогда, в автобусе, несколько дней назад, когда он впервые увидел ее, она даже не обратила на него внимания. Скользнула мимолетным взглядом и почти сразу отвернулась. Всю дорогу до Старых Дорог просидела у окошка, лишь иногда оборачиваясь, чтобы взглянуть на очередного вошедшего пассажира. А он всматривался в ее профиль, в бледность ее щек…
        Вадим услышал совершенно случайно, как она объясняла какой-то бабульке, чья она дочка и к кому едет в гости.
        Он вышел из автобуса, не доезжая Старых Дорог, и до хутора дошел пешком. Ему совершенно не хотелось лишний раз светиться в деревне. План в его голове созрел моментально. И он был на удивление прост. Правда, исполнить его в одиночку он не мог, нужен был сообщник, но и с этим проблем не возникло. Уже на следующий день он знал: в деревне собрались все действующие лица давней истории. Их всех будто специально жизнь здесь свела. Вадим понял: другого случая может и не представиться. Он решил действовать наверняка. Еще в автобусе понял то, о чем догадался Степик, увидев свою родственницу похорошевшей и повзрослевшей. Мира как раз то слабое звено в Старых Дорогах, через которое он сможет отомстить всем. Оставалось лишь сблизиться с ней. Удача явно сопутствовала Вадиму. К тому же Мира, оказавшись весьма любопытной, как будто сама шла в поставленную ловушку. Конечно, он мог бы выловить Степика и Лешу по одному и отделать, как следует, и это, возможно, больно ударило бы по самолюбию ребят, но не удовлетворило бы его собственного.
        Вадим вынашивал план мести, а сердце решило по-своему. Затеяв увлекательную игру и подогревая любопытство девушки, Вадим тем самым толкал ее к пропасти. А сам хотел видеть ее, слышать голос ее и смех.
        В последние годы, в свои нечастые приезды на хутор, он старался держаться вдали от деревни и ее обитателей. Но в тот день, вернее, ночь, вопреки всем здравым доводам, отправился в деревню, чтобы увидеть дом, куда в гости приехала эта девочка. Приблизительно он знал, кто и где живет в Старых Дорогах.
        Это было наваждением. Чем-то из ряда вон выходящим, но он хотел снова видеть ее необыкновенные глаза. Ему безразличен был ее возраст. И после первой встречи последовала вторая… Вадим вынашивал план мести, но уже чувствовал, что потерпел поражение. Рядом с ней он не мог быть холодным, равнодушным, безжалостным злодеем. Рядом с ней было легко и хорошо. С ней хотелось смеяться и радоваться самым обычным и простым вещам.
        Юношеские порывы его души остались позади, желание видеть ее, говорить с ней, касаться не находило объяснения. И совершенно не вписывались в стандартные рамки отношений с противоположным полом. Она была такой тоненькой и хрупкой, почти невесомой, какой-то бесплотной, а в лунном свете и вовсе нереальной. Он знал, что эти встречи под холодной луной в зимнем лесу не сможет забыть никогда…
        - Не волнуйся, я буду осторожен,  - после секундного молчания произнес Вадим.
        - Ты не уедешь?
        - Нет.
        - Я не приду больше,  - помолчав немного и словно собираясь с силами, сказала Мира.  - Это не честно по отношению к ребятам. К Степику. Да, я знаю, они не ангелы, но… Лучше положить этому конец и все забыть. К тому же все равно это ни к чему не приведет… Ты так и останешься лишь ночной тенью… А я так и буду изводить себя вопросами, ответы на которые ты мне все равно не дашь… А ведь мы могли бы стать друзьями. Мы могли бы общаться! К чему все вот так?  - вырвалось у нее.
        - Друзьями?  - Вадим усмехнулся.  - Вряд ли это возможно! Я себе нашу дружбу представляю с трудом! К тому же ты все равно скоро уедешь…
        - Но я приеду еще потом!  - жарко зашептала девушка, цепляясь за безумную надежду.  - И мы могли бы перезваниваться. Что в этом плохого?
        - Нет,  - с улыбкой сказал Вадим.  - Ничего плохого в этом нет, но и смысла я тоже не вижу! О чем мы будем с тобой разговаривать по телефону? О погоде? О школьных занятиях и близящихся экзаменах? Или, еще лучше, о мальчиках-одноклассниках?
        Его слова больно укололи девушку.
        - Ну да, конечно, проще прятать лицо под капюшоном и, напустив загадочности, изображать из себя таинственного незнакомца!  - на одном дыхании выпалила Мира.
        - Вот и поговорили!  - заключил Вадим.  - Пойдем, я провожу тебя домой!
        Он не стал выходить на тропинку, опасаясь встречи с парнями. К дороге они пробирались по сугробам. Там же в лесу перебрались через безымянную речку, скованную льдами. Шли молча, то и дело оглядываясь. Вернее, оглядывался Вадим, все же понимая, какой опасности подвергается, приближаясь к деревне. А Мира смотрела прямо перед собой и чувствовала, как с каждым шагом идти становится труднее. Ей хотелось заговорить, но она не знала, что добавить к сказанному, и, кусая губы, понимала, что так будет лучше, вот только все внутри противилось этому.
        У первого же дома Вадим остановился, Мира, не сбавляя шага, обернулась напоследок и пошла дальше.
        ГЛАВА 10
        В ту ночь Мира плохо спала. Ворочалась с боку на бок и прислушивалась к звукам в тщетной надежде услышать шаги за стеной дома. Однако ночь была молчаливой, и луна заливала окрестности призрачным светом.
        Степик, вернувшись утром, аккурат к завтраку, может быть, и заметил темные круги под глазами сестренки и ее молчаливость, но особого значения этому не придал…
        Полночи он с друзьями рыскал по лесу близ хутора, воплощая в жизнь свой хитроумный замысел и проклиная обитателя хутора.
        Парни замерзли до чертиков, а потом почти до утра грелись у Поляковых, добавляя водку в чай. Подремав пару часов, Рудинский побежал домой, зная наверняка, что бабушка будет волноваться, а Гарик и Леша продолжали спать. Может быть, еще и поэтому Степик не заметил подавленного состояния Мирославы.
        А Мирослава…
        К вечеру обида и злость на Вадима прошли, желание снова слышать его, разговаривать с ним, просто быть рядом становилось сильнее. Она боялась поднять на Степика глаза, боялась, как бы он не увидел в них слезы…
        Ей нестерпимо хотелось бежать к хутору, затеряться в заснеженной чаще и снова повстречать его. И все же она не осмелилась покинуть дом.
        Вечером пожаловали Юрьев и Поляков, но отчего-то не получилось у них задушевно посидеть. Мира, задернув занавеску, сидела на кровати и вертела в руках подаренный сувенир, не имея ни малейшего желания выходить к ребятам и общаться с ними. Да и у них не клеился разговор. Степик был рассеян, Гарик через каждые пару минут выходил курить в сени, пока баба Нина не разрешила ему курить у печи, чтобы не выстуживать дом, а Леша просто молчал.
        - Так я что-то так и не понял, что такого вчера произошло, и отчего Наташка убежала от нас как ошпаренная?  - заговорил вдруг Гарик, выкурив очередную сигарету и подсаживаясь к столу, за которым Степик от нечего делать тасовал карты. Понятно было, играть никто не собирался, но руки чесались.
        - И мне интересно,  - поддержал Гарика Леша.  - Мы даже не представляли, как вообще отправить ее домой! А тут вылетела из кухни, как фурия, и унеслась.
        - Между прочим, поэтому и сидим сейчас одни,  - продолжил Гарик.  - Девчонки не звонят и, видимо, не думают звонить. Давай, колись, товарищ Степик!
        - Да отвалите вы! У нее спросите, я-то откуда знаю, что на нее нашло!  - отмахнулся Рудинский.
        - Ну, у нее мы, конечно, не спросим, а вот сорока на хвосте принесла, что ты, оказывается, на кухне обнимался с Ириной! Она, раскрасневшаяся и явно смущенная, вылетела следом за Наташкой и почти сразу ушла домой…
        - Какая сволочь уже распустила язык?  - вскочил со стула Степик.  - Гарик! Что, Маринка уже успела поделиться своими буйными фантазиями? Нет, ну надо же иметь такое воображение…  - искренне возмутился он.
        Но Юрьев, давно привыкший к подобным вспышкам, даже бровью не повел.
        - Ты что, к Ирине подкатывал? Слушай, она странная девушка и на короткую интрижку не согласится. Тусил бы с Наташкой…
        - Вот я еще у тебя буду спрашивать, с кем мне тусить!  - огрызнулся Рудинский.
        - Нет, ну ладно, с девчонками все понятно. В обиде. А с Мирой что?  - спросил тогда Гарик.
        Леша быстро глянул на него и отвернулся к окну.
        - А Мира сидит за грубкой и не желает разбавить наше мужское одиночество!
        - А что случилось? Ты чё, обидел ее, что ли?  - насторожился Гарик.
        - Нет, почему сразу обидел? Не знаю я, чего она там сидит, но вот сидит!  - развел руками Рудинский.
        - Предупреждая дальнейшие вопросы, отвечаю: я читаю «Мастера и Маргариту», нам в школе на каникулы задали!  - откликнулась из-за грубки Мира, предполагая, что Гарик может заглянуть к ней за занавеску и пристать с вопросами.
        Конечно, она не читала, не могла читать, просто сидела, прижав коленки к груди и обхватив их руками, ждала неизвестно чего. Все ее мысли занимал Вадим. Только о нем она могла думать.
        Рядом на кровати лежал подаренный им сувенир, и она всматривалась в него, как в магический шар, в надежде увидеть в нем свою дальнейшую судьбу. Когда и как присутствие этого таинственного человека стало таким важным в ее жизни?..
        И почему сейчас, забыв обо всем на свете, она с легкостью готова променять общество Степика и его друзей на короткую встречу посреди холодного, темного безмолвия с мужчиной, который, впрочем, не хотел, чтобы она видела его?..
        - Мира, да брось ты этих «Мастера и Маргариту». Мы тут изнываем от тоски! Выходи к нам! Попьем чайку, в карты поиграем…  - заканючил Юрьев.
        - Да не трогай ты ее!  - одернул его Рудинский.  - Пусть читает. У нее выпускной класс, впереди экзамены!
        - Сволочь ты, Степик!
        - Я знаю.
        И снова воцарилось молчание.
        Из дальней комнаты выглянула баба Нина, почему-то удивленно посмотрела на ребят, покачала головой, потом вдруг принесла и поставила на стол початую бутылку настойки.
        - Сумныя вы якіясьці, хлопцы! Во, папіце патроху ды да дзяўчат схадзіце. Чаго сядзець?
        - Спасибо, баб Нина. Только «дзяўчаты» нам бойкот объявили!  - шмыгнув носом, сказал Гарик.
        - Чаго гэта яны?
        - Не поделили!
        - Угомонись,  - одернул Юрьева Рудинский и потянулся к бутылке.  - Лех, доставай рюмки, сейчас хлебнем, и сразу веселее станет на душе.
        Парни быстро распили полбутылки настойки, но веселья не прибавилось. Мира за грубкой слышала, как они обменивались короткими, ничего не значащими фразами, но все же больше молчали.
        - Мне кажется, в деревне у того урода с хутора есть сообщник. Вернее, сообщница, судя по следам на снегу,  - сказал вдруг Степик.
        Сердце Миры екнуло в груди. Зажмурившись, она опустила голову и уткнулась лбом в колени.
        - Ты так думаешь?  - оживился Гарик.
        - Я уверен. Если бы это было не так, мы б уже давно подловили его. И пусть в деревне бабки байки сочиняют о нечистой силе, нам-то известно, что это человек. Он не может читать наши мысли, но он знает о наших планах, он всегда на шаг опережает нас… Как будто его кто-то предупреждает!
        - Но кто? У тебя есть какие-то конкретные предположения? Ты думаешь, кто-то из девчонок? Список не так уж и велик…
        Да, список невелик.
        Наташка? Нет, конечно же, нет. Они знакомы с детства. Дружили детьми. Гуляли подростками, а однажды едва не поженились. Причем Степик тогда был настроен весьма решительно. Конечно, он не был в нее влюблен, но пышные формы девушки могли свести с ума кого угодно. Если бы не вмешалась мать, которая мечтала не о такой невестке, он точно оказался бы окольцованным. Не факт, что брак продлился бы долго, но Степик нисколько не сомневался, что это было бы феерично, незабываемо, взрывно… Они потом расстались, но сейчас, встретившись снова, Рудинский понял: девушка не прочь продолжить отношения и она все так же влюблена в него. И он готов был поддаться ее чарам, но… Нет, Наташка не могла быть предательницей!
        Да и Маринка с Аней тоже! Они ведь со Старых Дорог! Здесь родились и выросли их родители, здесь всю жизнь прожили их бабушки. Они корнями привязаны к этой земле и знали все истории, связанные с хутором. Девчонки никогда не питали симпатии к хуторским. Они не пошли бы на предательство. Более того, сразу бы все рассказали ребятам, если б только кто-нибудь с хутора подошел к ним. К тому же Маринке и Ане нравились Гарик и Леша!..
        - Этого не может быть!  - поддержал размышления Степика Поляков, будто прочел его мысли.  - Ты сам подумай, разве Наташка или Маринка, которых мы знаем с детства, способны на такое? Ни за что не поверю.
        - А Ирина? Вы ее тоже с детства знаете?  - спросил Гарик.
        Ирина! Да, была еще Ирина! Серьезная, утонченная, молчаливая. Ее они не знали, тут Гарик был прав. Они ее вообще не знали. Впервые видели в Старых Дорогах. Она приехала к дальней родственнице погостить на зимних каникулах. Девушка никого из них не знала тоже, познакомилась с девчонками в магазине несколько дней назад. Ирина сама подошла к Маринке и, кажется, с радостью приняла приглашение присоединиться к их компании. И все же достаточно было одного взгляда, чтобы понять: новая компания чужда ей, как и все немудреные заигрывания и развлечения. Но Ирина все равно зачем-то приходила. Она не была ни веселой, ни общительной, ни кокетливой, ни легкомысленной. Ореол отчужденности окружал ее. И именно это с первой же минуты почувствовал Степик. Она разговаривала с ним, когда они беседовали о чем-то действительно интересном, будучи девушкой образованной, могла поспорить, но и только. Все остальное не интересовало ее, наоборот, кажется, казалось глупым и недостойным. И Степик неожиданно обнаружил, что ему нравится Ирина. Очень нравится. Отношения с ней обещали быть куда более глубокими, много обещающими,
увлекательными, долгими, такими, каких у Степика никогда не было, но оказалось, именно таких ему хотелось. Вот только Ирине совершенно не нужен был Рудинский.
        Ирина - новый человек в их компании. И она, наверное, могла бы быть «засланным казачком», но поверить в то, что умная, воспитанная и утонченная девушка может пойти на такое, Степик не мог.
        - Ирина здесь ни при чем!  - быстро сказал Рудинский.  - Она ничего не знает ни о хуторе, ни о вечной вражде между ним и деревней, ни тем более о его обитателе,  - решительно добавил.
        - Тогда кто?  - задал резонный вопрос Поляков.
        Мира закрыла лицо руками.
        «Предательница! Предательница! Предательница!» - стучало в виски.
        Конечно, информацию Вадиму передавала Ирина, каким-то образом связанная с ним, но Мира поступала еще хуже…
        И она знала, что Ирину простят, а ее нет.
        Ее имя не было произнесено, но повисшая тишина вдруг сделалась слишком напряженной. Или девушке показалось?
        - А фиг его знает! И меня это начинает злить… Но я узнаю. Круг не так уж велик,  - мрачно изрек Степик.
        - Мы узнаем,  - добавил Гарик.
        - За это и выпьем,  - подвел черту Поляков.
        Ночью Мирослава почти не спала. Вслушивалась в тишину, ворочалась с боку на бок и слышала, что и Степик не спит, думает о чем-то, размышляет и тяжело вздыхает.
        А утром после завтрака, одевшись, Мира соврала брату, что ей нужно кое-куда по делам, и покинула дом. Предполагая, что Степик может заподозрить неладное, девушка прошмыгнула на огород и, прижавшись к забору, решила обождать.
        Солнце только взошло над лесом. Мороз пробирал до костей, а просторы, убранные инеем, переливались розовым и золотым светом. Все застыло, замерло, уснуло: ни ворона тебе не каркнет, ни собака не залает, ни калитка не скрипнет, только к небу над домами поднимались столбы дыма. В Старых Дорогах с утра топили печи.
        И там, за лесом, где стоял хутор, тоже топили печь. И там тоже медленно таял в морозном воздухе столб дыма.
        И туда устремилась Мирослава. Пробравшись через соседские сады, прячась за деревьями и оглядываясь, Мира выбралась из деревни. Побежала по дороге и свернула на уже знакомую тропку.
        Куда она шла? Зачем? Что двигало ею? Она и сама не знала. Вадим, конечно же, не впустит ее в дом… Он не желает, чтобы она его видела. Ладно! Пусть! Тогда она хотя бы постоит на краю леса, посмотрит на хутор и пойдет обратно…
        По тропинке девушка пошла быстрее, уверенная, что никто из деревенских не встретится на пути.
        Вот и замерзшая речушка. До хутора осталось немного.
        Девушка стала переходить речку и вдруг, ближе к середине, почувствовала, как нога куда-то проваливается. В тот же миг тысячи ледяных иголок впились в нее. Закричав, Мира упала на лед и услышала треск. Снег вокруг потемнел от проступившей воды. Провалившись, она по пояс оказалась в ледяном плену. Цепляясь за лед, Мира не чувствовала ног, как будто их не стало, и с ужасом осознала: еще немного и она может полностью оказаться в ледяной воде, более того, может погибнуть, оказавшись подо льдом, пальцам не за что было ухватиться. Мира не могла пошевелиться, ощущая ужасающий холод, парализовывающий волю, и чувствовала, как из глаз по щекам катятся слезы. Ее никто не спасет. Никто не поможет. А к вечеру найдут замерзшей здесь или вовсе не найдут…
        - Помогите!  - негромко позвала она на помощь.
        Рукавички намокли. Да и пуховик быстро впитывал в себя воду.
        - Помогите!  - прошептала она.
        Где-то поблизости заскрипел снег.
        - Пожалуйста, помогите мне!  - в отчаянии закричала Мира и через секунду увидела темный силуэт, появившийся рядом.
        Вадиму, а это, конечно же, был он, хватило мгновения, чтобы оценить обстановку и сориентироваться. Он подошел вплотную к полынье, быстро стянул с шеи шарф, один конец намотал себе на руку, другой бросил девушке.
        - Хватайся за шарф!  - крикнул ей.
        Но Мира не шевельнулась.
        - Я не могу,  - прошептала она.
        - Давай, Мира, давай, черт возьми!  - приказал он.
        Девушка зажмурилась и опустила голову. От жуткого холода у нее помутилось в голове. Был только холод, пронизывающий до костей, он сковывал ее. Казалось, еще чуть-чуть, и она превратится в одну сплошную льдину. Мира ни о чем не думала, не могла думать. Только холодно, холодно, жутко холодно… Даже то, что на помощь ей пришел Вадим, даже то, что он не прячет свое лицо, не имело значения…
        - Мира, я прошу тебя,  - тихо и нежно сказал он.
        Мирослава оторвала ото льда покрывшиеся ледяной коркой рукавички, схватилась за край шарфа. Мужчина потянул, шарф тут же выскользнул из ее рук. Кое-как стянув заледеневшие рукавички, девушка ухватилась за шарф покрасневшими непослушными пальцами, вцепилась в него мертвой хваткой, понимая, что от этого зависит ее жизнь, и, пригнув голову, зажмурилась.
        Вадим тихонько потянул. Мира почувствовала, как ее тело выползает из воды и скользит по льду. Еще немного, еще чуть-чуть, и, отбросив в сторону шарф, Вадим схватил девушку под мышки, потом в охапку, затем подхватил на руки и бегом бросился к хутору.
        Вода капала с ее мокрой одежды, превращаясь в ледяные сосульки.
        Обхватив руками Вадима за шею, Мира прижималась к его горячему, влажному лицу своим, не понимая, что делает. Она не видела его, она вообще ничего не видела вокруг и мало что понимала. Инстинктивно, как животное, хотела лишь тепла, маленькую толику тепла в этом ужасающе ледяном мире…
        - Мне хо-лод-но,  - выстукивали ее зубы.  - Бо-же, как же мне хо-лод-но…
        Лесная тропка, поляна, двор за высоким забором, крыльцо - все прошло мимо сознания Мирославы. Потом долгожданное тепло…
        - Нет, нет, не надо!..  - закричала девушка, когда Вадим внес ее в дом, опустил на стул и стал снимать с нее одежду, покрывшуюся ледяной коркой.
        Куртка, шапка, ботинки, джинсы, носки, свитер - все полетело на пол, хоть Мира зачем-то и пыталась цепляться за них…
        Оказавшись в одном нижнем белье, Мира попыталась обхватить себя руками, но и этого Вадим не позволил ей сделать. В руках его оказалась початая бутылка водки, которой он растирал ноги, руки, плечи, ступни и зачем-то даже уши девушки.
        - Нет, нет, не трогай меня! Пожалуйста, не надо!  - отворачивалась она, пыталась увернуться от его рук и оттолкнуть их, но мужчина, не обращая внимания ни на ее сопротивление, ни на ее состояние, граничащее с истерикой, продолжал растирать.
        Кажется, Вадим тоже находился на грани истерики. Стоило лишь подумать, что бы случилось, если бы он не вышел кормить Вулкана. Если бы не услышал ее вскрик, если бы не бросился к речушке, подозревая, что Степик и компания не просто так полночи мерзли в лесу. Они устроили ловушку ему, а в нее попала Мира…
        На миг Вадим представил, что бы почувствовал Рудинский, если бы к вечеру нашел свою сестру, замерзшую в полынье, и содрогнулся. При всей своей ненависти к этим людям, он не пожелал бы им такого никогда.
        Запах водки распространялся по комнате, ударял в нос, кружил голову… Растерев девушку с ног до головы, Вадим прямо из бутылки выпил остатки алкоголя, стянул с кровати плед.
        Закутав Миру в него, как в кокон, Вадим отнес ее на кровать, уложил на подушки, укрыл сверху одеялом.
        Тяжело дыша и чувствуя, как обманчивое тепло спиртного разливается по венам, он опустился на стул, где всего минуту назад сидела девушка, и вытер пот со лба. Вокруг были разбросаны Мирины вещи, которые, оттаяв в тепле, теперь были просто мокрыми…
        Паника и страх постепенно отступали. Руки перестали дрожать, мысли прояснялись в голове…
        Следовало немедленно развесить ее вещи у печки-голландки и сделать все возможное, чтобы они поскорее высохли. Где-то должен быть старый утюг, его тоже можно использовать. Ей нужно вернуться домой. Вадим поднялся со стула, собрал с пола одежду и вышел из комнаты.
        Девушка дрожала всем телом, и, кажется, даже кровать под ней тоже дрожала. Не решаясь открыть глаза, она чувствовала, как непроизвольно по щекам бегут и бегут слезы. И остановить их не хватает сил.
        Она ведь могла умереть, могла запросто замерзнуть там. Много времени для этого не понадобилось бы… Если бы Вадим не спас ее… И все же она не решалась открыть глаза, чтобы наконец увидеть его. Боялась ли разочароваться? Нет, все еще оставляла себе путь к отступлению, хоть и понимала - поздно, слишком поздно.
        Мира слышала его дыхание, шаги, вздохи и, понемногу согреваясь, чувствовала, как проваливается в спасительный сон.
        Она открыла глаза и непонимающе уставилась в окошко, завешанное занавеской, украшенной узорами, подобно тем, что мороз рисует на окнах. Предзакатное солнце, садясь за лес, проникало в комнату багряными лучами, которые отражались в золотистой «вагонке», коей были обшиты стены и потолок. В комнате пахло чем-то незнакомым и было тепло. Мире тоже было тепло. Она лежала не шевелясь, и медленно обводила глазами комнату: красивый абажур под потолком, мерцающую лампадку в углу под образами, рамки со старыми черно-белыми фотографиями, круглый стол у окна, застеленный льняной скатертью, на нем самовар, вокруг стола деревянные стулья, чуть дальше печка-голландка, украшенная резцами…
        Девушка пошевелилась, сбросила с себя одеяло и чуть ослабила кокон пледа. В доме царила тишина. Вдруг скрипнула входная дверь. Закрыв глаза, Мира притворилась спящей, сама не зная, зачем и почему…
        А впрочем, нет. Знала, конечно, знала. Она просто боялась взглянуть на Вадима. А вдруг он некрасивый? А вдруг, наоборот, очень красивый?
        - Я знаю, что ты не спишь!  - прозвучал рядом его голос.
        Он улыбался, Мира «слышала» улыбку в его голосе, а еще нежность.
        - Как себя чувствуешь? Руки-ноги ощущаешь? Твоя одежда высохла, так что, в общем, все в порядке. Если не считать того, что тебя уже ищут. Я во двор выходил, слышал, что Степик с ребятами бродит по лесу…
        Мира открыла глаза.
        Вадим стоял к ней спиной, старательно развешивая на стуле ее сухие вещи. Сейчас, без куртки и капюшона, он показался девушке каким-то уж слишком высоким и худым, но не субтильным и не сухопарым. Его темные волосы были взлохмачены и смешно торчали в разные стороны, а маленькие уши прижаты к голове.
        Взгляд ее глаз вбирал в себя мельчайшие подробности его фигуры и одежды: и смуглость кожи, и рисунок свитера, и цвет воротничка рубашки.
        Сердце от волнения клокотало, в горле и во рту пересохло.
        Вадим медленно обернулся. И улыбнулся, обеими руками попытавшись пригладить растрепанные волосы.
        Улыбка его была белозубой и ослепительной, но вместе с тем несколько нерешительной. Темные глаза внимательно вглядывались в ее лицо, будто надеясь прочесть в нем что-то. Мира могла бы поклясться, что он тоже боялся. Боялся ее реакции.
        Еврейская кровь, текущая по его венам, проявлялась в смуглости кожи, в тонкости и правильности черт лица, но и только. В остальном же Вадим был симпатичным молодым мужчиной…
        Он смотрел на нее и улыбался, и Мирослава не могла оторвать от него глаз. Всматриваясь в его лицо, она словно знакомилась с ним заново, несмотря на то, что знакомы они были уже с неделю, видела его впервые. И как будто пыталась примерить созданный ею образ к этому человеку. Вадим понравился ей. Вот как-то так, сразу, стоило лишь увидеть его глаза.
        - Ну что, так и будешь глазеть на меня?  - весело поинтересовался он.
        Мирослава заметила, как на его щеках появились ямочки.
        - Надеюсь, я не разочаровал тебя?  - улыбался Вадим и, кажется, шутил, но в темных глазах улыбки не было, они смотрели на Миру внимательно и серьезно.
        Мирослава, смутившись, опустила глаза.
        - Извини,  - спохватилась, чувствуя себя ужасно неловко.  - Нет, конечно! То есть, да…  - вконец запутавшись, умолкла.
        А Вадим рассмеялся.
        - То есть, нет, то есть, да!  - поддразнил ее.  - Мира,  - уже серьезнее начал он,  - одевайся. Тебе нужно как можно скорее оказаться дома. Мне кажется, твои из деревни обнаружили полынью, и я очень удивлюсь, если они еще не вызвали водолазов, спасателей и еще кого-нибудь… Я подожду тебя там,  - махнул куда-то в сторону и повернулся, собираясь покинуть комнату.
        - Вадим,  - окликнула его девушка.
        Мужчина обернулся. Что-то мелькнуло в его глазах, но что, Мира не смогла рассмотреть. А между тем она впервые произнесла его имя. И то, с каким трепетом и волнением оно прозвучало, заставило его вздрогнуть.
        - Лед на речке ведь не просто так провалился?  - спросила она.
        - Мира, одевайся, скоро начнет темнеть,  - улыбнувшись, сказал он и вышел из комнаты.
        ГЛАВА 11
        Вадим не пошел провожать Миру.
        А она не хотела домой. Понимала, что разразится скандал и придется как-то объяснять свое отсутствие. Нужно собраться с мыслями и придумать что-то правдоподобное, дабы не вызвать подозрений у Степика, и еще как-то справиться с собственным эмоциональным состоянием.
        В голове не укладывалось, а между тем Мира поняла, что в ледяной воде оказалась не случайно. Благодаря Степику и его друзьям. Это они полночи думали и придумали раздолбать на реке лед. Ребята, конечно, решили, что будет очень прикольно, если Вадим провалится. Разумеется, не смертельно, но весьма неприятно оказаться в такой мороз в воде. Вот бы они потешились на славу, но вряд ли им могло прийти в голову, что не Вадим попадет под лед, а Мирослава, более того, чуть не погибнет…
        Именно с этим примириться девушка не могла. Не представляла, как сможет посмотреть в глаза брату и не бросить ему в лицо обвинения…
        Вот если бы можно было где-нибудь побыть, обождать, перевести дух. Но в деревне ей не к кому было пойти. Как-то так вышло, что в Старых Дорогах все знали Степика, а Мира почти ни с кем не завела знакомств.
        Она не пошла домой по деревне, а так же, как и утром, пробралась через соседские сады.
        - Міраслава!  - окликнул ее чей-то женский голос, когда девушка уже шагнула на свой огород.
        Мира испуганно обернулась и увидела бабушкину соседку, бабу Марусю. Она стояла возле уборной и, кутаясь в клетчатый платок, махала девушке рукой.
        Мира решительно направилась к ней, пробираясь по сугробам.
        - Добрый вечер, баба Маруся!  - поздоровалась, украдкой косясь на стены бабушкиного дома.
        Безрассудный план медленно созревал в ее голове.
        - Здароў, Міраслава! А я сяджу во тут, гляджу, хто-та ідзе, дай, думаю, гляну, хто гэта па ночы па загароддзям шастае. Гляджу, ты! А дзе гэта ты была? І дзе хлопцы?  - стала допытываться баба Маруся.
        Девушка неопределенно пожала плечами. Где сейчас ребята, можно только догадываться. Главное, что баба Маруся этого тоже не знала, а значит, к ней они не заходили. Но если они действительно ищут Миру, могут появиться в любую минуту.
        - Баб Маруся, а пойдемте к вам! Что-то я замерзла, а домой идти не хочется!  - сказала девушка и улыбнулась старушке.
        - Хадзем!  - обрадовалась та и, обернувшись, зашагала к калитке.
        Мира поспешила следом. Она не могла сказать точно, сколько старушке лет, но помнила, как еще несколько лет назад баба Маруся собирала по деревне молоко, лихо управляя сивым мерином, который от старости едва переставлял ноги. Пожилая женщина выпивала, за что баба Нина не раз ругала ее, но баба Маруся любила Мирославу и Степика, как родных внуков. И каждый раз, когда они приезжали, приходила, приносила какие-то несчастные, замусоленные карамельки и играла с ребятами в прятки. Своих детей у бабы Маруси не было, да и близких родственников, скорее всего, тоже. Она всю жизнь прожила со своей матерью, бабой Адаркой, которая недавно умерла.
        Вечно грязная юбка, резиновые сапоги, которые пожилая женщина носила круглый год, криво повязанный платок, неприятный запах и помятый вид выдавали в бабе Марусе тот образ жизни, который она вела. Но Мира всегда помнила ее такой и другой уже не представляла. И она тоже любила и жалела эту одинокую, по сути, несчастную старушку…
        Запах псины и нечистот ударил девушке в нос, когда они вошли в темные захламленные сенцы. Баба Нина, кажется, говорила, что собаки ее соседки зимуют в доме и, видимо, даже спят с ней на кровати. А было их у бабы Маруси три. Разномастные дворняги выбежали из дальней комнаты, как только баба Маруся с Мирой переступили порог дома.
        Они пытались тявкать на девушку, но старушка шикнула на них, и собаки мигом скрылись в комнате.
        Мира, сделав шаг, стянула с головы шапочку и опустилась на табурет у стены.
        - Замерзла?  - спросила ее баба Маруся.
        Девушка утвердительно кивнула.
        - Ну, тады будзем грэць чай! Недзе ў мяне было з лета трохі ліпы і зверабою… А што там баба робіць?  - спросила пожилая женщина, ставя на старенькую газовую плиту закопченный до черноты чайник.
        - К Новому году готовится… Уже завтра ведь. Мама должна приехать и тетя Надя,  - уклончиво ответила Мира.
        «А может, уже приехали!  - подумала она.  - Ох, и влетит же мне!» - вздохнула.
        - Баб Маруся, а вы сегодня никого из наших не видели?  - осторожно спросила девушка.
        - Не, не бачыла!
        - А вы не могли бы… Ну, если сюда за мной придет Степик или еще кто-нибудь, сказать, что я давно у вас уже сижу, ну, скажем так, с обеда…
        - Скажу, канешне… А што здарылася?
        Баба Маруся наконец отыскала спички, зажгла газ и, присев на лавку у окна, внимательно посмотрела на Мирославу мутными, подслеповатыми глазами.
        - Ничего, но… Мне нужно, чтобы они думали, что я была здесь. Только это секрет, баба Маруся!
        - Ды ты не бойся, Міраслава, я нікому не скажу! Я ўмею храніць сакрэты!
        Баба Маруся действительно никому не скажет и секрет сохранит. Ровно через год, сильно поддав, она уснет на печи, рано закрыв заслонку, и задохнется от чада. Только Мира об этом не узнает, ее самой уже здесь не будет.
        - Спасибо!
        - Дак ты кажаш, матка з Надзькай прыедуць? Во, добра, даўно яны не былі! Во бабе вашай весела будзе! Поўная хата гасцей!
        Новость, безусловно, обрадовала пожилую женщину, и все же Мира не могла не расслышать в ее голосе скрытую печаль. Она-то сама Новый год будет встречать в одиночестве или с такими же любителями выпить, как сама.
        - Баб Маруся, а ты к нам приходи! Мама и тетя Надя будут тебе рады!  - предложила Мирослава.
        - Ага, прыйду, а баба Ніна тады скажа, што я зноў залезла ў яе бражку!  - пожаловалась старушка.
        Мира улыбнулась.
        - Так у бабушки нет бражки!  - успокоила ее.  - Одна настойка, да и ту Степик с друзьями уже почти прикончили!
        Конечно, баба Нина говорила так не без основания, но если баба Маруся придет, не выгонит. Да, они ругались, и не раз, ведь были соседками уже лет пятьдесят, не меньше. Но это были обычные бабские склоки, по-настоящему они не ссорились никогда. Баба Нина ворчала и отчитывала бабу Марусю, но та чаще всего пропускала ее слова мимо ушей.
        Баба Маруся была младше Мириной бабушки и часто помогала ей. И воду носила, и дрова, и снег чистила. А баба Нина, в свою очередь, делилась с той всем, что у нее имелось…
        - Ты зусім вырасла, Міраслава!  - отчего-то задумавшись, вдруг сказала баба Маруся.  - Прыгожая стала…
        Мира улыбнулась в ответ.
        Закипел чайник. Женщина поднялась, отыскала где-то в глубине шкафчика кружку, сполоснула ее, насыпала сухой травы и залила кипятком. По дому сразу разнесся неповторимый аромат липы и зверобоя, повеяло летом.
        - Ну во и чай паспеў… - баба Маруся поставила перед девушкой дымящуюся кружку и снова опустилась на лавку у окна, за которым уже совсем стемнело, а мороз, усилившийся к ночи, даже успел нарисовать узоры.
        - Баба Маруся, а ты знаешь о хуторе?  - неожиданно спросила девушка, помешивая ложкой чай.
        - А ты адтуль ішла?
        - Нет!  - соврала девушка и опустила глаза.
        Даже бабе Марусе она не могла поведать свою тайну.
        - Мне просто интересно… Все вокруг только о нем и говорят. Нет, ну, я помню, в детстве про хутор рассказывали и бабушка, и мама, а тут, не успела я приехать, бабушка говорит, огни на хуторе, нечистая сила…
        Баба Маруся засмеялась и махнула рукой.
        - Ой, ну якая нячыстая сіла! Ды толькі ж дзярэўня гэта, сама ведаеш, Міраслава! Як жа ў дзярэўні без баек. Толькі на хутары няма ніякай нячыстай силы. Я была там колькі разоў!
        - Были?  - удивленно протянула Мира.  - Но деревенским же нельзя туда! Говорят, между хутором и деревней много лет вражда. И всегда так было. Деревенские туда не ходят, а люди с хутора не приходят в деревню.
        - Ну, дзеравенскія мо і не ходзяць, хто іх знае, як і чым кажны жыве. Не трэба тут шукаць святых, Міраслава! Няма іх! Ува ўсіх ёсць, што скрываць! Гэта ж яны ўсе цяпер, пад старасць, праведнікамі парабіліся, а калісьці… Ох, багата я б магла табе распавесці, ды другім разам як-небудзь. Я батрачыць туды хадзіла, як старыя яшчэ жывы былі. Увесну агарод памагала садзіць, улетку палола, восенню капала. Старая тады ўжо хварэла, я яе рэдка бачыла, дый урэдная яна была, а гаспадар харошы, і пагаворыць, і распытае. Я хадзіла туды і потым. Яна памерла, а дзед Максім адзін застаўся. Дзеці рэдка бывалі. Цураліся яны хутара. У горадзе жылі. А ён да паследняга агарод саджаў, усё капаўся, усё нешта рабіў… Ды журыўся крэпка… пра сваю пасеку журыўся вельмі. Усё не мог забыць… Я казала яму сколькі разоў - завядзі другую, а ён не, не слухаў, не хацеў больш…
        - А что случилось с его пасекой?  - заинтересованно спросила Мира.
        - Ды хлопцы нашы з дзярэўні разарылі яе! Даўно гэта было… Гадоў дзесяць таму, але ж… Стары вельмі любіў пчоламі займацца.
        «Мальчишки из деревни?  - подумала Мира.  - Наверняка не обошлось без Степика!»
        - А давно он умер?
        - Ды гадоў пяць, а то і больш… Сэрца прыхваціла, а побач нікога не было. Да і стары ён жа ўжо быў…
        - Они ведь евреи, да?
        - Яна не, а стары жыд. І бацька яго быў жыдам. На хутары гэтым яшчэ і да вайны жыды жылі, рэпрасіраваныя з Смаленска. А рэпрасіраваныя, значыць - ворагі. У вайну немцы хутар спалілі. І нікога не засталося. А пасля вайны Максім вярнуўся і стаў абустраівацца. Я так думаю, не трэба было яму сюды вяртацца, ды толькі цяпер што пра гэта гаварыць… Не ведаю я, унучка, ад чаго ўсё так павялося. Толькі ж, ты знаеш, як у дзярэўні, усе на віду, усе разам… А яны, яны самі па сабе заўсёды жылі. Усё моўчкі. Ні з кім не дружылі… А аднойчы ў Аўсянікаў карова прапала, з поля не прыйшла. Ноч яе шукалі, а ранкам знайшлі за рэчкай з віламі ў баку. Ну і вырашылі, што яна к ім на агарод зайшла і яны яе таго… Ну, а тады, што праўда, што не… Усё на хутар спіхвалі. Дайшло ўжо да таго, што сталі казаць, быццам старая - ведзьма, і пайшло-паехала…
        - Я помню, как бабушка однажды нашла на крыльце желтый песок, политый водой, это летом было, мне лет шесть, мы в магазин с ней собрались идти, очень она тогда перепугалась и говорила, что это с хутора…
        - Я пра тое і кажу, Міра, тут па дзярэўні і сваіх ведзьм хватала, зараз ужо не хочу пра каго гаварыць, толькі ж на сваіх грэх падумаць, лепш на хутар спіхнуць…
        - Но это же бред!  - воскликнула девушка. И вспомнила вдруг глаза Вадима, и так ей захотелось на хутор, к нему, что даже слезы навернулись.
        - Гэта дзярэўня, Міраслава!
        - Но в чем они были виноваты, баба Маруся? В том, что евреи? В том, что репрессированы? Но ведь понятно же, что тогда репрессировали всех, у кого в голове было хоть немного мозгов… Доносы друг на друга строчили без оглядки…
        - Не, Міра, здаецца мне, не ў гэтым была прычына! Яны, як гэта называецца… А! Яны інціллігентамі былі і змаглі імі застацца тут…
        Мира изумленно взглянула на старушку. Вот и пьяница! Вот и пропащая душа, а смогла же, распознала, поняла…
        - А кому сейчас принадлежит хутор?  - задумчиво произнесла Мира.
        - Дзецям старога Максіма, унукам. Сыны наведваюцца калі-нікалі. Двое іх. Харошыя хлопцы. Ува ўсіх ужо даўно сем’і свае! Ды і ў дзяцей дзеці… Я іх не вельмі знаю. Калі стала батрачыць на хутары, яны ўжо не жылі там даўно, ды і адведвалі бацькоў не часта… А зараз так і зусім… Летам хтосьці з нявестак садзіць агарод… А так… Ты не хадзі на хутар, унучачка!  - предостерегающе подняла руку баба Маруся.  - Баба Ніна завалнуецца. Што б я табе тут не гаварыла, а тым людзям з хутара няма за што любіць нашых! І пакасцілі адны адным!
        «И продолжают пакостить,  - подумала Мирослава.  - По крайней мере, со стороны деревни, точно!»
        - Ну хопіць! Што гэта мы з табой усё пра груснае ды пра груснае… Во лепш раскажы старой бабе, як ты вучышся! Ты ж ужо ў адзінаццатым?
        - Ага! Да я нормально учусь!  - девушка улыбнулась и отхлебнула чайку.
        - Ну а хлопец ёсць?  - не унималась баба Маруся.
        Конечно, ей все было интересно, а Миру немного смущало.
        - Нет.
        - А чаго так? Ты ж дзеўка прыгожая. Помню, калі матка твая яшчэ ў дзеўках была, у дзярэўні моладзі багата было. Летам як сабяруцца ў купы і пяюць… А сярод іх быў хлопец, так добра граў на гітары, што ажно заслухацца можна было. А колькі кавалераў у маткі тваёй было! Адбою не было. Яна дзеўка відная была. У Надзькі, хоць яна і старэйшая, столькі не было. За тое яна ад бабы больш і палучала. Як пойдуць гуляць з падругамі, так да ранку. А баба Ніна тады ўжэ каля каліткі чакае з вожкамі. Баба ж усё яе малой лічыла… А ёй хоць бы што. Тамара заўсёды была дзеўкай адчаяннай. Во хоць узяць тыя гады, як выйшаў сухі закон. У магазінах не прадаюць, а па хатах усе гонюць. Праўда, баяліся тады да брэнна, ну а як жа без гэтага, так мы з ёй у лес, за хутар ездзілі гнаць. Там у нас месца было ўжо… Бітон з брагай на веласапету - і пакацілі. А там буржуйку растопім, вады з рэчкі набяром, далёка ж хадзіць не трэба, і гонім. А тады з первачка пробу здымаем. Сала бралі з сабой ды цыбульку на закуску, каб пах перабіць! Эх, добра тады жылося…
        Мира лишь кивнула.
        - А ты, Міраслава, не выпіваеш?
        - Нет,  - поспешно тряхнула головой девушка, испугавшись, что баба Маруся предложит продегустировать самогон.
        - Ну і правільна! Ты не падобная на Тамару,  - помолчав немного, задумчиво сказала баба Маруся.  - Ды і на бацьку свайго таксама… Ты другая нейкая.
        - Может, меня в роддоме подменили?  - пошутила девушка.
        Баба Маруся несколько секунд недоуменно смотрела на нее.
        - Не-е…  - как-то неуверенно протянула она, а Мира засмеялась.
        Время текло, но Мира как будто его не замечала. Она просто сидела и слушала неспешные воспоминания бабы Маруси, не всегда приличные и, может быть, не очень благопристойные, но они завораживали и вызывали улыбку. Иногда пожилая женщина прерывалась, что-то спрашивала, Мирослава одно сложно отвечала и опять слушала.
        Когда в сенцах шумно затопотали, Мира, словно очнувшись, решила, что пора идти домой, а там будь что будет.
        Дверь резко распахнулась, и, чуть пригнув голову, в комнату вошел Гарик Юрьев. Откинув с головы капюшон, он шмыгнул покрасневшим носом и, окинув взглядом комнату, остановился на Мире. Несколько секунд смотрел на нее так, как если бы она была приведением.
        Мира подняла руку и беззаботно помахала ему.
        Он тут же преодолел разделяющее их расстояние, схватил девушку в охапку и прижал к себе так сильно, что у нее перехватило дыхание.
        - Гарик, ты меня задушишь!  - запротестовала Мира, высвобождаясь из его медвежьих объятий.
        - Мира! Ты где была? Мы же… Мы всю деревню на ноги подняли! И в лесу были… И у хутора… Уже не знали, что и думать! Хотели даже милицию… Дома бабуля твоя в прединфарктном состоянии! Степик себе места не находит… А ты?!  - прерывающимся и охрипшим голосом шептал Гарик.
        - А я вот у бабы Маруси в гостях. Ну, да, вот такая я безалаберная поганка, засиделась, загостилась, заслушалась. Знаешь, сколько баба Маруся историй знает?  - Мира попыталась улыбнуться.  - Я и не заметила, как пролетело время.
        - Ты что же, весь день здесь пробыла?  - потрясенно спросил Гарик.
        - Ну, почти…  - виновато произнесла девушка.
        - Пойдем домой! Немедленно пойдем домой!  - только и смог сказать он.
        Мира благодарно улыбнулась бабе Марусе, натянула шапочку и, повернувшись, пошла к дверям, затылком чувствуя тяжелое дыхание Гарика.
        Оказавшись в темных сенцах, Мира обернулась, собираясь кое-что спросить у Гарика, но тот совершенно неожиданно схватил ее за плечи и прижался губами к ее губам.
        Задохнувшись от подобной наглости и возмущения, Мирослава растерялась на секунду, потом оттолкнула Гарика и, размахнувшись, со всей силы ударила его по лицу.
        - Да как ты смеешь!  - воскликнула, дрожа от гнева.
        Она хотела залепить ему основательную пощечину, удар же пришелся по губам.
        Гарик отшатнулся и прижал пальцы к губам, Мира отвернулась, собираясь убежать, дверь распахнулась, и в темноте, со всего маху, она налетела на кого-то еще.
        Вскрикнула, отшатнулась. Неизвестный крякнул от неожиданности. Рядом оказался Гарик и, схватив неизвестного за шиворот, оттолкнул куда-то в глубь сенцев. Тот, издав приглушенный звук, завалился в кучу хлама. Со стены сорвалось жестяное корыто. Неизвестный, вряд ли что-то понимая, стал вовсю сквернословить…
        Затем вспыхнул свет, и в проеме отворившейся двери появилась баба Маруся.
        - Вы чаго тут?  - испуганно спросила она.  - Толік, ты зноў напіўся? Чаго цябе чэрці бяруць?  - набросилась на него.
        В куче хлама действительно валялся Толик, приятель и собутыльник бабы Маруси. Выпучив мутные глаза, он косился на них троих и ничего не понимал.
        Мира прикусила нижнюю губу, боясь не сдержаться и рассмеяться.
        Гарик растерянно смотрел на Толика, немытого, лохматого, источающего характерный запах, присущий пьяницам, и не знал, что ему делать: извиниться, помочь встать или убраться от греха подальше.
        Выбрав третье, он боком прошел к двери, не глядя на Миру.
        - Пардон,  - сказал и вышел на улицу.
        - Извините,  - проговорила Мира, не торопясь, однако, последовать за Гариком. Она не хотела видеть его, тем более разговаривать. Завтра, конечно, придется извиниться, но не сейчас…
        Девушка очень надеялась, что он не станет ждать ее во дворе. Надежда оказалась не напрасной. Во дворе Юрьева не было, на улице тоже.
        Мирослава бегом бросилась домой.
        А там началось такое…
        Бабушка плакала, обнимала и целовала, причитая, что просто не пережила бы, если бы с ней что-то случилось, и просила никогда, никогда больше не пугать ее так. А потом прилетел Степик, который вместе с Лешей Поляковым ходил по хатам и искал ее. Он не знал, как ему поступить - убить ее или расцеловать. В конце концов, схватив веник, Степик погонял сестренку по дому, понося на чем свет стоит, но скоро, слегка подустав и выпустив пар, угомонился.
        Мира, переведя дух, вздохнула облегченно, но радовалась она рано.
        Когда баба Нина, приняв изрядную дозу успокоительного, улеглась спать, Рудинский позвал Миру в кухню, чтобы выпить чаю и поговорить. Чаю Мирославе не хотелось, да и откровенничать со Степиком тоже. Хотелось забраться в кровать, задернуть занавеску, отгородиться ото всех и дать волю воспоминаниям, воскрешая в памяти темные глаза, которые так смотрели на нее…
        И все же перечить брату не посмела, покорно пройдя в кухню, забралась с ногами на табурет.
        Поставив на плиту чайник, Степик, однако, не торопился нарушать воцарившееся молчание. Медленно текли минуты…
        Тикал старый будильник, равномерно отсчитывая время. Поскрипывали стены от мороза. Закипал чайник.
        Рудинский выставил на стол чашки, заварник и сахарницу, протер ложки, разлил кипяток, сосредоточенно о чем-то размышляя. Казалось, он не знал, как и с чего начать разговор…
        Мире, наблюдавшей за ним из-под опущенных ресниц, оставалось лишь догадываться, о чем будет их беседа.
        - Мира,  - наконец заговорил Степик, вскидывая на нее глаза,  - так где ты пропадала весь день?
        - Я, кажется, уже говорила тебе,  - ответила девушка, но взгляда его, пристального, пытливого и настороженного, выдержать не смогла.
        Опустив глаза, сосредоточенно стала помешивать ложечкой чай.
        - Да, ты целый день просидела у бабы Маруси. Тебе у нее было так интересно, что ты напрочь забыла о собственном доме и о том, что здесь могут волноваться.
        - Нет, не то чтобы я забыла, просто я не заметила, как пролетело время. Знаешь, сколько она мне всего интересного рассказала?
        Мира попыталась слабо улыбнуться, а сердце испуганно колотилось в груди. Она не понимала, отчего Степик так упорно не желает ей поверить и на что намекает, допытываясь у нее…
        - А за деревней ты не была сегодня?
        - Нет,  - тряхнула головой девушка.
        - И к речке не ходила?  - не унимался Рудинский.
        - Нет.
        - А покажи мне свои варежки!  - вдруг сказал он.
        Мира встала из-за стола и на негнущихся ногах подошла к вешалке. Руки дрожали. Внутри все тряслось и трепетало от страха и напряжения… Девушка стала выворачивать карманы куртки, догадываясь, что варежек там не найдет.
        - Можешь не искать. Их там все равно нет.
        Мирослава обернулась. Степик по-прежнему сидел за столом, глядя на нее в упор, как будто пытался что-то прочесть в ее глазах, а на столе лежали варежки.
        - Твои?
        - Кажется, да! Во всяком случае, похожи! А где ты их нашел?  - осторожно спросила девушка.
        - А где ты их потеряла?  - вопросом на вопрос ответил Рудинский.
        - У бабы Маруси оставила, где же еще! Это она их принесла? И вообще, ты, кажется, хотел поговорить о чем-то?
        Мира всеми силами пыталась направить ход мыслей брата в другое русло, как-то отвести его от края пропасти, к которой он подводил ее, Миру. Она знала, где ребята нашли ее варежки. На речке. У полыньи. Что они еще там нашли и какие сделали выводы, оставалось догадываться. Но они ее там не видели. А значит, кроме варежек, у них на нее ничего нет.
        Взгляды их встретились. И девушка смогла не отвести глаз, даже не моргнуть.
        Степик отвернулся и стал пить чай. Мира, чувствуя, как ее трясет, подошла к столу и села. Она понимала, что должна себя вести естественно и непринужденно. Так, как если бы ничего не знала ни о хуторе, ни о Вадиме, ни о том, что произошло утром на речке. Но сил на это не было.
        Обхватив ладонями чашку с чаем, она сделала глоток.
        - Ты пойдешь завтра с нами отмечать Новый год?  - помолчав немного, снова заговорил Рудинский.
        Мирослава понимала, что должна согласно кивнуть, но не кивнула. Она не надеялась, что снова увидит Вадима, однако лучше сидеть дома с бабушкой, мамой и тетей Надей и не изображать веселья, чем притворяться веселой и беспечной в компании Степика и его друзей.
        - Дома будешь?
        - Да. К тому же мы с Гариком сегодня немного не поняли друг друга и поссорились, так что мне не хотелось бы… Вы же друзья, и все такое… А я побуду дома.
        Степик удивленно вскинул брови.
        - Когда это вы успели поссориться?
        - Когда он нашел меня у бабы Маруси.
        Мира отодвинула чашку с чаем и встала из-за стола.
        - Я пойду спать. Что-то как-то утомилась сегодня,  - сказала она.
        - Иди,  - неожиданно равнодушно отозвался братец.
        - А ты?
        - А я еще немного посижу…
        - Как знаешь…
        Мира ушла в дальнюю комнату, переоделась в пижаму и забралась под одеяло.
        Но уснуть сразу не смогла. Стоило лишь коснуться головой подушки, и события минувшего дня разом всплывали в памяти. Опять она содрогалась, вспоминая, какой ужас ее охватил, когда оказалась в ледяной воде, и как не хотела, чтобы Вадим прикасался к ней, раздевал, растирал, согревая ее, спасая… И снова, как наяву, видела его глаза. Они притягивали ее…
        В отчаянии сжимая ладони у груди, Мира хотела только одного - увидеть его.
        Она понимала, что Степик не поверил ей и лучше забыть о Вадиме и встречах с ним, но готова была рискнуть. Теперь она готова на все, поскольку перешла ту черту, подходить к которой не должна была. Предавая деревню, родных и Степика, она осознанно приняла сторону хутора и его хозяина.
        ГЛАВА 12
        Последнее утро уходящего года началось с восклицания тети Нади: «Вот, елки-палки, а майонез-то остался дома!»
        - Как, ты забыла?  - тут же отозвалась Тамара Ярославская, младшая дочь бабы Нины и мать Миры.  - А оливье? А шуба? А чем мы будем заливать фаршированные яйца?  - схватившись за голову, закричала она.
        - А божачкі мае!  - всплеснула руками баба Нина, напуганная криками.  - Што тут у вас здарылася?
        - Эй, вы чего там орете?  - из-за занавески высунулась заспанная и недовольная физиономия Степика.
        - Катастрофа!
        Мирослава натянула на голову одеяло. Несмотря на все волнения прошедшего дня, она долго не могла уснуть, и вот теперь утром, когда хотелось бы еще поспать, приехавшие утренним рейсом родственники так бесцеремонно лишали ее этой возможности…
        Девушка, достаточно хорошо знавшая и свою мать, и ее сестру, догадывалась, чем может закончиться «катастрофа».
        И не ошиблась.
        Баба Нина напрасно пыталась убедить дочерей, что они запросто обойдутся и без майонеза, в конце концов у нее есть сметана. Но женщины ничего слушать не желали, махали на нее руками и в результате вынудили Степика встать и отправиться к Поляковым, чтобы на машине Леши съездить в райцентр за майонезом и за много чем еще. При более тщательном исследовании привезенных продуктов выяснилось, что забыли не только майонез. К тому же женщины, посовещавшись, поручили Степику купить еще копченостей, грибов и бутылку водки, на всякий случай, не помешает.
        Рудинский, едва успев одеться и хлебнуть чайку, в крайнем раздражении понесся к Поляковым. А там тоже приехали гости, дети Лешиной бабушки, и дом наполнился голосами…
        Не пробыв в этом балагане и двадцати минут, Леша и Гарик решили, что просто свихнутся, если что-нибудь не предпримут, и тут подоспел Степик. Его просьбу съездить в райцентр они восприняли как спасение. Их даже уговаривать не пришлось. Убравшись из дома, загрузились в машину и покинули деревню.
        А девчонки, устав дуться и решив в канун Нового года благосклонно простить ребят, отправились к Поляковым, чтобы предложить мир и обсудить предстоящие гулянья, которые собирались устроить в доме Наташкиной бабушки.
        Каково же было их удивление и возмущение, когда они узнали, что ребят, в общем-то, нет. В доме Поляковых даже не представляли, куда те подевались. И только в доме бабы Нины, куда девушки благоразумно заглянули, Мира смогла им поведать, что парни уехали за покупками, но скоро должны вернуться.
        Мира предложила девчонкам чаю, и, не обращая внимания на носящихся по дому маму и тетю, они устроились за столом. Маринка и Наташка жаловались Мирославе на ребят, а та слушала, согласно кивала, но мысленно была далеко. С каждой прошедшей минутой, с каждым пройденным часом волнение и напряжение внутри нее возрастали. Она чувствовала, как все колотится внутри и дрожат руки. Сосредоточиться, собраться не получалось. Сколько раз уже она выходила на улицу и стояла, глядя в сторону хутора. Ей хотелось туда. Но она не знала, там ли сейчас Вадим. Вчера он не сказал, что они снова встретятся. Вдруг он уехал? Конечно, он имел право уехать к родным, чтобы в кругу семьи встретить Новый год! А если больше не вернется? И она никогда не увидит его…
        Потом появился Степик.
        Мире и вовсе захотелось провалиться сквозь землю. Рудинский ходил по дому, смеялся, шутил с мамой и теткой, рассказывал анекдоты и подначивал свою мать Наташкой, намекая, что не устоит и женится на ней, но в его отношении к Мирославе чувствовалось какое-то напряжение. Возможно, его ощущала одна Мира, говорят же, что на воре и шапка горит, только встретиться взглядом со Степиком не могла. Боясь выдать себя, силилась улыбаться, участвовать в общем разговоре…
        Хотелось, чтобы Степик ушел. Впервые общество горячо любимого родственника было ей неприятно, более того, невыносимо.
        Он ушел вечером. С девчонками ребята все же помирились. И теперь отвечали за шашлыки. Дома ему, в общем-то, заняться было нечем, а путаться под ногами матери и тетки надоело. Он ушел, пообещав заглянуть ближе к полуночи.
        Этот бесконечный день, последний день уходящего года, подходил к концу.
        За окном стемнело. В уголке, под иконой, нарядили небольшую сосенку. Баба Нина, утомленная суетой, прилегла отдохнуть, а мама и тетя Надя накрывали на стол.
        Выдвинув его на середину комнаты, застелили льняной скатертью и расставили старенькую фаянсовую посуду, разномастные рюмки, из которых собирались пить и шампанское, и водку.
        Мира сделала из веток сосны небольшой венок, переплела его старой выцветшей мишурой, привязала несколько потускневших от времени стеклянных шаров, а внутрь вставила небольшой огарок свечи. Получилось очень даже мило. Венок разместили в центре праздничного стола. А дальше пошли всевозможные салаты, закуски, бутерброды и нарезка…
        Гостей не ждали. И в гости не собирались.
        Поэтому Мира не стала переодеваться во что-то нарядное, оставшись в потертых джинсах, синей водолазке и черной вязаной безрукавке. Она лишь умылась да причесалась, собрав волосы в высокий хвост.
        Когда наконец сели за стол, чтобы проводить уходящий год, и тетя Надя разлила шампанское, в дверь тихонько постучали.
        Пришла баба Маруся.
        Смущенно потоптавшись на пороге, она поздравила всех с наступающим праздником и, наверное, ушла бы, но Тамара и Надя остановили ее. Помогли раздеться и усадили за стол.
        Потом прибежал Степик. Поздравил с праздником, который вот-вот наступит, налил сам себе шампанского, чокнулся со всеми, выпил, взял бутерброд и уже с набитым ртом сообщил, что у Поляковых точно такой же стол и собрались все родственники. В том числе тетя Лена и тетя Люда, дочки Лешкиной бабушки. Он только что заходил с парнями поздравить их, хлопнул с ними по рюмке водки. И они, женщины эти, в отличие от матери и тетки, лекции и нравоучения не читали. Тем более в канун Нового года. Они расслабляются вовсю и другим не мешают!
        Мама и тетя Надя вспомнили, что дочери Поляковых некогда были не только их одноклассницами и соседками, но еще и лучшими подругами. В общем, они отправили Степика к Поляковым с наказом передать привет Лене и Люде и пригласить обеих в гости…
        Степик, махнув всем на прощание рукой, ушел, не пробыв дома и пяти минут.
        А у Мирославы сложилось впечатление, что Рудинский приходил только для того, чтобы удостовериться, что она дома.
        Мира глотнула шампанского, положила себе кусок курицы и пару ложек оливье. Но есть не хотелось совершенно. Она ковыряла вилкой в салате, почти не прислушиваясь к тому, о чем говорят родные. И вдруг обернулась к окну.
        Девушке почудился чей-то пристальный взгляд, как будто оттуда, из-за разрисованного инеем окна, из морозной новогодней ночи кто-то смотрел на нее. Сердце екнуло в груди и заколотилось…
        Она отложила вилку и встала из-за стола. Она не могла больше так, не могла быть здесь. Она задыхалась. Ей нужно было на улицу, нужно было на хутор… Может быть, там станет чуточку легче.
        Не сказав никому ни слова, Мира обулась, натянула на голову шапку, сдернула с вешалки пуховик и вышла из дома.
        Да так и замерла на крыльце.
        Усилившийся к ночи мороз осыпал все кругом серебром. Так, словно хотел по-своему украсить новогоднюю ночь. Свет далеких звезд, луны и снега рассеивал темноту ночи, все сверкало и переливалось. Застывшие деревья, заборы, стены дома, входная дверь и крыльцо, на котором она стояла, искрились. И сам воздух как будто тоже мерцал. Как будто сверху чья-то невидимая рука пригоршнями бросала серебро на землю…
        Мира, как зачарованная, смотрела, не решаясь сдвинуться с места, потом протянула руку и коснулась теплыми пальцами деревянных перил. Мелкие кристаллики инея тут же растаяли, превратившись в капельки влаги…
        Стояла оглушительная тишина, мир словно уснул, замер, затих, и вдруг заскрипел снег под чьими-то ногами…
        Мирослава резко обернулась и увидела темный силуэт, показавшийся из-за дома.
        Сердце подпрыгнуло в груди. Мира сорвалась с места, сбежала со ступеней и, стремительно преодолев разделяющее расстояние, уткнулась в неподвижную фигуру мужчины.
        Он вытащил руки из карманов куртки, собираясь то ли обнять ее, то ли оттолкнуть. Правда, дожидаться этого и выяснять Мира не стала. Резко отшатнулась от него, для пущей убедительности даже отступила на шаг.
        - Извини…  - забормотала охрипшим, срывающимся голосом.  - Извини, я не хотела… Это я просто…  - сделав еще шаг назад, споткнулась и чуть не упала в сугроб.
        Вадим успел схватить ее за рукав куртки, предотвращая падение.
        - Мира, перестань. Все в порядке,  - сказал он.
        Его голос тоже был охрипшим. И каким-то странно серьезным. Не слышно ни привычной веселости, ни неповторимой нежности. И капюшон все так же надвинут на лицо. Но он был здесь. Он не уехал. Он пришел. Только это имело значение. Только этого было достаточно, чтобы Мира почувствовала себя самой счастливой на свете…
        - Что-то случилось?  - спросил он.
        - Нет…  - тряхнула головой девушка, не совсем понимая, что он имеет в виду.  - А что?
        - У тебя за столом вид был не совсем радостный! Вернее, совсем не радостный! Ты так вяло ковырялась вилкой в салате…  - Вадим улыбнулся.
        - Откуда ты…  - начала девушка и умолкла.  - Ты наблюдал за мной?
        Не зря ей чудился чей-то взгляд.
        - Я ждал, пока ты выйдешь…
        - Я думала, ты уехал! Я так хотела, чтобы ты пришел, но поверить в то, что ты останешься в Новый год один на хуторе, было сложно!
        - Почему один? Я надеялся, что ты составишь мне компанию. Теперь, когда… В общем, теперь, когда ты все равно уже видела меня, изображать таинственность, встречаться и мерзнуть в лесу бессмысленно. Пойдешь со мной на хутор?  - медленно произнес он.
        Мира замерла и подняла на него глаза. Свет далеких звезд, луны и снега отражался на ее бледной коже, мерцал в глазах.
        - Да,  - просто сказала она.  - Только маме скажу, что отлучусь на пару часиков! Скажу, что меня позвали в гости…
        Она бросилась к дому, торопясь и боясь, что, когда вернется, Вадим исчезнет.
        Но он не исчез. Все так же стоял на расчищенной дорожке и посматривал по сторонам. Когда Мирослава вернулась, он молча пропустил ее вперед, и они двинулись к хутору.
        Всю дорогу молчали, погрузившись в собственные мысли. Мира чувствовала возрастающее волнение. Снова и снова задавала себе одни и те же вопросы. Почему так запросто шла за ним? Почему так безоговорочно верила? Ведь он мог навредить ей… Мог, да! Много раз, но ни разу не обидел. Она знала его всего несколько дней, видела его глаза, но он все равно был незнакомцем, темной тенью, появляющейся в ночи и быстро исчезающей. Эти короткие встречи, прикосновения, его смех и странный, порой пугающий интерес к ней… Всего этого было слишком мало, чтобы влюбиться по-настоящему, и вместе с тем оказалось достаточно.
        Несколько раз споткнувшись, она чуть не падала, но рука Вадима вовремя успевала поддержать ее…
        Они прошли заснеженные огороды и луга, речку, лес и вышли на поляну. Маленький домик с белыми ставнями сейчас, в лунном свете, напоминал корабль в бескрайнем море снегов. Домик, в который Мира так стремилась попасть, который понравился ей с первого взгляда.
        Вадим открыл калитку, пропуская девушку вперед. Вулкан, выбравшись из будки, залаял, но хозяин прикрикнул на него, и пес спрятался. Поднявшись с Мирой на резное крыльцо, Вадим немного повозился с замком, затем предупредительно распахнул перед девушкой дверь. Из темноты комнаты на нее повеяло теплом, наполненным какими-то незнакомыми ароматами. Так не пахло в доме бабы Нины и у Поляковых, да и у нее дома. Не зря говорят, что каждый дом пахнет по-особому… Здесь пахло хвоей и солнцем, а еще какой-то сухой травой и, безусловно, Вадимом - его парфюмом.
        Переступив порог, будто попав в другой мир, другое измерение, Мира утонула в этих ароматах…
        Вадим затворил дверь, зажег свет, и девушка снова оказалась в комнате, обшитой золотистым деревом.
        - Я замерз ужасно,  - заговорил он.  - Да и ты, наверное, тоже. Проходи, не стесняйся, не в первый раз же у меня в гостях! Жаль, нет шампанского, сегодня все же Новый год! Как-то я совершенно не подумал об этом… Но мы можем попить чаю. К нему у меня есть булочки. Я сейчас поставлю самовар, а ты пока можешь погреться у печки, она горячая, я топил ее вечером.
        Мира кивнула и, сбросив пуховик и шапку, подошла к печке-голландке. Она совсем не замерзла, но, чувствуя стеснение и неловкость, послушно прижала ладони к горячей плитке. Ей послышалось, или в голосе Вадима появилась нервозность?
        Мира покосилась в его сторону. Сняв куртку и шапку, он хозяйничал у стола. Его темные волосы смешно торчали в разные стороны. Расставляя чашки, Вадим небрежно провел по волосам ладонью, пытаясь их пригладить. Мира улыбнулась. Это выглядело по-детски. И ей вдруг так захотелось подойти к нему, коснуться волос, провести по ним рукой.
        Почувствовав на себе ее взгляд, Вадим обернулся, а Мира тут же отвернулась, чувствуя, как легкий румянец смущения коснулся щек.
        Девушка отошла от печки и, засунув руки в задние карманы джинсов, прошлась по комнате, осматриваясь. Остановившись у большой рамки, где были собраны старые фотографии, вгляделась в лица запечатленных на них людей. Вот мужчина обнимает счастливо улыбающуюся женщину. Вот снова они, а на руках у них мальчик. Эти фото, пожелтевшие от времени, были особенно потрепаны, понятно, что сохранились они чудом и лет им столько…
        А вот парень в военной форме. Серьезное лицо, гордо выпяченная грудь, но видно - совсем мальчишка. А потом снова он, но уже куда взрослее, суровее, что ли… И опять он, а рядом миловидная женщина с маленьким мальчиком на руках. Что-то неуловимо знакомое почудилось Мире в чертах этого мужчины. Она поискала глазами еще фотографии с ним, а потом обернулась к Вадиму.
        - А это?..  - спросила она.
        - Это мой дед Максим.
        - Вы похожи!
        Все говорили, что Вадим похож на деда. И сходство это было не только внешним, а много глубже, именно поэтому он был особенно близок с дедом. Да что там скрывать, был любимцем.
        Вадим - младший сын одного из сыновей старого еврея, поселившегося после войны на месте сожженного немцами хутора. Его отец, закончивший восемь классов, уехал в райцентр, там продолжил учиться, женился, обзавелся детьми и изредка наведывался на хутор. Не любил он это уединенное место, не любил вспоминать ту некую ущербность, которую чувствовал в родительском доме. Ущербность, связанную с прошлым.
        Двое старших братьев Вадима, во всем походившие на мать, вертлявую, говорливую, взрывную женщину, рожденную от союза еврея и армянки, были погодками. Их, как и мать, истинную горожанку, не тянуло ни к земле, ни тем более к родительскому дому отца. У матери к тому же со свекровью отношения с самого начала не сложились. И свекра она мало интересовала.
        Но Вадим, младше своих братьев чуть ли не на десять лет, пошел в деда и, в отличие от них и родителей, любил бывать на хуторе. И, конечно, ему была известна история вражды между хутором и деревней. Знал он и то, как и за что репрессировали людей из Смоленска. Дед Максим много об этом рассказывал, часто вспоминал отца, так и не смирившегося с приговором, и мать, которая не смогла привыкнуть к лагерной жизни. Они оба погибли в войну, но до последнего конца вспоминали Смоленский край, свою родину, свою улицу, дом, друзей.
        Может быть, поэтому на хуторе они держались особняком, не пуская чужаков. Может быть, таким образом хотели сохранить ту атмосферу, тот уклад и порядок, которые привычны им. К тому же их связывала одна беда, одно клеймо - враги народа. И как к врагам народа к ним и относились. Они чурались деревенских, а те при встрече не упускали случая оскорбить, унизить. Их можно было обворовать и избить, но вряд ли кто понес бы за это наказание. Женщины с хутора никогда не ходили в лес одни, опасаясь наткнуться на местных мужиков, которых притягивал хутор, особенно после рюмки-другой. Случалось, мужики приставали к женщинам, домогались их. Однажды произошла трагедия. Юную девушку нашли утонувшей в реке. Свидетелей не было, да никто и не собирался разбираться в случившемся. Власть была на стороне Старых Дорог. Она порождала бессильную ярость и ненависть. А людям с хутора хотелось, чтобы их оставили в покое, дали возможность просто жить.
        - Расскажи мне о нем!  - попросила Мира.
        - Давай мы хотя бы сядем за стол. Вот и самовар уже закипел!  - сказал Вадим и улыбнулся.  - Какой ты любишь чай? Есть зеленый и еще черный с какими-то цветами…
        Мира отошла от рамки с фотографиями и уселась за стол, пододвигая к себе чашку, наполненную кипятком.
        - Я буду черный!  - сказала она.
        Вадим подлил ей заварки, придвинул сахарницу и тоже сел за стол.
        Воцарилось молчание. Вадим, опустив глаза, сосредоточенно помешивал ложкой чай, а Мира не сводила с него глаз.
        - Дед был замечательным человеком!  - заговорил наконец он, отрывая взгляд от чашки.  - Настоящим мужчиной. Героем. Я люблю и уважаю своих родителей, но дед… Он с самого детства был для меня по-настоящему близким человеком. Я гордился им. Он ведь был всего лишь шестнадцатилетним пареньком, когда началась война и его в сорок первом призвали на фронт, а вернулся поседевшим двадцатилетним мужчиной. Он пришел на хутор, но вместо хутора попал на пепелище. Построив на опушке землянку, вместе со всей послевоенной страной терпел голод и холод. Валяя в лесу деревья, со временем построил бревенчатую времянку с печкой-буржуйкой. Охотясь в лесу, собирая грибы и ягоды, разработал небольшой участок земли, засеял ее пшеницей. Он мечтал построить дом, жениться, родить детей, завести хозяйство… Одиночество хутора угнетало его…  - Вадим замолчал и отхлебнул чаю.
        Мира, затаив дыхание, смотрела на него и ждала продолжения.
        Он не стал рассказывать девушке, как однажды, в суровую зиму, когда с едой было особенно худо, дед Максим отправился в деревню, постучал в первую попавшуюся хату и попросил немного пшеницы… В ответ услышал отборную брань, приправленную криками, оскорблениями и проклятиями. До конца дней своих дед Максим не мог забыть глаз молодой женщины, полыхнувших огнем ненависти. Она смотрела на него так, как будто это он виноват во всех ее несчастьях и бедах. Как будто он не пострадал вместе с остальными. Он ведь был таким же, как они. Вырос на этой земле и не помнил другой жизни, которую знали его родители в Смоленске. И, сражаясь с фашистами за эту землю, искупил грехи отцов, если таковые на самом деле имелись.
        Той же ночью дед прокрался в чей-то деревенский сарай, зарезал поросенка и унес с собой. А утром на пороге встретил деревенских мужиков с ружьями в руках. Больше никогда дед Максим не ходил в Старые Дороги, но для себя решил: ни одно деяние со стороны деревенских не останется безнаказанным. Он сумеет постоять за себя и за своих детей и внуков. Он и сыновьям своим это внушал, и пусть они не раз приходили со школы с разбитыми носами, но сдачи умели давать. И внукам своим тоже не раз это повторял.
        Особенно Вадимке, который так походил на него.
        Вадим не мог всего этого рассказать Мире. И не потому, что не хотел жаловаться или чего-то стыдился, в ее глазах он видел только участие и сострадание… Вадим знал, что девушка относится к хутору не так, как все это время относились деревенские. Он понимал, что все, что расскажет сейчас, она примет близко к сердцу. Ему не хотелось взваливать на ее хрупкие плечи несчастья и беды своей семьи.
        - Дед женился на женщине из райцентра. Белоруске, которую не волновало прошлое мужа. Они познакомились на рынке, когда дед ездил продать мешок-другой пшеницы, картофеля, сушеных грибов. Баба Оля жила с мачехой. Ее отец погиб на фронте. Может, и не случилось между ними особой любви, но ничто не помешало прожить жизнь вместе в согласии и уважении. Бабушка с радостью переехала к деду на хутор, скоро они построили добротный дом, обзавелись скотиной, разработали еще земли, родили первенца…
        Земля, лес, река кормили их. Всю жизнь они работали на земле, всю жизнь пытались жить честно.
        Мои отец и дядя выросли, окончили по восемь классов и уехали в райцентр. Дед надеялся, что кто-нибудь из них останется на хуторе, приведет жену, станет работать на земле, а он отойдет от дел и займется своим любимым занятием - пасекой. Но надежды его оказались напрасными…
        Ни отец Вадима, ни его дядя не хотели оставаться на хуторе. Они только и ждали возможности уехать, натерпевшись разного от мальчишек со Старых Дорог, вместе с которыми ходили в школу за пять километров. Возвращаться на хутор они не собирались. Их не прельщала работа на земле. Они выучились, нашли работу, получили жилье, обзавелись семьями.
        - Пасекой…  - растерянно повторила Мира, вспомнив то, что рассказывала ей баба Маруся.  - И пасекой ему тоже не дали заниматься…
        Вадим усмехнулся.
        - Да, но в этом, в принципе, я виноват.
        Дед догадывался, кто разорил его пасеку, но истинной причины так и не узнал. Вадим не смог ему признаться, что только он во всем виноват. Ведь если бы он не пошел в Старые Дороги…
        После того, как баба Оля умерла, сыновья звали отца к себе, однако дед Максим до конца оставался верен своему дому и своей земле. На каникулы к нему приезжали внуки, но надолго не задерживались. Их пугала уединенность хутора, где зимой в лесу выли волки, а летом не разрешалось ходить в деревню, чтобы поиграть с местными мальчишками. Сколько дед не втолковывал, дети все равно не понимали, почему не могут играть в деревне. У себя дома, во дворе и в школе у них были друзья и товарищи, которых совершенно не интересовали ни прошлое их предков, ни принадлежность к какой-либо национальности. Но здесь отчего-то все было иначе. Однажды они улизнули с хутора и пришли в деревню - их гнали обратно под свист и улюлюканье до самого хутора, как псов, оскорбляя и бросая вслед камни.
        Вадим тоже всего этого не понимал, но у деда любил бывать.
        Он любил бревенчатый дом, прогулки по лесу и ловлю рыбы в маленькой речушке, но больше всего - слушать рассказы деда о былом. О том, как дед сам был мальчишкой, о его родителях, о войне, о голоде, о том, как страна возрождалась после военной разрухи. Рассказывал дед и о Старых Дорогах. Рассказывал и вздыхал, не скрывая горечи и обиды, прочно засевшей в сердце.
        Дед Максим рассказывал, а внук слушал, слушал и чувствовал, как обида за деда бередит душу, крепко берет за сердце и не отпускает. Мальчик часто представлял, как вырастет и отомстит всем дедовым обидчикам. Тайком от деда, рискуя быть пойманным, паренек часто прокрадывался в деревню, бродил по ночам по улицам, заглядывал в окна, развлекаясь мелкими пакостями. Разрушал шалаш, построенный мальчишками, обрезал «тарзанку» на дереве, опорожнял рыболовные сети, резал их, устраивал хитроумные ловушки на тропинках. И радовался, когда кто-либо из местных в них попадал. Он пугал деревенских старух и, пробираясь во дворы, открывал калитки и сараи, а поутру хозяйки находили свою живность на огородах или где-нибудь за деревней. Он был счастлив, когда получалось досадить им, но вместе с тем ему хотелось стать частью компании деревенской детворы. В райцентре были приятели, но куда больше манило вместе с деревенскими мальчишками бегать по лесу, играя в «казаков-разбойников» и в войнушку, соревноваться в стрельбе из рогатки, сидеть у костра до утра, строить зимой снежные крепости, кататься гурьбой с горки, прыгать
с «тарзанки». Но, подобно своим братьям, Вадим так и не рискнул открыто войти в деревню. А однажды, видимо догадавшись, кто развлекается мелкопакостничеством в деревне, его выловили. Мальчишки сильно побили Вадима, хоть и были младше. Они взяли верх количеством, а в заводилах у них оказались Степик и Леша Поляков. Тогда же они разорили и дедову пасеку - страсть его и гордость.
        К давнишним обидам деда прибавились собственные. Желание отомстить навсегда укоренилось в мыслях Вадима. Отомстить за всех, кто когда-либо жил на хуторе…
        …На мгновение взгляды молодых людей встретились. Мира смотрела на Вадима прямо и открыто. Он не смог вынести ее взгляда, вспомнив о своем плане мести, и отвел глаза.
        - Почему ты приходил в деревню?  - спросила девушка.
        - Разве твой брат тебе не рассказывал?
        - Рассказывал, но я хочу, чтобы и ты рассказал!
        - Знаешь, что я там устраивал?
        - Знаю. По большому счету, мальчишки заслуживали…
        - Нет,  - Вадим криво улыбнулся.  - На самом деле я завидовал. Я наблюдал, как они играли в лесу, как ловили рыбу и сидели у костра, бренча на гитаре, всего лишь наблюдал. Но хотел быть с ними и понимал, что никогда и ни за что они не примут меня в свою компанию. Я хотел дружить с ними и знал, что этого не будет. Вот за это и мстил им. А они потом отомстили мне.
        - Хочешь, я буду с тобой дружить?  - сказала Мира и отважно протянула руку Вадиму.
        Мужчина взял ее ладонь в свою и осторожно сжал.
        - Хочу!  - сказал он и не сразу отпустил ее руку.  - Чай, наверное, уже остыл. Подлить кипятка?
        - Нет, не надо! Мне нормально!  - улыбнулась она.
        Вадим отпустил ее руку, и девушка теперь не знала, куда ее деть.
        Обхватив обеими руками чашку, поднесла ее к губам и стала пить чай.
        - Тебе вчера не влетело?  - спросил Вадим, подливая себе кипятка.
        - Ну, как сказать… Почти нет. Степик нашел на речке мои рукавички.
        - И мой шарф.
        Девушка подняла на мужчину глаза.
        - Да, я его тоже оставил на речке. Когда вытащил из воды тебя, было не до мелочей. Он обо всем догадался?
        - Нет… То есть, я не знаю. Меня искали, нашли у бабы Маруси. Я сказала, что провела у нее весь день, но, скорее всего, Степик не поверил. Однако это не важно…  - поспешно заверила Мира, хотя на самом деле оба знали, что важно.
        - Мира…  - тяжело вздохнул Вадим.
        - А расскажи мне, чем ты занимался вчера вечером, да и сегодня тоже…  - перебила его девушка, страшась, что он скажет ей, что им лучше больше не встречаться, и проводит домой.
        Вадим улыбнулся.
        - Ну чем я мог заниматься здесь один? Читал, сидел у печки, потом прошелся немного, выгулял Вулкана. Готовил себе обед…  - перечислил он.
        «Думал о тебе,  - мысленно добавил.  - Все время думал о тебе».
        - А к нам с утра гости приехали. Моя мама и тетя Надя, мама Степика. И такой переполох устроили, представляешь, забыли купить майонез! И все, катастрофа! Степику пришлось ехать в райцентр…
        - А кто из тех двух женщин, что сидели за столом, твоя мать?  - спросил Вадим.
        - Моя мама та, что со светлыми волосами. А другая - тетя.
        - Ты похожа на свою мать и вместе с тем совсем другая!  - заметил он.
        - У нас говорят, что я вообще ни на кого не похожа!
        - А чем твои родители занимаются?
        - Папа - тракторист, мама - в строительной бригаде при колхозе. Они выпивают,  - неожиданно добавила девушка. Хоть и не собиралась. Она никогда и никому не рассказывала этого. Даже бабушке. Мира стыдилась порока родителей, словно он коснулся и ее. А ведь ей так хотелось, чтобы у нее все было так же, как у всех. Ей казалось, что, если она будет об этом молчать, не станет ни с кем обсуждать, все как-нибудь утрясется, уляжется, все будет хорошо.
        - Выпивают?  - удивленно вскинул брови Вадим.  - А кто в наше время не выпивает? В праздники, в компании друзей… Они взрослые люди, не чай же им пить…  - он выразительно покосился на чашки, что стояли перед ним, и улыбнулся.
        Но Мира в ответ не улыбнулась.
        - Нет, ты не понял. И в праздники, и с друзьями, после работы, каждый день, через день. Знаешь, как это бывает в колхозах? Продали что-то, а расплачиваются в таких случаях всегда спиртным. У мамы на работе многие женщины выпивают. А потом она приходит домой пьяная. Очень пьяная, совершенно невменяемая, не похожая на себя. Начинает нести какую-то околесицу. А глаза у нее при этом стеклянные, ничего не выражающие… Она превращается в другого человека, злоязычного, жестокого, безумного. А потом начинают выяснять отношения и скандалить. Они с папой страшно ругаются, порой даже дерутся. И я все время боюсь, что однажды папа покалечит маму, а то и вовсе убьет.
        Боль отразилась на Мирином лице, и Вадим почувствовал, как от непривычной для него жалости сжалось сердце.
        - Иногда я пытаюсь их успокоить, вмешаться, но они меня не слышат, слишком увлеченные пьяными разборками. Потом утром я прошу маму не пить, она обещает, конечно, но ненадолго. Проходит день-другой, и все повторяется опять… Они катятся в пропасть, и я боюсь, что остановить это падение невозможно. Мне кажется, и это самое ужасное, в выпивке они находят какое-то удовольствие, некий смысл, который потеряла их жизнь…  - голос девушки дрожал и срывался. Спазмы сдавливали горло, но глаза оставались сухи.
        Говорить было трудно, но еще труднее с такой проблемой жить. Эта боль терзала Миру не один год, но только сейчас, с Вадимом, она смогла выплеснуть ее.
        Мужчина тяжело вздохнул.
        - Мира, но какой же смысл они могут находить в водке, если у них есть ты? Ты смысл их жизни! У тебя еще есть братья или сестры?
        Девушка покачала головой.
        - Только Степик. Но даже ему я не могу всего рассказать. Родственники ни о чем не подозревают, бабушка, кажется, догадывается, но каждый раз я уверяю ее, что у нас все в порядке. Я не хочу тревожить ее, у нее слабое сердце.
        - Может, лучше сказать родным? Возможно, общими усилиями вы справитесь с проблемой. Можно ведь их закодировать. Я знаю людей, которые, прибегнув к подобной процедуре, не пьют совсем и их даже не тянет.
        - Что ты! Мои на это не пойдут! Они не признают себя алкоголиками. Они не понимают, не осознают… И считают тот образ жизни, который ведут, вполне приемлемым. Нет, они не алкоголики, просто любят выпить. Они же работают, их уважают, зачем им кодироваться?
        - Мира, потерпи еще немного! Вот окончишь школу, поступишь куда-нибудь, уедешь и начнешь новую жизнь… А родители пусть со своей жизнью разбираются сами. Если им плевать, что ты страдаешь, значит, и тебе незачем все принимать близко к сердцу. Ты ничего не изменишь. Они взрослые люди…
        Девушка невесело улыбнулась.
        - Знать бы еще, кем бы мне хотелось стать…  - вздохнула она.
        - Что, совсем никаких предпочтений?
        Мирослава тряхнула головой.
        - Ну, ничего. Время у тебя есть.
        - А если никем не хочется быть? Вот просто совсем…
        - Так не бывает!  - Вадим улыбнулся и глотнул чаю, о котором забыл, слушая Миру.
        - Бывает. У нас в классе только несколько человек точно знают, кем хотят видеть себя в будущем, остальные же… Остальным лишь бы пойти куда-нибудь, чтобы после школы не сидеть дома. Потому что для выпускника ничего хуже этого и быть не может! Вот что ты делал после школы?
        - В университете учился.
        - Да?  - несколько разочарованно протянула девушка.
        - Да!  - все так же улыбаясь, кивнул он.  - Ну, что? Ты согрелась немного?  - спросил, отодвигая чашку с недопитым чаем.
        Мира отодвинула и свою, почти пустую.
        - Я уже надоела тебе? Мне пора домой?  - как-то сразу поникнув, спросила она.
        Вадим рассмеялся.
        - Конечно, нет, просто…
        Он не мог сказать ей, что ему приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы просто сидеть рядом с ней, просто слушать ее, просто смеяться…
        Близкое присутствие этой девушки, нежной и невинной, такой необыкновенной, как лесная нимфа, и вместе с тем такой реальной, сводило с ума. Его тянуло к ней. Тянуло так, как мужчину тянет к женщине, и он забывал, что она еще школьница, ребенок. Ему до темноты в глазах хотелось ее и чтобы время остановилось, чтобы они навсегда остались в этом домике, затерявшись среди зимы…
        Вадим никогда не испытывал подобного. Любовь ли это была, та самая, которую ему так и не удалось изведать? Страсть, внезапно обрушившаяся? Физическое притяжение? Или наваждение, которое не проходило?
        Увидев ее впервые, узнав, кто она, столкнувшись с ней на хуторе, он решил, что…
        А потом все изменилось, стоило лишь коснуться ее лица, услышать ее голос, увидеть, как при свете луны мерцают ее глаза.
        Когда она вот так, как сейчас, почти не моргая, смотрела в его глаза, ему казалось, что она заглядывает в его душу. И видит там нечто такое, неведомое ему самому.
        - Просто сегодня новогодняя ночь, а мы сидим за столом и пьем чай. Давай пойдем к «нашей» елке?
        - Давай,  - тут же согласилась Мира и в каком-то неосознанном порыве протянула руку и коснулась его руки, но, словно обжегшись, хотела отдернуть. Вадим удержал ее ладонь. Их пальцы переплелись. А взгляды встретились.
        Он смотрел на нее, и улыбка его медленно сходила с губ. Впервые Мира почувствовала ту самую, неповторимую, немеркнущую магию взглядов, когда все вокруг переставало существовать, исчезало, растворялось. Были только глаза - темные, излучающие какой-то странный свет. Мирослава тонула в них, ощущая, как что-то растет в груди, и от этого становится трудно дышать.
        Она опустила глаза.
        - Ну так пойдем?  - спросил мужчина севшим голосом.
        Мира кивнула, отчетливо понимая, что была бы не против остаться здесь, с ним. Да и он… Он ведь тоже. Только боится ее обидеть, ранить, испугать, она это понимала.
        А сама она?
        Чего хотелось ей?
        Мира снова взглянула на него и вдруг поняла. Ей хочется встать из-за стола, обойти его кругом, подойти к Вадиму, коснуться его лица, провести подушечками пальцев по бровям, глазам, почувствовать, как дрожат ресницы. Хотелось ощутить его дыхание, прерывистое, обжигающее. Почувствовать жесткость щетины. Хотелось обвить его шею руками и прижать голову к груди, и ощутить, как его руки смыкаются у нее на талии, сжимая.
        И то, что могло бы последовать, не пугало ее. Только с ним ей хотелось узнать настоящую близость, которая бывает между мужчиной и женщиной. И еще, в глубине души, Мира чувствовала, времени у них нет…
        Каникулы закончатся, через несколько дней ей придется уехать домой. Неизвестно, встретятся ли они когда-нибудь снова. Оттого, наверное, каждое проведенное с ним мгновение было таким бесконечно ценным. А еще Степик. Если он сегодня больше не придет домой, чтобы проверить, считай, ей повезло, а если придет… Об этом лучше не думать.
        Вадим первым разжал пальцы и встал из-за стола. Мира последовала его примеру и стала одеваться. Они погасили свет в доме и молча покинули его.
        Луна заливала окрестности призрачным голубоватым светом. Где-то там лежала уснувшая деревня, а впереди вставал заснеженной громадой лес.
        Во всех любимых Мириных сказках зимний лес был волшебным, заколдованным, но неизменно счастливым для главных героинь. Мира верила, что и ей этот зимний лес, укутанный серебром и залитый лунный светом, обязательно принесет счастье.
        Они шли, то обгоняя друг друга, то идя след в след, то почти равняясь. Тогда Вадим брал Миру за руку и вел за собой. Девушка улыбалась и спотыкалась, а потом высвобождала свои ладони и забегала вперед. Оборачиваясь, она заглядывала в лицо Вадима и видела его белозубую улыбку.
        Наконец они вышли на прогалину, к «их» елке.
        Побежав вперед, Мира первым делом отыскала спрятанный среди ветвей стеклянный шар. Крутанув его, засмотрелась на игру лунных бликов, отразившихся в нем.
        Вадим, засунув руки в карманы куртки, просто стоял и смотрел на девушку.
        Стеклянный шар качался на ветке, Мира старательно выводила большими буквами на снежном покрывале: «С Новым годом, Вадим!»
        Потом засмеялась. И ее серебристый смех перезвоном маленьких колокольчиков разнесся в лесной чаще.
        Загребая обеими руками легкий, невесомый снег, она подбросила его в воздух, и маленькие снежинки заискрились в лунном свете. А потом вдруг Мирослава раскинула руки в стороны и, все еще смеясь, упала в снег.
        - Мира,  - окликнул ее Вадим и, неодобрительно покачав головой, пошел к ней.  - Ты себе когда-нибудь точно что-нибудь отморозишь!
        - Посмотри, какое небо!  - не слыша его, сказала девушка, перестав смеяться.
        Мужчина поднял голову вверх и взглянул на небо, усеянное мириадами звезд, которые подрагивали и мигали, загораясь, как самоцветы, желтым, красным, синим…
        - Как красиво…  - тихо выдохнула Мира.
        - Мира, ну-ка быстренько поднимайся!  - будто очнувшись, Вадим опустил голову и склонился к девушке.  - Вставай, а то сейчас получишь!  - в шутку пригрозил он. Взяв ее за руки, легко поднял на ноги и стал отряхивать.
        Мира подняла руку, дотянулась до ветки сосны, росшей поблизости, засмеялась, дернула ее и зажмурилась. С ветки на них с Вадимом посыпался снег.
        Когда снег перестал сыпаться, девушка открыла глаза и увидела, что мужчина стоит в полушаге от нее. Не смеется и даже не улыбается. И больше не предпринимает попыток ее отряхнуть. Он и сам весь усыпан серебристой пылью, но как будто не замечает этого. Взгляд его темных глаз прикован к ее лицу. В них больше нет веселых искорок. Они темны и непроглядны, как ночь. Этот его взгляд испугал Миру, но она не смогла отвести глаз, отвернуться, отступить.
        Вадим вдруг поднял руку и коснулся пальцами ее щеки, как тогда, в первую встречу на хуторе. Но не отдернул руки. Его пальцы, блуждая по ее лицу, коснулись линии щек, пробежались по подбородку и как бы невзначай дотронулись до губ.
        Мира, не шевелясь и не совсем понимая, что происходит, как завороженная смотрела на него. Когда к губам прикоснулось его горячее дыхание, закрыла глаза. Его губы, горячие и сухие, коснулись ее губ, растопив на них кристаллики снега. Прикоснулись легко и нежно, даря Мире первый в ее жизни поцелуй. На мгновение девушка замерла, потом, поддавшись какому-то необъяснимому порыву, качнулась к нему и, обхватив руками шею, прижалась виском к его щеке.
        Вадим обнял ее.
        ГЛАВА 13
        Степик молчал и, казалось, был полностью погружен в собственные мысли. Но стоило Мире поднять на него глаза, как она тут же встречала его взгляд, тяжелый, напряженный, задумчивый.
        И от этого взгляда становилось не по себе. Когда она вернулась, все давно спали, а Степик отсутствовал. Но он знал, Мирослава чувствовала, знал, что ее не было всю ночь не только дома, но и в деревне.
        Она отводила глаза, как предательница, и ждала, весь день ждала расспросов. Однако Степик молчал.
        А она ни о чем не жалела. Сердце учащенно билось, когда Мира вспоминала Вадима. Его губы, его руки. Всем своим существом она тянулась к нему. Слоняясь без дела по дому, считала минуты и с нетерпением ждала вечера, молясь только о том, чтобы к этому времени Степик ушел к друзьям.
        Мира знала, никакая сила в мире не удержит ее дома, но врать ужасно не хотелось, тем более врать и видеть, как на глазах рушится доверие, бывшее между ними. Она не готова была вступать в открытый конфликт со Степиком, но знала, что ради Вадима, если придется, пожертвует всем.
        Вадим стал для нее целой вселенной.
        Долго тянулся день… Мира изнывала от нетерпения и желания сбежать из дома. Вечерним рейсом уехали мама и тетя Надя, которым уже завтра надо было на работу.
        Наконец, когда за окном стемнело, Степик стал собираться. Он ничего не сказал Мире и не предложил пойти с ним, а она, забившись в уголок за грубкой, зажмурилась и на удачу скрестила пальцы. Хлопнула входная дверь, однако девушка не сразу решилась открыть глаза.
        - Унучачка мая, мо здарылася што? Чаго ты моўчкі ўвесь дзень сядзіш за грубкай? І не ела нічога! А Сцяпан куды пабег?  - баба Нина заглянула за занавеску и присела на край кровати.
        - Он к друзьям, наверное… Бабушка, миленькая, у меня все хорошо! Я не хочу есть, и мне нужно уйти сейчас, возможно, на всю ночь! Ты не волнуйся только, со мной ничего не случится, просто мне очень нужно!
        Девушка пододвинулась к бабушке и сжала ее загрубевшую, сухую руку обеими ладонями. В голосе ее звучала неприкрытая мольба, а в глазах дрожали слезы.
        - Ды што ж такое здарылася з маімі ўнукамі? Куды ж ты на ноч, унучачка?
        - Не спрашивай, бабушка!  - Мира соскочила с кровати и заметалась по комнате.  - И Степику ничего не говори. Я сама скажу. Завтра.
        Баба Нина неодобрительно покачала головой, но спорить не стала.
        Мирослава оделась и выбежала из дома.
        Звенящее безмолвие царило кругом. Снег скрипел под ногами. Мира очень спешила, вспотела, дыхание сбилось, а желание увидеть Вадима с каждым шагом становилось сильнее, превращаясь в жизненную необходимость. Заснеженное поле казалось пустыней, которую ей никогда не перейти. Лес чудился непреодолимым препятствием. И как бы она ни вглядывалась вперед, свет дома на хуторе рассмотреть не удавалось.
        Мире казалось, стоит миновать поле и пройти лес, и все в ее жизни изменится, изменится кардинально и навсегда. И никогда, никогда больше она не будет одинокой!
        У кромки леса Мирослава увидела мелькнувшую тень. Но не испугалась, как раньше. Теперь она знала, кто это.
        Как бывало не раз, сердце кольнуло тревожное предчувствие беды. Мира бросилась бежать, не чувствуя холода и набившегося в ботинки снега.
        - Мира!  - услышала его голос, сильный и звонкий, разбивший морозную тишину ночи.
        Преодолев последние метры, они упали друг другу в объятия. Вадим подхватил девушку на руки и сильно прижал к себе, она обвила руками его шею и уткнулась лицом в воротник его куртки.
        Отступали страх, тревоги, беспокойство и угрызения совести. Назад дороги не было. Мира не знала, что ждет ее завтра. Но с ним не страшилась ничего.
        - Я боялась, что не найду тебя на хуторе!  - прошептала она.
        - А я боялся, что ты не придешь! Не смог сидеть и ждать, решил пройтись до твоего дома…
        Они замолчали на миг, глядя друг на друга. Мира подняла голову и легко коснулась губами его губ.
        - Как там дома дела?  - спросил Вадим и опустил ее на землю.
        - Кажется, о том, что я не ночевала, никто не знает. Степик пришел позже меня, но…
        - Но что?
        - Он за весь день не сказал мне ни слова, а ведь мы не ругались. И так смотрел на меня… Кажется, он подозревает что-то!  - перешла на шепот девушка.  - Я боюсь, Вадим,  - честно призналась она.
        Мужчина обхватил ее обеими руками за плечи и прижал к себе.
        - Чего? Уж не думаешь ли ты, что он способен навредить тебе?
        Девушка тряхнула головой.
        - Он может сделать что-нибудь тебе.
        - Ну, я ведь не маленький, могу за себя постоять!  - беспечно произнес Вадим.  - Не волнуйся, не думай об этом! Все будет хорошо! Пойдем!
        Ничто не нарушало застывшего безмолвия морозной ночи, хоть Вадим оглядывался несколько раз, будто в самом деле опасался увидеть Степика и его друзей.
        Значит, Мирин братец все же не дурак и понял, в чем дело! Из достоверного источника Вадим знал, что Степик, Гарик и Леша кое-что подозревали. Знал он также и то, что они не станут сидеть сложа руки. Что-то обязательно произойдет! Вадим был готов к этому. Все к лучшему. Жаль только, времени оставалось катастрофически мало!
        В маленьком домике, как всегда, было тепло и уютно. Мира подошла к печке-голландке и, стащив рукавички, прислонила озябшие ладони к горячей стене. Она видела, как Вадим задвинул засов на калитке, а потом и в сенях. Значило ли это, что он воспринял ее слова всерьез относительно Степика? Или это обычная мера предосторожности, ведь хутор отдален от деревни и кругом окружен дремучим лесом?
        Мира предпочла бы второе. Она гнала прочь мысли о Степике, пусть и знала, что завтра ей придется что-нибудь рассказывать ему. Вот только что и как? Ох, как же хотелось, чтобы сегодняшняя ночь длилась бесконечно, а завтра не наступило никогда!
        - Замерзла?  - заботливо спросил Вадим и поставил самовар.
        - Да, немного,  - девушка застенчиво улыбнулась, наблюдая за его действиями и чувствуя, как покой постепенно воцаряется в душе. Обманчивый покой, завтра от него не останется и следа, но пусть это и будет завтра, а сегодняшняя ночь принадлежит только им двоим. Ни Степику, ни Старым Дорогам, ни целому миру в ней нет места.
        - Сейчас я заварю чай, а вообще у меня есть идея получше,  - Вадим улыбнулся ей и, оставив самовар, подошел к буфету, открыл дверцу и извлек оттуда початую бутылку настойки.
        - За спаивание несовершеннолетних меня, конечно, могут посадить, но…  - с сомнением начал он.
        Мира рассмеялась.
        - Уж не думаешь ли ты, что я никогда не пила спиртного? Я не такой уж и невинный ребенок, каким ты, возможно, меня вообразил!  - заявила она.
        - Да неужели?  - удивленно приподнял бровь мужчина, а в глазах его заплясали веселые искорки.  - И насколько же ты искушена во взрослой жизни?
        - Ой!  - воскликнула девушка, прижав пальцы к губам, не сразу осознав собственную оплошность.
        Вадим засмеялся.
        - Ах, Мира, Мира! Какой же ты еще ребенок,  - без особого сожаления сказал он и налил в два стакана немного настойки.
        - Это плохо?  - серьезно спросила девушка.
        - Нет. Плохо, когда жизнь раньше времени заставляет становиться взрослым. А когда юность цветет в душе и ничто ее не омрачает, это хорошо!  - мужчина улыбнулся.  - Ну что? Прошу к столу,  - произвел пригласительный жест рукой.  - Вчера мы не проводили старый год, зато сегодня есть возможность отметить наступление нового.
        Мира села на табуретку, а Вадим снова вернулся к буфету и поставил на стол тарелку с фруктами.
        - Может, ты покушать хочешь?  - спросил он заботливо.  - Я сегодня готовил что-то…
        Но девушка отказалась. Кажется, с самого утра у нее ни крошки не было во рту, но и сейчас она вряд ли смогла бы что-то проглотить.
        Вадим сел на стул и пододвинул Мире стакан с настойкой.
        - Ну что, Мира, за Новый год?  - улыбаясь, спросил он, поднимая свой стакан.
        - За Новый год…  - повторила она.  - И за тебя,  - тихо добавила.
        Взгляды их встретились.
        Вадим выпил залпом и потянулся к мандаринам.
        Мира сделала несколько глотков и взяла очищенную половинку мандарина, которую он протянул ей. Они молчали, то и дело поглядывая друг на друга.
        - Вот, блин!  - внезапно воскликнул мужчина, нарушая тем самым молчание.  - Совсем забыл, у меня же есть подарок для тебя!
        - Не надо подарков!  - запротестовала девушка.  - Это уже не первый, и мне неловко, поскольку я не могу ничего подарить тебе…
        - Что за глупости!
        Он засунул руку в карман брюк и протянул ей на ладони голубой бархатный футляр. Такой маленький, квадратный, в каких обычно дарят кольца или серьги.
        - Ну же, Мира, я обижусь, если ты его не возьмешь!
        Девушка взяла коробочку и осторожно открыла ее. На белом атласе красовались серебряные сережки. Бирюза и фианит, закованные в серебро и соединенные между собой почти невидимыми звеньями.
        - Знаешь, я все время думал, что такое твои глаза… И почему они мне кажутся столь необычными, а они как раз бирюза и фианит, слившиеся воедино. Я совершенно случайно оказался на днях в ювелирном магазине и, когда увидел эти серьги, сразу вспомнил о твоих глазах. Хочешь примерить?
        Мирослава кивнула.
        - Вон там есть небольшое зеркало,  - указал Вадим ей за спину.
        Мира подошла к зеркалу. Легко сняв серебряные кольца, вдела в уши сережки, подаренные Вадимом.
        Мужчина подошел к ней вплотную и стал за спиной, любуясь отражением в зеркале. Осторожно убрав за ухо выбившуюся из косы прядь светлых волос, он коснулся пальцами сережек.
        - Они удивительно подходят к твоим глазам,  - заметил он.
        - Спасибо,  - Мира улыбнулась.
        - Пожалуйста,  - улыбнулся Вадим в ответ.
        Девушка подняла руку и нерешительно коснулась пальцами его руки, все еще удерживающей сережку.
        В зеркальном отражении их взгляды встретились.
        Она осторожно погладила его пальцы, и их руки переплелись. Мира прижала его ладонь к своей щеке. Но вдруг улыбка погасла на ее лице, а в глазах отразились печаль и страх. Вадим не мог не заметить этого.
        - Не думай ни о чем, Мира,  - тихо сказал он и, склонившись, прижался щекой к ее виску.  - Хотя бы сегодня забудь обо всех тревогах. Просто будь со мной.
        Мира кивнула и, теснее прижавшись к нему, уткнулась щекой в его грудь.
        Вадим обнял ее.
        - Так хорошо с тобой,  - прошептала девушка.  - Если бы можно было до конца жизни вот так и остаться в кольце твоих рук…
        «Если бы можно было…» - пронеслось в голове мужчины.
        «Если бы можно было…» - подумал он с сожалением.
        Но это невозможно. Этому не бывать никогда. А между тем, все сильнее сжимая ее в объятиях, он отчетливо понимал, как хотел бы никогда не размыкать их.
        Как-то отстраненно Вадим подумал об Ирине.
        После университета, вернувшись в райцентр, он устроился на приличную работу. Дед Максим к тому времени умер, и Вадим перестал бывать на хуторе. Студенческие годы, жизнь в столице закрутили его, а потом первые рабочие будни, самостоятельная взрослая жизнь, любовь…
        Они с Ириной родились и выросли в одном городе. Она оканчивала университет и собиралась стать юристом. Порядочная, красивая, умная, девушка идеально подходила на роль жены и матери его будущих детей. Однажды выяснилось, что она знает деревню Старые Дороги. Там жила пожилая родственница Ирины, которую иногда навещала она сама или ее родители. О вражде между деревней и хутором девушка ничего не знала и ни с кем из деревенских не была знакома.
        Позже Вадим ей рассказал обо всем, и она поверила, что в Старых Дорогах жили люди, заслуживающие наказания. Ирина любила молодого человека и, проникшись его историей, смогла распознать боль и обиду, таившиеся в сердце Вадима, которые он умело прятал за беспечной широкой улыбкой и веселым блеском глаз.
        Он думал, что любит Ирину, но та нежность, которую пробуждала в нем Мира, не сравнима ни с чем. Именно она двигала его поступками, которые он не мог объяснить, поскольку в них не было логики, они возникали не по плану. Ему нравилось дарить Мире подарки и радоваться ее детскому восторгу. Он наслаждался ее смехом, забываясь, желая слышать его бесконечно. И прекрасно знал: девушка уйдет из его жизни если не по собственной воле, то по воле своего брата. А он не хотел ее отпускать. И сейчас, находясь рядом с ней, в ее объятиях, готов был со всем примириться, все простить, забыть. Видя глаза девушки, светящиеся любовью, готов был поверить в чудо.
        - Поцелуй меня,  - попросила она, отрываясь от его груди и поднимая к нему глаза.
        Ее губы слегка приоткрылись, обнажая ровные белые зубы, а глаза смотрели в его глаза, не мигая. Вадим прикоснулся губами к ее губам, Мира, привстав на цыпочки, обвила руками его шею и теснее прильнула. Не закрывая глаз, Мира видела улыбку, прячущуюся в уголках его губ. Он дразнил ее, а ее сердце колотилось в груди, как сумасшедшее. Неведомая доселе дрожь желания, пробегая по телу, заставляла коленки подгибаться.
        И снова легкий короткий поцелуй…
        Игры кончились. Вадим вдруг понял, что теряет над собой контроль. Он держал в объятиях трепещущее юное тело, которое безумно хотел. Обхватив ладонями ее голову, он впился в ее губы страстным, глубоким поцелуем. Его язык, проникая в рот, затевал чувственную игру с ее языком. А она все прижималась к нему и прижималась…
        - Мира,  - выдохнул мужчина ее имя, обжигая горячим дыханием.
        Его руки ласкали ее спину и, поднимаясь вверх, зарывались в волосы. Он успел стянуть резинку, которая удерживала их в косе, и теперь они светлой шелковистой массой струились вдоль спины.
        Вадим подхватил ее на руки и отнес на кровать, наполовину скрытую ситцевым пологом. Опустив девушку на горку подушек, снова припал к ее губам.
        Пальцы быстро и ловко расстегнули маленькие пуговицы на ее кофте и распахнули полы. Под кофточкой была еще водолазка, но она не остановила мужчину. Приподняв ее, он коснулся пальцами атласной кожи живота, погладил его и скользнул вниз.
        Услышав Мирин полувздох-полустон, поднял голову и встретился с ее взглядом.
        Стал отстраняться.
        Вадим провел рукой по лицу, будто желая прогнать наваждение.
        - Извини, Мира, я… Мне не надо было… Я увлекся. Я не должен…  - он хотел встать и отойти, но девушка удержала его за руку. Стремительно поднявшись, она прижалась к нему.
        - Пожалуйста, ничего не говори,  - зашептала ему в ухо.  - Тебе не за что извиняться, я не маленькая и меня не обижает то, что ты хочешь меня. Более того, я тоже тебя хочу… Не хочу, чтобы ты останавливался,  - коснулась губами его уха.  - Не хочу, чтобы ты в чем-то винил себя…
        Вадим остановил ее.
        - У тебя ведь не было до этого никогда.
        Это был не вопрос, а утверждение.
        - Я не хочу делать тебе больно.
        Мира улыбнулась и медленно сняла с себя водолазку.
        - Тогда постарайся, чтобы больно не было…  - тихо сказала.
        Она стояла на коленях и смотрела на него. Он не смог выдержать ее взгляда. Опустив глаза, Вадим увидел, как под кружевными чашечками бюстгальтера поднимается и опускается ее маленькая грудь. Ее руки безвольно висели вдоль тела, а пальцы подрагивали.
        Вадим снял с себя свитер, потом расстегнул рубашку.
        Качнувшись к ней, обнял ее, припав губами к шее. Мирослава закрыла глаза, обвила руками его шею, крепче прижимая к себе, и запрокинула голову назад, позволяя ему ласкать ее тело…
        Стояла глубокая ночь. За стенами от мороза трещали деревья, одинокий волчий вой нарушал тишину. Наверное, именно он вывел Миру из полусонного состояния, в котором она пребывала. Уставшая, расслабленная, счастливая…
        Девушка открыла глаза. Она лежала на той самой кровати за ситцевым пологом, куда Вадим отнес ее, укрытая одеялом. Она не могла вспомнить, когда они успели расстелить постель или погасить свет. В какой-то момент весь мир перестал существовать, поэтому некоторые события напрочь улетучились из головы… Но главное помнила. Помнила по секундам, по мгновениям, по ощущениям…
        Мирослава подняла голову. На столе одиноко мерцала свеча. Глубокие тени дрожали на стенах и потолке. И ни движения, ни шороха, ни звука. В какой-то момент Мире показалось, что она одна. Чувство вселенского одиночества пронзило душу, и стало трудно дышать. Вдруг Вадим ушел и оставил ее одну на хуторе, посреди ночи, леса, мира? Девушка резко обернулась и тут же наткнулась на его взгляд. Задумчивый, внимательный, серьезный.
        Вадим не ушел, он был здесь же, в постели, рядом с ней. Лежал, подперев голову рукой, и не мигая смотрел на нее.
        - Привет,  - улыбнулась она и попыталась убрать волосы, ниспадающие на лицо.  - Кажется, я слышала волчий вой.
        Вадим кивнул.
        - Я тоже слышал. Бродят небось вокруг хутора. В лесу есть нечего, вот и подходят к человеческому жилью…
        - Бр-р-р! Не хотела бы я сейчас оказаться там,  - поежилась девушка и пододвинулась к нему.  - О чем ты думаешь?  - спросила.  - Когда я обернулась, у тебя было такое выражение лица, как будто ты что-то решал для себя. Это связано со мной?
        Мужчина улыбнулся.
        - Надеюсь, я не причинил тебе боли?  - спросил он.
        Мира прижалась щекой к его груди.
        - М-м-м…  - задумчиво протянула она, сосредоточенно сдвинув брови.  - Не помню, чтобы мне было больно. Мне было так…
        - Как?
        - Очень хорошо,  - прошептала девушка и потерлась щекой о его грудь.  - А тебе?  - почему-то ее очень волновало это. И она хотела услышать ответ.  - Тебе было хорошо со мной?
        - А как ты думаешь?
        - Честно говоря, я была в таком состоянии, что вряд ли смогу сказать со всей определенностью. Я… Ну как бы это сказать…  - Мира смущенно опустила глаза.  - Наверняка у тебя были куда более опытные девушки, чем я!
        Он рассмеялся и, откинувшись на подушки, потянул Миру на себя.
        - Возможно,  - согласился.
        Улыбка стала медленно увядать на Мириных губах.
        А в глазах мужчины заплясали веселые искорки.
        - Но сейчас не могу вспомнить никого, с кем бы мне было так же хорошо, как с тобой! Я и не знал, что так может быть…
        Стыдливый румянец выступил на щеках девушки, она опустила глаза.
        Несколько секунд Вадим вглядывался в ее лицо, вглядывался так, будто хотел навсегда запомнить его именно таким: юным, смущенным, прелестным, одухотворенным. Он хотел навсегда запомнить особенный свет, льющийся из ее глаз. Свет счастья и любви. Неподдельный, искренний, настоящий. Она любила его! Вадим только сейчас до конца осознал это.
        - Мира, поцелуй меня,  - охрипшим голосом попросил он.
        Девушка склонилась к его лицу и прижалась губами к его губам. Ее грудь коснулась его груди, и желание обладать ею вновь вспыхнуло в нем. Подняв руки, Вадим обхватил ладонями ее бедра и теснее прижал к себе.
        Он не хотел, чтобы эта ночь заканчивалась. Пусть бы длилась и длилась много лет… Не хотел отпускать Мирославу теперь. Он хотел, чтобы она осталась с ним до конца дней…
        Ночь закончилась внезапно.
        Мире пришла пора возвращаться домой. На глаза наворачивались слезы, когда девушка одевалась и приводила себя в порядок, а сердце разрывалось на части. Все внутри протестовало против ухода отсюда, но остаться было невозможно. Они оба знали об этом.
        Мира то и дело поднимала глаза на Вадима, но он упорно опускал свои, не в состоянии вынести ее взгляда. Наверное, никогда в жизни ему не было так тяжело, как сейчас…
        А ей хотелось смотреть и смотреть на него, чтобы навсегда запечатлеть его образ в своей памяти.
        Вадим решил проводить Миру до деревни. Мороз к утру усилился. Все вокруг сверкало, покрытое инеем. Снег скрипел под ногами.
        Прекрасен был мир, но Мирослава не замечала ничего вокруг. Слезы ручейками сбегали по щекам. Из-за них она почти ничего не видела перед собой, то и дело спотыкалась, а неминуемое предчувствие беды росло и росло в груди.
        Они молча дошли до огородов.
        Вадим обнял Миру и крепко прижал к себе.
        - Мира,  - погладил ее по голове, как маленькую девочку.  - Мира, послушай, я не хочу тебя отпускать. Но если ты сейчас не вернешься домой, Степик и его друзья штурмом возьмут хутор. И я очень удивлюсь, если они явятся без милиции. Но мы расстаемся не навсегда. Ты ведь еще не уезжаешь, и я буду здесь, пока ты будешь. Если сможешь прийти сегодня вечером, буду рад. Если не сможешь, я все равно буду ждать тебя. Ничего не бойся, Мира. Ни о чем не беспокойся. Со мной все будет хорошо. И с тобой тоже… А остальное как-нибудь образуется,  - говорил и говорил он.
        Девушка согласно кивала, а сил оторваться от него все равно не находила.
        - Мира,  - обратился к ней снова Вадим.
        - Да, да! Прости,  - она попыталась унять слезы.  - Я приду. Как-нибудь я постараюсь все уладить со Степиком. И я приду. Только будь осторожен!  - прошептала.
        Вадим поцеловал девушку и пошел прочь.
        - Я люблю тебя,  - одними губами молвила Мирослава.
        Она смотрела вслед Вадиму до тех пор, пока его фигура не слилась с темнеющей громадой леса, а потом вытерла слезы и, сгорбившись, словно на плечи ей легла вся печаль мира, двинулась к дому.
        ГЛАВА 14
        В окне передней комнаты горел свет. Притворив калитку, ведущую во двор, Мира, чувствуя, как гулко стучит сердце, на мгновение прислонилась к ней спиной. Она не надеялась, что Степика не будет дома, и была уверена, что не бабушка оставила свет включенным, дожидаясь внуков.
        Закрыв глаза и глубоко дыша, девушка пыталась унять боль в сердце. Она боялась идти домой. Хотелось развернуться и бежать без оглядки обратно к хутору и никогда, никогда больше сюда не возвращаться. Бабушкин дом казался ловушкой, из которой, переступив порог, выбраться не сможет.
        Но идти было надо. И покончить с этим!
        Тяжело вздохнув, Мира поплелась к дому, поднялась на крыльцо, отворила входную дверь. Уже на пороге услышала, как в лесу снова завыл волк… Волна страха прокатилась по спине. Мирослава переступила порог и захлопнула за собой дверь.
        Яркий свет ослепил ее. Девушка на мгновение зажмурилась, стянула шапку и обернулась.
        Прислонившись плечом к дверному косяку, стоял Степик, сосредоточенно глядя на подарок Вадима, которым поигрывал. Ее подарок. Маленький домик среди заснеженного леса. Сердце девушки сжалось. Первым порывом было броситься к нему, выхватить подарок и прижать к груди, но она не сдвинулась с места. Так и осталась стоять у двери.
        - Пришла?  - подняв на нее тяжелый взгляд, медленно произнес Рудинский.
        - Да.
        Подарок, будто ненароком, выскользнул из рук Степика, упал на пол и разлетелся на осколки и блестки искусственного снега. Мира дернулась, словно ее ударили, но осталась стоять на месте. Только глаза отвела да сжала руки в кулачки в карманах куртки. Степик специально уронил подарок Вадима, и его, безусловно, было жалко, но им девушка могла пожертвовать, ведь это всего лишь вещь, пусть и подаренная любимым человеком.
        - Ну, что стоишь? Давай беги, собирай! Это же он тебе подарил? Что, на более ценное денег не хватило? Или только на это он и оценил тебя?  - хрипловато произнес Степик, и столько в его словах слышалось неприкрытого презрения, холодной ярости и уничтожающего отвращения, что Мира внутренне содрогнулась.
        Но она знала, что так будет. Знала, на что шла, переходя черту, предавая всех, ради Вадима. Она должна это вынести! Она все вынесет, все стерпит, лишь бы быть с Вадимом.
        - Какая же ты дура, Мира! Какая дура! Я тебе говорил, предупреждал, а ты… Ты повелась, как последняя идиотка! И что теперь? Он поимел тебя и бросил! Ему не нужно было прилагать особых усилий, не так ли? Ты сама, как сучка, бегала к нему! А притворялась такой святошей! Гарик, видите ли, поцеловал, оскорбил святую невинность! Конечно, куда Гарику до этого урода! Ты вообще соображаешь, что натворила?  - голос Рудинского сорвался на крик.
        В дальней комнате в своей постели зашевелилась баба Нина.
        - Да,  - спокойно произнесла Мирослава, смело поднимая на Степика глаза.  - Раз ты обо всем догадался, врать не имеет смысла, да, я понимаю, что наделала! Я понимала, на что шла! И знала, что будет!
        - Ты в своем уме? Как ты можешь вот так спокойно сейчас это говорить? Он же… Ты же знаешь, сколько вреда хуторские причинили деревне!
        - А деревня хуторским?  - с вызовом произнесла Мира.
        - Ах, вот, значит, как ты заговорила! Видно, здорово он успел запудрить тебе мозги! А ведь это предательство, Мира! Предательство, которое не прощается!
        - Почему?  - спросила девушка в безумной надежде все объяснить, заставить поверить ей и примирить враждующие стороны.
        - Почему?  - усмехнулся Степик.  - Ты передавала ему информацию о нас, рассказывала обо всем, что делается в деревне, с самым невинным видом втерлась в нашу компанию, вынюхивая, а мы подозревали девчонок… Господи, Мира, как ты могла!  - с горечью воскликнул он.
        Когда Степик с парнями вот на этой самой кухне строили предположения, кто же доносит еврею о планах ребят, Мира сидела за грубкой, якобы погруженная в чтение «Мастера и Маргариты», а сама небось смеялась над ними. У них даже в мыслях не мелькнуло, что предательницей может быть Мира. Степик был так уверен в этом, впрочем, уверенность стала таять, когда парни устроили ловушку на речке, в которую, к сожалению, враг не попался, а Мира с самого утра куда-то пропала. Тогда Степик и вспомнил о тех незначительных моментах, когда, возвращаясь домой, не заставал сестренку на месте. Конечно, ее объяснения всегда походили на правду, а у него не было причин в них сомневаться. К тому же Рудинский свято верил: как только еврей с хутора попробует подойти к ней, заговорить, обидеть ее, что-то предложить, она немедленно расскажет ему. Но Мира молчала и не выглядела ни встревоженной, ни озабоченной. Степик не придал значения ее заинтересованности хутором, списав это на детское любопытство. Но когда она исчезла, а они, обеспокоенные, отправились ее искать и нашли ее рукавички и мужской шарф, тогда Рудинский чуть с
ума не сошел от беспокойства. Оказалось - напрасно. Весь день Мира якобы просидела в доме соседки. Она очень удивилась их обеспокоенности и вела себя так, как будто ничего не произошло. Но именно тогда до Степика дошло - его сестра врет. Что-то случилось на речке, а Мира уверяла, что не была там.
        Но, даже поняв очевидное, парень не мог поверить, что врет Мира осознанно. Может быть, хозяин хутора угрожал ей, принуждал, может быть, она боялась признаться в чем-то брату? Так хотелось верить в ее правоту, но она врала, не моргнув глазом. Мира оказалась «засланным казачком», которого они искали. Это открытие не могло не ранить, больно ранить, вызвав внутри Степика взрыв негодования, непонимания, боли, обиды, горечи, презрения. Лишь доказательств не было. Он не мог и не хотел верить в предательство сестры, но и ей верить тоже не мог. Степик поделился подозрениями с друзьями, те решительно отвергли их. Разве такое возможно? Разве могла Мира, юная, невинная, прелестная девочка пойти на такое? Нет, они не могли в это поверить, но проверить не отказались. В новогоднюю ночь Мира не пошла с братом, как собиралась. Зайдя после полуночи домой, Степик был уверен, что не застанет сестренки. Но она не ушла, только это не обнадежило парня. Он вернулся к ребятам. Пил водку и не пьянел, смотрел на веселые, раскрасневшиеся лица девчонок, а тяжелые мысли о Мире не давали расслабиться. Они камнем ложились на
сердце. Терзали душу. Рудинский представлял Миру рядом с хозяином хутора и сжимал кулаки от бессильной ярости и досады. Где они пересеклись? Как? Когда? И как мог он, Степик, проглядеть? Невыносимо было думать, что между ними что-то есть, но еще сложнее осознавать то, что урод с хутора сумел обставить их и отомстить таким подлым способом.
        Ближе к утру Степик вернулся домой и обнаружил Миру в постели. Но ее присутствие не убедило его ни в чем. В передней комнате еще не высохли лужицы растаявшего снега с ботинок девушки. Ясно: Мира уходила и лишь недавно вернулась. Весь следующий день, страдая похмельем, Рудинский все же не сводил глаз с Миры и видел, как она мается и тяготится нахождением в доме брата, ждет не дождется, когда же он уже уйдет. Выходит, всего за несколько дней хозяин хутора стал очень важен для нее, важнее Степика в сотню раз. Поверить и смириться с этим парень не мог. При одном лишь взгляде на ее задумчивое, отрешенное лицо холодная ярость закипала в его душе. Злые слова, полные обвинений и оскорблений, так и рвались с губ, но Степик сумел сдержаться. Ему нужны были доказательства. Он все хотел увидеть собственными глазами. Надежды на то, что подозрения могут оказаться ложными, почти не осталось, но где-то в глубине души Степик не мог принять очевидное.
        С наступлением темноты он ушел из дома, предварительно сговорившись с друзьями. Они решили проследить за Мирой. Девушка не заставила себя долго ждать. Прошло немного времени, и они увидели, как она вышла из дома и, воровато оглядываясь, через огороды побежала к лесу, к хутору. Она бежала так, как будто за ней демоны гнались. Падала и поднималась и продолжала бежать, словно боялась, что ее могут задержать, остановить, не пустить…
        Ребята едва удержали Рудинского, рвавшегося на хутор. Опасались, что он может наделать глупостей себе же во вред. Втроем они понимали: молодец этот еврей, придумал хороший план и здорово отомстил им через Миру. Заставил их бессильно сжимать кулаки от бешенства и досады. Проклиная все на свете, чувствовать себя беспомощными и растоптанными, побежденными. Но ни на мгновение им не пришло в голову, что могли ошибаться.
        Они не пошли на хутор. Собирались дождаться Миру дома и заставить ее во всем признаться. Но Степик решил, что сам разберется с ней. Он боялся, что может не совладать с собой и сказать или сделать что-то такое, за что потом будет стыдно перед товарищами. К тому же Мирослава была его сестрой.
        Гарик с Лешей ушли, и Степик вернулся домой ждать Миру. Медленно текло время. Степик мерил шагами переднюю комнату, сидел за столом, обхватив голову руками и борясь с глухой яростью, граничащей с ненавистью, что клокотали в груди. Выходил на крыльцо, проветривал голову. Сестренки все не было, и он чувствовал, как с каждой прошедшей минутой что-то словно умирает внутри. Терпение испарялось. Нестерпимо хотелось пойти на хутор, подкараулить обоих, а потом… Что бы он мог сделать потом, Степик не представлял. Как будто о чем-то вспомнив, зашел в дальнюю комнату, зачем-то перерыл постель Мирославы, словно в ней пытался найти доказательства предательства сестры. И в самом деле нашел. Подарок. Догадаться, чей он и от кого, не составило особого труда. Степику захотелось тут же разбить этот стеклянный шар, бросив в стену, растоптать, но он сдержался.
        А потом пришла Мира. Рудинский с первого взгляда на нее понял, что произошло на хуторе и как далеко зашло.
        Тут он и позволил ярости, гневу и обиде вырваться на свободу.
        - Я не…  - попробовала возразить Мира.
        - Не смей мне врать!  - угрожающе подняв руку, перебил ее Степик.  - Я все знаю!
        - Нет, это я все знаю, например, то, что вы устроили на речке!
        - Что?  - не понял Степик.
        - Вы хотели, чтобы Вадим провалился под лед, чтобы шел к деревне и провалился, а знаешь ли ты, что провалился не он, провалилась я. И если бы не он, я не знаю, что со мной было бы. Вернее, знаю. Пока ты и твои дружки спохватились бы, я бы замерзла или утонула! Ты ублюдок, Степик! Ты мерзкий сукин сын!
        - Мира, это ты мне сейчас говоришь?  - горько усмехнулся Рудинский.  - А ведь ты мне была ближе родной сестры!
        - Да, была! И думала, что лучше тебя нет на свете никого, но оказалось, это не так!  - не дрогнувшим голосом произнесла девушка.
        Степик невесело засмеялся.
        - Значит, вот так, да? Ладно! А ты уверена, что западню на речке устроили мы? Ты видела, как мы это делали? А что, если ее подстроил он? Для нас? Или для тебя, специально, чтобы ускорить действие своих чар и выглядеть в твоих глазах героем! Ты провалилась - он тебя спас! Идеальная история. Злодеи, красавица и герой! Хэппи-энд! Мелодрама!
        - Ты все врешь!  - выкрикнула Мирослава, теряя самообладание.
        - Конечно, а он говорит правду! Он молодец, нет, реально, его план достоин восхищения! Я даже готов аплодировать ему!  - Степик и в самом деле несколько раз хлопнул в ладоши.  - Но это еще не конец! Отнюдь не конец!  - мрачно и зло процедил он.  - Раздевайся и ложись спать!  - холодно бросил Мире.
        Уязвленное самолюбие, растоптанная гордость взывали к ответным действиям. Они застилали разум и глушили голос сердца. Ярость ослепляла его. Он не слышал слов Миры, не замечал ее слез. Рудинский хотел причинить ей боль, хотел уничтожить ее, растоптать. Степик презирал и ненавидел ее куда больше, чем хозяина хутора. Ведь это она, только она была во всем виновата. Это она все разрушила. Понятно было, ее никто не принуждал, не угрожал. Мира знала, что делала. В один миг она стала ему чужой, и Степик, не задумываясь, хотел нанести ей ответный удар. Чувствуя собственную беспомощность, невозможность что-либо изменить, он хотел ее ударить, чтобы стереть с ее лица жалкое выражение боли и страдания. Она страдала, да, но не потому, что предала его, а потому что переживала за своего любовника…
        - Нет!  - испуганно вскрикнула она.
        Рудинский подошел к вешалке, снял куртку и стал одеваться.
        - Степик, что ты задумал?  - спросила девушка, не сводя с него глаз.
        Тот не ответил. Одевшись, достал мобильный и стал кому-то звонить. Кому, в общем-то, не сложно было догадаться. Обменявшись с друзьями короткими фразами, обернулся к сестре и шагнул к двери.
        - Уйди с дороги, Мира!  - сказал он.
        Девушка мотнула головой.
        - Степик, пожалуйста, не надо!  - пролепетала она.  - Пожалуйста, оставь его в покое! Пожалуйста, не трогайте его!  - заплакала в голос.
        - Я сказал, уйди с дороги!
        Рудинский сделал еще шаг, схватил Миру за руку и оттолкнул в сторону.
        - Собирай вещи, ты сегодня едешь домой!
        - Нет! Я никуда не поеду!  - закричала девушка, снова бросившись к двери, чтобы никуда не пустить брата.
        Степик оттолкнул ее опять, не рассчитывая силы, не сдерживая клокотавшей в груди ярости и не думая о том, что Мира всего лишь девочка… В тот момент она была исчадием ада, мерзкой предательницей, еврейской потаскухой… Ему хотелось уничтожить и ее, и ее любовника.
        Мира ударилась о печь головой, но боли не почувствовала. Оттолкнувшись от печи, снова бросилась к Рудинскому, который уже выходил в сени, и схватила его за куртку.
        - Нет, нет, нет! Я никуда не поеду! Ты не имеешь права меня заставлять!  - кричала девушка, цепляясь за брата и пытаясь его удержать.  - Степик, пожалуйста, я люблю его!..  - вырвалось у нее.
        Но Рудинский не слышал ее, не желал слышать. Оттолкнув в очередной раз, захлопнул за собой дверь. Оказавшись на полу, Мира тут же вскочила на ноги и бросилась за ним. Выбежала в сени и уткнулась во входную дверь. Дернула ее, налегла, забарабанила по ней кулачками, пнула в бессильном отчаянии ногой, но напрасно! Степик запер дверь на замок с обратной стороны.
        Рыдая навзрыд, девушка осела на пол.
        Прошло немного времени, дверь в сени открылась. Мира отвернулась, не желая, чтобы бабушка видела ее лицо.
        - Міра, унучачка мая!  - всплеснула руками баба Нина.  - Ды што ж гэта такое! Ды што ж гэта робіцца! Што з вамі парабілася? Дзе Сцяпан? Чаго ты тут?  - схватившись за голову, причитала старушка.
        Мира плакала, всхлипывая, и не могла произнести ни слова.
        Бабе Нине с трудом удалось поднять ее на ноги и увести из холодных сеней в дом. Уложив внучку на кровать, старушка разула ее, укрыла, все время причитая и качая головой. Она, конечно, ничего не понимала, была потрясена и испугана и не знала, что делать и куда бежать. И все же поверить в то, что произошло нечто по-настоящему страшное, не могла. Внуки повздорили между собой, Степик небось погорячился, может, выпивши был. Но он вернется, успокоится, и все снова будет в порядке…
        Мира плакала и не могла успокоиться. И лежать не могла. Ей надо бежать! Бежать на хутор, к Вадиму! Ей надо быть с ним! От тревоги и ужасного предчувствия беды болело сердце, разрывалось на части, не давая дышать… Степик и его дружки что-то обязательно натворят! Эти самовлюбленные болваны ни за что не простят Вадиму своего поражения! И не поверят, что в его действиях не было никакого зла! Им невдомек, что она не сможет уже жить без Вадима, раз и навсегда подарив ему свое сердце, свою душу, свое тело.
        Мира корчилась в постели, словно ее истязали тысячи раскаленных ножей, от отчаяния, боли и невозможности помешать, остановить…
        Она не могла бежать! Она была заперта, и все, что ей оставалось, это терзаться в неизвестности и ждать…
        Когда-нибудь Степик вернется…
        Он вернулся, когда совсем рассвело.
        Бабушка, растопив печь, ворчала на кухне, сердясь на внука. А Мира, притихнув, обессиленная и опустошенная, лежала на кровати и воспаленными глазами смотрела прямо перед собой.
        Но как только хлопнула входная дверь и послышались голоса, тотчас же вскочила и выбежала в переднюю комнату.
        Степик пришел не один. Поляков и Юрьев тоже были с ним.
        Баба Нина ворчала на Степика, одновременно накрывая на стол к завтраку, потом вышла на улицу. Мира, намереваясь последовать за ней, сдернула с вешалки куртку, схватила ботинки и метнулась к двери. Рудинский не позволил ей сбежать. Перехватив ее у двери, с силой выдернул из рук куртку и ботинки, передал их Гарику.
        - Угомонись!  - процедил сквозь зубы и заставил девушку сесть на лавку.  - Давай ешь и начинай собираться! Вечерним рейсом ты едешь домой!
        - Я никуда не поеду!  - упрямо сказала Мирослава.  - Никуда не поеду, пока не схожу на хутор и не увижусь с ним!
        - Ты уже находилась на хутор, хватит! Тебе нечего там делать! И тебя никто там не ждет! Хутор пуст! Твой любовник смылся!  - отчеканил Степик.
        - Что вы с ним сделали?  - с отчаянием в голосе воскликнула Мира, приподнимаясь с лавки.
        Гарик, плотно сжав губы, отвернулся к печи. Леша опустил глаза.
        - Не поверишь, ничего мы с ним не делали!  - усмехнувшись, продолжил Степик.  - Он смылся, ты слышишь меня? Осуществил свой план и растворился в небытии, удовлетворив свое самолюбие! Ты поедешь домой, Мира! Поедешь, даже если мне придется силой тебя затащить в автобус! Честно говоря, меня тошнит уже от твоего убитого вида!
        Засунув руки в карманы джинсов, он отвернулся от девушки.
        - Отпусти меня,  - прошептала Мирослава, не желая верить брату.
        - Нет,  - сказал тот.  - И не забывай, у бабушки здоровье не железное, так что давай без истерик и сцен. Скажешь, что тебе нужно домой, соберешься и поедешь. Мы проводим тебя на остановку! Ты же понимаешь, если она узнает о хуторе и о том, что ты натворила… последствия могут быть самые плачевные! А я догадываюсь, что ради этого урода ты спокойно пожертвуешь и бабушкой, и чем или кем угодно, но я не позволю тебе натворить больше, чем ты уже натворила! Бабушка идет! Садись и ешь!  - приказал Степик и тоже сел за стол, пододвигая тарелку с дымящейся картошкой.
        Кутаясь в старенький платок, в дом вошла баба Нина.
        - Ну і мароз, ну і мароз!  - посетовала она.  - Да Хрышчэння яшчэ дзве нядзелі, а такія маразы! Кажуць, будуць яшчэ большыя! Ну, што вы тут? Памірыліся?  - спросила, внимательно вглядываясь в лица ребят.  - Сцяпан, ты чаго гэта зачыніў нас з Мірай? І чаго яна так галасіла? Вы мне, хлопцы, глядзіце, унучку маю я вам абіжаць не дам!
        Мира подняла к бабушке глаза, но Степик, перехватив ее взгляд, приподнял брови, безмолвно предупреждая молчать, и Мира тут же сникла.
        Странен и бесконечен был этот день.
        Как будто свет и тьма столкнулись в нем, как будто черное и белое вступили в противостояние. За окном все искрилось в серебре. Бесконечным и бездонным казалось синее небо, ослепительно играло солнце. А в доме, где угнетающая тишина и напряжение сводили с ума, было тоскливо и печально. Каждая минута казалась вечностью и, уходя, что-то уносила, отдаляла, отбирала…
        Мира сидела у окна уже не один час. Сидела неподвижно, глядя вдаль, но ничего не видела перед собой. Бабушка, узнав, что внучка уезжает так неожиданно и внезапно, разволновалась, но возражать не стала, понимая, что скоро каникулы закончатся, а Мире, возможно, и дома хотелось побыть, и подружек навестить…
        Под неусыпным взором Степика Мира собрала сумку. Гарик и Степик, после обеда посовещавшись о чем-то в сенях, ушли, оставив Полякова ее сторожить. Их присутствие девушке было невыносимо, но лучше уж терпеть их рядом, чем знать, что они где-то возле хутора поджидают Вадима. Мира ни на секунду не поверила в то, что он покинул хутор, сколько бы об этом ни твердили ребята. Он будет ждать ее сегодня, он обещал. Как заклинание, девушка повторяла про себя это снова и снова и молила Бога о возможности выбраться отсюда, сбежать…
        Миновал полдень, солнце огненным шаром стало клониться к горизонту, сумерки сгустились, баба Нина завозилась у грубки, разводя огонь.
        Отчаяние овладевало Мирой, вытесняя слабую надежду, не дающую сломаться. «Господи…» - подняла девушка глаза к потолку в немой мольбе.
        Хлопнула входная дверь.
        Послышались торопливые шаги в сенях…
        Вместе с холодным воздухом в дом влетела баба Маруся со сбившимся на затылке платком, без полушубка, в вечных резиновых сапогах и с каким-то странно перекошенным лицом. Она задыхалась, видно было, что торопилась очень, почти бежала, поэтому не сразу смогла заговорить, открывала рот, тяжело дыша, и указывала куда-то пальцем…
        Мира на мгновение глянула в ее сторону и снова отвернулась. Ее не интересовали проблемы пожилой женщины…
        - Хутар… гарыць…  - наконец смогла произнести та.
        Мирослава медленно обернулась. Поляков увидел в ее глазах черные, непроглядные озера нечеловеческого ужаса и почувствовал, как по спине побежали мурашки, но прежде чем он успел вскочить со стула и удержать девушку, она сорвалась с места, метнулась к двери и, как была, без шапки и куртки, бросилась во двор.
        Выбежав за калитку на огород, Мира заметила, как над лесом клубами валит черный дым.
        Хутор не горел, хутор уже полыхал, как факел! И там был Вадим! Вадим, который, не подозревая о преступных планах Степика и его дружков, ждал Миру. Они решили действовать наверняка, стерев с лица земли и хутор, и его хозяина…
        Мира бежала, не разбирая дороги и не видя ничего вокруг. Она не чувствовала холода и вряд ли осознавала, что на улице зима. Она спотыкалась, падала, катилась кубарем вниз, потом карабкалась вверх и снова бежала к хутору. К Вадиму. Господь Бог не мог быть так суров. Он не мог, подарив ей счастье, тут же отобрать его навсегда!..
        Только бы он жил! Господи, только бы он был жив! Она не сможет жить без него! Уже нет!
        Мирославе иногда казалось, что кто-то кричит, зовет ее, она останавливалась, оглядывалась, но никого не видела и продолжала бег…
        Лес закончился, жар ударил Мире в лицо. На мгновение ослепленная пламенем, девушка остановилась, зажмурилась, даже закрыла лицо руками, испугавшись развернувшейся картины. Вся мощь пожара, гул и треск пламени обрушились на нее, сквозь него доносились какие-то голоса, крики и вой Вулкана, который остался там, за забором, и спасти которого возможности не представлялось.
        Отняв руки от лица, Мира сделала несколько шагов к пожарищу. Какие-то темные тени мелькали впереди и вокруг…
        Мира побежала к ним, схватила кого-то за руку, заглянула в чье-то лицо, отшатнулась, снова побежала…
        - Вадим!  - что есть силы закричала.  - Вадим! Вадим!  - кричала она снова и снова, стараясь перекричать рев огня.
        Однако никто не отозвался, даже головы никто не повернул в ее сторону, будто ее и не было.
        Народу становилось все больше. Старики и молодежь со Старых Дорог спешили к хутору, толпились кучками, безмолвно глядя на то, как быстро пламя уничтожает маленький домик с резными ставенками, превращая его в груду тлеющих головешек.
        В отчаянии мечась среди людей и не видя лиц, Мира чувствовала, что все напрасно, напрасны и ее безумные надежды. Вадима больше нет. Он остался там, в бушующем огне… Не зря так ужасно выл волк. Видно, к смерти он выл!
        Остановившись и согнувшись пополам, Мира пыталась унять разрастающуюся в груди боль. Сознание туманилось.
        Подняв глаза, она смотрела на пожар, не мигая, как зачарованная, зная, что без Вадима не проживет ни дня.
        Выпрямившись, девушка шагнула вперед, к огню. Кто-то схватил ее за руку. Дернувшись, Мирослава обернулась, будто в тумане, увидела лицо Степика. Из-за слез, беспрестанно катившихся из глаз, но которых Мира не замечала, лицо брата казалось размытым и странным. Оно почему-то то отдалялось от нее, то приближалось. Это лицо олицетворяло собой все ее несчастья.
        - Мира!  - крикнул Степик и потянул ее куда-то за собой.  - Немедленно идем домой! Хватит уже устраивать спектакль! Все и так в курсе, отчего ты здесь носишься, как безумная, без куртки и шапки!
        Кто-то набросил ей на плечи куртку. Она не сомневалась, что этот кто-то - друг Степика. Никого из них видеть она не могла и не хотела. Они хладнокровно убили Вадима, а значит, и ее.
        - Ты убийца,  - прошептала девушка срывающимся голосом, глядя на Степика ненавидящим взглядом.  - Вы убийцы! Будьте вы прокляты! Что б вам умереть! Что б вам корчиться в самых ужасных муках и не знать пощады! Ненавижу вас! Ненавижу вас всех! Ненавижу!
        Вырвав свою руку из руки Степика, Мира, передернув плечами, сбросила куртку и оттолкнула Гарика, который хотел ее удержать. Увернувшись от Полякова, девушка услышала где-то вдалеке вой сирен. Это спешили пожарные. Но, по большому счету, они уже были не нужны. Спасать и тушить было практически нечего.
        В этот момент в пылающем доме обвалилась крыша, подняв в темное небо столб искр.
        - Мира, стой!  - крикнул Рудинский и шагнул в сторону сестренки, но его отвлекла Ирина. Их взгляды пересеклись.
        Девушка почти сразу отвернулась от него, но Степик успел прочесть в ее глазах жалость и презрение…
        - Мира!  - вдруг закричал рядом Леша.
        Рудинский обернулся на его крик и увидел, как Мирослава медленно, как сомнамбула, идет прямо к огню. Услышав окрик Полякова, она сорвалась с места и побежала.
        Парни, все трое, несколько секунд недоуменно смотрели ей вслед, не веря увиденному, потом, как по команде, бросились за ней.
        Поляков первым нагнал девушку опасно близко от бушующей стены огня, схватил в охапку, закрыл собой.
        - Отпусти меня! Отпусти меня сейчас же! Не смей прикасаться ко мне!  - кричала Мира, отчаянно вырываясь.
        Но Алексей, испуганный и потрясенный тем, что едва не совершила девушка, вцепился в нее мертвой хваткой и не отпускал, как она ни сопротивлялась, какими бы проклятиями и ругательствами ни осыпала его.
        Мира протягивала руки к горящему дому и желала только одного - оказаться в нем и умереть, чтобы соединиться с Вадимом. Но вырваться из рук Полякова не получалось. А потом еще Гарик со Степиком подоспели.
        Мира перестала сопротивляться, силы оставили ее, и она позволила увести себя с пожарища, только все хотела обернуться, чтобы в последний раз взглянуть на то, что осталось от домика, в котором вчерашней ночью она была так счастлива. С этим домом, с Вадимом, сгорели все ее мечты и надежды, сгорели ее счастье, ее сердце, ее душа…
        Отчаяние и боль захлестнули с головой. Боль разрасталась и усиливалась… Мира задыхалась, хватая ртом воздух, чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег.
        Отчего-то заложило уши. И шум, и людские голоса становились тише, дальше, все меркло перед глазами, кружилось и исчезало. Она падала в темную пропасть, не пытаясь ухватиться за что-либо, чтобы спастись. Последнее, что девушка успела почувствовать, прежде чем погрузиться в беспамятство,  - облегчение. Ну, вот и все! Наконец-то!
        ГЛАВА 15
        Начало августа - пора особая, особенно в деревне. Кажется, и лето вроде еще в разгаре, и вместе с тем какой-то легкой печалью и утомленностью дышит природа. И дни по-прежнему жаркие и знойные, а ночи уже прохладные, туманные, росистые. И ты по-прежнему радуешься теплу и солнцу и все же понимаешь: конец неизбежен.
        Солнце пряталось где-то далеко за горизонтом, и дневная изнуряющая жара уступала место вечерней прохладе. Затихали звуки, замирала природа… Лишь иногда отголоски людских голосов доносились откуда-то. Да слышно было, как журчит речка.
        К ночи от реки поднимался туман. А утром, тая под горячими лучами солнца, оставлял после себя на травах обильную серебристую росу.
        Сладко пахли травы и цветы.
        Так хорошо было в такое время выйти за околицу и побродить в тишине, предаваясь собственным мыслям…
        …Алексей Поляков, опершись о косу, вытер пот со лба. Вот уже неделю он находился в Старых Дорогах. В отпуске. Вместо того, чтобы поехать с друзьями на море, как запланировали несколько месяцев назад, Леша приехал сюда. И не пожалел о своем решении. Не потому, что бабушке требовалась помощь и она очень обрадовалась внуку. А потому, что уже в первый же вечер пребывания здесь по достоинству оценил и уединенность, и тишину, и всю прелесть деревенской жизни. Только здесь, под кровом бабушкиного дома, он смог осознать, как на самом деле утомил его бешеный ритм большого города, а бархатный сезон черноморского побережья, с его барами, дискотеками и тусовками, не принес бы ему того, что он нашел здесь.
        В Старых Дорогах не было Гарика и Степика, да и девчонок, которых знал с детства, Леша тоже не встретил. И, возможно, поначалу даже испугался этого. Но потом…
        Как было чудно, поднявшись с утра и умывшись, выпить свежего парного молока, которое бабушка специально брала для него у соседки. Заняться какими-нибудь незамысловатыми домашними делами, что-то прибить, подремонтировать, подправить, а к вечеру побродить по окрестностям, а потом ужинать с бабушкой на веранде под гул ос и мух, вьющихся у абажура, и вести неспешную беседу.
        А последние два вечера, когда жара немного спадала, Поляков потихоньку скашивал картофельную ботву на огороде. В деревне в последние годы обычно картошку выкапывали еще до сентября, пока не начинались дожди.
        И сегодня он тоже косил, уставая, останавливался, любовался простирающимися пейзажами. Затем, когда солнце скрылось за горизонтом, оставляя алеть закат, а на землю опустились фиолетовые сумерки, Алексей отнес косу во двор и, минуя огород, пошел к речке, сбивая на ходу луговые травы и цветы. Приближаясь к воде, Поляков слышал ее влажное дыхание и журчание. И так нестерпимо, как в детстве, захотелось опустить в нее ступни, плеснуть в лицо, умыться, обдать себя всего прохладной, несмотря на жаркие дни, водой. Где-то в глубине чащи из-под земли бил родник, который и служил истоком речушки.
        Стянув футболку, Алексей сбросил шлепанцы и ступил в воду, ощущая невероятное блаженство. Пройдя немного вперед, плеснул воды в лицо, провел влажными ладонями по волосам, потом стал черпать воду пригоршнями и поливать на грудь, на плечи. Шорты промокли, но он не обратил на это внимания. Оводы, которые в изобилии водились у реки, так и норовили впиться в кожу. Леша отмахивался, но уходить не торопился…
        Кругом было так тихо, до невозможности тихо.
        Вдруг, словно почувствовав какое-то движение за спиной, Поляков обернулся. Он увидел тонкий силуэт девушки…
        Она уходила по траве так, будто плыла. Белый сарафанчик, светлые распущенные волосы, легкая шифоновая шаль в руках… Она казалась бесплотным видением, лесной нимфой… Леша смотрел и смотрел ей вслед, забыв обо всем на свете, и не мог пошевелиться. Овод, впившийся в спину, заставил вздрогнуть и прийти в себя. Выбравшись из воды, Поляков сунул ноги в шлепанцы, поднял футболку и пошел за девушкой.
        Она не прибавляла шаг, но шла, не оглядываясь, не глядя по сторонам. На развилке дороги остановилась, будто колеблясь, не зная, пойти ли ей в лес, к сгоревшему хутору, или в деревню. Повернула к деревне.
        Поляков ускорил шаг, боясь упустить ее из виду. Она была не нимфой, не видением… Он знал, кто она…
        Мира. Конечно же, это была Мира!
        Поляков вдруг понял, что все эти дни, проведенные в Старых Дорогах, подсознательно надеялся ее встретить. Он понимал, что не сможет к ней подойти, не сможет посмотреть ей в глаза, но и оставить все как есть тоже не сможет. То, что случилось, не давало ему покоя. После пожара на хуторе, после того, как Мирослава оказалась в больнице, парни тоже уехали из деревни и по молчаливому согласию не вспоминали ни Миру, ни того, что произошло. Леша знал, Степику нелегко приходилось, ведь Мира - его сестра, но именно он, безжалостно и безоговорочно, первый отвернулся от нее, а Гарик Юрьев, обиженный и уязвленный, во всем его поддержал. Она предала их, и они больше не желали ни видеть ее, ни слышать о ней. Поляков с ними согласился, он тоже участвовал в той истории и тоже считал, что хозяин хутора здорово отомстил им, используя Миру. Сожженный хутор - самое малое, что они могли сделать в отместку. Леша был убежден в том, что, поступая так, они мстят за поруганную честь и обманутое доверие самой лучшей в мире девушки, и считал, что они в общем-то даже в чем-то герои, а Мира скоро все поймет и еще спасибо им
скажет. Леша так думал, пока не увидел ее на пожарище, и понял то, что Степику и Гарику не приходило в голову… Может быть, они и отомстили хуторскому, но вместе с этим сломали Мире жизнь. И благодарности, как и прощения за содеянное, не дождутся, даже если проживут не одну жизнь…
        Поэтому, бывая в больнице и справляясь о здоровье Мирославы, Алексей не пытался встретиться с ней, поговорить, как-то все объяснить. Врачи строго-настрого запрещали ей любые волнения и подумывали об операции, слишком туго она шла на поправку. А потом ее выписали и она исчезла. И теперь, так же, как и тогда, Леша понимал, что не сможет найти нужных слов, и не знал, зачем шел за ней по деревне, утонувшей в синем августовском вечере, зачем, остановившись в тени большого дерева, что росло через дорогу, стоял и смотрел на светящиеся окна дома Мириной бабушки…
        Иногда до него долетали неясные речи, это баба Нина что-то говорила, Мирин же голос так и не услышал. И только когда уже совсем стемнело и ночь убаюкала деревню, погасив окна домов, и в доме напротив тоже погас свет, Леша увидел, как девушка подошла к окну, собираясь притворить створки, и замерла, словно почувствовала устремленный на нее из темноты взгляд.
        - Вадим…
        Полякову показалось или Мира в самом деле произнесла это имя? Неужели она все еще верила и ждала, что Вадим действительно может вернуться? Сердце Алексея сжалось от жалости и бесконечной нежности к этой девочке.
        Мира еще долго стояла у окна, как будто надеялась, что из темноты ей откликнутся. Потом осторожно прикрыла створки и исчезла.
        Вернувшись домой, Леша застал бабушку дремлющей в кресле-качалке у телевизора. Не желая ее тревожить, он прошел в кухню и налил себе молока. Отрезав ломоть булки, присел к столу и стал есть, а в мыслях прокручивал встречу с Мирой. Как радостно встрепенулось его сердце, как воспарила душа! Ведь он любил ее, полюбил в тот самый миг, когда она вошла в комнату, где сидели он, Гарик и Степик. Тогда ему показалось, что комната вдруг озарилась каким-то неведомым светом, он еще растерянно оглянулся, не понимая, в чем дело, а дело было в ней… Он помнил, как она улыбалась одним уголком губ, как смеялась и как смотрела… Впрочем, не он один обратил на нее внимание. Гарику девушка тоже понравилась. И Гарик этого не стал скрывать, а Леша отошел в сторону, даже не попытавшись заинтересовать ее. Но, как оказалось, ни Гарик, ни Поляков не нужны были Мире. Леша часто задумывался, чем же ее сумел привлечь еврей с хутора? Он плохо его помнил, знал только, что тот был старше. Как же так вышло, что за короткий срок Мира отдала ему свое сердце, свою душу, всю себя? Для Алексея это оставалось загадкой. Гарик не простил
ее. А он?..
        - А дзе гэта ты быў, Алёша?  - в кухню вошла бабушка.  - Чакала-чакала цябе і ў агарод выходзіла…  - остановилась у стола.
        Заглянув в его полупустую чашку, она еще подлила молока, затем тщательно собрала ладонью крошки со стола, ссыпала их в пригоршню и отправила себе в рот.
        - Утамілася я нешта сёння! Бачыла, ты там скасіў усё…
        - Да, скосил… Я к речке ходил, так захотелось ополоснуться!  - проговорил внук.
        - А, харошае дзела! А я толькі хацела сказаць табе, што на лаўцы ў двары вада ў балеі стаіць, нагрэлася за дзень, можна памыцца! Ну, я пайду спаць, а ты зашчапіся…
        - Хорошо. Бабушка…  - окликнул Поляков старушку, когда та уже выходила из кухни.
        Пожилая женщина медленно обернулась.
        - Бабушка, а Мира давно здесь?  - спросил он.
        - Міра?  - переспросила она, не сразу поняв, о ком говорил внук.  - А, унучка Ніны? Дык яна ўсё лета тут. Яна ж бальная, Алёша! Доўга ў бальніцы была, а тады сюды прыехала, дадому не захацела… Я часта бачу яе… На беразе ля рэчкі сядзіць, з лесу выходзіць… Толькі яна нелюдзімая нейкая. Людзей стараніцца, ні з кім не гаворыць! Кіўне, як устрэціць каго, а вочы як бы і не бачаць… Здаецца мне, гора ў яе якоесьці, ад таго яна і сумная такая ходзіць і дадому не хоча ехаць! Ніна шкадуе яе, толькі ж яна не можа тут заўсёды быць… Ёй жа толькі сямнаццаць, ну хай яшчэ месяц яна тут пасядзіць, а тады што? Вучыцца не пайшла, работаць сільна ёй нельга. А хто за проста так будзе грошы плаціць? Ніна перажывае за яе… А Сцяпан, сябрук твой, лета носа не кажа сюды. А ён бы мог ёй дапамагчы… Матка з бацькам што? Пажалеюць, канешне, толькі і яны не пражывуць за яе жызню. А яна, здаецца мне, як будта хоча схавацца, схараніцца тут назаўсёды! Ведаеш, як калісьці паненкі ў манастыр беглі ад няшчасця? Вось так і яна…  - тяжко вздохнув, бабушка перекрестила склоненную светлую голову внука и покинула кухню, а Леша так и
остался сидеть с недоеденной булкой в руках.
        Поляков почти не спал всю ночь, ворочался, снова и снова перед глазами вставал образ Мирославы. А утром, едва взошло солнце, вскочил с постели и, одевшись, отправился к реке. Нет, он не надеялся встретить Миру, как раз наоборот, предполагал, что в это время она еще спит. Ему просто нужно было пройтись по росистым высоким травам, вдохнуть полной грудью свежий влажный воздух, освежить голову, умывшись речной водой, и развеять безумные надежды, родившиеся ночью. Мира никогда не станет его. Она никогда не простит того, что сделали с хутором и ее жизнью, а Степик и Гарик, в свою очередь, не простят ему предательства. Это было каким-то наваждением, которое не желало проходить, но, понимая безнадежность ситуации, Леша опять зачем-то пошел к ее дому. Его тянуло туда, как магнитом. Сердце отчаянно колотилось в груди, как у счастливого влюбленного, спешащего на свидание. Полякову хотелось видеть ее. Пусть издалека, пусть мельком, неважно, только бы увидеть ее…
        Прошло несколько дней, прежде чем Алексей, собравшись с мужеством, решился встретиться с девушкой и поговорить. Все это время он обдумывал предстоящий разговор, прокручивая в голове все, что хотел бы сказать, предполагая, какой могла бы быть реакция Мирославы, пытался найти убедительные доводы… Гуляя по лугу, он собирал цветы и каждый вечер оставлял букеты на подоконнике домика бабы Нины, мечтая хоть издали увидеть Миру, но она, как будто испугавшись чего-то, не выходила из дома.
        Цветы на подоконнике исчезали, предположительно выбрасывались. К окну, заслышав шорох, Мирослава не подходила. Но однажды Поляков издали заметил ее тонкий силуэт.
        День клонился к вечеру, где-то за лесом то и дело вспыхивали далекие зарницы, пронзительно пахла медуница, воздух был неподвижный и душный. Бабушка еще с утра сказала, что к ночи будет гроза. Алексей заглянул в Интернет и проверил. Синоптики в самом деле прогнозировали грозы в их районе.
        Увидев девушку, Леша ощутил, как сердце забилось сильнее, захотелось побежать за ней, остановить, взять за руку, посмотреть в глаза. Но он не посмел, боясь испугать ее и обратить в бегство, не сокращая расстояния, он пошел следом.
        Мира шла по лугу, наклоняясь и срывая цветы. Ромашки, лютики, медуницу и васильки она собирала в большой букет.
        Миновав деревенские огороды, Мира свернула к лесу, и парень ускорил шаг. Он догадывался, что она направляется к сгоревшему хутору. Туда, куда Алексей добровольно не пошел бы никогда. Страшным было то место, пугающим, там осталось слишком много недоброго, злого, накапливаемого годами, десятилетиями. Молодой человек хотел бы навсегда забыть все, что было связано с ним, и никогда не возвращаться. Но туда направлялась Мира, и он не мог допустить, чтобы на хуторе она осталась одна.
        Мирослава шла не торопясь, так, как будто и ей путешествие к сгоревшему хутору давалось с трудом. Но все равно шла…
        Врачи запретили ей любые волнения, но вряд ли она следовала их указаниям. Она не дорожила своей жизнью, Поляков это знал. Наверное, он до конца жизни не сможет забыть, какой испытал страх, когда она чуть не бросилась в огонь. Тогда он будто заглянул в глаза смерти, и, возможно, именно это заставило его по-другому посмотреть на происходящее. Страх подспудно продолжал жить в его душе, не отпуская и порождая кошмары, от которых Поляков просыпался среди ночи в холодном поту. Леша боялся, что Мира может завершить то, что ей не удалось в тот страшный зимний день, и никого не будет рядом, никто не сможет ее остановить. Этот страх и гнал его вперед. Алексей почему-то решил, что именно завершить неудавшееся зимой она и шла на хутор.
        Разумеется, Поляков не знал, что Мира побывала на хуторе уже не один раз. Он даже не догадывался, что хутор, то, что от него осталось, стал для девушки своеобразной могилой, где был погребен не только Вадим, но и она сама, со всеми ее мечтами и надеждами на счастье.
        Леша не догадывался об этом, потому что знал правду.
        Пройдя вброд речку, миновав лес, Поляков вышел на заросшую травами поляну, в центре которой много лет стоял хутор. Теперь же гору обгоревших бревен, кирпича, шифера, стекла и искореженной мебели медленно обступали крапива и бурьян. Они словно стремились поскорее поглотить пепелище, спрятать, скрыть от людских глаз, предав забвению.
        Леша огляделся, но Миры не увидел. Вот только что она шла впереди и вдруг исчезла. С возрастающей тревогой в груди Поляков двинулся к пепелищу и скоро увидел ее.
        Она сидела рядом с горой обгоревшего мусора и, не мигая, смотрела прямо перед собой. Руки безвольно опустились на колени, перехваченные резинкой волосы трепал ветер, качалась крапива, то и дело касаясь ее обнаженного плеча, но Мира этого не замечала, а рядом лежал огромный букет луговых цветов.
        Бесшумно ступая, Поляков подошел очень близко, но девушка не обернулась. Как и там, дома, она, казалось, была отрешена от внешнего мира, полностью погрузившись в свое горе. А Леша, вглядываясь в черты ее лица, ужаснулся. Как мало в ней осталось от прежней Миры. Теперь она казалась лишь тенью, жалким подобием той девушки, которую он увидел впервые в доме бабы Нины и в которую безоглядно влюбился. Похудевшее, бледное лицо со слишком большим ртом, заостренным носом, темными тенями под глазами, тяжелым подбородком. Неужели жизнь навсегда ушла из нее, и уже никогда девушка не улыбнется, не засмеется?..
        - Мира!  - окликнул ее Алексей и увидел, как та вздрогнула и медленно обернулась. Глаза из-за темных теней казались больше, чем он помнил. Такие же необыкновенные, но безжизненные, пустые, не выражающие ничего.  - Он не умер, Мира! Тебе некого здесь оплакивать! Дом был пуст!  - сказал Поляков, безотрывно глядя в ее глаза.
        - Это неправда,  - едва слышно произнесла девушка, медленно поднимаясь на ноги и отступая назад.  - Он ждал меня…
        - Нет, не ждал!  - покачал головой Алексей.
        - Он ждал меня! Ждал!  - упрямо повторила Мира, не желая слушать Полякова, не желая ему верить.
        - Мира, он ушел. Его не было на хуторе. Он растворился в небытии тем же утром! Поверь мне…
        - Нет, он ждал меня, а вы убили его!..  - выкрикнула девушка и побежала, не разбирая дороги, подальше от Леши и его слов, туда, где небо сливалось с землей, мечтая навсегда раствориться, исчезнуть, улететь. И ее не пугали усиливающиеся зарницы и первые далекие раскаты грома. В тот момент, когда она наконец осознала и примирилась со смертью Вадима, чувство страха перестало для нее существовать.
        ГЛАВА 16
        Мира бежала и бежала вперед, падала, поднималась, задыхалась, чувствуя, что сердце вот-вот разорвется, но не останавливалась. Где-то на поляне у пепелища остался Поляков, но бежала Мира не от него. Его слова… Вот что заставляло девушку до боли сжимать пальцы, впиваясь ногтями в ладони. Его слова, проникнув в сознание, вызывали бурю, не сравнимую с той, что черными громадными тучами наплывала издалека, поглощая небо и землю. Непрестанно сверкающие синим пламенем зарницы, раскаты грома и отдаленный гул казались Мире пустяками по сравнению с тем, что творилось в ее душе.
        Вадим жив?
        Как наяву, в лицо ей снова ударил жар пламени пожарища, в которое она собиралась броситься, уверенная, что он ждет ее там. И она бросилась бы, если б не подоспел Поляков. Она сгорела бы заживо, наивно полагая, что хотя бы на небе они смогут быть вместе. Она умерла бы, оказавшись одна.
        За прошедшие полгода девушка могла умереть не единожды. Мира знала это, знала, когда очнулась в кардиологическом отделении районной больницы и увидела заплаканные глаза бабушки, тщетно пытающейся скрыть страх за жизнь любимой внучки, и врачей, приходивших на осмотр, сверяющих показания аппаратов, к которым она была подключена, хмурящихся. Но не боялась, хоть и плакала ночами в подушку. Врачи не понимали, почему при интенсивном лечении ее состояние не улучшалось. А потом стало еще хуже. Кардиологи, которые консультировали ее, не понимали, что происходит, и назначали все новые и новые препараты, обследования, анализы… И никому не пришла в голову мысль, что девушка могла быть беременной. Такой вариант не допускали, а когда все же решились пригласить гинеколога, оказалось, что она действительно беременна, причем три месяца как. Рожать, однако, категорически запретили. При ее диагнозе роды - самоубийство. Мирославе плевать было на собственную жизнь, и она могла бы рискнуть, но… Если она умрет, с кем останется ребенок? С матерью, которая в редкие наезды в больницу чаще всего была после перепоя? Или с
бабушкой, у которой и без того серьезные проблемы со здоровьем? Мира могла бы рискнуть собственной жизнью, но обрекать дитя на сиротскую жизнь в приютах и интернатах не хотела и согласилась на аборт.
        Да и не могла Мира думать о ребенке внутри себя, как о ком-то живом, реальном. О ком-то, кого она смогла бы взять на руки и почувствовать тепло. Она не могла ни физически, ни морально взять на себя ответственность за чью-то жизнь.
        За прошедшие месяцы Мира смирилась со смертью Вадима, а оказалось, он жив. Поверить в это было сложно, но как только осознание снизошло на нее, в сердце вспыхнули безумная радость и надежда.
        «Он жив! Жив! Жив!  - кричало и пело все внутри.  - Он жив! А значит, он вернется…»
        А потом появилось осознание реальности. Если он жив, то почему до сих пор не дал о себе знать? Прошло полгода, но он так и не объявился… Мир такой огромный, и где-то в нем потерялся Вадим. Где его искать, девушка не знала. Но она даже мысли не допускала, что после пожара он не вернулся, не попытался узнать о ней. Вот только ее уже в Старых Дорогах не было. И спросить, куда девушка подевалась, он не знал у кого. Возможно, Вадим потом возвращался, а она появилась только летом. Но ни разу, за все долгие летние дни, проведенные в Старых Дорогах, и светлые ночи, когда Мира одна бродила по окрестностям деревни, она не встретила его, не почувствовала его присутствия…
        Усиливающийся ветер клонил к земле травы. Тревожно шумел лес, зарницы вспыхивали со всех сторон, раскаты грома заставляли содрогаться землю, тьма опускалась, готовая вот-вот поглотить все. Исчезли птицы, замолчали кузнечики, притаились в лесу звери, старушки в деревне, закрывшись в домах, крестились на иконы, молясь, чтобы буря прошла стороной…
        Мира вдруг оказалась одна среди разбушевавшейся стихии. Она рассеянно огляделась по сторонам и в нескольких шагах от себя, в синеватом свете зарниц, увидела Полякова. Он, бесспорно, искал ее, но видеть его, быть с ним рядом, разговаривать Мире не хотелось.
        Она быстро пошла вперед, напрасно надеясь остаться незамеченной, добраться до дома раньше, чем начнется дождь…
        Леша догнал ее, схватил за руку, повернул к себе. Ветер сорвал с плеч девушки легкую шаль и унес куда-то. Первые тяжелые капли дождя упали на землю.
        - Мира!  - закричал Алексей.  - Бежим скорее!
        Он бросился бежать, но не к деревне, а к лесу, который был ближе, волоча ее за собой. Девушка хотела вырваться, ударить его, закричать, но разряд молнии, рассекший небо, заставил ее испуганно вздрогнуть и безмолвно последовать за ним.
        Лес поглотил их как раз в тот момент, когда обрушился настоящий ливень. Пригнувшись, парень и девушка забрались под раскидистые ветки старого дуба, росшего недалеко от края леса. Нижние ветки почти доставали до земли. Необъятный, шершавый, бурый ствол избороздили глубокие трещины, а снизу уже и мох порос.
        Тяжело дыша, Леша и Мира прижались к нему, пытаясь прийти в себя. Из-за густой листвы сюда не проникали потоки дождя, да и бесконечные вспышки молний здесь казались не такими страшными. От раскатов грома вздрагивала земля и закладывало уши.
        Сев на землю, Мира поджала к груди колени и обхватила их руками.
        Леша постоял немного и последовал ее примеру. Темнота окутывала их, голубоватый свет зарниц сюда почти не проникал. Прогретый за день душный воздух имел горьковатый острый привкус, а еще пахло смолой, пылью, лесными цветами, дождем…
        Постепенно пробираясь сквозь листву, капли стали попадать и на них, а вокруг тревожно, угрожающе шумел лес, поскрипывали от ветра деревья, ломаясь, падали сухие ветки. Где-то над ними, спрятавшись в крону дерева, попробовала подать голос ворона, тут же откликнулся гром.
        Мира поежилась, когда холодные капли упали на ее обнаженные плечи, и вздохнула.
        Леша пододвинулся к ней. Сняв мастерку, накинул ее девушке на плечи. Мира дернулась, когда его пальцы коснулись ее обнаженных плеч, но протестовать не стала.
        Они сидели молча, плечом к плечу, время от времени поднимая головы вверх, как будто надеялись увидеть небо. С листьев капало все сильнее, но гроза постепенно уходила, затихал лес, отдаленнее становился гром, вспышки молнии прекратили частить. Гроза уходила, принеся миру долгожданную свежесть…
        Кутаясь в мастерку, девушка чувствовала, как сырость и влажность, подбираясь к ней, вызывают дрожь. Леша видел, что она дрожит, и, превозмогая желание обнять ее, согреть, сжимал пальцы в кулак.
        - Мира,  - негромко заговорил он.  - Раз уж мы вынуждены быть здесь сейчас вдвоем, я хотел бы поговорить с тобой…
        - Не понимаю, о чем!
        - Перво-наперво, хотел бы попросить прощения за всех нас…
        - Не надо за всех!  - перебила Мирослава.  - Я не знаю, зачем ты мне все это говоришь, зачем ходишь за мной и носишь цветы, но за всех просить прощения не надо. Я знаю, мой братец виноватым себя не считает, Юрьев тоже! И ты знаешь это так же хорошо, как и я! К тому же, разве можно все простить? Ведь если бы…  - начала Мира и замолчала.
        - Да, если бы не мы, сейчас все было бы иначе. Ничего страшного не случилось бы, и ты была бы счастлива с ним. Да, мы разрушили твою жизнь, но права на это не имели. Ни мы, ни Степик. Если бы можно было все вернуть, повернуть жизнь назад, я не стал бы в этом участвовать, но мир устроен так, что в нем ничего нельзя исправить. Я знаю, ты ненавидишь нас всех и, в общем-то, ничего другого мы не заслужили, но…
        - Что тебе нужно от меня, Леша?  - перебила его девушка.
        Парень запнулся и умолк.
        - Мне ничего не нужно!  - ответил он после нескольких минут молчания.  - Я просто хочу помочь тебе!
        - Помочь? Мне?  - усмехнулась Мирослава.  - Я сама себе не могу помочь, не знаю как, а ты хочешь помочь мне! Ты можешь мне вернуть его? Ты говоришь, что он не умер, ты знаешь, где он? Верни мне его, и я снова буду счастлива!  - с болью произнесла она.  - Я прощу тебя, Степика, Гарика, я прощу вас всех, если вы снова вернете мне его!
        - Я не знаю, где он, Мира. Знаю только, что на хуторе его не было тогда. Он исчез и больше не появлялся здесь.
        «Нет, он приходил! Он искал меня! Не мог не искать!» - пронеслось в голове девушки, но вслух она этого не сказала.
        «Где же ты, любимый?» - тоскливо сжалось сердце.
        Скоро кончится лето, осень унесет тепло, и что останется ей? Что будет с ней? Она гнала прочь мысли об этом, но они приходили все чаще. Ее одноклассницы, сдав вступительные экзамены, весело проводили последние летние деньки, с нетерпением ожидая, когда начнется самая развеселая студенческая жизнь, взрослая, самостоятельная, лишенная родительской опеки. Мира же не ждала ничего. Более того, она уехала в Старые Дороги, чтобы не встречаться с одноклассниками, чтобы снова и снова не слышать один и тот же вопрос: как собирается она жить дальше? Она задыхалась в родительском доме, сходила с ума. Но и здесь не могла остаться…
        Почему жизнь так несправедлива? Почему, лишь на миг подарив надежду на чудо, так жестоко отобрала ее? Мира знала, того, что было, уже никогда не будет в ее жизни. А ей ведь всего семнадцать лет, и она не представляет, как жить дальше. Что делать со своей жизнью…
        Воспоминания о днях, проведенных с Вадимом, продолжали терзать ее сердце. Они отнимали силы, лишали воли и желания жить. Мира понимала, ей нужно собраться, встряхнуться и жить дальше, но она не могла. Не могла смотреть жизни в лицо, не знала, куда идти, а главное, зачем. Впереди ее ждали долгие осенние дождливые дни, которые пугали больше, чем непроглядные ночи.
        - Тебе нельзя оставаться здесь!  - помедлив немного, произнес Леша.
        Мира вздрогнула, словно он вдруг прочитал ее мысли.
        - Ты погибнешь здесь, дожидаясь его! Мира, в сентябре я уезжаю в Прагу, надолго уезжаю. Если помнишь, я говорил тебе, что стажировался в европейской компании, занимающейся программными разработками. Я прошел конкурс, и меня приглашают поработать в Чехию. Я уезжаю надолго, возможно, навсегда! Мне предложили должность ведущего специалиста, отказаться я не могу. Компания обеспечивает полный соцпакет и предоставляет жилье. Такая возможность бывает раз в жизни, и я не могу ее упустить. Уедем со мной, Мира! Нет,  - Леша коснулся ее руки, увидев, как девушка резко уставилась на него, собираясь заговорить, конечно, отказаться.  - Нет, я не сошел с ума, я знаю, что говорю! Это не случайно пришло мне в голову! Пожалуйста, не отказывайся сразу! Пожалуйста, подумай!
        - Зачем тебе это, Леша? Зачем ты мне предлагаешь это сейчас? У меня нет денег, чтобы поехать в Прагу! Да и что я буду делать одна в чужой стране?
        - Мира, я предлагаю тебе стать моей женой! Мы поженимся и уедем в Прагу! Я не знаю, сможешь ли ты там стать чуть счастливее, но там, по крайней мере, ничего не будет напоминать тебе о прошлом! Ты забудешь все…
        - Нет, не забуду! Не надейся на это, Леша!  - как-то обреченно произнесла девушка и замолчала.  - Я ничего не смогу тебе дать!  - продолжила после непродолжительной паузы.  - Ни семейного счастья, ни детей! Я буду обузой для тебя, а там, в Праге, ты, безусловно, встретишь какую-нибудь другую девушку, полюбишь ее…
        - Я люблю тебя!  - просто сказал Поляков.
        - Так не бывает!  - покачала головой Мирослава.
        - Бывает. Мне ничего не нужно от тебя, Мира! И если я смогу вернуть улыбку на твоем лице, это и будет для меня счастьем!  - убежденно произнес молодой человек. Он действительно верил в это. Надежда, воскресшая в его душе, рождала эту веру и окрыляла.  - Ты поедешь со мной?
        - А они?  - спросила она.
        Алексей, безусловно, понял, о ком говорила девушка. Были еще и они, его лучшие друзья, Степик и Гарик. Они не смогут понять его, он это знал. Но также он знал и другое - не колеблясь поступится дружбой с ними, только чтобы спасти эту хрупкую, ранимую, беззащитную и одинокую девушку, при одном лишь взгляде на которую сердце щемило от нежности и жалости. Они, конечно, вправе осудить Полякова, но у него своя жизнь и свой выбор.
        - Они?  - переспросил он.  - Им придется смириться с этим!  - решительно произнес.
        - Никогда!  - усмехнулась Мира.  - Женившись на мне, ты потеряешь своих друзей, Леша, и ничего не приобретешь взамен!  - добавила.
        - Что ж…  - ответил Поляков.  - Значит, так тому и быть!
        И снова наступило молчание. Падали капли с листвы, рядом что-то зашуршало в траве, и скоро под дуб, спасаясь от дождя, пробрался еж. Не приближаясь, он возмущенно пофыркивал, потому что не ожидал подобного соседства, а потом затих…
        Гроза отступала, затихая вдали, тишина леса обступала, накрывая невесомой вуалью. Влажный воздух, пропитанный запахом земли и грибов, проникал под дуб…
        Нервная дрожь, сотрясающая тело девушки, постепенно спала, уступая место тяжелому забытью. Откинув голову на ствол дерева, Мира закрыла глаза и не заметила, как провалилась в темную бездну…
        Очнулась она словно от толчка. Открыв глаза, бесконечно долго вглядывалась во тьму вокруг и не сразу поняла, что голова ее покоится на плече Полякова, а его теплое дыхание ласкает и согревает ей лицо.
        Мира отстранилась от него. Поднялась, с трудом разминая затекшие ноги, и вышла из-под дуба.
        Дождь закончился, небо очистилось, только где-то вдали, там, куда ушла гроза, продолжали вспыхивать зарницы. С деревьев капало, и звук падающих капель был, пожалуй, единственным, что нарушало тишину. Постояв немного, Мира услышала шаги и обернулась. Поляков тоже покинул укрытие и, зябко ежась, оглядывался вокруг.
        - Гроза прошла,  - сказал он.  - Пойдем домой?
        Мира кивнула, соглашаясь. Лес скоро остался позади. Старые Дороги спали, только в небольшом домике с зелеными ставенками светилось одинокое окно. Это баба Нина волновалась и не ложилась, дожидаясь внучку.
        Леша и Мира подошли к калитке и остановились. Девушка сбросила с плеч мастерку и протянула ее молодому человеку, стремясь скорее уйти. Но Леша удержал руку девушки в своей.
        - Мира,  - негромко проговорил он.
        - Я согласна выйти за тебя замуж!  - перебила его Мирослава и, легко выдернув свои пальцы из его ладони, забежала в калитку, а через секунду он услышал, как хлопнула входная дверь.
        Весь август Алексей Поляков провел в деревне, лишь изредка наведываясь в Минск. Он сообщил родителям, что женится, но когда они, взволнованные и обрадованные, принялись строить грандиозные планы относительно предстоящей свадьбы, разочаровал их. Никаких празднеств он с Мирой не собирался устраивать. Они тихо распишутся безо всяких свидетелей. Оповестили и родителей Миры. Девушка была несовершеннолетней, и для бракосочетания требовалось их разрешение. Ничего не понимая и не вникая в подробности, Ярославские его дали и вздохнули с облегчением. А бабушка расплакалась, когда Мирослава сказала ей, что выходит замуж. Расплакалась не потому, что не хотела внучке счастья, а потому, что знала, чувствовала, не от большой любви та решилась на подобный шаг, а от отчаяния и безнадежности.
        Леша ездил в Минск, занимался оформлением нужных бумаг, ходил в фирму, где стажировался, в посольство, волновался, боялся не успеть все сделать вовремя и снова возвращался в Старые Дороги, шел к домику бабы Нины, стучался в зеленые ставенки и, увидев тонкий силуэт Миры в окне, испытывал облегчение. Уезжая и возвращаясь, Поляков все время переживал, что Мира исчезнет или передумает выходить за него.
        Но она ждала его. Каждый раз выходила к нему, когда он появлялся у окон, и шла вместе с ним на луг, где они гуляли до самой темноты, чаще всего в тишине, если Леша не рассказывал, как съездил в Минск, как прошли переговоры в офисе, как ему пришлось обаять регистратора во Дворце бракосочетаний, чтобы приблизить дату свадьбы. Ему хотелось поскорее увезти ее отсюда, а ей хотелось уехать, уехать от всего, что когда-то было так дорого, а стало невыносимо.
        Равнодушие родителей и слезы бабушки не коснулись Мириной души и не повлияли на ее решение. Не важным было и то, что, согласившись на брак с Поляковым, Мира предавала то, что было ей дорого. Она предавала себя и свою любовь. Она предавала Вадима, отдавая себя в руки человека, не меньше других виновного в случившемся. Она это осознавала, но рука ее не дрогнула, когда надевала обручальное кольцо Леше на палец, когда расписывалась в книге регистрации браков.
        После росписи они не остались в Минске, вернулись в деревню. Пошли на луг.
        Пламенеющим закатом догорал августовский вечер. Стихали дневные звуки, но слышалось, как легкий ветерок, касаясь пожухлых трав, шелестит ими. Он же, подхватывая легкий светлый шелк Мириного платья, легонько трепал его, играл ее распущенными волосами, взметая их ввысь и разбрасывая по спине. Идя впереди своего мужа, Мира нагибалась и срывала цветы, и каждый раз угасающий свет дня отражался в ее обручальном кольце из белого золота, украшенном бриллиантом. И каждый раз Мира с удивлением смотрела на него, будто не до конца осознавая, что оно значило.
        Когда отошли довольно далеко от деревни, Мирослава остановилась и опустилась в траву. Цветы рассыпались рядом. Несколько бесконечно долгих минут она просто сидела, глядя затуманенным взором вдаль, потом подняла глаза на Полякова и, встретившись с ним взглядом, стала расстегивать пуговички на платье.
        Алексей не сразу понял, что она делает, но когда до него дошло…
        Стремительно опустившись рядом, он перехватил ее руку, останавливая.
        - Мира!
        - Я теперь твоя жена. А это… неотъемлемая часть супружеской жизни, не так ли? Я сама согласилась выйти за тебя и знала, что и это будет… Вот… Я не хочу, чтобы это произошло в доме твоей или моей бабушки. Пусть все случится здесь, сейчас!  - проговорила Мирослава.
        Она хотела казаться равнодушной и безразличной, но не могла. Ее тянуло бежать отсюда без оглядки, но она продолжала сидеть и смотреть Полякову в глаза. Она знала, что это будет. И она через это пройдет.
        Леша судорожно сглотнул и, отняв ее ладонь от платья, поднес к губам, почувствовал, как дрогнули ее пальцы. Он знал, что равнодушие и спокойствие, с которыми Мира предлагала ему себя, напускные. Она боится, волнуется, нервничает… Он заметил, как в ямочке у основания ее шеи, под бледной, тонкой кожей бьется голубая жилка. Леша не хотел ее торопить, не хотел пугать и вместе с тем не мог оторвать от нее глаз.
        - Мира,  - снова заговорил Поляков.  - Не хочу тебя принуждать, ты не обязана…
        - Разве ты не хочешь меня?  - с обескураживающей прямотой спросила она.
        Дрожь желания пробежала по Лешиному телу.
        - Хочу!  - прошептал Поляков.
        Пододвинувшись к ней ближе, осторожно убрал с ее лица волосы, на мгновение коснувшись пальцами ее щек. Его глаза, не отрываясь, смотрели в ее, пытаясь уловить и понять, что она на самом деле чувствует, но те оставались непроницаемыми. Ничего не дрогнуло в них, когда горячие пальцы Полякова опустились чуть ниже и коснулись ее шеи, как раз там, где билась голубая жилка, ничего не отразилось в них, когда горячее дыхание Алексея обожгло ее нежный беззащитный рот. Когда его губы коснулись ее, Мира просто закрыла глаза, позволяя Полякову все…
        В первых числах сентября Мира и Леша улетели в Чехию.
        В минском аэропорту их провожали Лешины родители. Мать украдкой вытирала слезы, понимая, что сын улетает надолго, если не навсегда, отец ободряюще похлопывал его по плечу, понимая, что тот поступает правильно.
        Людей в аэропорту было много. Провожающие, встречающие, улетающие, прилетевшие толпились в зале ожидания, возле стоек регистрации, у терминала… Шум, говор, смех, четкий голос диспетчера, объявляющий рейсы…
        Когда объявили о начале регистрации на рейс «Минск-Прага», мать расплакалась и обняла сына. Отец крепко пожал ему руку, а потом как-то неловко и руку молчаливой, бледной девушке, его жене, которая все время стояла рядом. Ее присутствие в жизни их сына Поляковы считали неким странным недоразумением, но свое мнение держали при себе, считаясь с выбором Алексея.
        Мать и отец, обнявшись, так и остались стоять, а Мира и Леша пошли к стойке регистрации. Уже заполняя таможенную декларацию, Леша почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд и обернулся. В таком скоплении народа трудно было кого-то узнать или разглядеть, но Поляков увидел их, своих друзей.
        Рудинский и Юрьев стояли недалеко от стойки таможенного контроля и смотрели на него.
        Леша так и не смог позвонить им и все рассказать. Возможно, потом он бы объяснил свой поступок и они поняли бы его. Но сейчас, глядя в их лица, Поляков видел, что Мира оказалась права. Никогда парни не поймут и не оправдают его. Для них он стал предателем, как и Мира. Категоричность, с которой они судили, была непоколебима. Он спас Миру, но потерял друзей.
        Они не подошли к нему. Сказать им было нечего друг другу. Отвернувшись, пошли к выходу, и скоро толпа поглотила их.
        - Леша!  - окликнула его Мира, легко коснувшись руки.
        Молодой человек вздрогнул, постарался сосредоточиться, но перед глазами стояло лицо Рудинского, его темные глаза, полные презрения.
        ГЛАВА 17
        Прага.
        Остановившись у парапета, Мира устремила взгляд вдаль. Внизу, ударяясь волнами о каменные плиты, облицованные блоками из песчаника, плескалась и билась Влтава. У кромки реки туристы кормили лебедей, которые брали хлеб прямо из рук. По мосту беспрестанным потоком плыла толпа людей, в основном туристы. С западной стороны возвышались две Малостранские мостовые башни, украшенные гербами и соединенные воротами, с восточной - Староместская мостовая башня, за которой раскинулся Старый город. За спиной Миры стоял Пражский град.
        Подувший от реки ветер разметал волосы, выхватил из-за уха прядь и бросил в лицо. Подхватив золотые листья, погнал их по булыжникам мостовой, завертел волчком и вдруг отпустил, как будто бросил. Один из листков попал за ограждение, упал в темные воды реки и, подобно корабликам и катерам, заскользил по волнам. Некоторое время, зацепившись за него взглядом, Мира следила за его курсом.
        Заканчивался октябрь.
        Вот уже месяц Мира и Леша жили в Чехии. И вот уже месяц изо дня в день девушка приходила на Карлов мост, останавливалась у ограждения и часами стояла просто так.
        Прага, город на семи холмах, покорил девушку сразу. Особенно историческая Прага - шесть средневековых городских поселений, совершенно различных внешне, но единых по духу. Пока Леша не приступил к работе, пока было время на обустройство в небольшой квартирке, расположенной в старом доме под рыжей черепичной крышей, они ходили к Пражскому Граду, величественному и неприступному замку на левом берегу Влтавы.
        В старинном дворце находилась резиденция президента Чехии. Под окнами дворца совершенно свободно сновали туристы, и стража им не препятствовала.
        Но главным был не дворец президента, а собор Святого Витта. Устремленные в небо башни, украшенные окнами-розетками, абсолютно иррациональное пространство центрального нефа, горний свет, проникающий внутрь храма через дивной красоты витражи, создавали образ поистине святого места. Стоя рядом с собором, запрокинув голову, глядя на его башни, Мира чувствовала себя песчинкой, крохотной и ничтожной, перед этим захватывающим дух великолепием.
        Леша с Мирой пробыли целый день в Пражском Граде и все равно не увидели всего, только ближе к вечеру вышли на смотровую площадку, чтобы посмотреть на Малую Страну и город в целом, залитый предзакатным золотистым светом.
        Стоя на площадке, они смогли насладиться открывшимися видами, плато, панорамами и целой архитектурной историей под названием Прага, сказочным ансамблем единства всех стилей и эпох. С высоты птичьего полета, задохнувшись от восторга, Мира смотрела на тысячи черепичных крыш и домики, которые напоминали пряничные. Даже не верилось, что в этих домах жили настоящие люди, а не сказочные гномы и эльфы. Готика и барокко, контрасты горизонталей и вертикалей делали панораму Праги непостижимо прекрасной.
        Потом, когда солнце скрылось за крышами домов и зажглись фонари, они спустились вниз по Старой замковой лестнице, и навстречу им то и дело попадались молящиеся, бродяги и попрошайки.
        Несколько дней, которые Полякову дали на обустройство быта, пролетели как один миг. Алексей приступил к своим обязанностям в корпорации, заняв должность ведущего программиста, и Мира оказалась предоставлена самой себе. Просидев несколько дней у телевизора и бестолково переключая каналы, она поняла, что больше так не может. Гулкое одиночество квартиры девушка возненавидела сразу, а за окном шумел волшебный город…
        Однажды Мира вышла из дома и отправилась бродить по узким улочкам исторического центра, выложенным булыжником. Она шла в неизвестном направлении, проходя мимо церквей и костелов, дворцов и замков, театров и магазинов, пабов и уличных кафе. Заблудившись, запутавшись, не знала, как вернуться. С собой у нее не было ни цента, а чувство голода скоро дало о себе знать. Да и паника охватывала ее. Она не знала ни чешского, ни английского языка, а немецкий, который преподавали в школе, всегда давался с трудом. Поэтому Мира не могла остановить прохожего и спросить, как ей пройти до своего дома. Впрочем, даже если бы Мирослава и владела языками, вряд ли бы она решилась остановить кого-то в этом разношерстном людском потоке, который, не иссякая, тек по узким улочкам. Оказавшись на очередной площади, Мира увидела впереди башню, а легкий ветерок, гнавший по мостовой опавшие листья, донес до нее запах сырости и тины. Мира прибавила шаг и вскоре вышла на Карлов мост…
        Она помнила, какой испытала восторг, впервые коснувшись каменного ограждения моста, старинных статуй святых и религиозных деятелей, коими мост был украшен. Позабыв о времени, девушка стояла на мосту до самого вечера, считала мосты, которые раз за разом пересекали Влтаву, наблюдала за теплоходами и катерами и так хотела, превратившись в птицу, полететь им навстречу. Постепенно поток туристов поредел, а от реки поднялся туман…
        Лешин звонок вернул ее с небес на землю. Придя с работы домой и не обнаружив в квартире жены, Поляков забеспокоился. Он приехал за ней на набережную в тот первый день, а потом Мира возвращалась домой сама, изучив маршруты. За прошедший месяц Мирослава исходила Прагу вдоль и поперек, но посещение набережной Влтавы и Карлового моста стало для нее обязательным, ежедневным ритуалом.
        Этот город, эта архитектура, эта река и, кажется, даже воздух благоприятно действовали на Миру, пробуждая в ней тягу к жизни. И как только утром за Поляковым закрывалась дверь, Мирослава завтракала и бежала из квартиры прочь от одиночества и угнетающих, неотвязных мыслей, преследующих ее. Там, среди бесконечных узких улочек, маленьких двориков, шумной толпы и веселого разноголосья кафе, в которые она заходила в обед перекусить, Мира забывала о том, что навсегда должно было бы раствориться в дымке лет, но продолжало преследовать ее. Она забывала Старые Дороги, родителей, бабушку, хутор, Вадима, неродившегося ребенка, неизлечимую болезнь, которую в ней диагностировали врачи, и то, что уже никогда не познает счастья любить и быть любимой.
        Образовавшуюся в душе пустоту не мог заполнить даже этот величественный и прекрасный город, но он, как глоток хмельного вина, заставлял забыться, отвлечься, не вспоминать. Он был уютным, сказочным…
        И вот сейчас, спустя месяц, стоя на Карловом мосту, Мира понимала, что с воспоминаниями о прошлом, с печалью, которая, кажется, навсегда поселилась в ее глазах, и тоской по навсегда потерянному она, может быть, еще как-то и справится, но существовало и настоящее, ежедневное, то, что она так поспешно избрала для себя, с ним было сложнее.
        В воспоминаниях Мира все же находила отдушину. От них было все так же больно, но они и являлись тем единственно светлым и главным, что оставила ей жизнь. Мира перебирала их, как драгоценные сокровища. Уже минуло много месяцев с тех пор, как она разжала пальцы Вадима, отпуская его навсегда. Много месяцев прошло с той ночи, когда сгорел хутор, а она сама чуть не умерла. Но память по-прежнему бережно хранила все те дни, минуты, мгновения, будто они произошли вчера. Не хватало у Миры сил забыть прошлое, как и тепло любимых рук…
        А настоящее было страшным, страшным для нее, не для окружающих: арендованная квартира, казавшаяся клеткой, нелюбимый муж, с которым предстояло прожить до конца дней, бесцельное существование, семейная жизнь, к которой Мира совершенно не готова. Они были женаты два месяца, а Мира уже поняла, что она, в общем-то, никудышная жена и хозяйка, но изменить что-либо не могла. Она не умела готовить, разве что могла пожарить картошку да кое-как сделать бутерброды. И не чувствовала себя в квартире как дома. Ни уюта, ни тепла в ней не наблюдалось, а переделать ее как-то, изменить, переставить мебель, например, или чем-то украсить не хотела. Поверхности давно покрылись слоем пыли, цветы завяли в горшках, а под подошвами комнатных тапочек скрипел мусор. Если бы не Леша, они скоро бы утонули в грязи. Благо, имелась стиральная машина-автомат, а свои вещи Леша утюжил сам. Гладить Мира тоже не умела. Она была совершенной неумехой, ребенком, абсолютно не подготовленным к взрослой жизни, но особой вины по этому поводу не чувствовала. Ведь Полякову было прекрасно известно, на что он шел, и тогда его это не волновало.
Сейчас он тоже не жаловался и вел себя так, как будто ее поведение вполне естественно. Он не ждал, что в семнадцать лет, приехав с ним в Прагу, она превратится в домохозяйку. Просто хотел, чтобы она была рядом. И она была.
        Возвращаясь с работы, Леша сам готовил ужин или вел Миру в какое-нибудь кафе. В выходной день сам занимался стиркой, вечером утюжил сухие вещи, ходил в магазин, чтобы на неделю заполнить холодильник продуктами, и вообще покупал все необходимое для дома, не забывая напоминать девушке о лекарстве, которое ей необходимо было принимать. Он много работал в своей корпорации, иногда брал работу на дом и, безусловно, уставал, засиживаясь допоздна. Вместо того, чтобы отдохнуть в выходные, расслабиться, погулять, выспаться, исполнял роль домработницы. Мира, чувствуя легкие уколы совести, предпочитала всего этого не замечать. Следовало бы встряхнуться и начать жить заново, но она не могла, не находила в себе сил.
        Требования корпорации были жесткими, а Лешин английский не дотягивал до профессионального уровня, да и чешский не мешало бы выучить. Ему следовало бы записаться на языковые курсы выходного дня, а вместо этого, выкраивая в выходной день по несколько часов, он водил Миру в Пражскую Оперу, в костелы послушать органную музыку, полюбоваться великолепным убранством и архитектурой, задуматься о вечном. Мира не понимала оперы, не находила в ней ничего интересного для себя, да и органная музыка была совсем не тем, чего жаждала душа, но девушка не возражала. Сидя рядом с Поляковым на деревянной скамье в костеле, она поднимала глаза к распятию и вдруг ощущала, как в душу ее вместе с этой торжественной и возвышенной музыкой снисходит успокоение.
        Прага вообще очень музыкальный город. Здесь можно было не только послушать оперу и органные концерты, но и посетить множество дискотек и ночных клубов. В любое время года проходила уйма фестивалей и концертов.
        Местные жители и туристы в столице Чехии любили от души поесть, попить и повеселиться. Поэтому Прага изобиловала несметным количеством ресторанчиков с отличной кухней и лучшим в мире пивом. Гостей здесь не принято было приглашать домой, поэтому ресторанчики и кафе, традиционное место встреч и общения, имели особую, домашнюю, непринужденную атмосферу. Но, в отличие от наших, работали только до девяти вечера. Чехи рано ложились спать. В Праге многое поражало Миру. Транспорт ходил точно по расписанию, в автоматах продавалось молоко, а люди вели себя вежливо и дисциплинированно. Они не кидались толпой в вагон метро, толкая друг друга, а спокойно входили, дожидаясь своей очереди, и если не успевали, ждали следующего поезда. В магазинах не наступали на пятки и не дышали в затылок, а соблюдали дистанцию…
        Плавучие гостиницы в старых пароходах, шум плотины, «рукав» Чертовки, серые каменные плиты парапета набережной, остров Кампа в золоте октября, пруды, «поющие» фонтаны, сады и парки Петршинского холма, замки и дворцы, церкви и соборы, Староместская площадь с ее одноименной ратушей и Астрономическими часами, которые в полдень показывали своеобразное представление, уличные музыканты и художники, неотъемлемая часть набережной, Карлова моста и вообще города - все удивляло, очаровывало, будоражило воображение.
        Этот огромный, удивительный город становился вроде противоядия для Миры. Растворяясь в людской толпе, она чувствовала себя песчинкой, крохотной и незначительной, которой хватило бы мгновения, чтобы затеряться и исчезнуть. Теряясь в толпе, Мира как будто пыталась спрятаться от жизни, но чувствовала, что так не может продолжаться вечно. Несмотря на то, что с ней произошло, несмотря на то, что она успела пережить, Мира все еще стояла в начале жизненного пути, который должна была пройти. Но как, не знала.
        Леша получал приличные деньги, и она могла бы посвятить себя дому, сделав его по-настоящему теплым и уютным, вот только сил и желания у нее на это не было. Она задыхалась в квартире, ненавидела цвета кофе и мха, которые преобладали в отделке и интерьере их жилья. Да, дорога жизни простиралась перед ней, однако Мира видела перед собой лишь глухую стену, преодолеть которую была не в состоянии…
        Вздохнув, девушка убрала пряди волос, которые трепал ветер, за уши и, оторвав взгляд от ряби на темной воде Влтавы, подняла глаза к холму, возвышающемуся вдали, пестреющему разноцветьем осенних красок.
        - Привет!  - вдруг услышала рядом. И, уверенная, что обращаются, конечно, не к ней, все же обернулась, привлеченная русской речью и нежным веселым голоском, коим приветствие было произнесено.
        Туристы проходили мимо, не задерживая на ней взгляд, не оглядываясь, как будто она была невидимкой.
        В трех шагах от себя Мирослава увидела девушку. Опершись о каменный парапет, сощурив синие, как гиацинты, глаза, она смотрела на Миру в упор и улыбалась.
        Глядя на незнакомку в немом изумлении, Мира не смогла что-то сказать в ответ. Даже кивнуть не смогла. За весь месяц своего бесцельного хождения по городу никто ни разу не заговорил с ней, даже не улыбнулся. Официанты в кафе молча протягивали ей меню, записывали заказ, приносили счет, полицейские на перекрестках лишь что-то указывали, когда она неправильно переходила улицу. Мира понимала, что дело не в них и, в общем-то, не обижалась. Дело было в ней, и она могла только представить, каким замкнутым и отчужденным казалось окружающим ее лицо, каким арктическим холодом веяло от ее глаз. Всем своим видом она как будто безмолвно предупреждала окружающих: «Не подходите ко мне, не трогайте меня, не приближайтесь, не заговаривайте».
        А эта девушка, яркая и пестрая, как птичка колибри, отчего-то не заметила угрюмости Мирославы. Она смотрела на нее с доброжелательной улыбкой и для пущей убедительности махала рукой.
        - Извини, ты не говоришь по-русски!  - девушка легонько ударила себя ладонью по лбу и сморщила свой хорошенький вздернутый носик, который удивительно гармонично смотрелся на ее широкоскулом лице. Она шагнула в сторону Мирославы, сокращая расстояние между ними.  - Наверное, ты англичанка. Ну да, типаж подходящий. Извини, я ни фига не смыслю в английском, но мне вдруг почудилась такая тоска во всем твоем облике, тоска по Родине, естественно, на которую способны только русские!  - незнакомка снова улыбнулась и собралась уйти.
        - Я не англичанка!  - вдруг, сама не зная зачем, заговорила Мира. Она не искала случайных уличных знакомств, общества мужа ей вполне хватало, но что-то в незнакомке привлекло, заставив откликнуться.
        Эта девушка в облаке коротких кудряшек будто вся сияла, излучая жизнь, что сразу бросалось в глаза. Ее речь была легкой и быстрой, движения порывисты и изящны.
        - Я из Беларуси! Привет!  - Мирослава сделала шаг навстречу, и они оказались рядом.
        - О, соседи-побратимы! Офигеть! А я из Калуги. Меня Ира зовут. А тебя?
        - Я Мира.
        - Ира - Мира! Как здорово! Приятно познакомиться!  - широко улыбнувшись, Ира протянула ей руку.  - Ты кого-то здесь ждешь, Мира?
        - Нет,  - тряхнула головой девушка.
        - Но ты ведь не туристка?
        - Нет, мы с мужем месяц назад переехали сюда на постоянное место жительства.
        - О!? Ты замужем? Обалдеть! А сколько ж тебе лет, Мира? Прости, конечно, за нескромный вопрос!
        - Восемнадцать почти.
        - О!  - Ира быстро окинула девушку взглядом, несомненно, не оставив без внимания и линялые джинсы, и тяжелые ботинки на шнурках, и толстовку, и короткую серую ветровку.  - Неужели заарканила какого-нибудь состоятельного чеха?
        - Нет,  - возразила Мирослава.  - Мой муж - белорус. Его пригласили сюда работать, вот мы и переехали.
        - Юношеская любовь значит? Как романтично! А я вот хочу в мужья непременно какого-нибудь олигарха, чтобы у него была шикарная машина, особняк в Старом городе и обязательно золотая карточка швейцарского банка. Правда, пока такого не встретила, но не теряю надежды! Ты не замерзла, Мира? Мне кажется, к вечеру заметно похолодало! А давай-ка пройдем в одно уютное местечко, погреемся, поедим, выпьем пива, поболтаем, если ты, конечно, не спешишь!
        Ира болтала без умолку, но Мирослава была даже рада этому.
        Веселая и жизнерадостная девушка, задающая вопросы и сама же на них отвечающая, понравилась Мире с первой же минуты. И она потянулась к ней, как тянутся замерзшие к огню, блуждающие в темноте к свету, слабые к сильному.
        - Нет, я никуда не спешу. Идем!
        - Ох, чувствую, я здорово проголодалась! Возьмем себе гору жареных колбасок и как следует отметим наше знакомство!
        Ира взяла Миру за руку таким простым и естественным движением, как будто они были знакомы тысячу лет.
        - А, кстати, видишь вон то здание?  - Ирина указала на старинное здание с башней и часами за Карловым мостом.  - Между прочим, это ночной клуб «Karlovy Lazne». Возможно, его название тебе ни о чем не говорит, но там самая крутая дискотека не только в Чехии, но и во всей Центральной Европе. Мы с девчонками пару раз выбирались туда, поверь мне, это что-то! Ты вообще как относишься к ночным дискотекам?
        - Я на них ни разу не была,  - призналась Мира.
        - Ты что?  - округлила глаза Ира.  - Это дело мы исправим! Обязательно выберемся потанцевать в самое ближайшее время!
        - Нет, я…  - запротестовала было Мира, не желая признаваться, что не испытывает желания туда попасть.
        Но они уже спустились с Карлова моста на остров Кампа и вошли в кафе. Сквозь большие окна, задрапированные шелком, открывался потрясающий вид на Влтаву и Карлов мост.
        Столики с полотняными синими скатертями были почти все заняты. Но официант, молодой шатен, заметив вошедших девушек, расплылся в улыбке и поспешил им навстречу. Он усадил их за двухместным столиком у окна, зажег свечу, стоящую в центре рядом с вазочкой, полной махровых бархатцев, цветов осени, в изобилии росших на городских клумбах Праги, и протянул меню. Принимая заказ, официант не сводил с Иры глаз, а она лишь хлопала длиннющими ресницами да улыбалась, отчего на персиковых щеках расцветали ямочки. Парень чуть не умер от счастья на месте, и уже через пять минут перед посетительницами стояли кружки с пивом и тарелка с горкой горячих колбасок. Мира почувствовала, как заурчало в животе, а рот наполнился слюной. Она не обедала сегодня, а на завтрак съела лишь яблоко, бутерброд и выпила чашечку травяного чая с лимоном. Потом на Малостранской площади купила хот-дог у уличных торговцев, половину съела, а остальное скормила голубям. До этого момента ей казалось, что она вовсе не хочет есть, но, увидев горячие колбаски, ощутила, что аппетит разыгрался не на шутку.
        Последовав примеру новой знакомой, Мира положила себе на тарелку несколько колбасок, полила их сверху соусом и пододвинула поближе кружку с пивом. Спиртное ей было запрещено, но сегодня девушка решила забыть об этом и продегустировать один из лучших в мире сортов пива, ощутить, как легкий хмель кружит голову.
        - Ну, давай, дорогая моя, выпьем за наше знакомство!  - подняла кружку Ира, собираясь произнести тост.  - Ты знаешь, говорят, Прага - мистический город! Здесь ни когда и ничего не происходит просто так! И то, что мы с тобой встретились, тем более на Карловом мосту, что-то да значит! Что-то особенное, важное для нас обоих. Ой, куда это меня понесло!  - Ира засмеялась.  - Но если выражаться проще, я рада нашему знакомству и надеюсь, мы с тобой подружимся! Давай!
        Они легко стукнулись кружками, отхлебнули пива и с удовольствием принялись за еду. Ели молча, обмениваясь лишь улыбками и взглядами, потом снова выпили и, утолив первый голод, расслабились.
        - А чем ты занимаешься, Мира?  - спросила Ира.  - Учишься? Работаешь? Или осваиваешь лучшую в мире профессию домохозяйки?
        - Ни то, ни другое, ни третье!  - ответила та.  - Скорее, просто бродяжничаю.
        Ира удивленно вскинула брови.
        - Брожу с утра до вечера по городу, бездельничаю и не знаю, чем себя занять!  - честно призналась Мирослава.  - Муж работает, а мне не хочется сидеть одной в квартире все дни напролет! А ты?
        - А я работаю официанткой в одном кафе. С Лесей и Настькой. Они мои знакомые и землячки, мы вместе приехали сюда из Калуги в поисках лучшей жизни и кавалеров. Вместе работаем и снимаем одну на троих квартиру. Уже больше года здесь, но пока осуществить свои мечты не получается, однако мы не унываем и возвращаться не собираемся, по крайней мере, пока. По выходным посещаем курсы английского, а чешский и так, в принципе, понятен. Вот и ты поживешь здесь год-другой и тоже научишься понимать их язык. Жизнь здесь, конечно, не из дешевых, ты, небось, уже успела заглянуть в некоторые бутики в центре? Надеюсь, ничего не успела там купить? И не вздумай в них ничего покупать! Я знаю неплохие магазинчики в одном районе, где продаются такие же вещи, ну или почти такие же, только в разы дешевле.
        - Нет, в бутики в центре я еще не успела заглянуть. Как-то не тянет меня на шопинг!
        - Да ты что?  - несказанно удивившись, сделала огромные глаза Ира.  - Да я ни за что не поверю, что девчонку в восемнадцать лет не тянет на шопинг! Даже не пытайся убедить меня, что, проходя мимо нарядных витрин, ты не оборачиваешься в их сторону! А может, у тебя муж жадный? Денег тебе, что ли, не дает? Или зарабатывает не так много, как обещали сразу?
        Мира слабо улыбнулась и покачала головой, ничего не добавив к этому. Она знала, что девушка, сидевшая перед ней, ни за что не поверит, что последние полгода Миру вообще мало что интересовало в жизни. И даже если Мира попытается объяснить, Ира Войде ее не поймет. И не потому, что, возможно, инфантильна или глупа. Порхая по жизни, как бабочка, с легкостью и беззаботностью минуя все плохое, она не понимала, как, а главное, зачем жить по-другому.
        Мира же никогда так жить не умела и знала, что не сможет научиться этому. А посему, наверное, сейчас ей и не хотелось уходить, хоть за окном на город медленно опускался вечер.
        - Ну так наплюй на мужа, пусть и дальше себе жадничает, на шмотки ты всегда сама себе сможешь заработать!
        - Я ничего не умею делать. И у меня нет образования!
        - Ха! Можно подумать, у меня оно есть! Я когда одиннадцать классов окончила, папаша мой сказал, что больше кормить и одевать меня не намерен. Сказал, что толку от моей учебы никакого, зазря только штаны за партой протираю! А еще, хочешь учиться - учись заочно, но сначала поищи-ка ты себе, дочка, работу. Я и нашла! Два года за гроши на швейной фабрике пахала и хотела на заочное поступить. Да на бесплатное баллов не хватило, а на платное денег. Думала, поднакоплю немного и в следующем году попробую, но когда пришла сдавать экзамены, у меня пропало желание учиться. И не только это, у меня пропало желание вообще жить и работать в нашем городе. Конечно, я могла бы податься в Москву, но хотелось другой жизни, в корне другой. Бросив фабрику, устроилась танцовщицей в один стриптиз-клуб. Организаторы решили, что я немного похожу на Мэрилин Монро, соответствующий образ мне и придали. Там я познакомилась с Олесей и Настей. Они тоже танцевали и получали за это неплохие деньги. Вместе мы решили уехать в Европу. И нам даже неважно было, куда именно. Мы почему-то были уверены, что везде будет намного лучше, чем
дома. Знаешь, как оказались в Чехии? Однажды, напившись, разложили перед собой карту Европы и, закрыв глаза, ткнули пальцем. Попали в Чехию, а раз Чехия, то однозначно Прага. И знаешь, Мира, еще ни разу не пожалели о том, что приехали сюда.
        - Неужели вам было не страшно?  - спросила Мирослава, которая на подобные отчаянные поступки точно была не способна.
        - Нет, страшно было при мысли, что у нас что-то не получится и я навсегда останусь в нашем городе. Еще какое-то время покручу попой у шеста, потом выйду замуж за какого-нибудь придурка, нарожаю ему кучу ребятишек и буду до конца жизни варить борщи, вытирать сопливые носы, пилить мужа, влача жалкое существование жены рядового гражданина нашей страны. Это вполне могло случиться. Но теперь уж фигушки! Ни за какие коврижки не заманить меня обратно на родину! За прошедшие полтора года я там ни разу не была и не собираюсь! Настя и Леська ездили домой пару раз, а я нет! Папаша мой наверняка уже спился, а кроме него у меня там никого и нет! Ой, прости, Мира, телефон!  - воскликнула Ира и, обернувшись, извлекла из сумочки мобильный телефон.  - Леська, привет! Где я? А где ты? Недалеко от Карлова моста? Не поверишь, но я примерно в этом же районе! Что делаю? В кафе сижу! Помнишь, на Кампе есть чудная кафешка, где подают обалденные колбаски и официанты такие симпатяги! Да-да-да! Как раз то самое! Подойдешь? Ну, давай! Я тебя, между прочим, кое с кем познакомлю! Все! Давай! Жду!  - без остановки щебетала Ира
и, уложившись в минуту, отключила телефон.  - Это Леська, одна из тех девчонок, с которыми я уехала из Калуги. Я тебя еще не утомила, Мира? Есть у меня такая особенность характера - могу болтать без остановки. Ой, слушай, а колбаски-то наши совсем остыли! Давай-ка есть! Ты, кстати, уже успела обзавестись знакомыми?
        Мира отрицательно покачала головой и положила себе на тарелку еще колбасок.
        - Нет? Тогда предлагаю дружить!  - Ира протянула Мирославе руку, и та, улыбнувшись, пожала ее.  - Давай за это и выпьем!
        Они выпили еще пива, а потом зазвонил Мирин телефон. Вытащив его из кармана, она поднесла его к уху.
        - Да, Леша? Нет, я не заблудилась и со мной все в порядке! Не волнуйся, я скоро буду дома. Нет, встречать не надо! Я дойду сама,  - сказала девушка и закончила разговор.
        Положив телефон на стол, Мирослава несколько секунд, как будто что-то обдумывая, смотрела на него, потом подняла глаза на Иру.
        - Муж звонил? Беспокоится? Тебе уже пора домой?  - спросила та, отвлекаясь от еды.
        - Да…  - рассеянно кивнула девушка.  - Ира, а скажи, кем бы я, к примеру, могла бы работать здесь? И вообще, реально ли устроиться здесь на работу?
        - Да запросто! Почему нет? Кстати, ты обратилась по адресу. Через месяц наша Настя уезжает домой. Как надолго, неизвестно! Ее мама заболела, и она хочет быть с ней! Может быть, она вернется, а может быть, нет! У нее, в отличие от меня, нормальные непьющие родители. И они всегда очень переживали, что она уехала работать так далеко. Они не могут поверить, что здесь она работает официанткой и честно зарабатывает свои деньги. Отчего-то ее родственники и знакомые уверены, что Настя подрабатывает проституцией. Разубеждать их бесполезно, они все равно не поверят. Возможно, мама ее и заболела от беспокойства за дочь, не знаю! Может быть, она и поправится быстрее, если будет знать, что дочь рядом. В общем, я все это говорю к тому, что через месяц у нас освободится место официантки. Я поговорю с хозяйкой. Мы втроем у нее на хорошем счету. И если все получится, ты сможешь работать с нами!  - Ира засмеялась, весело, словно ребенок, захлопала в ладоши, потом, перегнувшись через стол, чмокнула Миру в нос и снова захохотала.  - Конечно, работа официантки нелегка! Весь день придется быть на ногах! Но это при
большом наплыве посетителей, а так…  - снова став серьезной, заговорила Ира.
        - Меня это не пугает,  - перебила ее Мира.
        - Вот и славно! А пока почему бы тебе не записаться на курсы английского? Поверь мне, он тебе в любом случае пригодится. Могу посоветовать неплохую школу, если хочешь.
        - Хочу,  - кивнула Мирослава.
        - О, а вот и Леська пришла!  - воскликнула Ира и, привстав со стула, махнула той рукой.
        Мира обернулась и увидела девушку в узких джинсах и короткой кожанке. Ее каштановые волосы были заплетены в косу, выбившиеся пряди обрамляли круглое лицо. Но не оно обращало на себя внимание в первую очередь, приковывало взгляды, а глаза, большие и зеленые.
        Девушка подошла к их столику и поздоровалась, поочередно глядя то на Иру, то на Миру.
        - Леся, познакомься, это Мира. Мира, это моя подруга Олеся,  - представила их Войде.
        - Приятно познакомиться!  - Леся протянула Мире руку, которую та пожала.
        - Будешь с нами?  - спросила Ира Лесю.
        - Нет, я уже успела поужинать.
        - И мы, пожалуй, тоже уже наелись! Мира, давай мы тебя проводим?  - предложила Ира, взмахом руки подзывая к себе официанта.
        - Давайте,  - согласилась девушка.
        - Ты далеко отсюда живешь?
        - Да нет… Мы арендуем квартиру в Малой Стране, вернее, нам ее предоставила корпорация, где работает муж.
        - Круто!  - присвистнула Леся.
        - Я не помню, как называется улица, на которой мы живем, а дом… Ох уж эти названия чешских домов!  - тяжко вздохнула Мирослава.  - Наш дом называется то ли «У трех козлов», то ли «У трех быков»…
        Несколько секунд девушки просто смотрели на нее, а потом, переглянувшись, зашлись в безудержном хохоте. Мира, глядя на их искаженные смехом лица, засмеялась тоже, как будто что-то прорвало у нее внутри. Засмеялась впервые за долгие месяцы…
        Кутаясь в шаль, Мира тихонько вышла из спальни и, пройдя в гостиную, опустилась на один из двух винтажных стульев, что стояли в углублении эркера. За окном в золотистой подсветке стояли уснувшие дома. Улочка, разделяющая их, была узкой, поэтому Мира из своего окна могла запросто рассмотреть причудливую лепнину эркеров, балконов, портик фронтона и даже дымоход. На подоконниках окон в горшках цвели бархатцы и красные герани. Горели фонари. Неподалеку проехал поздний трамвай. Ветер гонял листья по мостовой. Время перевалило за полночь, и улица была пустынна. От выпитого пива давало о себе знать сердце, да и давление, кажется, повысилось. Она ничего не сказала Полякову, вернувшись вечером домой, а он ни о чем не спросил. Вымыв посуду, которая осталась после ужина, съеденного им в одиночестве, Леша сел за ноутбук поработать, а Мира, посидев немного у телевизора, приняла душ, переоделась в пижаму и легла спать. Но сон не шел. Она снова и снова прокручивала в голове минувший день, знакомство с Ирой Войде, их разговор и до конца не могла поверить, что все это было на самом деле. Она лежала с закрытыми
глазами, не шевелясь, и слышала, как в комнату вошел Леша. Стараясь не шуметь, он быстро разделся и скользнул под одеяло. Он не придвинулся к ней и не попытался коснуться. Когда его дыхание стало ровнее и глубже, девушка осторожно вылезла из-под одеяла и на цыпочках, босиком, прошла в ванную. Здесь, в шкафчике, хранились лекарства. Она нашла те, которые назначил ей врач, и тут же выпила их, запив водой из крана. Постояв немного и подождав, пока таблетки начнут действовать, покинула ванную комнату, но в спальню не вернулась. Спать совершенно не хотелось. Поэтому, стянув с кресла шаль, она закуталась в нее и прошла в эркер, забралась с ногами на стул.
        Она впервые думала о будущем. Впервые прямо смотрела жизни в лицо. Она хотела умереть и могла бы умереть. Но зачем-то все же осталась жить. Выйдя замуж за Полякова и покинув Беларусь, просто сбежала от всего того, что подстегивало покончить жизнь самоубийством.
        Нет, она не жалела, что уехала с ним в Прагу, но и здесь надо было как-то жить. Надо было смотреть вперед. И сегодняшняя встреча с Ирой Войде стала для Миры самым настоящим подарком судьбы.
        Головная боль отступила. Ритм сердца стал ровнее и спокойнее. Лекарство подействовало, но покидать этот уединенный уголок гостиной все равно не хотелось.
        Почти бесшумно открылась дверь спальни, Мира не обернулась. Знала и так, что это Леша, проснувшись и не обнаружив ее рядом, отправился искать. Он беспокоился о ней, но привыкнуть к его заботе девушка не могла. Как-то не по себе становилось Мирославе, когда муж сокращал расстояние между ними. Все время приходилось подавлять желание отойти, отступить, отвернуться…
        Он вошел в гостиную, подошел к эркеру и присел на свободный стул. Несколько минут молча смотрел на темные окна соседних домов, потом повернулся к Мире.
        - Ты плохо себя чувствуешь?  - спросил.
        - Нет. Уже нет! Я приняла лекарства!  - поспешно ответила она.  - Просто не спится. Я посижу еще немного и лягу. Ты не волнуйся за меня, ложись! Тебе ведь завтра на работу!
        Поляков кивнул, но остался сидеть на стуле, глядя прямо перед собой.
        - Мира, знаешь, чего я все время боюсь?  - неожиданно снова заговорил он.  - Я боюсь, что ты исчезнешь.
        - То есть умру?  - спросила девушка.
        - Нет, просто уйдешь и больше не вернешься! Я возвращаюсь с работы и боюсь, что тебя не окажется в квартире. Я просыпаюсь среди ночи и боюсь не увидеть тебя рядом. Мне все время кажется, что ты со мной временно. Тебя ничего не держит здесь, и, уходя, ты даже не обернешься…
        - А зачем мне уходить? Да и куда? К тому же мы женаты!
        - Для тебя это имеет хоть какое-то значение?  - спросил Поляков, и в его словах Мира услышала горечь.
        - Но ты ведь не принуждал меня выходить за тебя! Я сама согласилась. А значит, я согласилась прожить эту жизнь с тобой до конца! Столько, сколько будет отмерено Богом. В любом случае, с моим сердцем я умру раньше тебя!  - спокойно и бесстрастно ответила она.
        Соскользнув со стула, Леша присел перед девушкой на корточки и, потянувшись к ее ладоням, сжал их в своих руках.
        - Ты же знаешь, я не позволю этому случиться! Я сделаю все возможное и невозможное для того, чтобы ты прожила долгую и счастливую жизнь!  - порывисто произнес Поляков и, поднеся ее ладонь к лицу, прижался к ней щекой.
        - Я знаю,  - сказала девушка.  - Леша, я хочу пойти работать!  - помолчав немного, добавила.  - Я знаю все, что ты можешь мне сейчас сказать, но не могу больше сидеть дома. Я могла бы работать официанткой и могла бы пойти на языковые курсы. Я неплохо себя чувствую и знаю, что справлюсь! Возможно, я и не заработаю кучу денег, но хочу заработать их сама.
        Не отнимая ее ладоней, Поляков поднял голову и посмотрел в лицо жены, светлым пятном выделяющееся в темноте.
        - Я думал, ты захочешь пойти учиться…
        - Я не знаю ни чешского, ни английского, а немецкий балла на три, не больше. Возможно, пройдет пара лет и я захочу учиться, но пока такого желания я не испытываю.
        - Мира, работа официантки нелегка. Да и публика в заведениях Праги бывает разная. С твоим сердцем…
        - Леша,  - перебила его девушка.
        - Мира, послушай, при устройстве на работу официанткой могут возникнуть проблемы. Работодатели придирчиво относятся к здоровью нанимаемого работника. Никому не захочется брать на себя ответственность. А вдруг с тобой что-то случится? Здесь, в Чехии, с этим строго. Тебе нужна другая работа, не такая тяжелая, спокойная… Почему бы тебе пока не выбрать себе какие-нибудь курсы? Давай ты поучишь язык, осмотришься, а потом…
        - Ладно, только давай не будем тянуть с этим! Давай уже завтра я пойду на курсы языка! Не хочу больше сидеть дома и бесцельно бродить по городу! Хочу чем-нибудь заняться…  - решительно произнесла Мира.
        - Тебе в самом деле этого хочется? Тебе ведь совершенно не обязательно работать…
        - Стать домохозяйкой?  - усмехнулась девушка.
        - Нет, жить в свое удовольствие!
        - Я так не умею!  - ответила Мира.
        И ничего не сказала Леше об Ире Войде.
        ГЛАВА 18
        Прошло десять лет…
        С трудом припарковав маленькое авто на запруженной машинами парковке у площади, Мирослава вышла из машины, захлопнула дверцу, пликнула сигнализацией и неторопливо пошла вперед, цокая каблучками по мостовой. Петляя между фасадами старинных домов, минуя узенькую улочку, она вышла на площадь и смешалась с толпой туристов. Девушка любила здесь бывать. Ее, как и десять лет назад, завораживало зрелище Астрономических часов, она часто бывала в храме перед Тыном, интерьер которого считался одним из самых богатых и красивых в Праге. Именно отсюда начинались конные прогулки по Праге. Лавочки, рестораны, кафешки, магазинчики, палатки и киоски, торгующие всякой всячиной, окружали площадь. Площадь была огромной, и на ней всегда толпилось много народу, ведь она являлась историческим центром Старого города. Мира шла вперед, размахивая маленькой сумочкой. Легкий ветерок трепал ее белокурые волосы.
        Время близилось к вечеру, но июльские сумерки не торопились опуститься на город и небо над головой оставалось синим-синим. Мире иногда казалось, что только в Праге оно имеет такой яркий, насыщенный цвет.
        Девушка жила по другую сторону Карлова моста, но здесь бывала часто. В одной из узких улочек, примыкающих к площади, в старинном доме помещалось кафе, в котором трудились Ирина Войде и ее подруга Леся. Настя, как и предполагала когда-то Ира, уехав в Россию, назад не вернулась. Родители сделали все возможное, чтобы удержать дочь дома, и она осталась… Мира тогда очень хотела занять ее место, но вышло все по-другому…
        - Мира!  - услышала девушка громкий окрик и обернулась.
        Вынырнув из арки, ведущей в очередной дворик или улочку, ей навстречу бежала Ирина. Белокурые кудряшки развевал ветер, как и короткое шифоновое платьице, перехваченное атласной лентой.
        Войде махнула ей рукой, и Мира, улыбнувшись, ответила тем же.
        Обнявшись, девушки обменялись поцелуями. Ира, конечно же, оставила на щеках Миры след от вишневой помады, которую обожала, и сама же его стерла.
        - Привет, дорогая! Ух, я думала, этот день никогда не закончится! Ну что, идем в «наше» кафе?
        «Наше» кафе - это уличная кафешка под тентом, огороженная деревянными кадками с разноцветным буйством петуний и украшенная тонким ажуром кованых фонарей, с удобными столиками и плетеными креслами. Здесь подавали вкуснейшее мороженое со свежими ягодами и фруктами и кофе с пенкой, их девушки обожали. Да и кухня считалась неплохой. Мира и Ирина часто сиживали здесь или, как в их первую встречу, спускались на Кампу. В Праге вообще насчитывается великое множество уютных местечек, где можно приятно посидеть, отдохнуть, поговорить. Как-то не принято у чехов встречаться в квартирах, и подруги эту традицию у них переняли. К тому же Мирин муж был дома, а он не особенно жаловал Войде, впрочем, взаимно. Ира же жила с Леськой и еще одной девушкой, и стеснять их своим приходом Мирославе не хотелось.
        Проходившие мимо мужчины оборачивались и провожали их взглядами, по достоинству оценивая плавную уверенную походку и стройные ножки, до невозможности удлиненные высокими каблуками, короткие облегающие платьица и белокурые шелковистые волосы, в которых отражались блики света. Ирина смеялась, поражая мужчин ослепительной улыбкой и синевой прекрасных глаз, а Мира лишь сдержанно улыбалась, наблюдая реакцию прохожих. Своей легкостью, почти детским озорством и кукольной внешностью Ира Войде сражала мужчин наповал, и, может быть, на ее фоне Мирослава казалась еще более сдержанной, серьезной, неулыбчивой…
        Стоило лишь взглянуть в лицо Миры, красивое, непроницаемое, задумчивое, чтобы понять, как далека она от озорства. За десять лет жизни в Праге желающих познакомиться с девушкой было хоть отбавляй. Но тех, кто все же осмеливался подойти, заговорить с ней и попросить телефон, были единицы. Что-то было в ее глазах такое, что останавливало мужчин. Они смотрели на нее издалека и чаще всего задавались одним и тем же вопросом: «Неужели эта красивая девушка совсем не умеет улыбаться?..»
        В этой неприступной, уверенной в себе, ухоженной блондинке с трудом можно было узнать прежнюю девочку Миру, которая десять лет назад покинула Беларусь, оборвав все связи с родными и воспоминаниями, и приехала в Чехию, чтобы начать новую жизнь.
        От той сломанной жизнью девочки почти ничего не осталось. Прожитые годы придали ей зрелости и внутренней силы. Сдержанность характера и уверенность в себе, которую она обрела уже здесь, добавили ее облику некоторой высокомерности. В совершенстве владея английским и чешским языками, она чаще всего и разговаривала на одном из них, с едва заметным русским акцентом.
        Когда-то, стоя у Карлова моста, Мира чувствовала, что не сможет прижиться здесь: уж слишком тяжел был груз, тянувший ее обратно в прошлое. Так она думала до знакомства с Ирой Войде, вследствие чего смогла оставить прошлое и начать другую жизнь, новую.
        Иногда девушка задумывалась, какой бы стала ее жизнь без Ирины, Леси, их многочисленных друзей и знакомых, старой сувенирной лавки, куда устроилась работать, окончив курсы продавца-консультанта. И пусть за прошедшие годы по-настоящему сблизиться с людьми Мира не смогла, не смогла даже Ире рассказать, что случилось с ней в семнадцать лет и вообще о прежней жизни, не это было важным. Она стала мерить жизнь их мерками, доверяя им больше, чем себе…
        Было время, когда Мира не смотрела на витрины модных магазинов, теперь же знала их все. Когда-то такое понятие, как «маникюр», понимался ею как аккуратно подстриженные ногти, теперь стал целым ритуалом, и его конечный результат - ухоженные руки и ногти. Раз в месяц Мира стабильно посещала салон красоты, где подкрашивали, подстригали и укладывали в модную прическу волосы, и spa-салон. Да и бриллианты, вкрапленные в белое золото, которыми любил побаловать Миру муж, уже не казались девушке чем-то особенным. Несколько лет назад она окончила курсы вождения и Поляков, который к тому времени уже стал начальником отдела программирования в корпорации, подарил ей маленькое «Пежо» цвета мокрого асфальта. Раз в год, в отпуск, она ездила на море с мужем, а уж с Ириной где только не побывала. Войде, не теряя надежды все же заполучить жениха-миллионера, таскала Миру и в Карловы Вары, и на многочисленные горнолыжные курорты. Богатые красавцы отчего-то пока не торопились бросить к красивым ножкам Ирины свои сердца и деньги, зато за эти годы она вполне смогла насладиться красотами и бьющей через край роскошью самых
престижных горнолыжных курортов Чехии.
        Десять лет пролетели как одно мгновение, и сейчас, оглядываясь назад, Мирослава даже поверить не могла, что прошло столько времени. Эти годы не были богаты на какие-то особые события, разве что Миру изменили совершенно.
        Была ли счастлива Мира? Возможно, да, если счастье можно измерять материальными благами, а может, и нет, душа ее по-прежнему оставалась пуста. Где-то глубоко внутри она чувствовала, знала, что проживает чуждую ей жизнь, чужую, словно ее душу и сердце переместили в другого человека, совершенно на нее не похожего. Складывалось впечатление, будто та Мира, семнадцатилетняя девочка с разбитым сердцем, затерявшаяся где-то в дымке лет, так и осталась в прошлом. А эта Мира, холодная и утонченная красавица, к тому прошлому не имела никакого отношения.
        За все десять лет Мирослава ни разу не приезжала в Беларусь.
        Она могла бы поехать, безусловно, такая возможность у нее была, в отличие от желания. Не хотела она возвращаться, не хотела видеть родителей, окончательно скатившихся вниз. И даже бабушку. Не могла Мира пересилить себя и снова оказаться в Старых Дорогах, ее страшило пережитое. Она боялась: то, что не раз возвращалось к ней во снах, оживет, станет реальностью. Мира скучала по бабушке, чувствовала свою вину перед ней, но…
        Поляков, конечно, бывал в Беларуси. Раз в год он неизменно летал в Минск и жил у родителей пару недель. Наведывался он и к бабушке, встречался с университетскими друзьями. Заезжал и к бабе Нине, передавал подарки и приветы от внучки, изобретая всевозможные причины ее отсутствия, скрывая истинное нежелание Миры вернуться на родину. А потом бабы Нины не стало, через несколько лет после нее умерла и Лешина бабушка. В Старые Дороги он больше не ездил. Мирины родители не особенно интересовались судьбой дочери. Они жили сами по себе, как умели, как хотели, как могли. Помнили, что где-то на этом свете у них есть дочь. Иногда, напившись и вспомнив о ней, могли пролить слезу, но чаще, конечно, жаловались соседям и собутыльникам на ее неблагодарность и жестокость…
        Взявшись за руки, подруги пересекли улицу и направились к кафе. Устроившись за столиком, заказали мороженое, кофе, фрукты и по коктейлю. Сделав заказ и подождав, пока отойдет официант, посмотрели друг на друга и рассмеялись.
        - Не могла дождаться конца смены!  - пожаловалась Ирина, когда принесли коктейль. Она сдула с лица непослушную прядь волос и сделала маленький глоток.  - И почему перед отпуском особенно четко понимаешь, как на самом деле осточертело это кафе и его посетители!  - продолжила она.  - Как подумаю, что уже завтра вечером буду гулять по берегу Адриатического моря, так и хочу бросить поднос и бежать оттуда без оглядки. Я устала уже работать. Одиннадцать лет, как проклятая, а ради чего?
        - Ну…  - протянула Мира неопределенно.
        - Да, ты права, ради всего этого… Но я устала. Честно - хочу замуж. Знаешь, иногда завидую тебе! Хоть Лешка твой и зануда, но все равно… Он любит тебя, заботится, и тебе ведь на самом деле никогда не нужно было работать. Необходимости в этом не было.
        Да, Мира знала это. Поляков хотел и очень надеялся, что в Праге, вдали от Старых Дорог, все постепенно забудется. Мира привыкнет к новой жизни и к роли жены. Ей действительно можно было не работать. И когда Мира изучала английский, потом чешский, Леша надеялся, что она устанет от курсов и учебы, ей все это надоест… Но Мире не надоедало. Она упорно шла к своей цели. Выучила английский, потом чешский. Однажды, гуляя по исторической части города, в одной из сувенирных лавок она увидела объявление. Требовался продавец. Образования у нее не имелось, но она все равно зашла и спросила о работе. Хозяйкой лавки оказалась немолодая женщина. Раньше с ней работала дочь, но вышла замуж и уехала, а женщине одной было тяжело. Они разговорились и… Мира осталась у нее работать. Параллельно, по вечерам она посещала курсы. Окончив их, стала дипломированным продавцом-консультантом…
        Мирослава пожала плечами.
        - А мне нравится работать. Госпожа Новак - хорошая женщина и очень привязана ко мне. Она сказала, что будет скучать!
        - Она по тебе всегда скучает!
        - Просто она одинока. А работать… Ну не ты ли твердила, что в наше время независимость превыше всего?
        Ира засмеялась.
        - Я и сейчас так считаю, просто я уже устала! Ты же знаешь…
        - Знаю! Вчера ты чуть не стукнула посетителя подносом по голове, потому что он был так навязчив и все пытался потрогать твою попу!
        Девушки рассмеялись и, чокнувшись, допили коктейль.
        - Да, нам определенно нужен отдых. И мы его заслужили! Ты уже чемодан собрала?  - спросила Войде.  - Купальников сколько взяла?  - Не дожидаясь Мириного ответа, продолжила.  - Я четыре! Позавчера с Леськой попали на распродажу, а там купальников столько было, что просто пипец! Я не смогла устоять и прикупила себе еще вишневое бикини! Такое потрясающее, как раз под цвет моей помады!
        - Я отложила кое-что из вещей, которые возьму с собой. А купальников у меня два, вот их я и возьму. Один закрытый и бикини,  - сказала Мира, отодвигая недопитый бокал с коктейлем. Выбрав в тарелке кусочек манго, стала есть.  - Помнишь, в прошлый раз, когда мы летали на Родос, мне вполне их хватило. Ты же знаешь, загорать по-человечески я не умею. Так что, в любом случае, я либо проваляюсь под тентом на шезлонге, либо получу солнечные ожоги и промучаюсь весь отпуск. Вот за что я люблю горнолыжные курорты…
        - Глупости! Там же нет возможности блеснуть в полуобнаженном виде и продемонстрировать мужчинам все свои прелести!  - перебила ее Войде.
        Чаще всего свои отпуска девушки делили на две части. Летом летали на море, зимой ездили на горнолыжный курорт.
        - Ну разве только это!  - улыбнулась Мира.
        Теплый летний вечер, опустившись на город, принес наконец долгожданную прохладу. Предзакатное солнце заливало все вокруг золотисто-червонным светом, глубокие тени пролегли на мостовой, и где-то рядом цветущая жимолость источала неповторимый, сладковатый аромат…
        Подруги еще немного посидели в кафе, выпили кофе с мороженым, поболтали и отправились к парковке.
        Получив права, Мира быстро освоилась на пражских дорогах. Девушке нравилась ее машина и нравились те ощущения, которые она испытывала, садясь за руль.
        Подождав, пока Ирина усядется и пристегнется, Мирослава повернула ключ зажигания, вырулила с автостоянки и покатила по запруженным машинами и общественным транспортом улицам. Даже сейчас, вечером, оживление на дорогах не стихало. Но девушка чувствовала себя за рулем уверенно и спокойно. Садясь за руль, она всегда была собрана и сосредоточена, не допускала разговоров по мобильному, да и вообще разговоров. Ира это знала, поэтому помалкивала, опершись о дверцу машины. Высунувшись в открытое окно, она наслаждалась бьющим в лицо воздухом, который развевал ее кудряшки, улыбалась и махала рукой проезжающим мимо автомобилям.
        Мира довезла подругу до дома, обменялась с ней прощальными поцелуями, пообещав позвонить завтра с утра, чтобы, не дай бог, Войде не проспала самолет. Ира вышла из машины, легким жестом захлопнув дверцу, перекинула сумочку через плечо и танцующей походкой направилась к своему подъезду. Мирослава улыбнулась ей и поехала домой.
        Сбросив скорость, она неторопливо ехала по городу, любуясь знакомыми улицами, успевшими стать родными, и чувствовала себя спокойной и умиротворенной. Рабочий день закончился, завтра у нее начинался двухнедельный отпуск, который она собиралась провести у моря, а сегодня ее ждал тихий семейный вечер наедине с мужем.
        Первые несколько лет семейной жизни Мира старательно избегала близких отношений с Поляковым, не интимных, а душевных. В этом плане работа в сувенирной лавке стала для нее настоящим спасением, а когда Леша уезжал в Беларусь или в командировку, и вовсе испытывала облегчение. Но потом, по прошествии нескольких лет, стена отчуждения, воздвигнутая Мирой, стала ослабевать. Она взрослела, привыкала, узнавала. Свыкнувшись с мыслью, что Прага и Леша навсегда вошли в ее жизнь, смогла оценить Полякова как человека. Хорошего, умного, интеллигентного.
        Говорят же, можно привыкнуть ко всему, и Мира привыкла. К тому же Поляков был абсолютно не требователен. Казалось, ему вполне хватало того, что Мира ему давала, не так много, конечно, всего лишь свое присутствие в его жизни. Она так и не стала идеальной женой и хозяйкой. Да и полюбить мужа тоже не смогла, даже не старалась, хоть и понимала, теперь понимала, что он заслуживает и ее любви, и благодарности. И если на второе она не поскупилась, то первое оказалось не в ее власти. Может быть, она и хотела бы полюбить мужа, но сердце, одевшись в ледяной панцирь, продолжало молчать. Однако, несмотря на это, все десять лет брака они прожили вполне сносно. Никогда между ними не возникало никаких ссор и недопонимания, никаких бытовых проблем и неурядиц. Мира вообще могла довольствоваться малым, она никогда ни в чем не нуждалась. Принимала подарки Полякова с благодарностью, но сама никогда и ничего у него не просила, хоть всегда знала: что бы ни попросила - муж достанет ей все. Алексей же редко ее о чем-то просил, но если просил, Мира не отказывала.
        Войдя в квартиру, девушка положила ключи и сумочку на комод в прихожей и, сбросив босоножки, босиком прошла в комнату. В квартире царила тишина. Заглянув в спальню и не обнаружив в ней мужа, Мира зашла в ванную, вымыла руки, тщательно вытерла их и прошла в кухню. Отсутствие в квартире Полякова показалось ей странным, кажется, утром, когда они оба собирались на работу, он не говорил, что может задержаться. Он знал, что завтра она улетает…
        Включив в кухне электрочайник, Мира вернулась в прихожую, достала из сумочки мобильный телефон, набрала номер мужа. Его мобильный отозвался трелью где-то в глубине квартиры. Слегка недоумевая, Мирослава прошла в гостиную и увидела мужа. Тот сидел в эркере, откинувшись на спинку стула. Возможно, он читал или работал, а может, просто задремал и не услышал, как она пришла. Пройдя немного вперед, Мира заглянула ему через плечо. Поляков сидел на стуле, задумчиво глядя в какую-то одну точку. Он даже не услышал ее шагов… Вглядываясь в его лицо, девушка только сейчас заметила, каким изможденным и усталым оно выглядит. Под глазами четко обозначились темные круги, губы плотно сжаты, брови сосредоточенно сдвинуты, лоб прорезали глубокие морщины… Только сейчас она увидела, что он заметно постарел, а ведь ему не было еще и тридцати пяти. Какое-то непонятное чувство тревоги коснулось души, но Мира поспешила прогнать его, решив, что у Полякова наверняка какие-то проблемы на работе, такое иногда случалось, но с этим Алексей всегда справлялся, не зря его ценили в компании, уважали и сделали начальником отдела.
        - Леш,  - окликнула мужа.
        Поляков поспешно обернулся и улыбнулся жене. Только улыбка не отразилась в его голубых глазах, они по-прежнему оставались печальными.
        - Привет! А я и не услышал, как ты пришла!
        - Привет! У тебя что-то случилось?  - спросила она, подходя ближе.
        - Нет, все в порядке!  - ответил он, поднимаясь со стула и легко касаясь губами Мириной щеки.  - С чего ты взяла?
        - Не знаю, когда я вошла, ты показался мне задумчивым каким-то, даже печальным! О чем ты думал?  - допытывалась девушка, пытаясь заглянуть мужу в глаза, но тот упорно отводил взгляд.
        - Мира, у меня все хорошо, на работе небольшие неприятности. Не бери в голову. Ничего серьезного, и это не впервые. Вот не хватало еще, чтобы перед отпуском ты беспокоилась о всякой ерунде! Расскажи лучше, как прошел последний рабочий день? Как вообще дела в лавке? Как поживает госпожа Новак? Расстроилась, как всегда? Как поживает твоя Ирина? Готова покорять побережье Адриатики? Передай ей, что, если она и в этот раз не найдет себе мужа, я точно сосватаю ее кому-нибудь из нашего отдела!  - Леша как бы нарочно переводил тему разговора, и Мирослава это понимала, но настаивать на своем не стала. Она никогда ни на чем не настаивала и не очень-то интересовалась делами компании мужа.
        Девушка засмеялась.
        - Не получится у тебя ничего. Ты же знаешь, Ира считает ужасными занудами твоих коллег.
        - Ну да. И меня в том числе.
        - Вот-вот!  - кивнула Мирослава.  - Но я так не считаю!  - серьезно сказала и, наклонившись, легко коснулась губами его губ.
        - Правда?
        - Правда.
        Они стояли рядом и смотрели друг другу в глаза. Отчего-то Мире захотелось сказать Леше то, что она ни разу не сказала ему за все прошедшие десять лет: ни дня за все годы она не пожалела, что вышла за него замуж.
        - Значит, я самый счастливый человек на свете!  - с улыбкой сказал Поляков.
        Мира опустила глаза, отступила на шаг и стала рассказывать мужу о лавке, она знала, что ему интересно. Он был знаком с Радой Новак лично и очень тепло относился к этой пожилой женщине. Пока Мира не стала водить машину, он часто заходил в лавку, чтобы пообщаться с хозяйкой и посмотреть на сувениры, которые та собирала со всех уголков Чехии. Как и Мире, Леше нравилась уютная атмосфера этого заведения.
        Мило болтая, они прошли в кухню. Мира собралась было нарезать салат и разогреть пиццу, но Леша от ужина отказался, сославшись на деловой обед, на котором ему пришлось присутствовать. Есть не хотела и Мира. Поэтому они просто выпили чаю с жасмином, обсуждая дела насущные и, в первую очередь, конечно, Мирину поездку в Черногорию. А потом, так как спать ложиться обоим не хотелось, решили погулять и отправились бродить по улочкам Малой Страны.
        Взявшись за руки, они неторопливо шли по булыжной мостовой, проходя мимо бесконечно прекрасных зданий, светящихся витрин и кованых фонарей, пока не вышли к Карлову мосту.
        Ночь уже опустилась на город, у реки повеяло прохладой, зажглись фонари, включилась подсветка мостов. Дневная суета стихла. Мост опустел.
        Взойдя на мост, Мира с Лешей прошли немного вперед и остановились в тени одной из статуй. Оперлись о каменный парапет и стали смотреть вдаль. Подсвеченные золотистым светом, здания Кампы отражались в воде. Мимо них, о чем-то споря, прошла парочка молодых людей. Леша пододвинулся к Мире и взял ее за руку. Девушка склонила голову на плечо мужа, а он, в свою очередь, наклонился и коснулся губами ее волос. Они молчали, но слова были не нужны. Вряд ли можно выразить словами то, что оба чувствовали.
        Домой возвращались не торопясь, по пустынным улочкам. Они уже почти дошли до дома, когда Леша вдруг остановился и взял Миру за руку.
        - Мира, мне надо поговорить с тобой,  - сказал он.
        Сердце девушки испуганно дрогнуло. Что-то случилось! Не зря ей сегодня показалось… У Леши неприятности, и они возвращаются в Беларусь! Почему-то только это пришло в голову и показалось ужасным.
        - Что-то все же случилось?  - спросила она, чувствуя, как начинают дрожать руки.
        - Нет, ничего особенного… Да ты не волнуйся, просто, пока ты будешь в Черногории, я пройду в клинике обследование. Что-то неважно себя чувствую…
        - Леш, у тебя что-то болит?  - забеспокоилась девушка, испытывая, однако, невероятное облегчение.
        - Да нет, ничего особенного, желудок дает о себе знать, ерунда, в общем. Просто я вдруг вспомнил, что уже тысячу лет не был у врача. Но ты не волнуйся…
        - Я не волнуюсь,  - и это было действительно так.
        Да, в последнее время Леша выглядел уставшим, но Мира списывала это на работу. И не волновалась. Поляков был молод, они жили в Европе, и, разумеется, Мирослава даже мысли не могла допустить, что здесь с ее мужем может что-то случиться! Только не в этой стране, где медицина на высшем уровне! Конечно, Леше надо пройти обследование, а еще лучше отдохнуть. Должность в корпорации выматывала его, требуя слишком много сил. Ему бы отдохнуть месяц-другой, отвлечься от всего…
        - Я не волнуюсь, но, может быть, мне все же лучше остаться дома? Если ты плохо себя чувствуешь, будет как-то неправильно, если я буду отдыхать, а ты здесь болеть.
        - Мира, девочка моя, я уже сказал, в этом нет никакой необходимости. У меня просто болит живот. Сдам анализы, проверюсь, выпишут лекарства, какую-то диету, вот и все дела. Пока ты приедешь из Черногории, я буду совершенно здоров! Вот увидишь!  - Поляков чмокнул жену в нос и потянул за собой к подъезду, тем самым считая разговор оконченным.
        ГЛАВА 19
        Утром следующего дня Леша Поляков отвез Миру и Ирину в аэропорт, посадил на самолет, а потом еще долго стоял у огромного окна здания аэровокзала, наблюдая за тем, как самолет разворачивается, набирает скорость, взлетает и исчезает в небе, а потом отправился домой. Но не смог вынести одиночества пустой квартиры и часа. Заперев входную дверь, одолеваемый невеселыми мыслями, он пошел бродить по городу. Мира в это время приземлялась в аэропорту Черногории.
        Последующие две недели стали для нее с Ирой настоящим праздником. Экскурсии по стране перемежались с вечеринками на пляже, ночные купания в море с бесконечными знакомствами и приглашениями в ресторан, шопинг, прогулки по городу, катание на лошадях, яхты и водные мотоциклы, дайвинг и прогулки в горы. Они наслаждались каждой минутой отпуска, веселились от души. Адриатическое побережье Черногории было настоящим раем. Лишь иногда в него врывалась реальность. Нечастые звонки домой пробуждали в душе Мирославы тревогу. Разговаривая с Лешей по телефону, она слышала, каким уставшим стал его голос. И пусть Поляков неустанно заверял ее, что у него все в порядке, тревожное чувство не уходило. Оно постоянно жило и росло внутри, подтачивая, не отпуская. Именно поэтому, несмотря на то, что отпуск удался, Мира испытала некоторое облегчение, когда пришла пора собирать вещи и лететь в Прагу.
        Леша не встретил ее в аэропорту, когда она вернулась в Прагу. Это удивило Миру, и только. Включив телефон, набрала его, услышав, что абонент временно недоступен, пожала плечами. Мало ли… Возникшее обстоятельство не показалось девушке странным. Поляков мог быть на работе. У него могла быть какая-то деловая встреча.
        Лишь вечером, набирая его снова и снова, Миру охватила паника. Прождав мужа допоздна, девушка поняла: случилась беда.
        Не зная, что делать и куда бежать, Мира позвонила Ире, потом они вместе с Войде, отыскав записную книжку мужа, звонили каким-то людям, пытаясь что-либо выяснить, окончательно впав в отчаяние, стали обзванивать клиники. Ближе к утру выяснилось, что последние два дня Алексей Поляков не появлялся на работе, а последние две недели проходил обследование в одной из клиник. Два дня назад его госпитализировали. Это все, что знала Лешина секретарша, до которой, в конце концов, смогли дозвониться.
        Снова дало знать о себе больное сердце. Привыкнув к размеренной, спокойной, надежной жизни, лишенной каких-либо тревог и волнений, Мира напрочь забыла о своем собственном диагнозе. Время от времени она посещала кардиолога, принимала какие-то лекарства, без которых нельзя было обходиться, но делалось это, скорее, по настоянию мужа, чем по ее инициативе. Мирослава каждый день ощущала на себе неустанную и ненавязчивую заботу Леши. Защищенная его любовью от различных бед и невзгод, Мира приучила себя к мысли, что так будет всегда. Сейчас ей стало страшно, и невозможно было представить, что эта жизнь может закончиться и ей придется вернуться в Беларусь, в Старые Дороги, в пустынный, выжженный слезами и болью край. Иногда ей снились деревня и хутор, которого давно нет. Просыпаясь среди ночи, она чувствовала, как колотится и ноет сердце в груди, а потом до самого утра не могла уснуть. Потихоньку, чтобы не разбудить мужа, Мира вставала с постели и пробиралась в гостиную, садилась в эркер и, закутавшись в шаль, просиживала так до рассвета. Снова возвращались воспоминания, противостоять которым было сложно,
ведь ей хотелось навсегда остаться в этом мире, таком уютном и теплом. И пусть он напоминал собой кокон, зато был совершенно идеален для нее.
        Леша в клинике. Ира пыталась подбодрить подругу, убедить, что с мужем все будет в порядке. Ну, в больнице и что? Не в морге же! Если заболел, его вылечат, здесь, в Праге, врачи творят чудеса. Он ведь молод, и на самом деле вряд ли с ним могло случиться что-то серьезное. Живот у него болел? Ах, ну это вообще сущие пустяки! С его-то работой он наверняка нажил себе язву! Но все это лечится!
        Войде поддерживала Миру, гнала прочь ее страхи, однако предчувствие беды не оставляло Мирославу. Она пыталась ухватиться за слова Ирины, поверить ей, убедить себя в хорошем, но выходило плохо.
        Едва дождавшись утра, поехала в клинику. Благо, секретарша снабдила ее и адресом.
        Ира не понимала, почему Леша не рассказал жене о своей болезни. Мира знала прекрасно, однако легче от этого не становилось. Она шла по коридору клиники, но не чувствовала под собой пола, ноги казались странно непослушными, чужими, ватными. Мимо бежали и спешили люди, разговаривали по телефону, обменивались на ходу какой-то информацией, улыбались, но они казались Мирославе нереальными. Она видела их так, будто телевизор смотрела, все вокруг было ненастоящим, неправдоподобным.
        Сжимая в руках ремешок сумочки, и она походила на сомнамбулу.
        Приуменьшив опасность, Леша, как и все время, снова пытался уберечь ее, оградить, не испортить ей отпуск, оттягивая неизбежное. Зная о ее больном сердце, он не хотел, чтобы она волновалась, а сам…
        Мира сжимала-разжимала пальцы, пытаясь убедить себя, что с ним на самом деле не случилось ничего страшного. Ну, возможно, у него гастрит или какое-то обострение, но сейчас ведь подобные болезни не являются чем-то ужасным, они лечатся и люди живут потом много лет. Однако, сколько бы девушка ни пыталась убедить себя, вселить уверенность и надежду, перед глазами стояло лицо мужа, усталое, похудевшее, изможденное, больное…
        Когда медсестра тихонько постучала в палату, в которой лежал Леша, и открыла перед Мирой дверь, ей показалось: еще чуть-чуть и она лишится чувств. С трудом переступив порог, девушка остановилась и взглянула туда, где в окружении аппаратов и трубок, укрытый простыней, лежал муж. Человек, который всего две недели назад улыбался ей, обнимал, целовал. Человек, который одним своим присутствием дарил ей целый мир, мир, который теперь, пошатнувшись, мог рухнуть в любой момент. Мирославе хватило одного взгляда, чтобы понять: не гастрит у него и даже не язва. На самом деле он болен куда серьезней, чем она может предположить. Не бывает у здорового человека земляного цвета лицо. И глаза не могут быть такими запавшими, обведенными багровыми кругами. Запекшиеся, потрескавшиеся губы и щетина яснее любых слов говорили о том, что все очень серьезно…
        Медсестра улыбнулась ей и предложила присесть, но девушка все стояла и смотрела на мужа, не в состоянии поверить, что происходящее - реальность.
        Медсестра ушла. Мира сделала маленький шажок по направлению к кровати, на которой лежал Леша, за ним другой и оказалась рядом с ним. Поляков спал, скорее всего, пребывая под действием какого-то лекарства. Остановившись у кровати, Мира опустилась на корточки, положила руки на край постели и стала смотреть на монитор, где тонкой изгибающейся линией билось сердце Леши. Попискивал аппарат, размеренно капало лекарство в капельнице, что-то чуть слышно жужжало. Глядя на монитор, Мира никак не могла осознать и постичь, как же так случилось, что из совершенно здорового человека, каким ее муж был еще совсем недавно, он превратился в больного, прикованного к постели. Это казалось невероятным, не вмещалось в сознании, и Мира отказывалась этому верить…
        Время шло, текли минуты, Леша оставался таким же неподвижным. Мира, у которой затекли ноги, собралась было выйти из палаты и позвать медсестру, но вдруг увидела, как дрогнула рука мужа, лежавшая поверх простыни. Пальцы зашевелились, стали шарить по поверхности, будто пытаясь что-то отыскать. Мира не сводила с них глаз, а потом осторожно коснулась рукой, нерешительно, легонько, словно боясь причинить боль, и ужаснулась тому, какими холодными они были.
        Подняв глаза, она взглянула в Лешино лицо, увидела, как дрогнули его ресницы. Казалось, чтобы открыть глаза, Леше пришлось приложить неимоверные усилия. Взгляд его не сразу сфокусировался на ее лице. Но по тому, как дрогнули его пальцы в ее ладони, она поняла: он узнал ее.
        Слезы навернулись на глаза и покатились по щекам, сдерживать их у Миры не было сил, опустившись на колени, она сжала ладонь мужа обеими руками и прижалась к ней щекой.
        - Мира,  - чуть слышно прошелестели губы Полякова.  - Мира,  - снова позвал он.
        Девушка заставила себя оторвать лицо от его ладони и поднять голову.
        - Леша, ты ведь не оставишь меня, нет?  - сдавленно прошептала она.  - Помнишь, ты обещал, что не оставишь меня. Это ведь я, я должна уйти раньше, а не ты, ты проживешь еще много-много лет!  - слезы градом катились по лицу, но она не обращала на них внимания. Сердце разрывалась от боли, и она знала, что не может потерять Алексея. Ведь он все, что есть у нее в этом мире. И пусть осознание этого пришло только сейчас, она всегда понимала, что без него не выжила бы. Он спас ее, вытащил из пропасти, и сейчас, глядя в его лицо, Мирослава чувствовала, как снова падает туда, теряя почву под ногами. Он ведь стал ее мечом и щитом, ее утешением и защитой, а она была так холодна, пренебрегая им и отталкивая его все время, заставляя чувствовать вину перед ней. Все эти годы он жил с постоянным чувством вины и принимал ее, как данность. Он ведь любил жену и каждую минуту знал, что безразличен ей.
        Мира зажала рот рукой, чтобы не закричать.
        Она тоже любила его, пусть понимание этого и пришло очень поздно, она давно его любила и не могла позволить ему уйти.
        - Мира,  - снова позвал Леша.
        Девушка лишь кивнула в ответ.
        - Я не хотел, чтобы ты видела меня в таком состоянии…  - медленно и тихо, с трудом выговаривая слова, заговорил он.  - Я сдержу свое обещание и не оставлю тебя… Просто мне только вчера сделали операцию, я еще не отошел от наркоза… Я не хотел тебя пугать… Проблемы с желудком… Все будет хорошо, родная, все будет хорошо…  - шептал он.
        Мира согласно кивала, пытаясь улыбнуться, но губы не слушались, кривясь в судорожной гримасе.
        - Я люблю тебя!  - сказала она, прижимая к губам Лешину ладонь.  - Я люблю тебя и не оставлю тебя!
        Поляков силился улыбнуться, но видно было, что дается ему это с трудом.
        Пришла медсестра и попросила Миру уйти. Больному еще не положены длительные свидания, да и волнения любые противопоказаны. Пообещав прийти завтра, Мира покинула палату и вышла в коридор. Медсестра задержалась в палате, но когда она вышла, девушка остановила ее.
        - Скажите, пожалуйста, что с моим мужем? Он поправится?  - спросила.
        Медсестра посмотрела Мире в лицо, бледное, заплаканное, искаженное болью и страхом, усадила ее на скамью в коридоре, принесла стакан воды и почти насильно заставила Миру выпить.
        - Вы уж мужайтесь, милая!  - сказала она, коснувшись Мириной руки.  - Но случай безнадежный. У вашего мужа онкология желудка. Причем болезнь зашла так далеко, что врачи оказались бессильны. У него пошли метастазы. Вчера его прооперировали, но сделать что-либо уже невозможно. Мы, конечно, постараемся продлить его жизнь, ведь он молод и…
        - Он умрет?  - потрясенно произнесла Мира.
        Медсестра молча кивнула.
        Мира не помнила, как в тот день добралась до дома, как вошла в квартиру, как опустилась на пол прихожей. Сердце разрывалось на части, болела душа. В квартире медленно сгущались летние сумерки. Где-то в сумке вибрировал мобильный телефон, да и домашний не смолкал, но девушка не могла заставить себя встать и взять трубку, она не могла и не хотела ни с кем разговаривать, кого-то слушать, что-то отвечать. Не хотела, даже если звонила Ира. Ей никто не нужен был, только Леша. Оглядываясь назад, Мира с отчаянием осознавала, если бы можно было повернуть время вспять, она все сделала бы по-другому. Она отплатила бы Полякову сторицей за то, что он сделал для нее, она смогла бы подарить ему столько счастья и любви, сколько он на самом деле заслуживал.
        Мирослава ощущала какое-то странное дежавю. Снова, как и десять лет назад, чувствовала отчаянный страх от невозможности смотреть жизни в лицо, от понимания того, что все возвращается на круги своя…
        Как будто властная рука отбросила ее назад во времени, и она опять стала семнадцатилетней девочкой, которая не знает, как дальше жить. А может быть, она так и осталась ею, вдребезги разбив искусственно созданный образ, в который за десять лет так успешно вжилась, и сломанная жизнью девочка - ее настоящая роль?..
        Откуда в доме оказалась бутылка виски и как Мира смогла о ней вспомнить, девушка не знала. Но, откупорив бутылку, прямо с горла опорожнила ее всю. Она пила и рыдала, причитала и страстно молилась, билась головой о стенку, не чувствуя боли, и выла от невыносимой боли внутри.
        Утром Ира Войде нашла Миру в прихожей в бессознательном состоянии, рядом валялись разбросанные помятые фотографии Полякова и пустая бутылка из-под виски. Иришка попробовала привести подругу в чувство, не вы шло. Пришлось вызвать «скорую помощь». Несколько дней Мира провела под капельницей в кардиологическом отделении одной из клиник. Ей настоятельно советовали остаться и пройти полный курс терапии, но Мира не стала никого слушать. Собственная жизнь утратила всякий смысл, и где-то она даже сожалела, что Войде нашла ее и не дала умереть.
        Леша умер в январе, не дожив до Рождества двух дней.
        Все эти дни, недели и месяцы, тянувшиеся, казалось, годы и пролетевшие как одно мгновение, Мира не отходила от него.
        Она ушла с работы. Случившееся с мужем горе заслонило окружающий мир. И порой, бредя по улице в людской толпе, девушке казалось странным, что солнце светит по-прежнему, а вокруг смеются и радуются все кому не лень, в то время как жизнь Леши Полякова отсчитывала последние часы.
        Когда послеоперационные швы немного зажили, Лешу отпустили домой. Ему прописали кучу всевозможных лекарств, уколов и назначили приходящую медсестру. Мира понимала, и Леша понимал: домой его отправили умирать, но между собой об этом не говорили. Мира обшарила весь Интернет в поисках тех, кто смог бы помочь Леше, находила какие-то клиники в Израиле и Германии, где за определенную сумму денег их готовы были принять. Звонила каким-то чудотворцам, клявшимся, что вылечат ее мужа одним лишь прикосновением руки. Девушка готова была отдать и продать все до последней кроны, все, что у нее имелось, даже обручальное кольцо, только бы это спасло Лешу, но муж пресек все ее безумные метания: врачи в клиниках Праги - квалифицированные специалисты. Но как можно было смириться, как жить и знать, что каждая минута, каждый день могут быть последними?..
        Мира обошла все соборы и костелы в Праге. Стоя на коленях, страстно молила Бога сотворить чудо и не дать Леше умереть.
        Эти месяцы были самыми страшными и тяжелыми в ее жизни, и вместе с тем самыми лучшими. Она старалась каждую минуту проводить рядом с мужем. Когда он еще чувствовал себя получше и его не мучали так сильно боли, они выходили погулять. Мира освоила кулинарию и готовила ему все, что требовал режим, она кормила его с ложечки, когда он уже ослаб и не мог сам есть. Брила его, мыла, помогала одеваться, разговаривала с ним, старалась быть сильной, а потом плакала в ванной, уткнувшись лицом в полотенце, чтобы он не слышал. Мира знала, что должна быть сильной, должна позволить мужу спокойно и достойно уйти, но глядя в его голубые глаза, все чаще затуманенные действием болеутоляющего, видела в них обреченность и тоску. Как бы она ни старалась, обмануть мужа не удавалось. Полякову же не давало покоя только одно: как он оставит в этом мире Миру одну? Он пытался завести с ней разговор об этом, но Мира уверяла, что незачем беспокоиться. Девушка не хотела, чтобы его мучали мысли о ее будущем. С ней все будет хорошо! Она останется в Праге, вернется на работу, переедет жить к Ире, а то и вовсе снимет отдельную
комнату. Мира так убедительно врала, что Леша в конце концов поверил.
        За десять лет, прожитых в Праге, они так и не научились экономить, и теперь это не давало покоя Полякову. Почему он не подумал, не позаботился, на всякий случай, не подкопил денег, чтобы оставить жене хоть небольшой счет в банке? Но Мира знала, если мужа не станет, она не останется в этом городе ни дня.
        Иногда, после укола, когда Леша засыпал, она, свернувшись калачиком, ложилась рядом, прижималась к нему и мечтала, чтобы и ей тоже вкололи наркотик и хоть на мгновение позволили все забыть. Она была согласна на что угодно, только бы муж продолжал дышать, и вместе с тем понимала: силы его на исходе.
        Ближе к зиме в Прагу приехали Лешины родители. Он уже не вставал с постели. Его родители остались с ним до конца. Мама, взяв заботу о сыне в свои руки, не отходила от его кровати. И когда он умер, она тоже была рядом. А Мира сидела в эркере. Обхватив себя руками, куталась в шаль и, прижимаясь щекой к коленям, не плакала, уже не плакала. Да и вряд ли слезы смогли бы облегчить то, что происходило в ее душе. Она дрожала, но не от холода - от нервного напряжения…
        …В комнате, где уже с утра от кровати больного не отходила медсестра, страшно закричала, забилась в истерике Лешина мать. Мира закрыла уши руками.
        Когда тело мужа забрала погребальная служба, чтобы приготовить его к отправке на родину и оформить все нужные документы, Мира собрала свои и Лешины вещи, навела порядок в доме и пошла к Карлову мосту, чтобы проститься с этим городом и с этой жизнью навсегда. Она знала, что не вернется в Прагу никогда. Ира, конечно, убеждала ее не торопиться с решением, умоляя все обдумать, но Мира знала, что не вернется. Она не могла здесь оставаться без Леши, хоть и в Беларуси ее тоже ничего не ждало, но это было не важно. Завтра она отправлялась вслед за «грузом 200» в долгий путь, который должен закончиться на одном из минских кладбищ, где будет похоронен Алексей Поляков. А что потом она станет делать с собственной жизнью, Мира не представляла. Ей было все равно.
        ГЛАВА 20
        Скрип-скрип, скрип-скрип, скрип-скрип…
        - Андрей!  - прозвучал в темноте комнаты хриплый мужской голос.  - Андрюха!  - повторился он громче и возмущенно.
        - А?  - послышалось сонно в ответ.
        - Что, а, кретин? Дрыхнешь?
        - Ну!
        - А фонарь этот гребаный долго будет качаться и скрипеть?
        - Так ветер…
        - Ветер! Я уснуть не могу!
        - Ну, Степик, что уж теперь…
        - А ни фига! Гарик, твою мать, не делай вид, что тоже спишь и тебе не мешает этот шум!
        - Степик?!
        - Гарик?!
        Гарик сел на диване и потер глаза. Он действительно уснул, а «гребаный» фонарь и вой вьюги за окном его нисколько не беспокоили. Даже, наоборот, действовали усыпляющее.
        - Ну?  - произнес Гарик, мечтая послать друга подальше и завалиться спать.
        - С этим фонарем надо что-то делать!  - заявил Степик.
        - Что, например?  - поинтересовался Юрьев, раздражаясь.
        - Спилить, разбить, оторвать, достаточно вариантов?  - перечислил Рудинский.
        - Вполне. А ничего, что на дворе погода нелетная и второй час ночи?  - спросил Гарик.
        - Нормальная погода. Подумаешь, метет немного. И спешить нам завтра все равно некуда, еще выспимся.
        Гарик покосился на окно, за которым мело, да еще как. Потом глянул на решительно настроенного Степика и после на виноватое лицо Андрея. Он знал, что, если откажется, ворчание Степика долго не прекратится, а Андрей будет чувствовать себя ужасно виноватым и, в конце концов, сам пойдет разбираться с фонарем. Потому что в Старые Дороги они приехали по его просьбе.
        Подавив тяжкий вздох, Гарик откинул в сторону одеяло и встал с дивана. Степик тоже вскочил и включил торшер.
        В тишине оделись. Не говоря ни слова, отворили входную дверь и вышли на просторное крыльцо.
        - Ни фига себе погодка!  - присвистнул Степик.
        - Нормальная погодка,  - поддразнил его Гарик.  - Метет, правда, немного.
        - Вот только не надо паясничать!  - нахмурился Рудинский.  - Чё делать будем?
        - Да разобьем, оторвем или еще чего умного придумаем!  - продолжал дразнить Степика Гарик.
        - Ребята!  - укоризненно посмотрел на них Андрей.
        - Ладно, извини!
        - За домом есть стремянка. Может, я схожу?  - помолчав, спросил Ляхнович.
        - Давай, но сначала отыщи плоскогубцы и изоленту. Будем резать!  - подумав, изрек Юрьев и, накинув на голову капюшон куртки, стал спускаться с высоких ступеней.
        Порыв ветра бросил ему в лицо колючие мелкие снежинки и чуть не сбил с ног, так что ему пришлось ухватиться за перила.
        - По-моему, это уже не просто метель. Это буран какой-то!  - пробормотал он.  - Степик, ну ты чего стоишь?
        - А чё делать?  - спросил тот, бестолково переминаясь с ноги на ногу и зябко ежась.
        Крыльцо-то было застеклено, и покидать какое-никакое, а все же укрытие ох как не хотелось.
        - Свет вырубать.
        - А как ты в темноте резать будешь?  - резонно поинтересовался Степик.
        - Мобильником посвечу.
        - Ага!
        Андрей принес стремянку и приставил ее к углу дома, как раз там, где под крышей качался фонарь. Побежал к крыльцу, но, не добежав полметра, поскользнулся и упал прямо в сугроб.
        - Черт!  - ругнулся он, хоть ругался не часто.
        Гарик отвернулся, но улыбки скрыть не смог.
        Прыснул и Степик, хоть пытался сдержаться.
        - Сволочи вы!  - упрекнул их Андрей, поднимаясь. Правда, без особой обиды, скорее даже ласково.
        Он поднялся, кое-как отряхнулся и пошел в дом за инструментами.
        Гарик потер руки, успевшие замерзнуть, и поднялся по стремянке.
        Забравшись на самый верх, принялся рассматривать крепление фонаря, прикидывая, как и где его обрезать так, чтобы потом можно было приладить обратно. Ведь дом, в котором они остановились, был чужим. Родители Рудинского, знавшие всех в деревне, договорились со знакомыми, которые и разрешили недельку пожить в нем.
        Чтобы разобраться в креплении фонаря, Гарику понадобилось не больше минуты. Он собрался уже сообщить детали Степику, как внезапный порыв ветра отчетливо донес до слуха волчий вой. Гарик машинально повернул голову в сторону, откуда доносился звук, и взгляд его на секунду мазнул фасад и окна дома напротив, но и этого мгновения оказалось достаточно, чтобы увидеть, как качнулась штора. Так, будто кто-то отодвинул ее, чтобы лучше рассмотреть происходящее, в частности, его самого на стремянке.
        - Гарик! Ну чё там?  - окликнул его Степик.
        - Вырубай свет! Андрей, тащи плоскогубцы!
        Ляхнович спустился со ступеней, осторожно ступая, подошел к стремянке и протянул Гарику инструмент.
        Степик отключил рубильник.
        Юрьев быстро орудовал плоскогубцами, то и дело косясь на темный безмолвный дом напротив.
        - Гарик, ты чего?  - окликнул его Ляхнович.
        - Интересно, а в доме напротив кто-нибудь живет?  - спросил Гарик.
        - Надо у Степика спросить. Он знает эту деревню. Но что-то за прошедшие пару дней я не видел, чтобы этот дом подавал признаки жизни.
        - А машина на обочине?
        - Так это, может, «драндулет» какой, с лета оставленный, полностью заметенный снегом. Мы, конечно, можем завтра проверить. А ты чего спрашиваешь?
        - У меня вдруг возникло такое чувство, будто из окон этого дома за нами наблюдают!
        - Да ну, быть такого не может…  - недоверчиво протянул Андрей.
        - Я видел, как колыхнулась занавеска, когда я забрался на стремянку. Как будто кто-то отшатнулся от окна,  - убежденно заявил Гарик, не забывая при этом плоскогубцами разжимать проржавевшие кольца, на которых висел фонарь. Потом очень ловко перерезал проводку и отдал фонарь Андрею.  - Завтра надо обязательно проверить этот дом,  - заключил он.
        - Надо,  - кивнул Андрей.  - Может, пройдемся по соседям?
        - Зачем?
        - Ну, ты ведь сам сказал…
        - Это дом Поляковых. Я гостил в нем однажды. Давно.
        - Что-то Поляковы не подают признаков жизни который день,  - пробормотал Ляхнович.  - Может, у них случилось чего?
        - В доме, скорее всего, никто не живет!  - сказал Гарик, шмыгнув носом.
        - Но ты ведь видел, как качнулась занавеска!  - не отставал Андрей.
        - Эй, вы скоро там? Я уже околел здесь!  - подал голос Рудинский, который все это время пританцовывал на крыльце, втянув голову в плечи.
        - Скоро,  - обернулся к нему Ляхнович.
        Юрьев быстро спустился вниз и, взвалив на плечи стремянку, потащил ее за дом. Степик, не дожидаясь особых распоряжений, зашел в дом и включил свет. Андрей потоптался немного в сугробе, тупо глядя на фонарь в руках, потом пошел к калитке. Когда Степик вновь появился на крыльце, Андрей, согнувшись пополам, усиленно пытался рассмотреть дом напротив в щель приоткрытой калитки.
        - Ты чего там?  - окликнул его Степик.
        - Там, в доме напротив, кто-то есть,  - перешел Андрей на шепот.
        - Полный бред.
        - Кто-то наблюдал за нами из окна.
        - Такого просто не может быть!
        - Да я тебе точно говорю! Гарик видел…
        - И чего?
        - Завтра все разузнаем и разберемся. А теперь домой и спать,  - ответил за него Юрьев, появляясь из-за угла веранды.
        Степик обернулся, и в его приподнятых бровях были немой вопрос и явная ирония.
        - А может, чаю выпьем, согреемся немного, а?  - предложил Андрей, когда они уже поднялись на веранду и закрывали за собой стеклянную дверь.
        - Можно и чаю,  - согласился Степик.  - Жаль, коньяка нет. Гарик, слышь, может, позвоним завтра девчонкам, пусть нам коньячку привезут?
        - Позвоним,  - согласился тот.
        Андрей поставил кипятить чайник, выставил на стол чашки и заварник, пододвинул сахарницу и, усевшись за стол, внимательно поглядел сначала на Гарика, потом на Степика.
        Те, проигнорировав его выразительный взгляд, продолжали сверлить друг друга глазами. И снова где-то совсем близко послышался волчий вой.
        - Проклятая деревня,  - пробормотал Степик. Не выдержав тяжелого взгляда Гарика, отвернулся к окну.
        Рудинский давно не был в Старых Дорогах. Пять лет назад умерла его бабушка, через какое-то время ее маленький, никому не нужный, ветхий домик обвалился. Ни родители, ни тем более родители его двоюродной сестры не собирались приезжать в деревню. Сельсовет сравнял дом с землей, а участок зарос бурьяном, дикой сиренью и акацией. В последний раз Степик приезжал сюда на похороны бабушки. И уезжая, был абсолютно уверен, что прощается с деревней навсегда. Тогда еще слишком живы были воспоминания, обиды, сожаления…
        Зачем он приехал сейчас? Какой-то неведомый душевный порыв или все же угрызения совести сподвигли его на это? Он и сам не мог ответить. Но когда Андрей как-то вечером, выпив лишнего, заикаясь, признался, что пишет роман о белорусской деревне и хотел бы в отпуске пожить в глубинке, чтобы собрать материал, Степик сразу вспомнил о Старых Дорогах.
        С воспоминаниями о Старых Дорогах неизменно приходили воспоминания и о Мире Ярославской, его двоюродной сестре.
        Впрочем, не один Степик помнил о Старых Дорогах.
        Гарик помнил тоже. Пусть и был он здесь лишь однажды, воспоминаний о том, что когда-то случилось в Старых Дорогах, хватило ему на всю жизнь.
        Много лет друзья не вспоминали ни деревню, ни случившееся в ней, будто сговорившись, по молчаливому согласию.
        Рудинский для вида повыпендривался - такой уж у него был характер. Но в какой-то момент они с Гариком решили, что, приехав снова, смогут как-то изменить прошлое или хотя бы примириться с ним.
        Андрей встал из-за стола и сходил за закипевшим чайником.
        - Вы ничего не хотите мне рассказать?  - спросил он, нарушая молчание.
        - Нет,  - Степик опустил голову и стал помешивать чай.  - Да и рассказывать собственно нечего. Просто однажды…
        - Просто однажды мы, играючи, со Степиком и Лехой Поляковым, тем самым, родственники которого жили в доме напротив, сломали жизнь одной девочке, более того, она чуть не умерла тогда…
        - Гарик?!
        - Степик?!
        - Не ссорьтесь, пожалуйста!  - вмешался Андрей.  - Если вам неприятно или вы не хотите об этом говорить, можете не рассказывать. Давайте пить чай и ложиться спать.
        - Да нет, чего уж там. Просто эта девочка, Мира, двоюродная сестра Степика, влюбилась в одного человека. В скверного человека. Который ненавидел деревенских, а особенно Рудинского и Полякова. Решив им отомстить, он соблазнил и влюбил в себя Мирославу. А мы в отместку сожгли хутор, на котором он жил. Он, конечно, смылся, но Мира этого не знала и чуть не умерла от горя, у нее стало плохо с сердцем, и она долгое время пролежала в больнице. Мы ни разу к ней не пришли. Считали, что она нас предала… Впрочем, Леха оказался умнее нас. Или милосерднее. Он вернулся в деревню, нашел Миру, женился на ней и увез в Прагу. Мы со Степиком решили, что имеем право вершить суд, и, посчитав Полякова виновным, навсегда вычеркнули из своей жизни. А Леха, зная, что так будет, пожертвовал дружбой и спас Миру, вопреки всему.
        Хоть голос Гарика звучал ровно и даже где-то равнодушно, Андрей не мог не заметить промелькнувшей давней боли в его глазах.
        - Наверное, Леша Поляков любил вашу Миру,  - предположил он.
        Гарик горько усмехнулся.
        - Я ее тоже любил, но лелея обиду, оказался жалким трусом! Надеюсь, Мира обрела покой и счастье в Праге с Поляковым. Надеюсь, она простила нас…
        Снова воцарилось молчание, нарушаемое воем вьюги за окном, свистом ветра в дымоходе да тиканьем часов на стене. Мужчины допили чай, погасили свет и снова улеглись спать.
        - Степик!  - Гарик приподнялся на диване и шепотом окликнул друга, уверенный, что Рудинский, как и он, не спит.
        - Ну?  - отозвался тот.
        - Я все думаю об этом доме напротив… Ты случайно не знаешь, кто сейчас там живет? Ну, твоя мать ведь отсюда, может, она чего слышала? Может быть, она поддерживала связь с матерью Полякова? Да и Лехина бабка…
        - Лехина бабка умерла. Летом Лехины родственники сажают здесь огород. А зимой в доме никто не живет.
        - Ребят,  - подал голос Андрей.  - А давайте завтра у бабы Раи спросим, помните, вы говорили, что завтра пойдем к ней в гости?
        - Ты чего не спишь?  - в один голос шикнули на него Степик с Гариком.
        - Да как тут уснешь… Все про дом этот думаю. И про Миру вашу.
        Мира поставила на плиту чайник и поплотнее закуталась в старую шаль. В доме было холодно. Сегодня она так и не отважилась выйти на улицу за дровами из-за внезапно появившихся соседей.
        Девушка пока не решалась выдать свое присутствие. О том, что она снова живет в Старых Дорогах, не знал никто. Разве только Лешина мама, которая и дала ей ключи от дома. Мирослава не хотела привлекать к себе внимания тех немногих стариков, что еще жили в деревне. Ей не хотелось расспросов и сочувствия. Ничьего. Она просто хотела быть одна. Даже матери не сообщила, что вернулась из Чехии. Впрочем, Мира вообще ей ничего не рассказывала. Даже в телефонных беседах, которых было немного за прошедшие десять лет, зачастую мать оказывалась пьяна. Жаловалась на жизнь и лила слезы. И на похороны не приехала.
        Заварив чай, Мира обхватила холодными ладонями чашку и подошла к окну.
        Полчаса назад в больших окнах дома напротив наконец погас свет.
        В деревне рано ложились спать. Дома по соседству пустовали. Поэтому девушка и подтапливала грубку, когда на деревню опускалась ночь, не беспокоясь о том, что дым могут увидеть. А потом начался снегопад, ее машину накрыло лавиной снега. Старики выходили из дома лишь по крайней нужде, все остальное время предпочитали отсиживаться в тепле у грубок и у телевизора.
        С чего вдруг принесло этих?
        Мира упустила момент, когда они появились…
        Дни напролет она лежала на диване, закутавшись в одеяло, и тупо смотрела в монитор ноутбука. Ставя очередной диск с фильмом, не особенно задумывалась над его смыслом и сюжетом. Чаще всего отвлекаясь на мысли, девушка вообще не понимала, что смотрит и зачем.
        Вьюга завывала за окном. Угасал еще один короткий зимний день. Когда очередной фильм закончился, Мира поднялась с дивана, чтобы вскипятить чайник, и замерла на месте. Окна в доме напротив все до одного светились.
        Большой добротный дом с застекленной верандой и высоким крыльцом до этого безмолвствовал. И девушка пришла к выводу, что в нем, как и в большинстве других, никто не живет, по крайней мере, сейчас, зимой.
        Мирослава подошла к окну. Сильные порывы ветра сметали снег с крыш и кружили его в хороводе. Качался фонарь под крышей, разбрасывая тени. Маячили какие-то неясные фигуры за окном, но рассмотреть их не получалось.
        Внезапное близкое соседство встревожило ее. И не только потому, что оно вносило сложности в Мирино существование здесь. Соседи приехали не на машине, значит, скоро не собирались возвращаться туда, откуда пожаловали. Знать бы, кто они такие…
        Свет в окнах дома напротив долго не гас в тот вечер. До полночи. Одинокий фонарь под крышей так и остался гореть.
        Температура в доме стремительно понижалась. Мира, как будто не замечая этого, не могла оторваться от окна. Чуть отодвинув в сторону занавеску, как загипнотизированная, смотрела то в темные окна, то на качающийся фонарь.
        Давно остановились часы, бывшие ей без надобности. Она не следила за временем, для нее оно давно остановилось.
        Ее соседи, наверное, уже уснули, но Мира все не решалась выйти во двор за дровами.
        Секунды превращались в минуты, скрипел фонарь под крышей, мела метель за окном, трещали деревья от мороза, и вдруг где-то рядом протяжно завыл волк…
        Мира вздрогнула. В народе, девушка помнила, говорили, что собаки воют к смерти, а волки…
        В доме напротив будто бы только этого и ждали. В окнах снова вспыхнул свет. Волчий вой оказался тому виной или еще что, Мира не знала, продолжая все так же стоять у окна и смотреть на соседний дом…
        Прошло немного времени, и на высоком крыльце тоже зажегся свет. Девушка сначала подумала, что соседи решили выйти с ружьем на волка, но оказалось, что им просто мешал фонарь, уж слишком жалобно и тоскливо он скрипел, раскачиваясь из стороны в сторону. Из-за забора появилась стремянка, на нее забрался мужчина, потом фонарь погас и зажегся голубоватый свет мобильного.
        Сильные порывы ветра так и норовили сбросить мужчину вниз, но тот, кажется, был не из слабых. Как-то он все же умудрялся удерживаться на стремянке, подсвечивать себе мобильным, да еще и с фонарем возиться.
        Снова завыл волк. Мужчина обернулся в сторону ее дома, лишь на мгновение задержавшись взглядом на темных окнах. Мира испуганно отшатнулась от окна, выпуская из рук штору. Тупой болью под левой грудью напомнило о себе сердце. Кардиолог, у которого она наблюдалась в Праге, настоятельно рекомендовал ей избегать всевозможных стрессов и волнений и принимать лекарства. А она пренебрегала его рекомендациями. Да, покупала лекарства, но сейчас не могла вспомнить, где и в какой дорожной сумке их искать.
        Мира не решилась больше подойти к окну, вернувшись к дивану, легла и закуталась в одеяло. Печка осталась нетопленной. Рисковать девушке совершенно не хотелось, к тому же она была уверена, что тот мужчина на стремянке увидел, как качнулась штора, и догадался, что из окон дома напротив за ним наблюдали.
        Утром следующего дня погода только ухудшилась. Метель все так же мела, завывал ветер, тревожно стонал лес.
        Поздно проснувшись, Мирины соседи выпили чаю, расчистили дорожки во дворе, затопили печку и, промаявшись у телевизора до обеда, пошли в гости к бабе Рае.
        - Ну, чым вас, хлопцы, яшчэ ўгасціць?  - спросила старушка, присаживаясь к столу.
        - Да не надо нам ничего, баб Рая,  - запротестовал Степик.  - Мы не голодные, просто пришли к вам поговорить. А вы вот так сразу и стол накрыли…
        - Да, в самом деле,  - поддержал его Гарик, чувствуя себя крайне неловко.  - Нам не хотелось бы вас стеснять. Просто наш друг роман пишет о белорусской глубинке, ну вот мы и приехали сюда пообщаться с людьми, на месте, так сказать…
        - Ой, хлопцы, і пагаворым, і напішаце, а зараз во садзіцеся, паешце, зрабіце ласку бабе старой, а я вам для апетыту самагоначкі налью!  - старушка отмела все возражения и, встав из-за стола, вышла в дальнюю комнату, вернулась с небольшой канистрой литра на три, доверху наполненной прозрачной жидкостью.
        Степик присвистнул.
        - Сама рабіла, во толькі ўчора выгнала. Вы не думайце, не прадаю я, толькі як жа адной без гэтага во? Вады хто прынясе - налью, сцежкі пачысцяць - дам выпіць, а дровы калолі па восені… Покуль пакалолі, во столькі і выпілі, ды яшчэ і грошай заплаціла…  - объясняла она, скрывшись за цветастой занавеской, разделяющей кухню на две половины. А вернулась к столу с четырьмя рюмками.  - З вамі за кампанію і я вып’ю,  - сказала, усаживаясь за стол и разливая самогон.
        - Ребята,  - подал голос Андрей, с укоризной глядя на друзей.
        - Не дрейфь, Андрюха,  - махнул рукой Гарик, перехватив его взгляд.
        ГЛАВА 21
        У бабы Раи засиделись до вечера. Старушка жила одна, но любила поговорить. Она охотно делилась воспоминаниями, припоминая тех, кто уже много лет лежал в могилах. Вспоминала молодость и своего мужа, рассказывала о детях и внуках, которых очень любила и гордилась ими. Делилась деревенскими новостями и расспрашивала гостей об их жизни. Те и сами не заметили, как выложили бабуле все не только о себе, но и о своих родителях, бабушках и дедушках. Они много смеялись над шутками и прибаутками, до которых баба Рая была большой охотницей. При этом старушка не забывала подкладывать гостям еды. А потом были чай и просто бесподобные блинчики с ванилином и творогом, запеченные в сливочном масле до золотистой корочки. Таких вкусных блинчиков мужчины в жизни не пробовали, поэтому и не вышли из-за стола, пока не умяли все, а после этого расчистили бабе Рае двор от снега, наносили воды и дров и с чистой совестью отправились домой.
        Не спеша, они миновали поворот дороги и обалдело замерли на месте: у их дома стояла машина, а рядом с ней девушки. Подпрыгивая на месте и потирая замерзшие руки, они поглядывали по сторонам, недоумевая, куда могли подеваться мужчины.
        - Вау, мальчики!  - закричала рыжая Светка, первой заметив их.
        - Девчонки!  - радостно воскликнул Андрей.  - А мы вас только вчера вспоминали!
        - А мы легки на помине, Андрюша,  - засмеялась Маринка и бросилась им навстречу. На лету повиснув на Степике, она чуть не повалилась вместе с ним в снег.
        Все весело рассмеялись.
        - Вы весьма вовремя решили скрасить наш досуг! А то ведь еще пару дней - и мы бы завыли от тоски!  - сказал Гарик, подходя к миниатюрной блондинке, едва достававшей ему до плеча.  - Привет, Катерина!
        - Привет, Гарик! А мы не просто так приехали,  - сказала она, подставляя ему щеку для поцелуя.  - Сегодня ведь четырнадцатое февраля!
        Гарик шлепнул себя ладонью по лбу.
        - Я ж говорю, в этой глуши… Прости, дорогая!  - Гарик чмокнул ее в губы и, обняв за плечи, повернулся к остальным.  - Ну что? Это событие надо отметить, а, Степик?
        - Шашлычка бы забацать!  - мечтательно протянул Андрей.
        - А мы все продумали, давайте, мальчики, разгружайте багажник, а мы в дом, погреемся немного, пока вас ждали, окоченели совсем…
        - Да, кстати,  - уже у калитки Маринка обернулась к мужчинам.  - В этом доме напротив кто-нибудь живет?  - спросила.
        Гарик, Степик и Андрей, как по команде, обернулись и уставились на нее.
        - Нет, а что?  - осторожно спросил Степик.
        - Да так,  - Маринка передернула плечами.  - Просто пока мы тут тусовались, дожидаясь вас, нам, видимо, померещилось, что из окон этого дома за нами кто-то наблюдал,  - сказала она и, окинув взглядом окрестности, добавила: - Мрачная эта ваша деревня.
        Друзья переглянулись. Они напрочь забыли, что у бабы Раи собирались расспросить о доме Поляковых и занесенной снегом машине на обочине.
        Мира включила чайник и потерла озябшие пальцы. С самого утра она не снимала пуховик и валенки. Температура в доме сильно понизилась, и девушка понимала, что ей придется рискнуть и с наступлением темноты растопить грубку. Если она не сделает этого, еще одной такой ночи не выдержит. Мирослава беспрестанно кипятила воду в чайнике, пытаясь согреться таким образом, но этого хватало ненадолго. За весь день она так и не смогла хоть что-нибудь съесть. Аппетита не было. Еда вызывала тошноту. Мира нервничала и хотела одного - чтобы дом напротив снова опустел.
        Она пропустила момент, когда обитатели дома ушли, но когда опять подошла к окну, увидела рядом с домом каких-то девиц, приплясывающих от холода у машины. Значит, ее отчаянным надеждам не суждено сбыться. Впрочем, могло быть и так, что эти девушки приехали забрать ее соседей. Однако почему-то в это верилось с трудом. Скорее всего, они приехали, чтобы скрасить одиночество мужчин.
        Застыв у окна, Мира наблюдала за ними, пристально вглядываясь в лица, тщетно пыталась уловить знакомые черты. Этих девушек она точно не знала.
        А они разговаривали, топтались и прыгали на месте, поглядывали по сторонам, пытаясь высмотреть куда-то исчезнувших друзей, и с опаской косились на ее дом.
        Мирославе уже и самой стало интересно, куда запропастились ее соседи и почему так долго не возвращаются.
        Она поежилась и усмехнулась. Последние несколько дней только и занималась, что не спускала глаз с соседнего дома. Это даже вошло в привычку. Ее как магнитом притягивало окно, и Мира почти от него не отходила.
        Сгустились ранние зимние сумерки, когда в группке девушек наметилось некое оживление.
        Они что-то радостно кричали, размахивая руками, потом одна из них сорвалась с места и бросилась бежать.
        Мирослава, сжимая в руках очередную чашку чая, переместилась чуть правее, чтобы получше рассмотреть приближающихся мужчин.
        Тот, к кому упала в объятия рыжая веселушка, остался за пределами Мириного обзора.
        Первым в поле ее зрения попал худой долговязый парень.
        Шапка-ушанка, полосатый шарф вокруг шеи, какое-то видавшее виды пальто на сутулых плечах… Все в нем было так нелепо, что Мирослава невольно улыбнулась. Он тоже улыбался, то оборачиваясь назад, то поглядывая на представительниц прекрасного пола, но, сколько Мирослава не всматривалась в размытые черты его лица, ничего, даже отдаленно знакомого в памяти не всплывало. Она видела его в первый раз.
        А потом показался второй, за ним следом третий, с рыжей девушкой под ручку.
        Мира испуганно дернулась в сторону, больно ударилась плечом об угол громоздкого буфета и стала оседать на пол. Чашка выскользнула из дрогнувших рук, глухо ударилась о пол и покатилась. Остатки чая горячими брызгами расплескались по полу.
        Первый мужчина ей и в самом деле был незнаком, но остальных она узнала сразу. Степик и Гарик, неразлучные друзья-товарищи, разрушившие ее жизнь, как ни в чем не бывало веселились и радовались жизни, а Леша вот уже месяц лежал в могиле.
        Заставляя себя глубоко дышать, Мира пыталась справиться со все возрастающей паникой.
        Она не верила в совпадения и случайности. Она не верила в то, что по какому-то странному стечению обстоятельств они оказались снова в Старых Дорогах в одно и то же время. Зачем? Для чего? Мирослава никогда не хотела опять повстречаться со Степиком, пусть когда-то они и были очень близки. Его слова до сих пор жили в ее памяти, и по ночам, на протяжении долгих лет, ей иногда снились пожар и хутор. И снова, как и тогда, она чувствовала те же беспомощность, отчаяние, разрывающее сердце, страх, боль…
        Степик считал ее предательницей, а Гарик, обиженный и уязвленный, во всем его поддержал. Только Леша… Много позже девушка поняла, как сильно любил ее Поляков. Он смог понять ее, стать на ее сторону, предав друзей, поддержать и никогда ни о чем не спрашивать.
        «Леша, Леша…» - воспоминания накатили горьким тугим комом, но глаза, холодные, непроницаемые, остались сухи.
        Что понадобилось здесь Степику? Ведь никто не знал, что она здесь! После похорон Мира исчезла, не сказав никому ни слова. Просто растворилась в небытии. Лешины родители, убитые горем, мало интересовались, что будет с их невесткой, которую они, в общем-то, и не знали.
        Если даже допустить, что Степику и Гарику каким-то образом стало известно о смерти Полякова, ее саму с деревней уже ничего не связывало. Баба Нина давно умерла, дом сравняли с землей…
        Мысли лихорадочно мелькали в голове, но сколько бы Мира ни пыталась найти разумное и правдоподобное объяснение происходящему, ничего не получалось.
        Рудинский не должен был здесь появляться. Жить в чужом доме, в заброшенной, опустевшей деревне было не в их с Гариком стиле.
        Если только их присутствие здесь не связано с ней.
        Других причин Мира не видела.
        Значит, ей нельзя здесь больше оставаться. Она не может снова встретиться со Степиком и Гариком. Только не сегодня, не сейчас, никогда. Боль и обида, живущие в ее сердце, никуда не делись. Превратившись в камень, отягощали душу, мешали жить, но избавиться от этого, простить Мира не могла.
        И хоть ехать было некуда, это не волновало Миру. Главное, выбраться отсюда, а дальше…
        Будущее виделось с трудом. Без любви, без счастья, без радости, без смеха, без беспечности и легкости. Непроглядное и темное. И уже не верилось, что когда-нибудь в нем забрезжит свет. Не будет у нее больше тихого счастья семейной жизни и никогда не познает она радости материнства…
        Вот так, изо дня в день, в темноте и пустоте, сколько еще она сможет прожить?
        А впрочем, и это тоже ее уже не волновало.
        Мирослава медленно встала и пошла собирать вещи.
        Предстояло еще разгрести и завести машину, а потом незаметно покинуть Старые Дороги.
        На мангале жарились шашлыки. Тонкой струйкой поднимался дымок от тлеющих углей, стыла водка на столе, который девушки сервировали прямо на веранде, громко звучала музыка.
        Веселье было в самом разгаре.
        Гарик, Степик и Андрей, изрядно подпившие, сидели за столом и пытались говорить о делах, а Марина, Света и Катя то и дело пробовали вытянуть парней танцевать, но скоро бросили эту затею. Танцевали друг с другом и просто так, пили вино и смеялись.
        Мужчины поглядывали на них, улыбались, дарили воздушные поцелуи и одобрительно кивали, отмечая особенно удачные па.
        Они познакомились с ними пять лет назад.
        Тогда парни только решили соединить знания и идеи. Гарик Юрьев неплохо разбирался в компьютерных технологиях, Андрей Ляхнович в финансах, а Степик Рудинский в иностранных языках и торговле вообще. К тридцати годам они поняли: можно и дальше работать на кого-то и довольствоваться тем, что есть, а можно организовать собственное дело и чего-то добиться в бизнесе. И заработать реальные деньги. Пусть не сразу, но… Сначала было сложно, да и конкуренция имела место, но они выстояли.
        Под первый свой офис сняли маленькую комнатку, где и ютились втроем. В этом самом здании в одном из офисов работали и девушки.
        Они то и дело сталкивались в холле, где их фирмы арендовали офисы, и улыбались друг другу, потом приветственно кивали, а потом решились познакомиться и быстро нашли общий язык. Девушки были без «закидонов», поэтому, когда в первый же вечер парни пригласили их в ночной клуб, они, не колеблясь, согласились. Там же как-то сразу распределились пары… Распределились сами собой. Опять же, в первый вечер.
        Связывала ли их любовь? Нет. Скорее всего, нет. Их накрепко связала дружба, а она дороже переменчивой любви или недолговечной страсти…
        Они долго веселились во дворе, потом еще продолжили в доме и только к полуночи, изрядно выпившие, улеглись спать.
        Гарик не мог бы сказать с точностью, что разбудило его в ту ночь. После выпитого и секса с Катериной он отрубился сразу, провалившись в глубокий сон. И вдруг словно что-то толкнуло его изнутри. Открыв глаза, Гарик с минуту вглядывался в темноту, пытаясь понять, что случилось. Взгляд туманился и никак не желал фокусироваться, в голове шумело, кругом царила тишина, нарушаемая лишь легким похрапыванием Андрея.
        Злополучный фонарь вчера был успешно срезан, и сегодня его противный скрип не нарушал сна. Вьюга утихла, и ветер не завывал в дымоходе, да и волк молчал.
        Прислушавшись, Гарик услышал за стенкой тихие голоса. В смежной с залом комнате Степику и Маринке не спалось.
        Гарик отбросил в сторону одеяло и сел на диване, поискал на полу трусы и футболку, натянул на себя и поднялся. После водки и шашлыков пить хотелось жутко, а от похмелья в холодильнике дожидалось пиво.
        Не зажигая свет, Гарик прошлепал в кухню, стараясь не шуметь, хлебнул пивка, покурил, присев на табуретку, немного посидел еще и решил вернуться обратно, подозревая, однако, что, как и в прошедшую ночь, проведенную здесь, снова не сможет уснуть. А ведь раньше не замечал за собой бессонницы.
        - Эй ты, чучундра длинноногая, что ты маешься? Чего не спишь?  - шикнул на него Степик, когда тот проходил мимо.
        - Не спится,  - буркнул в ответ Гарик.
        Он собирался лечь, но в самый последний момент передумал и подошел к окну.
        Картина, открывшаяся ему, заставила в немом изумлении застыть на месте.
        У дома напротив кто-то, отчаянно работая лопатой и щеткой, откапывал огромный сугроб, в котором, как вчера предположил Ляхнович, стоял оставленный с лета «драндулет». «Драндулетом» оказалась темная малолитражка, скорее всего, французской марки «Пежо». Такие машинки, не дешевые, между прочим, обычно предпочитают девушки.
        Не сразу придя в себя, Гарик протер глаза, не веря до конца увиденному.
        В доме напротив кто-то скрывался. Не зря им мерещилось, что из соседних окон наблюдают. И теперь этот кто-то намеревался бежать. Видимо, они своим приездом и весельем спугнули его.
        Гарик, вмиг протрезвев, метнулся в соседнюю комнату и, не говоря ни слова, стянул одеяло с Рудинского.
        - Эй, ты чё, очумел?  - округлил глаза Степик.
        - Там,  - Гарик указал рукой в сторону дома напротив,  - вор! И он явно собирается уносить ноги!
        - Гарик, ты в своем уме?
        - У нас всего несколько минут. Сейчас он закончит разгребать машину, заведет мотор и укатит, прихватив с собой все ценное, что есть в доме Поляковых. И если ты и дальше будешь лежать и задавать тупые вопросы, остановить его мы не сможем!
        Степик поднялся и стал одеваться, то и дело поглядывая на друга и ежесекундно ожидая подвоха. На всякого рода шуточки и розыгрыши Гарик был мастак.
        - Может, и Андрея разбудим?  - спросил Рудинский, натягивая куртку.
        - Не надо. Сами справимся. Там какой-то хлюпик на дамской машине.
        Мужчины вышли на крыльцо и, стараясь не производить шума, спустились со ступеней. Степик схватил шуфель, которым расчищали дорожки, и, вооружившись таким образом, они двинулись к калитке.
        Осторожно отодвинули засов, резко распахнули и рванули вперед.
        - А ну стоять на месте!  - закричал Рудинский.  - Не шевелись, сволочь!  - перепрыгивая через сугроб, обогнал Гарика.
        Тип у машины испуганно вскинул голову, явно не ожидая подобного, но все же быстро справился с растерянностью. Он бросил лопату и метнулся во двор.
        - А ну стой, тебе говорят!  - закричал вслед Гарик и прибавил скорость.
        Калитка оказалась запертой. Гарик перекинул Степика через забор. Тот отворил засов, и они пустились в погоню за вором, промышляющим в запертых на зиму домах.
        А тот шустро улепетывал по сугробам в сторону леса.
        Гарик, будучи высоким и длинноногим, не отставал.
        Рудинский сделал пару шагов, увяз в сугробе и повалился на снег.
        - Гарик, поймай этого урода!  - крикнул он другу.  - Не дай ему уйти!
        Степик попытался выбраться из сугроба, но увяз еще больше и, махнув рукой, остался в сугробе наблюдать за происходящим.
        Расстояние между беглецом и преследователем сокращалось, а лес становился ближе.
        Степик сжал кулаки. Уйдет ведь! Как пить дать, скроется в заснеженной чаще, а потом поди отыщи его!
        Вдруг убегающий воришка, будто за что-то зацепившись, плашмя повалился в снег. В ту же минуту его и настиг Гарик.
        - Есть!  - возликовал Рудинский.
        Гарик рухнул на распростертое на снегу тело, ожидая яростного сопротивления и драки, но ничего такого не последовало. Тип этот под ним был странно неподвижен и хрупок.
        В голове Гарика промелькнуло подозрение, а не мальчишка ли это, сбежавший из детдома, скрывался в пустом доме Поляковых?
        Чуть отстранившись, но не теряя бдительности, Гарик потянул за капюшон короткого пуховика, отороченного мехом. Вместе с капюшоном с головы сползла и шапочка, открыв взору белокурые волосы, кое-как перехваченные резинкой.
        Это была девушка.
        В полном изумлении, не ожидая подобного, Гарик медленно перевернул ее неподвижное тело, приподнял за плечи и, чувствуя все возрастающее волнение, заглянул в лицо.
        И отшатнулся, не поверив собственным глазам. А между тем в руках он держал хрупкое тело Миры Ярославской. Той самой девочки с необыкновенными глазами, забыть которую так и не смог.
        ГЛАВА 22
        Мира открыла глаза и сразу зажмурилась от яркого света. Голова, казалось, будто налита свинцом, мысли путались, и девушка не сразу вспомнила, что произошло и где она. Помнится, собиралась уехать. Дождаться, пока в доме напротив погаснут окна, расчистить машину и сбежать. Кажется, уже и расчистила, но уехать не успела.
        Снова открыв глаза, Мира пошарила взглядом по потолку и остановилась на лампе под бахромчатым абажуром. Знакомой лампе, которую за целый месяц, проведенный в доме покойной Лешиной бабушки, успела досконально изучить.
        Приподнявшись на локтях и чувствуя, как кружится голова, девушка свесила ноги с тахты и приняла вертикальное положение. Плед, которым она была заботливо укрыта, соскользнул на пол, но Мира не потрудилась нагнуться, чтобы его поднять.
        Пуховик и валенки, которые были на ней в момент бегства, отсутствовали. Постепенно картина произошедшего прояснилась. Мира вспомнила, как бежала, так, как не бегала уже много-много лет, чувствовала, что силы покидают ее, но остановиться не могла, не хотела оказаться в руках людей, ненавидевших ее, людей, которых и она ненавидела. Они были врагами, разрушили ее жизнь и теперь, когда она снова оказалась на краю пропасти, как стая стервятников, кружили над ней. Но она не позволит им! Она изменилась. И им еще предстоит узнать, как сильно.
        Медленно обведя глазами комнату, девушка задержала взгляд на высокой фигуре Гарика, отвернувшегося к окну и усердно пытающегося в нем что-то рассмотреть. Потом взглянула на Степика. Сгорбившись, тот сидел за столом и, опустив голову, сосредоточенно разглядывал свои руки. Они не виделись десять лет, но ничего не дрогнуло в душе Мирославы.
        Степик, словно почувствовав ее взгляд, оторвался от созерцания рук и поднял глаза на сестру. На мгновение их взгляды встретились. Лицо Миры окаменело. Подбородок непроизвольно выдвинулся вперед, глаза сузились. И Степику не понадобились слова, чтобы понять: прошедшие годы ничего не изменили. Мирослава ничего не забыла и не простила. Именно поэтому хотела сбежать. Именно поэтому не желала видеть, встречаться. И если бы Гарик не проснулся, если бы не подошел к окну, никто не узнал бы, что она вообще здесь была.
        Нахмурившись и не опуская глаз, Рудинский силился припомнить, говорила ли ему мать, что Мира вернулась в Беларусь. Но ничего не вспомнил. Скорее всего, его мама не знала, что племянница вернулась. Да и тетка Тамара, мать Миры, вероятно, не видела дочери. Интересно, как давно она здесь? И где, черт возьми, Леха Поляков?
        Пока девушка была без сознания, Степик с Гариком обследовали дом и не обнаружили в нем никаких следов присутствия Лехи.
        - Здравствуй, Мира!  - нарушив тягостное молчание, заговорил Степик.
        В ответ девушка молча кивнула.
        - Честно говоря, я и не надеялся, что мы когда-нибудь свидимся с тобой в этой жизни!
        - И ты небось безумно рад этой встрече!  - презрительно усмехнулась Мира.
        - Я знаю, у тебя нет причин верить мне, но это действительно так!
        - Ну почему же? Я верю! И до сих пор храню в памяти лучшие мгновения проявления твоей братской любви ко мне!  - В ее словах было столько яда, столько неприкрытой ненависти и едва сдерживаемой ярости, что Степик вздрогнул.
        Нет, он, конечно, не ожидал теплой встречи, вообще не надеялся на нее и тем не менее действительно обрадовался, увидев сестренку. Прошлое терзало его больше, чем он мог себе представить. Теперь он признавал, что был неправ тогда, нет, не во всем, он по-прежнему был уверен, что человек с хутора воспользовался ею. Не прав он был в своей категоричности, гордыне, нетерпимости, непримиримости и упрямстве, из-за которых потерял двух дорогих ему людей. Миру и Леху. И пусть осознание этого пришло не скоро и не сразу, оно не отпускало…
        Сейчас он вдруг понял, что у него есть возможность все исправить, все изменить, попросить прощения…
        Но слова Мирославы, тон, каким они были произнесены, ее враждебность и леденящий холод глаз говорили о том, что ей-то как раз не нужны ни его прощение, ни его раскаяние.
        - А ты стала другой, Мира!  - медленно изрек Гарик, поворачиваясь к ней.
        - А у меня, Гарик, были неплохие учителя,  - даже не глянув в его сторону, произнесла она.  - Напомнить, какие именно?
        - Не надо! Если ты думаешь, что мы все забыли…
        - Не поверите, я вообще не думала о вас!  - перебила его девушка и встала с дивана.  - Итак,  - скрестив руки на груди, произнесла она, глядя то на Рудинского, то на Юрьева,  - что вам нужно? Ведь вам что-то нужно, не так ли? Вы ведь для чего-то сидели здесь, выжидая, пока я очнусь? Вряд ли вы надеялись, что, очнувшись и увидев вас, я растрогаюсь до слез и брошусь обниматься с вами!
        - Да нет, на это, конечно, мы не рассчитывали, но после стольких лет мы могли бы просто поговорить!  - предположил Юрьев. Впрочем, особой уверенности в его голосе не слышалось. Видно, он, как и Степик, понял, что Мирослава не собиралась сокращать дистанцию между ними даже на миллиметр.
        - Нет!  - отрезала она.  - Не собираюсь я с вами разговаривать! Не о чем мне с вами говорить! Вам лучше уйти и забыть, что мы встретились. Когда-то вы с легкостью выбросили меня из своей жизни, предав забвению, так пусть для вас я и останусь там!
        Рудинский почувствовал, как раздражение закипает в нем. Захотелось вскочить со стула, схватить эту девчонку за плечи и вытрясти из нее всю душу. Но он лишь сильнее сжал пальцы, напоминая себе, что эта девушка, уверенная в себе, красивая и холодная, не та семнадцатилетняя девочка Мира, его двоюродная сестра, которую он так любил и оберегал.
        - Здравствуйте, Мира!  - неожиданно прозвучало у девушки за спиной.
        Мирослава обернулась и увидела в проеме дверей мужчину. Какого-то до нелепости несуразного, сутулого, с торчащими в разные стороны давно не стриженными редкими волосами непонятного цвета. Он смотрел на нее добрыми и внимательными глазами кролика из мультфильма про Винни Пуха, с извиняющейся улыбкой на губах. Вязаный свитер был ему явно великоват, валенки тяжеловаты, а полосатый шарф и вовсе без надобности. В руках он держал поднос, на котором стояли чашки, чайник и сахарница. Этого человека Мира не знала, поэтому не смогла запросто послать к черту, более того, глядя на него, возникло желание улыбнуться. Уж очень смешно на самом деле он выглядел.
        - Здравствуйте,  - бросила она в ответ.
        - Извините, что прерываю вашу беседу. Извините, что позволил себе смелость покопаться в ваших хозяйственных запасах… Но в доме так холодно, я думаю, нам всем не повредит выпить чаю и согреться. И еще, если вы не против, я мог бы принести дров и растопить печку. Меня, кстати, Андреем зовут!  - представился он и поставил на стол поднос.
        - Мира,  - ответила девушка.
        - Я счастлив познакомиться с вами! Много слышал о вас…
        - Не могу сказать того же, но мне тоже приятно с вами познакомиться!  - произнесла Мирослава, и голос ее потеплел.
        Гарик и Степик незаметно переглянулись, оба почувствовали, как напряжение, достигнув предела, понемногу ослабевает. Когда Андрей разлил по чашкам чай, Степик пододвинул к себе чашку, Гарик взял стул и сел к столу. Андрей тоже присел и обернулся к Мире:
        - Вы ведь выпьете с нами чаю, Мира?
        Несколько бесконечно долгих секунд девушка стояла, пристально вглядываясь в лица каждого. Ох, как же ей хотелось послать всех к черту и, гордо вскинув голову, покинуть комнату. Но что-то ее удержало. Сжав губы, она прошла к столу и села на предложенный ей тут же стул.
        - Мира, а давай сыграем в карты?  - предложил вдруг Степик.
        - Что?  - переспросила девушка, не совсем понимая, что у него на уме.
        Андрей, впрочем, тоже не понял, что за нелепое предложение. Поперхнувшись чаем, он недоуменно покосился в сторону Рудинского. И только Гарик понял все.
        - Давай сыграем в карты на желание, помнишь, как мы играли когда-то? Сыграем вдвоем, а Гарик с Андреем будут наблюдателями.
        - Ты, кажется, меня не понял, Степик…
        - Я понял, ты просто струсила!
        - Я струсила?  - усмехнулась Мира.  - Ты, кажется, забыл, Степик, как запросто я оставляла тебя в дураках!
        - Я не забыл. И помню те безоблачные дни… Сейчас у тебя снова будет возможность оставить меня в дураках. Если выиграешь ты, мы уйдем и больше не потревожим тебя. Но если выиграю я, ты расскажешь нам, что случилось и почему ты здесь.
        Мира понимала, что Рудинский провоцирует ее, понимала и чувствовала некий подвох, замечала взгляды, которыми Степик обменивался с Юрьевым, и догадывалась, что эти жулики наверняка что-то задумали. И вместе с тем возникшее напряжение говорило лучше любых слов, как важно для них одержать победу и узнать правду. А она, конечно, могла послать их к черту, отказаться от игры, выгнать из дома… Но это не значило бы, что она отделалась от них насовсем. К тому же азарт, проснувшийся в ней, и тщеславное желание оставить всех с носом взяли верх над разумом, и девушка согласно кивнула.
        Пока Андрей ходил за картами в дом напротив, Гарик растопил печку, убрал со стола посуду и, усевшись на тахту, закурил. Он жутко нервничал, хоть и боялся это показать. То и дело, поглядывая на Рудинского, пытался уверить самого себя, что Степик справится, и не мог отделаться от какого-то непонятного чувства обреченности. Связано ли то было с предстоящей игрой, с тем, что он мог бы услышать от Миры, с таким совершенно неожиданным, нежданным поворотом событий или с прошлым, которое, оказывается, жило в глубине его души, никуда не делось, Гарик не знал. Но чувство это не отпускало…
        Когда Андрей принес карты, Мира пересмотрела их все, проверяя на крапленость. Атласная поверхность карт приятно удивила пальцы, пробуждая забытые воспоминания прошлого и чувство беззаботности, неизменно связанное с лучшими мгновениями детства. А ведь за прошедшие годы она ни разу не притронулась к картам.
        Тщательно перетасовав колоду, Мирослава передала ее Рудинскому, предлагая и ему сделать то же самое. Степик взял карты, проверять ничего не стал, еще раз лениво перетасовал их и раздал.
        Игра началась.
        Гарик, затушив сигарету, бросил окурок в печь. Нагнувшись и упершись локтями в колени, остановил взгляд на столе и замер.
        Андрей тоже сосредоточился на игре, пристально следя за Степиком, которому отчего-то не доверял, но, по большему счету, совершенно ничего не смыслил в азартных играх.
        Мира и Степик взяли по шесть карт, определив козырную масть. Девушка сделала первый ход. Чувствуя волнение, она не спускала глаз со Степика, следя за тем, как он ходит, отбивается, берет карты… Первый заход, второй, третий, и результат первого кона - ничья.
        Гарик полез в карман за сигаретами и снова закурил.
        В воцарившейся тишине было слышно, как шелестят карты, сжатые в руках, гудит пламя в дымоходе печки-голландки, потрескивают от мороза деревья за стеной.
        - Мне интересно вот что, Мира: в чем бабушка наша виновата перед тобой?  - заговорил вдруг Степик.  - За что ты ее наказала, уехав и пропав? Она ведь ждала тебя, все время ждала, до последнего. Твоя мать уверяла нас, что сообщила тебе о болезни бабули, а потом и о ее смерти, но даже на похороны ты не соизволила явиться. Я точно знаю, что Поляков бывал здесь каждый год, и пока была жива наша бабушка, он заходил к ней. Каждый раз что-то врал о твоей бесконечной занятости, и мы, ты знаешь, даже решили, что ты собралась баллотироваться в чешский парламент. Ты ведь любимицей ее была. Моя мать ругала тебя, все же знали, что ты могла бы приехать, если бы захотела, а бабуля защищала, до последнего защищала, оправдывала тебя и твое равнодушие. Ты наверняка не в курсе, что родители твои совсем спились, как-то быстро спились и, приезжая сюда, подрывали бабушкино и без того слабое здоровье, требовали денег, потому как с работы папашу твоего к тому времени уволили по статье, а выпить хотелось. Моя мать пыталась убедить ее поехать в Минск, подлечиться в каком-нибудь хорошем медицинском центре, но она не
поехала, все говорила, «унучачка яе», любимая маленькая Мира, скоро приедет, вот тогда и пройдут все ее недуги! Но ты так и не приехала…
        Мира почувствовала, как боль и вина пронзили сердце и стало тяжело дышать. Слезы навернулись на глаза, и девушка поспешно опустила их, чтобы Рудинский не увидел. Она знала, что виновата перед бабушкой, знала и без того, что говорил Степик. Ей нечего было сказать в свое оправдание, нечего было возразить. Она струсила, хоть должна была приехать, хотя бы один раз. Смерть бабушки тяжким крестом, еще одним, лежала на ее совести, а оправдания казались жалкими и никчемными.
        Второй кон тоже закончился ничьей, оставался третий, последний.
        Юрьев вскочил на ноги, прошелся по комнате, остановился у окна. Где-то «на деревне» закричал петух, возвещая начало нового дня, только зимняя долгая ночь еще не торопилась отступать.
        Вдруг Мире стало все равно. Былой азарт и желание победить улетучились, оставив после себя лишь пустоту и безразличие. И так же стало все равно, узнает Рудинский правду или нет. Все близкие ей, любимые люди умерли, ушли, став воспоминаниями, дымкой лет, и от победы ее или поражения в игре ничего не изменится.
        Когда в колоде не осталось больше карт, играть продолжили теми, что держали в руках. Обстановка накалилась до предела.
        Андрей ломал пальцы, Гарик кусал губы, капельки пота выступили у Степика на лбу, клубы сигаретного дыма плавали в свете лампы, и только Мира оставалась равнодушной и спокойной. Она ходила, Рудинский отбивал. Она снова ходила, он опять отбивал. Он ходил, она забирала. Он ходил, она крыла…
        - Есть!  - облегченно выдохнул Юрьев, оказавшись у стола, и Мира с удивлением обнаружила, что у Степика карты закончились, в отличие от нее.
        - Ты проиграла, Мира!  - охрипшим голосом произнес Рудинский. Скользнув взглядом по своим рукам, он с удивлением увидел, как дрожат пальцы.
        - Что ж…  - выдавила из себя Мирослава, осторожно кладя карты на стол и поднимаясь.
        Девушка подошла к окну. Обхватив себя руками за плечи, посмотрела в непроглядную ночь за окном.
        - Так что же случилось, Мира? Почему ты здесь? И где Поляков?  - тихо спросил Рудинский, не вставая с места.
        - Я живу здесь. Уже целый месяц. Потому что больше негде жить,  - как заученное, произнесла Мира и ощутила отчаяние, глухое и непроглядное. Она знала, что Степик повторит последний вопрос, а как на него ответить?
        - А Поляков?  - вопрос задал Юрьев, но легче от этого Мире не стало.
        - Он умер. Месяц назад.
        Конец февраля выдался вьюжным, морозным, снежным. Зима, словно певица, дающая последний концерт, старалась от души. Техника не успевала чистить дороги, линию электропроводов под тяжестью снега оборвало, и в Старых Дорогах несколько дней отсутствовало электричество. Автолавка и рейсовый автобус не ходили, телефоны не работали, и как выживали те немногие старики, которые в деревни еще жили, Мира не представляла. Ей иногда казалось, что зима вот-вот поглотит и ее, накроет, и она исчезнет, растворится в ней.
        В начале снегопада Мирослава еще пыталась выйти на улицу и расчищать дорожки до сарая с дровами, туалета и колодца, но потом поняла, что справиться со стихией не под силу. Не успевала она закончить чистить одно, как оказывалось, что расчищенное ранее снова занесено. Махнув рукой, Мира натаскала в дом дров побольше, заполнила водой все имеющиеся в доме посудины и, закрывшись, стала ждать, пока стихия успокоится. Без подзарядки ноутбук, так же как и телефон, скоро разрядился, запас свеч и керосина иссякал. Волчий вой в ночи, бессмысленность собственного существования, тоска по минувшим дням и воспоминания, сводя с ума, не отступали ни на минуту. Когда становилось особенно невыносимо, Мире хотелось бежать куда глаза глядят, но бежать было некуда.
        Однажды поздним вечером в дверь ее дома постучали.
        Мира, приберегая свечи и керосин, не зажигала лампу; когда топила печку, придвигала ближе кресло-качалку, забиралась в него с ногами, забивалась поглубже, брала в руки книгу, один из старых советских романов, которые нашла на полке в спальне Лешиной бабушки, и, чтобы хоть как-то отвлечься, пробовала читать. Книги были тяжелыми, скучными, полными тягот и мук, к ночи от них начинала болеть голова, но ничего другого, что помогло бы отвлечься, Мира не находила. В тот вечер, пригревшись у огня, она, кажется, задремала и вздрогнула, когда стук повторился.
        Сердце испуганно забилось в груди. Она понимала, что никто из бабулек не осмелится выйти в такую непогоду на улицу. Никто, кроме Лешиных родителей, Степика, Юрьева и Ляхновича, не знает, что она здесь, но ни у тех, ни у других нет причин приезжать к ней на ночь глядя, в метель.
        Девушке вспомнились вдруг истории, которые она слышала давным-давно, еще в прошлой жизни, о бродягах и ворах, грабивших одиноких стариков, безжалостно отнимая последнее. А между тем стук не прекращался, становился настойчивее. Мира соскользнула с кресла, придержав его, чтобы не скрипело, набросила на плечи платок и подкралась к двери.
        В дверь снова забарабанили.
        - Мира!  - услышала она голос Гарика, сорвавшийся на крик.  - Мира! Я знаю, что ты дома! Открой, пожалуйста, это я, Гарик!
        Вздрогнув, девушка повозилась немного в темноте с замком, распахнула дверь. Гарик, как всегда, без шапки, втянув голову в плечи и засунув руки в карманы, стоял на крыльце, запорошенный снегом, и смотрел на нее из темноты.
        - Ты что тут делаешь?  - оторопев, спросила Мира, не двигаясь с места.
        - Приехал к тебе. Погода ужасная, а по региональным сводкам все больше и больше деревень остаются без электричества, занесенные снегом и отрезанные от окружающего мира. Я хотел удостовериться, что с тобой все в порядке, а заодно привез кое-чего из продуктов…  - быстро проговорил Гарик.
        - Как ты проехал?  - удивилась девушка.  - Дороги не чищены столько дней!
        - А у меня джип! Он где хочешь проедет!  - ответил Юрьев, умолчав о том, как пару раз его заносило так, что в пору было и с жизнью попрощаться. Ему бы повернуть обратно и уехать в Минск, но он не мог. Больше не мог…
        - Может быть, ты пригласишь меня в дом? Или мы так и будем стоять на крыльце?  - спросил Гарик.
        Поколебавшись секунду, Мира отступила, пропуская его в дом, и закрыла дверь. Его неожиданный приезд был непонятен девушке и, по большему счету, неприятен, не нужен. Она не хотела оставаться с Гариком, ей следовало бы отправить его назад. Но одиночество дома, неотвязные мысли о собственном будущем казались невыносимыми, и сейчас, наверное, даже общество самого дьявола было бы приятным.
        Сняв куртку и ботинки, Гарик прошел в комнату, поставил на стол пакет с логотипом известного супермаркета, стал выкладывать всевозможные деликатесы, среди которых оказалась и бутылка виски. Мира не мешала ему, стояла, подперев плечом дверной косяк, и наблюдала за его действиями.
        Закончив выкладывать продукты, Юрьев подошел к буфету, достал стакан, вернувшись к столу, откупорил бутылку, плеснул на дно янтарно-золотистой жидкости и одним махом осушил.
        - Гарик, ты зачем приехал?  - нарушила затянувшееся молчание Мира, скрестив руки на груди.
        Юрьев обернулся, и в неярком свете отблесков пламени Мирослава, будто впервые, увидела его лицо. Лицо человека, в котором смешалось все: мука, отчаяние, любовь, надежда… Огонь, полыхнувший в его глазах, заставил девушку вздрогнуть и усомниться в ясности его рассудка.
        - Мира, ты ведь так и не ответила на мой вопрос. Что дальше, Мира? Как дальше ты собираешься жить?  - произнес он, делая шаг ей навстречу.
        - А я не знаю ответа на этот вопрос, Гарик!  - произнесла девушка.  - И знаешь, меня это не особенно беспокоит. Когда-нибудь зима закончится, закончится и тьма, окружающая меня! Я уже и забыла, как живут среднестатистические люди в деревне, но как-то же живут! И я так же стану жить. Устроюсь куда-нибудь официанткой или горничной, а может, нянечкой в детсад… В деревне, где живут мои родители, насколько я помню, есть и детсад и школа. Не думаю, что за годы что-то изменилось и они исчезли… А на берегу озера была база отдыха «Берег роз», я могла бы и туда заглянуть!
        - Ты собираешься уехать к родителям?
        - Нет, я останусь жить здесь!
        - Мира, ты ведь знаешь, Степик говорил, и я…
        - Гарик, нет! Я никуда и никогда не поеду с вами! Если ты приехал, чтобы в очередной раз услышать это, думаю, тебе не стоит здесь больше задерживаться! Езжай домой, пока машину не занесло!  - твердо и совершенно спокойно произнесла Мирослава.
        - Нет, я приехал не за тем, чтобы увезти тебя отсюда, я знал, что ты откажешь, но, Мира…  - Гарик шагнул к ней и остановился.
        Расстояние между ними сократилось, и девушка почувствовала мощь и силу, исходившие от Юрьева. Как и когда-то давно, Мира ощутила, что эта сила подавляет ее. А она, хрупкая и беззащитная, не может ей противостоять. Девушка отвела глаза, а Гарик опустил голову. Как когда-то давно, захотелось оттолкнуть его, отступить, ударить, но это чувство как пришло, так и растаяло…
        Мирослава подняла глаза и встретила его взгляд.
        - Я не могу без тебя,  - прошептал Гарик охрипшим, севшим голосом. Опустившись на колени, он обхватил ее ноги и прижался щекой к животу, чувствуя ее тепло, вдыхая ее запах.  - Прошедшие две недели стали пыткой для меня. Я давно смирился, что потерял тебя, но, как ни старался, забыть не смог. Ты не отпускала меня, Мира. Я жил, работал, гулял, встречался с разными девушками, к чему-то стремился, чего-то достигал, радовался этому, гордился собой, был счастлив… Мне так казалось. Но чувствовал, всегда чувствовал, что чего-то недостает. И только встретив тебя, снова заглянув в твои глаза, понял. Мне недоставало тебя, и я все бы отдал, все, что имею, только бы ты была со мной!  - все говорил и говорил он, сильнее сжимая ее.
        - Я не буду с тобой, Гарик!  - сказала Мира, и голос ее не дрогнул.
        Она хотела отступить на шаг, тем самым разомкнув кольцо его рук, но Юрьев не позволил ей этого сделать. Схватив ее ладонь, прижал к своим губам и стал покрывать горячими поцелуями.
        - Только не сегодня,  - прошептал он и потянул Миру к себе, вынуждая и ее опуститься на колени.
        Мира не сопротивлялась. Ни его сбивчивые признания, ни жар его рук и губ, коснувшихся ее, не тронули сердце, оставили равнодушным тело. Ничего не дрогнуло в нем, не зажглось, не затрепетало. Она не почувствовала ничего, когда его горячее дыхание, смешанное с запахом виски, обожгло ее губы. Но она не оттолкнула его, не заставила убраться вон и больше не появляться у нее. Отчаяние, поглотившее душу, руководившее ею в ту минуту, заставило закрыть глаза и уткнуться в грудь Юрьева. На миг захотелось обмануть себя и весь мир, раствориться в его руках, забыть обо всем…
        ГЛАВА 23
        Солнце жгло нещадно. Июнь только начался, а на улице уже с утра нечем дышать. Ни ветерка тебе, ни облачка. Хорошо еще, что дорожки, петляющие между газонами, скрыты деревьями. Хоть какая-то тень.
        После обеда Миру и ее напарницу Галину отправили работать на улицу. На дорожках между плиток пришлось выковыривать траву и мох, вооружившись ножницами и ножом.
        Вообще-то подобная деятельность не входила в обязанности горничных «Берега роз», но… Здесь многое не входило в обязанности тех или иных работников, а делать приходилось все. Иначе… За свои две трудовые недели на базе отдыха Мирослава усвоила: за воротами стоит очередь желающих попасть сюда. И если кого-то что-то не устраивало, никто никого не держал, желающих на освобождавшееся место было предостаточно. Миру все устраивало. Она пришла сюда работать и хотела работать, поэтому без лишних слов и возражений соглашалась со всем, что велела администратор; ни с кем особо не разговаривала, отделываясь односложными ответами на любые вопросы и незаинтересованным молчанием во всем, что не касалось непосредственно работы.
        Впрочем, особо желающих пообщаться с ней не находилось. Ее сторонились, посматривая с любопытством и настороженностью, не делая, однако, попыток сблизиться. Уж слишком много тайн и загадок хранило Мирино прошлое, а многих из тех, кто работал здесь, девушка знавала раньше, тогда, когда была еще девчонкой. Десять лет назад она так неожиданно исчезла. Как будто в воду канула. А теперь так же неожиданно появилась. Людям же свойственно фантазировать. Они насочиняли про нее такого… Когда Мира вернулась и дала о себе знать, что вернулась, холодная, чужая, сдержанная и неприступная, с обручальным кольцом и на дорогом авто, воображение односельчан и вовсе разыгралось не на шутку.
        Кольцо предполагало наличие мужа, которого никто и никогда не видел в глаза, а машина свидетельствовала о приличном счете в банке. Что же тогда забыла Мира на базе отдыха? Почему работала горничной? Зачем так отчаянно цеплялась за работу? Где жила сейчас? Даже ее мать, спившаяся окончательно, не могла ответить на эти вопросы. Мира не жила дома, лишь заезжала время от времени…
        Галя тоже не была особо разговорчивой. И то, что они работали в полной тишине, не являлось чем-то необычным для них. Никто не досаждал им и не беспокоил, отдыхающих в начале лета обычно было немного, а работники предпочитали места попрохладнее. Поэтому двух мужчин, возникших на изгибе дорожки, обе увидели сразу.
        Те медленно шли, о чем-то беседовали и смеялись, вернее, смеялся один из них, и его смех, веселый и звонкий, разносился по всей территории. Когда мужчины подошли ближе, Мира узнала в одном водителя, который работал здесь. Второй был ей незнаком.
        - Здрасьте,  - дружно поздоровались мужчины, останавливаясь в полуметре от девушек.
        - А что это вы ерундой занимаетесь?  - задал вопрос водитель.
        - Здравствуйте,  - сдержанно поздоровалась Мирослава и поспешно опустила глаза, на мгновение уловив внимательный взгляд темных глаз незнакомца.
        - Привет,  - легко отозвалась Галина. Мире сразу стало понятно, что с ними ее коллега близко знакома.
        Впрочем, в этом не было ничего удивительного.
        Галя жила в поселке, который построили не так давно. Кажется, Мира тогда училась в школе. Селились там поначалу начальники, замы начальников и те, кто занимал хоть какую-то должность в аппарате сельского правления, так называемая элита местного масштаба.
        - Так больше некому этой ерундой заниматься! У нас, как всегда, только горничные могут работать везде!  - смело заявила Галя. Проработав не один год, она могла позволить себе подобный выпад.
        Мира скромно молчала, продолжая ковырять ножиком траву. Но ощущала пронизывающий взгляд незнакомого мужчины.
        «Почему он так смотрит на меня?» - вертелось в голове. И неясная тоска закрадывалась в сердце.
        - Так что же, ваше руководство не может закупить специальные ядохимикаты, которыми на совхозных полях сорняки уничтожают? Попрыскали бы траву между плиток - и дело с концом! Я когда в совхозе работал, на складах такие яды в огромных бочках стояли!  - произнес темноглазый незнакомец.
        - Так подскажите нашему начальству! А то ведь оно, может, о таком и не слышало никогда!
        - Ну как же не слышал, он же не в городе живет! К тому же, если мне не изменяет память, когда-то даже агрономом работал.
        - Да когда это было!  - безнадежно махнул рукой водитель.
        У него зазвонил мобильный телефон, и он отошел в сторону.
        - А что, Михайловна, у вас новый работник?  - спросил второй мужчина, продолжая поглядывать на Миру.
        - Ну да!
        - Вместо кого взяли?
        - Вместо Тани! Она в декретном!
        - Ага, в корпус горничной значит…
        Мобильный зазвонил и у него. Мужчина, извинившись, отошел.
        Подняв глаза, Мира взглянула на него. Он стоял в нескольких шагах, вполоборота. Одной рукой прижимал мобильный к уху, другую засунул в карман джинсов. В ее сторону не смотрел. Осмелев, Мирослава стала разглядывать его.
        Ямочка на щеке - первое, что бросалось в глаза. Он улыбался, и она отчетливо проступала. Темная щетина не скрывала ее. Ослепительная улыбка, особенно заметная на фоне смуглой кожи, четкий, почти аристократический профиль. Отсутствие развитой мускулатуры и выступающий живот не портили общего впечатления. А темно-синий цвет его джинсов с васильковым цветом рубашки очень гармонировали.
        - Я пойду воды попью,  - сказала вдруг рядом Галя.
        Мира кивнула, даже не обернувшись в ее сторону, и тут же наткнулась на взгляд незнакомца.
        Галина отошла, а мужчина быстро закончил разговор и обратился к Мире.
        - Так почему я тебя раньше здесь не видел? Ты не местная?  - спросил он, останавливаясь в шаге от нее.
        - Я местная, просто какое-то время не жила здесь.
        - Впервые тебя вижу! Как тебя зовут?
        - Мира.
        - Вадим.
        Девушка испуганно вскинула глаза, а сердце екнуло в груди.
        Вадим…
        Это имя словно эхом откликнулось в памяти из далекого прошлого.
        - Что-то не так?  - спросил мужчина, внимательно вглядываясь в ее лицо.
        - Нет, все в порядке!  - сказала она и заставила себя улыбнуться.
        Нет, конечно, нет! Подобного не может быть! Таких совпадений не бывает… Она смотрела на мужчину и понимала: сходство между этим Вадимом и тем определенно есть. Если отбросить десять лет, убрать темную бороду, обрамляющую щеки и подбородок, он мог бы сойти за того Вадима, ее Вадима, и все же… Мира не могла со всей уверенностью утверждать, да и он… В его лице ничего не дрогнуло, когда она назвалась. Разве мог бы тот Вадим, в которого она когда-то безоглядно влюбилась, забыть ее, ее имя, глаза, голос? Нет, не мог…
        А значит, он просто похож, одинаковые имена лишь совпадение.
        - И что же, Мира, тебе нравится ковырять эту траву?  - спросил он.
        Девушка пожала плечами.
        - Работа такая, а нравится или нет… меня об этом не спрашивают.
        - Хочешь, я схожу сейчас к вашему начальнику и отпрошу тебя с работы?  - вдруг предложил мужчина.
        - Зачем?  - испуганно воскликнула девушка, поднимая на него глаза.
        - Мы могли бы поехать на природу!  - ослепительно улыбаясь, выдал он.
        - Нет,  - вырвалось у нее раньше, чем она смогла постичь смысл сделанного им предложения.  - Я на работе…
        - А если бы была не на работе? Поехала бы?  - не унимался Вадим.
        - Я замужем!  - сказала Мира, не зная, куда девать глаза. А он смотрел на нее и как будто раздевал взглядом. В его темных глазах плясали веселые искорки, но где-то там, в самой глубине, плескалось первобытное, безудержное желание. Оно, как пламя костра, опалило вдруг девушку.
        - И что?  - с обескураживающей прямотой сказал он.
        Вот уж и в самом деле, и что? Не найдя ответа, Мира смущенно опустила глаза.
        Вернулась Галя. Вадим немного поговорил с ней, потом его окликнул водитель. Он, простившись, ушел. Мира так и не осмелилась поднять на него глаза.
        Вадим ушел, но его голос и смех где-то в районе столовой еще долго слышались.
        - А этот Вадим, кто он?  - спросила Мирослава Галину, прерывая молчание.
        - Самарин? Он у нас в поселке живет. А кто он? Да никто! Работает где-то в городе! Женат, двое детей, но бабник еще тот!
        - Оно и видно!  - пробормотала Мира.
        - Что, уже знакомился с тобой тут?
        - Нет,  - слишком поспешно ответила девушка.  - Но у него на лбу написано это!
        - Это точно! Сволочной человек!
        - Почему?
        - Почему? А кто его знает? Просто не хороший он и все тут!
        - И часто здесь бывает?
        - Да нет! Что ему тут делать? Но вообще ходят слухи, что наш инженер собирается увольняться, а Самарин - первый кандидат на его место. Правда, не факт, что в головном офисе его кандидатуру одобрят. Говорят, на предыдущих своих работах он долго не задерживался!
        - Да уж!  - только и смогла сказать Мирослава, чтобы что-то сказать.
        Рассказ Галины, по большому счету, Миру не огорчил. Сволочной Вадим или нет, ей до этого нет дела, да и то, что он женат, не расстроило. Подумаешь! Есть ли вообще верные мужья? Существует ли еще такое понятие, как верность, преданность, любовь? Сейчас все изменяют друг другу поголовно, а романтическая дурь просто пережиток прошлого. Куда больше Миру взволновали откровенное желание, вспыхнувшее в его глазах, и ее ответная реакция.
        Когда-то, много лет назад, кажется, даже в другой жизни, были у Миры и любовь, и желание, и наслаждение. Правда, океан боли смыл воспоминания о них, оставив лишь призрачные тени давно канувших в небытие дней.
        За годы супружеской жизни Мирослава в совершенстве освоила науку притворства. И очень надеялась, что ее муж не распознал его. А с Гариком и притворяться было ни к чему. Он бредил ею много лет и получил бесчувственную, безучастную, холодную, равнодушную куклу. Был ли он разочарован или не заметил ничего, Мирослава не знала. И не хотела знать. Впрочем, скорее всего, ему было все равно, лишь бы обладать ею, поскольку приезжал потом не раз.
        Мира уже и не надеялась, что когда-нибудь что-то изменится, и вдруг ее тело откликнулось на безмолвный призыв совершенно незнакомого мужчины. Сказать, что ее это потрясло, значит, ничего не сказать. После смерти мужа, отгородившись от всего мира, девушка не искала ни развлечений, ни увлечений, ни интрижек. О любви речи и вовсе не шло! Это не для нее и не про нее…
        Проходил день за днем, мысли о Вадиме не выходили из головы. Более того, Мира все время думала о том, что было бы, если бы она согласилась поехать с ним на природу. Сожалела о своем поспешном отказе и, лежа ночами без сна в пустом и чужом доме, грезила и желала встречи, вместе проведенной ночи.
        Способствовало этому еще и то, что они стали встречаться на дороге. Он ехал на работу в город, она в «Берег роз» или обратно. Самарин неизменно поднимал руку в приветственном жесте, ослепительно улыбаясь, и не сводил с нее глаз. Она же в ответ легко кивала и опускала глаза. Едва заметная улыбка касалась ее губ, а сердце бешено колотилось в груди.
        Все лето Мира ждала, что Вадим повторит свое приглашение, как-то проявит себя, но он ни разу не попытался остановить ее, заговорить с ней, продолжить знакомство. Все так же вожделенно поедал ее глазами, но и только.
        А потом пришел сентябрь, и туманные слухи о том, что начальник технического отдела «Берега роз» действительно увольняется, приобрели реальные очертания. И то, что его место займет Вадим Самарин, стало очевидным фактом.
        В конце сентября Мире предложили еще поработать на базе отдыха какое-то время, и девушка согласилась, хотя и не планировала задерживаться здесь дольше лета.
        На самом деле, работать на базе отдыха было не просто, и не только в плане физическом, но и в моральном. Угодить и подстроиться под всех Мире, по натуре своей одиночке, было сложно. Но вместе с тем девушке нравилась работа. И она не стыдилась ее. Хоть прекрасно знала, что Степик с Гариком ждут не дождутся, пока она, устав играть в самостоятельность и независимость, уйдет с базы отдыха и примет их помощь. Степик мог бы найти ей куда более приличное занятие, а Гарик предпочел бы, чтобы она вообще не работала, находясь у него на содержании. Но сама девушка в их опеке не нуждалась. И плевать она хотела на то, что они чуть ли зубами не скрипели от досады, узнавая в очередной раз, что она по-прежнему работает на базе отдыха и уходить не планирует.
        Платили в «Береге роз» неплохо, ей вполне хватало, да и много ли нужно одной?
        Мира поняла сразу, когда Самарин приступил к работе на базе отдыха. Еще не увидела, но почувствовала, уловив аромат его парфюма. Никто не оставлял после себя такой сильный шлейф, а главное, ни от одного парфюма, даже такого фирменного и дорогого, каким пользовался Гарик, у девушки не подкашивались так ноги и не учащалось сердцебиение.
        Это было сродни наваждению. С того летнего дня, когда они впервые встретились, с ней стало твориться что-то невообразимое. Но сейчас к лихорадочному возбуждению прибавилась еще и тревога. Отчего вдруг и откуда она взялась, Мира не знала, но она пришла и уходить не собиралась. А позже родилась еще и некая обреченность. Как будто вот-вот должно случиться что-то страшное, и не предотвратить это, не избежать.
        В тот же день после обеда Миру с Катериной, молодой женщиной, работающей в бассейне, отправили сгребать листья на территории. Стоял ноябрь. Небо висело низкое и серое. Слякоть и сырость властвовали над землей. Сыпался мелкий мокрый снег. Работницы зябли и тихонько возмущались жестокостью начальства. Чтобы согреться, ходили в корпус пить горячий чай.
        В какой-то момент Мира, словно почувствовав что-то, обернулась и на том же самом изломе дорожки увидела мужскую фигуру. Это был Вадим. В нелепой сине-серо-зеленой куртке, которую выдавали на предприятии как спецодежду, с непокрытой головой, он шел к корпусу с какими-то бумагами в руках. Он заметил ее не сразу, но когда глаза их встретились, на лице у него расплылась знакомая улыбка.
        - О, соседка!  - радостно воскликнул Самарин, обращаясь к Катерине, но глаза его были прикованы к Мириному лицу.
        - Вадим Аркадьевич, вас можно поздравить с первым рабочим днем?  - весело поинтересовалась Катя.
        - Можно!  - в тон ей ответил Самарин.
        - Так это дело следовало бы обмыть!
        - Так не вопрос!  - легко согласился Вадим.  - Заходите с Мирой ко мне в кабинет, хоть кофе вас угощу!
        - Как-нибудь обязательно зайдем!  - кокетливо пообещала молодая женщина.
        Мирослава же не проронила ни слова.
        - Ты его знаешь?  - обратилась к ней Катя, когда Вадим скрылся за стеклянными дверями, ведущими в корпус.
        - Нет.
        - А он так смотрел на тебя! Ну, просто безотрывно! Я думала, вы знакомы.
        - А что, он и вправду твой сосед?  - не сдержавшись, спросила Мира.
        Та согласно кивнула:
        - Ну, можно и так сказать! У нас в поселке все друг другу соседи.
        - Давно?
        Катерина пожала плечами.
        - Когда мы приехали сюда семь лет назад, он уже жил в поселке. Сыну его тогда было около трех лет, а через пару годков родилась и дочка. Да, мы как бы соседи, но практически не общаемся. Как-то не принято у нас это. Раньше еще как-то заходили друг к другу, то они к нам, то мы к ним… Пока никого не знали толком. А потом перестали. У нас образовался свой круг общения, у них свой. Они как-то ближе к нашей местной элите. Особенно сейчас, когда жена его занимает должность главного юриста в какой-то коммерческой фирме, а он сам теперь зам нашего начальника. А может, дело и не в социальном статусе, а в предпочтениях и интересах. У нас с ними точно ничего общего нет, да и быть не может… Но все-таки почему он так на тебя смотрел? Видать, понравилась ты ему, Мира! Ох, и Самарин! Ох, и бабник!
        Мира решила благоразумно промолчать.
        Тем же вечером она снова ощутила груз одиночества большого пустого дома, в деревне, где почти не осталось людей.
        Когда завибрировал мобильный телефон, сердце девушки испуганно дрогнуло, а потом забилось чаще. Мелькнула шальная мысль: «А вдруг это Вадим!» Мелькнула и тут же исчезла. На дисплее высветилось: «Степик».
        Ни слышать, ни видеть двоюродного братца Мире не хотелось.
        - Да!  - сдержанно произнесла она, поднеся телефон к уху.
        - Привет! Как дела?  - прозвучал в трубке дежурный вопрос Рудинского.
        - Привет. Все нормально,  - в тон ему ответила девушка.
        - А мы к тебе в гости едем! Надеюсь, ты не против? Завтра выходные. Октябрьские. Вот мы и решили скрасить твое одиночество и самим развеяться вдали от города. По пути еще заскочим к тетушке, моя матушка просила отвезти ей кое-что из продуктов, а потом сразу к тебе! Мы тут накупили всякой вкуснятины. И тортик с взбитыми сливками и свежей клубникой, и бутылку мартини, специально для тебя!
        Кто такие «мы», можно было не спрашивать. Конечно, они ехали в том же составе. И, не оставляя надежды ее подкормить, каждый раз везли с собой целые пакеты всевозможных деликатесов, к которым Мира была равнодушна. А вот от бокала мартини, разбавленного спрайтом, зеленой оливкой или кусочком лайма, не отказалась бы. Алкоголь ей был противопоказан, но иногда девушка забывала о запретах и могла позволить себе любимый коктейль.
        - Нет, я не против. Я дома. Правда, на ужин не рассчитывайте! Я только что вернулась с работы и еще ничего не успела приготовить!
        - Кто бы сомневался!  - хмыкнул братец.  - Ох, доведешь ты себя до анорексии этим своим голоданием!
        Мирослава не стала слушать дальше, выключив телефон.
        С той зимней ночи, когда Степик и Гарик, приняв ее за воришку, погнались за ней по сугробам, прошел почти год. Однако Мира так и не решила, как же она к этим двоим относится. Их друг - литератор Андрей Ляхнович не в счет. Забавный добряк, он умел вызывать улыбку на Мирином лице…
        Но Рудинский и Юрьев…
        Она не знала, нуждается ли она в них или все же предпочла бы больше никогда не видеть.
        Когда гости приехали, Мирослава даже не встала с кресла, продолжая мерно раскачиваться. Они вошли в дом, и звенящая тишина, царившая в комнатах, вмиг разбилась.
        Мужчины шумно топтались в прихожей, стряхивая с курток капли дождя, переговаривались между собой, шуршали пакетами и то и дело поглядывали на притворенную дверь в соседнюю комнату.
        Они ожидали, что девушка выйдет встретить их, но Мира не вышла.
        Степик протопал к двери, приличия ради постучал и заглянул в комнату.
        - Привет, ты не уснула здесь?  - спросил он.  - У тебя все в порядке?
        - Да,  - рассеянно ответила Мирослава, не совсем понимая, о чем он вообще спрашивает.
        Девушка взглянула на Степика и, откинув плед с колен, встала с кресла. На ходу поправляя собранные на макушке в хвостик волосы, подошла к нему.
        - Как мои?  - спросила.
        - А…  - Степик безнадежно махнул рукой, пропуская ее вперед.
        - Я так и предполагала,  - сказала Мира. И в голосе ее не прозвучало ни удивления, ни печали.
        - Привет,  - помахала она рукой Гарику и Андрею.
        Гарик стремительно обернулся и замер, не в состоянии отвести от Миры глаз…
        Она была такой…
        Даже в серо-розовом трикотажном спортивном костюме, с собранными в хвостик волосами, без макияжа, девушка выглядела желанной и красивой. Тонкий овал лица, хрупкое тело и необыкновенные глаза сводили его с ума. И ее неулыбчивость, и ее отстраненность, и ее холодность, и ее сдержанность - все казалось ему немеркнущей магией ее сущности. Такой она была, и такой она была нужна ему.
        - Привет, Мира!  - расплылся в улыбке Андрей.  - А ты все хорошеешь! Это уже даже как-то неприлично!
        Девушка улыбнулась и показала ему язык.
        - Мерси!  - сказала она.
        Гарик ничего не сказал. Он просто смотрел на нее и больше всего на свете хотел остаться с ней наедине. Какого черта он потащил Степика и Андрея с собой в Старые Дороги? Приехал бы один…
        Черт! Да это же вовсе не он потащил их! Степик предложил поехать, навестить родственницу…
        - Эй, Гарик! Ты чего в ступор впал?  - окликнул его Степик.
        Рудинский не знал, что происходило между Мирой и Гариком. Друг молчал, не говоря о сестренке, а Мира вообще никогда и ничего не рассказывала ему теперь, но Степик все же кое о чем догадывался. Судя по тому, как смотрит на девушку Гарик, давние чувства к ней не остыли. Более того, из нежного, легкого чувства влюбленности к семнадцатилетней школьнице они переросли во что-то глубокое, неудержимое, бурлящее, став безумной, слепой страстью к восхитительной и загадочной, притягательной и холодной молодой женщине.
        - Привет!  - коротко бросил Юрьев и отвернулся, снова занявшись пакетами с продуктами.
        Скоро на круглом столе под абажуром появились суши, какие-то неведомые салаты, мясная нарезка, тонкие ломтики белой и красной рыбы, фрукты, овощи, французский сырный багет, воздушные пирожные, украшенные взбитыми сливками и свежими ягодами. Бутылка мартини «Бьянка» и виски.
        Будучи при деньгах, друзья гуляли с размахом, впрочем, Мира не могла припомнить, чтобы в семье Рудинских когда-либо нуждались. А теперь, когда Степик и Гарик прочно и основательно закрепились в мире большого бизнеса, об экономии и вовсе речи не шло.
        Однако и для Миры деньги никогда не имели существенного значения.
        Стол был накрыт, расставлены приборы, как бы сам собой завязался непринужденный, легкий разговор. Так было всегда, и пусть Мирослава почти не принимала в нем участия, мужчины не обижались. Чаще всего она сидела, потягивая мартини, и криво улыбалась особо пикантной шутке.
        Потом стали играть в карты.
        Было за полночь, когда они наконец поднялись из-за стола. Мира постелила им в зале, и пока они готовились ко сну, убрала посуду.
        Игнорируя выразительные взгляды Гарика, девушка пожелала всем спокойной ночи и ушла в свою комнату, плотно прикрыв за собой дверь.
        Не включая света и не раздеваясь, Мирослава взобралась на стул, слегка отодвинула штору. За окном стояла непроглядная ноябрьская ночь, капли дождя стекали по стеклу, она смотрела на них, и навязчивые мысли лезли в голову.
        Мира не сомневалась, что Гарик придет, но она так же не сомневалась и в том, что ни сегодня, ни завтра, никогда больше не ляжет с ним в постель. И причина была одна: Самарин.
        Да, Самарин. Только сейчас, к тридцати годам, Мирослава открыла в себе желание плоти. Теперь она знала, что в постель с мужчиной можно лечь не только по любви или из благодарности, по принуждению или от одиночества. Еще можно желать мужчину, вот так просто, отбросив все условности и мораль, так, как она желала Вадима. А Гарик…
        Он никогда вслух не высказывал планов относительно их совместного будущего, но девушка и так знала: Гарик ждет и надеется, надеется и верит, не желая признать очевидного.
        А ему, так же как и всем, пора бы уже перестать цепляться за прошлое и начать строить жизнь по-новому.
        Гарик вошел в комнату почти бесшумно, но Мира все равно услышала. Оглянувшись, она увидела темный силуэт на светлом фоне двери. Он вошел, прикрыв дверь, но дальше порога с места не сдвинулся. Так и остался стоять там, скрестив руки на груди и привалившись плечом к дверному косяку.
        - Я ждал, что ты позвонишь,  - медленно произнес он.  - Думал, что, если долго не буду звонить и приезжать, ты соскучишься и позвонишь сама. Обычно именно так поступали другие… Но я глупец, не правда ли, Мира? Ты ведь не такая, как все остальные. К тому же…
        - К тому же я не скучала!  - спокойно закончила за него девушка.
        - Да, ты не скучала,  - согласился с ней Гарик.  - Я скучал…
        - Напрасно, я ведь этого не стою, Гарик. Тебе давно пора бы это понять. Я только эфемерный мираж из далекого прошлого, с которым ты никак не желаешь расстаться! И чем раньше ты это поймешь, тем будет лучше. Лучше для тебя. Той Мирославы, с которой ты однажды познакомился, больше нет, давно нет. Да ее и не было такой, какой ты сам себе ее придумал!
        - К чему ты мне это говоришь? Не важно, придумал я тебя или нет, ты нужна мне такой, какая есть. И всегда была нужна.
        - А мне не нужен никто.
        - Знаешь, мне все время не дает покоя один вопрос! А что было бы, если бы в то лето в Старых Дорогах появился я, а не Поляков? Ты бы вышла за меня замуж тогда?
        - Нет,  - не задумываясь, ответила Мира.  - А впрочем, тогда я была в таком состоянии, что мне было все равно, что будет со мной дальше. Просто Леша уезжал в Прагу, надолго уезжал, это меня и прельстило. Я хотела уехать отсюда, уехать навсегда, а куда и с кем - не важно. Но потом… Жизнь ведь продолжалась. Простила ли я Лешу? Да, но не сразу, и боюсь, что он так и умер с чувством вины, потому что сказала я ему об этом слишком поздно. Но ты не Леша, Гарик. Ты бы не смог жить со мной, это же очевидно. На сколько бы тебя хватило выдержать бесчувственную куклу в собственном доме? Смог бы ты жить, отдавая всего себя жене, которая ничего не могла дать взамен, да еще и не нуждалась ни в тебе, ни в твоей любви. Ты возненавидел бы меня, и ты возненавидишь меня, если я не положу этому конец.
        - Ага!  - насмешливо протянул Гарик и, оторвавшись от косяка, стал мерить шагами комнату.  - Какой же я лох! Да ты нашла на работе себе другого! А мне втираешь здесь какую-то хрень! Чем я для тебя нехорош, а, Мира? Чем был лучше тот еврей, в объятия которого ты кинулась? А Поляков?  - Гарик повысил голос, не заметив как.  - Он был виноват не меньше нашего, но ты все равно вышла за него замуж, ты прожила с ним столько лет…  - Гарик остановился рядом с Мирой и схватил ее за плечи, будто собираясь вытрясти ответы на все свои вопросы.
        - Гарик!  - раздался в темноте резкий и властный голос Рудинского.
        Мира и Гарик обернулись одновременно.
        - Степик!  - попробовал ответить ему тем же Юрьев, но получилось у него так себе.
        - Гарик, ты что, пьян? Быстро отпустил Миру и пошел вон отсюда!
        - Степик…
        - Тебе помочь?
        Руки Гарика упали. Медленными шагами он покинул комнату.
        - Мира…  - начал Рудинский, набирая в грудь воздуха.
        - Молчи!  - не терпящим возражений тоном приказала она, предупреждающе поднимая руку.
        Степик шумно выдохнул и молча вышел из комнаты.
        ГЛАВА 24
        Прошел месяц, прежде чем произошло то, к чему все и шло. Дни напролет Мира жила как во сне. Это походило на какое-то безумие, побороть которое не представлялось возможным. Страсть и желание сжигали ее. Его глаза, темные, блестящие, искрившиеся то весельем, то вожделением, пронзали ее, будоражили кровь, подчиняли волю, заставляли изнемогать от желания утонуть в них. Его белоснежная улыбка и звонкий смех кружили голову. От его близкого присутствия девушка трепетала, ладони становились влажными, колени подгибались…
        Как-то так случалось, что весь месяц они довольно часто оказывались рядом. То Миру просили что-то отсканировать у него в кабинете, то отнести, передать, подписать. И каждый раз, стоя рядом с ним, вдыхая неповторимую смесь ароматов его парфюма и его тела, глядя на смуглые ладони и пальцы, утонченные, не загрубевшие, со светлыми, коротко подстриженными ногтями, Мирослава хотела, чтобы эти руки коснулись ее. Коснулись немедленно, сейчас же. И каждый раз дрожь пробегала по телу, стоило лишь представить…
        Мира не знала, что отражается в ее глазах, обращенных к нему, но в его глазах, когда он смотрел на нее, она просто по слогам читала желание обладать ею. Они с Вадимом походили на два магнита, движущиеся параллельно оси. И чем меньше становилась траектория, тем сильнее было притяжение. Казалось, воздух заискрится, стоит им оказаться в непосредственной близости друг от друга.
        Их притягивало с невероятной, все сметающей силой и вместе с тем что-то удерживало, не позволяя сделать последний шаг. Вернее, удерживало Самарина. Мира готова была сдаться без боя.
        Однажды, в первых числах декабря, как раз в день зарплаты, девчонки из корпуса решили собраться в баре. Отдыхающих было немного. Погода стояла слякотная, мрачная, сырая. Изо дня в день из монотонно-серого низкого неба сыпала бесконечная морось, и метеорологи не прогнозировали в ближайшее время ничего хорошего.
        Рано темнело, светало поздно. День казался коротким, незаметным…
        Вот они и решили собраться. Посидеть, поболтать, выпить, кто чего захочет, как-то развлечься и поднять себе настроение.
        Мира, которая не поддерживала приятельских отношений с коллегами, думала отказаться. Но в последний момент согласилась. В пятницу стало известно, что на выходных в «Береге роз» будет отдыхать Самарин с семьей.
        Она не поехала домой после работы…
        Чтобы не портить настроение, не поехала и к родителям, зная наперед, что там увидит. Посидела немного в комнате горничных, прислушиваясь к голосам, наполнявшим корпус,  - на уикенд приехали отдыхающие, а мысли все занимал только Вадим…
        Здесь ли он? Увидятся ли они сегодня? И как? Она больше не может, просто не в состоянии жить в напряжении! У нее снова стало болеть сердце, и лекарства не спасали. Мира понимала, что ей категорически противопоказаны любые волнения и следует успокоиться, но как это сделать, не знала.
        Когда она вышла из корпуса, направляясь к бару, волнение, охватившее ее, кажется, достигло пика. Ее трясло от возбуждения, волнения и странного, непонятного отчаяния. Мира шла по дорожке, засунув руки в карманы красной короткой куртки, и ей хотелось плакать. От бесконечной мороси все вокруг казалось странно размытым, нереальным. Монотонный дождь сжигал свет фонарей, мир как будто накрыло влажной дымкой.
        Девчонки, Галя и Катя, ждали в баре.
        Мирослава вошла, улыбнулась барменше и, на ходу сняв куртку, вместе с сумочкой повесила ее на спинку стула, оставшись в модных джинсах светло-синего цвета, которые, как вторая кожа, облегали ее стройные ноги, и в белоснежной рубашке. На ногах красовались остроносые замшевые сапожки на тонкой шпильке. Белокурые волосы она привыкла закалывать «крабиком», оставляя лишь несколько прядей обрамлять лицо.
        Девчонки заказали пиво. Мира тоже заказала себе пивка и пакетик чипсов, хотя на самом деле не хотелось ни того, ни другого.
        О чем-то говорили, смеялись, выходили танцевать и возвращались обратно. Мира выходила вместе со всеми, но танцевать не могла. Она уходила в дамскую комнату и там, подставляя руки под струи холодной воды, пыталась успокоиться. Всматриваясь в отражение своего бледного лица с лихорадочно поблескивающими глазами, чувствовала, как отчаяние, граничащее с безнадежностью, все больше охватывает ее.
        В какой-то момент, достав мобильный телефон, она написала сообщение: «Ну и как вам отдыхается?» Понимая, что и этот вопрос, и ее поступок глупы и по-детски наивны, все же отослала его Самарину. Что еще оставалось? Что еще она могла сказать ему? Позвонить не решилась.
        Когда девчонки в очередной раз вернулись с танцпола, а Мира присоединилась к ним, в проеме дверей возник Вадим. Мира подняла на него глаза и покраснела. А он смотрел на нее и улыбался. Девушка, утонув в его глазах, не сразу увидела рядом с ним двоих детей: мальчика лет девяти и четырехлетнюю девочку в розовом пуховике с воротником, отороченным белым мехом. Девочка, смуглое личико с темными глазками и губками бантиком, была точной копией папы.
        Мирослава поспешно опустила глаза и так сжала пальцы, что кольцо из белого золота, подарок Леши на пятилетие совместной жизни, больно впилось в ладонь.
        - Ой, Вадим Аркадьевич, здравствуйте! Ну и как вам отдыхается?  - защебетала Галя, слегка захмелев.
        - Отлично! Вот привел детей мороженым покормить! А вы здесь тоже, смотрю, неплохо сидите! Расслабляетесь?  - весело и звонко сказал он, не отрывая взгляда от Мириного лица.
        А она сидела, дрожа от нервного возбуждения, не в состоянии поднять на него глаза.
        - Ну, так садитесь с нами! А то нам здесь мужчин как раз и не хватает!  - смеясь, предложила Катерина.
        Самарин рассмеялся и тряхнул головой.
        - Спасибо, но у меня, видите, дети!  - с легким сожалением отказался он.
        - Папа!  - требовательно окликнула его малышка, забираясь на высокий табурет у барной стойки.
        - Извините, я отойду!
        Купив детям мороженого, чипсов и газировки, Вадим бросил прощальный взгляд на столик с девушками и покинул бар.
        - Мира,  - ткнула локтем Катя подругу.  - А что это Самарин с тебя глаз не сводил? Кажется, он к тебе не равнодушен!
        - А к кому он вообще равнодушен?  - поддела ее Галя.
        И Мирослава вдруг поняла, что, если пробудет здесь еще хотя бы пять минут, задохнется.
        Простившись с Галей и Катей, которые, ничего не понимая, обалдело смотрели на нее, Мира схватила куртку и сумочку и выбежала из бара.
        Моросящий дождь превратился в мокрый снег.
        Было сыро, холодно и неуютно. При мысли о том, что придется возвращаться в темный, холодный дом, снова до утра не спать, Мире сделалось так тоскливо, что хоть волком вой.
        Взглянув на темные окна здания администрации, где находился офис начальника техотдела, девушка набросила на голову капюшон и побрела к парковке.
        Залившийся трелью мобильный телефон заставил ее вздрогнуть. Мира вытащила его из кармана и уставилась на дисплей с высветившимся номером Самарина.
        - Да?  - дрожащим голосом ответила она.
        - Ну и как дискотека?  - услышала в ответ его голос, пронизанный нежностью и смехом.
        - Не знаю. Наверное, неплохо… Я на ней не была…
        - Что-то музыки не слышно! Ты где?
        - Иду к парковке.
        - Зачем?
        - Собираюсь ехать домой.
        - А разве дискотека закончилась?
        - Нет, но я не могу больше оставаться!
        - Почему? Не интересно? Или нет мужчин?
        - А я пришла не мужчин искать!
        - А зачем?
        Мира промолчала. Не могла она сказать, что пришла в бар только в надежде встретиться с ним. Но ему, кажется, не нужны были слова. Он и так все понял.
        - Дверь в моем кабинете не заперта,  - сказал он.
        Голос его изменился. В нем уже не сквозили смех и веселье. Он стал серьезней, глубже.
        Мирославу словно током ударило.
        - Не уезжай. Иди туда и подожди меня. Можешь включить телевизор. Я уложу детей спать и приду минут через десять. Выпьем кофе, посидим, поговорим, хорошо?
        - Да.
        - Только не убеги, ладно?
        - Ладно.
        Вадим отключился. Мира прошла на парковку, завела машину, выехала с территории базы отдыха, бросила ее за воротами, вернулась назад. Не замечая никого и ничего вокруг, на негнущихся ногах прошла к зданию администрации и поднялась по деревянным ступеням на высокое крыльцо.
        Проскользнув за стеклянные тяжелые двери, Мира прошла в небольшой кабинет с примыкавшей к нему комнатой для командировочных. Здесь стояли две одинаковые кровати, застеленные светлыми покрывалами в тон занавесок на окне. Рядом - прикроватные тумбочки, над ними бра в перламутровом абажуре, посредине, между кроватями, низкий столик, вроде тех, на которых китайцы устраивают чаепития. В углу над холодильником висел небольшой телевизор, и стояла пара кресел. К комнате примыкал санузел. Посветив мобильным телефоном, чтобы не включать свет, она нашла на столе пульт, щелкнула им, оставила первый попавшийся канал, убавила звук до минимума и, сняв сапожки, забралась в кресло с ногами. Обхватив колени руками, прижала их к груди и устремила взгляд на картину, что висела над кроватью.
        Сердце, как сумасшедшее, билось в груди, кровь стучала в висках, пробирал озноб…
        В какой-то момент Мира будто увидела себя со стороны.
        Жалкое, ничтожное, слабое создание, ожидающее мужчину, как чудо. Ожидающая чего-то такого, что кардинально и навсегда изменит ее жизнь. Но вместе с тем Мирослава понимала, что если это и изменит ее жизнь, то точно не в лучшую сторону.
        Он женат, и у него дети! Вадим никогда не будет принадлежать ей целиком. Еще можно предотвратить то, о чем потом она, возможно, горько пожалеет.
        Что она вообще здесь делает? Зачем? Поддавшись невыносимому искушению, что хочет найти? Да ей бежать нужно отсюда! Бежать, как можно скорее…
        Мира уже приподнялась с кресла, собираясь действительно сбежать, но услышала, как открылась и закрылась входная дверь. Ее еще сильнее затрясло. Мирослава опустила ноги на пол и крепко сцепила руки в замок. Бегство стало невозможным.
        Она судорожно сглотнула, на мгновение закрыла глаза, потом повернула голову, устремив взгляд к дверному проему, в котором возникла темная мужская фигура.
        Что-то давно забытое шевельнулось в душе…
        Было, было в ее жизни уже подобное… Был мужчина, темный, безликий силуэт, появляющийся в ночи. Ничего хорошего из этого не вышло. Мирослава поспешила прогнать воскресшие из забытья воспоминания о давно минувшей зиме, круто изменившей ее жизнь. Тот мужчина и этот разные. Между ними нет и быть не может ничего общего. Да и сама Мира сейчас мало чем напоминает ту семнадцатилетнюю девочку.
        Вадим вошел в комнату и остановился. Задержавшись в номере, он шел сюда и уже не надеялся застать девушку. Но она не ушла. Сидела в кресле, не шевелясь, подняв к нему бледное лицо, подсвеченное голубоватым светом телевизора. Многое в Мире изменилось с тех пор, когда она была юной девочкой, но глаза, ее необыкновенные глаза остались прежними.
        Вадим помнил их последнюю встречу и то, что произошло потом. Он тогда предполагал, чем могут закончиться их с Мирой встречи на хуторе, и все же в глубине души верил в чудо.
        Но чуда не произошло. Степик и компания обо всем догадались и, не придумав ничего лучшего, сожгли хутор. Окольными путями Вадим пробрался к Ирине, намереваясь сказать ей, что игры кончились и он возвращается в город. В самый последний момент решил вернуться и еще издали увидел клубы черного дыма над лесом. Он понимал, чьих это рук дело, чего-то подобного, в принципе, и ожидал. Ситуация выходила из-под контроля. Все, что оставалось, уезжать. Хутор он вряд ли смог бы спасти, старый дом горел подобно факелу. А Мира… Он думал, что Миры уже нет в деревне.
        В конце марта Вадим снова приехал в Старые Дороги.
        Долго стоял у пепелища, глядя на то, что осталось от дедова дома, и глаза застилали слезы. А потом еще до темноты бродил вокруг Старых Дорог, надеясь встретить Миру. Но тщетно.
        Летом он женился на Ирине. Вадим отдавал себе отчет в том, что не любит ее, но подобное обстоятельство не останавливало. Ему было почти тридцать лет, он был достаточно взрослым, чтобы уже понимать: отношения между мужчиной и женщиной строятся не только на любви. Любви, в которую больше не верил, да и не хотел. Ирина этого не знала. Она любила его, верила и хотела за него замуж. Они оба совершили ошибку, но поняли не сразу.
        Он не любил жену и не понимал, отчего должен лишать себя легких, необременительных интрижек, которые раскрашивали его жизнь. Да, плохо было, когда жена узнавала о них, когда закатывала ему истерики и, забирая детей, уезжала к родителям. Но терять семью Вадим не собирался. Он умел заставить Ирину простить его, загладив вину. Его абсолютно все устраивало в семейной жизни, и он осознавал, что ему повезло с женой. Она была хорошей матерью их детям и замечательной хозяйкой. У них появился чудесный дом в поселке на берегу озера, который помогли приобрести родители сразу после свадьбы. Вадим гордился женой. Ее положение главного юриста как бы возвышало его в глазах окружающих и коллег. Да и сам он, работая инженером-электриком, неплохо зарабатывал. Несмотря на все свои пороки и недостатки, Вадим был замечательным отцом. Этого не отнять. Он обожал детей и баловал их, никогда в их присутствии не ссорился с женой. Впрочем, вообще предпочитал обходить острые углы в семейной жизни. Ссоры начинала Ирина. Он - никогда.
        Обыденность и рутина засасывали, а Вадиму постоянно хотелось каких-то новых впечатлений, взлетов. Он разбавлял свою жизнь кратковременными романами. Они увлекали, захватывали, повышали адреналин в крови, но и они приедались. Самарин стал выпивать. Однообразие, каждодневная суета отравляли жизнь. А сердце молчало. Никого из тех женщин, с которыми у него случались романы, он не любил и не скрывал этого. Вадим никогда и никому ничего не обещал, к тому же сразу признавался, что женат. Не удерживая никого рядом, с легкостью расставался. Замужние, разведенные, постарше, помладше, толще, тоньше - не имело существенного значения. Он не видел в женщинах изъянов. Всех он считал красавицами, и это не могло не подкупать. Женщины с легкостью поддавались его обаянию, некому магнетизму глаз.
        И, может быть, подсознательно во всех своих романах и подружках он искал то, что однажды испытал с Мирой, но так и не смог найти. Он вспоминал о ней все эти годы, но на встречу не надеялся.
        Когда все же встретил ее, неожиданно и случайно, когда узнал в красивой утонченной особе Миру, надежда вспыхнула в его сердце.
        Давно забытая нежность всколыхнулась. Всколыхнулась и тут же улеглась. Он усмехнулся собственной сентиментальности: лишь на миг поверил, что встреча с Мирой может все изменить. И снова разочаровался. Скоро Вадим понял, Мирослава не та юная прелестница, которую он знал когда-то. Она замужняя, уверенная в себе красавица, похожая на тех, которые бывали в его постели.
        …Самарин сделал шаг вперед.
        - Извини, я задержался!  - сказал он, расстегивая куртку.  - Дети никак не засыпали. Ты замерзла? Здесь довольно прохладно…
        - Нет,  - она тряхнула головой.
        Самарин сел на кровать напротив, но быстро поднялся.
        - Поставлю чайник и сварю кофе!
        Он сходил за водой, включил чайник, принес из кабинета кофе, сахар и чашки. Передвигаясь по комнате, то и дело поглядывал на Миру, а та сидела неподвижно, какая-то испуганная и странно беззащитная.
        Наконец горьковатый аромат кофе растекся по комнате. Вадим снова сел на кровать, жестом предлагая девушке присоединиться.
        Поднявшись с кресла, Мира пересела на кровать, оказавшись напротив мужчины, и потянулась к чашке с кофе.
        - Так что вы отмечали сегодня в баре?  - спросил Вадим.
        - Да ничего особенного. Вернее, вообще ничего не отмечали. Просто девчонки решили посидеть, отдохнуть и позвали меня.
        - Мне казалось, ты не сторонница подобных посиделок!
        - Вообще, да. Но сегодня…
        - Что сегодня?  - спросил Вадим, протянув руку к чашке с кофе.
        - Здесь были вы…  - сказала девушка и опустила глаза.
        - Ага,  - только и сказал Самарин.
        - А это ничего, что мы тут сидим? Вы ведь…  - начала она.
        - Перестань мне «выкать». Это ничего. Так, не больше и не меньше! Разговоры, конечно, пойдут, охранник, естественно, видел, как ты сюда заходила. Но если ты беспокоишься о собственной репутации…
        - А твоя репутация для тебя ничего не значит?
        Вадим усмехнулся.
        - Ну, скажем так, моей репутации уже вряд ли можно навредить!
        - Она так испорчена?
        - Ну, знаешь ли, мы ведь живем в деревне, а в деревне «слухами земля полнится…» Люди здесь всегда любили посудачить и обсудить других!  - Вадим допил кофе и снял куртку.
        Мира вздрогнула, мельком взглянув на его широкие плечи, обтянутые светло-серым свитером.
        - И что, без основания разве говорят?
        Самарин засмеялся.
        - Ну, может быть, и не без основания, раз уж я здесь с тобой, а не рядом с женой. Но, конечно, все эти слухи и разговоры слишком преувеличены. Я, разумеется, не идеален, и моей жене это прекрасно известно, но чтобы вот так прямо сразу и со всеми, даже я не способен! Я же старый уже и больной!  - Вадим говорил и улыбался. Его звонкий голос звучал легко и непринужденно. Темные глаза неотрывно смотрели в ее глаза.
        - А ты? Не боишься, что муж узнает? Он у тебя, конечно, далеко, но все же… «Доброжелатели» всегда найдутся!
        - Нет, не боюсь!  - она тряхнула головой.
        - А где он, кстати, у тебя? Говорят, вы долгое время жили за границей? В тебе это сразу бросается в глаза!
        - Что именно?  - недоуменно спросила Мирослава.
        - Сколько лет вы прожили за границей?
        - Десять. Мы жили в Праге. Только я не понимаю, каким образом жизнь там как-то по-особенному отразилась на мне?
        - Ага, значит, Европа. Так я и думал. Возможно, ты сама этого не замечаешь, но со стороны заметен в тебе некий… Нет, даже не акцент… Не знаю, как тебе объяснить… Но вот когда я вошел в бар и увидел тебя рядом с Галей и Катей, контраст между вами был заметен невооруженным взглядом. Так, наверное, отличаются городские от деревенских. Есть в тебе некий налет…
        Мира улыбнулась.
        - Ну и как тебе жилось в Праге? Нравилось? Я когда был студентом, бывал там.
        - В Праге здорово! Особенно в Старом городе, я могла бродить по нему часами, а еще по набережной Влтавы. Мосты, замки и дворцы… Жизнь в Европе вообще существенно отличается от здешней. Когда мы с мужем только переехали, мне сложно было привыкнуть к ней, а потом…
        - Ты была там счастлива?  - зачем-то спросил он.
        Мира вскинула на него удивленный взгляд.
        - Счастлива?  - переспросила она, произнося это слово так, будто и оно, и само его значение были какими-то инопланетными. Была ли она вообще когда-нибудь счастлива в этой жизни?
        Была когда-то, давным-давно и так недолго, что теперь уже и вспомнить не могла, как это чувствовать себя счастливой.
        - Не знаю! Наверное… Честно говоря, я никогда не задумывалась об этом. Жила себе и жила. Мне было хорошо, спокойно и просторно. Ничего не стесняло, не давило, не напрягало. Жизнь в Праге походила на жизнь в коконе. Ни тревог, ни волнений, ни забот, ни печалей,  - говорила Мира, глядя куда-то поверх плеча Самарина. Возвращаясь мыслями в прошлое, в прошлое с Лешей Поляковым, она, как бывало не раз, словно со стороны видела, как много, очень много делал для нее муж.
        Взгляд девушки стал отсутствующим, затуманенным дымкой воспоминаний.
        Самарин почувствовал, как в душе шевельнулось неприятное чувство ревности, зависти, почти ненависти.
        И не только к ней, к Мире, которая сейчас сидела и рассказывала, как хорошо и счастливо ей жилось с мужем в Праге, готовая тут же без зазрения совести изменить ему, но и ко всем женщинам в мире. Легкомысленным, инфантильным, лживым…
        Вадим смотрел на нее и никак не мог поверить, что и она стала такой, как все. Мира, его Мира! Лесная нимфа с необыкновенными глазами, так часто приходившая во сне!
        Да, она была такой же! И так легко предала его! Мира знала, что пожар на хуторе - дело рук ее родственника и его товарищей, но это не помешало ей выйти замуж за одного из них. Самарин не мог простить предательства по отношению к себе. Да и перечеркнуть тот факт, что все эти годы она была счастлива с Поляковым, тем самым Поляковым, сложно… Вадим окончательно понял: любовь лишь выдумка поэтов. Это только миф, в реальности поступками людей руководит страсть или расчет.
        - Почему же ты уехала оттуда?  - как-то слишком резко спросил он.
        Мира перевела на него не совсем осмысленный взгляд. Поставив чашку с почти нетронутым кофе на стол, встала с кровати.
        - Я схожу в…  - Мира запнулась.  - Я туда схожу!  - махнула рукой в сторону выхода и спешно покинула комнату.
        В санузле, вымыв руки, девушка оперлась о край раковины и взглянула на свое отражение в зеркале. Лицо казалось пугающе бледным, с почти прозрачной кожей. Глаза лихорадочно блестели. Мира вглядывалась в них, как будто пыталась найти ответы на мучившие ее вопросы, а в груди росло и крепло какое-то неведомое, непроглядное, гнетущее чувство. Снова захотелось бежать отсюда без оглядки.
        Мирослава резко отвернулась от зеркала и покинула санузел.
        Когда она вернулась, Вадим стоял посреди комнаты, рассеянно поглядывая на голубой экран телевизора.
        - Поздно уже,  - нерешительно сказала Мира, делая маленький шажок в его сторону.
        - Да,  - согласился Самарин, не отрывая глаз от ее лица.
        Он сделал шаг вперед и сходу схватил ее в охапку. Мира тихо ахнула и уткнулась лицом в его плечо.
        - Ты дрожишь,  - прошептал Вадим, наклоняясь и сильнее сжимая ее.
        - Я боюсь,  - негромко сказала она, чувствуя, как дрожь сотрясает тело.
        - Я не обижу тебя,  - с улыбкой и невероятной нежностью в голосе произнес он, легко коснувшись губами ее волос. Его прикосновения были легкими и нежными, возможно, он не хотел пугать Миру едва сдерживаемой страстью, но они казались девушке разрядами тока, пронзающими тело…
        Мира подняла к нему глаза. Губы ее чуть приоткрылись, трогательно и соблазнительно. Вадим коснулся их своими губами.
        Он снова и снова прикасался к ее губам нежными, легкими, дразнящими поцелуями, пока Мира сама не обвила руками его шею и не приникла к его губам долгим, страстным поцелуем.
        И все. Исчезли сомнения, колебания и страхи. Окружающий мир исчез. Вдруг показалось, что они одни. Одни не только здесь, в пустом здании администрации, не только в «Береге роз» и даже не во всем мире. Они просто одни, мужчина и женщина, без прошлого, будущего и настоящего. И все стало неважным, неглавным, ненужным.
        Прильнув друг к другу, они целовались, как безумные, и не могли насытиться. Как будто всю жизнь шли к этому моменту, как будто всю жизнь только этого и ждали. Наконец их губы, руки и тела соединились, и этого воссоединения было достаточно, чтобы вознестись на вершину счастья. Правда, потом Мира осознает, что для счастья этого недостаточно, но это будет потом…
        А пока, нежась в его руках, касаясь губами его прохладной влажной кожи, слыша, как постепенно выравнивается его дыхание и бешеный ритм сердца приходит в норму, Мира чувствовала, как что-то растет в груди, сметая все преграды… И так легко становится. И хочется смеяться и плакать! Хочется обнять весь мир и, подкинув шапку в небо, заорать: «Ура!»
        Никогда и ни с кем ей не было так хорошо в постели. Ни Леша, ни тем более Гарик не смогли разбудить в ней чувственности. Близость с ними не касалась ее сердца, не затрагивала душу, оставляя безучастной и холодной. Но с Самариным Мира ощутила себя настоящей, полноценной женщиной. Впрочем, нет, не с ним впервые испытала она удовольствие от интимной близости… Много лет назад, зимней морозной ночью, на одном хуторе в глубине леса, со всем пылом юного сердца она отдалась другому мужчине и в первый раз познала это невероятное удовольствие…
        Где-то на краю сознания терялась, не решаясь оформиться в уверенность, мысль, что Вадим и есть тот таинственный мужчина с хутора, которому она отдала свое сердце. Их обоих звали одинаково, они даже похожи были. И оба сумели подарить невероятное наслаждение. Оба сумели коснуться ее сердца. И вместе с тем думать о них, как об одном человеке, не получалось. Несмотря на внешнее сходство, они все-таки отличались.
        Тот Вадим - таинственный и загадочный - человек, однажды вошедший в ее жизнь и бесследно исчезнувший из нее.
        А Самарин - обычный среднестатистический гражданин, муж, отец, инженер в «Береге роз». У него обычная жизнь, в которой вряд ли присутствовали когда-либо загадки и тайны, мало-мальски похожие на те, которыми был полон Вадим с хутора.
        К тому же это было бы слишком просто. Ведь тогда, десять лет назад, она ждала его, ждала до последнего и долго, очень долго не могла смириться с тем, что уже никогда больше не увидит.
        Поэтому и сейчас легче думать, что они разные, совершенно разные люди, чем примириться с мыслью, что Самарин и Вадим из ее юности - один и тот же человек.
        Мира могла бы спросить у него, чтобы развеять сомнения, об этом, но не спросила. В его объятиях ей так хорошо, вопросы все испортят. А может быть, просто боялась потерять то единственное светлое, что продолжало жить в душе на протяжении стольких лет…
        Уходить не хотелось. Холодная, сырая ночь, пустой дом в деревне и одиночество, всю жизнь преследующее ее, казались особенно невыносимыми. Вот так бы и нежиться в объятиях Вадима всю жизнь, до того хорошо, уютно и тепло в них было. Однако Вадим не предложил ей остаться. Мягко, нежно, но решительно вернул с небес на землю, напомнив, что в номере у него дети и ему необходимо вернуться. А еще следует помнить об осторожности и не забывать, что он женат.
        Увидев, как наполнились слезами ее глаза, тут же покрыл их поцелуями.
        - Мира, ты же взрослая девочка, должна понимать, так нужно!  - сказал Самарин.
        - Да-да, конечно, извини!  - девушка смахнула слезинки и, быстро одевшись, позволила Вадиму проводить себя до машины, возле которой они еще долго целовались, рискуя быть замеченными охранником, а потом Мира села за руль, он захлопнул дверцу и еще некоторое время, засунув руки в карманы куртки, стоял и смотрел вслед удаляющимся габаритным огням.
        Потом Самарин машинально вскинул руку и взглянул на часы. Стрелки показывали два пятнадцать ночи. Прошло всего несколько часов с тех пор, как Мирослава переступила порог его кабинета, а кажется, минула вечность.
        Габаритные огни исчезли за поворотом, Вадим медленно побрел к корпусу. Его действительно ждали дети, но не только они. Мире он не сказал о жене, которая тоже его ждала в номере.
        ГЛАВА 25
        Мира не помнила, как вернулась домой. Мокрый снег превратился в дождь. Дорога была ужасной, и сосредоточиться на ней не получалось. В какой-то момент на извилистом повороте Мирослава утратила контроль над авто и почувствовала, как машину заносит. Холодный пот выступил на лбу. Мира съехала на обочину и заглушила мотор. Ее бил озноб, сердце болезненно ныло.
        Может быть, еще не поздно?.. Она могла бы завтра написать заявление, уйти с работы и больше никогда не видеть Самарина. Но сможет ли она так поступить? Конечно, нет!
        Мира завела мотор и осторожно поехала дальше.
        Загнав машину во двор и закрыв ворота, растопила печку. Заварив чаю, переоделась в домашнее, забралась с ногами в кресло-качалку, натянула на колени старый плед и долго сидела, погруженная в собственные мысли. Ее обступала тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в печи да тиканьем часов на стене.
        В субботу погодные условия не улучшились. Непроглядная серость и унылость за окном угнетающе действовали на Мирославу. Рассвело поздно, потом быстро стемнело. В доме целый день царил сумрак. Не включая свет, не зная, чем себя занять, девушка бесцельно бродила по дому, переходя из одной комнаты в другую, пила чай и слушала капли дождя, стучавшего в окна.
        В какой-то миг Мирослава поняла, что, если и дальше останется в доме, сойдет с ума.
        Быстро одевшись, она вышла на улицу и, засунув руки в карманы куртки, пошла по дороге. Потом свернула на тропинку, петляющую между деревьев. Через какое-то время оказалась у мостков, перекинутых через речку. Здесь она однажды провалилась под лед, здесь оплакивала Вадима, думая, что тот погиб, и своего не родившегося ребенка, здесь, поднимая глаза к небу, просила Бога вернуть ей Вадима…
        Сейчас снова поднимала глаза к небу…
        Прошедшая ночь стала сном. Поверить в то, что было, казалось сложным. Тоска сжимала сердце. Хотелось хоть на мгновение, хоть мельком увидеть темные глаза Самарина. Услышать его голос, звонкий, жизнерадостный, пронизанный искорками смеха и нежности. Весь день Мира не расставалась с мобильным телефоном, проверяя, нет ли сообщений или пропущенных звонков. Но телефон безмолвствовал. Самарин не звонил, а мог бы, мог…
        Сердце рвалось к нему.
        Не до конца понимая, что делает, Мирослава бегом бросилась к машине, завела ее и покатила в «Берег роз». Нет, она не собиралась ни звонить ему, ни тем более появляться там. Просто безумно хотелось быть хоть чуточку ближе к нему…
        Мира остановилась на остановке, как раз напротив жилого корпуса, без труда нашла окно его номера, в котором горел свет, и стала внимательно вглядываться в него, надеясь увидеть Самарина.
        Дождь стучал по крыше машины, тонкими струйками стекал по лобовому стеклу, неоновым светом светилась приборная панель, Мира смотрела в окно. Вспоминал ли Самарин о ней? Или, овладев ею и утолив желание, уже и думать забыл? А может, и не думал ни о каких отношениях с ней? Он ведь женат! Ему не нужны неприятности в семье! Хватило одной ночи! А она катилась в пропасть, и остановить ее стремительное падение не мог никто. Мирослава долго сидела вот так. Она не плакала, нет, хоть спазмы и сдавливали горло так, что трудно становилось дышать, и сердце ныло, но уехать не могла. Лучше уж быть в машине, в нескольких десятках метров от него, чем в пустой, глухой деревне. Мира терзала себя, и все же здесь, поблизости от него, ей было легче.
        Она с нетерпением и страхом ждала понедельника. Не представляя, как посмотрит в глаза Вадиму, вместе с тем жаждала заглянуть в них, увидеть нежность, теплоту, желание. Прошедшие выходные показались вечностью. А сколько передумано было, сколько переосмыслено, перечеркнуто и воскрешено в памяти…
        Когда Мирослава пасмурным утром после выходных шла к корпусу, то чуть не упала, услышав возле котельной его голос. Стало трудно дышать. Миновав изгиб дорожки, скрывший ее от посторонних глаз, девушка опустилась на мокрую скамейку, не заботясь о новых джинсах, и прижала пальцы к пылающему лицу. Стараясь дышать глубоко, она чувствовала, как теснит в груди, и понимала, что, если не успокоится, спровоцирует приступ. Лихорадочно порывшись в сумочке, извлекла пузырек с таблетками, открыла крышку, высыпала на ладонь две и бросила в рот, проглотила не запивая. Как она будет работать в таком состоянии? Как сможет что-либо делать, не выглядывая каждую минуту в окна, чтобы увидеть его?
        По плитке дорожки застучали каблучки.
        Мира выпрямилась и постаралась придать лицу непринужденное выражение. Не хватало еще, чтобы работники заподозрили, что с ней что-то не так…
        Скоро из-за поворота вырулила Катерина.
        - Ой, Мира, привет! А ты чего здесь сидишь? Меня ждешь?
        - Да…  - неуверенно пролепетала девушка, поднимаясь со скамейки.
        - Пойдем скорее, мы, кажется, уже опаздываем!
        - Да,  - Мирослава пошла следом, то и дело оглядываясь назад. Но увидеть Самарина не удалось.
        Работа валилась из рук, сосредоточиться на чем-то не получалось. Убираясь в номерах, она подходила к окнам, стараясь рассмотреть сквозь голые ветки деревьев знакомую фигуру. Пару раз видела, как он выбегал из своего кабинета, направляясь в офис начальника, потом бежал обратно. Без куртки и шапки, с кипой каких-то бумаг в руках. Он занимался своей работой, а у девушки сердце разрывалось на части от отчаяния. Ей нужно было его увидеть! Нужно! Нужно! И казалось так странно, что они, в общем-то, рядом, но далеко друг от друга.
        После обеда Мира и Катя обычно задерживались минут на пятнадцать в комнате для горничных. Так было и сегодня. Они пили чай, но разговор не клеился. Мирослава весь обеденный перерыв простояла у окна, а Самарин преспокойно уехал обедать домой.
        - Мира, у тебя все в порядке? Мне кажется, ты вот-вот расплачешься. Что-то случилось? Может, плохие новости? Может, муж расстроил чем-нибудь?  - спрашивала Катерина, внимательно глядя на девушку.
        - Муж?  - переспросила Мира, не совсем понимая, о чем она.  - Да, нет. У меня все в порядке. Не обращай внимания. А как отдыхающие на выходных? Не очень доставали?
        - Да не более чем всегда! Самарин надоел…  - сказала она.  - То сауну ему, то еще что.
        - Да? Он ведь с детьми был…
        - Да, с детьми и женой.
        - Женой?  - недоверчиво переспросила Мира, вскидывая на Катю глаза.  - Кажется, они были записаны втроем.
        - Записаны, да, но она тоже с ними была. В пятницу на последнем заплыве с детьми плескались, а потом в номер пошли. И в субботу она здесь была и в воскресенье.
        - Я пойду, Катя!  - отодвинув чашку, Мира встала и направилась к выходу, не желая, чтобы коллега увидела выражение ее лица.  - У меня куча работы!
        - Мира, у тебя что, с ним роман?  - спросила Катерина, но Мира не обернулась, понимая, что, если останется хоть на секунду, не совладает с собой.
        Так значит, он был с женой!
        Девушка зажмурилась. Он пришел к ней, уложив спать не только детей, но и жену, а потом вернулся к ней, после Миры. Все выходные чудно отдыхал в кругу семьи, даже не вспоминая о ней, получив желаемое, а она каждую секунду думала о нем, ждала его звонка. Как глупо было думать, что ее мало волнует его семейное положение. Как самонадеянно было уверять себя, что это ничего не значит для нее. Мира хотела Самарина и наивно предполагала, что ее устроит одна-единственная ночь. Но эта ночь лишь разожгла пожар страсти, тлеющий в ее душе. И не утолила желания. Она хотела его и ревновала к жене. Только сейчас она поняла, что такое на самом деле делить мужчину с другой. Оказывается, Мирослава не из тех женщин, которые могут легко с этим мириться. Она поняла, что хочет, чтобы Вадим принадлежал лишь ей одной, но знала, что этого не будет никогда. Она стала его любовницей! Какое ужасное, грязное слово, и исправить уже ничего нельзя. Что случилось, то случилось. Назад дороги нет.
        Одинокие слезинки катились по щекам.
        За окном быстро стемнело. В целях экономии, которой на базе отдыха строго следовали, Мира не включала электричество в коридоре, обходясь светом в номерах, которые мыла один за другим. После обеда к ней никто не поднимался, и даже Катя не заходила, чему Мирослава была несказанно рада. Она никого не желала видеть. Ей хотелось, чтобы этот бесконечный день поскорее закончился, сесть в машину и уехать домой. Забиться в угол и в полной тишине и отрешенности от всего мира предаваться горестям.
        Когда скрипнула дверь в коридоре, Мира даже не выглянула, чтобы посмотреть, кто там бродит в темноте. Быстро вытерла мокрые щеки, не желая, чтобы Катерина, а Мира не сомневалась, что это она, увидела ее слезы. Наверняка молодая женщина пришла осведомиться, не заработалась ли Мирослава.
        Ковер в коридоре заглушал шаги; в какой-то момент, оторвав взгляд от раковины, которую девушка усердно мыла, в отражении зеркала увидела Самарина. Он стоял в проеме двери и смотрел на нее. Мира резко обернулась и ухватилась руками за край раковины, чтобы не упасть. С минуту они стоя ли молча, глядя друг другу в глаза.
        Вадим первым сделал шаг навстречу. В то же мгновение, оторвавшись от раковины, Мира бросилась к нему. Обвив руками его шею, прижавшись щекой к его груди, вдохнув аромат его парфюма, сводивший с ума, она вдруг поняла, что примет все, лишь бы он был рядом. А он все понял, увидев ее глаза, в тот миг, когда она кинулась к нему.
        Потом, много позже, Мирослава поймет, что допустила огромную ошибку. Он увидел ее беззащитной, слабой, ранимой и бесконечно одинокой. И это не вызвало в нем ни восхищения, ни уважения, ни преклонения. Он давно разучился ценить и уважать чувства других людей, а в чувства женщин, с которыми проводил время, вовсе не верил. Только однажды, давно, его сердце откликнулось на чистое светлое чувство девушки с глазами лесной нимфы, но и она оказалась обманщицей. Теперь же то, что он увидел в глазах Миры, вызвало в его душе ликование и торжество.
        Но он хотел ее. Хотел безумно.
        - Привет, Мира Сергеевна,  - тихо прошептал ей на ухо. И в голосе его было столько нежности и теплоты, что поверить в их неискренность Мира не смогла.  - Я думал, ты зайдешь ко мне сегодня,  - он протянул руку и погасил свет. Их обступила темнота, и только свет уличного фонаря рассеивал ее.
        - Я не была уверена, что ты захочешь меня видеть,  - прошептала она.
        - Вот глупая,  - тихо засмеялся он.  - Как думаешь, Катя не зайдет сюда?
        - Не знаю. Но вообще может. А что?  - отняв лицо от его груди, Мира подняла к нему глаза.
        - Ничего,  - Самарин засмеялся и склонил к ней свое лицо.  - Ты разве не скучала без меня?
        - Скучала,  - выдохнула девушка и закрыла глаза. Не важным стало, зайдет ли Катя или еще кто-нибудь. Желание сладким вином разливалось по жилам. От него кружилась голова и весь мир переставал существовать.
        Весь следующий год, пролетевший, как один день, был наполнен встречами украдкой в номерах пустого корпуса, в офисе начальника отдела, где-то на лесных дорогах в полуночный час, взглядами, от которых начинал электризоваться воздух, улыбками, переглядками, прикосновениями, разговорами по телефону, бесконечным ожиданием, слезами, ревностью. Все в «Береге роз» знали, что у Миры с Самариным роман. Скрыть подобное на небольшой территории невозможно, да они и не старались. Чаще всего встречались в обеденный перерыв, и, естественно, ее походы в его офис или в корпус не могли остаться незамеченными. Стоило лишь приглядеться, какими глазами они друг на друга смотрели, и все становилось ясно.
        Их осуждали. Они оба были несвободными. Мира так и не рассказала Самарину, что ее муж умер. Девушка догадывалась, какого мнения о ней на работе, понимала, что репутации конец и в глазах работников она просто шлюха, но ее это волновало мало. Ее вообще никогда не волновало общественное мнение, и ответ держала только перед собой. Она не могла без Вадима, и ради того, чтобы быть с ним, готова была пройти через что угодно.
        Слухи о Мириных похождениях дошли и до родителей. Мама не раз заводила нравоучительный разговор, пытаясь воззвать к ее благоразумию и совести, когда была трезвой. Если же Мирослава заставала ее пьяной, доставалось сполна. Мать не выбирала выражений. Но ничто не могло остановить девушку. Она предполагала, что и Степику известно о ее романе, иногда ловила на себе его задумчивый взгляд, от которого становилось не по себе, но Рудинский ни разу не намекнул об этом. Возможно, он знал, какой может быть ее реакция. А возможно, не догадывался, кто такой на самом деле Самарин.
        Мира не сразу узнала его, только после первой ночи, проведенной вместе, поняла, что Вадим - тот самый таинственный незнакомец с хутора. С этим трудно было смириться, еще тяжелее жить и молчать, поскольку хотелось, часто хотелось все рассказать ему, объяснить, но что-то в темных глазах мужчины удерживало ее от этого шага. Что-то подсказывало ей, что и он узнал ее, но не пожелал признаться. Мира нередко задавалась вопросом: «А почему?» Но вразумительного ответа не находила. Понимала только, что пропасть в десять лет, разверзшуюся перед ними, перешагнуть не смогут. Она не сможет забыть всего, что пришлось пережить. И от боли, обид и сожалений не уйти, как бы ни хотелось. А он… Мира была уверена, что Вадим считал ее предательницей. И она чувствовала свою вину перед ним, потому что вышла замуж за Полякова, несмотря на то, что уверяла Самарина в своей любви. Вышла замуж за человека, который разлучил их, стал виной трагедии, разыгравшейся на хуторе… Иногда Мирославе хотелось взять Самарина за руку и заставить выслушать ее. Но ее оправдания теперь не имели значения. Они ничего не могли изменить. Да и
Вадим не желал к ним возвращаться. Прошлое было под запретом. И Самарин ни разу не приехал к ней в Старые Дороги, а ведь куда проще было бы встречаться в ее доме, где никто не мог бы их увидеть.
        Но мужчину устраивало все как есть. А Мирославу не покидало близкое предчувствие беды. Как-то не верилось, что их встречи и свидания на глазах всего «Берега роз» будут длиться вечно.
        И пусть, в общем-то, завидовать особо было нечему, завистники находились. Он был все-таки первым заместителем начальника, а не каким-нибудь дворником. В канун Нового года Миру отправили в срочный отпуск.
        Ей действительно нужен был отдых, она это понимала, чувствовала, но… Не представляла, как сможет прожить полтора месяца без Вадима. Со дня знакомства, с той первой ночи, каждый день он был рядом… Ради того, чтобы находиться с ним поблизости, она готова была работать до бесконечности без отпуска и перерыва, но такой возможности ей никто не предоставлял. В последний ее день они встретились в номере. Прижимаясь к Самарину, Мира боялась разжать объятия. Прошлое, не отпуская, жило в ней вечным страхом. Казалось, стоит лишь отпустить его, уйти, и она снова потеряет его. Вадим, конечно, не разделял ее страхов, и суеверные предчувствия девушки его забавляли. Он с легкостью заверил Миру, что будет звонить, и они, конечно, будут видеться, как же без этого. Ничто не помешает их встречам. Вадим легко и беспечно отпустил ее, и уезжала Мирослава с работы с тяжелым сердцем и слезами на глазах. Все время оглядываясь на светящийся корпус, она была уверена, что никогда не вернется обратно… Предстоящие дни в пустой, занесенной снегами деревне пугали ее. А неотвязные мысли относительно собственного будущего все чаще
не давали уснуть. Да, она нашла Вадима, того человека, которого когда-то безумно любила, а теперь так же сильно желала, но он не принадлежал ей. Он был чужим мужем. И Мира, не теша себя иллюзиями, подозревала, что им он так и останется. Ничего не изменится. Или изменится - она надоест ему, и он ее оставит. Ведь за целый год ни разу не сказал, что любит ее. И пусть девушка понимала, что не слова говорят об искренности чувств, а поступки, легче не становилось.
        Не зная, чем себя занять, следующие несколько дней Мира отдыхала и бездельничала. Спала до обеда, потом готовила есть, выходила гулять, а когда ранние сумерки опускались на землю, возвращалась домой и занималась обычными домашними делами: носила воду из колодца, топила печку, что-то стирала, где-то убирала, а после забиралась в кресло-качалку, включала какие-то фильмы и смотрела их до поздней ночи.
        Морозы крепчали, потрескивали дрова в печи, равномерно шли часы, отсчитывая время, гудел компьютер. Плавно текли мысли в ее голове, но чтобы совсем не утонуть в них, отвлекалась на фильм. Вадим не звонил. Он и раньше не особенно баловал ее телефонными звонками. Мира знала, что он загружен работой; что на днях состоялась корпоративная вечеринка, а в канун Нового года ожидается приезд vip-персон, которые уже давно по традиции отмечали праздник в «Береге роз». Но все равно скучала по нему и ждала звонка. А телефон безмолвствовал, впрочем, как всегда. Он у нее вообще редко подавал признаки жизни. Звонить ей, в принципе, было некому.
        Тридцатого декабря, проснувшись пораньше и выпив чаю с лимоном, Мира решила отправиться в райцентр. Ей вдруг захотелось и в своем одиноком доме создать ощущение праздника. Купить елку, украшения, свечи, шампанское и всевозможные вкусности. Что-нибудь приготовить и накрыть стол.
        Переходя от одного магазина к другому, Мирослава купила красивую искусственную голубоватую ель, серебряные и сизые стеклянные шары, гирлянды, бусы, с десяток понравившихся сувениров. Смешных, нелепых и, в общем-то, ненужных, но приглянувшихся ей. Подарить их было некому, но это и не важно. Сегодня она пребывала в приподнятом настроении. Девушка улыбалась прохожим, заставляя мужчин заинтересованно оглядываться ей вслед. Она купила еще открытки с чудесными поздравительными стихами. Одно из них собиралась набрать в телефоне и в новогоднюю ночь сообщением отослать Вадиму.
        Загрузив покупки в багажник машины, Мира почувствовала, что проголодалась, и решила перекусить в кафе, а заодно позвонить Вадиму, раз он сам не звонит.
        Вытащив из кармана мобильный, быстро нашла заветный номер.
        - Да?  - через пару секунд откликнулся Самарин.
        - Привет! Ты не занят?  - с улыбкой обратилась к нему девушка.  - А я в городе сейчас, приехала за покупками, соскучилась по тебе…
        - Я занят сейчас. Потом перезвоню,  - прервал ее Вадим и тут же отключился.
        Мира недоуменно взглянула на телефон, пожала плечами и сунула его в сумочку.
        «Позже, так позже!» - решила она, но неприятный осадок от разговора остался.
        Заказав поесть, Мира сидела за столиком и чувствовала, как медленно испаряется хорошее настроение и тревога закрадывается в душу. Самарин не обрадовался, услышав ее голос. Совсем не обрадовался! Более того, голос его звучал как-то странно сдержанно, отчужденно и даже холодно. Раньше он никогда не разговаривал с ней так! Может быть, в «Береге роз» что-то случилось? Может быть, у него самого какие-то неприятности?
        Поковырявшись в салате и выпив чашку чая, девушка расплатилась и вышла из кафе. Оказавшись на улице, поежилась. Казалось, за полчаса, проведенные в кафе, на улице стало еще холоднее. Зябко передернув плечами, Мира набросила на голову капюшон пуховика, засунула руки в карманы и огляделась по сторонам, не зная, куда пойти. Настроение опустилось к нулевой отметке.
        В сумке ожил мобильный телефон. На дисплее высветилось имя Самарина. Мирослава поднесла телефон к уху.
        - Извини, я, наверное, отрываю тебя от дел?  - первой заговорила девушка.  - Я понимаю, у вас там сейчас завал, но я подумала… Я сейчас в городе, и я подумала, а вдруг и ты где-то здесь. И мы могли бы где-нибудь пересечься…
        - Я не в городе! И я действительно был занят! Меня начальник вызывал к себе!  - Самарин говорил отрывисто и холодно. Мира не предполагала, что он может с кем-то так говорить, а тем более с ней.
        И, конечно, даже представить себе не могла, что там, у себя в кабинете на базе отдыха, Вадима просто трясет от ярости, от ярости, направленной против нее, против Миры.
        - Знаешь, зачем?
        - Нет,  - ответила девушка, чувствуя, как больно сжимается сердце в груди.
        - Чтобы побеседовать. Он раньше хотел мне это сказать, еще перед корпоративом, но решил не портить настроение. Знаешь, он меня этак мило усадил на диван и прямо спросил, а правда ли, Самарин, что говорят, будто ты с Ярославской гуляешь, а она, в свою очередь, направо и налево делится некими интимными подробностями, к примеру, как быстро тебя возбуждает…
        - Что?  - потрясенно выдохнула Мира и беспомощно огляделась вокруг, чувствуя, как дрожат колени и она вот-вот может упасть. Его слова обрушились на нее как гром среди ясного неба. Нет, даже не так! Если бы сейчас громовые раскаты сотрясли небо, она не была бы так поражена, обескуражена и потрясена.
        Поверить в то, что начальник запросто, в своем кабинете, на рабочем месте мог сказать такое, казалось немыслимым. А как же профессиональная этика? Уважение? Ведь существуют же какие-то границы, переходить которые нельзя…
        - Да, вот так прямо и сказал!
        - Но так нельзя…  - пролепетала Мира.
        - Он начальник. Ему можно!
        - Ты должен был ему ответить! Он не имеет права…
        - Я не ответил. Не поверишь, я был в таком шоке, что сказать ему что-то или возразить просто не смог. Я стоял и улыбался, как дурак! Как будто то, что он сказал, было крайне забавным! А напоследок посоветовал, чтобы я завязывал со всем этим! Ему не нужны проблемы с моей женой! Мира, откуда эти подробности, ты не хочешь мне сказать?
        - Я не знаю,  - растерянно прошептала девушка, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
        - Правда? А вот я знаю! Сколько раз я просил тебя не откровенничать с девками из корпуса?
        - Я не…  - запротестовала Мира, но он перебил ее.
        - Ты думаешь, Галя или Катя так замечательно к тебе относятся? Ты думаешь, у них нет повода желать тебе зла? Ты забыла, чье место заняла?
        Нет, Мира не забыла. Да и как можно было забыть? Раньше, до нее, в «Береге роз» работала еще и родственница Галины. Они втроем - Катя, Галя и Таня - составляли замечательный тандем. Потом Таня ушла в декретный отпуск, а ее место заняла Мирослава и заняла основательно. Таня тоже работала по договору, но это не имело значения. К тому же в «Береге роз» давно ходили слухи о введении в штат еще одной единицы…
        Нет, Мира никогда и ни с кем не делилась никакими интимными подробностями, но и Галя, и Катя, безусловно, о многом догадывались. Как и большинство в «Береге роз». Только они с Вадимом не хотели этого замечать. К тому же в коллективе, где многие только и ждали, когда кто-нибудь споткнется, более того, где сами готовы были подставить подножку, одного невзначай брошенного слова хватало, чтобы вызвать море сплетен, разговоров, пересудов.
        Мира закрыла глаза, слезы покатились по щекам.
        - Все это уже, бесспорно, дошло до моей жены,  - продолжал между тем Вадим.  - В последнее время она как-то странно посматривает на меня. Ну, да ладно, с ней я как-нибудь разберусь, а вот со всем остальным… Мира, ты хоть отдаленно представляешь, через какое унижение мне пришлось пройти из-за тебя?
        Голос Вадима был злым, холодным, жестким. Он ранил девушку сильнее, чем слова, которые произносил.
        - А… это… вообще хорошо или плохо, что со мной ты… Ну, быстро…  - зачем-то спросила она.
        Да, Мирослава понимала, что самолюбию мужчины нанесен сокрушительный удар. Да, она понимала, как это унизительно и гадко стоять перед начальником и выслушивать всякое. Но Самарин же мог и должен был ответить, а он промолчал. Пришел в ярость, выход которой дал, обрушив ее на Миру. Ему нужно было кого-то обвинить, чтобы самому не чувствовать вины. И он обвинил ее.
        - Это уже не важно! Ты же понимаешь, после случившегося мы не сможем больше встречаться,  - сказал он.
        Это был не вопрос. Утверждение. Он все решил за обоих.
        - Нет,  - вырвалось у Мирославы.  - Нет, пожалуйста, нет! Я не хочу! Ты же знаешь, я не смогу без тебя,  - заплакала девушка.
        Но ни слезы ее, ни ее боль его не тронули.
        - Все, давай! Обед закончился, мне нужно идти работать!  - бросил Вадим и отключился.
        А Мира так и осталась стоять, прижимая телефон к уху. Она слушала короткие гудки, а из-за слез ничего не видела.
        Слезы беспрерывным потоком катились по щекам, казалось, они не иссякнут никогда. Сколько бы девушка ни пыталась стереть их ладонью, они продолжали течь. Хотелось кричать и выть навзрыд. Мира пошла по тротуару, не обращая внимания на шумевший вокруг город, на любопытные взгляды прохожих. Она ничего не замечала, не знала, куда идти и где укрыться, спастись от боли.
        Она не могла его потерять. Без него ее просто не было. Он занимал собой все пространство ее души. Он и был ее душой. Все помыслы, мечты и мысли ее были о нем. Вадим был воздухом, которым она дышала, ее миром. Ее вселенной. Светом в темном тоннеле ее жизни. Как же так легко он мог отказаться от нее? Ведь она так его любила!
        Мирослава не помнила, как оказалась в своей машине, как завела двигатель и тронулась с места. Глаза опухли от слез. На город быстро опускались сумерки. Свет встречных фар бил в глаза, ослепляя. Водители проезжающих мимо машин зачем-то пронзительно ей сигналили. Мира не реагировала на них. Вязкая, липкая апатия накрывала ее с головой, притупляя чувства и инстинкты. Все стало безразлично, и, в первую очередь, собственная жизнь…
        В какой-то момент захотелось отпустить руль и покончить со своей жалкой никчемной жизнью раз и навсегда. Разом покончить и с болью, и с отчаянием, и с обвинениями Вадима, и с людской завистью и злостью. Смерть могла бы стать поистине спасением. Мира закрыла глаза.
        Внезапно салон пронзил телефонный звонок. Девушка вздрогнула и тут же открыла глаза. Самарин!
        Но нет, это был, конечно же, не он.
        ГЛАВА 26
        Мира подошла к окну и отодвинула сливочный шелк занавески. С двенадцатого этажа нового дома в фешенебельном районе Минск простирался как на ладони. Неоновые огни витрин и реклам, иллюминация улиц, сверкающие и переливающиеся елки, там и тут взлетающие в небо фейерверки, взрывы петард… Столица не спала в праздничную ночь. Мир встречал Новый год! Каким он будет? Что принесет с собой? Девушка тяжело вздохнула и достала мобильный телефон. Просмотрев сообщения от немногочисленных знакомых, сжала его в ладонях и прижала к груди.
        За стеной в просторной гостиной и примыкающей к ней столовой веселились друзья Рудинского. Смех, крики, шум, гам, выстрелы пробок от шампанского, брызги в разные стороны, хлопушки, бенгальские огни; счастливые, веселые и беззаботные лица смотрели на Мирославу со всех сторон. А у нее на душе скребли кошки, и сердце разрывалось на части.
        Она не понимала, зачем согласилась и приехала. Степик, конечно, пустил в ход все свое красноречие, напирая на то, что его родители, соответственно Мирины дядя и тетя, не видели племянницу более десяти лет и просто сгорали от желания повидаться. У самой девушки ответного желания не возникло, и все же она дала себя уговорить и оказалась в Минске.
        Решающим аргументом стало то, что девушка чувствовала: останется в деревне, наедине со своими мыслями, сожалением и болью - что-нибудь точно натворит. После тяжелого разговора с Вадимом, после всего передуманного Мира не раз порывалась позвонить ему, объяснить все, опровергнуть его обвинения, разубедить, заставить выслушать, поверить и не поступать опрометчиво…
        Но что-то останавливало ее. Страх ли или нежелание снова услышать холодный голос, не терпящий возражений? А может, остатки гордости не позволяли окончательно унизиться перед ним? Мира предполагала, что разговор, вполне возможно, закончится ее слезами и мольбами не оставлять ее.
        Но здесь, сейчас, в этой шумной толпе, за сотни километров от него было еще хуже. Да, в Старых Дорогах она медленно сходила с ума, но там она знала, что он рядом. И она запросто могла сесть в машину, поехать к его дому и хоть всю ночь сидеть, глядя в темные окна.
        Включив мобильный телефон, Мирослава нашла небольшое поздравительное сообщение, предназначенное ему, и, не раздумывая ни секунды, отправила. Сразу пришел отчет о доставке. Девушка знала, что ответа не последует, но так хотелось, чтобы он хоть на мгновение вспомнил о ней.
        Дверь кабинета, в котором Мира спряталась ото всех, открылась. Она резко обернулась и в неярком свете настольной лампы увидела пошатывающуюся фигуру Андрея Ляхновича.
        - Прости, пожалуйста, я не помешал?  - спросил он.
        Андрей, будучи по натуре очень воспитанным и интеллигентным, выпив, становился донельзя вежливым и ненавязчивым.
        - Нет, что ты, заходи!  - улыбнувшись ему, произнесла девушка.
        Андрей вошел и, прикрыв за собой дверь, подошел к рабочему столу Рудинского.
        - Я думал, ты уехала. Я не хочу лезть к тебе с разговорами, но мне кажется, тебе совсем не весело с нами.
        - Признаться, меня посещала подобная мысль, но я не хотела портить вам праздник своим побегом. Решила подождать до утра.
        - Нет-нет! Пожалуйста, не уезжай! В центре возле елки залили каток! Мы собираемся туда завтра. Останься хотя бы на день! Покатаемся, погуляем, обещаю, повеселимся…
        - Спасибо, Андрей! Но…
        - Нет, Мира, не отказывайся. Не уезжай, пожалуйста! Знаешь, мы ведь все здесь очень переживаем, когда ты остаешься в деревне одна. Вслух никогда об этом не говорим, но Степик ходит вечно какой-то озабоченный, хмурый. Гарик, то и дело посматривая на Рудинского, вопросительно вскидывает брови. Они поочередно хватаются за телефоны, но звонить тебе часто не решаются. Знают, что ты их чрезмерную опеку терпеть не можешь. И я тоже переживаю. Все время думаю, как ты там одна и дрова таскаешь, и воду носишь, и снег чистишь, а когда сильно заметает…
        - Встаю в пять утра и расчищаю. Но меня это не напрягает. Эти повседневные заботы ничто по сравнению…
        Мирослава осеклась и снова отвернулась к окну.
        - Мира, я много думаю о тебе…  - начал Ляхнович.
        - Не надо, Андрей! Я уже взрослая. У меня своя жизнь, своя судьба…
        - Но это неправильно!  - запротестовал Ляхнович.  - Тебе не надо быть в этих Старых Дорогах, не надо горбатиться на этой базе отдыха. Ты могла бы остаться здесь или, если так хочется быть одной, снять квартиру. Степик и Гарик нашли бы тебе приличную работу!
        - Мне нравится работать в «Береге роз», я собираюсь продолжить там работать, мне нравится мой дом в Старых Дорогах, сама деревня вполне соответствует моему душевному состоянию, да и моя жизнь мне, в общем-то, нравится, другой я не ищу!  - отрезала Мира не терпящим возражения тоном.
        Конечно, Мирослава не могла сказать Андрею, что не работа влечет ее на базу отдыха. И нравится она ей, по большому счету, потому, что напрямую связана с Самариным. И пока он оставался там, менять ее на что-то другое девушка не могла и не хотела.
        - Андрей, пожалуйста, не надо. Не переживай за меня. У меня все хорошо, а Степик и Гарик… Они все думают, что мне семнадцать лет, и никак не хотят принять как взрослого, самостоятельного человека! Ладно,  - Мира обернулась и улыбнулась.  - Так и быть! Только ради тебя я останусь и схожу на каток. Я уже бог знает сколько времени не стояла на коньках. Когда-то в Праге зимой мы часто ходили с Лешей на каток. Его заливали у Сословного театра, а еще мы с подружкой любили рождественские базары на Староместской и Вацлавской площадях! И Рождество…  - девушка осеклась.
        Вот уже два года Леша Поляков лежал в могиле.
        Яркая, сверкающая панорама города расплылась, поплыла перед глазами, затуманенными слезами.
        Ляхнович подошел к ней, взял ее безвольно висящую руку, на мгновение сжал, потом поднес к губам и поцеловал.
        - Если бы я не был уверен, что ты ответишь мне отказом, я бы прямо сейчас предложил тебе выйти за меня замуж,  - сказал он.
        Мирослава улыбнулась.
        На каток выбрались только после обеда. Гости Рудинского разошлись под утро. Так что до обеда все спали, а потом еще долго раскачивались, прежде чем собрались. Степик ворчал и вожделенно поглядывал на бутылку с янтарной жидкостью, да и не он один. Гарик наезжал на Андрея за дурацкую и несвоевременную идею. Какой мог быть каток, когда после выпитого раскалывалась голова и хотелось опохмелиться!
        Мира с отсутствующим взглядом пила чай с лимоном и не обращала внимания на их перебранку.
        Отказать ей не смогли.
        В легинсах и вязаной тунике с воротником под горло, с собранными в высокий хвост волосами и полным отсутствием макияжа, на льду Мира выглядела семнадцатилетней девчонкой. Ее красный короткий пуховик и расшитые бисером варежки лишь усиливали это впечатление и притягивали взгляды. Бледность щек, тонкий овал лица и яркие, необыкновенные глаза делали ее похожей на Снегурочку, а то, как виртуозно она рассекала лед, добавляло изящества.
        Здесь, на центральной площади, у елки собралось немало людей. Коренные минчане, туристы и гости столицы в этот праздничный выходной день, устав от застолий и гуляний, решили активно отдохнуть и слегка встряхнуться. Кто-то, как и Мира, катался на коньках, кто-то просто стоял у ограждения, наблюдая. Дети смеялись и визжали, водя хороводы у елки, кто-то играл в снежки. Здесь было полно молодежи, детей и пожилых людей. Веселые, счастливые лица, радующиеся празднику. Их не пугали мороз и мелкий снежок, переливающийся в воздухе.
        Рудинский, Ляхнович и Юрьев на коньках стояли плохо, да еще после выпитого с координацией были проблемы. И все же, мужественно натянув коньки, нарезали пару кругов, держась ближе к ограждению, и не спускали глаз с Мирославы. Девушка не вставала на лед уже несколько лет и, надевая коньки, ощущала некую неуверенность, но, как оказалось, совершенно напрасно. Приобретенные когда-то навыки не забылись. Сделав круг вокруг огромной елки, сверкающей огнями и шарами, Мира почувствовала себя увереннее. Напряжение прошло, появились легкость и свобода, позволяющие просто «лететь» на коньках. Набирая скорость и прекрасно маневрируя, Мирослава испытывала полузабытый детский восторг. Как в калейдоскопе, мелькали лица. Пару раз она пронеслась мимо Степика и его друзей. Степик махал ей рукой и что-то кричал, Андрей, выражая восторг, обеими руками показывал ей «класс», а Гарика подрезала какая-то брюнетка, облаченная в кожанку, облегающие штанишки и меховые наушники. Мира увидела, как, не сумев избежать столкновения, Юрьев смешно растянулся на льду, и не смогла сдержать улыбки.
        Гарик небось разозлится, он и так не в духе, а тут еще эта девушка. Но Мира надеялась, что брюнетка даст ему достойный отпор, на вид она не казалась пугливой и, видимо, не считала себя виноватой, склонившись над Юрьевым и предлагая помощь.
        Бросив на них последний взгляд через плечо, Мира отвернулась, неожиданно перед глазами мелькнуло смеющееся лицо Вадима. Сердце кольнуло в груди, улыбка тут же сбежала с лица. Девушка завертела головой, пытаясь рассмотреть в толпе Самарина и убедиться, что ей не померещилось. Он не мог быть здесь, такие совпадения невозможны. Вадим не собирался в Минск, по крайней мере, ей он об этом не говорил. Новый год намеревался встретить в «Береге роз». Однако обознаться Мира не могла.
        Степик, Гарик и Андрей, увлеченные самоуверенной брюнеткой, не сразу увидели, что с Мирой что-то не так. В какой-то момент Гарик обернулся и увидел Мирино лицо. Даже на расстоянии оно показалось ему слишком бледным, встревоженным, растерянным… Ее глаза метались по лицам, в толпе она кого-то искала…
        Гарик поднял руку, пытаясь привлечь ее внимание.
        - Степик!  - Юрьев толкнул Рудинского в бок и кивком головы указал на Миру.
        Степик уставился на сестренку. Какая-то растерянная, одинокая и беззащитная, она стояла на катке, не замечая никого и ничего вокруг, устремив взгляд в толпу, но видя в ней только одного человека.
        Степик проследовал за ее взглядом и, как и девушка, замер на месте. Он узнал ее сразу. Пусть и прошло много лет со дня их последней встречи, и внешность ее претерпела некоторые изменения, тонкий овал лица, четкий профиль и серо-зеленые глаза Ирины остались прежними. Степик смотрел на нее, забыв обо всем на свете, и не сразу обратил внимание на двоих детей, которых она держала за руки. А рядом с ними стоял мужчина, скорее всего, муж Ирины. Женщина смеялась, наблюдая за детьми, которых мужчина пытался научить стоять на коньках. Словно почувствовав его взгляд, она тоже на него посмотрела. Улыбка исчезла с ее лица, глаза расширились. Она нерешительно кивнула, будто была не уверена до конца, что перед ней тот самый Степик Рудинский, который много лет назад признавался ей в любви.
        Обратил на него внимание и мужчина.
        - Мира!  - рядом вскрикнул Гарик.
        Потрясенный, не понимающий до конца и не верящий в происходящее, Рудинский оторвал взгляд от мужчины и перевел его на двоюродную сестру. Как в замедленной съемке, увидел, что она падает на лед.
        Потом они пробирались сквозь катающихся. Степик озирался назад и натыкался на темный, непроницаемый, немигающий взгляд. Самарин просто стоял и смотрел, не пытаясь ни отвернуться, ни подойти…
        Из-за неплотно закрытой двери спальни доносились негромкие голоса. Ее специально оставили приоткрытой, на случай если Мира проснется и позовет. У изголовья на тумбочке горел ночник, рассеивая темноту. Девушка перевернулась на бок, высвободила из-под одеяла руку, потрогала на затылке большую шишку. Боли почти не почувствовала, наверное, еще действовало обезболивающее, которое ей вкололи в травмпункте. В панике ее отвезли туда мужчины. Сделав снимок и не обнаружив ничего страшного, врач вколол лекарство для профилактики и прописал какие-то таблетки от головной боли. По возвращении домой, как ребенка, ее уложили в постель, напоив молоком с медом. Мире вовсе не хотелось спать, но она уснула сразу, как только голова коснулась подушки. Не иначе, укол был с каким-то снотворным действием.
        Встреча с Вадимом на катке стала для Мирославы большой неожиданностью, но не она так потрясла ее. Куда большее потрясение девушка испытала, увидев женщину рядом с ним, Ирину, так, кажется, ее звали. За прошедшие годы она здорово изменилась, но не это имело значение. Не это вносило сумятицу в мысли и чувства Миры. Значит, вот какая она, жена Вадима! Значит, это она и тогда… Когда-то давно, в Старых Дорогах Мирослава подозревала в Ирине сообщницу Самарина, но доказательств не было, а впрочем, нужны ли они ей были? В то время Мира летала, окрыленная любовью…
        А что если Степик прав? А что если все, что происходило десять лет назад,  - отлично спланированный план обольщения юной и наивной девчонки? Самарин хотел отомстить Степику и компании и отомстил - тонко, изящно, со вкусом. Разве можно сравнить сломанную жизнь с обычным избиением, унижением, давними обидами? Самарин мог выловить ребят по одному и задать хорошую трепку, это, безусловно, весьма уязвило бы их самолюбие, но вряд ли удовлетворило бы Вадима…
        Однако поверить в то, что он тогда притворялся, она не могла. Мирослава помнила до мелочей ночь, ту единственную, лучшую ночь… Чувствовала, что не безразлична ему.
        Так хотелось, чтобы все плохое оказалось лишь дурным сном, чтобы все у них складывалось. Чтобы он по-прежнему оставался в ее жизни, пусть чужой, но все равно чуточку ее.
        В дверь тихонько постучали.
        - Войдите,  - откликнулась девушка.
        В образовавшийся проем просунулась голова брюнетки с катка.
        - Привет!  - помахала рукой брюнетка и улыбнулась.  - Можно войти?
        - Конечно,  - кивнула Мирослава и, приподнявшись, приняла сидячее положение, опершись на подушки.
        - Как ты себя чувствуешь? Голова не кружится? Не тошнит?  - спросила девушка, подходя ближе и усаживаясь на край кровати.
        - Да нет, со мной все в порядке! Так что перестаньте со мной возиться и делать из меня инвалида! Ну, подумаешь, упала! А кто не падал? Ну, подумаешь, шишка, у кого их не было? Уверена, это все те товарищи в соседней комнате, они любят все преувеличивать!
        - Они волнуются за тебя! Кстати, меня зовут Катя!  - девушка протянула Мире руку, которую та и пожала.  - Я учусь в медицинском и могу тебя со всей ответственностью заверить, что обычная шишка порой может иметь самые печальные последствия. Но у тебя, кажется, действительно все в порядке.
        - А я Мира! Приятно познакомиться!
        - Мы там на кухне чай пьем, хочешь, я принесу и тебе?
        - Нет, спасибо! Я сейчас встану и выйду, только приведу себя немного в порядок.
        Катя кивнула и вышла из комнаты.
        Мира встала с кровати и подошла к зеркалу. Пригладив растрепанные волосы, медленно провела ладонями по лицу, будто прогоняя наваждение, потом взяла со стула шаль, набросила ее на плечи и покинула комнату.
        На кухне за столом, расположившись друг против друга, сидели Гарик и Андрей. На столе сбоку стояла полупустая чашка, из которой пила Катя. Будущий доктор возилась с какими-то замысловатыми бутербродами за столом у плиты. На плите закипал чайник.
        - Привет!  - бросила Мирослава присутствующим и огляделась.  - А где Степик?
        - Отлучился по делам!  - быстро сказал Юрьев, не поднимая, однако, на нее глаза.
        Мира задержала взгляд на Гарике, не до конца понимая, кажется ей это или обстановка с ее появлением на кухне резко накалилась. Она посмотрела на Ляхновича. Тот тут же улыбнулся, встретив ее взгляд.
        - Как ты себя чувствуешь?  - поинтересовался он.
        - Замечательно!  - ответила она.
        - Мира, твой чай!  - подошла Катя, держа в руках чашку с чаем.
        Мирослава взяла чашку из рук Катерины и поставила ее на стол.
        - Спасибо!  - поблагодарила она. Внезапная догадка озарила мозг.
        Они видели Самарина! Они его, безусловно, узнали!
        - А какие такие дела могли появиться у Степика первого января, да еще едва ли не ночью?  - медленно произнесла Мира, обращаясь к Гарику.
        - Не знаю. Ему позвонили, и он уехал.
        - Мира, ну ты же знаешь этих бизнесменов! У них ни праздников, ни выходных! Вечно какие-то дела!  - попробовал разрядить обстановку Ляхнович.
        Но девушка даже не взглянула на него.
        Она вдруг почувствовала, как почва уходит из-под ног и она летит в пропасть, не имея возможности ни остановиться, ни удержаться. Кто-то снова все решал за нее, а она опять оставалась безмолвной свидетельницей происходящего. В данный момент Мира могла лишь догадываться, что Степик скажет Самарину, чем пригрозит, что потребует и чем все обернется потом для нее самой.
        На мгновение в памяти всплыли глаза Вадима, непроглядные, как ночь, ничего не выражающие, холодные и безразличные. И ярость вспыхнула в душе девушки. Ее пальцы непроизвольно сжались в кулаки, ногти впились в ладони. Глаза сузились, превратившись в два стальных клинка.
        - Где он?  - строго спросила она.
        - Мира…  - поднимаясь из-за стола, начал Юрьев.
        В ту же секунду, подскочив, словно разъяренная кошка, опрокидывая на пути стулья, девушка обеими руками вцепилась в ворот его рубашки.
        - Я тебя спрашиваю, где он?  - закричала она.
        - Мира, послушай…
        Оттолкнув Гарика, Мирослава бросилась в комнату и заметалась по ней в поисках сумочки. Бормоча себе под нос угрозы и ругательства, она вместе с тем чувствовала, как отчаяние поглощало ее. Степик наверняка в очередной раз все испортит, а исправлять будет нечего.
        Отыскав сумочку, Мирослава вытряхнула ее содержимое на кровать, схватила мобильный телефон и дрожащими пальцами набрала номер Рудинского.
        - Да?  - отозвался тот через пару гудков.
        - Ты где?  - прокричала девушка.
        - Мира, я сейчас занят!  - как-то очень серьезно и сдержанно ответил Степик.
        - Степик, если ты только посмел… Я не знаю, что я сделаю с собой, с тобой, если ты только посмел сказать ему хоть слово…  - проговорила Мирослава срывающимся голосом.
        - Мира, успокойся!
        - Ты же знаешь, я не простила тебе прошлого и никогда не прощу, но если ты снова отберешь его у меня…  - самообладание покидало ее, и слезы катились по щекам.
        - Мира, я действительно сейчас занят, но совсем не тем, в чем ты меня обвиняешь. Знаю, ты не веришь мне, знаю, что, несмотря ни на что, считаешь чудовищем, но он-то у тебя святой, позвони ему и во всем убедись сама!  - с горечью сказал Степик и бросил трубку.
        Мира закрыла лицо руками. Если бы она могла позвонить ему! Если бы могла… Она была уверена, что трубку Вадим не возьмет.
        В лице Самарина ничего не изменилось, даже не дрогнуло, когда какой-то паренек столкнулся с ней на катке и она упала.
        Голова разболелась. Мира заползла под одеяло, погасила ночник и закрыла глаза, гоня прочь мысли, сомнения и страх. Спать! Спать! Спать! Сон - единственное ее спасение! Завтра будет новый день, завтра она не будет чувствовать себя так ужасно, завтра что-нибудь да изменится, забрезжит какой-нибудь свет, по-другому и быть не может, но все это будет завтра, а сейчас спать…
        Сидя за столиком в полутемном зале кафе, Степик беспокойно вертел в руках стакан с виски, к которому даже не притронулся, и поглядывал то на входную дверь, то на часы у себя на запястье. Время было позднее, но о каком-то конкретном времени они ведь и не договорились, просто он сказал, что будет ждать ее в этом кафе в центре, а она не сказала, что не придет.
        Увидев Ирину на катке, узнав в ее муже хозяина хутора, Рудинский не поверил собственным глазам. Не сразу до него дошла и суть произошедшего. Теперь же, погруженный в воспоминания о прошлом, Степик многое понял. Радости это не прибавляло, наоборот, усиливало горечь сожалений.
        В суматохе, вызванной падением Мирославы, Степик не раз ловил на себе взгляд Самарина. И очень удивился, когда на выходе кто-то коснулся его плеча.
        Обернувшись, он увидел Ирину.
        Извинившись, она спросила о Мире. Рудинский что-то ответил, а потом вдруг назвал это кафе и сказал, что будет ждать ее здесь вечером. Наверное, и для женщины его приглашение было не меньшей неожиданностью. Степик успел увидеть растерянность, промелькнувшую в ее глазах. Но времени не было, он ушел, не дождавшись ответа. А сейчас был уверен, что Ирина не придет. Смысла в этой встрече не было. Теперь он понимал, как глупо, видимо, выглядел, приглашая ее на свидание, и она, наверное, это тоже понимала. Прошлое не вернуть и не исправить. Им ведь и сказать друг другу нечего. Степик снова посмотрел на часы и решил уходить. Тут-то и появилась Ирина. Сбросив с головы капюшон норковой шубки, она оглядела зал и, заметив его, направилась к нему уверенной походкой.
        ГЛАВА 27
        Рано утром, ни с кем не простившись, не оставив записки, Мира уехала в Старые Дороги.
        А там, укрывшись ото всех в доме, дни напролет лежала на диване, натянув плед до подбородка, пялилась в экран ноутбука, якобы глядя фильмы, пыталась читать книги, переворачивая страницу за страницей, а мысли, тяжелые и черные, как вороны, кружили в голове. Когда становилось особенно невыносимо, Мира садилась за руль своей малолитражки и уезжала куда-нибудь без определенного маршрута.
        Она плохо спала ночами, часто забывала поесть и неважно выглядела, однако не обращала на это внимания.
        Вадим не звонил, но Мирослава уже и не ждала его звонков. Ее больше не волновало то, что произошло с ними в «Береге роз».
        Зима, убаюкав ее, заставила впервые трезво и прямо взглянуть наконец правде в глаза. Иллюзии семнадцатилетней девочки остались позади. Мира простилась с ними, простилась с юностью и прошлой жизнью.
        Теперь ей казалось, что все было обманом, и она не знала, как жить дальше.
        Мирослава убедила себя, что работать в «Берег роз» ее больше не позовут. И пусть ее расходы были минимальными, тех денег, что она успела отложить, надолго не хватит. Ей следовало бы поискать работу. Вполне возможно, в одном из магазинов райцентра для нее найдется место продавца, но заставить себя отправиться на поиски не могла. Она ждала весны и вместе с тем не ждала ничего…
        В середине февраля ей позвонили. Администратор «Берега роз» приглашала ее на работу. Растерявшись от неожиданности, Мира не сразу ответила, но сердце радостно забилось в груди. И, конечно, первые мысли были о Самарине: она снова увидит его. Он по-прежнему оставался единственным смыслом ее жизни.
        В первое утро новой рабочей недели, когда Мира ехала на работу, шел снег. Невесомые, как пух, снежинки укрывали все вокруг легкой пеленой.
        Припарковавшись, Мира вышла из машины, захлопнула дверцу, пликнула сигнализацией и вдруг застыла на месте. На автостоянку въехала машина Самарина. Он припарковался через две полосы от нее, вышел, небрежно захлопнув дверцу, поставил машину на сигнализацию, лишь на миг задержав взгляд на Мире, отвернулся и зашагал к воротам. Он не кивнул ей в знак приветствия, будто и не знал ее вовсе, но не это было страшным. Выражение его лица поразило девушку больше всего. Его губы были плотно сжаты. В темных глазах плескалось едва ли не презрение. Дрожащая улыбка, коснувшаяся было Мириных губ, тут же растаяла. Она хотела кивнуть ему, улыбнуться, но он уже здоровался с охранником.
        В Старых Дорогах девушке казалось, что просто видеть его, пусть даже издалека, быть с ним рядом, пусть даже всегда на расстоянии, будет счастьем. Конечно, она надеялась, что, встретившись с ней снова, он забудет о недоразумении, произошедшем перед Новым годом, и они снова предадутся страсти. Но Самарин, видимо, думал по-другому и ничего не собирался забывать. Более того, вел себя так, будто она одна виновата в его унижении, в уязвленном самолюбии, в растоптанной гордости.
        Самарин не желал ни здороваться с Мирой, ни разговаривать с ней, ни продолжать отношения. Его непроницаемое, холодное лицо стало настоящей пыткой для девушки. Невыносимо было, столкнувшись с ним в узких сумрачных коридорах, просто пройти мимо, не поднимая глаз, так хотелось протянуть руку и коснуться его руки, прижаться к нему.
        Возможно, своим равнодушием и холодностью он наказывал ее, но поверить в то, что и ему не хотелось того же, что и ей, Мира не могла. Ведь еще недавно он не мог оторвать от нее взгляда, не мог пройти мимо и не коснуться ее, не улыбнуться, не поцеловать! Мира страдала и в отчаянии, теряя самообладание и выдержку, набирала его номер. Но Самарин не отвечал, сбрасывал ее звонки и никогда не перезванивал.
        Когда однажды в апреле в разгар рабочего дня зазвонил ее мобильный, девушка вздрогнула. Не сразу сообразила, что звонит именно ее телефон. Вытащив его из кармана униформы, Мира несколько секунд тупо смотрела на дисплей, не веря собственным глазам. Высветился номер Самарина.
        - Да?  - дрожащим голосом произнесла Мирослава, поднеся телефон к уху.
        - Ты занята?  - спросил Вадим, не сочтя нужным поздороваться.
        - Вообще, да. Но не так чтобы очень. А что?
        - Зайди ко мне в кабинет!
        - Чуть позже я пойду выносить мусор и зайду…
        - А сейчас что, не можешь?
        - Ну…  - растерянно протянула девушка, не зная, на что решиться.
        - Зайди сейчас!  - решительно изрек он и отключился.
        Мира сунула телефон в карман, зашла к себе в «горничную», прихватила шаль, которую набросила на плечи, выходя из корпуса.
        Быстро пробежав по дорожке от корпуса до здания администрации, она поднялась по ступеням высокого крыльца, остановилась перевести дыхание и унять бешено бьющееся сердце.
        Последние несколько месяцев Мирослава часто представляла себе их встречу. Воображение рисовало, как он позвонит ей и попросит прийти. И она придет, но только затем, чтобы сказать ему то, что думает относительно его поведения, а потом уйдет и не обернется.
        Но сейчас, стоя у дверей его кабинета, Мира могла думать только о том, что снова увидит его, увидит так близко, будет разговаривать с ним, слушать его, смотреть в его глаза. Неужели он решил положить конец бойкоту, объявленному ей?
        Отдышавшись, потянула дверную ручку и вошла.
        Самарин сидел за столом, небрежно откинувшись в кресле, и что-то сосредоточенно разглядывал в мониторе компьютера. Когда девушка переступила порог кабинета, он поднял на нее глаза, но не улыбнулся, как раньше. Мира, сбившись с шага, застыла на месте, растерянно глядя на него. Вдруг стало очевидно, что позвал ее Вадим не за тем, чтобы немедленно раскрыть объятия.
        - Проходи, не стесняйся!  - сказал он, заметив ее колебания, и для пущей убедительности даже рукой махнул.
        - Что-то случилось?  - спросила она, медленно преодолевая расстояние от порога к столу.
        - Случилось,  - кивнул Самарин и жестом руки предложил подойти поближе.
        Мирослава обошла стол и остановилась рядом с его креслом.
        - Хочу, чтобы ты мне сделала вот так же…  - сказал он и кивнул на монитор компьютера.
        Девушка проследовала за его взглядом, легкий румянец смущения выступил на ее бледных щеках. Мира не была ханжой, и секс в разных его проявлениях никогда не вызывал у нее каких-то категорических отрицаний. Она всегда считала: если любишь человека, с радостью сделаешь ему приятно. Сейчас, в двадцать первом веке, не пуритане ведь живут. Но после всех обвинений, предъявленных им претензий, после его молчания и упорного игнорирования пойти навстречу не могла. Все-таки она ему не девочка по вызову!
        - А что, больше некому?  - медленно произнесла она, чувствуя, как обида сдавила горло.
        - Некому!  - с усмешкой ответил он, поднимая на нее глаза.
        Их взгляды встретились. Мира отвернулась, чтобы не заплакать, и вознамерилась сбежать. Она и убежала бы, если бы Вадим не остановил ее. Схватив за руку, притянул к себе.
        - Иди сюда!  - охрипшим голосом сказал, прижимая ее к столу.
        - Нет, пусти меня!  - вырывалась Мира.  - Я не стану… Да как ты смеешь!..
        Однако мужчина быстро пресек все ее протесты, прижав к себе, припал к ее губам страстным грубым поцелуем.
        Мира, конечно же, сдалась. Отвечая на его поцелуй, обвила руками его шею, зарылась пальцами в его волосы, прижимаясь сильней всем телом.
        Девушка откинула голову назад, позволяя мужчине касаться губами ее шеи, а руки его в это время лихорадочно блуждали по ее телу, забираясь под кофточку и кружевной бюстгальтер, сжимая ладонями маленькую грудь…
        То, что последовало после, было тем, чему противостоять у Мирославы не хватило сил.
        Она таяла в его руках, упивалась его прикосновениями. Снова и снова целуя его, не представляла, как смогла прожить без этого столько дней, жизнь без него казалась пустой и ненужной.
        Потом, когда все закончилось и они смогли перевести дыхание, Самарин привел в порядок одежду и, пригладив волосы, усадил Миру к себе на колени и заглянул в ее глаза. Взгляд его потеплел, в улыбке появилась нежность. Не удержавшись, девушка провела пальцами по его щеке, покрытой мягкой темной щетиной, и прижалась лбом к его виску.
        - Я так скучала без тебя,  - прошептала она.
        - Да неужели?  - поддел ее Самарин.  - И когда ж ты успевала? У тебя же отпуск был. А в Минске, я уверен, тебе скучать не давали!
        - Я не была в Минске!  - сказала девушка.
        И увидела, как мужчина недоверчиво приподнял брови.
        - Нет, была, конечно, раз ты меня все равно там видел. Но я почти сразу уехала! Весь отпуск я пробыла в Старых Дорогах! Вадим…  - хотела сказать Мирослава что-то важное.
        - Мира,  - перебил ее Самарин, чуть отстраняясь.  - Давай договоримся, ты ни с кем и никогда больше не станешь обсуждать наши отношения. Никто, ни одна живая душа не должна знать, что мы снова вместе!
        - Я не знаю, почему ты так уверен, что я с кем-то обсуждаю наши с тобой встречи! Ты же знаешь, у меня нет друзей! У меня их нет вообще!  - проговорила Мира. В его голосе ей слышались обвинения, а в своем - вина и оправдание. Но ведь она говорила правду, она…
        - Серьезно?  - удивленно приподнял он брови.  - А вот мне кажется, у тебя есть друзья!  - сказал он, глядя на нее снизу вверх.
        Мира недоуменно смотрела в его глаза, не понимая, о ком он говорит и куда клонит. Потом до нее дошло. Гарик и Степик! Именно о них говорил Самарин. Именно их снова в чем-то подозревал. Не без оснований, конечно! Вот только Мира была уверена, сейчас они не виновны. Они ничего не знали о нем, пока не увидели на катке и по ее реакции не догадались обо всем остальном. Да и в том, что произошло много лет назад, Мирослава уже не так категорично винила ребят. Да, они сожгли хутор, и благодаря им она потеряла Вадима, оказалась в больнице, но теперь, оглядываясь назад, девушка сомневалась, а раскрыл бы ей любимый объятия, если бы она пришла в ту ночь на хутор? И как долго они прожили бы вместе? Незыблемая вера в его безгрешность и любовь, коей Мира жила все эти годы, пошатнулись.
        Что-то отразилось в ее глазах, что-то темное, страшное, заставившее Самарина вздрогнуть и отвести взгляд.
        Мира убрала от себя его руки и встала. Обойдя стол, прошлась по кабинету и остановилась у дверей.
        - Им ничего не известно о нас,  - медленно произнесла она, оборачиваясь.
        - Ты так уверена?  - усмехнулся Вадим.  - А впрочем, ну да, конечно! Почему бы и нет? Ты ведь замужем за одним из них!
        Ирония в его словах заставила Миру вздрогнуть, а скрытая горечь больно резанула по сердцу. Она не знала, что ему ответить на это. Ей бы броситься к нему, обнять и все-все рассказать, но девушка не сдвинулась с места. Стояла, опершись о дверной косяк, и не сводила с него глаз.
        - Видишь ли, Мира, есть некоторые обстоятельства,  - тяжко вздохнув, заговорил снова Самарин.  - И отмахнуться от них сложно!
        - Какие обстоятельства? Твое семейное положение? Или разные социальные ступени? Ты ведь начальник, а я горничная…
        - Нет, дело не в этом! Мне вообще-то не хотелось бы говорить о них! Это довольно неприятно, и тебе совершенно не нужно забивать свою хорошенькую голову подобным…  - Вадим улыбнулся, явно жалея, что вообще затеял разговор.
        - Нет, скажи мне! Я хочу знать, в чем дело! Я не могу и не хочу жить зная, что случится что-то еще и ты снова обвинишь в этом меня!
        - Мира, я вообще-то всегда честен и откровенен со своими женщинами! Я не хочу тебя обижать, но, видишь ли, то, что произошло в канун Нового года, в общем-то, цветочки, по сравнению с тем, что за этим последовало!
        Самарин выпрямился в кресле, мельком взглянул на монитор компьютера, щелкнул мышью и поднялся из-за стола.
        За спиной Мирославы заработал большой офисный ксерокс.
        Девушка вздрогнула и обернулась. Самарин прошел мимо и, остановившись у ксерокса, стал разглядывать какие-то распечатанные документы.
        - Скажи мне!  - настоятельно попросила Мирослава.
        - Незачем тебе это знать!
        - Скажи!
        - Ладно, раз ты просишь. Знаешь, оказывается, о наших с тобой отношениях известно не только здесь, в «Береге роз». О них известно и в Минске, где находится головной офис нашего предприятия. За прошедшие после Нового года месяцы я не раз бывал там, да и оттуда приезжали сюда. И здесь и там я замечал на лицах ухмылочки и слышал грязные намеки. Более того, не стесняясь в выражениях, меня прямо спрашивали об интимных подробностях, которые касаются только нас с тобой! Намекали, что здесь, на базе отдыха, я твоя «крыша», так сказать, и только благодаря мне ты вообще работаешь!  - рассказал Самарин.
        Мира, потрясенная услышанным, глядела на него широко открытыми глазами и не могла поверить, что он говорит правду. Это немыслимо! Подобными подробностями даже с близкими подругами не делятся, а он говорит о начальстве из головного офиса! Но что же это такое? Зачем? Кому все это нужно?
        Слезы выступили на глазах у Миры.
        Заметив их, Самарин сделал шаг в ее сторону.
        - Ты только не обижайся, ладно? Ну вот, я так и знал, что не следовало тебе все это говорить! Глаза на мокром месте!  - он протянул руку и погладил ее по щеке.
        Как же могла она думать, что он ее не любит и она не нужна ему, если из-за нее ему приходится терпеть такое, сносить грязные намеки и оскорбления! Да другой бы на его месте не только бы обвинил ее во всем, другой бы за такое просто голову оторвал и не стал бы ни в чем разбираться и выслушивать жалкие оправдания. Его же не просто оскорбили, унизили, задели. Его уязвили и затронули самое больное - мужское самолюбие!
        Мирославе вдруг так жалко его стало. Да и себя тоже. За что им все это? Почему бы окружающим просто не оставить их в покое? Почему бы не позволить быть хоть чуточку счастливыми? Они ведь никому не причиняют вреда, не вмешиваются ни в чью жизнь, да и семье Вадима особого ущерба их отношения не наносят…
        - Но как же ты…  - едва смогла произнести девушка.  - Это же ужасно!
        - Ужасно, да! Но что поделаешь? Я ведь не могу им всем затыкать рты! Да и нереально это! Им доставляет удовольствие смаковать подробности такого рода, а мне приходится терпеть и улыбаться! А что делать? Работать-то надо!
        Да, работать надо! И быть неискренним не только с окружающими, улыбаться тем людям, которые считают, что высокое служебное положение дает им право вмешиваться в личную жизнь людей, стоящих чуть ниже по служебной лестнице. Улыбаться их бестактности, граничащей с хамством. Сносить унижения, как само собой разумеющийся факт, согласно кивать, даже если точно знаешь, что они не правы, признавать ошибки, которые не совершал. Смеяться, даже если вовсе не смешно, и говорить вещи, которые они хотят услышать, даже если говорить их вовсе не хочется!
        И все это лишь затем, чтобы иметь возможность здесь работать!
        Да, так надо! Возможно, так не только в «Береге роз»! Возможно, так везде, но как быть с собственной душой? Ведь обмануть себя куда сложнее, чем других! И как с этим жить?
        - Хочешь, я уйду?  - вдруг сказала Мира.
        Она не собиралась этого говорить.
        Слова вырвались сами собой, но ей вдруг показалось, что сейчас это то единственно правильное, что она может сделать для него.
        Он сидел перед ней в кресле за столом, смотрел ей в глаза и улыбался. Только Мира видела, что улыбка у него невеселая, скорее по привычке, да и в глазах нет знакомых веселых огоньков. Вот он сидел перед ней, уже немолодой мужчина, с сеточкой морщин вокруг глаз, с обозначившимися залысинами на высоком лбу, усталый и потрепанный жизнью. Мира смотрела в его глаза, и чувство бесконечной жалости заставляло ее сердце болезненно сжиматься. Она не представляла, как будет жить без него. Не понимала, как смогла жить без него, но если все же ее не будет в его жизни, возможно, и проблем у него станет меньше. По крайней мере, не придется больше терпеть бестактность и насмешки начальства.
        Они долго не отводили глаз друг от друга.
        - Нет, не хочу!  - наконец медленно произнес он, отводя глаза.  - Все как-нибудь устроится, только нам нужно быть более осторожными. Никто не должен знать, что мы снова вместе! Теперь мы не можем позволить себе быть неосторожными. Никаких вольностей, никаких бесконечных хождений друг к другу, да и телефонных звонков без крайней необходимости. Хорошо?
        - Хорошо!  - легко согласилась девушка.
        Она согласилась бы с чем угодно, только бы он по-прежнему оставался в ее жизни. И пусть их встречи не будут частыми, не важно. Главное, знать, что он снова с ней.
        ГЛАВА 28
        Мира верила Самарину. Верила, несмотря на то, что все последующее мало напоминало прежние отношения. Короткие, редкие, торопливые встречи не приносили никакого удовлетворения, но и их она ждала с нетерпением, но и им была рада. А он будто избегал ее, не искал ее взгляда, не стремился остаться наедине.
        Все чаще Вадим пропадал в администрации. Не раз и не два, заходя по каким-то делам к начальнику, Мирослава заставала его в приемной, у стола секретарши, с которой он всегда о чем-то оживленно болтал и смеялся.
        Часто она замечала, как эта самая секретарша в течение дня сновала туда и обратно от приемной к офису заместителя начальника по технической части. И надолго задерживалась у него. Безусловно, по рабочим вопросам, которые, разумеется, куда важнее того, чем в «Береге роз» занималась Мира.
        Начальнику понадобилась секретарша, умная и представительная. Так на базе отдыха появилась Лина Владимировна. Высокая, статная женщина с роскошной копной русых волос и с пышными формами. Она была далеко не юна и отнюдь не красива, но сей факт ее нисколько не смущал. По территории новая секретарша ходила неспешной, плавной походкой, гордо вскинув голову. Имелись у нее муж и ребенок, и жила она там же, где и вся местная «знать».
        Мира не знала ее. Зато Лину Владимировну неплохо знал Самарин.
        И скоро в «Береге роз» о них заговорили.
        До Миры не сразу дошли слухи, и не сразу она смогла поверить в них. Но слишком уж странно вел себя Вадим, и девушка при всей своей слепой любви и безоглядной вере в него, скорее почувствовала, чем поняла, что у него действительно другая женщина. Вадим стремительно отдалялся от нее, Мира же не могла, не знала, как удержать его и вернуть все в прежнее русло. Как ни старалась, какие бы усилия ни прилагала, ему, казалось, уже ничего не нужно. Самарин не приходил, когда Мирослава приглашала его, не отвечал на смс, в которых она признавалась, что соскучилась. Вадим держал ее на расстоянии, которое с каждым днем увеличивалось, но лишь настолько, насколько Самарин допускал. Был ли у него роман с Линой или нет, Миру совсем отпускать он не спешил. Отдалял от себя, толкая в пропасть, но на самом ее краю, когда Мирослава уже вот-вот и сорвалась бы, хватал за руку и тянул к себе. И она снова оказывалась в его объятиях, целовала, обнимала и, заглядывая в его глаза, забывала и прощала ему все на свете, самонадеянно веря, что нужна ему, нужна, как прежде…
        Какое удовольствие в этой игре находил Самарин и зачем ему это понадобилось, он не знал и сам. Его отношение к Мире изменилось в тот момент, когда начальник ткнул его в «грязь лицом». Он словно очнулся, как от наваждения. Когда сказал Мире, что между ними все кончено, то так и думал. Однако в тот момент ее не было рядом. А когда она снова появилась на базе отдыха, он не мог избежать соблазна и, поддавшись порыву, позвонил ей, чтобы потом в соблазне же ее и обвинить, как бы наказывая ее за свою слабость. Вадим отдалял Миру от себя, и ему казалось, что у него получается жить и не думать о ней, не вспоминать, не хотеть… Но она снилась ему, и он просыпался среди ночи с желанием обладать ею.
        Она была не такой, как все предыдущие его женщины. Мирослава была особенной, единственной, кто сумел коснуться его сердца. Вот только сейчас это уже ничего не значило для Самарина. Он унижал ее, причинял боль и понимал: такой, как все его предыдущие женщины, она не станет никогда. Но если Вадим поступал так, как поступал, в силу каких-то своих соображений, осознанно и целенаправленно, Мире что-либо объяснять не собирался. Девушке приходилось, отталкиваясь от его поступков, самой делать какие-то выводы, и они выходили отнюдь не радужными и оптимизма не прибавляли. Лишь причиняли боль, сдавливая горло обидой. Однако она терпела и ждала его. Ничего другого, в общем-то, не оставалось. Мире было тридцать, казалось бы, все еще впереди, а ей все чаще думалось - все уже позади. Счастье ускользало от нее, терялось в дымке лет, оставалось за спиной бесплотными воспоминаниями. Оглядываясь растерянно по сторонам, Мира пыталась за что-то ухватиться, удержаться, делала шаг и ошибалась, снова ошибалась…
        Так уж выходило, что любовь и разлука, радость и боль, встречи и расставания шли в ее жизни рука об руку.
        А ведь ей никто и никогда не нужен был, кроме Самарина, и она знала, чувствовала, что так будет всегда, до конца дней. Но как заставить его изменить отношение к ней, сделать так, чтобы только она одна существовала для него?.. В глубине души Мира понимала, что время для откровенного разговора безвозвратно ушло. И продолжала терпеть и молчать.
        Сидя на качелях в саду, Мира неторопливо раскачивалась, погруженная в невеселые мысли, и не замечала, что солнце, выглянувшее с утра, спряталось за облака, небо нахмурилось, стал накрапывать дождик. Аромат зацветшей у реки черемухи витал в воздухе.
        Весеннее буйство природы - закаты, рассветы, серебряные росы и гомон птиц не радовали девушку. Наоборот, хотелось закрыться, укрыться с головой, спрятаться от весны, заставляющей острее, чем когда-либо, ощущать одиночество и тосковать по человеку, который никогда не станет частью ее жизни.
        К дому подъехала машина, заглох мотор, хлопнули дверцы.
        Не останавливая качелей, девушка легко соскочила на землю и пошла ко двору по траве.
        Сердце ни на миг не дрогнуло, не возникло мысли, что, возможно, это приехал Вадим. Подобные надежды и мечты давно не посещали Миру.
        Подул ветер, и девушка, зябко поежившись, стянула обеими руками кардиган на груди.
        Такой и увидел ее Гарик, войдя во двор.
        В шифоновом платье, украшенном нежно-розовыми букетиками цветов, и белом кардигане, стянутом на груди, в высоких ботинках, она шла, глядя исключительно себе под ноги, а ветер раздувал тонкий шифон и играл с распущенными белокурыми волосами.
        У Юрьева перехватило дыхание и тоскливо сжалось сердце. Мира была прекрасна. Годы и беды как будто не властвовали над ней, даже, наоборот, делали краше и притягательней.
        Гарик сунул руки в карманы куртки и отвел глаза.
        Как же он ее любил! И если бы она только пожелала, даже звезду для нее достал бы!
        Но Мирослава не нуждалась в звездах, да и в самом Гарике тоже, как бы он ни старался и что бы ни делал. Она никогда не жаловалась. И никогда не пожалуется, особенно ему и Степику, да и Андрею тоже, как бы ни было плохо.
        Мира вышла из сада во двор и остановилась в нескольких шагах от Юрьева. Заглянув ему за спину, удивилась, не увидев Степика и Андрея, и подняла на Гарика недоуменный взгляд, не понимая, зачем он приехал.
        Мирослава не видела их с того дня, как столкнулась с Самариным на катке. Тогда, не простившись, она уехала в Старые Дороги. А мужчины, то ли обидевшись, то ли наконец смирившись, больше не появлялись на пороге ее дома. Покончено было с огромными пакетами продуктов, с желанием ее подкормить, с заботой и опекой, ненавязчивой, конечно, но все равно ощутимой, от которой девушке становилось не по себе и хотелось сбежать. Они даже не звонили, и Мира не знала, радоваться ли ей или огорчаться.
        Правда, Андрей Ляхнович позванивал изредка. Он, в отличие от Рудинского и Юрьева, был не так горд и обидчив. Звонил просто поболтать, рассказывал что-то о себе, иногда упоминая друзей, интересовался ее делами. А сейчас приехал Гарик.
        - Что-то случилось?  - спросила Мира, забыв поздороваться.
        - Нет, ничего не случилось. Просто…  - Гарик запнулся и полез в карман куртки за сигаретами. Отвернувшись от девушки, прикурил, сделал пару затяжек, выбросил недокуренную сигарету и снова обернулся к ней.  - Я приехал сказать тебе, что Катя ждет ребенка!  - собравшись с духом, произнес он.  - Моего ребенка!
        - Здорово! Поздравляю,  - спокойно отреагировала Мира, глядя прямо в его глаза. Ничего не отразилось на ее лице при этом известии. Девушка смотрела на Гарика, не очень-то понимая, зачем он все-таки приехал и что ему от нее нужно.
        - Да, спасибо!  - торопливо произнес Гарик, так, словно все предыдущие слова не являлись важными.  - Я знаю, как порядочный человек должен на ней жениться, но…  - Гарик шагнул к Мире и обеими ладонями взял ее безвольно повисшую руку, сжал пальцы.  - Мира, уедем со мной!  - сказал вдруг.  - Давай уедем куда-нибудь далеко-далеко, забудем обо всем, начнем сначала и будем счастливы!
        Но девушка лишь отрицательно покачала головой в ответ и высвободила свою руку.
        - Мы не будем счастливы, Гарик! Неужели ты до сих пор ничего не понял? Со мной ты никогда не будешь счастлив! А Катя и ребенок… Ты сможешь оставить их, пожертвовать ими ради того, чего нет и не будет никогда?
        - Я люблю тебя, Мира! Я всегда тебя любил! Знаю, я был идиотом, но если бы ты только позволила, я смог бы сделать тебя счастливой! Я бы на все пошел ради тебя! Если бы ты наконец отпустила его…
        Мирослава невесело улыбнулась.
        - Гарик, езжай домой! Женись на Кате, родите ребенка и будьте счастливы! Отпусти ты меня и пойми, как много ты теряешь, напрасно надеясь, что когда-нибудь я оценю это. Не оценю, Гарик! И счастья тебе не смогу дать! А Катя, я уверена, даст тебе то, чего никогда не было и не будет во мне! Прощай!  - сказала Мира и, отвернувшись, подошла к калитке, отворила ее, вошла в сад и пошла, пригибаясь под яблоневыми ветками.
        Гарик Юрьев остался стоять на месте, с сожалением и тоской глядя ей вслед.
        Он женился летом. Мире они прислали чудное пригласительное, украшенное атласом и кружевом, но девушка на свадьбу не поехала. Сославшись на загруженность на работе, пожелала им долгой и счастливой совместной жизни. Катя немного расстроилась, она хотела бы продолжить знакомство с Мирославой. А Гарик, безусловно, понял, что не загруженность на работе помешала ей приехать. Мира просто не хотела, чтобы решительность Юрьева пошатнулась. Не стоило Гарику видеть ее. Лучше все забыть! К тому же не очень весело было бы, глядя на чужое счастье, еще глубже ощущать собственное одиночество.
        Потом Андрей ей, конечно, в деталях рассказал и даже показал, как выглядели жених и невеста, сколько присутствовало приглашенных, в каком ресторане гуляли, кто были свидетелями и даже чем угощали и поили за столом…
        После свадьбы Юрьевы улетели в Таиланд, вслед за ними в отпуск ушли Степик с Андреем. Отложив все дела и контракты, они две недели расслаблялись на Майорке. А Мира, погруженная в работу (летом всегда большой наплыв отдыхающих), мерила время отъездами и заездами и терпеливо ждала звонка Самарина. Он же звонить не торопился и, очевидно, не скучал, продолжая жить так, как ему хотелось. А хотелось ему, чтобы дома, в семье, царили полный покой и гармония, отношения с Линой не теряли остроты, и Мира, чтобы Мира тоже была, на всякий случай…
        Но Мира не желала быть пешкой или игрушкой. Теряя терпение и самообладание, забывая обещания, данные ему и самой себе, она вновь и вновь набирала его номер.
        Мира понимала, что теряет его. В те редкие встречи, которые все еще были, она изображала из себя веселую и озорную девочку, была страстной и искусной соблазнительницей, чувственной и неутолимой любовницей, ранимой и беззащитной красавицей, но все это уже не ново было для Вадима. Это не могло его удержать.
        Самарин с легкостью и беспечностью пренебрегал тем, ради чего Гарик Юрьев и покойный Леша Поляков отдали бы все. Вадиму не нужно было столько, сколько девушка ему дарила. Он брал лишь необходимое количество, а остальное старательно не замечал, отворачиваясь спиной, и не видел, какую ей причиняет боль.
        Его привлекала неприступность и недоступность Лины, ее властность и высокомерие. И пусть это подавляло его, пусть он не чувствовал себя рядом с ней мужчиной с большой буквы, зато как сладок запретный плод. Самоутвердиться же всегда было с кем.
        Так прошло лето.
        Однажды в сентябре, когда в «Береге роз» немного поубавилось отдыхающих, а заодно и работы, ближе к обеду Мира вышла на балкон и устроилась в плетеном кресле. В обеденные перерывы, когда освобождались номера, девушка часто так поступала. Ей нравилось сидеть на балконе и с высоты любоваться окрестностями.
        Восстановившаяся теплая, ясная погода манила на улицу. На территории продолжали цвести розы, радуя разноцветьем красок, оттенков и неповторимым ароматом, особенно ощутимым к обеду. Небо было синим и густым, воздух прозрачен и хрупок, а легкий ветерок, то и дело срывающий с деревьев пожелтевшую листву, кружил ее в воздухе и опускал на землю, устилая тротуары и дорожки золотым ковром. Тонкие паутинки, предвестники бабьего лета, летали в воздухе, цепляясь за все, что попадалось на пути, и плели удивительное кружево.
        К аромату роз примешивался горьковатый привкус осени. Он оставался на губах, впитывался в кожу, запутывался в волосах.
        Мира, уютно устроившись в кресле, купалась в солнечных лучах и вслушивалась в тишину, которая была так желанна и приятна после несмолкающего лета.
        Услышав, как кто-то говорит, девушка привстала и, выглянув с балкона, увидела Самарина. Неторопливо прогуливаясь по дорожкам, он увлеченно и эмоционально разговаривал по телефону. Руки сами собой потянулись к мобильному. Они не виделись несколько недель. В редкие, мимолетные встречи он отводил глаза, избегая ее взгляда, вежливо и сухо здоровался и уходил.
        Она могла бы, смогла бы забыть его, уже смогла бы, если бы он не звонил ей сам, тогда, когда она уже и не надеялась. Предлагал встретиться, совершенно обыденно и невозмутимо, так, как если бы они расстались только вчера. И Мира соглашалась, хоть и не чувствовала прежней радости.
        Не спуская с Вадима глаз, девушка подождала, пока он закончит разговор, и набрала его номер. Самарин взглянул на дисплей и поднял глаза на здание корпуса. Разумеется, он не смог не заметить ее.
        - Да?  - сдержанно ответил.
        - Привет!  - дрогнувшим от волнения голосом произнесла она.
        - Привет!  - поздоровался Вадим в ответ.  - Что-то случилось?
        - Нет, я очень соскучилась… Если ты не занят, я могла бы зайти к тебе…
        - Я занят! То есть сейчас я уезжаю в город! Если это все, я отключаюсь! Мне кто-то звонит! Все, давай, пока!  - сказал, как отрубил, Самарин.
        - Давай!  - сказала Мира, не уверенная, что он ее услышал.
        Зажмурившись и подавляя желание выбросить телефон, девушка уткнулась лбом в шершавую поверхность перил.
        И ведь знала, что так будет. Не важно, на самом ли деле он едет в город или это просто отговорка, главное, Самарин не желает ее видеть, просто не хочет…
        После обеда Мира с коллегами-горничными вышла на территорию. Они часто так поступали, когда появлялось свободное время. Пройдясь до бара, купили по мороженому. Там же, в баре, съели лакомство и отправились обратно.
        Мира совершенно неожиданно увидела Самарина. Воровато озираясь, он вышел из-за здания администрации, быстро прошел по дорожке и, поднявшись на высокое крыльцо, скрылся за дверями своего офиса.
        Девушка почувствовала, как что-то будто оборвалось внутри.
        Звук работающего двигателя заставил ее машинально обернуться - в ворота въезжала служебная машина, на которой Самарин предположительно уехал в город.
        Так он соврал? Соврал, чтобы отделаться от нее, а сам сидел в приемной с Линой Владимировной, а потом короткими перебежками, боясь быть замеченным ею, возвратился в свой кабинет!
        Так больше продолжаться не может, и она положит этому конец.
        Всякому терпению есть предел. Сейчас она подошла к той черте, перешагнуть которую не могла. И пусть, пусть ее извечными спутниками станут одиночество и воспоминания, она готова к этому. Уж лучше вспоминать то хорошее, что случилось между ними, чем день за днем терпеть его ложь и унижения и чувствовать, как твоя любовь медленно превращается в ненависть.
        Придумав какой-то неудачный предлог, чтобы отделаться от девчонок, Мира не пошла в корпус с ними, вместо этого свернула на дорожку и решительно направилась к зданию администрации. Легко взбежав по ступенькам, распахнула дверь и вошла в полутемный холл его офиса.
        Самарин стоял у ксерокса и распечатывал какие-то документы. Когда она вошла, мужчина обернулся и окинул ее равнодушным взглядом, потом снова сосредоточился на бумагах.
        - Ты был в городе?  - спросила девушка, застыв в дверях.
        - Был,  - не оборачиваясь, спокойно ответил он.
        - Врешь!  - медленно произнесла девушка, глядя на него в упор.  - Служебная машина только что приехала, но ты не ездил в город. Ты был здесь. Сидел в приемной, развлекая секретаршу! А потом, крадучись, прошмыгнул сюда! Ты боялся, что я, не дай бог, увижу тебя, подкараулю, приду, стану приставать… Ты что же, Вадим, кругами бегаешь от меня по базе отдыха? Мы уже до этого дошли?  - голос Миры сорвался, она закусила нижнюю губу, чувствуя, как спазмы сдавили горло, а глаза щиплет от подступивших слез.
        Губы Самарина плотно сжались.
        - Ты пришла сюда, чтобы устроить мне сцену?  - не глядя на нее, медленно произнес мужчина.
        - Нет…
        - Я должен перед тобой отчитываться?
        - Нет, но…
        - А не забываетесь ли вы, Мира Сергеевна?  - собрав распечатанные документы, Вадим обернулся к ней.
        Глядя на него с болью и тоской, Мира поняла, что проиграла. Проиграла ей, потеряв его.
        А он даже не смотрел на нее, стоял, глядя куда-то поверх ее головы, будто ее вовсе здесь не было. И во взгляде его она видела равнодушие, полное, глубинное… Он жил своей жизнью, занимался своими делами, даже не вспоминая о ней. А она…
        Мира скучала по нему, ей так не хватало его…
        Слезы медленно поползли по щекам. Сдерживать их, казаться гордой уже не было сил.
        Самарин был зол и озабочен. И ему было совершенно наплевать на то, что чувствует она.
        - Нет!  - покачала головой Мира.  - Я не забываюсь. Вряд ли с тобой это возможно, только… Знаешь, я была счастлива с тобой все это время, и если теперь все кончилось, спасибо тебе за то, что было!  - сказала она.
        Отвернувшись, девушка спешно покинула офис Вадима.
        ГЛАВА 29
        Последующие недели Мира игнорировала Самарина. Она не могла смотреть ему в глаза. Но сердце начинало ныть, и девушка понимала, что скучает по нему. Вадим снова снился ей каждую ночь, и Мира не хотела просыпаться, чтобы хотя бы во сне побыть с ним чуть-чуть.
        Сны прогнали обиду, и Мира, убеждая себя, что вместе им уже не быть, все же мечтала повернуть время вспять.
        Она понимала: это мазохизм. Ей следовало бы оставить работу в «Береге роз», уйти, уехать, забыть его. Но сделать последний шаг решимости не хватало. В общем-то, не только из-за Вадима. Ее пугало осеннее безмолвие и одиночество в Старых Дорогах, пугало как никогда.
        С обычной своей беспечностью и мальчишеской улыбкой спустя какое-то время Самарин хотел было подкатить к Мирославе, позвонить и пригласить на свидание. Но с некоторым удивлением он обнаружил, что Мира не так покорна и послушна, как ему казалось. Хрупкость, беззащитность и нежность, коими были отмечены ее внешние данные, внутри скрывали нечто большее, чем слабый характер и наивное доверие. Вадим удивился, но не воспринял это всерьез. Ее противостояние вызвало лишь снисходительную ухмылку на его губах. Мужчина был уверен: Мира целиком и полностью принадлежит ему. Да, она замужем, но это ничего не значило. Он давно уже считал, что Поляков, там, в Праге, нашел себе другую, а жену благополучно сплавил в Старые Дороги. И мог ли он думать как-то иначе, если за несколько лет, что Мира проработала в «Береге роз», ее муж так ни разу и не объявился?! Вадим был уверен, от него Мирослава никуда не денется. А значит, он мог унижать ее, пренебрегать ею, но все равно желать. Как бы сильно Самарин ни обидел ее, знал: стоит ему лишь поманить ее, и она придет. Девушка впервые оказала сопротивление, не ответив на его
звонок, и потом не перезвонила, чем подзадорила мужчину сломить ее, снова подчинить себе и восторжествовать.
        В конце октября профсоюз «Берега роз» предложил своим работникам бесплатные билеты на спектакль в городской Дом культуры. Поехать смогли немногие.
        Девчонки из корпуса, Галя и Катя, решив, что заслужили право развеяться и выйти в так называемый «свет», уговорили Миру тоже взять билет, а потом вместе на ее авто поехать на спектакль. И Мира, неожиданно для самой себя, согласилась, вспомнив, что уже бог знает сколько времени никуда не выходила.
        Предстоящее развлечение несколько подняло настроение Мирославы, воодушевило ее. Но, оказалось, радовалась она рано. Ответственными за поездку назначили Вадима Аркадьевича и Лину Владимировну. Узнав об этом, Мира сразу сникла. Весь вечер созерцать эту парочку ей совершенно не хотелось, но и отказаться в последний момент и подвести девчонок она не могла.
        Собираясь в театр, Мира умело подвела глаза, отчего они стали ярче и больше, а губы накрасила вишневой помадой, в тон лаку на ногтях, распустила и уложила волосы. Надела атласную блузку, темно-синий цвет которой бесподобно оттенял глаза, тонкие шелковистые колготки, выгодно подчеркивающие ее стройные ножки, черную юбку итальянской длины, поверх набросила черное короткое пальтишко под поясок. Обула модные высокие осенние полусапожки из мягкой кожи на высоком каблуке. Черный клатч на серебряной цепочке повесила на плечо. Такую Миру никогда не видели девчонки из «Берега роз». Тем более не видел Самарин.
        В райцентр приехали чуть раньше назначенного времени. Припарковавшись на автостоянке напротив Дома культуры, вышли из машины. Солнце уже скрылось за высотными домами, да и закат, горевший на горизонте, стал тускнеть. Синие сумерки опускались на город, редел поток машин, затихала дневная суета, зажигались фонари…
        Галя и Катя выгрузились первыми и, дожидаясь, когда Мира заглушит двигатель, что-то кричали кому-то и махали руками. Кому, не трудно догадаться. Покинув салон машины, Мира легким движением захлопнула дверцу, пликнула сигнализацией. Через пару полос припарковался Вадим. Выйдя из авто, он с кем-то разговаривал по телефону, а чуть поодаль от него стояли Лина Владимировна и Ирина Самарина.
        Взгляд Вадима остановился на Мире, и брови его удивленно поползли вверх. Восхищения, мелькнувшего на его лице, девушка не смогла не заметить.
        Ничем не выдав своей радости из-за произведенного эффекта, Мира кивнула ему, скользнув взглядом по его лицу, и посмотрела на двух женщин.
        Лина Владимировна что-то рассказывала в обычной своей манере, растягивая слова и дополняя их жестами, Ирина кивала и не сводила глаз с Миры.
        Всего на мгновение их взгляды встретились, Мирослава тут же отвела глаза. Встречаться с женой Самарина ей совершенно не хотелось. Были неприятны и пристальный взгляд Ирины, и ее близкое присутствие в принципе.
        Но куда больше Миру поразило не то, что Вадим взял жену на спектакль, хотя билеты предназначались только работникам базы отдыха, а то, что Лина Владимировна запросто стояла рядом с женой Самарина и непринужденно болтала. Так, будто они лучшие приятельницы и не делят одного мужчину.
        Впрочем, и Вадим вел себя совершенно естественно и непринужденно. Закончив телефонный разговор и дождавшись, пока в потоке машин, двигающихся по встречной, появится просвет, он подхватил обеих женщин под руки и перевел через дорогу.
        А Мира с девчонками, чуть замешкавшись, поотстали от них. Хотели еще зайти в магазин и купить чего-нибудь «горячительного», чтобы на представлении было веселее, да и потом, после, пока Мира везла бы их до дома, поездку отметить.
        Ближайший магазин находился неподалеку, туда Галя и Катя и отправились, а Мира, прогулявшись вдоль дороги, свернула в небольшой миленький скверик, раскинувшийся прямо за Домом культуры. В центре сквера расположился небольшой фонтанчик, а от него разбегались тротуары. Там и тут вдоль них стояли лавочки и фонари. Днем здесь любили гулять старики и мамочки с колясками, а по вечерам влюбленные парочки. Присев на ближайшую лавочку, так, чтобы девчонки смогли ее увидеть, Мирослава огляделась по сторонам.
        Самарин, окруженный женщинами, неторопливо прогуливался по тротуарам. Они разговаривали, смеялись и составляли удивительно гармоничную троицу - муж, жена и любовница. Это походило на фарс, и могло бы быть смешно, если бы не было так грустно. Девушка знала, что мир отнюдь не совершенен и люди способны на подлость и предательство даже по отношению к самым близким, и, казалось бы, ее-то уж вряд ли что-то могло удивить или поразить, и все же происходившее было выше ее понимания.
        Она не понимала, как мог Самарин так запросто свести жену с любовницей и чувствовать себя при этом таким довольным. Ведь совершенно ясно, что Ирина ничего не знает о них с Линой и даже не догадывается. А Лина? Как она может смотреть в глаза Самариной, смеяться с ней, непринужденно, дружески болтать?..
        Мира не смогла бы так. Она даже близко не подошла бы к Ирине, а уж о том, чтобы заговорить с ней, и вовсе не могло быть речи. И не из-за чувства вины. В первую очередь, ревность к этой женщине, зависть и собственное ощущение ничтожности и никчемности не позволили бы.
        Отведя глаза от Самарина, девушка проводила взглядом влюбленную парочку. Улыбнулась, вспомнив вдруг Чехию.
        Как же она любила осень в Праге! Там тоже было полно таких вот небольших красивых сквериков и синих сумерек. И горьковатый запах опавшей листвы, которую под вечер жгли дворники, так же витал в воздухе. Снова девушке вспомнились Карлов мост и набережная Влтавы, где она так любила бывать…
        «Запел» мобильный, возвращая Миру из прошлого в настоящее. Девушка достала телефон из кармана пальто и улыбнулась, увидев на дисплее имя Андрея. В последние месяцы он, единственный, не считая Иришки Войде, с завидным постоянством ей звонил. Степик, разумеется, тоже звонил и даже заезжал, но напряжение, обострившееся между ними после Нового года, с каждой встречей лишь усиливалось. И они оба это чувствовали. И оба тяготились встречами, оттого, наверное, они и были редкими и короткими. Гарик больше не приезжал, с головой погрузившись в семейную жизнь и близящееся рождение ребенка.
        Не обремененный общим прошлым, Андрей не забывал Миру. И со Степиком, и один приезжал к ней в Старые Дороги. Болтая и смеясь, они не тяготились обществом друг друга, наоборот, даже радовались ему. Чаще всего Ляхнович ненавязчиво увлекал Миру в придуманный мир своих романов и героев, сквозь призму которых и смотрел на мир, уверяя девушку, что их разговоры помогают ему воссоздавать образы персонажей.
        Вот и сейчас ему срочно понадобилась ее помощь. Он как раз работал над главой, в которой… В общем, без Миры ему никак не обойтись.
        Рассмеявшись и поднявшись с лавочки, Мира, увлеченная разговором с писателем, стала расхаживать по тротуарам. И каждый раз, оборачиваясь, натыкалась на взгляд Вадима. Самарин неотрывно смотрел на нее.
        В зале их места оказались в одном ряду, этого, конечно, следовало ожидать, раз билеты выдал профком. Самарин, понятное дело, разместился между своих дам. Мира же, пропустив Галю и Катю вперед, присела с самого края.
        Поднялся занавес, приглушили свет, раздались аплодисменты, начался спектакль. Старая история, поставленная современниками, увлекла Мирославу.
        В какой-то момент Мира отвлеклась и встретилась взглядом с Вадимом. Откинувшись на спинку кресла, напрочь игнорируя происходящее на сцене, он смотрел на нее. Девушка, вспыхнув, тут же отвернулась, но сосредоточиться на спектакле теперь стало сложно. Она чувствовала на себе его обжигающий взгляд, и сердце невольно начинало учащенно биться. И снова тоска закрадывалась в душу…
        Когда спектакль закончился, Мира поспешила покинуть зал. Галя и Катя нагнали ее уже на автостоянке. Загрузившись в машину, они пропустили авто Самарина вперед, и поехали следом.
        Девчонки всю дорогу веселились. Сетовали на то, что Мирослава за рулем и не может к ним присоединиться, а когда приехали в поселок, даже предложили Мире остаться на ночь у кого-то из них и продолжить гулять. Но девушка вежливо отказалась, развезла их по домам, пожелала спокойной ночи и поехала к себе.
        В салоне машины царила тишина, угнетающе действующая на Миру. Девушка ехала по темной ухабистой дороге, ощущая, как в душу закрадывается тоска. Она так устала от бесприютного одиночества безлюдной деревни и своего пустого дома. Так устала ждать того, кто никогда туда не войдет и не останется с ней навсегда. Увидев сегодня Вадима с женой, она в очередной раз поняла, что его нет в ее жизни, что он принадлежит другой и так будет всегда. Никогда он не проснется с ней в одной постели и не подарит ей безоблачное счастье, о котором она всегда мечтала. Нет, он способен только причинять боль, обижать и унижать, заставляя грустить, тосковать и тихо ненавидеть. А она, сейчас Мирослава чувствовала это особенно остро, так устала от этого.
        Тяжело вздохнув, желая отвлечься от тяжелых, грустных мыслей, Мира потянулась к приборной панели, собираясь включить СD, но, заметив впереди свет фар движущегося навстречу автомобиля, передумала. Дорога была узкой, гравийной, ухабистой, с тянувшимися по краям канавами.
        Машина приближалась. Мирослава сбросила свет дальних фар, но водитель встречного авто не сделал того же. Встречный свет ослепил девушку. Выругавшись сквозь зубы, она опустила козырек, пытаясь заслониться от света.
        Встречный автомобиль мигнул фарами, видимо, предлагая остановиться. Но останавливаться девушка не собиралась. Возможно, у того, кто был за рулем, что-то случилось, понадобилась помощь или просто просят остановиться, чтобы уточнить маршрут, возможно…
        Стояла темная осенняя ночь, ни фонарей, ни домов, ни людей. В салоне машины она была одна, а до ближайшей деревни километра три, не меньше.
        Снова мигнули фары. Не зная, что предпринять, Мира нажала на клаксон, проклиная все на свете, и тут же ударила по тормозам, дабы избежать столкновения. Встречная машина двигалась аккурат посреди дороги, так что объехать ее вряд ли бы получилось. На мгновение в свете фар высветился серебристый капот…
        Самарин!
        Высадив своих дам у дома, он отправился другой дорогой ей наперерез! Испугав ее, заставил нервничать! Но как он смеет? Чувствуя, как страх в ее груди сменяется гневом, Мира отстегнула ремень безопасности, вылезла из машины и, громко хлопнув дверцей, ринулась навстречу его машине, собираясь сказать Самарину все, что о нем думает.
        Вадим остановил авто, заглушил двигатель, вышел из машины и пошел Мирославе навстречу. Поравнявшись с ним, Мира открыла рот, собираясь заговорить, и вдруг увидела его глаза. Они смотрели на нее так… И на губах его не было улыбки. Выражение его лица испугало девушку. Она вздрогнула и попятилась назад, но убежать Самарин ей не позволил. Схватив в охапку, припал к ее губам, целуя яростно и страстно. Мира вдруг обнаружила, что отвечает ему тем же, обвив руками шею. И что есть силы прижимается к нему.
        Они целовались, как безумные, и куда-то двигались, не отрывая губ, не разрывая объятий, пока, наконец, не наткнулись на капот ее машины. Пальцы мужчины развязали пояс ее пальто, расстегнули пуговицы. Тяжело дыша, Мира закрыла глаза и откинула голову назад. Ноги не держали ее, колени подгибались…
        Она оперлась обеими руками о капот своей машины, а потом и сама не заметила, как уже лежала на нем, разметав белокурые волосы. Самарин, склонившись над ней, ласкал ее тело, проникая в самые потаенные, чувствительные места, заставляя Миру вскрикивать от удовольствия, выгибаться навстречу, мечась в агонии сладострастия.
        …Однажды в канун Рождества Мира потихоньку улизнула из корпуса и отправилась к административному зданию. Всю неделю после Нового года «Берег роз» был загружен отдыхающими. Работы было много, и Мира уже больше недели не видела Самарина.
        Последние несколько месяцев после той встречи посреди ночной дороги они снова были вместе. Однако, каждый раз уходя от него, она боялась, что эта встреча может стать последней, заглядывая в его глаза, страшилась увидеть в них уже знакомое равнодушие. Она не верила ему больше и каждую минуту ждала какого-нибудь подвоха.
        Она не стала предупреждать Вадима о своем приходе, не стала звонить ему, чтобы уточнить, на месте ли он или уехал по делам. Мира заметила его машину на парковке и видела его самого на территории, ну а если он все же окажется не один, она придумает, что сказать.
        На улице было холодно, поэтому она почти бежала к зданию администрации. Стремительно поднявшись по ступенькам высокого крыльца, на мгновение обернулась, желая убедиться, что за ней никто не следит. Потянув ручку дверей, проскользнула в полутемный холл. Дверь в кабинет Самарина была приоткрыта. Но прежде чем постучать и заглянуть, она взглянула в зеркало, что висело напротив дверей в его кабинет. За несколько прошедших лет это вошло в привычку. Весьма полезную, кстати. Ведь если оказывалось, что Вадим занят с кем-то из администрации, а то и вовсе у него гости из головного офиса предприятия, Мира всегда могла незаметно исчезнуть. А если в кабинете был кто-то из сотрудников, у нее всегда было время придать лицу надлежащее выражение. И даже если Самарин был один, мимолетного взгляда хватало, чтобы понять, в каком он настроении.
        Мира заглянула в зеркало и тут же отпрянула, не веря собственным глазам.
        А между тем в кабинете, слившись в нежных объятиях, целовались Вадим и Лина.
        Значит, это правда! А ведь ей за последние пару месяцев почти удалось убедить себя в обратном! Теперь отрицать очевидное невозможно!
        Так хотелось распахнуть сейчас дверь, войти в кабинет, надавать Самарину пощечин, а Лине вцепиться в волосы! Так хотелось… Но это желание пришло и исчезло. Увиденное, бесспорно, стало ударом для Миры. Но удары судьбы она научилась принимать. Та внутренняя сила, о которой Вадим даже не догадывался, что все время удерживала ее на плаву, не давая сломаться, спасла ее и в этот раз.
        Мирослава не закричала, не упала в обморок и даже не заплакала. Она достала из кармана мобильный телефон и сделала несколько пикантных снимков.
        ГЛАВА 30
        Идти на очередной корпоратив Мире не хотелось. Подобные мероприятия ее даже в Праге не привлекали, а уж здесь, в «Береге роз», и подавно. Как-то все слишком однообразно было, скучно и тоскливо. Глядя на людей, находящих какое-то непонятное удовольствие в детсадовских конкурсах, в тостах в порядке очереди и в музыке, под которую вовсе не танцевалось, девушку неизменно тянуло домой.
        Впрочем, приближающийся корпоратив несколько отличался от предыдущих. Сегодня приезжали сотрудники других подразделений холдинга, частью которого являлась база отдыха. Это сулило некое разнообразие, а явка была строго обязательна.
        Наблюдая радостное возбуждение девчонок, с которыми проработала бок о бок почти три года, Мира не испытывала ничего похожего. Ее не очень-то заботило, что надеть, какую подобрать обувь, а также аксессуары, да еще и с волосами что-то сделать. Накануне празднества половина работников «Берега роз» уехала в райцентр прочесывать рынок в поисках подходящих нарядов.
        Вернувшись вечером домой, Мирослава достала из шкафа атласный чехол, запрятанный в самой глубине, и, расстегнув молнию, извлекла вечернее платье из тонкого кораллового шелка. Двухслойное, на тонких бретельках, перехваченное под грудью широким поясом из стразов, оно опускалось складками вниз. Впереди платье чуть-чуть не доставало до колен, сзади плавно перетекало в шлейф. К нему у Миры имелись серебристые босоножки на тонкой шпильке, а в тон им кулон, усыпанный стразами, и массивные цыганские серьги из серебра.
        Это платье было своеобразным «приветом» из прошлой жизни, которая теперь казалась далекой и нереальной. Его когда-то купил ей Леша для сопровождения на официальный прием, который устраивала его компания. Аксессуары к нему Мира приобрела сама. Может быть, они не смотрелись элегантно и утонченно, скорее вызывающе, но ей нравились. Определившись с нарядом, Мира на секунду задумалась о прическе. А потом просто распустила волосы по плечам.
        Она не собиралась долго задерживаться на банкете, решив исчезнуть при первом удобном случае. Алкоголь ей был противопоказан, а длительное нахождение рядом с Самариным нежелательно по той же причине.
        Конечно же, как уже случалось не раз, слиться с толпой не получилось. Виной всему легкое, почти невесомое платье, которое будто летело за ней и струилось при каждом ее движении. А также волосы, в которых отражались блики света; слишком бледная, почти прозрачная кожа, которую отчего-то никогда не касался загар; стать и изящество тонкой, стройной фигурки; стремительная походка и все затмевающий взгляд дивных миндалевидных глаз, которые Мира всегда тщательно подводила.
        Она притягивала взгляды, заставляя оборачиваться и мужчин и женщин. И не многие могли бы сказать, что эта девушка невероятно красива. Невероятно красивой Мира не была. Но взгляд отвести от нее было сложно. Она словно явилась из другой жизни, другого века, каким-то непонятным образом оказавшись среди них.
        В ней не чувствовалось скованности, она не отводила взгляд, встречая заинтересованные, любопытные взоры присутствующих. В ней напрочь отсутствовали комплексы и стеснение, как у других из «Берега роз», наверное, еще и потому, что Мира абсолютно безразлично относилась и к этому торжеству, и к этим людям. Она была среди них, и в то же время ее не было.
        Мира не теребила ремешок сумочки, не убирала нервно за ухо пряди волос и не дергала подол платья, как многие из присутствующих дам.
        Не глядя ни на кого, она прошла в ярко освещенный, украшенный цветами и гирляндами зал и села за столик, который предназначался для коллектива «Берега роз».
        Гости смеялись и разговаривали, усаживаясь за столы. Артисты настраивали микрофоны и аппаратуру. Официантки выглядывали из-за приоткрытых дверей, ведущих в кухню, а в распахнутые окна лился восхитительный, несравненный аромат роз, зацветших на многочисленных клумбах базы отдыха. Сиреневый июньский вечер, раскрашенный розовым и золотым, причудливым узором ложился на землю. А сердце Мирославы сжималось от тоски.
        Звонкий смех Самарина она без труда распознала в полусотне других голосов и, на мгновение подняв глаза, увидела Вадима. Он вошел в зал в окружении дамочек из администрации, что-то увлекательное и смешное рассказывая им. Он смеялся, и глаза его смеялись, щурясь в знакомом до боли прищуре. Пробежав взглядом по столам, он на секунду задержал его на девушке и тут же отвел глаза, прошел вперед, помог сесть своим спутницам, уделив особое внимание Лине, и сел, конечно, рядом с ней.
        Сердце больно сжалось в груди, прежде чем Мира смогла отвести от них взгляд и сжать кулаки, призывая себя успокоиться. Но это мало помогло. Она знала, что вечер уже безнадежно испорчен, и лучше всего, не дожидаясь продолжения, прямо сейчас уехать отсюда.
        Однако ни администратор, ни девчонки ее отпускать не собирались. Пришлось остаться и, стиснув зубы, ждать случая, когда можно будет незаметно исчезнуть.
        Всю торжественную часть, пока директора их компании поздравляли работников, Самарин, не стесняясь коллег и гостей, флиртовал с Линой, шепча ей что-то на ухо и заставляя улыбаться. В глазах его при этом плясали веселые искорки, только теперь они были обращены не к Мире…
        Почему так случилось, она не знала. Ведь ей казалось, обретя друг друга снова, они уже не расстанутся никогда. И пусть он был женат. Разве имело это отношение к тому, что оба чувствовали? Все вышло не так, как она ожидала. Мирослава жила для него, а он… Он жил, как хотел, изобретая различные способы развеять скуку.
        И снова, в который раз за последние месяцы, Мира подумала о словах Степика, сказанных когда-то давным-давно. Она не поверила брату тогда, да и потом тоже. Но сейчас так категорично не отмахивалась от них. Сейчас все чаще Мирославе казалось: в них была правда.
        Девушка упорно отводила глаза от воркующей парочки и улыбалась, аплодировала. Ни за что она не хотела, чтобы Самарин догадался, что творится в ее душе, какую боль он причиняет.
        Когда начались танцы, Мира, мечтая о танце с Вадимом, согласилась все же танцевать с каким-то другим мужчиной. Потом еще с одним и еще. Самарин не делал попыток пригласить на танец ее, танцевал с Линой, потом с кем-то из коллектива. Но глаза его неотрывно следили за Мирославой. Видимо, мужчина понял, что она его упорно избегает…
        Медленные ритмы сменялись быстрыми, и девушка принимала их, чувствуя, как постепенно ее отпускает напряжение. Здесь, среди полусотни незнакомых людей, в ярких лучах прожекторов она смогла расслабиться, отпустить себя, даже смеяться. Вадима рядом не было. То ли он ушел совсем, то ли просто вышел с мужчинами покурить, но в его отсутствие скованность, не оставлявшая девушку, пока он был рядом, отступала.
        В какой-то момент Мира решила, что повеселилась достаточно, захотелось домой. Туда, где тишина и покой нисходили благодатью на поля и луга, где журчала полноводная речка и клонили головы колокольчики, где соловей заливался трелью в зарослях черемухи и аромат липы, особенно пронзительный и сладкий к ночи, проникал в раскрытое окно.
        Когда-то Мира наивно верила, что однажды этот мир будет принадлежать им двоим. Теперь от этой веры не осталось и следа. И пусть Вадим никогда не говорил, что они будут вместе, Мирослава не теряла надежды. И от надежды ничего не осталось.
        Никому не сказав ни слова, Мира незаметно вышла на улицу.
        Теплая летняя ночь опустилась на землю. Горели фонари, благоухали розы, мерцали далекие звезды, заливался трелью соловей.
        Решительным шагом девушка направилась к корпусу, стуча каблучками по плиткам дорожки. Ей нужно было сменить босоножки на более удобную обувь, в которой она смогла бы вести машину, и забрать свою сумку и вещи, чтобы уехать домой.
        Окна в офисе начальника техотдела, закрытые жалюзи, светились матовым светом.
        Сердце предательски дрогнуло при мысли о близком присутствии Самарина. Мира прибавила шаг, намереваясь побыстрее сбежать.
        - Мира Сергеевна!  - вдруг окликнули ее.
        Мира сбилась с шага и чуть не упала. Голос Вадима она узнала сразу. Девушка остановилась и медленно обернулась.
        Он стоял на высоком крыльце, придерживая рукой открытую дверь, и широко улыбался, глядя на нее.
        - Зайдите ко мне, пожалуйста!
        - Извините, я спешу! Мне домой надо!
        - А что, вас разве там кто-то ждет?
        - Нет, не ждет,  - помолчав немного, ответила девушка. Широко раскрытыми глазами она смотрела на него, но улыбнуться в ответ желания не возникало.
        - Вот видите, а я не просто так вас зову, у меня к вам дело есть!
        - Знаете, мне правда нужно домой! Может быть, ваше дело потерпит до завтра?
        - Нет. Я лишу тебя премии, десяти процентов, если ты сейчас же не зайдешь ко мне в кабинет!  - сказал он и скрылся в глубине здания. Двери плавно закрылись за ним, блеснув стеклами.
        Постояв немного, Мира двинулась по дорожке к зданию администрации. Она, конечно, могла бы проигнорировать и его просьбу зайти, и угрозу относительно премии. Она вообще могла бы послать его куда подальше! Но за эти годы неплохо его изучила. Самарин мог лишить ее премии. Он с легкостью мог преподнести ее отказ начальству так, как если бы она в принципе отказалась выполнять свои должностные обязанности. Он мог, теперь она знала точно, просто переступить через нее, не задумываясь.
        Мира поднялась на крыльцо. Взявшись за ручку дверей, отметила, что руки ее дрожат.
        Открывая тяжелые стеклянные двери, Мира снова вспомнила, как открывала их в последний раз… Прошло несколько месяцев, а она до сих пор помнила тот день… И не переставала удивляться, как все же смогла тогда уйти. Уже потом, проплакав весь обед, закрывшись в туалете «горничной», она написала ему смс, четко и ясно дав понять, что девочкой по вызову для него больше быть не желает и не будет. Ответа не последовало. Самарин был не из тех людей, которые тут же готовы выяснять отношения. Мира так и видела, как снисходительная улыбка появляется на его губах, когда он читает сообщение. Нет, Вадим не позвонил и не пришел, чтобы спросить, что случилось и отчего ей взбрело в голову писать подобное. Сначала Мира решила, ему просто все равно, ведь в любом случае есть еще и Лина, а потом поняла: да нет, не все равно. Ее сообщение задело и разозлило его больше, чем она могла себе представить. А потом выяснилось, что ко всему прочему Самарин мстителен.
        Они не виделись много месяцев после того, как девушка стала невольной свидетельницей любовной сцены между Вадимом и Линой и сфотографировала их.
        Каждый раз, глядя на эти фотографии, девушка чувствовала, как желание уничтожить его, растоптать все растет и растет. Мире хотелось, чтобы он ответил и за ее собственную сломанную судьбу, и за Лешу.
        Возможно, она смогла бы простить ему настоящее, но простить прошлое не могла. Если бы тогда она знала, если бы поняла, если бы разглядела его подлость, коварство, обман и холодный расчет, она бы пережила это. Ей было бы больно, ведь он стал ее первой любовью, первым мужчиной, но смирилась и пережила бы это как-нибудь, найдя утешение в любви Полякова. Возможно, смогла бы даже по-настоящему полюбить Лешу и сделать счастливым, очень счастливым. Мира вспомнила Лешу, его голубые глаза, внимательный, все понимающий, добрый взгляд, теплую солнечную улыбку, и чувство собственной вины и раскаяния с новой силой захлестнуло ее. А ведь виноват во всем Самарин! И он должен быть наказан!
        Переступив порог его кабинета, Мира закрыла за собой дверь и пообещала себе, что не позволит Вадиму Аркадьевичу вывести ее из себя. Она будет спокойной и собранной и будет помнить только о том, что она горничная, а он начальник. Чисто деловые отношения.
        Вадим сидел за столом и всем своим серьезным, строгим видом показывал, что очень занят.
        «Что ж, тем лучше!» - решила Мира, останавливаясь у порога.
        - Что вам нужно?  - первой нарушила молчание девушка, придерживаясь строго официального тона.
        - Сходи в корпус, возьми пару чистых комплектов постельного белья и перестели в комнате кровати!  - не отрывая глаз от монитора компьютера, велел он.
        - Это не моя работа!  - спокойно сказала Мира.
        - Я знаю, но административная уборщица сейчас дома. Я не могу ее вызвать для того, чтобы она просто перестелила две постели, поэтому и прошу тебя это сделать!
        - Но я не обязана вам это делать!
        - А мне и не надо! У меня есть жена!  - парировал Самарин.
        Мира сжала кулачки.
        - Я не буду стелить постели! Мой рабочий день закончился несколько часов назад!  - упрямо сказала она.
        - Мира Сергеевна, ты, наверное, хочешь на ферму пойти работать?  - спросил мужчина, отрывая глаза от компьютера и устремляя их на нее.
        - Я там никогда не работала.
        - Будешь!  - отрезал он.  - Не веришь?  - спросил, холодно улыбнувшись.
        Мира верила, знала, на что он способен, а посему отправилась за постельным бельем в корпус.
        Ярость и ненависть закипали в ее душе, и она уже просто не понимала, как, когда и за что могла полюбить этого человека. Он ведь сволочь! Такая сволочь!
        Собрав два комплекта белья, Мира вернулась в офис, демонстративно прошла в комнату командировочных и стала менять постели. Делать это в босоножках на тонкой шпильке и в вечернем платье было не совсем удобно, но Мира справилась. Вот только выяснилось, что в крайнем раздражении она забыла взять наволочки, за которыми снова придется возвращаться в корпус. Но это, в общем-то, не важно, все равно придется вернуться, чтобы отнести грязное белье.
        Заправляя постели, Мирослава слышала, как Самарин ходил по кабинету, выходил в холл и, кажется, даже на улицу. Напрягшись, она ждала, что он войдет сюда, но он не вошел.
        Закончив с постелями, девушка выпрямилась и, стряхнув с шифона платья невидимые пылинки, связала в узел грязное белье. Громко стуча каблучками, направилась к выходу. У приоткрытых дверей офиса остановилась.
        - Я наволочки забыла, сейчас принесу и закончу!  - сказала она.
        - Почему?  - спросил Самарин, откладывая в сторону документы, которые перебирал, стоя у стола, и обернулся к ней.
        - Почему что?  - не поняла девушка.
        - Забыла почему?  - пояснил он.  - Распсиховалась, да?
        - Нет!  - отрезала Мира.
        - Ладно, пойдем, проверим, что ты там сделала!  - сказал он, направляясь к дверям.
        - Зачем?  - недоверчиво вскинула на него взгляд Мирослава.
        - Ну, должен же я проверить, хорошо ли ты там все постелила, ночевать-то здесь не мне придется!  - произнес Самарин и, пройдя мимо нее, направился в комнату.
        Мира осторожно опустила на пол узел с грязным бельем и прошла за ним. Он походил по комнате и обернулся к ней.
        - Ну и как?  - спросила девушка.
        - Сойдет,  - ответил Вадим.
        И вдруг до Миры дошло, что смена белья была просто причиной, ловким ходом, чтобы заманить ее сюда.
        Она стояла, не шевелясь, и смотрела в его глаза. Смотрела прямо, напряженно, не моргая. Губы ее были плотно сжаты, ни один мускул не дрогнул на бесстрастном, застывшем лице. Впрочем, Самарин тоже не улыбался. Уголки его губ опустились, что сделало лицо мужчины угрюмым, неприятным, отталкивающим.
        Они стояли друг против друга, как два борца на ринге, и между ними в самом деле происходила битва. Битва взглядом, нервов. Мира поняла: он позвал ее сюда только для того, чтобы снова унизить, в очередной раз указать ее место, сломить упрямство и снова одержать победу.
        У нее все дрожало внутри, но она продолжала упрямо твердить про себя, что не позволит ему ничего, не сдвинется с места. Хотя должна уже была улыбнуться, не выдержав его взгляда, и, бросившись ему на шею, признаться, как же она скучала…
        Мира заметила, как нервно заходил кадык у Самарина. Вадим поднял руки и, как бы невзначай коснувшись ее плеч, сдвинул тонкие бретельки. Прикосновение теплых, нежных рук заставило Мирославу вздрогнуть. Она хотела отступить на шаг, увеличив расстояние между нею и мужчиной, но Самарин не позволил. С едва сдерживаемой яростной страстью он обнял ее рукой за талию и притянул к себе. Мира вскрикнула от неожиданности, хотела оттолкнуть его, но не успела. Он погрузил пальцы в ее распущенные волосы, намотал их на кулак и приблизил ее лицо к своему.
        - Ты моя, Мира! Разве ты еще не поняла этого? Твое тело всегда принадлежало только мне, и плевать я хотел на твоего мужа или на того, другого, которого ты там себе завела!  - медленно, цедя слова, произнес он и, склонившись, ухватил зубами Мирину нижнюю губу.
        Это причинило боль и вместе с тем… Мирослава почувствовала, как волна сладостного желания рождается внутри и разбегается по телу волнующим бризом.
        Разжав пальцы и отпустив волосы девушки, Вадим провел ладонью по ее шее, пробежал пальцами по обнаженной спине, сжал грудь под тонкой тканью платья и целовал, целовал ее, не отпуская, не давая возможности передохнуть…
        «Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу тебя!» - билась в голове одна единственная мысль, а душа отдельно от сознания воспаряла к небесам.
        Подхватив Миру на руки, Вадим опустил ее на кровать. Девушка сомкнула веки, вцепилась пальцами в покрывало, сжала их, превозмогая желание впиться ногтями в лицо Самарина, расцарапать его до крови…
        Его пальцы касались ее лица, лаская. Обнажили грудь, заползли под трусики… И она уже выгибалась навстречу им, кусая губы и не сдерживая вскриков и стонов наслаждения…
        Когда все закончилось, Самарин поцеловал ее в нос и распростерся рядом, тяжело дыша. Некоторое время он просто лежал на спине, справляясь с дыханием, затем перевернулся на бок и подпер голову рукой.
        Мира лежала неподвижно, не открывая глаз. Капельки влаги блестели на лбу. Маленькая грудь бурно вздымалась, указывая на то, что произошедшее между ними не оставило ее равнодушной.
        Не отрывая от нее взгляда, Вадим вдруг увидел, как из уголка сомкнутых глаз девушки выкатилась слеза, сбежала по виску и исчезла в волосах. Движимый порывом нежности, мужчина коснулся губами ее виска.
        Мира вздрогнула и открыла глаза. Поднявшись, села на смятой постели, огляделась, нашла свое белье, быстро надела его и потянулась за платьем. Она не оборачивалась, не смотрела на Вадима, не желая видеть торжество в его глазах и самодовольную улыбку. Он опять победил. Она так долго держалась, гордясь собой, а он с легкостью разрушил бастион ее защиты.
        Впрочем…
        В одном он был все же прав. Ее тело всегда будет принадлежать только ему.
        Мира облачилась в платье, застегнула молнию и ремень, пригладила волосы и пошла к дверям.
        - Мира Сергеевна?  - окликнул ее Самарин, когда она уже взялась за дверную ручку.
        Мира обернулась.
        Он поднялся с кровати и стоял в нескольких шагах от нее, застегивал пуговицы рубашки и как-то странно смотрел на нее. В глазах его не было торжества, а в улыбке самодовольства. Но и теплоты тоже не было. Мира не могла и не хотела над этим задумываться.
        Она хотела уйти, уйти как можно скорее.
        - Не забудь наволочки принести!  - сказал Самарин и пошел на нее.
        Девушка отступила в сторону, давая ему возможность беспрепятственно пройти, а он, проходя мимо, чмокнул ее в нос.
        Еще мгновение, и Вадим уже скрылся в своем кабинете. Мира услышала, как он набирает чей-то номер.
        Чувствуя, как ее трясет, девушка прислонилась к дверному косяку. Ноги не держали ее. Ей нужно успокоиться, но в нескольких шагах от него не получалось. Отлепившись от дверей и выпрямившись, Мира покинула его офис.
        Когда она вышла, Самарин, не простившись, отключил телефон, бросил его на стол и тихо выругался. Улыбка, которая, по большому счету, была наигранной, сбежала с его лица. Почему, ну почему он не ощущал удовлетворения, сломив барьер отчуждения, который Мира воздвигла между ними? Каждый раз, преодолевая подобные препятствия в отношениях с Ириной, Линой, да и теми многочисленными подружками, которые у него появлялись на протяжении жизни, он испытывал азарт и ликование. Только не с Мирой. Почему с ней он вечно чувствовал себя проигравшим? Почему, несмотря ни на что, у нее получалось уходить от него с гордо поднятой головой? С видом победительницы? Королевы?..
        Сжимая руль авто, Мира не видела дороги. Перед глазами стояло лицо Вадима. Сильнее сжимая руль, она кусала губы, еще хранившие вкус его поцелуев.
        «Так дальше продолжаться не может!» - снова и снова всплывала в сознании мысль, и Мира принимала ее спокойно и бесстрашно.
        Приехав домой, девушка загнала машину во двор, поднялась на крыльцо, повернула ключ в замке входных дверей и, подхватив подол платья, перешагнула порог. Не останавливаясь, она направилась прямиком в зал. Присев к столу, пододвинула ноутбук, открыла его и, включив, защелкала «мышью». На экране открылись знакомые фотографии. Мира долго смотрела на них, чувствуя, как в душе обрываются последние нити, связывающие ее с далеким прошлым. Мирослава поняла, что дошла до черты, переступить которую не сможет. Не может она больше цепляться за ложь и иллюзии, обманывая себя. Она должна положить этому конец, а что будет дальше - не важно.
        Пару дней спустя, распечатав эти фотографии, Мира вложила их в конверты, осторожно заклеила, подписала адреса, которые с легкостью узнала в телефонном справочнике, имена получателей и бросила в почтовый ящик. Бросила недрогнувшей рукой и не пожалела об этом.
        ГЛАВА 31
        Мирное и ленивое течение июльского полдня ничего не нарушало. Сотрудники, вернувшись с обеда, не спешили сразу приступать к своим обязанностям. Отдыхающие разбрелись кто по номерам, кто по процедурам, а кто и на пляж двинулся. Лодки, катамараны, водные лыжи, спиннинги, зонты и шезлонги выдавались напрокат почти бесплатно, чем отдыхающие и спешили воспользоваться. А работники, особенно девчонки из спального корпуса, лишь вздыхали и сетовали на то, что уже столько лет не отдыхали на озере. Чаще всего, закончив работу после обеда, они томились в своей каморке и изнывали от жары или выходили на балкон, что не очень помогало. Иногда, спускаясь с этажей, девчонки выходили на улицу и, устраиваясь на лавочке под раскидистой сосной, наслаждались налетавшим с озера свежим ветерком. И сегодня после обеда они тоже решили немного охладиться. Сходили в бар, взяли по мороженому и, блаженно вздохнув, устроились на лавочке.
        В такую жару холодное лакомство казалось особенно вкусным. Девчонки переговаривались между собой, в основном обсуждая дела насущные, и вдруг услышали, как «завизжали» шины авто. Обернувшись в сторону автостоянки, они увидели, как к воротам на большой скорости «подлетела» машина, почти коснувшись лобовым стеклом шлагбаума, заскрипели тормоза, из сторожки выскочил охранник.
        Катя, Галя и Мира переглянулись.
        - Случилось, что ли, что-то?  - ни к кому не обращаясь, спросила Галя.
        - Может быть, у кого-то из отдыхающих беда?  - предположила Мирослава.
        - Да нет, кажется, это машина Димки, мужа нашей Владимировны,  - с сомнением сказала Катя.
        Галя и Катя привстали, чтобы получше рассмотреть происходящее, Мира осталась сидеть. Отсюда, со своего места, она и так хорошо видела, как Димка, жестикулируя, что-то громко говорит и указывает на администрацию, а охранник, перегораживая ему дорогу, пытается вывести с территории «Берега роз». Правда, у него это не совсем получается.
        - Он, наверное, пьян!  - предположила Катя.
        - И чего его сюда принесло?  - спросила Галя.
        - Видно, ему в администрацию надо! Ты ж видишь, он показывает рукой в эту сторону! Видно, по жене соскучился! Ой!  - воскликнула Катя, и Мира увидела, как охранник покачнулся и распростерся на асфальте.
        - Видимо, ему очень надо! А ну-ка, девчонки, давайте-ка переместимся поближе к зданию администрации, сдается мне, намечается что-то интересное!  - сказала Галя. И они с Катей пошли вперед.
        Мира тоже встала с лавочки, не торопясь, двинулась следом.
        Она, в отличие от Кати и Гали, догадывалась, что понадобилось здесь Диме и почему он так возбужден.
        А тот, между тем, ринувшись к зданию администрации, бежал по дорожке, как разъяренный бык, и, свернув, понесся прямо к дверям офиса Самарина.
        Катя, Галя, а за ними и Мира как раз дошли до поворота, который делала дорожка, и заметили, как качнулись жалюзи на окнах заместителя начальника техслужбы.
        - Катя, ты случайно не видела, Лина к Самарину не заходила?  - спросила Галя коллегу.
        - Да вроде нет… Хотя, может, она оттуда и не выходила. Начальника-то все равно нет!
        - Он их убьет!  - вынесла вердикт Галя.
        Дима скрылся за стеклянными дверями офиса, и скоро сквозь приоткрытые окна послышались крики и ругань.
        Из столовой вышли работники, которые, безусловно, видели, как Дима ударил охранника.
        На крыльцо выскочили женщины из бухгалтерии и Лина, не понимая, что происходит и откуда доносятся крики.
        Двери офиса Самарина распахнулись, и появился Дима. Не глядя ни на кого, он сбежал с крыльца и завернул за угол. Увидев его лицо, перекошенное от бешенства, женщины из бухгалтерии попятились назад, оставив Лину одну. А та, не зная, что произошло, встретила его с видом разгневанной королевы и поплатилась за это. Мужчина сходу ударил ее по щеке.
        Катя ойкнула и стала искать в кармане мобильный телефон, собираясь кому-нибудь позвонить и позвать на помощь.
        Между тем Дима схватил Лину Владимировну за волосы и втащил в здание администрации.
        По дорожке, собрав среди работающих мужчин подкрепление, бежал охранник.
        На крыльцо своего офиса вышел Самарин.
        Мира, непрестанно грызущая ноготь, наблюдая за происходящим, отступила назад, спрятавшись за спинами девчонок. Девушка, потрясенная увиденным, не отрывала взгляда от фигуры Вадима. Но жалости к нему не испытывала. И сожалений тоже. Только торжество.
        Самарин то и дело прикладывал носовой платок к разбитому носу. Если подумать, он отделался малым. Ничего особенного не случилось. Конечно, перетирать скандал будут не один день, но не вслух, конечно. Никто не осмелится высказываться и усмехаться публично. Он это быстро пресечет, благо, полномочия позволяли. Однако слухи и сплетни о случившемся быстро расползутся и по базе, и по поселку. Естественно, дойдут и до начальника, и до жены. Разговора с обоими не избежать, но это не существенно. Главное, кто и когда сделал компрометирующие его и секретаршу фотографии и зачем их послал мужу Лины?
        Лина… Из приемной ее супруга выводили под конвоем, и то, что он там учинил, не скоро смогут отремонтировать. А что ждет женщину дома, можно лишь догадываться.
        Бедная Лина! Она, в общем, конечно, не заслужила всего этого позора! Да, возможно, они увлеклись и потеряли бдительность, стали неосторожны, забыли запереть дверь, но разве могли они подумать, что все сложится так? Мира…
        На мгновение ее образ мелькнул перед мысленным взором Самарина.
        Мира! Мира!
        Нет, Мира не могла так поступить с ним, хотя у нее были все основания желать ему зла. Но Мира на подобное не способна! Она, конечно, знает, что рано или поздно он ведь все равно узнает, чьих рук дело этот компромат, и тогда «шутнику» мало не покажется.
        Ох, что Самарин с ним сделает! А врагов и завистников у него, в общем-то, всегда хватало. Кажется, с самого детства.
        Он снова подумал о Мире и о Степике Рудинском, который всегда невидимой тенью стоял за ней, готовый в любой момент нанести удар. И все же здравый смысл подсказывал, что тот, кто сделал и распространил фотографии, должен работать здесь, имея возможность свободно перемещаться по территории. Ему даже в голову не пришло, что он заслужил это. Самарин так часто обижал людей, подставлял, незаслуженно наказывал, используя свои служебные полномочия. В «Береге роз» не было ни одного человека, который мог бы сказать о нем что-то хорошее. Любой с удовольствием мог бы подложить ему такую «свинью». Вот только все его слишком хорошо знали и вряд ли осмелились бы… А может быть, это женская месть? Такое ведь тоже возможно! Мира и Лина не единственные, с кем у него случались интрижки на работе.
        «Мира, Мира!  - вертелось в голове и не давало покоя.  - Видела ли она весь этот позор?»
        От тяжелых, навязчивых мыслей, от пережитого потрясения, от вопросов, ответов на которые у Вадима не было, разболелась голова. Видимо, поднялось давление.
        Заглушив мотор машины, Самарин вышел из салона, захлопнул дверцу и двинулся к калитке. Больше всего на свете ему хотелось очутиться в тишине и уединении своего дома, опрокинуть рюмку коньяку, а то и не одну, расслабиться, снять напряжение последних нескольких часов, уснуть, забыть…
        Хорошо бы, Ирины не оказалось дома. Видеть ее сейчас, разговаривать с ней ему не хотелось.
        Но не повезло.
        В зале негромко работал телевизор. Самарин заглянул в комнату, прошел в кухню. Жена сидела за столом и что-то сосредоточенно рассматривала. Вадим безучастно взглянул на нее, чувствуя лишь все возрастающую боль в висках, и прошел к бару. Поставив на стойку стакан, достал бутылку с янтарной жидкостью, отвинтил пробку, плеснул немного в стакан, сразу же залпом выпил, налил еще и только после этого обернулся к жене.
        Ирина подняла голову, и несколько бесконечно долгих секунд они смотрели друг другу в глаза. Ее лицо было замкнутым и безучастным, она не улыбнулась ему и не спросила ни о чем, откинулась на спинку дивана и протянула уже знакомые ему фотографии.
        - Не хочешь взглянуть?  - будничным тоном предложила.
        Ироничная ухмылка скривила его губы.
        - Нет, я уже их видел! А говорят, что жена всегда все узнает последней.
        - Ну, если ты имеешь в виду случай с Линой, то да. Для меня это оказалось неприятным сюрпризом, но вообще я всегда знала о твоих похождениях. На протяжении всех лет нашей с тобой совместной жизни у тебя постоянно был кто-то еще.
        - Знала и молчала? Неужели тебе было все равно? Зачем же ты тогда за меня замуж вышла?
        - Нет, не все равно! Мне и сейчас не все равно! Я любила тебя! Я хотела быть выше всех этих сцен ревности и семейных скандалов! Я думала, все это пройдет и ты наконец оценишь меня… Я знала, что все мужчины таковы, и у моих подруг мужья тоже ходят налево… Я хотела идеальную семью… Я готова была ради тебя на все, только чтобы ты всегда был моим! Но я ошибалась! Потом я убедила себя, что отношения между мужем и женой строятся не только на любви, но даже уважения я так и не дождалась от тебя! С самого начала я ошиблась и в себе, и в тебе! На самом деле ты же такая сволочь, Самарин! Но сейчас, конечно, бесполезно о чем-то жалеть, да и поздно уже… И все же если бы тогда я смогла, нашла в себе силы… Мы ведь просто испортили друг другу жизнь и не только себе, мы испортили жизнь людям, бывшим рядом с нами. Вот и Лина с мужем, а у них, возможно, все не так безнадежно, как у нас с тобой. Я так понимаю, тот, кто прислал мне эти фото, позаботился о том, чтобы и Дима их тоже увидел? Вижу, он оказался не столь сдержан, как я? Честно говоря, мне нисколько не жаль ни тебя, дорогой, ни Лину! Я даже рада, что у
кого-то хватило мужества и решительности наказать тебя! Ты это заслужил! Не догадываешься, кто это может быть?
        - Не догадываюсь, пока! Но я узнаю, и тогда…
        - Тогда?  - перебила его Ирина.  - Ну, то, что ты можешь сделать тогда, мне хорошо известно! Ты всегда отличался особым умением до мельчайших деталей продумывать самые изощренные способы мести! Помнишь, как много лет назад в Старых Дорогах? Помнишь Миру? Конечно же, помнишь, ты ведь не мог не узнать ее, когда она пришла работать на базу отдыха! Пусть и прошло столько лет и она, естественно, здорово изменилась, но я ее сразу узнала. На катке. А ведь все и началось с Миры, вернее, с твоего неуемного желания отомстить Степику Рудинскому и его друзьям.
        - Мира,  - Вадим невесело усмехнулся.  - Мира оказалась такой же, как вы все! Обычная потаскушка, которая просто развлекается, пока муж «пашет» в Чехии. За прошедшие три года, мне кажется, он ни разу не приехал, чтобы навестить горячо любимую супругу! Я всегда, с самого начала подозревал, что он ее просто послал, вот она и вернулась в Беларусь! И не надо, Ирина, изображать ее жертвой! Если окажется, что фото - ее рук дело… Кстати, ты знаешь, кто ее муж?
        - Знаю,  - ответила Ирина, глядя на супруга едва ли не с жалостью.  - Я вообще знаю об этой истории куда больше, чем ты можешь предположить!
        - Например?
        - Например, я знаю, что тогда ты все же переспал с ней, хоть и уверял меня клятвенно, что у вас ничего не было! Но знаешь ли ты, что на самом деле случилось в ту ночь, когда сгорел хутор?
        - Когда люди из деревни подожгли его, ты хочешь сказать? Вернее, когда его подожгли Рудинский, Юрьев и Поляков, который через несколько месяцев стал мужем Миры?
        - Да. Когда горел хутор, Мирослава была там. Видишь ли, она не знала, что после совместно проведенной ночи ты преспокойненько отбыл в город! Она была уверена, что ты ждешь ее и долгое время думала, что ты сгорел вместе с хутором.
        Самарин отвел глаза от Ирининого лица и вспомнил, как, ожидая каких-то ответных действий со стороны Рудинского и компании, он покинул хутор, окольными путями пробрался к Луговским, чтобы повидать Ирину. Да, тогда он зашел, чтобы сказать девушке, что уезжает и больше не вернется. Вадим и собирался уехать. Он был уверен, что Степик не позволит Мирославе снова прийти на хутор, более того, возможно, ее вообще уже не было в Старых Дорогах. И все же в самый последний момент он изменил решение. Мирины глаза, врезавшись в его сердце, не отпускали. А вдруг произойдет чудо и она все же придет? Он изменил решение и пошел на хутор, еще издали увидел клубы черного дыма.
        - И что?  - небрежно спросил он.  - Долго она горевала по мне? Тем же летом быстро утешилась в объятиях Полякова и, выйдя за него замуж, укатила в Чехию.
        - Она чуть не умерла тогда. Когда горел хутор, в числе других людей на пожаре была и я! И я видела, как она бежала по снегу! Поверь, она не собиралась останавливаться! Если бы ребята не удержали ее, она, не раздумывая, бросилась бы в огонь. Потом ей стало плохо, и ее отвезли в больницу. Оказалось, что у нее серьезные проблемы с сердцем. Не один месяц девочка пролежала в кардиологическом отделении районной больницы. Там же выяснилось, что ко всему прочему она еще и беременна.
        Увидев, как изменилось лицо мужа, женщина внутренне возликовала. Кажется, впервые за тринадцать лет брака она наконец сумела пробить броню безразличия, которой было защищено его сердце.
        - Разумеется, при ее диагнозе ни о каком ребенке не могло быть и речи!  - продолжила Ирина.  - От беременности ее избавили. Потом и из больницы выписали. Экстерном сдав экзамены, она уехала в Старые Дороги. Думаю, в тот момент ей было все равно, за кого выходить замуж и куда ехать. Поляков подвернулся случайно, и она уехала с ним. Кстати, непонятно, почему она скрыла от тебя и от окружающих, что Леша умер. Там, в Праге, у него обнаружился рак на поздней стадии, и врачи не смогли его спасти. Это случилось почти четыре года назад. После его смерти она вернулась в Старые Дороги.
        - Откуда ты это знаешь?  - потрясенно произнес Самарин, недоверчиво глядя на жену.
        - От Степика. Помнишь, на катке в Минске мы их встретили? Он мне все и рассказал…
        Ирина не стала говорить мужу, что, кроме этого, он рассказал ей также многое другое. А уж где и чем закончилась их встреча, и подавно.
        - Тогда я еще не знала, что Мира, та самая Мира работает в «Береге роз». А потом мне донесли о вашем романе. И я ждала, что ты уйдешь от меня к ней. Она ведь была не безразлична тебе, да? Но ты не ушел! Зачем ты остался?
        - Почему она ничего не сказала мне?  - медленно произнес Вадим, не глядя на жену и, кажется, даже не слыша ее вопроса.
        Ирина лишь пожала плечами.
        - А вот об этом тебе лучше спросить у нее самой! Теперь, я надеюсь, ты понимаешь, что фотографии - лишь малая толика того, что ты на самом деле заслужил?
        ГЛАВА 32
        Утром, так и не сомкнув всю ночь глаз, Мира едва заставила себя умыться, одеться, выпить кофе и сесть за руль авто. Всю ночь, пребывая в страшном напряжении, она ожидала чего-то. Но ночь прошла, а Самарин так и не явился с разборками и угрозами оторвать ей голову, свернуть шею и вообще со свету сжить. Возможно, он и не догадался, что фотографии - ее рук дело, а может быть, решил дождаться утра и устроить ей суд прилюдно, подкараулив на работе.
        Как бы там ни было, по мере приближения к «Берегу роз» желание повернуть обратно становилось сильнее. И все труднее было сосредоточиться на дороге. Руки дрожали так, что приходилось мертвой хваткой держать руль.
        Боясь столкнуться с Вадимом на парковке, девушка быстро оставила машину и поспешила к корпусу.
        Следовало успокоиться и сосредоточиться на работе. Кофе и пара успокоительных таблеток слегка уняли нервную дрожь, но не сняли напряжения.
        Время от времени Мирослава выходила на балкон и сквозь плотную завесу березовых ветвей пыталась рассмотреть машину Самарина на стоянке. Но ее не было, не отвечал и внутренний телефон, сколько бы девушка ни набирала номер. Ближе к обеду стало понятно, что начальника техслужбы на работе нет.
        Напряжение постепенно отступало, уступая место беспокойству. И не в состоянии больше выносить неизвестность, Мира спустилась на ресепшн. Заговорив с администратором, как бы невзначай упомянула Самарина.
        - Да его весь день сегодня нет,  - тут же стала возмущаться женщина, которая, как почти все здесь работающие, Вадима на дух не переносила.  - Ты слышала, Мира, какой вчера был скандал? Это ж надо, а? Прямо на рабочем месте! Ни стыда, ни совести! И с кем? С Линой! Кто бы мог подумать, а? А я всегда говорила, что проститутка он, причем редкая! И что Лина в нем нашла? Если уж и хотела изменить Диме, понятное дело, жизнь с ним тоже не сахар, так нашла бы кого-нибудь достойнее. Димка тоже, конечно, хорош! Зачем было на работе все эти разборки устраивать? В результате Лина написала заявление за свой счет с сегодняшнего дня! А Самарин небось пьет дома! И все же интересно, кто ж их сфотографировал, а?
        Интересно это было не только администратору. Кажется, на базе отдыха не существовало человека, который бы не строил предположений на сей счет. Только Мирослава, не участвуя в общем обсуждении, знала ответ.
        Прошедший день не внес ясности, да и облегчения Мира не испытала.
        К вечеру от волнения и нервов у девушки разболелось сердце. Наглотавшись таблеток, она рано легла спать. А утром все началось сначала.
        Страх, волнение, ожидание, отсутствие машины Самарина на автостоянке и его самого на рабочем месте, бесконечные перешептывания и домыслы и, наконец, сенсационная новость.
        Самарин в больнице!
        Оказалось, что в ночь после скандала на работе у мужчины поднялось высокое давление. То ли напился он, то ли переволновался, никто толком не знал. Его забрала «скорая» с подозрением на инфаркт, и сейчас он лежал в кардиологическом отделении в состоянии средней тяжести.
        Благо, в тот момент, когда Мира услышала новость, совершенно случайно на ресепшене, рядом никого не оказалось. Никто не увидел, каким стало лицо Мирославы и как она, не устояв на ногах, сползла по стенке на пол и закрыла лицо руками.
        В сознании билась мысль, одна единственная мысль, заполняя собой все: «В этом виновата я! Я одна! И если с ним что-то случится…»
        Если с ним что-то случится, виновата будет лишь она одна. Обида ослепила ее. Желание причинить боль, унизить его прилюдно, сбросить с пьедестала неприступности и самоуверенности, на который он сам себя воздвиг, стало навязчивым, неотступным, единственно правильным. Она забыла обо всем на свете в своем стремлении уничтожить его. Как она могла забыть, что зло, причиненное другому человеку, пусть даже заслуженное, всегда возвращается?!
        Как она будет жить дальше, если с ним что-нибудь случится? Куда денется от чувства вины?
        Все темные, все сметающие и уничтожающие чувства, холодная ненависть и слепая обида мгновенно растаяли. Остались лишь растерянность, недоумение, боль и страх потерять любимого человека.
        Раскаяние и сожаление затопили ее, стало не важным, как он поступил и что говорил. Главное, чтобы дышал. Пусть его руки уже никогда не коснутся ее, пусть в темных глазах, обращенных к ней, больше не вспыхнет желание, пусть навсегда он останется со своей семьей, главное, знать, что он жив и здоров.
        Спустя несколько дней Мира положила на стол администратора заявление об уходе. Женщина удивленно вскинула брови.
        Но Мира ничего объяснять не стала, да и к уговорам осталась глуха. Она знала, что поступает глупо и опрометчиво, и не представляла, что будет с ней дальше. Но одно осознавала наверняка - встретиться с Вадимом лицом к лицу, так, как будто ничего не случилось, не сможет. Не сможет посмотреть в его глаза.
        Когда Самарин выздоровеет и снова выйдет на работу, от Миры в «Береге роз» останутся одни лишь воспоминания. Она уедет, чтобы снова начать новую жизнь, в которой его уже никогда не будет.
        Последующие пять дней, спрятавшись ото всех в Старых Дорогах, Мира почти безвылазно просидела дома. Что-то делать, о чем-то думать не хотелось. Ежесекундно в сознании билось одно: «Только бы он был жив! Только бы с ним ничего не случилось!» Собственное будущее, как бывало не раз, ее не занимало.
        Выходя вечерами на улицу, Мира поднимала глаза к небу в немой мольбе, хоть и знала, что просить о чем-то Бога не имеет права, слишком уж она виновата перед ним.
        А на шестой день к вечеру у дома остановился темный «БМВ». Из него вышли трое и решительным шагом направились к калитке.
        Мира как раз стояла у окна. Обхватив руками плечи, невидящим взглядом смотрела вдаль, туда, где в тонкой гряде облаков тонуло солнце, освещая все вокруг золотисто-багряным светом.
        Она не обернулась, когда гости вошли в дом.
        На кухне зашуршали пакеты. Мужчины о чем-то негромко переговаривались между собой.
        - Привет! А чего это ты не встречаешь гостей?  - спросил Степик, входя в комнату. Тон, которым это было сказано, как всегда, был легок и беспечен, но в глазах застыли тревога и напряжение.
        Глаз его Мира не видела, потому что оборачиваться не спешила, чувствуя раздражение от присутствия Степика.
        «Когда, ну когда эта троица наконец оставит меня в покое?»
        - Я вас не приглашала,  - бросила она в ответ.
        - А что так грубо?  - усмехнулся Рудинский.
        - А как еще?
        - Послушай, Мира…  - начал Степик.
        Мира резко обернулась. На бледном худом лице ее глаза сверкнули яростью.
        - Послушай ты меня, Степик!  - перебила она брата.  - А заодно и те двое на кухне! Я не нуждаюсь в ваших советах и нравоучениях. Никогда в них не нуждалась, а сейчас особенно. Когда до вас это дойдет и вы оставите меня в покое?
        Их глаза встретились в немом поединке. В какой-то момент ярость и бешенство, поднявшись из глубин естества, готовы были бросить их друг на друга.
        - А никто и не собирается учить тебя уму-разуму!  - спокойно сказал Гарик, появляясь за спиной Степика с банкой пива в руках.  - Это просто бутафория, пустая трата времени. Разве ты когда-нибудь слушала чужие советы, тем более наши? Нет, ты всегда поступала по-своему, и вот результат. Сколько тебе лет, Мира? Тридцать? Больше? Уже немало, не так ли? И что дальше? Какие у тебя планы на будущее? С «Берегом роз» покончено, видимо, и со слепой любовью к Самарину тоже…
        - Вы приехали сюда отпраздновать мое поражение?  - с презрением спросила Мира, сощурив глаза.  - Слетелись, как стая стервятников? Что ж, радуйтесь: его больше нет в моей жизни и никогда не будет. И «Берега роз» тоже нет. И я не знаю, что дальше делать со своей жизнью! Вы долго ждали этого, но вы ведь всегда отличались терпеливостью, вот и случилось так, как вам того хотелось! Вы довольны? Думаю, более чем. А теперь выметайтесь вон отсюда!
        Сказав это, Мира снова отвернулась, не желая, чтобы мужчины увидели бездонное, глухое отчаяние, терзающее ее, и боль, которую не скрыть.
        С минуту в комнате царила тишина.
        - Вот, значит, как ты думаешь,  - изрек Рудинский, нарушая ее.  - Что ж, другого мы, конечно, и не заслужили. С тем, что ты до смерти будешь меня ненавидеть, я смирился, но сейчас мы здесь не для того, чтобы насладиться твоим горем и поражением, и не за тем, чтобы напомнить, что с самого начала предупреждали, что все этим и закончится. Видишь ли, Мира, узнав, что ты оставила работу в «Береге роз», мы поспешили сюда, чтобы предложить тебе попробовать себя в роли модели. Мы посовещались и решили, что какому-нибудь детсаду или еще одному санаторию, куда ты, безусловно, через неделю-другую отправишься искать работу, жирно будет. А нашей фирме для рекламы нужно лицо. Мы про смотрели твои фото, показали их профессионалам и, в общем-то, сошлись во мнении, что ты превосходно будешь смотреться на рекламных щитах столицы, да и на проспектах нашей фирмы тоже… Естественно, предложение это исключительно деловое, и мы заплатим тебе. Знаю, ты скажешь, что тебе плевать на деньги, но я никогда не пользуюсь родственными отношениями, когда дело касается бизнеса. Мы заплатим, а ты можешь потом выбросить эти деньги
или раздать их нищим.
        Мирослава обернулась.
        - Вы издеваетесь?  - спросила она, поочередно глядя то на одного, то на другого, то на третьего.
        - Мира, никто над тобой не издевается,  - сказал Андрей, робко улыбнувшись девушке.  - Мы приехали за тобой!
        - Да я не собираюсь никуда ехать! К тому же я не модель! Я могу быть горничной или продавщицей…
        - Не можешь ты быть ни горничной, ни продавщицей. Хватит уже растрачивать свою жизнь на лишь бы что! Пора становиться взрослой, к тому же учиться никогда не поздно! И не спорь! Завтра мы едем в Минск! Хватит с тебя бродяжничества, мытарств и унижений! Со своей личной жизнью можешь делать все, что угодно, но жить пора бы уже по-человечески! Попробуй пожить для себя, Мира! Уверен, ты не умеешь так и никогда не пробовала даже, но что-то мне подсказывает, что сейчас это то, что тебе действительно нужно!  - категорично заявил Степик.  - А теперь давай-ка накроем стол на веранде и посидим как люди!
        Они засиделись допоздна. Пили пиво, закусывая его солеными кальмарами и жареными креветками, разговаривали, смеялись даже и, напоследок вспомнив прошлое, сыграли в карты.
        Не желая давить на Миру, друзья больше не говорили о работе, но так как окончательного ответа она все же не дала, с нетерпением ждали ее решения. А Мирослава не торопилась с ответом. По большому счету, в общей беседе девушка не участвовала, да и Рудинский, раскачиваясь на стуле, говорил мало. Все больше болтал Юрьев, несколько месяцев назад ставший отцом маленькой Лизы. Его просто распирало от гордости и отцовской любви. Ляхнович и Рудинский, слышавшие все его россказни не один десяток раз, почти не обращали внимания на его болтовню, а он не обращал внимания на их скептические взгляды, то и дело подсовывая Мире телефон с фотографиями малышки. Мира вежливо улыбалась, хвалила ребенка, но была так от всего этого далека…
        - Придумал!  - вдруг воскликнул Гарик.  - Мира, мы еще не крестили нашу Лизок! Раз твой переезд все равно дело решенное, почему бы тебе не стать ее крестной мамой?!
        Ляхнович с немым укором вскинул на него глаза, Рудинский и вовсе покрутил пальцем у виска, но Мира чуть заметно улыбнулась.
        - Почему бы и нет?  - сказала она.
        Мужчины долго не могли уснуть. Мира вообще не ложилась, взяла ноутбук и вышла из дома, села в кресло, где час назад сидела с ребятами, откинулась назад и долго сидела вот так, прислушиваясь к звукам летней ночи, вдыхая аромат зацветшей липы, а потом открыла ноутбук, на экране которого высветился белый лист с несколькими строчками.
        Это было письмо. Письмо, которое Мира писала Самарину все эти дни. Писала и стирала, стирала и начинала снова, не будучи уверенной, что когда-нибудь сможет его отослать.
        «Уверена, ты крайне удивлен сейчас, открывая это письмо и пытаясь припомнить, когда в последний раз вообще получал письма!!! А может, и нет. Зная тебя, могу предположить, что тебя это позабавит, как, наверное, и все, что связано со мной. Я не жду ответа, да и вопросов здесь не будет, Вадим. Так, лишь утверждения, наблюдения и выводы. Просто я давно хотела тебе сказать, объяснить, но слушать ты бы не стал!!! Ты меня вообще никогда не слушал!!! Юная, зеленая, глупая, я для тебя такой останусь, наверное, навсегда, вот только мне уже тридцать лет…
        Знаешь, порой мне кажется, что ты меня ненавидишь!!! Ненавидишь за то, что целуешь, за то, что хочешь, за все, что было. Возможно, это глупо, но ничего другого на ум не приходит. У меня нет логического объяснения тому, что происходило. Тому, почему ты так себя вел. Знаю, ты забывал обо мне раньше, чем за мной закрывалась дверь, и не вспоминал. А я так не могла! Я не просила тебя о многом, мне кажется, я тебя вообще никогда и ни о чем не просила. Тебе всегда было плевать на то, как я жила, но мне нет!!!! Может быть, это и не станет для тебя открытием, но я люблю тебя, я всегда только тебя и любила все это время, все эти годы. Знаю, я виновата перед тобой. С самого начала была виновата, но поверь, за свое предательство я заплатила больше, чем ты мог бы предположить. Ты никогда не хотел об этом говорить, а между тем именно за это и наказывал меня, не так ли? А я любила тебя и хотела так, наверное, как не хотела ни одного мужчину, мне было так хорошо с тобой, и ты, конечно, знал об этом и был уверен, что именно этим меня к себе и привязал. Мне было хорошо с тобой, но каждый раз, идя к тебе, целуя
тебя, я не забывала, что это может быть в последний раз. Мне хорошо было с тобой, но потом так больно… И каждый раз я все больше склоняюсь к мысли, что этому надо положить конец!!!! Но ты бы этого не допустил, не так ли? Никогда не допустил, нет, ты бы не простил, ты бы сумел отомстить, ты умел, ты знал как. Я сама положила этому конец. Знаю, ты меня ненавидишь и никогда не простишь, что ж, значит, мне придется с этим жить…
        Знаешь, я всегда завидовала Кате, Гале… Завидовала твоему отношению к ним. Ты их хоть сколько-нибудь уважал, видел в них людей. А что ты видел во мне, до сих пор остается неясным!!!!
        И напоследок. Ты сейчас дочитаешь это письмо, и, возможно, оно заставит тебя задуматься, но, скорее всего, ты просто ухмыльнешься, ухмыльнешься так иронично, как только ты один умеешь, находя какое-то особенное удовольствие, причиняя мне боль! А я… Ты не думай обо мне, и пусть я снова остаюсь одна, поверь, я куда сильнее, чем ты предполагал, я справлюсь, еще не знаю как, но справлюсь обязательно. Когда-нибудь я смогу все забыть, ты же забудешь раньше. Прости меня и прощай!»
        Когда Мира закончила письмо, на горизонте уже забрезжил рассвет. Она закрыла ноутбук, потерла пальцами уставшие глаза и встала с кресла. Чувствовала она себя смертельно уставшей и разбитой, но в дом не вернулась, чтобы хоть немного поспать. Вместо этого вышла во двор, миновала сад и отправилась к реке.
        Остановившись на берегу, долго стояла, глядя на мутноватую желтую воду, потом спустилась к воде и погрузила в нее ладони, ощутила, как будто что-то отпускает ее изнутри. Над головой кружили вороны, а в ее жизни во все стороны разбегались дороги, и Мира опять не знала, какая из них ее. А ей хотелось только одного - как когда-то в юности вернуть забытую мечту и просто стать счастливой. Обрести наконец себя и не потерять свою душу. Мирослава не знала, правильно ли она поступает, уезжая в Минск и ступая на новый путь, но одно знала наверняка - здесь ее уже ничто не держало.
        ГЛАВА 33
        Две недели Вадим провел в кардиологическом отделении. Все две недели мысли о Мире неотвязно преследовали его. Он не мог отмахнуться от них, не мог не думать… Они лезли в голову, проникали в сознание, будто разъедая его… Вадим снова и снова прокручивал в голове все, что рассказала ему жена, хотел бы не верить, но знал: все правда.
        То, чего он не знал, то, о чем даже не догадывался, то, что Мира не рассказала ему почему-то, то, что, возможно, он и не хотел бы знать никогда, вставало перед ним без прикрас и заставляло содрогаться. Он снова вспоминал Миру, такой, какой увидел впервые - юной, хрупкой, невинной девочкой, и не представлял, как она смогла все пережить.
        Сказать, что он был потрясен тем, что узнал, значит, ничего не сказать. Она была беременна, больна, в отчаянии, вышла замуж от безысходности. А он все это время был, в общем-то, не так уж и далеко. Он, решивший оставить Миру в прошлом, благополучно женился на Ирине, и тем же летом молодожены отправились в медовый месяц в Крым. Если бы он тогда вернулся на хутор, все могло бы сложиться по-другому. И не только в его жизни или Мириной…
        Правда, обрушившаяся на него, была слишком тяжела, невыносима. Вадим чувствовал, как почва уходит из-под ног. И чем больше он думал об этом, тем больше понимал: ему некого винить в случившемся, кроме самого себя. И чем больше он думал, тем яснее понимал: Мирослава заслуживала уважения, а он нет.
        Именно в больнице, бродя ночами в одиночестве по коридору, Самарин будто впервые увидел себя со стороны.
        Когда он снова вышел на работу и узнал, что Мира уволилась, первое, что испытал, было облегчение. Вадим понимал, что не сможет взглянуть ей в глаза и увидеть в них боль, которую он ей причинил. Работа, которая раньше приносила удовольствие, стала в тягость. Сложно было находиться среди людей, улыбаться как прежде, всем своим видом показывая - не произошло ничего такого. Замечать затаенное ехидство и насмешки в глазах коллег. Досадно видеть, как Лина опускает глаза, стоит ему только зайти в приемную, а заговаривает с ним исключительно по необходимости и сторонится его офиса, всем своим видом будто умоляя держаться от нее подальше. Ему хотелось убедить себя, что все по-прежнему, ничего не изменилось. Но где-то внутри чувствовал, это не так. Что-то неумолимо менялось, не в окружающем его мире, в нем самом.
        Дома дела обстояли не лучше. Ирина не разговаривала с ним. Более того, в какой-то момент он понял: пропасть, возникшая между ними, куда глубже, чем он предполагал. Вадим стал тяготиться своим домом, как будто все в нем стало чуждо ему. И даже дети не могли сгладить это ощущение. После работы он не торопился вернуться домой. Сидя в кабинете, пытался работать, но тяжелые мысли, одолевающие его, не давали сосредоточиться. Впервые за сорок лет он решился проанализировать свою жизнь. Подвести какие-то итоги. Впервые за многие годы в нем заговорила совесть. Именно она подсказывала ему самый разумный выход - он должен преодолеть пропасть, помириться с женой, забыть обо всем и жить со своей семьей. Он причинил много боли жене. Но ради детей, семьи, общего дома она простит его, должна простить, он же, в свою очередь, постарается стать хорошим мужем, должен им стать. Вадим без оснований надеялся - пройдет немного времени и все станет на свои места. Все должно быть так, как прежде. О Мире пытался не думать. Но по ночам продолжал видеть ее во снах. «Где она? Что с ней?» - неотвязно вертелось в голове, не
давало покоя. Вадим спрашивал о ней Катю и Галю, но они ничего не знали. Мира ушла совершенно неожиданно и не стала ничего никому объяснять. К тому же она никогда и не была особенно откровенной. Почему-то все в «Береге роз» решили, что она уехала к своему мужу в Чехию, но Вадим-то знал, что никакого мужа нет. Он не мог ей позвонить и встретиться с ней тоже. Но ему необходимо было знать, что с девушкой все в порядке.
        Однажды, не выдержав, он отправился в Старые Дороги, впервые за много лет. Долго сидел в машине, глядя в окна дома, в котором она жила, понимая очевидное: ее здесь нет. Потом вышел, пошел бродить по окрестностям.
        Август подходил к концу. Солнце село за далекий лес, окрасив вечерние темные облака розовым и сиреневым. Над ним бледнел чистый небосклон, а над лесом, с той стороны, где когда-то был хутор, поднималась бледная луна. Вадим шел, сбивая на ходу пожухлые луговые травы и цветы, и сам не заметил, как оказался на тропинке, которая, петляя меж деревьев, вела к хутору. Он пошел по ней. Кто-то перекинул через речку мостки. Осторожно ступая, Самарин прошел их и скоро вышел на опушку. То место, где когда-то стоял дедов дом, основательно заросло. Из леса к груде мусора, обгоревшего кирпича и бревен подбирался подлесок. Забор давно обвалился, и только покосившиеся деревянные столбы все еще виднелись из-за бурьяна. Где-то в глубине леса были похоронены бабушка и дед. Они оба пожелали, чтобы их похоронили не на деревенском кладбище, а здесь, рядом с местом, которое они так любили.
        Родители изредка приезжали навестить могилы, он же не приехал к ним ни разу. Вадим долго стоял на опушке, слушая, как шумит лес. Не тревожно шумит, а как-то успокаивающе. Ветер качал травы, обдувал лицо. Тихо подбиралась ночь. И Вадим чувствовал, как то, что теснило грудь, не давало дышать, уходит, отпускает. Он поднял глаза к небу и увидел первую, едва заметную звезду. Он смотрел на нее и видел деда. Далекое прошлое, детство, проведенное здесь, на хуторе, вставало с пугающей ясностью, и снова он слышал голос деда. Как же он мог забыть о том главном, чему учил дед Максим? Много раз дед повторял Вадимке, как завет, как заклинание - в любой ситуации, перво-наперво, оставаться человеком. Да, дед учил его не прощать обид, быть мужчиной, способным постоять за себя и за свою семью, уметь дать отпор, но не забываться, не опускаться, сохранять достоинство.
        А Вадим запутался, запутался в дымке прожитых лет, заигрался, увлекся. Увлекся женщинами, спиртным и властью, которая позволяла ему унижать, подставлять и использовать людей. Пытаясь утвердить свой авторитет на работе, он, не задумываясь, подличал и изворачивался. Увязнув в подхалимстве и заискивании перед вышестоящим начальством, забыл о совести, чести и достоинстве. Погнавшись за деньгами, пресмыкался и врал. Неискренность стала неотъемлемой частью существования, она руководила его действиями, словами, поступками. Он жил в угоду кому-то и себе, считал, что жизнь такова и играть в ней нужно без правил. Черствость и равнодушие стали главными чертами его характера. Вадим не помнил, что на свете еще существуют доброта и великодушие. И любовь. Только она могла дать полное удовлетворение, как духовное, так и моральное, и только отыскав ее, можно было считать себя счастливым. Вадим всегда находил оправдания всем своим поступкам, но сейчас понял, что оправдания ему нет. Он просто перестал быть человеком. Он сделал несчастной свою жену, опозорил Лину, и Мира…
        Только здесь до него дошло, почему ему так хотелось унизить Миру, почему бывали моменты, когда казалось, что он просто ненавидит ее. Где-то в подсознании он чувствовал: она, в отличие от него, никогда не шла на уступки с совестью. Он искал любви женщины, но не заслуживал ее.
        Утром Вадим сказал Ирине, что не может больше жить так, жить с ней. Она права, они действительно испортили друг другу жизнь. Но как бы там ни было, он благодарен за детей. Она еще молода, говорил он, и, возможно, его уход даст ей шанс начать новую жизнь с другим мужчиной. Нет, он, конечно, не отказывался от детей, намереваясь помогать им и видеться с ними, но жить с ней в этом доме, в этом поселке, среди этих людей больше не мог. Как и не мог работать в «Береге роз».
        Вадим уволился, собрал вещи и уехал к родителям. Там он и прочел электронное письмо от Миры. Он понимал, что заслужил все то, что она написала ему. Но теперь это уже было неважным. Получив письмо, он испытал лишь облегчение, узнав, что с девушкой все в порядке. Мысленно пожелав ей счастья, Вадим не стал писать ответ. Он стремился к другому. Он хотел покоя и не поверил бы, если бы ему сказали вдруг пару месяцев назад, что только это ему и нужно будет сейчас. Вадим хотел покоя среди лесов и лугов, там, где безымянная речушка несла свои воды, там, где прошли лучшие годы его жизни, там, где он еще мог обрести себя.
        Все, чем он жил до этого, грело душу, дарило усладу, но недолго, душе его все же нужно было нечто большее, эгоизм и честолюбие не допускали этого. Материальные блага, доступные женщины, власть над людьми опустошили его. Только теперь Вадим стал это понимать. Теперь он стремился к иному.
        Он нанял людей и за неделю расчистил поляну от мусора, крапивы и поросли молодых сосенок. Самарин сам копал яму под фундамент. Весь следующий год, мотаясь из города на хутор и обратно, был занят строительством дома: золотистого бревенчатого сруба с резными наличниками и крыльцом и крышей из металлочерепицы. Чуть поодаль он сложил баньку и гараж. Обнес участок кованым забором, немного раньше поставив столбы и возведя фундамент из красного кирпича. Вадим построил дом и остался там жить к полному недоумению своих родных. Он ездил отсюда на работу, иногда оставался у родителей. На выходные и каникулы забирал к себе детей, благо, Ирина не чинила препятствий. И, как когда-то давно, гулял с детьми по лесу. Весной они ставили березовый сок, летом собирали ягоды и грибы, ходили рыбачить. Зимой, приобретя ружье, Вадим любил в одиночестве побродить по лесу. И получал от такой жизни удовольствие. Новая жизнь пошла ему на пользу. Он похудел, лицо утратило нездоровый землистый оттенок, исчезли мешки под глазами и красные прожилки.
        Весь год у Вадима, занятого расчисткой поляны и строительством, не было женщин. Иногда, вспоминая об этом, он удивлялся самому себе и лишь усмехался. Строительство дома и новая жизнь увлекли его настолько, что на какие-то знакомства и интрижки просто не оставалось времени, и Самарин не страдал от этого. А потом, уже поселившись в своем золотистом срубе, он увидел по телевизору Миру, и ему стало не до других женщин… Началась масштабная реклама телешоу, в котором Мирослава была ведущей.
        Весь прошедший год он думал о ней, вспоминал. Когда увидел рекламу шоу, когда увидел ее - красивую, уверенную, улыбающуюся, когда услышал ее голос, как будто по-новому ее узнал. Теперь между ними не было того, что стояло прежде. Теперь они были равны, а в социальном статусе она даже превосходила его. После того, как телешоу началось, он не пропускал ни одной передачи. Мужчина улыбался ее шуткам, удивлялся ее остроумию, поражался ее легкости и раскованности. Вадим смотрел шоу и будто знакомился с Мирой заново. Ведь на самом деле он ее и не знал. Когда-то он познакомился с семнадцатилетней девочкой и проникся к ней нежностью. Они были знакомы всего несколько дней, а потом их разлучили годы.
        Когда они встретились снова, когда у них завязался роман, его уже не интересовали ни ее жизнь, ни ее проблемы, ни тем более ее мысли. Он хотел ее и получил, остальное было неважным.
        Вадим радовался Мириному успеху, но четко понимал: для него места в ее новой жизни нет. И он нисколько не удивился бы, если бы однажды узнал, что она кого-то полюбила, вышла замуж, навсегда забыв о нем…
        И уж конечно он не ждал ее в Старых Дорогах. С этой деревней ее больше ничего не связывало. Поэтому, когда Вадим увидел здесь Миру, не поверил собственным глазам. Он не подошел к ней, не осмелился подойти и потом. Знал, что не сможет найти таких слов, которые смогли бы загладить его вину за прошлое. А одно-единственное «прости» не могло выразить того, что он чувствовал на самом деле. Да и поверит ли Мира его словам? Нет, он знал, что нет. Он сдерживал себя, но понимал, с каждым разом понимал все отчетливее - она нужна ему. Только она одна и нужна была ему всегда. Но прошел еще один год, прежде чем Вадим осознал, что больше не сможет без Миры.
        Мира не смогла бы сказать, что заставило ее снова вернуться в Старые Дороги, в старый дом в полупустой деревне, где она прожила несколько лет, не счастливых лет, и все же… Она уехала оттуда, не оглянувшись, почти сбежала. Но в Минске, много позже, девушка осознала, что скучает по деревне и по дому. Она успела к нему привязаться, оставив в нем часть своей души. Однако прошло полтора года, прежде чем она осмелилась приехать туда.
        После того, как закончились съемки рекламы для фирмы Степика и Гарика, Мира поступила в школу телевидения при столичном телецентре. Какое-то время жила в квартире Рудинского, потом сняла небольшую двушку. Первый год в Минске был особенно труден, но она справилась, выстояла. Окончив курсы при телевидении, получила работу. Мира удивительно гармонично смотрелась в кадре, она не боялась камер, даже не замечала их. И камеры ее любили. Через год девушка съездила в Прагу навестить Иришку Войде, которая к тому времени вышла замуж. А еще спустя год вместе с Ирой, ее мужем, Степиком, Гариком, Катей и Андреем провела отпуск на Антибах.
        За эти годы Мирослава очень сблизилась с Ляхновичем. Была дружна и с женой Гарика, обожала их маленькую дочь Лизу, крестной матерью которой стала.
        Со временем у Миры появились поклонники. Став ведущей популярного телешоу, она приобрела известность и превратилась в весьма заметного человека. Но никто ее по-настоящему не интересовал. И Мира не особенно страдала от этого.
        Прошедшие несколько лет ничего не изменили в личной жизни девушки. Иногда она вспоминала о Самарине, не могла не вспоминать, но это уже не причиняло боли, впрочем, как и радости. Она вспоминала о нем как-то отстраненно, как о человеке, навсегда потерянном, ушедшем… Мира ничего о нем не знала, но предполагала, что в его жизни с ее исчезновением ничего не изменилось. И только узнав от старушек о новом срубе на хуторе и его хозяине, который был очень внимателен к бабулькам и не отказывал, если те обращались к нему с просьбой помочь или что-то привезти из города, Мира поняла: все было не зря. Бабульки рассказывали о нем с теплотой и уважением, не вспоминая давней истории хутора и его хозяев и вряд ли догадываясь, как на самом деле Вадим тесно связан с хутором и прошлым. Сначала девушка испугалась близкого соседства с Самариным, а потом поняла: их судьбы разошлись навсегда. Теперь у каждого своя дорога, а прошлое больше не вернется.
        Мира стала жить не для кого-то, ни кем-то, а для себя, сама по себе и была счастлива тем, что имела. Не оглядываясь назад, не заглядывая вперед, она приняла свою судьбу и стала жить с ней в ладу.
        Возможно, когда-нибудь кто-то встретится на ее пути, возможно, когда-нибудь она снова сможет полюбить… Девушка верила в это, но не особенно надеялась. Вот в чем они были похожи со Степаном Рудинским, что, возможно, было у них семейным, так это то, что оба были однолюбами. Мира никогда не спрашивала братца, куда тот нередко исчезает, уезжая из Минска, а по возвращении замечала в его глазах такую тоску, что больно было смотреть. Но кое-что все же подозревала. А потом, когда узнала о построенном доме на месте когда-то сгоревшего и его хозяине, поняла: Степик ездит к Ирине Самариной. И видно, не все там так гладко, как хотелось бы. Сложно снова поверить человеку, пережив боль предательства… Но Рудинский был упрям, и Мире хотелось верить, что у их истории будет счастливый финал.
        ЭПИЛОГ
        Стоял ясный летний полдень. Обжигающий зной казался невыносимым, если бы не ветерок, запутавшийся в кронах деревьев, приносивший некоторое облегчение. Покачивались луговые травы, клонились к земле васильки, притягивала пчел медуница, чуть слышно шептал лес, звенел в поднебесье жаворонок…
        Обычно в такой день сложно встретить кого-либо в Старых Дорогах. И старики, доживающие свой век, и те немногие дачники, которые приезжали сюда отдыхать, предпочитали в это время суток сидеть дома. Одна Мира Ярославская, не особенно страдая от жары, покинув дом, прогуливалась по окрестностям, облачившись в цветастое ситцевое платье, прихватив соломенную шляпку и солнцезащитные очки.
        Время от времени она закрывала глаза и поднимала лицо к небу, к солнцу. Разводя руки в стороны, позволяла ветерку обдувать ее тело, трепать светлые волосы. Соломенную шляпку то и дело приходилось придерживать рукой. Ветер так и норовил сорвать ее с головы и унести прочь.
        Мирослава могла до бесконечности гулять по бескрайним просторам, простирающимся вокруг деревни. Она не искала общества. Теперь «общества» ей хватало и в Минске. После камер, софитов, сценариев и режиссеров здесь она просто отдыхала. Наслаждалась тишиной и покоем. Время странствий, бесприютности и одиночества закончилось в тот день, когда она согласилась уехать со Степиком в Минск.
        С тех пор прошло три года. Три года кропотливого труда, упорной работы, в первую очередь, над собой. У нее теперь была другая жизнь, престижный род деятельности, собственная квартира и старый дом в деревне, в который иногда она возвращалась. Возвращалась не в прошлое. С ним девушка примирилась, справилась и отпустила. Время все расставило по местам, и она гордилась собой.
        Развлекательное шоу на Первом национальном, которое Мирослава вела то с Юрьевым, то с Рудинским, то с Ляхновичем, стало для нее настоящим спасением. Интересные встречи, пикантные шуточки, смех и веселье, коими шоу было наполнено, его рейтинг и интерес зрителей заставляли девушку по-новому взглянуть не только на жизнь, но и на саму себя. Лишь в Минске, обретя наконец почву под ногами, она сбросила оковы, в которые сама себя заточила много лет назад.
        Теперь она свободна от прошлой жизни, от воспоминаний, от тягот, ложившихся на плечи, от собственной вины и от того, что никак не могла простить себе, окружающим, родным. Все растаяло, развеялось, как дым. И Мира поняла, как глубоко ошибалась, цепляясь за вещи и обиды, которые только тянули вниз.
        Своей квартирой, купленной и отделанной на собственные деньги и по собственному вкусу, Мира не могла нарадоваться. Дом же Лешиной бабушки стал приютом для души.
        И пусть Мира по-прежнему оставалась одна, она жила в ладу с собой и от этого была счастлива. Больше не было ни сомнений, ни терзаний, ни мучений, только тихое безоблачное счастье ее души.
        Нагулявшись вволю по лугу, девушка спустилась к реке, вода которой даже в такую жару сохраняла прохладу и чистоту, являясь поистине благодатью. Мира часто приходила сюда. Сбросив босоножки, подобрала подол платья и спустилась к воде. Каким же было удовольствием погружать разгоряченные ступни в прохладную воду, переступать с камня на камень, касаться пальцами песчаного дна.
        Глядя на реку, Мирослава иногда думала, что она похожа на ее жизнь. Местами такая же глубокая и полноводная, где-то узкая и мелкая, она, петляя меж луговых трав и ломаясь в самых неожиданных местах, исчезала в непроходимых чащобах леса, не имея ни начала, ни конца. И неизвестно, что ждало ее за очередным поворотом. И неизвестно, что еще могла преподнести Мире жизнь.
        Девушка неторопливо ступала по воде, щурилась от солнца и беспричинно улыбалась. Она была здесь одна и не ждала неожиданных встреч, будь-то человек или зверь.
        Поэтому сразу почувствовала, что уединение ее нарушено.
        И застыла на месте.
        В нескольких метрах от нее, на другом берегу реки стоял Вадим Самарин. Засунув руки в карманы брюк, он пристально вглядывался в ее лицо.
        Как и Мира, в этот воскресный летний полдень Самарин вышел прогуляться. Было жарко, поэтому он пошел к реке, скрытой кронами деревьев, и, не торопясь, пошел по течению вверх. Он не знал, когда Мира приезжала в деревню и когда возвращалась обратно. Он не знал, как надолго она здесь задерживается. Сейчас, когда лес остался за спиной и он вышел в луга, подступающие к деревенским огородам, их встреча была неожиданна и случайна. Сердце екнуло в груди, а ноги сами понесли его вперед. Мужчина по-прежнему не знал, что скажет ей, но если она прогонит его, уйдет навсегда.
        Когда он нагнал Миру, она как раз спустилась к реке. Девушка обернулась, и Вадим увидел ее глаза. Они сказали ему больше, чем могли бы сказать любые слова. Глаза ее зажглись светом… Серо-голубые лесные озера будто пронзили солнечные лучи. Ничего другого Вадиму и не надо было.
        Мира разжала пальцы, сжимающие подол платья, и легкую ткань быстро подхватило течение.
        Надеялась ли Мира на эту встречу? Верила ли? Нет! Захлопнув двери прошлого, она навек попрощалась с ним, но сейчас, как озарение, как вспышка молнии, пришло осознание произошедшего. Прошлого больше не было. А они снова здесь, на границе хутора и Старых Дорог. Оба вернулись туда, где когда-то все и началось. Вернулись к тому, от чего много лет бежали.
        Они молча стояли, глядя друг на друга. Мужчина и женщина, заплутавшие в дымке лет, но сумевшие найти путь к самим себе. И если оба они были здесь, значит, не все еще для них потеряно.
        ПЕРВАЯ ГЛАВА
        С 2012 года Издательство «Регистр» проводит литературный конкурс для начинающих писателей «Первая глава».
        «Первая глава» - это проект, который помогает издательству открывать новые имена, это возможность для начинающих авторов увидеть книгу на полках книжных магазинов со своим именем на обложке.
        В состав жюри конкурса входят известные люди - журналисты, литературные критики, писатели, книготорговцы, редакторы. Первым победителем стал Игорь Поляков, который прислал на конкурс повесть «Пространства».
        Оксана Хващевская - победитель второго сезона литературного конкурса для начинающих авторов «Первая глава».
        Оксана родилась и выросла в деревне Глыбов Гомельской области. Ее родители простые люди, всю жизнь проработавшие в сельском хозяйстве. Уже в 10 классе под влиянием романов А. и С. Голон и Ж. Бенцони Оксана написала свое первое произведение. Она любит фотографировать пейзажи, много читает, разводит цветы на приусадебном участке родителей.
        В своей книге Оксана Хващевская возвращает читателях историческому прошлому нашего края, событиям Великой Отечественной войны, репрессиям, молодости наших бабушек и дедушек. Ищет путь к сохранению деревень, хуторов, старых усадеб, за которыми стоит история и человеческие судьбы. Озвучивает острые социальные проблемы. Причем делает это не только на словах: сама Оксана Хващевская строит дом в одной маленькой деревеньке, в которой жило не одно поколение ее предков, на том самом месте, где когда-то стоял дом ее прабабушки.
        ВНИМАНИЕ!
        ТЕКСТ ПРЕДНАЗНАЧЕН ТОЛЬКО ДЛЯ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ЧТЕНИЯ.
        ПОСЛЕ ОЗНАКОМЛЕНИЯ С СОДЕРЖАНИЕМ ДАННОЙ КНИГИ ВАМ СЛЕДУЕТ НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО ЕЕ УДАЛИТЬ. СОХРАНЯЯ ДАННЫЙ ТЕКСТ ВЫ НЕСЕТЕ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ В СООТВЕТСТВИИ С ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВОМ. ЛЮБОЕ КОММЕРЧЕСКОЕ И ИНОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ КРОМЕ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО ОЗНАКОМЛЕНИЯ ЗАПРЕЩЕНО. ПУБЛИКАЦИЯ ДАННЫХ МАТЕРИАЛОВ НЕ ПРЕСЛЕДУЕТ ЗА СОБОЙ НИКАКОЙ КОММЕРЧЕСКОЙ ВЫГОДЫ. ЭТА КНИГА СПОСОБСТВУЕТ ПРОФЕССИОНАЛЬНОМУ РОСТУ ЧИТАТЕЛЕЙ И ЯВЛЯЕТСЯ РЕКЛАМОЙ БУМАЖНЫХ ИЗДАНИЙ.
        ВСЕ ПРАВА НА ИСХОДНЫЕ МАТЕРИАЛЫ ПРИНАДЛЕЖАТ СООТВЕТСТВУЮЩИМ ОРГАНИЗАЦИЯМ И ЧАСТНЫМ ЛИЦАМ.