Любовь и смерть на Гавайях Наоми А. Хинц
        В книгу включены романы известной американской писательницы Наоми А. Хинц.
        «Каменная гвоздика» повествует о жизни молодой, любящей женщины. В ее судьбе наступило время перемен. А началось все со странной находки в заброшенном лесу…
        «Любовь и смерть на Гавайях» — захватывающая история Сары Мур, полная грустных и радостных происшествий…
        Наоми А. Хинц
        Любовь и смерть на Гавайях
        Каменная гвоздика
        ГЛАВА 1
        Впереди стало светлее, и чаща кончилась. Солнечные лучи казались после темноты прохладного леса ослепительно яркими. Каролин немного постояла, не шевелясь, стараясь привыкнуть к свету, затем осторожно, опасаясь змей, пересекла редкий подлесок и приблизилась к руинам, заросшим плющом и диким виноградом. Блики солнечного света танцевали на листьях деревьев над ее головой и на серых каменных обломках. Подул легкий ветерок, приподнявший зелень листвы, и солнце неожиданно осветило кусок гранитной плиты, именно такой формы, которую она давно искала, чтобы закончить строительство новой террасы.
        Перед этим Каролин Коул целый час собирала землянику в высокой траве горного луга. Но мысли о незаконченной террасе все время крутились у нее в голове. Она бродила по склону горы, ощущая теплоту майского утра и испытывала радость от каждой, даже крохотной ягоды, бережно укладывая ее в корзинку, как редкое и хрупкое сокровище. Ягоды были необыкновенно сладкие и душистые, но, к сожалению, их едва хватит, чтобы подать сегодня гостям на десерт.
        А сегодня за столом соберутся три самых дорогих для нее человека: Эллен, самая очаровательная свекровь на свете, Харви, ее богатый друг, за которого она надеялась выйти когда-нибудь замуж и, конечно, Джейсон. Любимый Джейсон, который каждую ночь возвращается к ней по сбегающей с гор дороге. Слава Богу! Спасибо Эллен. Спасибо Харви, благодаря его помощи Каролин смогла осуществить свою мечту.
        Хотя в ее корзинке было не очень много ягод, вполне можно заняться камнем. Она вспомнила, что только сегодня ночью мечтала о чем-то подобном, чтобы заполнить пустое пространство на террасе. И вот перед ней лежала каменная плита, как раз такая, как нужно. Грубый камень, двадцать на тридцать дюймов, один, ну может быть, два таких прямоугольника прекрасно заполнят место слева от входной двери. Надо только подобрать камни одинаковой толщины, чтобы один был не толще другого более чем на пару дюймов, с остальным она знала, как справиться.
        Уже в течение нескольких месяцев она занималась ремонтом дома, вытаскивала из декоративной кладки, идущей вдоль фасада дома, разрушившиеся камни и заменяла их новыми, которые находила поблизости. Вначале она таскала камни лишь затем, чтобы замостить большую лужу перед парадной дверью, но работа увлекла ее, планы стали более дерзкими. Она научилась обращаться с молотком и долотом. И сейчас уже была близка к завершению небольшой каменной террасы, с которой открывался замечательный вид на долину и дальние холмы, восточные отроги Аппалачей.
        Каролин поставила корзинку с земляникой в тень. Она была небольшого роста, худенькая, одевалась всегда очень просто. Ее обычной одеждой был старый шерстяной свитер Джейсона и выцветшие джинсы. Глаза под правильно очерченными бровями на солнце казались рыжими, но на самом деле были светло-карими. Впрочем, иногда они казались почти черными из-за густых, хотя и коротких ресниц. Длинные черные волосы свободно падали ей на плечи, и ей частенько приходилось откидывать их на спину. Сейчас Каролин перехватила волосы сзади шнурком от ботинок, просто потому, что он раньше, чем что-то другое, попался ей под руку. Ее лицо могло быть прекрасным, когда она была спокойна, но, как ей сказала однажды Эллен, становилось безобразным, если она злилась. По правде говоря, даже Элизабет Тейлор, вероятно, в приступе гнева была не такой уж красавицей.
        В винограднике послышался шорох, Каролин замерла, вглядываясь в заросли листьев, откуда шел звук. Наконец оттуда появилась знакомая морда Скинни, ласкового бездомного пса, который приходил к ней каждое утро. Впервые он появился у нее под дверью зимой, жалкий, полузамерзший. Она назвала его Скинни и стала подкармливать. А сейчас он с глупой улыбкой на простодушной морде носился по майскому лесу в поисках кроликов.
        Птицы не умолкали ни днем, ни ночью. Вдали раздавался шум трактора, работающего на ближайшей ферме. Потом этот звук замер, как отрезанный ножом.
        Каролин решила рассмотреть получше приглянувшийся ей камень. Может быть, и не было смысла им заниматься, если он слишком глубоко врос в землю. Она взяла толстую палку и попыталась немного откопать его, чтобы определить толщину. Неожиданно ей пришла в голову мысль, что, если она сейчас наткнется на нору щитомордника или гремучки, она вполне может расстаться с жизнью. Не было надежды, даже если она и закричит, что кто-нибудь из соседей услышит и придет ей на помощь. Ближайшие соседи — Джинтеры — жили на вершине горы, и на участке все их бесчисленные малыши всегда поднимали невообразимый гвалт, способный заглушить пролетающий реактивный самолет средних размеров. Мэтти Нофф, которая жила на полдороги от дома Каролин к Джинтерам, было девяносто два года, и она считалась сумасшедшей. К тому же на горе ни у кого не было телефона.
        Воображение разыгралось. Каролин ярко, как на экране, представила картину своей гибели со всеми подробностями: она увидела себя лежащей со сложенными руками, как на гравюре Пасси, вокруг нее в гостиной стоят Джейсон, Эллен и Харви с бокалами в руках и с печалью на лицах. Ее похоронят под кустом жимолости… Наверное, это ужасное ощущение, когда тебя кусает змея… Интересно, она распухнет или посинеет, или с ее телом произойдет что-нибудь еще более ужасное? Нет, нет, Джейсон не позволит держать ее гроб открытым, если она будет выглядеть так ужасно. Он догадается, что ей это было бы неприятно.
        Она продолжала воображать печальную сцену своих похорон. Да, на ее могиле посадят именно жимолость. Она терпеть не могла никаких лилий, которые так любят сажать на кладбищах. Потом все оставят ее одну и разойдутся по своим домам, а она останется лежать здесь, в деревне, одна-одинешенька, и скоро все забудут о ней…
        Каролин в задумчивости водила пальцами по краю камня, и какая-то часть ее сознания бодрствовала, не участвовала в грезах, а продолжала думать о размере террасы. Она где-то читала, что на лица умерших наносят специальную косметику, наверное, это область какой-то погребальной культуры. А иногда женщинам даже делают перманент.
        Перманент? Каролин опомнилась и нахмурилась. Она, наверное, что-то не так поняла в той статье.
        Девушка вытерла руки о джинсы, откинула растрепавшиеся волосы назад. Чем бы их завязать, чтобы не мешали? И куда подевался этот шнурок? Эллен непременно бы сказала: Каролин, всегда завязывай волосы повыше, на затылке, если хочешь выглядеть привлекательной.
        А на это следует ответить: да, моя дорогая, я должна выглядеть особенно привлекательной для такого случая, как этот.
        Так, кажется, говорила какая-то кинозвезда. А может быть, стоит подкрасить ресницы? Ее собственные были густые, но слишком короткие. Она даже купила за пять долларов тушь для ресниц со специальным удлинителем, когда Джейсон начал ухлестывать за той девицей из шведского посольства. Кажется, все называли ее Свея. Потом были другие девушки: Марни, Джан и еще несколько, имена которых она уже забыла.
        Отбросив палку, которой она окапывала камень, Каролин решила, что надо сходить за инструментами. Подняла корзинку с земляникой и пошла через лес по направлению к дому, вспоминая, каким унизительным был третий год совместной жизни с Джейсоном для них обоих. Джейсон работал рекламным агентом без всякой надежды на повышение. Ее жалованье декоратора в фирме мистера Орра было намного больше его. И в следующем году мистер Орр предложил ей возглавить отделение его фирмы за границей.
        — Но я не хочу делать карьеру!  — плакала она тогда в Вашингтоне в квартире Эллен, которая всегда была на ее стороне.  — Я хочу только Джейсона и ребенка от него, да маленький домик где-нибудь в пригороде, ведь мне уже двадцать пять!
        Эллен оторвалась от задумчивого созерцания с одиннадцатого этажа скоростной магистрали, проходившей под окнами ее квартиры, и спросила:
        — Скажи-ка, а сколько денег тебе оставили в наследство родители?.. Прости, дорогая, я хотела сказать, твои приемные родители, ну те люди, что удочерили тебя? Я помню, их звали тетя Фреда и дядя… А вот его имя я забыла.
        — Дядя Амос. Они оставили пять тысяч долларов.
        — Ты смотрела объявления в газетах? Нет? Начинай. Если ты отъедешь немного от Вашингтона, то вполне сможешь присмотреть что-нибудь недорогое. Помотайся по окрестностям в выходные и выбери место, которое тебе понравится. И это поможет вытащить Джейсона из его проклятого посольского окружения. Он ведь тут тоже несчастлив, как и ты. Дорогая, я хорошо знаю моего мальчика и думаю, если вы переедете, вам будет лучше, вы станете ближе друг другу. Я не хочу защищать его, и тем более не хочу ни в чем упрекать тебя, но мне кажется, тебе самой придется сделать следующий шаг.
        Каролин взглянула на белку, скакавшую по веткам у нее над головой, и улыбнулась, она вспомнила первую реакцию Джейсона, когда она прочитала ему объявление из «Вашингтон Пост».
        Он сказал тогда:
        — Постреленок,  — это прозвище сохранилось за ней еще со времен его ухаживаний,  — я все-таки занимаюсь рекламой и кое-что в этом смыслю. То, что они предлагают в твоей дурацкой газете, должно звучать приблизительно так: «Прогуляйтесь по нашим дивным лиственным лесам, полным очаровательных полевых мышей, змей и смертельно опасных пауков. Вы окажетесь в прошлом, в полном опасностей реликтовом лесу. Берите на прогулку своих друзей! Садитесь в ваш «порш» и по полному бездорожью приезжайте сюда! Ловите рыбу в наших стремительных безрыбных реках!» Но они все приукрашивают, потому что им за это платят, и потому ты читаешь именно то, где нет ни слова правды.  — Потом он все-таки переспросил: — Ну-ка прочти еще о том прекрасном месте, куда ты собираешься нас переселить.
        Она рассмеялась тогда. Это был тот период, когда они были предельно вежливы друг с другом. Но в первые же выходные, захватив Эллен, она отправилась смотреть место по объявлению.
        Они добрались до «прелестного местечка, рядом с которым протекает кристально чистый ручей, в котором кишмя кишит форель», как было сказано в рекламном проспекте. И увидели ручей, в котором кишело что-то, явно не похожее на форель, а более всего напоминающее отходы от резиновой фабрики. Потом они добросовестно осмотрели «очаровательную местность», которую портили лишь напоминающие гигантские ноги опоры высоковольтной линии. Полюбовались и скоростной дорогой, которая заканчивалась почему-то у двери одного из соседних домов.
        Но долина в ущелье соседних гор напоминала картинку из книги старинных сказок, и казалось, время забыло оставить на ней свой след.
        Ближайшая деревня, со странным названием Лост Ривер, представляла печальное зрелище: нищета и запустение. Мельница являлась единственным доходным предприятием на много миль в округе. Правда там еще был банк, разместившийся в здании окружного суда, и перед входом в него стояла вереница людей, терпеливо ожидавших чего-то.
        Мистер Макларен, представитель фирмы по продаже недвижимости, к которому им порекомендовали обратиться в Вашингтоне, принял их в пыльной конторе и зачитал купчую на их предполагаемую покупку: «дому недавно исполнилось двести лет, но он в приличном состоянии, окружен деревьями. Участок лиственных деревьев доходит до водопада. Вокруг дома разбит сад» и так далее. Потом мистер Макларен развел руками:
        — Да, это писал настоящий поэт, сидя в Вашингтоне. Но, знаете, леди, за все время моей практики довольно много людей попадалось на удочку после таких объявлений. В вашем случае я могу сообщить вам действительно интересную новость. В скором времени здесь собираются проложить скоростную магистраль со всеми вытекающими из этого последствиями. Вы понимаете, как эти участки поднимутся в цене после этого?
        — Я, то есть мы,  — Каролин взглянула на свекровь, та ей ободряюще кивнула,  — мы действительно хотим купить этот дом, чтобы жить в нем. Нам понравилось именно это место, мистер Макларен. И нас не особенно заботит ваша магистраль.
        Тут уж Макларену ничего не оставалось делать, как отправиться вместе с ними к месту их будущей покупки. По дороге он рассказал им, что зимой здесь особенно одиноко, и их ближайшими соседями будет семейство Джинтеров, у которых куча детей, за которыми приезжает по утрам желтый автобус, чтобы отвезти их в школу.
        — Джинтер, старое вирджинское имя, как утверждает Лес Джинтер,  — почему-то вздохнув, добавил их проводник.
        Эллен сидела в машине с закрытыми глазами, стараясь не вслушиваться в болтовню Макларена. Каролин же с интересом вертела головой по сторонам, а Макларен не унимался и уже перешел к истории о бывших владельцах их дома. Он рассказал им, что раньше этим участком владело немецкое семейство по фамилии Людвиг.
        — Они построили этот дом еще до революции. Последний владелец из семейства Людвигов умер сорок лет назад. Ему было около ста лет. Так что можно заметить, это очень здоровое место.
        Каролин с ним согласилась. Тогда он объявил с важностью:
        — Ну вот и ваш будущий дом.
        С этими словами он резко свернул вправо, затормозил под высокими деревьями и указал им, слегка ошеломленным, на маленький домик с покосившимися трубами и покрытый поседевшей от времени дранкой.
        Дом съежился от времени, как съеживаются старики, и, казалось, хотел, чтобы его оставили в покое, позволили ему разваливаться с миром. Оконные рамы были кое-где выломаны, а стены, когда-то выкрашенные в зеленый цвет, пузырились под слоями отслаивающейся краски.
        Эллен вышла из машины и уселась на сломанный стул, стоявший у двери. Каролин помчалась осматривать дом. Под ее шагами старинные половицы довольно сильно поскрипывали и вздыхали, протяжно и задумчиво повизгивали рассохшиеся двери. Внизу было четыре комнаты, а наверху — две спальни под скошенной крышей. Ванная комната оказалась на самом чердаке.
        Все в этом доме было замечательно! Мистер Макларен поклялся, что здесь всегда сухо, даже в самые проливные дожди. Электричество и горячую воду можно включить в ближайшее время, надо только пригласить мастера.
        Каролин осмотрела сад, огород, в котором чудом остался в живых аспарагус и пышно раскустился ревень. На яблонях начинали наливаться крошечные зеленые, как трава, яблочки. Возле входной двери цвел роскошный куст темно-бордовой сирени. Каролин вздохнула и обвела взглядом раскрывающуюся перед ней долину:
        — А сколько здесь акров, вы сказали?
        — Девяносто шесть. Тощая земля и каменистая почва. Когда-то некоторые умники пытались завести здесь хозяйство, начали валить деревья, да потом пожалели сосны и забросили это дело. Ну, если вы надумаете это покупать, то станете хозяйкой хорошенького пятикомнатного домика, который можно будет выкрасить, например, в голубой цвет, вокруг разбить цветник, поставить железные ворота и так далее. Подумайте об этом, миссис Коул.
        Каролин вспомнила, как выписала чек на всю свою наличность в банке, чтобы внести аванс за дом, надеясь скоро собрать недостающие деньги. К тому же Эллен подала дельную мысль попробовать уговорить Харви внести оставшуюся сумму и оказалась права. Правда, Каролин уже тогда подозревала, что Джейсон придет в ярость от ее покупки, и тоже оказалась права. Он отказался принимать участие в этой идиотской затее, и ей пришлось оформлять дом только на свое имя.

* * *
        Лес кончился, и она начала карабкаться по камням, старательно удерживая равновесие, чтобы не рассыпать землянику. Отсюда, сверху, ей было видно все, чего она добилась за этот год. Слева от дома она разбила огород, на грядках краснела отменно крупная редиска, зеленел лук, салат, курчавилась петрушка. Возле входной двери пестрой куртиной сияли простодушные анютины глазки. Заброшенный сарай она превратила в гараж. Трубы над домом приняли вертикальное положение. Впрочем, в этом была не только ее заслуга — в ноябре Джейсон наконец смирился с покупкой.
        Конечно, это далось Каролин нелегко. В прошлую зиму они едва не замерзли, из всех щелей дуло, рамы оказались плохо пригнаны, а у Джейсона не до чего не доходили руки. Он сдавал экзамен на получение лицензии и готовился к нему, как сумасшедший. А лишних денег, чтобы кого-нибудь нанять для ремонта дома, у них не было. Каждую трату, превышающую двадцать долларов, они тщательно обсуждали по вечерам. Единственное, что у них осталось от прежнего благополучия, было чувство юмора. Когда кончалась провизия, они отправлялись в деревню, где покупали настоящее деревенское масло по цене наидешевейшего маргарина.
        — Это ли не удача, а, Джейсон Коул?  — каждый раз спрашивала его Каролин.
        Но сейчас ему удалось сделать несколько удачных продаж, и кое-что стало налаживаться. Его энтузиазм и дружелюбие действовали на покупателей лучше, чем холодноватый меркантилизм Макларена, к которому он перешел теперь работать.
        Скинни проводил ее до входной двери. По размеру он был похож на колли, белое пятно под нижней челюстью, одно ухо сломано и всегда висело набок. Он охотно выполняет простые команды и всегда остается лежать у входной двери, когда она заходит в дом. А с его морды не сходит беззаботная глуповатая улыбка.
        Каролин спрятала в холодильник землянику, еще раз вдохнув ее сладкий аромат, и представила, каким удовольствием засияет лицо Харви, когда он ее увидит. Конечно, он за свою жизнь попробовал достаточно всякой земляники в Греции или Турции, или где-нибудь еще. Ведь он исколесил полмира, работая экспертом-оценщиком искусства Византии для крупнейших музеев.
        Джейсон, конечно, будет недоволен его приездом, но что поделаешь, его мать мечтает выйти замуж за Харви, и ему приходится мириться с его обществом. Когда Джейсон начинает злиться в его присутствии за столом, Каролин приходится незаметно наступать ему на ногу.
        Сегодня она задумала приготовить самый простой обед. Но как раз это займет много времени: мясо по-бургундски с девятнадцатью ингредиентами, хлеб грубого помола, который она должна купить на той стороне горы, где работает старинная мельница, сказочно вкусное деревенское масло, которого никогда не найдешь в городе, наверное потому, что его нужно сбивать только вручную и потом сразу раскладывать в маленькие деревянные формочки.
        Из огорода она принесет редиску, листовой салат, лук; ей еще надо выбрать время и сбегать за водяным крессом, его листья украсят любое блюдо. Руби Джинтер научила ее пользоваться этим растением, и наверняка Харви никогда не пробовал его раньше. Десерт она предложит на террасе. Земляника и кофе прекрасно завершат обед.
        Завороженные тишиной, они будут сидеть и смотреть на тихо угасающий над долиной день, на снующие вверх по дороге машины. Дорогой Джейсон, дорогая Эллен, дорогой Харви! Как же все хорошо! Позднее ей покажется, что в тот момент счастье просто переполняло ее.
        Харви абсолютно не интересовали ее успехи в благоустройстве дома, огорода, остального участка земли, но ее гостиную он одобрял. И сейчас она старалась привести ее в порядок наилучшим образом. На низкий столик перед камином поставила вазу с тигровыми лилиями. Немного беспорядка тоже придаст комнате своеобразное очарование. Сделать абажур для настольной лампы из выдолбленной тыквы была идея Харви, а ножная скамеечка Джейсона будет хорошо гармонировать со старинным резным стулом ручной работы. На полу — пестрый ковер, который она купила, еще когда работала у мистера Орра, много книг, много ярких разноцветных подушек на старенькой софе. Над камином висела старинная гравюра, которую она никак не удосуживалась рассмотреть как следует, хотя на ней были изображены какие-то странные животные фантастического вида и дети, похожие на кукол, которые требовали очень внимательного зрителя.
        И сейчас, как всегда, у нее начиналась спешка. Взглянув на часы, висевшие на кухне, она решила, если поторопится, то еще успеет сбегать на гору и разобраться с тем камнем. Затем короткий отдых, она примет ванну, уложит волосы, нанесет косметику, которую ей привезла Эллен в прошлые выходные. И когда они приедут, а будет это не раньше пяти, она все завершит наилучшим образом. Каролин глубоко вздохнула и принялась за дела.
        Скинни бросился сопровождать ее, но временами отвлекался на каких-то птиц и убегал, теряясь в зарослях, напоминая о своем присутствии лишь редким лаем. Когда она добралась до склона горы, солнце стояло уже высоко и вовсю припекало.
        Каролин наклонилась над предметом своих раскопок. Потревоженные ее работами муравьи торопливо переселялись, осторожно перетаскивая яйца и какой-то прочий свой нехитрый скарб. Каролин принялась снова раскапывать камень. Бурундук высунул любопытную мордочку из зарослей плюща, лукаво подмигнул ей и скрылся. Каролин приказала себе твердым голосом, что она здесь ничего не боится — ни змей, ни тем более бродячих бурундуков. Когда она была ребенком, ей всегда говорили, что она ничего не должна бояться, и она с тех пор очень доверяла такому строгому наказу.
        Тут она услышала пыхтенье школьного автобуса, приехавшего с детьми Джинтеров.
        Неожиданно у нее в сознании возникла картина. Яркая зелень леса с разноцветными прядями листьев, напоминающих о скорой осени. Октябрь… Да, да это должно быть в октябре. Долина меняет свой цвет. Ребенок выбирается из большого желтого автобуса и бежит к ней вниз по склону. Это будет мальчик, обязательно мальчик, со светлыми, как у Джейсона, волосами, голубыми глазами и такой же, как у него, смешной кривоватой щелью между передними зубами. А рядом будет стоять Скинни, приветливо улыбаясь и помахивая хвостом…
        Она помечтала еще минутку, а затем вернулась в май. Непонятно, как вполне нормальную особу, каковой она себя считала, могут без конца одолевать галлюцинации среди бела дня, когда у нее полным-полно работы? Она вспомнила когда-то прослушанный в колледже курс лекций по психологии, там говорилось, что это довольно нормальное явление для психики определенного типа. Но сама она сомневалась, что это совсем уж нормально. Должно быть, потому что это ее, а не создателей психологических теорий, с детства одолевали вот такие дневные фантазии, которые казались ей такими же реальными, как и ночные сны. Картины, возникающие в сознании, были необычайно яркими, полными разнообразных деталей, которые она и не придумала бы наяву.
        Очень много фантазий было связано с ее матерью. Каролин никогда не знала ее, как не узнала и причины, по которой та отдала ее в приют. Но даже сейчас, как и в детские годы, ее мать в этих мечтах всегда была прекрасна — молодая, прелестная женщина с длинными волосами играла и бегала с ней. Каролин представляла себе ее волосы, сияющие под солнцем, слышала ее смех.
        Тетя Фреда всегда прятала волосы под сетку, и она никогда не бегала. К тому же она очень редко смеялась, как и дядя Амос. Они были уже немолоды, когда взяли Каролин из приюта, чтобы она заменила им дочь, рано умершую Полли-Джин, ласковую, золотоволосую, с чудесным голосом. Она пела в церкви, и все говорили, что у нее голос, как у ангела.
        Приемные родители обращались с Каролин очень хорошо, хотя между ними не было тесной связи. Насколько им удавалось преодолеть тоску по умершей дочери, они старались любить ее, но она всегда знала, что ей не заменить им потерянной Полли-Джин.
        Каролин встала и еще раз обошла руины, надеясь присмотреть еще что-нибудь подходящее. Неподалеку лежала куча мусора, разбитые тарелки, стаканы, которые приносили сюда жители сверху. Ее камень глубоко врос в землю, его оплели старые корни, и ей никак не удавалось поддеть его край. «Может быть, бросить и прийти сюда в другой день?» — подумала она. Но потом решила продолжать раскопки, уже очень хорош был этот камень — настоящий гранит! Только один угол неровно сколот, и на нем поблескивали кусочки слюды. Его можно будет обрезать поровней, и тогда он станет прямоугольным. Время от времени она наваливалась на него изо всех сил, и наконец он поддался и сдвинулся. Потом ей удалось перевернуть его, и с тяжелым вздохом он упал на землю. Каролин села рядом с ним, совсем выбившись из сил.
        Он действительно оказался почти совершенной формы, его портил только обломанный угол. Она смахнула с него пыль и стала водить рукой по шероховатой поверхности.
        На камне были вырезаны буквы и какие-то линии. В верхнем углу были выбиты цветы. Она стала счищать с камня грязь осколком стеклянной тарелки, но он вдруг хрустнул у нее в руке и впился в ладонь.
        Яркие капли крови закапали на камень, мгновенно впитались в светлые песчаные разводы, и на его поверхности отчетливо начали проявляться буквы и цифры:
        ЛУИЗА Р.  — Июнь 4, 1788 У.  — Окт. 8 1806
        ГЛАВА 2
        Эллен и Харви приехали после полудня, когда Каролин, в старых джинсах, грязная, возвращалась из огорода с корзинкой овощей. Эллен выбиралась из «мерседеса», придерживая рукой новый парик. Харви после последнего обследования в клинике выглядел похудевшим и весил, по его словам, не больше ста двадцати килограммов. С трудом высадившись из машины, он направился к Каролин, важно неся свое грузное тело. Каролин бросилась к нему, он ласково обнял ее, прижал к необъятной груди.
        Затем, отстранив от себя, начал с интересом рассматривать и наконец громогласно пробасил:
        — Ну, что ты тут сотворила, моя дорогая, за время нашего отсутствия? Переделала маслосбивалку в лампу? Или кофейную мельницу в картофелекопалку? Признавайся!
        — О, Харви, ты же знаешь, я не занимаюсь подобными вещами,  — она улыбнулась ему.
        — Не обращай на него внимания,  — отозвалась Эллен, которая в это время принялась вытаскивать багаж из машины.  — Всю дорогу он рассуждал о своем безупречном вкусе. И я уже не в силах его слушать. Мне хочется послать его к черту, чтобы он не высушивал мне мозги своими речами. Каролин, дорогая, почему бы тебе не назвать твое поместье «Утренняя роса», красиво звучит, не правда ли?
        Пока Эллен щебетала, Харви успел зайти в дом и вернуться назад:
        — Надеюсь, ты уже установила посудомоечную машину и сушилку на кухне?  — бодрым голосом спросил он Каролин.
        — Нет еще.
        Эллен опустила на землю тяжеленный чемодан.
        — Он предпочел бы, чтобы ты целые дни просиживала на камушках у речки с девицами из деревни и распевала песни,  — сказала она устало.
        Каролин рассмеялась и подошла к Эллен, чтобы помочь ей, но Харви удержал ее за руку.
        — Подожди! Мне хочется поговорить с тобой. Ты знаешь мои вкусы. Мне нравится эта прелестная долина, особенно вечером, когда она раскрашена в печальные серебристо-лиловые тона. А твои цветы так прекрасно гармонируют с ней. У тебя мой вкус, тьфу-тьфу, чтобы не сглазить! Ты просто ангел!
        — Я старалась, чтобы тебе здесь все понравилось. А теперь пусти-ка, мне надо помочь Эллен.
        — Не надо. Эллен в хорошей форме и достаточно сильная. Она справится и без тебя,  — его руки тяжело обнимали ее за плечи,  — побудь со мной! Расскажи мне о ком-нибудь из местных жителей. Как поживает эта старая сумасшедшая леди, которая живет на горе? Ты видишься с ней?
        — Ну, дети Джинтеров забегают к ней днем. Она дает им серебряные монетки. Говорят, она прячет свои деньги в глиняном кувшине. А во дворе ее дома зарыт клад. Но я с ней все равно не вижусь.
        — Монеты в кувшине? Замечательно! При нынешней-то инфляции самое надежное место для хранения денег — глиняный горшок. Ну а ты пыталась пригласить ее на чашку чая?
        — Нет уж, спасибо! Я боюсь даже подходить к ее дому. Я слышала, что для непрошеных гостей она все время держит в кармане заряженный револьвер.
        — Ну что же, тогда хватит о ней. А что с твоей любимой террасой?
        — Почти закончена. Мне нужно положить всего лишь один камень. Сегодня я нашла то, что мне нужно, но даже боюсь подумать, вдруг он не подойдет. Правда, это надгробный камень…
        — Надгробие! Ты здесь так поумнела, что начала воровать надгробия с кладбища, чтобы достроить свою ненаглядную террасу? Надеюсь, никто не пытался там тебя схватить, когда ты утаскивала камень? Иначе тебе всю жизнь придется выплачивать жалованье какому-нибудь местному шантажисту, а кто знает их расценки?
        — Не смейся надо мной, Харви. Я нашла этот камень в горах. Я тебе покажу его попозже.
        — Конечно, я все увижу. А сейчас пойду-ка приму ванну.
        — Иди, но имей в виду, я ее покрасила.
        — Ага, конечно. Знаешь, мне очень нравится старый туалет под сосной, надеюсь ты его не тронешь во время следующего порыва все тут реконструировать?  — Он обернулся.  — Эллен, любовь моя, теперь я отпускаю это прелестное дитя тебе в помощь, разгружайте, леди, машину. Надеюсь, вы простите мою невежливость.
        Каролин подошла к Эллен, которая все еще перетаскивала вещи из машины. Они наконец обнялись, и Каролин подхватила два чемодана. Когда они шли к дому, Каролин тихо спросила:
        — Ему действительно стало лучше после клиники?
        Эллен покачала головой.
        — Подозреваю, что нет, но он не хочет говорить на эту тему. Он ненавидит обсуждать свое здоровье. Как тебе нравятся мои новые волосы?
        — Великолепны!
        — Они называются «игристое шампанское». Харви говорит, что я выгляжу так, будто хочу выставить себя на продажу. Он, как всегда, неординарен в своем сарказме. Иногда мне кажется, я могла бы его убить. А теперь расскажи мне, как мой милый Джейсон.
        Они вошли в кухню, и Эллен принялась выкладывать многочисленные пакеты на большой круглый стол.
        — Джейсон с головой ушел в работу. Эллен, ты во всем была права. За те четыре года, которые я живу с ним, я еще никогда не видела его таким поглощенным работой. Две продажи за неделю — совсем неплохо. Суммы правда небольшие, но это тонизирует его. И он стал более уверенным в себе. Ну ты знаешь это его состояние, когда он, кажется, может очаровать птицу на дереве.
        — А еще вернее, если она имеет отношение к женскому полу, например, если это божья коровка!
        — Верно.
        — В старших классах он завораживал учителей. Это очень помогало ему в учебе. Скрести пальцы, на всякий случай. Скажи, что это за место, которое местные жители называют замком?
        — Я покажу вам его, если ты хочешь.
        Эллен вытащила из картонки бутылку с вином и поставила на стол.
        — Ну, а эта женщина, миссис фон Швейцер или что-то подобное, у которой бабушка — герцогиня из Европы? Как у Джейсона дела с ее домом? Если Джейсону удастся что-нибудь продать ей, то, как говорит Макларен, он заработает неплохие комиссионные, не так ли, Каролин? Да, а как у него складываются отношения с самим Маклареном? Он все такой же мрачный?
        — Нет, теперь он сияет, как начищенная монетка. Джейсон думает, что ему удалось найти клад, но на самом деле у него намечается очень выгодная сделка, если хочешь, потом я расскажу тебе о ней подробнее. Кстати, по какому случаю такое пиршество?  — сменила тему Каролин.
        — Во-первых, вот листок с рекламными объявлениями, это от меня. А это маленькие магнитные жучки, прелестные, правда? Ты можешь прикрепить на них лист.
        — Спасибо, мне давно было нужно что-то вроде них. Я прикреплю их на стену под часами, ведь сюда можно будет вешать счета и все, что должно быть перед глазами.
        — А вот приправы от Харви. Это шафран, бутылочка кажется пустой, но это не так. Эти специи стоят безумных денег, по тысяче долларов за фунт, но зато в следующий раз ты сможешь приготовить плов с настоящим шафраном. И, если ты будешь ласкова с Харви, в следующий раз он привезет тебе целый фунт этого дурацкого шафрана. Мы должны быть очень предупредительны с Харви, ведь ты знаешь, у него больное сердце, да еще к тому же он бездетен,  — Эллен закатила глаза.  — Прелесть моя, попроси Джейсона, чтобы он вел себя с ним полюбезней!
        — Я постараюсь.
        Эллен посмотрела на закрытую дверь маленькой спальни, которая была наверху и рядом с которой был холл, где всегда любил сидеть Харви. Затем она встала и плотно прикрыла дверь в кухню. Печально опустившись на стул, она оперлась лбом о сжатые кулаки:
        — Ох, ну почему он не хочет жениться на мне?
        — Он сделает это, дорогая!
        — Когда?  — Эллен вытащила сигарету и вставила ее в мундштук.  — Я, конечно, не бриллиант, Каро, но я достаточно разумна. Знаешь, я решила, что никогда не буду спать около него. По обстоятельствам остальное получается так или иначе… Но спать рядом — ни за что. Я знаю, что богатые мужчины никогда не женятся на женщинах, с которыми спят в одной кровати.
        — Никогда?
        — Никогда. Я для него как нянька. Я стараюсь стать для него незаменимой. Я убираю его квартиру, чищу ее вот этими руками, стоя на коленях, когда этот взъерошенный бегемот уходит из дому. Я ему готовлю все его любимые блюда, хотя нет никого в мире, кто бы ненавидел готовку больше, чем я. К тому же я каждый день особым образом кипячу ему воду для бритья и поливаю его розмарин в этом проклятом горшке…
        Каролин сидела напротив свекрови, сочувственно выслушивая ее излияния, и не сводила с нее глаз. В свои сорок шесть лет Эллен выглядела прекрасно. Молодое лицо, безукоризненно гладкая кожа, покрытая легким загаром в любое время года благодаря часам, проведенным под ультрафиолетовой лампой. Ярко-голубые глаза с простодушным, как у невинной девочки, взглядом. Когда она улыбалась, то становилось видно, какие у нее великолепные зубы. Но сейчас ей было не до улыбок.
        — Я устала, Каролин. У меня осталось не так много времени, когда я смогу так вкалывать. Даю тебе слово, если со мной что-нибудь случится или я заболею, я буду ему не нужна, он и не вспомнит обо мне. Я уже и так иногда себя плохо чувствую.
        — Ты показывалась доктору?
        — Что толку, он прописал мне какие-то идиотские пилюли, от которых нет никакой пользы. Да еще посоветовал принимать транквилизаторы. А зачем мне транквилизаторы, я в них не нуждаюсь! Мне всего лишь хочется, чтобы кто-нибудь заботился обо мне.  — У нее из глаз потекли слезы, она начала всхлипывать.
        Каролин обняла ее:
        — Ну же, Эллен, успокойся, ты такая красивая. Да, да, ты действительно очень красивая. Обязательно появится кто-то, кто позаботится…
        Эллен вытерла глаза.
        — Я не хочу, чтобы это был кто-то. Я отдала Харви десять лет жизни и хочу получить что-нибудь взамен.
        — Ты действительно его так любишь?
        — Конечно. Ну, разумеется, насколько это возможно в наши годы.
        Она дотронулась до руки Каролин:
        — Я собираюсь дать тебе несколько советов, как ты к этому отнесешься?
        — Отлично, если это будут хорошие советы. Мне уже так давно никто не давал советов.
        — Конечно, дорогая. Я стараюсь не надоедать тебе со всякими глупостями,  — она посмотрела на руки Каролин, которые все еще держала в своих.  — Моя дорогая, у тебя руки старой женщины, которая занимается поденной работой. Посмотри, шершавые, в трещинах, ногти сломаны,  — Эллен повернула ее руки ладонями вверх.  — А это что еще?  — спросила она, указывая на свежий порез.
        Каролин сжала руки и отняла их у Эллен.
        — Ничего страшного. Я порезалась сегодня о стекло, когда очищала камень. Это не опасно, зимой я сделала прививку от столбняка.
        — Меня беспокоит не прививка от столбняка, моя милая, а то, как ты относишься к себе. Забудь о том, что я твоя свекровь, сейчас я просто человек, который очень любит тебя. Пожалуйста, побереги свои руки, дай ногтям отрасти.
        Каролин смущенно сказала:
        — Я собиралась принять ванну перед вашим приездом…
        — Не думаю, чтобы одна ванна могла принести тебе пользу. За руками надо ухаживать постоянно. Когда мы приезжаем, я вижу, что ты выполняешь всю мужскую работу в доме. Например, ты перетаскала миллион камней, а вот эту грязную работу вполне могли бы выполнить Джинтеры.
        — Но я люблю эту работу, мне это нравится!
        — Это не имеет значения. Ты жена довольно преуспевающего молодого бизнесмена. И ты должна делать те вещи, которые помогут мужу сделать карьеру. Если тебе хочется занять себя чем-то особенным, устраивай вечеринки или что-нибудь в этом роде.
        — Вечеринки с коктейлями?  — Каролин рассмеялась.  — И приглашать на них Руби Джинтер и Леса.
        Эллен прищурилась:
        — Ну хотя бы их. Они очаровательная пара. Правда, Лес худой, как глист. И я думаю, дорогая, что он чем-то болен, иначе как объяснить, что Руби так много приходится работать на мельнице, а Лес сидит дома с детьми.
        Каролин нахмурилась и отрывисто проговорила:
        — Он был на войне. Чудом вернулся живой. Я же тебе говорила. Может быть, он немного ленив, но они оба нравятся мне.
        — О, да, конечно, я никогда не была снобом. Но должна тебе заметить, что неплохо бы было уговорить Руби вставить передние зубы, чтобы выглядеть поприличней. Кроме того, мне кажется, тебе не помешало бы расширить круг здешних знакомых.
        — После Вашингтона мне здесь так хорошо, что не хочется никаких перемен и уж тем более никаких новых знакомств.
        — Я понимаю тебя. Но тем не менее ты должна найти людей своего круга поблизости и общаться с ними, а не сидеть все время в одиночестве. Например, что ты скажешь об адвокате, который оформлял наш договор? По-моему, очень симпатичный мужчина, не правда ли? Он джентльмен, по крайней мере. И я уверена, что женат. Его жена могла бы составить тебе подходящую компанию.
        — Нет, ты ошибаешься. Несколько лет назад тут произошел большой скандал. Он застал свою жену с мальчишкой, учащимся колледжа, который нанялся подрезать им живую изгородь. Он даже хотел привлечь его к суду, но судья не стал заниматься этим делом.
        — Удивительно! А я думала, что здесь больше нормальных людей, чем в городе. А как его зовут? Мне помнится, у него какое-то библейское имя.
        — Айзек. Айзек Адамс.
        — Подумать только, у него такая привлекательная внешность, что я даже подумала… Да, вспомнила, он напомнил мне Грегори Пека.
        Эллен на минуту замолчала, мечтательно сощурив глаза.
        — Рогоносец. Я никогда не забуду этого слова. Когда я изучала курс английской литературы, я прочитала в словаре, что «рогоносец — это человек, чья жена неверна ему в постели». Это единственное, что я запомнила из всего этого курса. Бедная девочка, наверное, ей было с ним невесело, если она клюнула на случайного мальчишку. Да, да, я запомнила его глаза — серые и блестящие, а взгляд твердый, как гранит. Конечно, в таком месте, как Лост Ривер, молодой женщине приходится нелегко, но, слава Богу, поблизости оказался садовник. Нет, ты сказала, что он учился в колледже, значит, у него было что-то… Впрочем, это не слишком большая разница.
        Каролин поднялась, Эллен воскликнула:
        — Прости, я разболталась, мы так давно не сидели вместе, а тут еще я расстроилась из-за Харви. Ну ладно!  — она разгладила лицо.  — Все в порядке, у меня все прекрасно. Давай я буду тебе помогать.
        — Ничего не нужно, Эллен, правда, отдыхай.
        И Каролин принялась выкладывать остальные пакеты на стол.
        — Это пена для ванны от Харви. Это лосьон для рук от меня. Возьми его, Каро, и пользуйся им постоянно, дорогая.
        — Спасибо. Я непременно испробую его.
        Эллен положила руки на плечи Каролин:
        — Не знаю, может, это звучит высокопарно, но у меня в жизни есть только одна вещь, которая мне дорога,  — моя любовь к сыну. И к тебе тоже. Ты должна это знать!  — ее голубые глаза улыбнулись.
        — А мне бы хотелось, чтобы ты все-таки вышла замуж за Харви,  — ответила Каролин.
        — Дай-то Бог! Но мне бы еще хотелось дождаться и понянчиться с внуками. Надеюсь, ты позаботишься об этом, моя прелесть?
        ГЛАВА 3
        Часы показывали уже полдевятого, а Джейсона все не было.
        Каролин в нарядном платье из африканского хлопка, изящно облегавшем ее стройную фигурку, все еще возилась на кухне. Ее сандалеты беззвучно ступали по новому линолеуму, когда она, как челнок, перемещалась от плиты к холодильнику, затем к столу и снова пускалась на новый круг. Три часа назад, когда она наряжалась, вид у нее был сногсшибательный. Она завила и уложила волосы, сделала макияж. Но сейчас ее локоны развились и почти прямыми прядями закрыли лоб. А вся свежесть после ароматической ванны исчезла, и даже косметика слегка расплылась от жара, волнами наплывающими от плиты. Даже ее гордость — бифштекс по-бургундски — не доставлял ей прежней радости.
        Харви подкреплялся вином, а Эллен, чтобы не раздражать его и не заставлять томиться в ожидании еды, слегка перекусила с ним вместе. Только Каролин не притронулась к еде, уверяя, что вполне способна дождаться Джейсона.
        — Пожалуйста, не уговаривайте меня!  — попросила она.
        — Не волнуйся, дорогая, он сейчас приедет. Я уверена, что с ним ничего не случилось,  — но лицо Эллен выдавало ее беспокойство.
        — Да я не волнуюсь,  — ответила Каролин. Но голос у нее был несчастный.
        Она поставила на стол масло. А в это время в голове рисовались картины, которые неотступно преследовали ее в течение последних двух часов. Она представляла себе горящую машину на дне ущелья, а рядом — Джейсона, с кровавыми пятнами на рубашке, с переломанными руками и ногами, без сознания или даже мертвого… Потом приезжает полицейская машина, и ее везут на опознание тела. Она поедет туда одна, Эллен будет не в состоянии сопровождать ее. И она своими глазами увидит Джейсона в его лучшем костюме, лежащим на грубом и грязном лотке… Нет, нет, она забыла, его светло-серый костюм в чистке, он будет лежать в обычном коричневом костюме в серый рубчик…
        Она постаралась отвлечься от ужасных мыслей и принялась намазывать масло на хлеб под встревоженным взглядом Эллен. Каролин попыталась придать своему голосу твердость и произнесла с улыбкой:
        — Я такая дура, что всегда начинаю сходить с ума, стоит Джейсону задержаться хоть на час.
        — О, я уверена, все будет в порядке!  — попыталась успокоить ее Эллен.
        — На самом-то деле, ты тоже ни в чем и ни в ком не уверена! И не пытайся уверить меня в обратном.  — Каролин и не чаяла, что ее напряжение может прорваться в такой невежливой форме.  — Я дура, извини меня.  — Она попыталась взять себя в руки.  — Посмотри-ка, Эллен, мы забыли о вине, которое привез Харви. Давайте его попробуем. Открой бутылку, Харви, будь любезен! И давайте зажжем свечи.
        Но тут же забыв, что она собиралась попробовать вино, Каролин вскочила:
        — О, простите меня, мне надо еще кое-что сделать снаружи. Я вернусь через минуту,  — она выбежала из дома.
        Выбежать, кинуть быстрый взгляд на шоссе в надежде увидеть свет знакомых фар, снова вернуться со старательно безразличным видом — все это были такие жалкие попытки заглушить охвативший ее страх, что она не надеялась уже выглядеть убедительной.
        Солнце опустилось за горы, а Каролин по-прежнему прислушивалась к шуму на дороге. Не так уж много машин передвигалось по этому шоссе с наступлением темноты, к тому же его маленький «фольксваген» всегда довольно легко можно было различить почти в любом потоке машин, и она знала, что не ошибется.
        Радость, которую она испытывала днем, грозила обернуться несчастьем. Теперь воспоминание об этой радости, как о чем-то запретном, словно нож, резало ей душу.
        «Господи, сделай так, чтобы с ним ничего не случилось. Я ведь была так счастлива. Не допусти беды, Господи!» — мысленно молилась Каролин, всматриваясь в сгущающиеся над дорогой сумерки.
        Что могло задержать его? Она перебирала все возможные причины. Он знал, что мать и Харви сегодня приедут, и они планировали вместе пообедать и посидеть вечером перед огнем камина. Что же с ним произошло?
        Когда она вышла, уже ничего не объясняя, в сад и походила, стараясь успокоиться, вокруг террасы, ее ноги и подол длинного платья неприятно промокли от росы. Взошла луна. Вечерние капли в серебристом свете рисовали прелестную картину на траве и листьях кустов, но Каролин сейчас не видела ничего вокруг. Оказавшись в одиночестве, она принялась бормотать уже вслух:
        — Ну же, Джейсон Коул, пожалуйста, приезжай скорей, ты же знаешь, как я волнуюсь.
        «Может, пойти его встретить? Но это бессмысленно. Как жаль, что у нас нет телефона!»
        Сейчас она любила его сильней, чем в первое время их знакомства. Каролин улыбнулась, вспомнив, как они познакомились. Это было на вечеринке, которую устраивали мистер и миссис Орр по случаю какого-то юбилея их фирмы. Она чувствовала себя такой ненужной и одинокой в тот вечер. Прямые развившиеся волосы, бледное лицо, совершенно нелепое белое платье, которое только уродовало ее, в то время как другие девушки предпочли более откровенные наряды и выглядели очень завлекательными.
        Светловолосый, с сияющими голубыми глазами, он был слишком привлекателен, чтобы обратить на нее внимание, подумала она тогда. А он, подойдя к ней, произнес:
        — Вы, должно быть, очень богаты, мисс.
        — Почему вы так подумали?  — удивилась она.
        — Вы выглядите такой изысканно-простой, этаким уличным постреленком, что могут себе позволить только очень независимые особы. И еще мне кажется странным, что вы можете находиться в нашем обществе и не уставать от этого. Даже мне это кажется довольно трудным делом.
        Она замерла, соображая, что бы ему ответить, но в голову ничего не приходило, и она продолжала молчать, не сводя с него глаз. Тогда он рассмеялся, в свою очередь не отрывая свой взгляд от нее, а она увидела у него небольшую, кривую щелочку между передними зубами, получившуюся от того, что один зуб чуть-чуть наехал на другой.
        Он принялся говорить ей самые банальные фразы, которые, должно быть, не раз произносил перед другими девушками, но потом вдруг спросил, видя, что она не реагирует на его любезности:
        — Скажи-ка, Постреленок, а что ты больше любишь — леденцы или лето?
        Вся ее робость неожиданно исчезла, и ей стало легко. Она вспоминала это, тщетно высматривая фары его машины на дороге.
        — Дура!  — ругала она себя.  — Почему я такая дура и с таким отчаянием жду его каждый раз? Может быть, у него спустило колесо или стряслось что-нибудь с мотором.
        Но тут же другая сцена возникала в ее воображении: за ней приезжает шериф, чтобы отвезти ее для опознания тела…
        Два луча света, маленьких и неярких, как скромные ночные светляки, прорезали темноту шоссе. Они спустились вниз по дороге, а затем медленно поползли вверх. На мгновение Каролин потеряла их за деревьями, затем они появились, потом опять исчезли, но она уже различала знакомое урчание машины.
        Она сбежала с террасы и, когда Джейсон вырулил на дорогу перед их домом, бросилась вперед. Он вышел из машины, и Каролин порывисто обняла его и поцеловала, почувствовав при этом слабый запах виски.
        — Постреленок, малыш, что случилось? Надеюсь, ты не плакала? Ну что ты? Что на этой земле может со мной случиться?
        — Ничего, ничего. Но ты так поздно, Джей, я даже не могла вообразить…
        Он поцеловал ее и достал из машины свой кейс. Они пошли, обнявшись, к дому.
        — Жалко, что у нас нет телефона и я никак не мог предупредить тебя, что задерживаюсь. Послушай теперь хорошую новость — мы скоро разбогатеем!
        — Ты заключил успешную сделку?
        — Так точно. Она уже заплатила мне. И намечается еще несколько продаж в этих местах, на горе. Скоро мы сможем установить по телефону в каждой комнате. Но ты меня очень расстраиваешь, Каролин, не жди меня так отчаянно, ты ведь знаешь, какая у меня работа. Все эти переговоры и уговоры требуют неформального обращения со временем. Зато сегодня мы может отметить мою первую продажу на приличную сумму!
        — А я думала, что Макларен — трезвенник.
        Она увидела, как он улыбнулся и в лунном свете появилась щелочка между зубами.
        — Зато миссис фон Швейцер не трезвенница! О, она тебе понравится, я уверен. И она, знаешь ли, совсем не зануда! Она попросила называть ее по первому имени, так как ее зовут Аликзенда, то все обращаются к ней как к Зенди.
        — Ну и ну, и что она собой представляет?
        — Четверо детей, один уже подросток. А ей лет тридцать пять. Блондинка крашеная, но у корней волосы черные, ну ты знаешь такой тип женщин. Даже не соображу, что еще рассказать о ней.
        — Вообще-то, я хочу знать все.
        Он оглядел ее с ног до головы.
        — А ты сегодня выглядишь обалденно!
        Она прошлась перед ним, чувственно покачивая бедрами.
        — Посмотри, какой у меня вырез на платье!
        Он снова поцеловал ее и положил руку на бедро.
        — Ну и куда мы сейчас отправимся?
        Она рассмеялась.
        — Ты же знаешь, что мы должны будем сейчас делать.
        — Как, опять Харви? О, я этого не вынесу!
        — Будь с ним поласковей, старый грубиян. По крайней мере до тех пор, пока твоя мать не выйдет за него замуж.
        ГЛАВА 4
        Вчетвером они сидели на террасе допоздна, пили кофе. Луизин камень, как еще один гость, стоял перед домом.
        Каролин вдруг спросила:
        — А эта Луиза, кто она? Как вы думаете? Может быть, она — из Людвигов? Раньше здесь жила их семья, нам рассказывали о ней. И почему на камне не написана ее фамилия?
        Харви объяснил:
        — Похоже, это плита с семейного участка кладбища, и в фамилии просто не было необходимости. Сам участок находился где-то выше, на горе, а плиту подмыло дождем, и она упала туда, где ты ее нашла. Возможно, надгробие делал какой-нибудь бедный парень, не профессиональный гравер, и он не хотел вырезать много букв, поэтому вместо родилась — только одна буква «р», а вместо умерла — только «у». Она умерла молодой, возможно, в результате какой-нибудь трагедии, ведь ей было всего восемнадцать. Ее все здесь знали, и в те времена никому даже в голову не могло прийти, что когда-нибудь кто-то спросит: «А Луиза — это кто?»
        Каролин вылила остатки кофе в чашку, которую держал перед ней Харви.
        — У нас в деревне есть небольшая библиотека, она открыта только три дня в неделю, я собираюсь туда сходить, когда буду посвободнее, пороюсь в архиве, может, найду что-нибудь интересное. Например, старые счета бывших владельцев этого дома, какие-нибудь сведения о захоронениях на кладбище. Мне так хочется знать побольше об этом месте.
        Стул, на котором сидел Харви, жалобно заскрипел под его тяжестью, когда он, заинтересованный разговором, попытался подвинуться поближе к Каролин.
        — Действительно, выбери время и загляни в местный архив. Как эксперту по произведениям искусства мне часто приходится выступать в роли детектива, и я очень люблю это занятие. Давай порассуждаем, Каролин. Луиза действительно вполне может быть Людвиг, ведь Луиза Людвиг звучит красиво, когда произносится слитно и особенно в немецкой транскрипции, то есть именно Луиза, а не Лайза. И на могильном камне это имя высечено именно по-немецки.
        Эллен и Каролин слушали Харви с интересом, а Джейсон меланхолично попивал свой кофе, не сводя глаз с погруженной в сумрак долины.
        — Посмотрите на эти каменные узоры,  — продолжал Харви,  — есть специалисты, которые занимаются расшифровкой таких символов на могильных плитах. Мои познания в этой области не слишком глубоки, но кое-что я все же знаю. Например, эти розетки, у нас они известны под названием кружащихся розеток. Они символизируют печаль. Хотя наиболее распространенный символ печали на могильных плитах — череп с перекрещенными костями. Происхождение этих символов очень древнее. Людям свойственно желание одушевлять предметы, подозревать в них наличие души. Скорее всего, это осталось от язычества…
        — Конечно, но это все знают,  — согласился Джейсон, кивнув.
        Харви посмотрел в его сторону и продолжил:
        — Например, свастика — это абстракция того же образца. Некоторые исследователи считают, что кружащаяся розетка несет в себе зашифрованную символику солнца, она указывает на продолжение жизни, реинкарнации и все такое. Недавно я случайно узнал, что этот символ в изобилии был обнаружен на кладбищах Новой Англии, но это еще не говорит о том, что эти розетки были изобретением граверов из Новой Англии.
        — В самом деле?  — хохотнул Джейсон.  — Я-то всегда считал, что так и есть.
        — Если будешь перебивать, отправишься в свою комнату!  — шутливо вмешалась Эллен, как будто он был маленьким мальчиком.
        — Кружащаяся розетка — это один из самых ранних символов в искусстве. Если бы мы были в музее, я мог бы показать вам ранние образцы этого символа. Приезжай как-нибудь ко мне в музей, Джейсон, когда будешь в городе, я покажу тебе много интересного, тебе понравится, я уверен.
        Эллен ласково положила руку Харви на колено:
        — Дорогой, все это очень интересно, но мы все равно не понимаем этих длинных слов. Каролин, если найдешь еще какой-нибудь могильный камень, не тащи его к дому, а то Харви замучает нас своими лекциями. Кстати, что это за каракули по углам?
        — Это не каракули. Да будет тебе известно, тот, кто их вырезал, очень старался, если не сказать больше.
        — Все-таки, что означают эти линии?  — спросила Каролин.
        — О, это типично для камнерезов того времени. Возможно, семья была небогата и не могла позволить себе заказать еще один камень, а если какой-нибудь член семьи был близок к смерти, например, ее отец, то этими прочерками выражалось место для следующего имени.
        — Как это все печально,  — вздохнула Каролин.
        — В те времена покойником всегда занимались женщины его семьи, обмывали, обряжали его. Роль мужчины сводилась к доставке гроба на погост. Ну и конечно, к рытью могилы.
        — Ужасно,  — передернула плечами Эллен.
        — Не думаю. Это считалось совсем неплохим способом утишить горе. И не только для членов семьи, но и друзей усопшего. Этот обычай сохранился до сих пор в горных районах — те, кто больше других любил умершего, копают ему могилу. Иногда популярному члену общины приходится рыть могилу в очередь. И семья, конечно, очень гордится этим.
        Каролин передвинула свой стул поближе к Джейсону и обняла его:
        — Дорогой, когда у нас будет свое маленькое кладбище, ты высечешь на могильной плите только мое первое имя, договорились? И через сто или двести лет кто-нибудь спросит: «Каролин — это кто?»
        Джейсон повернулся и быстро поцеловал ее:
        — Пожалуйста, замолчи, дорогая. И больше никогда не говори такие ужасные вещи!
        — Да,  — сказал Харви,  — в этом есть своя прелесть, не так ли? Очарование ужаса или ужас очаровывающий!
        Джейсон поднялся:
        — Пожалуй, пора спать. У меня был трудный день. Спокойной всем ночи!
        Харви залился смехом, напоминавшим звуки испорченного аккордеона:
        — Я утомил тебя, мой мальчик? Но что поделаешь, мне доставляет удовольствие рассказывать вам, что я знаю и что составляет смысл моей жизни.
        — Я еще не встречал человека, который знал бы столько, сколько знаешь ты, Харви.  — А затем Джейсон обратился к Каролин: — Дорогая, тебе тоже не мешало бы отправиться на покой, у тебя какой-то усталый вид.
        — Хорошо, милый, я только соберу грязную посуду на поднос, а ты, пожалуйста, отнеси его на кухню.
        Он подхватил поднос и скрылся с ним в доме. Каролин подошла к камню:
        — Я не испытываю удовольствия от того, что могильный камень стоит у меня перед террасой. Пожалуй, надо отнести его назад, где он лежал. Харви, а что ты скажешь, если мы с тобой завтра сходим на экскурсию на местное кладбище?
        — Ты сошла с ума, девочка! Как-то я не согласился идти смотреть гробницу Тутанхамона, потому что там тоже нужно было куда-то карабкаться. И я не считаю это предательством профессиональных интересов. Так что вряд ли я буду сопровождать тебя в горы, чтобы взглянуть на это убогое деревенское кладбище. Дай Бог мне вскарабкаться по ступенькам до ванной комнаты на чердаке.
        Эллен неожиданно остановилась перед камнем и попыталась поднять его.
        — Осторожно, Эллен, что ты собираешься делать?
        — Тихо! Подержи-ка лучше дверь открытой.
        С камнем в вытянутых руках она прошла через террасу, прошла холл и оказалась в гостиной, где остановилась перед маленьким столиком у камина:
        — Ну-ка убери отсюда букет поскорей, а то я уже не могу его больше держать.
        Эллен положила камень обратной стороной на столик.
        — Вот именно этого я и хотела. Из него получился прекрасный кофейный стол, элегантный каменный столик!
        Каролин посмотрела на него с сомнением:
        — Я не думаю, что его можно класть так, может быть, перевернем его…
        — Нет, нет, только так, лицом вверх. Представь себе, сколько людей гоняются за такими вещами — кофейный стол из цельного куска гранита! Не у каждого есть столик для коктейлей, сделанный из могильной плиты!
        — Нет, мне не нравится эта идея, Эллен. Это кажется мне кощунственным. Признаться,  — Каролин замялась, но докончила: — я уже полюбила эту Луизу.
        — Но он здесь так хорошо смотрится, взгляни! Серый цвет как раз в тон твоих панелей, или ты хочешь сказать, что плита непристойна для стола?
        — Непристойна?
        — Ну, я имею в виду, она не подходит по размеру.
        Эллен взяла вазу с цветами из рук Каролин и поставила на плиту.
        — Посмотри, как все удачно получилось, как похорошела комната! Ты всегда можешь ставить сюда свежие цветы, в любое время года, я видела тут цветущие крокусы даже в январе. А если не будет цветов, то найдешь какую-нибудь декоративную ветку. Я думаю, получилось чудесно, просто чудесно.
        Каролин повернулась к Харви, который выглядел очень уставшим:
        — А что ты думаешь по этому поводу?
        — Я думаю, Луиза рада была бы вернуться домой, ведь это был ее дом. В любом случае, здесь камню будет лучше, чем если бы он валялся, как мусор, на склоне горы.
        — Ну хорошо. Вы меня успокоили, а то я уже собиралась оттащить его обратно в горы.
        Каролин пошла к кухне, но на пороге остановилась и крикнула:
        — Спокойной всем ночи!
        Когда Каролин в этот вечер добралась до постели, Джейсон уже сладко спал. Уставшая, она тоже быстро окунулась в сон. Но среди ночи неожиданно проснулась от слабо различимого шума. Она лежала, еще не придя в себя полностью после сна, и пыталась вспомнить, заперла ли она на ночь входную дверь или нет, хотя для жизни в деревне это было совсем не важно. Наконец, поборов сон, она решила спуститься вниз. Спускаясь по ступеням, она услышала мирный храп Харви. Она вспомнила, что как-то Эллен призналась ей, что предпочитает спать подальше от Харви. Неудивительно, при таком-то храпе…
        Обе наружные двери были заперты, наверное, она сделала это автоматически. Снаружи, у порога, тихо заскулил Скинни, услышав шаги Каролин, он стал проситься в дом. Но Каролин шепотом прикрикнула на него:
        — Тихо, Скинни, спать!
        Здесь, внизу, было так хорошо! Приятно побыть немного одной, когда знаешь, что все спокойно спят. К Каролин вернулось ощущение радости и гармонии, которое она так остро ощущала вчера утром. Она остановилась на пороге гостиной. Затем прошла в комнату и села в плетеное кресло. Цветы на плите Луизы выглядели замечательно!
        Как, наверное, приятно вернуться в свой родной дом! Туда, где ты родилась, где играла ребенком, грелась у камина, смотрела из этих окон на дорогу, поджидая любимого. Каждая девушка в восемнадцать лет непременно ждет своего любимого.
        Она еще раз взглянула на лилии, стоящие на плите, они закрылись на ночь, но утром опять протянут лепестки навстречу новому дню. Они росли здесь и двести лет назад, тогда эта девушка тоже радовалась им.
        — Луиза…
        Она шепотом произнесла это имя. Старинное имя, так красиво звучит.
        Легкий ветерок, как добрый знак, залетел в комнату. До Каролин донесся сладкий аромат цветов. Она почувствовала этот запах, пытаясь вспомнить, что он ей напоминает, ведь закрывшиеся на ночь лилии совсем не пахли. Да, да, это был запах розовой гвоздики, которая росла в садике у тети Фреды в Айове. Странно, она никогда не замечала здесь гвоздик, надо будет завтра проверить, может быть, они растут где-то поблизости. Она встала и, тихо ступая, стала подниматься по лестнице. Разметавшись на постели и бормоча во сне ее имя, спал Джейсон. Она тихо нырнула под одеяло. Руки Джейсона обняли ее.
        — Какая ты холодная!  — пробормотал он.
        — Да, я замерзла немного,  — Каролин повернулась к нему,  — мне послышался какой-то шум, и я спускалась вниз, проверить, заперты ли двери. Там прохладно. Но внизу так хорошо.
        Он начал целовать ее и пробормотал:
        — Но наверху еще лучше.

* * *
        За столом во время завтрака Эллен рассказывала о ночных шумах.
        — Это, конечно, были лягушки. А еще мне показалось, что я слышала лай лисицы в лесу. Все это так беспокоило меня. Слава Богу, в Вашингтоне нет ничего подобного! Я хочу сказать, там можно спокойно выспаться.
        Каролин с улыбкой взглянула на свекровь. Эллен выглядела, как всегда, великолепно. Отдохнувшая, цветущая, будто проспала не меньше двенадцати часов.
        — Мне тоже ночью послышался шум,  — сказала Каролин, подавая Харви тарелку с яичницей.  — Я спустилась вниз и проверила двери. А в гостиной представила себе старинную любовную сцену. Там было так хорошо! И откуда-то доносился чудесный запах гвоздик.
        Харви, облаченный в белый махровый халат, радостно пробасил:
        — Гвоздика? Я бы назвал это реинкарнацией. Твоя кровь пролилась на камень, конечно, ты реинкарнируешь, детка!  — После этих слов он с большим аппетитом принялся расправляться с яйцами.  — Каро, ты ангел, ты гений, когда дело касается завтрака. Да, да, это реинкарнация. Луиза хочет вернуться обратно.
        Каролин незаметно положила руку на колено Джейсону, предупреждая его, чтобы он не мешал Харви разглагольствовать.
        — Я попробую найти что-нибудь в музее на эту тему, моя радость. У меня там есть одна знакомая, совершенно очаровательное существо, и она обожает меня. Я ее попрошу, и она разыщет для меня что угодно. Так что готовься, в мой следующий визит, надеюсь, он будет очень скоро, я тебе привезу все, что раскопаю по части реинкарнаций.
        Джейсон раздраженно скинул руку жены с колена:
        — Простите, мне надо идти.
        Харви взглянул на него с усмешкой:
        — Джейсон, дорогой мой мальчик, не покидай нас, я умолкаю.
        — Ну-ка, мальчики, прекратите, сегодня такое прекрасное утро, не надо ссориться!  — стала утихомиривать мужчин Эллен.
        Немного позже Каролин спустилась в сад. Она любила посмотреть, какие изменения произошли там за ночь. Она пыталась выращивать кукурузу, но пока это у нее плохо получалось. Побеги были еще слишком слабыми.
        Внезапно сзади раздался голос Харви:
        — Где эта глупая собака, которую я видел здесь вчера?
        — Я тоже еще не видела ее сегодня утром, наверное, гоняется по саду за кроликами. Надеюсь, она скоро вернется. Мы к ней очень привязаны. И Скинни, по-моему, нас тоже любит.
        — Еще бы не любить. Вы его кормите, и он не получает здесь пинков, к которым привык. Прекрасная судьба! Но боюсь, ваш Скинни больше не вернется. Собаки не любят привидений. Это я знаю наверняка.
        — Привидений? Неужели ты веришь в привидения, Харви?  — спросила Каролин, наклоняясь над грядкой с редиской.
        — Конечно, верю. Величайшие умы человечества всегда верили в сверхъестественное. Я осмотрел весь сад и еще не нашел нигде гвоздики. И это доказательство…
        — Это доказательство того, что у нашей Каролин слишком живое воображение,  — раздался голос Эллен, выглянувшей из окна кухни.  — Ради всего святого, Харви, чего ты добиваешься? Ведь девочка целые дни проводит здесь совсем одна. Сейчас же перестань забивать ей голову всякой чепухой!
        ГЛАВА 5
        Каролин не удалось попасть в библиотеку так скоро, как она рассчитывала. Джейсон забирал машину на целые дни и едва-едва выбирался на ленч, чтобы проведать ее. В деревне пошли разговоры о близком начале строительства скоростной магистрали. К конторе Макларена то и дело подъезжали новые машины.
        Несколько раз Каролин безуспешно пыталась разыскать старое кладбище. Скинни все не возвращался, и она решила, что потеряла его навсегда. Она не поверила в то, как Харви объяснил его отсутствие, но с тех пор как Эллен принесла в дом могильный камень, что-то вокруг изменилось. Объяснений этому Каролин не находила, потому что ничего подобного раньше с ней не случалось.
        Но теперь Каролин была уверена — Луиза жила именно здесь.
        Однажды ночью, когда она совсем скисла от ожидания Джейсона, как это часто случалось в последние дни, разогрев в очередной раз обед и выключив плиту, она пошла посидеть в гостиной. Она почти всегда находила тут покой или испытывала волну внутренней гармонии. Но это были вполне привычные для нее ощущения, которые она могла бы выразить и словами.
        На этот раз новые ощущения нахлынули на нее, лишь только она переступила порог гостиной. Она вдруг поняла, что оказалась в другом, едва знакомом ей мире, хотя она знала, что находится среди знакомых предметов в месте, которое знала до последней кучки пыли под креслом, до последней трещинки в оконном стекле. Она испытывала какой-то новый вид любви, который невозможно было объяснить. Любовь проникала в ее сознание снаружи, а не рождалась внутри. Такой полноты радости и спокойствия она никогда раньше не испытывала. Новые ощущения радовали ее и ничуть не пугали.
        Может быть, это всего лишь ее слишком яркое воображение? Наверное, нет, подумала она, ведь она все-таки не спала наяву, она бодрствовала, а ее сознание не так просто обмануть.
        Тут она услышала шум подъезжающей машины Джейсона и бросилась встречать его.
        — Ну как ты?  — спросил он.
        — Ничего нового. Ходила посмотреть кладбище. Мне так тебя не хватает. Мне так хочется, чтобы ты как-нибудь погулял со мной…
        — Хорошо, малыш, мы это устроим, тем более у меня есть повод посмотреть место в горах, где будет проходить магистраль. Не забывай, у нас с тобой в этом есть и свои интересы. Хорошо бы прикупить у Мэтти Нофф акров пятнадцать земли. Только надо выбрать площадку поровней, тогда там получится прекрасный мотель. Может, даже удастся сделать площадку для гольфа. Мы говорили сегодня об этом в офисе.
        — Тогда прощай, наше уединение!
        — Но здравствуйте, деньги!
        Его голубые глаза сияли от удовольствия в свете заходящего солнца.
        — Каро, дорогая, я знаю, как ты любишь это место. Но если нам удастся продать двадцать-тридцать акров земли, ты сможешь полностью вернуть деньги, истраченные на дом. И вдобавок мы сможем купить что-нибудь еще. Именно так и делаются деньги в наши дни! Например, через землю, что мне нравится все больше. Ты еще услышишь о Джейсоне, крупнейшем торговце участками нашего округа!
        Обсуждая будущие доходы, он пошел в дом. Каролин была рада видеть Джейсона таким воодушевленным, таким заинтересованным работой. Она решила, что обязательно встретится с мистером Адамсом и обсудит покупку еще одного участка земли, раз это доставляет Джейсону такую радость.
        Она взяла Джейсона за руку:
        — Завтра я собираюсь съездить в город. Если сможешь, выбери время и отвези меня туда. А если не получится, я попрошу Леса Джинтера захватить меня.
        — Мне что-то не нравится, когда ты ездишь с этим Джинтером. Я всегда беспокоюсь. Он какой-то странный.
        — Что ты, ему просто приходится сидеть с детьми, пока Руби работает на мельнице, и поэтому он постоянно выглядит слегка растерянным. Ведь мужчинам трудно как следует управляться с ребятишками. К тому же он все время один, как и я, вот мы с ним и подружимся. Я уверена, что он славный человек.
        — Но, надеюсь, не лучше меня?  — спросил Джейсон, обнял ее за плечи и заглянул в глаза.  — Чтобы это доказать, придется отвезти тебя в город. Кстати, а что там у тебя за дела?
        — Хочу зайти в библиотеку и посмотреть там кое-что. Например, меня интересует, где располагалась старая граверная мастерская. Мне все-таки хотелось бы разыскать старое кладбище и отнести камень Луизы на место.
        Он усмехнулся:
        — Мне это не кажется таким уж важным.
        — Возможно…  — начала она.
        — Если ты умерла, то умерла! И тебе должно быть безразлично, что будет высечено на твоем могильном камне. Попроси Леса оттащить этот камень на то место, где ты его нашла, и черт с ним!
        — Нет, Джейсон, все совершенно не так…
        — Это всего лишь твое чудачество. Поступай, как хочешь. Завтра я заеду домой на ленч.

* * *
        Научный отдел библиотеки состоял из одной маленькой комнаты, и ее архивы были весьма скудны. Маленькая, услужливая, пожилая библиотекарша пыталась изо всех сил помочь Каролин в ее поисках.
        — Мы только небольшое отделение центральной библиотеки,  — торопливо объясняла она,  — но мы все-таки можем заказывать книги из более крупных библиотек. Если вы точно опишете мне, что именно вас интересует, возможно, я сумею заказать книги о ранних поселенцах Вирджинии.
        — Видите ли, я нашла старинную могильную плиту на нашем участке. И мне кажется, что ее нужно положить на то место, где она когда-то лежала. Я хочу отнести ее обратно.
        — Обратно, то есть — куда?
        — В этом-то и вся проблема. Я не знаю, как она попала к нам на участок. Может быть, она сползла во время оползня. Но я поднималась выше в горы и не обнаружила никаких следов кладбища.
        — Так, так, но значительная часть горы приходится на участок Мэтти Нофф. Вы искали там?
        — Нет, что вы! Я боюсь заходить на ее территорию.
        — Ха, этого не стоит делать, не стоит бояться старой Мэтти. Она совершенно безвредная. Бедное создание! Знаете, она осталась одна на свете. Правда ходили разговоры, что у нее должен где-то быть племянник, но никто не слышал о нем уже много лет. К тому же она о нем никогда не говорит. А иногда я думаю, уж не для него ли она держит наготове свой револьвер. Почему-то она вбила себе в голову, что должна охранять свое наследство, ну, вы знаете, о чем я говорю, серебряные ложки, кое-какой фарфор и всякое в том же роде. Привычка накапливать серебро возникла в их семье еще во времена войны между штатами. Бедняжка, она выжила из ума, когда муж оставил ее.
        — Она была замужем?
        — Да, и все шло как обычно, но потом он уехал на денек проветриться в соседний город, и больше его никто не видел. М-да, это случилось давненько, пятьдесят с лишним лет назад. Поговаривают, что там он встретил какую-то девицу из мюзикла.
        Библиотекарша убрала прядь истончившихся волос со лба и спросила:
        — Итак, молодая леди, что вас все-таки интересует?
        Каролин спросила:
        — Скажите, а у вас нет списка старых кладбищ?
        — Нет, к сожалению, ничего такого нет. В наших краях хоронили в основном на частных участках, прямо на территории владельцев. И до сих пор некоторые семьи хоронят своих близких прямо во дворе. Я думаю, на севере это признали бы варварством, не так ли? Скажите, какое имя выбито на вашем камне?
        — Луиза. Просто Луиза, без всякой фамилии.
        И Каролин произнесла имя по буквам, а также назвала выгравированные на камне даты.
        — Ну, моя дорогая, с тех пор прошло слишком много времени. Кладбище могло давно исчезнуть. Помню, моя бабушка рассказывала о том, что в восьмидесятых годах прошлого века здесь сошла с гор огромная лавина. В ту зиму выпало очень много снега, а весной пришли дожди, и на деревню сошел огромный оползень. Рассказывали, что надгробие мистера Шутта попало в свинарник… Но возможно, это неправда. Тогда в газетах много печатали всякой ерунды.
        Каролин стала уставать от словоохотливости старушки, и она пробормотала, что благодарна ей за сведения, надеясь уцелеть в этом словесном шторме, но маленькая библиотекарша еще не вполне утратила интерес к редкому посетителю.
        — Вы еще молоды, моя дорогая, и вам неинтересно выслушивать сплетни, а я вот обожаю всякие сплетни. К сожалению, у нас в Лост Ривер редко что-то происходит. Все-таки, если поискать как следует, и в нашей деревушке можно разыскать кое-что интересное. Так что я попробую вам помочь. Да, еще вы вполне можете обратиться к Айку Адамсу. Он обожает всякие подобные разговоры.
        Она выглянула в окно. Перед конторой адвоката стоял автомобиль.
        — Как раз сейчас он на месте. Знаете, он из здешних старожилов и многое помнит. Это у него осталось от отца. Когда-то его отец пытался даже записать историю нашей деревни, но почему-то ничего не вышло, а жалко, верно? Может, в его семейном архиве сохранились какие-нибудь документы? Зайдите к нему, я уверена, он сумеет вам помочь лучше других.
        Каролин распрощалась с библиотекаршей и с радостью вышла на свежий воздух. Она направилась к конторе адвоката, мысленно поблагодарив библиотекаршу за то, что она не начала пересказывать семейную драму мистера Адамса и его жены Венди.
        По местным стандартам Айк Адамс считался зажиточным. Да и в любом другом месте его красивый особняк, выкрашенный в белый цвет, вполне мог бы стоять в районе совсем не дешевых домов. Но его офис имел довольно-таки запущенный вид. Впрочем, это не относилось к секретарше, молодой и симпатичной девушке, которая и пригласила ее в кабинет.
        Он встал, когда Каролин вошла в комнату. Она не видела его с тех пор, как оформляла документы на дом, и сейчас ее поразил его болезненный вид. Высокая, худая фигура, казалось, стала еще выше, а лицо выглядело совсем изможденным. Она поблагодарила его за свою удачную покупку еще раз, сказала, что у нее все идет прекрасно, а он рассказал ей, что с тех пор его дела идут в гору, поскольку он оказался втянут в перераспределение земли из-за приближающегося строительства магистрали.
        — Итак,  — подвел он черту под своим монологом,  — чем могу быть вам полезным, миссис Коул?
        Она объяснила ему, что речь идет о найденном камне.
        — Мне кажется, речь идет о девушке по имени Луиза Людвиг. Хотя это и мои догадки, они не беспочвенны, ведь раньше дом принадлежал Людвигам?
        — Знаете, на этом участке стоял еще один дом к северу и церковь. Да, да, я отлично помню, что об этом рассказывал мне отец. Он был одержим идеей написать историю нашей деревни.
        — А у вас не сохранилась копия какой-нибудь давней переписи жителей деревни?
        — Конечно, сохранилась. Там есть имена, даты рождений и много другого, что удалось разыскать отцу.
        Он протянул руку к верхней полке шкафа и достал оттуда пыльную папку, которую поспешил протереть серой от пыли тряпочкой, прежде чем раскрыть ее перед Каролин.
        — Взгляните, вот примерно эти годы… Вот семейство Людвиг. Так, Якоб был отцом и владельцем дома, его жена и соответственно мать семейства Анна Катерина.  — Палец мистера Адамса скользнул по странице.  — Несколько детей… Якоб, Анна, Генрих… Да, вот и Лайза, вернее, как вы говорите Луиза, родилась в 1788 году. Это ее дата?
        — Да, да, я рада, что мое предположение было верным.
        — Хотите, я прочту вам еще несколько имен? Некто Картер, жил в Северном доме. У него был один сын, Габриэл. А у остальных владельцев домов уже английские имена — Хантер, Гудвин, Картрайт, и ни у кого из них не было ребенка по имени Луиза.
        — А у вас нет никаких предположений, где этот камень мог лежать раньше?
        — Нет. Дороги с тех времен изменили направление. А после оползня изменилась и местность. Многие дома оказались разрушенными, а без этого…  — он развел руками.
        — Спасибо, мистер Адамс. Вы очень помогли мне. Попробую разыскать кладбище сама. Может быть, оно где-то в горах. Я с удовольствием поброжу там.
        Мистер Адамс побарабанил пальцами по серой, выцветшей папке.
        — Значит, вы действительно решили поселиться здесь? Хотя тут нет молодых людей и нет места, куда можно пойти развлечься?
        Его голос приобрел нотки глубокой задумчивости, она бросила на него быстрый взгляд. К сожалению, она отлично понимала, что он имеет в виду, говоря, что молодой женщине в Лост Ривер некуда пойти развлечься. Вероятно, он вспомнил свою юную жену, которая ненавидела эту деревню.
        Она кивнула ему, улыбнулась и ушла и лишь тогда вспомнила, что собиралась изменить кое-что в документах на дом. Но возвращаться уже не хотелось.
        На обратном пути она спросила у Джейсона:
        — Ты ничего не знаешь о жене Айка Адамса?
        — Знаю только, что мне рассказывал о них Макларен. Говорят, Айк застал ее в момент прелюбодеяния с каким-то учащимся колледжа.
        — Он так и сказал «прелюбодеяния»?
        — Да, Макларен иногда говорит, как старая дева.
        Каролин взглянула на профиль мужа и сказала серьезно:
        — Тем же языком говорила со мной старая библиотекарша. По-моему, им незнакомо слово «секс», не так ли?
        Они посмеялись, и Джейсон начал рассказывать ей о делах на работе. Она не все понимала, но уже разбиралась в именах, которые он ей называл, и старалась переводить его рассказы на свой язык. Скоро у них будет достаточно денег, появятся новые друзья, они займут довольно прочное положение в обществе и сумеют обеспечить будущее своих детей. После этого им останется только жить долго и счастливо…
        Приехав домой, Джейсон, выходя из машины, спросил:
        — Ты что-нибудь обнаружила в библиотеке?
        — Да в общем ничего. Только убедилась в том, что Луиза была действительно из семьи Людвигов и что…
        — Ну прекрасно. А что у нас с обедом?
        — В морозилке осталась часть воскресного обеда.
        — Надеюсь, там найдется бифштекс?
        — Конечно, все, как ты любишь.
        — Скажи, почему, когда приезжает Харви, ты устраиваешь такую вызывающую демонстрацию своих кулинарных способностей?
        — Ого, ты ревнуешь?
        — Как старая, дряхлая, ни на что не годная женщина вроде тебя? Нет!  — он рассмеялся и поцеловал ее, прижавшись к ней всем телом.
        Взявшись за руки, они вошли в дом.
        Поздно вечером она спустилась вниз, погасила свет и проверила, заперты ли двери. Ей очень хотелось заглянуть в гостиную, и она тихонько приоткрыла дверь.
        Комнату заливал лунный свет. Мимоза покачивала пушистыми ветками за окном. Ваза с цветами на могильном камне, казалось нарисована тушью на темной тонированной бумаге. На Каролин опять нахлынуло уже ставшее знакомым чувство радости и удивительной внутренней тишины.
        ГЛАВА 6
        Наступил июнь. Сад стоял в расцвете своей красоты. Огород тоже щедро одарил ее плодами. Каролин работала не покладая рук, рыхлила, копала, полола, что-то пересаживала. Дел было много. Эллен и Харви собирались приехать к ним четвертого июля, и ей хотелось закончить все дела к их приезду.
        Она написала Харви о том, что ей удалось обнаружить в библиотеке о Луизе. В конце Джейсон приписал несколько любезных фраз.
        Во вторник, на той неделе, когда они должны были приехать, разыгралась сильная буря. Дорожки в саду размыло, в песке образовались глубокие рытвины. У Джейсона не было времени помочь ей привести в порядок сад. И если бы не близнецы Джинтеров, она бы не справилась с такой работой. Собирая ветки, сбитые дождем, она с улыбкой вспомнила советы Эллен по уходу за руками.
        Когда они закончили уборку сада, Каролин пригласила близнецов в дом. Она провела их в гостиную, показала камень и спросила, не видели ли они такие же где-нибудь поблизости.
        — Вы что, хотите принести сюда побольше таких камней?  — спросил один из мальчишек, Лестер или Сильвестер — она их никогда не могла различить.
        — О, нет, конечно. Я просто думала, что, может быть, вы видели где-нибудь в горах маленькое кладбище. Уверена, что оно есть где-то поблизости, может быть, на участке Нофф.
        Мальчики переглянулись и ничего не сумели ответить.
        Тогда она дала им денег и проводила до ворот. При расставании они кивнули ей одинаковыми головами, и один неожиданно спросил:
        — Скажите, а вы действительно хотите держать этот камень в доме?
        — Я хочу найти кладбище, чтобы вернуть камень на то место, где он должен лежать.
        Когда мальчики ушли, она вернулась в гостиную и подошла к камню. Как-то в приступе трудолюбия она вычистила его и отмыла с шампунем, поэтому сейчас он сиял мягким светом, как серое, полупрозрачное облако. А может быть, все дело было в том, что день за окном стоял ненастный, и все время казалось, что вот-вот с неба посыплется дождик. Из-за этого света буквы казались четкими, словно только что выгравированные.
        «Она была бы рада вернуться домой»,  — вспомнила Каролин.
        Эти слова Харви произнес в присутствии Джейсона, и Каролин вспомнила его взгляд. Ей тогда пришлось быстро отправиться погулять, чтобы не разыгрался скандал из-за разговоров о реинкарнациях.
        Луиза пришла. Она поверила в нее. Это была странная, но очень интересная тема в ее жизни, которую она запомнит навсегда. Но Джейсон Коул был не из тех, кому нравилось присутствие в доме даже такого безобидного привидения, как Луиза.
        На следующее утро, приводя в порядок клумбу с циниями, Каролин заметила старую женщину, медленно бредущую по дороге по направлению к ней. Она была одета во все черное, несмотря на теплый день, а в руках держала сучковатую палку, на которую тяжело опиралась при каждом шаге.
        — Доброе утро!  — крикнула Каролин, поднимаясь с колен.
        Старуха ничего не ответила, пока не подошла почти вплотную к ней. Ее лицо напоминало сморщенную маску, кожа обтягивала кости, и среди всех этих складок с трудом можно было рассмотреть щелочки глаз.
        — Они сказали мне… вы нашли… камень Луизы…  — ее голос звучал, как заржавленная цепь, слова она выговаривала с трудом, делая долгие остановки.
        — Они?
        — Джинтеры.
        — Ах, да.
        — Хорошие мальчики. Они выполняют иногда мои поручения. Я плачу им, конечно.
        — Конечно. Может быть, вы присядете вот на эту скамью в тени? Или пройдете в дом, там попрохладнее? Камень у меня в доме.
        — В доме, да? Странно…  — глаза ее недобро блеснули.
        — Он, наверное, сполз с горы во время оползня. Ну, вы знаете, как тут бывает. И потом вообразила, что камни… они почти что сами люди, имена которых на них написаны. Так что я подумала… Они все еще здесь.
        — Люди? Да, я понимаю. Они действительно очень… очень похожи на людей. Вернее, за ними можно увидеть людей. При желании, конечно. Да, я понимаю.
        — А где именно эти камни?
        — Наверху. Я не помню, где именно,  — старая женщина фыркнула.  — Я никогда не знала никого из них. Кроме Луизы… Милая девочка.
        Каролин быстро подсчитала в уме, что эта женщина, какой бы старой ни была, никогда не могла встречаться с Луизой.
        — Да, она милая девочка,  — повторила старуха.  — Она приходила иногда навестить меня, когда еще был жив мой муж… А после того как Уильям умер, она почему-то больше никогда не приходила… Странно,  — она повернулась, чтобы уйти.
        Каролин взяла ее за руку. Рука была такая высохшая, казалось, что держишь только кость, слегка обернутую в ветхую бумагу.
        — Пожалуйста, миссис Нофф, посидите и отдохните немного. Я сейчас принесу вам лимонада.
        — Нет, спасибо, вы очень добры,  — она немного помолчала.  — А знаете, я никогда не винила Луизу… за то, что она сделала. Я уверена… она была прощена. Она получила прощение.
        Она пристально посмотрела на Каролин.
        — Вам ведь не хотелось бы умереть от удушья, не так ли?  — она подошла поближе и прошептала: — Между двумя пуховиками?
        — Нет!  — воскликнула Каролин и невольно вздрогнула.
        — Я тоже думаю, что нет,  — затем она пробормотала.  — Она не приходила ко мне больше… никогда. А когда вы видели ее?
        — О, нет. Я, собственно, никогда не видела ее.
        — Ну, конечно,  — казалось, старуха ничуть не удивилась ответу Каролин.  — Вот и я больше никогда ее не видела.  — Неожиданно она по-детски улыбнулась: — Прощайте!
        Она заковыляла прочь. Каролин прокричала ей вслед:
        — Миссис Нофф, можно я к вам загляну как-нибудь? На следующей неделе вам удобно?
        Старуха даже не оглянулась. Она шла, опираясь на палку. Каролин затаила дыхание и услышала, что она пробормотала:
        — Ох, нет. Я никогда не вытираю пыль. Я же сумасшедшая, вы знаете…

* * *
        Джейсон вернулся, когда уже основательно стемнело, но она не позволила себе сходить с ума от беспокойства за него. Они поужинали, а затем вышли посидеть на террасе, где гулял слабый ветерок, и на небе появились первые бледные звезды.
        Каролин рассказала ему о своей странной гостье, и они посмеялись, когда она пересказывала ему слова старухи о Луизе.
        Джейсон сказал:
        — Все говорят, что она вполне безобидна со всеми своими фантазиями. Но мне хотелось бы заглянуть в ее завещание. Макларен говорит, что ей принадлежит пара сотен акров земли на вершине горы. В последнее время, как он ни старался поговорить с ней, это ему не удалось, она попросту направляла на него заряженный револьвер, и, поверь, ее рука отнюдь не дрожала. Эти южные старые леди вполне могли за себя постоять… А я все время думаю, какой мотель с площадками для гольфа мог бы там устроить. Или хотя бы несколько коттеджей для летнего отдыха для начала…
        — Твоя мать была права, когда говорила, что ты увлекся этим делом. Чувствую, что придется мне пригласить старую миссис Мэтти на обед.
        Он засмеялся.
        — Прекрасно, почему бы тебе так не поступить? Только дождись конца недели, когда приедут Эллен и Харви. У него будет возможность продемонстрировать нам, насколько он ценит древности. Пусть насладится ее обществом.
        — Как ты думаешь, а что она имела в виду, когда говорила об удушении между двумя перинами?
        — Хоть убей, не знаю!
        — Ее слова произвели на меня жуткое впечатление.
        — Забудь их, мало ли что наболтает сумасшедшая старуха.
        Он закрыл глаза.
        — Но может быть, это означает, что Луиза была…  — докончить она не успела.
        — Каролин, ты не могла бы сделать мне одолжение?  — он повернул голову и взглянул на нее.  — Если ты действительно заботишься о моей карьере так, как говоришь, то дай моим мозгам хоть немного отдохнуть. Не терзай меня своими беспокойствами о судьбе Луизы, хорошо?
        — Но я не беспокоюсь о ней. Ох, Джей, как бы мне хотелось заставить тебя понять меня!
        — Пожалуйста, Каро.
        — Нет, выслушай меня…
        Но слова почему-то уже не могли выразить то, что она чувствовала. Каролин помолчала, преодолевая свою беспомощность, а затем попыталась продолжить:
        — Понимаешь, это… Как если бы кто-то, кто любит меня, был со мной в доме, когда тебя нет. Так меня могла бы любить моя мать. Знаешь, я никогда не могла перестать думать о том, почему она меня бросила. Мне так не хватало ее любви. Тетя Фреда и дядя Амос были, конечно, замечательными людьми, но все же не родителями…
        Он молчал, не сводя с нее глаз, и она подумала, что он пытается понять ее.
        — Понимаешь, это какой-то совершенно новый вид радости. Как будто все сразу становится хорошо и так легко. И когда я слышу…
        — Ты слышишь?
        — Если я слышу что-то,  — ее голос стал хриплым,  — то почти всегда ощущаю и запах гвоздики.
        Он поднялся из шезлонга и произнес спокойным, бесцветным голосом:
        — Каролин, какого черта тебе понадобилось так пугать меня?
        — Но я не пугаю, дорогой, просто пытаюсь объяснить.
        — Я не боюсь твоих проклятых привидений, я просто не верю в привидения. А ты пугаешь меня тем, что это… Да ведь это мания.
        — Ты хочешь сказать, что я сошла с ума?
        Он кивнул.
        — Да, получается, что я женился на сумасшедшей.
        — Я только старалась тебе объяснить.  — Она отвернулась.  — Если ты это так воспринимаешь, то прости меня.
        — Простить? Это ты меня прости, Каро. Я надолго оставляю тебя одну, а оказывается, это вредно для тебя.  — Он выглядел слегка ошеломленным.
        — Да нет, не беспокойся о моем здоровье. Может, я плохо объяснила, но это не тревожит меня. Это доставляет только радость…
        — Вот это замечательно! Просто великолепно!  — он наклонился над ней, и свет из комнаты упал на его лицо. Взгляд у него теперь был негодующий и очень недоверчивый.  — Господи, как я смогу теперь работать, когда узнал, что моя жена в одиночестве улыбается самой себе, слышит что-то, и вообще с ней происходят всякие непонятные вещи?
        — Ну тогда забудь об этом. Я ничего не слышу!  — закричала она, чуть не плача.
        — Ты способна выкинуть весь этот вздор из головы?
        Она молча смотрела на него. Он взял ее за руку:
        — Постреленок, не сердись на меня. Я люблю тебя,  — он провел рукой по ее волосам.  — Ну не плачь, моя радость. Все эти вещи имеют для нас слишком большое значение. Давай забудем о них, хорошо?
        — Хорошо!  — она постаралась улыбнуться.
        — Все забыто, ты простила меня?  — повторил он.
        — Я больше никогда не заговорю об этом.
        — И не говори ни с кем об этом, договорились?
        — Я не буду.
        — Ведь это всего лишь разбитый камень с забытого деревенского кладбища лежит у нас в гостиной, и больше ничего нет. Пусть такими вещами интересуется кто-нибудь другой, кто умнее нас и кому это нужно.
        — Ох, ну…
        — Послушай. Харви раскопал какие-то сведения об этих вещах, как я понял из письма Эллен, верно?
        — Верно.
        — Наверное, в его бумагах мы найдем наконец описание того места, откуда появился этот камень. И я выберу время, обещаю тебе, и отнесу его обратно.
        Он поцеловал ее. Его руки легли ей на плечи:
        — Ты моя родная, смешная девочка и очень, очень женственная, и я бесконечно люблю тебя. Но…
        — Но?
        — Пообещай мне, не уходить от меня слишком далеко.
        — Обещаю.
        — Ну вот и хорошо. Пора спать. Не возись сегодня с посудой.
        Запирая наружную стеклянную дверь, он выглянул на залитый лунным светом двор:
        — Удивляюсь, куда все-таки мог подеваться старина Скинни?
        Она вывалила посуду в мойку и ничего не ответила.
        Позднее, когда он уже спал, Каролин высвободилась из его объятий и внезапно села. Она слушала, изо всех сил прислушалась… Где-то не очень далеко от дома раздался негромкий, печальный собачий вой…
        ГЛАВА 7
        В пятницу ночью наконец приехали Эллен и Харви. Намного позже, чем их ожидали. После грозы дорога была размыта, и им пришлось ехать очень медленно. Харви с гордостью заявил, что половину дороги он вел машину, и поэтому вместо «мерседеса» они приехали на маленьком «остине».
        Джейсон приехал через несколько минут после них. Дождь только что перестал накрапывать, и Джейсон, перепрыгивая через лужи, начал перетаскивать сумки из машины в дом. Каролин поцеловала Эллен, а затем подошла к Харви, который с трудом выгрузился из машины. Он смачно поцеловал ее.
        — Я просто не мог дождаться, когда увижу тебя, дорогая. Я кое-что привез для тебя.
        — Какой-нибудь трофей после раскопок в библиотеке?
        — Да, это должно помочь в твоих исследованиях. Вообще-то, я даже просил Эллен написать тебе и выслать это почтой. Но потом решил не лишать себя удовольствия увидеть, как ты обрадуешься при виде моей находки…
        — Харви, я ждала вестей от тебя, но давай сейчас не будем об этом. Обед готов, да и Джейсон нервничает, когда мы говорим на эту тему. Потом, хорошо?
        — Я это и сам знаю!  — он раскатисто расхохотался.
        Каролин взяла Харви за руку и внимательно посмотрела на него. Ей показалось, что губы у него слишком темные, слишком нездорового цвета.
        — Знаешь, я рада видеть, что ты снова за рулем и больше не ходишь с той палкой. Все сейчас в порядке, верно?
        — Вообще-то, я сел за руль потому, что Эллен пыталась убить нас. Она просто теряет голову на дороге. А этот идиот-доктор прописал мне курс, от которого стало только хуже, я едва выжил, доверившись этой проклятой медицине. Слава Богу, что я вовремя догадался о его некомпетентности и прекратил лечение. Надеюсь, теперь дело пойдет на поправку само собой. Ну, а как ты?
        Он остановился и осмотрел ее с ног до головы.
        — У тебя какой-то подозрительно цветущий вид! Ты случайно не беременна?
        — О, нет!  — рассмеялась Каролин, удивившись про себя, как это в самый разгар сексуальной революции Харви заставляет ее краснеть от таких простых вопросов.
        Он потрепал ее за щеку.
        — Я имею право узнать об этом первым, ведь я люблю тебя. Но в эти выходные я постараюсь не раздражать Джейсона. Эллен умоляла меня об этом, и я обещал. Обрати внимание, как я буду с ним любезен. Все-таки он твой муж, и если он выгонит меня, я не смогу с тобой видеться. По крайней мере, на законных основаниях, не так ли? А я уже не могу представить своей жизни без тебя,  — голос его вдруг стал глубоким, задумчивым и очень искренним.
        Каролин не знала, что ответить. Все-таки она попыталась отшутиться, вспомнив, как ни странно, свой небогатый девичий опыт.
        — Эллен возненавидит меня за твои признания. Боюсь, что и Джейсон не стерпит твоих ухаживаний, так что поостерегись приставать к юной леди.
        Обед прошел, ко всеобщему удовольствию, очень хорошо. Джейсон с энтузиазмом поведал им о своих успехах в бизнесе, о продажах, которые он сделал за прошедшее время. Особенно, он расхваливал воскресенья.
        — Макларен считает, что самые удачные дни для бизнеса — это воскресенья.
        Эллен сказала, смеясь:
        — Ну, а теперь расскажи нам об этой миссис фон какой-то. Ты показывал ей какой-то местный дворец в прошлый раз, когда мы приезжали, и она даже заплатила, кажется, аванс.
        — Ну, как ни странно, пока еще ничего определенного. Но я уже получил хорошие комиссионные.
        — Расскажи, какая она?
        — Симпатичная. Четверо детей. В разводе.
        Эллен поставила локти на стол и подперла щеки руками.
        — Ну, дорогой, мне кажется, вам с Каролин надо нанести ей визит и познакомиться поближе. Думаю, это будет респектабельное знакомство, и вам стоит даже подружиться домами. Я как-то не могу представить себе Каролин в обществе этой Руби Джинтер. Нет, нет, я не хочу сказать ничего плохого о Руби, но после всего…
        Харви ее прервал:
        — Я хотел бы услышать о скоростной магистрали. Возможно, на этот объект можно сделать ставку. Что у вас слышно о строительстве?
        — Федеральные власти уже год как подали заявку в управление общественными дорогами. Это обычная процедура для утверждения подобных проектов, и в общем-то, все согласны, но должно быть утверждено множество соглашений.
        — Так это может затянуться на годы?  — спросила Эллен.
        — Скорее всего, года на три-четыре. Нужно выкупить кое-какие фермы, договориться с властями о сносе или сохранении разных исторических руин… Я не знаю всех этих тонкостей, но уверен, в конце концов все устроится. Я уже видел план будущего проекта. Он выглядит замечательно. Собственно, мы сейчас и торгуем исходя из его нынешней конфигурации.
        Каролин послала ему воздушный поцелуй.
        — Вспомни обо мне, любимый. Я ненавижу смотреть из сада, как этот старый автобус, пуская черные клубы дыма, снует туда-сюда.
        Джейсон встал, обошел стол и поцеловал ее.
        — Я позабочусь о тебе, Постреленок. У тебя в саду всегда будет самый свежий воздух. Кстати, запомни мои слова и подари бутылку шампанского, когда все сбудется.
        — А если я не подпишу соглашения как владелица этого участка и не разрешу проводить здесь дорогу?
        — Я убью тебя!  — он снова поцеловал ее.
        — Кстати, что у нас на десерт?
        — Пирог с черникой!
        — Великолепно, Каро, я обожаю твои пироги!  — благодушно проурчал Харви.
        — Ты слышала, Каролин, моей доли грозит опасность, припрячь мой кусок, ладно? У меня сегодня еще заседание в коммерческом совете, и мне пора. Я покидаю вас, вы не возражаете?
        — Не ешь его пирог, Харви, или он убьет тебя,  — сказала Эллен любовно, пока Джейсон выходил из комнаты. Потом она посмотрела на Каролин.  — Я всегда верила, что мальчик сможет кое-чего добиться в жизни. И мы все, Каролин, еще будем гордиться им. Но я думала, что вы оформили собственность на двоих…
        — Ох, Эллен, я еще не успела переписать бумаги. Как раз собиралась сделать это на прошлой неделе, но так получилось, что мы заговорили с юристом о другом…
        Она встала:
        — Харви, не хочешь посидеть немного в гостиной? Мне кажется, на террасе сегодня слишком сыро. Я принесу кофе и пирог туда, и мы немного поговорим об интересных для нас вещах.
        Она собрала посуду со стола и вышла в кухню. Внезапно за ней следом в кухне оказалась Эллен, которая вытирала платком глаза. Каролин сразу расстроилась.
        — Эллен, что случилось, дорогая?
        Эллен посмотрела на нее сквозь крупные, медленные слезы:
        — Ничего, это я от счастья. Обед прошел так хорошо, и Джейсон наконец становится мужчиной. Глядя на него, я вдруг вспомнила его отца. Он так никогда и не стал интересоваться работой, только и знал, что бегать от женщины к женщине. Какое-то время мне казалось, что Джея ждет та же участь… Просто, Каро, я не имела в виду доставить тебе неприятные воспоминания. Теперь-то все позади, слава Богу! Мне показалось, он уже имеет кое-какой вес в Лост Ривер, пусть даже это всего лишь деревня на широкой дороге. Кстати, куда он поехал?
        — Кажется, у него какая-то деловая встреча.
        — Вот увидишь,  — сказала Эллен, принимаясь вытирать тарелки,  — скоро он станет президентом фирмы. Знаешь, ты должна сделать еще одну довольно важную вещь. Как ты посмотришь на то, чтобы стать прихожанкой здешней церкви? Интересно, какая здесь концессия? Наверное, епископальная. Подумай об этом. Обычно приход составляют самые богатые и влиятельные люди.
        — О, Эллен…  — тон у Каролин стал довольно-таки унылый.
        — Каро, ты же понимаешь, почему люди, такие, как мы, присоединяются к церкви. В целях бизнеса, по социальным или эстетическим причинам. Может быть, мои слова звучат кощунственно, но это реальность.
        — Пока об этом рано говорить, Эллен. Обещаю тебе,  — Каролин бросила быстрый взгляд на свекровь,  — как только это станет необходимым, мы все обсудим.
        Десерт все съели молча, казалось, каждый думал о своем. Каролин уже собирала блюдца после пирога, когда Эллен дотронулась до ее руки.
        — Сразу по приезде я случайно осталась с Джейсоном наедине, и мы коротко поговорили… Он что, на самом деле обеспокоен тем, что камень Луизы находится в доме?
        — Да, немножко обеспокоен.
        — Ну тогда я даже рада, что сегодня он не остался до конца обеда. Не нужно вовлекать его в это, дорогая. Это интересно, пока мы слышим об этих вещах от Харви, но если к нему цепляться…
        — Сейчас, сейчас, мои дорогие,  — сказал Харви, дожевывая пирог и наконец проглатывая последний кусок.  — Я не хотел торопиться и не начинал рассказывать раньше, потому что меня действительно волнует наш маленький призрак.
        Он вытер салфеткой губы, потом положил руки на стол и лукаво посмотрел на женщин:
        — Хотя, должен признаться, мне уже давно хочется задать работу мозгам.
        Из кармана пиджака он извлек коричневый конверт и положил его на камень Луизы, стоящий рядом с ним.
        — Каролин, ты писала мне, что тебе удалось кое-что разузнать о ее семье. Я же нашел некоторые материалы, связанные с ее смертью,  — он усмехнулся, предвкушая интересный разговор.  — Мои находки в этом конверте.
        Каролин протянула руку к конверту.
        — Нет, нет, дорогая, еще не время. Сначала я должен посвятить тебя в некоторые детали. Помнишь, в то утро, когда ты нам впервые рассказала о запахе гвоздики, я сказал тебе, что некоторые реинкарнации наступают очень быстро?
        Каролин кивнула.
        — Я обнаружил, что мы имеем нечто большее здесь, чем просто появление странных запахов. Гвоздика является одним из самых примечательных символов реинкарнации. Корень слова «карн» в переводе с латыни означает «плоть, тело», и, таким образом, все слово целиком можно перевести как «возвращение в тело, воплощение».
        — Это интересно, но как это связано…
        Он неторопливо допил свой кофе, смакуя каждую каплю.
        — То, что я нашел, очень интересно, и если вы проявите чуточку терпения, сейчас все узнаете.
        — Тогда, Харви, не тяни. Ты знаешь, я умираю от нетерпения услышать что-нибудь о Луизе.
        — Применительно к подобным случаям средневековые европейские авторы писали: тот, кто умирает молодым, чувствует себя обманутым и старается вернуться обратно. Это непросто понять, но это, может быть, и верно. Хотя и нелегко возвратиться обратно. По крайней мере, не каждому удается сделать это. Но, быть может, наша Луиза была счастливее других.
        Эллен вдруг поднялась и стала собирать посуду со стола.
        — Харви, ты помнишь, что я тебе говорила? Джейсон будет в ярости, если узнает, что ты опять запугиваешь бедную девочку.
        — Эллен, я не запугиваю.
        — Тогда постарайся хотя бы закончить свой рассказ до того, как вернется Джейсон.
        Харви открыл конверт и достал оттуда несколько фотографий и маленькую стопку бумаг. Затем он надел очки, выбрал несколько фотографий и протянул Каролин.
        — Вот снимки, которые я сделал для нас.
        На фотографиях Каролин увидела несколько надгробий.
        — Значит, кто-то все-таки совершил экскурсию на кладбище? Хотя и отказался в свое время прогуляться к гробнице Тутанхамона.
        Он кивнул и улыбнулся, вспомнив прежний разговор.
        — На несколько кладбищ. Если я за что-то берусь, то изучаю предмет досконально. Здесь фотографии точно такого же камня, как у Луизы. Обрати внимание на подчеркивающие линии. Они исчезают в середине прошлого столетия. Дольше всего они сохранились в деревнях.
        Эллен вернулась из кухни, села и достала сигарету.
        — Слава Богу, здесь нет Джейсона.
        — А почему бы тебе не отправиться спать, мой ангел?
        — Нет, нет, я посижу с вами.
        Харви повернулся к Каролин:
        — Тебе ведь интересно, не так ли?
        — Ты знаешь, что да.
        Он взял из стопки бумаг один листочек и стал читать:
        — Вот выдержка из старого кодекса. «В 1714 году несколько семей, выходцев из Германии, уехавших со своей родины по преследованиям их религиозных представлений, поселилась в этой деревне, потому что тут требовались рабочие в железорудных шахтах».
        Харви взял еще один листочек, на котором была сфотографирована карта, и продолжил:
        — «Они поселились на берегу этой реки, и место показалось им удачным. Даже когда шахты были истощены, они остались тут, не помышляя о переезде на новое место жительства, образуя устойчивую и крепкую общину». Это место я пометил красным цветом,  — добавил он явно от себя.
        — Какая все это ерунда,  — пробормотала Эллен.
        — Если хочешь, можешь ее стукнуть, Каро,  — сказал Харви, взглянув на нее поверх очков.  — Именно так я поддерживаю дисциплину на своих занятиях в университете.
        — Простите меня,  — уголки рта Эллен вдруг выразили неуверенность и печаль,  — но я не вижу ничего полезного в информации о том, как германские рабочие жили здесь двести пятьдесят лет назад. Возможно, я слишком устала, но все это кажется бессмысленным. Пожалуй, я отправлюсь спать.
        — Или спать или замолчи. В научных изысканиях необходима систематичность, и я хочу, чтобы меня не прерывали хотя бы еще несколько минут. Могу я на это рассчитывать?
        — Можешь.
        — Поскольку Эллен нам позволила, продолжим наши исследования, дорогая Каролин.  — Он взял из стопки бумаг еще несколько ксерокопий книжных страниц.  — Вот здесь самое удивительное. В одной старой книге по истории штата я нашел репринт статьи, опубликованной в 1806 году, что совпадает с датой на камне. Потом, Каро, ты сможешь прочесть ее полностью, если захочешь. Статья написана молодым человеком, который путешествовал со своим другом в этих краях. Тут много лирики, описаний местных горных красот и так далее, но вот нужное нам место: «Мы уже достигли вершины горы, когда перед нашим взором открылась необычная картина. Шестеро дюжих молодых людей, одетых в домотканое платье, несли на плечах грубо сколоченный гроб, направляясь к кладбищу, расположенному неподалеку от дороги. Мы остановились и сняли шляпы. Церемония была окутана такой торжественной печалью, что казалось, будто и птицы перестали петь свои песни. Она произвела на нас самое тягостное впечатление своим молчаливым трагизмом. Долго еще, спустившись в долину, мы пребывали в печальном настроении».
        Харви отложил один листок и взял другой.
        — «В тот несчастливый для себя день Луиза Людвиг, так, как позже мы выяснили, звали покойную, бродила по лесу, наполненному птичьим гомоном, вместе с сестрой и собирала цветы для украшения часовни к предстоящей брачной церемонии. И вдруг она была атакована бешеной лисицей. По нашим сведениям, это было ее восемнадцатое лето. Увы, все произошло так быстро, что даже сестра не смогла ей помочь, когда взбесившееся животное в ярости выскочило из кустов и стало в полном смысле грызть и царапать Луизу. Тщетно девушка пыталась отбросить зверя, кровь уже залила ее грудь, и она, похоже, не могла от боли понять, что с ней происходит. Более всего у нее пострадали шея и плечо. Ее будущий муж, некий Габриэл Картер…»
        — Габриэл Картер?  — переспросила Каролин.  — Его семья жила тут же, на горе, немного севернее дома Людвигов. Мне рассказали об этом, когда я последний раз ездила в город.
        — В самом деле?  — глаза Харви сверкнули из-под очков.  — Тогда Луиза, как, кажется, говорят в южных штатах, была его соседской любовью. Это означает, что они знали друг друга с детства, у них были общие воспоминания, и, конечно, многие сексуальные табу, почти непреодолимые в то время, для них не имели значения. Такие браки до сих пор многие считают самыми прочными и счастливыми. Но позволь мне прочесть еще немного: «Габриэл Картер поскакал в горы на поиски «камня от безумия», который, как сказывают в этих местах, уже не раз помогал при заболевании бешенством, но, увы, через несколько дней он вынужден был возвратиться ни с чем и слег в горячке, которая плохо кончилась для молодого человека».
        — Так, значит, Луиза умерла от бешенства?  — с ужасом спросила Каролин.
        — Подожди,  — отозвался Харви удовлетворенно, радуясь такому напряженному вниманию со стороны слушателей,  — это только часть ее несчастий. Слушай дальше: «Но на этом история не закончилась, последовавший за этим ужас может привести в волнение даже искушенного читателя. Осознавая уготованную ей участь, а может быть, по какой-то другой причине, девушка сошла с ума, или, как принято говорить в таких случаях, повредилась в рассудке. Как-то под утро, изнывая от обрушившейся на нее боли, она встала с постели, где ее держали любящие родственники, тайком вышла из дома и, с трудом передвигаясь, дошла до водопада, где мы так радостно проводили время на пикнике в тот день, когда повстречали похоронную процессию. Здесь она простояла на самой вершине скалы достаточно долго, чтобы ее с дороги увидели люди, отправляющиеся работать на ферму. Они попытались остановить ее, но, увидев их, Луиза Людвиг прокричала что-то, чего никто не понял, бросилась в водопад с высоты, превосходящей всякое воображение. Так закончилась эта печальная история, мы же хотим завершить ее словами поэта: «Как много роз бутоном пало в
прах, как много солнц, увы, заходит слишком рано!»
        Харви снял очки, собрал бумаги, положил их на камень и произнес:
        — Ну как вам эта история?
        — Господи,  — прошептала Эллен,  — лучше бы ты об этом не рассказывал.
        Каролин коснулась камня рукой.
        — Но она… Она кажется мне такой счастливой.
        — Что означает «кажется счастливой»?  — быстро спросила Эллен.
        Каролин развела руки:
        — То, что я чувствую только радость, когда смотрю на камень и думаю о нем.
        — Конечно,  — согласился Харви,  — она рада вернуться обратно.
        Каролин протянула руку к бумагам.
        — Мне бы хотелось прочесть все самой. Ты оставишь это мне, Харви? Кстати, не попадалось ли тебе что-нибудь о двух перинах?
        — Нет. Почему ты об этом спрашиваешь?
        — Мэтти Нофф приходила на днях и говорила о том, как ужасно быть задушенной между двумя перинами.
        Эллен вытащила из стопки листок поплотнее и стала энергично им обмахиваться.
        — Ради Бога, объясните, если она страдала водобоязнью, как она решилась броситься в водопад?
        Ей никто не успел ответить. Потому что Каролин медленно произнесла:
        — Мэтти Нофф, правда, многие говорят, что она всего лишь сумасшедшая старуха, сказала мне на днях, что Луиза приходила к ней в дом, когда был жив ее муж Уильям. И еще она сказала, что после его исчезновения Луиза больше не появлялась у нее.
        Эллен раздраженно ответила:
        — Вряд ли стоит придавать значение словам того, кого все называют сумасшедшей старухой. Просто займись арифметикой и подсчитай, что между этими событиями прошло не меньше ста лет.
        — Кажется, мы говорим не о реальной девушке из плоти и крови,  — повернулся к ней ее Харви.  — А в этом случае бессмысленно заниматься арифметикой, дорогая.  — Он перевел взгляд своих больших, выпуклых глаз с Эллен на Каролин.  — Иными словами, она сказала, что Луиза приходит в дом, только когда в доме есть мужчина?
        — Странно,  — воскликнула Эллен,  — привидение, которое любит мужчин. Никогда не подозревала у привидений столь явных сексуальных склонностей.
        Харви бросил на нее ироничный взгляд.
        — Не надо воспринимать это с точки зрения нашей реальности, моя дорогая. Для меня все ясно, как день. Луиза приходит только в тот дом, где у женщины есть муж. Она хочет перевоплотиться. Помните, я с самого начала говорил вам о реинкарнации. Я смотрел протоколы исследований, проводимых студентами, изучающими оккультизм, и как-то прочитал, что привидения всегда появляются возле места, где их постигла трагическая участь. И в ситуации, сходной с желаниями и мотивациями живших когда-то прототипов, то есть живых людей. То есть все эти годы Луиза ждала подходящего случая, ждала кого-то, через кого она смогла бы вернуться в наш мир. Ведь инкарнация возможна не только при рождении, как полагает буддизм. Известны случаи, когда несчастная душа, жаждущая оказаться с нами, воплощается во вполне реальном, земном и уже взрослом человеке. Вот тут и появляется наша очаровательная девочка — наша Каролин с мужем, что тоже немаловажно для Луизы… О, я думаю, мы на верном пути в наших исследованиях.
        — Мы на верном пути в сумасшедший дом,  — Эллен взяла сигарету,  — с тобой все получается не так, как нужно, Харви. И с тобой тоже, Каролин. Сидим здесь и слушаем, две дуры, какие-то бредни. Мне бы услышать о том, что я скоро стану бабкой, а вместо этого вы толкуете о старых привидениях. Харви, я готова поколотить тебя! А тебе, Каролин, советую принимать пилюли от чрезмерного воображения.
        — Ну что ты, Эллен,  — вступилась Каролин за Харви,  — он так старался поднять нас до своего уровня, рассказал столько интересного. Я и половины не знала до разговора с ним.
        — Еще я хотел рассказать о стигматах. Знаете, это такие знаки,  — опять начал Харви,  — которые часто появляются у людей, через которых кто-либо пытается реинкарнировать. Луизу искусали в шею и в плечо…  — Он улыбнулся чему-то, чего пока не договорил.  — Не беспокойся, Каро, сейчас пластическая хирургия делает чудеса, у тебя останутся едва заметные шрамы…
        — Харви, сейчас же прекрати валять дурака!  — заорала Эллен, Каролин никогда не думала, что ее свекровь умеет так орать.
        — Спокойно, Эллен. У меня просто открытое сознание, и я смотрю на мир шире, чем вы. Две трети людей в мире верят в реинкарнацию. Только последней зимой я читал книгу известнейшего ученого, посвященную этому предмету. Он пишет, что в одной из стран Азии, Пакистане, родился ребенок, и это было официально зарегистрировано, который помнил все о своем прежнем рождении и жизни в соседней деревне до мельчайших подробностей. А на шее у него был всегда виден красный след от веревки.
        — Хм, мне, кажется, действительно придется пить успокоительные пилюли, Эллен, ты была права.  — Каролин дотронулась до руки Харви: — Давай закончим на этом. Может, я тебя разочарую, но я принадлежу к оставшейся трети человечества. Мне легче живется в незнании. Если бы я могла…  — она сделала круглые глаза и расхохоталась.
        — Да,  — согласилась Эллен,  — лучше находиться в неведении. Я была гораздо счастливее, пока не узнала обо всем этом. Я больше люблю простенькие истории со счастливым концом, которые мамаши рассказывают дочкам на ночь. Моя мать всегда читала мне такие истории. А когда леди собирается стать матерью, ей лучше читать книги о том, какие места присыпать ребенку тальком, чтобы не было опрелостей.
        — Эллен, ты должна…  — пробормотал Харви.
        — Будь я проклята, если еще буду думать об этой дурацкой истории, Харви. Она может заинтересовать только тех, кто не знает жизни. Я же предпочитаю обходиться без историй о девушках, возвращающихся после смерти…  — она посмотрела на Харви.  — А ты уверен, что сам не реинкарнировал от какой-нибудь таинственной личности?
        Харви аккуратно сложил бумаги в стопку.
        — Конечно, я инкарнировал. Я был сатрапом в античной Персии, и меня окружали прелестные, юные и почти всегда обнаженные наложницы.
        Эллен сказала:
        — Кроме шуток, Каролин, почему бы тебе не продать этот участок? Цены на него подскочили, и ты сможешь построить какой-нибудь симпатичный маленький домик в местечке с прелестным видом на море. И там, надеюсь, не заведутся привидения. В современных коттеджах им вряд ли нравится жить, как ты думаешь?
        Каролин встала и подошла к открытому окну.
        — Я вижу свет фар машины Джейсона. Сейчас он будет дома, и прошу вас, ни слова ему об этом.
        Когда Джейсон вошел, Эллен пересказывала сюжет последнего детектива, который читала перед сном.
        — Это было очень умно и довольно-таки неожиданно. Убийца изобразил все как суицид… Тихо, не перебивай меня, Харви, это единственная область, в которой ты ничего не понимаешь, ведь ты никогда не читаешь детективов. А я прочла их столько, что, кажется, могла бы совершить преступление, и это показалось бы мне не сложнее, чем приготовление яблочного пудинга.
        — Кстати, о пудинге…  — сказал Джейсон, оглядываясь кругом.
        — Кстати о преступлении,  — прервал его Харви,  — если я неожиданно скончаюсь, прошу вас, проведите расследование и, ради Бога, не доверяйте Эллен.
        Он встал и, довольный своей шуткой, наклонился к Каролин, целуя ее в лоб.
        — Самых сладких сновидений тебе, прелестное дитя. И не забудь отдать этому молодому человеку его кусок пирога, который я так и не съел.
        — Ты уверен, что больше не хочешь кофе?  — спросила его Каролин.
        Он покачал головой, и вышел из комнаты.
        — Пожалуй, и мне пора.
        Эллен, чуть прищурившись, посмотрела на сына, потом встала, потянулась и тоже ушла.
        — Устал, дорогой?  — Каролин подошла к Джейсону и взлохматила его светлые волосы.
        Он кивнул.
        — Как прошла встреча?
        Он механически усмехнулся, отстранился от нее и сел перед кофейным столиком. В его глазах оставался ледок, который очень не понравился Каролин.
        — Джейсон, что произошло?  — она плотно прикрыла дверь в холл и села рядом с ним.
        Он налил себе кофе, взял ложку с блюдечком, на котором лежал его кусок пирога, потом отложил ложку и повернулся к Каролин.
        — Ты думаешь, я не вижу, как этот парень без конца целует тебя?
        — Харви?
        — Да, Харви.
        Она удивленно посмотрела на него.
        — В том, что он поцеловал меня, нет ничего удивительного. Он всегда целует меня при прощании на ночь, и ты это прекрасно знаешь. Если ты думаешь…
        — Да целуйтесь сколько угодно, если вам нравится. Хотя мне всегда казалось, что его губы напоминают нарезанную на ломтики печень.
        — Джей!  — воскликнула Каролин негодующе, ей стало неприятно от такого сравнения.  — Что у тебя против Харви? Ты знаешь что-то, чего не знаю я? Он что, не просто набитый знаниями чудак, а что-то другое?
        — Нет, черт возьми!  — он опять принялся за свой пирог.  — Просто Харви чересчур, на мой взгляд, любит молодую кожу.
        — Ты сам не веришь тому, что говоришь.
        — Я уверен. В музее его окружают все эти ясноглазые аспирантки, и они бегают за ним, как овечки. А он с ними обращается отнюдь не в академически-патриархальном стиле.  — Он кромсал пирог с такой яростью, что крошки летели в разные стороны.  — И мне неприятно, что моя жена входит в число этих простушек.
        Каролин решила воздержаться от объяснения своих поступков. Вместо этого она спросила:
        — Как ты думаешь, твоя мать подозревает об этом?
        — Подозревает?  — он коротко хохотнул.  — Эллен мне об этом и рассказала.
        ГЛАВА 8
        На следующий день после ленча Эллен собрала свои маникюрные принадлежности и крем для загара и уселась в шезлонге на солнышке во дворе позади дома, откуда была видна долина.
        Каролин, стоя на стремянке у наружной двери, старалась прибить подпорки для дикого винограда, красиво обрамлявшего стену дома, но все время норовившего свалиться вниз. Она, конечно, не мастерски владела искусством заколачивать гвозди, но виноград мог обрушиться кому-нибудь на голову, а она никак не могла упросить Джейсона заняться ремонтом подпорок.
        Харви с упоением копался в моторе своего «остина», который разобрал еще до завтрака, а теперь пытался воссоединить все детали. Ему казалось, что на поворотах в нем что-то постукивает, но это постукивание было слышно ему одному. Его дотошность и желание вникнуть во все детали самых разнообразных дел иногда приводили Каролин в изумление. Она повысила голос, пытаясь перекричать урчание вновь собранного двигателя:
        — Неужели все получилось, Харви?
        — Представь себе, да. Абсолютно все получилось!  — он повернулся к ней. Его круглое лицо сияло от самодовольства.  — Хотя должен признаться, есть вещи, которые я никогда не пытался делать. Например, никогда не пытался сшить женское платье.
        Каролин сказала:
        — А я предполагала, что ты собираешься заняться разведением шелковичных червей.
        — О, нет, любовь моя, пока что я мечтаю посадить здесь только шелковицу.
        Каролин рассмеялась, не выпуская гвозди изо рта, а Эллен задумчиво сказала:
        — Теперь я понимаю, почему мой сын предпочитает работу пребыванию дома — нет ничего хуже глупых разговоров. Харви, иди-ка отдохни, вспомни, что советовал тебе доктор.
        Харви повернулся к Каролин:
        — Мой доктор сказал, что от всяких маленьких цветов, которые тут растут, у меня обостряется аллергия. Пойду лучше приму душ. Я ненавижу, когда женщины говорят такими пронзительными голосами.
        Когда он вошел в дом, Эллен спокойно изрекла:
        — Похоже, это правда — он хочет, чтобы я была для него вместо матери.
        — Он?
        — Да. Ох, ты не понимаешь и половины того, что в нем есть. Если он и женится на мне, то потому только, что я ему необходима. Мне бы хотелось, чтобы это произошло до того, как вы продадите этот дом. Мы могли бы присмотреть какой-нибудь другой симпатичный домик.  — Она посмотрела вдаль.  — Послушай, Каролин, а этот замок на той стороне долины не кажется мне таким уж уродливым, хотя я бы никогда не купила такой. Удивительно, чем он так понравился этой миссис фон какой-то?
        — Швейцер. Я тоже не знаю,  — рассеянно отозвалась Каролин, ударила по гвоздю, но промахнулась и попала по большому пальцу. Боль была такой сильной, что она почувствовала нарастающее раздражение на Джейсона.
        — Я могу убить Джейсона!  — сочувственно воскликнула Эллен,  — и не из-за того, что ты ударила себе по пальцу, я всегда говорила тебе, чтобы ты не занималась такими вещами. А за то, что он ничего не рассказывает мне, когда я пытаюсь расспросить его об этой даме. Кстати, что он тебе рассказывал о ней? Постарайся вспомнить.
        Каролин с сожалением посмотрела на свой искалеченный палец и подумала, что надо бы приложить лед, но потом решила все же снова взяться за молоток.
        — Ну, он рассказывал мне, что она мать четырех детей. Еще он сказал, что она из Австрии и поэтому очень своеобразна.
        Эллен полюбовалась своими ногтями, покрытыми свежим слоем лака. Она помахала в воздухе рукой, просушивая лак.
        — Кажется, у нее слишком большая стоянка для машин. Интересно, зачем ей столько места? Не знаешь, какая у нее машина?
        — Не знаю, кажется, черная. Видишь ли, Эллен, я не обращала на это внимания.
        Проклятый гвоздь наконец вошел в древнюю доску.
        — А я вижу что-то голубое, возможно, это плавательный бассейн. М-да, странно, бассейн в таком месте… Милая, подай мне, пожалуйста, бинокль. Кажется, Харви положил его на каминную полку сегодня утром.
        Каролин вбила еще один гвоздь и сходила за биноклем. Эллен приставила его к глазам и отрегулировала резкость.
        — Да, там стоит машина, черная, «порш» или что-нибудь подобное. Еще я вижу несколько детей в пруду и пару лошадей на лужайке.
        Она отложила бинокль и подошла к Каролин, которая продолжала возиться с виноградом.
        — Спускайся, бросай свои дела. Давай туда съездим!
        — Я думаю, не стоит. Джейсону это не понравилось бы.
        — Нет, ты делаешь ужасную ошибку, стараясь выполнять в доме всю мужскую работу. Я уже устала тебе об этом говорить. Пусть этим занимается Джейсон.
        — Он очень занят все эти дни, ведь ты знаешь. А виноград мог свалиться и сломать подпорки.
        — Прекрасно. Пусть сломает. Ты должна иметь свою собственную среду, дорогая. Ты должна познакомиться с миссис фон Швейцер. Жена всегда должна помогать мужу занять более высокое социальное положение.
        — Ох, Эллен, я не честолюбива.
        — Конечно, нет. Это будет с твоей стороны простым проявлением дружелюбия. И это поможет Джейсону. Знаешь, что мы сделаем?.. Спустимся к ней после обеда и на всякий случай сделаем вид, что заблудились или что у нас кончились сигареты, или еще что-нибудь придумаем. На обратном пути мы остановимся там на несколько минут. Как ты думаешь, это не будет навязчивым, если мы навестим новую соседку?
        — Нет, но…
        — Подумай, ведь это прекрасный предлог для знакомства, и я думаю, тебе будет приятно иметь рядом с собой несколько дружественно настроенных к тебе соседей, с которыми можно перекинуться парой слов. Ты согласна?
        — Да, согласна. Но я бы сначала спросила мнение Джейсона по этому поводу.
        — Это можно сделать потом, когда мы уже познакомимся с ней. Честно говоря, Каролин, люди всегда тебя любят. Ну, надеюсь, у тебя больше нет возражений? Пока Джейсон «добывает деньги», ты сможешь иногда проводить время с друзьями.
        Она открыла входную дверь:
        — Я сейчас приму ванну, а потом ты, хорошо? Я надену черный костюм. Это элегантно и достаточно изысканно.
        Она повернулась, чтобы уйти, но снова обернулась к Каролин:
        — Как ты думаешь, а перчатки надевать?
        — Эллен, неужели ты думаешь, что в Лост Ривер кто-нибудь носит перчатки?
        — Вот увидишь, я права! Ты только догадываешься о многих вещах, а многие люди читают книги по этикету, и им будет приятно увидеть кого-то, кто его соблюдает.
        Она вошла в кухню, и оттуда раздался ее грудной смех. Каролин заглянула к ней, чтобы узнать, что ее насмешило, и увидела, как Эллен кладет бинокль на полочку для часов.
        — Что тебя рассмешило?
        — Я только что подумала, что бы могло быть написано в книге по этикету о том, как одеваться экс-герцогине, когда она приезжает в Лост Ривер?
        Они поехали на «остине» Харви. Эллен ловко вырулила на поляну перед замком, и они увидели, что вблизи он производит более внушительное впечатление, чем издалека. Одно великолепное крыло дома выдавалось вперед, к долине, а другое было обращено окнами к горам.
        Когда они вышли из машины, массивная дверь отворилась, и они увидели юную девушку, бегущую к ним. На ней были короткие шорты, на губах — бледно-розовая помада, соломенные волосы заплетены в длинную косу, которая почти не мешала ей бежать.
        Эллен обратилась к ней:
        — Миссис фон Швейцер дома, милая?
        Девушка широко улыбнулась и подошла к ним так близко, что они смогли рассмотреть темные корни ее волос.
        — Я и есть миссис фон Швейцер…
        Они просидели у нее часа полтора. Она приняла их, как им показалось, с большим удовольствием.
        — Мое имя Аликзенда, но оно такое большое, вы не могли бы меня звать просто Зенди?
        Она улыбнулась Каролин и смущенно сказала:
        — Я просила вашего очаровательного мужа позволить мне навестить вас как-нибудь. Но он ответил что-то, чего я не поняла.
        Она плохо говорила по-английски, путала звуки, шепелявила, но это лишь придавало ее речи своеобразное очарование.
        — Я так рада, что встретила здесь вашего мужа, он единственный человек, которого я здесь знаю, и я ему полностью доверяю. Он добрый и так старается мне помочь. Посмотрите на эти картины,  — она указала рукой на работы старых мастеров в старинных золоченых рамах, развешенные по стенам,  — до прошлой ночи они стояли вдоль стен, на полу. Я совершенно беспомощна. А он, такой занятый человек, потратил целый вечер, чтобы их развесить по местам.
        У Каролин опять началась пульсирующая боль в пальце. Она старалась не смотреть на Эллен.
        — Я так рада, что вы заехали. Мне так хочется поговорить о разных вещах, я еще плохо говорю по-английски, но я скоро научусь. Знаете, я счастлива здесь. И дети счастливы. Они не могут дождаться, когда наконец поедут в школу на этом огромном желтом автобусе. А я никак не могу выбраться съездить в эту контору РУС.
        — Нет, последняя буква «А»,  — поправила ее Эллен.  — Это означает Родительско-учительская ассоциация.
        — А я думала — союз. Ну, я плохо в этом разбираюсь. Но съезжу туда, раз детям так хочется. Пойдемте, я должна вам показать моих детей. Они очаровательные дети — ужасные и очаровательные. И с зубами у них здесь стало куда лучше. Они очень похожи на меня в юности.
        Они спустились к бассейну, и четверо детишек, сверкая белозубыми улыбками, моментально выскочили из воды им навстречу. Стряхивая капли воды, девочки бросились к своим платьицам, а мальчики постарше стали задумчиво похлопывать себя по мокрым животам.
        Эллен болтала без остановки всю обратную дорогу.
        — Они показались мне такими грязнулями, ты согласна, дорогая? Наверное, Джейсон подумал то же самое. Представляю, как он хохотал, когда увидел ее с этой косицей. Но каково же ему пришлось с этим картинами, а? Каких только дел не переделаешь ради подписания выгодного контракта. Пришлось же ему попотеть в кои-то веки. Но, с другой стороны, мне понравилось простодушие этой миссис фон… Ну в общем Зенди. Такие люди, как она, не умеют притворяться. Как все чудесно вышло, да, моя милая? И теперь вы с ней станете друзьями. Она будет приглашать в свой дом интересных людей, и ты там многому сможешь научиться.
        — Да уж,  — мрачно буркнула Каролин.
        Эллен пошла за ней на кухню. Каролин взяла с полки банку с супом и сделала вид, что читает на этикетке способ приготовления. Она попыталась изобразить занятость и принялась перебирать коробки с припасами.
        Эллен стояла у нее за спиной и наблюдала за ее неловкими попытками отвлечься. Наконец она не выдержала и начала разговор:
        — Я знаю, о чем ты сейчас думаешь.
        — Ты?
        — Ты собираешь в голове доказательства и готовишь упреки.
        — Я?
        — Да. Ты и я подумали об одном и том же, но раньше времени. Быть может, наши подозрения не имеют под собой никакой почвы. Так случилось, что ты вышла замуж за мужчину, который неравнодушен к женщинам. И слава Богу, он наделен обаянием и, быть может, использует его для дела. Помочь покупателю — это очень умно. Вспомни надпись на консервах: довольный покупатель — наша лучшая реклама. Если Джейсон удовлетворяет покупателей, значит, он кладет деньги в свой карман, из которого достается и тебе тоже.
        — Он ничего мне не рассказывал о ней. Когда я его расспрашивала, он отвечал, что она так себе, ничего особенного. Вот над чем я ломаю голову, Эллен.
        — Только не надо придумывать упреки. У тебя слишком живое воображение, Каро. Бедный мальчик даже не подозревает, за какие грехи ты собираешься устроить ему сцену.
        — Сцену? Я никогда не устраивала ему никаких сцен. Уж ты должна знать это, Эллен. Но по некоторым признакам я вижу, что начинаются прежние маленькие истории. Я это чувствую.
        — Чепуха. Она из Европы и страшно богатая. Неужели она затеет интрижку с агентом по продаже недвижимости, даже таким очаровательным, как наш бедный Джейсон. Ты напрасно беспокоишься. Покажи мальчику, что ты доверяешь ему. А если не можешь доверять, то сделай вид, что доверяешь.
        — Я же не умею притворяться. И не желаю учиться этому из-за него!
        — Ну на самом деле научиться этому совсем не грех… Зачем ты прячешь бумажные полотенца в холодильник?
        — Ох, Эллен, я сама не знаю, что делаю.
        Эллен взяла полотенца и положила на стол, затем обняла Каролин.
        — Малышка, ты просто убиваешь меня тем, что делаешь. Я на твоей стороне, но самое лучшее, что может сделать умная жена,  — делать вид, что она не замечает шалостей своего мужа, когда они начинаются. Ведь они начинаются в каждом браке.
        — Так уж и в каждом?
        — В каждом браке, о котором я слышала, это когда-нибудь случалось. Подумай, ведь доброта, так свойственная Джейсону, заставила его развешивать эти тяжеленные картины. Он просто пожалел ее. Но если я еще раз поймаю тебя с молотком в руках, я оторву тебе голову!
        — Пожалуйста!
        К обеду Каролин надела желтое платье, красиво подчеркивающее ее грудь, и подкрасила ресницы. За столом она болтала, как никогда, и удивилась себе самой, когда вдруг сказала:
        — Как мне понравилась миссис Швейцер, она так приветливо нас встретила!
        И она с облегчением заметила, что Джейсон взглянул на нее без напряжения. Может, и в самом деле здесь был только умысел и расчет на приличные комиссионные? Раздумывая над этим, Каролин принялась болтать с Харви, который решил продемонстрировать ей свое тонкое знание вин.
        Эллен тоже была счастлива за обедом, хотя и выпила слишком много вина.

* * *
        Из-за длинного уик-энда Джейсону и Каролин до самого понедельника ни на минуту не удавалось остаться наедине. Той ночью Каролин долго лежала без сна. Где-то вдалеке ей слышались голоса и какой-то шум, напоминавший гудение большой толпы. Она подумала, может быть, где-нибудь играет радио. Наверное, подростки собрались поблизости на дороге и включили магнитофон. Звук был приглушенный и не очень беспокойный, но она слышала его все время. Наконец ей захотелось, чтобы они поскорей убрались. Но вместо того, чтобы спуститься, включить свет на заднем дворе и, может быть, вспугнуть подростков, она накрыла голову подушкой и заснула.
        Воображаемые подростки стали частью ее сна. Ей снилось, что та девушка пришла и стоит в холле перед дверью ее спальни. Девушка была испугана и плакала, как плачут только дети — тихо и жалобно.
        ГЛАВА 9
        Каролин готовила овощи к обеду, когда домой вернулся Джейсон, намного раньше обычного. Она была в халате, только что после душа, волосы, пахнувшие шампунем, распущены. Она взглянула на часы, удивилась, быстро вытерла руки и побежала к дверям встречать мужа.
        Он поцеловал ее и обнял за плечи, его голубые глаза сияли.
        — Наконец-то ко мне в руки попала планировка всех будущих благ цивилизации в наших горах, и теперь с этим планом… я действительно горы сверну.
        — Расскажи подробнее.
        Он перегнулся через стол, схватил сырую репку и принялся с шумом ею хрумкать.
        — Начну сначала. Как ты, возможно, уже заметила, я по уши увяз в этой затее.
        — Я заметила.
        — Собственно, я принялся подмасливать почти каждую пожилую леди, участки которых оказались в выделенных на плане зонах будущего строительства. Одной даме мне пришлось — ты не поверишь — развешивать картины. Потому что дорога пройдет по ее участку и желательно заручиться ее согласием на прокладку дороги. Кроме того, она вполне способна вложить деньги в это строительство, а это, как ни верти,  — кредит.
        — Гений!  — сказала Каролин, блеснув глазами.
        Он сходил за своим кейсом, вытащил оттуда карту, еще какие-то бумаги и разложил все на столе.
        — Начнется все с вершины горы, где живет твоя приятельница Мэтти Нофф. Она владеет двумя сотнями акров, с которыми, как говорит Макларен, нам придется распроститься, поскольку она ни за что не захочет с них съезжать.
        Каролин взяла стул, обошла с ним вокруг стола и села рядом с Джейсоном. А он, вытащив из кармана карандаш, принялся, как указкой, водить им по карте.
        — Здесь ферма. Она заходит только небольшим участком на гору, так что серьезно нам не помешает. Большинство интересующих меня участков лежит вдоль старой дороги, причем с одной стороны они доходят до водопада. Почти все эти люди достаточно умны, чтобы согласиться на прокладку шоссе по их участкам. Ты следишь за мной?
        — Конечно.
        — Самую большую трудность представляет участок Мэтти Нофф, перерезающий дорогу почти пополам.
        — Я помню, Макларен рисовал мне эскиз карты в тот день, когда мы с твоей матерью впервые приехали сюда. Но меня тогда ничто не интересовало, кроме этого дома. Кстати, мне хотелось бы подняться в горы и посмотреть на водопад. Это то место, где Луиза…
        Каролин внезапно замолчала, вспомнив, что обещала больше никогда не упоминать имя Луизы в разговоре с Джейсоном. Так ей посоветовала Эллен, и, кажется, пока это срабатывало.
        — Радость моя, в каждой деревне, возле каждого красивого места есть свои несуразные легенды вроде этой твоей Луизы. Новая дорога все равно пройдет через водопад.
        — А разве это возможно?
        — Уверен, что да. Это не очень мощный водопад. Он высокий, но воды через него проходит немного. Макларен рассказывал, что иногда летом он и вовсе пересыхает до слабенького ручейка.
        — Но ведь это строительство разрушит водопад.
        — Может быть, а может быть, и нет. Это место пользуется дурной репутацией в последние годы. Его даже называют Рододендроновый ад.
        — А что это значит — Рододендроновый ад?
        — Ну, мне рассказывали, что он напоминает джунгли. Ты можешь заблудиться в их зарослях. То есть зона справа от водопада очень опасна. Несколько лет назад преподаватель повел в горы ребят, хотел научить их лазить по скалам, сам свалился с высоты пятьдесят футов и погиб. Там часто страдают лошади и коровы. Ломают себе ноги и мучаются, пока фермер не отыщет их и не стащит на веревке с другой стороны горы через участок Мэтти Нофф.
        — Ух, хорошо, что я ни разу туда не поднималась.
        — Мне тоже не хочется, чтобы ты забиралась туда одна, Постреленок.
        — Но как-нибудь я и ты, вдвоем…
        — Хорошо, как-нибудь вместе мы сходим туда, только я пойду первым. Но сейчас я просто хотел бы купить эту землю у Мэтти. Это всего лишь пятнадцать акров, и они как раз замкнут круг, необходимый для прокладки дороги. Мэтти принадлежит на горе еще двадцать пять, а то и тридцать акров, и позже мы могли бы прикупить и их тоже.
        — У тебя большие замыслы, дорогой!
        — Конечно. Ведь это очень доходный бизнес. Потому-то я столько об этом и говорю. Лучшего месторасположения, чем у нас, нет в целом штате. Ведь когда проложат дорогу, мы окажемся всего в часе езды от Вашингтона. Теперь я вижу нашу рекламу по-новому. Я представляю этих бедолаг горожан, читающих о «кристально-чистых реках, прозрачном воздухе, незабываемых видах, маленьких невинных лесных созданиях…»
        Он хохотнул, откинув голову назад.
        — Змеях, крысах и ядовитых пауках?  — добавила она, вспомнив его реакцию на объявление.
        — Не пробивай дырок в моем воздушном шарике, моя сладкая. Позволь мне помечтать.
        — Я знаю. Это воздушный шар твоей любви. Неужели ты на самом деле считаешь, что с Мэтти можно договориться?
        — Конечно, если постараться.
        Тогда она задала вопрос, очень важный для нее:
        — Скажи, а что ты будешь делать с деньгами, если разбогатеешь?
        — Думаю, прежде всего мы расплатимся с Харви. Мне не очень хочется зависеть от него.
        — Я думала… Ты как-то сказал…
        Он усмехнулся.
        — Ты же знаешь, я не очень люблю этого весельчака. И никогда не любил. Но он часть жизни Эллен, и к тому же помог нам, хотя, как я понимаю, деньги для него ничего не значат.
        — Вспомни, что ты говорил об этом месте в ноябре.
        — В ноябре у нас были другие проблемы. А сейчас магистраль стала реальностью, и нам надо поработать с Мэтти Нофф. Здесь найдется работа и для тебя. Ты будешь моей сотрудницей по связи с общественностью.
        — Когда я должна приступить к работе?
        — Завтра.
        — Есть, босс.
        Он провел рукой по ее волосам:
        — Я собираюсь купить тебе кольцо с бриллиантом.
        — Ты думаешь, я этого хочу?
        — Я этого хочу,  — он обнял ее.  — Хочу купить тебе такой большой бриллиант, какой только сможет удержать твой палец. Хочу, чтобы каждый, кто увидит его, говорил: ого, кто-то довольно состоятельный очень любит эту девушку.

* * *
        Утро следующего дня было ослепительно ярким. Каролин собирала овощи в корзинку. Зеленые стручки фасоли, несколько кабачков, ранние помидоры, только начинающие краснеть. Она была довольна своим урожаем. На сердце было легко. Уже несколько ночей она спала спокойно, без сновидений.
        Она поднялась к Джинтерам и остановилась на краю их участка. Лес возился под грузовиком. Увидев Каролин, он выбрался из-под машины, вытер грязные руки о джинсы и крикнул:
        — Привет, странница!  — голос его звучал, как всегда, дружелюбно.  — Давно тебя не было видно. Руби в доме. Эй, Руби!
        — Ты уже вернулся Лес?
        — Да. Руби, у нас Каролин. Кстати, тут мне подвернулась одна работенка, и со мной расплатились строительным материалом. Скажи Джейсону, я могу с ним поделиться.
        — Спасибо, непременно скажу.
        На крыльце появилась Руби. Крохотная женщина, у нее не хватало нескольких передних зубов, а волосы всегда были так взлохмачены, что она могла бы быть находкой для рекламы массажных щеток, разумеется, если бы ее хоть иногда удавалось причесывать. На руках она держала ребенка, еще один малыш постарше стоял рядом, держась за ее юбку.
        — Каролин, я рада тебя видеть. Я все говорю Лесу: что-то Каролин давно не видно. А тут ты, собственной персоной.
        — Я все время была занята. Гости, сад, понимаешь?
        — Да, и та буря принесла немало хлопот. Я все хотела спуститься к тебе, предложить помощь, да так и не выбралась. Как дела у Джейсона?
        Каролин погладила по голове малыша, который доковылял до нее и теперь стоял, держась за ее ногу.
        — У него все в порядке. Появилась одна идея, и я пробую ему помочь. Не знаю, что у меня из этого получится, но я хотела повидаться с Мэтти Нофф. Джейсон хочет уговорить ее продать нам участок земли.
        — Вряд ли она согласится. К тому же близнецы недавно говорили, она стала совсем плоха. Вряд ли протянет еще одну зиму.
        — У нее ведь никого нет, верно?
        — Есть племянник где-то в Западной Вирджинии, но он, залетная птица.
        — Все-таки пойду, попробую с ней поговорить. Может быть, что-нибудь да удастся,  — Каролин подняла свою корзинку.  — Как вы думаете, она согласится взять у меня овощи?
        — Вряд ли. Но попробуй. Не бойся ее револьвера, он у нее вместо игрушки. Если хочешь, мы проводим тебя к ней.
        — Нет, спасибо. Она заходила ко мне на днях, так что она должна меня еще помнить.
        Каролин перешла дорогу и направилась к дому Мэтти.
        Она много раз видела этот дом, потемневший от времени, с облупившейся краской, самое дряхлое строение во всей долине. Дверь была распахнута. Окна были закрыты пожелтевшими от солнца газетами, иные рамы развалились, и под ними были такие щели, что туда спокойно могли залетать птицы.
        Возле дома бродило несколько кошек. Одна, огромная и серая, сидела на развалившейся ступеньке и грелась на солнышке. Каролин наклонилась и погладила ее.
        Из глубины дома выплыла Мэтти Нофф. Она была похожа на пугало, слишком долго простоявшее под всеми ветрами. Те лохмотья, что были на ней, свидетельствовали, что в день своего визита к Каролин она надела свой парадный наряд. В руке у нее была палка.
        — Убирайся!  — раздался ее скрипучий голос.
        Каролин улыбнулась ей:
        — Я пришла к вам в гости, миссис Нофф. Вы приглашали меня.
        Молчание.
        — Вы не помните меня? Я Каролин Коул. Я живу внизу. Мой муж хотел поговорить с вами о продаже небольшого участка.
        — Убирайся!
        — Хорошо. Я сейчас уйду. Я принесла вам немного овощей со своего огорода. У нас хороший урожай, и я хочу поделиться с вами.
        Старая женщина с трудом спустилась по ступенькам и взяла корзинку из рук Каролин, а затем вернулась в дом и с грохотом захлопнула за собой дверь. Ступеньки тяжело вздыхали у нее под ногами. Почти сразу же распахнулось окно и в нем появилось улыбающееся лицо хозяйки:
        — Как поживаете? Я что-то неважно чувствую себя сегодня. Пожалуй, я не смогу принять сейчас гостей — давно не принимала ванну. Вы заблудились?
        Каролин начала сначала.
        — Нет, я ваша соседка, живу ниже по дороге. Я подумала, что вы были так любезны, навестив меня, и решила тоже зайти проведать вас.
        — Я?  — потемневшими от грязи руками она попыталась поправить лохмотья вокруг шеи.  — Вы уверены, что это была я? Может, это был кто-нибудь другой? Я никогда не выхожу.
        — Мы говорили о Луизе.
        Ее темные глаза блеснули.
        — Ах, да. Луиза. Прекрасная девушка. Только умерла плохой смертью.
        — Да.
        — Знаете, мой муж тоже умер. И Луиза больше никогда не приходила после его смерти. Наверное, она любила его больше, чем меня. Женщинам всегда нравился мой муж. Его звали Уильям. Мой Уильям. Но он любил только меня, знаете. Больше всего он любил меня…
        Слезы потекли по ее морщинистым щекам.
        — Больше всего он любил меня. Меня…  — после этих слов она захлопнула окно.
        Подождав несколько минут, Каролин крикнула:
        — Миссис Нофф, мой муж хотел поговорить с вами о продаже.
        Но из дома не доносилось ни звука. Она повернулась и пошла обратно, думая о том, что справиться с заданием ей не удалось.
        Ночью, доставая кубики льда из холодильника, Джейсон спросил:
        — Ну, как далеко зашли твои отношения с Мэтти Нофф?
        — Боюсь, что не очень.
        — Она встретила тебя с револьвером?
        — Нет. Но все равно все вышло плохо. Она ни на что не реагирует, кроме как…  — Каролин замолчала, ей не хотелось напоминать Джейсону о запретной теме.
        — Кроме чего?
        Каролин пробормотала:
        — Кроме Луизы.
        — Ты же обещала избавить меня от этих разговоров.
        — Я знаю. Но Мэтти говорит только о ней.
        — Значит, вас стало двое!
        — Улыбнись, когда говоришь так. Боюсь, Джейсон, я не смогла сделать для тебя ничего полезного.
        — Ты зато приносишь мне гораздо больше пользы в другом,  — он коснулся подбородком ее шеи.  — Вы очень профессионально выполняете обязанности жены, миссис. Вы пунктуальны, исполнительны и достойны повышения.
        — Босс, прекрати крошить сэндвич на ковер!
        — О’кей. Но я все же не могу даже думать спокойно о том, что кто-то верит в то, что умерший возвращается для того, чтобы еще пожить,  — он покрутил пальцем возле виска.  — Наверное, они все-таки того…
        — Но ты не можешь заставить людей не говорить об этом, если они думают иначе, чем ты.
        — Давай больше не будем об этом.
        Она подумала: «Луиза для меня так же реальна, как свет из окна. Даже безумная Мэтти, и та знает, что она реальна». Но она не произнесла ни слова.
        Она поцеловала его и потерлась щекой о его подбородок.
        — Босс, прости меня, я сделала ужасную вещь. Я забыла положить оливки в твой мартини.

* * *
        На следующий день с утра шел дождь. Обычно Каролин даже радовалась дождю, разнообразившему безоблачно-безмятежные дни. Но сейчас она чувствовала, что что-то изменилось. Казалось, дом погрузился в ожидание и замер, к чему-то прислушиваясь. На смену покою пришло скрытое беспокойство.
        Она бродила по дому, старалась придумать себе домашние дела, чтобы занять себя хоть чем-нибудь. Каролин вспомнила, что сегодня ночью опять слышала какой-то дальний шум. Больше всего он напоминал ей мягкий гул падающей воды.
        Каролин вспомнила, что шум этот возник одновременно со стуком капель дождя по крыше.
        Монотонность этих ударов угнетала ее. Казалось, не будет конца этому дождю. Он проникает везде, впитывается в песок, в землю, пропитывает тело. Каролин представила свое тело, сквозь которое проникает дождь, размывает его, смешивает с землей…
        А ночью она опять слышала сквозь сон жалобный плач. Но она не была уверена, что плакала не она сама.
        Но в следующие ночи она опять слышала этот плач и была уже уверена, что плакала не она. Она лежала, прислушиваясь к этим звукам, и не могла шевельнуть ни одним мускулом. Это был только звук, но он был так реален и раздавался совсем рядом, сразу за входной дверью.
        Наконец она решилась, успокоила дыхание и села в постели. Сквозь открытую дверь можно было увидеть почти весь коридор. Но лунный свет ярко освещал лишь спальню, а холл оставался темным, и ничего в нем нельзя было разглядеть.
        Она пододвинулась к Джейсону и окликнула его. Он не просыпался. Она потрясла его за плечо, потом сильнее. Он всегда просыпался с большим трудом.
        — Проснись, Джей, проснись. Я слышу что-то.
        — Что?  — спросонок он ничего не понимал.  — Что? Ты чего?
        В темноте Каролин смогла рассмотреть, открыл ли он глаза.
        — Тсс-с, послушай.
        Через минуту он сказал:
        — Ничего не слышу. Тебе, наверное, опять что-то почудилось?
        — Нет, я не спала. Я не могу спать. Просто лежала и вдруг услышала это.
        — Ну и что ты опять услышала?
        — Я… Я услышала, что кто-то плачет.
        — Где?
        — За входной дверью. Или, может быть, уже в гостиной.
        Со вздохом он выбрался из постели. Не включая свет, вышел в коридор, спустился по ступеням. Она прислушивалась, стараясь понять, что происходит в темноте.
        Но ничего не случилось. Он просто вернулся и проворчал:
        — Все заперто. Никого и ничего. Опять это твое воображение!  — он бросился на кровать и укрылся с головой простыней.
        — Но я слышала, Джей. Я не спала.
        — Мой совет — начинай пить снотворное. В ванной комнате, кажется, остались какие-то таблетки, которые привезла Эллен.
        — Мне не нужно снотворное.
        — Зато мне нужно, чтобы ты его принимала.
        «Джейсон, люби меня, я боюсь».
        Но эти слова остались лишь у нее в сознании. Она так и не решилась произнести их вслух. А Джейсон отодвинулся от нее на самый край их огромной кровати и повернулся спиной.
        А она пролежала всю ночь, глядя в потолок широко раскрытыми глазами и прислушиваясь. Но больше этой ночью она не услышала ничего, кроме далекого лая Скинни.

* * *
        Пришло письмо от Эллен. Она писала, что Харви раскопал для Каролин в музее какую-то сногсшибательную информацию, а в конце была приписка: «Дорогая, Харви забыл где-то у вас очки, поищи вокруг, пожалуйста».
        По телефонной книге Каролин отыскала номер квартиры Харви и позвонила ему. Он отказался рассказывать ей о своей находке по телефону. Она так и думала, что он захочет преподнести все как можно красочно и театрально в очередной приезд.
        — Все очень таинственно, Каро, ты увидишь сама. Это даже трудно описать. В общем, я напал на след.
        Но Каролин не собиралась сдаваться. Она осмотрелась вокруг, нет ли где-нибудь поблизости Джейсона, и прошептала в трубку:
        — Харви, по ночам я слышу ее.
        — Конечно. Это не очень даже и удивительно.
        — Не каждую ночь, но чаще, чем раньше.
        — Я ожидал этого.
        — Ожидал? Ты?
        — Конечно. В прошлый раз, когда я был у вас, я понял, что это должно продолжаться, хочешь ты этого или нет. По-моему, доказательством является чрезмерно острое ощущение радости, которую ты испытываешь при ее приближении. Я сейчас изучаю старые корнуэльские обычаи…
        — Корнуэльские?
        — Теперь я знаю, что мы на верном пути. Я нашел человека, который может помочь нам в этом. Он специалист и с радостью поработает у вас. Этот человек — удачная помесь академического ученого, просиживающего дни и ночи в лаборатории, и охотника за привидениями, гоняющегося за сенсациями.
        Каролин прошептала:
        — Джейсон убьет меня, если хоть один из этих людей окажется у нас в доме.
        Добродушный смех Харви загрохотал в трубке:
        — Все в порядке, милое дитя, я никого не привезу с собой, не волнуйся. По крайней мере, на этот раз. Но когда мы приедем, я привезу магнитофон. Я скажу Джейсону, что хочу записать птичьи песни…
        Когда Каролин повесила трубку, она сообразила, что ни один из них даже не вспомнил об очках.
        Внезапно появился Джейсон и спросил:
        — Зачем ты звонила Харви? Неужели он опять собирается нагрянуть ни с того, ни с сего?
        — Нет, они не смогут приехать раньше субботы, а уедут, кажется, в воскресенье.
        — Ну, слава Богу, а то мне показалось, что они все время живут с нами. Без них нам намного лучше.
        — Харви забыл где-то у нас очки.
        — Если они ему так уж нужны, я могу выслать их почтой. Хотя и уверен, что у него есть запасная пара. И вообще, он мог бы купить себе новые.
        Она рассмеялась:
        — Успокойся, Джейсон, все не так ужасно. Ты можешь как следует поработать, пока они будут здесь.
        А про себя она добавила: «Должна же я с кем-то поговорить по душам, ведь теперь ты все время проводишь на работе».
        ГЛАВА 10
        В субботу сразу после обеда Джейсон собрал свои бумаги и уехал в офис. А Эллен занялась грязной посудой.
        — Каролин, посидите с Харви в гостиной или на террасе и спокойно секретничайте. А я займусь делом. Ваши истории начинают действовать мне на нервы, я не хочу их слушать. К тому же я меньше буду думать о себе как о предательнице Джейсона — ведь я знаю, как он относится к этому.
        Когда они уселись на террасе, Харви сказал:
        — Сегодня я привез только одну страницу.  — Он достал из кармана сложенный вчетверо листок и протянул ей.  — Вот, что я обнаружил. Эта статья была опубликована в одном очень старом журнале под заголовком «Некоторые примеры бесчеловечного обращения с привидениями и призраками».
        Каролин поудобнее устроилась на стуле, повернувшись так, чтобы свет, падающий из окна, освещал страницу, и принялась за чтение.
        «В некоторых районах Британских островов установилась практика довольно сурового обращения с жертвами укуса бешеной собаки, страдающими в результате гидрофобией. Иногда их еще называют «теми, кто задохнулся между двумя перинами». Описание подобных случаев мы находим у язычников и ранних христиан. Вот как описывал в конце XVI века этот обряд очевидец одного несчастного случая, происшедшего в Корнуолле: «Жертва издает отчаянные вопли, но никто не обращает на это внимание. Восемь женщин крепко связывают и упеленывают ее, как ребенка, распевая все время псалмы. Потом приходится некоторое время ждать, пока у несчастной прекратятся судороги и конвульсии. После чего труп зашивают при помощи навощенных нитей между двумя перинами, чтобы ядовитые испарения не проникали наружу, и хоронят в таком виде».
        Печальный обряд сохранился и по сию пору в некоторых отдаленных горных районах на юге нашей страны, где довольно часто возникают случаи бешенства. Недавно очевидцы описали ужасающую историю, случившуюся с восемнадцатилетней девушкой, страдающей гидрофобией. Она сумела вырваться из рук женщин, которые хотели совершить над ней страшный обряд. Убегая от преследования, она добежала до водопада, поскользнулась и, упав с большой высоты, разбилась о скалы. Остается только надеяться, что несчастная умерла до того, как ее тело коснулось камней».
        Каролин аккуратно сложила листок и протянула его Харви, ей казалось, что бумага обжигает ее.
        Харви возбужденно продолжал:
        — Мне кажется, я вижу эту сцену, как будто ее изобразил сам Иероним Босх. Представляю, как бы разыгралась его фантазия, если бы он знал о том, что произошло с Луизой.
        Каролин прошептала:
        — Значит, я слышу последние минуты трагедии.
        Он кивнул.
        — Да, так это обычно и случается.
        — Да, поэтому я слышу, как Луиза плачет, ужасаясь тому, что ждет ее.
        — Конечно.
        Она вздрогнула, на мгновение представив себе лицо Луизы.
        — Господи, как мне это не нравится. Разве возможно, чтобы такое произошло на самом деле?
        — Да, это здорово действует на наше застоявшееся воображение, не так ли? Знаешь, что удивляет в этой истории меня? По роду занятий я просмотрел массу литературы, ссылающуюся на описание подобных обрядов. Но когда сталкиваешься с такими вещами так, как это происходит с тобой,  — это, конечно, совсем другое дело. Это будоражит нервы, заставляет по-новому посмотреть вокруг и по-другому оценить такие блага цивилизации, например, как обыкновенная прививка.
        — Но почему это произошло со мной?
        — А почему бы нет? Ты была совершенным реципиентом. Ты нашла камень. Твоя кровь пролилась на камень и реактивировала его…
        — Нет, нет,  — Каролин затрясла головой.  — Я отказываюсь даже думать об этом. Со мной не могло случиться ничего подобного.
        — Кровь с незапамятных времен была символом…
        — Символом — да, но чтобы она обладала магическими свойствами — нет. Я не могу считать, что какой-нибудь предмет, обагренный кровью жертвенного цыпленка где-нибудь на Гаити, будет обладать магической силой. И я также не могу поверить, что камень, принесенный мной в дом, может оказывать какое-то влияние на мое сознание.
        — Дитя мое, ты берешь реальные факты. В этом твоя ошибка. Ты пытаешься понять их умом и придать им привычный смысл. А эти понятия — и такова практика всего человечества, называемая магией,  — выходят за рамки обычного чувственного восприятия.
        — В этом Джейсон Коул согласился бы с тобой,  — сказала она печально.
        — Конечно, он согласится. Возможно, это произошло от того, что твоя кровь упала на камень, или из-за того, как сказали мальчики Джинтеров, что ты принесла камень в дом. Очень важно, что ты живешь в ее доме, касаешься его стен, пола, деревянных перил, которых касалась она. Ты копаешь землю, которую копала она, когда помогала родителям работать в саду. Вероятно, вы одинаково ухаживаете за цветами. Ты живешь в мире, который любит она.
        Каролин вышла на освещенную заходящим солнцем террасу. Она задумчиво кивнула, слушая Харви.
        — Возможно, у тебя изначально была повышенная чувствительность ко всему этому, ведь ты привязалась к этому месту, полюбила его.
        — Да,  — согласилась Каролин,  — мне здесь хорошо. Я почти постоянно испытываю здесь радость. А с тех пор как в доме появился камень, я стала другой. Я испытываю какой-то новый вид любви. Мне всегда недоставало моей матери, а теперь кажется, я получила эту любовь. Получила тепло, радость, некую идеальную привязанность, которая может существовать только между матерью и ребенком… И вдруг этот отдаленный шум, ни на что не похожий… и ужасающий одновременно.
        — Ужасающий — вот и ключ!  — воскликнул Харви.  — Все верно! Это гениальная идея, хотя и вполне очевидная. Настолько очевидная, что даже странно, как она не приходила мне в голову раньше.
        — Что ты имеешь в виду?
        — То, что ты слышишь в отдалении. На что это похоже?
        — Ну, не знаю, похоже на ропот толпы, когда идет какая-то игра, или, может, крики детей. То есть слов разобрать невозможно, только гул, только звук, он похож… как будто шум волн на побережье, или…
        — Или восемь женщин…
        Глаза Каролин удивленно дрогнули.
        — Ты помнишь, что мы с тобой читали сейчас в статье, которую я нашел в архиве. А что мы знаем о Габриэле Картере, который жил в северном доме? Ты помнишь его?
        — Конечно, я помню. Этот молодой человек хотел жениться на Луизе. Габриэл отправился на поиски чудесного камня, а потом, кажется, умер.
        — Да. И возможно, его мать из большого дома на горе возненавидела маленькую немку Луизу. Картер — ведь английское имя.
        — Мистер Адамс говорил мне, что раньше здесь жили англичане, а они не очень легко принимают чужаков, даже если те живут совсем рядом. И мне кажется, от неприятия до ненависти — один шаг.
        Каролин смолкла.
        — Но за что она могла ненавидеть Луизу? За то что из-за нее погиб сын?.. Но как она могла собрать всех этих женщин?
        — Возможно, Луиза была красивее других девушек. Габриэл засматривался на нее, а у матери была на примете другая партия для него. Может, она была другого вероисповедания? Возможно, кто-то оклеветал ее, кто знает? Моя дорогая, человеческий разум способен на такие вспышки фанатизма, особенно, если это касается понятий, которые считаются важными, что остается только диву даваться, как это может быть. По крайней мере, я могу представить себе такой коллективный приступ истерии, орущую толпу…
        — Поющую,  — поправила его Каролин,  — у них такие пронзительные голоса… Как у чаек.  — Каролин закрыла лицо руками, представив сцену преследования Луизы обезумевшими от ярости женщинами.  — Ох, Харви, зачем мы занимаемся этим? Ведь мы не знаем, к чему это приведет.
        — Да, пожалуй, ты права. Иногда лучше не знать об узких тропинках, по которым народы шли к цивилизации.  — Он помолчал, а затем задумчиво произнес: — Однако я попробую раскопать что-нибудь еще интересное о нравах английских дам, некогда обитавших в Корнуолле.
        — Только не рассказывай мне больше ничего об этом. Ты меня и так уже напугал достаточно. И она… она тоже испугана. Я же тебе рассказывала, что она плачет за дверью.  — Каролин обхватила руками голову и пробормотала: — О, Господи, о чем я говорю? Где я нахожусь?
        — Конечно, это нелегко допустить, но, по-моему, дорогая, ты переходишь в другое измерение.
        — Но я не хочу.
        — Тебе повезло, многие затрачивают огромные усилия, чтобы испытать твое состояние, но у них обычно ничего не получается. А тебе почти ничего не надо для этого делать, а все получается, как будто было предначертано. В следующий раз я привезу тебе книги, в которых подробно описано то, что ты сейчас испытываешь. Возможно, тогда ты легче сумеешь контролировать себя.
        — Я не хочу читать об этом. Я больше ничего не хочу об этом знать.
        — Но мы же стараемся материализовать ее!
        — Нет!
        — Это нелегко. Я понимаю. Очень трудно получить визуальный результат. Энергия должна собраться из всего окружающего и сложиться в одну систему… Кажется, это создает ощущение мертвящего холода, который способен даже подготовленных людей вогнать в шок.
        — Нет, нет, нет!
        — Тихо, детка. Я только стараюсь информировать тебя. Существует идея коллективного разума, который является видом универсального разума — называй его, как хочешь, и он уже участвует в эксперименте, независимо от твоей воли. Сущности, обитающие в другом мире, хотят иногда вернуться обратно и используют для этого все способы.
        — Харви, я не могу больше это слышать, прекрати!
        — Дорогое дитя, я говорю это не для того, чтобы потревожить твой покой. Дискарнация не может причинить тебе никакого вреда. Люди многого боятся, но сплошь и рядом именно боязнь приводит к катастрофе. Ты чувствительна, но и разумна, а это значит, что, скорее всего, ты напрасно не доверяешь себе и позволяешь себе бояться.
        — Харви, я чувствую, это принесет мне беду.
        — Нонсенс, дорогая, я постараюсь разыскать все материалы, которые могли бы убедить тебя в обратном. Для своего спокойствия попробуй довериться мне и помогать в том, что мы наблюдаем сейчас. Для начала давай попробуем использовать магнитофон. Сегодня я установлю его у наружной двери. Где это можно сделать так, чтобы он не сразу бросался в глаза?
        Каролин задумалась.
        — Можно положить его в верхний ящик комода, что стоит в холле, и немного приоткрыть его. Если Джейсон случайно найдет его и что-нибудь услышит… О, как бы мне хотелось, чтобы он услышал! Харви, как ты думаешь, это возможно?
        — Кто знает? Но мы постараемся.
        Вошла Эллен с пирогом на вытянутых вперед руках.
        — По мне, он прекрасен, правда, чуточку подгорел. Зато кофе получился превосходным, и очень горячий. Садитесь скорей за стол. А затем мы сыграем в бридж до прихода Джейсона.
        Они сели втроем за бридж и играли до возвращения Джейсона. Когда он приехал, было уже за полночь, поэтому все сразу легли спать.
        Джейсон уснул быстро, а Каролин лежала с широко раскрытыми глазами и думала о магнитофоне, спрятанном в ящике комода в холле. Вначале ей слышался какой-то слабый шум, и она подумала, что это включенный магнитофон издает такой звук. Затем дом погрузился в тишину. Затем издалека начал приближаться какой-то звук, напоминающий плач юного существа.
        Я прошутебяпозвольмневойти — одним, слитным, бесконечно повторяющимся словом. Каролин ощутила его так ясно, будто, помимо звука, увидела перед собой испуганное лицо.
        В холле зажегся свет. Каролин разглядела полоску света из-под закрытой двери. Она села в постели.
        Но это была всего лишь Эллен. Каролин услышала шарканье ее тапочек по направлению к ванной, затем шум воды. Свет в холле скоро погас, и дверь в комнату Эллен мягко закрылась.
        Снаружи доносился лишь пронзительный стрекот цикад. Козодои визгливо перекликались в лесу. И все. Мольбы о помощи больше не было.
        А потом, через целую вечность, наступило утро.
        Сразу после завтрака, еще до того как Эллен и Харви проснулась, Джейсон отправился в Лост Ривер за воскресными газетами.
        Эллен, спустившись к ленчу, выглядела утомленной.
        — Я плохо выспалась.
        Каролин посочувствовала ей и стала вторично за это утро накрывать стол.
        — Кажется, мне не давали спать птицы.
        — Птицы?  — переспросил Харви, неожиданно появившись в столовой и сразу усевшись за стол.  — Каро, моя любовь, деревенская ветчина — какая роскошь! Мне два больших куска, пожалуйста, а потом посмотрим. Так ты говоришь — птицы, Эллен?
        Эллен вяло принялась намазывать для Харви булочку маслом.
        — Да, масло здесь великолепное. От коровы, я думаю. Кто-то в городе сказал мне, что это звучит для горожанина как пение птиц. После сегодняшней ночи я не думаю, что в этом сравнении есть какой-то смысл. Знаете, они кудахчут, как заведенные. Я думала, что птицы спят по ночам, но может быть, у них сейчас миграция?
        Каролин скользнула взглядом по Харви:
        — Не думаю.
        — Но, с другой стороны, хорошо, что они облетают дом стороной. Правда, я почему-то стала думать, что одна из этих чертовых птиц поселилась в трубе. Моя бабушка всегда говорила, что, если птица залетит в дом, кто-нибудь в семье непременно умрет в тот же год. Ненавижу деревню! Даже масло теперь мне кажется…
        Она помолчала, а потом принялась строить планы на будущий отпуск. И попутно решила, что они снова приедут в субботу. По ее словам, это было намного дешевле, чем любые другие виды развлечений. Только в следующий раз она захватит с собой снотворные таблетки. Наконец она замолчала и отправилась на кухню разогревать кофейник — Джейсон вот-вот должен был вернуться со своими газетами.
        Когда она вышла из комнаты, Харви шепотом сказал:
        — На магнитофоне — ничего.
        — Ничего?
        — Ничего интересного. Кашель Эллен. Эллен идет в ванную. Ничего. Мне кажется, теперь здесь появится что-то, только когда мы уедем отсюда. Тебе придется поставить его…
        — Не надо. Джейсон придет в ярость, если найдет его.
        Харви вздохнул и отхлебнул кофе.
        — А ты что-нибудь слышала?
        — Все как обычно.
        — А я вот ничего не слышал. Может быть, мой перегруженный мозг отключается от этой информации, а может, звуки слышны в холле только с вашей стороны.
        Они снова принялись за кофе. Джейсона все не было. Каролин решила, что он, возможно, заехал в офис и задержался там. Эллен проворковала, что тогда не стоит волноваться, раз он так увлечен работой.
        Они покончили еще с одним кофейником. Каролин поставила на огонь следующий.
        Когда Харви ушел переодеваться, Эллен пришла на кухню к Каролин. Она положила ей руки на плечи и развернула лицом к себе:
        — Скажи мне, дорогая, что случилось. Расскажи все.
        — Рассказать о чем?
        — Я думаю, что произошло что-то ужасное. Я слышала этой ночью, как ты плакала у меня за дверью.
        — Эллен, я не плакала.
        Эллен отстранилась от нее.
        — Хорошо, пусть будет по-твоему. Я не любопытна.
        — Эллен, ты можешь не верить мне. Но я не плакала.
        — Но я явственно слышала.
        — Я рада, что и ты наконец услышала это,  — Каролин глубоко вздохнула.  — Теперь ты понимаешь, как для меня важно, чтобы кто-нибудь еще услышал это?
        Эллен неуверенно сказала:
        — Ты хочешь сказать, что я тоже слышала эту девушку?  — Она покрутила головой.  — Но я действительно слышала…
        — Я знаю. Ты слышала, как кто-то плачет. А также крики птиц за окном. Джейсон никогда ничего не слышит. Я даже не могу добудиться до него, чтобы рассказать ему.
        — Ну я могу рассказать ему, что слышала…
        — Пожалуйста, не надо! Он действительно не хочет ничего об этом слышать.
        Эллен произнесла задумчиво:
        — Знаешь, Харви мог бы пригласить кого-нибудь, кто изучает привидения, чтобы здесь провели исследование.
        — Ну что ты! Джейсон никогда…
        — Вот!  — глаза Эллен блеснули.  — Я знаю, что надо делать! Я позову того маленького священника из деревни, что наверху. Они очень тактичны в таких вопросах. Никто вокруг ничего и не узнает. Он побрызгает здесь святой водой или еще что-нибудь сделает…
        Каролин с улыбкой посмотрела на Эллен:
        — Ты всегда говорила, что ни капельки не религиозна.
        — Родная моя,  — ее голубые глаза стали огромными,  — я — нет, но я верю тем, кто с этим работает. Да и кто в конце концов знает правду? Конечно, мы заплатим ему. Мы же с тобой все равно собирались присоединиться к местному приходу, и у нас появился повод сделать это как можно скорее…
        Каролин вышла в огород немного повозиться с грядками. Было уже около полудня, а Джейсон все еще не вернулся. Каролин не могла больше слышать болтовню Эллен или Харви. Ей хотелось побыть одной. Она даже стала придумывать какой-нибудь тактичный повод, чтобы отказать им в приезде на следующий уик-энд.
        — Боже, что случилось с кукурузой, неужели здесь появился енот?  — она очень удивилась, увидев поникшие зеленые стебельки. Но скоро выяснилось, что потери невелики…
        В конце концов Они всегда могли продать дом и вернуться в город. Вместе с Джейсоном. Они могут его продать и купить что-нибудь другое. Макларен говорил что-то о маленьком домике где-то неподалеку: пять комнат, гараж, все выкрашено голубой краской, и рядом будет отличная местная дорога…
        Над долиной поплыл колокольный звон, он напомнил ей деревенскую церковь в Айове, которую она сразу представляла себе как наяву, стоило ей закрыть глаза. Она запомнила ее из-за таких же колоколов, которые звонили на похоронах матери тети Фреды, которую она звала бабушкой и очень любила, хотя на самом деле она не была ее бабушкой.
        В тот день тетя Фреда велела ей поцеловать знакомое мертвое лицо:
        — Ты не должна бояться смерти, детка!
        Переборов страх, она коснулась тогда щеки бабушки, которая раньше была такой мягкой и теплой. Священник, читая отходную, прочитал тогда слова:
        — И в смерти ты обретешь другую жизнь…
        Она попыталась расслабиться, погрузившись в созерцание грядок с морковью и стараясь придумать что-нибудь необычное на обед. Потом сняла садовые перчатки, которые ей подарила Эллен, чтобы она берегла руки, и погрузила пальцы в теплую, рыхлую землю. Многое поглотила эта земля: деревья, травы, тела… Сколько соков впитала эта морковь, чтобы обрести вкус и цвет свежего плода?
        — Так же думала и Луиза?
        Она тут же вытолкнула это имя из сознания. Она должна жить в реальном мире, который можно понять, обсудить с другими и подержать в руках. Она поднялась, окинула взглядом весь сад — ощутить его запахи, услышать все звуки. Нет, отсюда трудно было что-то увидеть, огород был в низине. Каролин вспомнила о бинокле и, подхватив корзинку с овощами, побежала в дом. Там она услышала, как льется вода в ванной, где купалась Эллен. Харви был у себя в комнате. Бинокль оказался на каминной полке.
        Выйдя на террасу, Каролин поднесла к глазам бинокль. Может, она заметит на дороге врезавшийся в дерево «фольксваген»? Что-то и в самом деле Джейсон слишком задерживался. Что могло с ним случиться?
        Она представила, как склонится над ним и заглянет в его мертвые, широко раскрытые голубые глаза. «Джейсон, я люблю тебя. Джейсон, обещаю, я больше никогда не огорчу тебя, только вернись скорей, ради Бога!»
        Но она никогда так и не увидела машину «скорой помощи», несущуюся на всей скорости к месту аварии. То, что она увидела, было белым «фольксвагеном» Джейсона, уютно припаркованным перед домом миссис фон Швейцер.
        Уже изрядно за полдень он все же вернулся домой, выложил газеты на кухонный стол и бодро провозгласил:
        — Ты не поверишь, чего мне стоило раздобыть эти газеты…
        — Бедный мальчик!  — промурлыкала Эллен, разглядывая фотографии в женской колонке «Вашингтон Пост».
        — Во всем Лост Ривер не найти ни одной воскресной газеты. Мне пришлось ехать в Стоддарвил. На обратном пути я заглянул в офис. Поболтал там немного. Ну и воскресенье! Представляешь?
        — Представляю!  — отозвалась Каролин. Она смотрела на него так, будто каждое из произнесенных им слов было чистой правдой. Но вся его ложь проглядывала в жирном пятне на его белой рубашке. Оно было розовым, цвета губной помады Зенди.
        — По дороге,  — продолжал болтать Джейсон,  — я встретил Леса Джинтера и остановился с ним перекинуться парой слов. Он сказал, что прошлой ночью слышал какой-то шум около полуночи.
        Эллен вышла из кухни. Джейсон развернул газету на странице со спортивной колонкой.
        — Шум?  — спросила Каролин тупо, стараясь смотреть мимо розового пятна.
        — Да. Он подумал даже, что у нас была вечеринка. Но я сказал, чтобы он поменьше хлестал свой самогон. А что у нас на обед?
        Долгое-долгое мгновение Каролин ничего не могла вспомнить.
        ГЛАВА 11
        Той ночью они уже готовы были лечь в постель, и Джейсон вдруг сказал ей:
        — У меня есть для тебя снотворное,  — и протянул ей упаковку с таблетками и стакан с водой.
        — Снотворное?
        — Да. Эллен сказала, их прописал ей врач в клинике. Это хорошая идея, Каролин. Последнее время ты стала плохо спать, а она беспокоится о тебе.
        — Но я не хочу…
        — Прими, они тебе помогут. Ну хотя бы ради моего спокойствия, хорошо?
        — Хорошо.
        Он смотрел, как она глотает таблетку.
        Все хорошо… Все хорошо… Все хорошо… Она легла рядом с ним и тихо лежала до тех пор, пока таблетка не начала действовать. А потом она заснула крепко, без снов.
        Каждую ночь она стала принимать таблетки. Действие таблеток длилось почти до полудня. Она стала очень спокойной и какой-то заторможенной. Все хорошо… Все хорошо… Все очень хорошо… Не думать… Не слышать… Ничего не знать.
        Однажды утром, может быть, в среду, она заметила, что немного воды из высокой стеклянной вазы, стоявшей на плите Луизы каким-то образом вытекло на камень, образовав небольшую лужицу. За день до этого она поставила в вазу розовую розу, сорвав ее с самого большого куста в саду, который рос, возможно, еще во времена Луизы. А сегодня она нашла розу сломанной и засохшей. Она посмотрела на нее тупым взглядом и выбросила. Все хорошо… Все равно хорошо…
        В ту ночь Джейсон вернулся домой раньше обычного и сказал, что собирается продать верхнюю часть их участка, примерно сорок акров.
        — Нет!  — отрезала Каролин.
        — Что значит — нет?
        Она собиралась поставить в этот момент гренки с сыром в духовку.
        — По-моему, я совершенно четко сказала «нет». И это не может означать ничего, кроме «нет», даже если ты не очень хорошо понимаешь по-английски?
        — Когда ты так груба, то становишься обольстительной, как шлюха!
        — Кажется, мы как-то уже говорили об этом раньше.
        Он положил свой кейс на кухонный стол и посмотрел на нее исподлобья.
        — Джейсон, помнишь, что ты мне говорил, когда я покупала этот участок?
        — Помню, конечно,  — ответил он спокойно.  — Забудь об этом, я знаю, если бы не твоя природная предусмотрительность…
        — Я не забыла этого. И сейчас хочу только перечислить факты…
        — О, черт, я же с тобой не спорю. Участок твой, купчая на дом на твое имя, акции твои — все твое. Тебе повезло, что ты тогда купила этот участок. Ты всегда поступаешь правильно. Возможно, ты лучше видишь, что нас ждет в будущем. Возможно, кто-то давно умерший вернется к нам скоро из другого мира…
        Она с грохотом поставила соусник на стол и почувствовала, что закипает. Джейсон взял ее за руки, пытаясь помириться:
        — Ну послушай, Каро, представь, что скоростную дорогу проложат где-то вдалеке от нас. Тогда другие мелкие городишки встрепенутся, и начнется подъем экономики в их краях. Что тогда останется нам? Что у тебя останется? Девяносто шесть акров каменистой земли и дом с привидением?
        Она не отвечала. Он повторил атаку:
        — Постреленок, будь благоразумна…
        Ее рука с зажатой в кулаке ложкой стала двигаться медленнее и на мгновение перестала размешивать соус. Его голос звучал, как и много дней назад, обволакивающе тепло и ласково. На мгновение она почувствовала, как в ней поднимается волна прежней любви к нему. Он встал, обошел вокруг стола и уткнулся лицом в ее шею, как всегда любил делать в минуты нежности. Его руки обхватили ее запястья. Она знала, что сейчас он попытается развернуть ее лицом к себе.
        Он заговорил опять, и голос его был наполнен нежностью:
        — Родная, я думал, тебя обрадует это предложение.
        — Ты правда так думал, Джейсон?  — она высвободилась из его рук.
        — Я не обманываю тебя, Каро. Я сидел с этим малым, который собирается купить землю, над планом нашего участка больше трех часов. Эти акры у нас все равно пропадают. Там одни камни, и кроме кислой черники, ничего не растет. Да еще дети Джинтеров бегают туда поиграть. Нам нет от этого участка никакой пользы, одно только беспокойство.
        — Ну и…
        — Этот малый приедет завтра утром в офис еще раз, он предлагает такую цену, что мы сразу расплатимся с Харви, дом станет твоим, а у нас еще останется немного свободных денег.
        — Не вижу в этой продаже никакого смысла, если она не преследует одну цель — разрушить все на этом месте.
        — Разрушить это место?  — его руки дрогнули и выпустили ее запястья.  — Если тебя действительно волнует мое мнение об этом месте, так слушай. У нас нет ни нормального гаража, ни нормальной подъездной дороги, ни телефона. Мы и так живем почти в руинах, куда уж больше! Одни препятствия…
        — Сарай…
        — До этого сарая в плохую погоду не добраться без ходуль. А зимой здесь можно пройти только на лыжах. Я не переживу здесь еще одну зиму.
        — Возможно, тебе не стоит беспокоиться о следующей зиме.
        — Что это значит?
        — Я продам все целиком.
        «О, Господи, сделай так, чтобы я сейчас замолчала,  — подумала она,  — удержи меня от беды».
        — Продашь? Целиком?
        — Я видела твою машину в прошлое воскресенье утром,  — ее голос стал почти неслышным.  — Когда ты, якобы, находился в лживой и нелепой поездке за воскресными газетами. Ты отсутствовал три с половиной часа. И я знаю, сколько времени требуется, чтобы добраться до Стоддарвила, подумал хотя бы об этом, когда лгал мне.
        — Ты видела мою машину? Ты, наверное, заболела. Да, наверное, ты больна. Ты подсматривала в бинокль?
        Она посмотрела на него.
        — Я смотрела, а не подглядывала. Мне не нужно подглядывать, чтобы… чтобы…  — договорить она не могла.
        Тогда он медленно, глядя на нее с удивлением, произнес:
        — Ты действительно больная. Клянусь Богом, это так,  — он резко развернулся и вышел из кухни.
        Она услышала шум его отъезжающей машины. Затем она выбросила в ведро подгоревшие гренки, которые приготовила на ужин. Потом подошла и взглянула в зеркало на свое лицо. Оно потеряло всю свою привлекательность. Она выглядела старой, морщинистой, злой, неуверенной, грязной, пожалуй, в самом деле больной. Она была безобразной.
        ГЛАВА 12
        Эллен в самом скверном расположении духа выбралась из «остина», взятого напрокат. Она выпила семь бокалов вина еще до обеда и бесцельно бродила из угла в угол по террасе и по кухне, где Каролин готовила обед. Джейсон сидел на террасе, читал газету и одновременно слушал бейсбольный матч по радио. Харви, как рассказала Эллен Каролин, со вторника лежал в госпитале.
        — О, Боже, он так много для меня значил,  — причитала Эллен,  — а теперь за ним ухаживают хорошенькие сиделки, все не старше сорока лет. И это после того, что я для него сделала! Я чистила его квартиру, стоя на коленях, готовила для него все эти ужасные блюда: обезжиренные, без соли, без сахара… Работала до глубокой ночи, хотя утром мне нужно было идти в офис. Он ел из моих рук, когда болел, капризничал, когда хотел, и одновременно смотрел на меня как на рабыню. А теперь он со своей мерзкой самодовольной ухмылочкой кокетничает с молодыми девицами, черт его побери! Он бросил меня на всю неделю и еще требует, чтобы я ухаживала за его дурацким цветком… Розмарином, или как он там его называет, чтоб он засох! А я и не подумаю, пусть подыхает на его дурацком подоконнике, я к нему и не подойду…
        Когда они пообедали и Джейсон уехал, Эллен положила руку на плечо Каролин, когда она протирала стол, и сказала:
        — Знаешь, кажется, я успокоилась, я хочу просто спокойно посидеть с тобой.
        Каролин словно окаменела под этим прикосновением. Она даже не посмотрела в сторону стула. Тогда Эллен пришлось заговорить снова:
        — С первой минуты, как только я приехала, я поняла, у вас произошло что-то ужасное. Вначале я думала, может быть, ты беременна — ты выглядишь как привидение, совсем больная женщина.
        — Я совершенно здорова.
        Эллен сжала ее плечо сильней:
        — Ну, ну, все в порядке, дорогая. Я полностью на твоей стороне. Джейсон рассказал мне кое-что. Кроме того, я его мать. Почему ты не хочешь дать ему шанс утвердиться, сделав эту продажу? Это же реальный бизнес, моя милая. И безусловно, он лучше разбирается в таких делах, чем ты. И не будь дурочкой, доверься мужчине, пусть он занимается вашими доходами.
        — Я пока еще нормально соображаю, Эллен, и не надо изображать меня глупее, чем я есть.
        — Но этим ты показываешь, что не доверяешь ему.
        — Я и не доверяю ему!
        — У тебя есть основания?
        Каролин мрачно взглянула на свекровь и ничего не ответила. Эллен достала откуда-то новую пачку сигарет и стала яростно срывать целлофановую обертку.
        — Я ведь практически бросила курить,  — сказала она, затягиваясь.  — Но каждый раз, когда нервничаю, снова начинаю. Джейсон рассказал мне не много, но из того, что я знаю, эта его сделка не выглядит каким-нибудь мошенничеством, скорее, это серьезный бизнес. Каролин, ты такая нереалистичная, иногда мне хочется прямо потрясти тебя, как яблоню, чтобы с тебя опали эти твои настроения. Пойми, ведь Джейсон занимается настоящим бизнесом!
        — Ты уже говорила. И я сама знаю это.
        — Но действуешь так, будто сражаешься за право наследования. Неужели ты не понимаешь, что это возможность для Джейсона пробиться? Большинство агентов по продаже недвижимости просто умирают с голоду в первый же год своей деятельности. А он добивается успеха, которого я просто не ожидала от него. И ты, как жена, должна поддерживать его, а не мешать…
        Каролин переставила вазочку с желтыми маргаритками в центр стола.
        — Пожалуйста, обрати на меня внимание, Каро. Если бы ты была замужем за врачом, ты сидела бы с заряженным револьвером на коленях и отстреливала всех приближающихся к нему пациенток?
        — Эллен, замолчи, пожалуйста!
        — Нет, не замолчу! Ты совершаешь ужасную ошибку, ты отказываешь ему в возможности завести маленькую дружбу. Та бедная женщина, вероятно, очень одинока, у нее здесь никого нет. Поэтому иногда Джейсон уделяет ей немного времени. А ты вообразила неизвестно что, наверняка представляешь их в постели.
        — Думаю, это уже произошло.
        — Ты не можешь этого знать! Иногда женщины имеют самое нелепое представление о таких вещах. Брак накладывает обязательства на обоих. Любой адвокат растолкует тебе это. Вы должны совместно распоряжаться имуществом и принимать все решения сообща.
        — Но почему я не могу иметь свой собственный бизнес?
        — Ты не знаешь, что это такое. В наши дни женщины плохо разбираются в таких вещах. И что это, вообще, за выражение «мой бизнес»? Я люблю вас обоих. А теперь ваши отношения убивают меня. Прочти религиозную колонку писем от разведенных в какой-нибудь газете, посмотри, какая кара их ждет на том свете!
        Каролин выключила газовый обогреватель:
        — Тебе ведь уже не так холодно, Эллен?
        — Нет. Послушай, на кого ты стала похожа, что стало с твоим лицом! Каролин, если у тебя есть хоть один шанс спасти ваши отношения, им надо воспользоваться.
        Она вдруг закрыла лицо руками и заплакала. Каролин обняла ее:
        — Ну, Эллен, не надо, не расстраивайся так. Ты же все равно не можешь ничего поделать, не можешь ничем помочь.
        Через минуту Эллен перестала плакать и произнесла слабым голосом:
        — Это-то и ужасно! Конечно, я дура, но я ничего не могу поделать с собой. У меня в жизни ничего не получается, все рушится, все, над чем я бьюсь. Джейсон третирует Харви, сколько я ни прошу его этого не делать. Харви смешивает меня с грязью. И сейчас два единственных человека на свете, которых я так люблю…  — она вытерла глаза салфеткой и взяла еще одну сигарету.
        — Наверное, ты знаешь, с какого момента у вас все пошло наперекосяк?
        — С какого?
        — Это началось с того дня, когда ты принесла в дом эту проклятую могильную плиту!
        На следующий день после ленча Эллен отправилась в деревню. Она сказала, что хочет купить сигареты с фильтром, и исчезла на три часа. Она вернулась обратно с сумкой, битком набитой продуктами, долго выкладывала их на стол, а под конец извлекла со дна сумки и гордо водрузила на стол бутылку шотландского виски.
        — Для сегодняшнего обеда у нас есть бифштексы!  — провозгласила она.  — Это лучшее, что мне удалось раздобыть здесь.
        — Но у меня есть цыпленок, я хотела отварить его к обеду,  — удивилась Каролин.
        — Прекрасно! Оставь его на воскресенье. А сегодня к обеду я пригласила Зенди. Я считаю, так дольше продолжаться не может, мы должны все выяснить. Может, я действовала под влиянием минуты, но мне кажется, что… Ты должна сделать благородный жест.
        — Ну, если ты так считаешь…
        Эллен бросила на нее обвораживающий взгляд и быстро свинтила крышечку с бутылки и налила немного в стакан. Она отпила глоток, а затем вдруг принялась наводить чистоту на кухне. Через несколько минут, забыв обо всем, она начала обеденные приготовления, непрерывно при этом болтая:
        — Не в моих правилах оставлять все как есть, не попытавшись исправить ситуацию. Я решила, что все должна взять в свои руки, и нужно посмотреть на эту Зенди еще раз. Поверь моему опыту, тебе абсолютно не о чем беспокоиться…
        Каролин сняла фартук и повесила его на крючок.
        — Ну не буду тебе мешать. Пожалуй, я пойду, а ты сама принимай свою гостью.
        — Куда это ты собралась?  — удивилась Эллен.
        — Подальше отсюда.
        — Подальше?! Но куда? Джейсон неизвестно где, своей машины у тебя нет… А свой «остин» я не смогу тебе отдать.
        Каролин прошла по кухне и вышла в холл. Эллен отправилась за ней следом.
        — Каролин Коул, никогда не думала, что ты такая дура, я думала, ты способна более реально смотреть на вещи. Та бедная женщина одинока здесь, как никогда прежде. Она старается быть храброй, и это ей не очень даже удается… Она ушла от мужа, осталась одна, в чужой стране, а это способно заставить содрогнуться любую, кто хоть что-либо понимает. К тому же она пытается быть хорошей матерью этим милым ужасным детям. Джейсон хотел ей только помочь…
        — Да знаю я все про его помощь.
        — Не нужно думать плохое, Каролин. Он хотел только помочь. И не смотри на меня так. Дети обожают его, но не больше, чем они обожали бы любого мужчину, появившегося на их горизонте. Ты должна быть великодушной, проявить к ним ко всем хоть какое-нибудь понимание, принять участие, хотя бы как к соседке…
        — Участие?  — голос Каролин дрогнул.
        — Да, участие. Ты его жена. Жена всегда имеет край…
        — Я хочу больше, чем край.
        — Зенди уже тридцать пять.
        — Как Брижит Бардо!
        — Дорогая, ну нельзя иметь такое извращенное воображение! Я заболеваю от твоего дурного настроения, а Джейсон так просто угнетен твоим поведением. Ты должна гордиться своим мужем, поддерживать его. А сейчас, если хочешь пройтись…  — Она схватила Каролин за руку.  — Я знаю, что ты должна сделать. Поднимись наверх и прими ванну. Сделай себе травяную маску, я оставила бутылку с бальзамом на полке в ванной, ты сразу будешь лучше выглядеть.
        — Эллен, я не хочу.
        — Ты должна! Потом приляг, поспи немного. Я все приготовлю, сделаю салат, испеку булочки по новому рецепту. А ты подкрасься, но только не надевай желтое, этот цвет не для тебя. И когда ты спустишься, ты будешь обворожительной. Ласковой и грациозной, какова есть на самом деле! Да я могу написать целое руководство по твоему поведению. Будь дружелюбной. Хочешь кое о чем узнать? Зенди беспокоится, почему ты недолюбливаешь ее, она ждет, что ты ее пригласишь, вот и прояви соседское дружелюбие.
        В отупении Каролин начала подниматься по ступеням. Эллен крикнула ей вдогонку:
        — Я никогда не была знакома ни с кем, у кого бабушка была бы графиней, а как выяснилось, я неравнодушна к родословным. И забудь неприятности, дорогая, хоть на минуту… Я полностью на твоей стороне.
        Через несколько часов, стоя под горячим душем, Каролин кристально ясно представила себе картину вечернего приема, услышала слова, как будто все происходило у нее перед глазами.
        Вечером, растворяя кубики льда в стакане, Каролин очень хотелось ее спросить: «Вы встречаетесь?» Но она, как всегда, промолчала. Зенди не смотрела на Джейсона. Джейсон не смотрел на Зенди. Зенди сидела на террасе, рядом с букетом лилий, которые так приятно контрастировали с ее загоревшим лицом. Колени вместе, безупречно очаровательная, она вела беседу в тоне воспитанных девочек из хороших семейств. Ее волосы цвета спелой соломы сверкали под лампой.
        — Вы слышали о мисс Клароль?  — плохо выговаривая английские слова, щебетала она.  — Слышали о манерах на ее вечерах?
        Каролин что-то пробормотала, но Зенди уже что-то рассказывала о пресловутой мисс Клароль. Рассказ этот длился довольно долго, и Каролин показалось, что все вздохнули с облегчением, когда графиня закончила свою душераздирающую историю словами:
        — И тогда я ей сказала: «Почему вы говорите со мной таким тоном?» В следующий раз я решила быть с ней поосторожней.
        Джейсон вел себя очень тактично. Он был чрезвычайно предупредителен к Каролин: «Может быть еще льда? Тебе удобно? Не холодно? Может, принести подушку? Знаешь, я схожу за свитером».
        Это было бы не очень даже плохо, если бы Каролин вдруг не вспомнилось, что он был таким же в те времена, когда спал со Свеей. От этого настроение окончательно испортилось. Когда она натягивала этот его свитер, у нее запутались волосы. И Джейсону пришлось помогать ей распутаться. От этого вообще хотелось разреветься, не обращая внимания ни на кого.
        Эллен озабоченно хлопотала по хозяйству, изредка бросая встревоженные взгляды на Каролин.
        — Джейсон рассказывал, что вы из Айовы,  — щебетала Зенди за десертом,  — это там, где Лас-Вегас, не правда ли?
        — Нет,  — сказал Джейсон, улыбаясь жене,  — Лас-Вегас в Неваде.
        — Нет? Но я думала…  — Зенди всплеснула ручками.  — Я такая глупая, никак не могу ничего выучить. Я не знаю и половины ваших штатов, стыдно, да?
        Она пододвинулась к Каролин и, изображая интимный разговор, зашептала:
        — В воскресенье утром заезжал ваш муж и пытался научить меня вашим прелестным песням. Но я никак не могу их запомнить. Он рассказывал мне, что вы по профессии декоратор, да? И притом талантливый. Как я вам завидую! А я никак не могу разобраться даже с налогами. Может, мне ездить вместе с детьми на этом ужасном желтом автобусе в школу и брать уроки арифметики? Даже моих детей смущает, что я не понимаю таких простых вещей…
        «Возможно, я параноик,  — думала Каролин, глядя в аквамариновые глаза своей гостьи,  — но мне кажется, все они в заговоре против меня». Она представила, как сегодня утром Эллен сидела в гостиной Зенди, увешанной картинами, и говорила: «Зенди, наше дорогое, бедное дитя ревнует. Я знаю, что вы на континенте относитесь к таким вещам иначе и считаете, что библейская мораль устарела, но постарайтесь развеять ее подозрения».
        — Айова?  — вдруг очнулась от грез Каролин, вспомнив название родного штата. Все посмотрели на нее, будто ненормальный ребенок вдруг начал говорить.
        — Айова — это небо. Три четверти неба.
        Все изобразили восторг.
        — Очаровательно!  — захлопала в ладоши Зенди.
        — Моя жена поэтесса,  — воскликнул Джейсон.
        — Здесь мы ведем простую жизнь,  — промурлыкала Эллен,  — Доброта…
        — Ах, да, да. Это то, чего я так желала моим детям. Простая жизнь. Доброта. Я могу купить коз. Каждый ребенок… как бы это сказать… должен иметь кусочек земли на берегу моря, не так ли? Упорный труд — вот во что я верю. Рано вставать, рано в кровать, ведь так у вас говорят?
        Каролин встала и ушла в кухню. На кухонной полке она разыскала пузырек с аспирином. Эллен вышла за ней.
        — Что с тобой случилось, милая?  — она хмурилась и улыбалась одновременно.  — Разболелась голова?  — спросила она, указывая на пузырек с аспирином в руке Каролин.  — Я знаю, что тебе поможет. Не глотай аспирин. Это смешно. У меня в сумке есть кое-что посильней.
        Она вышла из кухни и вернулась с капсулой.
        — Это одно из самых эффективных средств. Мне его выписывали, когда я сломала ногу. Боли тогда были страшные. Лекарство действует в течение восьми часов, гарантирую.
        Вдруг она рассмеялась:
        — Никогда не знала, что ты умеешь давать сдачи.
        Каролин положила руку ей на плечо и печально сказала:
        — Я устала, у меня болит голова, мне хочется, чтобы это скорей кончилось.
        — Но ты убедилась, что тебе не о чем беспокоиться?
        — Конечно. Что еще?
        В это время на террасе Зенди собиралась уходить.
        — Ну почему же вы так рано оставляете нас?  — спросила Эллен, бросив взгляд на Каролин.
        — Я должна идти. Мои дети сигналят мне. Выключают свет три раза подряд — это наш условный знак. Мы уговорились, что я буду поглядывать на наш дом, и если замечу их сигнал, значит, они соскучились и я должна быстро возвращаться. Я обещала, потому что у нас завтра пикник. Мы столько слышали о водопаде и о том, что его собираются скоро разрушить, так что мы хотим им полюбоваться.  — Она взглянула на Джейсона и спросила с торжественной серьезностью: — С дорогой ведь уже все решено окончательно, да?
        — Не совсем, но все к тому идет.
        — Прекрасно,  — она пожала Каролин руку,  — мне здесь очень нравится. Здесь так романтично! Старинные песни. И еще эта ваша Луиза. Я даже детям рассказала об этом маленьком привидении.
        Возникла напряженная пауза, Эллен потянулась за сигаретой, а Джейсон — за спичками, пробормотав что-то насчет того, как трудно удержать огонь при ветре. Рядом пронзительно стрекотали цикады.
        — Дорогой,  — головка цвета золотистой соломы склонилась к Джейсону, стоящему позади Каролин,  — я сказала что-нибудь не то?  — Она всплеснула своими маленькими ручками: — Ох, простите меня, Каролин, и не сердитесь на него за то, что он рассказал мне о вашем маленьком привидении. Я обожаю привидения. Я выросла вместе с ними. В доме моей бабушки они занимали целое крыло, и поэтому им никогда не пользовались. И слуги всегда говорили об этом…
        — Простите меня, миссис фон Швейцер,  — сказала Каролин и ушла в дом. Она прошла через холл в кухню и принялась мыть посуду. Она слышала, как они втроем обошли дом, слышала, как они заводили машину и как она отъехала. Джейсон вернулся, прошел мимо нее, не говоря ни слова, и поднялся наверх.
        Пришла Эллен, вытащила посудное полотенце и принялась перетирать посуду.
        — Это идея — назвать ее миссис… миссис фон Швейцер. Я должна тебе заметить, ты отвратительно себя вела весь вечер. Я смущена. Джейсон смущен. И я уверена, что бедная Зенди просто не знала, как себя вести.
        Каролин бросила вымытую кастрюлю на стол и подошла к открытому окну. Легкий ветерок приятно холодил лицо. Она молчала.
        — Пожалуйста, можешь ничего не говорить,  — сказала Эллен.  — Я действительно не собираюсь обсуждать с тобой эту тему. Я просто высказала свое мнение. Я уеду рано утром. Ты и Джейсон сами должны решить свои проблемы, и вам не нужен никто посторонний. Я старалась сделать как лучше. Я никогда в жизни не видела, чтобы девочка могла быть такой злой!
        — Все чашки принесли с террасы?
        — Да, я собрала все чашки с террасы.
        — Тогда еще вот что — спасибо тебе, Эллен, за помощь.
        Когда Эллен поднялась в свою спальню, Каролин прошла в гостиную, выключила свет и села в большое, обитое бархатом кресло. Ветерок влетал в комнату через открытое окно, а затем снова уносился в долину через дверь. Она поджала ноги и свернулась калачиком. Она погрузилась в свои мечты, как ребенок, мечтающий о встрече с матерью, у которой легкий, жизнерадостный смех и длинные развевающиеся волосы.
        ГЛАВА 13
        Она неожиданно очнулась от сна и почувствовала, что немного замерзла. Пятно бледного света горело на камне — это отражался лунный свет, падавший из окна.
        Все было тихо. Ни шороха, ни плача, ни песнопений женщин. Возможно, эти звуки были слышны только тогда, когда она спала наверху.
        Она глубоко вздохнула, прислушалась, ожидая появления запаха гвоздики и необычно радостного ощущения любви.
        Позади нее раздался какой-то шорох, и она почувствовала, что дверь тихо открылась. Она заставила себя не шелохнуться. Каролин услышала шелест шагов, почти неслышных. Она напрягла слух и без малейшего страха ощутила в комнате чье-то присутствие.
        Она прошептала:
        — Луиза?
        Возле двери раздался испуганный голос Эллен:
        — О, Господи! Я не знала, что ты здесь. Как ты меня напугала! Никогда не устраивай таких вещей, или я умру от страха!
        Раздался щелчок выключателя, и комнату залил электрический свет. Каролин зажмурилась и села в кресле.
        — Ты не поднялась наверх, я тебя ждала и никак не могла уснуть. Потом решила проверить, заперты ли двери, и обнаружила, что все открыто. А в этих местах, может быть, полно взломщиков. Я не могла позвать тебя, боялась разбудить Джейсона — хоть кто-то в этом доме должен же спать. Я уже хотела подняться к себе, как вдруг обнаружила тебя тут…
        Каролин смотрела на свекровь, которая была без парика, невыспавшаяся, злая. Каролин хотелось плакать. Эллен сказала:
        — Прости, если побеспокоила тебя. Но ты тоже заставляешь меня беспокоиться. Ты даже не прикладываешь никаких усилий, чтобы исправить ситуацию, ты от всего отстраняешься. Женщина не должна так вести себя.
        Она повернулась к зеркалу и внимательно посмотрела на свое отражение:
        — Ты только взгляни на меня! Такова я в действительности — не стоило и стараться! Я провожу ежедневно целый час перед зеркалом, приводя в порядок лицо, прежде чем выйти на люди, а в результате… И все равно каждый обязан следить за собой. Если ты не делаешь этого, то выказываешь неуважение к остальным.  — Она повернулась к Каролин: — Ну скажи хоть что-нибудь! Таким поведением ты сводишь меня с ума!
        Каролин покачала головой, стараясь прийти в себя.
        — Я… я заснула… из-за твоей таблетки от головной боли. Я чувствую, что мне не по себе…
        — Ну тогда иди и ложись в постель. Иди и спи в комнате Харви, если считаешь, что не можешь спать с Джейсоном… Знаешь, я решила, что просто взорвусь, если проведу в такой обстановке еще хоть один день. А сейчас я собираюсь предпринять отчаянные усилия и наконец уснуть, уже время, не так ли? О, уже четыре часа, и скоро начнут орать проклятые петухи Джинтеров. У меня осталось время, только чтобы принять снотворное и все-таки уснуть…
        Когда Эллен поднялась по ступеням, Каролин тихонько выскользнула из дома, осторожно прикрыв за собой входную дверь. Она остановилась на террасе и посмотрела на лежащую перед ней долину. Небо только начинало светлеть на востоке. Звезды были в туманной дымке. Луна тихо угасала.
        Она знала, что сегодня уедет из этого дома. Ей хотелось сделать только одну вещь до того, как она уйдет отсюда.
        Она тихонько вернулась в дом, чтобы переобуться. Сняла свои нарядные босоножки и надела пару старых ботинок, в которых работала в саду. Каролин помнила план, который ей показывал Джейсон, где была изображена тропинка к водопаду. И она знала, что это та самая заманчивая дорожка, уходящая в гору, по которой ей столько раз хотелось побежать без оглядки. Она решила, что пойдет сначала по дороге, ведущей через участок Мэтти, а затем свернет на эту тропу и доберется до потока.
        Как только она посмотрит водопад, она сразу же уедет. Да, пока Джейсон и Эллен спят, она посмотрит на водопад. Джинтеры встают рано даже по воскресеньям из-за своих малышей, и Лес подкинет ее до автобуса. Больше она не могла строить никаких планов. Она только знала, если когда-нибудь вернется сюда, то водопада уже не будет и ей необходимо его увидеть сейчас.
        Глядя на бледное, медленно светлеющее небо, она пошла по горной тропинке, осторожно обходя камни и стараясь держаться подальше от обрыва. Петухи перекликались на ферме Джинтеров. Она повернула к участку Мэтти и прошла мимо темного дома. На ограде утробно ворковали голуби. Огромный кот, сидя на крыльце, не сводил с нее пристального взгляда и добросовестно при этом умывался мягкой, слегка взъерошенной лапой. Голуби слетели с изгороди, когда она подошла ближе. Длинные ветки куманики цеплялись за ее желтое платье и свитер, как бы пытаясь задержать ее.
        Запыхавшись, она наконец добралась до места, откуда был виден западный склон горы. Маленькие огоньки мерцали в деревушке, в которую она больше никогда не зайдет. Она увидела языки тумана, похожие на ярмарочную сладкую вату, которые лениво поднимались из ущелья и снова скатывались по склону в долину. Где-то вдалеке прозвенел колокольчик, привязанный к какой-нибудь праздношатающейся корове. Туман густел, захватывая все новое пространство.
        Кто-то двигался к ней, путаясь в высокой траве. Она вспомнила, что слышала о том, что в этих горах встречаются черные медведи. То, что приближалось к ней, тоже было черным крупным животным. Но одно ухо свисало у него набок, а на подбородке светилось белое пятно.
        Скинни радостно запрыгал вокруг нее. Он положил лапы ей на грудь и чуть не повалил на землю. Она гладила и обнимала его, а он норовил лизнуть ее в нос, все время счастливо повизгивая.
        — Ты не забыл меня, дружище Скинни? Где же ты пропадал? Почему так давно не заходил?
        Никто не был ей так нужен в этот момент, как внезапно выпрыгнувший из травы Скинни. Он нашел ее и был счастлив.
        — Я люблю тебя, Скинни,  — сказала она.  — Понимаешь, я люблю тебя? Зачем ты оставил меня тогда?  — она потерлась щекой о его мягкую, теплую, такую родную морду. Когда она поднялась, чтобы идти дальше, он стоял рядом с ней, касаясь ее ног. Он был хорошей собакой и мог защитить ее. С ним она больше ничего не боялась.
        Край неба стал розовым, можно было различить белые облака. Скоро встанет солнце, надо было спешить. И хотя она шла быстро, ей еще предстояло добираться до другого склона горы.
        Но она остановилась, прислушиваясь. Ей показалось, что, кроме ее дыхания и поскуливания собаки, откуда-то доносится шум падающей воды. Если идти на этот звук, она скоро выйдет к водопаду. Она только посмотрит на него, а потом поспешит домой. Шум воды был уже близко, прямо перед ней. Может быть, в нескольких ярдах от нее.
        Скинни лег прямо перед ней, блокировав дорожку.
        — Иди!  — подтолкнула она его тихонько. Но в тот же момент подумала, что, может быть, он предостерегает ее от чего-нибудь. Действие таблетки, которую ей дала Эллен, было слишком сильным, и она еще плохо соображала. Кроме того, у нее может быть нарушена координация. Как далеко еще до потока?
        Она больше ничего не слышала. Со всех сторон ее закрывало что-то темное, но не очень плотное. Потом она сообразила, что ее с головой закрывают огромные листья… Она посмотрела вверх и увидела над головой высокое утреннее небо, на котором угасали бледнеющие звезды. Вдруг она поняла, что тропинка исчезла из-под ее ног, она затерялась среди этих буйных зарослей. Каролин повернулась, чтобы выйти, как ей казалось, на более высокое место и увидеть все сверху, но заросли стали совсем дикими. Она попробовала вернуться, но скоро вообще перестала ориентироваться.
        Слова, сказанные когда-то давно за кухонным столом, всплыли в ее инертном сознании. Она поняла, что попала в Рододендроновый ад, но она не боялась его. У нее есть Скинни. И он обязательно выведет ее отсюда.
        Она сделала еще несколько шагов, продвинулась на пару футов и остановилась, вслушиваясь в поскуливание собаки. Его хвост развевался из стороны в сторону, манил ее за собой. Она улыбнулась, когда опять различила шум падающей воды. Теперь Каролин точно знала направление, откуда шел этот звук, и энергично стала пробираться сквозь заросли.
        Собака бежала рядом. Волосы рассыпались по ее спине, цеплялись за ветки, сдерживая шаг, как бы снова и снова пытались удержать ее. У нее ничего не было при себе, чтобы завязать их.
        Неожиданно она остановилась, удивившись тому, что звук падающей воды слышался теперь прямо над ней. Она заплела волосы в косу и некоторое время брела в темноте наугад. Холодный серебристый свет возник прямо над ее головой. Она двигалась прямо, пока не ощутила на лице холодные капли. Темные, вечно сырые скалы окружали каскад падающей с вершины воды. На мгновение ей показалось, что она возвращается домой. Здесь царило безмятежное спокойствие остановившего свой ход времени. И еще древняя печаль жила в этом месте. Сходная с ее новой печалью, странным образом совпадая с той — давно ушедшей.
        Она повернула назад. Почему-то ей стало тяжело дышать, почти невыносимо было втягивать легкими этот густой, застоявшийся, сырой воздух… Она посмотрела вверх, но туман сделал вершину невидимой для глаз. Если она поднимется, то ей придется идти по самому краю потока, иначе она не успеет вернуться до того, как все проснутся. Ей нужно срезать путь.
        Справа от нее возникла узкая, не шире одной ступни, дорожка, извилисто бегущая вверх. Скинни заскулил, когда она пошла наверх. Здесь, на склонах, заросли рододендронов стали реже, зато ногам вдруг сделалось скользко, должно быть, от лишайников и сырости. Но ее затуманенное сознание отметило это только тогда, когда у нее вдруг соскочил с ноги ботинок и, оглянувшись, она увидела его глубоко внизу повисшим на старом корне, торчащем почти из отвесной стены.
        Она подумала было достать его, но плоские каменные плиты заколебались под ее весом, и она решила карабкаться дальше, все время хватаясь за лозы дикого винограда. Наконец она добралась до вершины.
        Солнечный свет еще не опустился на землю, но то, что открылось ее взгляду, было величественно и прекрасно. Стоило идти сюда, чтобы бросить на эту красоту прощальный взгляд.
        Долина открылась перед ней с другой точки, как более глубокая и мирная складка, чем она привыкла ее видеть. Хотя она тонула в ночной мгле, можно было уже различить дома, квадратики огородов и более насыщенные, темно-зеленые пятна садов. В некоторых домах уже горели бледнеющие огни, их свет представлялся не сильнее, чем свет слабых сальных свечей, который могла видеть и Луиза.
        Каролин посмотрела прямо под ноги. Сердце ее вдруг сжалось, под ее ногами расстилалась бездна. Это была черная, мрачная, ревущая отдаленно, но все равно грозно и неумолимо, клубящаяся темным туманом, ужасающая бездна. Она способна была равнодушно и бесследно поглотить жизнь любого человека, как она поглотила жизнь Луизы. Каролин решила скорее отсюда убираться.
        Скинни вдруг завыл и не последовал за ней, когда она попробовала тихонько сползти вниз по другому склону горы, держась за живые стебли растений. Какие-то серенькие птички выпорхнули у нее из-под ног, когда она стала искать ногами опору. Она почувствовала, как что-то закричало ей, предостерегая: назад, назад!
        Подул холодный, сырой ветер, пробирающий до костей, несмотря на свитер. Как-нибудь потом, когда водопада уже не будет, а Джейсон и Эллен уйдут из ее жизни, она, возможно, поймет, что заставило ее прийти сюда. И почему она так безропотно позволила, чтобы смерть коснулась ее лица.
        «Ты не должна бояться смерти, детка»,  — всплыл в ее сознании голос из прошлого. Она не могла понять, что это было на самом деле. Но еще никогда в этих словах не было для нее столько правды.
        Вдруг она поняла, что снова оказалась над самым обрывом, искушение стало непреодолимым, и она перегнулась через руку, заглядывая вниз. Теперь шум воды стал громче и ближе. В ней возник страх. Скинни откуда-то призывно лаял, словно твердил: вернись, вернись!
        И тогда она услышала их. Далекие звуки, издевающиеся над ней, над ее тщетными усилиями спастись или спасти кого-то, переходящие в пронзительные вскрики, хотя произносимые слова взывали к любви и небесной справедливости — слова священных псалмов. Сейчас они разносились в округе, пробиваясь сквозь рев самого водопада, поднимаясь ввысь и падая вниз, окутывающие все удушающим ужасом. Она повернулась и бросилась бежать, насколько это было возможно… Острый край скалы, на который она наступила босой ногой, причинил ей нестерпимую боль, пробив кожу, она поджала ногу, глухо застонав, и только тогда поняла, что теряет равновесие…
        Она покатилась вниз, попыталась ухватиться за плети винограда, но они слишком быстро мелькнули перед ее глазами, она не успела даже зажать их как следует в кулаки… И тогда она поняла, что теперь не сможет остановить падение, пока не достигнет дна…
        ГЛАВА 14
        Луч света попал вначале в один глаз, затем в другой, выводя из темноты ее сознание.
        — Признаков отслоения сетчатки нет ни на одном из глаз…  — чей-то голос наполнил собой весь мир.
        Чуткие пальцы мягко, но властно обследовали ее голову.
        — Временное изменение цвета… опухоль… возможность возникновения внутренней гематомы… сотрясение… и провал памяти, памяти, памяти…  — последнее слово отдалось эхом, многократно повторенным со всех сторон.
        Но память постепенно возвращалась. И она уже могла понемногу шевелить пальцами, даже сжать кулак. Еще у нее болела грудь при каждом глубоком вздохе. Но она приходила в себя.
        — Возможно, попытка суицида…
        Все это возникало в ее сознании, когда она монтировала в голове образы прошлого. Впечатления, слова, наполовину забытые звуки проносились перед ней едва ли не бесконечное число раз, утверждаясь в сознании, накладываясь друг на друга, превращаясь временами в лай и скулеж собаки, а иногда в шум падающей воды, какофонию триумфального хора, не опускающегося с небес, а поднимающегося снизу, как пение сирен… Подъем и падение, свет и темнота — образы сменяли друг друга.
        Она была больна. Но сейчас все в прошлом. Она открыла глаза.
        Перед ней была комната. Маленькая сиделка в белоснежном халате держала блестящую мисочку и стояла, заботливо подавшись вперед.
        — Вам лучше?
        Глаза сиделки были похожи на черные оливки, которые она любила готовить для Харви.
        — Ты всегда фиксируешься на таких вещах, когда это касается Харви,  — вспомнила она скептические высказывания Джейсона. Оливки, плавающие в масле с луком, тонко порезанным на колечки, возможно, с анчоусами. Все плавает и почему-то шипит…
        Она снова провалилась в болезнь. Потом, через тысячу лет, вернулась в этот мир, к той же сиделке.
        — Теперь получше? Вы можете поговорить со мной сейчас? Доктор хочет посмотреть вас, пока вы в сознании. Вот хорошая девочка! Давай-ка я приподниму тебе голову повыше.
        Уверенно, спокойно. Приподняла немного голову. Держит ее. Надо кому-то обо всем рассказать. Хорошо, старушка Каро, кому-нибудь непременно расскажешь. Глупая старушка Каро. Как тебя угораздило оказаться в такой ситуации?.. Еще она хотела сказать: «Только прошу вас, сиделка, возьмите меня за руку, вот так. И не отпускайте…» — и, конечно, не сказала. Может, и хорошо, что не сказала. Иначе сиделка ответила бы:
        «Пожалуйста, не говорите мне такие вещи»,  — а после этого не так просто снова начать разговор…
        — Миссис Коул, миссис Коул!  — кто-то потрепал ее по руке, по щеке,  — не засыпайте снова. Ваш муж здесь, миссис Коул. Он давно ждет, чтобы повидаться с вами, миссис Коул.
        Она обнаружила, что не может говорить, ей не хватает воздуха, но собравшись с силами, выдохнула:
        — Нет!
        Но сиделка продолжала:
        — Ох, миссис Коул, он пришел сюда, он приходит все время. Я уверена, вы будете рады увидеть мужа. Он все еще ждет. Он очень беспокоится о вас…
        — Нет, пожалуйста, нет!  — ее голос усиливался, стал хриплым и громким.  — Я не хочу… И никогда не захочу… передайте ему!
        Крик, рвущийся из ее груди, стал переходить в рыдания. Сиделка испуганно наклонилась к ней и попыталась успокоить:
        — Все хорошо. Не поднимайтесь. Я ему все скажу. И позову сейчас доктора. Все будет в порядке, миссис Коул. Ну, успокоились?
        Уверена. Все в порядке. Все хорошо. Все как должно быть… И этот хор сейчас замолчит. И кровь — яркая, красная — больше не будет капать на эти буквы на камне. Она коснулась тогда мертвого лица. И сейчас она ничего не боится.
        Эллен. Ох, почему я не сказала, чтобы они не пускали ко мне Эллен? Теперь придется… Нет, ничего не придется.
        — Ты вся разбилась, дорогая. Джейсон не в себе оттого, что ты не хочешь его видеть. Он в отчаянии. Мы все были в отчаянии. Харви заболел, когда узнал о том, что с тобой произошло. Он страшно переживает. Розы от него. Посмотри, какие розы, Каро!
        Она ощутила аромат и вдруг увидела букет кроваво-красных роз. Слова потоком выливались из Эллен.
        — Вообще-то у тебя просто сотрясение мозга, дорогая, а больше ничего, так думает доктор. Представляешь, как тебе повезло! Как удачно, что мы подоспели вовремя. Ты в частной клинике, это Харви настоял. А камень мы унесли из дома. Весь этот ужас произошел из-за него. Джейсон нашел место, где он должен лежать и отнес его туда. А я сейчас возвращаюсь в Вашингтон. Я действительно не могла оставаться больше ни одного дня в этом Богом проклятом доме. Неудивительно, что ты… Я не утомила тебя, дорогая?
        — Нет… да. Иди…
        Комната оказалась зеленой. Это она выяснила на следующий день, когда пришла в себя. Ее глаза могли уже фокусироваться на предметах. В течение целого дня она лежала пластом, пытаясь соединить картины, возникающие в голове, с реальностью. Солнечный свет отражался от потолка и придавал золотистый оттенок бледно-зеленым стенам.
        Платье на ней было такого же цвета. А сама она была желтоземлистого цвета. Маленькая девочка, выглядевшая как высохшая земля. Они так сказали. Они разговаривали у нее над головой. Розовый — один из ее любимых цветов.
        Нет, тетя Фреда никогда не разрешала ей носить розовое. Это Полли Джин носила розовое, помнишь?
        Полли Джин была самой любимой. А я никогда не была любимой. Ни у тети Фреды, ни у дяди Амоса. Ни у Джейсона. Ни даже у моей мамы с распущенными волосами и легким смехом.
        Луиза? Может быть, поэтому я придумала кого-то, кто любил меня больше всех.
        Она приподнялась на кровати и вскрикнула от боли.
        — Пожалуйста, дайте мне что-нибудь, чтобы перестала так болеть голова…
        Боль стала меньше на следующий день. Она смогла немного поесть. Отвечала на вопросы сиделки. Даже попыталась улыбнуться. Она растянула губы, обнажив зубы, и все закричали:
        — Чудесно! О, миссис Коул, вам действительно сегодня лучше.
        Электроды, провода, перепутанные над головой, какие-то датчики, выводящие сигналы из ее мозга на ленту. Она тихо и покорно ждала, когда закончат снимать электроэнцефалограмму и расшифруют, что там у нее в голове на самом деле, узнают все ее секреты — об этой суке с соломенными волосами, о ярко-красной крови, проявляющей буквы на камне, и о криках толпы…
        — Вы счастливая юная леди,  — сказал ей доктор, похожий на известного киноактера,  — вы упали очень удачно. Такое впечатление, что вы до конца боролись. Ваша ЭКГ в порядке. И у вас нет никаких переломов. Небольшое сотрясение — вот и все. И еще ушиб грудной клетки, но это скоро не будет вас беспокоить.
        Сейчас она уже соображала почти ясно. Голова начинала работать четко, как прежде.
        — Ничто не будет меня беспокоить.
        И еще она подумала: «А что если бы я умерла там, в том месте, где это случилось? Что бы тогда со мной сделали те женщины?»
        Ее мысли без конца возвращались к женщинам, которые являлись из далекого прошлого. Доктор обратился к ней ласковым голосом:
        — Миссис Коул, меня очень огорчает, что вы отказываетесь видеть своего мужа.
        — Я отказываюсь видеть его?
        — Так сказала сиделка. Еще она сказала, что у вас началась истерика при одном упоминании о нем.
        — Сейчас это меня уже не расстроит.
        Она посмотрела на свои ногти. Один из них был обломан, а ноготь на большом пальце левой руки был синим.
        Доктор поправил предметы на ее прикроватном столике, а затем, помолчав немного, обратился к ней снова:
        — Миссис Коул, никто так и не знает, что с вами произошло. Не могли бы вы рассказать мне обо всем?
        — Я просто упала.
        — Просто упали? В такое время, в таком месте? Как вам пришла идея вообще пойти туда?
        — Вы предполагаете суицид? Нет. На самом деле я просто оступилась на тропинке, потому что еще раньше у меня соскочил один ботинок и упал вниз.
        — Да, я видел этот порез и еще подумал, что он не похож на те, которые случаются при падении. Но ботинок не решает главную проблему. Знаете, если вы все-таки захотите поговорить с кем-то, то… У нас есть очень хороший психиатр, и он отлично разбирается в подобных случаях… Ну в случаях, когда с людьми происходит что-то необычное или, может быть, когда их что-то беспокоит.
        Когда привидение возвращается назад через долгое время, подумала Каролин, и те женщины, что преследовали ее, возвращаются тоже.
        Она положила руки на простыню и заметила, что они дрожат.
        — Нет, меня ничто не беспокоит.
        — Хорошо. Тогда все прекрасно. Я действительно не знаю, что сказать вашему мужу. Я никогда не видел человека более расстроенного, чем он. Сегодня утром он позвонил мне снова и просил… Будьте добры, позвоните ему сами, поговорите с ним и тогда решите, можете вы с ним увидеться или нет.
        Она отвернулась от него к стене и прошептала:
        — Хорошо. Позвоните ему и скажите, что он может прийти.
        — Вот и хорошо!  — сказал он ласково.  — Я очень рад. Вы замужем за таким прекрасным молодым человеком…
        ГЛАВА 15
        Они кружили по извилистой дороге до того момента, когда Каролин смогла рассмотреть их маленький домик, притаившийся за деревьями. С этого расстояния он выглядел таким же, каким она увидела его в первый раз, когда Макларен, указывая на него, произнес: «Вот ваш дом».
        Если бы в тот момент она могла предвидеть будущее, она попросила бы Макларена повернуть обратно. Но тогда она не почувствовала ничего угрожающего, как не чувствовала и сейчас. Кругом было пустынно, будто замерло в ожидании. Но теперь у нее не было путеводной нити. Впереди — пустота и никакой уверенности ни в чем.
        — Здесь наш дом!  — когда-то сказала она Джейсону.
        Сейчас ей страшно было представить, что она сможет разговаривать с Джейсоном.
        Он снова взял ее за руку. Все время, с того момента, когда они выехали за ворота клиники, он только и делал, что держал ее за руку.
        Она думала, что ей надо что-то ему сказать, но никак не могла придумать, что именно. А когда она вырывала у него руку, он гладил ее по волосам. И еще он, конечно, говорил:
        — Двенадцать дней. Мне кажется, что прошло так много времени. Да, Постреленок, как будто полвечности мне пришлось пережить. Это были самые длинные двенадцать дней в моей жизни, но сейчас я возвращаюсь домой.
        Он сделал последний поворот и подрулил к дому. Он открыл дверь машины и снова взял ее за руки. Она попыталась вырваться, но он только крепче прижал ее к себе.
        — Дорогая, прости меня. Ты все еще ненавидишь меня? Ну, знаешь, я только… ведь это так естественно для мужчины… Я не думал, что это настолько затронет тебя.
        Она чувствовала себя такой разбитой, что у нее даже не было сил ответить ему, не то что куда-нибудь уехать от него. Ей хотелось только одного, чтобы он не прикасался к ней. Она даже почувствовала легкое смущение от его страстных извинений.
        — Ты хотела оставить меня, да?  — она увидела боль в его глазах.  — Но я пришел, чтобы увести тебя обратно. Я начну снова ухаживать за тобой. Я буду завоевывать тебя снова и снова.
        Она попыталась улыбнуться и ухватилась за косяк двери.
        — Но я вернулась, Джейсон.
        А про себя она подумала: «Возможно, я буду снова с ним спать. Может быть, я даже опять полюблю его. Я попытаюсь склеить то, что разбито. Если это возможно».
        Джейсон бросился к машине за ее сумкой. Сумкой, которую Джейсон упаковал довольно рассеянно — она нашла там коричневое полосатое платье Эллен… Или в доме был кто-то еще, пока она была в клинике. Кто-то чужой был в ее доме, ходил по этим комнатам, касался этих предметов… Но она не хотела в это верить, не хотела даже думать об этом.
        Ей показалось нереальным возвращение сюда, в маленький серый домик, от которого она уже отвыкла за время, проведенное в клинике. Джейсон предложил:
        — Возьми меня под руку.
        И она послушно оперлась на его руку. Земля плыла у нее под ногами, влажная теплота сентябрьского воздуха давила на нее. Несмотря на теплую погоду, чувствовалось, что лето уже ушло. Место, казалось, изменилось с тех пор, пока ее здесь не было. Земля под большим ореховым деревом была усыпана спелыми орехами, и Каролин даже заметила белку, ловко перетаскивающую орехи в дупло. Листья уже начали облетать, небольшой кучкой они лежали на верхней ступеньке. Хризантемы стояли во всей красе пышного цветения. Цинии выглядели еще очень яркими, но и в них чувствовалось приближение увядания.
        Джейсон остановился и посмотрел вниз.
        — Ты замечаешь здесь какие-нибудь изменения?
        — Изменения?  — она заметила на его лице улыбку маленького мальчика, который ожидает похвалы. Она оглянулась вокруг, наполовину жалея в душе, что не осталась в клинике, где никто ничего не ожидал от нее.
        — Я вижу новый столб.
        — Да. Это первое, что я сделал после того, как ты… после этого случая.
        — Провел телефон?
        — Да. Теперь у нас есть телефон. Я решил, что без телефона здесь невозможно жить. Теперь у нас в доме два аппарата. Один я установил справа от нашей кровати. И у Джинтеров теперь есть телефон. Они на одной линии с нами. Я научу тебя, как им можно звонить. Посмотри, что я еще сделал для тебя…
        — Позже, Джейсон.
        — Ну ладно, их номер ты найдешь в телефонной книге. А что ты еще видишь?
        — О, новые подпорки под виноградом.
        — Я набил новые жерди и укрепил старые. Теперь он не свалится никому на голову. Я работал все воскресенье.
        — Как хорошо! Прекрасная работа, Джейсон! И виноград теперь разрастется. Чувствуешь, как он хорошо пахнет.
        — В дальнейшем я планирую протянуть его до входной двери, тогда-то мы вдоволь поедим виноградного мармелада. Помнишь, как он у тебя замечательно получился в прошлом году?
        — Помню.
        Она вспомнила тот день, когда с таким трудом пыталась починить эти подпорки и поранила себе молотком большой палец и как сердилась тогда на Джейсона. Но сейчас она была такой измученной, что даже не могла представить свою тогдашнюю злость.
        Он распахнул перед ней дверь.
        — Еще один сюрприз тебя ждет на кухне.
        — Там кто-нибудь есть?
        — Нет, слава Богу, там никого нет. Эллен хотела помочь перевезти тебя, и я, пожалуй, не смог бы ее остановить, если бы не неудача у Харви.
        — Что с ним?  — она остановилась.
        — Он отправился в Бухарест, на какой-то курорт с минеральными водами для богатых старых дураков… Да Бог с ним. Угадай, что у нас на обед! Сюрприз, Каро, жареный цыпленок. Его специально для тебя принесла вчера Руби Джинтер.
        Цыпленок лежал на столе, аккуратно завернутый в пергаментную бумагу. Каролин дотронулась до него. Он был с поджаристой корочкой, темный, очень аппетитный на вид и, наверное, замечательно вкусный, зажаренный на настоящем деревенском масле.
        — Завтра я поблагодарю их, если мне будет получше.
        — Ты можешь позвонить им хоть сейчас. Помнишь?
        — Ах, да. Конечно. Но попозже. Может быть, все-таки завтра.
        — Не спеши. Вот что я хочу сейчас сделать — отвести тебя наверх и уложить в постель.
        — Ох, нет. Я пролежала в постели слишком долго. Я только и делала в клинике, что лежала. Доктор сказал мне, чтобы я понемногу начинала двигаться. Я только должна иногда беречь себя, но обязательно двигаться…
        — Я буду беречь тебя. Ты только сядь где-нибудь, где тебе будет удобней. В гостиной или на террасе, там не так жарко. А я приготовлю что-нибудь выпить.
        Он был очень сердечным, очень заботливым, все спорилось у него в руках… Но она была рада, что он ушел на кухню. Камня больше не было в гостиной, как и сказала Эллен.
        Джейсон ничего не рассказал об этом, а сама она не спрашивала. Она не хотела знать, куда он отнес его.
        На столик, где раньше лежал камень, кто-то, может быть и Джейсон, теперь поставил маленький кувшин с циниями, и они сверкали яркими тяжелыми головками среди серых листьев. Ей внезапно пришло в голову, что он мог бы убрать с террасы налетевшие сухие листья.
        Но почему она не могла заставить себя быть ему признательной, почему все ее раздражало? Почему она не могла относиться к нему, как мать, смотрящая сквозь пальцы на пороки милого дитяти? Ведь все его существо сейчас выражало радость, и как бы она была счастлива его радостью прежде! Но теперь он не был для нее прежним Джейсоном. Она тяжело вздохнула. Ответ должен быть найден, она должна понять все, что с ними произошло. Любовь, ненависть, страх — все эти эмоции, которые отсутствовали у нее сейчас, скоро возродятся вновь, но позже.
        Она вышла на террасу, погруженную в тень, где сидела в ту ночь, когда так невежливо принимала гостей. И представила ту сцену, в которой не было даже тени юмора. Но разве могла она в тот момент быть любезной, разве могла отнестись к той ситуации с юмором?
        Она прилегла в шезлонг. «Возможно, у меня что-то не в порядке с головой,  — подумала она.  — И нет ничего удивительного в том, что Джейсон начал избегать меня — кому понравится, если его жена все время думает о привидениях и даже слышит их?»
        Она обхватила руками голову и сжала изо всех сил.
        «Возможно, у меня еще не прошла болезнь. Дай мне время, Джейсон. Дай мне время, прежде чем мы опять станем близки…»
        Она услышала скрип двери, которую Джейсон толкнул ногой, держа поднос в руках. Он поставил перед ней бокалы со льдом. Было тихо, лед постукивал в стеклянные стенки, стул заскрипел под ним, когда он садился, спичка загорелась с шипением, когда он закурил.
        Наконец Джейсон сказал, прервав тяжелое молчание:
        — Завтра приедет парапсихолог. Его зовут доктор Брюэр. Его раскопал Харви. Он очень просил помогать ему, потому что это какая-то знаменитость в их мире. Если с тобой все в порядке?..
        Она широко раскрыла глаза и пристально посмотрела на него.
        — Понимаю, его приезд кажется тебе неожиданным, да и по мне надо было подождать, пока ты окрепнешь, но этот доктор уезжает в Лондон. И завтра — единственный день, когда он может приехать… Но если ты возражаешь, дорогая, я сразу позвоню ему и отменю визит.
        Она прошептала:
        — Джейсон, я никогда даже не могла предположить, что ты… Я говорила Харви, что ты никогда…
        — Я знаю, какой я был тогда. А сейчас… Я изменился, пока жил без тебя, Каро. И если есть что-то важное, о чем ты думаешь, или что ты делаешь, я хочу участвовать в этом.
        — На самом деле?
        — Конечно. Я больше не оставлю тебя одну в этом месте, где полно всего сверхъестественного.
        — Но я никогда не думала, что ты поверишь во что-нибудь подобное. Я думала, ты не хочешь даже слышать об этом.
        — Я слышал пару раз звуки, как будто поблизости бегала собака. Может, и на самом деле где-то поблизости бегала какая-нибудь собака. Черт побери, не знаю, что обнаружит здесь этот лондонский приятель Харви, но здесь определенно что-то есть. Даже моя мать слышала ночью шум и могла тут спать только с таблетками. А Лес Джинтер сказал мне, когда мы последний раз встретились с ним, что они слышат тут какие-то крики, напоминающие ему толпу пьяных женщин…
        Каролин начала бить дрожь.
        — Дорогая, выпей это,  — он вложил ей в руку бокал,  — и не расстраивайся, пожалуйста. Доктор дал мне кучу транквилизаторов и снотворных препаратов. Они защитят тебя от беспокойства, пока ты не придешь в себя.
        — Хорошо!  — сказала Каролин, отпивая из бокала,  — все хорошо!
        Она желала быть спокойной, как кочан капусты на грядке, как горная скала. Скоро наступит завтра. Они уедут из этого дома и подыщут что-нибудь еще. Все в порядке. Ничего нет в мире, что заставило бы ее волноваться.
        Потом Джейсон сказал, что будет спать в комнате Харви. Каролин вздохнула с облегчением. Когда она уже собиралась лечь в постель, на пороге возник Джейсон со стаканом воды и таблетками в руках. Она молча взяла у него стакан, и он, поцеловав ее, начал спускаться по ступеням.
        Каролин лежала в полной тишине, прислушиваясь к тому, что крылось за этим спокойствием. Ей казалось, что дом тоже затаился в ожидании и вслушивается в эту звонкую, едва ли не оглушающую тишину. Сейчас она очень удивилась бы, ощутив запах гвоздики или услышав пение женщин, или различив тихую мольбу в холле.
        Транквилизатор погрузил ее в волны спокойствия и унес в сон, в котором не было ни сновидений, ни жизни.
        ГЛАВА 16
        Когда Джейсон поднялся наверх, чтобы сказать Каролин, что приехал Брюэр, она была в ванной и старательно брызгала себе в лицо холодной водой, чтобы стряхнуть действие снотворного.
        Она ответила ему погасшим, безвольным тоном:
        — Я слышала, что ты разговариваешь с кем-то внизу, но не могла предположить, что он приедет так рано.
        — Да уже больше десяти! Но можешь не спускаться вниз, если неважно себя чувствуешь, в этом нет необходимости.
        — Да нет, я в порядке,  — ответила она, отнимая полотенце от лица.  — Мне кажется, я должна повидаться с ним. А ты как думаешь?
        — Да. Если мы можем чем-то ему помочь, то должны сделать это сейчас. Я приготовил внизу завтрак. Или, может быть, я принесу тебе наверх чашку кофе?
        Она собрала свои длинные волосы на затылке и перевязала их лентой, которую оставила ей Эллен. Никакого макияжа. Надела прямое платье, старое и уже коротковатое для нее. Сандалии. И когда она спускалась вниз по ступеням, то чувствовала себя ребенком-переростком, но постаралась собраться с силами и выглядеть зрелой женщиной.
        Доктор Брюэр, кареглазый человек с белыми, коротко стриженными волосами, встал ей навстречу, когда она вошла в гостиную. Вид у него был довольно академический, несмотря на рубашку дикой расцветки и кеды. Каролин поздоровалась и принялась за свой завтрак, а потом они все вместе сели на террасе, налили кофе и стали разговаривать об урагане, который надвигался с Карибского побережья. Доктор Брюэр еще раз подтвердил, что не задержится в Вашингтоне, так как у него срочные дела в Лондоне. Каролин вежливо заметила, пытаясь поддержать беседу, что, наверное, приятно так много путешествовать. Но он возразил, сказав, что ему приходится путешествовать гораздо больше, чем хотелось бы.
        Джейсон предположил, что доктору приходится выслушивать много звонков от сумасбродов и всякого рода фанатиков.
        — Конечно, бывает, что они изрядно досаждают, пытаются привлечь к себе внимание. Но иногда случаются и очень полезные звонки.
        Джейсон улыбнулся:
        — Но, когда мы устанавливали магнитофон, мы не считали себя сумасбродами. И иногда нам казалось, что здесь что-то есть, а иногда, что все это наполовину происходит в сознании моей жены,  — он улыбнулся Каролин, которая сидела выпрямившись и старалась выглядеть бодрой и заинтересованной, насколько ей это удавалось.
        Доктор Брюэр тактично заметил:
        — Я могу оказаться не в состоянии пролить свет на предмет вашего интереса вообще, но я, по крайней мере, попытаюсь это сделать. Иногда встречаются такие дома, в которых некоторые люди просто не способны жить. Такой старый дом, как у вас, естественно, видел много людей, и многие уже умерли. И вероятно, здесь было немало насилия, а это всегда остается. Сколько ему лет?
        — Около двухсот,  — Каролин сказала тихо, стесняясь, что ее беспокойство будет замечено.
        — Согласно одной нашей теории такие вот места поглощают энергию во время эмоциональных стрессов и выплескивают ее вновь через какой-то промежуток времени, воссоздавая прошедшие события еще раз. Разумеется, мы имеем дело с особым видом энергии, который как бы записывается на дома, как на фотопленку или магнитную ленту.  — Доктор отпил кофе, и стало ясно, как он ведет себя во время лекций или других выступлений.  — Кстати, имеется еще одна теория, касающаяся подобных явлений,  — это попытка разрешения старых конфликтов путем воссоздания бывшей некогда ситуации со всеми ее эмоциями и аффектами. Ваш друг Харви подозревает, что в вашем случае имеет место именно эта версия. Конфликт между немецкой девушкой, живущей в этом доме, и английской женщиной, живущей на холме, привел к крайне трагическим последствиями.
        — Причем конфликт, имеющий под собой довольно запутанные мотивировки,  — сказал Джейсон, выказывая неожиданную осведомленность в судьбе Луизы.
        — Обычно Харви драматизирует события, но в этом случае, как мне кажется, без драматических соображений понять что-либо довольно трудно. Так что склонность Харви отвлекаться от фактов и придавать особое значение участию в происходящем хорошенькой молодой особы,  — он выразительно взглянул на Каролин,  — в данном случае не помеха. Как я понял, наш старый друг пытался записывать на магнитофон все ночные шумы?
        — Но без успеха,  — пробормотала Каролин.
        Доктор Брюэр вежливо кивнул.
        — Он говорил мне. Насколько я знаю, еще никому не удавалось записать подобные звуки на магнитофонную ленту с достаточной степенью чистоты или фотографическим способом зафиксировать безупречную картину этого физического феномена.
        Тогда Каролин сказала:
        — Еще Харви считает, что Луиза старается вернуться, вы понимаете, о чем я говорю? Она хочет реинкарнировать на том самом месте, которое так любила, которое помнит… Если там, где она сейчас находится, можно что-то помнить. Вы верите, что это возможно?
        — Кто может вам сказать, что возможно, а что нет? У нас есть несколько солидных ученых, которые коллекционируют подобные факты, происходящие в наши дни. И у них уже собран довольно достоверный материал по этой теме. Но я должен вам сказать, что проблема реинкарнации выходит за рамки моей деятельности. Я работаю в университетской лаборатории и занимаюсь качественным экспериментированием, в котором все параметры контролируются физическими приборами. Привидения в виде хорошеньких девиц — приманка для профана и не поддается математическому расчету.  — Доктор усмехнулся, Каролин подумала, что улыбка ему не очень идет.  — К тому же я прагматик. В любом случае пока я склонен искать естественное объяснение всем явлениям. Кстати, миссис Коул, относительно вашего случая — как вы думаете, не хочет ли кто-нибудь просто вас запугать?
        Каролин широко раскрыла темные глаза.
        — О, нет. Нет. Джейсон, ведь ты не думаешь?..
        — Конечно, нет.
        Доктор Брюэр продолжил:
        — Прежде чем вы спустились вниз, миссис Коул, я немного осмотрелся. Стены мне кажутся достаточно прочными, и в них нет пустот, которые могли бы создавать звуки, которые вы слышали. Иногда самые обычные звуки, попадая в полые пространства, преобразуются и становятся такими, что остается только диву даваться… Но ладно, сейчас мне хотелось бы услышать от вас рассказ обо всем, что здесь происходит. Я не доверяю информации из «вторых рук». Пожалуйста, начните с самого начала и постарайтесь вспомнить все даже, как вам кажется, малозначительные подробности.
        Каролин глубоко вздохнула и погрузилась в воспоминания.
        — Все началось с могильного камня. Здесь не происходило ничего необычного до того майского дня, когда я нашла на склоне горы могильный камень и принесла его в дом. Я старалась очистить его осколком стекла, порезала руку и кровь пролилась на буквы на камне…  — она протянула ему руку и показала тонкий, но отчетливый, белый шрам на ладони.
        Карие глаза ученого смотрели на нее с большим интересом.
        — И вы поверили, что ваша кровь помогла этой девушке реинкарнировать?
        Это были слова Харви.
        — Нет, нет. Я никогда не верила во все это. Я не думаю, что моя кровь могла сделать что-нибудь подобное. Я только стараюсь точно передать последовательность событий, ведь вы просили меня рассказывать все с самого начала.
        Она остановилась, восстанавливая в памяти события того утра.
        — Я собирала землянику на склоне, потом прошла сквозь заросли, вышла на яркий свет, который показался мне ослепительным…
        — Родная моя, ради Бога…  — начал Джейсон недоуменно.
        — Я никогда не вспоминала об этом до сегодняшнего дня, Джейсон. И никому не рассказывала об этом.
        Она посмотрела в его недоумевающие глаза и отвела взгляд.
        — Я же не хочу сказать, что свет что-то означал или сигналил мне. Я только говорю, когда я вышла из чащи, солнце ослепило меня. А потом, заглянув под дикий виноград, я нашла камень. Он был как раз подходящего размера, мне захотелось рассмотреть его поближе, и я начала раскапывать его.
        — И что же, вы хотели сделать из него столик для коктейлей?
        — Нет. Я хотела положить его на фронтоне террасы. Мне тогда и в голову не пришло, что это могильный камень.
        Джейсон сказал:
        — Вообще-то, это идея моей матушки — сделать из надгробия столик для коктейлей. Я тогда рано ушел спать, но помню, она собственноручно притащила его в гостиную.
        Каролин кивнула.
        — И той же ночью, когда все улеглись, я впервые ощутила запах гвоздики, когда спустилась вниз.
        Она продолжала рассказывать, останавливалась, подбирая слова к ощущениям, которые так трудно было передать. Еще она пыталась передать атмосферу спокойствия и радости от присутствия Луизы в доме, которая иногда захлестывала ее, и добросовестно пробовала описать звуки, которые слышала позднее.
        — Кто-то пытался говорить с вами?
        — Нет, это были не слова… Каким-то образом мне сразу передавались мысли…  — она замолкла, сама удивившись тому, что сказала.
        — Телепатический контакт?
        — У меня никогда не было никаких телепатических контактов, поэтому я не знаю, как это происходит, доктор Брюэр. Но, возможно, вы правы, это именно то, что вы говорите. Как бы то ни было, я получила сообщение.
        — Вы хотите сказать, что кто-то специально выходил с вами на связь?
        Каролин беспомощно посмотрела на него, уже жалея, что он приехал. Она желала, чтобы Джейсона здесь не было. И еще, почему-то она была так взволнована, что могла расплакаться в любую минуту.
        — Я так думаю. Знаете, бывает ощущение, что вас разглядывают, но лица этого человека вы не видите, например, не можете выделить его из толпы. Но вы твердо знаете, что это происходит. Вот тут как-то похоже…
        — Значит, вы не способны видеть это?
        — Разумеется, я никогда никого не видела. Я только ощущала чье-то присутствие, слышала звуки. А потом начала слышать плач у нашей наружной двери.
        — А у двери вашей спальни наверху?
        Каролин кивнула, бросив взгляд на Джейсона, который стоя пил кофе у перил террасы. Она сказала очень тихо:
        — Да, однажды или пару раз. Это звучало, как будто юная девушка была чем-то невероятно испугана и просила, чтобы ей позволили войти.
        Доктор Брюэр водил пальцем с аккуратно подстриженным ногтем по столу. После признания своей неспособности отличить телепатическую связь от сообщений другого рода она почувствовала, что доктор рассматривает ее, как особый сорт ореха. Наконец он произнес:
        — Надеюсь, вы что-нибудь читали по данному предмету?
        — Нет.
        — Но наш друг Харви пытался промыть ей мозги,  — вмешался Джейсон, подходя к столу и беря ее за руку.  — Прости, что я вмешиваюсь, дорогая, но мне кажется, уж кому-кому, а ему совсем не трудно было вообразить и внушить тебе какую-нибудь подобную историю. О них ведь довольно много рассуждают, например, по телеку, поэтому кажется, что мы уже почти верим в них.
        — Это не то, Джейсон, я слышала звуки. И твоя мать тоже их слышала.
        — Знаю, я ведь тоже кое-что слышал. И допускаю, что здесь может быть что-то странное, например, внушение. И это все лишь подтверждает, что мы все довольно внушаемы.
        — А как быть с Лесом Джинтером? Джейсон, той ночью ты говорил мне, что Лес слышал шум, похожий на хор пьяных женщин.
        — Лес Джинтер,  — пояснил Джейсон доктору Брюэру,  — наш сосед с холма, который гонит самогон из кукурузы. Он может услышать что угодно — спьяну чего не привидится.
        Каролин оперлась подбородком о руку. Они были оба до такой степени правы, что ей опять захотелось плакать. Она начала безнадежно:
        — Собака слышала…
        — О!  — воскликнул доктор Брюэр.  — Как вы можете знать, что слышала ваша собака?
        — Знаю. Она убежала от нас, хотя я видела, как она меня любит. И Харви говорил, что собаки очень чувствительны к таким вещам.
        — Правда, он так говорил? И все же не советую заходить в трактовке поведения собаки чересчур далеко. Действительно, фольклор приписывает некоторым животным способность ощущать присутствие привидений,  — он рассмеялся,  — но не думаю, чтобы кто-нибудь проводил серьезный научный эксперимент в этой области.
        На это Каролин, не сдержавшись, ответила, что собак, наверное, трудно тестировать на психическую полноценность. Сейчас ей хотелось только, чтобы этот доктор немедленно ушел. Вся эта процедура становилась просто мучительной для нее.
        Увидев ее раздражение, доктор Брюэр улыбнулся и примиряюще сказал:
        — Понимаю, вы заинтересованы в расследовании всех обстоятельств этой истории, и смею вас заверить, что я сделаю все возможное, чтобы внести ясность в это дело. Однако должен честно признаться, у меня может ничего и не получиться. Особенности каждого отдельного случая могут быть настолько новыми, что мы не построим целостной картины, а без этого — грош цена всем нашим усилиям. Прошу вас это учитывать.
        — Конечно.
        — И у вас слишком живое воображение, куда более яркое, чем у обычных людей. Возможно, той ночью, о которой вы мне рассказывали, вам приснился слишком яркий сон, и вы кричали во сне. Ваша свекровь услышала этот крик… Ваш сосед, который живет на холме, тоже слышал какие-то звуки. Но, возможно, это были крики из курятника другого соседского фермера или вопли какого-нибудь животного… Что касается вашей собаки, она могла забрести на чужую ферму, ее стали там подкармливать, и она решила остаться там жить.
        Все логично. Все аккуратно разложено по полочкам. И Каролин вздохнула с облегчением, когда доктор Брюэр наконец встал. Сейчас она могла вернуться в постель, а Джейсон мог ехать в свою контору. Она может даже не спускаться, когда доктор Брюэр будет уезжать.
        И вдруг доктор Брюэр важно произнес:
        — А сейчас, я думаю, мне следует подняться в горы и осмотреть водопад.
        Каролин ответила с испугом:
        — Боюсь, что еще не смогу сопровождать вас.
        Джейсон поддержал ее:
        — Я больше не позволю жене подниматься туда.
        — О, нет, нет. Вы неправильно меня поняли,  — доктор Брюэр затряс белой головой,  — у меня и в мыслях не было просить, чтобы кто-либо сопровождал меня. Я поднимусь туда один, осмотрю место, а потом, если понадобится, задам еще несколько вопросов.
        Мужчины вышли. Каролин услышала, как Джейсон предупреждал доктора, что дорога в горах скользкая и нужно быть осторожным.
        Джейсон вернулся в дом и сказал весело:
        — Мы никогда его больше не увидим. Ты обратила внимание на его руки? Мне кажется, он только и делает, что целыми днями перебирает карточки тестирования.
        — Я знаю. Джейсон, как ты думаешь, ему удастся что-нибудь разыскать?
        — Нет. Но его здоровый скептицизм помог нам лучше разобраться со всей этой историей.
        — Мне хотелось бы чего-нибудь более определенного.
        — А мне бы хотелось, чтобы все это объяснялось естественными причинами. И тогда, возможно, это прекратится,  — он наклонился и поцеловал ее в лоб.  — Возвращайся в постель. Я съезжу в офис на пару часов. Когда доктор Брюэр вернется, не разговаривай с ним, скажи, что плохо себя чувствуешь, и все. Не позволяй ему себя расстраивать, что бы он там ни выискал у водопада.
        Они обменялись смущенными улыбками.
        Каролин перемыла посуду, оставшуюся после завтрака. Она еще чувствовала себя очень вялой, но ей не хотелось возвращаться в постель. Она вышла на террасу и села в шезлонг понежиться на осеннем солнышке. Воздух был еще теплый, но в нем уже не было прежней теплоты. Деревья, даже те, что еще не начали желтеть, тем не менее как бы застыли в ожидании непогоды. Каролин подумала, что доктор Брюэр вернется довольно скоро. Что ему было делать на горе, к которой он не имел никакого отношения? Но так и не дождавшись его, она уснула в шезлонге. Ее разбудил вернувшийся Джейсон.
        — Ну как, видела доктора Брюэра?
        Она встала:
        — Нет, он еще не возвращался. Может быть, он уже уехал?
        — Нет, его машина стоит, где стояла.
        По ее телу пробежала дрожь. Джейсон озабоченно взглянул на часы и сказал:
        — Не хотелось бы, чтобы он потерялся в зарослях рододендронов. Пойду попробую его разыскать.
        — Может, он нашел там что-нибудь интересное для себя и поэтому задержался?
        — Представляю, как будет ликовать старина Харви! Опять начнет тараторить без умолку о каменных розетках. Интересно, что он наболтал доктору Брюэру, если такой занятой человек, как он, решил приехать сюда, хотя это определенно не входило в его планы?
        Каролин вдруг с ужасом прошептала:
        — Может быть, они забрали его?
        — Они? Кто это?
        — Забрали и спрятали куда-нибудь?  — она беспомощно посмотрела на него.
        — Ах, да. Гремящий Дух Шурум-Бурум, великий проказник и похититель сухих, как трость, профессоров, намеревающихся отбыть в Лондон,  — он улыбнулся ей.
        — И все-таки, хотя он мне и не очень понравился, не хотелось бы думать… Но я и не думаю, что он…
        Джейсон быстро произнес:
        — Вот и слава Богу. И конечно, необычайно удачно, что мне не приходится сидеть на его лекциях в Лондоне и выслушивать разные версии обо всех этих дурацких проблемах, в которых к тому же полно непонятной математики, или испытывать еще больший ад — сдавать по ним работы. Кстати, уже время ужина, и я ужасно голоден. Что бы мне можно было съесть?
        — В холодильнике от ленча остался бекон, и ты можешь…
        — Отлично. Сэндвич с беконом и помидорами — мечта голодного торговца недвижимостью. Тебе приготовить один?
        — Да.
        — Хорошо,  — вдруг его оживление сменилось озабоченностью, и он посмотрел в гору, куда ушел доктор Брюэр.  — И все-таки, кажется, нужно подняться в гору и посмотреть, чем он там занялся. Ну ничего,  — он снова улыбнулся,  — поем, шагая по дороге, как Храбрый Портняжка.
        Когда он оставил сэндвичи на столике рядом с шезлонгом и ушел в гору, время стало тянуться медленно, но все-таки Каролин больше не засыпала. Похоже, она преодолела действие снотворного.
        Он вернулся через час. Каролин вышла ему навстречу. На этот раз Джейсон даже не пытался шутить. Вид у него был крайне обеспокоенный.
        — Абсолютно никаких следов, представляешь? Я все осмотрел, все вокруг. Даже попытался заглянуть сверху в пропасть… Брррр, какой ужас! Знаешь, я ощутил там…
        — Смерть?
        Он взволнованно ответил:
        — Толком даже не знаю, что это было, но мне показалось… Как говорят мексиканцы в таких случаях — там вполне может быть прибежище дьявола.
        — Ты его звал, конечно?
        — Да, орал изо всех сил, но из-за этой воды там такой шум, что я мог не услышать ни звука, если бы он и откликнулся.
        Они прошли на террасу. Каролин с удивлением заметила, что, всегда такой невозмутимый, Джейсон вздрагивает, словно от озноба.
        — А по дороге назад я думал о том, что нет ничего удивительного в том, что у водопада приключилось с тобой.
        Она кивнула и спросила:
        — Что теперь будем делать?
        — Пожалуй, я отправлюсь к Лесу Джинтеру и попрошу его помочь мне поискать нашего доктора. Все-таки он лучше знает эти места.
        — Может, стоит обратиться за помощью к шерифу или какому-нибудь официальному лицу вроде него?
        — Нет, пока еще нет. У Леса хорошие собаки, может, мы найдем его за пару часов. Не волнуйся, за такое короткое время с нашим доком ничего серьезного не могло произойти.
        Каролин вернулась на кухню и занялась привычными делами, чувствуя, что только они могут сейчас отвлечь ее от тревожных мыслей. Доктор Брюэр просто заблудился, вот и все. Она почти наверняка знает, что с ним произошло: он, вероятно, решил спуститься по другому склону горы и заблудился в зарослях рододендронов. Если бы Скинни не встретил ее в то утро и не отправился с ней, она бы тоже…
        Она принялась отчищать кухонную раковину, которую Джейсон изрядно запустил, пока был на хозяйстве. Засохший яичный желток и пятна кофе — все это требовалось немедленно удалить. Каролин была рада отдаться привычной борьбе с грязью — такой простой и успокаивающей работе. Она вспомнила о своем огороде и выглянула в окно. Она решила, что через пару дней уже сможет там как следует поработать. Потом вдруг вспомнила, что Руби Джинтер обещала научить ее мариновать огурцы… Как показалось Каролин, запах маринада необходим такому старому дому в это время года.
        На кухонной стене она нашла инструкцию по пользованию телефоном на этой линии. Она разыскала номер Джинтеров и позвонила им. В трубке раздался голос Джинтера-младшего:
        — Ма, тут в телефоне Каролин!  — позвал он, думая, что его не слышит никто, кроме матери.
        — Извини, Каролин, они всегда норовят первыми вырвать трубку,  — первым делом извинилась Руби.
        Каролин поблагодарила Руби за цыпленка и спросила, не слышно ли что-нибудь о пропавшем докторе.
        — Нет. Они еще не возвращались. Не следовало бы городскому идти туда в одиночку.
        — Пожалуй, это я виновата.
        — Брось, Каролин! Ты тут ни при чем. Мужикам самим нужно думать… Да, Каро, я забыла тебя спросить, ты давно вернулась из больницы?
        — Вчера вернулась. Мне стало легче, а через день или два, пожалуй, смогу даже взяться за огород.
        — Ну тогда мы с тобой скоро отправимся за персиммоном, а потом я научу тебя готовить из него пудинг. У меня есть замечательный рецепт!
        — Послушай, мне кажется, собаки лают?
        — Да, звук идет откуда-то из-за…
        Через минуту во двор к Каролин въехал Джейсон. Доктор Брюэр сидел на заднем сиденье. Его рубашка была разорвана, а на плече выступила кровь, правда не очень много. Лицо его распухло от комариных укусов.
        — Что случилось?
        — Ничего, кроме приступа удивительной глупости,  — устало сказал доктор.  — Во-первых, я провалился в яму рядом с водопадом и растянул лодыжку. Это было довольно болезненно, но я оторвал кусок рубашки, сделал компресс холодной водой и затянул сустав потуже. Но потом я попал в настоящий комариный зверинец, и признаться, их там давно не кормили… От комаров, как я слышал, помогает только одно — быстрая ходьба, к сожалению, это было невозможно, а остальные приемы в том месте были бесполезны… На беду, я еще решил срезать кусок дороги. Мне показалось, я сумею быстрее вернуться, если обойду какие-то кусты с противоположной стороны, и больше я дороги уже не видел,  — он попытался улыбнуться.
        — То есть вы потерялись.
        — Совершенно верно. Там растут рододендроны чудовищной толщины, никогда в жизни не видел ничего подобного. И кажется, я все время ходил по кругу. Мне ужасно неудобно, что я доставил вам столько хлопот, но я никогда не думал, что смогу заблудиться на отрезке не больше мили…
        Джейсон предложил:
        — Давайте-ка я принесу вам что-нибудь выпить.
        — Нет, нет, благодарю вас. Действительно не нужно. Я уже должен ехать.
        Каролин стало его жаль, и она спросила:
        — Но, может быть, вы все же перекусите с нами? У нас есть жареный цыпленок, и хотя он кажется не очень большим, думаю, всем хватит. Пока вы умоетесь, я все приготовлю.
        — Благодарю вас, но мне действительно пора. Я собирался сделать еще несколько дел до завтрашнего отъезда. К тому же я хотел подумать над своим докладом на предстоящей конференции в Лондоне,  — он обреченно махнул рукой.
        — Вы думаете, что будете в состоянии вести машину?
        — Конечно. Я уверен, что с моей лодыжкой не произошло ничего серьезного.  — Он пожал руку Каролин и добавил на прощание: — Хочу вас поблагодарить за то, что вы уделили мне время, и за то, как вы отвечали на вопросы сегодня утром. Конечно, хотелось бы расспросить вас еще кое о чем, но, к сожалению, уже поздно.
        Каролин коснулась его руки.
        — Доктор Брюэр, пожалуйста, скажите только одно — вы ничего там не почувствовали?
        — Ну я бы не сказал, что это место выглядит таким уж запретным и что там какая-то особенно жуткая атмосфера. Просто водяная пыль стоит в воздухе из-за водопада, деревья странно блестят из-за повышенной влажности…  — он замолчал, потирая ушибленный лоб.
        — Значит, там ничего нет?
        — Я тщательно прислушивался, и действительно звук падающий воды может напоминать каждому взволнованному человеку что-то свое… Но это только акустический эффект. Скалы, расположенные за водопадом, так отражают звуки, что… Это встречается довольно редко, но все-таки встречается. И поверьте, в других местах этому не придают никакого сверхъестественного значения.
        Джейсон энергично поддержал его.
        — Кроме того, у водопада, кажется, имеются какие-то газовые выделения, это всегда действует ошеломляюще на неподготовленного человека. И еще я обнаружил, что там, похоже, живут летучие мыши. Может, они обосновались в каких-нибудь незаметных снаружи пещерках…
        Каролин вдруг сказала:
        — Но ведь вы упали!
        — В этих местах полно провалов. Я просто не смотрел под ноги, когда шел. К сожалению, больше не могу сказать об этом месте ничего интересного,  — он натянуто улыбнулся.  — Ничто не толкало меня, поэтому, надеюсь, моя маленькая оплошность не станет еще одной каплей в озере местных легенд об этой горе.
        — Мы никому не расскажем об этом,  — сказал ему Джейсон.  — Нам не меньше вашего хотелось бы забыть о том, что с Каролин произошло.
        Доктор Брюэр осторожно забрался в свой старенький автомобиль. С трудом шевеля распухшими губами, он произнес:
        — Я хочу вот еще что вам сказать — при строительстве скоростной дороги было бы неплохо разровнять бульдозером это место и забыть о нем. Там в самом деле могут происходить несчастные случаи. Этот водопад полон очарования, но эти опасные провалы делают его нежелательным для туристов.
        Каролин поблагодарила его за приезд. Она сказала, что просит прощение за то, что он не нашел здесь ничего интересного для своего доклада.
        — Не думаю, что не использую вашу старинную историю в своем докладе или не напечатаю ее в каком-нибудь из научных журналов по нашей проблематике. Знаете, иногда, отдыхая с коллегами, так интересно обсудить какой-нибудь курьезный случай вроде вашего.
        Он рассмеялся. Каролин тоже засмеялась.
        Брюэр включил двигатель, но затем вдруг его лицо застыло, он повернулся к Каролин и произнес тоном, в котором не осталось и намека на веселье:
        — И еще я думаю, с вашей стороны было бы мудрым подыскать себе другой дом. Не хочу всерьез тревожить вас, миссис Коул, но не советую жить здесь.
        Казалось, он хотел добавить что-то еще, но вместо этого помахал рукой, тронул с места на второй скорости и уехал.
        Каролин оглянулась, рядом с ней стоял Джейсон. Он, без сомнения, все слышал.
        Они постояли еще немного, глядя вслед удаляющейся машине, не нарушая напряженное молчание. Вдруг за их спинами раздался какой-то звук. Они резко обернулись. Но это всего лишь очень большой орех свалился с дерева на землю, издавая самый мирный звук на свете — звук падающего плода, предвещающий смену одного времени года другим.
        Каролин спросила с тревогой:
        — Он посоветовал переехать в другой дом. Джейсон, ты думаешь, он нашел что-то, но не захотел рассказать нам об этом?
        — Нет, я уверен, он ничего не выяснил. Только заметил, что это место действует на тебя угнетающе, и если ты не справляешься с этим, то лучше, если… Да я и сам тебе это говорил.  — Он посмотрел в сторону горы.  — Беда лишь в том, что сейчас очень глупо продавать наш дом и переезжать на новое место. Но чуть позже, когда цены перестанут расти, мы непременно…
        — Зря он сказал, что упомянет историю Луизы в своем докладе.
        — Что ты имеешь в виду?
        Она пожала плечами.
        — Каким бы знаменитым он ни был, вряд ли на том конгрессе даже ему позволят тратить время и толковать о ерунде, какой он пытался выставить все, что тут услышал.
        — Хватит о нем. В научных журналах и в самом деле печатается немало чепухи. Давай-ка расслабимся и поскорее забудем о том, что он тут наговорил. Тем более что смысла в этом нет.
        Они пошли мимо циний, и Джейсон взял ее за руку.
        — Эй, ты даже не заметила, что я сорвал для тебя цветы и поставил в твою любимую вазу.
        — О, да, Джейсон, я заметила,  — она посмотрела на него с улыбкой.  — Ты так внимателен. Не меньше чем Джинтеры со своим цыпленком.
        Она взяла его под руку, и они вошли в дом.
        — Я принесу лед и приготовлю нам что-нибудь выпить, а то ты упала духом, хорошо?
        Стемнело рано, Каролин воспользовалась этим и отправилась спать. Когда она уже сидела на постели и расчесывала волосы, Джейсон поднялся к ней.
        — Я хотел проверить, приняла ли ты таблетки?
        Она сказала, не спуская глаз с его пижамы:
        — Ты снова собираешься спать внизу?
        — Я думал, что должен… А ты как думаешь?
        — Нет.
        Он встал на колени перед ней и обнял ее.
        — Ох, Каро, какое это было ужасное утро, когда залаяла собака, я побежал в горы и увидел тебя. Я подумал, что ты умерла!
        — Тш-шшш, милый, не говори сейчас ничего,  — она погладила его по волосам,  — все прошло. Постарайся обо всем забыть.
        — Но мы должны поговорить. Есть вещи, о которых я должен рассказать.
        Она наклонилась и начала потихоньку целовать его лоб.
        — Я не хочу ни о чем говорить, Джей.
        — А в тот день в клинике, когда ты сказала, что не хочешь меня видеть…
        — Тш-шш, Джей, помолчи…
        Она знала, как бывает с ним хорошо, когда он такой ласковый и одновременно сильный… Она глубоко вздохнула и почувствовала, что воздух наполнен ароматом цветов.
        В холле стояла тишина. Только спокойствие и ожидание. Она прошептала:
        — Джейсон, люби меня…
        И услышала затем вздох. Но это мог быть ее собственный.
        Он поднял ее на руки. Он был так нежен с ней, как в первые дни их близости.
        Она не стала принимать снотворные таблетки, хотя долго лежала с широко открытыми глазами, когда он уже давно спал. Только засыпая, она услышала голоса. Так, будто они приближались издалека.
        А затем, даже прислушиваясь, она больше ничего не слышала. Все было спокойно. Дом тоже больше не ждал и ни к чему не прислушивался.
        ГЛАВА 17
        Воскресенье было самым счастливым днем в жизни Каролин. Ураган добрался и до них. Дождь, вначале теплый, к ночи усилился и превратился в холодный ливень. Они с Джейсоном стояли, обнявшись, у окна и смотрели, как завеса дождя обрушивается на долину, на склон горы, на сад, как прямо у них на глазах исчезает за серой завесой сарай, который они видели всего минуту назад.
        Их домик оказался довольно крепким и мужественно сопротивлялся натиску бури — он стоял твердо, небольшой и приземистый, и только покряхтывал под порывами ветра. Потом они бегали от окна к окну и смотрели на потоки воды, превращающиеся в бурные ручьи, смывающие все на своем пути. Деревья тяжело скрипели и склонялись чуть ли не до земли своими ветками. Ураган сломал высоченную сосну перед домом, и Джейсон сказал, что зимой у них не будет проблем с дровами.
        Зимой… Каролин представила себе их дом, занесенный снегом, уютное, убаюкивающее потрескивание дров в камине, и спросила:
        — Может быть, эту дорогу построят не так скоро, как ты думаешь, и мы еще поживем здесь?
        — Нет, очень долго пожить тут не удастся. Это от нас уже не зависит, строительство надвигается на нас.
        — Как я это ненавижу.
        — Ты полюбишь строительство, когда оно дойдет до нас — наша земля подорожает, у нас появятся деньги, мы сможем подыскать что-нибудь более респектабельное. Не беспокойся об этом.
        Она ни о чем не беспокоилась весь тот долгий день.
        На чердаке оказалась маленькая протечка, и пришлось подставить под капель кастрюлю. Они смеялись и любили друг друга. Ели, а потом опять занимались любовью. Вода залила их маленький погреб. Каролин стояла на верхней ступеньке лестницы, ведущей в погреб, и заглядывала вниз, когда Джейсон позвал ее.
        — О, Каро, спустись пониже, я хочу тебе кое-что показать.
        — Да я отсюда вижу весь подвал, любовь моя.
        — Ты не можешь видеть оттуда то, что я здесь нашел. Это глупо, что такая взрослая, бесстрашная девочка так боится встретиться с мышью. Я же везде выставил ловушки.
        — Я не хочу видеть ее даже мертвой в ловушке.
        — Глупышка. Я тебя защищу, иди сюда. Я хочу показать тебе кнопку, которую ты должна нажимать, чтобы включать отопление. После бури похолодает, и надо включить отопление. Кнопка на стене справа. Она красная, и если ты ее нажмешь…
        — Я не буду этого делать, Джейсон. Я хочу жить, как в прошлую зиму. Включать в спальне обогреватель, забираться в постель и ждать тебя.
        Он поднялся наверх и подхватил ее на руки:
        — Что ты за умница! Чудесная картина пришла тебе в голову.
        Так прошло воскресенье.
        В понедельник утром дождь прекратился, и только при порывах ветра с деревьев слетали огромные капли. Перемыв посуду после завтрака, Каролин вышла в сад, чтобы посмотреть, какие разрушения принесла буря. Джейсон сумел добраться до сарая, вывел машину и уехал на работу.
        Хризантемы совсем поникли, склонив набухшие от дождя головки, но многие цветы уже начинали подниматься. Каролин подвязала некоторые стебли, которые совсем завалились на землю, и вдруг заметила Леса Джинтера, который остановил свой грузовик на дороге. Она подошла к нему поболтать.
        — Приехал проведать тебя да заодно посмотреть, все ли у тебя в порядке, Каролин. Я уже заезжал к мисс Мэтти.
        — Она в порядке?
        — Да, только веток навалилось на ее участке,  — Лес покрутил головой.  — Ого, я вижу, и у вас будут дрова зимой?
        — Да, жалко, что сломало эту сосну, я ее так любила. Да еще размыло грядки. Скажи близнецам, что они могут заработать немного денег, если забегут ко мне после школы и помогут привести все в порядок. Джейсон сейчас будет занят на работе, ему будет не до сада.
        — Хорошо. Я рад, что у вас все наладилось с Джейсоном. Я угадал?  — он посмотрел пристально и быстро, пытаясь понять, не обидел ли он ее.
        Помолчав несколько секунд, она сказала:
        — Да, сейчас все прекрасно,  — а потом, набравшись духу, спросила: — Лес, а вообще кто-нибудь думает, что я упала нарочно? Ведь это не так, ты знаешь. Простая неосторожность и потерянный не вовремя ботинок… Почему-то мне не хочется, чтобы люди думали, что это не простая случайность.
        — Что ты, Каролин! Мы с Руби никогда и не думали ни о чем подобном. Там у водопада очень опасно ходить в одиночку. Ведь даже профессор свалился в яму в субботу. Там плохое место. Хорошо, если его разровняют, когда проложат дорогу.
        — Но там так красиво!
        — Это так же опасно, как слишком красивая женщина, она и красива и порочна одновременно,  — он начал заводить машину.  — Руби будет рада, когда я скажу ей, что ты хорошо выглядишь и здорова.
        — Еще скажи, что мне хотелось бы вместе с ней сходить навестить старую Мэтти.
        — Хорошо. Так я пришлю к тебе близнецов.
        Она срезала все хризантемы перед входной дверью и поставила охапку цветов в садовое ведро, полное дождевой воды, решив позже расставить их по вазам.
        Затем сбегала на кухню и составила список необходимых продуктов. Когда Джейсон заедет пообедать, она попросит его заехать в магазин. Каролин решила приготовить к обеду все его любимые блюда. В каком-то роде она считала себя первоклассным поваром.
        Она поднялась наверх и даже принялась что-то напевать. Она любила попеть, когда ее никто не слышал. Какая радость ощущать, что снова все в порядке, что им хорошо вместе и что их любовь стала, быть может, сильнее и крепче, чем прежде!
        Ее падение и беспокойство за нее открыло ему, что она значит для него. Что он тогда сказал? «Я подумал, что ты умерла». Да, кажется так. Эллен сказала, что он был в отчаянии. И даже доктор говорил, что не видел человека, который так бы переживал.
        Она заправила постели, и это заняло всего несколько минут, более тщательную уборку она сделает позже. Но, заглянув в ванную, она решила, что этот пол уже не может дожидаться мытья, это нужно было сделать немедленно. Она встала на колени и принялась за дело.
        Тут-то она и заметила странную зубную щетку, упавшую за радиатор. Она подняла ее и швырнула в корзину для мусора, не раздумывая. Но потом, по какому-то сверхъестественному наущению, вытащила ее из корзины и принялась рассматривать. Щетка была почти новая, белая, из натуральной щетины и резко отличалась от дешевых зубных щеток, которыми они обычно пользовались. Каролин подошла к окну, к свету и прочитала надпись на щетке — название определенно было на немецком.
        Ленча не было, когда Джейсон в полдень приехал домой. Каролин резко отдернулась, когда он попытался ее поцеловать. Едва разжимая губы, она сказала:
        — Я хочу тебя спросить кое о чем.  — Она села за стол. У нее подкашивались ноги. Джейсон сел тоже.
        — Она была здесь, когда я лежала в клинике?
        — Да,  — он печально посмотрел на нее,  — это тебе Лес Джинтер сказал, да? Он заезжал ко мне в то утро, когда установили телефон, и заглянул в открытую дверь.
        — Лес ничего мне не говорил. Он не стал бы. Я мыла пол в ванной и нашла за радиатором зубную щетку. На ней немецкое название. Я подумала, может быть, Харви… я надеялась…
        Его голубые глаза с мольбой смотрели на нее.
        — Я должен был тебе это рассказать. Я хотел тебе все рассказать с самого начала, той ночью, в субботу, помнишь? Рассказать и все объяснить.
        — Объясни сейчас.
        — Каро, в то утро, когда залаяла собака…
        — Об этом я уже слышала.
        — Я как будто сошел с ума. Эллен скажет тебе.
        — Эллен говорила мне.
        — Ну вот. Я бросился в клинику, но ты отказывалась меня видеть… Я стоял за твоей дверью. Я слышал твой голос и подумал, вдруг ты больше никогда не захочешь меня видеть. Я уехал из клиники домой, так плохо мне еще никогда не было в жизни. Эллен вернулась в Вашингтон. Я подумал, что сойду с ума, если сейчас не поговорю с кем-нибудь.
        Он попытался взять ее за руки, но она вырвала их у него и сидела, сжав их вместе.
        — Вот как это началось, Каро. Я хотел только поговорить. Я остановился перед ее домом, выбежали дети, она была занята и не показалась. Я вернулся домой и сидел тут один. А потом пришла она. Я даже не просил ее приходить.
        — Она хотела утешить тебя. Итак, вы стали разговаривать. А потом, когда разговор затих, вы решили, что неплохо заняться чем-то более интересным, чем воспоминания о больной из клиники.
        Он прошептал:
        — О, Господи! Ох, Каро, я знаю, какая я свинья, но я не всегда начинал…
        — Женщины часто предлагают себя тебе, и ты не можешь им отказать, не так ли?
        Джейсон смотрел на нее с полной безнадежностью.
        — Я не жду от тебя ответа. Но я знаю, как это бывает у тебя,  — она почувствовала, как голос у нее срывается на крик.  — Женщины всегда сами предлагают себя тебе, как… как стряпню на тарелке. А мужчины отличаются от женщин тем, что они всегда голодны… Я слышала это сотню раз.
        Он закрыл глаза, она слышала только его дыхание.
        — Я верила, что с некоторых пор ничего подобного больше не будет.
        — Может быть, ты не поверишь, но…
        — Я не поверю ни во что. Секс для тебя означает не то же самое, что для меня.
        — О, Господи, Каролин! Я хочу, чтобы ты поняла меня.
        — Я уже поняла. Я поняла, что ты собой представляешь. И наконец поняла, что представляю собой я.
        Наступила тишина. Было так тихо, что она могла слышать, как бьется ее сердце.
        — Уходи.
        Он пристально посмотрел на нее. Она медленно встала, почувствовав вдруг себя сильной.
        — Уходи. Это мой дом.
        — Но это не значит…
        — Значит,  — ее голос стал глухим, монотонным и хриплым,  — уходи… уходи… Уходи и больше не возвращайся. Никогда.
        Когда наконец раздался шум его отъезжающей машины, она все еще оставалась на кухне, где сидела, пока он собирал сумку со своими вещами. Стол оставался таким же, как и при нем. Каролин села. Ей казалось, что ее слова все еще висят в воздухе, как удушливый дым. Ей слышался отвратительный звук собственного голоса.
        Нет, сидеть здесь сиднем было невозможно. По крайней мере не сегодня, иначе она могла просто задохнуться от отчаяния и безнадежности.
        Она вяло поднялась. Все тело казалось разбитым, как после падения, ноги не хотели ей повиноваться, во рту стоял омерзительный горький привкус. Она разом стала дряхлой и старой. Она взглянула в кухонное зеркало на свое лицо — оно было уродливым.
        ГЛАВА 18
        Вечером того же дня Лес Джинтер подбросил ее в город на грузовике, и Каролин предстала перед суровым ликом своего адвоката. За закрытой дверью раздавался упорный стрекот пишущей машинки.
        Глаза Айзека Адамса, серые, как гранит, похожие по цвету на камень, из которого было сложено это здание, как сказала однажды Эллен, были устремлены на самую оживленную улицу в Лост Ривер. Он сидел, закинув руки за голову, и молчал. Каролин кончила говорить. Ему было не больше тридцати, она знала, но его темных волос уже коснулась седина. На столе, заваленном не очень свежими на вид бумагами, на единственно свободном от них уголке стояла фотография, которой она не видела раньше. Его малыш — Скотти. Ему было сейчас года три, он смотрел на мир, крепко сжав губы, но веселые бесенята играли в его глазах. Однажды она видела его воочию, примерно год назад или около того, когда он собирал в саду огромные в его крохотных ручках, красные яблоки, а его мать, между тем, смеялась и болтала, вероятно, с тем самым садовником.
        Оторвав взгляд от окна, Айзек стряхнул свою задумчивость и повернулся к ней:
        — Так вы утверждаете, миссис Коул, что Лес Джинтер может подтвердить тот факт, что ваш муж был рано утром не один, когда он заглянул в открытую дверь вашего дома?
        — Да. Он заглянул внутрь с крыльца и сказал, что она была не совсем одета, то есть до такой степени, что это не могло означать, что она просто зашла по-соседски. Там он мне это рассказал, но вы знаете Леса — он начинает стесняться, когда приходится говорить о таких вещах. Но я уверена, что он никогда не скажет того, чего не было на самом деле. Еще он видел в сарае ее черную машину. Так что, я думаю, нам не потребуется свидетель, Джейсон сам мне рассказал обо всем.
        — Нам все равно необходим свидетель, который будет выступать в суде. Как вы думаете, Лес согласится выступить в суде и рассказать, о том, что видел вашего мужа в обществе миссис фон Швейцер?
        — Думаю, он выступит, если в этом будет необходимость. Я могу поговорить с ним, он ждет сейчас на улице.
        — Вы вышли из клиники, как вы сказали, в пятницу. Сегодня понедельник. Прошло всего несколько часов с того момента, как вы нашли доказательства неверности вашего мужа. Вы думаете, этого времени достаточно, чтобы принять такое серьезное решение?
        — Да, я уже все решила. Я думала об этом не только последние несколько часов. Подобные случаи уже были у нас в прошлом. И я уже тогда решила, если это еще хоть раз случится, то я…
        — Неужели он и ранее допускал?..
        — Да, к сожалению. Это часть его чистосердечного, мальчишеского обаяния.
        Ей стало трудно говорить. Голос задрожал.
        — Вы любите его, конечно,  — сказал он тихо.  — Я это вижу.
        — Видите?  — она подняла голову.  — Я не знаю, так это или нет, и как все выглядит на самом деле. Я уже отдала ему очень большой кусок моей жизни, и больше этого не хочу. Замужество для меня значит больше, чем секс и дом. И насмешка над этими вещами…
        Неожиданно она разрыдалась, громко и безудержно. Рыдания перешли в икоту, которую она никак не могла унять.
        Айзек встал, принес ей стакан воды. В комнату заглянула изумленная и встревоженная машинистка, но тут же исчезла под суровым взглядом своего шефа.
        Немного успокоив ее, он снова сел и заговорил:
        — Я согласен, в том, что вы рассказали мне о вашем муже, есть серьезный повод для развода. Но он может не дать своего согласия на развод.
        — Я не думаю, что он так поступит. Я могу привести доказательства, и он знает об этом. Если я решу обратиться в суд, я уже не откажусь от своего решения.
        Она произнесла это сухим, тусклым голосом, вытирая последние слезы с лица. Глаза у нее опухли, уголки губ опустились, волосы растрепались после поездки на грузовике Леса. С утра она надела свежевыглаженную блузку, но теперь она тоже потеряла свою свежесть. Каролин вспомнила очаровательную Венди, жену Айзека, со светлыми кудрями и ренуаровскими глазами, и подумала, каким, наверное, страшилищем считает ее Айзек.
        Он сказал:
        — Кстати, о любви, миссис Коул. Ее нельзя выключить сразу, как электрический свет. В вас еще слишком много чувства, я хочу сказать, что немалая часть того, что вы собой представляете, все еще, так сказать, остается замужем. Так что подумайте…
        — Нет.
        — Ну ладно,  — вздохнул, провел ладонью по лицу.  — Думаю, с теми фактами, которые у нас есть, и с их доказательствами вы можете получить развод.
        — Как скоро?
        — В нашем штате почти немедленно.
        — Что я должна для этого сделать?
        — Сначала нужно, чтобы Лес Джинтер пришел на заседание суда. Для того чтобы можно было зафиксировать его показания как свидетельство. Если Лес не будет возражать, мы быстро подготовим все документы, и тогда Джейсону останется только подписать их.
        — Когда я получу окончательное решение?
        — Бумаги пойдут на подпись шерифу, и вы получите его заключение не позднее чем через двадцать один день. Как только Джейсон подпишет ознакомление с вашим прошением, я передам бумаги моей секретарше мисс Стенли, и можно будет считать, что срок уже пошел…  — Внезапно он встал и, наклонившись над столом, приблизил свое лицо к Каролин.  — Миссис Коул, вы уверены, что нужно так спешить с разводом?
        Она задумалась, ни одна из ее действительно близких подруг никогда не сталкивались ни с чем подобным, и она была удивлена легкостью всей процедуры. Но она все равно была уверена.
        — Да, мистер Адамс, я хочу покончить с этим как можно скорей.
        Он кашлянул в кулак, выпрямился, посмотрел в окно и сел на свое место.
        — Вы будете требовать алименты?
        — Нет.
        — Вы сможете содержать себя?
        — Да. Вероятно, я вернусь на прежнюю работу в Вашингтон. В любом случае я уверена, что найду работу. У меня не очень много денег, но на первое время, безусловно, хватит.
        — Раз вы не требуете алиментов, может быть, Джейсон выплатит остаток пая за дом?
        — Дом и так целиком оформлен на мое имя, если вы поднимете свои бумаги, то убедитесь в этом. Кстати, если он захочет, то может забрать часть мебели и что-нибудь еще. Хотя у нас не так много вещей, я думаю, без многого можно обойтись.
        Они посмотрели друг на друга, разделенные поверхностью стола, рано постаревшие от накатившегося на них горя. И в этот момент они почувствовали, что между ними установилась неуловимая связь. Но они слишком мало знали друг друга, чтобы эта связь приняла более выраженный характер и они могли искренне помочь друг другу.
        — Какие у вас ближайшие планы?
        — Уеду следующим автобусом в Вашингтон, зайду к своему прежнему работодателю. Он неплохой человек и, может быть, захочет помочь мне. Потом попытаюсь найти квартиру или хотя бы комнату. На время дом придется закрыть, хотя я не буду забивать его намертво, ведь Джейсон наверняка заедет, ему обязательно понадобятся вещи. Пока он забрал только чуть-чуть одежды и белье. Я вернусь в конце недели, и если он к тому времени уже… оставит меня в покое, я разберу оставшиеся в доме вещи.
        — Хорошо, миссис…  — Он запнулся.  — Не беспокойтесь ни о чем.
        Она достала солнцезащитные очки из сумки, надела их и попыталась привести в порядок волосы. Ей захотелось выглядеть получше.
        — Я выйду, позову сюда Леса.
        — Пожалуй, все правильно. Зовите его. Но, если вы измените ваше решение, в любое время…
        — Я не изменю своего решения,  — ее голос звучал даже не твердо, а просто устало и, пожалуй, спокойно.  — Каждый раз, когда такое случается, я чувствую полную никчемность. Теперь этому положен предел, я найду себе более ценное применение.
        ГЛАВА 19
        Каролин оказалось довольно легко вернуться на старую работу в «Орр интерьер». Мистер Орр принял ее с распростертыми объятиями. Найти жилье оказалось более сложной проблемой. Но все же она разыскала свободную комнату недалеко от работы на втором этаже старого дома в Джорджтауне. Там было довольно респектабельно. Она могла пользоваться для готовки электроплитой, а также ванной в холле вместе с другими тремя девушками, снимающими комнаты в этом доме.
        Харви был еще в клинике и не принимал посетителей. «Нет, слава Богу,  — говорил он ей по телефону,  — никто мне не нужен, и особенно Эллен, иначе, боюсь, мог бы и вовсе не поправиться». Еще он поздравил ее с освобождением от Джейсона и сказал, прерывая свою речь астматическим кашлем, что, как только ему полегчает, он сразу на ней женится. Она призналась ему, что ей необходима машина, и он любезно предложил ей купить у него «остин», который и тогда-то обошелся ему удивительно дешево, а сейчас вообще стал не нужен.
        Каролин знала, что это неправда, но промолчала. Когда он назвал цену, она сказала — это все равно что обокрасть его. Он похихикал в трубку вполне благодушно, и это решило дело.
        — Я все-таки возьму машину, Харви, и расплачусь с тобой при первой возможности. Я люблю тебя и не думай, что я забыла о первом своем долге. В следующем месяце, пятнадцатого ноября, я переведу тебе деньги за дом.
        — О, пожалуйста, я еще слишком слаб, чтобы разговаривать сейчас о деньгах, дорогая.
        Она вспомнила слова Эллен о том, что, как только он ложится в клинику, вокруг него тут же начинают крутиться хорошенькие сиделки. Но сейчас ей в это верилось с трудом.
        — Сейчас лучше,  — продолжал Харви,  — поговорим о докторе Брюэре. Я получил письмо от него. Он как-нибудь заедет ко мне, я его попросил.
        — О, Харви, не беспокойся об этом сейчас…
        — Я пошлю туда медиума, если, конечно, ты позволишь. Тут, в Вашингтоне, есть несколько человек, которые имели замечательный успех в области контактов. Я думаю, они разберутся во всем лучше, чем теоретики, которые только и знают, что занимаются компьютерным тестированием и решают никому не ведомые математические проблемы. Медиумы быстрее нам помогут.
        — Харви, сейчас…
        — Парапсихология считается внебрачным ребенком психологии. Поэтому эти спецы действуют свободнее и раскованнее, им заранее известно — все, что они обнаружат, будет априори признано необоснованным. Правда, они раболепствуют перед психологами… Ненавижу любое раболепствование и ненавижу тех, кто раболепствует, но тут уж ничего не поделаешь. Это плата за свободу своих методов. А вообще, эта область интересует меня. И я довольно-таки доверяю ей. Мне не встречалось еще ни одного парапсихолога, которого признали бы сумасшедшим, хотя они утверждают довольно странные вещи. Например, когда я буду реинкарнирован, скорее всего, я вспомню мир, в котором жил раньше, и меня буду звать Уильямсом Джеймсом.
        — Прежде чем реинкарнируешь, дорогой, выбери время и проверь свои сосуды…
        — С моими сосудами не происходит ничего плохого, не волнуйся. Любой врач, имеющий хоть толику соображения, подтвердит тебе это… М-да, парапсихология — область, о которой в нашей стране абсолютно не имеют представления. Я слышал об изумительных экспериментах в области парапсихологии, которые проводились в Будапеште…
        — Я буду ждать твоего выздоровления, возвращайся скорей!
        Она повесила трубку с тяжелым сердцем, совсем не уверенная в том, что Харви выздоровеет на этот раз. Особенно ее насторожила его фраза о реинкарнации. Это было похоже уже не просто на болтовню болеющего, не имеющего возможности ни с кем поговорить старика. Хотя она надеялась, что это именно болтовня.
        В субботу резко похолодало, заморозки побили траву и цветы. Каролин встретилась с Джейсоном и Эллен в своем доме. На их встрече присутствовал и Айзек Адамс, он поспешил приехать к ним из офиса. Выглядело это, почти как ограбление, но Каролин не протестовала.
        — Возьми это большое черное кресло, Джейсон, вместе с ножной скамеечкой. Я очень люблю его. Так, еще нам нужен ковер… Нет, нет, конечно, он нам нужен. Он прекрасно подойдет для нашей гостиной…  — говорила Эллен.
        — Ну, если ты уверена.
        — Конечно, я уверена. А еще нам нужны простыни, подушки и вот это одеяло…
        Со стен исчезли почти все картины, по меньшей мере половина книг, хотя все они принадлежали Каролин, почти вся одежда из шкафа. Потом куда-то подевались блюда и кастрюли, которые, вероятно, должны были пригодиться Джейсону в новой холостяцкой жизни, и многое-многое другое. Потом они упаковали те вещи, которые принадлежали семье Эллен. Когда все стихло и Каролин, подумав, что уже все кончилось, заглянула в столовую, она увидела Эллен, которая усердно паковала серебро, которое Каролин так не любила чистить. Этому она почти обрадовалась.
        Но в общем все происходило буднично и быстро. В доме стало пусто и голо. Вещи были аккуратно уложены в маленький «фольксваген» с прицепом. Он был забит доверху. Громадный тюк лежал и на багажнике.
        В кухне Джейсон, выглядевший так, будто теперь вовсе не ест и не спит, сказал Каролин:
        — Я до сих пор не могу в это поверить.
        — Забирай,  — резко ответила она, протягивая ему коробку с кастрюлями и горшками. Они взглянули друг на друга, и в глазах у обоих сквозило страдание. Но это продолжалось лишь мгновение.
        Его голубые глаза блеснули. Он начал умоляюще:
        — Каро…
        Но она уже отвернулась. И он вынес коробку с посудой за дверь.
        Эллен вошла в кухню с охапкой постельного белья и положила его на стол.
        — Я вижу, Харви разрешил тебе пользоваться его машиной! Это так любезно с его стороны.
        — Я купила ее у него.
        — Ты… купила у него? А деньги?
        — Я продала свои облигации.
        Ей не хотелось обсуждать этот вопрос с Эллен.
        — У тебя было облигаций всего на пятьсот долларов. А Харви купил этот «остин» только в прошлом году, и знаешь, во сколько он ему обошелся?
        — Он пользуется «мерседесом». Он сказал, что две машины его разорят.
        Голубые глаза Эллен стали узкими, как щелочки.
        — Так вот откуда ветер дует! Ты всегда поглядывала в его сторону.
        — Ох, Эллен, то, что ты говоришь, пошло.
        Эллен взглянула на нее с нескрываемой злобой и произнесла усталым голосом:
        — Желала бы я поссориться с тобой, но… не могу. Знаю, ты всегда была привязана к Харви, но любила Джейсона, любила моего мальчика. Это убивает меня, Каролин, ты сломаешь мальчику всю жизнь…
        — Никто не может разрушить чужую жизнь. Я не могу повлиять на его жизнь, а он не может разрушить мою. Или вернее так — я не позволю ему сделать это.
        — Но ты обещала перед Богом…
        — Да,  — она встретилась твердым взглядом с Эллен,  — мы оба обещали, только он слишком скоро забыл об этом. По-моему, подзабыла и ты.
        «Почему я говорю, как жестокая дрянь?» — подумала она.
        Когда звук отъезжающего тяжело груженного «фольксвагена» затих вдали, Каролин пыталась найти на полке аспирин. Айк Адамс вошел в кухню. Аспирин все не находился, она бессильно опустилась на стул, оперлась локтями о стол и сжала виски.
        — У меня страшная головная боль. Даже все кружится перед глазами. Пожалуйста, попробуйте найти пузырек с аспирином на какой-то из полок.
        Он достал аспирин, налил немного воды и протянул ей.
        — Сколько это еще будет тянуться? Так хочется, чтобы поскорее закончилось… Кажется, что это не совсем настоящее, что не хватает реальности. Как от этого избавиться?
        Он печально смотрел в окно на умирающий сад, и его широкие плечи заслонили ей свет.
        — Я хотел бы суметь объяснить это вам. Мой собственный развод не кажется мне реальностью до сих пор, хотя прошло уже больше шести месяцев.
        — И в то же время удивительно, что я смогла… смогла сделать хоть раз в жизни верный шаг.
        — Я знаю.
        — Джейсон выглядит так, будто я в самом деле разрушила его.
        — Да, я тоже об этом подумал. И я всегда говорю своим клиентам, что представляю свой долг как адвоката спасти каждый брак, если есть хоть малейшая надежда на это. Я ненавижу разводы. И даже сейчас мне кажется, что я мог бы…
        — В моем браке ничего нельзя спасти,  — быстро произнесла Каролин,  — по крайней мере для меня, если это все закончится ничем, станет все только хуже. Но вы понимаете, что я чувствую вину перед ним, да?
        — Да. Я тоже почти всегда чувствую себя виноватым, если рушится чья-то жизнь.
        Потом она привела кое-что в порядок, как могла, и они вышли. Они обошли вокруг запертого дома. Он проверил окна и все, что должно быть запертым.
        — Для чего это?  — спросила Каролин.
        — Ну, если кто-нибудь захочет похулиганить, возможно, это его остановит. Рамы крепкие, сосновые, их выломать не так-то легко. Хотя, конечно, если что-то выломают, ремонт будет не очень трудно сделать. Но все-таки я скажу нашему деревенскому полицейскому, чтобы он заглядывал сюда время от времени. Все-таки дом пустует.
        — Да не беспокойтесь вы так, здесь нет ничего ценного. Я покажу вам, где всегда лежат ключи. Джейсон мог забыть что-нибудь, и ему придется вернуться, и я не хочу, чтобы у него были трудности с этими рамами. Еще можно попросить Леса Джинтера последить за трубами. Если из них пойдет дым, тогда…
        — Конечно. А я позабочусь о счетах на электричество и от телефонной компании. Что еще?
        — Еще… В сараюшке стоит двухсотгаллоновый бак с бензином. Мы запаслись им на лето. Это важно?
        Айк Адамс обернулся к сараюшке, смерил взглядом расстояние от дома.
        — Нет, если затычка там достаточно крепкая.
        Каролин посмотрела на свой дом, в котором жила так недолго, но который успела полюбить.
        — Может быть, я захочу вернуться.
        — Думаете, вы должны?
        — Да нет. Но может так оказаться, что мне еще потребуется кое-что выяснить тут.
        — Я думаю, что вы его скоро продадите.
        — Возможно и это. Но я пока не хочу спешить. Я подожду, что произойдет, когда здесь проложат магистраль. А ваше мнение на этот счет?
        — У меня тоже есть небольшая ферма на другом склоне горы. И я уверен, что магистраль все же проложат. Посмотрим.
        Потом они вернулись в дом, и Каролин бросила прощальный взгляд в каждую комнату. На несколько секунд она остановилась в гостиной. Зеленая ваза, пустая сейчас, стояла на столе, на котором раньше лежал камень Луизы.
        «Прощай, Луиза. Ты все еще здесь? Или мне только казалось, что я чувствовала тебя, слышала твой плач?» — подумала она.
        Айк Адамс ждал ее в кухне, собираясь помочь ей отнести вещи в машину. Со слабой улыбкой он сказал:
        — Я тоже слышал о вашем привидении.
        — Ну и городок! Каждый знает все, что происходит в домах у соседей.
        — Конечно, но это всего лишь дружеский интерес,  — он слабо улыбнулся,  — ваше привидение зовут Луизой. Вы принесли могильный камень в гостиную и использовали его как столик для коктейлей. Это все, что я слышал об этой истории.
        — Нет. Здесь было всего намного больше, хотя теперь мне кажется, что многое было лишь в моем воображении.
        Они вышли. Она заперла входную дверь и показала ему, куда кладет ключ, справа, за дверной косяк. Она заметила, что хризантемы, которые она поставила совсем недавно в ведро, сейчас увяли.
        Он пошел к своей машине.
        — Да нет, больше ничего не нужно, спасибо вам за все. У вас есть мой номер телефона?
        — Если вы хотите взять что-нибудь еще, то в машине еще много места. Да. Дайте мне знать, если у вас что-нибудь не заладится с работой. У вас сейчас нет сложностей?
        — Нет. Все в порядке. И даже на работу меня уже приняли. А как Скотти?
        — Великолепно. Я нашел пожилую женщину, которая полностью взяла его на себя.
        — Хорошо,  — она протянула ему руку,  — до свидания, мистер Адамс.
        — Айк.
        — До свидания, Айк.
        — До свидания, Каролин.
        Она отъехала первой. Айк двинулся за ней следом. Вдруг в зеркальце заднего вида она увидела, как чей-то темный силуэт возник на склоне, над домом… Одно ухо вниз, хвост виляет из стороны в сторону, как бешеный. Если бы Айк не ехал за ней, она бы остановилась.
        И она повела машину чуть быстрее, чем всегда, ее дом скрылся за крутым поворотом.
        ГЛАВА 20
        В конце октября Каролин вернулась к той жизни, которую вела до замужества. Мистер Орр был счастлив, что она возвратилась к нему на работу, потому что не мог найти никого, кто бы мог заменить ее хоть наполовину.
        Каролин, с ее уверенным, спокойным взглядом, терпеливым участием к людям, с добропорядочной внешностью, с волосами, заколотыми на затылке, в простом и в то же время элегантном шерстяном костюме, вносила атмосферу благопристойности и респектабельности в дома богатых клиенток. Своим интеллигентным голосом она невозмутимо советовала: здесь лучше будет смотреться ковер типа «Зебра», возможно, вам также захочется изменить освещение. Это действовало безотказно.
        Тихая Каролин, выросшая в штате Айова, невозмутимо советовала новоиспеченным конгрессменам с Восточного побережья, как им лучше расположить бутылки в офисном баре, рекомендовала, как развесить картины на стенах. И она с таким достоинством произносила такие слова, как «ампир», «рококо», что самые нахальные клерки начинали смотреть на нее с почтительным уважением. Но больше всего, говорил мистер Орр, он любит слушать, как она уговаривает клиенток задрапировать по-новому окно.
        Ее комната, однако, совсем не походила на те места, где ей приходилось работать, и даже на то место, где она жила прежде. Прежде она всегда старалась приукрасить пространство, которое занимала, развешивала на стенах картины, хотя бы акварели или небольшие рисунки карандашом, кое-что изменяла или добавляла, иногда просто чтобы ощутить свое присутствие в доме. На этот раз она даже не попыталась внести что-нибудь свое в убранство комнаты и оставила все, как было до нее. Почему-то она сразу стала ощущать кратковременность своего пребывания в этом доме. По этой же причине ей не хотелось встречаться со старыми друзьями, она никому не звонила и надеялась, что никто и не узнает, что она снова в городе. В свободные часы Каролин много читала, усердно переворачивая страницу за страницей, но теперь это не затрагивало ее.
        В памяти осталось лишь ощущение присутствия Луизы.
        И когда дождливым ноябрьским утром в час ленча старенький седой доктор открыл маленький рот, похожий на серый бутон розы и невозмутимо произнес фразу, похожую по строению на детскую пирамидку: «Вы беременны»,  — она автоматически вышла из кабинета в раздевалку, взяла из рук медсестры свою одежду и затем так же автоматически в каком-то бессознательном состоянии вышла под холодный дождь. Она шла очень осторожно, стараясь ни на что не натыкаться, будто ее жизни вдруг стали угрожать какие-то опасности. Она промокла, но не захотела раскрывать зонт. Ей надо было собраться с мыслями и где-то прийти в себя.
        Ее взгляд упал на вывеску новой выставки картин в галерее, и она решила зайти туда. В галерее было пустынно. Всего несколько безмолвных фигур передвигались, как призраки, от картины к картине. Она нашла скамью, стоявшую в полумраке, и села на нее, не в силах ни ходить, ни смотреть. Неужели из ее клеток, из ее крови и плоти появится на свет новое существо? И у него будет свое сердце, свои кости, свой мозг и глаза, которыми оно сможет смотреть на мир?
        — Луиза?
        — Нет, нет.
        — Да! Да!
        Независимо от ее воли это имя возникло в сознании, и она, почти реально ощутила сейчас ее присутствие как радость, которая прорвалась к ней из праха земли и годы, разделяющие их.
        — Нет, нет, Господи.
        Какой-то человек остановился перед ней. Он наклонился и что-то вежливо спросил.
        Недоуменно Каролин осмотрелась вокруг, точно проснувшись.
        — Но это галерея, я подумала…
        — Конечно, но галерея еще не открыта для посетителей, мадам. Простите. Приходите позже, когда мы откроемся.
        Она так же автоматически вышла из здания.
        Остановившись посреди улицы, она постояла в недоумении, не зная, куда идти. Потом зашла в кафе, заказала чашку обжигающего чая и вспоминала себя лежащей в кресле, когда старенький доктор осторожно обследовал ее в резиновых перчатках. Свет лампы слепил глаза, и она не видела ничего, кроме склонившегося над ней старческого лица. Она сидела, держа чашку перед собой, и не могла сделать ни глотка, в голове у нее было только одно: «Тот ребенок, во мне, нашел свое второе рождение, реинкарнировал через меня из девушки, жившей двести лет назад. Я нашла ее могильный камень, я порезала руку, моя кровь упала на него, и реинкарнация началась… Нет, нет. Я никогда не поверю в это. Да, но она так хотела вернуться. Там были другие женщины, которые ненавидели ее и хотели отправить ее в никуда. Как птицы на деревьях, они зло пели…»
        Потом седой доктор нажал кнопку на стене и вызвал медсестру. Она осторожно слезла на пол. Сестра сказала, что если беременность ей некстати, то можно все устроить, но она должна решить все очень быстро.
        Чай в чашке оказался почти безвкусным, но он, безусловно, прояснял сознание.
        Каролин заказала себе еще одну чашку. Официантка, что-то пометив в блокноте, принесла ей еще чаю.
        Доктор, пытаясь вывести ее из ступора, спросил ее:
        — Миссис Коул, когда вы впервые заметили птиц на деревьях?
        Она выпила вторую чашку чая и вернулась в реальный мир. Ей надо было еще успеть на работу. Но она еще не могла выйти из этого кафе, просто не чувствовала в себе достаточно сил, чтобы вернуться к тому, что привыкла видеть вокруг.
        «Итак, я беременна. Я давно уже старалась не думать о том, что это возможно. И даже, возможно, побаивалась этого. Но я всегда мечтала о ребенке, и сейчас он у меня наконец будет. Это будет самый обычный, земной ребенок, рожденный самым обычным способом. И если я не смогу убедить себя в этом, то сойду с ума».
        На часах уже было без четверти три — самое время, чтобы отправиться на работу. Так она и сделала. Она вошла в помещение, прошла в заднюю комнату и повесила пальто на крючок. Мистер Орр пребывал в крайнем беспокойстве по поводу ее отсутствия.
        — Я даже не мог предположить, куда ты подевалась. Я знал, что ты пошла к врачу, но что там с тобой произошло, почему так долго? Я уже начал беспокоиться, что с тобой что-нибудь серьезное и тебя отправили в больницу.
        — Я страшно устала, мистер Орр.
        Она не могла ни о чем говорить. Своих слов у нее еще не было, а чужие слова просто входили в ее сознание, но не находили там никакого отзвука.
        Она подошла к зеркалу и попыталась привести в порядок намокшие волосы.
        — Простите, что опоздала, мистер Орр.
        — Ты можешь уйти домой, если тебе не по себе.
        — Нет, нет, я должна сегодня еще продать стеллаж для книг. У меня просто разболелся живот, я сейчас приму что-нибудь болеутоляющее.
        — Каролин, ты можешь полностью доверять мне. Я как раз хотел поговорить с тобой о твоем поведении.
        — О моем поведении?
        — Да. Вчера мисс Диан сказала мне, что ты невежливо разговаривала с миссис Луман, а она одна из самых богатых наших заказчиц. Что с тобой происходит, Каролин? Раньше ты никогда никому не грубила.
        — Я беременна.
        — Бере… Ох, Боже мой, бедная моя девочка. Дорогая моя!
        — Я ходила к врачу, он сказал, что уже приличный срок. Я… я так обрадовалась.
        — Обрадовалась? О, нет. Ведь это означает, что ты оставишь меня и снова вернешься к мужу.
        — Нет, я даже ничего ему не скажу.
        Мистер Орр рухнул на стул в стиле ампир.
        — Дай мне стакан воды и какую-нибудь твою успокоительную таблетку.
        Немного прийдя в себя, он пристально посмотрел ей в лицо.
        — А ты не шутишь? Ты отдаешь себе отчет в том, насколько серьезно твое решение?
        Она села на диван и печально ответила:
        — К сожалению, не шучу, мистер Орр. Я знаю, насколько это серьезно.
        Мистер Орр был пожилым маленьким человечком, и она всегда была привязана к нему, стараясь ничем не смущать его чувствительную натуру.
        — Это будет еще не так скоро, мистер Орр. Пожалуйста, не тревожьтесь ни о чем.
        — Я постараюсь. Но что они тебе сказали, когда это должно случиться?
        — Возможно, в конце мая или в самом начале июня. Знаете, с подсчетом точного срока есть некоторые трудности.
        — Не хочу ничего слышать о твоем календаре,  — его лицо стало розовым от смущения.  — Надеюсь, ты пробудешь у меня до Рождества? В это время года твоя помощь мне особенно необходима.
        — До Рождества? Конечно. Я останусь и намного дольше, если вы мне позволите.
        — Ну, возможно, не стоит работать до самого конца… Ох, дорогая, какие у меня были для тебя планы. Как расстроится сестра, когда узнает!
        Так началась как бы новая жизнь. Каролин стала очень благоразумной. Она позвонила своим старым друзьям, рассказала им о разводе и о том, что беременна. Одни ей сочувствовали, другие думали, что она их разыгрывает. Она записалась в школу молодых матерей. Узнав, что в ближайшей клинике требуются добровольцы по уходу за тяжелобольными детьми, она стала раз в неделю ходить туда на ночное дежурство. Там она убедилась, какое это непростое дело — ухаживать за малышами, и заметила, что у других женщин это получается гораздо лучше, чем у нее.
        Она хотела успокоиться, очистить свое сознание от всего ненужного. Иногда ей снилось, что она снова вернулась в свой маленький домик, который прячется под старыми деревьями, ветви которых при порывах ветра напоминают фигуры склонившихся женщин. Или ей снилась бледно-красная роза, стоявшая в вазе из зеленого стекла, и, проснувшись, она смахивала с глаз слезы и уже больше не могла заснуть.
        Ближе к Рождеству она получила письмо от доктора Брюэра. Он писал, что хочет опять с ней увидеться и привезет с собой молодого ученого, который пишет диссертацию как раз на тему восприятия различными индивидуумами потусторонних явлений. Он надеялся, что она согласится их принять, потому что у него возник целый ряд вопросов, на которые ему хотелось бы получить ее ответы. Еще он просил прощения за то, что при прощании необдуманно огорчил ее своими словами, сказав, чтобы она уезжала из этого места. Он не имел в виду, что ей физически угрожает какая-нибудь опасность, он просто хотел сказать, что таким впечатлительным людям, как она, не стоит оставаться в тех местах, где их что-то тревожит.
        Она написала доктору Брюэру ответ, что сейчас живет в Вашингтоне. Поблагодарила его за интерес, который он проявил к ее проблеме, и сказала, что покинула дом вовсе не потому, что он как-то напугал ее. Она написала на конверте свой новый обратный адрес. С этой частью ее жизни было покончено. Сейчас она должна сконцентрироваться на новых для себя проблемах.
        Рождество Каролин провела, работая в клинике. Неделей раньше ее попросил об этом директор их курсов, сказав, что большинство добровольных помощниц захочет провести Рождество в семьях и, если она занята меньше других, ее помощь именно в этот период будет наиболее значимой. И Каролин согласилась.
        Она пришла в клинику рано и была занята там целый день. Каролин помогала принимать новых малышей, переодевала их, относила к педиатру, помогала доктору, переодетому в Санта-Клауса провести доброе, совсем не профессиональное представление для ребятишек с ограниченной подвижностью, провозилась несколько часов, упаковывая и раскладывая подарки под елками.
        В середине следующего утра она сделала перерыв, чтобы выпить чашку кофе с врачом и старшей сиделкой, которая сказала:
        — Каждый год я мечтаю встретить Рождество как-то иначе, но каждый год получается одно и то же.
        Вечером, когда пришла новая смена, Каролин наконец смогла уйти домой.
        На глаза в регистратуре ей попалась женщина, которая сидела на диванчике,  — мать умершего от лейкемии ребенка, которая не могла сдвинуться с места, потрясенная страшной новостью. А рядом стояла пара, которая пришла, чтобы оформить усыновление какого-нибудь малыша, от которого отказались все родные.
        Вот так и те двое, которых она звала тетя и дядя, пришли однажды в такую же клинику и узнали о смерти своей любимой Полли Джин. А потом нашли ее, чтобы она им заменила ее…
        — Счастливого Рождества!  — крикнула она девушкам в регистратуре.
        — Счастливого Рождества!
        Она вернулась домой поздно, смертельно уставшая. Было уже около семи. Она мечтала, что сразу же заберется в постель и тут же уснет.
        Но перед домом стоял белый «фольксваген» Джейсона, и его мотор работал. Он вылез из машины и молча пошел за ней в холл. Если бы она не была такой уставшей, она пригласила бы его подняться к ней наверх.
        — Не волнуйся, все в порядке, мы можем поговорить и здесь. Я прождал тебя несколько часов. Эллен сказала, что ты беременна.
        — Да.
        Она не могла поднять на него глаза. Он стоял перед ней, прислонившись спиной к стеклянной двери. Снаружи, на улице, плясали огни рекламы.
        — Как ты нашел меня?
        — Мистер Орр. Я позвонил ему сегодня утром.
        Он взял ее за плечи так, будто хотел потрясти.
        — Господи, я не могу поверить, что наш развод — реальность. Я никогда не слышал о ком-нибудь, кто совершил бы такую глупость, как ты.
        — Теперь ты видишь, есть не только то, о чем ты слышал,  — ее начала бить дрожь.
        — Что с тобой случилось? Я не узнаю тебя. Пойдем к тебе в комнату. Я хочу поговорить с тобой.
        — Нам не о чем разговаривать.
        — Нет, нам есть о чем поговорить. Послушай, там сейчас начнут прокладывать магистраль. Уже завтра подпишут соглашение. Это означает для меня работу, а для тебя — безбедную и спокойную жизнь.
        Свет рекламы танцевал за его спиной, окрашивая его силуэт то в лиловый, то в красный, то в желто-зеленый цвет.
        — Джейсон, я плохо себя чувствую. Позволь мне уйти.
        Его пальцы еще крепче сжали ее плечо.
        — Подожди. Человек, который хочет построить большой мотель на склоне нашего участка, сейчас в городе. Нам надо прояснить наше положение. Сейчас все упирается в Мэтти. Если бы мы смогли уговорить ее…
        — Мы? Джейсон, мы больше не существуем как «мы»!
        — А ты не подумала о нашем ребенке? Не подумала о том, как его обеспечить? Ты даже не хочешь подумать о благополучии своего собственного ребенка.
        — Я буду счастливой матерью.
        Он пристально смотрел на нее, на его скулах начали перекатываться желваки.
        — Позволь мне уйти, пожалуйста. Я ужасно устала и чувствую себя совсем больной.
        Он отпустил ее. Она быстро стала подниматься по ступенькам и сразу пошла в ванную, которая, на ее счастье, оказалась свободной. Там ее вырвало. Когда она через некоторое время взглянула на себя в зеркало, она ужаснулась бледности, залившей ее лицо, и подумала, что Джейсон выглядел не лучше, когда они стояли в холле. Он тоже был совершенно измучен. Но почему ей так плохо сейчас?
        Кто-то постучал в дверь ванной.
        — Это я, Каролин, тебе не нужна какая-нибудь помощь?
        Это была Барби, ее соседка, прелестнейшее создание, обожавшая совать нос в чужие дела.
        — Подожди минуту, Барби. Со мной все в порядке.
        Она разбрызгала в ванной дезодорант, зная, что, как только она выйдет, ей придется объясняться с Барби, которая, несомненно, слышала часть разговора в холле.
        Склонившись над зеркалом, она подкрасила губы яркой помадой и подумала: «Ничего себе Рождество!»
        ГЛАВА 21
        Эллен пришла в магазин на следующей неделе. Каролин была в кабинете и составляла смету для покупательницы. Она прервала работу, подняла голову и взглянула в улыбающееся лицо Эллен.
        — Сестра мистера Орра кое-что рассказала мне,  — Эллен бросила взгляд в сторону мистера Орра, уверенная, что он не услышит ее из своего кресла.  — За день до Рождества я заходила к ней в шляпный отдел в универмаге. Она в ужасе от одной мысли, что брат потеряет тебя,  — и она усмехнулась старой их шутке.
        — Зачем ты хотела меня видеть, Эллен?
        Эллен поймала ее за руку и зашептала:
        — Милая моя, я хочу только, чтобы ты мне объяснила, что ты собираешься делать. Джей-мальчик нуждался в уроке, и теперь он получил его, Каролин. Это действительно так! И когда наконец, у мальчика будет ребенок, это даст ему ту стабильность, которая ему всегда была необходима!
        — Прости, Эллен, мне нужно взять лист с расценками для покупательницы, она меня ждет.
        Она толкнула вращающуюся дверь и вышла. Эллен последовала за ней, нимало не смущаясь — здесь ее знали, и у нее были некоторые привилегии.
        — Не обращай на меня внимания, Каролин, занимайся своими делами. У нас сейчас ленч, и я забежала к тебе на минуту, мне хотелось тебе показать кое-что,  — и она начала копаться в свой сумке, все еще радостно улыбаясь, и извлекла оттуда моток ярко-голубой пряжи.
        — Взгляни, дорогая, что я купила!
        Каролин сказала, что видит.
        — Я собираюсь научиться вязать. Прежде у меня никогда не было для этого времени. Но ведь я собираюсь стать бабушкой! Надеюсь, это будет мальчик. А ты что думаешь?
        — Да.
        Каролин поставила на место тяжелый гроссбух.
        — Конечно, я всегда об этом мечтала, он будет длинный и здоровый. А Харви почему-то думает, что будет девочка. Он говорит, как всегда, разные глупости, например, что это возвращается Луиза. Он даже собирается отыскивать у нее какие-то метки. Еще он сказал, что определит…
        Каролин напряглась, а потом, собравшись с духом, твердо сказала:
        — Эллен, мне хотелось бы, чтобы ты ушла.
        — Ушла?..
        — Да.
        Каролин начала терять контроль над собой, и голос ее стал хриплым.
        — Уходи отсюда и оставь меня в покое.
        Все-таки ее голос не сорвался на крик.
        — Ты все еще сердишься на меня, дорогая? Я не вижу причины, за что ты могла бы ненавидеть меня. Я всегда была на твоей стороне… Ну хорошо, хорошо, я ухожу.
        Эллен достала сигарету и произнесла отчужденно:
        — Я никогда не видела, чтобы человек мог так измениться. Но Джейсон говорил мне. Он сказал, что ты стала трудной.
        — Я уже приняла это к сведению,  — сказала Каролин,  — до свидания!
        Вращающаяся дверь приоткрылась и снова захлопнулась. Каролин постояла, едва удерживая в руках тяжеленную книгу.
        «Почему они продолжают преследовать меня? Хотят опять вселить страх, напоминая о Луизе? Но Эллен не слишком сообразительна, чтобы приходить и устраивать тут такую сложную интригу. Тогда зачем?»
        Она сжала руки, пытаясь прийти в себя. Сейчас только январь. Придет весна. Июнь. Доктор говорил, что шансов пятьдесят на пятьдесят — это будет мальчик.
        Она нашла нужные ей записи и пошла обратно к ожидавшей ее покупательнице. Нужно было делать свое дело, что бы ни происходило вокруг.
        Прошло несколько недель. Айк Адамс написал ей, что фирма из Нью-Йорка заинтересовалась ее участком и предложила объявить на него опцион, и еще на пятнадцать акров земли, которые принадлежали Мэтти Нофф.
        «Мне пока не повезло с вашей приятельницей Мэтти, но я буду стараться. Я хотел связаться с ее племянником, который живет в Западной Вирджинии, может быть, он согласится приехать и уговорить ее продать землю. Условия, которые они предлагают, очень выгодны для вас и для нее. Мне хотелось бы, чтобы вы выбрались к нам на пару дней, тогда мы сможем все подробно обсудить».
        Каролин подумала, что ей все-таки придется съездить в Лост Ривер, хотя она не собиралась отправляться туда до июня. И еще она подумала, что все в доме и саду, что она так любила и за чем ухаживала, уже никогда не будет прежним. Затем она принялась читать письмо от нью-йоркской фирмы с предложением о продаже земли, которое ей переслал Айк.
        Каролин написала Айку, что постарается с ним поскорее встретиться, но раньше февраля она не сможет приехать, потому что мистер Орр с сестрой отправляется в круиз на три недели. Она просила его представлять ее интересы так, как он считает нужным. И еще она попросила его перевести очередной взнос за дом на счет Харви.
        Как хорошая наседка, она пыталась свить гнездо для себя и для будущего ребенка. Оно будет небогатым, но должно быть вполне надежным для них обоих.
        Позже ей пришло письмо от Харви, который был с декабря в Европе и писал, что приобрел для магазина мистера Орра на аукционе в Барселоне старинное кресло и ножную скамеечку «из настоящего красного дерева, дорогая, с моей любимой резьбой с сюжетом о святом Георге, побеждающем Змия. Ты знаешь эту тему. Больше всего мне хотелось бы, чтобы именно ты увидела его первой. Ты поймешь, что это за чудо!»
        Спустя месяц он прислал ей подарок из Будапешта. Это были часы с кукушкой в пластмассовом корпусе, сделанные в Японии. Они куковали каждый час.
        Мистер Орр был в отпуске, и все дела фирмы легли на плечи Каролин. Она была занята по горло, когда в город вернулся Харви. Он позвонил Каролин на работу и с большим энтузиазмом сообщил, что стал буквально новым человеком, хотя врач, этот дотошный тип, почему-то все равно не позволяет ему вернуться к работе.
        — Но я чудесно выгляжу, дорогая! И у тебя, как я слышал, есть для меня новости.
        — Да нет, никаких особенных новостей у меня нет. Кто тебе это сказал, Эллен?
        — А что, кроме Эллен, в этом деле никто не участвует?  — Внезапно он понизил голос до шепота: — Уж тебе-то я, надеюсь, не должен доказывать, что это абсолютно точно была Луиза. Это произведет сенсацию в сегодняшней науке о реинкарнации.
        — Харви, подожди минуту, я перезвоню тебе по другому телефону.
        Она повесила трубку и попросила свою помощницу заняться новой покупательницей.
        Затем перешла в кабинет управляющего, который временно занимала, и переключила телефон на номер Харви.
        — Харви, я хочу сразу все расставить по местам. Это будет самый обыкновенный ребенок, не имеющий никакого отношения к Луизе, и я больше не желаю слышать ни слова на эту тему.
        — Но это так прекрасно, неужели ты не понимаешь? Луиза так хотела этого. Теперь она может вернуться обратно. И она сможет сделать это. Эллен сказала, это произойдет в июне, правильно?
        — В июне у меня будет и без того полно забот. Думаешь, легко рожать ребенка одной, без мужа?
        — Дорогая моя, я понимаю. Все, что тебе будет необходимо, я…
        — Мне ничего не нужно. Я прошу только одного, чтобы меня оставили в покое. И вот что еще я хочу сказать, Харви, пожалуйста, запомни это. Я не захочу тебя даже видеть, если ты по-прежнему будешь внушать мне, что маленькая девочка, которая у меня, возможно, родится, и есть Луиза. Только попробуй поискать у нее эти метки, стигматы или как ты их там называешь, и нашей дружбе конец. Все, я больше не желаю беспокоиться из-за тех проклятых женщин, которые ненавидели ее… Понимаешь, иногда мне кажется, если я буду слишком много об этом думать, они тоже могут вернуться, а тогда…
        Договорить она не могла. Он сказал примиряюще:
        — Детка, не надо так расстраиваться.
        — Я не могу не расстраиваться, когда слышу об этом,  — сказала она со слезами в голосе.  — Я не могу даже думать об этом. Только-только я взяла себя в руки, действительно перестала верить во все это, а тут все сначала… Если ты не перестанешь мне напоминать об этом, я клянусь…
        — Каро,  — сказал он ласково,  — ты убиваешь весь мой энтузиазм. Ты всегда была так деликатна со мной, а теперь пользуешься тем, что я тебя обожаю, и начинаешь вить из меня веревки. Ты ведь не собираешься переложить всю тяжесть общения с реинкарнированными личностями на меня?
        — Ты не поверишь, Харви, но иногда становится так тяжело, что начинаешь даже жалеть себя.
        — Бедняга моя. Но ты должна держаться стойко и быть мужественной. Не могла бы ты приехать ко мне в субботу вечером?
        — Могла бы, если ты пообещаешь…
        — С удовольствием обещаю.
        — Хорошо. Я захвачу какой-нибудь еды. Эллен, наверное, говорила тебе, что скоро я стану богатой женщиной. Мой участок собираются купить за большие деньги. Скоро я смогу полностью расплатиться с тобой.
        — Дорогая моя девочка, не беспокойся об этом, не думай о долге. Все складывается изумительно. Я так люблю, когда ты все планируешь, когда ты такая вот энергичная. Только ни в коем случае не приноси никакой еды, лучше я сам приготовлю что-нибудь, а потом мы вдвоем оценим мои усилия. Гарантирую, ты найдешь у меня все признаки эпикурейства, сколько их ни перечислили святоши.
        В конце недели она пошла к своему врачу. Ее талия стала немного толще, а грудь полнее. Доктор, отдохнувший на Карибских островах, выглядел уже не таким серым, солнышко придало его коже более живой вид. Он взвесил ее и сказал, что она прибавила восемь фунтов. Она купила себе первое платье для беременных из белого джерси и ждала с нетерпением того времени, когда сможет отправиться в магазин за детскими вещичками. Не Эллен, а она сама купит детские рубашонки и ползунки и все, что ей понравится. Иногда она ясно представляла себе будущего малыша. Мальчика, которому она расчесывает светлые волосы, или девочку с яркими лентами в коротких младенческих косичках. Но она быстро перелистывала эти яркие страницы в своем сознании и старалась туда заглядывать пореже.
        — Как ты чудесно выглядишь, моя дорогая!  — встретил ее Харви радостным возгласом. Он обнял ее своими огромными ручищами и крепко прижал к груди. Затем помог снять пальто, повесил его на вешалку и опять оглядел с ног до головы.
        — Я должен заметить, ты становишься пошире.
        — Я так счастлива. Ужасно счастлива, несмотря ни на что. А ты выглядишь великолепно, Харви!
        Это была правда. Он почти полностью избавился от избыточного веса. На нем был бархатный зеленый костюм, белый галстук обхватывал шею, а цену на его сорочку она даже не пыталась вообразить. Она видела перед собой элегантного Харви в его, так сказать, городском обличье. Они вошли в гостиную и расселись на стульях у окна, задрапированного белыми занавесями, которые она сама подбирала для Харви несколько лет назад.
        — Подожди, посиди-ка так минутку,  — сказал ей Харви.  — Ты прекрасно смотришься — белое на белом. Жаль, Пикассо это уже изобразил. Знаешь, я мог бы стать живописцем. И, безусловно, превосходным!
        — Ты мог бы быть кем угодно, тебе все удается,  — она улыбнулась ему.  — У тебя чудесный вкус. Мне очень понравился твой подарок. Мистер Орр конфисковал у меня его.
        — Уже? Я хотел подарить ему такие же. Вот почему я послал их тебе на адрес магазина. Кстати, кресло и скамеечку я тоже послал в магазин. Мой доктор дал мне строжайшие инструкции, чтобы я сидел только с поднятыми вверх ногами.
        — Расскажи мне о своем докторе. Он, должно быть, замечательный. Ведь он сделал тебя таким привлекательным мужчиной.
        — Да, мне теперь хорошо, как видишь. Я чувствую себя, как в двадцать пять лет. Эллен пришла в отчаяние, когда увидела меня.
        — В отчаяние?
        — Да, она расстроилась. Как только она узнала, что я вернулся, она мгновенно примчалась и притащила свою отвратительную стряпню, которую готовит по рецептам из дурацких газеток. Убедившись, что я не стою одной ногой в могиле, она так изменилась в лице, что я подумал — бедную девочку вот-вот хватит удар. Увы, в этом вся наша Эллен. К тому же она довольно быстро поняла, что я занял круговую оборону от ее матримониальных планов.
        — Бедная Эллен.
        — Не надо благотворительности. Ты знаешь, я действительно в какой-то момент был близок к тому, чтобы жениться на этом бедном создании. Но теперь я содрогаюсь при этой мысли. Это, безусловно, была слабость с моей стороны. Это было в те дни, когда мой маленький ямайский слуга вернулся на родину и, конечно, оставил меня в самой неподходящей ситуации, и мне не оставалось ничего, как взять ее вместо него. Правда, ее готовка всегда чуть не убивала меня… Нет, в самом деле, я уверен, что иногда она пыталась отравить меня.
        — Харви, по-моему, ты несправедлив к ней,  — улыбнулась Каролин.
        — Может быть. Но ты можешь представить, чтобы Эллен заботилась обо мне, если бы у меня не было денег?
        — Нет.
        — И я не могу. То, что я позволяю тебе по отношению ко мне, я не позволил бы никому другому, моя дорогая девочка. В моей жизни было много женщин, конечно, в прошлом. Но никогда не было ни одной, которая полюбила бы меня не из-за моих денег.
        — Ох, Харви, но должен же быть кто-то…
        — Нет. Действительно ни одного человека, даже тогда, когда я был молодым. Такое у меня ужасное, деструктивное эго. Я был бы находкой для психиатров, пишущих свои исследования. Толстый, маленький, богатый мальчик, который все время ест, ест до полного удовлетворения. Я всегда был на попечении нянек, мои прекрасные родители путешествовали по всему миру, богатые и беспечные, они убегали от скуки и однообразия и вспоминали обо мне лишь тогда, когда приходилось покупать и присылать какой-нибудь подарок к очередному празднику или моему дню рождения. Кстати, воображение у них было чудовищным, просто чудовищным, они ни разу не прислали ту вещь, которая бы меня действительно обрадовала.
        — Ох, Харви!
        — Все это правда. Я говорю об этом только потому, что сейчас нахожу это забавным. Я хочу сказать, меня всегда окружал привычный хаос — слуги, закрытые школы, летние лагеря. Когда мне нужно получить садистское удовольствие, я вспоминаю свой второй день рождения. Это было ДА! Все слуги напились в стельку, а я объелся сладостями и чуть не умер.
        Его мгновенный удар по двум своим самым больным точкам был неожиданным для Каролин, она еще никогда не видела его таким откровенным.
        — Трудно поверить, чтобы кто-нибудь мог запомнить свой день рождения в два года.
        — Конечно, человек может это сделать. Под гипнозом. Еще до рождения. Некоторые люди могут прорваться сквозь века. Я где-то читал… Ах да, я обещал не разговаривать с тобой на эти темы, прости. Лучше пойдем со мной.
        Его глаза засияли.
        — Пойдем на кухню, я покажу тебе, что приготовил для тебя.
        Она поднялась со стула.
        — Я тут раскопал один рецепт… Собственно, я знал о нем уже давно, но никак не мог достать свежего эстрагона.
        Она вошла вслед за ним в огромную, сверкающую чистотой кухню, пол которой был выложен блестящей, но не скользкой черно-белой плиткой, а на стенах были развешаны сверкающие медные кастрюли всевозможных размеров. Каролин с удивлением посмотрела на пустой подоконник.
        — А что случилось с твоим другом Розмари?
        — Я выбросил его перед отъездом. Я уже созрел, чтобы сделать это. Конечно, я обожал этот цветок, он действительно был мне как друг. Но я не хотел, чтобы у Эллен оставался повод приходить сюда в мое отсутствие. Одну минуту, девочка, я приготовлю нам кое-что выпить. Я научился готовить этот напиток в Дамаске, посмотрим, как он тебе понравится.
        Он достал большую стеклянную бутылку из холодильника.
        — Взгляни, дорогая, это наши креветки. Они замаринованы с ломтиками лука в оливковом масле и уксусе из рисового вина. И сейчас ты сможешь их попробовать.
        Каролин добавила немного тмина, когда пробовала экзотическое блюдо. Харви поглощал их с упоением, как всегда, когда дело касалось еды. Он долго жевал, поднимал глаза к потолку и наслаждался. В кухне свет был более яркий, чем в гостиной, или, вернее сказать, более безжалостный, и Каролин заметила, что белки его глаз желтые, а губы чересчур темные для здорового человека.
        Она почувствовала такую острую боль от одной мысли, что может скоро потерять его. Он был для нее дорогим другом, точнее сказать, самым дорогим. Между ними была та душевная связь и то тонкое понимание, которое так редко встречается между людьми разных поколений. И она хорошо понимала, если она потеряет его, никто не сможет заменить его в ее жизни.
        Переполненная чувствами и решив, сейчас или никогда, она запинаясь, сказала:
        — Харви, пока мы еще говорим на эту тему, я должна тебе сказать одну вещь.
        — Какую именно? Что-нибудь о реинкарнациях?
        — Ох, нет, я не о том. Ты сказал, что тебя никто никогда не любил просто так, таким, как ты есть. Это неправда. Я люблю тебя.
        Его большая, тяжелая рука легла ей на плечо.
        — Да, милое дитя, я верю, что это так.
        — Конечно, так, Харви!
        Когда он снова заговорил, его голос звучал проникновенно и мягко:
        — Во всем виноваты эти проклятые деньги. Не только у Эллен была идея отхватить их, пусть даже и со мной вкупе.
        Он усмехнулся, затем, посерьезнев, добавил, приблизив к ней свое лицо:
        — Я даже мысли не допускал, чтобы ты решала свои проблемы в одиночку. Давай уйдем, уедем отсюда, куда угодно, куда ты захочешь. Это может быть платоническая или — позже — нормальная любовь. Все будет так, как ты скажешь.
        Она замерла, только почувствовала, как его рука скользит вверх по ее руке и гладит грудь. Он не понял… он подумал… Она схватила его за руку.
        — Харви, я…
        А сама подумала: «Господи, как я смогу ему сказать это?»
        Его дыхание стало тяжелым. Рот приблизился к ее губам. Открытый, влажный, неумолимый.
        Она откинула голову и отпрянула от него. Она не толкнула его, но, обороняясь, неловко коснулась его, он резко отстранился, задел блюдо с креветками и опрокинул его на себя. Пытаясь спасти свой костюм от падающих креветок, он упал со стула на пол.
        — Харви!
        Она бросилась к нему, наклонилась, постаралась помочь, но он оттолкнул ее. Одна креветка попала ему за галстук. Он сделал отчаянную попытку рассмеяться, когда вытаскивал ее, но голос его в этой гулкой кухне прозвучал так резко, так отвратительно, что он умолк, больше не пытаясь спасти положение.
        Она сняла с крючка полотенце и попыталась вытереть с его костюма масло и уксус. Он поднялся на ноги и вновь упал, поскользнувшись на масле. С трудом усевшись опять за стол, он прохрипел с бешенством:
        — Ради Бога, уходи отсюда!
        — Харви!  — она чуть не плакала.  — Харви, не сердись на меня. Прости, когда я говорила о любви, я не имела в виду…
        Его губы скривились в усмешке:
        — Но все-таки ты хотела оттолкнуть меня. Ты решила, что я нападаю на тебя.
        — Ох, я никогда…
        Его смех, подобный лаю собаки, прервал ее попытку оправдаться.
        — Все получилось забавно, не правда ли? Не могу вообразить ничего более смешного, чем женщину, носящую в чреве ребенка, которая тем не менее ведет себя как яростная девственница. Ты испугалась моих губ, когда я пытался тебя поцеловать, а зря! Я ведь ас по этой части.
        Она разыскала в прихожей свое пальто. Ничего не видя от слез, застилавших ей глаза, она вскочила в лифт, который спускался с пассажиром вниз. Когда она выскочила на улицу, ее пронзил холод и оглушил шум машин. Она была так потрясена всем случившимся, что дрожащими руками едва смогла открыть дверцу машины. Забравшись внутрь, она резко включила вторую передачу и чуть не поехала на красный свет, но опомнилась. Подождала, когда загорится зеленый, и лишь тогда тронула газ, когда водитель, ехавший сзади, начал отчаянно гудеть ей.
        О, Господи, ведь она воображала, что знает Харви, а оказалось… Что Джейсон говорил о нем — ненасытное эго? Она протестовала тогда, спорила, жалела его, старалась помочь. Выполняла все его желания и капризы, помня о его нездоровье, а на самом деле все было не так, как она думала. Странно, она всегда ощущала себя с ним в полной безопасности, держалась совершенно свободно. Его роль в ее жизни была очень важной — не то чтобы отец и не то чтобы старший брат, но что-то очень близкое к этому. Она никогда не предполагала, что он может… Или все-таки в случившемся есть и ее вина?
        Нет, нет это он все испортил, а не она. Никаких соблазнов не приходило ей в голову, ни разу даже случайная мысль не закрадывалась ей в сознание, в ее глупую, доверчивую голову…
        Той ночью она спала ужасно. Ей слышались какие-то звуки, идущие откуда-то изнутри. Они ни разу не прерывались и иногда превращались в обрывки фраз, каких-то совершенно идиотских фраз, или слов, которые она предпочла бы не вспоминать: «Ты говорил, что тебя никто не любил. Но я…»
        На следующее утро она решила написать ему письмо. Но так и не смогла выразить то, что переполняло ее. А ей хотелось сказать ему только одно: она никогда не чувствовала к нему никаких чувств, кроме дружеских.
        Бросив бесплодные попытки написать ему, она снова забралась в постель. Закрыла глаза, но перед ней опять возникла картина: его губы приближаются к ней, губы, напоминающие нарезанную на кусочки сырую печень… Потом она увидела его, аккуратно упакованного в зеленый бархатный костюм, на полу, залитом маслом, обсыпанном кусочками лука и креветками. Стоило ей сосредоточиться, как она чувствовала даже запах оливкового масла и слышала хруст раздавленных на черно-белом полу креветок… Это было ужасно.
        Облегчение принесло только одно — она представила Харви маленьким толстым мальчиком, который непрерывно поглощает огромные количества пищи, а затем увядающим мужчиной, пытающимся сохранить хоть какие-нибудь признаки моложавости и ищущим, ищущим ту необыкновенную любовь, которую жаждет его ненасытное эго.
        ГЛАВА 22
        Две важные вещи случились после возвращения мистера Орра из отпуска. Первая касалась кресла и скамеечки, которые Харви купил для магазина мистера Орра и прислал из Барселоны.
        Отдохнувший мистер Орр возмущенно размахивал маленькими ручками и с негодованием выговаривал Каролин:
        — Но ты мне говорила, что он твой друг. Ты говорила, он покупает вещи, которые соответствуют твоему вкусу, и его покупки всегда удачны. А теперь что мне делать? Кто купит кресло такого дико розового цвета? А ты взгляни на эту бездарную резьбу — где были его глаза? И после этого ты будешь убеждать меня, что твой приятель что-то понимает в интерьере? Что нам делать? Испанцы потребуют оплату уже через месяц!
        Обивка этого злополучного кресла действительно была такого отвратительного розоватого цвета, что, садясь в него, Каролин ощущала себя куском масла на раскаленной сковороде. И как Харви могла прийти в голову идея купить такую вещь? Она даже решила в какой-то момент собрать все свои наличные деньги, выкупить кресло и отправить его ему в подарок. Но это было бы слишком опрометчиво, подумала она.
        Но Каролин поджидал еще один, более неприятный, чем кресло, сюрприз.
        Когда она размышляла о том, как это злополучное кресло продать, в торговый зал вышел мистер Орр, держа в руке письмо. Оно было из Вашингтона от нотариуса, о котором она никогда раньше не слышала. После начальных общих фраз он писал, что из-за просрочки оплаты по закладным, допущенной Харви, она лишается права пользования принадлежащей ей недвижимостью.
        — Да. Я должен заметить, у тебя просто талант, Каролин, попадать в передряги!  — произнес мистер Орр печально.
        — Но я доверила это дело своему адвокату и была уверена, что все в порядке.
        — Я понимаю.
        Айк Адамс был удивлен, когда она позвонила ему.
        — Вы же говорили мне, что он ваш лучший друг. А друзья так не поступают, тем более лучшие.
        — Да. Так и было, но я его обидела, может быть, он затаил ко мне ненависть? Айк, это меня мучает.
        Тут она представила, что ей придется уехать из своего дома на склоне горы, из которого открывается такой великолепный вид на всю равнину, и сердце у нее заныло.
        — Айк, может быть, вы знаете кого-нибудь в Лост Ривер, кто хотел бы уехать оттуда? Джейсон говорил, что таких немного, но они есть. И вы подыщете мне что-нибудь за умеренную плату? Мне так хотелось бы там остаться, когда… Айк, я беременна.
        Молчание его было довольно долгим.
        — Ну, не знаю,  — произнес он наконец со вздохом.  — Думаю, ничего экстраординарного не произошло, не надо особенно беспокоиться. У вас есть немного денег на счете в банке, мы, может быть, поторгуемся с этим вашингтонским нотариусом, и все удастся уладить. Дайте-ка мне адрес этого парня.
        Она прочитала ему адрес, стоящий на верху полученного извещения. Потом спросила:
        — Скажите, а вам удалось связаться с мисс Нофф?
        — Да. Но это не имело смысла. Бедняга совсем не в своем рассудке… Нет, нет, Каролин, первое, чем вы должны сейчас заниматься,  — разобраться с вашим бывшим другом. Иногда слово или несколько слов могут исправить ситуацию, и хорошие отношения вновь наладятся. Скажите ему, что полностью расплатитесь с ним. Уверен, это должно подействовать, это почти всегда действует. И в любом случае, что бы ни случилось, не беспокойтесь о вашем доме. Беременность — прекрасный легальный повод, о котором я напишу в Вашингтон и попробую изменить ситуацию в вашу пользу. Так…  — он помолчал.  — Когда вы собираетесь приехать сюда?
        — Может быть, завтра.
        — Хорошо. Не сочтите за труд заглянуть ко мне в офис.
        Они распрощались и Каролин попыталась позвонить домой Харви, но там никто не отвечал. Ей очень не хотелось уезжать из города, не выяснив отношений с ним. Быть может, она смогла бы найти нужные слова и как-то исправить тяжелое положение, в котором они оказались. В полдень, во время обеда она отправилась в большой универмаг, где работала Эллен.
        Офис Эллен размещался в небольшой, не очень уютной комнате на втором этаже. Ее новый парик — под маленькую светловолосую девочку — резко контрастировал с лицом женщины не первой молодости, на котором резко выделялись темные круги под глазами.
        — Я сейчас очень занята,  — объявила она, перебирая стопки распечатанных конвертов.
        — Это не займет много времени,  — спокойно ответила Каролин, стоя перед ней.  — Харви просрочил платежи, и мне отказано в праве собственности, поэтому я хотела бы срочно переговорить с ним. Я пыталась дозвониться, но без результата.
        — Просрочил платежи? На самом деле? Как интересно!  — она взглянула на стопку бумаг, лежащих перед ней.
        — Я уже несколько дней с ним не разговаривала, а это довольно важно. Айк Адамс попросил меня сделать это, прежде чем я поеду в Лост Ривер. Я хотела отправиться туда завтра, хотела пожить в доме пару дней, пока все не выяснится. Нет ли у тебя какой-нибудь идеи, как мне с ним связаться?
        — Он вернулся в клинику. С ним внезапно что-то произошло…  — она придвинула к себе стопку исписанных бумаг.
        — Понятно. Я чувствовала, что врач из Будапешта не надолго привел его в хорошее состояние.
        — А мне показалось, что врач из Будапешта сделал все наилучшим образом. Просто Харви получил письмо из своего музея, в котором ему сообщили, что он уволен.
        — Уволен?
        — Ну давай, давай, Каро, начинай переживать! Иди, поцелуй и приголубь его! Или еще чем-нибудь займись для утешения!  — давно накипевшая злоба прорвалась так неожиданно, что это смутило даже Эллен. Она открыла ящик стола и начала складывать туда так и не прочитанные бумаги со стола.
        — Но ведь Харви считается очень ценным специалистом. Никто не знает о Византии больше, чем он.
        — По его версии — пожалуй. Но они, вероятно, думают иначе. Может, устали от его бесконечных отлучек или нашли кого-нибудь еще. Как бы то ни было, его выкинули, хотя он и числился начальником отдела, и все такое. Он в шоке, даже не захотел со мной разговаривать, когда я навестила его в клинике,  — ее глаза, окруженные тенями, изучающе смотрели на Каролин.  — Между вами что-то произошло? Он проявил свой интерес к тебе более определенным, чем обычно, образом?
        — Ко мне?
        — Конечно, он знал, что я обо всем догадаюсь, но он такой скрытный — ничего не сказал. Хотя я уже ничему не удивляюсь, что бы там у вас ни произошло. Ведь что-то послужило причиной, не так ли?
        — Ох, Эллен!
        Каролин опустилась в кресло, стоящее возле стола. Эллен продолжила:
        — Харви говорил, что его всегда мучили бесконечные «влюбленности» разных околачивающихся поблизости красоток,  — она закатила глаза.  — Не знаю, сколько в этом было правды, но ты вела себя совсем иначе и стала для него какой-то особенной. И вот теперь?..
        Каролин произнесла глухим голосом:
        — Я знаю. Наверное, это так, Эллен, но это никогда не означало, что… Я никогда не мечтала…
        — В самом деле?
        Эллен постучала карандашом по своим белоснежным зубам, затем поправила им парик и опять пристально взглянула на Каролин.
        — Какая невинность! Теперь я думаю, это его и прельщало. Знаешь, именно на невинность он и клевал всегда. Еще до меня к нему ходила одна совсем крохотная девушка по имени Персик. Она просто вела себя как маленькая девочка, садилась к нему на колени, называла Папочкой… Вот она-то и вила из него веревки, как хотела. Я тогда еще не все понимала, но хорошо помню, что об этом рассказывали. Но ты пошла еще дальше, ты сумела создать довольно тонкую, духовную связь с Харви, и это, должно быть, захватывало его еще больше, чем все ухищрения той, прямо скажем, не очень умной маленькой и расчетливой стервочки…
        Она обошла вокруг стола и подошла к Каролин. Теперь ее глаза горели огнем, в котором без труда читалась ненависть.
        — Но есть еще одна причина, по которой я хотела бы, видит Бог, больше никогда в жизни тебя не видеть! Джейсон потерял работу. Макларен — этот ублюдок — выгнал его, когда узнал об этой интрижке с Зенди.
        Каролин замерла. Хотя теперь с Джейсоном ее разделяла пропасть, ей не хотелось бы, чтобы у него такое произошло. Она надеялась, что у него все сложится иначе.
        Эллен так резко опустилась на свой стул, что его ножки грохнули об пол, как будто кто-то выстрелил у них над ухом.
        — Он ничего не получил от той женщины и никогда в жизни не получит. А потеря работы добьет его окончательно, он может попросту никогда больше не подняться. Харви умирает по той же причине, а может быть, умрет из-за чего-нибудь другого, Бог ему судья. Я…  — ее нижняя губа задрожала,  — я тоже совершенно сломлена. И это все из-за нашей милой Каролин, которую мы все так любили. Черт тебя побери! Что ты сделала с нами?
        Выражение ее лица стало угрожающим. Каролин сказала умоляюще:
        — Эллен, пожалуйста, не надо…
        Эллен отвернулась от нее и закрыла лицо трясущимися руками.
        — Нет, нет, ничего, это я просто не в себе. Возможно, все эти страсти наполовину выдуманы мной, они присутствуют только в моем воображении, а все скоро поправится… Я должна бы была пойти к психиатру, но у нас здесь в магазине все, как собаки, только и норовят сожрать друг друга, если кто-нибудь узнает об этом, меня тут же выгонят. Мне остается только принимать эти кошмарные пилюли, хотя от них становится только хуже. Но и это не так уж страшно. Большинство женщин в моем возрасте ненормальные, ты знаешь об этом? Ты ведь иногда читаешь журналы, где пишут об этом?
        Почувствовав полную безнадежность, Каролин сказала:
        — Может быть, не только психиатр может тебе помочь, есть же другие доктора, визит к которым не грозит потерей работы.
        — Я уже их столько сменила! И вот что я тебе скажу, они все стреляют наугад, как кто-то сказал по такому же поводу. А сейчас я больше всего боюсь потерять работу. Вряд ли мне удастся куда-нибудь устроиться после этого… Ох, я опять разнылась, а ведь теперь нас ничего не связывает. Я не собиралась говорить тебе о Джейсоне, но подумала, что ты все равно узнаешь обо всем в этом ужасном городишке. Хочу только, чтобы ты знала, вы оба исковеркали друг другу жизнь.
        — Исковеркали жизнь?
        — Да.
        Эллен придвинула к себе небольшое настольное зеркальце и занялась макияжем.
        — Представляешь, она отдала своих детей в частную школу, потому что в школе в Лост Ривер одни хулиганы и они могут испортить ее детям манеры и зубы. О, Господи, о чем это я опять? Я прекрасно понимаю, во всем этом не только твоя вина. Но после того, что ты сделала, я не знаю, как ты сможешь быть счастливой…
        Каролин ушла переполненная печалью. Ей даже пришлось зайти в дамскую комнату и постоять перед зеркалом, водя помадой по бледным губам, чтобы осознать, что женщина, которую она так любила и которая называла ее дочерью, желая заменить мать, могла так возненавидеть ее.
        Когда она вернулась на работу, мистер Орр сказал, что она вольна уехать в Лост Ривер, когда захочет, и может пробыть там столько, сколько понадобится. Но что потом он все-таки надеется ее увидеть на своем рабочем месте.
        Он взглянул ей в лицо и, печально вздохнув, отправился отправлять факс на покупку двух десятков наборов мексиканского серебра. Потом он снова подошел к ней и ласково сказал:
        — Что бы я ни говорил, знаешь, поезжай поскорей. Ну и, конечно, если тебе что-нибудь потребуется, звони, не раздумывая.  — Он помялся, не решаясь высказать то, о чем, должно быть, давно думал.  — Все будет хорошо. Если хочешь, моя сестра постарается тебе помочь…
        — Нет, нет, спасибо. Вы и так очень добры.  — Она провела рукой по глазам, чтобы не так заметно было ее волнение.  — А что с креслом?
        — Не думай об этом, детка. Я продам его кому-нибудь. Это, как ты сказала, все-таки амурный цвет, а в наше время, к счастью, еще встречаются безумцы! Не беспокойся ни о чем, моя дорогая.
        Она неуклюже поцеловала его. После этого она, не выдержав, сказала, что он единственный ее настоящий друг.
        Той ночью она предупредила Барби, что уезжает из города по делам фирмы и не знает, когда сможет вернуться. Затем заперлась в своей комнате и упаковала небольшую дорожную сумку. Потом вырвала листок из блокнота и написала письмо Харви на адрес его клиники. Каролин подумала, что надо бы навестить его, но отказалась от этой затеи. Перечитав письмо, она решила, что такого объяснения вполне достаточно.
        Пока она будет в Лост Ривер, может быть, придет ответ от Харви, а мистер Адамс что-нибудь устроит с оплатой по счетам до ноября. Она взяла фломастер и приписала к оконченному письму:
        «Я очень сожалею, что у некоторых вещей бывает такой конец».
        Она еще раз придирчиво перечитала письмо и решила, что для такого серьезного объяснения голубая бумага выглядит несолидно. Но переписать его она все равно не смогла бы, быстро заклеила конверт, надписала адрес и выбежала на улицу, чтобы бросить его в почтовый ящик. Все, больше она не хотела даже думать об этом.
        На следующий день, в полдень, она уже подъезжала к Лост Ривер, упакованная в теплое непромокаемое пальто не очень приятного, кораллового цвета, но другого у нее не было. Она надела темные очки, чтобы ее не узнали.
        Она помнила, что Айк просил ее заехать к нему в офис, но после бессонной ночи выглядела, должно быть, как привидение и не хотела, чтобы он увидел ее такой непривлекательной. Но еще больше ей не хотелось, чтобы ее видела в таком виде его секретарша. Ей даже не хотелось встречаться с клерками из конторы мистера Макларена, которая была рядом с офисом Айка Адамса. Она притормозила позади конторы Макларена и задумалась. В городе еще не знали о ее беременности, но она была уверена, что все знали о ее разводе с Джейсоном и о том, что он живет с Зенди.
        Как хорошо было бы продать дом, уехать отсюда, больше никогда не возвращаться и обо всем забыть, подумала она.
        Однако, красота этого места вновь подействовала на нее. Несмотря на зиму, неожиданно потеплело. Гора, казалось, проснулась и ожила яркими красками. Замок Зенди был ясно виден даже издалека, Каролин без труда видела его крышу даже из города. Поверх маленьких домишек, дворов и старых гаражей, забитых всяким хламом, он смотрелся прекрасным, псевдоготическим анахронизмом. Но она знала, что ее собственный дом все равно уютнее, она вспомнила, каким он показался ей, когда она увидела его впервые,  — прямо иллюстрация из старой сказки, пряничный домик под купами зеленых леденцовых деревьев. Она вспомнила, как в первый раз любовалась отсюда долиной. Тогда у нее не было этого злосчастного бинокля…
        Почему брошенная жена выглядит всегда уродливее и несчастнее, чем блудливый муж? Ну а уж если жена неверна, тогда все несколько лет будут перемывать косточки женщине, хотя она виновата не больше, чем Джейсон, о котором и думать забыли на следующей же неделе после его переезда в этот готический дворец. Почему Айк Адамс мог выступить в суде с обвинением в адрес своей жены, и никто и не подумал, что толкнуло на это Венди Адамс?
        Нам следовало бы с ним пожениться, подумала она, криво усмехаясь. И плелись бы мы с ним верно и преданно по унылой дороге жизни до конца наших дней.
        У меня прекрасная профессия, сэр, и я всегда найду работу, даже если уволюсь с моего последнего места. Я могу быть очень хорошенькой, я чистюля, аккуратистка и правильная до противности. И, кроме того, не всегда же я буду беременной.
        Потом она проехала к тому месту, откуда была видна парковка у дома Зенди. Бросив взгляд туда, она не увидела «фольксвагена» Джейсона, но может быть, он стоял в гараже. Ни из одной из труб замка не шел дым. Возможно, они куда-нибудь уехали, она очень надеялась на это.
        Но тут она обнаружила, что дым курится над ее собственным домом. Ведь Джейсон не мог быть там? Может быть, Айк зашел, чтобы прогнать воду по трубам системы отопления? Она проехала немного по дороге, чтобы видеть свой дом более четко. Почему-то он показался ей испуганным, а деревья словно бы раскинули руки, стараясь защитить его.

* * *
        Она подхватила сумку с вещами, другой рукой прижала пакет с продуктами и ногой захлопнула дверцу машины. Теперь она стояла прямо перед закрытой дверью своего дома. Какое-то время она просто стояла, вспоминая, как тут все было летом.
        Неожиданно ей стало страшно, она боялась войти внутрь. Но почему? Возможно, в доме грабители и, увидев, как она подъехала, они поджидают ее, чтобы… Чтобы что?
        Если бы она на самом деле боялась грабителей, она поднялась бы к Лесу Джинтеру и попросила его войти в дом с ней вместе.
        Но возможно, привидение решило снова напугать ее, как это уже было, и не однажды?
        «Смерть не может обидеть жизнь»,  — так сказал Харви когда-то. Даже доктор Брюэр говорил ей, что никакой физической угрозы они, как правило, не представляют.
        А если ребенок, который живет во мне, действительно Луиза и если те женщины…
        — Дура!
        Каролин громко произнесла это слово и шагнула вперед. Женщины, вопящие в деревьях, вот уж действительно! Хотя, с другой стороны, она не могла придумать таких звуков, как сказал Айк Адамс. Она промаршировала к входной двери, достала из потайного места ключ.
        Когда дверь распахнулась, ей сразу бросился в глаза листок бумаги, приколотый магнитным жучком к стене. Каролин быстро пересекла кухню, обогнула обеденный стол и прочитала послание от Айка. Он писал, что включил отопление и электричество. И, кроме того, подключил телефон.
        Она позвонила ему в офис, даже не вынимая продукты из сумки.
        — Айк, я здесь. Вы удивлены? Я очень устала и не стала заезжать к вам. Спасибо за заботу, вы знаете, что нужно человеку!
        — Не надо благодарить. Я подумал, вам захочется сразу поехать домой, и если у вас будет телефонная связь, так будет безопасней для вас. Вы, наверное, уже заметили, в доме все в порядке. Или может быть, нужна какая-нибудь помощь?
        — Нет, нет, спасибо! Я еще пока не осмотрелась.
        — Я обошел все вокруг дома, когда заезжал утром,  — хорошо там у вас. Мне приехать к вам сегодня или подождать до завтра?
        Она колебалась.
        Тогда он сказал, что не торопит ее, потому что необходимости торопиться, в сущности, нет. Он отослал письмо в Вашингтон нотариусу и объяснил ему ситуацию, нотариус все понял, как надо, и пообещал связаться с банком по поводу выплаты долга Харви. Кажется, с этим больше не будет проблем.
        Потом Айк предложил:
        — Завтра утром у меня будет заседание в суде, но днем, я думаю, мы сможем встретиться и подняться к Мэтти Нофф. Вдвоем, может быть, нам удастся поговорить с ней.
        — Хорошо. Тогда и увидимся.
        — А вы не боитесь оставаться на ночь одна?
        — Боюсь? Чего?  — Она в самом деле ничего не боялась.
        Каролин разложила продукты, а потом поставила машину в сарай, откуда ее уже никто не мог увидеть. Возвращаясь в дом, она подумала, что уже слишком устала сегодня, чтобы принимать посетителей. Ей даже не хотелось, чтобы Джинтеры знали, что она приехала. Завтра, быть может, им повезет и они уговорят Мэтти Нофф дать согласие на продажу этих мизерных пятнадцати акров земли, которые держат сейчас все строительство магистрали. Завтра она договорится с банком и сможет вернуться в город. Она больше не хотела ждать, когда с этой частью ее жизни будет покончено.
        Но как она любила ее!
        Медленно она пошла по дорожке по направлению к дому. Несколько сумасшедших желтых нарциссов задумали распуститься на клумбе. Она вспомнила свою радость, когда впервые увидела их в прошлом году, но сейчас такой радости уже не было. Она обошла дом с другой стороны и прошла в сад.
        Кустики помидоров, как всегда, гордо стояли на грядке, хотя стебли замерзли и покоричневели. Потом она рассмотрела грядки, где раньше росли лук, редиска и ее гордость — салат. Она вспомнила, как радовалась первым росткам, появлявшимся из земли. Но сейчас все, конечно, было пусто. Земля блестела под сырым, зимним небом, как бесплодная поверхность галечника, и была почти такой же твердой.
        Она подняла взгляд к горам, освещенным сейчас солнцем, на их склонах четко рисовался дом, окруженный соснами и кедрами, зеленевшими назло зиме. Она вспомнила, как прочитала однажды, что в горах растут сотни видов разных деревьев и больше тысячи видов трав и цветов. Как ей захотелось тогда выучить все их названия.
        У нее были не очень большие художественные способности, но она подумала, что когда-нибудь сможет нарисовать эту долину. Во всем ее разнообразии расцветок в разные времена года — когда деревья и кустарники ранней весной меняют свой цвет от лимонножелтого до ван-гоговского насыщенного цвета в разгар лета. И возможно, она нарисует долину, когда на нее опускается Рождество, с его радостным ощущением праздника, веселья, а если удастся, даже с Белым Сочельником, освещенным сиянием огромной луны.
        Сейчас ей казалось, что зимой долина прекраснее всего — серые скалы обнажены, и только деревья, размахивая голыми ветвями, пытаются сопротивляться натиску ветров.
        Каролин с сожалением отвела взгляд и представила себе картину, когда долину наполнят грузовики и трейлеры, когда деятельные и бездумные люди нарушат эту величественную тишину, устроят тут взрывы, срывающие скалы, а потом начнут свое строительство. А лет через двадцать или даже меньше на этих склонах будет фешенебельный поселок из дорогих коттеджей или что-нибудь еще в том же роде. Цены станут поднебесными, особенно для старожилов. Впрочем, они не пропадут, даже Джинтеры, когда продадут свой участок, разбогатеют и смогут уехать отсюда. А она, что будет с ней?
        Ей не хотелось сейчас строить планы на будущее.
        Она обошла вокруг террасы и остановилась, разглядывая ее снизу. Она помнила в ней каждый камень, помнила, с каким удовлетворением она укладывала их. Сбоку от двери зияло пустое пространство. Пройдет время, и терраса начнет оседать, уходить в песок. Что было бы, если бы она отнесла тогда камень на место, ничего никому не говоря? Или остановила бы Эллен и не дала той майской ночью занести камень в дом? Может быть, не было бы ничего из того, что с ней теперь произошло?
        Голос без слов произнес ей: «Слушай…»
        Стоя неподвижно, Каролин прислушалась, подняв голову вверх. Но больше ничего не было, только ветер шелестел в ветвях деревьев и сухой траве. Не было даже звука падающей воды, который она сразу услышала, подъезжая к дому.
        «Ты вернулась, не так ли? Что-то тянуло тебя сюда, заставило вернуться. Ты даже не пыталась этому сопротивляться, верно?»
        Это было как наваждение. Она подумала, что голос идет откуда-то извне, не из ее сознания, но в то же время она была уверена, что ни одного звука не нарушало эту тишину. Должно быть, с нею разговаривал дом. Или горы, или ветер, или то, чего она не могла увидеть.
        Она подумала: «Я могу вернуться в долину и остановиться в мотеле. Может быть, никто не узнает меня или не заметят, что я беременна. Я даже могу записаться под другим именем».
        Где-то по горной дороге проехал грузовик. Она не могла увидеть его, а только различала по шуму. Постояв еще немного, она вернулась в дом. Конечно, она останется здесь, надо только позвонить Джинтерам и сказать, что она дома. Каролин повесила свое коралловое пальто в маленькой прихожей среди старых вещей и вошла в комнату. Она обошла весь дом, все было в порядке, на прежних местах. Взгляд останавливался только на пустотах, образовавшихся от отсутствия тех вещей, которые забрал с собой Джейсон. Как странно, подумала она, теперь она спокойно может думать о нем, а раньше боялась даже вспомнить его имя. В гостиной она передвинула тумбочку, чтобы заполнить пространство, оставшееся от кресла Джейсона. Потом взглянула на столик, на котором некогда лежал камень Луизы.
        Почему-то у нее перехватило дыхание. Но нет, ничто не напоминало о реинкарнации Луизы, ее здесь больше не было. И вряд ли возможно, что она вообще была здесь когда-то.
        В любом случае это был не тот вопрос, который занимал ее сейчас. Хотя, возможно, когда-нибудь можно будет заняться им.
        Да, с этим все кончено.
        Она прошла в кухню, чтобы приготовить что-нибудь поесть. В супермаркете, в городе, она накупила кучу полуфабрикатов, которые только и ждали, чтобы их разогрели. Но сейчас она слишком устала и была так голодна, что не хотела этим заниматься. Она взяла маленький кусочек мяса, бросила его в кастрюлю с кипящей водой. Отрезала кусок колбасы, толстый ломоть хлеба. Сейчас она не думала о том, что доктор рекомендовал ей придерживаться строгой диеты. День за днем она будет расти, становиться все больше и больше, и наконец в июне наступит день, необыкновенный и солнечный, как ей представлялось, когда…
        Принимаясь за яблоко, она представила себе того старенького доктора, определившего ее беременность, который постоянно твердил: «Только, ради Бога, не ешьте слишком много!»
        За наружной дверью послышался шум. Затем снова стало тихо, она прислушалась, так и есть — ни звука. Она даже поднялась и подошла поближе, чтобы прислушаться получше. Заперла ли она дверь? Она не могла вспомнить этого.
        Звук послышался снова. Она выглянула в окно, подумав, что, может быть, не услышала, как подъехала чья-нибудь машина. Но площадка перед домом была пуста. Звук был такой, будто кто-то постукивал пальцами в дверь. Каролин подумала о Мэтти Нофф. Телефон был под рукой, стоило только поднять трубку… Нет, она не позволит себе опять бояться. Она просто позвонит Джинтерам, объяснит, что кто-то царапается к ней в дверь, и попросит, чтобы кто-нибудь подождал у телефона, пока она откроет и проверит…
        Царапается. Господи, какая же она глупая! Она бросилась к двери и распахнула ее.
        — Скинни!
        Собака бросилась к ней, поставила лапы на грудь, лизнула в нос. Он лизал ей лицо и заглядывал в глаза, смеющиеся и плачущие одновременно.
        Она обняла его.
        — О, Скинни, как ты напугал меня! Сидеть, сидеть, Скинни. Ну ладно, ладно, не прыгай больше на меня, входи в дом. Где же ты жил это время? Ты нюхаешь мой бифштекс, ты проголодался?
        И с таким видом, будто он никогда не уходил отсюда, Скинни прошествовал на кухню, царапая когтями линолеум таким знакомым, по-домашнему привычным звуком. Каролин отрезала ему большой кусок мяса, и пока он ел, гладила его большую голову. Потом прошептала, наклонившись к нему:
        — Где тебя носило, старина? Я думала, что вовсе потеряла тебя, думала, ты больше не любишь меня, сумасшедший пес. Ведь ты можешь что-нибудь чувствовать, да?
        Он посмотрел на нее с укором, словно она брякнула несусветную глупость и он разочарован. Каролин обнаружила, что вся его спина и ноги покрыты колючками и репейником. Она разыскала старую щетку для волос и принялась вычесывать из него весь скопившийся гербарий. Она чесала ему спину, лапы, брюхо, а когда начала расчесывать белое пятно на груди, его глаза засветились счастьем.
        — Так что же, ты пришел ко мне только поесть и почесаться, да? А я думала, что нужна тебе. У меня всегда в жизни так, Джейсон ушел от меня, теперь ты об этом думаешь… Почему-то всегда получается так, что тот, кто любит больше, остается один, да?
        Он уткнулся мордой ей в колени и удовлетворенно засопел.
        — Когда я уеду отсюда, я хотела бы забрать тебя с собой. Как ты думаешь, тебе понравится жить в городе? Ты станешь рафинированной городской собакой, согласен?
        Она уложила его спать на коврик возле своей кровати.
        Каролин выключила свет, не читая, как она всегда делала перед сном, решила просто полежать и подумать обо всем, что перечувствовала за этот долгий день. Ей было очень спокойно. Не надо было вслушиваться ни в какие звуки в ночи. Не надо было разбирать призрачные голоса… Потому что их не было. Женщины ушли, и Луиза тоже ушла.
        Привидение, да…
        Она положила руки на живот, ожидая, когда ее малыш даст о себе знать, повернется или толкнет ее ножонкой. Да, если вот так неожиданно происходят такие странные вещи и в тебе начинает жить маленький человечек, почему не может быть Луизы? В ее засыпающем сознании ожили забытые образы детства.
        Я буду любить тебя очень, очень сильно, я буду защищать тебя. И мы уйдем с тобой далеко-далеко отсюда — когда-то она не сомневалась в правдивости этих слов.
        На нее снизошел такой покой и радость, какие она испытывала только в первые ночи присутствия Луизы. Она подумала, я должна была вернуться сюда. Мне нужно было избавиться от страхов и приехать. Вот я тут и вижу, что все они исчезли.
        До самого рассвета, пока Скинни не понадобилось выйти, она проспала спокойным, глубоким сном. Выпустив Скинни, она вернулась в постель и заснула снова.
        ГЛАВА 23
        — Вот так это и произошло,  — закончила Каролин свое объяснение Айку, когда он выразил удивление на следующий день при виде выскочившего ему навстречу Скинни.  — Скинни услышал, что я вернулась, и прибежал обратно.
        Айк рассмеялся. Он был очень рад увидеть ее в такой хорошей форме, веселую и даже беззаботную.
        Все еще улыбаясь, он сказал:
        — В детстве у меня тоже была собака, и я чувствовал, она знает такое, что людям просто не пришло бы в голову. Так что нет ничего удивительного в том, что произошло прошлой ночью.
        — Да, я понимаю.
        Каролин натянула теплый пуловер, затем сняла с вешалки свое пальто. День сверкал солнцем, но было довольно холодно. Вряд ли и после полудня станет теплее.
        — Может быть, эта собака — привидение? Он всегда появляется в нужное время, в нужном месте.
        Каролин рассмеялась и погладила лобастую голову Скинни:
        — Ну что, ты у нас привидение?
        Скинни завилял хвостом, думая, что его приглашают на прогулку.
        — Нет,  — сказала ему Каролин,  — оставайся здесь. Ты должен охранять дом от… от котов.
        Когда она подходила к стоянке, то оглянулась и увидела, как он огорченно смотрит ей в след.
        Айк сказал:
        — Я очень рад, что он вернулся к вам. Мне и то было как-то неспокойно осознавать, что вы здесь совсем одна.
        — Вы мне говорили, тут все спокойно и ничего не случается.
        — Правильно, но вы в положении, и мало ли какие могут возникнуть осложнения.
        — Знаете, после города мне здесь так хорошо, как у Бога в кармане. Когда ночью собака скреблась ко мне, я немного испугалась. Но и тогда подумала, что это, должно быть, Мэтти Нофф.
        Тень пробежала по лицу Айка.
        — Бедная, несчастная старушенция.
        Они свернули с дороги в сторону участка Мэтти.
        — Она никогда не причиняла никому никакого вреда. А ее ружье никогда не было заряжено. Когда мой отец умер, я унаследовал всех его старейших клиентов. И, к своему ужасу, обнаружил, что многие из них одержимы параноидальной идеей, где бы им украсть денег, чтобы хоть что-то сделать со своей жизнью. И после этого стало ясно, что случай Мэтти не самый ужасный, она лишь пытается охранять свое имущество, хотя охранять там, кажется, нечего.
        Он подрулил к площадке перед домом, и они вышли из машины. Дом еще больше казался постаревшим, каким-то сгорбленным и посеревшим от зимнего холода.
        — Прежде чем мы пойдем туда, я только хотел вам сказать одну вещь. Если мы сегодня не добьемся у нее согласия продать землю, нам надо хотя бы убедить ее вызвать сюда племянника. Ей нельзя больше жить одной. Она не в состоянии ухаживать за собой. Недавно, когда резко похолодало, она среди ночи пришла к Джинтерам. Они, конечно, приютили ее, но это лишнее беспокойство для них и для всех, кто ее знает.
        — Но, как ни странно, я ничего не слышала о ее племяннике.
        — Это и не удивительно. Он перелетная птица. Часто менял имена, живет в какой-то коммуне…
        — И, наверное, ходит на митинги в школы или куда они еще ходят? В ПТУ?
        — В ПТУ? Что это такое?
        — Так миссис фон Швейцер, кажется, называет определенный сорт колледжа. Очень смешная девушка, эта миссис фон Швейцер.
        — Вы уже можете над этим смеяться?
        — Пока еще нет, но скоро смогу.
        Его глаза одно мгновение пристально всматривались в ее лицо.
        — Возможно, это хорошо. Ну, пойдемте.
        Он открыл калитку и взял ее под руку.
        — Осторожно. Ступеньки здесь совсем ветхие.
        Ветер был северный, и его порывы становились все сильнее, Каролин порадовалась, что захватила теплое пальто. Она оперлась на руку Айка и стала искать взглядом какие-нибудь признаки присутствия Мэтти в доме или в саду. Кругом — ни души. Даже кошек не было нигде видно. Они остановились, прислушиваясь, временами поглядывая друг на друга. Но кроме порывов ветра, не было слышно ни звука. Вдруг раздался какой-то скрип.
        — Это ставни или дверь где-то не закрыта,  — сказал Айк. А затем громко крикнул: — Мисс Мэтти!
        Никакого ответа. Он поднялся по ступеням террасы и постучал в дверь. Пальцы его больших рук звонко пробарабанили по стеклу жизнерадостную трель.
        — Мисс Мэтти!
        Дверь неожиданно стала раскрываться, она оказалась не заперта.
        Он быстро спустился вниз к Каролин.
        — Здесь что-то не так. Мне нужно все осмотреть. Может быть, вы не пойдете внутрь, а подождете здесь? Или даже посидите в машине? Там теплее.
        — Нет, нет, я пойду с вами. Не беспокойтесь, со мной все будет в порядке.
        Он пошел впереди, ведя ее за руку и помогая перешагивать разрушенные ступеньки. Так они вошли в кухню.
        — Мисс Мэтти?
        Молчание. Только ветер бился в оконные стекла. Везде было как-то темно. И стоял очень неприятный запах. Может быть, это из-за мышей или крыс, подумала Каролин. В раковине горой были свалены тарелки. Закопченная кастрюля стояла на керосинке.
        Айк вошел в гостиную, остановился посередине, осмотрелся по сторонам и покачал своей большой головой.
        Каролин сказала тревожно:
        — Может быть, она в спальне? Знаете, вдруг она заболела и не может встать. Или…
        — Или. Нет, Каролин, это место сейчас не для вас. Мне очень хочется отправить вас обратно в машину.
        — Нет, Айк.
        Он кивнул.
        — Ну раз так, ладно. Только я пойду первым. И если я скажу, чтобы вы оставались на месте, придется вам послушаться.
        Она вошла за ним в гостиную. Кругом царил страшный беспорядок. Коробки, обрывки газет, старая одежда валялись сваленные в безобразные, пропитанные пылью кучи. Даже свет был тусклым и серым из-за потемневших от грязи стекол. Мебель была старинная и совсем неплохая. Каролин прикинула, как все должно выглядеть, если бы удалось здесь почистить, отмыть и кое-что подремонтировать. Получалось, что гостиная выглядела так, будто они перенеслись в качало века.
        Айк, как ни странно понял, чем она занималась, и только хмыкнул, когда она предложила перейти в следующую комнату. Потом они перешли дальше. Они обходили комнату за комнатой.
        Неожиданно Каролин вспомнила слова Мэтти Нофф — «я никогда не вытираю пыль»,  — когда они заглянули в одну из комнат, которая, судя по ее убранству, принадлежала ее мужу. Скорее всего все эти пятьдесят лет она печально ждала, что Уильям Нофф вернется обратно.
        На каминной полке они нашли разодетую по старой южной моде древнюю фарфоровую куклу. Ее тоже покрывал толстый слой серой пыли. Сколько лет она здесь просидела? Какой ребенок играл с ней? Каролин заглянула в ее нарисованные глаза и не нашла в них ответа.
        Айк вошел в комнату. Каролин уже давно потеряла его из виду, только слышала, как он открывал одну дверь за другой или скрипел, наступая на какие-то дряхлые половицы.
        — Я был в ее спальне. Ее нигде нет. На всякий случай поднимусь наверх, но это так, для очистки совести. Думаю, ее нет во всем доме.
        Каролин вышла из гостиной и решила тоже заглянуть в спальню. Теперь она слышала его шаги у себя над головой и почему-то гораздо меньше боялась.
        Эта комната была светлее остальных. Свет проходил через разломанный ставень, который болтался на одной петле. Она увидела высокую дубовую кровать, старинное трюмо в углу, массивный гардероб. В углу комнаты стояла фигура. Она испуганно вскрикнула и тут же услышала тяжелые, торопливые шаги Айка, спускающегося ей на помощь. Всмотревшись в таинственную фигуру, она поняла, что это манекен, одетый в костюм пятидесятилетней давности. Вероятно, он тоже все это время ожидал возвращения Уильяма.
        Она взяла Айка за руку.
        — Все в порядке. Я уже готова уходить отсюда. Мне показалось, она стоит в углу…
        С высоты своих шести с четвертью футов он с усмешкой взглянул на нее.
        — Я думал вас предупредить, чтобы вы не испугались, но почему-то забыл. Я тоже готов уходить. Ее здесь нет.
        Они с облегчением вырвались из мрачных объятий этого дома на солнце и свежий воздух. Даже то, что ветер усилился, а температура упала еще ниже, не испортило этого облегчения. Он сказал, что хочет еще разок обойти дом кругом и посмотреть, что творится вокруг. Она встала на пригретой солнышком полянке и нащупала в кармане ключи от своей машины, пока он обходил вокруг дома. Он вернулся довольно скоро и сказал, что увидел загадочную вещь — все пространство за домом изрыто ямами.
        — Нет, нет,  — сказал он, поймав ее испуганный взгляд,  — эти ямы очень мелкие. В них нельзя провалиться. Они похожи на те, что выкапывают, чтобы установить садовую изгородь,  — не больше.
        — Может быть, здесь развлекались дети? Например, они вообразили, что ищут на ее участке клад. Или сама Мэтти копает, чтобы… Нет, в это трудно поверить. Надо спросить у Леса, что произошло, он тут все знает.
        Грузовика Леса не было на месте, когда они подъехали к его дому. Но в окнах показались чумазые детские лица, а через пару минут из сарая вышел, широко улыбаясь, и сам Лес. Рукава его грязной рубахи были закатаны, руки по локоть в какой-то копоти.
        — О, Каролин, мы не знали, что ты вернулась.
        — Только на два-три дня, Лес. Скажи Руби, я загляну к ней перед отъездом.
        — Хорошо, она будет рада тебе. Как у вас дела, Айк?
        — Мы не можем найти мисс Мэтти. Без ее согласия нельзя подписать бумаги на продажу ее участка. Я надеюсь, нам удастся ее уговорить. Кстати, уже сейчас и за вашу землю дадут хорошие деньги, подумайте об этом, Лес.
        Лес кивнул и улыбнулся еще шире.
        — Занялись приватным бизнесом, Айк?
        Айк нахмурился, потом вдруг улыбнулся.
        — Да, по всем признакам, похоже. Но на самом деле я пытаюсь лишь помочь тем, кто, на мой взгляд, принимает непродуманные решения.  — Он прищурился от яркого солнца, и Каролин увидела, как в уголках его глаз появились крохотные морщинки.  — Например, Мэтти. Подумайте, где бы она могла быть?
        — Хорошо, постараюсь разыскать ее. Она далеко не уйдет. Сейчас по телевизору сказали, что к ночи резко похолодает. Так что до ночи она должна обязательно вернуться в дом.
        — Еще вот что, кто-то накопал целую поляну ям за ее домом, вы не знаете, зачем?
        — Иногда она ходит на рыбную ловлю и копает там червяков для наживки. Иногда у нее уловы куда больше, чем у всех моих парней, вместе взятых.
        Айк рассмеялся.
        — Правильно, простое решение — самое лучшее. Пошлите через пару часов кого-нибудь из мальчиков посмотреть, вернулась ли она, ладно?
        — Хорошо. Но я уверен, она вернется до темноты. Не беспокойтесь о мисс Мэтти. Мы присматриваем за ней. Она для нас как один из наших малышей.
        Когда они ехали обратно, Айк, взглянув на Каролин, предложил:
        — Можно я угощу вас обедом?
        Она ответила:
        — У меня есть мясо, не очень много, но, если вы не очень голодны…
        Айк уверил ее, что нет. Они пообедали у нее на кухне. Айк так неуклюже помогал ей, будто никогда раньше не бывал на кухне. Для двоих крохотного бифштекса явно не хватило, но она нарезала большое блюдо салата и поджарила гренки. Скинни получил немалую кость и гору хрустящих соленых крекеров, нарезанных в виде звездочек.
        Потом они пошли в гостиную и взяли туда кофе. Поднос она поставила на столик, на котором раньше лежал камень Луизы. Айк раскочегарил камин теми поленьями, которые нашел в углу прихожей, куда их от дождей спрятал еще Джейсон.
        Каролин сказала:
        — Я бы с удовольствием взяла эту собаку себе.
        — Каролин, он постоянно ворует цыплят, у вас вечно будут неприятности с их владельцами.
        — Ну, я думаю, этот похититель цыплят вполне способен исправиться, если перевезти его в Вашингтон и кормить так, чтобы у него было поменьше грешных мыслей. Мне почему-то очень хочется отвезти его туда, когда родится малыш.
        — Каролин, он деревенский парень, ему нужно открытое пространство и цыплячьи выводки с не очень строгими хозяевами. Вряд ли ему придется по душе жизнь в столице.
        Каролин улыбнулась:
        — Я потолкую с ним об этом. С этой собакой у меня особая связь. Может, это простое женское суеверие, но пока он со мной, я в безопасности и все будет хорошо.
        — Суеверие?
        Она начала говорить, стараясь быть откровенной:
        — Не знаю. Я верю и не верю во многие вещи, которые я никогда не смогу понять. Я не боюсь больше, но иногда здесь происходит такое, чего я никогда не смогу объяснить. К нам приезжал парапсихолог, который предположил, что эмоциональный стресс может быть фактором, провоцирующим некоторые события, а я была в стрессе, особенно в то утро, когда упала.
        — Да. Вы напомнили мне кое-что, что вам, возможно, будет интересно. Водопад, скорее всего, не уничтожат бульдозерами. У нас нашлось немало людей, которые требуют, чтобы дорогу проложили в стороне от него, и кажется, строители согласились.
        — Ох, Айк, я не верю…
        — Не смотрите на меня так. Я здесь ни при чем. Просто сюда приезжала федеральная комиссия по охране природы. И по-моему, в ней оказались довольно здравомыслящие люди, вот и все.
        — Этого не может быть, это так здорово! Но он ведь опасен. Строители и сами полагали, что сделают благое дело, если все там перестроят.
        — Да, конечно. Но уверен, это место можно сделать вполне безопасным и не уничтожая его. И объясняя это, я нашел кое-какие аргументы, не заявляя комиссии, что это место нельзя трогать, потому что там полно духов.  — Ох хохотнул, откинув свою огромную голову.  — Ха, во время всего доклада я все время вспоминал, как одна старая леди рассказывала еще моему отцу, что земля у водопада наверху должна быть посыпана солью.
        — Солью?
        — Да. А разве вы не знаете, что для того чтобы избавиться от ведьм, нужно посыпать землю солью? По-моему, каждый ребенок знает об этом.
        Она немного расслабилась и попыталась улыбнуться.
        — Расскажите мне, пожалуйста, побольше о тех вещах, которых я не знаю.
        — К сожалению, на этом оканчиваются мои познания в этом предмете. Но, если вы меня просите, я расскажу вам об одной вещи, о которой вы, я думаю, еще не знаете.
        Сейчас он был серьезен.
        — Вы вернетесь к Джейсону, когда родится малыш?
        Она всмотрелась в его строгий профиль, четко выделявшийся на фоне огня.
        — К Джейсону? Зачем?
        Он повернулся к ней. Она вспомнила, Эллен как-то сказала, что в нем есть что-то от пророка из Ветхого Завета. Она улыбнулась ему.
        — Айк, вы замечательный юрист, но из вас получится никудышный пророк. Вы говорили мне, что из брака нельзя изгнать. Но это не относится ко мне. И не только потому, что я слышала, он живет с миссис фон Швейцер.
        — Удивительно, что вы слышали об этом.
        — Да. Но, возможно, моя свекровь хотела показать мне, как он жалок. Возможно, он еще нуждается во мне. Но я хочу убежать и от его измен, и от его жалкости. Он должен нести ответственность за свою жизнь.
        Айк посмотрел на огонь, допил свой кофе, поставил чашку на столик и сложил свои большие руки на коленях. Молчание длилось очень долго, слышно было лишь потрескивание дров в камине.
        Наконец он заговорил медленно и проникновенно:
        — Я человек верующий, миссис Коул. И сущность моей веры заключается в одном слове — ответственность. У меня есть книга, написанная психиатром по имени Уильям Глассер, я прочел ее дважды. Он пишет, что без ответственности не может быть и продолжительной радости.
        Айк взглянул на нее своими большими темными глазами, и она с удивлением увидела, что они полны печали.
        — Я развелся с моей женой. Я думал о благополучии моего ребенка. Но я не уверен… и не когда не буду уверен в том, что поступил правильно. Мой маленький мальчик все еще плачет и зовет мать.
        «Я люблю тебя». Эти слова выплыли у нее в сознании, а затем засверкали так ярко, будто она прочитала их, как неоновую рекламу, установленную прямо перед ней. Она была поражена своим открытием.
        «Она ухаживала за ним, ей доставляло удовольствие слышать его смех, а потом он вспомнил ее и плакал о ней».
        «И я буду с тобой так же. Да, Айк Адамс, я люблю тебя. И моя любовь такая сильная, что заставит тебя забыть прошлое и залечит раны нам обоим».
        Все это проплыло перед ней, а Айк сидел, как сидел, освещенный светом камина. И она наконец услышала, что он продолжает уже давно начатую историю:
        — Банк, конечно, потребует больше, чем пять процентов, но… Вы говорите, что ваш друг болен. Сейчас не стоит его беспокоить, когда ему станет лучше… И все-таки нет ничего более подкрепляющего человека, чем удачно идущий бизнес.
        — Да.
        Она смотрела, как отблески пламени отражаются на седых прядях в его темных волосах. Она представила, как гладит ладонями его волосы. Она провела руками по шерстяной мягкой ткани своих брюк. Его голос был глубоким, обволакивающим… Как бы ей хотелось услышать сейчас от него слова любви, возможно ли это? Его глаза, не отрываясь, смотрели на огонь, возможно, перед его глазами еще стояла та светловолосая девушка, которую он так любил.
        «Я заставлю тебя забыть ее, Айк. Я буду любить тебя изо всех сил. Я уже занимаюсь зарядкой, как велел доктор, чтобы остаться стройной, я подстригусь, и у меня будут короткие волосы, как у нее. Мне кажется, тебе это понравится, когда ты полюбишь меня. Или ты удивишься? Ты благородный человек, и мне не надо будет перед тобой притворяться. Всю беременность я сидела бы здесь и смотрела на тебя, представляя, как было бы хорошо, если бы я стала твоей женой, твоей служанкой, заботилась бы о твоем здоровье, стала бы матерью твоему ребенку, и моему ребенку, и нашим детям вперемешку».
        Неожиданно она опять услышала, что он говорит ей:
        — И если вы согласны?..
        — Что? Айк, простите, я не совсем…
        — По-моему, вы не хотите меня слушать.
        — Я слушаю.
        — Я сказал: девяносто дней.
        — Что именно значат эти девяносто дней?  — Она попыталась вспомнить, о чем он говорил, и вежливо изобразила интерес: — Вы сказали, чтобы разобраться в этом, потребуется девяносто дней?
        Он улыбался во весь рот.
        — Айк, но ведь это очень много времени. Вы уверены в этой цифре?
        — Нет, я только пытался проверить, насколько глубоко вы задумались.
        — Да, вы меня застали врасплох. Я не слушала вас. Простите. Хотя, собственно говоря, я думала о том, чтобы просить вас принять все мои дела и действовать по вашему усмотрению.
        — Хорошо.
        Она спрятала руки в рукава пуловера.
        — Я себя чувствую намного лучше в Лост Ривер.
        Он улыбнулся ей.
        — А мне кажется, что мне было бы хорошо в Австралии.
        — Ну и что бы вы там делали?
        — Я мог бы пасти овец. Жить в палатке.
        Он взглянул на часы и допил свой кофе.
        — О, уже двадцать минут восьмого. Я должен идти.
        — Нет, пожалуйста, не уходите. Я… я налью вам еще кофе. У нас еще много дров.
        — Простите. Но у меня встреча в восемь.
        Сердце у нее замерло.
        «Наверное, у него есть кто-нибудь еще. Так и должно быть. Вокруг много женщин, прекрасных, с трагическим взглядом, как ему нравится, мечтающих стать необходимыми ему как воздух».
        Заметив в ней эту перемену, он хмыкнул и добавил:
        — Я должен каждый вечер смотреть, как кролик Питер убегает или возвращается.
        — Ох!  — вздох, который вырвался у нее, слишком явно выдавал ее облегчение.
        Глаза Айка стали чуть более настороженными. Или внимательными?
        — Наша домоправительница проводит со Скотти целый день, но он требует, чтобы спать его укладывал только я.
        «Ты такой, как я и думала. Ты думаешь о своем мальчике. Я тоже буду его любить. Я буду рассказывать ему сказки на ночь. Буду рисовать ему то, о чем рассказываю. Не каждый так сможет. А потом, когда у нас появится девочка, Скотти будет мне помогать ухаживать за ней».
        Она представила себе Скотти, сидящего на полу и вопящего: «Я хочу Каролин! Я хочу Каролин!» — и улыбнулась.
        — Ну что же,  — сказала она,  — вы должны идти, так и должно быть.
        Он остановился у двери, посмотрел на нее со странной печалью.
        — Мне не очень нравится, когда вы остаетесь одна.
        — У меня есть собака. Кроме того, рядом с моей кроватью стоит телефон.
        — Хорошо, но обещайте, что сразу же позвоните мне, если вам что-нибудь понадобится. Ну, например, если у вас выйдет из строя отопление.
        — У нас масляные батареи. И я знаю, где находится кнопка для включения насоса и куда кидать дрова. Но если мне станет очень холодно, я спущусь вниз и нажму эту кнопку. Кроме мышей, мне здесь некого бояться.
        — Не изображайте из себя слишком уж отчаянного храбреца. Я видел, как вы отреагировали на тот манекен в спальне Мэтти.
        — Бедная Мэтти,  — она внезапно подумала о ней.  — Айк, мне сейчас пришла в голову ужасная вещь, вдруг племянник ждет ее смерти, чтобы вернуться обратно и завладеть всей ее дорогостоящей землей?
        — О, нет. Я думаю, что вам не стоит беспокоиться об этом. Это не должно вас сейчас волновать. Надеюсь, сейчас она уже дома. Я заеду к Лесу Джинтеру и узнаю, разыскал ли он ее. Вы сами запрете дверь?
        — Да.
        Она подошли к входной двери. Он открыл ее.
        — Б-ррр, ну и холод!
        Он поплотнее закутался в куртку.
        — Подождите!
        Она бросилась к вешалке и сняла с нее тяжелый плащ.
        — Возьмите это. Он очень теплый. Джейсону он больше не нужен.
        — Нет, нет, спасибо, в машине вполне тепло. Доброй ночи! Спите спокойно. И спасибо вам за обед. В следующий раз я накормлю вас. Утром увидимся у меня в офисе, договорились? Часов в десять, да?
        — Хорошо. Доброй ночи, Айк.
        ГЛАВА 24
        Каролин стояла, скрестив руки на груди, и смотрела, как Айк садится в машину. Она стояла, пока красные огоньки фар не исчезли в темноте.
        Немного подождав, она вышла в сад позвать собаку. С гор дул такой холодный ветер, что кожу начинало колоть, словно он приносил с собой ледяные брызги. Она попробовала вспомнить, какая солнечная, теплая погода стояла, когда она приехала сюда день назад, но теплее ей не стало. Она опять окликнула собаку, но никакого ответа не услышала. А она-то надеялась, что после хорошей кормежки Скинни не бросится на поиски беспризорных цыплят. Она позвала снова и снова, но безрезультатно. Ей стало очень холодно, она больше не могла оставаться в саду.
        Вернувшись в дом, Каролин принялась мыть посуду, и руки согрелись в горячей воде. Она возилась с тарелками и все время поглядывала на темное окно за спиной, в котором теперь мелькало только ее отражение. Она вспомнила слова Эллен — его глаза, как серый гранит, из которого сделано здание суда. Каролин улыбнулась, при воспоминании об Айке на душе стало теплее.
        «Айк, я люблю тебя!»
        В гостиной она нашла сентябрьский номер журнала, который еще не видела, и уселась в большое кресло, перелистывая страницы, пытаясь читать.
        Но посторонние мысли не давали ей сосредоточиться даже на картинках. В голове прокручивались события минувшего дня, иногда откуда-то изнутри всплывало — Луиза. Нет, нет, только не позволять себе думать об этом, надо вспомнить что-нибудь приятное, например — Айк. Да, это помогает.
        Но только слишком много они говорили с ним сегодня о делах. И еще ей было неприятно, что они решили сохранить водопад после всего, что с ней там произошло. Но о чем она тревожится? Все это в будущем, к тому времени она, скорее всего, будет уже очень далеко отсюда и никогда в эту долину не вернется.
        Было уже девять часов, дрова прогорели до золы, Каролин снова пошла во двор, чтобы кликнуть Скинни. Тут-то она и увидела свет на склоне горы. Он перемещался, потом стало ясно, что справа возник еще один огонек. Потом вдруг засветился огонь левее первого. Она вернулась домой, нашла теплую парку, закуталась и снова вышла.
        Дом Мэтти скрадывала темнота, но на мгновение угол его вырисовывался за голыми ветвями деревьев, когда очень сильный луч фонаря прочертил дугу и уперся в его темные окна и старую кладку.
        Каролин скрестила руки на груди, чтобы согреться, ей было холодно даже в тяжелой парке. Откуда-то издалека донеслись голоса, должно быть, мужчины разыскивали Мэтти, окликая ее по имени.
        «Боже,  — подумала она,  — вдруг это они разыскивают этого племянника Мэтти, а с ней уже все кончено?»
        Она вернулась в дом, заперла дверь и позвонила Руби Джинтер.
        — Руби, что там происходит? Такой яркий свет возле дома Мэтти, и еще я вижу огни по всему склону горы.
        — Не тревожься, Каролин. Когда Лес покончит с делами, он возьмет мальчиков и они сходят туда посмотреть, что там такое, и попытаются помочь, если будет нужно. Пока ее нигде не могут найти. Мы пытались дозвониться Айку, но домоправительница сказала, его нет дома и она не знает, где он может быть. Потом Лес позвонил шерифу, и тот сказал, что сделает все, что в его силах. Он отправил туда несколько человек, они-то сейчас и бродят там с фонарями.
        — А Лес еще надеется ее разыскать?
        — Конечно. Я бы отправила туда близнецов, но им завтра идти в школу.
        Каролин печально вздохнула.
        — Руби, ты думаешь, что есть шанс? Ну я имею в виду, что она не просто пропала, а ее кто-нибудь…
        — О, нет, нет, что ты?! У нас никогда не было здесь ничего подобного. Да и нет причины для ее убийства. Никто у нас никогда не верил в потайные клады, спрятанные деньги или другую подобную белиберду, даже дети. Когда-то шериф нашел несколько старых серебряных ложек, она пыталась их закопать возле дома, но он попросил ее больше никогда так не делать, и она его послушала. Так что нет даже намеков ни на какой клад. Я вообще-то думаю, она отправилась порыбачить.
        — А те, кто ее ищет, что думают? Надежда еще есть?
        — Ну в такую погоду… Ты сама понимаешь. В любом случае они будут искать, пока не найдут ее живую или мертвую. Да и кто сможет заснуть сегодня в теплой постели, зная, что бедная сумасшедшая женщина бродит где-то в горах? Послушай-ка, Каролин, почему бы тебе не прийти сегодня ночевать к нам? У нас новый цветной телевизор и полный кофейник свежего кофе. Я налью тебе самую большую чашку. Мы с тобой посидим вместе и обсудим то, что мне давно хотелось у тебя узнать,  — как ты будешь обращаться со своим малышом. Что скажешь о моем предложении?
        — Спасибо, Руби, но нет. У меня все в порядке. Я думаю, что в крайнем случае смогу позвонить Айку и узнаю у него, что с Мэтти. Я надеюсь, он уже дома.
        — Я звонила ему недавно, его еще не было. Домоправительница говорит, он взял на поруки парнишку, которого хотели посадить в тюрьму, и иногда по вечерам навещает его. Хочешь, я пошлю близнецов переночевать с тобой, чтобы ты не нервничала?
        — Нет, нет. У меня все прекрасно. Я хочу только попросить тебя об одной вещи. Когда они найдут ее… что бы там с ней ни было, позвони мне, хорошо?
        — Каролин, не волнуйся, обещаю тебе, ты первая обо всем узнаешь. Какие бы ни были новости, плохие или хорошие.
        Каролин опять накинула парку и пошла звать собаку. На этот раз где-то вдали залаяла какая-то собака, и тогда она подумала, может быть, Скинни крутится в самой гуще событий, и ей вряд ли удастся заманить его домой, пока все не успокоится. К тому же от него может быть и какая-нибудь польза, например, он может найти в темноте вещи Мэтти или ее саму.
        Она вгляделась в темноту, но почему-то больше ничего не смогла разглядеть. Внезапно ей пришло в голову, что племянник Мэтти Нофф притаился где-то рядом в темноте и, обезумев от страха, подстерегает еще кого-нибудь? Он может наброситься на нее в любую минуту…
        Ерунда какая-то.
        Но она все же заспешила в дом, заперла дверь, проверила все замки, потом осмотрела задвижки на окнах и опустила шторы. Она решила для безопасности запереть еще и внутренние двери. Да, если бы Айк видел ее сейчас, он бы очень усомнился в ее храбрости. Но может быть, она возьмет себя в руки, успокоится, и к ней вернется ее хваленая выдержка и храбрость?
        Она поднялась наверх в спальню, легла поперек кровати в темноте, не раздеваясь, накрыла голову подушкой и смотрела, как тонкий луч света пробивается в комнату сквозь неплотно задвинутые шторы. Она не стала раздеваться, потому что знала — скоро ей опять придется спуститься и позвать Скинни. Если бы они нашли Мэтти, они бы погасили фонари. Она лежала и прислушивалась к шуму автомобилей и грузовиков, гудящих на холме.
        Руби позвонит, Скинни вернется домой… У нее нет никаких причин, чтобы бояться.
        Она заснула.
        Ее разбудил страшный холод. Несколько секунд она не могла до конца проснуться и вспомнить, где находится. Почему она лежит поперек кровати в темной комнате? Ах, да… Мэтти пропала в горах. Она взглянула в окно и ничего не увидела. Тогда она поднялась, подошла к окну, широко раздвинула шторы. Горы были погружены в темноту. Ни один фонарь на склоне больше не светился. Она включила свет и взглянула на часы. Половина первого.
        Почему не позвонила Руби? Может быть, она так крепко спала, что не слышала телефонного звонка. Или может быть, новости о Мэтти такие плохие, что Руби не решилась тревожить ее ночью? Она знала, что звонить Руби сейчас уже слишком поздно, в любом случае не стоило ее будить, ей ведь приходится вставать очень рано, чтобы идти на мельницу.
        Свет внизу был погашен, в доме стоял ужасный холод. Она дотронулась до термостата в холле. Отопление было отключено. От холода и волнения ее начала бить дрожь. Первым делом надо позвать Скинни в дом. А потом, с ним вместе, станет спокойнее, он придаст ей храбрости. Она спустится в подвал и нажмет эту знаменитую кнопку. По дороге к двери она подхватила с вешалки парку и накинула ее на плечи.
        Она постояла на пороге, вглядываясь в ночь. Горы были окутаны морозной дымкой, она и не думала, что так бывает. Дрожа от холода, она звала собаку.
        — Скинни, Скинни, иди сюда, дружище! Я не собираюсь стоять тут всю ночь и получать пневмонию.
        Набрав побольше воздуха в легкие, она свистнула. В ответ — ни звука.
        — Сюда, Скинни, сюда, милый!
        Что-то темное появилось на краю лужайки, мелькнула чья-то тень. Она приближалась к ней. Нет… остановилась, затем двинулась снова. От страха у нее застучали зубы, она даже отступила назад. Это могла быть, нет, это невозможно… старая Мэтти.
        Темный силуэт приподнялся над землей и опять стал приближаться к ней. Затем упал, начал ползти… Она увидела белое пятно.
        — Скинни!
        Она бросилась к нему, подхватила и потащила к двери на свет. Здесь она разглядела что-то красное у него на подбородке, а пальцы ощутили что-то теплое и липкое. Она провела рукой по его груди и вдруг обнаружила отверстие, из которого пульсирующими толчками сочилась кровь.
        Спокойно. Она запустила руки в карманы, пытаясь найти что-нибудь, чем можно было заткнуть эту страшную дыру. Она нащупала старую хлопчатобумажную садовую перчатку. Каролин попыталась закрыть ею рану, через которую из Скинни уходила жизнь. Пытаясь подбодрить, она позвала его, но он, истощив в последних усилиях все свои силы, лишь лизнул ей руку и замер навеки.
        Когда она осознала, что он мертв, она разыскала старый плащ Джейсона и укрыла им Скинни. Затем вошла в дом, заперла дверь, смыла кровь с рук. Конвульсивная дрожь не прекращалась, ее сотрясало от пяток до макушки.
        Я напугана, сказала она себе, но должна взять себя в руки. Я должна думать о ребенке, эмоциональный шок для него опасен. Но что делать? Так, я позвоню Айку, расскажу ему, что случилось, и он сразу приедет.
        Надо позвонить по телефону, который стоит наверху. Даже сейчас кто-нибудь может стоять у окна и наблюдать за ней через неплотно задвинутые шторы.
        И все-таки, в любом случае нужно подняться наверх.
        Она быстро взбежала по лестнице, ее шаги гулко отдались эхом в пустом доме. Она не знала, сможет ли Айк сразу же приехать, но она попросит его. Она расскажет ему о том, что только что пришло ей в голову,  — что племянник Мэтти вернулся. Он убил Мэтти. Он убил Скинни. Неизвестно, есть ли у него причины ненавидеть Каролин, но почему-то ей все время кажется, он хочет то же самое сделать и с ней. Так что лучше Айку поспешить.
        Она закрыла дверь в спальню, заперлась на ключ. Села на пол, чтобы ее не было видно через окно, и придвинула к себе телефон. Пальцы сами готовы были набрать номер Айка, она представила себе его большой белый дом на холме, который отовсюду был виден. Она представила себе, как в его окнах загорается свет, когда ночную тишину разрывает ее телефонный звонок. И через секунду она услышит его голос…
        Она поднесла трубку к уху и стала ждать гудка. Но в трубке было тихо. Ни звука, линия умерла. Она несколько раз нажала рычаг, но все было бесполезно. В этой электрической игрушке стояло полное молчание.
        В глубине ее сознания возник голос.
        Слушай. Ничего опасного нет в том, чтобы прислушаться.
        Но она ничего не услышала, кроме стука собственного сердца.
        Осторожно, словно боясь разбудить нечто, она положила трубку на рычаг, осознавая биение своего сердца, осознавая холод.
        Она попыталась собраться с силами и как-то понять всю ситуацию целиком. Может быть, все выглядит так ужасно только из-за ночи. Мэтти Нофф где-то в горах, но это ужасное происшествие никак не связано с событиями, происходящими здесь, на лужайке перед ее домом. Возможно, лишь ее воображение так усложнило все и вывело на сцену этого дурацкого племянника, который сейчас спит в своей кровати где-то за тридевять земель.
        Ну а Скинни? Возможно, он опять придушил у кого-нибудь цыпленка, и разъяренный хозяин пристрелил его. Или это была месть за прежних цыплят — это могло быть вполне логично. Телефонная связь тоже прервалась по каким-то своим причинам, может быть, из-за сильного ветра или чего-нибудь еще…
        Поиски в горах шли слишком хаотично, все это понимали. Отопление отключилось, возможно, вытекло масло. Сколько времени прошло с того момента, как оно отключилось? Часа два? Дом старый, крепкий, за такой короткий срок он не остынет. Она положила руку на пол, решив попробовать, насколько он еще теплый. Неожиданно она почувствовала через щель сильный сквозняк. Непонятно, что это могло быть? Но так или иначе, через доски струей бил смертельный холод. Или это опять ее воображение? Внезапно она почувствовала запах гвоздики.
        Кровь застыла у нее в жилах. В сознании пронеслась картина: завтра утром ее найдет здесь Айк, поседевшую за ночь и совершенно сумасшедшую, даже больше, чем Мэтти.
        — Какая я дура, настоящая идиотка!
        Она поднялась. В голове созрело четкое решение — из этого дома нужно поскорее уходить.
        Беззвучно она открыла дверь спальни. Снизу к ней поднялась волна еще более сильного холода. И яснее, чем прежде, она ощущала аромат гвоздики.
        Она постояла без движения, пытаясь вспомнить, пытаясь восстановить то ощущение, которое испытывала в присутствии Луизы. Мир и любовь входили в душу вместе с этим запахом. Но это… это было что-то совсем другое. Луиза никогда прежде не приходила так, как сейчас. И запах гвоздики был другим, раньше он был тонким, едва уловимым, а этот отдавал какой-то смертельной, опасной силой.
        Но кто мог знать о ее особом отношении к этому запаху?
        Осторожно, ступенька за ступенькой, она начала спускаться. Наружная дверь была распахнута настежь. Она точно помнила, что запирала ее на ключ.
        Быстро, стараясь произвести как можно меньше шума, она сошла вниз, прикрыла дверь. На улице было смертельно холодно. Она боялась поднять глаза и осмотреться.
        Очень медленно она повернулась. А когда повернулась, то первое, что увидела, была надпись — «Луиза».
        Могильный камень лежал на маленьком столике перед камином. Он выглядел так, будто был здесь всегда. Маленькая ваза из зеленого стекла стояла на нем, книга мирно распахнула свои страницы.
        Свет стал каким-то тусклым. Она почувствовала, что погружается в бездну вязкого, удушающего ужаса.
        Но сейчас она знала наверняка. Это не могла быть Луиза, если она испытывает такой страх.
        Руки из плоти и крови убили Скинни, выключили отопление, перерезали телефонный провод, принесли и положили на стол могильный камень через несколько минут после того, как она поднялась наверх.
        Она также знала, когда она запирала дверь, в доме уже кто-то был, она заперлась вместе с ним. Теперь она знала, что за ней неотступно наблюдали из темноты. Где бы она ни находилась, в гостиной, на кухне, в подвале, теперь за ней пристально следили чужие глаза. Из темных углов, через замочную скважину в спальне, из-за занавесок на окнах кто-то высчитывал, может быть, расстояние для прыжка, измеряя степень ее страха.
        Она исполняла какую-то роль в чужой пьесе, роль кого-то, кто был смертельно напуган привидением. Весь страх останется позади, как только она покинет этот дом.
        Да, в самом деле, напугать ее не стоило большого труда. Но стоило ей подумать о руках из плоти, как она почувствовала, что страх начинает слабеть, теперь, по крайней мере, она могла двигаться. Вместе с движением к ней вернулась способность соображать, и в сознании стали один за другим выстраиваться вопросы:
        «Почему кто-то хочет, чтобы она покинула этот дом, в чем причина?» — нет ответа.
        «Деньги?» — у нее почти ничего нет.
        «Здесь скрыт неизвестный клад, как в саду у Мэтти Нофф?» — не похоже.
        Она лишь четко понимала одну вещь — это был кто-то, кто знал о Луизе. Но кто?
        Джейсон? Он знал о доме все, мог легко пройти в холл, у него были ключи. Может быть, он и не желал развода. Хотел, чтобы права на владение участком перешли ему. Может быть, он узнал, что на их участке зарыто золото или обнаружено нефтяное озеро?
        Бред, Джейсон не мог убить Скинни.
        Эллен? Каролин взяла сумочку с каминной полки. Она обожает детективные романы. Она осуждает меня из-за Харви и из-за денег, которыми, по ее мнению, Харви ссужал меня слишком щедро.
        Нет, нет, этого слишком мало для того, чтобы так преследовать или убить Скинни. Это не может быть Эллен.
        Харви? Он ненавидит меня, и ненависть его может быть сильной. Холодными пальцами она раскрыла сумочку, нащупала бумажник. Но Харви еще в клинике. Даже если он и вышел из клиники, он не смог бы притащить камень с горы, внести его в дом.
        Кто еще знал о Луизе? Зенди. Айк Адамс. Да весь городок…
        Она подошла к входной двери. Стянула с вешалки теплую парку, натянула на себя. Осторожно открыла входную дверь. Ей казалось, она ощущает взгляд на своем затылке. Кто бы это ни был, он не мешал ей уйти.
        Выйдя в сад, она постаралась не смотреть в сторону мертвой собаки, прикрытой плащом, но краешком глаза все же заметила этот беспомощный, распростертый на ледяном газоне силуэт. Сейчас надо пройти под деревьями. Вот дорожка из плит, камень за камнем, она все идет. Сейчас она окажется в круге яркого света. Что может быть глупее ее роли? Может быть, побежать? Тот, кто наблюдает за ней, ждет, чтобы она побежала. И все-таки она ускорила шаг. Скорей бы добраться до дороги, там уже недалеко до города. Но дорога могла обледенеть, там стало скользко… Слава Богу, у нее шипы на шинах, слава Богу, она вовремя убралась из этого дома.
        Она стала осторожно пробираться к сараю. Рука сама попыталась нащупать ключи в сумочке. От ужаса она остановилась. Ключей не было, кто-то взял ее ключи. Она судорожно перебирала вещь за вещью: бумажник, губная помада, платок, чековая книжка…
        Вдруг она вспомнила, что оставила ключи в кармане кораллового пальто. Она брала их с собой, когда они днем ездили к Мэтти.
        Иди назад.
        Нет. Только не возвращайся в этот дом. Иди по дороге к Джинтерам. Ты поскользнешься, сломаешь ногу, упадешь и будешь лежать, пока не замерзнешь.
        Можешь даже потерять ребенка.
        Она зажала рукой рот, пытаясь унять дрожь. Что делать?
        Тот, кто сейчас в доме, хотел одного, чтобы она убралась отсюда. Вот и все. Он не знал, что у нее в сумке нет ключей. Она вернется только на мгновение, возьмет ключи из кармана пальто, оно висит сразу за дверью. Она только сделает шаг и протянет руку…
        Это кто-то, кого я знаю. Это никакой не племянник Мэтти Нофф. Мне в принципе некого бояться. Джейсон, Эллен, Харви… они ведь цивилизованные люди.
        Она вернулась обратно. Тихо открыла дверь и сразу услышала шум отопления. Она встала у двери и протянула руку к коралловому пальто.

* * *
        Харви вошел в кухню из холла, он, должно быть, спускался в подвал, чтобы нажать кнопку. На нем был тяжелый плащ с меховым воротником.
        ГЛАВА 25
        Каролин очень расстроилась, увидев, что это Харви. И она прошептала, будто ситуация была самой обычной и дело происходило днем:
        — Я забыла мои ключи.  — А затем: — Я думала, ты еще в клинике, Харви.
        — Клиника надоела мне до смерти.
        Он быстро шел к ней. Он блокировал выход, встав у двери и опершись своей большой рукой о стену, как раз над вешалкой. Он прохрипел:
        — Теперь это мой дом. И хватит этой ерунды с запорами. Я вступаю в право обладания моей собственностью. На девять десятых дом принадлежит мне по закону.
        Его глаза сверкали каким-то неестественным блеском, словно он стал каким-то живым подобием чучела, словно они были сделаны из стекла не очень умелым, может быть, сумасшедшим ремесленником. Его волосы торчали в разные стороны, как будто никогда не знали щетки.
        — Они прислали меня.
        — Они?
        Каролин попыталась выдавить улыбку.
        «Я не должна была возвращаться сюда,  — подумала она.  — Я могла бы спрятаться где-нибудь в сене до утра».
        — Женщины. Они ненавидят Луизу и ненавидят тебя. Для этого они избрали меня. Они сказали мне, что я должен делать.
        Он с презрением взглянул на нее сверху вниз.
        — Ты, конечно, веришь во все это, у тебя была возможность убедиться в их существовании. И ты знаешь, что все это правда.
        — Да, Харви, конечно, Харви. Мои ключи в этом пальто.
        Она с удивлением заметила, что играет по его странным правилам, и не может ни плакать, ни умолять, ни убеждать.
        — Они в моем розовом пальто, под твоей рукой.
        Он бросил взгляд в сторону:
        — Розовом? Что случилось с твоими глазами? Пальто не розовое.
        — Хорошо, пусть не розовое.
        Ее согласие выглядело слишком поспешным. Она решила попытаться воззвать к его здравому смыслу:
        — Если бы было потемнее, оно было бы точно такого же цвета, как то кресло, которое ты купил в Испании.
        — Какое кресло?
        — То, что ты прислал мистеру Орру.
        — Да, Орру… Прекрати молоть чепуху! Кто такой Орр? Орр, Орр — это та лодка, что вынесла тебя из потока?
        Он захохотал истерическим фальцетом так, что где-то на полке, как ей показалось, звякнули тарелки.
        — Повеселимся, Каро. Выходи за меня замуж, сказал я однажды кому-то, кто был никем. Или кто скоро будет никем!
        Он поднял руку, и Каролин неожиданно заметила под его локтем голубой листок из записной книжки. На нем четким почерком ярким фломастером было написано то, что она могла бы прочесть оттуда, где стояла.
        Но ей не нужно было даже читать, она сама написала эти слова совсем недавно — «Я очень сожалею, что у некоторых вещей бывает такой конец, как этот». Она легко узнала собственное написание буквы «С». Завтра найдут эту записку. Айк Адамс будет первым, кто найдет ее.
        Записка перед самоубийством.
        — Ох, Харви, дай мне, пожалуйста, ключи!
        — Конечно.
        Он сунул руку в карман ее пальто, достал ключи и положил их на ладонь. Когда он повернулся к ней, уголки его рта были печально опущены.
        — Они говорили мне, что я должен сделать. Это будет немного страшно, ты знаешь.
        — Я знаю. Я знаю. Ты великолепен. Ты всегда великолепен, Харви. Ты использовал какой-то дезодорант, да?
        — Ты заметила?  — Он с удовлетворением улыбнулся.  — А камень заметила? Это стоило мне немалых трудов, знаешь.
        — Да, да.
        — Ну и конечно, я сам это все придумал.
        Рука Каролин потянулась к ключам, она уже коснулась их кончиками пальцев.
        — Как тебе все-таки удалось притащить камень с горы, куда его отнес Джейсон?
        — Глупышка. Ты всегда чересчур верила тому, что тебе говорят, не так ли? Он просто кинул его под дом. Вот и все. И никуда не думал уносить. Когда я сказал, что он стоил мне трудов, я имел в виду то, что в моем возрасте нелегко лазить под дом.
        — Конечно, тебе же надо было вытащить его, верно? Но, Харви, тебе же нельзя поднимать такие тяжести.
        — Они помогли мне поднять его.
        — Значит, ты их видел?
        — Этих женщин? Да, их восемь. Они стали по две с каждой стороны и навалились очень дружно. Знаешь, я разыскал их, и это было очень нелегко. Но они появились, пришли из Корнуолла. У них такие знакомые имена — Картер, Гудвин, Хантер, Картрайт…
        Ее губы стали совсем сухими. Пальцы коснулись ключей на его ладони и взялись за кольцо. Она тихо прошептала:
        — Но ведь женщины ушли, Харви.
        — Они ждут, ждут нас обоих. Пойдем, они ждут.
        — Но они не могут причинить мне вреда, эти женщины. Ведь ты сам об этом говорил, Харви. Мертвые не могут обидеть живых.
        Он кивнул своей большой головой и улыбнулся.
        — Да, да, все верно. Поэтому им необходим я. Я оказался тем, кого они выбрали. Они каким-то образом узнали, что только я могу сделать то, что нужно. Ясно, что никто другой не сможет этого.
        Его рот искривился, будто он собирался заплакать.
        — И я не могу отказаться, потому что, кроме них, я никому не нужен.
        — А я? Харви, ты не должен думать, что я…
        — Тихо. У тебя был шанс.  — Мимика его лица менялась так невероятно быстро, словно за всеми его выражениями стоял не живой человек, а какая-то дикая машина, набирающая обороты.  — А теперь слишком поздно. Они обожают меня. Они хотят меня. Луиза среди них. Они не могут коснуться ее. И тебя тоже не могут коснуться. Но я…
        Он мягко рассмеялся, но вдруг этот легкий смех перерос в хохот, вышел из-под контроля, лицо его покраснело, глаза наполнились слезами.
        Но ключи были уже у нее в руке. Он отдал их с такой легкостью.
        Слишком легко. Кольцо ключей было у нее на пальце. Она переложила их в другую руку.
        — О, Харви…
        — Не прикасайся ко мне. Пошли, они ждут.
        Он распахнул перед ней дверь драматическим жестом, как актер из шекспировской трагедии, и произнес:
        — Я могу вызвать духов из глубокой тьмы. Они явятся, как только я призову их.
        И он орал в ночь:
        — Патриция Картер, Друзилла Хантер, Эмили Гудвин!..
        У Каролин перехватило от ужаса дыхание. О, Господи, эти женщины стоят перед его глазами и живы в его сумасшедшем воображении. У нее возникло желание убежать от него. Но он слишком близко, он буквально дышал ей в затылок.
        — Иди.
        Он грубо подтолкнул ее.
        Итак, это была игра, кроме всего прочего. В последних проблесках разума, еще присутствовавшего в его сознании, он продолжал эту игру. И она должна была строго следовать его правилам, до самого конца.
        Конец. Она вздохнула. Машина — вот где будет конец.
        Она попыталась представить себе тех женщин, которых видел он.
        — Все в порядке, Харви, я иду.
        — Я должен пойти с тобой.
        Он шагнул за ней через порог и положил руку ей на плечо.
        — Я тоже ухожу.
        Его глаза смотрели ей прямо в лицо, и голос стал совершенно нормальным. Со стороны было невозможно догадаться, что тут в действительности происходило. Любой посторонний решил бы, что дружелюбный гость провожает не очень уверенную хозяйку, опасающуюся тьмы.
        Слова пронеслись у нее в сознании, она как бы прочитала их: «Он пойдет с тобой до машины. Он хочет убедиться, что ты села в машину. Осторожно, Каролин, иди. Иди, Каролин, иди. Бежать? Нет, нет, Каролин, не беги. Думай».
        Они обошли дом слева, мысли у нее понеслись быстрее.
        «Я смогу от него убежать, он так же неуклюж, как прежде. Но у него есть пистолет, ведь он стрелял в Скинни. Странно, он не заметил, что Скинни дополз сюда».
        А потом она подумала: «Возможно, я могу оттолкнуть его, и он упадет. Может быть, это самое лучшее, сильно толкнуть его и бежать, тогда он выпустит меня».
        Но он и не думал выпускать ее. Нет, Харви ее не выпустит. Его пальцы, словно прочитав ее мысли, вдруг сдавили ее с такой силой, что, даже несмотря на парку, ей стало больно.
        Она где-то читала, что некоторые сумасшедшие во время своих приступов становились очень сильными, гораздо сильнее обычных людей, теперь она готова была в это поверить. От боли она чуть не приседала под железным давлением его руки.
        Они шли по замерзшей земле. Звезды горели необыкновенно ярко. Взошла луна. Харви направлял ее к сараю. В темноте она увидела его «остин», стоящий там, как маленькое привидение. Машина стояла лицом к входу. Она вынула из кармана ключи и резко откинула их в сторону, крича при этом:
        — Ой, ключи, я их выронила!
        Он резко прижал ее к себе, придавив своей огромной тушей:
        — Ты выбросила их, сука. Ты пытаешься обмануть меня! Как мне это надоело…  — Вдруг он стал снова почти спокойным.  — Мне не понадобятся ключи, чтобы завести машину.
        Он распахнул дверь и толкнул ее внутрь.
        — Залезай.
        Она больно ударилась об угол от его толчка и забралась в машину. Вглядевшись в темноту, она заметила, что в сарае стоит еще одна машина, огромная, черная. Такой у Харви еще никогда не было.
        Умница, Харви. Он никогда не берет машины одной марки, чтобы труднее было его идентифицировать.
        — Подай отвертку.
        — Отвертку?
        — Отвертку, дура. Она справа от тебя под сиденьем.
        На какое-то мгновение она подумала, что могла бы использовать ее как оружие. Но потом послушно сунула руку под сиденье и обнаружила там небольшую отвертку. Странно, что она не обнаружила ее раньше. Она отдала ее Харви. Через секунду она услышала, как заработал мотор. Машина зарычала, и в ней проснулась жизнь.
        — Пожалуйста, Харви. Не надо… не…
        — Да!
        Его лицо нависло над ней, губы приоткрылись, обнажив в страшной ухмылке зубы.
        Она отпрянула от незнакомого, отталкивающего лица.
        Он ткнул ей под ребра пистолетом.
        — А сейчас давай, поезжай к своему любовнику, к этому невежественному адвокату из деревни. Я видел вас сегодня вместе. И я видел, как он на тебя смотрит.
        — Ты видел?  — переспросила она, стараясь выиграть время и отвлечь его. Она переключила зажигание и крепче схватилась за руль.
        «Руль! У меня в руках руль!» — внезапно осознала она.
        Она может ехать…
        Она нажала на педаль, и машина медленно тронулась. Но потом она включила вторую передачу и помчалась, как угорелая. Поворот, еще один, она уже приближалась к дороге. Перед этим выездом на дорогу полагалось притормозить, она нажала на педаль, и как в чудовищном, кошмарном сне, педаль тормоза провалилась в пол, совершенно не повлияв на поведение машины.
        Харви вывел тормоза из строя. А после того как она выедет на дорогу и должна будет ехать под уклон, она вообще не сможет контролировать ситуацию. Склон… Если бы с другой стороны был подъем, она могла бы погасить скорость, попытавшись по инерции подниматься куда-нибудь вверх, но с обеих сторон был только спуск. Но с той, с правой стороны спуск все-таки чуть-чуть более пологий… Она хуже его знала, но он всегда казался ей более легким.
        Дорога мелькнула перед ней серой, почти незаметной лентой, но она вписалась в поворот.
        Вот и спуск. Сейчас он станет круче и очень извилистым. Она не настолько долго водила машину, чтобы справиться с этим…
        Но она сжала изо всех сил руль и повела машину вниз. Внезапно она вспомнила яростный вопль Харви, когда он гнал ее. Несчастный, ему, вероятно, было хуже, чем ей… Прочь ненужные мысли. Она увидела впереди темный обрыв. Каролин едва успела среагировать, едва ушла от этой темной тени, обещавшей вечный покой, как вдруг сбоку оказался еще один… Она сглупила, как всегда, она забыла, что с этой стороны тоже есть склон, и хотя он не обрывистый, он такой же глубокий, как и первый…
        Вдруг заднее колесо сорвалось с дорожной ленты. Она почти физически почувствовала, как машина теряет опору под колесами. Теперь колесо не могло въехать на дорожное покрытие, оно со страшным визгом протащилось до бордюрного камня, ударилось о него, и машина стала разворачиваться.
        Теряя управление, Каролин все-таки не разжимала рук, стараясь что-то сделать с машиной. Ей очень хотелось закрыть голову руками, но она позволила себе этот жест, только когда ее «остин» окончательно сорвался на склон и полетел вниз.
        Ударяясь, Каролин окунулась в какофонию звуков, ударов бьющегося стекла, металла, треска разрываемого корпуса, визга металла о камни, грохота осыпающихся камешков… И еще она слышала торжествующие крики и пение несвященных, «темных» псалмов. Под этот гомон она потеряла сознание.
        Мир возвращался к ней очень медленно. Но звуки были мягкими, не угрожающими, они потеряли всякую пронзительность.
        Скорее они стали какими-то монотонными. Нет, это не звук, это ее собственный стон. На губах она ощутила землю, песок непонятным образом набился ей даже в рот.
        Еще она ощутила давящую на нее тяжесть, она попыталась оттолкнуть ее, но поняла, что не может даже поднять руку.
        Затем раздался голос Руби:
        — Лежи спокойно, Каролин. Лес пошел за домкратом. С тобой будет все в порядке, родная, только лежи пока спокойно.
        Огни машин, вой сирен и темное небо, погружающееся в дымку. Туман снова окутывал ее сознание. Звезды улетали куда-то вдаль. Она теряла сознание и шептала:
        — Руби… ты живая, ты — человек… Вы осторожнее там… Где Харви, помнишь его? Не пускай детей. Он там, в доме…
        — Его больше нет. Не думай о нем. Он свалился и умер. Упал и умер на месте, как бедная Мэтти Нофф. Боже, Боже, что за ночь! У ужаса нет имени. Не плачь, Каролин! Лес сейчас придет. Лежи спокойно.
        Но она боролась. Она попыталась выбраться, встать на ноги, но все-таки утонула в окружающей тьме, не справившись с удушливой болью.
        Шум грузовика. Она чувствовала, как ее поднимают.
        Голос Руби, полный печали:
        — Бедная Каро! Лес, кажется она была беременна…
        ГЛАВА 26
        Эллен пришла в клинику.
        — Ну, конечно же, я здесь, милая, неужели ты думала, что я могу не прийти? Джейсон тоже настаивал, чтобы я пошла. Это невероятно печально, но, может быть, все к лучшему… Дорогая, ты должна услышать это от меня, а не от посторонних, я имею в виду Джейсона и Зенди. Они, вероятно, скоро поженятся. У Зенди внезапно умерла бабушка, а эти европейские замки такие большие, туда можно пускать туристов, для Джейсона это был бы прекрасный бизнес. Он обожает заниматься такими вещами. Только Небо знает, сколько я натерпелась за это время. Но Харви оставил мне немного денег. Я позвонила его адвокату, и он уверил меня, слава Богу, что с завещанием не будет никаких проблем. Бедняга Харви, он вел себя, как берсеркер. Они попытаются поговорить с тобой о его вменяемости, но если ты не хочешь, можешь просто послать их и все. В конце концов полиция для того и существует, чтобы их посылать, разумеется, если разговор не идет о штрафе дорожному патрулю. Милая, если ты устала, я уйду, но я только хочу сказать, что все прекрасно…
        Каролин закрыла глаза и попыталась больше не слушать. Тем более что Айк ждал снаружи, в коридоре, потому что двух посетителей одновременно в палату не пускали.
        Наконец он вошел, сел рядом с Каролин и взял ее за руку, не говоря ни слова. После Эллен этот контраст был таким замечательным, что она даже попыталась улыбнуться.
        И еще она чувствовала покой и доброту, которые вошли в комнату вместе с ним. Она ощущала его присутствие даже с закрытыми глазами, как когда-то ощущала присутствие Луизы.
        Наконец после тысячелетнего ожидания он сказал:
        — Девочка, прости меня. Прости, что не уберег, что твое дитя…
        «Она почти вернулась обратно, Луиза».
        Слова эти, как огромные серые валуны, перекатывались у нее в сознании.
        Когда она заговорила, голос ее был полон печали:
        — Айк, когда-то он был моим другом. Может быть, он им и остался. Не тот, которого я видела в последнюю ночь, а прежний, каким я его помню, когда он помог мне с домом, с машиной, со всем на свете.
        — Понимаю. Только — ш-шшш. Тебе нельзя говорить. Если сиделка услышит, она выгонит меня без раздумий.
        Она сделала глубокий вдох и снова попыталась улыбнуться. Он сказал:
        — Девочка, моя девочка…
        Его пальцы сжали ее руку.
        Она увидела его глаза совсем рядом. Они действительно были как серый гранит, из которого в небольших городах любят строить здания суда. И в их глубине таилась та сила, которая ей так была необходима.
        И они обещали бесконечную радость.
        Любовь и смерть на Гавайях
        ГЛАВА 1
        Ночь длилась бесконечно долго. Сара Мур, лежавшая на узкой и высокой кровати, почувствовала облегчение, когда рассвет окрасил окно серым, а стены желтым. В палате дальше по коридору какая-то женщина стонала всю ночь, то затихая, то снова принимаясь за свое. Теперь стоны прекратились. То ли женщине полегчало, то ли подействовали обезболивающие лекарства, то ли она скончалась. Спрашивать было бессмысленно. Больничный персонал все равно никогда ничего не говорил. Они явно прослушали курс ослепительных улыбок и уходов от ответов.
        Сара закрыла глаза, хотя прекрасно понимала, что сейчас ей уже не заснуть. Сегодня для нее день начинался раньше, чем обычно. Она должна была пройти последний анализ — катетеризацию сердца. Доктор Дарем сказал, что это совершенно не страшно, и обещал прийти пораньше, чтобы подробно объяснить, что от нее потребуется.
        Саре очень нравился доктор Дарем. Поскольку он успел овдоветь, медсестры делали вид, что прекрасно догадываются о ее романтических чувствах к доктору. Он был ровесником ее отца, но выглядел даже старше из-за редеющих коротко подстриженных волос и заметного брюшка. Он заведовал гематологическим отделением, и когда в начале апреля Сара только поступила в больницу, Дарем проявил большой интерес к ней, а вернее к ее странным симптомам. Он сразу сказал ей, что предположения были в высшей степени неутешительные. На все ее вопросы доктор Дарем давал исчерпывающе подробные ответы.
        Когда Саре назначили спинномозговую пункцию, доктор Дарем согласился, что ничего приятного в этом нет. Но добавил: «Проверить, что представляют собой клетки спинного мозга, крайне важно: нужно исключить некоторые нежелательные варианты. Конечно, момент, когда станут брать пробы, возможно, не из самых приятных, но я обещаю, что это вполне терпимо. И еще я обещаю вам, что этот анализ не принесет вам дополнительных огорчений».
        Неприятности Сары начались весной с того, что у нее заболело горло, а также поднялась температура. Сбитый с толку семейный врач, исчерпав все свои ресурсы, направил ее в Сент-Луис, в больницу Брилла, где целых пять недель у девушки брали всевозможные анализы и показывали ее разным специалистам.
        За это время история болезни двадцатипятилетней Сары Мур превратилась в пухлый том графиков, карт, таблиц и описаний всех заболеваний, которые она успела перенести с младенчества. Кроме того, там перечислялись сведения об аллергиях ее родственников, о единственной беременности ее матери и причинах кончин всех ее бабушек и дедушек. Образчики ее крови — отрицательный резус, группа Б,  — крутили на центрифуге, размазывали по стеклышкам, разглядывали под микроскопом, подсчитывали лейкоциты и эритроциты. Все ее внутренности были подвергнуты тщательному изучению, в том числе и с помощью рентгена. Была проведена биопсия всех желез и тканей. Короче, еще немного, и, проглядев эти графики и сводки, врачи могут с уверенностью сказать — это Сара Мур.
        Чтобы составить более полное представление о Саре, о чем по понятным причинам, умалчивалось в истории болезни, следует упомянуть очень светлые волосы, голубые глаза и веснушки. У нее был рост пять футов четыре дюйма, и ее фигурка, несмотря на достаточно скромные формы, смотрелась очень даже неплохо.
        Ее лицо с тонкими чертами выглядело всегда спокойно-умиротворенным, и даже могло показаться, что у его обладательницы начисто отсутствуют мечты и фантазии…
        У нее были родители, которые любили ее и которых она тоже очень любила. Они жили в уютном доме в симпатичном, хоть и приходящем в упадок городке в штате Иллинойс. Сара закончила колледж два года назад, но пока что не нашла себе преподавательской работы. Впрочем, она с удовольствием работала в детском саду мисс Джейни. Сара бренчала на пианино, носилась за детьми по игровой площадке, расстегивала и застегивала курточки и штанишки, вытирала носы, попки, глаза, испытывая самые теплые чувства к своим питомцам. Раз в неделю она появлялась в местном доме престарелых. Общественное мнение сводилось к тому, что Сара Мур — самая милая девушка во всем Вудсривере.
        Сейчас на столике в ее палате стояло несколько горшков с растениями и букет роз сорта «мир», которые принес доктор Дарем. Но когда Сара только поступила в больницу, вся палата была заставлена цветами. Сестры разносили излишки по другим палатам и дивились такому энтузиазму, но вскоре им все стало ясно. Сара Мур и впрямь была очаровательна. Она никогда не жаловалась, не капризничала и не пользовалась кнопкой вызова дежурной сестры.
        Но никто из тех, кто вроде бы хорошо знал Сару, даже и не подозревал, что где-то глубоко внутри существовала Недовольная Девица, которая кричала криком, словно та женщина в палате дальше по коридору. Это была очень грубая особа. Она не обращала никакого внимания на окружающих, и ей было решительно наплевать на то, как они к ней относятся. Ее совершенно не прельщали лавры самой симпатичной девушки в Вудсривере.
        Сара заворочалась на узкой больничной кровати, чтобы как-то согреть ноги — они мерзли все пять недель, которые она тут провела. Ей снилось, что она спит в теплой широкой постели с молодым человеком, которого она никогда не видела наяву.
        Сара с удивлением заметила, что плачет. Раньше с ней никогда такого не случалось.
        ГЛАВА 2
        Открылась дверь палаты, и вошла медсестра. Судя по желтоватым волосам и агрессивно выдававшимся вперед зубам, это была миссис Харр.
        — Доброе утро, доброе утро, доброе утро,  — энергично произнесла она, словно отдавая приказ утру быть добрым.
        Когда-то давно эта особа явно закончила с отличием курс ослепительных улыбок. Все ее движения говорили о том, что годы ни в коем случае не способны погасить ее энтузиазм.
        Сара украдкой вытерла глаза, прекрасно зная, что ее слезы будут тотчас же зафиксированы, где положено.
        — Ой, я так прекрасно себя чувствую, когда прихожу утром на дежурство! Особенно если утро такое прекрасное, как сегодня. Я просто обожаю эти первые теплые денечки. А вы?
        — И я,  — сказала Сара.
        — Я люблю вставать пораньше и приниматься за дело.  — Миссис Харр громко рассмеялась. Ее зубы грозно сверкнули, словно норовя вцепиться во что-нибудь живое. Она схватила термометр с такой энергией, которая была бы уместна при поднятии штанги, и протянула его Саре.  — Нет, вы только полюбуйтесь на эти розы! Ну и ну! Прелесть! Готова поспорить, что я знаю, кто их презентовал! А теперь угадайте, что я вам принесла.  — Одной рукой сестра схватила запястье Сары, другую сунула в карман.  — Еще один бланк участницы соревнования. На нем ваш счастливый номер, и не надо ни за что платить.
        Сара пробурчала, глядя на термометр:
        — Ну, чего я не выиграю на этот раз?
        Миссис Харр досчитала пульс Сары, аккуратно записала его и лишь после этого воскликнула:
        — Какое неправильное отношение к жизни! Нет, Сара, милочка, всякий раз, когда вы вступаете в соревнование, вы должны говорить себе: я выиграю, я непременно выиграю. На этот раз вы выиграете яхту! Помяните мое слово.
        — Хорошо! Отлично. Положите бланк вон туда, на ту стопку, где остальные…
        — Я знаю, что вся больница собирает для вас эти бланки. От вас требуется лишь заполнить и отослать. А когда придет лето, когда вы поправитесь, то поплывете в выигранной вами яхте, закутавшись в выигранную норковую шубку, сверкая выигранным бриллиантовым кольцом и слушая магнитофон с годовым запасом бесплатных кассет.
        Миссис Харр запрокинула назад голову и громко захохотала, очень довольная собственным остроумием. Миссис Харр всегда умела поднять настроение! Сара послушно улыбнулась.
        Все еще продолжая радоваться своей шутке, миссис Харр быстро вынула термометр, записала температуру, потом сказала:
        — А теперь снимите ночную рубашку и наденьте этот прелестный наряд. Завтрака сегодня не полагается. Но вы это и так знаете. Сейчас я сделаю вам маленький укольчик, вроде того, что вам делали перед той пункцией. Ну-ка, ну-ка, давайте я вам помогу. Скажите, почему же такая прелестная молодая женщина, как вы, и не замужем?
        Если и существовал ответ на этот вопрос, Сара пока что не могла его найти.
        Взгляд миссис Харр впился в лицо Сары, а рука схватила шприц и ватку, лежавшие наготове.
        — Просто вы, наверное, как говорится, папина дочка. Да, да! Я это сразу поняла, как только увидела ваших родителей. Когда они пришли вас навестить. Они оба очаровательны, но ваш отец — вылитый школьник, долговязый школьник.
        — На самом деле он директор школы. Мама очень расстраивается, что он выглядит так молодо, и она старается воспрепятствовать этому любыми способами — диетой, упражнениями…  — Сара закатала рукав грубой ночной рубашки, почувствовала холодок от спирта, которым миссис Харр протирала место будущего укола. Затем в кожу вонзилась иголка. Миссис Харр делала уколы с таким веселым напором, что боли почти не чувствовалось.
        — Подержите ватку!  — распорядилась она и понеслась к следующей жертве.
        Когда в палату вошел доктор Дарем, Сара по-прежнему прижимала ватку. Ей сразу сделалось легче от его спокойных манер. Он взглянул на температурную карту, а затем улыбнулся своими добродушно глядевшими на нее карими глазами.
        — Ну как наша девочка сегодня? Хорошо спала? Никакой тошноты, дурноты?
        — Нет, какая уж тут тошнота, раз вы мне все рассказали, что и как,  — отозвалась Сара, обрадованная его появлением.  — Я знаю, что со мной будут делать.
        — Ну, что ж, вам ввели демерол и скополамин.  — Доктор Дарем приставил стул к кровати Сары.  — Во рту, правда, может появиться некоторая сухость, но вообще это хорошее сочетание. Немножко притупляет сознание. Кажется, что все происходит во сне… Вы будете в сознании, но не волнуйтесь: вы мало что запомните. Через час за вами придут и спустят в нашу лабораторию — это нечто вроде операционной.
        — А вы туда тоже придете?
        — Ну конечно. Правда, проделает все это другой врач, но я буду рядом.
        — Отлично. Если вы будете рядом, я согласна! А что потом?
        — Сначала они введут немножко прокаина в пах, чтобы вы ничего не чувствовали, потом сделают маленький надрез, чтобы можно было ввести в бедренную артерию катетер. Он тонкий и мягкий — словно хорошо сваренная макаронина. Его будут проталкивать все дальше и дальше, пока он не достигнет сердца. Потом в артерию введут красящее вещество и начнут делать рентген, снимок за снимком. Вы услышите «бу-бу-бу» — это будут падать кассеты. А я буду стоять рядышком и смотреть на экран.
        — Но если что-то там окажется не так, вы мне скажете?  — осведомилась Сара, стараясь скрыть волнение.
        — Да. Вообще-то снимки еще потребуют подробного изучения, но если что-то не в порядке с сердцем, то, конечно, я смогу сказать это сразу же. Учтите, Сара, это ваш последний анализ. Вы пожаловали к нам с жутковатым набором симптомов. У вас подозревали страшные вещи — болезнь Ходжкинса, лейкемию, лимфосаркому, сложную миелому, серповидноклеточную анемию, но мы по очереди отбрасывали один страшный недуг за другим. Ваши клетки в полном порядке, вы уж мне поверьте. Надеюсь, что после этого анализа мы со спокойной душой сможем отправить вас домой, удостоверившись, что вы совершенно здоровы.
        — У меня уже начинает немного кружиться голова,  — призналась Сара.  — Все плывет…
        — Отлично. Вот вы и вплывете в нашу лабораторию кардиологических исследований.  — Доктор Дарем похлопал Сару по руке и поднялся со словами: — До скорого свидания.
        Какой симпатичный человек, подумала Сара. Очень милый, несмотря на его животик.
        Когда за ней пришли, Сара не знала, сколько прошло времени после укола: несколько минут или час. Ее переложили на носилки, пристегнули ремнями, и она поехала на каталке по коридору. Сара почувствовала, что спускается в лифте, потом каталка остановилась в другом коридоре. Она прикрыла глаза, чувствуя себя вполне умиротворенной. Голова кружилась, но все равно никаких неприятных ощущений это не вызывало. Санитар произнес фразу, из которой Сара поняла, что она будет тут какое-то время, пока он сходит в лабораторию и узнает, можно ли ему доставить пациентку.
        Сара хотела сказать: «Не торопитесь», но губы совершенно не слушались ее. Ей было странно, что во рту так пересохло, а пить вовсе не хотелось. Вскоре ей показалось, что над ее головой начали шептаться двое мужчин.
        — Это та самая?
        — Да, та самая.
        — И она должна?..
        Должна что? Умереть? Сейчас, еще немного, и она сумеет поднять голову и напугать их…
        — Такая молоденькая. Вы уверены, что она…
        — Я просмотрел ее историю болезни. У нее нет шансов.
        Сара заставила себя открыть глаза. Но когда она приподняла голову, то увидела только два удалявшиеся силуэта. Хотя Сара и была пристегнута ремнями к каталке, она стала извиваться, стараясь освободиться. По коридору туда и сюда проходили люди, в том числе врачи и медсестры. Прошел санитар, кативший тележку с грохотавшими бутылками.
        «Это у меня нет шансов?»
        Как странно. Похоже, когда в голове окончательно прояснится, ей придется всерьез поразмыслить над этим. Это вполне заслуживало внимания. Нет шансов.
        Но тут вернулся ее санитар, и каталка двинулась дальше. Ехать пришлось недолго. Они завернули за угол и оказались в помещении, очень похожем на операционную. Судя по всему, это была та самая кардиологическая лаборатория, о которой говорил ей доктор Дарем.
        Сара увидела несколько ящиков, весьма похожих на обычные телевизоры. Когда ее перекладывали с каталки на операционный стол, она успела заметить, что сзади, за ее головой, находится большой экран.
        Вокруг нее маячили фигуры в зеленом. С полдюжины зеленых фигур. Кое на ком были большие фартуки и черные перчатки. Черные перчатки вызвали вдруг в памяти Сары старую песенку «Микки-Маус, Микки-Маус» из телесериала, который она любила смотреть, когда была еще совсем маленькой. Сейчас она чувствовала себя такой же беззаботной, как и тогда…
        Человек в зеленом халате опустил маску, и на Сару посмотрели приветливые карие глаза доктора Дарема.
        — Ну, как себя чувствуете?
        Саре хотелось сказать, что она чувствует себя просто отлично, но во рту образовалась пустыня Сахара, и она только улыбнулась и кивнула.
        Над ней нависало рентгеновское оборудование. Казалось, оно весит больше тонны. Сара увидела над собой нечто круглое, похожее на зеркало.
        К ней наклонился еще один доктор. Весело прищурившись, он сказал:
        — Привет, я доктор Левинсон. Я тут самый главный, поэтому если что-то будет не так, возлагайте вину на меня. Это очень чувствительная камера, так что не забывайте улыбаться.
        Саре показалось, что он произносит хорошо заученный текст, говорит слова, которые до нее слышали уже десятки пациентов. Она понимала, что должна отреагировать на шутку доктора Левинсона, и поэтому слабо улыбнулась.
        — Вам эта процедура не доставит особенно больших неприятностей,  — продолжал доктор Левинсон.  — Сейчас мы вам сделаем небольшой укольчик. Легонько ущипнем. Внимание!
        В больнице персонал избегал слов боль, болеть. Они говорили о неудобствах, о щипках, покалываниях и так далее. Никто не говорил: «Будет адская боль». У Сары снова в голове все поплыло.
        Тем временем кто-то протирал ей кожу ваткой. Затем Сара почувствовала пару легких уколов, казалось, их вообще делали не ей. Потом между людьми в зеленом начался какой-то обмен инструментами. Какое-то бормотание под масками. Глаза врачей были устремлены на нее.
        — Ну, вот артерия. Так… катетер пошел… Вводим красящее вещество. Начинаем снимать.  — Глаза врачей устремились на круглую, похожую на зеркало поверхность.
        За головой у Сары раздалось громкое «бу-бу-бу». Она было вздрогнула, потом вспомнила слова доктора Дарема о смене кассет.
        — Отлично… Пока правая сторона выглядит отлично… Никаких дефектов в перегородке… сосудистая система снабжает легкие нормально. Теперь немного поверните ее.
        Вдруг Сара испытала неприятное ощущение. Она нахмурилась и снова увидела, что на нее смотрят карие глаза.
        — Надо взглянуть и на левую сторону, Сара,  — пояснил доктор Дарем.  — Немножко неприятно? Ничего, ничего. Дальше все пойдет нормально. Ну как? Хорошо? В общем, пока полный порядок.
        Но эти люди сказали, что у меня нет шансов. Они врачи?
        Никто не ответил на ее вопрос, никто, похоже, и не услышал его. Сара, впрочем, и сама не знала, задала она вопрос вслух или про себя.
        Между тем люди в халатах и масках продолжали шептаться, перебивая друг друга:
        — Ей повезло… Все в полном порядке. Никаких проблем. Все просто отлично…
        Значит, те, кто шептался над ней в коридоре, ошиблись… У нее нет шансов…
        За головой Сары перестало стучать, из вены извлекли катетер. Теперь будут зашивать, подумала она. Прокаин сделал свое дело, и она ничего не почувствовала.
        Сара снова оказалась на кровати в своей палате. На месте разреза у нее лежал мешочек со льдом. Теперь ей страшно хотелось пить, но ей давали только пососать лед, потому что вода могла вызвать рвоту. У Сары было такое ощущение, словно ей приснился сон, странный, но не ужасный.
        В палату вошел улыбающийся доктор Дарем. Сара подняла руку и, прежде чем он успел что-либо сказать, произнесла:
        — Минуточку! Минуточку! Я слышала, как кто-то там, внизу, в коридоре, говорил, что у меня нет шансов.
        Улыбку словно ветром сдуло. Доктор Дарем спросил:
        — О чем вы? Кто сказал такое?
        — Не знаю. У меня сложилось впечатление, что, пока моя каталка стояла у операционной, надо мной шептались двое мужчин. Я не видела, кто они такие. Но один из них сказал, что у меня нет шансов.
        — Иначе выражаясь, вы слышали голоса, которые вас сильно встревожили, так? Сара, Сара, Сара, как вы меня удивляете! Разве я не говорил, что все это скорее будет напоминать вам сон и что вы мало что запомните из этого сна.
        — Мне вовсе не кажется, что это мне приснилось,  — отозвалась Сара.
        — Хорошо,  — согласился доктор Дарем.  — Возможно, вы кое-что действительно и слышали, но эти двое говорили о ком-то совсем другом. Или вы вообще ослышались. С вами все в порядке, честное благородное слово. Я могу привести в палату целую делегацию — всех тех, кто был сегодня внизу, и вообще всех врачей, кто имел к вам в эти недели какое-то отношение, и они все, уверяю вас, подтвердят, что я говорю правду.
        — Ладно, я вам верю. И вообще,  — улыбнулась Сара,  — не надо их сюда приводить. Мною занималось столько врачей, что они просто не поместятся в палате.
        — Вы выдержали все наши экзамены на отлично,  — провозгласил доктор Дарем.  — Мне искренне жаль, что мы вынуждены были подвергнуть вас такой проверке, потому что единственный ответ, который мы пока можем дать,  — это то, что вас тогда поразил какой-то загадочный вирус, и остается надеяться, он больше не даст о себе знать. Мы даже не можем утверждать, что спасли вам жизнь, но я буду чувствовать себя крайне неловко, если окажется, что нам так и не удалось как-то вас успокоить.
        — Если вы считаете, что причин волноваться нет, тогда я не стану волноваться,  — пообещала Сара.  — Мне кажется, что я вообще легко отделалась… Мне явно повезло.
        — Безусловно. Если бы все наши пациенты покидали больницу в таком отличном состоянии! Вот, например, вчера мы приняли решение рекомендовать одному отцу забрать своего сына умирать дома… Его сердце уже еле-еле работает. Бедняга перенес пять,  — доктор Дарем поднял вверх растопыренную пятерню,  — пять операций на сердце.
        — Это много?
        — Пять операций такой сложности — это просто редкость. Но мы сделали все, что только могли, и даже сверх того. Его отец очень богат и готов заплатить сколько угодно, лишь бы приобрести новое сердце для сына. Он обещал построить еще один корпус для нашей больницы. Он готов на все. Он находится в отчаянии. Просто ума не приложу, как он выдержит этот вердикт. Честно говоря, я опасаюсь за него не меньше, чем за его сына.
        Сара горестно покачала головой.
        — Если бы со мной что-то случилось, это просто убило бы моих родителей,  — медленно произнесла она, находясь под впечатлением от услышанного.
        — Я это успел почувствовать. Признаться, я испытал большую радость, когда мог позвонить им и сказать, что им не о чем беспокоиться и что у вас впереди большая, долгая жизнь. Они приедут забирать вас послезавтра.
        — Это приятно слышать.  — На улыбку доктора Дарема Сара отозвалась уже совершенно искренней и широкой улыбкой. Это произошло как-то непроизвольно. Затем она с удивлением обнаружила, что ее глаза полны слез.  — Как странно!  — удивилась она.  — Вообще-то я плачу очень редко…
        — Я знаю, Сара. Но вы просто переволновались. Это естественная реакция. На вашу долю за эти недели выпали немалые испытания.
        — Не могу сказать, что я так уж и волновалась,  — произнесла Сара, протягивая руку за бумажной салфеткой.  — Но просто все эти дни я ничего не делала: лежала, смотрела телевизор и думала о своей жизни.  — Она высморкалась и попыталась усмехнуться.  — В двадцать пять лет, наверное, поздно переживать подростковый кризис. Но я успела убедиться, что самые бездарные телесериалы и то интереснее, чем моя жизнь…
        Доктор Дарем взял ее за руку и спросил:
        — Что в вашей жизни вас огорчает?
        — Ничего. Грех жаловаться, конечно. Но с другой стороны, просто грустно думать, что я живу, а ничего не происходит. Обидно сознавать, что я не хотела быть никем, потому-то закончила колледж.  — Доктор Дарем глядел на нее с таким вниманием, с таким сочувствием. Она впервые заговорила с ним на эту тему. Она и сейчас не смогла бы говорить, если бы он был молод и хорош собой.  — Я всегда думала, что в один прекрасный день в моей жизни случится чудо. А потом в мой последний день рождения меня вдруг осенило: не пришел никто, за кого я хотела бы выйти замуж. А я, между прочим, прожила уже четверть столетия! И вдруг я запаниковала. Я понимала, что надо срочно что-то сделать, что-то изменить. Но что? Я вдруг представила себе, как проходит моя жизнь, день за днем, год за годом…
        — Может, пора положить этому конец?  — Сара вдруг почувствовала, как его пальцы сжали сильнее ее запястье.
        Сара смущенно отвела глаза. Нет, нет… Доктор Дарем, конечно, очень мил и заботлив, но он же старше ее в два раза.
        — Успокойтесь, пожалуйста. Это у меня вырвалось случайно. Просто врач начинает хорошо понимать пациента, если тот проводит под его наблюдением так много времени, как вы. Я имею в виду не медицинскую сторону… Вы мне очень нравитесь, потому что вы добры, сообразительны, отважны. Вы изобретательны. Взять хотя бы к примеру это ваше хобби — конкурсы. Я бы только мечтал, если бы и другие мои пациенты умели так хорошо отвлекаться от своих проблем…  — Он начал рыться в карманах.  — Погодите, куда же я засунул этот бланк? Мне ведь дал его кто-то из лаборатории.
        Сара была только рада сменить тему.
        — Это теперь уже не столько хобби, сколько просто привычка. Я последний раз надеялась выиграть лет в двенадцать, когда решала головоломки, чтобы выиграть пони. Но я принимаю участие в каких-то дурацких конкурсах, где разыгрываются совершенно ненужные мне вещи. Например, я заполнила и отослала бланк конкурса, где приз — норковая шуба. Зачем мне шуба из шкуры убитого животного?
        Доктор Дарем положил бланк на стопку таких же бумажек и сказал:
        — Если верить тому, что тут написано, речь идет о золотом кладе. В хозяйстве пригодится… Но я хотел бы вам кое-что показать,  — добавил он, надевая бифокальные очки.  — Фотографии моих роз. Это вот сорт «мир», такие стоят на вашем столике… Это «миранди». За них я получил голубую ленту. Моя гордость… Вот «Тропикана», вот «сувенир»…
        Сара поняла, что сменить тему не удалось. Она разглядывала фотографии, восклицала, восхищалась и видела нечто большее, чем цветы на фоне каменной стены. На дальнем плане просматривался дом, явно слишком большой для хозяина, у которого умерла жена, а дети выросли и разъехались. Рядом с домом располагался бассейн, в котором доктору Дарену было грустно купаться в одиночестве.
        — Я хотел бы показать вам свой дом, Сара,  — говорил между тем доктор.  — Летом ко мне приедет погостить сестра, и если бы вы выбрали время…
        — Спасибо, может, приеду,  — отозвалась Сара. Ей не хотелось огорчать его отказом.
        Доктор ушел, а Сара лежала и смотрела в потолок. Кто-то должен выиграть золотой клад, и у нее шансов ничуть не меньше, чем у всех остальных! Но что толку предаваться глупым мечтам? Предложение доктора — это синица в руках. А журавль в небе… Сара попыталась представить себя хозяйкой большого белого дома… Вот она принимает гостей… Вот она запоминает сорта роз… Разумеется, доктор Дарем в его-то годы не захочет детей… Он захочет секса. Сара внутренне усмехнулась, но потом напомнила себе, что мужчины его возраста, если верить слухам, бывают очень даже неплохими любовниками. Она меланхолично подумала, что у нее в жизни могут оказаться перспективы похуже этой, и вдруг испугалась.
        Где тот самый молодой человек с копной волос, худой, страстно желающий ее?
        Исчез! Впрочем, он никогда и не существовал.
        «Дура!  — возопила Недовольная Девица.  — Он в жизни не посмотрел бы на очаровательную Сару Мур».
        ГЛАВА 3
        Сара лежала на своей собственной кровати в комнате с голубыми стенами и белой плетеной мебелью. Она сильно устала от переезда из Сент-Луиса в родной город. Час езды по плоской равнине, с возникающими в горячем воздухе миражами, сильно выбил ее из колеи. Как всегда, дочь сидела впереди между отцом и матерью.
        Отец Сары был спокойным человеком, с худым лицом и светло-каштановыми волосами, которые не брала седина. Время от времени он улыбался Саре и касался ее рукой, словно желая окончательно убедиться в том, что дочь реально существует. Мать, миловидная, стройная, в волосах который тоже не было видно седых волос, хотя и не без помощи краски, говорила без умолку всю дорогу. Бейкеровские близнецы играют двойную свадьбу в июне. Бенсоны, живущие рядом, собираются разводиться. Миссис Хольцхайзер, председательствовавшая на последнем заседании Книжного клуба, заставила собравшихся смотреть тусклые слайды греческих островов, изготовленные ее дочерью Элоизой, посетившей Европу якобы с целью получения новых впечатлений. Впрочем, все знали, с какой истинной целью Элоиза совершает все эти вояжи — чтобы найти мужа. Рано или поздно ее усилия увенчаются успехом, потому как терпение и труд все перетрут. И еще — Элоиза очень ждала возвращения Сары. Как-никак, из всей их старой компании они лишь вдвоем остались незамужними.
        Похоже, кондиционер в комнате Сары работал слишком мощно: у нее вдруг стали замерзать ноги. Плотно затворенные окна удерживали в комнате аромат цветов, присланных друзьями и соседями. Пионы, лилии, ирисы были либо собраны в эстетически продуманные композиции, либо как попало стояли в вазах на столе и полках. По внешнему виду каждого букета Сара могла точно определить, кто его прислал. В не очень чистой банке стояли одуванчики. Их прислала пятилетняя Бренда Бенсон из соседнего дома.
        Время от времени Сара слышала приглушенные звонки телефона. Это друзья и соседи справлялись о ее самочувствии. Сара надеялась, что мать сумеет уберечь ее от общения с ними хотя бы день-другой. И особенно от Элоизы.
        Когда Сара сказала родителям, что не прочь немножко полежать, то увидела в их глазах тревогу. Нет, нет, поспешила уверить она их, с ней все в порядке. Просто она немножко устала. Для вящего правдоподобия Сара зевнула и добавила, что хотела бы вздремнуть до обеда. Но она не заснула. Она лежала, понимая, что еще немного, и надо вставать и спускаться. Надо продемонстрировать родителям, что она рада вновь оказаться в отчем доме.
        Сара встала, выключила кондиционер и открыла окно, отчего в комнату ворвался горячий ветер раннего лета. Норт-Мейплстрит, на которой стоял их дом, выглядел в это время года очень мило. На высоких деревьях весело зеленела свежая листва, на газонах вовсю работали поливальные машины. Цветочные клумбы были чистенькими, без признаков сорняков. В ящиках на крылечках цвела герань. Дальше по улице Сара увидела мисс Флосси, которая карабкалась по ступенькам своего дома. На ней было то самое черно-белое платье из вуали, которое она надевала летом с незапамятных времен.
        В доме напротив на веранде сидел в качалке мистер Куверт. Раньше он был фермером, теперь ушел на покой и овдовел. На его веранде герань не цвела. Летом в пять часов утра он выходил на веранду, подметал ее, потом садился в качалку и смотрел на женщин, проходивших мимо, в том числе и на мисс Флосси. Смотрел просто так.
        Если не считать соседей Бенсонов, на Норт-Мейплстрит жили одни старики.
        Мать крикнула, что обед готов. Сегодня Муры обедали в столовой, что случалось только в особых случаях. Сара была тронута, увидев на столе бабушкины тарелки фарфора Хевиленд.
        В больнице, подумала Сара, сейчас как раз громыхают тележки, развозят еду. Если поднять крышку с подноса, то независимо от того, чем именно вас потчуют на этот раз — мясом, печенкой, рыбой, курицей или бараниной, запах будет один и тот же, обещая вашему организму в самое ближайшее время пищевое отравление.
        Сейчас же перед Сарой лежала только что поджаренная куриная грудка. Салат, редис и горошек были из их собственного огорода. Мисс Флосси принесла свежие булочки.
        Но Саре пришлось сделать над собой огромное усилие, чтобы начать есть. Ее мать трещала без умолку.
        В следующую пятницу будут смотрины невесты Джуни Кларк… Господи, ведь совсем недавно Сара сидела с малышкой, когда ее родители куда-то уходили. И еще девица Келлерман тоже собирается замуж. Мать Сары добавила, что ей уже надоело слышать о всех этих свадьбах.
        — Честное слово, Сара,  — говорила она,  — обещаю тебе, что на твою свадьбу я не надену ничего пастельного и кружевного… Дочка, ты совсем ничего не ешь!
        — Я вполне могла бы выйти замуж хоть завтра,  — сказала Сара, и ее пальцы стиснули ножку бокала с чаем со льдом.  — За доктора Дарема из больницы… Он овдовел, у него большой красивый дом.
        — Что ты, Сара!  — воскликнула мать, кладя на стол вилку.  — Он же старый!
        — Не такой уж он старый. Ему лет пятьдесят. Он, собственно, не сделал мне прямого предложения, но если я отзовусь на его приглашение нанести ему визит как-нибудь летом…  — Она еще отхлебнула чая и решительно, с вызовом вскинула подбородок.  — Мужчины и постарше бывают очень даже привлекательными. Взять хотя бы Ричарда Бертона. Ему, кстати, тоже около пятидесяти.
        Отец грустно посмотрел на Сару и сказал:
        — Может, посидим на веранде, дочка? Мать, принеси-ка нам туда десерт. Там сейчас очень неплохо.
        На открытой зеленой веранде запах жимолости смешивался с ароматом ползучих роз. Сара сидела в большом кресле-качалке, чуть откинув голову и прикрыв глаза. Она помнила, как любила качаться в этом кресле, когда была еще такой маленькой, что ее ноги болтались в воздухе. Отец сел в гамак. Он ничего не говорил. Его спокойное молчаливое понимание всегда поддерживало Сару.
        Какое-то время было слышно только тихое поскрипывание гамака — звуки, которые Сара всегда слышала летом в этом доме, на этой улице, в этом городе. Потом отец сказал:
        — Не бери второй сорт, дочка. Ты хорошенькая и юная, совсем как старшеклассница. Не надо торопиться. У тебя в запасе много времени. Рано или поздно появится тот, кто тебя достоин. Ты это сразу поймешь.
        Отец всегда говорил примерно тот же самый текст, когда дочкино легкое увлечение грозило перерасти в нечто более серьезное. У Сары были разные мальчики. Двое-трое из них, как ей казалось, вполне могли бы составить ее счастье или нечто на него похожее, но только честность мешала ей считать, что из ее романов ничего не вышло лишь потому, что она прислушалась к отцовским комментариям. Сара совершенно не жалела, что рассталась с этими молодыми людьми. А вот ее невозвратимо уходящее время — это уже нечто совсем другое. Это серьезно…
        — Собственно, нам очень хорошо живется в этом доме втроем,  — продолжал отец. А когда в семье случается то, что произошло с тобой, лишний раз убеждаешься, как счастливы мы были вместе, ты со мной не согласна?
        — Согласна, папа.
        — В сентябре у нас в школе появятся несколько новых преподавателей.
        Каждый сентябрь Сара знакомилась с этими новыми преподавателями. И каждый сентябрь они становились все моложе и моложе…
        — Сейчас у нас лежит гораздо больше заявлений, чем прежде. Людей все больше и больше влекут тишина и покой. А наш Вудсривер, что ни говори, очень симпатичный и тихий городок.
        Сара посмотрела на спокойное лицо отца. У него была работа, которая его вполне удовлетворяла, и ему совершенно не хотелось искать чего-то нового. Он хорошо знал свои возможности и видел свои горизонты. Сара ему очень завидовала.
        — Когда у нас в летней школе закончатся занятия, нам, пожалуй, надо съездить в Озарк. У нас есть необходимое снаряжение, да и расходы не многим больше, чем если бы мы остались здесь. Мы ведь отлично проводили время на природе, верно?
        — Да,  — сказала Сара.  — Это были просто замечательные дни. Я их постоянно вспоминаю.
        — Помнишь, какая вкусная бывает рыба, если жарить ее на костре?
        Сара сделала над собой усилие, чтобы не разочаровывать отца. Она воскликнула в тон ему:
        — А помнишь, как еноты забрались в нашу кладовку? А потом еще бельчонок запутался у мамы в волосах… Господи, вот уж была потеха!
        — Да уж… Я прямо не могу удержаться от смеха, когда это вспоминаю. Слушай, а почему бы нам не отправиться в Йеллоустоун? Думаю, это можно было бы устроить в будущем году, как ты считаешь?
        Мать Сары внесла слоеный торт со сливками и клубникой.
        Мать, отец и дочь принялись за десерт, запивая его кофе, время от времени делая одобрительные замечания.
        Они решили обсудить планы Сары на лето. Детский сад мисс Джейни всегда закрывался на три месяца, и вообще летом с работой в городе возникали определенные проблемы.
        Мать предложила секретарские курсы, которые открывались на лето в местной школе.
        — И тогда осенью ты сможешь делать кое-что еще, помимо работы в этом детском саду,  — произнесла она, со значением поглядев на дочь.
        — Я не люблю канцелярской работы, мама. Если у меня и есть талант, так это талант работать с людьми.
        Тут миссис Мур вспомнила, что вчера звонили из дома престарелых.
        — Через пару недель у них там традиционный пикник,  — сказала она,  — но они интересовались, сможешь ли ты принять участие.
        Сара вспомнила прошлогодний пикник. Одна из старушек описалась в автобусе и потом плакала. Пока они ехали к озеру — и на обратном пути тоже — старички и старушки пели душещипательные песни, так как между обитателями дома вовсю развивались романы. День оказался слишком жарким для крокета. Сара помогала снимать чулки с испещренных варикозными венами ног и поддерживала дряхлых отдыхающих, ковылявших у самой воды, словно дети. Несчастные старые дети…
        — Пожалуй,  — сказала Сара вслух.
        Они увидели светляка. Начали обсуждать, а не рано ли. В доме мистера Куверта погас свет. Значит, было уже девять часов. В соседнем доме они услышали вопли пятилетней Бренды, а затем миссис Бенсон пронзительно крикнула:
        — Господи, ну что ты там теперь затеяла, Бренда?
        Миссис Мур тихо заметила, что новый священник методистской церкви консультировал Бенсонов, которые собирались разводиться.
        — Этот из нового поколения. Устраивает с подростками групповые обсуждения. Дети в восторге: он умеет ругаться, знает все их словечки. Вроде бы занятный тип, но я, правда, никак не могу понять, почему церковь в наши дни ведет себя таким образом… Ты ведь видела его, Сара, да? В нем есть оригинальность, есть характер… В общем, я хочу сказать, что внешность — не главное.
        Сара резко поднялась.
        — Я пойду лягу и немного почитаю,  — сказала она, стараясь говорить спокойно.
        Сара лежала в постели с книгой, но смотрела в пространство. В комнату вошла мать, аккуратно прикрыв за собой дверь. Миссис Мур присела на краешек большой двуспальной кровати и тихо спросила:
        — Ты на меня не сердишься?
        — Нет.
        — Твой отец меня осудил. Он сказал, что мне не терпится выдать тебя за первого попавшегося. Неужели тебе это тоже показалось?
        — Немножко… По-моему, каждая мать хочет поскорее выдать замуж свою дочь…
        — Сара, я люблю тебя,  — с напряжением в голосе сказала миссис Мур.  — И папа тоже тебя любит. Нам очень хорошо тут втроем, но все равно это неправильно… Тебе надо куда-нибудь уехать. В Чикаго, в Атланту, куда угодно, только подальше от Вудсривера. Поселись в одном из этих пансионов, где живут неженатые и незамужние…
        — Это слишком очевидно.
        — Может быть. Не знаю. Но дело в другом: я смотрю на тебя, но у тебя такой взгляд, словно тебя тут нет. В больнице я думала, что все это из-за лекарств. Папа не желает этого замечать, от него проку мало. Но я… Я хочу тебе помочь по-настоящему.
        — Ты ничего не сможешь тут сделать, мама,  — возразила Сара.
        — Но мы должны вместе подумать. Что-нибудь обязательно из этого выйдет! Поставь себе какую-нибудь реальную цель. Я не имею в виду все эти безумные конкурсы и соревнования, в которых ты всю жизнь участвуешь.
        — Нет, с этим покончено. Перед уходом из больницы я порвала все бланки.
        — И правильно сделала! А теперь надо что-то придумать. Чтобы в твоей жизни случилось какое-то событие…
        — Как? Броситься на шею какому-нибудь мужчине?  — осведомилась Сара.  — Если честно, то я в таком же отчаянии, как и моя подруга Элоиза. Только в отличие от нее у меня пока хватает сил сдерживать свои чувства.
        Мать и дочь взялись за руки и попытались рассмеяться, обращая разговор в шутку, но из этой затеи у них ничего не вышло. Притворяться было уже незачем, и Сара посмотрела матери прямо в глаза.
        — Послушай, что я тебе скажу. За два дня до выписки я подслушала разговор двух мужчин. По крайней мере, мне показалось, что голоса были мужскими… Так вот, они шептались насчет меня. Один из них сказал так: «Это та самая… У нее нет шансов».
        — Сара!
        — Доктор Дарем, правда, сказал, что мне это примерещилось.
        Возможно, он прав, меня сильно накачали разными лекарствами… Так что не надо ничего говорить папе. Но, собственно, не в этом главное. Дело в том, что мне было все равно. Мне вообще теперь все равно. Я уже не верю в то, что в моей жизни может случиться нечто удивительное, прекрасное…
        — Моя родная… моя дорогая девочка,  — проговорила мать и обняла Сару, прижав к себе, как делала в ее детстве.
        Еще в больнице Сара припрятала несколько таблеток снотворного. Когда мать ушла, Сара приняла одну из них, и вскоре на нее стали накатывать волны сна, убаюкивая, отупляя, как будут отуплять месяцы, годы…
        ГЛАВА 4
        Когда Сара вернулась домой с ежегодного пикника, устраиваемого для обитателей дома престарелых, зазвонил телефон.
        — Сара, побыстрее!  — крикнула мать, которая помогала ей выгружать из фургончика складные стулья.  — Это, похоже, опять междугородная. Тебе совсем недавно кто-то пытался дозвониться.
        Но Сара в этот момент находилась в гараже, убирая крокетное оборудование, и когда она сняла трубку, звонки прекратились. Она решила, что это доктор Дарем. Она так и не написала ему, а ведь это обязательно надо сделать.
        — Ну как пикник?  — спросила мать.
        — Наши старички повеселились вволю,  — сказала Сара. Теперь она мыла руки на кухне.  — По-моему, все прошло очень даже неплохо. Лично мне было с ними хорошо.
        — Скорее всего, так оно и было,  — согласилась мать.
        «Это уж точно»,  — пробормотала Недовольная Девица. В последнее время она уже не кричала, не плакала, хотя время от времени и обзывала Сару дурой.
        «Может, и правда мне там было хорошо, а может, и нет»,  — думала Сара, вытирая руки бумажным полотенцем. В конце концов решительно нет смысла поддаваться отчаянию, как это случилось с ней в первый вечер дома, да и в размеренной жизни были свои явные плюсы. На пикнике пришлось порядком потрудиться, но никаких инцидентов не произошло. Один из «экскурсантов», давно уже находившийся в маразме, то и дело пытался ее хватать, но это ей было не в новинку. Одна из дам потеряла свои вставные челюсти, и Сара, проползав на четвереньках по сосновым иголкам, нашла их, что было встречено бурными аплодисментами ее подопечных. Они очень любили ее и нуждались в ней.
        — Элоиза сегодня очень хорошо мне помогала,  — сказала Сара матери.  — Я рада, что она с честью выдержала проверку. Если бы она время от времени заботилась о ком-то еще, кроме себя, она не чувствовала бы себя такой несчастной. Или это звучит слишком уж по-ханжески?
        — Разве что самую малость,  — сказала мать.  — Все, кто увлекается благотворительностью, в конечном счете начинают так говорить. Но ты умница, что всем этим занимаешься.  — Мать явно оставила попытки уговорить Сару уехать из Вудсривера.
        Сара взглянула на декоративные цветочные часы: филодендрон навис над раковиной.
        — А что у нас сегодня на обед?  — весело спросила она.  — Я понимаю, что еще очень рано, но я жутко проголодалась. Мы ели в двенадцать.
        — Я рада, что к тебе вернулся аппетит,  — заметила мать.  — Сегодня у нас кассероль. Я все приготовила с утра и сейчас поставлю в духовку, так что пообедаем пораньше. Папа скоро придет. Кстати, он сказал, что, когда начнутся занятия в летней школе, для тебя может найтись работа. Одна из наших секретарш собирается рожать, и поэтому ей понадобится замена. Надо будет отвечать на звонки и вести разные записи, ну и выполнять папины отдельные поручения.
        — Отлично,  — сказала Сара,  — все устраивается как нельзя лучше.
        Теперь она могла начать выплачивать отцу деньги, которые тот одолжил ей на покрытие разницы между счетом больницы и ее общей медицинской страховкой.
        Снова зазвонил телефон. Сара прошла в холл, взяла аппарат и, таща за собой длинный шнур, перенесла на кухню. Когда снова раздался звонок, она сняла трубку. Если это доктор Дарем со своими матримониальными инициативами, то она решила доброжелательно, но твердо отказать.
        Телефонистка сказала, что абонент вызывает мисс Сару Мур.
        — Это я.
        В ответ она услышала незнакомый женский голос. Сара поначалу подумала, что это секретарша доктора Дарема.
        — Это мисс Сара Мур, проживающая по адресу город Вудсривер, штат Иллинойс, Норт-Мейплстрит, дом шестьсот десять?  — осведомилась женщина.
        — Да.
        — Говорит Рита Гомес. Я представляю финансово-строительную компанию «Вэлли Айл». Поздравляем вас, мисс Мур! Мы рады сообщить вам, что вы выиграли поездку на Гавайские острова. Пятнадцать фантастических, полных веселья дней в нашем пятидесятом штате. Как вам это нравится? И кроме того, пятьсот долларов, которые вы можете потратить, как вам заблагорассудится.
        Сара ничего не ответила. Мать тихо хлопотала по хозяйству, стараясь не мешать разговору.
        — Мисс Мур!  — окликнул Сару голос в трубке.  — Вы меня слышите?
        — Да, да, я прекрасно слышу.  — Что верно, то верно, голос незнакомки был веселый и дружеский, даже, пожалуй слишком. И кроме того, у Сары создалось впечатление, что абонент находился не на краю света, а в ее родном Вудсривере. Она усмехнулась и спросила: — А все-таки с кем я говорю?
        — Меня зовут Рита Гомес. Я представляю финансово-строительную компанию «Вэлли Айл». Я хотела сообщить вам, что вы выиграли поездку на Гавайи.
        — Это я уже поняла.
        В трубке раздался веселый смешок.
        — Новости несколько ошарашивающие, так? Не удивлюсь, если вы решили, что это какой-то розыгрыш. Но вы готовы вылететь через неделю, во вторник?
        — Через неделю, во вторник? Вылететь на Гавайи?  — переспросила Сара специально для матери.
        Миссис Мур бесшумно осела в кресло, глядя на свою дочь.
        — Да, да, сейчас я вам все объясню.
        Не веря своим ушам, Сара слушала, как приятный голос втолковывал ей, что тридцатое июня — это конец финансового года, что тираж выигрыша провели в самый последний момент, потому как все расходы на победителя должны были идти из бюджета первого полугодия, так как на следующий год ничего подобного запланировано не было. Рита Гомес осведомилась у Сары, все ли ей понятно, и та ответила, что, кажется, теперь она во всем разобралась.
        Миссис Мур продолжала недоуменно бормотать:
        — Гавайи? Гавайи?
        Тут в кухне появился мистер Мур, и мать стала ему что-то возбужденно нашептывать.
        — Мисс Гомес,  — осведомилась Сара, взяв себя в руки,  — а нельзя ли получить выигрыш деньгами? Дело в том, что я должна определенную сумму…
        — Вынуждена вас огорчить — нет,  — в голосе Риты Гомес чувствовалось искреннее сожаление.  — И вы должны сразу же сообщить о вашем решении. Если вы не можете принять наше приглашение, тогда мы будем срочно связываться с тем, кто оказался на втором месте.
        — Минуточку,  — Сара обернулась к родителям.  — Эта женщина говорит, что я должна решать прямо сейчас, иначе она будет звонить другим.
        — Соглашайся,  — сказала мать.
        — Пусть перезвонит,  — сказал отец.
        — Вы не могли бы мне перезвонить, мисс Гомес?  — спросила Сара, но в голосе ее собеседницы послышалось колебание, когда та ответила:
        — Вообще-то я звоню с Гавайев…
        — Она говорит, что звонит с Гавайев,  — пояснила Сара родителям, зажав рукой микрофон.  — Но по-моему, меня кто-то решил разыграть.
        Отец вынул из кармана конверт и ручку, положил на стол и сказал:
        — Пусть даст телефон. Скажи, что ты ей сама перезвонишь.
        Сара записала номер и сказала:
        — Я сейчас же вам отзвоню, мисс Гомес.
        Все трое уселись в кухне, и Сара рассказала родителям содержание разговора.
        — И все-таки это явно розыгрыш,  — закончила она.
        — Почему?  — удивилась мать.
        — У меня какое-то странное предчувствие. Когда я сказала, что перезвоню, она явно смутилась.
        — Это как раз понятно,  — сказала мать.  — Большинство не раздумывая согласились бы поехать на Гавайи.
        — Наверное. Но слышимость была такая, словно она говорила с соседней улицы.
        — В наше время междугородная связь настолько улучшилась, что не имеет значения, кто откуда звонит,  — задумчиво проговорил мистер Мур.  — Хотя, конечно…
        В кухне сделалось как-то очень жарко. Сара раскраснелась, глаза ее блестели. Она смотрела то на отца, то на мать.
        — Послушайте, все, кто знает меня, знают, что я постоянно участвовала в различных соревнованиях, конкурсах, розыгрышах призов. Так что вполне может найтись один такой остряк… Например, кто-то из этих врачей в больнице вполне мог попросить медсестру позвонить мне. Они и так постоянно надо мной подтрунивали на этот счет. Про это мое увлечение знала вся больница.
        — Тебе не показалось, что ты где-то раньше уже слышала этот голос?  — спросил отец.
        — Нет, пожалуй,  — покачала головой Сара.  — Симпатичный голос, любезная манера говорить. Никакого акцента. Но на Гавайях, кажется, все говорят примерно как здесь.
        Сара откинулась назад, отведя рукой прядь влажных волос, назойливо липнувших к шее.  — Погодите, нет, тут дело нечисто.
        — Почему?
        — Потому что я никогда не заполняла бланки насчет Гавайев. Кругосветное путешествие действительно было. Сто долларов ежемесячно до конца жизни — тоже было. Предлагались машины, дома, альбомы дисков. Но я стопроцентно уверена, что никогда не принимала участия в конкурсе, где разыгрывалась бы поездка на Гавайи. Вот почему это меня так смущает…
        — Сара, напрасно ты так кипятишься,  — сказала мать.  — Ты заполняла столько разных бланков, что сама уже не упомнишь. Или же кто-то из знакомых заполнил и отослал бланк на твое имя. Нет, я просто не могу тебя понять. У тебя должна была бы случиться истерика от радости, а ты сидишь и выдумываешь причины, почему это не может быть правдой.
        — Просто я никак не могу поверить, что это действительно правда, что я выиграла поездку. Почему вдруг я?
        — Почему? По закону средних чисел! И вообще, как говорится, дареному коню в зубы не смотрят.
        — Люди постоянно побеждают в таких конкурсах,  — перебил жену мистер Мур.  — Но не будем забывать, что ты еще недавно сильно болела. Хотелось бы, чтобы доктор Дарем подтвердил, что тебе не следует опасаться рецидива…
        — Он уже подтвердил это. В разговоре со мной,  — раздраженно бросила мужу миссис Мур. Она обратилась к Саре: — Помнишь, как ты в свое время собиралась в лагерь скаутов, а отец начал волноваться насчет ядовитых змей, беспокоиться, как бы ты не утонула, и ты едва не осталась дома.
        — Это совсем другое дело,  — сухо отозвался мистер Мур.
        — Вот именно. Тогда Саре было десять, а сейчас — двадцать пять!  — с жаром воскликнула миссис Мур.
        — Я только хочу сказать, что вовсе не мешает проявлять осторожность,  — смущенно произнес мистер Мур.  — Береженого Бог бережет… Не понимаю, например, зачем такая спешка? До того вторника меньше двух недель. Кроме того, обычно такие поездки бывают на двоих. Тогда и мама могла бы с тобой поехать. Нет, это мне кажется странным.
        — Даже подозрительным,  — кивнула Сара.
        Миссис Мур стала энергично обмахивать раскрасневшееся лицо газетой.
        — Я читала, что в наши дни за подобными конкурсами очень следят,  — сообщила она.  — И жуликов сразу выводят на чистую воду.
        — Так-то оно так, но всегда имеет смысл подстраховаться…  — Мистер Мур подтолкнул к Саре конверт и ручку.  — Почему бы тебе не записать все то, о чем мы говорили. По пунктам. А потом перезвонишь в эту организацию и получишь ответы.
        Сара сделала, как советовал отец. Когда ее соединили, трубку сняли после первого же звонка, так, словно Сару ждали с нетерпением, и знакомый голос произнес:
        — Мисс Гомес слушает.
        Сара глубоко вздохнула. Стало быть, это не кто-то из ее остроумных знакомых. По крайней мере, одно подозрение развеялось.
        — Говорит Сара Мур. Мне кажется, произошла какая-то ошибка, мисс Гомес. Я что-то не припомню, чтобы я была участницей подобного конкурса. Правда, когда-то я действительно принимала участие в розыгрыше кругосветного путешествия, но…
        — Это был наш первый приз…
        — Ах, вот оно что,  — сказала Сара и перешла ко второму пункту.  — Но разве такие поездки бывают не для двоих, мисс Гомес?
        — Второй приз был на двоих. А это третий приз, мисс Мур,  — терпеливо отозвалась мисс Гомес.
        — Понятно. Видите ли, вы сообщили мне о поездке, что называется, в последний момент. Я обсудила это с моими родителями, и мы не совсем понимаем, почему вдруг такая спешка.  — Сара посмотрела на родителей: мать жадно ловила каждое слово, отец с непроницаемым видом смотрел в окно.
        — Я понимаю. Это, конечно, может показаться несколько странным, хотя, по-моему, я постаралась максимально прояснить ситуацию. Мы известили всех победителей, и они подтвердили согласие поехать. Все, кроме третьего призера. Он не смог воспользоваться благоприятным шансом, но мы решили, в соответствии с правилами, все же присудить третий приз. Ну, теперь вам немножко понятнее?
        — Да, пожалуй…
        — Но если и вы отказываетесь, тогда мы обратимся к следующему обладателю счастливого номера.
        — Обладателю номера? Но, мисс Гомес, у меня нет никакого номера…
        За тысячи миль от своего родительского дома Сара услышала дружелюбное хихиканье.
        — Не волнуйтесь. Ваш счастливый номер лежит передо мной на столе. Поэтому, если вы принимаете наше предложение…
        — Принимаю…  — Сара стиснула изо всех сил телефонную трубку.  — Спасибо, мисс Гомес.
        — Вот и отлично. Тогда в самое ближайшее время вы получите от меня письмо с подтверждением, где все будет объяснено несколько подробнее. Ну а поскольку вам это явно интересно, я пока могу сказать, что на всех островах вы будете останавливаться в первоклассных отелях. Например, в Гонолулу, на острове Оаху, вы будете жить прямо на самом берегу океана, в отеле «Летний дворец». Он очень комфортабельный.
        — «Летний дворец»,  — повторила Сара, берясь за ручку.  — Сейчас я запишу.  — Ей казалось, что она грезит наяву.
        — В письме самым детальным образом будет изложен ваш маршрут. Если я не ошибаюсь, вы вылетаете из Сент-Луиса во вторник часов в двенадцать и делаете двухчасовую остановку в Лос-Анджелесе. Оттуда вы полетите авиакомпанией «Юнайтед эрлайнз» рейсом, который называется «Алый ковер», первым классом. С письмом вы получите и билет. Когда вы прилетите в Гонолулу, я встречу вас и выдам вам пятьсот долларов. Ну что, мисс Мур, у вас еще есть вопросы?
        — Нет, вроде бы…
        — Узнай, как называется их компания, Сара,  — вдруг подал голос мистер Мур.
        Мисс Гомес явно услышала его вопрос, потому что, усмехнувшись, сказала:
        — Передайте вашему папе, что поездку устраивает финансово-строительная компания «Вэлли Айл». Она находится на острове Мауи и является одним из филиалов корпорации «Диллингем». К его сведению, это старинная фирма с очень высокой репутацией в мире бизнеса.
        — Так ему и передам. Огромное вам спасибо, мисс Гомес,  — сказала Сара.
        — Буду рада увидеть вас, мисс Мур. Если не ошибаюсь, ваш самолет прилетает в Гонолулу около восьми вечера Это вас устраивает?
        — Конечно!  — сказала Сара и положила трубку.
        Мать, испустив легкий вопль восторга, вскочила и подбежала к Саре, чтобы обнять ее.
        — Просто не верится!  — восклицала она.  — Самая настоящая фантастика.
        — Я и сама не верю,  — сказала Сара, глядя на отца.
        — Это все замечательно,  — сказал мистер Мур.  — Впрочем, я проверю, что это за корпорация «Диллингем». А заодно неплохо бы выяснить, кто такая эта самая мисс Гомес.
        Миссис Мур встала и вскинула руки вверх.
        — А заодно почему бы не проверить, существует ли отель «Летний дворец». Может, он плохо защищен от пожаров. И еще: что это за «Юнайтед эрлайнз»? Не опасно ли летать на их самолетах?  — Она распахнула дверцу духовки, посмотрела на жаркое.  — И имей в виду, там есть вулкан, который время от времени начинает извергаться.
        — Точь-в-точь как у нас в доме,  — сказал мистер Мур и, шутливо ущипнув жену, добавил: — Мать, а почему, скажи на милость, у нас никогда не бывает в доме шампанского, когда оно так необходимо?
        ГЛАВА 5
        Отец Сары, как и обещал, навел справки насчет корпорации «Диллингем» и выяснил, что у нее безупречная репутация. Когда же Саре пришло письмо на фирменном бланке с гербом компании «Вэлли Айл» за подписью директора отдела связей с общественностью Риты Гомес, он решил, что и впрямь все обстоит именно так, как представляла это мисс Гомес его дочери.
        Письмо открывалось словами «Алоха[1 - Алоха — по-гавайски «любовь», «привет», а кроме того — «прощай».], мисс Сара Мур!» К нему прилагалось описание маршрута Сары и ее авиабилет. Миссис Мур сказала, что повесит карту Гавайских островов на кухне и будет отмечать путешествие дочери цветными булавками.
        Нужно было кое-что купить и кое-что сшить для путешествия. Кроме того, приходилось принимать визитеров, которые то и дело появлялись пожелать счастливого пути и порадоваться выпавшей на долю Сары удаче. Маленькая Бренда Бенсон, на удивление некрасивая девчушка, лишь усугубляла всеобщую сумятицу, путаясь у всех под ногами чуть ли не круглые сутки. Она принесла подарок, который выбрала сама: маникюрные ножнички в пергаминной коробочке, и стояла у чемодана, чтобы удостовериться, что Сара возьмет ее подарок с собой.
        Позвонил доктор Дарем. Он сообщил, что получил письмо Сары, где та объясняла, почему не сможет появиться для проверки. Поздравив с удачей, он приглашал заехать по возвращении. Он также добавил, что, если она сообщит ему свой маршрут, он посмотрит справочник Американской медицинской ассоциации и скажет, к кому из врачей на каком острове есть смысл обращаться в случае чего, хотя он убежден, что это излишняя предосторожность: доктора теперь вряд ли потребуются. Затем она получила обещанный список с очень деловым по тону письмом. Она продолжала испытывать к доктору Дарему самые теплые чувства, в том числе и благодарность за то, что, судя по тону его письма, он понял, что гораздо благоразумнее не проявлять особенно своих чувств и ограничиться упоминанием о них в обычном «сердечно ваш».
        Сара согласилась с предложением матери осветлить несколько прядей. Она старалась изображать воодушевление, которого, впрочем, не испытывала.
        Почему? Почему она утратила желание и способность мечтать, как встретит симпатичного молодого человека и скажет что-нибудь очень умное, от чего ее жизнь решительно изменится?
        А ведь в свое время, отправляясь по поручению матери в магазин, она испытывала чувство, что стоит завернуть за угол, и ей откроется мир чудес. Неужели надо прожить четверть столетия, чтобы напрочь запутаться в серой унылой сети здравого смысла? Ей хотелось испытать бурное увлечение, отбросить все предрассудки… Но, может, когда она окажется на Гавайях, подействует магия, ее увлечет какое-нибудь невероятное приключение, от которого закипит кровь Недовольной Девицы. Может быть, исчезнет призрак старой девы, которая годы напролет ждет своего возлюбленного, но его все нет и нет, и ее мечты рассеиваются, а голубые глаза выцветают…
        Сара очень надеялась, что не превратится в такую старую деву.
        Незадолго до отъезда, ночью, Сара проснулась оттого, что услышала, как за стеной отец издает какие-то странные звуки. Сара выскочила из кровати, решив, что он вступил в схватку с пробравшимся в дом злоумышленником. Но затем она услышала, как мать произнесла:
        — Тихо, милый. Все в порядке. Спи…
        — Посмотри, как там Сара. Мне приснился кошмарный сон про нее. Проверь, все ли с ней в порядке.
        Зайдя в спальню родителей, Сара увидела, что отец сидит на краю двуспальной кровати, спрятав голову в руках и бормоча:
        — Я видел это так отчетливо. Все в деталях… Мне приснилось, что ее…  — он передернул плечами.
        — Папочка, со мной все хорошо!  — воскликнула Сара, подбегая к нему и обнимая его за плечи.
        Мистер Мур поднял голову. В его глазах еще стояли приснившиеся ему кошмары. Он заставил себя улыбнуться, сказал, что все в порядке, что все могут ложиться спать, а он спустится вниз и сделает себе что-нибудь выпить.
        На следующий день часов в десять утра он вернулся из школы, сказав, что заболел. Миссис Мур позвонила врачу. Тот сказал, что заглянет после ланча.
        Пока доктор наверху осматривал мистера Мура, Сара с матерью сидели в гостиной. Они ничего не делали с середины утра, и в списке неотложных дел была вычеркнута только половина номеров. На столике лежало платье, которое срочно требовалось подрубить. В заднюю дверь отчаянно скреблась пятилетняя Бренда Бенсон.
        — Бренда, не приставай к нам, мы сейчас заняты!  — крикнула миссис Мур.
        — Но вы же просто сидите и ничего не делаете,  — капризно отозвалась девочка, вглядываясь через сетчатую дверь.  — Я все вижу.
        — Сидим, детка, но сейчас нам не до тебя. Иди играй. А к нам зайдешь попозже.
        — Я боюсь, ты забудешь прислать мне подарок.
        — Что ты такое говоришь!  — с притворным ужасом воскликнула Сара.  — Ни в коем случае!  — Она встала, как следует закрыла заднюю дверь и, вернувшись в гостиную, сказала: — Разумеется, если папа заболел, я никуда не поеду.
        — Разумеется,  — устало повторила мать. Она взяла было иголку с ниткой, но потом снова положила на столик.  — Да, Сара Мур, вы явно решили капитулировать перед жизнью.
        — Но что делать, если папа действительно заболел? Вспомни, как он был рядом, когда заболела я.
        Мать вздохнула, снова взяла иголку с ниткой и стала делать короткие стежки-уколы.
        — Мама, а что ему сегодня приснилось?
        — Не знаю. Он не рассказывал.
        — Что-то про меня?
        — Да, про тебя, Сара. Ты ведь покидаешь его, верно? Вот ему и не по себе.
        — Ты думаешь, что он просто…
        — Нет, ему, конечно же, приснился какой-то кошмар, связанный с тобой. Но этот сон, скорее всего, просто отражение его нежелания отпускать тебя. Я, правда, не специалист по снам, но уверяю тебя: это все результат работы его подсознания.
        Тут появился доктор. Он сказал, что самым тщательным образом осмотрел и выслушал мистера Мура и беспокоиться решительно нет оснований. Он хорошо знал эту семью, и они ему верили. Он пообещал выписать рецепт и удалился.
        Сара поднялась наверх и увидела, что отец надевает рубашку.
        — Куда ты собрался?  — удивилась она.  — Тебе надо полежать. Зачем ты встал?
        — Я встал, потому что со мной ничего такого нет. Док долго объяснял мне это, так что я иду к себе в офис.
        — Но доктор выпишет рецепт…
        — Большая радость! Наверное, какие-нибудь транквилизаторы. Сара, если я помешаю твоему счастью, я себе этого никогда не прощу. И мама тоже мне этого никогда не простит.
        — Если бы выяснилось, что ты сильно заболел, я бы ни за что не поехала. Или если бы поняла, что ты не хочешь, чтобы я уезжала…
        — Понимаю, дочка… Ты меня избаловала. Я подозреваю, что ты ни разу в жизни не сделала ничего, что, на твой взгляд, могло бы меня огорчить. Ты слишком хорошая дочь!
        Она только горько усмехнулась и сказала:
        — Хорошая, говоришь, дочь? Это только фасад. А за этой благопристойной поверхностью я произношу разные мерзкие слова, испытываю порочные желания.
        — Ну, если бы мысли и желания большинства людей стали известны окружающим…  — Он похлопал ее по щеке.  — В общем, поезжай, дочь, и да благословит тебя Господь.
        — Расскажи мне, пожалуйста, что тебе сегодня приснилось,  — робко попросила Сара.
        — О чем ты?  — удивленно произнес мистер Мур, проходя мимо дочери в холл.  — Поезжай на Гавайи, дочка, и все будет отлично. Ты уж мне поверь…
        Когда в следующий вторник Сара улетала, мистер Мур держался так, словно эта поездка была самой лучшей затеей в мире.
        — Поживи немножко, как человек,  — говорила мать, крепко прижимая к себе дочь.  — Заговаривай с незнакомыми людьми, не тушуйся. Но если у тебя вдруг опять разболится горло, то обещай, что немедленно обратишься к врачу. И пиши каждый день.
        — Ей будет некогда,  — сказал отец, обнимая Сару.  — Пока.  — Он дотронулся пальцами до ее подбородка.  — Давай повеселись как следует, детка.
        — А что если я встречу какого-нибудь удивительного молодого человека и влюблюсь по уши?  — с улыбкой спросила Сара отца.
        — Сделай милость.
        — А если окажется, что он живет в Австралии?
        — Поеду за тобой. Говорят, там нужны учителя. Но я обещаю, что мы с мамой не поселимся в соседнем доме.  — Он крепко поцеловал ее и легонько шлепнул, направляя ее к выходу.
        Когда Сара обернулась, он вскинул руку, согнув пальцы колечком. Мама махала рукой, посылала воздушные поцелуи и немножко плакала.
        ГЛАВА 6
        Огни Гонолулу напоминали бриллианты, щедро разбросанные по черному бархату. Сверкающие нитки тянулись в разные стороны по Оаху, второму по величине острову Гавайского архипелага. Сара положила в сумку путеводитель, которым снабдила ее Элоиза. Она выучила несколько слов. Так, она была хаоле, представительница белой расы. Кроме того, она была вахине, то есть девушка, махало означало спасибо, а пау — конец.
        Впрочем, Сара сильно сомневалась, что у нее хватит смелости двинуться дальше «алоха»!
        Маленькие золотые часики, подаренные родителями, напомнили Саре о том, что дома полночь. Сара перевела стрелки на четыре часа назад. Она встала, как только остановился самолет. Большинство пассажиров первого класса ехали на какую-то конференцию. На них были яркие гавайские рубашки и муму. Кое-кто пребывал в состоянии блаженного опьянения.
        Сара позволила себе один-единственный «май-тай», но она почувствовала себя сильно пьяной, когда под громкие звуки «Голубых Гавайев» покидала самолет.
        Встречавшие внимательно выглядывали на пассажирах опознавательные знаки, и на участников конференции тотчас же надевались леи — гирлянды из цветов. Сара какое-то время стояла в одиночестве. Она вспомнила, как в детстве на каком-то представлении ее вдруг выбрали из таких же, как она, малышей, и подняли на сцену. Она стояла в свете прожекторов, не понимая, зачем она там.
        Экзотического вида девица с затейливо причесанными черными волосами направлялась к ней. Она сильно напоминала Саре помощницу чародея на тогдашнем представлении. Она была на несколько лет старше Сары, и в ее движениях чувствовалась уверенность красивой женщины. Когда она заговорила, Сара сразу же вспомнила тот голос по телефону.
        — Я Рита Гомес. А вы, наверное, Сара Мур. Алоха! Добро пожаловать на Гавайи.
        Она набросила на Сару леи и поцеловала девушку. «Как и положено»,  — вспомнила Сара обычай.
        — Как вы очаровательно выглядите! Какое милое платье! Как прошел полет?  — щебетала Рита Гомес.
        — Отлично. Я еще не успела освоиться на твердой земле.  — Вдохнув аромат цветов, Сара добавила: — Большое спасибо, мисс Гомес.
        — Зови меня просто Рита,  — сказала та и легонько пожала запястье Сары.  — Я уверена, мы подружимся. А пока пошли вон туда. Надо поскорее получить твой багаж. Дай мне квитанцию. Я наняла машину.
        Рита ловко управляла белой «тойотой» и говорила, не замолкая. Сара смотрела на многосложные названия улиц и думала, что фантастика не желает уступать место реальности. Вскоре они покинули промышленную зону, и по обе стороны шоссе Сара увидела высокие цветущие деревья, словно букеты для живущих в этих местах исполинов.
        Отель «Летний дворец» тоже являл собой фантастическое зрелище. У здания горели факелы. Сам отель представлял собой низкое в полинезийском стиле строение, и его крылья уходили назад, огибая бассейн. В вестибюле с дерева на дерево перелетали яркие тропические птицы. До потолка долетали брызги фонтана.
        Номер Сары напомнил ей фильмы из красивой жизни очень богатых. Пол был покрыт золотистым ковром, на просторной полукруглой кровати лежало белое с золотом покрывало. Шторы гармонировали с общей цветовой гаммой. Сквозь балконное стекло Сара увидела бассейн во дворике. Она коснулась пальцами цветов на столе, дабы удостовериться в том, что они настоящие.
        Даже деньги, которые вручила ей Рита, показались Саре невзаправдашними. Рита попросила ее пересчитать доллары, но бумажки были такие новенькие, что Саре пришлось повторить эту процедуру дважды. Под взглядом Риты она почувствовала себя малышкой из детского сада, пытающейся мучительно припомнить, какая цифра идет после четырех.
        — Я все никак не могу прийти в себя после перелета,  — смущенно сказала она,  — но по-моему, все деньги в порядке. Мой отец сказал, чтобы я перевела их в дорожные чеки.
        — Очень разумно, милочка. Завтра мы сходим в банк и все сделаем. Они твои: можешь потратить, можешь отложить. А я буду оплачивать все твои повседневные расходы.
        Рита закурила. Они сидели на маленьком диванчике возле кофейного столика. Затем мисс Гомес сказала:
        — Теперь нам надо поговорить. Я хочу сразу кое-что растолковать, чтобы потом не возникло никаких недоразумений и обид. Я буду говорить все, как есть. Словно старшая сестра, которая привыкла командовать младшей.  — Она улыбнулась ослепительной улыбкой.
        Сара отозвалась нервной робкой улыбочкой. За властной уверенностью ее собеседницы пряталось что-то настораживающее, даже пугающее.
        — Видишь ли, моя дорогая, я несу за тебя полную ответственность. Поэтому попрошу никуда не ходить без меня. Тебе это ясно?
        Сара, разумеется, не могла неверно истолковать смысла этой простой фразы. В словах Риты Гомес чувствовалась снисходительность, которая еще четче проявилась в том, что она сказала дальше.
        — Ты молоденькая, хорошенькая и…  — Рита усмехнулась и продолжила: — выглядишь очень наивной. Это само по себе очаровательно, но пойми меня правильно: Гонолулу прямо-таки кишит людьми, которые всегда готовы использовать твою неискушенность в собственных интересах.
        Сара со смущением поняла, что краснеет. Похоже, все то немногое, что она успела сказать за последние часы, не поразило Риту Гомес остроумием и утонченностью. И еще ей страшно хотелось бы отогнать подальше странное ощущение, что она принимает участие в спектакле, а когда опустится занавес, декорации рухнут, обнажив вокруг пустоту. Она надеялась, что Рита все-таки не актриса-профессионалка, которая наставляет наивную дебютантку, понятия не имеющую, как надо играть.
        Рита между тем покровительственно похлопала Сару по коленке и сказала:
        — Короче говоря, мой босс на Мауи доверил мне присматривать за тобой, и я вовсе не хочу, чтобы он остался разочарованным. Признаться, я очень дорожу своей новой работой…
        — А давно ты там работаешь?
        — Несколько недель. Я долго работала здесь, в Гонолулу, а потом прочитала объявление. Из всех претенденток, судя по всему, только у меня обнаружились те навыки, которые их интересовали. В общем, мне сильно повезло. Ну да ладно. Лучше давай подумаем, что ты хочешь посмотреть завтра. У тебя из сумки торчит что-то очень похожее на путеводитель. Надо полагать, ты успела его изучить.
        Сара сделала над собой усилие, чтобы скрыть чувство досады. Но что поделаешь, похоже, Рита получила эту работу именно потому, что умеет быть назойливой.
        — Я бы хотела побывать в Парке морской фауны, а также в Полинезийском культурном центре. Я читала, что там очень интересно, и еще я хотела бы посетить…
        — Музей Бишопа,  — подхватила Рита.  — Ну, конечно, Сара. Пожалуй, мы отправимся туда завтра днем. Правда, у нас не хватит времени посмотреть на этом острове все, что следовало бы. Согласно нашему расписанию в пятницу мы отправляемся на Мауи. Утром я буду сильно занята. Возникли проблемы, с которыми я должна разобраться. Об этом меня просил босс. Но я думаю, тебе захочется немножко отдохнуть.
        — Сильно сомневаюсь,  — холодно сказала Сара, подошла к зеркалу и, не обращая внимания на роскошный букет, глянула на себя. То, что она увидела, вселило в нее уверенность. Она правильно поступила, по совету матери изменив прическу. Теперь, всякий раз видя свое отражение, она испытывала приятные эмоции. Сара Мур выглядела молоденькой и хорошенькой. Это не могло не радовать. И если это путешествие ничего не изменит в ее жизни, то она должна пенять только на себя и не сетовать, если остаток дней своих ей придется провести в Вудсривере.
        — Помни, что я сказала тебе насчет старшей сестры,  — услышала Сара голос Риты и увидела в зеркале, как та шутливо грозит ей пальцем.  — Смена часового пояса вытворяет коварные трюки, и я вовсе не хочу, чтобы ты рухнула без чувств. Ты должна проспать не менее восьми часов. Когда проснешься, позвони в «отдел обслуживания» и закажи завтрак в номер. Попробуй свежего ананаса — все туристы просто с ума сходят от этого деликатеса. А потом немножко полежи на балконе, позагорай.
        — Я, пожалуй, после завтрака схожу в бассейн,  — сказала Сара.
        — Нет, нет, девочка! Боже сохрани и упаси! Учти, тропическое солнце страшно коварно. Первая солнечная ванна — не больше пятнадцати минут. Ты захватила с собой какие-нибудь кремы для загара?
        — Конечно. Не беспокойся за меня!
        Рита подошла к шторам и аккуратно задернула их так, чтобы утреннее солнце не потревожило ее подопечную. Потом она сказала:
        — Главное, слушайся меня, Сара, и все будет отлично. А я о тебе позабочусь на славу. Готова поспорить, что твои родители волновались и не хотели тебя отпускать одну в далекие края.
        — Они достаточно доверяют моему здравому смыслу,  — сухо отозвалась Сара.  — Они надеются, что я сумею понять, что к чему.
        — Вот и молодцы,  — ослепительно улыбнулась Рита Гомес.  — Будешь им писать, скажи, что я приставлена к тебе в качестве дуэньи. Кстати, самое подходящее занятие для тебя завтра утром — это писать письма и открытки.  — Она выдвинула средний ящик стола и с удовлетворением отметила: — А почтовая бумага и открытки имеются в достаточных количествах. Тебе не помочь распаковать вещи?
        — Нет, я сама…  — Саре очень хотелось поскорее распрощаться с Ритой.
        — Ну что ж, тогда спокойной ночи. Я рядом, в соседнем номере. Спи, отсыпайся, увидимся около полудня.
        Сара разложила свои вещи, стала готовиться ко сну. В ванной комнате все сверкало — светлый мрамор, золото, краны в виде русалок У зеркала были матовые светильники, придававшие тому, кто в него смотрелся, дополнительное обаяние. Сара обрабатывала лицо лосьоном и кремом и горестно думала, что понадобится немало времени, прежде чем гавайский загар поглотит ее веснушки.
        Дома уже начинался новый день, но оказавшись в постели, Сара поняла, что совершенно не хочет спать. Ее по-прежнему не отпускало ощущение нереальности всего происходящего, и это ей даже нравилось. Несмотря на правила, изложенные новоиспеченной дуэньей, Сара решила, что проведет утро по своему собственному усмотрению.
        Большая круглая кровать казалась поистине бескрайней. Сара широко раскинула руки в стороны и лежала, уставясь в темноту. Ей казалось, что серая сеть здравого смысла уже не так туго опутывает ее. Ее стали посещать фантазии. Она заснула, произнося про себя смелые, необычные слова…
        ГЛАВА 7
        Когда Сара проснулась, то испытала чувство предвкушения чего-то столь же непривычного, что и аромат гирлянды, лежавшей у зеркала. Она опустила босые ноги на толстый ковер. Края штор, задернутых Ритой Гомес с вечера, светились золотом.
        Сара открыла шторы, отключила кондиционер и отодвинула стеклянную раздвижную дверь. Ее обдало теплой волной, удивительно приятно контрастировавшей с прохладой комнаты. Это была не жаркая, обжигающая, но именно теплая волна. Как раз то, что нужно.
        Внизу она увидела бассейн, форма которого, как и обещал путеводитель, воспроизводила очертания острова Оаху. Маленький смуглый человек острой палкой накалывал лепестки цветов, которые успели нападать за ночь на темную землю, и складывал их в корзинку. Он поднял голову, увидел Сару и улыбнулся ей. Она тоже улыбнулась.
        Посмотрев на часы, Сара увидела, что сейчас лишь начало десятого, а стало быть, она не прозевала все утро.
        — Алоха!  — сказал приветливый голос, когда она сняла телефонную трубку.
        — Алоха!  — повторила она приветствие с легкостью, удивившей ее саму. Она заказала обильный завтрак, и заказ ее пообещали выполнить тотчас же.
        Насчет ананаса Рита оказалась права.
        Позавтракав, Сара стала писать открытки, прекрасно понимая, что, когда ее туристская жизнь начнется всерьез, она уже не сможет посвятить этому достаточно времени. На каждой из открыток, кроме той, что предназначалась родителям, она старательно вывела гавайскую фразу, означавшую: «Я прекрасно провожу время, жаль, что тебя (вас) нет здесь». Причем написала и не подумав дать перевод: так ей больше нравилось: ведь на самом деле она совершенно не хотела, чтобы кто-то из ее друзей оказался рядом. И уж во всяком случае не Элоиза. И не доктор Дарем, подумала она, надписывая адрес больницы на одной из открыток.
        Сара испортила первую открытку, предназначавшуюся родителям. После нескольких слов насчет того, как все вокруг прекрасно, она сгоряча написала: «Но мне не очень-то нравится Рита Гомес». Перечитав написанное, она порвала открытку, сочтя, что родители забеспокоятся, если не будут уверены на все сто процентов, что у их дочери дела идут замечательно. Тогда она сочинила еще одно послание, оставив все необходимые эпитеты и добавив: «Рита Гомес обещает строго присматривать за мной. Под ее неусыпной опекой я буду чувствовать себя так, словно путешествую со своей бабушкой».
        В бассейне тем временем проходило нечто вроде урока плавания, поэтому Саре ничего не оставалось, как отложить затею искупаться на потом. Она надела желтое платье, желтые сандалии и вышла на солнце. Ветерок приятно шевелил ей волосы.
        Пройдя с квартал, она вдруг вспомнила, что, во-первых, оставила открытки на столе в номере, а во-вторых, забыла спросить у портье насчет банка. Впрочем, это не имело никакого значения. Она отправит открытки позже, а банк сможет найти и сама. Ей было радостно от того, что она предоставлена сама себе, что утро отличное, что она идет по широким чистым улицам Гонолулу, останавливаясь, когда ей хочется, глядит на довольных, радостных людей, которые, если верить Рите, вполне могли использовать ее неискушенность в их собственных сомнительных интересах.
        В витрине маленького японского магазинчика Сара увидела, как человек ловко орудовал ножом, открывая раковины и извлекая из них жемчужины. Сара решила зайти и посмотреть. Раковины также продавались в баночках — наличие жемчужин гарантировалось. Сара купила сувенир для Бренды, надеясь, что та не потеряет жемчужину в первую же минуту и не сведет тем самым окончательно с ума свою несчастную мать.
        В следующем магазине цены были баснословными, но Сара все же купила муму для матери, а также подобрала яркую гавайскую рубашку для отца. Да, в ротарианском клубе его, конечно, засмеют, подумала Сара, зато школьники будут в восторге. Затем она примерила холоку, впрочем, не имея ни малейшего намерения покупать его.
        — Этот фасон называется «спинка ангела»,  — пояснил учтивый продавец с миндалевидными глазами.  — Обратите внимание, как вещь хорошо смотрится в движении. Посмотрите, как удачно подчеркивает вашу очаровательную грудь. Потрогайте шелк. Голубое в тон вашим глазам, а желтое — отлично гармонирует с вашими волосами, мисс.
        Сара купила и холоку. Деньги в бумажнике заставили ее вспомнить о банке. Продавец рассказал ей, как дойти до банка, и Саре показалось, что она четко выполняет все его указания. Но непривычные названия улиц сбивали ее с толку, и когда она наконец нашла банк, сделала все, что хотела и вышла из него, то оказалось, что она понятия не имеет, куда теперь идти. Она бродила по городу, с удовольствием знакомилась с ним, но не представляла, в какой стороне находится ее отель.
        Международный торговый центр представлял собой настоящий Вавилон. Вокруг сновали туристки в широкополых шляпах с обгорелыми на солнце руками. У них были сумки, на которых из раковин составлялось слово «Гавайи». Они говорили так же, как и уроженцы Вудсривера. По лабиринтам торговых рядов бродили подростки — босоногие и длинноволосые. Бритоголовые молодые люди в оранжевых одеждах раздавали какие-то брошюрки и пели хором. Джентльмены, одетые словно уроженцы Африки, общались друг с другом по-английски с отчетливым оксфордским акцентом.
        Особенно нравилось Саре, что у окружающих был неповторимо золотистый цвет лица. Сара не знала, сочетание каких кровей дает такой эффект, но ей вдруг стало неприятно, что у нее такая светлая кожа, блеклые волосы и глаза. Разумеется, она уже ничего не могла с этим поделать, но неужели ей суждено передать эту бесцветность в наследство своим детям?!
        Вскоре она выбрала идеального отца для будущих потомков. Он сидел с бокалом какого-то напитка под навесом бара, где наигрывали вразнобой какие-то музыкальные инструменты. Голова его была в белоснежном тюрбане, скрепленном большим драгоценным камнем. Сара сгоряча решила, что это какой-то индийский принц. На его лице выделялся крупный надменный нос и аккуратно подстриженная черная бородка. Когда он увидел Сару, в его глазах загорелись огоньки, и похоже, он стал прикидывать, какое место она займет в его гареме.
        Когда Сара уже миновала его, ей пришла в голову вполне разумная мысль: скорее всего, это был не принц, а просто продавец из ювелирного магазинчика Торгового центра. Впрочем, она поняла, что у нее нет храбрости Элоизы. Если бы она улыбнулась ему в ответ, то вполне могла бы немножко поболтать с ним: ведь в Вудсривере она никогда не встречала мужчин с такой внешностью.
        Но теперь уже было поздно. Сара поспешно навела необходимые справки, как попасть в «Летний дворец». Когда она подошла к отелю, то увидела, что у входа стоит Рита Гомес и высматривает ее.
        — Где ты пропадала?  — осведомилась Рита. На ее лице играла белозубая улыбка, но пальцы крепко стиснули запястье Сары.
        — Немножко прошлась по магазинам. И еще заглянула в банк и обменяла доллары на чеки.
        — Я страшно волновалась. Никто в гостинице понятия не имел, куда ты исчезла.
        — Рита, что ты! Разве со мной может случиться что-то плохое средь бела дня?
        — Разве ты не знаешь, что может случиться с девушкой в большом городе, если она оказалась одна? Разве ты не читаешь газеты? Господи, да тебя могли обидеть, ограбить, изнасиловать! С тобой могло случиться все, что угодно. Тебя могла задавить машина! Если бы ты знала, как они тут гоняют!
        Саре было неприятно, что с ней обращаются, как с непослушным ребенком. Она резко обернулась и бросила через плечо:
        — Пойду приму душ.
        — Почему ты так хромаешь?  — осведомилась Рита, которая двинулась за ней следом.
        — Похоже, натерла себе пятки.
        Наверху они разошлись по своим номерам, но почти сразу же Рита постучалась в дверь Сары.
        — Вот пластырь. Я подумала, что у тебя его может не оказаться.  — Рита дружелюбно улыбнулась и спросила: — Ты, наверное, считаешь, что я сверхмнительная зануда?
        — Есть грех, считаю,  — откликнулась Сара без тени улыбки.  — Но за пластырь спасибо.
        Рита увидела на столе открытки, взяла их и сказала:
        — Я спущусь вниз и отправлю. А ты побыстрее мойся и тоже спускайся. Есть смысл сначала поесть здесь, а потом уже ехать знакомиться с достопримечательностями.
        В комнате было довольно прохладно. Горничная, которая приходила убираться, наверное, включила кондиционер. Сара снова отключила его и раздвинула стеклянные двери, что вели на балкон, как уже делала это утром. В бассейне плескалось несколько человек. Будь Сара сейчас сама по себе, она надела бы новое бикини и отправилась окунуться. У бассейна за маленьким столиком сидел с бокалом в руке очень симпатичный загорелый блондин. Повернувшись, Сара увидела и Риту. Та стояла возле мусорного бака и рвала что-то на мелкие кусочки. Саре показалось, что это одна из ее открыток. Рита бросила клочки в бак и отправилась вниз.
        Это смутило и рассердило Сару. Принимая душ, она два раза роняла мыло и, доставая его, намочила волосы. Какую же открытку разорвала Рита? И главное, зачем она это сделала? Что ж, это только начало ее «восхитительного» пятнадцатидневного турне, и оно вряд ли получится восхитительным, если вовремя не поставить эту нахальную особу на место.
        Сара ничего не сказала Рите, пока они не уселись за столик в кафе отеля и не сделали заказ. Фразы, придуманные в душе, легко слетали с губ Сары Мур.
        — За те немногие часы, что мы успели провести вместе, ты предупредила меня о необходимости выспаться, не загорать на солнце больше чем несколько минут, остерегаться грабителей, насильников и лихачей-шоферов. Но я и не подозревала, что в твои обязанности также входит просмотр моей почты.
        — Понятия не имею, о чем ты!  — воскликнула Рита, и глаза ее сделались большими и удивленными.
        — Я видела, как ты разорвала одну мою открытку и швырнула клочки в мусорный бак.
        Рита взяла сигарету и, рассмеявшись, спросила:
        — С какой стати мне рвать твои открытки?
        — Понятия не имею. Я случайно смотрела с балкона вниз и увидела, как ты это сделала, а потом запихала клочки в мусорный бак.
        Рита положила свою руку на запястье Сары и сказала:
        — Какая ты смешная, Сара. Я действительно разорвала и бросила в мусорный бак автобусное расписание. Я взяла его у портье, когда выяснилось, что ты куда-то исчезла и никто не знает куда.
        Сара промолчала.
        — С такого расстояния, конечно, нетрудно принять расписание за открытку.  — Рита наклонила голову и лукаво спросила: — Может, этим милым голубым глазкам нужны очки?
        — У меня стопроцентное зрение,  — буркнула Сара, глядя в сторону.
        Рита снова коснулась пальцами ее руки.
        — Мы что-то начали не в такт, верно? Мне это самой не доставляет никакого удовольствия. Наверное, я не права. Но просто я только осваиваю эту работу и стараюсь изо всех сил. Хочу сделать как лучше.
        Принесли еду. Рита сделалась сама любезность. Ей явно очень хотелось как-то успокоить Сару, развеять все ее подозрения.
        Но Сара испытывала странную неловкость и тревогу все то время, пока они осматривали музей Бишопа. Она честно пыталась усвоить историю гавайского народа, который еще два столетия тому назад жил в каменном веке. Она смотрела на травяную хижину, на инструменты и утварь, которыми пользовались в своей повседневной жизни представители низших сословий народа канака.
        Она смотрела на сокровища гавайских королей, разукрашенные троны, россыпи драгоценных камней, на огромную мантию из перьев — желтую с черными и красными геометрическими узорами. Понадобились полмиллиона крошечных перышек и десятилетия кропотливой работы, чтобы создать это бесценное чудо человеческой изобретательности.
        Саре было нелегко усвоить все это обилие сведений, даже если бы и она не испытывала убеждение, что объяснение Риты — всего-навсего ловкая отговорка.
        Впрочем, подумаешь, пропало великое сокровище — какая-то почтовая открытка! Когда они оказались в Парке морской фауны, Саре удалось загнать это беспокойство куда-то в самые глубины сознания. Под стеклянным полом плавали сотни рыб и рыбок, полосатых, пятнистых, ярких, словно цветы, затейливо разрисованных, словно бабочки.
        Затем они посмотрели представление на открытом воздухе, где дрессированные дельфины и киты прыгали, выполняли разные поручения и проявляли большую сообразительность.
        Они пообедали в ресторане «Ла ронд», который был расположен в башне высоко над Гонолулу и раз в час начинал медленно вращаться. Когда обед окончился, было всего девять часов, и Рита сказала:
        — Я знаю, ты сегодня с удовольствием легла бы спать пораньше.
        — Нет, нет,  — растерянно забормотала Сара.  — Я могу гулять допоздна. Давай посмотрим еще что-нибудь. В том журнальчике, который мне дали в отеле, я вычитала про разные интересные места.
        — Это капканы для туристов, солнышко. Там рыщут стаи мужчин, которых интересует только одно… И ты хочешь, чтобы туда прибыли две девушки, словно давая понять, что они только и мечтают о том, чтобы на них обратили внимание? Нет, нет, лично я не охотница до таких приключений, да и ты, я думаю, тоже.  — Рита говорила с неколебимой решительностью, и Саре было трудно что-либо возразить.
        Вернувшись к себе, Сара стала сочинять письмо родителям, рассказывая об увиденном за день. Она писала страницу за страницей, поскольку ей все равно нечего было делать. «Рита Гомес явно решила оградить меня от всех возможных искусов и соблазнов. Сейчас только половина десятого, а я лежу в постели. Ночная жизнь Гонолулу бурлит себе без моего участия».
        Дописав письмо, Сара вышла на балкончик, чтобы немножко посидеть на свежем воздухе. Пальмы превратили полную луну в дольки лимона. В отеле гитары наигрывали какую-то любовную мелодию, ради которой, собственно, и стоило рваться в эти края. Приятный голос пел песню «За рифом» — о море, темноте, холоде, о том, как увядают мечты. По аллеям, вдыхая пряный аромат вечера, бродили в обнимку парочки. Только она, Сара Мур, была одна-одинешенька!
        Ей послышалось, что в номере Риты кто-то говорит. Значит, Рита там не одна?
        Сара прислушалась. Рита, кажется, говорила по телефону: «Милый, я знаю, знаю… Вокруг меня эта удивительная природа, а я в постели совсем одна…» Тихий смех. «Ну конечно, я одна, негодяй. Я люблю только тебя, и ты отлично это знаешь. Ты, разумеется, узнал меня не так давно, зато хорошо. Очень даже хорошо…» Короткая пауза, и потом: «Никаких проблем. Сегодня утром. Я сделала то, о чем ты меня просил. Говорят, что все будет готово завтра… Ну, они должны поставить кое-что на ту самую штуку… Клапан… или как там это называется. Милый, не сердись. Я не хочу притворяться, что хорошо во всем этом разбираюсь. Это твоя проблема. Моя проблема? Послушай, я сказала ей, что нам надо укладываться на боковую так рано, потому что Гонолулу — опасное место для двух одиноких беззащитных девушек. Она верит всему, что я ей говорю. Да уж, я с лихвой отрабатываю свою расплату. Ладно, постараюсь. Значит, увидимся в пятницу, милый, так? М-м-м!»
        Некоторое время Сара сидела совершенно неподвижно. Затем она бросилась с веранды в номер. Она напевала ту самую песню, которую услышала сегодня, но ее грезы не собирались увядать. Во всяком случае в самое ближайшее время. Она вынула свое новое золотисто-голубое платье, надела его и повернулась у зеркала посмотреть, как выглядит «спинка ангела». Ей понравилось, как покрой подчеркивал ее круглые высокие грудки. Она приподняла волосы и позволила им рассыпаться по спине. Нужен цветок, вон тот золотой, из большого букета. И еще серо-голубые тени под глаза! И немножко подкрасить губы! Румян не потребовалось. Щеки Сары и так пылали от ярости.
        Она разорвала целлофановую упаковку, в которой был флакончик духов от авиакомпании и неистово побрызгалась ими. Теперь она была готова к приключениям.
        ГЛАВА 8
        Сара миновала бассейн, вошла в вестибюль, где порхали яркие птицы и бил фонтан, вошла в бар и села за маленький столик.
        Теперь она вдруг занервничала. Впервые в жизни она отважилась на нечто подобное. Как себя вести? Сделать вид, что она кого-то ждет. Время от времени поглядывать на часики, хмуриться и пытаться разглядеть кого-то за густой зеленью? Или напротив, притвориться жуткой нахалкой и спокойно смотреть на мужчину, который облокотился на круглую стойку бара с бокалом в руке и поглядывал на нее?
        Нет, у него был какой-то остекленевший взгляд. Она окинула взглядом несколько других лиц. Блондин, которого она видела утром, был в дальнем конце бара. Он беседовал с какими-то мужчинами. На какое-то мгновение их взгляды встретились, затем Сара опустила глаза и уставилась на стол, на котором стояла только пепельница.
        Она пожалела, что не курит. Это позволило бы создать видимость деятельности. Можно было не торопясь зажигать спичку или подносить зажигалку к сигарете, раскуривать ее, затягиваться, смахивать с губы табачную крошку, а потом, выпустив струйку дыма, задумчиво наблюдать за ней. Можно было бы постучать сигаретой о пепельницу, рассеянно глядя на рдеющий кончик, помахать сигаретой. Курение помогало обрести необходимую самодостаточность, даже если, как утверждал главный хирург, оно сокращало вашу жизнь.
        Тут Сара увидела, что загорелый блондин направляется в ее сторону. Она растерялась. Никто даже не подумал подойти к ней и принять заказ. Она стала энергично заводить свои часики, рискуя повредить пружину.
        — Привет! Мы, кажется, встречались на вечеринке у Розы как там бишь ее… Можно я присяду?
        — Привет. Милости прошу.  — Пока все шло просто. Вот и дальше бы так!
        — У меня жуткая память на имена. Я Джо Эган. А вы?
        Сара назвалась. Их взгляды встретились. Губы растянулись в улыбке.
        Сара поставила локти на стол, опустила подбородок на ладони. Она почувствовала себя, может, не сногсшибательной, но вполне миленькой, и сказала в самой непринужденной манере:
        — А как Роза? Там было так много народу. На яхте трудно запомнить, как кого зовут. А что поделывает Роза?
        — Вышла замуж.
        — За Блека?
        — Вы имеете в виду нейрохирурга? Нет, его мать — жуткая снобка. Я слышал, Роза вышла за кого-то постарше. Говорят, он член Верховного суда.
        Сара не репетировала эти реплики, но фразы получались у нее сами собой, и она смотрела в его поблескивающие глаза чистым и трезвым взглядом.
        — Но Роза сама давно не девушка. Ей ведь девяносто три. Когда последний раз ей сделали подтяжку, она не могла закрыть глаза.
        Он громко расхохотался.
        — Вы победили. Я рад, что вы меня подцепили.
        — Подцепила?
        — Спокойно! Вы подали сигнал, который я сразу же уловил. Короче, закажем что-нибудь здесь или отправимся куда-нибудь еще?
        Они вышли на улицу и вскоре подошли к сооружению, походившему на гигантскую травяную хижину. Вокруг площадки, где исполнялся танец с мечами, стояли столики. Сара заказала какой-то экзотический напиток, который подали в половинке ананаса с плавающими ломтиками фруктов. Ее спутник ограничился бурбоном со льдом.
        Теперь на сцене танцевали хулу. То, как девицы вращали пупками, было само по себе умопомрачительным. «Смотрите на их руки!» — призывал публику конферансье. Мужская часть зрительской аудитории притопывала ногами и завыла по-собачьи, когда одна из девиц сорвала с себя травяную юбочку и под нарастающий барабанный бой откинулась назад в экстазе.
        — Ну что, насытилась?  — спросил Джо.  — Тогда допивай эту подозрительную жидкость. Нет, нет, лапочка, не надо оставлять орхидею, так поступают все туристы — и я отвезу тебя в другое местечко. Называется «Орлиное гнездо». Туда любят заходить те, кто хорошо знает город. Там ты уж не встретишь эту туристскую ораву. Никаких дешевых шоу, никакой туземной музыки.
        Они стояли на улице и ждали такси. В глазах своего спутника Сара прочитала нечто большее, чем приятельское участие. Они коротко обменялись сведениями о себе. Джо Эган был бизнесмен из Калифорнии, приезжал сюда несколько раз в год по делам. Она рассказала ему про то, как выиграла эту поездку.
        — Значит, все-таки кто-то что-то иногда выигрывает? И они позволяют хорошеньким победительницам в одиночестве слоняться по этому городу?
        Сара рассказала Джо Эгану и про Риту Гомес. Он сказал: «К черту Риту!» Она согласилась.
        Ресторан «Кавалер» был почти в самом центре города. Швейцар открыл им дверь. Они двинулись по проходу, увешанному картинами, словно в картинной галерее. «Гнездо» находилось на втором этаже. Несмотря на обилие посетителей, в нем ощущалась какая-то интимность. Они сидели в уютных кожаных креслах с высокими спинками. Певичка мурлыкала в микрофон какую-то душещипательную песенку. Вслушиваться в слова было совершенно не обязательно.
        Сара прихлебывала какой-то фирменный коктейль, в котором, в отличие от предыдущего, ничего не плавало. Джо быстро прикончил один бурбон и заказал другой. Они закусывали вкусными штучками, которые, по словам Джо, назывались пупус. Они болтали, тихо смеялись. Он ловко подпускал комплименты, постепенно расхрабряясь. Было ясно, какую стратегическую цель он видел перед собой.
        — Слушай, Джо,  — сказала Сара.  — Погоди. Где-то по дороге ты, по-моему, немножко сбился с пути.
        — Сильно сомневаюсь. Как только я увидел тебя в этом самом баре…
        — Это была ошибка.
        Он пожал плечами.
        — Бар, церковь, какая разница? Старого профессионала не проведешь. Я только взглянул на тебя и сразу понял…
        — Что?
        — Что ты мой излюбленный тип. Я просто обожаю таких большеглазых скромниц, которые сидят, стиснув коленки и натянув на них юбку, как велела мамочка. Но на самом-то деле они просто созданы для любви. Ну что, разве я сильно ошибаюсь?
        К несчастью, нет, подумала она, а вслух сказала:
        — Джо, наверное, я повела себя нечестно. Мне очень хорошо в твоем обществе, и ты мне очень даже нравишься, но…
        Он дотронулся до цветка в ее прическе и сказал:
        — Если цветок справа, это означает, что девушка свободна.
        Сара коснулась пальцем его левой руки, где на загорелом пальце проступала светлая полоска.
        — Ну почему достойнейшие погибают первыми? Ты, разумеется, женат.
        — Не будем перескакивать с темы на тему. Женат, но на очень покладистой женщине. Она меня понимает. У нас отличный союз. Она молодчина.
        — И дети есть?
        — Двое. Мальчик и девочка. Отличные ребята. Но все это совершенно не меняет дела…
        — Ты всегда ищешь свободную девушку?
        — Всегда. Когда я был подростком, то вел себя, как подросток. А теперь я вырос. Да и тебе, как ты сама призналась, двадцать пять. Поэтому давай оставим все охи да ахи и поедем обратно в отель. У меня в номере есть бутылочка.
        — Неужели у меня такой вид, что ты принял меня за нахальную Девицу, которая прыгает в постель к мужчине в первый же вечер?
        Он подумал, потом сказал:
        — Я не люблю ярлыки. И чего, собственно, по-твоему, я должен сказать на это?
        — Хотя бы раз в жизни девушке хочется подумать, что она представляет собой угрозу приличным женщинам.
        — Черт, ты увиливаешь…
        — Но я не забуду, что однажды в Гонолулу… Ну ладно, в отель, так в отель.
        У двери номера он спросил:
        — Ты уверена, что это все, что тебе хотелось бы запомнить о Гонолулу?
        — Это была незабываемая встреча.
        — Послушай, Сара. Я вовсе не обязан улетать именно завтра. И я знаю о тебе кое-что такое, что ты пока страстно отрицаешь. Я вполне могу задержаться еще на двадцать четыре часа, и тогда ты не сможешь сказать, что прыгнула в постель к мужчине в первый же вечер.
        Сара встала на цыпочки и поцеловала его в щеку со словами:
        — Передай от меня привет этой самой Розе.
        Она закрыла дверь номера. Усевшись в ванной перед зеркалом за мраморным столиком, она вынула из волос цветок. Папа, послушай…
        Поймет ли ее отец, когда она расскажет ему о Джо Эгане? Сара надеялась, что поймет.
        В тот вечер, папочка, я так рассердилась на Риту Гомес, мне так надоело быть послушной маленькой туристочкой! Мне совершенно не хотелось ложиться спать в десять вечера, прижимая к груди путеводитель, и потому я…
        Сара представляла мальчишеское лицо отца. Он будет слушать, посмеиваться, соглашаться с ней… Но как же насчет Джо Эгана? Разве не ясно, что если мужчина подбирает девушку в баре, то он уверен, что все закончится постелью?
        Сара распустила волосы. Значит, один раз, по крайней мере, он просчитался, папочка. Неужели Джо Эганы в этом мире заслуживают стопроцентного успеха?
        Ты не права, девочка. Ты совершила опрометчивый поступок, и это сошло тебе с рук. Но учти…
        Сара выключила звук. Как ни удивительно, но она получила от этого приключения удовольствие. Теперь пора было ложиться спать.
        ГЛАВА 9
        Наутро Сара приняла важное решение: совершенно не важно, как она относится к Рите Гомес. Опять-таки она не собирается огорчаться из-за того, что говорила о ней Рита по телефону. Саре было приятно сознавать, что ей без труда удалось ускользнуть из-под Ритиной опеки накануне вечером, хотя приключение могло кончиться не самым удачным образом.
        Впрочем, она не жалела о своем безрассудстве. Да и эскапада-то вышла не из числа тех, о которых потом можно будет вспоминать всю оставшуюся жизнь в Вудсривере. Сара не жалела, что решила провести черту: ей не импонировали лихорадочные, случайные соития.
        Рита излучала улыбки и выдавала разные полезные туристические сведения. Они поехали на север и насладились великолепным видом с продуваемой всеми ветрами горы Пали, откуда король Камехамеха сбрасывал своих врагов. Затем они поехали по шоссе, носящему имя этого славного монарха, по наветренному побережью Оаху. Никаких щитов с рекламой там не имелось. Впрочем, в них не было необходимости. Те туристские проспекты, которым Сара раньше не верила, теперь меркли по сравнению с тем, что открывалось ее взгляду.
        На дальней от океана стороне высились зубчатые горные хребты. С наветренной стороны, там, где застывшая темная лава сбегала к воде, океан был кобальтовый, аквамариновый, а над коралловыми рифами — пурпурный. Вдалеке, на гребешках волн, виднелись бронзовые фигуры любителей серфинга. Они лихо мчались по волнам, падали, отчаянно выгребали из водоворотов, чтобы вновь блеснуть своим мастерством.
        Затем они остановились, чтобы купить панамы из пальмовых листьев по пятьдесят центов штука у симпатичной маленькой старушки у травяной хижины возле самого океана. Проехав еще немножко, они остановились перекусить. Вокруг, в клетках, говорящие скворцы майна выкрикивали хрипло «Алоха!» Ресторанчик назывался «Пэтс», и Саре было приятно, что она наконец в состоянии выговорить название.
        Они провели два часа в Полинезийском культурном центре, путешествуя по этому загадочному микромиру. Студенты из располагавшегося там же колледжа рассказывали туристам о разных тихоокеанских культурах. Сара сфотографировала мормонский храм «Тадж-Махал Гавайских островов», священный водопад Калиуваа, а также табличку, свидетельствовавшую о том, что на Оаху действительно имелся город под названием Кааава.
        Обратно они ехали мимо живых изгородей из гибискуса, миновали красивые дома под огромными деревьями с длинными метелками соцветий — то золотистых, то всех цветов радуги. Словно горящие зонтики, алела цезальпиния.
        В тот день Сара несколько расширила свои познания насчет Риты. Кое-что Рита поведала сама. Фамилия Гомес была португальской, но в Рите смешалось много разных кровей — от восточной до гавайской. Она родилась на острове Мауи и жила там все время, лишь полтора года назад переехав на Оаху.
        Дополнительные сведения Сара почерпнула о Рите путем внимательного наблюдения, когда позже они отправились в торговый центр Ала Моана. Как ни в чем не бывало Рита сняла со своей руки обычные часы, чтобы примерить другие, усыпанные бриллиантиками. Не обращая внимания на кричащие ярлыки с жуткими ценами, она примеривала дорогие платья, задавая вопросы насчет того, как они переносят путешествие в чемоданах. Никак не иначе, собирается в Южную Америку, подумала Сара, вспомнив, что в машине видела туристские брошюрки именно про эту часть света. Судя по тому, что Саре удалось подслушать из вчерашнего телефонного разговора, Рита крутила роман с боссом. Ну что ж, в конце концов это ее дело…
        Когда они снова оказались в машине, Сара спросила, переваривая только что полученную информацию:
        — Ты честолюбива?
        — Что ты имеешь в виду?
        — У тебя есть цель? Я восхищаюсь теми, кто четко представляет себе, чего ждет от жизни, и добивается поставленных задач. Лично я никогда толком не знала…
        — Сейчас я, например, хочу от жизни только одного,  — перебила ее Рита,  — поскорее выбраться из этих пробок и не дать раздавить себя в лепешку.
        В этой реплике Сара уловила приглашение заткнуться и так и поступила. Ей также хотелось поскорее выбраться из этого бурного транспортного потока, где каждый водитель вел себя так, словно ехал один, и где было очень мало светофоров. Но она не могла не обратить внимание, что Рита умело переводила разговор на другое всякий раз, когда он грозил затронуть какие-то личные темы.
        Все это утро Рита напоминала ей учительницу, которая прекрасно знает свой предмет, но не проявляет ни малейшего интереса к ученикам как к живым существам. Рита была старше Сары всего на два-три года, но и не подумала задать вполне естественные вопросы насчет того, есть ли у Сары кавалеры, что она делает в своем Вудсривере и какие у нее планы на будущее. Рита и словом не обмолвилась обо всем этом.
        Конечно, вполне вероятно, что Рита просто презирала романтичных непрактичных дурочек, с энтузиазмом относившихся к розыгрышам призов, которые устраивала ее фирма. Коль скоро в ее обязанности входило обслуживание призеров, она профессионально знакомила их с достопримечательностями Гавайских островов, следила за тем, чтобы не возникало никаких недоразумений, но вздыхала с облегчением, когда они расставались. Сара не сомневалась, что является для Риты всего-навсего очередным номером в списке.
        Впрочем, когда они вернулись в отель, Рита внезапно проявила совершенно не свойственную ей человечность.
        — Кстати, Сара,  — вдруг сказала она,  — а почему бы тебе не позвонить родителям?
        — Ты действительно так думаешь?  — откликнулась Сара, которой как-то не приходило в голову, что она и впрямь может это сделать без особых проблем.
        — Ну конечно. А почему бы и нет? Ты неплохо провела день. Поэтому почему бы не снять трубочку и не поделиться с папой-мамой впечатлениями, пока они еще свежие?
        Сара посмотрела на часы. Было шесть. Стало быть, в Вудсривере десять. Родители, конечно же, дома. Они еще не легли спать. Она посмотрела на улыбающуюся Риту и неуверенно пробормотала:
        — Но это же будет стоить жуткие деньги! Я вряд ли уложусь в три минуты…
        — Ну и что? У мистера Нильсена денег куры не клюют.
        — Он твой босс?
        — Да, и причем очень щедрый.
        Ну конечно, у нее роман с боссом, подумала Сара, а Рита продолжала:
        — За разговор все равно заплатит фирма. Ну что, я заказываю, да?
        — Нет, нет, я сама.  — Сара понадеялась было, что Рита уйдет к себе в номер, но она ограничилась тем, что вышла на балкон.
        Сара устроилась на диване. Вскоре она услышала гудки — связь состоялась. Она улыбнулась, представляя себе, что сейчас произойдет. Родители, скорее всего, сидят в гамаке на веранде. Возможно, в этот самый момент они разговаривают о ней, Саре, о том, как ей отдыхается. Поскрипывание гамака прекратилось. Что, телефон? Кто это звонит так поздно?
        — Алло!  — услышала она в трубке голос матери.
        — Алоха! Знаешь, кто это? Это я!
        — Сара? Что-нибудь случилось?
        — Ничего не случилось. Все идет отлично. Просто я решила вам позвонить.
        — Минуточку. Сейчас я перенесу телефон на кухню. А то в гостиной орет телевизор.
        Сара представила себе кухню так, словно сама там находилась. Круглый стол, на который мама поставила телефон. Филодендрон, который распустил свои ветви над раковиной.
        — Ну вот, все в порядке,  — сказала мать, с трудом переводя дыхание.  — Я очень рада слышать твой голос. Папа должен вернуться с минуты на минуту. У него какое-то собрание. Он в порядке, и я тоже, но ты расскажи о себе, как там у тебя дела, и что вообще происходит.
        — У меня просто нет слов… Ты мне даже не поверишь… Ты не можешь даже представить, какая у меня кровать. Она совершенно круглая. Если бы ты видела живые изгороди из гибискуса! А филодендроны тут такие высокие, что можно просто шею сломать, когда смотришь на макушки. Сегодня мы столько всего видели — об этом я напишу отдельно. Здесь все замечательно — климат, люди, цветы, еда… Все, все…
        — Сара… Сара… Ты говоришь совершенно по-другому. Как прежде!
        — Просто я хорошо себя чувствую! Ну а как дела у вас, в Вудсривере?
        — Ну что тебе сказать?.. У мистера Куверта было свидание с мисс Флосси. Она приносила ему пироги и пышки всю весну, но кто бы мог подумать… Сегодня я узнала, что Бенсоны все-таки решили развестись, но никто из них не горит желанием оставить у себя Бренду…
        — Бедняжка. Скажи ей, что у меня для нее припасен небольшой подарочек.
        — Сара, милая, передо мной на стене большая карта Гавайских островов с цветными булавками. Я знаю, что завтра ты переезжаешь на Мауи, в «Алоха нуи». Я уже отправила тебе туда письмо. И помни, когда ты вернешься, то с тебя причитается выступление на заседании моего Книжного клуба.
        Сара простонала.
        — Припаси что-нибудь этакое, любопытное,  — продолжала мать.  — Повесели наших книголюбов… Погоди… По-моему, это приехал папа.
        — Пока он не пришел, скажи мне одну вещь. Он не рассказывал тебе о том сне, который ему тогда приснился?
        — Господи, но это же была какая-то сущая глупость. Зачем ворошить прошлое? Ну вот и пожаловал твой драгоценный отец. Передаю ему трубку.
        — Привет, Сэсси…
        — Привет, папочка.  — Он последний раз называл ее Сэсси, когда ей было четыре годика.
        — С тобой все в порядке, дочка? У тебя такой голос, что мне показалось…
        — Ну конечно, папочка, со мной все в порядке.  — Сара взяла бумажную салфетку и высморкалась.  — Если ты хочешь знать правду, я немножко всплакнула — я так рада слышать твой голос. И вокруг все так чудесно, и… Слушай, вам с мамой придется начать откладывать деньги… Потому что я не удивлюсь, если решу остаться здесь. Местные жители удивительно привлекательны… Правда, папа. В них, можно сказать, прообраз будущей идеальной расы.
        — Мне кажется, ты позвонила нам после третьего мартини,  — сказал отец и засмеялся.
        — Нет, но вчера я увидела одного господина, который выглядел, как индийский принц. Нет, честно… А скажи, у вас с мамой нет никаких пожеланий насчет внешности ваших внуков?
        — Нет, пока нет. Но мы ведь поселимся напротив тебя и еще успеем их избаловать. Так что нет причин беспокоиться, солнышко.
        — Хорошо, папочка. Но скажи: теперь ты за меня уже не беспокоишься?
        — Кто, я?
        — Ну конечно, кто у нас самый безумный!
        Тут в комнату вошла Рита.
        — Ну ладно, мне пора. Этот телефонный разговор стоит фирме уйму денег,  — поспешно проговорила Сара, поняв намек.
        — Понял. Береги себя, Сэсси.
        — Хорошо. И ты тоже береги себя, папочка. Алоха!
        — Я думал, это означает «здравствуй».
        — Верно. Но еще и «я люблю тебя». А кроме того, «алоха» — это «прощай».
        ГЛАВА 10
        На следующее утро по пути в аэропорт они остановились, чтобы забрать большую коробку размером с хлебный ларь. Как пояснила Рита, там была какая-то важная вещь для самолета ее босса.
        — Для самолета?  — удивленно переспросила Сара. Она в очередной раз поняла, как высоко метит Рита.
        — Ну конечно. Самолет ему необходим, чтобы в случае чего быстро перелетать, куда нужно. У него есть дом в штате Мэн. И другой в Финиксе. Большие деньги, ничего не поделаешь…
        Во время получасового перелета из Гонолулу в аэропорт Кахулуи на острове Мауи Рита держала коробку на коленях. Когда они приземлились, Рита сказал, что должна сначала доставить коробку, куда велено. Судя по всему, этому грузу придавалось немалое значение.
        На этот раз они не брали машину напрокат. Рита села за руль белого «мерседеса», который ждал их в аэропорту. Вынимая ключ из сумочки, она пояснила Саре, что этой машиной они будут пользоваться все то время, что проведут на острове. Разумеется, у ее босса имелось много других машин.
        На Мауи были обширные плантации сахарного тростника и поля с невысокими ананасовыми кустами, которые превращали склоны холмов и долины в голубовато-зеленый вельвет. На Мауи не было промышленности, больших автомагистралей, крупных городов. Белый «мерседес» мчался на юг, минуя городки с длинными причудливыми названиями. Когда они доехали до океана, то повернули на запад, и машина поехала по приморскому шоссе.
        Лахаина, старый портовый городок, куда издавна заходили китобои, очень походил на портовые городки Новой Англии, если бы не высокие пальмы с величественными кронами. Они съели ланч на веранде «Пайонер инн», старинного белого каркасного сооружения, где, по словам Риты, как-то раз остановилась королева Лилиуокалани.
        Ничего подобного на Оаху Сара не видела: яхты в бухте и загорелые люди, повидавшие моря и океаны, молодые буржуазные семьи, лощеные и с безукоризненными манерами, художники, демонстрировавшие свои картины под гигантским, чуть не в квартал, банановым деревом, хиппи с длинными волосами и дружелюбными лицами.
        Они теперь собираются на Мауи, пояснила Рита, все эти кришнаиты и почитатели Иисуса. Говорят, здесь самые лучшие эманации. Мауи но ка оэ. Мауи — лучшее место. Правда, местные жители считают, что лучше бы слухи об этом распространялись помедленнее, а то слишком много стекается сюда всяких чудаков.
        Сара была не прочь немного задержаться и погулять здесь, но Рита то и дело посматривала на часы. Они миновали вереницу роскошных приморских отелей, площадки для гольфа, а затем вдруг свернули в ворота, медные таблички на которых ненавязчиво уведомляли, что это отель «Алоха нуи». Проехав по извилистой аллее мимо зеленых бархатных газонов, где поливальные установки создавали маленькие радуги, Рита остановила машину перед входом в темное каменное здание, у которого стояла бронзовая статуя бога Мауи, пытавшегося поймать арканом солнце.
        Сара в свое время изучила буклет, посвященный отелю, но ни описания, ни фотографии не могли по достоинству охарактеризовать его. Согласно расписанию, они должны были провести здесь несколько дней. Сара очень надеялась, что, оказавшись на родном острове, Рита не будет все время стоять у нее над душой и заставлять выполнять все ее глупые предписания. Она попыталась было выйти из машины.
        — Нет, нет, погоди, дорогая,  — остановила ее Рита.  — Отель раскинулся по всему склону, и ты пока побудь в машине. Я все выясню, и мы подъедем, куда нам положено. Я сейчас узнаю, где они намерены нас поселить.
        — Узнай, нет ли для меня каких-нибудь писем!  — крикнула ей вдогонку Сара.
        Пока Рита выясняла, что к чему, Сара смотрела на загорелых людей, сновавших мимо нее. Кое-кто приветливо улыбался Саре. Похоже, попадая сюда, люди заражались каким-то особым дружелюбием. Прошло пять, потом десять минут. Риты все не было. Пятнадцать минут спустя она наконец появилась.
        — Почты нет.
        — Ну не беда. Собственно, еще слишком рано.
        — Более того, у них нет для нас номеров. Они имели наглость заявить мне, что у них отель не резиновый…
        — Но разве такое возможно? Разве номера не были забронированы?
        — Вот именно.  — Рита включила зажигание, и машина медленно поехала.  — Номера были забронированы, и причем давно! Я понятия не имела, что надо еще раз что-то проверять и подтверждать… Скорее всего, они просто смошенничали. Кто-то возник без предупреждения и дал, как говорится, на лапу.
        Сара обернулась и посмотрела на удалявшийся красивый отель.
        — Ничего,  — сказала она.  — Мы проезжали множество симпатичных отелей. Наверное, мы вполне сможем устроиться в одном из них, и все будет в полном порядке.
        — Я тоже так сначала подумала. И попросила того, кто ведает у них бронированием номеров, позвонить и выяснить, где еще мы могли бы остановиться. Потому-то я, собственно, так задержалась. Но в любом мало-мальски приличном месте на этом острове та же самая история. Я просто не верила своим ушам. Но они все твердят, что у них сейчас разгар сезона…
        — Куда же мы теперь?
        — Вот об этом-то я и хотела как раз с тобой поговорить. Самое обнадеживающее состоит в том, что мистер Нильсен любезно предложил остановиться у него.
        Вроде бы инцидент был исчерпан. Они ехали теперь в обратном направлении. Немного помявшись, Сара сказала:
        — У моих родителей есть расписание тура. Они уверены, что я остановилась в «Алоха нуи». Если дома случится что-то такое, то…
        — Я уже все сделала, киса… Я попросила их переадресовывать все телефонные звонки на ранчо Улевехи. Улевехи означает «становящийся все красивее и красивее». Правда, прелесть? В общем, дорогая Сара Мур, вы еще не представляете, как вам повезло!
        — Повезло?  — переспросила Сара, и в ее голосе прозвучало легкое недоверие.
        — Еще бы! Любой человек с тугим бумажником может остановиться в любом приглянувшемся ему даже самом шикарном отеле. Там, конечно, есть все то, что полагается в таких местах. Но никто — абсолютно никто — не в состоянии поселиться в частном владении кого-то, кто был бы столь же богат, как Нильсены. К несчастью, у них тяжело болен сын, поэтому они сейчас практически никого не принимают…
        — Значит, и победители порой бывают несчастливы?
        — Да, именно… Ну я рада, что ты нормально отнеслась к такой перемене в расписании.
        На это Сара философски пожала плечами.
        — Что поделаешь? Иногда, когда планы расстраиваются, это доставляет даже больше удовольствия… Этот самый мистер Нильсен… Это он владеет финансово-строительной компанией «Вэлли Айл»?
        — Да, он владеет и ей, и еще десятком прочих фирм… Мистер Нильсен — крупный промышленник, и у него есть собственность по всему земному шару. Он по национальности датчанин и очень симпатичный. А предки его жены — из первых здешних миссионеров с небольшой примесью крови гавайских правителей — алии. В общем, по местным понятиям, это аристократия с большой буквы.
        — Я с удовольствием с ними познакомлюсь.
        — Честно говоря, я не хотела бы создавать у тебя ложные надежды, радость моя. Скорее всего, ты их не увидишь. Мистер Нильсен страшно занят, а миссис Нильсен в настоящее время находится в Гонолулу. И думаю, что тебе и тут сильно повезло.
        Сара вопросительно посмотрела на Риту.
        — То есть?
        — Мои родители жили на ранчо Улевехи, когда я еще была маленькой. Работали на Нильсенов. Аристократическая миссис Нильсен удачно сочетает в себе ограниченность бостонских миссионеров и королевские замашки гавайской знати. В дни монархии на Гавайях особы королевской крови считались священными, и простые люди, канака, должны были падать ниц, когда мимо проносили кого-то из членов королевской семьи или просто воду для королевских омовений. Ослушникам же грозила смерть…
        — Но ты думаешь, нам удобно ехать к Нильсенам?
        — Да. Я говорила с самим мистером Нильсеном. Ему это не доставит хлопот. Там полно прислуги, и они сделают все, что нужно. Мы будем жить в задней части дома и потому никому не помешаем. Там есть отдельная кухонька, и мы сами сможем делать себе завтраки. Кроме того, там сейчас живет очень симпатичный молодой человек, сотрудник мистера Нильсена.
        — Как его зовут?
        — Риверс. Монти Риверс. Очень яркая личность. Трудно представить, что есть проблема, которую Монти не в состоянии решить. У него есть степень доктора медицины. Правда, он сейчас не занимается врачебной практикой, но Нильсенов очень устраивает, что в доме есть врач — из-за сына.
        — Но почему же этот мистер Риверс не хочет заниматься врачебной практикой?
        — Нет. Его интересует научная работа. У него есть немало любопытных соображений — и не только насчет медицины. Он по натуре изобретатель.  — Рита похлопала по коробке, которая лежала между ними.  — Например, сейчас мистер Нильсен и он работают над тем, как приспособить эту штуковину — я даже не могу выговорить, как она называется,  — для самолета. Теперь страшно трудно получить грант на исследовательские работы, Монти подал соответствующую заявку, но даже если этого не удастся сделать, мистер Нильсен будет сам финансировать это.
        Саре сделалось интересно. Ее так и подмывало спросить, сколько же лет этому самому Монти Риверсу, но затем она решила, что сможет выяснить это попозже.
        Теперь шоссе уже свернуло от моря — они поднимались по склону большой горы к обширному плато.
        — Эта гора, кажется, называется Обитель Солнца, верно?  — поинтересовалась Сара.  — Правда, я не могу выговорить местное название.
        — Халеакала,  — подсказала Рита.  — Ударение на каждом нечетном слоге — первом, третьем, пятом. ХА-ле-А-ка-ЛА! Специалисты по туристской рекламе любят говорить, что если заглянуть в ее кратер, то можно увидеть Манхэттен. Лично я никогда не была в Нью-Йорке, но я бы заранее предпочла его этому острову — уехала бы хоть сейчас.
        — Но это же совершенно сказочное место!
        — Да, в общем-то остров, конечно, ничего. Только, на мой вкус, маловат. Я не получаю удовольствия от жизни там, где все окружающие знают, чем я занимаюсь.
        Сара подумала, не имеет ли в виду Рита, что многие окружающие знают или догадываются о том, что у Риты роман с ее боссом. И не связано ли отсутствие миссис Нильсен с их появлением здесь.
        «Мерседес» тем временем продолжал ехать в гору. Дорога изобиловала большим количеством поворотов и сделалась заметно уже. Вокруг тянулись пастбища, на которых мирно пощипывали травку черно-белые коровы. То здесь, то там попадались россыпи лавы. Выше по склону начинались эвкалиптовые рощи. У обочины время от времени попадались деревья, на которых виднелись оранжевые и зеленые плоды. Рита сказала, что это папайя, которая плодоносит круглый год.
        Когда «мерседес» преодолел очередной крутой поворот, Рита махнула рукой налево:
        — Посмотри туда. Правда, дом отсюда не видно, зато неплохо просматривается подъезд к нему.
        Впереди Сара увидела двойную линию кипарисов, которая затем сливалась с густой массой зелени. Дом мистера Нильсена стоял в очень живописном месте.
        Впрочем, гордое величие этой резиденции несколько померкло, когда они оказались у ворот. Когда-то, наверное, ворота и впрямь производили внушительное впечатление, но каменные статуи богов тики покосились в разные стороны, словно их тянули на себя лианы, а чугунная вывеска «РА ЧО УЛЕВЕХИ» потеряло одну букву. Кипарисы гордо высились, словно почетный караул, но под ними разрослись кустарники и деревца поменьше, превратив аллею в темный туннель. Брусчатка изобиловала выбоинами.
        Рита, сбрасывая скорость, ловко объезжала все ямы, лавировала на узкой дороге.
        — Нильсены вернулись сюда совсем недавно и теперь, конечно, быстро приведут место в порядок,  — пояснила она Саре, предвосхищая ее недоуменные вопросы.  — Еще немножко, и мы увидим дом. Он расположен на нескольких уровнях. Раньше тут была плантация — выращивали сахарный тростник. А дом построили на старом фундаменте. Его заложили давным-давно, когда здесь еще не жили белые. В доме такое множество комнат, что, скорее всего, о многих просто я понятия не имею…
        Проехав еще немного, «мерседес» остановился. Дом показался Саре не единым целым, а небольшой деревней, дома которой, однако, имеют общую крышу. Казалось, словно несколько безумных архитекторов строили и перестраивали этот комплекс, двигаясь каждый в своем направлении, руководствуясь собственной логикой и совершенно не интересуясь, что делают его остальные коллеги.
        Дом в основном был выстроен из какого-то темного камня, но Сара заметила, что справа у заднего крыла возвышается нечто похожее на смотровую башню.
        Над усадьбой, над этим расползшимся, причудливым строением величественно высилась Халеакала.
        — Это же просто…  — начала Сара, но запнулась, не находя нужных слов. Ей давно хотелось оказаться в живописном и романтической месте вроде ранчо Улевехи.
        — Я не сомневалась, что на тебя это произведет впечатление,  — сказала Рита.  — Конечно, тут все сильно заросло, пришло в запустение, но в этой романтической старине есть нечто неповторимое, чего и днем с огнем не сыскать в этих вылизанных пристанищах для туристов.
        — Здесь так много места…
        — Раньше, когда тут была настоящая плантация, в доме жило человек двадцать. Кроме того, тут находились контора, конюшня, тут жили батраки. Потом, в годы депрессии, когда с деньгами стало туго, владельцы стали сдавать комнаты и предоставляли лошадей для поездок к кратеру. Потом в доме установили ванны, душ, ничего особенного, как ты еще успеешь убедиться, но две сестры, которым принадлежало ранчо, потратили на переустройство все свои деньги — и ничего у них не вышло.
        — Удивительно… Но почему?
        — Впрочем, в каком-то смысле их траты оказались не напрасны. Как-то раз сюда приехал мистер Нильсен с группой датских промышленников. В общем, он женился на одной из сестер. Она была очень красивой. Да и сейчас миссис Нильсен сохранила остатки былой красоты. Если, конечно, тебе нравится надменный тип…
        Сара подумала, что, возможно, у мистера Нильсена имелись веские резоны предпочесть Риту… Тем временем Рита сделала широкий жест рукой и сказала:
        — Отсюда, конечно, не видно, но на том вон склоне есть руины хешу, то есть храма. Собственно, там остался лишь фундамент. Когда мы были маленькими, то всегда играли на горе, но я старалась избегать того места. Я знала, что там приносили в жертву наших предков — они ведь были самые обыкновенные канака. Так освящали тогда храмы. Поговаривают, что миссис Нильсен все еще верит в тех древних богов. Что ж, очень на нее похоже.
        Рита снова включила мотор, и они направились к дому. Сара подумала, что одного взгляда на фасад порой достаточно, чтобы сказать, что собой могут представлять комнаты, но на сей раз она терялась в догадках, что же находится там, внутри. По стенам вились побеги пуансеттии. Цветущие деревья словно теснили друг друга, стараясь выкроить для себя побольше жилой площади. Казалось, дом умер, и флора делала отчаянные попытки спрятать его, сделать вид, что он никогда не существовал, а сама, опутав его своими цепкими побегами, безжалостно высасывала из него соки, важные для своей жизнедеятельности.
        — В тропиках кусты и деревья быстро отбиваются от рук, стоит им только дать поблажку,  — сказала Рита.  — Нильсены не жили здесь всего два года, оставили лишь смотрителя, который в основном выполнял обязанности сторожа. Но я думаю, ты можешь вообразить, как все будет выглядеть, когда они наведут порядок.
        Сара усомнилась в своих способностях на этот счет. Раньше Рита сказала, что обычный турист не мог и надеяться провести здесь ночь. Теперь она подумала, что, пожалуй, обычный турист вряд ли пожелал бы воспользоваться этой привилегией, даже если бы получил такую возможность. Но ее сильно заинтриговало это место, и она решила исследовать руины хеиау. Коль скоро ей все равно предстоит выступать в материнском Книжном клубе, есть смысл рассказать там кое-что, сильно отличающееся от обычных унылых отчетов туристов, к которым они успели привыкнуть.
        Они проехали небольшой бассейн, заросший водяными лилиями, который был перед самым домом, но Рита почему-то свернула направо. Они поставили машину неподалеку, под старым деревом, которое ухитрилось вырасти среди кусков лавы. Тут оказалось довольно свежо. Сара и не подозревала, что на Гавайях может быть так прохладно. Они прошли с чемоданами в выцветшую голубую дверь с отверстиями для вентиляции и очутились в холле, где были свалены какая-то мебель, циновки и старый матрас.
        Рита пробормотала что-то насчет ремонта и двинулась вперед по длинному, темному коридору. Под ногами что-то поскрипывало, похрустывало, словно тут давно не подметали. Окна по одной стене были закрыты ставнями, удерживая запах затхлой сырости. Перед ними появилась ящерица и метнулась по стене, исчезнув в лианах, проникших в щели между ставнями.
        Потом они поднялись на три ступеньки. Рита открыла дверь, и они оказались в маленькой кухоньке, отделенной перегородкой от большой комнаты с каменным очагом. Сара удивленно оглядывалась по сторонам. Когда-то, наверное, комната выглядела довольно жизнерадостной, но ситцевая обивка дивана и стульев успела порядком выцвести. На низком столике стояла кофейная чашка. По одной из стен серым пушком виднелась плесень.
        — Это, естественно, гостиная,  — бодро провозгласила Рита.  — А там, через коридорчик, две спальни. Та, что слева,  — спальня Монти. Он тут бывает редко, и вообще он тихий, так что от него никаких беспокойств не будет. А твоя комната наверху. Следуй за мной!
        Сара стала подниматься за Ритой по узкой скрипучей лестнице. Она коснулась пальцами перил и увидела на них пыль. Она уже стала сомневаться, есть ли смысл тащить тяжелый чемодан наверх. Романтика романтикой, но ее любовь к приключениям отнюдь не была настолько сильна, чтобы заставить ее провести ночь в этом месте. Разумеется, ей нужно было только сказать об этом Рите.
        Но когда они поднялись на второй этаж, Рита распахнула дверь, и они оказались в комнате, где все было чисто и опрятно, и на окнах висели безупречно белые шторы, а старинная медная кровать сияла так, словно ее совсем недавно начистили. Белый коврик на полу выглядел так, словно его только вчера привезли из магазина, зато мебель была антикварная, и у нее было явно бостонское происхождение.
        — Ты только полюбуйся, какой отсюда вид,  — сказала Рита, показывая на окна.  — Такого нет нигде на этом острове.
        Окна выходили на три стороны. С одной стороны обозрению мешало старое дерево, зато с другой стороны виделась покрытая облаками вершина горы, а с третьей — за зеленью пастбищ, вдалеке открывалась голубизна Тихого океана. Маленький островок на юго-западе сверкал, как золотой слиток, под лучами полуденного солнца.
        Сара обернулась к Рите и сказала:
        — Я обратила внимание на это помещение, еще когда мы подъезжали на машине. Я решила, что это нечто вроде смотровой башни.
        — Собственно, так оно когда-то и было. Тогда из нее можно было обозревать все четыре стороны. Хозяин ранчо всегда мог выглянуть из окна и увидеть, что на одном из полей сахарного тростника непорядок — они ведь жгут его во время урожая. Ну что, нравится тебе здесь или нет?
        — Теперь да. Но честно говоря, еще недавно у меня закрались кое-какие сомнения.
        Рита отозвалась довольным смешком.
        — Еще бы!  — Она открыла дверцы большого гардероба.  — Стенного шкафа тут нет, но можешь повесить свою одежду сюда. Да и настоящей ванны тоже нет,  — добавила она, распахнув другую дверь.  — Тут все очень просто — туалет и раковина, но когда распакуешься, можешь принять душ внизу. Сегодня я запланировала поездку в «Шератон-Мауи». Почему бы тебе не надеть то прелестное платье, которое ты купила в Гонолулу? У тебя ведь пока что не было еще возможности в нем показаться. И я тоже переоденусь.
        — Хорошая мысль,  — кивнула Сара.
        Она пока что не поделилась с Ритой историей о встрече с Джо Эганом и решила, что еще успеет сделать это, когда они немножко больше подружатся.
        Рита уже была в дверях, когда вдруг обернулась.
        — Да, я забыла сказать еще об одном… Я, кажется, говорила тебе, что у Нильсенов есть сын, который тяжело болен. Ему двадцать один год. Если вдруг случайно его увидишь, старайся избегать контактов.
        — Избегать контактов?
        — Видишь ли, у него, кроме прочего, не все в порядке с головой. Пупуле, как говорят на Гавайях. Порой он несет страшную чушь. Я вовсе не утверждаю, что он может причинить вред, но у него странный вид, и это может раздражать… Впрочем, скорее всего, ты с ним не столкнешься. Он сейчас с матерью, и они, наверное, вернутся, когда тебя уже не будет.
        Сара пристально посмотрела на Риту, затем повернулась, чтобы повесить платье на плечики. Ситуация складывалась куда более сложная, чем она предполагала. И куда более занятная…
        — Значит, не считая прислуги, нас тут четверо,  — сказала она.  — Мы с тобой, мистер Нильсен, Монти Риверс, который изобретает разные штуки…
        — Он также помогает мистеру Нильсену вести дела. Так, именно Монти нанял меня в Гонолулу. Мистер Нильсен его очень высоко ценит.  — Рита ослепительно улыбнулась Саре и добавила: — А теперь не торопись и сделайся неотразимой.  — Она чмокнула губами и удалилась.
        Сара вскоре закончила распаковываться. Вокруг стояла тишина если не считать легкого шороха — это старое дерево время от времени задевало ветками проволочную сетку на окне. Сара подошла к окну и с любопытством уставилась на дерево.
        Это дерево совершенно не было похоже на своих собратьев — оно было какое-то серое и полумертвое. Оно напоминало старого, скрюченного артритом нищего, и его немногочисленные, но крупные листья трепетали на ветерке, словно лохмотья. Сара отвернулась: ей было неприятно видеть это дерево.
        Она стояла, смотрела на чистую, опрятную комнату, и внезапно ее осенила догадка. Эту комнату привели в порядок вовсе не в последний момент. Комната уже давно ждала гостью.
        И только после этого Сара вдруг испытала первый приступ страха.
        ГЛАВА 11
        Беспокойство Сары улетучилось столь же внезапно, как и появилось. Что за глупость удивляться тому, что комната оказалась специально подготовлена для встречи гостьи? На ранчо как-никак хватало прислуги. По крайней мере, так говорила ей Рита. Парочка горничных могла появиться здесь сразу же после звонка Риты и навести порядок. А может, комнату приготовили загодя, для какого-нибудь другого гостя? И вообще, нечего придавать такое значение пустякам. Зачем делать из мухи слона? Зачем волноваться только из-за того, что старое дерево у окна было совершенно не похоже на деревья, которые росли в ее родном Иллинойсе. Вскоре появилась Рита и сказала, что можно пойти принять душ. Сара взяла полотенце, халат и спустилась вниз. Ванная была темной, но и ее недавно вычистили. Сара заметила на полочке бритвенные принадлежности. Монти Риверс! Интересное имя. Рита говорила, что он очень тихий. Саре нравились тихие мужчины. Кто знает, может, все это обернется любопытным приключением…
        Она быстро приняла душ, потом крикнула Рите, которая, судя по звукам и шумам, находилась в одной из комнат первого этажа, что душ свободен, а сама пошла наверх и стала наряжаться в то самое голубое с золотом платье, которое с явным успехом надевала тогда, в Гонолулу. Джо Эган был забавный парень и в общем-то вполне симпатичный, хотя и, так сказать, бесперспективный, но он помог ей поверить в себя. Она решила, что было бы неплохо украсить прическу каким-нибудь экзотическим цветком. Придерживая подол своего длинного платья, Сара быстро спустилась на первый этаж. Она крикнула Рите, что выйдет на свежий воздух, но в душе бежала вода и она поняла, что Рите все равно ее не услышать. Сара двинулась по темному коридору с окнами, прикрытыми ставнями. Она посмотрела в щелочку и увидела что-то вроде сада. Она нашла дверь, отодвинула засов и вышла из дома.
        Она оказалась в саду, вернее, в джунглях, что когда-то были садом. Этот бывший сад находился между высокой стеной и верандой, или, как здесь ее называли, ланаи, куда выходили комнаты передней части дома. Над ее головой провисала шпалера под бременем гигантской плети какого-то растения. Эта решетка, вероятно, должна была поддержать усилия когда-то находившегося в младенчестве теперешнего зеленого монстра. Словно балованное дитя, это растение росло, наливалось соками, наращивало зеленую мускулатуру и теперь уже ухватило ручищами-побегами два дерева, стоявшие справа и слева от шпалеры. Деревья наклонились друг к другу, словно изнемогая от этих безжалостных объятий, а страшное растение уже примеривалось, как бы захватить себе новые жертвы.
        Сара сделала шаг в сторону, отведя рукой зеленый побег, успевший запутаться в ее волосах. В сад сейчас почти не проникало солнце. Буйная зелень лиан и цветущих деревьев совершенно заслонила голубое небо. В тяжелом воздухе ощущался сладкий, приторный аромат цветов, которые, успев уже отцвести, тихо умирали. Саре почудилось, что она вдруг забрела в церковь, где проводилось очень много похоронных служб. Это место навевало мрачные мысли. Мысли о смерти.
        Саре снова стало как-то не по себе.
        Глупости! Ей нужен один-единственный цветок, а вокруг бушует цветочное изобилие! Но цветы в этом саду были великоваты для ее целей. Они уставились на незваную гостью, широко раскрыв свои зевы, обдавая ее знойным, пьянящим ароматом. Великолепие и разнообразие красок давило на воображение. Одни цветы были алые, словно свежая кровь, другие багровые, словно ленты на траурных венках…
        Осторожно ступая по совершенно заросшей тропинке, Сара старалась двигаться бесшумно. Оказавшись в центре сада, она неожиданно поняла, что перед ней бронзовый, покрытый зеленой плесенью фонтан. Разумеется, он не работал. Каменный ребенок, воздев руки, смотрел туда, откуда должна была бить вода, но навстречу ему лишь тянулись мощные зеленые побеги.
        Сара отвела взгляд с этого замшелого каменного малыша и вдруг увидела у его ног розовый куст. Розочки на нем были маленькие, безжизненно восковые, словно растение, отчаянно сражаясь за место под солнцем, выбилось из сил.
        Сорвав одну розочку, Сара вдохнула ее аромат. Это была робкая младшая сестричка тех самых роз сорта «мир», которые приносил Саре доктор Дарем. Да и аромат тоже показался ей знакомым. На какое-то мгновение она вдруг мысленно перенеслась в уныло-безопасную повседневность домашнего существования.
        Вдруг Саре показалось, что за ней кто-то наблюдает. Она почувствовала это всей кожей.
        Сара не услышала никаких подозрительных звуков, и все-таки что-то заставило ее обернуться. На пороге одной из дверей, что выходили на ланаи из передней части дома, стоял человек. Он был широкоплеч и высок, словно викинг. В его волосах поблескивала седина, а в глазах была печаль.
        Ну конечно же, это мистер Нильсен собственной персоной! Сара двинулась в его сторону с приветливой улыбкой и заранее заготовленной формулой:
        — Мистер Нильсен, я…
        Но слова застыли у нее на губах. Мистер Нильсен окинул ее своим печальным взглядом, потом, не говоря ни слова, резко повернулся и исчез в доме.
        Когда Сара поведала Рите об этом инциденте, та и не попыталась скрыть свое неудовольствие:
        — Ты совершенно напрасно разгуливаешь, где тебе заблагорассудится,  — сказала она.  — В конце концов, это их частные владения…
        — Я только немножко прошлась по саду. Мне понадобился один-единственный цветочек,  — оправдывалась Сара, которую так и подмывало вытащить розу из волос и бросить на землю.  — От мистера Нильсена не убудет, если эти джунгли лишатся одной розочки. И кроме того, на мой взгляд, он мог бы держаться поучтивее.
        — Ну, видишь ли, у него сейчас проблем хоть отбавляй. А может, в доме как раз в тот момент зазвонил телефон, и мистер Нильсен пошел взять трубку. Жены его сейчас нет, и ему приходится лично отвечать на все звонки. Но вообще он очень милый человек, так что не волнуйся.  — Рита была готова к отъезду. Она надела пурпурное платье с вырезом, удачно открывавшим ложбинку меж ее высоких грудей.  — Не бери в голову!  — улыбнулась она Саре.  — Я потом ему все объясню.
        Потом, то есть в его объятиях? Теперь, когда Сара хоть и мельком, но увидела этого человека, она вдруг сильно усомнилась насчет того, что у Риты с ним роман. Может быть, у нее любовь с этим Монти Риверсом?
        — Поехали. Нам надо быть там в семь.
        Они двинулись назад, к цивилизации.
        Когда они оказались в отеле «Шератон-Мауи», Сара почувствовала, что меркнет в сиянии Риты. С ней несколько раз заговаривали мужчины, подчас весьма фривольно. Но Рита если и отзывалась, то очень скромно, опуская глаза.
        — Мужчины на этом острове просто невозможные типы!  — пробормотала она, проводя Сару к столику.
        Когда перед ними возник жизнерадостный молодой человек и, заинтересованно поглядывая на Сару, сказал: «Давненько не виделись, Рита»,  — та крайне сухо сказала: «Я уезжала»,  — и повернулась к нему спиной, обратившись к Саре:
        — Попробуй «летний закат», киса. А пока мы ждем, я расскажу тебе историю горы, на которой построили этот отель.
        При всем своем интересе к местной истории Сара не без огорчения посмотрела вслед удалявшемуся молодому человеку. Дуэнья, дуэнья, грустно подумала она и стала слушать рассказ Риты.
        — Никто не знал, что случилось с храмом, который, по преданию, стоял на этом месте,  — говорила между тем Рита,  — однако в годы правления последних королей на Мауи местные жители были убеждены, что здесь бывает нечистая сила.
        Сара опустила подбородок на сцепленные пальцы.
        — Отлично. Только история про привидения может сейчас как следует отвлечь меня…
        — Отвлечь? От чего же?
        Сара кивнула в ту сторону, куда удалился молодой человек, и сказала:
        — Видишь ли, пока я на каникулах, я бы не отказалась от возможности познакомиться с каким-нибудь симпатичным молодым человеком. А то у нас дома мужчины встречаются редко, словно зубы у куриц.
        — Симпатичных молодых людей здесь можно встретить не чаще,  — ответила Рита.  — По крайней мере, тот тип не стоит твоих сожалений. Он очень скучный субъект. Ну так что, будешь слушать историю или нет?
        — Да, да, я вся внимание, говори,  — и Сара стала послушно прихлебывать загадочный коктейль, который перед ней поставил официант.
        — Кроме того, люди говорили, что в пещере внизу, которая называлась Моу-моу, то бишь ложись и усни, поселились злые духи. Когда король May увидел, что его подданные так напуганы, что забросили свои поля с таро и, кроме того, боятся проплывать вдоль берега, где находилась пещера, он объявил, что совершит прыжок вон с той скалы и проплывет мимо пещеры в доказательство того, что им нечего бояться. В один прекрасный день у камня собрались местные жители, и под их вопли и жалобные причитания король совершил прыжок.  — Рита развела руками и улыбнулась.  — Он благополучно вернулся, и, как водится в историях такого рода, все закончилось большим ликованием и пиршеством. Теперь смотри вон туда, и ты увидишь как ту легенду сейчас для нас разыгрывают вновь.
        Вдалеке острова Молокаи и Лаинаи вдруг сказочно преобразились. Они сделались розовато-лиловыми в лучах солнца, пробившегося через черно-багровые облака. Затем Сара услышала мелодичный грустный голос раковины, и юноша побежал зажигать факелы на утесе. Когда он сделал свое дело, то отбросил свой факел в сторону, какое-то время стоял, его темная фигурка задержалась на камне, а затем он прыгнул в воду.
        Кое-кто из собравшихся застрекотал кинокамерами, и Сара пожалела, что у нее нет хотя бы фотоаппарата, чтобы запечатлеть этот момент. Она понимала, как трудно передать словами драматизм представления. Еду, которую им потом подали, также трудно было описать словами, по крайней мере, Сара не сомневалась, что ее родители никогда не пробовали пирога махимахи макадамиа.
        Конечно, Сара не смогла по достоинству оценить всю богатую символику туземных танцев, и она завороженно следила за ритмичными покачиваниями красных и желтых тыкв, увенчанных перьями.
        Когда они ехали обратно на ранчо Улевехи, Сара мечтательно проговорила:
        — Мне хочется себя ущипнуть. Просто не верится, что все это мне не снится. Еще недавно я жила дома, где знаю все предметы наперечет так, что могу ходить с завязанными глазами. Точно так же я выучила наизусть наш городок. Я знаю всех его обитателей, знаю, что они делают, что и почему они будут делать. Вот, например, напротив нас живет старик, который ровно в пять утра выходит на веранду и начинает ее подметать, а в девять вечера гасит свет и ложится спать. И так изо дня в день. Из года в год.
        — Жуть!
        — Вот именно. Ну а здесь у меня возникло такое чувство, словно я оказалась героиней какого-то фильма, причем не знаю ни того, что уже случилось раньше, ни того, что произойдет дальше.
        — Ну в общем-то сегодня там все было достаточно просто. Церемония с факелами, как я уже говорила,  — это лишь воспроизведение того давнего события, а танец…
        — Нет, нет, я не про шоу… Я про другое. Взять хотя бы мистера Нильсена… Скажи на милость, почему у него такие печальные глаза?
        На мгновение Рита отвела взгляд с дороги, посмотрела на Сару. Потом усмехнулась.
        — Знаешь, что я тебе скажу? Есть такая штука — слишком живое воображение. Я уже говорила, что у мистера Нильсена есть проблемы, но я стараюсь не думать, в чем они состоят, потому как это не мое дело. Ну а поскольку, киса, они и к тебе, кажется, не имеют никакого отношения, почему бы тебе немножко не расслабиться?
        — Я и так расслабилась. Но просто мне интересно… Этот дом меня завораживает. Правда, в нем есть что-то даже пугающее?
        — Что за чепуха!
        — Точно. Мне даже любопытно. Я всегда любила тайны… Но у меня такое чувство, что кое-чего я все-таки никак не могу… В общем, когда я забрела в сад…
        — Тут все очень просто,  — перебила ее Рита.  — Не ходи в чужой сад.
        Они оказались возле ворот со статуями богов тики, Рита въехала в ворота и, когда машина оказалась у темного туннеля из деревьев, сказала:
        — Я понимаю, что это место выглядит, возможно, мрачновато, но я тебя уверяю: тут нет никаких привидений. Нильсены, наверное, не похожи на тех, кого ты знаешь по Вудсриверу, и дом тоже не совсем обычный, но соблюдай все правила, и дело будет в порядке! Куда ты хочешь поехать завтра?
        — Даже не знаю. В путеводителе сказано, что надо обязательно посмотреть Хану.
        — Да, конечно. Ее еще называют Божественная Хана. На это нужно выделить целый день. Ехать придется медленно, но места там потрясающие, и есть где остановиться. В этой части острова живет больше настоящих гавайцев, чем где бы то ни было еще. Отель «Ранчо Хана» — одно из самых шикарных курортных мест на Гавайях. Ничего общего с тем, что ты до этого успела посмотреть. А чуть ниже находится очаровательное место, называется оно Семь Священных Водоемов. В общем, я обещаю тебе, что ты проведешь день так, что начисто забудешь все свои страхи и опасения насчет этого дома.
        — Но я вовсе не имею в виду, что мне не хочется тут оставаться…
        — У нас есть крыша над головой. Нам сильно повезло.  — Рита поставила «мерседес» под серым старым деревом, и они вошли в дом.
        Саре очень хотелось познакомиться с Монти Риверсом. Правда, Рита не горела желанием знакомить ее с молодыми людьми острова Мауи, но тут, похоже, ей не удастся спрятать от гостьи человека, который живет в той же части дома Нильсенов, что и они.
        Но Монти Риверса на месте не оказалось, и все надежды Сары, что она еще сегодня успеет встретиться с ним, немножко задержавшись внизу, были развеяны короткой репликой Риты, что она, Сара, явно очень устала и пора укладываться спать. Затем Рита добавила с улыбкой:
        — Ты, кажется, говорила, что любишь тайны. Вот тебе детектив на сон грядущий,  — и она протянула Саре книжку в пестрой бумажной обложке.
        Сара послушно взяла книгу и стала подниматься к себе. Совершенно очевидно, что Рите не терпится поскорее от нее избавиться. Сара расчистила местечко на туалетном столике и стала сочинять письмо родителям, описывая сегодняшние события и поездку в «Шератон-Мауи». Прочитав страничку, она вдруг поняла, что описание сада в доме Нильсенов получилось больно зловещим, и решительно порвала письмо. Вместо этого она написала: «Я живу в романтическом месте с фонтаном и огромными цветами. Некоторые из них достигают в диаметре шести дюймов.  — А потом добавила: — Я уже мельком видела владельца усадьбы мистера Нильсена, но пока что мы не познакомились».
        Она никак не могла увлечься книгой, которую ей дала Рита. Дворец в Риме с его мраморными колоннами оставался для нее куда более призрачным, чем каменный мальчик в фонтане нильсеновского дома. Да и героиня — тихая, кроткая, готовая со всеми соглашаться — не устраивала Сару тем, что слишком уж походила на нее саму. Она читала, чтобы отвлечься от реальности, а не взглянуть на себя в зеркало.
        Сара выключила свет и постаралась заснуть. Но старое дерево скреблось в окно, да и события минувшего дня снова и снова прокручивались в ее голове. В больнице она проводила долгие часы, смотря по телевизору мыльные оперы. Теперь же она поймала себя на том, что драматизирует простейшие жизненные ситуации. Так, ее занимало, с кем роман у красивой, загадочной Риты: с блестящим молодым ученым Монти Риверсом или все же с богачом мистером Нильсеном, которого оставила жена, удрученная болезнью их сына…
        Нет, хватит фантазировать! Сара пристукнула кулачком по подушке. Отсутствие миссис Нильсен куда проще объяснить начавшейся перестройкой усадьбы. К тому же, как недвусмысленно напомнила ей Рита, все это не имело к ней, Саре, ни малейшего отношения. Вот и все. Постель была удобной, и Сара действительно сильно устала за день.
        Она закрыла глаза, и ее сразу же стали посещать образы, предвещавшие сон. Она увидела какие-то линии, которые затем превратились в сплетение лиан в саду. Они извивались, ползли, пытаясь заарканить солнце. Затем она увидела каменного мальчугана, который обернулся к ней, протянул руки и улыбнулся, но из его незрячих глаз вдруг закапали слезы.
        Но тут под окном Сары остановилась машина, и она почувствовала, как сон оставил ее. Почти сразу же раздался голос Риты, словно она давно уже ждала эту машину.
        — Господи, Монти, где ты пропадал? Я уже думала, ты вообще не приедешь! Все в порядке?
        — В каком порядке, черт возьми! Клапан ведь поврежден!
        — Не может быть!
        — Рита, ты, наверное, уронила коробку. Я же сто раз говорил тебе: тут нужна осторожность.
        — Я держала ее на коленях, как ребенка. Все время. Но ты сможешь ее починить, да?
        — Не знаю. Завтра с утра этим займусь. Если у меня ничего не выйдет, то в понедельник придется лететь в Гонолулу, пусть ремонтируют.
        Может, как намекала Рита, Риверс и был гением, но его голос не поражал привлекательностью, да и тема поврежденного клапана не очень-то заинтриговала Сару. Она повернулась в постели и подумала: хорошо бы дерево немного утихомирилось и дало ей заснуть.
        Снизу донесся звон кубиков льда, которые высвобождали из ячеек ванночек из морозильника. Сара также услышала приглушенные голоса, которые сделались еще тише, когда Рита и Монти перешли из кухни в гостиную.
        Саре стало все ясно. В тот вечер в Гонолулу Рита говорила именно с Монти. Печального мистера Нильсена было очень трудно представить в роли Ритиного любовника. Возможно, у Монти тоже водились денежки, и он мог позволить покупать своим подругам часы с бриллиантами. Сара зевнула. Ну и пусть, ведь все это не имело к ней ни малейшего отношения.
        Потом ей послышалось, что по аллее подъехала еще одна машина. Но Сара напомнила себе, что и это никак не связано с ее пребыванием здесь.
        Вскоре она заснула.
        ГЛАВА 12
        Было бы, конечно, гораздо лучше, подумала Сара, если бы она успела узнать чуть побольше о том, что сейчас искала. Рита рассказывала ей о камнях, об остатках фундамента древнего хеиау. Но земля здесь была усыпана обломками лавы, и это скопление казалось лишенным какого-либо порядка. Но независимо от конечного результата Сара была рада, что оказалась здесь. Она испытывала ту добродетельную радость, которая охватывает тех, кто рано встает. Сейчас ей принадлежало все утро: в доме сохранялась полная тишина. Ни по верхнему, ни по нижнему шоссе не проносились машины, на море не было никаких кораблей.
        Сару разбудили крики маленьких говорящих скворцов майна еще до того, как первые лучи солнца показались над Халеакалой. Сара быстро надела шорты, рубашку и нацепила спортивные туфли. Выходя из дома, она обнаружила, что маленький зеленый «сааб», который, судя по всему, принадлежал Монти Риверсу, стоял рядом с белым «мерседесом». В бледно-желтом освещении она миновала разбросанные то здесь, то там и никем не использовавшиеся сараи и стойла, а затем стала подниматься по склону. Ей не хотелось тратить впустую времени: ведь если в одном из отелей освободится номер, прощай, ранчо Улевехи.
        Ей было приятно смотреть на высокое чистое небо, вдыхать удивительно свежий воздух. Перед ней проскользнул длиннохвостый мангуст, его коричневое узкое туловище припадало к самой земле. Маленькая красная птичка вспорхнула на дерево, усыпанное такими же красными, как она, цветами. Все было совершенно незнакомым, даже она сама себе представлялась незнакомкой. Саре казалось, что кровь в ее жилах течет быстрее, подчиняясь эманациям, исходящим от острова Мауи.
        Красная птичка вспорхнула и взлетела с дерева, пролетев перед Сарой и демонстрируя черные крылышки и серую грудку. Птичка скрылась в буйно разросшихся кустах. Подойдя чуть ближе, Сара поняла причину такого буйного роста: неподалеку деревянный большой резервуар в форме огромной бочки немного подтекал, и постоянное орошение прибавляло силы зелени. Судя по всему, в резервуаре собиралась вода из ключей, находившихся выше на горе.
        Сара оглянулась и посмотрела на расползшийся по склону дом. Большинство жилых помещений, как она и предполагала раньше, группировалось вокруг сада. У одной стороны дома, противоположной той, где она спала, имелся прямоугольный бассейн. Сейчас в нем не было воды, однако в случае необходимости его можно было быстро наполнить из деревянного резервуара.
        Сара попыталась представить, что этот дом заполнили гости. Одни купались в бассейне, другие гуляли по саду, весело переговариваясь и смеясь. Нет, воображение отказывалось слушаться ее. Какие уж тут гости…
        Сара также удивилась про себя, почему такие состоятельные люди, как Нильсены, въезжают в особняк еще до проведения в нем всех отделочных и ремонтных работ. Похоже, ей никогда не суждено получить ответ на этот вопрос, но тем не менее интересно хоть не мгновение заглянуть в этот незнакомый мир.
        От резервуара вверх вела труба, и Сара, двинувшись по ней, вскоре очутилась в лощине, поросшей папоротниками, которые были выше человеческого роста. Какой-то цветок — она не могла точно сказать, который именно,  — источал терпкий, пряный аромат.
        Но здесь уже не пахло смертью — цветы цвели, отцветали и затем удобряли плодородную землю. Здесь не было неестественной замкнутости того сада…
        Внезапно из-под ног Сары с шумом, испугавшим ее, взлетела птица, похожая на фазана. Затем Сара услышала шум воды. Пройдя еще дальше, она заметила небольшой водоем, в который тонкой хрустальной полосой падала сверху вода. Сара видела огромные папоротники, словно гигантским зеленым кружевом заслонявшие от нее небо. Цвели фуксии и еще какие-то цветы, напоминавшие родное «разбитое сердце», которого было так много в Вудсривере, склонились над водоемом. Сара задала себе вопрос: росли ли они сами по себе или их посадил здесь кто-то, кому нравилось это место?
        Сара опустилась на колени, выпила воды и умыла лицо. Наверное, в прежние времена девушки-гавайки приходили сюда и делали то же самое.
        Из-за хрустального водяного занавеса на нее глянуло лицо. В маленьком гроте стояло изваяние. Выражение лица было кротким, глаза такие блестящие, словно были сделаны из перламутра. У подножия изваяния лежали цветы, словно совсем недавно кто-то их специально туда положил. Кто это сделал и с какими молитвами? С какими просьбами этот человек обратился к маленькому божку, который, казалось, улыбался из своей ниши.
        Вокруг Сары стояло безмолвие, нарушаемое лишь шелестом листьев, словно выражение любопытства, ожидание ответа. Кто же эта девушка?
        Сара надеялась это выяснить. Впрочем, оказавшись снова на открытом пространстве, под чистым светлым небом, она поняла, кем она не является. По крайней мере, она теперь ни за что не поверит, что создана для того, чтобы барабанить по клавишам фортепиано, потешая чужих детей, чтобы качаться в гамаке на веранде с родителями, чтобы ползать по сосновым иголкам в поисках старушечьих вставных челюстей, радуясь аплодисментам, исторгаемым высохшими ладошками. Все это ей доставляло удовольствие прежде. Но отныне все будет иначе!
        Она двинулась вниз по другой дороге. Ветерок шевелил ей волосы, осушая капли родниковой воды с лица. Снова появилась красная птичка. Она уселась на большом камне, среди россыпи. Нет, это не россыпь… Когда-то давно они были обтесаны, создавая прямоугольник. Кое-где они поднимались на высоту двух-трех футов, наклоняясь чуть к центру. Некоторые из них потрескались, лежали кое-как, но в совокупности своей они создавали некоторое основание, на котором, скорее всего, что-то стояло. Сара подумала, что это, конечно же, хеиау. Она забралась на эти камни, пытаясь представить себе жертвоприношения, которые имели место здесь, и жрецов в украшенных перьями одеждах. Эти люди верили в Бога, которого можно было умилостивить кровью.
        Внезапно она заметила какую-то вспышку. Из верхнего окна главной части дома кто-то следил за ней в бинокль.
        Сара спрыгнула с камней и стала спускаться по склону. Она не успела разглядеть наблюдателя, да и теперь бинокль уже не сверкал в окне. Кто это? Может, мистер Нильсен, который вчера так неучтиво обошелся с гостьей, словно давал понять, что она тут совершенно лишняя. Сара надеялась, что хоть теперь-то не посягнула на чужую собственность, гуляя возле заброшенного и давно разрушившегося храма.
        Было бы неплохо, подумала Сара, если бы они с Ритой сегодня уехали отсюда и поселились, как и предполагалось, в обычном отеле.
        Подойдя к одному из амбаров, Сара чуть было не столкнулась с каким-то человеком. Он был очень высокий и худой, прямо как скелет. И еще он был очень юн. На его шее болтался бинокль. Сара испуганно отступила назад.
        Незнакомый юноша смущенно улыбался, теребя ремень бинокля. У него была густая копна каштановых волос и большие поблескивавшие, как старое серебро, глаза.
        — Я вас не напугал?  — осведомился юноша.
        — Немножко напугали,  — ответила Сара, переводя дыхание.  — Признаться, я не ожидала встретить здесь никого — ведь еще очень рано.
        — Меня зовут Крис Нильсен. Мы с мамой вернулись из Гонолулу вчера вечером. Вообще-то мы должны были пробыть там на несколько дней больше, но у нее, как это с ней нередко бывает, вдруг сделалось предчувствие… Я не возражал. Я не люблю уезжать из этого дома.  — Он улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами, которые показались Саре великоватыми для такого загорелого и худого лица.  — Особенно, когда в нем поселяются такие симпатичные девушки.
        Немного смущаясь, Сара назвала свое имя и сказала:
        — Я выиграла конкурс, спонсором которого была компания вашего отца. Да вы, наверное, и сами об этом знаете…
        — Нет, отец никогда не говорит со мной о своем бизнесе. Он знает, что на меня это наводит тоску…
        — В общем, произошла накладка с номерами в отеле, и ваш отец любезно позволил нам остановиться здесь. А я как раз ходила, смотрела на развалины…
        — Хеиау? Да, это потрясающее место. Иногда вечерами там мигают какие-то огоньки… Бьют барабаны. Недавно, по-моему, я слышал плач по усопшим. Они это делают так: «Ауииу, ауииу…»
        У Сары по коже пробежали мурашки. Она неловко улыбнулась и хотела было двинуться дальше, вспомнив предупреждение Риты.
        — Не уходите, Сара Мур,  — сказал молодой человек.  — Лучше помогите мне найти чернохвостку. По-моему, я видел одну вон там. Они, понимаете ли, встречаются тут очень даже редко…
        — Найти кого?
        — Чернохвостку. Черненькие с оранжевыми полосками. И у клюва такой хохолок. Они из семейства Drepanididae.
        — Эти гавайские слова меня сбивают с толку,  — заметила Сара, но Крис усмехнулся:
        — Это по латыни. Гавайцы называют их накупуу. До тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года считалось, что этот вид вымер раз и навсегда.
        — Правда?  — вежливо осведомилась Сара.  — А я видела сегодня красную птичку с черными крылышками.
        — Это апапане. Они обожают деревья лехуа, те, на которых красные цветы.
        — Вот оно что… Но я признаться, не большая специалистка по птицам.  — Сара вовсе не собиралась подниматься снова в гору с этим молодым человеком.
        Странный юноша не отставал.
        — Я знаю, что далеко не все любят птиц. А как насчет звезд? Вам нравятся звезды? Гавайцы неплохо разбирались в астрономии уже сотни лет назад. У меня есть тут своя собственная маленькая обсерватория. Вечерами я всегда хожу туда. Отсюда ее толком не видно. Она там, за холмиком из лавы.
        Привстав на цыпочки, Сара посмотрела туда, куда Крис указывал рукой.
        — Кажется, я вижу что-то вроде купола. Наверное, его-то я и заметила из окна моей спальни…
        — Мне помог оборудовать ее один из местных астрономов. Когда мы только появились здесь два года назад. А вот когда мы вернулись сюда в прошлом месяце, я привез отличный телескоп. Мне подарили его родители на день рождения, когда мне исполнился двадцать один год. Короткофокусный зеркальный телескоп «Квестар». Его еще называют «искатель комет». Вы знаете, что, если обнаружить комету, ее назовут вашим именем?
        — Нет, я этого не знала, Крис,  — отозвалась Сара и улыбнулась.
        Он, конечно, был странным юношей и совершенно не похожим на своих сверстников, но ей вовсе не было неприятно его общество. Его сильный загар не мог скрыть синеву губ. Сара также заметила, что и ногти у него тоже синеватого оттенка. У него была одышка, словно он страдал астмой.
        — Если у вас потом будет время,  — сказал он,  — я бы с удовольствием поболтал с вами. Мне редко приходится говорить с девушками… Я не вызываю у них особого энтузиазма. Но мне кажется, что мы с вами вполне могли бы найти общие темы для разговора.
        — Думаю, что вы правы, Крис. Хотя мне двадцать пять лет.
        — Мне нравятся зрелые женщины.  — В его улыбке было что-то очень располагающее к себе.
        — Тогда мы еще увидимся, но попозже. А сейчас мне пора. Я ведь даже не успела позавтракать.
        Зеленый «сааб» исчез. В маленькой кухоньке на конфорке стоял теплый кофейник. Сара увидела чашку из-под кофе, снова с сигаретными окурками, и плошку, в которой были остатки хлопьев. Значит, она снова упустила шанс увидеть этого самого Монти Риверса. Впрочем, теперь Сара вовсе не испытывала сожаления. Рита, похоже, еще спала.
        Сара почувствовала, что проголодалась. Подогрев кофе, она съела несколько ломтиков ананаса, обнаруженного ею в холодильнике. Молока оказалось маловато, чтобы добавить в хлопья, поэтому она решила поджарить несколько тостов и нашла также масло и джем. Она решила, что здесь завтракать неинтересно, больно убого выглядела кухня, и потому поднялась с подносом к себе на второй этаж и поставила его на подоконник, чтобы есть и любоваться пейзажем.
        — Доброе утро, киса,  — услышала она за спиной голос Риты.  — Ты, я вижу, уже встала. Нашла чем позавтракать.
        — Ну конечно. Теперь вот пью кофе и наслаждаюсь роскошным ландшафтом.
        — Умница. А я, пожалуй, выпью чашечку кофе и снова прилягу. Еще только восемь часов. Но скоро нам с тобой надо уже будет двигаться.
        Сара хотела спуститься вниз, чтобы посмотреть, не осталось ли еще кофе, но услышала, что кто-то открыл дверь кухни. Шаги быстро проследовали через гостиную к маленькой спальне. Голос, привыкший распоряжаться, произнес:
        — Вон ты где, Рита! Ну-ка одевайся и убирайся отсюда. Я вижу тут твой чемодан. Быстро собирай его и чтобы духу твоего здесь не было.
        — Миссис Нильсен, вы просто не в курсе,  — начала было Рита.  — Вы не понимаете…
        — Вот именно. Я решительно не понимаю, что ты делаешь в моем доме. Я только понимаю, что дело нечисто. Это не отель. И уж по крайней мере не отель такого пошиба. В общем, быстро собирайся. Кимо тебя отвезет.
        Не отель! Сара подошла к двери на цыпочках. Стало быть, и она тоже уедет.
        Рита пробормотала что-то насчет того, что оставила наверху книжку. Она поднялась наверх и, увидев Сару, торопливо поднесла палец к губам:
        — Тс-с! Не надо, чтобы она знала, что ты тоже тут.
        Сара отдала Рите книгу, попыталась что-то сказать. Но Рита снова зашикала, зашептала, что в ближайшее время даст о себе знать, и быстро спустилась. Какое-то время Сара стояла, плохо понимая, что, собственно, происходит.
        Она была совершенно ошарашена. Дело принимало неожиданный оборот.
        ГЛАВА 13
        Сара не сомневалась, что ей тоже надо отсюда убираться, не дожидаясь, пока Рита даст о себе знать. Ей уже вчера следовало сделать выводы из того, как отреагировал на нее мистер Нильсен. Крис, конечно, симпатичный молодой человек, но сейчас это уже не имело значения.
        Сара начала лихорадочно бросать свои вещи в чемодан, но затем остановилась. Уехать? Но куда? Она была далеко от цивилизации. Ей вовсе не хотелось тащить тяжелый чемодан по длинной аллее, даже если бы она точно знала, что у ворот усадьбы останавливается автобус. Но что хотела от нее Рита — чтобы она здесь спряталась? Сара вовсе не собиралась ставить Риту в сложное положение, но и перспектива оставаться тут на нелегальном положении тоже никак ее не устраивала. Потому она решила, что надо покинуть это негостеприимное место при первой возможности.
        Сара не заметила внизу телефона, но не сомневалась, что он должен быть где-то в доме. Надо поскорее позвонить и заказать такси, а пока машина будет ехать на ранчо Улевехи, она успеет сложиться.
        Сара быстро спустилась. На кухне телефона не оказалось. В гостиной тоже. Сара вышла в коридор и заглянула в спальню справа через открытую дверь. Тоже никаких следов телефона! Комната была безукоризненно убрана. Рита вряд ли могла привести все в порядок за те считанные минуты, что оказались в ее распоряжении после неожиданного вторжения миссис Нильсен. Похоже, хозяйка застала ее в другой спальне, где Монти Риверс, любивший оставлять окурки в чашках, наверное, устроил жуткий беспорядок!
        Сара вспомнила подслушанную ею сцену, приказ, полученный Ритой от миссис Нильсен убираться из дома, и простонала. В голосе хозяйки действительно многое напоминало бостонских миссионеров, и алии гавайских аристократов.
        Но дверь во вторую спальню была не просто закрыта, а заперта. Сара не сомневалась, что там как раз и находится телефон. Но почему спальня заперта? Сара стала лихорадочно дергать дверную ручку. Телефон сейчас ей просто необходим! Может, есть смысл разыскать Криса и все ему объяснить?
        Сара стала озираться по сторонам. Одна дверь вела в сад. Вторая, скорее всего,  — в основную часть дома.
        Сара осторожно выглянула в коридор, где были окна, прикрытые ставнями. Ни души. Она тихо, на цыпочках, прошла по нему, осторожно отворила дверь в сад. «Мерседес» исчез. Криса тоже нигде не было видно.
        Тогда Сара посмотрела на ту дверь, что вела в главную часть дома. Не исключено, что через нее можно пройти на большую кухню. Там-то обязательно должен быть телефон. Надо действовать! Надо что-то предпринять! Наивно полагать, что она может оставаться в этом доме незаметно для хозяев!
        Но коридор, оказавшийся за этой дверью, выглядел так, словно им никто не пользовался. Сара заглянула в одну комнату, где раньше, судя по всему, была контора. Другая была загромождена старой мебелью. В третьей хранились седла и прочая конская упряжь, причем хранились давно, явно с тех пор, как это место перестало быть настоящим ранчо.
        Затем Сара увидела ступеньки, ведшие вниз — в соответствии с общим устройством дома на нескольких уровнях,  — и за ними обнаружила еще одну дверь. Сара взялась за ручку, помедлила. Что и говорить, приятная перспектива — открыть дверь и столкнуться нос к носу с разгневанной хозяйкой. Но делать было нечего, и она повернула ручку.
        За дверью коридор поворачивал направо, и у него уже был ухоженный вид. Вверх вела чистая лестница. Кроме того, Сара заметила небольшой лифт. Это как раз было в порядке вещей: лифт как нельзя кстати, если у Криса астма.
        Маленькие спальни, обнаруженные Сарой в этом коридоре, навели ее на мысль о том, что это крыло, где живет прислуга. Надо надеяться, что сейчас обслуживающий персонал уже занят работой где-то в доме. Сара быстро двинулась к телефону, который увидела на стене, около еще одной двери.
        Под телефоном была полочка, на которой лежало два больших телефонных справочника. На большом было написано: «Гонолулу», на том, что поменьше,  — «Мауи, Молокаи и Ланаи». Сара стала лихорадочно перелистывать желтые страницы. Она набрала номер самого большого транспортного агентства, понимая, впрочем, что когда прибудет такси, она не сможет сказать, ни куда хочет поехать, ни как вступить в контакт с Ритой Гомес. Но первым делом надо было выбраться отсюда. Затем уже можно будет разобраться, что к чему, спланировать следующие шаги.
        — Алохо, это фирма такси «Каанапали»,  — услышала она голос в трубке.
        — Алохо… Я хотела бы заказать такси по адресу…
        Дверь рядом с Сарой отворилась. На пороге появилась высокая женщина. У нее были серебристые зачесанные высоко волосы.
        — Я миссис Нильсен,  — сказала она.  — Прошу вас, объясните мне, что творится в моем доме.
        Сара положила трубку и забормотала:
        — Я звонила, чтобы заказать такси. Меня зовут Сара Мур. Вчера в отеле не оказалось забронированного для меня номера, и ваш муж любезно позволил нам остановиться здесь… Дело в том, что я выиграла конкурс…
        — Да, да. Я только что разговаривала с моим сыном — он у себя наверху,  — и он сообщил мне, что видел вас рано утром. Я совершенно не понимаю, что происходит. Может быть, мое поведение покажется вам не совсем учтивым, но дело вовсе не в том, что я не верю вашим словам. Просто мужа сейчас нет дома, и пока он не вернется, я просто не знаю, что предпринять…  — Она тяжело дышала, словно была очень возбуждена.
        — Я вас прекрасно понимаю,  — забормотала Сара.  — Вернуться и обнаружить, что в доме чужие люди…
        Миссис Нильсен чуть вздернула подбородок и сказала:
        — Про Риту Гомес нельзя сказать, что она чужая. Не знаю уж, слышали вы или нет наш разговор, но ее родители в свое время жили и работали на этом ранчо. Очень достойная семья за единственным исключением.  — Затем миссис Нильсен коснулась руки Сары и продолжила: — Я поставила вас в неловкое положение… Пожалуйста, извините меня. Я ничего не знаю насчет деловых обязательств моего мужа, но я не желаю, чтобы эта особа находилась под одной крышей со мной. Но почему мы стоим здесь? Пожалуйста, пройдемте в комнату, где можно удобно сесть и поговорить.
        Сара двинулась за хозяйкой, проходя через кухни, буфетные, кладовые. Наконец миссис Нильсен отворила очередную дверь, и они очутились в пали, с обитыми панелями стенами. Саре показалось, что они снова находятся в музее Бишопа. Французские окна справа выходили в сад, обнесенный забором. Слева Сара увидела столовую, а чуть дальше — еще одну очень большую комнату. В ней царил полумрак, кресла и диваны были в чехлах.
        Следующая комната оказалась маленькой и вполне уютной. Окна в ней не были затянуты лианами, мебель была либо из ротанга, либо из резного тика. По стенам висели изящные акварели, а в китайской фарфоровой вазе стояли павлиньи перья.
        Пока миссис Нильсен отдавала какие-то распоряжения служанке в коридоре, Сара подошла к окну и посмотрела в него. Отсюда открывался вид, совершенно не похожий на то, что она видела из своей спальни, наверху. За широким ланаи тянулись уходившие вниз пастбища, Сара видела горы западного Мауи, а также океанские дали.
        — Сейчас Мей Линь принесет кофе,  — сказала вошедшая миссис Нильсен.  — Пожалуйста, присаживайтесь.
        — Я не хочу отнимать у вас время…
        — Лишние десять-пятнадцать минут не имеют значения,  — отозвалась миссис Нильсен.  — Сын сказал, что вы устроились в обзорной башне. Понятия не имела, что там можно жить.
        — Там очень чисто и мило.  — Здесь, в ярком освещении, Сара обратила внимание на то, что у миссис Нильсен такой вид, словно она никогда не выходит на солнце, хотя ее кожа обладала слегка оливковым оттенком, резко контрастировавшим с ее светлыми волосами.
        — Ума не приложу, как это… впрочем, я надеюсь, что, когда вернется муж, он все объяснит. А пока могу сказать одно: я рада, что вам понравилась ваша комната. Когда умерли мои родители, мы с сестрой какое-то время жили именно в той части дома. Это была моя любимая комната. Я тогда отличалась романтичностью и любила смотреть из окна на океан. Мне казалось, что в один прекрасный день приедет юный и красивый принц. На одном из белых пароходов. Принц приехал, но это было так давно.  — Она улыбнулась своим размышлениям, и вид у нее сделался какой-то новый, не имевший ничего общего ни с бостонскими миссионерами, ни с гавайскими алии.
        Вошла пожилая служанка с подносом.
        — Спасибо, Мей Линь,  — сказала миссис Нильсен и стала наливать кофе в маленькие, почти прозрачные чашечки китайского фарфора.
        — Ну а теперь, Сара Мур, немного расскажите о себе,  — попросила хозяйка.  — Мне нравится ваше имя. Сара Мур… Похоже на for ever more — навсегда, а это одно из самых мелодичных слов в английском языке.
        Как мило с ее стороны, подумала Сара, проявлять такое внимание к незваной гостье.
        — А вы, я погляжу, не замужем,  — сказала миссис Нильсен, посмотрев на левую руку Сары.  — Я полагаю, дома вас ждет не дождется молодой человек…
        — Может быть…  — с улыбкой отозвалась Сара. Ей было легко сказать это миссис Нильсен.
        — Еще одно мелодичное слово.
        — Да, вы правы.  — Сара почувствовала, что к ней возвращается то хорошее настроение, что посетило ее ранним утром.
        — Когда я вышла замуж, я была моложе, чем вы сейчас. А где вы живете?
        Сара сообщила, что живет в Вудсривере, и какое-то время они говорили о том, что такое — жить в маленьком городке на Среднем Западе. Несмотря на все то, что Сара услышала о миссис Нильсен от Риты Гомес, она вдруг почувствовала симпатию к этой женщине. В ней было и чувство собственного достоинства, и то самое дружелюбие, к которому она привыкла дома, в Америке.
        Сара допила кофе и встала, не желая злоупотреблять гостеприимством.
        — Скоро вернется Кимо. Он отвезет вас, куда вы пожелаете, хотя вы вполне можете продолжать оставаться в нашем доме, если это вас устраивает. Когда вечером вернется муж, я обязательно поговорю с ним об этом. Вообще-то я никогда не проявляла специального интереса к его делам, но думаю, что все пойму, коль скоро он мне объяснит, что к чему. Пойдемте, я вам кое-что покажу.
        Панели, как пояснила миссис Нильсен, были из дерева коа, и их изготовили около ста лет назад из стволов, срубленных на ранчо. Длинная ковровая дорожка, что покрывала весь длинный коридор до винтовой лестницы, была привезена из Китая. Затем миссис Нильсен остановилась перед портретом смуглой женщины с волнистыми темными волосами и красивым лицом. Она была в платье того фасона, который, судя по всему, был в моде в начале правления королевы Виктории.
        — Это моя прабабушка. Как вы можете убедиться, не все они были толстыми.
        Затем они остановились перед стеклянной витриной. За стеклом лежала мантия из перьев.
        — Это только половина того, что она собой представляла,  — пояснила миссис Нильсен,  — и в неважном состоянии. Иначе я передала бы ее в музей. Впрочем, в один прекрасный день я так, скорее всего, и поступлю. Обратите внимание на орнамент — он уникален. И посмотрите, какие крошечные перышки. Словно стежки шелком. Никто не знает, когда была начата работа над мантией и почему поколение за поколением тратили столько сил, чтобы сделать всего одну-единственную мантию.
        — Они убивали птиц?
        — Нет, их ловили в силки, а потом, взяв у них несколько перышек, отпускали на свободу. В прежние времена на Гавайях очень заботились об экологии, и нам вовсе не грех у них поучиться. Когда они срывали цветок или срубали дерево, они потом обязательно сажали новое…
        — Но сандаловые деревья…
        — Да, их теперь уже практически не осталось. Когда здесь появились белые, с ними пришла и алчность. Этого не было раньше.
        — Миссионеры…
        — Нет, нет! Первые миссионеры, которые селились здесь, умирали в бедности, вопреки всему тому, что вы могли слышать. Правда, их дети и внуки сплошь и рядом сколачивали себе состояния… Впрочем, надо принять во внимание, что они унаследовали от своих предков бесстрашие и отсутствие сомнений — как-никак, чтобы попасть сюда, приходилось огибать мыс Горн в маленьких суденышках…  — Миссис Нильсен усмехнулась.  — В общем, я готова защищать обе линии своих предков, дорогая Сара, хотя, конечно, очень многого и не понимаю…
        Она подвела Сару к другой витрине.
        — Этот кулон, что лежит на тапе[2 - Нетканый материал из древесной коры.], сделан из человеческой кости. Так мне говорили специалисты. А вот это ожерелье — из зубов. Возможно, из зубов убитых врагов. А это вот носовая флейта и еще один древний музыкальный инструмент — кукеке. А вон там на стене Библия, которая принадлежала моему прапрадедушке. Это была одна из первых Библий на Мауи. А вон там письмо, которое он написал в Бостон, где говорит о непристойности танца хула.
        Через равные промежутки в коридоре стояли на подставках изваяния. Одни скалились в улыбке, у других, напротив, был очень свирепый вид, а еще один истукан застыл, разинув рот в немом крике, словно напоминая, как плохо обошлись пришельцы с гавайским народом.
        Сара нерешительно сказала:
        — Сегодня рано утром я поднялась на гору. Туда, где проложены трубы. И обнаружила наверху очаровательного водоема симпатичного каменного истукана… Мне, право, неловко, что я шлялась без спроса по чужой территории…
        — Я рада, что вы там побывали. Я туда часто хожу. Честно говоря, я не знаю, кого воплощает этот прелестный истуканчик — на Гавайях так много богов,  — но в нем есть какая-то очаровательная, неповторимая грация.
        — Там лежали свежие цветы…
        — Это я положила их перед отлетом в Гонолулу. Там так прохладно и влажно, что цветы долго не увядают.  — На лице миссис Нильсен появилась та самая печаль, которую Сара раньше заметила у мистера Нильсена. Миссис Нильсен сказала: — Я молюсь всем богам. Иисусу и его матери деве Марии, всем святым, молюсь великому Акуа, но, увы,  — она заставила себя улыбнуться.  — Если хотите, оставайтесь у нас, милочка.
        Когда они дошли до конца коридора, Сара сказала:
        — Я признательна вам за вашу доброту, миссис Нильсен. Это место и сейчас так прекрасно, так обворожительно, а когда вы все восстановите, приведете в порядок…
        — Нет, Сара,  — печально перебила ее миссис Нильсен,  — мы никогда не восстановим Улевехи…
        ГЛАВА 14
        Вскоре приехал Кимо.
        Сара приняла душ, потом поднялась к себе наверх и стала надевать белое платье, словно имела хотя бы малейшее представление о том, куда едет.
        Миссис Нильсен, разумеется, была очень любезна, но все же Сара плохо понимала, что предпринять. Наиболее разумным ей представился такой план действий. Ей следует попросить Кимо отвезти ее в фирму мистера Нильсена и обсудить с ним все детали. Не исключено, что и Рита Гомес тоже сейчас там. А если ее там и не окажется, то ее шеф обязательно скажет, где ее можно найти.
        Рита… Что же она такого натворила, раз миссис Нильсен велела ей убираться из дома в два счета?
        Сара надела белые сандалии. Она, естественно, не пылала любовью к своей опекунше, но ей трудно было представить, как она проведет остаток своих каникул без ее помощи. Если Риты не будет рядом, ей придется тратить собственные деньги и самой искать места в отелях на островах.
        Сара уселась перед зеркалом и стала накладывать легкий грим на загар, который неплохо скрывал ее веснушки. Конечно, коль скоро дело приняло подобный оборот, имело смысл вообще махнуть рукой на неиспользованные дни и прямиком отправиться домой. Но в родном городе ее ожидала такая тоска, что Сара понимала: этот вариант исключается.
        Ей стало обидно, что нельзя ни с кем посоветоваться насчет сложившейся ситуации. И уж конечно, и думать нечего о разговоре с родителями. Если она позвонит им и объяснит, что случилось, ответ будет кратким: «Приезжай домой». Нет, это не пойдет. Если бы на этом острове нашелся хоть один надежный, здравомыслящий человек, способный непредвзято оценить ситуацию… Господи, как же она не подумала об этом раньше! Со вздохом облегчения она потянулась за сумкой, где у нее были адреса врачей, которыми снабдил ее доктор Дарем. На Мауи он рекомендовал доктора Дэвида Чоя. Он принимал в Кахулуи.
        Кимо был симпатичным молодым человеком, но его английский не отличался богатым запасом слов, поэтому они изъяснялись очень коротко.
        — Доктор Чой? Очень хороший. Рита Гомес — очень плохой.
        Когда Сара наконец добралась до приемной доктора Чоя, ее там встретила девушка в белом брючном костюме медсестры. Ее черные волосы были высоко зачесаны. Спросив фамилию Сары, она удивленно проговорила:
        — Вы не записаны? Понятно.  — Затем, всем своим видом выражая сомнение, она протянула Саре анкету.  — Если вам не трудно заполнить это…
        — Нет, нет, я вовсе не собираюсь лечиться,  — перебила ее Сара.  — Я хотела бы поговорить с доктором по личному делу. Нет, я с ним не знакома лично, но доктор Гилберт Дарем из Сент-Луиса дал мне его координаты.
        — Видите ли, по субботам многие врачи на этом острове не ведут приема, поэтому у нас весьма напряженный график. Но если вы готовы немного подождать…
        Сара отыскала себе местечко в заполненной пациентами приемной. Одиннадцать часов. Половина двенадцатого. Сара рисовала картинки мальчику с серьезными черными глазами, пока доктор принимал в кабинете его мать, побеседовала с пожилым смуглолицым и седовласым гавайцем. Он посоветовал ей непременно посмотреть Иао-Нидл.
        — Поезжайте до Вайлуку. Справа по дороге мой дом. Розовый. В цветах. Заходите в гости.
        Американец, у которого был вид плейбоя, сообщил Саре, что остановился в отеле «Хилтон», и, не без интереса разглядывая ее фигурку, поинтересовался, где живет она. Узнав, что на ранчо Улевехи, он честно признался, что слышит о таком впервые.
        Только в начале первого приемная наконец опустела, и сестра, извинившись, что заставила Сару так долго ждать, сказала, что доктор Чой готов принять ее.
        Войдя в кабинет, Сара увидела смешного маленького человечка, который сидел, сгорбившись, над телефоном и лихорадочно писал что-то левой рукой в блокноте. Увидев Сару, он жестом пригласил ее садиться, а сам продолжал слушать и отрывисто говорить в трубку:
        — Так, хорошо… Делайте внутривенные вливания… Ясно… Понял.
        Затем он положил трубку и уставился на Сару.
        Сара поняла, что смешной была лишь его прическа — в разные стороны торчали непокорные черные вихры. Но лицо доктора Чоя ее приятно удивило: в нем сочетались утонченность чеканки и золотистый колер, что бывают у китайцев, и ощущение жизненной силы, так поразившее Сару в гавайцах. Доктор Чой был из тех, о ком в Америке говорили: этот может зарабатывать на жизнь своей улыбкой.
        Доктор Чой вздохнул с явным облегчением, забросил на затылок руки и откинулся на спинку кресла. Его темно-карие глаза светились дружелюбием.
        — Честно говоря, я не знаком с доктором Гилбертом Даремом из Сент-Луиса,  — сказал он.
        — Я это знаю. Просто он отыскал вашу фамилию в справочнике Американской медицинской ассоциации.  — Сара пустилась в пространные объяснения и закончила словами о том, что остановилась на ранчо Улевехи.
        — Вот как!  — воскликнул доктор Чой, чуть сдвинув брови.  — У Кристиана Нильсена?
        — Да… С ними что-то не так?
        — Нет, нет. Нильсены — прекрасные люди. Я слышал, что они недавно вернулись, но я не думал, что у них могут быть гости. Видите ли, у них возникла довольно серьезная проблема.
        — Я это уже успела понять. У них болен сын.
        Доктор Чой кивнул.
        — Да. Вам сильно повезло, что они вас пригласили. Признаться, я даже удивлен, что они вдруг решили впустить в свой дом — извините за грубое слово — туристку. Новые места воспринимаются совсем по-другому, когда вы останавливаетесь в частном доме. Я это понял, когда стал бывать в домах у коллег-медиков в Балтиморе — я ведь там учился.  — Доктор Чой стал наводить порядок у себя на столе. Он собирал разрозненные бумаги и складывал их по папкам.  — Но как же могло так случиться, что такая милая девушка, как вы…  — Он нахмурился и стал искать в ящике стола скрепки.
        Нет, подумала Сара. Этот старый фокус не…
        — …Оказалась вчера в отеле «Шератон-Мауи» в обществе Риты Гомес?  — закончил доктор Чой.
        Сара удивленно уставилась на него.
        — Я был там вчера. И видел вас в отеле во время представления, часов в девять.
        — Я там действительно была,  — кивнула Сара,  — но вас я не видела.
        — И не удивительно. Там вчера было довольно людно. Я обратил на вас внимание, потому что вы очень напоминали мне девушку хаоле, на которой я чуть было не женился тогда в Балтиморе. Я уже стал думать, как бы с вами познакомиться, но затем увидел рядом с вами Риту Гомес и сказал себе: «Нет, забудь о знакомстве».
        — Чем же вам не угодила Рита Гомес?
        — Рита очень неглупая особа. Она отлично успевала в школе и благодаря этому получила возможность бесплатно учиться в колледже.
        — Ну все-таки в чем дело?
        Доктор Чой продолжал сосредоточенно скреплять отдельные листочки. После небольшой паузы он сказал:
        — Если бы Рита Гомес была моей пациенткой и вы стали справляться о ее здоровье, я бы молчал как рыба, даже если бы дело сводилось всего-навсего к вросшему ногтю. Но вас направил ко мне коллега-врач, и потому я считаю своим долгом вас предупредить: у нее начисто отсутствуют моральные принципы. За деньги она готова на все. Например, в четырнадцать лет она снялась в порнофильме. Она была хорошенькой и бедной, а потому… Впрочем, это были лишь цветочки…
        Доктор Чой сложил руки на груди, откинулся на спинку кресла и внимательно посмотрел на Сару. Потом снова заговорил:
        — Рита Гомес разрушила по меньшей мере две семьи. И это только то, что я знаю доподлинно. Ее родная мать выгнала из дома. Рита родила ребенка, от кого — неизвестно, и прошлой зимой меня срочно вызвали в больницу, когда туда привезли ее малыша с жуткими синяками и переломами ребер. Рентген показал и старые переломы. Я был готов дать показания в суде, но дело почему-то замяли. Ребенка забрала ее мать, и на этом все кончилось. Господи, Сара Мур! Как же вас угораздило оказаться в одной компании с этой женщиной?
        — Ой,  — только и произнесла Сара, выслушавшая рассказ доктора затаив дыхание, а потом помотала головой, словно пытаясь прочистить мозги. Затем она сказала: — Несколько ошеломляющие новости. Мне нечего особенно добавить. Она встретила меня в Гонолулу как представитель фирмы мистера Нильсена — нечто вроде специалиста по связям с общественностью. Она занимается моим пребыванием на Гавайях. Не могу сказать, что я от нее в восторге, но все же мы вроде бы вполне поладили. А сегодня утром появилась миссис Нильсен и выставила ее из дома.
        — Только не говорите мне, что человек вроде Кристиана Нильсена может вдруг воспылать к Рите Гомес пылкой страстью… Нет, нет, это исключено. Но я просто не могу вообразить, почему он допускает, чтобы она работала в его фирме.
        — Может, ее нанял кто-то другой?
        — Все равно это выглядит довольно странно. Правда, история с ребенком не получила большой огласки, да и Нильсенов тогда, насколько я помню, здесь не было. Поэтому не будем проявлять к мистеру Нильсену излишней придирчивости.
        Сопоставляя случившееся с ней и рассказанное доктором Чоем, Сара медленно произнесла:
        — Я думаю, Рита договорилась с мистером Нильсеном насчет моего пребывания в их доме. И все же… Он мог бы проявить чуть больше учтивости, когда меня увидел в саду. Миссис Нильсен, например, была со мной само обаяние сегодня утром, но она плохо понимала, что происходит.
        — Я не понимаю, как могла случиться эта накладка с отсутствием мест в «Алоха нуи». Я знаю кое-кого в этом отеле. Давайте-ка я проверю…
        Он снял трубку, снова сгорбился над телефоном и вступил в переговоры с кем-то по имени Ян.
        — Что там у вас, ребята, с номерами — все нарасхват? Да, я знаю, но тем не менее, кажется, имелась бронь на имя Сары Мур, да, со вчерашнего дня. Ты не проверишь для меня, Ян? Будь так любезен.
        Прикрыв трубку рукой, он лукаво улыбнулся и сказал Саре:
        — Я даже не назову имя Риты Гомес… Как-никак Мауи — маленький остров.
        — Узнайте, нет ли для меня писем,  — попросила Сара.
        Доктор Чой кивнул и сказал уже в трубку:
        — Ясно… Хорошо, Ян. Спасибо. Судя по всему, возникло какое-то недоразумение. Ну и когда же у вас что-нибудь может появиться? Так плохо? Или, наоборот, так хорошо, коль скоро это ваш бизнес? А есть письма для мисс Сары Мур?
        Оказалось, что пришло два письма. Ян обещал сохранить их.
        Сара сказала, что сегодня же заедет за ними.
        — У вас есть машина?  — спросил доктор.
        — Нет, но я могу взять ее напрокат.
        — В разгар сезона нанять машину на Гавайях не легче, чем найти номер в отеле. К тому же сегодня суббота. Давайте я вас отвезу.
        Сара решила, что надо оказать легкое сопротивление.
        — Но это же далеко!
        — Всего-навсего несколько миль по красивым местам. И я вполне могу себе позволить передышку после работы. Я буду рад помочь вам — в каком-то смысле я возвращаю долг Балтимору. У меня в машине есть радиотелефон, так что в случае чего мне позвонят из больницы. А жена меня не поймает по причине отсутствия последней. Ну что, поехали?
        — Поехали.
        — А кроме того, если у вас на сегодня нет никаких других планов, я могу отвезти вас кое-куда еще. Там будет масса народу, родственники, знакомые, но туристов там не будет. Вы когда-нибудь бывали на настоящем луау?
        — Никогда.
        — Это, конечно, маленький луау, но вполне настоящий. В честь дочки моей сестры. Маленькой Ноелани исполнится год.
        А затем, скажет она собравшимся членам Книжного клуба, этот маленький доктор пригласил меня на луау.
        Когда маленький доктор встал, оказалось, что он на голову выше Сары. Без белого халата он выглядел мускулистым и худым. Сара тоже встала. Она ничего не скажет членам Книжного клуба. Вудсривер вообще куда-то вдруг исчез.
        Они сели в желтый джип доктора и поехали по побережью Напили к отелю «Алоха нуи».
        Сара не огорчилась, узнав, что кто-то уже успел забрать ее письма. Сара не пришла в ужас, выяснив, что представляет собой Рита Гомес. Она, конечно, понимала, что остаток ее пятнадцатидневных каникул находится под большим вопросом, но ей совершенно не хотелось забивать этим себе голову.
        На бензоколонке они купили крекеры с сыром и кока-колу и поехали дальше. Они остановились в уединенном местечке, где волны разбивались о скалы и прибой не смолкал, как и их беседа. Дэвид рассказал Саре об одном из своих гавайских предков, который был кахуна лапаау, то есть врачом, исцелявшим травами и умело определявшим, чем болен его пациент.
        — Тогда у них не было никаких медицинских справочников, и он провел в учениках пятнадцать лет. Некоторые из наших врачей так здорово проявляли себя в том, что теперь именуется психосоматической медициной, что первые белые на острове считали их колдунами. Из того, что я слышал о моем прапрадеде, могу заключить, что он умел колдовать.
        Сара была вполне готова этому поверить.
        — А когда вы решили стать врачом?
        — С детства. Но, может, лучше вы расскажете о себе? Кем вы всегда хотели стать?
        — По правде сказать, никем особенно. Все остальные мои подружки хотели чего-то вполне понятного — сделаться моделью или кинозвездой. Ну а я говорила, что хочу быть женщиной с ребенком.
        Ее спутник подлил еще кока-колы и рассмеялся.
        — А теперь все они стали женщинами с детьми,  — продолжала Сара, улыбаясь.
        — А вы, напротив, стали моделью или кинозвездой?
        Сара рассказала доктору Чою о своей работе в детском саду, о доме престарелых, о родителях и даже о том, что весной пролежала в больнице. Но она и словом не обмолвилась ни о том, что тогда испытывала, потому что ей казалось, что тех мучительных мгновений, когда ей вообще не хотелось жить, на самом деле не существовало.
        Они снова двинулись в путь. Подскакивая на выбоинах и ухабах весьма запущенной дороги, джип ехал в гору, все дальше и дальше от побережья. Слева были отвесные скалы, уходившие вниз, к морю, и от одного взгляда на них у Сары начинала кружиться голова. Дома попадались редко, и жили в них исключительно гавайцы. Увидев машину, они выходили из домов, махали руками, улыбались, кричали: «Алоха».
        Дом сестры Дэвида находился на склоне горы над городом Вайлуку. Когда желтый джип подвез их к дому, гости уже начали собираться. На широком газоне перед домом под специально сооруженным навесом стояли длинные столы. Столбы были увиты гирляндами из цветов, и цветы обрушивались красочным водопадом с потолка из пальмовых листьев.
        Увлекшись осмотром нового места, Сара так и не поняла, которая из юных племянниц Дэвида накинула ей на шею леи из плумерии. Она сидела рядом с Дэвидом за столом, покрытым коричневой бумагой и листьями папоротника. В центре стола бушевало такое великолепие орхидей и антурий, от которого мог бы рехнуться любой американский цветовод. Внизу под столом шныряли собаки. Молодая мать дала своей смешливой новорожденной первый кусочек специально приготовленного блюда. Сара отведала местного хмельного околехао, после чего смех, звон гитар, крики детей стали сливаться в один общий гул.
        — А ну-ка попробуйте вот этого — ломи-ломи — лосось с помидорами и зеленым луком… А свинину калуа можно есть руками… Ее пекли много часов в яме, набив брюхо раскаленными камнями. Попробуйте пои, красавица хаоле… И не говорите, что пахнет канцелярским клеем. Положите к рису цыпленка. Его готовили с верхушками таро и кокосовым молоком. Не желаете еще немножко околехао? Нет? Тогда вот ананасовый пирог.
        Вокруг Сары были смуглые улыбающиеся, приветливые лица. Даже жена-шведка одного из братьев Дэвида была смуглой-пресмуглой. Но среди всех этих лиц Саре особенно запомнилось лицо овдовевшей матери Дэвида. Она была стопроцентная гавайка. У нее были седые волосы, а кожа, словно коричневая лайка, уже с годами сделавшаяся не такой гладкой, но напоминавшая о былой красоте. Время от времени взгляд ее падал на девушку-хаоле, которую привез с собой ее сын. Глаза ее были спокойно-задумчивыми.
        Когда все кончили есть, бумагу с листьями и объедками просто свернули рулоном, отчего обнажился второй слой бумаги с листьями для новой перемены. Гости встали из-за стола и расселись на лужайке, а бабушка, туту, вызвалась исполнить хулу специально для гостьи Калаи.
        — Калаи?  — удивленно спросила Сара.  — Это кто?
        — Так по-гавайски — Сара,  — улыбнувшись, пояснил Дэвид.  — Я попросил ее станцевать для вас.
        Одетая в бесформенное хлопчатобумажное платье, старая женщина двигалась с большим достоинством: бедра покачивались в такт музыке, плечи оставались неподвижными, но руки создавали в воздухе сложный орнамент под буханье барабана, покрытого такой — материей из древесной коры. Казалось, на алчущую влаги землю падает дождь, и из нее вырастают и колышут головками цветы, прилетают птицы, лакомятся амброзией и улетают, горят костры, и дым поднимается к облакам, на землю падает звезда, люди шепчут молитвы, которые ветер уносит в небеса.
        Сара подошла к танцовщице, обняла ее. Ее уста совершенно непроизвольно и естественно проговорили: «Махало»,  — а на глазах показались слезы.
        Снова забили барабаны. Теперь уже хулу танцевали молоденькие девушки, с цветами в волосах и гирляндами на запястьях и лодыжках. Они танцевали страстно, откровенно эротично и бросали взгляды на молодых людей, которые сидели в тени и смотрели. Подъезжали новые машины. Из них выбирались девицы в мини и макси, в шортах и джинсах. Президент банка, где работал зять Дэвида, приехал с женой. Они оба были в вечерних костюмах. Тыква-горлянка наполнялась деньгами. Все желали маленькой Ноелани счастья и здоровья. Вскоре она раскапризничалась, и ее увели.
        Дэвид стал поправлять леи на плечах Сары, его руки чуть приподняли прядь ее волос и остались у нее на шее.
        — Там, на столах, несколько слоев бумаги и папоротников,  — пояснил он,  — праздник продлится чуть не до утра. Я хочу показать вам одно чудесное местечко, повыше за домом. Оттуда хорошо смотрятся огни Вайлуку.
        Они не успели толком взглянуть на огни Вайлуку, как стали целоваться. Дэвид крепко прижал ее к себе, и они целовались и целовались. Она сама поразилась тому, какие чувства вызывал в ней этот человек. Он чуть отстранил ее от себя и, не отпуская, посмотрел, улыбаясь. Она же провела пальцами по его шевелюре, по его жестким завиткам.
        — Как только я взглянул на тебя, то сразу понял…  — начал было Дэвид.
        Эти слова внезапно воскресили в ее памяти нечто похожее, уже услышанное ей недавно. Они мгновенно уничтожили все волшебство свидания. Она усмехнулась и попыталась освободиться от объятий уже второго мужчины за эту неделю, который с первого взгляда увидел в ней ту самую Девицу, которая была бесстыдно обнаженной и алчущей. Саре было решительно все равно, что там мог подумать о ней Джо Эган, но сейчас… Ей удалось высвободиться. Спасибо тебе, Джо Эган, где бы ты ни был.
        Она бросилась бежать вниз по склону, но Дэвид быстро догнал ее, схватил за плечи, развернул лицом к себе.
        — Нет, нет, Дэвид, не надо никаких извинений,  — сказала она.  — И я виню вас не больше, чем Джо Эгана.
        — Кто, черт побери, Джо Эган?!
        Саре хотелось плакать. Она отвела взгляд и, стараясь взять под контроль голос, ответила:
        — Бизнесмен, с которым я встретилась в Гонолулу. Он женат. Мы немножко поиграли в слова. Мне казалось это забавным. Но что-то во мне навело его на мысль, что я из тех, кто прыгает в постель к мужчине в первую же ночь.
        — Но почему ты решила, что я подумал то же самое?
        — Ты произнес те же самые слова, что и он. Он сказал, что посмотрел на меня и сразу понял… Мне стало так стыдно…
        — Так, пусть Джо Эган договорит свою фразу, а я свою. Хорошо?  — Он стоял, стиснув зубы, и лицо его сделалось совершенно серьезным.  — Я посмотрел на тебя и понял, что мне хочется поцеловать тебя. Понял, что мне хочется узнать о тебе побольше. Понял, что хочу показать тебе мою семью. У нас семья кое-что да значит. У нас семья — это основа. А это хула… Сара, неужели ты думаешь, что я пошел бы на это только ради того, чтобы соблазнить девушку в первую же встречу…
        Она прижалась к нему и пробормотала в плечо:
        — Дэвид, я чувствую себя просто ужасно…
        — Отлично.  — Он приподнял ее подбородок и нежно поцеловал.  — В таком случае давай вернемся, красавица хаоле, и пожелаем всем спокойной ночи.
        По дороге на ранчо они говорили о самых разных вещах. Об одном его пациенте, который находился в кардиологической реанимации,  — Дэвиду нужно было еще заехать в больницу и проверить, все ли в порядке. О Крисе Нильсене.
        — Этот юноша для них вселенная. Когда его не станет, все для них рухнет.
        — Когда его не станет?  — Сара вопросительно посмотрела на своего спутника.  — Это как понимать? Его дни сочтены?
        Дэвид ответил не сразу.
        — Я слишком давно занимаюсь своим делом и знаю, какая неблагодарная вещь прогнозы. Но никто не предполагал, что Крис вообще протянет так долго. Он всегда был болен, всегда плохо себя чувствовал. Он никогда не мог жить, как все нормальные мальчишки,  — бегать, играть. Конечно, может, ему сейчас лучше. Может, его родители решили перестать носиться по всему миру в поисках очередного кудесника. Так или иначе, мне кажется, они поступили правильно, что привезли его сюда, где ему лучше всего. Если будешь с ним общаться, прояви к нему сочувствие.
        Они еще немного поговорили о том, о сем, и когда машина въехала в ворота между двух богов тики, Дэвид сказал:
        — Я бы ни за что не привез тебя сюда, если бы не знал, что сегодня Риту Гомес выпроводили отсюда взашей. Но ты вполне можешь немного пожить у Нильсенов. Я постараюсь связаться с мистером Нильсеном начиная с понедельника. Ну и конечно, не может быть и речи о том, чтобы продолжать путешествие в компании Риты.
        — Нет, нет, я понимаю.
        Он пообещал позвонить утром, около одиннадцати, когда закончит обход. Он также сказал, что уже успел пообещать одному из коллег подменить его днем, поскольку у того был гольф, но не исключено, что ему удастся найти новую замену. Дэвид поинтересовался, не захочет ли Сара посмотреть на кратер, если ему удастся освободиться.
        — Мне совершенно все равно, что смотреть, Дэвид. Это твой родной остров, а я видела лишь малую его часть.
        — Ты все увидишь. Если я не сумею освободиться днем, то приеду к семи.
        У входа в дом он поцеловал ее на прощание. Затем он легко провел рукой по ее фигуре и усмехнулся.
        — Что такое?  — удивленно вскидывая голову, осведомилась Сара.
        — Какая ты смешная… Я просто пытаюсь представить тебя беременной,  — услышала она ответ.
        Сара шла по темному коридору и пыталась заставить себя дышать ровно. Она была рада, что не увидела зеленого «сааба», потому что сейчас она вряд ли смогла бы поддерживать разумную беседу с Монти Риверсом.
        В гостиной горел свет. В кухне было темно, но Сара заметила, что кто-то там ужинал. Оглядываясь по сторонам, она подумала: а вдруг это Рита. Она пыталась понять, нет ли где-нибудь для нее записки с инструкциями, как связаться с ее недавней дуэньей. Интересно, увидятся ли они когда-нибудь еще… Как странно, непредсказуемо разворачивались события. Сара подумала о Крисе. Ей хотелось обязательно увидеться с ним еще.
        Сара поднялась к себе. В комнате был приятный полумрак. Светила луна. Легкий ветерок колыхал белые занавески, заставляя шептаться листья на старом дереве. Сара не стала включать свет. Она подошла к окну и увидела фары удалявшегося по аллее джипа. Было десять вечера, но она оказалась слишком возбуждена, чтобы ложиться спать.
        Внезапно она отчетливо услышала те самые слова, которые произнес тогда на веранде ее отец: «Рано или поздно появится тот, кто тебя достоин. Ты это сразу поймешь».
        Сара также вспомнила совет матери — уехать из Вудсривера при первой возможности. Сара не сомневалась, что родители одобрят ее выбор. Ей была крайне необходима такая поддержка. Сейчас их разделяли тысячи миль, но Саре казалось, что ее мать и отец, как никогда, рядом.
        Сара стала припоминать все те слова, что сказал ей сегодня Дэвид, даже те шутливые, перед самым прощанием. Вряд ли они означали что-то такое особенное… Или он вдруг принял серьезное решение? Нет, вряд ли он столь же безумен, как и она. Сара лишь надеялась, что, возвращаясь сейчас обратно, Дэвид не изменил своего мнения о хаоле, которая с такой готовностью упала в его объятия. Нет, завтра надо взять себя в руки и убавить прыти. Если, конечно, удастся.
        Справа внизу полыхало зарево. Наверное, это выжигали плантацию сахарного тростника. А далеко в море Сара увидела огоньки парохода, а впрочем, может, это никакой не пароход, а отражение звезд в воде — сейчас ими было усыпано все небо.
        Тут она кое о чем вспомнила. Сара подошла к другому окну, из которого открывался вид на гору. Оттуда, где должна была находиться обсерватория Криса, долетал слабый свет. Крис говорил, что бывает там каждый вечер.
        «Прояви к нему сочувствие»,  — сказал ей Дэвид.
        ГЛАВА 15
        На столе Криса лежали детали телескопа. Сара присела на стул, и юноша начал с жаром рассказывать ей о своих проблемах, хотя она понимала из его сетований очень немногое.
        — Считается, что «Квестар» обладает хорошей «защитой от дурака», но я все-таки оказался очень способным дураком и испортил рукоятку контроля медленного слежения…
        На Крисе были шорты и рубашка с коротким рукавом. Его длинные руки и ноги так исхудали, что в обхвате были примерно как у Сары. Зато волосы Криса поражали красотой — они мягко завивались на затылке и над ушами. И его лицо тоже можно было бы назвать красивым, если бы не изможденность.
        — Самое обидное, что я только-только нащупал кое-что любопытное,  — продолжал он свои сетования.  — Сегодня я, кажется, обнаружил новую комету… И вот на тебе! Такая приключилась незадача!..
        — Я бы с удовольствием полюбовалась на звезды в такую штучку,  — вежливо отозвалась Сара.  — Я никогда еще не смотрела на небо в телескоп.
        — Серьезно? Но это так увлекательно! Можно увидеть кольца Сатурна, луны Юпитера…
        — А здесь те же звезды, что и в Иллинойсе?  — поинтересовалась Сара, чтобы разговор не угас.
        — Здесь виден Южный Крест. Гавайцы называют его Неви. Круглый год тут можно наблюдать самые яркие звезды и все основные созвездия. Одни появляются, другие исчезают. Так, осенью и зимой тут не видно На Хику, то есть Большой Медведицы.
        — Правда?  — сказала Сара, а про себя подумала: «Не удивительно, что девушки не сходят по тебе с ума».
        — Да. Так здорово, когда вдруг снова появляются звезды Большого Ковша. Я тут не жил две зимы, но раньше в январе всегда ждал с нетерпением, когда снова появятся звезды Дуэ и Мерак, которые указывают на Полярную…
        — Это, наверное, в высшей степени занимательно,  — согласилась Сара.
        Крис улыбнулся и сказал:
        — А о чем бы вы хотели поговорить? Я с удовольствием обсудил бы что-то, интересующее вас. Может, собираете марки, или монеты, или что-то в этом роде?
        — Нет, я, увы, ничего не собираю.  — Сара сильно сомневалась, что у них с Крисом может отыскаться нечто общее. Интересно, как чувствует себя человек, когда знает, что скоро умрет. Впрочем, знает ли он об этом?
        — А вы не играете в шахматы? Я сейчас играю по переписке несколько партий с любителями из Токио, Рима…
        — Нет. И я никогда не путешествовала. Потому-то так рада, что оказалась здесь.
        — Вы выиграли эту поездку?
        — Да. Ее спонсор — одна из компаний вашего отца. Как же вы ничего не знаете о его бизнесе?
        — Мне это не интересно. Отцу надоело пытаться посвятить меня в свои дела. Но я рад, что вы выиграли. Вместо вас вполне мог появиться какой-нибудь толстый школьный учитель. Хотите знать правду?  — вдруг прошептал Крис.
        — Ну?
        — Я вовсе не видел чернохвосток. Они не появляются так низко. Они живут на высоте три тысячи футов и более. Это был просто предлог заговорить с вами. Девушки меня интересуют куда больше, чем птицы…
        Подчиняясь импульсу, Сара протянула руку и коснулась пальцев Криса. Они были такими холодными, словно принадлежали покойнику. Он сжал своими пальцами ее запястье, словно в благодарность за прикосновение, потом отпустил его так внезапно, словно прочитал ее мысли.
        Чтобы скрыть смущение и проявить сострадание, Сара начала что-то говорить, надеясь, что это не выглядит полным бредом.
        — Утром я встретила вашу мать. Она была очень любезна и показала мне реликвии — те, что хранятся под стеклом в коридоре.
        — Вы ей понравились. Она сказала, что вы из какого-то маленького городка в штате Иллинойс.
        — Да, из Вудсривера[3 - Дословно — лесная река.].
        — Что же он собой представляет? Чем славится?
        — Ну, если не считать того, что лесов больше нет, а до реки добрая миля, больше в нем нет ничего заслуживающего особого упоминания.
        — Ну, а как же там проводит свободное время молодежь? Как они развлекаются?
        — С развлечениями у нас дело обстоит так себе. Есть один кинотеатр. Они ходят на свидания, катаются на автомобилях. Летом плавают и играют в теннис. Зимой катаются на коньках.  — Она вдруг увидела, как на его лице появилось выражение тоски. Обо всех этих простых вещах он мог лишь мечтать. Даже сидя здесь, он дышал с трудом.
        Словно опять прочитав ее мысли, Крис сказал невозмутимым тоном:
        — Мне нельзя было заниматься всем этим из-за…  — Тут он с досадой постучал себя кулаком по груди и добавил: — Но однажды я пошел в публичный дом.
        — Вы пошли… куда?
        — В публичный дом,  — повторил Крис и, широко улыбнувшись, сказал: — Это вас шокирует?
        — Меня? Нет…  — Сара была не столько шокирована, сколько просто удивлена.
        — Я давно уже хотел кому-то рассказать об этом, но, честно говоря, как-то не представлялось случая…
        Сара не знала, что и сказать.
        — Знаете, о чем я тогда думал? Я думал: а вдруг я возьму и умру именно там? Дело было в Париже… Женщина была не первой молодости. Она, правда, вполне мило обращалась со мной, но, поверьте, ради нее вовсе не хотелось умирать. У нее глаза были подкрашены синим, с белыми полосами. Словно у попугая. Она жевала мятную резинку и потом вынула ее изо рта и приклеила к изголовью кровати. Там прилепились уже другие такие же комочки. С тех пор я не переношу запаха мятной резинки.  — Он издал странный звук, похожий на смешок, только гораздо более сиплый.  — Тогда мне было девятнадцать лет, и со здоровьем дело обстояло получше, чем теперь.
        Саре захотелось обнять его и прижать к себе. Мысль о том, что Крис Нильсен умрет, узнав лишь одну проститутку, не давала ей покоя. Ей хотелось тихо пробормотать ему, что она его любит. В каком-то смысле это вполне соответствовало действительности.
        Крис представлялся ей младшим братом, которого она жалела, берегла… На глазах Сары показались слезы. Она испугалась, что он заметит их, но он смотрел на деталь телескопа, вертел ее в руках.
        — Я всю жизнь болею. Я превратился в подопытную морскую свинку,  — снова заговорил он.  — Стоит моей матери прочитать о каком-то новом методе лечения, и мы несемся на край света и я получаю свою порцию сполна. Но теперь, Сара, этому больше не бывать! Мне надоели трубки в горле. Мне надоели большие иглы и маленькие ножички. Мне обрыдли кислородные палатки и хирурги, у которых халаты перепачканы в крови.  — Он откинул голову назад и процедил сквозь зубы: — И еще в этих больницах ходят студенты стаями, окружают тебя, а их наставники показывают снимки твоих внутренностей и объясняют, что они сделали и что они собираются делать и чего они, к их великому сожалению, сделать не в состоянии.
        — Я сама пролежала в больнице пять недель этой весной, Крис,  — медленно отозвалась Сара,  — и кое-чему из их лексикона тоже научилась. Они, конечно, большие мастера… Разумеется, мой опыт не идет ни в какое сравнение с вашим, но все-таки я немножко представляю себе, какая это большая радость.
        — Что с вами случилось?
        — Ничего такого… Мне сказали, что у меня был неопознанный вирус, и отправили домой. Но в какой-то момент я уже решила, что мои дни сочтены и что все мои симптомы свидетельствуют о неизлечимой болезни.
        — Ну и как вы себя тогда почувствовали?
        — Я тогда сказала себе, что мне совершенно все равно… Но теперь все иначе…
        «Дэвид, Дэвид,  — подумала она.  — И не только Дэвид».
        — Хорошо… Готов поспорить, вы в кого-то влюбились.
        — Да,  — Сара поднялась, понимая, что, если пробудет тут еще немного, то начнет рассказывать Крису про Дэвида Чоя, а для этого еще не настало время.  — Ну я пойду,  — сказала она.  — А то уже довольно поздно.
        — Я провожу вас. А с телескопом постараюсь разобраться завтра утром. Он не убежит.
        Сара старалась не торопиться, чтобы не заставлять Криса выдерживать перегрузки. Она заметила, что даже пологий спуск давался ему с трудом. Он остановился перевести дыхание и посмотрел на небо.
        — Луна вошла в Ку,  — сказал он.
        Сара тоже подняла голову. Луна убывала.
        — Старики говорят, что когда луна входит в Ку, начинают действовать разные сверхъестественные силы.
        — Расскажите мне о здешних старинных предрассудках,  — попросила Сара.  — Это любопытно.
        — Далеко не все поверья — предрассудки. Многое из того, во что веровали мои предки, было правдой. Им доставляла облегчение вера в знаки. Им хотелось, чтобы существовал какой-то более могучий, чем у них, разум, который мог бы предвидеть будущее. Их согревало убеждение, что кто-то, так сказать, не дремлет.
        Деревья вдруг зашуршали своей посеребренной лунным светом листвой. Казалось, они чего-то испугались. Ветра не было. В такую ночь было нетрудно поверить в сверхъестественные силы.
        Крис смотрел на Сару сверху вниз. Он был высок, как древние гавайские вожди.
        — У моих предков не было письменности, но они умели читать книгу природы — они смотрели на небо и по очертаниям облаков, по форме радуги, по тому, как шел дождь, догадывались об очень многом. Они видели особый смысл в том, как летают птицы, как дует ветер, гремит гром, какие на море волны. И если факел не желал гореть, это означало, что кто-то умрет.
        — Но верить во все эти предзнаменования — это обрекать себя на постоянное беспокойство…
        Крис словно не услышал Сару. Закинув голову, он всматривался в небо. Потом сказал:
        — Когда Луна убывает, когда спускается ночь, иногда появляются Великие Шагающие Мертвецы…
        — Великие?..
        — Да. Вожди, военачальники… Иногда лишь легонько дрожит земля, но порой поднимается такой грохот, словно они топают прямо по крыше нашего дома. В детстве я всегда прятал голову под подушку, когда слышал эти шаги. Я боялся, что они пришли за мной. Но мама — она тоже слышала эти шаги — приходила, обнимала меня и говорила, что не надо их бояться, что они не сделают мне ничего плохого, ведь я один из них… Даже если я взгляну на них, то амакуа, дух моих предков, крикнет: «Нет, он мой!», и они меня не тронут. Поэтому вскоре я перестал бояться…
        — А вы когда-нибудь их видели?
        — Нет, но очень хотел бы увидеть. Иногда я слышал, как бьют их барабаны, как свистят флейты… Сара, вы мне верите?
        — Да.  — Сейчас она действительно верила ему.  — Конечно, Крис, вы так убедительно рассказываете…
        Они подошли к дому. Сара увидела и зеленый «сааб», и еще одну машину, которой раньше тут не было.
        — Вы зайдете в обсерваторию утром, Сара?  — спросил смущенным тоном Крис.  — А то я хотел показать вам там кое-что еще.
        — Да, я постараюсь прийти пораньше. А пока спокойной ночи, Крис,  — и с этими словами она пригнула его лицо к себе и поцеловала в щеку. Любовь существует во многообразии форм, и этой ночью Сара испытала воздействие самых разных чар.
        ГЛАВА 16
        Длинный коридор был освещен бликами лунного света, пробивавшимися в щелки между ставнями. Сара торопливо шла по нему. Она споткнулась, когда стала преодолевать три ступеньки, и остановилась, ослепленная ярким светом, когда дверь кухни внезапно распахнулась.
        Услышав ее шаги, Рита поджидала ее на пороге.
        — Где же тебя носит…  — сердито начала она, но затем, сверкнув улыбкой, добавила: — Киса?
        Сара двинулась плечом вперед, пытаясь миновать эти живую преграду.
        — Гуляла,  — процедила она. Ее взбесили и Ритина улыбка, и «киса».
        — Гуляла?  — Рука Риты стиснула ее предплечье.  — Мы с Монти в двух машинах прочесывали остров, а она, видите ли, гуляла! Я думала, случилась беда. Я не смела доложить мистеру Нильсену, что наша маленькая подружка бесследно растворилась, даже не сказав хотя бы из вежливости ни единого слова на прощанье.
        Сара совершенно не собиралась выслушивать рассуждения Риты о вежливости. Она вырвала руку, гневно посмотрела в Ритины черные глаза и сказала:
        — Кажется, миссис Нильсен велела тебе больше здесь не появляться, верно?
        — Я вовсе не обязана простираться ниц всякий раз, когда мимо меня проносят ночной горшок ее королевского величества. Капризы ее величества меня совершенно не интересуют. Вот если мистер Нильсен сочтет необходимым уволить меня, это другое дело.  — Она показала рукой на гостиную и добавила: — Вперед, киса. Я хочу познакомить тебя с Монти Риверсом.
        Сара не сразу заметила его, когда вошла в гостиную. Он стоял в потемках у камина. Он вполне мог бы сойти за священника, если бы надел рясу. У него были темные волосы и печальные глаза. Он также мог бы сойти и за танцовщика — движения у него были грациозные, изящные, и одет он был в черные брюки в обтяжку и свитер. Подойдя к Саре, Монти Риверс пробормотал что-то похожее на «как поживаете?» Потом, помолчав, добавил:
        — Судя по всему, мисс Мур познакомилась с молодым человеком, который немножко покатал ее по острову.  — Выражение лица и голос Риверса были начисто лишены каких-либо эмоций.
        — Совершенно верно,  — подтвердила Сара.  — Познакомилась и покаталась.
        — Господи, и это наша милая, застенчивая Сара?!  — весело воскликнула Рита.  — Какая прелесть! Кто же этот молодой человек, если не секрет?
        — Знакомый знакомых.
        — А как его зовут?
        Сара уставилась в стол, постукивая пальцами по его крышке, у самой пепельницы, полной окурков. На пачке сигарет она увидела фамилию.
        — Мистер Рейнолдс,  — сказала она.
        — Отлично. И что же вы делали с этим самым мистером Рейнолдсом?  — продолжала допрос Рита.
        — Мы ходили на детское луау.
        — Что же они там сделали?  — спросил Монти Риверс.  — Зажарили ребенка?
        — Свинью, Монти,  — поправила его Рита.  — Луау проводится в честь ребенка. Очаровательный старинный обычай Бог весть с каких времен. Гости кладут конверты с деньгами в тыкву, и это окупает все траты хозяев. Совершенно безопасное занятие, если тебя интересуют только маленькие радости жизни. В честь кого устраивалось это луау?
        — Не запомнила,  — буркнула Сара.  — И вообще мне пора спать. Уже поздно.
        — Минуточку,  — сказал Монти Риверс.  — Вы ели свинину?
        — Конечно. Вкусно — нет слов.
        — Трихиноз — очень интересное заболевание. Все ткани организма оказываются пронизаны миллионами крошечных червячков. Фантастика. В острых формах трихиноз смертелен. Вот что может случиться, если съесть плохо прожаренную свинину.
        — Перестань, Монти,  — подала голос Рита.  — Не будь занудой. В таких случаях свинья жарится часами. Мы не какие-нибудь дикари.
        — Меня просто беспокоит ее здоровье,  — возразил он.  — А то она не успеет лечь спать, как начнется пищевое отравление. Она могла подхватить там сальмонеллез, ботулизм. Эти безвредные маленькие развлечения порой дорого обходятся.
        — Монти, умолкни. Ты перепугаешь нашего ребенка.  — Рита улыбнулась сначала ему, потом Саре и сказала: — Для тебя есть письмо, киса.
        — Ох, да!  — Сара совершенно забыла о корреспонденции.  — Письмо? А мне сказали — два письма…
        — Сказали? Ты, значит, провела небольшую проверочку? Когда Монти решил проявить заботу и поехал туда специально, чтобы забрать то, что пришло на твое имя, ему сообщили, что кто-то звонил и интересовался, действительно ли для тебя не оказалось забронированного номера. Но с какой стати мне тебя обманывать? Заказывала комнату я давно, как я тебе уже говорила, по телефону. Естественно, это было сделано на имя того человека, который должен был совершить это путешествие, но в последний момент отказался. Вспомни, я же тебе рассказывала.
        Сара почувствовала, что краснеет, но упрямо произнесла.
        — Они действительно сказали, что для меня два письма.
        — Они ошиблись.  — Рита взяла с каминной полки конверт и подала Саре.  — Вот, пожалуйста.
        Сара взяла письмо и молча отправилась к себе. Когда она уже поднялась по лестнице, то услышала, как Монти Риверс сказал Рите что-то на непонятном ей языке.
        Письмо было от родителей, которые написали его еще до их телефонного разговора. «Мы скучаем по тебе… мы любим тебя… Мы передвигаем на карте булавки…»
        На лестнице послышались шаги. В комнату вошла Рита и сказала с улыбкой:
        — Мне пора. Я приехала на машине, которую мне одолжили знакомые. Я обещала ее вернуть им сегодня же.  — Она подошла ближе и, похлопав Сару по плечу, добавила: — Извини, если я немножко погорячилась там, внизу. Я просто очень беспокоилась за тебя. Мне бы не хотелось, чтобы у нас испортились отношения.
        — На каком языке говорил с тобой Монти Риверс, когда я поднималась?  — осведомилась Сара.  — По-испански?
        — По-португальски. Раньше он жил в Бразилии. По-португальски он, впрочем, говорит довольно слабо, а я не очень хорошо понимаю. Но он произнес фразу насчет того, какие у тебя прекрасные ножки.
        — Мне совершенно не хочется оставаться в доме наедине с ним,  — мрачно заметила Сара.
        — Какая ты глупенькая!  — улыбнулась Рита.  — По правде сказать, ты не совсем в его вкусе. Ты уж мне поверь.
        Сара посмотрела на дверь и добавила:
        — Я даже не могу запереться. Тут нет ни ключа, ни задвижки.
        — На этом острове жизнь всегда текла так тихо и мирно, что люди так и не приучились запираться. Но тебе, право, не о чем беспокоиться. Если хочешь, можешь придвинуть к двери вон тот комод. Тогда ты услышишь, если кто-то попытается проникнуть в комнату, и поднимешь крик, от которого проснется вся округа.
        — Сильно сомневаюсь. По-моему, если кто-то закричит в этой комнате, в главной части дома никто ничего не услышит.
        — Ерунда. Ну хорошо, а чем бы ты хотела заняться завтра утром?
        — Ничем.
        — Готова поверить. Будешь спать до полудня? Ладно, спи… А потом можно будет что-либо предпринять. Монти тоже вряд ли завтра встанет рано. Он, кстати, и доставит тебя на машине вниз… Скажи все-таки, ты не имеешь каких-либо особых планов на завтра?
        — Нет,  — отрезала Сара.
        Она не собиралась раскрывать карты. До полудня должен позвонить Дэвид. Она не собиралась общаться с Ритой завтра, да и вообще не хотела больше ночевать в этом доме.
        — Да, но… Обсудим все завтра. А пока спокойной ночи, приятных снов. Ни о чем не беспокойся!
        Сара сидела за туалетным столиком, удаляя с лица грим, когда услышала под окном какие-то голоса. Заработал двигатель автомобиля, и Монти Риверс повысил голос:
        — Почему бы нет? Поскольку тебе здесь не особенно рады, тебе и ехать к Людям Неба.
        Люди Неба. Это для Сары прозвучало какой-то белибердой. Машина уехала, а Монти Риверс, как могла слышать Сара, вернулся в дом и пошел к себе.
        Ее мало интересовали Люди Неба, но ей хотелось запереться. Она вспомнила, что видела, как в скважине кухонной двери торчал ключ. Кто знает, вдруг он подойдет и к ее замку. Она немного подождала, потом стала спускаться вниз босиком.
        Сара решила не зажигать свет. Из-под двери комнаты Монти не выбивался свет, но она подумала, что он вполне может еще и не спать, и потому действовала осторожно. Подошвы прилипали к полу так, словно его не мыли годами. Дверь в кухню не была заперта. Сара извлекла ключ, который плохо подходил к кухонному замку. Она подумала, что это общий ключ для самых разных дверей в доме.
        Скорее всего, так оно и было. После нескольких попыток Саре удалось запереть дверь, и ей сразу полегчало. Хотя было уже поздно, она вытащила почтовую бумагу, конверт и села писать письмо родителям.
        Как трудно давалась ей эта работа! Как сложно было описать миссис Нильсен, столь величественную в гневе и столь несчастную в признании, что она молилась всем богам. Сара вывела: «Миссис Нильсен очень добра ко мне. Одни ее предки — бостонские миссионеры, другие — гавайская знать».
        Любовь с первого взгляда… Это понятие плохо отвечало ее нынешнему состоянию. Внезапное помешательство — это, пожалуй, точнее описывало ее состояние. «Сегодня я познакомилась с очень симпатичным молодым доктором. Он пригласил меня сегодня на луау — праздник, в честь его маленькой племянницы, которой исполнился один год». Особенно сложно было описать Криса. Ну как передать смысл его рассказа про Великих Шагающих Мертвецов? Ведь чары, под которыми находилась тогда Сара, успели развеяться. «Крис, сын Нильсенов, очень интересно рассказывал мне о гавайских преданиях».
        Сара еще раз прочитала написанное. Она даже не упомянула о том, что Рита уехала и она осталась один на один с Монти Риверсом. Откровенно говоря, Сара прекрасно понимала, что, если точно и подробно рассказать обо всем, что произошло с ней сегодня, это страшно переполошит ее родителей. Но тем не менее это был лучший день в ее жизни. Даже то смятение, которое охватило ее сейчас, переросло в какое-то вполне положительное ощущение.
        Монти Риверс задвигался в комнате внизу. Сара почувствовала запах дыма. Он явно что-то сжигал в камине. Как странно! Почему это он вдруг вспомнил в такой поздний час, что надо что-то непременно сжечь? Сара услышала такой звук, словно он поставил на место каминный экран, потом все стихло.
        Что же он все-таки сжег? Ее второе письмо? В отеле «Алоха нуи» ведь сказали, что для нее там два письма. Завтра надо будет порыться в золе: вдруг отыщется что-то такое, что объяснит ей загадку. Впрочем, это не имело особого значения. Никто не должен был прислать ей денег. Никто не собирался писать ей любовные письма, а остальное ерунда.
        Сара надписала адрес на конверте, наклеила марку и легла в постель. Старое дерево у окна стало легонько скрестись в сетку. Листья шептали ее имя.
        Дэвид… Она стала думать о нем, о его интересном лице, вспоминала, какие ощущения вызвали в ней его поцелуи, прикосновения его стройного крепкого тела…
        Сара надеялась, что когда завтра снова окажется в его обществе, то все-таки будет вести себя разумно. Однако пока рациональное начало в ней не подавало признаков жизни, и она фантазировала вовсю, строя дерзкие планы на будущее. Она видела себя рядом с Дэвидом такой, какой, по правде сказать, никогда не была,  — раскованной, светящейся радостью. Она не сомневалась, что они будут любить друг друга нежно и неистово, хотя, если вдуматься, в этом сочетании имелись противоречия. И еще она мысленно представляла себе их будущих детей — загорелых, непоседливых, прелестных…
        Всю ночь Саре Мур снился доктор Дэвид Чой.
        ГЛАВА 17
        Когда утром Сара спустилась в кухню, там царил невообразимый хаос. Вообще-то Сара безропотно мыла посуду всю свою жизнь, но сейчас она решительно не хотела этим заниматься. Ей просто не верилось, что она оставила роскошь и комфорт «Летнего дворца», чтобы оказаться в этой жалкой пародии на кухню и мыть посуду за человеком, который ей активно не нравился.
        Когда она все-таки навела там относительный порядок, то налила себе кофе из кофейника, который предварительно поставила греться на плиту. Раздражение постепенно прошло, и Сара стояла у окна и не без удовольствия прихлебывала горячий кофе. Она уже не пеняла на судьбу, занесшую ее на это ранчо: ведь тогда она не познакомилась бы с Дэвидом. И не встретилась бы с Крисом.
        Она сделала себе гренки и тут вспомнила, что пообещала Крису прийти пораньше. Она старалась не шуметь, чтобы не разбудить Риверса. Ей совершенно не хотелось видеть его — и уж тем более разговаривать.
        Прежде чем отправиться к Крису, Сара внимательно осмотрела камин. Там валялись какие-то обгорелые клочки бумаги — возможно, это и были остатки письма, присланного ей, Саре. Да, многое тут настораживало, но в данный момент Саре некогда было думать и гадать, что к чему. Быстро ополоснув руки под краном, она вышла из дома.
        Судя по всему, Крис услышал, как Сара идет по тропинке, потому что стоял у своей «обсерватории» и смотрел на девушку. Его изможденность, столь отчетливо бросавшуюся в глаза вчера вечером, сегодня удачно скрывали легкие длинные брюки и свитер с высоким воротом, под которым исчез шрам на горле.
        — Вот уж не ожидал, что вы придете в столь ранний час,  — смущенно произнес юноша, тщетно пытаясь скрыть радость от появления гостьи.
        — Похоже, я просто не перешла на местное время,  — отозвалась Сара.
        — Я хочу показать вам такое, о чем никто тут не знает,  — таинственным голосом проговорил Крис.  — Знаете, что такое вулканический туннель?
        — Нет.
        — Халеакала — это дремлющий вулкан. С тех пор как на Мауи появились белые люди, он не подавал признаков жизни, хотя, конечно, нет оснований считать его потухшим. Во время извержений, количество которых остается пока неизвестным, раскаленная лава вырывалась из недр вулкана и проделывала проходы в склонах. Лава извергалась в море, а проходы эти вскоре застывали, превращались в вулканические туннели.
        Крис изъяснялся довольно витиевато, и Сара решила, что это потому, что он много времени проводил за книгами.
        — На Мауи существует сотни таких вулканических туннелей,  — говорил Крис.  — И далеко не все из них обнаружены человеком. Зато в некоторых гавайцы в старину хоронили покойников.
        — И останки все еще там?
        — Только кости. Мясо с них сдирали до погребения.
        — Крис Нильсен!  — воскликнула Сара.  — Это что еще за чертовщина!
        — Хотите, расскажу…
        — Ни в коем случае! Это жуть какая-то.
        — Местные жители смотрели на это проще. Им помогали тут разные верования и ритуалы. Так или иначе, кости покойников заворачивались в many и прятались жрецами. Они прятали их подальше, чтобы никто не смог украсть и использовать останки. Так возникли погребальные пещеры.
        — Использовать?  — Сара снова удивленно уставилась на Криса.
        — Ну да. Кости покойников, особенно покойников-жрецов, по преданию, обладали особой магической силой, мана. Из длинных костей делали оружие и разные инструменты. Из ключиц изготовляли крюки для ловли рыбы. Черепа врагов нередко использовали в качестве плевательниц, что было страшным оскорблением не только самому покойнику, но и всем его родным, потомкам…
        Они пошли по неровной земле, уже без тропинки. Крис остановился перевести дыхание.
        — Вы, наверное, уж догадались,  — сказал он,  — что я нашел такую пещеру.
        Его худое лицо было оживлено, глаза поблескивали.
        — Я никому об этом еще не говорил. Но сюда приедут специалисты. Об этом напишут в газетах. Ну а тем, кому принадлежит эта земля, придется поделиться находкой… Но пока еще не наступило подходящее время. Мама терпеть не может всей этой суеты, шумихи, рекламы. Надо подождать.
        — Но почему никто не обнаружил эту пещеру раньше?
        — В прошлом году, когда нас тут не было, на остров налетел ураган. Из-за него произошли оползни. Когда я сюда вернулся, то заметил, что этот склон выглядит как-то по-новому. Я, правда, тогда не придал этому особого значения, но недавно я смотрел на гору в бинокль, и мне показалось, что я вижу какую-то щель. Это недалеко, и я, конечно же, пошел проверить. Думаю, что никто, кроме меня, не знает об этой пещере.
        — А ваш управляющий?
        — Если бы он ее заметил, то обязательно сказал бы. Но он ни за что не осмелился бы войти туда. Он уроженец Мауи и знает, что тех, кто посмеет осквернить пристанище мертвых, ожидает проклятие…
        — Проклятие?
        — Но я ничего не осквернял, Сара. Я ни к чему не прикасался. Я побывал там как ученый, исследователь. Моя семья из поколения в поколение владеет этими землями, и там похоронено немало наших предков. Ну что, не желаете взглянуть?
        Дома в Вудсривере отец и мать пришли из церкви и наслаждаются воскресным обедом. Затем отец устроится поуютнее с «Чикаго трибюн», а мама, наверное, будет мыть посуду и время от времени поглядывать на карту с булавками, полагая, что ее дорогая дочь роскошествует в «Алоха нуи».
        — Да, Крис, я хочу посмотреть.
        — Ну тогда пошли. Только осторожно — на лантане есть жуткие колючки.
        Они прошли пару сотен ярдов и увидели огромное дерево, рухнувшее на землю и своими корнями поднявшее большой пласт земли, за которым открывался проход. Они кое-как протиснулись в узкую расселину. Тотчас же их окутала кромешная тьма.
        Крис протянул руку и достал маленький фонарик, который лежал в небольшом углублении.
        — Я всегда держу его здесь,  — пояснил он.  — Пошли. Тут несколько шагов надо пройти согнувшись.  — Он протянул руку, и Сара ухватилась за нее.
        Когда они наконец смогли выпрямиться, луч фонарика высветил нечто вроде туннеля. Там пахло землей и плесенью. Какое-то время они стояли и озирались по сторонам в тишине, нарушаемой только звуками падающих капель, казавшимися в темном безмолвии особенно громкими.
        — Ну пошли,  — сказал Крис, и голос его разнесся гулким эхом по подземелью.
        Она послушно двинулась за ним. Вскоре лучик фонарика высветил выступ, похоже, вырубленный в горной породе. На нем лежали свертки из тапы различных форм и размеров. Приглушенным голосом Сара спросила:
        — Вы, наверное, первым увидели их после долгих лет забвения… Как давно тут они лежат?
        — Лет двести по меньшей мере. Но специалисты скажут точно. Видите, в каком все порядке? Посмотрите на циновки, на тыквы. Нет, здесь не побывали мародеры, как в других пещерах такого рода.
        — Наверное, многих останавливал страх перед проклятием?
        — Существует поверье, по которому тот, кто оказался в этом месте в определенные священные часы, должен бежать без оглядки, иначе его уничтожит страшный холод, который предвещает появление Великих Шагающих Мертвецов.
        По тому, как прозвучали слова, Сара решила, что Крис явно верит в эту легенду.
        Она не очень прониклась местными поверьями, но ей все равно захотелось поскорее выбраться из этого подземелья на солнечный свет.
        — Очень впечатляющее зрелище, Крис,  — сказала она.  — А теперь пошли назад.
        — Нет, еще рано. Я хотел показать вам и другие вещи.
        Без особого желания Сара снова двинулась за ним. Теперь он осветил фонариком стену, на которой были изображены какие-то знаки. Одни напомнили Саре орнамент на тапе, другие сильно смахивали на каракули ее подопечных в детском саду, когда их просили нарисовать человека. Она также увидела очертания какого-то животного, похожего на кабана. Затем Крис перевел фонарик на продолжение туннеля.
        — Там есть отверстие, похожее на дымоход,  — сказал он.  — Скорее всего, оно ведет в другую, более важную пещеру. Но чтобы попасть туда, надо подняться по этому самому дымоходу. Я не уверен, что вы захотите…
        — Совершенно верно,  — кивнула Сара.  — Признаться, я не горю желанием…
        — Там могут находиться мантии из перьев, а также каноэ, о которых говорится в преданиях. Иногда там находили целые тела покойников — в хорошем состоянии: можно было даже рассмотреть татуировку.
        Сара негромко усмехнулась, затем взяла Криса за ту руку, в которой он держал фонарик, и направила ее на вход в подземелье.
        — Здесь похоронены ваши предки, Крис,  — сказала она,  — но не мои. И если старинные вожди племен вдруг начнут разгуливать по пещере, они-то сразу поймут, что я не из их рода. Так что пора возвращаться.
        Пригнувшись, они миновали низкий выступ скалы. Крис положил фонарик на место, затем лукаво прищурившись, посмотрел на Сару и с улыбкой сказал:
        — А вы все-таки немножко испугались.
        — Нет, нет… Ну разве самую малость. Просто я, как и все обычные люди, испытываю уважение к покойникам.
        Оказавшись на свежем воздухе, они присели под деревом, усыпанном цветами, источавшими сильный аромат. Крис прислонился спиной к стволу и прикрыл глаза, словно сильно устал от путешествия. Сара стала вытряхивать пыль и землю из волос.
        — Вы не рассказали вашей маме об этой пещере?  — осведомилась она.
        — Нет, она только перепугалась бы, если бы узнала, что я залезаю в подземелье, причем один,  — отозвался Крис и в его голосе вдруг послышалась печаль.  — Попозже, может, расскажу…
        — Когда вы хотите сообщить миру о своем открытии?  — с улыбкой поинтересовалась Сара.
        — Скоро. В ближайшее время. Пока я еще здесь.
        Трудно было ошибиться насчет смысла последних слов.
        — Крис…  — слабым голосом сказала Сара.  — Что вы такое говорите?
        — Так уж встали звезды. Чему быть, того не миновать. Прошлой ночью я видел во сне разбитую тыкву. Это очень плохой знак. В старое время в тыквах хранилось все — еда, одежда, пожитки… Она была средоточием жизни человека. Мне снилось, что мама плачет и собирает куски. Я понимаю: она пытается собрать воедино куски моей жизни. Но из этой затеи ничего не выйдет.
        — Но послушайте, Крис… Стоит ли расстраиваться из-за дурацкого сна?
        — Я не расстраиваюсь, Сара. Я просто знаю. И еще мне приснилось море. А это означает…
        — Моему отцу приснился дурной сон про меня — незадолго до моего отъезда. Если бы я поверила в этот сон, расстроилась бы, то не оказалась бы здесь и мы не сидели бы под этим деревом и не беседовали бы.
        — Что же ему приснилось?
        — Ему приснилось, что я в больнице… В общем, то, что ушло в прошлое. Просто, может, тогда, когда я там лежала, он не позволял себе думать о самом худшем, а потом вот подсознание взяло верх. Ваше сознание, Крис, знает, что увидеть во сне разбитую тыкву — предзнаменование беды. И вот ваше подсознание в какой-то момент напоминает вам о страхах, в которых вы не признаетесь себе, когда бодрствуете.
        — Ничего подобного! Я как раз признаюсь в этом, когда бодрствую. И я ничего не боюсь. Я уже примирился с этим, раз ничего нельзя поделать. Никаких больше ножей. Никаких операций. Мне стало так легко на душе, когда они сказали об этом моим родителям в Сент-Луисе.
        — Вы лежали в Сент-Луисе? В какой больнице?
        — Брилла.
        — Я тоже там лежала! Я поступила туда в начале апреля и провела пять недель.
        — Я был в больнице Брилла тогда же. Меня привезли в середине апреля, и я пролежал там три недели.
        Они переглянулись и рассмеялись. Затем Крис сказал:
        — В этом есть что-то мистическое. Ну и совпадение…
        — Мир тесен,  — отозвалась Сара.  — А вы знаете такого доктора Дарема?
        — Их было там так много. Я перестал реагировать на фамилии. Я ненавижу врачей.
        — А как насчет доктора Дэвида Чоя? Знаете такого?
        — Да, но это совсем другое дело. Дэвид Чой — замечательный человек… А откуда вы его знаете?
        — Случайно познакомилась с ним вчера.  — Сара посмотрела на свои часики и увидела, что скоро одиннадцать.  — Я хочу задать вам один вопрос, и мне пора. Кто такие Люди Неба? Это что-то из гавайской мифологии?
        — Люди Неба? Не знаю… А почему вы думаете, что я про это могу знать?
        — Просто вы ведь хорошо разбираетесь в таких вещах…
        — В каких — в колдовских?  — Крис сорвал пучок травы и шутливо запустил в Сару.
        — Нет, нет.  — Саре захотелось спросить, что ему известно про Риту Гомес, но потом решила избавить его от этой мрачной темы. Она поднялась на ноги и сказала:
        — Крис, мы еще поговорим обо всем этом — и о больнице Брилла тоже. Это все, конечно, чистая фантастика. Но вы сидите, а я пойду. Мне вот-вот должен позвонить Дэвид.
        — Вчера вечером вы сказали, что в кого-то влюблены. Я решил, что это кто-то в вашем родном городе, но теперь, пожалуй…
        — У меня нет никого в моем родном городе.  — Она быстро поцеловала его в щеку и побежала к дому.
        ГЛАВА 18
        Когда Сара вошла в дом, Монти Риверс завтракал за карточным столом в гостиной.
        — Я-то думал, вы будете спать до двенадцати,  — сказал он, появляясь на кухне.  — А где вы пропадали?  — Монти был небрит и очень напомнил Саре Марлона Брандо в одном из фильмов.
        — Гуляла.
        В кухне снова царил хаос. Она вынула из холодильника кувшин с водой и налила себе в чашку.
        — И что делали?
        — Просто любовалась окрестностями.
        — Чего вы искали?
        Поскольку это был последний человек, которому Сара пожелала бы рассказать о пещере, она ответила уклончиво:
        — Ничего особенного. Рита говорила мне, что где-то неподалеку есть руины хешу.
        — Чего?
        — Старинного храма.
        — Храм! Вот умора! Мне нравится, как эти местные болваны рассуждают о своей древней религии и культуре. Но они подозрительно помалкивают о бедняге, который обнаружил эти острова. Невежественные гавайцы сгоряча приняли капитана Кука за Бога, а когда поняли, что это не так, то убили его и сделали из его рук хлопушки для мух.
        Сара прошлась по гостиной.
        — Мне никто не звонил?  — спросила она, хотя еще не было одиннадцати.
        — Нет. А кто вам должен позвонить?
        Какое, собственно, ему дело? Сара двинулась к себе, бросив через плечо:
        — Один знакомый.  — Она вдруг поняла, что забыла ту фамилию, которую прочитала на сигаретной пачке и сообщила Рите, когда ее вывело из себя ее чрезмерное любопытство. Сейчас ее не меньше раздражала назойливость Риверса.
        — Вы имеете в виду мистера Рейнолдса?
        — Да.
        — А как его зовут?
        Сара подумала, что никогда раньше не имела дела с человеком, который раздражал бы ее больше, чем этот самый Монти Риверс.
        — Рудольф.
        — Мы скоро поедем, так что собирайтесь.
        Сара остановилась на середине лестницы и, посмотрев на него сверху вниз, сказала:
        — Я хочу дождаться звонка.
        — Я уезжаю в двенадцать.
        — Отлично. Можете ехать без меня.
        Риверс холодно посмотрел на нее, но не сказал ни слова и пошел в свою комнату.
        Сара наспех вымыла голову в своей крошечной ванной. Время от времени она выключала воду, чтобы не пропустить, когда зазвонит телефон. Она подумала: а есть ли телефон в спальне Риверса, и затем решила, что, учитывая его познания в медицине и особую ситуацию с сыном Нильсенов, у него, безусловно, должен быть свой телефон. Скорее всего у него вообще отдельный номер. Поэтому на звонок Дэвида ответят в главной части дома — и слава Богу! Значит, ей не придется разговаривать в спальне Риверса. Вымыв голову, она затем с час провела у окна, суша на солнце свои длинные волосы. Сара открыла дверь комнаты, чтобы сразу услышать, как только в дверь кухни кто-то постучит. Она отлично понимала, что существует множество причин, по которым Дэвид может задержаться со звонком. Его могут вызвать к тяжелому больному. Или он не может дозвониться, потому что по телефону в главной части дома все время кто-то говорит. Да, это вполне логично, учитывая разнообразные деловые обязательства мистера Нильсена. Впрочем, мистер Нильсен и его бизнес ее не интересовали.
        Она подумала о Крисе. Как странно, что они оказались в одной и той же больнице в одно и то же время! Крис, конечно, сказал бы, что так уж встали звезды, а может, учитывая его предков-кальвинистов, он счел бы это проявлением божественного предопределения. Но независимо от того, какие обстоятельства свели их вместе, Сара только рада, что познакомилась с ним. И с Дэвидом…
        — Я готов!  — крикнул снизу Монти Риверс.
        Сара надела халат, который лежал рядом, и спустилась до половины лестницы. Она с удивлением увидела, что на нем была яркая рубашка «алоха», несмотря на его высокомерное отношение ко всему местному.
        — А почему вы еще не одеты?  — осведомился Риверс.
        — Я не еду.
        — Что же вы собираетесь делать — околачиваться здесь весь день и ждать, когда позвонит ваш молодой человек?
        — Он позвонит. Можете не сомневаться. А вы поезжайте и не беспокойтесь за меня.
        Риверс вытащил из пачки сигарету и, сердито щелкнув зажигалкой, сказал:
        — Рита ждет. Она собиралась вас куда-то отвезти. В конце концов это каникулы, и надо как следует воспользоваться счастливым случаем. Как насчет ланча?
        — Перекушу здесь. Я видела какие-то банки.  — Независимо от того, позвонит Дэвид или нет, и сумеет она найти тут что-то съестное, Сара дала зарок больше не появляться на этом острове в обществе Риты Гомес.
        — Это же просто смешно! Ну хватит. Быстренько одевайтесь. Рита будет недовольна, если вы опоздаете.
        — Я не опоздаю. Я просто никуда не еду. Разве я недостаточно четко выразилась?
        Риверс вошел в свою комнату и в сердцах хлопнул дверью.
        Сара, нахмурившись, посмотрела на закрытую дверь. Что все это означало? Почему он не хотел ехать без нее? Рита Гомес могла иметь основания считать себя ответственной за нее, Сару Мур, но при чем тут, собственно, Монти Риверс? Совершенно очевидно, что он невзлюбил ее точно так же, как она невзлюбила его, и все же он, видите ли, не может без нее уехать!
        Сара лежала на кровати. Казалось, судьба ей улыбнулась, предоставив шанс побывать в этом райском уголке земного шара, но теперь она только и думала, как бы поскорее отсюда выбраться. Когда позвонит Дэвид, она скажет ему, чтобы он подыскал ей все что угодно — пусть это будет гостиница третьего или четвертого разряда, только здесь больше ноги ее не будет.
        Сара не рассказывала Дэвиду о Монти Риверсе, да и она познакомилась с ним только вчера вечером. Но она не сомневалась, что стоит ей рассказать Дэвиду об этой милой парочке, как он согласится, что оставаться тут ей совершенно ни к чему.
        Она вытащила из сумки какой-то роман, который купила в дорогу в аэропорту Лос-Анджелеса, и прочитала пару глав. В комнате делалось все жарче и жарче. Она почувствовала, как ее клонит в сон. Это совершенно не входило в ее планы, но она проспала всего шесть часов, а потому если собиралась развлекаться сегодня вечером в обществе Дэвида, то не помешало бы немножко вздремнуть. Она знала, что если услышит стук в дверь, то сразу же проснется.
        Когда она проснулась, то в комнате изменилось освещение. Сара посмотрела на часы. На мгновение она растерялась. Ей снилось, что она дома, в Вудсривере, и что Бренда Бенсон скребется в заднюю дверь, пытаясь пробраться в дом. Но это скрипело старое дерево. Когда же Сара взглянула на часы, то выскочила из кровати, не веря своим глазам. Было уже шесть часов вечера. Сара быстро надела платье и спустилась вниз.
        Она думала, что Монти Риверс уехал, но он сидел в гостиной и раскладывал пасьянс. Увидев Сару, он оторвался от карт и спросил:
        — Спали?
        — Да.
        — У вас красное лицо. У вас случайно нет температуры?
        — Нет, просто в комнате было жарко. Мне никто не звонил?
        — Нет,  — сказал Монти, глядя на карты.
        Сара прошла через кухонную дверь и пошла по коридору.
        — Вы куда?  — крикнул ей вдогонку Монти.
        Она промолчала, пытаясь справиться с задвижкой, а затем вышла в сад.
        Монти нагнал ее, как только она оказалась за порогом.
        — Что вы, собственно, собираетесь делать? Зачем вы сюда вышли? Он попытался взять ее за запястье, но она ударила его по руке.
        — Отпустите!
        — Что происходит?  — вдруг услышала она чей-то незнакомый голос.
        Сара увидела высокую фигуру мистера Нильсена. Он встал со стула на веранде, где Сара впервые увидела его, и сделал несколько шагов в их сторону. В руке он держал стакан с каким-то напитком. Сара плохо видела ланаи через кусты, но ей показалось, что мистер Нильсен там один.
        — Мне никто не звонил, мистер Нильсен?  — спросила она.
        — Нет.
        — Все в порядке, мистер Нильсен,  — поспешно сказал Монти Риверс.
        Тот уставился на Сару и спросил:
        — У вас действительно все в порядке?
        — Да.  — Она хотела добавить, что с ней должен созвониться доктор Чой, но он резко повернулся, как в тот раз, и двинулся обратно. Саре показалось, что походка у него какая-то неуверенная, нетвердая…
        Сара вернулась в дом. По пятам за ней следовал Монти Риверс. Он спросил:
        — Ну что, вы мне не поверили, но теперь-то убедились?
        Сара не ответила. Она почувствовала, что вот-вот расплачется. Голова сильно болела. Она села на стул у камина. Возможно, Дэвид не звонил. Возможно, у него были на то причины. Но он сказал, что даже если не сумеет выкроить время после двенадцати, то будет в ее распоряжении после семи. Сара не имела ни малейшего желания покидать свой наблюдательный пункт, откуда хорошо просматривалась дверь в кухню. Скорее всего, о звонке ей доложат либо Мей Линь, либо Кимо.
        Монти Риверс зашел в кухню, чтобы сделать себе выпить.
        — Вы бы что-нибудь съели!  — сказал он Саре.  — Я открыл банку ветчины. И еще есть хлеб. Можете сделать себе сэндвич.
        — Спасибо, но мне не хочется.
        Он снова вошел в гостиную и сел за карточный столик.
        — Мне кажется, у вас какой-то больной вид,  — сказал он, взглянув на Сару.
        «Я заболею,  — думала она.  — Если Дэвид не позвонит, я обязательно заболею. Я заболею, если мне придется провести еще одну ночь в этом месте. Но я сразу выздоровею, как только услышу стук в дверь».
        — Сегодня вы не увидитесь с Ритой,  — сообщил Риверс.
        — Очень рада!
        — В чем дело? Вам она не нравится?
        — Нет.
        — Она поехала в Гонолулу проследить, чтобы починили респиратор. Похоже, она где-то уронила эту чертову штуковину, хотя я ее предупреждал проявлять осторожность.
        — Какую штуковину?  — спросила Сара, хотя ее совершенно не интересовало, о чем Монти завел речь.
        Какое-то время Монти молча раскладывал карты.
        — А, им нужна эта вещь в самолете для молодого человека. У него проблемы с дыханием. А почему бы вам вместо того, чтобы ерзать на стуле и ждать, когда позвонит ваш приятель, не пойти и не сделать себе что-нибудь выпить?
        Сара ненавидела Монти Риверса так сильно, что у нее застучало в висках. Она протянула руку к полке рядом с ней и взяла книгу, даже не посмотрев на заглавие. Некоторое время она листала страницы, потом поняла, что изучает «Историю гавайского ананаса, 1880 —1926».
        Сара чувствовала, что время от времени Монти Риверс отрывался от карт и бросал на нее подозрительные взгляды. Интересно, не заметил ли он название книги, подумала она, и не следит ли за ней с улыбкой. Пока что во всяком случае она еще ни разу не видела, как он улыбается. Она листала страницы, а сама внимательно слушала, не раздадутся ли звуки шагов по темному коридору.
        — Лучше сделайте себе что-нибудь выпить.  — Монти Риверс встал, чтобы снова наполнить свой опустевший стакан.  — Если угодно, я вам чего-нибудь налью.
        Будем здоровы. Нет, он начинает становиться слишком назойливым, подумала Сара. Она поднялась и, не говоря ни слова, вышла из гостиной и поднялась к себе.
        Темнота наступила внезапно, как всегда бывает в этих местах. Сара устроилась у окна — не у того, где было дерево, а у другого — и смотрела на юго-западный участок неба, где солнце совершало свои закатные процедуры. Отсюда ей хорошо была видна часть аллеи, по которой подъезжали к дому машины.
        Как за соломинку, она уцепилась за мысль о том, что телефон в доме вполне мог сломаться, и Дэвид, оставив попытки дозвониться, решил приехать за ней. Она бы узнала желтый джип сразу же. И Дэвид знал, в какую дверь входить. Когда он поставит машину, она крикнет из окна: «Дэвид, я здесь. Я сейчас спускаюсь».
        Она сжала пальцы так, что ногти вонзились в ладони. Какая глупость с ее стороны еще верить, что он все-таки объявится! У него было много времени для раздумий, да и ей самой для разнообразия не мешало бы проявить немного благоразумия.
        Что она, собственно, знала о культуре, плотью от плоти которой был этот человек? Какие у них стандарты и чем они отличаются от того, что она привыкла видеть у себя дома? Семья для нас очень много значит, сказал он ей вчера. Возможно, Дэвид Чой, хорошенько поразмыслив, решил, что не нужно оказывать честь девице, которая целовалась с ним с такой страстью и которая призналась, что гуляла с женатым мужчиной в Гонолулу? Несмотря на все ее слабые протесты, ее поступки, возможно, оказались куда красноречивее слов?
        У Сары так горело лицо, что могло и впрямь показаться, что у нее поднялась температура. Она прошлась по комнате. Я и жаждущая Элоиза! Два сапога пара! Готовые на все. Она тогда смеялась над бедной Элоизой. Что ж, теперь настало время посмеяться над несчастной глупенькой Сарой Мур.
        Нет, не сейчас. Попозже. Через несколько лет.
        Или никогда.
        Как Сара уже не раз делала в последние часы, она еще раз вспомнила все слова Дэвида, пытаясь отыскать хотя бы крупицу надежды. Тогда его речи привели ее в состояние полного восторга, но теперь она воспринимала их несколько иначе. Например, фраза насчет того, что он пытается вообразить ее беременной, означала всего-навсего: то, как ты, красавица, бросаешься на мужиков, означает, что рано или поздно ты доиграешься…
        Дэвид, конечно же, не позвонит. И не приедет. У Сары просто раскалывалась голова. Хорошо бы выпить аспирину, но поскольку до этого Сара никогда не страдала головными болями, она не захватила его в поездку. И она не пойдет вниз рыться в аптечке. И не станет просить лекарство у Монти Риверса.
        Она выпила воды, вымыла лицо, потом заперлась на ключ, довольная, что может это сделать независимо от того, является она идеалом Монти Риверса или нет. Потом легла в кровать.
        Поскольку она неплохо поспала днем, теперь заснуть не удавалось. Дерево скреблось в сетку так, словно пыталось провертеть в нем дырку. У нее распухло горло. Сара делала глотательные движения, пытаясь понять, как обстоят дела. Часы сменялись часами. Перед глазами у нее поплыли какие-то картины, и она спросила себя, не начинает ли бредить.
        Это та самая? Да, та самая. У нее нет шансов. От этих внезапно вспомнившихся слов Сара окончательно проснулась. Она резко села в кровати, чувствуя, как у нее бешено колотится сердце. Ей стало страшно. А что если у нее и впрямь какая-то ужасная, смертельная болезнь, и никто ей ничего не сказал? И что если кто-то богатый пожалел бедняжку, которой суждено умереть молодой, и сделал так, чтобы она смогла напоследок совершить поездку на Гавайи под предлогом того, что она выиграла конкурс?
        Кто-то очень богатый. Вроде мистера Нильсена.
        Мысли путались, громоздились друг на дружку. Крис тоже лежал в больнице Брилла, значит, мистер Нильсен посещал его там… Может, потому-то у него и делался такой печальный взгляд, когда он смотрел на нее. Может, потому-то Рита и проявляла такую заботу о ее здоровье. И даже этот Монти Риверс тоже волновался, нет ли у нее температуры.
        Комнату заполнили какие-то шуршащие звуки. Черт бы побрал это дерево! Ну разве можно заснуть, когда оно устраивает такой шум! Оно словно пыталось сказать: обрати на меня внимание, девочка, подойди ко мне. Как тот маразматик в доме для престарелых! В бликах лунного света ветки превратились в лицо с застывшим в крике открытым ртом.
        Ну когда же наступит утро? Утром она обязательно встанет и отправится куда глаза глядят, подальше от этого места.
        Но утром Сара совершенно разболелась.
        ГЛАВА 19
        Снизу донесся голос Монти Риверса:
        — Эй, пора вставать!
        — Я заболела.
        Он поднялся наверх и стал дергать ручку двери.
        — Послушайте, впустите меня.
        Сара надела халат, отперла дверь. Затем снова рухнула в кровать, закутавшись в простыню и покрывало. Всю ночь ее попеременно бросало то в жар, то в холод, и теперь у нее зуб на зуб не попадал от озноба.
        — Неудивительно, что вы заболели,  — нравоучительно изрек Монти Риверс.  — Всякий, кто посещает эти грязные хибары дикарей и угощается Бог знает чем, подвергает себя опасности.
        — Это была вовсе не грязная хибара,  — с трудом прошептала Сара.  — И они не дикари.
        — Ну хорошо, что у вас болит?
        — Горло.
        — Покажите.
        — Просто немного саднит.
        — Но вы все-таки, может, позволите мне взглянуть, что у вас с горлом?  — не отставал от нее Риверс.
        Ей было неприятно, что он оказался так близко от нее. Он наклонился над ней, и Сара, зажмурившись, открыла рот. Когда его рука дотронулась до ее лба, чтобы лучше рассмотреть горло, она попыталась вообще отвернуться.
        — Ну что ж, горло немного воспалено, но никаких налетов нет,  — сказал Риверс.  — У вас действительно есть температура, как я, собственно, и предположил вчера. Когда у вас начало болеть горло?
        — Вчера.
        — У вас что-нибудь еще болит? Грудь, живот? Как железы, как суставы?
        Сара покачала головой.
        — Все в порядке.
        — Рита говорила, весной вы лежали в больнице. У вас были тогда такие же симптомы?
        — Тогда мне было хуже.  — Сара снова подумала о том, что ей вдруг вспомнилось ночью. Ее снова уколола страшная догадка. Кто знает, кстати, когда ей было хуже, тогда или теперь…
        Неужели та самая странная болезнь снова дает о себе знать?!
        Не без труда Сара произнесла:
        — Вызовите, пожалуйста, доктора Дэвида Чоя. Его адрес дал мне мой лечащий врач.
        — У меня самого есть докторский диплом,  — сказал сухо Риверс.  — Разве Рита вам не говорила?
        Сару так и подмывало сказать, что ей нужен настоящий врач, причем такой, который был бы заинтересован в успехе лечения, чтобы не потерять практику.
        — Кажется, говорила,  — прошептала она.  — Но все-таки я предпочла бы доктора Чоя.
        — Ну ладно,  — пожал плечами Риверс.  — Я позвоню ему. Но доктора на этом острове не полетят сломя голову к американской туристке, которая только поманит их пальчиком. Вы ведь не у себя дома в вашем маленьком городишке. Имейте это в виду.
        Сара уткнулась лицом в подушку. Как бы ей хотелось оказаться сейчас в своей спальне с голубыми обоями и белой плетеной мебелью, где за ней ухаживали бы, волновались, где ее любили бы. В сложившихся обстоятельствах было просто унизительно требовать услуг от доктора Дэвида Чоя. Он вполне мог подумать, что она использует это как предлог, чтобы заманить его сюда. Но она ни за какие коврижки не собиралась оставаться здесь еще на одну ночь, и какие бы чувства ни испытывал по отношению к ней Дэвид, видя, в каком она состоянии, он все-таки, возможно, отправит ее в больницу.
        Когда Монти Риверс спустился, Сара отбросила покрывало, села в кровати, посмотрела в зеркало. Лицо ее было пунцовым, глаза сверкали лихорадочным блеском. Волосы свалялись, рубашка была влажной от пота. Дэвид, конечно же, не сможет не приехать. Он же знает о том, как она болела весной. Надо протереться губкой, переодеться в свежую рубашку и причесаться.
        Сара выбралась из кровати и, хотя голова у нее кружилась, направилась в ванную. Она сразу же поймет, как относится к ней Дэвид, как только он переступит порог комнаты.
        Сделав все намеченное, Сара снова легла в постель, чувствуя, что страшно устала. К ней стали возвращаться ночные мысли. Нет, конечно, теперь, средь бела дня, они казались нелепыми. Доктор Дарем уверял ее, что с ней все в полном порядке, что ей абсолютно не о чем беспокоиться. Он вряд ли стал бы лгать и ей, и ее родителям. Сара знала, что, если бы с ней было что-то не так, родители просто не сумели бы утаить от нее это.
        По лестнице послышались шаги. А ведь прошло совсем немного времени. Но вошел Монти Риверс с кувшином воды из холодильника и двумя таблетками аспирина.
        — Выпейте аспирин и побольше воды.
        — Вы звонили?
        — Этому вашему туземному доктору? Звонил. Я же предупреждал, что он не помчится сюда. Он сказал, что позвонит в аптеку и продиктует рецепт. Аптека находится в этом городишке — никак не могу запомнить название — в общем, по нижнему шоссе. Я съезжу и заберу лекарство. А вы оставайтесь в постели.
        С большим трудом Сара заставила себя проглотить таблетки и запить их водой. Затем она снова упала на подушки и горестно уставилась в потолок.
        Ей хотелось верить в то, что Монти и не думал никому звонить, что Дэвид понятия не имел о том, что с ней приключилось. Но это все были попытки выдать желаемое за действительное. Точно так же она вчера придумывала разные уважительные причины, из-за которых их свидание не состоялось,  — занятая линия, сломанный телефон, дела в больнице.
        От аспирина Сару бросило в пот. Свежая рубашка тоже вскоре стала мокрой, и волосы начали липнуть к шее. Она приподняла их и выложила на подушку. И тотчас же вспомнила, как пальцы Дэвида тогда касались их, как они задержались у ее шеи.
        Похоже, сейчас он со смущением вспоминал тот вечер — как и она сама.
        Она услышала, как от дома отъехал «сааб» и через полчаса снова вернулся. Вскоре к ней поднялся Монти с кувшином лимонада, который поставил на стол, возле кровати.
        — Вот вам пенициллин. Принимайте по таблетке каждые шесть часов. Первую примите сейчас.
        Сара протянула руку, и он вытряхнул таблетку на ее ладошку из конвертика, на котором было написано «доктор Дэвид Чой», дозировка и дата. Но может, Дэвид все-таки не знал… Нет, пусть мечта тихо умрет. Сара проглотила таблетку и запила водой.
        — Благодарю вас,  — сказала она Риверсу, пытаясь добиться приветливо-благодарственных интонаций. Не было смысла притворяться, что он ей нравится, но, с другой стороны, зачем понапрасну выводить его из себя? Если мистер Нильсен достаточно ценил его, чтобы иметь с ним дело, Монти Риверс, по крайней мере, должен обладать признаками внешнего приличия.
        Между тем он налил в стакан лимонаду и сказал:
        — Постарайтесь сегодня пить побольше жидкости.
        — Вам вовсе нет необходимости оставаться тут и ухаживать за мной,  — слабо проговорила Сара.  — Если бы миссис Нильсен знала, что со мной случилось, она бы, конечно, отдала все необходимые распоряжения.
        — Она в курсе. Я ей сказал. Даже не надейтесь теперь увидеть ее или кого-то еще из той части дома. Миссис Нильсен безумно боится, чтобы ее сын не подцепил каких-то бактерий.
        — Я хочу отсюда уехать.
        — Уедете, не волнуйтесь. Принимайте пенициллин, и к завтрашнему утру, возможно, вам станет гораздо лучше. Я не думаю, чтобы с вами случилось что-то серьезное.  — На его гладком лице совершенно не выразилось никаких чувств.  — Что вам сделать поесть?
        — Ничего. Мне не хочется есть.
        Риверс спустился вниз.
        Где-то к полудню Сара почувствовала, что температура снова поднимается. Она то забывалась сном, то опять просыпалась. Ей мерещилось, что Рита стала птицей и медленно летает вокруг нее и приговаривает: «киса… киса». Потом кто-то прошептал: «У нее нет шансов». Это был голос Дэвида. Потом он рассмеялся. Сара бросилась за ним вдогонку, пытаясь объяснить, что случилась ошибка, но когда она поравнялась с ним, он обернулся и она увидела, что это не Дэвид, но дерево с ветвями, очертания которых напоминают лицо с застывшим в крике ртом. Серые пальцы сомкнулись у нее на шее, она стала задыхаться.
        Она проснулась. У кровати стоял Монти Риверс. Сара испугалась, что кричала во сне.
        — Вам что-нибудь нужно?
        Сара пробормотала, что когда сильно повышается температура, у нее всегда начинаются сновидения с кошмарами.
        — Вам следует выпить еще аспирина.
        Сара послушалась.
        — Как горло?
        — Чуточку получше.
        — Хотите поесть?
        — Нет, спасибо.
        — Допивайте лимонад, а поесть я принесу вас попозже. Вам надо есть, если не хотите совершенно ослабнуть. Как насчет яичницы?
        — Хорошо.  — Саре хотелось иметь силы, чтобы убраться отсюда поскорее.
        Когда температура начала немного падать, она отбросила простыни, потому что ей стало жарко. Она испытывала беспокойство. Сара попыталась читать, но так и не смогла сосредоточиться на содержании книги.
        Люди Неба? Кто они такие? Что это — персонажи какого-то давнего первобытного культа? Может, тут есть какая-то связь с болезнями — например, с орнитозом, или, как его называют, попугайной лихорадкой? Она вспомнила, что в больнице ее проверяли на что-то, имеющее отношение к птицам, к голубям… Впрочем, все это было так запутанно, так безумно сложно, что она оставила попытки разобраться.
        Сара надела халат, села на край кровати. По лестнице к ней поднимался Монти Риверс. У него в руках был поднос с ее ужином. Она увидела яичницу-болтунью.
        — Как вы себя чувствуете?
        — Немножко лучше.
        — Мне кажется, у вас спадает температура. Вы принимаете пенициллин?
        — Да, конечно.  — Если бы он только знал, до чего ей не терпится уехать отсюда!
        Рита называла его гением, и Сара подумала, что надо и впрямь обладать незаурядным талантом, чтобы превратить обыкновенные куриные яйца в какую-то ноздреватую вязкую массу. Монти Риверс также принес гренки, и она их съела, запивая успевшим остыть чаем. Теплое питье приятно ласкало воспаленное горло. Затем она ткнула вилкой в псевдояичницу. О Боже! А ведь если верить булавке на родительской карте, то она по-прежнему роскошествует в «Алоха нуи».
        Ну что ж, она, безусловно, вставит и этот любопытный эпизод в свой отчет в Книжном клубе.
        — И вот я лежала пластом,  — будет говорить она, глядя на давным-давно знакомые лица,  — а за мной ухаживал этот человек, похожий на Марлона Брандо и, надо сказать, переживавший из-за меня ровно так же, как это делал бы настоящий Марлон Брандо.
        А они будут весело ей аплодировать, восклицать: «Какая прелесть эта Сара Мур!» Мать будет рассказывать отцу, какой грандиозный успех имело выступление их дочери, и глаза ее будут сиять от гордости. Отец же будет рад-радешенек, что их дочь благополучно вернулась из своего заморского вояжа и теперь они снова счастливо заживут втроем. Милый папа, он планирует туристские поездки, чтобы у нее было хорошее настроение.
        Что ж, чему быть, того не миновать!
        Она лежала и смотрела на небо, которое вдруг порозовело, напоминая розу сорта «семь сестер», которая росла позади их дома в Вудсривере. Сара лежала с застывшим лицом и смотрела, смотрела на небо. Она видела, как розовое уступило место коралловому, и по этому ровному темному морю стало медленно двигаться судно-облако. Оно приближалось, увеличивалось. Сара не знала, что оно собой предвещает: в отличие от гавайцев она не умела толковать тексты, написанные на небесах. Когда небо окончательно потемнело, Сара поняла, что со страхом ждет наступления ночи.
        Старое дерево опять начало скрести в окно, словно напоминая о своем существовании. Сара стала бояться этого дерева. Оно шептало что-то всю ночь напролет, словно просясь к ней в комнату. И она еще боялась снова увидеть это лицо из сучьев.
        Сара понимала, что она глупая трусиха и что это всего-навсего дерево, и тем не менее ничего не могла с собой поделать. Впрочем, может, она и не трусиха, а дурочка? Может, бояться надо вовсе не дерева?
        Она смутно подозревала, что вокруг нее происходит нечто странное, загадочное, может быть, даже опасное. Может, пока еще сон не взял над ней верх, надо разобраться, что к чему, сложить разрозненные фрагменты, попытаться увидеть единое целое?
        Нет, все потом. Пока надо как следует выспаться, чтобы завтра быть в форме. Когда настало время принимать пенициллин, она проглотила двойную дозу и еще добавила таблетку аспирина. Вскоре она почувствовала, что жар спадает, и ее начал обволакивать сон.
        Утро вечера мудренее.
        ГЛАВА 20
        В дверь постучали. Затем стук повторился. Снова и снова. Сара услышала нетерпеливый голос Риверса:
        — Я принес ваш завтрак.
        Сара сонно ответила, что хочет еще поспать. Она услышала, как звякнул поднос, словно его поставили на пол, потом на лестнице раздались шаги, которые быстро стихли. Еще через несколько минут «сааб» уехал.
        Сара лежала на кровати в состоянии полной расслабленности. Ей совершенно не хотелось шевелиться. Тем не менее она вполне отдавала себе отчет, что надо встать и поесть, если она хочет сегодня же убраться отсюда. Она также понимала, что пора принимать пенициллин.
        Сара еще немножко вздремнула, а когда проснулась, то взглянула на часы и поняла, что уже десять.
        Сара быстро села и потянулась. Она явно чувствовала себя лучше. Она запила таблетку водой и поняла, что горло совсем не болит. Она вспомнила, что тогда, весной, ее болезнь упрямо не желала подчиняться действию пенициллина, поэтому, что бы с ней ни приключилось сейчас, что бы с ней ни стряслось, это явно не имело отношения к тогдашнему недугу, а значит, нет причин беспокоиться. Испытывая некоторую слабость, Сара встала, отперла дверь, взяла поднос и села с ним у окна.
        Все, конечно, уже успело остыть, но в этом была виновата она сама. Сара выпила сок, немножко поклевала гренки и решительно отпихнула кофе и яичницу, которая снова являла собой шедевр кулинарного варварства. Белок по краям превратился в жареное кружево, а желток в середине оставался почти сырым. Но справедливости ради следовало признать, что Монти Риверс кое-что делал ради нее. Возможно, он считал, что должен достойно заменить Риту, коль скоро та была вынуждена покинуть ранчо. А может, ему велел заняться гостьей мистер Нильсен…
        Впрочем, Сара решительно не могла себе представить, что мог сказать этот таинственный мистер Нильсен. Вся интрига с загадочными действующими лицами оказалась слишком запутанной для ее нынешнего состояния: милый Крис, свыкшийся с мыслью о близкой смерти, миссис Нильсен, клавшая цветы на странные алтари, детоненавистница Рита, отправившаяся к каким-то странным Людям Неба.
        И еще доктор Дэвид Чой. Ни в коем случае нельзя упускать из вида Дэвида Чоя, от которого Сара Мур собиралась рожать детей. Она даже видела их лица. В воображении она переселила на Гавайи своих родителей. Сара знала, что отец поймет ее небольшой флирт с Джо Эганом, но она также понимала, что он никогда не сумеет понять, почему в первые же часы знакомства с Дэвидом Чоем она почувствовала неодолимое желание выйти за него замуж.
        Внизу зазвонил телефон. Саре показалось, что звонки исходят из комнаты Монти Риверса. Она подозревала, что там может иметься телефон, но звонки услышала впервые. Она, конечно, и не подумает ответить: все равно это звонят не ей.
        Звонки, однако, продолжались с удивительной настойчивостью. Сара поставила поднос на пол. А вдруг это все-таки звонят ей? Она встала и, чувствуя, как у нее легко кружится голова, надела халат. Потом стала спускаться, крепко держась за перила. Когда она оказалась внизу, звонки прекратились.
        Нет, это, конечно же, был не Дэвид. С какой стати ему вдруг звонить сейчас? Но существовала маленькая вероятность, что это звонит его медсестра — обычный звонок, чтобы узнать, как там поживает пациент: она могла узнать номер, когда попала в основную часть дома. Сара, конечно, понимала, что это, скорее всего, не так, но это все же давало ей приличный повод, не теряя достоинства, отзвонить ему. Она скажет, что благодарна за прописанный ей пенициллин. Она будет очень сдержанной. Я решила, что надо сказать: «Спасибо, Дэвид». М-да, это шито белыми нитками… Приемчик из арсенала Элоизы.
        У Сары участился пульс, она стала нервничать. Не надо ничего анализировать, иначе гордость не позволит сделать этот звонок. А гордость — малоприятная спутница в жизни.
        Он же скажет: «Сара, я пытался дозвониться, но…»
        Ладно, хватит дразнить себя. Вперед, Элоиза!
        Дверь комнаты Монти Риверса была заперта. Господи, какие же сокровища он там хранит? Или все дело в том, что там стоял телефон и он не хотел, чтобы Сара им воспользовалась? Она поднялась по лестнице, чтобы взять ключ и проверить, не подходит ли он к замку спальни Риверса. Он подходил столь же скверно, как и для ее замка, но все же после нескольких неудачных попыток ей улыбнулась удача. Если Риверс вдруг вернется и застукает ее, она совершенно спокойно скажет, что услышала, как звонит телефон.
        Впрочем, спокойствие оставило ее, когда она села на незастланную кровать и стала думать, что же все-таки скажет Дэвиду. Когда она нашла справочник, а в нем отыскала его номер, ее сердце заработало в бешеном ритме, посылая ей в мозг новые и новые волны крови.
        — Я хотела бы поговорить с доктором Дэвидом Чоем,  — сказала она, когда на другом конце сняли трубку.
        — Простите, но доктора не будет весь день.
        — А, я только хотела сказать ему спасибо за оказанную услугу.
        — Он должен выступить с докладом на медицинской конференции в Гонолулу.  — Голос был не тот, который она слышала в его приемной в субботу.  — А кто его спрашивает?
        — Мисс Сара Мур.
        — А… минуточку… Доктор Чой сказал, что если вы позвоните, то он непременно подойдет. Сейчас я посмотрю, не ушел ли он.
        Сара услышала, как Дэвид сказал, что будет говорить из кабинета. Затем она услышала, как закрылась дверь и он взволнованно заговорил в трубку:
        — Сара, Сара, я уж не знал, что и подумать. Где ты пропадала? Я так беспокоился.
        — Я никуда не уезжала с ранчо. Я там была все время. Ждала твоего звонка, надеялась…
        — Не может быть.  — Он не произнес эти слова, а простонал.  — Я звонил на ранчо в десять утра в воскресенье, на час раньше, чем мы договорились. Мне сказали, что ты ушла.
        — Дэвид, кто это мог сказать?
        — Кто-то из слуг. Тот, кто подошел на звонок. Я надеялся, что ты потом как-то со мной свяжешься. Я ждал, ждал и начал обзванивать все отели подряд. Днем я связался с мистером Нильсеном, попытался узнать от него, где ты, но он был пьян и толком не понял, кто я и зачем звоню. Затем я попытался связаться с Ритой Гомес, но мне сказали, что она в Гонолулу. Я решил, что ты полетела с ней.
        — О Дэвид, Дэвид!..  — Вопросы, догадки, подозрения теснились в голове Сары, но сейчас все это могло и подождать.  — Так, значит, ты не выписывал мне никакого пенициллина?
        — Нет, конечно… Что за странности? Кое-кто мне все-таки даст ответы… Но как ты… почему тебе понадобился пенициллин? Ты заболела? Тебе плохо?
        — Нет, сейчас уже все в порядке… Легкое недомогание… Здесь есть доктор, и он… Короче, сейчас мне гораздо лучше.
        — Хорошо. Я рад, что там есть доктор. Слушай, Сара. Я бы ни за что не поехал в Гонолулу, если бы не этот доклад. Я должен вешать трубку и бежать, иначе опоздаю на самолет. Но я приеду, когда освобожусь.
        — Я хотела уехать отсюда, как только у меня появятся силы…
        — Нет, ни в коем случае.  — В его голосе послышалась непреклонность.  — Оставайся там, где ты сейчас, и не волнуйся. Во избежание новых недоразумений я заеду за тобой сам. Конференция продлится весь день, но я вылечу первым же рейсом, как только освобожусь. Кроме того, у меня в реанимации лежит пациент. Сначала я проверю, как обстоят дела у него, потом сразу к тебе. Я приеду на ранчо. Сложи все вещи и жди. Надеюсь, к семи я буду. Сара, если бы я не был уверен, что с тобой там все в порядке, я бы…
        — Нет, нет, теперь со мной все будет в порядке… Не беспокойся, пожалуйста…
        Сара положила трубку и встала, чувствуя, что у нее снова кружится голова, но на этот раз уж исключительно от радости. Она заперла дверь и прямо-таки вплыла в гостиную. Слава Богу, она все-таки позвонила ему. Похоже, Монти Риверс сказал кому-то из слуг, что ее нет. Не иначе как распоряжение Риты. Ни в коем случае не отпускать ее одну! Ее может сбить машина, ее могут ограбить, изнасиловать.
        Внезапно Сара почувствовала такую слабость, что была вынуждена опуститься в кресло. Она поняла, что уже два дня ничего по-настоящему не ела. Она по-прежнему не могла думать с абсолютной ясностью, но понимала, что надо пойти на кухню и найти, чем подкрепиться.
        Там Сара обнаружила не только яйца, но и, к своему немалому удивлению, молоко. Сара сделала себе гоголь-моголь с большим количеством сахара и выпила его. Она вымыла стакан, решительно игнорируя грязные тарелки.
        Когда она снова прилегла, то почувствовала, что сильно ослабла и двигаться ей непросто. Поэтому Сара была рада подчиниться указанию Дэвида и не совершать лишних движений. К вечеру она придет в себя.
        Вскоре она услышала, как подъехал «сааб». Монти Риверс стал возиться на кухне. Судя по звукам, он выгружал привезенные продукты.
        Затем он поднялся наверх.
        — Вы еще в постели? Это хорошо.  — Затем он посмотрел на поднос и продолжил: — Вы не очень-то плотно позавтракали. Я купил вам на ланч суп, может, он вам больше понравится. Нельзя голодать, поймите это! Ну что, вам получше сегодня?
        — Гораздо лучше.
        На его ровный, безучастный взгляд Сара ответила, как ей казалось, тем же самым холодным равнодушием. Она сразу невзлюбила его, не доверяла ему ни на грош, но чтобы получить ответы на свои вопросы, ей нужно было признаться, что она побывала в его комнате. У человека, отличавшегося таким подчеркнутым недружелюбием, конечно же, должны быть свои пунктики, и любовь к уединению, наверное, занимает среди них главное место. Возможно также, Риверс солгал насчет рецепта, потому что Сара задела его профессиональную гордость, попросив вызвать другого врача. Поскольку она надеялась провести в его обществе всего-навсего несколько часов, не было никакого смысла все это время воевать.
        Монти забрал поднос с остатками завтрака. Обернувшись, он бросил через плечо:
        — Кстати, днем вернется Рита. Я подберу ее в аэропорте. У меня не было времени, чтобы забрать вашу почту, но…
        — Не стоит беспокоиться.
        Сара решила, что она прекрасно сама заберет ее. Она никак не могла выкинуть из головы то, второе письмо. Ничего, Дэвид отвезет ее в отель, и она все выяснит сама.
        Дэвид… Она нарушила все данные себе зароки и снова, как в тот первый день, предалась безудержным мечтаниям насчет перспектив их отношений. Какая жалость, что его ввели в заблуждение насчет того, где она была вчера. Но теперь это не имело уже никакого значения, потому как дело приняло другой, счастливый оборот. Теперь ее беспокоило только старое дерево, которое продолжало скрестись в сетку.
        Время от времени оно конвульсивно вздрагивало. Саре не нравилось, что дерево слишком уж похоже на человека. Она пожалела, что у нее нет радио, чтобы заглушить эти малоприятные шорохи.
        На ланч Монти принес ей суп — овощной и с мясом. Когда она принялась есть, он посмотрел на нее и сказал:
        — Вам, действительно, явно лучше, раз у вас появился аппетит.
        — Я проголодалась,  — кивнула головой Сара.
        — Хорошо. Но только не вздумайте вставать с постели, а то все кончится тем, с чего вы начали вчера. Перед уходом я занесу вам лимонаду, чтобы вам не нужно было спускаться.
        Какая заботливость!
        — Когда прилетает Рита?
        — В четыре двадцать девять. Но я уеду раньше, потому что у меня масса дел.
        Сара вымыла голову и обтерлась губкой. Когда она была в ванной, зашел Монти и крикнул, что принес лимонад.
        — Оставайтесь у себя,  — добавил он.  — И не вздумайте мыть посуду. Это сделает Рита.
        — Можете не волноваться.
        Сара с облегчением вздохнула, когда услышала, что его машина отъехала. Теперь она могла побыть сама по себе дольше, чем предполагала. Пока Сара сидела у окна и сушила волосы, она приняла решение. Теперь она чувствовала себя вполне сносно, и пора было завершать свое пребывание на ранчо Улевехи. Она поблагодарит миссис Нильсен и попрощается с Крисом. Миссис Нильсен как-никак проявила к ней снисходительность, а Крис вообще был прелесть.
        Сара надела голубой трикотажный костюм. Потом устроила сооружение из еще мокрых волос. Улыбаясь, стала красить губы яркой розовой помадой. Лицо ее по-прежнему было бледным, но глаза снова оживленно засияли. Еще несколько часов, и она опять увидит Дэвида! Господи, как прекрасно!.. Она спускалась вниз, напевая. Одежду она уложит попозже, у нее еще полно времени…
        Она быстро пошла по темному коридору, но затем вдруг замедлила шаг. Нет, вряд ли имело смысл идти, как в прошлый раз… Не надо беспокоить слуг, они сейчас могут отдыхать. Но было бы также странно обходить дом кругом и звонить в звонок, словно она прибыла неизвестно откуда с официальным визитом.
        Сара замешкалась, когда взялась за задвижку на двери, что вела в сад. Сад как-никак — частная территория, и оба раза, когда она туда попадала, ей недвусмысленно давали понять, что она вторгается, куда не положено.
        Кроме того, этот сад вызывал у нее какие-то неприятные чувства.
        Осторожно она толкнула дверь и посмотрела на длинный ланаи, который вел в основную часть дома. Вокруг не было ни души и стояла тишина. Крепкий пряный аромат цветов угнетал, вызывал ассоциации с погребальными обрядами. Сара прошла под огромной лианой, которая за это время сделалась явно больше.
        Крис полулежал в шезлонге на том самом пятачке, куда попадали лучи солнца. Сара удивилась тому, как он ухитряется дышать в таком замкнутом пространстве. Он увидел ее, приподнялся. Она отвела взгляд, чтобы не видеть жуткие шрамы у него на груди. Крис нашарил рубашку и поспешно надел ее, потом радостно воскликнул:
        — Сара! А я-то думал, вы уехали!
        — Я болела.
        — Знаю. Но мне сказали, что вы уехали вчера.  — Он закончил застегивать рубашку и встал.
        Сара недоуменно развела руками. Что происходит с этими людьми?!
        — Нет, Крис, все это время я была здесь, но часов в семь я уезжаю. Я просто пришла попрощаться. И еще я хотела бы поблагодарить вашу мать за то, что она любезно разрешила мне провести все это время в вашем доме.
        — Сейчас она лежит у себя, отдыхает.
        Сара вспомнила, что говорил Монти Риверс насчет боязни инфекции, не оставлявшей миссис Нильсен.
        — Тогда я не стану ее тревожить. И я не буду подходить к вам близко, Крис, чтобы не заразить вас.
        — А, ну понятно…
        Он держался скованно, несколько непохоже на себя. Сара подумала, что он, может быть, стесняется — ведь она увидела шрамы на его груди.
        — Я, собственно, действительно должен сейчас беречься. На то есть причина,  — сказал он.
        — Причина?
        — Мы завтра уезжаем.
        Ответ мало что прояснял.
        Крис прислонился к дереву, оставаясь на некотором расстоянии от Сары, отодрал кусок отвисшей коры, стал пристально его разглядывать.
        — Мы должны вылететь отсюда ранним рейсом в Гонолулу, а оттуда уже отправиться в Сан-Франциско.
        — Вылететь ранним рейсом? Но, кажется, у вашего отца есть собственный самолет?
        — Да, есть, но почему-то он решил им сейчас не пользоваться.  — Крис вдруг отвернулся, прижался лбом к стволу и, водя головой из стороны в сторону, стал колотить кулаком по дереву.  — Боже, Боже… Сара, я вам все скажу… Она нашла донора.
        — Что? Донора?
        — Да… Того, у кого можно будет взять сердце…
        — Сердце? Крис, но я не знала, что у вас больное сердце… Я-то думала, это астма, эмфизема… Что-то с легкими, с грудью…
        — С грудью…  — Он грустно усмехнулся.  — Вот именно. Мое проклятое сердце… С самого рождения всегда сердце, сердце, сердце.
        Сара произнесла текст, сама понимая, как он глупо должен прозвучать:
        — Но ведь сначала кто-то должен умереть…
        — Да, верно. Как раз кто-то сейчас умирает. У него что-то неизлечимое, смертельное… Я не знаю, кто это и от чего умирает, я не знаю, мужчина это, женщина или ребенок. В этом есть что-то жуткое: ждать, когда кто-то умрет, чтобы потом,  — он с шумом втянул воздух и договорил сквозь стиснутые зубы,  — взять у него то, что тебе так нужно…
        Сара попыталась прийти в себя от потрясения и сказать Крису какие-то добрые слова. Но добрые слова не находились.
        Крис снова сосредоточился на куске коры. Он стал ломать его на еще более мелкие кусочки и бросать их на землю.
        — Я как раз лежал тут и думал… Боже, Боже… Даже не знаю, как я выдержу все это…
        — А ваши родители — они уверены?..
        — Да, вне всякого сомнения. Мама так обрадовалась, когда услышала об этом в воскресенье, что мне ее просто стало жалко. Но вчера она увидела кольцо вокруг Луны. Она верит во все предзнаменования. Теперь ей стало страшно. И она все время плачет. Отец же пьет — так пьет, как никогда не пил раньше, и я от него не могу добиться никакого толка.
        Второй раз за время их знакомства Сара испытала неодолимое желание подойти к Крису и стиснуть его в объятиях. Она чувствовала, что вот-вот расплачется.
        — Крис, Крис, я буду молиться… А потом мы когда-нибудь увидимся, и вы будете сильным и здоровым…
        — Что это означает «быть здоровым», Сара? Я никогда не испытывал такого состояния.  — Даже на расстоянии она слышала, с каким трудом он дышит.  — Нет, это не жизнь…
        — И все же стоит попробовать… Тем более, если есть шанс…
        Его истощенное лицо немного посветлело.
        — Вроде бы. Конечно, шансов немного, но все-таки это лучше, чем ничего. Отец говорит, что совпадение тканей такое, словно мы близнецы. Он поддерживает постоянный контакт с человеком, который знает все об этом. И с кровью порядок. Это, кстати, всегда создавало проблемы при операциях. У меня ведь отрицательный резус, группа Б.
        — Правда? У меня тоже.  — Слова вырвались у Сары непроизвольно, она была рада, что наконец-то может сказать Крису что-то ободряющее.  — В общем, Крис, вы им скажите: если понадобится кровь, то я готова… Я тотчас же приеду. Я серьезно.
        — Я понимаю.
        Издалека послышалось:
        — Сын, ты где? Нам пора.
        — Сейчас, мама!  — крикнул Крис и сказал Саре: — Мы каждую неделю ездим в больницу, сдаем какие-то анализы. Поэтому, наверное, мы уже не увидимся. Но может, вы мне напишете?
        — Да, конечно, Крис… Напишу непременно. С удовольствием. Я буду писать много, много…
        — Алоха, Сара.
        — Алоха, Крис. Может, все не так уж плохо, как сейчас кажется?
        — Я знаю, что меня ожидает. Сущий ад. Даже самая простая операция на сердце — это ад. А у меня их было пять. Пять.  — Он поднял руку с растопыренными пальцами.
        Саре вдруг сделалось тесно в этом замкнутом пространстве. Цветы словно приблизились, качали головками, хохотали, обдавали ее тяжким ароматом…
        — Сколько, вы сказали, Крис?
        — Пять.
        Возвращаясь по темному коридору, Сара шла, держась за стену так, словно она была очень старой или очень больной, или слепой. Она прошла через кухню, поднялась к себе наверх и села за туалетный столик.
        На бледной коже особенно явственно проступали веснушки. Красный цветок из сада запутался в ее волосах. Она извлекла его, и мягкие, полусгнившие лепестки стали крошиться в ее пальцах. Она бросила их в корзинку для мусора, промахнулась, встала, подобрала их с пола и аккуратно положила, куда собиралась. Ей не хотелось, чтобы эти кровоточащие комочки оставались на виду. Затем она выпрямилась и посмотрела на свои красные от лепестков пальцы.
        Пять операций на сердце. Крис сказал, пять…
        Пять операций, сказал доктор Дарем. Тогда, в больнице, он точно так же показал ей пятерню с растопыренными пальцами, как недавно это сделал Крис… Что еще он сказал в тот день? Что отчаявшийся отец пристроит новое крыло к больнице? Что он отдаст что угодно за новое сердце для своего сына?
        За окном старое дерево снова возбужденно скреблось о сетку. Снова Сара увидела лицо, рот, раскрытый в безмолвном крике.
        Ей стало страшно.
        Но она испугалась не дерева. Дерево как раз пугало Сару Мур меньше всего.
        ГЛАВА 21
        Эта мысль рождалась в муках. С каждой секундой она росла, крепла, проталкиваясь в сознание Сары. Это была мысль-чудовище.
        Сара подошла к кровати, понимая, что если сейчас же не ляжет, то упадет без чувств. Она задыхалась, словно после хорошей пробежки. Вытирала трясущимися руками испарину и вспоминала.
        Это та самая девушка. У нее нет шансов. В ее мозгу снова зазвучали те самые шепотки.
        Неужели та самая болезнь снова вернулась после небольшой ремиссии, а ее близкие просто позволили ей беззаботно насладиться отдыхом, не понимая, как это жестоко с их стороны? Нет, в это она решительно не могла, не хотела верить. Да и теперь она чувствовала себя нормально — если не считать потрясения, вызванного испугом. Она села в кровати, пытаясь заставить себя спокойно все осмыслить, разложить по полочкам, хотя новые детали только придавали целому еще более мрачные очертания.
        Она подумала о родителях, об отце. Может, позвонить ему и прямо спросить: «Что ты видел тогда во сне: что я опять попала в ту самую больницу?» Нет, глупо. Только не надо звонить. Что бы там она ни предпринимала, ни в коем случае не надо тревожить родителей!
        Может, имеет смысл позвонить доктору Дарему. И спросить напрямую: «Доктор Дарем, скажите откровенно: у меня неизлечимая болезнь? Я совершенно спокойна, так что говорите все, как есть». Она прижала кулачки ко лбу, пытаясь вообразить, что еще она может сказать ему. «Доктор Дарем, я не выигрывала никаких конкурсов. Меня просто обманом доставили сюда».
        Он, конечно, осведомится, почему она пришла к подобному выводу. А что она ответит? Мелочи, пустяки… Просто с тех пор как она здесь оказалась, произошло множество разных, на первый взгляд, совершенно ничего не значащих вещей.
        Каких именно?
        Ну для начала… Сара попыталась как-то привести в порядок свои чувства, чтобы не утратить окончательно способность рационально мыслить.
        Это потребовало усилий.
        Теперь у нее уже не было никаких иллюзий насчет конкурса. Но она пока что не могла этого доказать. Она уже не сомневалась, что никто и не думал бронировать для нее номер в отеле «Алоха нуи». Но и этого она не могла доказать.
        Она также не могла доказать, что Рита порвала открытку, которую она, Сара, написала доктору Дарему, и что Монти Риверс сжег письмо, которое доктор прислал ей. Но было вполне логично предположить, что эти люди не хотели, чтобы она, Сара Мур, поддерживала связь с кем-то из врачей больницы Брилла. Доктор, которому кое-что известно, вполне может потом припомнить отдельные факты и затем сложить их воедино так, как Сара сделала только сейчас.
        Да, похоже, над ее головой в тот день шептались Монти Риверс и мистер Нильсен. Монти, очевидно, тогда там работал и, значит, имел доступ к ее истории болезни.
        Или все это лишь догадки. Ни одна из них не может быть подтверждена тем, что она, Сара, видела своими собственными глазами. Нет, нельзя звонить доктору Дарему с жутким набором предположений, которые сейчас могут довести ее до полного безумия. Может, им нужна лишь ее кровь? Но ради Криса она готова дать кровь — она уже сказала это ему. Эта мысль немножко ее успокоила. Нет, прежде чем звонить доктору Дарему, нужно получить что-то конкретное…
        Еще не было половины четвертого. У нее в запасе есть время до возвращения Риты и Монти. Надо попробовать порыться в его спальне.
        Второй раз за день Сара взяла ключ и спустилась вниз к спальне Риверса. Она обшарила его письменный стол. Ничего существенного. Только в одном ящике она нашла две коробки с почтовыми принадлежностями. В одной были конверты, а в другой фирменные бланки, на которых значилось, что Рита Гомес — директор отдела связей с общественностью финансово-строительной компании «Вэлли Айл».
        Сара только взяла в руки телефонный справочник, но уже заранее была уверена, что не найдет там такой компании. Она обнаружила несколько вариантов «Вэлли Айл», но они не имели отношения к этой конкретной компании. Тогда Сара сопоставила номера телефонов в спальне Монти и на фирменном бланке. Они совпадали.
        Возможно ли, что финансово-строительная компания «Вэлли Айл» существует исключительно в пределах данной комнаты? Не сюда ли именно дозвонилась Сара из кухни, где сидели ее родители и слушали их переговоры?
        Очень может быть. Что ж, Рита Гомес была смышленая особа. И Монти Риверс тоже парень не промах. Они неплохо умели обделывать свои дела. Заказали эти бланки исключительно для одного-единственного письма. Позаимствовали имя фирмы «Диллингем» и предложили отцу Сары проверить ее репутацию.
        Ну что ж, в таком случае и ей надо не ударить лицом в грязь перед этими ловкачами.
        Сара внимательно проверила ящики комода, стараясь не вносить беспорядок в стопки сложенных рубашек и свитеров — хотя аккуратностью Монти не отличался. Сара сама не понимала, чего ищет. Может, каких-то писем. Так или иначе, она должна была что-то предъявить доктору Дарему.
        Ее пальцы проворно обшарили карманы всех пиджаков, что висели в шкафу. Ничего любопытного. Мелочь… Зажигалка… Пара туристских проспектов Южной Америки. На дне шкафа она заметила черный чемоданчик, похожий на докторский. У него был замок с шифром, и ей не удалось его открыть. Два чемодана оказались пустыми.
        Сара еще раз окинула взглядом неопрятную комнату, не зная, где продолжить поиски. Неужели Монти запирал комнату на ключ, только чтобы не дать ей возможность пользоваться телефоном? У Сары было сильное подозрение, что это лишь одна из причин.
        Вдруг, подчиняясь внезапному озарению, она снова подошла к столу и подняла коробки с конвертами и бланками. Под ними оказалась папка. Она вытащила ее.
        Папка была набита статьями из медицинских журналов, причем в основном это были ксерокопии. Кроме того, там имелся ксерокс чьей-то истории болезни из больницы Брилла.
        В других обстоятельствах Сара сочла бы слова и знаки на ее страницах лишенными смысла, но даты точно совпадали с временем ее собственного пребывания в этой больнице.
        Белая женщина, двадцати пяти лет, кровь группы Б, отрицательный резус. Только вот имя пациентки было вырезано.
        Опустившись на колени, Сара стала просматривать статьи. В основном там шла речь о сочетаемости тканей. Но читать ей было некогда. Впрочем, даже если бы в ее распоряжении оставался целый год, она все равно не разобралась бы в этой мудреной терминологии.
        Однако ей удалось прочитать один короткий абзац: хоть он и был адресован специалистам, но содержание отличалось общедоступностью. Речь шла о получении разрешений от родственников на пересадку органов. В четырех случаях из пяти родственники давали такое разрешение.
        Сара вдруг поймала себя на том, что дышит так же шумно, как и Крис.
        Так, минуточку. Надо спокойно все обдумать! Пока у нее есть лишь косвенные улики. Монти Риверс, конечно, ловкач, но несмотря на свою неразборчивость в средствах, наверное, понимает, что так легко ему это дело не провернуть.
        Листочки дрожали в руках Сары, но она пыталась сохранять все в том же порядке. Снова статьи, ксероксы. Буклет фирмы Джонатана Небба, они изготовляли респираторы. Господи! Люди Небба, а не Неба! Сара вдруг почувствовала, что еще немного, и у нее начнется истерика. Нет, смех потом. Сейчас нет времени.
        Одна статья, на первый взгляд, плохо сочеталась с остальными. Она была в форме дайджеста, на серой, дешевой бумаге. Заголовок гласил: «Возможно ли кардиологическое пиратство?» Сара начала было читать, но слова стали расплываться перед глазами. Тогда она заставила себя сосредоточиться и прочитать все внимательно. Суть статьи сводилась к тому, что успехи медицины последних лет создавали ситуацию, при которой моральные соображения и законы этики оказывались в забвении. Автор статьи исходил из того, что вполне вероятно возникновение своеобразной медицинской мафии. Даже несмотря на то, что во всех больницах действовало предписание, гласившее, что удаление сердца возможно лишь после того, как компетентная комиссия из специалистов констатирует гибель мозга, высокие гонорары и человеческая алчность могут приводить к злоупотреблению положением с незначительным риском быть схваченными за руку.
        Сара, затаив дыхание, всматривалась в неровные строки: «Вполне вероятно, что несчастный донор, которого выбрали в силу сочетаемости тканей и наличия нужной группы крови, будет приведен в бессознательное состояние с помощью особых лекарственных средств или просто ударом по голове, каковой впоследствии будет отнесен за счет травмы, полученной в результате несчастного случая — автокатастрофы, падения с лошади, неудачного прыжка в воду и т. п. Не требуется большого хирургического искусства для того, чтобы затем ввести в спинной канал под давлением воздух, что повлечет за собой кровоизлияние в основание мозга и приведет к быстрой гибели последнего. Но сердце будет продолжать работать, пока донора будут транспортировать туда, где его ждет получатель, если донору будут поддерживать дыхание с помощью обычного респиратора».
        Сара почувствовала, что у нее так гулко бьется сердце, что мог бы запросто подъехать «сааб», а она бы не услышала. Но взглянув на часы, она поняла, что в ее распоряжении еще около часа. Хватит, чтобы дозвониться до доктора Дарема. Хватит, чтобы успеть убраться из этого страшного места.
        Она уселась на пол возле телефона, разложив вокруг себя листочки, чтобы быстро можно было в них заглянуть. Она набрала нужный номер, услышала голос телефонистки:
        — Алоха!
        Очаровательный остров Мауи! Солнце, цветы, улыбки. Черная пелена ужаса окутала Сару так плотно, что она не сразу сообразила, где находится.
        — Я хотела бы поговорить с доктором Гилбертом Даремом в Сент-Луисе, штат Миссури. Нет, у меня нет ни телефона, ни адреса.  — В Америке восемь часов. Сара молила Бога, чтобы он оказался дома.
        Она услышала, как справочная Сент-Луиса дала номер телефона доктора и минуту спустя в трубке раздался его голос:
        — Сара Мур! Вот пропащая душа! Я даже не получил от вас открытки.
        — Я посылала…
        — А мое письмо вы получили?
        — Да, то есть нет… Оно пришло, но…
        — У вас расстроенный голос. Вы чем-то встревожены?
        — Да. Вы должны мне кое-что сказать. Это крайне важно. Доктор Дарем, моя болезнь… из-за которой я попала в больницу,  — она излечима?
        — Она что?  — Он недоверчиво усмехнулся.  — Я не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите. Ничего неизлечимого. Вы в полном порядке. Вы из самых здоровых моих подопечных…
        Сара глубоко и облегченно вздохнула.
        — Хорошо… Слава Богу…
        — Но послушайте, с чего это вы вдруг так заволновались на этот счет?
        Сара чувствовала, что времени у нее в обрез, и потому она залпом выложила все о Монти Риверсе, о том, что она не выигрывала никакого конкурса, о найденных ею статьях насчет сочетаемости групп крови и тканей и о трансплантации сердца.
        — Сара, погодите, не все сразу! Я ничего не понимаю. Пожалуйста, помедленнее,  — взмолился доктор Дарем.
        — У меня нет времени! Я нашла тут статью о пересадке сердца. Там говорится о том, что могут сделать с тем, кто… В общем, слушайте,  — и Сара торопливо прочитала пассаж о введении воздуха в спинной канал и о роковых последствиях такой инъекции.  — Скажите, такое действительно возможно?
        Наступила небольшая пауза. Затем доктор Дарем медленно проговорил:
        — Ну теоретически, конечно, такое может случиться. Но, с другой стороны, тут все немного притянуто за уши… Мне трудно представить ситуацию, где некий медик-негодяй сумеет безнаказанно отмочить такой фокус. Нет, Сара, вы что-то совсем не похожи на себя — прочитали какую-то безумную статью в журнале и вообразили невесть что…
        — Здесь моя медицинская карта. История болезни из больницы Брилла. Что вы на это скажете?
        — Ваша карта?  — В голосе Доктора Дарема послышались резкие нотки.  — Но этого просто не может быть! Какая карта? Как она туда попала?
        — В ней приведены результаты пункции спинного мозга, гематология… что-то про тканевую совместимость… Она хранилась у Монти Риверса. Похоже, он добыл ее в больнице. Судя по всему, он работал там какое-то время.
        — Сара, Сара,  — произнес с сомнением в голосе доктор Дарем.  — Что-то мне это все не нравится. Но я не знаю никакого Монти Риверса. Как он выглядит?
        — Волосы и глаза темные, среднего роста…
        — Я могу назвать человек пятьдесят врачей, которые соответствуют этому описанию. А нельзя ли поконкретнее?
        — Он, по-моему, португалец.
        Несколько секунд доктор Дарем молчал. Потом медленно произнес:
        — Сара, возможно, это доктор, который работал в отделе клинического обслуживания. Потом его перевели в патологию. А затем, несколько недель спустя, и вовсе уволили. Он проявлял недюжинные способности, но у нас стали вдруг пропадать лекарства, инструменты. Никто ничего не мог доказать, но возникли сильные подозрения, что он, так сказать, приложил к этому руку. Но его звали не Монти Риверс, а Мануэль Ривас. Инициалы, впрочем, те же… Да, это обычное дело, когда люди изменяют свои имена и фамилии. Но, Сара, если вы каким-то образом впутались в историю с Мануэлем Ривасом, то…
        — Да, похоже, это он и есть. Он тоже живет в этом доме. И Крис Нильсен. У нас та же группа крови. Вы не помните такого Криса Нильсена?
        — Имя помню. Его отец был у нас и говорил, что готов на все, лишь бы у его сына появилось новое сердце. Теперь послушайте меня, Сара. Я не знаю, что происходит. Но не волнуйтесь. Я не уверен, что вам угрожает опасность в большом первоклассном отеле. Но лучше убраться оттуда подобру-поздорову. Вы в состоянии это сделать?
        — Да, да. Я как раз собираюсь уехать. Только я не…  — Сара запнулась — было трудно объяснить ситуацию доктору Дарему, да и в конечном счете это не имело значения.  — Ладно. Сейчас его тут нет. Я уеду. Но как вы полагаете, не следует ли мне вызвать полицию?
        — Пожалуй, это не помешает. Правда, не знаю, сумеете ли вы убедить их в том, что дело приняло серьезный оборот, но так или иначе сейчас самое главное — убраться подальше от этого человека, уехать туда, где он не сможет вас найти. Мне это все очень не нравится. Но конечно, всему должно быть разумное… В общем, обязательно перезвоните мне, как только сможете.
        Сара пообещала это сделать. Затем с лихорадочной поспешностью она попыталась сложить все листки в папку в том порядке, в каком все лежало там до ее вмешательства. Затем она сунула ее в ящик под коробки с конвертами и бланками.
        Доктор Дарем, конечно, прав на все сто процентов. Первым делом надо поскорее убраться отсюда. Опасно ждать, пока заедет за ней Дэвид. Он сказал, что постарается освободиться к семи. Но оборудование для самолета уже к тому времени будет готово, и… Нет, лучше не думать об этом.
        Сара посмотрела на часы. Самолет Риты приземлится через несколько минут. Скорее всего, они доставят респиратор на тот самолет, которым полетят завтра. Значит, в ее распоряжении будет еще несколько лишних минут. Она сейчас сбегает наверх, захватит сумочку — и в путь! Багаж придется оставить. Еще не хватало ей таскать тяжелый чемодан.
        Поскольку совершенно непонятно, кому тут можно доверять, лучше просто уйти одной! Причем не по аллее. Это чересчур рискованно. Она выйдет из дома и пройдет по склону горы мимо резервуара, мимо той рощицы, которую она видела в то первое беззаботное утро. Сара знала, что там где-то должно быть шоссе. Затем она доберется до первого же дома с телефоном. Или же ее подхватит попутная машина. И тогда она успеет застать Дэвида в больнице. Это показалось ей самым разумным вариантом. Почему бы не попробовать?
        Сара уже собиралась выйти из комнаты, как в кухне хлопнула дверь холодильника. Она стала неистово озираться, ища, где бы можно было спрятаться. Еще не хватало оказаться тут, как в ловушке! Но как же могла подъехать машина так, что она оказалась застигнутой врасплох?
        Сара приготовилась услышать голоса. Тишина. Она на цыпочках подошла к двери, стала прислушиваться. Из кухни доносилось шарканье шагов. Она осторожно выглянула. Это была пожилая служанка Мей Линь.
        — Мисси? Это Мей Линь. Хозяйка прислал еду. Очень вкусно. Положил в холодильник. Кусайте на здоровье.
        — Ой, спасибо, Мей Линь,  — сказала Сара.  — Большое спасибо.
        — Сколько грязный тарелки! Помыть тарелки?
        Сара посмотрела в черные глаза служанки, раздумывая, не попросить ли Мей Линь помочь ей. Похоже, это доброе существо. Но как растолковать ей, что к чему? Да и можно ли доверяться служанке семейства Нильсенов?
        — Нет, нет, Мей Линь, спасибо. Поблагодарите от меня миссис Нильсен.
        Запирая на ключ комнату Риверса, Сара услышала шарканье сандалий служанки по ступенькам и длинному коридору.
        Сара помчалась наверх. Она стала лихорадочно запихивать разные вещи в свою сумку. Потом она подумала: может, есть смысл заодно уж сложить чемодан, с тем чтобы потом… Нет, времени в обрез, и лучше поторапливаться, а то не будет никаких «потом».
        Она даже решила обойтись без сумки. Если кто-то увидит, как она карабкается по горе с этой сумкой, то вряд ли поверит, что Сара Мур решила немножко подышать свежим воздухом.
        Она сунула авиабилет в бумажник. И еще она запрет за собой дверь. Это даст выигрыш во времени. Вдруг они сочтут, что она спит. Сейчас было без двадцати пять.
        К дому подъехала машина. Сара выглянула из окна. Это был «сааб». Из него вышли Монти и Рита.
        ГЛАВА 22
        Сара тупо села на край кровати. В голове образовалась полная пустота. В доме послышались шаги. Рита бодро взбежала вверх по лестнице.
        — Ало-о-оха!  — Она стояла на пороге, сияя белозубой улыбкой.  — Ну как поживает наша маленькая больная? Так, так… Наша больная нарушает постельный режим. Разоделась так, словно куда-то собралась.
        — Я совсем поправилась. Поэтому решила немножко пройтись.
        — Вот и напрасно. После такой тяжелой болезни! Нет, я очень недовольна Монти. Я устроила ему жуткий нагоняй! Оставить тебя одну-одинешеньку.  — Она говорила, а взгляд ее деловито блуждал по комнате.
        Слава Богу, я не уложила одежду, подумала Сара. Впрочем, особенно радоваться у нее не было оснований.
        — Чем же ты занималась днем?  — спросила Рита, и ее губы такого же оранжевого оттенка, как и цветы на платье, снова расплылись в широкой улыбке.
        — Спала, читала, писала письмо.
        — Ты видела кошмар в кухне?  — Ритины большие глазищи впились в лицо Сары.
        — Какой?  — ответила та, немного придя в себя.
        Она прекрасно понимала, что ее безопасность сейчас во многом зависит от того, что Рита и Монти не догадаются о ее изысканиях. Сара вдруг испуганно подумала: а не оставила ли она какие-то явные следы своего пребывания внизу?
        Ключ! Она глянула на дверь. Его не было в скважине. А что если она оставила его торчать в замке двери Монти? Нет, она хорошо помнила, что заперла дверь и вынула ключ. Но вот куда она его потом дела, оставалось тайной.
        — Здесь не осталось ни одной чистой тарелки! Этот негодяй и не подумал вымыть ни блюдечка с тех пор, как я уехала,  — ворчала Рита.  — Киса, если бы ты только видела, что там творится, ты бы снова слегла. Я, конечно, могу перемыть всю посуду, но все-таки… Этот Монти в жизни не вымыл ни тарелки.
        — Вы вернулись рано. Когда он уезжал, то сказал, что твой самолет приземляется в четыре двадцать девять.
        — Собственно, я хотела им прилететь. Но мне удалось успеть на двухчасовой рейс из Гонолулу. Мы приехали бы сюда гораздо раньше, но Монти решил, что должен обязательно проверить какой-то глупый прибор для самолета…
        Респиратор. Для меня. Когда меня повезут на частном самолете. После того, как наступит смерть мозга.
        Нет, в это просто нельзя было поверить, особенно учитывая то, как Рита спокойно расхаживала по комнате, поправляла занавески, поглядывала на скомканные листочки в корзинке для мусора. Заметив на туалетном столике Сарины духи с пульверизатором, Рита как ни в чем не бывало попрыскала себе шею и посмотрела на Сару в зеркало.
        — М-м, отлично… Обожаю хорошие духи! Ну, а теперь, киса, надо быть послушной девочкой и переодеться в ночную рубашечку. А потом в постельку.
        — Нет, я слишком долго валялась в постели. Думаю, мне не повредит немного погулять на свежем воздухе, чуточку поразмяться.  — Сара говорила, совершенно не надеясь на удачу.
        — Нет, нет, пожалей себя. После такой тяжелой болезни — Монти рассказал мне про все, и как ты принимала пенициллин, и вообще,  — надо как следует отлежаться. Незачем понапрасну рисковать.
        Сара легла на кровать. Может, как раз имело смысл не перечить Рите и делать вид, что она и впрямь еще не оправилась от недуга. Надо усыпить их бдительность, чтобы в нужный момент совершить стремительный рывок. Интересно, как быстро она сейчас способна бегать?
        Рита присела на краешек кровати, взяла Сару за руку и легонько сжав ее, сказала:
        — Я так рада, что тебе стало лучше. Ты такая милая, такая покладистая. Пока я ждала Монти, я позвонила этим негодяям из «Алоха нуи». У них по-прежнему нет мест. Зато для тебя пришло письмо. Может, завтра мы с тобой съездим и заберем его — если, конечно, ты ничего не имеешь против.
        Сара посмотрела на красивое лицо Риты и подумала: а что если все ее мрачные подозрения ни на чем не основаны и существует какое-то иное объяснение всем этим совпадениям, которое ее перепуганный ум в настоящее время не в состоянии предугадать?
        Рита сидела, держа ее за руку, очаровательно улыбалась и приятно пахла духами «Бон вояж» из Вудсривера. Разве способна она на что-то ужасное?
        Но почему бы и нет? Разве не она чуть было не убила своего собственного ребенка?
        — Кто тут был?
        Рита похлопала Сару по плечу и спросила:
        — Тут кто-то был, киса?
        — Да. Мей Линь, служанка. Она пришла и сказал, что принесла какую-то еду от миссис Нильсен.
        — Ну какая прелесть! Как любезна миссис Нильсен! А ты не говорила с Мей Линь?
        — Нет, я только сказала спасибо.
        — Ты видела, что она принесла?
        Это ловушка. Сара заметила, как вдруг сузились Ритины зрачки, несмотря на то, что улыбка по-прежнему сияла вовсю.
        — Нет,  — сказала она.
        — Ладно, сейчас я спущусь и погляжу, что же соизволило прислать нам ее величество. Заодно и вымою чертовы тарелки. А потом я принесу тебе поднос с едой.
        — Я тоже спущусь,  — сказала Сара.  — Я совсем уже…
        Рита обернулась в дверях.
        — Не уверена, что это разумно.
        — Очень даже разумно. Надо восстановить силы. А то я просто рехнусь оттого, что сижу в четырех стенах.
        — Ладно, сейчас мы все решим.
        Так, сейчас они вступят в тайный сговор…
        К ее удивлению, вскоре Сара услышала снизу голос Риты. Та крикнула, что Сара может спускаться.
        Кухня была уже в полном порядке. На маленьком карточном столике в гостиной стояла еда. Они сели есть вместе. Мей Линь принесла уйму всякой всячины: и порезанная тонкими кусками индейка, и авокадо, и хлеб с маслом, и ананас, и куски папайи.
        Сара заставила себя есть. Монти Риверс — Сара мысленно продолжала называть его именно так — практически ничего не говорил, зато Рита трещала без умолку. Она немножко нервничала.
        Дверь за спиной, думала Сара. Три ступеньки вниз. Она ближе всех к двери. Если толкнуть на них столик, стрелой метнуться к двери и выскочить на улицу, громко призывая на помощь, то успеет ли она добежать до того места, где ее кто-нибудь услышит, или они сцапают ее до того? Сумеют ли они придумать какое-то правдоподобное объяснение тому, что произойдет потом? Да, впрочем, кому до этого будет дело? Ну Крису… Ну, может, его матери…
        Сара попыталась немного расслабиться. До семи часов с небольшим. Скорее всего, Рита и Монти не собирались ничего предпринимать в ближайшее время. Хотя, конечно, кто знает, что у этих негодяев на уме?
        С ними надо держать ухо востро.
        Если хочешь выжить.
        Рита осведомилась, не хочет ли кто-нибудь еще индейки. Она добавила, что такая роскошная еда требует вина.
        Сара украдкой покосилась на сильные руки Монти, на его темные мрачные глаза. После разговора с доктором Даремом она понимала, какие зловещие силы скрываются за этим ровным взглядом, какие мысли не дают покоя его сознанию, где, возможно, как раз сейчас рождается рациональное оправдание того, что он задумал совершить. Затем она посмотрела на весело улыбающуюся Риту.
        — Кстати,  — сказала Рита,  — у меня приятное известие, Сара. Монти говорит, что мистер Нильсен был так любезен, что разрешил нам завтра поплавать в его бассейне. Ты, наверное, даже и не знаешь, что тут имеется бассейн. Он вон там, за крылом для гостей. Его скоро должны наполнить водой и тогда…
        — Но, по-моему, Нильсены завтра улетают?
        Обе пары темных глаз встретились и затем впились в лицо Сары. Она почувствовала себя, словно бабочка под лупой энтомологов.
        — Кто вам это сказал?  — подозрительно спросил Монти, кладя на стол вилку.
        — Мей Линь,  — пробормотала Сара, глядя то на Риту, то на Монти.
        Монти снова принялся есть.
        — Это действительно так. Миссис Нильсен, Крис и Кимо уезжают. Но мистер Нильсен какое-то время еще побудет здесь. Бассейн нужен ему для поддержания формы.
        — Ты, кажется, говорила мне, что любишь плавать, верно, Сара?  — спросила Рита.
        — Люблю.
        Сара натянуто улыбнулась, а в мозгу у нее копошились самые жуткие догадки. Вот, значит, каков их план. Она уже представляла, как лежит бездыханная у бассейна. Мокрый купальник, спутанные волосы. Глаза закрыты. Наверное, достаточно хорошего удара по голове тяжелым предметом, чтобы она оказалась без сознания, а потом уже…
        Сара откусила кусок ананаса, приказав себе жевать. Затем, конечно, вызовут «скорую», и Монти скажет, что он сам доктор. Он уже придумал, что сказать, чтобы ее не повезли в местную больницу, а доставили в Сан-Франциско, поскольку именно там, дескать, и можно спасти ей жизнь.
        Учитывая положение и связи мистера Нильсена, умерщвление Сары Мур будет обставлено как акт милосердия. А потом Монти и Рита отправятся из Сан-Франциско в Южную Америку. Гениальный Монти Риверс получит свой гонорар и будет жить припеваючи. Никаких гарантий для Криса. Никаких последствий для Риверса. Как только тело Сары Мур с еще бьющимся сердцем будет доставлено куда следует, эта парочка исчезнет.
        Перед мысленным взором Сары промелькнули лица родителей, когда они провожали ее в аэропорту. Заговаривай с незнакомыми людьми… Повеселись на славу.
        Саре показалось, что свет в гостиной несколько потускнел. Сара протянула руку к стакану с водой. Ни разу в жизни она еще не падала в обморок, и сейчас нарушить традицию было совершенно ни к чему.
        — Сара, киса, что с тобой?!  — воскликнула Рита.  — У тебя вдруг сделался такой жуткий вид.
        Монти Риверс проворчал, что не надо было вставать с постели и спускаться.
        — Сколько раз я говорил тебе, Рита…
        — Ничего, ничего,  — пробормотала Сара.  — Я немного прилягу вон там.
        Шатаясь, она прошла по комнате и легла на диван. Пусть думают, что у нее совершенно нет сил. Тем более что так оно и было! Сара сильно сомневалась, что сможет сама подняться наверх. Нет, надо полежать, глядишь, силы восстановятся.
        Она слышала, как Рита убирает со стола. Она стала мыть посуду, шепчась о чем-то с Монти за перегородкой.
        Неужели они всерьез надеются, что им сойдет с рук такая безумная, такая чудовищная затея? Когда ее родители услышат фамилию Нильсен, а иначе и быть не может, они сразу вспомнят, что их дочь упоминала ее не раз в письмах.
        Нет, вряд ли ее письма доходили до них в том виде, в каком она их писала. Тут не обошлось без цензуры. Рита и Монти просто жирно зачеркивали слова, меняли фамилию или вообще не посылали эти уличающие их послания.
        Вдруг ее осенила мысль, от которой сразу стало легче на душе и прибавилось сил. Ей достаточно войти в кухню и сказать: «Помните доктора Дарема из больницы Брилла? Я сегодня дозвонилась до него, и мы отлично поболтали. Теперь он в курсе ваших планов, Мэнни Ривас. Так что можете отпустить меня на все четыре стороны».
        Она села на диване, вытерла вспотевшие ладони о платье, потом бессильно упала на подушки. Что за чушь? Неужели она надеется, что Монти выслушает это и скажет: «Ах, раз так, то, конечно, мы не смеем вас задерживать».
        Нет, лучше об этом и не мечтать. Он просто сразу бросится на нее и с помощью Риты доведет до кондиции с помощью укола. А потом самолет с респиратором запустит мотор и взлетит не утром, как предполагалось, а сегодня вечером.
        Это, конечно, сопряжено с риском, но Сара не сомневалась, что эта парочка в случае необходимости пойдет на все, Если им станет известно, что она про них знает, ей не жить, уж это точно.
        Нет, лучше помолчать. Скоро приедет Дэвид. Сара сделала вид, что дремлет.
        Монти ушел к себе. Вскоре он вернулся. Из-под полуприкрытых ресниц Сара заметила, что он несет мусорную корзинку, а из нее, похоже, торчит та самая папка, а также коробки с почтовыми принадлежностями.
        Оказавшись в кухне, он сказал Рите:
        — Дай мне воспламенитель. Хочу сжечь все это, только не в доме. Кажется, там есть мусоросжигатель.
        — Да, за гаражом.
        — А потом я пойду потолкую с боссом. А то сегодня у него стали возникать какие-то совершенно лишние сомнения и колебания.
        — Ты с ним справишься.
        Зазвонил телефон в спальне. Монти оставил дверь открытой, Сара тотчас же встала. Он быстро прошел мимо нее, потом закрыл дверь.
        — Да… Да… Разумеется, передам. Да, конечно, она все поймет, но, может, вы скажете мне, что делать… Нет, мисс Мур не сможет выехать. Я ее доктор, и мне кажется, ей нужно лечь пораньше спать. А завтра я сам привезу ее в город, так и передайте доктору Чою.
        Он вышел из спальни и с непроницаемым лицом посмотрел на Риту, которая стояла у двери и слушала.
        — Вы не имеете права,  — еле выговорила Сара пересохшими губами. Внутри у нее словно все оборвалось.
        — Нет, имею. Мистер Нильсен доверил мне опекать вас. Значит, вы планировали свидание? Что же тут, интересно, происходило, пока я отсутствовал?
        — Я… я попросила Мей Линь позвонить ему.
        Монти обернулся к Рите.
        — Ты знаешь такого доктора Чоя?
        — Конечно, знаю,  — сказала она, пожав плечами.  — Есть тут такой доктор. А кто сейчас говорил?
        — Похоже, его медсестра. Он застрял в больнице — возится в реанимации с пациентом.
        — Откуда у нее этот телефон?
        — Говорит, дали в главной части дома.
        — Но я чувствую себя совершенно здоровой,  — начала было Сара.  — Я вполне могу сама…
        — Глупости,  — перебила ее Рита.  — Ты чуть было не упала в обморок за обедом. Да и сейчас, если бы ты могла видеть себя со стороны… Короче, сегодня тебе совершенно незачем носиться по острову.
        Сара снова прилегла на диван. Монти вышел с корзинкой из дома. Рита подозрительно спросила:
        — Откуда ты знаешь Дэвида Чоя?
        — Просто наш доктор дал мне его адрес на всякий случай. Ну, а мне стало здесь совсем тоскливо, и я…
        Рита стала говорить что-то утешительное. Но Сара не слушала. Она пыталась привести в порядок стремительно разбегавшиеся мысли. Дэвид, наверное, просил передать, что опоздает, но на сколько? Нет, нет, теперь он, похоже, и вовсе не приедет, судя по тому, что сказал Риверс. Но он бы непременно приехал, как только освободится, если бы знал, в каком она тут положении… Если бы он только понимал, что жуткая путаница, случившаяся сегодня утром, на самом деле никакая не путаница, а коварный умысел. Но он об этом и не подозревает. Сара вспомнила, что, когда сказала ему про доктора, который живет на ранчо, Дэвид ответил, что очень этому рад. Господи, ну зачем она это ляпнула?
        Рита перестала говорить. Сара видела, что теперь она внимательно глядит на нее, словно проверяя, что с ней на самом деле. Неужели она выдала себя? Вот было бы здорово, если бы Рита на какое-то время утратила бдительность — пошла в ванную привести в порядок свой грим, пока не вернулся Монти. Тогда Сара выскочит из дома в темный сад и своими воплями поднимет на ноги весь дом…
        Но Рита и не думала выходить. Она взяла газету, закурила сигарету.
        Надо обязательно что-то придумать, пока отсутствует этот Монти. Может, попросить Риту принести ей из ванной аспирин? Нет, на это уйдет буквально несколько секунд, а этого мало. Сара безнадежно заплутала, забрела в тупик. Так прошло примерно полчаса. Никаких разумных идей к Саре так и не пришло.
        Сара попыталась вообразить, о чем же Монти может сейчас говорить с мистером Нильсеном. Что если сомнения и колебания мистера Нильсена оказалось не так-то легко развеять? Что если он упрется на сей раз?
        Там, в больнице, Монти, возможно, удалось убедить его, что у Сары нет шансов. Но теперь-то мистер Нильсен видел ее своими глазами. Теперь-то у него могли возникнуть сомнения насчет неизлечимости ее болезни? Монти придется порядком попотеть, чтобы его вранье сейчас выглядело правдоподобно. Впрочем, на это он мастер…
        Сара потянулась. В ней вспыхнула надежда. Она села.
        — Ну что, тебе получше?
        — Да, все нормально.
        Что эта парочка станет делать, если Монти придет и скажет Рите, что сделка не состоялась,  — неужели они просто разойдутся? Раз они потеряют возможность заработать денежки, какой смысл им причинять ей, Саре, вред? Они же не знают, что она их вычислила. Они просто могут сесть в машину и уехать, и она будет свободна…
        Свободна… Как же, жди-дожидайся.
        — Пожалуй, тебе сейчас лучше пойти наверх и лечь, киса,  — сказала Рита.
        — Пока еще рано. Я бы с удовольствием почитала газету. А то уже несколько дней живу совершенно в отрыве от событий. Не знаю, что творится на белом свете.
        — Это местная, «Мауи ньюс».
        — Я посмотрю ее прямо здесь.
        Рита дала ей газету. Сара стала делать вид, что читает. Главное, во-первых, удостовериться, что она не держит газету вверх ногами, а во-вторых, время от времени переворачивать страницы.
        Было почти девять часов, когда вернулся Монти.
        Он подошел к Саре и вперился в нее мрачным взглядом. На его лице заиграли желваки.
        — О чем это вы беседовали сегодня с Крисом Нильсеном?  — угрюмо осведомился он.
        Сара очень хотела показать, что она ни чуточки не испугалась, но знала, что актриса из нее никудышная.
        Рита хотела закурить сигарету, но только успела щелкнуть зажигалкой.
        — Как же так? А ты мне говорила, киса, что весь день оставалась у себя в комнате… Почему же ты мне солгала?
        — Солгала?  — Сара смотрела то на Риту, то на Монти, стараясь потянуть время. Как же ей реагировать на все это, если она не догадывается об их кознях?
        — Я и не думала лгать. Я просто не рассказывала об этом. Но мне кажется, это мое дело — выходила я из комнаты или нет. Я не понимаю, какое вообще это все имеет значение.
        — Я все объяснил,  — начал Монти.
        — Я проявила осторожность и не приближалась к Крису, чтобы не подвергать его опасности заразиться. Да и говорили-то мы совсем немного. Ты права, Рита. Он совсем не в себе. С ним крайне трудно нормально общаться.
        — Что же он сказал такого, что показалось тебе безумным?  — осведомилась Рита.
        — Сейчас вспомню.  — Сара сложила ладони и прижала их к губам, чтобы никто не заметил, как дрожат пальцы. Она слишком волновалась, чтобы придумать что-то убедительное.  — Он говорил о птицах, о звездах, о каких-то малопонятных мне вещах. И еще он сказал о том, что его мать — надо же придумать такое!  — вчера вечером увидела кольцо вокруг Луны.
        — Что?  — переспросил Монти.
        — Старое гавайское поверье,  — подала голос Рита.  — Предзнаменование смерти вождя или кого-то в этом роде. Признаться, я давно подозревала, что ее величество сильно не в себе, пупули, как говорят у нас,  — и она выразительно покрутила пальцем у виска.
        — Что еще он сказал?  — продолжал допрос Монти.
        — Он сказал…  — Сара лихорадочно пыталась что-то придумать, но темные глаза Риверса словно гипнотизировали ее, и у нее ничего не получалось.  — Он… еще сказал, что Луна вошла в Ку.
        — Она надо мной издевается?  — обратился Монти к Рите.
        — Нет, Монти, ни в коем случае,  — отозвалась та, туша сигарету.  — Просто это еще одно из наших старых глупых поверий, которые не вызывают у тебя никакого понимания. Ку был бог-акула, ему приносили в жертву людей. Существовало предание, что когда луна идет на убыль, начинают действовать сверхъестественные силы или нечто в этом роде.
        — Чушь какая-то!  — фыркнул Монти, на что Рита только пожала плечами, словно давая понять, что она не несет ответственности за гавайские поверья.
        — Мне все это не нравится,  — с нажимом произнес Монти, в упор глядя на Риту.
        Рита подошла к нему и ласково погладила по руке, пытаясь успокоить.
        — Ну а тебе это и не должно нравиться. И волновать тебя тоже не должно… Все это не значит ровным счетом ничего.  — Рита положила руку на плечо Сары и сказала: — А теперь, киса, тебе пора баиньки. Раз уж мы решили завтра встать пораньше и поплавать в бассейне, нам всем в общем-то пора укладываться. Время уже позднее.
        Сара встала и двинулась к лестнице. Ей вдруг пришла в голове неплохая мысль. Конечно, из этой затеи может ничего и не выйти, но попытка не пытка…
        Она резко остановилась и обернулась.
        — Кстати, я сейчас только что вспомнила одну вещь. А все из-за этой дурацкой болезни. Ведь завтра у моего отца день рождения.
        — Так?  — Рита уже было направилась в свою комнату, но теперь вернулась.
        — Я забыла послать ему даже открытку. Так что если я пошлю ему телеграмму — ну закажу по телефону, то…
        — Не знаю, не знаю,  — неохотно буркнул Монти.  — Если бы меня подняли с постели в середине ночи с тем, чтобы вручить мне поздравление с днем рождения, я бы, уверяю вас, не пришел в восторг от такого сюрприза.
        — Нет, нет, они не вручат телеграмму с поздравлением до утра. По крайней мере в нашем городе это не принято. Вы не знаете, как мой отец умеет беспокоиться и делать из мухи слона. Если он не получит от меня никакой весточки в день своего рождения, то сочтет, что со мной случилось что-то странное, начнет волноваться.
        — Волноваться?  — подняв брови, переспросила Рита.  — Говоришь, он умеет делать из мухи слона?
        — Да, он будет уверен, что я попала в какую-то ужасную историю…
        Рита посмотрела на Монти, потом опять на Сару.
        — Ну и что же ты хочешь ему сказать?  — подозрительно спросила она.
        — Сейчас, минуточку…  — Рука Сары, державшаяся за перила, покрылась потом. Надо как-то напомнить отцу о его тогдашнем сне. Но как? Как выразить это, не заставив этих двоих почуять неладное?  — Я бы послала такой текст: «С днем рождения, милый папочка. Поездка оказалась как сон». Сколько слов у меня получилось?
        — Не знаю,  — сказала Рита,  — но это не важно.
        Затаив дыхание, Сара переводила взгляд с Риты на Монти. В Иллинойсе сейчас четыре утра. У отца, разумеется, завтра не будет дня рождения. Как только он получит телеграмму, то поймет: что-то явно не так. Возможно, у него еще будет время что-то предпринять.
        — Какой симпатичный текст,  — сказала Рита.  — Правда, это мило, Монти?
        — Очень,  — буркнул тот.
        — Ну так возьми листок, запиши текст, а то забудешь,  — улыбнулась Рита.
        — Не забуду,  — усмехнулся тот.
        Сара прилипла к перилам. Он смотрел на нее, не спуская глаз. Она почувствовала, как бешено колотится кровь в висках и горле. Неужели он раскусил ее хитрость?
        — Я заплачу,  — пообещала она.  — Сколько, по-вашему, это может стоить?
        — Я не знаю. Но это не имеет значения. Я все равно смогу сделать это лишь завтра. «Вестерн юнион» работает только до девяти вечера.
        Саре было непонятно, врет он или говорит правду, но она в общем-то и не надеялась, что ее слабая уловка принесет успех. Впрочем, эта попытка окончательно лишила ее сил, и теперь ей не оставалось ничего, кроме как послушно отправиться наверх в постель. Бедные родители, думала она. Находятся в безмятежном, блаженном неведении, особенно после того звонка, который Рита, как обещала, наверное, сделала из Гонолулу.
        Сара медленно поднялась по лестнице, вошла в темную комнату. Она еще не закрыла за собой дверь, как услышала, что Рита и Монти спокойно обсуждают что-то по-португальски. Эти негодяи знали, что она их боится.
        О Боже… Боже правый…
        Сара не стала включать свет. Она присела на корточки у окна, посмотрела на тускло мерцавшие звезды. Вокруг Луны действительно появилось кольцо, и воздух был какой-то тяжелый. Старое дерево скреблось в сетку, постанывая с каждым порывом ветра.
        Дэвид… Приезжай… Поскорее приезжай.
        ГЛАВА 23
        Словно послушная, кроткая девочка, Сара стала готовиться лечь в кровать. Возможно, теперь уже нельзя было развеять их подозрения насчет того, что она почуяла неладное, но перечить им означало только осложнить ситуацию.
        У нее было разве что одно преимущество: Монти и Рита не знали, что именно ей стало известно. Они не знали, о чем она говорила с Крисом и к каким открытиям пришла, сводя воедино разрозненные фрагменты информации. Они, например, не знали, что она побывала в комнате Монти и нашли там папку.
        На какое-то мгновение Сара испугалась, что Риверс мог проверить папку и увидеть, что бумаги в ней находятся не в том порядке, в каком он их оставил, но Монти не отличался аккуратностью и он не удосужился сделать такую проверку. Он явно торопился поскорее избавиться от лишних улик, опасаясь, что в доме может быть впоследствии устроен обыск.
        Он также не подозревал, что Сара нахально позвонила с его телефона в Сент-Луис доктору Дарему.
        Она снова вспомнила про ключ и стала озираться по сторонам, но нигде его не обнаружила. Ну, ничего… Где бы он ни валялся, по крайней мере, она удосужилась вытащить его из замка двери Монти. Похоже, это было единственным разумным поступком, совершенным ею за последние часы.
        Она распустила волосы, которые днем собрала в затейливую прическу, и, вздохнув, вспомнила, какие радостные чувства она тогда испытывала. Несмотря на все свои тревожные предчувствия, она напрочь забыла об опасности. Она лишь думала о том, что вскоре снова увидит Дэвида.
        Она сердито стала расчесывать волосы щеткой, морщилась от боли и приговаривала: «Так тебе и надо». Ну почему она, идиотка, не задержалась в спальне Монти еще на одну минутку, почему не позвонила в офис Дэвида или в полицию? Почему не сообщила о том, что с ней происходит, кому-нибудь еще? Доктор Дарем, безусловно, смог бы ей как-то помочь уже сейчас, если бы у нее хватило ума сообщить ему, что она не в отеле «Алоха нуи», а на ранчо…
        Чувствуя, что у нее вот-вот начнется истерика, Сара швырнула щетку. Ну давай, реви. А что остается делать, если ты именно такая дура, какой тебя считают те двое. Надо же, хотела устроить им маленький сюрприз с телеграммой! Как она могла представить хотя бы на минуту, что Монти отправит такую улику!
        Но Дэвид все равно приедет. Он не может не приехать. В этом она не сомневалась.
        Не зная, чем еще заняться, Сара забралась в постель. Она взяла книгу и раскрыла ее. Когда послышались шаги, она сделала вид, что поглощенно читает — пусть Рита думает, что эта идиотка уже ни о чем не беспокоится и с нетерпением ждет завтрашнего купания в бассейне.
        — Легла? Умница. Читаешь?  — В руке у Риты был стакан с водой.
        — Да, я всегда читаю перед сном.
        — Интересно?
        — Очень. Просто невозможно оторваться.
        — Если книга такая интересная, почему же ты прочитала так мало?  — подозрительно осведомилась Рита.
        — Медленно читаю. Я дурочка. Шевелю губами, повторяю текст. Привыкла читать комиксы.
        Рита тоже явно собиралась лечь спать. На ней были прозрачная ночная рубашка и халат. У нее, как заметила Сара, были красивые, крепкие груди, такие тяжелые, словно она собиралась кормить ребенка.
        — Я рада, что тебе лучше.  — Рита легонько дотронулась рукой до лба Сары.  — Ты принимала пенициллин?
        — Да.
        — А теперь вот выпей это.  — Она протянула Саре маленькую капсулу.  — Тогда ты хорошо будешь спать.
        — Сегодня я и так засну без всякого снотворного. Я совершенно обессилела.
        — Тем более надо принять лекарство. Иногда из-за усталости не удается заснуть.
        — Ну ладно, Рита, уговорила. Положи на столик у кровати.
        — Нет, прими ее сейчас, Сара.
        Сара посмотрела на свои часы.
        — Но сейчас всего-навсего половина десятого. Я хочу еще немножко почитать. Как раз я дошла до очень интересного места. Мне просто обязательно нужно дочитать главу.
        — Прими капсулу,  — кротко продолжала свое Рита.  — Ты успеешь дочитать главу.
        — Но снотворное плохо на меня действует.
        — Это снотворное не сделает тебе ничего плохого. Оно очень мягкое. Я не уйду, пока ты не примешь таблетку.
        Не желая вызывать подозрения Риты, Сара сочла за благо прекратить упрямиться и, отложив книгу, протянула руку. Капсула, оказавшаяся у нее на ладони, была наполовину белая, наполовину розовая.
        — Ну давай, глотай, киса. Не заставляй меня стоять у тебя над душой! Раз и готово!
        «Если я приму это снотворное, то, наверное, уже никогда не проснусь»,  — подумала Сара, а вслух спросила:
        — Ты не видела случайно ключа от двери?
        — Нет. Пей…
        Сара положила капсулу в рот, протянула руку за стаканом и сделала глоток.
        — Вот и умница,  — промурлыкала Рита.  — Минут через двадцать ты начнешь засыпать. И часам к десяти мир умрет для тебя…
        На это Сара только улыбнулась.
        — Ты не забудешь выключить свет?
        Сара покачала головой и снова взялась за книгу.
        — Значит, книга интересная, да?
        Сара молча кивнула и сделала вид, что ищет нужную ей страницу.
        — Ты действительно выпила лекарство, киса?
        Сара молча открыла рот, чтобы развеять Ритины сомнения, и ей это удалось.
        Рита удалилась.
        Как только дверь за ней закрылась, Сара тут же вытащила капсулу из-под языка и запихала ее подальше под матрас. Капсула сделалась липкой, и если бы Рита проторчала тут еще несколько минут, глядишь, оболочка растворилась бы во рту.
        Ну что ж, все-таки Сара Мур одержала одну маленькую победу. Значит, она не такая дубина стоеросовая, какой считали ее Рита и Монти. Теперь серое вещество, о наличии которого в ее голове они и не подозревали, должно спасти ей жизнь.
        Несколько минут спустя Сара выключила свет. Минуты тянулись. В гостиной внизу стояла тишина, но Сара не сомневалась, что Рита все еще там.
        Сара отчетливо представляла себе, как та сидит и задумчиво курит, в который раз задавая себе вопрос, не провела ли ее Сара с этой капсулой. Кто знает, вдруг ей взбредет у голову всучить ей еще одну такую капсулу! Скорее всего она еще поднимется проверить, спит ли ее подопечная. Сара понимала, что необходимо как-то успокоить Риту, внушить ей, что в течение нескольких часов она будет спать мертвым сном и не создавать им никаких проблем.
        Когда скрипнула дверь, Сара лежала на спине. Понимая, что ее может выдать дрожание век, она вовремя закрылась рукой.
        — Сара?  — услышала она шепот.
        Сара не ответила, заставив себя дышать ровно и медленно.
        Шаги приблизились. Сара почувствовала запах сигаретного дыма. Тепло от лица Риты, склонившейся над ней. Ей было трудно сохранять ровное дыхание, пока Рита внимательно слушала. А что если Рита сейчас возьмет и… Сара приготовилась в случае чего быстро скатиться на пол. Но Рита двинулась прочь от кровати. Похоже, она просто приходила развеять свои сомнения.
        Но нет, видать сомнения развеялись не до конца. Когда дверь затворилась, в скважине тихо проскрежетал ключ.
        Сара еле слышно простонала в ладошку. Ее так и подмывало вскочить, подбежать к двери, заколотить по ней кулаками с требованием немедленно выпустить ее отсюда.
        Но нет, это было исключено. Это перечеркнуло бы ту единственную, крошечную победу, которую Саре удалось одержать. Это означало бы медленное поражение.
        Рита быстро прошла через гостиную, затем, судя по шагам, зашла в ванную, потом отправилась в комнату Монти. Сара вся обратилась в слух, пытаясь уловить звуки голосов, но внизу царило молчание. Монти, похоже, уже лег спать, и Рита, видно, собиралась сделать то же самое.
        Но неужели они действительно легли спать? Разве такое возможно?
        Сара лежала и вслушивалась в темноту. Если не считать шороха ветвей старого дерева, вокруг стояла тишина.
        Затем она встала и, тихо подойдя к двери, попыталась ее отворить. Но как она и ожидала, дверь была заперта. Конечно, существовала вероятность, что Рита воспользовалась ключом Монти, а Сарин собственный валяется где-нибудь на туалетном столике, и она просто не заметила его тогда, когда пыталась найти. Конечно же, она бросила его именно туда, когда, запыхавшись, ворвалась к себе после того, как на славу поработала в комнате Монти.
        Сара тщательно ощупала столик в темноте. Потом опустилась на колени и обшарила пол. Но ее усилия оказались тщетными — ключа нигде не было.
        Рита, видать, обнаружила и взяла его, когда прыскалась духами. Сара помнила, как Рита неотрывно смотрела на ее, Сарино, отражение в зеркале, опрыскивая себе шею. Тогда-то она, похоже, и прибрала ключ, зная, что он понадобится ей, чтобы запереть Сару на ночь.
        Ну как она могла надеяться перехитрить этих подлецов, когда они специально готовились к этой операции и могли дать ей весьма солидную фору?
        Тут Сару осенила новая мысль, и она стала нашаривать на туалетном столике булавку. Выпрямив ее, она присела на корточки у двери и стала орудовать ею в скважине. Она знала, что ключ вставлен с той стороны и что он плохо подходит к замку, свободно в нем болтается, а щель под дверью достаточно широка, чтобы втащить его в комнату. Возможно, ей удастся сделать нечто вроде аркана из шнурков туфель, и, если ключ упадет недалеко, то с помощью этого приспособления она втащит его в комнату.
        Ключ выпал из скважины. Сара услышала, как он забренчал по ступенькам лестницы.
        В отчаянии Сара прислонилась лбом к сетке окна, выходившего на гору. В «обсерватории» мерцал слабый огонек. Крис явно находился там. А может, подождать, пока он будет проходить мимо, возвращаясь домой, а затем крикнуть ему?
        Нет, перспектива разбудить криком Риту и Монти сильно испугала ее. Пока Крис будет соображать, что и как, они успеют скрутить ее, и тогда поминай, как звали…
        Но еще может приехать Дэвид… Впрочем, он может и не приехать. Так или иначе, нужно придумать способ выбраться из этой комнаты.
        Старое дерево не переставая шуршало своими узловатыми ветвями. Она редко выглядывала из того окна, потому что вид заслоняли ветки. Ее пальцы ощупали низ сетки в поисках крючка или задвижки, которая отпирала ее. Она нашла этот крюк, но сетка была замазана краской или намертво прибита гвоздями и потому не поддавалась, а Саре не хотелось греметь, применять силу.
        Сучок проделал дырку в сетке, словно информируя Сару, что проволока порядком подгнила. Дерево наклонилось к дому, покачивая под порывами ветра своими серебристыми в лунном свете ветвями, как бы давая понять Саре, что готово подхватить ее. Оно уже не казалось ей зловещим.
        Конечно, было бы неплохо включить свет, хотя бы на несколько секунд, но риск был велик. Кто-то из них двоих мог не спать. Несмотря на то, что их окна выходили на другую сторону, двери оставались открытыми, и малейший блик света мог сыграть роковую роль.
        Сара порылась в чемодане и обнаружила только один вариант темной одежды — джинсы и свитер темно-синего цвета. Пока она надевала спортивные туфли, в голове возникали и отвергались способы преодоления роковой преграды в виде проволочной сетки. Она понимала, что руками проволоку не разорвать.
        Она как-то видела, как отец резал проволоку специальными ножницами. У нее не было ничего подобного. Правда, имелись бритвенные лезвия. Но нет, это слишком опасно. Можно разбить стакан в ванной. Нет, нет. Имелись, правда, маникюрные ножнички, которые подарила ей Бренда Бенсон. Сара отыскала их.
        Кто-то прошел через гостиную. Монти! Похоже, он услышал, как Сара двигается у себя, хотя она старалась делать это бесшумно. Кто знает, вдруг он решил ничего не откладывать до утра, а сделать свое черное дело именно сейчас.
        Может, ей надо спрятаться у двери, а когда он войдет, ударить его стулом по голове и потом уже бежать?
        Но шаги проследовали в кухню. Он открыл дверь. Вышел на улицу. Сара немножко отошла от окна, чтобы ее нельзя было увидеть с улицы, и следила за ним. Он же сел в свой «сааб» и уехал. Похоже, он лежал, лежал и вдруг вспомнил о том, что кое-что еще надо проверить, доделать…
        Он явно будет отсутствовать не меньше часа. Это ей, безусловно, на руку.
        Сара начала резать проволоку маленькими ножничками, которые то и дело норовили выскользнуть из руки. Дело продвигалось страшно медленно, но этот процесс все равно получился менее шумным, чем ее учащенное дыхание.
        Когда наконец ей удалось проделать небольшие разрезы, она обнаружила, что в некоторых местах проволока совершенно проржавела. Она отложила ножницы и стала действовать руками.
        Встав коленом на подоконник, она сумела просунуть через образовавшуюся дыру плечи и голову. Затем она втянула руки и стала искать опоры на ветвях дерева.
        Словно дедушка внучку, оно поддерживало Сару на своих дрожащих ветвях, пока она спускалась по нему вниз. Когда до земли осталось несколько футов, одна ветка не выдержала и сломалась с тихим треском. Сара полетела на землю.
        Некоторое время она лежала, ожидая, что в доме тотчас же вспыхнет свет. Но окна оставались черными. Она слышала только стоны старого дерева и свое тяжелое дыхание. На правой руке кровоточила царапина. Но она выбралась из дома! Покинула темницу!
        Она пробежала вдоль дома. В комнатах прислуги свет не горел. Зато территория между гаражом и домом ярко освещалась. Сара молнией пронеслась через это светлое пятно, понимая, что ее волосы вспыхнут, словно факел, под лучами прожекторов.
        Оказавшись в темноте, она на мгновение присела и прислушалась. В главной части дома были освещены окна. На широкой ланаи кто-то сидел, но через густую зелень Саре было трудно определить, кто именно.
        Впрочем, не все ли равно? Теперь перед ней была тропинка. Она уже по ней ходила. Тропинка вела мимо кустов. Прижимая к себе пораненную руку, Сара побежала.
        Перед ней возник купол «обсерватории». В освещенном окне она увидела Криса. Самозабвенно вглядываясь в окуляр телескопа, юноша изучал небо.
        ГЛАВА 24
        Сара распахнула дверь настежь. Увидев ее, Крис вскочил. Зрачки его расширились.
        — Сара, что с вами? Откуда кровь?
        Сара опустилась прямо на пол. Сил хватило только на то, чтобы сказать самое главное.
        — Я нашла свою больничную карту. Мы с вами… обладаем совместимостью, Крис. Монти Риверс — не тот, за кого себя выдает. Он работал в больнице Брилла, когда мы с вами там лежали. Он узнал, что ваш отец готов заплатить любые деньги… И он сказал ему, что у меня нет шансов выжить. Он убедил его, что я обречена, что моя песенка спета… Риверсу не нужно было слишком долго уговаривать вашего отца. Он охотно поверил в то, во что давно уже хотел верить… И потому…
        Крис мгновенно все понял, не задавая никаких вопросов. Он подошел к ней. Вид у него сделался убитый. Он обнял Сару и прижал ее к себе. Сара почувствовала, как гулко бьется его бедное, замученное сердце. Она забормотала, едва выговаривая слова:
        — А завтра, завтра, после вашего отлета, Монти и Рита должны устроить несчастный случай. В самолете имеется респиратор, Крис… Я донор. Респиратор предназначен для меня.
        Его вдруг стала бить дрожь. Увидев его искаженное болью и отчаянием лицо, Сара испугалась, что он просто не вынесет того, что ему сейчас открылось.
        — Извините,  — пробормотала она.  — Но мне больше не к кому было обратиться. Только вы…
        — О Господи!  — воскликнул он и рассмеялся жутким смехом.  — Господи… Мой родной отец!  — Не обращая внимания на алую кровь, окрасившую его белую рубашку, он попытался открыть дверь.
        Сара помогла ему. Она сказала:
        — Все будет в порядке… Только не надо сейчас, Крис, идти к вашему отцу. Погодите.
        — Нет, я должен его видеть.
        Она схватила его худые руки.
        — Нет, потом… Послушайте меня, Крис. Сначала надо вызвать полицию. Я боялась, что мне они просто не поверят. Но вы сможете многое прояснить.
        Он колебался. Его глаза лихорадочно поблескивали. В них были тоска и боль.
        — Это единственный выход, Крис. Наиболее безопасный. Нужно добраться до телефона. Где ближайший?
        Он посмотрел на нее, прерывисто дыша.
        — Да, я позвоню. Телефон в гараже. Я вызову полицию. Они знают, кто я такой. А вы не бойтесь. Оставайтесь здесь. Я вернусь, когда все будет в порядке. Не волнуйтесь. Все будет в порядке…
        Крис стремглав выскочил из домика. Сара только успела крикнуть ему вслед.
        — Берегите себя! Не бегите!
        Возможно, он услышал ее крик.
        Сара завернула окровавленную руку свитером, выключила свет и вышла из «обсерватории».
        Она стала ждать.
        Время тянулось невыносимо медленно. Окольцованная луна медленно плыла по своему темному морю. Саре казалось, что туманные звезды подрагивают на небе, но на самом деле дрожала она, Сара. Дрожала от холода и от нервного напряжения. Кровь перестала идти из раны, но боль пульсировала.
        Почему не возвращается Крис?
        Она поднялась чуть выше по склону и села, обхватив плечи руками. Отсюда она увидит фары полицейской машины, когда та появится на аллее. На Гавайях у полицейских машин были голубые фары. По верхнему шоссе время от времени пробегали редкие автомобили. Над головой Сары совсем низко пролетел самолет, мигая красными и зелеными огоньками. Он шел на посадку. Внизу на плантации по-прежнему выжигали сахарный тростник.
        Деревья и кустарники мешали ей отчетливо видеть, что происходит в доме, но освещенная площадка между ним и гаражом отлично просматривалась. Неужели Крис все еще говорит по телефону, неужели он все еще объясняет полиции, что произошло? Может, телефон в гараже не работает? Может, Крису пришлось пойти в дом, и он звонит оттуда.
        Она вспомнила, что видела кого-то на ланаи. Вдруг это его отец? Вдруг они сейчас обсуждают случившееся и Нильсен-старший убеждает его, что Сара все наврала ему, что она вообще сумасшедшая.
        Нет, явно что-то произошло!
        Вдруг она увидела на аллее огоньки, то скрывавшиеся, то появлявшиеся среди деревьев. Дэвид! Сару охватил приступ дикой радости, но тут же она поняла, что поторопилась. Это был не джип, а «сааб». Теперь уже время не играло роли, но было маловероятно, что Монти Риверс успел съездить к самолету и вернуться.
        Если Монти Риверс заметит порванную сетку… если он увидит сломанную ветку…
        Сара потеряла из виду машину, но слышала, как та остановилась. Несколько секунд спустя в ее комнате наверху вспыхнул свет. От ужаса кровь буквально застыла у Сары в жилах. Она не знала, что и предпринять, и даже не могла пошевелиться. Бежать ли к гаражу, где Крис по-прежнему, быть может, пытается объясниться с полицией? Или нестись к дому, звать на помощь миссис Нильсен и всех остальных? Нет, глупо. Это конец. Монти успеет первым.
        — Сара, Сара, ты где?  — услышала она Ритин голос. Рита очень напоминала заботливую мать, маленькая дочка которой заигралась в темноте.
        Темноту прорезал луч фонарика, упал на деревья. Сара отпрянула от луча, попыталась закрыть руками волосы, и тут же, споткнувшись о лиану, полетела на землю.
        — Сара, киса, где ты?  — судя по голосу, Рита не приблизилась, но кто-то сзади продирался через кусты, и фонарик метался, словно прожектор, выискивающий цель.
        Сара кое-как поднялась и двинулась к единственному известному ей убежищу. Колючки дикой лантаны вцепились в ее одежду. Она увидела поваленное дерево, с пластом земли на корнях, напоминавшим дверь, которую кто-то нехотя приоткрыл.
        Она увидела ее, подошла, протиснулась через сплетение корней, отчего ей попала в нос и в рот земля. Задыхаясь, она боком двинулась в темную расселину.
        Внутри царила кромешная тьма. Сара стала нашаривать тот выступ, где, по словам Криса, всегда лежал фонарик. Она понимала, что пока ни в коем случае не должна его включать. Держа его в руке, она проворно двинулась вперед, забыв о низком камне, и тотчас же получила удар по голове, отчего из глаз посыпались искры. Сара упала.
        Когда она открыла глаза, то увидела, что фонарик от падения включился и лежит в нескольких футах от нее. Хотя в голове у нее от удара все помутилось, она сообразила, что нельзя оставлять его включенным: вход был совсем рядом и снаружи могут заметить свет. Она поспешно выключила его, стала искать свой свитер, но не смогла его найти. На четвереньках она проползла под камнем. Затем она встала и прошла еще несколько шагов вглубь пещеры, после чего уже решила, что можно включить фонарик. Она прикрывала его ладонью так, что возникло причудливое красное свечение, в котором проступили свертки тапы на каменных нишах.
        Но теперь кости предков Криса Нильсена совершенно не испугали Сару. Нет, проклятие не распространялось на нее. Ей вдруг пришла в голову совершенно невероятная мысль: древние гавайцы готовы поделиться тапой, чтобы укрыть ее. Она могла завернуться в нее и улечься на той же нише.
        Сара вспомнила слова Криса о том, что там дальше расположен вертикальный туннель-«дымоход», который, скорее всего, вел в другую пещеру.
        Может, там она окажется в большей безопасности? Но голова работала плохо, да и после удара о камень Сара опасалась, что у нее просто не хватит сил подняться по этой «трубе». Тем не менее она двинулась вперед, вглядываясь в красноватый полумрак.
        Снаружи раздался какой-то шум. Сара застыла на месте и выключила фонарик.
        Новые звуки. Шум осыпающейся земли. Кто-то пробирался к пещере. Неужели ее выдали блики света от фонарика, включившегося при падении?
        Сара прижалась спиной к стене. Тотчас же за шею ей упала холодная капля воды, потом другая. Она увидела вспышку света. Было уже поздно уходить дальше. Сара стиснула в руке фонарик. Крошечное оружие.
        По стенам погребальной пещеры заметался луч фонарика. Свет приближался, и наконец перед Сарой вырос во весь рост Монти Риверс. Его губы растянулись в подобии легкой улыбки. Он был рад, что наконец отыскал свою жертву.
        Она прижала к груди фонарик и пробормотала:
        — Я нашла в вашей комнате свою больничную карту, Мэнни Ривас.
        Португалец словно не услышал ее. Он бросал торопливые взгляды по сторонам, луч фонарика метался по нише.
        — Я позвонила доктору Дарему из больницы Брилла. Он теперь все знает,  — бормотала Сара, пуская в ход свои последние козыри.
        На мгновение она увидела его глаза и поняла, что ему на это плевать. Они недвусмысленно дали ей понять, что когда мистер Нильсен все узнает, будет поздно.
        — Крис тоже знает…
        По глазам португальца она поняла, что он вознамерился убить ее. Другого выхода у него просто не было. По-прежнему направляя на нее фонарик одной рукой, второй он схватил сверток на нише, дернул за край, и кости с грохотом посыпались на каменный пол.
        — Вы не боитесь проклятия?  — спросила Сара, сама удивляясь, как еще может говорить.
        Впервые за все эти дни она увидела его улыбку. Он наступал на нее, держа в чуть расставленных руках кусок тапы.
        Сара увидела белый орнамент на ткани, которой он сейчас задушит ее. Когда он подошел почти вплотную, она резко рванулась вперед, выбила из его руки фонарик и бросилась к входу в пещеру.
        Он ринулся за ней. Когда Сара попыталась проползти под камнем, он с разгона ударился лбом о него. Она хотела быстро встать на ноги, но он схватил ее за волосы, потянул вниз, норовя закрыть ей рот куском погребальной ткани. Сара сопротивлялась из последних сил, чувствуя, однако, что еще немного, и она превратится в беспомощную жертву.
        Снаружи раздался дикий крик, разорвавший ночную тишину.
        — Ауииу… ауииу!
        Не выпуская ее волосы, Монти Риверс встал. Снова темноту разрезал неистовый вопль. Кричала женщина:
        — Ауииу!
        Монти пробормотал что-то нечленораздельное и, отпихнув Сару, подошел к выходу. Снова послышались женские вопли, затем уже мужской голос крикнул:
        — Доктор Ривас… Доктор Ривас…
        Монти не шелохнулся.
        Сара поднялась на колени.
        Тут она услышала автомобильный гудок и голос Риты. Она окликнула Монти по имени и затем хрипло добавила по-португальски:
        — Chris е morte[4 - Крис умер.].
        Монти швырнул на землю тапу, выругался и вдруг исчез.
        Плохо понимая, что творится вокруг, Сара неподвижно пролежала несколько минут у входа в пещеру. Затем, кое-как поднявшись, двинулась на крики.
        Взревел мотор машины. Она увидела «сааб», в котором явно были Рита и Монти. Автомобиль тронулся с места и, быстро набирая скорость, промчался через освещенную площадку к аллее.
        Неужели кошмар кончился? По крайней мере, одна его часть, похоже, осталась позади.
        Сара шла, шатаясь, хватаясь за деревья, за ветки кустарников.
        У ближайшей стены гаража она увидела лежавшего на земле Криса Нильсена. Рядом на коленях стояла его мать. Она раскачивалась из стороны в сторону и издавала те самые вопли, которые и услышала в пещере Сара — старинный гавайский плач по умершим. Там же стояли мистер Нильсен, Кимо и Мей Линь.
        Собирался туман, заслоняя те самые звезды, в которых так хорошо разбирался Крис.
        Походкой сомнамбулы Сара прошла мимо них. Никто не обратил на нее никакого внимания. Она кое-как отыскала дверь, прислонилась к ней, перевела дыхание и стала нашаривать ручку.
        Двинувшись по коридору медленными, спотыкающимися шагами, Сара прошла через кухню в гостиную. Всюду горел свет. Удивляясь, как еще держат ее ноги, Сара стала подниматься по лестнице наверх.
        Дверь в ту комнату, которая странным образом еще недавно считалась ее, была открыта. Там тоже горел свет. За разорванной сеткой шуршало старое дерево.
        Она смотрела по сторонам, фиксируя отдельные предметы, вспоминая, что они для нее значили. Дерево. Сетка. Бумажник? Да, на туалетном столике. Одежда? Да, в гардеробе. Чемодан? Надо сложить вещи в чемодан. Туда же косметичку. И еще забрать кое-что из ванной.
        Она посмотрела на руку. Что-то красное. Кровь. Глянула в зеркало. Лицо в грязи. Волосы спутаны, вырван клок, какое-то темное пятно. Тоже, наверное, кровь. Сара отвернулась от зеркала. Сейчас лучше ни о чем не думать. И ничего не чувствовать. Надо поскорее отсюда выбраться.
        Какой тяжелый чемодан! Шатаясь, она кое-как стащила его вниз. Затем потащила волоком по коридору. С трудом открыв дверь, Сара вышла на улицу, осмотрелась.
        У дома стояла «скорая». Из машины вынесли носилки, санитары побежали с ними к гаражу.
        Затем она услышала, что по аллее к дому приближается машина. Сара инстинктивно отпрянула в темноту. Неужели эти двое возвращаются?
        Нет, это джип. Это ехал Дэвид… Тут Сара вспомнила, кто такой Дэвид.
        Врач Дэвид Чой…
        Он вылез из машины, побежал к гаражу, опустился на колени у тела Криса.
        Затем он встал, сделал шаг назад. Что-то сказал миссис Нильсен. Потом с ним заговорил уже мистер Нильсен. Санитары подняли носилки, на которых лежало длинное тело с накрытым простыней лицом. Никто ничего уже не говорил.
        Вдруг откуда-то из-за гор раздался грохот, словно топот многих-многих людей. Грохот нарастал, приближался. Гремели барабаны. В воздухе послышалось нечто похожее на хор голосов. Потом шум.
        Великие Шагающие Мертвецы пришли за молодым вождем. Теперь уже он принадлежал им.
        Это всего лишь раздался раскат грома. Это всего лишь зашумел дождь. Сара подняла голову, прислушиваясь к этим привычным звукам, и в голове у нее немного прояснилось. Теперь она смогла дать волю слезам, выразив этим плачем скорбь по странному и симпатичному юноше, которого унесла смерть.
        Кто-то шел к ней под дождем. Кто-то обнял ее, затем бережно взял на руки и понес в машину, вытирая дождь и слезы с ее грязного лица.
        Сара коснулась пальцами его лица.
        — Дэвид,  — сказала она.
        Она никак не могла его разглядеть, хотя и очень старалась.
        Он стал говорить какие-то слова, но они плавали в ее сознании, и многие из них тонули, оставаясь непонятными. Приехал… Извини, что опоздал… пациент в реанимации… Сара, расскажи мне, что случилось…
        — Дэвид, Дэвид,  — повторяла она. Нахлынувшие на нее чувства упрямо не желали воплощаться в слова.
        Он посветил фонариком, посмотрел ей в глаза и сказал:
        — Мы поедем в больницу.
        Сара сказала, что с ней все в порядке. Всю дорогу до больницы она повторяла отстраненным голосом, что с ней все в порядке. Но все же ей было приятно оказаться в ярком, безопасном месте, где можно было держаться за чью-то руку и слышать, как уверенный голос распоряжался насчет рентгена и анализов.
        Шок, легкое сотрясение, истощение…
        Было приятно погрузиться в сон. Сара проснулась рано утром. В голове было ясно, туман перед глазами исчез. Держись за эту ясность, велела себе Сара, не вздумай опять утонуть в том тумане. Тебя накрыли простыней, не тапой. Звуки рядом — это радио, которое играет за ширмой, отделявшей тебя от другой больной.
        Над ней склонилось лицо в шапочке медсестры. Оно было в каких-то рубцах, шрамах, но вид имело самый добродушный. И ее слова значили ровно то, что Сара услышала:
        — Доброе утро, мисс Мур. Я мисс Танака. Хорошо ли вы спали ночью?
        — Да, спасибо.  — Сара улыбнулась мисс Танаке.
        — Какая жалость, что вы так упали и испортили себе прекрасный отдых,  — продолжала мисс Танака.  — Насколько я понимаю по вашей карте, вы из Иллинойса. Где вы остановились?
        — Я? В отеле «Алоха нуи».  — Саре не хотелось никому ничего объяснять. Она открыла рот, чтобы мисс Танака вложила туда термометр, и прикрыла глаза. Пальцы мисс Танаки легонько коснулись ее запястья. Музыка прекратилась, донесся голос диктора. Передавали новости. Кто-то прибавил громкости.
        — Радио вас не беспокоит?  — осведомилась мисс Танака.  — А то можно попросить приглушить звук.
        — Нет, нет, все в порядке.
        — В Вашингтоне президент заявил…
        «Хорошо,  — думала Сара,  — что бы там ни заявил этот президент… Президент Гавайских островов, президент штата Иллинойс. Цивилизация, реальный мир, безопасность… Она почувствовала приятное прикосновение прохладной салфетки, которой мисс Танака протирала ей лицо, осторожно обходя синяк на лбу.
        — Празднества в честь четвертого июля…  — говорил диктор,  — пройдут во многих городах страны. Да, в Вудсривере тоже всегда проводился торжественный парад, и в прошлом году ее отец произнес речь с трибуны.
        — Сейчас я вас причешу, если вы ничего не имеете против,  — сказала мисс Танака.  — А то скоро придет ваш доктор. Все всегда хотят выглядеть хорошо к приходу доктора.
        — Да, пожалуйста, причешите. Я хочу быть в форме к приходу доктора,  — произнесла Сара.
        Щетка издавала убаюкивающие звуки, когда, касаясь подушки, извлекала волосы из-под шеи. Сара помнила эти звуки с детства — мать так же расчесывала ей волосы, когда она болела.
        — На рассвете начат поиск частного самолета, который был похищен в аэропорту Кахулуи вчера ночью,  — вдруг услышала Сара. Щетка замедлила свои движения, и Сара схватила ее рукой. Ее широко раскрытые глаза удивили мисс Танаку, и она тревожно посмотрела на Сару.  — Самолет, принадлежавший мистеру Кристиану Нильсену, проживающему на острове Мауи, потерпел катастрофу примерно в пятистах милях юго-восточнее Гавайского архипелага. С грузового судна были замечены обломки, которые соответствуют тому, что могло бы остаться от исчезнувшего самолета. Маловероятно, что двоим, находившимся в самолете, удалось спастись. Их имена пока держатся в тайне в интересах следствия. А теперь поговорим о…
        Мисс Танака отложила щетку, взяла бумажную салфетку, поднесла к глазам.
        — Прошу меня извинить, но я знала ту девушку, имя которой держат в тайне…
        — Вы ее знали?
        Мисс Танака вытерла слезы со своих покрытых шрамами щек.
        — Когда я вышла на дежурство сегодня утром, все только и говорили о том, что произошло. Вы сами знаете, как быстро распространяются новости.
        — Она была вашей знакомой?  — осведомилась Сара.
        — Да, она помогала мне по алгебре… Без ее помощи я никогда не закончила бы средней школы, никогда не стала бы медсестрой. Она была такая умная, такая красивая… просто даже не верится, что такая девушка могла тратить на меня время. Правда, на острове у нее была не очень хорошая репутация, сами знаете, как это бывает с красивыми. Но когда человек от нас уходит, когда есть что-то доброе…
        Вошел Дэвид, и мисс Танака удалилась. Он провел всю ночь в больнице. Больной в реанимации задал им работу, но теперь, судя по всему, его жизнь вне опасности.
        Дэвид устало улыбнулся и наклонился, чтобы поцеловать Сару.
        — Два-три раза я заходил к тебе ночью, проверял, все ли в порядке,  — сказал он, выпрямляясь.
        — Со мной все в порядке.  — Дэвид был хоть и небрит, но все равно хорош собой. Однако Сара не могла заставить себя улыбнуться. Она показала туда, где за ширмой находилось радио, которое теперь передавало тихую музыку.
        — Я слышала про Риту и Монти. Но они ведь могли приземлиться где-то в другом месте.
        — Сильно сомневаюсь,  — возразил Дэвид, качая головой.  — Пока я шел сюда, то слышал, как кто-то рассказывал о том, что передавали по радио. Судя по всему, грузовое судно действительно обнаружило в воде обломки самолета, который принадлежал Нильсену. Надо не пропустить новости. Вот когда все станет ясно, тогда мы с тобой и поговорим…
        — Я хочу обсудить все сейчас,  — нетерпеливо отозвалась Сара.  — Мне это просто необходимо, понимаешь? Когда по радио передавали новости, в палате была медсестра, мисс Танака. Она плакала. Она рассказала, что в школе Рита помогала ей по алгебре. Вот я и пытаюсь понять, почему красотка Рита Гомес тратила время на несчастную девочку, делала с ней уроки.
        — Сузуки Танака жила в Хиросиме… Когда на город сбросили атомную бомбу. Тогда она была совсем малышкой. Да, Рита вполне могла пожалеть несчастную японскую девочку и помогать ей учиться.
        — У меня совершенно не укладывается в мозгу то, что произошло,  — пробормотала Сара, покачивая головой.  — Это меня сбивает с толку.
        — Лишнее свидетельство того, что ты сделана не из камня. Я тоже не каменный. Кстати, я звонил твоему знакомому из Сент-Луиса… Доктору Дарему. Помнишь, ты называла это имя? Оказывается, он до этого пытался дозвониться до меня. Так что, когда дело касается Сары Мур, то выясняется, что очень многие сделаны не из камня…
        — Ты звонил доктору Дарему?
        — Да, то, что сказал мне вчера Кристиан Нильсен, показалось мне чистой чушью, и я решил связаться с Сент-Луисом, чтобы выяснить, что к чему.
        — Что же сказал тебе мистер Нильсен?
        — По его словам, ради твоего спасения было сделано все, что только возможно и даже больше. Он уверил меня, что для тебя найдут отдельную палату, окружат заботой… Он был убежден, что ты смертельно больна. Пока я не переговорил с доктором Даремом, я думал, что вдруг в словах Нильсена есть правда, вдруг над тобой нависла беда.
        Голубые глаза Сары Мур встретились с карими глазами доктора Дэвида Чоя. Она немного помолчала, потом, тщательно выговаривая слова, спросила:
        — Скажи, пожалуйста, мистер Нильсен действительно поверил в то, что я смертельно больна?
        Дэвид тоже немного помолчал, потом ответил:
        — Кто знает, во что мы способны поверить, если нам очень этого хочется?
        Сара тяжело вздохнула. Ей очень нравился Крис Нильсен-младший. Он умер из-за нее, и теперь уже никто не назовет его именем комету.
        — Я неплохо знаю Нильсенов, Сара. И я прекрасно представляю, что означал для них этот мальчик. Они любили его так, как, наверное, не любили бы, если бы он рос нормальным, здоровым, сильным… Двадцать один год они провели в отчаянных попытках спасти ему жизнь.
        — Я вполне понимаю их, Дэвид. Между прочим, я тоже одна у моих родителей.
        — Так или иначе, если ты захочешь, то имеешь право предъявить им обвинение… Правда, я плохо разбираюсь в юридических тонкостях, но после всего, что случилось, у тебя есть все основания для таких шагов. А когда твои родители обо всем узнают, то они непременно…
        — Нет,  — перебила Дэвида Сара и покачала головой.  — Думаю, что родители меня поймут. Нильсены потеряли единственного сына. Для них это страшный удар.
        — Я, собственно, подумал, что ты скажешь нечто в этом роде…
        — Дэвид, мне просто очень хочется, чтобы все эти гавайские потрясения поскорее ушли в прошлое, канули, как говорится, в Лету.
        — Я тебя понимаю.  — Пальцы Дэвида легонько коснулись ее щеки, потом двинулись дальше, осторожно погладили шею.  — По крайней мере, хорошо бы поскорее перевернуть эту страницу, красавица хаоле, и двинуться дальше…
        ВНИМАНИЕ!
        ТЕКСТ ПРЕДНАЗНАЧЕН ТОЛЬКО ДЛЯ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО ОЗНАКОМИТЕЛЬНОГО ЧТЕНИЯ.
        ПОСЛЕ ОЗНАКОМЛЕНИЯ С СОДЕРЖАНИЕМ ДАННОЙ КНИГИ ВАМ СЛЕДУЕТ НЕЗАМЕДЛИТЕЛЬНО ЕЕ УДАЛИТЬ. СОХРАНЯЯ ДАННЫЙ ТЕКСТ ВЫ НЕСЕТЕ ОТВЕТСТВЕННОСТЬ В СООТВЕТСТВИИ С ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВОМ. ЛЮБОЕ КОММЕРЧЕСКОЕ И ИНОЕ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ КРОМЕ ПРЕДВАРИТЕЛЬНОГО ОЗНАКОМЛЕНИЯ ЗАПРЕЩЕНО. ПУБЛИКАЦИЯ ДАННЫХ МАТЕРИАЛОВ НЕ ПРЕСЛЕДУЕТ ЗА СОБОЙ НИКАКОЙ КОММЕРЧЕСКОЙ ВЫГОДЫ. ЭТА КНИГА СПОСОБСТВУЕТ ПРОФЕССИОНАЛЬНОМУ РОСТУ ЧИТАТЕЛЕЙ И ЯВЛЯЕТСЯ РЕКЛАМОЙ БУМАЖНЫХ ИЗДАНИЙ.
        ВСЕ ПРАВА НА ИСХОДНЫЕ МАТЕРИАЛЫ ПРИНАДЛЕЖАТ СООТВЕТСТВУЮЩИМ ОРГАНИЗАЦИЯМ И ЧАСТНЫМ ЛИЦАМ.
        notes
        Примечания
        1
        Алоха — по-гавайски «любовь», «привет», а кроме того — «прощай».
        2
        Нетканый материал из древесной коры.
        3
        Дословно — лесная река.
        4
        Крис умер.