Немножко по-другому Сэнди Холл
        Лия и Гейб ходят на один курс писательского мастерства. Они узнают одинаковые отсылки к поп-культуре, заказывают одну и ту же китайскую еду и зависают в одних и тех же местах. Но, как это часто бывает, Лия слишком неприступна, а Гейб слишком застенчив, чтобы у них что-то могло получиться.
        Для всех вокруг очевидно, что эти ребята созданы друг для друга. Друзья, однокурсники и случайные знакомые следят за развитием их отношений, как за любимым сериалом, и делают все возможное, чтобы свести их вместе. Вот только и у Гейба, и у Лии, кажется, совсем другие планы…
        Сэнди Холл
        Немножко по-другому
        Sandy Hall
        A LITTLE SOMETHING DIFFERENT
        Печатается с разрешения издательства Swoon Reads, an imprint of Feiwel & Friends and Macmillan Publishing Group, LLC и литературного агентства Nova Littera SIA.
        Серия «TrendLove»
        , 2019

* * *
        Посвящается давно ушедшим дням, проведенным в библиотеке Хоторна с мамой, тетей Джуд, Мэттом, Викки и Шоном.
        Сентябрь
        Марибел (соседка Лии по комнате)
        – Я достану нам фальшивые удостоверения, – говорю я Лии, когда мы идем на занятия в первый день учебы.
        – Что? Это же незаконно! – отвечает она.
        Ее реакция меня не удивляет, хоть мы и живем в одной комнате всего четыре дня. Мне кажется, первые дни студенчества связывают людские судьбы, потому что у меня такое чувство, будто я знала Лию всегда.
        Мне уже понятно, что она – отличная соседка. Она опрятная, вежливая, тихая, но при этом не зануда.
        – Забудь о том, что это незаконно, – говорю. – Считай, что помогаешь местному бизнесу.
        – У тебя извращенный взгляд на мир, Марибел.
        – Будет весело! – продолжаю я, поднимая руки. За всю жизнь я выпивала всего дважды: один раз на свадьбе у сестры, и второй – на выпускном, но все равно знаю, что пить прикольно.
        – Да я, вообще-то, не пью! – восклицает она, тоже вскидывая руки. Только теперь она смеется.
        – А хочешь? – спрашиваю.
        – Может быть.
        – Я о том, что…
        Я осекаюсь. Мы выходим на огромный зеленый луг, где расположена половина всех академических корпусов. Хочется на минутку остановиться и осознать, что я теперь – самая настоящая студентка.
        – Наконец-то мы здесь, – говорю, окидывая взглядом университет. Лия в ответ улыбается.
        – Да, надо как следует насладиться моментом… На какую пару идешь? – спрашивает она, в достаточной мере насладившись этим самым моментом.
        – На историю Европы, часть вторую, – отвечаю, стараясь, чтобы голос звучал максимально сдержанно.
        – Смотри, нахватаешься там спойлеров, и потом, если решишься прослушать первую часть, будет уже неинтересно.
        – Буду иметь в виду. А ты куда идешь?
        – На писательское мастерство.
        – Как у тебя получилось попасть на такой крутой и продвинутый курс, как писательское мастерство? – спрашиваю я, пока мы подходим к ступенькам корпуса для занятий английским языком. Она поворачивается ко мне и секунду идет спиной вперед, но тут же натыкается на симпатичного парня.
        – Господи, – тоненьким голосом восклицает Лия, опускаясь на колени, чтобы помочь ему собрать вещи. – Прости, пожалуйста.
        – Ничего, – отвечает он. Парень весьма мил, но кажется таким неуклюжим, пытаясь собрать все упавшие книги сразу.
        – Точно? – спрашивает Лия.
        Он кивает, не глядя на нее.
        – Не хочу опоздать на пару в первый же день, – говорит она, бросая взгляд на меня, а потом снова на него.
        Парень приседает, сгребает вещи в рюкзак.
        Наконец он поднимает взгляд и неуверенно улыбается.
        – Все нормально.
        – Ну, раз нормально, то ладно, – говорит Лия. – Еще увидимся, Мар.
        Я киваю и иду к себе в класс. Я только что стала свидетельницей первого милого студенческого знакомства. Кажется, такие здесь происходят сплошь и рядом.
        Инга (преподаватель писательского мастерства)
        Почему-то все всегда думают, что первый день учебы будет бодряще осенним, хотя на деле зачастую жарко и солнце палит как тысяча грилей фирмы Джорджа Формана.
        Я стою перед новоиспеченными студентами, пришедшими на курс по писательскому мастерству, и оглядываю аудиторию, стараясь не вспотеть в тончайшей блузке. Выходя из дома утром, я спросила Пэм, как ей мой наряд. Она сообщила, что я будто сошла со страниц книги «Распутный домик в прериях». Понятия не имею, что это за домик, но все равно осталась довольна, что такой образ получился у меня сам собой.
        Прыжком усаживаюсь на стол, следя, чтобы мини-юбка в стиле Лоры Инглз не задралась неприлично высоко, и наклоняюсь проверить время на телефоне. Дам им фору минуты в четыре. Сегодня первый день. Большинство студентов – старшекурсники, но вряд ли даже они бывали в этом закоулке нижнего яруса подвала. Клянусь, мы ниже уровня моря, я бы даже сказала, в самых глубинах ада, если бы не кондиционер.
        Девятнадцать мест занято, а в списке двадцать семь ребят. Остается лишь надеяться, что лекцию пропустит нечетное их число. Ненавижу, когда на писательском мастерстве нечетное количество студентов: система летит к чертям, когда надо разбиться на пары.
        Дверь открывается, и заходит мой ассистент.
        – Привет, Коул, – говорю.
        – Привет, Инга. Ну, что тут у нас? «Двадцать тысяч лье под водой»? – спрашивает он, смущенно обводя рукой аудиторию.
        – И не говори. Придется каждый раз оставлять след из пивных орешков к моему кабинету.
        – Почему из пивных?
        – Если уж раскидываться едой, то такой, которую не любишь. Хорошие орехи я бы переводить не стала.
        Дверь снова отворяется, и заходит студент номер двадцать. Он явно выбился из сил, запыхался, но, увидев, что мы с Коулом на него смотрим, застенчиво улыбается. Садится сбоку, ближе к двери, рядом с сердитым парнем и девушкой, на вид младше и беспокойнее остальных. Студент номер двадцать на мгновение встречается взглядом с девушкой, они оба краснеют и отворачиваются друг от друга.
        Я снова бросаю взгляд на часы и откашливаюсь. Начинать у меня получается из рук вон плохо. Я преподаю этот свой курс уже десять лет, но каждый семестр запинаюсь на этапе знакомства. Вечно строю из себя крутую. Мне тридцать шесть, что и кому я пытаюсь доказать?
        – Эй, эй, эй! – начинаю я и мысленно издаю стон. Надо реже смотреть повторы «Толстяка Альберта». Я хлопаю в ладоши: – Давайте начнем.
        В этом семестре я хотя бы опустила слово «вечеринка». Однажды я начала с того, что сказала «Давайте начнем вечеринку», а закончила вступительную речь тирадой о том, что писательство – это как вечеринка: весело, но нет пива и вряд ли можно потанцевать.
        Студенты внимательно на меня смотрят – все, кроме сердитого парнишки. Он чешет ухо и закатывает глаза. Видно, он не поклонник «Толстяка Альберта».
        – Я – Инга Майерсон, а это – Коул… мой ассистент.
        Фамилия Коула вылетела из головы, и я одними губами говорю ему «извини». Он пожимает плечами и улыбается.
        – Если вы забрались в дебри Нарнии по ошибке, сообщаю: мы на курсе писательского мастерства.
        Я начинаю обычную речь по предмету и попутно раздаю программу курса. Поставив процесс на автопилот, по ходу присматриваюсь к двум студентам, которых хочу в этом семестре видеть вместе. У меня к этому странный талант. Все началось, когда я работала ассистентом любимого профессора в магистратуре. Ей нравилось думать о студентах как о рассказах, которые она писала в голове, пока знакомилась с группами. Я пошла дальше, и рассказы превратились в любовные романы.
        Как-то в конце девяностых я выбрала на семинаре пару молодых людей. Теперь они счастливо женаты, у них двое детишек. Они – моя самая удачная пара, но почти каждый семестр я замечаю новые парочки и как минимум потворствую флирту в классе.
        – Сейчас сверюсь со списком, чтобы узнать вас по именам. На занятиях нам придется близко знакомиться, поэтому надеюсь, что никто не против. Нам с вами не стать писателями, если мы не узнаем друг дружку хоть на толику.
        Злого паренька зовут Виктор. Запомню.
        Нервную девочку – Азалия, но она быстро говорит: «Можно просто Лия» – после чего чуточку успокаивается.
        Паренек, который зашел последним, – Гейб. Он спокойный, мне это нравится. У него такая осанка, что так и хочется попросить его выпрямиться, но у него наверняка есть мама, которой нравится говорить ему это.
        Среди моих студентов есть девушка Хиллари, которая полностью соответствует моим представлениям об этом имени. По крайней мере, именно такими я представляла себе всех Хиллари, пока на сцене не появилась Хиллари Клинтон и не разрушила былые предрассудки относительно девушек с именем Хиллари. Например, встряхивать волосами и разговаривать с акцентом округа Вэлли. Когда нынешняя Хиллари встряхивает копной волос, мы словно возвращаемся лет на двадцать назад.
        Кроме них, конечно, здесь есть и другие ребята, но эти четверо выделяются больше остальных.
        Окончив перекличку, возвращаюсь к занятиям.
        – У меня есть одна теория, – говорю.
        – Что это демон, – говорит Лия так тихо, что я едва не пропускаю ее фразу мимо ушей и пропустила бы, если бы она испуганно не прикрыла рот ладонью. Вижу, как Гейб поворачивает голову в ее сторону и улыбается.
        – Танцующий демон? – негромко уточняет он.
        Тут я со своим любимым выражением лица, как у Руперта Жиля, говорю:
        – Нет, тут что-то не так.
        Кажется, шутку никто, кроме нас, не понял, но именно в этот момент я осознаю, что моей парой в этом семестре будут Гейб и Лия.
        Быстрый обмен взглядами – это хорошо, но они поняли мою непроизвольную отсылку к «Баффи – истребительнице вампиров». Кажется, это мои родственные души. И еще мне радостно, что нынешние дети до сих пор смотрят «Баффи».
        Теперь надо решить, как устроить их отношения.
        Надеюсь, Коул мне подыграет. Раньше у меня бывали ассистенты, которые портили мне все веселье. Я гляжу на него: он как раз вскинул руки ладонями вверх и потряхивает ими, будто в джазовом танце. И понимаю, что мы на одной волне.
        Скамейка (на лужайке)
        Я – самая старая скамейка на этой лужайке, а уважения ко мне никакого.
        Надо сказать, в моей работе есть свои плюсы. Время от времени. Иногда на меня нет-нет, да и присядет идеальный зад, однако не все они одинаковы.
        Тот, что сейчас сидит на мне, вызывает уважение: такой зад я бы пригласила еще раз, если бы могла говорить. Лучше всего то, что он, по всей видимости, прикреплен к человеку, которому, кроме как посидеть, больше ничего не нужно. Ни болтать, ни ерзать, ни рисовать граффити или клеить жвачку. С таким можно свыкнуться.
        – Гейб, – произносит голос рядом с ним. Эти ягодицы мне уже не нравятся. Их хозяин нарушил такую приятную тишину.
        – Сэм, – отзывается обладатель хорошего зада.
        – Ты заметил, что сидишь в миллиметре от птичьего помета?
        – Ты за этим сюда пришел?
        – Нет. Мама дала денег купить тебе обед в первый день учебы. Она волнуется, что ты мало ешь.
        – С чего бы ей волноваться?
        Представляю себе, как за этими словами следует многозначительный взгляд, которого, кажется, хватило, чтобы заставить лучший зад в моей жизни встать и уйти.
        Сэм (брат Гейба)
        – Ну как тебе первый день? – спрашиваю я.
        Брат пожимает плечами. Он всегда неразговорчив, но последние девять месяцев будто совсем лишился дара речи.
        – Я серьезно, скажи, что ответить маме, она ведь не поверит, что я отвел тебя обедать. Подумает, что я зажал деньги и купил себе пиво.
        – Сфоткай, как я ем, – бормочет он.
        – Хоть расскажи, как прошел день. – Я тяну его за руку, чтобы он остановился и посмотрел на меня. – Как старший брат я имею право заставить тебя говорить.
        Он вздыхает:
        – Ладно, скажи, что я устал сильнее, чем ожидал. Такое бывает, когда проводишь девять месяцев на диване. А в остальном все очень, очень хорошо.
        – Ты устал? – стараюсь завязать разговор. Гейб ни с кем не делится. Он все держит в себе. И вдруг этот бука толкает меня в плечо. – Ай!
        – А что она сама не спросит?
        – Потому что думает: ты ей врешь.
        – Ну и ладно. Зачем мы вообще это обсуждаем?
        Мы уже собираемся уйти с лужайки, как нам машет девушка со скамейки, Гейбу и мне. Скорее всего, Гейбу, потому что я ее раньше не видел. Он машет в ответ: видно, и правда ему.
        – Кто это?
        – Да так, одна девчонка, – отвечает он.
        – Давай пригласим ее на обед! Все равно она сидит просто так.
        Я уже иду к ней, но он хватает меня за рюкзак и разворачивает:
        – Не надо.
        – У тебя не будет девушки, если каждую будешь так игнорить.
        – Я ее не игнорил.
        – Кажется, она болтает с белочкой.
        – Она… не от мира сего.
        – Откуда ты ее знаешь?
        – Она ходит со мной на курсы писательского мастерства.
        – А-а-а, великолепно. Как тебе предмет?
        На этот вопрос он улыбается.
        – На самом деле хорошо. Только я чуть не опоздал: не знал, что в корпусе английского языка двухуровневый подвал.
        – А, так это было на втором уровне подвала. Да, я там бывал. О нем ходят легенды, но лишь некоторым довелось пережить нечто подобное на собственной шкуре. Я слышал о клане русалок, которые живут в туалете.
        Удивительно: Гейб звонко смеется. Шутка так себе, но он последнее время редко хохочет. Ходит сам не свой. Я пытался втолковать это маме, вот только вряд ли она поняла. Мне кажется, она решила сама больше прикладывать усилий, но суть в том, что она здесь не помощник. Гейб должен справиться сам.
        – В общем, профессор крутая, остальные ребята тоже нормальные. Все не так плохо.
        Мы подходим к столовой. Я стараюсь добиться нового проявления эмоций, хотя знаю, что он этого не любит:
        – Ты ведь знаешь, что можешь поговорить со мной об этом в любой момент.
        Он закатывает глаза.
        – Знаю, правда знаю.
        Белка!
        Я замечаю, как девочка ест арахис. Люблю орешки. Орешки, орешки, орешки. Желуди!
        Я прыгаю по травке, веду себя мило и надеюсь, что мне повезет стащить упавший орешек. Что упало – то пропало.
        Она глядит на меня и улыбается. Свезло! Ура!
        Она нарочно роняет на землю арахис, и я его начинаю грызть. Потом она кидает еще один орешек на скамейку рядом с собой. Это что, ловушка?
        Я не спеша уминаю первый, наблюдая за ней и пытаясь разглядеть, нет ли у нее клетки или коричневого пакета: вдруг она хочет меня поймать.
        Кажется, горизонт чист. Я запрыгиваю на скамейку.
        Она смотрит на двух парней, уходящих по лужайке.
        – Как думаешь, это братья? – спрашивает она. – Глаза у них одинаковые и носы, кажется, тоже. Отсюда сложно разглядеть.
        Я выпрямляюсь. Она обращается ко мне. Со мною раньше никто не заговаривал. Как бы хотелось знать человеческую речь, чтобы ей ответить.
        Но вместо ответа я грызу орешек.
        Виктор (сокурсник по писательскому мастерству)
        Ненавижу этот предмет. Прошла всего неделя семестра, а я уже готов его проклинать.
        Ненавижу тупые шутки профессора, ненавижу аудиторию и студентов в ней, а особенно – двух идиотов, которые садятся возле меня каждую долбаную пару. Из-за них мне охота выколоть себе глаза механическим карандашом.
        Делаю пару глубоких вдохов. Надо успокоиться и пережить семестр. Только этот предмет вписывается в мое расписание, он нужен для окончания колледжа. Не хочу потом, в следующем семестре, брать литературу, когда придется сосредоточить силы на моей офигенной стажировке.
        Серьезно, я-то думал, что все самые отвратные люди собрались на моем профильном предмете – парни с информатики порой так бесят. Но нет, литераторы – самые дурацкие ублюдки по эту сторону Миссисипи. Они считают себя глубокими, значительными личностями. Ну да, как же.
        И если чувак сзади пнет мой стул еще раз, я не знаю, что сделаю. Физически я, вероятно, с ним не справлюсь, зато точно унижу в словесной схватке.
        Пока я это обдумываю, он пинает стул снова, и я поворачиваюсь, чтобы убить его взглядом. Он выпрямляется, убирает длинные ноги в проход и начинает докапываться до девчонки рядом с ним. По крайней мере, до ее сумки: он случайно задевает ее ногой, и все содержимое вываливается к чертям.
        Я не удивлен. У него большущий размер ступни. Мне кажется, его ноги прекрасно сочетаются с ее ненормально длинной шеей.
        Он считает, что вещи лучше собирать, если сгибать при этом локти? Он как чудовище Франкенштейна: движения дерганые, а суставы неподвижны.
        Я вполуха слушаю, как Йети невнятными звуками пытается извиниться, а Жирафиха пищит, что все в порядке.
        Как же я их обоих ненавижу.
        Сколько там еще до окончания семестра?
        Боб (водитель автобуса)
        Каждый день в автобусе ездят сотни ребят. Некоторые – настоящие симпатяги, попадаются полные засранцы, бывают и просто обычные. Одни шумные по-хорошему, другие – по-плохому. Всегда найдется парочка таких, которые выделяются на общем фоне. Иногда из-за яркой внешности, а иногда просто из-за вопроса логистики: они вечно сходят на странных остановках. Моя жена Марджи любит слушать обо всех них.
        В последнее время я часто ей рассказывал о двух ребятах, парнишке и девушке. Они чем-то отличаются от остальных.
        Я обратил внимание на парня из-за его привычки неуклюже держаться за поручень. Странно, что я знаю, как держаться правильно, а парнишка совсем не умеет. Он такой неуклюжий, ему будто больно за него держаться. Так и тянет научить его стоять, чтобы не было за него так страшно.
        А потом, через пару дней, я понял: он так делает, чтобы изредка вторгаться в личное пространство девочки, даже когда автобус почти пуст. Но он никогда не подходит настолько близко, чтобы сесть с ней рядом, как будто ему нравится за нею наблюдать.
        С девчонкой совсем другая история. Я всегда подмечаю тех, кто читает книгу в автобусе. Сам я не могу читать, пока сижу в движущейся машине или автобусе. Меня начинает укачивать.
        Но она читает постоянно. А он всегда держится так, будто от поручня болит рука. А я сижу на своем месте и думаю о них.
        Я торможу на следующей остановке. Они сходят вместе, хотя совсем друг с другом не разговаривают. Оба меня благодарят, а это редкость. Мне от этого радостно, хочется думать, что они заговорят друг с другом, но, наверно, мне не под силу управлять такими событиями.
        Я наблюдаю, как они идут вдвоем, потом их пути расходятся: она идет к общежитиям, а он сворачивает в сторону студенческого центра. И тут меня окликает маленький дьяволенок: «Мы едем или как?»
        Бывают же такие заразы среди детишек.
        Кейси (друг Гейба)
        Я уже почти дремлю, когда в дверь спальни кто-то стучит. Клянусь Богом, если это снова новенький из комнаты за кухней, я на нем сорвусь. Я ведь ничего не делаю, просто сплю, топать я никак не мог. А его послушать, так над ним словно лось живет или что-то вроде того.
        Я свешиваю ноги с кровати и подтягиваюсь ближе к краю. Надо сказать, плюс маленькой комнаты – это возможность открывать дверь, не вставая с постели. За дверью стоит Гейб. Он смотрит прямо перед собой и делает озадаченное лицо, когда видит, что в дверном проеме перед ним никого нет.
        – Привет! – говорю, садясь прямо и открывая дверь шире. Он опускает голову и улыбается.
        – Не мог понять, как открылась дверь, – говорит он, сбрасывая с плеч рюкзак и подвигая компьютерное кресло. – Думал, ты ее чем-то оснастил.
        – Я не из таких инженеров, – отвечаю.
        – Что нового? – спрашивает он.
        – Ничего особенного. Прилег поспать.
        – Вот блин. Прости, надо было сначала написать. Пойду, – говорит он и встает. Такой уж Гейб человек. Он так боится наступить кому-нибудь на ногу, что даже не замечает, если человек сам этого хочет. Я, конечно, не хочу, чтобы мне в буквальном смысле наступали на ногу. Просто хочу сказать, что мне нравится проводить время с Гейбом, даже если он мешает мне спать.
        – Нет, садись.
        Он повинуется, потому что таков уж он. Когда я впервые встретил его на первом курсе, – а тогда я уже пару месяцев жил в одной комнате с его братом Сэмом, – меня поразило, насколько они разные. Гейб приезжал к нам на выходные, чтобы выбрать колледж, и я не ожидал, что Гейб окажется совсем не таким, как Сэм.
        Там, где Сэм кричит и ведет себя чуть ли не бесстыдно, Гейб держится спокойно и саркастично. Но при всем его тихом характере без него здесь было скучно. Я ему об этом говорил каждый раз, когда ходил его навещать в прошлом году.
        Он грызет ноготь большого пальца.
        – Как дела? – спрашиваю, прислоняясь к стенке у кровати.
        – Вполне себе хорошо. Я только что с пары по писательскому мастерству. Там есть девушка, которая полностью… завладела моим вниманием.
        Он улыбается.
        – Круто, но ты же знаешь, что я спрашивал не об этом.
        Знаю, что он сам расскажет все, когда и если захочет, но частенько ему напоминаю, что я рядом и жду, когда он будет готов.
        – Нет, но я хочу поговорить именно об этом, – отвечает он.
        – Ладно, зато честно, – говорю. – Расскажи мне об этой цыпочке.
        – Она тебе не «цыпочка».
        – Ну, об этой юбке, доске, бабе.
        – Ты в курсе, какой ты отвратительный?
        – В курсе.
        – Просто она со мной в одной группе, она классная, и я думаю, что надо бы с ней заговорить. На парах она всегда ведет себя спокойно. Один раз я перевернул ее рюкзак и вместо косого взгляда получил улыбку, она сказала, что все нормально.
        – Как ее зовут?
        – Лия.
        Странно. Мы с Гейбом обычно не болтаем о девчонках. Или я болтаю, а он кивает, слушает и отчитывает меня за то, как паршиво я обхожусь с девушками. Я даже считал его асексуальным, но потом понял, что он настолько застенчив, что не знает, как себя с ними вести, и поэтому просто не обращает на них внимания.
        – Ты с ней заговоришь?
        – А с чего ты решил, что я с ней не говорил? Вдруг она меня ждет на улице в тюнингованном «ламборгини» и мы с ней уедем в закат.
        Я поднимаю бровь, глядя на него.
        – Ты бы не купил «ламборгини». Да и вообще, кто сейчас ездит на «ламборгини»?
        – Ладно, подловил, – говорит он, поднимая руки, словно защищаясь. – Я с ней не разговаривал. Почти. Просто пробормотал «прости», когда пнул сумку, но разговора как такового не было.
        – Тогда надо поговорить.
        – Наверно. А еще можно любоваться ею на расстоянии, выдумывать в голове истории и притворяться, будто мы встречаемся.
        – В смысле, преследовать?
        – Называй это как хочешь, – отвечает он с серьезным выражением лица.
        – Послушай, я не строю из себя большого брата, – начинаю я.
        – Кстати, будь добр, не разболтай об этом моему «большому брату», – говорит он, изображая пальцами кавычки. – Я пока не хочу обсуждать это с Сэмом. Он же меня засмеет. Или того хуже: расскажет маме – и она тут же бросится выбирать украшения из цветов на свадьбу.
        – Ладно, но это будет трудно, учитывая, что мы с ним живем в одной комнате.
        Гейб пристально глядит на пустую кровать Сэма.
        – Он ведь еще не скоро придет, да?
        – Не-а, он, кажется, работает.
        – Ладно, какой там у тебя братский совет?
        – Она должна знать, что ты существуешь и что она тебе нравится. А если ничего с ней не хочешь, тогда неважно. Но ходить за ней по пятам не надо.
        – Разумный совет. Спасибо, – говорит он и меняет тему.
        Максин (официантка)
        Меня постоянно спрашивают: «Максин, почему ты до сих пор работаешь официанткой в столовой, хотя тебе уже за семьдесят?» Я отвечаю, что работа помогает оставаться молодой. Одного им не говорю: что мне уже восемьдесят. Когда работаешь в студенческом городке, ребята приходят в столовую в любое время, вечно голодные, всегда говорят: «Привет, Максин!» Такое чувство, что у меня миллион внуков и при этом никаких семейных неурядиц.
        Сегодня приятный, тихий вечер пятницы, конец сентября. Первый месяц учебы всегда пролетает быстро. Людей в столовой обычно много, они постоянно заходят и выходят. Но сегодня тихо.
        В одной кабинке сидит компания девочек, в другой – группа мальчиков. Я знаю некоторых, в основном ребят. Они из одной бейсбольной команды, иногда шумят, но все хорошие, с приятными манерами. С такими девчонки не прочь пообщаться.
        Может быть, в следующий раз случайно посажу их всех вместе. Я так уже делала, и это всегда срабатывало. Только моему боссу это не очень нравится. Говорит, мне нельзя так шутить с людьми, играть со столами. А я отвечаю ему: «Тю! Это ведь не Букингемский дворец!»
        Обе компании вежливые, и это согревает мое холодное сердечко. Столько «пожалуйста» и «спасибо». Даже пару раз прозвучало «мэм», чего в наши дни почти не услышишь. В мои времена оно звучало повсеместно. Я в себе вымуштровала такую привычку.
        Но я отвлеклась.
        Я приметила двух милашек: они друг на дружку глядят круглыми глазами, когда думают, что никто на них не смотрит. Как только один из них замечает взгляд другого, то оба отводят глаза.
        Это так прелестно, что не знаю, куда себя деть. Поэтому несу им бесплатный пирог и надеюсь, что этого достаточно, чтобы они снова сюда пришли.
        Да, в самом деле надеюсь, что они скоро вернутся.
        Дэнни (друг Лии)
        – Как дела, цветочек? – спрашиваю, подходя к Лии из-за спины и хлопая ее по пятой точке.
        – Дэнни! – вскрикивает она, оборачивается и обнимает меня долго и крепко. – Я ужасно по тебе скучала.
        – Почему мы встречаемся всего раз в несколько недель?
        – Сама не знаю.
        Мы присаживаемся на ближайшую скамейку, стараясь не угодить в сухой птичий помет. Мы договорились пообедать со школьными друзьями, но до встречи еще есть время. Мы с Лией раньше часто ходили в театр, и я обрадовался, когда услышал, что она поступает в тот же университет, что и я. С момента окончания школы мы с ней виделись всего несколько раз, но мне всегда приятно, если выдается минутка поболтать ней.
        – Ну, как жизнь?
        – Хорошо, – отвечает она и широко улыбается.
        – Выглядишь на восемьдесят пять миллионов долларов, – говорю я ей.
        – В этом старье? – спрашивает она, приподнимая пальцами кардиган, который купила со мной на суперраспродаже в «Олд Нэви» прошлой зимой. Я смеюсь. – А ты как? Как тебе жизнь старшекурсника? – спрашивает она.
        – Хорошо. Не знаю, будет ли третий курс отличаться от остальных. Сама знаешь, новый семестр, новые предметы и прочая ерунда, – говорю, блуждая взглядом по сторонам, и вскрикиваю, хватая ее за руку: – Боже мой!
        – Что такое? Жук? Крыса? Таракан?
        – Нет, – шепчу, наклоняясь к ней, – парень моей мечты.
        Я беру ее голову и поворачиваю в нужном направлении.
        – Гейб Кабрера – парень твоей мечты? – спрашивает она.
        – Еще какой. Он потрясающий. Моя соседка по общежитию жила на первом курсе на одном этаже с ним, иногда мы бываем на общих собраниях. Однажды он даже со мной флиртовал, – хвалюсь я.
        – Надо же.
        – Он такой очаровательный. Из тех парней, которые потом внезапно оказываются геями. Например, ты не знаешь, что он гей, а он такой подкрадывается к тебе, и раз – он ГЕЙ!
        – Не знала, что он гей.
        – Ой, да точно, – говорю я ей. – Он однажды похвалил мои джинсы.
        Кажется, Лия пытается осмыслить этот факт.
        – Вдобавок к тому, что он с тобою флиртовал?
        – Да, я же везунчик.
        – Очевидно, да.
        – Пошли, – говорю, увлекая ее вслед за собой.
        – Мы же идем на встречу… – говорит она, показывая рукой в другую сторону.
        – Мы и пойдем, но сначала немножко последим за Гейбом. До ресторана еще целых двадцать минут.
        – Ладно, пошли.
        Он успел уйти недалеко, просто вышел с лужайки на тротуар в направлении другого конца кампуса.
        – Расскажи мне о Гейбе, – говорит она, пока мы идем. – Он ходит со мной на курсы писательского мастерства.
        – Писательского мастерства? Ой, успокойся, сердечко, – говорю я.
        – Мило, правда?
        Она берет меня под руку и наклоняется ближе.
        – Еще как. Я думал, у него другой основной предмет, например, физкультура или что-то в этом роде. А еще он в команде по бейсболу, а может, уже нет? Неважно. Раньше я его часто видел, а потом, в прошлом семестре, он пропал, будто сквозь землю провалился, так что я его не видел почти год. И уже начал беспокоиться, что он окончил колледж, перевелся или его исключили.
        – Не разговаривай так громко, – бурчит она, – а то он тебя услышит.
        Она права, надо быть осмотрительнее.
        – Я так им увлекся. Он для меня – идеальная загадка.
        – Он – идеальная загадка почти для всех.
        – О да. Мне нравится, что он такой. Ради одного этого стоит все как следует продумать.
        Она понимающе кивает.
        – Я ведь тебя так и не спросил, – говорю, неохотно меняя тему, но зная, что вопрос надо поднять, пока я о нем не забыл. – Как тебе твоя соседка по комнате?
        – Она хорошая! Ее зовут Марибел. Очень веселая, но при этом не язвит. И у нее потрясающие волосы. Мне постоянно хочется их потрогать.
        – У тебя тоже хорошие волосы, – замечаю, похлопывая ее по короткому прямому бобу-каре.
        – Не как у Марибел.
        – Это мы еще поглядим.
        – Она хочет достать нам фальшивые удостоверения, – Лия морщит нос.
        – Это ведь отлично. Сможем постоянно гулять вместе! Или, по крайней мере, ты сможешь выбираться со мной, когда мне в следующем месяце наконец исполнится двадцать один.
        – А у тебя нет поддельного удостоверения?
        Я пожимаю плечами.
        – Я подумал, что оно того не стоит. В большинство клубов пускают с восемнадцати, а там я могу и не пить. И так как день рождения у меня в октябре, я все равно старше всех своих друзей.
        Она улыбается.
        – А теперь давай вернемся к делу. Никто толком не знает, где Гейб пропадал. Друзья наверняка в курсе, но мне нравится представлять, что он был за границей или заботился об умирающем родственнике, что-нибудь такое, романтичное.
        – Это разве не сюжет фильма «Десять причин моей ненависти»?
        – Покойся с миром, Хит, – автоматически проговариваю я. – Но да, наверно, там какая-то заурядная причина: типа его родителям не хватило денег или его ненадолго куда-то перевели и ему там не понравилось.
        – Давай притворимся, что он был за границей.
        Я обдумываю ее предложение:
        – Но если бы он уезжал из страны, из этого не стали бы делать тайну.
        – А вдруг это была не тайна, а что-то такое, чего не знаешь лично ты?
        – Ну, в моем общежитии есть девушка, Морин, – ты еще с ней познакомишься, – так вот, она жила с ним на одном этаже, и хоть они не общались близко, она знает тех, кто с ним дружит, но они на вопрос, где он был, всегда отвечают уклончиво.
        Лия смотрит с подозрением:
        – Значит, его друзей напрямую спрашивают, где он был, а они не отвечают?
        – Ну, не знаю, спрашивала ли Мо-Мо напрямую. Но вроде бы да.
        – А вдруг он был в центре реабилитации? – говорит она.
        – Он не похож на наркомана, хотя, раз был в бейсбольной команде, может, и сидел на стероидах.
        – Или на анаболиках, или на «най-квиле».
        – На реабилитацию из-за «най-квила» не кладут, это же сироп от кашля.
        – Ты в курсе, что порой не понимаешь шуток и воспринимаешь глупости всерьез?
        Я запрокидываю голову и смеюсь.
        – А вдруг это был метамфетамин в кристаллах или сексуальная зависимость?! – говорю я театральным шепотом.
        – Да ну тебя, Дэн. Если он хотя бы наполовину настолько загадочен, как ты говоришь, он, скорее всего, работает за границей тату-мастером у королевы Англии или что-то типа того.
        – Напрашивается вопрос: какое тату набила бы себе королева Англии?
        – Корги в короне, – отвечает она глазом не моргнув. – А какое тату набил бы себе Гейб?
        Он идет впереди нас на несколько кварталов. Мы следуем за ним со скоростью ленивцев, пора бы уже повернуть, но его красная футболка еще виднеется вдалеке.
        – Татуировку со словом «мама», – говорю я ухмыляясь.
        – Точно, прямо на бицепсе.
        – Ага.
        – А ты уверен, что он гей? – спрашивает она с грустным видом.
        – Вполне, – говорю я и чешу голову. – Мой гей-радар иногда ломается, но такое бывает нечасто.
        Она улыбается.
        – Тогда наша задача – свести вас вместе и выяснить, почему он в прошлом семестре так загадочно исчез.
        – Да, согласен.
        Мы пожимаем друг другу руки, чтобы скрепить договор, и после этого идем за долларовыми такос в «Каса дель Соль».
        Пэм (жена Инги)
        – Прошло уже несколько недель с начала семестра. Я обязана знать: кто твоя парочка на этот раз? – спрашиваю, когда садимся ужинать в пятницу вечером. Мы редко едим вместе, но если это случается, то обязательно в пятницу вечером.
        – Не верится, что я тебе до сих пор не рассказала, – говорит Инга, и глаза у нее загораются. – На этот раз у меня мальчик и девочка, Гейб и Лия. И они прелестные, поверь, так оно и есть.
        – Ты так обо всех говоришь, – отвечаю я, откидываясь на спинку стула и потягивая вино. Она закатывает глаза:
        – Они все прелестные, но эти двое – особенно. У меня такое чувство, что я нашла бы их где угодно, не только в группе.
        – Ты и это раньше говорила.
        – Да, знаю! Из них вышел бы прекрасный материал для книги. На днях она зачитывала в классе короткое сочинение, а он, по-моему, пускал на нее слюни.
        – Может, он пришел от стоматолога.
        – Зачем ты меня подначиваешь? – спрашивает она, глядя на меня. – У них намечается роман. Говорю тебе, быть такого не может, чтобы его у них не случилось. Между ними химия, ее нельзя не заметить. Даже не знаю, в чем тут дело, но приложу все силы, чтобы свести их вместе.
        Я качаю головой, хоть и не могу сдержать улыбку. У моей девочки страсть к сводничеству.
        – Или, по крайней мере, заставлю их поговорить друг с другом.
        – По очень крайней мере, – соглашаюсь, дразня ее. Она пропускает мою реплику мимо ушей и продолжает:
        – Они почти каждую пару сидят рядом. Иногда между ними садится Виктор, – говорит она, состроив мину.
        – Будь ты проклят, Виктор! – говорю, потрясая кулаками. – Что за Виктор?
        – Из тех, кому приходится добирать предмет по необходимости.
        – А, из этих.
        – У него хватило наглости прийти ко мне в кабинет в рабочие часы и попросить внести поправки в расписание курса в пользу его личного графика. Так хотелось ему вмазать.
        – Вечно находится такой.
        – Он напоминает мне индуса из «Дрянных девчонок»…
        – Кевина Гнапора, – тут же подхватываю я.
        – Да! Только страшнее, потому что ему не нравится мой предмет. Я волнуюсь, как бы он чего не поджег. Он как сточный колодец посреди моего оазиса писательского мастерства.
        – Знаю таких людей.
        – Так вот, иногда они садятся рядом. Когда один из них смотрит на другого, он будто вот-вот что-то скажет, а потом берет и отворачивается, как только другой чувствует, что на него смотрят, и поднимает голову.
        – А, проблема правильного выбора момента.
        – Это как раз хуже всего. Но Гейб и Лия влюбятся друг в друга, попомни мои слова, – говорит она, стуча пальцем по столу, чтобы поставить точку в своем утверждении.
        – Запомнила.
        Несколько минут мы молча едим.
        – Ну а что нового в мире астрофизики? – спрашивает она.
        – Мы женаты уже пять лет, а ты до сих пор не имеешь представления о том, чем я занимаюсь весь день.
        – Нет, не имею.
        Октябрь
        Шарлотта (бариста)
        Я оказалась в богопротивной утренней смене одна – это худшее, что случалось со мной за все время работы в «Старбакс». А все из-за нового менеджера: по-моему, она не понимает, что меня всегда надо ставить в смену с Табитой или Китом. Они меня сдерживают и не дают душить покупателей.
        Вы только посмотрите, кто к нам забрел – неудачник Гейб. Есть такое интересное и страшное явление при работе в «Старбакс»: запоминаешь имена постоянных клиентов. И, к сожалению, они запоминают тебя. Гейб начал приходить сюда давно, хотя в прошлом году он являлся редко. Я по нему почти соскучилась, но вот он вернулся и теперь выглядит еще более ненормальным, чем раньше. Прямо сейчас он даже разговаривает сам с собой.
        Табите с Китом нравится представлять, будто Гейб особенный, не такой, как все, что он самый очаровательный, застенчивый и чудесный парень на планете. Лично я считаю, что они чокнулись. Думаю, он абсолютно невменяем, хуже не бывает.
        – Привет, – говорю я, когда Гейб подходит к стойке, и безуспешно стараюсь натянуть фирменную улыбку сотрудника «Старбакс».
        Он не отвечает, продолжая буравить взглядом собственные ботинки.
        – Привет!
        Ничего.
        – Йоу! Приятель! – я бросаю взгляд на стойку, думая, чем бы в него кинуть.
        Девушка в очереди толкает его локтем, и Гейб поднимает голову.
        – Простите, – бормочет он.
        – Ничего, – отвечаю я, хотя сама думаю иначе. – Что вам принести?
        – Большой кофе, и оставьте место для молока.
        – «Суматру» или «пайк плейс»?
        Обычно я ему наливаю «пайк плейс», но Гейб иногда их путает.
        Он взирает на меня, словно я что-то сказала на иностранном языке, хотя сам вопрос вполне обычный и понятный.
        – «Суматру» или «пайк плейс»? – я едва не кричу. Как же все это глупо.
        Он пялится на мои губы и как-то странно вздрагивает, одновременно пожимая плечами.
        – Не пойму, о чем вы говорите.
        Я показываю на кофейники за спиной с подписями «суматра» и «пайк плейс».
        – А, «суматра» подойдет, – говорит он. Мне немножко стыдно: щеки у него пылают таким цветом, какой видишь только на коричных конфетках. Он хлопает глазами и протягивает подарочную карту.
        В жизни не пойму, с чего вдруг Табита в него втюрилась. Могла бы выбрать кого получше, думаю, протягивая ему кофе.
        – Спасибо, – бормочет он, зарывая руки в карманы и кидая пару монет в банку с чаевыми. Я борюсь с желанием рассыпаться в благодарностях за семь центов. Дождусь Табиту с Китом и расскажу им, что он сегодня отчебучил.
        Виктор (сокурсник по писательскому мастерству)
        Что ужасное я совершил в прошлой жизни, что меня так наказывают в теперешней?
        Почему Йети и Жирафиха вечно садятся возле меня? Клянусь, я каждую пару меняю место и все равно в итоге оказываюсь возле этих двух дурачков или между ними. Своим видом я им никак не намекаю сесть рядом, тут уж точно сомнений нет.
        Меня задолбало держать свечку при их странных брачных ритуалах. Поговорите наконец друг с другом! Вы уже учитесь в универе! Хватит стесняться и строить из себя милашек. И в слово «милашки» я вкладываю далеко не положительный смысл. Они приторные и даже, я бы сказал, чуть жалкие.
        Интересно, как поступит Йети, если я приглашу ее на свидание прямо у него на глазах. Может, возьмет и наступит на меня своей лапищей или даже двумя.
        – Виктор!
        От мыслей меня отвлекает Инга. Она думает, что круто смотрится в хипстерских очках, коротких кардиганах и со светлыми взъерошенными волосами.
        – Да?
        – Твоя очередь делиться идеей рассказа.
        Пора придумать новый, нестандартный способ слинять с пары. Вот какая у меня идея рассказа.
        Инга (преподаватель писательского мастерства)
        Очередная студентка выходит из моего кабинета, и я с радостью замечаю, что в коридоре меня ждут Гейб и Лия. Когда они заглядывают в открытую дверь, даже поднимаю указательный палец: «подождите секундочку», – просто чтобы они чуть дольше постояли вдвоем.
        Закрываю дверь и стучу пальцами по столу, навострив уши на случай, если они решатся заговорить друг с другом.
        Считаю до тридцати.
        Понимаю, насколько это непрофессионально, и все равно не могу удержаться.
        Еще раз считаю до тридцати.
        Из коридора до сих пор не слышно ни слова. Я вздыхаю и открываю дверь.
        – Кто следующий? – спрашиваю и понимаю, что улыбаюсь слишком широко.
        – Дамы вперед, – говорит Гейб. На секунду мы втроем удивляемся его галантности. Он неуклюже прислоняется к стенке и отворачивается.
        – Ладно, Лия, – говорю я, – заходи.
        Мы несколько минут болтаем. Я ей рассказываю, как меня впечатлило направление, которое она выбрала для недавнего рассказа. Она расправляет плечи и улыбается моей похвале.
        – Спасибо, не знала, получится ли у меня выполнить задание. Мне кажется, я… Честно говоря, иногда я чувствую себя здесь слишком юной.
        – Ты первокурсница?
        – Да.
        – У меня было много первокурсников, у которых получалось писать лучше, чем у старшекурсников. Вряд ли возраст тесно связан с писательством. Конечно, со временем писательский навык становится лучше, но нижнего возрастного порога у него нет.
        – Приятно слышать от вас такое.
        – Ты уже завела друзей в группе? – спрашиваю, направляя наш разговор в нужное русло и подбираясь ближе к своим личным интересам.
        Она морщит нос и глядит на дверь.
        – Еще нет. Там стоит Гейб. Он милый, но я не знаю, ищет ли он друзей.
        Я киваю и улыбаюсь, крепко сжав губы, чтобы не выдать неуместную фразу вроде «Я так и знала!»
        Набираю в грудь побольше воздуха:
        – Что ж, всегда полезно иметь партнера-критика. Скоро мы будем обсуждать этот вопрос подробнее.
        – Хорошо, – говорит она, вставая.
        – Это все? Не хочешь обсудить что-нибудь конкретное?
        – Нет, мне просто хотелось узнать, правильно ли я понимаю курс, а вы мне это довольно быстро объяснили, спасибо.
        – Превосходно. – И тут на меня нисходит озарение. – Можешь позвать сюда Гейба?
        Теперь у нее не будет выбора, придется с ним говорить. Она открывает дверь и молча, жестом приглашает его в кабинет. Полагаю, она ему, по крайней мере, улыбнулась. Эти две неразговорчивые натуры доведут меня до смерти.
        Он бухается на стул напротив меня и сразу, без приветствия начинает говорить, как будто репетировал слова много раз. Будто он взорвется, если не выскажется.
        – Мне тяжело дается краткость, слов всегда выходит слишком много, – быстро объясняется он, вытирая ладони о джинсы.
        – Это не беда, – замечаю, медленно проговаривая слова в надежде немного его успокоить.
        – А как же короткие рассказы со строгими ограничениями?
        – Понимаешь, когда я даю задание написать рассказ на две тысячи слов, старайся не растекаться на все пять тысяч, но если возникнут трудности, ты всегда можешь подойти ко мне, и мы вместе поработаем над формулировками, – предлагаю я. – У писателей удивительным образом получается уменьшать количество слов за счет точных выражений и сокращения ненужных описаний.
        Он кивает и улыбается.
        – Есть еще вопросы?
        – Не столько вопрос, сколько опасение. Мне ведь придется зачитывать задание перед аудиторией, верно?
        – Да. И, скорее всего, не одно.
        – А отказаться нельзя?
        Я сочувственно улыбаюсь, но качаю головой.
        – У меня ощущение, что в итоге мне придется редактировать самого себя, потому что, не знаю, делясь рассказом с аудиторией, я чувствую себя…
        – Беззащитным? – предполагаю я. Мне часто на это жалуются.
        – Ага, – говорит он со вздохом, его уши краснеют.
        – А вот тут уже сложнее. Я не собираюсь советовать отстраниться от ощущений или попробовать их забыть, но на этом курсе необязательно писать о том, что вызывает подъем чувств. Если понимаешь, что показывать написанное не хочешь ни под каким предлогом, подойди к Коулу или ко мне, мы тебе с радостью поможем, и баллы ты не потеряешь.
        – Хорошо, – говорит он, кивая.
        – Это все?
        – Да.
        – Боже, студенты с каждым годом упрощают себе жизнь.
        – Может, мне что-нибудь придумать?
        – Нет, и пойду-ка я сегодня домой пораньше.
        – Спасибо за помощь, – говорит он, встает и с улыбкой выскальзывает за дверь.
        Я снова сажусь в офисное кресло и кручусь на нем. Сделано немного, но сегодня, по крайней мере, дело сдвинулось с мертвой точки.
        Сэм (брат Гейба)
        Девушка с курса Гейба по писательскому мастерству бродит у библиотечных полок с крайне потерянным видом. Точнее, это девушка с писательского мастерства, в которую Гейб втюрился.
        – Привет, – говорю я, когда она проходит третий-четвертый раз вокруг шкафов.
        – Привет, – выдыхает она, переводя взгляд с меня на указатель полки и обратно.
        – Нужна помощь?
        – Ты здесь работаешь?
        – Да.
        – Тогда конечно. Может, ты мне поможешь.
        Она показывает мне листок блокнота.
        – Ты поднялась на уровень выше нужного, – говорю я, отталкивая с прохода тележку с книгами, которые надо расставить по местам, и веду ее к заднему лестничному пролету, на этаж ниже, к нужной секции.
        – Большое спасибо, – говорит она, достает с полки книгу и прижимает к груди.
        – Нет проблем. Я – Сэм, – говорю, протягивая руку.
        – Лия, – отвечает она. Пожатие у нее достаточное крепкое. Я впечатлен.
        – Ты ведь знаешь моего брата Гейба, да?
        Она поднимает взгляд с книги на меня.
        – Что? Нет. Я имею в виду… – она делает паузу, видимо, засмущавшись. Вот уж точно, они с Гей-бом – пара, созданная на небесах. – Мы с ним посещаем один предмет, но я его не знаю. «Не знаю» не в том смысле, что «незнакома». Просто мы не… мы с ним не дружим.
        Я киваю, стараясь не очень улыбаться, хотя еле сдерживаю смех, и говорю:
        – Я передам ему твои слова.
        – Нет! – восклицает она.
        – Я пошутил, – обещаю я и кладу ладонь ей на руку.
        – Еще раз спасибо, – говорит она, обнимая книги, и отходит.
        Наблюдаю, как она уходит, и остаток смены думаю, как бы свести этих двух сумасшедших. Так время течет быстрее.
        Белка!
        Самое замечательное в это время года – желуди. Они вкусные и восхитительные, это лучшая еда в мире. Если вы не едите желудей, то многое упускаете. Я всем друзьям рассказываю, какие желуди удивительные, а они иногда глядят на меня как на чокнутую. Но с ума я схожу только по желудям.
        Вижу мальчика и девочку. Эта девочка как-то дала мне арахис, и она часто наблюдает за мальчиком. Он тоже на нее смотрит. Правда, они всегда смотрят друг на друга в разное время, по очереди. Но сегодня они успевают поймать взгляды друг друга и улыбаются так широко, что кажется, будто смеются.
        Думаю, они смеются.
        Надеюсь, им нравятся желуди. Можно было бы запустить ими в них. Нет, плохая мысль. Не хочу тратить желуди. Не хочу делиться. Хотите, зовите меня плохой белкой, но я не люблю делиться желудями.
        А может, я от этого становлюсь хорошей белкой, совершенной белкой, настоящим идеалом белки.
        Хиллари (сокурсница по писательскому мастерству)
        – Мы начинаем первое долгосрочное задание по критике, – заявляет Зовите-Меня-Инга в один дождливый октябрьский день.
        Она так волнуется, будто это лучшее событие со времен изобретения наборного шрифта, или чем там еще восхищаются профессора литературы.
        – Напишем несколько простых рассказов на тысячу слов, чуть больше или меньше, а затем в течение нескольких недель будем читать их партнеру.
        У обоих будет шанс непосредственно увидеть, как работает над заданиями другой человек. Потом поменяетесь ролями. Считаю, это очень важно: учиться друг у друга.
        Я выпрямляюсь, поднимаю руку и говорю, не дожидаясь, пока меня назовут:
        – На какие темы будем писать?
        – На простые, например, можно начать с яркого детского воспоминания: грустного, счастливого, смешного. Только придерживайтесь рамок в тысячу слов. Необязательно писать об очень личном. Если кажется, что тема вам неприятна, зайдите ко мне в рабочее время. Не стоит раскрывать мне все детали, но мы что-нибудь придумаем.
        По правде говоря, именно это я в Зовите-Меня-Инга уважаю, хотя она бывает той еще штучкой. Она трезво подходит к тем затруднениям, которые могли бы возникнуть у людей при выборе тем. Например, вдруг со мной грубо обращались в детстве и все детские воспоминания связаны с этим? Но мне кажется, если у тебя такие проблемы, то тебе не до колледжа и писательского мастерства. Ты, скорее всего, сидишь в тюрьме и делаешь брагу.
        Такие мысли точно лучше оставить при себе.
        И думать о браге тоже не стоит. Однажды мы с соседкой по комнате приготовили огромное количество пунша в пластмассовом баке и высыпали туда виноградный «кул-эйд». Все парни сказали, что он походил на брагу. Вот откуда сынкам богатых родителей знать, как она выглядит?
        – Еще вопросы? – спрашивает Зовите-Меня-Инга. Наверно, я забылась, пока думала о браге.
        – Партнера можно выбирать самим?
        – Конечно. Это ведь не детский сад. – Улыбается она, словно выдала суперумную мысль. И снова перестает мне нравиться, хотя я ее уважаю.
        Провожу рукой по волосам и оглядываю аудиторию. Нас четное число – это хорошо. Но не хочу в итоге остаться с занудой Виктором. Я весь семестр поглядывала на милашку Гейба. Склоняюсь к пустому стулу между нами. Он похож на парня на мотоцикле, с которым встречалась моя сестра. Тот был сексуальным. Ей, однако, не хватило мозгов удержать его.
        – Гейб! – окликаю его, словно мы с ним старые друзья.
        Он не отвечает.
        Я комкаю кусок бумаги и кидаю в него. Он подпрыгивает и глядит на меня. Я самым соблазнительным образом маню его пальчиком, показывая «иди сюда, стань моим партнером по писательскому мастерству». Он поднимает брови.
        – Давай работать вместе, – говорю, кладя подбородок на руку. Я едва не выхожу из себя: приходится тратить лучшие уловки на недотепу. Хотя вряд ли можно его так назвать. Он особенно мил, когда небрит, и смущается, если приходится говорить перед группой. Носил бы он обувку покруче. Может, пока мы будем работать над заданием, у меня получится приучить его к другой обуви. Он вечно носит слипоны, я ни разу не видела его в обуви со шнурками. И на вид они всегда дешевые. Ну, хотя бы не кроксы.
        – Ну? – подгоняю я.
        – А-а-а, – он отводит взгляд, – ну, можно.
        Поворачивается ко мне и кивает.
        Есть!
        Мы сдвигаем стулья.
        – Пока мы не начали, я должна кое о чем тебя спросить. Ты итальянец? Люблю итальянцев.
        – Гм, я по большей части португалец и валлиец.
        – Из Южной Америки? Даже лучше.
        Он странно на меня смотрит.
        – Ты ведь знаешь, что Португалия находится не в Южной Америке, правда?
        – Ну, конечно, дурачок, – говорю, касаясь его руки. – Я просто пошутила!
        Черт, а где эта Португалия?
        Инга (преподаватель писательского мастерства)
        Я заканчиваю раздавать задания и наблюдаю, как Лия делает заметку, а Гейб глядит ей в затылок. Самое время им подружиться. Надеюсь, у них не было трудного детства. Мне кажется, нет лучше задания для того, чтобы моя пара семестра прониклась симпатией друг к другу. Разговоры о детских воспоминаниях всегда сближают.
        А часики Гейба и Лии уже тикают. Я пока даже не видела, как они разговаривают. Они подолгу мечтательно глядят друг на друга, так что равнодушия между ними явно нет. Они словно создали тайное общество взаимного восхищения, и пришла пора поделиться им друг с другом.
        Лия поднимает взгляд от блокнота и улыбается мне. Но мы одновременно замечаем, как Гейб разговаривает с Хиллари.
        Чтоб тебя, Хиллари!
        Тебе совершенно не рады в тайном обществе взаимного восхищения. Кажется, словно все мои надежды и мечты о любви Гейба и Лии вылетают в окошко с каждым взмахом длинных, подцвеченных пепельно-каштановых волос Хиллари. Я знаю, что под дорогими оттенками пепельного и медового скрывается ее родной мышиный цвет. Не то чтобы я считала, что Гейб из тех парней, кого впечатляет откидывание волос, но я мало его знаю, а следовательно, не могу выделить ему кредит доверия.
        Я так громко вздыхаю, что чувствую, как это замечает половина первого ряда, поэтому, вместо того чтобы свернуть шею Хиллари, улыбаюсь и на секунду отворачиваюсь, возвращая самообладание. Пэм это не понравится. Отчасти потому, что мое состояние подчеркивает, насколько эмоционально я вовлечена в эти недоотношения.
        Снова поворачиваюсь, чтобы проверить, как там Лия: у нее все хорошо. Кажется, ее зовет работать соседка по парте. Но ведь я хотела, чтобы Гейб и Лия влюбились, беседуя о его десятом дне рождения, или чтобы она рассказала, как строила самую лучшую крепость из лоскутного одеяла, сшитого для нее бабушкой, или как у Лии застряла голова между прутьями стула, как Гейб упал с крыши, потому что старшая сестра ему сказала, что он сможет полететь. Именно такие истории и связывают людей. Все это – примеры эссе, которые студенты писали в прошлом.
        А теперь этого никогда не случится из-за Хиллари.
        Не знала, что так сильно возненавижу это имя. Я киплю почти от такой же ярости, какую Виктор источает на занятиях каждый день.
        С пониманием гляжу на Лию, а она привычно улыбается в ответ. Я с Хиллари еще не закончила. Она разбудила во мне зверя.
        Сэм (брат Гейба)
        Я уже выхожу из студенческого центра, как замечаю, что в дальнем уголке, за лестницей, почти невидимый, прячется Гейб. Мама надоедает мне тем, чтобы я за ним приглядывал, хоть я и говорю, что у него все нормально. Сажусь напротив.
        – Я и не замечал, что здесь есть сиденья.
        Он, кажется, меня не видит. Я стучу по столу – он вздрагивает, вытаскивает наушники и глядит на меня.
        – Привет, – говорит он, – я тебя не слышал.
        – Ну надо же. Говорю, что даже не знал, что ты здесь сидишь.
        Он оглядывается, как будто сам не знает, где сидит:
        – Должно быть, эти скамейки поставили недавно, но мне нравится, что они в стороне.
        Я киваю.
        – Как дела?
        – Хорошо.
        – Чем занимаешься?
        – Договорился встретиться с девушкой с писательского мастерства, она будет моим критиком.
        – Будешь работать с той цыпочкой, Лией?
        – Не-а, с самой приставучей девчонкой в мире. Хотел бы я, чтобы это была Лия.
        Я ему верю: он такую мину скорчил. Как назло, во мне поднимает свою уродливую голову старший брат.
        – Так она тебе действительно нравится!
        Он закатывает глаза.
        – Ты с ней уже говорил?
        – Нет.
        – А я с ней недавно разговаривал.
        Мои слова заставляют его насторожиться.
        – Что? Что ты ей наговорил, Сэм?
        – Ничего, клянусь! – Поднимаю руки в знак капитуляции. Он на меня пристально смотрит:
        – Клянешься, что не повел себя как засранец?
        – Клянусь.
        – Не верю.
        – Ну и ладно.
        Мы зашли в тупик, но я все равно решаю продолжить:
        – Поговори с ней. Она симпатичная.
        Он пожимает плечами.
        – Ну ты что, почему нет?
        – Сам знаешь, почему, – говорит он. Я и на самом деле знаю, но такие причины считаю глупыми, и мне так думать позволительно, потому что я его брат.
        – Давай поговорим о чем-нибудь другом, о чем угодно, – предлагает Гейб.
        – Как тебе жизнь куратора академической резиденции, или какой там абракадаброй называется твоя должность?
        – Нелегко. На днях пришла девушка и увидела, как я плачу над ее заданием по математическому анализу. Я никогда им не занимался, мне хватало алгебры и начал анализа. Поэтому я не смог ей дать никакого совета.
        – Тяжело.
        – Да уж. Мне жаль ребят, у них ведь поначалу, кроме меня, никого нет, понимаешь? Если бы я не потерял стипендии, им назначили бы кого-нибудь более полезного.
        – Универ не назначил бы тебя на эту должность, если бы ты был бесполезным.
        – А я вот уверен, что меня назначили из жалости.
        – Все равно, – говорю, стараясь за что-нибудь ухватиться, за что угодно, чтобы вытянуть его из спирали жалости к себе, которая уже начинает его затягивать. – Тебе выделили отдельную комнату.
        Тут он захихикал.
        – Что правда, то правда.
        – Отдельная комната – это потрясающе.
        Он поднимает брови.
        – Я три долгих года терпел ночной пердеж Кейси.
        Гейб смеется.
        – Не хочешь проводить меня до столовой? – спрашиваю, понимая, что сто лет не ел, а дома еды нет.
        – Не-а, мне еще надо встретиться с приставучей девчонкой, забыл?
        – А, точно. И как же вышло, что ты оказался с ней в паре?
        Он морщит нос.
        – Она попросила работать с ней, а я не знал, как отказать. Я был в таком шоке, что меня попросила не Лия, что впал в какой-то ступор.
        – И чем же она тебя раздражает?
        – Ну, во-первых, она считает, что Португалия находится в Южной Америке.
        Я качаю головой и смеюсь:
        – Тяжелый случай, брат.
        – Жизнь порой – штука тяжелая, – говорит он словно умудренный жизнью старик.
        – Да, но… – Я останавливаюсь и гляжу на него, раскиданные по столу книги, складку сосредоточенности на лбу, – не настолько, как ты считаешь. Знаю, ты не любишь, когда я так говорю, может… Я просто писаю против ветра. Не хочу ссориться. Позволяй иногда людям помогать тебе.
        Он глядит на меня – на секунду мне кажется, что он вот-вот заплачет.
        – Знаю, – выговаривает он наконец.
        – Хорошо, что знаешь.
        – Правда знаю. Потому и решил ходить к психотерапевту.
        – Молодец, – говорю, немного удивившись. Но понимаю, что его на это подбили родители. Не успев увековечить памятный момент, ловлю взгляд девушки с очень широкой и явно фальшивой улыбкой.
        – Я так понимаю, это твоя партнерша, – говорю, мотнув в ее сторону подбородком.
        – Да, – говорит он, опуская плечи, – как это ни печально.
        Я тут же убегаю, едва взмахнув рукой над плечом. Я не в настроении знакомиться с самой приставучей девчонкой в мире.
        Фрэнк (доставщик китайской еды)
        С заказами что-то не так. Два человека из двух разных комнат одного общежития сделали два совершенно одинаковых заказа. Приходится остановиться, чтобы позвонить Лин и уточнить: она вечно путается. Больше нельзя ставить ее в смену вечером по воскресеньям, это точно.
        Я сам обзваниваю обе комнаты. Может, тот человек, чей заказ неверно поняли, заберет его. По крайней мере, он будет знать, что я здесь и заказ в пути. Ненавижу разворачиваться и ехать обратно в ресторан, но это тоже часть моей работы.
        Стою в холле и жду уже лет сто, пытаясь не выглядеть воришкой. У меня разрывается телефон. Такое ощущение, что сегодня все решили отдохнуть, а у меня завтра в девять лабораторная работа, и завалить ее никак нельзя. У меня по предмету «отлично», не хочется испортить баллы.
        Наконец двери обоих лифтов открываются, из одного выходит девушка, из другого – парень.
        – Доставка? – спрашиваю я, беря в руки сумки.
        Они подходят и моргают друг на друга.
        – Может быть такое, что вы заказали одинаковую еду?
        – Лапша с кунжутом и курицей, на гарнир жареные клецки? – спрашивает девушка, переводя взгляд с меня на парня.
        – Да, – говорит паренек так тихо, что больше похоже на вздох.
        – Серьезно? – спрашиваю.
        Он кивает, а она улыбается.
        – И вы не вместе? – продолжаю смущенно. – Раньше никогда такого не случалось. Может, в этом нет ничего особенного, но я уже шесть лет работаю доставщиком в семейном ресторане и клянусь вам: такого не бывало никогда.
        – Нет, – говорит девушка. Наверно, она сегодня неразговорчива. – Не вместе. Но я рада, что у нас получилось побить ваш статистический рекорд.
        – Круто. Просто хочу сказать, что вы могли бы заказать большую порцию клецков за меньшие деньги и получить при этом больше штук.
        На это они оба улыбаются.
        – Клецки лишними не бывают, – говорит девушка.
        Я отдаю им заказы, они расплачиваются и оставляют мне приличные чаевые. Уходя, я оглядываюсь через плечо – они глядят друг на друга, дожидаясь лифта.
        Марибел (соседка Лии по комнате)
        Вечером в воскресенье, проведя все выходные у родителей, возвращаюсь в общежитие, и на меня практически набрасывается Лия.
        – Я тоже по тебе скучала, – говорю. Руки теперь заняты не только выстиранным бельем, но и Лией.
        – Случилось непоправимое.
        – Что? Господи, что случилось? – Готовлюсь к ужасным новостям, стараюсь прокрутить в голове, что могло пойти не так.
        – Гейб теперь живет здесь!
        – А что в этом плохого?
        – Ничего, но я ведь этого не знала. Все время жил! И как я не заметила? Мы ведь выходим на одной остановке. Но я бы и не подумала, что он обитает в этом корпусе. Я догадывалась, что где-то неподалеку.
        – Ты же понимаешь, что ничего ужасного тут нет? Жить рядом с предметом обожания не так уж плохо.
        – Ужасно не это.
        Я вздыхаю и скидываю белье на кровать. Она бросается на свою кровать, а я начинаю убирать вещи.
        – Скажи, что тебя тревожит, – говорю я.
        – Так вот, я заказала китайскую еду, – начинает Лия.
        – А мне оставила?
        – В мини-холодильнике остались клецки.
        – Вкуснотища.
        Она закатывает глаза.
        – Приехал доставщик, позвонил мне, и вот какое совпадение: когда я спустилась в холл, из другого лифта вышел Гейб собственной персоной.
        – Поразительно.
        – Я тоже так подумала, – соглашается она. – Конечно, он так ничего и не сказал, пока доставщик объяснял, что мы заказали одинаковую еду и что раньше такого не случалось. А потом он спросил, вместе ли мы, я даже засмущалась.
        Я делаю рукой жест «так себе».
        – А потом стало еще хуже.
        – Как так?
        – Мы вместе ждали лифт и даже смотрели друг на друга, по крайней мере, периодически поглядывали. Я пыталась придумать какую-нибудь тему для разговора…
        – Надо было сказать, как тебе понравилось его эссе на прошлой неделе.
        – Да, так бы и сделал нормальный человек.
        – О нет. А что сделал ненормальный человек?
        – Я, дурочка, посмотрела ему в глаза и сказала: «Как китаянка говорю: ты отлично разбираешься в китайской еде».
        – Могло быть и хуже, – говорю я.
        – Ты бы хоть кому-нибудь как мексиканка сказала, что другой человек отлично разбирается в мексиканской еде?
        – Ну… если ставить вопрос так…
        Она натягивает на голову капюшон от толстовки и затягивает тесемки, оставляя снаружи только нос.
        – Лия, я просто тебя дразню. Все не так уж плохо, – говорю, садясь рядом с нею на кровать. – А он что ответил?
        Она ослабляет завязки, чтобы можно было говорить:
        – Он просто стоял и глядел на меня, то открывал рот, то закрывал.
        – Конечно, лучше было бы похвалить его эссе, но ведь еще не все потеряно. Подумаешь, странно выразилась.
        – У меня впервые хватило смелости заговорить с ним, а я взяла и ляпнула! Не нравится мне это. Я бы так никогда не сказала.
        – Надо было похвалить эссе, а потом пригласить его вместе поесть.
        – Вот почему в такие моменты рядом нет тебя с наставлениями? Почему ты оставляешь меня барахтаться в этом мире в одиночестве?
        – У меня нет ответов на эти вопросы.
        Она щурится, глядя куда-то вдаль:
        – Честно говоря, предложи я ему поесть вместе, это бы плохо закончилось. Не смогла бы рядом с ним вести себя спокойно. В итоге начала бы ему рассказывать о своем семейном древе и что у слова «дно» множественное число – «донья».
        – Может, он бы это оценил, – говорю, поглаживая ее по спине.
        – Просто мне не надо забывать, что еще есть шанс и необязательно вести себя с ним невозмутимо.
        – Ни в коем случае не забывай.
        Она снова затягивает капюшон и качает головой.
        Шарлотта (бариста)
        – Наш лапочка Гейб не забегал на днях? – спрашивает Табита во время затишья. Видно, что ей хочется посплетничать. У меня нет настроения работать, но не знаю, хватит ли меня на разговоры о Гейбе. Она настаивает:
        – Я видела его пару раз, но мне этого мало. И подумала, что можно косвенно почувствовать его через тебя.
        – Хватит нести ерунду.
        – Но он ведь такой милый!
        – Мне кажется, с ним что-то не так, – говорю. Не хочется говорить о нем плохое, ведь Табита – человек добрый. Такие люди встречаются редко, и уж тем более – в «Старбакс», но не хочу подавать ей ложную надежду.
        – Не может быть! Он такой чудесный.
        – Он заходил недели две назад, но вел себя настолько неадекватно, что я подумала: он серьезно накачался наркотиками.
        Она пожимает плечами:
        – Я не осуждаю наркоманию.
        – Было десять утра.
        – Может, он просто был сонный.
        – Мне раз сорок пришлось его спросить, какой объем кофе ему нужен.
        – Перестань бубнить.
        – Каждый божий раз, когда приходит, он не может ответить на простейшие вопросы. Прошлый раз он не знал, «суматру» ему надо или «пайк плейс», а до этого – греть выпечку или нет. Надо перестать задавать ему вопросы.
        – Просто он неразговорчив. В последнее время я его видела несколько раз, когда здесь была и девушка, Лия. Они всегда стесняются, когда друг друга видят, и чуть-чуть улыбаются. Мы словно наблюдаем, как перед нами расцветает новая любовь.
        – Ты что-то слишком засиделась со своими кошками.
        – А ты часто стала вести себя как последняя сволочь, – отрезает она.
        Я изображаю оскорбленную невинность и кидаю в нее полотенце для паровой трубки.
        – Фу, – говорит она, – не надо кидать в меня тряпку с засохшим молоком.
        – А вот не надо болтать ерунду о любви между наркоманом и какой-то случайной телкой.
        – Я их однозначно шипперю, – говорит Таби, подперев подбородок рукой и уставившись на дверь, словно желая, чтобы они вошли вдвоем.
        – Не буду даже спрашивать, – ворчу.
        – Например, ты хочешь, чтобы персонажи в сериале были вместе. И ты их шипперишь, хочешь, чтобы у них начались отношения и они жили долго и счастливо.
        – Я думала, что ты его шипперишь с собой.
        – Ну, естественно, в идеале. Но, насколько понимаю, он влюблен в Лию. Поэтому, если мы не можем обрести счастье вместе, я непременно хочу, чтобы он был счастлив с ней.
        – Ладно, Таб, скажи мне честно: ты что, пишешь фанфик о посетителях «Старбакс»?
        Она кидает тряпку обратно. Над дверью звенит колокольчик, и мы обе оборачиваемся на звук. Это не Гейб и не Лия.
        – Может, стоит начать, – отвечает она с улыбкой. Я закатываю глаза. – Просто они мне нравятся. Нравится, как он на нее смотрит и как она смотрит на него. Мне кажется, у них были бы красивые детишки.
        – Ой, Таб, – говорю, качая головой.
        – Мне нравится думать, что мы наблюдаем за их жизнями, а они об этом не догадываются. Знаю, может показаться, что мы за ними подглядываем, что это ненормально и убого, но мне от этого приятно. Сейчас у меня в жизни мало радости, так что дай мне наконец порадоваться, что посетители «Стар-бакс» влюбились друг в друга!
        – Ужасно, что тебе придется узнать такое от меня, – говорю я, – но вчера я его видела с какой-то телкой с ужасно неестественными, обесцвеченными прядями.
        – И ты решила рассказать только сейчас?
        – Я только сейчас вспомнила!
        – Ну, это предсказуемо, – говорит она и мрачнеет.
        – Может, это не то, о чем мы думаем? Вдруг они родственники, – говорю. Честно, не понимаю, зачем защищаю этого недоумка.
        Становится людно, и мы теряем нить разговора, но, надо признаться, я периодически думаю о Гейбе с Лией до конца дня.
        Дэнни (друг Лии)
        Я наблюдаю, как она с друзьями идет по улице от остановки. Сейчас Хеллоуин, и я еле узнал ее с зачесанными и завитыми волосами.
        – Азалия! – зову я и быстро шагаю навстречу.
        – Дэнни! – кричит она, поднимая руки и слегка пританцовывая.
        – Ты точно родом из восьмидесятых, – говорю я.
        – Точнее не бывает!
        – Да ты ПЬЯНА!
        – Только капельку, выпили по рюмашке перед выходом, – говорит она и кивает. – Марибел пообещала, что будет весело, и нам весело!
        – Привет, Марибел, я Дэнни, – говорю и пожимаю ей руку.
        – Привет.
        – О! А это Бьянка, она живет на нашем этаже, – говорит Лия, подпрыгивая на носочках.
        – Куда идете? – спрашиваю.
        – Марибел ходила в старшую школу с парнем, который живет в доме баскетболистов, ну, или там, где их просто много, – отвечает Бьянка.
        – О! Спорим, там живет брат Гейба? – говорю, хлопая в ладоши.
        – А, ты про парня, в которого как дура влюбилась Лия? – спрашивает Бьянка. Лия одаривает ее взглядом, способным убить на месте.
        – Ты как дура влюбилась в Гейба? – спрашиваю, приподнимая бровь.
        Она пожимает плечами:
        – Ну, может быть, чуточку.
        – Он красавчик, – говорю.
        – Да. Но ты прав: он, скорее всего, гей, – говорит Лия, с грустью качая головой.
        – Ну, не расстраивайся, цветочек. Он очень милый. С ним стоит хотя бы дружить, если другого не светит, – говорю. Меня зовут друзья. – Мне пора. Давайте завтра встретимся в столовой? Я напишу тебе в обед.
        – Да, конечно! – приходит в восторг Лия.
        – Круто, круто.
        Я машу им рукой через плечо и перехожу улицу.
        Кейси (друг Гейба)
        Я люблю соседей по дому, правда люблю, но в такие вечера жалею, что мы с Сэмом в этом году не сняли отдельную квартиру: не пришлось бы сидеть на Хеллоуин в доме, полном знакомых и приятелей наших друзей. С ними весело, но мне почему-то не по себе, особенно от изобилия масок в этом году. Не припомню на вечеринках столько людей в масках.
        Гейб приходит около одиннадцати. Я ему сказал, что он может привести с собой кого захочет, но, кажется, он растерял всех друзей.
        – Что в сумке? – спрашиваю, когда он входит.
        – Скорее всего, я здесь сегодня вырублюсь, – говорит он. – Сэм сказал, что он не против…
        – Конечно!
        Он бежит наверх, а я жду, пока он вернется, чтобы потом сходить за новым пивом. Когда он возвращается, говорю:
        – Я думал, ты придешь раньше.
        – Я решил вздремнуть, а в итоге проспал пять часов, – отвечает он, пожимая плечами.
        – Что за ерунда у тебя в руках?
        – Эта? – спрашивает он и поднимает старейшую, страшнейшую, изъеденную молью маску оборотня – таких я еще не видел.
        – Какая гадость.
        – Нашел у родителей, – говорит он. – Ты ведь сам сказал, что в этом году нужны костюмы.
        – Значит, ты – престарелый оборотень?
        – Ну да, пойду в ней, – говорит он, ухмыляясь. – Говорят, девушкам нравятся чуваки из «Волчонка».
        Я моргаю.
        – Откуда ты вообще знаешь о «Волчонке»?
        – Младшие сестры рассказали. Может, наврали.
        – Ты похож на Джейсона Бейтмана из «Волчонка 2».
        – Ты просто завидуешь моей волосатой груди, – говорит он. Чтобы подкрепить свои слова, он расстегивает верхнюю пуговицу клетчатой рубашки. – По крайней мере, я ссылаюсь на современную поп-культуру, а не на восьмидесятые.
        – Не прикидывайся, будто не видел эти фильмы.
        – Смотрел только потому, что они были у папы на кассетах, а кабельного не было, – говорит Гейб. – А у тебя что за костюм?
        – А я… Я – Бэтмен, – говорю, обвивая себя с размаху плащом.
        – У тебя плащ поверх джинсов.
        – Я… опрятный Бэтмен в стиле кэжуал.
        – Тебе надо еще поработать над голосом Кристиана Бэйла.
        – Я изображаю Майкла Китона, – парирую я.
        – Снова отсылка к устаревшей культуре! И голос не похож на Майкла Китона. Думаешь, у тебя получается, но это не так.
        Придется над этим поработать, но я отказываюсь признавать поражение.
        – Ну что, хочешь пива?
        – Естественно.
        – Тебе нужен сопровождающий или можно походить, поздороваться с людьми, а ты сам придешь?
        – Все нормально, скоро подойду.
        Пока Гейба нет, заходит Бэйли, наш друг.
        – Что у тебя за костюм?
        – Я – Даша-путешественница.
        – Обалдеть! Ты – Даша-путешественница! – восклицаю, только сейчас заметив розовую футболку и оранжевые шорты.
        – Футболка с шортами обошлись в «Волмарте» в семь долларов, а парик я стырил у тети.
        – Наверно, стоило бы побрить ноги.
        – Я об этом думал, но не до такой степени вжился в роль.
        – Хорошо выглядишь, – говорю, насмешливо хлопая в ладоши.
        Он пожимает плечами и улыбается. Сдается мне, в нашей компании друзей слишком часто пожимают плечами.
        – И где сегодня вечером Гэбриел? – спрашивает он.
        – Пошел на поиски пива и пропал, – отвечаю я.
        – Как у него настроение?
        – На самом деле хорошее. Знаю, мы… по сути, не говорим у него за спиной, он тебе наверняка сам все расскажет, но на прошлой неделе я его видел в столовой. Он сказал, что начал ходить к психотерапевту.
        – Ого, постой-ка, – слышится за спиною голос Сэма, – кто ходит к психотерапевту?
        – Твой брат, – отвечаю, не в силах скрыть удивление в голосе.
        – А, да, знаю. Мне кажется, это добрый знак.
        – Вечно я все узнаю последним, – говорит Бэйли.
        Гейб с улыбкой поднимается по лестнице, здороваясь с проходящими людьми, и протягивает Бэйли одно пиво.
        – У вас хороший сервис, – говорит мне Бэйли.
        – Вообще-то, оба пива были для меня, – отвечает Гейб. – Просто я решил поделиться.
        – А как же я? – спрашивает Сэм.
        – Тебе все равно нельзя пить. У тебя ведь завтра тренировка, разве нет? – спрашивает Гейб с ухмылкой.
        – Отстань, у этих двоих тоже завтра тренировка! – парирует Сэм и тащится вниз.
        Мы втроем отходим, чтобы не мешать, и прислоняемся к кухонной стойке, как обычно, неся разную чепуху. Гейб и Бэйли спорят, можно ли считать маску Гейба костюмом, и Гейб натягивает ее на голову, чтобы показать, что она не так уж плоха. В этот момент входит Лия. Я толкаю его локтем:
        – Тут девушка твоей мечты.
        – А?
        – Лия здесь.
        – Что? Где? – спрашивает он, снимает маску и наклоняется, чтобы лучше расслышать.
        – Она только что спустилась в подвал.
        – Черт, ненавижу подвал. Там так шумно.
        – Это же вечеринка, бабушка Гейб, – говорит Бэйли, хлопая его по груди. – Идем, поищем Сэма.
        – Ладно тебе, десять минут в толпе еще никому не навредили, – добавляю я.
        Гейб кривится, но снова натягивает маску, а Бэйли поправляет парик. Мы спускаемся в подвал, где почти нет света, если не считать лампочки в углу, у кега, и светящегося диско-шара, который мои соседи по комнате повесили под потолком. Сдается мне, он крутится слишком быстро, а может, виноваты четыре кружки пива.
        – Даже на подвал не похоже, – раздается из-под маски сдавленный голос Гейба.
        – Я о том же подумал! – отзываюсь.
        Мы бродим в толпе. Сэм разговаривает с девушкой, которой я раньше не видел, и жестом показывает нам не подходить. Здесь, внизу, как ни странно, людно.
        Наконец замечаю Лию с двумя подругами в углу, у кега. К ним как ни в чем не бывало подходит Гейб и начинает разливать пиво. Никогда раньше не видел, чтобы он так старался ради девушки. Девочки с ним разговаривают и улыбаются, а мне стыдно: ему не хватило ума снять маску, прежде чем рваться в бой. Теперь Лия не поймет, что ей по-рыцарски наливает пиво сам Гейб. Я качаю головой.
        – Ему, дураку, снять бы маску, – громко кричит мне на ухо Бэйли.
        – Какой позор, – говорю.
        Слышу, как девчонки благодарят его и уходят. Гейб возвращается к нам, задрав подбородок, выпрямив спину: видно, думает, что совершил подвиг. Через минуту у всех появляется по свежему пиву, и я жестом показываю двигаться наверх. Мы заходим в относительно тихую, не такую жаркую кухню и занимаем те же места у стойки, что и пятнадцать минут назад. Гейб поднимает маску:
        – Я все правильно сделал, да?
        – Да, вот только она не знает, что это был ты, – говорит Бэйли, давая ему подзатыльник.
        – А, точно. – Он на минутку задумывается. – Может, подождать, пока она поднимется в туалет и узнает меня по одежде?
        – Слыхал я планы и похуже, – отвечаю.
        Следующую пару часов мы по очереди ходим за пивом. В конце концов Гейб запрыгивает на стойку, усаживается и свешивает ноги, выпивая и разговаривая со всеми, кто проходит мимо. В итоге он напивается в стельку. Заметно, что за прошлый семестр по нему соскучилась куча народа и, как мне кажется, узнал он об этом только сейчас, на вечеринке. За пивом на этот раз спускаемся мы с Бэйли, потому что к Гейбу подошел поболтать сосед по дому.
        – Давно не видел его в хорошем настроении, – говорит Бэйли.
        – Да, знаю. Хорошо ведь, правда?
        – Еще бы.
        Замечаю, что по лестнице поднимается Лия с подружкой, и мы с Бэйли идем прямиком за ними. Ничего особенного не происходит, но она хотя бы машет рукой Гейбу, а он машет ей в ответ из кухни. Судя по его улыбке, она подняла ему настроение.
        – Поговори с ней, – подталкиваю.
        Он качает головой.
        – Даже не знаю, что сказать. Это глупо. И я пьян в стельку, явно наговорю глупостей.
        – Иногда лучше ляпнуть глупость, чем совсем ничего не сказать.
        – Это противоречит всей моей системе убеждений, – отвечает он.
        Ноябрь
        Сэм (брат Гейба)
        – Где я? – спрашивает Гейб, сидя на полу и едва дыша.
        – У меня в спальне, – отвечаю. Он глядит на меня и трет глаза:
        – Офигеть, что вчера было?
        – Ты напился в стельку, болтал со всеми на свете, кроме девушки, которая тебе нравится, втирал куче людей, что Джейсон Бэйтмен – лучший Волчонок, а потом, около четырех утра, отключился на полу в моей спальне.
        Он ставит локти на колени:
        – Почти ничего не помню.
        – Я не удивлен.
        – Я правда не разговаривал с Лией?
        – Не-а.
        – Какой смысл напиваться, если все равно не хватает смелости подойти и поговорить с девушкой, которая нравится? – спрашивает он, пока я встаю, чтобы принести из мини-холодильника в своей комнате бутылки с водой.
        – Ты несколько раз ей боязливо махал.
        Он зло на меня глядит:
        – А где Кейси?
        – В душе.
        – Блин, я тоже хочу в душ.
        – Он, скорее всего, не захочет делить с тобой столь личное время.
        Я получаю еще один злой взгляд.
        – Который час?
        – Полдень.
        – Как я проспал восемь часов на полу?
        – Не знаю, но ты был в восторге от кресла-подушки.
        Он пялится на него, словно оно возникло из ниоткуда, и снова смотрит на меня:
        – Хорошо. Итак… – Он жмурится.
        – Все нормально?
        – Ага. Голова немного кружится. И есть охота.
        – Хочешь, пойдем в столовую?
        – Да, только приму душ и сниму контактные линзы.
        Тут заходит Кейси.
        – Чувак, – говорит Кейси, проходя мимо меня и хлопая Гейба по плечу, – ты вчера был никакой. Таким пьяным я тебя точно еще не видел.
        Гейб качает головой.
        – Никакой – не то слово.
        Отмывшись от вчерашнего пьяного загула, мы идем в столовую, где уже сидит Лия с подружками, на расстоянии трех кабинок от нас. Я бы назвал это счастливой случайностью.
        Глядя на Гейба, вопросительно поднимаю брови. Мы усаживаемся, и Кейси тихонько присвистывает в адрес девушек.
        – Прошу, не надо меня позорить, – шипит Гейб.
        – Обещать ничего не будем, – говорю я и листаю меню.
        Максин (официантка)
        Субботы – это что-то с чем-то. Конечно, все зависит от времени года, но людей не убывает с утра до ночи. А нынче день после Хеллоуина, так что здесь похмеляются и обычные выпивохи, и футбольная команда – разный контингент.
        Пришли девочка и мальчик, которые здесь были несколько недель назад. Чуточку подслушав, я узнала, как их зовут: Гейб и Лия. Хорошие имена: мне нравится, как они сочетаются.
        И, как всегда, администратор на месте, рассадить их самой не получится. Подходя к мальчикам, чтобы подлить кофе, предлагаю им поболтать с девчонками, а не кидать на них взгляды. У Гейба от ужаса округляются глаза:
        – Нет, нет. Все хорошо. Спасибо.
        Даю ему переварить мысль. Некоторым мужчинам просто требуется время. Гейб, по-видимому, из таких. Но если он затянет, уж поверьте, я когда-нибудь возьму и принесу ей стаканчик восхитительного свежевыжатого апельсинового сока в качестве угощения от этого пупсика.
        Марибел (соседка Лии по комнате)
        – Ну, что они там делают? – шепчет Лия.
        Мне одной видно компанию Гейба: я единственная сижу лицом к зеркальной стенке в дальней части столовой.
        – Расплачиваются по чеку… – говорю.
        – Итак, Дэнни, – прищурившись, начинает Бьянка, – Лия говорит, что ты думаешь, будто Гейб – голубой. Разве гей стал бы так одеваться?
        – Геи бывают разные, и чутье моды у каждого свое, – говорит он с ухмылкой. – Как будет «чутье моды» во множественном числе?
        – Чутья мод? – предлагаю я.
        – Чуйки моды? – предлагает Бьянка.
        – Чутье на веяния моды, – говорит Лия.
        Бьянка вздыхает:
        – Да, знаю, что у них бывает разное чутье моды. Наверно, мне просто хочется, чтобы они с Лией были вместе. Вот только глупо вязать их в одну пару, если смысла в этом нет.
        – Смысла действительно нет, – говорит Лия. – Даже если ему нравятся девушки, он все равно уже втюрился в Хиллари с писательского мастерства.
        – Похоже, Хиллари – та еще образина-обломщица, – припевает Дэнни.
        – Как грубо, – говорит Лия, сдерживая смех. Мы с Бьянкой не сдерживаемся.
        – Что они теперь делают? – спрашивает Лия.
        – Кажется, у них проблемы с математикой, – говорю. – Может, пойти и помочь?
        – Даже не смей! – отрезает Лия. Как мне нравится ее дразнить.
        – У него милые друзья, – говорит Бьянка, демонстративно не обращая внимания на Лию.
        – Ну, ребята, – молит Лия.
        – Ой, Лия, успокойся. Я не собираюсь к ним подходить. Вчера разговаривала с одним парнем, Сэмом. Он – брат Гейба. Уж он-то смог бы нам сказать, гей его братец или нет.
        – Девочки, научитесь мне доверять! Я вам плохого не посоветую, – говорит Дэнни.
        Бьянка задумчиво наклоняет голову:
        – Раз ты так говоришь.
        – О да, так я и говорю, – отвечает он тоном знатока. Я уже могу сказать, что всем сердцем полюбила Дэнни, но думаю, что тут он ошибается. Просто я пока мало его знаю, чтобы сказать это ему напрямик.
        Я видела, как Гейб вчера наблюдал за Лией на вечеринке, и, похоже, она ему очень нравится. Только не знаю, как сообщить об этом Дэнни и при этом не ранить его чувств.
        Компания парней проходит мимо нас.
        – Надо было с ним поговорить, – вздыхает Лия, кладя подбородок на руку и наблюдая, как они уходят, – или хотя бы помахать ему. Вплоть до сегодня я ему сказала только «спасибо» в классе, когда он отдал мне работу.
        – По крайней мере, ты повела себя вежливо, – говорю.
        – Не волнуйся, – присоединяется Дэнни, – мы тебя все равно пригласим на свадьбу.
        Инга (преподаватель писательского мастерства)
        Мы с Коулом встречаемся раз в неделю, чтобы обсудить работу и обычные дела, связанные с учебой. Мне кажется, что с ним надо поговорить, проверить, все ли у него получается. Он – парень серьезный и ответственный, поэтому проблем не возникает.
        Наверно, он предполагал, что встречи будут чрезвычайно содержательными и обстоятельными, что они будут касаться работ и оценки тем. Иногда всплывают и подобные темы, но чаще я ему рассказываю дурацкие истории о наших с Пэм поездках в выходные, а он меня подбивает сплетничать о студентах.
        Он знает, что мне очень нравятся Гейб и Лия.
        – Ты промыла мне мозги! – говорит он. – Они приходили ко мне по очереди в рабочее время неделю-две назад, а я забыл, что они на самом деле не пара. Я ей сказал, чтобы она не заставляла своего парня ждать.
        Я выпрямляюсь навострив уши:
        – И что случилось?
        – Ну, вид у обоих стал подавленный, и я неловко попытался загладить ошибку. Раз уж мне стало так стыдно, не представляю, каково было им.
        – Ой.
        Он кивает.
        – Не верится, что Хиллари затащила его работать в паре, – говорю, качая головой. Моя неприязнь к Хиллари растет с каждым днем. Понимаете, я ведь дала такое задание отчасти для того, чтобы у моей пары du jour[1 - Пара дня (фр.). – Прим. пер.] появилась возможность поговорить. Что же еще я могу сделать? Хитростью заставлю их пойти друг с другом на свидание. Скажу, что надо обязательно отработать часы, потом покажу им украшенный стол с романтичным ужином, а сама быстро вышмыгну за дверь.
        – Да уж, успех так успех.
        Я качаю головой:
        – Как же хочется, чтобы они поняли, что созданы друг для друга. Время летит! Семестр не будет длиться вечно!
        – Можно попробовать уговорить их взять вторую часть курса писательского мастерства, – предлагает Коул.
        Я оценивающе на него гляжу:
        – Я знала, что ты мне понравился не просто так и что не зря назначила тебя своим ассистентом.
        Он улыбается.
        – Ты в этом гений, Коул. Кто же знал, что у тебя врожденный талант к студенческой романтике?
        – Я об этом точно не знал, – отвечает он. – Как думаешь, это можно добавить в резюме?
        – Я обязательно внесу этот пункт в каждое твое рекомендательное письмо.
        – Спасибо, – отвечает он.
        – Остается решить лишь одну проблему.
        Он глядит на меня, словно я сейчас скажу что-то очень серьезное.
        – Как нам отстранить от второй части курса Хиллари.
        Боб (водитель автобуса)
        Вы только поглядите на этих двоих. Заходят по одному, выходят по одному, идут поодиночке. Как бы хотелось, чтобы они были вместе. Таким молодым людям нельзя быть одинокими.
        Наверно, у них есть друзья в других местах, а я вижу лишь крохотный кусочек их жизней, но вот о чем думаю: если они идут в одном направлении, почему бы им не идти вместе? Я не говорю о вечной любви, но пусть они хотя бы подружатся. Это ведь несложно.
        Признаюсь, они в какой-то степени напоминают мне нас с женой, Марджи, в дни нашей молодости. Понять не могу, почему. Но я тоже был долговязым парнишкой. Может, с того и началось.
        Хочется свести их вместе или придумать, как заставить их поговорить друг с другом. Может, однажды в автобусе будет очень людно, им придется встать рядом, а я резко заторможу, чтобы она упала к нему на руки.
        Видно, к старости я стал совсем сентиментальным. Наверно, свожу жену в выходные в «Понокос», после Дня благодарения.
        Белка!
        Девочка ко мне вернулась!
        Ура!
        Стремглав бегу к скамейке, на которой она сидит, и прихорашиваюсь, распушив хвост. Надеюсь, она меня узнает. Хоть бы у нее был арахис.
        – Привет, малышка, – говорит она.
        Я подбегаю ближе.
        – Ты ведь та самая белка, с которой я постоянно разговариваю?
        Не знаю, о чем ты говоришь, но я точно тебя люблю!
        Мы станем лучшими друзьями. Может быть, у нее есть дом и она меня возьмет к себе, позволит там бегать и спать в ее постельке. Я слышала о кроватях. Наверняка они чудесные.
        – Любишь бублики? – спрашивает она.
        Я выпрямляюсь и заглядываю ей в глаза. Понятия не имею, что такое «бублик». Наверно, какой-то орех.
        Она кидает мне крошку. Это не орех. Скорее всего, это хлеб. Я разочаровываюсь, но лишь на минутку, потому что он тоже вкусный. Она кидает еще одну крошку.
        – Я жду друга, – говорит она. – У тебя есть друзья или семья? Каково это – быть маленькой белочкой?
        Она кидает мне новый кусочек и стряхивает крошки с рук.
        – А вот и он! Еще увидимся, – говорит она мне.
        Какой замечательный человек.
        Дэнни (друг Лии)
        – Привет, Азалия Фонг!
        – Привет, Дэнни! – отвечает она, вскакивая со скамейки. – Я только тебе прощаю, что ты называешь меня Азалией. Тебе и маме. Но она последнее время так редко звонит, что, наверно, и вспоминать не стоит.
        Я хмурюсь.
        – Ладно, хватит о неприятном. Как у тебя дела? – спрашивает она.
        – Для начала спрошу: ты что, разговаривала с белкой?
        Она оглядывается через плечо.
        – Это моя подружка.
        – Ладненько, – говорю я и киваю.
        – Мне нравятся белки, – она пожимает плечами.
        – Идем дальше: я хочу пожаловаться на погоду.
        – Вперед, – разрешает она с серьезным лицом.
        – Сегодня до одури холодно! Еще в прошлый вторник было лето, разве нет?
        – Знаю, ты намеренно преувеличиваешь, но во вторник прошедшей недели действительно было двадцать четыре градуса тепла, а сегодня – едва ли десять. Так что да, тогда по сравнению с сегодня точно было лето.
        – Спасибо тебе, мой любимый грамотный человечек.
        – Какие на сегодня планы?
        – Ну, учитывая, как мне везет на Гейба, когда рядом ты, я подумал, что сегодня выдастся прекрасный шанс за ним последить.
        – Восхитительно, – говорит она, останавливаясь у развилки, – но ты ведь понимаешь, что я не могу заставить его появиться перед нами.
        – Да. Мне надо проверить мой учебный почтовый ящик. Как насчет того, чтобы начать с этого?
        – Отличный план, дружище, – говорит она. Пока мы идем, она несколько минут молчит.
        – О чем задумалась? – спрашиваю. Она вздыхает.
        – Просто завидно, что девушка с курса писательского мастерства работает с Гейбом. Я тоже хочу с ним работать.
        – Понимаю. Как он рядом с ней себя ведет?
        – Как Гейб, – говорит она, пожимая плечами. – Часто молчит, ведет себя мило, часто ей улыбается.
        – И правда похоже на Гейба, – говорю, пока мы заходим в почтовое отделение. – Черт возьми, только вспомнили – и вот он здесь!
        Она улыбается и наблюдает, как Гейб достает из почтового ящика пару конвертов. Должно быть, он чувствует, что мы на него смотрим, потому что оглядывается и машет.
        – Наверно, стоит попробовать с ним подружиться, по крайней мере, поговорить в классе. Он милый, спокойный, мне нравится, как он… ведет себя, всегда вежлив.
        – Он такой симпатичный, – бормочу.
        – Еще какой, – соглашается она. – Как считаешь, неправильно называть его «сказочным»?
        – Определенно правильно.
        Гейб идет в другую сторону, а мы с Лией поворачиваем к автобусной остановке.
        – Можно преследовать его и дальше, – говорит она.
        – Нет, и так сойдет, я сейчас несколько не в том настроении.
        Знаю, что она меня понимает, хоть вид у нее очень грустный.
        Признаю, есть небольшой шанс, что я заблуждаюсь насчет его сексуальных предпочтений. Но, если честно, мало кто из натуралов стал бы хвалить джинсы других парней.
        Инга (преподаватель писательского мастерства)
        Мне отчасти жаль ребят, когда приходится заставлять их читать рассказы и эссе перед аудиторией. Но другая часть меня знает, что это отличная привычка. Когда зачитываешь работу вслух, замечаешь разные нюансы. Есть большая разница между тем, как пишешь, и тем, как говоришь, и единственный способ узнать это – услышать себя. Лучше всего зачитывать вслух все, что пишешь.
        Поначалу я советую читать неодушевленному предмету, а затем переходить к другу или маме. Потом наступает пора зачитывать работу перед группой. Почти каждую пару кто-нибудь делится своей работой, порой даже несколько человек. Все, кроме Гейба.
        Он разговаривал и с Коулом, и со мной по поводу того, что он нервничает, когда выступает перед группой. Мы с ним прорабатывали эссе на тему детского воспоминания, такого, от которого ему не хотелось бы спрятаться под стол ввиду перспективы делиться им с другими.
        Он пришел ко мне после того, как Хиллари его раскритиковала, признался, что хочет бросить мой предмет. Она сказала ему, что из него не получится интересный писатель. Я ответила, что, по моим ощущениям, у него есть талант и он имеет другой стиль, оценить который способны не все. Я гордилась собой, потому что в подтексте своих слов показала пренебрежение к Хиллари и ее взглядам на жизнь.
        Перед началом пары я подошла к парте Гейба и улыбнулась ему:
        – Слушай, если не хочешь читать, я могу это сделать за тебя, – предлагаю я, хоть и не стоит. Сейчас неделя перед Днем благодарения, а он отсутствовал почти весь семестр и ничего не читал группе.
        – Нет, нет, – говорит он, хватаясь за край парты, – я сам. Пора собрать волю в кулак.
        – У тебя отличный рассказ с меткими метафорами.
        – Если меня стошнит, не раздувайте из этого трагедию, хорошо?
        – Как ты дожил до такого возраста, не выступая с презентациями и не выработав к ним невосприимчивости?
        – Честно? Мне приходилось часто выступать, но от этого каждый раз становится только хуже, а не лучше.
        Я сочувственно на него смотрю, а затем призываю класс к порядку:
        – Сейчас Гейб зачитает эссе на тему, которую мы выбрали пару недель назад: детские воспоминания. Прошу уделить ему внимание.
        Занимаю место в первом ряду и слышу, как Виктор бормочет: «Ну да, самое время».
        Гейб становится перед классом, стараясь зрительно казаться меньше, но почему-то от этого он выглядит еще выше и несуразнее. Он щелкает костяшками пальцев и улыбается классу. Вижу, как дрожит бумага у него в руках, но он борется с волнением и начинает читать.
        В Интернете есть фотография дерева, которое оплело велосипед. История гласит, что к дереву его прислонил юноша и совсем о нем позабыл, так как его призвали на войну. Это выдумка, но, если вы раньше не видели этого фото, погуглите, когда вернетесь домой. Этот образ вас пленит.
        Глядя на него, я всегда вспоминаю, как однажды, когда мне было шесть, мы с мамой зашли в магазин. Отчасти я запомнил это потому, что мама редко брала меня куда-нибудь одного. Рядом почти всегда были либо старший брат, либо одна из младших сестер. Не помню, почему я остался дома: может, приболел и не пошел в школу или папа приглядывал за остальными. Но этот день мне запомнился потому, что были только я и мама.
        С нею заговорил какой-то старик, а потом повернулся ко мне и спросил, как меня зовут. Я спрятался за мамой, потому что очень боялся незнакомых людей. Может быть, нам в садике часто показывали видео с опасными людьми, так что вкупе с моей природной застенчивостью разговоры с людьми стали практически невыносимыми.
        Старик был страшный, по крайней мере, для шестилетнего меня. Кожа будто таяла у него на лице, от него странно пахло. Волосы свисали неопрятными прядями, рубашка была застегнута криво, не на те пуговицы.
        Пока мы ехали домой, мама спросила, отчего я так испугался, и сказала, что бояться не стоит. Она знала этого старика. Он жил с ней по соседству, когда она была такой же маленькой, как я. Я объяснил, насколько позволял детский словарный запас, что я думаю о его волосах и коже, о том, какой он неопрятный.
        Она ответила: «А, это ничего, Гейб. Ты это перерастешь. Тебе не всегда будет страшно и робко перед взрослыми».
        Помню, как в тот день я подумал: всегда буду бояться, что не понимаю, как это – жить без страха. Я уже вырос, но каждый раз вспоминаю тот день.
        Лишь недавно я понял, что мама была права, но не так, как ей тогда представлялось.
        Повзрослев, я действительно утратил беспокойство и страх, но так и не справился с робостью. Когда думаю об этом, мне кажется, я ее так и не перерос. Она словно велосипед, застрявший в дереве. Вырастая, я оплел ее, и она стала частью меня.
        Закончив, он оглядывает аудиторию сквозь ресницы и крадется обратно, на свое место. Я сдерживаюсь, чтобы не зааплодировать ему. Гляжу на Лию: она буквально прикрывает улыбку ладошками, разве что из глаз не летят сердечки. Она – эталон влюбленной девушки. Теперь-то они точно сойдутся.
        Сэм (брат Гейба)
        Я стою возле корпуса английской литературы и дожидаюсь, пока появится Гейб, чтобы наконец поехать домой на День благодарения. Я молил его пропустить пару и уехать до начала пробок, но он настоял, что ему нужно увидеть Лию.
        Она выходит раньше него, я ей улыбаюсь.
        – Привет, – говорит она: тон скорее вопросительный, нежели приветственный.
        – Привет, – отвечаю я с улыбкой.
        Тут же, следом за ней, выходит Гейб, изумленно глядя, как мы разговариваем.
        – Йоу, – говорю я ему, следя через плечо, как уходит Лия.
        – Ты что, с ней говорил?
        – Она сказала «привет», я поздоровался в ответ. Мы же с ней не друзья-товарищи.
        Он вздыхает явно с облегчением, и мы идем с ним в сторону парковки.
        – Заедем к тебе в общежитие?
        – Да. Прости, не хотел нести барахло с собой в класс.
        – Понимаю. Но чем дольше будем сидеть в пробке, тем больше песен из моего плей-листа тебе придется прослушать. И без жалоб.
        Он закатывает глаза, и мы садимся в автомобиль.
        – Надо было предложить Лии подвезти ее до общежития.
        – Не представляю, сколько боли было бы в этой поездке. Я бы молчал, а она… – он жмурится, словно ему страшно глядеть на мир.
        – Что? В чем дело? – спрашиваю и завожу машину. Гейб качает головой:
        – Я сегодня зачитывал вслух эссе о том, какой я робкий. Наверно, она теперь считает меня полным размазней.
        – Не, девчонки на такое клюют.
        – Серьезно? Ты так думаешь?
        – Да, они обожают чувствительную, сентиментальную фигню.
        – Вряд ли на земле найдется хоть одна женщина, которая смешает эти качества в одно. Разве что Хиллари. Она как живая карикатура всего плохого в мире.
        – Я впечатлен, Гейб.
        – Чем?
        – Не думал, что ты феминист и знаешь слово «карикатура».
        Он ударяет меня кулаком в руку.
        – Эй, руки прочь от водителя, – шучу и смеюсь. Его лицо становится мертвенно-бледным.
        – Гейб, это шутка. Ничего такого.
        – Знаю, знаю. – Он грызет ноготь большого пальца и смотрит в окно, наблюдая, как мимо проплывают здания, а я кляну себя за шутку о водителе.
        – Просто… осторожнее.
        Декабрь
        Шарлотта (бариста)
        В кафе людно – днем это дело обычное, но очередь подозрительно короткая, поэтому я пропускаю свое время на обед, надеясь, что, когда настанет мой черед, неспешно ускользну посреди хаоса, как Мэл Гибсон, когда за его спиной взорвалась бомба.
        Может, стоит выбрать кого-нибудь покруче Мэла Гибсона. Я над этим подумаю.
        Еще одна ужасная смена без Кита и Табиты. Та-бита сегодня была бы особенно довольна: пришла Лия, а значит, в любую секунду может забрести Гейб.
        А вот и он, как по часам. Он бросает на нее взгляд и становится в очередь.
        Я чувствую, что за последнее время стала относиться к нему более спокойно. Не знала, что так бывает. Наверно, в меня вселился дух Рождества или я все-таки слетела с катушек. Стою на розливе – скорее всего, поговорить с ним не удастся. Он – любитель обычного кофе. Я даже чуточку расстраиваюсь, потому что хотела устроить ему проверку, узнать, стал ли он за эти дни нормальным.
        К моему изумлению, он заказывает горячий шоколад с мятой. Я так удивилась, что все-таки придется делать ему напиток, что едва не роняю кружку с надписью «Гейб». Он подходит к концу стойки и небрежно прислоняется к ней боком.
        – Привет, – говорю ему. Он кивает и чуть улыбается, поджав губы.
        – Горячий шоколад с мятой? – спрашиваю.
        Он пристально глядит на мои губы. Не припомню, чтобы кто-то так внимательно их рассматривал, даже парень, который бегал за мной в десятом классе.
        – Он вкусный. Добавлю лишнюю порцию мяты, станет еще лучше, – говорю заговорщически. Он по-прежнему изучает мои губы и в смущении сильнее сводит брови. Наверно, он меня не слышит из-за шума паровой трубки. Я предпринимаю новую тактику:
        – Как проходит конец семестра?
        Он пожимает плечами:
        – Да, чувствуется.
        Разговор идет не так хорошо, как я предполагала: чувствую, как надежда для него и Лии отступает и угасает. Чтоб тебя, Табита, ты промыла мне мозги.
        – Сливки? – спрашиваю я.
        Он сильнее сводит брови и косится, будто уже собрался сдаться.
        – Прости, что? – спрашивает он наконец, глядя мне в глаза.
        – Добавить взбитых сливок? – спрашиваю, поднимая бутылку.
        – А, да. – Он делает паузу и облизывает губы. – Я порой не слышу, что здесь говорят.
        – Ничего. Здесь громко.
        Он улыбается и кивает, принимая напиток.
        – Спасибо.
        Очередь стала еще спокойнее, меня уже не ждут новые кружки, поэтому наблюдаю, как Гейб пробирается по залу. Незанятых столиков не так уж много. Рядом с Лией свободен столик на две персоны, и я предполагаю, что он сядет туда. Он даже останавливается и глядит на него. Все написано на лице: он решает невероятно сложную математическую задачу – как бы присесть на стул. Меняет курс и в итоге садится дальше от нее, но, как только он занимает место, она поднимает голову.
        Они машут друг другу.
        Он глядит на столик, за который не стал садиться, и я задумываюсь, что же между ними происходит. Не по-глупому, как мы сплетничаем, а о том, как они друг на друга смотрят, но ничего не замечают. Это даже грустно. Я себя успокаиваю, что завтра они снова начнут меня бесить, но сегодня окунаюсь в меланхолию.
        Но вот пора сделать два соленых карамельных латте и большую порцию мокко с белым шоколадом. Скоро начнется обед, да еще колокольчик на двери звенит. Их мгновение закончилось, как и мое.
        Фрэнк (доставщик китайской еды)
        Я снова в общежитии первокурсников, с новым заказом. Серьезно, пора этим двоим кооперироваться и заказывать еду вместе. Я устал ездить по одному и тому же адресу два раза в день. Это уже третий раз за два месяца.
        – Привет, – говорю, когда заказ приходит забрать девушка.
        – Привет, – отвечает она и вручает мне деньги.
        – Поссорилась со своим парнем?
        – С кем? – спрашивает она, глядя на меня искоса.
        – Сама знаешь, с парнем сверху.
        – С Гейбом? Он не мой парень.
        Она проговаривает слова быстро, а я здесь пробыл достаточно долго и знаю, что быстрое отрицание означает, что он ей, скорее всего, нравится.
        – Он заказал еду час назад – то же, что последний раз. Начните наконец заказывать вместе.
        – Но мы ведь с ним не вместе, – настаивает она.
        – Я не о том.
        – Что-то я запуталась.
        – Конечно, я не «дорогая редакция», но между вами… странная связь. Я тебе говорю. У меня есть третий глаз.
        Она одаривает меня взглядом, в котором сквозит отвращение.
        – Знаешь, я такое всегда подмечаю. Между вами что-то есть. Не знаю. Можешь считать меня чокнутым, но думаю, если бы ты предложила ему заказать еду вместе с тобой, он бы не отказался.
        – Я… – она замолкает и качает головой: – Спасибо.
        Затем уходит, а я чувствую себя королевским шутом. Но я должен был что-нибудь сказать. Бабушка рассердилась бы, если б я не сказал. Это у нее я научился говорить про третий глаз.
        Хиллари (сокурсница по писательскому мастерству)
        Сегодня последнее занятие по писательскому мастерству в этом семестре. Не верится, что курс уже закончился, а Гейб так и не пригласил меня на свидание. Вот что это было? Я-то думала, что точно его зацепила.
        Инга призывает аудиторию к вниманию и раздает большую стопку бумаг, которую, несомненно, копила. А потом просит двух оставшихся студентов прочесть курсовую, после чего хлопает в ладоши:
        – Так, ребята, ну вот и все. Напоминаю вам, что до сдачи итоговых письменных работ осталась неделя. И я хочу получить их распечатанными, а не просто по электронной почте в какой-то случайный момент, когда все сроки подойдут к концу. Я буду в кабинете в следующий вторник, с десяти до двенадцати, либо можете закинуть их в мой почтовый ящик на кафедре английского языка.
        Виктор издает стон. Надо признать, я его очень зауважала. Он всегда высказывает то, что у него на уме.
        – Проблема, Виктор?
        – Пустая трата деревьев, – говорит он.
        Инга уставилась на него:
        – Для итоговых работ я предпочитаю иметь бумажную версию.
        – Я не про это… – он замолкает и закатывает глаза: – Неважно.
        Инга глядит на него еще секунду, и я надеюсь, что он продолжит. Люблю драму.
        – Как бы то ни было, работы объемные. Раньше, когда я принимала документы по электронной почте, все равно их часто распечатывала. Наверно, я вам кажусь динозавром, но мне почему-то приятнее читать работы на бумаге, а не с экрана. Мне кажется, что сочинения на бумаге я оцениваю выше. Студенты получают высокие баллы.
        Виктор приклеивает на лицо широкую, неискреннюю улыбку.
        – Что-нибудь еще? – спрашивает Инга.
        Тишина.
        Замечаю, что Гейб взвинчен, стучит ногами по стулу Виктора. И почти вижу, как у того из ушей вырывается пар. Инга этого определенно не замечает.
        – Ну, тогда все свободны. Знаю, еще рано, поэтому сейчас отвечу на ваши вопросы, если они есть. Если нет, предлагаю потратить сэкономленное время на итоговую работу.
        Как только Инга заканчивает говорить, Виктор разворачивается и сначала глядит на Лию, а потом – на Гейба.
        – Послушайте, раз вы так сильно друг в друга втрескались, начните уже встречаться и перестаньте раздражать окружающих.
        Я ахаю, не сдержавшись, и едва не смеюсь. Серьезно: как мог Виктор подумать, что между Гейбом и Лией есть какая-то химия? Они секунду глядят друг на друга, потом Гейб буквально выбегает из аудитории. Лия не спеша собирает вещи, а Виктор продолжает бормотать себе под нос.
        Видимо, Гейб меня на свидание все-таки не пригласит.
        Виктор (сокурсник по писательскому мастерству)
        Полуночный завтрак определенно относится к моим любимым. Не знаю, почему в полночь все кажется вкуснее, чем утром, но это просто гениально. Я всю ночь буду объедаться тостами, омлетами и картофельными оладьями.
        Так радуюсь, что даже не замечаю, что передо мной в очереди стоит неприятный человек. Там Жирафиха заказывает треугольные картофельные оладьи – больше приемлемого.
        И пока она идет к стойке с напитками, появляется Йети и сталкивается с ней. Ну конечно.
        Ее полный поднос с едой и его – почти пустой – с грохотом падают на пол, повсюду разлетаются еда и стекло.
        Я молча оплакиваю картофельные оладушки и отхожу в сторону.
        Они перекрыли мне путь, а я, если честно, не хочу разбираться с ними сейчас. Надеюсь, скоро подойдет дежурный и они уйдут. Я не чувствую вины за то, что сказал им сегодня, но мне не хочется подстрекать Йети на драку за честь его женщины или еще на какую-нибудь подобную чушь. Он ведь точно из таких.
        Я пячусь, скрываюсь в пространстве между стенкой и автоматом с газировкой и прислушиваюсь, как они щебечут друг другу извинения.
        – Прости, пожалуйста, – говорит она.
        – Нет, нет, это я виноват, – отвечает он.
        Зачем я тут застрял и стою, подслушиваю? Наверно, карма воздает мне по заслугам, но я даже не знаю, за что. Я ведь хороший человек! Да, порой я веду себя несдержанно, но ведь все такие, разве нет?
        – Ты стоишь коленями в сиропе, – говорит она, голос у нее звучит странно и с придыханием, словно она произносит красивую фразу, которую стоило бы вышить крестиком на подушке.
        По-видимому, он ей не ответил, потому что снова раздается ее голос:
        – Твое колено.
        – А, ничего страшного, – отвечает он тихо.
        Когда же они закончат? Пытаюсь найти выход, но мимо них никак не пройти. Можно попробовать обойти, но они перекрыли весь проход под аркой. Кажется, остальные избегают этого участка из-за грязи на полу, так что даже некого использовать как отвлекающий маневр.
        – Просто хочу убедиться, что ты не сел на стекло, – говорит она тем же голоском, достойным вышивки.
        – Я не сел.
        Может, он мне импонирует больше, чем я думал? Говорит кратко, по существу. Я заглядываю за угол: он глядит на нее грустными глазами. Мысленно беру назад свои слова. Интересно, смогу ли отсюда когда-нибудь выбраться. Снова выглядываю.
        – Кажется, вон там еще осколки, – говорит он.
        – Да, но здесь, похоже, ты все собрал.
        – Все нормально?
        – Да, хорошо. А у тебя?
        – Да, вот только джинсы… – говорит он и глупо улыбается.
        Наконец подходит дежурный, и я уже думаю, что эти двое сейчас уйдут с прохода. Но вместо этого они встают и решают поболтать. Прекрасно.
        Сначала они рассыпаются в благодарностях перед уборщиком, тот от них отмахивается и говорит, что они потрудились на славу. Пора бы людям перестать нянчиться с этой парочкой.
        А затем наступает самый идиотский момент, который я наблюдал в своей жизни. Жирафиха поворачивается к Йети и говорит, хлопая ресницами и бросая на него восхищенный взгляд:
        – Я – Лия. Мне кажется, надо было давно нормально представиться.
        Так хочется стукнуться башкой о стену. Да что же они никак не уйдут?
        – Гейб.
        Я качаю головой и закатываю глаза, едва удерживаясь от того, чтобы не провалиться в забытье.
        – Я все хотел заговорить с тобой в классе, но мне это казалось странным, мы ведь еще не знакомились, хотя за это время уже можно было. И чем дольше я ждал, тем страннее становилось, а потом я стал жить в одном здании с тобой, и ты не очень-то стремилась со мной разговаривать, а мне не хотелось тебе надоедать. Стоп, кажется, я и так уже наговорил лишнего.
        Я поднимаю взгляд к потолку, молясь, чтобы он на меня обрушился.
        – Я… тоже не хотела тебе надоедать.
        – Ну, раз уж мы оба так говорим, может, нам пора уже начать надоедать друг другу.
        Я беру с подноса вилку и притворяюсь, что выкалываю себе глаз.
        – Мне надо идти.
        СЛАВА ТЕБЕ, ГОСПОДИ.
        – Конечно, конечно, – говорит она.
        – Ты тоже уходишь? Можно было бы, гм, пойти вместе.
        ИДИТЕ УЖЕ.
        – А? Нет. Меня ждет соседка по комнате, Мари-бел, мы останемся и еще позанимаемся. Я как раз несла нам двойную порцию картофельных оладий.
        – Понятно.
        – Но мы ведь еще увидимся?
        – Да, конечно.
        Я почти что выбрался. Ощущение, будто меня вот-вот выпустят из тюрьмы. После такого и землю поцеловать не стыдно.
        – Гейб!
        Нет.
        – Да?
        – Мне очень понравилось твое эссе, о застенчивости. Я имею в виду, что мне нравятся все твои работы, но эта была особенно хорошей.
        Он ничего не отвечает.
        – Я нашла фотографию того дерева в Интернете. От него и впрямь захватывает дух.
        Он издает странный, сдавленный смешок. Может, и его стоит избавить от страданий?
        – Ладно, если не увидимся, хорошо тебе отдохнуть, – говорит она.
        – Да, и тебе.
        Наконец-то. Я возвращаюсь к друзьям, которые даже не заметили, что меня не было так долго. И, естественно, омлет уже остыл.
        Марибел (соседка Лии по комнате)
        – Эй, где ты застряла? – спрашиваю Лию, когда она возвращается за наш стол. – Я думала, ты меня бросила и мне придется самой тащить все наше барахло. Ты оставила кучу вещей.
        Я осматриваю стол. На нем несколько стопок ее блокнотов, карточек для записей и маркеров для текста. Думаю, у Лии серьезная зависимость от канцелярских товаров.
        Она трясет головой, и улыбка едва не разрезает ее лицо надвое.
        – Только что случилась невероятнейшая вещь.
        – Правда? Какая? Там делают смузи? – спрашиваю, заглядывая ей за спину и пытаясь рассмотреть стойку у раздачи еды. – Я слышала, сегодня будет смузи. Погоди, а где картофельные оладьи? Ты разве не за ними ходила?
        – Марибел, – серьезно говорит Лия, – здесь был Гейб.
        – О! Прикольно! – говорю. Это у нас такое развлечение. Снова будет история о том, как она на него с обожанием пялилась, пока он глядел в окно, что-нибудь в этом духе. Последнее время у нее пропасть таких историй о Гейбе. Я уже подумываю, что должна бы посоветовать ей отыскать новый предмет обожания.
        – Мы разговаривали, – говорит она, широко раскрыв глаза.
        Такого я не ожидала.
        – Как это случилось? Выкладывай все подробности.
        – Хорошо, – говорит она, успокаивается и складывает руки на столе, готовясь вот-вот раскрыть тайну. – Я отстояла очередь за треугольными картофельными оладьями. Думала, какие же они вкусные, поэтому не смотрела по сторонам, не мешаю ли кому-нибудь пройти.
        – Это так на тебя непохоже. Ты ведь соблюдаешь все ритуалы пешеходного движения, даже в помещениях.
        – Вот именно! – говорит она. – Так вот, с другой стороны подходит Гейб, и мы сталкиваемся, подносы летят на пол, и в итоге вся еда сваливается, образуя большую кучу.
        – Да ну?! – восклицаю, хотя внутри вздыхаю с облегчением, оттого что не пришлось самой разгребать последствия столкновения. Порой я бываю ужасной подругой.
        – Он тут же опустился на колени и начал убирать, собирать осколки тарелок и чашек. Я схватила контейнер для мусора, подтащила его поближе, а потом взяла салфетки, чтобы как-то вытереть разлитые напитки. Села возле Гейба на корточки, а он извинился. И мы просто сидели и извинялись друг перед другом. Я сказала ему, что он сел коленкой в кленовый сироп. Он сначала меня не расслышал, а потом сказал, что ничего страшного в этом нет.
        Я всю историю киваю, потому что меня не покидает ощущение, что она к чему-то ведет.
        – Потом пришел уборщик и сказал, что все уберет. Гейб подал мне руку и помог встать!
        – Очень мило, – говорю искренне и улыбаюсь, полагая, что это конец истории.
        – А потом… – говорит она, еще шире распахнув глаза.
        – Стоп, стоп, стоп, есть еще и «потом»?
        – Да, и даже не одно! – восклицает она. – Гейб задержался, вытирая руки, поэтому я тоже задержалась и решила представиться, ведь нас никто не знакомил. И он сказал, что его зовут Гейб. А потом я начала болтать о том, как хотела заговорить с ним раньше, но боялась ему надоедать. И тут, когда я практически приготовилась сгореть от стыда, он сказал, что тоже не хотел мне надоедать.
        Она делает передышку, светясь от счастья, и я решаю, что это и есть конец истории. Хороший финал, учитывая, что до этого они друг с другом не разговаривали.
        – Потом он взял и спросил, не хочу ли пойти с ним до дома!
        – И почему ты отказалась?
        – Потому что ты здесь и я не хотела оставлять тебя.
        – Черт бы побрал меня, то, что здесь сижу и что ты – такая хорошая подруга – решила не оставлять меня одну.
        – Ничего, Мар. Наверно, мне было бы очень неловко.
        – Может, и нет, – говорю.
        – А потом я ему сказала, что мне понравилось его эссе и я нашла ту фотографию в Сети. Его это огорошило. Мне в конце так хотелось его обнять.
        – Хороший был бы конец, – говорю я и улыбаюсь.
        – Он такой робкий. Я знала, что он застенчив, но почему-то, когда мы стояли так близко, только вдвоем, он оробел еще больше. Он напрягся и испугался. Мне кажется, ему стало легче, когда я высказала, что у меня было на душе.
        – Это вяжется с твоими рассказами о нем.
        – И потом я снова стала бы несмелой и замкнутой или даже хуже: начала бы попытки заполнить тишину, так что прогулка вышла бы кошмарной.
        Я сочувственно гляжу на нее. В эти два состояния она впадает довольно часто.
        – Господи, он так мне нравится. Что же мне делать? – спрашивает она, резко взмахивая руками и падая на стул.
        – Может, пора уже начать действовать? – спрашиваю и ударяю кулаком о стол.
        Она выпрямляется:
        – А знаешь, да. Но Дэнни сказал, что Гейбу не нравятся девушки. Этого не изменить.
        – Надо найти подтверждение. Эта часть головоломки не складывается. Мы это выясним, хорошо?
        – Ты ко мне так добра. Почему ты со мной такая добрая?
        – Потому что, – пожимаю плечами. – И Бьянку к делу подключим. Она в этом мастер. Как агент ЦРУ, складывает воедино части жизни загадочных парней ради общего блага.
        – Как глупо, что он мне так сильно нравится. Все было нормально, пока он не прочел на паре эссе.
        – Лия, успокойся. Мы все выясним, и ты будешь счастлива.
        – Знаешь, в обычной ситуации я бы сказала «отлично», а вдруг он окажется гадом? Но я знаю, что он не гад.
        – Нет, по нему видно, что не гад.
        – А знаешь, кто настоящий гад?
        – Кто?
        Она кивает подбородком в сторону столиков за нами.
        – Это кто?
        – Виктор с писательского мастерства.
        – Тот самый, который недавно вас опозорил?
        – Ага.
        – К черту его.
        – И правда к черту.
        Кейси (друг Гейба)
        Двадцать первый день рождения Гейба выпадает на середину сессии. Мне грустно, потому что у меня не получается попасть к нему посреди экзаменов, но мы выбираем свободный день, чтобы хотя бы сходить вместе в бар за дешевым пивом и закусками.
        – С днем рождения, – говорю и поднимаю кружку, чтобы чокнуться.
        – Спасибо, – отвечает он и отпивает. – Жалко, что Сэм не смог прийти.
        – Да, но он обещал наверстать.
        – Мне уже страшно.
        Я смеюсь.
        – Как прошли экзамены?
        – На двух парах прошло два, один был утром, потом, в понедельник, будет итоговый экзамен по статистике, и еще осталось в четверг сдать работу по писательскому мастерству.
        – Ты ее уже закончил?
        – Даже не начинал, – говорит он, откусывая пиццу. – Хотел сначала закончить со всем остальным, с другими предметами, о которых беспокоился. Кажется, эссе лежит в сумке. У меня от статистики все еще чуть не начинается паническая атака.
        – Хочешь, помогу тебе в выходные?
        – Да, было бы здорово, – говорит он. – У меня в голове все смешалось.
        Я киваю.
        – Я… вчера вечером разговаривал с Лией, – говорит он.
        – И только сейчас об этом говоришь?!
        – Мы болтали минут десять.
        – Все равно десять минут – это много.
        – Она… очень милая.
        – Как обычно.
        – Мы были на полуночном завтраке, – говорит он.
        – А меня почему не позвал?
        – Не подумал, что захочешь пойти.
        – Надо было написать.
        – Ладно, в следующий раз буду иметь в виду.
        – Хорошо. Рад, что ты быстро учишься.
        – Мы друг в друга буквально врезались. По большей части это была моя вина. Локоть сам ушел в сторону.
        Я сочувственно киваю:
        – Тот самый проклятый локоть.
        – Он порядком испортил мне жизнь, – говорит Гейб, закатывая глаза, – но, по крайней мере, дал шанс поговорить с Лией.
        – Стакан наполовину полон.
        – Так вот, когда мы закончили убирать, она вела себя так… мило. Представилась, как будто мы незнакомы, но сделала это так скромно.
        Я улыбаюсь.
        – Цыпочка как раз в твоем вкусе.
        – Я серьезно. Еще она сказала, что не хочет мне надоедать, а я еле сдержался, чтобы не заорать, что она мне никогда не надоест. Но ответил, что тоже не хочу ей надоедать. А потом мы минуту просто стояли. – Он качает головой и краснеет. – Я предложил проводить ее до дома, но там была ее подруга, так что она осталась.
        Он не отрывает взгляда от стола.
        – Хорошо пообщались.
        – Точно. Она сказала, что ей понравилось эссе, которое я читал на паре.
        – Очень хорошо пообщались.
        – Как думаешь, это было слишком? Просить проводить ее до дома?
        – Вовсе нет. Вы живете по соседству. Это было любезно. Я бы даже назвал это джентльменским поступком.
        – Круто. – Он замолкает и чешет голову. – Мне было трудно ее расслышать.
        Я киваю, но молчу, потому что между этой информацией и мыслями о локте он может сказать что-нибудь существенное. Он как олень: нельзя делать резких движений, чтобы не спугнуть его мысли.
        – Я всегда волнуюсь. Даже не знаю, куда смотреть. Уши говорят: «Следи за ртом», а глаза твердят: «Смотри куда угодно, лишь бы не на рот!» Сложно побороть многолетнюю привычку не смотреть на людей.
        Ох, какой же он грустный. Не знаю, как ему помочь. Обычно он редко бывает таким словоохотливым, и я паникую, потому что не знаю, что сказать. Я – худший друг на свете.
        Может, пошутить?
        – А что говорит нос? Ему есть что сказать по этому поводу? Или ногти на ногах, Гейб?
        – Заткнись, не будь засранцем, – говорит он, но хотя бы уже улыбается. И не обиделся на поддразнивания.
        – Мне кажется, у твоего левого яичка тоже есть мнение.
        Он смеется.
        – Знаю, что туплю.
        – Нет, это не тупо, – говорю, пожимая плечами. – Это несколько субъективно. Надо делать то, что хорошо для тебя в данный момент. И не парься об этом.
        – Да, ты прав.
        – Я прав всегда.
        – Она… очень красивая, а вблизи еще красивее.
        – Ты видел ее близко много раз.
        – Да, но в этот раз было по-другому, – говорит он и улыбается. Затем его лицо искажается от боли, и он щиплет себя за переносицу. – У меня было такое паршивое эссе: о застенчивости. Теперь чувствую себя дураком, потому что она его запомнила и ассоциирует меня с неуверенностью.
        – Думаю, это может сыграть тебе на руку.
        – Сэм сказал примерно то же. – Он поднимает на меня взгляд, и я вижу, что лицо его расслабилось. – Как ты себе это представляешь?
        – Она уже знает, что ты стеснительный, и раз уж решилась поднять эту тему, значит, не находит это зазорным.
        – Ха-ха, в таком ключе я об этом не думал, – говорит он пораженно. – Еще кусочек?
        – Непременно.
        Когда он возвращается за стол, я не сдерживаюсь и спрашиваю:
        – Ты ведь знаешь, что я дразню тебя только потому, что ты классный, да?
        – Да, конечно.
        – Нет, я серьезно, Гейб. Прости, если тебе показалось, что я глумлюсь. Просто не хочу, чтобы ты принижал свои достоинства, – говорю, аккуратно подбирая слова.
        – Знаю. Я над этим работаю.
        – Круто.
        Он кивает и глубоко вздыхает.
        – Можешь помочь мне с Лией? Я не знаю, что творю.
        – Конечно, – говорю. – Я научу тебя статистике и ухаживаниям за девушками.
        – Какой же ты придурок, – говорит он. – Забудь, что я спрашивал. Попрошу помощи у Бэйли.
        – Ни за что!
        – Или у Сэма.
        – У меня было больше девушек, чем у Бэйли и Сэма вместе взятых!
        Он глядит на меня с сомнением, и мы меняем тему.
        Белка!
        Вокруг пахнет снегом, а я никак не вспомню, где спрятала желуди.
        Мальчик с девочкой идут навстречу, но не видят друг друга. Я все равно надеюсь, что они улыбнутся.
        Мне кажется, они вот-вот улыбнутся.
        Интересно, знают ли они, куда пропали все желуди.
        Они выходят к тротуару перед зданием и с минуту глядят друг на друга, просто стоя на холоде.
        – Привет, Гейб.
        – Привет, Лия.
        Потом я вспоминаю, что спрятала желуди за гигантским кустом, когда видела этих ребят последний раз. Но тогда они друг другу ничего не сказали. Может, теперь они подружатся?
        Желуди – мои друзья!
        Инга (преподаватель писательского мастерства)
        Что-то заставляет меня поднять голову от работ, за которые я выставляю оценки. Сквозь окно кабинета видно, как снаружи стоят раскрасневшиеся Гейб с Лией и улыбаются. Поверить не могу, что они пришли сюда одновременно. Я так счастлива, что мне должно быть за это стыдно. Нельзя вкладывать душу в пару, частью которой не являешься.
        Говорю себе остыть и жду бесконечные мгновения, когда же они дойдут по коридору до моего кабинета. Вижу, как он открывает перед ней дверь.
        – Привет, ребята! – говорю, когда они заходят.
        – Здравствуйте, – отвечает Лия.
        Гейб машет рукой.
        – Мы… то есть я пришла сдать работу. А зачем здесь Гейб, не знаю, – говорит Лия и краснеет еще гуще.
        – И я здесь за тем же, – встревает он.
        – Так вы пришли не вместе? – спрашиваю и падаю духом.
        – Нет, нет, мы встретились на улице, – поясняет Лия, но не отрывает глаз от Гейба, пока тот роется в папке и рюкзаке.
        – Снег уже идет? – спрашиваю, желая задержать их чуть дольше.
        – Нет, – говорит Лия и встряхивает головой. – Пахнет так, как будто вот-вот.
        – Вот-вот что? – спрашивает Гейб, глядя на Лию.
        – Будто вот-вот пойдет снег, – отвечает она.
        – Не знал, что обещали снегопад.
        – Обещали сильный ветер, – поясняет она.
        – На дворе довольно холодно, – говорит Гейб.
        У меня такое чувство, что я вмешиваюсь в их разговор, пусть он и обыденный. Но они оба все еще держатся за курсовые как за жизнь родную, а мне не хочется их перебивать. Кто знает, может, мне выдастся шанс увидеть, как они в эту самую секунду назначат друг другу первое свидание. Перевожу взгляд то на одного, то на другую, как на Уимблдоне.
        – Экзамены уже закончились? – спрашивает Лия. Успокойся, сердечко, мне кажется, что сейчас она прямо у меня на глазах предложит ему провести время вдвоем. Раньше мне ни разу не удавалось присутствовать при таком моменте. Успокойся, Инга, замри, не спугни их.
        Он снимает шапку, открывая внушительную гриву волос.
        – Гм, да.
        – Вечером будешь здесь? Мы с подружками собрались прогуляться.
        У него опускаются плечи, он хмурится.
        – На прошлой неделе был мой день рождения, – говорит он. – Я обещал маме приехать сегодня на ужин домой, потому что не смог с ними повидаться раньше. Она приготовила торт и остальное. Ну, я…
        Он замолкает, и я надеюсь, что Лия заметила его огорчение и это не простая отговорка.
        – С прошедшим днем рождения, – говорит она и улыбается.
        – Спасибо, – говорит он и тоже улыбается. Тут он выходит из ступора. – Надо сдать работы.
        – Ой, точно, – говорит Лия, но еще секунду задерживает на нем взгляд.
        – Ничего страшного. Вы, ребята, сегодня утром сдаете их первыми, – говорю им.
        Оба улыбаются, но продолжают искоса кидать друг на друга долгие взгляды, сдавая мне курсовые.
        – Надеюсь, что в следующем семестре вы выберете вторую часть моего курса. Я считаю, что вы – отличные писатели. Вы многое выиграете от второй части. Она больше ориентирована на семинары, чем первая. Там много критики и обсуждений.
        Теперь настала очередь Гейба краснеть.
        – Спасибо, – говорит он, не глядя на меня.
        – Спасибо, я уже записалась, – говорит Лия.
        – Правда? – спрашивает Гейб, поворачиваясь к ней.
        – Да.
        – Я тоже запишусь, – говорит он мне.
        – Хорошо, тогда я с нетерпением буду ждать вас обоих в январе.
        После этого они уходят, но останавливаются ненадолго за дверью, так что мне слышно часть их разговора.
        – Мне очень жаль, что сегодня не получится с вами погулять, – говорит он таким робким голосом, что я могу совершенно точно представить себе выражение его лица.
        – Ничего.
        Он откашливается:
        – Может, гм, может, в другой раз?
        Она улыбается:
        – Конечно, в смысле, семестр ведь закончился, зато всегда есть следующий.
        – Да, может, увидимся на следующей вечеринке Кейси. Было бы… здорово.
        Трудно разобрать его слова, так тихо он говорит. Я проклинаю свою дверь без окна, однако тут же понимаю, что не стоит это делать, потому что мне ужасно повезло с окном, выходящим на газон.
        Их голоса эхом раздаются в коридоре.
        У меня ощущение, что у них до сих пор есть крепкий шанс сойтись. Просто это займет чуть больше времени, чем я ожидала. Но это случится.
        Марибел (соседка Лии по комнате)
        – Хочу сегодня напиться, – решительно говорит Бьянка, когда мы заходим в бар.
        – Ты и так к этому близка, – отвечаю.
        – Девчонки, а вы уверены, что это хорошая идея? – спрашивает Лия в миллионный раз.
        – Конечно. Я поспрашивала людей. В этом баре никогда не отказывают при фальшивом удостоверении. Крупные бары дальше по улице следуют правилам строже, но если есть приличная фальшивая бумажка, тебе будут только рады продать спиртное.
        – Кажется, меня сейчас стошнит, – говорит Бьянка, когда мы подходим к двери.
        – У тебя и вид такой, – говорю.
        Она нервно сгибает пальцы в перчатках.
        – Соберись. Сколько раз повторять? Я здесь один раз уже была, разведывала обстановку, и тогда было ноль проблем. Просто поменьше нервничай.
        Мы заходим. Свободных мест почти нет. Будет просто затеряться среди моря лиц, если пройдем мимо вышибалы. Он едва бросает взгляд на наши удостоверения и пропускает внутрь. Лия улыбается так, словно к спине приставили пистолет, но охранник, видимо, плохо разбирается в выражениях лиц.
        Мы находим кабинку в дальнем конце бара, хотя, если честно, никому до нас нет дела. По крайней мере, мы вошли.
        В честь такого события я покупаю нам по первой рюмке и тут же замечаю у барной стойки друга Гейба, Кейси, который сидит один и разговаривает с барменом. Я ограничиваюсь прохладным кивком, потому что руки заняты, и возвращаюсь к девочкам с выпивкой.
        – Тут Кейси, – бормочу я.
        – Кейси – в смысле Кейси Гейба? – спрашивает Лия, потягивая коктейль через соломинку.
        – Да.
        – О-бал-деть! – говорит Бьянка, ударяя кулаком о стол. – Может быть, и Гейб тут.
        Она начинает вертеться, стараясь рассмотреть каждого человека в баре.
        – Сколько ты выпила на посошок? – спрашиваю Бьянку.
        Она отвечает мне взглядом, полным безумия, который я перевожу как «много».
        Она предлагает встать и пойти за следующей порцией, я решаю за ней проследить. Как только становится ясно, что она пошла поговорить с Кейси, мы с Лией тут же идем за ней. Неизвестно, что она может выболтать.
        – А я знаю, кто ты такой, – воркует она, когда мы подходим.
        – Неужели? И кто же я?
        – Ты – друг Гейба.
        У него загораются глаза:
        – Все так. Я – Кейси.
        – Я – Бьянка, у меня день рождения, – говорит она ему, и они пожимают руки.
        – С днем рождения!
        – Врет и не краснеет, – говорит Лия, закатывая глаза на Кейси. Он широко улыбается, но, похоже, собирается и дальше подыгрывать Бьянке.
        – Спасибо, – говорит она, улыбаясь и хлопая ресницами. – Я хочу кое о чем с тобой поговорить, но только помни: сегодня у меня день рождения и я пьяная.
        Кейси выжидающе глядит на нас с Лией, и мы в ответ пожимаем плечами. Лия грызет ноготь большого пальца.
        – Ладно, сдаюсь, – говорит он Бьянке, выпрямляется, складывает руки на барной стойке и делает очень серьезное лицо.
        – Ты что, смеешься надо мной? – спрашивает она.
        – Ты об этом хочешь поговорить?
        – Нет, – говорит она, отстраняясь и скрещивая руки.
        – Может быть, я просто решил пошутить, – говорит он.
        Должна признать, что Кейси милый. Со всеми своими веснушками и рыжими волосами, он похож на высокого лепрекона. Понятия не имею, когда мне такие начали нравиться.
        – Так о чем ты хочешь поговорить? – спрашивает он.
        – Это моя подруга Лия, – начинает Бьянка.
        Лия прикрывает рукой глаза и пытается оттащить Бьянку.
        – Нет, – сопротивляется Бьянка, слабо шлепая Лию по руке. – Ладно, хочу поговорить о твоем друге Гейбе.
        – Понятно.
        У Лии такой вид, как будто ее вот-вот вырвет.
        – Гейб – гей?
        – Погоди, что?
        – Гейб. Он – гомосексуалист?
        – Если и так, то я точно не в курсе, – говорит с ухмылкой Кейси. – Я вполне уверен, что он натурал.
        – Насколько уверен?
        – Например, он говорит о… девушках. – Кейси на миг переводит взгляд на Лию.
        – Хорошо, – говорит Бьянка. – Все ясно. Спасибо за участие в спонтанном опросе.
        Она низко кланяется, и мы возвращаемся в кабинку. Кейси качает головой и оглядывает нас с Лией.
        – Я – Лия, а это – Марибел. Хотя ты наверняка уже сам знаешь. Почему я веду себя так нелепо? – вопрошает она, поворачиваясь ко мне. Я пожимаю плечами.
        Кейси не придает значения ее стеснительности и пожимает нам руки как ни в чем не бывало, будто наша в стельку пьяная подружка не спрашивала, гей ли его друг.
        – Приятно познакомиться с вами официально. Еще увидимся? – спрашивает он, надевая пальто.
        – Да, конечно, – отвечаю. Какая же я стремная.
        – Вы ведь будете ходить на вечеринки у меня в доме, правда?
        – Да, Марибел знает одного парня, который знает другого парня, – говорит Лия. В ее голосе столько флирта, что ко мне подкрадывается чувство ревности от того, с какой легкостью она ведет себя с Кейси. Я его подавляю.
        – Так ведь можно обменяться номерами, убрать посредника. – Он говорит это, напрямую обращаясь ко мне, а я так занята подавлением ревности, что едва не упускаю этот момент.
        – О, само собой! – спохватываюсь я и вручаю ему свой телефон.
        Обменявшись номерами, мы возвращаемся обратно в кабинку, и Бьянка начинает неудержимо хихикать.
        – Что?
        – Я не настолько пьяная, – говорит она, – и догадалась, что если устроить хорошее представление, то сможем получить информацию, которую ищем.
        Лия качает головой.
        – Ты настоящий злой гений.
        Январь
        Кейси (друг Гейба)
        – Кейси?
        – Гейб!
        – Зачем ты мне звонишь? – спрашивает он. Кажется, я его разбудил.
        – Потому что я на пару дней уехал к бабушке, но мне надо сказать тебе кое-что важное, а сочинить хорошее сообщение у меня не получилось.
        – Понятно… – говорит он уже не так сонно, но осторожно.
        – Так вот, я видел в баре Лию с подружками в последний вечер семестра.
        – Так.
        – Одна из них, Бьянка, напилась до невменяемости. Лия со своей соседкой по комнате Марибел пытались держать ее в узде.
        – Прямо ужастик какой-то. Сейчас ты меня напугал.
        – Не бойся!
        – Не помогает.
        – Это мелочи. Бьянка спросила, не гей ли ты. – Я говорю это быстро, словно срывая пластырь.
        – А-а-а, – выдыхает он.
        – А-а-а? Серьезно?
        – Да.
        – Хм. Ты там как? – спрашиваю спустя долгую минуту.
        – Я в порядке. Это многое объясняет.
        – Например?
        – Ну, обычно Лия рада меня видеть. А потом мы начинаем с ней говорить или что-то делать, и она становится грустной, как будто вспоминает что-то неприятное. И я все думал, что написал что-то не то в эссе, ну, не знаю. Или что она что-либо услышала. Поэтому все становится на свои места, если она думала, что я – гей.
        – Я ее убедил, что ты натурал.
        – Спасибо. В смысле, я не обижаюсь.
        – Хорошо.
        – Это столько объясняет! – выкрикивает он, и его голос звучит легче и веселее.
        – Рад, что смог помочь.
        – Мне пора. Ненавижу разговаривать по телефону. Но ты сделал все как надо, Кейси.
        – Спасибо, чувак. Я стараюсь.
        Дэнни (друг Лии)
        Во время зимних каникул Лия попросила меня о встрече. Ничего странного. Мы с Лией привыкли проводить время вместе. Странно то, что сообщение она написала в формальном стиле.
        По ее просьбе я жду в городской закусочной в полдень, в понедельник после Нового года.
        – Привет, Дэниел, – говорит она, уже заняв место в кабинке.
        – Привет, Азалия. – Я складываю руки, копируя ее серьезную позу.
        – Я взяла на себя смелость заказать тебе фри под сырным соусом, потому что у меня плохие новости.
        – Какие?
        – Гейб Кабрера – не гомосексуалист.
        – О нет, – говорю я.
        Она кивает:
        – О да.
        Я кладу голову на руки. Знаю, что веду себя театрально – отчасти потому, что мне грустно, но прежде всего чтобы подыграть пафосному разоблачению Лии. Она хлопает меня по руке. Я сажусь прямо:
        – Так что, ты им займешься?
        – Да.
        – Шикарно. Он – самый удивительный, идеальный и красивый парень на планете, и раз я не могу быть с ним, то с ним должна быть ты.
        – Спасибо, Дэнни.
        – А как ты это выяснила?
        – В последний вечер семестра Бьянка притворилась пьяной, подошла к его другу, Кейси, и с ходу спросила, нравятся ли Гейбу девушки.
        Я качаю головой:
        – Необычайно. Вы, девчонки, просто гении.
        – Надо сказать, у меня в уме был собственный план. Я даже не знала, что у Бьянки есть свой, пока это не случилось. Она ведь никак не могла знать, что Кейси будет сидеть в баре один в то самое время.
        Я киваю и тут вспоминаю:
        – Я так понимаю, удостоверения прокатили?
        – Еще как! Хотя мне кажется, что-то теряется, когда решаешь не ждать двадцати одного года. – Она пожимает плечами. – Не знаю, как часто буду пользоваться своим.
        – Теперь многое стало понятно.
        Нам подают две тарелки фри под сырным соусом, и мы приступаем к еде.
        – Жаль, что так вышло с Гейбом, – говорит она.
        – Ты не виновата, что ему нравятся девушки. Дело ведь не в том, что ты такая потрясающая и он сразу стал натуралом.
        Она смеется.
        – Но я действительно считал его геем и понятия не имел, насколько ошибался. Может, он немножко би или пансексуал?
        – Скорее всего, нет, – говорит она, улыбаясь.
        – А может, хоть проявляет интерес? Ну хоть чуточку?
        – Попробую для тебя это выяснить, – обещает она, похлопывая меня по руке.
        – А я помогу тебе его охмурить, – говорю и подмигиваю.
        Сэм (брат Гейба)
        Все вернулись в кампус на весенний семестр. Мне будет не хватать тишины зимних каникул. Я возвращаюсь после первого рабочего дня и вижу Гейба на скамейке у библиотеки.
        – Привет, – говорю. Он сидит, не отрываясь от книги. Я пинаю подошву его кроссовки.
        – А, привет.
        – Как дела?
        – Хочешь пойти со мной в столовую?
        – Не могу, у нас тренировка по бейсболу.
        – Не думал, что стану завидовать тренировке. Остальные, видимо, тоже заняты.
        – Да, но если хочешь, я тебя провожу.
        – Конечно.
        – Ты поэтому ходил за мною следом? Потому что не хотел обедать один?
        Он пожимает плечами:
        – Мама сказала, что ты работаешь. Я подумал, тебе не помешает обед.
        – Прости, что не приехал.
        – Ничего страшного. Я за каникулы привык быть дома. Теперь комната в общежитии кажется крохотной и тихой, и… – он осекается и качает головой: – Не знаю, это глупо.
        Я стукаю его плечом в плечо:
        – Ничего не глупо. Ты просто очень любишь старшего братишку.
        – Конечно, это тоже.
        Мы несколько минут бредем в молчании, мимо быстро проходят люди, видимо, потому, что на улице морозно. Но Гейб не спешит.
        – Никто из твоих знакомых не ищет работника?
        – Тебе нужны деньги? – спрашиваю.
        – Конечно, нужны. Должность консультанта – это хорошо, она обеспечивает меня жильем, но денег за это не дают. Я в буквальном смысле живу на обедах в столовой и подарочных картах «Старбакс» от тети Кейт.
        – В чем тут дело? Почему она думает, что нам так нравится «Старбакс»?
        – Не знаю. Но денег у меня нет, так что и они сгодятся. Например, если бы мне захотелось кого-нибудь позвать на свидание, я, по крайней мере, смог бы сводить девушку в «Старбакс».
        – Позовешь Лию на свидание?
        – Не знаю. Сомневаюсь, что эта идея жизнеспособна. Но подумать стоит.
        – Слушай, – говорю я, – если тебе нужны деньги, кажется, библиотека ищет сотрудника. Там чисто, есть кондиционер и не воняет жиром или скисшим молоком.
        – Судя по твоим словам, там чудесно.
        – Если скажу, что брат ищет работу, они тебя наймут.
        – Круто.
        Мне хочется сказать что-нибудь еще, потому что всегда есть что добавить, но я оставляю все как есть. Не хочу его отпугнуть. Каникулы он провел хорошо, повеселел и впервые за долгое время стал похож на себя. Мне кажется, родителям теперь легче, оттого что он стал прежним.
        – В остальном все нормально? – спрашиваю.
        – Да, все хорошо, – отвечает он. – Сейчас начало семестра, а значит, на этой неделе часто будут приходить студенты, волноваться из-за расписания, спрашивать, правильно ли они выбрали предметы или нет.
        – Не помню, чтобы меня на первом курсе заботили такие вещи.
        – Наверно, у меня в общежитии одни отличники.
        – Держи, – говорю и вручаю ему десятидолларовую банкноту, потому что мне уже пора в здание, где должно состояться собрание.
        – Нет, не надо.
        – Возьми. Отдашь, когда начнешь работать.
        Он качает головой.
        – Раз тебе грустно, а есть придется одному, то хотя бы купи себе приличную еду.
        – Ладно, уговорил. Но я верну.
        – Не волнуйся, поставлю тебя на счетчик.
        Он стукает меня по руке, но хотя бы смеется.
        Максин (официантка)
        Два голубка вернулись, на этот раз поодиночке. Грустно, что сидят отдельно, но сегодня они улыбнулись и помахали друг другу. Мне кажется, девочка подсела бы к нему, но она не замечала его до тех пор, пока я не принесла еду.
        Вижу, как пристально она на него глядит. Воскресный вечер выдался, к моему удивлению, спокойным, и я решаю вмешаться. Говорю ей:
        – Иди же, сядь к нему.
        – А вдруг он не захочет?
        Я наклоняюсь, чтобы ответить тихо:
        – Знаешь, как можно сделать? Пойди в туалет, а когда будешь проходить мимо его столика, спроси, не ждет ли он кого-нибудь.
        – Хорошо, – отвечает она, широко раскрыв глаза.
        – А если скажет, что нет, спроси, не возражает ли он против компании. Готова поспорить, он согласится. А если нет…
        – Я сгорю со стыда.
        – Во всяком случае, сгоришь, зная об этом.
        – Он очень застенчивый, – говорит она мне.
        – Тогда тем более надо брать быка за рога.
        – И, кажется, занят.
        – Он листает журнал, сладкая, – говорю. – Слушай, а почему ты одна?
        – Я проголодалась, а соседка по комнате пока что не вернулась в кампус. Остальных друзей я еще не отыскала.
        – Может, по этой же причине и он здесь один. А в следующий раз ты уже будешь не одна, смекаешь?
        Она кивает и глубоко вздыхает, прежде чем встать.
        Я возвращаюсь и делаю вид, что протираю стойку.
        – Привет, Гейб, – говорит она.
        Он улыбается и кивает. Ой какой стесняшка.
        – Кого-то ждешь?
        Он качает головой и краснеет.
        – Хочешь, составлю тебе компанию?
        – Хорошо, – говорит он.
        – Только заберу свою еду и пересяду, ладно? – спрашивает она.
        – Ладно.
        – Не возражаешь?
        Так и тянет дать ей подзатыльник. Ясно, что он не дал ей ответа, которого она ждала, но и не отказал, не стал выдумывать отговорки. Она из тех девушек, которые так ослеплены любовью к парню, что не замечают его застенчивости.
        Он качает головой и поднимает взгляд. Она возвращается с чизбургером на тарелке и, стесняясь, садится.
        – Здесь хорошие бургеры, – тихо говорит она.
        – Согласен.
        Он сидит и с чинным видом ест. Через пару минут я приношу ему бутерброд с жареным сыром.
        – Посмотрите-ка, пересаживаешься с места на место, – поддразниваю я ее. Так хочется сломать между ними лед. Никогда еще не видела, чтобы два ребенка так друг друга боялись.
        Он переплетает пальцы и не глядит в ее сторону. И так старательно это делает, что мне становится понятно: если она заглянет ему в лицо, то сразу увидит, насколько нравится ему.
        Она улыбается мне, и я иду к прилавку. Для воскресенья сегодня тихо.
        – Давай поиграем в виселицу, – предлагает она, разворачивая салфетку под тарелкой и доставая из сумки ручку.
        Он кивает и улыбается с заметным облегчением. Они играют несколько раундов, а потом ей приходит сообщение.
        – Соседка по комнате только что вернулась, так что… мне пора, – говорит она. – Еще увидимся?
        Он кивает и машет ей, и она как ураган вылетает за дверь. Он тратит добрых пятнадцать минут и пишет что-то на обратной стороне салфетки, а потом комкает ее и уходит. Я не выдерживаю, разворачиваю ее и читаю.
        То, что я должен был сказать, но не сказал:
        Как дела?
        Как прошли каникулы?
        Ты записалась на вторую часть курса по писательскому мастерству?
        Мне нравятся девушки, так, для справки.
        Я – идиот и не знаю, о чем говорить.
        Спасибо, что подсела ко мне.
        Спасибо за игру в виселицу.
        Надо будет как-нибудь повторить. Или я могу оставить тебе свой номер, чтобы ты мне написала. Или я сам могу написать тебе. Можно переписываться. Мне надо перестать вести себя глупо и жалко – хотя я обычно так себя и веду – и начать с тобой говорить. Я о многом должен тебе рассказать, потому что могу тебе не понравиться, если ты меня узнаешь лучше, а может, и наоборот.
        Мне очень нравится «Баффи – истребительница вампиров».
        Пока (я ведь даже не попрощался, ну почему я такой дурак?).
        Мне приходится заставить себя снова смять бумажку и выкинуть. Ведь так хочется сохранить ее для девочки, чтобы она знала, какое впечатление производит на этого мальчика.
        Марибел (соседка Лии по комнате)
        – Только что случилась невероятнейшая вещь! – говорит Лия, врываясь в комнату общежития.
        – Какая?
        – Я сидела в столовой с Гейбом, мы вместе ели и играли в виселицу!
        – Такое ощущение, что ты с ним нянчилась.
        Она приземляется на свою кровать и строит сердитую мину:
        – Нет! Это ведь мило! Не будь такой злюкой!
        Она ногами стаскивает ботинки и бросает один в меня, промахнувшись на добрых полметра, но я смеюсь и продолжаю разбирать вещи.
        – Расскажи мне в точности, как все было, ничего не упускай.
        – Ну, мне кажется, что пожилая официантка в столовой…
        – Максин?
        – Да!
        – Я люблю Максин.
        – И я! Мне кажется, она хочет, чтобы мы с Гей-бом… начали встречаться. Она мне дала совет, как к нему подсесть, а потом наблюдала, когда мы сидели вместе, и улыбалась.
        Я на секундочку задумываюсь.
        – Это странно, но хорошо. Значит, другие люди тоже видят химию между вами.
        – Согласна, – говорит Лия. – Он вел себя по-дружески, но, конечно, молчал. Мы начали играть в виселицу, когда стало понятно, что он не очень-то хочет со мной болтать.
        – Мне кажется, это гениально – занять его, показать, что ты его принимаешь. Молодец.
        – Спасибо, мэм.
        Я сажусь на пол.
        – Что еще?
        – А потом позвонила ты, и я ушла.
        – Ушла?
        – Да. Я ведь уже поела. Было бы странно, если бы я осталась.
        Я хлопаю себя по лбу.
        – Ой, только не надо драмы, – говорит она.
        – Нет, но тебе надо было остаться! Могли бы пойти обратно вместе. Зачем ты ушла, когда как раз все начиналось?
        – Не знаю! – говорит она и для эффекта поднимает руки. – Поэтому мне надо, чтобы ты стала моим коучем по жизни и отношениям. Я надену беспроводной наушник, а ты будешь мне шептать, если я что-нибудь сделаю не так.
        Я на нее щурюсь:
        – А я буду стоять на улице и прятаться в кустах?
        – Вроде того.
        – Над планом еще надо поработать.
        Кейси (друг Гейба)
        – Зачем Бьянка интересовалась у тебя, гей я или нет? – спрашивает Гейб, когда я открываю парадную дверь. Он сказал, что зайдет, как только пообедает. Но прошло буквально четыре минуты.
        – Как ты так быстро сюда добрался? – спрашиваю, когда он входит, и мы поднимаемся наверх.
        – На летающей машине.
        – Ты ведь не водишь, – парирую я. Мы усаживаемся перед телевизором, и Гейб врубает приставку.
        Он бросает на меня косой взгляд и глубоко вздыхает:
        – Ведь не просто так, правда?
        Я мирюсь с очевидной сменой темы:
        – Это значит, что они тебя обсуждают.
        – Точно, да? – спрашивает он, облизывая губы. – Я так и подумал, просто не знал, ошибаюсь или нет.
        – Точно, точно, они явно о тебе болтают. Бьянка, Лия и Марибел. Я рассказывал, что она сделала во время разговора?
        – Она такая милая, – говорит Гейб и трясет головой. – Она меня ни за что не полюбит. Я только что был с ней в столовой, мы сидели вдвоем…
        – Стой, стой, стой. Откати!
        – Знаю, надо было сказать об этом раньше, но я разговариваю с тобой всего пятьдесят три секунды.
        – Чертовски верно.
        – Но я типа ничего толком не сказал. Мы сидели вместе целых двадцать минут, может, дольше. Я едва пару слов проронил. Просто не смог ничего придумать. А теперь в голову лезет девять миллионов слов.
        – Сколько слов в английском языке?
        – Не в этом дело.
        – Прости, ты прав. – Я в голове ставлю себе заметку: загуглить количество слов в английском. – У тебя все получится. Ты ведь еще увидишь ее на парах, и она приходит к нам на вечеринки…
        – Но как перейти от этой недодружбы к свиданиям?
        – Поговори с ней.
        – А, точно, это же так просто.
        – Чувак, у вас ведь есть общие интересы. Поболтай с ней в классе.
        – Поболтать в классе? – спрашивает он голосом как у робота, поддразнивая меня. – Ошибка в вычислениях.
        – Окружающие вечно мне говорят: «Ой, Гейб такой милый». А я – им: «Вот и нет. Со мной он ведет себя как сволочь».
        – Мне надо как-то развить в себе сволочную натуру.
        – Короче, мы придумаем, что делать с Лией. На это у нас есть целый семестр. Ты ей точно нравишься. Она к тебе неравнодушна. Ты мне сам говорил, что она как-то вечером звала тебя погулять. Девушки так не поступают с теми, кто им не нравится.
        – А вдруг она звала потому, что ей меня жалко?
        – С чего бы ей тебя жалеть?
        – Не знаю, наверно, не с чего. – Он уставился в пол.
        – Она ничего не знает, – говорю нерешительно, осторожно обходя тему, которой лучше не касаться.
        – Знаю, ты прав.
        – Конечно, я прав. Я – твой Йода.
        – Вот уж точно нет.
        Инга (преподаватель писательского мастерства)
        – Готов к новому веселому семестру? – спрашиваю Коула, когда он приходит ко мне за день до первого занятия в новом семестре.
        – Естественно.
        – Давай сначала разберемся со скучными делами, а потом посплетничаем? – предлагаю.
        Мы полчаса разговариваем о распределении баллов и утверждаем расписание. Я старательно описываю свое видение курса, говорю, что будет больше семинаров с короткими работами, каждый учебный час, и еще больше критики от сверстников.
        – Звучит здорово, – говорит он, как обычно. Он, несомненно, лучший ассистент, с которым мне случалось работать.
        – Как прошли каникулы? – спрашиваю я.
        – Хорошо. Я ездил с подругой на Новый год в Бостон, к ее друзьям. А у тебя?
        – Прекрасно, – говорю и расплываюсь в улыбке. – Больше не могу держать рот на замке. Погляди-ка, кто записался на этот семестр.
        Поворачиваю к нему список.
        – О, Гейб и Лия!
        – В этом семестре, Коул, они сойдутся. Мне плевать, что для этого надо сделать или кого придется прикончить в процессе.
        – Вижу, что в списке есть и Хиллари.
        – Знаю, я как раз изо всех сил старалась не обращать на нее внимания.
        – Меня даже удивляет, что она решила пойти на вторую часть курса.
        – Поверь, я пыталась ее отговорить, но ее было не переубедить. Мне кажется, мои возражения только подстегнули ее.
        – Очень жаль. Однако Хиллари, – говорит он, и я понимаю, что он собирается изобразить адвоката дьявола, – неплохой писатель.
        – Для тупицы, – отвечаю, не желая уступать.
        – Для тупицы, – соглашается он.
        Виктор (сокурсник по писательскому мастерству)
        Когда друзья пригласили меня на концерт местной группы в баре за два города от нашего, они забыли добавить, что там будут люди всех возрастов. А еще этот коллектив собрал кучу визгливых шестнадцатилетних фанаток.
        Хуже всего то, что Йети и Жирафиха – тоже поклонники этой группы.
        Не знаю, встречаются ли они сейчас, – это ужасно раздражает, они должны быть вместе. Ясно, что они друг друга стоят. Четыре месяца, которые мне пришлось провести в их присутствии, я пытался внушить этим двоим, что надо разобраться со своими проблемами и начать встречаться. Мне-то плевать, но меня это уже достало.
        Я, как могу, стараюсь не обращать на них внимания и подкатываю к Лилле, которой я, по словам моих друзей, нравлюсь, хотя каждый раз, как пробую с ней заговорить, она просто смеется надо мной и уходит. А ведь я ничего смешного не говорю.
        Примерно на середине концерта подхожу к бару. Там почти ничего нет: ни спиртного, ни коктейлей, но хотя бы есть разливное пиво. Я не привередливый, если холодное – тоже сойдет.
        Мне, однако, не везет: в итоге оказываюсь в очереди со своими заклятыми врагами.
        – Шесть баксов, – говорит бармен Йети.
        – За бутылку воды?
        – Я посчитал вместе, за вас и вашу подругу, – говорит парень, показывая на Жирафиху. Даже при тусклом свете мне видно, как покраснела Жирафиха.
        – А-а-а. – Йети заглядывает глубже в карманы, и тут встревает Жирафиха.
        – Все нормально, – говорит она. – Я заплачу.
        – Ты не… – начинает Йети.
        – Я не против, – говорит Жирафиха и улыбается ему. – Можешь отдать мне потом.
        Так и хочется стукнуть их лбами: может, тогда они проснутся? Как они оба могут быть такими слепыми?
        Она расплачивается и отдает ему неоправданно дорогую бутылку воды.
        – Не стоило, – бормочет Йети.
        – Можешь просто сказать «спасибо», – говорит Лия, лицо у нее при этом доброе, хотя в голосе слышен намек на сарказм.
        – Спасибо.
        – Пожалуйста. – Она разворачивается и уходит.
        Йети поворачивается ко мне, кидает на меня неодобрительный взгляд и проталкивается к друзьям. Ладно, хотя бы драться не стал. Вряд ли я пережил бы удары таких лапищ.
        Марибел (соседка Лии по комнате)
        – Ты куда подевалась? – кричу я Лии, пока она протискивается обратно на танцпол со мной и Бьянкой.
        Она поднимает бутылку с водой.
        – Слава тебе! – говорю, хватая ее и отпивая. – Ох какое облегчение!
        Пока песня заканчивается, Лия отводит нас с Бьянкой в сторону.
        – Здесь Гейб! – говорит она.
        – Что-то ты не очень этому рада! – замечает Бьянка.
        – Я была бы рада, если бы он не был иногда таким… недодумом!
        – Что значит «недодумом»? – спрашивает Бьянка.
        – Это как тугодум, только хуже, – говорит Лия, скрещивая руки.
        – А почему он недодум? – спрашиваю.
        – Бармен случайно посчитал нашу воду вместе, я ее купила, а он даже не соизволил меня поблагодарить.
        Бьянка кивает:
        – Ты отняла у него мужское достоинство!
        – А вот и нет! Он копался в карманах. Я вытащила десятку и заплатила. «Дай я заплачу, недодум».
        – Перестань быть недодумом! – кричу я в его сторону. Ей от этого становится смешно.
        – Знаю, что он не влюбится в меня сразу же. Но ведь надо вести себя вежливо. Я не прошу чрезмерной радости от бутылки воды, но он так резко себя повел, сказал, что не надо было платить…
        – Лия, любовь моя, соседушка моя, дорогая моя подруженька, – говорю и кладу руки ей на плечи, – успокойся. Ты отлично выбираешься из зоны комфорта, когда дело касается этого парня, стараешься как можешь. По-моему, у тебя хорошо получается, а если ты ему не нравишься, то и пошел он!
        – Спасибо.
        – Ты ведешь себя с ним супермило, а он почти всегда…
        – Замкнутый? – предполагает она.
        – Да, замкнутый.
        – Знаю, но мне кажется, дело в нем, а не во мне. Просто у него такой характер.
        – А еще, – добавляет Бьянка, – благодаря его эссе у нас есть доказательство, что он стеснительный.
        – Надо ковать железо пока горячо.
        – Я ведь не предлагаю от него отказаться, просто изложила дела в перспективе.
        Она меня обнимает, и мы возвращаемся на танцпол.
        Кейси (друг Гейба)
        Вернувшись с бутылкой воды, Гейб садится, опускает плечи и сидит так минут пятнадцать. Я больше не могу терпеть:
        – Да что случилось-то?
        – А? – спрашивает он, щурясь на меня.
        – Что не так? – кричу ему прямо в ухо.
        – А, Лия. Это она мне купила, – говорит он и показывает на опустошенную бутылку воды.
        – Отлично!
        – Да нет. Она так поступила только потому, что ей стало меня жалко. Бармен посчитал нас вместе, а мне не хватило денег на две бутылки. Мне кажется, она видела, как я роюсь в карманах. Я выглядел так убого.
        – Значит, заплати в другой раз. У тебя теперь есть классная работа в библиотеке.
        – В какой другой раз? Это бессмысленно.
        Я кидаю на него испепеляющий взгляд. Он дуется на меня почти полчаса.
        Заметив, что Лия с подружками идет к выходу, показываю ему жестом, что надо с ней поговорить, а он качает головой. Я хватаю его за руку и бегу вперед, пока они не вышли.
        – Скажи, что в следующий раз за нее заплатишь, – говорю.
        – В следующий раз я за тебя заплачу! – кричит он, когда я подталкиваю его так, чтобы Лия услышала.
        Она смущается. Три девчонки выходят навстречу холодному ветру.
        – Я был похож на мультяшного злодея. Наверно, теперь она меня боится.
        – Я ведь не говорил, что надо меня цитировать слово в слово.
        – А я тебе говорил, что в этом я – ноль.
        – Надо было тебя послушать.
        Белка!
        Сначала мимо проходит мальчик, но я слишком голодная, чтобы бежать за ним следом.
        Потом на лужайке появляется девочка. Я сажусь, надеясь, что она меня заметит, остановится поговорить и даст еду.
        Опять не могу найти свои желуди, а скоро снова пойдет снег. Тогда я ни за что их не отыщу.
        – Привет, малышка, – говорит она, завидев меня.
        Я останавливаюсь, выпрямляюсь, распушив хвост, и моргаю.
        – Сегодня у меня нет с собой еды. – Она хмурится, глядя на меня. – Ты совсем исхудала.
        Я пытаюсь рассердиться.
        – В следующий раз принесу тебе еды. Обещаю.
        К счастью, от голода меня отвлекает листочек, кружащий на ветру. Я решаю погнаться за ним.
        Шарлотта (бариста)
        Давненько я не видела здесь Гейба с Лией, хотя это не удивительно, учитывая время года. Но я, можно сказать, радуюсь, когда днем во вторник заходит Гейб. Он заказывает кофе и садится за домашнее задание. Спустя примерно десять минут в дверь входит Лия, с горящими глазами, такая грациозная, что хочется ее возненавидеть и в то же время стать такой, как она.
        – Привет, – говорю, когда она подходит к стойке.
        – Привет, – отвечает Лия. Она кажется такой довольной, а ведь она еще не заметила Гейба. Словно услышав, как я о нем думаю, он появляется рядом с ней.
        – Привет, – говорит он ей.
        – Привет, – смущенно отзывается она.
        – В этот раз плачу я, – говорит он.
        – О, не стоит, правда.
        – Нет, я так хочу, – говорит он, набирая в грудь воздуха. – Помню, пьяным пообещал тебе, почти как злодей из мультика.
        – Ты был похож на злодея разве что самую чуточку.
        Я ошеломлена. За последний месяц в их отношениях явно произошел сдвиг. В прошлый раз, когда я видела их вместе, они едва друг с другом здоровались, а теперь здесь стоит Гейб и покупает ей напиток. Жду не дождусь, когда с обеда вернется Кит. Он будет так завидовать, что все пропустил!
        – Я тогда не угостил тебя в ответ, – говорит он.
        – Всякое бывает.
        – Почему ты тогда сказала… – он осекается и качает головой: – Слушай, тетя вручает мне подарочные карты «Старбакс» по любому поводу. На Рождество она подарила мне одну на пятьдесят долларов. У нее здесь склад, клянусь. Так что позволь купить тебе кофе.
        У нее от удивления приоткрывается рот.
        – Столько слов от тебя я еще ни разу не слышала, разве что в аудитории.
        Ясно, что сказала она это зря: он тут же умолкает и сильно краснеет, до самых кончиков ушей. Его плечи напрягаются, а взгляд пляшет по залу. Разговор из веселого стал таким, что не знаю, смогу ли смотреть на них хотя бы три секунды. Я буквально ощущаю его унижение.
        – Прости, – говорит она, кладя ладонь ему на руку. – Я не хотела тебя обидеть. Так здорово слышать, как ты говоришь.
        Он издает долгий вздох и закатывает глаза:
        – Все нормально, мне такое часто говорят. Я неразговорчивый. А, ладно, неважно.
        – Я начинаю тебя понимать.
        – Позволь купить тебе напиток, – говорит он, делая очаровательное движение головой.
        – Хорошо. – Она поворачивается ко мне, и волшебным образом напряжение спадает, потому что она уступила. – Мне большой мятный латте.
        Он стоит рядом с ней, пока она дожидается кофе, и я слышу, как он говорит:
        – Не хочешь, гм, может быть, но ты, конечно, можешь отказаться. Может быть, ты не против сесть со мной?
        Не хочется признавать, но он так обаятельно засовывает руки глубоко в карманы, пинает плитку на полу и совершенно не смотрит на Лию. У меня такой подъем настроения, будто мне отдали всю сдачу. Жаль, остальные этого не видят.
        Вот только плохо, что он на нее не глядит, потому что такому полнейшему восторгу обзавидовались бы даже щеночки. Она кажется самой счастливой девушкой в мире, у которой наступил лучший день в жизни.
        – С радостью, – отвечает она.
        Он глядит на нее и улыбается.
        – Правда?
        – Правда.
        Когда Гейб с Лией садятся, подходит Кит.
        – С ума сойти! – восклицает он. – Они сели вместе!
        Я смеюсь и рассказываю, что случилось.
        Они сидят у окна кофейни около часа, почти не разговаривая, но поглядывая друг на друга поверх книжек, умудряясь флиртовать без слов.
        Было бы противно, если бы не было так очаровательно.
        Скамейка (на лужайке)
        На мне всю чертову зиму никто не сидит, кроме идиотки белки. А теперь идет снег, я буду вся покрыта им много недель, вся мокрая и долго не увижу ни единого зада.
        Неблагодарные хулиганы проходят мимо час за часом, день за днем, неделю за неделей. Никто и глазом не моргнет в мою сторону, ни одного достойного зада на всю скамейку.
        Зимой ни у кого нет времени на бедную лавочку.
        Если бы я могла, отрастила бы колючки. Тогда они поняли бы: придет весна, птички начнут чирикать, выйдет солнышко. Присядут они на скамеечку, а она-то отрастила колючки и как вопьется им в круглое мягкое место! Вот тогда меня и перестанут воспринимать как данность.
        Февраль
        Пэм (жена Инги)
        Инга с подозрением на меня поглядывает, заметив через окно в двери класса. Она машет рукой, приглашая войти.
        – Привет, – говорит она, подходя с едва уловимым волнением. – Все хорошо?
        – Да, я хотела подождать тебя на улице, спросить, не хочешь ли сходить на обед.
        Я оглядываю класс. Слышен гул: это студенты работают парами. Теперь мне понятно, почему Инге так нравится эта группа.
        – А может, ты пришла шпионить за моей парочкой? – шепчет она тихонько.
        – Да, возможно, за этим тоже.
        Она строит глупую мину:
        – Я уверена, ты сама определишь, кто из них.
        Внимательно осматриваюсь по сторонам – она права: их действительно легко вычислить после всего, что я о них слышала. Они сдвинули парты, голоса звучат тише, чем у остальных групп, зато язык тел куда громче.
        Ясно, почему Ингу к ним так тянет.
        – Сколько слогов в слове «улыбка»? – спрашивает какой-то студент.
        – Они работают над хайку, – поясняет Инга.
        Несколько минут наблюдаю за Гейбом и Лией. В конце концов Инга отпускает класс.
        – Они потрясающие, – говорю, когда закрывается дверь.
        – Да, у нее получается его смешить, а он светится каждый раз, когда она что-нибудь говорит.
        – Наконец-то, – говорю.
        – Действительно, – соглашается она.
        Боб (водитель автобуса)
        Я сижу в обед у учебного центра и тут замечаю двоих моих любимых ребят. Последнее время они, похоже, не ездят автобусом в мою смену, и мне приятно видеть их в добром здравии. Девочка выходит как раз тогда, когда входит мальчик.
        – Привет, Гейб, – говорит она.
        – Лия, – отвечает он.
        Я рад, что узнал их имена, так Марджи будет интереснее слушать мои рассказы.
        Они останавливаются посреди потока студентов и просто смотрят друг на друга.
        – Ты… – начинает она, а он уже говорит:
        – Могу я…
        Я так и не узнаю, что же они хотели сказать, потому что кто-то врезается в него сбоку, и оба, похоже, теряют нить беседы.
        – Наверно, мне следовало бы… – говорит он, показывая в другую сторону.
        Она кивает и наклоняет голову в направлении входа в студенческий центр.
        Они точно напоминают нас с Марджи, за исключением трех различий: мы встретились в баре, на дискотеке, у нас не было образования, и она – не азиатка. Но в остальном они совсем как мы. Я рассказал жене о них, и теперь она постоянно расспрашивает меня. Иногда я что-нибудь выдумываю, если долго их не вижу.
        Но теперь можно ей сказать, что я их видел, они были рады встрече, вели себя застенчиво и несмело, но были довольны. Это – наша личная мыльная опера, о которой больше никто не знает.
        Они уже ушли, оба скрылись из виду. Я снова открываю газету и мерзну. Я всегда дышу свежим воздухом после долгой работы в автобусе.
        Пишут, на этой неделе будет снегопад, и, говорят, самый сильный за многие годы. Надеюсь, занятия отменят: ненавижу ездить по сугробам. Хотите, зовите меня плохим водителем, хотите – трусом, но я считаю, что в такую плохую погоду на дорогах не должно быть никого.
        Кейси (друг Гейба)
        Я проскальзываю в лифт общежития Гейба, не позвонив ему заранее, и нажимаю кнопку девятого этажа. Прохожу по коридору и стучу в дверь, надеясь, что он в комнате.
        – Привет, – говорит он, открывая дверь.
        – Идет снег.
        – Знаю.
        – Мы собрались играть в футбол или что-то типа того, и я пришел только затем, чтобы вытащить тебя на улицу.
        Он закатывает левый рукав и показывает марлю на локте.
        – Что случилось?
        – Мне в выходные вытаскивали штифты. Ты меня хоть когда-нибудь слушаешь?
        – Наверно, нет, – признаюсь. – Значит, совсем не сможешь выйти?
        Он закатывает глаза:
        – Выйти я могу, но играть в футбол со швами на ведущей руке не стоит.
        – Тогда будешь в группе поддержки. Я слышал, возможно, там будет Лия, – говорит:
        Он сначала оживляется, но затем хмурится.
        – Пойду, поищу бинты.
        Захожу в его крохотную комнатушку. Наверно, ее строили для монахов: в ней едва помещаются стандартная общежитская кровать, стол и шкаф. Пока он переодевается, разглядываю фотографии, которые он прикрепил на пробковую доску.
        Он надевает спортивные штаны и бейсбольный свитшот времен старшей школы – и вот он готов идти.
        – Я намотал бинты в несколько слоев, а вокруг локтя еще положил дополнительную подкладку.
        – Где собираешься жить в следующем году? Ты об этом думал? – спрашиваю я.
        Он пожимает плечами и натягивает лыжную куртку.
        – Наверно, снова здесь. Не знаю, получится ли, но так приятно, что мне дали право вернуть часть потерянной стипендии. Да и меня устраивает это место.
        – Если не получится, все равно у нас кто-нибудь съедет. Сможешь подселиться ко мне или к Сэму.
        – После окончания ты останешься здесь?
        – Не знаю, скорее всего. Мы будем держать тебя в курсе.
        – Это ведь так дорого, – бормочет он.
        – Ты еще слишком молод, чтобы так беспокоиться о деньгах.
        Гейб смеется, натягивает перчатки и сует шапку в карман.
        – Ладно, идем.
        – Прости, что позабыл о твоем локте, – говорю, когда мы входим в лифт.
        – Ничего страшного.
        – Сейчас болит?
        Он пожимает плечами.
        – Не так, как вначале. В основном болят разрезы, где вынимали штифты.
        – Теперь чувствую себя козлом из-за того, что не вспомнил.
        – Я об этом почти не распространяюсь.
        Он что-то монотонно насвистывает, и я расцениваю это как намек на то, что эту тему пора сворачивать.
        Мы выходим на улицу, и, хотя сейчас два часа дня, стоит странная погода, словно наступили сумерки.
        – Обычно снег делает все ярче, – говорит он и осматривается по дороге.
        – Мне кажется, это из-за плотных облаков.
        – Спасибо, Эл Рокер[2 - Популярный американский ведущий прогноза погоды. – Прим. пер.].
        – Забавно, что ты вспомнил именно его. Как раз от него я и слышал, что во время метели облака становятся особенно плотными.
        – По-моему, в тебе погиб метеоролог.
        До лужайки мы идем на десять минут дольше обычного, потому что снега намело уже сантиметров двадцать, не меньше.
        – Как у тебя дела с Лией? – спрашиваю.
        – Не очень.
        – Собираешься… звать ее на свидание?
        – Не знаю, как это делается.
        – Говоришь: «Привет, Лия, давай куда-нибудь сходим».
        – У меня нет машины.
        – И что?
        – В кино я ее отвезти не смог бы.
        – Мысли чуть шире, Гейб. Ты так часто в себе сомневаешься. Не надо так с собой.
        – Поглядим, что будет, если она сегодня здесь.
        Мы выходим на лужайку. Там уже собралась группа людей, включая Бэйли и моих соседей по комнате. Он подбегает к нам.
        – Готовы к футболу? – спрашивает он.
        – Мы забыли о его больном локте, – говорю я Бэйли, показывая на Гейба.
        – Бли-и-ин. – Бэйли хлопает себя по лбу. – Зачем ты пришел? Надо обернуть тебя в пузырчатую пленку и отправить в постель.
        – Ты говоришь как моя мама.
        – Да, мне кажется, миссис Кабрера горячо поддержала бы эту идею.
        Гейб закатывает глаза.
        – Я пришел потому, что… – Он оглядывается и улыбается, так и не закончив мысли. На лужайке Лия в окружении подруг идет в нашу сторону.
        – Это специально для тебя подстроил Бэйли. Он пару недель назад взял у Бьянки номер телефона, – говорю Гейбу и хлопаю его по плечу.
        – Я себе тут яйца отморожу, – ворчит Гейб.
        – Лия тебе их отогреет, – отвечаю я.
        – А теперь как хороший болельщик иди и присядь вон на ту скамейку, – добавляет Бэйли.
        – Ту, что засыпана снегом?
        – Да. Почисти ее. Может, девочки к тебе подсядут.
        Он стонет, но идет, надевает шапку и снова натягивает капюшон, затем стряхивает со скамьи снег и плюхается на нее.
        – Что-то мне его жалко, – говорит Бэйли.
        – А ему, кажется, нормально, – говорю, задумчиво глядя на Гейба. – Идем, пора начинать.
        К нам подбегает Сэм.
        – Почему ты не сказал, что у Гейба из локтя убрали штифты?
        Он кривится:
        – Я совсем забыл. Плохой из меня брат.
        Бьянка подходит к ребятам, желая поиграть, но Марибел с Лией присаживаются возле Гейба. Я рад видеть, что Лия рядом с ним. К сожалению, Гейб сидит далековато от нее, практически обнимая ручку скамейки.
        Во время игры я от них отвлекаюсь, и в конце концов футбол переходит в бой снежками. Оглядываюсь на скамейку и вижу, что Гейб сидит сам по себе и, по-видимому, разговаривает с белочкой.
        Что-то мне тревожно.
        Скамейка (на лужайке)
        Так, так, так. Кажется, кто-то наконец решил меня почистить. Наверно, собрался лепить снежки или строить крепость из снега. По крайней мере, приятно ощущать на себе ветер, чувствовать свежесть после стольких недель подо льдом.
        Что это? Неужели на меня решили сесть? Может ли такое быть, что это тот самый, мой любимый, зад? День только что стал лучше – а я уж думала, что проведу в этой тундре долгую череду дней.
        Кажется, он чуточку напряжен.
        О черт, это потому, что к нему подсели подруги. Ужасно. Они же всю конструкцию выводят из равновесия, а он неправильно сел. Уходите, дамочки, вы портите идеальный зад.
        – Привет, Гейб, – говорят они обе с разной степенью воодушевления. Раз уж решились заговорить с отличным задом, так хотя бы делайте это с радостью.
        Он ничего не говорит в ответ, но, по-моему, можно было хотя бы рукой помахать.
        – Как дела? – спрашивает одна из девушек. Нет ответа.
        – Не любишь футбол? – спрашивает другая.
        Чувствую, как он пожимает плечами, так и хочется подсказать, что надо им ответить. А может быть, ему не нравятся эти девчонки? Наверно, потому он так напряжен.
        После довольно долгого, слишком долгого времени для ответа на вопрос он говорит:
        – Повредил локоть.
        – Все хорошо? – спрашивает девушка, голос кажется взволнованным. Он снова медлит с ответом. Что такое с парнишкой?
        Надеюсь, девушки скоро уйдут, он сможет расслабиться, а я – приятно провести с ним время.
        Марибел (соседка Лии по комнате)
        Лия очень старается разговорить Гейба, а он не подкидывает ей ни единой темы. Начинаю думать, что он более странный, чем я предполагала. Либо так, либо ветер заглушает наши голоса. Мне ужасно обидно за Лию.
        – Какое задание ты выбрал на пару?
        Он морщится и качает головой, вот только не знаю, отвечает он на вопрос или пытается стряхнуть с носа снежинку.
        – Так ты в старшей школе играл в бейсбол? – спрашивает она, показывая на свитшот под расстегнутой курткой. Меня подмывает закричать, чтобы Гейб застегнулся, на улице ведь мороз.
        Он скрещивает руки и улыбается.
        – Да, я играл в софтбол, – лопочет он.
        Я бы решила, что мы ему надоедаем, но он часто поглядывает на Лию, как будто пытается прочесть ее мысли, а не расслышать, что она говорит.
        – Холодно, – говорю я. – Пойдем, поиграем.
        Она беспомощно смотрит на Гейба и показывает рукой на группу:
        – Мы идем играть.
        Он очаровательно прикладывает руку к полям невидимой шляпы – теперь я, по крайней мере, знаю, что где-то внутри него скрывается личность.
        – Как же трудно, – бормочет она мне, когда мы подходим к компании.
        – Рада, что ты это заметила.
        – Я не питаю иллюзий, Мар, – говорит она.
        Мне становится грустно. По дороге сюда она была такая радостная и чуть не прыгала от счастья, а теперь запуталась еще больше. Парень, который тебе нравится, ни в коем случае не должен так морочить голову.
        Я леплю снежок и бросаю его в Кейси. Он глядит на меня с притворным изумлением, бросает снежок в ответ и останавливается, глядя мне за плечо. Я оборачиваюсь и замечаю, что грустный, осунувшийся Гейб разговаривает с белкой.
        Белка!
        Давно люди не приходили играть на лужайку, а теперь их так много, и все играют, а я думаю, куда же дела желуди.
        Бегаю возле них кругами, стараясь, чтобы на меня не наступили, как однажды на моего друга. Его хвост после этого так и не оправился. Пока я бегала вверх-вниз по деревьям и долго наблюдала, как ребята играют, заметила, что один из них сидит вдали от всех.
        Мне ясно, что девочка ему нравится. Она и раньше сидела с ним, но теперь ушла, и он погрустнел.
        Зигзагами направляюсь к нему и запрыгиваю на скамейку. Какое-то время просто сижу. Это моя любимая скамейка. Я рада, что здесь столько людей. Но мне грустно, оттого что и мальчику невесело.
        – Вот отстой, – бормочет он.
        Он что, со мной разговаривает?!
        Поднимаю взгляд на него, а он смотрит вниз, на меня.
        – Как дела, бельчонок?
        Я вне себя от радости!
        Ура!
        У меня появился еще один друг. Может быть, он поможет мне найти желуди!
        – Ты ведь та самая белка, с которой постоянно разговаривает Лия?
        Я распушаю хвост, надеясь, что такого ответа он и ждет.
        – Наверно, в жизни белки есть свои преимущества. Спорим, ты даже круче меня? Если бы мальчик, который тебе нравится, сидел бы с тобой полчаса на скамейке, ты бы с ним заговорила. Но мне ее не слышно через шапку и капюшон, да еще и на ветру. Я хотел подвинуться, чтобы лучше слышать, но там была ее подруга, и я никак не мог пересесть, не вызвав подозрений. Я все ей объясню, но не хочу, чтобы она меня жалела. Не люблю обсуждать эту тему.
        Я поворачиваю голову набок, чтобы хорошенько его рассмотреть. Не знаю, о чем он говорит, но, видимо, о чем-то грустном. Пытаюсь придумать, как его развеселить.
        – Ну что, идем? – спрашивает его друг. А может, это брат. Мне кажется, они похожи. Но для меня все люди на одно лицо.
        – Да.
        – Попрощаешься со своей новой подругой – белочкой?
        – Повежливее. Эта белочка – хороший слушатель.
        – Я бы тоже стал хорошим слушателем, если бы ты дал мне шанс.
        Сэм (брат Гейба)
        Несколько минут Гейб ничего не говорит, и у меня появляется такое странное ощущение, будто нас оставили после уроков.
        – Знаю, ты бы меня выслушал.
        – Ну хоть что-то.
        – Просто мне нечего сказать.
        Я киваю.
        – Ты не обязан говорить ничего важного. Я знаю, что последний год все идет под откос, и мне очень жаль.
        – Спасибо.
        Мы медленно бредем к моему дому. Я сказал соседям, чтобы они шли есть пиццу без нас. У Гейба, очевидно, что-то на уме. Может быть, он об этом заговорит, если останемся только я да он.
        – Недавно я проспал пожарную тревогу.
        – Серьезно?
        – Да.
        – Как это тебя угораздило?
        – Уснул на боку с наушником.
        – Чувак…
        – Знаю. Ясно, что ничего хорошего в этом нет. Вряд ли я тогда понимал, насколько все плохо.
        – Ты ведь так мог… умереть.
        – Надеюсь, что в такой ситуации кто-нибудь поймет, что я не вышел, и пошлет за мной пожарных.
        – Гейб, вот только не надо заговаривать зубы.
        – Я не заговариваю, а пытаюсь убедить сам себя. У меня просто нет слов.
        – В итоге меня разбудил фонарь, и я побрел через боковой пожарный выход, когда все уже начали возвращаться.
        – Тебе надо провериться у врача.
        – Я с этим уже почти смирился.
        – Есть хочешь?
        – Конечно.
        Мы уже хотели было свернуть на мою улицу, но вместо этого идем в сторону закусочной с сэндвичами. Меньшее, что я могу сделать для брата, – это купить ему сэндвич с тефтелями.
        Перед тем как зайти и сделать заказ, он отводит меня в сторонку.
        – Мне надо навести порядок в голове. Порой я становлюсь подавленным и растерянным. А потом накатывают чувства. Много… эмоций. И это нестерпимо.
        Я киваю. Эмоций и впрямь много.
        – Я до сих пор хожу к психотерапевту, мне становится лучше.
        – Это хорошо.
        – Но сегодня с Лией вышло из рук вон плохо. Будто все мои недостатки, о которых знаю, вдруг всплыли в самом нелицеприятном виде.
        – Она довольно долго с тобой говорила.
        – Я не услышал ничего из того, что она сказала.
        – Все ведь может быть по-другому.
        – Поверь, я и сам пришел к такому же выводу.
        – Круто. В ином случае мне пришлось бы включить старшего брата и взяться за дело самому.
        Он отталкивает меня с дороги и проходит в дверь, резко ее закрывая, – я даже не успеваю опомниться.
        – Включать старшего у тебя не получается с тех пор, как я стал выше тебя, еще в средней школе, – ворчит он, когда я встаю за ним в очередь.
        Я ничего не отвечаю.
        – Молчание – знак согласия, – говорит он серьезно.
        Меня разбирает смех. В отделе выдачи младших братьев мне попался отменный экземпляр.
        Дэнни (друг Лии)
        – Он работает в библиотеке! – сообщаю я Лии и притягиваю ее к себе, чтобы обнять.
        – Гейб? – спрашивает она.
        – Да. – Я смирился с фактом, что Гейб никогда не будет моим, а потому вылезу из кожи вон, но помогу Лии его заарканить. – Давай за ним следить.
        Беру ее под руку, и мы идем в сторону библиотеки.
        – Что-то ты не очень рада, – говорю, когда мы подходим к парадным дверям.
        – Недавно он стал себя странно вести.
        – Насколько странно?
        – Ну, какое-то время все было хорошо. Он был веселый, вполне нормальный… Когда виделись, мы разговаривали, даже вместе проводили время.
        – Но…
        – Но потом я увидела его в метель и присела к нему на скамейку. Он не мог играть в футбол, потому что повредил локоть, – говорит она.
        – Поранил локоть родной наш, – говорю, прикладывая руку к сердцу.
        Она улыбается.
        – Я с ним говорила, задавала кучу вопросов, но он не отвечал. Пожимал плечами, но так ничего и не сказал. А я ведь думала, что этот этап уже пройден, понимаешь?
        Я принимаю самый сочувственный вид.
        – Ладно, не люблю жаловаться. Он ведь не сделал ничего плохого. Но меня не оставляет ощущение, что он откупился от меня в тот день, в «Стар-бакс», и больше не хочет со мной говорить.
        Она опускает плечи и сутулится. Мы стоим рядом с лифтом. Я пальцем приподнимаю ее подбородок.
        – Не грусти.
        Она еще больше надувается и отталкивает мою ладонь. Я хватаю ее за руку и тяну за собой в лифт.
        – Мы найдем этого парня и заставим его с тобой говорить.
        – Это ужасно похоже на угрозу, – говорит она.
        – Ладно, займем стол с хорошим видом, у балкона, и ты будешь за ним наблюдать издалека.
        – А вот это предложение мне нравится гораздо больше.
        Мы находим столик с видом на высокий холл в центре здания. Какое-то время зубрим, но при этом больше филоним и болтаем, чем занимаемся делом. В какой-то момент Лия смотрит вниз, на первый этаж, и застывает на месте.
        – Гляди, – шепчет она.
        Там стоит Гейб с тележкой, полной книг. Я невольно наблюдаю, как двигаются мускулы его плеч, когда он ее толкает.
        – Похоже, локоть у него до сих пор болит, – говорит она.
        – Да, он больше работает одной рукой.
        Лия подпирает щеку ладонью и наблюдает за ним, пока он не скрывается из виду.
        – Он тебе очень нравится, – говорю.
        – Да, – отвечает она. – Но это глупо. Я просто ему не нравлюсь. Когда тебе кто-то интересен, ты не сидишь с этим человеком тридцать минут не двигаясь и не говоря ни слова. Ты разговариваешь с ним в классе и не игнорируешь буквально повсюду.
        Я киваю. В ее словах есть смысл.
        – Давай уйдем, – говорит она. – Какая я жалкая, что слежу за ним.
        Пока мы собираем вещи, лифт у нас за спиной звенит, и из него – не поверите – выходит Гейб.
        Лия секунду его оглядывает, и он ей машет. Она делает полшага в его сторону, но затем легонько трясет головой, поворачивается ко мне и хватает за руку:
        – Пошли.
        Я молчу, пока мы бегом спускаемся по лестнице и выходим из здания.
        – Что это было? – спрашиваю я ее, как только мы выходим.
        – Не знаю. Думаю, мне пора перестать мучить себя им.
        – Он явно хотел с тобой поговорить.
        – А может, говорила бы только я, а он бы снова меня игнорировал. Мне больше не нравится эта игра.
        Я хмурюсь в ответ на ее слова, затем тяну за руку в сторону студенческого центра.
        – Мне кажется, тебе сейчас нужен замороженный йогурт.
        Кейси (друг Гейба)
        – У тебя такой вид, будто кто-то убил твою собаку, – говорю Гейбу, когда он выходит из библиотеки после смены. Мы встретились поужинать. Он великодушно предложил мне воспользоваться его рабочей обеденной карточкой.
        – Я и чувствую себя так же, – отвечает он, хмурясь, пока мы идем в сторону обеденного зала.
        – Хочешь поговорить об этом?
        – Лия была в библиотеке с каким-то парнем, – говорит он спустя сотню лет молчания.
        – И что?
        Он пожимает плечами.
        – Ну и вот: она увидела меня, я ей помахал, а она отвернулась.
        – Ай! – восклицаю я и тут же об этом жалею. Не хочу скатиться в грусть, как Гейб. – Может, стоит спросить ее в следующий раз, что за парень с ней был?
        – Не знаю. Мне показалось, что они близки. Я его не рассмотрел, но он коснулся ее лица и обнял ее.
        – Это еще не значит, что они встречаются. Может, они дружат.
        – Не знаю, я подумал, что они больше чем друзья.
        Он отдает работнице столовой карточку и говорит, что угощает гостя, и она проводит карточкой дважды.
        Он почти ничего не говорит, пока мы забираем обед, находим стол и приступаем к еде.
        – У меня был очень хороший день, – говорит он, вонзая вилку в пирожок с курицей.
        – Что за акт насилия над выпечкой? – спрашиваю. Он морщится, но оставляет мой комментарий без ответа.
        – Сегодня я проснулся в хорошем настроении. Чувствовал, что у меня все получится. Жизнь не идеальна и порой даже отвратительна, но ведь бывает и хуже. И я теперь сам зарабатываю. У меня есть друзья, и на парах в этом семестре хорошие баллы. Мне даже нравится моя работа в общаге. То, что я помогаю первокурсникам, полезно и мне самому.
        Пока Гейб говорит, меня так и тянет написать Сэму, что Гейб говорит, рассказывает осмысленные вещи. При этом даже не знаю, что ему ответить. Я профан в эмоциях.
        – Не хотел вываливать эту информацию на тебя. Кажется, я наконец-то смог увидеть, что между мной и Лией что-то происходит, и тут она приходит в библиотеку и обнимается с каким-то парнем.
        – Паршиво. Если бы я мог что-то изменить, точно постарался бы.
        – Да, знаю. Я это ценю. Просто постоянно возвращаюсь к мысли, что если с ней что-то случится, то расскажу ей всю жалкую правду о себе.
        – Она не жалкая.
        Он вздыхает.
        – Знаю. Мне кажется, я сам себя жалею, а мне не хочется, чтобы она думала, что я жалок… У меня в голове это действительно кажется трудным. Не представляю, как ей рассказать о том, что случилось.
        – Может, стоит начать рассказывать людям? Кому-нибудь другому? О том, что случилось? Возможно, тогда ты перестанешь на это резко реагировать.
        Он вопрошающе на меня глядит.
        – В этом семестре я взял психопатологию, чтобы знакомиться с девушками.
        – Тогда, по всей видимости, стоит послушаться твоего совета.
        – Я ведь говорю: восстановление душевного равновесия – тоже эффективная форма терапии.
        Он бросает в меня горошину.
        Март
        Белка!
        – Привет, – говорит мальчик. – Ты ведь та самая белка, с которой я говорил на днях? Интересно, помнишь ли ты меня. У белок есть память?
        Он бросает мне хлебные крошки от сэндвича. Я много недель не ела желудей, так что крошки мне кажутся очень вкусными. Я пробовала другую еду, но не такую вкусную, как хлебные крошки.
        – Я вот подумывал рассказать профессору кое-что о себе. – Он ставит локти на колени, но тут же отдергивает их. – Постоянно забываю о локте. Обычно он только чуть побаливает, но мне пришлось вынуть штифты, поэтому пока что опираться на него не могу.
        Пристально гляжу на него.
        – Проблема ведь небольшая. Ненавижу себя за то, что раздул ее в голове. Люди часто попадают в аварии.
        Пробегаю по скамейке и сажусь рядом с ним.
        – Вот только мне кажется, что так много, как я, они не всегда теряют.
        Поворачиваю голову, чтобы поглядеть на него, и он кладет на скамейку новые крошки.
        – Или теряют гораздо больше, чем я.
        Он встает.
        – Ладно, пора поговорить с Ингой. Думаю, я готов. – Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня. – Ты действительно очень хорошая слушательница.
        Пэм (жена Инги)
        Вечером, едва успеваю войти в дом, как Инга немедленно тянет меня в гостиную, усаживает на диван и вручает бокал вина.
        – У меня сегодня случился прорыв с Гейбом, – радостно сообщает она.
        – Надеюсь, осознаешь, что ты – не его психотерапевт, – говорю.
        Она кидает на меня испепеляющий взгляд.
        – Просто проверяю.
        Взгляд становится пристальнее.
        – Я еще не видела, чтобы ты так за кого-либо переживала.
        – Они такие милые ребята, – говорит она. Я киваю и делаю глоток вина.
        – Ладно, мне не терпится рассказать тебе, что было. Я еле сдержалась, чтобы не позвонить тебе на работу.
        Я выпрямляюсь, приготовившись слушать.
        – Так вот, сегодня он пришел ко мне в рабочее время, – говорит она с таким воодушевлением, что оно прямо-таки передается и мне, – и спросил, хорошо ли он справляется на занятиях.
        – И ты, конечно, сказала, что хорошо.
        – Да, он сказал, что его профильная дисциплина сейчас под вопросом из-за трагедии, произошедшей в прошлом году.
        – Что случилось? – В это мгновение я понимаю, что меня это интересует так же, как и ее.
        – Он попал в серьезную автокатастрофу. По-видимому, оглох на одно ухо и сломал локоть.
        Я прикрываю ладонью рот:
        – Какой ужас!
        – Так и есть. А хуже всего то, что он больше не сможет играть в бейсбол.
        – Он раньше играл в бейсбол?
        – Да, у него даже была стипендия.
        Я грустно качаю головой. Есть в этом какая-то несправедливость, которую не могу сразу уловить.
        – Он говорит, что обратился за помощью. Ходит к психотерапевту, потому что не может справиться с последствиями – с тем, что слух у него больше не восстановится.
        – Бедный ребенок.
        – Хорошо, что вуз нанял его в общежитие для первокурсников, чтобы ему не пришлось платить за проживание. Хотя бы что-то хорошее.
        – С таким справиться непросто.
        – Знаю, но это многое объясняет.
        – Это правда. Так вот, он интересовался, стоит ли ему брать основной дисциплиной английский язык. Мы с ним рассмотрели всевозможные профессии, разобрались в том, чего он хочет в жизни. Перед аварией он был на факультете физической культуры, потому что, по его словам, ему хотелось стать тренером по бейсболу. Но теперь этому сбыться не суждено.
        – Наверно, он получил серьезную травму, раз больше не может играть.
        – Знаю. Просто мне так от этого грустно.
        – Он что-нибудь решил?
        – Ну, разрешилось все занятно. После нашего разговора он стал задумываться о профессии учителя-методиста. Рассказал мне, как работает со студентами в общежитиях и что ему это очень нравится. Приятно было видеть, как оживленно он об этом говорил.
        – День прошел не зря.
        – Еще как не зря.
        Кейси (друг Гейба)
        – Привет! – говорю, глядя, как Гейб выходит из какого-то офисного здания в понедельник, после весенних каникул. Бегу, чтобы его догнать.
        – Привет! – повторяю и, понимая, что он меня не услышал, касаюсь его плеча.
        – А, привет, – говорит он, улыбаясь.
        – Что ты здесь делаешь?
        – Здесь кабинет моего психотерапевта, – говорит он, обводя здание рукой.
        – А-а-а. – Такое ощущение, что мне больше нечего сказать. – И как продвигается?
        Он на минутку задумывается:
        – Замечательно.
        – Круто.
        – А ты что здесь делаешь? – спрашивает он.
        – Надо было оформить новое разрешение на парковку, но хорошей стоянки возле дорожной инспекции не нашлось, поэтому пришлось добираться туда пешком, теперь иду обратно.
        Он качает головой и закатывает глаза.
        – У дорожной инспекции не хватает собственных парковочных мест. Порой на них зла не напасешься.
        – Чем сейчас займешься?
        Он достает золотую карточку кофейни.
        – Тетя Кейт наносит новый удар?
        – Она обожает присылать подарочные карты «Старбакс». А мне ведь даже кофе у них не очень нравится. Не люблю так часто его пить, но, кажется, начал привыкать. А еще я подсел на некоторую их выпечку.
        – Идем, – говорю. Немного пройдя вперед, мы тут же оказываемся в кофейне.
        – Привет, – говорит Гейб девушке у прилавка, когда подходим сделать заказ. На именном бейдже у нее написано «ШАРЛОТТА». – Давно не виделись.
        Девушка закатывает глаза, но улыбается:
        – Я поскользнулась на льду и сломала ногу.
        – В прошлом году я попал в аварию, сломал локоть и полностью оглох на левое ухо.
        Она моргает, глядя на него:
        – Это такое соревнование?
        Гейб смеется, а я в остолбенении стою на месте. Таким я его еще не видел. Задумываюсь: а не накачивает ли его лекарствами психотерапевт во время приемов? А может, она его загипнотизировала, да так и оставила? Мы берем кофе и двигаемся к свободному столику.
        – Я разговаривал со своим психотерапевтом по поводу того, как уменьшить чувствительность к этой проблеме, – говорит он, прежде чем успеваю задать ему очевидный вопрос.
        – Знаешь, я это сам уже понял.
        Он жует губу и задумывается.
        – Хорошо. Вот какое дело, – говорит он. – Последнее время я часто думаю о своем слухе. Врач сказал, что он еще может вернуться. Не волшебным образом, но ты ведь понимаешь: я еще молод, и он может стать лучше. Другое мое ухо начинает замечать разницу. И я еще думал, что можно научиться читать по губам, но в этом надо тренироваться. Сейчас смотрю на рот собеседника, но ничего не понимаю.
        Я киваю.
        – Будет круто, если твои остальные чувства обострятся, как у Сорвиголовы. Как у тебя с обонянием, Гейб?
        – Сорвиголова – слепой, дубина.
        – Такое все равно возможно.
        – Так и говорю себе. Вот только прошел уже год, и это сильно сказывается на моей жизни. Учиться труднее, с людьми разговаривать тяжелее. Раз на то пошло, то беседовать с людьми у меня не очень-то получалось и раньше, а если еще их и не слышишь, то это практически невозможно.
        – А что думают твои родители?
        Он вздыхает.
        – Я с ними об этом говорил, когда в прошлый раз ездил домой. Думаю, им полегчало, потому что я наконец признал, что дела обстоят не так гладко.
        – И что теперь?
        – Мы записались на прием к отоларингологу после весенних каникул. Не знаю, когда точно, но это уже что-то.
        Я киваю.
        – Хорошее начало.
        – Это стоит кучу денег, и я чувствую себя виноватым. Вдобавок они уже взяли второй кредит под залог дома, чтобы оплатить мои больничные счета.
        – А медстраховки у них нет? – спрашиваю.
        – Конечно, есть, но, оказывается, вся процедура стоит много денег даже со страховкой.
        Надеюсь, что вид у меня такой же заинтересованный, как я сам, чтобы он продолжал говорить.
        – Так сколько стоит слуховой аппарат? – спрашиваю.
        – Около тысячи баксов, может, больше, в зависимости от того, что мне нужно. Только я не уверен, что обычный слуховой аппарат мне действительно поможет. Есть такой, который передает звук с глухой половины на слышащую.
        – Ты тщательно изучил эту тему?
        – Да, я ведь теперь работаю в библиотеке. Чувствую, что мне нужно отточить свои умения.
        – Что-то новости у тебя подозрительно хорошие.
        – Новости хорошие. Это же здорово. Бывают беспроводные и такие крошечные, что их почти не видно. Но это трудно, потому что мне еще надо свыкнуться с этой идеей: с тем, что мне требуется помощь слухового протеза.
        – В этом ведь нет ничего необычного.
        – Нет, но отчасти да. Это все равно что признать себя глухим. Со мной что-то не так, люди замечают, я не смогу это от них скрыть.
        – Поэтому ты не хотел со мной это обсуждать, – говорю, в моем идиотском мозгу наконец-то забрезжил свет.
        – Да, хочу, чтобы все было как обычно. Но чем больше стараюсь, тем хуже себя чувствую. Да еще и ощущаю вину. Потому что я выжил и со мной, по сути, все в порядке. Никто не умер. Я не в инвалидном кресле и не ослеп. Несколько оглох и больше не могу играть в бейсбол. По большому счету это такая ерунда.
        – Все равно еще со многим предстоит смириться, – говорю.
        – Спасибо за такие слова. Иногда мне кажется, что так и есть, а порой воспринимаю это как ребенок. Но здорово услышать это со стороны.
        – Хорошо. Итак, – начинаю загибать пальцы, – отрицание, деньги, вина. Что еще?
        – Ничего, фактически это все.
        – Ты же понимаешь, помимо множества других преимуществ слуховой протез объяснит людям, почему ты им не отвечал. Они не станут обижаться, что ты их постоянно игнорируешь.
        – В таком ключе я об этом не думал.
        – Обязательно подумай, – говорю, откидываясь на спинку стула. – И скажи спасибо своей тете Кейт за потрясающий карамельный макиато, когда встретишь ее в следующий раз.
        – И то верно.
        – Ну, тогда объявляю собрание Гейба и Кейси закрытым.
        Марибел (соседка Лии по комнате)
        Вернувшись из химической лаборатории, нахожу на белой маркерной доске записку: похоже, Бьянка «соскучилась по моему долбаному лицу». Скидываю вещи на кровать и иду наверх, посмотреть, чем она занята.
        – Привет, – говорю, подходя к открытой двери, и стучу по дверному косяку.
        Она улыбается, снимает наушники, садится на кровать и подпрыгивает на ней:
        – У меня хорошие новости!
        – Какие?
        – Мне сегодня написал Бэйли, спросил, что собираюсь делать вечером.
        – Да, это прогресс!
        – А я соврала, сказала, что иду с подружкой в кино.
        – Почему?
        – Не знаю! Запаниковала. Так как у меня не было никаких планов, не хотела ляпнуть что-нибудь глупое, например, что буду мыть голову.
        – И то верно, – говорю, присаживаясь на кровать ее соседки.
        – Ну и вот, он позвал меня гулять.
        – Но ты ведь не идешь в кино.
        Она широко улыбается, и мне становится ясно, что меня во что-то втягивают.
        – Ну, он сказал, что составит нам компанию, если мы не против. Так что я пойду, если ты согласишься.
        – Ты что, пытаешься сделать меня третьим лишним между тобой и Бэйли?
        – Он сказал, что приведет друга.
        – Думаешь, он приведет Гейба? – спрашиваю.
        – Не знаю. Он не уточнял. Может, взять с собой Лию?
        – Дэнни повез ее домой на весенние каникулы десять минут назад. Я встретила их на парковке.
        – Жаль.
        – Как думаешь, она нравится Гейбу? – спрашиваю. Мы столько времени проводим втроем, что нам с Бьянкой редко выдается шанс обсудить влюбленность Лии в Гейба.
        – Мне кажется, что они влюблены друг в друга, но слишком глупы, чтобы начать что-то делать, – говорит Бьянка.
        – Да, это верно, – соглашаюсь. – Как будем добираться до кинотеатра?
        – Бэйли сказал, что заедет за мной в восемь.
        – Хорошо. Что будем делать до этого времени?
        – Спать?
        – Беспроигрышный вариант.
        Сэм (брат Гейба)
        Общежития всегда закрываются на весенние каникулы, поэтому мне надо заехать за Гейбом, как попросила мама. Но он настоял, чтобы мы остановились у круглосуточного магазина возле его общежития, потому что ему захотелось «твикс» и рутбир.
        – Почему именно такое сочетание? – спрашиваю я.
        – Не критикуй, пока сам не попробовал, – заявляет он.
        Здесь, на кассе, работает мой друг Антонио, поэтому я останавливаюсь поболтать с ним об экзамене по матану, который прошел на днях.
        – Худший экзамен среди всех, – говорю.
        – Трудный, – соглашается он, но глядит не на меня. Посреди разговора в магазин вошла Лия, а я даже не заметил. Антонио следит за ней и за моим братом, пока они ходят по магазину.
        – Понаблюдай за этими двоими, – говорит он.
        – Что такое?
        – Время от времени они сюда заходят. Она идет в один угол, а он – в другой, потом они начинают передвигаться по магазину по параболе, сталкиваются, а затем расходятся. Страннее пары я еще не видел. Мне хочется написать по ним математическое уравнение.
        Я бросаю на него взгляд, стараясь притвориться, будто ничего не понял:
        – По-моему, ты засиделся за книгами по статистике.
        – Нет, правда, сам погляди. Траектория их притяжения похожа на уравнение.
        Он вытаскивает листок бумаги и начинает чертить графики, писать длинные ряды чисел. Пока он вслух размышляет над чертежом, к нему подходят Гейб и Лия, встают и тоже начинают наблюдать. Когда он понимает, что у него появилась публика, он останавливается и откладывает карандаш.
        – Знаете, у нас скидка на огромную пачку «твикс», если вдруг решите поделиться.
        Лия с Гейбом озадаченно на него глядят.
        – Разве вы не вместе?
        – Вместе? – спрашивает Лия.
        – Да.
        Она бросает взгляд на моего брата:
        – Мы не вместе.
        – Но статистически кажется… что вас друг к другу притягивает.
        – В таком странном разговоре я еще никогда не принимал участия, – говорю я Антонио.
        – Нас об этом часто спрашивают, – говорит Гейб. Я сдерживаюсь, чтобы не выдать радость, что он заговорил перед Лией.
        Антонио пожимает плечами и пробивает покупки Лии:
        – Это правда, математика – точная наука.
        – Лия, любовь моя, – говорит парень в дверях, – туземцы затеяли бунт.
        Она хихикает:
        – Я так понимаю, под туземцами ты имеешь в виду… себя?
        – Родители увозят детей и норовят отобрать у меня парковочное место.
        – Ладно, – говорит она.
        Она улыбается нам и уходит.
        – Видел, да? – спрашивает у меня Гейб.
        – Да.
        – И ты слышал, что он сказал.
        – Да.
        Антонио качает головой:
        – Бессмыслица какая-то. По моим вычислениям, вы идеально подходите друг другу.
        Дэнни (друг Лии)
        – Вот сейчас было странно, – говорит Лия, пока мы идем к моему автомобилю.
        – Сперва о важном, – говорю. – Ты купила мне «твикс»?
        Она протягивает мне пакет.
        – Спасибо, сладенькая. Так что там было?
        – Продавец сказал нам с Гейбом, что может предсказать наш уровень тяготения друг к другу, начертив траектории нашего движения, и из того, что мы двигались в магазине по параболе, пока выбирали покупки.
        Я пристально на нее гляжу.
        – Сама знаю, – отвечает она.
        – Интересно, – отвечаю я. – Любопытно, есть ли в этой теории хоть капля правды. Мне кажется, мы смогли бы заработать миллионы на продаже книги практических советов, где были бы задействованы математика с романтикой.
        – Да, Дэнни, ты сделал правильный вывод из случившегося.
        Мы отъезжаем с обочины, и она вздыхает, проверяя телефон.
        – Отлично, Марибел с Бьянкой сегодня идут гулять с друзьями Гейба. Не представляю, о чем они будут говорить.
        Я вздыхаю, надеясь, что вздох получился бесстрастным. Она закатывает глаза:
        – А вдруг там будет Гейб? Пусть поклянутся не говорить обо мне. – Она что-то яростно набирает на телефоне.
        – Надеюсь, поможет…
        – Не знаю. Я от этого устала. Мне надоело постоянно смущаться, пробовать, и в результате ничего не получается.
        – По крайней мере, ты стараешься, – говорю. Мне жаль, что не могу ей ничего посоветовать.
        Я люблю давать советы, но в этой ситуации чувствую себя практически бесполезным.
        – О-о-о, – ноет она, закрыв лицо руками, – когда я успела так зациклиться на себе?
        – Клянусь тебе, ты не зациклилась. Ты чудесная. Тебя все любят, включая твоих друзей. И если они поговорят с друзьями Гейба, то не скажут о тебе ничего плохого.
        – Знаю, знаю. Ты прав. – Она кладет телефон в держатель для стаканов.
        – Вот и умница.
        Кейси (друг Гейба)
        – Значит, Гейб наотрез отказался идти? – спрашивает Бэйли, пока мы едем по кампусу.
        – Да, я написал ему, хоть и знал, что Сэм уже выехал забрать его и отвезти на каникулы домой. Я подумал, что приманки в виде Лии хватит, чтобы он вечером остался здесь.
        – А ты сказал, что мы идем с Бьянкой и ее подружкой?
        – Да.
        – И что этой подружкой может оказаться Лия?
        – Ну, он ответил, что это никак не может быть Лия, потому что она расхаживает по кампусу со своим парнем.
        – А у Лии точно есть парень?
        – Он, похоже, в этом уверен, – отвечаю. – У него на завтра назначено к отоларингологу…
        – По проблеме с ухом?
        – Да.
        – А, это хорошо.
        – И он не хочет общаться с Лией, пока не разберется с аппаратом. Но его выбило из колеи, когда он снова увидел Лию с этим парнем.
        Мы подъезжаем к общежитию, около него нас ждут Бьянка и Марибел. Пока они не сели в машину, я поворачиваюсь к Бэйли.
        – Надо во что бы то ни стало постараться не разговаривать о Гейбе с Лией.
        – Ладно, постараюсь.
        Девчонки садятся на заднее сиденье.
        – Привет, дамы, – говорю.
        После обмена любезностями мы молчим. По ощущениям, прошел час, хотя на самом деле – не больше трех минут.
        – Так, – говорит Бэйли, поворачивая голову к заднему сиденью, пока мы стоим на светофоре, – как бы вы ни пытались не заметить слона в машине, я все же скажу.
        – Бэйли, – одергиваю его в надежде, что в голосе слышатся мамины предостерегающие нотки, как в тот раз, когда я ляпнул тете, что у нее волосы оранжевые, как самолетная краска.
        – Лия и Гейб. Что между ними творится?
        – Не знаю, стоит ли об этом говорить… – сомневаюсь я.
        Но Марибел уже начала тараторить:
        – Не знаю, стоит ли вам выкладывать все, но им пора уже взяться за ум. Как так вышло, что всем окружающим это заметно, а им двоим – нет?
        – Знаете официантку из столовой? – спрашивает Бьянка.
        – Максин? – уточняю.
        – Да. Она их обожает. Мы на днях были у нее, и она спрашивала, как поживают Лия и ее «ухажер».
        – Да, она и о Гейбе так спрашивает, – соглашается Бэйли. – Только она зовет Лию его «суженой».
        – Ребята, а вы знаете доставщика китайской еды? – спрашивает Марибел.
        – Еще бы. Говорит, заказ у них один к одному.
        – У Лии есть парень? – спрашивает Бэйли.
        – Э-э-э, нет.
        – Гейб говорит, что видит ее с каким-то парнем. Девчонки переглядываются.
        – Разве что с Дэнни, – протягивает Марибел.
        Мы с Бэйли пожимаем плечами.
        – Мы не знаем, как его зовут, – говорю, бросая взгляд на зеркало заднего вида.
        – Дэнни – ее друг со времен старшей школы, – говорит Марибел.
        – Он – ее друг, но точно не ее парень, – добавляет Бьянка.
        – Наверно, это был он, – говорит Бэйли.
        – Так что будем делать? – спрашивает Бьянка, переходя к делу.
        – У Гейба… – я замолкаю и обмениваюсь взглядом с Бэйли: – Проблемы. Об этом ему надо поговорить с Лией самому.
        – У Лии проблем нет, но есть длинный перечень из неуверенности, комплексов и опасений, как у любого другого человека на планете, – говорит Марибел. – А еще она заявила, что с Гейбом покончено, потому что она вечно старается, а он на это никак не реагирует. Особенно последнее время.
        – Наверно, тут мы мало что можем поделать, – говорит Бэйли.
        – Разве что прижать их лицами друг к другу и заставить поцеловаться, – шутит Бьянка.
        Я серьезно качаю головой, как и Марибел.
        – А мне кажется, идея отличная, – возражает Бэйли, очевидно, в пику Марибел и мне.
        – Однако вот в чем дело, – говорит Марибел. – Лия ясно попросила нас не разговаривать об этом с вами.
        – Ладно, будем хранить все в тайне. Даже Сэму не скажем. – Бэйли, по-видимому, не слушает, поэтому я хлопаю его по плечу. – Мы ведь не расскажем об этом разговоре Сэму, правда?
        – А? Не-е-е. Сэм все равно всю неделю будет дома.
        Марибел кивает.
        – Мне кажется, нам надо просто вдохновить их в нужном направлении, подтолкнуть, – говорит она.
        – Направить их по курсу, – поддакиваю я.
        Бэйли с Бьянкой строят друг другу рожицы в зеркале заднего вида, и у меня складывается впечатление, что они в этом деле для нас потеряны.
        – Приму утиное лицо Бьянки за знак согласия, – говорю. Марибел пожимает плечами:
        – Я всегда так делаю.
        Сэм (брат Гейба)
        На обратном пути после весенних каникул Гейб выглядит расслабленным, даже довольным.
        – Ты в хорошем настроении, – говорю.
        – Так и есть. Меня больше не напрягает слуховой аппарат, хотя пока ничего особенного не происходит.
        – Ну и как он работает?
        Он пожимает плечами:
        – Для начала надо определиться, какой именно мне годится. А потом нужно будет пойти на подгонку.
        – Что будешь делать с Лией? – спрашиваю. – Теперь, когда контролируешь свои страхи, пора бы сформулировать план действий.
        – Плана нет.
        – Серьезно?
        – Пока что я просто хочу сосредоточиться на слухе, – говорит он, не глядя на меня, и притворяется беззаботным, подпевая радио. – Я ей все равно не нравлюсь.
        – Или она думает, что не нравится тебе, потому что ты при ней наотрез отказываешься говорить.
        – Или у нее уже есть парень, и все это не суть важно.
        – Или же ты сам каждый раз в ее присутствии показывал ноль заинтересованности, а потому нельзя ее винить в том, что она нашла себе парня, который готов поддерживать разговор.
        Он разворачивается и глядит мне в ноги:
        – Даже не знаю, что сказать, поэтому какой смысл?
        – А смысл в том… что она тебе нравится, – говорю. – Смысл в том, что ты постоянно о ней говоришь и что тебе хочется быть с ней. Так что разберись с бардаком в голове и поговори.
        – Да, это ведь так просто.
        – Так, а как насчет того… чтобы попрактиковаться в разговоре с другой девушкой? С такой, которая тебе не особо нравится, но с которой ты видишься?
        – Не знаю. Зачем мне утруждаться?
        – Для практики, тупоголовый. Ты хоть слушаешь?
        Он вопрошающе на меня глядит.
        – Ладно. Знаю, иногда ты не слышишь, бла-бла-бла… Но я серьезно, Гейб, пробуй разговаривать с другими девушками. Может, станешь чуть увереннее.
        – Вариантов у меня немного, – говорит он с задумчивым лицом, как будто в уме перебирает картотеку со списком девушек, которые терпят его присутствие.
        – В следующий раз на вечеринке просто возьми и с кем-нибудь заговори.
        – Да, это не совсем…
        – Или, например, с той девушкой с писательского мастерства. Как ее зовут, ту чокнутую и приставучую?
        – Хиллари?
        – Да. Попробуй с ней поговорить.
        – Ха-ха, а знаешь, можно попробовать, – говорит он и кивает. – Судя по хоть сколько-то полезному совету и разговору Кейси о снижении чувствительности, думаю, что вы, два недоумка, наконец-то начинаете оправдывать себя как друзья.
        – Будешь и дальше так говорить – пойдешь пешком.
        – Я маме настучу.
        Апрель
        Хиллари (сокурсница по писательскому мастерству)
        Последнее время Гейб и Лия почти не разговаривают. По большому счету еще с весенних каникул. В начале семестра они были по уши влюблены друг в друга, но прошло уже две-три недели с тех пор, как я видела, чтобы они хихикали, делились шутками, понятными только им, и вместе цитировали дебильные сериальчики. Они даже перестали садиться вместе. Готова поспорить: они всерьез поссорились.
        Знаю: это мой шанс его увести. Проверяю волосы, макияж, накладываю больше блеска для губ, дожидаюсь, чтобы замолчала Инга, и потом делаю свой ход. Начну с простого. Не хочу его отпугнуть. Трудно предсказать, как он себя поведет.
        – Привет, Гейб, – говорю, накручивая локон на палец.
        – Привет, – отзывается он. Он наблюдает, как уходит Лия, но не машет ей на прощание. Смотри, чтобы дверью не ударило по заднице, думаю, следя за ней.
        – Что будешь делать?
        – Не знаю, – говорит он, закрывая блокнот.
        – Я собираюсь пойти перекусить в студенческий центр.
        Мне нравится, как он на меня глядит, как внимательно следит за движением губ. Наверно, благодаря ягодному блеску. Он такой соблазнительный, что даже Гейб не может противиться его чарам.
        – А, понятно. Я… тоже туда собирался, – говорит он.
        – Отлично.
        Он такой милый.
        Мы поднимаемся по лестнице, я пытаюсь с ним заговорить, но он не отвечает. Выйдя на улицу, спрашиваю, какую он выбрал тему для итогового проекта. Но ответ у него скучный, поэтому я пробую сменить тему.
        – Чем ты занимался в весенние каникулы?
        – Ничем. Работал, съездил как-то вечерком в Атлантик-Сити с братом и друзьями.
        – Звучит ужасно, – говорю.
        – Вообще-то, было весело, – возражает он.
        – А, ну тогда круто. А я ездила в Негрил. Как-нибудь обязательно побывай на Ямайке.
        – Нет, думаю, это не мое, – говорит он.
        Дальше я эту тему не поддерживаю, потому что скучно разговаривать с тем, кто в этом не сечет.
        – Ты оканчиваешь учебу в следующем году? – спрашиваю.
        Мы уже проходим возле студенческого центра, а он до сих пор сосредоточен на моих губах. Как же хочется на секундочку сделать перерыв и подбавить блеска. Мне кажется, губы побледнели, потому что приходится много говорить. Надо бы как-нибудь отлучиться в туалет.
        – Э-э-э, нет. Формально я еще второкурсник: пропустил большую часть второго курса, потому что…
        Я отключаюсь. Он – так себе рассказчик. Начинаю внимательно слушать как раз тогда, когда он что-то рассказывает о том, что потерял стипендию по бейсболу.
        Он даже не предложил заплатить за мой салат. Какое разочарование. Но он милый, поэтому пока это прощу.
        Марибел (соседка Лии по комнате)
        – Лия, – шиплю в телефон.
        – Марибел?
        – Гейб прямо сейчас обедает в студенческом центре с образиной-обломщицей Хиллари!
        – НЕТ!
        – ДА!
        – Черт.
        – Вот именно.
        – Зачем он это делает? Она ведь не может ему нравиться. Она такая банальная.
        – Отличное слово – «банальная».
        – Правда?
        – Абсолютно точно.
        – Так, и чем же они занимаются?
        – Э-э-э, погоди-ка, дай поглядеть, получится ли у меня незаметно к ним подобраться.
        – Осторожнее, Мар. Нам не надо, чтобы они тебя увидели.
        Украдкой продвигаюсь по закусочной в студенческом центре, шныряя глазами между столиками и по углам и изо всех сил стараясь не вызывать подозрений. Найдя себе хороший наблюдательный пункт, с удивлением обнаруживаю, что запыхалась. Пора начать заниматься спортом.
        – Хорошо, теперь я за углом, можно подглядывать. Кажется, она говорит, а он молчит.
        – Да, похоже на Гейба, – говорит она с нежностью в голосе.
        – Он только что дотронулся до ее руки!
        – Что? Нет! – вскрикивает Лия. – Это невозможно. Не верю.
        – А он тронул.
        – Это ужасно, Мар, – говорит она. – А сейчас что делают?
        – Она смеется, он улыбается. Вроде бы едят. Господи, она трогает ногой его ногу.
        – Ты точно смотришь на нужную пару?
        – Да, я же не дура.
        – Почему у меня такие чувства? Я думала, что уже начинаю охладевать к нему.
        – Не знаю, – отвечаю честно.
        – Это ужасно, Марибел. Я все испортила. Не верится, что я его упустила.
        Я тяжело вздыхаю за Лию.
        – Может, я ему не нравлюсь. Скорее всего, так и есть. Наверно, я неправильно растолковала сигналы. Он со мной разговаривает, только чтобы списывать домашку.
        – Как вообще можно списывать домашку на писательском мастерстве?
        – Не знаю. Мои эмоции выходят из-под контроля. Я и не обещала в таких ситуациях блистать логикой!
        – Может, мне подойти к ним, перебить и посмотреть, как он отреагирует?
        – Да, и не разъединяйся, чтобы я слышала.
        – Вот что значит «настоящая дружба», – говорю.
        – Спасибо, Марибел. Твою доброту и мастерство шпионажа я запомню на долгие годы.
        Держу телефон в руке так, чтобы микрофон был повернут к их столу, но при этом не было заметно, что их слушает кто-то еще.
        – Привет, Гейб, – говорю, подходя ближе.
        – Привет, Марибел, – говорит он.
        – Как дела?
        – Вполне нормально, – говорит он и улыбается мне самой невинной улыбкой. – Ты знакома с Хиллари?
        Я поворачиваюсь к ней, и она натягивает на лицо притворную улыбку.
        – Чем занимаетесь?
        – Я попросила Гейба пойти со мной после пар на обед, и он согласился, – говорит она, СНОВА дотрагиваясь до его руки.
        На это Гейб реагирует без энтузиазма.
        – Да, я тоже сюда собирался, – говорит он.
        – Думаю, надо будет обязательно как-нибудь повторить, – говорит Хиллари.
        Я начинаю себя чувствовать суперстранно, а Гейб кажется напуганным.
        – Знаешь, мне пора, – говорит он и резко встает. – Тебе куда, Марибел?
        – Гм, – тяну я, поднимая брови и стараясь решить, помогать ли Гейбу выбраться из этой ситуации, но при этом понимая, что от Лии надо как-то избавиться. Нажимаю end на телефоне и молюсь, чтобы она меня поняла.
        – Я шла домой.
        Он мне улыбается и собирает вещи.
        – Круто, я пойду с тобой. Еще увидимся, – говорит он Хиллари.
        – А-а-а, – все, что она может сказать, изумленно качая головой.
        – Прости, – говорит он мне, когда мы выходим из студенческого центра, – но я не смог бы ее вынести еще дольше десяти секунд.
        – Ничего, я не против того, что меня используют таким образом.
        Он улыбается.
        – Лия с тобой?
        – Она дома.
        Он кивает.
        – Ну, я пошел на работу, но спасибо, что вытащила меня.
        – Да без проблем, – отвечаю. – Обращайся.
        Наблюдаю, как он уходит, и обнаруживаю, что у меня четыре пропущенных звонка от Лии. Хорошо, что я поставила телефон на беззвучный режим, иначе вышло бы крайне подозрительно. Я перезваниваю.
        – Как ты успела позвонить мне четыре раза за три минуты?
        – Что происходит? Я себе места не нахожу!
        – Все нормально, пупсик, – говорю ей. – Он воспользовался мной как шансом сбежать от королевы-страхолюдины. Он уже ушел на работу.
        – Все равно мне это не нравится, – говорит она.
        – Клянусь тебе, все хорошо.
        – Ладно, круто, спасибо.
        – Он снова спрашивал о тебе, – говорю я ей.
        – Интересно, – отвечает она.
        – Любопытно, да?
        – Интересно, что он всегда спрашивает обо мне у меня за спиной, а потом со мной не разговаривает. Еще и ходит на свидания с Хиллари.
        – Ты сама не своя, обычно ты такой сердитой не бываешь.
        Она вздыхает:
        – Знаю, знаю. Я не в духе из-за того, что расстроилась. Мне надоело ходить кругами. И мне так стыдно.
        – За что стыдно? Ты не сделала ничего зазорного. Тебе нравится парень, такое бывает, – говорю.
        – Думаю, мне просто надо его забыть. Я плохо переношу эмоциональные перепады.
        – Понимаю. Чем смогу, помогу. Составим тебе программу «Как забыть Гейба за двадцать простых приемов».
        – Спасибо, Марибел. Ты великолепна.
        – Сама знаю. Скоро приеду домой.
        – А я начну разрабатывать программу реабилитации.
        Шарлотта (бариста)
        – Лия тут, – шепчу я Киту, когда он подходит.
        – Ура! – отвечает он. – Я так давно ее не видел.
        Лия быстро продвигается по очереди, заказывает мокко со льдом и занимает привычное место в углу, у окна. Через несколько минут заявляется Гейб. Он, как всегда, вовремя.
        – Он как будто ее преследует, – бормочу я Киту. – Серьезно. По-другому это не объяснить.
        Гейб входит и, очевидно, ищет глазами Лию, находит ее, но она не замечает его сразу. Она в наушниках: ясно, что полностью отключилась от окружения.
        Когда подходит очередь Гейба, он заказывает большой кофе с местом под молоко, как обычно.
        – «Пайк плейс», – добавляет он с улыбкой, прежде чем я успеваю предложить ему варианты.
        – Ты сегодня повеселее, – говорю. Не хотела ведь говорить, честное слово. Просто больше не могу терпеть.
        – Дела налаживаются. – Он застенчиво улыбается и пожимает плечами.
        Они милые, хоть и бестолковые и с явными проблемами в выстраивании нормальных отношений. Но по сравнению с другими постоянными посетителями этого заведения они вежливые и приятные, намного лучше тех, кто слишком ревностно следит за исполнением заказа и глубоко в душе таит обиду за недолитый мокко.
        Я уже не говорю о том, как вежливо повел себя Гейб, когда я рассказала ему о сломанной ноге, а благодаря признанию об автокатастрофе он стал мне нравиться еще больше, потому что никто не заставлял его делиться, он сам захотел.
        Вручаю ему кофе, и он идет добавить молока и сахара, все время наблюдая за Лией. Он несколько раз подряд сглатывает слюну и трогает себя за ухо. Кажется, он чувствует, что я на него гляжу, потому что оборачивается и улыбается мне. Я показываю большой палец.
        – Кит, – говорю, – мне кажется, сейчас что-то будет.
        Кит поднимает голову от латте со специями, который он как раз готовит, и смотрит в угол. Меня так и тянет сделать фоновую музыку тише, но приходится обслуживать клиентов. Я едва не велю какой-то старушке заткнуться, чтобы мне было слышно, что там происходит.
        Он подходит к столику Лии, а она его не замечает, потому что до сих пор сидит в наушниках. Он касается ее плеча, и она поднимает голову.
        – Мисс, – зовет меня мужчина в очереди. Я на него цыкаю. Мне надо всего две секунды, чтобы расслышать, что же там происходит. Кит перестает вспенивать молоко, и, клянусь, даже аудиосистема «Старбакс» задерживает дыхание.
        Кажется, он сказал ей «привет», а она поздоровалась в ответ. Он показывает на стул напротив нее, и она делает жест, показывающий скорее, что она сдалась, чем пригласила его сесть. Это не сулит ничего хорошего.
        – Если хочешь, занимай, – слышу ее слова. Голос звучит громко, в нем слишком много эмоций для такой безобидной просьбы Гейба. Затем она закрывает книги, убирает их в сумку и уходит. Гейб, по-видимому, этим ошеломлен.
        Я гляжу на Кита – он такой же грустный, как и я.
        – Ладно, чего вам? – спрашиваю я старика.
        – Сервис получше! – возмущенно отвечает он.
        Подаю ему кофе и потом показываю Киту, что иду поговорить с Гейбом. Сейчас в очереди никого, и, надеюсь, никто не придет, пока меня нет. Честно, мне самой не верится, что я в это ввязалась, но он такой грустный, что надо хотя бы спросить, как он себя чувствует.
        Подхожу к его столику с тряпкой, притворяясь, будто собралась протереть столы вокруг него.
        – Ты как? – спрашиваю, когда он замечает, что я на него смотрю.
        – Не знаю, что я сделал не так.
        – Может, она слишком долго ждала?
        Он грызет ноготь и кивает.
        – Мне жаль, – искренне говорю.
        – Спасибо. Посижу здесь, попытаюсь собрать куски разбитого самолюбия.
        – А кусок бесплатного чизкейка тебе в этом поможет?
        – Бесплатный чизкейк поможет в чем угодно.
        – Вернусь скоренько.
        Ненавижу себя за то, что встряла, а еще за слово «скоренько».
        Сэм (брат Гейба)
        Гейб и Бэйли являются аж за несколько часов до начала вечеринки.
        – Тащи еду с выпивкой, – говорит Гейб вместо приветствия.
        – И я рад тебя видеть, – говорю в ответ.
        – Гейб в паршивом настроении, – говорит мне Бэйли. – Не обращай на него внимания.
        – Как дела? – спрашиваю, поворачиваясь к брату.
        – Нет у меня паршивого настроения, я просто запутался, и мне грустно, – говорит он Бэйли, но при этом совершенно игнорирует мой вопрос.
        – Что случилось с Гейбом? – спрашиваю я Бэйли.
        – Идем, – отвечает он, – расскажу, пока будем искать еду и напитки.
        – Дай-ка я разыщу Кейси. Кажется, он за рулем.
        Мы вчетвером вваливаемся в мою машину, Гейб дуется на заднем сиденье. Мы заказываем из машины еду в «Макдоналдс». Бэйли рассказывает нам обо всем, что было. Кейси паркуется, и я начинаю раздавать еду.
        – Значит, Гейб решил, что сам расскажет Лии о сегодняшней вечеринке. Но он упирался, когда видел ее на этой неделе, и сильно трусил.
        – Я не трусил, – ворчит он. – Не хотел говорить об этом в классе, перед Хиллари. Ладно, так и быть, когда я видел ее недавно, струсил. Но она снова была с тем парнем!
        – Итак, один раз он струсил. Вчера он увидел ее в «Старбакс», перенервничал, что-то станцевал, а все бариста его в это время подбадривали…
        – Там было совсем не так, – говорит Гейб.
        – Ладно, – отвечает Бэйли, – сам рассказывай.
        Гейб откусывает большой кусок «биг-мака» и просовывается вперед.
        – Там работают бариста, с которыми я постоянно вижусь. Обычно они очень приятные, кроме той, которая иногда ведет себя как стерва, но вчера даже она была вежливой. Она сказала, что я повеселел. Так оно и было. На улице тепло, я получил «отлично» за курсовую по внешней политике и пошел в «Старбакс», надеясь, что Лия волшебным образом окажется там.
        – Понятно, – говорю. Кейси тоже кивает.
        – Я подошел к ней, она сидела в наушниках, и я похлопал ее по плечу. Она подняла на меня голову и вытащила их. Я поздоровался, она – тоже.
        – Пока что все нормально.
        – Да, потом я спросил, можно ли сесть к ней за столик, она ответила: «Если хочешь, занимай» – затем встала и ушла.
        – Так и сделала?
        – Так и сделала, – подтверждает он.
        – Непохоже на Лию.
        – Знаю. Но даже стервозной бариста Шарлотте стало так меня жалко, что она дала мне бесплатно кусок чизкейка.
        – Удачно.
        – Хоть какое-то утешение, – говорит он и пожимает плечами.
        – Что будешь делать? – спрашиваю.
        – Не знаю, – отвечает он.
        – Ты и впрямь бодрый для человека, которого вчера отвергла любимая девушка, если не учитывать недавнего ворчания.
        – А, да, я получил слуховой протез. – Он поворачивается ко мне и показывает ухо.
        – Да, мама рассказывала, – говорю.
        Затем Гейб показывает его остальным.
        – Почти не видно, – говорит Бэйли.
        – Я и не вижу ничего, – говорит Кейси, щурясь.
        Гейб вынимает из уха крошечный кусочек пластика, и мы над ним охаем и ахаем.
        – Мне его прислали после примерки на прошлой неделе. Пришел только сегодня. – Он засовывает его обратно в ухо. – Мне все равно неприятно об этом говорить, но зато теперь радостно, оттого что могу слышать.
        – Да, ничего удивительного, – говорю я.
        – Послушай, если я хочу сидеть и полтора года ныть о слухе, имею на это полное право, – говорит он, но улыбается.
        Мы заходим в магазин с алкоголем, по пути стараясь придумать решение для Гейба.
        – По крайней мере, сегодня ты сможешь слышать, – говорю, подходя к нему в ряду с водкой. – Думаю, это тебе поможет.
        К нам с Гейбом приближается Бэйли:
        – Могу поговорить с Бьянкой, а она поговорит с Лией, – предлагает Бэйли.
        – Знаю и ценю это, но мне кажется, что я должен действовать сам.
        Бэйли кивает.
        – Дай знать, если передумаешь.
        Купив спиртное, мы едем обратно к дому и зависаем в моей комнате.
        К началу вечеринки мы уже серьезно напились. А когда приходит Лия с подружками, комната перед глазами уже крутится. Девушки спускаются вниз, в подвал, и мы идем следом за ними. Бэйли с Бьянкой исчезают почти мгновенно, найдя для себя укромный уголок.
        – Глядя на нее, я начинаю… злиться, – говорит Гейб мне и Кейси, уставившись через всю комнату на Лию. – Хочется заорать.
        – Ты ведь не умеешь орать, – подмечает Кейси.
        – Успокойся, мужик. Не надо на нее орать, – говорю.
        Он отхлебывает пиво:
        – Зачем мы весь год играем в эту дурацкую, паршивую игру?
        – Собери энергию ци, обуздай гнев, – настраивает Кейси. – Ты что, серьезно напился и теперь рвешься в драку? Непохоже на тебя.
        – Просто хочу разобраться.
        Он продолжает на нее глядеть. Наконец она смотрит в его сторону и поднимает брови. Гейб воспринимает это как сигнал высказать все, что он о ней думает.
        Марибел (соседка Лии по комнате)
        – Привет, Лия, – раздается голос у меня за спиной. У Лии отвисает челюсть. Я оборачиваюсь и не особенно удивляюсь, увидев Гейба. Рано или поздно это должно было случиться. Я рассматривала вероятность, что даже сегодня. Можно сказать, я на это надеялась.
        – А где же твой парень? – спрашивает он.
        – Нет у меня парня, – отвечает она с легким отвращением.
        Перед приходом мы заранее выпили. Пришлось изрядно надавить на Лию, чтобы она вообще сюда пошла. Она заявила, что с Гейбом покончено и она устала от игр. Но Бьянке очень хотелось провести время с Бэйли. Потом мы напоили Лию, и она решила, что ей надо увидеть Гейба, просто чтобы доказать самой себе, что с ним покончено.
        Глядя на ее лицо сейчас, я лишь уверяюсь, что он ей до сих пор нравится.
        – Неужели? А что это за чувак, с которым я постоянно вижу тебя в кампусе? Высокий, тощий, в очках, – спрашивает Гейб. Видно, что он пьяный, но дело в том, что Гейб – неопасный пьяница. Он больше похож на долговязого щеночка, у которого не получается контролировать конечности.
        – С моим другом Дэнни? – спрашивает Лия, так и не понимая, что происходит. Тут она включает полный режим злобы: тыкает пальцем ему в грудь, припирая его спиной к стенке. – Да кто бы говорил!
        У Гейба округляются глаза.
        – Сам на обеде заигрывал с образиной-обломщицей Хиллари.
        Гейб, похоже, в ужасе. Меня тянет встать на его защиту, но знаю, что в данной ситуации я должна быть на стороне Лии. Замечаю, как ко мне подходят Кейси и Сэм.
        – Привет, – проговариваю уголком рта. – Уже пора начинать волноваться?
        – Думаю, они сами во всем разберутся, – отвечает Кейси.
        – Да, Гейб настроен решительно, – добавляет Сэм.
        – Наконец-то, – говорю.
        Гейб глядит на нас:
        – Я, вообще-то, все слышу.
        – А, так ты теперь все слышишь! – придирается Лия.
        – Слышу. У меня теперь слуховой протез, – говорит он ей, надменно подняв подбородок.
        – Молодец, возьми с полки пирожок! – говорит Лия, поднимая руки. – Знаешь, ты мог бы давно рассказать о своей заморочке, и я бы не гадала все это время, что же это за заморочка, и, может, мы бы с этой заморочкой что-нибудь придумали.
        – Как-то много «заморочек», – шепчет Кейси.
        – Я тебя тоже слышу, – говорит Лия, резко оборачивается и злобно глядит на Кейси.
        Он безвольно поднимает руки.
        – Знаешь, – говорит Гейб, – вчера я старался вести себя вежливо. Собирался пригласить тебя на вечеринку, а ты меня полностью проигнорировала.
        – Я не хотела с тобой разговаривать, – отвечает она, делая паузы между словами.
        – Да почему? Что я такого сделал?
        – Не знаю, почему ты постоянно спрашиваешь подруг обо мне, но никогда не говоришь со мной. Мы часто видимся, но ты едва здороваешься! А потом вдруг ни с того ни с сего появляешься из ниоткуда и хочешь со мной дружить! Притом тогда, когда удобно тебе.
        Он глядит на нее и моргает.
        – Припоминаешь?
        – Не тогда, когда мне удобно…
        – Ты посылаешь смешанные сигналы, Гейб. То ты милый, вежливый, необычный, то вдруг неприятный, какой-то отчужденный и ненормальный.
        – Не хочу казаться ненормальным, – тихонько отвечает он. – Я ведь всегда стараюсь быть вежливым и милым. Мне не нужны заморочки. Я стараюсь избавиться от заморочек. Может, у меня действительно есть заморочки, но я сам о них даже не подозреваю.
        – Опять куча «заморочек», – говорит Сэм. – Можно было хлопать по рюмашке каждый раз, когда они произносили это слово.
        Я делаю шажок назад.
        – Мне кажется, нам не стоит подслушивать, – говорю я ему.
        – Тсс, – останавливает Кейси, опять подвигая меня ближе. – Им пригодятся наши воспоминания этого благословенного события, потому что они оба сейчас очень пьяные.
        – Не такая уж я пьяная, – говорит Лия, не оборачиваясь.
        – А я пьяный, – отвечает Гейб. – Это для протокола.
        – Так что ты на это скажешь? – спрашивает его Лия, снова тыкая в грудь пальцем.
        – Прошу, хватит тыкать меня в грудь, – говорит он.
        Она упирает руки в бока и сжимает руки в кулаки:
        – Ты прав.
        Он глядит на нее, у него непонятное выражение лица. На мгновение мне показалось, что он сейчас наклонится и поцелует ее. Я волнуюсь, потому что почти уверена: если он сделает это прямо сейчас, она ударит его коленкой в промежность.
        – Все так, и если бы я был адекватным, а не чокнутым, то рассказал бы тебе о заморочках, и мы бы как-нибудь заморочились, – говорит он.
        – Мне нравятся эти расплывчатые формулировки, – бормочет Кейси. – Они так грандиозно перебарщивают с «заморочками».
        – Серьезно, я уже начал пить каждый раз, когда они говорят «заморочки», – признается Сэм.
        – Что происходит? – спрашивает Бьянка, подходя ко мне сбоку.
        – По-моему, сейчас Гейб с Лией или начнут эпический кулачный бой, или поцелуются, – объясняю, глядя на нее и Бэйли.
        – Це-луй-тесь, це-луй-тесь, це-луй-тесь, – начинает тихонько скандировать Бэйли.
        Гейб на него даже не глядит, просто показывает пальцем и говорит:
        – Заткнись.
        Бэйли затыкается.
        – Ну, – говорит Лия, – и это все? Тебе больше нечего сказать?
        Гейб сначала смотрит на нее, потом по очереди на нас и хмурится, затем снова поворачивается к Лии:
        – Я не могу здесь, перед всеми. Может, хотя бы выйдем на улицу? Ты не против?
        Я жду, что она снова начнет орать, но у нее, кажется, исчез боевой запал.
        – Да, конечно, не против, – говорит она, скрестив руки. У меня такое ощущение, что нужно что-то сказать, но я не хочу невзначай ее отговорить. Им действительно надо все обсудить.
        – Точно, Лия? – спрашивает Бьянка, читая мои мысли.
        – Да, все нормально. Я напишу, если вы мне понадобитесь.
        Мы стоим и просто смотрим друг на друга. Оглядываемся и обнаруживаем, что вечеринка почти остановилась и все следят за происходящим. Лия с Гейбом молча идут к лестнице.
        Музыка снова становится громче, и все начинают говорить.
        Кейси идет достать нам пива из тайных запасов.
        – А теперь подождем, – говорит он, вручая каждому по бутылке.
        Когда Гейб и Лия выходят, я поворачиваюсь к Кейси и сообщаю:
        – Я не хочу ждать. Можно за ними как-нибудь проследить?
        – Ты что, серьезно? – спрашивает он, состроив мину.
        – Чувак, – отвечает Бэйли, – ты ведь явно тоже хочешь посмотреть. Вот только не надо сейчас изображать благородного, нужно найти отменную локацию и подслушать.
        Мы поднимаемся по лестнице в гостиную, открываем переднее окно, но они, похоже, стоят ближе к другому краю дома.
        – Может, пойдем в туалет? – предлагает Кейси, и остальные идут за ним. Бэйли запирает за нами дверь.
        – Нельзя, чтобы кто-нибудь прервал такую важную операцию по слежке, – поясняет он.
        Кейси приоткрывает окно, и в туалет врывается свежий воздух. Мы не включаем свет и стараемся дышать как можно тише.
        – Тебе надо было накинуть пальто, – слышим мы Гейба.
        – Как раз в духе Гейба, – подмечает Сэм.
        – Не нужно мне пальто, – говорит Лия. – О чем хотел поговорить?
        – Не знаю. Просто там мне никак не думалось. Как будто все, кто на вечеринке, глядели на нас и подслушивали. Я столько всего хотел сказать, а все вышло бы напоказ.
        Лия скрещивает руки:
        – Так говори.
        – Для начала, наверно, извинюсь. Это у меня выходит плохо, я часто заморачиваюсь.
        – Над чем заморачиваешься? Мы сегодня так часто говорим «заморочка», как будто боимся сказать что-то конкретное, и не говорим ничего.
        – Бэйли, скажи тому, кто ломится в дверь, перестать, он мешает подслушивать, – шепчу.
        Бэйли приоткрывает дверь на самую малость.
        – Если не пустите, я нассу в кухонную раковину, – говорит Антонио.
        – Антонио надо отлить, – сообщает нам Бэйли. Мы вываливаемся из туалета и обходим дом, пытаясь найти такую же хорошую точку обзора, как прежняя. В итоге поднимаемся в спальню наверху, но голосов нашей парочки почти не слышно из-за ветра. Слышим, как Лия иногда кричит, но на этом все.
        – Придется ждать их рассказа до утра, – подытоживаю я.
        Виктор (сокурсник по писательскому мастерству)
        Я избегаю Гейба с Лией так, словно от этого зависит моя жизнь. Последние три месяца каждый раз, как я замечал одного из них, сломя голову бежал в другую сторону, потому что если видишь одного, то поблизости обычно находится второй. И мне до смерти надоело попадать в их «моменты».
        Сегодня вечером по дороге на вечеринку я даже не думал о Гейбе с Лией. Тут уж мне некого винить, кроме себя: естественно, они оказались здесь. И, конечно, устроили какую-то странную сцену в подвале. Как только я понял, откуда шум, сам себя проводил на выход и решил отсидеться в боковом дворе, дымя сигаретами.
        И, представляете, не успел я сделать и двух затяжек первой сигареты, как услышал их у крыльца дома. Никакой передышки. Размышляю, не затушить ли сигарету, но не хочется ее тратить просто так, поэтому решаю глядеть на небо и не обращать на них внимания.
        Притворяюсь, что их голоса – это мягкие волны, набегающие на берег. Вглядываюсь в звезды и движение легких облаков вокруг луны. От этого у меня начинает сильно кружиться голова. Черт, да я же пьяный.
        Слышно бормотание Гейба, но не слова.
        Любопытство советует не пропускать такое зрелище. Подхожу к углу дома, стараясь оставаться в тени, но чтобы видеть их сквозь кусты. Не знаю, как это вышло: слежу за двумя людьми, которых ненавижу больше всех на свете. Скорее всего, виной тому спиртное.
        Лия уперла руки в бока, а Гейб стоит чуть не за километр от нее. Он засунул руки глубоко в карманы и повернулся к ней боком, словно приготовился бежать по сигналу.
        – Ну давай, Гейб, подкинь мне хоть какую-нибудь тему.
        – Я не хотел идти на свидание с Хиллари.
        – Значит, ты хотел с ней подружиться?
        – Нет.
        – Хорошо, потому что она отстойная.
        – Это так стремно, что ты решишь, что и я стремный. Вряд ли я вообще смогу рассказать тебе. – Он глядит на небо, а не на нее.
        – Что?
        – Я использовал Хиллари для практики.
        – Практики чего? – спрашивает она, делая шаг к нему навстречу.
        Он закатывает глаза:
        – Для практики разговора с девушками.
        Мне приходится сдерживать смех. Лия ничего не отвечает.
        – Я-то думал, ты уяснила, что я застенчивый. Вот поэтому и выбрал такое эссе для чтения перед классом. Я подумал, что станешь терпимее ко мне, потому что ты меня поняла…
        – Я действительно поняла. И до сих пор понимаю. Принимаю тебя таким, какой ты есть, – говорит она. – Но ведь это было полгода назад!
        – Я неторопливый.
        – Это уж очень, очень неторопливо, Гейб.
        – Я начинаю нервничать и надумывать себе всякое.
        – Сейчас ты, по-моему, не волнуешься.
        – Это потому, что сейчас я пьяный! – отвечает он.
        – Так, значит, ты стеснительный, не умеешь разговаривать с девушками и поэтому пошел на обед с Хиллари?
        – Мы просто обедали в студенческом центре. Мы же там не венчались. Что ты к этому прикопалась?
        – Да потому что ты… трогал ее за руку и заигрывал под столом ногой!
        – Трогал за руку?
        – Ага, Марибел все это время за тобой следила, а я была с ней на телефоне, и она мне вещала с места событий.
        Вот блин! Ему ни за что не выпутаться из этого клубка.
        – Тебе не кажется, что это ненормально? – спрашивает он. – Заставлять подругу вот так за мной следить?
        – Может быть, но все равно. Если б я тебе нравилась, ты бы так не делал.
        – Лия, встреча с Хиллари не имеет отношения к тебе, не в полном смысле. Да и ты сама не заявляла напрямую о чувствах. Чтобы тебя понять, надо иметь кольцо-дешифровщик. То сидишь со мной в столовой, то через несколько дней я вижу, как ты флиртуешь в библиотеке с каким-то парнем, отворачиваешься от меня, не замечаешь.
        Она трясет головой:
        – Тогда я просто устала. И мне было стыдно. Я это сделала из чувства самосохранения.
        – Да, мне оно знакомо, – отвечает он. Видимо, в этот момент он заметил огонек моей сигареты. – Кто там?
        Лия оборачивается.
        Я выхожу из-за угла дома, пытаясь улыбнуться, хотя, судя по выражению их лиц, меня сейчас высекут.
        – Привет! Как дела, ребята?
        – Виктор, – говорит Лия.
        – Давно не виделись, – говорю с притворным дружелюбием.
        – Что ты тут делаешь? – спрашивает Гейб.
        – Был на вечеринке с друзьями.
        – Ты что, за нами следишь? – спрашивает Лия.
        – Да, прямо как ты за Гейбом, – хихикаю в ответ. Она невозмутимо чешет нос:
        – Надо же. А вот это было обидно.
        Гейб усмехается и отворачивается от меня:
        – Мне пора.
        – Что? Вот так просто уйдешь? – спрашивает Лия.
        – Да, я слишком пьян, чтобы говорить об этом сейчас. И у меня такое ощущение, что все, что я ни скажу, сделает только хуже. А я хочу во всем разобраться. Но сначала мне надо поспать. Сейчас ничего не выйдет.
        – Это потому, что ты меня не слушаешь.
        – Мне кажется, вы оба друг друга не слышите, – встреваю я.
        Они пялятся на меня вдвоем целую минуту. Затем Гейб поворачивается и беспомощно глядит на Лию.
        – Прости, – говорит он.
        Мы с ней наблюдаем, как он уходит.
        – Может, тебе стоит пойти за ним? – предлагаю я.
        – Можно подумать, я буду следовать твоим советам, – огрызается Лия. Она проходит мимо и заходит в здание, хлопая дверью.
        Беседа прошла неудачно для всех.
        Две секунды спустя она снова распахивает дверь, откликаясь через плечо:
        – Нет, правда, все в порядке. Клянусь.
        За ней выходят ее подружки.
        – Нельзя уходить одной.
        – А я и не одна, – отвечает Лия. – Со мной Виктор.
        – Виктор с писательского мастерства?
        – Да.
        – Ты же его терпеть не можешь.
        Следом из-за двери вываливается пара ребят.
        – Где Гейб?
        – Ушел, – отвечает она коротко.
        – Куда он пошел?
        Она пожимает плечами и тянет меня следом, оставляя за собой пьяную толпу. Я машу им рукой.
        Что ж, можно и прогуляться.
        Боб (водитель автобуса)
        У меня перерыв возле студенческого центра. В автобус вваливается старый знакомый, Гейб. Он мне кивает, и я невольно замечаю, что он выглядит расстроенным. Бросаю на него взгляд в зеркало заднего вида: кажется, у него болит желудок.
        – Тебя тошнит? – спрашиваю, ловя его взгляд в зеркале.
        – Не-а. Просто выдался скверный вечер.
        – Хочешь поговорить?
        Он открывает рот, но тут мы слышим у автобуса женский голос.
        – Отлично, – бормочет Гейб.
        – Ладно, спасибо, что проводил, – говорит девушка. Я очень быстро понимаю, что это Лия и именно из-за нее мог не сложиться вечер у Гейба.
        – Что? – спрашивает паренек снаружи.
        – Спасибо, что проводил. Мне надо было отвязаться от друзей, а ты мне в этом помог. Но сейчас мне надо побыть одной. Не хочу развлекаться.
        – Где это мы? – спрашивает парень.
        – В студенческом центре. Пройди квартал в ту сторону, вернешься назад на вечеринку.
        – У вас там все нормально? – спрашиваю в открытую дверь.
        – Да, – говорит она, поворачиваясь и мило мне улыбаясь, – все хорошо.
        – Мне уйти? – спрашивает он.
        – Да, и не смей никому растрезвонить то, что я рассказала тебе по дороге.
        – Я вообще… и не думал, – лопочет паренек. – А ты… что-то рассказывала?
        – Молодец, продолжай в том же духе.
        Он идет в другую сторону, а Лия входит в автобус.
        – Он точно доберется? – спрашиваю.
        Она делает виноватое лицо и качает головой.
        – Да, все нормально. У него там остались друзья, а идти недалеко.
        Она набирает в грудь воздуха и глубоко вздыхает, заметив Гейба.
        – Ну конечно, – шепчет она.
        – У меня перерыв на десять минут, – говорю им. Они вдвоем кивают. Она садится позади него.
        Несколько секунд они сидят в полной тишине. Гейб поворачивается к ней.
        – Прости, что вел себя так враждебно, – говорит он.
        – Извини, что так холодно обошлась с тобой вчера в «Старбакс», – отвечает она.
        Я завожу автобус и еду по маршруту. Вряд ли они заметили, что едут не в том направлении, поэтому придется потратить лишнее время, чтобы довезти их до нужной стороны кампуса.
        – Знаю, я сказал, что не хочу сейчас говорить, но ты должна кое о чем узнать.
        Она кивает и немного расслабляется.
        – Вот какое дело, – говорит он.
        Пока мы стоим на светофоре, я поглядываю на них в зеркало заднего вида. Она наклоняется к его сиденью, а он по-прежнему сидит боком, но смотрит уже не на нее, а на свою ногу. По ее рукам, сложенным у подбородка, кажется, что ей хочется к нему притронуться, но она себя сдерживает.
        – Во-первых, и мне очень стыдно в этом признаваться, у меня никогда не было девушки, и я волновался, что сделаю что-нибудь не так.
        Лия пожимает плечами:
        – У меня были всего одни долгие отношения. Я тоже не Элизабет Тейлор с сороковым мужем.
        – Правда?
        – Правда.
        – Мне даже полегчало.
        – Видишь? Все ведь так просто, – говорит она, улыбаясь.
        – А сейчас будет труднее, потому что это уже не такая большая проблема, но мне важно, чтобы ты это знала. Мне кажется, ты станешь чуточку лучше меня понимать.
        Она терпеливо кивает.
        – В январе прошлого года я попал в аварию, – начинает он, – сразу после Нового года.
        Она тихонько ахает. Не знаю, как у меня получилось что-то расслышать из-за шума двигателя.
        – Я вез младшую сестру Бекку ночевать к подруге, потом поехал обратно и попал на лед. Машину развернуло и ударило о дерево с водительской стороны. Я сломал локоть и сильно ударился головой о дверь.
        Он невольно касается уха и щеки, глядит на нее, и до меня доходит, что я уже два раза не поехал на зеленый. Хорошо, что сейчас поблизости никого нет. Трогаюсь с места, но слежу за ребятишками. Вот, я всегда говорю, что не надо выезжать на дорогу в гололед.
        – Сочувствую, – тихо говорит она.
        – Все хорошо! В том-то и дело. Я в порядке. Ну, пару дней пробыл без сознания, а потом несколько недель лежал в больнице, все болело. Мне требовалась помощь почти во всем. Мама купила много обуви без шнурков, потому что я долго ходил в гипсе и не мог сам завязывать шнурки. – Тут он ей улыбается, но она слишком поражена, чтобы улыбнуться в ответ.
        – Понятно.
        – Но оказалось, что, когда я ударился головой, собственно говоря… что-то повредил в ухе. И я им теперь ничего не слышу. И не только в ухе, в эпикризе много чего написано, но суть в этом. И врач сказал, что слух может вернуться, но, возможно, и нет. Я все ждал, когда же станет лучше. И локоть почти зажил, и голова. Но не ухо.
        Она кивает.
        – А потом, после долгого отсутствия, я вернулся на учебу и потерял стипендию по бейсболу. Постоянно что-то идет не так, – говорит он. Этот паренек меня убивает. – Я хотел тебе понравиться, но мне не нужно, чтобы ты меня жалела. Не хочу чужой жалости. Потому все так и запуталось.
        Мы уже подъехали к их остановке, а я не знаю, говорить им об этом или нет. Лия это замечает и встает.
        – Спасибо, – говорит она ему, – за то, что рассказал.
        – Значит, все в порядке?
        – Да, просто… – она приостанавливается и вздыхает: – Последнее время все так странно и бредово. Может, если бы ты рассказал об этом раньше, я бы поняла. Но я ведь почти ничего не знала.
        Он кивает, но с таким видом, словно ждет удара в лицо.
        – Дашь мне немного времени? Подумать? – спрашивает Лия.
        – Хорошо.
        – Прости. Мне во многом надо разобраться.
        Она скрещивает руки и, кажется, наконец-то вспоминает, что здесь еще и я. Лия поднимает палец, прося меня подождать еще минутку.
        – А-а-а.
        – В этом ведь нет ничего плохого. Но я соврала о том, насколько пьяная, да и ты сейчас пьяный, а я не знаю, получится ли у нас разрешить несколько месяцев глупости за один вечер.
        Он надавливает ладонями на глаза.
        – Проводишь меня до дома? – спрашивает она. – Пожалуйста.
        Он кивает, и они проходят между рядами кресел, благодарят меня – всегда ведут себя вежливо, даже в такой напряженный вечер.
        Наблюдаю, как они идут, пока не исчезают в здании.
        Кейси (друг Гейба)
        Я сижу на крыльце и притворяюсь, что читаю конспекты по психопатологии. Выдался прекрасный воскресный день. Солнце светит, птички загаживают мне всю машину, а стул скрипит от каждого движения. Наверно, не стоит отклоняться назад и закидывать ноги на перила, но в риске есть что-то такое, отчего сердце любого инженера-строителя начинает биться быстрее. Я испытываю предел прочности. По крайней мере, так и скажу в травмпункте, когда этот стул подо мной развалится.
        – Почему читаешь «Я никогда не обещала вам розового сада»?
        Я даже и не заметил, как к дому подошел Гейб. Стул едва не опрокидывается, когда я дергаюсь вправо. Он ужасно скрипит, когда две передние ножки стукаются о пол.
        – Тоже та еще психопатология, – говорю, а он смеется, что я едва не упал. – Прекрати смеяться.
        Он фыркает, делает серьезное лицо и занимает другой стул.
        – Ну, как дела? – спрашиваю. Мне хочется задать чуть ли не сто вопросов, но понимаю, что лучше начать с безобидного.
        – Никак.
        – Что-то назревает.
        – Вообще да, но не знаю, как об этом заговорить.
        – Можно сыграть в двадцать вопросов. Начну с этого: куда ты делся вчера вечером?
        – Уехал домой.
        – Почему нам не написал, чтобы мы не думали, что ты умер?
        Он сердито на меня глядит.
        – Так и быть, мы знали, что ты не умер. Все равно тебе надо было вернуться.
        – Ни за что, это такое унижение. Я не смог с ним справиться.
        – Она тоже ушла.
        – Да, знаю. Мы снова встретились в автобусе.
        – Да?
        – И я излил ей душу, а она такая: «Круто, давай устроим передышку».
        – Да ну?
        – Кажется, я подавал «много смешанных сигналов»… и она практически ничего не знала. И сказала, что мы оба слишком пьяные, чтобы прийти к какому-то достойному заключению. Когда мы зашли в здание, она заявила, что даст мне знать, когда будет готова к разговору.
        – И что собираешься делать?
        – Делать?
        – Да, какой предпримешь шаг?
        – Пока не знаю.
        – Горд за тебя, что понимаешь: должен быть и следующий шаг.
        – Да, должен быть, но, мне кажется, сначала надо получить от нее намек. Например, знак, что она готова продолжить разговор.
        – Тебе надо сделать какой-нибудь романтический жест.
        – Да, это как раз в моем духе.
        – Ну, тогда сделай романтический жест в духе Гейба.
        – Даже не представляю, во что это может вылиться.
        – Подожди, пока мы совсем не сменили тему: зачем ты сюда пришел?
        – Искал какое-нибудь бессмысленное развлечение вроде видеоигр.
        – Ну, это можно устроить.
        Май
        Хиллари (сокурсница по писательскому мастерству)
        – Простите, немножко опоздала. Аллергия, – говорит Инга, вбегая в аудиторию в последнюю секунду. Она похожа на Рудольфа – красноносого оленя.
        Дождаться не могу, когда же закончится этот семестр. Тем более теперь, когда Гейб возомнил, что он для меня слишком хорош. Мне надоело, что приходится проводить несколько часов в неделю в его присутствии.
        – Внесу последние коррективы в задание на вторник. – Гнусавый голос Инги выдергивает меня из размышлений.
        Аудитория разражается недовольным стоном.
        – Оно будет короче, чем я задала, – обещает она.
        Гляжу на нее с недоверием. Кажется, это какой-то трюк. На этом курсе не бывает ничего простого и короткого.
        – Будете сочинять описание человека из ста слов, не используя при этом прилагательных.
        – Что? – спрашиваю я. Наверно, я неверно расслышала.
        – Сто слов, без прилагательных, описание человека.
        – Но ведь прилагательные – это описательная часть речи.
        Пытаюсь понять, с чего Инга решила, будто это под силу обычному человеку. Для выполнения такого задания надо быть гениальным писателем.
        – Да, спасибо, Хиллари. Я знаю, что такое прилагательные.
        – Это ведь невозможно, – говорю. Приходится постараться, чтобы не добавить вполголоса «сука». Может, она так поглупела от лекарства против аллергии?
        Видимо, я попала в точку, потому что она закатывает глаза. Преподавателям ведь так делать неприлично. Надо донести на нее за то, что ведет себя по-скотски. Я смотрю на Гейба: тот рисует в блокноте закорючки – и на Лию: та грызет ноготь. Оборачиваюсь на остальную аудиторию: остальные студенты тоже безразличны к этому нелепому заданию. Медленно опускаюсь на место и скрещиваю руки.
        – Ладно. Вот пример: «У мамы стоит кресло в гостиной, и, как только она в него садится, сразу расслабляется. Когда она читает в нем книгу, оно становится ее местом обитания. Если вечером она в кресле, значит, у нее все хорошо». Можешь представить мою маму? Понять, что она за человек?
        – Наверно… – отвечаю, стараясь максимально выразить голосом свое отношение. Раз Инге позволено корчить из себя стерву, то и мне можно.
        – Еще можно сказать, что кто-то лицом похож на хорька, волосы цвета соломы, а манеры как у пуделя, который много о себе возомнил.
        Надеюсь, это она не обо мне? Я уже приготовилась соскочить с места и показать Инге, кто тут главный, как вдруг раздается тихий голос:
        – А по-моему, это круто.
        Милое личико Гейба помогает унять мой гнев. До тех пор пока не вспоминаю, что он – полный козел и я его терпеть не могу. Ну почему у меня такая сложная жизнь?
        – Хорошо, – говорит Инга, – и все будут зачитывать работы перед группой. Оценка за них составит двадцать процентов от экзаменов. Ваши предыдущие рассказы по-прежнему будут составлять восемьдесят процентов, как до этого и обсуждалось.
        Гейб звучно проглатывает слюну. И что такого я в нем увидела?
        – Обещаю вам, все будет хорошо, – говорит Инга, глядя прямо на него.
        Что сейчас было? Почему ей так нравятся чудики?
        Как же я рада, что курс почти закончился.
        Шарлотта (бариста)
        Я так занята, что даже не замечаю ее, пока она не возникает прямо передо мной, выбирая напиток.
        – Привет, – говорю.
        – А, привет.
        Кажется, она чем-то подавлена. Хочется хотя бы спросить, все ли хорошо, но очередь уже возмущается, а паровая трубка орет как птеродактиль. Момент для болтовни неподходящий.
        Она берет большой карамельный макиато со льдом и садится за ближайший столик, уставившись в окно. Невольно задумываюсь, не пытается ли она заманить Гейба в кафе силой мысли. Но все-таки продолжаю следить за ней уголком глаза, пока не заканчивается мой час на напитках. У нее с собой розовый блокнотик, в котором она что-то черкает.
        Конечно, как же обойтись без розового блокнотика? Удивительно, что на обложке нет искусственного меха.
        Пробираюсь к ней, делая вид, что вытираю со столиков. Она поднимает голову, улыбается, сжав губы, и не замечает этого.
        Затем в дверь буквально вплывает ее друг.
        – Лия, любовь моя, – говорит он, и она отрывает взгляд от блокнотика. – Как дела?
        – Привет, Дэнни. Дела уже получше, – отвечает она.
        – Расскажи, что там у тебя за проблемы, – говорит он.
        Я подслушиваю их, протирая столы тщательнее, чем это когда-либо делали в «Старбакс». Но тут она говорит, что попросила Гейба дать ей больше времени. Тут уж я не стерпела.
        – Что ты ему сказала? – спрашиваю, подходя к столику.
        – Мы были пьяные, – говорит она, глядя на меня и качая головой. – Был неподходящий момент. Все пошло не так.
        – А ведь он в тебя влюблен, – говорю.
        – Что?
        – Он постоянно смотрит на тебя, когда вы здесь бываете одновременно. Я слышала, как он расспрашивал других о тебе, когда тебя не было, говорил о тебе.
        – Она абсолютно права, – поддакивает Дэнни.
        – Я запуталась, – говорит Лия.
        – Послушай, – говорю, вздыхаю и сажусь напротив Лии, надеясь, что администратор не заметит. – Я думала, что он полный засранец, абсолютно ненормальный и не стоит чужого времени. Но за последние несколько месяцев он заставил меня изменить мнение. Нам нравится наблюдать за вами.
        – Нам?
        – Ну, собственно, всем, кто здесь работает, но особенно Табите и Киту.
        Она улыбается, на этот раз искренне.
        – Потому я и говорю: дай ему еще один шанс. Хуже не будет.
        – Согласен, – поддакивает Дэнни.
        – Ладно, – говорит она. – Кажется, у меня созрел план.
        Виктор (сокурсник по писательскому мастерству)
        Я слышу Гейба еще до того, как он входит. В смысле, слышу движение, но не понимаю, что это Гейб, иначе тихонько улизнул бы. Он в библиотеке расставляет книги, а мне нужна книга как раз с того самого места, у которого он работает. Столкновения не избежать.
        Когда он меня замечает, у меня отчетливое чувство, что он боится меня даже больше, чем я – его.
        – Привет, – говорю.
        Он в ответ ворчит и едва на меня взглядывает.
        – Ты тогда разобрался со своей девушкой?
        Он фыркает.
        – По-видимому, нет.
        – А тебе какая разница? – спрашивает он тихим, но твердым голосом.
        – Мне так стыдно. Надо было уйти. Вместо этого я вмешался и сделал еще хуже. И хочу извиниться.
        Он закатывает глаза и переходит к стеллажам следующей секции.
        – Я серьезно.
        – Все нормально, – говорит он уже сдавленным, нервным голосом.
        – И еще прости за то, что я сказал в последний день семестра на писательском мастерстве. Я подумал: тебе пригодится толчок в верном направлении. Видно ведь, что ты ей нравишься.
        – Ха.
        – Нет, я серьезно.
        – Ну да. А с чего мне тебе верить?
        – Потому что я по какой-то причине постоянно попадаю в ваши… особые моменты. Я был на полуночном завтраке, на концерте в январе и на другом вечере, не говоря уже о парах в прошлом семестре.
        Он поворачивается и глядит на меня. Вероятно, я завладел его вниманием.
        – Назойливее и милее вас, двух засранцев, я еще не видел. И меня бесит, что я говорю «милее». Меня от этого слова воротит.
        От этой фразы он хихикает.
        – Я честно не понимаю, зачем в это ввязываюсь. Сейчас у тебя есть полное право ударить меня по лицу, но, перед тем как это сделаешь, знай: я, может, вас и ненавижу, вот только вы друг друга ненавидеть никак не можете.
        – Тогда вечером, когда ты ушел, она села в автобус, а там был я. Она попросила дать ей время. Вот я и даю ей время.
        – Может, тебе не стоило уходить?
        – Она что-нибудь рассказывала, пока вы шли?
        – Надеюсь, ты понимаешь, насколько глубоко я себя ненавижу за то, что вообще в это влез. После того как ты ушел, я проводил ее до автобуса. И все это время она говорила о тебе. Не всегда приятное, ведь она злилась, но ее было не остановить. Она взяла с меня обещание никому об этом не рассказывать, да и подробностей я не помню, но точно уверен, что она просила тебе не говорить, просто никому не рассказывать, что именно она сказала.
        Он суживает глаза, и я замечаю, что губами он повторяет последнее сказанное мной слово.
        – Наверно, тут я тебя поддержу.
        – Да, не хотелось бы за такое получить коленкой по яйцам. Не думай, она бы врезала.
        На этот раз он улыбается по-настоящему.
        – Не верится, что такое скажу, но спасибо, Виктор.
        – Совру, если скажу «обращайся в любое время».
        Я ухожу, пока ситуация не стала похожа на сцену из фильма телеканала «Лайфтайм».
        Пэм (жена Инги)
        – Ой, милая, у тебя ужасный вид, – говорю Инге, когда прихожу во вторник вечером, после работы.
        – Спасибо, – говорит она и сморкается.
        – Вид у тебя и впрямь плачевный. Да и голос стал хуже. – Мне нравится считать, что честность – это ключевой аспект наших отношений, краеугольный камень, если угодно.
        – Пожалуйста, перестань болтать и приготовь мне суп. – И голос у нее даже грустней унылого лица.
        – Конечно.
        Когда суп готов, а она уютно устроилась на диване с новой кипой одеял и подушек, я усаживаюсь в кресло напротив. По сути, одеяла исполняют роль силового поля, поэтому не стоит даже и пытаться присесть на диван рядом с ней.
        – О, я думала, что это аллергия, но это точно не она.
        – Отмени занятия на завтра.
        – Нет!
        – Так…
        – Я должна пойти. Я дала задание.
        – Какое еще задание?
        – Описать кого-нибудь без использования прилагательных.
        – Серьезная тема.
        – Настал час. Мне надо предоставить им последнюю возможность. – Она делает паузу и сморкается. – Трудно выговорить слово «возможность», если нос забит.
        – Знаю, милая, – говорю сочувственно, хоть сама с такой проблемой ни разу не сталкивалась.
        – Так вот, если ничего не получится, хотя бы буду знать, что испробовала все.
        – И то верно. Ты сделала все возможное и невозможное, такое, что человек в здравом уме может и должен сделать для случайной пары студентов из класса по писательскому мастерству.
        – Перестань пытаться застыдить меня за веру в силу любви.
        – Я не хочу тебя пристыдить! Я пытаюсь до тебя донести, что ты сделала все, что было в твоих силах.
        – Можно было еще провести в классе соревнование. – От этой мысли у нее загораются глаза, и фантазия пускается в полет. – Дать им работу в парах, а призом сделать ужин в ресторане.
        Я гляжу на нее с сомнением.
        – Разве это не из серии «Хора»?
        – Нет. Может быть. Не помню, я перепила лекарства от простуды.
        – Приготовлю тебе чай. Он поможет вернуть память.
        – Спасибо! – отзывается она с дивана.
        Проходит едва ли три минуты, как я возвращаюсь к дивану – но она уже отключилась, пуская слюнки на диван.
        Марибел (соседка Лии по комнате)
        – Марибел! – шепчет Лия с другого конца комнаты.
        Я не отвечаю.
        – Марибел, – повторяет она, на этот раз громче. Крепко зажмуриваюсь и почти не дышу.
        – Марибел, может, надо было написать о папе, бабушке или той бариста из «Старбакс»?
        Уже думаю, что вот-вот потеряю сознание от недостатка кислорода, но тут она кидает в меня подушку.
        – Знаю, ты не спишь.
        – Ну и ладно, – говорю, бросаю подушку обратно и переворачиваюсь на другой бок. – С чего ты решила снова это обсудить? Ты ведь уже знаешь мое мнение.
        – А что если рассказ ужасный и он его не оценит? Или сильно сердится и ему будет все равно? Вдруг он решит больше со мной не общаться? Или меня стошнит прямо там, и я не успею прочесть рассказ?
        – Лия, ты замечательный человек. Он везунчик, потому что у него есть ты. Но тебя ведь никто не заставляет писать эссе именно о нем. Необязательно делать то, чего не хочешь, – говорю ей.
        Она уже собирается что-то ответить, но я ее прерываю: знаю ведь, что она скажет.
        – Хватит зацикливаться на этом.
        – Если бы было так просто, поверь, я бы уже перестала.
        – Мне хочется тебе верить, вот только сейчас четыре часа утра, а у нас этот разговор повторяется как минимум раз десять за последних два дня. А теперь ложись спать, чтобы завтра выглядеть чудесно и идеально, когда будешь читать эссе Гейбу.
        – Хорошо. Споки.
        – Споки.
        Несколько минут проходит в молчании.
        – Тогда что мне надеть? – причитает она в темноте.
        Сэм (брат Гейба)
        Гейб сидит на скамейке с потерянным и смущенным видом. Для него это обычное состояние. Он всегда такой.
        – Привет, зачем хотел встретиться? – спрашиваю.
        – Мне нужен твой совет.
        – Конечно, нужен, – говорю и присаживаюсь на скамейку. – Просто порой тебе необходим старший брат. Вполне тебя понимаю.
        – Прочти, пожалуйста, – просит он, передавая мне листок бумаги и совершенно не обращая внимания на мой комментарий о старшем брате.
        – Ну ладно. – Просматриваю написанное. Там все суперкратко. Он выжидающе смотрит на меня.
        – Это о Лии?
        Он кивает.
        – Хорошо написано.
        – Просто хорошо?
        – Ну да, а для чего это? Ты просто хочешь отдать это ей?
        – Нет, собираюсь прочесть в классе.
        – Ух ты, – отвечаю. Я и впрямь поражен. Заново перечитываю два параграфа.
        – Это не слишком стыдно?
        – Теоретически – может быть, но если ты ей хоть чуточку нравишься, то покоришь ее. – Я качаю головой и снова перечитываю. – На самом деле то, что будешь читать это вслух… потрясающе.
        – Мне страшно.
        – Это глубоко и смело. Я был бы удивлен, если бы ты был спокоен.
        – Если умру от стыда или страха, скажи маме, что я ее люблю.
        Он встает и собирается уходить.
        – Удачи, – серьезно говорю я.
        – Спасибо.
        Инга (преподаватель писательского мастерства)
        Я нервничаю точно так же, как и Гейб: есть надежда, что он проглотил наживку. Понимаю, что так и есть, когда призываю группу к порядку, а он поднимает руку.
        – Гейб?
        – Можно я пойду первым?
        – Конечно! Я ценю твой энтузиазм.
        Он слабо улыбается, набирает в грудь воздуха, выходит вперед, а я занимаю боковую парту. В этом семестре у него лучше получается читать эссе перед публикой. Он уже не тот юноша, который пришел в класс осенью.
        – Так, значит… – Он откашливается и смотрит на меня, вот только не пойму, что это за взгляд: «помогите» или «плохая была затея». – Здесь ровно сто слов.
        – Отлично. Начинай, когда будешь готов, – говорю.
        На секунду он зажмуривается и жует губу, затем широко открывает глаза и сосредоточенно смотрит на Лию.
        Каждый раз, когда ее вижу, я удивляюсь как ребенок. Возле нее я хожу на цыпочках, не дыша. Бывает так, что она улыбается, когда мне это необходимо, хотя не знает, что мне это нужно. Я люблю смотреть в ее глаза, когда она о чем-нибудь задумывается. Мне нравится, как она за мной наблюдает, когда задумываюсь я. Она разговаривает с белками, словно они – ее друзья. Мне кажется, отношение к животным многое говорит о человеке, показывает его умение находить общий язык даже с таким собеседником, который ничего тебе не говорит. С тобой беседуют, хоть ты почти ничего не говоришь в ответ.
        Эссе оканчивается так скоро, что я едва замечаю, были ли там прилагательные, да и, откровенно говоря, это неважно. Он так честен в своих чувствах, что я никак не могу поставить ему оценку ниже «отлично». И ведь он так хорошо описал Лию.
        Я оборачиваюсь, смотрю на нее, а она, естественно, сидит, чуть вжавшись в сиденье, вся красная и улыбается. Он на нее не глядит, лишь роняет распечатку на мой стол и занимает парту в заднем ряду.
        – Спасибо, Гейб, – говорю. Он кивает, но, кажется, вот-вот запаникует.
        – Так, кто готов последовать такому замечательному примеру?
        – А разве «изумлен» – это не прилагательное? – спрашивает Хиллари.
        – Заткнись, Хиллари, – бормочет Лия, сорвав слова с моих губ. – Дальше пойду я.
        Хиллари сидит ошеломленно и молча, с открытым ртом, пока Лия встает читать.
        – Чтобы меня не превзошел Гейб, – говорит она, привлекая его внимание, – вот мое описание, тоже ровно в сто слов.
        – Превосходно. – Я жестом приглашаю ее начинать. Чувствую, как где-то позади кипятится Хиллари, но направляю все внимание на Лию.
        Стоит он так, словно не хочет, чтобы на него смотрели. Но я все равно гляжу, потому что хочу, потому что меня заставляет смотреть его поза. Если он не желает, чтобы я глядела, ему пришлось бы перестать существовать вовсе, ведь никогда не знаешь: а вдруг он почувствует, посмотрит на меня в ответ? Я хочу во что бы то ни стало встретить его взгляд.
        Если упущу момент, другого может и не быть. А если иного шанса мне уже не выпадет, он ни за что не узнает, что я на него глядела. Потому что такой он человек – тот, на кого хочется смотреть.
        Жду не дождусь, когда расскажу Пэм, что они проглотили наживку как миленькие. Оба меня впечатлили. Я показываю Лии большой палец, пока она вручает мне бумагу и занимает свое место.
        На секунду оборачиваюсь, чтобы взглянуть на Гейба. Он сгорбился над партой, скрестив руки и обняв себя, но выражение его лица бесподобно. Улыбка словно вот-вот разорвет его лицо надвое, он все моргает и качает головой.
        – Хорошо, пока все замечательно. Давайте продолжим! – говорю.
        Скамейка (на лужайке)
        Ну почему, как только начинает теплеть, мне приходится участвовать в каждом личном разговоре? Неужели ребята никогда не разговаривают с глазу на глаз?
        Но как только на меня садится этот зад, я сразу понимаю, что на этот раз я не против. Это мой любимый зад, самый лучший из всех мне известных. Мне понятно по его позе, что он кого-то ждет.
        – Привет, – говорит женский голос.
        – Привет, – отвечает владелец зада.
        Они молчат целую минуту.
        – Можно я сяду? – спрашивает девушка.
        – Конечно.
        А меня никто не спросил, хочу ли я, чтобы они сели.
        – В общем…
        – Мне понравилось твое эссе.
        – И мне – твое.
        Снова молчание.
        – Прости за тот вечер, – говорит девушка. – Только о нем и думаю. Я пыталась придумать, как лучше об этом сказать. И если бы мне не было стыдно, то встала бы перед всей группой в аудитории и сказала бы еще тогда. Но потом я начала думать, что Хиллари будет слушать и осуждать. Просто…
        – Эй, все хорошо, – отвечает он. – Я тоже хочу извиниться.
        – Прости, что вела себя как дура.
        – А вот и нет. Я вел себя глупее.
        – Наверно, нам обоим стоит постараться не глупить. Обещаю, что заставлю тебя стать умнее, – говорит она, клятвенно поднимая руку.
        – К твоему сведению: иногда я буду вести себя довольно глупо. Не обещаю, что окажешь на меня положительное влияние, как ты полагаешь.
        – Ты ведь знаешь, что на самом деле я не считаю тебя глупым.
        – Ну а как насчет такого, – говорит он после долгого молчания, – компромисса. Я буду глупить иногда.
        – Конечно. Но ведь все порой глупят. Тебе не кажется, что я вела себя глупо, когда накинулась из-за разговоров с Хиллари?
        – Не знаю, мне это показалось даже милым.
        – Это ты сейчас так говоришь, но клянусь тебе: это была глупость.
        – Этот разговор тоже начинает казаться глупостью.
        – Ну да, есть немного.
        – Мне кажется, мы слишком часто говорим слово «глупость». Придется записать его в список запретов, добавив к слову «заморочка».
        Она смеется:
        – Ага, но это ничего. Нет ничего страшного в том, чтобы иногда вести пустые разговоры. Они вроде… практики.
        – А что, у нас на очереди большой устный экзамен?
        Она ерзает на месте, чтобы сесть прямо, а он копирует ее движения. Думается мне, они долго смотрели друг на друга. По крайней мере, мне выдалось хоть несколько минут мира и покоя.
        – Хватит разглядывать мое ухо, – говорит он.
        – А я и не гляжу.
        – Нет, глядишь.
        – Ладно, вот теперь смотрю, – говорит она, косясь на его ухо. – Он совершенно невидим.
        – Ничего такого, он действительно маленький, – говорит он.
        – И как, помогает? – спрашивает она, придвигаясь ближе, словно ждала повода попасть в его личную зону.
        Он чуть придвигается к ней, пока их ноги не соприкасаются.
        – Врач не знал, поможет ли он, но мне, похоже, повезло.
        – По-видимому, так и есть.
        Теперь ее голос стал таким мягким, что я бы его не расслышала, если бы они сидели не здесь.
        – Ты мне нравишься. Ты ведь и сама знаешь, да?
        – Да. Мне это помогло понять твое эссе.
        – На это я и надеялся.
        – И я… имею в виду, что ты мне тоже нравишься.
        – Тебе сейчас куда-нибудь надо?
        – Нет.
        Они тянутся друг к дружке, и мне ясно, что они на мне еще задержатся.
        Пожалуй, мне приходилось выслушивать парочки и похуже этой.
        Максин (официантка)
        Как только они появляются, я сразу же понимаю: что-то изменилось. Напряжение между ними ослабло, будто смыло все беспокойство, не говоря уже о том, что они пришли вместе и он придержал для нее дверь как воспитанный мальчик, каким я его и считаю.
        – Выбирайте место, – говорю им. Здесь тихо. Семестр почти закончился, одна из девушек сегодня заболела, так что я и за хозяйку, и за официантку. Я ни капельки не возражаю, тем более что можно следить за любимой парочкой.
        – Как ваши дела? – спрашивает она, поворачиваясь ко мне.
        – Чудненько, – отвечаю, – а у вас как дела сегодня?
        – Не знаю, как Гейб, а я ужасно хочу есть, – говорит она.
        – И я, – вторит он.
        – Чем сегодня занимались? – спрашиваю, вдруг почувствовав, что сую нос куда не следует.
        – Ездили на поезде в город и просто гуляли, – говорит он.
        – Было прекрасно, – делится она.
        – Видно, вы хорошо провели время, – говорю. Они кивают и улыбаются.
        – Вам нужно время на выбор заказа?
        – Если можно, пожалуйста, – просит она.
        – Позовите, когда будете готовы.
        Иду за стойку и начинаю наполнять солонки, оставаясь при этом в пределах слышимости: почему-то они мне совсем не надоедают.
        – Слушай, Лия, – говорит мальчик.
        – М-м-м? Не могу определиться между сырным тостом и омлетом.
        – Посмотри на меня секундочку, – говорит он. Она поднимает глаза.
        – Я собирался это сделать весь день. – Он наклоняется над столом, целует ее в губы и через несколько секунд отодвигается.
        – Хорошо, что сделал, – говорит она.
        Ох, как же меня растрогали эти два голубка.
        Белка!
        Мальчик с девочкой возвращаются, на этот раз вместе. Я стремглав бегу к ним, приготовившись броситься к их ногам ради вкуснятины, которую они принесли в этот раз.
        Они садятся на мою любимую скамейку. Он при-обнимает ее одной рукой, их головы рядом, они разговаривают.
        – Так, значит, ты хочешь узнать обо мне больше, – говорит она, и их пальцы сплетаются.
        – Да, мне кажется, я мало о тебе знаю. Мне известны любопытные особенности, но мало фактов. Например, кто твои родители, есть ли братья и сестры, когда день рождения, какое любимое мороженое.
        – Ничего особенно интересного. Родители в разводе, я в основном вижусь с папой, потому что мама снова вышла замуж, у нее двое детей, которым она уделяет больше внимания, чем мне. – Она ненадолго замолкает. – Не сказать, чтобы мне от этого было так уж горько, нет.
        – Приятного мало, – отвечает он. Мне нравится, как он накручивает ее локон на палец. Хотела бы я, чтобы и моим хвостиком так кто-нибудь вертел.
        Она пожимает плечами:
        – Я справляюсь.
        – Как с таким можно справиться?
        – Такой разговор больше подошел бы четвертому свиданию, – говорит она. – Потому перейду к остальным вопросам. День рождения – четвертого июня.
        – Уже скоро, – отвечает он. – Отмечу его в календаре.
        – Любимое мороженое – мятное с шоколадной крошкой.
        – На день рождения куплю тебе целое ведро…
        Она хихикает и наклоняется ближе к нему.
        Решаю им не мешать. У меня ведь столько еды.
        Фрэнк (доставщик китайской еды)
        До конца учебного года остается всего пара вечеров, а я снова доставляю еду в общежитие первокурсников. Мне надо быть дома, готовиться к экзамену по физике, но деньги лишними не бывают. Наверно, надо захватить с собой кого-нибудь, чтобы читал мне вслух конспекты, пока еду.
        Когда подхожу с заказом к дверям, вижу, что на улице сидят парень с девушкой, которых я вечно принимаю за пару.
        – Это нам, – говорит девушка.
        – О, так вы наконец послушались моего совета и заказали вместе!
        Они смеются.
        – Я так на это надеялся.
        – Не ты один, – отвечает парень. Они оставляют мне щедрые чаевые.
        Дэнни (друг Лии)
        Штурмую дверь комнаты Лии в общежитии ради того, чтобы узнать, что, черт побери, творится между ней и Гейбом. От нее ничего не слышно с прошлой недели, когда мы были в «Старбакс», и я нуждаюсь в новостях. Мне едва удается сосредоточиться на экзаменах.
        Иду по коридору, дверь комнаты Лии чуть приоткрыта. Превосходно, значит, она, по-видимому, там, и я смогу загнать ее в угол и узнать то, что меня интересует.
        Распахиваю дверь.
        – Азалия Фонг, – говорю серьезнейшим тоном.
        И тут замечаю пустые контейнеры от китайской еды, раскиданные по столику. По телевизору идет сериал, кажется, «Баффи – истребительница вампиров».
        Божечки, а эти двое сплелись на полу, в гнезде из подушек.
        Прикрываю глаза, воплю и поворачиваюсь, чтобы уйти.
        – Дэнни! – охает Лия и садится.
        Гейб тоже выпрямляется. К счастью, они оба одеты.
        – Простите, пожалуйста, – говорю.
        – Все нормально, – отвечает Лия и встает. Гейб следует ее примеру, но становится чуть позади нее и не смотрит мне в глаза. Она берет его за плечо и толкает перед собой.
        – Гейб, это Дэнни.
        Я наклоняюсь, чтобы пожать ему руку.
        – Приятно познакомиться, – говорит Гейб.
        – Мы уже виделись разок-другой. Ты жил на одном этаже с моей соседкой Морин.
        – А разве раньше ты не был блондином? – спрашивает Гейб, разглядывая мое лицо.
        – Был такой период.
        – А, да! Я как-то спросил тебя о джинсах, потому что мама все время ругает меня за мои. Но мне на бренды плевать, а ей – видно, нет.
        Теперь все встало на свои места.
        – Ну, не буду отвлекать вас от свидания.
        – Спасибо, Дэнни, – говорит Лия и тянется обнять меня. – Мы скоро с тобой поговорим, обещаю.
        – Клянешься на мизинчиках?
        Она закатывает глаза, но цепляется своим мизинцем за мой.
        Уходя, плотно закрываю дверь, чтобы им больше не мешали.
        Как же унизительно. Но, боже мой, какие они все-таки милые.
        Благодарности
        Такое чувство, что я могу ненароком увлечься, так что для порядка начну с Джин Фиуэл. Без ее потрясающей идеи смешать «Икс-фактор» и сюжет для подростков этой книги не существовало бы. Я ценю все, что она для меня сделала.
        Море благодарности моему редактору Холли Уэст, чья помощь и терпение во время редактирования были просто-напросто поразительны. Этот роман не был бы и вполовину так хорош без ее проницательности. Также благодарю Молли Бруилетт, Эллисон Верост и Кэтрин Литтл за всевозможную помощь во время написания. И еще спасибо сообществу «Свун Ридс» за чтение, оценки и обзоры.
        Огромная благодарность моим друзьям и коллегам из Морристауна и городской библиотеки за уступчивость и поддержку: Марии Нортон, Чеду Линауиверу, Арлин Спрейг, Келли Симмс, Вирджинии Ли и особенно Энн Райан Делло Руссо. А еще Джиму Коллинзу за то, что выслушивал каждую мою эксцентричную идею по поводу книги в течение последних четырех лет. Когда-нибудь я все-таки напишу сагу о русалке-зомби.
        Выражаю бесконечную благодарность онлайн-контингенту: Кандре Риверс – за прочтение черновиков и побуждение продолжать писать; Ханне Новински – за то, что не заблокировала мой почтовый ящик после пятитысячного сообщения, пока я пыталась придумать идеальный милый момент; и Ади Лубоцки – за совершенно интригующий ответ на вопрос, какой любовный роман она хотела бы прочесть. И спасибо всем моим друзьям и подписчикам из Tumblr – вы первыми придали мне храбрости публиковать то, что я написала.
        Я в вечном долгу перед Лорен Велеллой, потому что каждый раз, когда я говорила: «Привет, я тут написала какую-то ерунду, хочешь почитать?» – она отвечала: «Всегда!» Мишель Петрасек – за то, что она – бомбический читатель, редактор, партнер по карточным играм и завсегдатай IHOP[3 - IHOP – ресторан быстрого питания, в котором подают блинчики и вафли. – Прим. пер.]. Крисси Джордж – за то, что была моей первой пробной читательницей и человеком, с которым приятно ходить по магазинам. Не могу не упомянуть девочек из ФРЛК: Кейт Вэсилик, Кэти Неллен, Челси Ричерт и Мелани Моффитт – за то, что слушали и растрогали меня, просто зачитав номер телефона и ISBN.
        Выражаю большое уважение и любовь моим братьям и сестре: Карен, Скотту и Шону – частицы вас попадают во все, что я пишу. Вы оказали на меня куда большее влияние, чем вам кажется. Также спасибо Биллу, Билли, Заку, Сандре, Брианне и Кэтлин за то, что вы – часть этой большой старой семьи.
        Я навеки благодарна моей маме Рэт по миллиону причин, которых слишком много, чтобы здесь перечислять. И еще хотелось бы извиниться за сквернословие. И, наконец, спасибо моему папе Уэйну, по которому я скучаю каждый день. Мне нравится представлять, что если бы он узнал об этой новости, то сказал бы что-то вроде: «Молодец, Сандра Джин!» – и купил мне торт.
        Встреча за чашечкой кофе
        с писательницей Сэнди Холл и ее редактором Холли Уэст
        Об авторе
        ХОЛЛИ УЭСТ (Х. У.): У ТЕБЯ ЕСТЬ ЛЮБИМАЯ ВЫМЫШЛЕННАЯ ПАРА? КАКОВ ТВОЙ ИДЕАЛ ОТНОШЕНИЙ?
        Сэнди Холл (С. Х.): Идеалом отношений для меня всегда останутся Курт и Блэйн из «Хора». Да, навсегда.
        Х. У.: КАК ЛЮБИШЬ ПРОВОДИТЬ ДОЖДЛИВЫЕ ДНИ?
        С. Х.: Так странно. Я знаю, чего от меня ждут: что я скажу «читаю, свернувшись калачиком», – но мне нравится делать уборку. В остальное время я терпеть не могу это занятие, но если на улице дождь и мне никуда не надо, я начинаю хлопотать по дому.
        Х. У.: У ТЕБЯ ЕСТЬ ХОББИ?
        С. Х.: Просто чтение.
        Х. У.: ЧТЕНИЕ ЗАНИМАЕТ СТОЛЬКО ВРЕМЕНИ.
        С. Х.: Это правда! На него уходит много времени, но ведь то же можно сказать и о телевидении, фандомах, об остальном… Это очень серьезное занятие.
        Х. У.: ДЕЙСТВИТЕЛЬНО. НО ВЕДЬ НЕЛЬЗЯ ПИСАТЬ, НЕ ЗНАЯ, ЧТО ПРОИСХОДИТ В МИРЕ.
        С. Х.: Да, за событиями следить нужно: за поп-культурой, новостями. Никогда не знаешь, откуда может прийти вдохновение.
        Знакомство со Swoon Reads
        Х. У.: КАК ТЫ УЗНАЛА О SWOON READS?
        С. Х.: Увидела статью «Хаффингтон Пост» в Tumblr. Прочла ее и подумала: «Интересно. Надо рассказать ребятам на работе». Библиотекари всегда подключаются к такой деятельности. Но потом решила: «Нет, сама напишу книгу и никому об этом не скажу, потому что не хочу, чтобы они ее читали. Пока что».
        Х. У.: МНЕ НРАВИТСЯ, ЧТО ПЕРВАЯ ВЫБРАННАЯ НАМИ РУКОПИСЬ БЫЛА НАПИСАНА СПЕЦИАЛЬНО ДЛЯ НАШЕГО САЙТА.
        С. Х.: Я часто общаюсь с молодежью по работе и подумала: надо узнать, что захочет читать молодое поколение. Написала письмо подруге из Сети, которая живет в Израиле. Ей восемнадцать. Я спросила: «Ади, какой любовный роман ты захотела бы прочесть?» Она ответила огромным параграфом: «И живут они рядом, и ходят в одно кафе, и…» Сначала я написала: «Ладно, ладно…» Затем сказала: «Погоди. Еще буду вести повествование с точки зрения каждого свидетеля». И получился настоящий роман, но с позиции разных людей.
        Х. У.: ПОНРАВИЛОСЬ ЛИ ТЕБЕ БЫТЬ ЧАСТЬЮ САЙТА SWOON READS?
        С. Х.: Мне нравится читать комментарии и отзывы, не только на свои работы, но и на другие. В ноябре и декабре у меня на работе загрузка, поэтому мне не хватило времени прочесть все рукописи, но, мне кажется, я их распробовала, читая комментарии других людей. И еще там было много отличных советов, о чем писать, например: «Знаешь, пока я читала, думала…» Там очень приятное сообщество и много серьезных писателей.
        Х. У.: КОГДА ТЕБЯ ВЫБРАЛИ, ТЫ НАМ РАССКАЗАЛА ОТЛИЧНУЮ ИСТОРИЮ О СВОЕЙ МАМЕ…
        С. Х.: А, о маме! Шел снег, я была дома, рассказала об этом маме, а она ответила: «Сандра, если тебя попросят дать $15 000, не давай. Пришлось объяснять: «Нет, мама, все по-настоящему, это “Макмиллан”, а это – аванс». Она ответила: «Это мошенники, осторожнее!» а я ей: «Мам, “Макмиллан”». Наконец она говорит: «А, да, точно. Я же о них слышала». Она всегда переживает, как бы не нарваться на обман, беспокоится.
        Х. У.: ТАКАЯ У НЕЕ РОЛЬ. ОНА ВЕДЬ МАМА.
        О книге
        Х. У.: ПЕЧАТНАЯ ВЕРСИЯ ОТЛИЧАЕТСЯ ОТ ТОЙ, ЧТО ИЗНАЧАЛЬНО ПОЯВИЛАСЬ НА САЙТЕ. ЧТО, ПО ТВОЕМУ МНЕНИЮ, ИЗМЕНИЛОСЬ БОЛЬШЕ ВСЕГО И КАКАЯ ПЕРЕМЕНА ДАЛАСЬ ТЕБЕ ТЯЖЕЛЕЕ?
        С. Х.: Мне кажется, сложнее всего было в отношении одной задачи: трудно было сделать Лию моложе. Думаю, отчасти потому, что я описывала их как студентов младших курсов, а в колледже я ОБОЖАЛА младшие курсы: тогда мы очень весело проводили время. И, потом, было непросто сделать ее первокурсницей потому, что пришлось, сами понимаете, представить ее наивнее, неопытнее. Мне это очень понравилось, хотя пришлось нелегко, я приговаривала: «Знаю, какой ты станешь через два года. Лия, у тебя такой потенциал, я так тебя люблю! У тебя все будет хорошо, мы просто сделаем тебя моложе».
        Х. У.: ТВОЙ ОТВЕТ ВСЕГДА МЕНЯ ПОРАЖАЕТ. СКОЛЬКО ВРЕМЕНИ У ТЕБЯ УШЛО НА НАПИСАНИЕ КНИГИ?
        С. Х.: Шесть дней.
        Х. У.: КОРОЧЕ ОТВЕТА Я ЕЩЕ НЕ СЛЫШАЛА.
        С. Х.: Я много недель ее планировала, с начала октября, подготавливала карточки, таблицы и прочее. Расписала диалоги, у меня было много заготовок и долгие выходные – со вторника по четверг, и я просто взяла и все зараз написала. Были дни, когда я писала по 12 000 слов. Процесс просто шел. Мне кажется, так было благодаря формату книги, приходилось писать с разных точек зрения. Необязательно было долго на чем-то задерживаться. Сюжет просто продвигался, а если что-то не получалось, всегда можно было сказать: «Дальше!»
        Х. У.: ТАК, НАСТАЛ ТВОЙ ШАНС ВЫСКАЗАТЬ МНЕ, КАКОЙ Я УЖАСНЫЙ ЧЕЛОВЕК. КАКОВО ТЕБЕ БЫЛО ПОЛУЧИТЬ ПИСЬМО С ПРАВКАМИ?
        С. Х.: Господи, нет. Это было замечательно! Было, конечно, страшно, но потом я прочла и сказала: «А чего я боялась?» И ты еще так извинялась, а я спрашивала: «За что?» Стоит начать с того, что написала я книгу за шесть дней и потом выложила ее в Интернет, чтобы люди смогли прочесть, – конечно же, тут пришлось что-то менять!
        Х. У.: Я ОБ ЭТОМ НЕ ЗНАЛА. ПЕРЕМЕНЫ БЫЛИ КРУПНЫЕ: 23 ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ПРИШЛОСЬ СОКРАЩАТЬ ДО ВСЕГО ЛИШЬ 14, А ПОТОМУ ПОТРЕБОВАЛОСЬ ПЕРЕПИСАТЬ ПОЛОВИНУ КНИГИ, А МНЕ НЕ ХОТЕЛОСЬ НЕНАРОКОМ РАЗБИТЬ ТЕБЕ СЕРДЦЕ.
        С. Х.: Клянусь, что сердце ты мне не разбила. Тогда мне как раз пригодились карточки. В первом черновике у меня была карточка на каждую сцену. Они все были обозначены по цветам. Сцены с Гейбом и Лией обозначены белым, только с Гейбом – желтым, только с Лией – розовым и сцены, где ни одного из них нет, – оранжевым. Зелеными карточками были отмечены месяцы. Поэтому я, по сути, просмотрела карточки с точками зрения, от которых надо было избавиться. Думала, кто мог бы взять на себя сцены, а потом просто готовила новую карточку. В итоге я приготовила новую стопку карточек, потому что пришлось поменять местами некоторые сцены и точки зрения, но картотека действительно очень помогает в редактировании. Она была моей основной подмогой.
        Х. У.: ВЕРНО, МЕЖДУ ТЕМ, ЧТО БЫЛО ДО, И ТЕМ, ЧТО – ПОСЛЕ, ОГРОМНАЯ РАЗНИЦА: У МЕНЯ ТАКОЕ ОЩУЩЕНИЕ, ЧТО ТВОЙ ПИСАТЕЛЬСКИЙ И МОЙ РЕДАКТОРСКИЙ СТИЛИ ДРУГ ДРУГА ДОПОЛНЯЮТ.
        С. Х.: Да, в этом отношении мне было очень, очень легко. И, как я уже сказала, я ломала голову над тем, каким образом сделать так, чтобы Лия казалась моложе, и как только я с этим справилась, – а, да, еще когда добавила Сэма, – мне стало проще.
        Х. У.: СЭМ ШИКАРЕН!
        С. Х.: Да, мне надо было сделать Гейба чуть моложе и добавить ему новые контакты. Таким образом его друзья стали друзьями его брата, и они образовали группу в противовес тому, что Гейб – одиночка. Сэм повсюду берет его с собой. И я Сэма очень люблю – он стал моим озарением. Я сидела на работе, как обычно, и вдруг додумалась: «У него есть брат!»
        Х. У.: БЛЕСТЯЩЕ. И ЕЩЕ МНЕ НРАВИТСЯ МАНЕРА СЭМА ГОВОРИТЬ. ОН ТАКОЙ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ СТАРШИЙ БРАТ, Я ТАК И ВИЖУ, КАК ОН КЛАДЕТ РУКУ НА СПИНУ ГЕЙБУ И ТОЛКАЕТ ЕГО ВПЕРЕД СО СЛОВАМИ: «ПОГОВОРИ С НЕЙ!» ПРОСТО БЕРЕТ И ПИХАЕТ.
        С. Х.: Знаешь, самое смешное, что он так и сделал бы. Мне кажется, Сэму всегда этого хотелось, но вряд ли Гейбу кто-нибудь нравился настолько сильно, как Лия. Да, ему, конечно, нравились девушки, но это, скорее всего, было так: «Ай, не хочу я в это лезть и даже говорить, что мне кто-то нравится».
        Писательская жизнь
        Х. У.: КОГДА ТЫ ПОНЯЛА, ЧТО ХОЧЕШЬ СТАТЬ ПИСАТЕЛЕМ?
        С. Х.: Прошлым летом. Иногда, когда я это обсуждаю, мне становится так противно, но мне кажется, что эта мысль давно поселилась у меня в голове. В детстве я вела дневник, но там обычно все было просто: «Сегодня я разговаривала с мальчиком» или «Мама на меня сердится». Я никогда не занималась настоящим писательством. Я присоединилась к фандому, писала фанфики, а потом поняла: я люблю писать. А ведь даже не подозревала. В колледже провалила писательское мастерство. Не верится, насколько мне нравится писать! А теперь у меня столько идей для романов, просто поразительно.
        Х. У.: У ТЕБЯ ЕСТЬ ПИСАТЕЛЬСКИЕ РИТУАЛЫ?
        С. Х.: На самом деле у меня есть отличный писательский ритуал, о котором я должна тебе рассказать. Порой, когда я застреваю и не понимаю, что делаю, нужно просто сесть и начать писать. Я выкладываю перед собой десять конфет Life Savers в обертках или мармеладные бобы, или «скиттлз», неважно. Съедаю только одну и тогда, когда написала определенное количество слов. Это помогает. Не успеешь оглянуться, как уже написала две тысячи слов, и только потому, что очень хотелось съесть конфетку.
        Х. У.: ЗДОРОВО, И ТРЕБУЕТСЯ ВСЕГО НИЧЕГО. ДАВАЙ НЕМНОГО ПОБЕСЕДУЕМ О ПИСАТЕЛЬСКОМ ПРОЦЕССЕ. ОДНИ ПРОСТО ВЫДУМЫВАЮТ ВСЕ НА ХОДУ, ДРУГИЕ ДЕЛАЮТ НАБРОСКИ. А ЧТО НАСЧЕТ ТЕБЯ?
        С. Х.: Я готовлю все. Планирую вплоть до повседневных дел. Люблю карточки, таблицы, пользуюсь методом снежинки.
        Х. У.: ЧТО ТАКОЕ МЕТОД СНЕЖИНКИ?
        С. Х.: Когда начинаешь с предложения, а потом разделяешь его на пять. Затем берешь эти пять предложений и расписываешь их на пять параграфов. После разрабатываешь персонажей, создаешь между ними связи, пока они не начинают расти и расти, словно снежный ком.
        Вот это я и записываю в таблицу, по сцене в каждую ячейку. Мне часто говорят: «Таблицы не вяжутся с писательством» – а я отвечаю: «Ничего вы не понимаете!» Мне нравится отводить сценам определенное количество слов и пытаться писать ровно столько, сколько задумано. Не знаю, просто люблю таблицы и карточки!
        Х. У.: МНЕ НРАВЯТСЯ ТВОИ КАРТОЧКИ.
        С. Х.: Теперь они у меня спрятаны в надежном месте. Я всем говорю: «Смотрите, из них получилась книга!»
        Х. У.: ПОСЛЕДНИЙ ВОПРОС: КАКОЙ ТЕБЕ ДАВАЛИ ЛУЧШИЙ СОВЕТ ПО НАПИСАНИЮ КНИГ?
        С. Х.: Мне нравится блог Чака Вендига «Грозные умы», а еще я читала пост приглашенной писательницы Делайлы Досон, у которой есть свой веселый подход на тему «Надо просто все выплеснуть». Нужно перестать беспокоиться, думать о том, как должно быть или выглядеть, и просто писать.
        Тогда я и подумала: «Я знаю, как надо писать. Надо перестать редактировать саму себя и думать, и просто писать». Наверно, именно поэтому я написала так быстро о Гейбе и Лии. У меня не было выбора, потому что, если бы я остановилась, начала бы сомневаться в себе. Мне надо было выплеснуть мысли. Если остановиться и надолго задуматься, то ничего из этого не выйдет.
        Об авторе
        Сэнди Холл – библиотекарь из отдела книг для подростков из Нью-Джерси, где она родилась и выросла. Она – бакалавр коммуникации, магистр библиотековедения и науки об информации Ратгерского университета. Когда она не занята писательством и работой в юношеской библиотеке, ей нравится читать, устраивать марафон просмотра сериалов и листать ленту Tumblr. «Немножко по-другому» – ее первый роман.
        notes
        Примечания
        1
        Пара дня (фр.). – Прим. пер.
        2
        Популярный американский ведущий прогноза погоды. – Прим. пер.
        3
        IHOP – ресторан быстрого питания, в котором подают блинчики и вафли. – Прим. пер.