Розалина снимает сливки Алексис Холл
        Чтобы выпечка получилась идеальной, необходимо следовать рецепту. Розалина всегда следовала правилам, ну… кроме того момента, когда бросила университет ради ребенка. Теперь ее зарплаты толком ни на что не хватает, а надежда исчезает быстрее, чем печенье, размоченное в чае. Но и в несладкой жизни Розалины намечаются изменения: ее взяли участницей в кулинарное реалити-шоу.
        Если она получит призовые деньги, то сможет обеспечить дочери жизнь, которую та заслуживает, поэтому Розалина намерена четко следовать инструкциям. Но между ней и желанной победой оказывается слишком много препятствий. Обходительный, хорошо образованный Ален - как раз одно из них. Еще есть Гарри, который заставляет Розалину ставить под сомнение все, во что она верила всю свою жизнь.
        Розалина боится, что если влюбится в Гарри, то это станет рецептом настоящей катастрофы. В то же время и на съемочной площадке, и в ее личной жизни страсти разгораются все сильнее. Во всей этой суматохе главное не забывать: самая лучшая выпечка готовится с любовью.
        Алексис Холл
        Розалина снимает сливки
        Alexis Hall
        ROSALINE PALMER TAKES THE CAKE
        
        Благодарности
        Я благодарен многим людям, в частности моему замечательному редактору из США Эми Пирпонт, чьи проницательность и мудрость превосходят только ее терпение. Ее потрясающему помощнику Сэму Броуди, который придумал большую часть шуток о выпечке и предложил несколько названий, которые оказались намного лучше тех, которые смог придумать я. Моему редактору из Великобритании Анне Боутман - за солидарность к британскому юмору и за то, что мою книгу издали в стране, где я живу. А также Джоди Розофф, которую я благодарю заранее, но уверен, что за месяцы, прошедшие с выхода книги, она заслужит эту благодарность тысячу раз. А также потрясающим командам издательств Forever и Piatkus за все, что они сделали, чтобы эта книга стала книгой.
        Наконец, спасибо моему блестящему агенту Кортни Миллер-Каллихан буквально за все. Серьезно. Буквально за все.
        Примечание от автора
        Этот роман содержит (неграфическую) сцену попытки сексуального насилия. Дополнительные предупреждения о содержании находятся на сайте автора.
        Первая неделя. Шоколад
        Пятница
        - Большинство пекарей выбрали традиционное тесто для бисквита из яиц, муки и прочего дерьма, - сказала Лорен, стараясь или, вернее, не стараясь помочь. - А вот незамужняя милфа Розалина…
        Розалина подняла голову от кухонного комбайна, возможности которого по измельчению сырой свеклы сильно переоценила.
        - На Би-би-си не станут описывать меня как «незамужнюю милфу».
        - Может, и нет, - Лорен возмущенно захлопала ресницами, - но так воспринимаю тебя я.
        - А что, - спросила Розалина, смеясь, - скажет на это твоя жена?
        - Эллисон тоже считает тебя милфой.
        - Знаешь, хоть ты и лесбиянка, это все равно объективизация.
        - Вообще-то, я хотела тебя поддержать.
        - Тогда знай, что это у тебя не получилось. - Розалина схватила деревянную ложку и попыталась выскрести прилипшую сиреневую массу из насадки для крупной терки. - И, кроме того, готова поспорить, что Эллисон никогда в жизни не говорила слово «милфа».
        - Ну, идеальных людей не бывает. - Придвинув табурет ближе к стойке, Лорен окунула палец в расплавленный шоколад, который Розалина поставила остывать. - Слушай, а зачем ты добавляешь свеклу в торт, который и без того уже хорош?
        - Это свекольный торт. Без свеклы свекольного торта не получится.
        - Большинство пекарей, - Лорен снова заговорила комментаторским тоном, - выбрали блюдо, которое нормальный человек захочет съесть. Однако кухонная искусительница Розалина решила добавить свеклу без всякой на то гребаной причины.
        Лорен вела себя как Лорен. И обычно Розалину это устраивало. Но именно сейчас это было последнее, что ей нужно.
        - На это есть гребаная причина. Я хочу выделиться, а не отправиться домой из-за того, что торт у меня самый обычный.
        - На первой неделе за стандартность домой не отправляют, - весело ответила Лорен. - За такое можно вылететь не раньше четвертой недели.
        Розалина соединяла ингредиенты с таким остервенением, что была уверена, что выбила весь воздух из яичных белков.
        - Я не хочу дойти до четвертой недели. Я хочу выиграть. И я должна победить, иначе проведу остаток жизни на дерьмовой работе с минимальной зарплатой, пытаясь содержать дочку, пока мои родители грустно качают головами и вынуждают занимать у них деньги.
        - Я… понимаю, к чему ты клонишь. - Это было все сочувствие, на которое Лорен способна. - Но, честно говоря, участие в реалити-шоу напоминает прыжок в последний вагон уходящего поезда.
        - Так-то да, - признала Розалина. - Но я уже все продумала. При лучшем раскладе я выиграю, верну родителям деньги с призовых и получу работу чуть лучше нынешней. В худшем случае меня отсеют, и что я потеряю?
        Она уставилась в миску с коричневато-фиолетовым тестом для коржей, которое должно было быть бархатистым, но таким точно не было.
        - Кроме своего времени. И гордости. И любого чувства приватности. И всех надежд на будущее. И того немногого, что осталось от уважения моей семьи. Черт возьми, ты права. Это ужасная идея.
        - Она не ужасная, она… - Возникла пауза, пока Лорен как профессионал пыталась подобрать слова, но не смогла это сделать. - Смелая. И это хорошо. Хорошо быть смелой.
        - Последним моим смелым поступком было решение оставить ребенка, и хотя я рада, что так поступила, это решение не обошлось без последствий.
        - Ну, да. Кажется, это и есть жизнь.
        Розалина взглянула на часы, затем на духовку и снова на часы.
        - Сегодняшние последствия заключаются в том, что мне пришлось сразу после того, как отвезла Амели в школу, идти на дополнительную смену, чтобы компенсировать время, на которое взяла отгул. Я вернулась поздно, потому что автобус опоздал. И теперь не могу закончить пробный торт до того, как нам придется ехать и снова забирать Амели, чтобы я могла попрощаться с ней, прежде чем убежать, чтобы провести выходные…
        - Виляя бедрами в старинном доме и красуясь булками? - спросила Лорен.
        - Знаешь, - Розалина сделала недвусмысленный жест тем, что попалось под руку, - я вот настолько близка к тому, чтобы ткнуть тебя лопаткой в глаз.
        - Если ты ткнешь меня лопаткой в глаз, мне будет очень трудно довезти тебя до станции или тратить свободное время на то, чтобы присматривать за твоей дочкой.
        - Ха, ловко придумала. Хотя твой альтруизм несколько портит то, что Элисон будет в Глазго неделю, а тебе явно нечем заняться.
        - Это, - ответила Лорен с большим достоинством, - лишь отчасти правда.
        - Ты права. Прости. Ты замечательный человек, и я тебе очень благодарна. - Розалина кинула лопатку, и та уныло плюхнулась в тесто. - Немножко беспокоюсь, что ты можешь убить моего ребенка, но благодарна.
        - Эй, до этого она уходила от меня живая!
        - Но впереди еще целые выходные. - В голосе Розалины зазвучали жалобные нотки. - Я никогда не уезжала от Амели так надолго.
        Лорен пожала плечами.
        - Тогда радуйся, что вы отдохнете друг от друга. Кроме того, в воскресенье ее заберет твоя мама. Так что чем я ей успею навредить?
        - Зная тебя, довольно многим. Хотя, честно говоря, не настолько многим, как моя мама.
        - Корделия прекрасно справится. - Лорен ободряюще положила руку на плечо Розалины. - На самом деле она нравится Амели, потому что дети совершенно не умеют разбираться в людях. И вообще, из ужасных родителей получаются потрясающие бабушки и дедушки. Это они так напоследок проворачивают ножи в сердцах детей.
        - Спасибо. Ты действительно умеешь утешить.
        - Такое у меня призвание. А теперь поехали за твоей малявкой.
        Двадцать минут спустя Розалина стояла на опустевшей детской площадке, без ребенка. На мгновение ее охватила смутная уверенность, что случилась ужасная катастрофа - может, даже с участием акул, сбежавшего комбайна и злодея из фильма «Читти-читти-бэнг-бэнг», который охотился за детьми. Но в дверях появилась мисс Вудинг, учительница Амели, и решительно подозвала ее рукой.
        От этого жеста никогда ничего хорошего ждать не приходилось, потому что это значило только то, что либо ребенок нашкодничал, либо с ним что-то случилось.
        Собравшись с духом и чувствуя себя так, словно ее сейчас арестуют, Розалина поспешила к ней.
        - Все в порядке? - спросила она, надеясь выглядеть по-матерински обеспокоенной, а не заранее виноватой.
        Мисс Вудинг, которая, насколько Розалина могла судить, была сделана исключительно из зефира и волшебной пыли, слабо улыбнулась.
        - Если не возражаете, пройдемте со мной. Я бы хотела поговорить с вами о поведении Амели.
        Что ж, по крайней мере ее дочь осталась жива и не лежала без сознания. Промычав в знак согласия, Розалина позволила мисс Вудинг провести себя в здание, мимо высоких вешалок для одежды и красочных рисунков о безопасности дорожного движения и переработке отходов, нарисованных детскими пальчиками.
        Класс Амели был уютным, просторным помещением, украшенным рядами цифр и стихами о лете, написанными с ошибками. Сама Амели ерзала под пристальным взглядом ассистентки учительницы.
        - Миссис Палмер, - начала мисс Вудинг, и Розалина решила не поправлять ее, - я давно считаю, что нам следует поговорить о том, как выражается Амели на уроках.
        Ой, мамочки. Они с Лорен часто ругались при Амели, но она считала, что хорошо объяснила дочери, что есть вещи, которые можно говорить дома, но нельзя на улице.
        - Я не выражаюсь. - Амели скрестила руки на груди, излучая возмущение, на которое способна только обиженная восьмилетняя девочка. - Я использую слова «импровизированный» и «усыпляющий». И все остальные слова, которым меня учит тетя Лорен. - Она на мгновение приняла гордый вид. - Я многосложная.
        Мисс Вудинг закрыла на это глаза с легкостью учительницы начальной школы, проработавшей всю жизнь.
        - Это правда. У Амели обширный словарный запас. Но ей нужно усвоить, что некоторые темы неуместны в классе.
        - Например? - настороженно спросила Розалина. Вариантов развития событий было много, и большинство из них заканчивались плохо.
        - Например, сегодня на уроке английского мы изучали, что запомнить написание слова легче, если знать, что означают его части. Из слова «биатлон» можно узнать, что часть «би» означает «два», а часть «атлон» означает «состязание», поэтому в биатлоне два вида состязания.
        Ладно. Теперь ясно, что не так.
        - Как в «бинокле», - подсказала Амели, - потому что там две трубы. Или в «биплане», у которого две пары крыльев. Или в «бифокалах», у которых два… фокала. Или в «бикарбонате натрия», у которого…
        - Да, - мисс Вудинг одарила Амели разочарованным взглядом, - но ты ведь не это сказала на уроке.
        - Я бы сказала, что я сказала. Но вы велели мне молчать.
        Внимание мисс Вудинг переключилось на Розалину.
        Пример, который она привела в классе: «Моя мама - бисексуалка».
        - Но ведь это правда, - возразила Амели, умоляюще глядя на Розалину.
        - Она права, - согласилась Розалина. - Так и есть.
        Амели, которая всегда воспринимала согласие как поощрение, пустилась в дальнейшие разъяснения.
        - И это значит, что ей нравятся мужчины и женщины, то есть два пола - то, о чем вы говорили. Но тетя Лорен объясняла, что некоторые люди считают, что нельзя говорить «бисексуал», потому что это значит, что есть всего два типа людей, а некоторые считают, что их больше. А другие считают, что это нормально, потому что это значит одинаковые и разные, а разные могут означать много типов людей. Что все равно снова означает два. И это то, о чем говорили вы.
        Следила ли мисс Вудинг за ее мыслью и понимала ли хоть что-нибудь, Розалина точно определить не смогла. В любом случае учительница не считала это необходимым.
        - Проблема в том, миссис Палмер, что дети не должны говорить о сексе в классе.
        - А она и не говорила. - На самом деле Розалине не хотелось спорить, но опыт подсказывал ей, что, вероятно, придется это сделать. - Она говорила о своей семье.
        Лицо Мисс Вудинг приобрело нервный розовый оттенок, который, по мнению Розалины, часто появлялся у людей в тот момент, когда ее ориентация превращалась из идеи, которую можно поддержать, в реальность, с которой приходилось сталкиваться.
        - Я понимаю, что это деликатная тема, и у разных людей разные убеждения на этот счет. Именно поэтому я должна руководствоваться политикой нашего академического фонда. В ней четко прописано, что учащимся не следует рассказывать об ЛГБТК до шестого класса.
        - В самом деле? - спросила Розалина, изо всех сил стараясь помнить, что мисс Вудинг, вероятно, очень хороший человек, а не просто пушистый кардиган, накинутый на регрессивные социальные ценности. - А Амели учится в четвертом классе, и ей удается уживаться с моим существованием почти каждый день.
        Придя к выводу, что это будет долгий взрослый разговор, Амели достала из сумки пенал с пандой и начала перебирать содержимое.
        - Да, - сказала она. - Я очень хорошо себя веду.
        Мисс Вудинг буквально заламывала руки.
        - Да, но ведь остальным детям…
        - Позволено говорить о своих семьях столько, сколько вздумается.
        - Да, но…
        - А это, - безжалостно продолжала Розалина, - если подумать, дискриминация.
        Амели снова подняла голову.
        - Дискриминация - это плохо. Мы это проходили в третьем классе.
        Слово на букву «Д» заставило мисс Вудинг заметно вздрогнуть.
        - Что вы, миссис Палмер…
        - Мисс Палмер.
        - Я уверена, что мы просто не поняли друг друга.
        - Думаю, так и есть. - Воспользовавшись тем, что намек на закон о равенстве временно приструнил мисс Вудинг, Розалина попыталась найти компромисс между защитой своей личности и посадкой на поезд. - Я понимаю, что у вас странный профессиональный долг уважать желания людей, которые хотят, чтобы их дети оставались гомофобами как можно дольше. Но, надеюсь, вы понимаете, почему на меня он не распространяется. И если вы еще раз попытаетесь сделать так, чтобы он распространился на Амели, я подам официальную жалобу в администрацию губернатора.
        Мисс Вудинг вздрогнула.
        - Если она не будет…
        - Никаких «если она не будет». Я не позволю вам учить мою дочь стыдиться меня.
        Последовало долгое молчание. Затем мисс Вудинг вздохнула.
        - Наверно, лучше всего будет закончить этот разговор и больше не поднимать эту тему.
        По опыту Розалины именно так выглядела победа над институциональными предрассудками: никто не извинялся и не признавал, что сделал что-то не так, а соответствующее учреждение великодушно предлагало сделать вид, что ничего не произошло. Значит, победа?
        - Мудрое решение, - сказала она, надеясь, что по крайней мере преподала Амели ценный урок, как постоять за себя, или пойти на компромисс, или… или… или… что-то еще.
        - Что с тобой? - спросила Лорен, когда они сели в машину.
        Розалина пристегнулась и оглянулась через плечо, чтобы проверить, что Амели сделала то же самое.
        - Не спрашивай.
        - У меня были неприятности, - сказала Амели, - из-за того, что я сказала, что мама - бисексуалка. Мне запретили говорить об этом. А это глупо, потому что так и есть. И тогда мама сказала мисс Вудинг, что это дискриминация, и мисс Вудинг очень расстроилась, и нам с мамой пришлось пойти домой.
        - Долбануться можно, - порбормотала Лорен. - Что за куча предосудительного дерьма?
        С гораздо большей осторожностью, чем обычно, когда в машине находился ребенок, она отогнала машину от бордюра. И, с одной стороны, это было хорошо, потому что они ни во что не врежутся и не убьют Амели. С другой стороны - они опаздывали на поезд, р-р-р.
        - «Предосудительное» означает «очень плохое», - предположила Амели.
        - Просто уточню, - Розалина обернулась, - из всех слов в этом предложении какие тебе разрешено говорить в школе?
        - «Можно». «Что». «За». «Предосудительного». «Куча». - Амели призадумалась. - Но не «долбануться» и не «дерьмо», потому что некоторые считают, что эти слова плохие. Хотя это глупо, это же всего лишь слова.
        Господи. Похоже, самое время прочесть родительскую лекцию.
        - Иногда, - медленно произнесла Розалина, - то, что кажется тебе глупым, важно для других людей. Иногда бывает так, что то, что важно тебе, другие люди считают глупым. Вот поэтому важно думать о том, что ты говоришь и делаешь.
        Амели переварила эту мысль.
        - Например, потому что мисс Вудинг считает, будто глупо, когда мама - бисексуалка?
        Лорен не удержалась от смешка.
        - В каком-то смысле. - Как это часто бывает, возможность передать дочери положительные ценности и с трудом полученную мудрость резко сошла на нет, и она уже не имела ни малейшего представления, о чем говорит. - Но мы с ней договорились, что в дальнейшем будем внимательнее относиться к чувствам друг друга.
        Тишины было ровно столько, чтобы убаюкать Розалину ложным ощущением спокойствия.
        - Тетя Лорен? - спросила Амели. - А почему ты перестала встречаться с мамой? Ты думала, что быть бисексуальной глупо?
        - Нет. - Лорен не сводила глаз с дороги. - Я не из тех лесбиянок, которые считают, что бисексуалки предают девушек. Просто мне как лесбиянке больше нравятся вагины.
        - А-а. - Плюсом многосложной восьмилетней Амели было то, что она не любила признаваться, когда не понимала того, чего, вероятно, и не должна была понимать. - Тогда что случилось?
        - Она меня бросила. Потому что я встречалась еще с одной девушкой и не рассказала ей об этом.
        - А-а, - снова сказала Амели. Казалось, она серьезно задумалась над этим, и Розалина попыталась перевести внезапный интерес на номерные знаки проезжавших мимо машин. - Тебе больше нравилась другая девушка?
        - Недолго, но к тому времени уже было поздно. И даже волосы у нее были ненатуральные рыжие. - Она бросила ностальгический взгляд на Розалину. - А может, все могло быть по другому, а?
        О том, как могло бы быть, Розалина думать не любила. «Могло быть» слишком легко превратилось в «должно быть». В конце концов, если бы она осталась с Лорен, она бы не вернулась к Тому. Не решила бы, что, возможно, ничего страшного не случится, если «только в этот раз» обойтись без презерватива, и жила бы той жизнью, для которой, по ее мнению, она всегда была рождена. Но тогда у нее не было бы Амели, а это было немыслимо по абсолютно другой причине.
        - Значит, - Амели возилась с ремнем безопасности именно так, как Розалина постоянно говорила ей этого не делать, - если бы мама тебя не бросила, ты была бы сейчас моей второй мамой?
        - Не совсем. - Лорен пора было научиться прекращать разговоры. Особенно с Амели.
        - Если бы я не ушла от тети Лорен, - перебила Розалина, - ты бы не родилась.
        И снова Розалина практически слышала, как жужжат шестеренки в голове дочери. Каждый родитель, как она подозревала, считал своего ребенка умным, но ей нравилось думать, что Амели в самом деле была такой, хотя бы немного.
        - Спасибо, что заставила маму бросить тебя, тетя Лорен.
        Возникла небольшая пауза, и, повернувшись, Розалина с легким удивлением поняла, что Лорен не нашла что ответить. Искренность никогда не была ее сильной стороной.
        - У тебя есть домашнее задание на выходные? - спросила Розалина, повернувшись, чтобы посмотреть на дочку.
        Амели покачала головой.
        - Я знаю, что сегодня у тебя было правописание. И что оно у вас каждую неделю. Поэтому спрошу еще раз: у тебя есть домашнее задание на выходные по правописанию?
        Амели кивнула.
        - Тогда выучи слова, когда придешь домой, прежде чем заняться чем-то другим. А тетя Лорен завтра проверит. Правда, тетя Лорен?
        - Проверю, - согласилась Лорен, - хотя у меня самой правописание ужасное.
        - Ты зарабатываешь на жизнь писательством, Лоз. Разве оно настолько плохо?
        Лорен подняла бровь.
        - Видишь ли, у всех теперь есть новомодные машины, которые проверяют правописание за тебя. А еще мне как-то обидно, что ты считаешь, будто самый важный навык в моей работе - орфография.
        Они заехали на парковку вокзала, и Розалина пришла к выводу, что еще может успеть на поезд, если прямо сейчас уйдет от своего единственного ребенка и единственной подруги и если Большая западная железная дорога будет верна себе и поезд опоздает как минимум на шесть минут.
        - Ну, - Лорен заглушила мотор, - приехали. Настало время стать знаменитой.
        Розалина вытащила свою сумку из багажника.
        - Я не хочу быть знаменитой. Я просто хочу… достаточно денег, чтобы оплачивать расходы, и достаточно людей, которые будут любить мою выпечку, чтобы я смогла найти работу чуть лучше.
        - И правда. Твое высокомерие достигает гомеровских масштабов.
        - Я люблю твою выпечку, мама, - сказала Амели. - Что такое «высокомерие»?
        - Это когда ты считаешь себя гениальной, - объяснила Лорен, - а в итоге тебя слишком заносит, и тебя наказывают за это боги.
        - Простите. - Розалина выскочила из машины, чувствуя себя ужасным человеком. - Я люблю вас обеих, вы милые и очень меня поддерживаете, но мне нужно бежать. Ты, - она указала на Лорен, - не рассказывай моей дочери, кто такой Катулл[1 - Гай Валерий Катулл - один из наиболее известных поэтов Древнего Рима и главный представитель римской поэзии в эпоху Цицерона и Цезаря. Прим. перев.]. А что до тебя, - она посмотрела на Амели, - я буду скучать по тебе, но не обижай бабушку Корделию и не пользуйся добротой тети Лорен. Потому что я знаю, какая ты, когда она с тобою нянчится.
        - Не нянчится, - возмутилась Амели, - я уже не младенец. Я ребенок. Потом буду отроком. Потом - подростком. Потом - взрослой. Потом - старой. А потом мертвой.
        Лорен засмеялась.
        - Вот так просто, да?
        Не самая подходящая тема для начала опеки Лорен над впечатлительным юным умом. Но сейчас не было времени решать эту проблему. Закинув сумку на плечо и пожалев, что не успела допечь чертов последний пробный торт, Розалина в час пик нырнула в толпу.
        Поезд, как оказалось, не опоздал на шесть минут. Он не опоздал даже на четыре минуты. А значит, у Розалины было ровно столько времени, чтобы увидеть, как он отъезжает от станции без нее. Умом она понимала, что мисс Вудинг не специально подгадала время для того, чтобы ее двуличие оказало самое большое и самое негативное влияние на жизнь Розалины. Но, черт возьми, ощущалось это именно так. Преодолев обратный путь по пешеходному мосту до справочного бюро, она потратила невероятно много времени на то, чтобы выведать у скучающего работника вокзала точный маршрут поездов, остановок и автобусов, которыми можно добраться до Пэтчли Хаус, где проходили съемки шоу.
        Первый отрезок пути в глушь на поезде был, по крайней мере, относительно коротким. Второй, на дребезжащем автобусе в совершенно другую глушь, занял больше времени. Затем наступил третий, теоретически последний отрезок пути, который прошел в одном из немыслимо медленных поездов, который, пожалуй, стоило бы отозвать из эксплуатации в 1970-х годах и который останавливался на каждой мелкой станции в каждой мелкой деревушке между У-Черта-на-Куличках и Поди-Узнай-Где. Первоначальный план Розалины заключался в том, чтобы во время поездки расслабиться, сосредоточиться, собраться с мыслями и сделать все, чтобы настроиться на нужный лад и проявить себя на реалити-шоу. Выйти из состояния измученной матери-одиночки, чьи родители, которым она задолжала огромную сумму денег, ничуть не удивились бы, узнав, что она не смогла вовремя сесть в поезд.
        И тут поезд остановился.
        И не трогался еще сорок чертовых минут.
        - Э-э, - затрещала устаревшая акустическая система, - здравствуйте. С вами говорит машинист. Объявление для пассажиров поезда восемнадцать двадцать три, следующего из Мопли-он-Понд в Тапворт. В связи с неисправностью поезд будет вынужден завершить путь в Фондл-Бэквотер.
        Это не предвещало ничего хорошего. Если честно, дела обстояли довольно скверно. И ситуация стала еще хуже, когда поезд подкатил к средней по длине бетонной плите, служившей Фондл-Бэквотер станцией. Не зная, что делать, Розалина схватила сумку и сошла с поезда. С ней высадился только один пассажир. Мужчина в узких слаксах и голубой рубашке с рукавами, небрежно закатанными до локтей. Он выглядел так, будто у него был собственный стиль, идущий вразрез с модой. А еще он явно находился не в своей тарелке. Но, в отличие от Розалины, казалось, был не против вынужденной остановки, осматривая окрестности с самообладанием, а не с замешательством, переходящим в панику.
        Что он осматривал, Розалина не знала, потому что вокруг было только небо, поля и восемь овец, одна из них смотрела на нее с выражением, которое она сочла за жалость.
        - Я так понимаю, - заметил незнакомец, который подошел, пока Розалина была занята оцениванием скота, - что вы ехали не в Фондл-Бэквотер.
        Теперь, когда он стал ближе, Розалине пришлось смириться с тем, что он не только стильный, но и смущающе хорош собой в той высокой, скуластой, слегка надменной английской манере, которая позволяет получить главную мужскую роль в костюмированной драме Би-би-си о распутном аристократе и его бурном романе с дочерью шахтера.
        И появляется он в этой драме без рубашки, верхом на лошади, по крайней мере раз в сезон.
        Как всегда, в первый раз за несколько месяцев с ней заговорил кто-то привлекательный, неважно какого пола, а она чувствует себя как человек, который за день не сумел допечь торт, поругался с учительницей начальной школы и таскался по всему юго-востоку из-за еле работающей железнодорожной компании. «Быстрее, Розалина, прояви обаяние».
        - Вы о чем? Я проснулась сегодня утром и подумала: «Чего же мне не хватает? Вечера на вокзале с, мягко говоря, заманчивым названием».
        - А, тогда вам надо было ехать в Тапера-в-Вере. - Он улыбнулся. В уголках его широкого рта образовались морщинки. - Оно еще заманчивее.
        - Я слышала, что в Исла-де-Муэрте прекрасно в это время года.
        - Что иронично само по себе, потому что Исла-де-Муэрте - та еще дыра.
        Розалина рассмеялась, отчасти забавляясь, отчасти от облегчения. Потому что, если подумать, «Исла-де-Муэрте» - это рискованный гамбит. Особенно как вторая фраза, сказанная незнакомцу.
        - Но если серьезно, - продолжил он, - как бы мне ни хотелось остаться здесь и обмениваться географическими иносказаниями с очаровательной незнакомкой, мне нужно быть в Тапворте… - он замолчал, чтобы свериться с воображаемыми часами, - уже как час.
        По мнению Розалины, ехать в Тапворт можно было лишь по одной причине - если ты там не живешь, но тогда ты, скорее всего, не заблудишься в паре миль по дороге. Это означало, что она общалась с конкурентом. Хорошо говорящим, хорошо одетым, хорошо… хорошим конкурентом.
        - Какое совпадение. Мне тоже уже час как нужно быть в Тапворте.
        - А-а. Участница или член съемочной команды?
        - Если бы я была в команде, - спросила она, - неужели я бы не знала, как туда добраться?
        - А вдруг вы новичок? - Снова улыбка. На этот раз несколько лукавая. - Или плохо справляетесь с работой.
        - Подловили. Я - главный рабочий-постановщик, только не умею ничего ставить.
        Он вскинул бровь.
        - От этого наверняка много проблем.
        Ну надо же. Вышло не совсем так, как она хотела. Возможно, дело было во влиянии Лорен или отсутствии необходимости подавать пример восьмилетнему ребенку, но Розалина решила удвоить усилия.
        - Да, - ответила она грустно, - из-за этого трудно работать рукой.
        Наступило молчание. Розалина начала волноваться, что вызвала отвращение.
        И тут незнакомец рассмеялся.
        - Вижу, мы перешли от иносказаний к анусказаниям. Но в любом случае приятно познакомиться. Я - Ален. Ален Поуп.
        Он протянул ей руку, которую Розалина пожала с готовностью женщины, которая только что говорила об онанизме.
        - Розалина, эм, Палмер.
        - Что ж, Розалина-эм-Палмер, - его очень, откровенно говоря, очень голубые глаза сверкнули на нее в полумраке, - что же ты собираешься делать?
        - С моей… Слушай, я ведь на самом деле не рабочий-постановщик с неважными навыками работы.
        - Не может быть, я воспринял это как факт! Я имел в виду, что нам делать с тем, что мы застряли на незнакомой станции, когда нам нужно быть в другом месте?
        А-а. Он об этом.
        - Когда следующий поезд?
        Ален сверился с телефоном.
        - Завтра утром. - Он продолжил искать. - И здесь нет ни такси, ни отелей, кроме того, в который нам надо, а ближайший автобус в двух деревнях отсюда. Едет не в ту сторону и уже час как закончил маршрут.
        О боги. Им конец.
        - Что насчет воздушного шара?
        - Я с собой не брал. А ты?
        - Нет, но у меня есть вот это. - Она покопалась в сумке. - Дорожная жестянка с мятными конфетами? Не помню, чтобы я ее покупала.
        - А-а, тогда мы спасены. Из нее можно сделать… сделать…
        - Самодельную лодку и сплавиться по реке? Или поменяться транспортом с проезжающим мимо цирком. Соорудить сигнальную ракету с помощью бутылки диетической колы.
        - У тебя есть диетическая кола? - спросил он.
        - Черт. Оставила на воздушном шаре.
        - Не волнуйся. - Он убрал телефон. - Уверен, что продюсерская компания может послать кого-нибудь за нами. Конечно, тогда мы станем теми, кто причинил им неудобства за день до начала съемок, и, вероятно, они на нас не обидятся. Но я не очень склонен рисковать.
        Если Розалина и понимала что-то в жизни, так это то, что стоит избегать делать то, из-за чего влиятельные люди могут затаить на тебя обиду, а потом обратить ее против тебя. По ее опыту они обычно так и поступали.
        - Да. - Она постаралась унять дрожь в голосе. - Если мы можем попасть туда своим ходом, то, наверное, стоит попробовать.
        - По крайней мере это будет приключение. - Он улыбнулся, будто говоря: «Давай сбежим из этой деревни». - Так что скажешь, Розалина-эм-Палмер? Хочешь отправиться со мной в приключение?
        В общем, сказала себе Розалина, все могло выйти гораздо хуже. День переходил в мягкий английский вечер, с пастельным небом и мягким солнечным светом. Это была приятная прогулка, если не обращать внимания на запах силоса и тот факт, что она опаздывает на реалити-шоу, в котором поставила на кон свое будущее. Или не все свое будущее. И, если уж на то пошло, по крайней мере у нее был спутник - такой, которого, честно говоря, она ценила бы в любом случае, даже если бы ее не бросили на захолустной станции приватизированной железнодорожной компании.
        - Очень надеюсь, - сказал Ален, когда они пошли по проселочной дорожке, которая, с вероятностью около тридцати процентов, вела прямо в никуда, - что ты впечатлилась моей смелой и мужественной решительностью. И не думаешь про себя: «О нет, он - типичный мужлан, который не спрашивает дорогу».
        Розалина рассмеялась, что, как она надеялась, означало скорее «это довольно смешно», а не «я очень стараюсь понравиться».
        - И кого бы ты спросил? Вон то дерево? Овцу?
        - Боюсь, что я брал уроки овечьего только ради аттестата об окончании средней школы, а единственная фраза по-овечьи, которую могу вспомнить, это «Где находится туалет?».
        - Ладно, - она должна была спросить, - и как же будет «Где находится туалет?» по-овечьи?
        Он даже сделал взгляд как у ягненочка.
        - Кажется, «Где находится туабе-е-ет?».
        - Тебе повезло, что мое гилти плеже - бородатые анекдоты.
        Возникла многозначительная пауза.
        - Привет, Мое - Тайное - Удовольствие - Бородатые Анекдоты. Я - Ален.
        - Ясно, - сказала ему Розалина, - наверно, я сделала слишком большой акцент на «люблю» и маленький на «тайное удовольствие».
        - Не волнуйся. Если серьезно, я пока не готов отращивать бороду. Слишком молод для нее и отцовства, кстати, тоже.
        На этот раз смех Розалины был чуть более естественным. Она привыкла к тому, что большинство людей ее возраста и немного старше говорят о родительстве так, будто это часть невообразимого будущего, к которому приходишь после того, как определишься с карьерой, отношениями и собственными мечтами. Поэтому было неловко отвечать: «Вообще-то я родитель уже почти десять лет».
        Проселочная дорога провела их через перегон для скота на другую проселочную дорогу, которая вела еще на одну. И именно через поле от проселочной дороги номер три они наконец заметили признаки человеческого жилья. Ну, не считая всего того, что, по сути, было признаками человеческого жилья, но настолько деревенскими, что почти не считались. Например, живые изгороди, приступки через шаткие заборы и гектары травы.
        Ален прикрыл ладонью глаза от блеска заходящего солнца.
        - Это фермерский дом? Скажи мне, что это фермерский дом.
        - Или секретная военная база, и в любом случае там будет кто-то, у кого мы можем спросить дорогу.
        - Если это секретная база, не расстреляют ли нас на месте?
        Она пожала плечами.
        - Если это ферма, возможно.
        - Вообще-то я живу в сельской местности, и фермеры стреляют в меня гораздо реже, чем ты можешь себе представить. Пойдем поздороваемся?
        - Хорошо, но если во мне будет полно дробины, то вытаскивать ее будешь ты.
        - А если во мне будет полно дробины?
        - Тогда я использую тебя как отвлекающий маневр и побегу к дороге.
        Он посмотрел на нее с укором.
        - А ты бездушная женщина, Розалина-эм-Палмер.
        - Не настолько бездушная, какой была бы, если бы меня застрелил разъяренный землевладелец.
        Поскольку альтернативой было бесцельное блуждание или признание себя обузой перед людьми, которые будут принимать важные решения об их будущем, они решили рискнуть и подойти к фермерскому-дому-тире-военной-базе. Как оказалось, это заняло больше времени, чем они предполагали, потому что поля были похожи на ТАРДИС: больше, чем выглядят.
        - Знаешь, - заметил Ален, - я очень рад, что ты здесь. В одиночку мне было бы невероятно скучно.
        - Ты хочешь сказать, что я лучше, чем буквально никто?
        Он скривил губы.
        - Если тебе это поможет, могу вспомнить людей, которые были бы худшей компанией, чем «буквально никто». В прошлом году я был на свадьбе университетского друга, и, честно говоря, удивился бы, если бы узнал, что семья невесты прочитала хотя бы одну книгу на всех. Я влип в разговор с одним из многочисленных дальних родственников, и, клянусь, этот человек считал, что грамматика - это что-то связанное с музыкальными пластинками.
        Розалина от неожиданности рассмеялась - тем заговорщицким, слегка виноватым смешком над человеком, но при этом над таким, который не нравился. И кому, что самое главное, ты не нравилась тоже.
        - Хуже свадеб нет ничего. Если женятся не двое твоих друзей, то половина гостей в комнате - это те, с кем ты никогда не захочешь общаться. А другая половина - родственники тех, с кем ты общаешься.
        - В защиту брака скажу, что я был на нескольких прекрасных свадьбах. Думаю, проблема именно этой свадьбы была не в церемонии, а в компании. - Он тяжело вздохнул. - Не успел я избавиться от этого кретина, как отец невесты схватил меня за руку и десять минут пытался вовлечь в разговор о том, кому из официанток он или я хотели бы, цитирую, «вдуть».
        - Фу-у, - Розалина невольно содрогнулась, - терпеть не могу таких мужчин.
        - Большинство разумных людей тоже не могут. Но, опять же, - и мне неприятно это говорить, - я считаю, что иногда их на это довольно явно поощряют. Сама невеста была очень… - Ален сделал паузу, как будто не мог подобрать слов, чтобы выразить ужасы, которые пытался описать. - Скажем так, я не уверен, что за искусственным загаром, силиконовой грудью и накладными ногтями скрывается настоящая девушка, с которой мой друг познакомился на работе и на которой решил жениться, а не купил ее в магазине для взрослых.
        Ей не стоило смеяться. Но она засмеялась. И почувствовала себя виноватой. У Лорен были серьезные - и, честно говоря, правильные - взгляды на то, как общество перешло от осуждения женщин за несоответствие нереальным стандартам красоты к осуждению за то, что у кого-то не получается соответствующе выглядеть, и за то, что получается. Вот только сейчас это казалось безобидным развлечением - разделить чужое мнение о незнакомке, вместо того чтобы самой разделить ее участь.
        Они свернули через пролом в живой изгороди и по грунтовой дороге направились к просторному, но ухоженному фермерскому дому. Во дворе перед домом женщина в плоской кепке копалась в тракторе.
        - Ну, что ж, - прошептал Ален. - Посмотрим, не подстрелят ли нас.
        Их не подстрелили. Вместо этого фермерша подтвердила, что сегодня вечером невозможно добраться до Тапворта, и предложила приютить их на ночь, а утром отвезти в Пэтчли-Хаус. Провести ночь в глуши с мужчиной, с которым только что познакомилась, Розалине не очень хотелось, но, если предположить, что Би-би-си проверила Алена так же тщательно, как и ее, то вероятность того, что он не серийный убийца, была весьма высока.
        - Я могу лечь на пол, - сказал он. - Или, если тебе так будет удобнее, спросить нашу хозяйку, не будет ли она против, если я займу ее диван.
        Розалина сидела на краю аккуратно застеленной двуспальной кровати в комнатке под карнизом. Единственной свободной комнате у фермерши. Она написала Лорен сообщение, объясняя, что случилось с поездом и что не сможет позвонить до завтра, и теперь ждала сигнала сети, чтобы его отправить. Когда это наконец произошло, она подняла глаза.
        - Разве тебе не будет удобнее на диване?
        - Не так уж удобно. - Он самоиронично усмехнулся. - Ноги, наверное, будут свешиваться.
        Поэтому они разделили щедрый запас подушек и одеял. Розалина свернулась калачиком на одной стороне кровати, а Ален соорудил импровизированный матрас на полу.
        - Какой странный день, - попробовал завязать разговор Ален после предсказуемо неловкой паузы.
        - Есть немного, - согласилась она. - У тебя там, внизу, все в порядке?
        - На самом деле мне вполне комфортно. Напоминает путешествие в школьные годы. И, хотя я ездил с другом, который, как оказалось при длительном общении, страдал от газов больше, чем все, кого я когда-либо встречал, скажу, что из тебя вышла спутница лучше него.
        - Так ты говоришь, что я лучше, чем никто, чем какой-то придурок на свадьбе и пердящий подросток? А ты в самом деле знаешь, как заставить девушку почувствовать себя особенной.
        Он тихо рассмеялся.
        - У тебя талант превращать комплименты в оскорбления.
        - Спасибо, я очень старалась.
        Повисла долгая тишина. Розалина попыталась понять, это приятная тишина перед сном или неловкое молчание во время неожиданной остановки поезда посреди глуши.
        - Начинаю подозревать, - сказал Ален, - что, возможно, пропустил главу в инструкции к жизни, в которой говорится об этикете, когда приходится делить комнату с интригующей незнакомкой, с которой случайно оказался в ловушке по пути на телевизионный конкурс выпечки.
        Розалина пропустила много глав в инструкции к жизни. Так много, что ей часто казалось, будто она потеряла свой экземпляр, когда ей было девятнадцать.
        - Я давно туда не заглядывала, но, когда дело доходит до практически любого социального взаимодействия, совет сводится к «смотри прямо перед собой и ничего не говори». В общем, по принципу сообщающихся сосудов.
        - Когда ты об этом сказала, я что-то такое вспомнил. - Он замолчал, заставив Розалину задуматься, не подтолкнула ли она случайно человека, с которым ей было приятно общаться, к тому, чтобы он больше с ней не разговаривал. - А как насчет того, чтобы взбунтоваться и познакомиться?
        И в принципе это было бы замечательно. Но Розалина знала, как это бывает. Вот вы мило, нормально, может быть, слегка кокетливо беседуете, а вот тебе уже приходится объяснять, как ты перешла от медицины в Кембридже к перебежкам от временной работы до школы, и дальше будет либо «бедняжка, беда-то какая», либо «ну надо же, а я думал, ты не такая». И ты заранее знаешь, что человек, с которым говоришь, перестанет думать: «Ух ты, а она ничего, может, стоит позвать ее на свидание» и начнет думать: «Ха, она с прицепом, надеюсь, не попросит меня посидеть с ребенком».
        - Но, - она попыталась перевести тему, - разве пространственно-временной континуум не разрушится, если два британца начнут говорить о чем-то кроме погоды и автобусов?
        - Знаешь, Розалина-эм-Палмер, - она почему-то знала, что он улыбается, - я бы с удовольствием рискнул.
        Черт. Вот же черт. «Ладно, Розалина, бери контоль над ситуацией в свои руки».
        - Так чем ты занимаешься?
        Снова наступило долгое молчание.
        Как только молчание из долгого превратилось в очень долгое, Розалина, решившая, что каким-то образом все испортила, в панике нарушила его.
        - Эй, ты там как?
        - А, да, прекрасно. Просто жду, когда Вселенная рухнет на нас. Но вроде мы в безопасности. Я - ландшафтный архитектор.
        Она понятия не имела, кто это, вернее, чем он отличается от обычного архитектора, но, похоже, это была достаточно творческая работа, чтобы приносить удовлетворение, и достаточно прибыльная, чтобы родители против нее возражали.
        - Так это архитектор, который лежит на боку?
        - Который что? Нет, это когда… А-а. - Он остановился и тихо захихикал. - Ну, так получилось, что я лежу на боку, так что, наверное, в данный момент я и тот и другой. Но, в целом, это скорее пейзаж в противовес жилому или коммерческому помещению, чем пейзаж в противовес портрету.
        - Как ты проектируешь ландшафт? - спросила она. - Не раздаешь же ты в самом деле команды вроде «вон там поставьте еще одну гору» или «давайте с того края опустим небо на пару дюймов».
        - Ты удивишься. Однажды я перевез озеро.
        - Как?
        - Понятия не имею. Этим занимаются инженеры-гидрологи. Я просто показал на него и сказал: «Кажется, оно перекрывает доступ к оленьему парку».
        - Не понимаю, это делает тебя крутым и сильным или… каким-то менеджером среднего звена?
        - Если честно, - сказал он ей с грустью, которую она сочла располагающей, - я тоже не понимаю.
        Розалина переместилась к краю кровати и посмотрела вниз. Она различала его очертания - он лежал на боку, как статуя лежащего императора, и смотрел на нее. Его лицо было загадкой теней в свете звезд.
        - Но тебе ведь нравится?
        - Нравится. - Она не видела его взгляда, не могла разглядеть глаз, но в голосе чувствовалась напряженность, которая напомнила о поздних ночных разговорах, когда она училась в университете.
        - Это как с выпечкой. Приходится балансировать между техникой и творчеством. Я имею в виду, что нет смысла прокладывать в парке дорожку, которой не хватает ширины, чтобы по ней могли пройти два человека с собаками.
        - Так ты организовываешь комические ситуации?
        - Прости, не понял?
        - Останови меня, если стану изъясняться слишком сложно, но это когда два человека знакомятся милым образом.
        - И часто такое случается? - спросил он. - Из-за тебя мне кажется, что я неправильно знакомлюсь с людьми.
        - Так и есть. - Она мысленно улыбнулась. - Потому что, когда гуляешь с собакой, постоянно случается так, что кто-то идет в другую сторону по слишком узкой тропинке в парке. Ваши поводки запутываются, и тогда, в зависимости от того, в каком фильме ты находишься, говоришь: «Ну надо же, простите», а она отвечает: «Да что вы, ничего страшного», но все знают, что вы втайне хотите переспать. Или же ты говоришь: «Эй, осторожно, леди», а она отвечает: «Живее, мистер», и все будут знать, что вы втайне хотите переспать.
        Он снова засмеялся, и Розалина позволила себе немного погреться в приятном ощущении. Нельзя заставить кого-то так смеяться, если ты не блещешь остроумием, не нравишься или не сочетаешь эти два фактора.
        - А если у меня собаки нет?
        - Тогда ты попал не в то кино.
        - Или, - добавил он, - проектирую не тот парк.
        - Да, в следующий раз стоит это продумать.
        - А надо ли? - спросил он. - Что еще мне стоит учесть?
        - Вращающиеся двери, за которые цепляются пальто. Совершенно плоские фонтаны, которые неожиданно вырываются из бетона. И обязательно спроектировать все лестницы так, чтобы по ним было очень трудно спуститься на каблуках, не сломав их и не упав. Это было бы идеально.
        - Ты намекаешь, - это был такой полушутливый тон, который требовал поднятых бровей, - чтобы я намеренно проектировал пространство так, чтобы женщинам было сложнее по ним передвигаться?
        - Ну, а как нам еще знакомиться?
        - Не знаю. Всегда можно дождаться шанса на заброшенном вокзале. Или так, или через «Тиндер».
        - Выберу вокзал. Никто не притворяется на десять лет моложе, чем есть, и приходит меньше мерзких сообщений. И все-таки, - быстро продолжила она, отчасти из искреннего интереса, отчасти чтобы оттянуть неизбежные вопросы о себе, - что привело тебя из архитектуры в «Пекарские надежды»?
        Она услышала, как он перевернулся на спину и издал тихий, слегка насмешливый стон.
        - Ты подумаешь, что я банальный.
        - Да, я ведь знаю кучу ландшафтных архитекторов, которые пекут торты на телевидении.
        - Честно говоря, с моей стороны это прозвучит ужасно, как проблемы стран первого мира. Я просто… - Он замолчал, а затем заговорил снова. - Считаю свою работу очень полезной, и - боюсь, не знаю, как объснить, чтобы не показаться хвастуном, - что достиг довольно многого из того, чего хотел достичь в жизни. Но порой спрашиваю себя: а есть ли что-то… кроме этого? Что-то, что я упускаю?
        Все это было очень знакомо Розалине, хотя и совсем по иным причинам.
        - Я не считаю это банальным. Думаю, это нормально. То есть надеюсь, что это нормально, потому что чувствую себя так все время.
        - Уверен, что зря, - обнадеживающе ответил он. - Но мне кажется, что это… в общем, я предполагаю, что такова опасность образования. Оно учит, каким огромным может быть мир, но его нельзя охватить полностью. Конечно, гости на той свадьбе вряд ли много в этом понимают. Они вполне довольны абонементами на «Манчестер Юнайтед», телевизорами с большим экраном и возможностью время от времени свистеть женщинам с вершины строительной площадки.
        - Ох, и не говори. Однажды, когда мне было лет восемнадцать, мне свистнул один мужчина. Я остановилась, повернулась и сказала: «Ну, давай, найди смелость подойти». А он очень обиделся и сказал: «Спокойно, милая, я женат». Как будто это я перегнула палку. - Она издала обиженный вздох, который сдерживала с десяток лет. - Победить это просто невозможно.
        - Как по мне, ты выиграла. - Его голос в темноте был полон одобрения. - Он пытался заставить тебя чувствовать себя никчемной, а ты обернула это против него.
        Раньше Розалине казалось, что тот мужчина решил показать ей, какая она никчемная. Она попыталась его остановить, но он все равно победил. И даже сейчас она была уверена, что, когда она ушла, строитель с его приятелями смеялся над тем, какая она отчаявшаяся шлюха. Но версия Алена ей нравилась гораздо больше.
        К сожалению, размышления о социологических проявлениях гендерно обусловленной реакции строителей из истории о стройке отвлекли Розалину ровно настолько, чтобы Ален успел заговорить.
        - Такое ощущение, что мы уже вечность говорим обо мне, и хоть я не свищу тебе со стройплощадки, неловко осознавать, что это довольно грубо и несколько по-сексистски.
        - Нет, нет, все в порядке. - Рано или поздно это должно было случиться, не так ли? - Мне очень интересно тебя слушать.
        - Расскажи мне о себе, Розалина-эм-Палмер.
        А вот и вопрос, такой же неизбежный, как изменение климата.
        - Что рассказать?
        - Ну, можно начать с того, чем ты занимаешься, когда не торчишь на вокзале.
        Розалина открыла рот и снова закрыла. Сказать что-то близкое к правде вдруг показалось ей невозможным. Ведь перед ней был человек остроумный и уверенный в себе. С опытом, мнением и интересной карьерой, которой увлечен. И кажется, считающий, что Розалина похожа на него. Что она принадлежит к его миру, где чувствуешь, что добился всего, что задумал, где озера перемещаются по мановению руки, и при этом есть время участвовать в конкурсе выпечки на национальном уровне. Как ей сказать, что она забеременела в девятнадцать, бросила университет, работает продавцом на полставки и, с периодичной успешностью справляется с воспитанием восьмилетнего ребенка? И что, черт возьми, это все говорит о ней как о личности? Она бы не променяла Амели на все дипломы и возможности в мире, но сейчас не могла заставить себя признаться в существовании дочери.
        - Я - студентка, - ответила она ему.
        Тревожная пауза.
        - Ну, надо же. Я… такого не ожидал.
        - Взрослая студентка, - уточнила она, сразу уловив в его голосе тон «Черт, я нарвался на несовершеннолетнюю».
        - Ох, слава богу. - Он нервно выдохнул. - Я считаю, что делить комнату с женщиной, с которой только что познакомился, - это одно. Но если с женщиной, которая только окончила школу, можно оказаться на третьей странице «Дейли мейл».
        - Кажется, - услужливо сказала Розалина, - третья страница обычно предназначена для фотографий женщин в откровенных нарядах. Как растлитель ты, вероятно, оказался бы на четвертой странице.
        - Приятно знать. Именно это меня и волновало. - Он замолк. - И еще я должен сказать, что своей радостью от того, что ты совершеннолетняя, хотел показать, что ты выглядишь молодо. Ты не будешь возражать, если я просто спрошу, что ты изучаешь, и мы сделаем вид, что предыдущей части разговора не было?
        - Медицину.
        Это было ложью только… отчасти.
        - Я тут разглагольствую об архитектуре, как будто это что-то важное, а ты учишься спасать жизни.
        Разговор заходил не туда. Разумнее всего было признаться сейчас. Прямо сейчас.
        - Не знаю. Нет смысла спасать жизни людей, если они потом не могут пойти в парк.
        Он тихо засмеялся.
        - Ты такая милая. Но это явная чушь. Ты много работала, добилась успеха и должна этим гордиться.
        - Спасибо, - сказала она, ощущая тошноту.
        - Ты не захотела поступать в вуз сразу после школы?
        «Так. Вылезай из ямы лжи, Розалина. Потому что, если не сделаешь это сразу, заврешься».
        - А… Я… взяла академический отпуск.
        Наступило молчание, словно он ждал большего.
        И тогда Розалина поняла, что один год, вероятно, не объясняет разницу между ее предполагаемым возрастом и возрастом среднестатической студентки.
        - Чтобы поехать в Малави, - продолжила она.
        - В Малави? - повторил он обескураживающе заинтересованным голосом.
        - Да. И мне… так понравилось, что я осталась там на некоторое время. Работала… на поливе. - «Перестань, Розалина, перестань, Розалина, перестань, Розалина». - Но потом изучила исследования, которые показали, что западные туристы, которые едут в менее экономически развитые страны и занимаются, по сути, неквалифицированным трудом, могут принести больше вреда, чем пользы. Поэтому я вернулась домой. И снова подала документы в университет.
        - Ничего себе, - сказал он, - какая у тебя увлекательная жизнь. Признаюсь, я просто подумал, что ты решила переквалифицироваться или что-то в этом роде.
        Черт. Это было бы гораздо правдоподобнее и вызвало бы меньше вопросов.
        - Да. Нет. Многие так делают, тебе не кажется?
        В темноте послышался шорох постельного белья - такой звук можно услышать, когда устраиваешься поудобнее, чтобы послушать рассказ интересной женщины о ее жизни и путешествиях.
        - А вот мне всегда было интересно… - начал он.
        - Знаешь, - Розалина резко прервала его, - нам завтра утром нужно очень рано встать, и я уверена, что никто из нас не хочет испортить первую неделю из-за того, что мы проболтали всю ночь.
        Ален проверил телефон.
        - Ты права. Не знал, что уже так поздно.
        - Да, я тоже потеряла счет времени.
        - Надеюсь, мы еще сможем поговорить, да?
        Розалина поморщилась, глядя на потолочные балки.
        - Наверняка сможем.
        Суббота
        Пока Розалина переживала о конкурсе и беспокоилась, что рассказала лживую и излишне конкуретную историю о своем прошлом мужчине, который мог бы ей понравиться, она почти задремала, но ей снова пришлось встать, чтобы забраться в прицеп с сеном. Сено оказалось далеко не таким удобным, как ей думалось из костюмированных драм и исторических романов.
        Ален тем временем вскочил с постели с энергией диснеевского принца. Теперь он сидел рядом, положив запястье на приподнятое колено, и солнечный свет раннего утра золотил его волосы.
        - Знаешь, - заговорил он, - я в любой день предпочту эту поездку поездке по Южной железной дороге. Быстрее, надежнее и гораздо меньше шансов застрять напротив какого-нибудь урода из Базилдона, дрочащего под газетой «Метро».
        - Чтобы сидеть на соломе?
        Он улыбнулся.
        - Это натуральный футон.
        Розалина уже собралась объяснить, что она городская девушка и не привыкла считать сухую траву чем-то кроме садовых отходов, но вспомнила, что несколько лет занималась ручным трудом в Малави. Поэтому неопределенно хмыкнула.
        Это рассмешило Алена.
        - Ты не жаворонок, да, Розалина-эм-Палмер?
        - Это не утро. Это вчера.
        - Ну, вот такая вот она - деревенская жизнь. - Он осторожно вытащил соломинку из ее волос. - Как себя чувствуешь? Готова к конкурсу?
        - Чувствую себя удивительно спокойно. Наверно, то, что мы застряли в глуши, отвлекло меня от мыслей. Конечно, мы уже теперь не застряли. А это значит, что через десять минут я начну волноваться.
        - Не нужно волноваться, - успокаивающе сказал он. - Чтобы продержаться в конкурсе, надо привнести в него что-то уникальное, а у тебя наверняка получится использовать свой опыт из Малави.
        Черт. Нет, все в порядке. Нельзя упоминать «опыт из прошлого» больше пары раз, чтобы судьям не надоело. Так что она могла притвориться, что приберегает этот козырь как минимум до третьей недели. К тому времени, скорее всего, кто-нибудь из них уже отправится домой.
        - Просто надеялась, что у меня будет чуть больше времени на подготовку.
        - Сразу видно, что ты - студентка-медик. Ты наверняка очень старательно делаешь домашнюю работу.
        Божечки. Только не снова.
        - И все же, - продолжил он, - я, честно говоря, не знаю, как ты собираешься готовить в отеле, где нет кухни.
        Успокоившись, что речь не идет ни о Малави, ни о медицине, Розалина решительно включилась в разговор.
        - Я взяла с собой кулинарные книги двух судей. Последние пару сезонов первая выпечка вслепую предлагалась по опубликованным рецептам, и я надеюсь получить хотя бы намек на то, что будет.
        - Розалина-эм-Палмер, - его глаза расширились, - ах ты хитрая дьяволица.
        Она слегка покраснела.
        - Вряд ли это поможет. Они за это время написали столько книг.
        - Не надо себя недооценивать. Это все равно очень разумная мысль. Какие книги ты взяла?
        Порывшись в сумке, Розалина достала «Торты от Миллов» Уилфреда Хани и «Наука кондитерского искусства» Марианны Вулверкот.
        - Мы знаем, что это будет торт, что значительно сужает круг поиска. И на первой неделе он, как правило, домашний, так что надо искать что-то довольно простое.
        - И они, естественно, не повторяются, - добавил Ален, взяв «Торты от Миллсов» и перелистывая их, - так что можно исключить бисквитный торт «Виктория», шахматный кекс и… ой, а что было в прошлом году?
        - Торт с кофе и грецким орехом, кажется.
        Его голова была близко к ее, пока они листали книгу. Его улыбка была искренней и доверчивой, как будто предназначалась только для нее. И, несмотря на то что он провел ночь на полу, от него почему-то пахло свежим мылом и базиликом. Соломой, разумеется, пахло тоже, но приятно.
        - Можно сказать, нас пронесло, да?
        - Не любишь его?
        - Не сомневаюсь, что его вкус можно улучшить. Но если бы существовал торт, который бы назывался «третье место на школьном празднике», то это однозначно торт с кофе и грецким орехом.
        Розалина однажды готовила торт с кофе и грецким орехом для школьного праздника. Тогда ей показалось, что он всем очень понравился.
        - Как насчет «ангельского бисквита»? - предложила она. - Они иногда любят задавать что-нибудь неожиданное.
        - Вполне возможно.
        - Или Данди-кейк?
        - Разве его не едят только на следующий день?
        - Обычно да. Но я думаю, что магия телевидения умеет обходить такие вещи.
        - Что ж, давай тогда добавим его в длинный список, а потом доработаем, как комитет Букеровской премии.
        Хотя Розалина знала, что это соревнование, было приятно хотя бы ненадолго почувствовать себя частью команды. На самом деле было просто приятно поговорить с кем-то о выпечке. Амели рвалась помочь, но была слишком маленькой, а Лорен, хоть и поддерживала ее в целом, приберегала большую часть помощи и проницательности для своих любимых вещей - сатиры и сапфизма.
        Пока прицеп медленно дребезжал по извилистым дорогам того места, где они находились, Розалина бросила косой взгляд на Алена. В его глазах отражалась голубизна неба, на щеках появился легкий румянец, а длинные, артистичные пальцы бегали по страницам, пока он размышлял над рецептами.
        Неожиданный идеальный момент с неожиданно идеальным парнем. Если бы не крохотная деталь - она солгала ему буквально во всем.
        Дом и парк Пэтчли оказался гораздо больше парком, чем домом, - по крайней мере у входа. Территория была странно знакомой, потому что шоу всегда начиналось с панорамы британской сельской местности, которая, как оказалось, на самом деле была панорамой бывшего сада богатой персоны. Дорожка плавно огибала зеленый бархатный склон холма, и в конце концов гости впервые увидели само поместье. Оно тоже было знакомым, настолько, что Розалина ждала, что сейчас появятся слова «Пекарские надежды», написанные на нем, словно на торте.
        Пока они шли по табличкам «Участники, проследуйте сюда», их перехватил маленький, дерганый человечек с наушником и планшетом.
        - Слава богу, вы здесь, - сказал он. - Как раз вовремя. А еще вы с ног до головы в соломе. Почему вы в соломе? Дженнифер будет в ярости, если вы будете в соломе на съемках.
        Ален небрежно смахнул сено с рукава.
        - Произошла заминка из-за поезда, и нам пришлось воспользоваться услугами фермерши. Но все под контролем, и если вы проводите нас в наши номера, мы быстро приведем себя в порядок и присоединимся к вам.
        - Да, - добавила Розалина, - Простите.
        - Завтрак через десять минут. - Дерганый человечек дернулся еще сильнее. - Так что, пожалуйста, поторопитесь, а то я не знаю, что будет.
        - А то мы немного опоздаем к завтраку? - предположил Ален.
        - Дженнифер не любит даже небольших опозданий.
        - В таком случае… - Ален выхватил два ключа от номеров из рук незнакомца, - вам, вероятно, не стоит задерживать нас разговорами.
        Мужчина, который в итоге представился как Колин Тримп, помощник продюсера Дженнифер Халлет, решительно повел их прочь от красивого поместья восемнадцатого века к приземистым пристройкам 1940-х годов, притаившимся за рощей деревьев.
        - Это гостиница, - объяснил Колин Тримп с быстротой человека, которому очень нужно быть в другом месте. - Вы все будете жить здесь. Номера комнат на ключах. Завтрак на террасе через… о боже, примерно через шесть минут. Так что, пожалуйста, поторопитесь. Съемки начнутся через час.
        - Что ж, - Розалина смотрела, как Колин Тримп поспешно уходит, - вот и рухнули мои надежды пожить выходные в шикарном отеле.
        Ален вскинул бровь.
        - На бюджет Би-би-си?
        - Могу же я хотя-бы помечтать.
        Ален наклонился и поцеловал ее в щеку так легко и непринужденно, как не любит настоящая Розалина, но Розалина-путешественница должна к такому быть привычной.
        - Удачи. Увидимся на съемках.
        В то время как Ален, казалось, не переживал, что они могут опоздать на завтрак, Розалина испытывала глубоко укоренившийся страх, который недавние события мало чем могли облегчить. Поэтому она поспешила в свой номер, наспех приняла душ и замедлила шаг только для того, чтобы проверить, что не надела вещи задом наперед или наизнанку.
        Когда она вышла в коридор, соседняя дверь открылась, и из нее появилась та, кого Розалина посчитала другой участницей. На мгновение возникла суета, пока они возились с ключами, а затем незнакомка энергично помахала Розалине рукой.
        - Привет, - поздоровалась она, - Я - Анвита. Ты идешь на кухню?
        - Да. Я, э-э, Розалина.
        Они шли в ногу. Ее спутница была на несколько лет младше Розалины и одета в агрессивно-розовую футболку, которая странным образом ей шла. Ее волосы были стянуты в строгий хвост, а на голове - огромные очки, которые не должны были смотреться круто, но смотрелись. Порой свет попадал на крошечный бриллиантовый гвоздик в носу, который Розалине показался сексуальным.
        - Ну так что, - Анвита окинула ее взглядом, одновременно подначивающим и ожидающим. - У тебя настрой «я буду рада выдержать первую неделю» или «я собираюсь выиграть»?
        - Разве мы не должны радоваться тому, что пройдем первую неделю? Это ведь не «Кандидат».
        - Говори за себя. Я дойду до пятой недели. Судьям понравятся мои смелые решения, но потом меня попросят приготовить традиционные гоббинсы из сала, которые все остальные помнят с детства, а я не буду иметь понятия, что это такое, все испорчу, и меня выгонят с конкурса.
        Розалина засмеялась.
        - Ладно, думаю, я дотяну до шестой недели, оставаясь неизменно посредственной, а потом судьи наконец-то вспомнят, что я все еще здесь, и мне придется уйти.
        - Целься выше, подруга.
        Мягко говоря, впечатляло, сколько иронии Анвита смогла вместить в эти три слова.
        Возникла короткая пауза, и она не была такой уж неловкой.
        - Наверно, - продолжила Анвита, - я обязана спросить, чем ты занимаешься. Я учусь на окулистку, что не так скучно, как кажется, но ненамного.
        «Вот и все, Розалина. Скажи этой симпатичной девушке, что ты не занимаешься ничем крутым и интересным. Не придумывай снова замысловатую личную историю. Перестань делать вид, что твоего ребенка, которого ты любишь, не существует, потому что это уже дно».
        - Я… мать-одиночка и работаю в магазине.
        - Каком магазине?
        - Сеть канцелярских магазинов. Живу мечтой.
        - И сколько лет ребенку-тире-детям?
        - Ребенку. Ей восемь.
        - А-а, хороший возраст. - Анвита, казалось, имела хотя бы смутное представление о том, куда она идет, уверенно ведя Розалину из отеля к главному дому. - Достаточно взрослая, чтобы было интересно общаться, но достаточно маленькая, чтобы не вести себя как оторва. У меня есть племянник, которому семь лет. Он замечательный.
        - Да, Амели потрясающая, но я понятия не имею, что буду делать, когда она станет подростком.
        - Подождать, пока она перестанет быть подростком?
        Это был не худший родительский совет, который давали Розалине. Поднимаясь по холму, они миновали небольшой квартал с фургонами, временными беседками и строительными лесами, которые заняли дальний угол участка - место, которое искусно скрыли, чтобы сохранить иллюзию нетронутой загородной красоты.
        - Фи-и. - Анвита смотрела на техническое оборудование, из которого, по-видимому, будет создано телевизионное волшебство. - Все ведь происходит на самом деле, да?
        - Ну, я не голая, значит, это явно не кошмар.
        - Тебе уже выпал шанс изучить конкурентов? - спросила Анвита с видом, который можно было назвать чем-то средним между игривым и безжалостным.
        - Не совсем. Вчера я познакомилась с одним парнем. Но я скорее заблудилась с ним, чем изучала его.
        - Вы заблудились?
        - С поездом приключилась целая история, и нам пришлось переночевать в фермерском доме.
        От этих слов взгляд Анвиты стал насмешливо-укоризненным.
        - Ты провела ночь с парнем и ничего о нем не знаешь?
        - Я не знала, что надо было заниматься сбором разведданных.
        - Ладненько. - Анвита тяжело вздохнула. - Я поделюсь с тобой своими тайными исследованиями противников, чисто из жалости.
        - Хорошо, что у меня нет гордости, иначе я бы возразила.
        Наклонившись ближе, Анвита понизила голос до шепота.
        - Итак. Самое главное: есть два сногсшибательных красавчика.
        - Ладно, буду знать. Но насколько это актуально с точки зрения шоу выпечки, в котором мы обе будем рады пройти первый раунд, но втайне хотим победить?
        - Это очень актуально с точки зрения того, что я получаю удовольствие. Не пойми меня неправильно, у меня есть парень, и я люблю его до безумия, но какая девушка не любит заглядывать в витрины?
        Насколько Розалина могла судить, не было никаких серьезных причин с этим не согласиться.
        - Ладно. Расскажи, что там продается.
        - Итак, есть Рики. Студент из Саутгемптона - изучает что-то вроде материаловедения. Молоденький, но высокий. Локоны, скулы, отличная улыбка. Играет в футбол или во что-то спортивное, и это заметно. Он будет отлично смотреться с венчиком.
        - Я как будто уже с ним познакомилась.
        - Еще есть Гарри. Мне не удалось его разговорить, но думаю, он все чинит. Своими руками. Сильными, мужественными руками. Надеюсь, он дотянет до хлебной недели.
        - Ты общалась с кем-нибудь кроме привлекательных мужчин?
        Розалина понимала, что звучит несколько лицемерно.
        - Да. Я разговаривала с Норой. Это бабуля, так что я уверена, что она выиграет. И еще говорила с Флорианом, который, скорее всего, некоторым понравится, ему около пятидесяти, и он явно гей. Есть еще Клаудия, ужасная адвокатесса, и Джози, у которой, как я слышала, больше четырехсот кулинарных книг.
        - В моем доме не поместилось бы четыреста кулинарных книг.
        - А я бы и не стала их вмещать. У меня есть интернет и телефон. Как у нормального человека.
        Завтрак, как оказалось, представлял собой нечто вроде кафетерия на веранде: длинные, неглубокие металлические подносы, наполненные быстро остывающими порциями яиц, бекона, хаш-браунов и других основных продуктов английского завтрака. Веганам, предположила Розалина, придется довольствоваться грибами и тостами.
        - Я пытаюсь разобраться, - сказала Анвита, - что будет выглядеть хуже - если наберу все в одну огромную тарелку или буду возвращаться раз тридцать. Потому что я чертовски голодна. И даже если бы не хотела есть, завтрак бесплатный, а смысл бесплатного завтрака в том, чтобы съесть столько, чтобы не есть до следующего бесплатного завтрака.
        Из-за нервов и… на самом деле, возможно, только нервов, Розалина потеряла аппетит.
        - Наверно, начну с кукурузных хлопьев, а там - как пойдет.
        Анвита сокрушенно покачала головой.
        - Слабачка.
        Они ненадолго разошлись, чтобы поесть заветренной еды. Схватив миску кукурузных хлопьев и стакан ужасно кислого грейпфрутового сока, Розалина огляделась в поисках места, куда можно было бы присесть. Потом она поняла, что ищет Алена, и отругала себя за то, что не сосредоточилась на конкурсе.
        В любом случае его не было, а остальные участники в основном расселись по двум столам для пикника, судя по всему, по возрасту. Это немного усложнило Розалине задачу, потому что она чувствовала себя слишком молодой для группы А, которая состояла из пожилой дамы, джентльмена в цветочной рубашке и двух женщин среднего возраста. Группа Б с Анвитой и двумя парнями, похожими на студентов, казалась слишком молодой, крутой и бездетной. В конце концов она выбрала группу Б, полагая, что в понимании Анвиты «слабачка» - это стандартное приглашение поесть вместе.
        - Это Розалина, - объявила Анвита, когда Розалина устроилась в конце стола и попыталась начать есть кукурузные хлопья. - Розалина, это Рики и Дэйв.
        - Как дела?
        Рики весело помахал ложкой. Анвита его не перехвалила, хотя Розалина стремительно приближалась к тому возрасту, когда девятнадцатилетние теряют свою привлекательность.
        Дэйв, худощавый мужчина с козлиной бородкой, в рубашке с принтом ламы и головном уборе, который, как опасалась Розалина, был фетровой шляпой, молча кивнул в знак приветствия.
        - Мы обсуждали, почему подали заявку на участие в шоу, - сказал он.
        - Не хочу быть «той самой девчонкой», - Анвита поправила очки на носу, - но я здесь в основном ради бабуленьки. Она научила меня печь и всему прочему. И я искренне разрыдаюсь в какой-то момент, когда буду об этом рассказывать.
        - Лучше рыдать о бабушке, - сказала ей Розалина, - чем о плоском корже или опавшем безе.
        Для Дэйва это явно был эмоциональный разговор, и он повернулся к Рики.
        - А что насчет тебя, друг?
        Рики всем своим телом показывал, что слишком крут, чтобы беспокоиться о такой мелочи, как национальный телевизионный конкурс выпечки.
        - Я хотел чисто поржать. Честно говоря, не ожидал, что попаду сюда.
        Не обращая внимания на то, что Розалина еще не ответила, Дэйв положил локти на стол и начал речь, которая казалась заранее подготовленной.
        - Я подал заявку, потому что считаю, что у меня совершенно иной взгляд на всю концепцию… - он даже сделал воздушные кавычки, - «выпечки». Марианна и Уилфред замечательные, но очень консервативны в своих взглядах, а я хочу показать людям, что они не обязаны жить так, как от них ожидают.
        В наступившей тишине Анвита, Розалина и Рики, не говоря и не двигаясь, дали понять друг другу, что никто из них понятия не имеет, как реагировать.
        - И как ты, - заговорила Розалина, - собираешься показать им это… делая торты?
        - А что есть, - снова воздушные кавычки, - «торты»?

* * *
        После завтрака их поспешно провели в бальный зал главного дома для инструктажа. С некоторых ракурсов все выглядело точно так же, как по телевизору. Разумеется, это были те ракурсы, на которые были направлены камеры, где на фоне нелепого барочного великолепия располагались раскрашенные во все цвета радуги рабочие места. С менее лестного ракурса все представляло собой провода, пульты и людей в черных футболках, делающих непонятные жесты руками. К тому же, как быстро поняла Розалина, это место ужасно не подходило для приготовления пищи, поскольку залу было двести сорок лет, он был огромный, гулкий и предназначался для того, чтобы в нем танцевали. Сейчас здесь было неприятно холодно. И, если учесть десять мини-кухонь и осветительную установку, то примерно к половине десятого здесь станет некомфортно жарко. А к полудню станет невыносимо жарко.
        Неудивительно, что в прошлый раз один из конкурсантов разрыдался над своим шербетом.
        Наконец, им разрешили пройти к ряду табуретов, где они расположились и стали ждать дальнейших инструкций. Последний инструктаж проводила продюсер шоу. Дженнифер Халлет оказалась высокой женщиной лет тридцати, с длинными песочно-каштановыми волосами и поведением, которое, в целом, говорило о том, что она не приемлет глупостей.
        - Для начала, - сказала она им. - Нужно запомнить некоторые моменты. - Она начала загибать пальцы. - Вокруг будут камеры: старайтесь не обращать на них внимания, пока кто-нибудь не задаст вам вопрос. Если вам задают вопрос, старайтесь ответить так, будто вы не отвечаете на вопрос. Иногда мы будем просить вас сделать что-то еще раз - вас это будет раздражать, но смиритесь, котята, это телевидение.
        Она прервалась, чтобы сделать небольшой вдох.
        - И последнее, помните, что это семейное шоу, так что выкиньте из своего организма «говнюк» и «ублюдок» до того, как мы включим камеры, потому что вы запорете мне материал, а если я что-то, к хренам, ненавижу, так это когда мне портят материал. Кажется, что четырнадцать часов - это долго, но давайте будем реалистами, недоумки: десяток людей будут печь торты в шикарном доме, и девяносто пять процентов происходящего будет смертельно скучным. Так что если какой-нибудь сукин сын испортит наш единственный хороший кадр с шатающимся тортом или заматерится над разбитой посудой, я лично брошу его сиськи и/или яйца в блендер.
        Пробегая взглядом по ряду конкурсантов, она целенаправленно устанавливала зрительный контакт с каждым, чтобы подчеркнуть, что предельно серьезна.
        - Это все, что я смогла сейчас вспомнить. Но позвольте напомнить вам, что вся моя ссаная работа зависит от того, посчитает ли вас британская публика очаровашками, поэтому застенчивые улыбки и слащавые веселые истории о ваших семьях - на вес золота, но, черт возьми, держите свое мнение о Боге и премьер-министре при себе. Удачи, веселья, и не заговаривайте со мной, если только не будете заживо гореть.
        С этими словами она ушла, оставив Розалину в раздумьях, какой ее считать: пугающей или сексуальной. В этот момент помощник Дженнифер, нервный Колин Тримп, взял на себя командование, и их наполовину уговорили, наполовину принудили занять соответствующую телегеничную позицию перед появлением судей.
        Двух судей сопровождала давняя ведущая шоу, Грейс Форсайт, чья работа, насколько Розалина могла судить по просмотренным сериям, заключалась в том, чтобы привносить в происходящее смесь старой доброй эрудиции и откровенной пошлости. Она была из тех ведущих, которым сходило с рук многое из того, что обычно не позволяли другим, поскольку она была национальным достоянием - то есть выглядела как двоюродная бабушка, одетая как трансвестит, и любила хвастать тем, как принимала наркотики в Букингемском дворце.
        - Таллихо, пиф-паф! - Она приветствовала конкурсантов, как будто они были стипендиатами в престижной школе-интернате для девочек. - Добро пожаловать в теплые, сдобные объятия нового сезона «Пекарских надежд». В течение следующих восьми недель вы будете соревноваться, чтобы поразить судей своим кулинарным мастерством в погоне за, с позволения сказать, довольно вульгарным денежным призом в десять тысяч фунтов. И, что еще важнее, вы сможете забрать домой гравированный кусочек торта, на котором будет написано, что вы победили в конкурсе.
        Камера определенно была направлена в сторону Розалины, и она надеялась, что выглядит подобающе радостной от того, что находится здесь, а не уставшей, растерянной, ошеломленной и размышляющей, не зря ли ела кукурузные хлопья.
        - Как всегда, - продолжила Грейс Форсайт, - вас будет судить дедушка нации, невероятно талантливый Уилфред Хани, и великолепная Марианна Вулверкот, которая покорила страну своими булочными.
        - Здесь уместнее термин «кондитерские магазины», - сказала Марианна Вулверкот. Она была из тех женщин, которые могли протяжно произнести практически все, даже слова без долгих гласных, и каждый ее жест выглядел так, будто при этом в руке был мундштук.
        - Торт останется тортом, дорогая, как его ни назови. - Послушно отшутившись, Грейс Форсайт хлопнула в ладоши, как хозяйка игры. - Итак, первый наш раунд, как всегда, - выпечка вслепую. Вы проверите свою… черт, простите, дорогие, я запорола хренову строчку.
        Прошло мгновение, прежде чем все начали заново.
        - Как всегда, наш первый раунд - выпечка вслепую. Сегодня мы проверим ваши кулинарные способности с помощью классического лакомства, которое, по легенде, было впервые приготовлено для Марии Стюарт, королевы Шотландии. Но на самом деле его придумала мармеладная компания из Данди.
        Ох, не может быть, чтобы Розалине так повезло. Она оглянулась в поисках Алена, которого из-за роста отсадили назад, и они заговорщически переглянулись.
        - Все верно. - Грейс Форсайт кивнула. - Мы просим вас приготовить идеальный, классический с сухофруктами, миндальной верхушкой и капелькой виски, - последнюю часть она произнесла с заметным шотландским акцентом, что, по мнению Розалины, было чересчур, - Данди-кейк.
        Да. Они смотрели его рецепт сегодня утром. Он был в «Тортах от Миллов».
        - И он будет по моему рецепту, - добавил Уилфред Хани, - поэтому я надеюсь, что вы будете особенно внимательны. Потому что, если все выйдет как надо, обещаю, это будет высший класс.

* * *
        «Бланшируйте миндаль», - гласила первая строка хайку, которое служило инструкцией.
        И вдруг Розалину захлестнула огромная волна нереальности происходящего. Какого черта она, собственно, тут делает? Каким образом докатилась до того, что вообразила, будто выпечка Данди-кейка перед камерами исправит ее жизнь? А сейчас, глядя на чайник и миску с орехами, отчетливо осознала, что это ничего не исправит.
        Чуть меньше десяти лет назад она училась в одном из самых престижных университетов мира. И если бы продолжила учиться, то через три года стала бы квалифицированным неврологом, кардиологом или еще каким-нибудь впечатляющим специалистом. Спасала бы жизни или расширяла границы человеческих знаний. И у нее были бы заботы важнее, чем вопрос, как долго нужно бланшировать миндаль - две минуты или пять.
        А в самом деле, бланшировка миндаля занимает две минуты или пять? Имеет ли это вообще какое-то значение?
        Хуже всего было то, что она дошла до такого состояния сама. У нее были все преимущества. Превосходные школы. Состоятельные родители. Хорошие зубы и стопроцентное зрение на оба глаза. Но ничто из этого не компенсировало ее способность принимать поистине чудовищные решения.
        В конце концов, она могла бы отреагировать на измену Лорен как взрослая женщина и простить ее, вместо того чтобы возвращаться к парню, который ей почти не нравился. Могла бы не забыть о презервативах. Даже после того, как решила оставить ребенка, могла бы позволить родителям ей помогать, как они того хотели, и вернуться в университет. Но нет, она настояла на том, чтобы самой воспитывать Амели. Присутствовать в жизни дочери. Дать ей такое детство, какого не было у Розалины. Вот только, если отмотать время назад, она была не в состоянии дать дочке и половины того, чего та заслуживала, и пыталась компенсировать это участием в реалити-шоу, которое прославилось в первую очередь тем, что однажды кто-то сел на чужой бисквит.
        - Чем вы занимаетесь? - Колин Тримп был тут как тут, а также камера, оператор, звукооператор и микрофон.
        - Сомневаюсь в мудрости каждого выбранного мною решения. - Черт. Она сказала это вслух?
        Колин Тримп улыбнулся своей самой скупой улыбкой.
        - Это мило. Но давайте запишем еще раз, как если бы вы не отвечали на вопрос.
        - Не уверена что «сомневаюсь в мудрости каждого выбранного мною решения» звучит прекрасно на национальном телевидении.
        - Не волнуйтесь. Конкурсанты постоянно произносят подобные реплики. Это помогает им выглядеть правдоподобно.
        Розалина замешкалась, пытаясь понять, что хуже - то, что она подписалась сделать эту объективно бессмысленную вещь, или то, что пытается отказаться от объективно бессмысленной вещи, которую подписалась сделать.
        - Итак, в данный момент, - сказала она, стараясь, чтобы ее слова были хотя бы немного похожи на шутку, - я пытаюсь решить, как долго бланшировать миндаль, и сомневаюсь в мудрости выбранного мною решения.

* * *
        Они прервались на поздний обед, чтобы команда успела сделать гламурные снимки выпечки, которая, в некоторых случаях, выглядела не так уж гламурно. Розалина хотела догнать Алена, но его, Анвиту и еще нескольких участников увели на интервью. Из-за этого Розалина чувствовала себя как в первый день в школе, пытаясь самостоятельно сориентироваться в сырых сэндвич-роллах.
        Сжимая в одной руке печального вида сыр и соленый огурец, она подошла к тележке с чаем и обнаружила, что стоит рядом с человеком, который, по-видимому, был вторым потрясающим красавчиком Анвиты - парнем с мужественными руками, чью обтягивающую футболку, по мнению Розалины, никак нельзя было назвать соблазнительной.
        - Чайку, милая? - спросил он.
        Боги, он из тех самых. И да, его руки говорили: «Мы такие благодаря честному труду», а ресницы были как у олененка. И да, его джинсы топорщились в тех местах, куда приличные девушки не должны смотреть. Но это закончится одним из двух вариантов: либо она скажет ему, чтобы он перестал называть ее «милой», и он начнет защищаться и заставит ее чувствовать себя дерьмово, либо не скажет и будет чувствовать себя дерьмово по собственной вине.
        Выбрав тот сорт дерьма, при котором она хотя бы не устроит сцену, она стиснула зубы.
        - Да. Спасибо.
        - Вот, держи.
        Он поднял большой серебряный кувшин, на который кто-то услужливо наклеил этикетку «Чай», и наклонил его над первой из двух чашек. Ничего не произошло. Он снова опустил его и попробовал надавить на верхнюю часть. Ничего.
        - Вот черт.
        - Иногда кнопку делают на ручке, - предположила Розалина.
        Он пригляделся к кувшину.
        - Чего я не понимаю, так это почему их не делают так, чтобы все они работали одинаково.
        - Возможно, чтобы сделать нашу жизнь интереснее.
        - Если мне захочется чего-то интересного, я послушаю радио. Сейчас я просто хочу выпить чертов чай.
        - Может, снимешь крышку?
        - Зная свою удачу, я ее сломаю. А потом придется идти к тому парню, Колину, и говорить: «Приятель, я кое-что у вас сломал, прости». А он такой: «О, это ужасно, Дженнифер расстроится». А я такой: «Друг, это не моя вина. Надо было сделать так, чтобы чайники работали одинаково».
        Розалина моргнула, застигнутая врасплох размахом чайной катастрофы.
        - Ладно. Новый план. Я сниму крышку.
        Отступив назад, он поднял руки, как будто его держали на мушке.
        - Как скажешь, милая.
        Именно в этот момент Розалина поняла, что не сможет налить чай мужчине, который продолжает говорить с ней так, будто наливать чай - одно из очень ограниченного набора дел, на которые она способна.
        - Прости, не хочу показаться странной, но… ты можешь не называть меня «милой»?
        Он на мгновение удивился, а затем пожал плечами.
        - Да, лады. Я ниче такого не имел в виду.
        Та часть Розалины, которая, несмотря на все усилия, все еще оставалась дочерью своего отца, так и зудела, исправляя его грамматику. Конечно, Лорен могла бы возразить, что диалект - важная черта личности, а правила о двойных отрицаниях были придуманы кучкой неуверенных в себе придурков в семнадцатом веке, которые считали, что английский должен быть либо как математика, либо как латынь. Но Розалина была воспитана в убеждении, что в таких вещах есть свои правила, и нельзя опускать «г» или «х» или позволять гортанной согласной заменять вполне функциональное «т».
        - Наверняка так и есть, - сказала она вместо этого, - но ты бы не стал меня так называть, если бы я была мужчиной.
        Казалось, он задумался. По мнению Розалины, тут не было ничего сложного, но по крайней мере он не стал кричать на нее.
        - Если бы ты была парнем, я бы, наверное, называл тебя «друг».
        - Знаешь, - в итоге она сказала резче, чем хотела, - ты всегда можешь звать меня по имени.
        - Тогда как тебя зовут? - Он улыбнулся ей. Не такой улыбки она ожидала от человека, который выглядел как он или говорил как он. Улыбка была почти застенчивая и, как ни странно, искренняя.
        - Кстати, я - Гарри. Хоть ты и не спрашивала.
        - Ой, прости. Я - Розалина.
        - Как? - переспросил он. - Розалина?
        - Да. Как в «Ромео и Джульетте».
        - Слушай, я не очень хорошо учился в школе, но… - он нервно посмотрел на нее. - Разве девушку из «Ромео и Джульетты» не зовут… Джульетта?
        Этот разговор тянулся целую вечность. И, честно говоря, она могла бы обойтись без него.
        - Розалина - это девушка, в которую Ромео был влюблен в начале пьесы. Он забывает о ней, когда видит Джульетту.
        - Твои родители назвали тебя в честь девчонки, которую бросили в пьесе?
        - Ее не бросили. Она дала обет целомудрия, поэтому у Ромео не было с ней шансов.
        - Тебя назвали в честь монахини из пьесы.
        Это звучало дурно. Она никогда не задумывалась об этом. Большинство людей мирились с непонятной отсылкой к Шекспиру и не развивали эту тему.
        - Формально ее нет в пьесе. Она упоминается только в нескольких сценах.
        - Тебя назвали в честь монахини из пьесы, которой даже нет в пьесе?
        - Это не так уж странно. - Она уже сама начала беспокоиться, что это на самом деле странно. - Наверно, им просто понравилось имя.
        Он поморщился.
        - Прости, не пойми меня неправильно. Это очень красивое имя, и ты - девчонка-красотка. Я не так часто встречаю Розалин.
        А ведь все было так близко к тому, чтобы кончиться хорошо.
        - Я не хочу давить, но не мог бы ты не говорить «девчонка» и «красотка»? Я здесь, чтобы печь, и когда ты делаешь акцент на моей внешности, я нахожу это несколько унизительным.
        Это было несколько лицемерно, учитывая, насколько внимательно она его разглядывала. Но она ведь не поздоровалась с ним со словами: «Привет, ты секси, и задница твоя тоже». Хотя гендерная динамика такова, какова она есть, - возможно, он был бы не против.
        - Какой ужас. - На его лице отразился легкий шок. - Я все испортил, да?
        - Все в порядке. Просто мы не в пабе, и ты не пытаешься меня подцепить.
        По крайней мере она надеялась, что не пытается. По крайней мере она почти на это надеялась.
        - Вряд ли мы ходим в одни и те же пабы, друг.
        В кратком, но крайне неловком молчании, последовавшем за этим, Розалина решила, что лучше сосредоточить все внимание на том, чтобы налить из диспенсера чай. Она что-то подкрутила, надавила и, с несоразмерным триумфом, была вознаграждена струей горячего чая, которая аккуратно потекла в ее чашку.
        И все текла.
        И текла.
        Гарри спокойно подставил свою чашку под носик.
        - Здорово. А как теперь остановить?
        - Я… я думала, что кнопка автоматически поднимется.
        Но она не поднималась автоматически. А чай уже начал проливаться в блюдце Гарри. Взмахнув рукой над дозатором, Розалина попыталась, подобно Кнуду[2 - В Англии популярна притча про короля Кнуда и прилив, который он не смог остановить. Прим. ред.], повернуть вспять прилив коричневой жидкости, который нечаянно вызвала. У нее это получилось примерно с тем же успехом, что и у него.
        - Не передашь мне еще одну чашку? - спросил Гарри.
        Розалина передала ему еще одну чашку. Они наблюдали, как она медленно наполняется.
        - Не передашь мне еще одну… другую чашку? - спросил Гарри.
        Розалина передала ему еще одну чашку.
        - Наверно, стоит поискать постоянное решение.
        - Он должен закончиться рано или поздно. Он не настолько большой.
        Они наблюдали, как чай неуклонно наливается по стенкам третьей кружки, словно в самом медленном и благопристойном фильме-катастрофе. Без всякой подсказки Розалина взяла четвертую кружку из быстро уменьшавшейся стопки.
        Без комментариев, кроме бормотания, которое было похоже на «привет», Дэйв прошел мимо них, взял чашку, которую Розалина налила для себя, прихватил пакет молока и ушел.
        Гарри постукивал пальцами там, куда не пролился чай.
        - Так что там с постоянным решением?
        - Понятия не имею. Давай сбежим и притворимся, что это были не мы?
        - Вряд ли у нас это получится. - Он подставил пятую кружку. - Но ты иди. Спасайся. Скажи моим родителям, что я пал в бою.
        - Я не могу тебя бросить, - запричитала Розалина, не совсем понимая, шутили они или нет. - Это моя вина.
        - В чем твоя вина? - Колин Тримп выскочил, как кусок недожаренного тоста. И тут он увидел бесконечный поток чая. - Ничего себе! Как это случилось? Дженнифер будет в ярости!
        Розалина застыла, уставившись на него.
        - Простите. Но это не наша вина. Надо было сделать так, чтобы чайники работали одинаково.

* * *
        Подавая заявку на участие в конкурсе «Пекарские надежды», Розалина говорила себе, что это план с низким риском и большой наградой. Если все удастся, она выиграет приличный денежный приз и, судя по опыту бывших участников конкурса, получит кучу возможностей для карьерного роста, которые никак иначе ей не доступны. А если ничего не получится, она вернется к тому, с чего начала: будет должна родителям денег, будет беспокоиться о будущем Амели и чувствовать себя несостоявшейся как личность. Только обычно она чувствовала себя несостоявшейся в неопределенном, лишенном ориентиров смысле и думала о том, что могло бы быть. А теперь она позволяет кучке знаменитостей выставлять себя неудачницей по конкретным причинам, из раза в раз выступая по национальному телевидению.
        И это увидят ее родители.
        И друзья родителей.
        И родители скажут ей, что их друзья тоже видели. А потом они очень серьезно будут спрашивать, почему она решила пойти на кулинарное шоу, она пожмет плечами и скажет: «Извините, не знаю. Думала, что это как-то поможет, но это явно не помогло». Они бы не стали ей звонить. Всегда можно понять, одобряют ли что-либо Корделия и Сент-Джон Палмер, по их отказу называть вещи своими именами.
        Вот о чем задумалась Розалина, пока сидела вместе с остальными участниками, пытаясь изобразить бесстрастное лицо, пока Марианна Вулверкот и Уилфред Хани обсуждали выпечку одну за другой и в конце концов объявили, какая из них лучшая и, что более важно для будущего в конкурсе, худшая. И снова Розалину поразила тривиальность происходящего. Ее отец на той неделе, вероятно, спас жизни по меньшей мере трем людям, и миллионы людей ежедневно получают пользу от исследований ее матери, а чего добилась Розалина? Ей крупно повезло, если у нее получились орехи приятной текстуры.
        Критика в основном прошла как в тумане, и от того, что остальные конкурсанты были, по мнению Розалины, рассеянны, лучше не стало. Дэйв, на котором по-прежнему была фетровая шляпа, выступил весьма неудачно, передержав кекс в духовке. А Ален то ли потому, что и в самом деле был гениальным кулинаром, то ли потому, что она показала ему гребаный рецепт в то гребаное утро, разгромил всех.
        Когда подошла очередь Розалины, Марианна Вулверкот назвала ее выпечку хорошей, а распределение сухофруктов - исключительно равномерным. Затем она оторвала миндаль от верхушки, осторожно положила его между зубами и надкусила.
        - Недостаточно бланшировался.
        Розалина едва не заплакала.

* * *
        Она не знала, как ей удалось пройти интервью в конце дня. В основном она кивала, улыбалась и пыталась придумать разные способы сказать: «Все прошло хорошо, но могло быть и лучше». Ее чувство реальности оставалось размытым. Возможно, так было просто потому, что все, что они делали, было наигранным, но съемки требовали так много остановок, повторов и ожиданий инструкций, что казалось, будто все это никак не связано.
        Ее мысли постоянно возвращались к тому, что бы она делала, если бы была дома. Если бы она действительно занималась материнством, она бы уже убедила Амели заняться правописанием. А если бы занималась жизнью, постирала бы белье в пятницу и сумела отложить визит к родителям до воскресенья, так что субботу - при условии, что у нее не будет смены на работе, - можно было бы официально объявить «Днем Розалины и Амели». Это означало, что каждый смог бы выбрать себе занятие по душе - или, на деле, Амели выбрала бы то, чем хочет заниматься она, а Розалина - то, чем хотела бы заняться Амели. Они ходили бы в парк или в бассейн, или Амели играла бы в космонавтов, и они бы строили ракету из двух кресел и пылесоса. Часто бы пекли. И, безусловно, благодаря помощи Амели готовое блюдо получалось бы, как сказали бы судьи, «домашним». Но выпечка в тесноте их кухоньки, с дочкой, измазанной в продуктах, которые, как могла бы поклясться Розалина, они даже не доставали, была одна из немногих вещей, которые давали надежду на то, что все будет хорошо. Что, быть может, у них уже все хорошо.
        Конечно, следующие восемь недель, каждую субботу Амели будет сидеть дома с тем, кого Розалине удастся упросить с ней посидеть, в то время как сама Розалина упустит очередной отрезок слишком короткого времени, когда ее дочери приятно проводить с ней время. И разве это того стоит? Она провела несколько часов в поезде и ночь на фермерском чердаке лишь затем, чтобы посредственно выступить на конкурсе выпечки.
        Надо было позвонить домой, но из-за выпечки, судейства, недобланшированного миндаля и растущего ощущения, что она приняла очередное ужасное решение, она не знала, сумеет ли держать себя в руках. И хотя Амели, скорее всего, ничего бы ей не сказала, звонить ребенку и устраивать ему экзистенциальный кризис - это не поведение родителя года.
        Может быть, стоит найти Анвиту и устроить ей экзистенциальный кризис. Ведь именно так можно поступить с человеком, которого ты видишь всего раз в жизни, верно? Но когда она прошла по газону, то увидела, как Ален заканчивает свое победное интервью. Долгий день только-только начинал одолевать его, хоть это и сказалось лишь на том, что его искусно уложенные волосы стали выглядеть чуть менее искусно и немного растрепались. В какой-то степени это ему шло. Эдакий слабый намек на то, что его самообладание может быть подпорчено при подходящих обстоятельствах. Или из-за верно заданных вопросов.
        - Ну конечно, я очень рад, - говорил он с полуулыбкой, от которой, как была уверена Розалина, несколько ключевых демографических групп сойдут с ума. - Думаю, мне несколько повезло, но… да. Соглашусь. А что касается завтрашнего дня, скажем так, у меня есть кое-какой козырь в рукаве. - Он замолчал, его глаза метнулись к оператору. - Как все прошло? Вы сняли все необходимое?
        Операторы сняли все необходимое, и Ален отошел от переплетения огней, микрофонов и пультов, чтобы подойти к Розалине. Которая мешкала, не в силах решить, нужен ли ей сейчас разговор с человеком, который, возможно, был ей интересен. Или совсем нет.
        - Что ж, все прошло хорошо, - сказал он. Эту фразу Розалина почти никогда не слышала в несаркастическом ключе, но, судя по тому, как Ален улыбался, он, похоже, имел в виду именно это. - И большое спасибо, что позволила утром просмотреть свои книги - вряд ли я бы выиграл, если бы ты этого не сделала.
        Она пожала плечами.
        - Не переживай. Мне просмотр рецепта не очень помог.
        - Чепуха. У тебя получилось гораздо лучше, чем у многих.
        Возможно, он был прав. Или просто пытался быть милым. Трудно было судить, потому что это было такое шоу, где важны были только лучшие и худшие, а все остальные были посередине.
        - Честно говоря, начинаю задаваться вопросом, что я вообще здесь делаю.
        - Розалина, Розалина. - Он смотрел на нее сверху вниз. Его глаза светились теплом. А затем взял ее за руки. - Давай присядем.
        Она позволила ему подвести себя к бревну, которое, казалось, было буквально создано для того, чтобы на нем сидели вечером и вели задушевные беседы при свете луны у пруда с утками. Ох, боже мой, помогите. Он проявляет к ней доброту. Розалина не принимала того, что к ней могут проявлять доброту. От этого у нее складывалось ощущение, будто она украла помаду. Только помада была сделана из времени и эмоциональной энергии.
        - Это просто глупость. - Она отмахнулась, как надеялась, пренебрежительно. - Честно. Я в порядке.
        Повернувшись к ней всем телом, он посмотрел на нее с выражением сочувствующего понимания.
        - Все нормально. У всех бывают моменты неуверенности. Наверно, ты волнуешься, что это отнимает у тебя время для учебы.
        Какой учебы? Черт. Той самой учебы. Той, о которой она лгала, чтобы казаться крутой, или стоящей, или просто… быть лучше. Быть девушкой, которая может заинтересовать Алена. Пришла пора признаться. Она должна признаться. Нельзя продолжать его обманывать.
        - Ну, - услышала она свои слова, - разве что немного.
        Он на мгновение замолчал, всерьез задумавшись над ее воображаемой проблемой.
        - С моей точки зрения, это время ты могла бы потратить на учебу. И, наверное, получила бы степень выше той, на которую надеешься, если бы оставалась дома каждый вечер и училась - но это касается любого дня, независимо от того, участвуешь ты в шоу или нет. И я уверен, что большинство твоих однокурсников тратит время, которое ты тратишь на выпечку, чтобы готовить «Егербомбы» в студенческом общежитии и, как я слышал о студентах-медиках, подкладывать отрубленные головы в спальни друг другу.
        Это была бы потрясающая ободряющая речь, если бы она в самом деле училась в университете.
        - Да, но… что, если шоу сильно меня отвлечет, то в итоге, гипотетически, я могу вообще не стать врачом.
        - Этого не случится, Розалина. Это же всего восемь недель лета. Ты уже многого добилась. У тебя впереди вся жизнь, и даже если не пройдешь до полуфинала - а я считаю, что пройдешь - добавишь еще одну стрелу в колчан своих навыков.
        И он снова попал в точку. Но не с ней. Ведь проблема Розалины была в том, что у нее не было колчана и лука. И поэтому участие в этом шоу было для нее просто бесполезным клубком ниток.
        - Я имею в виду, - продолжил он, - ты не похожа на… ой, забыл, как ее зовут. Джози? О такой… сейчас о них говорят «плюс-сайз».
        Розалина бросила на него слегка растерянный взгляд.
        - Сейчас не принято судить людей по телосложению.
        - Разве? - Он одарил ее заговорщицкой улыбкой. - Или мы просто вежливо делаем вид, что не судим?
        Она не знала, что на это ответить. Потому что ей хотелось, чтобы ответ был «нет, конечно, нет», но она была уверена, что многие ответили бы «да, наверно». И не знала, чем бы считалось ее признание - смелостью или беспомощностью.
        Прежде чем она успела ответить, Ален вернулся к своей мысли.
        - В любом случае у этой Джози, жены викария, вся работа состоит в том, чтобы расставлять цветы да не давать опадать бисквиту на приходских собраниях. Этот конкурс, по сути, для нее все. Он - кульминация ее карьеры. Для тебя, меня и Клаудии это испытание, но совершенно не обязательное.
        Ладно. Не время говорить ему, что она бросила университет. И что ближе всего к Малави была, когда родители возили ее на каникулы во Флоренцию.
        - А еще есть Рики, - его глаза озорно сверкнули, - который явно думал, что подает заявку на «Остров любви».
        Несмотря на все, Розалина засмеялась.
        - А ты язвительный, знаешь об этом?
        - Да, только никому не рассказывай. Я веду себя так только с теми, кто мне нравится.
        Она одарила его лукавой улыбкой.
        - Ну надо же, сколько у тебя секретов.
        - Ты так считаешь? Тогда тебе придется найти какой-нибудь креативный способ выудить их из меня.
        - Ну хорошо. - Примечательно, что ей стало немного лучше. Потому что, хоть она и не была полностью с ним откровенна, сейчас, когда они разговаривали, эта связь была… настоящей? Ведь правда? - Может, начнешь с того, что расскажешь, какой козырь у тебя припрятан в рукаве на завтра?
        - Это не похоже на выуживание. Скорее на просьбу.
        - Ты удивишься, как далеко я могу зайти прямыми вопросами. Так что давай. Испорти мне большой сюрприз.
        - Когда ты так говоришь, начинает казаться, что я перестарался с рекламой.
        - Ты отлил собственную форму для торта?
        Он засмеялся.
        - Нет, и я не знаю, чем бы мне это помогло.
        - У тебя особая мука? Из пчелиного порошка и переработанных шезлонгов?
        - Вообще-то она сделана из измельченного рога единорога и детских желаний.
        - Я точно знаю, что рог единорога нельзя купить из-за «Закона о продаже товаров 1979 года». Что ты на самом деле задумал?
        - Увы, - его голос принял тон насмешливого отчаяния, - ты меня подловила. Я использую простую муку, как обычный человек. И волнуюсь, что вот-вот тебе проговорюсь.
        Розалина придвинулась ближе и дразняще улыбнулась.
        - Тогда надо было все сразу мне рассказать, тебе не кажется? Ты научил мартышку делать французские меренги?
        - Это нарушило бы «Закон об исчезающих видах 1973 года». - Он посмотрел на нее сверху вниз. Розалина не могла сказать точно, но ей показалось, что он покраснел. - Вообще-то я… Сам собирал мяту. И теперь, когда произношу это вслух, это звучит не как козырь в рукаве, а как будто я собрал травки в лесу.
        - Ой, ты прав. Это и впрямь несколько разочаровывает.
        - И чья это вина? - спросил он, улыбаясь сквозь блики уходящего солнечного света.
        - Ты хочешь, чтобы я еще и это попыталась угадать?
        Он наклонился к ней.
        - Наверно, я лучше…
        - Напитки в баре! - крикнула Анвита с расстояния, которое не требовало крика. - Вы идете?
        - Не знаю. - Розалина подняла глаза на Алена. - Идем?
        - Я бы с радостью, - сказал он, - но подъем в четыре утра берет свое. Ты не сочтешь меня ужасно скучным, если я лягу пораньше?
        - А ты останешься, если я скажу «да»?
        - Я бы попытался, но потом бы заснул у тебя на плече, и ты все равно сочла бы меня ужасно скучным. - Он еще раз поцеловал ее в щеку. - Увидимся завтра, Розалина-эм-Палмер. Приятного вечера.
        Она наблюдала, как он удаляется в сторону коттеджа. Он поступил по-взрослому разумно, и Розалине, наверно, следовало поступить так же. К сожалению, она достигла той стадии усталости, которая ощущалась как беспокойство, и ей не хотелось лежать в постели, бессмысленно волнуясь о завтрашнем дне.
        - Ты идешь? - крикнула Анвита все с того же расстояния, с которого кричать не обязательно.
        - Дай мне десять минут. Мне просто нужно… - Розалина хотела сказать «позвонить дочке», но Ален все еще был на расстоянии вытянутой руки, и хотя ей нужно было когда-нибудь сказать ему правду, кричать об этом не стоило.
        Чувствуя себя гораздо двуличнее, чем хотелось бы, она поспешила к Анвите, которая наблюдала за уходом Алена.
        - Это с ним ты заблудилась вчера вечером?
        - Ну да, - скромно ответила Розалина. Как будто то, что она застряла на вокзале с Аленом, хоть как-то отражало ее вкус относительно людей, с которыми можно застрять на вокзале.
        - Повезло.
        - Спасибо.
        Не так уж повезло, если учитывать, что он по-прежнему считал ее сексуальной студенткой-медиком, которая путешествует по миру.
        - Конечно, я бы не назвала его горячим красавчиком, - продолжила Анвита, - но точно теплым.
        - Я - мама с полной занятостью. «Теплый» мужчина - это, наверное, все, на что я могу надеяться.
        - Не продавай себя дешево. У тебя могут быть красавчики любой температуры, какой ты захочешь. Это одно из преимуществ современной независимой женщины.
        Честно говоря, Розалине для разнообразия не помешало бы почувствовать себя более современной и независимой. Из-за алиментов от отца Амели - оскорбительно малой суммы пособия, на которое она имела право, и нерегулярных подачек родителей она была болезненно зависима от других людей. Но при этом, как ни странно, была полностью самостоятельной, когда дело касалось важных вещей.
        - Ну, прежде всего я хочу быть современной независимой женщиной, которая победит в конкурсе выпечки.
        - А разве ты не можешь быть современной независимой женщиной, которая победит в конкурсе выпечки и попутно закусит бутербродиком с мужчинкой? - спросила Анвита.
        Она пристально посмотрела на Анвиту.
        - Я бы не стала называть Алена «закуской».
        - Может, и нет. У него вайбы постоянного партнера, значит, он… обед?
        - Как долго, по-твоему, длится обед?
        - В моей семье? Очень долго.
        Розалина рассмеялась.
        - Кстати о семьях, мне нужно позвонить дочке.
        - Без проблем. Что тебе заказать?
        - Э-э… - Прошло очень много времени с тех пор, как симпатичная девушка предлагала Розалине выпить. Это было предложено явно платонически, но она все равно замешкалась. - Наверное, вино.
        - Дешевое красное или дешевое белое?
        - Если ставить вопрос под таким углом, то без разницы.
        Анвита исчезла в главных дверях отеля, а Розалина устроилась под деревом с телефоном. Амели уже полчаса как должна была спать, и сейчас как раз самое время, чтобы позвонить домой и узнать, как она.
        - Роз, дорогая. - Лорен называла ее «дорогой Роз» только когда дурачилась или пыталась что-то скрыть. - Как дела? Амели наверху и спит как младенец.
        - Передай ей трубку.
        - Я не понимаю, на что ты намекаешь.
        - Лорен.
        На другом конце телефона послышалось шушуканье, затем раздался голос Амели.
        - Привет, мамочка.
        - Ты уже должна лежать в постели.
        - Тетя Лорен разрешила мне не спать, пока ты не позвонишь.
        Разумно. А еще это явная ложь.
        - Хорошо провела день?
        - Да. Мы играли, ели торт и смотрели телевизор. Тетя Лорен проверила у меня правописание, но она его плохо знает, поэтому у нее получилось не очень.
        - Не говори плохо о тете Лорен.
        Розалина практически слышала негодование на лице Амели.
        - Я не говорю плохо. Я говорю правду. Мы всегда должны говорить правду.
        - Но не плохую. Теперь ты знаешь, что уже пора спать, поэтому пожелай тете Лорен спокойной ночи и ложись в постельку прямо сейчас.
        - Не хочу спать.
        - Ну, тогда ложись и закрой глазки, и скоро уснешь.
        Ерунда. Розалина прекрасно знала, что, если ты не устала, лежать и пытаться устать не получится. Но детям нужен режим, и поэтому приходится говорить то, что нужно.
        - Вряд ли у меня получится. Я пробую каждую ночь, и на это уходит целая вечность. А иногда вообще не помню, как засыпаю, но, скорее всего, сплю, потому что не помню, как просыпаюсь.
        - Уже пора спать, Амели. Иди в кроватку.
        Прошло десять секунд, в течение которых было очень вероятно, что Амели начнет возражать.
        - Хорошо, - сказала она вместо этого. - Я люблю тебя до луны и обратно.
        - И я тебя люблю до луны и обратно. Передай трубку тете Лорен.
        Снова шушуканье, и трубка оказалась у Лорен.
        - Если я узнаю, что она на самом деле не легла спать… - сказала Розалина своим лучшим родительским голосом.
        - Ляжет, я не совсем безнадежна.
        Розалина вытянула ноги, чувствуя под собой прохладную траву.
        - А я и не говорила, что ты безнадежна. Но тебе никогда не попадались правила, которые ты не хотела бы нарушить.
        - Я просто учу твою дочку здравому неуважению к авторитетам.
        - Ты хоть понимаешь, что сама авторитет, пока не придет моя мама?
        - Вот черт. Об этом я не подумала. - Не задерживаясь на неприятной мысли, Лорен быстро сменила тему. - Ну и как оно? Ощущаешь себя частью шоу-бизнеса?
        - Не совсем. Приходится стоять и отвечать на один и тот же вопрос по двадцать раз. Мне удалось приготовить посредственный Данди-кейк и вляпаться в проблему с одним из участников.
        Лорен, конечно, сразу же за это ухватилась.
        - Да тут, похоже, целая история.
        - И не особо хорошая.
        - Я тебя умоляю. Я весь вечер смотрела детское телевидение, и хотя некоторые шоу восхитительно сюрреалистичные, я очень изголодалась по человеческим драмам. Расскажи, в какую проблему ты вляпалась и как сильно испачкаешься, если попытаешься выбраться.
        - Ладно. - Розалина вздохнула. - Помнишь, вчера вечером я рассказывала тебе, что мне пришлось ночевать в фермерском доме? Так вот, вместе со мною застрял кое-кто из шоу, мы разговорились, и он оказался сексуальным, интересным архитектором, путешественником и все в таком духе.
        - Это не похоже на то, что ты вляпалась в проблему, Розалина. Смахивает на обычный разговор.
        - Я как раз подхожу к вляпыванию. Она неминуема, и после нескольких раз слово «вляпаться» уже кажется странным. Короче, смысл в том, что я вляпалась…
        - У вляпываний не бывает смысла, милая, - протяжно сказала Лорен. - Это дано в определении.
        - Ой, иди учиться правописанию. Суть в том, что когда дошло до того, что он вежливо спросил меня, чем я занимаюсь, я запаниковала. И вместо того, чтобы ответить: «Я мать-одиночка, которая работает в магазине», я ответила: «Я студентка-медик, которая провела несколько лет в Малави». И теперь мне всю жизнь придется притворяться, что я была в Малави.
        По крайней мере у Лорен хватило порядочности не рассмеяться, но она была близка к этому.
        - Три из десяти, Роз. Рейтинг завышен, никакой развязки.
        - Ненавижу тебя. Знаешь об этом?
        - До луны и обратно?
        - До сукиного солнца и обратно. И не надо высмеивать наши с Амели отношения. Это наше дело, это мило, и она, скорее всего, перестанет так говорить через пару лет, а я останусь одинокой старухой, до которой никому нет дела, и буду тосковать по тем дням, когда у меня был ребенок, который меня любил.
        - Ой, перестань, - хмыкнула Лорен, - через пару лет тебе едва будет тридцать. Ты будешь достаточно молода, чтобы играть тинейджера на американском телевидении.
        - Да? Сдается мне, что такая карьера не вариант.
        Лорен на секунду замолчала.
        - Поверить не могу, что ты сказала незнакомому мужчине, что жила в Малави. Почему именно там?
        - Не знаю. Кажется, папа Амели там был.
        Снова молчание. Опыт подсказывал, это означало, что Лорен к чему-то готовится.
        - В чем дело, Лоз? - спросила она, смирившись с тем, что над ней будут насмехаться.
        - М-м? О, просто пытаюсь понять, делает ли тебя расисткой то, что твое культуроприсваиваемое путешествие ради самопознания случилось лишь у тебя в голове.
        - До солнца и обратно, - повторила Розалина. - Я и так чувствую себя ужасно, а приходится еще беспокоиться об этом.
        - Почему тебя вообще волнует, что этот случайный человек с поезда что-то там себе думает?
        - Не знаю. Может быть, мне промыли мозги патриархатом.
        - Он тебе нравится, да?
        - Ну… да. Кажется. - Розалина прислонилась к стволу дерева. - Трудно сказать, потому что единственные ориентиры для меня - учителя начальной школы, родители и ты.
        - Мне лестно, что я установила высокую планку.
        - Ну, он не женат и никогда мне не изменял. Что ставит его выше тебя по крайней мере в двух вещах.
        - Ах, да. История любви на века. Она была молода и пыталась найти свое место в мире, который ее обидел. Он… был не женат.
        Розалина скрипнула зубами.
        - Слушай, он обаятельный, успешный, симпатичный парень, у которого явно все в порядке с головой и которому, если не испорчу все окончательно, я могу понравиться. Но трудно понять, что я могу предложить такому человеку. Поэтому я испугалась и попыталась скормить ему Малави.
        - Просто скажи ему правду. Если он не полный придурок, то отнесется к этому нормально. А если полный, проблема решится сама собой.
        Она была права. Права. Правота была одним из худших качеств Лорен.
        - Скажу. Но, может быть, не прямо сейчас. Потому что хочу выпить в баре. Со взрослыми. С которыми познакомилась. В жизни, которая у меня есть.
        - Вот и умница. А мне уже пора звонить Эллисон, так что отвали и наслаждайся вечером.
        Они наспех попрощались, телефон пискнул, и Розалина отвалила.

* * *
        В баре Розалина нашла других участников конкурса, сгрудившихся вокруг круглого стола, которые попивали напитки и рассказывали о горестях, связанных с дневной выпечкой.
        - Если честно, - сказала Джози, - когда Марианна посмотрела на мой торт, я подумала, что обделаюсь.
        Флориан театрально закатил глаза.
        - Дорогая, тебе не на что жаловаться. Она сказала, что мой миндаль вялый. Я никогда в жизни не был вялым.
        - Такое бывает. - Рики подвинулся, чтобы освободить место для Розалины перед тем, что выглядело как обещанный бокал дешевого вина. - Подожди полчасика. Потом попробуй еще раз.
        - Ты - Розалина, да? - Джози, шикарная, уютная женщина лет сорока, протянула руку через стол. - Кажется, мы еще не знакомы.
        Розалина, как она надеялась, с уважением пожала ей руку в ответ.
        - Да. Я задержалась. Застряла с Аленом на вокзале, и нам пришлось провести ночь у фермерши.
        - У-у, - Джози подняла брови, - и как ты объяснила это мужу?
        Стоп. Что?
        - У меня его нет. Поэтому… довольно просто. Или, если посмотреть на это с другой стороны, с большим трудом.
        - Ой, какая я глупышка. - Джози невинно прикрыла рот ладошками. - Прости. Анвита сказала, что у тебя есть дочь, и я предположила… Его нет на фотографии или это ты ужасно современная?
        - Он… с краю фотографии. То есть он присутствует в жизни Амели, но мы не вместе.
        - Вот это да. Что за первоклассный мерзавец. Про таких думаешь: «Ну, он хотя бы поступил порядочно». - Джози вздохнула с такой вселенской печалью, которую, как подозревала Розалина, она никак не заслужила. - Но таковы уж мужчины. Им нужно только одно, и как только они это получают - пуф!
        Хотя бы раз в жизни Розалине хотелось поговорить об этом без того, чтобы ее сочли за падшую женщину из романа девятнадцатого века. То есть либо за чудовищную жертву жестокого мира, либо за немыслимую шлюху.
        - Ты не могла бы не называть отца моего ребенка мерзавцем? Том хороший парень, но мы были очень молоды, и вряд ли наш брак вылился бы во что-то хорошее.
        - Да, - Джози не может оставить это без внимания, да, Джози? - но он несет такую же ответственность, как и ты. Почему ты должна тащить за собой прицеп?
        - Если хочешь знать мое мнение, - сказала Розалина, стараясь не терять ни самообладания, ни самоуважения и опасаясь, что ей удастся сохранить только что-то одно, - я не считаю Амели прицепом.
        Джози ласково похлопала ее по руке.
        - Нет, нет, конечно нет. Я просто знаю, каково это. У меня самой трое детей, и нам с мужем с ними тяжело. Ты, наверное, ужасно храбрая.
        Теоретически так было лучше, рассуждала Розалина, чем думать, что она - распутная потаскуха, решившая поживиться за счет государства. Но, когда на нее смотрели свысока, она хотя бы могла откровенно показать, что они ей не нравятся. Когда же они говорили «ты такая героиня», становилось сложнее это делать, потому что они явно ожидали от нее одобрения.
        - Мне хватает поддержки. Мои родители… в общем, они всегда рядом, если нужны. А моя бывшая и ее жена, - «Лорен - твоя кто?» - помогают мне гораздо больше, чем я вправе от них ожидать.
        - Прости. - Джози быстро моргнула. - Возможно, я несколько провинциальна, но ты сказала, что твоя бывшая и…
        - Я так устал, - вклинился Флориан так резко, что Розалина была уверена, что он намеренно ее спас, - от того, что все считают брак конечным состоянием человека по умолчанию. Я со Скоттом уже двадцать лет, и с тех пор, как наши отношения начались, друзья постоянно спрашивают, когда мы поженимся, а мы отвечаем, что никогда, и они нам не верят.
        Наверное, было неправильно, что Розалина почувствовала облегчение от того, что внимание Джози переключилось на Флориана. Но она его почувствовала.
        - Наверняка ты это сделал нечаянно, - сказала Джози таким тоном, который явно припасала для четырехлеток, - но ты перебил меня, а это невежливо.
        Флориан по-кошачьи улыбнулся.
        - О нет, я сделал это совершенно намеренно. Возможно, мне не стоит строить догадок, но я бы предпочел, чтобы мы не относились к ориентации друг друга как к теме для допроса.
        - Я не допрашиваю, я интересуюсь.
        - Нет. - Флориан говорил как человек, у которого есть несколько вариантов отказа, которые он приберегает для разных случаев. - Интересоваться - это когда ты спрашиваешь кого-то, как поживает его фасоль. Когда ты настойчиво просишь кого-то объяснить, почему его жизненный опыт не совпадает с твоим, это уже допрос.
        Для женщины в цветочной блузке Джози умела довольно резко огрызаться.
        - Я выражала сочувствие. Тебе не понять, потому что у тебя нет детей.
        Розалина чувствовала себя так, словно угодила в зыбучие пески, а когда Флориан попытался ей помочь, потащила его за собой.
        - А с чего ты решила, что у него нет детей? - спросила она.
        - Ну, потому что…
        - Можешь не заканчивать мысль, дорогуша, - быстро сказал Флориан, - у меня их нет. Но это потому, что я мизантроп, а не потому, что гомосексуалист.
        Последовало долгое молчание.
        Затем наигранно заговорил Рики.
        - Это что, конфитюр? У меня на плече конфитюр? Сколько времени я уже хожу с конфитюром на плече?
        - Наверно, с тех пор, как ты уронил банку с ним? - предположила Анвита.
        - Но как он оказался на мне? Я же уронил банку на пол.
        - Я не ученый, - Флориан сделал глоток розового вина, - но мой опыт подсказывает, что брызги - те еще заразы.
        Разговор, решительно переведенный с состояния жизни Розалины на состояние одежды Рики, должен был перейти в безопасное русло. Но не перешел. И Розалине ничего не оставалось, как сидеть, ощущая себя маленькой и даже в каком-то смысле голой, и думать, что она, наверно, слишком остро среагировала, вот только не знала, как можно было иначе. Потому что, черт возьми, это была незнакомая женщина, с которой ей придется видеться раз десять, не больше. Почему ее волнует, что думает о ней Джози - или вообще кто угодно?
        Проблема была в том, что это ее действительно волновало. Очень.
        Воскресенье
        Перерыв на ланч на следующий день прошел еще хуже, потому что, вместо того чтобы пройти мимо ряда похожих друг на друга Данди-кейков, спектр которых варьировался от «вроде хорошо» до «откровенно плохо», пришлось пройти мимо ряда очень разных по внешнему виду тортов, некоторые из которых переплюнули твой собственный. Когда Розалина планировала рецепт, она думала, что, если украсит шоколадный свекольный торт струйкой растопленного шоколада, струйка будет выглядеть стильно и элегантно. К сожалению, это лишь придало ему… скучный вид. Как будто девушка из фильма не снимает очки и не распускает волосы даже в самом конце.
        В целом, именно такой вывод она сделала к концу выходных. Она не надеялась, что придет и сразу станет потрясающей. Разве что чуточку и в глубине души, потому что Корделия и Сент-Джон воспитали ее быть великолепной, и она была великолепна в школе, а с поправкой на кембриджские стандарты - и в университете. Она даже была великолепна на работе, хотя в основном потому, что работа была паршивой, а большинство ее коллег - подростками. И, конечно же, воспитание ребенка в течение восьми лет исправно било ее под дых. Но это было не то дело, за которое в конце ставят оценки по десятибалльной шкале.
        Единственным утешением для нее было то, что в большинстве своем шоколадные торты были коричневого цвета. Так что если ее торт и был скучным, то, по крайней мере, был скучным не один, а в компании. Конечно, это еще больше выделяло торт Анвиты с ярким узором из измельченных красных чили. Не говоря уже о творении Алена, великолепном, словно весенннее утро, - гладко обтянутом бледно-зеленым масляным кремом и увенчанном листьями базилика.
        Помня о диспенсерах с чаем, Розалина нервно налила себе чашку и взяла сэндвич-ролл, который, скорее всего, не осилит. И как раз нашла тихое местечко на газоне, чтобы унять подступавшее чувство неполноценности, когда заметила Алена, идущего к ней с видом, как это часто бывало у мисс Вудинг, не сердитым, а разочарованным.
        О боги. Он узнал. Он точно узнал.
        - Розалина, - начал он, - не знаю, как лучше выразиться, но…
        - Ясно. Да. Мне надо…
        - Можно я договорю?
        Она бы предпочла сказать «нет» и признаться, пока он не разложил перед ней по полочкам ее плохое поведение, как невыполненное домашнее задание. Но так как она должна была извиниться, а не грубить, она не могла этого сделать.
        - Прости. Да. Конечно.
        - Несколько человек вскользь упомянули, что у тебя есть дочь. И мне, честно говоря, странно быть единственным, кому ты о ней не рассказала. И, признаюсь, - Ален провел рукой по волосам, - я не понимаю, как это согласуется с твоей жизнью. Ты… кого-то встретила в Малави?
        Ни в одном продуманном ею сценарии финал не получался хорошим. И все-таки она почему-то не была готова к сокрушительному унижению от того, что ей придется столкнуться с собственным ужасным поведением. Она опустила голову.
        - Нет. Не было никакой Малави. То есть Малави существует, но я там никогда не была. И я не студентка-медик, я… на самом деле я никто.
        - Но у тебя правда есть дочь?
        - Да. Ее зовут Амели. Ей восемь. Она замечательная.
        - Я уверен, что так и есть, - сказал он ей. - Я просто… не понимаю, зачем ты мне солгала. И уж точно не понимаю, зачем ты солгала только мне.
        Она рискнула виновато улыбнуться.
        - Наверно, потому что из меня неважная лгунья и я не продумала все наперед?
        - Розалина. - Он выглядел если не опустошенным, то как минимум будто лишился чего-то важного. - Ты меня одурачила. У тебя не получится отделаться улыбочкой.
        - Прости. Прости. Я не хотела… отделаться улыбочкой. И врать тоже не хотела. Я… Я запаниковала. - Это было ужасно. Невообразимо ужасно. - Потому что… мы встретились так, как встретились, а ты такой умный, веселый и успешный, и я подумала, что у нас… может быть, у нас… может быть, что-нибудь бы получилось?
        Он моргнул. Его взгляд стали тусклым и ранимым.
        - Может быть. Но откуда мне знать это, если я даже не знаю, кто ты такая?
        - Ты прав. Я все испортила. Прости меня. Просто ты мне нравишься, и я не хотела, чтобы ты… о господи… думал обо мне всякое.
        - В каком смысле «всякое»? - спросил он резко.
        - Такое… - Она уставилась на свой сэндвич, который был единственным предметом в радиусе десяти футов, которому она могла доверять, не имея четкого мнения о своей жизни. - Такое, что обычно думают о девушках, которые забеременели в университете.
        - Я… я не понимаю.
        - Просто я… - Слова жалобно вываливались из нее, как грязные носки из корзины с бельем. - Я просто не хотела, чтобы ты не думал обо мне как о низшем сорте.
        Он бросил на нее взгляд, который был холоднее, чем от него можно было ожидать.
        - Так тоже лучше не стало. Потому что ты не только солгала мне, но и, видимо, считаешь меня человеком, который осудит тебя за ошибку, совершенную, когда ты была еще подростком.
        В его словах не было ничего нового, чего бы она не слышала раньше. Но в слове «ошибка» было что-то, от чего ее всегда тошнило. «Я не планировала, что так случится» было слишком похоже на «этого не должно было случиться», и тогда это переставало быть прошлым Розалины и становилось будущим Амели. И дело было в том, что она не могла сказать ни того, ни другого. Потому что здесь и сейчас Ален был прав. По всем стандартам, которым ее учили, она испортила себе жизнь. У нее все было хорошо, а она выбросила все на ветер из-за легкомысленной ночи с парнем, который ей даже не нравился. Хуже того, она так долго стыдилась себя, что теперь проецировала свои проблемы на того, кто, возможно, оказался бы хорошим человеком, если бы у нее хватило смелости ему довериться.
        - Прости, - сказала она. - Я очень об этом жалею.
        Рот Алена, с его манящими изгибами, был особенно выразителен, когда он был расстроен.
        - Ты все время это повторяешь. Но что мне с этим делать? Или с тобой?
        Она все испортила. Совершенно все.
        - Не знаю. Мы можем… начать все заново? Ведь я - это по-прежнему я. Просто я не была в Малави.
        - Ты сидела рядом со мной вчера вечером и позволила мне говорить, что участие в этом шоу не помешает тебе получить несуществующее медицинское образование. Ты в самом деле так отчаянно нуждаешься в… я даже не знаю в чем… что тебе приходится газлайтить людей ради того, чтобы тебя утешали?
        Господи. Неужели это правда? Она не хотела, но разве это имеет значение? Если бы это был фильм, где главные герои запутались в поводках в парке для собак, то неловкая ложь кому-то, кто ей нравится, обернулась бы в причуду или шутку и была бы прощена поцелуем под проливным дождем. Но она повела себя так, как повела, и это было… это было больно.
        - Прости, - повторила она еще раз. - Я не знаю, что сказать.
        Он резко рассмеялся.
        - Что бы ты ни говорила, будет ли это правдой?
        - Ален, я…
        - Прости. Я на это не пойду.
        Он развернулся и ушел прочь. В мягкий полуденный солнечный свет.
        И Розалине ничего не оставалось, как последовать за ним, потому что техническая команда торопила их вернуться в бальный зал.

* * *
        Хоть это и казалось эгоистичным и самоуничижительным, Розалина была не в том состоянии, чтобы обращать внимание на судейство. В основном все сводилось к тому, что у всех было понемногу по обе стороны от «отлично». Дэйв, однако, достаточно сильно отклонился в сторону «не очень», и Розалина стала чуть увереннее в своих шансах продержаться первую неделю.
        Несмотря на то что он подал двухъярусный торт вместо трехъярусного, как должно было быть, ему каким-то образом удалось выглядеть одновременно дерзким и побежденным. Как будто он всем телом говорил: «Давайте, признайте, что это дерьмо. Мы же все это видим».
        - Значится, с одним из слоев у тебя нелады, - начал Уилфред Хани, улыбаясь своей самой дедовской улыбкой. Словно был таким дедом, который весь был сделан из молочных карамелек. Она в самом деле была очень дедовской. - Но это неважно, если вкус такой, как надо.
        Они разрезали его, и Марианна Вулверкот откусила кусочек.
        - Вкус не такой, как надо.
        Дэйв немного покачался на пятках и кивнул.
        - Да пошли вы оба на хрен.
        Съемочная площадка затихла, как будто все слышали, что в комнате есть оса, но никто не знал, где она. В данном случае осу звали Дженнифер Халлет, и было вполне понятно, кого она ужалит.
        - Дэвид, - сказала она голосом, который мог бы разделить тесто для бисквита и разложить безе, - на пару слов.
        После этого судейство пошло как обычно, прерываясь случайно подслушанными фразами типа «договорное обязательство», «щелочью будешь ссать» и «быстрее, чем ты побежишь гадить после пирожка с сальмонеллой», доносившимися извне.
        Как только Дженнифер Халлет закончила вежливо объяснять Дэйву, почему его поведение было непрофессиональным и могло иметь негативные последствия, она привела его обратно и указала на место перед судейским столом.
        - С последней фразы Марианны. Спасибо.
        - Вкус не такой, как надо, - повторила Марианна Вулверкот с той же интонацией, что и в первый раз. - У розовой воды деликатный вкус, с которым легко переборщить, а ты явно с ней переборщил.
        Последовало очень долгое молчание.
        Дейв забрал две трети своего торта.
        - Ага. Спасибо.
        И все продолжилось. Анвита справилась, а Розалина была вполне сосредоточена, чтобы порадоваться за нее. Затем подошла ее очередь, и с каким-то отстраненным облегчением она поняла, что слишком эмоционально разбита, чтобы нервничать.
        Марианна Вулверкот рассматривала свою порцию с видом знатока, которым, подумала Розалина, она и была.
        - Выглядит хорошо, но довольно простой, и поэтому я не знаю, будет ли это достаточно «хорошо».
        Плечи Розалины опустились. Она уже знала: если не станет посылать судей вслух, то, скорее всего, пройдет, но «Достаточно хорошо - это не достаточно хорошо» было неофициальным семейным девизом Палмеров. И она снова и снова показывала свою «недостаточную хорошесть».
        Судьи разрезали ее торт, и Марианна Вулверкот ткнула в него ножом так, что Розалине, и без того расстроенной процессом, Аленом и всем остальным, это почему-то показалось неприятным.
        - Нежная легкость, - сказал Уилфред Хани, увлеченно жуя. - Вкусный и с очень гладкой, влажной текстурой.
        Отложив вилку, Марианна Вулверкот стала серьезной.
        - Но на этом, к сожалению, почти все. Если бы он был идеальным, он мог бы стать лучшей выпечкой дня, но здесь он немного неровный… - Она указала на линию вдоль основания торта, где тесто осело и было плотнее. - И, похоже, ты передержала его в духовке на самую чуточку.
        - Кроме того, - добавил Уилфред Хани, - он мог быть красивее, если бы ты сделала хороший ганаш. Или, например, использовала масляный крем, чтобы его украсить.
        Ой, ну конечно. Запишите это в бесконечный список вещей, которые она могла бы сделать в своей жизни иначе.
        - Ага, - сказала она. - Спасибо.
        Когда Розалина вернулась за свою стойку, она пересеклась с Аленом, который уверенно шел вперед, держа в руках поднос, полный магии. Он не смотрел на нее, да и зачем ему было на нее смотреть?
        Он аккуратно поставил свое творение перед судьями.
        - Это шоколадный торт с базиликовым кремом. Подается с мятным мороженым. - Затем, после небольшой паузы и с самоироничной ухмылкой, - базилик из моего огорода, а мяту я… нашел и нарвал.
        Судьи с благодарностью разрезали его, обнажая идеально ровные слои темного бисквита и бледного крема, а затем с жадностью попробовали.
        - Это просто восхитительно, - промурлыкала Марианна Вулверкот. - Я волновалась по поводу базилика, но он удивительно хорошо сочетается с насыщенным вкусом шоколада.
        Уилфред Хани отрезал еще кусочек.
        - Черт побери, он великолепен.
        По залу прокатилась волна вздохов. Это была неформальная коронная фраза Уилфреда Хани, и обычно он не произносил ее до третьего или четвертого эпизода. Очевидно, что Ален - помимо того, что был человеком, который никогда не стал бы лгать о своей жизни, - был еще и богом на кухне. А Розалина все испортила, став неуверенным разочарованием.

* * *
        Итак, Ален победил. Совершенно ясно. Дэйв выбыл. Тоже совершенно ясно. А Розалина была в безопасности, ничем не выделялась и отчаянно хотела попасть домой. Увидеть дочку. Выпить бокал вина. Примириться с тем, что ее любимое хобби, от которого становилось лучше, - а именно выпечка - теперь стало третьим по величине источником стресса в жизни.
        «Умница, Розалина. Как всегда, на высоте».
        К сожалению, прежде чем она смогла сделать что-либо из этого, ей пришлось подождать. На парковке. Пока ее заберет отец. Как будто ей было шестнадцать лет и она попала не на ту вечеринку. Это была одна из проблем съемок в живописной сельской местности: в воскресенье из Тапворта не ходят поезда. Что на практике означало еще одну услугу, которую Розалина будет должна своим родителям.
        Вероятно, ждать придется долго. Мистер Сент-Джон Палмер - человек столь успешный в медицине, что стал доктором, а затем снова вернулся к практике, - имел обыкновение приезжать с опозданием, мотивируя это тем, что он очень занят и важен. И все бы так и было… как было. Кроме Алена, который, как стоило догадаться Розалине, оказался в похожей ситуации и зависел от кого-то столь же ненадежного.
        Несколько минут они стояли в тягостном молчании.
        - Поздравляю с победой, - попробовала заговорить Розалина.
        - Спасибо.
        Что же, по крайней мере он ответил.
        - Еще раз прости за… в общем, за ложь.
        - Розалина… - Его рот искривился в кривой ухмылке. - Если бы это случилось не со мной, я бы подумал, что это уморительно. Но что есть, то есть. Поэтому мне потребуется чуть больше времени, чем обычно, чтобы понять, что это смешно.
        - Теперь ты можешь рассказывать на свиданиях историю про «девушку, которой я так понравился, что она придумала себе жизнь в Малави».
        Он рассмеялся, несколько неохотно.
        - Надо было что-то заподозрить, ведь ты так мало об этом рассказала. Я знаю нескольких людей, которые занимаются подобными вещами, и их невозможно заткнуть.
        Так было… лучше, правда? Он скорее смеется над ней, чем испытывает отвращение.
        И, конечно же, мистер Сент-Джон Палмер выбрал именно этот момент, чтобы остановиться перед ними. Выйдя со стороны водителя, он освободил багажник, чтобы Розалина смогла уложить свою сумку.
        - Я приехал так быстро, как только смог, - сказал он ей. - Застрял за каким-то кретином с автофургоном на автостраде. А еще на всех местных дорогах полно чертовых овец. - Примерно в этот момент он заметил Алена и, то ли из-за его близости, пола или поведения, решил, что он, вероятно, важная персона. - Ужасно извиняюсь. Где мои манеры? Сент-Джон Палмер. Отец Розалины.
        Пока Розалина пыталась извиниться взглядом, Алену не оставалось ничего другого, как пожать чрезвычайно сильную руку ее отца.
        - Ален Поуп. Участвую в конкурсе вместе с Розалиной.
        - А-а. Я подумал, что вы - продюсер.
        - Нет, я - архитектор.
        - Работали над чем-нибудь, что я могу знать?
        - Возможно. Когда вы в последний раз были в Дубае?
        - Не год и не два.
        Ален улыбнулся той улыбкой, которую берегут для собеседований.
        - Тогда, к сожалению, вы не знакомы с моим последним проектом. Может быть, посещали поместье Кумбекамден? Я и там кое-что делал.
        Розалина часто видела, как ее отец поступал так с людьми. Игра заключалась в том, чтобы продолжать молчаливо намекать, что он считает тебя неудачником, пока ты не сдашься и не признаешь это. И, что необычно, Ален, похоже, был очень близок к победе.
        - А вы занятой человек, - согласился Сент-Джон Палмер. - Каким ветром вас занесло в выпечку?
        - А, вы об этом. Когда перестраивал свой дом несколько лет назад, мне установили газовую плиту, и я подумал, что должен научиться правильно ею пользоваться.
        - Для супруги покупали?
        - Нет. Я не женат. - Ален продемонстрировал левую руку, с отсутствующим обручальным кольцом.
        К полному ужасу Розалины, Сент-Джон Палмер похлопал Алена по спине и, положив руку между его лопаток, направил к задней части машины, куда она только что бросила сумку.
        - Розалина, - позвал он, - я помешал вам с этим молодым человеком?
        - Что? - Она совершенно не знала, как на это ответить. - Нет. Не помешал. То есть…
        - Розалина очень милая. - Ален бросил на нее взгляд, который можно было назвать заговорщическим. - Но из-за конкурса мы оба очень заняты. Тем не менее я уверен, что со временем мы узнаем друг друга лучше.
        С другой стороны парковки раздался автомобильный гудок, и Ален оглянулся, узнав водителя.
        - А это моя подруга, Лив. Приятно было познакомиться с вами, мистер Палмер. - Он снова пожал руку ее отцу, получив в ответ такое же крепкое рукопожатие, как свое собственное. - Увидимся на следующей неделе, Розалина.
        Времени хватило лишь на то, чтобы очень быстро и тихо поблагодарить Алена за то, что он не опозорил ее перед отцом, прежде чем он поспешил к приехавшей за ним машине. Он коротко поздоровался с вызывающе привлекательной блондинкой, и они умчались прочь.
        Сент-Джон Палмер вернулся к своему автомобилю, и Розалина села рядом с ним. Она едва успела пристегнуть ремень безопасности, как машина завелась.
        - Мама ждала, что ты позвонишь.
        - Я даже не успела выйти со съемок.
        - А время для общения нашла.
        В каком-то смысле это было так, но у него не было никаких фактических доказательств.
        - Ты про Алена? Мы просто стояли на одной парковке и ждали, пока за нами приедут.
        - А мне показалось, что вы разговаривали.
        По правилам дорожного движения отец был обязан смотреть прямо перед собой, пока говорил с ней. Но Розалина была уверена, что он бы так делал, даже если бы они не ехали.
        - Просто из вежливости. Я думаю, он… приятный, не правда ли?
        - «Приятный». - Ее отец презирал многие вещи, но по какой-то причине особенно сильно злится на ограниченный набор слов, который Розалина всегда считала совершенно произвольным. - Раньше у тебя был такой хороший словарный запас.
        - Он создает впечатление очень старательного, способного, умного и… - она подумала, что ее отец будет против слова «сексуальный», - элегантного молодого человека.
        - Не ребячься, Розалина. Это ниже твоего достоинства. Или, по крайней мере, должно быть.
        Она вздохнула.
        - Прости.
        Последовало такое молчание, которое обычно дает ложное чувство безопасности.
        - Честно говоря, - продолжил Сент-Джон Палмер, - я несколько удивлен, что такой человек пришел на шоу… Как оно называется?
        Он знал, как оно называется. Ему просто нравилось заставлять произносить название.
        - «Пекарские надежды».
        - Так вот, полагаю, что когда карьера состоялась, можно заниматься любимым хобби. Оно не так уж отличается от гольфа, не так ли?
        Ее отец не любил гольф, но это было одно из немногих развлечений, на которое он не смотрел свысока. Наверное, этот пример был бы больше похож на поддержку ее выбора, если бы не было так мучительно заметно, что он одобряет участие Алена потому, что тому ничего не было нужно от шоу. Розалина же, напротив, отчаянно нуждалась в нем, тратила время и позорила свою семью.
        - Не отличается, - ответила она. - Оно словно гольф, только изюма больше.
        Сент-Джон Палмер не ответил. Возможно, так он наказывал Розалину за ее постоянное легкомыслие.
        И через минуту-другую включил «Радио 4», чтобы успеть послушать конец прогноза относительно грузооборота.
        Вторая неделя. Пирожки
        Пятница
        В некотором смысле возвращение на вторую неделю было еще удивительнее, чем приезд на первую. Как только Розалина уехала, Пэтчли Хаус и все, что в нем находилось, стало казаться странно правдоподобным сном. Но теперь она вернулась, и время, которое провела дома - отвозила Амели в школу, ходила на работу, пекла бесконечные пирожки с курицей, - потекло в том же русле. Это означало, что у нее никак не получалось отвлечься от своего выступления на первой неделе. Выступления, на котором она сходила с ума от тщетности происходящего. Еще и приготовила посредственный торт перед всей страной и выставила себя полной дурой перед тем, кто, похоже, был ей интересен. «Три с минусом, Розалина. Старайся лучше. Увидимся после уроков».
        Успешно сориентировавшись в общественном транспорте и бросив сумку в номере, она отправилась в беспокойное блуждание по территории. Она не умела строить машину времени из хрустящего теста, замешанного на кипятке, и шоколадного ганаша, который стоило приготовить на прошлой неделе, а значит, ничего не могла поделать с историей о Малави. Но она могла изменить свое отношение. Ведь хоть победа в конкурсе «Пекарские надежды» не превратит ее волшебным образом в квалифицированного кардиохирурга, Корделия и Сент-Джон Палмер учили ее не бросать дело, едва его начав.
        И хотя они не одобряют ее участие в реалити-шоу, они, скорее всего, отрекутся от нее, если она вылетит в середине шоу.
        Поэтому она должна сосредоточиться. Работать. Стараться изо всех сил. Не отвлекаться на парней. Готовить такую выпечку, которая заставит зрителей, сидящих у экранов, сказать: «Ого, впечатляет для второй недели».
        И пока она пробиралась через лесок, примыкавший к дому, чувствовала, что неплохо справляется со своей задачей, настраивая себя на то, чтобы стать опасной и целеустремленной машиной-пекарем. Пока не увидела Алена, который шел в противоположную сторону.
        Черт, черт, черт.
        К сожалению, спрятаться было негде. На самом деле таких мест, где можно было спрятаться, было много - можно было забраться на дерево или прыгнуть в кучу листьев, но если целью было избежать еще одной неловкой ситуации, то бегство подобно потревоженной белке ей, скорее всего, в этом бы не помогло.
        - Ну, что, - сказала она, - привет?
        Он одарил ее ухмылкой.
        - Розалина.
        Они смотрели друг на друга сквозь заросли орляка. И она в очередной раз поразилась тому, насколько Ален был неброско стильным в рубашке, брюках-чинос и, как сегодня, в легком пиджаке, который казался частью образа, а не уступкой вечернему ветерку. Это было похоже на тот момент в конце телепередачи, когда открывают дверь номер три, чтобы показать, что ты могла бы выиграть, если бы не была лживым мешком дерьма.
        Она подумала, стоит ли ей снова извиниться. Или это вызовет раздражение. Поэтому открыла рот, чтобы попрощаться, и обнаружила, что извиняется за что-то другое.
        - Прости за отца.
        - Не стоит. - Он откинул прядь волос, которая выбилась из укладки. - Он явно очень тебя оберегает.
        «Оберегает» - не то слово, которым бы выразилась Розалина. Но лучше пусть он думает так, чем поймет, насколько она подвела отца.
        - Да. Он… да.
        Снова долгое молчание.
        - Может быть, прогуляемся? - спросил Ален.
        Ладно. Это же хорошо, правда? Не то чтобы она этого ожидала. Или на это надеялась. Ну, не то чтобы особенно.
        - Ты… точно этого хочешь?
        Он насмешливо поднял бровь.
        - Вовсе нет, Розалина-эм-Палмер. Но, может, все-таки пройдемся?
        - Вдруг из этого получится еще одно приключение.
        - На этот раз с настоящей тобой?
        Это было словно увидеть спасательную ветвь или оливковый плот.
        - Обещаю.
        - Тогда идем. Речка в той стороне.
        Она рискнула улыбнуться.
        - Ты же не собираешься там со мною расквитаться, правда?
        - Не смешно, Розалина. Мне же не двенадцать.
        Они прошли вниз по холму, окруженные нежными лиловыми цветами английского сельского вечера, прежде чем Розалина набралась смелости и сказала.
        - Тогда я расценю твое нежелание столкнуть меня в реку как хороший знак.
        Он посмотрел на нее свысока. Его глаза лукаво заблестели.
        - Я не сказал, что не хочу столкнуть. Я сказал, что для этого слишком взрослый.
        - А знаешь, что действительно по-взрослому? Называть себя взрослым.
        - А знаешь, что еще взрослее? Притворяться, будто ты ездила в Малави, когда на самом деле не ездила.
        Она вздрогнула. Но по крайней мере он ее дразнил, а не называл лгуньей.
        - То, что ты выводишь меня из себя, означает, что ты уже смирился?
        - Может быть. Скажу, когда мы узнаем друг друга лучше.
        Розалина не была готова к огромному облегчению, которое нахлынуло на нее. Она не знала, заслужила ли второй шанс, но, черт возьми, хотела им воспользоваться. И да - как раз тогда, когда напомнила себе, что ее приоритетом была выпечка, а не парни. Но разве Анвита не права? Разве не нормально хотеть и того и другого? Ее учили стремиться к высоким целям. И хотя родители не были в восторге от ее нынешней цели, если она сможет выйти из этой ситуации с десятью тысячами долларов, контрактом на издание книги, новой карьерой и архитектором, то все это будет достаточно весомыми галочками в графе «Жизнь удалась».
        Только была одна проблема.
        - Мне не о чем рассказывать, - призналась она.
        - Правда? А мне кажется, что у тебя было довольно насыщенное событиями прошлое.
        Выражение «насыщенное событиями» было мягче многих других по этому поводу.
        - В самом деле?
        - А разве нет? Я знаю, что говорят о быстрых выводах, но мне не верится, что ты с самого начала планировала забеременеть в девятнадцать-двадцать лет.
        - Да, не совсем. Я собиралась стать врачом.
        Он улыбнулся.
        - Значит, ты была опасно близка к истине касательно учебы и без нужды далека касательно путешествия?
        - Я же сказала, что запаниковала.
        - И призналась, что из тебя плохая лгунья.
        - Да, - согласилась она смеясь. - И я не врала.
        Наступило молчание. Оно не было комфортным. Но и не настолько ужасным, как потереть глаза руками, которыми чистил чили.
        - Итак. - Ален сделал деликатную паузу. Такую, которую Розалина слышала или, скорее, не слышала раньше. - Ты не обязана рассказывать мне то, что не хочешь, но что произошло на самом деле?
        Она пожала плечами.
        - Ничего такого. Тут нет большой тайны. Девушка, с которой я встречалась, изменила мне, и я вернулась к парню, который мне немного нравился. Мы были вместе какое-то время, но пару раз были неосторожны, потом пару раз повезло, потом повезло меньше. И… да.
        - И он просто взял и ушел от тебя?
        - Нет, я не Фантина[3 - Мать Козетты из мюзикла «Отверженные» по мотивам романа В. Гюго. Забеременела от богатого студента, который ее бросил. Была вынуждена заняться проституцией. Прим. перев.]. В этом плане он поступил правильно. Но никто из нас не хотел брака. И нам казалось, что ради этого все равно не стоит жениться.
        - Я не намекал, что твоему отцу надо было выстрелить в него из ружья. Я имею в виду, что нужно учитывать и финансовую сторону вопроса.
        - Я получаю алименты. - Она снова пожала плечами. - Он теперь инженер-гидролог, так что они довольно щедрые.
        Ален на мгновение задумался, а затем осторожно сказал:
        - Как-то несправедливо, что он смог исполнить свою мечту, а ты - нет.
        Что ж. Такой разговор невозможно вести, не чувствуя себя отвратительно. Хуже того, люди продолжали находить все новые и новые способы нагонять на нее ужас. Честно говоря, «Увы, твои мечты обернулись прахом» - это лишь иначе сказанное «Ох, бедняжка, твоя жизнь разрушена». Но в случае с Аленом речь шла исключительно о ней и о том, кем она могла бы стать, несмотря на общий принцип, что милые девушки из среднего класса бросают университет, чтобы делать карьеру, а не рожать детей.
        Что-то… что бы она ни почувствовала, должно быть, отразилось на ее лице, потому что он остановился и осторожно повернул ее к себе.
        - Извини, Розалина, - сказал он. - Я не хотел задеть тебя за живое.
        Было слишком сложно. Потому что, несомненно, было больно. Просто она не совсем понимала, откуда исходит эта боль. Она сделала глубокий вдох.
        - Нет, все в порядке. Я сделала свой выбор. Я люблю свою дочь и… и… и… вот и все.
        - Я понимаю. Но, - он пристально посмотрел на нее, - у тебя, наверно, были… варианты?
        Она знала, что за эвфемизм стоял за «вариантами».
        - Ты имеешь в виду, почему я не сделала аборт?
        В его глазах промелькнуло удивление. Возможно, он не ожидал, что она это скажет. Большинство людей не ожидало.
        - Наверно, да.
        - Я не захотела. Это не важное политическое заявление, но я не религиозна. В тот момент для меня было правильно… не делать его. Поэтому я не стала.
        - А твои родители не сумели… - он махнул рукой, - что-нибудь придумать?
        Она невольно засмеялась.
        - Что-нибудь придумать? Ты как будто предлагаешь, чтобы парень по имени Джоуи Девять Пальцев сделал мне бетонный макинтош.
        - Я скорее имел в виду, что они могли бы присмотреть за ней, а ты бы тем временем вернулась в университет.
        Конечно, у них был и такой разговор.
        - Ты уже знаком с моим отцом. Ты бы оставил с ним человека, которого любишь больше всего на свете?
        - Ты ведь выросла хорошим человеком.
        Если не считать работы без карьерного роста, едва оплачиваемых счетов и смутной уверенности в том, что она все испортила, возлагая все надежды на телевизионное шоу по выпечке, то… да.
        - «Хороший человек» - это как раз то, кем я стараюсь быть.
        Его рот изогнулся так, словно он намекал ей запрыгнуть в его двуколку.
        - Ты лучше, чем просто хороший человек. И ты это знаешь.
        Это были лишь слова. Явно лишь слова. Но втайне она была рада, что он считал ее такой.
        - Спасибо. Ты… тоже вполне хороший.
        - Полегче. Такой лестью недолго вскружить мне голову.
        Она застенчиво засмеялась.
        - Медовоустая дьяволица. Да, я такая.
        И он тоже рассмеялся, не так застенчиво.
        Разумеется, именно в этот момент Розалина, испытывавшая огромное облегчение от того, что они, похоже, вернули… свое, чем бы оно ни было, запаниковала и попыталась снова все испортить.
        - Так… мы… помирились? Значит, между нами… все хорошо?
        - Розалина-эм-Палмер, - теперь его глаза говорили: «Выпрыгивай из моей двуколки в какое-нибудь место поинтереснее», - разве «хорошо» - это достаточно?
        В ней все затрепетало - по-настоящему, без лжи. И она всем своим видом показала, что готова к поцелую, подняв голову и надеясь.
        Но Ален лишь на мгновение взглянул на нее, прежде чем отойти.
        - Идем. Если мы в скором времени не доберемся до речки, лучшие волны разберут без нас.
        Они пошли дальше. И на этот раз молчание было комфортным. Или настолько комфортным, насколько это возможно, когда пытаешься придумать, что бы такого приятного сказать.
        - Расскажи еще что-нибудь о себе, - предложил Ален. - Такое ощущение, что мы много говорим о том, о чем ты обычно не рассказываешь, и очень мало о том, о чем говоришь.
        Ладно. Фокус был в том, чтобы не запаниковать и не соврать снова, чтобы прикрыть свою скучность.
        - Что ж. Естественно, я люблю выпечку. У меня есть дочь. Ее зовут Амели. Я работаю в магазине канцелярских товаров, это очень интересно. Я пыталась научиться вязать, потому что мне кажется, что это здорово, но так и не нашла времени, чтобы что-нибудь связать.
        - Да, я вижу в этом недостаток.
        - Это часть материнства. Увлечения ребенка становятся твоими. Так что теперь я довольно много знаю об акулах, балете и космонавтах.
        Он весело хмыкнул.
        - А что насчет тех лет, когда ты еще не была мамой?
        - Боже мой. Я все время училась. И даже научилась играть на скрипке, чтобы мое резюме выглядело более разносторонним.
        - Это явно сработало. Ты попала в медицину. Кстати, где ты училась?
        Она наморщила нос.
        - В Кембридже.
        - Ничего себе, как ты любишь переусердствовать!
        - Не такой уж он хороший, как кажется. Обычный университет, только более известный.
        - Все равно нельзя постоянно работать и совсем не отдыхать. - Последовала короткая пауза. - Ты что-то говорила о своей девушке.
        Разве? Она была слишком занята самообвинениями, чтобы это помнить.
        - Что? О Лорен? Я до сих пор с ней дружу. Она теперь в браке - но не с той девушкой, с которой мне изменила. В эти выходные она сидит с Амели.
        Он одобрительно кивнул.
        - Люблю, когда люди поддерживают связь со своими бывшими. Они как друзья с дополнительным бонусом - ты знаешь, как они выглядят голыми.
        Они ступили на мост, перекинутый через изгиб реки, взошедшая луна пролила на воду серебристый блеск.
        Ален остановился. Он был из тех мужчин, которые особенно хорошо смотрятся в монохромной гамме - с его ростом, легкой надменностью и острыми скулами.
        - Я невольно заметил, - сказал он с напускной беззаботностью, - что ты упомянула о бывшей девушке и бывшем парне. Что, как понимаю, означает, что ты интересуешься… как бы сказать… самыми разными людьми?
        Как правило, Розалина не любила, когда ее спрашивали об ориентации. Особенно парни, поскольку за этим часто следовало: «Ух ты, как сексуально, и я уверен, что ты находишь это наблюдение чрезвычайно лестным и совсем не фетишистским», или: «Круто, мы с моей девушкой давно хотели попробовать секс втроем». Но Ален подошел к этой теме достаточно осторожно, и ей было приятно подтрунивать над ним.
        - О, да, самыми разными. Я встречалась с драматургами, инженерами, бас-гитаристом, адвокатом, флористом…
        Он скривил рот.
        - Ты же знаешь, что я не об этом.
        - Брюнетками, блондинками, рыжими…
        - Ладно. - Он поднял руки, будто сдаваясь. - Просто подумал, что было бы вежливо узнать, что я не заигрываю с лесбиянкой.
        Прошло уже много времени с тех пор, как кто-либо делал хотя бы смутные шаги в сторону Розалины.
        - Я - бисексуалка.
        - Значит, по сути, с тобою можно заигрывать?
        «Быстрее, Розалина. Ответь так, будто ты не отчаялась».
        - Возможно.
        Она полуобернулась к нему. Ночь была добра к ним, превращая их маленький кусочек мира - мост, реку и усыпанное звездами небо - в сцену из черно-белого фильма. Воскресная история, где он сильный, а она энергичная, и все заканчивается так, как и должно.
        - Очень рад это слышать, - пробормотал Ален.
        А потом его рука коснулась ее щеки. Он нежно наклонил ее лицо к своему. Его рот был мягким, теплым и опытным. Это был безупречный первый поцелуй. Осторожный, но с обещанием страсти.
        Суббота
        - В выпечке вслепую на этой неделе, - сказала Грейс Форсайт, - вы будете работать с апельсинами и лимонами. Вряд ли вы разбогатеете, однако, если все пойдет не так, как надо, можете распрощаться с головой. - Она замолчала, пока конкурсанты обменивались недоуменными взглядами, которые, несомненно, в интернете превратят в мемы с помощью редакторов и gif-мейкеров. - Сегодняшнее испытание - британский вариант американской классики: пирог святого Клемента.
        Это звучало вычурно. Как будто какому-то измученному помощнику сказали, что пирог с лимонным безе слишком предсказуем, - а Розалина и впрямь почти его предсказала, пока погружалась в глубины «Скромных пирогов Уилфреда Хани», готовясь ко второй неделе, - и поэтому в рецепт добавили несколько апельсинов и заявили, что это совсем другое блюдо.
        Грейс Форсайт радостно захлопала в ладоши.
        - У вас всего девяносто минут, так что готовьтесь. Ваше время начинается на счет «три». Три, дорогие.
        «Подготовьте основу», - начинался рецепт, словно с афоризма.
        Это было просто. Розалина сотни раз готовила основу для бисквита. Она положила пачку масла на сковороду, чтобы оно растаяло, и…
        Прошлым вечером она поцеловала Алена.
        Нет. Ей не об этом сейчас нужно было думать. Она высыпала пачку крекеров в мешок для выпечки и взяла в руки скалку…
        Прошлым вечером она поцеловала Алена.
        Черт, нет. Она не такая. Только не после того, как настраивала себя на то, что в конкурсе покажет всю силу Палмеров. Неважно, что Ален целовал ее в лунном свете, она провалила первую неделю, и будь она проклята, если проиграет снова. Пришло время выделиться из толпы. Показать судьям, из чего она сделана. Разорвать этих пекарей на куски.
        Ладно. Это чересчур.
        Может, лучше сосредоточиться на приготовлении вкусного пирога?
        Она раздробила печенье.

* * *
        - Как думаешь, - спросила Анвита за обедом с полным ртом залежавшегося сэндвич-ролла, - с Гарри все в порядке?
        Розалина не понимала, к чему она ведет.
        - В каком смысле «в порядке»?
        - Он ни с кем не разговаривает. Я, конечно, люблю брутальных молчунов, но он какой-то слишком брутальный и слишком молчаливый.
        - Не-е, он разговорчивый, - отозвался Рики. - Болеет за «Шпоры», но нельзя же его за это винить.
        - Знаешь, - Анвита разочарованно на него посмотрела, - я думала, это миф, что мужчины могут разговаривать только о футболе.
        - Я виделся с ним всего дважды. О чем еще мне с ним говорить? О своих чувствах?
        - О выпечке? - предложила Розалина. - Вы ведь оба участвуете в кулинарном шоу.
        Рики пожал плечами.
        - И нам до смерти надоело это обсуждать.
        - Короче. - Анвита развернулась к Розалине, как пушка на военном корабле. - Ты должна пойти и попросить его сесть к нам.
        Она вытаращила глаза.
        - А почему я? Я даже не знаю, как получается офсайд.
        - Ну, он говорил с тобой на прошлой неделе. Добровольно. И больше десяти секунд.
        Да, но в основном это были попытки остановить казавшийся бесконечным поток чая.
        - Это из-за того, что ты в самом деле беспокоишься о нем? Или потому что он тебе нравится?
        - А ты меня в этом винишь? - Анвита бросила тоскливый взгляд через плечо на место, где сидел Гарри. - Он такой грустный и… и… мускулистый.
        - Вряд ли он грустит. По-моему, просто ест сэндвич.
        - Честно говоря, - отозвался Рики, - я ел эти сэндвич-роллы, и мне от них становилось грустно.
        - Знаешь, - это был самый твердый голос Розалины, который, признаться, не был особенно твердым, - мне не совсем удобно просить мужчину присоединиться к нам, чтобы ты могла любоваться им с более удобного расстояния.
        Анвита выглядела потрясенной.
        - Это нечестно. Я хочу, чтобы ты попросила его присоединиться к нам, чтобы мы обе могли любоваться им с более удобного расстояния.
        - Я не заинтересована в том, чтобы пялиться на Гарри, - настаивала Розалина. Это была не совсем правда.
        - Если бы мы с ним говорили о ком-то из вас, - у Рики было выражение лица «не знаю, сексизм ли это», которое иногда появляется у мужчин, когда им приходится говорить о гендере, - то это было бы нехорошо.
        Расправив плечи, Анвита поправила очки - на этой неделе это были розовые «кошачьи глазки».
        - А что, можешь смотреть на меня в любое время. На самом деле я даже требую. Пялься на меня.
        - Моя мама дала бы за это подзатыльник.
        - А моя мама, - возразила Анвита, - сказала бы, что я делаю важное постфеминистское заявление и осознаю свою сексуальность. Поэтому важно, чтобы мы с Розалиной могли говорить о том, какой Гарри сочный жеребец.
        Негромкие препирательства нежно умиляли Розалину, но это привлекло ее внимание.
        - Ладно, два момента. Во-первых, «сочный жеребец» звучит откровенно мерзко. Как будто это губка, которую ветеринар использует для искусственного осеменения лошадей. И, во-вторых, вряд ли Гарри из тех мужчин, которых стоит поощрять. Потому что наверняка его мама не стала бы давать ему подзатыльник за то, что он на тебя пялится.
        Последовало молчание.
        - Неужели он настолько плохо с тобою себя вел? - поинтересовалась Анвита.
        - Не… не совсем. Но когда изо рта парня то и дело вылетает «милая», «чика», «девочка», понимаешь, что это за тип.
        - И почему с красавчиками всегда такая проблема? - Анвита тяжело вздохнула.
        - Потому что они красавчики и им не надо стараться.
        - Эй, - возразил Рики. - Я красавчик, и я стараюсь.
        Розалина к тому времени уже чувствовала себя несколько виноватой. Она не хотела делать из Гарри урода. Просто… человека с определенным прошлым и определенным набором ценностей. А учитывая, сколько слухов здесь ходило, она рисковала нечаянно пустить слух, что он - извращенец, и тогда никто не станет с ним разговаривать до конца сезона.
        - Я… я, наверно, к нему несправедлива. Уверена, что Гарри - милый парень. Пойду спрошу, не хочет ли он пересесть к нам.
        Во время короткой прогулки по газону Розалина воспользовалась возможностью присмотреться к другим участникам конкурса - честно говоря, она присматривалась к Алену. Она заметила его на скамейке рядом с Джози, видимо, в разгар оживленной беседы. Что было прекрасно. Это, безусловно, было прекрасно. Она не претендовала на его время или внимание, да и не стремилась с ним заговорить.
        Но почему он сам этого не сделал? Не подошел. Не поздоровался. Не сделал ничего.
        Да, ей не хватало практики. Но ведь у нее все равно получилось… хорошо? Ведь хорошо?
        А еще плохо показывать чувства невовремя. На ТВ-шоу были другие конкурсанты и персонал. Они очень разозлятся, если увидят, что между ними что-то есть. Если между ними действительно что-то было.
        Может быть, между ними был только поцелуй.
        Или Ален был тактичен и старался не создавать поводов для сплетен.
        Или губы Розалины случайно дали понять, что она хочет, чтобы он отвалил и никогда больше с ней не разговаривал.
        - Ты в порядке, друг? - спросил Гарри, давая Розалине понять, что она стоит над ним дольше, чем собиралась.
        - Что? Да. Я хотела сказать… - Она вдруг почувствовала, что снова оказалась в средней школе и говорит мальчику, что у нее есть подруга, которой он нравится, и надеется, что он не подумает, что эта «подруга» - это «она». - Эм…
        Он поморщился. Как и следовало ожидать.
        - Слушай, хотел спросить, я ведь не расстроил тебя в тот день?
        - Расстроил меня? - повторила она, слегка ошеломленная.
        - Да. Из-за имени. И из-за «милой». И из-за «девочки». И из-за «красотки». - Ей показалось, что он покраснел. - Просто не хочу, чтобы ты считала меня придурком.
        Если честно, она вообще не привыкла думать о таких парнях, как Гарри.
        - Нет. Вовсе нет.
        - Отлично. Я просто, ну, это самое, уточняю. - Он вздохнул, что, к удивлению Розалины, значило «мне полегчало», а не «ты за это поплатишься».
        - Потому что, - продолжил он, - иногда я что-нибудь ляпну, а потом думаю: «Господи, Гарри, ты полный кретин», и эта мысль не дает покоя.
        Розалина бросила на него любопытный взгляд. Она привыкла, что ее постоянно парализует возможность неодобрения людей. Но о чем беспокоиться Гарри? Он симпатичный парень, который живет в мире приятелей, пабов и женщин, которые не возражают против того, чтобы их называли милыми.
        - Мне кажется, многие про себя так думают. Только, скорее всего, без «кретина».
        - Ладно. Хорошо. - Он на секунду замолчал, наверно, размышляя насчет «кретина» - странный вышел образ. - Спасибо, друг.
        Розалина подозревала, что будет жалеть, что спросила, но ничего не могла с собой поделать.
        - А почему ты внезапно стал звать меня «другом»?
        - Ты сказала, что я не стал бы звать тебя милой, если бы ты была парнем. Я подумал над этим, и, знаешь, ты права. И либо так, либо начать звать своих друзей «милыми», а они явно начнут на меня коситься.
        Она не могла понять, победила или проиграла.
        - Наверно, это вполне справедливо.
        - Кстати, ты хорошо постаралась на прошлой неделе. Все сделала правильно.
        - Спасибо. Ты справился…
        - Довольно средне, - добавил он с сожалением. - Мой шоколад не застыл, а украшения растаяли. Вечно с ними проблемы, скажи?
        - Ну, время еще есть.
        Он кивнул.
        - С нетерпением жду завтра. Люблю хорошие пироги. Но как только мы оказываемся в бальном зале, какой-нибудь парень с камерой подходит и спрашивает: «Что ты делаешь, Гарри?», а я отвечаю: «Готовлю пирог, разве не видно?» А потом он говорит: «Можешь повторить еще раз, как будто не отвечаешь на вопрос?» Это так глупо.
        Это вызвало у нее смех. Потому что, если разобраться, это и впрямь было глупо.
        - Ладненько. - Он неожиданно ей улыбнулся. - Не смею задерживать, друг.
        - Вообще-то… - Ох, и зачем она на это согласилась? Это было глупо, ужасно и даже снисходительно. - Анвита хотела спросить, все ли у тебя в порядке? Ты один. Здесь. Сам по себе. И я тоже. Если только тебя это не раздражает. Но если что, это была ее идея. Правда.
        Он посмотрел на нее своими карими большими растерянными глазами.
        - Я в порядке, спасибо. Просто обедаю. Думаю, насколько сильно испортил начинку.
        - Мне кажется, мы все ее испортили и теперь об этом думаем. - Слова продолжали сыпаться из Розалины вопреки ее воле. - Мы заметили, что ты обычно держишься в стороне. И не знаем, это твой выбор, или ты нас терпеть не можешь, или решил, будто мы тебя ненавидим, или, может, у тебя аллергия на скамейки для пикников, или… по какой-то другой причине.
        - Ничего я такого не думаю. - Он засмущался сильнее. - Я решил, что у вас свои дела, и не хотел вам мешать.
        - Ничего особенного. Скорее, это из-за… стола.
        Он перевел взгляд с нее на стол, встревоженно нахмурив брови.
        - Проблема в том, что я плохо умею общаться с несколькими людьми одновременно.
        - А разве кто-то умеет?
        - Ну… да. Мой приятель Терри всегда вытаскивает меня во всякие компании и постоянно говорит: «Эй, Гарри, что ты делаешь в углу, почему ни с кем не разговариваешь? Это Джим и Бренда, я с ними только что познакомился». Не знаю, как он это делает.
        - Ясно, но ведь это Рики, Анвита и я. Ты с нами уже знаком.
        - Но не общался со всеми вами сразу.
        - Ой, идем. - Она протянула руку, и после минутного колебания он взял ее, позволив поднять себя. Его ладонь была теплой и мозолистой, и осознание того, что она отчасти оценила это, заставило ее почувствовать себя леди Чаттерлей.
        - Все будет хорошо. Тебе не нужно ничего говорить, если не хочешь.
        - Так в этом-то и проблема, а? Потому что в голове звучит голос: «Почему ты ничего не говоришь, почему ты ничего не говоришь, почему ты ничего не говоришь?»
        Она лукаво посмотрела на него.
        - Мне кажется, ты раздуваешь из мухи слона.
        - Да. Наверно.
        Они вернулись к группе. Гарри слегка волочил ноги, как заключенный, идущий на гильотину, или как ребенок к стоматологу.
        - Хэй, - сказала Розалина с легким придыханием. - Я вернулась с Гарри.
        Он сел рядом с Рики.
        - Как дела, канонир?
        Последовало долгое молчание.
        - Извини. - Анвита бросила на Гарри потрясенный взгляд. - Это какое-то расистское оскорбление?
        Гарри выглядел искренне потрясенным.
        - Что? Нет. Канонир? Вулидж? Арс?
        - Фанат «Арсенала», - объяснил Рики. - Что сказать? Люблю команды-победители.
        - Есть вещи поважнее, чем победа, приятель. - В голосе Гарри звучала непривычная уверенность.
        - В соревновательном спорте?
        Гарри пожал плечами.
        - Главное - преданность. Ощущать себя частью чего-то.
        - Мне очень нравится, - перебила Анвита, - эта скучная беседа о спорте, в который я не играю, не смотрю и которым не интересуюсь.
        - Прости, милая… э… друг… Анвита. - Гарри потянулся за несуществующей пинтой, а затем поспешно сложил руки на столе. - Как поживает твоя бабуля?
        - Рада, что я участвую в шоу. Ей очень трудно не делиться этим со своими подругами.
        - Да, моей тоже. Я такой: «Нет, ба. Я в контракте подпись свою поставил. Нельзя рассказывать. Даже Шейле с клуба лото».
        Рики скомкал свою салфетку поверх бумажной тарелки и поставил на нее полупустую бутылку с водой, чтобы все не разлетелось.
        - Моя мама слишком хорошо меня знает. Она меня очень поддерживает, но уверена, что я вылечу на третьей неделе.
        В этот момент Розалина поняла, что она единственная, кто не внес свою лепту.
        - Мои родители не особо любят реалити-шоу. Но Амели в восторге. Конечно, ей всего восемь, а я ее мама. Поэтому она до сих пор радуется, когда видит меня на камере видеонаблюдения в магазине.
        В глазах Анвиты снова появился опасный, заинтересованный блеск.
        - И твоим родителям совсем все равно?
        Ответ на этот вопрос был сложным, и Розалина не знала, сможет ли сформулировать ответ, не говоря уже о том, чтобы поделиться им.
        - Нет, им не все равно. Но не в хорошем смысле.
        - Я понимаю, что ты имеешь в виду, - сказал Гарри. - Я даже не стал рассказывать об этом своим приятелям. Они бы просто охренели. Они все равно охренеют, но так, по крайней мере, мне не придется терпеть это несколько раз.
        - Совет профессионала, - толкнул его локтем Рики, - скажи им, что выпечка привлекает девушек.
        - Не там, где я живу.
        - Ты работаешь не на ту публику, приятель. Поехали со мною в универ. Там тебя будут считать чувственным.
        - Я передумала, - голос Анвиты прозвучал резко. - Пожалуйста, вернитесь к разговору о футболе.

* * *
        Хотя режим съемок, ожидания съемок и ожидания уже стал ее второй натурой, Розалина не была уверена, что когда-нибудь привыкнет к судейству.
        - Вполне достойно, - объявила Марианна Вулверкот, препарируя пирог Розалины с безжалостным энтузиазмом врача из фильма про медицину. - Но ничего особенного.
        Ура. Ее спасла посредственность.
        Опять.
        Такими темпами выпечка образует ей новую дырку в заднице.
        У Анвиты и Алена получилось превосходно. Флориан не дал начинке остыть перед тем, как выложить ее на основу, поэтому его выпечка стала кашей. А Рики, к удивлению всех, кроме самого себя, каким-то образом создал идеальное воплощение пирога, о котором ничего не знал.
        - Понятия не имею, что произошло, - сказал он в своем интервью. - Никогда не слышал об этом пироге, никогда не видел, никогда не ел. Я понятия не имел, что делал. Но, наверно, это принесло свои плоды. Потому что я выиграл.
        В отличие от него Флориан приуныл.
        - Что ж, это была банальная ошибка с большими последствиями. На самом деле я плохо это воспринял. Я совсем не привык быть в жопе. Боже, а такое можно говорить по телевидению?
        В своем интервью Розалина пробормотала: «Думаю, все прошло хорошо» шестью разными способами, стараясь не казаться совсем расстроенной, потому что у нее не было на то серьезных причин. Если предположить, что завтра она не облажается, или если у Флориана не все получится, ей ничего не угрожает. Но ей удалось доказать лишь то, что она не настолько плоха, чтобы ее исключили сразу. А это совсем не то же самое, что быть достойной победы.
        - Ты в порядке, друг? - спросил Гарри, который тоже только что закончил говорить, что, по его мнению, все прошло нормально, но по крайней мере у него была возможность сказать это перед рододендроном.
        Она вздохнула.
        - Да. Мне не на что жаловаться, но я надеялась, что справлюсь лучше.
        - Да, ты не выиграла. Но и не проиграла. - Засунув руки в карманы, он слегка ссутулился. - С такой стабильностью ты попадешь в полуфинал.
        - Как скучная участница, которую так и не смогли выгнать.
        Он одарил ее милой улыбкой.
        - Эй, это ведь моя стратегия.
        - Если уж на то пошло, - сказала ему Розалина, смеясь, - вряд ли тебя будут вспоминать как посредственность.
        - Почему? А как, по-твоему, будут?
        На это не было хорошего ответа. Хоть она и была рада игриво намекнуть, что его будут помнить как «горячего парня», она никак не могла сказать ему это в лицо.
        - Спроси Анвиту.
        Он стал забавно встревоженным.
        - Теперь уж и не знаю, надо ли мне это.
        - Нет, она… - В этот момент она увидела Алена, который выходил из гостиницы, и впервые за день смотрел на что-то, кроме своего рабочего места. На самом деле он смотрел на нее.
        - Нет, она ничего плохого не скажет, - рассеянно закончила она.
        Ален поднял руку в знак приветствия.
        - Розалина. Привет.
        - Привет. - Она старалась звучать непринужденно и собранно, как будто они оба были из тех людей, которые могут поцеловаться, а потом целый день не разговаривать.
        Гарри приветственно кивнул.
        - Как дела, приятель? Хорошо справился на прошлой неделе.
        - А, да, спасибо. - Брови Алена изогнулись самой мрачной дугой. - Твоя похвала много для меня значит.
        В разговоре наступило странное затишье. Розалина хотела спросить много всего, например: «Ты меня игнорируешь?» и «Я так ужасно целуюсь?» - но не могла, так как Гарри стоял рядом. А сам Гарри был либо неспособен распознать сарказм, либо не хотел его улавливать.
        - Планируешь что-нибудь затейливое на завтра? - спросил он наконец.
        Ален засмеялся.
        - Мне нравится, что ты считаешь базилик затейливым ингредиентом. Но вообще хотел узнать, не хочет ли Розалина прогуляться. Конечно, если вы, - его глаза окинули их обоих, - заняты, можем увидеться позже.
        Заняты? Что за вечер, по его мнению, она планировала провести с электриком, основными интересами которого были «Шпоры» и долгое молчание? Розалина сделала резкий шаг в сторону от Гарри, надеясь, что не произвела ни на кого неверного впечатления.
        - Мы просто болтали после интервью. Было бы здорово прогуляться.
        - Приятного вечера, друг. - Гарри тоже отступил, чтобы не создавать «ложного впечатления». - Тебе тоже, Ален.
        Розалина последовала за Аленом по газону в сторону от главного дома. Похоже, они шли не тем путем, что в прошлый раз: по слегка заросшей тропинке к небольшой рощице и куче камней, сложенных в арку. И этот летний вечер тоже был прекрасен. Небо превратилось в идеальную акварель, а воздух был наполнен ароматом пыльцы и луговых цветов. Ей хотелось сказать об этом Алену. Он определенно знал, когда пригласить девушку на прогулку.
        - Что меня восхищает в старых домах, - заметил Ален, - так это то, как они аккумулируют тенденции и модные веяния многих веков.
        Розалина никогда об этом раньше не задумывалась. Она не посещала имения с тех пор, как в детстве родители перестали ее туда возить.
        - О, да. Полагаю, так и есть.
        - С людьми дело обстоит так, - неожиданно искренне произнес Ален, - что ты видишь их только в том свете, в котором они себя представляют, и их контекст - всегда то окружение, в котором ты их находишь. Но здания - это другое. Они отражают себя во всех эпохах, в которых побывали.
        - Ты так считаешь? - спросила она.
        - Возьмем, к примеру, этот дом.
        - А что с ним?
        Розалина подумала, что есть что-то пленительное в том, чтобы слушать, как тебе рассказывают о своих увлечениях - это было душевно, словно человек открывает сокровенную часть себя.
        С Лорен всегда срабатывали ласки и слова, поэтому архитектура была приятным разнообразием.
        - В конце девятнадцатого века, - начал рассказ Ален, - было модно иметь отшельника, живущего на территории поместья. К сожалению, те, кто хотел иметь такого отшельника, сталкивались с такой мелкой неурядицей, что отшельников больше не было. Поэтому они строили подобие скита, а если кто-то спрашивал, говорили, что отшельника сейчас там нет.
        Розалина задумалась.
        - Погоди-ка. Человек, который живет один, но регулярно ходит за всем необходимым или по делам, это не отшельник. Это просто холостяк.
        - Что, вероятно, стало бы предметом спора, если бы отшельник существовал.
        - Это должно было стать предметом спора в любом случае. Потому что люди спрашивали бы: «А где ваш отшельник?», а ты бы отвечал: «Он пошел в магазин», а они бы отвечали: «Ну, тогда он не отшельник, разве нет?»
        - Думаю, - сказал Ален смеясь, - примерно так и было. Поэтому землевладельцы стали нанимать людей, чтобы те жили в их скитах и притворялись отшельниками.
        Розалина лукаво улыбнулась ему.
        - Честно говоря, у меня бывали работы и похуже.
        Оказалось, они вошли в самый настоящий грот - слегка разрушавшийся арочный проем, увитый плющом и с камнями во мху.
        - Это ты так говоришь, вот только, - Ален жестом обвел грот, - тебе пришлось бы жить примерно в такой же пещере.
        Сейчас здесь было довольно красиво благодаря рассеянному свету и теплому ветерку, но было так тесно, что сюда едва ли поместилась бы ее кухонька.
        - Ладно, может быть, у меня не было работы хуже этой.
        - Ты понимаешь, что я имею в виду? - Голос Алена смягчился в зеленом сумраке. - Как история аккумулируется в таких местах, как это?
        Такая большая разница - переход от разговора с человеком, который говорит «не-а», к человеку, который говорит «аккумулируется».
        - Разве это не относится и к людям? В конце концов, я, может, и не ношу сейчас кожаную юбку-карандаш, которая была у меня в шестнадцать лет, но я не была бы той, кто я есть сейчас, если бы не была той, кем была тогда.
        Он захихикал.
        - Как бы я ни был заинтригован кожаной юбкой-карандашом, это не одно и то же. Твое прошлое - это твое прошлое. Это не то, что можно увидеть или потрогать.
        Розалина никогда не читала ни одной книги о том, как заполучить мужчину, отчасти потому, что ее как минимум не меньше интересовали женщины, а отчасти потому, что книги были просто отвратительны. Но была уверена, что все подобные книги согласятся с тем, что отправиться с парнем в уединенный грот, а потом спорить с ним о романтических вещах, о которых он пытался говорить, - это фантастическое упущение. С другой стороны, она считала, что по-своему была права в этом вопросе.
        - Я сделала татуировку, когда мне было шестнадцать, - сказала она ему. - Ее можно увидеть и потрогать. Не прямо сейчас, конечно.
        - У тебя есть татуировка? - Он был… не особенно шокирован. Но по-доброму удивлен. У него хорошо получалось это показывать.
        - Ага.
        Он посмотрел на нее, слегка приподняв одну бровь, и, поддразнивая, спросил:
        - Это бабочка?
        - Несколько бабочек.
        - Несколько бабочек?
        - Вдоль позвоночника.
        Широкий, выразительный рот, который так искусно целовал ее, приподнялся в уголках.
        - Ты не довольствуешься малым, да?
        - Тогда ведь будет только половина.
        Возникла долгая пауза, которая показалась более напряженной, чем следовало бы в узком пространстве и при туманном свете.
        - Покажешь?
        Она моргнула.
        - Сейчас?
        - Только если тебе удобно, - быстро ответил он. - Вокруг, конечно, никого нет, но я не настаиваю. Хотя, признаюсь, я довольно… - Он замолчал и прочистил горло. - Скажем, я больше заинтригован бабочками, чем юбкой.
        Он казался на грани возбуждения - возможно, она просто создавала впечатление извращенки. Но подозревала, что ей будет приятно возбуждать его и дальше. Возможно, это было связано с тем, что он был немного старше и гораздо лучше контролировал собственную жизнь, чем она, или просто это был контраст с его обычной самоуверенностью. В любом случае эти намеки на уязвимость заставляли ее чувствовать себя смелой и возбуждающей так, как не бывало уже давно.
        Она повернулась, подняла футболку и услышала тихий вздох.
        - Это… это довольно профессиональная работа, - прошептал он. - Ты была бунтаркой в юности, да?
        - Я не пыталась ею быть. Просто знала, чего хотела.
        - Можно, - прошептал он, - можно их потрогать?
        Кожу спины покалывало от ожидания.
        - Ладно.
        - Тебе не было больно?
        Почему люди постоянно об этом спрашивают? Что они ожидают услышать? «Нет, я люблю, когда мне в эпидермис втыкают иглы».
        - Офигеть как.
        Она чувствовала тепло его кончиков пальцев, повторяющих знакомый изгиб крыльев на ее позвоночнике. Прикосновения были похожи на его поцелуи: уверенные, но нежные, намекающие на удовольствие, но не навязывающие его. Через пару мгновений он развернул ее и притянул к себе.
        - Надеюсь, ты не решила, что я тебя избегаю.
        Решила, но ни за что бы ему в этом не призналась.
        - Сегодня я была больше занята пирогом.
        - Я подумал, что лучше не делать ничего такого, из-за чего могут пойти слухи.
        Было стыдно от того, насколько легче ей стало.
        - В этом есть смысл. Спасибо.
        - Естественно, мы ведь оба здесь ради конкурса. Но я… в общем… Не ожидал встретить кого-то вроде тебя.
        - Кого? Мать-одиночку, которая работает в магазине?
        - Ты должна знать, что ты нечто большее, Розалина. - Он смотрел на нее с высоты своего роста. Его глаза окрасились в серый цвет в сгущающейся темноте. - Ты училась в Кембридже, черт возьми. Ты бесстрашная, авантюрная и, подозреваю, немножко коварная.
        Правда была в том, что Розалина не ощущала себя никем подобным, разве что изредка. Но ей нравилось, что он видит ее такой. Поэтому она обхватила его шею и притянула к себе для поцелуя.
        Воскресенье
        - Добро пожаловать, - прогремел голос Грейс Форсайт, - на второй в этом сезоне праздник выпечки. Сегодня мы просим вас поразить нас не одним, не двумя, не тремя, а двадцатью четырьмя пирожками. Это должна быть дюжина сладких и дюжина несладких пирожков. Но, кроме этого, они могут быть из песочного теста, слоеного, на кипятке, с тыквой, свининой или паниром, курицей, чоризо или вишней. У вас есть три часа, включая приготовление теста и оформление ваших восхитительных блюд. Ваше время начинается на счет «три». Три, дорогие.
        И они начали.
        Розалина едва успела начать просеивать муку для песочного теста, как на ее стол разом обрушились Колин Тримп, Грейс Форсайт и судьи.
        - Расскажи нам о своих пирожках, милая, - сказал Уилфред Хани, успокаивающе подмигивая ей, пока Марианна Вулверкот просматривала ингредиенты.
        Розалина очень старалась смотреть на Уилфреда Хани, а не на камеру, которая была направлена прямо ей в лицо.
        - На прошлой неделе я решила не рисковать. Поэтому сейчас хочу немного раскачать лодку и готовлю…
        Помогите! Что она несет?
        - Ох, простите, я совершенно забыла, что готовлю.
        Уилфред Хани перевел взгляд на Колина Тримпа.
        - Надо переснять, Колин?
        Возникла заминка, пока Колин слушал инструкции из наушника.
        - Все в порядке. Выйдет мило. Не спеши, Розалина.
        - Я бы не хотела, - сказала Розалина, - чтобы выглядело так, будто понятия не имею, что делаю.
        Грейс Форсайт положила руку ей на плечо.
        - Ягненочек, я уже сорок лет придумываю все на ходу, и никто меня еще не прогнал. Это, знаешь ли, довольно британский подход.
        - У тебя здесь курица, херес, - Марианна Вулверкот взяла херес и с интересом посмотрела на этикетку, - и эстрагон. Рискну предположить, что ты готовишь пирожки с курицей, хересом и эстрагоном.
        - Что интересно, - добавил Уилфред Хани, - юный Ален тоже готовит курицу с эстрагоном.
        Розалина застыла на месте.
        - О, че… ч… чрезвычайно интересно.
        - Только без хереса, кажется. - Марианна Вулверкот казалась искренне разочарованной. - Что может дать тебе преимущество.
        - Он ведь сам выращивал эстрагон, не так ли? - спросила Розалина.
        Грейс Форсайт бросила взгляд в камеру.
        - Вот что значит конкуренция в выпечке. Сегодня так. А завтра - эстрагон.
        - С несладкими пирожками разобрались. - Уилфред Хани все еще подмигивал ей. Насколько Розалина могла судить, он не переставал подмигивать уже большую часть столетия. - А что насчет сладких?
        К счастью, ее мозг не завис в очередной раз.
        - Я делаю пирожки с яблоком в карамели и дульсе де лече.
        Лицо Марианны Вулверкот приобрело выражение «Ты совершаешь ужасную ошибку», которое Розалина видела каждый сезон в шоу и удивлялась, почему конкурсанты его не замечают.
        - И ты считаешь, что все успеешь сделать вовремя?
        - Если я буду работать очень быстро, не сделаю ошибок и мне не будут мешать… О боже, я не это имела в виду, просто… иногда на кухню приходит дочка, а с восьмилетними детьми время течет иначе.
        - Нет, нет, мы понимаем. - Грейс Форсайт вскинула руки. - Марианна, Уилфред, мы получили приказ отступить. - Они не столько отступали, сколько останавливались, чтобы сделать еще пару постановочных кадров и коротко рассказать на камеру о том, на какой большой риск она идет, в пределах слышимости. Но в конце концов они ушли, и Розалина смогла признать, что ее дульсе, вероятно, выписывает такие чеки, которые ее лече не сможет обналичить.
        За час ей пришлось сделать вывод, что оно не только не обналичивает чеки, но и вынуждает судебных приставов приходить за мебелью.
        В теории, в чертовой теории, она могла успеть. Дома это почти всегда получалось. Было достаточно времени, чтобы приготовить тесто, начинку, подготовить формы для пирожков и полтора часа непрерывно помешивать молоко, пока оно волшебным образом не превратится в гладкую, бархатистую карамель. Только вот теперь, на шоу, было крайне важно, чтобы пирожки были не совсем готовы к отправке в духовку, и чтобы у нее в кастрюле была коричневатая, слегка сладковатая жидкость.
        И да, ее выпечка вслепую была в целом прекрасна, и лишь одна вещь шла не по плану, но при этом сильно не получалась, а Розалина должна была показать, что на самом деле она мастерица, не считая того, что явно не могла этого сделать. Она даже готовила не из собственного эстрагона, и о чем только думала, когда подписывалась на участие в телевизионном шоу, когда раньше пекла только печенье для восьмилетних детей, которые были не слишком разборчивыми критиками, и, черт, черт, черт, черт.
        - Что ты делаешь? - спросил один из помощников продюсера.
        Готовилась расплакаться - вот что она сейчас делала.
        - Ну, - сказала она, - я… просто… помешиваю… оно должно… но оно…
        К ее ужасу она действительно заплакала.
        И не успела она опомниться, как Грейс Форсайт осторожно забрала ложку у нее из рук.
        - Трахайтесь, срите, онанируйте, пейте кока-колу, покупайте духовки Smeg, отмените монархию. Ой, простите, я испортила кадр? Какой позор. Можете пойти поснимать кого-нибудь другого?
        Продюсер и оператор послушно удалились.
        Розалина тяжело вздохнула и вытерла глаза.
        - Боже мой, спасибо.
        - Это часть работы, дорогая. Они милые, я о съемочной команде, но иногда переусердствуют с… - она сделала выразительные воздушные кавычки, - «эмоциональными кадрами». А теперь напряги сухожилия, разгони кровь, и удачи тебе с коричневым месивом.
        Коричневое месиво насмешливо смотрело на нее.
        Дом вдруг показался очень далеким. Как и ее кухонька с голубыми шкафчиками, которые она сама красила, и плитой с одной сломанной конфоркой и окном, в которое ранним утром проникало солнце. Стол, за которым Амели сидела и делала - точнее, не делала - домашнюю работу, пока Розалина готовила ужин или взбивала тесто для кексов.
        Выпечка должна была вдохновить ее. Стать делом ее жизни. Здесь должна была быть история о семье, единении. Сказка с хорошим концом.
        Но она все испортила.
        Испортила на глазах у зрителей национального телевидения.
        И теперь из-за этого отвратительно рыдала.
        Она отправится домой, да? Первые полторы недели она танцевала на грани «недостаточно хорошо», а потом так отчаянно пыталась доказать свое мастерство, что подлетела слишком близко к солнцу. Под солнцем она подразумевала дульсе де лече. А под «слишком близко» - попытку его приготовить. Проблема была в том, что Розалина посмотрела достаточное количество эпизодов, чтобы понять, что ей нужна арка. Но еще она знала, что некоторые арки были очень, очень короткими. И самая короткая - это всегда «выступила посредственно, облажалась, ушла». И тогда добавится еще один пункт в длинный список неудач, которые родители никогда не позволят ей забыть.
        Судьи, по крайней мере, были к ней добры. Но в каком-то смысле это делало ее положение еще хуже. Потому что это была такая доброта, которая говорила, что все прошло настолько плохо, что лучше будет, если все сделают вид, будто этого не было. Ее курица с эстрагоном хотя бы была неплоха - Розалина была уверена, что Марианне Вулверкот она понравилась только из-за хереса, - но дульсе де лече не было дульсе де лече. Это был какой-то молочный соус, которым поливали пироги и который из-за того, что она много времени рыдала и помешивала, практически недоготовился, и его нельзя было есть.
        В результате Розалине пришлось вернуться на место и столкнуться с удручающей реальностью - ее выживание теперь полностью зависит от того, кто все испортит еще хуже, чем она.
        Ален, конечно же, не оплошал, презентовав пирожки с курицей и эстрагоном на деревянной подставке ручной работы вместе со спутниками - пирожками с крыжовником и заварным кремом. Почти все справились по-своему прекрасно. Традиционный пирог с говяжьим фаршем, пюре и ликером, приготовленный Гарри, получил высокую оценку за неожиданно тонкий подход к основному блюду рабочего класса. Оставались лишь Анвита и Флориан, которых Розалина не стала бы отправлять домой.
        Флориан приготовил миниатюрные радужные пирожки, пытаясь отыграться за неудачную выпечку вслепую. К сожалению, когда Марианна ловко разрезала один пирожок на две части, они оказались не такими радужными и больше походили на сгустки овощей в тесте.
        - Божечки, - заметил он, когда на тарелку вывалилась масса из шпината и перца, - совсем не получилось, да?
        Уилфред Хани перебирал начинку, ища, за что похвалить.
        - Корочка хорошая.
        - И подход похвальный, - добавила Марианна Вулверкот, прежде чем повернуться к его сладкому блюду с хмурым лицом. - К сожалению, эти тарты с джемом, как следует из названия, скорее тарты, нежели пирожки.
        Уилфред Хани угостился кусочком.
        - Но при этом очень вкусные. Кто не любит тарты с джемом?
        - Я не люблю, - парировала Марианна Вулверкот, - на конкурсе пирожков.
        Когда Флориан нес свои жидкие радужные пирожки и дисквалифицированные тарты к рабочей стойке, похоронный марш не заиграл, но вполне мог бы. А Розалина сидела, захлебываясь от чувства вины, надежды и тревоги, перемешанных примерно так же хорошо, как ее дульсе де лече.
        Следующей была Анвита с несладкими пирожками с палак-паниром и сладкими пирожками с яблоком и специями.
        - Вот это, - заявила Марианна Вулверкот, - я называю пирожками: пышное слоеное тесто нужной толщины, чудесные южноазиатские ароматы и прекрасный баланс текстур. Шпинат очень легко сделать вялым и неаппетитным, а здесь нет ничего подобного. Очень хорошо приготовлено.
        - Что касается сладких, - продолжил Уилфред Хани, - все специи прерасно ощущаются и сочетаются с кислым зеленым яблоком. Чудесно.
        Анвита просияла.
        - Спасибо. Большое спасибо.
        И пружинистой походкой вернулась к своему рабочему месту.
        После этого наступил период, когда Розалине пришлось сидеть с ощущением беспокойства и бесполезности, пока судьи решали, кто доживет до следующего дня, а кого выбросят на кулинарную обочину. На этой неделе была некоторая неопределенность. Для начала, никто не сказал Марианне Вулверкот и Уилфреду Хани, чтобы они шли в жопу, поэтому было не явно понятно, кто отправится домой. Флориан был близок к этому, но после катастрофы с лече Розалина чувствовала, что также выделяется из общей массы.
        Спустя вечность, хотя, вероятно, прошло не более часа, судьи вернулись, участников расставили полукругом судьбы, и Грейс Форсайт вышла вперед.
        - Итак, мои маленькие кондитерские протеже, настало время для момента истины. И начнем мы, как всегда, с чествования достижений победителя этой недели. Это тот, чей пирог святого Клемента все еще в долгу перед нами, но чьи сладкие пирожки оказались усладой для глаз, а эффектные специи украсили шоу. Я говорю, конечно же, об Анвите.
        Анвита изобразила удивление и радость. Она излучала такие искренние эмоции, что Розалине было трудно завидовать. Трудно, но не невозможно.
        - А теперь, - продолжила Грейс Форсайт, как только реакцию сняли, - переходим к печальному моменту. Мы прощаемся с одним из наших доблестных пекарей. Этот человек принес в бальный зал радость и веселье, но, к сожалению, когда попытался привнести цвет, тот растаял и залил всю тарелку. Нам грустно терять тебя, Флориан, но, боюсь, ты дошел до конца своей радуги.
        На этот раз объятия были более искренними. Несколько человек даже заплакали. А Розалина, вспомнив, как Флориан встал на ее защиту на прошлой неделе, не могла отделаться от ощущения, что теряет союзника, которого совершенно не заслуживала.

* * *
        По маленькой милости жизни Эллисон была занята все выходные, что позволило Лорен взять на себя обязанность забирать Розалину. Она приехала, как и ожидала Розалина, с небольшим опозданием, но не такая уставшая и расстроенная, как могла бы. После короткого приветствия она открыла заднюю дверь машины, чтобы выпустить ракету в форме ребенка, которая врезалась в Розалину с силой, которую она должна была предугадать, но не предугадала.
        - Скучала по тебе миллион раз. - Амели сияла, глядя на нее, но, если честно, не выглядела так, будто скучала сильно хоть раз. - У меня были прекрасные выходные с тетей Лорен, мы играли в игры, смотрели телевизор, делали сэндвичи и… - она бросила на Лорен заговорщицкий взгляд, - я всегда ложилась спать вовремя и ела очень полезную пищу.
        Розалина, которая наклонилась, чтобы обнять дочь, и с облегчением вернулась в семью, где ей было место и где ощущала себя значимой, где только родители, а не вся нация, заставляли ее чувствовать себя неудачницей, вдруг нащупала что-то липкое.
        - Это случайно не сэндвичи с джемом?
        Амели кивнула.
        - Мне досталось больше всех, - заметила Лорен, все еще опираясь на капот автомобиля. - Напомни в следующий раз надеть куртку подешевле.
        - Отстирается.
        - Мне придется ее сдать в химчистку.
        Сложив руки в насмешливом возмущении, Розалина улыбнулась.
        - Ну, если ты так и будешь позволять ей играть с джемом…
        - Я поддерживала ее творческое начало.
        Прежде чем Розалина успела придумать подходящий грозный ответ, она услышала «здорово» с другого конца парковки. Они с Амели и Лорен повернулись и увидели Гарри, который шел к ним со спортивной сумкой, в которой, казалось, было гораздо больше… вещей, чем могло бы понадобиться любому разумному человеку на выходные в полностью благоустроенном отеле.
        «Это он?» - торопливо спросила одними губами Лорен. Слово «он» в данном случае отражало больше одного слога, поскольку должно было передать: «Это тот самый парень, с которым ты ночевала на незнакомой ферме, которому соврала о Малави и с которым статус твоих отношений является хрестоматийным определением “все сложно”?» Розалина покачала головой так незаметно и ясно, насколько это возможно.
        Быстро улыбнувшись Розалине, Гарри присел на корточки, чтобы оказаться на линии глаз Амели.
        - Это твоя мама? - спросил он.
        Амели подняла взгляд, ища одобрения, и Розалина сделала короткий жест «Все в порядке».
        - Да, - гордо заявила Амели. - Ее покажут по телевидению, потому что она готовит лучшие торты.
        - Я знаю, - сказал он с улыбкой. - Меня тоже будут с ней показывать.
        Это, похоже, смутило Амели.
        - Ты тоже печешь торты? По тебе не скажешь.
        - Амели, - предупредила Розалина, - будь вежливой.
        Гарри поднял голову.
        - Все в порядке, я знаю, что она ничего плохого не имела в виду. С другой стороны, задавая вопросы, они учатся. - Он снова повернулся к Амели, не упуская ни секунды. - А на кого я похож?
        - На футболиста. - Розалина видела, как Амели мысленно пробежалась по довольно короткому списку профессий, о которых знала. - На солдата. Пожарного. Ты, наверно, сильный, так что мог бы быть шахтером или викингом.
        - Я собирался стать викингом, - объяснил Гарри, - но в центре занятости такой вакансии не было, поэтому я решил пойти в электрики.
        Последовала долгая пауза, после которой Амели сказала.
        - Попробуй как-нибудь зайти туда еще раз.
        - Ой, точно. - Гарри преувеличенно хлопнул себя по лбу. - Ты права, надо будет зайти.
        Он осторожно встал и достал из заднего кармана визитку.
        - Так вот, - он неопределенно махнул рукой в сторону Розалины, и она взяла ее почти инстинктивно. - Я тут подумал. Тебе нужен мой номер?
        Розалина бросила на него осторожный взгляд. Возможно, он думал, что, как только перестанет называть ее «милой», она смилостивится над ним.
        - А зачем он мне вдруг может понадобиться?
        - Я ничего не… - он покраснел до кончиков ушей, - ничего такого не предлагаю. Но, как я и сказал Амели, я занимаюсь электричеством, и я - хороший мастер, а еще знаю, что матери-одиночке бывает тяжело.
        Это заинтересовало Амели. Пожалуй, это было худшее, что могло ее заинтересовать.
        - А почему маме он может понадобиться?
        Гарри снова присел на корточки.
        - Потому что у нее много дел. Она не может одновременно работать, отвозить тебя в школу, заниматься выпечкой и чинить бойлер.
        - Я могла бы починить бойлер, если бы мы учили это в школе, - задумалась Амели, - но вместо этого мы учим правописание.
        - Правописание - это важно. Если не будешь правильно писать, будут думать, что ты тупица. - Он запнулся и снова взглянул на Розалину. - Прости, друг. Просто вырвалось.
        Лорен вяло махнула рукой.
        - Да все нормально. Она от меня слышит вещи и похуже каждый сраный день.
        Он повернул голову.
        - Прости, ми… прости, я не представился. Я - Гарри, участвую в шоу вместе с Розалиной.
        Прежде чем Лорен успела представиться в ответ, ее перебила Амели.
        - Это тетя Лорен. Она раньше встречалась с мамой, но потом ушла от нее к другой девушке, которая даже была не рыжая. Она за мною присматривает.
        Розалина мысленно закатила глаза. Она была очень открыта в вопросах собственной ориентации, но еще ей нравилось самой решать, что и кому рассказывать. И она искренне не могла предугадать, как это воспримет Гарри.
        - А, ясно. - Он, казалось, задумался. А потом, видимо, коснулся Амели, потому что заметил, что она липкая. - Так вот кто, значит, измазался в джеме.
        - Он поддерживает мое творческое начало.
        Гарри покачал головой.
        - Нет, друг. Он только привлекает ос. Ладно, мне пора. Звоните, если что-нибудь будет нужно.
        Смущенный Гарри ушел, оставив Розалину, Лорен и Амели одних. Они сели в машину Лорен - Амели упрямо настаивала, несмотря на все доказательства, что прекрасно пристегнулась и не нуждалась в помощи, - и отправились домой.
        - Так что, - сказала Лорен, когда они выехали с абсурдно длинной подъездной дорожки на извилистые проселочные дорожки, - это не тот парень?
        Розалина прислонилась к подголовнику кресла, пытаясь отпустить все, что пошло не так в эти выходные. И удержать то немногое, что было хорошего.
        - Я знаю, что для тебя они все одинаковые, но нет. Я имею в виду, он кажется милым, и тебе придется поверить мне на слово… он очень милый. Просто совсем не в моем вкусе.
        - Было бы лучше, - услужливо сказала Амели, - если бы он был викингом. Тогда у него был бы длинный корабль, который бы поднимался вверх по рекам благодаря плоскому дну. И у него был бы шлем, но без рогов, потому что мисс Вудинг сказала, что это распространенное заблуждение. Это значит, что это выдумка.
        Лорен усмехнулась. По крайней мере она смотрела в основном на дорогу.
        - Сомневаюсь, что он в ближайшее время станет показывать твоей маме свой шлем.
        - Определенно нет. - Усталость снова медленно подкрадывалась к Розалине. - Представляешь лицо моего отца, если я приведу домой электрика?
        Во Вселенной Амели слова «усталость» не существовало.
        - Дедушка расстроился бы, даже если бы он был викингом?
        - Скорее всего, - призналась Розалина. - Дедушка одобряет только врачей.
        Последовало короткое молчание.
        - Значит, и мне придется стать врачом?
        - Ты можешь стать той, кем захочешь.
        Чуть более долгое молчание.
        - А можно мне стать викингом?
        - Безусловно. - Лорен вклинилась в разговор, пока Розалина придумывала наименее опасный способ противоречить самой себе. - Только в наше время это называется «историческая реконструкция».

* * *
        «Мне понравилось, как мы провели эти выходные». Сообщение пришло вскоре после того, как Розалина уговорила Амели пойти если не спать, то хотя бы лечь в постель. «И мне бы очень хотелось провести с тобою время снова. Может, найдешь время меня навестить? Мне бы очень хотелось показать тебе свой сад». Пауза. Многоточие. Затем: «Это не эвфемизм».
        - Твой взгляд гласит «я получила флиртующее сообщение», - заметила Лорен за вторым бокалом вина. - Я узнаю его, потому что именно так ты смотрела, когда я тайком писала тебе сообщения на математике.
        - Прости, но я получила по математике A+.
        - Да, а еще прилично получила по заднице.
        - Не по математике. И в основном твоей.
        Лорен улыбнулась.
        - Моей будет достаточно для кого угодно, дорогая.
        - Это парень из шоу, - сказала Розалина, главным образом чтобы увести разговор от сравнительной задницелогии. - Он хочет показать мне свой сад.
        - Как профессиональная драматургиня, я слишком искушена в этих делах, чтобы опускаться до «Это так называется в наши дни?», поэтому я скажу: «Нет, не покажет. Он хочет, чтобы ты потрогала его пенис».
        Пожав плечами, Розалина налила себе еще один бокал.
        - А может, я хочу потрогать его пенис.
        - Ох, Роз, - Лорен вздрогнула, - гетеросексуальный секс звучит мучительно скучно.
        - Просто хочу сказать, что я не девственница из викторианского романа. Вполне возможно, что мы - два взрослых человека, которые хотят переспать друг с другом.
        - Ты же знаешь, что ты не из тех, кто любит просто покувыркаться. И никогда такой не была.
        - А вдруг была, - возразила Розалина. - У меня ведь был секс без обязательств.
        - Назови три раза.
        Ей даже пришлось задуматься.
        - Хм. Том?
        - Ты встречалась с Томом восемь месяцев, и у тебя от него ребенок.
        - Да, но изначально это планировалось как секс без обязательств.
        - Изначальные планы не в счет. - Лорен с удовольствием допила вино. - Первоначальный план одного человека состоял в том, чтобы стать художником. Но прославился он не этим.
        - Если не принимать во внимание тот факт, что ты просто «Закон Годвина» о моей личной жизни, то как насчет Каролин? Я подцепила ее на твоей свадьбе, и ничего необязательнее придумать было нельзя.
        - Разве это не вы почти купили собаку?
        - Совершенно без обязательств.
        - Я просто хочу сказать, - продолжала Лорен, - что вы должны быть честны с собой и друг с другом. Нет ничего плохого в том, чтобы быть друзьями по сексу, и нет ничего плохого в том, чтобы ждать любовь всей своей жизни, но ты должна четко понимать, что предлагаешь и чего ищешь.
        Розалина вздохнула.
        - В стране натуралов так не бывает. По крайней мере, не очень часто.
        - Похоже, в их системе есть существенный изъян.
        - Это не… это… это сложно. Даже если мы оба заинтересованы только в сексе, ему приходится притворяться, чтобы не показаться пикапером. А мне приходится притворяться, чтобы не показаться шлюхой.
        Лорен прищурилась.
        - Ты, что, только что заслатшеймила себя?
        - Нет. Мы долго обсуждали, что я не шлюха, несмотря на все мои усилия быть ею. Но мне все еще приходится ориентироваться в мире, где это в порядке вещей.
        - А вы не можете договориться… этого не делать?
        - Как? - спросила Розалина. - Написать ему ответ: «Конечно, но не можем ли мы выйти за рамки социальной парадигмы, к которой нас обоих приучали с рождения?»
        - Ну, мне лично это кажется сексуальным.
        - Ты, наверно, удивишься, Лоз, - Розальна бросила на нее лукавый взгляд, - но ты и Ален - разные люди.
        - Ему же хуже. И уж точно тебе.
        - Ладно. - Глубокий вдох. Глоток вина. - Я уже целовалась с ним. Дважды.
        - Ты хочешь, чтобы я тебя поддержала или отговорила?
        Ален был высоким, симпатичным мужчиной с впечатляющей карьерой, едким чувством юмора и садом, который хотел ей показать. По любым объективным меркам он был идеальным.
        - Поддержала, наверно.
        - Наверно? Так себе, видимо, был поцелуй.
        - Что? Нет. Он был нормальный.
        Лорен посмотрела на нее тяжелым взглядом.
        - В смысле, неплохим. Хорошим. На четыре с плюсом. Твердые семь из десяти.
        - Дорогая, - сказала Лорен, - ты никогда в жизни не довольствовалась четверкой с плюсом.
        - Это был первый поцелуй. Некоторым вещам для построения нужно время.
        - Это секс, а не «Лего».
        - Послушай. - Она не собиралась с такой силой ставить бокал на стол. - Мне дышит в спину тридцатилетие. У меня есть ребенок. Думаю, я уже выросла из мысли, что настоящая романтика - это озабоченные обжимашки за велосипедным сараем.
        - Ты же знаешь, я просто хочу, чтобы ты была счастлива. - Лорен осушила еще один бокал. - И если этот таинственный пекарь смажет твою форму для торта, то я только за. А теперь, если ты меня извинишь, я отключусь. Твоя дочка заставила меня сегодня утром съездить с ней поплавать, и я задействовала те мышцы, которые счастливо игнорировала в течение долгих лет.
        Они обнялись. Розалина неумело попыталась поблагодарить Лорен за то, что к восьми годам неизменной поддержки добавились еще одни выходные. А потом Лорен исчезла в спальне Розалины, оставив ее раскладывать диван для себя. На самом деле она могла бы провести ночь в собственной кровати, но когда человек предлагает три месяца бесплатно присматривать за твоим ребенком, правило «хозяин - господин» перестает действовать, и ему разрешается спать там, где заблагорассудится.
        Устроившись под запасным одеялом, Розалина достала телефон и задумалась над ответом на сообщение Алена. Во многом ответы на вопросы Лорен были гипотетическими, потому что на этой неделе ей не удастся вырваться на экскурсию по саду или пощупать пенис, в зависимости от того, что бы ей предложили.
        «Прости, - написала она. - Я бы с радостью, но не смогу найти няню за такой короткий срок».
        Короткая пауза. Затем: «Тогда, может быть, в другой раз?»
        «Да, непременно».
        Более долгая пауза. Затем медленно загрузилось изображение: наспех сделанный снимок ярко-оранжевой бабочки, сидящей на цветке флокса.
        «Красивая», - ответила она, неожиданно растрогавшись.
        «Совсем как ты».
        Третья неделя. Хлеб
        Пятница
        Розалина бы больше переживала по поводу своего ужасного выступления в «Пекарских надеждах», если бы не эта неделя. Она началась, как это часто бывает, в понедельник, когда необъяснимым образом отключилось электричество. Розалина выключила автоматический выключатель, что устранило проблему. Но во вторник все повторилось. Хуже того, в обоих случаях пострадал ее тренировочный хлеб. Затем, в среду, к ней все-таки пришел специалист, который должен был заняться странным шумом, который издавал ее котел, но беспомощно ткнул в него пальцем, дунул в трубку, сказал, что котел нуждается в полном обслуживании, а не в том, которое она заказала, и взял с нее сто двадцать фунтов. Странный шум вернулся тем же вечером. И хотя ей удалось пережить четверг без катастроф, к пятнице она ощущала что-то среднее между раздражением и отвращением.
        - Авугалу-у, - сказала Амели со своего места за кухонным столом.
        - Ох, милая. Тетя Лорен снова научила тебя какому-то слову?
        - Нет. - Амели покачала головой. - Это я о бойлере. Он говорит: «Балугулу». А я говорю: «Авугалу», чтобы быть вежливой. Мисс Вудинг говорит, что важно быть вежливой.
        - Она это говорила даже о системе отопления?
        - Ну, еще она сказала, что важно разговаривать с людьми, которые отличаются от нас. А еще я смотрела телевизор, и там говорилось, что если инопланетяне попытаются поговорить с нами, мы не всегда сможем это понять, потому что они могут говорить не так, как мы. Поэтому я подумала, что лучше перестраховаться.
        Розалина изо всех сил старалась не засмеяться.
        - Инопланетяне, скорее всего, не станут пытаться разговаривать с нами через бойлер.
        - Это мы так думаем. Но мы ведь не инопланетяне.
        «Благугмагу», - сказал бойлер.
        - Вот видишь, - сказала Амели голосом победительницы. - Глугалугл.
        - Откуда тебе знать, что мы его нечаянно не оскорбим?
        Амели на секунду задумалась.
        - Они не в самом бойлере. Одна леди по телевидению сказала, что они передают сообщения через тысячи миль космоса, и когда они доходят до нас, то звучат как шум.
        - Значит, наш бойлер - что-то вроде инопланетного ретранслятора?
        - Возможно. А может быть, он сломан.
        Нужны ли тут наставления? Нет. Нет, точно нет. А даже если и нужны, в этот момент раздался звонок в дверь. Амели соскочила с табуретки и с криком выбежала в коридор.
        - Бабушка с дедушкой приехали!
        Это был не тот случай, когда Розалина была на сто процентов готова к общению с родителями (не то чтобы таких случаев было много), но, поскольку они приехали, чтобы присмотреть за Амели вместо нее, винить она могла только себя.
        Она последовала за Амели в зал и успела вовремя, чтобы услышать: «А у нас в бойлере инопланетяне». Это вызвало вопрос: «Инопланетяне, да?» от Сент-Джона Палмера, который прощал Амели гораздо больше, чем когда-либо прощал Розалине. В это время Корделия беззвучно губами спрашивала что-то вроде: «Чему ты ее учишь?»
        Мать Розалины, как и отец, была врачом и, как и отец, продвинулась в профессии достаточно, чтобы степень перестала иметь значение. Онколог по образованию, она лично участвовала в исследованиях, которые привели к значительному увеличению пятилетней выживаемости при нескольких видах рака яичников, по сравнению с которыми даже самые идеальные кексы Розалины казались тривиальностью. Она была высокой, худощавой и всегда улыбалась только внучке.
        - А сегодня, - продолжала Амели, - в школе мы узнали, что майя жили в месте, которое называется Мезоамерика, и у них был город под названием Йаш-Мутуль. А еще храм, на котором был изображен большой ягуар, но его больше нет.
        Что бы ни говорили о Палмерах, они посвятили себя внучке без остатка.
        - Ты хорошо учишься. - Сент-Джон сел на корточки перед Амели. - Совсем как твоя мама в твоем возрасте. Почему храма больше нет?
        - Потому что он очень старый. А очень старые вещи падают. А еще из-за испанцев.
        - Если бы я знала, что ты сейчас интересуешься майя, - сказала Корделия, - я бы купила тебе другой подарок. Может быть, мне лучше его забрать?
        Амели возмущенно округлила глаза.
        - Нет. Я умею интересоваться несколькими вещами. Я полиаморка.
        - По-моему, ты не это имела в виду, - быстро вставила Розалина.
        - Нет, это. Это значит любить много вещей. - Выражение гордости на лице дочки было одновременно восхитительным и неуместным. - Я разобралась с приставками, как нас учили в школе. «Поли» означает «много», а «амор» означает «любовь» по-французски, а еще на латыни.
        О боже. Теперь Розалине придется объяснять дочке, что такое полиамория, в присутствии родителей, которые, вероятно, тоже не знали, что это такое. По крайней мере, ни на каком уровне, кроме этимологического.
        - Это вообще-то означает любовь к нескольким людям.
        - Но я ведь люблю нескольких людей. Я люблю тебя, дедушку, бабушку, тетю Лорен.
        - Наверно, будет лучше сказать, - Розалина чувствовала, как глаза Сент-Джона Палмера прожигают ее, - это значит быть влюбленной в нескольких людей сразу.
        - А-а. - Амели подумала. - Тогда я не полиаморка. Я Полилюблювещка. Можно мне теперь подарок?
        Подарком оказалась книга под названием «Монстры в реальной жизни: существа из глубин», которая была наполнена фотографиями чрезвычайно уродливых рыб. Амели она понравилась. И уже через две минуты она счастливо свернулась на диване, рассматривая акул-домовых, а Розалина пыталась налить родителям чая, который сказал бы им: «Я понимаю, что за эту помощь вам должна, но мне бы очень хотелось, чтобы это общение поскорее закончилось».
        - Так что там с бойлером? - спросил ее отец, пробираясь на кухню, пока Розалина отчаянно мыла кружки, которые следовало вымыть еще утром.
        Она уперлась руками в раковину.
        - С ним все странно. Я позвала мастера, чтобы его посмотреть, и он сказал, что нужен ремонт.
        - И сколько он попросил заплатить за то, что сказал, что бойлеру нужен ремонт?
        Проблема была в том, что до девятнадцати лет Розалина была идеальной дочкой, а значит, так и не научилась врать родителям.
        - Сто двадцать фунтов.
        Сент-Джон Палмер покачал головой в отчаянии, которое не казалось показным.
        - Он тебя с порога раскусил, да?
        - А что мне было делать? «Прости, незнакомец, с которым я дома одна. Я, маленькая женщина, вооруженная только теркой для сыра, требую, чтобы ты ушел без денег, которые просишь».
        - Не смешно, Розалина. Какой пример ты подаешь Амели, если позволяешь людям тобою помыкать?
        Розалина мстительно включила чайник.
        - Прости. Так вышло. В следующий раз буду лучше стараться.
        - Уж постарайся. У тебя хоть есть сто двадцать фунтов на мастера, который ничего не сделал?
        - Точно есть, - сказала она чайным пакетикам, - потому что я их отдала.
        - Значит, в этом месяце тебе не нужна помощь с ипотекой?
        Именно тогда она решила, что лучше продаст свои волосы и зубы на улице Монтрей-сюр-Мер, чем возьмет у отца еще хоть пенни. Во всяком случае, в ближайшее время.
        - Справлюсь. А теперь отнесешь маме чай?
        Он взял две кружки и ушел без дальнейших комментариев. Розалина подняла свою кружку, поняла, что у нее дрожат руки, и быстро поставила обратно. Ради всего святого, ей двадцать семь лет. Она не станет плакать на собственной кухне из-за того, что разочаровала отца. Опять.
        Через несколько минут она вошла в гостиную. Амели по-прежнему лежала на диване, по обе стороны от нее сидели бабушка с дедушкой. Все трое рассматривали монстров из реальной жизни так, что можно было писать картину и вставлять в рамку.
        - Это мурена, - сказала Амели. - Здесь написано, что она тринадцать футов в длину.
        Корделия Палмер следила за пальцем внучки, скользящим по странице.
        - Ого, большая. Ты знаешь, сколько надо таких Амели, как ты, чтобы столько получилось?
        - Скорее всего, немного. Мамочка не мерила меня уже месяц, а я стала выше, чем была.
        - Вряд ли ты уже стала тринадцать футов ростом, - засмеялся Сент-Джон Палмер.
        - А вдруг? Вдруг у меня скачок роста?
        - Ну, я бы предположила, - сказала ей Корделия Палмер, - что твой рост около четырех футов. Так сколько Амели в тринадцати футах?
        Амели скорчила гримасу.
        - Одна Амели - четыре. Две Амели - восемь. Три Амели - двенадцать, а четыре Амели - шестнадцать. Значит, больше трех и меньше четырех. Значит, три Амели и одна нога.
        Сент-Джон Палмер улыбнулся Амели так, как когда-то улыбался Розалине.
        - Очень хорошо, Амели. Ты такая умная девочка.
        - Да, - согласилась Амели. - Я очень умная. Тетя Лорен говорит, что я развита не по годам.
        - Ты ведь знаешь, - Корделия Палмер тактично кашлянула, - что эта женщина на самом деле не твоя тетя.
        - Нет, тетя. Я зову ее тетей Лорен, а значит, она - моя тетя.
        - Нет. - Это был самый нежный и уступчивый голос Корделии Палмер. - У слов есть значения. И «тетя» означает сестру кого-то из твоих родителей.
        Ничего хорошего из этого не выйдет. А отец еще не притронулся к чаю.
        - Я, - начала Розалина, - э-э… поезд… я не хочу…
        - Тетя Лорен не считает, что слова - это что-то важное. - Амели покачала ногами в благом безразличии. - Она говорит, что это бессмысленные обозначения. И она наверняка в этом разбирается. Она - драматургиня.
        Корделию, похоже, это не впечатлило.
        - Давай поговорим об этом позже. Бабушка должна отвезти маму на вокзал.
        Отложив книгу, Амели побежала через комнату, чтобы обнять Розалину, в чем та очень нуждалась.
        - Ты ведь выиграешь на этой неделе, мамочка?
        Скорее всего, нет. Абсолютно нет.
        - Постараюсь.
        - Стараться изо всех сил - вот что самое важное, - сказал Сент-Джон Палмер, который сам никогда в жизни в это не верил.
        Розалина и ее мать поцеловали на прощание Амели и отправились на станцию.
        - Ты же знаешь, мы бы с радостью довезли тебя до места, - сказала Корделия минуту или две спустя.
        Они действительно могли довезти ее до самого места. Но при этом извлекли бы свою выгоду.
        - Ничего страшного. Не хочу вас беспокоить.
        - Ты нас не беспокоишь. Ты - наша дочь. А Амели - наша внучка. И, если честно, мы с твоим отцом волнуемся из-за того, насколько твоя подруга на нее влияет.
        Только не снова.
        - Лорен - моя лучшая подруга. И она была со мной тогда, когда рядом никого не было.
        В тот момент, когда слова сорвались с ее губ, она поняла, что сказала это зря.
        Взгляд ее матери стал отстраненным, что говорило о том, как ей больно это слышать, но она была слишком порядочной, чтобы это показать.
        - С тобою были мы. Мы всегда были с тобой.
        - Знаю. Прости. Я не это имела в виду.
        Вот только в каком-то смысле она имела в виду это. Потому что связь с родителями, как бы отчаянно она от нее ни зависела, начинала ей казаться все более и более оторванной от всего, что она могла бы выбрать или захотеть.
        - Я просто думаю, - сказала Корделия, - что постоянное присутствие этой женщины наверняка сбивает Амели с толку. Как объяснить ребенку что-то подобное?
        - Что именно объяснить?
        - Ты знаешь, что я имею в виду. Детям нужна стабильность и семья, а не незнакомые женщины, которые никакого отношения к ним не имеют и забивают их головы всякими мыслями.
        - Лорен - не незнакомая женщина. - По крайней мере, не в этом смысле. - А ты постоянно говоришь, что Амели - очень умная девочка. Она понимает, что мама раньше встречалась с тетей Лорен и что теперь они - подруги.
        - И ты считаешь, что это правильно? - Корделия сжала губы в тонкую полоску. - Ты собираешься продолжить знакомить ее с постоянно расширяющимся легионом тетушек и дядюшек в зависимости от того, с кем сейчас «дружишь»?
        Розалине очень захотелось разбить что-нибудь или уйти, но поскольку она была заперта в машине, она не могла сделать ни того, ни другого.
        - Моя сексуальная жизнь тебя не касается, мама. Но, к твоему сведению, у меня уже очень давно никого не было, а когда есть, я очень осторожна, и ты это знаешь.
        - Вообще-то, дорогая, если я что-то и знаю о твоей сексуальной жизни, так это то, что «осторожность» - не то слово, которое ее характеризует.
        На это было нечего ответить. Постоянно было нечего ответить. Они погрузились в привычное, неуютное молчание.
        Наконец, Корделия сказала:
        - Твой отец упомянул, что с тобою был очень приятный джентльмен, когда он забирал тебя на прошлой неделе.
        - Ален? - настороженно спросила Розалина. Одобрение родителей в эти дни звучало так редко, что она не совсем ему доверяла, когда оно появлялось. - Да, он участвует в конкурсе.
        - Что ж, он произвел хорошее первое впечатление.
        Это начинало попахивать ловушкой.
        - Ты ведь помнишь, что это кулинарное шоу, а не шоу о свиданиях?
        - Да, знаю. Но у тебя так редко выпадает шанс встретить кого-то подходящего, и из этого могло бы что-нибудь получиться… чем бы ты ни занималась.
        Такими темпами ее мама была в опасной близости от того, чтобы отвадить от парня, который ей действительно нравился.
        - Да. Победа - вот что может из этого получиться. Разве не ты мне всегда говорила, что карьера важнее личной жизни?
        - Участие в реалити-шоу - это не карьера. Карьера требует работы и квалификации.
        - А, то есть из-за того, что я не вернулась в университет, я должна сдаться и отдаться первому встречному с приличной работой, который посмотрит в мою сторону?
        - Ты несправедлива, - сказала Корделия, - и ведешь себя по-детски. Мы с твоим отцом просто хотим, чтобы ты была счастлива, дорогая. И, конечно, мы были бы очень рады, если бы ты вернулась в университет и стала врачом, как и хотела. Но ты решила этого не делать. - На мгновение Корделия замолчала, как будто эта тема была для нее болезненнее, чем для Розалины. - Мы всего лишь пытаемся поддерживать тебя, как можем. И так было всегда.
        Розалина знала, что на этот счет лучше не спорить.
        - Прости. Неделя выдалась тяжелая, и я очень ценю, что ты заботишься об Амели ради меня.
        - Не глупи, мы любим проводить время с Амели. Она наша внучка. Но ты могла бы быть добрее к папе. Он очень много работал ради тебя всю жизнь, и порой ему кажется, что ты этого не замечаешь.
        Больше она ничего не могла сказать. Стоит только начать долгий разговор с кем-то из родителей, как в итоге он скатывается в перечисление претензий. Единственным выходом было кивнуть, извиниться и пообещать, что в следующий раз будет лучше. Хотя в глубине души она понимала, что это невозможно.
        Мать отвезла ее на вокзал, где они обменялись традиционным «я люблю тебя», а затем Розалина устроилась на сиденье в вагоне второго класса и старалась, сколько могла, ни о чем не думать.

* * *
        - С возвращением, мои маленькие булочки с изюмом, - сказала Грейс Форсайт. - Боюсь, что именно этой недели вы ждали с ужасом, потому что вы будете сражаться с хлебом с маком, биться с фокаччей, бороться с булочками. А если вам очень повезет, то и с буханкой или двумя одновременно. Именно так. Это неделя хлеба. И мы сразу же бросаем вас в нашу самую сложную выпечку вслепую.
        Пауза для съемки реакции. Розалине, по крайней мере, было очень легко изобразить потрясение, в основном потому, что оно присутствовало. Прежде всего, она не ожидала недели хлеба - ей нравилось печь с нуля. Но она не могла оправдать шестичасовое приготовление выпечки, которую можно купить за девяносто пять пенсов в «Сэнсберис», и то, что у ворот ее встретил суетливый техник, который конфисковал багаж и телефон, прежде чем отправить в бальный зал для внезапной съемочной сессии, было адским изюмом в ее партии обреченных булочек.
        Уилфред Хани шагнул вперед.
        - На этой неделе мы бы хотели, чтобы вы приготовили традиционную опару. И это особенно важно, потому что это рецепт моей мамы. Мы раздали вам всем по маленькой кастрюльке с закваской с моей кухни в Армли, из культуры народа, которую я непрерывно поддерживаю вот уже сорок лет.
        Еще один заход для кадров с реакцией. Все остальные, похоже, неплохо справлялись с задачей передать, насколько были одновременно напуганы и тронуты. Но лицо Розалины было таким же усталым, как и она, поэтому большая часть ее усилий ушла на то, чтобы держать глаза открытыми.
        - Поскольку такой хлеб поднимается долго, - продолжила Грейс Форсайт, - вы сделаете тесто сейчас, а выпекать буханки будете завтра. У вас есть один час на это задание, которое начнется на счет «три». Три, дорогие.
        Обычно это было сигналом к тому, чтобы все начали судорожно печь, но в этот раз камеры остановились, и перед ними появилась Дженнифер Халлет, словно злая ведьма Запада, с дальнейшими инструкциями.
        - Теперь, когда у нас есть бомбические кадры для рекламы «На следующей неделе», я объясню, как все будет происходить на самом деле. Так что будьте внимательны, вы, ведра со свиными членами. Потому что если кто-нибудь из вас мне все испортит, я обрушусь на вас с такой силой, что сам Сатана перестанет поджаривать задницы грешников в адском пламени и спросит: «Ты в порядке, Дженни? Мне кажется, ты слишком сурова».
        Правила, как оказалось, были довольно просты. Поскольку съемки проходили в течение двух дней и предполагалось, что это будет испытание вслепую, до конца субботы они фактически будут находилиться без связи.
        Обычно с этим не было проблем - Розалина старалась звонить домой как можно чаще, но когда не получалось, она не волновалась, потому что полагалась на Лорен, которая заботилась об Амели. И хотя она знала, что Сент-Джон и Корделия Палмер не закатят ей грандиозную истерику (Амели не выводила людей из себя), они воспримут это как очередное доказательство того, что Розалина, которая не справилась с ролью дочери, теперь не справляется и с ролью матери.
        - Дженнифер, - позвала она.
        Но Дженнифер Халлет уже подавала сигнал операторам.
        - Разве из этого следовало, что я стану отвечать на вопросы?
        Не следовало, Дженнифер не стала отвечать, и съемки начались.
        А часики тикали.
        Божечки. В инструкции так и говорилось: «Приготовьте тесто».
        Розалина отправится домой. Как пить дать.
        - Я его готовлю примерно раз в неделю. - Голос Джози весело разнесся по бальному залу, когда Колин Тримп и оператор остановились у ее стойки. - На самом деле это один из самых древних в мире рецептов хлеба на закваске.
        «Давай, Розалина. Раз твои предки эпохи неолита могли, то и ты сможешь». Хотя по этой логике она еще должна уметь делать кремневые наконечники для стрел и стрелять ими в мамонта.
        «Точно. По одному делу за раз. Перестань беспокоиться о телефоне. Проснись, наконец. Продумай все до конца».
        У них был час, а значит, все должно быть довольно просто. Розалина знала, что тесту обычно требуется отдых от пятнадцати минут до полутора часов.
        Полчаса? Это было… правильно? Безопасно? И это средний выбор по времени, чтобы, в случае чего, ошибка не стоила ей слишком дорого. Но это означало, что она должна начинать прямо сейчас.
        Она вбила в закваску воду и немного масла, а затем постепенно ввела сухие ингредиенты. Проблема заключалась в том, что она не могла вспомнить, надо ли сильно вымешивать тесто или его едва можно мять. Судя по тому, как двигались руки Рики - интернету это точно понравится, - он определенно решил выбить из него всю дурь.
        - Чем ты занимаешься? - спросил Колин Тримп.
        Розалина посмотрела на шар теста в своих руках.
        - Это технический процесс, который мы, пекари, называем обминанием. Я проверяю, приняло ли тесто муку. И после этого на некоторое время оставлю его в покое.
        Обычно в этот момент Розалина уже начинала беспокоиться о своей выпечке, но пока волноваться было не о чем - если она не испортила все так безнадежно, что, вернувшись завтра, обнаружит, что тесто, вместо того чтобы подняться, сложилось во фразу «ты отстой». Поэтому вместо этого она беспокоилась обо всем остальном.
        Об инопланетянах и бойлере.
        О том, что, черт возьми, было не так с электричеством дома.
        О том, что может позволить себе решить одну из этих проблем, но не обе.
        О том, что какой бы вариант она ни выбрала, ремонта в любом случае не будет, потому что специалист, которого она наймет, будет просто стоять и сокрушенно цокать, убеждая, что ей нужен другой мастер, а потом возьмет с нее деньги за это.
        О том, что ей бы следовало потратить больше времени на то, чтобы разобраться в себе и стать прекрасной матерью, а не тратить каждую свободную минуту на кулинарное шоу, как будто у нее кризис среднего возраста в двадцать семь лет.
        По истечении отмеренного получаса Розалина минуту или две смотрела в миску, а затем, глубоко вздохнув, как только могла быстро, слепила тесто в неплотный шар.
        Все. Дело сделано.
        - Что ж, - говорил Рики Колину Тримпу, - в прошлый раз у меня получилось приготовить блюдо, не зная о нем ничего, так что ситуация снова повторяется. Единственное, что мне известно о выпечке хлеба, - это то, что нельзя бояться запускать в него руки. Так что я буду его хорошенько мять и надеяться на лучшее.
        Грейс Форсайт похлопала его по плечу.
        - Родная душа.

* * *
        Когда час истек, их распустили несколько неформально, вероятно, потому, что в этой части будет звучать пламенный голос Грейс Форсайт, а умелый монтаж свяжет его в непрерывную последовательность со следующей сценой. Розалина поспешно вышла из бального зала и забрала свой багаж у одного из ассистентов.
        - Послушайте, - сказала она, - я знаю, что это против правил, но мне ненадолго нужен мой телефон.
        Ассистент апатично пожал плечами.
        - Извините. Как сказала Дженнифер, вы все еще участвуете в выпечке вслепую, а значит, никаких телефонов, книг и электронных устройств.
        - Но мне нужно позвонить дочке.
        - Позвоните ей завтра, после соревнования.
        Она ожидала подобного, но легче от этого не стало.
        - Ей восемь, и она ждет, что я ей позвоню.
        - Правила придумывал не я. Ничем не могу помочь.
        Розалина было открыла рот, чтобы возразить, но не придумала ответа. Она не получит телефон, не позвонит Амели, а через много лет, когда ее отец сделает что-нибудь неприятное и она очень мягко попытается ему об этом намекнуть, он ответит: «А как насчет того раза, когда ты уехала на выходные и не удосужилась позвонить дочке?»
        - Все хорошо?
        Гарри со спортивной сумкой, небрежно перекинутой через плечо, подошел к Розалине.
        У Розалины не было времени делать вид, что все в порядке.
        - Нет. Ни хрена не хорошо. Мне не отдают телефон. Я сказала, что позвоню Амели, но они не понимают или им все равно. И, по-видимому, придется поговорить с сукиным Колином Тримпом, который, точно знаю, ничего не сможет сделать. А что еще остается?
        - Хочешь, пойду с тобой? - спросил он с той спокойной уверенностью, которая сейчас, когда она была какой угодно, но только не уверенной, раздражала Розалину.
        - Зачем?
        - Моральная поддержка? - предложил он. - Может быть, будет легче, если у тебя будет поддержка.
        Отлично. Теперь какой-то электрик считает ее беспомощной, как и ее родители, мастер по бойлерам и все, кого она знала.
        - Я вполне способна разобраться с этим сама.
        Он пожал плечами.
        - Я не говорил, что ты не способна. Но иногда нет ничего плохого в том, чтобы попросить помощи, особенно если это что-то важное.
        Розалина долго смотрела на него. До этого момента она не понимала, как сильно ей нужен кто-то, чтобы понять, что, хоть она и не спасает жизни, а снимается в телешоу, ее дела по-своему важны.
        - Ладно. Хорошо.
        Они отправились на поиски Колина Тримпа, и ей стало чуть легче от того, что у нее была компания. В каком-то смысле Гарри был идеальным человеком, потому что, учитывая его нежелание разговаривать с людьми, она надеялась, что он будет стоять у нее за спиной… если не с устрашающим видом, то по крайней мере будет выглядеть внушительнее, чем она.
        Колин Тримп скрывался в тени трейлера и безуспешно пытался съесть хот-дог. Лук падал ему на ботинки.
        - О господи. - Сосиска вырвалась на свободу вслед за своей начинкой. - О нет. Розалина, Гарри. Могу я… вы…
        - Я хочу получить обратно свой телефон, - сказала Розалина.
        Колин Тримп грустно откусил от булки с кетчупом.
        - А, ты об этом. Понимаешь, мы должны сохранить честность раунда. У стандартов вещания довольно строгие правила.
        - Мне нужно позвонить дочке.
        - Прости. Она болеет?
        - Нет. - Правда прозвучала раньше, чем Розалина успела подумать, насколько полезнее было бы солгать. - Но я обещала, что позвоню ей, и не хочу нарушать обещание, данное ребенку.
        - Это очень мило. - Колин Тримп кивнул с возмутительно-беспомощной услужливостью. - Но ты подписала контракт, позволяющий компании ограничивать твое общение, если это необходимо во время съемок.
        - Да ладно тебе, приятель, - сказал Гарри. - Она же не будет выспрашивать советы по закваске от ученицы начальной школы.
        Колин Тримп нервно посмотрел на Гарри.
        - Не я создаю правила, а продюсерская компания.
        - Значит ли это, - спросила Розалина, - что правила устанавливает Дженнифер?
        Бросив то, что осталось от булочки, Колин Тримп сцепил руки, наполовину в замешательстве, наполовину в недовольстве.
        - Нельзя идти к Дженнифер с подобными вопросами.
        Ага. Розалина знала, как это работает.
        - Я пойду к Дженнифер.
        - Она просматривает отснятый материал. Она будет в ярости.
        - Я в ярости. Дай телефон или приведи Дженнифер.
        У Колина Тримпа проскользнул взгляд расчетливого человека, который не знал, кому сказать «да».
        - Я… Я правда не могу. Позвони дочке завтра. Все будет хорошо.
        - Нет, не хорошо. Я обещала, что позвоню сегодня вечером.
        На другой стороне парковки со скрипом открылась дверь.
        - Колин, - рявкнула Дженнифер Халлетт. - Принеси мне еще шесть чашек кофе. Это будет вечер анала без смазки, чтобы превратить понос, который вы называете отснятым материалом, в нечто похожее на пригодную для просмотра передачу.
        - Пожалуйста, не надо, - прошептал Колин Тримп.
        Без шансов. Розалина направилась по гравию к Дженнифер Халлетт.
        - Мне нужно поговорить с дочкой.
        Дженнифер Халлет замолчала и сжала в руках немаркированную коричневую чашку.
        - Я твоя дочка? Я похожа на твою дочку? Нет? Тогда какого хрена ты беспокоишь меня по этому поводу?
        - Вы конфисковали мой телефон, как будто поймали меня за написанием сообщения на монтаже.
        - Ты под охрененным эмбарго. Смирись и засунь голову в духовку, благо у нас в них нет недостатка.
        Розалина вздохнула. Все пошло по кругу. Как у циркулярной пилы. И ей, наверное, пора перестать прижиматься к ее лезвию лицом.
        - Послушай, ей восемь, я мать-одиночка…
        - Да, - перебила ее Дженнифер Халлетт, - и тебе двадцать семь. Родилась в Кенсингтоне. А сейчас живешь в каком-то вшивом пригородном городке. Работаешь в магазине и хорошо смотришься в фартуке. Я знаю о тебе все, что нужно знать, солнышко.
        О боже. Все это время Розалина переживала, что она скучная, а оказалось, что она красавица. Красавица, которая дошла до шестой недели и о которой все говорили, что она осталась на шоу только потому, что понравилась кому-то из судей. Это не говорило ничего хорошего о ее карьерных перспективах, но, возможно, теперь она сможет извлечь из этого выгоду.
        - А как ты думаешь, насколько хорошо я буду выглядеть в фартуке, если всю ночь буду волноваться из-за своего ребенка?
        Возникла напряженная пауза.
        - Колин, дай этой женщине телефон.
        - Но… - возразил Колин, - они ведь под запретом.
        - Тогда дай свой, включи громкую связь и будь при ней. И чтобы больше такого не было.
        Дверь трейлера захлопнулась прежде, чем кто-то успел сказать что-то еще.

* * *
        - Ого, подруга, - сказал Гарри, - ты была словно ураган.
        Розалине только что прочли импровизированную лекцию о морской щучьей собачке, которую Амели описала как «сердитую рыбу с грустным лицом и большим ртом, которая защищает свою территорию, раздувая свою голову». И, судя по контексту, это означало, что дочка не получила травму на всю жизнь из-за того, что ей пришлось ждать двадцать минут, чтобы поговорить с мамой.
        - Слушай, спасибо, что пошел со мной. Прости, что нагрубила.
        - Я все понимаю. Ты же хотела дозвониться до своего ребенка, да?
        - Только теперь мне кажется, что я вела себя как невротичка. Потому что подняла огромную шумиху, а у нее все хорошо. Невероятно хорошо.
        Колин Тримп бросил на нее измученный взгляд, когда она вернула ему телефон.
        Гарри пожал плечами.
        - Обещания надо выполнять. Особенно перед детьми. - Он замолчал на мгновение, слегка нахмурившись. Что-то явно происходило в его голове, но она понятия не имела, что именно. - У бывшего моей сестры с этим плохо. Хороший парень. Любит их до безумия. Вот только он сам пацан, понимаешь?
        Розалина не сталкивалась с этим лично - никого из ее бывших нельзя было назвать «пацанами», даже мужчин. Тем не менее ей казалось, что она понимает, что он имеет в виду.
        - Например, - медленно продолжил Гарри, - скажет, что будет где-то или что-то сделает, и забудет. Не всегда, но бывает. Причем не специально, и он заглаживает вину перед детьми, но заметно, как это на них влияет.
        - Не знала, что у тебя есть сестра.
        Она не могла понять, почему ее это так удивило, ведь он явно не вышел из скалы, как Митра[4 - Митра - один из наиболее почитаемых богов дохристианской Армении. В городе Ван ашвахар Васпуракан Великой Армении находилась священная Ванская скала Мгери Дур (дословно - «Врата Митры»), из которой, по преданию, родился Митра и в которую ушел в ожидании воцарения справедливости на земле. Прим. ред.].
        - У меня их три, друг.
        Вот почему она так мало с ним разговаривала. Дело было не столько в том, что он никогда ничего не говорил, как она сначала думала. Дело было в том, что он все время ждал, что она скажет что-то в ответ, а Розалине было гораздо комфортнее, когда люди услужливо заполняли молчание собой.
        - Это… очень много сестер.
        - И не говори. Ванная при этом очень чистая, но в нее сложно попасть.
        - И одна из них - мать-одиночка, прямо как я?
        Подождите. Так вот почему он дал ей свой номер на прошлой неделе? Не для того, чтобы неуклюже подкатить, а потому что она напомнила ему о сестре. Это еще хуже? Или это просто означает, что он… понимает ее?
        - Не прямо как ты, Розалина, - сказал он с почти игривым видом. - Начать хотя бы с того, что ее назвали не в честь персонажа пьесы.
        Она засмеялась.
        - Она могла бы быть в какой-нибудь пьесе. Как ее зовут?
        - Сэм. Сокращенно от «Саманта», но она очень не любит, когда ее так называют.
        - А остальных?
        - Не-е. Их тоже в пьесах нет.
        Возможно, было уже поздно интересоваться Гарри и его жизнью, но она начала чувствовать себя неловко из-за того, как тихо и прилично он вел себя с ней последние пару недель и как мало она его замечала и интересовалась им. Из-за его внешности и употребления слова «милая» было гораздо проще думать, что он деревенщина-пикапер. Хотя на самом деле он, возможно, был… не таким? Может быть, вовсе не таким. И что бы это значило для нее, если бы он оказался таким или не таким?
        - Какие они?
        - Семья есть семья, ведь так? - Он пожал плечами. - Младшая - Хизер. Работает медсестрой. Замужем за врачом, что очень впечатлило мою ба. Эшли, средняя, мама-домохозяйка, и очень хорошая. Старшая, Сэм, переживала трудные времена, но сейчас все хорошо.
        - Я единственный ребенок, - призналась Розалина. - Мне кажется, это заметно.
        - Я бы не сказал. Ты не ведешь себя как избалованная девчонка.
        - Ты так говоришь, потому что я не водила тебя по всей съемочной площадке, чтобы ты наблюдал, как я закатываю истерики.
        - Важно уметь постоять за себя, друг. - Засунув руки в карманы, он раскопал носком гравий. - Слушай, теперь, когда ты позвонила своему ребенку и объяснила Колину, что к чему, не хочешь…
        - А, вот ты где, Розалина. - Между двумя трейлерами появился Ален. - Я везде тебя ищу.
        Она повернулась и увидела его, высокого, элегантного и знакомого. Улыбающегося в лучах света из отеля. И это было как нельзя вовремя, потому что она не только оправилась от своего нелестного выступления в роли матери-монстра, но еще ей показалось, что Гарри вот-вот пригласит ее выпить. И это было бы… непросто. Потому что, честно говоря, если бы Розалина была на несколько лет моложе и у нее не было бы Амели, о которой нужно заботиться, она могла бы рискнуть и попробовать пойти на свидание с парнем, который оказался приличнее, чем ей показалось в первый раз, и владел оружием лучше, чем грамматикой. Просто потому, что могла себе позволить.
        Только вот в реальном мире она ни за что не собиралась бросать зарождающуюся связь с кем-то, кто действительно мог ей подойти, из-за… На самом деле она даже не представляла из-за чего. Минутного любопытства? Единичного акта бунтарства? Порыва ухватиться за что-то блестящее, словно сорока?
        Или ничего из вышеперечисленного. И выпивка была бы просто выпивкой.
        - Извини, - сказала она Алену. - Мне нужно было кое с чем разобраться. Я разобралась. И теперь… свободна.
        Его взгляд метнулся от нее на Гарри и обратно.
        - Да, я видел, что вы заняты, и решил не мешать.
        - Спасибо, - сказала она. - Я это ценю.
        - Ну, если сейчас все в порядке, я хотел узнать, не хочешь прогуляться?
        Она еще как хотела прогуляться. Самыми яркими воспоминаниями о предыдущей прогулке были прощение за ложь о практически всей ее жизни и поцелуй на мосту при свете луны. По ее мнению, прогулки у них получались неплохо. Кроме того, всю неделю она провела в образе Розалины - измученной матери-одиночки, которая никак не могла починить бойлер или заставить родителей воспринимать ее всерьез. Поэтому была несказанно благодарна за шанс побыть некоторое время другой Розалиной. Смелой, сексуальной и авантюрной, с мужчиной, в котором даже Сент-Джон Палмер не сумел найти недостатков.
        Она кивнула.
        - Еще как.
        Ален снова бросил быстрый взгляд на Гарри.
        - Ты ведь не против, если я украду Розалину?
        - Вроде как у обычных людей, - сказал Гарри, - это называется киднэппингом.
        - Вообще-то, это называется идиомой.
        Это был самый язвительный тон Алена, который Розалина не совсем привыкла слышать направленным на людей, а не на обсуждение этих самых людей. Но затем он протянул ей руку и улыбнулся.
        - Идем?
        Они оставили Гарри на парковке и отправились на прогулку по округе. Розалина пыталась отпустить все, что тянуло, волновало и тяготило, желая вместо этого раствориться в небе, деревьях и мужчине рядом с ней.
        И у нее почти получилось.
        Но она до сих пор чувствовала себя виноватой.
        - Неужели ты… - начала она. - В смысле, ты не перестарался? С Гарри?
        Он остановился.
        - В каком смысле?
        - Ну, он явно шутил насчет похищения. И мне показалось, что ты повел себя с ним, не знаю, грубовато.
        - Не волнуйся, я уверен, что он не забивает себе голову подобным.
        - Мне… я считаю, что лучше от этого поступок не становится.
        - Ой, да ладно тебе. - Он хмыкнул. - Он, наверно, подумал, что «идиома» - это остров в паре миль от Магалуфа.
        - Это не смешно, - сказала Розалина, стараясь не смеяться. - Он при мне ведет себя очень мило.
        - Ну, еще бы. Он явно хочет засунуть свой гаечный ключ в твой распределительный щит.
        - На самом деле не помешало бы. Мой щит что-то барахлит…
        На этой фразе Ален бросил на нее настороженный взгляд.
        - Я имею в виду, - быстро продолжила она, - свой настоящий распределительный щит. У меня дома, а не в… вагине. Которая, спешу заверить, находится в полном рабочем состоянии.
        Он вскинул брови.
        - Буду знать.
        Они приближались к опушке небольшого леса, который покрывал окрестности. Вечерняя дымка оседала розовыми и золотистыми оттенками на длинной траве, луговых цветах и бабочках, которые порхали на них.
        - Знаешь, - сказала она, жалея, что затронула тему своего влагалища и его функциональности так прямо. Или так скоро. - Кажется, я передумала. Кажется, у меня нет настроения для прогулки.
        Ален на мгновение показался разочарованным.
        - Конечно. День был долгий. Тебя проводить обратно в номер?
        На самом деле это был долгий день. И долгая неделя. И… к черту. К черту все. Она заслужила перерыв. Чтобы ей стало лучше. Чтобы получить что-то для себя.
        - Можно. И… если хочешь, можешь зайти ко мне в номер.
        «Обходительнее, Розалина, обходительнее».
        - Для… секса.
        С ее функционирующей вагиной.
        Больше разочарованным он не казался.
        - Так-так, Розалина-эм-Палмер. Ты точно женщина, которая знает, как добиться того, чего хочет.
        Нет. Она прилагала невероятные усилия.
        Но было так приятно притвориться.
        Притянув его к себе для поцелуя, она отстранилась от него, тяжело дышавшего и растрепанного.
        - Идем?
        - Рискую испортить момент, - у Алена было то не совсем стыдливое выражение лица, которое она видела очень редко, - я вообще-то не готовился… как бы это сказать… к охоте на медведя.
        Вот тебе и дикий сексуальный зверь, который повинуется своей страсти и покупает презервативы впрок.
        - А-а. Я тоже. Но мы все равно можем… - ого, попытка Розалины Палмер подкупить опытом. - … эм, это сделать?
        - Не волнуйся. - Ален снова стал решительным, как только они заговорили о контрацепции. - В туалете отеля есть автомат. Встретимся в твоем номере.
        И, прежде чем она успела сказать что-то еще, он умчался прочь. Что было лестно. В каком-то смысле.

* * *
        Секс с Аленом был, в целом, нормальным. Хорошим. Он помог ей отвлечься от мыслей и дал короткое, долгожданное чувство контроля - пусть всего лишь над собственным телом. Хоть Ален и не был Гарри, он обладал изысканной привлекательностью и всячески показывал, что она очень сексуальна: целовал ее в шею, задерживался на груди, хоть она у нее и не была особенно чувствительной, приникал ртом к ложбинке и складке у бедра.
        Хотя Лорен и подтрунивала над Розалиной, что та не была безрассудно неразборчивой, ей нравилось думать, что у нее был опыт определенного рода. Как минимум пара человек - Лорен и Лео, ее партнерша на одну ночь, а в итоге на восемь месяцев, - с ними у нее была мощная химия. Сильный, нестерпимый голод, который делал секс восхитительным без особых усилий. Но, кроме того, у нее было достаточно партнеров, чтобы понять, что иногда требуется время, чтобы научиться возбуждать друг друга. Это означало, что нужно узнать человека лучше, и, как бы ни хотелось признавать, что Лорен права, Розалине нравилось узнавать людей.
        Ален произодил впечатление, что это того стоит. Он был нетерпелив, но не торопил и не набрасывался на нее, как на только что открытую кассу в супермаркете. И в тот момент, когда их тела сошлись и он, опираясь на предплечья, с каким-то удивлением заглянул ей в лицо, она почувствовала себя желанной, особенной и обожаемой. Лучше всего было то, что он был старше - или, может, просто уверен, что ему не надо ничего доказывать. Он, казалось, не считал, что секс должен быть как в кино, и хотел заставить ее кончить, но когда рухнул рядом, она поняла, что еще не кончила.
        Убрав руку между ее ног, он одарил ее самодовольной ухмылкой в духе «я только что довел тебя до оргазма».
        - Ты - просто нечто, Розалина-эм-Палмер.
        - Наверно, ты преувеличиваешь. Но… - она лежала довольная, вялая и легкая, - я переживу.
        - Я говорю так, потому что это правда. - Он легонько провел пальцем по ее груди. - И очень рад, что мы это сделали.
        - Я тоже. Мне было нужно, чтобы сегодня произошло что-нибудь хорошее.
        - Я счастлив, что смог это «хорошее» дать.
        Его слова заставили ее ухмыльнуться.
        - Да уж, взял удар на себя.
        - Знаю, ты думаешь, что шутишь. Но тебе нужно перестать принижать себя.
        Она в самом деле считала это шуткой, а не принижением себя. Но он все равно говорил правильные вещи.
        - Ты прав. В будущем буду нарциссичнее.
        Наступило молчание, пока они лежали, проживая приятные ощущения.
        - Знаешь, чего я в тебе не понимаю? - сказал Ален, перекатываясь на бок и опираясь на локоть, чтобы смотреть на нее сверху вниз. - Ты явно целеустремленная и способная. У тебя есть люди, которые поддерживают тебя и на которых ты можешь положиться. Твоя дочь находится в том возрасте, когда ей уже не нужно, чтобы ты была рядом целый день. Почему ты до сих пор не вернулась в университет?
        Приятные ощущения Розалины стали гораздо менее приятными и больше похожими на обычные. Когда Амели была моложе, об этом не шло и речи, что бы ни думали родители. Но время от времени на протяжении многих лет ей приходило в голову, что она могла бы снова заняться медициной. Но эта мысль всегда была как сломанный зуб, в который не стоит лезть языком, чтобы не обнаружить то, что может не понравиться.
        - Прошло слишком много времени, - сказала она, - разве нет?
        - Вовсе нет. Тебе же всего… сколько, двадцать семь? Многие люди переквалифицируются, а врачей в стране не хватает.
        - Да, но это ведь переквалификация. Что подразумевает, что ты уже обучился, а я не доучилась.
        - Если у людей с дипломом юриста или филолога это получается, то ты точно сможешь.
        Ее сердце сжалось, как в день получения аттестата.
        - Наверно… стоит попробовать, правда?
        - Точно стоит. - На этот раз в его взгляде не было насмешки. - У тебя есть все шансы.
        - Я ведь не такая уж безнадежная, правда?
        - Конечно, нет, - сказал он нежно. - Но мы оба знаем, что ты живешь не той жизнью, которую хотела.
        - Наверно, да, но…
        Но что она могла ответить? Что, хоть она и не умеет делать коронарное шунтирование, печенье у нее отменное? Что она никогда не выступала в Королевском медицинском обществе, как оба ее родителя, но когда Амели захотела покрасить свою спальню в зеленый цвет, они сделали это вместе?
        - Просто подумай об этом. - Ален придвинулся к ней, избавляя от необходимости всерьез думать о своем будущем. - Ты удивительная женщина, Розалина-эм-Палмер.
        Она улыбнулась ему.
        - Эй, а ты и сам не так уж плох.
        Его глаза блеснули.
        - Мне кажется, я могу быть лучше.
        - Да неужели?
        Он поцеловал ее медленно и глубоко. Его вкус уже стал привычным и почти успокаивающим. А потом его пальцы, возбуждая, прижались к ней.
        - Розалина, - пробормотал он.
        В его тоне было нетерпеливое возбуждение.
        - Да?
        - Перевернешься для меня? Хочу видеть твоих бабочек, пока я в тебе.
        Суббота
        Тесто у Розалины вышло нормальным. Опять. Что было, в общем … Ох, ради бога, ее уже тошнило от посредственности.
        Не помогало и то, что завтра им предстояло соорудить скульптуру из хлеба, а ее кухня, даже когда котел и электричество работали, была не тем местом, где можно практиковаться в строительстве Тадж-Махала из чиабатты.
        Неудивительно, что в этом соревновании Джози показала хорошие результаты - Розалина сознательно избегала разговаривать с ней с первой недели. Но у нее, скорее всего, была печь на дровах, а еще муж на дровах и трое детей на дровах - вот только на первое место вышла Нора. И это неудивительно, потому что Британия не была готова к бабушке, которая не умеет печь хлеб. Удивительнее было то, что Гарри получил почетное упоминание, что заставило его краснеть и тереть затылок так, как, вероятно, могло понравиться оператору. И если быть честной, Розалине это тоже не показалось совершенно неэстетичным.
        Такой вот у шоу подводный камень. В идеальном мире все были бы либо безумно ужасными, как Дэйв, либо крайне сложными, как Джози, так что не пришлось бы переживать за то, что они потерпели неудачу. Вместо этого все казались настолько милыми, что когда кто-то вроде Гарри добивался большего, чем ожидалось, было трудно, как он выразился, не болеть за него.
        После интервью Розалина оглядывалась по сторонам в поисках Алена, надеясь выместить свои разочарования от выпечки через возбуждение, когда из тени куста гардении выскочила Анвита и затащила ее в бар.
        - Итак, Розалина - сказала она, - ничего не хочешь рассказать?
        Розалина сделала вид, будто задумалась.
        - Может, что ты добавила много воды в закваску?
        - Да ладно, я плохо сегодня прошла раунд, и завтра, скорее всего, будет так же, потому что я ненавижу хлеб. Забери меня в секс-авантюру.
        - Судя по всему, ты ко мне клеишься.
        - Хватит скромничать. - Анвита заняла барный стул. - Я твоя соседка. Раз мне приходится это слушать, я должна об этом услышать.
        - О господи, что ты слышала?
        - Не то чтобы я стояла со стаканом у стенки. Но ты либо читала очень ритмичную книжку, либо кое-чем занималась.
        Вздохнув, Розалина опустилась на соседний стул.
        - Слушай, я понимаю, что тебе скучно и здесь нечего делать, кроме как пить и болтать, но… предположим, я переспала бы с тобой. Ты бы хотела, чтобы я хвасталась этим на следующий день?
        - Да, черт возьми, я бы хотела, чтобы ты всем рассказывала, какая я потрясающая в постели.
        - Не знаю. - Розалина бросила на нее вопросительный взгляд, - Но, возможно, это просто твоя черта характера.
        - Мне не нужны подробности, - возразила Анвита. - Не обязательно рассказывать, какой длины у него член или, не знаю, какая мягкая у нее грудь.
        - «Какая мягкая у нее грудь»? Чем, по-твоему, занимаются лесбиянки?
        - Честно, я как-то об этом не задумывалась. - Последовало молчание, не сумбурное, но уже натягивающее презерватив. - Хотя бы скажи, кто это был.
        - Я удивлена, что ты еще не разобралась, как какой-нибудь секс-детектив в очках.
        - Если бы я не потратила так много времени на нынешнюю работу, я бы сейчас думала о смене профессии. Но если исходить из предположения, что никто из здешних не станет заводить роман с участниками реалити-шоу, то это могут быть только Рики, Гарри, Ален или Клаудия. А ты считаешь, что Рики слишком молод. И я ни разу не видела, чтобы ты разговаривала с Клаудией…
        - Эй, а кто говорил, что мне при этом нужно с ней разговаривать?
        Анвита охнула.
        - Это… это сексизм? Если бы ты была мужчиной, это был бы сексизм.
        - Я не сплю с Клаудией.
        - Пожалуйста, скажи, что это Гарри. - Ее лицо вытянулось. - Это не Гарри, да? Да ладно, надо было брать Гарри. Ты же видела его руки. Он даже перестал называть тебя «милой». И к тому же тихони всегда оказываются не хуже отбойных молотков.
        - Что-то я не уверена, что хочу отбойный молоток для своей вагины.
        - Как отбойный молоток. В смысле мощные и могут долго.
        - Тебе редко в руки попадают инструменты, да? - смеясь, спросила Розалина. - Представляю недовольных соседей, и к тому же молоток надо постоянно заряжать и чинить.
        - Так, не надо сюда вмешивать мои фантазии. Я просто не пойму, почему ты выбрала Алена, а не Гарри.
        - Я не знала, что надо было выбирать.
        - Естественно, надо было выбирать. - Анвита чуть не сбила свой бокал с джином и тоником с барной стойки. - Они оба запали на тебя. А Гарри все время смотрит на тебя такими проникновенными глазами. Ты ведь заметила этот взгляд?
        - Нет у него проникновенного взгляда, - солгала Розалина.
        - Где твоя внимательность? Еще как есть. Его глаза говорят: «Я, конечно, умею чинить капающий кран, но если бы нашел птичку со сломанным крылом, нежно бы ее выхаживал».
        - Я не птичка со сломанным крылом. И ничего у меня не капает.
        - Я просто говорю, что есть выбор, и ты выбрала человека, который сам собирает себе мяту.
        - В отличие от человека, который почти не разговаривает.
        - Эй. - Анвита с ухмылкой подняла руки, - Я не говорила, что надо, чтобы он говорил.
        Розалин сдалась.
        - Я вижу, к чему ты клонишь.
        - Да, я сказала то же, что и ты, только в другом контексте. Потому что я потрясающая и уморительная. Бум.
        На каком-то уровне Розалина чувствовала, что не должна объясняться с Анвитой. Но они были своего рода подругами, и было приятно с ней поговорить.
        - По правде говоря, я не уверена, что мне нужен… так сказать… отбойный молоток. Я не говорю, что это не было бы весело. Но мне кажется, что у меня настоящая связь с Аленом.
        - Как это?
        Это ведь очевидно, разве нет? Вот только когда Розалина открыла рот, чтобы ответить, ей вдруг стало очень трудно выразить это словами.
        - Я просто чувствую, что мы… похожи. Нас растили одинаково, и мы хотим от жизни одного и того же.
        - Например? - спросила Анвита с раздражающей настойчивостью.
        - Не знаю. Например, он… У него очень хорошая карьера, и у меня она могла бы быть. И он меня подбадривает к ней вернуться. Знаешь, приятно иметь кого-то, кто так в тебя верит.
        - Эй. - Анвита бросила на нее возмущенный взгляд через очки в роговой оправе. - Я верю в тебя. Со всей силы верю. Вот поэтому и говорю, чтобы ты выбрала самого горячего парня на шоу.
        - Но при этом не слышишь, что я говорю, что мне нравится другой парень.
        - О господи. Я шовинистка. Неудивительно, что ты не хочешь со мной встречаться.
        - Я не хочу с тобой встречаться, потому что ты гетеро и уже занята.
        Анвита на секунду задумалась.
        - Хорошо, но в остальном давай начистоту. Ты бы меня ни на миг от себя не отпускала.
        - Да, - сказала Розалина своим самым безучастным голосом, - в той самой конкретной альтернативной реальности в этом баре прямо сейчас так бы и было.
        - Приятно слышать. - Анвита допила остатки своего коктейля. - А теперь мне нужно пойти смыть закваску с волос. Но перед этим я скажу одну вещь. И тебе это может не понравиться, извини.
        - Мне уже не нравится.
        - Жестко. Так вот. Исходя из моего богатого опыта в сфере подглядывания за горячими мужчинами, с которыми я не собираюсь встречаться, думаю, что Ален из тех, с кем приятно быть рядом. Но, возможно, не из тех, с кем весело жить.
        И Анвита была права. Розалине это ни капельки не нравилось.
        - Для справки, мне с ним вполне весело прямо сейчас.
        - В таком случае рада за тебя.
        Она ушла, а Розалина решила заказать второй коктейль в знак празднования того, что ее личная жизнь идет в гору, даже если ее выпечка по-прежнему оставляет желать лучшего. Конечно, ее генеральный план по перезагрузке своей жизни за счет победы в телевизионном шоу немного застопорился, и ее несколько угнетало утешаться тем, что она нашла парня, которому нравится. Но она уже давно привыкла извлекать пользу там, где это возможно.
        Кроме того, по крайней мере, если она не будет отвлекаться на глаза, руки и акцент, который начинал казаться ей странно успокаивающим, и будет с Аленом в среднесрочной и долгосрочной перспективе, ее родители не смогут предъявить ей никаких претензий. Ну, пока они не расстанутся, и тогда посыпятся вопросы от родителей в стиле «а что случилось с Аленом, он был таким милым, вежливым молодым человеком». Вот она, ее вечная проблема - у них был секс ровно один раз, а она уже представляла себе мир, где ей придется объяснять их гипотетический будущий разрыв родителям на гипотетических будущих семейных собраниях.
        Хотя, возможно, ей стоило вернуться в университет. Стать врачом и той, кто слегка сбился с пути на восемь лет, а не той, кто все испортил. Что гипотетически сделало бы гипотетические встречи гипотетически более сносными. Так почему же этого не произошло? Неужели она настолько привыкла к неудачам, что не способна представить успех?
        - Если я скажу, что у тебя красивое тело, - сказал Ален, опираясь локтями на барную стойку рядом с ней, - ты запретишь мне через суд приближаться к тебе?
        Несмотря на явный экзистенциальный провал, это вызвало у нее смех.
        - Ты, наверно, устал. Целый день бегал по бальному залу.
        - Как удобно, что у меня есть читательский билет, потому что я большой сторонник государственных программ по ликвидации безграмотности.
        - Если что, - сказала она, - я так могу всю ночь.
        Он ухмыльнулся ей.
        - Это очередная ужасная пикап-реплика или ты хочешь сказать, что тебе надоело обмениваться ужасными пикап-репликами?
        - Это чуточку из столбика А и капельку из столбика Б. - Она вздохнула. - Если честно, я подумываю, что нам стоит вернуться в номер и заняться сексом.
        Молчание.
        - Я уже начинаю думать, что тебе от меня нужно только одно, Розалина-эм-Палмер.
        Он ведь шутит, не так ли? Определенно шутит. Тем не менее Розалине было немного не по себе от того, что она перескочила на тему секса, даже не сказав «привет».
        - Прости, я переборщила?
        - Нет, нет, это ободряет. - Протянув руку, он заправил прядь волос ей за ухо. - Я бы хотел знать больше таких людей, как ты.
        - Эм… - Это ведь хорошо, правда? - В смысле?
        - Думаю, что многие из нас зацикливаются на себе. Мы боимся выйти за пределы себя, рискнуть или попробовать что-то новое. Но ты ведь не такая, правда?
        Ладно. С одной стороны, ей нравилось слышать, какая она классная и особенная. С другой стороны, все это подготавливало ее к тому, что впоследствии она будет сильно разочарована.
        - А что, если нет?
        - Не глупи. А теперь идем - используй мое тело.

* * *
        На этот раз вышло лучше. Не то чтобы раньше было плохо, но они учились, и стеснение, которое всегда присутствовало с новым партнером, начало уходить. Такова суть секса - он становился по-настоящему хорошим только тогда, когда тебе все равно, насколько недостойно это занятие. Когда ты становишься потной, нетерпеливой и забываешь волноваться о том, что лицо искажено, а ноги раздвинуты, и ты показываешь кому-то те части себя, за привлекательность которых ты не можешь поручиться.
        Она старалась, но с ребенком, работой и конкурсом выпечки времени на это не было. Вдобавок ко всему, она не особо рассчитывала на секс в эти выходные, что означало, что Ален видел ее такой, какой она не хотела показаться. Она точно пропустила участок волос сбоку от колена. И стоило тщательнее увлажнять кожу. И, наверное, лучше не поднимать руки слишком высоко над головой, потому что, хотя она уверена, что не совсем себя запустила, на подмышках точно были волосы.
        Все это наводило на мысль о реальном человеке, а не о «гладкой секс-богине», которой она в идеале хотела предстать.
        Тем не менее она кончила легче, чем в прошлый раз, - один раз до него и один раз после. А потом они лежали вместе на прохладных простынях. Она прижималась головой к его груди, а его пальцы скользили по ее позвоночнику и крылышкам ее бабочек.
        - Боже, - он протяжно вздохнул, - мне это было нужно.
        - Мне тоже.
        - Я хотел найти тебя раньше, но после съемок пошел прогуляться, чтобы проветриться.
        Она повернула голову, чтобы посмотреть на него.
        - Ты в порядке?
        - Да. Ну, по большей части. Выпечка вслепую не совсем удалась.
        Как и она, он справился нормально. Как и она, он был не из тех, кто считал, что «нормально» - это достаточно хорошо.
        - Ты пройдешь.
        - О, я знаю, что пройду. Дело не в этом. Я ожидал большего, а люди уделяют особое внимание хлебной неделе.
        - Это шоу выпечки, Ален. Люди обращают внимание на симпатичные декорации, красивые торты и выражения Грейс Форсайт, которые с каждым разом становятся откровеннее.
        Она хотела этим успокоить его, но Ален отстранился, закинул руки за голову и нахмурился, глядя в потолок.
        - Хлеб никогда не был моим козырем. Он для стариков, домохозяек и людей, которые покупают хлебопечку, пользуются ей раза два, а потом заваливают соцсети историями о том, какие они охренительно умелые. Ни у одного человека, у которого есть хоть что-то стоящее в жизни, нет времени на приготовление собственной закваски. Я просто… полагался на то, что для других людей это будет труднее, чем для меня.
        Сегодняшний день явно его измотал. На нее он тоже в каком-то смысле повлиял. Но она, похоже, куда больше привыкла к провалам, чем он.
        - Ну, Норе сто шестьдесят, - попыталась пошутить она, надеясь вызвать у него улыбку. - Ей, наверное, приходилось печь хлеб из опилок и щебня еще во времена блицкрига.
        - Хлеб Гарри понравился им больше, чем мой. Как думаешь, когда он в последний раз ел хлеб без наклейки «Просрочка»?
        Может быть, она заразилась от Анвиты фетишем на руки, но Розалине было довольно легко представить Гарри, который печет хлеб воскресным днем для своих сестер, их мужей, их детей, возможно, для родителей, а может, для бабушки. И все так к этому привыкли, что забывают благодарить его, а он не возражает, потому что окружен людьми, которые его любят.
        - Розалина? - Ален осторожно толкнул ее. - Я тебя утомил?
        - Что? - спросила она. - Нет. Ты меня не утомил. Выпечка вслепую всегда получается непредсказуемой. Уверена, что завтра у тебя все получится.
        - Нет, ты права. - Он снова притянул ее в свои объятия. - Я погрузился в свои мысли, а так не надо.
        - Все нормально. Конкурс - это стресс для всех.
        Он улыбнулся.
        - У этого есть свои преимущества.
        А затем поцеловал ее.
        Воскресенье
        Через два часа после пятичасового испытания Розалина начала думать, что лучше бы она прошлой ночью больше спала и меньше получала оргазмов. Но отвлечение Алена оказалось эффективнее, чем его утешение, и в тот момент это был беспроигрышный вариант.
        - Итак, что ты планируешь на этой неделе, деточка? - спросил Уилфред Хани, появившись перед ней вместе с Грейс Форсайт, Марианной Вулверкот и оператором.
        Розалина перестала помешивать.
        - Ну, я всегда интересовалась биологией, поэтому решила испечь хлебное сердце. Камеры я собираюсь сделать из хлеба со сладкой начинкой. Вишневая и черничная начинка будут насыщенной и бедной кислородом кровью, а скрученные бриоши - аортой и нижней полой веной.
        - Довольно зловеще. - Марианна Вулверкот выглядела впечатленной, как еще ни разу в этом сезоне, по крайней мере когда дело касалось Розалины.
        - Да, - добавила Грейс Форсайт, - в этом есть что-то от серийного убийцы.
        Внезапно опасения Розалины по поводу того, что она предстанет в образе несчастной матери-одиночки с посредственными навыками выпечки, стали неуместными.
        - Я не практиковалась на настоящих сердцах.
        Грейс Форсайт вскинула брови в сторону своего неироничного маллета в стиле 80-х.
        - Мне кажется, не стоило это говорить настолько прямо.
        - Я считаю, что это очень креативно. - Это был Уилфред Хани, на которого всегда можно было положиться, когда нужно было разрядить обстановку. - Просто сделай так, чтобы это было вкусно. Потому что важно именно это.
        Грейс Форсайт похлопала ее по плечу.
        - Удачи, мама Патрика Бейтмана[5 - Главный герой фильма «Американский психопат». Прим. перев.].
        - Ох… да пошло оно, - крикнул Рики с другого конца бального зала, отчего продюсеры, ведущие и операторы устремились к его рабочей стойке, как вороны на падаль.
        - Что случилось? - Колин Тримп почти дрожал от нетерпения. - На камеру, пожалуйста.
        Рики хлопнул себя по лбу.
        - Угадайте, какой недоумок поставил духовку на неправильную температуру. И его булочки с изюмом подгорели.
        Через час препарированный орган Розалины оказался в духовке, и у нее появилось несколько минут передышки. Преимущество «Воспекительного воскресенья» перед «Выпечкой вслепую» заключалось в том, что во время него можно было разговаривать и теперь, когда группа немного сплотилась, было нормально ходить по залу и перебрасываться фразами.
        Анвита и Грейс Форсайт стояли вместе у рабочего места и смотрели на буханку, которую только что вынули из печи. Как всегда, рядом находилась оператор, но она, казалось, искренне сомневалась в том, что из этого получатся пригодные для использования кадры.
        - На что он должен быть похож? - спросила Грейс Форсайт, поглаживая подбородок и глядя на высокую, гордую хлебную колонну, которая определенно что-то напоминала, но не то, что можно было бы ожидать от выпечки на семейном телешоу.
        Анвита смотрела на свое творение так же, как когда-то доктор Франкенштейн смотрел на свое.
        - Это Биг-Бен, разве нет?
        - Дорогая, технически Биг-Бен - это колокол. А это технически бубенцы.
        - Оху… ох… охренеть. - Анвита опустила голову.
        - Нецензурные слова запрещается говорить на камеру, тыковка.
        - Знаю. В голове все спуталось. - Повернувшись к Розалине, Анвита развела руки в стороны. - Это же я. Пекла сама. И испекла пенис. Огромный хлебный пенис. Кто-то вечно готовит пенис. И в этом году пенис сделала я. Бабушка будет смотреть по телевизору, может, даже вместе со всеми своими подругами, как я с любовью голыми руками леплю пенис.
        Грейс Форсайт разразилась безудержным хохотом, который никак нельзя было показывать по телевидению.
        - Это один из лучших, что я видела. Я имею в виду, в бальном зале. Вне его я не судья. И, честно говоря, кто бы захотел им быть?
        - Думаю, - отозвалась Розалина, пытаясь быть полезной, - его можно обрезать.
        Подняв со стола выпечку, Анвита ткнула им в лицо Розалине.
        - Ты хочешь, чтобы я обрезала пенис?
        - Ладно. Плохая идея. Почему бы тебе не сказать, что это сатирический комментарий к нынешнему состоянию нашей политической системы?
        - Потому что я на шоу выпечки, а не на «Прожекторпэрисхилтон».
        Грейс Форсайт поднялась на ноги и вытерла слезы с уголков глаз.
        - Ты всегда можешь это оставить без внимания.
        - Я пытаюсь сделать Парламент. Без часовой башни здание Парламента - просто здание.
        - Тогда, - сказала Грейс Форсайт, - тебе придется сделать то, что мы делаем каждый год, когда кто-то делает что-то похожее на пенис.
        В глазах Анвиты вспыхнул огонек надежды.
        - Что? Что я могу сделать?
        - Старательно притворяться, что то, что очевидно похоже на пенис, на него не похоже.
        - Но тогда все подумают, что я не знаю, как выглядит пенис.
        - Извините. - Колин Тримп появился по другую сторону стойки. - Я ужасно извиняюсь. Просто вы очень громко произносите слово «пенис», и его слышно, когда снимают других людей.
        - Это я виновата, Колин. - Грейс Форсайт невесело усмехнулась. - Как обычно, все похерила. Все будет хорошо, Анвита. Операторы могут творить чудеса с углами обзора камеры.
        В бальном зале со стороны Рики раздался зловещий грохот.
        - Что ж, - сказал Рики. Он стоял, положив руки на бедра, и рассматривал осколки того, что, по-видимому, раньше было большим, веерообразным хрустящим хлебцем. - Вот и нет одного из крыльев. Но ничего. У него их два. Я покажу его в профиль.
        Анвита поставила свой хрустящий фаллос на место.
        - Что это ты там делаешь? - громко спросила она.
        - Великого дракона Смауга. А ты?
        - Биг-Член.
        - Мило.
        - Пожалуйста, перестаньте кричать, - взмолился Колин Тримп, - и упоминать гениталии. Дженнифер будет в ярости.
        - Знаете, - Джози подняла взгляд от того места, где деловито готовила больше хлеба, чем имеет право любой человек, - мне начинает казаться, что одна из моих косичек немного похожа на вульву.
        В конце концов, вопреки, а не благодаря уговорам Колина Тримпа, зал успокоился. Розалина вернулась к своему сердцу, которое приятно подрумянилось и не слишком потеряло форму.
        Состояние спокойствия, как она его расценила, сбивало ее с толку. Обычно она слишком торопилась и паниковала, чтобы обращать внимание на то, что происходит вокруг, но сейчас была тревожно восприимчива для отвлекающих факторов. Народная песенка, которую напевала себе под нос Джози. Беспокойный цокот неуместных на кухне туфель Клаудии. Нора, весело дающая продюсеру советы по выпечке, словно она ведет собственное шоу. И то, как под футболкой Гарри вздулись мышцы плеч, когда он вынимал противень из духовки.
        - Что ты делаешь? - спросил Колин Тримп, едва не заставив его уронить булочки.
        - Э-э, вынимаю кое-что из духовки.
        - Скажи это так, будто ты не отвечаешь на вопрос.
        - Ах, да. Прости. - Гарри сделал паузу и глубоко вздохнул. - Прямо сейчас я достаю кое-что из духовки.
        - Не мог бы ты рассказать нам, - для человека с мягкими чертами лица Колин Тримп иногда мог звучать удивительно резко, - что именно ты вынимаешь из духовки?
        - Булочки.
        - Заново. Как будто ты не отвечаешь на вопрос. Можешь рассказать, для чего нужны булочки.
        - Так вот, эти булочки я только что достал из духовки. И я буду из них делать камни. Потому что делаю каменную запруду из немецкого ржаного хлеба, потому что он похож на камни.
        - А почему ты делаешь запруду?
        - Потому что…
        - Как будто ты не отвечаешь на вопрос.
        Гарри сложил руки на столе и снова их выпрямил.
        - Я подумал, - сказал он очень медленно, - что сделаю каменную запруду, потому что летом мы с мамой, папой и сестрами ездим в Сауфэнд и отводим ребятишек на каменную запруду. Я в этом не спец, но им нравится наблюдать за крабами. Поэтому я постараюсь сделать крабика. Или, может быть, красивую морскую звезду. А еще я готовлю хлебцы с соусом песто, который будет вместо водорослей.
        - Спасибо, - сказал Колин Тримп с видимым облегчением.
        - Без проблем, друг. - Облегчение на лице Гарри тоже было хорошо заметно.
        Но после того как Колин отошел, Розалина заметила, что Гарри так и остался стоять у стойки, уставившись невидящим взглядом на свои хлебные камушки так, будто какая-то злая волшебница, одержимая хорошими баллами за ржаной хлеб, прокляла его на сотни лет без сна. Он не должен был ее волновать, ведь он даже не был ей другом, но он поддержал ее, когда она паниковала из-за телефона. А прошлым вечером ей… понравилось с ним разговаривать. Слушать рассказ о его семье и знать, что ей не нужно при этом защищать свою.
        Кроме того, левому желудочку сердца требовалась еще пара минут, поэтому она подошла к нему.
        - Все хорошо, друг? - спросила она.
        Он повернулся к ней с кривой улыбкой.
        - Я слишком часто так говорю, да?
        - Да, но это… такой вот ты, разве нет? Я серьезно. Все в порядке?
        - Вполне. - Он поднял предплечье ко лбу и убрал волосы, оставив полоску муки. - Эти интервью… так изматывают, да? Ведь когда что-то готовишь, обычно не озвучиваешь свои действия. Например, я делаю сэндвич и режу хлеб, чтобы у меня был хлеб для сэндвича. И при этом надо как следует держать нож, чтобы он не выскользнул и не отрезал тебе руку.
        В этот момент голос Норы разнесся по бальному залу.
        - А теперь, как вы можете видеть, - сказала она продюсеру, хотя у той даже не было камеры, - оно у меня хорошо поднялось. И, если хотите знать, все дело в замешивании. Мама учила меня держать дрожжи и соль по разные стороны миски. Я всегда так и делаю, и оно у меня всегда получается.
        - Или, - продолжил за нее Гарри, - я не прав и это чепуха.
        Розалина сжала его руку.
        - Мне кажется, что Норе просто нравится рассказывать о выпечке.
        - Я бы привык, но ведь они еще просят выразить свои чувства. Они такие: «Это напоминает тебе о детстве?» А я им: «Нет, друг, это же просто булочка».
        Она засмеялась, в надежде, что он этого и добивался.
        - Я тоже не люблю, когда просят выражать чувства по требованию. Но при выпечке тоже возникают чувства - ты вспоминаешь, когда или для кого ты пек.
        - Да, это здорово. Но потом тебе говорят: «Испеки две дюжины пирожков», и батя такой: «Ты только взял да испортил пирожки и начинку», а я ему: «Знаю, но мне так сказали сделать». И, в целом, это напоминает мне о бате. Но по большей части о том, что он любит обычные пирожки.
        Возможно, Гарри не любил разговаривать, но когда о чем-то говорил, видел мир простым и полным людей, которые ему были небезразличны. Розалине это нравилось больше, чем следовало. И она снова засмеялась, представив себе старого Гарри, который ворчит над пирожком.
        - Эй, дружище, - он толкнул ее локтем, - хватит смеяться, это же моя родня.
        В зале раздался вопль отчаяния. Рики встал на колени.
        - О нет! Он испортился и взорвался!
        В рациональном мире - том самом, в котором, похоже, жил Ален, - всем стоило бы это воспринять как своевременное напоминание, что пора заняться собственной выпечкой. Но вместо этого большая часть конкурсантов собралась вокруг духовки Рики, словно друзья Торина Дубощита у двери Одинокой Горы.
        Внутри трагически лежали останки великого дракона Смауга. Розалина с ходу поняла, что пошло не так. Начинка была слишком сырой. Из-за этого поднялся пар, который создал давление, вспорол могучие бока зверя и расколол его голову, словно переполненный пакет с продуктами.
        Анвита утешительно похлопала Рики по плечу.
        - Ну, по крайней мере, он не похож на гигансткий шланг.

* * *
        Гламурные съемки выпечки, интервью и разочаровывающий обед, который каждый раз поздно подают, - все это уже стало частью рутины. И пока они сидели на табуретах, словно под дамокловым мечом, и ждали, когда же их блюдо попробуют, они постепенно теряли былое ощущение ужаса.
        Который все же чуть-чуть оставался.
        Клаудия первой закончила свой так называемый трехслойный хлебный свадебный торт. Который, по мнению Розалины и судей, был больше похож на три буханки хлеба, поставленные друг на друга. Каменная запруда у Гарри получилась хорошо. Как и мак и петух с семенами укропа у Алена. И корзинка с урожаем у Джози. Хотя ее отчитали за то, что это не совсем скульптура, если только не считать за скульптуру сам хлеб.
        Затем настала очередь Анвиты с ее моделью здания Парламента. И, честно сказать, она у нее почти получилась. Кроме гигантского агрегата с краю.
        Прикрыв ладошкой рот, Грейс Форсайт повернулась спиною к камерам.
        Судьи обменялись взглядами.
        - А вот это уже интересно, - заговорила наконец Марианна Вулверкот. - Я понимаю, чем это должно было быть. И если бы ты прошлась по нему легонько ручкой, может быть, результат вышел бы более удовлетворительным. Но его нынешний вид неудовлетворителен.
        Анвита моргнула.
        А Марианна Вулверкот - нет. Ни единого гребаного раза.
        Затем она сжала кулаком головку часовой башни и решительно отпилила ее ножом. Рики поморщился и скрестил ноги.
        Взяв в руки округлую вершину того, что все старательно принимали за Биг-Бен, Уилфед Хани начал внимательно ее изучать.
        - Надо сказать, - начал он, сжимая хлеб, - он хорошо пружинит. И в руке лежит прекрасно. Но, конечно, что важнее - какой у него вкус.
        Взгляд Анвиты был очень выразителен, пока дедуля всея нации ласкал головку гигантского хлебного пениса, который она испекла.
        - Я в некоторой степени вернулся в прошлое, - продолжил Уилфред Хани, жуя, - потому что, когда я был юношей, можно было достать только такие булки. К дому подъезжал пекарский мальчишка и продавал их горячими. Добавлю, что на мой вкус он слишком хрустящий. Но мне нравится вкус. Он нежный, и чувствуется соль.
        - Здорово, - еле проговорила Анвита. - Спасибо.
        После Анвиты шел Рики, который робко поставил на судейский стол гору крошек, которая представляла его выпечку.
        - Ох, боже. - Марианна Вулверкот осмотрела останки взглядом страхового инспектора возле места аварии. - Что с ним случилось?
        Рики вздохнул.
        - Что с ним только не случилось, сестра. Это должен был быть великий дракон Смауг в полчищах из булочек с изюмом. Но булочки не пропеклись, крыло я уронил на пол, а голова взорвалась в духовке. Так что теперь это великий дракон Смауг после того, как столкнулся с Бардом-лучником.
        - Да. - Грейс Форсайт с грустью посмотрела на останки ужасного дракона. - Он и впрямь будто упал в Эсгарот, правда?
        Не стоит и говорить, что хороших отзывов Рики не получил. Следом за ним шла Нора, которая представила свой откровенно эффектный сад с видом женщины, знающей, что всех сделала. Хоть и неправильно было желать пожилой даме провалиться на конкурсе, Розалина таила слабую надежду, что на вкус он окажется ужасным.
        - Черт возьми, - вскрикнул Уилфред Хани. - Он великолепный.
        Получается, на этой неделе победила Нора.
        Это означало, что Розалина с негодованием напоказ несла свою выпечку.
        - Что ж, очень умно, - заметила Марианна Вулверкот со смесью похвалы и подозрения. - От тебя подобного не ждешь, но это иногда хорошо.
        Уилфред вскрыл сердечные камеры и начал их разрезать, выливая на тарелку красную и синюю начинку.
        - Боюсь, для меня это отдает Хеллоуином. Я человек простой, и мне нравятся сердца на День святого Валентина или в хорошем рагу. Но не анатомически верные и сочащиеся.
        - Оно на любителя, - признала Марианна Вулверкот, что ближе всего было к несогласию тогда, когда судьи расходились во взглядах, - но, не отрицаю, вкус превосходный. И мне понравилась идея.
        Она смотрела на Розалину холодными голубыми глазами.
        - Приятно видеть, что ты начинаешь выходить из раковины.
        - Ох. - Розалина, на мгновение забыла, что ее снимают, и удивленно уставилась на Марианну Вулверкот. - В самом деле? Спасибо.
        Она все равно не выиграла. Естественно, не выиграла. Потому что, хоть судьям и понравилась идея, Нора создала целый хренов сад, со внуками от невестки и качелькой. Рики тем временем никак не мог прийти в себя от падения Смауга и утопал в объятиях, похлопываниях по спине и искренних слезах.
        От этого Розалина как никогда чувствовала себя середнячком, но теперь это почему-то было иначе. В конце концов, она получила молчаливый одобрительный взгляд от Марианны Вулверкот, а этого добивались немногие. И впервые почти позволила себе думать, что может кому-то составить конкуренцию. Что бы там ни думала Дженнифер Халлет, Розалина умеет не только красиво стоять в фартучке.
        Она умела ставить конкурентоспособную опару вслепую и почти без рецепта.
        Она умела лепить анатомически правильное сердце из хлеба и черники.
        Она умела дружески флиртовать с гетеросексуальной девушкой-оптиком и заставить электрика перестать называть ее милой.
        А еще у нее был горячий архитектор, который всеми действиями показывал, что считает ее потрясающей.
        Так почему бы ей не вернуться в медицину? Не стать врачом? Не жить той жизнью, которой она всегда хотела?

* * *
        Она закончила подведение итогов («На самом деле чувствую себя очень уверенно. Я пошла на риск, и на этот раз он окупился»), взяла сумку из комнаты и присоединилась к общей толпе прощавшихся с Рики. Затем направилась на парковку, чтобы дождаться отца и, надеялась, попрощаться с Аленом, прежде чем его заберут.
        - У меня есть для тебя кое-что, друг.
        Позади нее хрустнул гравий, и появился Гарри, с сумкой через плечо и контейнером для еды в руке.
        - Да? Эм, а зачем? Что там?
        - Да уж, я только что понял, что это, наверно, странновато. Но когда ты в прошлый раз разговаривала с дочкой, она сказала, что сейчас любит рыб, и я подумал, что ей может понравиться.
        Он протянул ей контейнер, и она заглянула внутрь. Под защитным слоем кухонного полотенца был краб из его каменной запруды.
        - Стянул, пока съемочная группа до него не добралась. - Гарри пожал плечами. - Это булочка, и она, ну, это, вроде миленькая, да?
        На самом деле она и впрямь вышла милая. Как и сам жест. Как и он сам, но нет. У них ничего не выйдет. Такие, как Розалина, на интересовались такими, как Гарри.
        - В смысле, - продолжил он, - ей бы, наверно, больше понравилась рыба-удильщик или акула-домовой, но я не знаю, получилось бы у меня их сделать или нет.
        Розалина не знала, что сказать.
        - Спасибо. Ты очень заботливый.
        - Ладно, мне пора. Надо подвезти Рики. - Он тоскливо пнул ногой тропинку. - Я обещал, что если его отсеют, позволю ему взять меня с собой в «Эмираты».
        - Куда?
        - «Эмирейтс». Это стадион. Мы пойдем на матч проклятого «Арсенала». Я был пьяный, когда на это согласился, а он был грустный. Только не рассказывай моим друзьям.
        Она бросила на него недоверчивый взгляд.
        - Да ладно, это же всего лишь футбольный матч.
        - Друг, ты не сечешь. Лучше быть мертвым, чем «красным».
        Со вздохом в духе Сидни Картона Гарри поплелся назад. Уложив краба в свой багаж, Розалина осмотрела горизонт на признак Сент-Джона Палмера.
        Она ждала уже десять минут из ожидаемых двадцати, когда завибрировал телефон.
        «Мы, похоже, разминулись, - прислал ей сообщение Ален. - Мне очень понравились наши выходные».
        Раз они ему так понравились, почему он не соизволил увидеться с ней перед отъездом? Только вот спросить об этом было невозможно, чтобы не показаться требовательной, пассивно-агрессивной или сварливой. Так что, в конце концов, она написала: «Мне тоже». Что, хоть и было простовато, невозможно было воспринять негативно.
        «Прости, вчера вечером я был не в духе».
        Он действительно был не в духе. И если можно судить по его внезапному исчезновению, он и сегодня был не в духе. Но, опять же, она не хотела его тыкать в это носом. Она не совсем отвыкла от свиданий, но считала, что требовать чего-то тогда, когда кроме секса у вас ничего не было, - не лучший способ начинать отношения.
        «Понимаю. У всех бывают плохие дни».
        «Если я тебя не утомил, буду рад увидеться с тобой на этой неделе. У меня как раз закончился контракт, так что сейчас есть немного свободного времени».
        Кто бы мог посидеть с ребенком? Лорен и так делала для нее много, и она не могла просить родителей два раза подряд. Но, может быть, в четверг - у Амели карате, поэтому ее все равно не будет почти весь вечер.
        «В деревне есть прекрасный маленький паб. Мы могли бы пообедать. Прогуляться. Или не гулять. Посидеть в моем саду. Потренироваться в выпечке. Я недавно переделал кухню, так что можешь этим воспользоваться». Пауза. «Кухней. И всем остальным, что приглянется».
        Написано именно так, как надо. Немного романтики, немного пошлости. Побыть наедине с человеком, который был увлечен ею и любил то же, что и она. Но сможет ли она взять отгул на работе? Может ли она себе это позволить?
        «Это все замечательно, - написала она в ответ. - Но мне надо сначала кое с чем разобраться».
        «Конечно».
        «Я отпишусь во вторник, хорошо?»
        «Буду ждать».
        Засунув телефон обратно в карман, Розалина прислонилась к стенке и наблюдала, как облака проплывают по медленно заходящему солнцу. Хотелось бы ей чувствовать себя радостнее - это же свидание, настоящее свидание, а не снятие стресса на съемочной площадке, но логистика… Господи, логистика.
        В голове тут же прокрутилось все, что ей нужно будет сделать: попросить Лорен прийти на день раньше, попросить менеджера перенести ее смену, а куда ее перенести? Она уже брала выходные. Ей придется сообщить в районный центр, что Амели будет забирать из карате кто-то другой, и, если уж на то пошло, сообщить в школу, что кто-то другой будет забирать ее из школы. И, конечно, ей придется сказать Амели, что она уедет еще на день, что Амели примет, но ей это не понравится, и, черт возьми, что она за мать? Сбегает, чтобы побыть с каким-то парнем в его саду, вместо того чтобы заботиться о своем ребенке, как и положено. Или эти переживания делают ее плохой феминисткой? Кто она, плохая мать и плохая феминистка? И понравится ли Амели Ален? Ей он нравился, но она не восьмилетняя девочка. И хотя об Алене можно сказать много хорошего, он точно не рыба-удильщик. И не викинг.
        Помимо этого, ей каким-то образом надо найти время, пространство и энергию, чтобы напечь огромную кучу печенья.
        И весь этот стресс и хаос из-за того, что парень, который ей нравился, пригласил ее в красивую деревню на свидание, посвященное выпечке? А ведь когда-то в ее жизни было время, когда хорошие новости не так сильно дурманили голову.
        Четвертая неделя. Печенье
        Четверг
        Ален жил в английской деревушке, сошедшей с крышки шоколадной коробки под названием «Что-то-там-на-Уолде» или «Какая-то-там-на-Воде», до которой было достаточно трудно добраться на поезде. Поэтому Розалине пришлось выбирать: ехать в неудобное время или несколько часов. Выбрав неудобное время, она прибыла на станцию «Тралала-на-Трололо» без пяти десять, чтобы пообедать в двенадцать тридцать. Сообщение Алену о том, что она приехала рано - на два часа раньше, - смахивало бы на фильм «Роковое влечение». Поэтому она решила воспользоваться прекрасным утром в сельской местности.
        И она старалась. В самом деле старалась. Но пока она бродила, внимательно разглядывая маленькие коттеджи и сонный изгиб реки между ними - водной артерии с таким существенным местным значением, что это, очевидно, побудило совет назвать деревню Венецией Котсуолдса, - ее мысли постоянно возвращались к печенью, дочери и работе. И все это, так или иначе, ей придется наверстывать.
        В конце концов она оставила попытки успокоить свою измученную душу и вместо этого отправилась в паб.
        Естественно, Ален сказал, что это паб, но это явно был трактир - он назывался трактиром, в нем были номера, и она не удивилась бы, если бы там была конюшня. Внутри были камины, деревянная мебель и мужчина за стойкой бара, который явно просидел там последние лет семьдесят. Как правило, Розалина старалась не пить до полудня, но это был особый случай, когда ей это было действительно необходимо. Она пошла на компромисс и, несмотря на то что больше любила традиционный джин, чем эль, взяла себе пива.
        Как только она достигла того уровня раннего времени, который был хотя бы смутно социально приемлем, она отправила Алену сообщение о своем приезде, и он ответил: «Я только достану печенье из духовки. Приеду, как только смогу». И конечно, он появился чуть позже двенадцати, как обычно, ухоженный настолько, что Розалина оказалась на грани между восхищением и страхом. Осознавая, что ей предстоит много ездить на поезде, она подбирала вещи в основном для телевизионного шоу о выпечке - со строгим, но безвкусным дресс-кодом. В итоге она не решилась на что-то стоящее и выбрала удобные джинсы с блузкой чуть менее формальной, чем обычно. Но, по крайней мере, она заглянула в самый сексуальный угол своего ящика с нижним бельем. Ведь, по ее опыту, лучше запоминается финал, а не преамбула.
        - Давно ждешь? - спросил Ален, усаживаясь напротив.
        - Не очень. - О боже, она снова ему врет. Но это была вежливая британская ложь, которая считалась практически обязательной. - Я прогулялась по деревеньке. Здесь красиво.
        Он улыбнулся ей. Его глаза засветились так, будто комплимент относился к нему.
        - Знаю. Я очень люблю ее. Мои родители давно хотели, чтобы я пустил корни - обрел покупательную способность и все такое. Мой отец занимается недвижимостью и наверняка, бы так сказал. Я пробовал искать в Лондоне, но поскольку мне не хотелось платить полмиллиона за двухкомнатную квартиру над общественным туалетом, решил выбрать что-то более сельское. В город отсюда попасть сложнее, но жилье очень влияет на качество жизни, понимаешь?
        Честно говоря, когда Розалина хотела превратить своевременное наследство от бабушки и дедушки в залог за дом, вопрос был лишь в том, сколько она может позволить себе заплатить и как долго сможет продолжать платить. Вслед за этим шли вопросы «Нормальные ли там школы?» и «Есть ли там асбест?». На тот момент она была очень довольна покупкой. Это был дом, и он был ее - одна из немногих вещей, которые абсолютно точно принадлежали ей. Но теперь, представляя, как ее дом выглядит глазами Алена, он походил на убогую двушку в захолустном провинциальном городке.
        - Да, - ответила она, - очень влияет, правда?
        Он кивнул.
        - Возможно, это очень занудно и искренне с моей стороны. Но мне нравится ощущение непрерывности истории, которое возникает в деревне. Есть свидетельства того, что люди здесь жили шесть тысяч лет назад. Некоторые исторические здания просто восхитительны. Например, церкви - в основном это здания семнадцатого и восемнадцатого веков. Но в них все еще можно увидеть следы оригинальной постройки четырнадцатого века и даже нормандского здания, построенного еще раньше, а также скудные свидетельства саксонского оригинала и римского храма под ним.
        Она не знала, что ответить. Ничего не изменилось - Ален был таким же чарующим и интересным, как и раньше. Особенно когда говорил о том, что ему нравилось. Но что-то изменилось. Может быть, потому, что шоу создало свою маленькую Вселенную, и поэтому, когда кто-то рассказывал тебе об искусстве, архитектуре или викторианских гротах, это казалось естественным. А теперь это лишь напоминало о том, насколько она отдалилась от той жизни, которую вел Ален и которая должна была у нее быть.
        Вот только, как и напомнил ей Ален, ее жизнь вовсе не обязана была такой оставаться. Она могла променять булочки и школьные хлопоты на жизнь, в которой бы бродила по Венеции Котсуолдса, показывала Амели саксонскую церковь и объясняла ей, в чем разница между саксами и викингами и что нет, у саксов не было рогов на шлемах. Или это будет жизнь, в которой она проведет следующие семь лет за учебой, а после - десяток лет в вечных дежурствах?
        - Я все думаю о твоих словах, - выпалила она. «Молодец, Розалина. Давай, резко переведи приятный разговор с темы, которая важна человеку, на себя».
        - Да? - он поднял брови.
        - Ну, о том, чтобы вернуться в университет. Ведь я смогу, правда? В смысле, мне ведь стоит это сделать, да?
        - Ну, дело, очевидно, за тобой. Но я бы сказал, что сейчас подходящий момент.
        Она отхлебнула пива, жалея, что не любит пиво настолько, насколько хотелось бы.
        - Мои родители были бы рады.
        - Наверняка так и будет.
        - И в будущем так было бы лучше для Амели. Шевеления в сторону карьеры логичнее, чем попытка выиграть на кулинарном шоу.
        - Мне кажется, тут дело не в том, что было бы лучше для твоей дочки, - осторожно сказал Ален. - Нужно, чтобы это было необходимо тебе. И, в конце концов, ты всегда хотела стать врачом.
        Она рассмеялась. И смех звучал так странно, как не имел на то права ни в какой ситуации.
        - А кто не хотел? Это важная профессия.
        - Я рад, что ты так считаешь, потому что… ну… - Он взял меню и снова положил его на стол. - Скажи, если я переборщил, но я тоже об этом думал. Думал о тебе и даже навел кое-какие справки.
        Черт. Все развивалось очень быстро.
        - Правда?
        - Ничего особенного. Тебя дома не будет ждать стопка заявлений на поступление. Мне просто стало интересно, что для этого требуется.
        - Ого, у тебя фетиш на врачей, да?
        - Это все из-за стетоскопа, - сказал он с язвительной ухмылкой. - Но отложим на время мои извращенные фантазии о медиках…
        - Точно? Кажется, у меня в сумочке завалялся термометр.
        Его смех был благодушным, но он не подыгрывал ей.
        - Отложим их на время. Дело в том, что мне действительно не все равно, и я всерьез считаю, что это пошло бы тебе на пользу.
        Он был прав. Безусловно, прав. Ей следовало собраться с силами еще много лет назад.
        - Так что… что мне нужно сделать?
        - Ну, если тебе хочется вернуться в Кембридж, хотя я думаю, что с большинством университетов группы «Рассел» все обстоит примерно так же, нужно было написать за последние два года какую-нибудь академическую работу…
        - Ой, надо же, - весело сказала Розалина. - Похоже, я слишком поздно спохватилась.
        - Розалина, я понимаю, что это пугает. Но позволь себе получить образование. Ты не хуже меня знаешь, что твоя судьба - не работа в канцелярском магазине.
        Сдавшись, она протяжно вздохнула.
        - Так что, мне надо заново сдавать экзамены?
        - Это один из вариантов. Но лучше выбрать доступный курс или что-нибудь другое через «Открытый университет». У них очень гибкая программа, так что ты сможешь составить график с учетом других обязательств.
        - Ты имеешь в виду… - ее голос прозвучал чуть резче, чем она намеревалась, - Амели? Ты считаешь ее обязательством?
        - Я знаю, что она огромная часть твоей жизни, но она не определяет тебя как личность.
        Она неловко поерзала на месте, пытаясь понять, в самом ли деле решила, что Амели определяет ее как личность. И не значит ли то, что она позволила чему-то определять себя как личность, самое важное для нее в мире. Да и имеет ли это значение?
        - Знаю. Мне просто не нравится, когда об Амели говорят как об обузе.
        - Я не намекал на это. Лишь говорил о твоих обязанностях и что если ты в самом деле хочешь направить карьеру в иное русло, у тебя есть варианты, которые позволят и дальше справляться со своими делами.
        - Ален, Амели - не обязанность. Она - человек. Мой любимый человек.
        - Прости, - сказал он. - Я не хотел тебя расстраивать. Лишь хотел удостовериться, что ты осведомлена о своих возможностях. - Короткая пауза. - Будем делать заказ?
        Возможно, это было к лучшему. Она не собиралась так яростно защищаться. Но, очевидно, в ее нынешнем состоянии серьезно думать о своем будущем и одновременно приятно проводить время с парнем было не совсем возможно.

* * *
        После обеда они вернулись в дом Алена. Вернее, к его ужасающе живописному коттеджу. Который, к полному неудовольствию Розалины, оказался элегантно модернизирован таким образом, что удобства двадцать первого века легко уживались с изысканной старинной фурнитурой. Это заставило ее еще больше переживать за день, когда Ален увидит ее дом с крошечными комнатками и низкими потолками. С постоянно расширяющейся коллекцией интересов Амели, которая захватила все свободные поверхности, словно Золотая Орда.
        Во время переговоров о совместном времяпрепровождении Ален предложил потратить вторую половину дня на то, чтобы попрактиковаться в выпечке. И поэтому, как только Розалина бросила свою сумку и извлекла из ее глубин ингредиенты, они расположились на его старинной, но оборудованной по последнему слову техники кухне. И это, как с радостью открыла для себя Розалина, было одно из самых приятных свиданий в ее жизни. Было что-то такое уютное в том, чтобы печь рядом с кем-то, обмениваться праздными мыслями и идеями, которые приходили на ум, когда ты по запястье погружен в бисквитное тесто.
        И постепенно, по мере того как печи разогревались, а аромат печенья, качество которого, как она надеялась, будет достойно телепередач, заполнил кухню, она начала чувствовать себя почти… как это называется? Ах, да, хорошо. Может быть, даже оптимистично. К лесу, церквям и урокам истории пришлось привыкать, и ее планы вернуться в университет зловеще таились в глубине ее сознания, но это? Делить с кем-то пространство, мгновение и скалку? Это далось легко. Естественно.
        Розалина не хотела сглазить и, возможно, вкладывала слишком много значения в один двусмысленно ободряющий взгляд Марианны Вулверкот, но ей казалось, что на этой неделе у нее все получится. Кто знает, может быть, даже хорошо. В конце концов, у нее была сильная концепция. И та часть души, которая привыкла делать домашние задания и тесто одновременно, втайне была рада попрактиковаться на незнакомой кухне.
        Когда все было готово, они сели за кухонный стол Алена, сделанный из восстановленного дерева, и по очереди попробовали печенье друг друга.
        - Они очень вкусные, Розалина, - сказал он наконец.
        Она это знала. Но все равно в какой-то степени ей стало легче.
        - Надеюсь. Мне кажется, они отличаются от других по вкусу. Я приняла к сведению твой совет насчет секретного оружия.
        - И твое секретное оружие - алкоголь?
        - Ну, - признала она, - все мы знаем, что нравится Марианне.
        Он бросил на нее, как ей показалось, насмешливый взгляд.
        - Так, значит, твой план - напоить ее, чтобы она отнеслась к тебе более благосклонно?
        - Да. Такая у меня стратегия. Напоить ее до отключки тремя печеньками и воспользоваться, пока она не в состоянии судить.
        - Рейтинги сразу же подскочили бы.
        - Если честно, ты бы и сам пошел на это, ведь так? В смысле, не в прямом эфире. И не для того, чтобы продвинуться на шоу выпечки. И не если бы она была настолько пьяна, что не понимала бы, что делает.
        У него глаза полезли на лоб.
        - Ты говоришь, что тебе нравится Марианна Вулверкот?
        - Господи. А кому не нравится? Ты ее видел?
        - А она не… ну… не старовата для тебя?
        - Ей вряд ли больше сорока пяти. И на прошлой неделе она была в широких шелковых брюках, в которых была похожа на Лорен Бэколл[6 - Американская актриса. Прим. перев.].
        - Если честно, - сказал он, нахмурившись, - я не обращаю внимания на внешний вид. Мне кажется, я восхищаюсь другими качествами. И кстати об этом. Я волнуюсь, что Марианне печенье может зайти, а вот Уилфреду - точно нет.
        Розалина всерьез задумалась. На прошлой неделе она усвоила урок, что Марианна и Уилфред судят совершенно по-разному, и стараться угодить обоим было рецептом того, как стать посредственной.
        - Надеюсь, что ему понравится качество выпечки, если даже он не купится на идею.
        - Рискованно.
        - Теперь уже поздно думать. - Обратив внимание на ассортимент печенья Алена, она взяла одно и откусила. - Это лаванда?
        Он кивнул.
        - Вкусно. И не похоже на то, что обычно лежит у старушек в спальне.
        - Спасибо. Как мы уже поняли, избегание старушечьих спален у меня в приоритете. - Он указал на тарелку. - Эти - с медом и тимьяном, и, наконец, с розмариновым сливочным маслом.
        - Так странно, что мы готовим вместе почти месяц и еще ни разу не пробовали выпечку друг друга.
        Он ухмыльнулся.
        - Клянусь, съемочная группа носит у себя в заднем кармане вилку.
        - Да. Я сама видела.
        Взяв в руки печенье с медом и тимьяном, она разломила его на две части и провела большим пальцем по излому, изучая текстуру.
        - Даже не знаю, что сказать. Ты в этом явно хорош и точно это знаешь, потому что решил выступить на телевидении.
        - Да, но мне все равно хотелось бы услышать твое мнение.
        Она задумалась на мгновение, польщенная тем, что он считает ее мнение заслуживающим внимания, и попыталась придумать дельный совет.
        - Оно вкусное, и испек ты его превосходно, но… мне кажется… если и волноваться из-за инструктажа, то вряд ли из-за этого.
        Воцарилось недолгое, не совсем приятное молчание.
        - Ну, а что насчет тебя? - спросил он. - Оно должно быть любимым с детства, так что, если только твое детство не отличалось от моего, вряд ли алкоголь это отразит.
        Домашнее чувство уюта, которое она испытывала, пока они вместе пекли, вдруг показалось ей далеким и неуместным. Это был дом Алена. Она была гостьей. И она оскорбила его, пусть и ненароком.
        - Думаю, я пыталась сделать что-то необычное из традиционного семейного печенья. Но твое просто… - она извиняющимся жестом указала на тарелку Алена. - Не пойми меня неправильно, оно очень красивое, но это просто… печенье. Дорогое печенье. Но не такое, которое вызывает приятные детские воспоминания.
        - В инструктаже не говорилось, что это обязательно должно быть такое же печенье, которое можно купить в супермаркете.
        - Нет, но… - Она настороженно смотрела на него, чувствуя себя Винни-Пухом, который застрял в парадной двери Кролика и не знал, куда ему двигаться - то ли вперед, то ли назад, и знал, что не сможет сделать ни того, ни другого. - Мне кажется, они ищут что-то с… налетом ностальгии? А я не знаю, какая история у твоей выпечки.
        Его взгляд похолодел.
        - История такая, что это печенье.
        - Ален, я не критикую. Просто считаю, что в этом испытании нужно, чтобы оно было более личным. Дело не в том, что ты должен изменить печенье. Но, не знаю, ты можешь передать через печенье свою историю?
        Наступила тихая напряженная тишина - такая, чтобы Розалина забеспокоилась, что все испортила.
        - Послушай, - сказал он наконец. - Меня возвращает в детство не… не это чертово печенье. Я люблю своих родителей и очень близок с ними. Но отчасти причина этого в том, что они всегда считали, что я не справлюсь со взрослыми обязанностями. Так что да, я вырос на оливках и гриссини, а не на джемах и шоколадных «Хобнобс». И правда в том, что мне не нравится, когда меня просят потворствовать каким-то устаревшим представлениям о ностальгии.
        Странно, но Розалина могла это понять. По крайней мере отчасти.
        - Моя семья тоже не любит печенье. Но я пришла выиграть конкурс, поэтому да, я угождаю.
        - И мне, наверное, тоже стоит. Просто… я не знаю, как это сделать. Я бы не узнал заварной крем, даже если бы сел на него.
        - Ну… - Розалина постаралась обескураживающе улыбнуться. - Мне кажется, что определять вид печенья, садясь на него, - довольно нишевый навык.
        Он нехотя рассмеялся.
        - Кроме того, мои родители будут смотреть шоу. Я не хочу, чтобы они считали, будто плохо меня воспитали, потому что не кормили правильным печеньем. И уж точно не считаю, что мое детство было ущербным из-за того, что я проводил больше времени на балете, чем в супермаркете.
        Родители Розалины водили ее ровно на одно занятие балетом, и она решила, что это чепуха. Это был один из редких случаев, когда ее с отцом взгляды сходились.
        - Уверена, - сказала она, - что ты все равно пройдешь. Конечно, если только не подожжешь духовку или не врежешь по лицу Уилфреду Хани.
        - Наверно, у меня получится воздержаться и от первого, и от второго, но «пройти» - не совсем то, к чему я стремлюсь.
        Она на мгновение задумалась.
        - Знаешь что? Расскажи им то же, что рассказал мне. О своей семье. Мне кажется, у тебя лучше получится, если они поймут, что у тебя было за детство.
        - Это не покажется… потворством?
        - Ну, можно опустить часть о супермаркете, - сказала она смеясь. - Можно сказать: «В детстве я редко ел традиционное печенье. Но родители научили меня ценить еду и кулинарию, и я постарался использовать продукты, которые им нравятся».
        - Моя мама любит лаванду, - согласился он.
        - И раз уж они будут смотреть, им будет приятно.
        Он улыбнулся ей.
        - Иди сюда.
        Розалина подошла, Ален притянул ее к себе и страстно поцеловал. После этого он какое-то время смотрел на нее, будто пытаясь что-то понять.
        - У тебя плохо получается соревноваться, да, Розалина-эм-Палмер? Это ужасно мило.
        - Эй, я все равно хочу выиграть. Просто не хочу победить только потому, что твои родители никогда не покупали бурбон.
        - Я и говорю - это ужасно мило.
        И он снова ее поцеловал.
        Суббота
        Каким-то образом Розалина прекрасно справилась с выпечкой вслепую - уличным печеньем из Дели, в котором Анвита совершила фантастическую ошибку, решив взять рецепт, который узнала от своей бабушки из Пенджаба, а не тот, который Марианна положила перед ней. Окрыленная относительным успехом, Розалина после съемок затащила Алена к себе в номер. Он был более чем готов. А сочетание срочности и уединения придало всему этому интенсивность, которую Розалина признала раскрепощающей.
        - Боже мой, - сказал Ален после этого, переводя дыхание. - Ты потрясающая.
        Как оказалось, она и впрямь ощущала себя потрясающе.
        - Спасибо. Ты тоже неплох.
        - Ты явно пробуждаешь мою дикую сторону.
        - Ага. Такая вот я. Дикарка Макдикарс.
        Он засмеялся и потянул ее вниз, чтобы она легла ему на грудь. Несколько минут они молчали. Розалина пребывала в сонной, послеобеденной дымке.
        - Чем бы мы ни занимались, - пробормотал Ален, - я не могу за тобой угнаться.
        Это что, лесть? Или он намекал на то, что она ненасытная любительница полакомиться сладеньким?
        - У тебя тоже неплохо получается.
        - Я не это имею в виду. Просто знаю, что ты была с… разными людьми, и…
        - Погоди. Я провела последние восемь лет, воспитывая ребенка. У нас с тобой по-прежнему счет идет на единицы.
        - Да, но у тебя были как женщины, так и мужчины. И мне интересно, не возникает ли у тебя ощущение, что ты что-то упускаешь.
        Ох, только не это. Разговор всегда в итоге сводился к этому. И хотя Розалина признавала, что это, вероятно, исходит из лучших побуждений - искреннего желания удовлетворить ее потребности, - она каждый раз не знала, как с этим справиться.
        - Эм… ну, а ты?
        - Я что?
        - У тебя не возникает ощущение, что тебе чего-то не хватает, когда ты уже выбрал партнера?
        - Конечно нет, - хотя я думаю, что каждый, кто состоит в моногамных отношениях, иногда задумывается о чужой лужайке. И мне кажется, это более заметно, когда ты привык к большому саду.
        - Сомневаюсь, - сказала Розалина своим лучшим тоном, говорящим «я буду спокойна и не стану портить вечер», - что дело в том, что тебе нравится иметь у себя в саду. Некоторые любят моногамию. Кто-то - нет. Лично я - за моногамию. И когда я с кем-то, я не ищу кого-то еще. Независимо от гениталий.
        - Не надо так, Розалина-эм-Палмер. Я не осуждаю. Просто не хочу, чтобы ты ощущала, что когда ты со мной, ты идешь на какой-то компромисс.
        Она не любила обобщать, но встречаться с мужчинами было бы намного проще, если бы они признавались, когда их что-то беспокоит.
        - Что ты, Ален, когда я с тобой, это не компромисс. Это выбор.
        - Ну… - Его пальцы проскользили вдоль бабочек по ее позвоночнику. - Полагаю, в отличие от меня, у тебя уже было достаточно приключений.
        - Ты ведь помнишь, что я соврала о том, что ездила в Малави?
        - Ты все равно делала такое, на что я бы никогда не осмелился.
        Наклонив голову, она бросила на него заинтригованный взгляд.
        - Это ты так намекаешь, что би-любознательный?
        - Вовсе нет, - спешно ответил он. - Не то чтобы это что-то… Я имею в виду… - Он запнулся на несколько секунд. - Я имею в виду… это как твоя татуировка. Все мои друзья в университете говорили, что, может быть, сделают ее, но никто так и не сделал, а потом это превратилось в «ну, как ты будешь относиться к этому через десять лет, если однажды захочешь баллотироваться в парламент». Тогда как ты пошла до конца.
        - Да-а-а. Но бисексуальность - не то же самое, что татуировка.
        Он издал звук, похожий на «уф».
        - Прости, я неверно выразился. Просто вспомнил бывшую, которая всегда предполагала, что может быть бисексуальна, но так и не нашла возможности это выяснить.
        Честно говоря, Розалина не знала, как относиться к тому, что Ален вдруг упомянул бывшую в разговоре, который все еще был очень похож на разговор после секса.
        - Для меня, - сказала она, - сексуальность - это то, что ты чувствуешь, а не то, что делаешь. Особенно если ты би, или пан, или еще кто-то. Потому что о тебе всегда строят предположения, основываясь на том, с кем ты.
        - Мне кажется, что мы с бывшей просто никогда не вращались в правильных кругах.
        Перевернувшись на спину, Розалина уставилась в потолок, пытаясь понять, как помочь девушке, с которой она, вероятно, никогда не увидится.
        - Уверена, найдутся ЛГБТК-личности, которые не согласятся со мною. Но я считаю, что на определенном уровне то, как ты себя идентифицируешь, зависит от обстоятельств. Я искренне верю, что есть люди, которые определяют себя как натуралы, но они могли бы избрать другой путь, если бы встретили другого человека в другой период своей жизни. Но если ты счастлив, это не имеет значения.
        Ален неопределенно хмыкнул.
        - Знаешь, - продолжила Розалина, - не хочу, чтобы это выглядело так, будто я указываю твоей бывшей, что она должна чувствовать. Но сексуальность не должна определяться синдромом упущенной возможности.
        - Знаю. Но ей иногда было интересно, и я думаю, что ей было бы легче, если бы у нее был безопасный способ… узнать наверняка.
        - Есть места, где можно познакомиться с людьми. Реальные и виртуальные. Но я не могу дать больше советов, потому что все люди разные.
        Он оперся на локоть и провел рукой по изгибу ее бедра.
        - Не волнуйся. Ты очень добрая. Подозреваю, что она была бы счастливее, если бы была больше похожа на тебя.
        И прежде чем она успела спросить, что именно он имел в виду, он вдруг стал очень, очень ее отвлекать.
        Воскресенье
        Розалине не хотелось сглазить, но все шло довольно хорошо. Она приготовила три разных вида теста для печенья, джем застывал, и Марианна одобрительно отметила количество алкоголя, которое она использовала.
        На другом конце бального зала Клаудия, которая осталась для Розалины полной загадкой, не считая смутно выдающейся карьеры и неинтересного подхода к скульптуре из хлеба, вела разговор плана «Нет, у меня не было времени попрактиковаться» и «Вы считаете, это хорошая идея?» с Грейс Форсайт и судьями.
        - Нет, - сказала она, - это явно плохая идея. Но это не стратегическое решение. Я не смотрела шоу и подумала: «Каждый раз, когда кто-то пробует печь то, что раньше не пробовал, у них получается исключительно хорошо, и судьи остаются под большим впечатлением». К сожалению, у меня была напряженная неделя, а иногда это как раз то что нужно для заварного крема.
        Розалина была занята отмериванием порции ирландского сливочного ликера, который, не будь они на Би-би-си, назывался бы сливочным ликером «Бэйлис», но вместо него был ликер «Подойдет любая другая марка сливочного ликера».
        - Итак, парень. - Уилфред Хани приземлился у стойки Алена, и голова Розалины поднялась в полууместном любопытстве. - Что ты приготовил для нас? Это лаванда, как я вижу? Коварная штука эта лаванда.
        Ален прервал свои приготовления.
        - Думаю, что мой подход к заданию может показаться необычным. Видите ли, я рос в семье, где не ели печенье. Поэтому хочу сделать очень простую основу, но со вкусами, которые напоминают мне о детстве.
        - И какие же это вкусы? - спросила Марианна Вулверкот. - Мы уже знаем, что ты отличный пекарь. Поэтому возлагаем на тебя большие надежды.
        - Боюсь, что это по большей части травы. - Ален одарил камеру обаятельным взглядом. - Но мне очень важны запахи - моя мама любит лаванду, розмарин напоминает о том, как в детстве я помогал ей готовить воскресные обеды, а мед навевает мысли об английском лете в деревне. О долгих послеобеденных часах, когда кажется, что школьные каникулы никогда не закончатся.
        Уилфред Хани одобрительно закивал.
        - Какая милая история. Признаюсь, я и сам неравнодушен к медовым печенюшкам.
        - Да, - добавила Марианна Вулверкот. - Это довольно толковая интерпретация задания. Очевидно, что не все задачи, которые мы ставим, подходят всем одинаково, и важно оставаться верным своему кулинарному внутреннему голосу. Доведи его до совершенства, и может получиться нечто особенное.
        Вот черт. Ален снова победит, не так ли? Возможно, он был прав, и Розалине следовало больше следить за конкурентами. Тогда она была рада помочь, и, если рассуждать абстрактно, все еще считала это правильным поступком. Но какой же идиоткой она будет себя чувствовать, если проиграет «Пекарские надежды» из-за того, что дала мужчине, с которым спала, непрошеный совет в момент, когда он казался уязвленным.
        - Черт возьми, приятель, - сказал Гарри, проходя мимо стойки. - Здесь пахнет как на винокурне.
        - Да, я хотела показать судьям что-то оригинальное, и поэтому решила добавить алкоголя.
        Он заглянул в миску, где она смешивала свежеохлажденный ежевичный джем со щедрой порцией неопределенного аналога шамбора.
        - Знаешь что? Ты гений, потому что я никогда бы не додумался добавить выпивку в джемовую начинку.
        - Одна из многих вещей, которым я научилась у Лорен, это то, что выпивку можно добавлять во все что угодно.
        Затем до нее дошел смысл его слов, она покраснела и смутилась.
        Поскольку ее мать, как и мать Аарона Бурра, была настоящим гением, ее семья всегда оберегала этот термин и, конечно, никогда бы не применила его к выпечке.
        - Спасибо, - добавила она. - У меня было хорошее предчувствие в начале недели, но в итоге вечно сомневаешься, правда?
        - Каждый чертов раз. - Он пожал плечами. - Вчера, во время выпечки вслепую, я был в отличном настроении. А после нее чувствовал себя, как настоящий кретин. Все время думал: вымесить или не вымесить, поставить на десять минут или поставить на двадцать. Не мог перестать задавать себе вопросы до последней минуты, а в итоге приготовил дерьмо. Иногда бывает и так, да?
        Слегка озадаченная, она перевела на него взгляд. Его готовность признать собственную неуверенность не переставала обезоруживать ее. Это было так не похоже на всех остальных людей в ее жизни.
        - Ну, разве что чуточку. Но, может быть, не так уж все плохо?
        - Наверное, просто я такой. Если честно, всегда немного волнуюсь.
        Будучи дочерью двух врачей и имеющая примерно пятую часть медицинского образования, Розалина не была уверена, что дело лишь в волнении. Но это было не то, о чем можно было спросить человека, который находился в разгаре конкурса «Пекарские надежды».
        - Кстати, Амели понравился краб, - сказала она вместо этого, надеясь его подбодрить. - Однако ей почему-то понравилось отрывать ему одну ногу за другой.
        Он усмехнулся, и распрямил плечи.
        - Дети - они такие. Эшли в детстве мучила желейных кроликов. Мама была уверена, что она вырастет серийной убийцей. Но в итоге обошлось. У людей обычно так и бывает.
        - Считай, что у тебя готово начало очень хорошей книги по воспитанию детей.
        - Какое? Что люди в итоге вырастают нормальными?
        - Это как раз то, что я хочу слышать почти каждый день.
        - А, ясно. - Он задумался, а затем одарил ее медленной улыбкой, от которой таяло сердце и которую Розалина твердо отказалась замечать. - Подойди к моей духовке, и я все тебе расскажу.
        В бальном зале раздался гудок.
        - Черт, мое печенье вот-вот будет готово. Значит, его захотят снять на случай, если я его уроню. А я, скорее всего, уроню, потому что не хочу его ронять, и тогда я стану тем парнем, который уронил печенье и заплакал.
        Неожиданно для себя Розалина начала хихикать.
        - Эй, не смейся, приятель. Я тебе душу изливаю.
        - Прости, но «уронить печенье» звучит как эвфемизм.
        - Вот спасибо. Теперь и я так буду думать.
        Она провела ладонями по его предплечьям, совершенно не обращая внимания на то, какие они абсурдно рельефные.
        - Послушай, у тебя все будет хорошо. То, что у тебя в голове, только у тебя в голове. И твое печенье будет фантастическим. А теперь иди и достань его.
        - Спасибо, приятель. - Его взгляд был теплым и мягким, когда он смотрел ей в глаза. - Ты лучший парень… чика… человек.
        Затем он вернулся за свою стойку, где успешно достал из духовки выпечку.
        - Это запасное?
        Не дожидаясь ответа, Грейс Форсайт взяла с подноса одно свежеиспеченное печенье, от которого Гарри, по глупости, отвлекся на десять секунд.
        - Нет, не запасное. Мне сказали сделать три партии по двенадцать, и это моя партия из двенадцати.
        Грейс Форсайт прижала руку к своим губам, которые уже были в крошках.
        - Гошпожи, прошчи.
        - Дружище, ты что, съела мое двенадцатое печенье?
        - Боже мой, да. И я должна тебе сказать, что оно восхитительное.
        - Это не поможет. Я выйду на судейство в меньшинстве. Это нарушит мою расстановку, а на скамейке запасных печений никого нет.
        - А я чувствую себя, - Грейс Форсайт приняла позу трагика, - поистине ужасно. Похоже, меня покорила липкая сочность твоего печенья, и я потеряла контроль над своим ртом.
        Гарри поднял руки, показывая, что сдается.
        - Все в порядке. Я просто пропитаю свое овсяное печенье.
        - А я, - объявила Грейс Форсайт, - отступлю на безопасное расстояние, чтобы не причинить еще больше вреда. - Что-то на стойке Джози привлекло ее внимание. - Вот это да, это, что, печенье «Гарибальди»?

* * *
        Первой на судейство вышла Клаудия с домашним печеньем «Орео» - точнее, с печеньем, похожим на «Орео» с разными вкусами, которое подавалось со стаканом молока. Судьи решили, что это слишком просто, потому что так оно и было. Анвита и Нора выступили лучше: Анвиту, как обычно, похвалили за вкусовые качества, а печенье Норы эпохи нормирования восхитило своей тематикой.
        Когда подошла очередь Розалины, она обнаружила, что ее прежняя уверенность испарилась, как капля воды в масле с картофелем фри. Она давно смотрела шоу и слишком часто видела, как люди застенчиво признавались на камеру, что у них было хорошее предчувствие или они считали, что у них все получилось, за две секунды до того, как подавали на стол самую большую катастрофу в сезоне.
        - Ну, эм, - сказала она, когда наконец дошла до входа в бальный зал, - я приготовила несколько традиционных семейных блюд и переосмыслила их с помощью, гм, алкоголя. Вот это - шотландское печенье с карамелизированным маслом и «Бэйлис»…
        - Прости. - Колин Тримп ее перебил. - Можешь повторить без названия бренда?
        Розалина вздохнула.
        - Итак, я приготовила шотландское печенье с карамелизированным маслом и ирландским сливочным ликером - это, так сказать, моя версия заварного крема. Еще у меня есть печенье-сэндвич с джемом из черной смородины и малиновым ликером. И, наконец, трубочки с бренди, корицей и взбитыми сливками с «Трипл Сек».
        Марианна Вулверкот набросилась на печенье-сэндвич.
        - Мне оно нравится. Очень нравится.
        Похоже, ей больше нечего был добавить. Розалина посчитала, это хорошим знаком.
        - Я немного сомневался, - добавил Уилфред Хани, - потому что, на мой взгляд, печенье должно ассоциироваться с домом, а не пабом. Но на самом деле у тебя получился очень хороший баланс. А трубочки с бренди напоминают мне о маме.
        - Она была большой любительницей выпить? - спросила Грейс Форсайт.
        Уилфред Хани подмигнул.
        - Кто не любит вечерком пропустить по стаканчику?
        Они оба посмотрели на Марианну Вулверкот, ожидая комментария, но она была слишком занята тем, что пробовала печенье.
        Джози и Ален были следующими: переосмысление классических десертов, включая макаруны с тягучим ирисом и крекеры из лайма, не совсем удались Джози, но ее похвалили за амбициозность, а Ален, предвосхитив возможные опасения по поводу своего повествования, получил хорошие комментарии о вкусе и качестве выпечки. Наконец, Гарри выступил со своими двумя и одной неполной дюжинами печенья, навеянного воспоминаниями о детстве.
        - Mea culpa[7 - Моя вина (лат). Прим. перев.], - сказала Грейс Форсайт, буквально подняв руки вверх, - небольшое недоразумение. Кое-кто, кого мы не будем называть, но на самом деле я, случайно съел одно из печений Гарри.
        Уилфред Хани взял одно из печений с недостающим количеством.
        - Что ж, мы не можем винить тебя за это, так что поглядим, что у нас тут.
        - Я думал сделать, - Гарри нервно переводил взгляд с Уилфреда на Марианну, Грейс и снова на Уилфреда, - по одному виду печенья на каждую из трех моих сестер. Так вот, это - печенье с кусочками шоколада, потому что моя сестра Эшли провела каникулы в Америке, они ей там очень понравились, и теперь Эшли постоянно их ест. А это - праздничные кольца, потому что у Сэм есть дети, поэтому у них вечно оно остается дома от дней рождения и прочих праздников. А вот это - «Хобноб…»
        - Шоколадное овсяное печенье, - перебил его Колин Тримп.
        - Это проклятые «Хобноб», друг. Все знают, что это «Хобноб».
        - Поскольку Би-би-си финансируется уникальным образом, нам не разрешат трансляцию, если ты не скажешь «овсяное печенье».
        Очевидно, чувствуя себя то ли виноватой, то ли желая досадить производственной компании, Грейс Форсайт предложила.
        - Может, я скажу, что бывают и другие овсяные печенья?
        - А вот это, - сказал Гарри, показывая на тарелку, - шоколадное… овсяное печенье. Потому что моя сестра Хизер - медсестра, и это практически все, что она успевает есть в перерыве.
        Уилфред Хани улыбнулся, как добрый дедушка.
        - Твои сестры могут тобой гордиться, потому что печенье у тебя чудесное.
        Это было не совсем «черт возьми», но все равно довольно хорошо.
        - Что меня впечатляет, - добавила Марианна Вулверкот, - так это то, что они удивительно изысканны, учитывая то, чем ты вдохновлялся.
        Гарри моргнул.
        - Что?
        - Перышки на праздничных кольцах сделаны аккуратно. И твоя работа с шоколадом очень тонко выполнена.
        Он вернулся на свой табурет озадаченный, но довольный.
        Голова Розалины шла кругом, когда их вывели на улицу для очередного раунда интервью. Единственный раз с первой недели она подумала, что может оказаться в числе победителей, и это было опасно. С эмоциональной точки зрения она никогда не была человеком из разряда «Каждая неудача - это возможность». А с практической точки она не хотела быть эдакой «Да, я потрясающая и добилась потрясающих результатов» на национальном телевидении, только ради того, чтобы узнать, что на самом деле она посредственность и добилась посредственных результатов. Снова.
        Вернувшись в бальный зал, они снова собрались вместе, как подозреваемые в конце романа Агаты Кристи, причем Розалина чувствовала себя примерно так же тревожно, как если бы убила двоюродную бабушку серебряным тонким кинжалом, а теперь до нее добрался усатый бельгиец.
        Гарри толкнул ее локтем.
        - Думаю, ты прошла, друг.
        - А теперь, мои маленькие имбирные орешки, - начала Грейс Форсайт, - настало время опустить крекер вечности в кофейную чашку судьбы. То есть итоги подведены. И я с радостью объявляю, что на этой неделе победителем стал человек, чьи нанхатаи были нанхатастическими, в чьем печенье было ровно столько бренди, сколько нужно, и кто, что самое главное, приятно нас всех опьянил. Все верно, это Розалина.
        Розалина столько раз сомневалась, выиграет ли эту неделю или провалит, что была искренне шокирована.
        Раздались обычные вежливые аплодисменты, а затем лицо Грейс Форсайт вытянулось.
        - Мой мучительный долг - выявить пекаря, чье печенье, к сожалению, рассыпалось. И на этой неделе это Клаудия. Нам жаль наблюдать, как ты уходишь.
        Клаудия не любила обниматься, но это было телевидение, поэтому у нее не было особого выбора.
        - По правде говоря, - сказала она камерам, - когда я записалась на это шоу, чувствовала себя выгоревшей на карьерном фронте. И я подумала, что раз уж так люблю выпечку, то в сорок лет смогу свернуть налево. Но, как оказалось, главная причина моей любви к выпечке в том, что я люблю ее готовить, когда мне хочется, а не когда не хочется. Так что… э-э… мне очень хочется вернуться к этому занятию, а еще вернуться к работе. Которую, как я вспомнила, тоже люблю.
        Для Розалины проходить интервью было сложно даже тогда, когда достаточно было сказать: «Ну, все могло бы пройти лучше», но это было гораздо сложнее, когда надо и ответить, и сделать это так, чтобы не показать ни ложную скромность, ни самодовольство.
        - Очень приятно, - попыталась она. - Мне… Мне действительно очень приятно.
        - Ты не хочешь позвонить своей дочери? - спросил Колин Тримп.
        - Хочу. На обратном пути.
        - Мы можем сделать это на камеру?
        Она не знала, как относиться к тому, что Амели, пусть даже только ее голос, станет достоянием общественности, когда она еще слишком маленькая, чтобы понимать, что делает. Но Розалина уже встала на тонкий лед после того, как настояла на том, чтобы ей разрешили позвонить домой в середине сезона. Кроме того, она подписала кучу отказов, которые означали, что производственная компания фактически владеет ее жизнью, поэтому достала телефон и позвонила домой.
        - Да пошло оно все, - первая фраза Лорен в трубку. - Твоя гребаная дочка. Она заставляет меня смотреть один и тот же эпизод «Голубой планеты» по кругу последние пять часов. Тот самый эпизод про жутких рыб в темноте и мертвого кита. Мне будут сниться гребаные кошмары, Роз, гребаные кошмары.
        Розлина поморщилась.
        - Тебя записывает камера.
        - Вот же дрянь. Существуют и другие программы о рыбах с выпуклыми глазами.
        - Думаю, съемочная команда против того, чтобы ты говорила: «Да пошло оно все».
        - Да, - отозвался Колин Тримп, - если вы обе перестанете это повторять, очень нам поможете.
        - Амели рядом?
        - До сих пор смотрит «Голубую планету».
        - Ты же знаешь, что ей можно сказать «нет».
        - Я пыталась, - вздохнула Лорен, - но ничего не получается.
        - Это мама? - послышался голос Амели.
        Между свиданием с Аленом и шоу прошло всего три дня, но внезапно это показалось вечностью.
        - Да, это я. Угадай, что…
        - Ты знала, что существуют подводные стоячие трубы, на которых живут черви? И крабы, которые едят червей. И рыбы, которые едят крабов. И что все вокруг красное и белое. И есть рыбы, которые становятся невидимыми, а есть рыбы с большими глазами, которые их видят. И если ты хочешь увидеть рыб, придется отправиться на специальной подводной лодке. И если ты поставишь чашку на подводную лодку, то она расплющится до очень-очень маленьких размеров.
        - Нет, не знала. Это здорово. Так вот, мама…
        - А еще есть осьминог с большими ушами по имени Дамбо, как у слона в фильме. А еще есть рыбы, которые завязывают себя в узлы, и акулы, которые прогрызают большие дыры в мертвых китах и делают ам-ам-ам.
        - Милая, мама выиграла раунд с печеньем.
        Последовало молчание.
        - С печеньем «Не для Амели»?
        - Да.
        - Ну, я рада, что ты победила, потому что ты великолепная. Но я считаю, что все должны иметь возможность есть печенье. Поэтому мне кажется, что ты сделала дискриминирующее печенье, и оно не должно было победить. А еще есть кальмары, которые светятся, и рыбы с лазерами.
        Отлично. Пристыжена на телевидении собственным ребенком за то, что нетерпима к любителям печенья.
        - Скоро я буду дома.
        - Это хорошо. Тогда мы сможем посмотреть передачу о кальмарах, потому что тетя Лорен сказала, что больше не будет смотреть ее со мной.
        - Люблю тебя до луны и обратно.
        - Люблю тебя до дня моря и обратно. Это ближе, чем до луны, но мы о нем меньше знаем.
        Положив трубку, Розалина перевела тревожный взгляд на Колина Тримпа.
        - Вы получили то, что хотели?
        - Честно говоря, вряд ли мы вставим этот разговор полностью.
        Теперь, когда она выполнила свои телевизионные обязанности, Розалина могла уйти - или, по факту, отправиться искать Алена. Она до сих пор не знала, какой ярлык наклеить на их отношения, если таковой вообще был нужен. Но она выиграла и хотела отпраздновать это с кем-нибудь, желательно с тем, кого кальмары интересовали меньше, чем она.
        Наконец, она нашла его на парковке, где он ждал машину с сумкой у ног и слегка задумчивым видом.
        - Привет.
        Это было не самое оригинальное приветствие, но кричать «Я выиграла!» в тот момент ей показалось по-детски. Как и фантазия о том, что он ее обнимет и поздравит.
        - И тебе привет. Мне было приятно провести с тобой эту неделю, и я подумал, не хочешь ли ты повторить в этот четверг?
        Она хотела. Очень хотела. И испытала… облегчение. Оно было слишком сильным и заставляло чувствовать себя жалкой. Но она была рада. Рада, что нанесла хороший визит.
        - Вряд ли у меня получится. В этот раз было довольно трудно взять отгул на работе и найти няню. Если я возьму его еще раз так скоро, могу потерять работу и всех своих друзей. Вернее, свою единственную подругу.
        - Очень жаль. - Он казался разочарованным, и его манера, в целом, была сдержанной. - Мне бы хотелось видеться с тобою чаще. Но если это невозможно, я понимаю.
        - Эм… - Может ли это показаться назойливым? Назойливость - не лучший вариант. - Я имею в виду, если ты когда-нибудь будешь… рядом с Лондоном, мы могли бы снова увидеться.
        - Работа иногда приводит меня туда. Но если я консультирую, то бываю очень занят.
        Не совсем тот ответ, который она ожидала. Она попыталась подавить разочарование - в конце концов, легко найти свободное время, когда у тебя дерьмовая работа, до которой никому нет дела. Но она знала из долгих лет жизни с врачами, что некоторые вещи всегда значат больше, чем ее чувства.
        - А, ладно. Тогда посмотрю, что можно сделать, чтобы приехать к тебе. Но, наверное, это будет не скоро.
        Он улыбнулся, словно делая вид, что все в порядке.
        - По крайней мере мы можем застать друг друга в выходные.
        Она призадумалась о том, как все обернется после окончания съемок. Но ее рациональная часть подсказывала, что еще слишком рано задаваться этим вопросом.
        - Тогда увидимся на следующей неделе.
        Он провел губами по ее щеке.
        - Буду с нетерпением этого ждать, Розалина-эм-Палмер.
        Раздалось урчание двигателя дорогого автомобиля, и в ворота въехал сапфирово-синий «Ягуар», который она видела в первую неделю.
        - А, - сказал он, - это за мной. Это Лив. Подруга, о которой я тебе рассказывал.
        Не зная, что делать, Розалина неловко помахала рукой едва заметной фигуре за рулем. А затем отправилась к привычной стенке, чтобы дождаться отца, который, как всегда, был слишком важной персоной, чтобы приехать вовремя.
        Примерно через десять минут мимо нее прогрохотал белый фургон с надписью «Добсон и сын, электрики: дружелюбные, надежные, местные», а затем остановился прямо перед ней.
        Гарри опустил стекло.
        - Молодец. С победой, друг. Всех сделала на этой неделе. Тебя подвезти?
        - Все нормально. Папа уже едет.
        - Подумал, что стоит предложить, раз уж ты здесь. Если хочешь, могу отвезти тебя домой на следующей неделе. Чтобы ты не беспокоила своего старика.
        - Нет, - запротестовала Розалина. - Я не могу. И тебе это делать не обязательно.
        - Знаю, что не обязательно. Ты ведь не угоняешь у меня машину. Но предложение в силе, если хочешь.
        В каком-то смысле это решило бы множество проблем. Ее родители продолжали настаивать на том, что забирать ее им не трудно, но при этом не забывали напоминать о том, сколько хлопот приходится переживать из-за нее. Если бы вместо них ее отвез домой Гарри, это было бы похоже на смену одной обязанности на другую, а быть обязанной родителям она уже привыкла.
        - Спасибо. Буду иметь в виду.
        - Ладно. До следующей недели.
        Она наблюдала, как он уезжает, пребывая в легком недоумении. Когда они впервые встретились, она была уверена, что точно знает, что он за человек. Но она привыкла к нему. К тому, как он интересуется ею и поддерживает. К тягучему грубоватому бархату его голоса. К блеску его улыбки. Она так привыкла к нему, что почти не могла представить, как будет выглядеть шоу без него.
        Пятая неделя. Пудинги
        Вторник
        Розалина только поставила в духовку пудинг с тестом-начинкой в стиле яффских пирожных, когда электричество отключилось. Такого давно не было, поэтому она с относительной уверенностью оттащила диван от маленького отсека, в котором находился выключатель, и попыталась им щелкнуть.
        И он тут же снова отключился.
        И только когда она щелкнула им еще три-четыре раза, поняла, что раз он остается в нижней позиции, то, видимо, так и нужно.
        Это означало, что с электричеством случилось что-то плохое. Возможно, настолько плохое, отчего может начаться пожар.
        Она подошла к компьютеру, чтобы найти номер электрика, вспомнив чуть позже, чем было нужно, что для работы устройства необходимо электричество. Как и для духовки, в которой ее кекс наполовину разогрелся в тепле предварительного нагрева. И для холодильника, где ее продукты медленно, но неотвратимо начинали портиться.
        Повернувшись к телефону, который только недавно поставила заряжаться, она поискала в «Гугле» электриков в своем районе, заставила себя открыть статью «Как узнать, что это не мошенники и не убийцы», которая всегда сопровождает приглашение незнакомца в дом на основании номера на сайте, а затем начала медленный и напряженный процесс обзвона. Как всегда, она столкнулась со множеством автоответчиков, странных писков, телефонов, которые звонили бесконечно, предложений с запредельной платой за вызов и мастеров, которые были заняты до воскресенья. В конце концов она нашла парня, который сказал, что приедет во второй половине дня и возьмет с нее всего восемьдесят фунтов.
        День тянулся, а парень все не приезжал и не перезванивал. Когда она попыталась дозвониться до него, то сразу попала на голосовую почту. Это наводило на мысль, что он не приедет - либо ему некогда, либо его похитили по дороге.
        «У меня отключилось электричество», - написала она Алену - не потому, что он мог что-то с этим сделать, а потому, что ей нужны были сочувствующие уши. Ну, или глаза.
        Наступила короткая пауза, а затем: «Сочувствую. Как справляетесь?»
        «Вроде бы нормально. Жду, пока кто-нибудь приедет его починить. Немного волнуюсь».
        «Можешь остаться у меня, пока с ним не разберутся».
        Она уставилась на сообщение, размышляя, что бы такое сказать, чтобы не показаться излишне требовательной или самонадеянной. Бывали случаи, когда она очень нуждалась в более широком словарном запасе. «А как быть с Амели?»
        «К сожалению, мой дом сейчас не очень подходит для детей. Может быть, она пока поживет у бабушки с дедушкой или у твоей подруги?»
        Нет. Нет, она не оставит ребенка, чтобы пойти на свидание с красавчиком. И да, так она поступила на прошлой неделе, но тогда были выходные. А сейчас был кризис.
        «Спасибо. Я подумаю».
        Когда время подошло к трем, она, все еще не желая выходить из дома и рисковать навсегда остаться в черном списке местных электриков как женщина, которая заказывает услуги, а потом не оказывается дома, позвонила Лорен.
        - Придется говорить быстро, - сказала она. - У меня только десять процентов заряда на телефоне.
        - Тогда подключи его к розетке, дорогая Лайза, дорогая Лайза, подключи его к розетке[8 - Отсылка к английской народной детской песенке. Прим. перев.].
        - У меня отключилось электричество. Я жду мастера. Можешь забрать Амели вместо меня? Прости, я знаю, что ты сейчас многое для меня делаешь.
        Лорен вздохнула.
        - Я достаточно за тебя впрягаюсь, но, к счастью, я прекрасный человек. Выезжаю. Я бы сказала, что рассчитываю на тортик, но, видимо, ты ничего не успела приготовить.
        - Знаю. И это мой тренировочный день. Только теперь это День выхода из себя в ожидании электрика.
        Розалина повесила трубку и потратила еще несколько процентов заряда батареи, чтобы сообщить в школу, что забирать Амели этим вечером будет другой человек. А затем продолжила ритуал ничегонеделания - делала практически все, чем можно было себя занять, когда технология, обеспечивающая твою жизнь, перестала работать. Она попробовала читать кулинарные книги Марианны и Уилфреда, чтобы чувствовать, что не тратит время впустую, но не смогла ни на чем сосредоточиться.
        Мастер ведь не приедет, да? И что тогда? Ей придется заново начать поиск, а он был единственным мастером, который согласился приехать. Это значит, что ей придется либо раздобыть двести фунтов на срочный вызов, либо отложить все до следующей недели, а это был не вариант, когда речь шла об электричестве. Если бы она жила одна, она могла бы у кого-нибудь переночевать. Но нельзя было заставлять восьмилетнего ребенка ночевать на кушетке, пусть даже несколько дней. Это создаст воспоминания, формирующие личность, и не в хорошем смысле.
        Конечно, она могла бы поехать к родителям. Но нет.
        И да, у Лорен и Эллисон была свободная комната в их пугающе шикарной квартире. И, хотя Розалина знала, что Эллисон ее не ненавидела, этот статус поддерживался бесчисленным количеством компромиссов, один из которых точно назывался «не приезжай ко мне домой».
        Кроме того, во сколько ей это обойдется? С учетом поездки на шоу, которую еще не компенсировали, поездки к Алену и прошлых проблем с котлом, она уже превысила бюджет этого месяца. Она даже сомневалась, что может позволить себе купить необходимые для тренировки продукты на следующей неделе. А еще нужно было позаботиться о том, чтобы Амели не голодала, чтобы у нее была одежда, мыло и полноценная жизнь. Чтобы великие неопределенные Они не забрали ее.
        Черт, ей снова придется занимать деньги у родителей. Еще и после того, как она сказала отцу, что не будет этого делать. То-то он обрадуется.
        В дверь постучали - и поскольку шатающаяся фигура, которую было видно сквозь стекло, была одета в фиолетовый плащ и тащила за руку ребенка, это, вероятно, был не тот, кто должен был прийти чинить электричество.
        - Одна малявка, - сказала Лорен. - Свежая доставка.
        Амели нахмурилась.
        - Меня нельзя доставить. Я человек, а не посылка.
        - А вдруг я имела в виду «спасенная малявка». «Доставлена в целости и сохранности».
        - А я думала, что это что-то вроде «спаси и сохрани».
        Это рассмешило Лорен.
        - Согласна, это было бы логичнее.
        - А почему, - продолжала Амели, явно пребывая в раздумьях, - Иисуса так заботят овцы? Их наказывают за то, что они заблудились?
        - Поскольку Иисуса не существует, вряд ли этот вопрос имеет смысл.
        - Лорен, - перебила ее Розалина, - прекрати пытаться превратить мою дочь в Ричарда Докинса.
        Амели, естественно, ухватилась за это имя.
        - Кто такой Ричард Докинс?
        - Некоторые считают, что он богохульник, - объяснила Лорен, - а другие построили вокруг него религию.
        - Это значит, что его распнут на кресте?
        - Только в «Твиттере».
        Розалина подошла, чтобы помочь Амели снять пальто и поставить портфель в угол.
        - Сегодня тебя забирала тетя Лорен, потому что у нас пропало электричество.
        - Куда оно пропало?
        - Обратно в стены, наверно. Но кое-кто должен прийти и починить его, и он, скорее всего, придет сегодня. А это значит, что тебе придется делать домашнюю работу, пока светло.
        - У меня сегодня нет домашней работы, - твердо сказала Амели.
        - Даже математики? У тебя всегда по вторникам математика.
        - Ну, разве что немножко.
        Амели зашоркала, словно мышка из мультфильма, пододвинула табурет к кухонному столу и начала делать домашнюю работу, которой у нее якобы не было.
        - Это ситуация из разряда «надо пойти и купить свечек»? - спросила Лорен.
        Пожав плечами, Розалина начала вытаскивать пудинг с начинкой, который не успел приготовиться.
        - Надеюсь, что нет, но моя вера в то, что мастер «будет после обеда», иссякает.
        - Я бы помогла, но если тебе не нужна сатирическая пьеса об ожидании электрика, который так и не придет, а, честно говоря, мне кажется, такая уже есть, мы достигли лимита моих навыков.
        - Если честно, ты отлично справляешься. И я не хочу отнимать тебя у жены.
        - Она еще пару часов будет на работе. Поэтому я могу побыть здесь и согреть ваши сердца своим присутствием.
        Амели с надеждой на них посмотрела.
        - Мне все равно надо делать домашнюю работу?
        - Да, - сказала Розалина, пытаясь передать голосом, что у ее терпения есть границы. - Но когда ты закончишь, мы можем… можем…
        Она вдруг поняла, что все развлечения дома были электронные, за исключением нескольких книг, которые не подходят для восьмилетних детей, и потрепанной «Монополии», которую точно покупала не она.
        - Провести время с тетей Лорен.
        - Но я вечно провожу время с тетей Лорен. Раньше было интересно, но больше нет.
        - Тетя Лорен, - заметила Лорен, - стоит прямо здесь.
        - Вот видишь. Вечно.
        Не в силах придумать ничего другого, Розалина с некоторой опаской забралась на книжную полку и спустилась в пыли по крайней мере пятилетней давности и с доской от «Монополии».
        - Пойдем. Я сделаю нам сэндвичи, а потом мы сможем поиграть… в это. Будет весело.
        Победно подчеркнув ответ на последнюю задачу по математике, Амели спрыгнула с табурета.
        - Но я терпеть не могу «Монополию». Она скучная.
        - Все ненавидят «Монополию». - Лорен начала расчищать кухонный стол. - Этим она и сближает.

* * *
        Полтора часа спустя им пришлось откапывать чайные свечки со дна ящика. Они по-прежнему играли в «Монополию», а мастера, который должен был прийти починить электричество, так и не было.
        - Я же говорила, что «Монополия» скучная, - сказала Амели с пылкой радостью восьмилетнего ребенка.
        Лорен топнула сапогом четыре раза, приземлилась на «Добавочный подоходный налог» и нехотя вернула сто фунтов в банк.
        - Ты так говоришь, потому что хочешь купить Уайтхолл, а я тебе не разрешаю.
        - Мамочка, почему тетя Лорен не разрешает мне купить Уайтхолл? У меня есть все остальные розовые. Я дам тебе за него синий.
        - Мне не нужен синий, - возразила Лорен. - А если я отдам тебе Уайтхолл, ты сможешь начать строить дома. А это значит, что через шесть часов ты сможешь победить.
        Амели задумалась.
        - Но если никто не дает никому то, что ему нужно, то никто никогда не будет иметь то, что ему нужно, и нам придется играть в эту игру вечно.
        - А это, моя дорогая, - Лорен улыбнулась, - называется «капитализм».
        - Не люблю капитализм. Капитализм - это глупо.
        - Подумать только, когда это сказал Карл Маркс, в честь него назвали целую философскую школу.
        - Мне не нужна целая философская школа, - захныкала Амели, готовая надуть губки. - Я хочу розовые.
        - Ладно. - Розалина собрала свой скудный запас банкнот, окончательно признав, что «Монополия» - скорее отвлекающий маневр, а не решение. - Думаю, у нас проблема.
        - Да, - ответила Лорен, - ты заставила нас играть в дерьмовую настольную игру.
        - Нет, я имею в виду, что электрик точно не придет. А значит, я не смогу пользоваться ничем в доме целую неделю.
        - Значит, мне можно не мыть голову? - спросила Амели.
        - Нет. Бойлер на газу. А тебе все равно надо мыться.
        - А вдруг инопланетянам это не понравится? Может быть, поэтому они до сих пор издают странные звуки.
        - А вдруг они пытаются тебя подбодрить? Может, они говорят: «Мой голову, не то мы заберем тебя на свою планету».
        Как только Розалина закончила фразу, она поняла, что не стоило это говорить.
        - Я бы хотела побывать на планете инопланетян, - сказала Амели. - Наверняка они очень круглые, как рыба-удильщик, и их не волнуют мои волосы, потому что у них их нет.
        Точно. Самое время для воспитания. А это значило «не срывайся на дочери из-за того, что у тебя стресс и ты только что почти два часа играла в “Монополию”». Розалина глубоко вздохнула.
        - Давайте соберем игру, а потом нам нужно будет подумать о том, что делать в ближайшие пару дней.
        Воцарилась тишина, наполненная стуком игральных фигур, которые с некоторым разочарованием опускали в красную пластиковую коробку.
        - Послушай, - сказала Лорен, - если тебе очень нужно, то я…
        - Нет. В смысле, спасибо, но я не могу так с тобой поступить.
        - Слава яйцам. В смысле, Эллисон не сомневается, что я с тобой рассталась, но если я попытаюсь перевезти тебя с ребенком к себе в квартиру, я не смогу сохранить свой брак.
        - Как ты смотришь на то, - Розалина беспомощно повернулась к Амели, - чтобы остаться у бабушки с дедушкой?
        - Я только недавно была у них. - В ее голосе появились нотки раздражения и слез. - Почему я не могу остаться здесь? Почему мы не можем починить электричество?
        Черт. У Розалины не получалось вести себя, как родитель.
        - Потому что сейчас я не могу вызвать электрика. Но скоро смогу.
        Амели все еще была на грани понятного, но безрезультатного срыва.
        - Почему ты не попросишь Викинга?
        - Кого?
        - Повара-викинга, который приготовил краба. Он - электрик. Он сам так сказал.
        Амели имела в виду Гарри? Господи, и правда, она была права. Он ведь в самом деле электрик. И у Розалины была его визитка. И он сам сказал позвонить ему, если ей что-нибудь понадобится.
        Она забыла, потому что не собиралась ему звонить никогда и ни под каким предлогом. А теперь они в некотором роде друзья. Стоп, они что, друзья? Это было еще хуже, чем сказать: «Привет. Я по большей части не замечаю тебя, за исключением твоих рук и время от времени больших карих глаз, но не мог бы ты приехать и починить мне кое-что?»
        Но если она этого не сделает, то будет сидеть в темноте и есть консервы из вареной фасоли до понедельника. В то время как ее ребенок начнет новую и, возможно, лучшую жизнь с Корделией и Сент-Джоном.
        - Мне кажется, что я подвожу своих, - сказала Лорен, - потому что я знаю множество замечательных и талантливых лесбиянок, но среди них нет ни одного электрика.
        На телефоне Розалины осталось пять процентов заряда. А значит, если звонить, то сейчас.
        Черт, и ведь придется, да?
        Она достала из сумки визитку Гарри и нерешительно набрала номер. Все в порядке. Это будет неловко, и ему, вероятно, придется бороться с собой, чтобы снова не начать называть ее «милой», но она это переживет. Кроме того, он был электриком - если опыт ее чему-то и научил, это тому, что он не возьмет трубку.
        - Здрасьте, - сказал Гарри. - «Электрики “Добсон и сыновья”». Чем могу помочь?
        Черт, Черт, Черт.
        - Эм. Привет. Это… Розалина.
        - А-а. Все нормально, друг?
        - Не совсем. У меня вырубилось электричество, и я не могу никого найти, чтобы его починить. А ты сказал, что я могу позвонить тебе, если понадобится помощь. И вот я звоню, потому что мне нужна помощь.
        - Спасибо за краба, - крикнула Амели. - Он был очень… хлебный.
        - Расскажешь, что случилось?
        Розалина моргнула.
        - Ну… она его съела.
        - С электричеством.
        - А, прости. Ты об этом. Автомат продолжает замыкать, а когда я его размыкаю, возвращается на место.
        - Видимо, короткое замыкание. Если скажешь, где живешь, я скоро приеду.
        - Правда? В смысле, уже почти семь, и…
        - Не-е, все нормально. Я пробую готовить пудинг с тестом-начинкой, но он подождет.
        Боже, а вдруг его выгонят из шоу из-за того, что она вынуждает его ехать на срочный вызов в неурочный час вторника?
        - Я не хочу мешать твоей практике. И могу, сам понимаешь, заплатить.
        Учитывая то, что он не хотел пару сотен фунтов.
        - Не нужно, друг. Мы, пекари, должны держаться вместе. Думаю, я приеду где-то через час.
        - Хорошо. Это… очень мило с твоей стороны. Я это очень ценю.
        После этого он повесил трубку, что было кстати, потому что у Розалины оставалась примерно минута заряда, а пропасть, не попрощавшись и не поблагодарив того, кто вызвался бесплатно выполнить высококвалифицированную работу, означало бы уничтожить то немногое, что осталось от ее гордости.
        - Отлично. - Она повернулась к Лорен и Амели, которые с любопытством наблюдали за звонком. - Он будет здесь к восьми. Так что, если хочешь вернуться к жене сейчас, я все понимаю. А тебе, - она указала на дочь, - нужно принять ванну, вымыть голову и приготовиться ко сну.
        - Но я хочу повидаться с Викингом, - сказала Амели. - Хочу посмотреть, как Викинг будет чинить электричество.
        - Вряд ли там будет на что смотреть. Скоре всего, он просто пройдется и потыкает розетки.
        - Я все равно хочу посмотреть. Вдруг я захочу чинить электричество, когда вырасту. Важно, чтобы среди электриков стало больше девочек.
        - Ну, тогда на день рождения я подарю тебе специальную книгу.
        - Я не хочу на день рождения книгу. Хочу велик, или лазер, или робота.
        - А я хочу, - строго сказала Розалина, - чтобы ты пошла наверх, приняла ванну и надела пижаму. Если Гарри будет еще здесь, когда ты все сделаешь, пожелаешь ему спокойной ночи.
        - А мне, - добавила Лорен, - пора ехать к Эллисон. Поэтому можешь пожелать мне спокойной ночи сейчас, если тебе еще не надоела моя компания.
        Амели подошла, чтобы обнять Лорен.
        - Спокойной ночи, тетя Лорен. Прости, что сказала, что слишком часто с тобою вижусь. Ты очень милая.
        Лорен, которая и в лучшие времена не отличалась ласковым отношением, неловко погладила Амели по голове.

* * *
        Гарри приехал примерно без десяти восемь, что означало, что Амели успела увидеть его перед сном.
        - Привет, принцесса, - сказал он, опускаясь на колено перед ней и ставя ящик с инструментами на пол.
        Амели на секунду задумалась.
        - Я не принцесса. Принцессы не демократки.
        - Ладно. - Он замолчал. - Привет… премьер-министр?
        - Я - премьер-министр ленивцев. - Амели гордо продемонстрировала ему свою пижаму. - Только они говорят: «Так хочется спать», а я не хочу спать, они врут.
        - Может быть, это ленивцы хотят спать.
        - А-а. Тогда понятно.
        - Ладно. - Розалина попыталась уложить ребенка в постель. - Ты поздоровалась с Гарри. Теперь иди и почисти зубы.
        - Я уже почистила.
        Розалина внимательно на нее взглянула.
        - Точно?
        - Ну, не сегодня. Но почистила.
        - Надо чистить зубы каждую ночь. И каждое утро. Иначе зубки выпадут.
        - У меня и так выпадают зубы. А фея дает мне за них деньги. Значит, не надо чистить зубы, потому что тогда у меня будет больше денег.
        Продолжая стоять на одном колене, Гарри улыбнулся им.
        - Зубная фея платит только за чистые зубы, премьер-министр.
        - Ладно. - Амели грустно вздохнула. - Пойду почищу зубы и лягу в постель, хоть я и не устала и ни за что не усну. Спокойной ночи, мама. Спокойной ночи, мистер Викинг.
        Когда Амели ушла, Розалина вдруг поняла, что они с Гарри наедине и при свечах. А при свечах легче было признать, как нелепо… он выглядел. Скулы. Легкая щетина вдоль челюсти. То, как рельефно смотрелось его лицо в спокойном состоянии. Но затем смягчалось и оживало, когда он улыбался, смеялся или говорил. Он был настолько откровенно похож на мужчину, который обязан нравиться, что Розалина чувствовала себя крайне неловко из-за того, что он ей нравился.
        Это казалось… несерьезным. Как будто она поддалась социальным установкам.
        - Ладно. - Гарри встал. - Пойду посмотрю на автоматические выключатели.
        Он осмотрел выключатели, пока Розалина бесцельно ходила по дому. Один из многих пунктов этикета, который она так и не смогла уяснить, заключался в том, следует ли держаться поблизости, чтобы показать заинтересованность и создать впечатление, что ты боишься, что у тебя украдут мебель. Или же оставить человека в покое, чтобы продемонстрировать доверие и показать, что тебе все равно. И все это в миллиард раз хуже, когда это кто-то, кого ты знаешь лично.
        - Может быть, - предложила она, - налить тебе чашечку ч… А знаешь, забудь. Чайник не работает.
        - Мне кажется, - несколько щелчков, и свет включился, - проблема наверху.
        - Как ты…
        Он появился из-за буфета и улыбнулся ей.
        - Ты в самом деле хочешь знать?
        - Ты намекаешь, что это слишком сложно для меня?
        - Не-е, друг. Просто это скучно.
        - Скучно или нет, скорее всего, мне будет полезно это знать, чтобы не звонить тебе из-за проблемы, которую я могла бы решить, нажав несколько кнопок.
        - Я еще не починил. - Он потер подбородок. - Дело в том, что у тебя замыкание в какой-то из цепей.
        - В одной из цепей?
        - Ага. У тебя цепь на первом этаже, а это пробки на первом этаже. И цепь наверху, а это пробки на втором этаже, и автомат, который отвечает за освещение. У некоторых людей бывает по-другому. В зависимости от того, как устроен их дом.
        - Ясно.
        - И освещение в порядке, и на первом этаже все норм, но если я включаю второй этаж, - он полез в щиток, щелкнул выключателем, и все снова погасло, - то происходит это.
        Это было логично.
        - Значит, все в порядке, пока не нужно электричество наверху?
        - Вообще, когда я прихожу чинить электричество, клиенты очень плохо воспринимают, когда я говорю «не пользуйтесь верхним этажом». Так что нет, это первый этап. Этап второй: я использую один из этих приборов, - он достал что-то, очень похожее на мультиметры, которые Розалина помнила еще со школьной скамьи, - чтобы определить, где короткое замыкание, а затем меняю розетку. И если ты все-таки хочешь заварить чай, то теперь чайник должен работать.
        - Какой тебе сделать?
        - Наверно, ты меня засмеешь, но с молоком и много сахара.
        Розалина скривилась.
        - Я не собиралась над тобою смеяться.
        - Да брось, друг. Ты милая девушка из среднего класса. Спорим, ты никогда в жизни не пила сладкий чай? Бьюсь об заклад, ты выросла на карамельном макиато.
        - А вот и нет. Мои родители не одобряют кофе с разными вкусами.
        - Знаю, что ты шутишь, но то, что у них по этому поводу есть мнение, доказывает мою точку зрения.
        С чувством вины Розалина пошла на кухню и поставила чайник. Ее пудинг давно испортился, поэтому она с тоской выкинула его в мусорное ведро, а жестяную форму поставила в раковину отмокать. Быстрый осмотр холодильника показал, что большая часть содержимого в порядке. Хотя в морозильной камере быстро росла лужа ледяной воды, которую она поспешно вытерла, пока ждала, когда закипит чайник. В общем, ситуация могла быть гораздо хуже.
        Хотя ее немного задело предположение Гарри о предпочтениях в напитках, тот факт, что в ее шкафу были зеленый чай, ромашковый чай, «Эрл Грей» и «Ассам», но не было «Английского завтрака», говорил о статусе женщины, которая была не совсем из простого народа. Она решила, что «Ассам» - самый близкий к обычному чай, который у нее был, и приготовила две чашки, одну черную и чуть менее крепкую, а другую - с молоком и сахаром.
        Когда она вернулась к Гарри, оказалось, что он сидит наверху лестницы.
        - Я проверил розетки в коридоре, - прошептал он, - они в порядке. Остались твоя спальня и комната Амели. Давай начнем с твоей? Тогда нам не придется будить Амели.
        Розалине не очень хотелось приглашать в свою комнату Гарри, но она подозревала, что это больше говорило о ней, чем о нем.
        - Дай мне две минутки, чтобы… сам понимаешь. Сделать ее презентабельнее.
        - У меня три сестры, друг. Нет ничего такого, чего бы я не видел. Но как хочешь. Я пока выпью чая.
        Она прошмыгнула внутрь и поспешно спрятала трусы, лифчики и вибраторы. Не то чтобы эти вещи были особенно заметны или постыдны, но она чувствовала, что их лучше демонстрировать по собственному желанию, а не случайно. Закончив, она открыла дверь, и Гарри, который на удивление быстро расправился с чаем, вошел и быстро осмотрелся.
        - Возможно, придется передвинуть кровать. - Он принял позу коммерсанта, изображая легкую озадаченность. - Я проверю остальные, но думаю, что вон там тоже есть розетка.
        Так и было, хотя Розалина не думала о ней с тех пор, как переехала. Но по воле судьбы ей пришлось задуматься об этом именно сейчас, потому что остальные розетки были в порядке.
        - С какого конца возьмешься? - спросил Гарри.
        Какая разница?
        - С нижнего.
        - Ладно. Согни колени. Спину держи прямо. На счет «три».
        К счастью, она могла себе позволить только кровать из ДСП, которая держалась на клее, и двигать ее было довольно легко. Под ней, конечно, оказалась куча комков пыли, которые захватили в плен половину ее носков.
        Гарри нагнулся - она не смотрит, не смотрит - и ткнул своим прибором в розетку. Раздался писк.
        - Вот где проблема.
        Достав отвертку из заднего кармана, он открыл панель, а затем, достав другую отвертку из другого кармана, сделал то, что Розалина никогда не смогла бы повторить с клубком проводов.
        - Готово. Вот сюда, - он встал и передал ей отсоединенную розетку, указав на коричневато-желтое пятно, проступающее между двумя клеммами, - попала влага и закоротила соединение между током и заземлением. Это и вывело из строя автомат. Я принесу другую розетку из фургона, и все будет в порядке.

* * *
        В итоге все заняло меньше двадцати минут, и это с учетом того, что кровать они поставили на место как можно аккуратнее и тише. А потом неловко стояли в холле, Гарри держал в одной руке кружку, а в другой - ящик с инструментами.
        - Ну, - сказал он, - пора оставить вас в покое.
        Было неловко прощаться. «Привет, приезжай на час без предварительной договоренности, почини электричество, откажись от оплаты и сразу свали». Хотя, может, он хотел уйти. Может, его ждало страстное свидание, на которое нужно было вернуться. Или, если уж на то пошло, пудинг с жидкой начинкой.
        - Тебе… тебе не обязательно уходить. Если хочешь, мы можем посидеть, выпить еще кружку чая или еще чего-нибудь.
        Они неуверенно переглянулись. Затем он пожал плечами.
        - Тебе решать, приятель. Не хочу утомлять своим присутствием.
        - Нет, пожалуйста. Я не против.
        - Да, но… - Его ноги зашаркали по протертому ковру. - Уже поздно, а у тебя, наверно, есть дела утром.
        - В общем, не хочу заставлять тебя оставаться, если тебе нужно спешить. Но ты проделал долгий путь и оказал мне услугу, так что я не хочу тебя выгонять.
        Он нахмурился.
        - Друг. Ты мне ничего не должна. Я ведь сказал, что помогу, если нужно, и я помог. С удовольствием останусь, если ты захочешь поболтать, но только потому, что ты мне нравишься и ты красивая - знаю, что не должен этого говорить. Это не значит, что ты обязана уделить мне время из-за одной розетки.
        - Хм, - сказала она.
        По правде говоря, она не знала, как к этому отнестись. Она была воспитана с очень острым чувством социальной ответственности, и мысль о том, что ей предоставили выбор, была на грани дезориентации. Кроме того, она вроде как… хотела, чтобы Гарри остался у нее ненадолго. Хотя ей не хотелось задумываться почему. И то, что ей надо было сказать ему: «Да, я хочу, чтобы ты остался», было гораздо откровеннее, чем просто предположение, что так надо.
        А еще он считал ее красивой.
        Что он и раньше говорил. Но теперь это ощущалось иначе.
        - Хм, - сказала она снова. - Было бы здорово, если бы ты… захотел остаться. Поболтать.
        Он поставил ящик с инструментами обратно на пол и прошел за ней на кухню.
        - Тогда ладно.
        К счастью, комната была в приемлемом состоянии - ее мизерные размеры хорошо сочетались с суетливостью Розалины, которую она унаследовала от отца, а значит, Розалина была аккуратным пекарем, и хотя следы готовки пудинга были по-прежнему хорошо видны, все было аккуратно сложено на дальней половине столешницы. Кроме того, если не считать дверцы холодильника, это была зона, относительно свободная от Амели.
        - Мое гостеприимство несколько ограничено по очевидным причинам. - Морозильник продолжал таять, и она поспешно еще раз протерла под ним воду, поскольку, хоть и знала, что Гарри искренне сказал, что ему ничего от нее не нужно, он наверняка расстроится, если упадет и подвернет лодыжку.
        - Есть еще чай. И… в общем, больше почти ничего. Если только ты не хочешь помочь мне разделаться с размороженными рыбными палочками.
        - У тебя есть хлеб?
        Открыв дверцу холодильника, она начала перебирать продукты, которые можно было спасти, и те, которые уже нельзя было спасти.
        - Да, есть. В смысле, магазинный. Я ведь не Джози.
        - Если хочешь, я мог бы приготовить сэндвичи с рыбными палочками.
        - Как хочешь. Иначе они окажутся в мусорном ведре.
        - Тащи сковородку. Я их зажарю, а ты пока поставь чайник.
        Она протянула ему сковороду. И старалась не смотреть, как он разогревает масло и осторожно извлекает рыбные палочки из промокшей картонной упаковки.
        - Что такое, друг? - Он бросил на нее подозрительный взгляд. - Ты ведь не из тех, кто их жарит на гриле?
        На ее кухне вполне могли уместиться и она, и Амели, и даже Лорен. Но все они были по-своему маленькими - и это была одна из многих черт, которые объединяли Лорен с Наполеоном. Гарри же, хоть и был ниже Алена ростом, нельзя было назвать маленьким. Из-за этого Розалине должно было быть тесно. Но почему-то не было. Было приятно… делить пространство. Обходить друг друга. Передавать предметы через варочную панель.
        - Возможно, да, - призналась она. - Но я думаю о том, что Амели сейчас ощущала бы себя обманутой. Она уверена, что взрослые начинают веселиться, как только дети ложатся спать. И если я скажу ей, что мы делали бутерброды с рыбными палочками в десять часов вечера, она больше никогда не заснет.
        - А потом можно съесть по мороженому.
        - А потом пойти на секретную карусельку, предназначенную только для взрослых. Ой, подожди. Нет. Это звучит как-то совсем неправильно.
        Рыбные палочки весело хрустнули, ударившись о сковородку.
        - Да, у моей сестры была такая на девичнике.
        Розалина рассмеялась, резко вспомнив, что должна была готовить чай, а не смотреть, как Гарри жарит тресковые палочки в кляре. Это не должно было быть привлекательным занятием для мужчины, но сейчас он находился в таком противоречивом балансе между уютом и сексуальностью, к которому она совсем не была готова. Возможно, она могла бы списать это на то, что он пришел ей на помощь, как рыцарь в джинсовых доспехах. Или в обтягивающей футболке. Почему нельзя носить более свободные футболки?
        Чайник, четыре ломтика хлеба и много масла спустя они сидели друг напротив друга за кухонным столом, почти соприкасаясь коленями, - еще одна вещь, которая не грозила ей с Амели или Лорен.
        - Они вкуснее с белым хлебом, - сказал Гарри.
        - Я знаю, но стараюсь, чтобы моя дочь росла со здоровым кишечником.
        Гарри бросил на нее игриво-удивленный взгляд.
        - Спасибо, что говоришь о кишечнике, пока я ем бутерброд.
        - Прости. - Она поморщилась. - C Амели и Лорен я привыкла к куда менее приятным разговорам за обедом.
        - Я шучу, друг. Тем более с таким роскошным голосом, как у тебя, «кишечник» звучит как название богемного места.
        - Ты ведь знаешь, что до богемы мне далеко.
        - Твою дочку зовут Амели, ты ешь цельнозерновой хлеб, и у тебя в холодильнике нет салатного крема.
        - Там есть майонез.
        - Это не одно и то же, и ты это знаешь.
        Она сделала глоток чая.
        - Что вообще такое «крем для салата»? То есть я знаю, что это такое. Но никто не знает, что именно это.
        - Наверно, это как с солениями «Бранстон», да? Их делают из Бранстона и кладут в сэндвичи.
        - А «Мармайт», - добавила она академическим тоном, который, благодаря матери, был довольно хорошим, - делается из мармы.
        - Ох, бедняжки малыши-мармы. Теперь это вымирающий вид. Какой шок.
        Хихикнув, она переключила свое внимание на еду.
        - Наверное, мне не стоит в этом признаваться, но я никогда раньше не ела сэндвич с рыбными палочками.
        - Ну, раз у тебя нет ни салатного крема, ни белого хлеба, то, по сути, ты их так и не попробовала.
        Это наблюдение не помогло ей перестать хихикать, что мешало есть. Это было несправедливо. Мужчины, похожие на Гарри, не имели права быть такими смешными.
        - Эм, - услышала она свой голос, - извини, что я так отвратительно вела себя в первую неделю.
        Он медленно моргнул.
        - Я так не думал, приятель. Но теперь я об этом узнал и немножко обиделся.
        - Не нужно делать из этого шутку.
        - И не надо чувствовать себя виноватой за то, что сказала мне, что тебе не нравится, как я с тобой разговариваю.
        Ей бы следовало перестать удивляться всецелой готовности Гарри… как бы это сказать… переживать из-за того, о чем переживает кто-то другой. Но она продолжала ждать, что мосты между ними разрушатся, или что у них закончится терпение, или что они не сойдутся в компромиссах. И чем больше позволяла себе расслабиться, чем больше давала себе наслаждаться его обществом, тем больнее ей было, когда это наконец произошло.
        - Я очень хорошо умею чувствовать себя виноватой, - возразила она. - Мне хватало практики. И вообще, я не о том, это… это как бы… Мне просто кажется, что я неправильно тебя поняла.
        - Я имею в виду, - он пожал плечами, - я не знаю, правильно ли с тобой себя вел. Как бы я разговаривал с тобой только потому, что считал тебя шикарной чикой, а ты все равно не уделяла бы мне времени. Так что, если бы я все испортил, это было бы неважно. Конечно, я все равно облажался, называя тебя «милой» и вообще. И теперь вот думаю, тебе, наверное, и «чика» не нравится, да?
        - Ты прав. Не очень люблю, когда называют «чикой».
        - Вот видишь, - он беспомощно махнул рукой, - опять все испортил.
        - Все… все в порядке. И, если уж на то пошло, Дженнифер Халлет тоже считает меня шикарной чикой.
        Он засмеялся.
        - Готов поспорить, что уже нет. Не после того, как ты накричала на нее на неделе хлеба.
        - Не знаю, стоило ли. Нельзя кричать на людей.
        - Ну, это зависит от того, кто кричит и на кого кричит. Ты должна стоять за себя, друг.
        По опыту Розалины, когда люди ей говорили, что нужно постоять за себя, они имели в виду «перед всеми, кроме меня». Поэтому к этой идее она относилась в лучшем случае с опаской.
        - И вообще, - продолжил Гарри, - я никогда не говорил, что ты просто шикарная чика. То есть ты шикарная. И выглядишь так, как выглядишь. Но еще я знаю, что ты не боишься наехать на того, кто может выкинуть тебя из шоу. И ты вырастила дочь, которая хорошо разбирается в уродливых рыбах. А значит, она наверняка знает, что ты будешь любить ее, что бы она ни сделала, а это очень важно. И пока все остальные ломают голову над тем, как сделать цветы из хлеба, ты печешь самое настоящее сердце, которое кровоточит, потому что ты охренеть странная. А еще я знаю, что ты вроде как встречаешься с другим парнем, так что мне, наверное, лучше заткнуться.
        Розалина открыла рот и, поняв, что совершенно не знает, что сказать, закрыла его. Потому что она действительно вроде как встречалась с другим парнем. Так что, видимо, позволять сексуальным красавцам говорить ей, что она чертовски странная, означало бы перейти какую-то гипотетическую, но очень конкретную черту.
        А что, если Ален был прав много недель назад и ей отчаянно хотелось… чего-то? Потому что ей на самом деле вовсе не хотелось, чтобы Гарри молчал. Ей нужно было больше… Собственно, она не знала, чего именно больше. Вот бы не было этого тихого фонового ощущения, что твой ребенок спит. Или не нужно было беспокоиться о том, что электричество отключится без причины. Или предчувствия, что придется платить за восстановление, если это случится. Может быть, дело в том, что она заняла первое место по печенью, и каждый раз, когда думала об этом, приходилось останавливать себя, чтобы не начать прыгать, как Тигра. А может, дело было в компании. Она была с человеком, который видел ее дом, был знаком с ее ребенком и знал, чем она живет. С тем, кому, казалось, было не все равно, какая она. А не то, какой она могла бы быть.
        Встав, Гарри собрал тарелки и отнес их к раковине, а затем начал мыть посуду.
        - Ты ведь готовил, - сказала она. - Ты не должен…
        - Я бросил рыбные палочки на сковородку. Ко мне в дверь не скоро не постучит Маркус Уоринг.
        - Зато это были очень вкусные рыбные палочки. А Маркус Уоринг подавал королеве пирожное с заварным кремом.
        - А представь? - Он оглянулся через плечо. - Если бы я попробовал подать королеве сэндвич с рыбными палочками? Меня бы возненавидели сильнее, чем Меган Маркл.
        - Это не смешно, - сказала она ему. - И мне неловко из-за того, что хочется смеяться.
        - Знаю. Бедная девочка. В смысле, бедная девушка. Она пережила настоящий кошмар. Мои родители до сих пор вспоминают, что случилось с принцессой Ди. И вот, казалось бы, пора уже понять, да?
        Розалина взяла с вешалки чайное полотенце - это было сувенирное полотенце из аббатства Баттл, которое Амели получила во время школьной экскурсии, - и начала протирать посуду.
        - «Шок и ужас: грозное устройство монархии».
        - Эй, кто-то ведь должен приезжать на открытия, и это не всегда может быть архиепископ Кентерберийский или кто-то, кто занял третье место на «Икс-факторе».
        Воцарилась тишина, пока они заканчивали - Розалина убирала тарелки в шкаф, а Гарри смывал жир в раковине с большим усердием, чем проявляла Розалина.
        - Ну и, - спросил он, - зачем ты пришла на шоу?
        Теперь, когда «Пекарские надежды» были в самом разгаре, ей уже давно не приходилось отвечать на этот вопрос.
        - Честно говоря, я вроде как… Сказать «в отчаянии» - слишком сильно. И, в целом, у меня все хорошо. Я обеспечена гораздо лучше, чем большинство людей в моей ситуации. Просто мне кажется, что я… зашла в тупик.
        Он наклонил голову в легком любопытстве.
        - Как это?
        - Ох, это сложно. И я даже не знаю, насколько разумно. Дело в том, что я очень рада, что у меня есть Амели. И если бы могла вернуться и изменить прошлое, поступила бы точно так же. Но я устала от того, что вечно не хватает денег и времени. Устала думать, что вся моя жизнь - дорогое хобби, которое оплачивают родители. Прости, у меня… накопилось. - Она снова опустилась за кухонный стол.
        - Что есть, то есть, так ведь? И нет ничего плохого в том, чтобы хотеть денег. Да и ты ничего не потеряла, когда пошла на ТВ. В смысле, - продолжил он с гораздо большей уверенностью, чем когда-либо у него видела Розалина, - ты - хороший пекарь. Думаю, ты понравишься зрителям, даже если не победишь. Вспомни ту, с зубами, из прошлого сезона - она вышла в полуфинал, а теперь у нее свой сериал.
        Странно, но разговор с Гарри помог шоу стать осязаемее, чем когда-либо прежде. Как будто это и в самом деле был план, а не несбыточная мечта или обходной путь по дороге к чему-то лучшему.
        - Наверно, я больше надеялась, не знаю, на книгу рецептов или колонку в «Гардиан». Или стать автором для какого-нибудь сайта. На что-то такое, что могу делать из дома и за что платят больше, чем восемь фунтов семьдесят два пенса в час.
        - Продержись в конкурсе, и сможешь сама выбирать. В конце концов, в этом и заключается смысл жизни. Заниматься тем, что тебя устраивает и за что платят достаточно, чтобы можно было заботиться о тех, кого любишь.
        Это было очень… очень не по-палмеровски.
        - Мои родители бы сказали, что в жизни надо максимально использовать свои таланты и найти карьеру, в которой есть сложные задачи и которая приносит пользу.
        - Ну, выпечка - это талант. - Гарри улыбнулся уголком рта и пожал плечом. - И я считаю, что тебе и так хватает трудных задач. И если то, чем ты занимаешься, делает тебя и других счастливее, этого должно быть достаточно для любого человека.
        Хотелось бы ей, чтобы все было так просто. И, хотя она ценила его, вернее, все это, ей нужно было сменить тему, иначе… ей придется слишком много об этом думать. Особенно тогда, когда ей следовало бы изучать вступительные курсы, вернуться в университет и превратить свою жизнь в то, чем она должна была стать.
        - А что насчет тебя?
        - Ну, у меня все хорошо. Сейчас я работаю на отца, но когда он выйдет на пенсию, его дело перейдет ко мне. Знаю, это не «Хэрродс», но уже что-то. Это ремесло, и мне нравится им заниматься.
        - Нет, я имею в виду, почему ты пошел на шоу?
        Он вздохнул.
        - Если честно, по-глупости. Я стараюсь делать больше того, что меня пугает.
        - Участие в кулинарном шоу тебя пугает?
        - Еще как. Выступать на телевидении. Говорить перед камерами. Представлять, что обо мне подумают приятели. Для меня это хуже всего.
        - Если друзья так к тебе относятся, значит, они не твои друзья.
        - Они не плохие. В смысле, только Терри иногда. Но в основном я накручиваю себя мыслями, что скажут другие. А в итоге они ничего не говорят - ну, почти, кроме Терри, - вот только это повторяется из раза в раз. - Присев к ней за стол, Гарри собрал рукою последние крошки от рыбных палочек. - Поэтому я подумал: «Да пошло оно. Раз тебе нравится печь, то пеки». Честно говоря, не ожидал, что пройду так далеко.
        - Ты очень хорошо справился, - добавила она.
        - Спасибо, друг. Думаю, у меня в запасе еще по крайней мере неделя.
        Розалина не знала, что на это ответить. Поэтому она наблюдала за ним, отчасти наслаждаясь тем, что есть с кем поговорить, и это не ее ребенок, не бывшая подруга или мужчина, на которого она пытается произвести впечатление, и отчасти смущаясь. Потому что Гарри всегда был не таким, каким она его представляла. Или, может быть, таким, но при этом совершенно не таким, каким она предполагала.
        - Ты… ты, похоже, часто волнуешься.
        - Ага. Постоянно. Такой вот я. И отец такой же.
        Это было не ее дело. Но он уже не в первый раз говорил о подобных чувствах, и игнорировать это, особенно когда он продолжал делать что-то для нее, было неправильно.
        - Ты не думал обратиться к терапевту?
        - Что? - он засмеялся. - Хочешь, чтобы я пришел к врачу и сказал ему: «Мне иногда становится страшно»?
        - Ну, я… я просто исхожу из того, что ты сказал. Но мне кажется, что там… смогут тебе помочь.
        - Что ты хочешь сказать? Что мне нужно к мозгоправу?
        - Разве это так ужасно?
        Он резко встал - а Розалине больше всего на свете не нравилось, когда высокие люди резко вставали.
        - Да, вот именно, друг. Я не псих.
        - Я и не думаю, что ты псих. - Она слегка отодвинула свой стул. - Слушай, я знаю, что ты считаешь моего отца козлом, но в этой ситуации он бы сказал: «Если у тебя болит спина, можно заняться ходьбой, или пойти к мануальному терапевту, или обратиться к врачу за обезболивающим. Это уже варианты лечения. И ты уже делаешь что-то для себя, что замечательно, но просить о помощи тоже нормально».
        - Это да, но мне не нужна помощь. Я в порядке.
        - Ты сказал, что пошел на национальное телевидение, чтобы попытаться выбраться из своей головы. И это смело. Но, возможно, это не лучшее средство, к которому ты можешь прибегнуть.
        Казалось, Гарри искренне расстроился. Он провел рукой по волосам.
        - Я этого не потерплю. Знаю, ты считаешь меня простаком, и я не против, потому что я такой и есть. Я не читаю Шекспира, не выращиваю зелень, и мой отец - не врач. Но я не собираюсь стоять и слушать, что ты считаешь меня психом.
        - Я совсем не это…
        - Наверно, я лучше пойду. Спасибо за рыбные палочки.
        Со своего места на кухне она слышала, как он вышел в коридор, как звякнул его ящик с инструментами и как за ним закрылась дверь.
        «Вот так, Розалина, можно взять что-то хорошее и испортить до неузнаваемости».
        Суббота
        - Я скучал по тебе прошлой ночью, - сказал Ален, наклоняясь к ее плечу.
        - Прости. Я поздно приехала. Вся неделя пошла насмарку из-за электричества.
        - Я уже говорил, что был бы рад принять тебя у себя.
        Розалина, которая плохо спала и была уверена, что испортила свою выпечку вслепую, резко повернулась.
        - У меня по-прежнему есть ребенок, Ален.
        - Я знаю, но ты должна думать и о себе.
        - До определенного момента. Но в конечном итоге это превращается в преступное пренебрежение.
        - Никто, - он искренне посмотрел на нее, - не отрицает, что ты преданная мать.
        - Спасибо. Извини. Просто у меня стресс.
        Он улыбнулся.
        - Может быть, позже я смогу помочь тебе расслабиться.
        Серьезно? Она сомневалась, что ей нужна именно такая разрядка. По крайней мере сейчас. Со вторника она носилась как угорелая, до сих пор чувствовала вину за то, что расстроила Гарри, и определенно настраивалась на малопродуктивную неделю. Если сложить все это вместе, получалась такая ситуация, когда правильным решением было закинуть ноги повыше и выпить чашечку чая, а не просить жестко взять сзади. С другой стороны, ей хотелось, чтобы Ален считал ее энергичной сексуальной кошечкой, а не усталой матерью-одиночкой, которая боится потерять место в телевизионном шоу о выпечке.
        - Да, - сказала она. - Было бы… прекрасно.
        Она почти выдохнула с облегчением, когда через минуту их позвали на судейство, потому что он не успеет заметить, что ей не хочется.
        На той неделе им дали задание приготовить паркин, который можно было назвать не только пудингом, но и пирогом. Так что же было делать? Розалина не справилась с задачей с самого начала: дала золотому сиропу закипеть, хотя не собиралась этого делать, и была почти уверена, что передержала свой сомнительный пудинг в духовке при слишком высокой температуре.
        Марианна с усталым видом ткнула пальцем в подношение Розалины.
        - Компетентно. Но на этом этапе мы ожидаем большего.
        Именно этого она и ожидала, но это все равно было похоже на упрек. Она опустила голову, чувствуя, как в уголках глаз выступают слезы. И то, что Джози справилась примерно так же, а Гарри чуть хуже, не слишком утешало. Особенно когда выяснилось, что Ален внезапно проявил себя и выиграл раунд.
        - Итак, - Ален догнал ее, когда она пулей мчалась от обеденной зоны к бару, - как насчет ранней ночи, Розалина-эм-Палмер?
        Она убедила себя, что это будет… приятно. Что это отвлечет ее от мыслей. Что это хоть какие-то эндорфины.
        - Слушай, - услышала она себя, - можно я сначала выпью и приду в себя?
        - Можно взять бутылку наверх. Устроим мини-вакханалию.
        - Послушай… Мне правда нужно несколько минут, чтобы прийти в себя.
        - Понимаю. - Он легонько провел пальцами по ее руке - это, видимо, было все, на что он был готов пойти в процессе съемок. - Дай знать, когда закончишь оплакивать свой вполне адекватный паркин.
        Он был прав.
        - Мне просто… кажется, что надо стараться лучше.
        - У тебя получается лучше, чем у некоторых. И тебя ни за что не отправят домой, пока в конкурсе есть пекари слабее тебя.
        - Домой отправят того, кто хуже всех справится на этой неделе. И это вполне могу быть я.
        - Это будешь не ты. И наказывая себя сейчас, ты не справишься лучше завтра.
        Она сомневалась, что сидеть в баре и хандрить, попивая джин с тоником, вместо того чтобы бросаться за специальным предложением «два по цене одного» в магазин «Все по фунту», было наказанием. А может, так оно и было. Может быть, она настолько запуталась в конкурсе, будущем и выборе, что решила, будто посредственный паркин не дает ей права на секс.
        - Вот что, - сказала она, - я выпью один коктейль и приду к тебе.
        Он улыбнулся.
        - Буду с нетерпением ждать. Если что, я у себя в номере.
        Когда Розалина добралась до бара, все надежды на тихую, утешительную порцию джина и тоника испарились, потому что Анвита и Джози уже устроились в углу. И к тому времени, как она увидела их, они определенно увидели ее, что, согласно нерушимой социальной конвенции, означало, что они должны пригласить ее к себе, а она должна согласиться.
        - Эй, эй, эй, - позвала Анвита. - Парни, парни, парни.
        Хотя Розалина объективно знала, что Джози на самом деле не злая, события первой недели поставили ее на последнее место в списке людей, с которыми Розалина хотела бы общаться.
        - Э-э, а что за парни? - спросила она.
        - Очевидно, - это была Джози, - теперь это мы.
        Сев рядом с ними, Розалина обнаружила, что ей уже не так легко, как было десять секунд назад.
        - Как так?
        Анвита пожала плечами.
        - Не знаю. Просто подумала, что это весело. Решила попробовать.
        - Хорошо, но если ты предложишь пойти в дурацкий «Нандос», я уйду.
        - Не волнуйся, - сказала Джози. - Мои веселые деньки в «Нандос» давно прошли. Лучшее, на что я сейчас способна, это угрюмый «Убер Итс».
        Розалина знала, что было несправедливо предполагать, что постоянные намеки Джози на ее образ жизни были завуалированным способом сказать: «Я замужем и родила детей в социально приемлемом возрасте, а у тебя какие оправдания?» Но все равно было похоже. Стиснув зубы, она подняла воображаемый бокал в сторону Анвиты.
        - Кстати, ты отлично справилась с паркином.
        - Спасибо. Я пошла по пути Рики.
        - О, Рики. - Вздохнув с нежностью, Джози долила себе вина. - Не могу поверить, что он выбыл. То есть могу. Ведь он взорвал голову дракона. Но я скучаю по нему.
        - Я тоже, - сказала Анвита. - Я скучаю по всем. Ну, кроме Дэйва. Он был мудаком.
        - Выбыло только четверо, но без них стало так пусто. К концу завтрашнего дня от нас останется половина.
        На самом деле, подумала Розалина, тот вечер, когда они все сидели за этим столом и Джози выставила ее на посмешище, а Флориан встал на ее защиту, будто случился с другим человеком.
        Джози мрачно ухмыльнулась.
        - Если, конечно, они не решат, что мы одинаково никудышные, и не выгонят нас всех, сделав шокирующий поворот.
        - Или, - Розалина сделала доблестную попытку сохранить позитивный настрой, - решат, что у нас всех есть реальный потенциал и…
        - Выгонят Гарри? - закончила Анвита.
        - Я хотела сказать, оставят нас всех. Но полагаю, что это тоже вариант.
        - Не поймите меня неправильно, он замечательный. Но если он пройдет, - и тут взгляд Анвиты стал слегка сентиментальным, - тогда, когда они будут давать интервью в финале, они с Рики смогут сказать: «Я болею за Анвиту, она великолепная и сексуальная».
        - Либо, - весело добавила Джози, - ты можешь потерпеть грандиозную катастрофу и с позором вернуться домой, к бабушке.
        Анвита распахнула глаза.
        - Ого. Там, откуда ты родом, это называется «из лучших побуждений»?
        - У меня трое детей. - Бокал Джози стремительно пустел. - Я все делаю из лучших побуждений.
        Нет. Джози была ни при чем, но Розалина… просто не любила ее. Не хотела проводить с ней время. Не хотела думать о том, что вылетит из конкурса, пока милая нормальная Джози со своими милыми нормальными детьми триумфально летит к финалу на крыльях, сотканных из миловидности и нормальности.
        Она снова встала.
        - Так или иначе, я пришла сюда выпить, и, как и во многих других случаях на этой неделе, у меня ничего не вышло. Я в бар. Кому-нибудь что-нибудь принести?
        - Там симпатичный бармен, - добавила Анвита.
        - Что угодно, что можно положить в рот… а знаете, забудьте, что я это сказала.
        Поскольку заказов на выпивку не последовало, Розалина оставила их одних и как раз собралась заказать запланированный утешительный джин с тоником, когда Гарри - мужчина, которого она отвадила из дома своим непрошеным и неквалифицированным диагнозом касательно психического здоровья, - занял барный стул через пару мест от нее.
        - Ладно, друг, - сказал он с заметым дискомфортом, - признаю, что вел себя в тот день как дурак.
        Она готовилась к гораздо худшему.
        - Нет, все в порядке. Ты оказал мне услугу, и мне не следовало… переходить на личности.
        - Но ведь ты желала мне лучшего, так ведь? И мне не стоило с тобою ссориться.
        - Давай забудем, хорошо?
        - Хорошо. Если ты этого хочешь. Но, - он поковырялся в миске с арахисом, - это не обязательно. Например, ты не должна бояться, что я взбешусь, если ты скажешь что-нибудь кроме «Привет!» или «Как твои рыбные палочки?».
        Честно говоря, ее мало волновало подобное в отношении большинства людей. И, наверно, не именно в ключе рыбных палочек. Но она ходила на цыпочках вокруг своих родителей девятнадцать лет, пока не встала на ноги самым кардинальным образом, а такие вещи, видимо, формировали привычку сильнее, чем следовало бы.
        - Я не боюсь, - сказала она, сделав для храбрости глоток джина с тоником. - А если и так, то это не из-за тебя. Из-за истории гендерной социализации и подобного.
        - Чего?
        - Ну, знаешь, мальчиков учат говорить о том, чего они хотят, а девочек - о своих чувствах. А потом, когда вырастаешь, понимаешь, что надо делать и то и другое, и испытываешь от этого шок.
        Он на мгновение задумался.
        - Кажется, у меня не получается ни то ни другое. В смысле, если я знаю, как что-то должно быть, то могу сказать: «Вот это должно быть так», но если не знаю, я молчу.
        - Думаю, в этом и есть разница. Даже если я знаю, как должно быть, всегда в итоге говорю: «А ты не думал о том, что бывает вот так? Но тебе, конечно, лучше знать».
        - Значит, - спросил он, - я должен научиться говорить о чувствах? Потому что мои приятели просто охренеют. Я не могу говорить при них: «Ребята, нас опять выбили из Кубка до четвертьфинала. Мне, типа, от этого грустно».
        - Ты знаешь, что эмоций больше, чем радость и грусть, и что их можно испытывать не только по поводу футбола?
        - Похоже, мы читали разные книги правил, приятель.
        - И еще, - сказала Розалина, очень надеясь, что это не нарушает какой-то тайный мужской закон, - прошлым вечером ты разговаривал со мной. Об эмоциях.
        Его это не то чтобы шокировало, но он точно покраснел, потер затылок и посмотрел в сторону, что бывало редко.
        - Да, но… В смысле, это другое. Ты ведь женщина и вообще, но если подумать, тут и впрямь все сложно.
        - Немножко, но это и есть гендерная социализация.
        - Ну, - Гарри глубоко вздохнул, - если говорить о том, что вызывает эмоции, то мой паркин сегодня был дерьмом.
        - Мой был не лучше. Может, и не дерьмом, но точно откуда-то из области анального отверстия.
        - Спасибо, но мне не хочется обсуждать паркин из области моего анального отверстия.
        - Сам начал.
        - Вот и нет. Это обычное ругательство. А ты сделала его странным.
        Она хихикнула.
        - Прос… Нет, постой. Я не стану извиняться. Буду бороться за свою гендерную социализацию. Выкуси, сучка.
        - Чего? - Гарри бросил на нее поддельно-испуганный взгляд. - Нельзя называть меня сучкой. Это сексизм.
        - Это реапроприация.
        - Отстань, приятель. Ты хуже, чем моя невестка.
        С тех пор как она стала воспринимать Гарри как друга, а не как парня с красивыми руками, она стала внимательнее следить за его семьей.
        - Ты никогда не упоминал о брате.
        - Посмотрите-ка, ты уже строишь предположения. - Он сложил руки, которые оставались такими же красивыми, но тон его был игривым. - У Хизер брак с девушкой. Милая история, на самом деле. Познакомились в школе. Но Кейтлин очень умная и поступила в университет, чего никто из моей семьи никогда не делал. Потом они с Хизер снова встретились, когда работали в одной больнице. Врач и медсестра, напоминает «Холби-Сити», но это им подходит.
        «Отлично, Розалина. Очевидная постыдная заметка для себя: люди из рабочего класса тоже могут быть гомосексуалами».
        - Ого. Извини. Правда, извини. Это было крайне гетеронормативно с моей стороны.
        - Да. Оказывается, бисексуалы не похожи на киноа. Ты их тоже обходишь стороной.
        - Ой, замолчи. Иначе испорчу тебе пудинг.
        - Тебе, скорее всего, это не понадобится, друг. Для меня явно все кончено.
        Ей не хотелось об этом думать.
        - Нет, не кончено. Ты всегда можешь повернуть все в свою пользу на второй день.
        - Честно говоря, я думаю, что мое время пришло. - Он сделал глоток пива. - В том-то и дело, когда ты выходишь из зоны комфорта. Как только ты оказываешься вне ее, думаешь: «Теперь мне некомфортно, что же делать?» Кроме того, я не знаю, хотел бы я отправить домой вместо себя кого-то другого.
        Розалина отчасти понимала его. Не было такого человека, которого она хотела бы выгнать, но точно знала, что хочет остаться. Кроме того, как только она окажется вне конкурса, ей придется начать эпопею с возвращением в университет. И когда она думала об этом слишком усердно, ощущала себя выпившей чашку чужой рвоты.
        - Я имею в виду, - продолжал Гарри, - и так ясно, что ты печешь лучше меня. Джози вкладывает тонну труда, хоть ее выпечка иногда бывает странной. Анвита просто…
        - Превосходная и сексуальная? Если тебя выгонят, она хочет, чтобы ты сказал, что она превосходная и сексуальная.
        - Ага. - Он нахмурился. - Я, наверно, этого не буду делать. Выставлю себя извращенцем.
        - Вряд ли она будет возражать.
        - Я возражаю. А еще шоу смотрит ее бабуля. Нельзя говорить бабушке чики, что та превосходная и сексуальная. Но все равно пекарь она хороший и заслуживает места в конкурсе. И Ален тоже. А Нора - бабуля, и никто не захочет отправлять бабулю домой.
        - Да, но я не хочу, чтобы домой отправлялся ты, - возразила Розалина.
        - Что? Ты будешь скучать по моему солнечному лицу и искрометным разговорам?
        Она съежилась. И не покраснела. Ну, может быть, чуточку.
        - Ты для меня… очень хороший друг. Несмотря на то, что иногда я бываю дрянью.
        - Ты не дрянь, друг. Я рад, что познакомился с тобой. Когда мне будет шестьдесят, я смогу рассказать внукам о стильной чике - в смысле девушке, - которую встретил однажды, которую назвали в честь чики из пьесы Шекспира, которой не было в пьесе Шекспира.
        - Думаешь, ты станешь рассказывать обо мне внукам?
        Ей почему-то нравилась эта мысль, но она не могла объяснить почему.
        - Я собираюсь рассказать внукам о всей своей чертовой жизни. Как Терри сломал ногу, когда упал в яму возле паба. Как я нашел картошку, похожую на Джереми Корбина. Как позволил чуваку отвести меня на матч «Арсенала».
        - Что ж, рада, что значу для тебя столько же, сколько овощ смешной формы и мужчина, которому ты несколько раз говорил, что он - канонир.
        - Вот такая гендерная социализация. - Он пожал плечами. - Не умею говорить о чувствах, значит, буду о канонирах и смешной картошке.
        Розалина засмеялась, а потом…
        - Здесь не так тихо, - сказал Ален, - как я себе представлял, когда ты сказала, что идешь выпить в тишине.
        Она не знала, как давно он тут стоял и как много слышал - не то чтобы они говорили о чем-то, против чего он мог бы возразить, но ей все равно было странно, что он подслушивал.
        - Черт. Прости. Потеряла счет времени.
        - Да, я вижу.
        Гарри бросил на Розалину взгляд «Мне уйти?», на что она пожала плечом и качнула головой, не зная, на какой исход надеется.
        - Ничего особенного, приятель. - Он подтолкнул барный стул в сторону Алена. - Принести тебе выпить?
        - Да, - Ален холодно смотрел на Гарри, - я выпью полпинты сорта «Отойди к чертовой матери от моей девушки».
        Гарри встал, неторопливо допил свое пиво и отошел от барной стойки.
        - Я не пытаюсь с ней флиртовать. Хорошего вечера, Розалина.
        И господи, как же было неловко. Фактически она обещала Алену прийти, поэтому было понятно, почему он злится. Но дело даже было не в ней, от чего ей становилось еще неудобнее. Она вежливо пробормотала Гарри «И тебе», а затем повернулась к Алену.
        - Слушай, я не хотела тебя путать. Но день был долгий…
        - И это все, что тебе нужно было сказать. - Демонстративным жестом Ален проверил телефон. - Наверно, ты была права. Было бы лучше, если бы мы решили закончить сегодняшний вечер.
        Розалина сидела и смотрела на Алена, все еще не совсем понимая, кто в этой данной ситуации мудак.
        - Клянусь, я не хотела…
        - Остановись на этом. Хорошего вечера, Розалина.
        Если честно, вряд ли вечер таким останется.
        - И тебе.
        Воскресенье
        - На этой неделе, - сказала Грейс Форсайт, - у нас, в «Пекарских надеждах», первоклассное блюдо. Оно - бич многих пекарей и позор шеф-поваров. То, что многие повара не умеют готовить. - Она выдержала паузу, чтобы зазвучала зловещая музыка. - В качестве последнего задания вы должны приготовить пудинг с начинкой-тестом. Он может быть роскошно липким или шелковисто-гладким. Главное, чтобы при погружении ложки она окуналась в богатый, вкусный соус. А чтобы усложнить вам задание, вы должны подать его с домашним мороженым. У вас есть четыре часа, начинайте со счета «три». Три, дорогие.
        Точно. Розалина осмотрела свой стол с ингредиентами.
        За этим она и приехала. Ну, не конкретно за пудингами с тестом-начинкой. Готовить, а не чувствовать себя несчастной, виноватой и запутавшейся из-за того, что расстроила мужчину, который назвал ее своей девушкой только в рамках словесной перепалки с другим парнем.
        Проблема была в том, что пока вопрос о мудаке витал в воздухе, она все больше приближалась к выводу, что виновата была она. Это было откровенно грубо - сказать, что придешь на свидание, а потом… не прийти. И вместо этого пойти пить с кем-нибудь другим. Конечно, если бы она не выпила с Гарри, то до сих пор чувствовала бы себя расстроенной, виноватой и запутавшейся из-за того, что расстроила его во вторник. Так что, по сути, она лишь расположила свой список самообвинений в несколько ином порядке.
        Кроме того, она все чаще задавалась вопросом, не использовала ли Гарри хотя бы отчасти как предлог, чтобы избежать секса. Что было несправедливо и по отношению к Гарри, и по отношению к Алену, и, в целом, по отношению к ней. Потому что неделя и впрямь вышла паршивая. У нее была возможность сказать: «Извини, я сегодня не готова», и она знала, что Ален не из настойчивых. Просто мало что так убивало ощущение себя активной раскрепощенной женщиной, контролирующей свою сексуальную жизнь, как нежелание заниматься сексом при редкой представившейся возможности.
        Черт, зря она посмотрела на часы. Хоть она и начала готовить мороженое в раздраженном кулинарном трансе, она не могла поклясться, что сделала все правильно. Не помогло и то, что, оглядев бальный зал, она убедилась, что все остальные, даже Ален, который всегда был невероятно щепетилен, опередили ее.
        О боже. Это неделя, когда ее выгонят. Неделя, когда она все испортит: ее мороженое взорвется и пудинг с тестом-начинкой будет просто тестом, а ей придется стоять перед камерой и говорить: «Я отвлеклась, потому что мне было грустно из-за парня». Хорошенький будет урок Амели: помни, дорогая, ты можешь делать все, что захочешь. Но если у тебя возникнут небольшие разногласия с кем-то, кто тебе нравится, все пойдет прахом.
        - Итак, что ты приготовил для нас на этой неделе, Ален? - спросила Марианна Вулверкот из глубины зала.
        Розалина, которая снимала цедру с апельсина так, словно от этого зависела ее жизнь или по крайней мере место на телевизионном конкурсе выпечки, изо всех сил старалась игнорировать их разговор.
        - Ну, - Ален, как всегда, был очаровательным и застенчивым, - как вы видите, я отступился от травяного огорода.
        Послышался легкий звон - это Марианна Вулверкот взяла в руки бутылку.
        - Отступился и перешел на односолодовый виски восемнадцатилетней выдержки, как я погляжу.
        Он засмеялся.
        - Да, жалко добавлять такой в пищу. Но я подам бокал со своим карамельно-банановым пудингом с виски.
        - Знаешь, - сказала Грейс Форсайт, - подкупать судей запрещено правилами.
        - Выпивка - это не взятка, - пробурчала Марианна Вулверкот в ответ. - Это любезность.
        Розалина тщательно очистила апельсин от цедры, выжала из него сок вместе с двумя его товарищами и начала растворять в смеси сахарную глазурь. Она не то чтобы запатентовала идею использовать пресловутое пристрастие Марианны Вулверкот к крепким напиткам. Но ей было неприятно, что он заимствовал прием, который она замечала по меньшей мере у двух конкурсантов в каждом сезоне.
        - Чем ты занята? - спросил Колин Тримп.
        Чем она занята?
        - Паникую. Мечусь. Не успеваю.
        Он просиял.
        - Мне нравится. Это вполне нормально и понятно. Но только скажи так, будто не отвечаешь на вопрос.
        - Прямо сейчас, - сказала она, слишком напряженная, чтобы сделать что-то еще, кроме как согласиться, - я паникую, мечусь и не успеваю.
        - Можешь рассказать, почему?
        - Мороженое готовилось немного дольше, чем я рассчитывала, а я знаю, что для застывания требуется не менее трех часов. Поэтому я могу достать его из морозилки и поставить перед судьями, и оно просто… - она развела руки по столу так, что, как она надеялась, будет похоже на тающее мороженое, - блу-лу-лу-лу-у.
        О боже, теперь она станет той самой девушкой, которая делает «блу-лу-лу-у». Это лучше или хуже, чем девушка, которая хорошо смотрится в фартуке? И, возможно, это ее последний день на шоу. Может быть, «блу-лу-лу» станет ее достоянием.
        - А меньше всего нужно, - услышала она свои слова, - чтобы мороженое сделало «блу-лу-лу-у».

* * *
        Они прервались на обед в неудобный момент процесса выпечки, потому что пудинги нужно было подавать горячими, а мороженому требовалось много времени, чтобы застыть. Это был своего рода кошмарный сценарий - неприятности и британское отношение к ним были неотъемлемой частью шоу. Но если бисквит развалится или слой торта упадет на пол, вам, по крайней мере, будет что представить судьям. С мороженым дело обстояло так: либо оно есть, либо его нет. И она слишком живо представляла, как стоит перед Марианной Вулверкот и Уилфредом Хани и говорит: «Я приготовила вам передержанный пудинг, поданный ни с чем».
        Это в значительной степени убило ее желание посидеть на газоне, съесть сэндвич с яйцом и кресс-салатом и попытаться завязать разговор с людьми, которые должны эффектно провалиться на этой неделе, чтобы у нее был хоть какой-то шанс остаться.
        - Все хорошо, друг. - Гарри, по пути взяв сэндвич, похлопал ее по плечу. - Никогда не знаешь, каким получится мороженое. Остается просто положить его в морозилку и надеяться. Здесь победить может кто угодно.
        Она оценила эту мысль. Но принятие того, что все они в опасности, не помогло ей успокоиться.
        - Ненавижу начинать разговор с фразы «Можно поговорить?». - Ален сел рядом с ней, сжимая в руках упаковку авокадо. - Но мы можем поговорить?
        Честно говоря, она бы предпочла спокойно поразмышлять. Вот только, уклонившись от секса, не знала, стоит ли ей уклоняться от серьезного разговора о чувствах.
        - Мне очень жаль, что так вышло прошлым вечером, - попробовала начать она, надеясь закрыть эту тему как можно скорее.
        - Знаешь, - глаза Алена были холодными и серыми, как автостоянка в октябре, - ты могла бы сказать: «Я не особенно настроена на секс сегодня вечером». А не искать отговорки, как будто я какой-то примитивный кретин, который не может сдержаться, чтобы не наброситься на тебя.
        Она поморщилась.
        - Я была в ужасном состоянии и плохо соображала. Прости.
        - Ты все время это повторяешь. - Он издал слегка возмущенный звук. - Возможно, в следующий раз тебе стоит просто сказать, что ты едешь в Малави.
        Черт. Она надеялась, что это уже в прошлом.
        - Ален, мне кажется, ты несправедлив.
        - В самом деле? - спросил он. - Потому что у тебя, похоже, уже сложилась модель поведения, когда ты делаешь совершенно необоснованное предположение обо мне, а потом используешь его как оправдание для лжи.
        - Это не одно и то же. Я врала не тебе, а себе. Потому что была в полной заднице и не знала, чего хочу. - Она бросила свой сэндвич и обняла колени. - Что, как ты заметил, неотъемлемо идет в комлекте со мной.
        - А Гарри знает об этом комплекте?
        - Что? Нет. Я имела в виду… свою жизнь. Я сейчас во многом не уверена. Например, хотела ли я вчера заняться сексом и хочу ли я вернуться в университет. Или и в том, и в другом. Или ни в том, ни в другом.
        - Какое отношение ко всему этому имеет университет?
        Он смотрел на нее так, словно она несла полную чушь. И, господи, она все портила.
        - Прости, много всего навалилось. И я знаю, что, скорее всего, много на тебя наваливаю. Но, что бы ты ни думал, в тебе я точно уверена и не сомневаюсь.
        Последовало долгое, напряженное молчание.
        Затем он как будто смягчился.
        - Приятно слышать, Розалина-эм-Палмер. И если тебя это утешит, для меня тоже многое ново.
        - Ты имеешь в виду Амели?
        - Ты не из тех девушек, с которыми я обычно встречаюсь.
        - Ты имеешь в виду, - повторила она, - из-за Амели, да?
        Его рот чуть приоткрылся.
        - Из-за многого. Для начала, мы вместе на телевидении. Но я подумал, что тебе, наверное, трудно добираться до Глостершира из-за других обязательств. И так получилось, что на следующей неделе я буду в Лондоне, если тебе так будет удобнее.
        Ну, не так удобно, как, скажем, у нее дома. Или в ее городе. Но определенно лучше, чем в Венеции-на-Котсуолдсе. Если не считать того, что транспортная инфраструктура Великобритании устроена так, что для того чтобы попасть из одного места в другое, нужно проехать через Лондон. Важно было то, что Ален старался, а учитывая ее поведение в последнее время, она была более чем обязана пойти ему навстречу.
        - Да, с радостью.
        - У меня встреча с подругой, так что, может быть, мы все вместе пообедаем?
        Ох.
        - Хорошо.
        - Это Лив, о которой я, кажется, пару раз упоминал. Она тебе очень понравится. У вас много общего.
        - Чего?
        - Она разделяет твой дух авантюризма. - Он, как обычно, чуть криво улыбнулся. - Кроме того, она тоже никогда не бывала в Малави.
        - Ха-ха. Ты когда-нибудь забудешь это мое прегрешение?
        Он притворился, что задумался.
        - Конечно, нет. Ты ведь обещала развлечь меня историей, вот я и развлекаюсь.
        Ладно. Он ее дразнит. Это ведь хорошо, правда? Значит, у них снова все хорошо? К сожалению, у нее было всего восемь секунд, чтобы этим насладиться, потому что ее позвали обратно в бальный зал, чтобы закончить неудачный пудинг и узнать судьбу своего мороженого.

* * *
        - Оно почти застыло, - сказал Уилфред Хани, осторожно тыкая в мороженое Розалины, - и у него приятный апельсиновый вкус. Мне нравится, что ты использовала лайм, чтобы добавить горчинки.
        - Но в целом, - добавила Марианна Вулверкот, - на мой вкус, ему недостает радости.
        Из глубины комнаты Анвита резко вдохнула. А Розалина изо всех сил старалась сохранить на лице невозмутимое выражение, чтобы не разойтись на гифки. Они явно достигли той стадии соревнования, когда летят перчатки. Потому что безрадостный пудинг - откровенно говоря, и не пудинг вовсе.
        Хотя, если честно, и неделя не была особенно радостной.
        Марианна Вулверкот копалась в развалинах выпечки Розалины, словно искала выживших.
        - Шоколадно-апельсиновое сочетание - это такая классика, что я ожидала, что блюдо будет по-настоящему праздничным. Но даже с карамелизированными дольками апельсина ему этого немного не хватает.
        - М-хм, - сказала Розалина, - спасибо.
        Ладно, она оценивала свои шансы на выживание как пятьдесят на пятьдесят. Пудинг Анвиты из кокоса и лайма с мороженым «Маргарита» приглянулся Марианне, как и пудинг Норы с карамелью и сливочным мороженым, который особенно понравился Уилфреду. Шоколадный пудинг Гарри с ванильным мороженым Марианна Вулверкот назвала «простоватым», и Розалина задумалась, какой смертный грех по Евангелию от Вулверкот был страшнее - безрадостность или простота.
        Усевшись обратно на табурет, Розалина сложила руки на коленях и изо всех сил постаралась не казаться опустошенной. Было слишком плохо, чтобы сказать, что все прошло хорошо, ведь она может отправиться домой. И было слишком поздно, чтобы притворяться, что она не так уж сильно старалась. И то, что она знала, что сегодня уйдет она или Гарри, еще больше усугубляло ситуацию.
        - Итак, - Ален поставил перед судьями поднос со своими изысками, - я приготовил пудинг с виски, карамелью и бананом, который подается с мороженым из сливочного сыра и стаканом виски для аперитива.
        - Вот это, - заявил Уилфред Хани, наблюдая, как золотисто-коричневый соус роскошно растекается по мягкой внутренней поверхности идеальной выпечки Алена, - называется пудингом. Он липкий, сытный, он возвращает в детство. Но в нем есть нотка изысканности, которая возвышает его.
        - А мороженое из сливочного сыра, - сказала Марианна Вулверкот, - на удивление хорошо к нему подходит. Оно прекрасно смягчает вкус, который, в противном случае, мог бы показаться тяжелым.
        Уилфред Хани взял вторую порцию.
        - Это хорошо сбалансированное блюдо. И тонкие ломтики банана сверху добавляют немного другую текстуру, которая разбавляет однообразие.
        - Хорошая работа, Ален. - Марианна Вулверкот одобрительно кивнула ему. - Я рада видеть, что ты выходишь за пределы своих рамок.
        - Спасибо. - Ален покраснел так, как, подозревала Розалина, на экране будет смотреться телегенично. - Большое спасибо.
        Наконец, настал черед Джози.
        - На этой неделе я решила попробовать кое-что новенькое, - сказала она. - Рецепт четырнадцатого века, который я попыталась обновить для двадцать первого.
        Судьи обменялись тяжелыми взглядами. С чувством злорадства, которого изо всех сил старалась стыдиться, Розалина поняла, что она снова в игре.

* * *
        Средневековый пудинг с тестом-начинкой от Джози, который, очевидно, назывался «пейн-фаундью», Уилфред Хани назвал «смелым», а Марианна Вулверкот сказала, что это «точно не пудинг с жидкой начинкой». Любая из этих характеристик сама по себе могла стать поцелуем смерти, а вместе они стали двойным ударом судьбы. Конечно же, Джози выбыла. И снова Ален занял первое место. Что, как человек, приготовивший самый удачный паркин и лучший пудинг, он явно заслужил. Даже несмотря на то что он, с негодованием подумала Розалина, запрыгнул на поезд до станции «Победа» вооружившись алкоголем. Но, с другой стороны, она тоже.
        Она уже направлялась к парковке, когда к ней подбежал Ален.
        - Поздравляю, - сказала она ему. И была рада осознать, что, если отбросить мелкую обиду, говорила это почти искренне.
        Он улыбнулся.
        - О, спасибо. Я рад, что все получилось, потому что так и видел, как люди смотрят шоу и говорят: «Этот Ален был очень хорош на первой неделе, что же с ним случилось?»
        - Вряд ли с тобой такое когда-нибудь случится.
        - Хорошо. Потому что у меня заканчивается зелень для сбора. Так что, - он бросил на нее взгляд, граничивший с надеждой и победой, - ты уже подумала, приедешь ли в Лондон на этой неделе?
        Она, конечно, не знала, но, черт с ним, она все устроит.
        - Зависит от того, сможет ли кто-нибудь посидеть с ребенком, - сказала она. - Но, скорее всего, я приеду.
        - Чудесно. Я напишу адрес.
        Проверив телефон, Розалина поняла, что, хоть и вовремя пришла на парковку, было достаточно поздно, чтобы ее мать сочла это опозданием в любом случае.
        - Прости. Мне нужно бежать. Мама ждет.
        Когда она это сказала, слова прозвучали словно из уст четырнадцатилетки - вряд ли так можно говорить человеку, с которым ты спишь.
        - Не волнуйся. Я пробегусь с тобой. У Лив абстрактные отношения со временем, так что никогда не знаешь, когда она появится.
        Это был не совсем рывок. Скорее бодрая прогулка по дороге. И конечно, в конце нее стояла Корделия Палмер у капота своей «Теслы», которую каким-то образом умудрилась припарковать в самом обвиняющем месте.
        - Прости, я опоздала, - сказала Розалина, которая на самом деле не имела в виду ни то, ни другое.
        - Не волнуйся, я привыкла. - Улыбка Корделии Палмер говорила о том, что она шутит, а ее тон - нет. - Вы, должно быть, Ален. Розалина, конечно, ничего о вас не рассказывала, но Сент-Джон говорит, что вы его перещеголяли, а это не так уж и плохо.
        Ален изящно поцеловал ее в щеку.
        - Приятно с вами познакомиться, доктор Палмер.
        - Взаимно. - Возникла малейшая пауза, свидетельствовавшая о том, что только героическое вмешательство Корделии Палмер не позволит этой ситуации превратиться в непоправимый светский коллапс. - Надеюсь, на шоу к вам благосклонны?
        - Вполне. На этой неделе вышло так, что я выиграл.
        - О, в самом деле? Это, должно быть, потребовало много работы, сбалансированной с вашими карьерными обязательствами.
        Он скромно пожал плечами.
        - Честно говоря, да. Особенно потому, что мне нужно было представить окончательный дизайн для проекта по перестройке железной дороги, в котором принимал участие. Но родители всегда говорили мне, что работу стоит доводить до конца.
        - Да, - последовал знаменитый вздох Корделии Палмер, - мы с Сент-Джоном пытались научить Розалину тому же.
        Насколько Розалина могла сказать, она этому научилась. Только решила довести до конца рождение дочери, а не учебу в восьмисотлетнем учебном заведении. Но не было смысла снова затевать этот спор. Она ступала по кривой дорожке, как непокорный подросток, каким ее всегда видели родители.
        И это, как ни прискорбно, похоже, вызвало у Алена желание встать на ее защиту.
        - Значит, вы в этом преуспели. Она по-прежнему участвует в конкурсе и планирует вернуться в университет.
        Во взгляде Корделии промелькнул внезапный интерес.
        - Вот видите. Она вечно нам ни о чем не рассказывает.
        - О, идея возникла довольно недавно, - быстро ответил он. - Мы это обсуждали всего пару раз.
        - Что ж, я рада, что вы приглядываете за ней. Давно пора.
        И снова Розалина могла бы упомянуть, что у нее есть Лорен и, если уж на то пошло, она сама. Но, опять же, этот разговор можно было бы вести вечно.
        - В любом случае, - Ален сделал несколько шагов назад, - я уже достаточно вам помешал за сегодня. Пора вас отпустить.
        Предвкушая разговор, который неизбежно обрушится на нее, как только они с матерью останутся наедине, Розалина пролепетала вежливое прощание, а затем села в «Теслу» со всем энтузиазмом проклятой души, которую усаживают на корабль Харона.
        - Итак, - сказала Корделия Палмер спустя две секунды после того, как завела мотор.
        Розалина ждала продолжения фразы, но его не последовало. Она вздохнула, но не так громко, как ее мать.
        - Ничего определенного. Прости, что не сказала тебе. Я обдумываю, но пока не хотела обнадеживать.
        - Нам бы просто хотелось знать, что ты рассматриваешь такой вариант. - Молчание Корделии Палмер имело несколько иной вкус. Оно значило: «Я не хочу говорить обидную вещь, которую собираюсь, но ты сама меня вынудила». - Особенно учитывая то, как упорно ты игнорировала это же предложение, когда оно исходило от твоего отца и меня.
        Даже для ее родителей обижаться на то, что она сейчас занимается тем, что им нравится, потому что раньше она этого не делала, было новым уровнем дна.
        - Раньше Амели была совсем маленькая.
        - Возраст Амели не имеет к этому никакого отношения. Ты слушаешь Алена, потому что у тебя с ним отношения. И хотя я пыталась воспитать тебя так, чтобы ты не полагалась на мужчин и чтобы они не принимали за тебя все решения, мне это, видимо, не удалось.
        - Разве не ты пару недель назад требовала, чтобы я с ним сошлась?
        - Мы с твоим отцом хотим, чтобы ты занималась тем, что делает тебя счастливой. Ты же знаешь.
        Розалина сделала такой глубокий вдох, что у нее заболели легкие.
        - А что, если я скажу, что счастлива прямо сейчас?
        - Значит, ты соврешь. Мне, своему отцу и себе.
        - Почему? - опрометчиво спросила Розалина. - Почему ты не можешь представить, что я могу быть счастлива, воспитывая дочку, выпекая торты, живя в крошечном доме и работая на обычной работе в магазине, где продаются карандаши?
        - Потому что, дорогая, ты выше этого.
        И через минуту-другую она включила «Радио 4», чтобы успеть к началу передачи о судоходстве.
        Шестая неделя. Кондитерские изделия
        Среда
        Ален договорился с Розалиной, что они встретятся в коктейль-баре в Шордиче под названием «Какой-то коктейль-бар». Она надеялась, что он выбрал его потому, что до него легко добраться от станции Ливерпуль-стрит, а не потому, что думал, что ей он может понравиться. Что, если судить по названию, было абсолютно не так. В подростковом возрасте ее светская жизнь, как правило, вращалась вокруг заведений, где спокойно относились к удостоверениям личности и брали меньше тринадцати фунтов за напиток. А в качестве отважной матери-одиночки ее социальная жизнь вращалась вокруг отсутствия таковых. В любом случае она очень скучала по этапу взрослой жизни «Я в маленьком черном платье, давайте пить коктейли».
        Постойте-ка. Это, что, повод для маленького черного платья? А у нее было маленькое черное платье? Уместно ли надевать маленькое черное платье на встречу с женщиной, с которой вы не встречаетесь? Конечно, если она явится в сексуальном платье - или настолько сексуальном, насколько сексуально любое из ее платьев, - она будет выглядеть отчаявшейся, и ей будет неудобно. Но если она придет в джинсах и футболке, то будет выглядеть так, будто ей наплевать, и ее могут не пустить на порог.
        Хотя теперь, когда она об этом подумала, это может быть преимуществом. «Ой, извините. Не знала, что здесь есть дресс-код. Давайте вместо этого пойдем в какое-нибудь не такое ужасное место».
        В отчаянии она попыталась найти коктейль-бар в «Гугле», чтобы узнать, есть ли на его сайте что-нибудь, что даст подсказку относительно атмосферы или наряда. Но все, что она нашла, это страницу с черным фоном и словом «Скоро» под массивным логотипом.
        - Почему бы тебе не надеть это? - спросила Амели, дергая за подол очень розового и пышного платья с плечами, которое сочетание традиционной эстетики Эллисон и жестокого чувства юмора Лорен заставило подружек невесты надеть на их свадьбу. - Оно красивое. И в нем ты выглядишь как принцесса.
        - Я думала, принцессы не демократичные.
        - Так и есть. Но вчера, когда я не хотела мыть голову, ты сказала, что в нашей семье нет демократии.
        - Она тебя уела. - Лорен стояла в дверях, держа в руке бокал с вином, налитый до того, как вступить в обязанности няньки.
        Розалина осторожно отвела Амели от шкафа.
        - Пожалуйста, не обижайся. Мне надо собраться.
        - Можно я выберу тебе помаду? - Очевидно, восприняв то, что ее отвели от гардероба, как приглашение переквалифицироваться в визажистку, Амели начала рыться в содержимом туалетного столика Розалины. - Как насчет этой?
        Помада, о которой шла речь, была насыщенного фиолетового цвета с блестками и лежала в дальнем ящике еще до рождения Амели.
        - Если предположить, что она пережила последний десяток лет, то маме больше не интересно выглядеть как дрэг-квин.
        - Почему нет? Дрэг-квины красивые.
        Лорен покачала головой.
        - Нет, дорогая. Я очень хорошо помню фазу блесток твоей мамы, и хотя была в то время безумно в нее влюблена, должна признать, что она смотрелась глуповато.
        - Это не была моя фаза блесток, - возмутилась Розалина. - Она была общая. Многие так ходили.
        - Ты явно с ними перебарщивала.
        - Ой, да ладно тебе. Мне было семнадцать. В семнадцать лет у всех ужасный вкус. А как насчет твоей фазы, когда ты… - Розалина уже собралась сказать «лизала мою киску и звала меня Байроном», но Амели была рядом, а коробка с косметикой не так уж ее отвлекала, - …подражала Оскару Уайльду? Когда у тебя был фрак из мятого бархата?
        Лорен бросила на нее язвительный взгляд.
        - Представляешь, она еще не закончилась. И вчера на мне был тот самый фрак. А что делала Элисон, когда я его надевала, я тебе ни за что не расскажу.
        - Готовила подробный анализ недавних расходов своего клиента? - спросила Розалина.
        - В этот раз - да. На прошлой неделе - уж точно нет.
        - У меня разумный вкус. - Это была Амели, решившая, что разговор достаточно затянулся без нее. - Я ношу форму, когда я в школе, а остальную одежду, когда не в школе. У меня всегда есть карманы, потому что они полезные, и мне нравятся вещи, на которых есть рисунки, которые мне нравятся.
        - Что ж, надену вот это. - Розалина отвернулась от зеркала в дверце гардероба, остановившись на паре облегающих брюк, ботинках и блузке с открытыми плечами, которая была в моде года три назад. - Кокетливо, но ненавязчиво.
        - Было бы лучше, если бы ты была рыбой-удильщиком, - ответила Амели.
        - Признаю, - Лорен разочарованно посмотрела на остатки своего вина, - мужчины-натуралы - не мой конек, но подозреваю, что Алену не понравилась бы твоя мамочка, будь она рыбой-удильщиком.
        - Не знаю. У меня на голове была бы милая маленькая лампочка.
        Поднеся ко лбу руку со скрюченным пальцем в смутном подобии биолюминесцентного придатка рыбы-удильщика, Розалина выдвинула вперед челюсть и начала «плавать» по спальне.
        - Я имела в виду, - терпеливо объяснила Амели, - что если бы она была рыбой-удильщиком…
        - Я и так рыба-удильщик, - сказала Розалина.
        - Перестань, мама. Так вот, если бы ты была рыбой-удильщиком, ты бы выпустила феромон в воду, и мальчик-рыба-удильщик поплыл бы за ним. А потом укусил бы тебя за животик и остался бы там навсегда, что было бы очень удобно.
        Лорен подняла бровь.
        - Ну, это лучше, чем большинство гетеросексуальных свиданий.
        - Что бы ты предпочла, - отодвинув Амели в сторону, Розалина начала копаться в косметике в поисках чего-нибудь более спокойного, чем древняя помада оттенка «Электрическая слива», - мужчину, который постоянно прикреплен к животу, или мужчину, с которым можно пойти выпить?
        - Судя по тому, что я видела, и то и другое происходит в любом случае. Почему бы не отказаться от преамбулы?
        - Ты даешь моей дочери очень странные представления об отношениях.
        Опустившись на край кровати Розалины, Амели осторожно покачала ногами.
        - Если бы ты была иглобрюхом, он нарисовал бы на песке узор, и если бы он тебе понравился, ты бы отложила в него икру.
        - Но я не иглобрюх, - отметила Розалина, - я - рыба-удильщик.
        - Мама, ты не рыба-удильщик.
        - А вот и да. - Сделав макияж, насколько ей хватило сил, Розалина закрыла тушь и «подплыла» к дочери. - Я заманю тебя в рот своим маленьким огоньком и съем.
        - Если ты меня съешь, придут соцслужбы и заберут меня.
        Розалина редко жалела, что рассказывала о чем-нибудь Амели, за исключением социальной службы. Несмотря на призрак вмешательства государства, Амели в конце концов позволила притворным морским существам гонять себя по дому, время от времени останавливаясь, чтобы исправить неточности в исполнении мамы.
        Когда им надоела игра, Розалина поцеловала дочку на прощание и, оставив ее в грубых, но вполне надежных руках Лорен, поспешила на вокзал.

* * *
        Бар «Какой-то коктейль-бар» оказался вполне таким, как и ожидала Розалина, - деревянные полы, открытая кирпичная кладка и кожаные диваны, которые, вероятно, должны были быть винтажными, но имели слабый запах летней распродажи. Барная стойка представляла собой стеклянную клетку в центре. Из-за чего персонал бара был похож на пингвинов в зоопарке: они сновали туда-сюда, встряхивали шейкеры и украшали бокалы веточками лаванды.
        Ален и его подруга уже заняли столик и заказали напитки. Розалина была уверена, что это просто вопрос логистики, но все равно чувствовала, что помешала.
        - Эм, привет. - Она неловко помахала. - Простите, что опоздала.
        Поднявшись, Ален поцеловал ее в щеку - от него слабо пахло одеколоном и чем-то чистым, острым и дорогим, что было в новинку. Так же как и деловой повседневный образ, с темно-синим пиджаком поверх расстегнутой рубашки.
        - Если честно, мы пришли раньше. Розалина, это моя подруга Лив. Лив, это Розалина, о которой я тебе рассказывал.
        Еще один поцелуй в щеку, на этот раз от Лив. Она была откровенно потрясающей - высокая и непринужденная, словно двадцатифунтовый коктейль, в элегантном черном платье, которое было бы уместно на Одри Хепберн.
        Они обменялись приветствиями, а затем расселись за столом: Лив и Ален по-прежнему делили диван, Розалина расположилась напротив, как будто проходила собеседование на вакансию девушки. Пытаясь влиться в компанию, что всегда было лучшей причиной начать пить, Розалина взяла в руки меню. У всех напитков были названия типа «Тот, что с мятой и ягодами» и «Тот, где много колотого льда».
        - О боже, - сказала она. - Это одно из тех мест, да? Неужели кто-то всерьез назвал свой коктейль-бар «Каким-то коктейль-баром»?
        - Ален. Лив. - Мужчина с хипстерской бородой и закатанными рукавами наклонился к ним. - Рад вас видеть. О, вы привели подругу.
        Ален с улыбкой поднял взгляд.
        - Привет, Робб, это Розалина. Она участвует в ТВ-шоу, о котором нам запрещено говорить. Розалина, это Робб. Мы вместе учились в университете, и он владелец этого заведения.
        Черт.
        - Ого. - Она пыталась принять вид, будто не оскорбила его бизнес две секунды назад. - Я… вы… Что ж, это точно какой-то коктейль-бар.
        - Отсюда, - он поднял брови за темной оправой очков, - и название.
        - Да, теперь я понимаю, что это значит.
        - Мы извиняемся за Робба, - сказал Ален. - Он раньше занимался маркетингом.
        Робб слегка назойливо склонился над плечом Розалины.
        - Если позволите, могу порекомендовать «Тот, который дает в голову».
        - А есть что-нибудь… что не дает в голову?
        - Ну, есть «Тот, в котором на самом деле нет алкоголя».
        Розалина сомневалась, что сможет провести предстоящий вечер без алкоголя.
        - Может быть, что-то среднее?
        - Как насчет «Того, который совсем летний»? Это водка, настоянная на маракуйе, с вержусом и сахарным сиропом, дополненная содовой.
        - Звучит здорово.
        - Не обращай на него внимания, - пробормотал Ален, как только его друг оказался вне пределов слышимости. - Он полный придурок.
        Лив засмеялась.
        - Это правда.
        Трудно было сориентироваться. С одной стороны, ей стало легче от того, что они критиковали бар. Но с другой стороны, у нее появилась паранойя, что они скажут подобное о ней, как только она отвернется. Как бы то ни было, она слабо усмехнулась.
        - Буду знать.
        Последовавшее за этим молчание сумело внести неловкость в небольшой промежуток времени.
        - Итак, - попробовала она. - Лив… какая у тебя… в смысле… я не… чем ты занимаешься?
        - У меня небольшая фирма по дизайну интерьеров. - Она закинула одну безупречную ногу на другую. - Вообще-то, именно так я и познакомилась с Аленом. Мы работали над георгианским загородным домом недалеко от Оксфорда, который владельцы хотели отремонтировать.
        - Я работал над фасадом, - добавил Ален, - а она - над интерьером.
        Лив кивнула. Ее лукавая улыбка слегка напомнила Розалине Алена.
        - Мне было поручено установить полный набор современных удобств в здании, внесенном в список памятников архитектуры, не жертвуя ни комфортом, ни оригинальной эстетикой. А Ален соорудил в саду большой пруд.
        - Насколько я помню, - тон Алена идеально разделил границу между поддразниванием и полной серьезностью, - я воссоздал несколько гектаров ландшафтного дизайна восемнадцатого века, а ты все это время говорила: «Думаю, мы оставим все как есть».
        - На самом деле, - перебила его Лив, - оставить все как есть было самой сложной частью работы. Поскольку дом предназначался для семьи, мне нужно было сохранить все оригинальные черты и сделать так, чтобы они стали частью обстановки, которая будет интересна ребенку на протяжении всего его развития. Вдохновение - это важная часть жизни ребенка, согласна?
        Розалина моргнула, слегка растерявшись и не зная, воспринимать ли это как дружескую перебранку или вечер, после которого все разъезжаются по домам на разных такси.
        - Ну, да. Полагаю, что так. А у тебя есть дети?
        - О господи, нет. - Испуганный смех Лив эхом отразился от открытой кирпичной кладки «Какого-то койтейль-бара». - Я говорила чисто с профессиональной точки зрения.
        С точки зрения Розалины, говорить о детях, не имея детей, было по-дилетантски.
        - Честно говоря, я считаю, что дети вполне способны сами найти себе вдохновение. Моя дочь сейчас увлекается глубоководными рыбами, а до этого ей нравилась скандинавская мифология.
        Последовало молчание.
        - У тебя есть дочь? - спросила Лив тоном «Что пошло не так в твоей жизни?».
        - Ален об этом не упоминал?
        - Нет. - Она обернулась, чтобы взглянуть на Алена. - Что еще ты скрываешь?
        Он ухмыльнулся.
        - Это я должен знать, а ты это должна была узнать.
        Розалина переводила взгляд с одного на другую.
        - Так что он тебе обо мне рассказал?
        - Немного. Сама знаешь, какой он. Не из тех, кто говорит: «Поцелуешь, тогда скажу».
        - Значит, - отметила Розалина, - он все-таки рассказывал о поцелуях.
        - Я упомянула о поцелуях. Он возразил. Но сказал, что ты училась в Кембридже, очень красивая и очень ему нравишься.
        Закрыв глаза рукой, Ален неловко поерзал на месте.
        - Ты меня смущаешь, Лив.
        - Я этого и добиваюсь, Ален. Ты становишься такой милый, когда тебе нравится девушка.
        - Ну, да, - сказал он язвительно. - Конечно, милый. Взрослый мужчина так и мечтает, чтобы взрослая женщина его воспринимала именно так.
        - Прости, дорогой. - В голосе Лив совершенно не было раскаяния. - Розалина, тебе не о чем беспокоиться. Он с тобой нехарактерно любезен. Он сказал, что ты веселая, смелая и хорошо справляешься с конкурсом выпечки. На самом деле, если бы я не знала его лучше, подумала бы, что он завидует.
        - Я не завидую, - настаивал Ален. - У меня всего одна неделя прошла неудачно. И я уже жалею, что рассказал тебе о ней.
        Пингвин-официант наконец-то принес коктейль Розалине, и она сделала жадный глоток. Это было прекрасно. Возможно, коктейль не стоил непомерных затрат, но определенно был летним.
        - Ему нечему завидовать. Он справляется куда лучше меня.
        - Я полагаю, - Лив потянулась за своим напитком, - конкуренция добавляет заряд в отношения, даже если и слабый.
        Ален закатил глаза.
        - Мы с ней не конкуренты, Лив.
        - Мы оба стараемся, как можем, - согласилась Розалина. - А дальше что будет, то будет.
        - Что ж, это очень великодушно с твоей стороны. - Лив пальцем провела по ободку своего бокала, заставляя его скрипеть. - Тем более, что мы обе знаем, как Ален любит соревноваться, ЛОЛ.
        Знала ли об этом Розалина? Если подумать, ей казалось, что да, но, наверно, она не замечала, что знала. Да и кто говорит «ЛОЛ» в реальной жизни?
        - Я не люблю соревноваться, - Ален слегка и не совсем игриво надулся. - Просто установил для себя высокие стандарты. И не стал бы приглашать Розалину на встречу с тобой, если бы знал, что ты будешь меня подкалывать.
        Взгляд Лив ненадолго переместился на Розалину и вернулся к Алену.
        - Прости, Ален. Мы, девочки, должны держаться вместе.
        Это был принцип, с которым Розалина была в основном согласна, хотя и не совсем понимала, как он применим к двум друзьям, язвящим за коктейлями.
        - Но в любом случае, - Лив заговорщически наклонилась вперед, - хватит о нас. Расскажи мне что-нибудь о Розалине-эм-Палмер, что удивит меня.
        Так, это было мило, когда говорил Ален. По крайней мере она считала, что это мило, когда Ален так говорил. Но было странно слышать это от кого-то другого.
        - Ты удивилась, что у меня есть ребенок.
        - Я удивилась, потому что Ален не говорил, что он у тебя есть. Это не одно и то же.
        - Я хотел дать ей возможность рассказать самой, - вставил Ален. - Она очень чувствительна к этому вопросу.
        «Чувствительна» - не то слово, которым описала бы себя Розалина. Но поскольку, как с удовольствием отметил Ален, она придумала фиктивную поездку в Малави - о ней Лив тоже знала? - чтобы скрыть от него то, что у нее есть ребенок, ей нечем было парировать.
        Лив задумчиво хмыкнула.
        - В этом есть смысл. Полагаю, некоторые любят судить по одежке.
        - К этому привыкаешь. - Розалина пожала плечами, не желая повторения разговора с Джози. - Но на самом деле мне нечем удивить.
        - Это очень далеко от истины. - Ален одарил ее взглядом, говорящим: «Цени себя больше, Розалина». - Ты сделала много такого, о чем большинство людей только говорят.
        - Неужели?
        - Ну, возьмем, к примеру, Лив. Она уже много лет собирается сделать татуировку. Но есть ли она у нее? Хрена с два.
        - Это правда, - призналась Лив, немного покраснев. - Правда в том, что я хотела бы много чего попробовать, но всегда отступаю в последний момент.
        Хотя она ценила то, что Ален видел в ней лучшее - ну, обычно видел, - Розалина не знала, устраивает ли ее то, что он использует ее, чтобы устыдить свою подругу. Только вот стыдить друг друга, похоже, было их любимым занятием.
        - Как по мне, старое клише о том, что лучше сожалеть о том, что сделал, чем о том, чего никогда не осмеливался сделать, - чушь.
        - Но что, если это изменит тебя? Или люди не поймут?
        Розалина не считала себя наименее невротичной из всех, кого когда-либо встречала, но этот случай казался консервативным даже по стандартам среднего класса, до которых она привыкла не дотягивать.
        - Это просто татуировка. Не обязательно показывать ее всем.
        - Я знаю.
        - Тогда она будет напоминать тебе о том, кем ты была, и это может быть приятно. Я имею в виду, что иногда от этого бывает грустно. Но мне нравится помнить, что я могу быть человеком, который делает что-то, потому что хочет, и доводит это до конца.
        - Мне кажется, - тихо сказала Лив, - я начинаю понимать, что Ален в тебе нашел.
        - Эм… спасибо.
        У нее появился несвойственный ей тоскливый взгляд.
        - Хотела быть я быть такой же.
        Розалина начинала чувствовать себя удручающе лицемерной. Потому что, хотя она и могла быть такой, в основном такой не была. В конце концов, сексуальная бабочка, летящая туда, куда ее несет ветер, не создавала условий, которые она хотела бы для своей дочери. Или, может быть, она и сейчас была такой, но теперь все было иначе. Когда ей было семнадцать, она хотела сделать татуировку и заниматься сексом, и у нее получилось и то, и другое. Сейчас ей было двадцать семь, она хотела обеспечить свою дочь, показать стране, что печет вкусные торты, и, э-э, заниматься сексом. И разве она, по-своему, не работала над всеми тремя задачами? Просто они теперь занимали чуть больше времени, чем поход в тату-салон или быстрый секс в комнате Лорен до прихода ее мамы.
        - Это не волшебство, - сказала Розалина, - и я не особенная. Если ты хочешь что-то сделать, делай. А если нет, то это тоже нормально. Не всем нужна татуировка.
        Последовало задумчивое молчание.
        - Пойду, - Ален поднялся, - принесу нам еще по стаканчику.
        Несмотря на обстановку и шаткое начало, вечер проходил не так плохо, как опасалась Розалина. И все же, несмотря на слишком заинтересованный взгляд Лив, она была очень рада еще одному бокалу.
        Суббота
        - Привет, - крикнула Грейс Форсайт, - доброе утро и добро пожаловать, моя сказочная, непредсказуемая финальная пятерка.
        Пауза, чтобы камеры смогли сделать кадры, на которых они выглядят смущенно довольными тем, что прошли так далеко, и с восхищением ожидают того, что будет дальше.
        - На этот раз вы в руках Марианны. Поэтому мы с вами погрузимся в сложный мир мадленок и меренг, макарун и «Наполеонов», фигурных тортов и тортов «Париж-Брест». Именно так. Это неделя кондитерских изделий.
        Марианна Вулверкот пробиралась вперед как человек, которому сейчас особенно был нужен портсигар.
        - Сегодняшняя выпечка вслепую - это пикантный рецепт, который требует деликатного подхода, мастерства в приготовлении теста…
        - И готовность, - добавила Грейс Форсайт, - к большому количеству сыра.
        - Я хочу, - продолжала Марианна Вулверкот, - чтобы вы сделали двадцать восемь одинаковых гужеров идеальной формы. Они - мой личный фаворит, так что не разочаруйте меня.
        Грейс Форсайт подпрыгивала на носочках.
        - У вас есть один час. На счет «три». Три, дорогие.
        Ладно, могло быть гораздо хуже. Розалина боялась, что ее попросят сделать что-то сложное со слоями, а она никогда не умела делать сложные слои. Всегда получалось так много элементов, что один из них обязательно портился, особенно в условиях дефицита времени. И вот у нее уже тек крем или фрукты оказывались не на том месте, и Марианна Вулверкот говорит что-то вроде: «Нет ни радости, ни изящества».
        В любом случае, ее безрадостный пудинг остался в прошлом. Ее будущее - приготовление двадцати восьми сырных булочек по рецепту, который, как она знала, даже не глядя в него, начинался со строчки «Приготовьте заварное тесто».
        «Разогрейте духовку до высокой температуры», - говорилось в рецепте.
        Черт.
        «Приготовьте заварное тесто».
        Ха.
        Розалина поставила себе «пять с минусом» за старание. И приступила к приготовлению заварного теста.
        Она не очень любила это тесто, потому что с ним было сложно работать, а о выпечке ходило множество странных мифов о том, как понять, что она приготовлена правильно. Но однажды они с Амели попробовали сделать профитроли, и хотя профитроли вышли ужасно плохими, они получили массу удовольствия от работы с кондитерскими пакетами и съели остатки крема прямо с ложки.
        Как только тесто начало отходить от стенок сковороды, Розалина переложила его в миску и попыталась вспомнить, что делать с яйцами.
        - Я пытаюсь вспомнить, - сказала она парящей камере без подсказки, - что делать с яйцами. Если положить их, пока тесто слишком горячее, они сварятся, и тогда получатся… булочки с яичницей. Когда я готовила заварное тесто вместе с дочерью, мы разминали его, пока оно не остыло, но, честно говоря, просто потому, что ей нравится мять, и мне кажется, что это пересушило тесто. А я точно не хочу его испортить. Я хочу, - она снова зажестикулировала, - чтобы оно было мягким и дружелюбным. Настолько, чтобы с ним можно было пойти выпить.
        Розалина неуверенно потрогала свое будущее тесто. Оно было не совсем горячим, но и не совсем холодным, и она понятия не имела, что это значит, поэтому решила подождать, прежде чем бросать в него яйца. И почему-то ожидание и доверие своим инстинктам перестали быть самой страшной вещью во Вселенной.
        Это казалось невозможным, но неужели она действительно привыкла к бальной комнате? Она все еще не чувствовала себя как на собственной кухне, потому что это была огромная комната с дубовыми панелями в величественном доме, полном телекамер. Но за прошедшие недели ее рабочее место стало для нее привычным, как и другие участники конкурса: Нора с ее непрекращающейся болтовней, Ален со своей одержимой сосредоточенностью, склонность Анвиты к хаосу и кропотливая забота Гарри, которая иногда переходила в паралич.
        Через две недели все это закончится. Или через неделю. Или, если все пойдет совсем плохо, через ноль недель. Наверное, было уже поздно понимать, что ей будет этого не хватать. Этого места, людей и даже заданий. Потому что даже когда она их с треском проваливала и делала лече, которое не было дульсе, или безрадостный пудинг, она все равно пекла. Она любила выпечку, а шоу делало это занятие приемлемым.
        Оно превращало выпечку в то, что разделяли, ценили и восхваляли миллионы людей.
        А не в то, чем она занималась, потому что не смогла стать врачом.

* * *
        Это было довольно быстрое соревнование и судейство. Розалина подумала, что съемочная группа, скорее всего, их пощадила, потому что на следующий день, по-видимому, предстояла изнурительная выпечка. Она не выиграла, но и не проиграла - это несчастье выпало на долю Анвиты, которая явно слишком рано добавила яйца. Нора и Гарри выступили хорошо, причем Нора заняла первое место благодаря отточенным техническим навыкам и абсолютному отсутствию волнения.
        - Я плохо лажу с кондитерскими изделиями, - сказала она Колину Тримпу. - Это обычная выпечка, только поменьше. А кому хочется меньше чего-то приятного?
        Гарри, тем временем, остался объяснять свой неожиданный успех съемочной группе.
        - Когда сказали, что это за задание, я не понял, - пауза, которую делает человек, пытающийся не опозориться на весь канал Би-би-си, - ни черта не понял. Но оказалось, что я постоянно их готовлю. Только дома мы не называем их гужерами. Мы называем их сырными булочками.
        По завершении интервью они остались на газоне. Каждый понимал, что начинать пить еще рановато, но все равно не хотел идти первым. Отстранившись, как человек без имени в конце вестерна, Анвита пошла прочь и села под деревом, угрюмо оглядывая окрестности.
        - Ей сейчас нелегко, да? - спросил Гарри.
        Нора издала такой звук, какой издает бабушка, когда ты падаешь и царапаешь колено.
        - Бедняжка. Вам, молодым, тяжело переживать провалы. Все с ней будет хорошо. Так обычно и бывает.
        - Я уверена, что так и будет, - ответила Розалина. - Но если она сейчас чувствует себя так же, как я на прошлой неделе, то это просто отстой.
        Руки Алена мягко легли на плечи Розалины, и она полуобернулась, чтобы он мог прошептать ей на ухо:
        - Я тоже очень расстроен. Думаю, мне надо вернуться в гостиницу и уделить время своим рецептам.
        - А-а. - Она не совсем понимала, чем Ален мог быть недоволен, учитывая, что он справился примерно так же хорошо, как она, и значительно лучше, чем Анвита. - Ну, ладно.
        - Еще увидимся?
        Не дожидаясь ответа, он ушел - его длинные ноги стремительно несли его прочь по газону.
        - Думаю, - объявила Нора, - я воспользуюсь этим прекрасным днем, чтобы посидеть на скамейке со стаканом лимонада и дочитать книгу. Греческий миллиардер только что сделал девственной виолончелистке очень дерзкое предложение. Так что, думаю, они скоро перейдут к самым интересным действиям.
        Пока Розалина переваривала сказанное, Гарри спросил.
        - Сколько книг ты уже прочитала?
        - По одной в неделю за последние пятьдесят лет.
        Розалина невольно подсчитала.
        - Это две с половиной тысячи книг.
        - Да, мой муж вечно делает для них полки. Наверно, стоит отдавать их на благотворительность, но теперь это уже коллекция.
        - Ну, - Гарри беззаботно пожал плечами, - не будем отрывать тебя от твоего миллиардера.
        Нора улыбнулась.
        - И дикие кони не смогли бы. А вы - уж точно.
        Так Гарри и Розалина остались одни перед отелем, издалека наблюдая за грустной Анвитой.
        - Как-то странно иметь столько времени, да? - заметил Гарри. - Мне кажется, я должен что-то сделать для Анвиты, но только все испорчу.
        - Уверена, что она будет рада узнать, что нам не все равно.
        - Я бы сказал такую вещь, которую уже не одобряют, типа: «Выше голову, милая, ты могла вообще сюда не попасть».
        - Почему бы нам, - предложила Розалина, полагая, что Гарри прав и Анвита предпочтет другую формулировку поощрения, - не спросить, не хочет ли она пойти с нами в деревню?
        - Да. Точно. Давай ты спросишь, а я… постою рядышком.
        Она бросила на него растерянный взгляд.
        - Можешь не ходить со мной, если не хочешь.
        - Не-е, я пойду. Просто не хочу, чтобы она подумала, будто я ее потащу силой.
        - Она так не подумает.
        - Знаю. Просто… волнуюсь.
        - Ты имеешь в виду, - она улыбнулась ему, - что она может посчитать тебя полной задницей?
        - Ага.
        - Вполне справедливо. - Она направилась к Дереву Печали Анвиты. - Тогда я буду задницей за нас обоих.
        Плечо Гарри мягко прижалось к ней.
        - Друг, что ты такое говоришь?
        - Изначально это была твоя задница. Я просто ею воспользовалась.
        - Я бы очень хотел, чтобы мы перестали говорить о моей заднице, если можно.
        - Почему, - спросила Анвита, которая, как они внезапно поняли, была теперь в пределах слышимости, - вы говорите о заднице Гарри?
        Розалина присела на траву рядом с ней.
        - Мы хотели узнать, не хочешь ли ты пойти с нами в деревню.
        - Это не ответ на вопрос о заднице.
        Возможно, это был знак того, что Анвита уже чувствовала себя лучше.
        - Считай, что это был сознательный выбор.
        Наступило молчание.
        - Вы собирались позвать меня в деревню из жалости?
        - Мы собирались позвать тебя в деревню и сказать: «Мы закончили раньше обычного и подумали, что это будет мило, а у тебя выдался плохой день».
        Анвита вздохнула.
        - Я знала, что облажаюсь с заварным тестом. Кто станет в здравом уме думать: «На выходные ко мне приедут друзья. Я знаю, что им понравится, - сделаю двадцать восемь “Наполеонов” и фигурный торт»?
        - Но ведь у тебя еще есть завтрашний день, не так ли? - сказал Гарри. - Это просто большой торт с печеньем.
        Анвита сделала видимое, хотя и не совсем успешное, усилие ободриться.
        - Как насчет того, - предложила Розалина, - чтобы обсудить, насколько мы будем или не будем лажать завтра, по дороге в деревню?
        Поднявшись на ноги, Анвита смахнула траву с джинсов.
        - Да что такого в вашей деревне? У них есть, типа, музей оргазма или что-то в этом роде?
        - Я думаю, у них есть паб. Может быть, хорошая закусочная.
        - И поэтому, вместо того чтобы остаться в отеле и выпить в баре, как мы обычно делаем, вы специально порадуете Анвиту, пройдя двадцать минут вверх по дороге, чтобы выпить немного другой коктейль в немного другом баре.
        - Да, - сказала Розалина. - Так и есть.
        - Ладно. Я в деле.
        Они отправились в ближайшую деревню, которая носила название Кринкли-Ферз. Розалина не знала наверняка, но подозревала, что экономика деревни слегка изменилась благодаря популярности «Пекарских надежд», потому что там было ужасно много кондитерских, но было уже достаточно поздно, и большинство из них закрылись. А даже если и нет, то торт - это не то, чего им не хватало в жизни.
        В Кринкли-Ферз было два паба, в одном из которых, «Герцогской руке», царила атмосфера «местного паба для местных жителей». Что наводило на мысль о том, что трое забредших участников реалити-шоу будут явно нежеланными гостями, а другой паб, «Ржавый барсук», был из тех, где на бургеры кладут прошутто. Они пошли в «Барсука» и обнаружили, что выбор блюд, не относящихся к телевизионному классу, слегка ошеломляет.
        - Что за «эноки»? - спросил Гарри, взяв в руки меню. - Их постоянно используют на «МастерШефе», а я так и не понял, что это.
        Анвита тоже потребовала меню.
        - Разве это не такая длинная зеленая штука?
        - Не-а. Это самфир. Я знаю, что его готовят только с рыбой, потому что это морской овощ. И, видимо, меню здесь слишком хорошо для пюре из свежего гороха.
        - Когда закончится шоу, - сказала Розалина, - я пойду на «МастерШеф», где моим фирменным блюдом будут опята, поданные пятью способами, и я назову его «Все, что вы хотели знать об опятах, но стеснялись спросить».
        Это рассмешило Гарри.
        - Как по мне, длинновато. Я, наверное, выберу «Радость эноков».
        - Звучит восхитительно, - добавила Анвита. - Я могу заявить им, что хочу их эноки.
        Наступило молчание, пока они выбирали меню. Но Гарри, похоже, все еще думал об эноках.
        - Они есть в кокосовом супе с фасолью и эноками. Значит, это должно быть что-то, что хорошо сочетается с кокосом. Но это ведь не зефир, правда? Возможно, это что-то вроде… какой-нибудь фасоли? Или, может быть, сорт перца?
        - Можно загуглить.
        Анвита уже достала телефон, но Розалина решительно закрыла его рукой.
        - Нет. Это загадка. Без спойлеров. Что еще есть в супе?
        - Каволо неро.
        - А вот это я знаю, - сказала Розалина. - Это такая модная капуста.
        - Приятель, там, откуда я родом, вся капуста модная. Если она не модная, ее называют зеленью. А еще в ней есть пармезан. Так что это должно быть что-то, что хорошо сочетается с кокосом, сыром и зеленью. Вряд ли что-то сочетается с кокосом, сыром и зеленью.
        Анвита услужливо перевернула телефон экраном вниз.
        - Это был самый странный раунд викторины в истории. И я думаю, что Гарри должен заказать суп, а мы должны сделать ставки на то, что такое эноки.
        - А почему именно я, - жалобно спросил Гарри, - должен заказывать этот загадочный суп?
        - Это твое наказание за то, что ты лучше нас справился с выпечкой вслепую.
        Он вздохнул.
        - Ладно. Надеюсь, что это не та разновидность бобов, которые какао-бобы, потому что в фасолевый суп всегда кладут больше бобов, чем нужно.
        - Мне все равно, чем это было раньше, - вмешалась Розалина, - мне важно, чем это является сейчас.
        - Приятель. - Гарри покачал головой. - Не могу поверить, что считал тебя стильной чикой.
        - Я по-прежнему стильная чика. Но трагедия матери-одиночки в том, что тебе самой приходится придумывать шутки. В любом случае я думаю, что эноки - это… Звучит так, как будто они похожи на каперсы.
        - Что? - воскликнула Анвита. - Это ужасное сочетание с капустой и какао-бобами. Все будет солоно и противно.
        - Я сказала, как каперсы. Что-то вроде маленьких круглых штучек, о которых не знаешь, как они называются и что привносят в блюдо. А теперь давай. Что выбираешь?
        Опираясь локтем на стол, Анвита задумчиво подняла лицо.
        - Судя по вкусам, уже присутствующим в блюде, нужно что-то насыщенное, чтобы связать все воедино. Так что, возможно, это какой-то вид грибов?
        - Ты думаешь, - Гарри бросил на нее свой самый холодный взгляд, - что это шоколадный грибной суп?
        - Не знаю точно, но подозреваю, что какао-бобы без «а» отличаются от какао-бобов с «а».
        - Погоди. - Розалина даже сделала жест «попридержи коней». - Ты удваиваешь ставку? Ставишь не только на то, что эноки - это грибы, но и что коко-бобы - это не какао-бобы?
        - А то. Что я выиграю?
        Последовало молчание.
        - Наше незначительно возросшее уважение? - предложила Розалина.
        Анвита надула губы.
        - С тобой наверняка очень весело на покерных вечерах. Я вижу твое уважение и поднимаю еще немного.
        - Ладно. Проигравший купит победителю еще один коктейль, потому что они довольно дороги, а я не позволю своему ребенку голодать из-за того, что его мама плохо разбирается в мелочах, связанных с едой.

* * *
        - Да, твою мать! - крикнула Анвита, перепугав ни в чем не повинного официанта, который только что поставил перед Гарри тарелку грибного супа.
        Розалина подняла палец.
        - Подожди. Может быть, он такой коричневый из-за какао-бобов.
        - Вот, - радость в голосе Анвиты была почти очаровательной, - вот эта штука сверху. Это точно гриб. И это должен быть эноки. Потому что вот это - хлопья пармезана, а вот это - каволо неро, и я готова поспорить, что там есть коко-бобы, а не какао-бобы.
        Гарри с волнением опустил ложку в суп.
        - Она права. Это не они.
        - Ну и кто тут бо… богиня? У кого все пучком и кто умеет правильно определить непонятные кулинарные ингредиенты? - Анвита повернула большие пальцы на себя. - Вот она. - Она повернула их вертикально. - Отсосите. А теперь купите мне коктейль. Два коктейля. Потому что вы неудачники.
        Стараясь не взять больше своей доли, Розалина намазала часть паштета из скумбрии, который делила с Анвитой, на кусок тоста.
        - И как тебе загадочные эноки?
        Гарри пожал плечами.
        - Это грибной суп. Хороший грибной суп, но вряд ли я бы стал за него платить семь фунтов. В смысле, хоть я их уже заплатил, потому что иначе это преступление. Обычно по субботним вечерам я ем не такое.
        - А что у тебя обычно в субботу вечером? - спросила Анвита. - Два лагера и соседка-чика?
        - Ну, миссис Патель восемьдесят лет, и она милая женщина, но вряд ли я ей нравлюсь в этом смысле. Иногда я гуляю с ребятами и заказываю пирог в ларьке с рыбой и жареной картошкой. А иногда сижу дома и готовлю себе… - Он замолчал и задумался на мгновение. - Вообще-то, я обычно готовлю себе пирог.
        Анвита смотрела на него с недоумением.
        - Не знаю, чему удивляюсь, если каждую неделю вижу, как ты готовишь.
        - Да, это не то, чем я занимаюсь на ТВ. Я люблю пироги. Например, иногда пеку маленький, к чаю, или среднего размера, чтобы хватило на пару дней, или большой, если собирается вся семья. Это пироги, приятель, а не ракетостроение.
        Закуски закончились, и официант, которого напугала Анвита, вернулся и унес посуду. У Гарри был вид человека, который уже смирился с тем, что переплатил за миску грибов. А Анвита, не отвлекаясь на то, чтобы сказать Розалине и Гарри, чтобы они отсосали, снова погрузилась в уныние после неудачного выступления в выпечке вслепую.
        - Итак, - Розалина попыталась растормошить спутников, - что у всех запланировано на завтра?
        Гарри пожал плечами.
        - Я уже сказал. Большой торт с печеньками.
        - Нет, - если Анвита и не оживилась, то, безусловно, создавала хорошую видимость, - но у тебя ведь есть тема, верно?
        - Ну… Э-э… - Гарри засуетился. - Он вроде как… вроде… будет синий. И, возможно, блестящий. На нем будет мастика. Которой я могу придать форму и все такое.
        Если он пытался отбить интерес у Анвиты, то выбрал стратегию, прямо противоположную верной.
        - Почему ты странно себя ведешь? Это секрет? Ты готовишь секретный торт? Он будет украшен кодами запуска ядерного оружия?
        - Из блестящей синей мастики, - добавила Розалина.
        - Нет, - пробормотал он, - это… трудно описать.
        Анвита поставила локти на стол и вопросительно посмотрела на него.
        - Ты смущаешься? Ты же помнишь, что это будут показывать по телевидению?
        - Да, но тогда я буду к этому готов.
        - Синий, блестящий и трудно описать, - повторила Анвита. - Мы должны что-то придумать. Это тематика «Супер-Майка»? Ты будешь печь без футболки?
        - Что? На Би-би-си? В восемь часов во вторник? Чертовски маловероятно.
        - Ты имеешь в виду, - глаза Анвиты засверкали, - что ты бы стал печь без футболки в вечернем эфире? Ты хочешь сделать спин-офф под названием «Добсон после заката»?
        Гарри выглядел искренне потрясенным.
        - Я знаю, что у тебя был плохой день, но прекрати это прямо сейчас.
        - Но ведь было бы великолепно. Ты мог бы стать мужской версией Найджелы Лоусон.
        Мозг Розалины, сам того не желая, создал образ того, какой должна быть мужская версия Найджелы Лоусон. И надо отдать ей должное, она довольно быстро представила себе Гарри.
        - Ты бы говорил в шоу так, - продолжила Анвита, - «Вам нужно вымесить его крепко, но нежно, поглаживая тесто кончиками пальцев».
        - Приятель, так получится никудышное тесто. - Гарри замолчал. - Кроме того, если женщины такое считают сексуальным, то я это делаю совсем неправильно.
        Розалина улыбнулась.
        - Если тебе это поможет, я тоже.
        К заметному облегчению Гарри, через минуту принесли основные блюда. Как и положено, он выбрал пирог, она - самое дешевое блюдо в меню, а Анвита взяла блюдо с самым крутым названием, которым в данном случае оказалось жареное крыло ската.
        - Я ожидала, что оно будет крылатее, - призналась Анвита. - Но оно похоже на рыбный треугольник. - Она воткнула в него вилку. - Хотя все в порядке. Рыба как рыба. Как тебе тальятелле?
        Она как раз свисала изо рта Розалины совершенно неприличным образом.
        - Ешли чештно, я бы вучше… - Ей удалось частично проглотить пасту. - Я бы лучше выбрала что-нибудь не такое неаккуратное.
        - За это не волнуйся, приятель. - Гарри поднял взгляд от своего пирога с двумя видами птицы. - Я знаю, что в меню куча длинных слов, но, в конце концов, это всего лишь паб, так ведь? Ладно. Твоя очередь. Что ты будешь готовить завтра?
        - Как это моя очередь? - возразила Розалина, которая была почти уверена, что у нее на подбородке маскарпоне, но не знала, как стереть то, что могло существовать только в ее воображении. - Когда ты совершенно не рассказал нам, что будешь готовить?
        - Я же сказал. Синий блестящий торт. И на нем будут макаруны.
        - Это будет Эльза из «Холодного сердца»? - спросила Розалина. - Обещаю, что мы споем «Отпусти и забудь», если это она.
        - Я подумывал вылепить Эльзу, но… о, точно. Да. Я понял. Очень смешно, приятель.
        - Единорожья какашка? - предположила Анвита.
        Гарри нахмурил брови.
        - А с чего вдруг единорожьей какашке быть синего цвета?
        - Потому что они - волшебные создания.
        - Волшебные создания, у которых синие какахи?
        - Или, - что-то всплыло в памяти Розалины из озера бесполезных фактов о том, что она «когда-то хотела стать врачом», - у них порфирия.
        - У них что?
        - Я вижу твое «У них что?» и трансформирую его в «Прошу прощения?».
        - Порфирия, - объяснила Розалина. - Это болезнь, которая могла быть у Георга III. Когда кал становится синим.
        Гарри тяжело вздохнул.
        - Друг, мне приходится племянницам запрещать говорить о какашках за столом, а им всем и десяти нет.
        В мозгу Розалины что-то щелкнуло.
        - У тебя есть племянницы. Им меньше десяти. Они девочки. Ты не будешь делать «Холодное сердце». Это Русалочка, да?
        - Черт возьми. - Гарри покраснел до кончиков ушей. - Блин, ладно. Я буду делать русалку. Подумал, что это будет мило. Я сделаю, чтобы она ныряла в торт и было видно только хвост. Потому что так не придется показывать грудь по телевизору.
        Анвита понимающе кивнула.
        - Хороший выбор. Потому что иначе судьи подойдут и спросят: «Что ты делаешь?», а тебе придется ответить: «Леплю дойки из мастики».
        - Но, - кожа Гарри по-прежнему была розоватого оттенка, - я бы не стал говорить именно так.
        Не удержавшись, Розалина спросила.
        - А как бы ты сказал?
        - Наверно, я бы сказал… «Это моя русалка. Прямо сейчас я заканчиваю лепить ей зону декольте».
        - Это мое любимое название. - Анвита откровенно хихикала. - Мне нравится, когда парни мне говорят: «Анвита, твоя зона декольте в этом платье выглядит потрясающе».
        - Я не пытаюсь натянуть русалку, - пробормотал Гарри. - Я пытаюсь сказать о русалке по телевизору, не говоря слова «сиськи».
        Честно говоря, Розалина могла бы еще долго дразнить Гарри по поводу предполагаемых сисек из мастики. Но он бесплатно починил ей электричество.
        - А я буду делать космос, - анонсировала она.
        Гарри бросил на нее озорной взгляд.
        - А-а, значит, тоже синий и блестящий?
        - Скорее, он будет сиреневым и блестящим. С планетами из макарун.
        - Что ж, - сказала Анвита высокомерно, - хорошие идеи. Но должна предупредить - я собираюсь всех разгромить. Я сделаю трехъярусный ванильный бисквит из швейцарской меренги, с глазурью из сливочного крема и роскошно ниспадающими макарунами.
        - Но у тебя ведь должна быть тема. - Подражание Гарри тону Анвиты не было особенно точным. - Я подумал, что у тебя должна быть тема.
        - Тема - Мария-Антуанетта.
        Последовало молчание.
        - Каким образом горстка макарун похожа на Марию-Антуанетту?
        - А таким, - Анвита гордо подняла подбородок, - что они будут бесподобны.

* * *
        В конце концов счет оплатил Гарри. Не потому, как он настаивал, что он был единственным парнем, а потому, что Розалина была матерью-одиночкой с минимальной зарплатой, а Анвита все еще была студенткой.
        - Когда вы обе станете богатыми и знаменитыми, - сказал он, когда они шли по главной улице деревни в сгущающихся сумерках, - тогда и расплатитесь за меня.
        Анвита с любопытством посмотрела на него.
        - Если бы я знала, что электрики такие щедрые, выбрала бы другую профессию. Хотя, с другой стороны, в очках я выгляжу сексуально.
        - Это просто семейный бизнес. - Гарри стеснительно пожал плечами. - Такое у нас занятие.
        Они прошли еще немного вперед. Тропинка лениво огибала холм в сторону Пачли Хаус и парка. Днем, как ни красива была деревня, машины, дорога и «Теско Экспресс» не давали забыть, что ты находишься в двадцать первом веке. В нескольких минутах езды на поезде от Лондона и примерно в двадцати минутах от места съемок популярного телешоу.
        Однако теперь магия уличного света и теней делала старый камень и голые поля осязаемыми. Они вышли из заурядного гастропаба, но в бледно-оранжевом свете его окон все выглядело так, будто они попали в сказку. Сунув руки в карманы, Розалина посмотрела на небо. Звезды были такими яркими вне города. От этого весь мир казался другим. Каким-то новым.
        - Давайте срежем путь, - предложила Анвита. - Будет весело.
        Гарри, похоже, не разделял ее веру в то, что это будет захватывающее путешествие, которое бывает раз в жизни.
        - По дороге идти двадцать минут.
        - Ясно. Так что это не столько короткий путь, сколько «давайте отправимся на захватывающую прогулку по полям в темноте».
        - А ты не думаешь, - Гарри она не убедила, - что это превратится в «давайте-ка упадем в канаву и завтрашний эпизод будем делать из нарезок, как мы прыгаем»?
        - Все в порядке. Я работала гидом. Я умею ориентироваться.
        - А у меня есть серебряная награда имени герцога Эдинбургского, - добавила Розалина. - Что может пойти не так?
        - Много чего. Мы можем наступить в коровьи лепешки. Нас могут привлечь за незаконное проникновение. Или мы будем идти полчаса, а потом поймем, что мы не на том берегу этой чертовой реки.
        Анвита подняла палец.
        - Контраргумент: если мы вернемся сейчас, мне придется провести остаток вечера, сидя в своей комнате и рыдая над тем, что я неудачно приготовила гужеры.
        - Хорошо, но когда мы вернемся в отель, а ты будешь вся в колючках и грязи, не вини меня.
        Они резко свернули направо, перебравшись через изгородь, которая, согласно маленькому зеленому указателю, вела к какой-то пешеходной тропе. Как ни скептичен был Гарри, Розалина была рада прогулке - последние пять выходных они провели в отеле, чередуя сильный стресс и легкую скуку, а минимальная свобода, которую давала короткая прогулка по сельской местности, ей нравилась.
        - Надо спеть песенку, - сказала Анвита. - Типа той, про то, как я люблю бродить.
        - Ты имеешь в виду… «Люблю бродить по свету я»? - спросила Розалина полунапевая.
        - Ее самую. Та-да-да-да-да-путь. Та-да-да-да, та-да-да-да, и с сумкой на плече.
        - Вал-дери-и-и, - завыли они вдвоем, - вал-дера-а-а-а.
        Гарри потянул себя за воротник рубашки-поло, словно пытаясь спрятаться за ним.
        - Перестаньте, здесь же люди живут. Мы для них назойливые туристы, которые проходят мимо их окон и кричат «вал-дери».
        - Ладно, хорошо. - Анвита замолчала на ноль секунд, прежде чем предложить новую идею. - Я вижу краешком глаза… то, что начинается на «г».
        - Герань, - предположил Гарри.
        Она нахмурилась.
        - Верно. Секунду. И приготовься, будет трудно. Я вижу краешком глаза… то, что начинается на «т».
        - Территорию, - предложила Розалина. - Или треники.
        - Нет. - Анвита покачала головой. - Но хорошая попытка.
        - И это не трусы, не тапочки или что-то, что на нас?
        Анвите удалось изобразить самодовольство даже в темноте.
        - Сдаетесь?
        - Да, - Гарри вздохнул. - Мы сдаемся.
        - Нет, не сдаемся. - Пожалуй, если Розалина и хотела перейти в гиперконкуренцию, то только в телевизионном конкурсе, в котором участвовала. А не в спонтанной игре в слова. Но на кону стояла ее честь. - Я точно угадаю. Тихоходка. Трехлистник. Тамарилло. Тень.
        Гарри нежно положил ладонь на ее руку.
        - Серьезно, друг. Еще одно предположение, и мы тебя исключаем.
        - Трясогузка. Ткачик. Танненбаум.
        - Э-э, - сказала Анвита. - Это трактор.
        Розалина была уверена, что не упустила бы из виду большую сельскохозяйственную технику.
        - Какой на хрен трактор? Тут нет никакого долбаного трактора.
        - Ну, пока я говорила, он был. Ехал через поле.
        - Нет, не было.
        - А вот и был.
        - Докажи.
        Гарри хватило только на «Ох, ребята», но Розалина и Анвита уже пошли назад.
        - Вон там. - Анвита победно показала на размытый силуэт вдалеке. - Трактор.
        Розалина прищурилась в темноте.
        - По-моему, это чей-то автомобиль.
        - Это разве не комбайн? - спросил Гарри.
        - Или два тюка сена, стоящие рядом.
        - Это трактор, - настаивала Анвита. - Пошли. Я докажу.
        Охваченные азартом, они перемахнули через ворота и побежали к непонятной машине, которая оказалась гораздо дальше, чем они думали.
        Гарри сложил руки рупором, крича им вслед.
        - Это чье-то поле. Нельзя бежать по чужому полю. Это все равно, что вломиться к фермеру в дом.
        - Все путем, - крикнула в ответ Анвита. - Все постоянно так де…
        И тут Розалина поняла, что бежит по бороздам одна. Ей потребовалось мгновение, чтобы вспомнить, что она ничего не выиграет, если оставит Анвиту лежать на земле. Она остановилась на бегу.
        - Ай, - взвыла Анвита. - Ай.
        Гарри приближался к ним.
        - Я не говорю, что я вам говорил. А мог бы.
        Встав на колени, Розалина проверила, есть ли у Анвиты признаки явной травмы.
        - Ты как?
        - У меня болит лодыжка и я поцарапала колено. И завтра мне придется сниматься в этом топе, а он весь в навозе. Как я буду печь торт, достойный Марии-Антуанетты, если буду в навозе?
        - Это не навоз, это грязь.
        - А, ну тогда ладно.
        - Я почти уверена, - Розалина вспомнила знания по оказанию первой помощи, полученные, по иронии судьбы, во время программы награды имени герцога Эдинбургского, - что тебе просто… больно. Это не перелом или трещина, и, вероятно, даже не растяжение.
        - Люди подумают, что это навоз. Бабуля увидит и скажет: «Анвита, я смотрела тебя по телевизору и очень тобою гордилась, пока не увидела, что ты вся в навозе».
        Подхватив Анвиту под плечи, Розалина помогла ей встать на ноги.
        - Ты же понимаешь, что могла в самом деле пораниться. Грязный топ - наименьшая из твоих проблем. А теперь пойдем, вернемся в отель.
        - Черта с два, - закричала Анвита. - Я пострадала в погоне за гребаным трактором. И я его тебе покажу.
        Гарри поднял руки.
        - А давай мы поверим, что там есть трактор, что мы проиграли, и вернемся домой?
        - Нет. Мое честное имя пострадало, и я покажу вам этот трактор.
        - Мне не нужно видеть трактор. - В каком-то смысле Розалине было легко остановить Анвиту, продолжающую великие поиски неуловимого трактора, но это означало позволить ей снова упасть. Поэтому она нехотя шагала рядом.
        - Прости. Ты победила. Я - неудачница.
        Спустя примерно в два раза больше времени, чем каждый из них ожидал, они оказались перед большой машиной, которую никто из них не смог опознать.
        - Может быть, это борона? - спросила Розалина. - Или культиватор?
        Анвита кивнула.
        - Думаю, что это, скорее всего, культиватор. А «культиватор» начинается на «К».
        - Нельзя задним числом менять букву в игре в слова, чтобы оно соответствовало тому, чем оказалась вещь, которую ты увидела.
        - Я ранена и вся в навозе. Я могу делать все, что захочу.
        - А я держу тебя и позволяю марать меня навозом. Так что нет, не можешь.
        - Это грязь, - сказал Гарри. - Это просто грязь. Дай ей отмокнуть, а потом оставь на ночь сушиться. Все будет в порядке.
        Они еще долго размышляли о культиваторе, тракторе или, по предложению Гарри, навозоразбрасывателе.
        - Ладно, - заключила Анвита. - Теперь мы можем идти. Э-э, а в какую сторону?
        Гарри неуверенно огляделся по сторонам.
        - Это ты занималась ориентированием, когда была гидом. Ты нам и расскажи.
        - Да, но когда я занималась ориентированием, у меня был компас, карта и, самое главное, три другие девушки, которые знали, что делают.
        - Ладно. - Взгляд Гарри остановился на Розалине. - Дело за вами, герцог Эдинбургский.
        Это было легко. Поля квадратные. Есть один шанс из четырех пойти в верном направлении.
        - Вон туда, - решительно сказала Розалина.
        И они пошли.
        Через два поля дорога так и не появилась, и Розалина начала вспоминать, что большую часть курса имени герцога Эдинбургского провела, тайком целуясь с Лорен.
        - Эй, Розалина, - начала Анвита.
        - Послушайте. Если мы выберем направление и продолжим идти, то в конце концов найдем людей. Мы скажем им, что мы идиоты из шоу выпечки и…
        - Не в этом дело. - Тон Анвиты был непривычно осторожным. - Видишь вон ту штуку… с четырьмя ногами и рогами? Это бык?
        - Может быть, - предположил Гарри, - это трактор?
        Анвита тыкнула ему в бок.
        - Сейчас не до шуток. Если это бык, нам конец.
        - Не-е, все в порядке. Я видел его однажды в передаче. Ты бежишь к нему, кричишь, и это его отпугивает.
        Трудно было разглядеть что-то сквозь темноту, подкравшуюся с наступлением ночи, но там определенно что-то было. Движущееся пятно со слабой аурой рогатой злобы. Розалина была уверена, что оно смотрит на них.
        - Нет, - быстро сказала она. - Не надо. Потому что если ты ошибешься, тебя разорвет бык.
        - Думаю, - добавила Анвита, - надо схватить его за кольцо в носу.
        Гарри хмыкнул.
        - Пока он бежит на тебя? И что из этого получится?
        - Мне кажется, это как дзюдо. Ты как бы… используешь его собственный импульс против него.
        - Как насчет того, - это была Розалина, чей страх перед неминуемым затаптыванием не ослабевал от разговора, - чтобы медленно уйти и не делать ничего, что могло бы его спровоцировать?
        Из тени донеслось странное, зловещее мычание.
        - Вот черт, - шепотом запищала Анвита, - мы его спровоцировали.
        - Хотите, чтобы я на него побежал? - спросил Гарри.
        - Нет, он точно тебя убьет. Нам нужно убегать зигзагом.
        - Я думала, так убегают от крокодилов.
        Существо в темноте двигалось к ним, причем быстро. Розалина попыталась ускорить шаг, но у лодыжки Анвиты было иное мнение.
        - Я не могу быстрее. - Анвита легонько ее толкнула. - Оставьте меня. Спасайтесь.
        - Я не оставлю тебя на поле, - возразила Розалина.
        - У тебя ребенок. Подумай о доч…
        В этот момент Гарри поднял Анвиту с земли.
        - Так. Она у меня. Держись. Не оглядывайся. Нельзя оглядываться.
        Розалина и не оглядывалась - она мчалась по траве, уверенная, что в любой момент услышит позади себя стук копыт, а затем жуткий хруст костей Гарри и Анвиты, которых превратил в тапенаду разъяренный бык. Она врезалась в ограду и, хотя все еще беспокоилась о своей безопасности, не могла не гордиться тем, с какой ловкостью ей удалось перепрыгнуть через нее.
        Спустя мгновение подоспел Гарри и перекинул Анвиту, а затем перелез сам. Несколько мгновений они наслаждались адреналиновой волной, задыхаясь и хихикая от облегчения, пока их не догнал козел.
        Он обиженно заблеял, а затем начал жевать край футболки Гарри.
        - Видела? - заорала Анвита. - Он унес меня с поля как супергерой! Буквально спас мне жизнь!
        Гарри смущенно почесал челюсть.
        - Так ведь всего-то от козла.
        - Все это время он был быком.
        - Я уверен, что он все это время был козлом. - Гарри попытался вернуть себе футболку, чему козел был явно не рад. Они начали играть в перетягивание каната, и быку-самозванцу удалось оторвать полоску снизу. - Вот черт. А вот это точно покажут по телевизору.

* * *
        Учитывая, что их вечерние развлечения состояли из похода в паб и небольшой прогулки, по возвращении в отель они устроили непропорционально трагическую вечеринку: Анвита хромала, футболка Гарри была порвана, и все они были вымазаны в грязи.
        - Точно, - сказала Анвита, как только они прошли через ворота. - Бар.
        - Тебе не кажется, - Розалина изо всех сил старалась не отставать от Анвиты, которая увлеченно ковыляла вперед, - что стоит обратиться в скорую помощь?
        - Ой, да перестань. Все нормально. Ты же сказала, что это не перелом, а ты в этом разбираешься, потому что почти два года отучилась в меде.
        Розалине почему-то казалось, что ей не удастся переспорить Анвиту.
        - Я сказала, что она не сломана, а не «напивайся и бегай с раненой ногой».
        - Я не собираюсь бегать. Просто выпью бокал вина, может, два, а потом погляжу, получится ли уговорить Гарри донести меня до номера.
        Гарри задумчиво нахмурился.
        - Я считаю, что нести чужую чику - нормально, если ты спасаешься от быка…
        - Это был козел, - напомнила ему Розалина.
        - …но если я донесу тебя до спальни, у твоего парня возникнут вопросы.
        - Не порти мне… - Анвита попробовала топнуть и взвизгнула, - ай… впечатление. Сколько раз, по-твоему, меня носили на руках?
        - Давай так, - сказал Гарри, - мы зайдем в бар, ты поднимешь ногу, я выпью лимонада, чтобы не разозлиться и не сбросить тебя с лестницы, и посмотрим, как ты себя будешь чувствовать?
        - Идет. Как насчет вас, доктор Розалина? Не желаете прогуляться и понаблюдать за мной?
        Она желала, во многих смыслах. Потому что, честно говоря, не могла припомнить, когда в последний раз у нее была такая ночь - когда она куда-то ходила, занималась глупостями и делала вещи, о половине которых пожалеет наутро. Но еще ей стало немного стыдно за то, что она ушла, оставив Алена в его номере размышлять о меренгах. Конечно, он сказал, что хочет побыть один, но, наверное, это не означало «сваливай в деревню и игнорируй меня несколько часов».
        - Вообще-то… - Она осторожно отстранилась от Анвиты. - Я, наверное, пойду. Посмотрю, как там Ален.
        - Посмотришь? - Анвита выразительно заиграла бровями. - Ты хотела сказать, что посмотришь на его пенис своей вагиной. Прости, в голове это звучало лучше.
        Розалина уставилась на нее.
        - Теперь и не знаю, как уйти. Ведь что бы я ни сказала, это вызовет странные ассоциации.
        - Ты права. Давай попробуем еще раз. Приятного вечера. Передай от меня привет.
        - Передам. Спасибо. Пока. И я очень ценю, что ты не стала упоминать ничьи гениталии.
        Анвита смахнула влево в воображаемом «Тиндере».
        - Фу. Как вообще такое можно делать?
        С некоторым сожалением - не то чтобы ей было о чем сожалеть - Розалина спустилась с холма в сторону отеля, а затем поднялась по невзрачной побеленной лестнице в комнату Алена. Она постучала в дверь более неловко, чем хотела.
        - Розалина. - Ален был слегка взъерошен, что говорило о том, что он только что проснулся. Это предположение подкреплялось тем фактом, что на нем были черные спортивные брюки и не было верха. - Не думал, что ты придешь.
        - Прости, - сказала она инстинктивно. Хотя, поскольку она не просила ее ждать, а он явно не ожидал, она не совсем понимала, за что ей чувствовать себя виноватой. - Мы ходили ужинать. Ты чувствуешь себя лучше перед завтрашним днем?
        - Вроде да. В эти дни все зависит от техники, но я стараюсь, как могу.
        Она замерла на пороге.
        - Здорово. Так что… можно войти?
        - Конечно. - Он отошел в сторону, чтобы пропустить ее. - Если ты не хочешь вернуться к друзьям.
        Вот черт. Она все испортила. Встретила сексуального парня, с собственным домом и хорошей работой, который любит выпечку, и все шло хорошо, а потом без всякой причины перешла на смешанные сигналы, и теперь он не знает, что ему делать.
        - Лучше останусь с тобой, - сказала она чуть более решительно, чем это было необходимо.
        И чтобы доказать это, она мягко подтолкнула его к кровати, усадила и села на него. Взяв его лицо в ладони, она крепко его поцеловала.
        - Как бы мне ни нравилось потакать твоим диким наклонностям, - он слегка отодвинулся, - ты вся в грязи.
        - Прости. Я пошла прогуляться с Анвитой и Гарри, и Анвита случайно упала из-за игры в слова…
        Он моргнул на нее.
        - Игры во что?
        - Мы играли в слова в темноте, - ни с того ни с сего Розалина начала хихикать и не могла остановиться, - Анвита загадала слово на «Т», и мы с Гарри перебрали все варианты, а потом она сказала, что это трактор, а мы сказали, что трактора нигде нет, а она сказала, что трактор был пару минут назад, когда она это говорила…
        Розалина все еще хихикала, что затрудняло составление связной словесной картины.
        - Понятия не имею, о чем ты говоришь, - сказал ей Ален.
        - Понимаешь, это был трактор Шредигера.
        - Ты пьяна?
        - Выпила бокал вина, пока мы спорили об эноки.
        - Почему ты спорила с Анвитой и Гарри об эротике?
        - Не об эротике. Об эноки. - Розалина только успокоилась и опять начала хихикать. - Из-за того, что он думал, что это фасоль, а я думала, что это капер…
        - Это грибы, - перебил ее Ален.
        - Я знаю. Мы проверили. А еще коко-бобы - это не какао-бобы. А трактор оказался не трактором и не быком, - закончила она торжествующе, - а козлом.
        Последовало долгое молчание.
        - Я рад, - сказал он наконец, - что тебе было весело. Но я почти ничего не понял, и ты меня по-прежнему пачкаешь.
        - Прости.
        Она стянула с себя блузку, что было скорее практическим жестом, чем эротическим, но Ален - его взгляд метнулся к ее груди - казалось, не был обеспокоен этой разницей. Они снова поцеловались, Ален расстегнул ей лифчик, и легли на кровать.
        А потом Розалина лежала в темноте, прижавшись головой к плечу Алена, и думала, что, черт возьми, с ней не так. Потому что ей нравился секс. Нравился секс с Аленом. И все же все это время она была лишь наполовину с ним, и ей постоянно приходилось возвращаться мыслями в номер, в котором она находилась.
        Вместо того чтобы гадать, о чем Гарри и Анвита разговаривают в баре. Или вспоминать, каково это - бежать по полю в темноте, словно ничто в мире тебя не держит.
        Как Анвита радуется своей победе из-за эноки.
        Как краснеет Гарри, пока позволяет дразнить его за торт с русалкой.
        То, как осторожно он передвигался по ее кухне, словно не хотел отнимать у нее место. То, как он просто принял то, что Амели - часть ее жизни. Его глубокий голос, когда он говорил: «Хорошо, друг», как будто это был их секрет.
        Какими теплыми были его карие глаза. Какие широкие у него плечи. И его ухмылка, которая казалась одновременно застенчивой и понимающей.
        Воскресенье
        - …Поверить не могу, - сказала Дженнифер Халлет, пока Гарри, Анвита и Розалина стояли перед ней в ряд, как непослушные школьники, - что вы, кучка неадекватных идиотов, вынуждаете меня вести переговоры о внесудебном урегулировании из-за травмированного козла.
        - Эй, вот не надо, - первой заговорила Анвита. - Если что, это козел нас травмировал.
        - Мне плевать на вашу травму. Мне не плевать, что вы вторглись на чужую территорию. Потому что, как бы странно это ни звучало, если что-то происходит в окрестностях, когда мы снимаем шоу, это отражается на шоу. И когда я получаю гневный звонок от фермера в ту же ночь, когда вы трое, прихрамывая, возвращаетесь в отель, покрытые грязью, несложно сообразить, чьи сиськи и/или яйца мне надо прибить к гребаному столу. - Дженнифер Халлет начала расхаживать из стороны в сторону. - А еще, если бы вы потрудились прочитать свои контракты, мои маленькие мешки с дерьмом и солнечными зайчиками, вы бы знали, что должны вести себя так, чтобы поддерживать ценности «Пекарских, мать их, надежд». А это значит, и я не могу поверить, что мне приходится объяснять это, что нельзя совершать никаких гребаных преступлений. - Она продолжала шагать из стороны в сторону. - Моя работа заключается в том, чтобы сделать вас похожими на очаровательную обмякшую мошонку, которую моя тетушка Тори не постыдилась бы взять с собой в бридж-клуб. А у меня не получится этого сделать, если вы окажетесь на третьей странице «Мейл», где на
фото, на чужом поле, голые, вы заталкиваете куриц друг другу в прямую кишку.
        В потрясении Гарри поднял руки.
        - Погоди-ка. Ничего такого мы с курицами не делали.
        - Я хочу уточнить, - быстро добавила Розалина, - мы не засовывали их друг другу в прямую кишку.
        Дженнифер Халлет замерла. Но только для того, чтобы сверкнуть глазами.
        - Ведите себя как можно лучше до следующего гребаного сезона. И если я увижу хоть один бестактный поступок любого из вас - подам на вас такой иск, что вашим внукам придется зарабатывать минетами, чтобы оплатить ваши судебные издержки.
        Достигнув негласного консенсуса, Гарри, Анвита и Розалина не смогли ничего на это ответить и поспешили удрать, чтобы перекусить подобием завтрака. А затем их погнали в бальный зал для начала съемок, обещавших стать изнурительным днем выпечки.
        Несмотря на то что это был конкурс макарун, Розалина начала с торта. Хотя макаруны - дело хлопотное, их можно приготовить довольно быстро, а последнее, чего она хотела, - подать на стол тарелку с макарунами вместе с недоделанной грудой бисквита.
        - Проблема в том, - сказала она Колину Тримпу, - что я каким-то образом достигла того этапа конкурса, когда то, что меня просят приготовить, не помещается на моей кухне. Поэтому, хотя я и отработала все элементы, готовый продукт получился несколько теоретическим.
        - Как считаешь, у тебя все получится? - Марианна Вулверкот явно учуяла слабость с другого конца зала. И теперь набросилась на нее. - Это все-таки шестая неделя, Розалина.
        - Знаю, но не могу рисковать и готовить что-то… - Розалина попыталась найти баланс между «я принимаю критику» и «я пассивно-агрессивна», - безрадостное.
        Марианна Вулверкот холодно вскинула бровь.
        - Очень мудро.
        - Так что ты приготовила для нас? - спросил Уилфред Хани.
        - Простой трехслойный шоколадный торт с кремом из швейцарской меренги. Глазурь будет с эффектом темно-синего мраморного космоса. И я сделаю планеты из макарун, а затем посыплю все съедобными блестками, чтобы он был весь в звездочках.
        Уилфред Хани одобрительно кивнул.
        - Звучит очень хорошо, милочка.
        - И, конечно, - добавила Марианна Вулверкот таким тоном, по которому почему-то трудно было понять, одобрение это или презрение, - мраморный масляный крем сейчас очень даже в моде.
        - Да, вот так. - Розалина неловко подняла большой палец вверх. - Уж точно не зашквар. Эм, в смысле, это ирония. Ведь понятно, что я имела в виду иронию, да?
        У Уилфреда Хани был растерянный вид.
        - Что такое «зашквар»?
        - Никто не знает, дорогой, - протянула Грейс Форсайт. - Это рукопись Войнича современной эпохи.
        - И я тоже не знаю, - признался Уилфред Хани.
        У Грейс Форсайт на лице было выражение «Я окончила Кембридж, милый».
        - Как и все остальные. Это, скорее всего, была шутка.
        - Что ж, - лицо Уилфреда Хани приобрело выражение «Я из Йоркшира, не издевайся надо мной», - мамуля всегда говорила, что если приходится объяснять шутку молочнику, значит, она не смешная.
        Все еще препираясь, они двинулись дальше, оставив Розалину заканчивать бисквит. Атмосфера в бальном зале была довольно напряженной, но она не могла сказать, связано ли это с трудным конкурсом, или с тем, что они были так близки к полуфиналу, или с тем, что шестидесяти процентам конкурсантов утром устроил взбучку продюсер за проведение воображаемой козлиной оргии.
        - Мне кажется, - сказал Ален со своего места, - что все сведется к вкусовым качествам. Скорее всего, большинство будут делать шоколадный или ванильный торт. Так что надеюсь, что смогу выделиться, потому что у меня все будет пронизано нотками матча. Я готовлю бисквит с зеленым чаем и масляным кремом матча…
        Грейс Форсайт наклонилась к нему, прежде чем он успел продолжить.
        - Тебе не кажется, что ты можешь… переборщить с матча?
        - Нет. Это довольно сложный ингредиент. Я чувствую, что если использовать его по-разному, то можно получить разные элементы вкуса.
        Грейс Форсайт похлопала его по плечу.
        - Хватит лить матча мне в уши, старина.
        Розалина не поднимала глаз, пока ее коржи не оказались в духовке, - все были практически на той же стадии, что и она, кроме Норы, которая, похоже, сделала три гигантских макаруна, и Анвиты, чей стол был заставлен формами для выпечки, мисками для смешивания и несколькими коржами еще не поставленного в духовку торта.
        - Все в порядке, - сказала она Колину Тримпу. - Я точно знаю, что делаю. Когда я все сложу, то… - Ее локоть задел миску для смешивания, и брызги ярко-зеленого масляного крема попали на фартук и на пол. - Все в порядке. У меня его много.
        Колин приложил руку к гарнитуре.
        - Мы это сняли? Потрясающе. Быстрый крупный план разлива, а потом позовите техника, пусть вытрет.
        Чувствуя, что она может выкроить еще три минутки до того, как начать готовить макаруны, Розалина подскочила к рабочему месту Анвиты.
        - У тебя… все хорошо?
        - Однозначно, - сказала она голосом, который говорил об обратном. - Это часть плана. Мне просто нужно испечь… гм… еще семь коржей, по два за раз, примерно по сорок минут каждый.
        - Это ведь три часа двадцать минут только на торт.
        - Да. Да. Я уже подсчитала. Если я быстро сделаю макаруны, пока вторая и третья партии будут в духовке, у меня останется время все остудить, покрыть глазурью и украсить… - Анвита рассеянно попробовала масляный крем со своего фартука, - за приблизительно тридцать секунд в запасе.
        Это было именно то, чего Ален просил Розалину не делать. Но она все равно сделала.
        - Хочешь воспользоваться моей духовкой? Мне нужна полка для третьего коржа, но ты можешь занять другую.
        В глазах Анвиты мелькнула отчаянная надежда.
        - Правда? А это не запрещено?
        Они обе посмотрели в сторону Колина.
        - Ой, нет, это даже замечательно. Дженнифер говорит, что американский рынок любит, когда британцы оказываются безнадежно неконкурентоспособными.
        - У кого-нибудь есть свободная полка в духовке? - крикнула Розалина. - Анвита решила готовить торт целиком.
        Ален был настолько поглощен приготовлением масляного крема с матча, что даже не поднял глаз.
        - Ну, ладно, - сказал Гарри. - Можешь занять мою примерно через двадцать минут.
        Нора, которая все еще ждала, пока высохнет ее гигантский макарун, сидела на табурете и читала книгу, которая, судя по всему, называлась «Тайная малышка принца-плейбоя».
        - Можешь сейчас занять мою, - предложила она. - Она мне понадобится примерно через час.
        Гарри, Розалина и Анвита разошлись по бальному залу, лишь немного затрудняя работу съемочной группы и учитывая многочисленные просьбы Колина Тримпа о пересъемке. А затем Розалина вернулась к своим макарунам. Операция «Остановить провал Анвиты» заняла чуть больше времени, чем она планировала, но, говоря словами самой Анвиты, это все часть плана.
        И, как оказалось, все было в целом хорошо. Торт отлично собрался, и мраморность вполне удалась - хотя она слегка переборщила с черным красителем, так что в итоге получилось довольно темное ночное небо. А вот радужными планетами из макарун она искренне гордилась. В какой-то момент она планировала сделать их в соответствующем масштабе: Юпитер - огромным, а Меркурий - крошечным. Но когда попробовала сделать это дома, они приготовились с разной скоростью, так что Земля получилась почти правильно, Сатурн стал месивом, а Плутон - по твердости был словно бетон. Хотя, возможно, это пошло ему на пользу, поскольку технически он не является планетой. Розалина добавляла астероидный пояс, когда услышала отчаянный вопль со стороны Анвиты.
        Ее торт, который три секунды назад был шедевром барокко в богатых тонах, со шлейфом из макарун, закручивающимися вокруг него, как боа из перьев на особенно аппетитной драг-квин, теперь сильно накренился, поскольку Анвита, и Грейс Форсайт делали все возможное, чтобы поддержать его, не оказавшись по локоть в бисквите и глазури.
        - О нет, - воскликнула Анвита. - Это тортострофа.
        Грейс Форсайт попыталась одарить ее ободряющим взглядом с другой стороны торта, который стремительно превращался в оползень.
        - Все в норме. Я просто буду стоять и держать его до конца своих дней. Можешь сказать судьям, что я - особо сложное украшение из мастики. Так меня называла моя бывшая девушка.
        - Пять секунд, - предупредила Марианна Вулверкот.
        Верхний ярус выпечки Анвиты умирающим лебедем соскользнул на пол с мокрым коротким шлепком.
        - Время вышло. Отойдите от своей выпечки. - Марианна Вулверкот бросила резкий взгляд через весь бальный зал. - Это касается и тебя, Грейс.
        - Я ничего не делаю, - запротестовала Грейс Форсайт. - Я просто отдыхаю.
        - Пожалуйста, сделай, как она говорит. - Это был Колин Тримп, как обычно, прижимавший к уху гарнитуру. - Не стреляйте в меня, но Дженнифер просит напомнить, что еще не поздно заменить тебя на - прости, это слова Дженнифер - «какого-нибудь другого говнюка с приятным голосом, которого аудитория смутно помнит с 90-х».
        Грейс Форсайт фыркнула.
        - Мы оба знаем, что это пустая угроза. Все остальные говнюки с приятным голосом из 90-х сейчас либо употребляют, либо на реабилитации, либо снимают документальные фильмы о том, как они перестают употреблять и проходят реабилитацию, либо слишком заняты тем, что трахают своих жен, которые гораздо младше их.
        - Все в порядке, - сказала Анвита. - Я готова. Дай ему умереть.
        - Торт Анвиты. - Грейс Форсайт торжественно посмотрела на то, что от него осталось. - За то короткое время, что мы тебя знали, мы полюбили тебя. Ты всегда будешь в наших сердцах.
        Она сделала шаг назад. Торт повалился набок, как стрелок со Старого Запада, получивший пулю в грудь.
        - Это, - видимо, драмы хватило, чтобы призвать саму Дженнифер из того места, где она скрывалась во время съемок, - продлит нам контракт как минимум еще на два сезона. Мне это нравится.

* * *
        Они договорились, что первой на судейство выйдет Анвита. Комментарии судей были короткими и позитивными. Потому что не было необходимости вдаваться в подробности, когда отзывы были такими: «Было бы хорошо, если бы не упало на пол».
        Следующим был Ален с элегантным и очень зеленым тортом, украшенным темным шоколадом и макарунами в темном шоколаде.
        - Бесспорно, - сказал Уилфред Хани, отрезав идеальный кусок от идеального торта Алена, - печь ты умеешь. У тебя три ровных слоя с хорошей начинкой из масляного крема между ними, и вкусы хорошо сбалансированы. Но это очень… - он стал похож на разочарованного дедушку, - ожидаемо. Когда мы ставили перед вами эту задачу, мы надеялись увидеть, как ты раскроешься, а ты показал нам лишь то, на что способен.
        - Понятно. - Ален нахмурился с таким видом, который означал, как уже выяснила Розалина, что он зол и старается не показывать этого. - Спасибо.
        - На следующей неделе, если пройдешь, - продолжил Уилфред Хани, по-прежнему вежливо притворяясь, что Анвита точно не отправится домой, - постарайся проявить больше творчества.
        - Что касается меня, - добавила Марианна Вулверкот, - я наелась матча по горло.
        И поскольку ей, похоже, больше нечего было добавить, Ален был вынужден забрать торт и вернуться на свое место.
        Затем настала очередь Розалины, которая, если говорить откровенно, проделала неплохую работу. Полагая, что судьи - не приверженцы астрономической точности и что на вкус ее торт не дерьмо, она надеялась, что, учитывая это и ее достойное выступление в выпечке вслепую, она сможет отправиться домой со статуэткой в виде буквы «W». А потом ей стало стыдно, что она думала о награде, когда от них, скорее всего, уйдет Анвита.
        - А вот это, - отметила Марианна Вулверкот, - очень красиво.
        - Мраморность получилась хорошая, - добавил Уилфред Хани. - И мне нравится, что за этим стоит целая история.
        Честно говоря, история сводилась к «Это космос», но Розалину это устраивало.
        Марианна Вулверкот отщипнула планету-макарун.
        - Хорошо, на макаруне даже есть корочка. - Она откусила от него. - Очень легкий, что нам и нужно. Жуется как раз так, как надо.
        - И торт тоже прелестный. - Уилфред Хани отрезал кусочек и провел вилкой по бисквиту, проверяя текстуру. - У тебя выдалась очень хорошая неделя, Розалина. - Он положил кусочек в рот. - У него приятный насыщенный шоколадный вкус, и с масляным кремом ты не переборщила. Думаю, я даже съем еще кусочек.
        Это было не совсем «Черт возьми, это великолепно», но все-таки это была высокая оценка.
        Светясь, но стараясь не казаться самодовольной, Розалина вернулась на место, пройдя мимо Гарри.
        - Итак, это, - сказал Гарри, ставя перед судьями свое творение, - торт с русалкой, который я делал для своих племянниц. Только им он уже поднадоел, потому что я приготовил таких уже шесть.
        Торт, о котором шла речь, был насыщенного опалово-синего цвета, с мраморным рисунком, который, как была вынуждена признать Розалина, получился лучше, чем у нее. Поверхность торта была украшена изящно нарисованными ракушками и морскими желудями, а верхушка - сокровищницей из устриц-макарун, внутри которых поблескивали крошечные жемчужины из белого шоколада. Русалка из мастики ныряла в верхнюю часть торта, оставляя на виду только красиво вылепленный хвост, что избавило Гарри от необходимости создавать красиво вылепленную грудь.
        - Весьма очаровательно, - сказала Марианна Вулверкот с видом человека, который обиделся на то, что его очаровали. - Обычно я не люблю причудливые торты, но, по-моему, у тебя он вышел хорошо. И ты проявил настоящий талант к презентации.
        - Выглядит потрясающе, - заявил Уилфред Хани. - И то, как ты сделал из макарун ракушки, с ума сойти как изумительно. Конечно, самое главное - какой он на вкус.
        Рассуждая здраво, Розалина понимала, что ей следовало бы надеяться, что торт перепекся, или размок, или имеет плотную текстуру, или что в макарунах есть пузырьки воздуха, но она… не могла. Так же, как она не могла радоваться падению торта Анвиты.
        Уилфред Хани отломил вилкой ванильный бисквит Гарри.
        - Черт возьми, какой приятный. Какой легкий. Для такого здоровяка, как ты, - это тонкая работа.
        - Макаруны тоже изумительные, - подхватила Марианна Вулверкот. - Традиционалистка во мне предпочла бы, чтобы их подали в более привычном виде, но все вместе получилось так хорошо, что я не могу поставить это тебе в вину.
        Гарри моргнул.
        - Ничего себе. Большое спасибо.
        Последней была Нора, которая, интерпретируя задание, сделала один огромный макарун, украшенный макарунами поменьше, а еще свежими фруктами и кремом.
        - Боже, - сказала Грейс Форсайт, - это же как в фильме «Начало», только с макарунами.
        Марианна Вулверкот посмотрела на блюдо Норы.
        - На самом деле это очень современно. Начинаешь видеть их повсюду, и если все рассчитать, то получается чудесно. Но это не то, что мы ожидали, и я подозреваю, что Уилфред особенно разочарован тем, что ему подают торт, в котором торта на самом деле нет.
        - Так и есть, я разочарован, - согласился Уилфред Хани, ломая ножом не-торт Норы. - Сами макаруны смотрятся очень хорошо, но начинка - это просто крем и фрукты, да?
        - Что делает его очень легким, - добавила Марианна Вулверкот, - и придает освежающую кислинку, которая мне нравится.
        - Но это не торт, - заключил Уилфред Хани.
        На этот раз конкурсантам разрешили остаться в бальном зале, пока судьи совещаются - день выдался довольно долгий, а результаты - достаточно предсказуемыми, так что дополнительный раунд интервью был бы изнурительным и бессмысленным. Вместо этого они терпеливо сидели, в основном стараясь не смотреть друг на друга, пока Грейс Форсайт и судьи не вернулись в зал.
        - Как всегда, - сказала Грейс Форсайт, - мы подошли к той части шоу, где смешиваются восторг и уныние. Восторг заключается в том, что я могу назвать победителя этой недели, который сначала поразил нас своими технически безупречными гужерами, а затем откровенно удивил своими нежными, изящными макарунами и русалкой из мастики. На этой неделе это, наконец, Гарри.
        У камеры было достаточно времени, чтобы снять лица всех участников. Некоторые смотрелись искреннее, чем другие, а затем Грейс Форсайт продолжила:
        - Но, конечно, как и многое в жизни, наши запасы удовольствий должны быть сдобрены болью. И поэтому мы с искренней болью в сердце после шести недель, в течение которых она освещала бальный зал своими насыщенными вкусами и неисчерпаемым запасом модных очков, прощаемся с Анвитой.
        Розалина, к своему легкому смущению, разрыдалась.
        - Мне будет ее очень не хватать, - сказала она Колину Тримпу, жалея, что приходится говорить это на камеру, - потому что она… она… потрясающая и сексуальная.
        Он как-то нервно моргнул.
        - Почему все так говорят? Мне пришлось сказать Норе, что это неуместно в это время эфира. Можешь попробовать еще раз, но так, чтобы это не наводило на мысль о сексуальном влечении к выбывшей участнице?
        - Нора сказала так же?
        - Прошу, - захныкал Колин Тримп, - у всех нас был очень длинный день. Скажи что-нибудь приятное о том, как прекрасна Анвита, что мы сможем показать на экране.
        - Она, - у Розалины снова навернулись слезы на глаза, - очень хорошая подруга, и если вы смотрите, бабуля Анвиты, надеюсь, вы невероятно ей гордитесь. Потому что она… она… потрясающая и… потрясающая.
        Ей принесли еще пачку салфеток.
        Отойдя от Анвиты, Нора стала рьяно защищать свою выпечку.
        - Мне сказали сделать торт из макарун, я и сделала торт из макарун. Раз они хотели, чтобы я сделала торт с макарунами, надо было сказать, что нужен торт с макарунами. Еще и добавили, что я современная. Я в жизни не была современной. Даже когда мне было двадцать, я не был современной. Я возмущена.
        - Ну, - сказала Анвита, сидя на скамейке проигравших и покачивая ногами, - это была катастрофа. Но, как говорят, «пан или пропал», и, похоже, я сделала и то и другое. Чувствую, что осталась верна духу Марии-Антуанетты. Просто все закончилось чуть позже гильотины.
        Они собрались у гостиницы, обнялись, попрощались и пообещали оставаться на связи.
        - Я пыталась сказать на камеру, что ты потрясающая и сексуальная, - объясняла Розалина, шмыгая носом, - но Колин мне сказал, что неуместно намекать на то, чем я хочу заняться с тобой.
        Анвита улыбнулась.
        - А, так ты все-таки хочешь этим со мной заняться?
        - Если бы у нас не было партнеров и у тебя был бы хоть какой-то интерес к женщинам, я бы, наверное, завела с тобой бурную интрижку.
        - С чего ты взяла, что она была бы бурной?
        - Потому что я встретила тебя.
        Анвита на секунду задумалась.
        - Справедливо.
        - Я тоже пытался сказать, что ты потрясающая и сексуальная, - добавил Гарри. - Но мне тоже не дали этого сделать. И, честно говоря, хорошо, что не дали. Не хочу, чтобы меня искали твоя бабуля и парень.
        - Да, - Анвита окинула его оценивающим взглядом, - мой парень бы с тобой не справился. А вот бабуля у меня боевая. В любом случае давайте обменяемся номерами, потому что так просто вы от меня не отделаетесь, а вы знаете, что я всегда добиваюсь своего.
        Началась недолгая возня с телефонами.
        Когда они закончили, Анвита толкнула Розалину в плечо.
        - А вам, леди, лучше бы выиграть ради меня. Э-э, без обид, Гарри.
        Он покачал головой.
        - Не-е, все нормально. По-моему, торт с русалкой - пик моих возможностей.
        - А еще твои изысканные макаруны, - добавила Анвита, пародируя Грейс Форсайт.
        - Не говори так. Мне хватает выслушивать это от Терри.
        Анвита сморщила нос в искреннем недоумении.
        - Я все еще не понимаю, зачем ты с ним дружишь.
        - Спроси своего парня. Это мужские дела.
        - Это не ответ. Это усвоенный сексизм.
        - Думаю, ты сама понимаешь, - сказал он ей своим самым твердым тоном, - что это гендерная социализация.
        Прежде чем кто-либо успел ответить, подошел Ален.
        - Розалина, - сказал он.
        Она знала, что ей следовало бы обрадоваться ему. Ну, на самом деле она обрадовалась. Просто знала, как серьезно он относится к конкурсу, а на этой неделе он выступил не так хорошо, как, возможно, надеялся. К тому же он не очень ладил с Гарри и Анвитой.
        Но, к ее удивлению, он обхватил ее за талию, притянул к себе и поцеловал в губы, а затем повернулся к Анвите с выражением искреннего сочувствия.
        - Мне жаль, что у тебя выдалась плохая неделя, Анвита. Я считаю, у тебя были все шансы пройти дальше.
        Она пожала плечами.
        - Ну, я не прошла, потому что мой торт упал.
        - В общем, - его внимание вернулось к Розалине, которую он все еще крепко обнимал, - я хотел спросить, сможешь ли ты приехать ко мне на следующей неделе?
        Было не очень удобно говорить, но, впрочем, об этом говорить никогда не было удобно. Кроме того, она вспомнила, как они вместе пекли. Как приятно было проводить с ним время, когда они оба занимались любимым делом.
        - Наверно, я смогу оставить с кем-нибудь дочку.
        - Как насчет четверга?
        - Постараюсь.
        Он улыбнулся.
        - Идешь на парковку?
        При прочих равных условиях, зная, что ее отец задержится, Розалина бы лучше осталась с Гарри и Анвитой. Но, случайно бросив Алена накануне вечером, а затем попытавшись компенсировать это совсем не страстным сексом, она почувствовала, что отказ пройтись с ним до места, куда ей все равно придется идти, переходит из отвлеченности до, так сказать, отсутствия влечения.
        - Дай мне минутку, я захвачу вещи.
        Она поспешно попрощалась с Гарри и Анвитой, и к тому времени, как она вернулась с сумкой, они уже разошлись в разные стороны. Ален стоял там, где она его оставила, глядя вдаль с хмурым и задумчивым видом.
        - Спасибо, что подождал, - сказала она.
        Он вздрогнул.
        - Не за что.
        Они вместе шли вверх по холму. Сказочный ранний вечер несколько омрачала отчаянная беготня и крики бригады техников, демонтировавших нагромождение монтажных конструкций и электрооборудования, которые скромно занимали большую часть территории.
        Поскольку Ален по-прежнему был рассеянным и задумчивым, Розалина решила, что лучше взять быка за рога. Или, по крайней мере, козла за уши.
        - Ален, ты в порядке?
        - Да. Просто, - он расстроенно вздохнул, - мне все это надоело. «Ты не такой, не легкий и воздушный, не трогательный и не чувствительный». Честно говоря, мне кажется, что я показываю себя таким, какой есть. И, видимо, мне надо быть человеком, который плачет над безе или эмоционально реагирует на масляный крем.
        Это не имело никакого отношения к ней, но Розалина до сих пор содрогалась, вспоминая, как искренне сокрушалась по поводу дульсе де лече.
        - Это «Пекарские надежды». Надо плакать над безе. А потом дать слезливое интервью, в котором надо сказать: «Не могу поверить, что я плакал над безе». Это то, за что любят это шоу. За низкие ставки, которые нас всех слишком сильно волнуют.
        - Наверное, это очередной аспект моего воспитания, который Би-би-си считает дефектным. Но когда меня что-то волнует, я стараюсь - останови меня, если это прозвучит абсурдно, - делать хорошо.
        Это Розалина понимала как никто. И, наверное, чувствовала бы то же самое, если бы была такой же неизменно превосходной, как Ален.
        - Наверное, можно воспринимать это как комплимент.
        - Каким образом «у тебя не тот характер» можно принять за комплимент?
        - Ну… - Это могло закончиться очень плохо, и меньше всего Розалина хотела повторения спора о печенье. - Как я понимаю, в этих шоу нужно найти в себе недостаток, который можно исправить. Потому что иначе это не история, а просто рассказ о том, кто из конкурсантов лучше. Например, в первом сезоне была девушка, которая очень хорошо готовила, но ей не хватало уверенности. Во втором сезоне был парень, который великолепно готовил, но был очень неуравновешен и нуждался в дисциплине. В третьем сезоне была взрослая женщина, которая прекрасно готовила, но ей не хватало уверенности. У женщины, которая выиграла четвертый сезон, была потрясающая презентация, но ее сочетания вкусов иногда были странными, а…
        - Ты хочешь сказать, - перебил ее Ален, - что мне надо стать женщиной с низкой самооценкой?
        Ладно. Значит, все очень плохо. Жаль, что они не могли просто заняться сексом. Обычно это все улаживало.
        - Думаю, дело скорее в том, что конкурсанты-мужчины обычно не испытывают недостатка в уверенности из-за патриархата и всего прочего. Поэтому в шоу им нужно вести себя по другому. И, возвращаясь к патриархату и прочему, фраза «У тебя очень хорошие технические навыки, но ты не в ладах со своими чувствами» - это, пожалуй, хороший путь развития, который могут дать конкурсанту-мужчине.
        И теперь, когда она это сформулировала, сердце Розалины затрепетало, как суфле. Потому что это явно была история этого сезона. А значит, Ален будущий победитель, а она - та, кто хорошо смотрится в фартуке.
        Вопрос в том, достаточно ли хорошо она смотрится в фартуке, чтобы пройти в финал?
        Ален снова нахмурился.
        - Это ведь шоу о выпечке. Оно должно быть о том, как хорошо ты умеешь печь.
        - Это ТВ-шоу. В нем важно, насколько хорошо ты умеешь играть на камеру.
        - Какие мы с тобою циники, Розалина-эм-Палмер.
        Она положила свою ладонь на его, надеясь, что это его успокоит.
        - Ты ведь знаешь, что ты отличный пекарь. Тебе просто нужно чаще показывать, что ты испытываешь, когда готовишь.
        - В основном я испытываю такие чувства: «Я рад, что все идет по плану» или «Я волнуюсь, что все идет не по плану».
        - Нет, речь о выпечке в целом. - Она обвела рукой, пытаясь показать радость всех на свете. - По сути, весь смысл в единении. Ты печешь для близких или по какому-нибудь поводу, или по праздникам, или чтобы что-то вспомнить, или чтобы поднять себе настроение.
        - Или ты начал печь, потому что нашел интересный рецепт и захотел его опробовать.
        Они шли молча, находясь в каком-то странном тупике.
        Но когда они дошли до парковки, Ален осторожно повернул ее лицом к себе и поцеловал.
        - Очень мило, что выпечка для тебя так много значит. Но для меня это технический навык. Мне нравится демонстрировать его, но я не хочу притворяться, что это нечто большее, чем есть на самом деле.
        Розалина сглотнула. Ее сердце пролетело мимо развалившегося суфле и упало в миску для смешивания.
        - Ты прав. Я… Я глупая и сентиментальная.
        - Розалина, - он смотрел на нее тем напряженным, серьезным взглядом, который у него иногда появлялся, - в твоей жизни есть нечто гораздо большее, чем выпечка.
        Она открыла рот, не совсем понимая, что хочет сказать и что скажет, и будет ли это одно и то же. Потому что, безусловно, в ее жизни было нечто большее, чем выпечка. Просто она не знала, совпадает ли ее большее с его. К счастью, от необходимости отвечать ее спас резкий скрип шин по гравию, когда перед ними остановился «Ягуар» Лив.
        - Мне пора идти, - сказал Ален, наклоняясь, чтобы поцеловать ее напоследок. - Кстати, Лив от тебя без ума. Увидимся в четверг.
        Когда машина отъехала, оставив Розалину одну, зажужжал ее телефон. «Твоего отца вызвали на работу. Я могу приехать и забрать тебя, но не раньше чем через два часа».
        Это было настолько обыденно, что даже не обидно. Кроме того, нужно быть дерьмовым человеком, чтобы обижаться на срочный случай медицинского вызова. «Все в порядке, - ответила она. - Не торопись. Я могу подождать в отеле».
        Закинув сумку на плечо, она направилась обратно по подъездной дорожке, но встретила Гарри, идущего в другую сторону.
        - Что-то случилось, друг? - спросил он.
        - А, ничего. Просто папа не может меня забрать, а маме потребуется время, чтобы добраться сюда.
        Он с тревогой нахмурился.
        - С ним все хорошо?
        - Да. А вот кому-то другому, видимо, нет. Он - кардиолог и сейчас даже с постели не встает, если это как минимум не тройное шунтирование с осложнениями.
        - Ничего себе. - Казалось, он хотел узнать больше о медицинской карьере Сент-Джона Палмера, но, видимо, не решился. - Слушай, ты живешь не так далеко от того места, куда я еду, и, мне кажется, не стоит заставлять ехать твою маму в такую даль. В фургоне есть место, если ты не против засунуть ноги в ящик с инструментами.
        Розалина собралась сказать: «Нет, все в порядке, не нужно», но он сам предложил, и выбор стоял между тем, чтобы отнять двадцать минут у Гарри или два часа у Корделии.
        - На самом деле ты бы очень меня выручил.
        - Отлично, приятель. Сюда.
        И вот, едва отойдя от автостоянки, Розалина неловко набирала одной рукой сообщение маме, пока шла за Гарри к фургону «Добсон и сын». Он открыл для нее пассажирскую дверь, и она забралась внутрь. Через несколько секунд он присоединился к ней, а еще через несколько секунд они уже ехали по дороге.
        Было что-то неожиданно интимное в том, чтобы разделять с ним его пространство, особенно когда само пространство было небольшим, и она прекрасно осознавала, как близко они находятся. Мягкие завитки волос на его предплечьях. Четко очерченная линия челюсти с тенью свежей щетины. Глубоко посаженные глаза и длинные темные ресницы, более заметные в профиль.
        - Гарри? - спросила она.
        - Да?
        - А почему… почему тебе нравится печь?
        Он вздохнул как тот самый техник, который сказал: «Я не знаю, что с вашим котлом».
        - Это расслабляет. Приятно заниматься делом, в котором ты разбираешься. И все знают, что если тебя побеспокоят, пока ты печешь пирожные, то пирожных не будет. Поэтому выпечка помогает, если нужно успокоиться и все такое.
        - Амели этот урок не усвоила.
        - Ну, с детьми всегда все иначе, так ведь? Через две секунды после того, как Руби с Эмбер заходят на кухню - это дети Сэм, кстати, - ты понимаешь, что ничего не приготовишь. Но дело ведь не в этом, да? Это же, ну, семья и все такое.
        Она кивнула.
        - Наверно.
        - А с чего вдруг такой вопрос?
        - Не знаю. Я… я вложила столько сил и порой задаюсь вопросом, не трачу ли время зря.
        - Почему, потому что твой папа - кардиолог, а ты - нет?
        Вот поэтому с Гарри было трудно. По нему не скажешь, что он проницательный. Но у него получалось… понимать ее?
        - А мама - онколог.
        Он задумался над этим.
        - Черт побери, вы же не из тех самых умных засранцев, да?
        - Они - да. А меня выгнали из универа.
        - Это не значит, что ты не умная. Просто ты выбрала другое.
        - Может быть. - Она вздохнула. - Но дело в том, что мой выбор кажется не таким уж значимым.
        - Вот тут я не знаю, друг. А может, я сам хочу простых вещей.
        - Это как?
        Он пожал плечами, не отрывая глаз от дороги.
        - Ну, меня растили так, что если ты работаешь, и платишь по счетам, и заботишься о близких, то тебе больше ничего и не надо.
        - А так ли не надо? - размышляла она вслух. - Может ли этого в самом деле быть достаточно?
        - Ну, - он бросил взгляд в ее сторону так быстро, что она едва не подумала, что ей показалось, - мне бы хотелось получить кое-что, чего у меня нет. Но такова жизнь, ведь так?
        - И тебя не волнует, что в ней может быть, не знаю, нечто большее?
        На это он рассмеялся.
        - Конечно, есть большее. Ну и что с того? Никто не может иметь все и сразу. Нужно просто понять, что тебе важно. А потом не дать тому, что не важно, мешать делать то, что важно.
        Все это казалось таким простым, достижимым… и доступным, когда он это говорил. Но она знала, что стоит выйти из фургона, как она тут же окажется в океане «могла бы», «должна» и чужих ожиданий.
        Однако это не мешало ей притвориться. Представить на мгновение, что у нее может быть такая же жизнь, как у Гарри. Где твой мир такой, каким ты его сделал, с такими людьми, которых ты в него пускаешь, и тебе этого достаточно.
        Седьмая неделя. Полуфинал
        Четверг
        Розалина приехала к Алену к восьми. К ее удивлению, дверь открыла Лив в элегантном черном платье и с полупустым бокалом вина в руке.
        - Розалина, - воскликнула она, обнимая ее несколько неловко из-за бокала с вином и из-за того, что Розалина не ожидала увидеть ее, не говоря уже о том, что она стала ее обнимать. - Привет. Заходи. Ален на кухне.
        Надеясь, что мысль «Какого черта?» не отразилась на лице, Розалина проследовала за Лив в гостиную, где остановилась с изумленным видом, пока Лив снимала свои туфли и по-кошачьи сворачивалась на диване.
        - Разве не замечательно, - промурлыкала она, - встречаться с мужчиной, который готовит?
        - Ну, я познакомилась с ним на кулинарном шоу, так что было бы странно, если бы он не умел.
        Лив махнула бокалом с вином.
        - Поверь мне, такое все равно нельзя воспринимать как должное. Все мужчины, с которыми я встречалась после Алена, были из разряда «питается едой навынос и трахает свою секретаршу».
        Что это сейчас было?
        - Может быть, тебе просто не везло?
        - О, мне очень везло. Я всегда точно знаю, во что ввязываюсь. - Молчание. Затем вздох. - Но я скучала по Алену. Он всегда был не таким, как все. - Снова молчание. - Думаю, дело в том, что он архитектор: это достаточно творческая работа, чтобы не быть полным сухарем и жалким неудачником, но не настолько, чтобы вести себя, как полный кретин. И она достаточно официальная, чтобы не ходить в сандалиях, но не настолько, чтобы могло сойти с рук все что угодно.
        - А ты не пробовала, - предложила Розалина, - встречаться с кем-нибудь… кто не подходит под это описание?
        Лив пристально посмотрела на нее.
        - Признаю, такая мысль приходила мне в голову.
        Все началось странно и не выказывало никаких признаков того, что это прекратится.
        - Извини, что наступаю на твою… Между вами… - Розалина, как могла, жестом спросила: «Ты все еще влюблена в моего парня?» - Вы с Аленом…
        - Вовсе нет, дорогая. Я признаю, что мы то сходились, то расходились, но в обозримом будущем между нами все кончено.
        Спросить: «Так почему ты в его доме и одета как на свидании?» - было невежливо, но Розалине в самом деле хотелось знать, почему Лив в его доме и одета как на свидании. Прежде чем она успела сформулировать хотя бы полувежливую версию этого вопроса, в дверях появился Ален с подносом несладких макарун.
        - Ты приехала, Розалина, - сказал он, поставив макаруны на кофейный столик, а затем провел губами по ее щеке. - Я так рад, что ты здесь. Вижу, что вы обе уже удобно устроились.
        Что было не совсем так, потому что пока Лив, как Клеопатра, возлежала в ожидании молока ослицы, Розалина стояла посреди комнаты в пальто и с сумкой в руках.
        - Позволь я возьму. - Ален освободил ее от того и от другого и заменил сумку бокалом вина. - Надеюсь, тебе еще не надоели макаруны. Я подумал, что сегодня будет приятно пообедать в стиле мезе.
        Розалина попыталась глазами показать, что ее смущает не еда.
        Взяв макарун двумя изысканно наманикюренными пальцами, Лив сунула его в рот и захрустела.
        - Ален, дорогой. Они восхитительны.
        Он кивнул.
        - Если бы на прошлой неделе в «Пекарских надеждах» не было торта, я бы приготовил эти пирожные. Конечно, судьи все равно выбрали бы что-то другое, где полно сахара и чувств, но, по крайней мере, я бы выделился.
        Проведя большую часть дня на работе и первую часть вечера за перевозкой ребенка в квартиру Лорен и Элисон, Розалина проголодалась. Ароматные макаруны в стиле мезе, по ее мнению, были не лучшим выбором для закуски. Бургер, пирог или большой сотейник макарон с сыром - вот с чего следовало начинать. Но ей, судя по всему, придется обойтись несладкими макарунами и обществом Лив. Поэтому она села за стол и попыталась выжать максимум из обоих вариантов.
        В конце концов, дело было не в том, что ей не нравилась Лив. Просто, по ее опыту, уютный вечер с парнем обычно не предполагал присутствия третьей стороны.
        В любом случае несладкие макаруны были хороши - с фетой и оливками, насколько могла судить Розалина. Но какими же еще им быть - Ален настолько в этом хорош, что его взяли на телевидение.
        - Итак, Лив, - попробовала начать Розалина, - что привело тебя… в Котсуолдс?
        - Я была в этом районе. Работала над перестройкой фермерского дома, и Ален случайно упомянул, что ты можешь приехать. Я подумала, что было бы неплохо повидаться с тобою.
        Это было слишком, учитывая, что они виделись один раз и у них не было ничего общего.
        - А-а. Эм, ну, мне тоже приятно тебя видеть.
        Ален открывал очередную бутылку вина - он пьян? Они оба пьяны?
        - Приятно видеть, - сказал он, - как две мои любимые девушки хорошо ладят.
        Ясно, значит, он все-таки пьян. Или шутит, что не совсем понятно. По крайней мере, она надеялась, что это либо одно, либо другое.
        Они доели макаруны, и Розалина допила бы свой бокал, чтобы снять напряжение вечера, но Ален и Лив, в избытке гостеприимства, продолжали подливать ей вино. Поэтому ей было трудно следить за тем, сколько она пьет.
        А затем Ален исчез на кухне, чтобы нанести последние штрихи на следующее блюдо, оставив Розалину в неловком молчании с дизайнером интерьера.
        - Ален говорит, что ты живешь со своей бывшей девушкой, - заметила Лив через минуту или две. - Это не слишком… напрягает?
        - Господи, на самом деле я с ней не живу. Она просто часто бывает у меня дома.
        - Это все равно звучит напряженно.
        - Ну, она довольно страстная натура. Но у нее счастливый брак, и я считаю, что подруги из нас вышли лучше, чем пара.
        Одна из идеальных бровей Лив образовала идеальную дугу.
        - Почему?
        - Отчасти из-за того, что нам было по семнадцать, - чем больше Розалина трезвела, тем больше начинала защищаться, - но в основном мы много трахались и орали друг на друга, иногда одновременно.
        - Ого. Я… полагаю… всегда думала, что все… не знаю, что две женщины лучше понимают друг друга.
        - Тут дело не в понимании. Люди беспокойные, отношения беспокойные, подростки очень беспокойные, - Розалина сделала еще глоток вина, - а Лорен невероятно беспокойная.
        - Наверное, это было волнующе. Вся эта страсть.
        - Ну, да. Но, опять же, нам было по семнадцать. А в семнадцать тебя возбуждает все.
        Встав, Лив разгладила платье и пошла открывать еще одну бутылку.
        - Нет, но с мужчиной все… по-другому. Это почти абсурдно. Их эмоции, мозги, тела - все работает иначе. - Она отпила почти половину бокала. - Возьмем, к примеру, секс. Мужчины возбуждаются, применяют фрикции, а потом кончают. Но женщины… женщины чувственны. Нам нужно время, ласка, чтобы нас трогали, нам нужно промариноваться, как…
        - Тофу? - предположила Розалина.
        - Нет, - сказала она, надув губы. - Не как тофу. Как… как… как… прекрасному вину.
        Розалина определенно была пьяна, но ей требовалось быть намного пьянее, чем сейчас, чтобы забыть основную кулинарную терминологию.
        - Вино не маринуют. В вине маринуют.
        - Ты упускаешь суть. - Лив вернулась к дивану и опустилась на него, гораздо ближе к Розалине, чем следовало. - Суть в том, что если ты с женщиной, ты хочешь того же, что она. Ты бы чувствовала то же самое. Вы были бы как… как две орхидеи, растущие на одной лозе.
        - Я думаю, - осторожно сказала Розалина, - что ты несколько романтизируешь. Плохой секс - это просто плохой секс, и у меня часто был плохой секс с женщиной.
        - Ясно. - Ален снова появился, держа в руках поднос больше прежнего. - Я пропустил интересный разговор.
        - На самом деле нет, - ответила Розалина, снова пытаясь связаться с ним взглядом, хотя в данном случае она пыталась сообщить: «Твоя подруга напилась и ведет себя очень странно».
        - Эм, у тебя есть вода? Лив, хочешь воды?
        Ален поставил поднос на журнальный столик и начал расставлять посуду.
        - Итак, у нас есть салат из полевой зелени с персиками, прошутто и бальзамическим уксусом с инжиром, куриные крылышки в манго-хабанеро - знаю, это американская еда, но я подумал, что будет забавно, если сделать их липкими - только ешьте осторожнее, они острые; зеленая фасоль с отборной мятой и фаршированные грибы с грецким орехом, горгонзолой дольче и черным перцем.
        - Дорогой, - Лив наклонилась, чтобы взять гриб, - ты знаешь, как нас побаловать.
        Розалина чувствовала себя не столько избалованной, сколько голодной. Кроме того, Ален не преувеличивал, когда сказал, что куриные крылышки острые: один укус - и она тут же потянулась за вином.
        - Итак, - начал Ален, опускаясь в кресло, - вы говорили о плохом сексе?
        Это был разговор, от которого Розалина определенно хотела увильнуть.
        - Просто разговор между нами, девочками.
        Он бросил на нее, как ей показалось, игривый взгляд.
        - У вас уже есть от меня секреты, да?
        - Нет, - сказала Розалина тогда же, когда Лив добавила: - Хочешь, расскажу?
        Ален поднял руки в знак покорности.
        - Мне и в голову не придет встать между вами.
        - Я говорила Розалине, - продолжала Лив, не обращая внимания, - и мы обсуждали с тобою сотни раз, Ален, что быть с женщиной для меня гораздо логичнее, чем быть с мужчиной.
        - А я говорила ей, - перебила Розалина, - что в женщинах нет ничего особенного. Не в плохом смысле. Просто… они всего лишь люди и могут быть замечательными или дерьмовыми, лучшими или худшими в твоей жизни. И обычно, по моему довольно ограниченному опыту, они что-то среднее, как и все остальные.
        - Розалина, - Ален сказал насмешливо-возмущенным тоном, - это ты так намекаешь, что я - посредственность в постели?
        - Что? Нет. Я говорю, что секс - это то, каким ты его делаешь.
        - О, Ален. - Лив слизала куриный соус с кончиков пальцев. - У тебя нет причин для беспокойства. Ты легко входишь в мою десятку лучших. Возможно, даже в пятерку. Ты так не думаешь, Розалина?
        Неужели она единственная, кто не ведет статистику по своему клитору?
        - Ну, - она хотела объяснить, что на самом деле у нее был секс только с шестью людьми, но решила, что это не стоит обсуждения, - да, он определенно входит в мою десятку.
        Он ухмыльнулся.
        - А в ее списке в два раза больше конкурентов.
        - Вряд ли это работает так.
        - Не отнимай у меня радость, - сказал он, смеясь. - Ты гораздо авантюрнее меня, и мне приходится брать все, что я могу получить.
        Розалина со звоном опустила бокал.
        - Пожалуйста, перестань так говорить. Если бы я была такой крутой, думаешь, я бы сказала тебе, что жила в Малави?
        - Вот вечно так с Розалиной, - объяснил Ален Лив, - она притворяется ужасно скромной, скучной, рассеянной дурочкой. Но у нее есть скрытая своенравная жилка, и когда она чего-то хочет, она этого добивается.
        - Чего я сейчас хочу, - Розалине уже пора было направить этот вечер в другое русло, - это победы в конкурсе выпечки на Би-би-си.
        - Вот видишь? - Ален и Лив, казалось, обменялись многозначительным взглядом. - Покажи Лив своих бабочек.
        Так. Из странного это стало тревожным. То, что два старых друга напились, разговорились и захотели поговорить о сексе, словно подростки, она могла понять - даже если на это не подписывалась. И, честно говоря, ей нравились ее татуировки, и она обычно с удовольствием показывала их, если чувствовала себя достаточно комфортно, чтобы о них говорить. Но была разница между «У меня есть татуировки/Можно посмотреть?/Да» и «Сними свой топ перед моей пьяной подругой».
        - Ты не против, если я не стану этого делать? - спросила она. - Мы пытаемся ужинать.
        Лив посмотрела поверх своего бокала вина.
        - О, я не возражаю. Ален мне о них рассказал - он говорит, что они прекрасны. У меня никогда не хватало смелости сделать что-то подобное.
        - Может быть, в другой раз?
        - Не стоит стыдиться, - успокаивающе сказал Ален. - Никто тебя не осуждает. Здесь все друзья.
        - Я не говорила, что меня осуждают. - Розалина отодвинулась на краешек дивана подальше от Лив. - Я просто не хочу раздеваться.
        В этот момент Лив поднялась, вероятно, пытаясь изобразить изящную плавность, но это было больше похоже на крен.
        - Мы не хотим делать ничего такого, что заставило бы тебя чувствовать себя неловко.
        - Вот и хорошо.
        - Я начну первая.
        - Стой. Что…
        Безупречное черное платье Лив уже лежало на полу, обнажая ее столь же безупречное, черное нижнее белье и все, что к нему прилагалось. Розалина бросила взгляд на Алена, чтобы узнать, как он это воспринял. Похоже, ответ был таков: «Спокойно». Что не утешало.
        - Э-э, Лив, - сказала Розалина, чувствуя себя одновременно слишком пьяной и слишком трезвой. - Думаю, тебе стоит одеться.
        - Когда мы только начали узнавать друг друга ближе?
        Именно так Розалина представляла себе обезвреживание бомбы: она не хотела быть здесь, понятия не имела, что делает, и был очень большой шанс, что бомба взорвется прямо у нее перед носом.
        - Слушай, извини, если произвела неправильное впечатление, но мне было бы гораздо приятнее, если бы мы остановились на вине и разговорах. А все это не переросло, сама понимаешь, в вечер раздеваний.
        - Ой, да ладно тебе. - Ален тоже встал, заставив Розалину внезапно осознать, как трудно будет выйти из комнаты. - Признай, она красивая. Разве ты не считаешь ее красивой, Розалина?
        - Да. Но…
        Внезапно на ее коленях оказалась Лив. И Лив поцеловала ее. А Ален смотрел, как Лив целует ее, и не в том смысле, что «О боже, моя пьяная подруга позорится». Поскольку она не могла отодвинуть Лив, не повалив ее на пол и не коснувшись ее так, что это можно было истолковать как поощрение, Розалине пришлось отвернуть лицо в тщетной попытке показать, что ей это не нравится.
        - У тебя такие мягкие губы, - пробормотала Лив.
        - Пожалуйста, прекрати.
        - И ты такая сладкая на вкус.
        - Нет. Серьезно. Прекрати.
        - Успокойся, Розалина. - Это был Ален. - Это просто игра.
        Она пристально смотрела на него, как только могла, через постоянно приближающиеся губы Лив.
        - Это ни разу не игра. Это сексуальное насилие.
        - Не глупи. Вы обе очень привлекательные женщины. Вы знаете меня, доверяете и нравитесь друг другу. Что плохого в том, что трое взрослых людей собираются вместе, чтобы познать себя?
        - Тот момент, что я на это не подписывалась.
        Перестав беспокоиться о двусмысленности, она схватила Лив за плечи и попыталась отпихнуть в сторону. Но Лив схватила ее в ответ, и они упали на диван, Лив смеялась ей в ухо и пыталась снова поцеловать, а Розалина старалась освободиться. Отчаянным движением ей удалось перекатиться на пол, при этом она ударилась локтем о кофейный столик.
        Она вскочила на ноги, разбросав по ковру остатки куриных крылышек, и бросилась вверх по лестнице, в ванную. Захлопнув дверь и заперев ее, она пробралась в дальний конец и, дрожа, прижалась к стенке.
        Через минуту или две она услышала шаги Алена за дверью и увидела, как поворачивается дверная ручка.
        - Розалина, - его голос доносился сквозь дерево, приглушенный, но определенно недовольный, - ты ведешь себя очень по-детски.
        О господи, как она вляпалась в эту передрягу? Неужели она неправильно выразилась или случайно сказала: «Эй, знаешь, чего бы мне очень хотелось? Чтобы ты свел меня с неопределившейся бисексуалкой, которую я видела ровно два раза».
        - Вы оба пытались заняться со мной сексом, когда я этого не хотела. Я не веду себя по-детски. Просто сейчас мне не по себе.
        Вздох.
        - Ты же знаешь, что все было не так.
        - Я там тоже была.
        Затем молчание. И снова последовал рассудительный тон Алена.
        - Очевидно, этот вечер пошел не так, как мы хотели. Может быть, спустишься вниз и мы попробуем еще раз?
        - Под «попробуем еще раз» ты подразумеваешь попытку снова затащить меня в постель с Лив, не так ли?
        - Я имею в виду попытаться насладиться обществом друг друга и посмотреть, что из этого выйдет. Ты многогранная личность, Розалин-эм-Палмер, но не ханжа.
        Этот момент очень не подходил для того, чтобы называть ее Розалиной-эм-Палмер. Милые и, как ей теперь подумалось, слегка уничижительные прозвища не очень хорошо срабатывают, когда ты напугал кого-то настолько, что он прячется от тебя в ванной. Потому что фактически она не сама попала в эту ситуацию. Это Ален поставил ее в такую ситуацию. Намеренно.
        - Какого хрена? Ты серьезно пытаешься убедить меня, что я должна доказать, будто не подавляю свою сексуальность, и трахнуть твою бывшую-натуралку?
        - Лив не уверена, что она натуралка, и я считаю, что это важно уважать.
        - Да, господи. Ты же не перестанешь, да?
        Он подергал за ручку двери, на этот раз сильнее.
        - Не пойму, что на тебя сегодня нашло. Ты очень открыто говорила о том, что тебя привлекают женщины. Ты явно жила довольно легкомысленно. И мы не сделали ничего, что заставило бы тебя чувствовать себя неудобно.
        - То, что ты пригласил свою бывшую, ничего мне не сказав, уже неудобно. То, что ты нас обеих напоил, неудобно. Все твои дерьмовые комментарии заставляют меня чувствовать себя неудобно. - Дыхание у нее иссякало быстрее, чем обида. - От разговоров о моем теле с твоей подругой мне стало неудобно. Смотреть на то, как на меня нападают, будто это ночной показ порно, неудобно. И то, что ты стоишь у входа в ванную, где я заперлась по уважительной причине, и ведешь себя так, будто это тебе сделали больно, заставляет меня чувствовать себя неудобно. Это приводит меня в чертово бешенство.
        Последовало долгое молчание.
        - Ханжество тебе не к лицу, Розалина, - сказал он наконец.
        Ей было очень важно сохранять злость, чтобы не расплакаться.
        - Я бы хотела сказать, что это… это… это… право на извращения тебе тоже не идет. Но на самом деле я начинаю думать, что ты просто всегда такой и был.
        - Сейчас я оставлю тебя в покое, - сказал он ей через дверь. Его голос был не холодным, но спокойным - спокойствие, которое она сама применяла, когда Амели закатывала истерику, отказывалась есть горошек или делать домашнее задание. - Возможно, когда ты успокоишься, мы сможем нормально поговорить.
        Это было бессмысленно. Совершенно бессмысленно. Хуже того, это начинало напоминать ей спор с отцом. Он так же отказывался признавать реальность за пределами собственного узкого восприятия.
        - Я хочу домой, - сказала она.
        - Никто из нас не в состоянии водить, а поезда уже не ходят. Так что, как будешь готова, можешь выйти из ванной, извиниться перед Лив и попытаться все исправить.
        Одной мысли о том, что он считает, будто это она должна извиняться, было достаточно, чтобы ей захотелось задушить его полотенцем для рук. Но она знала эту игру. Она играла в нее годами. Раз она молчит, значит, признает свое поражение. Если она злится, значит, ведет себя неразумно. Все, что она могла сделать, - держаться своей точки зрения и прекратить попытки поговорить с тем, кто явно никогда ее не слушал.
        - Я не доверяю тебе. Я не выйду из ванной.
        - Можешь сидеть там хоть всю ночь.
        - Вот увидишь, так и сделаю.
        - Ладно. - Снова вздох. - Я буду внизу, с Лив, когда ты придешь в себя.
        Вот только Ален упустил из виду, что она уже пришла в себя. К сожалению, она застряла в ванной комнате, в Венеции гребаного Котсуолдса, в трех стенах и лестничной клетке от пьяной женщины и мудака.
        Теперь, когда Ален ушел, Розалине не на кого было злиться, и это оставляло гораздо больше пространства для страха. Она была уверена, что они не станут ее ни к чему принуждать - не в прямом физическом смысле. Но еще она хорошо знала, что алкоголь, изоляция и социальное давление не могут привести ни к чему хорошему. Особенно когда ты знаешь, что ты хороший человек, который не способен ни на что плохое.
        Поэтому у нее оставался один вариант - убраться оттуда на хрен. Только вот когда человеку, с которым ты проводишь большую часть времени, восемь лет, это сильно сокращает список контактов «на случай непредвиденных обстоятельств». Лорен и Эллисон не годились, потому что они присматривали за Амели, а она не хотела, чтобы одним из самых ярких детских воспоминаний ее дочери было то, как ее вытащили из постели в полночь, чтобы спасти маму от неудачного секса втроем. А родители… Даже если бы они не были заняты, она бы предпочла трахнуть Лив.
        Розалина уставилась на свой телефон. И позвонила единственному контакту, которому могла. В конце концов, они были друзьями. По сути, друзьями. Все будет хорошо.
        - Ты в порядке? - спросил Гарри, взяв трубку после нескольких гудков. - У тебя опять вырубилось электричество?
        - Нет. Не совсем.
        - Если что-то с водой, я могу позвонить другу, но, скорее всего, только завтра.
        Ладно, она сказала себе, что все будет хорошо? Не будет. Потому что ее мама была права все эти годы: оказаться в ситуации, когда для спасения нужен парень, было чертовски отстойно.
        - Гарри, мне стыдно просить. Но я у Алена. Ты можешь приехать и забрать меня?
        - Что-то случилось?
        - Да. В каком-то смысле.
        - Ты в безопасности, друг?
        - Я… заперлась в ванной.
        К счастью, он не стал ее дальше расспрашивать.
        - Хорошо. Сиди там. Пришли адрес. Я приеду так быстро, как только смогу. Я пришлю тебе сообщение, когда буду возле дома.
        Розалина с дрожью выдохнула.
        - Хорошо. Спасибо. - Она не хотела вешать трубку. Но не могла позволить батарее сесть. - Ну, пока. До скорого.

* * *
        Это были не лучшие два часа в жизни Розалины. Ален снова попробовал уговорить ее не глупить и помочь ему воплотить в жизнь фантазию, которая, по-видимому, сидела у него в голове с момента, как они познакомились. Но после того, как она в третий раз его послала, он сдался. Оставил ее смотреть на экран телефона, пока она не услышала шум мотора грузовика снаружи и не увидела входящее сообщение.
        «Приехал», - говорилось в нем.
        И это было именно то слово, которое она хотела в этот момент видеть.
        Розалина услышала дверной звонок. Затем - гул разговоров внизу. И шаги в холле.
        Если честно, она хотела уйти из секс-дома Алена еще до того, как Лив сняла с себя платье. Но теперь, когда момент настал, ей было трудно сдвинуться с места. Опираясь на вешалку для полотенец, она неуверенно поднялась на ноги и как можно тише отперла дверь.
        - Какого хрена ты тут делаешь? - говорил Ален.
        - Я приехал за Розалиной.
        - Розалина - моя гостья. Я не дам тебе утащить ее посреди ночи.
        - Она попросила меня приехать за ней и забрать.
        Ален, насколько Розалина могла судить по его спине и тону голоса, был искренне удивлен.
        - Зачем? У нас было небольшое недоразумение, но мы вполне приятно проводим вечер.
        - Не я звонил, друг.
        - Что ж, мне жаль, что твое путешествие было напрасным, но…
        - Я здесь. - Розалина поспешила вниз по лестнице. - Дай только забрать сумку и пальто.
        - Розалина, милая, ты ведь не уходишь? - жалобно позвала Лив из гостиной. - Мы же только начали.
        Видимо, ярость еще не ушла.
        - Не думай, что я не вижу, что ты пытаешься сделать. - Ален сделал шаг вперед, глядя на Гарри так, что стало ясно, что из них двоих выше он. - Ты преследуешь ее уже несколько недель.
        - Ален, дружище. Я вижу, ты перебрал. Мы все устали. Но, пожалуйста, сделай шаг назад.
        - Сделать шаг назад? Это мой дом. И у тебя нет никакого гребаного права находиться здесь.
        Гарри поднял руки.
        - Я не у тебя в доме. Я у тебя на пороге. И скоро уйду.
        Взяв пальто и прижав к груди сумку, Розалина протиснулась мимо Алена и вышла в ночь.
        - Ладно, идем.
        - Понял, друг. - Гарри повернулся, но Ален схватил его за рукав футболки и дернул назад.
        - Неужели ты думаешь, - усмехнулся он, - что я позволю тебе свалить с моей девушкой?
        Розалина не выдержала.
        - Прости, ты что, до сих пор считаешь, что я твоя девушка после всего, что произошло?
        - Я не с тобою говорю, Розалина. - Ален усилил хватку, когда Гарри попытался отступить.
        - Не хочу показаться грубым, - хоть голос Гарри был тихим, Розалине показалось, что она видит напряжение в его шее и плечах, - но лучше убери руку.
        Ален схватил его за другой рукав.
        - Друг. - Гарри вздохнул. - Не надо так.
        - Ой, да кем ты себя возомнил? Ты, толстый деревенский х…
        Анвита, подумала Розалина, была права насчет рук Гарри. И сейчас одна из них с поразительной скоростью впечатала костяшки пальцев в челюсть Алена. В ответ Ален сделал два шага назад и упал.
        - Ты в порядке, друг? - спросил Гарри.
        - Ты ударил меня, отморозок.
        Он пожал плечами.
        - Я же попросил убрать руки.
        - У меня сотрясение? - Ален по-прежнему стоял на одном колене, схватившись за лицо, как будто делал самое дрянное на свете предложение. - Ты мне устроил сотряс?
        - Не-е. Ты же не ударился головой. Просто несильный удар. Приложи горох, и все будет в порядке. Увидимся в выходные.
        Ален говорил что-то, но Розалина не слушала, да и Гарри, кажется, тоже.
        Он взял ее сумку и пропустил в пассажирскую часть фургона.
        - Осторожнее, там ящик с инструментами, приятель.
        Она устроилась удобнее, и Гарри забрался на водительское сиденье, закрыв за собой дверь с довольным видом.

* * *
        Некоторое время они ехали в тишине. Извилистые проселочные дороги уступали место ровной серой дымке трассы М40.
        - Я, - сказала Розалина, обняв колени, - гребаная идиотка.
        Гарри бросил на нее короткий взгляд.
        - Не-е, что ты. Ты просто только что рассталась с мудаком. С кем не бывает.
        - Все это время он явно видел во мне какую-то распутную бисексуальную секс-игрушку, и я не знаю, а вдруг я такая на самом деле? Такой ли я кажусь по телевидению? Неужели теперь я навсегда останусь такой?
        - Ну… нет. Ничего подобного.
        - Ты ведь говорил со мной в первый день. Ты ведь о чем-то думал.
        - Я подумал, что ты симпатичная, и что, возможно, захочешь выпить чашку чая. Это не то же самое, что думать, что ты распутная бисексуальная штучка. А даже если и так, я знаю много распутных чик, и они вполне нормальные люди. Сестра Терри, Ширл, - она повидала больше петушков, чем полковник Сандерс, но она никому не мешает, и когда парень Сэм ушел, она ее поддерживала.
        - Прости, - Розалина крепче обняла колени, - ты хочешь сказать, что не считаешь меня шлюхой или что ничего страшного, если это так?
        - И то и другое. С выпечкой и ребенком вряд ли у тебя хватает времени на что-то еще. Но если я ошибаюсь, что с того? А что касается телевидения, ну, это же просто телевидение, правда? Я никогда не смотрел «Пекарские надежды» и при этом думал: «Вот она точно любит это дело». Это не… как бы сказать… не фишка этого шоу.
        Она вздохнула.
        - Знаю. Но это всегда где-то на задворках сознания, правда? Этот стереотип. И оказалось, что это именно то, чего хотел Ален. Вот что странно.
        - Да, но это уже его дело, а не твое.
        - Тогда почему я в твоем фургоне с паршивым настроением, а он, возможно, трахается со своей пьяной бывшей и жалуется, какая я мразь?
        - Я ударил его довольно сильно. Так что, скорее всего, он сидит на диване с горохом на лице и жалуется на то, какие мы оба конченые.
        Почему-то это развеселило Розалину.
        - Я не оправдываю насилие, но он получил по заслугам.
        - Так и бывает. Парень лезет к тебе. Ты не можешь от него отвязаться. Приходится от него отбиваться. - Молчание, пока Гарри маневрирует, обгоняя длинный грузовик «Эдди Стоббард». - Так что, хочешь поделиться, что случилось? Если не хочешь, не надо.
        Розалина взвыла.
        - Черт, это так стыдно и так банально.
        - Хотел устроить тройничок, да?
        Хуже всего было то, насколько очевидным это оказалось. Очевидным и подлым.
        - Да, хотел. Со своей предположительно бисексуальной бывшей. Которая не принимала отказа.
        - Ох, друг. Соболезную. Никогда не понимал, почему людям это нравится.
        - Из-за порно? - предположила Розалина. - Из того, что об этом можно рассказать другим?
        - Нет, это ясно. И ясно, почему сначала кажется, что это круто. Потому что это как получить вторую порцию пудинга. Но на самом деле это очень сбивает с толку. В смысле, у тебя только две руки и один член. И если двое втягиваются в дело, ты такой: «А может, я просто оставлю вас наедине?»
        Розалин бросила на него любопытный взгляд.
        - Ты говоришь из собственного опыта?
        - Я ведь не каждую субботу провожу за пирогами вместе с Терри.
        - Че-е-ерт. - Она откинулась на сиденье. - До сих пор ощущаю себя гребаной идиоткой.
        - Пора перестать себя винить, дружище.
        - Знаешь, без контекста это звучит невероятно плохо, но я уже начинаю думать, что виню не себя. А своих гребаных родителей.
        - У них часто бывали тройнички?
        - Очень смешно. Нет. Но им понравился Ален. И я знала, что он им понравится. И почему я в двадцать семь, с ребенком, который знает, что значит «многосложный», до сих пор строю свою жизнь на том, что понравится двум людям, которые мне неприятны?
        Он издал тот же звук, что и парень, который взял с нее сто с чем-то фунтов за осмотр бойлера.
        - Наверно, я не так понял. Я считаю, раз они твоя семья, то либо любят тебя несмотря ни на что, либо пошли к черту.
        - Да, только они не такие. Они скорее: «Мы с тобой, что бы ты ни делала, пока ты делаешь то, что мы хотим». Это своего рода палка о двух концах в эмоциональной поддержке.
        - Тогда это ситуация, в которой их лучше послать куда подальше.
        - Все не так просто. Начнем с того, что я продолжаю брать у них деньги, потому что если не буду этого делать, мой дом рухнет, а дочь будет голодать. И я не хочу вычеркивать их из жизни Амели, потому что они ее бабушка и дедушка и любят ее. Кроме того, есть ненулевой шанс, что они правы и я порчу свою жизнь с девятнадцати лет. Без всякой причины.
        - Я и не говорил, что это просто, - сказал ей Гарри. - Отец Терри и Ширл - настоящий засранец. Испортил им жизнь, и они оба это знают. Но каждые… два-три года он появляется снова, и иногда они говорят ему, чтобы он отвалил. Но иногда не говорят, потому что он все-таки их отец, и в любом случае они переживают и стараются в следующий раз все исправить.
        - Поэтому Терри такой кретин?
        - Не-е, тут он не стал бы все сваливать на старика. Он кретин, потому что сам такой.
        Она засмеялась.
        - И что? Мне просто свалить, что я вцепилась в мудака из-за одобрения родителей, на то, что это был поучительный урок?
        - Ну, либо так, либо продолжай корить себя.
        - Думаю, - сказала она через мгновение, - я продолжу себя корить.
        - Справедливо.
        Какое-то время они ехали молча. Автострада проносилась мимо. А Розалина, верная своему слову, продолжала корить себя. Теперь она была вне непосредственной опасности - да и можно ли было назвать это «опасностью»? Было страшно и некомфортно, но это не то же самое, что штурмовать берега Нормандии.
        В любом случае теперь, когда она отделалась от того, чем бы это ни было, и у нее было достаточно места, чтобы составить каталог своих сожалений. К этому теперь можно было добавить, что она потратила впустую почти два месяца, встречаясь с благовоспитанным подонком, который явно никогда не видел в ней человека, а только недоучку, чью неуверенность он мог использовать для секса втроем. Особенно когда прямо перед ней был парень, который дважды бросал все, чтобы выручить ее из неприятной ситуации.
        - Впереди есть автосервис. - Гарри кивнул в сторону большого синего знака. - Не против, если мы остановимся выпить кофе?
        - О боже. Ты же четыре часа потратил на дорогу туда и обратно, да?
        - Да, и я подумал, что будет неловко писать у Алена.
        - Давай сделаем перерыв.
        Они заехали на автостоянку, усеянную поздними путешественниками, и прошли под треугольным стеклянным навесом в непривычно яркое «Приятного отдыха».
        Гарри окинул взглядом разнообразие пунктов быстрого питания.
        - Думаю, я пойду в «Бургер Кинг». Там ты всегда знаешь, что получишь. Внизу есть «Смитс», если захочешь купить книгу.
        - Зачем мне книга?
        - Не знаю. Просто подумал, что, может, ты хочешь книгу.
        - Что? Ты думаешь, я заставила тебя проделать весь путь до Котсуолдса, чтобы спасти меня от отвратительного партнера, а потом я буду тебя игнорировать в пользу Мэриан Кейз?
        - Дело твое, приятель. Честно говоря, если бы я хотел просто поболтать, было бы проще придумать что-то полегче, а не ехать в Котсуолдс. Я приехал за тобой, потому что тебе это было нужно. Ты мне ничего не должна.
        - Я все равно тебе благодарна.
        - Да, я знаю. Тебе не нужно это доказывать. Хочешь воппер?
        На самом деле она любила вопперы. И очень хотела воппер.
        - О боже, да. Ален не только пытался заставить меня трахнуть свою бывшую, он пытался заставить меня заниматься этим после несладких макарун и салатика из горошка.
        - Вот это точно злодейство.
        Они запаслись вопперами и заняли место в почти пустом зале по обе стороны от стола, который очень старался притвориться, будто сделан из дерева.
        - Мне всегда нравились такие места в детстве, - заметил Гарри. - В них чувствуется какая-то магия.
        Розалине никогда это не приходило в голову, но в какой-то степени он был прав.
        - Они и впрямь… отделены от пространства и времени.
        - Да, иногда в таких залах бывали игровые автоматы или вибрирующее массажное кресло. Мы дрались за него, как в «Игре Престолов». Хотя не знаю почему, ведь оно было дерьмовое.
        - Я запомню на случай, если окажусь поблизости от вибрирующего массажного кресла.
        - Так вот… - Гарри нарисовал полоску кетчупа картофелем фри, который он, по-видимому, есть не собирался. - Я подумал, что тебе будет интересно узнать, что на днях я ходил к врачу. Похоже, у меня тревожность… как ты и говорила. Меня пытаются лечить какими-то таблетками, и я в очереди на телефонную терапию. Ну, типа, как по телефону. А не с телефоном.
        Розалина подняла взгляд от своего гамбургера, стараясь не казаться настолько потрясенной, насколько себя ощущала.
        - Ты ходил к врачу?
        - Ага. Мне показалось, что мне это надо, если честно. Я знаю, что был груб с тобой, но потом подумал: «Розалина ведь умная. Наверное, она знает, о чем говорит».
        - Ты сильно переоценил мою компетентность.
        - Не притворяйся дурочкой, друг. Я просто говорю, что тебя стоит слушать. И что ж, ты оказалась права. Оказывается, я псих.
        - Вряд ли это научный термин, - сказала она.
        - Тебе больше нельзя так говорить. Как психически больной, я сам решаю, как мне себя называть.
        - А тебе не кажется, что «человек с тревожным расстройством» подходит больше?
        Он одарил ее хитрой улыбкой.
        - Не многовато ли слов?
        - Ладно. Но если что, хочу, чтобы ты знал, я не считаю тебя психом.
        - Спасибо, приятель. - Он до сих пор играл с тем же куском картофеля. - Хотя это странно. Ну, понимаешь, как-то дезориентирует. Потому что многие вещи, которые я считал такими, какие они есть… оказались не такими или не должны быть такими. И от этого голова идет кругом.
        - Я думаю, что… головокружение - это тоже часть процесса.
        - Может быть. Но сейчас я перешел от «Все считают меня козлом?» к «Надеюсь, все не считают меня козлом», а потом к «Все ли считают меня козлом, или мне кажется, что все считают меня козлом только потому, что я псих или козел?» И я не знаю, помогает ли мне это.
        Розалина спасла распадавшуюся картошку и бросила ее в мусорный мешок.
        - Тебе станет легче, когда привыкнешь. И таблетки помогут снять напряжение, а терапия даст новые способы справиться с подобными вещами.
        - Да, и я в самом деле чувствую себя лучше. То есть, - он пожал плечами, - я думал, что меня высмеют, но врач очень хорошо отнеслась ко мне. Сказала, что это обычное дело. Много вариантов. Не о чем беспокоиться. Что как-то странно говорить человеку, которому ты поставила диагноз «тревожность».
        Несмотря на то что Розалина оказалась на станции техобслуживания после катастрофически провального секса втроем, она улыбнулась.
        - Я искренне рада, что тебе помогают. Знаю, как это тяжело. В конце концов, я последний человек, который должен читать другим людям лекции о том, как бороться с проблемами психического здоровья.
        - Из-за родителей?
        - По большей части. - Теперь настала ее очередь ковыряться в еде и класть кусок салата в странную майонезную заправку. - Это такая проблема среднего класса, что даже невыносимо. Типа: «О горе, моя жизнь прекрасна, но мне грустно, потому что папа не купил мне пони».
        - А мне не кажется, что у тебя горе. И дело не в том, что папа не купил тебе пони, а в том, что они с твоей мамой всю жизнь вели себя как кретины.
        - Но даже в этом случае они просто не поддерживают меня. Меня ведь не запирали в шкафу или что-то в этом роде.
        - Это же не соревнование, правда, приятель? А то если так, мы бы все проиграли, потому что есть те, у кого рак или чей дом разрушили.
        - Это не очень-то утешает.
        - Всегда есть кто-то, кому хуже, чем тебе, но ты им не поможешь, если будешь игнорировать собственные проблемы. - Он начал приводить в порядок остатки своей порции воппера. - Я чувствую себя идиотом из-за того, что не разобрался с этим много лет назад. Да я и не смог бы, потому что у меня не хватало слов, чтобы об этом подумать, пока ты не усадила меня и не сказала: «С тобой что-то не так, приятель».
        - Я сказала не это.
        - В хорошем смысле. Суть в том, что если бы я знал, я бы что-нибудь сделал, меньше бы волновался и больше, ну, поддерживал других. Стал бы лучшим другом, лучшим братом, лучшим сыном и так далее. Работать над своими проблемами - это не эгоизм. Эгоистично не работать. Эгоистично, узнав, что у тебя есть проблема, кричать на милую девушку, которая пытается тебе помочь.
        Розалина скривилась, чувствуя, что не заслуживает такой похвалы.
        - Я… Я не… Это ведь не я чиню людям электричество и еду через полстраны, чтобы забрать их с секс-вечеринки, на которую они не соглашались.
        - Забудь, приятель. Это совсем разные вещи, так ведь? И если посудить, то мы квиты.
        Возможно, он был прав. А может быть, дело было вовсе не в этом, и не нужно было вести постоянный учет того, кто кому что должен. Потому что большинство людей, по крайней мере тех, которых хочется видеть в своей жизни, все равно не станет использовать это против тебя.
        Мысль была странная, но она несла утешение.

* * *
        Когда они подъехали к дому Розалины, который стоял в конце террасы, с выключенным светом и ощущался странно пустым, было почти три.
        - С тобою все будет нормально, друг? - спросил Гарри, пока она топталась на пороге.
        - Ну… наверно. Это очень глупо, но я не привыкла спать дома одна.
        - А Лорен и Амели нет?
        - Нет, жена Лорен в городе, поэтому Амели у них. - Она откопала ключи в сумочке. - Наверно, оно и к лучшему. Мне бы не хотелось объясняться с кем бы то ни было.
        - Они бы поняли. По крайней мере Лорен. Амели еще маленькая.
        - О, Лорен поймет, но у нее будет свое мнение на этот счет. Она из тех, кто поддерживает совсем не в том направлении, в котором надо.
        Он кивнул.
        - Да, Терри такой же. Типа, я встречался в прошлом году с одной девушкой, и ей пришлось уехать в Джерси, к сестре. Я позвонил Терри и такой: «Эмма меня бросила, потому что ей надо ехать в Джерси, к сестре». И он завелся: «Ой, друг, да как она посмела, никогда она мне не нравилась, ты для нее слишком хорош». А я такой: «У ее сесты рак, друг». А он: «Все равно ей не стоило так с тобою поступать». А я такой: «Она же не знала, что ее сестра заболеет раком». И вот так полчаса я защищал Эмму от своего лучшего друга, а я всего-то хотел выпить с ним по пинте.
        - Да, когда я расскажу об этом Лорен, потому что мне в любом случае придется это сделать, она тут же начнет: «Роз, дорогая, вот что бывает, когда связываешься с гетеро-мужлом». И затем мне придется защищать мужчин перед подругой после того, как один из них поступил со мною, как полный козел.
        - Знаешь, - задумчиво продолжил он, - даже не скажу, поладили бы друг с другом твоя Лорен и мой Терри или бы к хренам поубивали друг друга.
        Розалина толкнула дверь и уставилась в темный коридор.
        - Так… эм… не хочешь зайти?
        Последовала пауза. Затем Гарри потер затылок.
        - У тебя только что паршиво прошло свидание с парнем из шоу. Наверно, я не тот человек, с которым тебе бы сейчас хотелось провести время.
        - Почему? Ты усядешься на диван и предложишь секс втроем?
        - Я и не собирался. В смысле… ты знаешь меня не очень хорошо. В доме пусто. Знаю, ты не хочешь оставаться одна, но я не хочу, чтобы тебе стало… хуже.
        Может, так и будет. Но если Розалина чему-то и научилась за последние несколько недель, так это тому, что сомнения в собственных инстинктах и эмоциях ни к чему не приводят.
        - Может быть, попробуем и посмотрим, что выйдет?
        - Хорошо. Просто уточняю, что ты этого хочешь.
        - Да, - сказала она, вставляя ключ в замок. - Хочу. Пробую кое-что новое: если я чего-то хочу, я буду честно себе об этом говорить.
        Она включила свет в прихожей и прошла в гостиную, включив освещение там, а также лампу на кухне. Похоже, в холодильнике никто не прятался, не готовился выпрыгнуть и заставить ее трахнуть дизайнера интерьера. Но сейчас она была не в том настроении, чтобы везде было темно.
        - Чашечку… чего-нибудь? - спросила она, когда Гарри осторожно опустился на диван. - Наверное, уже поздновато для чая.
        - Мне хватит стакана воды.
        - Кажется, у меня даже есть «Хорликс».
        Это заставило его улыбнуться.
        - Давай. Я не пил его с десяти лет.
        - Подруга Амели пьет его перед сном, и Амели тоже захотела. Но она его попробовала всего раз, решила, что он отвратительный, и теперь он грустно стоит в буфете.
        - Он какой-то странный, да? Как будто пьешь «Мальтизер». И теперь, когда я об этом думаю, все становится на свои места, потому что это солодовый напиток.
        - А солод - это вообще что? - спросила Розалина.
        - Вроде бы мармелад, нет?
        Смеясь, она скрылась на кухне и поставила чайник. Через пару минут она вышла с двумя кружками кремово-бежевой жидкости, которая сразу же наполнила комнату запахом приготовления ко сну.
        - Спасибо, приятель. - Гарри взял свою кружку и подул на нее. Он подождал, пока Розалина пристроится рядом с ним, а затем продолжил. - Ну, как ты держишься?
        - А, я в порядке. В порядке. Честно говоря, все хорошо. Наверно, мне даже полегчало, потому что пока мы были вместе, я словно пыталась что-то доказать - или ему, или себе, или своим родителям. А теперь не нужно, и вообще-то никогда не нужно было, и это… это очень здорово.
        - Я за это выпью.
        Они неуклюже стукнулись кружками, потому что «Хорликс» не подходил для тостов. Кроме того, он не настолько успокаивал, как об этом говорилось в рекламе. На самом деле Розалина начала думать, что Амели, возможно, была права, когда сказала, что на вкус он напоминает песок и стариков.
        Между ними воцарилось молчание. И это была бы уютная тишина, ведь что может быть уютнее, чем «Хорликс», но Розалина… что ж. Она не солгала, когда сказала Гарри, что с ней все в порядке. Так и было. Просто ей было… неспокойно, как будто вся ее жизнь была пазлом, который положили не в ту коробку, и она пыталась составить картину заката из тех кусочков, из которых должна была получиться корова. И хотя перспектива больше не складывать горизонт из копыт вызывала у нее неподдельный восторг, как тогда, когда она бежала по полю какого-то бедного фермера с Анвитой и Гарри, она была почти на грани негодования.
        Глубокой, глубокой обиды.
        Не из-за Алена. Из-за всего. Из-за всего, что она не замечала, игнорировала и упускала. Даже когда это было у нее перед глазами.
        А что… что, если уже поздно?
        - Эй, приятель, - Гарри поспешно поставил свой «Хорликс» на пол, - ты что делаешь?
        И в этот момент Розалина поняла, что пытается поцеловать его.
        - Прости. Прости. - О боже, неужели она ведет себя как Лив? - Я… Я знаю, что ситуация хреновая, но я думаю, что ты… и я, может быть… и поэтому я…
        Долго, очень долго Гарри ничего не говорил.
        А затем он встал.
        - Наверно, я пойду.
        - Черт. Прости. Не надо… Черт. Я веду себя как полное ничтожество, да?
        - Нет, друг. Просто… - Он вдохнул, как тогда, когда Колин Тримп настаивал, чтобы он выразил чувства по поводу выпечки. - Слушай, ты знаешь, что ты мне… мне нравишься и все такое. Но вряд ли тебе понравится, если я… соглашусь на то, что ты сейчас пыталась сделать. После всего, что произошло.
        Он был прав. Возможно, он был прав. Но ей не нравилось, что он был прав.
        - Ну и что. Если один парень пытался заставить меня заняться сексом втроем, когда я этого не хотела, значит, я потеряла способность мыслить здраво?
        - Что? Нет! - Он устало потер затылок. - Ты выпила и испугалась, и то, что ты делаешь сейчас, - неправильно.
        - Ты не можешь решать за меня.
        - Нет, но я решаю за себя.
        Двойной удар, сексуальное домогательство и отказ, не способствовал повышению самооценки Розалины.
        - Послушай, - продолжил Гарри тем медленным, ровным тоном, который был у него, когда для него что-то было важно. - Я не пытаюсь указывать тебе, что делать или что тебе нельзя делать. Но дело в том, что я не хочу быть парнем-заменой. Или парнем, с которым ты встречаешься, чтобы он тебя утешал, потому что другой обошелся с тобой дерьмово.
        - Это не так, - возразила она. - Я знаю, что при данных обстоятельствах кажется, что именно так. Но… но ты мне всегда нравился. То есть меня всегда к тебе тянуло. А потом ты мне понравился. А потом ты мне понравился, и меня к тебе потянуло. А теперь я думаю, что потеряла тебя.
        - Ты ничего не потеряла, друг. Просто здесь и сейчас мне это не подходит. - Он сделал еще один глубокий вдох. - Ведь если между нами что-то будет, мне бы хотелось, чтобы все получилось. Знаешь, чтобы надолго. А ты сейчас пытаешься выиграть шоу и только-только закончила отношения, и у тебя столько перемен в жизни, а долгие отношения так не начинают.
        Понятно. Оказалось, что за два часа езды в фургоне нельзя стать совершенно иным человеком. Потому что, хотя она и имела право быть свободной, уверенной и счастливой, та, кто принимала импульсивные сексуальные решения, будучи слегка пьяной, не была Розалиной, которой ей хотелось быть. Это была Розалина, в которую ее пытался превратить Ален.
        - Ладно, - сказала она. - Я понимаю. Прости, что я…
        Он сделал успокаивающий жест.
        - Не волнуйся. У тебя был тяжелый день.
        - И я не… мы ведь по-прежнему друзья, да?
        - Конечно, приятель. Но я, наверно, пойду.
        Она все еще не хотела оставаться одна. Но пришла пора.
        - Еще раз спасибо. Увидимся… Боже. Сегодня же пятница. Тогда увидимся позже?
        - Я могу снова подвезти тебя до дома в воскресенье, если хочешь.
        - А это точно не будет странно?
        - Нет, если ты так не решишь.
        Было даже удивительно, как просто Гарри мог объяснить все и как она была готова верить в его правоту. Вот в чем сила, начала понимать она. Жить в мире, где ты можешь выбирать то, что тебе важно. И время, и работу, и, возможно, толику терапии. Может быть, и она так сумеет.
        - Было бы здорово, - сказала она ему. - Спасибо.
        Она проводила Гарри до двери, слегка удивившись, когда он на мгновение задержался у порога.
        - Ну, типа, - его рука снова легла на шею, - мы объяснились. Если ты когда-нибудь спросишь меня еще раз, я, вероятно, соглашусь. Но торопиться не стоит.
        Она не знала, что на это ответить, потому что ощущение было грандиозным, доверительным и даже волшебным, но, как оказалось, ей не нужно было ничего говорить, потому что он тихо сказал «Спокойной ночи» и пошел обратно к своему фургону.

* * *
        - …поверить не могу, - сказала Дженнифер Халлет, - через что вы, жирные лужи из анала, заставляете меня сейчас проходить.
        Не успела Розалина приехать в Пэтчли Хаус после полудня, как Колин Тримп отправил ее в трейлер Дженнифер Халлет, оптимистично назвав это «на пару слов». И маленькая, возможно, заблуждающаяся часть ее души надеялась, что это и впрямь будет пара слов, по крайней мере по стандартам Дженнифер Халлет, о чем-то относительно незначительном. Может быть, она недостаточно хорошо смотрелась в фартуке или у козла до сих пор остались воспоминания. Но нет. Как только она вошла внутрь и увидела, что Ален и Гарри уже там, поняла, что все будет гораздо серьезнее.
        Еще как серьезнее. Потому что, хотя Розалине не очень хотелось снова видеть Алена, это было связано с социальной неловкостью. А не с тем, что он подаст официальную жалобу на съемочную группу и попросит убрать ее из шоу.
        - Вы считаете, - продолжала Дженнифер, - что когда я сказала: «Не совершайте больше преступлений», я имела в виду: «Немедленно идите и совершите уголовное преступление против другого участника»? Что, во имя сморщенных яиц принца Филиппа, с вами не так?
        Гарри поднял руки.
        - Розалина тут ни при чем. Мы с Аленом повздорили. Мне показалось, что он перегнул палку. Вот я ему и влепил.
        - Извини. - Ален поднял взгляд, и Розалине показалось, что его челюсть была слегка опухшей. - Ты ворвался в мой дом и ударил меня по лицу.
        - Я не заходил к тебе в дом, потому что ты не позволил. Но я просил тебя убрать руки. Дважды. А в третий раз не спрашивают.
        - Может, в твоем мире это норма, - огрызнулся Ален. - В моем мы не бросаемся друг на друга с кулаками, когда нам вздумается.
        - Приятель, я видел, что происходит в твоем мире, и не хочу иметь с ним ничего общего.
        - О, это я переживу…
        - Вы все, - голос Дженнифер Халлет пронзил Алена, как мачете, - заткнитесь прямо сейчас. Мне плевать на то, что произошло, почему и кто виноват. Меня волнует только одно - создание прекрасного телешоу о прекрасных людях, которые готовят прекрасные торты. А вы все портите своими козлиными разборками и мужицким дерьмом, потому что вам обоим хочется спустить на сиськи одной женщины.
        - Эм, - сказала Розалина, - а можно не вмешивать в это мои сиськи?
        Дженнифер развернулась к ней.
        - Твои сиськи нас в это и загнали, солнышко.
        - Я хочу, чтобы ее убрали из шоу. - Это был Ален. - Она напилась и начала себя агрессивно вести. По отношению ко мне и моей близкой подруге.
        - Ты имеешь в виду, - спросила Розалина, - близкую подругу, которую ты намеренно опоил и пытался заставить переспать со мной?
        Раздался глухой стук - Дженнифер Халлет ударила кулаком по стене.
        - Чтоб меня ржавым венчиком для яиц. - Она обрушилась на Алена. - Если ты пришел ко мне с душещипательной историей о том, что тебе дали по зубам за то, что ты сексуальный домогатель, то я по-настоящему выйду из себя.
        - Все было не так, - начал возражать Ален, слегка упав духом. - Я пригласил Розалину и свою подругу к себе, чтобы провести время вместе. Мы немного выпили, одно за другое. Мне жаль, если она неправильно поняла ситуацию.
        Наступила тишина, во время которой Дженнифер смотрела на Алена с прищуром.
        - Если ты думаешь, что я поверю в это хоть на каплю хорьковой спермы, ты, мелкий самодовольный член, то ты точно не знаешь, с кем имеешь дело.
        - И кому, по-твоему, поверит «Дейли мейл»? - Ален сложил руки на груди. - Мне или девке, которая залетела в девятнадцать?
        - «Мейл», «Миррор» и гребаный «Спорт, мать его, Сандэй» могут делать все, что им заблагорассудится, потому что мы - гусь, несущий золотые яйца. Но если ты возомнил, что можешь навредить нам больше, чем мы - тебе, то можешь смело идти и пробовать. Хотя, - Дженнифер сделала зловещую паузу, - я бы посоветовала тебе проверить контракт на предмет того, что произойдет, если ты скажешь хоть одно гребаное слово прессе, которое нам повредит.
        - Ну, - сказал Ален, - ты…
        - Убирайся к черту из моего трейлера. Вернись в номер. Как следует подрочи на портрет маменьки. А утром все должно быть так, будто ничего не было.
        - Я буду…
        - Пошел вон.
        Окончательно проиграв, он ушел. А Розалина испустила глубокий вздох, который оказался досадно преждевременным.
        - А что касается вас, парочки подержанных писсуаров, - продолжила Дженнифер, сделав паузу, - не думайте, что сорвались с крючка. Ты, - она указала на Гарри, - совершил настоящее преступление. Опять. А ты, - ее палец переместился на Розалину, - просто выводишь меня из себя.
        Розалина поморщилась.
        - Это я виновата. Гарри бы там не было, если бы я ему не позвонила.
        - Он ударил по зубам одного из моих конкурсантов.
        - Он сам напросился, - отметил Гарри. - И удар был по подбородку.
        - Ни то, ни другое не относится к законной защите. Я близка к тому, чтобы отправить тебя домой прямо сейчас и сказать аудитории, что вам пришлось иметь дело с… - Дженнифер скривила губы в искреннем отвращении, - с семейными обстоятельствами.
        Это казалось Розалине ужасно несправедливым.
        - Если уйдет он, я тоже.
        - Не надо искушать меня, солнышко. У меня планы на случай непредвиденных обстоятельств выходят из гребаной уретры. Я все равно сделаю шоу, даже если вы все, ублюдки, сдохнете в результате несчастного случая при смешивании игредиентов. Но, - и тут Дженнифер уныло опустилась в кресло, - я не люблю тратить кадры впустую. И я проделала огромную работу, чтобы обеспечить вам прекрасное путешествие, так что прекрасное путешествие у вас будет. А теперь убирайтесь отсюда, вы оба, будьте скромными, но благодарными, и предоставьте мне разбираться с остальной частью этой объективно фекальной ситуации.
        Они вышли и уже прошли половину пути по лужайке, когда поняли, что не знают, куда им идти. Бар казался теперь неподходящим, поскольку Анвита выбыла, а единственным местом, где они точно не пересекутся с Аленом, были их номера, а это казалось слишком сложным, особенно учитывая, чем все закончилось, когда они последний раз остались вдвоем.
        - Черт. - Гарри задумчиво засунул руки в карманы. - Не могу поверить, что он пытался выгнать тебя из шоу. Ведь даже не ты его ударила.
        - Да. Я понимаю, что мужчинам не нравится, когда им отказывают в сексе, но к такому уровню мелочности я совершенно не была готова.
        - Думаю, это был тактический ход. Он, конечно, недоволен тем, что не получил секса втроем с тобой, но еще и слишком серьезно относится к соревнованиям, и я считаю, что он увидел шанс избавиться от той, кто может его победить.
        Она уже собралась сказать что-то рефлекторно самоуничижительное, но передумала.
        - А знаешь, думаю, что смогу надрать ему задницу. У меня столько возможностей подложить собранный вручную шалфей в то, что в нем не нуждается.
        - Знаю, это некрасиво с моей стороны, - сказал Гарри, - но мне бы очень хотелось увидеть его лицо, если он не выиграет.
        - Он искренне считает себя единственным, кто заслуживает победы. - Она поковыряла носком траву. - Господи, не верится, что я с ним встречалась.
        - Если честно, друг, я тоже.
        - Эй. - Она не могла сказать, пытались они вернуть все в нормальное русло или им было нормально, потому что им настолько хорошо друг с другом. И, вероятно, ей стоит перестать об этом беспокоиться, если это пройдет. - Это связано с низкой самооценкой и кризисом среднего возраста, мы долго обсуждали эту тему, и я запрещаю тебе грубить мне по этому поводу.
        - Я не грублю. Просто хочу сказать, что никогда не понимал, почему он такой козел, а ты - нет.
        Особенность отношений Розалины, которую она раньше считала естественной, заключалась в том, что никто из тех, кем она романтически интересовалась, никогда не наблюдал за ее предыдущими отношениями в их катастрофической полноте.
        - А не ты ли мне постоянно говоришь, что твой лучший друг - козел?
        - Нет, он придурок. Это совсем разные вещи.
        - Неужели? Как по мне, эти вещи очень похожи.
        Гарри потер челюсть.
        - Ну, придурки обычно что-то делают не специально. А вот козлам просто плевать.
        - А задницы?
        - Они просто… висят и не делают ничего хорошего.
        - Говорю как человек, который хотел стать врачом, - сказала Розалина, - уверена, что у них есть полезная функция.
        - Если говорить как человек, которому приходится жить с задницей, то они практически не мешают. В смысле, сидеть на собственных яйцах - больно и неудобно, и нельзя так с собой поступать. Эй, над чем ты смеешься?
        - Прости. - Она предприняла доблестную попытку сдержать смешок по поводу злоключений Гарри с яичками. - Человеческое тело странно устроено. Часть нервной системы направлена на то, чтобы мышцы не ломали кости.
        - Вот что я тебе скажу: если природа так устроила наши тела, то она та еще сволочь.
        - Знаю. Девочка в моем классе однажды вывихнула плечо, потому что слишком резко на что-то показала.
        - На что она показывала?
        - Самое смешное, - сказала ему Розалина, снова хихикнув, - что мне больше всего запомнилось не это.
        Гарри в ответ негромко хихикнул. Затем резко прекратил смеяться и посмотрел через плечо Розалины. Повернувшись, она увидела Алена (который, как она надеялась, проигнорировал совет Дженнифер Халлет помастурбировать на фотографию своей матери), идущего прочь от отеля в сторону гостиницы. Его походка говорила о том, что он знает, что они там, но старается не подавать виду.
        - Вот черт, - прошептала она. - Сейчас ужин, да?
        - Да. Если честно, вряд ли я смогу его осилить.
        - Мы можем вернуться в паб, но в прошлый раз из этого ничего хорошего не вышло.
        - Но с нами не будет Анвиты, так что некому будет обманывать нас в игре в слова и заставлять плутать в темноте. - Он ненадолго замолчал. - Мне ее не хватает.
        - Мне тоже. Так странно остаться вчетвером. Такое ощущение, что ты пережил какую-то ужасную катастрофу, а потом вспоминаешь, что все остальные просто уехали домой, и все в порядке.
        Гарри кивнул.
        - На той неделе я пригласил Рики поиграть в «ФИФА». Хороший парень. Но не особо хорош в «ФИФА».
        - Он взорвал приставку в духовке? - спросила Розалина.
        - Нет, но он постоянно забивал автоголы. По-моему, под конец он делал это специально.
        Они смотрели, как Ален исчезает в отеле.
        - Ты хочешь… - Гарри показал большим пальцем себе за спину. - В одной из деревень, через которые мы проезжали, есть рыба и чипсы. Мы могли бы съездить и перекусить.
        - А знаешь, было бы здорово. Если только мы не станем никого бить, заходить на чужую территорию или пугать скот.
        - Наверно, можно попробовать. Идем, друг.
        Они забрались в грузовик Гарри и поехали обратно, по сельской местности, пока не нашли лавку с рыбой и чипсами, которая в самом деле называлась «Старая деревенская лавка с рыбой и чипсами». Как только они получили сверток из газеты, от которого исходил пар, они решили, что лучше будет убраться куда-нибудь в неприметное и не вызывающее возражений место на случай, если их потащат к Дженнифер снова. Они доехали до тихой улочки рядом с небольшим холмом и рощей, где Гарри припарковался и открыл задние двери фургона. Они сидели бок о бок в задней части фургона, рядом с аккуратно заставленными полками с электротоварами, и с удовольствием ели рыбу с фри.
        Это был прекрасный вечер - английский, золотой, полный надежд и пения птиц. И в этот раз Розалина никуда не опаздывала и ничего не пыталась успеть. Ей еще предстояло отвоевать определенную толику благосклонности Дженнифер Халлет. Но сейчас это мгновение было только для нее. И она могла разделить его с… с другом. С тем, кто ей дорог.
        Может быть, дело было в тишине и открытом небе, но на нее нахлынуло чувство удовлетворения, согретое летней дымкой. И самое странное, что это чувство было ей знакомо. Как чашка чая в конце долгого дня. Как отвести Амели в парк и наблюдать, как она раньше всех забирается на большие качели. Как подпевать Мицки за мытьем посуды в среду днем. Как аромат кексов, только что вынутых из духовки. Как Лорен и Амели, которые спорят над пазлом на обеденном столе. Мягкая нить уверенности, которая всегда была рядом.
        Если бы она могла позволить себе поверить в это.
        Воскресенье
        Пекарские выходные выдались трудные. Тема недели, как это обычно бывает в полуфинале, была весьма замысловатой. В данном случае - регентство. А в выпечке вслепую был, помимо всего прочего, рахат-лукум, который в те времена был очень популярен. И даже Нора не готовила его раньше. Насколько Розалина могла судить, его нужно было непрерывно помешивать в течение целого часа. В результате чего получить странную клейкую субстанцию, которая недолго выстаивалась и на вкус слегка отдавала розой. Она заняла первое место, потому что ее вариант был наименее ужасным. Но ничто из того, что было предложено в этом раунде, не соблазнило бы Эдмунда продать своих братьев и сестер ведьме. Скорее всего, он бы просто взглянул и вернулся в обратно в шкаф.
        Вдобавок ко всему, быть милой на камеру было практически невозможно, когда три четверти участников кипели от обиды. Нора, по крайней мере, безмятежно бормотала, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на взбивание кукурузной муки, и она это знает, потому что большую часть своей жизни она уже прожила.
        Ночной сон немного помог, и сегодняшнее марафонское задание по изготовлению «трех разных десертов, посвященных ананасу» прошло лучше, чем опасалась Розалина.
        Когда Колин Тримп появился у ее рабочей стойки, она не задумываясь перешла в режим повествования.
        - Итак, я делаю ананасово-яблочную начинку для своего ананасового печенья в форме ананаса. Теперь, когда я говорю это вслух, возможно, ананаса слишком много даже для ананасового вызова. У меня есть ананасовый сок, сахар и кусочки настоящего ананаса в кастрюле. Я оставлю их томиться. А в это время собираюсь приготовить эспуму из коричневого сахара для своего ананаса, запеченного в мелассе, с кремом из темно-коричневого сахара.
        - Эспуму? - переспросила Грейс Форсайт, которую двусмысленное слово притянуло к Розалине. - Не знакома с такой.
        Возможно, Розалине не следовало отвлекаться от готовки, но она не могла не спросить.
        - А разве можно так поступать с эспумой до вечернего эфира?
        - Если она сама согласна.
        Ален поднял взгляд от своей аптечной стойки с полезными на вид ингредиентами, и Розалина сжалась на случай, если он что-то скажет. Но то ли он передумал, то ли не обратил внимания, но быстро вернулся к работе.
        Типично, не правда ли? Она почти весь конкурс волновалась, что думают и чувствуют другие, а он потратил его на то, чтобы добиться желаемого. Мудацкое поведение, но это точно давало шанс выиграть конкурс выпечки.
        Когда началось судейство, Розалину вызвали первой, и она аккуратно разложила свой ассортимент десертов на ананасовую тему на столе в передней части бального зала.
        - Что ж, - заявил Уилфред Хани, - выглядят прелестно.
        Марианна Вулверкот подвергла блюдо Розалины тщательному изучению.
        - Я впечатлена эспумой. Она сделана довольно умело. Но кексы, - она откусила кусочек, - хоть и красивые, не соответствуют тому уровню, который я ожидала от тебя на данном этапе конкурса.
        О боже. Она вылетит. За то, что подала некачественные кексы известному кондитеру.
        - Что касается печенья, - Марианна Вулверкот еще не договорила, - хоть я и принимаю причудливые украшения и розмарин в виде веточек ананаса, - это интересный штрих, но для меня… многовато джема по отношению к тесту.
        Розалина моргнула, стараясь не расплакаться. Слезы на камеру - это плохо. Слезы на глазах у придурка-бывшего - это совсем другой уровень унижения.
        Уилфред Хани упрямо сложил руки на груди.
        - Я не согласен. Твоя эспума прекрасна. Кексы, да, простые, но в них много души, они прекрасно пропечены и имеют великолепный вкус. Что касается печенья, оно забавное, и я думаю, что оно очень нравится твоей дочке.
        Ощущая легкую дрожь и не зная, хорошая ли это оценка или плохая, Розалина вернулась на свое место.
        Следующим был Гарри.
        - Так вот, - сказал он, - я сделал целый набор ананасовых сладостей. Здесь ананасовая помадка, фруктовый лед «Пина колада» и торт «Желтый бархат», который похож на «Красный бархат», только он желтый и с ананасом.
        Судьи попробовали его разнообразные лакомства.
        - Я считаю, что у тебя снова получилось довольно продуманно, - сказала Марианна Вулверкот удивленным тоном, который, похоже, приберегала для тех случаев, когда Гарри делал что-то впечатляющее. - Ты взял классические любимые десерты, привел их в соответствие с заданием и представил в довольно элегантной форме. Тебе повезло с фруктовым льдом, потому что, - она отщипнула уголок у одного из эскимо, - он только недавно замерз.
        - Считайте меня занудой, - добавил Уилфред Хани, - но я не люблю, когда в «Пекарских надеждах» готовят фруктовый лед. Потому что это не выпечка, и, если честно, едва ли кулинария.
        Гарри кивнул.
        - Справедливо.
        - Думаю, это тебе сойдет с рук, - продолжил Уилфред, - потому что задача заключалась в разнообразии десертов. И они действительно прекрасно дополняют торт и помадку. «Желтый бархат» - рискованный ход, потому что я раньше не видел ананасовый бархат, но он получился, и он очень бархатистый, каким и должен быть.
        Хотя Розалина и не была в восторге от своего отзыва, она все же улыбнулась Гарри, когда он, слегка покраснев, вернулся на свое место.
        - Базово, - заявила Марианна Вулверкот в ответ на три торта, которые Нора поставила перед ней. - Мы хотели получить набор десертов, в которых бы прославлялся ананас. А то, что ты нам подала, это три торта с ананасом на них.
        - Внутри тоже ананас, - отметила Нора.
        Уилфред Хани нарезал ананасовый чизкейк и осторожно взял кусочек.
        - Мы не можем упрекнуть тебя в техническом исполнении. Это приятный тарт, хорошо застывший и с прекрасной сладкой основой. Бисквит «Виктория» идеален, а я знаю, сколько мастерства нужно, чтобы испечь идеальный бисквит «Виктория». А еще у тебя получился отличный перевернутый ананасовый пирог. Но Марианна права в том, что ты не проявила большого разнообразия по сравнению с другими конкурсантами.
        - М-хм, - сказала Нора. - Спасибо.
        Наконец, пришел черед Алена - он нес свой поднос, который давал понять, что он слишком старается.
        - Итак, - объявил он, - я приготовил кокосовую панна-котту с пряным ананасом, ананасово-мятный шербет со свежими фруктами, а также ананасовый тарт с решеткой и стручком ванили.
        Вот дерьмо. Все выглядело великолепно. Естественно, великолепно. Он - самодовольный мудак, но в выпечке раздражающе хорош.
        - Я, наверное, буду предвзят в этом вопросе, - сказал Уилфред Хани, - потому что очень люблю тарты.
        - Как и все мы, дорогой, - откликнулась Грейс Форсайт.
        - У тебя получилась прекрасная равномерная выпечка, - продолжил Уилфред Хани, - а стручок ванили очень смягчил кислотность ананаса. Просто идеально.
        Ален скромно улыбнулся.
        - Спасибо.
        - Ты превзошел самого себя, Ален. - Марианна Вулверкот проверила, как колышется панна-котта. - Я особенно ценю то, что ты выбрал шербет, который, безусловно, был популярнен в ту эпоху. На самом деле он мне так нравится, что я прощу тебя за то, что ты снова брал мяту из сада.
        - Текстура панна-котты, - продолжил Уилфред Хани, - именно такая, какой должна быть. И мне нравится, что в этом блюде ты использовал ананас больше в качестве украшения, чтобы он по-разному был включен в каждый десерт.
        Марианна Вулверкот кивнула.
        - Абсолютно согласна. То, как ты использовал ароматы во всех трех блюдах, показывает настоящую тонкость вкуса. Каждое из них представляет нам ананас с разных сторон, и это именно то, что мы искали.
        Значит, он выиграл. Конечно, выиграл.
        Грейс Форсайт все еще произносила огромную бессвязную речь, в которой намекала, что это может быть кто-то другой, но он, черт возьми, победил.
        - И вот, - продолжала Грейс Форсайт, - мы подошли к печальной части дня. Всегда трудно прощаться с участниками так близко к финалу.
        Нора выглядела подавленной. Гамбит с тремя пирогами явно был неверным решением в данной ситуации.
        - Вы все замечательные пекари, но нам придется потерять одного из вас. И на этой неделе это Гарри.
        Все были потрясены. Кроме Алена, который почти ликовал.
        - Это… Гарри? - сказала Нора.
        Грейс Форсайт прочистила горло.
        - На этой неделе результаты были очень близки, и судьи посчитали, что последнее место в финале должно достаться участнице со стабильными результатами на протяжении всего конкурса.
        - Логично. - Гарри встал с табурета, готовясь к сцене прощания. - Я готов первым признать, что много натворил дерьма.
        В поле зрения появился Колин Тримп.
        - Эм, мы, возможно, будем использовать некоторые из этих кадров. Так что, если можно, сведи количество дерьма к минимуму. Это было бы очень кстати.
        - Заслуженно, Нора, - отозвался Ален с напускной искренностью.
        Гарри притянул Нору в объятия.
        - Да, молодец.
        - Прошу всех в кадр, пожалуйста, - прокричал Колин Тримп. - Покажите зрителям, насколько вы сблизились.
        И в каком-то смысле так и было. За одним примечательным исключением.

* * *
        - Это полный бред, - закричала Розалина, ворвавшись в трейлер Дженнифер Халлет. - Никто из тех, кто смотрит шоу, не поверит, что Нора осталась на этой неделе, потому что она пекла лучше Гарри.
        Дженнифер развернулась на кресле у стены из экранов.
        - Это магия монтажа, солнышко. Мне не хотелось этого делать. Но позволь напомнить, что твой деревенщина-козлоеб ударил участника в лицо. И раз Джереми Кларксон не смог избежать наказания, то он точно не сможет.
        - А Ален, видимо, может.
        Откинувшись назад, Дженнифер Халлет изобразила насмешливый ужас.
        - О, нет. Белому мужчине из среднего класса может сойти с рук принуждение своей девушки к сексу, которым она не хочет заниматься. Какое неожиданное развитие событий. Мое понимание мира пошатнулось.
        - Не веди себя так, будто это не в твоей власти, - сказала Розалина, тыкая пальцем так, как, вероятно, было не очень разумно. - Ты здесь главная. Ты решаешь, что будет.
        - И что ты хочешь? Чтобы я выгнала мистера Струю Мочи и Лимонника с шоу, чтобы он навсегда остался парнем, который должен был выиграть шестой сезон «Пекарских надежд»? Хочешь отправить его домой? Победи его. А потом живи своей жизнью.
        Розалина и в лучшие времена не отличалась праведным гневом. А сейчас были не лучшие времена. Она поникла.
        - А что насчет Гарри?
        - А что насчет него? Грубоватый паренек, которого позвали, чтобы сорокапятилетним женщинам было на что подрочить, а все остальные думали: «О, ничего себе, он печет. Это чудо, что он вообще дошел до третьей недели».
        - Так вот как ты всех видишь? Нора - это просто милая бабуля, а Ален - парень, за которого хочется выдать замуж дочь? А я просто милая девушка с грустной историей жизни для демографической группы от восемнадцати до тридцати пяти?
        Дженнифер Халлет откинула голову и разразилась гнусавым смехом.
        - Подумай очень хорошо, солнышко. Ты точно хочешь услышать ответ на этот вопрос?
        Как оказалось, Розалине не пришлось долго раздумывать.
        - Нет. Нет, не хочу.
        - Потрясающе. А теперь отвали. Потому что я должна сделать так, чтобы этот полностью предотвратимый дерьмовый пожар выглядел очаровательно и правдоподобно.
        На парковке ее ждал Гарри.
        - Готова ехать? - спросил он. А затем: - что случилось, приятель?
        Розалина боролась со слезами - она не надеялась, что крик на Дженнифер Халлет чем-то поможет, но теперь у нее закончились силы, и она осталась наедине с эмоциями.
        - Из-за меня тебя выгнали из шоу.
        - Меня выгнали, потому что было бы несправедливо, если бы Нора выбыла после одной неудачной недели, и потому, что я врезал Алену.
        - Но ты ведь ударил его из-за меня.
        - Нет. Я ударил его, потому что там, откуда я родом, если мужик кладет на тебя руки и ты говоришь ему, чтобы он их убрал, а он не убирает, ты его бьешь. - Он пожал плечами. - Мне не нравилось, как он с тобой обращался, но я думал, что ты уже разобралась, раз собралась уехать. То, что произошло между ним и мной, осталось между ним и мной.
        Это немного успокоило Розалину, но лишь немного.
        - Я все равно считаю, что ты не должен был выбыть.
        - Да, не должен был. Но это же просто телевидение, так ведь? Так мы едем или как?
        - Наверное. Но нам нужно будет забрать Амели от моих родителей. В довершение ко всему, на этой неделе мне пришлось передавать ребенка от одной няни к другой, чтобы на меня смогли надавить и заставить заниматься сексом втроем, которого я не хотела.
        - Без проблем, дружище. Где они живут?
        - В Кенсингтоне.
        Он хихикнул.
        - Ну, еще бы.
        По правде говоря, после всего, что произошло за последние несколько дней, Розалина не была готова встретиться лицом к лицу с Корделией и Сент-Джоном. Но это был единственный способ вернуть Амели. Поэтому она должна была это сделать.

* * *
        - Ничего себе, - заметил Гарри, когда они остановились у дома родителей Розалины. - Твой папа - парень из «Мэри Поппинс»?
        Розалина несколько виновато смотрела на чрезвычайно роскошную резиденцию Эрлз-Корт, в которой выросла.
        - Какой? Дик ван Дайк?
        - Нет, тот, что в котелке и с усами. Снимался в «Набалдашнике и метле» и прочем.
        - Да. Мои родители вроде как… невероятно богатые, если задуматься.
        - Вот видишь. - Он торжествующе ухмыльнулся. - Я же сказал, что ты - элита.
        - Мы не элита. Они просто… оба очень преуспели в своих сферах.
        - Знаешь две самые элитные вещи в мире?
        - Эм, королева и Виктория Бэкхем?
        - Говорить, что ты - не элита, - ответил он, - и фраза «очень преуспеть в своей сфере». Мой папа преуспевает в своей сфере. Но из-за того, что его сфера - электричество, о нем говорят: «Это Ринго Добсон. Он электрик».
        Молчание.
        - Прости. Твоего отца зовут Ринго?
        - Да. Бабушка была большой фанаткой «Битлз».
        - И ты считаешь, что это у меня имя странное.
        - Честно говоря, приятель, Ринго Старр все еще жив, он прославился в своей сфере, и он не монахиня. И еще я думаю, ты тянешь время. Знаешь, я могу подождать в фургоне, если хочешь.
        Она тянула время. Но не из-за Гарри.
        - Не нужно. Если только ты сам не хочешь. А это понятно, потому что с моими родителями бывает… тяжело.
        - Не, все в порядке. Надо размять ноги.
        Они размяли ноги - Розалина довольно неохотно - до входной двери. Там она постучала и подождала.
        - Разве у тебя нет ключа? - спросил Гарри, когда последовало короткое молчание.
        - Если бы у меня был ключ от их дома, они захотели бы ключ от моего, а это было бы совершенно другое дело.
        Розалина надеялась, что он не попросит больше объяснений, но, по счастливой случайности, он не получил такой возможности.
        Дверь открылась, и Корделия Палмер предстала в домашней одежде, которая, честно говоря, не сильно отличалась от той, в которой она забирала дочь с шоу о выпечке, и которая не сильно отличалась от той, в которой она выступала с речью на конференции.
        - Розалина, - сказала она, - кто это?
        Что касается приветствия, то оно могло быть и хуже. И иногда бывало.
        - Это Гарри. Он из шоу.
        - Рад с вами познакомиться, миссис Палмер.
        Гарри протянул руку, и Корделия начала ее рассматривать, как будто она была покрыта фекалиями.
        - А что с Аленом? - спросила Корделия.
        - Лучше тебе не знать.
        - Но я хочу знать. Ты просто не хочешь мне рассказывать.
        Розалина впилась ногтями в ладони.
        - Ты права. Не хочу. Можно мне забрать дочку?
        Вздохнув, Корделия отошла в сторону.
        - Она в гостиной, той, что наверху, с твоим отцом и шариками.
        Розалине было трудно встретиться взглядом с Гарри после того, как ее мать не только отказалась пожать ему руку, но и сказала о гостиной так, что стало ясно, что у них их несколько. Проскользнув мимо Корделии, она провела его в самое большое помещение в доме, где сейчас находилась самая сложная и замысловатая дорожка для шариков, которую Розалина когда-либо видела. Палмеры не скрывали своего желания «пристроить Амели в STEM», поэтому за несколько лет они потратили целое состояние на наборы GraviTrax, которые нравились Амели, а Розалина старалась не чувствовать себя предательницей.
        - Мамочка, - позвала Амели из маленького леса башен, пандусов и магнитных катапульт, - смотри, что мы с дедой сделали.
        - Мы с дедушкой, - сказал дедушка, который сидел на соседнем табурете и собирал крыло.
        - Посмотри, что мы с дедушкой сделали. Это гонки. Для шариков. Тут синий, красный и зеленый шарик, и они делают «вжух». И мы запустим зеленый шарик сюда, красный - сюда, синий - сюда и посмотрим, кто из них победит из-за гравитации и импульса.
        Гарри присел, чтобы лучше рассмотреть дорожку.
        - Захватывающе.
        - Здравствуйте, мистер Викинг. - Амели подняла глаза от своего строительного проекта. - Посмотрите, что мы с дедушкой сделали.
        - Я слышал, премьер-министр. Это гонки для шариков.
        - Розалина, - Сент-Джон Палмер поднялся на ноги, - кто это?
        - Он из шоу, - объяснила Корделия, появляясь на лестнице. - Судя по всему, Ален теперь не у дел.
        Сент-Джон Палмер с сожалением покачал головой.
        - Жаль. Казался хорошим человеком. Что на этот раз пошло не так?
        - Я не хочу об этом говорить, - сказала ему Розалина так твердо, как могла.
        - Говорить о чем? - спросила Амели очень громко. - Кто такой Ален?
        - Ален был маминым другом. Но больше он ей не друг.
        - Почему?
        - Он оказался не очень хорошим человеком.
        Амели на секунду об этом задумалась.
        - А почему?
        О господи.
        - Он притворялся… хорошим, чтобы понравиться маме. Но оказался самым настоящим эгоистом.
        У Амели по-прежнему было вопросительное лицо, но Корделия перебила Розалину.
        - Мне он не показался эгоистичным. Он вдохновлял тебя на очень благоприятные изменения в жизни.
        - Да. - Сент-Джон Палмер, как всегда, решил действовать в соответствии со своим извечным убеждением, что миру очень нужно его мнение. - Твоя мать сказала, что ты хочешь вернуться в университет. Я изучил этот вопрос, и курс второго уровня Открытого университета - лучшее место для начала. Я поговорю с Эдвардом - он работает на них с момента последнего экономического спада.
        Как быстро они взялись за старое.
        - Папа, не надо говорить с Эдвардом. Никому не надо.
        - Розалина. - Корделия холодно посмотрела на нее. - Надеюсь, ты не собираешься отказаться от своих карьерных планов только потому, что у тебя не сложилось с мужчиной.
        - Это были не карьерные планы, - пыталась настаивать Розалина. - Это были просто мысли.
        - Мама… - В разговор теперь встряла Амели. Было неприятное ощущение, что ситуация обостряется. - Ты не говорила, что хочешь вернуться в университет. Почему ты не сказала, что собираешься вернуться в университет?
        Родители не часто были на стороне Розалины, но если и было что-то, что Корделия и Сент-Джон спешили защитить, так это ее право сделать то, чего они хотели от нее уже десять лет.
        - Тебе это пойдет на пользу, - сказал Сент-Джон.
        - Мама будет какое-то время занята, - продолжала Корделия, - но после этого она найдет работу гораздо лучше прежней, и у вас будет дом куда лучше…
        - А можно мне будет завести собаку? - спросила Амели. - Или шипящего таракана?
        Теоретически сейчас было самое время поставить точку, но это было трудно, поскольку Палмеры так часто шли наперекор Розалине.
        - Мы не будем переезжать в новый дом.
        - Тогда почему ты возвращаешься в университет? - Амели начала теряться, а растерянная Амели была в двух шагах от плачущей Амели. - Раз ты возвращаешься в университет, то мне надо собаку, или таракана, или дом.
        Гарри, который возился с отвалившимся куском рельса в изумительном монорельсе Амели, поднял голову.
        - По мне, так твоя мама пока не решила.
        - Пока не решила.
        Это сказали оба Палмера хором.
        - И я думаю, она как раз таки это уже сделала.
        Это была Корделия.
        Все. Последняя капля.
        - Да неужели, - огрызнулась Розалина. - Я так рада, что ты рассказываешь другим, что и когда я решила, потому что сама я явно не способна это сделать.
        - Ну, честно говоря, дорогая, - Корделия сцепила руки, как будто сообщала болезненные новости, а не просто вела себя отвратительно, - ты всегда была немножко нерешительной.
        - Я не нерешительная, мама, я бисексуальная. Есть разница.
        Это было ошибкой, потому что если в чем Палмеры и преуспели… Ну, если они в чем-то и преуспели, так это в карьере в медицине, достаточно прибыльной, чтобы оплачивать большие дома в центре Лондона и частное образование своей дочери. Но среди многого другого, в чем они преуспели, было правдоподобное отрицание.
        - Это ты говоришь о своем образе жизни. Я просто указываю на то, что мы с твоим отцом познакомились с двумя твоими джентльменами впервые за столько месяцев…
        - Мы просто приятели, - откликнулся Гарри в обреченной на провал попытке внести ясность.
        За свое беспокойство он получил лишь фемтосекунду внимания Корделии.
        - С тобой никто не разговаривает, дорогой Гарольд.
        - Я не Гарольд, а Гарри. И я ниче не хочу сказать, но мне кажется, что вы сейчас грубите.
        - То, что ты «ниче не хочешь сказать», само собой разумеется. - Сент-Джон Палмер перевел взгляд с Гарри на Розалину. - Ты в самом деле позволишь этому мужчине в таком тоне разговаривать с твоей матерью?
        Да что это за гребаный вопрос, еще и адресованный ей?
        - Извиняюсь, миссис Палмер. - Гарри поднял руки, как будто на него наставили пистолет. - Извиняюсь.
        - Тут уже ничего не исправить.
        Так, вот теперь хватит.
        - Мама, перестань… перестань быть такой снисходительной. Гарри, тебе не за что извиняться, ты прав. Они ведут себя грубо. Они не просто грубят, они… - Это был не тот разговор, который она хотела вести в присутствии своей дочери. - Отведи Амели в фургон, пожалуйста.
        При звуке своего имени Амели ожила, как рыбка в пабе.
        - Я не хочу в фургон, я хочу доделать трассу для шариков.
        - Дай девочке закончить трассу, Розалина. - У Сент-Джона Палмера был тот же властный тон, который он использовал всегда, когда Розалина не соглашалась с ним, сколько она себя помнила. - Это обучающая игра.
        Это… была ситуация, в которой было необходимо глубоко дышать.
        - Амели, поблагодари бабушку и дедушку за прекрасно проведенное время. Закончишь трассу, когда вернешься. Но сейчас мне нужно, чтобы ты пошла в фургон с Гарри.
        - Ты в самом деле решила отправить нашу внучку посидеть в фургоне с чужим человеком, с которым ты познакомилась на реалити-шоу?
        Корделия говорила с таким возмущением, как будто брала по нему уроки.
        - Нет. Я отправляю свою дочь посидеть в фургоне с моим другом, потому что она не должна все это слышать.
        - Что слышать? - спросила Амели. - Почему ты всегда считаешь, что я ничего не понимаю? Я много чего понимаю. Понимаю, почему шарики катятся быстрее, и знаю большеглазых рыб, и откуда берется энергия в гидротермальных источниках, хотя там нет солнечного света, поэтому нет фото… фото…
        - Фотосинтеза.
        Тон Сент-Джона перешел от ругани к доброжелательности так быстро, что казалось, будто он работает с устаревшей программой преобразования текста в голос.
        - Амели, я попросила тебя уже дважды. Попрощайся с бабушкой и дедушкой и иди в фургон с Гарри.
        Несмотря на то что Розалина полжизни чувствовала себя на двенадцатом месте среди худших родителей в мире, ей очень редко приходилось говорить дочери сделать что-либо более трех раз. Амели встала, произнесла заученное, но вполне очаровательное «спасибо за заботу» и подошла к Гарри.
        - Пошли, премьер-министр. Можем поиграть в слова, пока ждем твою маму.
        Около десятка секунд, которые потребовались им, чтобы скрыться из виду, тянулись гораздо дольше, чем часы, проведенные Розалиной на шоу в ожидании, пока судьи скажут, почему ее выпечка не удалась на этой неделе.
        - Ну? - Сент-Джон даже сложил руки. - Что ты хотела сказать нам такого важного, что тебе пришлось увести свою дочь?
        Его взгляд был настолько вызывающим, что на очень, очень долгое мгновение Розалина всерьез задумалась о том, чтобы отступить и сказать: «Знаешь что, забудь». Но она делала так уже больше восьми лет, и к чему это привело?
        - Ты… - Не было хорошего варианта начать разговор или объективно не ужасного его продолжать. - Ты правда не понимаешь, какой ты на самом деле, да?
        Ее отец моргнул.
        - Какой я?
        - Розалина, - Корделия перешла в свой понимающий тон Я-высказывания и голос, который поднялся примерно на восьмую часть октавы, - я понимаю, что тебя в последнее время постигли разочарования, но набрасываться на отца…
        - Ой, мама, я имею в виду вас обоих. Разве ты… то есть вы вообще… Я прихожу сюда, чтобы забрать ребенка, а вы решаете за меня, оскорбляете моего друга, постоянно копаетесь в моей гребаной жизни и все это делаете на глазах у Амели.
        Сработало? Казалось, это заставило их замолчать, по крайней мере на мгновение.
        Но лишь на мгновение. И Корделия опомнилась первой.
        - Ну, мне жаль, если твой… друг оскорбился. Но ты должна понимать, насколько все это непонятно твоему отцу и мне. И Амели. Твой образ жизни в последнее время не отличается стабильностью.
        - Может, и н… - Она уже хотела уступить, но нет. Вот так всегда и выходило. - Вообще-то, я считаю, что это чушь собачья. Настоящая, полная чушь собачья.
        - Следи за языком, Розалина. - Теперь, когда Амели ушла, ушел и добрый Сент-Джон.
        - Ой, да к черту за ним следить. Язык нужен для того, чтобы говорить, а я хочу сказать, что твои слова, - она повернулась к Корделии, которая была совершенно ошеломленной, - можно назвать только бредом. Моя жизнь невероятно стабильная уже гребаный десяток лет. У меня было три работы, ни одна из которых не мешала заботиться об Амели. Я встречалась с четырьмя или пятью людьми, причем я сделала все, чтобы она не видела большинство из них.
        Возможно, ей следовало на этом остановиться. Но, как оказалось, она не могла. А может быть, дело было в том, что она не хотела, и, возможно, это было важнее.
        - Я оставила вас, чертовых… газлайтящих снобов, в ее жизни, потому что она, как видите, любит вас, возможно, потому, что на самом деле вас не знает. И да. Еще я оставила в ее жизни Лорен, потому что Лорен как никто другой была рядом со мной все это время.
        Упоминание этой женщины заставило обоих Палмеров вздрогнуть, но Розалина продолжила:
        - Даже пока я участвую в шоу, я забираю дочку из школы каждый день, когда я не на съемках, и я не пропустила ни единого ее балетного концерта, школьного праздника и родительского собрания, что, давайте будем предельно честны, гораздо больше, чем я могу сказать о каждом из вас. Так что нет, моя жизнь в последнее время, - она показала самые злобные в мире воздушные кавычки, - «отличалась стабильностью». Просто она не такая, какой вы хотите ее видеть, с тех пор, как мне исполнилось шесть.
        - Мы знаем, что мы не были идеальными родителями. - Корделия говорила медленно, почти осторожно. - Но мы думали, что с собственным ребенком ты поймешь, как это бывает трудно.
        Это было… речь шла вообще не об этом. Корделия придумала собственный смысл, с которым было легче справиться.
        - Я знаю, что это трудно. Естественно, я знаю, как это чертовски трудно.
        - Тогда почему ты набрасываешься на свою мать за то, что она пропускала родительские собрания?
        В голосе Сент-Джона прозвучала почти защитная нотка, чего Розалина никак не ожидала.
        - Охренеть, ты только на это реагируешь? Я всю жизнь прожила с призраком ваших ожиданий, который преследует меня, как призрак Банко. А вы думаете, что я ною из-за того, что вы пропустили мою пьесу, когда мне было девять.
        Сент-Джон бросил на нее сердитый взгляд.
        - А слово «ною» ты подхватила от того мужчины с грузовиком или своей бывшей девушки?
        - Ты имеешь в виду от Гарри или от Лорен? У них есть имена. И я не знаю. От обоих? Ни от одного из них? С какой стати это важно? Почему вы докапываетесь до каждой мелочи в моей жизни?
        Корделия выглядела почти убитой горем.
        - Ты - наша дочь, конечно, это важно.
        - Это не… - Это начинало походить на приготовление рахат-лукума. Жарко, тяжело, занимает вечность, а в итоге то, что все хотели, не получается.
        - Почему вам так важно, чтобы я жила в правильном доме, чтобы у меня была правильная работа, чтобы я встречалась с правильным мужчиной? И, прежде чем вы что-то скажете, вам явно легче, когда я встречаюсь с мужчиной.
        - Только потому, что мы хотим для тебя лучшего, - сказал Сент-Джон, так, как будто это не было ужасным ответом.
        - Вокруг столько предрассудков, - объяснила Корделия, так, как будто от этого стало лучше.
        Рахат-лукум начал кристаллизоваться.
        - Ладно. Попробую еще раз, потому что вы, видимо, решили, будто это дискуссия.
        - Ну, ты толком почти ничего не объяснила, дорогая.
        У Корделии все еще хватало наглости смотреть неодобрительно.
        - Тогда слушайте. Я не собираюсь возвращаться в университет. Я не хочу туда возвращаться. Не хочу быть врачом, и вообще, - она никогда не говорила этого вслух, но сейчас заставляла себя, и это было естественнее всего на свете, - я не знаю, хотела ли я когда-нибудь стать врачом. Просто до рождения Амели мне и в голову не приходило, что я могу хотеть чего-то другого.
        Было приятно это сказать. Но это чувство быстро угасло, когда она увидела совершенно непонимающие взгляды родителей.
        - Ты ведь не хочешь сказать, что забеременела нарочно? - спросила Корделия, у которой в голове прочно засела мысль о том, чтобы переосмыслить слово «ужаснуться».
        - Нет. Но когда я забеременела, мне пришлось делать выбор. И я думаю, что мой выбор - это как раз то, чего я хотела. Мне нравится моя жизнь. Мне нравится быть…
        - Матерью-одиночкой, которая работает в магазине?
        Возможно, Сент-Джон старался не казаться недоверчивым, но не очень хорошо.
        Розалина легонько кивнула.
        - Мне нравится, что у меня есть время для дочки. Нравится, что я не убиваю себя учебой, работой или чем-то еще, чем бы занималась сейчас, если бы моя жизнь оставалась на том пути, по которому она шла. И я знаю, что должна хотеть все это, но я… не хочу. Я хочу то, что у меня есть. Того, что у меня есть… мне достаточно. Это для меня главное.
        На мгновение показалось, что все закончилось. Сент-Джон Палмер кивнул, как обычно делал в конце ужина, чтобы дать понять, что все могут выйти из-за стола.
        - До тех пор, - сказал он, - пока мы оплачиваем твои счета.

* * *
        Розалина тяжело дыша плюхнулась на пассажирское сиденье фургона рядом с Амели.
        - Твой ребенок, - сказал Гарри, - жульничает в игре в слова.
        Амели была в том возрасте, когда у нее проявлялось острое чувство справедливости, если дело касалось других, и одновременно сильное желание продемонстрировать собственную сообразительность, найдя как можно больше способов обойти правила. К счастью, поскольку ей было восемь лет, ее ресурсы были несколько ограничены.
        - Я не жульничаю. Я сказала: «Я вижу уголком глаза что-то, что начинается на «А», а ответ был…
        - Атомы? - ответила Розалина.
        - Вот видишь. Мама угадала.
        Гарри изобразил отчаяние.
        - А ты умеешь видеть атомы, да?
        - Атомы повсюду, - объяснила Амели. - Поэтому если ты что-то видишь, значит, ты видишь атомы.
        Проверив, что все пристегнулись, Гарри снял ручной тормоз и осторожно выехал на дорогу.
        - Ну, тогда я мог загадать ветчиброд - бутерброд с ветчиной, потому что я ел его на обед, и когда ты смотришь на меня, ты смотришь на бутерброд с ветчиной.
        Розалина не знала, насколько хорошо ей удается держать лицо, на котором только что был оскал. Учитывая стремление Гарри отвлечь Амели и не задавать вопросов, она предположила, что ответ был достаточно хорош для восьмилетнего ребенка.
        Амели нетерпеливо барабанила носками по ящику с инструментами Гарри.
        - Это другое.
        - Почему это другое, премьер-министр?
        - Потому что ты сделан из атомов, а не из сэндвича. Иначе ты бы выглядел, как сэндвич.
        - Так я и на атом не похож.
        - Похож, потому что все похоже на атомы, потому что все и есть атомы, вот я о чем.
        Втайне Розалина гордилась тем, что вырастила дочь так, что она может бороться за свою правоту и много знать о строении материи, несмотря на то, что еще маленькая. Однако умением выбирать аргументы Амели еще только предстояло овладеть.
        - Амели, будь вежлива с Гарри. Он везет маму домой с конкурса и присматривает за тобой.
        Это было правильное решение с точки зрения воспитания. Но имело неприятный побочный эффект - напомнило Амели, что ее мать существует.
        - Мам, что случилось с бабушкой и дедушкой и почему мне не дали доделать трассу?
        Вот черт. Хотя в нынешнем настроении Розалине было все равно, увидят ли когда-нибудь Корделия и Сент-Джон свою внучку или, если уж на то пошло, свою дочь снова, использовать ребенка в споре было одним из самых поганых поступков, который только можно было совершить.
        - Бабушка с дедушкой, - сказала она медленно, - расстроились. Потому что я сказала им, что не хочу возвращаться в университет и становиться врачом.
        - А почему ты не хочешь стать врачом? Разве ты не хочешь, чтобы у нас был новый дом, собака и таракан?
        - Дело не в доме. И не в собаке, и не в таракане. Просто… помнишь, когда ты не хочешь что-то делать, я говорю: «Когда станешь взрослой, будешь решать сама»? Так вот, я взрослая и решила, что не хочу быть врачом.
        Амели надолго задумалась.
        - Но если взрослые могут решать за себя, а ты взрослая, почему бабушка с дедушкой на тебя обижаются?
        Быть хорошим родителем, или тем, что, как она надеялась, считается хорошим родителем, всегда было на грани невозможного. Пытаться быть хорошим родителем через десять минут после того, как поругалась с собственными родителями по поводу того, как они тебя воспитывали, - это уже перебор.
        - По многим причинам. Думаю, людям трудно осознать, что их дети тоже уже взрослые.
        - Да, - горячо согласилась Амели. - Ты до сих пор считаешь, что мне нужно брать Мэри Шелли в постель, хотя мне уже восемь.
        - И бабушка с дедушкой хотят для нас лучшего. Просто они думают, что для этого я должна стать врачом, потому что они - врачи.
        Амели снова задумалась.
        - Они расисты?
        Странным образом нет. Они, как правило, приберегали свои предрассудки для людей с меньшим, чем у них, достатком или образованием.
        - Почему ты так думаешь?
        - Мисс Вудинг говорит, что расизм - это когда тебе не нравится кто-то, потому что он отличается от тебя. Поэтому я подумала, что бабушка с дедушкой могут быть расистами по отношению к тем, кто не врач. Мы не должны быть расистами. Мы проходили урок на эту тему.
        Если быть справедливой к мисс Вудинг - долгая история колониализма и системной несправедливости в Англии была сложной темой для второй ступени обучения.
        - Я думаю, что расизм больше связан с… - Точно, это очень сложный вопрос для второй ступени обучения, - культурой и религией и, гм, с тем, как выглядит чья-то кожа. Возможно, дедушка с бабушкой… классисты? - Она бросила виноватый взгляд на Гарри, чья грамматика когда-то казалась ей совершенно неприемлемой. - Это когда тебе не нравятся люди, которые говорят определенным образом или работают на определенной работе.
        - Например, говорят «не-а»? - спросила Амели, которая иногда бывала слишком проницательной. - Или если человек чинит электричество?
        Розалину будто парализовало. Поэтому Гарри с удивительной мягкостью ответил за нее:
        - Что-то типа того.
        И снова Амели погрузилась в задумчивое молчание. Что было хорошо, не так ли? Здорово иметь дочь, которая решает сама. Чертовски страшно, но здорово.
        - Ну, - объявила Амели наконец, - вряд ли стоит становиться врачом, если ты не хочешь им быть. И я не против, если у нас не будет большего дома или собаки, но я бы хотела таракана. А чинить электричество полезно, потому что если бы никто не чинил его, у нас бы не было бы никакого электричества, и тогда ничего бы не работало.
        Если считать это итогом столетий укоренившегося социального расслоения и всех личных неврозов, могло быть и хуже.

* * *
        Розалина была готова очень рано лечь спать. У Амели были другие планы, но она ребенок, поэтому проиграла этот спор. Розалина как раз забралась в постель и думала, как хорошо оставить последние несколько дней позади, когда зазвонил чертов телефон. Это был неизвестный номер, что вызвало у нее совершенно иррациональное чувство тревоги: вдруг это звонит полиция, чтобы сообщить, что Амели съел сбежавший носорог, или Дженнифер Халлет звонит сказать, что ее все-таки выгнали из шоу. Хотя, конечно, с реалистичной точки зрения вероятнее, что кто-то пытается заставить ее сменить провайдера широкополосного доступа к интернету.
        - Алло, - сказала она устало.
        - Привет. Это Розалина?
        Это был женский голос, который Розалина не узнала.
        - Кто это?
        - Не вешай трубку, - такое себе начало, - но это, э-э, Лив.
        В списке вещей, которые сейчас были нужны Розалине, это бы оказалось на последнем месте.
        - Тебе придется постараться гораздо лучше, чем сказать: «Не вешай трубку».
        - Я взяла твой номер из телефона Алена. И я хотела сказать… Как можно извиниться за… за… ну…
        - Сексуальное домогательство? - догадалась Розалина.
        Лив издала испуганный звук, из-за которого Розалине стало не по себе по многим причинам.
        - Ну… да. За него.
        - Не знаю. А ты можешь?
        - Ладно. - Неровное дыхание подсказывало, что Лив сейчас плачет. - Прости, что я… я… Черт. Что я тебя домогалась.
        Наступило долгое молчание, пока Розалина боролась с более широкой гаммой чувств, чем следовало бы.
        - Хотелось бы мне быть хорошей и сказать: «Все в порядке». Но…
        - Это не так, да? Я и не ожидала, что ты скажешь, что все нормально. Наверно, я хотела сказать, что знаю, что это не так.
        - Ну, спасибо, что сказала. И, наверно, за то, что сама это знаешь. То есть я надеюсь, что ты воспринимаешь это как факт, но больше так не делай. Потому что это нездоровая фигня, даже если это две женщины.
        - Я это понимаю, - резко сказала Лив. - Я не оправдываюсь, но я пила с трех часов, и Ален сказал мне, что я тебе нравлюсь.
        - К твоему сведению, ты мне не нравишься. - Слишком грубо? Да и какая разница, что это грубо? - Дело не в том, что ты не… очень милая… и все такое. Просто я не хотела рассматривать тебя с такой стороны.
        Снова жалобный звук от Лив.
        - Знаю, знаю. Я годами позволяла мужчинам говорить, что могу быть бисексуальна. Им это чертовски нравится. И они так разочаровываются, если это не так.
        Для Розалины не было совершенно невозможно сопереживать женщинам-натуралкам, которые чувствовали давление из-за того, что на них давили сексуально. Но это было безумно трудно.
        - Да уж. А может, пора перестать позволять? Потому что признай, Лив: ты, я и Ален занялись бы сексом втроем только потому, что он так захотел.
        - Прости. Я чувствую себя… честно говоря, довольно отвратительно. И очень, очень глупо.
        О боже.
        - Слушай, мне неприятно, что ты заставляешь меня успокаивать тебя. Суть в том, что я встречалась с Аленом. Я знаю, какой он. И на деле ничего не было. Прости себя, или расти как личность, или что там тебе нужно. Я в порядке и понимаю, что ты совершила ошибку. Но я тебе не священник, не подруга и не психотерапевт. Так что… да. Спасибо, что позвонила. Вряд ли нам стоит продолжать разговор.
        - Спасибо за… - По голосу Лив все еще было слышно, что она если не разбита, то по крайней мере помяла крылья. - За то, что не повесила трубку. И да, я… Я больше не буду тебя беспокоить. Удачи на шоу.
        Уронив телефон на прикроватную тумбочку, Розалина откинулась на подушки и выдохнула.
        Дни шли и стали похожи на яйца, сахар, муку, масло, молоко и пекарский порошок в идеальном бисквите «Виктория».
        На смесь.
        Восьмая неделя. Финал
        Вторник
        - Ты, солнышко, - сказала Дженнифер Халлет, - проклятье моей долбаной жизни.
        Сказав Дженнифер Халлетт, что она не хочет, чтобы Корделия и Сент-Джон участвовали в специальном эпизоде «Как живут наши очаровательные финалисты», Розалина разрушила весь план, заложенный в начале соревнования. Но с тех пор многое изменилось.
        - Все, о чем я прошу, это снять эпизод без разговора с моими родителями. Не думай об этом как о потере материала. Думай, что это экономия на билете до Кенсингтона.
        - Ты серьезно будешь притворяться, что делаешь это для моего удобства? Я спланировала это дерьмо несколько месяцев назад. Ты подаешь пирожные своей милой семье среднего класса за милым столом среднего класса в милом доме среднего класса. А потом они сидят бок о бок на диване и говорят: «Мы так гордимся ею. Она всегда была такой хорошей девочкой. Здорово, что она наконец-то делает что-то для себя».
        - Прости, - голос Розалины непроизвольно повысился, - я делаю многое для себя. Например, я для себя говорю тебе, что не хочу, чтобы ты вмешивала в это моих родителей. Это шоу не имеет права заявлять, что оно сделало меня сильнее.
        Дженнифер Халлет поднялась из кресла Розалины, как Посейдон из морских глубин.
        - Разумеется, оно сделало тебя сильнее. Когда ты только пришла сюда, ты была просто мышкой в фартуке с милой улыбкой. А теперь ты мышь с гребаными идейками, которая не хочет заткнуться и дать мне делать мою гребаную работу.
        - Верно. - У Розалины все получится. Она не боится Дженнифер Халлет. Ну, не сильно боится. Ладно, она сильно напугана, но в то же время настроена решительно. - Если моя арка в том, чтобы показать, что я стала увереннее в себе, потому что я женщина, а не бабушка. И это единственная арка, которая у меня может быть, зачем тебе нужны мои родители, чтобы это подтвердить?
        - Контекст, солнышко, контекст. Нам нужно знать, какой неуверенной и дерьмовой ты была раньше, чтобы все подумали: «Господи, вот это да. Она столько всего добилась». Мы хотим, чтобы грустные девочки и зажатые домохозяйки по всей стране смотрели на тебя и думали: «Раз у нее получилось, то и у меня получится». И если так подумает большинство из них, то в конце ты получишь огромный контракт на книгу, на который сможешь оплатить дочке учебу в универе или реабилитационном центре. В зависимости от того, что ей потребуется.
        Розалина уставилась на нее.
        - Ты худшая из людей.
        - Лесть тебе не поможет. Улыбайся, будь искренней и езжай на этом поезде до станции «Большая куча денег».
        Если у Дженнифер Халлет и была суперсила, более тонкая, чем крик, то это ее способность заставить сомневаться в себе. Потому что в конечном счете важнее всего были деньги, особенно в перспективе для Амели. И, возможно, как взрослой ей следовало бы проглотить свою гордость и доверить все профессионалам. В конце концов, если Дженнифер права - а Розалина считала, что, скорее всего, так оно и есть, - то она упустит возможность, ради которой и пришла на шоу.
        - Послушай. - Еще одна попытка. Потом она уступит. - Если ты хочешь показать такую историю, почему бы мне ее не рассказать? Да, ты права. Я многое вынесла из шоу и благодаря этому стала сильной, уверенной в себе личностью. Именно поэтому я так сильно тебя сейчас бешу.
        Глаза Дженнифер Халлет сузились так, что это было либо очень хорошо, либо очень, очень плохо.
        - Ты бесишь меня гораздо дольше, чем ты думаешь, но я слушаю.
        - У тебя есть досье на меня. Ты знаешь, как все было. Я забеременела в девятнадцать. И теперь я мать-одиночка на работе без перспектив. Но мои родители никогда меня не поддерживали и заставляли чувствовать себя дерьмом. Поэтому я не хочу, чтобы они были частью моей истории. Но сейчас в моей жизни есть такие люди, как Амели и моя бывшая девушка Лорен, которые могут сказать то же самое. Но разница в том, что когда они скажут, что гордятся мной, они, черт возьми, будут говорить об этом искренне.
        - Ладно. Швабра в любом случае сыграла бы лучше.
        - Кроме того… Подожди. Что?
        - Ты победила, солнышко. - В этот момент трудно было сказать, уважает ли Дженнифер Халлет втайне Розалину или ненавидит ее до глубины души. - Но если это будет не самое душещипательное ведро переслащенной бычьей спермы, которое я когда-либо вливала в глотку нации, я приду к тебе ночью и подожгу волосы у тебя на лобке, пока ты спишь.
        Розалина почувствовала легкое головокружение от адреналина, успеха и нескольких мысленных образов, которые она не хотела представлять.
        - Ладно. Договорились.

* * *
        И вот крохотную гостиную Розалины забила съемочная группа с аппаратурой. Лорен и Амели сидели на диване и пытались воспринимать Колина Тримпа всерьез.
        - Каково это, - спрашивал он тоном человека, который смертельно ошибается в том, что умеет ладить с детьми, - когда мама снимается в передаче «Пекарские надежды»?
        - Хорошо. Я гощу у тети Лорен. Она рассказывает мне то, что не положено, и мне все сходит с рук.
        - Не сходит, - возразила Лорен.
        - Офигеть как сходит, - сказала Розалина с порога.
        Колин Тримп развел руками.
        - Эм, дамы. Давайте сделаем пригодные для использования кадры. Амели, скажешь, что мама, например, испекла много тортов?
        Амели решительно кивнула.
        - Да.
        - Скажи, пожалуйста.
        - Зачем?
        - Чтобы мы сняли, как ты это говоришь.
        - Но вы же уже это сказали сами.
        - Не меня будут показывать по телевидению, а тебя. Поэтому тебе нужно сказать это. И мне бы очень хотелось, чтобы ты сказала что-нибудь хорошее о своей маме.
        - А-а. - Амели, казалось, на мгновение задумалась. - Я очень рада, что мама участвует в передаче «Пекарские надежды», потому что это значит, что она печет много тортов. А обычно я должна питаться здоровой пищей, потому что она ответственный родитель. Именно поэтому социальные службы не должны приходить и забирать меня.
        На мгновение Колин Тримп прислушался к своему наушнику.
        - Нет, нет… Думаю, сойдет. Просто вырежем часть с социальными службами.
        - Не вырезайте эту часть, - сказала Амели. - Это важно.
        - Амели, дорогая. - Несмотря на то, что было довольно раннее утро и, Розалина могла поклясться, в доме не осталось ни одного бокала вина, он каким-то образом появился у Лорен. - Я все время говорю тебе, что ты не нужна социальным службам.
        - Почему? Я классная. Я непреклонная.
        - В этом нет ничего хорошего, - сказала ей Розалина.
        Амели упрямо выпятила подбородок, что, как надеялась Розалина, она не переняла от нее.
        - Это значит шумная и трудноуправляемая. А я не хочу быть легкоуправляемой, потому что когда люди становятся легкоуправляемыми, происходит плохое.
        - Итак, Лорен. - Колин Тримп сделал жест, похожий на хлопок в ладоши, чтобы напомнить всем, что он все еще здесь. - Ты давно знаешь Розалину. Можешь ли ты сказать, что это первый раз, когда Розалина что-то делает именно для себя?
        Одним из многочисленных умений Лорен было умение рассмеяться в лицо с другого конца комнаты.
        - Боже, нет. Она постоянно что-то делает для себя. Вы бы видели ее прикроватный ящик.
        С Амели это тоже не прошло.
        - Так нельзя говорить. Мама очень умная. Она многое умеет делать сама. Она умеет завязывать шнурки и всегда помнит, что нужно чистить зубы утром и вечером. Она не умеет чинить бойлеры, но это потому, что бойлеры сложные. И она так и не научилась водить машину, но это потому, что она родила ребенка вместо уроков вождения.
        - О, вот это интересно, - подхватил Колин Тримп. - Много ли вещей твоя мама не смогла сделать из-за тебя?
        Розалина протолкнулась через лес камер.
        - Колин, еще раз скажешь что-нибудь подобное, и я обращусь к стандартам вещания и прессе, и плевать мне на то, что написано в контракте.
        - Прости. Я… я… не хотел, чтобы это так вышло. Я просто хотел сказать, что ты, видимо, многим пожертвовала.
        - Амели - не жертва.
        - Я - хищник, - согласилась Амели. - Мы проходили это на естествознании. И вы тоже хищник.
        Это заставило Колина Тримпа снова отступить к микрофону.
        - Слушай, ты обещала Дженнифер, что будешь вести себя хорошо. Мне нужно сделать какую-то историю, иначе ты останешься без арки и никому не понравишься, и это будет моя вина, и меня уволят. И, пожалуйста, попроси свою подругу опустить бокал с вином. - Его голос был почти ноющим. - Единственные люди, которых мы показываем пьющими, это студенты со своими друзьями, причем никогда не больше двух, и всегда в тихом пабе.
        - Ладно. - Лорен пригубила вино и передала бокал ассистенту по съемкам. - Что бесит в Розалине больше всего… простите, зрители Би-би-си. Дело в том, что Розалина - одна из самых добрых, сильных, удивительных людей, которых вы когда-либо встречали. Но пока она не попала на это шоу, я думаю, она сама этого не осознавала. Она всегда была бойцом. Всегда отстаивала свои права. И в глубине души всегда знала, чего хочет. Проблема в том, что раньше она слишком беспокоилась о том, что подумают другие. Но теперь она очень преуспела на шоу, это придало ей уверенности, и она поняла, что все остальные могут идти в жопу.
        - По большей части вышло прекрасно, - сказал Колин Тримп, - и это именно то, что мы хотели. Но не могла бы ты повторить последнее предложение без слова на букву «Ж»?
        Лорен прочистила горло.
        - Но, - продолжила она, - теперь она очень преуспела на шоу, это придало ей уверенности, и она поняла, что в жизни нужны такие люди, которые будут любить тебя, несмотря ни на что.
        - Тетя Лорен права, - добавила Амели. - Моя мама - лучшая мама в мире, и я буду любить ее, несмотря ни на что. Если только я не умру, не усну или не стану рыбой-удильщиком. Потому что вряд ли у рыбы-удильщика есть человеческие эмоции.
        Розалина, однако, рыбой-удильщиком не была.
        И как только Колин Тримп подтвердил, что они сняли все необходимое, она подошла и обняла их обеих и совершенно точно не плакала.
        Среда
        Стояла та самая влажная летняя ночь, когда удушающая жара сменялась проливным дождем. А значит, Розалине пришлось метаться по дому, пытаясь закрыть все окна, которые до этого ей пришлось в срочном порядке открывать. И делать это достаточно тихо, чтобы Амели, которая настаивала, что из-за жары она никогда и ни за что на свете не заснет, не проснулась. Вернувшись на кухню, она увидела, что сочетание погоды и дел, многие из которых относились к Амели и отвлекали ее весь вечер, превратило ее тренировочные муссы в яркие цветные лужицы.
        Она только начала мыть посуду, как раздался звонок в дверь. Когда-нибудь она получит неожиданное известие, не думая при этом, что это полиция пришла сообщить, что ее дочь либо мертва, либо в тюрьме, а возможно, и то и другое. Но не сегодня. Хотя, учитывая, что время уже позднее, а Амели спала у себя в комнате и мысль о полиции была явной паранойей, Розалина понятия не имела, кто это мог быть.
        Открыв дверь, она увидела Корделию Палмер: ее костюм промок насквозь, а волосы прилипли к голове, как… В общем, как у человека, попавшего под внезапный ливень и не подумавшего вернуться за зонтиком, который, как точно знала Розалина, всегда хранился в багажнике ее «Теслы».
        - Мама?
        Не самое оригинальное приветствие, но лучшее, на которое Розалина была способна при данных обстоятельствах.
        - Надеюсь, я могу войти? На улице довольно сыро.
        Честно говоря, Розалина рассчитывала, что между последним разговором с родителями и появлением их на пороге ее дома ради уязвления за это пройдет чуть больше времени.
        - Наверно, да. Но Амели уже спит.
        Посторонившись, Розалина пропустила мать в прихожую, не зная, что делать, потому что Корделию Палмер нельзя было считать гостьей, так как она была родителем и пришла без приглашения, вернулась на кухню. Через несколько минут Корделия пришла к ней. Она сняла туфли и пиджак, что, даже в качестве уступки дождю, было настолько неформальным, насколько она себе редко позволяла. Розалину это смутило.
        - На самом деле я пришла не к Амели, - сказала наконец Корделия Палмер.
        Розалина усердно скребла миску для смешивания.
        - Тогда, не пойми меня неправильно, зачем ты здесь?
        Наступило долгое молчание. Такое, которое обычно заполняют, предлагая чашку чая. Но Розалина за долгие годы приготовила много чашек чая для родителей и не горела желанием готовить еще одну.
        Корделия, казалось, не знала, куда смотреть и что делать.
        - Вчера нам с твоим отцом позвонили с Би-би-си.
        - Неужели?
        - Нам сказали, что мы не понадобимся для… съемок о финалистах.
        Это станет самая чистая миска для смешивания из всех на свете.
        - Я попросила вас не беспокоить.
        - Дорогая, ты ведь знаешь, что нас бы это не побеспокоило.
        Побеспокоило бы. Но на этот раз дело было не в этом.
        - Ладно. Я сказала, что не хочу, чтобы они с вами говорили. Сказала, что не хочу, чтобы вы были частью моей истории.
        Снова последовало долгое молчание. Розалина поставила миску для смешивания на сушилку и приготовилась к порке.
        - Так я и думала, - тихо сказала Корделия. - Ты… ты в самом деле так сильно нас ненавидишь?
        «Начни уже порку, прошу».
        - Как, по-твоему, я должна на это ответить? Серьезно? Если я скажу «да», стану самой плохой дочерью в мире. А если скажу «нет», тогда… тогда… тогда… как будто ничего не случилось. А это не так. И не так уже давно.
        - Это я виновата, да? Надо было тебя поддерживать.
        - Какого черта? - Розалина уставилась в раковину, словно искала ответы… или терпение… или чайную ложку, потому что она могла поклясться, что раньше их было шесть. - Речь не о тебе. И, прошу, не переводи разговор на себя.
        - Я не хотела, но… в тебе столько злости, дорогая. И я знаю, что не была такой, как матери твоих друзей или как ты с Амели. Что я сделала выбор в другую пользу. Но я действительно считала, что подаю хороший пример.
        Вытерев руки, Розалина пошла ставить чайник. В данный момент это казалось проявлением сострадания для них обеих.
        - Я не хотела, чтобы ты была похожа на других мам. Я просто хотела, чтобы ты, ты и папа, иногда меня слушали. А не считали, что лучшее будущее для меня - стать вашей копией.
        - Мы слушали, дорогая.
        - А ты не думаешь, - Розалина очень осторожно поставила кружку, - что раз я только что сказала тебе, что ты никогда меня не слушаешь, а ты в ответ категорически возражаешь, это говорит о том, что, может быть, ты слушаешь меня не так часто, как тебе кажется?
        Корделия Палмер открыла рот, потом снова закрыла. Затем сказала:
        - Мы всегда тебя поддерживали. Ты хотела стать врачом, и мы сделали все возможное, чтобы это случилось. Ты хотела оставить Амели и воспитывать ее сама, мы поддержали тебя и в этом и давали деньги, когда они были нужны. И даже сейчас, когда ты на телешоу, мы присматриваем за твоей дочерью каждые выходные.
        - Мама… - Розалина устала от конкурса, от съемок, от работы, которую ей еще предстояло сделать, и пока не разобралась в этом сама настолько, чтобы объяснять это кому-то еще. - Если ты будешь спорить со мной каждые две недели до конца моей жизни, то я не знаю, смогу ли это выдержать.
        - Такое ощущение, что ты уже решила эти ужасные вещи за нас. За меня. И не разрешаешь нам защищаться.
        - Ты не в Дискуссионном обществе Оксфордского университета. Это не дебаты. Нельзя использовать логику и доказательства, чтобы доказать мне, что ты не заставляла меня чувствовать себя грустной и никчемной.
        - Дорогая, это неч… - Лицо Корделии исказилось. - Я заставляла тебя чувствовать себя никчемной?
        - Да, словно я тебя подвела. Как будто я только и делала, что подводила тебя. Потому что у меня должна была быть удивительная жизнь, похожая на твою. А вместо этого я хотела иметь дом, ребенка и кухню, где всегда пахнет чем-то чудесным.
        Конечно, кухня Розалины сейчас пахла «Фейри» и раздражением, но… это мелочи.
        Взгляд Корделию говорил, что она вот-вот расплачется. И не как обычно, в стиле «Я хочу, чтобы тебе стало плохо и ты смирилась с моим бредом».
        - Потому что я не давала тебе этого, пока ты росла?
        - Нет. Я имею в виду… нет. Это то, что мне нравится. И мне можно это любить. Даже если это мелочи и они кажутся глупыми остальным.
        - Но, - Корделия быстро заморгала, - ты можешь иметь гораздо больше. У тебя могло быть все. Я постаралась, чтобы у тебя было все.
        - Только послушай себя. - Поскольку Амели спала наверху, Розалина не могла кричать, да и не хотела. - Ты только что сказала, что хочешь, чтобы у меня было все. Почему мне нельзя это?
        - Потому что… Потому что это то, что было у моей матери, что было у всех, с кем я ходила в школу. И мне пришлось бороться всю жизнь, чтобы этого не было. И я поклялась, что с тобой этого никогда не случится, а теперь, - Корделия прикрыла глаза рукой, - ты как будто бросаешь мне это обратно в лицо.
        - О, мама.
        Розалина поставила две плохо заваренные кружки с «Эрл Греем» на кухонный стол и опустилась на табурет. Она плохо помнила своих бабушку с дедушкой. Лишь смутные воспоминания об идеальном доме, маленькой, щуплой женщине и мужчине в кресле, который кричал: «Мэри, где мой чай?»
        - Прости. Я не хотела, чтобы ты столкнулась с этим… лицом к лицу. Это… Я не ты. Мы хотим разного, и это нормально. Потому что… потому что… - Розалина втянула воздух так быстро и глубоко, что у нее почти закружилась голова. - Я так горжусь тобой. Ты поистине гений. И мне повезло, что у меня такая блестящая, всемирно известная, немного рассеянная мать, которая всегда отстаивает то, во что верит.
        Теперь Корделия плакала открыто, неприглядно, по-настоящему.
        - Я не хочу, чтобы ты была не такой, какая ты есть, - сказала ей Розалина. - Мне просто нужно, чтобы ты позволила мне быть такой, какая я есть.
        Розалина пошла за коробкой салфеток, чтобы Корделия могла вытереть глаза. Затем они допили чай в тишине, полной недосказанностей.
        - Я постараюсь, дорогая, - наконец сказала Корделия. - Я очень постараюсь.
        Не совсем то, что она хотела, но и это было неплохо. Это было больше, чем Розалина ожидала.
        - Спасибо.
        - Твоему отцу… Твоему отцу понадобится некоторое время.
        - Ничего.
        Корделия смотрела на нее почти умоляюще.
        - Только не надо… Он хороший человек. Просто…
        - Знаю.
        - Он был первым в моей жизни, кто воспринял меня всерьез. Трудно не влюбиться в человека, который дает тебе это чувство.
        Розалине нравилось думать, что она уже взрослая и имеет свой взгляд на мир. Но ей все еще не давало покоя осознание, что ее родители были людьми. С недостатками, историей, уязвимостью и багажом. И когда-нибудь Амели придется узнать то же самое о ней самой.
        Розалине останется надеяться, что если она окончательно все не испортит, Амели все-таки будет ее после этого любить.
        Суббота
        ВОТ И ВСЕ. Ну, почти все. Розалина оглядела странно пустой бальный зал, удивляясь тому, что теперь она официально один из лучших пекарей в стране. Если не считать всех тех, кто побеждал в предыдущих сезонах, и всех, кто был достаточно хорош, чтобы делать это за реальные деньги. Нора выглядела такой же расслабленной, как обычно. И в чем бы ни заключался ее секрет - в возрасте и опыте, мудрости и апатии или в постоянной диете из книг о греческих миллиардерах, Розалина очень надеялась, что когда-нибудь сможет так же. Ален же, напротив, был похож на смерть. Судя по мешкам под глазами, он либо изучал свои рецепты, либо не мог заснуть, и было неловко радоваться этому. Но не настолько, чтобы этого не делать. В конце концов, он обошелся с ней как полная сволочь.
        Камеры кружили вокруг них, фиксируя их эмоции от предвкушения финала. А затем двери открылись с большей церемонией, чем обычно, впуская Грейс Форсайт и судей.
        - Добро пожаловать, трио моих талантливых тарталеток, - объявила Грейс Форсайт, - в финал «Пекарских надежд». Вы доказали свое мастерство и что не зря едите свой хлеб. В то время как другие участники конкурса хмелели, как бренди, или крошились, как ревень, вы стоите перед нами сегодня, как искусные гриссини на витрине, - высокие, гордые и чуть узловатые. Но победитель может быть только один, и первый шаг на этом заключительном этапе конкурса - наша самая сложная выпечка вслепую.
        Пауза, чтобы снять реакции для, собственно, кадров с реакцией. Розалина старательно изобразила испуг, который, честно говоря, почти не играла.
        - Ваше первое финальное задание, - продолжила Грейс Форсайт, заставив Розалину задуматься о том, сколько раз будут упоминать о том, что это финал, - традиционное кондитерское изделие, распространенное во всем испаноязычном мире. Оно впервые появилось на Пиренейском полуострове в восьмом веке. Мы хотим, чтобы вы приготовили пятьдесят, да, пятьдесят одинаковых, вкусных альфахоров. У вас есть два часа, на счет «три». Три, дорогие.
        Розалина глубоко вздохнула и посмотрела на первый пункт инструкции: «Приготовьте дульсе де лече». Это было, с одной стороны, хорошо, потому что она уже готовила его раньше. А с другой стороны, плохо, потому что она стояла над кастрюлей с ним в этом самом бальном зале и плакала, потому что у нее ничего не получалось.
        Значит, пришло время для дульсе-де-расплаты. Будь она проклята, если ее победит молочный соус для пудинга.
        Ну… по крайней мере, больше двух раз это не случится.

* * *
        Было странно ждать суда, когда они остались втроем - она, Ален, который все еще был разбитым и угрюмым и ушел гулять, и Нора, которая сидела под деревом и читала «Беременную любовницу скандального испанского магната».
        - Ну, - сказала Розалина Колину Тримпу и его оператору, - я не плакала. Так что, думаю, все прошло лучше, чем в прошлый раз.
        И, как оказалось, она была права. На самом деле она разгромила всех, претендуя на победу. Отчего чувствовала себя великолепно. Если не считать той незначительной детали, что гораздо легче сделать хорошо то, в чем ты уже много раз практиковался.
        - Думаю, у меня получилось неплохо. - задумчиво заметил Ален в своем интервью после судейства, - Учитывая, что я не готовил дульсе де лече до того, как начался конкурс.
        Их осталось так мало, что они не могли не обедать вместе, из-за чего обед получился неловким.
        - Нравится книга? - спросил Ален Нору тоном, который Розалина теперь распознавала как скрытое издевательство.
        Она пожала плечами.
        - Ну, сам знаешь. Тайный ребенок и сексуальный испанец, чего еще желать?
        - Может быть, литературной ценности? - предложил Ален.
        Нора бросила на него злобный взгляд.
        - Одно из преимуществ семидесятитрехлетнего возраста в том, что можно читать все, что тебе заблагорассудится.
        - Последней книгой, которую я прочитала до конца, - Розалина попыталась сгладить ситуацию шуткой, - была книга для детей от девяти до двенадцати о маленькой ведьме, которая обнаруживает, что пропал последний вторник.
        - А что насчет тебя, Ален?
        Розалина не доверяла ни тону Норы, ни ее взгляду, но Ален, очевидно, в себе не сомневался.
        - «Линкольн в бардо».
        - И что же было в конце? - спросила Нора тем же тоном и тем же взглядом.
        - Сюжет, - ответил Ален, - в общепринятом смысле не является сутью романа.
        - Не дочитал, да?
        - Если ты не заметила, я участвую в финале телевизионного конкурса пекарей. У меня были и другие дела.
        Сложив свою коробку из-под сэндвича в аккуратный квадрат, Нора улыбнулась.
        - Когда мне нравится книга, я ношу ее с собой.
        - Не все книги требуют одинаковой степени сосредоточенности. Я предпочитаю…
        Внезапно потеряв способность сохранять хотя бы видимость вежливости, Розалина рассмеялась почти в лицо Алену.
        - Да боже ты мой. Просто признайся, что не дочитал эту модную книгу, которую читаешь только ради того, чтобы произвести впечатление, что ты читаешь модную книгу, ты, огромный хипстерский кусок дерьма.
        Это явно порадовало Нору.
        Что касается Алена, то он покраснел, потом побледнел, а затем поднял бровь.
        - Неужели «кусок дерьма» - это самое остроумное оскорбление, которое ты можешь придумать?
        - Скорее всего. - Розалина пожала плечами. - Потому что, в отличие от тебя, я не трачу свободное время на придумывание изобретательных оскорблений только для того, чтобы чувствовать себя менее жалкой.
        - Человек с твоими жизненными выборами, - проговорил он своим самым высокомерным и неприятным голосом, - не в том положении, чтобы называть кого-то жалким.
        Розалина закатила глаза.
        - О, Ален, Ален, Ален. Меня бы это уничтожило. Если бы мне было не наплевать на то, что ты думаешь.
        - Ну, тебе было достаточно не наплевать, чтобы настроить Лив против меня.
        - Нет, ты сделал это сам. Потому что, как ни странно, женщинам не нравится, когда ты пытаешься заставить их трахнуть свою девушку. А теперь идем. - Она встала и помогла Норе собрать остатки ее обеда. - Нам пора возвращаться на съемочную площадку.
        В бальном зале уже собрались Грейс Форсайт и судьи. Три финалиста поспешили на свои места для промежуточного итога.
        - Надеюсь, вы готовы, мои друзья-круассанчики. - начала Грейс Форсайт, - Потому что для вашего последнего, заключительного конкурса выпечки в последнем, заключительном эпизоде этого сезона, то есть в финале, у нас есть для вас сложнейшая задача. Мы хотим, чтобы вы приготовили свои самые наилучшие, элегантные, изысканные, победные, завершающие сезон антреме.
        Она обратилась к зрителям.
        - Это многослойные муссовые торты, которые первоначально подавались между блюдами. Entre mets, как говорят французы. А поскольку их часто нужно оставлять в холодильнике на ночь, вы начнете работу сейчас и закончите завтра. Как раз к праздничному чаепитию. У вас есть три часа, на счет «три». Три, дорогие.
        Так. Вот и все. Действительно все. Финал. В дело пошло все: умение Розалины добиться того, чтобы мусс застыл, бисквит зарумянился, а зеркальная глазурь стала собственно зеркальной.
        Было странно осознавать, что это последний раз, когда они находятся в бальном зале и пытаются приготовить что-то несуразное и экстравагантное за очень короткое время в совершенно неподходящей для этого обстановке. Неужели прошло всего несколько месяцев с тех пор, как она стояла здесь, забыв, как бланшировать миндаль, и ужасалась, что постоянно принимала неверные решения и разочаровывала людей?
        Она наконец-то поняла, что жизнь - это не выпечка вслепую. Жизнь не в том, чтобы следовать чьим-то расплывчатым инструкциям в надежде, что испечешь нечто, что одобрят другие, в соответствии с набором стандартов, о которых тебе не сказали.
        Жизнь - это когда бывшая девушка помогает тебе тогда, когда никто больше не помогает.
        Жизнь - это когда ты кричишь на учительницу своего ребенка за то, что бифобия для нее - норма.
        Жизнь - это когда четыре года ведешь один и тот же чертов спор о том, что надо чистить зубы.
        Жизнь - это когда знакомишься с кем-то, на кого и не подумала бы, что он тот, кто тебе нужен.
        Жизнь - это когда выигрываешь в конкурсе выпечки на телевидении. Или не выигрываешь.
        Жизнь - это когда за тобою гонится козел, а ты думаешь, что это бык.
        Неважно, какая она. Важно то, что она твоя.
        Воскресенье
        - Сегодня я приготовила для вас, - сказала Нора, представляя свою выпечку, или, технически, заморозку, перед судьями с гораздо меньшими церемониями, чем все остальные, - антреме тирамису. Вкус тирамису, как я люблю, но антреме я никогда раньше не готовила.
        Торт Норы представлял собой безупречный диск из блестящего темного шоколада, украшенный трюфелями и нехарактерно тонкой сахарной работой.
        - Я впечатлена твоей презентацией, - сказала Марианна Вулверкот.
        - Ну, - Нора улыбнулась, довольная собой, - это финал. Я подумала, что пора доставать козырь. Первый раз делала украшения из сахара. Не буду врать: возможно, это будет последний.
        Марианна Вулверкот величественно кивнула.
        - Оно того стоило.
        Тем временем Уилфред Хани отрезал щедрый кусок и расположил слои под углом к камере.
        - Итак, что у нас здесь?
        - Наверное, у них есть более красивые названия, - сказала Нора, - но, насколько я понимаю, у вас здесь шоколад, кофе и ваниль с маскарпоне.
        - Для меня этого достаточно. - Уилфред Хани отправил в рот большую порцию. - Черт возьми, оно великолепно. Возможно, я застрял в семидесятых, но, мне кажется, с тирамису невозможно ошибиться.
        - С тирамису определенно можно ошибиться, - добавила Марианна Вулверкот, - но я рада сказать, что в данном случае это не так. Твои слои четкие, ровные и хорошо очерченные. Все идеально уложено, - она взяла кусочек на пробу, - и вкусы передаются четко. Я не большая поклонница тирамису - мне кажется, его трудно интерпретировать в современном ключе. Но думаю, ты в этом преуспела. Отличная работа, Нора.
        Наступила пауза, Нора смахнула несколько слезинок.
        - Спасибо. Большое спасибо.
        Розалина сжала ее руку, когда она села обратно. Затем настала очередь Алена.
        - Это яблочный антреме с пряностями, - объяснил он с чуть меньшей уверенностью, чем обычно. - Э-э, с шафраном.
        Черт. Розалина была настолько сосредоточена на своей работе, что не обращала особого внимания на то, что делают остальные. А Ален, конечно же, тоже использовал яблоки. По крайней мере, она приготовила не только яблоки. Но сравнение все равно было… бесполезным.
        И его выпечка выглядела довольно необычно. Она была в духе Алена: глазурь нежного, почти медового оттенка была украшена с элегантным минимализмом. Сверху искусно уложенная палочка корицы и спираль из свежего яблока, которое этот ублюдок, вероятно, взял из своего сада.
        - Яблоки, - продолжил Ален, - из моего сада.
        - Это очень на тебя похоже, - сказала Марианна Вулверкот тем двусмысленным тоном, который иногда хуже критики. - Это определенно шик. Это современно и сдержанно. Подобное можно видеть в витринах многих кондитерских.
        Ален кивнул.
        - Спасибо.
        - Но, конечно, - Уилфред держал нож наготове, - это еще должно быть вкусно.
        Судьи воспользовались моментом, чтобы определить, вкусно ли это, и решили, что да.
        - Яблочное желе, - сказал Уилфред Хани с видом человека, которому не нравится говорить «желе», - кислое, но хорошо приправленное и приятно контрастирует с муссом из белого шоколада. И дакуаз приготовлен идеально.
        - Но я не пойму, где здесь шафран, - добавила Марианна Вулверкот. - Честно говоря, не то чтобы он мне был нужен - думаю, его и так достаточно. Но если уж ты решил включить в блюдо такую специю, как шафран, она должна что-то привносить в блюдо, и он должен ощущаться.
        Розалине захотелось увидеть выражение лица Алена.
        - М-хм, - сказал он. - Спасибо.
        - Но в целом, - быстро вмешался Уилфред Хани, - все прекрасно. И ты должен гордиться тем, чего достиг за это время.
        Пока Ален шел на свое место, Розалина избегала встречаться с ним взглядом. Он не казался сердитым. Но в его челюсти явно чувствовалось недовольное напряжение, и он слегка покраснел.
        Осталась только Розалина. Она подняла корзинку, в которой очень аккуратно разложила свои миниатюрные антреме, и вынесла их вперед.
        - Ничего себе, - воскликнул Уилфред Хани. - Они выглядят особенно.
        Сердце Розалины бешено колотилось, как в первый раз, когда она здесь стояла.
        - Итак, здесь полдесятка антреме на фруктовую тематику. Те, что в форме яблока, - они… в общем… с яблоком. А те, что в форме персика, - персиковые. Те, что в форме вишни, - эм, вишневые.
        Марианна Вулверкот смотрела на них так пристально, что было удивительно, как они не растаяли.
        - Вышло довольно причудливо, Розалина, они такие красивые, мне нравится.
        - Ну, я человек простой, - добавил Уилфред Хани, - и считаю, что яблочный пудинг в форме яблока - это очень весело. - Он осторожно взял одно яблоко из корзины и положил его перед камерой. - Смотрите. Разве не весело? И блеск на нем отличный.
        - С точки зрения техники, - согласилась Марианна Вулверкот, - зеркальная глазурь превосходна. Это настоящие листья яблони в качестве украшения?
        - Да, - кивнула Розалина, - но не из моего сада.
        Уилфред Хани с неподдельным восторгом вытаскивал вишню и персик.
        - У тебя вышел такой продуманный набор. И мне нравится, что ты сделала блестящую глазурь на яблоках и вишнях, но матовую на персиках, чтобы они больше были похожи на настоящие персики. Это большое внимание к деталям.
        - Ты будешь их пробовать, Уилфред? - спросила Марианна Вулверкот.
        - Их так жалко резать.
        У Марианны Вулверкот не было таких сомнений. Она взяла его нож и разрезала все три пополам, словно играя в Fruit Ninja.
        - Я беспокоилась, что при таком большом внимании к форме мы не получим правильных слоев, но пока все хорошо. - Она оценивающе попробовала каждое из них. - Еще я волновалась, что, работая над тремя вкусами, ты распылишь свое внимание. Но, как по мне, это не так. Все они хорошо сочетаются друг с другом. Каждое имеет тот вкус, который должно иметь. Они легкие и освежающие. Идеально для летнего дня.
        - Думаю, - Уилфред Хани съел почти все яблоко, - ты очень довольна результатом. Я знаю, что довольна.
        Ну, вот и все.
        Все закончилось - или почти все.
        Ошеломленная… ну, ладно, практически ошеломленная Розалина послушно вернулась на место, чтобы Колин Тримп снял необходимые кадры, на которых она возвращается на свое место с ошеломленным видом.

* * *
        Она все еще была ошеломлена, когда их вывели на газон для праздничного чаепития, которым всегда заканчивался сезон. Их встретила идиллическая сцена традиционной английской жизни: длинные столы, заваленные лакомствами, гости, счастливо общающиеся за чаем и имбирным пивом, и, конечно же, огромная, мать ее, съемочная группа, снимающая все это.
        - Ну, я болею за Розалину, - сказала Анвита Колину Тримпу, - потому что она превосходная и сексуальная.
        Он поник в отчаянии.
        - Ты не можешь говорить «превосходная и сексуальная».
        - Я думаю, это будет Нора, - предположил Рики, который стоял рядом с ней, улыбающийся и великолепный, как обычно. - Она ведь бабушка. А бабушки - мастерицы печь, не так ли? В отличие от меня.
        Анвита снова выскочила перед камерой.
        - Ладно, можно я снова скажу свою фразу о Розалине? Обещаю, не скажу, что считаю ее сексуальной.
        - Хорошо. - Колин Тримп как обычно, сдался. - Только, пожалуйста, никаких намеков. Это счастливый момент, а мы выходим до ночного эфира.
        - Да, да. - Анвита нетерпеливо кивнула. - Я болею за Розалину, потому что… Боже мой, вот она.
        И Розалину чуть не сбила с ног слишком восторженная девушка-оптик в сверкающих очках.
        - Как все прошло? - потребовала от нее ответа Анвита, обнимая.
        - Думаю, хорошо, но ты меня сейчас задушишь.
        - Это знак любви.
        Анвита наконец отпустила ее - как раз вовремя, чтобы их не раздавили шесть внуков, радостно несущихся к Норе. Только сейчас Розалина заметила, что все снова здесь - угощались тортом и общались с другими участниками и их гостями, и она поняла, насколько пусто здесь было последние пару недель. Как же ей не хватало своеобразного товарищества, которое может возникнуть между случайными людьми в незнакомой ситуации. В этом и заключается суть путешествий, так ведь? Дело не в том, где ты начал или где закончил. А в том, кто проходит этот путь с тобой.
        - Все в порядке, друг? - спросил Гарри, выходя из толпы.
        Не раздумывая, Розалина обвила его руками и прижалась.
        - Вообще-то да.
        - Приятно снова со всеми встретиться. - Слегка покраснев, он отстранился. - Я как раз разговаривал с твоим парнем, Анвита.
        Розалина обернулась.
        - Твой парень тоже здесь?
        - Да, вон он. - Анвита указала на высокого, хорошо одетого мужчину, который ел сказочный торт и разговаривал с Клаудией. Она сложила ладони рупором и позвала его. - Эй, Сандж! Гляди, это Розалина.
        - Ого, - сказала Розалина. - Ты не говорила, что он - горячий красавчик.
        Анвита пожала плечами.
        - Ты ведь знаешь мой вкус в мужчинах. Я думала, это само собою разумеется. Кроме того, он - мой парень. Мы постоянно проводим время вместе. Я уже привыкла. Ладно, мне надо поздравить Нору. Отчасти потому, что она мне нравится, но в основном для того, чтобы Ален знал, что я его обделяю.
        Она бросилась в толпу, как торпеда в очках. Оставив Розалину и Гарри в окружении безымянного вихря незнакомцев.
        - Не могу поверить, что прошла всего неделя с тех пор, как видела тебя последний раз, - сказала она.
        Он медленно улыбнулся ей. Его глаза были медовыми от полуденного света.
        - Да, я хотел тебе написать, но потом подумал: «Не будь задницей, Гарри, дай ей перевести дух».
        - Значит, ты по мне скучал?
        Она бессовестно флиртовала. И ей было все равно.
        - Конечно, скучал, друг. Например, я готовил пирог к чаю и думал, как проходит твоя тренировочная выпечка. Или думал о чем-то, и мне было интересно, что странного ты об этом подумаешь. Или смотрел «Даунтон» с бабушкой и думал: «У Розалины такой же дом».
        Смеясь, она легонько ударила его по руке. Что, честно говоря, было лишь предлогом, чтобы прикоснуться к нему снова.
        - Эй, это дом моих родителей. И он совсем не такой большой, как аббатство Даунтон.
        - У вас две гостиные, вот что я хочу сказать.
        - Так… - Она не то чтобы пошаркала носком о траву, но подвигала ногой так, что это движение точно было связано с травой и тем, что по ней шаркают. - Знаешь… на прошлой неделе, когда я вроде как… и ты тоже…
        Его улыбка стала шире.
        - Да?
        - Я была не готова для… ну, вообще для чего-нибудь. И ты не хотел ничего начинать с выпившей девушкой, которая только-только порвала разрушительные отношения с задницей и начала переоценивать всю свою жизнь.
        - Неужели?
        - Так вот. Сегодня я трезвая. А задница, как и у большинства, у меня сзади.
        - Черт возьми. - Он одарил ее ласковым, веселым взглядом. - Я в самом деле скучал по тебе.
        Его слова свернулись в ней, как довольная кошка.
        - Над своей жизнью, признаюсь, я еще работаю. Но у меня замечательный ребенок, я хорошо смотрюсь в фартуке и являюсь признанным в стране пекарем-любителем. Что, честно говоря, делает меня выгодной партией.
        - Так и есть.
        - Хорошо. - Она решительно кивнула. - Я рада, что мы пришли к единому мнению.
        - Тут только ты сомневалась, друг.
        - Теперь не сомневаюсь. Теперь я уверена во многом.
        Он уставился на нее пытливо и насмешливо.
        - Например, в чем?
        - В этом.
        Она поцеловала его. И это было именно так, как она себе представляла. И в то же время совсем не так. То, как он принял ее, рот в рот, знакомый, будто родной, и сладостно обещающий дни и моменты, которые они проведут вместе. Он обещал и их, и все вокруг, и что он будет принадлежать ей. Просто потому, что она знала, что хочет быть с ним. Что это стоит того, чтобы этого хотеть.
        Как она могла хоть на мгновение усомниться в том, что хочет его? Этого сильного, доброго, немного неловкого мужчину. Горячего красавчика, который всегда ее слушал и поддерживал. Который заставлял ее смеяться. И сейчас он целовал ее так, как ее точно не целовали с тех пор, как она была подростком, когда страсть было проще всего найти. Вот только в этом была уверенность взрослого человека: сильные руки и крепкие губы прижимались к ее губам, а между ними медленно и неуклонно нарастало тепло.
        - Целуйтесь, - скандировала Анвита. - Целуйтесь, целуйтесь, целуйтесь.
        Розалина оторвалась от Гарри.
        - Мы этим и занимаемся.
        - Я вас подбадриваю.
        - Ну, как видишь, у тебя это не получается. Я, вместо того чтобы целоваться, разговариваю с тобой.
        У Анвиты, вероятно, был на это ответ, потому что у нее был ответ почти на все, но он потерялся во внезапном крике «мама», когда Амели, ведя за собою Лорен, Эллисон и Корделию, помчалась через газон. А Розалину застигло мгновение, которое, казалось, объяло все, пришло из ниоткуда и растеклось по ней, как лимонад весной. Она вырвалась из компании и побежала обнимать дочь.
        - Я люблю тебя, - прошептала она.
        - Мы просидели в машине целую вечность, - сказала Амели. - И ты меня раздавишь.
        - Я тебя сдавливаю, потому что люблю.
        - Это нечестно. Я маленькая и не могу раздавить тебя в ответ. Но, - и тут Амели ненадолго сдалась, - я люблю тебя. До дна Марианской впадины, самой глубокой из всех существующих, и в ней недавно нашли новый вид морских слизней.
        - Ну, - ответила ей Розалина, - а я люблю тебя до дна Марианской впадины и обратно.
        - Гм-м-м. - Раздался визг статики. Кто-то дал Колину Тримпу мегафон. - Финалисты, встаньте перед домом, а все остальные окружите их со счастливыми лицами. Помните, со счастливыми - это было бы идеально, а еще совершенно необходимо. Пожалуйста, сделайте это прямо сейчас. Пожалуйста. Спасибо.
        Для толпы незнакомцев, которыми руководил человек с авторитетом брюхоногого моллюска, все они с удивительной оперативностью заняли соответствующие позиции. Оказалось, что если участие в реалити-шоу чему-то и учит, так это тому, как стоять так, чтобы это хорошо смотрелось на камере.
        Через несколько минут ведущая и судьи торжественно спустились со ступеней, ведущих в отель.
        - Конкурсанты, - начала Грейс Форсайт, которой не понадобился мегафон, - друзья, семья, финалисты. Мы снова подошли к тому моменту, когда «Пекарские надежды» закрывают двери бального зала еще на год, и мы празднуем восемь недель лучшей выпечки, которую может предложить Британия. И, конечно, пришло время короновать - хоть я и говорю «короновать», бюджет не потянет корону, так что это скорее кусочек торта, - нашего победителя.
        Возникла пауза, время которой говорило о ее классическом образовании.
        - Как бы нам ни хотелось, - продолжила она, - чтобы победили все, чемпион может быть только один. И в этом году… А это был очень трудный год для судей, потому что вы все потрясающие, талантливые и замечательные. Но после долгих раздумий Уилфред и Марианна решили, что победитель…
        Пауза. Еще одна чертова пауза.
        - Этого года…
        Пауза.
        - В конкурсе…
        Серьезно? Снова пауза? Разве она нужна?
        - «…Пекарские надежды»…
        Пауза, которая затмила все остальные паузы.

* * *
        В тот вечер аргументом в пользу того, что Амели можно не ложиться в постель, было то, что Розалина заняла первое место на общенациональном телевизионном конкурсе выпечки.
        - Это так не работает, - настаивала Розалина.
        - А должно. Потому что сегодня твой особенный день и тебе должно быть позволено отпраздновать его со мной.
        - Я праздновала с тобою целый день.
        - Не целый день. Мне пришлось сидеть в машине с бабушкой, тетей Эллисон и тетей Лорен долгими, долгими часами. А на обратном пути мне долгими, долгими часами пришлось сидеть в фургоне.
        - Эй, - сказал Гарри, - не надо наговаривать на мой фургон.
        - Кроме того, я тоже была в фургоне, - заметила Розалина.
        Амели демонстративно сложила руки.
        - Но мы ведь не праздновали. Мы сидели в фургоне.
        - Амели. - Настало время родительского голоса Розалины. - Иди спать. Утром в школу.
        - Но это нечестно, - искренне возмутилась Амели.
        - Нет, честно. Тебе просто это не нравится.
        - Но я не хочу спать. Если мне приходится ложиться спать, когда я не хочу, это как снова оказаться в фургоне, только я здесь живу, поэтому не могу уйти.
        Откинув одеяла, Розалина постаралась сделать кровать Амели как можно привлекательнее для неспящей восьмилетней девочки.
        - Это не переговоры.
        - Нет, переговоры. Ты хочешь, чтобы я что-то сделала, а я это делать не хочу.
        - Формально это тупик. Но как насчет того, чтобы почитать тебе книжку на ночь?
        Наступило задумчивое молчание.
        - А Гарри может почитать?
        Розалина посмотрела в ту сторону, где он стоял, прислонившись к дверному проему.
        - Если не хочешь, не надо.
        - Но ты же почитаешь, да? - спросила Амели, запрыгивая под одеяло. - Ты милый.
        Выпрямившись, он сделал несколько шагов по комнате.
        - Вот только не надо, премьер-министр. Мы с сестрами наигрались в такие игры.
        - Гарри может почитать тебе, - это все еще был родительский голос Розалины, - если он захочет и если ты хорошо попросишь.
        Как оказалось, он и правда хотел, а она вежливо попросила. И вскоре Розалина с Гарри сидели у кровати Амели, а Розалина пыталась отговорить их от книги «Двадцать тысяч лье под водой». Экземпляр Амели был подарком Корделии и Сент-Джона, сделанным из лучших побуждений, но в данном случае не совсем удачно. Хотя это было, конечно, очень красивое издание, с акулами и подводными лодками на обложке в стиле ар-деко, текст оставался решительно викторианским, и, несмотря на восторг Амели по поводу сюжета, дальше первой главы они так и не продвинулись. Тем не менее, если им повезет, однообразие прозы утомит Амели.
        - «1866 год, - отважно начал Гарри, - ознаменовался удивительным происшествием»[9 - Здесь и далее: пер. с фр. Н. Яковлева, Е. Корш.] - черт, так тяжело идет, да?
        Текст в самом деле был тяжелым. А мозг Розалины, занятый энтреме и победой, даже не пытался поспевать.
        - «Шкиперы как в Европе, так и в Америке, моряки военного флота всех стран, - читал Гарри, - даже правительства различных государств Старого и Нового Света были озабочены событием, не поддающимся объяснению».
        - Каким событием? - спросила Амели.
        - Ну, этого пока не сказали. Просто какое-то таинственное и загадочное событие.
        - Может быть, это гидротермальный источник. Дэвид Аттенборо говорит, что они таинственные и загадочные, так что в 1866 году они должны были быть очень и очень загадочными.
        Гарри разгладил страницу.
        - Погоди, мы уже скоро до этого дойдем. «Дело в том, что с некоторого времени многие корабли стали встречать в море какой-то длинный, фосфоресцирующий, веретенообразный предмет, далеко превосходивший кита как размерами, так и быстротой передвижения».
        - Я знаю, что значит «фосфоресцирующий», - ответила Амели. - Это значит, что он светится. В море много чего светится, потому что там очень темно. Это может быть кальмар. Но кальмары не больше китов. А синий кит - самое большое существо на свете, так что это не может быть ничем. Если только это не та медуза с щупальцами, которые тянутся на мили, мили и мили.
        - Знаешь что? Тут есть чуток информации. «Записи, сделанные в бортовых журналах разных судов, удивительно схожи в описании внешнего вида загадочного существа или предмета, неслыханной скорости и силы его движений, а также особенностей его поведения».
        - Это та же самая информация.
        - Ага. - Гарри вздохнул. - Вот такие вот жители Викторианской эпохи.
        Он вернулся к книге, обсуждая с Амели происхождение странного чудища и то, может ли это быть небольшой риф или плавучий остров.
        - Это объясняет, почему оно больше кита, хотя ничто не может быть больше кита, - сказала Амели.
        - Да, но как оно движется так быстро?
        - Может быть, это остров с ракетным двигателем.
        Они дошли до конца главы, и ни Амели, ни мореплаватели 1860-х годов так и не поняли, что происходит.
        - В общем, - заключил Гарри. - «Так или иначе, но по милости “чудовища” сообщение между материками становилось все более и более опасным, и общественное мнение настоятельно требовало, чтобы моря были очищены любой ценой от грозного китообразного».
        Амели уложила Мэри Шелли под одеяло вместе с собой.
        - Значит, это кит. Но там все говорят, что это не кит, а риф, а это глупо. И книга дурацкая. И жители Викторианской эпохи тоже дураки.
        - Да, - ответила Розалина. - Еще какие.
        Поцеловав дочку на ночь, она оставила Амели наедине со снами о веретенообразных предметах.
        Наверное, для приличия следовало бы спуститься и поставить чайник. Но Розалина была матерью-одиночкой, которая победила в любимом конкурсе пекарей, и ей было не до приличий. Поймав Гарри за футболку, она потащила его в свою спальню. Не успели они переступить порог, как он снова поцеловал ее.
        - Можно, да? - спросил он, задыхаясь. - Я хотел этого с тех пор, как Анвита нам помешала.
        - Еще как можно.
        Она поцеловала его в ответ, и это чувство пронеслось сквозь нее, как мотоцикл. Потому что она тоже этого хотела и ждала. Все это время, пока ее поздравляли и желали ей добра. Всю дорогу домой. Всю книгу Жюля, мать его, Верна. Ведь хоть в ее жизни и хватало хорошего - друзей, семьи, выпечки и совершенно нового будущего, он был только для нее.
        Как и прежде, все начиналось довольно мило, не просто прикосновения губ к губам. Но так продолжалось недолго. Как только Розалина поняла, что она не в настроении быть милой. Она была в настроении добиваться. Брать. Жаждать. И Гарри был великолепен. Его губы жадно впивались в ее. А его тело твердым грузом повалило ее на кровать. И сила его в эти мгновения была освобождением. Даже приглашением, которое подталкивало ее сцепить руки и нетерпеливо изогнуть бедра.
        - Думаю, - сказала Розалина, стягивая с него футболку, - мне нужно это снять. Прямо сейчас.
        Гарри опустился на колени между ее ног - раскрасневшийся и взъерошенный. Его рот слегка покраснел от ее поцелуев.
        - Точно?
        - Да, точно. Еще и Анвите все расскажу.
        - Знаю, что ты шутишь, но, пожалуйста, не надо. Мне будет стыдно.
        Просунув ладони под подол его футболки, она провела ими вверх, ощущая рельеф пресса.
        - Ты в курсе, что она говорит, что ты горячий красавчик, и я с ней очень даже согласна?
        - Ну, у нее довольно хороший вкус. Сандж, похоже, отличный парень.
        - И я рада, что мой вкус на парней явно улучшается.
        - Не сглазь. Может, скоро меня бросишь.
        Он стянул футболку, и Розалина на мгновение - ладно, на несколько мгновений - засмотрелась. У него был легкий загар, скорее летний уличный, а не от спрея или солярия, и он явно экономил целое состояние на абонементе в спортзал - его тело было рельефным, но не накачанным специально. На одной груди красовалась татуировка в виде крыла ангела, а на другой - слова Audere est Facere по изгибу ключицы (которые, как она подозревала, относились к футболу), темные чернила идеально контрастировали с гладкой кожей и крепкими мышцами. У Анвиты бы точно упала челюсть.
        - Мне кажется, - сказала Розалина, - что я вряд ли тебя брошу.
        Он засмеялся.
        - Ты иногда бываешь очень поверхностной, друг. Ты меня сейчас очень объективировала.
        - А может, будем объективировать друг друга вместе? - Розалина сняла блузку.
        Глаза Гарри метнулись вниз, а затем снова вверх.
        - Идет. Охренеть, ты в отличной форме. - Он притянул ее к себе для еще одного глубокого поцелуя. - А еще, - теперь он откровенно покраснел. Он нежно накрутил ее локон на палец, - ты очень красивая. Как принцесса.
        - Принцесс-брюнеток очень мало.
        - Есть Белль. А она - лучшая, разве нет?
        - Согласна.
        Она опустилась на кровать и притянула Гарри к себе. И снова поцелуи. Более жаркие и глубокие. Неровные от дыхания и случайных стонов, когда они двигались вместе. Под ее руками мышцы его спины вздымались и опадали, как волны, и она позволила себе просто наслаждаться им. Хотеть того, чего хотела. Мужчину, которым могла наслаждаться. От которого могла зависеть. И в которого могла впиться ногтями.
        Он спустил бретельки бюстгальтера с ее плеч, мягко двигая губами по обнажившейся коже. От них она задрожала. От этих легких, неожиданных прикосновений, успокаивающих чувствительные места, где резинка натирала. Он медленно спускался, языком исследуя выступы ключиц, а поцелуями покрывал вершины ее грудей. Заведя руку ей за спину, он расстегнул лифчик с ловкостью, которая говорила о практике, и она выгнулась дугой, чтобы помочь ему освободить ее от лифчика. Он провел большими пальцами по соскам и взял груди в ладони, а затем опустил голову и снова ее поцеловал.
        - Значит, такое не по тебе? - спросил он, снова поднимая голову через пару секунд.
        Она застыла, мгновенно вернув самоконтроль.
        - Нет, нет, все хорошо.
        - Я надеялся не на просто «хорошо», друг.
        - Ну, я о том, - отлично, теперь она еще и покраснела, - что все любят грудь.
        - Да, и у тебя она классная. Но я бы хотел, чтобы ты получила больше удовольствия.
        - Я и так его получаю.
        Он улыбнулся и провел языком вверх по ее шее. Отчего ей мгновенно стало жарко и холодно до дрожи.
        - Вот так получаешь.
        - Да, но…
        - Слушай, я все понимаю. Некоторые чики почти никак не возбуждаются, когда трогают их грудь. Ничего страшного. Все разные. Я вот не люблю, когда меня трогают за уши.
        - Значит, мне нельзя в них дуть?
        - Если хочешь, чтобы все прошло хорошо, нет. - Он укусил ее за плечо и начал целовать ключицы, пока она снова не начала извиваться и прижиматься к нему. - Хотя, раз уж мы начали, наверное, стоит спросить, как далеко ты хочешь зайти.
        - Эм… Что?
        - Ну, знаешь. Не хочу делать ничего такого, к чему ты не готова. И не хочу, чтобы ты осталась недовольна.
        Почему-то Розалина не ожидала такой прямоты. Она всегда втайне подозревала, что в середине ее сексуальной жизни не хватает какого-то элемента. Когда она была подростком, она об этом и понятия не имела, но они с Лорен, да и с Томом тоже, распалялись настолько, что это было не важно. А потом, когда Амели стала достаточно взрослой, чтобы Розалина снова начала встречаться, все остальные казались настолько уверенными в том, что они делают, что у нее не хватало смелости не согласиться.
        Гарри приподнялся на локте, глядя на нее с ошеломляющим сочетанием страсти и внимания.
        - Все хорошо, друг? Мы можем остановиться, когда захочешь. Это не значит, что мне это не нравится. Просто хочу, чтобы тебе тоже нравилось.
        - Мне еще как нравится, - поспешно ответила она. - Просто я не привыкла об этом говорить.
        - Никто не привык, но, не знаю, это помогает. Типа, откуда я узнаю, что тебе нравится, если ты об этом не будешь говорить?
        - Хорошо, но это… это… страшно.
        - Да, но это ведь лучше, чем дерьмовый секс, да? - Он легонько водил рукою вверх и вниз по ее боку. - Не обязательно давать мне целый список. Просто, ну, говори мне. Рассказывай, если хочешь еще, или, наоборот, меньше, или если я захожу далеко или делаю недостаточно.
        - Ладно, а чего хочешь ты? Нельзя ведь думать только обо мне.
        - Друг, я же парень. Тут ничего сложного. Я, полураздетый, с девушкой, которая мне нравится и которая хочет быть со мной. Я заведен, как надо.
        - Но это тоже никак не помогает, - возразила Розалина. - Если хочешь, чтобы я сказала о своих желаниях, расскажи мне о своих.
        И снова этот изучающий, полный надежды, чуть неуверенный взгляд.
        - Если ты не считаешь, что я пытаюсь на тебя давить, то я бы хотел просто продолжать. Выясни, что тебя заводит. Думаю, это мне поможет.
        - Вот только у меня нет презервативов.
        Он рассмеялся.
        - Все нормально.
        - Ничего тут нормального нет. Я забеременела, когда думала, что все будет нормально.
        - Я не это имел в виду. Я просто говорю, что мы можем делать не только это.
        - А-а. - Она с откинулась на подушку, слегка смущенная. - Вообще-то дальше по дороге есть круглосуточный магазин «У Теско», если хочешь.
        - Не особо, друг. Я бы предпочел остаться здесь.
        - А ты не будешь себя чувствовать… обманутым, будто тратишь время зря?
        Он почти отвлекся. Почти.
        - Черт побери. Как ты вообще умудрилась с кем-то переспать?
        - У меня это прекрасно получается, спасибо. Но, по моему опыту, мужчины любят… ну, ты понимаешь. Заниматься сексом.
        - Мы с тобой уже занимаемся сексом. Или, точнее, занимались. А теперь мы разговариваем. Да ладно тебе, ты ведь была с девушками, ты же должна знать, что секс - это не только член внутри тебя.
        - Я это знаю, - сказала она ему. - Просто большинство натуралов не получили об этом памятку.
        - Ну, у меня три сестры, и одна из них в браке с девушкой. Так что… Я такую получил. Как насчет того, чтобы я довел тебя до оргазма? Если только ты не хочешь продолжать обсуждение.
        - Я… я испортила настрой, да?
        - Друг, знаю, что повторяюсь, но я парень. Ты сексуальная, и у тебя обнажена грудь. Настрой никуда не делся.
        Розалина подняла руку и провела пальцами по его татуировке, по линиям перьев, а затем с другой стороны, по буквам, перетекающим друг в друга.
        - Мне нравится.
        - Недавно набил. Как у подростка, да? Но мы с Терри сделали их на его восемнадцатилетие - он хотел сразу много, со всяким смыслом и прочим. А я подумал, что крыло симпатичное, а девиз клуба будет лучше смотреться на латыни.
        - Честно говоря, - призналась Розалина, - я сделала нечто подобное, когда мне было шестнадцать. - Она перевернулась, чтобы показать ему свою спину. - Я пошла с тогдашней лучшей подругой - ее звали Антония, я не видела ее много лет, - и мы вдвоем решили сделать бабочек. Она вышла с крошечной штучкой на бедре, когда я сделала за один сеанс их.
        Склонившись над ней, Гарри прижался глубоким, теплым поцелуем к ее лопатке.
        - Все или ничего, да?
        Он провел по ее спине ладонями, слегка шершавыми от мозолей, и она вздохнула, потеряв себя в этой простой чувственности. Это было странно, потому что теперь она его не видела, но все время осознавала, что это был он - в его прикосновении было что-то настолько знакомое, что невозможно было спутать ни с кем другим. Ей вспомнилось, как они ели рыбные палочки за кухонным столом и как убегали в темноте от козла. От этого ей стало спокойно. Внутри разлилась нежность, и ей захотелось сорвать с него оставшуюся одежду и заявить на него права: на того, кого она почти запретила себе хотеть.
        Она изогнулась и потянулась к его ремню.
        - Помнишь, я собиралась тебе сказать, что мне нравится? Наверно, мне бы хотелось, чтобы ты был больше раздет.
        - А мне, - он улыбнулся, - чтобы ты была голая.
        Затем они несколько секунд неуклюже возились с пуговицами и пряжками, джинсы терлись о джинсы. И вдруг пришло понимание, что они полностью голые в залитой светом комнате. К счастью, Гарри очень того стоил - и, судя по имеющимся свидетельствам, она тоже, хотя она и не прилагала особых усилий в этом направлении. Он прижал ее обратно к кровати, крепко целуя. Его рука была между ее ног, искушая и нащупывая.
        - Ну, что… - Его глаза смотрели на нее, полные решимости. - У тебя есть что-нибудь в прикроватном ящике, что тебе нравится?
        Божечки, она покраснела.
        - А разве содержимое прикроватного ящика девушки не должно оставаться личным?
        - Даже когда парень пытается заставить тебя кончить?
        - Я… эм. А разве это не жульничество?
        А теперь смеялся он. Его дыхание отдавалось на ее шее.
        - Послушай, раз ты просишь меня починить розетку, мне придется одолжить отвертку.
        - Я - не сломанная техника, - возразила она.
        - Дело не в этом. А в том, что для работы нужно использовать лучший инструмент.
        - А разве у тебя нет такого?
        Он медленно ей улыбнулся.
        - У меня инструментов целый набор, друг. Но разнообразие не помешает. Если не хочешь, не надо.
        - Нет, все нормально, - просто у меня не так много.
        - Я же не собираюсь оставить на них отзыв. Просто подумал, что тебе понравится.
        Опираясь на бок, Розалина нервно открыла ящик прикроватной тумбочки и заглянула внутрь, словно не знала, что там найдет.
        - У меня есть пара вибраторов и фаллоимитатор из розового кварца, который Лорен подарила мне в шутку.
        - Передай свой любимый.
        - Вряд ли у меня есть фаворит.
        - У всех он есть.
        И на самом деле он был прав. После минутного колебания она протянула ему слегка перемудренную вибропулю, к которой обычно возвращалась. В руках Гарри она выглядела совершенно иначе - не то чтобы она так уж часто рассматривала ее. Используя кончик вибратора, он провел линию по ее телу. Прохлада заметно контрастировала с теплом его пальцев.
        Он протяжно вздохнул.
        - Охренеть, друг. Не верю, что мы вместе.
        - Я тоже, - призналась она, подняв ногу, чтобы коленом погладить его бок. - Но я рада.
        - Попридержи эту мысль.
        И с этими словами он перевернулся на живот и опустился вниз с уверенностью, которой Розалина на мгновение, но только на мгновение, была так удивлена, что даже не успела оценить.
        Он начал с малого - с нежных прикосновений губ и дразнящего языка к ее бедрам. Он раскрывал ее, вызывая легкие вздохи. Позволял предвкушению медленно накапливаться внутри нее, насыщенному, сладкому и неизбежному, как сахар, тающий в карамели. Обычно от обилия подобных вещей Розалина чувствовала себя скованно, не желая быть жадной, эгоистичной, отнимать слишком много отведенного ей времени в негласной договоренности о том, когда чья очередь. Но сейчас трудно было думать о чем-либо, кроме жара рта Гарри, пальцев, рисующих круги по коже, и периодического жужжания вибратора. Было даже поразительно, насколько ей было хорошо. Все ощущения, наслоившиеся друг на друга и соединившиеся вместе, - идеальная алхимия заботы, страсти и опыта. И она быстро потеряла счет времени, почти без усилий погрузившись в мир своего тела, где ей потакали, доставляли удовольствие и заботились.
        Когда она кончила, это была дрожь, от которой поджимались пальцы ног и которая прокатилась по ней бесконечными волнами, оставшись мурашками, тяжелым дыханием и тихим смехом от полной разрядки.
        - Тебе хорошо, друг? - Гарри снова появился между ее ног, раскрасневшийся и улыбающийся.
        - Мне очень хорошо. А тебе?
        - Лучше не бывает. Я заставил свою девушку кончить, да?
        Она обмякла на подушках.
        - О, так, значит, я теперь твоя девушка?
        - Прости. Я просто имею в виду, что мне нравится, когда это нравится другим. И мне особенно нравится, когда это нравится тебе, потому что ты мне нравишься.
        - Ну, - ответила она ему, - мне очень, очень понравилось.
        Он забрался на кровать и лег рядом, а она повернулась, чтобы поцеловать его, пробуя себя на его губах, что вызвало странное, собственническое возбуждение.
        - Скажи когда, и повторим еще раз.
        - А что насчет тебя?
        - На это у нас много времени.
        - Нет, - она перекатилась на бок к нему лицом, - но я хочу.
        Взяв ее запястье, он провел ее руку между их телами, к самой… эрекции. Она слегка неуверенно взялась за него. Вот в чем проблема с мужчинами: никогда не знаешь, делаешь ли ты слишком много или слишком мало, надо ли передавать эстафету или пытаться достать кетчуп из бутылки.
        - Чуть сильнее, - побормотал он, накрывая ее руку своей. - Да, вот так. Так хорошо.
        Ее удивило, насколько интимно это было - его член и их руки, кожа на коже, и как он помогал ей узнать, что ему нравится. И как они лежали, лицом друг к другу, и она видела, как он реагировал на ее прикосновения: странное ранимое трепетание его ресниц, изгибы его губ, когда он задыхался, стонал или бормотал ее имя, напряженность его бровей в этой странной интенсивности удовольствия и боли, когда она доводила его до грани. Ее до сих пор смущало то, с какой готовностью Гарри показывал ей себя и отдавался ей, и это заставляло ее хотеть того же. Отбросить все, кем, по ее мнению, она когда-то должна была стать, и построить что-то другое, настоящее, для себя. Вместе с ним.
        Вместе со всеми, кого она любит.
        Осень
        Вторник
        - Не держи ее так, - закричала Анвита. - Она - королева Франции.
        Розалина поспешно отступила от торта «Мария-Антуанетта», который в данный момент занимал больше места в ее прихожей, чем имело право любое кондитерское изделие.
        - Прости, но ей придется как-то обойти угол.
        - Я сейчас ее уроню. Серьезно, уроню.
        Это был Санджей откуда-то с другой стороны многоярусного шедевра Анвиты.
        - Если ты ее уронишь, - сказала ему Анвита, - я уйду от тебя к Рики.
        - А у меня есть право голоса? - Раздался голос Рики из передней комнаты. - Потому что я вообще-то кое с кем встречаюсь.
        - Так надо было привести его, ее или их с собой.
        Лорен. Естественно.
        Рики издал виноватый звук девятнадцатилетки.
        - Мы пока не на стадии «Приходи смотреть на меня по телевизору с кучей незнакомцев, с которыми я познакомился в телевизоре».
        - А что, есть такая стадия? - спросила Розалина.
        - Есть, когда ты был на ТВ.
        - Ребята, - голос Санджея резко поднялся, - «Мария-Антуанетта» в откровенной опасности.
        - Все в порядке. - Терри вышел из гостиной в коридор, который уже с трудом вмещал гостей и, конечно, не мог справиться еще и с появлением качка ростом под метр девяносто. - Я держу.
        Немедленный хор «Терри, не надо» успел сказать только «Терри, не…», прежде чем Терри взялся за торт. К его чести, ему удалось донести «Марию-Антуанетту» до кофейного столика, прежде чем он наступил на деталь «Лего» Амели, подпрыгнул от боли и сбросил ее на колени Рики.
        На мгновение воцарилась благоговейная тишина в связи со второй кончиной «Марии-Антуанетты».
        С кухни позвал Гарри:
        - Случилось то, что я думаю?
        - Зависит от того, - сказала Амели, которая сидела на полу вместе с Эллисон и строила акулу из того, что осталось от «Лего», - что ты думаешь. Если ты думаешь, что с потолка спустилась большая медуза и всех ужалила, то нет. Но если думаешь, что Терри разбросал огромный торт по всему дому, то да.
        Гарри застонал.
        - Терри, ты полный идиот.
        - Я пытался помочь, - защищался Терри, умудряясь выглядеть искренне обиженным. - Ничего. Я…
        - Нет! - крикнули все.
        - Сейчас я принесу салфетки, - сказала Розалина. - Я уверена, что мы сможем спасти большую часть. Рики, ты не против секунду постоять на месте?
        Рики моргнул.
        - У меня на коленях торт размером с маленького лабрадора. Как думаешь, куда я могу уйти?
        Через десять минут Рики по большей части избавили от макарун, и все уплетали то, что осталось от «Марии Антуанетты».
        - А знаете, - сказала Анвита, задумчиво жуя, - мне кажется, он получился лучше, чем на шоу.
        На лице Терри появилось совершенно незаслуженное выражение торжества.
        - Видишь, вкус нормальный. Я его не испортил.
        - Дружище. - Гарри появился с золотисто-коричневым слоеным пирогом, который очень аккуратно поставил на стол, уже слегка переполненный выпечкой. - Я бы сказал тебе завязывать, пока ты не начал, но ты уже все сделал.
        - Твой пирог выглядит великолепно, Гарри, - отозвалась Эллисон с безупречным социальным изяществом, возможно, единственного настоящего взрослого человека в комнате.
        Он немножко покраснел.
        - Спасибо. Он из шпината и феты, всем хватит.
        - Не стоило, - сказал Санджей. - Даже если половина его окажется на полу, торта Анвиты хватит на несколько дней.
        - Ничего, приятель. Я пытаюсь научиться готовить вегетарианские блюда, но старик жалуется, если пытаешься его ими кормить. Говорит: «Это не пирог, это салат в корочке».
        Соскочив с колен Санджея, Анвита покрутилась вокруг безупречного пирога Гарри.
        - Хороший цвет, - промурлыкала она, пародируя Марианну Вулверкот. - Удивительно изысканно, учитывая, какой ты накачанный кексик.
        - Знаешь, - заметил Санджей, - хорошо, что я уверен в своей мужественности, иначе бы уже начал опасаться того, как часто ты называешь других мужчин накачанными кексиками.
        - А тебе это не льстит? - спросила Анвита. - Что я выбрала тебя и только тебя из всего широкого ассортимента накачанных кексиков, которых постоянно вижу вокруг себя?
        Лорен откупорила бутылку красного и налила себе лоренову норму.
        - Это очень разумная позиция для гетеро.
        - Да. - Анвита решительно кивнула. - Разумность - это абсолютно точно про меня.
        Эллисон ненадолго отвлеклась от разговора с Амели об акуле из «Лего».
        - Пожалуйста, не поощряй мою жену. И, Лорен, дорогая, перестань противопоставлять себя натуралам.
        Смахнув с экрана безе, Рики проверил свой телефон.
        - Ребят, шоу начинается.
        На часть аванса, полученного за свою первую книгу рецептов, Розалина пошла наперекор многолетнему воспитанию в среднем классе и купила большой телевизор. Инвестиция, которая неоднозначно окупилась, позволив Амели смотреть на рыбок в высоком разрешении. Вытащив пульт из привычного укрытия за диванными подушками, она включила iPlayer, пока Гарри приглушал свет. Ее гости, которые все еще не совсем помещались в гостиной, старались, как могли, найти свободные места. Терри по своей идиотской натуре занял единственное кресло, но Лорен, которая терпеть не могла, когда ее обходили идиоты, устроилась у него на подлокотнике настолько неудобно для Терри, насколько можно. Амели и Эллисон сидели на полу в окружении «Лего», а на диване на двух человек теснились Рики, Санджей и Анвита. Гарри встал у стены, а Розалина облокотилась на Гарри, и он нежно ее обнял.
        - А сейчас, - сказал диктор двенадцати персонам, которые все еще смотрели прямой эфир, - новый выпуск «Пекарских надежд».
        Экран ожил оттенками зеленого, синего и золотого, когда объектив камеры пронесся по британской сельской местности, прошел сквозь ворота Пэтчли Хаус, поднялся по длинной гравийной дороге и наконец остановился на стильной фигуре Грейс Форсайт.
        Гарри сильнее обнял Розалину.
        - Надеюсь, из меня не сделают задницу, - прошептал он.
        - Нет. А даже если сделают, кому какая разница?
        - Буду честен с тобой, приятель. Мне есть разница.
        - О боже, - вскрикнула Анвита. - Это я. И я выгляжу потряса-а-ающе.
        Амели подошла к экрану настолько близко, что это было вредно и для ее глаз, и для обзора других людей.
        - А где мама? Где мама?
        - А вот и Дэйв, - сказал Рики. - Я очень хотел, чтобы он мне понравился. Но, по-моему, он иногда вел себя как придурок.
        - На нем фетровая шляпа, приятель. - Это был Терри, неловко вытянувший шею из-за Лорен. - Верный признак кретина.
        Полуобернувшись, Лорен ухитрилась встать на пути Терри в откровенно впечатляющей манере.
        - Прости, что? У меня есть несколько фетровых шляп.
        - Все нормально, Лоз. - Розалина устроилась удобнее в объятиях Гарри. - Для лесбиянок другие правила.
        - Это мама! - закричала Амели, показывая пальцем для наглядности. - Мама, ты тут красивая.
        - Прости, - сказала ей Розалина, - но я тут выгляжу как женщина, которая хочет выиграть этот чертов конкурс.
        Вот только… она выглядела не так. А как девушка, которая опоздала на поезд, пыталась произвести впечатление на мудака, соврав ему, и понятия не имела, чего хочет и что делает. Но ничего.
        Она все исправит.
        События после конкурса
        ДЕЙВ бросил университет ради путешествия по Непалу, и с тех пор его никто не видел.
        ФЛОРИАН с его партнером Скоттом до сих пор не женаты. И им на это все равно.
        РИКИ получил высшее образование и теперь работает на Procter & Gamble, а свою работу описывает как «довольно смешную».
        КЛАУДИЯ вернулась к юридической практике, но по выходным по-прежнему занимается выпечкой.
        ДЖОЗИ продолжает печь для детей и прихожан своего мужа. Судя по всему, им нравится ее хлебный пудинг, пусть даже судьи его не оценили.
        АНВИТА получила образование окулиста и наконец-то обручилась со своим парнем. Ее бабуля очень ею гордится.
        ГАРРИ по-прежнему работает электриком у своего отца, но в свободное от работы время начал проводить практические занятия по кулинарии в начальных школах. Друзья его племянниц постоянно просят его сделать торт с русалкой.
        НОРА отказалась от шестизначного контракта на книгу, сказав: «Это просто торты; бросьте ингредиенты в миску и посмотрите, что получится».
        АЛЕН начал вести кулинарный канал на «Ютьюбе» под названием «Пекарь из Котсуолда». В настоящее время у него 247 подписчиков.
        РОЗАЛИНА теперь работает кулинарной писательницей на полную ставку. Они с Амели живут в доме, в котле которого больше нет инопланетян. В настоящее время они ведут переговоры о выборе домашнего животного: очень маленькой собаке, которую, по мнению Амели, следует назвать Удильщиком, или аквариуме с шипящими тараканами.
        Грейс Форсайт, Марианна Вулверкот, Уилфред Хани, Колин Тримп и Дженнифер Халлетт вернутся в следующем сезоне шоу
        «ПЕКАРСКИЕ НАДЕЖДЫ»
        с очаровательной
        новой группой пекарей
        в Paris Daillencourt Is About to Crumble!

* * *
        Премьера летом 2022
        Письмо от автора
        Дорогой читатель!
        Меня попросили написать здесь что-нибудь для тех, кто читает книгу «Розалина Палмер снимает сливки» в рамках книжного клуба. Мне казалось, что это прекрасная идея, пока не понял, что на практике это означает, что вы, скорее всего, читаете эту книгу лишь потому, что в вашем клубе ее выбрали другие. И, знаете, правильно сделали. Или, если это были вы, значит, вы правильно сделали. И, надеюсь, сейчас вам не кажется, что они или вы совершили чудовищную ошибку.
        Как вы могли заметить, мне неловко писать это письмо, отчасти потому, что я британец и, по традиции, должен все считать неловким. Но отчасти потому, что мне неловко задавать вопросы о собственной книге. Я всегда был большим сторонником «смерти автора» и считаю, что читателям очень важно иметь как можно больше пространства, чтобы решить, что для них важно в прочитанном, и сделать собственные выводы.
        Но меня попросили придумать вопросы для обсуждения. И они у вас будут. Пожалуйста, не стесняйтесь их пропускать и говорить о чем хотите. И еще раз спасибо, что рискнули купить мою книгу.
        С любовью,
        Алексис Холл
        Вопросы для обсуждения
        1. Хрен с ним. Давайте начнем с главного. Как вы думаете, правильно ли Розалина поступила, когда ей было девятнадцать? Конечно, к концу книги она, несомненно, счастлива и не хочет ничего менять в своей жизни. Но ей было девятнадцать. Это очень юный возраст для того, чтобы выбирать свое будущее.
        2. Хрен с ним - 2, давайте углубимся в этот вопрос. Если вы считаете, что Розалина поступила правильно, как далеко бы зашли вы? Правильно ли это только потому, что в глубине души она понимала, что не хочет быть врачом? Или беременность в девятнадцать - такой же верный выбор? И если да, то какие последствия это имеет для нашего отношения к подростковой беременности?
        С другой стороны, если вы считаете, что Розалина поступила неправильно, что это означает на практике? Это, конечно, кажется суровым по отношению к Амели, у которой явно было очень счастливое детство. Правда, Розалина эмоционально страдала из-за своего решения, но не потому ли, что все постоянно твердили ей, что она это сделала зря?
        3. Ладно, вопрос попроще. Кем бы вы предпочли стать, рыбой-удильщиком или морской щучьей собачкой? Почему?
        4. Возвращаясь к теме выбора Розалины, что вы думаете о Гарри? На первый взгляд кажется, что в конце книги Розалина выбирает вполне обычную, спокойную жизнь с ребенком и романтическим партнером. Но насколько обычная она на самом деле? Как, по вашему мнению, будут выглядеть отношения Розалины и Гарри после выхода шоу? Будет ли Лорен по-прежнему играть настолько большую роль в жизни Розалины? Если да, будет ли это проблемой? Если нет, то проблема ли это?
        5. Вы знали, что такое «эноки»? Только честно.
        6. Британская классовая система - это беда для многих персонажей, особенно для Палмеров. Какие примеры выделили бы вы? Если вы из Британии, какие примеры привлекли ваше внимание, которые, по вашему мнению, вряд ли важны для жителей других стран? Если вы не из Британии, расскажите, отражает ли книга аналогичные социальные проблемы в вашей стране. Показалось ли вам что-либо по-настоящему чуждым и странным?
        7. В какой момент (надеюсь, мне не придется говорить «если таковой был», но, на всякий случай, «если таковой был») вы поняли, что Ален - полное дерьмо, которое и палкой нельзя трогать? Если вы поняли это рано, получилось ли у вас хотя бы сочувствовать Розалине из-за причин, по которым у нее это не получилось так же скоро?
        8. Гигантский трек для шариков с магнитами, который Палмеры купили для Амели, существует. Как сильно вам хочется иметь такой же?
        9. Поговорим о сексе, детка. Извините, это просто очень устаревшая отсылка. Отношения Гарри и Розалины развивались без проникающего секса. Как вы к этому отнеслись? Как вы думаете, что это говорит о ее отношениях с Гарри по сравнению с Аленом? Что, по вашему мнению, это говорит о сексе в целом?
        10. Каким-то образом мне удалось зайти настолько далеко, не задав ни одного вопроса о выпечке или «Пекарских надеждах». Как то, что книга построена в виде дней и недель телешоу, а не глав романа, повлияло на ход повествования? Как это повлияло на ваше впечатление от чтения? Как выпечка конкурсантов отражает их характер? Если вы хотите пройти полный курс английского языка в средней школе, можете обсудить конкретную выпечку и то, что она говорит вам о конкретном человеке. Но я не буду держать на вас зла, если вы этого не сделаете.
        11. Когда я решил написать любовный треугольник с бисексуальной главной героиней, мне пришлось задуматься о гендерной идентичности двух ее романтических интересов. В итоге я сделал их обоих мужчинами, потому что мне показалось очень важным подчеркнуть, что бисексуальность Розалины не подлежит сомнению только потому, что она никогда не появлялась на страницах с женщиной. Но это не единственное решение, которое я принял в отношении любовного треугольника. Какие еще варианты я мог бы выбрать? И какие последствия они могли бы иметь?
        12. В раннем черновике книги родители Розалины не фигурировали напрямую. Как вы думаете, как бы это изменило сюжет? Стали бы вы иначе относиться к Розалине, если бы не познакомились с людьми, которые ее воспитывали?
        Рецепты
        Сырные булочки от Гарри
        ПОЛУЧАЕТСЯ ПРИМЕРНО 24 ШТУКИ
        Я узнал этот рецепт от своей бабушки, а она - от своей бабушки. Но я еще спросил своего деда, и он сказал, что она узнала его от какого-то парня по телевизору в 1973 году.
        - кружки воды
        - кружки молока
        Большая щепотка соли
        1 кружка сливочного масла (2 пачки)
        1 кружка муки
        Четыре больших яйца
        3,5 унции тертого сыра
        Щепотка перца
        Щепотка мускатного ореха
        Разогрейте духовку до 400 °F/200 °C. Только не забывайте о ней, иначе будете чувствовать себя, как полный болван.
        Застелите два противня пергаментом для выпечки.
        Смешайте воду, молоко, соль и масло в кастрюле и помешивая доведите до кипения. Добавьте муку и помешивайте несколько минут, пока не получится гладкое тесто, которое отходит от стенок кастрюли.
        Положите тесто в миску и дайте ему немного остыть.
        Вбейте яйца в тесто по одному. Для этого нужно совсем немного поработать руками, и они не будут болеть с непривычки.
        Вмешайте почти весь сыр. Когда мы готовили их на шоу, нам сказали взять грюйер, потому что это французский сыр, но если у вас только чеддер, все в порядке.
        Добавьте перец и мускатный орех. Вам придется угадывать, сколько нужно, пока вы не привыкнете и не поймете, как вам нравится.
        Переложите тесто в кондитерский мешок. В результате будет очень грязно, и если вам помогает ребенок, он весь перемажется, но это же просто тесто, так ведь?
        Выдавите небольшие комочки теста на противень. Они должны быть на расстоянии пары дюймов друг от друга и размером примерно со столовую ложку. Если вы делаете их для телешоу, сделайте их одинакового размера, но если это для семьи или друзей, не трудитесь. А еще мой дед сказал, что парень, который делал это по телевизору, раскладывал тесто ложкой.
        Посыпьте сверху оставшимся сыром. Если у вас не осталось натертого сыра, натрите еще.
        Поставьте булочки в духовку на двадцать минут или ждите, пока они не надуются и не станут золотисто-коричневыми.
        Подайте их тому, для кого вы их готовите. Или положите в холодильник на потом.
        Печенье Розалины с любой другой маркой сливочного ликера
        Это моя новая версия печенья, которое я готовила на шоу. В нем нет особой изюминки, но оно сытное, не сухое и хорошо съедается на вечеринках по случаю просмотра конкурса.
        ПОЛУЧАЕТСЯ ОКОЛО 15 ШТУК
        Мама сказала, что я могу помочь ей написать этот рецепт, потому что потом я, возможно, захочу стать пекарем. Мои слова выделены курсивом, потому что курсивом пишут важное.
        ДЛЯ ТЕСТА:
        1 кружка сливочного масла
        - кружки светло-коричневого сахара
        2 кружки муки
        - ч. л. пекарского порошка
        Щепотка соли
        ДЛЯ НАЧИНКИ:
        - кружки сливочного масла
        1? кружки сахарной пудры
        2 ст. л. ирландского сливочного ликера (из-за него печенье нельзя есть Амели, а это уже дискриминация)
        1 ч. л. экстракта ванили
        Разогрейте духовку до 350 °F/180 °C (320 °F/160 °C для конвекционных печей) и подготовьте 1 - 2 противня, выстелив их пергаментом для выпечки.
        Это я умею, потому что могу дотянуться до ручек, но однажды я поставила ее на 220 °C, чтобы посмотреть, заметит ли мама, а она не заметила, и тогда печенье подгорело.
        Взбейте вместе сливочное масло и коричневый сахар. Это можно сделать в миске, кухонном комбайне или миксере, в зависимости от того, что есть у вас на кухне.
        Иногда мама взбивает вручную, а я помогаю, но это очень трудно, потому что масло очень густое, и тогда мы кладем его в миксер, и он делает это за нас.
        Добавьте в смесь муку, пекарский порошок, щепотку соли и перемешайте до однородности. Затем возьмите массу руками и сформируйте шар.
        Это самое приятное, потому что тесто попадает на руки, но если оближешь пальцы, придется снова мыть руки, потому что это негигиенично, а значит, можно заболеть.
        Раскатайте тесто до четверти дюйма (или 1 см) толщиной на столе, присыпанном мукой, и вырежьте печенье маленькой круглой формы. Хотя я на самом деле использую фужер для шампанского, что, вероятно, плохо характеризует мой образ жизни.
        Тут я не могу помочь, если только не встану на табурет.
        Переложите печенье на противень и выпекайте до золотисто-коричневого цвета. Это займет около 15 минут, но стоит проверить после двенадцати. Также стоит проверить, не изменила ли ваша дочь настройки духовки.
        Я изменяла всего раз.
        Когда печенье будет готово, выньте его из духовки и оставьте остывать.
        Если вы хорошо себя ведете, то можете съесть одно печенье сразу, пока в него не попала начинка, которую Амели нельзя.
        Пока печенье остывает, взбейте вместе сливочное масло и сахарную пудру до однородности. Затем добавьте любую другую марку сливочного ликера, которая есть в наличии, ванильный экстракт и взбейте все вместе.
        Я попробовала, пока мама не смотрела. Крем вышел нормальным, но каким-то странным на вкус.
        Нанесите щедрую порцию крема с любой другой маркой сливочного ликера на половинку печенья и накройте их второй половинкой. Начинка иногда бывает жидковатой, поэтому лучше поставить печенье в холодильник, чтобы она застыла. Или можно поставить на верхнюю полку, чтобы дочка его не стащила.
        Вот так и получается дискриминирующее печенье! Я помогала, хотя мне нельзя его есть, потому что у меня щедрая душа и сочувствие ко всем беднягам, как у духа рождественских подарков.
        До свидания! Попробуйте печенье!
        Прославленный шоколадный торт с базиликовым кремом от Алена
        Я значительно усовершенствовал этот рецепт с момента своего дебюта в первом эпизоде, поэтому вы можете посчитать, что ваш вариант не полностью совпадает с тем, который вы помните из шоу. Тем не менее я считаю, что эта версия превосходит прежнюю.
        ДЛЯ КОРЖЕЙ:
        1? кружки кондитерского сахара
        1? кружки просеянной муки без добавок
        1 кружка какао-порошка (без подсластителей)
        1? ч. л. соды
        1? ч. л. пекарного порошка
        1? ч. л. соли
        2 крупных яйца
        - кружки подсолнечного масла (можно заменить любым маслом без запаха на ваш вкус)
        1 кружка пахты (можно заменить цельным молоком)
        1 ст. л. экстракта ванили
        - кружки кипятка
        ДЛЯ МАСЛЯНОГО КРЕМА:
        - кружки несоленого сливочного масла
        Горсть свежих листьев базилика (я беру около десяти, но вы можете варьировать по вкусу)
        - кружки маскарпоне
        3 кружки сахарной пудры
        Щепотка соли
        Свежие листики базилика для украшения
        Разогрейте духовку до 350 °F/180 °C (или около 330 °F или 165 °C для конвекционных печей). Затем смажьте и застелите пергаментом две восьмидюймовые формы для выпечки тортов.
        В большой миске взбейте вместе сахар, муку, какао-порошок, пекарский порошок, соду и соль. Во второй миске меньшего размера соедините яйца, подсолнечное масло, пахту и ванильный экстракт (масло будет отделяться само по себе, поэтому их нужно хорошо и энергично взбить). Смешайте влажные ингредиенты с сухими и добавьте кипяток. Все должно соединиться, чтобы получилось гладкое, слегка жидковатое тесто, которое легко льется.
        Разделите тесто поровну между двумя формами и выпекайте 25 - 30 минут. Наверняка вы уже знаете, как определить, когда выпечка готова, а если нет, то рекомендую ознакомиться с некоторыми моими более простыми рецептами. Когда коржи пропекутся, выньте их из духовки и оставьте остывать.
        Пока коржи остывают, можно заняться приготовлением глазури.
        Растопите сливочное масло в небольшом сотейнике и добавьте листья базилика. Готовьте в течение пятнадцати минут на слабом огне, периодически помешивая. Затем отцедите листья, а масло перелейте в небольшую миску. Оставьте его охлаждаться в морозильной камере на пять-десять минут, пока оно слегка не загустеет.
        Когда масло, настоянное на базилике, загустеет, вбейте его в маскарпоне, затем постепенно добавьте сахарную пудру и щепотку соли.
        Когда коржи полностью остынут, выровняйте их, как вы видели неоднократно в передаче, и соберите торт, разделив половинки щедрым слоем масляного крема.
        Добейтесь гладкости глазури на верхней части торта (рекомендую использовать для этого кондитерскую лопатку) и осторожно украсьте листьями свежего базилика.
        Bon appetit.
        Об авторе
        Алексис Холл живет в маленьком домике на юго-востоке Англии, где пишет книги о людях, которые пекут гораздо лучше, чем он. Тем не менее, если на него надавить, он может приготовить неплохие брауни.
        notes
        Примечания
        1
        Гай Валерий Катулл - один из наиболее известных поэтов Древнего Рима и главный представитель римской поэзии в эпоху Цицерона и Цезаря. Прим. перев.
        2
        В Англии популярна притча про короля Кнуда и прилив, который он не смог остановить. Прим. ред.
        3
        Мать Козетты из мюзикла «Отверженные» по мотивам романа В. Гюго. Забеременела от богатого студента, который ее бросил. Была вынуждена заняться проституцией. Прим. перев.
        4
        Митра - один из наиболее почитаемых богов дохристианской Армении. В городе Ван ашвахар Васпуракан Великой Армении находилась священная Ванская скала Мгери Дур (дословно - «Врата Митры»), из которой, по преданию, родился Митра и в которую ушел в ожидании воцарения справедливости на земле. Прим. ред.
        5
        Главный герой фильма «Американский психопат». Прим. перев.
        6
        Американская актриса. Прим. перев.
        7
        Моя вина (лат). Прим. перев.
        8
        Отсылка к английской народной детской песенке. Прим. перев.
        9
        Здесь и далее: пер. с фр. Н. Яковлева, Е. Корш.