Ночная сказка Джон Хоул
        Семье журналиста Питера Хэллоуэя грозит разорение. Чтобы спасти положение, его жена Гарриет принимает весьма неординарное решение.
        Джон Хоул
        Ночная сказка
        КАК ВСЕ НАЧАЛОСЬ
        Маленький мальчик уснул. Гарриет с облегчением закрыла «Как поросенок оказался окруженным водой» и невидящим взглядом посмотрела в окно. Лучи вечернего солнца еще играли ласковым светом на газонной траве, но ей не было дела до красот природы. Ей оставалось только стать шлюхой.
        Густые ресницы ее сынишки Тимоти четко выделялись на бледных, покрытых веснушками щечках. Когда Джонти приходило в голову подразнить своего маленького брата, он всегда говорил, что у того ресницы, как у девчонки. А сама Гарриет до боли любила их - эти пушистые нежные волоски. Тимбо было уже четыре годика, и он всегда был напуган. Вся его короткая жизнь каким-то непостижимым образом пошла прахом. Он даже на нее смотрел с испугом. Но вот наконец ребенок заснул. А утром все покажется не таким уж страшным. Господи, как Гарриет надеялась на это!
        Спустившись в кухню, она поставила чайник на плиту. Сама мысль об этом была ужасной, пугающей, недопустимой. Но ведь именно это советовали ей люди, не так ли? «Мне придется пойти на улицу»,  - снова и снова повторяла она про себя. Правда, сами они почему-то этого не делали. Впрочем, они вовсе не это имели в виду. Это они просто так шутили, разговаривая с нею и понимая, что дела идут из рук вон плохо. Но вообще-то шутка была отвратительной. Черт возьми, а сами-то они что будут делать? Ведь сейчас Гарриет казалось, что для нее наступил конец света!
        Оцепенев, стояла она у балконной двери и смотрела на газон. Гарриет была настолько погружена в собственные мысли, что даже не замечала Старфайера - их жалкого пса, который вытворял просто недопустимое с яркими ноготками. Встряхнувшись, Гарриет подумала о жареной картошке. Может, сегодня она плюнет на все и откроет большую банку консервированной фасоли. Это заставит Джонти и его отца немного встряхнуться.
        Она все еще дрожала, вспоминая то, что произошло утром; слезы то и дело наворачивались у нее на глаза. В доме стало так пустынно после того, как забрали их любимые вещи. Гарриет чувствовала себя ужасно.
        Она слышала, как наверху Питер - ее муж - включил в кабинете телевизор. Тот самый телевизор, что они только вытащили из тайника на чердаке. Да, сомневаться не приходилось: Питер смотрел новости. И вдруг Гарриет разозлилась. Но, в конце концов, новости составляли смысл его жизни. От новостей Питер отказаться не мог, хотя и становился день ото дня все более равнодушным и все реже обращался к экрану дисплея, чтобы сделать хоть что-то для спасения семьи. А им это было так нужно. Гарриет знала, что временами он бесцельно сидел в своем логове и смотрел в пустоту перед собой, лишь бы не отвечать на их бесконечные вопросы и не видеть вопрошающих глаз. Одного она понять не могла: если он действительно любил их, то почему же перестал работать? Почему не просиживал за рабочим столом весь день? Ведь их бывший бухгалтер Майкл Джонстон недвусмысленно дал понять, что следующая очередь - за домом, и у них осталось всего около шести недель. Нет, это невозможно! Просто ужас какой-то!

* * *
        Вот ведь нелепость! Днем я вдруг обнаружил, что стою в туалете на коленях, закрыв глаза, и… молюсь! Это что-то, в особенности если учесть, что я не доверяю ни одной религии, да вот только за последние три дня я дошел до такого состояния, что готов был на что угодно. В жизни со мной такого не было, поэтому я и принялся молиться в уединении сортира. Будто молитва могла мне помочь! Конечно, не могла, но хоть я побыл там один. Не могу же я допустить, чтобы Г. видела, в каком ужасном я настроении. И дети не должны знать, что со мною; как бы малы они ни были, Джонти и Тимбо все понимают.
        А вообще-то, я решил излить душу экрану дисплея. Вчера я набрал тысячи полторы слов, годящихся для описания моей жизни. Это выглядело примерно так: бедность, жизнь, бедность, вина, бедность, моя женитьба, бедность и еще что-то вроде этого. Но потом я прекратил истязать себя и просто выключил компьютер. Сегодня я решил взяться за дневник (его никто не сможет прочесть, не зная моего личного пароля). Может статься, дневник этот кому и пригодится. Как, например, материал для описания самого долгого самоубийства на свете. Уж, во всяком случае, лучше таким образом давать выход своим чувствам, чем стоять на коленях в сортире, скривив от боли лицо.
        И еще сегодня приходили судебные исполнители. Я знал, что это рано или поздно произойдет, скорее, впрочем, рано, чем поздно. Я продал свой «сааб», чтобы мы смогли протянуть до конца мая. Конечно, я не имел права этого делать, потому что в собственности у меня остались, пожалуй, лишь «дворники» от машины да с половину радиатора. А вся остальная часть моего «железного коня» давным-давно принадлежала финансовой компании. В апреле мне еще казалось, что продажа «сааба» - самая крайняя мера, к которой прибегать и не придется.
        Но они ничего у нас не нашли. Ничего! Мы спрятали дисплей, процессор. Спрятали даже кое-что из вещей Г.
        Какая мерзость!
        Позвонил Грэхему. Он сам говорил мне, чтобы я позвонил ему, еще в мае говорил. И - ничего. Кажется, он просто не хотел ничего знать. А мне пришлось держать себя в руках и прикидываться, что мне все равно. Я отлично справился со своей ролью, особенно если учесть, что делал я все под давлением. Да, это мне надо было быть актером, мне, а не Гарриет. Он спросил меня, как дела. Я едва не выпалил ему всей правды, но сумел сдержаться и лишь произнес: «Вообще-то неплохо. Могли бы, конечно, быть и лучше, но и так жаловаться не приходится. Мне так нравится быть самому себе боссом. И не надо никому лизать задницу. «Старина Грэхем - признаться, не такая уж и сволочь - хохотал до упаду и сказал: «Удачи тебе, приятель!» И повесил трубку.
        Когда сидишь на «вольных хлебах», самое забавное в том, что не знаешь, что сел в лужу и остался без работы, еще в течение нескольких месяцев после того, как это произошло. Ты все думаешь, что что-то еще может измениться, и все ждешь звонка. Тебе бывает нужен всего лишь один-единственный звонок, разве не так? А потом ты снова ждешь. Наконец телефон звонит, и в трубке ты, конечно же, слышишь голос кредитора, который хочет денег! И тебя преследуют неоплаченные счета.
        Да, похоже, Гарри была права: мне придется столкнуться с этим. Она сказала, что мы разорились еще четыре месяца назад, в конце марта. А я-то рассчитывал на мои немногочисленные поправки в «Инди мэг». Да потом еще у Готри случился сердечный приступ. К моей удаче. Впрочем, и к его тоже, надо полагать. Ох уж эти комиксы!
        Гарри была так глубоко погружена в собственные раздумья, что не заметила, как сожгла картошку. Да уж, поистине надо быть гением в кулинарии, чтобы умудриться сжечь жареную картошку, вот что. Но все дело в том, что Гарриет надо было многое обдумать.
        Судебные исполнители заявились в полседьмого утра. Тимми намочил постельку, и ей пришлось встать, чтобы переменить мальчику белье; тут-то она и увидела его в окно. Невысокого роста военный с закрученными вверх усами, в мягкой шляпе и теплой полушинели, задрав голову, смотрел на их дом. В руке у него был какой-то листок.
        Гарриет бросилась в комнату. Питер пробудился от сна в одно мгновение.
        - Нас здесь нет. Спрячься. Заставь детей молчать.  - Он кое-как закутался в халат и встал в дверях ванной, а Гарриет осторожно выглянула в окно, чтобы подсмотреть, чем занят этот парень.
        - Только чтобы он тебя не видел!  - прошипел ее муж.
        - Ничего он не увидит сквозь тюль.
        - Нет, он может заметить тебя,  - заспорил Питер.
        - Питер, чего ему надо? Ты же знаешь, не так ли?
        - Полагаю, это судебный исполнитель.
        Гарриет показалось, что земля уходит у нее из-под ног. Это было ужасно. Тимми сидел в детской на горшке - даже в четыре года мальчик все еще пользовался горшком. А затем малыш с шумом проехал на горшке к матери. Он был таким очаровательным, милым, невинным… Спотыкаясь спросонья, мимо брата прошел Джонти. Он еще не проснулся, но уже каким-то образом понял, что происходит что-то нехорошее. Гарриет протянула к нему руки, и оба опустились на ковер на лестничной площадке, прижавшись друг к другу.
        - Мы просто играем в прятки, мои хорошие,  - прошептала Гарриет.  - Тот, кто будет тише себя вести, получит награду.
        В дверь громко забарабанили, а потом наступила долгая, гнетущая тишина. Через некоторое время маленький военный застучал в дверь снова. Эхо от его ударов разносилось по всему дому. Вдруг зазвонил радиобудильник, и Гарриет услышала сдавленные проклятия Питера.
        И вновь тишина. Отстранившись от матери, Джонти вопросительно посмотрел на нее, словно хотел на ее лице прочесть ответ на вопрос о том, чем вызвано столь странное поведение. Они ждали… Тимоти, которому, наконец, надело сидеть на горшке, встал и в одной пижамной курточке подошел к матери. Вдруг стук раздался с другой стороны - на сей раз незваный гость решил попытать счастья у задней, кухонной двери. Прижавшись щекой к ковру, Гарриет распласталась на полу, обнимая детей. У нее было такое чувство, будто они в войну пережидают бомбежку. Казалось, эти ужасные мгновения длятся вечно. Тимоти заснул. Малыш хрипло дышал, щечки его порозовели. Джонти был очень напуган и все спрашивал у матери:
        - Что случилось? Мама, что происходит?
        Она ничего не смогла ответить ему.
        Да, это было похоже на бомбежку. Или на то, что вокруг их дома кружит разбойник, маньяк-убийца, насильник какой-нибудь… Где он сейчас? Все еще стоит у задней двери в саду? Или, приложив руки к стеклу, смотрит сквозь окно в их кухню? Было так тихо. Потом Гарриет показалось, что она слышит, как ботинки военного скребутся по бетону с другой стороны дома. Щелкнула задвижка боковой калитки. Кажется, он ласково заговорил с собакой. Кстати, Старфайер был отличным сторожевым псом. Большие часы с изображением Микки Мауса безжалостно тикали в детской. Радио «Четыре» бубнило о каком-то проверочном матче. В ванной Питер тихонько откашлялся. Никто не двинулся с места.
        Прошло, наверное, с полчаса. Наконец они услышали, как визитер уходит от дома. Он сел в машину и уехал. Он и его саржевые галифе.
        Гарриет ненавидела маленьких мужчин. И как только таких коротышек допускали в армию? Если только он вообще служил в армии.
        Как только он ушел, Питер развил бурную деятельность.
        - Они непременно вернутся. Нам надо спрятать кое-что из вещей.
        - Где?  - спросила Гарриет.
        - На чердаке. Помогай мне. Быстрее.
        - Но что мы будем прятать?
        - Дорогие вещи.
        И, к удивлению обоих мальчишек, их родители - оба в развевающихся халатах - стали носиться по дому, собирать всякие вещи и поднимать их по лестнице к квадратному отверстию на потолке ванной комнаты, которое вело на чердак. Лестницу Питер притащил из опустевшего гаража, а Гарриет забралась наверх и стала принимать у него телевизор, дисплей, видео и всякую другую аппаратуру из кабинета Питера. Он даже умудрился снять телефоны и, обмотав их шнурами, притащил их Гарриет. Вскоре мальчики тоже включились в игру взрослых и стали стаскивать к ванной свои игрушки - плюшевых мишек, машинки и остатки от конструкторов «Лего». Их вещички Гарриет складывала так же аккуратно, как и всю аппаратуру мужа. Она пристраивала их между огромными емкостями для воды, стараясь как можно осторожнее ступать на шаткие доски и опасаясь провалиться вниз, в спальню.
        Они с Питером умудрились перемазаться в пыли, вспотеть и раскраснеться, когда вдруг Гарриет вспомнила о своей одежде.
        - Мои вещи!  - вскричала она.
        - Господи, Г., не беспокойся о них. Нам некогда заниматься еще и твоим барахлом.
        Но Гарриет не обратила на его слова никакого внимания. Если бы Марианне Вебб, их соседке, вздумалось в восемь утра выглянуть в окно, то она увидела бы, как Гарриет Хэллоуэй в одном халате на голое тело с трудом открывает дверцу сарая, держа в руках немыслимое количество черных пластиковых пакетов. Именно в сарае под садовым инвентарем и мешками с удобрением, которым они так никогда и не пользовались, спрятала Гарриет свои вещи.
        К половине девятого все было сделано. С помощью тряпки и веника Гарриет пыталась скрыть следы от их милых сердцу вещей, которые еще так недавно радовали ей глаз.
        Потом она направилась в кухню, чтобы приготовить мальчикам бутерброды на завтрак. Она могла предложить им лишь по куску хлеба с маргарином. Странно, но занимаясь чем-то плечом к плечу с Питером, она почувствовала необычайное возбуждение. Господи, ей даже понравилось ощущать себя с ним в одной команде. «Мы» против «них». Они с Питером впервые за долгое время делали что-то вместе.
        И вдруг ей вспомнилось - дело было давным-давно. Они сидят на корточках на покрытой шифером крыше коттеджа в Уэллсе. Был холодный весенний день. Потом Питер осторожно переполз на другой конец крыши туда, где перекрытия были прочнее. Им было очень холодно и неудобно, а с долины дул пронизывающий ветер. Тогда лучший друг Питера - Тоби - позволил им уже не в первый раз погостить недельку в его коттедже. Они приехали и тут же обнаружили, что кто-то разбил стеклянный люк на крыше. Видимо, воры безуспешно пытались проникнуть в дом. Питер с Гарриет сами отремонтировали крышу - в знак признательности Тоби, который пускал их на каникулы в свой коттедж.
        Тоби Лиделл-Смит, которого все звали не иначе как ТЛС, стал лучшим другом Питера еще в университетские годы. Им много раз доводилось ходить в горы, где они и подружились, а останавливались перед этими походами непременно в коттедже Тоби. Потом в этом же месте начиналась и их семейная жизнь - сначала Тоби и его жены Барбары, а затем - Питера и Гарриет.
        В тот год, когда Гарриет помогала Питеру чинить крышу, она впервые заподозрила его в том, что он флиртует с другими девушками. Ей было так грустно, но месяца два она молчала, не обращая внимания на его бесконечную ложь и увертки. Тогда Джонти было три, и это случилось незадолго до рождения Тимоти. Питеру в то время было тридцать с небольшим. Гарриет только все время повторяла себе, что такие вещи часто случаются с мужчинами в его возрасте. Во всяком случае, она не раз читала об этом в «Космо». Не успокаивай она себя таким образом, их счастливому браку пришел бы конец.
        А тогда, на крыше, дрожа на ледяном весеннем ветру, она так хотела быть полезной и, держа в окоченевших пальцах кусок шифера, думала только о том, как бы не свалиться вниз, чтобы напуганный Питер не подумал, что она струсила. И вдруг Гарриет показалось, что в их отношениях появилось нечто новое. Ей внезапно - слава Богу - стало так тепло и хорошо в обществе хмурого и сосредоточенного мужа. Сидя на корточках напротив нее, он что-то с усилием закручивал своей отверткой, и его силуэт четко выделялся на фоне серо-зеленого горного склона. Питер и Гарриет вместе, на крыше мира… Она до сих пор четко помнила то необыкновенное чувство близости к своему чересчур упитанному, далеко не идеальному мужу, которое охватило ее в те мгновения. Для нее и их детей он всегда будет таким, как там. В какие бы нелепые игры он ни ввязывался. Да и Гарриет для него всегда будет значить многое.
        Именно таким Питер был в этот день, день судебных исполнителей, когда бегал по всему дому, вынимал из шкафов «плечики» для одежды и вытаскивал из-под ковра телефонный кабель. Они оба были похожи на цыплят, которым свернули головы. Но в этом не было его вины. Питер сделал все, что мог. С таким же успехом можно было бы во всем обвинить ее или ее брата Джулиана… Она действительно любила Питера. И, пожалуй, любовь ее к нему становилась крепче в те минуты, когда ему не везло.
        Через некоторое время он, уже одетый, спустился вниз и сообщил, что весь шум, наверное, подняли из-за того, что он продал машину. А у них в собственности оставалась лишь какая-то небольшая часть «сааба». Поступок этот был до того нелепым и беспечным, что Гарриет просто разъярилась. Но на нее во все глаза смотрели сгорающие от любопытства, но напуганные Джонти и Тимоти. Весь их мир разваливался. Кипя от гнева, Гарриет судорожно вздохнула и пошла одеваться и приводить себя в порядок.
        Облачаясь в джинсы и свитер, она думала о том, что бы такого сделать, чтобы ее дети почувствовали себя в безопасности. Однако она чувствовала себя такой беспомощной. Гарриет ощущала себя как пассажир автомобиля, который случайно занесло на встречную полосу. Ну что они могли сделать? Продать дом? Но они все еще должны были строительному обществу кучу денег за свое жилище. Наняться на работу? Но что она могла делать?
        Гарриет никогда не работала - год работы по четвергам в магазине «Блэкхит Оксфам» не считается. После рождения Джонти она несколько недель проработала в бутике, принадлежавшем ее приятелю Неллу, но потом догадалась, что Питер не одобряет этого, так что к Рождеству ей пришлось распрощаться и с этой работой. В драматическом колледже все всегда говорили, что из Гарриет Макджи выйдет толк. Если бы она стала актрисой, то всегда сумела бы заработать на кусок хлеба. Но ведь этого не случилось, не так ли? Так что подмостки остались для нее в прошлом. Но тогда с нею рядом был Питер. Зрелый, с хорошим нравом, он сумел наладить ее жизнь и очаровать настолько, что вскоре она скинула перед ним трусики, а потом и забеременела и в порыве любви, заливаясь слезами, согласилась бросить карьеру. Она даже отказалась от предложения играть целый сезон в «Данди Репе». Амбиции свои Гарриет сменила на уютное пуховое гнездышко и на двух обожаемых, чудесных, самых лучших на свете сыновей.
        Но неужели она сейчас ни на что не могла сгодиться? Неужто она и в самом деле провела целых десять лет, играя роль неплохой матери и терпеливой жены? Потому что ей то и дело казалось, что все это не по-настоящему. У Гарриет все время было такое чувство, что придет мгновение - и ее «вычислят». Глядя на расфранченных, надушенных и причесанных коллег своего мужа, Гарриет ловила себя на мысли о том, что сама она больше походит не на такую женщину, а на карикатуру с нее. Было ли известно этим дамочкам, что она понятия не имеет (что, кстати, ее ничуть не волновало) о Соглашении по торговле и транспорту, о требованиях к займам, о евроскептиках, о миграции населения, мировом кубке и, наконец, о том, кто с кем флиртовал в Виндзорском замке в прошлом августе? Знали ли они, что ее кухня походит на кухню мультипликационного героя кролика Роджера, а гладит она не хуже, чем в прачечных Тернера, известных во всем Блэкхит Вилледж,  - районе южного Лондона?
        За те три года, что Гарриет провела в колледже художественного образования, ее не покидало ощущение того, что она находится на своем месте. Впрочем, и с тех пор все было неплохо. Она так любила своих сыновей, гордилась своим мужем, получала удовольствие от поездок, пикников, каникул и бесконечных походов за покупками. Но где-то в глубине души Гарриет все время тлело чувство, что она не подходит для всего этого. И ей часто все надоедало до чертиков. А денег заработать она не умела.
        Но вот наступил кризис, и она ничего не сумела противопоставить ему. Гарриет ничего не умела делать. И у нее не было средств. Целых десять лет она жила за Питером, как за каменной стеной. И вдруг ее опора рухнула, а она не смогла ее удержать.
        В одиннадцать маленький военный вернулся.
        Все произошло именно так, как Питер и предсказывал. Они хотели заполучить назад его машину, или… или деньги, что он был им должен. Целые тысячи. Пришедший явился с предписанием Верховного суда об описи имущества с последующей распродажей его с молотка. Он сообщил, что его зовут Барнетт. Он был из компании «Стейси энд Эннердейл», состоящей в Ассоциации судебных исполнителей, которая находилась на Лигрин, в конце улицы. Гарриет и в голову не приходило, что рядом с Блэкхит-парком разместилась контора судебных исполнителей. Барнетт приехал в недорогом грузовичке, который он припарковал на улице Блэкхит-драйв. С ним явился молодой человек в костюме по имени Клив. Клив застыл на газоне перед домом, как окаменевшее дерево, так что Старфайер мог бы при желании и написать на него.
        Барнетт был очень оживлен, и по его виду было не сказать, что его волнуют его обязанности. Суть дела состояла в том, что Питер получал многочисленные требования по оплате счетов, но не обращал на них внимания, потому что у них не было денег. В конце концов финансовая компания обратилась в суд. Питер признался, что дошел до того, что стал выбрасывать послания, даже не вскрывая конвертов. После окончания колледжа восемнадцать лет назад он ни разу не сталкивался со столь серьезными финансовыми проблемами, за исключением разве оплаты по счету из «Американ экспресс». Гарриет не раз думала, что для выдающегося человека он был на редкость непрактичен в отношении денег.
        Поэтому в том, что произошло, не было ничего удивительного. Гарриет молила Бога, чтобы Питер сказал ей, что все-таки, черт возьми, с ними происходит. Не зная, в чем дело, она чувствовала себя сущей идиоткой.
        Взяв с детей слово, что они будут держать язык за зубами, Гарриет отпустила их к Марианне, где, как она надеялась, их накормят ленчем вместе с Пиппой и Сэмом.
        Гарриет все спрашивала себя, стоит ли их имущество хотя бы тысячу-другую. Большие надежды она возлагала на старинные безделушки и на несколько предметов мебели, имитирующей антикварную. Застыв посреди гостиной, Гарриет оглядывала вещи, пытаясь оценить их. Покосившись на мужа, она заметила, что тот внимательно изучает листок, поданный ему Барнеттом. Впрочем, у нее было такое впечатление, что еще один удар судьбы ничего не изменит в их бедственном положении.
        - Обычно в таких обстоятельствах,  - объяснял судебный исполнитель, стоя спиной к камину, в который Гарриет выбросила высохшие цветы,  - мы определяем стоимость материальных ценностей - это понадобится, когда конфискованные вещи будут перепродаваться. Мы должны получить пять тысяч двести девятнадцать фунтов девяносто три пенса, включая судебные издержки и НДС. Мы составим опись арестованного имущества и сообщим вам о результатах. Полагаю, мистер Хэллоуэй, все эти вещи принадлежат вашей семье? Не сомневаюсь, что вы можете указать нам на наиболее ценные вещи, продажа которых могла бы покрыть ваш долг. Не стесняйтесь. Может, у миссис Хэллоуэй есть какие-нибудь драгоценности?
        - Мы уже все продали,  - устало промолвил в ответ Питер.
        - Ну хорошо. Да. Хорошо, мы все осмотрим.  - Человечек направился в гостиную с таким видом, словно присутствовал на аукционе.  - Должен предупредить вас, сэр и мадам, что обычно людей пугают цены, которые мы назначаем за их вещи. Дело в том, что все обычно переоценивают свое имущество, но мы не сможем продать на аукционе вещи по тем ценам, которые бы хотели назначить их бывшие владельцы. Надеюсь, вы понимаете, что принудительная распродажа - не лучший способ сколотить капитал. Но должен вам сказать, что я обычно нормально оцениваю предметы, предназначенные для конфискации и распродажи. У меня в этом деле уже почти десятилетний опыт.
        - Чудесная работа,  - сухо заметил Питер.
        - Не совсем. Не совсем, знаете ли, подходящая работа. Слишком много боли и горя встречается на моем пути. Не сказать бы, что мне это по нраву. Я никогда по доброй воле не применяю силу, но… это моя работа, а любую работу кто-то должен выполнять. Иногда мне хочется, чтобы ее выполнял не я, но никуда не деться. Я стараюсь спокойно смотреть на вещи. По сути, если я стараюсь действовать мягче, то это никогда не приводит к добру. Компания все равно выбьет свои деньги. И не надо надеяться на то, что богатым компаниям не нужны даже небольшие суммы, которые задолжали им кредиторы.
        - Ну да, конечно! Представляю, как эта чертова компания «Ферст нэтионал рэдсток» разоряется, не получив деньги за мой полуразвалившийся «сааб». Чушь!  - вскричал Питер.
        - Питер!
        - Хорошо.
        Барнетт промолчал. Он подозвал Клива, и они стали осматривать мебель в коридоре и приклеивать на каждый предмет листочки: стеллаж из розового дерева (в стиле Вильяма VI) - 210 фунтов. Сундук восемнадцатого века, что отец купил ей в год свадьбы на аукционе в Эдинбурге,  - 900 фунтов. Японская жардиньерка, подаренная ей Питером на Рождество два года назад,  - 450 фунтов. В коридоре все постепенно приходило в беспорядок.
        Усевшись за стол в кухне и взяв в руки старый выпуск «Индепендент», Питер сделал вид, что все происходящее его не касается. Гарриет же, как тень, ходила за судебным исполнителем.
        Барнетт поднялся наверх и внимательно оглядывал их неубранную постель, кучу описанных пеленок, ожидающих стирки на полу детской, на деревянную лестницу, прислоненную к стене в свободной спальне. Гарриет буквально затрясло, когда Барнетт принялся рыться в ее белье; он даже не побрезговал заглянуть в пакетик с гигиеническими тампонами. Женщина спустилась вниз и принялась вынимать содержимое из буфета - она не сомневалась, что они заберут и его.
        Вскоре и Барнетт спустился вниз и устроился за кухонным столом, а Гарриет стала готовить им всем черный кофе. Как вообще могла она кого-то угощать? У них не было молока, сахара оставалось совсем немного, но, кажется, у нее было достаточно заменителей сахара. Барнетт стучал по своему калькулятору, и с каждым ударом в их любимом доме оставалось все меньше и меньше вещей. Гарриет никогда не обращала особого внимания на сервировочный столик, подаренный ей однокурсниками по художественному колледжу, но теперь, понимая, что может лишиться его, она чувствовала, что сердце ее сжимается; на картину, висевшую над лестницей, женщина давно не смотрела, но вдруг она напомнила ей об одной давней пасхе. Они купили ее в Илкли на художественной выставке, куда случайно заглянули, направляясь проведать родителей Гарриет в Эдинбург. Они были тогда так влюблены! Кто бы мог подумать, что через десять лет это полотно перейдет в руки мистера Барнетта?
        Все это не заняло много времени. К половине второго человечек был готов представить Питеру результаты описи. Казалось, в доме почти не осталось мебели. Даже забавно, какими дешевыми оказались все их вещи.
        Мальчики вернулись от Марианны как раз в то мгновение, когда Клив выходил из кухни, держа в руках игровую приставку к компьютеру. Увидев это, Джонти побледнел как полотно.
        - Эта игра принадлежит Джонти,  - заявила Гарриет. Вы не имеете права брать ее.
        Клив вопросительно посмотрел на Барнетта, и, кажется, тот кивнул.
        - Возьми и приставку,  - вдруг проговорил он.  - Я уже сообщил вам, мэм, что мы должны набрать определенную сумму. Так что прошу прощения, старина.
        - Эта вещь принадлежит Джонти,  - хмуро повторила Гарриет.
        - Да, мэм, я понял. Но что мы можем взять взамен?
        Мальчики оторопело глядели на взрослых. Наверное, им казалось, что по дому пронесся ураган и прихватил с собой частички их душ.
        - Эта вещь принадлежит Джонти,  - упрямо повторяла несчастная женщина.  - Это игра моего сына.
        Мальчики с благодарностью смотрели на мать. И вдруг Гарриет, сама того не замечая, протянула руки и ухватилась за дорогую игрушку. Какое-то время каждый из них тянул ее на себя. «Как глупо,  - вертелось в голове у Гарриет.  - Это просто пустая трата времени». Но тут Клив разжал руки, и приставка оказалась у Гарриет. Она тут же прижала ее к груди.
        - Что-то я не вижу дисплея для этой игрушки,  - тихо промолвил Барнетт.
        - Зато в гостиной я обнаружил пульт управления,  - сообщил Клив.
        В комнате наступило напряженное молчание: все обдумывали его слова.
        - Что ж,  - пробормотал Барнетт,  - у нас есть игровая приставка. Но нет дисплея,  - добавил он.  - Это довольно дорогие вещи. Однако мальчик не сможет пользоваться приставкой без экрана, не так ли?
        Гарриет оцепенела: она боялась, что Тимоти проговорится и сообщит, что все вещи папа с мамой спрятали на чердаке. Похоже, Питера беспокоили те же мысли.
        - Послушай, Гарри, они же брали мои клюшки для гольфа. Это не дешевле, чем приставка. Прости меня, Джонти, но иногда что-то приходится приносить в жертву. Иначе нам конец. А так они смогут уйти.
        - Нет! внезапно выкрикнула Гарриет.
        - Гарри!
        - Ах ты, поддонок, поддонок! Негодяй!  - Она уже вовсю кричала, а потом вдруг разрыдалась. Ей казалось, что они все плачут. Джонти прижался к ней и рыдал, уткнувшись лицом ей в живот. Тимоти побежал в их опустевшую гостиную, волоча за собой старую тряпичную куклу Пиппы Вебб. Тяжело вздохнув, Питер подошел к жене, обнял ее, а затем взял из ее рук игру. Он положил приставку на стол перед Барнеттом - на то самое место, где еще всего полчаса назад стояла микроволновая печь.
        Прошло еще совсем немного времени, и от их дома отъехал грузовик, груженный дорогими вещами. Гарриет хотелось умереть.
        - Гарри! Гарри, пусти меня!  - Питер стучал в дверь ванной комнаты и, кажется, в сотый раз позвал ее, прижимая губы к замочной скважине.
        Она так долго была в ванной. Как, должно быть, все это ужасно подействовало на детей. Сев на край ванны, она яростно терла лицо жестким полотенцем. Ей было лучше, когда она делала себе больно.
        - Ну давай, Гарри, выходи. Ты же знаешь, что мне очень жаль. Что мне еще сказать? Я ничего не могу поделать!
        Как только судебные исполнители ушли, Гарриет метнула в Питера дуршлаг. Вообще-то, не совсем в него, а просто через кухню. Не самое лучшее из того, что она могла сделать. Но у нее не было больше сил. Гарриет возненавидела своего мужа. Что и говорить, с ним всегда было нелегко, но когда судьба улыбалась ему, им хотя бы было просто ладить между собой. К тому же деньги отлично смазывали проржавевшие колеса их брака. Но теперь!.. Он все время был дома и лгал ей! Лгал, что дела идут не совсем хорошо, но все скоро выправится! А на самом деле…
        - Гарри, ради Бога, пусти меня! Пожалуйста! Я прошу тебя, куколка!
        - Оставь меня, Питер.  - Она все еще не оправилась от слез и слегка всхлипывала. Ее глаза болели. Она совсем не была похожа на куколку, скорее она напоминала маленькую старушонку. Старушонку, которой от роду всего двадцать восемь лет.  - Я больше не могу!
        - Мы все больше не можем, Г. Но все будет хорошо. Я сегодня говорил с Грэхемом. Есть кое-какая работенка. Поверь мне. Но, пожалуйста, открой. Прошу тебя, Гарри. Послушай меня, дорогая, я люблю тебя. Ты такая храбрая, старушка моя.
        Гарриет все еще сидела на краю ванны, невидящим взором глядя в огромное, до полу, окно, выходящее на их сад, дизайн которого разрабатывал специально нанятый человек. Слава Богу, сад нельзя увезти в фургоне. Солнышко было таким ласковым в этот день, отчего Гарриет чувствовала себя еще хуже, поэтому почти решилась выпить одним глотком небольшую упаковку хлорки. А за окном над опустевшим газоном ветви деревьев водили свои хороводы. Каждый год в июле они устраивали вечеринку в честь годовщины своей свадьбы на этом самом газоне. В прошлом году к ним даже заглянул Эндрю Нейл, зазвать которого в гости считалось большой удачей. А три года назад капитан Боб пробыл у них целых полчаса.
        И вот чем дело кончилось! Она, Гарриет Хэллоуэй, когда-то такая привлекательная женщина, мать и хозяйка года, известная «невеста-ребенок» великолепного Пита Хэллоуэя, понимает, что ей пришел конец. Жизнь кончена в двадцать восемь лет. Что за нелепая и ужасная шутка!
        Как-то раз, стоя в своем саду среди зарослей вьющихся бобов, ее папочка вполголоса предупреждал ее о возможности такого исхода. Она еще тогда с презрением подумала о том, насколько Питер затмевает старого доктора Макджи. Жениха лучше, чем Питер Хэллоуэй, было не сыскать, разве не так? Он был женихом века! Но ее отец никогда по-настоящему не любил его. Ее отец всегда симпатизировал добрым, старым кальвинистам. Только теперь, оборачиваясь назад, она поняла, что имел в виду ее папочка. Признаться, она была с ним согласна. Мало того, что ее не больно-то беспокоил ее муж, нет! Она просто не выносила его!
        - Гарри!
        Опять этот его торопливый шепот в замочную скважину!
        - Сходи к Тимоти. Он плачет.
        - С тобой все в порядке?
        - Я скоро выйду,  - буркнула Гарриет.
        - Так с тобой все хорошо?
        - Нет, Питер, мне вовсе не хорошо, но я ничего не сделаю с твоими бритвенными принадлежностями.
        - Девочка моя…
        - Я тебе никто.
        - Что?
        - Я тебе не девочка. Я не твоя девочка, так и знай! Мне сейчас кажется, что я тебя совсем не знаю.  - Она принужденно вздохнула - ей придется еще потерпеть.  - Больше того, я и себя толком не знаю.  - Она фыркнула и кивнула своему отражению в зеркале - это была слабая попытка хоть немного привести себя в чувство.  - Ох, не знаю я…  - Гарриет говорила скорее с собой, чем с Питером.  - Знаешь, Пит, у меня такое чувство, будто ты любезно предложил подвезти меня в машине, а потом взял, да и выкинул какую-то подлость. Мне кажется, что меня ударили по лицу.
        - Черт, а как, ты думаешь, я себя чувствую?!  - вскричал Питер. Он так и не пошел к Тимоти.
        - Меня больше не интересует, как ты себя чувствуешь. Я целых шесть месяцев только о твоих чувствах и думала, Питер. Все мои силы ушли на то, чтобы выяснять, как ты себя чувствуешь!  - Это просто нелепость какая-то - кричать сквозь запертую дверь.  - Сходи в комнату к Тимоти,  - повторила она.  - Я скоро выйду.  - Гарриет наконец услышала, как он медленно поплелся в детскую.
        Встав, Гарриет почесала голову и подозрительно посмотрела на свое отражение. В каком она виде! А ведь в былые времена она всегда следила за собой и прекрасно выглядела. Именно поэтому такой баловень судьбы, как Питер Хэллоуэй, так страстно полюбил ее. Да-а… Это было целых десять лет назад. Он очень гордился тем, что эта молоденькая девушка, почти подросток, будущая актриса, смотрела на него с обожанием. Питер тогда был таким умным, таким обаятельным… А что теперь? Теперь вот она сидит в этой роскошной ванной комнате в окружении искусственных цветов, у нее двое детей… Домохозяйка и мать… Она совсем раздавлена. А в дверь стучали судебные исполнители. Что у нее на голове вместо прически?! А лицо-то! Лицо! Оно совсем опухло от слез. Господи! Господи!
        Она высокая. Ей повезло - у нее такие же длинные ноги, как у ее отца. В художественном колледже ей не раз говорили, что такие длинные ноги непременно принесут ей удачу.
        Об этом стоит задуматься. Гарриет глубоко вздохнула. Открыв защелку, женщина бросила еще один взгляд на свое отражение, освещенное солнечным светом, льющимся из окна. Она все еще весьма недурна. Может, это и принесет удачу.
        Нет, это безумная идея. Безумная. Разве не так?
        Я всегда умел держать нос по ветру, и в былые времена это приносило мне удачу, но что-то за последние два года мои хваленые инстинкты, данные мне Господом, куда-то подевались. Все мои чувства стали отражаться на моем лице. Моей вины в том, что «Кроникл» напечатала эту клевету Доркаса Лифтри, не было. А ведь Дункан говорил тем мрачным вечером, что вся эта история абсолютно верна. И что за прок дергаться и думать о творчестве, если на тебя все равно давят и ты будешь вынужден принять навязанные тебе начальством советы?
        Через две недели выяснилось, что Дункан ошибался. Совет решил, что клеветники должны предстать перед судом, чтобы газета получила за все сполна. А мне не стоит рисковать, потому что наши обвинения в коррупции были построены на неправильно понятой информации.
        Письменное заявление Дункана Берри, написанное им себе в оправдание, было, по сути, хорошо продуманной галиматьей, целью которой было еще больше всех запутать. Черт, в заявлении не было ни слова правды! В разговоре со мной тем вечером он ни разу не произнес своего знаменитого «лучше ты, чем я». Но задницу свою этими бумажками он прикрыл. Куда лучше, чем я. По глупости я был так занят мыслями о миссис Эллен Герберт, что у меня просто не было времени все как следует обдумать. Вот так Хэллоуэй и обжег руки.
        Чтобы отвязаться от суда, потребовалось много денег. Я уже не говорю о том, что моя репутация оказалась подмоченной.
        Итак, миссис Эллен Герберт. Какого черта я сделал это?! Каждый раз, просыпаясь в ее объятиях, я спрашивал себя: «Какого черта»? Ну почему я так упорно цеплялся за нее? Неужто из-за каких-то шести с половиной минут весьма сомнительного экстаза? После которого непременно следовали сутки, в течение которых я себя просто ненавидел? Наверное, я безумен. Ну почему я так поступаю? Почему?!
        Все это похоже на «альтернативные опционы»! Зачем я сделал это? Какого дьявола я вложил всю свободную наличность в сомнительную операцию Джулиана? Странно, но когда девять месяцев назад Джулиан исчез и все деньги его просто испарились, уйдя к его кредиторам, мы с Г. просто смеялись над этой омерзительной историей. А я-то рассчитывал на то, что получу работу на блюдечке с голубой каемочкой, разве не так? Что ж, мы и это пережили. Г. почти все время пребывает в состоянии депрессии, а у меня такое чувство, словно я теряю связь с реальностью. В жизни еще не чувствовал себя таким ненужным. Мне кажется, мы оба ощущаем на себе тяжесть вины. Я - за то, что доверил все сбережения Джулиану, не проверив должным образом его дела (но ведь, черт его побери, он же был моим родственником!). А Г.  - за то, что он все-таки был ее долбаным братом! Черт бы его побрал!
        И вот я тут сижу. В полном отчаянии. Голова пустая. Одному Богу известно, чем все это кончится. Закладные не оплачены с февраля. Строительное общество очень мне сочувствует. Но я был не в состоянии сказать ей о решении суда. Она и не предполагала, что они заберут мебель. Я просто не мог сообщать ей еще одну неприятную новость. Поэтому и не сказал Г. ничего. И не хотел думать об этом.
        Нет, это правда. Я думал об этом все время, каждую минуту. Вот ведь что интересно - я куда менее смел, чем предполагал. Это трудно узнать, если ты - всемогущий заместитель редактора, получающий сорок семь тысяч в год, и у тебя есть подчиненные, на которых при желании можно орать, определенный статус, и ты пользуешься всеобщим унижением.
        А за закладными, разумеется, стоит банк. Туда - минус четыре с половиной тысячи. «Эксесс» домогается моей кредитной карточки - еще три тысячи. «Эмекс» - то же самое, но с ними дела обстоят еще хуже! И «Виза»! Дьявол! Черт знает что! Что мне делать!? Так что неудивительно, что вчера я корчился на полу сортира в обнимку с унитазом, словно моя жизнь зависит от него! Я зажмурил глаза и молился, да - молился о том, чтобы этот долбаный телефон зазвонил! Не самый лучший способ получить желаемое в моем деле. Точнее, если бы у меня было дело. Да он мне помог. Господь (или сортир) не внял моим мольбам. Все это и стакана виски не стоило. Двух стаканов. Бутылки. Двух бутылок.
        Г. надеется, что сможет получить заем в своем банке. Не очень-то я в этом уверен, но звучит обнадеживающе.
        Но, признаться, больше всего меня волнует и доводит до отчаяния то, что я не могу кормить детей. Впрочем, я все же надеюсь, что мы все-таки сможем их накормить. Это чувство даже хуже того унижения, которое я испытал, когда «Стейси энд Эннердейл» конфисковала почти всю нашу мебель. Это даже хуже, чем продажа «сааба». Это хуже того, что все мои знакомые, кроме ТЛС, делают вид, что не знают меня. Я совершенно бессилен, у меня ничего нет. Ерунда это все, конечно, но видит Бог, я долго не смогу выдержать этой ужасной изоляции, этой пустоты. Я не существую. В мире нет больше такого человека, как Питер Хэллоуэй. И телефон никогда не зазвонит. Ничего не случится. Я умер.
        Мне так не хватает знаний о происходящем. Не хватает дружеских шуток. Не станешь же подшучивать над четырехлетним мальчиком или над женщиной, которая с каменным лицом смотрит на тебя или орет, как бешеная. Я всегда подозревал, что у нее не в порядке с чувством юмора, но если оно и было прежде, то теперь совсем исчезло.
        Следующий после прихода судебных исполнителей день был ничуть не лучше Дня Явления Судебных Исполнителей. У нас не появилось ни еды, ни денег. Ничего. Да еще этот странный, опустевший дом. Не приготовить же ужин на четверых из банки подсохшего зеленого соуса для спагетти, пяти полупустых банок с травами и пакетика со снадобьем от простуды из меда с лимоном. В наличности у нас всего два фунта двадцать три пенса. И все. Больше ничего.
        Я занял у Марианны полпакета старых-престарых макарон. Мальчишки нашли их ужасными и скривили физиономии, не желая есть эту гадость. Несмотря на увещевания Г.: «Мы магем зазставить ваз езть. Хе-хе-хе!». На меня Г. не обращала внимания, но, признаться, я не мог служить хорошим примером для детей. Что ж, небольшое голодание мне только на пользу пойдет - я и так набрал лишний вес.
        Сбежав от них наверх, я прикидываюсь, что работаю. Не могу даже «ящик» включить, потому что Г. услышит. Развлекаюсь тем, что придумываю всякие забавные истории для ребят. Одна из них начиналась словами: «Четырехлетний Тимми и восьмилетний Джонти совсем уморили своего папу…» Это должна была быть веселая история о жизни в макаронном раю. Жители этого рая сопротивляются нападению злобных тори по прозвищу Риз Отто. Я был весь поглощен сочинением сказки. Думаю, им будет интереснее читать ее, чем набившие оскомину детективы о бельгийском сыщике четырнадцати лет и его вечно лающей собаке.
        День закончился в постели, куда мы с Г., разумеется, улеглись в одно время. И вот мы лежим и слушаем, как дождь барабанит по крыше гаража. Я держу ее за руку, можно даже сказать, что мы помирились, но все равно у меня такое чувство, будто мы находимся на расстоянии трех миль друг от друга. Вдруг я понял, что Г. сейчас заговорит. Не желая расстраиваться еще больше и выслушивать какую-нибудь ерунду, я сделал вид, что вот-вот засну. Гарриет и вздыхала, и сопела, и стонала, а потом наконец поразила меня сообщением о том, что ради нас всех она должна пойти «на улицу»! Я едва не расхохотался. Между прочим, это помогло немного разрядить напряженную атмосферу, и мы оба быстро уснули.
        Несмотря на дождь, все еще очень жарко. Англия будет участвовать в отборочном матче.
        - Питер?  - Ее голос был едва слышен за тихим шелестом дождя. Он спит? Возможно. Если знать, что никто тебя не слушает, то это легче произнести вслух.  - Дело в том, что это всего лишь… М-м-м… Право же… Я не знаю… Черт…
        - А? Что?
        «Господи, оказывается, он не спал. Опять этот его усталый вздох».
        - Ничего.
        - Продолжай.  - Питер окончательно проснулся и был готов выслушать ее.
        - Наверное, это и в самом деле нелепая идея. Даже безумная…
        - Ты о чем?  - зевнул Питер.
        - Питеркинс, мне кажется, мы подошли к самому - прости меня, но я должна поговорить об этом,  - так вот, мне кажется, что мы подошли к самому концу, или я не права? Я не представляю, как мы сможем выкарабкаться. Вот я и подумала, не могу ли я выйти из дома и… заработать денег… Эта мысль ни на минуту не отпускает меня. Понимаю, что это смешно, но чем больше я обо всем этом думаю, тем больше во мне уверенности, что я могла бы…
        - Что бы ты смогла?!  - загремел Питер.
        Он даже не слушал. Ну почему он так уверен, что она не может принести пользу? Если возникают проблемы, то почему-то - по его мнению, разумеется,  - только он в состоянии с ними справиться. Неужто только мужчинам по силам разобраться во всем? Не исключено, конечно, что она и вправду не может быть полезной. Может, ее роль в жизни в действительности сводится лишь к тому, чтобы ходить по магазинам и улыбаться на званых обедах? И быть хорошей матерью? И любовницей?
        И тут Гарриет впервые высказала свою идею вслух:
        - Дело в том, что я могла бы… продавать свое… общество. Ну-у-у… Просто ходить куда-то по вечерам, или что-то вроде этого. Многие это делают. Я хочу сказать, многие женщины это делают. Ты же сам столько раз читал их объявления в газетах.  - Насмешливо хмыкнув, он отвернулся, натянув на широкие плечи пуховое одеяло. Гарриет наклонилась к нему и торопливо заговорила, то и дело откашливаясь - от собственных слов у нее в горле пересохло.  - Да, я знаю, что звучит это нелепо… Но… Я бы смогла… У нас нет иного выхода. Я не переживу, если мы потеряем дом и все остальное. Мне так нравится Блэкхит. Я не вынесу, если еще что-нибудь случится. Не знаю, что со мною будет, если эти ужасные люди придут к нам еще раз. Это было страшно! Мне казалось, что они уведут меня в тюрьму.  - Она говорила первое, что приходило ей в голову. Ее шепот был чуть слышнее монотонного шума летнего дождя.  - Знаешь, это глупо, но я ужасно боюсь, что обо всем узнает папа.
        - Так значит, дело в том, что ты просто боишься огорчить Элесдера?  - проговорил Питер в подушку. Стало быть, он все-таки слушал ее.
        - Нет, папа не имеет к этому отношения! Не совсем! Просто эта мысль не выходит у меня из головы. Знаю, это нелепо, но возможно! Люди ведь так поступают! Я все время думаю об этом. Может, я сошла с ума? Но я знаю, о чем говорю! Уверена, что знаю. Не сомневаюсь в этом,  - твердо заключила Гарриет.
        - Ну да,  - ехидно подхватил Питер,  - а я, пожалуй, отправлюсь в район, где промышляют голубые, и буду вертеть перед ними задницей.  - Он усмехнулся.  - Здорово я придумал, а?
        - Не говори глупостей,  - спокойно промолвила Гарриет.
        Питер повернулся к ней.
        - Глупостей?! Стало быть, я говорю глупости?! Дьявол, Г., не будь такой тупой коровой! Ты, значит, пойдешь на улицу, так?! На Кинг-Кросс, да? Давай!  - Он смеялся, притом почти добродушно.  - Послушай меня, Гарри, я, конечно, понимаю, что для нашей семьи настали не лучшие времена, но я обязательно найду выход. Обещаю. А теперь, любимая, давай-ка спать.  - Он опять отвернулся от жены.  - Сама убедишься, что я прав.  - Питер усмехнулся.  - Как я всегда говорю: «Утро вечера мудренее».
        Два последних слова Гарриет шепотом произнесла в унисон с мужем, ведь за долгие годы семейной жизни они тысячи раз хором произносили эту пословицу.
        - И вовсе утром не будет лучше, Питер. Никогда не бывает, чего бы ты ни обещал. Все отвратительно. Отвратительно!  - Господи, она опять заплакала.  - Черт возьми, отвратительно!  - Гарриет уткнулась лицом в кулак, которым она судорожно сжала ворот ночной сорочки.
        Но он не слышал ее. Спокойно дыша, Питер крепко спал. Всю долгую ночь она будет слушать его ровное дыхание. Он всегда хорошо спал.
        Вслушиваясь в шум лондонского дождя, Гарриет все думала и думала о своей безумной затее. Дождь очень нужен, а то трава совсем засохла.
        Миссис Э. В. Ричардсон, менеджер из банка Гарриет, была так занята приготовлением им кофе в углу комнаты, что ничего не замечала вокруг. Сердце Гарриет, то тревожно бившееся, то вдруг почти останавливающееся, казалось, внезапно рухнуло в пропасть. Подчеркнутое гостеприимство, как правило, служит знаком того, что одна женщина хочет сообщить другой дурную новость.
        Гарриет задумалась: кажется, как-то она слышала, что за инициалом «Э.» в имени миссис Ричардсон стоит Элеонор. Могла ли она обращаться к банковскому менеджеру по имени, а не по фамилии? Так женщинам было бы легче сблизиться, вот только неудобно получится, если она ошибается. Элеонор Ричардсон, если ее действительно зовут именно так, на вид была всего лет на пять старше Гарриет - похоже, ей было около тридцати четырех. Неплохо быть банковским менеджером в процветающем Блэкхите. С другой стороны, если бы не строгая юбка и блузка, у нее был бы совсем домашний вид. Такой женщине вполне подошла бы должность продавщицы булочек. Наверняка она получает тысячи двадцать две в год. И состоит в браке. Как ей удается все это совмещать? А интересно, чем занимается мистер Ричардсон? Наверное, им без труда удается скопить пенни-другой из своих доходов, так что им и в голову не приходит думать о каких-то там судебных исполнителях. Копят себе день за днем понемногу… Вдруг Гарриет почувствовала, что завидует этой женщине. Как отвратительно, как стыдно!
        - Что ж,  - заявила наконец миссис Ричардсон, найдя банку с гранулированным кофе и устраиваясь перед компьютером, чтобы посмотреть дело миссис Гарриет Хэллоуэй,  - м-м-м… Боюсь, дела у вас хуже, чем обычно. Наше нынешнее положение отличается от прежнего. Звучит абсурдно, но всего каких-нибудь пять лет назад мне бы не пришлось проводить проверки для того, чтобы продлить срок вашей закладной. Мне очень жаль, миссис Хэллоуэй, но, боюсь, вам не позволят это сделать. Я уже говорила вам, когда вы первый раз приходили ко мне, и повторю еще раз, я понадеялась на репутацию и известность вашего мужа и на то, что у вас солидный счет… Если бы все было именно так, шанс бы у вас, несомненно, был, но теперь…  - Она почти весело рассмеялась.
        Это была катастрофа. Гарриет захотелось одного - поскорее уйти отсюда. С нее было довольно. Но ей придется выслушать весь этот вздор до конца.
        - Не отчаивайтесь, миссис Хэллоуэй,  - продолжала миссис Ричардсон.  - Всего-то надо иметь устойчивый доход, однако, кажется, вам сейчас это не удается. Мне правда очень жаль, но мы ничем не можем помочь вам.
        - Они хотят отключить электричество.
        - Боже мой! Это так ужасно! Неужели они сделают это?  - закудахтала миссис Ричардсон.
        - Да. Они так и поступят.  - Она не должна, не имеет права расплакаться перед этой дамой.
        - Даже и не знаю, что вам предложить. Вы бы могли поговорить с электрической компанией. Раз уж вы с ними связаны, они могут пойти вам навстречу. Может, они позволят вам выплачивать долг постепенно - платить понемногу каждый месяц, или даже каждую неделю.
        - У нас вообще нет денег.
        - Хм. И когда же мистер Хэллоуэй ожидает их? Вы не знаете?
        - Он ничего не ожидает,  - Гарриет чувствовала себя отвратительно.  - Ему никто не заплатит,  - равнодушным от отчаяния голосом промолвила Гарриет.  - Я вам солгала. Мы ниоткуда не ждем денег. Мы разорены. Полностью. К нам уже приходили судебные исполнители. И забрали нашу мебель. Они даже умудрились взять игровую приставку к компьютеру, принадлежащую моему сыну.  - Сглотнув, Гарриет заставила себя продолжать.  - Это было ужасно.  - Ее глаза наполнились слезами, и женщина принялась шарить в сумочке в поисках платка. Неужели она не перестанет плакать? Должно же это пройти когда-нибудь! Она должна держать себя в руках.
        Миссис Ричардсон встала из-за стола, подошла к Гарриет и обняла ее. И подала ей чистый льняной платочек. Гарриет высморкалась. Возможно, этой миссис Ричардсон приходится часто сталкиваться с подобными случаями. Во всяком случае, чаще, чем это может показаться. По сути, если задуматься, процентов восемьдесят жителей Блэкхита были закабалены банком. Отказом могли сразить наповал кого угодно - даже детей Тэтчер.
        - Вам надо пойти в отдел социальной помощи, миссис Хэллоуэй. Они там иногда довольно быстро реагируют на обращения, когда понимают, что люди столкнулись с серьезными трудностями. Возможно, они даже помогут нам с выплатами по закладной. Просто пойдите туда и скажите, что вы в настоящем пролете. У вас нет сбережений?
        - Я же уже сказала вам, что у нас вообще нет денег. Гарриет не хотела быть такой резкой, но так уж вышло.
        - Ах да. Действительно, вы сказали. Но ведь вы можете продать ваш дом, не так ли? У вас двое детей, так что трудностей с этим не будет, совет, несомненно, учтет это. К тому же есть ведь и другие хорошие районы - Эббивуд, Тэймсмэд.  - Миссис Ричардсон осеклась - им обеим было отлично известно, что Тэймсмэд - далеко не райское местечко. С другой стороны, о каком райском месте может идти речь? Десять лет благоденствия, которые прошли так незаметно, кончились.
        - Придется мне сказать Джонти, что он больше не будет ходить в школу «Голдингс». Вот уж не думала, что мне так полюбится закрытая школа, но зато Джонти просто обожал ее.
        - Да.
        - Я не знаю, что делать.
        - Мне кажется, миссис Хэллоуэй, пришло время еще раз все как следует обдумать. Как говорится, карты на стол.
        - Да.
        - У нас есть советник по финансам - мистер Шастри. Я могла бы договориться с ним о встрече, может, вам стоит прихватить и вашего мужа. Не исключено, что он посоветует вам что-нибудь такое, о чем вы еще не думали. Я хочу сказать, что вы оба - благополучные, удачливые люди, от которых просто отвернулась удача. Временно. Может, вам придется жить более скромно, чем вы привыкли. И вы обязательно должны сходить с мужем в отдел социальной помощи. Как можно скорее.
        «Да он скорее умрет,  - пронеслось в голове у Гарриет.  - Он скажет, что это то же самое, что вилами по воде шарить». Она так и представляла, какой разговор у них пройдет:
        - Чем вы занимались, когда работали, мистер Хэллоуэй?
        - Да ничем особенным. Я был заместителем редактора «Дейли кроникл».
        - И вы хотите получить материальную поддержку?!  - скажет ему возмущенно.
        - Джонти придется ходить в «Джеймс Брукфилдс»,  - вслух проговорила Гарриет.
        - Это зависит от того, где вы будете жить. Кстати, «Джеймс Брукфилдс» - вовсе не плохая школа.
        - Да.  - Гарриет почувствовала, что даже по ее тону можно понять - слова миссис Ричардсон ни в чем ее не убедили. Ей не раз доводилось слышать, как матери жалуются на безобразия, творящиеся в начальной школе «Джеймс Брукфилдс».
        - Не сомневайтесь,  - продолжала уговаривать ее миссис Ричардсон.  - Это хорошая школа. Мне так кажется. Не хуже других частных школ.  - Она встала и опять уселась за свой стол.
        Гарриет неправильно поняла это. Разговор о школе доконал ее. Перед ее внутренним взором встало обшарпанное здание и загаженный школьный двор, обнесенный кривой проволочной изгородью. Ей казалось, она слышит детские крики и видит Джонти, который неподвижно застыл у здания школы.
        А миссис Ричардсон тем временем продолжала:
        - Там совсем неплохо. Мои дети ходят туда.
        - Верно.  - Гарриет почувствовала, что обстановка в комнате меняется. Миссис Ричардсон больше не будет мила с ней. Эта дама переменила тему разговора:
        - Конечно, это ужасно. Но выход найти можно. На Блэкхит-драйв у вас внушительного размера собственность. Вот с нее и начните. Nil desperandum[1 - Не будем отчаиваться (лат.  - Здесь и далее примеч. перев.).]. Поверьте мне, за этим столом сиживали люди, положение которых было куда хуже, чем ваше. Матери-одиночки с тремя детьми, у которых не было ни пенни в кармане. Они все ждали и ждали своего…
        - Знаю. Да знаю я,  - перебила ее Гарриет.  - Прошу прощения. Это, конечно, весьма трагично, но мне от этого не легче - наше положение тоже завидным не назовешь.
        Но миссис Ричардсон уже не испытывала к ней симпатии. Да, конечно, семья Гарриет была не в таком положении, ну и что с того? Вчера к ним заходила миссис Стонер со своим сыном Джилсом из двадцать первого дома. Как сказал Питер, она явилась, чтобы пошпионить. Миссис Стонер спрашивала, не хотят ли Джонти с Тимоти поехать в июле в Элтон Тауэрз. На целый уик-энд. Гарриет что-то пролепетала о своей неслыханной занятости, а мальчики ее побледнели, но у них хватило духу и смелости не сказать ей «пожалуйста». Миссис Стонер вошла через заднюю дверь - не могли же они допустить, чтобы она увидела опустевший дом, иначе все сразу стало бы известно членам Городской гильдии женщин.
        - Вы могли бы найти работу, миссис Хэллоуэй,  - донесся до задумавшейся Гарриет голос банковского менеджера.
        - Не думаю, что я хоть на что-то гожусь. Я не знаю, чем могла бы заняться,  - пояснила она.  - Наверное, в актрисы меня уже не возьмут.
        - Но вы уже учились, так что надо это использовать.
        - Но я даже не была членом «Эквити»[2 - «Эквити» - профсоюз актеров в Англии.].
        Она ушла из банка, потерпев сокрушительную неудачу. Отвязав собаку, Гарриет устало поплелась в гору. Старфайер, как обычно, тянул поводок, чтобы задрать лапу у прилавка зеленщика. Старфайер в настоящем член семьи Хэллоуэй, которого лучше всех кормили,  - был, без сомнения, самым хмурым и грязным псом из всех собак, взятых в «Бэттерси догз хоум». Но Гарриет не унывала и продолжала ухаживать за собакой. Старфайер, конечно, не процветал, но, во всяком случае, не убежал от них.
        Занятая своими мыслями, Гарриет не обращала внимания на Старфайера. Приставки к компьютеру, Элтон Тауэрз - к чему все это? Ей надо самой себя стыдиться. Она и стыдилась.
        Как они и договорились, Питер поджидал ее на горе, на автобусной остановке возле концертного зала. Он привел с собой Тимоти. Мальчик сидел на высоком сиденье и с такой силой болтал ногами, что вся остановка тряслась. Это раздражало. Едва увидев жену, Питер сразу понял по ее лицу, что ничего не вышло.
        Гарриет подумала, что стороннему наблюдателю они, наверное, показались бы преуспевающей семьей. Взрослые - оба в солнечных очках - о чем-то сосредоточенно разговаривают, ребенок доверчиво держится за руку отца, любимая собака тянет поводок в сторону. И вдруг пес присаживается по своим делам прямо на тротуаре.
        - Мама, посмотри!  - закричал Тимоти и тут же испуганно замолчал: по лицу его мамы из-под очков ручьем катились слезы.
        Прошлой ночью я прикидывался, что сплю и не слышу разглагольствований Гарриет о том, как она станет публичной женщиной. Полагаю, она говорила это от отчаяния. Она не имела это в виду. Да уж, идея идиотская. И как только ей это в голову пришло! Впрочем, признаться, кое-что и мне, старому дуралею, в голову приходило. Точнее, я иногда думал о том, что она еще с кем-нибудь этим занимается. Думаю, такие мысли бывают у многих мужчин, не так ли? Это нечто вроде эротических видений онаниста. Но реальность, черт побери, реальность сильно отличается от этих дурацких мечтаний! Гарриет же понятия не имеет о том, что представляет собой мир наших «удивительных» девяностых. Конечно, ее вины в том, что опыт ее столь небогат, нет. Да, в конце концов, я многому научил ее за последние десять лет. Думаю, она неплохо усвоила мои уроки.
        Вообще-то не могу сказать, чтобы она была уж очень сексуальной, нет. Когда мы познакомились, Г. была очаровательной и привлекательной сучонкой восемнадцати лет. Месяцев десять мои руки так и тянулись к ее штанишкам! Забавно, но, кажется, самая сильная страсть к Г. прошла, едва мы вышли из дверей церкви, где нас обвенчали. Дьявол, оказываешься в таком положении, что вся прежняя жизнь тут же меркнет, а на первое место выходят Женитьба, Ответственность за семью и Твои Мальчики. Жизнь превращается в сплошную показуху. Мы стали такими светскими! Бесконечные семейные каникулы на Коста-дель-Сангриа! Да еще наш сад - сколько усилий мы прилагали к тому, чтобы трава была всегда подстриженной и определенной длины. Впрочем, садом мы любили заниматься вместе.
        Мое существование превратилось в одну сплошную череду незначительных событий. Поезда, на которые нельзя было опоздать, горячка, сопутствующая выходу каждого номера газеты, дети, детские пеленки, зубки, первые слова, учеба… Как-то я видел парнишку в футболке, на которой было написано: «Рождение, Школа, Работа, Смерть».
        Да-а…
        Видимо, всем этим и можно объяснить, почему мрачный тип средних лет, каким я себя представляю, уходил по уши в работу и увлекался хорошенькими малышками вроде Эллен. Черт возьми, я был не в силах сдержаться. И ненавидел себя за это. Думаю, все мужчины, по сути,  - это просто восьмилетние пацаны вроде Джонти. Такие мальчишки обычно хотят все игрушки до единой из витрины игрушечного магазина. Причем немедленно.
        Эллен Герберт казалась очень сексуальной. И она принадлежала другому. Вот так. Не помню, чтобы слух о том, что кто-то пришел на работу в «Кроникл», разносился по зданию с такой скоростью, как это случилось в тот понедельник, когда миссис Герберт впервые появилась в редакции. Тут же заключались пари, высказывались предположения, кто-то хвастался своими способностями… Мне на это потребовалось три месяца. Но, как выяснилось, я оказался единственным победителем. И мы наверстали упущенное. Это продолжалось целых шесть месяцев и, черт возьми, придало пикантность обыденной жизни. А что же потом? Да ничего.
        Именно в эти месяцы я и забросил газету. Я все делал автоматически. Надеялся, что можно не думать! Безумие! Каждый день меня занимала только одна мысль: смогу ли я уговорить эту соблазнительную миссис Герберт еще раз отобедать со мной. Поэтому я и проворонил клевету Доркаса. Имей я тогда голову на плечах, я бы непременно понял, что Дункан Берри все толкует неверно.
        - Папа.  - Гарриет заговорила с шотландским акцентом, едва услышав голос отца.
        - Привет, дорогая. Как я рад тебя слышать. Как дела?  - Похоже, отец очень занят. Неужто в разгар лета у него очередь из пациентов, подхвативших простуду?
        - Хорошо.
        - А как мальчишки?
        - Растут не по дням, а по часам.
        - Я могу чем-то помочь тебе?  - Гарриет звонила в приемную, из чего ее отец справедливо заключил, что это был не простой звонок.
        - У нас небольшие финансовые проблемы, пап.
        - Что, снова?
        - Мне кажется, мы ждем его денег целую вечность. Питеру многие должны, но деньги почему-то все не приходят.
        - Похоже, ты с твоим братом - никудышные менеджеры.
        - Папа, но все трудности именно из-за Джулиана,  - воскликнула Гарриет.
        - Знаю-знаю, цыпленок. Не говори мне ничего. Ну хорошо. Сколько тебе нужно? Я вышлю чек.
        - Папочка, чек не пойдет. Прости, пожалуйста. Может, ты сможешь прислать наличными, или чек, но только на определенный банк, или еще что-то вроде этого?
        - Неужто у вас все так плохо? А с тобой все в порядке?
        - Да, конечно,  - Гарриет весело рассмеялась.
        - Звучит ужасно. А ты не хочешь привезти сюда мальчиков? Ненадолго? Я бы выслал вам билеты на поезд.
        Потрясающее предложение. Они могли бы спрятаться от всех бед, хотя бы на лето. Играть в горах. Есть настоящие шотландские плотные завтраки, которые готовит ее мать. И все время бездельничать. И не есть больше макарон без соуса. Но ведь Питер не сможет поехать в Эдинбург. А как же, черт возьми, он выживет? Отправится к этой своей Эллен Герберт?
        - Нет-нет, папа, спасибо. Мне бы, конечно, хотелось поехать, но у мальчиков столько дел летом в Лондоне.
        - Что ж, дочка, если надумаешь - милости просим. Твоя мама была бы очень рада. И не расстраивайся, малышка.
        Сколько раз слышала Гарриет от отца эти слова!
        - Постараюсь, конечно, но вообще-то пока нам есть от чего расстраиваться.  - Не следи Гарриет за собой, она бы, наверное, все выложила отцу. Но у нее не было на это сил - она так измучилась за день. «Слезы, не лейтесь из глаз!» - Нет, конечно, все не так уж плохо, но если бы ты смог одолжить мне фунтов двести, было бы здорово. Я быстро верну долг.
        - Можешь и не возвращать, но это довольно солидная сумма. А что, Питер не в состоянии предпринять что-нибудь, чтобы ускорить получение денег? Я хочу сказать, его должники должны понимать, что ему нужно содержать семью. Господи, я тут чувствую себя таким беспомощным. Да я сам готов позвонить этим людям и сказать им все, что я думаю об их манере вести дела!  - Сильные слова для доктора Макджи.
        - Я прекрасно понимаю тебя, папа. Господи, если бы ты только знал! Питер делает все возможное, чтобы выколотить деньги, но все идет так медленно.  - Вынужденная лгать своему отцу, она чувствовала себя ужасно.
        - Лучше бы тебе приехать сюда с ребятами. Все было бы куда проще.
        - Нет!
        - Но должна же ты хоть что-то предпринять. Не хочу тебя огорчать, дорогая, но ты же знаешь, что я - не бездонная бочка. Я, конечно, схожу на Бридж-стрит до закрытия банка и посмотрю, сколько смогу выколотить из мистера Фрейзера.  - Отец говорил очень серьезно.
        - Спасибо, папочка.
        - Послушай, дорогая, мне пора. Попроси-ка Питера позвонить мне как-нибудь. Я бы хотел обговорить с ним кое-что.
        - Хорошо, папочка. Спасибо тебе.
        Доктор Макджи положил трубку. Она его «достала» - точнее, не она, а Питер. И вдруг Гарриет вспомнила своего отца, когда он был моложе, чем ее муж теперь. И не только его - всю их семью. Они на пляже в Файли - Джулиану около девяти лет, ей - пять. Папа в нелепой панамке и белых носках. Они все уплетают жареную картошку. Им так хорошо. Как бы ей хотелось съесть сейчас хоть тарелочку!
        Что делать?! Что делать?!
        Но должна же быть организация, объединяющая умных, привлекательных, благоразумных, сексуальных и хорошо одетых женщин, которые ублажают богатых и наделенных властью мужчин. Так должно быть, потому что в ответ на постоянные стрессы и давление эти мужчины должны расслабляться и отдыхать, а кто же может им в этом помочь, если не прекрасные, прирученные дамы? Да этих женщин можно встретить повсюду! И, конечно, есть объединяющая их организация, можно не сомневаться. Подтверждение тому можно увидеть на страницах журнала «Хэлло», «Татлер», в колонках светских сплетен «Дейли мэйл» и «Стандарт», словом, эти женщины бывают везде, где водятся деньжата. Гарриет частенько видела их гуляющими по центральным улицам и в ресторанах, куда в прежние времена водил ее муж. Может, этим женщинам и не платили деньгами, но плату они, несомненно, получали - в виде поездок, ренты, выгодных замужеств или содержания, да чем угодно! А они торговали своим загаром, плоскими животами, своими телами, облаченными в туалеты от Версаче…
        Но, Господи, как девушке, не имеющей в этом опыта, можно сказать, любительнице, а не профессионалке, внедриться в этот бизнес? Что, если у тебя нет средств, чтобы напечатать о себе объявление в «Гардиан»? Что, если ты просто представляешь себе, каким бы могло быть это объявление: «СТАРЫМ И БОГАТЫМ МУДАКАМ. РОСКОШНАЯ, БЕЗ КОМПЛЕКСОВ ЖЕНЩИНА ПОМОЖЕТ РАЗВЛЕЧЬСЯ ТЕМ, У КОГО УЖЕ НЕ СТОИТ».  - Гарриет усмехнулась.
        Но как же быть? Как проникнуть в этот мир?..
        Итак, деваться некуда: Гарриет - свет моих очей - совсем рассудок потеряла! Для начала она с маниакальным упорством стала ездить по нашему району на велосипеде и часами пропадать в спортивном зале и бассейне Гринвича. Каждый божий день! И все время говорит о терапевтическом эффекте тренировок!
        Так что, пока она там плещется в хлорированной воде и портит себе волосы, я вынужден сидеть с мальчишками. Когда мы с ней познакомились, она как раз жила в Гринвиче и училась в художественном колледже. Похоже, она проводит время в Гринвиче по той причине, что хочет вернуться в годы своей молодости. Мысли у нее заняты только одним, она больше ничего вокруг не замечает. И еще ее можно застать за упражнениями - она наклоняется, приседает и - как это они называют?  - растягивает мышцы. Все разговоры свелись к одной теме - сколько она проплыла, сколько подняла тяжестей и сколько миль пробежала.
        Признаться, я ревную. Потому что сам я - как холодильник. Мой отец был таким же. Кстати, именно это и убило беднягу. А я - просто крупный мужчина. Я обычно говорю, что у меня просто широкие кости. Стараюсь делать вид, что мне на это наплевать. Кстати, полноту можно скрыть хорошим костюмом. Но, черт возьми, вес мой все больше и больше. Чего я только не делал, чтобы бороться с ним! Дважды в неделю я ходил в спортивный зал в Холборне и изводил себя упражнениями на тренажерах - крутил педали, но это так надоело мне, что я стал брать с собой книгу, чтобы хоть немного отвлекаться. И еще я играл в мяч - кстати, довольно часто - раза два в год. Никак не мог выкроить больше времени на это. Я перестал есть хлеб, пироги, сандвичи, расстался - прости Господи!  - с оральным сексом. И с пивом. И с вином. (Правда, не совсем.) Неделями питался какой-то синтетической некалорийной дрянью! Должен сказать, что я вовсе не такой уж и увалень - запросто хожу в горы. Но, Боже мой, как мне все время хочется съесть большую тарелку жареной картошки, и я то и дело вынужден проделывать новые дырки в ремне. Грустно все это.
        Впрочем, гиперактивность Гарриет все же лучше, чем когда она бродила бесцельно по дому, делая вид, что не замечает меня, или бросая на меня взгляды, смысл которых сводился к одному - «этовсетвоявинаичертвозьмичтонамтеперьделать?» Однако забавно, как мы с нею поменялись ролями! Она вся отдалась своей новой страсти, а я должен сюсюкать с детьми. Надо полагать, ее отец подкинул ей деньжат, во всяком случае, Г. получила письмо со штампом Эдинбурга. Уж наверное, папаша послал ей денег. И не забыл прочесть лекцию о моей полной несостоятельности и безнадежности житья с таким типом, как я.
        Джонти сразу же стал отвратительно себя вести. Просто ужас какой-то! Терпеть не могу, когда дети не слушаются.
        Зато с Тимоти все хорошо. Правда, неизвестно, что он еще может выкинуть. Вот, например, сегодня утром он пришел ко мне в кабинет и заявил, что будет продавать цветы. Я решил, что это неплохая игра - в магазин. А когда через полчаса я отправился в туалет, то увидел своего сынка, который стоял на Блэкхит-драйв, сжимая в кулачке букет из увядших люпинов и других цветов, которые он нарвал у нас в саду. Букет был аккуратно завернут в целлофан для упаковки продуктов. Он навязывал цветы всем прохожим. Я вынужден был выйти на улицу и прекратить это безобразие. Господи, он так смутился! Мне пришлось объяснить сынишке, что он не должен заниматься такими вещами. На что он мне вполне резонно ответил, что я сам разрешил ему торговать цветами. Ну почему я ответил ему: «Да, конечно, ты можешь продавать цветы»,  - вместо того, чтобы сказать: «Нет, ни в коем случае!»? Четырехлетнему человеку нелегко все это понять. Короче, в результате он надулся и демонстративно перестал замечать меня - даже его брат мог позавидовать такому поведению. Мне понадобился чуть ли не час, чтобы вернуть его с небес на землю. «Тимми,  -
крикнул я,  - ты хоть слышишь меня?»
        И Джонти молчит. Хоть и слышит меня. Так что я оказался просто перед стеной молчания. Сидит в своей темной комнате и играет с «Сегой» Пиппы Вебб. Он ни за что не захотел идти к соседям, сколько я ни уговаривал его и ни соблазнял прелестями игрушек десятилетней Пиппы. Ничего не помогало. Бедняга Дж.! Не улыбается, не прыгает, не шалит. Ну и черт с ним!
        Меня немного обрадовал Грэхем. Хоть это хорошо, но я не позволяю себе на что-то надеяться. Пройдет еще не один месяц, прежде чем я получу хоть какие-то деньги.
        Может, начать воровать? Я целое утро думал о том, как бы мне спереть что-нибудь, а потом продать. Больше того, я уже начал подумывать о грабеже! Вот бы ограбить банк! Ничего не могу поделать - подобные мысли так и лезут мне в голову.
        Зато в тюрьме хоть кормить будут. Иногда я так и представляю себе, как работаю в тиши библиотеки, находящейся в какой-нибудь открытой тюрьме. Например, в глуши Кента. И пишу книгу - «Вооруженный грабеж. Пособие для отчаявшегося «белого воротничка». Между прочим, это куда лучше, чем слоняться без дела по опустевшему дому.
        А потом позвонил Тоби Лиделл-Смрит. Я был рад. Он пригласил нас на обед в субботу, так что хоть в конце недели нам удастся нормально поесть. Я был так тронут звонком ТЛС. Он единственный из всех моих знакомых, который продолжает общаться со мной, как будто ничего не произошло. Хороший он парень! И ему нравится Гарриет.
        Раз-два, раз-два, шлеп-шлеп, шлеп-шлеп. Гарриет бежала по Гринвич-парку под проливным дождем, направляясь к статуе генерала Вольфа у обсерватории. Она перестала ездить на стареньком велосипеде своего брата Джулиана и теперь бегала милю до спортивного зала и милю от зала до дома. Аарон, работник «камеры пыток» в спортзале, уверял ее, что знает, что можно сделать, чтобы убрать лишнее на ее теле, прибавить там, где надо, и при этом не развить чрезмерно мускулы. Он заявил, что она правильно поступила, начав заниматься. Правда, после этих занятий она хромала остаток дня.
        Плюх-плюх, шлеп-шлеп. НИЧЕГО-НЕ-БОЛИТ. Шлеп-шлеп, плюх-плюх. С каждым днем, да что там - с каждым часом ее тело становилось все совершеннее, утягивался живот, наливались силой бедра, и она, как заботливый садовник, наблюдала за этими изменениями. Признаться, Гарриет и не ожидала, что так быстро добьется результатов.
        Хоть это ее радовало. Закончив изнуряющие тренировки, она падала дома в горячую ванну и лежала там в полубессознательном состоянии, ощущая себя, как это ни странно, удивительно сильной. По крайней мере, она не бездействовала. И, взглянув порою на развившиеся бицепсы или почувствовав слабый запах хлорки, исходящий от ее кожи после бассейна, Гарриет довольно улыбалась.
        Взбежав на вершину горы и остановившись возле статуи генерала Вольфа, женщина подбоченилась и, тяжело дыша, посмотрела вниз на реку, укутанную пеленой дождливой мглы.
        Ее приятель - Старфайер - сновал вокруг обсерватории, обнюхивая каждый угол, чтобы сотню-другую раз задрать лапу на линию меридиана, а уж только потом приступить к своим обычным обязанностям в Гринвич-парке. А обязанности эти заключались в том, чтобы сунуть свою большую голову в каждую мусорную урну и вывалить ее содержимое на влажную траву в поисках съестного.
        Гарриет, задумавшись, смотрела на открывшуюся ее взору панораму Лондона. «Исполинский нарост». Во всем своем причудливом многообразии: одетая в леса готика, тайные совокупления, канареечные фаллосы верфи. Гарриет думала о сексе. Как о бизнесе. О занятиях сексом. С незнакомцами.
        Честно говоря, дурацкая затея, разве не так? Если хорошенько подумать об этом. А именно это ей и было нужно. Правда, до сих пор, разрабатывая свой план, женщина старалась не вспоминать о сексе и отгоняла от себя мысли о нем. Она думала лишь о том, какой образ жизни ей придется вести. Как люди узнают о том, чем она занимается? Получится ли у нее? И, кроме того, что самое главное: сколько все-таки она сможет заработать? И грозит ли ей опасность?
        Но теперь вдруг она впервые задумалась о том, как будет себя чувствовать.
        Все ее познания на эту тему сводились к виденному в голливудских фильмах. В голове у нее была полная каша: то она вспоминала Кэти Тайсон в «Моне Лизе», то Джейн Фонду в «Клуте», то Джулию Робертс в «Хорошенькой женщине». Нет, конечно, ей и в голову не приходило, что она будет залавливать клиентов на улицах, как дешевая проститутка. Боже упаси! Гарриет видела себя в роскошных лимузинах, в туалетах от Донны Каран, воображала, как подставляет лицо для поцелуя Ричарду Гиру. Она будет «супер» - нечто среднее между Кристин Килер, Кармен, Нэлл Гвин и Сэлли Баула. Гарриет так и представляла себе всех этих потрясающих женщин, уверяла себя, что сумеет взять от каждой лучшее и будет вести тот образ жизни, который вела каждая из них до приключившейся с нею трагедии.
        Но от секса никуда не деться. Все фильмы об этих женщинах были сняты мужчинами, и действие там так или иначе вертелось вокруг этой части жизни. И сколько бы ни думала она о финансовых проблемах, все кончится тем, что ей придется скинуть трусики и заняться этим. Хотя героини фильмов, казалось, о сексе и не думают. А уж если они и занимаются им, то непременно в уютной спальне, освещенной тысячами свечей. Красавицы обнимают героя, лихорадочно расстегивают его штаны под плач саксофона, а потом камера как бы невзначай отводится от окна спальни, через которое все это снималось, и берет крупным планом пышное облачко, плывущее в пронзительно-голубом небе. Стоит ли говорить, что героини фильмов обычно влюбляются в самых богатых и красивых клиентов. И, уж конечно, их не волнует всякая ерунда. В фильмах никогда не показывают грязного белья, никто никогда не ходит в туалет и средствами кинематографа не передашь, чем пахнет изо рта героя. Красоткам не бывает плохо. И никаких презервативов. По крайней мере, герои не вынимают их из карманов. С точки зрения Голливуда, проституция сводится к грубой брани и парочке
плакатов на тему секс-фильмов.
        Не сказать, что Гарриет Хэллоуэй была совсем неопытна в этой сфере. Но последние десять лет она была занята только своим мужем. Она порой удивлялась, что за все эти долгие годы у нее не было другого мужчины. До Питера? Ну, во-первых, Эдди Уоллер. Они тогда учились в шестом классе и встречались на квартире его матери, где, страшно смущаясь, миловались и целовались. Это был ужасно. Но надо же с чего-то начинать. Сколько раз она была с ним? Два? Или три? Она никак не предохранялась. Чистое безумие! Потом целое лето ей все мерещилось, что она беременна. Потом, приняв пилюлю, она переспала с Брэндоном, причем тогда Гарриет уже познакомилась с Питером, но физической близости между нею и ее будущим мужем еще не было.
        Брэндон, кстати, был отличным парнем. Но почему «был»? Наверняка он и сейчас такой. Гарриет несколько раз замечала его имя в газетных статьях об искусстве. Он играл главные роли. Брэндон был ее вторым мужчиной, и внезапно благодаря ему Лондон стал казаться Гарриет чуть менее зловещим и людным местом. Он был двумя годами старше Гарри, но у нее сложилось впечатление, что его не больно-то волнует, каким образом ублажить девушку. Уж они обнимались-обнимались, целовались-целовались перед тем, как произошло нечто настолько серьезное, что ей пришлось принимать пилюлю.
        Наверное, именно поэтому двадцативосьмилетний преуспевающий и мечтательный красавец журналист по имени Питер Хэллоуэй и произвел на нее неизгладимое впечатление, когда подъехал к ее колледжу на сверкающем ярко-желтом «триумф спитфайре».
        Тогда и началось ее настоящее сексуальное образование. Питер переспал со всеми женщинами Флит-стрит, носившими высокие каблуки. Ну, если и не со всеми, то со многими. Во всяком случае, он вел себя именно так, как советуют книги по сексологии. Наконец выяснилось, что Гарриет не зря штудировала в свое время одну из таких книжек - все познания ей очень пригодились. Было начало восьмидесятых, поэтому СПИДа еще не боялись. А в 1984, когда она уже носила Джонти, новоиспеченная Гарриет Хэллоуэй решила, что знает о сексе все. Во всяком случае, ей так казалось.
        А разве это не так?
        Кто знает? Гарриет уже ни в чем не была уверена. Первые два года секс был ее единственным хобби, а последующие восемь лет она стала находить все более волнующими и возбуждающими походы по магазинам. Вдруг выяснилось, что с каждым днем у нее все меньше и меньше времени остается на все остальное, впрочем, раз-другой в неделю они все-таки продолжали тренировки, которые не прошли бесследно. Доказательством тому служит четырехлетний Тимоти.
        Окликнув ленивого пса, Гарриет побежала трусцой вниз, к спортзалу.
        Может, именно из-за ее прохладного отношения к сексу Гарриет и задумала зарабатывать этим самым сексом деньги. Она просто думать ни о чем другом не могла. Казалось, нечто темное выбралось наружу из потаенных уголков ее души и теперь охватывает все ее существо. Она постоянно думала об этом; каждый раз, ложась спать, Гарриет снова и снова прокручивала в голове всевозможные варианты того, как это будет происходить. С каждым днем ее личные переживания уходили все дальше и дальше - она уже представляла себя неким абстрактным существом и целиком погрузилась в свои фантазии. Но ведь дом и ее сыновья никуда не исчезли. От всего происходящего мальчишки стали совсем неуправляемыми и неразговорчивыми.
        И вдруг Гарриет поняла, что ею владеет не только желание заработать деньги. Она даже себе боялась в этом признаться, но больше таиться, по крайней мере от себя, смысла не имело. Женщина поняла, почему се затея так покорила ее. Ей хотелось переспать со многими мужчинами. С незнакомцами.
        Всю дорогу в Далвич она только и говорила о своей идиотской затее. Они ехали на обед к Тоби Лиделл-Смиту и Барбаре, его жене, в стареньком верном «БМВ», одолженном им Марианной. Реакция хмурого Питера, гнавшего автомобиль под Олд-Кент-роуд, оказалась именно такой, какой Гарриет и ждала.
        - Бред!  - вскричал он.
        - Ну почему же бред?!  - возмутилась Гарриет.
        - Гарри, дорогая, это просто бредовая идея, больше мне сказать нечего. Ты сама не понимаешь, о чем говоришь. Подумай-ка обо всем как следует! Почему, по-твоему, прилагательное от слова «порок» - «порочный»? Ты же не знаешь нашего безумного, опасного, пугающего мира! Ничего не знаешь! Не забывай, что мне доводилось читать полицейские отчеты, в которых очень подробно описывалось, что мужчины делают с женщинами. Большинство проституток умирает не своей смертью! И не забудь про СПИД! Нет, женщина, только скажи, что у тебя в голове? Ты отличная хозяйка, прекрасная мать, Гарриет! Вот и занимайся своими обычными делами. Не будь смешной!
        Сказал - как отрезал.
        - Я не говорю о проституции, Питер. Я даже и не думала о проституции. Вовсе нет, поверь мне. Господи! Я имею в виду шикарных женщин-сопровождающих, эскорт. И это дело уже давно налажено, Питер. Женщины, состоящие в эскорте, всегда красивы, хорошо одеты, умны, обворожительны! Что еще? Да ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю! Мужчины ценят общество таких женщин. Они умеют поддержать беседу, они блистательны, ну… и делают массаж…
        - Массаж?! Какой белиберды ты начиталась?! Члены у богатых и у бедных совершенно одинаковы! И они будут втыкать их в тебя! А вот с мозгами у них может быть совсем плохо, несмотря на количество денег в «Американ экспресс». Это особого рода личности. Многие из них, дорогуша, только и думают о том, как бы сделать женщине больно, желая отомстить обидевшим их когда-то матерям, нелюбимым сестрам и надоевшим женам. Ты что, никогда не слыхала о маньяках, Гарриет? Нет, забудь о своей идее! И прекрати разговоры на эту тему, не хочу больше ничего об этом слушать!  - орал Питер, с такой силой вцепившись в руль, словно его жизнь зависела от этого.
        - Я не могу. Не могу не думать об этом, Питер,  - проговорила Гарриет.  - Нам все это нужно. Тебе, мне, мальчикам… У меня есть шанс, и я не упущу его.
        - Заткнись, Гарриет, ради Бога, заткнись! Да мне одна мысль об этом ненавистна! Вот увидишь, скоро что-нибудь изменится к лучшему. Грэхем сказал, что у него есть для меня работенка.
        - Уверена, что есть, Питер, у него всегда есть для тебя дело, вот только почему-то ждать всегда надо целую вечность.  - Они уже подъехали к окрестностям зеленого, благополучного Далвича.  - Питер, любимый, я не сомневаюсь в том, что вскоре ты снова встанешь на ноги. Но пока нам нужно что-нибудь, что поможет удержаться на плаву. Иначе мы потеряем все, что у нас есть, и будем вынуждены отправиться в Тэймсмед. Или вернуться к твоей матери в Пекам. Ты хочешь этого? Ты слишком долго всего добивался, чтобы разом отказаться от привычной жизни. Я говорю о том, что хочу наняться лишь в эскорт. К какому-нибудь богатому типу. За деньги.
        - Никакого «лишь эскорта» нет, Гарри, и ты это отлично знаешь.
        - Что ж, пожалуй, ты прав.  - Гарриет помолчала, пока машина скользила по Лордшип-лейн.  - Конечно, прав. И мне это известно. Я понимаю, что без секса с клиентами не обойтись. Но разве это так важно? Ты же сам говорил, что секс - это все ерунда. Просто люди получают новый опыт в этой сфере. Да это то же самое, будто я съем хороший обед. Или выпью невинную бутылочку вина. Что тут такого? Пойти работать в магазин готового платья я уже не смогу - слишком поздно. К тому же нам нужно очень много денег.
        - Боже мой, Гарри, неужто ты и впрямь полагаешь, что я буду спокойно смотреть на то, как ты уходишь с этими психами, которые платят за весьма сомнительные услуги? Наверное, ты шутишь! Мне это не вынести! Да тебе самой этого не вынести, вот что я скажу! Подумай обо всем хорошенько, подумай, прошу тебя! Признаться, мне даже не верится, что мы ведем разговор на такую тему.
        - Мне очень жаль, но никуда не деться - мы действительно говорим об этом. Но что же еще можно сделать? Скажи мне, Питер, что?! Не моя вина в том, что мы дошли до этого. Но теперь никуда не деться. Если я ничего сейчас не сделаю - нам конец! Ты же понимаешь.
        - То есть ты хочешь сказать, что я виноват в том, что Джулиан нас надул?
        - Нет, конечно нет, Питер. Ты сделал все, что мог. Ты вел себя как герой. Просто так уж получилось, что ты оказался бессилен. Послушай, мне кажется, мы оказались совсем в другом мире. Просто кто-то постоянно нарушает правила. Но мы не единственные. Таких как мы - великое множество. Сейчас время такое, время отчаяния…  - Она должна была сказать ему это.  - Все дело в том, что некоторые люди готовы играть не по правилам, они даже выгоду из этого извлекают. Может, это выход. Я понимаю, что меня ждет нечто отвратительное и порочное, но пока не вижу иного выхода.
        - Ты говоришь так, словно уже занялась этим. Или, может, ты таким образом просто выпускаешь пар? Или тебе нравится твоя идея?
        - Иди ты к черту, Питер! Конечно не нравится! Совсем наоборот. Я знаю, что все это гадко и противно.
        - Ну вот…
        - Но это можно воспринимать просто как работу. Такая вот активная работка. Которая мне, кажется, по плечу. Правда, мне придется притвориться кем-то другим, чтобы справиться с этой работой, но я сумею ее выполнить. Вот если бы только знать, как все это получится. Но, думаю, я смогу заработать кучу денег. А что мы еще можем? Я тебя уже не раз спрашивала! Банк, что ли, ограбить?
        - Да, я уже думал об этом.
        - Чудесно!  - съязвила Гарриет.
        - Да, Гарри, представь себе, я уже совершенно серьезно задумывался о грабежах. Думал, что, может, стоит ограбить чей-нибудь дом. Серьезно, как это ни нелепо звучит!
        Гарриет расхохоталась.
        - Неужели?
        - Ну-у… Может, я и не продумывал деталей, но мысли об этом меня посещали. Я даже представлял себе, как проникаю в чужой дом с черного хода. Где-нибудь в другом конце Блэкхит-парка. Ворую их видео и вещи. Драгоценности. Ужас! Я просто спятил! Ничуть не лучше, чем твоя бредовая идея.
        - Уж я придумала кое-что получше, чем красть вещи у ни в чем не повинных людей. Я говорю о работе. Мне просто будут платить за услуги. Бизнесменам, арабам нравятся такие вещи,  - настаивала женщина.
        - Дьявольщина, Г., но это же незаконно!
        - Проституция - да, но только не эскорты.
        - Но мы же говорим с тобой вовсе не об эскортах, а о том, как ты будешь делать это.
        - Как-то ты говорил, что представляешь, как я трахаюсь с кем-то еще.
        - Мы же просто смеялись над этим. Ты разве забыла? Я так развлекал тебя в постели.
        - Стало быть, ты не это имел в виду?
        - Конечно. Послушай, ты - жена, ты - мать. Господи!  - вскричал Хэллоуэй.
        - И что же это означает?
        - Тебе отлично известно, что это означает! Боже мой! Мы говорим о том, что самое интимное, личное, тайное ты будешь делать за деньги! Продавать любовь! Кому-то, у кого есть деньги! Гарри, пора уже повзрослеть.
        - Знаешь, я и об этом подумала. Я же не собираюсь продавать именно любовь. Это не заденет мою душу. Просто я буду выполнять определенного рода услуги. Такая вот своеобразная терапия.
        - Гарри, слышала бы ты себя. Ты просто лжешь самой себе.
        - Медсестры каждый день раздевают мужчин, моют их и водят в туалет. И все это…
        - Гарриет!  - оборвал ее муж, останавливаясь на светофоре. Какой-то мужчина мелкими шажками переходил дорогу.  - Медсестрам не приходится вдыхать запах старперов, когда они суют свои долбаные члены им в рот!  - Хэллоуэй кричал.
        Гарриет ничего не ответила. Они уже почти приехали. За окнами машины город купался в великолепном сиянии золотого заката. Пышные кроны деревьев, ухоженные сады, богатые особняки короля Эдуарда - все это лишний раз подчеркивало, что они попали в уютный, преуспевающий Далвич. Здесь живут власть имущие. Гарриет подумалось, что вся беда как раз и заключается в том, что им с Питером так нравится жить среди таких людей. Не могла она все оставить. Они должны сделать все возможное, чтобы удержаться на плаву.
        Питер подвел машину к роскошному особняку Тоби, увитому плющом.
        - А как, черт возьми, ты объяснишь жителям Блэкхит-драйв, что приходишь домой как раз перед завтраком, притом разодетая в пух и прах?  - Питер выключил зажигание и, криво усмехнувшись, посмотрел на жену.
        Гарриет отлично знала эту его усмешку - она означала, что ее муж внезапно согласился с нею. И вдруг она пожалела о том, что эта идея вообще пришла ей в голову.
        К ним по дорожке уже спешил лучший друг Питера Тоби. Тоби Лиделл-Смит был величав, как сама жизнь. Гарриет даже часто казалось, что Тоби затмевает собою солнце.
        - Ага! Вот и вы! Добро пожаловать!  - радостно кричал Тоби. Пит, где тебя носило все это время, старый ты засранец? Подумать только! Мы так долго не виделись, старина!
        - Тобиас, дружище, с каких это пор ты стал носить очки на цепочке? Ну и ну!  - Мужчины обнялись, словно огромные медведи. Тоби напоминал головореза тридцатых годов, и Питер всегда невольно начинал подражать ему. За шумным поведением Тоби скрывался острый ум и необычайное чутье.
        - Гарриет, дорогая!  - продолжал Тоби, отпустив Питера.  - Ты просто потрясающа! Скажи мне, ради Бога, что ты с собой сделала? Ты чертовски сексуальна!
        Этим утром Гарриет была просто поражена, узнав, что снова влезает в розовый брючный костюм из шелка от Флит Остелл, купленный ею на какой-то праздник в конце восьмидесятых. Она понимала, что в сочетании с ее черными волосами костюм смотрится просто великолепно. Похоже, Аарон не зря поработал. Повертевшись перед зеркалом, она пришла к выводу, что выглядит года на двадцать два. Что ж, хоть это радовало.
        У Тоби с Барбарой был роскошный особняк, украшенный яркими абстрактными картинами и скульптурами. Гарриет, на которую подобные вещи всегда производили впечатление, так любила бывать здесь. Я хочу сказать, много ли вам известно людей, у которых «Семья за молитвой» Фрейбла изображена на плинтусе в конце помещения, именуемого библиотекой? Гарриет восторгалась и их винтовой лестницей, упирающейся в сверкающий паркет из красного дерева, которым был выложен коридор. И, уж конечно, она млела от их гостиной, в которой, по самым скромным подсчетам, было не меньше четырех диванов.
        Питер случайно подружился с Тоби, когда оба учились в Оксфорде, правда, у них были разные специальности. Они то и дело натыкались друг на друга у плиты (где на сковородках у них вечно горела консервированная фасоль) в общей кухне мемориальной хижины Глен Бриттл, или на Айл-оф-Скай. С тех пор они и стали вместе ходить в горы. Благодаря своей ловкости Питер верховодил в их паре, зато у Тоби Лиделл-Смита не было недостатка в своеобразных, но надежных средствах передвижения.
        В начале очередного триместра Питер Хэллоуэй поселился на Хедингтон-Хилл, что в предместьях Оксфорда, а Тоби жил в Дайси в университетском Бэллиол-Колледже. Но, несмотря на это, Тоби то и дело заходил к Питеру. В течение десяти - двенадцати лет после этого где они только не побывали - и в Озерном крае, и в Уэльсе, и в Шотландии. Именно в Уэльсе они прошли маршрутом Джо Брауна, и вскоре Тоби купил себе там коттедж.
        Прошли годы, и с тех пор они часто встречались то на обедах в Гилдхолле, куда надо было являться в парадной одежде, то на лужайках Глинденбурга, то даже в ложе компании Тоби в палате лордов. Кончилось дело тем, что Тоби предложил Питеру быть шафером на его свадьбе.
        Гарриет было известно, что Питера немного удивляла привязанность Тоби - ведь с годами пути их разошлись, оба обзавелись семьями, и у них стало совсем мало общего. Тоби стал представлять «деньги», а Питер - средства массовой информации. Тем не менее их дружба процветала. Эти два огромных человека - Тоби, высокий, как маяк, и ширококостный Питер - часто встречались и ходили друг к другу в гости. Один не завидовал другому, и каждый радовался успехам друга - в точности, как там, высоко в горах.
        От громового смеха Тоби в буфете звенела посуда и качались подвески люстр. На вид его можно было скорее принять за фермера или игрока в регби, а не за преуспевающего финансиста. Единственной вещью, по которой можно было догадаться о том, что Тоби не занимается физическим трудом, была пара очков с узкими стеклами, которые всегда сидели на знаменитом носу ТЛС. Сказать о Тоби, что он был «сердечным» человеком,  - значит, не сказать о нем ничего. И еще он обожал отвратительные галстуки.
        Его жена Барбара была куда спокойнее, но такой же крупной. Этакая «троянская» деятельница на ниве местной и национальной благотворительности и заядлый садовод. У Лиделл-Смитов было два высоченных сына пятнадцати и семнадцати лет, которые имели дурную привычку бродить по дому во время светских раутов с таким видом, словно никого, кроме них, в помещении нет.
        Вечер должен был начаться на лужайке, спускающейся к водоему, который Гарриет обычно описывала как маленькое озеро, хотя сами хозяева упорно называли его прудом. За последние десять лет Гарриет уже привыкла к подобным вечерам и точно знала, как все будет происходить. Сначала они будут сидеть на террасе, отделанной йоркширским камнем, и наблюдать за тем, как на землю ложатся вечерние тени. Над ними полетает пара уток, а сыновья Лиделл-Смитов, как огромные мотыльки, будут сновать туда-сюда, таская со стола закуски. Как хорошо сидеть вот так, обсуждая способы возделывания сада и стрижки газонов, не обращая внимания на отдаленный шум лондонского транспорта, напоминающий гул роя пчел.
        Вскоре слегка похолодает, и фруктовый вкус терпкого шабли станет уже не таким изысканным. Тогда они все отправятся в большую столовую комнату Лиделл-Смитов, откуда также можно будет наблюдать за темнеющим небом. Небо будет напоминать им об оставшемся за стенами особняка мире, а они будут смотреть на лица друг друга, освещенные золотистым светом дюжины свечей, который отражался в недавно приобретенной Барбарой посуде. Словно по мановению волшебной палочки, из кухни появятся яства с ароматом Средиземного моря. Провансальский овощной суп в огромной трехцветной супнице, потом восхитительный рыбный пирог. Странно, но, видимо, желудки Питера и Гарриет до того сузились, что они едва притрагивались к изысканным лакомствам. В неровном сиянии свечей за их беседой молча следили мрачные глаза человека, изображенного на одном из полотен Дейла Риддлсдена, висевших на противоположной стене. А Питер и Тоби, как обычно, будут говорить друг для друга и для своих внимательных законных жен.
        Барбара и Гарриет тоже будут время от времени вставлять кое-какие замечания, и так вечер постепенно дойдет до апельсинов в карамели. А потом подадут кофе, портвейн и бренди. К тому времени, когда Тоби потянется за своими гавайскими сигарами, речь мужчин будет все чаще и чаще перемежаться цветистыми выражениями, придающими такую выразительность правильным, но пресным англо-саксонским фразам.
        Устало откинувшись на спинку стула, Гарриет вдруг по-новому стала оценивать все окружающее. Благодаря стараниям Аарона, она сильно устала за день, поэтому ей сейчас было хорошо как никогда. Может, это и ребячество, но она чувствовала, что из них четверых лишь она одна способна на Поступок. Впрочем, может, ее просто радовали успехи в изменении своего облика. Ведь ее тело стало более упругим, и она ощущала это. Под нежным шелком костюма Гарриет чувствовала восхитительную наготу.
        Вскоре Марсела предложила убрать со стола. Барбара сказала, что это можно сделать и утром, но, несмотря на это, они сами собрали всю посуду и понесли ее в кухню, украшенную сухими букетами, где в шкафах поблескивали банки с травами и бутылки из цветного стекла.
        А потом Питер пошел в туалет, а Барбара направилась в свой кабинет за какими-то бумагами. Гарриет подошла к окну, чтобы еще раз полюбоваться оранжевым закатом, отражающимся в темной воде озера. И вдруг ей пришло в голову, что они с Тоби остались в том мире, с которым она вскоре будет вынуждена расстаться, если только хватит на это смелости. Хозяин молча собирал забытые на террасе бокалы. В полумраке сумерек музыка, грохотавшая в комнате одного из сыновей Тоби. казалась особенно невыносимой. ТЛС споткнулся и замер на месте, держа в руках бокалы.
        Они стояли и смотрели друг на друга; Гарриет - в залитой светом комнате, а Тоби - в темноте собственного сада, освещаемого таинственным светом полной луны. Им вдруг ничего стало сказать друг другу. Войдя в дом, Тоби поставил бокалы на стол. А потом снова вышел на террасу. Из кухни слышался смех Питера и Барбары. Уже месяца три Гарриет не слышала, чтобы ее муж смеялся.
        Тоби встал рядом с ней, поглядывая на своих уток, которые не могли улететь, потому что им подстригли крылья. После долгой тишины его голос показался каким-то удивительно интимным;
        - Гарриет, дорогая, когда ты стоишь вот так, в ярком свете, то твоя милая пижамка не оставляет ровно ничего моему воображению.
        Вспыхнув, Гарриет невольно отступила назад. И рассмеялась, чувствуя себя полной дурой. Тоби не двигался с места и неторопливо оглядывал ее с ног до головы.
        - Ты просто восхитительна,  - с коротким смешком заметил он.  - Да уж, счастливец наш Питеркинс, ничего не скажешь.
        Тоби частенько поддразнивал ее, но только теперь Гарриет смогла взглянуть на него. Они так долго смотрели друг другу в глаза, что обоим даже стало неловко. Женщина быстро подошла к Тоби, поцеловала его в щеку и пошла в кухню - помогать Барбаре.
        КАК ЭТО ДЕЛАЕТСЯ
        Вечером, после того как Гарриет почитала детям на ночь, у нас с нею вышел еще один грандиозный скандал. Я уже был не в состоянии держать себя в руках и метался по кухне, как тигр в клетке. Дело кончилось тем, что я нечаянно разбил кружку Джонти с надписью «МНЕ УЖЕ ДЕВЯТЬ». Не стоило мне этого делать, особенно в сложившейся ситуации.
        Завершилась эта леденящая душу перепалка заявлением Гарриет о том, что я просто обязан пойти и разузнать, как обстоят дела с профессиональным эскортом. И рассказать обо всем ей. Я отказался. Не помню, что последовало за этим, но перед моими глазами до сих пор стоит опухшее, заплаканное лицо Гарриет и я слышу, как она орет;
        - Значит, я думаю о всяких пошлостях, а ты из себя этакого голубоглазого ангелочка строишь! Сделай то, что я тебе говорю! Черт побери, пойди и выясни все! Неужели тебе на всех нас наплевать?!
        Да этой женщиной просто мания какая-то овладела! И я тоже должен включиться в ее безумную игру! Без сомнения, ее потогонные тренировки в Гринвичском центре досуга тоже являются составной частью охватившего ее безумия.
        Но справедливости ради должен признать, что она готова абсолютно изменить свой образ жизни, а ведь Гарриет так ценила нашу налаженную жизнь хороший дом, достаток, определенные привилегии. Похоже, события последних шести месяцев сильно повлияли на нее. Зато самоуважения ни у нее, ни у меня не прибавилось. Наоборот, у Гарри даже лицо изменилось: оно стало неузнаваемо жестким, серьезным, а выражение - отрешенным. И в глазах ее всегда было осуждение. Не очень-то приятно проводить время в компании такой особы. Впрочем, думаю, что я в последнее время тоже был не лучшим компаньоном. К тому же Гарриет не привыкла, чтобы я с утра до ночи болтался дома. Она любила, чтобы все было как пописанному. Мне очень ее жаль. Да и себя тоже.
        Но я изо всех сил стараюсь сдерживаться и доверяясь лишь тебе, маленький экранчик. Мне кажется, что вообще-то я сам и не изменился вовсе. Хоть и выходец из нищенских кварталов Пекама, я не был готов с поднятой головой встретить бедность и постоянные разочарования, да и в школе меня этому не научили…
        И вдруг мы с Гарриет увидели мальчишек - побледневшие, они затаились в коридоре и глазели на нас. Мы тут же сбавили обороты. Лучшее, что я могу сделать в сложившейся ситуации,  - это придумать ей «легенду». Гарриет вбила себе в голову, что ей без этого не обойтись. А потом эту «легенду» я смогу использовать для работы - может, хоть напишу что-нибудь стоящее. Наверное, такую вещь будет нетрудно продать. Всякий раз, когда дела идут неважно, редакторы с радостью смахивают пыль с произведений, описывающих всякого рода порок и распутство,  - читатели это любят. Насколько я помню, Энни Уайт пару недель назад опубликовала именно такую историю в разделе «Жизнь» журнала «Обсервер». Позвоню-ка я ей и узнаю, не хочет ли она еще чего-нибудь в этом роде. Может, повезет. И я хоть ненадолго уйду из дома.

* * *
        Гарриет долго стояла под душем - ей было так приятно ощущать, как струйки горячей воды ласкают ее волосы, а потом стекают по плечам вниз. Это напоминало китайскую пытку, но чувствовала она себя великолепно. Под душем Гарриет смогла хоть немного отвлечься от действительности. Она так сожалела о скандале с Питером, не должна она была терять над собой контроль. Наверное, мальчишки в ужасе, особенно Джонти, ведь он все время находится в подавленном состоянии.
        Им никогда не расплатиться за эту горячую воду.
        Конечно, она сильно задела чувство собственного достоинства Питера. Как бы она, Гарриет, чувствовала себя на его месте, если бы он заявил ей, что отправится торговать своим телом и будет трахаться с разными старыми ублюдками, чтобы прокормить семью? «Впрочем,  - подумала она устало,  - может, ничего такого в этом бы и не было». Ведь она знала, что у него бывали женщины. Хоть его последняя тайная любовница - эта ужасная Эллен Герберт со злым ртом - была и не такой уж старой. Можно сказать, немолодой.
        Питеру просто придется проглотить это. Можно не сомневаться: есть спрос - будет и предложение. Именно эта формула создавала рынок, и, как любил говаривать сам Питер, если уж общество так низко пало, ты тоже можешь пасть вместе с ним. На самое дно!
        Гарриет прекрасно понимала, что собирается заняться тем же бизнесом, которым промышляли печальные студентки и матери-одиночки, вынужденные раздеваться перед всякой мразью. Пробегая как-то мимо пивной, она сама видела написанную от руки записку, в которой предлагались подобные услуги. Впрочем, Гарриет надеялась, что, хоть и будет, по сути, делать то же самое, все же сумеет встать на более высокую ступень. Она не будет дешевкой. Однако, может, она просто дурачила себя? Ведь у нее было весьма смутное представление о том, как все происходит, так что ей придется нелегко. Она будет вынуждена стать и постановщиком, и художником, и сценаристом, и, разумеется, единственным исполнителем своего шоу. Профессионал должен добиться успеха. И получить за это немалые деньги. Она сумеет предложить клиентам нечто волнующее и постарается удовлетворить любое, самое необыкновенное желание. Гарриет решила, что станет кем-то вроде Робин Гуда девяностых. В их деяниях будет лишь одна разница: если знаменитый разбойник обирал богатых и раздавал деньги нищим, то она оставит деньги себе.
        Но, для того чтобы начать, ей тоже нужны деньги. Откуда, черт возьми, их взять? К отцу Гарриет больше не могла обращаться. Без денег же ей нечего и браться за дело. Если у нее не будет прикрытия в виде солидной суммы, она тут же опустится до самого дна и кончит где-нибудь в темной аллее Кингэ-Кросса.
        Да, деньги волновали Гарриет больше всего.
        И еще. Ей нужна информация о том, как это происходит. Пожалуй, надо помириться с мужем. Возможно, он сумеет разузнать, как становятся проститутками.
        Черт! Энн Уайт уехала в Нью-Йорк на десять дней. Глубоко вздохнув и стараясь не думать о счете за телефон, я попытался разыскать ее там. Но из этого ничего не вышло, и я не знаю, как без Энн Уайт пристроить свою историю. Потом я вспомнил Чарльза Эдгара из «БиСкай-Би». У того чутье на всевозможную пошлость. Если вы хотите узнать последние сплетни или скабрезные подробности какого-нибудь дела, то Чарльз - именно тот, кто вам нужен. Но его или не было дома, или Чак просто не захотел отвечать на мой звонок. В последнее время фамилия Хэллоуэй - не из самых популярных. У меня было такое же чувство, когда я нанимался на работу в «Тудэй». Да, мир стал полон зла. (Он не таков лишь для тридцатилетних, которым пока везет.) Да, что и говорить - меня никто больше за писателя не принимает. Редакторы не отвечают на мои письма.
        Иногда я задумываюсь о том, что в счастливые семидесятые мне надо было не выпендриваться, а пустить длинные корни в «Суррей Эдвертайзер». Золотые были времена - по средам и четвергам я бывал в судах, по понедельникам и пятницам разнюхивал все о дорожных катастрофах, а по вечерам в понедельник ходил в театр. Первая любовь, первая машина, первые серьезные (хоть мы тогда об этом и не догадывались!) траты… Безмятежные дни!..
        Гарриет удалось уговорить Джонти пойти с ней в бассейн. Тимбо ушел к соседям, так что я хоть ненадолго остался предоставленным самому себе. Потратив черт знает сколько времени на бесполезные звонки, я отправился выполнять поручение Гарри, забыв при этом выгулять собаку.
        Итак, я оказался в благословенном Сохо. Безумное, замечательное место! Шум, суета, вспышки огней на каруселях! Здесь даже пахнет иначе, чем во всем Лондоне. И звуки тут не те, что в остальной части города, и детишки вопят так громко, словно они не англичане, а неаполитанцы.
        Нерешительно оглядевшись вокруг себя, я направился в «Гручо-клаб». Честно говоря, я врал Г. Мне безумно хотелось выйти из дома. Сделать хоть что-нибудь. Правда, может, стоило пойти в Шеферд-маркет? Вот уж где собираются все лондонские шлюхи! Они так и бродят вокруг отелей «Мэйфэйр».
        И тут я вспомнил: в некоторых журналах прежде публиковали информацию, которая могла заинтересовать мою жену. Вот только продолжают ли они делать это сейчас? В Сохо можно купить любой иностранный журнал - и «Огги», и «Холла», всевозможные немецкие издания, не говоря уже о том, что «Плейбой» на всех языках здесь не редкость, но вот ничего интересного для себя я не нашел.
        И тут я вспомнил: как-то мне доводилось встречаться с одним агентом, мерзким и скользким типом, контора которого находилась на Бревер-стрит. Там-то я и нашел то, что нужно. Два неприметных с виду журнальчика, оба плотно завернуты в целлофан. И оба на диво дорогие, во всяком случае для таких изданий, какими они прикидывались. «Основные связи» (ПЯТЬ! фунтов) - «Лучший журнал на юге! Сегодня в номере: телефоны, подробные описания девушек, сексуальные предпочтения, фотографии моделей, живущих в Лондоне и на юге Англии…» И надпись: «Только для взрослых».
        И еще одно изданьице подобного толка. «Золотой круг» (Три девяносто пять.) - «Тираж ограничен. Не продавать лицам моложе восемнадцати лет».
        Я купил «Стандарт» и прихватил с собой эти два журнала. Завернув в зал ожидания «Чаринг-Кросс-стэйшн», я взялся за чтение.
        За долгие годы журналистской работы мне довелось повидать немало всякого дерьма - ужасные смерти, пакости; полагаю, знаком я и с темными сторонами человеческой натуры. Не только мужской - женской, разумеется, тоже. Журналисты всегда знают много того, что неизвестно другим людям. Будто они работают в полиции или в больнице. Но то, что я увидел в этих журналах!.. Я был совершенно не готов к этому. Боже мой, не готов!..
        В каждой из двух безобразных брошюрок под безвкусными обложками было по три колонки маленьких объявлений, зажатых более крупными объявлениями о всевозможных секс-услугах. Стоит ли говорить, что все объявления были богато иллюстрированы - бездарные любительские снимки женщин, предлагающих себя, без одежды и откровенно демонстрирующих половые органы. Все женщины да еще несколько субтильных мужичков были на редкость непривлекательны; снимки техред аккуратненько подрезал, чтобы они вписывались в три колонки. По этой причине у некоторых моделей были отрезаны руки, ноги и головы, так что они скорее походили на куски мяса или на безголовые манекены. Лица нескольких женщин были закрашены - видимо, для того, чтобы их было не узнать.
        А что за люди были на этих снимках! Их лица полны отчаяния. Зато развлекаться они предлагали в самых разных местах - на краю кофейных столиков, на больших диванах, на белых радиаторах, на полу…
        У всех снимков было одно общее - все до одного были крайне неприятны.
        А уж тексты-то к ним! Впрочем, что можно написать о себе на двух сантиметрах? Вот, например: «Илфорд, хорошенькая любительница приключений. Безумно сексуальна, пылка, сорока с небольшим лет. Готова встретиться с мужчинами, крупными девушками. Выполню любое, самое странное желание. Могу приехать по вызову. «О» - специалист, и т. д., и т. п.».
        Почти все объявления сулили «полную свободу» и обещали встречу с «опрятными» девушками. Многие писали об «О - услугах». Многие предлагали выслать ношеное белье или письмо сексуального содержания. Многие были готовы сняться на видео, причем бесплатно. Некоторые предлагали заниматься сексом в присутствии третьего лица. Одни обещали делать все неторопливо, другие предлагали «необычайную жестокость», «немыслимые позы» или «абсолютное повиновение».
        Прочитав объявления на двух страницах, я начал позевывать - до того скучными и однообразными они были. И во мне ничто не дрогнуло. Обычная торговля, как я и думал. Я оставил журнальчики в сортире - им там самое место. А я, в конце концов, достаточно стыдливый человек.
        Пошел позвонить Эллен. Она сказала, что готова встретиться со мной в семь часов - у нее было минут тридцать свободных. Потом - как в добрые старые времена - я связался с Г., чтобы сообщить ей, что буду поздно. Гарри говорит, Джонти неплохо плавал. А я и не знал, что он умеет плавать. Наверное, он научился в «Голдингсе». Этот мальчишка никогда ничего мне не рассказывает.
        Весь день бродил по парку Сент-Джеймс. У меня такое чувство, будто я бездомный. Я не ел. Пойти некуда. Нашел брошенный кем-то «Стэндарт» и почитал его, сидя на каком-то ящике. Решил кроссворд. Поучительное занятие.
        Потом я медленно побрел к Холборну через Инзоф-Корт. Ждал Эллен в «Дьюкс-хед», причем у меня даже не было денег на пиво. Для клиентов еще рановато, поэтому в «Дьюке» было пустынно, мрачно и каждый мой вздох, казалось, эхом отзывался от темных стен. Эллен опоздала на пятнадцать минут. Необычайно возбуждена. В городе суматоха. Обычная вещь.
        Надо сказать, Эллен отлично выглядела. Я уже и забыл, какая она маленькая. И шикарная - как новое «Вольво». Ее рыжие волосы сильно подросли. На узких губах - приветливая улыбка, но в глазах обычное холодное и оценивающее выражение.
        Сначала нам было немного неловко. Мы никогда (точнее, я никогда) не прерывали наших отношений (или как их там еще назвать). Я устал от себя, от этих отношений, от нее самой, так что чувствовал себя весьма неловко, уходя из редакции. Впрочем, все было неплохо до тех пор, пока мы не встретились у Энтони Брусселса - это случилось как раз накануне того дня, как Джулиан Макджи сбежал со всеми нашими деньгами.
        Но вот мы опять вместе, и, как это ни странно, все кажется таким же, как прежде. И я, как всегда, очарован этими большими, внимательными, карими, словно приглашающими в постель глазами. Такое чувство, будто она проникает взглядом в самую глубину моей души. Странная вещь - память… К чему мне все это было нужно? Ну почему я не мог удовольствоваться Гарриет и мальчишками? Ведь моя Гарриет - все еще очень привлекательная женщина. И уж ей-то в голову не придет лечь с другим мужчиной. Черт, это невыносимо, особенно если мое поведение можно объяснить кризисом, приключающимся со многими мужчинами в среднем возрасте. Я хочу сказать, что это приглашение и жалкое объяснение…
        Несмотря на проницательный взгляд, миссис Герберт постаралась не быть слишком любопытной и не расспрашивать меня о моем житье-бытье. Как это ни смешно, все решили, что я ушел из «Кроникл», имея на банковском счету кучу денег.
        Чтобы показать, какая она порядочная и независимая, Эллен заказала выпивку. Господи, как же приятно сидеть, сжимая в руке кружку с доброй пинтой пива. Мне сразу же ударило в голову - я уж и не помню, когда ел в последний раз.
        А потом в шуме уличной суеты она вдруг стала на диво доверчивой и бесшабашно заявила мне, что встречается с Майклом Стэйнтоном. Неудивительно, что она так чертовски самоуверенна и, кажется, ничуть по мне не скучает. Это так похоже на нашу Эллен - у нее всегда есть ухажер. Раньше ее поклонником был я, а теперь мое место занял другой.
        Кстати, старина Майкл Стэйнтон женат второй или третий раз. И у него не меньше шести детей, обитающих в разных графствах. Ну, может, не шестеро, а четверо или пятеро. Наша Эллен не больно-то разборчива. Никак не пойму, чего ей надо от Эндрю. Неужто он не знает, что она то и дело встречается с разными мужиками? Да она побывала с этой целью чуть ли не во всех европейских отелях. Уж кто-кто, а Эндрю Герберт-то должен обо всем знать, или я ошибаюсь? А может, ему наплевать на ее любовников? Возможно… Этакий наблюдательный муж: все знает, но на все плюет. Господи, даже представить себе не могу такого. А если это так, то что за гнусный у него, должно быть, характер.
        Хотя… Должен сказать, что в самых темных глубинах моей развращенной душонки, за спиной зеленого божка ревности прячутся порочные наклонности, имя которым - вуайеризм. Я так и представил себе, как она стонет от наслаждения в объятиях старины Стэйнтона, положив ноги ему на плечи. Картина, представшая моему внутреннему взору, была до того живой, что я был готов попросить ее рассказать мне обо всем подробнее. Господи, похоже, я спятил!
        Но Эллен удалось оставить при себе все эти пикантные подробности. Зато она порассказала мне кое-что об эскортах - я наврал, что собираю материал для очерка на эту тему. Эллен сообщила, что рекламы и объявления, касающиеся этой сферы, постоянно печатают на последней странице газеты «Вотс он». И они там были. И действительно занимали целую страницу. А мне-то и в голову не пришло пролистать это старое, давно знакомое издание. Потом я, конечно, заглянул на последнюю страничку «Тайм аут», но там, к моей радости, ничего такого не было.
        Кроме «Вотс он», нужную мне информацию можно получить из «Желтых страниц», рекламирующих тридцать шесть агентств! Даже неопытный репортер догадался бы заглянуть туда! Меня привлекло одно из агентств под названием «Синдерелла». Как поэтично!
        Эллен вернулась на работу. Как только она вышла из паба, я тут же понял, как мало она значит для меня. Всегда значила… Не видя ее перед собой, я подумал, что она не так уж привлекательна, весела, да и вообще общение с ней приносит одни неприятности. Да меня один ее вид убивает, не дай Бог еще разочек с нею встретиться!
        А я побрел вниз к реке и, преодолев добрую сотню миль, оказался на «Чаринг-Кросс-стэйшн». И поехал в Блэкхит на электричке.
        Но сначала я спер из киоска нужную мне газету. Господи, кажется, я скоро стану профессиональным воришкой газет. Итак, целая страница в рубрике «Эскорты». Восемьдесят объявлений. Пока не заинтересуешься такими вещами, и не догадаться, что в Лондоне, под самым твоим носом, существуют иные миры.
        Пятнадцать слов в «Вотс он» стоят шестнадцать фунтов, включая налог на добавленную стоимость. Около пятнадцати объявлений, похоже, были даны частными лицами. Всех девушек звали весьма романтично - Лорена, Сэйбл, Сэнди, Экзотика… Я выбрал некую Памелу, утверждавшую, что она «элегантная, располагающая к себе и неболтливая спутница. Готова устроить вам незабываемый вечер». Позвоню ей завтра, посмотрим, что она мне скажет. Да-а… Посмотрим… Вообще-то все это могло бы подойти для неплохого рассказа. Позвоню-ка я еще Фрэнсис Киннеар из субботнего выпуска «Гардиан». Может, она схватит наживку. Прошу тебя, Господи.
        За весь день я не встретил ни пенни. На электричке гуда и обратно ехал «зайцем». Ах да, забыл. Я же купил «Стандарт» за тридцать пенсов. Чудная жизнь! Еще один отличный денек в нищете.
        Гарриет хотела знать, что за слова скрываются за сокращениями «К.-И.» в названии «К.-И. Джелли». Она лежала на своей широкой двуспальной кровати, густо обмазав задницу этим желе с таинственным названием, которое было вложено в обертку.
        А вокруг нее на кровати валялась целая кипа всевозможных презервативов. Гарриет никогда не пользовалась такими вещами. Как-то раз, еще в школьные годы, ее подружка Мораг принесла парочку, и они, хихикая, надули их, сидя на скамейке под буками недалеко от бензоколонки. Когда у нее появились любовники, она стала принимать противозачаточные пилюли. Два года назад, замучившись от постоянных головных болей, Гарриет бросила пилюли и стала пользоваться колпачками. Это ей понравилось. Ей даже нравилось, как пахло от ее пальцев после того, как она вставляла колпачки. Это означало, что многое зависит от нее. Хотя бы в этом отношении.
        И вот теперь ей надо научиться пользоваться презервативами. Часть отцовских денег она истратила на покупку желе и разнообразных резиновых дружков. Если мистер Трейдерз из местной аптеки и был поражен неожиданно понадобившимся ей количеством презервативов, то он и виду не подал.
        Питер был в городе - разузнавал все, о чем она его просила, мальчики отправились на чай к любопытной миссис Стонер и ее ужасному ребенку. Так что Гарриет осталась дома одна и могла сколько угодно экспериментировать со «стерильным, нежирным, прозрачным, растворимым в воде» желе. Ее пес уже устал вздыхать под закрытой в спальню дверью. Гарриет смогла наконец-то сосредоточиться. Она должна была научиться быстро извлекать презервативы из фольговых пакетиков. Ей придется это делать каждый день, а может, каждую ночь. Можно же добиться определенной ловкости рук в этом деле.
        Потом около получаса она практиковалась в надевании их на ручку щетки. Гарриет старалась вовсю, желая научиться делать это как можно сексуальнее. Полузакрыв глаза, она ритмично двигалась. Держать щетку зажатой между колен было очень трудно, и поначалу у нее ничего не получалось. Да, признаться, и потом она не стала виртуозом этого дела. Но девушке вообще нелегко проделывать такие манипуляции, лежа на спине. Она часто ласкала плоть Питера, лежа под ним на спине, но после этого у нее всегда сильно болело плечо. Дошло до того, что Гарриет стала избегать этих ласк, и она ограничивалась лишь тем, что сладострастно стонала.
        Итак, учиться было непросто. Зато с каждым днем Гарриет становилась все стройнее и привлекательнее. Даже Питер, все время погруженный в свои мысли, заметил, как в последнее время изменились ее щеки. А что же прежде? Гарриет раньше думала, что у нее всю жизнь будут пухлые щечки. А оказывается, эту припухлость можно было убрать за считанные дни! На ее месте образовались впадины, ради которых в двадцать два года Гарриет была бы готова удавиться. Да-а, часы, проведенные в спортивном зале, давали себя знать. Но помогло и постоянное недоедание.
        Временами Гарриет забывала о своих страхах и, как ракета, готова была рвануться в неизвестное. Теперь перед ней появилась новая задача - надо было подготовиться к предстоящему делу не только физически, но и морально. Времени у нее было в обрез; в нашей жизни вообще постоянно не хватает времени. Так вот: ей надо было еще научиться раздеваться.
        В одном Гарриет была твердо уверена: она сумеет удержаться на плаву и не опуститься только в том случае, если будет постоянно следить за собой и держать себя в руках. И не потеряет самоуважения. Уж если у нее хватило решимости заняться весьма сомнительным делом, то она должна быть «супер».
        Гарри решила про себя, что если дела у нее пойдут, то она назовется Наташей Ивановой. Почему-то имя Наташа казалось ей очень романтическим. Ей так и представлялась Россия, снег, высокие кожаные сапожки, посвист хлыста… Почему Иванова? В колледже она играла героиню с такой фамилией в одной из пьес Чехова. Это была грустная история о неудачном замужестве, последовавшем после короткой девичьей влюбленности. В том осеннем триместре Гарриет была единственной из студентов, которая играла роль жены. Она не очень хорошо справлялась с этой ролью. Но пьеса русского драматурга до сих пор не шла у нее из головы. Наташа Иванова… В этом имени было что-то мистическое. Такая женщина может быть и надменной, и немного шаловливой.
        Между прочим, Наташин дедушка - ссыльный русский еврей - приехал из Берлина в начале войны. Целых тридцать лет работал он портным, и, надо сказать, отличным портным. В спиталфилдсе. Не слишком ли надуманно? Вроде бы нет. Скорее всего, нет.
        Отец Наташи был школьным инспектором. Да. Хорошим, скучноватым и чопорным человеком. Не слишком ли: отец шлюхи - школьный инспектор? Может, ему лучше быть проповедником? А матери - монашкой. Нет-нет! Итак, надо сосредоточиться. Ее мать была отличной хозяйкой и прекрасно готовила, но умерла при родах. Наташа - единственный ребенок, воспитанный мрачноватым школьным инспектором. Ему помогала горничная. Нет. Может, его любовница? Нет, так не пойдет. Он один воспитывал ее. Так лучше всего. Джозеф Иванов и его дочь. Одни против всего мира.
        Наташа будет говорить с легким акцентом - чтобы скрыть ее шотландский акцент. Почему? Да просто так вышло. Нет, потому, что она пять-шесть лет после школы жила в Париже. Не очень-то убедительно, но, возможно, сойдет. Легкий акцент, грассирующее «р», неанглийские гласные - все это поможет поставить барьер между Наташей и Гарриет - чистой матерью и женой.
        Наташе будет всего двадцать три года. День рождения у нее в августе. Она Лев по гороскопу. Она живет одна в квартире к северу от Коламбия-роуд, недалеко от цветочного рынка. В былые времена Гарриет так любила ходить туда по воскресеньям. Это место недалеко от Спиталфилдса - места, где жил Наташин дед. Грязноватая, трущобная улица с кучей пивных, посетители которых расходятся лишь поздно вечером. Наташа живет на третьем, нет, на четвертом этаже, под самой крышей. Внутри ее квартира очень хороша, большая комната залита солнцем. И все уставлено вазочками с сухими букетами и цветными сосудами - в точности как в кухне Барбары Лиделл-Смит.
        Подрабатывает Наташа тем, что сопровождает мужчин, Зачем ей деньги? М-м-м… Да! Она копит деньги на то, чтобы купить домик за городом - похожий на домик ее отца. А где? Может, в Нью-Форесте? Слишком далеко от города. Наташа не сможет часто ездить в Лондон вечерами. В Фарнхэме? Неплохо бы и в Кентерберри - там очень красиво. Или в Кембридже. Да. Там столько красивых мальчиков, в которых бурлят гормоны. И это совсем недалеко от Лондона. Да, именно в таком месте Наташа Иванова хотела бы бросить якорь. А вокруг бы дрейфовали красивые и светловолосые молодые люди. Все в клубных пиджаках. Итак, именно на это копит Наташа Иванова деньги.
        И еще Наташа Иванова будет похожа на икону. Она понимает, что бесконечная борьба за выигрышную внешность - суровая жизненная необходимость. Наташа будет изысканно одета - в такие вещи, которые, как правило, носят только очень богатые женщины. Хорошая одежда подчеркивает сексуальность. Да, она будет подражать принцессе Дайане - вот уж кто настоящий идеал в отношении сексуальности. А шаги ее будут чуть длиннее, чем обычно. Она будет ходить, высоко подняв голову и глядя на окружающих сверху вниз. Никакой неуклюжей походки с опущенными глазами, словно ее интересуют лишь камни на мостовой.
        Выглядеть Наташа будет, как женственная Эстон Мартин. Если затронуть в ней нужную струну, то в постели она будет настоящей львицей. И в мужчинах она сумеет пробудить их лучшие качества - ей, конечно, придется немало потрудиться для этого, но они непременно захотят показать себя с лучшей стороны. Однако, разумеется, по ее облику и поведению никто никогда не сможет догадаться о том, чем она зарабатывает на жизнь. Пожалуй, у нее будет такой вид, словно она-то сама себе цену знает.
        Весь вопрос только в том, сможет ли Гарриет быть такой Наташей? Забавно, но, похоже, быть этой придуманной куртизанкой куда проще, чем самой собой, добропорядочной Гарриет Хэллоуэй. Если играешь какую-то роль, то очень просто потерять в этой роли наиболее ранимую часть собственного «я». Кстати, даже удивительно, как могут в игре перевоплощаться даже самые робкие люди. С точки зрения Наташи, в Гарриет Хэллоуэй было гораздо больше чистоты и сдержанности, чем на самом деле. Гарриет уже почти ревновала к тому, с какой легкостью эта Наташа Иванова проникла под ее кожу. Да, персонаж она себе придумала отличный.
        И внешность Наташи Ивановой будет подчеркивать ее характер. Ее прическа будет всегда чуть аккуратнее, чем обычно бывает у женщин. Косметика будет безупречной. И пахнуть от нее будет по-другому. Наташа станет душиться «Джио» от Джорджио Армани, а вот Гарриет всегда пользовалась только своими любимыми духами «Калеш». На ней всегда будут только самые дорогие чулки и туфли на высоких каблуках - чуть выше, чем всегда носят девушки. Этим она покажет, что Наташа никогда не ходит пешком, а пользуется только такси. И еще мисс Иванову будут узнавать по шикарным серьгам, по отличному маникюру, по манере садиться и вставать и по твердому рукопожатию. Она будет чертовски привлекательна. От ее внешности, от манер будет зависеть ее работа. Наташина женственность станет предметом продажи. Как гадко!
        Тип, на которого она соизволит потратить время, будет спокойным, зрелым, образованным, самодовольным. Он не вздрогнет, почувствовав легкое прикосновение Наташи к своему рукаву, когда будет оглядываться в ресторане в поисках «метра» или войдет в вестибюль отеля. А Наташа будет очень внимательно выслушивать все его рассказы, вникать во все его дела, сочувствовать, когда он поведает о своих неприятностях, и радоваться его удачам. В течение всего вечера она будет помнить имена людей, которые он упоминает, и, элегантно положив ногу на ногу, станет ласково улыбаться ему. А когда придет ее черед говорить, она удивит кавалера широтой своего кругозора. Для этого Гарриет придется немало потрудиться. Она будет читать все леденящие душу новости, слушать радио, запоминать сообщения обо всех событиях. И еще одно: время от времени она будет наклоняться к собеседнику и шептать ему на ухо всякие грязные вещи.
        По сути она станет таким лакомым куском для мужчин, что любая нормальная женщина с радостью придушила бы такую особу.
        Но… Пока все это - лишь теория.
        Потому что временами Гарриет терзали сомнения. С самого начала, добавляя что-то новое к облику мисс Ивановой - манеру ходить, говорить, накладывать косметику, гордиться собой,  - миссис Хэллоуэй не чувствовала себя уверенно. И дело было не только в опасениях за свою безопасность и в страхе. Нет! Гарриет сомневалась в моральных аспектах задуманного. Она придумала некое существо - женщину-игрушку, женщину для развлечений. Но сможет ли она после этого реально оценивать себя саму?
        Вообще-то Гарриет никогда не считала себя отъявленной феминисткой, но нередко переживала за женщин, кручинясь о тяжкой «бабьей доле». Иногда, попадая в эту бездну отчаяния - где-нибудь в магазине, где можно было повстречать женщин, одетых в дешевые костюмы, в браслетках на ногах, от которых пахло дезодорантом, убивающим наповал за тридцать шагов, или видя, как женщины - представительницы среднего класса - вкалывают, чтобы поддержать своих всемогущих мужчин,  - Гарриет говорила себе, что должна что-нибудь сделать от их имени.
        Итак, мисс Иванова не собиралась становиться жертвой. Она будет держать судьбу в своих руках. Она сама будет делать выбор - там, где это необходимо. От этой мысли женщина была просто в восторге. Все будет зависеть только от нее. К тому же иного выхода у нее просто не было. Как в прежние времена любил шутить Питер, нужда заставит.
        Гарриет придется смириться с тем, что Наташа будет вынуждена рушить семьи и обманывать доверчивых детей и любящих жен. Она была далека от мысли, что мужчины начинают изменять женам лишь с той целью, чтобы сохранить семью. Но Наташа не будет любовницей, она будет сама по себе. Гарриет успокаивала себя тем, что ее постоянные клиенты не уйдут от своих жен и детей, а просто станут «расслабляться» в ее компании.
        Гарриет замечала, что многие мужчины девяностых стараются не заводить близких отношений с женщинами. Они просто устали от этого. Мужчины, похоже, хотели бы говорить на языке, в котором нет слова «свидание», и на все просьбы они слышали бы один ответ - «да». Они были в постоянном поиске чаши Грааля - им хотелось трахаться с женщинами, но чтобы это не задевало никаких струн в их душах. Мужчины хотели, чтобы всю работу, организацию, меры предосторожности взяла на себя «компания», с которой они имеют дело. А в ответ они были готовы платить. И, разумеется, даже недолгое обладание ее ногами, руками и всем остальным стоило дороже, чем просто рука или нога.
        Гарриет надеялась, что высокий профессионализм и педантичность помогут ей не опуститься. Ей вспомнилось, как в славные, навечно ушедшие годы, когда ей было всего восемнадцать, они с Питером отдыхали в Фениксе, в Аризоне. Он тогда сумел убедить ее, что им обоим необходимо сходить в стриптиз-театр. В те времена весь Феникс был просто помешан на подобных зрелищах.
        Стриптиз показывали в уютном сверкающем кабаре с позолоченными люстрами и гранеными зеркалами. Десять - двенадцать невероятно высоких девушек. С ногами от шеи. Подходящих для рекламы операций по увеличению груди. Гарриет внимательно наблюдала за их лицами, но за все время представления она не заметила ни намека на иронию или скуку. Каждая из них давала по крайней мере по двенадцать представлений в неделю, и каждая изо всех сил старалась показать, что именно это шоу - самое главное для нее. Всем своим видом они демонстрировали, что и Питер, и Гарриет, и все остальные посетители - каждый в отдельности - очень важны для них. Это для них девушки тренировались, одевались и делали прически на роскошных волосах. Создавалось впечатление, что они едва сдерживаются, чтобы не соскочить со сцены и не броситься в объятия присутствующих мужчин, а может, и некоторых женщин.
        Гарриет с неослабным интересом наблюдала все девяносто минут представления за тем, как они сладострастно стягивают с себя сверкающую одежду. Они обнажались перед совершенно незнакомыми людьми все больше и больше, но ничем не выдавали возможного неудовольствия или сожаления. Если кто и чувствовал себя там униженным - так это мужчины, попивавшие коктейль «Маргарита». Это они никак не могли ответить стриптизеркам. А в конце все присутствующие вставали с мест, одаряя девушек градом аплодисментов. И что интересно - никто не смеялся, хотя представление было полно юмора. Можно не сомневаться в том, что сексуальное возбуждение - дело весьма серьезное.
        Впрочем, сама Гарриет была бы не прочь и посмеяться. А заодно и выразить восторг этим девушкам, продемонстрировавшим такую удивительную… отвагу. Она поняла, как гордились они тем, что делают, и как умело они прятались за стеной профессионализма, а ведь им приходилось сладострастно сосать пальцы, поигрывать с сосками и поглаживать себе половые органы. Девушки были великолепны, и Гарриет была в восторге от их смелости и высокомерия. Наташа Иванова будет такой же. Кто знает, может, именно там, в Аризоне, в душе Гарриет зародилась мысль стать такой же, как они.
        Я позвонил этой Памеле - девушке, которая дала о себе объявление в «Вотс он». Я был удивлен тем, как равнодушно звучал ее голос. Мне пришлось немного приврать.
        - Привет,  - сказал я.  - Я - Пит Хэллоуэй. Из газеты «Кроникл». Я готовлю материал об эскортах. Мы не могли бы встретиться, чтобы вы кое-что рассказали мне? Дали интервью?
        - Господи, еще одна статья!  - весело воскликнула Памела.  - Ну и работка, должна я вам сказать. Кажется, я большую часть свободного времени провожу в беседах с журналистами. Куда все это приведет?! К несчастью, мне на интервью не заработать. Я ведь не журналистка.
        - Я просто хотел бы встретиться с вами и задать пару-другую вопросов. Как вы относитесь к этой работе, что за мужчины обращаются к вам? Что-то вроде этого…
        - Так вы говорите, вы из «Кроникл»?  - В ее голосе слышался легкий ирландский акцент.  - Или мне показалось?
        - Да.
        - Вас не интересует мое отношение, вот что я вам скажу. Все вы, джентльмены из газет, жаждете узнать одно - что мы делаем с клиентами в постели! Черт, вы ведь записываете на магнитофон мои слова?
        - Нет-нет, что вы!
        - Наверняка записываете!
        - Да нет же! Я всего лишь пытаюсь договориться с вами о встрече. Мне потребуется не больше получаса. Я хочу написать серьезный материал, и вы могли бы мне помочь разобраться во всем. Разумеется, все будет сугубо конфиденциально. Ваше имя нигде не будет указано.
        - Ах ты Боже мой! Простите, но мне это неинтересно.  - Она рассмеялась.  - Просто «серьезный материал» как-то не вяжется с «Кроникл», вы так не считаете? Мне очень жаль. Я бы с радостью встретилась с вами, но не для того, чтобы вы что-то там писали, а для дела. Видите ли, мое время - деньги.
        - Что ж, я мог бы заплатить вам,  - пробормотал я, мысленно складывая пальцы крестиком.
        - Вот это другой разговор.  - Наступило молчание, по-видимому, она задумалась,  - Совсем другое дело. Когда вы хотите встретиться?
        - Завтра вечером вас устроит? Мы могли бы встретиться в Вест-Энде.
        - Предлагаю назначить встречу в отеле «Ройял Палас». У них там есть уголок, который они с гордостью называют американским баром. Назначайте время.
        - Может, в полвосьмого?
        - Отлично. До встречи. Вы готовы выложить пятьдесят фунтов за два часа, мистер Хэллоуэй?
        Быстро она запомнила мое имя. Наверное, это входит в ее работу. Я ответил ей, что пятьдесят фунтов - слишком круто. Тогда Памела ответила, что предлагает мне нормальную сделку. Именно столько она может заработать в это время года. Тут я понял, что она того и гляди откажется иметь со мной дело, и вынужден был согласиться на ее условия. Я, разумеется, наврал. Уже несколько месяцев у меня в кармане не было такой суммы.
        Памела поинтересовалась, какого цвета будет мой галстук. Черт, я уж и не помню, когда надевал галстук в последний раз. Тогда она предложила - посмеиваясь, но равнодушным тоном,  - чтобы в руках я держал «Файнэншл Таймс». Как в детективном романе. Я хотел было сказать, что уж лучше буду помахивать «Вязанием сегодня», но вовремя прикусил язык.
        Боюсь, не получить ей пятидесяти фунтов. Если дело дойдет до расплаты, я подсуну ей чек, не подлежащий оплате. Впрочем, мне нужно хотя бы иметь несколько монет, чтобы предложить ей выпить. В поисках денег мы с Гарри перевернули весь дом - заглянули во все карманы, во все шкафы и вазочки, отодвинули даже диван в поисках завалявшейся там мелочи. В результате перед нами лежала итальянская лира, две немецкие марки, битте, и (ура-а-а-а!!!) купюра в две тысячи песет. Взял все это с собой, чтобы поменять на английские деньги. Получил девять фунтов и семьдесят два пенса. Да еще в результате перетряхивания дома вверх дном мы оказались владельцами сказочного состояния в размере шестидесяти восьми пенсов. Неплохо, а? Но у Гарриет, похоже, еще есть немного папашиных деньжат, на которые она завтра купит мальчикам еды.
        В поисках денег я случайно наткнулся на упаковку от презервативов, валявшуюся за ночным столиком! Я был потрясен! На мгновение в мою душу закралось страшное подозрение, но потом я вспомнил, что, когда мы с Гарриет уезжали на Карибское море, в нашем доме жил Джулиан со своей любовницей-яхтсменкой. Я был поражен тем, как мгновенная вспышка ревности может так быстро смениться настоящей волной страсти. Я тут же представил себе, как Гарриет показывает в постели просто чудеса секса. Конечно, в жизни такого быть не могло. Вот так. Хотя это весьма забавно.
        Как бы то ни было, на следующий день я сидел в поблескивающем американском баре отеля «Ройял Палас», что на Стрэнде, мусоля в руках мятый номер «Файнэншл Таймс». Народу там было не так уж много, и мне лишь оставалось надеяться, что из всех непривлекательных женщин ни одна не была Памелой. Были там и бронзовые от загара седовласые американские матроны; некоторых сопровождали мужчины, еще не задумывающиеся об уровне холестерина в крови.
        Великолепная Памела опоздала на пятнадцать минут. Волевое лицо и сильное тело, крепкое рукопожатие, прямые, чуть широковатые плечи, большая грудь, неплохая прическа на крашенных в светлый цвет волосах. Нечто среднее между любимой детьми учительницей и профессиональной теннисисткой. Довольно приятная. И милая. Длинная серая блуза. Ни дать ни взять представительница местной власти, явившаяся сюда для организации какого-нибудь собрания. Она хотела денег.
        Я вытащил из кармана свою старую визитную карточку, где было написано, что я работаю в «Кроникл», и заказал выпивку. Она захотела кока-колу. Потом мы немного поспорили об оплате.
        - Прошу прощения,  - заявила она,  - в вопросе о деньгах я всегда неукоснительно придерживаюсь одного правила, мистер Хэллоуэй. Деньги вперед. Наша жизнь так коротка. Я же знаю, как мужчины стараются улизнуть, не заплатив, когда дело сделано. Особенно это касается арабов. Они обычно говорят, что «быстро летают, но медленно вынимают бумажник из кармана».
        - Мне очень важно знать все ваши правила,  - заверил я ее.  - Но не забывайте, Памела, что сегодня вы заняты не своей обычной работой, а просто помогаете мне собрать материал для статьи.  - Она уже собралась уходить.  - Послушайте,  - улыбнулся я,  - я угощу вас ужином. Закажем-ка что-нибудь поесть.  - Памела повернулась, чтобы уйти. Она даже не притронулась к кока-коле. Да уж, женщина принципиальная, ничего не скажешь.
        - Что ж, мистер Хэллоуэй, отлично, мистер Хэллоуэй, по телефону мы договорились, что вы мне кое-что заплатите. Вы должны понять меня. Сейчас вместо того, чтобы болтать тут с вами, я могла бы зарабатывать деньги на жизнь. Все вы - разбитные газетчики - одинаковы, разве не так? Но ведь вашим угощением я не смогу заплатить за квартиру! Я должна оплачивать счета, покупать продукты как и все люди. И, кстати, мы уже все обговорили, так почему я должна вам что-то объяснять?! Прошу прощения, если я не права, но мне почему-то казалось, что газетчикам дают деньги на подобные расходы!
        - С некоторых пор положение изменилось.  - Мой голос звучал не очень-то убедительно.
        Я и не убедил ее ни в чем.
        - Что ж…  - Памела вздохнула. И наградила меня взглядом, который моя мать назвала бы старомодным.  - Простите, мистер Хэллоуэй.  - Она встала.  - Как бы там ни было, я была рада познакомиться с вами.  - По ее виду не сказать, что она мне рада.
        - Ну хорошо-хорошо.  - Я вытащил чековую книжку.  - Я выпишу вам чек, зато на семьдесят пять фунтов. Что скажете?  - Я размашисто расписался.
        Памела задумалась, потом села за стол. Она немного расслабилась. Взяв бокал, женщина слегка покачала его в руке - кусочки льда зазвенели. Я вручил ей чек.
        - Хорошо, но есть я не буду.
        - Я задам вам всего несколько вопросов,  - пробормотал я.  - Это не займет много времени.
        Взяв чек, она очень внимательно прочла все, что там написано, а затем, мило улыбнувшись, сложила его в несколько раз и сунула за корсаж. Полагаю, она положила его в лифчик. Я быстренько записал в блокноте: «Правило первое. Не трепись. Или получай деньги сразу, или отказывайся от работы».
        Памела еще раз улыбнулась мне и, похоже, решила уделить мне часок-другой своего драгоценного времени.
        Итак, завеса приподнялась. Казалось, она внезапно разрешила себе стать самой собой, а не кем-то еще. И такой она стала гораздо приятнее. Едва увидев ее, я был поражен тем, что Памела, похоже, не заботится, как все женщины, о том, чтобы произвести на собеседника хорошее впечатление. Ей это было ни к чему. Мы же оба знали, зачем она пришла. Нам нечего было скрывать и лицемерить. Но когда я купил ее, она сочла возможным «включиться» на дружеский тон. Однако перед этим успела добавить:
        - Если я не смогу получить деньги по этому счету, Питер, то приду в «Кроникл» и расскажу всем сотрудникам, чем вы занимаетесь!
        Мы оба весело посмеялись ее замечательной шутке!
        Она была студенткой. Училась на втором курсе. И не получала стипендии. Работа обеспечивала ей сносное существование. Больше всего работы на Рождество и весной. А вот летом, как сейчас, хоть кричи. Ни тебе международных конференций, ни крупных выставок. Все мужчины отдыхают со своими благоверными, вспоминая, что это такое - трахать свою жену. Заговорив, она разошлась вовсю и уже не могла остановиться. В голосе ее явно чувствовался ирландский акцент.
        - Конечно, есть и агентства, которые уверяют девушек, что заботятся об их безопасности. Меня это не устраивает, Питер, я привыкла полагаться только на себя. И, разумеется, эти агентства забирают себе часть дохода. Да еще налоги. И тебе надо еще соревноваться с другими девушками. Это что-то! Я всегда предпочитала быть вольной птицей, всегда! Единственный «плюс» в агентствах заключается в том, что мужчины могут зайти в них и выбрать себе девушку по каталогу. А то многие стесняются. Хотя мне кажется, что это то же самое, что выбирать себе газету. Стенную.
        Хотя вам не кажется,  - продолжала она,  - что к концу дня многие действительно напоминают смятый лист бумаги, а? Жвачка для желез, вырабатывающих тестостерон, и - вперед!
        Наверное, у меня был не слишком-то уверенный вид, во всяком случае, я поглядел на нее с уважением. Памела расхохоталась.
        - Да знаю я, о чем говорю, Питер. Представьте себе, что именно такие женщины, как я, помогают людям бороться с одиночеством. Дело в том, что мои клиенты находят свидания со мною волнующими - это вам не тоскливая встреча с друзьями и не пустая болтовня в клубе. Я даю им возможность воплотить в жизнь их фантазии. Это для них очень важно. А у них бывают разные причуды. Что с вами, мужчинами - я не говорю о вас лично,  - происходит, если в голове у вас бывают такие нелепые мысли? Женщине и в голову не придет такое! То они бывают инфантильны, клиенты, я имею в виду, то жестоки, то прикидываются кем-то! Просто поразительно!
        - И что же им надо?
        - Всего не перечислить. Если только они готовы честно сказать о своих желаниях.
        - Отчего это происходит?
        - В первую очередь, наверное, из-за того, что родители среднего английского ребенка - самые невыносимые во всем мире. Господи, мальчику только-только исполняется восемь лет, как его тут же отдают в закрытую школу. Неудивительно, что дети скучают. И до старости лет ищут женщину, которая заменила бы им мать. К тому же, разумеется, они боятся быть честными - ведь их волю долгие годы подавляли. Они не могут говорить о сексе. Они очень-очень робкие! Неудивительно, что англичане - самые плохие любовники на свете.
        - Да?!
        - Конечно! Они же страшно стеснительные. Не то что женщины. Женщины умеют держать себя в руках, они могут со всем справиться. Вы меня понимаете? Они могут плакать, быть злыми или добрыми, рассудительными или бесшабашными… Но женщины никогда не держат камня за пазухой, в их душах никогда не бывает грязных, постыдных желаний, которые они скрывают абсолютно ото всех, даже от себя. Знаете, это напоминает танец. Английская женщина может танцевать, полностью отдавшись музыке, погрузившись в нее. А вы когда-нибудь видели танцующего англичанина? Который бы танцевал не для достижения каких-то целей, а для развлечения? Англичанина, которому больше тридцати? Это же невозможно! Такого не бывает! То же самое и с траханьем, Питер. Очень часто у англичан вообще ничего не получается. Англичанин, по сути,  - это мамочкин сынок и торгаш. Слюнтяй! «Вот черт! Прости меня, дорогая, но я уже кончил! Прости, я не хотел».  - Памела усмехнулась. Их обычно хватает минуты на две. Замечательно! Правда, не сказать, что мне от этого легче. Ну хоть все происходит быстрее, и то слава Богу.
        - Стало быть, вы спите с клиентами?  - поинтересовался Питер.
        - А как же?  - пожала плечами Памела.  - Питер, как профессионалка, как сопровождающая, я стою безумно дорого. Но не все бывают в состоянии нанять себе эскорт надолго. А что же делать невинным студентикам? Да, если мне хочется, я ложусь в постель с клиентами. Я очень хорошая любовница, Питер. Может, попробуете - за счет «Кроникл»?
        - И сколько же вы берете?
        - То есть, сколько я возьму с вас?  - переспросила Хэллоуэя Памела.
        - Нет, Памела, не с меня, а вообще. Сколько стоят такие услуги?
        - По-разному. И вообще, я могу принять разную плату, если только она меня устроит. Я обычно сразу вижу, сколько человек в состоянии заплатить. Моя работа сделала из меня тонкого знатока человеческих душ. Есть, конечно, своеобразный минимум. Признаться, я чувствую себя неудовлетворенной, если оказываюсь в постели меньше чем за триста фунтов. Но вообще-то обычно я беру примерно двести пятьдесят. А вот на прошлое Рождество я сумела подзаработать две с половиной тысячи - за то, что покувыркалась с одним кувейтцем и его сынком. На все ушло всего полтора часа. Вот это заработок! Это я понимаю!  - Рассмеявшись, Памела сделала несколько мелких глотков кока-колы.
        - Я всегда сулю им, что буду развлекать их «всю ночь»,  - продолжала она, помолчав.  - И это нормально. Я завожу их и, как правило, за полчаса дело бывает сделано. Мужчины бывают просто счастливы. А после всего в комнату, да и в опустошенные души моих мужичков, нередко заглядывает мадам Вина. И тогда они кидаются к телефону - напомнить о себе любимым женушкам и забывшим отцов в лицо деткам. Обычное дело. Разумеется, многие хотят, чтобы я выложилась полностью за полученные деньги, вот тогда мне приходится попотеть. Но что делать - должна же я зарабатывать на жизнь.
        - Вы против секса?
        - Господи, нет, конечно!  - воскликнула Памела, Точнее, обычно - нет. Но я не стесняюсь отказаться, если понимаю, что мне будет неприятно. Я сама делаю выбор. Иногда я отказываюсь, потому что в этот момент у меня достаточно денег, и я не должна зарабатывать их любым способом. Все о’кей. Понимаете ли, Питер, все дело - в моей работе. Вот и все. Это такая же работа, как и любая другая. У вас нет возможности выбора, если ваша работа включает в себя определенные виды услуг. Некоторые мужчины мне даже нравятся. Да-да, представьте себе, так и есть. У меня есть постоянные клиенты. Некоторых мне бывает жалко. И они почти всегда уходят от меня довольными. Я хорошо выполняю свою работу, я делаю их счастливыми на какое-то время. Мой лозунг: «Заставь их смеяться!» Я очень тактична. Матерь Божья, им нравится моя тактичность и обстановка. И здесь англичане опять в полной мере проявляют себя - им по нраву делать все под одеялом. А то они стесняются и боятся. Я уже говорила вам,  - улыбнулась женщина,  - что моя профессия научила меня быстро составлять мнение о клиенте. Я знаю, как далеко могу зайти. Что им может
понравиться, а что - нет. Часто они ничего не говорят, и мне самой приходится решать за них. Нередко мои клиенты не знают английского.
        - Так кто же лучше всех?
        - Не пойму,  - пожала плечами Памела.  - Что значит «лучше всех»?
        - Ну-у… Любовники какой национальности вам больше нравятся?
        - Они мне вовсе не любовники.
        - Ну хорошо, пусть не любовники. Но мужчин какой национальности вы предпочитаете?
        - Датчан, Они - вне конкуренции. Они чертовски чувствительны, даже немного женственны. И так долго трахаются. Это чудесно, действует, как наркотик. Иногда.
        - А как же ваша личная жизнь? Какое место занимает секс в вашей личной жизни?
        - При чем тут личная жизнь?  - возмутилась женщина.  - О чем вы говорите? Моя личная жизнь касается только меня, и больше никого.
        - Простите.
        - Да ладно. Признаться, с личной жизнью у меня не очень-то клеится. Сексом я занимаюсь в основном на работе. Да у меня и с общественной жизнью неважно. Я избегаю ее. Не станете же вы говорить знакомым, что устали в офисе, после того как провели ночь где-нибудь у черта на рогах в компании старого еврея, имени которого вы и не помните? У меня есть сын одиннадцати лет. Его зовут Шон. Я мать-одиночка, но это нормально. В сыне - вся моя жизнь. Больше меня ничего не интересует.
        - Вы веселый человек?
        - Нет, я просто кажусь веселой.
        - Вы, кажется, говорили, что у женщин более легкий нрав, чем у мужчин? Простите, если я ошибаюсь.
        - Нет, не ошибаетесь. Это правда. Вы, мужчины, готовы глотку драть, говоря о том, что хотите добиться процветания и совершенства, но, к несчастью, добиваясь своей цели, вы совершенно забываете о доброте, нежности…  - Памела невесело усмехнулась.  - Простите, что полезла в бутылку. Просто я пришла к выводу, что женщины сумели бы лучше со всем справиться. Если бы женщины управляли миром, Питер, мы жили бы совсем иначе. Конечно, может, я и не совсем точно выражаю свои мысли.
        - А какие женщины нравятся мужчинам?
        - Девятнадцатилетние.  - Памела выглядела подавленной.  - В полумраке ресторанов я утверждаю, что мне двадцать пять. Когда я ложусь с ними в постель и комната освещена лишь светом электронных часов, по моим сиськам не скажешь, что мне больше двадцати двух.
        - Это опасное занятие?
        Памела бросила на меня испепеляющий взгляд.
        - Конечно, опасное!  - возмутилась она.  - И вы еще говорите, что работаете в «Кроникл»?! Вы что, никогда не слыхали о маньяках, мой друг? Я, пожалуй, не знаю ни одной девушки моей профессии, которая не имела бы печального опыта. А некоторые девушки куда-то исчезают. Я все время говорю себе, что просто они, наверное, забросили свой бизнес. Многие начинают употреблять наркотики, и это сводит их в могилу. Слава Богу, я этим не увлекаюсь. Из-за Шона. Но иногда такое бывает! Не успеешь опомниться, как нарвешься на неприятности. Мы живем в недобром мире - в нем столько безумия, которое может обратить в прах добрую репутацию, разрушить счастливые семьи… Вам здесь никто не преподнесет подарка на блюдечке с голубой каемочкой, поверьте мне. Так что все время надо держать ухо востро. Запишите-ка в своем блокнотике, Питер: «Имея дело с мужчиной, надо всегда идти на шаг впереди него, иначе дело может плохо кончиться». Была у меня знакомая по имени Мэнди, так она любила повторять: «Будешь стоять, развесив уши,  - как бы не пришлось потом плакать». Но вообще-то девушки чаще всего соображают, что делают. Это
только на вид мы нередко кажемся такими мягкими и безвольными, а на самом-то деле мы всегда начеку и имеем железную волю.  - Памела задумалась.  - Но опаснее всего обслуга в особняках.
        - Особняках?  - недоуменно переспросил я.
        - По-вашему - в отелях. Многие почему-то полагают, что прислуга в отелях ничего не замечает. Некоторые, может, и вправду чего-то не видят, но таких единицы. Никогда нельзя доверять обслуге отеля, каким бы дружеским тоном с тобой ни разговаривали. Думаю, это из-за того, что они не хотят, чтобы отель приобрел репутацию дома свиданий, хотя нет ни одного отеля, который в действительности не был бы таким домом. На свете нигде больше так не трахаются, как в отелях! Так вот, девушка моей профессии должна научиться быть абсолютно невидимой, знать каждый пожарный выход и возможные пути бегства из любого городского отеля! Любая женщина может зайти в отель с мужчиной, с этим проблем нет. Куда труднее выйти оттуда. А хуже всех - старший носильщик из отеля «Ройял Йоркшир» по имени Норман. Нельзя доверять ни одному его слову - что бы он ни говорил! Он всего лишь ищет возможности бесплатно развлечься. Это неудивительно - конец дня, а все они мужчины.
        Впрочем, если имеешь дело с женщинами - это еще хуже. Не жди, что они будут по-сестрински относиться к тебе. Мы ненавидим их. А они, в свою очередь, хотели бы видеть всех нас повешенными. Но если даже тебе удалось миновать и мужчин, и женщин, то все равно не исключено, что придется раскошелиться.
        - Вы имеете в виду чаевые?  - поинтересовался я.
        - Можете назвать это и так. Я знаю по меньшей мере двух работающих девушек, которые делают ежемесячные отчисления обслуге в отелях. Они считают, что дело того стоит - там они чувствуют себя в большей безопасности, к тому же они могут подцепить клиента прямо там. Носильщики не дремлют. Я хочу сказать, что если ты хочешь воспользоваться услугами сводника - ты их получишь. Но с ним придется делиться, иначе они могут настучать на тебя.
        - А у вас были неприятности с полицией?
        - Ты не можешь считать себя профессионалкой, если ни разу не была в полиции. Моя профессия как выращивание конопли. Она вообще-то безопасна, но противозаконна. А по сути, мою работу можно расценивать как социальную помощь. Но всегда найдется какая-нибудь святоша, которая увидит в нас преступниц. Мужчин почему-то никогда ни в чем не винят. Смешно! Хотела бы я знать, почему? Это же шовинизм! Видимо, сила всегда на стороне большинства. Но вот что я вам скажу: девушки вроде меня помогают сохранять мир и спокойствие. Это благодаря нам сохраняются многие семьи и дети не лишаются отцов, благодаря нам многие маньяки не разгуливают по улицам и не перерезают шеи прохожим. Но о нашей безопасности никто не заботится! А мы, между прочим, платим налоги, так что налоговое ведомство может спать спокойно. Поверите ли, я зарегистрирована как артистка кабаре! Мы больше чем кто бы то ни было заботимся о своем здоровье! Но мы постоянно рискуем - в том числе и жизнью! Не понимаю только, какой вред мы приносим. Да нам награды надо давать!  - Памела незаметно поглядела на часы.  - Но вообще-то, Питер, закону до меня не
добраться. В объявлениях я не предлагаю никаких секс-услуг, дома я не работаю, так что меня не упечь по тысяча семьсот пятьдесят первой статье за нарушение порядка. Некоторым девушкам, правда, грозят статьей тысяча восемьсот шестьдесят первой - будто бы они наносят оскорбление личности. Но о каком оскорблении может идти речь, если обе стороны добровольно оказались в каком-то месте и без принуждения сняли одежду?
        - А как же вы заботитесь о здоровье?
        - Я не слишком часто позволяю мужчинам… входить в меня.  - Она протянула мне правую руку с вытянутыми пальцами.  - У меня достаточно ловкие пальцы, Питер. Несколько движений, сладострастные стоны - и дело сделано. Но уж если мне приходится трахаться по-настоящему, Питер, то я бываю очень осторожна. Все говорят: «Ох нет, не останавливайся, ради меня. Давай будем без них».  - Памела фыркнула.  - Да они обезумели! Я, правда, знаю, что должна очень сексуально воспользоваться презервативами. С ними чувствуешь себя увереннее, но мужчины ждут большего. Как это ни смешно, в этом деле нам помог СПИД. Между прочим, в некоторых ближневосточных странах о других способах контрацепции и не знают, так что с их представителями проблем не возникает.
        Я уж не помню, когда мог вот так откровенно и спокойно с кем-нибудь разговаривать. Так непривычно было сидеть в этом отеле и болтать с молодой привлекательной женщиной о сексе, который был ее профессией. Памела сидела напротив меня, сложив на коленях руки и, как девчонка, разгрызала зубами кусочки льда из бокала с кока-колой. Мне было так хорошо. Я почувствовал, как по моему телу распространяется тепло, а мой дружок стал проявлять приятную твердость.
        - И где же вы берете работу?  - спросил я у Памелы.
        - А вы-то где меня нашли?  - усмехнулась она.  - Я даю объявления. Господи, да я целых тридцать фунтов в неделю трачу на объявления. Да еще клиенты рассказывают обо мне своим друзьям. Не подумайте, что я хвастаюсь, но это, кстати, помогает. «Был в Лондоне, и эта девчонка так у меня отсосала!» Почти у всех есть жены, которые и забыли даже, что это такое - сосать мужику член. Но это мне даже на руку - будь у этих джентльменов жены поумнее, они не стали бы совать мне в трусики пятидесятифунтовые купюры.  - Памела посмотрела на часы.  - К сожалению, время истекло. Вы достаточно записали, мистер Хэллоуэй?
        - Пожалуй, да.  - Я покосился на свои корявые записи.  - Да, - повторил я.
        Памела посмотрела мне в глаза.
        - Идете домой, Питер?  - спросила она.
        - Пожалуй, да.
        - Вы всегда говорите эту фразу: «Пожалуй, да»?  - Памела рассмеялась.  - Может, теперь, когда интервью позади, вы захотите большего?  - Она не сводила с меня глаз.  - Ну?  - Она была очаровательна.
        Будь у меня побольше денег в кармане, я бы не задумываясь повел ее наверх. Но я не сделал этого. Мы не сделали.
        - Хм! Нет,  - пробормотал я.
        - Не будьте таким убитым, Питер! У меня полно дел. Я могу почитать - у меня есть много книг. И еще брошюрка под названием «Капитализм, рынок и страны восточного блока», или что-то вроде этого. И еще мне надо перебрать носки Шона. Он завтра отправляется в поход с соседскими ребятами. Если я не ошибаюсь. А может, и послезавтра. Не могу сказать, что я не разочарована, но, видно, никуда не деться.
        - Мне бы тоже этого хотелось, но я правда не могу.
        - Вы замечательный человек и, полагаю, хороший мужчина. С радостью сказала бы об этом вашей жене.
        - А откуда вы узнали, что я женат?
        - Все мужчины женаты. Ну, пока.
        Мы постояли, а потом она пожала мне руку и, наклонившись, поцеловала меня в щеку.
        - Ваша жена - счастливица,  - прошептала Памела и, улыбнувшись, пошла прочь.
        Я был потрясен. Впервые за много лет. Усевшись, я записал в своем блокноте: «Выть профессионалкой - значит дать мужчине понять, что из сотен предыдущих он самый лучший и удивительный. Он именно тот, кого она ищет многие годы. Профессионалки всегда так поступают».
        Гарриет минут пятнадцать не сводила глаз с телефона в спальне. Просто сидела на кровати и смотрела на него. Потом почистила ванну. Вернувшись, села на пол и опять уставилась на телефон. Затем Гарриет решила, что настало время пойти и выковырять из большого плюшевого мишки кусочек жевательной резинки, который Тимоти приклеил к ворсу. Наконец Гарриет решила, что надо что-то делать. Она вернулась в спальню и сняла с телефона трубку. Но тут же положила ее на место и задумала, наконец, оттереть налет со стояка в душе - вода в юго-восточном Лондоне была невероятно жесткой. Потом она опять вернулась в спальню.
        - Давай же, начни прямо сейчас,  - пробормотала она.  - Сейчас. Начинай сейчас.
        Надо же было когда-то начинать. Она не могла больше откладывать. Она много готовилась, и теперь ей надо браться за дело, чтобы спасти семью. Надо только взять себя в руки и начать. Им нужны деньги, чтобы встать на ноги, нужен капитал, чтобы нормально жить. Пора. Или она только болтала, а на самом-то деле у нее и в мыслях не было браться за работу? Стоял самый жаркий июль за время их совместной жизни. Она должна сделать первый звонок. Гарриет напомнила себе, что этот звонок не будет решающим - она сможет отказаться, если ей что-то не понравится. Но первый шаг она должна была сделать. Только первый шаг.
        - Гарриет,  - строго, как судья на спортивном матче, сказала она,  - ты начнешь по моему свистку.
        Никуда не деться - в сложившейся ситуации ей уже не спрятаться за придуманным персонажем Наташей Ивановой. Дело в том, что предполагаемая жертва с нею хорошо знакома, поэтому прикидываться какой-то там Наташей бесполезно. Так что Гарриет Хэллоуэй придется выступать под своим настоящим именем и представлять саму себя. Ну, может, и не совсем саму себя, но ту женщину, которая отныне поселилась в ее телесной оболочке.
        - Ты должна,  - громко произнесла она, обращаясь к пустой спальне.
        И, трясясь от страха, едва дыша и чувствуя, как бешено колотится ее сердце, Гарриет набрала номер. Это был первый шаг, который, возможно, приведет ее к избранному поприщу; человек, ответивший на ее звонок, должен был стать первой жертвой ее навязчивой идеи. Она сразу дозвонилась ему. Итак, начало положено. Ей помогло имя жены Питера Хэллоуэя, а вот у мисс Ивановой не было ни малейшего шанса пробиться к обладателю персонального номера. Все-таки есть определенные преимущества в том, что она - жена лучшего друга. Да уж, судя по его голосу, он был весьма рад, услыхав ее просьбу о встрече. К слову сказать, он всегда давал понять, что она ему нравится. Гарриет заговорила с ним, тараторя, как сорока - она едва справлялась с охватившей ее нервозностью. А у него был чуть-чуть удивленный голос. Совсем чуть-чуть. Ему явно надо было сказать себе, что маленьким смазливым дамочкам не придет в голову говорить с ним о бизнесе. Вешая трубку, она уже знала, что он попался на наживку. Они - она и Наташа вышли на тропу бизнеса. Началось. Наконец-то.
        Он шумно объяснил ей, что состоит членом этого восхитительного, эксцентричного клуба, расположенного за зданием оперы, в самом конце Сент-Мартинз-лейн. Клуб небольшой, даже крошечный, не очень-то модный, но «там, знаешь ли, отлично готовят» и у них там потрясающий для такого маленького клуба подвал. Он будет ее ждать. Он специально выкроит для встречи с нею время в своем перегруженном делами расписании. «Черт!  - кричал он в трубку,  - как там эти янки называют то, что мы называем «окном»? А? Завтра подойдет?» Дрожа от страха, Гарриет твердо сказала, что будет с нетерпением ждать встречи. Началось. Она бросилась в эту бездну. Бросилась и поплыла.
        Гарриет не собиралась рассказывать Питеру об этом случайном эпизоде. Это касалось только ее. Но она придумала отличный план. Подав на ужин переваренную цветную капусту, Гарриет заявила своим мужчинам, что на следующий день ее ждет особенно долгая и изнуряющая тренировка в Гринвиче. А затем она выложила свой козырь. Положив перед мужской частью своей семьи последнюю пятерку, оставшуюся от тех денег, что ей дал отец, Гарриет предложила им прокутить ее в пивной «Заяц и полено». Завтра. Там, разумеется, подают не только пиво, но и двойные порции кока-колы, соленые орешки, а что самое главное - там можно купить большого воздушного змея и запустить его. Они могут позвать с собой соседей - Сэма и Пиппу. Пусть Марианна хоть немного отдохнет. Должны же они хоть чем-то отплатить ей за то, что она так часто помогала им.
        Тимоти и Джонти пришли в полный восторг от предложения Гарриет; даже Питер, казалось, был не слишком-то недоволен. Наконец-то ему не придется прикидываться перед всеми, что он безумно занят, и он сможет выпить кружку - пусть и небольшую - немецкого пива. Душу безденежного человека очень просто купить за бесценок.
        На следующий день Гарриет с необычайным рвением принялась за уборку дома. Вообще-то она любила приводить дом в порядок. Она отдраила всю кухню, почистила столовое серебро и уложила его в шкаф. Затем, когда времени уже осталось в обрез, она поехала в Гринвичский центр досуга, чтобы еще немного потренировать мышцы. На руле ее велосипеда висело множество пластиковых пакетов с вещами. Позанимавшись некоторое время, она направилась в раздевалку, чтобы приготовить Наташу Иванову к первому выходу в свет. Она во всем будет стараться походить на Наташу Иванову, во всем, кроме голоса. В конце-то концов лучший друг ее мужа не раз видел и слышал ее, так что он не сумеет догадаться, что перед ним совсем другой человек. Поэтому пусть уж посмотрит на Наташу, а голоса ее не услышит.
        Потому что на встречу с Наташей Ивановой должен был прийти лучший друг ее мужа Питера - Тоби Лиделл-Смит.
        Гарриет приняла душ, а потом дала себе время успокоиться. Она превратится в шикарную, скромную, длинноногую женщину. Очень-очень привлекательную. Для этого она выудила из шкафа все самое лучшее. Черный маленький костюм от Карла Лагерфельда. Красивей костюма она не видела. Два года назад она копила деньги на этот костюм, казалось, целую вечность. Короткий отрезной жакет и юбка, хоть и не слишком короткая, но все же повыше колена. Костюм, сшитый богами. Под жакет она надела маленькое боди белого цвета с круглым вырезом. На ногах темнели ее лучшие черные чулки, и, разумеется, Гарриет обулась в те самые туфли на каблуках, которые отныне должны были стать ее рабочей одеждой. Наташа станет своеобразной иконой девяностых. Ей пришло в голову, что Тоби будет в восторге от этого. Она напомнит ему о райских годах, когда у власти была миссис Тэтчер и все в мире было спокойно.
        И еще она накрасилась - так, как должна была краситься деловая женщина: матовая, придающая коже оттенок загара пудра, черная тушь, контур для губ цвета изюма. Очень элегантно. Ярко, но не вычурно. Волосы заколоты на макушке. И - гвоздь программы - серьги. Такие под стать доктору наук. Питер как-то сказал, что в женских серьгах кроется нечто необыкновенное, что-то чудесное и вместе с тем диковатое. Да уж, что и говорить, позвякивали они интригующе. Они словно говорили смотрящему на них мужчине: «Мы здесь покачиваемся специально для тебя». Ведь как ни крути, а серьги - единственный предмет туалета, который обладательница не видит без зеркала. Создается впечатление, что существуют они лишь для того, чтобы поднимать настроение их обладательнице, а поблескивают лишь с той целью, чтобы мерцанием своим пообещать нечто важное ее спутнику.
        Гарриет вышла из центра досуга, но ей казалось, что она так и видит перед собою разинувшего при виде ее рот клерка, стоявшего за регистрационной стойкой. Дело в том, что в этом заведении каждый день бывает не меньше сотни таких вот гарриет хэллоуэй. Зато туда никогда не заходила Наташа Иванова.
        Будет ли друг Питера так же потрясен, как и клерк? Можно ли было придумать себе иной имидж? Ответы на эти вопросы она получит еще до чая, пока воздушные змеи еще будут парить высоко в небе. Подходящее время. Солнце постепенно садится, тени, к радости Гарриет, удлиняются. Можно ли сомневаться, что там, в Блэкхите, ее трое мальчишек (да-да, именно трое) никак не могут запустить змея повыше и спорят, обвиняя друг друга в неумении управлять этой игрушкой. Она все сделает для них. Вот только им никогда не узнать, какую цену она за это заплатит.
        Клуб, членом которого состоял Тоби, находился в отвратительном месте, недалеко от концертного зла «Колизей». Подозрительного вида лестница, покрытая ковром, дверь без вывески… А на самом-то деле это был небольшой, скромный и приятный домик, скрывающийся за невыразительным серым фасадом. Гарриет пришла ровно в полпервого. Она едва дышала - то ли оттого, что бегом поднялась по лестнице, то ли от страха. Она сама не знала отчего.
        Тоби сидел за столиком у окна, а за окном над Стрэндом ярко светило солнце. Увидев Гарриет, он встал, поставив на стол свой бокал с виски и уронив на пол листки «Дейли телеграф». Женщина сразу оценила его взгляд - можно не сомневаться, что он мгновенно представил себе ее обнаженное тело, скрытое одеждой. И впервые Гарриет осталась довольна этим его оценивающим взглядом, который, как правило, немного раздражал ее. Что ж, ради такого взгляда она сюда и пришла, этого она и добивалась. На короткое мгновение она ощутила острое возбуждение - именно такое чувство овладело ею, когда она сдавала экзамены на водительские права. Не исключено, что такие мгновения были своеобразной компенсацией за то, что женщине приходится чувствовать себя объектом сексуальных притязаний мужчины. Взяв ее за плечи, Тоби по-европейски поцеловал воздух вокруг ее ушей. Она уловила слабый аромат его сигар. А затем уселась за его столик, рядом с ним. А потом немного отодвинула стул от стола, чтобы Тоби при желании мог полюбоваться ее фигурой. У нее это неплохо получилось.
        Клуб был чудесным местом. На редкость приветливые официанты и горничные. Меню приятно удивляло разнообразием блюд. Хоть желудок Гарриет и сузился до размера горошины, мысли о еде были весьма соблазнительными. Они с Тоби пробежали глазами список блюд, то и дело отпуская дружеские шуточки, чтобы немного скрасить некоторую неловкость, возникшую между ними. Наконец выбор еды, напитков и вина был сделан, и они принялись болтать о том, о сем. А потом темой их разговора стал Пит Хэллоуэй. Они говорили о жизни и правлении этого персонажа. Немного насмешливо. А потом перешли на разговор об альпинизме. И об этом они тоже говорили не совсем серьезно. Потом еще о чем-то, не переставая при этом посмеиваться. В общем, обычная болтовня, не имеющая никакого значения.
        Наконец прибыли подносы и бутылки. И Гарриет тут же вспомнила об одном из основополагающих Наташиных принципов - ничего не есть и не пить. Восхищайся, болтай не умолкая, кокетничай, размахивай (в рамках приличия, разумеется) ножом и вилкой, но старайся проглотить как можно меньше. В таком состоянии Наташа всегда сможет держать ситуацию под контролем. Если алкоголь не взбудоражит ее кровь, то она сумеет улыбаться, подмигивать, зазывно приоткрывать губы. Она даже сможет то и дело дотрагиваться до руки своего собеседника, не опасаясь, что не сумеет вовремя определить, в каком направлении идет их беседа и куда она их может завести. И, кстати, на будущее ей надо запомнить, что совокупляться на полный желудок - настоящая пытка.
        Тоби постепенно становился все более шумным и развязным, если это вообще было возможно. В воздухе кружилась неземная перуанская музыка, исполняемая на народных инструментах. Клуб постепенно наполнялся посетителями. Мимо с рассеянным видом прошел Саймон Кэллоу. Знакомый Тоби подошел к ним, и Тоби, пыжась от гордости, представил ему «эту маленькую леди», а приятель его, который был одного роста с Гарриет, пожал протянутую ею руку, делая вид, что не смотрит на ее грудь.
        Когда вино было выпито, Гарриет пришла к выводу, что главное сделано. Они говорят о том, зачем она пришла к нему, за кофе. Отдав должное обжигающему напитку и предложив Гарриет сливок, Тоби взялся за бренди и сунул в рот сигару. Пора было начинать. И Тоби, наконец, задал неизбежный вопрос:
        - Итак, моя дорогая, что бы все это могло значить?
        - Это не так просто объяснить, Тоби,  - робко заговорила Гарриет. Она собиралась изображать из себя невероятно застенчивую особу. Вообще-то ей это было не по нраву, но именно таким способом легче всего было проникнуть в душу Тоби Лиделл-Смита.
        - Ладно, выкладывай,  - заявил Тоби, пуская над столом кольца табачного дыма. Он был просто счастлив, что может свободно подшучивать над Гарриет.
        - Мне нужны деньги. Для одного дела. Я хочу сама заняться делами. Трудность в том, Тоби (называй его по имени - это придает разговору оттенок интимности), что я не могу посвятить тебя в тонкости этого дела. В общем, речь идет о новом предприятии. Только не хочу, чтобы о моей затее узнали дома. Компания будет называться «Трикс энд Тритс» - фокусы и развлечения. (Мысль об этом пришла в голову Гарриет утром, когда она ехала в город. Весной она водила детей на шоу, проводимое в концертном зале недалеко от их дома. Старый чудак организовал шоу для детей под названием «Фокусы и развлечения кролика Сэйнсбери». Так что название «Трикс энд Тритс» для нового предприятия, по затее Гарриет, было вполне подходящим. Для шумного Тоби Лиделл-Смита лучшего не придумать.)
        - «Трикс энд Тритс»?  - переспросил Тоби.  - Хм! Звучит весело. Что же это такое?
        - Ну… Это такие вечера, точнее, организация вечеров с угощением для компаний, частных лиц… Вообще для всех, пояснила Гарриет, обворожительно улыбаясь.
        - У тебя уже есть какие-то наметки? Каков спрос на такие вещи? Что это вообще такое? Я хочу знать, нужна ли такая компания? Черт возьми, мне-то казалось, что такими вещами занимаются уже сотни людей! Барбара говорила мне что-то об этом. По-моему, существуют всяческие казино для развлечений, пейнтбол и тому подобная чепуха. Ты уже провела свое расследование? У тебя есть план действий? Бизнес-план?
        - Нет. Именно поэтому мне так трудно говорить с тобой. Дело в том, Тоби, что я абсолютно уверена: моя компания заработает, но еще очень многое - по-прежнему у меня в голове.
        - В очень хорошенькой голове, надо сказать. Но, боюсь, мне необходимы кое-какие расчеты. И я не говорю тебе, дорогая, что точно смогу помочь. Я и сам испытываю кое-какие денежные затруднения, а если еще ввяжусь в сомнительную авантюру, то как бы нам всем вообще не обнищать. Кстати, о какой сумме идет речь?
        - Пять тысяч фунтов.
        - Пять штук, да?  - Откинувшись на спинку стула, Тоби поглядел на Гарриет поверх бокала.
        Он долго смотрел на нее. А она сидела и, стараясь держаться спокойно, не сводила, в свою очередь, глаз с него. Потом, отпив глоточек вина, она картинно закинула ногу на ногу и повторила свою просьбу. Для Тоби Лиделл-Смита такая сумма - сущий пустяк, в этом она не сомневалась.
        - Да, Тоби, пять тысяч фунтов.
        - Ну да. Пять тыщ фунтиков… Так, Гарриет?
        - Это не так уж много.  - Она знала, что ей понадобится каждый пенни из этой суммы.
        - Разумеется. Го есть, я хочу сказать, дорогая, что для тебя это, может, и в самом деле пустячная сумма, но я денег на ветер не бросаю. Я должен все как следует проверить. Если ты представишь мне какие-то расчеты, то я, возможно, обдумаю твою просьбу.
        - Да не могу я,  - пожала плечами женщина.  - И не хочу много говорить о своих соображениях,  - уверенно заявила она.
        План Гарриет был очень прост: она надеялась, что Тоби схватит наживку, узнав, что в ее предполагаемом деле нет никаких трудностей, никакой бумажной работы. Гарриет решила, что, пожалуй, пора поскорее завершить это дело. Она была очень напугана, но, как это ни странно, чувствовала необычайное возбуждение. Она была уверена, что не ошибалась в своих предположениях насчет Тоби. Не могли его многочисленные намеки и многозначительные взгляды, которыми он частенько награждал ее за долгие годы знакомства, абсолютно ничего не значить. Не могли!
        Тоби зарабатывал деньги, обращая бумаги в Сити, но еще у него были крупные капиталовложения как в безнадежные, так и в преуспевающие компании. Не приходилось сомневаться в том, что Тоби привык к частым визитам людей - мужчин, конечно же,  - которые являлись к нему с различными планами, схемами, идеями. И все их прожекты были тщательно разработаны, расчеты записаны на глянцевой бумаге и вложены в твердые прозрачные папки. Конечно, Тоби было непривычно сидеть перед девушкой, которая уверенно смотрела на него своими карими глазами и как ни в чем не бывало просила пять тысяч фунтов, не предоставив никаких бумаг. Гарриет ставила на то, что лучший друг ее мужа попросту оторопеет от подобной наглости, а уж тогда она сделает с ним все, что ей надо.
        У Тоби был такой задумчивый вид, когда он обдумывал ее просьбу, пыхтя сигарой, что ясно было одно: ее слова поставили его в тупик. Гарриет надеялась, что его невозмутимость мнимая. А если так, то ей удастся добиться того, за чем она пришла. Сам Тоби наверняка не замечает ее игры и просто полагает, что она находится в отчаянном финансовом положении. Скорее всего, дело обстоит именно таким образом, впрочем, на самом-то деле все почти так и было! Наклонившись поближе к Тоби, чтобы слышать его сквозь гул голосов, Гарриет ласково заговорила:
        - Боюсь, тебе придется поверить мне, Тоби. Но я могу дать тебе твердую гарантию того, что ты вернешь себе все до последнего пенни. Больше того, ты заработаешь на этих пяти тысячах лучше, чем когда бы то ни было зарабатывал на своих капиталовложениях. Я обещаю.
        Была ли она так уверена в своих словах? Безусловно.
        - Обещаешь, я правильно тебя понял, дорогая?  - Тоби ухмыльнулся, глядя на Гарриет сквозь синеватые клубы дыма, ставшие еще более заметными в лучах солнца.  - Но если это такое уж чудесное дело, которое затевает чудесная леди, то почему же старина Петеркинс не входит в долю? Уж он-то может позволить это себе, ведь с деньгами у него нет проблем, не так ли?
        - Тоби, прошу тебя, этот разговор должен остаться между нами.  - Гарриет говорила низким голосом, ни на секунду не отрывая взгляда от глаз Тоби. А для того, чтобы сделать свои слова более весомыми, она уперлась указательным пальцем ему в колено. И так и держала его там. Гарриет хотела, чтобы до него дошла та правда, которую она собиралась ему поведать: - Дело в том, Тоби, что, как это ни ужасно, Питер разорен. Все произошло из-за Джулиана, моего брата. И от этого все еще хуже! Для нас обоих. Питер наделал столько долгов, уходя ИЗ «Кроникл». Ему пришлось в первую очередь расплачиваться с ними. Впрочем, Питер надеялся, что ему удастся справиться с трудностями, но дело заходило все дальше.  - Гарриет держала уже три пальца у Тоби на колене. Три пальца с идеальным маникюром. Она не сомневалась в том, что он обратил на них внимание.
        Лицо Тоби сохраняло невозмутимое выражение, но всем своим существом Гарриет чувствовала, что он испытывает необычайное удовольствие оттого, что его друг Питер потерпел финансовый крах. Гарриет давно поняла, что эти двое «лучших друзей» были в то же время худшими врагами и всю жизнь соперничали друг с другом, но ей и в голову не приходило, что жажда одержать верх над другом была так сильна. Тоби Лиделл-Смит был прекрасным примером того, как человек, получивший элитарное образование и занимавший высокое положение, мог на самом деле быть низким эгоцентристом с неудовлетворенным тщеславием. И Питер был таким же. Они с Тоби были похожи как никто другой. И вдруг Гарриет поняла, что эти двое людей, которые столько раз клялись в любви друг к другу, с не меньшей страстью друг друга ненавидели. И если она сумеет потворствовать каждому из них, не вызывая подозрений, то, пожалуй, выберется из бездны, в которую упала.
        Гарриет решила, что должна встать на защиту Питера.
        - Джулиан дал Питеру возможность действовать совершенно свободно; он предоставил ему все проекты и бизнес-план на три года вперед.  - Голос ее слегка захрипел, и Гарриет откашлялась - это не было игрой.  - Все это была пустая болтовня, Тоби, а все бумаги - куча мусора, Тоби. Сплошная ложь! Джулиан лгал нам. Он принес фальшивые счета, расчеты, банковские документы - абсолютно все! И это сделал мой родной брат! Дело не пошло, но он делал вид, что его это удивляет. Он даже говорил, что попытается все исправить. Однако я не думаю, что Джулиан уж так порочен, просто он был в таком положении. Очевидно, на него сильно давили. К тому же Джулиан всегда был безнадежным оптимистом. Он и в прошлом занимался всякими делами, некоторые из которых были явным мошенничеством. Доля Питера за одну ночь провалилась в черную дыру!  - Гарриет с грустью вспоминала произошедшее.  - За три дня - с субботы до вторника - мы были разорены. Только что мы обсуждали, какую бы новую машину нам купить, как вдруг выяснилось, что банк закрывает наши счета, даже не предупредив нас. И тут же исчез Джулиан. Он сбежал. Скрылся. Ни слова
нам не сказав, не написав даже записки - его просто не стало, и все. А нам он оставил всего лишь старый велосипед! А я-то всегда так любила его! Полагаю, он поехал в Ирландию. А может, еще куда-нибудь. Одному Господу известно, куда именно. Может, в Перу?  - Гарриет весело рассмеялась - мысль о Перу была навеяна игравшей в клубе музыкой.  - Конечно, мы должны были серьезнее отнестись к делу, но ведь это был мой родной брат…
        - Мне так жаль. Бедняжка ты моя.  - Тоби говорил приветливым тоном.
        - Не только я. Бедняга Питер, бедные мои мальчики. Питер так ужасно себя чувствует. Как будто он во всем виноват, но ведь это не так,  - проговорила Гарриет.
        - Конечно нет,  - согласился Тоби. Он лгал ей. А потом решил копнуть поглубже: - А что же, твоя задумка не поможет?
        - Питеру? Нет, конечно! Прошу тебя, Тоби, не выдавай меня.
        - О чем речь, дорогая! Я буду нем, как могила. Можешь на меня положиться. И Тоби театральным жестом приложил палец с кольцом к сжатым губам.
        - Ну ладно.  - «Давай же, Наташа! Вперед! Сделай то, что задумала! Немедленно!» - Так ты бы смог помочь мне, Тоби?
        - Помочь-помочь-помочь…  - протянул ТЛС.  - Пять тысяч фунтов - это пять тысяч.  - Он положил сигару в хрустальную пепельницу.  - А что я получу за это?
        И она решилась.
        - Меня,  - твердо заявила Гарриет, глядя ему прямо в глаза.
        - Что ты хочешь этим сказать?  - Он отлично все понял, но еще не верил своим ушам и решил убедиться. Может, он все-таки ошибался? Не мог же он позволить себе выглядеть идиотом!
        Гарриет помогла ему:
        - Ты получишь меня. Я буду в твоем распоряжении раз в месяц в течение года. Целую ночь. Все будет так, как ты захочешь.  - Начав, она могла уже без труда продолжать. И Наташа смотрела на Тоби особенным холодным взглядом своих ясных карих глаз. Тоби пришлось отвернуться, но до него доносился ее голос. Тебе будет хорошо. В постели. Со мной.  - Гарриет чувствовала, как кровь стучит у нее в висках, а на груди выступил пот.  - Все очень просто.  - Затем, чтобы убедить его, Гарриет заставила себя сказать: - Мне это тоже понравится.  - Ей стало лучше, но было такое чувство, что она умирает. Гарриет поверить не могла! Все-таки она решилась!
        - Боже мой!  - Тоби вернулся с небес на землю, хохоча так громко, что на мгновение гул голосов стих и все обернулись, чтобы посмотреть, кто же это так смеется. У человека, сидящего возле окна, был такой вид, словно он только что сорвал большой куш. Так он и сидел в голубоватом дыму, а напротив пристроилась девушка с черными, как смоль, волосами и в длинных сверкающих серьгах. Ее рука упиралась ему в ногу совсем недалеко от паха.  - Ты действительно хочешь этого?
        - Конечно. Услуга за услугу. За услуги.  - Оказывается, при желании она могла быть очень сексуальной. И от этого чувствовать себя всемогущей.
        - Гарриет!
        - Да! Мне очень этого хочется.
        - А Питеру что-нибудь известно?
        - Нет, конечно. Господи, нет! Тоби, не могла же я рассказать ему. Он ничего не должен знать. Это будет нашим секретом. Нашим маленьким, известным только нам двоим секретиком.  - Гарриет подмигнула Тоби.
        - Ну хорошо. Хорошо-хорошо! Хорошо! Правда, не могу сказать, что я не удивлен. Я в восторге. Ну ты и штучка, Гарриет Хэллоуэй! Знаешь, я никогда…
        - Тебе никто никогда не делал такого хорошего предложения, не так ли, Тоби?  - перебила его Гарриет.
        - Ты правда хочешь сделать это? Неужто эти твои «Трикс энд Свитс» так важны для тебя?
        - «Трикс энд Тритс», Тоби,  - поправила его женщина. Да, это очень важно.
        Тоби явно делал над собой усилие, стараясь выглядеть спокойным.
        - М-м-м… Давай посмотрим… Хм! Когда точно ты хотела бы… привести в действие то соглашение?
        Он попался! Гарриет ликовала, все ее тело пело. Она едва не вскочила от восторга. Она сделала это! Гарриет была на седьмом небе от счастья! А может, и не на небе вовсе, а в преисподней. Что ж, она возьмет этого парня за руку и уложит с собой в постель. Она сумеет. И вовсе он не так уж плох. Что ж, девочка, этот барьер ты взяла сразу. Гарриет ликовала. У мальчиков будет нормальная еда. Питер и ее сыновья смогут поднять головы. Она сама сможет успокоиться. И вернет Джонти его дурацкую компьютерную игру. Ей все по плечу. Она жива. Она чувствовала себя богиней.
        Но Гарриет ничем не выдала своего волнения, ни один мускул на ее лице не дрогнул. Она не покажет этому типу своих чувств. Спокойно убрав руку с его ноги, она сказала:
        - Мы могли бы начать через четыре недели. Ты просто позвонишь мне. Как говорится, очередь за тобой.
        - А что ты скажешь Питеру? Как ты сумеешь обвести его вокруг пальца?
        - Уж постараюсь. Он ничего не узнает. Я лишь сообщу ему, что уговорила тебя вложить деньги в хорошее некрупное предприятие.
        - Да-а-а…  - пробормотал Тоби. И повторил: - Да-а-а…  - Поправив очки на носу, он сунул руку в карман. И вновь расхохотался.  - Да-а-а… Ну ты даешь!  - Между ними на столе появилась чековая книжка. И большая чернильная ручка.  - На кого выписывать чек?
        - На «Трикс энд Тритс»… нет, пожалуй, на «Т&Т Сервисез».  - Ее предполагаемым клиентам тоже придется выписывать чеки на анонимную компанию.
        Тоби писал. Вдруг его ручка замерла, и он опять посмотрел на Гарриет. Он все еще был в шоке. Но уже справлялся с ним.
        - Получается больше четырех сотен за ночь. Гарриет,  - заявил он, бросив на нее еще один пронзительный взгляд поверх очков.
        - Что ж, Тоби, дорогой, это обычная сделка. Вот увидишь, тебе понравится. Ты вкладываешь деньги, чтобы попасть в рай.

* * *
        Сегодня мы ели! Нормальную еду! Улыбаясь своей особенной улыбкой, моя любимая, великолепная Гарриет выудила из глубин духовки удивительный, сочный бифштекс с кровью! Бифштекс, для меня и вечно прекрасной Г., а для наших юнцов довольно противные на вид овощные котлеты.
        После нескольких месяцев недоедания нормальная еда стала для меня настоящим удовольствием. И еще Г. подала жареную картошку. И салат. И длинный хрустящий батон. И бутылку выдержанного вина с настоящей пробкой. Кажется, дети ни разу не видели меня со штопором в руках. Поэтому мне пришлось объяснить, что это за диковинный прибор я держу перед собой. А мой сын, пловец Дж. Хэллоуэй, почетный пингвин Гринвичского клуба пловцов, с восторгом глазел на меня.
        Сегодня днем мы были там, где он теперь отдается своей новой страсти - плаванию. Я около часа бродил по продувным коридорам, окружающим бассейн, в то время как неприлично загорелый, коротенький, жилистый мужичок по имени Гэри Хоуп заставлял всех этих бледных, маленьких, дрожащих мальчишек и девчонок проходить через разные виды пыток. Только и слышны были разговоры о дыхании и движении ног, и, кажется, мистер Хоуп в восторге от того, что кто-то что-то там делает пятнадцать раз, и, к моему удивлению, среди тех, от кого он в восторге,  - мой собственный старший сын. Джонти просто млеет от всего этого.
        Я просто потрясен и даже представить себе не могу, откуда это такой талант у него взялся. Я сам обычно проплывал в бассейне расстояние от лесенки до поручня сбоку от нее - для того лишь, чтобы освежиться. А моя мать, например, вообще плавать не умеет. В детстве я очень из-за этого переживал, потому что боялся, что она может утонуть, а я останусь сиротой.
        И вот тебе на! Да уж, денек сегодня полон неожиданностей! За исключением того, что англичане «случайно» продули матч в бейсбол. Кое-что никогда не меняется. Никогда!
        Но бифштекс! Я вопросительно поднял брови, взглянув на Г. А она отговорилась какой-то фразочкой вроде: «Ни о чем меня не спрашивай, не расспрашивай, не упрашивай!» И, отвернувшись в сторону, спросила:
        - Может, дать тебе нож поострее?
        Г. была необычайно возбуждена, и у нее отличное настроение, сразу видно. Это замечательно. И выглядела она отлично. Потом на короткое мгновение мы все увлеклись йогуртом с черешней, а когда я поднял голову, то увидел, что все смеются. Между прочим, семья Хэллоуэй уже забыла, что это такое - дружно веселиться.
        Могу только догадаться, что доктор Макджи опять снабдил семью Хэллоуэй деньжатами. Одному Господу известно, когда мы сможем отдать ему все долги. Наверное, Элесдер и Дебора так расстроены исчезновением Джулиана, что стараются хоть немного скрасить мрачное существование их дочери, а поэтому шлют и шлют чеки в направлении Блэкхита. Когда дети были уложены, мы с Гарриет уселись на один из немногих оставшихся у нас предметов мебели - на диван. По телевизору шла какая-то чушь, но мы не замечали ее, поглощенные внезапно возникшей между нами гармонией. Конечно, этому способствовала купленная Гарриет в супермаркете бутылка огненного виски. Надо сказать, что обстановка этого необыкновенного вечера так на меня подействовала, что я уже готов был заняться любовью со своей женой. Но не тут-то было.
        Гарри выключила звук телевизора и принялась настойчиво расспрашивать меня о том, что мне удалось разузнать о таинственном мире, в который она собиралась ступить. Признаюсь, во мне тлела надежда, что она уже забыла обо всей этой ерунде. Куда там! Она, оказывается, все еще только об этом и думает. Гарри напоминает мне Старфайера, которого не оторвать от стаканчика йогурта. Я пытался отговориться, но Гарри упорно шла к своей цели - она опять стала такой же невыносимой, какой была еще совсем недавно. Наша дискуссия (хорошо бы назвать это как-нибудь еще) закончилась воплем Гарриет:
        - Черт возьми, ты хотя бы мог разработать чисто теоретическую схему! Скотина! Импотент чертов!
        Она убежала, а я остался на диване в компании наполовину опустошенной бутылки и принялся щелкать дистанционником телевизора, переключая его с канала на канал. Чувствовал я себя отвратительно. Потом ко мне подошел Дж. и, оглянувшись с любопытством вокруг себя, спросил, не могу ли я дать Тимми стакан воды, потому что он проснулся.
        Я усадил сынишку рядом с собой и сказал ему, что просто потрясен его успехами в плавании. А потом я перешел на чисто мужской разговор и сообщил Джонти, что женщины, если они, конечно, не ведут себя невыносимо, могут быть как…
        - Как мама?  - перебил меня наш маленький мыслитель.
        И я сказал ему, что Гарриет лучше остальных женщин во всех отношениях - это была чистой воды ложь. Точнее, нет, это была абсолютная правда.
        Потом он ушел со своим стаканом водопроводной воды, а я снова стал переключать каналы, попивая виски. Что же она имела в виду, назвав меня «импотентом»? Вообще-то мы много занимались сексом, вот только в этот вечер я оплошал. Пожалуй, она права; в последнее время секс перестал играть в нашей жизни большую роль.
        По правде говоря, я много думал о том, что поведала мне Памела. Я написал неплохой матерьяльчик на эту тему и без толку пытался сунуть его куда-нибудь, пока Бернард из «Стейтсмена» не проявил к нему интерес. Он даже взял работу. И сказал; «Может, это и пойдет». Господи, я так надеюсь на это. Бернард, несомненно, пустит мою работу по редакциям, и в конце концов я увижу ее в каком-нибудь «стэггерсе» - журнале, вышедшем в свет на изломе веков. Мой труд уложится тысяч в пятнадцать слов и получит какое-нибудь бессмертное название вроде «Спад экономики и женщины, вынужденные зарабатывать сексом». Что ж, посмотрим.
        Вот так-то.
        Что бы там ни получилось.
        И вот я сижу и набираю все это на компьютере. Стоит самая жарка ночь довольно жаркого лета. Честно говоря, я боюсь сунуться в зону боевых действий. (Прости меня, милая спаленка. Я лучше побуду в обществе дружески настроенного зеленого экрана дисплея.) Может, стоит избежать употребления иносказаний? Впрочем, мне всегда казалось, что они помогают тренировать мозг. А может, и не мозг вовсе. Зато если я все-таки смогу создать несколько планов действия и схем, то, возможно, эта чертова бабенка соизволит спуститься из стратосферы, куда ее занесло, и что-то между нами изменится.
        Итак, предположим…
        Ну что за бред?!! Я хочу сказать, ты понимаешь, что происходит?! Если вдуматься?! Какие-то незнакомые мужики трахают Гарриет! За деньги?! Да уж лучше бы я умер!
        Но, как бы то ни было, все-таки предположим (но не больше того).
        Итак,
        ОПЕРАЦИЯ «РАСПУТНИЦА»
        На себя я беру:
        1. Финансовую сторону.
        2. Безопасность и связь.
        3. Рекламу и маркетинг.
        4. «Продукт» и его внешний вид.
        5. Прикрытие.
        1. Финансовая сторона
        Нам понадобится как-то назвать «продукт» и завести на него счет в банке. Я предпочитаю дать этому бизнесу название «Фэйворз». Мы также… (Ну хорошо-хорошо, я постараюсь называть вещи своими именами.) Нужно что-то сделать для того, чтобы получать деньги со всех крупных кредитных карточек.
        2. Безопасность и все остальное
        Нам надо подружиться с какой-нибудь хорошей и надежной таксофирмой. У нас появится необходимость контролировать все происходящее с помощью мобильного телефона. Очень важно, чтобы «продукт» (прошу прощения за жаргонные словечки, разумеется, я имею в виду Гарриет) имел с собой мобильный телефон, чтобы в случае необходимости получить помощь. (Господи, неужели я действительно все это пишу?!) Что еще? Ага! Надо попросить кого-нибудь привезти из Штатов пару баллончиков слезоточивого газа «мейс», чтобы она на всякий случай носила их с собой. «На случай беды клади в свой кейс «Мейс»!» Господи, я же до смерти напуган! К тому же я не пил виски пятьдесят девять дней - до тех пор, пока Гарри не принесла в дом это дерьмо под названием «Олд грауз», или «Мери Хэггис», или еще как-то. Короче, «отличное» виски из Шато Локост. Эта дрянь портит вкус, но коррупция так сладка, Господи!
        3. Реклама и маркетинг
        Нам надо будет давать осторожную, но вместе с тем сексуальную рекламу в «Вотс он». (Чтобы прорваться в «Желтые страницы», понадобится целая вечность. Если бы это было возможно, я предпочел бы опубликоваться именно в «Желтых страницах». Написал бы там «Пусть вас трахнут ее пальчики»). Во всяком случае, мы должны выставить себя на рынок. Наравне с остальными. Она как-то говорила, что придумала себе псевдоним - Наташа. Одному Богу известно, почему именно Наташа? Разве это имя не избито? Я бы предпочел что-то вроде Соблазнительницы Темпестью, или Флорибунды, или хотя бы пошлой Милдред. Но, судя по моему опыту и изучению специальной литературы, ни в одном из объявлений вы не найдете и слова умного. Так что, наверное, это будет выглядеть примерно так:
        Наташа. Прекрасная, изысканная, умная и стильная молодая женщина. Необычайно чувствительна. Прекрасный спутник. Может пойти с вами куда угодно. Звонить 0831 - ту-ту-ту…
        Да! Еще нам понадобятся лаконичные визитные карточки. Там будет сообщено лишь ее имя и указан телефон, по которому с ней можно связаться. Именно эти карточки будут способствовать продвижению дела. Ничто никогда так не помогает чему-то раскрутиться, как разговоры. Надо только незаметно распространять карточки в нужных местах, чтобы их получили такие личности, как, к примеру, Фрэнсис Тэннер из ассоциации прессы, Дэвид Грумбридж из БДДЛ, этот еще… как его… Том… нет, кажется, Джон, да, Джон Кэррик из Брюсселя, из Европарламента. Эти люди и сами сразу поймут, что надо делать с такими карточками, и другим сообщат. Конечно, на это потребуется кое-какое время, но уж лучше сразу предусмотреть все, чтобы твоя схема заработала и стала приносить прибыль. У всех этих людей достаточно «капусты», которую они всегда готовы прокутить. Забавно, но, похоже, я весьма увлекся этим делом. Нет, вообще-то все это - просто теория.
        4. «Продукт» и его внешний вид
        Думаю, в этом мы сможем положиться на нее. Ей понадобится прибарахлиться. Скорее всего, она в ближайшем будущем пойдет «бомбить» магазины. Иногда мне приходит в голову, что Гарриет все это задумала по той простой причине, что она лишена возможности таскаться по магазинам, покупая массу всякого барахла. Я хочу сказать, что за последние полгода она не могла заходиться в экстазе в трех крупнейших магазинах. Зато ее нынешняя задумка позволит ей с цепи сорваться и покупать, покупать, покупать… Ей будет казаться, что она попала в Магазин своей мечты! Так и представляю себе, как это обворожительное существо мнется на тротуаре возле «Питера Джонса», то и дело роняя из рук пластиковые пакеты, которых при ней штук пятьдесят! И каждый из пакетиков - с фирменной картинкой. А на несколько миль вокруг - ни одного такси!
        Да, но это все сможет произойти лишь в том случае, если дело пойдет, и у нас появятся деньги. Ну ладно, нечего огорчаться.
        Титанические усилия, которые Г. приложила, чтобы похудеть, дают ошеломляющие результаты. Я опять ходил с Гарриет и Джонти в их спортивный зал, чтобы убедиться в том, как тяжело им все дается. Хотя… Честно говоря, человеку вроде меня трудно признаться себе, что он состоит в родстве с двумя такими выдающимися атлетами. Хочу сказать, что в моей семье единственным, если можно так выразиться, спортсменом был я - это я ходил в горы. Я был полностью убит видом этой самоуверенной девчонки. В конце я даже смотреть на нее перестал.
        Но вернемся к делу: что ж, по правде, нам бы надо было сесть и обговорить всю эту безумную схему с Гарриет - слишком много в ней недостижимого. Дьявол ее возьми! Она живет такой замкнутой жизнью! Я же не могу всего предусмотреть! Это просто абсурдно! Не стоит мне больше со всем этим возиться. Надо идти спать. Это пустая трата времени.
        5. Прикрытие
        Гарриет внезапно найдет какую-нибудь ночную работу - это на тот случай, если соседи по Блэкхиту проявят любопытство. Скажем, ночная дежурная в одной из библиотек, принадлежащих какой-нибудь газете. Или в «Рейтер». Или в «Ай-ти-эн» - да где угодно. Только надо будет все как следует продумать, чтобы никто не смог проверить. Итак, пусть она говорит, что работает помощницей библиотекаря в ночную смену в… Корпорации прессы и электронных средств массовой информации. Сокращенно КПЭСМИ. Звучит неплохо, не так ли? Она будет делать там что-то очень важное. Ну, к примеру, читать. А внезапный достаток можно будет списать на мой счет. Скажем, мне стали отлично даваться фельетоны. Хм-хм! То есть, наш достаток будет складываться из моих заработков и из денег, получаемых Гарри в КПЭСМИ. Черт, а ведь я уже, кажется, начинаю верить в то, что сумею организовать все это дело.
        Еще Гарри понадобится pied-a-terre[3 - Пристанище (фр.).] где-нибудь в городе. Чик-чик. А вот интересно, смогу ли я по прямой дойти до двери?
        ДЕЛО ПОШЛО
        Последние двадцать четыре часа были самыми удивительными в моей жизни. (Думаю, они стали бы самыми удивительными для любого человека.) Ну и потеха пошла! Это было потрясающе. Нежная, милая, обычная, хорошенькая Гарриет, мать двоих моих детей, моя возлюбленная жена такое мне показала, чего я в жизни от нее не ожидал.
        А началось все довольно невинно. Попробую описать это все приличными словами.
        Итак, в прошлый четверг вечером Гарриет (Господи, Гарриет, Гарриет, Гарриет, я до сих пор не могу во все это поверить!) и я сидели на каменной скамье возле небольшого прудика в задней части нашего сада. Сколько раз я обещал себе, что подстригу газон, и наконец после долгих проволочек все-таки сделал это. Юная Гарриет явилась сюда в отлично сидящих джинсах и обтягивающей маечке, делая вид, что все время старается одернуть ее. Вообще-то, когда мы покончили с делом, я осознал, что вид у нее был шикарный. Хотя на это мне потребовалось немало времени.
        Теперь-то я понимаю, что Гарриет все сделала нарочно. Она дошла до того, что принесла с собой две огромных кружки с чаем. Стоял чудесный вечер. Дж. и Т., разумеется, были поглощены телеком - они сидели в гостиной, опустив там шторы. В это время Тимоти уже должен бы был начать бесконечные прощания перед сном. Собака что-то с хрустом жрала в кухне. По сути это был обычный вечер в семействе Хэллоуэй. Больше того, это был один из тех вечеров, когда хочется, чтобы ничего в жизни не менялось. Если, конечно, не считать нашего бедственного материального положения.
        Итак, Гарриет спокойно сидит рядом со мной. Я вполне невинно размышляю о том, как бы защитить наших золотых рыбок от цапель. И вдруг Гарриет обрывает ход моих мыслей. И так спокойненько заявляет мне, что собирается провести генеральную репетицию. Генеральную репетицию? Не представляю даже, о чем это она говорит. Г. сообщает мне, что должна проиграть свою схему в жизни. С кем-нибудь знакомым. Мне даже головой пришлось потрясти, чтобы понять, что она имеет в виду. А она-то, оказывается, говорила обо мне!
        Поначалу я стал забавляться над ее фантазиями, но, увидев, как побелели костяшки ее пальцев, судорожно сжимавших кружку с чаем, я вдруг понял, что шуткам конец и что она говорит абсолютно серьезно. Словом, она брала быка за рога. Для нее ее идея была вполне выполнимой. Она выходит на дело, делает все, что там, черт побери, полагается, и - некоторая сумма у нее в кармане. А мы… Мы все… выживаем. Или как там еще выразиться… Вот только на каких условиях мы выживем?
        Г. твердо решила, что уже полностью подготовилась к тому, чтобы взяться за работу. У нее достаточно денег, полученных, видимо, от отца, с помощью которых она сможет по-настоящему раскрутиться. И она хочет этого. Во всяком случае, мне показалось, что она хочет этого, когда мы с нею разговаривали. Просто для того, чтобы семья смогла выбраться из кризиса - до тех пор, пока я не справлюсь со своими проблемами. А это случится совсем скоро, не так ли? Гарриет торопливо бормотала о том, как почти все женщины на свете зарабатывают свое благополучие с помощью секса. Признаться, у меня было несколько иное мнение на этот счет. Я-то полагал, что до сих пор любовь, верность, отношения любящих друг друга мужчин и женщин движут миром, но, как выяснилось, я вообще ничего не понимаю, больше того, кто я вообще такой, чтобы говорить об этом?
        И вот мы сидим в саду и наблюдаем за тем, что вытворяет Старфайер в неохраняемой кухне. А Гарриет выкладывает мне, что для того, чтобы понять дело изнутри, ей необходимо сделать кое-что там, где стены домашнего очага не будут ей подспорьем и охраной. И дело не только в доме. На первый раз ее жертвой стану я. Просто для того, чтобы удостовериться, что она способна на это. По плану Гарри, мы оба должны сделать все так, как это будет на самом деле. Я стану ее спутником. А она - она будет этой самой Наташей, которую Г. сама и придумала. Я должен буду позвонить ей, одеться и вести себя как незнакомый ей П. Хэллоуэй, эсквайр. Мы встретимся, я буду прикидываться, что не знаю ее, а потом все и начнется… Она даст мне денег. Откуда-то они у нее взялись. И она вдруг стала совсем другой.
        Поначалу это было забавно. Я никак не мог вести себя серьезно, но изо всех сил старался не заржать. Ничего не могу с собой поделать, но все это мне кажется просто нелепым и смехотворным. Впрочем, может, это я так пытаюсь утешить себя? Хотя обычным вечером представителя среднего класса такой вот вечерок не назовешь. И «Обсервер» в разделе, где публикуется чтиво для семейного чтения, об этом не напишет. А то забавно было бы читать: «Ярмарка предметов искусства», «Распродажа обуви», «Соберите выращенные вашими руками фрукты», «Ваша жена в качестве шлюхи». Мне во все это не верилось. Однако она не сердилась. Думаю, она догадалась, что именно так я и отреагирую на ее предложение. Она просто спокойно объясняла мне, что мы должны делать. Мы притворимся, что мой план уже запущен в дело, только мне не придется платить за ее услуги. Это она даст мне денег, чтобы я мог снять номер в приличном отеле (знал бы досточтимый доктор Макджи, на что тратятся его честно заработанные денежки!), а потом я позвоню ей и мы договоримся о встрече.
        В общем, как уже было упомянуто, поначалу я весьма легкомысленно отнесся к ее словам, но потом, к великому моему удивлению, мне вдруг пришло в голову, что все это очень сексуально. Честно говоря, мы с Гарриет никогда ничего такого не придумывали. Не было у нас сексуальных причуд. Ни разу нам не пришло в голову соблазнять друг друга по телефону, или связать ее веревками, или трахнуться где-нибудь на рояле. Так что чем больше я думал о том, что мы займемся этим, а я при этом не буду видеть, как солнце садится за буком, возвышающимся у наших дверей, тем более привлекательным мне казалось предложение Гарриет. Ведь если прикидываешься кем-то другим, то ощущения наверняка будут более острыми, разве я не прав? А если и она постарается, то мне вообще будет казаться, что я сплю с незнакомкой, вот только при этом меня не будет мучить чувство вины и страха, а потом я не буду испытывать угрызений совести.
        Как только я понял все это, то сразу же почувствовал, как по моему телу разливается приятная истома, а одному месту в штанах сразу стало тесно. Не припомню, чтобы эрекция у меня возникала при одной мысли о Г. Да, пожалуй, это было, но много лет назад. В постели-то это дело обычное, но чтобы вот так… Приятно, черт возьми! Прошу прощения. Я все больше думаю о предложении Гарриет. В конце концов, ничего противозаконного в этом нет! Женатая пара переодевается и снимает номер в отеле. Просто для развлечения. Может, это кому-то и покажется странным, но мало ли чего не бывает. Да-а-а-а… Раньше такие причуды нам и в голову не приходили.
        Итак, это была чудесная и безумная идея. Но для нас с Г. это означало пока что одно; весь день у нас дрожали поджилки. И ничего больше, поверьте мне. Зато, надеюсь, ее затея поможет нам развеять будничную скуку. И жизнь не будет казаться такой безнадежной и отчаянной. Похоже, Гарриет совсем свихнулась, обдумывая, как бы все провернуть. У нее всегда бледнеют губы, когда она о чем-то сосредоточенно думает. Мне так кажется. Во всяком случае, выглядит она отлично. Ох, ну и штучка моя Гарриет! Как я обычно говорю - что за женщина!
        Что ж, вашему покорному слуге придется подчиниться. Гарриет - женщина серьезная и ответственная. Думаю, если бы я отказался, то она бы и убить меня могла. Так что я буду стараться. Придется мне обдумать все как следует и представить себе, как поведет себя этот тип с Наташей. Ведь он заплатит большие деньги за то, чтобы провести с нею вечер. Гарриет даже даст мне необходимое количество фунтов - чтобы все было по-настоящему. «Деньги крутятся, крутятся, крутятся, а потом возвращаются к тебе»,  - заявила она.
        Гарри пристала ко мне, чтобы я придумал себе имя, разработал сценарий и «легенду» о себе самом. Что ж. Я сказал, что имя, пожалуй, смогу придумать. Я решил назваться Мервином Гроупом, но тут же понял, что если скажу ей об этом, то она впадет в ярость и не только обольет презрением, но, чего доброго, еще и ударит. Пока Гарриет занята всякой ерундой, я обдумаю свое поведение. Потом, когда я вошел в отель, мне вдруг пришло в голову имя «Роджер Конвей». Не исключено, что я видел его на фургоне с мебелью, направляющемся в Юстон. Итак, я стал Роджером Конвеем - на четырнадцать часов. Не забыть бы. А то я ляпнул портье за регистрационной стойкой отеля, что мое имя - Роджер Конвой!
        Гарриет бы не приняла отказа, поэтому я настроился на то, что включусь в ее игру. Мы договорились, что провернем дело в субботний вечер. Кажется, она договорилась со стойкой Марианной, что та возьмет к себе наших ангелочков на целую ночь. Я должен был уйти из дома в субботу утром, целый день превращаться в незнакомца, а потом… потом получить награду.
        Господи, ее затея была такой сексуальной. Я чувствовал, что дурею при одной мысли о предстоящем свидании - как будто я курил наркотик. Я был взволнован, но в то же время трусил. Словно я все еще был школьником и боялся позвонить приглянувшейся девочке, чтобы пригласить ее в кино. Забавно, что человек в моем возрасте может испытывать такое. Что делать… Короче, после нашей дискуссии (опять это слово!) в саду, я не мог оторваться от скамьи - от смущения.
        Когда Гарриет направилась в дом, чтобы почитать Тимми на ночь про Винни Пуха, Пятачка и остальных, я незаметно прокрался в сарай, чтобы все как следует обдумать. Выстроив в голове последовательную цепочку, я почувствовал себя лучше, чем когда бы то ни было.
        А потом мы втроем провели чудный вечер, от души смеясь над каким-то забавным триллером с Бертом Рейнолдсом в главной роли. Не помню уж, когда мы вот так замечательно проводили вечер вместе. Нас невидимой нитью соединял мой хитроумный план, словно он был нашим с Гарриет тайным паролем - мы знали, что нас связывает общее безумие. Примерно такое же чувство было у меня, когда мы были влюблены. И мы оба были так добры с Дж. весь вечер. Пареньку просто необходимо проводить такие вечера в обществе родителей. Дело дошло даже до того, что он без понуканий сам пошел и почистил зубы. А потом пришел и показал нам, какие они у него чистенькие.
        Правда, мы оба ни словом не обмолвились о грядущей субботе. Все уже было решено. У нас двоих - у Гарриет и у Пита - не было определенных планов на субботу. Эти планы касались совершенно других людей. Так что мы не орали друг на друга, а примечательный разговор между Кроликом Роджером и потаскушкой Наташей состоялся в субботу в 2-45, когда он позвонил ей в ее норку и попросил назначить свидание.
        В субботу утром она направилась в спортивный зал, а я поехал в город. Я надел летний хлопковый костюм, купленный три года назад. С тех пор я почти и не носил его. Я даже купил новый галстук и отправился к Арнольдо на Курзон-стрит - подстричься. Разумеется, он не больно-то много сумел сделать с вихрами, которые в последнее время приводились в божеский вид с помощью Гарриет и пары кухонных ножниц, но как-то причесочку мою он в порядок все же привел. Этот Роджер, признаться, не так уж похож на меня, как можно было бы предположить.
        Выпив чашечку каппучино, я направился в отель «Книга», что в Блумсбервилле. Не самый роскошный отель, надо сказать, но вполне бы мог быть таким. Окна чудесной угловой комнаты на втором этаже выходили на Гордон-сквер. Величественное сооружение тридцатых - вот что представлял собой отель «Кингз». Высокие потолки с лепниной. Как приятно вешать пиджак в хорошо пахнущий шкаф для одежды и сдирать с унитаза листочек, заверяющий вас в том, что предмет сей дезинфицирован. Большая кровать, огромная ванная, тысячи белоснежных полотенец, мини-бар и кабельное телевидение. Ну что еще нужно изгнаннику?
        Компания.
        Итак, я позвонил домой. (У меня поджилки дрожали.) Честное слово, сердце мое заколотилось как бешеное, когда я вслушивался в длинные гудки на другом конце провода. Забавно - я замирал от волнения, слушая, как телефон трезвонит в моей собственной квартире. Но вот трубку сняли. И - тишина.
        - Привет,  - проговорил я. Неужели я все это делаю? Правильно ли я набрал номер? Может, я ошибся? Во рту у меня пересохло. Поразительно.
        - Привет.  - Голос Гарриет.
        Я, конечно, был уверен, что слышу ее голос, но почему-то сомнения не оставляли меня. Я ничего не мог знать наверняка.
        - Да,  - промямлил я неуверенно.  - Это Наташа?  - Я чувствовал себя шутом. Я едва сдерживал смех. Все это можно было в одно мгновение прекратить. А вот интересно, мальчики слышали, как она со мной разговаривает?
        - Да.  - Она говорила низким, спокойным голосом, в котором слышался легкий акцент. Но вовсе не шотландский.
        Я не сразу нашелся, что сказать дальше, но потом все-таки продолжил разговор:
        - Меня зовут Роджер. Я приехал в город всего на один день…  - Черт, откуда же я приехал?  - из… Стоук-он-Трента. Ну-у-у… и хотел бы пригласить кого-нибудь на обед. Увидел ваше объявление в газете и подумал, что, может, вы свободны сегодня вечером и сможете составить мне компанию?
        - Конечно,  - ответила она,  - я с радостью встречусь с вами. У вас такой приятный голос. В какое время?
        Я едва не лишился дара речи. Моя жена заявила совершенно незнакомому мужчине, которого в жизни не видела, что у него, видите ли, «приятный голос»! Как ловко она окручивала его, похоже, она ничуть не волнуется.
        - В семь тридцать вас устроит?  - наконец выдавил я из себя.
        - Вполне. Я беру в час сто фунтов и проведу с вами время до одиннадцати часов. Может, сообщите мне данные вашей кредитной карточки, чтобы больше не возвращаться к этому?
        Едва дыша, я сообщил ей все необходимое. (Не стал только упоминать, что фигушки она получит деньги по этим данным.)
        А потом этот таинственный голос промолвил:
        - Предлагаю встретиться в кафе «Пингвин». Это на Сент-Мартина-лейн - как раз напротив театра Элбери. У меня темные волосы, к которым я подколю розу. Вас не затруднит взять с собой номер «Файнэншл Таймс»?
        Все еще не зная, то ли смеяться, то ли плакать, я с усилием проговорил, что непременно приду в кафе и буду с нетерпением ждать встречи с нею. А потом я с облегчением повесил трубку. Я сделал это. Оказалось, что не так уж легко вписаться в этот сценарий, тем более что разум мой кричал:
        - Просто это старина Гарриет решила немного поразвлечься.
        Забавно, не правда ли? Это похоже на невинную забаву. Супруги решили добавить немого перцу в их отношения - для разнообразия. К тому же, поверьте, меня необычайно радовало то, что в моих карманах позвякивают кое-какие деньжата.
        Поначалу я хотел было позвонить Эллен и занять часть дня прогулкой по городу - как писателю, мне это необходимо. Я подумал, что смогу потратить некоторую сумму на то, чтобы угостить эту дамочку выпивкой, но, хотите верьте, хотите - нет, я не смог этого сделать. Позвонив Г. (пардон, Наташе), я полностью увлекся игрой и мыслями о предстоящей встрече. Как все это произойдет? Сможем ли мы выдержать и не разразиться хохотом? Будем ли мы смущены? И в конце концов, будет ли это в самом деле чем-то необычным?

* * *
        После ночи настало утро. Гарриет чувствовала некоторое напряжение - она ждала Питера, который вот-вот должен был вернуться домой, поэтому решила успокоить нервы уборкой под кухонной раковиной. Чуть раньше она купила Тимми чудесный набор ярких фломастеров, и четырехлетний малыш был на седьмом небе от счастья. Он сидел рядом с ней в кухне и, рассматривая картинки в своей новой книжке, сам того не замечая, водил фломастерами по рукам и ногам. А голова Гарриет вместе с жесткой щеткой скрылись в темной бездне - в мире ведер и порошков, того, что обычно называют «под раковиной». Несмотря на это, она смыла с сына наиболее заметные рисунки, а потом оба вернулись к своим делам. Гарриет в основном думала о своем первом опыте.
        Прошлым вечером все прошло хорошо. Правда, она чуть нервничала. Но, видимо, это нормально - так ей было даже легче. Она ужасно боялась, что Питер чем-то выдаст себя, и все сорвется. Однако он вел себя отлично, и до тех пор, пока он не снял с себя одежды, Гарри вполне могла представлять себе, что перед нею незнакомый мужчина. Но как только он разделся, то сразу же стал таким знакомым, что вся острота ощущений исчезла.
        Гарриет решила, что ей не удалось проиграть все так, словно она встречается с незнакомцем. Конечно, она могла притворяться сколько угодно, быть сексуальной и раскованной, но это дела не меняло, потому что она знала, что рядом - ее старина Питер.
        Удивительным было другое - она и впрямь вообразила себя другой женщиной, и это чувство почти не оставляло ее. Между прочим, ей было бы легче, если бы с нею действительно был чужой мужчина. Весь вечер солировала Наташа. И ей это нравилось. Наташа спасла Гарриет от смущения, когда та замялась, не представляя, чего бы еще такого необычного сделать. Поразительно, насколько защищенной и отгороженной от происходящего Гарриет чувствовала себя за спиной Наташи.
        Правда, в конце, выходя из номера отеля, она ощущала себя совершенно измотанной. И это пугало ее. Хорошо, что ей удалось быстро и без проблем выйти из отеля. Едва ли хоть кто-то бросил на нее взгляд, когда она шла по темному опустевшему вестибюлю. На Рассел-сквер она поймала черное такси и поехала на нем домой - до самого Блэкхита. Ведь, в конце концов, она заработала в тот вечер три сотни фунтов, разве не так?
        Размышляя о произошедшем, Гарриет была поражена тем, до чего ей все понравилось. Нет, не только поражена, но даже удовлетворена! Игра разбудила в ней сексуальность, о которой она и не подозревала. Может, это произошло из-за того, что и Питер тоже вообразил себя другим человеком? Другим человеком, который спит с женщиной в непривычных для себя условиях. Это раскрепощало.
        Как-то Гарриет прочла в журнале, что для многих людей секс с незнакомцем предпочтительнее. Им проще вступать в половой контакт с чужаками. Наверное, это относилось и к ней. Она была потрясена. Правда, не стоило забывать о том, что незнакомец этот был ее лучшим другом. Но, несмотря на это, в ней пробудился зверский аппетит, о котором она и не подозревала. Может, все дело в мрачноватом пресвитерианском воспитании, которое шотландцы дают своим детям? Хоть она и принимала пилюли, читала современные издания и встречалась с мальчиками в юности, похоже, все это не пробудило тлеющую в ней сексуальность. Выходит, Питер прав: каждую английскую женщину - представительницу среднего класса - воспитывают в таком духе, что она просто не в состоянии стать сексуальной и не знает, как вести себя с мужчиной в постели. Гарриет заключила про себя, что, нажав на нужную пружину, она уже не сможет остановить весь механизм.
        Гарриет читала, что эти проблемы волнуют многих. Есть семьи, в которых жены позволяют мужьям иметь любовниц, только бы не вести себя в постели свободно. Но такие жены через некоторое время вдруг обнаруживали, что в них просыпается сексуальность, которую они до сих пор так рьяно отрицали. Ни с того ни с сего они вдруг обнаруживали, что готовы лечь с любым! Мужьям это, разумеется, не нравилось, они ревновали и пытались удержать страстных дамочек в узде. Не исключено, конечно, что такого и не было на самом деле, но вот в журнале об этом почему-то написали.
        Кто знает, может, всю предыдущую жизнь и она была такой вот женщиной и боялась секса. Гарриет ведь всегда была такой скромной. Она еще помнила свои юношеские ощущения - у нее вдруг появилась грудь, все эти взгляды, сомнения, необходимость смотреть на мальчиков - гормоны тогда сильно взыграли в ней, и она понятия не имела о том, как привести свою мятущуюся душу в порядок. Было это четырнадцать лет назад, и только вчера вечером, делая с Питером в незнакомой постели то, что вынуждена была делать, Гарриет вдруг поняла, в чем дело. Если вы боитесь секса, то для вас сущим подарком будет необходимость заниматься сексом, как работой. Вот тогда вы сможете полностью раскрыться и получить от него удовольствие.
        - Мне, конечно, не очень-то хочется делать все это, но что поделаешь? Это моя работа. Так что уж лучше делать ее как следует,  - пронеслось в голове Гарри.
        Не сказать, что игра доставила ей уж такое бешеное удовольствие. Она перестаралась, но должна была сделать все так, чтобы ему понравилось. Однако Гарриет была счастлива, что занимается этим. И она отлично изобразила оргазм. Вспомнив об этом, женщина усмехнулась. А на самом-то деле до оргазма было очень далеко. Как обычно. Правда, раньше у нее кое-что получалось, но потом она не могла обходиться без дополнительной стимуляции половых органов пальцами. Зато вчера - другое дело. Она изобразила такой бурный оргазм, что ее, наверное, было слышно на всем втором этаже отеля. Правда, вспоминая все это, Гарриет пришла к неутешительному выводу, что часто так выкладываться она не сможет. У нее даже горло немного заболело. Что ж, всему приходится учиться. К примеру, теперь она знала, что сосать резину не так уж противно. В любом приключении есть свои хорошие и плохие стороны.
        В кухню пришел Джонти - он попросил кока-колы, а заодно прочел младшему братишке короткую лекцию о том, какого цвета бывают поезда. И умудрился успокоить Тимми всего за каких-то две минуты. Тот перестал плакать. Рекордно короткий срок. Но не совсем.
        Когда бездельничаешь, четыре с половиной часа - это очень долго. Зато когда торопишься, это время пролетает, как одно мгновение.
        Дело дошло до того, что я даже и не попытался звонить Эллен. Выйдя из отеля, я направился бродить по Вест-Энду. Ни дать - ни взять - турист. Вообще-то я нервничал. Брел вниз по Нил-стрит и едва сдерживался, чтобы не покупать что попало в каждой встречной лавке. Дал фунт какому-то негру, выплясывавшему брейк-данс перед толпой японцев в сыром Ковент-Гардене. Понаблюдал, как в шведском центре на Лесестер-сквер часы с резными фигурами очень громко пробили три часа. Наверное, шведы любят громкий звон часов.
        Я немного скучал. Как это ни смешно, я чувствовал возбуждение и скучал одновременно.
        Решил зайти в кино. Ох, как хорошо иметь деньги! Я был просто горд тем, что не потратил ни пенни в магазинах. Как обычно, задумался: то ли посмотреть дурацкий развлекательный фильмец, то ли выбрать заставляющую думать картину тридцатых. Я выбрал первое. Как обычно. Фильм оказался просто ужасным.
        Впрочем, как ни старался, я не мог сконцентрироваться и внимательно смотреть на экран. Хотя как актер Патрик Свейз весьма неплох - запросто перешибает две деревянные дощечки.
        Мне осталось убить всего полтора часа. Я вернулся в Ковент-Гарден, где другой уличный танцор развлекал толпу (ту же самую?) тем, что крутился на голове, защищенной старым мотоциклетным шлемом. Чего только люди не делают, чтобы заработать деньги! Да-а-а…
        Наконец время пришло. Я пошел в кафе «Пингвин» и заказал огромный бокал кислого сухого вина. Разумеется, я оказался в кафе на тридцать пять минут раньше, чем надо. Следующие три четверти часа я то и дело оборачивался на входящих в кафе людей - будто моя голова была намагничена и сама тянулась в другую сторону.
        А потом… Я не узнал ее! И не узнавал секунд тридцать! Причем учтите, что она вошла, освещаемая светом, льющимся с Сент-Мартинз-лейн. Это было потрясающе! Первое, что пришло мне в голову, когда она появилась в дверях: «Боже, какая красавица! Черт возьми!» И лишь потом я увидел красную розочку, вплетенную в темные кудряшки. И понял, что эта женщина - моя собственная - жена. И в то же время она не была моей женой, как это ни странно звучит. В кафе вошла Наташа. Передо мной на столе лежал свернутый в трубочку номер «Файнэншл Таймс». Итак, она узнала меня.
        Кажется, я еще не видел у нее такой одежды. Трикотажный шерстяной жакет облегал ее, как перчатка. На шее висела золотая цепочка (уж цепочку-то я узнал, потому что сам подарил ей ее), а на ней красовался крошечный золотой замочек. У жакета был большой воротник, а в огромном вырезе темнела загорелая кожа. Жакет застегивался на черную «молнию». И я никогда не видел у нее таких серег. Господи, ее ноги, туфли на каблуках - все было великолепным! И вдруг мне стало очень приятно, что такая женщина сидит рядом со мною за столом. Официант просто из кожи вон лез, чтобы получше обслужить нас - в жизни не видывал такого в кафе «Пингвин». Обычно у них в заведении можно помереть от голода или жажды, прежде чем на тебя обратят внимание. Хотя что с них возьмешь - они же, в основном, французы.
        Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Нам надо было начать беседу в новых ролях, поэтому мы не сразу сообразили, что делать. Мне так хотелось сказать: «Гарриет, ты просто сногсшибательно выглядишь. Я даже не узнал тебя, когда ты вошла в кафе». Вместо этого я неуверенно пробормотал:
        - Ну, как ты?  - Нелепый вопрос. Эта женщина - ее манера поведения, прическа, серьги, одежда - не была моей женой. От нее даже пахло иначе. Хотя кое в чем все же можно было узнать мою старинную подружку Гарриет. Впрочем, жена моя почти полностью растворилась в этой новой, незнакомой мне особе. И уж если быть честным с тобой, мой маленький, надоевший мне экранчик, эта другая женщина была слишком хороша для такого типа, как я.
        Мы выпили по огромному бокалу терпкого вина, а затем прошли в другой зал, чтобы пообедать там. Иногда в «Пингвине» обедают мои приятели: вот и сейчас за одним из ближайших к двери столиков сидели Малькольм Николс и двое ребят из ассоциации прессы. Я хотел было пройти мимо, сделав вид, что не заметил Малькольма - тот несколько раз видел Гарриет. Однажды на Рождество, в прошлом году, кажется, она даже говорила с этим типчиком. А потом я подумал: «Какого черта!» Я остановился и заговорил с Малькольмом. Затем, набрав полную грудь воздуха, представил его моей спутнице, мисс Ивановой. Да, дорогой мой экранчик, я назвал ее именно этим именем, которое она сама себе придумала. Видеть надо было, как все они оторопели, глядя на Наташу, а потом не сводили с нас глаз, пока мы шли к столику! Когда мы наконец сели, в ее глазах вспыхнул озорной огонек - такой, какой частенько загорался в глазах моей женушки.
        «Неплохо»,  - сказала она мне взглядом.
        Может, конечно, я ошибся, но, по-моему, она была очень довольна.
        Я тоже. Уж не помню, когда мы в последний раз вместе обедали в ресторане. Она была великолепна. Я тоже старался играть свою роль получше. Впрочем, у этого Роджера были почти те же самые семейные и жизненные проблемы, что и у Питера Хэллоуэя. Кажется, я где-то встречал этого человека.
        Поначалу я едва сдерживал смех. Но вообще-то с задачей своей я справлялся. Когда я бросил что-то пренебрежительное в адрес своей жены, Наташа и бровью не повела. Она улыбалась, смеялась и подмигивала мне, рассказывая о своем (вымышленном, разумеется) детстве. Чего только она мне не понарассказала: и дед-то у нее - эмигрант-портной из России, и отец-то - злобный учитель. Отец-одиночка, между прочим. Это ей надо было быть писательницей, а не мне! Я то и дело подливал ей вина (оно было получше, чем та кислятина, что мы пили вначале), а мой взгляд то и дело упирался в золотой замочек, сверкающий на прелестной груди Наташи.
        Пиршество было роскошным, хотя, по-моему, она едва притрагивалась к еде. А потом настало время действовать. Я сделал вид, что набираю полную грудь воздуха, и спросил ее, не согласится ли она пойти со мною в отель. Она тут же с готовностью заявила, что просто мечтает об этом. Но еще надо было обговорить цену.
        - Уверена, что вы не пожалеете о каждом потраченном пенни,  - вдруг заявила она.  - Обещаю, что вам очень понравится.
        Пульс застучал у меня в висках, и я покрылся потом.
        Я сказал, что заплачу ей в такси. Так и случилось: я отдал ей банкноты Гарриет, пока черное такси кружило по Трафальгарской площади. Самое лучшее в лондонском такси - это то, что ты можешь обнимать великолепную молодую женщину прямо на Чаринг-Кросс-роуд. Разве шлюхи целуются в рот? Эта целовалась.
        Дурея от предоставленной мне свободы, я осознал, что теперь за свои деньги могу гладить ее бедра, обтянутые темными чулками, ласкать нежную грудь. А какое удовольствие дотрагиваться языком до языка принадлежащей тебе женщины, чувствовать на губах вкус ее помады и вдыхать аромат сгорающей от страсти куртизанки, которая внезапно начала поглаживать длинными пальцами твое восставшее естество! Мне редко удавалось так быстро дойти до такого состояния. Но это что! Я уж и не помню, когда обретал подобную твердость. Дело дошло до того, что я едва мог идти, когда такси привезло нас на место.
        Она была на себя не похожа. С самого начала она была спокойна, выдержанна и взяла на себя роль ведущего. Едва мы оказались в номере, как Наташа заявила, что хочет принять ванну. Она мгновенно раздела меня, осыпая мое лицо мелкими, пожалуй, даже стыдливыми поцелуями, а затем принялась нежно покусывать мне шею. А ванна тем временем наполнялась водой, на поверхности которой плавала, пузырясь, ароматная пена. Наташа раздела меня, как это сделала бы гейша. Казалось, она испытывает огромное удовольствие от этого процесса, хотя не пойму, чему тут радоваться.
        Расстегивая пуговицы на моей рубашке, она прошептала мне на ухо: «Мне так нравится, когда у мужчин грудь покрыта волосами. Девушки от этого с ума сходят. Господи, как я жду того мгновения, когда ты войдешь в меня!». А потом она погладила меня руками, словно для того, чтобы придать большую значимость своим словам. Тут вдруг мне припомнилось, что Грета Скаччи в одном из фильмов Гаррисона Форда поступала именно так, то есть она говорила это герою, который уложил ее поперек стола.
        Внезапно я понял, что беспокоюсь о том, как бы не разрушить возникающего между нами притяжения. Мне пришло в голову, что если бы Пит и Гарриет Хэллоуэй заглянули случайно в номер отеля «Кингз», где Роджер находился с Наташей, то они (Пит и Гарриет) тут же в испуге поджали бы хвосты и бросились бы прочь.
        Забравшись в ванну, я стал с интересом наблюдать за происходящим. Я просто лежал, поглаживая ту часть моего тела, которая вдруг стала твердой и даже чуть поднималась из воды. Это было чудесно. Тут Наташа вышла из ванной, чтобы включить телевизор и найти какой-нибудь канал с музыкой. Потом она вернулась и стала раздеваться. Не могу сказать, что она устроила стриптиз, но все ее движения были полны чувственной грации, и чем меньше одежды на ней оставалось, тем больше моему взору открывалось такое знакомое мне тело. Последними она сняла серьги. Между прочим, в одних серьгах она выглядела потрясающе. Впрочем, она вообще необыкновенная девушка. И с каждым днем становится лучше.
        Да-а-а… Все было, как в эротическом сне, но именно так она себя вела. И эта одновременно знакомая и незнакомая мне женщина вытворяла такое, о чем Гарриет и помышлять бы не стала - она гладила свое тело, ласкала груди, а потом ее пальчики утонули в пушистой поросли, прикрывающей ее лоно. Боже, да если бы Гарриет так себя вела, я чувствовал бы себя неловко, нам обоим было бы не по себе, но, глядя на эту придуманную моей женой женщину, я понял, что просто млею от восторга.
        Улыбаясь какой-то особенно притягательной улыбкой, она наконец скользнула в воду. На ней осталась лишь красная роза да косметика. К счастью, ванна была просто огромной, но вода все равно расплескалась на пол и даже затекла в комнату, намочив при этом ковер. Наташа ухватилась за меня, а я с наслаждением принялся ласкать ее соски. Вообще-то в прежние времена мы иногда принимали ванну вместе, но это было так давно, во всяком случае, не год и даже не два назад. Я уж и забыл, какое это удовольствие - ощущать, что часть твоего тела греется под водой, другая стынет на воздухе, а волны, появившиеся на поверхности от движения наших тел, плещутся вокруг моих плеч.
        Я подтянул Наташу поближе к себе, чтобы усадить ее на себя верхом. Господи, да я забыл, как это делается в ванне! Тут она приникла к моим губам в страстном поцелуе, а затем просто сразила меня наповал, вытащив невесть откуда пачку презервативов и бережно натянув один из них на мой трепещущий жезл. И лишь потом она медленно опустилась на него. На мгновение мы оба замерли - не могу точно передать охватившее меня тогда чувство, но скорее всего это можно описать как «возвращение домой». Мне казалось, что я попал в рай. Вода все выплескивалась из ванны; я уже начал подумывать, что к нам с жалобой вот-вот прибегут нижние жильцы.
        Тогда мы выбрались из ванны и направились в комнату. Там-то на жестком ковре я и взобрался на эту женщину, которая лежала на спине, подняв неправдоподобно длинные ноги к потолку. Мне казалось, что она умудряется одновременно гладить мое лицо, волосы, спину и даже задницу. И еще она царапала меня ногтями. Признаюсь, я в жизни не слышал, чтобы она издала так много шума, занимаясь любовью. Просто невероятно! Можно было подумать, что она отдается мужчине в первый и последний раз в жизни, причем знает об этом. Уж она и кричала, и причитала, и стонала, да еще выкрикивала всякие непристойности. Я и подумать не мог, что горло и рот Гарриет способны издавать такие звуки. Обычно она только ворковала что-то на своем шотландском наречии, а сейчас словно плотину прорвало. Откуда только она набралась всего этого? Но Боже мой, как же мне все это нравилось! Как это ни печально звучит, в этом гостиничном номере я был счастлив так, как никогда! Я не имею права на такое счастье.
        Даже сейчас, набирая все это на компьютере, я испытываю невероятное сексуальное возбуждение. У меня осталось воспоминаньице об этом божественном вечере - красные пятна на коленях, которые я натер на жестком ковре, стараясь получше ублажить ее - ведь она все время просила еще.
        А потом мы перебрались на кровать. Она кончала, сидя на мне верхом, приподнимая и опуская свои стройные бедра так рьяно, будто ее жизнь зависела от этих движений. Я-то к этому мгновению уже взорвался, так что мне оставалось лишь наблюдать за ней.
        Наташа была великолепна - ее волосы рассыпались по влажным от воды и пота плечам и груди. Вода слизала и ее косметику, а ее крепкие, цвета вяленого помидора соски, казалось, сами тянутся вверх. Никогда не видел, чтобы женщина испытывала такой сильный оргазм. Никогда! Она издавала совершенно нечеловеческие звуки, выла, как ветер, визжала и всхлипывала…
        Но вот все было кончено. Буря утихла. Тело Наташи перестало дрожать, и она вся стала мягкой, как котенок. Она замерла у меня на груди и, по-моему, даже принялась сосать палец. Потом я вынырнул из-под нее, и мы оба засмеялись тому, как ловко она сняла с меня резинку. И мы, кажется, уснули.
        Наверное, уже пробило полночь, когда я открыл глаза. В комнате все было вверх дном. По телевизору Джек Леммон и Ширли Маклейн - вечная парочка в его квартире - просеивали спагетти сквозь сито. А в моем номере буквально все говорило о недавних бурных событиях. Божественная женщина уже встала. Она стояла возле кровати, завернувшись в полотенце. Наклонившись ко мне и чмокнув меня в щеку, она прошептала:
        - Спасибо тебе, Роджер, это было чудесно. Я оставлю свою карточку на столике - вдруг тебе захочется еще раз меня увидеть. А сейчас мне пора. Еще раз спасибо. Не вставай, не беспокойся. Спи. Желаю тебе удачи на завтрашней встрече. Надеюсь, все пройдет хорошо.
        - Гарри,  - пробормотал я.
        - Ш-ш-ш.  - Она погладила меня по голове.
        - Не уходи, Гарри,  - взмолился я. Вечно я валяю дурака: неужели я не мог доиграть свою роль до конца? Похоже, что нет.
        - Я не знаю, кто такой этот Гарри. Не может быть, Роджер, чтобы ты спал с мужчиной. Нет же, я - Наташа. Наташа Иванова.  - И вправду, это был Наташин голос.  - А теперь спи.
        Вы не поверите, но я действительно уснул.
        Когда через несколько часов я встал, чтобы сходить в туалет, ее уже не было в номере. Телевизор был выключен, но больше ничего в комнате не изменилось. В воздухе все еще витал аромат ее духов и тяжелый запах секса. Лишь это, да еще мокрое пятно на ковре, говорило о недавнем присутствии здесь женщины. Да, еще на туалетном столике валялась ее визитная карточка с наспех нацарапанными словами: «А здорово получилось, а? Увидимся завтра». Хоть записка была написана почерком Гарриет.
        Я пошел в ванную и принял душ. А наутро отдал должное настоящему английскому завтраку, который подавали в отеле «Кингз». Потом я сел на электричку, которая должна была доставить меня в Блэкхит. И всю дорогу я спрашивал себя, как она меня встретит.
        Гарриет в джинсах, свитере, с забранными наверх волосами, без следа косметики мыла щеткой раковину. Похоже, она затеяла большую уборку, не забывая, однако, при этом хвалить рисунки Джонти. У нее был отдохнувший вид. Можно подумать, она отлично выспалась.
        - Привет, дорогой,  - проворковала она, быстро поцеловав меня в щеку. Оказалось, нам совсем не трудно смотреть друг другу в глаза.  - Скажи же Тимбо, что поезда бывают розовыми.
        - Тимоти, дружище, твоя мама, как всегда, права. Насколько лучше стал бы наш бренный мир, если бы все поезда на британской железной дороге, а в особенности те, что курсируют на юго-востоке, были розового цвета. Думаю, мы бы целыми днями глазели на них. Привет, Г., милая, а я-то думал, что ты ушла в спортивный зал.
        - Нет, я решила дать Аарону выходной. Сегодня особенный день. Кстати, твой старший сын смотрит в темной комнате какой-то очередной шедевр Спилберга. Может, нам стоит вместе прогулять нашего сатанинского пса?
        - О’кей. Давай отведем его на какой-нибудь пустырь. Может, он все-таки попадет под автобус.
        - Питер, ты слишком жесток к нашему псу!  - рассмеялась Гарриет.
        - Я ничуть не больше жесток, чем сам Старфайер.
        - Да, знаю, но я скрываю эту черту его характера. А то как бы он не заработал комплексы.
        - Да у него уже полно их. В этом-то и есть его беда! Старфайер - собака с очень сложным характером. Кстати, Гарри, а что еще ты скрываешь?  - спокойно поинтересовался я.
        - Не много,  - ответила она.  - Но я думаю, что прогулка поможет мне приоткрыть завесу над некоторыми тайнами. Пойду-ка схожу за своими заметками.  - И Гарриет многозначительно посмотрела на меня, как бы давая понять, о чем идет речь. Но тут же притворилась, что не делала этого, и занялась важным делом - составлением посуды в буфет.
        Тут в кухню вошел Джонти, а я занялся письмами, в которых мне прислали самые-самые препоследние - распоследние напоминания о том, чтобы я немедленно заплатил по счетам. Улучив мгновение, когда Гарри оторвалась от своих кастрюль, я шепнул ей на ухо:
        - Мне бы очень хотелось узнать некоторые твои тайны.
        - Заткни свой рот. Пит, и молчи до тех пор, пока мы не окажемся на пустыре.
        - А разве не писали в «Вестерн мейл», что женщина должна быть шлюхой в кухне, хозяйкой в спальне и начальником в гостиной?  - улыбнулся я.  - Я рад, Гарриет, что ты точно знаешь, где какая комната.
        - Признаться, я думала, что «Вестерн мейл» - это важная провинциальная газета.
        - Да нет, это сатирическое издание.
        - Папочка, а что такое «шлюха»?  - донесся до меня голос Джонти.
        - А? М-м-м…  - Мысли лихорадочно понеслись у меня в голове.  - Ну-у-у… Это человек неукротимой энергии, с богатым воображением, полный любви…
        - Что ж, пап, тогда я тоже шлюха.  - Джонти пошел из кухни, бормоча: - И Тимоти тоже шлюха. Это уж точно. Но он очень глупая шлюха, потому что думает, что поезда бывают розовыми.
        Кажется, я уже обращал внимание на то, что в нашей семье установилось согласие и счастье. Ничего не осталось от той депрессии, которая всех нас сводила с ума.
        Они с Питером почти не разговаривали, пока взбирались на гору. Гарриет вся взмокла - лето все еще продолжалось, и солнце нещадно палило. Даже на горе, где трава уже пожелтела от его жарких лучей, не стало прохладнее, хотя дул теплый ветерок. Наверху тут и там сидели небольшие компашки, забредшие сюда, чтобы под сводами ив и буков съесть на воздухе свой ленч. Старфайер принялся кружить вокруг отдыхающих в надежде спереть у зазевавшегося ребенка печеньице или сандвич. Гарриет и Питер дружно притворялись, что не имеют никакого отношения к этому псу. Они шли, прячась в полуденной тени от солнца. Их путь лежал в дальний парк. Гарриет улыбнулась, подумав о том, как хорошо им было, когда они притворялись другими людьми.
        Когда Питер вернулся домой, у него был вид, как у Старфайера, который только что обчистил холодильник. Пес в такие минуты напоминал воскресный окорок. Питер слегка придерживал жену под руку, и они не спеша брели по направлению к Гринвич-парку, купавшемуся в солнечном свете. Многие вокруг играли в крикет, в небе разноцветными огоньками плясали на ветру яркие воздушные змеи.
        Гарриет было до смешного хорошо. Да и Питер неплохо чувствовал себя после прошлого вечера. Наконец она решила, что должна поблагодарить его:
        - Спасибо тебе за вчерашний вечер,  - тихо проговорила Гарри, нарушив молчание.
        - Мне?!  - воскликнул Питер изумленно.  - Я чудесно провел время. Ты же знаешь.
        - Что ж, надеюсь. Думаю, мне пришла в голову неплохая мысль. Вот только, боюсь, тебе было очень нелегко притворяться незнакомцем. Впрочем, ты отлично сыграл этого Роджера! Мне то и дело казалось, что ты вот-вот просто взорвешься от клокочущего в тебе смеха. У меня хоть было время подготовиться, а ты даже и этого не успел.
        - Ну да, согласен, что все это было довольно странно. И нелепо. Но должен тебе сказать, что через некоторое время я перестал воспринимать ее как тебя. Словно у меня любовница на стороне, но это совсем не опасно. Мне очень понравилось. Не помню, когда я так хорошо проводил время. Да ты это прекрасно знаешь, что я говорю… А смогу ли я еще раз «снять» тебя?
        - У тебя же есть мой телефон. Просто позвони.  - Она засмеялась.  - Ох, Питеркинс, я так довольна. Спасибо тебе. Все просто замечательно получилось.
        - Мне кажется, она была великолепна. Нет, не она, а ты. Только теперь я, кажется, немного робею перед тобой. И сегодня, прогуливаясь тут с тобой, я чувствую себя совсем не так, как чувствовал бы, скажем, позавчера. Теперь у нас появился известный нам одним секрет, и мне это очень нравится. Но ты… Ты внезапно обрела эту необычайную силу, ты такое можешь… И от этого я робею еще больше. Мне всегда не нравились артисты, которые играют, оставаясь собой. Ведь вся суть любого представления - в превращении, в очаровании волшебства. Наверное, именно поэтому люди боготворят «звезд». «Звезды» владеют даром перевоплощения - это странно, необъяснимо, иногда кажется, что им помогают какие-то злые духи! А мы смотрим на них. И восхищаемся. И таим дыхание. Как это у них получается? Вот они дома - готовят завтрак, одеваются, пишут записку молочнику, словом, делают все то же, что и мы, простые смертные. И вдруг они превращаются буквально в богов, которым по плечу то, о чем мы и помыслить не можем. Так кто же они? И когда они настоящие - дома или когда играют на сцене или в кино?
        Они остановились, наблюдая за машинами, пережидающими светофор на перекрестке.
        - Как-то я видел в Тель-Авиве Мадонну - она делала пробежку,  - продолжил Питер.  - Вечером у нее должен был состояться концерт. Она бежала в какой-то простенькой кепочке, футболке и шортах. Да! Конечно, с ней рядом были тренер и телохранитель, но во всем остальном она ничем не отличалась от обычного прохожего - невысокая, стройная женщина. Кажется, я был единственным, кто заметил ее. И вечером того дня я увидел ее по телевизору. Любимую миллионами, потрясающую! В голове не укладывалось, что это могла быть одна и та же женщина!
        - Все это очень интересно, Пит, но я - не Мадонна,  - возразила Гарриет.
        - Нет, но все сказанное мною можно отнести и к тебе тоже. Я не представляю, как это получается. Но я преклоняюсь перед тобой. Представление и повседневная жизнь - это совершенно разные вещи. Признаюсь уж тебе, что я стал немного побаиваться тебя, Г. Но как бы там ни было, ты была просто потрясающа. Куда лучше Мадонны. Потому что, по сути, это ты трахнула меня.
        - Вообще-то это сделала не я.
        - Нет, конечно. Прости. Наташа. Спасибо, Наташа.  - Он нежно поцеловал жену в носик.
        Они пошли дальше.
        Гарриет подумала о том, что Питер был на редкость открытым и великодушным. Что-то с ними обоими случилось. И это стоило того, чтобы продолжать расследование и дальше. Она решила, что должна спросить у него одну вещь:
        - А ты сумеешь пережить это, Питер? Если это станет моим постоянным занятием?
        Они уселись на выжженную солнцем траву в самой высокой части горы. Питер невидящим взором смотрел вниз, на раскинувшийся внизу огромный город. Раздумывая над вопросом жены, он, сам того не замечая, потер свой лоб и запустил пальцы в волосы.
        - Пережить, так ты спросила? Господи, я даже не знаю.  - Над их головами, хлопая на ветру, пролетел огромный оранжевый воздушный змей.  - Да нет, конечно, мой ответ «нет». Я не смогу не ревновать. Мне захочется всех их убить. Боже мой, да об этом и речи нет!  - Голова его опустилась, крупными руками он прикрывал глаза и лицо. Даже рот.  - Все так нелепо. Я, право, не знаю, если уж быть честным до конца.  - Замолчав на мгновение, Питер застонал.  - Я все утро думал об этом. Меня раздирают противоречия. Знаешь, я думал и думал… Просто не знаю, что и сказать.
        Питер вытянулся на спине сбоку от Гарриет. И вдруг, как это уже бывало, Гарриет оказалась тронутой его ранимостью. Она одна на всем свете знала все его слабые стороны, знала, как запутался в неприятностях этот большой человек. Она все еще любила его, несмотря на их прошлое.
        Зажмурив глаза и обращаясь скорее к небу, чем к Гарриет, Питер заговорил, пытаясь поточнее сформулировать ускользавшие от него мысли:
        - Дело в том, что я, кажется, обнаружил в своем характере нечто весьма неприятное. Вообще-то я, пожалуй, всегда подозревал об этом… Но никогда не знал ничего наверняка. Не думай обо мне слишком плохо, Гарриет.
        - Хорошо,  - спокойно промолвила его жена.  - Не тревожься. Мы оба многое узнали о самих себе.
        Питер помолчал, а затем воскликнул:
        - Нет, я так не считаю!
        - Кажется, я могу возразить тебе. Ты как раз так и считаешь, если уж быть честным. Продолжай, я не против. Скажи, что тебе нравится. Все в порядке. Все замечательно. Все-все!  - Так оно и было. Гарриет казалось, что в этот день она сможет вынести что угодно.
        - Это ужасно, я понимаю, но я… я чувствую себя гадким, гнусным, паршивым негодяем из-за того, что моя жена наденет этот маскарадный костюм и отправится… на панель, по сути, отправится… да еще с моего разрешения. Она трахалась всю ночь…
        - Ну, и…  - подбодрила его Гарриет.
        - И ей это очень понравилось! Черт, Гарри, мне была по нраву эта затея. Не то, что я был там с тобой… Хотя это тоже было великолепно. Сама мысль об этом. О том, что ты делаешь это с незнакомцем. Да, конечно, это был я, но ты же, то есть, мы делали вид, что не знаем друг друга. Но сама мысль об этом… да, эта мысль сводит меня с ума.  - Питер помолчал.  - Прости,  - вновь заговорил он.  - Это все так нелепо. Я полон противоречий, я просто разрываюсь на части. Во мне словно два человека борются. Два человека, имеющие совершенно разные мнения. С одной стороны, меня просто душит ревность при одном воспоминании о том, что ты готова отдаться какому-нибудь неизвестному подонку, какой-то скотине, которая будет платить за это деньги. И что еще хуже, возможно, этот тип будет нравиться тебе, и ты будешь это делать с удовольствием. Господи!.. А с другой стороны… Боже мой, даже не знаю, как это произнести вслух: где-то в глубине моей порочной души прячется червь сомнения, и он гложет, гложет меня. Этот другой человек в восторге от того, что нас теперь объединяет общая тайна. Как будто я виновен в самом
прекрасном из смертных грехов… И мне это нравится! Мы с тобой единственные люди во всей Вселенной, которым известно то, что было прошлым вечером. Мы оба способны переступить через общепринятые правила. И делать запрещенные вещи. Я буду единственным мужчиной, поддерживающим тебя, я буду твоим соратником. Кажется, этот гадкий тип во мне допускает мысль о том, что ты… Господи, я не знаю… ты займешься этим делом и будешь ловить в свои сети похотливых, порочных, жутких старых козлов.  - Питер замолчал. Вид у него был весьма угнетенный. Похоже, он был не в состоянии договорить до конца, но все же он спросил: - Ты возмущена этим?
        - Нет,  - ответила Гарриет. Она говорила самым решительным тоном, на какой была способна. Женщина не хотела, чтобы в ее голосе слышалось сомнение. Но что-то в ней перевернулось. И это было новое чувство. Гарриет уже успела все как следует обдумать, а теперь вдруг ее решимость начала потихоньку испаряться. Это было так типично для мужчины - заниматься самобичеванием. Все было понятно: он просто хотел вновь занять главенствующее место в жизни жены. Да уж, умно, ничего не скажешь…
        Питер все еще лежал, закинув руки за голову и закрыв глаза.
        - Это ужасно,  - прошептал он,  - но мне было бы по душе, если бы ты, возвращаясь от этих идиотов, рассказывала мне о том, что вы делали вместе.  - Он бормотал, обращаясь к себе, а не к жене.  - Господи, я просто дрожу, думая о том, что ты будешь делать это за деньги. И ты обо всем расскажешь мне. Я буду все знать. Наверное, я безумен. Мне просто не верится, что я все это говорю. Это невыносимо. Нет, это сначала было невыносимо, а потом… Я бы с радостью перебил их всех, убил бы… Ох, Гарриет!  - с горечью вздохнул Питер. Теперь мне кажется, что все хорошо. Кажется, мне это нравится. Да, нравится, Гарриет Хэллоуэй! И я все же люблю тебя!
        - Я тоже люблю тебя, Питер Хэллоуэй.  - Она просто не знала, что еще можно сказать в такой ситуации. Хоть это было честным признанием. Гарриет было хорошо рядом с мужем. Но она немного смущалась, и даже побаивалась. Впрочем, побаивалась она уже давно - с тех пор, как они разорились. И не без оснований.
        Гарриет подумалось, что они очень близки, когда сидят вот тут, под ними простирается весь Лондон, а на другой стороне Темзы виднеется Хэмпстед-Хит…
        И вдруг выяснилось, что им больше нечего сказать друг другу. Похоже, решила Гарриет, каждый из них вспоминает прошедший вечер и их поведение. Как ни смешно, но у нее было такое чувство, будто они вместе сделали что-то новое и запретное - нюхали кокаин или проглотили по таблеточке ЛСД. И им стало легче, но еще о многом надо было подумать.
        Через некоторое время они встали и замерли на месте, любуясь огромным городом. Голова Гарри, как обычно, упиралась в подбородок ее мужа. Бороздя носом землю, к ним подбежал Старфайер: пес, похоже, решил, что что-то должно произойти.
        Потом, когда они вернулись домой, Гарриет напоила детей чаем. Они с Питером легли в постель, и им было уютно вместе как никогда. Она позволила ему осторожно стянуть с нее джинсы, трусики и осторожно войти в нее. И они застыли, не двигаясь.
        - Я только тебе позволю делать это без презерватива,  - прошептала она ему на ухо.
        - Две разные женщины за двадцать четыре часа. А неплохо, а, Гарриет?  - усмехнулся Питер.
        - Но это же не в первый раз, Питеркинс,  - решилась проговорить она.
        - Гарри!  - укоризненно выдохнул Питер. Правда, они не ссорились, поэтому она просто рассмеялась и поцеловала его в кончик носа. А потом она приникла к его губам жарким поцелуем, и они стали ритмично двигаться в едином танце любви. На этот раз Гарриет тоже достигла вершины наслаждения, что было ей очень по нраву. Когда все было кончено, они задремали, но спать им не давали крики их мальчишек, которые ругались из-за того, что по вине одного из них хлеб в тостере пригорел.
        Итак, я сделал это. Решился все-таки. До сих пор не могу поверить в это. С одной стороны, я чувствую необыкновенное возбуждение, а с другой я напоминаю себе робота, который делает все автоматически, выполняя чьи-то приказания. Г. открыла счет на свое имя. Мы теперь называемся «Т&Т Сервисез». То есть, она занялась официальной частью, а я стал претворять в жизнь план «Как продать свою жену». Были напечатаны крохотные карточки с изящными надписями. Я приобрел мобильный телефон - хорошенькую маленькую «моторолу». Арчи Эйткен, мой одноклассник, живущий сейчас в Штатах, обещал привезти несколько баллончиков со слезоточивым газом. Он сказал, что постоянно возит их для обеспокоенных отцов и мужей. Почему-то он не упомянул обеспокоенных сводников. Да, и я был прав, когда говорил, что Гарриет всю энергию отдаст на приобретение новых шмоток.
        Когда я готовился дать о ней объявление, то, к своему удивлению, понял, что все наконец-то становится реальным. И мне это было ненавистно. Черт возьми, что же это мы делаем? Я купил себе еще небольшую бутылочку виски, с ним жизнь становится как-то легче. Но как же хорошо иметь деньги! Ко мне зашел Тимбо, чтобы поцеловать меня на ночь. Он отхлебнул моего виски, демонстративно сморщил нос, сказал, что на вкус эта вода напоминает перец и что людям ее пить нельзя. Вне всякого сомнения, он прав.
        Выпил почти всю бутылку, раздумывая о сложившейся ситуации. Человек почти всю жизнь тратит на то, чтобы научиться быть ревнивым. Может, это и означает, что пришла зрелость? Он должен обучиться ревности, иначе ему не выжить. Потому что вся жизнь основана на соперничестве. Посмотрите только на меня и ТЛС! Да любой из нас при первой же возможности подложит другому свинью! И все дело во власти, разве не так? Ты теряешь власть и не можешь справиться с ситуацией, и тут же огненный язык ревности опаляет твою душу и начинает подтачивать твой рассудок. Но если ты сам взялся за дело, если дал разрешение, если знаешь, что происходит, если первым был ты, то со всем вполне можно справиться, да еще и с легкостью, что бы ни происходило.
        Вот так обстоят дела. Теоретически.
        Наверное, поэтому я и согласился взять на себя всю организационную часть с этим самым «Т&Т как там их…» И, думаю, если она будет все мне рассказывать и позволит отмывать с себя грязь, и к тому же я по-прежнему буду все контролировать, то я, пожалуй, все это переживу. Во всяком случае, надеюсь, что так и будет. И знаете, временами мне нравится ее задумка. Как ни крути, это какая-никакая, а все-таки работа.
        Не так уж она и безумствовала на Саут-Молтон-стрит. Просто у нее было мало денег. Но все равно, она провела шесть счастливых часов, примеряя на себя всевозможные вещи в целой сотне примерочных. Превратившись в одну ходячую сумку, она умудрилась еще и отдать должное всевозможным травяным чаям, кофе и экстракту морковного сока. Ей до мелочей рассказали все о модной косметике и одежде, посоветовали, какие цвета ей больше идут. Занималась с Гарриет хорошенькая, знающая свое дело молодая женщина, которая не считала, что чаевые оскорбляют ее достоинство.
        Гарриет искала вещи, которые ей придется снимать с себя при мужчинах. Ей понравился чудный пестрый лоскутный пиджачок от Дольче и Габбаны. К пиджачку прилагались жилет и шелковая юбка. Гарриет сразу поняла, что очень хороша в этом костюме. Но стоил он целую тысячу. Дороговато, что и говорить, но все же приемлемо. Однако такую вещь покупать нельзя. Если Гарриет казалась милой и забавной в лоскутном пиджачке, то на Наташе такая одежда смотрелась бы вызывающе. Так что, все еще немного хрипя, Гарриет вернула костюм продавцу. И дала обещание сделать себе подарок, как только в ее распоряжении будет побольше денег.
        Нет, показ мод, который она устроила вечером в спальне для Питера, включал в себя только одну шикарную вещь - темно-синее велюровое платье, очень короткое, с длинными рукавами и высоким воротником, от Ромео Джильи. Еще она купила пару потрясающих босоножек на высоком деревянном каблуке от Маноло Бланик и сногсшибательный свитер от Сони Ракель. У свитера были пышные рукава и такой глубокий вырез, что, казалось, он едва-едва не доходит до пупка. А на жаркие вечера Гарриет приобрела простое платье рубашечного покроя. Она знала, что всем будет казаться, будто под этим платьем на ней ничего нет. Да, и еще она похвасталась мужу хлопковым боди от Джаспера Конрана - за такое можно и умереть.
        Это боди она и надела, когда вечером они отправились в бассейн. Они поехали туда на «БМВ» вместе с Марианной, Сэмом и Пиппой, чтобы посмотреть на Джонти, который участвовал в соревнованиях. Создавалось впечатление, что Гарриет всю жизнь провела в этом райском местечке из красного кирпича. В своей возрастной группе Джонти выиграл все заплывы, выиграл с легкостью. В бассейне стояла какая-то особая, радостная атмосфера, все с наслаждением вдыхали в себя пары хлорки, поднимающиеся от воды. Питер отошел на секундочку за угол, но успел вернуться к тому моменту, когда Гэри Хоуп сказал, что Джонти - очень перспективный мальчик. Мордочка ребенка светилась от удовольствия, которое он все же поспешил скрыть в пакете с хрустящими чипсами, которые Питер только что купил ему. Господи, как же хорошо иметь деньги и тратить их при необходимости. Гарриет тоже считала, что тратить деньги - замечательно. И ей хотелось, чтобы этих денег было побольше. Да, она любила деньги. Разве это так уж страшно? Если так, то она, наверное, очень испорченная особа.
        Но Господи, она так любила покупать вещи! Словно ее заколдовали, превратив в жадного покупателя. Это было как наркотик. Это было божественно - иметь деньги, поигрывать ими, а потом отдавать их в руки хорошенькой девушке за прилавком. И Гарриет нуждалась в том, чтобы ласкать в ладонях пластиковую карточку. Она на все готова была пойти, лишь бы вернуть себе возможность общения с банком. И ей было наплевать на то, что она займется непристойным делом. Забавно, но все это пришло в голову ей - девушке из такой скромной, строгой семьи. Она и ее брат… Неужели у них до такой степени отсутствовало чувство защищенности, что они готовы были так опуститься? Не месть ли это за святую простоту их мамочки и папочки? Впрочем, возможно, они просто попали в сверкающий водоворот большого города, который поглотил их. Гарриет молила Господа о том, чтобы не опуститься и не исчезнуть, как ее брат Джулиан. Бедняга…
        Соревнования завершились, а она стояла, глядя на опустевший бассейн и слушая, как кричат и веселятся вокруг дети. Питер болтал с Тимоти, который давно должен был быть в постели. Уж сколько раз задавала она себе вопрос, что Питер на самом деле думает обо всем этом. Этим вечером она вдруг впервые подумала о том, что она, Гарриет, ни разу не спросила себя, какими будут ее отношения с Питером. Какое место он займет в ее сценарии? В прошлую субботу она просто использовала его. А он оказался счастлив оттого, что его хоть кто-то использует. Сейчас ей стало казаться, что их отношения уже никогда не буду прежними. Впрочем, в течение последних десяти лет он беспардонно использовал ее. Так что нечего переживать.
        Пошли дни моей жизни сутенера. Вообще-то, честно говоря, рассказывать мне особенно не о чем. Может, и слава Богу? Не слишком-то многие кинулись звонить нам по объявлению в «Вотс он». Нам принесли карточки Гарриет - вид у них был до того затрапезный, что их можно было принять за чеки из магазина.
        Еще нам надо было найти какое-то помещение для моей Гарриет. Саймон Бейнз, сын местного флориста,  - отличный архитектор, который временами подрабатывает, создавая проекты новых домов. К примеру, он работал над кухней Марианны. До прошлого года его маленькая контора располагалась в доме на Флиткрофт-Мьюз - в стороне от Чаринг-Кросс-Роуд. А весь дом принадлежит некоему Джорджу Липкомбу. Это целый лабиринт, в котором угнездились десятки офисов. Мы сняли там самую маленькую, сырую комнатенку в подвале. Мне пришлось объяснить, что компания «Т&Т сервисез» занимается своеобразным бизнесом, поэтому работает в непривычные часы. Кажется, Джорджа мое объяснение устроило. Я привез туда вешалки для одежды, туалетный столик, раскладушку и сумку со спальным мешком. Контракт с Джорджем мы подписали на месяц, так что в случае необходимости сможем быстренько уехать из его дома.
        «Моторола» в подвалах не работает, поэтому мне пришлось протянуть туда телефонный провод. Телефон там необходим для того, чтобы создать хоть какую-то иллюзию бизнеса; впрочем, думаю, Джордж и так догадается, чем это Гарри занимается в неурочные часы. Правда, после того как мы договорились с ним о ренте, у меня сложилось впечатление, что его не слишком волнует, как его жильцы проводят время. К тому же в этой комнатенке Гарриет будет только одеваться и спать.
        Итак, с организацией дела покончено. Меня чуть подташнивает, я боюсь и в то же время сгораю от любопытства. Мне не верится, что вложенные деньги вернутся. Вложенные Гарри деньги.
        Но ничего не произошло. Почти ничего. Г. сказала, что был лишь один звонок, когда она бегала по парку,  - кто-то (ведь это мог быть потенциальный клиент) ошибся номером. Пару раз кто-то звонил и дышал в трубку - значит, читают все-таки люди «Вотс он»! Мы оба напряжены до предела, избегаем смотреть друг другу в глаза и едва сдерживаемся, чтобы не кричать на детей чаще, чем обычно. И на собаку. Впрочем, на собаку у нас всегда кто-нибудь кричит. Такой вот у нас дом.
        В результате вчера я не выдержал. Торговля мясом, вот как это называется. Я сделал это, даже не подумав о том, что делаю. Просто сделал, и все. Сел и сделал. Не позволив себе даже задуматься о содеянном. Я удивлен. Да, это я разослал эти ужасные письма. Ее визитки с анонимными записочками были посланы двадцати адресатам в Европе, Лондоне и английских графствах. Л в записочках я, как мог, расписал прелести мисс Ивановой, которая может «устроить вам незабываемый вечер». До сих пор не могу поверить в то, что я сделал это. Будто все это происходит не со мной. Подумать только, я устроил настоящую рекламную кампанию, в которой беспардонно расхваливаю сексуальные способности собственной жены! И как я себя при этом чувствую? Да никак! Сделал то, что захотел, ни о чем не думая. Вообще-то я нахожусь в состоянии депрессии. И вместе с тем я необычайно возбужден. Сижу и не знаю, что будет дальше. И еще я напуган. Г. я продолжаю говорить, что ничего так и не произойдет. Не выйдет же Гарриет на улицу, как дешевая проститутка! Так какого же черта я лезу со своими записками? Ну что я за человек! Беспринципный,
низкий, слабый! А ведь это неплохой выход! Если человек сам признается в своей беспринципности, низости и слабости, то может спокойненько жить дальше со всеми этими недостатками. А некоторые обманывают сами себя, чтобы вызвать жалость окружающих, разве не так? И тогда уж вам приходится уличать их в недостатках, и вам становится плохо от этого.
        Мне пришло в голову, что я не помню, когда принял решение сделать это. Кажется, я как-то пошутил, что такое возможно, а потом вроде как-то это уже стало свершившимся фактом. Просто я запамятовал, когда у меня в голове щелкнуло и я решил, что надо браться за дело. Скорее всего, это Г. приняла решение, а я просто был исполнителем ее воли. Кажется, я стал полным моральным банкротом. А может, не только я, а мы оба. Во всяком случае, мы оба опять стали финансовыми банкротами - теперь, когда провернули всю эту огромную работу.
        Хотя… Все довольно просто - мы много лет благоденствовали, а потом не вынесли и нескольких месяцев голода. А ведь некоторые люди удерживаются на плаву и в худших передрягах. Но почему же не мы? Неужто мы так привыкли к сытой жизни? Мы же просто в ужасе при одной мысли о том, что станем бедняками. А бедные люди, между прочим, гораздо лучше богатых. И у них гораздо больше жизненного опыта.
        Я сказал, что пойду с нею на станцию. У нее был решительный вид - бледное лицо не выдавало ее мыслей, губы упрямо сжаты. Точно такое же выражение бывает у Джонти, когда он подходит к бассейну, чтобы участвовать в очередном заплыве. Гарриет настояла на том, чтобы самой нести на плече свои вещи - она просто напичкана всевозможными предрассудками. У меня было такое чувство, будто она пошла сдавать экзамен, к которому мы готовились вместе. Вообще-то я человек говорливый, но тут мне и в голову не приходило, что сказать. Ничего! Будь ситуация иной, я бы наверняка нашел слова ободрить ее, а тут… Представьте себе - муж благословляет жену на то, чтобы она повыгоднее продала свое тело. Я чувствовал себя полным идиотом. А вокруг нас жизнь шла своим чередом. И только вы знаете мой ужасный секрет. Вдруг начинаешь осознавать, что мир вокруг тебя чертовски невинен, простодушен и беззаботен. Такой вечер досточтимый доктор Элесдер Макджи назвал бы «таким ласковым и нежным». Удивительный, струящийся английский воздух… Люди играют в теннис, идут с работы, обнимают своих невест и едят итальянское мороженое. Над
влажными прилавками, где еще недавно торговали рыбой, кружат мухи, дети носятся взад-вперед на своих скейт-бордах, рискуя разбиться или снести прилавок цветочницы. Все как обычно, все буднично, но в этой банальности и заключается сила.
        Мы зашли в здание вокзала на Блэкхит-стейшн и стали читать инструкцию по пользованию автоматом для продажи билетов с таким видом, словно наша жизнь зависела от этих билетов. Можно ли пользоваться одним билетом два дня? Инструкция была составлена до того глупо, что я просто впал в ярость. Так можно ли пользоваться билетом в течение двадцати четырех часов или после полуночи он станет недействительным? Трясясь от злобы, я забросил в щель монеты, а автомат, не дрогнув выплюнул билет.
        Мы вышли на платформу, по которой в ожидании поезда ходили люди. Они направлялись в город на работу - кто-то был билетером, кто-то пожарным, официантом, барменом. Стайка пятиклассниц спешила на вечерний сеанс в кинотеатр, куда их пригласили первые поклонники… Респектабельные мужчины стремились в свои клубы, где они смогут поболтать с друзьями и поломать голову над кроссвордами в «Таймс»… А я стоял, нервно обнимая ее за плечи, словно хотел защитить от жестокого мира. Ха! Но разве это так? Я был виновен - это я позволил ей пойти на такой риск. Если бы мне пришлось публично покаяться в содеянном, никто бы в жизни не поверил, что я мог сделать такое. Только последний подонок способен продавать собственную жену! И вдруг я заметил, что она плачет - беззвучно, но плачет. Слезы просто градом катились из ее глаз.
        - Гарри, послушай, это безумие,  - промолвил я.  - Хорошо, хорошо. Все это чепуха. Пойдем, ты вовсе не должна делать этого.
        Гарриет молчала, не сводя глаз с железной дороги в ожидании поезда.
        - Ну ладно,  - продолжал я,  - пойдем. Пойдем домой, и давай забудем обо всем. Это е-рун-да. Надо вернуться домой. Игра окончена.
        И тут она разрыдалась в голос, а я обнял ее и огромную сумку, висевшую у нее на плече. Она просто захлебывалась рыданиями, а потом яростно закивала головой. Люди, стоявшие на платформе, смотрели на нас с тем выражением, с каким умеют смотреть только лондонцы - они явно были смущены, и им было интересно, в чем дело, но виду они не подавали. Я еще раз крепко обнял ее и повел прочь, сжимая в своей руке ее влажную руку. Мы поднялись вверх по ступенькам и вышли на главную улицу, на воздух, на свободу! Все было кончено. Гарриет едва передвигала ноги и с трудом поднималась по лестнице. Казалось, она больна или искалечена.
        И я тут же начал думать о том, как мы правильно поступили. Все это было чертовски глупо и нелепо! Не понимаю даже, как мы могли докатиться до такого! Будто мы жили в фантастическом мире, ничего не зная о реальной жизни. Я испытывал невероятное облегчение, но, признаться, был немного удивлен. Четыре недели я мучился, не зная, какое принять решение, и вдруг все было кончено. Ничего не будет.
        Тут мы услышали грохот приближающегося поезда. Словно огнедышащий дракон вынырнул он из туннеля и скользнул к платформе у нас под ногами. Двери с шумом открылись.
        Вдруг, вырвав у меня свою руку, Гарриет бросилась вниз, перепрыгивая разом через две ступеньки.
        - Нет, Гарриет, нет!  - закричал я. А может, я закричал и не это, а что-то другое, столь же банальное.
        Потом я бросился вслед за ней. Я бежал и что-то выкрикивал. Я видел, как Г. в последний миг успела запрыгнуть в вагон. Поезд почти тут же тронулся. Бежать дальше не имело смысла. Гарриет настояла на своем, и я был не в силах остановить ее. В оцепенении я смотрел на удаляющийся поезд. Какой-то пожилой джентльмен, оставшийся на платформе, сообщил мне, что поезд ушел раньше, чем написано в расписании.
        Я подумал о том, что надо бы сесть на следующую электричку, которая прибывала через двадцать минут. Я мог бы разыскать ее в доме на Флиткрофт-Мьюз, поговорить с нею и привезти домой. Но мальчики были дома одни, а телефона Марианны у меня не было, как, собственно, не было и денег на билет. К тому же, если ей вздумается вернуться домой, она и без меня это сделает. Л потом я подумал; «Что за нелепые оправдания!» И еще мне пришло в голову, что она просто пообедает с этим парнем, и все. А нам до отчаяния нужны деньги.
        Не очень-то я хороший человек.
        Усевшись перед большим зеркалом в комнатенке на Флиткрофт-Мьюз, Гарриет минут десять красила глаза. Хорошо подведенные глаза и искусно наложенная на ресницы тушь сумеют много рассказать о ней. Ну и, конечно, ее потрясающие серьги. Хоть она и умылась ледяной водой, глаза ее после долгого плача все еще были красными и припухшими. Что ж, иногда женщина и с маленькими глазками выглядит неплохо. Когда у нее нормальный вид, ее глаза бывают слишком выразительными, а это ей как раз ни к чему.
        Она едва успела успокоиться, пока поезд полз к станции. Вытащив из сумки утреннюю газету, Гарриет прикрыла ею лицо. Почти весь номер был посвящен описанию ужасного дорожного происшествия; прошлым вечером микроавтобус, путь которого лежал мимо Кентерберри, вез целую команду пловцов. Трое мальчиков погибли. Гарри подумала: ей-то, черт возьми, на что жаловаться? По сравнению с этим ее неприятности - просто пустяк. Бедные-бедные детишки. Их родители, друзья… Она представила своих хорошеньких, здоровых сынишек, которые сидят сейчас в своих уютных постельках. Можно не сомневаться, что их папаша как раз в этот момент читает им сказку на ночь.
        И она… Сидит себе, а вечер чудесный - эти бедняги никогда не узнают, какой сегодня вечер… На ней ее лучшая одежда… Подумаешь - зарабатывать на жизнь! Ей-то еще везет. Она - удачливая попрошайка. Оцепенелая, уставшая, осторожная, удачливая попрошайка, которой так хочется все бросить.
        Обреченная женщина приготовила себе кофе. Накрасив лицо, Гарриет сняла футболку и джинсы, бережно повесила одежду на металлические «плечики» и задвинула сумку под раскладушку. Дрожащим пальцам было так приятно согреваться о горячую кружку. Она размышляла о том, через какую грязь ей придется пройти, прежде чем она снова наденет на себя свои джинсы. Стоит ли говорить, что она дала себе вдвое больше времени, чем надо для того, чтобы ко всему подготовиться?
        Ей стало очень одиноко. Гарриет хотела было позвонить Питеру, но подумала, что, услышав его голос, она вновь потеряет решимость. Он скажет, чтобы она ехала домой, и она так и сделает. Испугается и струсит. Л потом никогда в жизни не простит себе этого.
        Кроме ее комнатки, в доме номер двенадцать на Флиткрофт-Мьюз был целый лабиринт маленьких контор, которые уже опустели. Архитекторы, чертежники, театральные агенты - словом, все, чьи конторы находились в этом доме, отправились домой, а может, веселились в пабах или ресторанах. Лишь ей надо было начинать свое дело в этот вечерний час. Она одна оставалась в этом подвальчике с побеленными стенами. Она да паренек-уборщик. Гарриет слышала, как он ходил по комнатам, собирая стаканчики из-под кофе, вытирая столы и вытряхивая мусорные корзины. Маленький приемничек Гарриет монотонно рассказывал о новостях, развлекал ее музыкой и заботливо сообщал об уличных пробках. Радио помогало ей заглушить гнетущую пустоту опустевшего здания.
        Все происходящее казалось ей бредовым сном наркомана, у нее было ощущение, будто она собирается ступить на поверхность Луны. Правда, руки Гарриет перестали дрожать, и она уже накрасила губы, но желудок ее все еще предательски подводило. И, возможно, лишь единственный раз, а может, в первый раз из множества она аккуратно сняла с пальца обручальное кольцо и спрятала его в кошелек.
        Мужской голос по телефону был грубоватым, но выдавал в нем уроженца севера, что было ей в общем-то по нраву. Он называл ее «дорогая» таким тоном, каким обычно говорят жители Манчестера. Все будет хорошо. Она может всего лишь составить ему компанию за ужином, поболтать с ним, сообщить ему, что он - потрясающий мужчина, и уйти. Ей не нужно делать ничего больше, если она не захочет. Она и не будет. Решено.
        Когда они выходили из дома с Питером, он - в который уже раз - напомнил ей, чтобы она не делала ничего такого, что ей не нравится. Когда она убегала от него на электричку, он кричал ей вслед, что она дура. В этом не было ничего удивительного, но он поступил жестоко. Ведь он-то не собирался быть рядом и подсказывать ей, как себя вести. И ему никогда в жизни не приходилось бывать в таких ситуациях. Даже когда она рожала, он, конечно, все организовал, но не больше.
        Забавно, но сейчас она чувствовала себя ближе к Питеру, хотя ответственность за то, что должно произойти, Гарриет полностью брала на себя. Они не были так близки даже в то время, когда родился Тимми. И сближало их знание того, что ей придется спать с другими мужчинами. Оба знали, что Гарриет ступает на скользкий, опасный путь, и Питер просто с ума сходил оттого, что не сможет быть рядом. Да, возможно, ему даже хуже: это он будет сидеть дома, не зная, чем себя занять. Впрочем, не исключено, что дело обстоит совсем иначе.
        Она была почти готова. Гарриет надела длинное розовое платье из бархата, которое на удивление ладно сидело на ее фигурке. Носить такую вещь - настоящее удовольствие. И еще у нее была подходящая к платью шаль. Очень красиво.
        Позвонив в фирму «Тэкси-Э-Гоу-Гоу», она вызвала такси и бросила на себя последний взгляд в зеркало. Много лет она не могла носить розовый цвет, а теперь платье облегало ее стройные бедра, как перчатка. Гарриет была довольна: на ней было мало нижнего белья, и полоски от него не просвечивали на бархате. Ей стало чуть лучше. Интересно, если она наткнется на кого-то знакомого, узнают ли ее? Впрочем, если и узнают, то не поймут, чем она занимается. А скорее всего, они не признают в этой особе свою знакомую Гарриет добропорядочную мамашу и жену. Ее же всегда и везде видели только с Питером. Как бы там ни было, не придет же никому в голову, что она занялась «древнейшей» профессией, лишь потому, что вышла из дома без сопровождения мужа!
        Правда, потом ей подумалось, что куда древнее профессия акушерки. Или знахаря.
        Итак, Гарриет была готова. И дважды громко произнесла, обращаясь к своему отражению в зеркале:
        - Привет, как поживаете? Я Наташа, а вы, должно быть, мистер Канлифф?
        Проверив в сотый раз содержимое сумочки, Гарриет перекрестилась, постучала по дереву, вышла из своего убежища и заперла за собой дверь.
        Увидев ее, паренек, приводивший в порядок кухню под лестницей, восхищенно присвистнул и спросил:
        - Идете в город?
        Гарриет рассмеялась - смехом Наташи. Она в первый раз сделала это при постороннем человеке. Звук собственного голоса немного успокоил ее. Этот вечер открывал сезон. Она могла сделать это!
        Таксист оказался огромным негром с усами, в большой плоской кепке. Наташиным голосом Гарриет спросила, как его зовут. Он удивился, но тогда она напомнила ему, что у мисс Ивановой есть счет в его фирме. Пробираясь сквозь затор, образовавшийся перед театром на Шефтсбери-Эвенью, водитель сообщил, что его имя Мелвин. Ему хотелось поболтать о грядущем карнавале. У Гарриет не было желания разговаривать.
        Современное здание отеля «Квоглино» больше всего походило на ангар. Молодые мужчины и женщины в черных костюмах, приветливо улыбаясь, указали Гарриет на бар, нависающий над рестораном, как гигантское гнездо. Ей подумалось, что не стоило надевать такого платья, впрочем, было еще только начало вечера, а это рановато для дам в вечерних туалетах. Хорошо хоть официанты и официантки были разодеты в пух и прах. В воздухе стоял гул голосов ~ здесь были какие-то типы с женщинами, седовласые подтянутые американцы, которые только и говорили, что о своих замечательных, выдающихся внуках. Негр, игравший на огромном белом рояле, исполнял «Лунную реку».
        В баре тоже было много народу. И перед двумя мужчинами на столе лежала «Файнэншл Таймс». Этого для Гарриет было достаточно.
        Одну газету читал привлекательный молодой человек. Сердце Гарриет подпрыгнуло - уж больно красив был этот юноша. Любая женщина захотела бы лечь с таким.
        А потом взгляд Гарриет упал на другую газету. Явно не прочитанная, она лежала свернутой в трубочку перед другим мужчиной. Казалось, этот розовый сверток служит ему талисманом. Мужчина, ухмыляясь, смотрел на Гарриет. Она широко улыбнулась и направилась прямо к его столику. Когда он встал, чтобы пожать ей руку, сердце женщины подпрыгнуло у нее в груди. Перед нею стоял коротенький, толстый и мордастый мужичок, которому, пожалуй, уже перевалило за пятьдесят. У темных глазок этого типа было странноватое выражение, а на лацканах черного пиджака засохли ошметки пищи. Усевшись за столик, Гарриет взяла в руки стакан с минеральной водой и завела беседу. Перед нею стояла невеселая перспектива. Он напоминал ей жабу - огромную толстую жабу с налитыми кровью глазами. Когда он говорил, с его мясистых губ то и дело срывались брызги слюны. У него был северный выговор, а звали его Грэхем.
        Грэхем торопливо опорожнил свой бокал с виски, а затем они спустились по роскошной лестнице в ресторан. Гарриет была чуть не на голову выше его. Придерживая ее за локоть, Грэхем повел Гарриет к столику; посетители ресторана недоуменно оборачивались на странную парочку. Интересно, спросила себя женщина, не превратится ли он в прекрасного принца, если она поцелует его? При одной мысли об этом Гарриет затошнило. Они уселись, и она сразу же подметила, каким удовольствием засияла его физиономия - от его внимания не укрылось, что мужчины провожали похотливыми взглядами его спутницу. Может, с нее уже довольно?
        Она будет целых три часа разговаривать с ним и восторгаться его умом, внешностью и поведением, а затем пойдет домой. Ей даже подумать страшно, что можно пойти на что-то большее.
        Впрочем, похоже, ни на что большее он и не рассчитывал. В этом Грэхеме не было ничего такого, что выдавало бы его похотливые мысли. Что и говорить, на вид он весьма непривлекательный, но у него приятная улыбка и говорит он дружеским тоном. Жена его умерла (разумеется). Живет он в Смити-Бридже, это недалеко от Рочдейла, держит типографию, где изготавливают упаковку для продуктов питания и «тому подобное». Дважды в год он приезжает в Лондон на какое-то шоу в «Олимпии» - можно не сомневаться, что оно касается этих его упаковок.
        С Гарриет у него не было ничего общего. Они смотрели разные телепрограммы, читали разные журналы, интересовались разными видами спорта и культуры. Гарриет пришло в голову, что если бы она увлекалась политикой, то уж во всяком случае не той, которая бы привлекла ее спутника. Эти люди были настолько разными, что вполне могли бы считаться представителями разных галактик. Гарриет возблагодарила Бога за то, что так тщательно приготовилась к работе. Собственно, она сидела за спиной у Наташи и слушала, как та хрипловатым таинственным голосом болтает с Грэхемом Канлиффом и развлекает его.
        Чувствуя, что неплохо справляется со своей ролью, Гарриет позволила себе большой бокал вина. Это было против ею же придуманных правил, но вино немного ободрит ее, и к тому же она ведь вернется на ночь в дом на Флиткрофт-Мьюз, не так ли? Она уйдет от него до наступления полуночи. Этакая маленькая Золушка. Впрочем, надо радоваться тому, что ей так много удалось сделать. Причем сделана работа была неплохо.
        Когда дело дошло до десерта, Гарриет принялась яростно спорить сама с собой. Что и говорить, этот тип был просто омерзителен, но ведь ей с самого начала было известно, что дело придется иметь со всякими мужчинами. Кстати, мир полон этих самых омерзительных типов, которые пребывают в уверенности, что сумеют купить себе дорогую игрушку. Она целых два месяца готовилась к этому! Наташа была готова справиться с чем угодно, и вот теперь это «что угодно» всплыло на поверхность. Так неужто она струсит и убежит? В этом была ее работа, и она не собиралась прятаться, едва учуяв неприятный запах изо рта! Да он, похоже, довольно добрый пожилой мужчина! И все время смеется над ее шутками. Правда, Грэхем то и дело искоса поглядывал на ее грудь, но ведь, честно говоря, ее профессия предполагает, что мужчины будут не только смотреть на ее бюст, но и трогать его. Впрочем, он не сделал ни одного непристойного намека. Он был вежлив и внимательно выслушивал все, что она ему рассказывала. И довольно забавно рассказывал о жизни его провинциального городка, о его работе и тому подобных вещах. И что самое главное - он
платил деньги. Именно его деньги, заработанные Наташей, должны были пойти на спасение семьи Хэллоуэй. Страх боролся в Гарриет с жадностью.
        Извинившись, она направилась в дамскую комнату и внимательно посмотрела на свое отражение в зеркале. Неужели все построенные ею замки - из песка? Неужели вся ее затея, по выражению Питера, просто идиотская, пустая выдумка? Неужели Питер был прав, назвав ее дурой? Неужто она не сумеет перешагнуть эту черту? А что она скажет Питеру за завтраком? «Прости, Питер, но он был коротеньким, противным и носил нейлоновую сорочку»? Гарриет так и представляла себе, что Питер будет добр к ней, все поймет, но на лице его будет выражение, которое она называла «я-же-тебе-говорил». Это будет означать, что он куда лучше ее. Всегда. Она должна быть смелее. Наташа может сделать это. Должна сделать. Она и не думала, что ей будет легко. Вообще-то именно поэтому не все люди делают это.
        Взяв себя в руки, она заставила Наташу вернуться за столик. «Вперед!» - приказала она себе. Покачивая бедрами и спокойно улыбаясь, она прошла мимо столиков.
        Грэхем заказал себе бренди. «Хочешь выпить, крошка?» Отказавшись от выпивки, Гарриет села рядом с ним и положила руку на спинку его стула. Сквозь пиджак она чувствовала исходящее от него тепло. Про себя женщина повторяла, что надо быть смелой. Грэхем, запинаясь, отвесил ей несколько неуклюжих комплиментов. Он явно немного нервничал. Гарриет догадалась, что он хочет что-то сказать, но пока не решается. Он сообщил ей, что его мать (давно умершая, упокой Господь ее душу) похоронена в прекрасном месте, у нее такая могилка, там всегда так тихо… «Господи,  - подумала Гарриет,  - этот тип хотел бы трахнуть свою мать». Грэхем тем временем продолжал гнуть свое: его мать была знахаркой, обладала даром ясновидения или чем-то вроде этого. А как Наташа относится к этому?
        - Не знаю даже, Грэхем. Да, временами мне кажется, что я умею читать мысли. Впрочем, о человеке многое можно сказать, если хорошо знаешь его.  - Она говорила с русским акцентом.  - Ну-у-у… Если хотите, могу попробовать прочесть ваши мысли.
        Грэхем, похоже, так перепугался, что Наташа встревожилась.
        - Интересно, получится ли у меня…  - Замявшись на мгновение, она ухватила пальцами толстую мочку его уха и прошептала ему; - Вот, к примеру, права ли я, думая, что, хоть мы и провели неплохо время за обедом и мне было очень интересно разговаривать тут с тобою, ты бы предпочел пойти со мной в свой номер в отеле?
        По его выражению лица видно было, что он перестал паниковать и испытал огромное облегчение. Он тут же заявил, что она - именно такая девушка, о которой он всегда мечтал. Так и есть - она изо всех сил старалась быть именно такой особой. А он за нее заплатил. Грэхем тут же потребовал счет, не забыв, однако, опрокинуть себе в глотку оставшееся в бокале вино. Наташа сообщила ему свои условия. Он не колебался ни мгновения. У Гарриет было такое чувство, словно она нырнула в ледяную воду, но говорила она совершенно спокойно. Да, у него есть наличные, да, он отдаст ей деньги в такси. Гарриет ощутила прилив сил и решила, что с легкостью справится со своей задачей. Боже правый, как ей захотелось поскорее заполучить эти деньги! Как только она зажмет их в кулаке, все встанет на свои места, все будет казаться честным и справедливым, все будет о’кей.
        Такси им заказал официант. Грэхем хотел было трахнуть ее прямо в машине, но Гарриет услышала, как Наташа уговаривает его подождать до отеля. Причем акцент у нее стал сильнее. Несмотря на ее уговоры, он по сути, оседлал ее и водил своими липкими руками по ее телу. Конечно же, от него пахло табаком, грязной одеждой и холостяцкой жизнью. Гарриет вдруг вспомнила, как давным-давно после танцев некий молодой человек, которого она знала минут десять, затащил ее в темный угол и попытался, кроме всего прочего, не расстегивая, стащить с нее бюстгальтер. Тогда у нее все получилось. Получится и сейчас. В конце концов, всему есть предел. Даже сорок дистанций в бассейне кончаются через каких-то полчаса.
        Он привез ее в отель «Корнуоллис» на Пиккадилли. Это был огромный отель. В гигантском фойе торговали газетами, почтовыми открытками и всевозможной парфюмерией. Для шикарного места здесь, впрочем, все было довольно вульгарным. Закутавшись поплотнее в шаль, Гарриет подождала, пока он расплатится с таксистом. А потом они вошли в отель сквозь крутящиеся двери и побрели по бесконечному фойе.
        Новобрачные, все эти восторженные американцы, без сомнения, всегда входили в отель, держась за руки. Или хотя бы сунув в ладонь своего спутника палец. А вот шлюхи со своими клиентами, устало подумалось Гарриет, никогда не пойдут за руку. Они передвигаются по отелю, держась на расстоянии, как коллеги. Они вежливо разговаривают, называя друг друга по имени, словно идут в номер на какую-нибудь деловую встречу.
        Широкие, длинные коридоры отеля «корнуоллис» были отделаны темным деревом, пол выстлан красными коврами. И кругом - тысячи дверей. Номер Грэхема Канлиффа находился на пятом этаже. Они молча вошли в лифт и, не сказав ни слова, поднялись наверх. Странной они были парочкой: она - высокая и стильная, он - гораздо старше ее, коротенький и толстый.
        В комнате было две кровати; на одной стоял раскрытый чемодан, набитый рубашками и свернутыми в шарики носками. Отвратительная комнатенка в коричневобежевых тонах, над телевизором висит неописуемая картинка с изображением каких-то бледных розочек. Длинные, как в театре, портьеры были почти закрыты, в воздухе застыли клубы табачного дыма. Заперев дверь, Грэхем направился в ванную комнату. Сердце Гарри упало - она заметила, что ключ он взял с собой. Вскоре она услыхала, как он мочится.
        Гарриет зажгла люстру и прикроватную лампу. Потом открыла окно. Затем она огляделась вокруг, раздумывая, куда лучше положить одежду и, самое главное, сумку с деньгами. Она уже было решила, что, пожалуй, разденется сразу и ляжет в постель, чтобы не возникало лишних проблем, когда он слил в унитазе воду и вернулся в комнату.
        Грэхем успел снять пиджак. Гарриет вдруг показалось, что что-то в нем изменилось. Он стал держаться более развязно, даже властно. И тут ей впервые пришло в голову, что все может не так уж и хорошо кончиться и она может пострадать. Гарриет шагнула к нему, но Грэхем остановил ее:
        - Нет, стой у двери.  - Он зажег сигарету и оценивающе оглядел ее фигуру.  - Дай-ка разглядеть тебя получше, детка. Раз уж у меня появилась такая возможность. Что ж… ничего. Мне повезло сегодня. Он закашлялся.  - Ну ладно, хорошо. Хорошо,  - повторил он. И стал молча смотреть на Гарриет. Сверху вниз и снизу вверх.
        Гарриет стало не по себе - не нравилась ей его улыбка. Она-то себе все представляла иначе.
        - Ну что ж, дорогая, я насмотрелся на тебя. Одетую. А теперь раздевайся, а я буду любоваться.  - Он уселся на стул у окна в противоположном конце комнаты.  - Довольно мило, детка. Мне нравится.
        В комнате было светло, но Гарриет едва не тряслась от страха. Итак, настало время показывать стриптиз. Господи! Справится ли она?
        - Нет-нет, погоди, не начинай пока. Послушай меня. Послушай меня, детка.  - Он говорил резким тоном.  - Стало быть, я сказал, что хочу, чтобы ты разделась. Для меня. А потом…  - Он опять закашлялся, а затем затянулся своей сигаретой,  - а потом ты поползешь ко мне на животе, детка. Ты будешь ползти очень медленно, и все время, детка, что ты будешь ползти,  - он облизнул губы,  - ты будешь умолять меня, чтобы я взял тебя. Будешь стонать и молить меня.
        Наташа оцепенела. Это было отвратительно, на такой поворот событий она не рассчитывала. Это не секс, это просто полная деградация, разложение. Она посмотрела на Грэхема невидящим взором. Итак, он хотел, чтобы она унижалась перед ним, но она не могла сделать этого, не могла вступить в эту порочную игру. Во всяком случае, не в первый раз. Ей надо было набраться сил, она должна была уважать себя. Нет, она не согласится. Ей придется уйти.
        - Я не сделаю этого,  - просто заявила она.
        - Нет, сделаешь, детка.
        - Давай просто ляжем в постель. Тебе понравится. Я сумею завести тебя, тебе будет хорошо. Она едва могла говорить.
        - Делай то, что я велю!  - заорал Грэхем.  - Делай, черт побери! Я заплатил тебе!
        - Извини, но я не готова к унижениям, Грэхем. Я пришла сюда, чтобы трахаться с тобой, да. Я готова к игре. Но к игре хорошей. Я сумею развлечь тебя, как никто другой. Однако тебе будет нравиться только в том ‘случае, если я буду чувствовать себя нормально. Я хочу, чтобы мы по-дружески относились друг к другу. Но на большее я не способна. Я не подхожу для твоих развлечений.
        - Нет, черт возьми, ты сделаешь то, что я хочу, сука! То, чего я хочу!
        - Прости. Она была так вежлива, так сдержанна! Не стоило ей со всем этим связываться.
        - Ах ты, сучка! Сучка! Дьявольщина! Сделай это, сучка!  - Его лицо побагровело, глаза еще больше налились кровью.  - Я заплатил тебе, сука!  - вопил он.  - Я этого хочу!
        - Лучше возьми назад свои деньги.  - Гарриет вся просто взмокла.
        Грэхем встал со стула. Неужели он хочет ударить ее? Похоже, что так.
        - Сделай это, тварь! Сделай! Я заплатил тебе!  - Его рука опустилась на ее щеку. Сотрясение было таким сильным, что одна серьга вылетела у Гарриет из уха. На мгновение они застыли на месте, не сводя глаз друг с друга. Она хотела было оттолкнуть его, но это было равносильно мольбе о смерти.
        Но что-то надо было делать! Она должна была достать из ванной ключ.
        - Отвали от меня, животное!  - крикнула она.  - Я ухожу отсюда.  - Что еще она могла сказать?
        Гарриет попыталась прорваться к ванной. Ей это удалось, но, заглянув туда, она вздрогнула: ключа нигде не было видно. Неужели он положил его в карман? И тут же она увидела ключ на краю ванны. Женщина схватила ключ с огромным металлическим шаром, но тут заметила, что он пытается закрыть за нею дверь. Он хочет поймать ее в ловушку! С невесть откуда взявшейся нечеловеческой силой Гарриет открыла дверь и выскочила из ванной. Она бросилась к входной двери. Но Грэхем успел схватить ее и бросить на пол, как куль. Гарриет принялась вырываться. Она извивалась, пытаясь освободиться, молотя кулаками ему по голове. Лиф платья порвался. И вдруг она заметила, что, вцепившись мертвой хваткой в ее талию и уткнувшись лицом ей живот, этот человек рыдает! Она перестала бить его. Он продолжал плакать и говорил невероятные вещи. Гарриет слушала его. Хлюпая носом, этот человек повторял, что он просит у нее прощения и что ему очень стыдно.
        - Да уж, тебе должно быть стыдно.  - К ее удивлению, она услыхала голос Наташи.  - Черт возьми, ты скотина, ты ударил меня! Я ухожу. Пусти меня.
        - Нет, прошу тебя, мне очень жаль.  - Он отпустил ее, но они все еще лежали на полу. Волосы Гарриет растрепались, щека горела.  - Останься,  - молил он.  - Прошу тебя, останься. Ты должна остаться, ведь я дал тебе много денег.
        - Я сполна рассчиталась с вами за ваши деньги, мистер. Вы ударили меня. Больше ничего в счет не идет.  - Она с трудом поднялась - узкая юбка мешала движениям. Она уйдет, взяв сумку и оставив здесь серьгу.
        Грэхем проворно вскочил на ноги и опять набросился на нее. У него не выходило из головы, что она должна дать ему все, чего он хочет, потому что он заплатил ей. Гарриет уже почти выпрямилась, когда он прижал ее к стене. И попытался прижать свой гадкий, слюнявый рот к ее лицу. Со стола на пол полетели бокалы. Подтянув повыше юбку, Гарриет изо всех сил ударила его коленом в пах. Ее даже удивило, каким эффективным оказался ее удар. Отлетев назад, он присел на раскрытый чемодан, ловя ртом воздух. А Гарриет бросилась к двери. Ей казалось, что ключ в замочную скважину она вставляет целую вечность.
        Вырвавшись из гостиничного номера, она помчалась по пустому коридору. Гарриет бежала настолько быстро, насколько узкое платье позволяло ей. Направо - налево - налево и еще раз направо. Женщина миновала несколько тяжелых, рассчитанных на пресечение огня дверей. И вдруг поняла, что заблудилась. Кажется, Грэхем не преследовал ее. Лифтов поблизости не было.
        Пробежав еще по какому-то коридору, Гарриет наткнулась на женский туалет и опрометью кинулась туда. Запершись в кабинке, она, дрожа, уселась на сиденье унитаза. Она долго сидела там, не в силах трезво оценить ситуацию: похоже, ее мозги отказывались думать. Самое ужасное было в том, что все оказалось куда хуже, чем она предполагала. И теперь она чувствовала себя усталой и оцепеневшей. Подумать только: вот она живет спокойной, размеренной жизнью, потом вдруг знакомится с нуждой и, кажется, уже через мгновение валяется на полу в своем лучшем платье, а рядом - этот мерзкий, порочный тип. А кончается дело тем, что она сидит в сортире этого огромного отеля «Корнуоллис» и не представляет, сможет ли выбраться отсюда, живой. Кто знает, может, он бродит сейчас за дверью, желая сполна получить ее плоти за уплаченные деньги?
        Вернувшись домой, я никак не мог успокоиться и метался взад-вперед, как тигр в клетке. Хотел было посидеть, но безрезультатно - в голове у меня гудело и, к моему удивлению, я едва дышал. Поэтому мне пришлось сделать несколько глубоких вдохов. Наверное, я был похож на золотую рыбку, выброшенную волной на берег. А мой старый моторчик стучал вдвое быстрее, чем обычно. И стук этот эхом отзывался у меня в голове.
        А если я не бегал по комнатам, как будущий папаша, которого не пускают в родильную палату, то хватался за какие-то дела. Мне пришло в голову, что единственный выход отвлечься от одолевавших меня мыслей - это делать хоть что-нибудь. Итак, чтобы хоть как-то умаслить богов, я задумал сделать то, что понравилось бы Гарри. Я стал как одержимый. Метался с газонокосилкой по траве, едва не скосив ее подчистую. Разумеется, наш песик совал во все свой нос, рискуя остаться без него. Потом я стал колдовать над угощением для моего гарнизона. Никаких чипсов и микроволновки. Уж отец-то сумеет позаботиться о своем потомстве. Пару лет назад я спер у матери сковородку. Правда, мы так и не научились ею пользоваться. Во всяком случае, до сегодняшнего дня мы ею не пользовались. Дж. и Т. были в восторге, увидев, что я пустился в плавание по неведомому им доселе океану кулинарии. Да, полуфабрикат теста у меня был, но ведь мне пришлось добавить туда определенное количество молока и взбить все это, так что действия мои уже можно было назвать готовкой. Со мной едва истерика не сделалась, пока я занимался всем этим. Вы не
представляете даже, во что можно превратить кухню, макая в тесто кусочки трески. Правда, приготовленное тесто на вкус походило на кусок шинной резины, но все же это было моим собственным изделием. Дети смотрели на отца другими глазами. И я сам тоже.
        К сожалению, терапией замещения всех проблем не решишь. Мне то и дело приходилось отлучаться в сортир, чтобы там в уединении отдышаться и нажимать пальцами на глаза до тех пор, пока не становилось больно. Это помогало не расплакаться. Мальчишки ничего не заметили.
        А потом я читал им сказку на ночь. Нелепую историю приключений этого фашиста и его королевы. «Барбар Хеффаламп». Насколько я понял, в старом веселом Селестевилле никто и помыслить не мог о демократии. Это был мир тупых, раболепных, улыбающихся рабочих слонов. Этот Барбар и его стервозная хозяйка - тиранка были настоящими диктаторами, ненавидевшими добрые намерения и законы. Мерзавец был вылитой копией Геббельса. А вся история сильно напоминала случившееся в Чили. Неужели именно это может ждать наших детей в девяностых? Впрочем, как бы там ни было, я старательно изображал голоса всех героев. И тут же маленький Дж. заявил, что «мама лучше говорит за эту старенькую леди». Тоже мне, судья! А любят все-таки дети слушать знакомые им, старые истории.
        Поцеловав на ночь их носики, я опять принялся метаться из угла в угол. Взад-вперед по гостиной, потом - в кухню и обратно, туда-сюда по коридору. И я все думал, думал… Я даже не мог смотреть телевизор. Ничего не мог делать. Меня немного подташнивало. Я должен был знать, что происходит. Господи, до чего все это страшно и нелепо.
        Проведя довольно долгое время в кабинке, Гарриет наконец решилась выйти оттуда и взглянуть на свое отражение в зеркале. Там, где этот мерзавец ударил ее, кожа покраснела. Вынув из уха оставшуюся сережку, Гарриет привела в порядок прическу. Накрасила губы и замазала пудрой синяк. Вроде ничего получилось. Больше всего она переживала из-за платья. Правая часть лифа была безнадежно разорвана, так что она едва ли сумеет починить его. А ведь это платье стоило несколько сотен фунтов еще в восьмидесятые годы. Впрочем, некрасивый шов всегда можно будет прикрыть шалью.
        Убрав косметику в сумочку, Гарриет задалась вопросом, не стоит ли ей позвонить Питеру и все рассказать. Точнее, сообщить ему, что все в порядке. И тут рядом с «Моторолой» она увидела большенький сверток из двадцатифунтовых купюр, который дал ей Канлифф. Женщина горько усмехнулась, глядя на свое отражение. Вообще-то он не слишком много получил за свои деньги, разве не так? Впрочем, она все правильно сделала. Подумать только, каков стервец! Однако где-то в глубине ее существа противный голос нашептывал, что она зря так поступила. Ей тут же пришло в голову, что это от усталости она думает обо всяких глупостях. Нечего валять дурака!
        Когда она вышла из туалета, в полутемном коридоре никого не было. А ведь Гарриет пришлось собрать всю свою отвагу, чтобы решиться открыть дверь и покинуть безопасное убежище. Черт, куда же они все-таки запрятали все лифты? Женщина завернула за угол и испуганно вздрогнула: прямо перед нею стоял жилистый мужчина в сером костюме. Она была просто потрясена. Он явно чего-то ждал. Похоже, он довольно долго стоит тут. Гарриет прошествовала мимо него, даже не взглянув в его сторону. Она молила Бога о том, чтобы он позволил ей поскорее найти лифты.
        - Я могу вам помочь, мадам?
        Она сделала вид, что не слышит. Шла, не оборачиваясь. Для одной ночи с нее было достаточно.
        - Так я могу помочь вам, мадам?  - громче спросил он.
        Если она в действительности невинная гостья, которой не от кого прятаться, то не станет делать вид, что не замечает его.
        Остановившись, Гарриет вопросительно поглядела на незнакомца.
        - Простите?  - осведомилась она.  - Вы ко мне обращаетесь?
        - Да, к вам,  - ответил он. В голосе его едва слышались оскорбительные нотки.  - Вы пришли сюда в гости?
        - Да. Нет. Я пришла по делу.
        Он вытащил из кармана кожаный бумажник и махнул перед нею чем-то вроде пластиковой карточки. Должно быть, он из службы безопасности или что-то в этом роде.
        - Я была в театре с дядей,  - заговорила Гарриет, моля Бога о том, чтобы враньем не навредить себе. Какие театры она помнила в Весте-Энде, что там за представления? Господи, который теперь час?
        - А в какой комнате живет ваш дядя, мадам? Я хочу спросить, в каком номере?
        - Не помню. Признаться, я немного заблудилась. Где-то здесь… недалеко…  - Вдруг ей пришло в голову, что этот чопорный дурак возьмет, да и отведет ее назад к сумасшедшему Канлиффу. При одной мысли об этом живот Гарриет подвело. Надо было ей подольше оставаться в туалете.
        - Так как зовут вашего дядю?
        - Послушайте, к чему все эти расспросы? Мне уже пора идти домой.
        - Я из службы безопасности, мадам. Мы не хотим, чтобы по отелю бродило слишком много незнакомцев.
        - Что ж, это замечательно. Хорошая мысль. В конце этого коридора есть лифт?
        - Не изволите ли пройти со мной, мадам, чтобы позвонить вашему дяде? Из соображений безопасности. Уверен, что вы понимаете меня,  - проговорил мужчина.  - Мы обязаны проявлять бдительность. Для вашего же блага и для безопасности всех людей, остановившихся в отеле. Так как, вы сказали, его зовут?
        У Гарриет не было ни малейшего желания еще раз встречаться с Канлиффом.
        - Его имя Роджер Конвей,  - заявила она.  - Правда, я боюсь, что он зарегистрировался, используя название его компании.  - Это уж был сущий бред, и они оба понимали это.
        Мужчина повел ее к лифту. Опять она ехала в лифте отеля «Корнуоллис» с незнакомым мужчиной, не представляя, чем закончится эта «поездка». Гарриет очень боялась. Что, если он заглянет в ее сумочку и увидит там деньги? Плотнее завернувшись в шаль, чтобы он не заметил порванного платья, Гарри приготовилась к худшему. Она даже дала себе зарок: если ей повезет и она сумеет выбраться из этого ужасного места, то никогда и думать не посмеет о том деле, которым только что занялась. Она положит конец этому безумию.
        Спустившись на первый этаж, они подошли к какой-то двери, которую незнакомец отворил ключом из огромной связки, лежавшей у него в кармане.
        - Прошу вас, мадам,  - пригласил он.
        Ее сердце упало. Еще одна комнатка в бежевых тонах… Впрочем, с первого же взгляда она поняла, что попала в чей-то кабинет. Повсюду валялись какие-то бумаги, на стене висела карта. На туалетном столике стояло целых три коротковолновых приемника. Они молча поблескивали в темноте красными лампочками, заряжаясь электроэнергией. Гарриет чувствовала, что еще немного - и она не вынесет всего этого. Самый длинный вечер в ее жизни… Мужчина зажег свет, пригласил ее сесть и снял телефонную трубку.
        - Простите,  - вымолвил он,  - так как зовут вашего дядю? Повторите его имя еще раз.
        Гарриет решила избрать новую тактику.
        - Простите, но я не могу вам сказать,  - заявила она.
        - А позвольте осведомиться, почему? Разве вы не знаете его имени?
        - Разумеется, знаю. Но не могу сказать вам, и все.
        - Но почему?
        - Ну-у-у… С чего это я должна называть вам его имя? Дело в том, что он - мой босс. Мы просто… дело в том, что он женат. Так вот, мы тут… развлекались с ним немного… Вы меня понимаете?
        - А почему сначала вы сказали, что были тут у дяди?
        - Я смутилась. Вообще-то я до сих пор испытываю некоторую неловкость. Что вы ко мне пристали?
        - Мадам, в мои обязанности входит все как следует проверять. Признаться, я вам не верю. Кстати, ваше-то имя как?
        - Марина Фарнсворт.  - А почему бы и нет? Наташа осталась в туалете. Гарриет заговорила со своим обычным шотландским акцентом.
        - Ну хорошо, мис м-м-м… Фарнсворт. Могу я как-нибудь проверить ваши слова? Кто может подтвердить, что рассказанное вами - правда? Это нужно для вашей безопасности и для безопасности отеля. Я уже говорил вам…
        - Нет, благодарю вас, я не хочу, чтобы вы кому-нибудь звонили.
        - Что ж, это затруднит дело. Тогда мне придется позвонить в полицейское отделение на Салив-Роу и попросить кого-то приехать сюда, чтобы поболтать тут с вами.  - Мужчина держал в руках телефонную трубку.
        Как все нелепо! Господи, что же делать? Позвонить Питеру, чтобы он приехал и увез ее отсюда?
        - Дело в том, мисс… ах, да, Фарнсворт,  - продолжал тем временем незнакомец,  - мы знаем, что в нашем отеле промышляют воры. Среди них есть и женщины. Разумеется, я ни на что не намекаю, но должны же мы беспокоиться о наших гостях! Воровство - это преступление. Часто благодаря нашему вмешательству преступники отправляются в тюрьму. Так что я просто обязан проверить, кто вы такая. Надеюсь, вы поняли меня?
        - Простите… Но я нахожусь в непростой ситуации…
        - Да уж, думаю, вам нелегко,  - перебил ее мужчина.
        Гарриет продолжала придумывать на ходу какую-то ерунду:
        - Я не могу позволить домой. Это личное дело. Поверьте мне, я не собиралась приходить сюда. Моя жизнь будет разрушена, если муж прознает о том, что я здесь. Прошу вас, отпустите меня. Я просто уйду отсюда, и все. Вы же видите, что я ничего не украла.  - Она постаралась пошире улыбнуться охраннику - настолько, насколько позволял синяк на щеке. Впрочем, улыбаться еще надо было из-за денег в ее сумке.
        - Почти каждый вечер в этом отеле появляются парочки людей, из которых один человек, а иногда и оба, не должны быть здесь. Странно, но многие из них почему-то стараются остаться вместе до утра, они даже обычно завтракают вместе. Вам не кажется, что уходить слишком рано, миссис Фарнсворт, а?
        - Вы-то какое отношение ко всему этому имеете?  - Гарриет огляделась по сторонам, придумывая, как бы еще сблефовать.  - Пожалуй, мне лучше поговорить с менеджером,  - заявила она.
        - Ах, вот оно что! Знаете, мне кажется, что вам есть что скрывать. Полагаю, вы явились сюда, надеясь продать кое-что…
        - Это смешно!  - воскликнула Гарриет.  - Вы говорите ужасные вещи! Я хочу немедленно видеть менеджера.
        Мужчина принялся звонить по местному телефону.
        - Ужасные или нет, но посмотрим, что на все это скажут полицейские. Я все-таки позвоню им. Если я ошибаюсь, то от имени отеля принесу вам тысячи извинений. Видите ли, я должен выполнять здесь определенную работу.  - Внезапно он заговорил по-другому. Рука его замерла в воздухе, и он посмотрел на Гарриет поверх очков. А потом медленно опустил трубку на место. Затем он встал, взял кофеварку и пошел в ванную за водой. Вернувшись в комнату, он поставил кофеварку на стол и вновь заговорил: - Пожалуй, я дам вам возможность поразмыслить. Выпейте кофейку и подумайте. Только не стоит торопиться с ответом. В конце концов, нашу проблему не так-то сложно решить, вы не думаете?  - Он стал разрезать маникюрными ножницами пакетик с кофе.  - Я хочу сказать, что буду счастлив оставить все как есть. Вы сможете уйти. Если я получу некую компенсацию за истраченное на вас время и за мою… слепоту. Дело в том, что я здесь… сам себе хозяин.  - Он вопросительно и почти доброжелательно поглядел на нее.  - Преимущество работы в службе безопасности в том, что у меня есть в отеле собственное помещение. Это моя личная комната.
Я даже сплю здесь, вы меня понимаете? И никто не посмеет заглянуть сюда до семи тридцати, когда меня придет сменить Джейсон. А до тех пор у нас полно времени. И мне больше не надо осматривать отель - его милость уехали в Австралию на свадьбу дочери.
        Это уж было из рук вон! Ну что за идиотская ночь! Она вырвется отсюда, сорвет с себя это дурацкое платье и забудет обо всех своих унижениях! Наверное, она сошла с ума. Мужчина засыпал кофе в кофеварку.
        - Можете отнестись ко мне по-дружески, и тогда мы сумеем поладить, а станете упрямиться - что ж вам придется иметь дело с ребятами в голубой форме Я же отлично знаю, кто вы такая, дорогуша. Впрочем вы еще новичок, но я-то в отеле, слава Богу, уже тринадцать лет проработал. Чего я только не навидался! Поэтому знаю, что говорю. Сейчас мы выпьем по чашечке чудесного кофе. А потом я запру дверь. Можете назвать меня Филипп.
        Мысли Гарриет неслись вскачь, ее бросало то в жар, то в холод. Хозяин комнаты включил свою чертову кофеварку. И снял с себя галстук. Через мгновение он запрет дверь. Интересно, сможет она трахнуться с ним и уйти? Как же она это все ненавидела!
        И вдруг Гарриет осенило. Она сунула руку в сумку. Филипп недоуменно поглядел на нее - может, он испугался, что она сейчас выудит пистолет? Она нажала на кнопку своего телефона и с облегчением обнаружила, что он работал даже в отеле. Гарриет набрала номер и прижала телефон к уху. Филипп не сводил с нее изумленного взгляда, рука его с кувшинчиком воды замерла в воздухе. А Гарриет на самом деле никуда не звонила.
        - Привет,  - сказала она в пустую трубку.  - Благодарю вас. Да, спасибо. А главный инспектор Даблдэй на месте? Да, мне бы хотелось поговорить с ним. Всего одну минутку, прошу вас. Да… Он мой брат. Мое имя мисс Фарнсворт. Мне нужно кое о чем ему сказать. Да, я подожду…  - Гарриет сидела, прижав трубку к уху.
        Филипп пролил воду на ковер.
        - Уходи,  - сказал он.  - Просто иди отсюда.  - Подойдя к Гарриет, он попытался зажать трубку и прервать связь.
        Гарриет молча сопротивлялась, а потом вскочила, прижимая телефон к себе, словно он был ее амулетом.
        - Я провожу вас до входа,  - заявил Филипп.
        Она не допустит, чтобы ее выводили из отеля! Что-то щелкнуло у нее в голове.
        - Ты никуда не поведешь меня, скотина! Или ты немедленно отвалишь от меня, или я расскажу в полиции о том, что ты тут мне предлагал! Я тебе такое устрою, что не обрадуешься!  - кричала женщина.  - Как ты посмел?!  - И, прижав телефон к уху, Гарриет выбежала из комнаты, хлопнув с силой дверью.
        Теперь ей надо побыстрее убраться из отеля. Она бросилась по коридору, обращая внимание на таблички, указывающие в сторону выхода. Быстрее, быстрее отсюда! И вдруг ее сильно затошнило, рвотные спазмы сотрясли ее тело, подступая к горлу. Господи, сейчас ее вырвет прямо на ковры отеля! На эти отвратительные дешевые ковры! У лифта была еще одна дамская комната. Гарриет едва успела ворваться в кабинку, как весь обед, съеденный ею в «Квоглино», выплеснулся наружу. Когда рвота кончилась, Гарриет вытерла лицо куском туалетной бумаги и села, чтобы немного успокоиться. Через минуту-другую она выйдет из отеля «Корнуоллис», и на этом ее карьера девушки по вызову закончится.
        Так она и сидела на унитазе, подперев голову руками, когда в туалет зашла какая-то женщина. Гарриет застыла от страха, слушая, как незнакомка подошла к раковинам и пустила воду. Потом та прошла в соседнюю кабинку, и наступила тишина. Гарриет решила, что может улучить момент и ускользнуть. Ей только надо собраться с мужеством, вздохнуть полной грудью и выйти из безопасной женской комнаты - выйти во враждебные коридоры отеля, где ее за каждым углом поджидает опасность.
        Отодвинув щеколду, Гарриет вышла из кабинки. Подошла к зеркалу и взглянула на свое отражение. Вздохнула. Глаз сильно опух.
        - С вами все в порядке?
        Гарриет вздрогнула. Обернувшись, она увидела, что незнакомка сидит на унитазе и с интересом смотрит на нее, а дверь в кабинку широко распахнута. В одной руке у нее была сумочка, а другой рукой она засовывала туда маленькое зеркальце. Судя по выговору, она была жительницей Лондона, во всяком случае, гнусавила примерно как уроженка Кэмдена или Хэмпстеда. Встав, женщина подошла к Гарриет. Она была невысокого роста, но стройная, с золотистыми кудряшками. На ней было узкое черное платье. Некоторое время они молча изучали друг друга, стоя у раковин. Наконец, вытерев губы платком, незнакомка громко чихнула. И улыбнулась Гарриет.
        - Простите, если я напугала вас. Так с вами все в порядке?
        - Да-да, спасибо, все хорошо,  - неуверенно произнесла Гарриет. И повторила: - Все хорошо.
        - А вот мне так не кажется. Вас кто-то ударил. Или я ошибаюсь?
        - Господи, неужели так заметно?  - Гарриет заглянула в голубые глаза женщины, вокруг которых лучились мелкие складочки. На вид ей было года тридцать два. И от нее великолепно пахло. Женщина промолвила:
        - Давайте-ка посмотрим ваш глаз. О Господи! Но, кажется, синяк будет не под глазом, а не щеке.  - Она отвернулась, чтобы взглянуть на собственное отражение.
        - Этот мужчина снял тебя?
        - Откуда ты узнала?  - удивленно выдохнула Гарриет.
        - Ну как же? Одинокая женщина в полном прикиде, в это время суток, в отельном сортире. Тоже мне загадка! Ты бы и сама догадалась на моем месте.  - Она вытащила и тут же засунула назад в сумку свою косметичку.  - Да нет, вообще-то я приметила тебя еще в фойе, когда ты входила в «Корнуоллис». Все сразу было ясно.
        - Господи, вот уж не думала, что все обо всем догадаются,  - пробормотала Гарриет.  - Стало быть, и этот парень из службы безопасности тоже все понял.
        - Конечно, понял. Это его работа. Такое уж это место паршивое. И меня бы здесь сейчас не было, если бы не необходимость внести плату за школу до конца месяца.
        - Ты… тоже?
        Взяв из рук у Гарриет пудреницу, незнакомка умело запудрила синяк на щеке женщины.
        - Ну вот, вроде бы неплохо,  - одобрительно заметила она.  - А ты давно этим занимаешься?
        - Нет. Не очень давно. Совсем недавно.
        - А сейчас идешь домой? Я тоже. Давай-ка выйдем отсюда вместе, тогда уж нас точно не остановят. Как тебя зовут?
        Гарриет ответила.
        - Наташа, да-а? А я называю себя Луизой. Хотя вообще то мое имя Дейзи. Он плохо с тобой обошелся, дорогая?
        - Я не сделала того, чего он от меня хотел. И он разозлился.
        - Да-а-а, бывает, бывает… Они могут быть ужасно грубыми. Ты не хочешь играть на их слабых струнах, и от этого они могут просто обезуметь. У тебя порвано платье.
        - Знаю,  - буркнула Гарриет.  - Это безобразно, правда? Я так любила это платье.
        - Послушай, дорогая, конечно, не мое дело раздавать советы направо-налево, но позволю сказать, что ты слишком разоделась для этого дела. Вот поэтому служба безопасности и поймала тебя. Разумеется, ты должна выглядеть хорошо, но не стоит поражать окружающих и привлекать к себе лишнее внимание. И не ходи в этот отель, это мерзкое место. Всегда спрашивай клиентов, куда они хотят повести тебя. Держись подальше от «Хилтона», «Браунса», «Пеннингтона» и «Ридженат интернэшионал». Там не работники, а сволочи. Знаешь, если тебе понадобится мой совет, позвони, спроси Дейзи, я дам тебе номер.  - Потом она спросила: - А у тебя есть дети? У меня близнецы. Тринадцати лет. Нелегко мне с ними приходится. Хотя они милые дети. Это ради них я живу.
        - У меня тоже двое детей. Джонти восемь, Тимоти четыре,  - сообщила Гарриет.
        - А уж когда они становятся подростками, то денег на них надо!.. Матери-одиночке чертовски трудно заработать на все необходимое. Мой приятель умер. Рак толстой кишки. Я ведь должна была сделать что-то, разве не так?
        - Послушай, а можно тебя кое о чем спросить?  - нерешительно проговорила Гарриет.  - А с… работой у тебя выходит много неприятностей?
        - Нет. Но иногда, конечно, бывает. Правда, нечасто. Некоторые мужики до того злые, просто ужас! Похоже, они стараются кому-то отомстить, или что-то в этом роде. А чаще всего попадаются просто лапочки. Я предпочитаю выбирать. И если клиент тебе не нравится, лучше иди домой.
        - Да-а…  - протянула Гарриет.  - Пожалуй, он мне не понравился, во всяком случае, я сомневалась. Так и есть.
        - Он заплатил тебе?
        - Да.
        - И ты трахнулась с ним?
        - Нет.
        - Вот это лучше всего.  - Дейзи громко рассмеялась.  - Знаешь, они все по-разному себя ведут. Имей в виду, что все бизнесмены - обманщики, дорогуша. Смешно! Они совсем не такие, как мы. Знаешь, как они говорят? «Когда бизнесмен платит шлюхе за секс, он уверен, что получит с нее все сполна».  - Смех Дейзи эхом прокатился по пустому туалету. Глаза у нее так и сверкали. Гарриет догадалась, что та, наверное, нанюхалась кокаина. Да, она ведь чихала!
        - Что еще тебе сказать,  - продолжала Дейзи,  - из моего богатого опыта? Я уже восемь лет занимаюсь этим делом… Даже не знаю… Или нет, знаю. Не используй презервативы «КУ» - они ужасно липкие, пока не обслюнявишь их как следует. И запах от них такой… И «Джонсоне» не лучше - они мне всегда кажутся горячими, не знаю даже, почему… Знаешь, какими я пользуюсь? «Солтан Афтазан». Да! Ты не поверишь! Они просто идеальные! Мягкие, входят легко, без запаха. Кстати, никогда не пользуйся для смазки детским маслом или помадой. От них презервативы рвутся.
        Выйдя из туалета, женщины направились к лестнице. Дейзи взяла Гарриет под руку. Они вышли из отеля. Как сестры. И никто даже не посмотрел в их сторону. Было два часа ночи.
        - Я поймаю такси,  - заявила Дейзи.  - Послушай, не пропадай. Если вдруг кто-то захочет сразу двоих, то я составлю тебе пару. За это дают больше денег.
        - Не понимаю, о чем ты?
        - Ты даже не знаешь, что я имела в виду?  - изумилась она.  - У тебя была нелегкая ночь, детка.  - Дейзи улыбнулась.  - Ну вот, к примеру, тебя вызвал какой-то кобель. И тебе придется с ним трахаться. Но больше всего им нравится смотреть, как девушки занимаются этим на пару. За это платят вдвое больше. Я не лесбиянка, дорогая, но в некоторых случаях лучше трахаться с женщиной, и даже иногда бывает приятно. Так что увидимся. С тобой все будет хорошо. Только не одевайся так броско. Вот…  - Женщина вытащила из сумочки пачку визиток с именем «Луиза», напечатанным буквами со множеством завиточков, и номером ее телефона. Две штуки она отдала Гарриет.  - Позвони мне, если возникнут какие-то проблемы.
        И прямо там, на Саквилл-стрит, Дейзи смачно поцеловала Гарриет в губы, а затем поспешно удалилась в сторону Пиккадилли, стуча каблучками по пустынной мостовой.
        Гарриет побрела вверх по Шафтсбери-Эвенью чтимо темных театров. Сейчас она пойдет в свою комнатку на Флиткрофт-Мьюз и, как они и договорились с Питером, проспит там до утра. О событиях этого вечера она подумает завтра. Надо же, в Лондоне ночью улицы пустынны. А ведь это один из самых больших городов в мире, и в его Ист-Гринстеде должна кипеть ночная жизнь. Как там говаривал Питер? «Лондон после полуночи? Да это мертвый центр Вселенной». Гарриет быстро прошла мимо южной части Сохо. Стало быть, вдвоем? Да, хорошо ей было фантазировать, но теперь, набравшись опыта, она поняла, что, как бы все это ни называлось, ее новое поприще куда ближе к улице и грязи, чем она могла себе предположить. И это было ужасно.
        Наконец мне удалось заставить себя сесть и впериться взором в телевизор. Правда, я ничего не видел и не слышал. Впрочем, ночное телевидение отвратительно; бесконечный подкладочный смех, громкая музыка, бессмысленная болтовня, никто никого не слушает, а говорящие не в состоянии придумать предложение, в котором больше шести слов. Не выношу всего этого!
        Я направился в сад. Было уже темно, но я все равно дошел до самого его конца. Правда, сад у нас небольшой - всего ярдов пятьдесят, но я умудрился пройти их за полчаса. Надо же было как-то убить время. От деревьев все еще веет дневной жарой, а от роз идет одуряющий аромат. И от розмарина, и от лаванды. Это наш с Гарриет сад. Именно здесь мы оба лучше всего себя чувствуем. И мне бы так хотелось, чтобы она знала, каково мне. Небось, лежит сейчас где-то с каким-нибудь мерзавцем и умоляет: «Еще, еще, я прошу тебя, сделай так еще раз! Ох, мне так нравится трахаться с тобой!» Смерть, смерть, смерть, смерть, смерть… мне хотелось умереть. Но все, что я мог, это утирать слезы с глаз. Грустно, однако!
        Самое ужасное во всем этом - это то, что я за последний год совсем опустился. Все произошло из-за меня! Да, конечно, я во всем винил Джулиана, но ведь не он один виноват! Я пытался хоть как-то оправдаться. А я сам? Мой вклад в это дело? Или его не было? Да, это mea culpa[4 - Моя вина (лат.).], mea maxima чертова culpa[5 - Моя большая вина (лат.).]. Ну хорошо, что еще я мог сделать, кроме того, что попытался стать помощником Руперта? Дело в том, что я - это меня самого удивляет - ужасно устал от «Кроникл», от всей этой грязи - наркотиков, сводничества, преступлений, словом, от всех пакостей, с которыми мне каждый день приходилось иметь дело. Признаюсь, даже то, что я был не прав во всей этой истории с Доркасом Лифтри, не убедило меня, что я годен лишь для работы в бульварной газете. Да, знаю, что журналистам мало о чем осталось писать, но у меня в голове все еще бродят нелепые, романтические мысли о чем-то добром, милом и приличном. Ведь приятно же было читать газеты в пятидесятые годы!
        Но моя несбыточная мечта привела меня к краху. И не только меня, а всех нас.
        За нашим садом есть узенькая аллейка. Она разделяет сад с гаражами на Понд-Роуд. Открыв калитку, я вышел на улицу и долго стоял там в темноте у каменной стены. Стены, надо сказать, уже были старыми и обшарпанными, и по ним гуляли какие-то мрачные тени - почти как в романах Диккенса. Подбежав ко мне, Старфайер вопросительно заглянул мне в глаза, но, увидев, что я не проявляю к нему никакого интереса, тут же умчался назад к пруду охотиться за рыбками. Наверное, воображает себя цаплей. Что-то многовато звезд для лондонского неба сегодня. Внизу, у стены гаража, целый слой битого стекла - осколки молочных бутылок и викторианских пивных стаканов. Я взял один из осколков, чтобы посмотреть, насколько он острый. Да, время не затупило его. Я нажимал на стекляшку все сильнее и сильнее - до тех пор, пока мне не стало больно и я не отдернул руку, на которой выступила кровь. Кажется, помогло.
        Я все-таки сумел взять себя в руки - что за глупости я придумываю, лишь бы отвлечься! Надо же было так самого себя ранить. Вернувшись домой, я направился в кухню, промыл рану и заклеил ее целым куском пластыря. Нелегко это делать одной рукой. Козел паршивый!
        В половине третьего я лег в постель и представил, что она сейчас плещется в ванне с каким-нибудь ублюдком. Или сладострастно стонет на каком-нибудь ковре. Мне было до того плохо, что я едва дышал. Дьявол, как мы до этого докатились? Я допил остатки виски и чувствовал себя премерзко, но, как это ни странно, я ощутил, что обретаю твердость. Кажется, меня затошнило.
        А потом она позвонила из своей штаб-квартиры. С ней все было хорошо. Это не заняло слишком много времени. Утром увидимся, и она мне все расскажет. Ей было не трудно. Она заработала немало деньжат, и - Господи!  - сумела еще и удовольствие получить. У нее был довольный голос.
        Она лежала на раскладушке в своей каменной клетке и не могла уснуть. Вертелась без конца в своем спальном мешке, а «молния» то и дело врезалась ей в горло. Господи, как ей хотелось оказаться в своей чистенькой, уютной спальне, как хотелось, чтобы Питер, как обычно, спал рядом!
        Неужели вся ее жизнь теперь станет такой? Сталкиваться лицом к лицу с разными кретинами, ходить в бесконечные номера отелей, а потом вертеться тут на этой раскладушке?! Это не работа, это не жизнь, это просто какое-то неописуемое дерьмо! Какой же идиоткой она была! Безмозглой, романтической дурой! Тешила себя надеждой на то, что существуют какие-то шлюхи высокого пошиба, которые отличаются от дешевых уличных проституток. Но как это ни назови - смысл один. Несчастные женщины продают свое тело за деньги! Где бы ты ни была с клиентом - в «Хилтоне», в «Корнуоллисе» или где-нибудь в подворотне со щепоткой кокаина в носу,  - тебе придется отдавать свое тело. За деньги. Какая грязь! Господи, спасибо тебе, что хоть она все это узнала, не попав в более серьезную переделку, где ее вполне могли бы и изуродовать.
        Но, как говорится, утро вечера мудренее, и при свете солнца она стала на все смотреть несколько иначе.
        Ей уже не казалось все таким мрачным. Тем более, в кармане у нее уютненько примостились три сотни фунтов. И она жива.
        Стоял тот чудесный летний день, какой, казалось, может больше и не повториться. Воздух был свежим и прозрачным, сквозь зеленую листву деревьев, шумящих вокруг Национальной портретной галереи, просвечивало солнце. Гарриет шла по Вест-Энду к Чаринг-Кросс-Стэйшн, вдыхая в себя приятные ароматы. По Вест-Энду, который все еще силился проснуться. Пакистанцы-газетчики и турки - владельцы небольших кафе - приветливо улыбались ей, выходя из своих заведений для того, чтобы вымыть улицу перед ними мыльным раствором. Старый добрый Лондон менялся, постепенно превращаясь в европейский город.
        Гарриет ехала в пустом поезде. Купив у себя на станции газету и теплые рогалики, она пошла вверх, мимо концертного зала - к своему дому. В ее сумочке лежал аккуратный сверток с двадцатифунтовыми купюрами. Щека болела, но синяк был не очень заметным. А ее любимый дом и сад… Все оставалось в точности таким, как прежде. Теперь они смогут расплатиться по некоторым счетам и даже начать отдавать долг ее отцу. Она в будущем даже сможет внести взнос за машину для Питера. Да-а-а… С утра все стало иным. Отчего она так непостоянна? Может, все дело в том, что она становится профессионалкой?
        Все это было невыносимо. Я должен был знать. Настало время завтрака. Старая Г. осыпала наших сыновей манной небесной в виде отдельных коробочек с кашей. Лицо ее было бесстрастным, но она то и дело приветливо улыбалась мальчикам. Однако не должна же она забывать о своем алчущем муже! Правда, конечно, я не мог расспрашивать ее в присутствии ребят. Поэтому я лишь деланно безразличным тоном поинтересовался:
        - Ну как твой первый рабочий день в офисе, дорогая?  - Я даже добавил: - Были какие-нибудь сложности?  - И еще: - Ты все успела сделать?
        Она даже не подмигнула мне. И просто сказала:
        - Да, все было хорошо.  - Потом процедила: - Отлично.  - А затем бросила: - Без проблем.  - И принялась возиться с кофеваркой и коробками с апельсиновым соком. Она даже не спросила, что у меня с рукой.
        Только я хотел позвать ее наверх, в спальню, чтобы там потолковать обо всем, как Гарриет вывела на дорожку долбаный велосипед и отправилась на нем в спортзал. Я никак не думал, что она поедет туда сегодня. Я успел заметить, что глаза у нее припухли и вообще у нее усталый вид. «Не спала всю ночь»,  - решил я. Она даже не подумала взять с собой собаку.
        Я был в ужасном состоянии! Но мне пришлось держать себя в руках, потому что мальчишки были рядом и спорили, устраивая себе шалаш под столом в гостиной. Они то и дело просили у меня что-нибудь для этого шалаша, а в конце еще заявили, чтобы я был «врагом». Не мог я с ними играть! Чтобы побыть одному, я, как обычно, убежал в туалет и минут десять глубоко там дышал, пытаясь успокоиться. Понимаю, что дело только началось, но она должна была поделиться со мной. Впрочем, догадываюсь, что ей нелегко со всем этим справиться, и поэтому она все держит в себе, но уж со мной-то можно было поговорить. Я все еще радовался тому, что у нас с ней появился этот нехороший секрет. И я всю ночь переживал из-за нее. Полагаю, я заслуживаю более внимательного отношения. Да, понимаю, я сейчас думаю только о себе. О себе одном. Но мне нужно поднабраться сил, а это возможно лишь в том случае, если я буду знать, как идут дела, иначе меня будут глодать зеленые бесы ревности. И если уж быть честным до конца, то надо признаться, что я устал без конца нянчиться с ребятами.
        И готовить тоже. Я стал пользоваться кулинарной книгой. Вечером я собираюсь приготовить кеджери - блюдо из риса, яиц и лука. Кажется, в доме Хэллоуэев еще ни разу не подавали кеджери. Пусть это будет шотландским блюдом. Может, оно сумеет развеселить нашу Ледяную Хозяйку? Впрочем, «Ледяная Хозяйка» - это не совсем точно. Правильнее было бы ее называть «Ледяной Куртизанкой». Если ей понравится моя кухня, может, она разболтает свои секреты?
        Впрочем, все было не так уж мрачно и плохо. Для Пита Хэлоуэя в этот день была и неплохая новость «Стэйтсмен» готов опубликовать мою вещицу, так что, может, моя жизнь все-таки изменится. Может, неприятности все-таки кончатся. Я был так потрясен этим, что просто стыдно. Конечно, один материал еще не делает погоды, но кто знает, что будет дальше? По телефону я старался говорить ледяным тоном и делал вид, что у меня куча всяких задумок и редакции просто рвут мои статьи на части.
        Но я не мог сконцентрироваться. Я как привидение бродил по дому, сидел в таких местах, где мне раньше и в голову не пришло бы сидеть, и все думал и думал о том, чем моя жена занималась прошлой ночью. Чего только я ни придумал - словно сам был там же среди всех этих типов, которые «снимают» женщин на ночь. Я то и дело вспоминал, как она отправилась со мною в отель «Блумсбери», а потом я представлял, что с посторонним мужчиной она могла вести себя еще более свободно, и от одной мысли об этом мне становилось плохо. Это было невыносимо, я едва не плакал. Я должен был все узнать! Она обязана рассказать мне! Я так этого хотел! Это было бы справедливо!
        Но вот Гарри вернулась и тут же заявила, что ей надо пойти в магазин. И вновь ушла из дома. Хотя нет, она сказала, что очень рада тому, что «Стэйтсмен» взял мой рассказ. По ее телефону никто не звонил.
        Наконец, после бесконечного чтения нашим мальцам историй о кролике Роджере, я буквально схватил Гарри в охапку и утащил в спальню, чтобы поговорить обо всем с глазу на глаз. Я все еще был зол и обижен, но мне удалось сдержаться. Вот так.
        - Знаешь, вообще-то мне не хочется говорить об этом,  - проговорила она, сидя на кровати. Ей явно было не по себе.
        Тогда я напомнил Г. о нашем уговоре, сказал, что она обещала мне все рассказывать, делиться своими ощущениями.
        - Да, я обещала, я так и буду поступать,  - кивнула она.  - Но пока я не в состоянии. Все это ерунда, но должна сказать, что я была… шокирована. Я не ожидала, что все будет именно так. Но со мной все хорошо. Все хорошо. Я просто должна привыкнуть к этому, Питер. Понимаю, что тебе хочется все узнать, не отрицаю того, что мы договорились о том, что я все буду рассказывать… Но я все же хочу сказать тебе, что кое-что я буду оставлять при себе. Обещаю, что некоторые вещи ты будешь узнавать от меня. Со временем мне будет проще делиться с тобой, но пока я еще не могу это сделать.
        - Но у тебя все получилось?
        - Да. Да, все было отлично. Все о’кей, Питер. Странно, но нормально. И я начала зарабатывать. У нас есть деньги. А это самое лучшее. Поэтому я уверена, что нашла стоящее занятие. Это здорово, ты так не считаешь?
        - Так как, ты говорила, его зовут?
        - Я ничего тебе не говорила.
        - Ну хорошо. Как его звали?
        - Хм! Его имя - Грэхем.
        - И тебе понравилось?
        - Пи-итер,  - укоризненно протянула Гарриет.
        - Прости.
        В этот момент в ее сумочке зазвонил телефон. Схватив сумку в руки, она отправилась с ней в ванную. Я слышал, как она вполголоса разговаривала с кем-то. Разговор был долгим, и до меня то и дело долетали Наташины интонации и смех. Да, ее низкий, грудной смех. Потом она замолчала, и вскоре Гарриет вернулась в спальню. Она умылась.
        - Извини меня,  - промолвила Гарри.  - Но я не могу изображать Наташу при тебе. Вторник. Во вторник вечером мы с ним встретимся в «Пингвине». Кажется, он немец. И, кажется, мне уже легче справляться со всем этим.
        Надо сказать, выглядела она не лучшим образом. И я подумал: «Черт возьми, мы здесь одни, а я чувствую себя чуть ли не рогоносцем». Потом Гарриет подошла к своему большому шкафу, сняла с себя этот чертов спортивный костюм и натянула большой свитер с золотистыми цветами. Под ним на ней остались только трусы да лифчик. И у свитера был огромный вырез. А под свободным свитером легко можно разглядеть все изгибы и округлости ее тела - мне это очень нравится.
        - Прости меня, Питеркинс,  - промолвила она, а потом подошла ко мне, обняла и улеглась рядом со мною на кровать. Она была такой теплой, упругой и сильной.
        - Все еще только началось. Да, Питер, все еще только началось, и мне просто нужно некоторое время, чтобы со всем справиться. Все было хорошо, но оказалось куда труднее, чем я себе представляла. Понимаю, что ты, должно быть, чувствуешь. Я постараюсь тебе помочь. В конце концов такому хорошему человеку, как ты, нелегко со всем этим примириться.
        Ее голова почти совсем скрылась за шатром темных волос, казавшихся почти черными в сумеречном свете. Мне показалось, что одна щека Гарриет красная. Наверное, ударилась о тренажер в своем спортзале. Она сказала, что с моей стороны было очень мило обратить внимание на синяк. Затем она поцеловала меня, и мне стало немного легче.
        - Забавный старина Питер,  - проговорила Гарриет.  - Тебя же насквозь видно! Ну хорошо. О’кей. Итак, ты хочешь знать, что было, не так ли?
        - Ты же отлично знаешь, птичка моя. Я умер, представляя все себе.
        - Око за око, а, Питер?  - Она не хотела быть жестокой, но я все же легонько подтолкнул ее, и она шутя отмахнулась. Нам опять стало хорошо вдвоем. Положив голову мне на грудь, она погладила ладонью мой живот. Она такая крохотная, когда лежит рядом со мной.
        А потом спокойно и медленно она поведала мне все.
        Стало быть, его звали Грэхем, кажется, у него типография, где делают какие-то упаковки. Он с севера и, кстати сказать, совсем неплохой парень. Но у них не было ничего общего. Они пообедали в «Квоглино», а потом она сказала, что сможет пойти к нему в отель, и они поехали в «Корнуоллис». Он расплатился в такси… К этому моменту у меня уже во рту пересохло. Наверное, всем хочется знать, как другие люди занимаются сексом, но никто не осмеливается спросить. Поэтому никто и не рассказывает. А ведь каждый день сексом занимаются миллионы людей, и они ничего никому не рассказывают о нем. Только иногда отпускают двусмысленные шуточки. Да еще процветает торговля порнографическими изданиями. Вот уж где можно найти все, кроме настоящего секса. Все эти похабные книжицы, плакаты и женские журналы печатают всякую пакость, а если на обложке хоть два раза не употребляется слово «пенис», то редактора могут погнать взашей за нерадивость. Думаю, в каждом из нас скрыт тайный извращенец, но лишь у меня хватило смелости это признать. Да и то сообщил я об этом, прямо скажем, ограниченному числу людей. К счастью, уж так
случилось, что ваш почтенный слуга умеет все описывать сам. Бог мой, я чувствовал себя все сильнее. И мы опять стали ближе друг другу, особенно духовно. Но и физически тоже. Внезапно я осознал, что не хочу больше противиться всему этому. Я был ее приятелем, а ревность моя упорхнула в окно, будто ее и не бывало.
        Гарри наморщила нос, обдумывая, как бы набраться храбрости и рассказать мне все. Она сказала, что он был молод, но довольно привлекателен. И нежен. Гарриет заметила, что хоть трахаться с незнакомым мужчиной и было довольно неприятно, это все же ничуть не хуже, чем когда в юности приятели пытались стянуть с нее трусики, а она при этом едва держалась на ногах от страха. Затем она помолчала и принялась мычать и мямлить что-то нечленораздельное. Я добродушно пожурил ее. У меня еще оставалась к ней целая куча вопросов. Она слышала, как бешено колотится в груди мое сердце. Гарриет расхохоталась и извинилась. Я должен был спросить ее! Поэтому стал нашептывать ей прямо в ухо, чувствуя себя униженным и растерянным:
        - Тебе понравилось? Говори же, вы хорошо провели время? А ты брала в рот его член? Он хорошо стоял? Господи… Господи, а ты сама кончила?..
        - Питер, ну и вопросики ты мне задаешь!  - Гарриет лукаво усмехнулась, а ее рука принялась ласкать мой собственный член. А потом она сухо засмеялась и ответила: - Да, да. Нет и нет. Вот в таком порядке.
        - Так ты не кончила?  - не унимался я.
        - Я же сказала тебе, что нет!
        - Но тебе понравилось, когда он вошел в тебя?
        - Он этого не делал.
        - Не делал?
        - Нет, Питер. В этом не было необходимости, мистер Надоеда. И все это длилось совсем недолго. Он был совсем не такой, как вы, мистер Хэллоуэй. Это у вас член готов стоять до бесконечности.
        Я даже раздулся от гордости. Умница Гарриет всегда знает, что сказать, чтобы я почувствовал себя настоящим мужчиной. Сегодня она превзошла себя. И мне это очень понравилось. И еще мне нравилось, что она продолжала ритмично ласкать рукой мою восставшую плоть.
        - Думаю, я была слишком сексуальна для него,  - продолжала она.  - Да, слишком сексуальна для всего его существа. Он кончил прямо мне в руку, мистер Хэллоуэй, кончил почти мгновенно. Потом он уснул, а я тихонько ушла оттуда, направилась в свое уединенное жилище.  - Ее теплое тело придвинулось совсем близко ко мне, и она закинула бедро на мои раздвинутые ноги.  - Со всеми деньгами! Ах, деньги, деньги, деньги!  - выдохнула она, после чего ее язычок проскользнул в мое ухо, а рука не оставляла своего дела.  - Деньги-деньги-деньги-деньги,  - бубнила она, словно читала мантру.
        Мы поцеловались, наслаждаясь знакомыми прикосновением наших языков. Да, но теперь-то я знал, что это ее порочный язык заставил неведомого мне Грэхема испытать слишком быстрый оргазм. За все десять лет нашего знакомства Гарриет впервые говорила интимные вещи кому-то, кроме меня. Я сказал себе, что ей, должно быть, понравилось. Боже мой, наверняка ей понравилось! И мне нравилось быть с нею, больше чем когда бы то ни было. Господи, как мне было хорошо! И вдруг я как-то незаметно для себя выстрелил ей прямо в ладонь. Она втерла сперму в волосы у меня на груди и прошептала:
        - Ну вот, от этого твои волосы будут виться больше.
        - Это от тебя мои волосы вьются,  - пробормотал я. Во всяком случае, я был уверен, что пробормотал это, потому что я уже почти заснул, кажется, моей последней была мысль о том, что я - самый счастливый человек на свете. Как замечательно делиться такими личными секретами. Она была так честна и доверчива!
        Неожиданно для себя Гарриет обнаружила, что ей трудно рассказывать обо всем Питеру - ив это первое утро, и вообще. Она бы стала чувствовать себя еще хуже, если это только возможно. Но… они же договорились, что так будет. Питер сказал, что только зная, чем она занимается с клиентами, он сможет забыть о боли, разрывающей его душу. Как же: ведь ему приходилось делить ее с кем-то! Впрочем, на самом деле все обстояло несколько иначе - ни с кем он ее не делил, это просто была работа. А как же с ее собственной болью, черт бы тебя побрал, Питер?!  - в ярости спрашивала она себя. Как насчет той боли, которая терзала ее при одной мысли о том, что все может всплыть на поверхность и кто-нибудь дознается, чем она зарабатывает им на жизнь?! Как насчет этого?! Что он сказал бы о ее состоянии, если бы знал, что каждый раз, когда она отправляется на вызов, ее зубы стучат от страха, а желудок подводит от тошноты? И это бывает каждый раз! «Это совсем не смешно»,  - прошептала бы она ему на ухо, лежа с ним в постели и пытаясь утихомирить его очередной приступ ревности.
        Однако совершенно случайно ее утверждение о том, что все дело - это сплошное недоразумение, оказалось неверным. Вот, к примеру, тот немец, с которым она встретилась на следующий день после мерзкого Грэхема Канлиффа. Не окажись он настоящим джентльменом, ей бы не устоять. Но после ужасного случая в аду отеля «Корнуоллис» Гарриет пришла к выводу, что немец - просто ausgezeichnet. Именно это слово он использовал для того, чтобы сказать ей, до чего она великолепна. Гарри решила, что он просто послан ей Богом. А иначе - катастрофа. И если бы у них не так хорошо все получилось на его узкой двуспальной кровати, то она, пожалуй, пришла бы к решению бросить свой бизнес.
        Да, он был великолепен! И Гарриет была просто счастлива. За обедом он был добр и предупредителен. Немец оказался приятным, седовласым, бородатым человеком, у которого была семья в Дюссельдорфе. Он жил в Лондоне уже полгода, занимаясь делами «Норд дейче Рундфунк» - немецкой телекомпании. Поначалу Гарриет испугалась, что он может знать Питера, но потом выяснилось, что он вообще знает мало газетчиков. Он не был одинок в Англии, потому что вокруг было достаточно друзей-немцев, но вот секса в его жизни не хватало. Его дети остались в Германии с матерью, потому что не могли бросить школу. Жена приезжала к нему примерно раз в полтора месяца, и он очень скучал по ней.
        Он говорил на очень правильном английском. Показав Гарриет фотографии трех «панковатых» сыновей, немец робко спросил ее, не согласится ли она зайти к нему на стаканчик аперитива. Жил он на квартире на Бэртон-стрит. Квартирка была совсем маленькой, в полуподвальном помещении прямо за Вестминстерским аббатством.
        И вот они сидели перед викторианским камином, в котором полыхали синие языки декоративного газового пламени, попивали вино и говорили о его сыновьях, об их достижениях в теннисе и удивительном увлечении этой странной шумной музыкой. Если он и заметил ее легкий акцент, то не стал спрашивать, откуда она. А Гарриет предпочла не распространяться о себе. Впрочем, немец вообще мало ее расспрашивал, казалось, его не интересуют подробности ее биографии. Иногда они подолгу молчали, но им было легко вдвоем.
        Вот часы на Биг Бене пробили полночь. Звон был таким громким, словно они били прямо в его комнате.
        - Вы такая привлекательная женщина, и я считаю, что вы оказали мне честь, проведя со мною вечер,  - заявил Дитер.  - А вы не согласились бы переспать со мной?  - спросил он.
        - Конечно,  - ответила Гарриет.  - Я бы очень хотела этого.  - Она ничем не показала своего волнения.
        - Позвольте я только приготовлю деньги, прогоню кошку и достану одеяло с электроподогревом,  - спокойно проговорил он.
        Допив вино, они перешли в спальню и медленно разделись, а потом забрались под одеяло. Он был очень удивлен тем, что она целовала в губы по его словам, проститутки обычно этого не делают. А Гарриет подумала, что ей даже было приятно - ведь Дитер был весьма привлекателен. Все было замечательно. Она была так благодарна ему за нормальное поведение, что, к собственному удивлению, почти достигла вершины наслаждения. Это просто поразило Гарриет. Потом, вспоминая этот вечер, она подумала о том, что ей вообще понравилась его компания. Это было своего рода добавочным вознаграждением. Подарком. Вот теперь она поняла, что по-настоящему вошла в свой бизнес.
        Да, именно с этого вечера и началась настоящая карьера Наташи Ивановой.
        Не сказать бы, что она была нарасхват. Иногда телефон молчал по нескольку дней, а потом вдруг за полчаса она получала три приглашения на субботний вечер. Гарриет безумно уставала от каждой встречи, зато деньги в сумочке приносили ей приятное удовлетворение. А лежа в постели с клиентом, она никак не могла расслабиться. Всю ночь сердце ее тревожно билось, впрочем, все остальные части тела услужливо угождали клиенту.
        Очень быстро Гарриет узнала массу нового о мужчинах и о сексе. Как часто они пытались отыграться на ней за свои страхи. Сколько в них пустой бравады, жестокости, своеобразного мужского шовинизма! Гарри была поражена, узнав, сколь инфантильными бывают старики. Удивительно, но очень многие признавались ей, что больше всего им хочется, чтобы им приказывали и шлепали их, как детей. И чтобы она позволяла им пососать грудь.
        Чем лучше она узнавала мужчин, тем меньше ей хотелось обо всем рассказывать Питеру. От некоторых вещей даже многоопытная Наташа Иванова содрогалась. Каждый раз, лежа обнаженной на спине и сжимая ногами очередного клиента, Гарриет чувствовала себя совершенно беспомощной. Словно кто-то вторгся в самое ее естество, в ее душу и хозяйничает там. Этого Гарриет боялась и старалась избегать. Она очень быстро поняла, что чаще всего бывает достаточно нескольких сладострастных стонов, ловких движений пальцами - и клиент готов.
        Все занимало совсем не много времени. Клиента надо было распалить и сделать так, чтобы он жаждал провести с ней весь вечер. Наташа считала, что ее работа начинается с того самого мгновения, как она встретилась с клиентом. Гарриет бы сочла поведение мисс Ивановой довольно развязным. Наташа позволяла себе вертеть бедрами, заглядывать мужчинам прямо в глаза, подливать им вина, посылать через стол воздушные поцелуи, класть их руки на свое сокровенное место… Это было весьма рискованно, но она знала, что всем этим сокращает себе дальнейшую работу. Потом ей только и оставалось, что расстегнуть нужные пуговицы и дать этому произойти. Так было проще и безопаснее всего. Кончив, они уже обычно не выступали. И никто бы не посмел заявить, что она плохо справилась со своим делом. Они же оба видели, как все было.
        Вообще, ее дело было похоже на своеобразное лечение. Гарриет решила, что вполне могла бы считать себя работником социального обеспечения. Босс одного бюро путешествий, с которым она мило пообедала в «Карленджиос» на Бонд-стрит, привез ее в дом к своему отцу и перед тем, как завалить на пол в ванной комнате, признался Наташе, что ему и в голову бы не пришло иметь дело с кем-нибудь, кроме девушек из эскорта. Сначала он был довольно молчалив, но, удовлетворив свою похоть, стал на удивление разговорчив. Он завернулся в халат, позволил ей принять душ в том же помещении, а потом заварил травяной чай. Он уверял ее, что был вдовцом, и очень боялся, что привяжется к «какой-нибудь молодой леди». Он заявил, что для него в его возрасте было настоящим облегчением узнать, что можно встретиться с молодой сексуальной женщиной без предрассудков, не боясь при этом, что кто-нибудь назовет его озабоченным или призовет к ответу. «Знаете ли, совсем непросто быть мужчиной. Поэтому я и предпочитаю делать то, что делаю сейчас». И он весело рассмеялся, наблюдая за тем, как она вытирается в беспорядке его ванной комнаты.
        Но все это нельзя было назвать сексом. Некоторые клиенты были просто вульгарными, другие - настоящими уродцами, у третьих были отвратительные манеры. Гарриет быстро поняла, что если за обедом клиент громко говорит и чавкает, то и в постели он будет вести себя так же гадко. В таких случаях она шла домой. Сомневаться не приходилось - через день-другой у нее будет другой клиент, так что же переживать? Если у нее возникала хоть малейшая тень сомнения, если она хоть немного боялась клиента, то Гарриет честно отрабатывала свои три часа, а затем ехала на электричке в свой Блэкхит, чтобы спокойно провести ночь в собственной постели.
        И еще ей нельзя было ни на минуту терять голову. Она всегда внимательно приглядывалась к тому, как закрываются двери, всегда точно знала, где и в каком порядке лежат ее вещи.
        Наташа научилась говорить каждому своему клиенту, что он, и только он - самый необыкновенный, самый расчудесный человек на свете. Ее порою даже удивляло, с какой легкостью она повторяет эти слова вечер за вечером. Впрочем, она рассматривала их как своеобразную шутку, понятную ей одной. Это немного развлекало ее в эти одинаковые, похожие вечера. И мужчины всегда были на седьмом небе от счастья. Она знала, что это довольно цинично, зато помогало ей скоротать время. К тому же клиентам это добавляло уверенности в себе. Как им всем хотелось слышать это! Всем до одного! С какой легкостью они верили ей! И платили!
        Раз за разом, делая вид, что едва дышит от возбуждения, Наташа замирала и говорила сладким голосом:
        - Боже мой, Бернард, это что-то необыкновенное! Ты знаешь, что неповторим в постели? Мне еще никогда не было так хорошо! Ты просто великолепен! И ты такой большой! Я так и знала, что получу с тобой необыкновенное удовольствие. А уж у меня-то опыт немалый, можешь мне поверить!
        И все они глотали наживку. Они просто обмирали от восторга, слушая дифирамбы в свой адрес. Подумать только - такая опытная женщина говорит, что лучше их мужчины у нее не было, а это что-нибудь да значит! А Гарриет? У нее была только одна трудность - быть все время начеку и не перепутать имена, не назвать, скажем, того же Бернарда Эдди.
        Трудно было не стать циником, узнав, до чего они все одинаковы и какие однотипные у них желания. Каждую ночь она вела один и тот же разговор. И каждый из них непременно говорил: «Почему-такая-хорошенькая-девушка-как-ты взялась-за-такое…» И так далее, и тому подобное… А Наташа ласково улыбалась им и говорила о том, что копит деньги на коттедж в Кембридже, о котором мечтает всю жизнь. И еще она сообщала, что обожает секс. Все просто дурели от этого.
        А на самом деле Гарриет не любила его. Она очень уставала от этих бесконечных и опасных упражнений. Трудно заниматься сексом с новым мужчиной, а ведь почти все ее клиенты приходили к ней впервые. Будь на месте Наташи Гарриет, она бы не выдержала. Ей казалось бы отвратительным все - их отношение к ней, их философия, их похоть. Не то чтобы Гарриет была уж такой привередой, но просто ей был знаком мир, из которого пришел Пит Хэллоуэй, мир Пекама, и он был ей весьма неприятен.
        Сначала Гарриет отзывалась на каждый звонок. Проработав три месяца, она решила, что не будет работать по понедельникам и вторникам, и еще стала брать пять выходных в месяц - в дни женского недомогания. Это была тяжелая работа. Если ей приходилось встречаться с клиентом, то выходило, что ее рабочий день длится десять часов. В спортзале она была обычно часа в четыре, а засыпала на своей раскладушке на Флиткрофт-Мьюз около двух ночи. И каждую минуту из этих десяти часов она была напряжена, как струна. Ей приходилось встречаться с мужчинами, у которых были проблемы с сексом, которые хотели бы убить своих жен, растерзать матерей, и выход они находили в том, чтобы причинять боль купленной на время женщине или унижать ее. Гарриет имела дело с молчаливыми владельцами фабрик, жаждавшими сосать ее трусики, профессиональными игроками в крикет, которые больше всего хотели облизывать жидкий шоколад, размазанный по ее заднице. А один пожилой оптик из Ковентри выложил на кровать чулки, подвязки и лифчик - для себя. В ушах Гарриет так и стояло Наташино восклицание, когда она увидела, как старый хрыч напялил все
это: «Ах, Пол, вы выглядите просто потрясающе!»
        Некоторые клиенты просто хотели поболтать. Бывало, ей попадались мужчины, которым некому больше было рассказать об их доле, их женах, детях, начальстве, несправедливой к ним системе, их первом шефе и о том, что их машина нуждается в ремонте. Парни, которые не были уверены в себе. Которые во время полового акта по два раза выходили звонить женам. Какой-то крохотный человечек утверждал, что он - пакистанский принц. Он настоял на том, чтобы Наташа засунула себе во влагалище каблук своей туфельки.
        Гарриет возвращалась домой к позднему завтраку. Весь день она, одетая в джинсы и свитер и с растрепанными волосами, занималась хозяйством и проводила время со своими милыми сыновьями и Питером, если, конечно, они могли оторвать его от компьютера. Потом, если у нее была назначена встреча, она шла в спортзал, бассейн, после чего уезжала в город. Она обычно назначала свидание на восемь вечера в каком-нибудь безопасном баре, избегая всяческих заведений в «особняках». К восьми она обычно успевала нанести на лицо боевую раскраску, облачиться в соответствующий прикид, упрятать подальше обручальное кольцо, вставить противозачаточный колпачок и обратиться в мисс Иванову. Таким образом, три часа ее работы, заключавшейся в том, чтобы составить мужчине компанию, закончатся к одиннадцати вечера. Если больше ничего не намечалось, то она успевала на последнюю электричку до Блэкхита. Если же приходилось идти с клиентом к нему в номер, то примерно в два часа ночи у входа в отель ее всегда поджидало такси из фирмы «Тэкси-Э-Гоу-Гоу» с преданным Мелвином за рулем, который всегда так забавно пыхтел.
        Да, Мелвин был просто послан ей Богом. Откуда только он ее не забирал! И ни разу он не высказал удивления, ни разу не задал ни одного вопроса о ее занятиях. Из каких бы отелей она ни выходила, от Мелвина она всегда слышала только: «Привет, Наташа». И больше ни слова, если по ее виду было не сказать, что она хочет поговорить. А сам он мог рассказывать ей, к примеру, о футбольном клубе «Милволл». Причем рассказывать до бесконечности.
        Бывали ночи, когда она боялась выходить из отеля или когда клиент оказывался довольно приятным. Тогда она оставалась у него на ночь и в семь утра просыпалась рядом с человеком, имя которого зачастую улетучивалось у нее из памяти. Вот по утрам труднее всего было оставаться Наташей. Ей обычно приходилось расплачиваться за то, что она осталась в номере, и трахаться с клиентом еще раз до завтрака. Впрочем, в этом тоже были свои плюсы, ведь она получала больше денег.
        Конечно, Гарриет не могла обо всем рассказывать Питеру. Многое ей приходилось держать в себе. Бывали, кстати, случаи, когда он по нескольку дней не задавал ей вопросов. Но после этих спокойных дней он с новой силой начинал терзать ее бесконечными расспросами. С горящими глазами садился он на край ванны и требовал все новых и новых подробностей.
        И Гарриет удовлетворяла его любопытство, но со временем поняла, что начинает все сильнее и сильнее презирать мужа за это. Правда, иногда чувство юмора брало верх, и Гарриет поддразнивала Питера, рассказывая ему всяческие небылицы, в которых, однако, была и определенная доля истины. Женщина была просто поражена, узнав, какую власть имеет над этим человеком. Может, именно к этому шли они все десять лет их брака? А может, сам сатана был заинтересован в их знакомстве, потому что они так замечательно подходили друг другу и находили общий язык в создавшейся ситуации? Если так, то понятно, откуда Гарриет брала силы рассказывать днем Питеру об экстравагантных, невероятных и хулиганских ночных проделках Наташи. К слову сказать, Питер никак не мог понять, почему его жена так настойчиво отделяет Гарриет от Наташи. И, уж конечно. Гарриет никогда ни слова не говорила ему о тех редких случаях, когда Наташа получала удовольствие от занятий сексом с клиентом.
        К своему удивлению, Гарриет обнаружила, что временами может испытывать оргазм - если, конечно, она позволяла себе расслабиться. Только таким образом могла она немного развлечь себя. Закрыв глаза, она представляла, что рядом с нею - стонущий от страсти Джимми Нэйл, Лайам Нисон или Микки Рурк. И тогда она сама стонала, кричала, скрежетала зубами и… получала удовольствие. Но чаще всего, разумеется, ничего такого не происходило. Гарриет бывала слишком вымотана и не способна ни на какие эмоции. Впрочем, несколько раз у нее получилось. А удовольствие помогало ей скоротать время - хоть чем-то она была занята.
        Все соседи по Блэкхиту просто сгорали от любопытства, желая узнать, что это у нее за ночная работа. Гарриет казалось, что она постоянно объясняет миссис Стонер, которая вместе с нею стоит в очереди за овощами, какая у нее важная и интересная работа в… как же называется контора, она все время забывает… Ах, да - Корпорация прессы и электронных средств массовой информации, сокращенно КПЭСМИ.
        Да и дети тоже были чрезвычайно возбуждены, узнав, что у мамы появилась работа, о чем они всем рассказывали. Джонти просто сгорал от любопытства, желая узнать как можно больше подробностей о жизни конторы, в которой трудится его мать. Однажды утром Гарриет быстренько придумала неких Пенни, Дженнет и Макса - своих сотрудников. Больше того, у Пенни постоянно возникали проблемы с ее приятелем. Едва завидев утром мать, Джонти, с набитым кукурузными хлопьями ртом, спрашивал: «Ну как там дела у Пенни с ее Ласло?» И Гарриет приходилось придумывать все новые и новые подробности мыльной оперы, развернувшейся в ее конторе. Женщина подумала про себя, что неплохо бы завести блокнотик и записывать в нем все, что она рассказывала сыну, а то частенько у нее возникали накладки.
        - Мам, а мне казалось, ты говорила, что у нее темные волосы, почти такие же, как у тебя,  - заметил как-то раз Джонти.
        Пришлось Гарри с ходу придумывать историю о том, что Пенни перекрасила их, а заодно рассказать мальчику, что женщины иногда красят волосы в разные цвета.
        - А почему бы тебе не пригласить их как-нибудь к нам на ужин?  - предложил Джонти. Он решил, что вполне сможет сыграть роль сказочной феи, которая сумеет наладить отношения воображаемых Пенни и ее дружка.
        Забавно, но Гарриет почему-то сказала, что, возможно, и пригласит их как-нибудь. Она все глубже и глубже увязала в своих выдумках. Впрочем, можно было бы попросить, к примеру, Дейзи сыграть роль придуманной Пенни и пригласить ее на ужин. Да-а-а… Паутина, сплетенная Гарриет и Питером, становилась все плотнее.
        Как это ни было сложно, Гарриет обнаружила, что не смущается необходимостью постоянно лгать сыновьям. Чем больше она сочиняла про КПЭСМИ, тем больше ей казалось, что все, что она выдумывает,  - правда. Занимаюсь хозяйством в своей уютной кухне, взбивая тесто для вафель или придумывая, как бы ей развлечь мальчиков в выходные, Гарриет начисто забывала о существовании Наташи Ивановой, или ей казалось, что Наташа ушла далеко-далеко. А Гарриет Хэллоуэй работала в КПЭСМИ. Некто по имени Наташа Иванова, извивающаяся от страсти под незнакомыми мужчинами, была совсем другой женщиной.
        Вообще-то работа накладывала определенный отпечаток на жизнь Гарриет и Питера. Если ты целыми днями только и делаешь, что болтаешь с мужчинами, выслушиваешь их жалобы, вранье, разглагольствования и дело, как правило, кончается тем, что ты отправляешься с клиентом в постель, то это не может не сказаться на твоей натуре. И Гарриет приходила в ужас при мысли о том, что ей скоро придется заставлять себя проводить время с собственным мужем.
        Хоть Гарриет все время и говорила Питеру, что любит его, ей нередко приходилось отталкивать его, но, похоже, это его не смущало. Временами она ничего не могла поделать с собой и воспринимала собственного мужа как клиента. Впрочем, он ни о чем не догадывался.
        Наконец-то они оба смогли заняться делом. Впервые за долгие месяцы в журнале напечатали рассказ Питера. На сентябрьских соревнованиях Джонти в своем клубе сумел побить долго удерживаемый рекорд среди тех, кому еще не исполнилось одиннадцати. А лето, казалось, будет продолжаться вечно. Это было до того замечательно, что даже они, в конце концов, стали ему радоваться.
        Конечно, дела не все время шли гладко. Бывали дни, когда телефон Гарриет молчал, и тогда ей начинало казаться, что он вообще больше никогда не зазвонит. А иногда, думая о том, что ей опять придется проводить ночь невесть где, Гарриет молила Бога о том, чтобы весь этот кошмар поскорее кончился.
        Дома тоже происходили удивительные вещи. Как-то раз ее старшенький разразился истерикой по поводу того, что Гарриет, скопив денег, решила вновь перевести его в школу «Голдингс». «Пожалуйста, пожалуйста, прошу тебя,  - рыдал мальчуган,  - умоляю тебя, мамочка, только не в «Голдингс»!» Он хотел ходить только в школу Даррена. «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!» Даррен, капитан его команды, стал в это лето кумиром Джонти. Гарриет с Питером, как могли, успокаивали сына и сказали, что подумают о его просьбе. Они пообещали, что сходят в эту школу «Джеймс Брукфилдс» и разузнают, как там обстоят дела. Может, им удастся избавиться хоть от одной проблемы? Кстати, менеджер из банка Гарриет неплохо отзывалась об этой школе, разве не так?
        Вдобавок ко всему этому, Гарриет ни на минуту не забывала о соглашении, заключенном ею с лучшим другом Питера. Тот уехал в отпуск со своими сыновьями, так что, несомненно, при возвращении потребует свою долю за два месяца. Она, конечно, со всем справится. О Господи!
        Среда, 1 сентября.
        Позвонила Эллен. Признаться, я был удивлен. Впрочем, мне было приятно. Она сказала, что видела мою статью в «Стэйтсмене». И заявила, что хочет «привести мои мозги в порядок». Я ответил, что, пожалуй, смогу встретиться с нею завтра, когда у меня выдастся «окно» между делами (давно уже хотел посмотреть, что это Старфайер запрятал в подвале).
        Эллен предложила встретиться в Бэттерси, в пабе «Сталкерз-Хайд», расположенном напротив Артс-центра - в этих местах она обычно не появлялась. Добраться туда из юго-восточной части Лондона весьма и весьма непросто. Эллен сообщила мне, что у нее там деловая встреча, а потом она свободна. В общем, поныв немного, я согласился. Мне, как это ни странно, очень хотелось снова ее увидеть.
        Похоже, у нее был выходной, во всяком случае, она явилась в джинсах, свитере и крохотном жилетике. Впрочем, эта одежда очень шла ей. Я, как в добрые старые времена, позволил себе истратить целых десять фунтов. Господи, как же хорошо себя чувствуешь, когда в кармане у тебя есть еще что-то, кроме самого кармана!
        Мы немного поболтали о том, какое стоит замечательное лето. А потом она принялась рассуждать о моих источниках информации, с помощью которых я написал свою статью. Я никак не мог понять, к чему она клонит, поэтому предпочел особо не распространяться о них. Эллен не унималась; ей хотелось знать, сколько женщин мне рассказывали о своем ремесле, встречался ли я с сутенерами и тому подобные вещи. Я не мог сказать ей ничего определенного, ведь моими собеседницами были лишь Памела да моя собственная жена. Так мы и не договорились ни до чего определенного. Потом у меня возникла безумная мысль о том, что Эллен, возможно, тоже захотела вступить в игру. Создавалось впечатление, что она чего-то не договаривает, только я никак не мог понять, чего именно.
        Но потом дело стало понемногу проясняться. Мы рискнули попробовать картофельной запеканки с мясом. И вдруг мне показалось, что Эллен вот-вот вырвет. Я испугался за нее и поспешил влить в ее хорошенький ротик немного спиртного, чтобы она пришла в себя.
        Тут-то все и выяснилось. Она, оказывается, перестала встречаться с Майклом Стэйнтоном. Он вернулся к своей надоевшей семье. (Между прочим, добавила она, он был импотентом. Как же я был рад слышать это! Больше того, и это куда хуже, у нее испортились отношения с Эндрю Гербертом. (Полагаю, это ненадолго.) Обычный случай. Как бы там ни было, она ушла от него и сейчас живет в квартирке, принадлежащей ее сестре, которая как раз сейчас укатила в Штаты. И квартирка эта - ха-ха-ха! Подумать только, какое совпадение - расположена как раз за углом. Вот теперь все прояснилось окончательно. Конечно же, мы должны немедленно заглянуть в это ее временное жилье. На чашечку кофе, разумеется.
        Но потом вдруг она опять переменила тему и принялась настойчиво расспрашивать меня о Г. А может, говорить о ней начал и я сам. Она приперла меня к стенке, желая узнать, что это Гарриет, разодетая в пух и прах, делала десять дней назад в фойе Нового лондонского театра? (Да что ты? Черт бы побрал этот огромный холл, в котором вечно все встречаются.) Там в тот вечер шла опера «Кэтс». Эллен проследила за Гарриет и видела, что та явилась в театр в компании Рона Истербрука, вице-президента УПГА. «Она прекрасно выглядела, черт бы ее побрал! А ты счастливчик, Питер. Странно, что ты позволяешь себе гулять на сторону от такой женщины». Я не обратил на ее слова внимания. Разумеется, Гарриет не сказала мне, что была вынуждена слушать «шедевр» Ллойда-Вебера. На какие только жертвы она не вынуждена идти! Мы не стали больше говорить об этом, иначе я бы непременно спросил, что сама Эллен делала в компании всякого сброда и япошек, явившихся в театр. Я лишь сказал, что Рон Истербрук - дядя Гарриет. Это сработало.
        Квартирка сестры Эллен была совсем крохотной, с окном в нише и стенами, заставленными книжными шкафами со множеством безделушек - ни дать ни взять приемная какой-нибудь газеты. Я догадался, что настоящая встреча была заранее включена в повестку дня. Во всяком случае, на столе стояли наготове кофейные чашки. А сама Эллен была на редкость мила и приветлива. Даже не помню, чтобы она так вела себя со мной. В ее глазах стояла нега, а через трикотаж тибетского свитера проступали очертания упругих грудей.
        Я пришел к выводу, что она задумала доказать себе, что все еще желанна. Вот она и решила, что человека лучше, который убедит ее в этом, не найти.
        Странно, но, несмотря на очевидность происходящего, приняв из ее рук кружку с кофе, я не проглотил наживки! Я не мог. И именно из-за нашего с Гарриет грязного секрета! Хотя что тут такого? Моя жена три-четыре раза в неделю раздвигает ноги перед незнакомцами, а я всего лишь повидался со своей бывшей коллегой!
        Но все не так просто. Не понимаю даже, почему. Мы поставили кофейные чашки, положили ложечки, а затем поцеловались. Однако, как это ни странно, мне не хотелось большего. Может, у меня наступила менопауза, какая бывает у женщин? Эллен поерзала, плечи ее поникли. А я всего лишь прижимал ее к себе, гладил по голове и повторял: «Дорогая Эллен. Милая моя, дорогая Эллен». Она была такой теплой и казалась гораздо крупнее, чем раньше. Наверное, это из-за того, что в последнее время я обнимал лишь Гарриет, которая стала до того тоненькой, что даже само слово «стройная» в применении к ней было неподходящим. Теперь мою жену можно несколько раз обхватить руками, и даже еще место останется.
        Итак, я обнимал Эллен и бормотал что-то вроде:
        - Дорогая, ты просто сейчас расстроена, не стоит нам пока этим заниматься.
        А она ответила:
        - Нет, стоит. Я хочу этого. Я так скучала по тебе, Питер.
        Это было просто убийственно. Ну как воспротивишься такому. Но я сумел. Да, черт побери, я сдержался! Эллен наконец-то поняла, что, пожалуй, ничего от меня не добьется. Она выбралась из моих объятий, налила нам еще кофе, и мы стали болтать, как старые, добрые друзья.
        Почему?
        До сих пор не понимаю. Наверное, все-таки все дело в Г. Ведь всю свою сознательную жизнь - а я, собственно, вытащил Гарриет из детского сада - старушка Гарриет жила со мною. Боже мой, да я привык, чтобы она была рядом, она была моей правой рукой. Я полностью доверял ей. И вдруг она стала жить этой ужасной жизнью. Занялась этими ужасными вещами. И что хуже всего, на ее лице все чаще появляется эта загадочная улыбка, улыбка Моны Лизы. Гарриет за последние два месяца так изменилась, что я просто не узнаю ее. А я стал все время о ней думать. Но она то и дело ускользает от меня. И все время что-то скрывает. Это означает, что я могу и потерять ее. Впервые в жизни я вдруг решил, что не хочу рисковать. Забавно, а?
        Итак, вместо того чтобы заняться любовью, мы с Эллен попивали кофе, приготовленный из отличных кеннийских зерен. И вдруг она завела весьма странный разговор.
        - Питер, а что тебе известно о мисс Саут?  - лукаво спросила она. (Я говорю «лукаво», а не «ледяным тоном», потому что на ледяной тон она перешла чуть позже. И не просто ледяной, а еще и колючий.)
        - Саут?  - переспросил я.  - Не знаю, о ком ты говоришь. Никогда не слышал этого имени. А кто это такая?
        Выяснилось, что эта мисс Саут заявилась в «Кроникл» и разыскивала там заместителя главного редактора по фамилии Хэллоуэй. Ее отправили к сотруднику безопасности, который заверил мисс Саут, что этот Хэллоуэй уж сто лет как не работает в редакции. И, черт возьми, эта дама заявила, что Хэллоуэй должен ей деньги. Боже мой! И она оставила визитку с запиской. У Эллен. Эллен, разумеется, передала ее мне. Это была моя собственная старая визитная карточка, а на обратной стороне крупными буквами зеленой ручкой было написано: «Ты должен мне, долбаный Хэллоуэй! Заплати, или я такое тебе устрою, что пожалеешь!» И подпись: «Памела», а под ней - номер телефона.
        - Не представляю,  - неуверенно проговорил я. Бред какой-то…  - Я пожал плечами. Интересно, Эллен звонила по указанному номеру? Я сунул визитку в карман.  - Кто знает?..  - пробормотал я.
        - Так кто она такая, Питер?  - поинтересовалась Эллен.
        Черт, звонила она все-таки или нет? Одному Господу известно.
        - Я не представляю, кто это такая.  - Позвоню Памеле и извинюсь перед ней, а заодно спрошу, звонила ли ей Эллен.
        Признаться, я чувствовал себя неловко: интересно, что же ей все-таки известно? Как только представилась возможность, я тут же ушел. Надо сказать, я был порядком удивлен и получил урок.
        Сев в поезд, я обдумывал сложившуюся ситуацию всю дорогу до Блэкхита. В результате я пришел к выводу, что никто ничего не может знать, разве не так? Да, я брал интервью у Памелы, но честно написал обо всем в «Стэйтсмене». Разве нельзя взять интервью у шлюхи, но не думать о том, чтобы твоя жена пошла по ее пути? Полагаю, мне не стоило беспокоиться.
        Поезд притормозил у садов Нью-Кросса, а я все никак не мог прийти к заключению, отчего я так повел себя со ставшей удивительно податливой миссис Герберт? Наверное, все-таки, дело в наших новых отношениях с Г. Больше мне ничего в голову не приходит. Наш грязный секрет крепко держит меня. Сегодня Гарриет удовлетворит мое извращенное любопытство и расскажет мне в мельчайших подробностях, как она трахалась с очередным клиентом. Кажется, больше меня ничего не интересует. Похоже, я спятил. Да, пожалуй, я сошел с ума. И наверняка приобрел себе нового врага в лице Эллен.
        Вернулся домой. А там, представьте себе, по лестнице спускается ТЛС. Забыл дорогу в сортир. Он был в Блэкхите по делам, касающимся винной торговли. И подарил нам две бутылочки вина. Я был очень рад его видеть. Г. подала нам в кухню чай. В черных колготках она выглядит сногсшибательно. У мальчишек появился новый мультфильм о черепашках ниндзя. Был один неприятный момент, когда «моторола» Гарриет вдруг начала трезвонить. Тоби был весьма заинтересован этим. Гарри схватила трубку и выскочила с нею в сад, чтобы поговорить оттуда. Можно подумать, что Гарри постоянно докучают звонками, но она почему-то предпочитает говорить в уединении, так, чтобы ее не слышали. Я решил отвлечь внимание Тоби и пригласил его сразиться в крокет. Играли на десять фунтов. Г. с Тоби против меня с Джонти. Оскорбленный тем, что его не приняли в игру, Тимоти устроил дикий рев. Вечер был чудесным, но, боюсь, соревнования не получилось. Джонти еще никудышный игрок, так что отдуваться пришлось мне. Казалось, игра длится целую вечность. Может, конечно, Джонти и плавает, как девятилетний Дункан Гудхью, но в крокет играет неважно.
Меня это немного раздражало, а Тоби, похоже, удивился. Как бы там ни было, я заплатил каждому из них по пятерке.
        - Хорошо, с тебя хоть что-то можно получить, старина Пит,  - заявил ТЛС.
        Потом мы с Тоби потолковали о ежегодном восхождении - вот уже семнадцать лет после осеннего триместра, перед Рождеством, мы выбираемся в горы. Так что, когда все бывают заняты подготовкой к празднику, мы на целый уик-энд оказываемся свободными. Слава Богу, и в этом году, несмотря на многочисленные неприятности, я опять смогу поехать в конце декабря в Уэлльс.
        Казалось, Тоби вообще никогда не уйдет. Правда, он отвез нас с Джонти в бассейн - у него была тренировка - и привез обратно на своем стареньком «ягуаре» с откидным верхом. Страшновато было - он довольно редко выводит эту машину из гаража. Г. была какой-то странной весь вечер. Она вышла из бассейна и сидела в машине все время, пока тренировка не кончилась.
        Не стал говорить ей о Памеле. Оставлю все при себе, но пошлю Памеле чек на большую сумму - надеюсь, хоть тогда она заткнется.
        Для Гарриет предыдущий день был ужасным. Только они сели за завтрак, как зазвонил телефон.
        - Гарриет, дорогая,  - услышала она. Это был Гоби, и он, как обычно, едва не кричал.
        Гарриет крепче прижала трубку к уху, чтобы в столовой не услышали его голоса.
        - Привет, мама,  - дрожащим голосом пробормотала Гарриет.
        - Он там? Отлично. Послушай, Гарриет, а ведь ты моя должница. Что скажешь на это?
        - Как папа?
        - Замечательно, дорогая, мы можем договориться о свидании? Я был бы не прочь заняться этим на глазах у Питеркинса.
        - Мамочка, что-то тебя так плохо слышно. Я могу попозже перезвонить тебе?
        - Хорошо, трусиха, позвони мне позднее. На работу. Только, дорогуша, не забудь сделать это до ленча. У Пита есть мой телефон. Придется тебе тайком заглянуть в его секретную записную книжку.  - И он повесил трубку.
        А Гарриет продолжала делать вид, что все еще говорит с матерью о каком-то соседе ее родителей в Эдинбурге, который якобы поправлялся от некой болезни. Потом она попрощалась с матерью, пообещав перезвонить, «когда папа вернется домой». Она была уверена, что покраснела до корней волос. Впрочем, троица ее мужчин ничего не заметила. Хорошо хоть ей не пришлось говорить голосом Наташи Ивановой. Вот тогда бы все оторопели. А такое вполне могло быть: ведь Тоби, по сути, был ее клиентом.
        Правда, клиентом очень сложным и трудным. Потом, когда Питер отправился встречаться с «этой Эллен», которая пригласила его на ленч, Гарриет смогла перезвонить Тоби в офис.
        С кем только не надо переговорить, прежде чем тебя соединят с большим начальником! Почему бы ему не оттрахать любую из своих секретарш, с раздражением подумала Гарриет, вместо того чтобы приставать к ней?! Да потому что, напомнила она себе, ни одна из них не просила у него пяти кусков.
        - Гарриет?
        - Прости, Гоби. Я не могла говорить с тобой вокруг сидели все мои мужчины. Зато теперь я одна.
        - Он ушел на весь день?
        - Да.
        - Я приеду.
        - Тоби, ты не должен приезжать сюда. Мальчики дома. Да и я не хочу заниматься этим здесь.
        - Послушай-ка меня, дорогая Гарриет. Мы с тобой заключили сделку. Если я не ошибаюсь. Ты сказала «раз в месяц, где угодно, в любое время». Я пообещал, что не буду докучать тебе. И вот я позвонил. Я хочу этого прямо сейчас. У вас дома. Именно там. Отправь мальчишек куда-нибудь, любимая. Ты должна быть женщиной слова, так что не думаю, что ты станешь мне перечить. Уверен, мне не придется кое-кому рассказывать о том, откуда у тебя деньги.
        - Тоби, дорогой,  - возразила Гарриет,  - мы могли бы пойти в отель. Это так сексуально, ты не находишь? А я так давно не развлекалась в отелях, так что мы отлично провели бы там время. Давай пойдем в очень хороший отель. Да, чтобы там были огромные махровые полотенца, королевская кровать, предупредительная прислуга. Боже мой, как это будет замечательно! Можешь не сомневаться, я обещаю. Не могу дождаться, когда мы увидимся,  - тараторила Гарриет, дрожа от страха.
        - Гарриет, а ты, оказывается, меня недооцениваешь. Как бы тебе на неприятности не нарваться. Я совершенно точно знаю, что купил. Я купил жену Питеркинса. Да, купил его жену, чтобы иметь возможность трахнуть ее, где и когда захочу. Я хочу этого сейчас. И хочу сделать это в постели Питеркинса. Сегодня.  - Он говорил спокойным и уверенным тоном.  - Надеюсь, ты оправдаешь мои ожидания, Гарриет. Иначе я рассержусь. А мне бы этого не хотелось. Думаю, и тебе тоже.
        - О’кей.  - Мальчиков можно было отвести к Марианне.  - О’кей,  - повторила она,  - в какое время?  - Питер не должен вернуться раньше четырех.
        - Буду в полвторого. И не меняй простыню.  - С этими словами он повесил трубку.
        Гарриет осталась одна в кухне. Тоби был просто отвратителен. Его еще можно было терпеть в качестве друга Питера, но вот когда она попыталась завязать с ним личные отношения, то поняла, что этот человек просто ужасен. Гарриет чувствовала, что скоро все возненавидит. ТЛС был даже хуже ее клиентов, потому что те не могли вторгнуться в ее жизнь и ее семью.
        Конечно же, Марианны не оказалось дома. Гарриет поспешно взяла напрокат какую-то детскую видеокассету и осторожно проверила замок в гостиной. И сменила простыни. Ей стало немного легче при мысли о том, что она хоть в чем-то не послушалась его.
        В четверть второго она поставила сыновьям новый фильм, привела себя в порядок - на сей раз она хотела выглядеть очаровательной домохозяйкой и матерью - и выпила водки с апельсиновым соком.
        Тоби, скотина, приехал в десять минут третьего.
        Гарриет быстренько заперла детей в гостиной и повела его наверх, в спальню, прихватив принесенную им бутылку шампанского. Она предполагала, что он будет груб. К тому же от него несло сигарами, вся одежда его пропахла их запахом. Ей даже не хватило времени прикинуться захваченной врасплох женщиной, которая в жизни ничем подобным не занималась, так что Гарриет стала вести себя с Тоби, как с обычным клиентом. Правда, конечно, она была не так развратна, но уж во всяком случае Гарри решила не стесняться, да и времени у нее на это уходило меньше. Она быстро смекнула, что Тоби был несколько раздосадован.
        - Похоже, ты и прежде занималась такими вещами, ты, маленькая сучонка,  - недовольно проворчал он.
        Ему хотелось разорвать на ней платье, и Гарри стоило больших усилий сдержать его и не дать сделать себе больно. Но, чтобы он не злился, она позволила ему порвать ее трусики. Да уж, этим он был очень доволен. Да! Они оба были довольны. Как хорошо, что на ней было нижнее белье.
        - Я не пользуюсь этим,  - заявил он, когда Гарриет вытащила презерватив.
        - Да нет, мистер Мужчина, вы это наденете!  - засмеялась она.
        - Я слишком велик для этих штучек,  - пробормотал Тоби. И это было правдой.
        - Ну давай же, не упрямься,  - увещевала его Гарриет.  - Ты же не знаешь, с кем я была. Будь паинькой. Если не наденешь презерватива, то я не позволю тебе войти в меня, а ведь тебе должна понравиться моя маленькая норка. Я просто изнываю от желания,  - несла Гарриет обычную чушь. А потом быстро натянула на его член презерватив.
        Едва войдя в ее лоно, Тоби почти тут же кончил.
        - Да! Да!  - кричал он.  - Господи! Наконец-то! Наконец-то я трахнул маленькую женушку Питеркинса! Это его п…! В его постели! Хорошо!
        Одному Господу известно, не слышали ли его дети. С начала и до самого конца все заняло не больше тридцати минут. Ей так не хотелось делать это в собственной кровати, на их супружеском ложе. Пока Тоби возился около нее, Гарриет не сводила глаз с радиобудильника Питера, опасаясь, как бы он не вернулся раньше времени.
        А вообще-то Тоби был жалок. Но он мог доставить ей массу неприятностей. Выбравшись из-под него, Гарриет встала, оделась и оставила его лежать на кровати, причем его огромные ноги вырисовывались из-под одеяла.
        Мальчишки, кажется, даже с места не двинулись; они так и сидели, поглощенные шумным мультфильмом.
        И тут, черт возьми, зазвонил звонок. Гарриет едва успела привести в порядок спальню и ванную, а Питер уже вошел в дом и беседовал со своим «лучшим другом» в кухне, попивая вино.
        Гарриет пришло в голову, что Питер мог догадаться, чем они тут занимались, но если это и так, он и виду не подал. Он с радостью согласился сыграть в крокет, а потом ворчал из-за того, что его напарник плохо играет.
        Зато Тоби, игравший с нею на одной стороне, то и дело подходил к ней и демонстративно лапал ее на глазах мужа. Она так и чувствовала, как он прижимает свой член к ее заду. Каков мерзавец!
        Позднее Питер говорил, что Тоби не стоит утруждать себя и возить их всех в бассейн. Но тому это не составило никакого труда. Гарриет-то прекрасно понимала, что Тоби нарочно старается не уходить подольше, чтобы упиваться тем, что он только что переспал с женой «лучшего друга», да еще в его собственной постели. Он целых полчаса обладал ею! Верно говорят, что мужчины никогда не перестают быть детьми.
        А в бассейне один из отцов, чей сын состоял в команде противников Джонти, как-то очень странно посмотрел на нее. И вдруг она с ужасом подумала, что, возможно, это был один из ее клиентов, с которым она встречалась в Барбикене. Впрочем, она не была уверена. Однако это было возможно, к тому же он просто не сводил с нее глаз. Сославшись на внезапный приступ мигрени, Гарри вышла на улицу, уселась в машину и провела там все время до конца тренировки.
        А еще до того, как они пронеслись по улицам Блэкхита на автомобиле Тоби, Гарриет позвонила Дейзи. По мобильному телефону. Дейзи хотела знать, не согласится ли Гарриет составить ей пару? Она имела в виду именно то, о чем говорила вчера.
        - Сегодня ночью, в час, в «Пимлико»,  - засмеялась Дейзи.  - Я договорилась с богатыми египтянами. Настоящие денежные мешки, дорогая. Заплатят они столько, что хватит па два путешествия на Карибское море. Ну, что скажешь? Самый простой способ разжиться деньгами. И не совсем неприятный.
        Гарриет застыла посреди газона. Уже темнело - осень брала свое. Она выбежала в сад, чтобы мужчины не слышали ее разговора. Она не представляла, что решится на такое.
        - Нет, так дело не пойдет. Никаких пар,  - отрезала она.  - Извини. Не думаю, что я уже готова к этому,  - быстро добавила она, стыдясь своей нерешительности.
        И вдруг она заметила, что Тоби подошел к ней и стоит сзади. Кажется, он слышал часть ее разговора. Гарриет пожелала Дейзи найти подходящую компанию и быстро повесила трубку.
        - Пар?  - тут же спросил ТЛС.
        - Да,  - ответила Гарриет.  - Речь шла о теннисе. В субботу. В Гринвич-парке.
        И В РЕЗУЛЬТАТЕ…
        В моей огромной белой сорочке Гарриет выглядела на удивление невинной и развращенной одновременно. Теперь люди везде глазели на нее - в Блэкхите, в магазинах, около школы Джонти, в электричке. Причем не только мужчины, но и женщины поглядывали на нее, не скрывая своего восхищения. Правда, мужчины все чаще бросали на нее похотливые взгляды. И это моя жена! Это просто потрясающе! Она прекрасна и полна чувства собственного достоинства. Мое сердце трепетало, когда я наблюдал, как она собирает каштаны. На ней обтягивающие голубые джинсы, а волосы заколоты высоко на затылке и напоминают темную башенку из песка.
        Разумеется, Дж. настоял, чтобы мы жарили каштаны в мангале, так что пришлось нам вылить из него всю воду в пруд к золотым рыбкам. Они с Тимоти устроили там настоящий костер. До чего же дети любят возиться со спичками! Боже мой, да мы все это любим! Но вышло больше всякой химической дряни, чем огня, так что каштаны получились со вкусом бензина. Правда, мальчишки были в восторге. Они воспринимали все это как замечательное приключение и хотели было накормить своей отравленной стряпней нашу собачку, но умудренный опытом Старфайер не стал есть эту гадость.
        Я почти украдкой наблюдал за тем, как Гарриет в голубоватом дыме ходит взад-вперед по саду, а красноватое осеннее солнце играет в ее волосах. Вот она какая - мудрая, милая, добрая и красивая мать, которая рассказывает своим деткам истории и традиции, связанные с конским каштаном. А что я заставлял ее рассказывать мне прошлой ночью? Ее, эту прекрасноликую, стройную красавицу? Я хотел, чтобы она поведала мне о традициях позапрошлой ночи, проведенной в номере отеля «Конно», вот так.
        - Каждый предмет моей одежды - за дюйм «молнии» на твоих брюках, Патрик,  - сказала она ему.
        Да уж,  - продолжала Гарриет свой рассказ,  - ему нравились всяческие игры. Он вертел мною во все стороны и говорил разные гадкие вещи. Иногда я в ужас прихожу, думая о том, до чего же отвратительной я могу быть. Господи, они-то думают, что так легко нести всю эту гадость.
        - Какую, какую гадость?  - услышала она нетерпеливый голос Питера, жадно впитывавшего в себя ее рассказ.
        Гарриет вздохнула.
        - Ну не знаю я. Мне не хочется говорить об этом. Да, я не могу хладнокровно обо всем рассказывать. Да и к чему? Чего только мне не приходится нашептывать в их большие арабские уши, Питер. Представь себе все сам. Все было, как обычно.
        - А как бывает обычно?  - не унимался я.
        - Ну Питер! Я же говорю - как обычно. Я говорю им о том, какие они замечательные. И сексуальные. Сильные. И еще я восхищаюсь размерами их члена. Их мужественностью. Наташа сообщает им, что она в восторге. Она хочет, чтобы это продолжалось всю ночь. Ну, словом, обычная чушь. Грязное вранье, но оно помогает мне поскорее избавиться от них и вернуться домой. Боюсь, в этом нет ничего особенного, к тому же у меня не такое уж богатое воображение. Ты ведь не захотел бы всего этого слушать? Мне кажется, это чересчур, даже для тебя, Питер.
        - Нет-нет,  - заверил я ее, чувствуя, что покрываюсь йотом. Л ты когда-нибудь представляла, что рядом с тобою я? Думала ли обо мне? Я имею в виду, когда?..
        - Нет. Нет, повторила она. Я не думаю ни о ком, хочешь знать, какие мысли бывают у меня в голове, когда я делаю это? Самые обыденные. О том, например, что будет, если презерватив порвется. Или о том, как Тимоти нравится его группа. Не забыли ли мы заплатить за электричество. Думаю о том, как бы не забыть побольше стонать и охать. Знаешь, я стараюсь как можно быстрее заработать свои деньги. Чаще всего это бывает ужасно скучно. Думаю, это похоже на состояние актеров, которые каждый день вынуждены играть Агату Кристи. У них чертовски много собственных проблем, им скучно, но они должны сыграть роль профессионально, иначе лишатся заработка на следующий же день. И что самое забавное, в обоих случаях публике все очень нравится.
        А сейчас я сижу на каменной скамье в саду, светит холодное осеннее солнце, она срезает тонкие веточки каштана кухонным ножом, а я… я хочу умереть. Упасть и умереть. Черт, что же со мною происходит? Ну почему у меня такая извращенная натура?! Передо мной - красивая, сильная, любящая жена, отличная мать моих детей, а я только и думаю о том, чем она занималась прошлой ночью с каким-нибудь негодяем в номере отеля «Конно». Я так и представляю, как Г., задыхаясь от страсти, выкрикивает:
        - Скорее, я тебя хочу! Мне так хорошо! Ты мне так нравишься!
        Я, как обезумевший мазохист, только и думаю об этом. Временами меня вообще больше ничего не занимает. Я хочу, чтобы она делала это, и ненавижу ее за это, хочу ее и презираю одновременно. Хочу, чтобы этого никогда не было. Я не могу больше, черт возьми! Я сам себе стал невыносим! Иногда я даже задумываюсь о самоубийстве. Дальше ехать некуда, это еще хуже, чем обанкротиться. Но я продолжаю улыбаться, спокойно разговаривать с ними, любить их, а потом… потом… О Боже!.. Потом, ночью, я буду выпытывать у нее все новые и новые подробности. Если только она захочет мне рассказывать. Нет! Конечно нет! Хотя нет, да! Я хочу снова и снова слышать ее рассказы! Я хочу умереть! Я вдруг заметил, что ткнул себе в ногу острием кухонного ножа. Выступила кровь.
        - А кто такой сэр Джордж Харкурт?  - спросила Гарриет у Питера, стоя за большим рододендроном.
        Они вместе подстригали газон. «Вжик-вжик-вжик»,  - коса со свистом срезала темную траву. Нелегкая работка. Гарриет подумала о том, что Питер все-таки крепкий мужик. Опавшие листья они соберут в большие черные пластиковые пакеты. Если не считать сыновей, то их сад - лучшее их совместное произведение. Пожалуй, заниматься садом им нравилось так же, как заниматься любовью. Старфайер, как обычно, был весьма им полезен - он то и дело задирал лапу в тех местах, где газон уже был подстрижен.
        - Джордж Харкурт?  - переспросил Питер.  - А с чего это ты вдруг спрашиваешь?
        - Не знаю даже. Я просто видела это имя. Как-то раз я трахалась с парнем, у которого большой дом в Мейденхеде, возле реки. Кажется, он слуга сэра Гарольда Эпплби. Ну, знаешь, из тех, кто говорит: «Да, министр?»
        - Хамфри Эпплби.
        - Пусть будет так,  - согласилась она. Я просто хочу сказать, что он - воспитанный слуга. Водил меня в оперу. Но, черт возьми, какая же там скукотища! Мне кажется, он отправился туда лишь для того, чтобы поздороваться со знакомыми в «Краш-баре». Все было замечательно. Мне надо было лишь быть внимательной, смотреть на него с обожанием… А потом он отвез меня в свой дом. Он там живет с матерью, но ее не было дома.
        - Это удивительно.
        - Знаешь, а в следующий раз - я была у него дважды - у него был такой вид, будто он хочет, чтобы я стала его постоянной спутницей. Но он живет ужасно далеко, слава Богу, он хоть дал мне денег на такси. Ну вот, мы приехали, и он угостил меня каким-то старым-престарым бренди, над которым он просто трясся. А мне пришлось вылить его в горшок с искусственными цветами. Он тем временем кормил своих котов, не поленился все протереть, готовясь к этому - в общем, настоящий слуга. Я успела проглядеть его почту. Ничего особенного в письмах не было. Но вот одно письмо было от сэра Джорджа Харкурта. Сэр Джордж жаловался, что проиграл бой, желая защитить своих слуг от некоего Бантера, который что-то там редактирует. Кажется, материал называется «Одиннадцатый час». Так кто же такой сэр Джордж Харкурт?
        - Он владеет «Хартбек паблишинг». Это весьма необычный журнал. О чем там только не пишут: и о дзюдо, и о катастрофах, об антиквариате, воровстве; публикуют и военные воспоминания. В общем, всякую чепуху.
        - Я так и знала, что мой муженек - большой спец по части средств массовой информации - что-нибудь да знает об этом. А что же такое «Одиннадцатый час»?
        - Не представляю.
        - Стало быть, не такой уж ты и всезнайка, а? Кажется, я догадалась!  - Гарриет бросилась к дому, а ее муж кинул ей вслед кучу опавших листьев. Они посыпались прямо на собаку.
        Итак, Гарриет кувыркалась с сэром Вальтером Бертоном! Что ж, отлично, мы выходим на большую арену. Сначала у нее были какие-то анонимные страховые агенты и спортивные тренеры, а теперь вон какая важная персона! Вообще-то мне всегда казалось, что он не по этой части. Так может, он водил с собой мою жену, чтобы доказать знакомым обратное? Надо было спросить ее, каков он в постели.
        Похоже, чудеса никогда не кончаются. Просто невероятно, на что способна девчонка, готовая в любой момент сорвать с себя трусики. Подумать только - Кабинет министров! Я сказал, чтобы она держала ухо востро в следующий раз, когда ей доведется побывать там. Беда только в том, что Г. не представляет, какая информация может оказаться полезной. Она рассказала какую-то ерунду о двух больших рыжих котах, которых там видела. У одного из них, кстати, была простуда. Боюсь, этих сведений маловато для того, чтобы свергнуть правительство Ее Величества Королевы Английской.
        Позвоню-ка я Хартбеку и разузнаю, не получится ли у меня загнать Джорджа Харкурта в угол. Это могло бы оказаться полезным.
        А потом произошел этот нелепый эпизод. Вечером, в прошлую среду.
        Не могу даже сказать, насколько мне все это было нужно. Просто я вдруг ощутил желание оказаться в городе. Я задумал разузнать кое-что об издательстве Харкурта. Г. была в тот вечер занята, так что нам пришлось пригласить соседку, жившую за углом, и попросить ее приглядеть за юной порослью Хэллоуэев. Восемнадцатилетняя Эллен, как и все старшие подростки, немного себе на уме, но у нее красивые волосы, и мальчишки ее любят.
        Наверное, то, что произошло потом, уже давно зрело в моей голове. Правда, одному Господу известно, почему. Было ли это лишь физическим влечением? Или это всего лишь еще одно свидетельство моего необычайного, охватившего лишь меня одного безумия?
        Как бы там ни было, я заглянул в «Грэйв-инн-роуд» в поисках Патрика, работавшего на Хартбека в «Лондон-бридж». Мы выпили с ним по чашке чая в его столовой. Патрик не сомневался в сэре Джордже, который, как оказалось, был не такой уж старой скотиной, чтобы тратить на него время. Я-то слыхал о нем совсем другое.
        А затем, испытывая презрение к собственной персоне, я - едва ли не против воли - направился на Чаринг-Кросс-роуд, зашел в «Валоти» - небольшое итальянское кафе - и втиснулся за столик возле окна, из которого была видна входная дверь дома на Флиткрофт-Мьюз. Только что пробило шесть. Я выпил два каппучино и все время повторял себе, что надо бы мне идти домой.
        Но я не сделал этого. Как я и предполагал, вскоре у дома появилась Г. Свитер, заправленный в джинсы, на спине рюкзачок. Она ничем не отличалась от остальных женщин, прогуливающихся по Чаринг-Кросс-роуд, только казалась необыкновенно высокой. Г. была такой спокойной, расслабленной; она шла, ничего не замечая, погруженная в мир звуков - в ушах ее торчали наушники плейера. Думаю, она слушала Пола Уэллера.
        Я смотрел в запотевшее стекло «Валоти» и чувствовал себя отвратительно. Мне все это осточертело. Но я был возбужден, пульс стучал с бешеной скоростью. Думаю, официанты уже обратили внимание на человека, в одиночестве накачивающегося кофеином, который так странно себя вел.
        Прошло чуть меньше часа, когда она вышла из дома и направилась к Кембридж-серкус. Эго была совсем другая женщина. Нет, разумеется, это была Гарриет. И что в этом самое отвратительное, так это то, что я не знаю, какая из них нравится мне больше. То ли добрая, милая, красивая жена и хорошая мать, с которой я жил в Блэкхите, то ли эта сексапильная красотка, явно собиравшаяся обойтись без такси. Первая была замечательной спутницей жизни, настоящим другом, который временами, признаться, немного раздражает. Зато вторая - женщина из мечтаний любого мужчины, при одной мысли о которой меня невольно бросает в дрожь и тело мое покрывается потом. И я жажду лишь одного - обладать ею. Но она не принадлежит мне. Моя жена - старая, добрая Гарриет. Но не Наташа.
        Для этого времени года стоял чудный вечер. Предмет моей страсти - шикарная Наташа - шагала на юг, к реке. Освещенная фонарями, с гордо поднятой головой и зачесанными наверх волосами, она, казалось, привлекала внимание абсолютно всех мужчин, встречавшихся ей на Сент-Мартинз-лейн. Она уже не была спокойной и расслабленной - нет, это была собранная и энергичная женщина, отправившаяся на работу.
        На ней был легкий брючный костюм сливового цвета. Брюки не скрывали, а лишь подчеркивали стройность ее бедер и обтягивали упругую задницу. Думаю, если бы я увидел ее спереди, то сумел бы убедиться, что и округлые выпуклости ее сисек тоже не скрыты жакетом. Вообще-то она говорила мне о том, что недавно купила этот костюм. Кажется, он от Бенни Онга. Правда, костюм она мне не показывала.
        Пожалуй, она шла на встречу с клиентом, которого уже видела. Во всяком случае, мне известно, что на первое свидание она всегда надевает юбку.
        Я выбежал из «Валоти» и поспешил следом за ней, то и дело спрашивая себя, стоит ли это делать. Мне было нетрудно следить за ней. Все мужчины не сводили с нее глаз, пока она переходила Стрэнд и шла к отелю «Савой». Что удивительно, у нее был вовсе не такой бесстрастный вид, какой она напускает на себя, отправляясь на встречу с клиентом.
        Поэтому я и шел за ней. Думаю, что дело обстоит так. О Наташе я знаю лишь то, что Гарриет считает нужным рассказать мне. С той ночи, как я побывал в ее объятиях под именем Роджера Конвея, я имел возможность узнавать что-то о Наташе только от Гарриет, которая, скорее всего, многое скрывала. Остальное дорисовывало мое воображение. Но я становился все нетерпеливее. Я должен был еще раз увидеть Наташу. Еще раз…
        На улице, которая вела к «Савою», я замедлил шаг. Здесь все напоминало мне об отце. Сколько раз он говорил мне, что тут - единственное место в Британии, где разрешено правостороннее движение транспорта. Думаю, я слышал это от него сотни раз. Полагаю, правостороннее движение дозволено в этом месте для того, чтобы постояльцы отеля могли вылезать из машин с правой стороны.
        Г. вошла в отель через вращающиеся двери, а я спрятался под навесом театра «Савой». Через стекло я видел, как навстречу Наташе Ивановой из кресла в фойе поднялся высокий, поджарый, седовласый господин с усами. Взяв его за руку, она поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. Я успел заметить, как его рука скользнула по ее спине, а затем опустилась на ее задницу, прижимая ее к себе. Они составляли неплохую пару.
        А потом они зашли в роскошный лифт, и его двери закрылись.
        Я знал, что совершил огромную ошибку, явившись сюда. Лучше бы мне держаться отсюда подальше. Загнать все эти мысли куда-нибудь в дальний уголок моей головы. Убедить себя, что она всего лишь занимается определенной работой в офисе КПЭСМИ - ночной работник. Эмоции захлестывали меня, причем некоторые были весьма необузданными. Я испытывал дикую ревность и еще много того, о чем писать не принято. Даже для себя.
        Пожалуй, мне лучше вернуться домой, решил я. Вместо этого я обошел отель и очутился между Стрэндом и рекой. Кажется, это место называется Савой-Хилл. На реку смотрели тысячи окон, просвечивающих сквозь кроны деревьев. Это были и комнаты администрации отеля, и кухня, и прачечные, и спальни, спальни, спальни… Тысячи горящих окон светились в темноте. Какая глупость - стоять на этой узенькой улочке и гадать, за которым окном моя жена развлекает своего клиента. Через несколько минут начнется дождь, и я стану самым несчастным человеком во всем Лондоне. Да уж: «муж на часах»! Ох!
        Я пошел на поезд.
        Я больше не должен делать этого. Я совершил серьезную ошибку.
        В следующий вторник в 11.30 - интервью с сэром Джорджем Харкуртом в офисе «Лондон-Бридж». Похоже, он заинтересовался. У меня больше нет времени на записи. Надо мне кое-что разузнать и почитать. Чувствую себя намного лучше.
        В воскресенье утром Гарриет и Питер занимались любовью - как и тысячи других английских пар с детьми, которым лишь утром, пока по телевизору идут мультфильмы, удается урвать немного времени для близости. Все было просто замечательно. Гарриет сказала Питеру что-то хорошее. Совершенно не думая о том, что говорит. Просто ей нравились его ритмичные движения. Вот она и сказала ему об этом.
        - Можно подумать, что я - твой клиент,  - заявил вдруг Питер.
        - Что за ерунда, глупыш ты мой,  - проворковала она, смачно поцеловав его.
        - Ты ведь именно такие вещи говоришь клиентам, не так ли?
        - Чего только я не говорю!
        - Ну вот, сама призналась.
        - Мы еще занимаемся любовью или уже прекратили?
        - Я тебе не клиент!
        - Но это же смешно!  - воскликнула Гарриет.  - Я сказала это просто потому, что мне действительно было приятно. Мне нравилось, вот я и сообщила тебе об этом. Клиентам я говорю, что довольна, потому что в этом заключается моя работа. Питеркинс, ты же отлично понимаешь, что это разные вещи.
        Питер слез с нее, лег на спину и, схватившись руками за изголовье кровати, вперил взор в потолок. Гарриет стала замерзать и решила, что ей лучше принять ванну до того, как она окончательно разозлится.
        - Пожалуй, я пойду приму душ, пока мальчишки не начали колобродить.
        - Как же, не начали! Ты разве не слышишь? Они вынуждены часами смотреть телек.
        Теперь он обвинял ее в том, что она - плохая мать. Надо было разобраться с этим.
        - Послушай, дорогой, для нас не важно, что я говорю своим клиентам. И говорю это не я, а Наташа, которая просто вынуждена развлекать мужчин, нравится ей это или нет. Вот она и болтает всякие глупости. Но это не я!
        - Наташа! Стало быть, иногда ей это нравится, разве не так?
        - Все это пустое, Питер, и тебе отлично это известно.
        - Так что?
        - Боже мой! Сколько можно? Просто иногда это бывает не слишком неприятно, а иногда - совсем противно, вот и все.
        - Но ты стараешься.
        Этого было довольно. Соскочив с постели, Гарриет стала натягивать на себя халат, рукава которого, конечно же, были вывернуты наизнанку.
        - Я думала, что мы давным-давно обо всем договорились. Или я буду тебе все рассказывать, если ты считаешь, что в состоянии справиться со всем этим, или я буду молчать, раз тебе тяжело. И не будем больше говорить об этом. Так что ты выберешь? Давай же, Питер, не молчи, скажи мне!
        - Все это убивает меня, Гарри. Убивает, черт побери! Каждый день я только и представляю себе, как их похотливые взгляды скользят по твоему телу, как их жадные руки гладят тебя. Честно говоря, тебе не стоит больше ничего мне рассказывать. Я и так все знаю. И все время думаю об этом. И воображаю, как ты делаешь это. Я вижу, как они задирают на тебе юбку, как вертят тобой. Сколько раз я представлял себе, как ты стоишь перед ними на коленях, черт побери! Я не могу больше! Я умираю! Каждый миг, каждую минуту, каждый день!
        - Так нечего было обо всем меня расспрашивать!  - закричала Гарриет.  - Ты же говорил, что тебе нравится слушать! Снова и снова повторял это. Мне было противно рассказывать тебе, но ты не обращал внимания па мои просьбы. Ты умолял меня продолжать. Ты говорил, что это возбуждает тебя! Да так оно и было. Ну что мне было делать? Если бы я ничего не рассказывала тебе, ты бы заявил, что я скрываю что-то от тебя, не позволяю тебе быть частью меня.
        - Да, да, мне нужно было знать. И меня это правда возбуждало, твои рассказы казались мне отчаянно важными. Я думал, что мы с тобой восстанем против всего света, будем вдвоем - ты и я. Но теперь все иначе, и у меня голова кругом идет. Я так и чувствую, как ты развлекаешься с клиентами, а я становлюсь самым настоящим рогоносцем! Я больше не могу выносить этого! Надо прекратить все это, пока я не сошел с ума. Ты не должна больше заниматься этим! Довольно, любимая. Это не выход. Это убивает меня, Гарри!  - И он стал тихо плакать, зарывшись лицом в подушку.
        Гарриет опустилась на колени возле кровати, не зная, что и сказать. Она положила руку ему на голову.
        - Что же мы будем делать?  - неуверенно пробормотала она.
        Он иногда мог задеть ее. Большой, отчаявшийся человек плачет, как ребенок. Гарриет едва узнавала в нем знакомого ей Питера Хэллоуэя.
        - Я так люблю тебя, Гарриет. Так люблю. Ты такая необыкновенная, я так горжусь тобой - твоей смелостью, тем, как ты выглядишь, да вообще всей тобой. Но я не могу думать о том, как толпы этих типов ласкают тебя, берут тебя, смеются с тобой - в точности, как это делаю я,  - трагичным шепотом прошептал он.
        - Это все не так, любимый. Это все неважно. Они ничего не значат для меня, мой дорогой. Я думаю лишь о том, что смогу внести еще один взнос за машину. Ты стоишь тысяч таких, как они.  - Она очень осторожно подбирала слова.  - Я уже много раз говорила тебе, что Наташа просто импровизирует, играя в какой-то пьесе. Если актриса играет леди Макбет и кромсает лица слуг кинжалом, то она всего лишь притворяется. Она же не убивает никого по-настоящему. Но ей надо сыграть так, чтобы люди поверили ей и получили удовольствие от ее игры. Однако это же все неправда! То же самое и Наташа. Да, ей приходится говорить всякие сомнительные вещи, чтобы хорошо сыграть свою роль. Что бы она ни говорила, она через полчаса уже забывает об этом.
        Питер отодвинулся от жены, но внимательно слушал ее.
        - Знаешь,  - продолжала Гарриет,  - иногда, лежа с ними в постели, я так и просчитываю, что сейчас скажу то-то и то-то, тогда они быстренько кончат, а я успею еще на последнюю электричку или позвоню Мелвину. Она увезет меня, и я скоро приеду к тебе, в мой Блэкхит.
        - А что за «то-то и то-то»?
        - Ох, Питер! Да прекрати же!
        - Ну?
        - Я не скажу. Это все так нелепо. И тебе не поможет.
        - Я хочу знать,  - настаивал он.
        - Нет.
        - Что у тебя за развращенная натура, Гарриет? Откуда это все? Где ты этого набралась?  - Он уже почти развеселился.
        Да, Питера быстро проносило по волнам любого шторма. А вот Гарриет долго переживала, сердце ее разрывалось на части.
        - Вовсе у меня не развращенная натура.  - Она горько рассмеялась.  - Я хорошо воспитанная девушка. Но я должна хорошо выполнять взятую на себя работу. Вот и все. В каждом отдельном случае я придумываю какую-то особую фразу, пароль, если хочешь, который ускорит извержение. Но я должна делать это, иначе буду оставаться там до завтрака, а…  - она усмехнулась,  - лишь я помню, какой завтрак надо дать Джонти, так что мне надо возвращаться побыстрее, ты так не думаешь?
        И тут, словно по волшебству, дверь в спальню со скрипом отворилась, а за ней появился сердитый и взлохмаченный Тимоти. Во рту у него было старенькое полотенце, которым он все еще, как младенец, водил по губам перед тем, как уснуть.
        - Привет, Тимбо,  - сказала Гарриет. Хочешь завтракать?
        Мальчик молчал, потому что его рот был занят полотенцем. Прошлепав по полу босыми ножками, он нырнул в середину их постели и уселся на ее подушку.
        - Здорово, старина. Что с тобой?  - Питер покачал головой, словно хотел отогнать от себя мрачные мысли, и вытер лицо простыней. Извини, Гарри, я иногда бываю просто невыносимым. Просто у меня что-то с головой, думаю, я уже в параноика превратился. Впрочем, если все это будет продолжаться, ты вынуждена будешь рассказать мне обо всем. Извини. Но я должен знать. Если ты будешь молчать, то я просто умру, мучаясь подозрением.
        - Но если я буду рассказывать, ты тоже умрешь,  - заметила Гарриет.
        - Пожалуй, что так. Но уж лучше знать. А иногда мне это даже нравится.
        - Да. Я заметила.
        - Наверное, я все-таки большая сволочь, ты так не считаешь?
        Тут Тимоти вытащил, наконец, изо рта гадкую тряпицу и весело спросил:
        - А кто умирает?
        - Никто,  - твердо ответила его мать.
        - Нет, я умираю,  - заявил малыш.  - Потому что у нас не осталось кукурузных хлопьев.
        И они дружно рассмеялись.

* * *
        Успех. Двадцать первого я занялся Хартбеком. И теперь мы можем покончить с этим безумием.
        Какой поворот! Работа, статьи, возможность попробоваться в клуб Гручо, потенциальный олимпийский чемпион, жена может оставить работу! Ну чего еще может хотеть человек?
        Гэри Хоуп взял Джонти под свою опеку. Четыре раза в неделю он занимается с ним по часу после школы! Дж. уже жизни себе не мыслит без Хоупа, но материальное обеспечение будущего чемпиона приводит меня в ужас. Зато кто посмеет теперь сказать, что мальчик не расцвел буквально на глазах? Джонти с каждым днем становится все сильнее и шире в плечах. Гэри с ног сбился, бегая босиком (а сейчас, между прочим, осень стоит и ветрено) в своих белых шортах по краю бассейна за моим сыном и подавая ему какие-то неведомые для меня знаки. А паренек в этом презервативе на голове и круглых очках напоминает сказочную рыбину. В течение часа лишь небольшая часть Джонти показывается на поверхности. В остальное время он рассекает водную гладь, как острие ножа, и лишь изредка поднимает серьезное личико, чтобы вслушаться в изречения Великого Хоупа.
        А кстати - как вам это, а?  - это благодаря мне у мальчика есть возможность забавляться здесь, разве не так? Проводя здесь с ним целые дни, я лирично размышлял о преимуществах полного рабочего дня.
        Да, сэр Джордж Харкурт из «Хартбек паблишинг» после нашего интервью настоял на том, чтобы устроить в «Гей Гуссар» целую серию «веселых ленчей», как назвал бы их мой отчим. На этих ленчах он представил меня целой команде своих людей. Хартбек достиг успеха, создав массу журналов с разнообразными головоломками, которые помогали отчаявшимся, лишенным прав отщепенцам коротать свободное время. Кстати, у многих из них есть даже титулы.
        Джордж решился запустить в производство еженедельный (или выходящий раз в две недели) журнал, который должен называться «Одиннадцатый час». Впрочем, может, это не так уж безнадежно. Это, должно быть, что-то вроде заметок Фути на последней странице «А» или его же колонки в «Миррор», только Джордж задумал выпускать целый журнал. Очень смелая задумка. И Джорджу, разумеется, понадобились умные, известные журналисты, которые могли бы собирать информацию о людях и заниматься тому подобными делами. Он даже процитировал Болдуина, который высказался о могуществе королей прессы: «Власть без ответственности напоминает престарелую шлюху». Это изречение просто поразило меня. Вот только подумал я не об одних королях прессы…
        Короче, теперь я жду команды назначенного, но еще не вступившего в должность редактора. Начинает дело совсем небольшая команда - два исследователя, молодой помощник и юная администраторша из «Спектэйтора» - Джун Сатерн,  - с хорошей репутацией, которая сияет, как медный пятак. Начнем издаваться уже весной следующего года, так что время поджимает.
        Джордж сделал мне предложение, и я не смог отказаться - ну раз уж мы публикуемся. Я бы любое предложение принял, вот только он не должен был знать, что я сделал это за две баночки «Китикэта» и пакетик сухого печенья.
        Во всяком случае, я сумею вытащить Г. с улицы, разве не так? Ей больше не придется быть проституткой. Слава Богу! Она испытает огромное облегчение.

* * *
        Свернув с шумной Пиккадилли, Гарриет оказалась в тихом дворе Королевской академии. Стоял чудный осенний день. Она направлялась в Королевскую академию, потому что мужчина по имени Джек Робинсон предложил встретиться именно там.
        Она была удивлена тем, что он назначил встречу в столь неурочный час и в таком неподходящем для секса месте. Гарриет даже не знала, что надеть, и, перебрав кучу одежды, остановилась на деловом черном костюме. Смеха ради она добавила к строгому костюму большие очки в роговой оправе с простыми стеклами. Ей было интересно, как любители искусства отнесутся к даме в очках.
        Если охранник, проверяющий при входе в Академии содержание сумок, и был удивлен тем, что в сумочке Гарриет, кроме пачки всевозможных презервативов, ничего не было, то он не подал виду.
        Человек по имени Джек Робинсон стоял возле лестницы в толпе пожилых поклонников искусства. Он был на удивление худощав; на изможденном лице темнели очки. На нем был джинсовый костюм, шею украшал красный хлопковый шарф. Темно-русые волосы были уложены с помощью геля, а на пухлых губах застыла испуганная улыбка.
        Что и говорить, Гарриет была изумлена, увидев Джека, ведь, как правило, ее клиентами были мужчины за пятьдесят. Только люди старшего поколения могли позволить себе нанять девушку по вызову. Больше того, она предпочитала иметь дело с джентльменами, одетыми в хорошие костюмы. Почти все они, как правило, раздеваясь, извинялись и бормотали что-то о том, как они неловки. Правда, это случалось еще до того, как она помогала им снять брюки после этого всем им становилось уже не до извинений.
        Этому Джеку Робинсону, похоже, нелегко было смотреть ей в глаза. Напустив на себя безразличный вид и отвернувшись в сторону, он сунул ей в руки небольшой конверт.
        - Вот,  - буркнул он,  - там все правильно.
        Гарриет едва ли не с неохотой взяла деньги. Сверток был привычно пухлым. Не говоря ни слова, она положила его в сумочку.
        Раннее время, смятение молодого человека, выбранное им место наводили на мысль о том, что они просто пришли сюда на свидание. Гарриет привыкла встречаться с мужчинами в полумраке, привыкла опрокидывать бокал-другой, а затем направляться с ними на ночлег куда-нибудь в Вест-Энд. А в такое время дня в пятницу можно было встретиться с подругой, сводить детей в музей мадам Тюссо или прогуляться с ними вокруг Круглого пруда Кенсингтон-гарденс.
        Молодой человек робко предложил ей осмотреть какую-нибудь выставку. Афиши приглашали взглянуть на рисунки Пикассо. Медленно, на расстоянии друг от друга обошли они несколько галерей. На рисунках были изображены такие живые лошади и сатиры, что, казалось, они вот-вот сойдут с бумаги, а пышущие здоровьем девушки, похоже, обменивались с коровами понятными им одним шутками. У Гарриет было такое чувство, словно она пришла на шумную вечеринку, хотя вокруг стоял лишь приглушенный гул голосов. И еще ей казалось, что она пришла на экскурсию в Национальную библиотеку Шотландии; на миг она даже забыла, что находится здесь на деловой встрече.
        Обойдя выставку, ее спутник предложил:
        - Может, выпьем теперь кофе?
        Создавалось впечатление, что он от чего-то прячется, подумала Наташа, но вслух сказала, что с удовольствием выпьет чашку.
        Вообще-то они пили чай. В ресторане «Фаунтэйн» отеля «Фортнус энд Мэйсон», расположенном на другом краю Пиккадилли. Было еще рано, так что им сразу удалось занять столик. Одетые в черное с белым чопорные официантки разносили по столам чайники с чаем «Эрл Грей» и подносы с традиционными сэндвичами, непременным компонентом которых были тонкие ломтики огурца. Джек Робинсон тянул время, то предлагая ей сахар, то уговаривая съесть печеньице. Гарриет подумала, что неплохо бы хоть что-нибудь разузнать об этом парне. Пока что она узнала лишь о том, что он очень мило заикается, что у него маленькая задница и он любит бродить по выставкам.
        Он оказался дизайнером. Придумывал компаниям логотипы, рисовал программки для театров и обложки для компакт-дисков. У него была четырехлетняя дочь, о которой заботилась его мать. Его жена погибла в автокатастрофе два года назад.
        Разговор, толком не начавшись, затихал. Джек нравился Гарриет, и ей было жалко его. Как только они ушли с выставки, его решимость сразу же куда-то испарилась. Этим мужчинам иногда нужно помогать.
        Взяв себя в руки, Гарриет взялась за дело:
        - Стало быть, вы ищете себе компанию?
        Наступило долгое молчание. Глубоко вздохнув, молодой человек решился посмотреть на нее.
        - Простите, просто я не знаю… как себя вести в подобной ситуации. Прежде я никогда ничего подобного не делал. Я не знаю ваших правил. Не знаю…  - Он отпил глоток чаю.
        Наташа ждала. Похоже, еще вся работа впереди.
        - Я не хочу, чтобы в моей жизни появлялся кто-то другой,  - быстро заговорил Джек.  - Никогда. В моей жизни всегда будет только моя жена Рэчел.  - Его глаза увлажнились.  - Но все же… все же… В общем, я решил, что неплохо бы встретиться с женщиной, которая ничего для меня не значит.  - Он был просто в ужасе от того, что пришлось говорить такие вещи.  - Простите…
        - Не стоит извиняться. Все отлично. Большую часть вечеров я провожу в обществе людей, для которых я ничего не значу. И не только вечеров, но еще и ночей,  - добавила Гарриет.
        - Да.  - Помолчав, он медленно проговорил: - Я не хочу заводить постоянных отношений…
        - Но вы подумали, что можете отвлечься, если встретитесь с незнакомой женщиной?  - помогла ему Гарриет.
        - Да, полагаю, именно так.
        - В таком случае, буду рада вам помочь.  - Опять Наташа вынуждена становиться нянькой.  - Конечно, с незнакомкой проще. Если подумать.  - Господи, дело совсем застопорилось.
        - Ну хорошо,  - промямлил Джек.
        Что ж, хоть начало положено. Гарриет ждала. Ничего. Он сделал еще один большой глоток.
        - Простите,  - сказал он наконец.  - Я не знаю, что надо делать. Как все бывает? Вы должны мне сказать.
        - Да все проще простого,  - заверила его Наташа.  - Если, конечно, вы уверены, что вам нужно именно это.
        Кажется, он был согласен. Наташа медленно сняла свои очки в роговой оправе и взглянула ему в глаза. В конце концов, ей нужно заработать денег. К следующему четвергу надо расплатиться по закладной. И Наташа тихо проворковала:
        - Не стоит тревожиться, Джек. Все просто. Ты платишь мне деньги. Мы едем в отель, и там я развлекаю тебя, как могу. Никакой привязанности. Зато тебе становится лучше.
        - Боже мой.  - Джек смотрел на освещенное солнцем здание на противоположной стороне улицы. Боже мой,  - повторил он, явно силясь взять себя в руки.  - О’кей. Куда пойдем? Да, кстати, сколько это стоит?
        Гарриет сказала ему. Похоже, он удивился, но, подумав, пришел к выводу, что дело того стоит. За углом, на площади Сент-Джеймс, как раз находился подходящий отель. Гарриет было известно, что финансисты из Сити часто назначали там деловые встречи. И она предложила Джеку отправиться туда. Если все пойдет гладко, она сможет вернуться домой к ужину. Правда, ее спутник смутился: он не знал, как зарегистрироваться в отеле.
        - У нас же нет багажа,  - пробормотал он.
        - Но ведь нет такого закона, Джек, в котором говорилось бы о том, что, регистрируясь в отеле, непременно надо иметь с собой багаж,  - вымолвила Гарриет.  - Это совсем необязательно. Дай мне только твою кредитную карточку. Я сама все сделаю.
        Так оно и получилось. Наташа при желании могла добиться чего угодно. Ей самой это нравилось.
        Она сняла хороший номер, выходящий окнами во двор. Портье заверил ее, что там очень тихо. Обойдя комнаты, Гарриет зажгла настольные лампы, включила телевизор, выбрала канал с музыкой и подыскала подходящее для них местечко. Гарриет с удовлетворением заметила, что в окнах были двойные рамы, стало быть, шума не будет слышно. Ни снаружи, ни изнутри. А то через несколько минут на Джермин-стрит пришлось бы затыкать уши от ее криков. И она не притворялась. Потому что ей еще не доводилось ложиться с мужчиной моложе, чем она сама. Гарриет даже удивилась, осознав, что ей совсем не хочется выбираться из постели.
        …Выйдя вместе с нею на улицу, Джек Робинсон помог ей поймать такси. Он был так мил, что ей хотелось позвать его с собой. Они стояли вместе на углу Сент-Джеймс-сквер и высматривали свободную машину.
        А потом она увидела Питера.
        Гарриет поняла: Питер заметил, что она его увидела, но тут же притворился, что не видел ее, и быстренько свернул за угол на Акерман-стрит. Последним, что она успела приметить, садясь в машину, был его плащ, исчезающий в толпе возле Хеймаркета.
        «Одиннадцатый час» расположен на третьем этаже здания «Хартбек паблишинг». Это на юг от Лондон-Бридж-стэйшен. Большинство сотрудников считает, что это дурацкое место, но если живешь в Блэкхите, то ехать до редакции очень удобно. Конечно, там не слишком-то роскошно, зато оборудование вполне подходящее. Сплошное матовое стекло. Впрочем, дизайнер по интерьеру, без сомнения, считал, что это все ерунда. Этакий постмодерновый сортир. Окна моей большой комнаты выходят прямо на огромную задницу большого слона, примостившегося на крыше станции. Словно у меня есть собственный игрушечный поезд. Все хорошо. Я счастлив, как свинья в навозной куче.
        Конечно, впоследствии Гарриет поняла, что не стоило ей приставать к Питеру в магазине.
        - Питер, ты следил за мной?
        Он ничего не ответил, спеша к кассе. Было обычное суетливое субботнее утро. Они с Питером встали в огромную очередь. В самом начале очереди какая-то женщина запихивала в пластиковые пакеты многочисленные покупки, пытаясь в то же время уследить за старым, явно больным отцом. Ей было нелегко, и очередь застыла на месте.
        - Питер!
        - Что?  - сердито отозвался он. Словно его раздражало, что она отрывает его от важных дел.
        - Ты следил за мной? Вчера? На площади Сент-Джеймс?
        - Нет, конечно,  - заявил он.
        - Но что же ты там делал?  - не унималась Гарриет.
        - Я ходил в Лондонскую библиотеку. Да, в библиотеку. Мне надо было кое над чем поработать.
        - В Лондонской библиотеке?  - переспросила его жена. Она явно не поверила ни слову.
        - Да.
        Молодая женщина с больным отцом наконец отошли от кассы, и очередь послушно продвинулась вперед, толкая перед собой тележки с покупками.
        Гарриет понимала, что надо прекратить расспросы. Конечно, Питер вполне мог работать в Лондонской библиотеке, расположенной на площади, но интуиция подсказывала ей, что его рассказ лжив.
        Однако, похоже, Питер так не думал, поэтому пытался оправдаться:
        - С чего бы это я стал следить за тобой?
        - Не знаю. Странно только было видеть тебя там.  - Она пыталась говорить как можно тише. Вокруг было очень шумно, и Гарриет надеялась, что у него хватит ума подойти поближе к ней - тогда она бы перестала смущаться. Не стоило заводить этого разговора. Девушка, стоящая следом за ними, у которой в тележке сидел малыш, кажется, заинтересовалась их разговором.
        - Чушь, заявил Питер, засовывая тонкий журнал в сетку. Гарриет бы не стала продолжать, но тут он язвительно спросил: - А что это у тебя был за клиент? Хорошенький, как мне показалось. Ему уже исполнилось четырнадцать?
        - Ш-ш-ш,  - прошипела женщина.
        - Почему это «ш-ш-ш»?  - громко переспросил Питер. Он явно испытывал чувство вины - Гарриет слишком хорошо знала его, чтобы не понять это. Да, сомневаться не приходилось: он следил за нею.
        - Ты шпионил за мной. И мне противно. Нет, подумать только, ты! А я-то тебе рассказываю обо всем! Какого черта ты там делал?  - прошептала она.
        Молодая женщина с ребенком торопливо сунула малышу в рот кусок шоколадки и шагнула в их сторону.
        Взяв мужа под руку, Гарриет прошептала ему на ухо:
        - Не делай этого, Питер. Пожалуйста. Мне невыносимо знать, что ты следишь за мною.
        - Я же сказал, что и не думал за тобой следить. Наша встреча - чистая случайность. Да и какого черта я буду шпионить за тобой? Как ты уже говорила, мне, черт побери, отлично известно, чем ты занимаешься. Ты же все мне рассказываешь. Ну, если и не все, то хотя бы часть.  - Его лицо посерело. Разговаривая с женой, он демонстративно смотрел в сторону, на покупателей, наполнявших проволочные корзины покупками. И ему не удалось говорить тихо. Молодая женщина уже перестала прикидываться, что ничего не слышит, и, не таясь, вслушивалась в их разговор. Лицо ее светилось любопытством.
        - А я и не знал, Гарриет, что ты кувыркаешься с такими молокососами.  - Питер хотел, чтобы в его голосе звучала насмешка, но это не слишком удавалось ему.
        - Я этого и не делаю.  - Она говорила так тихо, что Питер едва мог слышать ее голос.  - Но мне с ним было… очень необыкновенно, вот и все.
        - Ничего «очень необыкновенного» не бывает. Может быть или просто необыкновенно, или никак.
        Гарриет не обратила внимания на его неожиданный экскурс в семантику.
        - Ох, Питер, знал бы ты, какие они все зануды. Ворчливые, измотанные, богатые, седые, надоедливые, больные, да к тому же еще импотенты!
        - Чего не скажешь об этом типе, да? Он-то возбудился как надо, не так ли?
        - Оставь эту тему, Питер. Все и так достаточно гнусно.
        Женщина с ребенком не сводила с Гарриет глаз, пытаясь, однако, сделать при этом вид, что ей совершенно не интересно, о чем они говорят. Ее ребенок уже по уши перемазался в шоколаде.
        - Стало быть, тебе бы не хотелось больше этим заниматься?
        - Что ты хочешь этим сказать?  - спросила Гарриет, отлично зная ответ.
        - Все кончено. Ты должна прекратить свое занятие. Слава богу, ты смогла это пережить. Но теперь все позади, Гарри. По-за-ди. История окончена. Я начал зарабатывать деньги.
        Их очередь подходила к концу. Стоя плечом к плечу, они ждали, когда смогут набить пластиковые пакеты продуктами на две недели. Все было так обыденно - обычная английская семья в обыкновенном магазине в Вест-Энде. И в самих Хэллоуэях не было ничего необычного.
        У Питера опять появилась кредитная карточка. Гарриет понимала, что, имея в кармане этот кусочек пластика, ее муж опять обрел уверенность.
        Кассир был молодой парень в очках. Он принялся взвешивать их овощи и крупы. Гарриет удивилась, увидев изрядное количество алкоголя.
        - Но мы все еще не расплатились с долгами, заметила она.
        - Все кончено, Гарриет. Кончено,  - отрывисто проговорил он.
        - Мы все еще в долгах.
        - Так тебе нравится это, да?
        - Отвали от меня, Питер,  - прошептала женщина.
        - Следи за своим языком,  - пробормотал он.  - Боже мой, как ты изменилась.
        - А ты как думал? Выло бы странно, если бы этого не случилось.
        Бутылки и пакеты вернулись от кассира к ним, и им пришлось подхватить их, чтобы они не попадали на пол. Вытащив сумки, они набили их разнообразными продуктами, напитками, едой для собаки и всякими нужными в доме вещами.
        Улыбнувшись им, парень в очках сказал:
        - Сто двенадцать фунтов шестьдесят пенсов.
        Гарриет была уверена, что он внимательно слушал их разговор. Так же, как и молодая мамаша с ребенком, бесстыдно пялившаяся на Гарриет.
        - Боже правый,  - пробормотал Питер, до которого только сейчас дошло, как много они истратили.
        - Теперь ты все понял?  - многозначительно спросила Гарриет.
        - Пусть даже и так, пусть так,  - проговорил Питер, вручая кассиру кредитную карточку.
        - Позволь мне самой судить обо всем.  - При желании она могла буквально олицетворять ярость. Схватив в каждую руку по две сумки, женщина направилась на стоянку, оставив Питера расписываться на чеке. По правде сказать, он расплачивался в магазине ее деньгами.
        Стоя у четвертого терминала в аэропорту Хитроу, Гарриет поджидала этого Фрэнка. Она была раздражена, и даже терминал не помогал. Огромные, медленно вращающиеся вентиляторы и уродливый помост для багажа делали терминал похожим скорее на какой-нибудь склад, а не на место, в которое возвращаются из Парижа. Фрэнк Пикард, ее клиент, мусолил в руках золотую карточку «Херц», убеждая Гарриет, что завезет ее в Вест-Энд, а уж потом поедет домой в Нортгемптон к Дорин, Рэю и Анджеле. А вокруг люди улыбались и смеялись, обнимая друзей и близких или еще поджидая тех, кого вот-вот доставят в аэропорт британские авиалинии.
        Не сказать, чтобы этот уик-энд был таким уж расчудесным. Да, конечно, они пролетали через Париж, но потом им понадобилось сломя голову лететь в Тур, где Пикард проводил ежегодную конференцию. Несмотря на цветастые галстуки и дорожные кожаные сумки, Питер оказался весьма заурядным и скучным человеком, и тоска Гарриет усугублялась еще и долгими часами, проведенными в одиночестве. Осенью в Лондоне с помощью Фрэнка Пикарда она с легкостью заработала немало денег. А в этот уик-энд его компания показалась ей ничуть не лучше компании Старфайера. Она то и дело позевывала. К тому же Фрэнк просто обожал автомобили, а вот Гарриет не слишком любила говорить о них и не была даже тронута, когда он заявил ей, что она похожа на «ламбордини». Кстати, она была весьма удивлена, когда узнала, что он страдает предрассудками. К примеру, Фрэнк терпеть не мог владельца магазина в Нордгемптоне с азиатской внешностью. Еще он твердо верил в го, что надо уничтожать любой зародыш, в котором можно заподозрить дефект. Гарриет было очень трудно говорить с ним языком Наташи.
        И вообще, находиться на конференции, если она тебе совсем неинтересна, очень скучно. Фрэнк никуда не брал ее с собой и лишь в субботний вечер позволил ей сопровождать его на официальный прием в старом городе. Прием проводился в «Пляс Плюмро», что на Луаре. Хоть он и показывал всем видом, что эта женщина принадлежит ему, но вел себя с нею тактично, однако почему-то говорил знакомым, что Наташа - его секретарша, и это было отвратительно. Обычно клиенты из Уайтхолла называли ее своим «исследователем».
        Гарриет быстро поняла, что участники конференции без труда догадались об ее истинном занятии. Во-первых, она была одета гораздо лучше остальных женщин, а во-вторых, ей было лет на (хм!) двадцать меньше, чем им. Мужчины смотрели на нее нахально, а их жены - смущенно. У Гарриет создалось впечатление, что Фрэнк каждый год привозил в Тур разных девушек. Бумажник позволял ему это.
        Гарриет раздражала необходимость провести в этом чудесном французском городе целых три дня, несмотря на то, что она зарабатывала при этом довольно большие деньги. Просто нелепость какая-то! Подумать только, ей в обязанности вменялось лишь однажды появиться на людях и выглядеть при этом на миллион долларов. Если, конечно, не считать того, что каждую ночь ей приходилось спать с этим человеком, впрочем, это, к счастью, не доставляло Гарриет много хлопот.
        Но сам город Тур не произвел на нее никакого впечатления. Однажды она прогулялась вдоль мутноводной и грязной Луары от моста Наполеона до моста Уилсона, а в другой раз обошла вокруг собора святого Готьена, глазея в окна на желтое пламя свечей. Но назойливое внимание абсолютно всех французов, начиная от желторотых юнцов и кончая стариками, было столь неприятно, что Гарриет предпочла вернуться в отель и провела остальное время, сидя на кровати. Она была вынуждена переключать телевизор с канала на канал и смотреть нудные передачи - прямо как утомленная героиня какого-нибудь французского фильма.
        Так она и сидела, привязанная к месту. Гарриет скучала по сыновьям, ужасно боялась, что Фрэнк заглянет в ее паспорт и увидит ее настоящее имя, и еще ее тревожила новость, которую сообщила ей Дейзи накануне отъезда. Да и новая работа Питера не давала ей покоя. Словом, Гарриет была и утомлена, и встревожена одновременно.
        Но, конечно, больше всего ее беспокоил ужасный Тоби Лиделл-Смит и его невероятные запросы. Кроме того, этой осенью вообще не все шло гладко у миссис Гарриет Хэллоуэй и у ее хорошей подруги Наташи Ивановой. Трудности окружили ее со всех сторон, и она не знала, как справиться с ними. Что и говорить, они с Питером постепенно выбирались из страшной финансовой ямы, но она платила за это дорогой ценой. К тому же в доме номер 17 по Блэкхит-драйв по-прежнему не хватало мебели.
        На прошлой неделе Наташа позвонила Дейзи, чтобы рассказать о своей подруге Ингрид. Это было своего рода предупреждением. Так вот, эту Ингрид убили в ее квартире. Поначалу все было в порядке, но вдруг ее клиент, то ли немецкий, то ли бельгийский бизнесмен, пырнул ее ножом. Дейзи была в шоке. Да и у Гарриет сердце каждый раз ухало в пропасть, когда она вспоминала рассказ Дейзи. Этот тип мог специально взять с собой нож. Господи, Гарриет приходила в ужас при мысли о подобном возмездии.
        Но вообще-то она старалась не думать об опасности. Просто не принимать ее в расчет. Это было похоже на вожделение; если ты задумал ехать со скоростью, превышающей восемьдесят миль в час, то тебе недолго осталось сидеть за рулем. С нее было довольно того, что вечера и ночи приходилось проводить в компании обрюзгших стариков, тела которых покрывала седая поросль. Временами Наташа совсем выдыхалась. Бывали дни, когда при одной мысли о том, что ей еще раз придется увидеть, как встают незнакомые, сморщенные, в синих прожилках члены, Гарриет хотелось просто выть. Но деньги… Ради них можно было пойти на многое. Мысли о деньгах поддерживали Гарриет в худшие времена. Однако мрачный рассказ Дейзи не шел у нее из головы, и Гарриет даже тошнило от страха. Нехорошим делом она занялась. Да уж, за каждый заработанный пенни она платила тяжким трудом.
        Была еще проблема с Питером, его новой работой и мальчиками. Замечательно, конечно, что он получил это место, но не могла же она бесконечно просить Марианну посидеть с детьми. Да, кажется, и сама Марианна уже стала кидать на Гарриет недоуменные взгляды. И прекратит ли Питер уговаривать ее бросить работу? Он уже вошел в раж, снова занявшись делом. Все и так слишком затянулось, но теперь, когда у него появилась работа, она просто обязана оставить избранное поприще.
        Вообще, работа вызывала у Гарриет двойственные чувства. Иногда она просто ненавидела ее, и ее подташнивало при воспоминании о клиентах. Целый день она могла испытывать напряжение, думая о том, что вечером ей опять придется трахаться с кем-то.
        Но иногда… Иногда - и это шокировало Гарриет - она получала удовольствие.
        Как ни странно, но, кажется, в чем-то они с Питером очень схожи. Ведь их обоих постоянно захлестывали совершенно противоположные эмоции. Питер уговаривал ее бросить работу, но в то же время хотел, чтобы она продолжала встречаться с клиентами. А Гарриет испытывала к своей деятельности отвращение, но не желала положить ей конец. Как ни крути, у нее были своеобразные преимущества: Гарриет получала какую-то власть, деньги, свободу и возможность выбора.
        Но все же Гарриет оказалась в безвыходном положении. Слишком много ей приходилось врать Питеру о работе и о Тоби. А долгие годы замужества приучили ее совсем к другому. Правда, Питер часто лгал ей, но он все же был мужчиной, и это хоть как-то его оправдывало. К тому же Гарриет, к примеру, не могла рассказать мужу об Ингрид. Он же просто с ума сойдет, опасаясь за нее. И, во-вторых, она была не в состоянии поведать ему о Тоби. Ее отношения с «лучшим другом» мужа должны оставаться в секрете.
        Короче говоря, ей пришлось учиться жить во лжи. Забыть все свои принципы. Окунуться в трясину порока.
        Несколько недель о ТЛС ничего не было слышно, и Гарриет уже начала было надеяться, что он, возможно, решил оставить ее в покое. Потом она услыхала от кого-то, что он уехал с Барбарой в Австралию. Видимо, в этом и было дело. Едва вернувшись в Лондон, Тоби снова позвонил ей. Сердце Гарриет упало. Впрочем, он всего лишь предложил пообедать в «Ле Гаврош». Не могла же она отказаться от столь соблазнительного предложения! Надев новое скромненькое черное платье от Ральфа Лорена, Гарриет отправилась на Мэйфейр - как поступали самые лучшие проститутки.
        Поначалу все шло на удивление гладко. Приятная атмосфера, услужливые и приветливые официанты. Спокойная, малоизвестная музыка Шопена успокаивала нервы. Даже Тоби был не слишком шумен - видимо, его умиротворял австралийский успех. Гарриет отдала должное шведскому суфле и позволила себе выпить чуть больше, чем обычно при встрече с клиентом, вина, тем более что пила она «Кот де Бон Бланк». Словом, все было до того мило и так мало походило на ее работу, что Наташа Иванова могла и не показываться. Они болтали о своих семьях, об успехах детей и о чересчур высоких запросах жены Тоби. И еще они много говорили о Питере и о его новой работе. Тоби явно любил поговорить о «лучшем друге» с его женой.
        Словом, ничего недозволенного не произошло, пока на столе не появились сигары и бренди - верный знак того, что они шагнули за опасную черту. Они оба еще улыбались, вспоминая рассказ Гарриет о какой-то забавной проделке Тимоти, как вдруг Тоби заявил:
        - Знаешь, дорогая, я просто в восторге от того, что могу трахнуть маленькую сексапильную женушку Питеркинса, когда захочу. Мне это нравится. Я постоянно, целыми днями думаю об этом. Всю поездку в Австралию я то и дело вспоминал о тебе. Даже в Дарвине - а менее сексуального города на свете не сыскать - мысли о тебе не оставляли меня. От этого я, веришь ли, чаще занимался любовью с женой. Барбара никак не могла понять, в чем дело. Но она заводная девчонка. И ей ни к чему было знать, что у меня в голове. Я представлял, что трахаю тебя. Думаю, тебе это должно льстить. Ах, какое удовольствие мне доставляет мысль о том, что я могу трахнуть тебя, когда захочу. Это чудесно, дорогая, просто чудесно!
        У Гарриет было такое чувство, будто он говорит не о ней, а о какой-то их общей знакомой. И его слова не соответствовали действительности - вовсе он не мог спать с ней, когда захочет. Впрочем, Тоби было наплевать на такие мелочи. В этом респектабельном месте он не стеснялся говорить слишком громко:
        - Ты была совершенно права, дорогая моя Гарриет, когда еще в самом начале сказала мне, что я заключу самую выгодную в жизни сделку. Пожалуй, я знаю, что нам надо сделать. Мы можем поехать к тебе, чтобы опять заняться этим в твоей чудной спаленке, после того, как я допью этот дивный напиток?
        - Нет,  - решительно, но спокойно ответила Гарриет.  - Нет, мы не можем поехать ко мне.  - Она сама дивилась уверенности, звучавшей в ее голосе.  - Мы больше не будем этого делать. Об этом мы не договаривались.
        - Что-то я не помню, чтобы мы вообще договаривались о чем-то подобном.
        - Ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Давай же, Тоби, не ставь меня в неловкое положение.
        - Дорогая моя, это ты ставишь меня в неловкое положение. Причем все время. Я даже в Австралии был в таком положении. Ты даже не представляешь, какую власть имеешь надо мной; это, кстати, чувствовалось и в тысячах миль от дома.
        Она могла делать это с обычным клиентом, но Тоби вел себя ужасно. Гарриет затошнило. Ей было гадко как никогда.
        Неожиданно Тоби сменил тон и стал любезен, как прежде:
        - Ах, Гарриет, дорогая, ты права. Прости, пожалуйста. Конечно, такие вещи надо организовывать, не так ли? Вот и давай все организуем. Вместе.
        - Тоби, заключая с тобой соглашение, я хотела соблюдать его. Я так и делаю. Но настаиваю на том, чтобы мы встречались на нейтральной территории. Да, я говорила, что буду спать с тобой, но не в таких местах, как мой дом. Это то же самое, как если бы ты захотел сделать это где-нибудь в фонтане на Трафальгарской площади!
        - А здорово бы было! Только холодно! И мы могли бы подхватить ревматизм. Нет, с меня довольно и того, что есть. Просто надо все организовать. Не стоит ссориться. Вообще-то, Гарриет, я бы попросил тебя в следующий раз сделать для меня что-нибудь необыкновенное, волшебное. Хорошо? Не сомневаюсь, что ты постараешься, дорогуша. В прошлом месяце у меня возникла одна фантазия. И я решил воплотить ее в жизнь. Устроишь это для меня, ладно? Это очень важно.  - Внезапно вся его любезность пропала, а лицо стало холодным и жестким. Казалось, он вмиг постарел. Теперь рядом с Гарриет сидел человек, привыкший добиваться желаемого.  - Так вы готовы выполнить один мой каприз, миссис Питер Хэллоуэй?
        - Постараюсь. А что за каприз?  - устало спросила Гарриет. Она уже представила, что ей придется пойти в специальный магазин и купить себе какую-нибудь отвратительную одежду или еще что-нибудь в этом роде.
        - Все очень просто,  - спокойно проговорил ТЛС.  - Я хочу трахнуть тебя, когда он будет дома.
        - Что-о?!
        - Я хочу трахнуть тебя, когда он будет дома, повторил Тоби. Он дома, а мы - в его постели. Проще некуда. Разумеется, он не должен знать. Не должен даже ничего заподозрить, и в этом вся прелесть. Это будет нашей тайной. Мне так понравилось в прошлый раз. Твои сыновья смотрели телевизор, и нас разделяли всего две двери. Они слышали шум из спальни. Мне очень понравилось,  - повторил он.  - Это было божественно. А потом мы еще поехали в бассейн с твоим отпрыском. И Питер с нами, заботливый папаша. Мы с тобой. Только мы знали, что нас связывает. Мы знали, что произошло недавно в спальне. Я чуть не кричал от восторга, дорогая. Ты была такой спокойной и сдержанной, а я все еще чувствовал, что прикасаюсь к твоему телу. Великолепно! Да!  - И он разразился своим громовым смехом.
        Гарриет с отвращением подумала о том, что воспоминания об этом унижении могут длиться часами. Удивительно все-таки устроены мужчины!
        - Нет, боюсь, так дело не пойдет,  - промолвила она.  - Я уже сказала тебе, что так мы не договаривались. Прости, Тоби, но ты должен забыть об этом. Я сказала, что лягу с тобой, и мы получим от этого удовольствие. Я говорила о том, что двенадцать раз - по разу в месяц в течение года - буду принадлежать тебе, чтобы оправдать твой вклад. Я даже не заикалась о том, что готова дурачить Питера.
        - Но нам обоим это выгодно, разве не так? Тебе нужны были деньги. И ты хотела меня. Чего хотел я, ты знаешь. Я ужасно хотел узнать, что это за штучка жена Питера. Жена-подросток в застегнутом наглухо платье.
        - Это не так, Тоби. Все было не так.
        - И тебе противно?
        - Да, немного.  - Так оно и было. Странно, если учесть, что в последнее время Гарриет, то есть Наташа, переспала с таким количеством мужчин, что Тоби и не представить. Но ни один из них не знал о существовании Питера Хэллоуэя. А Тоби предлагал ей превратить мужа в посмешище, и это шокировало Гарриет.  - Послушай,  - заговорила она, подумав.  - Мой бизнес процветает. Кажется, наше с тобой «соглашение» вот-вот развалится. Боюсь, так оно и будет. Давай я верну тебе деньги. Я могу позволить себе это. Правда, через некоторое время.
        - Нет, нет, нет! Мне вовсе не надо, чтобы ты возвращала деньги. Ты предложила мне сыграть в интересную игру, а теперь сама не соблюдаешь правил. Это грустно, дорогая моя Гарриет. Куда делась твоя решимость, детка? Я удивлен. Сейчас, когда я знаю тебя получше, мне бы и в голову не пришло, что ты способна на такую глупость. Да, должен сказать, я разочарован. Хотя… все просто. Мы уже оба настолько свободны, что можем выложить на стол наши карты.
        А это нечасто случается, когда в деле замешан секс. Так давай же воспользуемся этим. И оба окажемся победителями. Обещаю тебе, Гарриет, что мы еще получим удовольствие от общения друг с другом. Но, боюсь, тебе придется делать то, что я скажу. Это, конечно, жестоко, но бизнес есть бизнес, а он временами бывает жесток. В любом деле есть победители и побежденные, как говаривал мой отец. Нет, дорогая, ты не сможешь вернуть мне деньги. Придется тебе, моя дражайшая, слушаться меня! Это очень жестоко!  - Он опять расхохотался.  - Прости меня, Гарриет.
        Он уже был пьян. Кожа лица над едва заметной щетиной побагровела. Его огромный нос подрагивал от раздражения, когда он выплачивал огромную сумму за их обед. Он уже не смотрел на нее. И у него был угрюмый вид. «Как будто лимона наелся»,  - вспомнила Гарриет слова отца. Она испугалась. К чему это все приведет?
        Выйдя из ресторана, они молча пошли в сторону Гросвернор-сквер. Сначала Гарриет подумала, что Тоби хочет поймать такси - он шел большими шагами сбоку от нее. Улицы уже обезлюдели, и в тишине стук ее каблучков гулко отдавался от стен. Можно было подумать, что у них есть какое-то неотложное дело.
        Наконец Тоби остановился и посмотрел на женщину.
        - Что ж, Гарриет,  - бесцеремонно заявил он,  - нам надо кое-что сделать в сентябре, разве не так? Еще до того, как мы начнем развлекаться в октябре и ноябре.  - Он нехорошо ухмыльнулся. В его глазах горел опасный огонек. И он был напряжен еще больше, чем всегда. Будто что-то задумал. Тоби перестал делать вид, что не пожирает глазами ее тело в маленьком черном платье. Словно он вовсе и не друг семьи, а самый обычный клиент. Только вот Гарриет всегда знала, чем дело кончится с клиентом.
        - Прямо здесь,  - вдруг прохрипел Тоби.
        Между двумя зданиями вился узенький переулочек. Там пахло мочой, помоями и было совсем темно. Тоби грубо подтолкнул Гарриет туда. Когда они прошли ярдов пять, он схватил ее за плечо и остановил. Она уже поняла, что сейчас будет, но все еще отказывалась верить в это.
        - Да, здесь. Отличное место. Вы будете довольны, миссис г. Хэллоуэй!  - рычал он.  - А ты-то хотела развлекаться в роскошной двуспальной кровати, а? Тебя не мучают угрызения совести, детка? Будем трахаться в этом засранном переулке, девочка. Это тебя устраивает?  - Он шарил рукой в поисках «молнии» на своих брюках, а грудью с силой прижимал Гарриет к стене. Он был пьян.  - Давай посмотрим, как тебе это понравится, детка, так, кажется, называет тебя наш старина Питеркинс? Думаю, дорогая, он во всех местах меньше меня, не так ли, дорогая?
        Ухватившись за юбку Гарриет, он резко рванул ее верх, его слюнявый рот прижался к ее губам, и она почувствовала запах спиртного, еды и сигар. Он продолжал буквально вдавливать ее в кирпичную стену. Женщине стало холодно, и она испуганно посмотрела на улицу поверх широких плеч Тоби, чтобы убедиться, что никто за ними не подсматривает. Ее сумочка упала Г на землю, одна туфелька соскочила с ноги. Гарриет еще в жизни не чувствовала себя такой униженной. Она была шокирована. Его огромная рука скользнула к ее лону, и Гарриет уже было испугалась, что он хочет сделать ей больно, но тут она поняла, что Тоби, пожалуй, даже старается приласкать ее. Она ужасно себя чувствовала, но решила, что лучше ей сделать вид, что она покорилась ему. Поэтому Гарриет прикинулась, что отвечает на поцелуй. Это было отвратительно, но она знала, что так будет быстрее. Обняв Тоби за шею, Гарриет оторвалась от земли и обвила его торс ногами. Она хотела прийти в себя и взять ситуацию под контроль, чтобы побыстрее покончить с этим. Если они будут шуметь, сюда заявится полиция.
        Он так и не вошел в нее. Пытаясь стянуть с Гарриет трусики, он вдруг внезапно застонал. Гарриет почувствовала, как по ее ноге течет его теплое семя. Тяжело дыша, он крепко держал ее. А она все еще висела на нем. Платье ее было в порядке, прическа не растрепалась. Первым делом Гарриет подумала о том, не осталось ли на платье следов спермы.
        А потом Тоби отпустил ее. Он по-прежнему еле дышал. Если бы удача улыбнулась ей, он вполне бы мог и умереть от сердечного приступа. Гарриет подняла сумочку, надела туфельку. Потом они оба привели в порядок одежду. Тоби несколько раз откашлялся, но им нечего было сказать друг другу. Гарриет решила, что еще легко отделалась.
        Через несколько минут они вышли на Норт-Одли-стрит. Гарриет ужасно себя чувствовала, но у нее еще хватило юмора подумать с сарказмом, что на вид они казались вполне приличной парой. Она даже чулок не порвала.
        Тоби остановил такси. Не говоря ни слова, Гарриет села в машину.
        - Подумай обо всем,  - угрожающе сказал он ей на прощанье.
        Как-то я слышал, что чем больше человек тревожится о тех, кого любит, тем сильнее его любовь к ним. И лишь когда близкие начинают исчезать, понимаешь, как важны они для тебя. Не могу сказать, что я полностью согласен с этим. Пожалуй, единственный раз мне пришло в голову нечто подобное, когда мне было лет двадцать. Тогда я мало думал о сексе, потому что он был естественной частью моей жизни. Да, мне было хорошо и приятно, но я не раздумывал о том, что в этой сфере могут возникнуть какие-то неполадки. И если я вдруг встречал отпор или меня не принимали, то я приходил в ужас. Я думал об этом целыми днями, я терял уверенность в себе.
        Слава Богу, в зрелом возрасте подобные эмоции уже не захлестывают людей. Не то чтобы мы с Гарриет переживали сейчас какой-то кризис, но я чертовски редко встречаюсь с ней. Я имею в виду, что уже ложиться с нею в постель стало для меня чуть ли не праздником. Она всегда работает. Я вижу это чертово такси с нашим другом - пижонистым Мелвином - за рулем возле нашего дома почти каждый день. Это означает, что он опять вытащил ее из какой-то переделки. Впрочем, я стараюсь больше не думать обо всем этом. Я уже едва ли не убедил себя в том, что она действительно работает в КПЭСМИ вместе с этими выдуманными Максом, Пенни, Дженет и остальными. Мы больше не говорим с нею о работе. Кажется, нет, хотя Г. злится и утверждает, что я больше, чем всегда, достаю ее. Думаю, она ошибается.
        Временами мне кажется, что я предпочел бы быть полным банкротом, но знать точно, где она. Правда, сейчас я ценю ее больше, чем прежде. Я даже люблю ее. Смешно, а? «Хочешь развлечь себя? Втянул жену в такое дело!» Если я не вижу ее перед собой, то просто представляю ее маленькую упругую задницу, ее острые соски, влажный живот, слышу ее шепот. Впрочем, конечно, Гарриет мила мне не только в постели - мне нравится слышать ее смех в кухне, любоваться ею, когда она смотрит на мальчиков, умиляться ее улыбке. Да, мне нравится все это.
        Гарриет настоящий трудоголик, и если я хочу быть ей достойным мужем, то мне надо стать таким же. Вот я и ухватился за этого Хартбека. Слава Богу, работа полностью поглотила меня. Я почти все время занят, поэтому не очень-то интересуюсь тем, что делает Г.
        И вообще, мне нет смысла выпендриваться. Эта женщина только что купила мне «порш». Вот так! Ну чего еще желать человеку? Ах да, кстати, заметьте: она купила очень-очень старый «порш».

* * *
        Случилось необъяснимое. Когда я вошел в свой кабинет в редакции, мой компьютер был включен, и в самом центре красного экрана большими синими буквами было написано одно слово - «СВОДНИК»! Я так и сел. Я долго раздумывал над тем, кто мог это написать. Обычно компьютер подписывает индекс отправителя. Он и был на экране - БГ3.1. Разумеется, все компьютеры в «Хартбек-паблишинг» подключены к одной общей сети, и кто угодно из работников мог оставить мне эту надпись, но его же легко определить по индексу. Я тут же позвонил человеку, занимающемуся компьютерами, некоему Фиску. Он-то не знал, кто я такой. Я лениво спросил его, кто у нас числится под номером БГ3.1. И тут он мне заявил, что в нашей сети нет такого индекса, так что никто под этим номером ничего послать мне не мог. Ну вот, дошли! Этой надписи, оказывается, нет! Но вот же она - нагло смотрит на меня с экрана дисплея. Большая, хамская и уверенная в себе. Я решил оставить Фиска в покое.
        Стало быть, некто пробрался ко мне в кабинет и включил компьютер. Ему бы надо было быть тенью, чтобы проскользнуть мимо Джун Саутерн, которая сегодня почему-то пришла необычайно рано. Я тут же спросил себя, не могла ли она оставить запись. И что тогда? А может, это я вчера, забывшись, сам начертал дурное слово на экране? Но нет. Я, как хорошая хозяйка, выключил компьютер и положил клавиатуру и «мышку» на дисплей, чтобы уборщице, которая приходит в семь часов, было легко прибрать у меня на столе и вытереть пыль.
        Что мне оставалось делать? Я стер слово и отправился в маленькую комнатенку Джун, забитую до потолка искусственными цветами, которые она привезла от своей матери вскоре после того, как я начал работать.
        - Кто-нибудь заходил сюда?  - спросил я.  - В мою комнату?
        - Нет, а почему вы спрашиваете?  - удивилась она.
        - Да нет, так просто, дело в том, что некоторые мои вещи передвинуты, а я этого терпеть не могу.
        - Это все эти чертовы уборщицы,  - пробормотала она, поднимая телефонную трубку.
        Но могли ли это быть уборщицы?  - спросил я себя. Нет, пожалуй, нет.
        Потом я занялся делами и почти забыл о дурацкой шутке. Нет, черт возьми, я вру: я не переставал думать о ней весь день, но мне все же удалось кое-как справиться с работой.
        Я испугался до полусмерти, но пытаюсь собраться с силами. В одном я уверен: мы должны положить конец идиотской деятельности Гарриет. Слава Господу, с нею ничего не случилось. Мы теперь можем позволить себе, чтобы в семье работал один я. Надеюсь, Хартбек сумеет прокормить нас.
        Гарриет лежала на кушетке. Она была в шоке.
        Новости были ужасными. Что им делать?
        Со времени их разговора в магазине Питер постоянно давил на нее, и это еще до того, как пришла эта жуткая новость. Он то намекал, то просто орал, что она должна немедленно все бросить и опять стать нормальной матерью и женой. «Я беру инициативу в свои руки»,  - заявил он. Впрочем, не сказать бы, что он стал тяготиться своими отцовскими обязанностями лишь в последнее время. Она старалась избегать разговоров с ним, уходя то на работу, то в спортивный зал. Честно говоря, Гарриет стала редко видеться с мужем, потому что его расспросы стали ей надоедать.
        Несмотря на это, время от времени старшим Хэллоуэям все же приходилось встречаться и даже спать вместе, хотя они не притрагивались друг к другу из-за постоянных дрязг. Именно тогда Питер начинал говорить об их будущем.
        Но все это было еще до того, как Питер принес эту ужасную новость.
        Накануне, когда Питер, как обычно, взялся за свое, Гарриет, по обыкновению, решила от него отвязаться. Она опять рассказала мужу какую-то выдуманную историю о том, как проводит время с клиентами. Вот только пришлось ей добавить несколько пикантных подробностей, потому что реальность была скучной и неинтересной. Взяв себя в руки, она прижалась губами прямо к уху Питера и, дотронувшись до него языком, прошептала:
        - Господи, Питер, поверишь ли, он был таким огромным, что я почти всю ночь кричала от наслаждения!
        В результате ее муженек тут же кончил, а она смогла спокойно уснуть, не отвечая больше на дурацкие вопросы.
        Но все это было накануне. А сегодня расспросов не было: Питер остался дома и сообщил жене, что его шантажируют. Кто-то все знал. Причем, до мельчайших подробностей. И этот кто-то хочет денег.
        Кто-то посылал по электронной почте анонимные письма Питеру. А началось все с намеков, отдельных слов, коротких предложений. Питер попытался выяснить, откуда идут письма. Но нельзя же было сообщить на работе, какого рода послания он получает! Во всяком случае, он проверил все что можно. Питер сомневался, что кто-то посылал письма, находясь в здании. Не мог же он рассказать Энди Фиску содержимое анонимок! Он попросту обратился к Энди с вопросом (просто из научного любопытства) о том, может ли посторонний человек проникнуть в компьютерную сеть «Хартбек статекс систем». Но ответы Энди не помогли ему разрешить проблему. Да и вообще, его не очень-то все это волновало.
        Через неделю, к середине ноября, все намеки и угрозы прекратились. Шантажист наконец-то выложил свои требования. Питер распечатал его послание, а потом стер его из памяти компьютера. Вечером они с Гарри сидели в его домашнем кабинете и обсуждали сложившуюся ситуацию.
        Последнее послание гласило: «Дорогой Питер Хэллоуэй. Как ты уже, очевидно, догадался, у меня есть информация, точнее, доказательства того, что ты стал профессиональным сводником и толкнул свою жену на путь проституции. Ясно как божий день, что ты занимаешься незаконным промыслом. К тому же этой историей, без сомнения, заинтересуются средства массовой информации, несмотря на то, что ты у нас такой скромный и имеешь хорошую репутацию. К несчастью для тебя, знание - сила, поэтому я предлагаю тебе поделиться со мной грядущими доходами, чтобы вся эта история не всплыла наружу.
        А если ты вздумаешь отказаться или, чего доброго, пойти в полицию (хотя мне не кажется, что у тебя хватит духу), я передам всю имеющуюся информацию, а также фотографии (да-да, у меня есть и снимки) в какую-нибудь газету, чтобы все это напечатали под заголовком «Солнце». Дабы этого не случилось, прошу тебя каждый месяц от своего имени перечислять тысячу фунтов в Имперский фонд по изучению раковых заболеваний, 44, Линкольнз-инн-филдз, ВЦ2А зПФ. Ты, конечно, должен будешь представить квитанцию об отправлении своего дара - в доказательство твоих благородных деяний. Так вот, копию квитанции ты каждый месяц будешь выставлять в окне «Эпик ньюсэджентс», владельцем которого является Б. Пател, Куинсвей, Лондон, В2. (Это прямо напротив почтового отделения на Куинсвей.) Эта копия должна появляться там в последний день каждого месяца, начиная с ноября. Думаю, ты не станешь валять дурака, ведь так? Это такая простая уловка. Заранее благодарю тебя от имени тех несчастных, которым ты облегчил страдания. С лучшими пожеланиями, твой друг.
        (Мне нравится так подписываться - в этом есть что-то традиционное!)
        - Боже мой!  - воскликнула Гарриет.
        - Если правда станет известна - нам конец! Сюда явится полиция, чтобы все разнюхать. Черт возьми! Хартбек вышвырнет меня вон. Он будет вынужден сделать это. У Джорджа не будет выбора. Потому что я тоже имею ко всему этому отношение. Меня выгонят из редакции! Господи, Гарри, если бы ты только знала, как мне нужна эта работа! Я принял вызов, моя карьера только-только возобновилась! Боже мой, Господи! Что же нам, черт возьми, делать? Одному богу известно. Я в безвыходном положении. Словно нам надо все начинать сначала. Все! Ты же знаешь, как нам нужны деньги!
        - А меня могут посадить в тюрьму,  - промолвила Гарриет.
        - Боже мой, ни в какую тюрьму ты не пойдешь. Ничего нельзя доказать, независимо от того, есть у него фотографии или нет. Ни один из твоих клиентов не посмеет открыто заявить: «Да, это я на снимке. Я платил за секс». У них же есть семьи! Да, никаких свидетельств не будет. Так что тебе не стоит волноваться, любимая. Но все равно, если правда всплывет наружу, все рухнет, все отправится в тартарары! Кто, дьявол, кто же это может быть?!
        - Это, наверное, какой-то близкий человек,  - предположила Гарриет.
        - Он должен неплохо знать компьютер. Чтобы суметь проникнуть в компьютерную сеть Хартбека. Может, это все-таки кто-нибудь, работающий на Джорджа?
        - Но откуда он все узнал?
        Сама Гарриет считала, что этим человеком вполне могла быть мерзкая Эллен Герберт. Питер как-то проговорился, что эта стерва интересовалась, чем она, Гарриет, занимается. Вроде бы она еще спрашивала его о статье в «Стэйтсмене». Да, Эллен расспрашивала Питера об источниках информации. И Питер сообщил ей, что встречался с некой Памелой, которая ему все и рассказала. Гарриет предположила, что миссис Герберт имела причины напакостить Питеру.
        А ее муж тем временем говорил о своих подозрениях:
        - А кстати, в последнее время Марианна как-то странно посматривала на меня.
        - Господи, Питер, да ты что! Ты можешь себе представить, как Марианна Вебб вторгается в компьютерную сеть в огромном доме где-то в Ватерлоо? Да она видеомагнитофон включать не умеет.
        - Тогда кто же?
        - Это может быть какой-нибудь мой клиент. Или полиция. Или менеджер из отеля. Мне, кстати, приходило в голову, что все может повернуться таким образом. Я хочу сказать, что если шантажист умело поведет дело, то получит неплохой источник дохода. А все полицейские, между прочим, продажные твари. Любой клиент мог вызнать, кто я на самом деле, и связать как-нибудь меня с тобой - вот и все! Господи!
        А Гарриет уже пришло в голову, что Питера может шантажировать Тоби. Или этот парнишка - Джек Робинсон. Боже правый! Ведь так случилось, что он узнал ее настоящее имя. Она уже пару раз с ним встречалась. Гарриет имела глупость расслабиться и рассказать ему кое-что о себе, о чем сейчас горячо сожалела. Правда, поведала она не так уж много, но при желании вполне можно было восстановить недостающие части картины. Да, Джек знал ее имя. И прекрасно разбирался в компьютерах.
        - Но как клиент мог о чем-то догадаться? вдруг, словно читая ее мысли, спросил Питер.
        - Как-то раз какой-то тип в бассейне просто прожигал меня взглядом, ты помнишь? Он мог сложить известные ему факты в одно целое. Кто-нибудь мог видеть нас с тобой на какой-то редакционной вечеринке, а потом встретить меня «на деле» и узнать. Да кто угодно! Я не знаю… С кем только я не встречалась - с членами правительства, промышленниками, работниками сферы обслуживания…
        - Понимаю! С менеджерами супермаркета, с руководителями бойскаутов, с агентами турфирм, да вообще со всеми влиятельными людьми на свете!  - взорвался Питер.
        - Не будь скотиной, Питер, я просто размышляю, вот и все.
        - Замечательно!
        - А может, это Дейзи? Кажется, она знает, где я живу. Хотя нет. На нее это непохоже.
        - Ну хорошо. Прости. Давай начнем сначала. Что нам известно? Мы знаем, что у них есть полная, или почти полная, информация о происходящем. Им кто-то мог сказать, они могли что-то узнать сами или еще как-нибудь все выяснить. Они наверняка следили за тобой. Ты не заметила, чтобы кто-то терся рядом с тобой? Или, может, даже фотографировал тебя? Точнее, не тебя одну, а тебя с клиентами? Ведь ты ничего такого не рассказывала мне, Гарри. Так тебя кто-то снимал?
        - Ради Бога, Питер, заткнись! Конечно, меня никто не фотографировал!
        - Ну хорошо, хорошо. Так что же они подразумевают под «фотографиями»? И, что самое главное, откуда им известно про меня? Про нас с тобой? Про то, где я работаю? К тому ж у них есть доступ к компьютерной сети Хартбека! Кстати, им не откажешь в чувстве юмора: надо же придумать такое название - «Солнце»! Оно полно иронии! А назвать это все «уловкой»? Боже, как все отвратительно! Я по уши в дерьме.
        - Знаешь,  - заметила Гарриет,  - не сказать бы, что я чувствую себя лучше.  - И, не в состоянии совладать с собой, женщина тихо заплакала, слезы так и покатились у нее из глаз.
        Питер посмотрел на листок с анонимкой с другой стороны, словно там можно было найти ответ на мучившие их вопросы.
        - «Друг»!  - прочел он еще раз. И повторил: - «Друг»! Это, видите ли, традиционно! Или это и есть чувство юмора?
        - Может, они решили, что разговаривать с тобой надо именно таким тоном?
        - Не думаю, что они о чем-то подумали. Это слишком тонко. В конце-то концов им нет нужды появляться, ведь мы даже предположить не можем, кто это.
        - Наверное, они из центра по изучению раковых заболеваний.
        - М-да.  - Потерев кончик носа, Питер опустился на стул и невидящим взором уставился на нетерпеливо мигающий зеленый экран дисплея. Его лицо побледнело от тревоги.  - Пожалуй, ты права. Изучение раковых заболеваний… Раковых заболеваний… И там они могут получать деньги…
        - Для них это совершенно безопасно. Никто не сможет уличить их в шантаже, в вымогательстве,  - заметила Гарриет.
        - Как бы там ни было, мы не станем посылать денег. Пусть и не надеются.
        - Ну да,  - неуверенно вымолвила Гарриет.  - Да, или они помешаны на благотворительности, или очень богаты. Или и то, и другое.  - Богатый клиент мог сделать все, что угодно. Ведь эти люди владеют всевозможной аппаратурой, у них могут быть скрытые камеры, жучки, да что угодно! А ей самой ни разу не пришло в голову осмотреться и проверить, не наблюдают ли за ними, не подслушивают ли. Она и не предполагала, что это возможно. Господи, до чего же она наивна! Она даже не думала о том, что следует делать в первую очередь, когда входишь в незнакомое помещение. Ей-то всегда казалось, что она очень осмотрительна. Как можно так ошибаться! Но все-таки, каким образом ее связали с Питером? Выследили ее на Флиткрофт-Мьюз? Тамошний менеджер, Джордж, пожалуй, уже догадался, чем она на самом деле занимается. А соглашение о найме комнатки подписано Питером.
        И, если уж быть до конца честной, это мог быть любой из ее престарелых, седовласых клиентов, у которых такие толстые бумажники. Любой из тех, который остался чем-то недоволен, мог сделать это. Она всегда понимала, что рискует.
        - Наверняка мы знаем лишь одно,  - заявил Питер.  - Нас застукали.
        - Что же нам делать?
        - Ты должна все бросить. Слава Богу. Давно пора. Я же говорил тебе, что пора остановиться. Мне давно хотелось, чтобы ты вышла из игры. Если бы это произошло, то, может, ничего бы и не было.
        - А потом?
        - Потом мы должны выяснить, кто это.
        - Нам придется платить,  - тихо проговорила Гарриет.
        - Вот узнаю, кто это, а потом… потом, черт возьми, убью его!  - заявил Питер.
        При мысли о том, что все станет известно общественности, Гарриет холодела, но все же ей казалось, что она должна сама для себя решить, когда настанет пора выходить из игры. Работа изменила ее, и некоторые перемены были к лучшему. Конечно, такой работой не похвастаешься, но все же это… словом, работа как работа. Тем более, что дело наконец пошло. И она стала зарабатывать неплохие деньги. Честно говоря, она завела себе постоянную клиентуру и стала все чаще нежеланных клиентов переадресовывать Дейзи или ее подруге Кэролин, которая жила с каким-то музыкантом в Стритэме.
        Благодаря работе она обрела определенную свободу, стала сильнее и, что немаловажно, обрела цель.
        Ее карьера пережила нечто вроде «медового месяца» - неделю, когда она дважды посмотрела «Призрак оперы», побывала на большом благотворительном балу, провела два часа в библиотеке одного клуба, осматривая первое произведение Вильяма Шекспира в компании члена Африканского национального конгресса, который, нимало не смущаясь, то и дело поглаживал ее задницу. Гарриет посетила официальный обед в королевском Альберт-Холле, который давал сам принц Уэльский, украшала собою прием, данный в честь Леона Бриттана в Ланкастерском герцогстве, где, правда, очень коротко, беседовала с леди Антонией Фрейзер. Райское местечко, в котором собираются все знаменитости. В таких местах каждая женщина благоухает своим особым ароматом духов.
        И еще за эту педелю она переспала с семью мужчинами, включая ее собственного мужа. И заработала кучу денег. Дело кончилось тем, что она просто оцепенела - от всего этого. Всего было слишком много. Гарриет радовалась, когда мужчины хотели оставить угощение ради того, чтобы ускользнуть куда-нибудь вместе с нею и перейти к главному, к тому, за что, собственно, они и платили. Ждать и тянуть время не имело смысла.
        Однако Гарриет не обольщалась: она догадывалась о том, что может случиться нечто непредвиденное. Она была игроком, который постоянно рискует жизнью или лицом, несмотря на то, что вообще-то ей везло. Но ведь была же та первая ужасная ночь в «Корнуоллисе», был еще и тот молодой тип, который спьяну ударил ее в номере «особняка», что находится возле Ланкастер-Гейт. Однако самой гадкой была ночь, когда клиент привел ее в омерзительную, поганую, полную блох ночлежку на Грейз-инн-роуд, расположенную к югу от Кингз-Кросс. Случилось это в час ночи. Едва взглянув на это здание, Гарриет сразу же поняла, что ни при каких обстоятельствах не останется там. Он принялся бороться с ней на улице, но женщине удалось вырваться, и она убежала в ночную тьму. Батарейка в ее телефоне села, так что Гарриет даже не смогла вызвать такси.
        Сорок ужасных минут ей казалось, что она и в самом деле уличная девка. Это пугало. Ни один полицейский, ни один охранник, вообще никто не встанет не ее сторону. Осталась лишь она да ее тело, сжатое в комок от страха. У Гарриет было такое чувство, что на всем свете нет человека, к которому она могла бы обратиться. Впрочем, так оно и было - она была предоставлена лишь самой себе. В ту холодную ночь она вдруг поняла, что еще одна ошибка - и ее жизнь могла бы оборваться. На нож можно напороться в любом месте. Гарриет была в ужасе. Деньги не стоили того.
        Так что, пожалуй, остановиться имело смысл. Питер был прав: семья больше не зависела от нее. Да еще проблемы с мальчиками стали темой ее постоянных ночных кошмаров. Возникало столько трудностей с тем, чтобы провожать и встречать их, вовремя кормить и заниматься ими. Да, Марианна Вебб все еще помогала им - честь ей за это и хвала, но не могло же это длиться вечно! Гэри Хоуп дошел до того, что стал сам заезжать за Джонти, чтобы возить его на тренировки. Судя по его словам, Джонти смело мог претендовать на место олимпийского чемпиона Игр 2008-го года. Но всего этого, разумеется, было мало. Нельзя воспитывать детей, оставляя им лишь записочки, приклеенные к холодильнику на магнитах с картинками. А ведь была еще и собака. Песик сожрал ее любимые спортивные штаны.
        Надо все бросить, пока не случилось беды.
        Мы вертимся с боку на бок и не можем уснуть. Нас замучили подозрения. У нас осталось всего десять дней, а потом мы должны выставить в окне этого мистера Патела на Куинсвей квитанцию о переводе денег в этот чертов центр или - как его там?  - фонд по изучению раковых заболеваний. Дьявол, я не сомневаюсь в необходимости помогать больным, но я хотел бы делать это по собственной доброй воле. И уж, во всяком случае, я не стал бы кидаться тысячами - может, отдал бы… ну-у-у… небольшую пачечку десяток.
        И вдруг я понял: нам понадобится, чтобы Г. продолжала работать, иначе как же мы будем платить шантажисту? Кстати, может ли благотворительность осуществляться за счет неправедно заработанных денег? Этого не должно быть, или я не прав?
        Позвонила моя главная подозреваемая Э. и пригласила выпить вместе. Провел еще одно утро в подвале Эндрю Фиска, пытаясь выяснить, кто же все-таки может прятаться под кодом БГЗ.1. Впрочем, что я выяснял? Я говорил, а Энди все больше молчал. Лишь временами он тер пальцем глаз за очками или свое адамово яблоко - оно у него очень большое. Энди то и дело вскакивал и садился. Как же меня это раздражало! Я его ненавижу. Может ли он сообщить что-нибудь? Думаю, нет. Кстати, какое он имеет право начинать каждое предложение с дурацкой многозначительной паузы?!
        Весь этот так называемый разговор с Фиском мне приходилось вилять и придумывать идиотские подробности того, что некий мерзавец вломился в мой компьютер и оставляет на экране гнусные сообщения. Фиск своим молчанием давал мне понять, что, наверное, все эти сообщения оставляю я сам. Это, дескать, его предположения. Забавно, черт возьми! Как бы там ни было, наш разговор ни к чему не привел. Дьявольщина! Когда Фиск не в состоянии объяснить что-то человеческим языком, он переходит на этот свой ужасный технический жаргон, в котором я вообще ничего не смыслю. В заключение он заявил, что то, что уже было сделано, сделать невозможно. Козел!
        По пути домой, в электричке, мне пришло в голову, что это могла быть Гарриет. Может, это и звучит ужасно, но есть в ней что-то порочное. Да еще этот ее бизнес! К тому же она совсем свихнулась на деньгах. Любит она их, и, возможно, ей нравится их добывать и развлекаться. Вот, к примеру, недавно она провела веселенькие выходные во Франции. Ей, разумеется, за все заплатили. Так, может, она хочет выманить у меня деньги, чтобы дальше продолжать свои секс-исследования? Это как раз в духе моей жены - тратить деньги на благотворительность. Ах, этот чертов злобный красноглазый монстр - подозрение! Уж как вцепится в тебя - не оторвешь!
        Но поверить в то, что Гарриет вломилась в компьютерную сеть! Я, пожалуй, окончательно спятил.
        Эллен была не очень-то весела. Она все еще одинока и живет там же. Не похоже, чтобы ей много было известно о моей работе у Хартбека. Я несколько раз пристально взглянул на нее и то и дело как бы невзначай заводил философские разговоры об эстетике шантажа. Кажется, она решила, что я сдвинулся еще больше, чем раньше. Или она чертовски хорошая актриса, или ни хрена не знает об этом долбаном БГ3.1.
        Позднее. Стал раздумывать о ТЛС. Г. как-то говорила, что он интересовался, чем это она занимается. Ну она и выложила ему сказочку о том, что неустанно трудится помощником библиотекаря в КПЭСМИ. ТЛС запросто мог навести справки. На прошлой неделе она ездила в Далвич и привезла оттуда полную корзину яблок, которые собрала в его саду. Меня еще тогда заинтересовало, что это у нее за неожиданная любовь к печеным яблокам, от которых раздувается живот, и я спросил об этом Г. Сначала она не стала объяснять, а вернувшись, рассказала, что Тоби донимал ее расспросами о ее жизни, о жизни вообще и ценах на яйца, но она-таки сумела отвязаться от него и перевела разговор на тему о детях и проблемах, связанных с влюбчивостью подростков.
        Она была у него целую вечность. На обратном пути у нее кончился бензин, и ей пришлось черт знает куда тащиться пешком с канистрой. Да, ее не было очень долго. Тоби напоил ее восхитительным чаем. Она выпила несколько чашек. После этого сами знаете, что бывает. А он что? Да уж, это похоже на ТЛС. Если хотите, это у него такое своеобразное чувство юмора.
        Я в жизни не видел такого количества зеленых полугнилых яблок. Интересно, можно ли отравиться яблоками? С чего это я вдруг стал шутить по этому поводу? Но что я знаю наверняка, так это то, что у Тимоти потом ужасно болел живот - наверное, ТЛС поливает свои яблони какой-то химической дрянью. Да, возможно, он делает это. Любит Тоби порядок, иначе с чего бы он стал подрезать уткам крылья? Не сказать бы, что мне все это по нраву, но ведь Тоби - мой лучший друг.
        Гарриет опять была в доме на Флиткрофт-Мьюз. И лежала на ненавистной раскладушке. Вечером у нее была не очень-то приятная встреча со специалистом по холодильным установкам. Он хотел связать ее садовой проволокой. «Хотя бы только запястья»,  - умолял он. Сущий безумец! Она не стала долго у него задерживаться, но ей пришлось оставить там кучу одежды. Хорошо хоть уже стало прохладно, и она прихватила с собой теплое пальто от Армани. Ей удалось ускользнуть через пожарный ход, и она оказалась на пустынной и холодной Аппер-Чейн-роу.
        Насколько же труднее стало зарабатывать деньги под чьим-то давлением! Утром ей будет трудно рассказать Питу о том, что пришлось бежать. У него был такой довольный вид, когда этот толстый мерзавец позвонил и назначил встречу. А ведь она уже привыкла сама выбирать себе клиентов. Гарриет было проще, когда она могла решать, будет или нет выполнять их неожиданные капризы и прихоти.
        С каждым днем она чувствовала, что все больше ненавидит мужчин. Но, как это ни странно, работа помогала ей забыть о своей ненависти. Гарриет с отвращением наблюдала за тем, как эти люди мучаются, чтобы получить удовольствие, но она сама при этом набиралась опыта и ощущала свое превосходство. Гарриет была хозяйкой положения! Со времен художественного колледжа у нее не было такого чувства. Весь ее образ жизни, успех Питера не позволяли ей оказываться на высоте. А на работе все было иначе - она могла повелевать мужчинами. Когда они были в ее распоряжении, она могла делать что угодно.
        А Шантажист лишал ее этого ощущения всемогущества.
        Этот тип опять влез в компьютер Питера. На сей раз негодяй написал целую насмешливую заметку - такую сразу можно давать в газету.
        Гарриет не видела ее, а Питер, разумеется, сразу стер ее из памяти машины. Но лишь от одного его рассказа волосы становились дыбом. Они опять стали размышлять, подозревая всех на свете. Питер даже заподозрил некую Джун Саутерн - свою секретаршу. Он считал довольно странным, что она ни разу не видела послания, оставленного шантажистом. Впрочем, если уж ему пришло в голову подозревать даже Марианну, их соседку, то он может подумать на любого.
        Последнее послание шантажиста начиналось заголовком: «ЖЕНА ЖУРНАЛИСТА - ШЛЮХА!», под которым было подписано шрифтом помельче: «Бывший заместитель редактора «Кроникл» берет по ночам в постель не только статьи». И так далее, и тому подобное. Питер сказал, что ни один юрист никогда не возьмется за такую работу, потому что там одна клевета, но суть ясна. По стилю было ясно, что писал не журналист, поэтому возрастала уверенность в том, что все это - дело рук Эллен Герберт.
        В заметке говорилось, что Гарриет занимается всем этим уже год, но это было неправдой. Интереснее всего то, что на экране появилась и фотография. Гарриет помнила, когда был сделан снимок. Она поехала на премьеру фильма, снятого в благотворительных целях. Картину показывали в «Одеон-Лесестер-сквер» в прошлом октябре. Ее повез туда человек по имени Кевин Баркер, или Барбер, или что-то вроде этого. Целая толпа фотографов поджидала принцессу Анну. Эти люди фотографировали каждые женские ножки, а поскольку на ней была не юбка, а лишь намек на нее, то Гарриет оказалась лакомым куском для фотографов. В компьютере оказался снимок, на котором она вылезала из «мерседеса» этого Кевина Баркера - там у нее ноги просто бесконечные. Вот, мисс Иванова, до чего дело доходит, если носишь такую одежду.
        Под снимком было написано: «Хорошенькая?», а внизу шантажист добавил: «К счастью, ты знаешь, как избежать публичной огласки. Так что не откладывай, а плати сегодня же!» Вот и все.
        Таким образом, Гарриет опять оказалась на работе, нравилось ей это или нет. Хэллоуэям деньги стали нужны больше, чем когда бы то ни было.
        Не мог же Питер сам сочинять все эти истории о шантажисте, чтобы заставить ее работать? Нет, это нелепо, он же столько раз уговаривал ее бросить гнусный бизнес. Вот разве только его неприятное пристрастие ко всяким грязным подробностям…
        Гарриет чувствовала: в эту ночь она, скорее всего, не уснет, хотя это очень редко случалось с нею. Теперь в ее бункере ночами становилось холодно. Поплотнее закутавшись в спальный мешок, она задумчиво наблюдала за отблесками света на выбеленных стенах. Она чувствовала себя здесь, как в тюремной камере, и ей было так одиноко. Если бы у нее не было с собой свечи, то Гарриет наверняка не выдержала бы и расплакалась. Но сейчас слез не было. Ну что за ужасная жизнь? Она почти не видела детей, особенно теперь, когда они почти весь день в школе. А вечера она проводила в компании людей, которые считали ее развращенной секс-машиной, хотя для нее секса во всем этом не было ни на грош.
        Питер полностью погрузился в работу. Впрочем, временами он все же занимался домом, возился с детьми, готовил, и тогда она вспоминала, что это такое ~ любить его.
        Но если только они не заплатят шантажисту, то весь мир узнает, кто она такая и чем занимается. А ведь в этот мир входят и ее любимые, замечательные, невинные, добрые родители, ее самые лучшие на свете сыновья, их добропорядочные учителя, умные одноклассники, коллеги Питера, Венди, Марианна, Тоби и Барбара, Аарон из спортивного клуба, ее сокурсники по колледжу… Господи, думать обо всем этом было невыносимо.
        Если только это произойдет, она покончит жизнь самоубийством. Да, так она и сделает. Хотя нет. Не станет она этого делать. Но ей захочется умереть.
        Что ж, стало быть, им придется платить. Больше делать нечего. Все хорошо. Но им придется платить всю жизнь. Другого не дано. А она, Гарриет, будет постепенно сходить здесь с ума, возвращаясь в эту пустую клетку после безумных ночей с клиентами. Она чувствовала себя ужасно. Хуже некуда. Ей хотелось почитать Тимоти сказку на ночь, хотелось спорить с Джонти о том, кто будет смотреть телевизор. И она скучала по Питеру. По детским играм, по своему дому, по всему…
        Скоро должны начаться месячные. С тех пор как она перестала принимать противозачаточные таблетки, менструация стала приходить нерегулярно.
        Зато отчисления в фонд борьбы с раком, возможно, помогут спасти хоть несколько жизней. Хоть это хорошо. Мысль об этом почти успокоила Гарриет. Засыпая, она вспомнила человека в номере «Ройял Челси». На нем только рубашка, зато с галстуком, она видит его голые ноги, а он потрясает в воздухе мотком проволоки и умоляет ее: «Только запястья. Только запястья, дорогая. Проволока же в мягкой обмотке! Это всего лишь садовая проволока!». Да уж, ее бизнесу не позавидуешь.

* * *
        Я заплатил. Не знаю, чем все это кончится. Заплатил вчера, в субботу. Получил квитанцию. Все сделал как надо. С нами все будет хорошо. Если этого парня и вправду волнует благотворительность, он не станет раздувать скандал. А вот в «Линкольнз-инн-филдз», несомненно, заинтересуются моими переводами в тысячу фунтов ежемесячно. Не говоря уже о мистере Пателе. Господи Иисусе!
        А наутро, в воскресенье, я оказался в постели с миссис Г. Прошлым вечером у нее была встреча с клиентом, но она вернулась домой. Что-то новенькое.
        Она очень-очень устала. Безумно устала. И немного огорчена. Все эти штучки шантажиста, бесспорно, подействовали на нее, бедняжку. Не на нее одну - на нас обоих. Но нам было тепло и хорошо вдвоем. Мы болтали обо всяких домашних делах, о том, что мне надо позвонить матери, о том, что будем делать после Рождества и как быть с приглашением родителей.
        И еще мы говорили о плавании. Этот Хоуп завяз в родительских заботах. У жены Гэри Хоупа должен родиться третий ребенок именно в то время, когда будут проводиться соревнования, и он не может договориться о транспорте. Г. предложила отвезти команду в Бромли и привезти назад. Она даже попросила ТЛС приехать на своем «роллс-ройсе», потому что все дети не влезут в наш «порш». Тоби, наверное, едва не хватил удар, но он все же согласился, поскольку всегда симпатизировал Гарриет. И мне не отвертеться от дел. Г. хочет, чтобы я снял все это на видео, а потом демонстрировал желающим заплывы деток и их взмахи руками. И еще то, как они поедают печенье, запивая его кока-колой. Все это будет в следующую среду вечером. О-ох!

* * *
        Гарриет занималась рискованным делом, которое могло привести к катастрофе. Но надо же было как-то выходить из положения. Гоби все сильнее донимал ее, и это становилось совсем уж неприятно. Не то чтобы он постоянно угрожал ей, но их, по его словам, уже несло течением. С ним что-то было не так, впрочем, с нею тоже. И Гарриет начала понимать.
        Она обо всем догадалась примерно через месяц после того, как побывала несколько раз в его спальне, когда Барбара уехала на какую-то конференцию в Челтенхеме. Наташа все думала о своих подозрениях, поглаживая его задницу и вообще делая все, что полагается в таких случаях, в этой его персиково-пурпурной спальне. Временами, правда, она с тревогой спрашивала себя, не забыла ли выключить фары у машины, оставленной на дорожке. Домой она вернулась очень поздно, привезя с собой кучу мерзких яблочек из его сада. У детей от них разболелись животы. Зато он отстанет от нее хотя бы на три недели.
        И вот теперь его домогательства возобновились. Он требовал все больше и больше. И требования его были… весьма необычными. Гарриет все больше стеснялась его звонков.
        Не в характере Гарриет вдруг рассказать Питеру о том, что его жена заключила с ним соглашение. Если он сделает это, то их брак тут же распадется. Даже если это и произойдет, Гарриет хотела бы сама принять об этом решение.
        Итак, она решила хоть что-то выгадать из этой ситуации. Это нелегко, но возможно. Рискованно, трудно и страшно.
        Как это ни ужасно звучит, Гарриет вдруг осознала, что последние полгода живет безалаберной жизнью. Однако она уцелела! Больше того, у нее появилось чувство, что лишь сейчас она зажила по-настоящему. Опасность возбуждала ее. Гарриет тряслась от страха, но страх был стимулом к борьбе. Впрочем, наверное, были у нее и некоторые странности. Потому что Гарриет никак не могла уяснить, что же ей все-таки нравилось во всем этом. Или это был своего рода бунт? Запоздалый протест против того, чему учили ее родители? Но в это трудно было поверить. Несомненно, что все годы, проведенные под родительским крылышком на широких улицах Эдинбурга среди добротных желтокаменных домов, Гарриет чувствовала себя уверенно, или не так? Но было же во всем этом что-то нелепое, было, и молодое поколение Макджи ощущало нелепость происходящего. Примером тому может служить Джулиан. Неужели ей нужно испытывать чувство страха, чтобы почувствовать себя по-настоящему живой? Да! Неужто ей надо рисковать, чтобы понять, что вокруг бурлит жизнь? Направляясь на встречу с клиентом в кафе «Фиш», или «Пингвин», или в бар и упрятав свой страх
подальше, Гарриет выпускала на волю Наташу. У нее всегда пересыхало во рту, но она ощущала необыкновенный подъем. Она и ненавидела, и любила свою работу. От страха в ее кровь выбрасывалось такое количество адреналина, что Гарриет трясло, но это ей нравилось. Работа засасывала ее как наркотик. Она стала уважать себя, она достигла необыкновенных высот. Неужто она так испорчена?
        Когда Гарриет обдумывала детали нового плана, кровь ее все сильнее бурлила в жилах. Она решила использовать безумие Тоби и выплатить ему очередную часть долга. Это не причинит ей боли, не огорчит ее. Она всего лишь будет немного унижена. Гарриет серьезно взялась за дело.
        Инструментами для приведения плана в жизнь должны были стать тарелки с сэндвичами и домашняя видеокамера. Для начала она приготовила гору булочек, начиненных сыром и маринованными огурчиками, кусок бекона, сэндвичи с салатом и помидорами и разложила все это на три больших блюда. Накрыв угощение тонкой пленкой, она спрятала блюда и две большие бутылки пепси-колы в буфете.
        Мысль о видеокамере пришла ей в голову, когда она делала очередную пробежку по Гринвич-парку. Около обсерватории, как обычно, была целая толпа гуляющих, и Гарриет устало подумала о том, что люди без конца снимают себя на видео. Из каждой парочки один человек непременно держал палец на кнопке камеры. Но, черт возьми, снимали почти всегда мужчины. Ну почему так устроено, что, как бы ни менялся мир, мужчины всегда были впереди? Это они снимают на камеру, они чаще всего водят машины, выбирают блюда из ресторанных меню, покупают вина, билеты на самолет, устраивают шашлыки! Они играют в крикет, они правят церковью, входят в правительства, в ООН, и они же развязывают войны!
        Эти размышления на время отвлекли Гарриет от грустных мыслей, но вдруг ее осенило.
        - Видео!  - прошептала она.  - Да! Питер будет снимать соревнования на видео!
        Итак, приготовив бутерброды, Гарриет с замиранием сердца намекнула обо всем этому мерзкому Тоби и запустила план в действие. Она предложила Питеру снять на видео соревнования, а потом привезти детей к ним и показать им пленку.
        В среду вечером они собрали юных спортсменов у центра досуга. Гарриет подумала о том, что, пожалуй, еще ни одна команда пловцов не ездила на соревнования на «роллс-ройсе» и серебряном - пусть и стареньком - «порше»! Команда расшумелась вовсю.
        Но, несмотря на шикарные автомобили, команда Джонти проиграла крупным подросткам, добившимся высоких результатов с помощью стероидов и кокаина. Однако сам Джонти все же сумел на минуту сорок секунд обогнать противника в первом заплыве, и это, надо сказать, неплохой результат для самого младшего члена команды.
        Гарриет с Тоби наблюдали за соревнованиями с балкона. Они почти не разговаривали. Тоби сидел в стороне от нее и, похоже, спал. А Питер босиком бегал вокруг бассейна с видеокамерой, воображая себя то ли Джоном Бурманом, то ли Мартином Скорсезе. Он был в полном восторге от отведенной ему роли.
        Команду Бромли поддерживал целый хор голосов, не умолкавший весь вечер. Гарриет подумала о том, что детям из Гринвича не хватало поддержки их тренера Гэри Хоупа.
        А потом Гарриет отправилась в туалет и вдруг натолкнулась на того самого типа, который прожигал ее взглядом на прошлых соревнованиях. Тогда она еще притворилась, что у нее болит голова, и ушла в машину. Это было одно из тех совпадений, которых Гарриет ужасно боялась. Правда, на этот раз мужчина, казалось, вообще не заметил ее. Однако Гарриет уже не сомневалась: в августе она встречалась с ним, это ее бывший клиент. Наверняка он один из родителей команды противника. Гарриет ничего не помнила - ни его имени, ни профессии, ни того, где была с ним. Ничего! Хотя нет, они были в какой-то квартирке в Сити. Неужели именно он стал шантажистом?
        А чуть позже случилась одна нелепая вещь. Они уже вышли из бассейна, и мальчишки с мокрыми волосами, то и дело ронявшие полотенца и выкрикивающие что-то, шумно забирались в машины. Тут из дверей вышел тот самый тип с женой и сыном. И вдруг его жена сказала:
        - Добрый вечер, мистер Лиделл-Смит.
        Когда Тоби вел машину в Блэкхит, Гарриет спросила у него:
        - А что это были за люди? Которые поздоровались с тобой? Ты знаком с кем-то из наших противников?
        - Это Брайн Тейлор и его жена. Кажется, ее зовут Дора. Он работает у меня в конторе.
        И все тут же встало на свои места. Гарриет сразу догадалась. Этим подонком-шантажистом был Тоби. Брайан наверняка все рассказал ему, увидев в первый раз Гарриет в бассейне.
        Наконец вся компания приехала домой. Сердце Гарриет тревожно билось в ожидании предстоящего. Она и так чувствовала себя омерзительно, но, узнав правду, просто осатанела от злости. Внезапно ей показалось, что ее план невыполним, но деться было некуда.
        Заведя Тоби в дом, она провела еще не просохших, пахнущих хлоркой детей и Питера в гостиную и объявила, что сейчас подаст бутерброды. Тоби пообещал детям пепси-колы. Это обещание было радостно встречено пловцами, уже почти забывшими о недавнем поражении. Как только все уселись вокруг телевизора, Гарриет забежала в кухню и вынула из буфета блюда с сэндвичами. Она не ошиблась, думая, что второй Спилберг будет с гордостью демонстрировать зрителям свой шедевр. Заглянув в гостиную, Гарриет увидела, что Питер, делая вид, что ему все равно, но на самом деле раздуваясь от гордости, сидит в окружении галдящих мальчишек. Сердитый Тимоти, заткнув ушки пальцами, примостился у отца на коленях.
        Тоби стоял в коридоре. Выйдя с шумом из передней двери, он тут же тихонько вернулся назад и уже собрался было подняться наверх, в спальню.
        - Нет, туда ты не пойдешь,  - прошипела Гарриет, схватив его за руку.
        - Что ты хочешь этим сказать?  - огрызнулся он.  - Я хочу в спальню.
        - Нет. Этого не будет, пидер чертов. Пошли, наше место в садовом сортире!  - вскричала Гарриет и подтолкнула Тоби с двери.
        И смех, и грех! Они едва втиснулись туда, особенно когда понадобилось потесниться, чтобы запереть дверь. В крохотном помещеньице Тоби казался вдвое больше. Ну и местечко для секса! Ну да ладно, только бы все побыстрее кончилось. Гарриет пришлось встать на сиденье! Ужас! А затем, вытащив из заднего кармана презерватив, под гиканье, раздававшееся из дома, она взялась за дело.
        Тоби принялся стонать и рычать.
        - Заткнись!  - велела Гарриет, прижимая его голову к груди.  - Ни звука, педрило!
        Однако Тоби нравилось, когда она бывала с ним груба, поэтому он не понял, что она в бешенстве. Затихнув, он принялся поглаживать ее зад.
        А мыслями Гарриет была в доме, она чутко прислушивалась к исходящему оттуда шуму.
        У нее было мало времени. Стоя на унитазе и задевая головой лампочку, она стянула с одной ноги спортивные штаны. Ей пришлось чуть ли не вдвое согнуться, чтобы произвести эту манипуляцию. А потом она взобралась на эту крысу, или, может, часть крысы, торчащей у него из расстегнутых брюк. К счастью, Тоби молчал. Гарриет догадалась, что он пытается сконцентрироваться, чтобы не кончить слишком быстро. Крепко обхватив его ногами, она думала только о том, чтобы это поскорее кончилось. Ощущение было таким же, как в тренажерном зале - там она тоже считала, сколько раз ей придется отжаться, прежде чем она выполнит норму. Слышно было лишь их тяжелое дыхание, она чувствовала, как пот заливает ее тело. Потом из дома раздался вопль Джонти:
        - Да-а!
        А она тут трахается с этим пидером!
        Она ненавидела его! Ненавидела то, чем вынуждена была с ним заниматься. Да, теперь-то она поняла его штучки. Интересная вещь: стоит узнать что-нибудь, вам начинает казаться, что вы с самого начала обо всем догадывались.
        - Ах ты, грязное педрило, получай же мою мокрую п….!  - пробормотала Гарриет. Слов хуже она не знала.
        А затем, сунув ему в рот указательный и большой пальцы, она с силой вцепилась ногтями ему в щеку. И тут же почувствовала, что поцарапала его до крови. Но Тоби даже не вздрогнул. Зато этот жест подтолкнул его, и он наконец взорвался. Слава Богу! Какое облегчение!
        Тут ТЛС позволил себе испустить свой обычный громкий стон. Ему удалось продлить удовольствие. И Гарриет услышала, как он произнес единственное слово; «Пит». Вспотевшая, продрогшая и напуганная, она слезла с него.
        Как раз в это мгновение из дома раздался крик Питера:
        - Гарриет!
        - Стой здесь!  - приказала она.  - Не вздумай выходить, пока я не позову.
        Натянув штаны, женщина выскользнула из кабинки. Тоби тихонько заперся изнутри. Гарриет побежала в кухню, рукавом вытирая на ходу губы и убирая за уши влажные пряди волос.
        Питер растерянно стоял посреди кухни, перед ним на полу валялись обгрызенные куски хлеба, блюда были наполовину опустошены, а Старфайер куда-то исчез, словно его и не было в доме.
        - Ох!  - простонала Гарриет.
        - Ну почему же ты все оставила на столе?  - спросил Питер.
        - Мне надо было в туалет.
        - Не могла, что ли, подождать? Господи! Ну посмотри только на это, Гарри! Но почему ты вся взмокла, ты что, бежала? Пожалуй, некоторые сэндвичи можно спасти.
        - Я сделаю еще, у меня еще есть сыр, солгала она.
        Гарриет ужасно боялась, что Питеру захочется в туалет. Что, если он пойдет туда? А Тоби выйдет ему навстречу? Гарриет отвернулась, собираясь с мыслями. Надо было любым способом заставить Питера уйти из коридора.
        - Пойдем со мной,  - торопливо зашептала она.  - Мне надо сказать тебе нечто важное.  - И она потащила его наверх, в спальню, подальше от места преступления.
        - Что такое?  - изумленно спросил Питер.
        - Это Тоби,  - выдохнула Гарриет.  - Тоби - шантажист. Я уверена. Не говори ничего. Один тип работает в его конторе. Какой-то Брайан. Его сын - в команде противников Джонти. Сегодня он был в бассейне. Он видел меня в прошлый раз, помнишь, когда я сказала, что у меня разыгралась мигрень. Он был моим клиентом. Я встречалась с ним один раз, в августе. Видимо, они с Тоби сговорились. Тогда ведь ТЛС тоже был в бассейне. Я все вспомнила. Теперь понятно, что это Тоби. Наверное, этот Брайан рассказал ему что-нибудь. Все встало на свои места. Я уверена,  - сбивчиво говорила Гарриет.  - Тоби может взломать компьютер. Это на него очень похоже.
        - Тоби! Долбаный Тоби!  - взревел Питер.  - От-лич-но! Ну да! Чертова Барбара обычно жертвует деньги на борьбу с раком! Боже мой! Я убью его,  - заявил он.
        - Ничего не говори ему об этом. Давай все обдумаем, Питеркинс. Пожалуйста. Успокойся, Питер. Ничего ему не говори.
        Они тихонько спустились вниз.
        Как раз в это мгновение в переднюю дверь вошел хладнокровный и сдержанный Тоби с двумя большими бутылками пепси. Гарриет с удовлетворением заметила, что на щеке у него появился огромный синяк.
        Вечер закончился поеданием оставшихся бутербродов, которые запивались шипучей пепси-колой. Потом мужчины договорились о том, чтобы развезти детей по домам. Машины отъехали от дома, а Гарриет, дрожа на ветру, махала им на прощанье. На сердце у нее было тяжело. Питер даже не стал прощаться с ТЛС, однако тот наговорил им столько добрых слов, что, вероятно, не заметил настроения хозяина дома. Да, команда Гринвича проиграла соревнования, но Тоби Лиделл-Смит был в отличном настроении.
        Что ж, надо спокойно все обдумать. И быть разумным. Я хочу сказать, что мы живем в реальном мире. Это не боевик со Шварцнеггером. Как говорит Дэнис Хелей: «Если ты свалился в яму, то первым надо перестать копать». Но можем ли мы позволить себе это? То есть, что, черт возьми, нам делать? М-да… Я только что уплатил ноябрьский «взнос». Да, можно не сомневаться, это дело рук ТЛС. Подумать только, я вляпался в эту ситуацию благодаря «лучшему другу». Он еще и смеется над ними, скотина. И получает от этого удовольствие.
        «Мне очень жаль,  - написал он в последнем послании,  - но, боюсь, я достал вас обоих - и тебя, и твою жену. Думаю, вам очень трудно».  - Похоже, он просто лишился рассудка.
        Не думаю, что мы сможем отвертеться от того, чтобы каждый год жертвовать по двенадцать «кусков» на благотворительность. И больше всего меня злит, что нас принуждают платить деньги. Хотя нет, больше всего меня злит, что я вынужден отдавать деньги.
        Что, если я вступлю с ТЛС в конфронтацию? Скажу ему, что мне все известно. Ну и что? Он же просто посмеется надо мной. Скажет: «Да, это я. И что дальше? У меня есть на тебя компромат, и если ты не будешь платить деньги, то я просто вынужден буду опубликовать его». И он будет по-своему прав. А когда ему надоест мое послушание, он сможет повысить требования. Почему бы не попросить у нас, скажем, пять тысяч в месяц? Десять? Мы ничего не сможем сделать. Можно лишь уповать на его доброту, больше не на что.
        Ну хорошо, допустим, ему будет нелегко что-то доказать. В конце концов, единственная фотография Г., демонстрирующая ее длинные ноги, еще ни о чем не говорит. Но если вся эта история выйдет наружу, от грязи уже не отмыться. Так всегда бывает. Шакалы из прессы будут месяцами толпиться у наших дверей со своими магнитофонами и камерами. Они не пропустят такой поживы. И все всплывет на поверхность - и Флит-крофт-Мьюз, и фальшивая работа Г., все!
        А вот этого мне сейчас как раз и не надо. Маркетинговые исследования показали, что для «Одиннадцатого часа» настали не лучшие времена. На трех последних летучках Джордж настоятельно просил меня подумать о том, какой могла бы быть рубрика «Частный сыщик». Правда, с моей точки зрения, это дело не стоящее, так что я пока сопротивляюсь. И энтузиазма у Джорджа поубавилось. Журнал не получался таким, как было задумано.
        Итак, теперь нам, как глоток свежего воздуха, нужен был какой-нибудь скандал. Думаю, Джордж с радостью даже подтолкнул бы дело. Может, он даже считает, что временный застой нам на пользу, тем более что, как выяснилось, перебоев с рекламой пока что нет. Надо только запустить журнал (кстати, я уверен, что дело пойдет, если все сделать грамотно), и мне придется пустить в ход все мое мастерство. Но самому при этом нельзя быть в пушку.
        Как же поступить?
        Я совершенно серьезно стал подумывать о том, чтобы прикончить негодяя. Я почти уверен, что сумел бы это сделать. Мы с Гарриет даже шумно повздорили из-за этого. Она заявила, что ей кажется, будто мы оба абсолютно потеряли ощущение реальности. Разумеется, она права. Вот уже почти год, как мы живем по собственным правилам. С тех пор как Г. занялась своим бизнесом, мне все кажется каким-то туманным. Хотя, признаться, эта тайная операция даже возбуждала меня. Конечно, кроме того времени, когда я волосы на себе рвал, представляя, как моя жена трахается с каким-нибудь грязным субъектом. Вот от этих мыслей сердце мое холодело. С другой стороны, у меня возникло фантастическое чувство того, что я всемогущ. Временами мне казалось, что мы способны на все. Сможем справиться со всем на свете! И все правила писаны не для нее. Это чувство особенно обострилось, когда я поступил на работу к Хартбеку. Ощущение такое же, как при приеме наркотика. Кажется, что тебе море по колено.
        Сидя каждый день в электричке, я смотрю на всех этих рабочих, студентов, моряков, домохозяек, окружающих меня, и мне хочется крикнуть им: «Эй, вы, несчастные, жалкие твари, погрязшие в рутине! Зачем вы живете? Куда идете? Зачем вообще все вокруг? Бросьте свои дела! Придумайте собственные правила игры! Делайте, что вам нужно делать! Одумайтесь!» Нелепо это все, но меня обуревают именно такие чувства.
        Однако когда я нахожусь в таком состоянии, мне кажется, что я могу убить его. Да, убить. Но как? Как сделать все таким образом, чтобы меня не поймали? Как совершить убийство, чтобы никто не догадался? Вокруг нас полно убийц, о существовании которых не известно. И их никто не наказывал.
        Где же, черт возьми, Чарльз Бронсон? Куда он девается, когда он так нужен?
        Вообще-то я знаю, что надо делать. Чтобы покончить со всем раз и навсегда.
        Г. считает, что я лишился рассудка. Не исключено. Она говорит:
        - Да, конечно, мы попали в беду. Но мы в состоянии заработать денег. И заплатить. А со временем, может, мы сумеем и остановить его. Подумай об этом. Не могу поверить в то, что ты серьезно задумал убить его. Питер, ну неужели ты не преувеличиваешь и действительно хочешь убить кого-то? Пора бы тебе уже и повзрослеть. Ведь речь идет о человеке, которого ты всегда считал своим другом, что бы он там ни сделал. Это просто чушь какая-то,  - заявила она.  - Может, мы и дошли до ручки, но не до такого же состояния, чтобы лишать кого-то жизни!
        А вот я как раз считаю, что мы доведены уже до предела. Думаю, мы находимся в таком состоянии с той самой ночи в Блумсбери. С тех пор все какое-то ненормальное. А знаете, несмотря на все безумство происходящего, я по-прежнему в состоянии трезво оценивать ситуацию. Серьезно. И я сказал об этом Г. Так она перестала со мной разговаривать. Выдала, что я ей противен. Теперь вот мы переговариваемся через детей. И еще с помощью записочек. Так что я больше не хочу убивать ТЛС.
        Она в полном расстройстве, потому что я категорически велел ей бросить бизнес. Гарри сказала, что ей нужно зарабатывать деньги. Чушь! Нам этого уже не нужно. Мы справимся. Но ее так и манят деньги. Она стала такой хорошенькой! Совсем не такой, как прежде. Да уж, продавать свое тело нелегко. Но она все еще делает вид, что все это происходит не с ней, а с этой идиотской, выдуманной ею Наташей! Одуреть можно, а?
        Она теперь так много знает о мужской физиологии и психологии, что это пугает меня. Не очень-то приятно принадлежать к той половине человечества, к которой она относится с таким презрением. И уж, конечно, меня-то она теперь знает, как облупленного. Да и вообще любого мужика. Жуть берет!
        Мне надо, чтобы она вернулась ко мне. Так что я должен избавиться от шантажиста, а потом мы все потихоньку возвратимся к нормальной, спокойной и пристойной жизни.
        И еще. Кажется, я знаю, как надо поступить. Потому что с любым человеком может приключиться несчастный случай.
        Сидя в парикмахерской на Моултон-стрит, Гарриет ждала своего мистера Джона, который должен был закончить ее прическу. Попивая кофе, она лениво листала журнал, слушала спокойную музыку и была величественна и холодна, как графиня.
        Джон сотворил с ее волосами настоящее чудо. Как хорошо, что такая дивная прическа украсит ее головку к Рождеству. И к грядущей после праздников неделе, когда клиенты, вырвавшись из объятий надоевших жен, пустятся во все тяжкие, желая развлечь себя после долгих выходных.
        Впрочем, внешность Гарриет не отражала ее внутреннего состояния. Она была встревожена как никогда. Да, в их жизни был не лучший период, им было тяжело, но никогда ей даже и в голову не приходило, что для того, чтобы поправить положение, можно пойти на убийство' Что бы ни произошло. Можно выворачиваться, лгать, предавать, красть, уничтожать все вокруг себя, играть с собственным здоровьем и безопасностью, можно даже играть с другими людьми, чтобы навести хоть какой-то порядок в своей жизни. Не исключено, что в этом есть своеобразный смысл. Но только не в убийстве.
        Питер больше не говорил об убийстве, но Гарриет чувствовала, что он не оставил этой мысли, и его задумка не давала ей покоя. Надо было что-то делать. Она многому научилась за последний год и, в частности, тому, что человек в любой ситуации должен действовать, а не сидеть сложа руки. Необходимо сделать первый шаг. Самой взяться за дело, и немедленно. До того как они опередят его. И неважно, что ей будет противно.
        Журнал, который она листала, назывался «Мари-Клер». Там была типичная для нынешнего времени статья о «пылких лесбиянках». Голливуд из кожи вон лез, прикидываясь, с одной стороны, что затронул тему, до которой женщинам прежде не было дела, а с другой - оставаясь верным самому себе и понося это явление и называя его извращением. Кинодельцы признавали, что фильмы с участием лесбиянок возбуждают гетеросексуальные пары, поэтому они решили, что надо производить больше таких фильмов. Еще бы, секс между лесбиянками - самый безопасный. И мужчинам нравится.
        И вдруг в голове Гарриет созрел замечательный план. Лучшего придумать нельзя! И он поможет ей загнать мерзавца-шантажиста в ловушку! Она поймает двух зайцев!
        Я всегда знал, как убить кого-то и замести следы. В горах. Смешнее всего, что мы с ТЛС частенько ездим в горы. И даже в этом году, несмотря ни на что, договорились о том, что неделю перед Рождеством проведем в горах.
        Я знал, что это очень просто. Вот вы поднимаетесь на какой-то горный пик, осторожно ставите ноги на узкие выступы, крепко держитесь за веревку, а вокруг ни души, и под вами - тысячи футов бездны. Потом вы оба останавливаетесь, чтобы перевести дыхание и оглядеться вокруг, наслаждаясь божественной красотой. Вы замерли в узкой нише какой-то скалы. Никто не может быть готов к тому, что произойдет, никто не будет предупрежден. Одно резкое движение - и вашего попутчика больше нет. Просто. Ужасный, нелепый случай в горах. Скала была такой скользкой.
        Я мог бы сделать это.
        Я могу сделать это. И сделаю. Я должен.
        Следующие три дня Гарриет была в ужасном состоянии. Питер собирался вместе с Тоби опять поехать в Уэльс, в горы. Она просто цепенела при одной мысли о том, что может произойти. И боялась она не того, что они могут упасть и разбиться - к этому Гарриет привыкла за долгие годы семейной жизни. И даже сейчас, слава Богу, она не верила в то, что Питер может напасть на Тоби и пустить в него отравленную стрелу или еще что-нибудь. Тем более что за последние недели Питер больше не возвращался к этой нелепой мысли об убийстве.
        Гарриет опасалась, что, оказавшись вдвоем, они позволят себе больше виски, чем обычно, а потом заведут доверительную беседу и выложат друг другу все свои тайны. Ежась от страха, она так и представляла, как Тоби, словно сказочный злодей и садист, сообщит ее мужу о том, что было между нею и им. Непонятно почему, но ТЛС нравилось даже думать о том, что он хоть каким-то образом унижает Питера. И он был в восторге от того, что она, жена «лучшего друга», стала послушным инструментом в его руках. А может, Тоби вообще задумал все это с самого начала? Может, он давно лелеял планы того, как в конце концов унизит Питера, получая при этом величайшее наслаждение? Раз уж он сумел так долго издеваться над ними, шантажируя их, то от него можно ждать чего угодно.
        А ведь эти двое считались друзьями. Из-за сговора Гарриет и Тоби Питер стал просто воплощенной невинностью. Он же будет в ужасе, узнав правду. И это ее вина! Гарриет словно воочию представляла, как Тоби выкладывает ее мужу все, рассказывает, чем они занимались наедине. Он не преминет сказать, когда и где это происходило, и от одной мысли об этом Гарриет становилось хуже, чем если бы ТЛС опубликовал в газетах свои компроматы.
        Гарриет понимала, что ее отношения с Питером держатся на очень зыбкой почве. Ведь ее бизнес был возможен лишь потому, что она была с самого начала честна с ним. Конечно, она не говорила ему всего. Гарриет обрела независимость, не рассказывая мужу всей правды,  - именно так чаще всего поступают мужчины. Она ничего не говорила о Тоби, ни словом не обмолвилась о том, что ей нравилось проводить время в компании Джека Робинсона; она вообще о многом умалчивала. Но, обдумав все как следует, Гарриет пришла к выводу, что стала сама себе противна.
        У нее было чувство, что такой двуличной жизнью живет большая часть порядочных мужчин. И ее работа служила тому доказательством. А в последнее время, как ни странно, она стала чувствовать себя скорее мужчиной, чем женщиной. Да-да, все говорило об этом: ее манера поведения, ее бесстрастность. Так неужели работа лишила ее женственности, человечности?
        Если только Питер узнает, какой фальшивой она была в последнее время, если дознается про ее отношения с Тоби, их браку конец. Его гнев и боль будут нескончаемыми. Поэтому она должна сделать все возможное - невольно, разумеется,  - чтобы предотвратить разрыв. Конечно, нельзя сказать, что с Питером она была до конца счастлива, но, по крайней мере, он думал и заботился о ней, защищал ее и даже по-своему любил. Да и о Джонти с Тимоти нельзя забывать - ведь им тоже было нелегко пережить это ужасное, нескончаемое лето.
        Отчаяние толкнуло их друг к другу. Ведь до всех неприятностей Гарриет вовсе не была уверена, что их отношения с Питером можно считать нормальными. Хотя можно ли вообще говорить о каких-то отношениях между людьми, которые так много пережили вместе?
        Если вы оказались вдвоем в жизненной лодке, которую несет по бурному океану жизни, это вовсе не означает, что, бросив якорь в безопасном порту, вы будете тянуться друг к другу.
        Однако Гарриет знала, что все равно будет испытывать к Питеру какие-то чувства. Причиной тому, как это ни странно, был их брак. Вся ее жизнь. Неважно, к добру это или к худу. В конце-то концов она всегда видела перед глазами пример своих родителей, которые были счастливы друг с другом. Гарриет даже не думала, что можно жить иначе. И еще у нее были ее мальчики, мальчики, мальчики! Питер и ее мальчики. Ее любимцы. И, нравилось ей это или нет, Гарриет считала, что связана с этой троицей навсегда. Да так оно и было. Так что уж лучше оставить все как есть. Сдаться жизни!
        Кажется, это не так уж плохо, а?
        Ну ладно. Но одно беспокоило Гарриет. Некий вид «культуры». Той самой культуры, которую именуют материнством. Она боялась, что просто растворится в нем, и от нее самой не останется и следа. Она опасалась, что всю жизнь только и будет думать о детских стульчиках, о том, как бы не промокли анораки в дождливую погоду, о том, как справить шестой день рождения в пластиковом раю «Макдональдса»… И еще надо все время проверять, что зубы почищены, не забыть, что дети внезапно полюбили воскресную школу, что их надо учить музыке, напоминать им о матче регби по утрам в субботу, читать по вечерам сказки, уговаривать их, что девочки в нарядных платьицах вовсе не так отвратительны, и все время думать о том, куда пошли мужчины и чем они занимаются. Именно таковы все мамаши в Блэкхите.
        Но чего бы Гарриет ни ждала от будущего, все может перемениться от единственной поездки в Уэльс. Один разговор под бутылочку виски у камина - и все может рухнуть в бездну. И здесь она бессильна. Ей остается лишь сидеть в Лондоне и ждать развития событий.
        Мы поехали в Уэльс. И вот что там случилось.
        Коттедж «Хэфоди Фэк» расположен на самом краю поля, а под ним раскинулась деревушка Нэнт Перис, которая простирается вглубь мрачной расселины Лланберис Пасс. Это самое сердце Сноудонии. Солнце сюда и летом-то редко заглядывает, а сейчас, в декабре, здесь и подавно сумрачно, так что даже в восемь утра на маленьком лугу еще довольно темно. Хоть мы и приехали в горы в полпервого ночи, ТЛС принялся громко кричать что-то о кукурузных хлопьях. Вот уже почти двадцать лет здесь повторяется один и тот же ритуал. Я ворчу, пытаясь урезонить его, и говорю, что горы как стояли тут ночью, так и будут стоять утром. А ТЛС орет, что сейчас дни слишком коротки и нам надо выйти пораньше, чтобы успеть спуститься вниз к трем часам дня. В этом есть резон.
        Временами мне казалось, что все действительно как прежде. Будто мы вовсе и не два парня, которые что-то друг от друга скрывают. Забавно, как все-таки мужчины умеют лгать себе и окружающим. А может, мы не изменились? Да нет, этого сказать нельзя. Думаю, мы оба уже не те, что прежде. Мы уже более вежливы, не так раскованны и держим некоторую дистанцию. С тех пор как мы съехали с дороги М-1, я только и думаю о том, что должен сделать. Но виду я, конечно, не подаю и болтаю с ним как ни в чем не бывало.
        И вот, наконец, наступило утро, открыв нашему взору добрую тысячу футов Уай-Гарна, залитого солнцем. Дул довольно сильный ветер, поэтому облачность была высокой. Теоретически день идеально подходит для убийства.
        Приезжая все эти годы в коттедж, мы вспоминали былое, сидели неподвижно перед камином, пили немеренное количество виски, травили друг друга собственной стряпней. Но цель нашего приезда в Уэльс была одна - «сделать», как мы говорили, Хорсшу[6 - Подкова (англ.).]. И на сей раз мы не собирались отказываться от этого. Пожалуй, во всей стране не сыскать для восхождения места лучше, чем этот горный кряж. Форма Хорсшу вполне соответствует его названию, а по краям громоздятся четыре больших горы. Они такие разные, кажется, они так и бросают вам вызов, приглашая подняться на их острые вершины. Вообще-то там не так уж страшно - примерно так же чувствуешь себя, оказываясь на Лондон-Бридж-стэйшн,  - но вот Криб Гох - это нечто. Он в полтора раза выше остальных гор. Во всем Соединенном королевстве не встретишь другой такой горы. Слыхал я, правда, что его сравнивают со Страйдирг-Эдж в Озерном крае, но это примерно то же самое, что сравнить супермаркет «Глен-Скротум» с какой-нибудь маленькой лавчонкой.
        Если встать в дверях сортира и осмотреться вокруг, то к югу от дорожки вы увидите потрясающей красоты коричневые, сверкающие скалы, которые спускаются на тысячу футов вниз, а над ними нависает огромная скала, подошва которой вытянулась почти на полмили с правой стороны. Это и есть Криб Гох. Впервые я приблизился к ней, когда мне было тринадцать. Двадцать семь лет назад. В погожий день в долине виднеется маленькая Лаури, но форме напоминающая спичку, которая, однако, упирается в самое небо. А на самом ее верху есть небольшая - в два фута шириной - отполированная площадочка. Если ты в хорошем расположении духа, то подняться на Лаури можно, буквально не вынимая рук из карманов. Но уж если настроение у тебя паршивое, то тебе придется попотеть, хватаясь руками за небольшие выступы, ползти на коленях, скрежеща зубами от злости. Оттуда можно столкнуть кого угодно - человек погибнет. Ничего лучше не придумать. Я часто думал об этом. Люди падают с этой вершины каждый год, даже в самые расчудесные, солнечные летние деньки.
        ТЛС просто обожает яблоки. По его мнению, в горах, кроме яблок, ничего не надо - даже зимой. Больше всего ему нравятся темно-зеленые, в крапинку, и кислые. Из таких обычно варят джем. Так что не успел я принести помятые в дороге пироги с мясом и шоколадное печенье, как мы уже отправились в путь. Через реку возле камня с указанием расстояния перекинут каменный мост - отсюда две мили до самой высокой части тропы. Мы собирались повернуть на юг, чтобы оказаться слева от огромной скалы Динас Мод, а уж оттуда направиться к так называемому Парсонову носу - еще одному утесу, который, по преданию, был впервые покорен каким-то сумасшедшим священником. Чтобы добраться туда, надо часа полтора идти по густой траве и вереску. Для двух тучных, не занимающихся спортом мужчин средних лет это нелегко, тем более что ни один из нас не собирался признаваться в слабости. Посмотрим, как отреагируют наши сердца.
        Мы уже порядком притомились, когда решили передохнуть у Ллина. Стараясь не подавать виду, что устали, мы стояли на расстоянии, чтобы не слышать тяжелого дыхания друг друга. Все мы стареем. И мой вес раз в семнадцать больше, чем должен быть.
        Мне всегда кажется, что это одно из самых пустынных мест на свете. Вокруг лишь горы, долина, спускающаяся к озеру, лишь изредка перед глазами мелькают птицы да забредет сюда какая-нибудь заблудшая овечка. Впрочем, на сей раз мы не увидели никого живого, несмотря на то, что была суббота. Время от времени принимался накрапывать дождик. Несмотря на то, что мы просто взмокли от пота, нам обоим было холодно.
        Здесь себя чувствуешь таким одиноким. Не видно даже кажущихся игрушечными машин, иногда мелькающих на узкой ленте дороги где-то далеко внизу.
        Но надо продолжать путь. Вы снова поворачиваете налево, обходя серые мрачные воды неспокойного Ллина, и опять начинаете терзать свои легкие, чтобы в конце концов подняться к этому крохотному походному столику, который представляет собой Криб Гох. Подниматься по узкой каменистой скале - самая трудная часть экспедиции. Это настоящее испытание.
        «Два часа с четвертью». Это все, что он сказал, достигнув вершины чуть быстрее меня. Он любит выигрывать, наш ТЛС. Тоби даже побледнел от тяжелого восхождения. На этот раз мы молчим еще больше, чем всегда. Даже ни разу не остановились, чтобы поболтать. Нам не хватает дыхания и слов. И вот мы сидим на самой высокой вершине Хорсшу. Сидим бок о бок, а возле наших ботинок валяются куски апельсиновой кожуры - почему-то они всегда валяются в этом потрясающем месте.
        Вокруг - никого. Мы - словно на сцене. У меня такое чувство, что мы оба чего-то недоговариваем. ТЛС так спокоен. Это на него непохоже - ведь он обычно выкрикивает что-то во всю глотку. Сквозь ткань куртки я чувствую тепло его руки. Опять заморосил дождик. Нелегко будет идти по скользким скалам. Мы с хрустом ели его старые кислые яблоки. Внезапно ТЛС бросил свой огрызок в сторону Глайдерса, пересекающего долину с другой стороны примерно в миле отсюда. На огрызок тут же налетели чайки, в постоянные обязанности которых входит наблюдение за едоками на Криб Гох.
        Ветер стал совсем уж пронизывающим, дождь усилился. Сидеть тут дольше не имело смысла. Нам надо было продолжать путь. За нашими спинами бежала узенькая, как лезвие ножа, дорожка. Она вела к Пиннаклз, потом змеилась к огромной Криб Уай Джайсджл (почти такой же высокой, как Сноу даун - в ней было примерно футов пятьдесят), а затем уходила к гигантской вершине Уайр Уыддфа, до которой было примерно часа два пути. При удачном стечении обстоятельств мы будем там без четверти два, но нам придется нелегко. Вот только придем ли мы туда вдвоем? Или, может, путь я завершу в одиночестве? Я один - в целости и сохранности?
        - Ну хорошо,  - заявил ТЛС.
        Он встал и вытер руки о задницу, зацепившись коленом за пик скалы, на которой мы сидели. А потом, спокойно и размеренно, как делали тысячи людей до него, он начал спускаться вниз, то и дело придерживаясь руками за невысокие уступы. Ветер бросал потоки дождя прямо нам в лица; я ни на шаг не отставал от Тоби. Собирался и накрывал горы туман, причем происходило это так быстро, словно в убыстренной съемке в кинофильме. Я был прав. Никто не знает, что тут происходит. Кажется, в горах больше нет ни одной живой души. Струи дождя летели почти вертикально. Тело упадет, покатится вниз и остановится лишь футах в ста пятидесяти отсюда.
        Мне всего лишь надо протянуть руку и подтолкнуть его. Вот так просто. Поддать рукой по его заду. Я могу сделать это прямо сейчас. Почти невозможно удержаться. Тишину нарушал лишь шум наших шагов, наше дыхание да завывание ветра. ТЛС даже не поймет, что я сделал это нарочно. Одно мгновение - и дело сделано. И никаких угроз. Никакой опасности. Все проблемы исчезнут. А потом я торопливо спущусь вниз. Отчаянный звонок в Горную службу спасения. Допросы в полиции. Расследование. Похороны.
        Чувство вины.
        Широкая спина ТЛС передо мной, его ботинки, его осторожные шаги… Он был так близко ко мне, что я, кажется, слышал биение его сердца. Мерзкий тип этот Тоби, богатая сволочь. Готов трахнуть жену лучшего друга просто ради развлечения. Издевается над целой семьей, потому что считает, что ему все дозволено. Думаю, он воображал себя моим лучшим другом лишь потому, что знал, что я понадоблюсь ему когда-нибудь. А может, еще и потому, что его мучила неодолимая страсть к Г. Да, похоже, именно так.
        Но!
        Да: но!
        Он - живое существо. Потеющая, хрипящая, отдувающаяся жертва своего положения. Он всемогущ, но несчастлив. И, как говорила Гарриет, он еще и отец двух сыновей, которые, возможно, любят его. Да и жена его любит. И много лет он был моим другом. Которого я, впрочем, не очень-то жаловал. Подозреваю, что и он не испытывал ко мне тех чувств, о которых столь часто говорил. Он вообще много трепался. Но все же, все же…
        А все-таки я такой трус! Для того, чтобы совершить убийство, надо действительно ну очень разозлиться. Или сойти с ума. Но, как это ни странно, я не мог найти в себе необходимой ненависти. Мне-то казалось, что я хладнокровно все обдумал, а оказывается, это не так. Без сомнения, Гарри была права. Она вообще часто бывает права. И, в конце концов, все еще может сорваться. Вдруг его анорак зацепится за что-нибудь? Пытаясь спастись, он может ухватиться за меня и утянуть меня в пропасть вместе с собой. Это я придумываю себе оправдания.
        Я медленно спускался вниз, уже не чувствуя той усталости, что охватила меня при подъеме, когда приходилось хвататься за все выступы, которые горы подставляли усталым альпинистам. Я сам себе был противен за го, что уклонялся от намеченного плана. Надо взять себя в руки. Зачем же иначе я лгал себе, что способен на это? Какого черта было самому себе дурить голову? Сколько раз вообще я обманывал себя? Думаю, что много.
        А потом мы дошли до Пиннаклз, и возможность привести мой план в действие пропала. Там тропа уже была достаточно широкой. Идиот. Это я о себе.
        Когда мы достигли Криб Уай Джайсджл, дождь стал слабее. Мы шлепали по влажной каменистой тропе, вьющейся возле самой горы. Из-за тумана почти ничего не было видно. Мы устали. В первый же день. Нетренированные, тучные горожане. Поднимемся еще на Сноудаун, постоим на его вершине, а потом направим свои стопы вниз по Пиг Трэк к отелю «Пен Уай Гврайд». Было уже слишком поздно, и нам не проделать всего пути до темноты.
        - Хорошая игра, хорошая игра,  - проговорил он, тяжело дыша.
        Последнюю четверть часа нам было особенно трудно. Постараюсь воспроизвести последовавший между нами диалог поточнее:
        - Хорошая игра, хорошая игра,  - повторял он, как забубенный.
        - А тебе по нраву хорошие игры, не так ли?  - Думаю, по моему тону он смог догадаться обо всем.
        - В чем дело, Пит, старина?
        - Сам знаешь.
        - Ты достал меня, парень.
        - Шантаж.
        - С тобой все в порядке, а. Пит? Ты это о чем? Я тут болтаюсь в горах, потею, чувствую, что теряю силы, но радуюсь, что все-таки сумел взойти на вершину, а ты лезешь ко мне с каким-то бредом. Дьявольщина! Так в чем же дело?  - вскричал он.
        Сев, я вгляделся в расплывчатые очертания полускрытых туманом гор. Я был зол. Но старался казаться многозначительным. Не зная, что говорить. Неужели я ошибся?
        - Ради Бога, Пит,  - продолжал ТЛС, скажи мне. Я твой самый старый друг.
        - Самый старый друг!  - насмешливо фыркнул я.
        Он повернулся и посмотрел на меня. Вопросительно. С таким видом, словно на нем были его узенькие очечки. Я не знал, что сказать. А он ждал и ждал. У меня же просто был надутый вид. Подождав еще некоторое время, он пожал плечами, расстегнул анорак и вытащил из внутреннего кармана металлическую фляжку. Лет семь назад Г. подарила ему ее на Рождество. У нее уже, конечно, был затасканный вид, зато она вмещала пару добрых глотков хорошего виски. Тоби отвинтил маленькую крышечку и прихлебнул из фляги.
        А может, Гарриет ошиблась? Может, мы не там искали? Я был смущен. У ТЛС был чертовски спокойный неуверенный вид. Казалось, ему неинтересно, что я скажу. Впрочем, так вести себя выгоднее всего, правда?
        - С тобой все в порядке, Питер?  - первым нарушил он молчание.  - Мне показалось странным, что ты какой-то молчаливый. Я еще в Лондоне обратил на это внимание. Так с тобой все о’кей? Ведь обычно ты болтаешь без остановки, я даже устаю от твоего трепа. Ты меня пугаешь. В чем же дело, старина?
        - Видит Бог, Тоби, я не знаю.  - Я взял у мерзавца флягу и вылил себе в глотку порядочное количество виски.
        Стало уже совсем холодно. Нам надо было идти дальше. Скоро стемнеет. Ветер стал еще злее, а туман все густел. Я сделал последнюю попытку:
        - У меня есть друг. Который сделал нечто такое, чего ему делать не следовало.
        - И что же он сделал, а?  - поинтересовался негодяй.
        - Это неважно, поверь мне. Только он не должен был этого делать. Нечто незаконное.
        - Так о ком же речь? Я знаю этого парня?
        - Не беспокойся. Не в этом дело.
        - Я и не беспокоюсь, но с радостью выслушал бы сплетню.
        - Нет, я не скажу. Просто друг считает возможным шантажировать очень близкого человека - моего коллегу. Вот в чем дело. Заставляет его платить деньги. За то, что тот сделал.
        - А что же он все-таки сделал? Говори же! И о ком речь? Может, о Дереке Уайтсе? Я слыхал что-то о нем. Так это он?
        - Нет, Господи, это не он. Не Дерек. Неважно, кто это. Но его друг хочет его убить.
        - Неудивительно. Если бы я оказался на его месте,  - заявил ТЛС,  - я бы тоже захотел прикончить подонка. Подумать только, лучший друг! Друзья не для этого, ты так не считаешь? Не похоже это все на дружеский поступок, черт возьми!
        Послушать его, так он - сама невинность. И не скажешь, что ему уж так интересны мои слова. С трудом развязав веревочку на рюкзаке, ТЛС выудил из него пластиковую коробку с яблоками. И предложил яблочко мне. Мы стали молча жевать.
        - В это трудно даже поверить,  - заявил ТЛС. Знаешь, у меня есть приятель, а тот, в свою очередь, водит дело с людьми, которые могут при необходимости кому-нибудь по морде надавать. Разве это не удивительно, а? Можешь мне не верить, но такие вещи случаются. Один человек знает другого, который может наехать на третьего! Совсем другой мир! Уверен, что тебе не верится. Но это так же верно, как-то, что я стою тут, точнее сижу!
        - Да, возможно, ты и прав, но мне кажется, что люди вроде нас с тобой едва ли решатся на подобную гнусность,  - нерешительно промямлил я.
        - Позволь мне не согласиться с тобой, мой мальчик. У меня иное мнение на этот счет,  - отрезал ТЛС.
        Мы оба подумали, что пора вставать и идти дальше. А потом вдруг Тоби повернулся ко мне и спросил доверительным тоном:
        - Так это ты, старина? Ты рассказывал мне всю эту историю о себе. Пит?
        - Нет! Конечно нет!  - сбивчиво забормотал я. Какой же я кретин!  - Боже мой, разумеется нет. С чего ты взял?
        - Просто предположил. Но я считаю, что самое лучшее, что можно сделать в сложившейся ситуации,  - это дать отпор тому парню, разве не так? Поговорить с ним начистоту. Просто для того, чтобы убедиться в том, что у твоего друга действительно есть старый товарищ, о котором ты мне тут рассказывал. Не стоит ему делать из себя идиота, от этого все только ухудшается. А ведь ему наверняка не хочется, чтобы дела стали еще хуже, а?
        - Да, это довольно трудно. Просто мой коллега боится совершить ошибку. Но ему действительно очень нужно, чтобы шантаж прекратился.
        - Но, боюсь, он будет платить. Будет. Как это неприятно, приятель, как неприятно. Не стоило тебе рассказывать мне все это. Бедный твой приятель. Да, бедняга. Впрочем… Пусть уж лучше плохо будет ему, а не мне.
        И ТЛС, замахнувшись, бросил свой огрызок. Описав большую дугу в воздухе, тот упал вниз.
        - Хочу тебе сказать кое-что,  - ухмыльнулся ТЛС, поворачиваясь ко мне.  - Иногда бывает полезно решать вот такие маленькие проблемки. Знаешь, я бы мог пойти и поговорить с этим твоим коллегой, шантажистом. Я бы потряс его немного. При желании я могу быть весьма убедительным. И еще я очень обидчив, думаю, тебе это известно. Так что сделай выбор! Ты платишь деньги, делая тем самым свой выбор. То есть, конечно, в данном случае ты ничего не платишь, ведь речь же идет не о тебе. Так что я готов просто оказать этому человеку услугу - просто для развлечения. Но ты сообщишь мне факты, даты, время - словом, все, что может иметь отношение к этому делу, а уж остальное я беру на себя.
        Прямо даже не знаю, что и думать. Все это звучит столь убедительно, что я уже было поверил в существование мифического коллеги-шантажиста.
        - М-м-м…  - промычал я.  - Даже не знаю, что тебе ответить. Не уверен, что мне хочется вмешиваться.
        - Ну же, Питеркинс! Что ты такое говоришь! Именно для этого и существуют лучшие друзья!  - И он принялся надевать свой рюкзак.
        Не может быть, что это Тоби, или я не прав? Черт возьми, Г., скорее всего, ошиблась. А я-то чуть не убил этого парня. Дьявольщина! Господи, никогда нельзя доверять женщине, никогда!
        - Продолжим путь?  - спросил ТЛС.
        - Угу,  - буркнул я, поворачиваясь к ветру.
        - О’кей,  - согласился Тоби.  - Но ты скажешь, если понадобится моя помощь, хорошо?
        - Непременно,  - промолвил я.
        - Браво!  - выкрикнул он, и, взмахнув рукой над моей головой, ТЛС опять пошел впереди меня, уверенно шагая в туманной мгле.
        Впереди еще была вершина Сноудауна.
        А я-то чуть не убил его всего час назад!

* * *
        На Рождество Гарриет заключила с Питером своеобразный мораторий. Все праздники она была просто матерью и женой. У нее это отлично получалось. Гарриет приготовила индейку, которая оказалась не такой резиновой, как обычно, долго говорила с родителями по телефону и подарила детям чудесные, поучительные подарки в ярких обертках. К ним приезжала мать Питера, которая настояла на том, чтобы они вместе послушали Рождественское обращение английской королевы к народу, которое тоже показалось не таким резиновым, как всегда. Джонти и Тимоти то и дело бегали к соседям. Дело в том, что на два дня приехал отец Сэма и Пиппы, работавший летчиком и живший с какой-то проклинаемой всеми девицей в Вест-Викомб. (Разведка донесла, что он даже провел ночь в спальне Марианны. «Когда дело доходит до секса, они всегда тут как тут»,  - шепнула поэтому поводу Гарриет матери Питера.) Никто не гулял с собакой, но ей, похоже, было наплевать.
        Вечером Дня подарков[7 - День подарков - второй день Рождества, когда слуги, посыльные и т. п. получают подарки.] Гарриет писала запоздалые поздравления, а когда мальчишки вдвоем направились в ванную, позволила себе выпить немного шардоне, полученного ею в подарок на Рождество. Все это означало, что клиенту, позвонившему ей по мобильному телефону и пожелавшему провести с ней канун Нового года, был дан от ворот поворот. Звук хрипловатого голоса Наташи достиг ревнивых ушей мистера Хэллоуэя, прислушивавшегося к разговору жены.
        Когда Гарриет поговорила по телефону, Питер присоединился к ней в гостиной. Похоже, мораторию пришел конец. Ясно, что хоть она и не стала договариваться с клиентом на этот раз, на следующий звонок Г. ответит согласием.
        У Питера был мрачный вид.
        - Это не должно продолжаться в новом году,  - заявил он.  - Гарриет, ты должна остановиться. Уж сколько раз я говорил тебе об этом. Ты должна остановиться! Игра окончена. И вообще, все это - чистой воды безумие. Нам больше не нужны твои деньги. Нам еще повезло, что с тобой ничего не случилось. Но все равно, у нас было много неприятностей. Тебя могли пырнуть ножом, могли арестовать.
        - Неприятностей больше не будет. Я все уладила, Питер. Прости. Я хотела рассказать тебе все после Рождества.  - Помолчав, Гарриет глубоко вздохнула и заявила: - Я говорила с Тоби.
        - Дьявол! Что ты сделала?!  - взревел он.  - Что, черт возьми, ты хочешь сказать?! Как это «говорила с Тоби»?! Что у тебя на уме, женщина?! Когда ты успела это сделать, ума не приложу!
        - Накануне Рождества,  - спокойно проговорила Гарриет.  - Когда вы вернулись из Уэльса. Я привезла им несколько книг для мальчиков. В общем, я поймала Тоби в его берлоге.  - Она явно была немного напугана.  - У нас был весьма поучительный разговор за чаем. Я сказала Тоби, что нам известно, кто шантажирует тебя. Точнее, сказала, что это он.
        - Но он все отрицал? Что он тебе ответил?  - нетерпеливо выкрикнул Пит.
        - Да нет. Он хмыкал, охал и ахал.
        - Ради всего святого, Гарри!
        - Прости. Но все кончилось благополучно. Он сказал, что повел глупую игру. Сказал, что ему жаль. Добавил, что дело зашло слишком далеко.
        - Так, стало быть, он признался?
        - Что? Ах, да. Это был он.
        - Мерзавец! Скотина, подонок!
        - Он сказал, что больше не будет.
        - Больше не будет?! Как это? Я не верю тебе, Гарриет, не верю! Ты не говорила с ним!
        - Если ты не веришь мне, Питер, то кому же вообще ты веришь?
        - Нет, прости, я не верю не тебе, а ему. Черт, почему это он «больше не будет»? Ему же нечего терять в данной ситуации!
        - Вашу дружбу.
        - Ну да. Конечно. Нашу дружбу! Отлично! Замечательно! Ты молодец, Гарри!
        - Заткнись, Питер, не раздражай меня, от этого нет толку. Я же сказала тебе - все кончено. Все о’кей. Я сказала ему, что он должен стыдиться того, что сделал. Сказала, что все зашло слишком далеко. Я заставила его по-другому взглянуть на вещи.
        - И он послушался тебя, ты хочешь сказать? Упал перед тобой на колени? Молил тебя о прощении? Он сделал все это, не так ли?
        - Ты полон ненависти, Питер. Да, все так и было.
        - Ты хорошо поступила, Гарриет,  - заявил Питер.  - Но вот что я тебе скажу. Он попросту обманул тебя, моя дорогая.
        - Какой же ты подозрительный, Питер. Ты полон предрассудков. Никогда не доверяешь мне. Он вовсе не обманул меня. Я уверена. Все кончено. Можешь мне поверить. Если я в чем уверена, так именно в этом,  - промолвила Гарриет.  - Я гарантирую тебе.
        - Да он что угодно мог наговорить тебе. Уж я-то знаю людей вроде нашего Тоби. Они готовы пообещать что угодно. Он силен, как прежде. Просто это еще одна часть его игры. Он пообещал доверчивой жене своего друга, что прекратит шантаж, а потом набросится на меня - нет, не только на меня, а на нас обоих - с новыми требованиями. Можешь считать, что это у него такое своеобразное чувство юмора. Он уверен, что удачно задурил тебе голову. Да он скорее повесится, чем прекратит свои пакости!
        - Питер, заткнись,  - спокойно проговорила Гарриет.  - Я тоже знаю людей типа Тоби. Я, можно сказать, стала специалистом по таким людям. Они жестоки, бескомпромиссны, эгоистичны. Они - вечные ученики привилегированных школ. Да, Тоби именно таков, но таков и ты, Питер. Все вы такие. Уж теперь-то я точно знаю, что говорю.
        - О! Хорошо! Замечательно!  - ~ язвительно выкрикнул Питер.  - Только из-за того, что ты побывала в постели нескольких мужчин, ты вообразила, что можешь судить обо всей сильной половине человечества.
        - «Побывала в постели у нескольких мужчин»?!  - переспросила Гарриет.  - У нескольких, Питер? Это же смешно! Да я провела в обществе подвыпивших, плачущих, сумасшедших и совершенно нормальных мужчин больше часов, чем иная почта продает поздравительных открыток к Рождеству! Нескольких! Я знаю этих людей, Питер. Я обслуживала их, праздновала вместе с ними их мужские победы, помогала им вернуть утерянное уважение к собственным персонам, Питер! Я знаю, о чем говорю, Питер. Я уже стала настоящим профессором своего дела! Послушай-ка меня, дорогой, ты можешь забыть о шантажисте Тоби Лиделл-Смите, понял? Все кончено. Обещаю тебе, даю слово проститутки, что дела, связанные с твоим дружком ТЛС, канули в историю. Нам больше не придется сталкиваться с неприятностями, устроенными Тоби.
        Питер все еще не верил ей.
        - Ну так что?  - спросила она.
        - Так он твой клиент, не так ли? Скажи мне,  - попросил Пит.  - Он всего лишь один из них? С кем ты еще не трахнулась? Тебя невозможно удовлетворить, да? Что с тобой случилось, девочка? Неужто ты не в состоянии оставить застегнутыми хоть одни штаны?
        - Ах, Питер, до чего ты противен и глуп. Конечно, он не мой клиент. Ты так упрям. Просто я знаю этот тип людей. Он - один из тех, кто идеально вписывается в правило. А уж если мне известно что-то об общем для некоторых правиле, то я могу с уверенностью сказать, что знаю, как эти люди живут, как проводят время. Знаю все! Думаю, что ты понимаешь меня, Питер. Ты вполне мог быть одним из них, прости меня. Господи. Знаешь, для таких мужчин женщины - их противники. Их храбрые, верные маленькие жены и дети приучены не задавать лишних вопросов. А классные девки вроде меня помогают этим типам почувствовать себя тридцатилетними, если, конечно, они могут позволить себе «снять» такую вот Наташу.
        - Ну почему ты так уверена в этом, детка?  - Питер уже почти заискивал перед нею.  - Что случилось? О чем ты договорилась с ним? У вас с ним заключена сделка? Может, ты сама собираешься выплачивать ему деньги? Вместо меня? Или, может, ты заплатишь ему как-то иначе?
        - Мы вообще не будем больше платить ему. Никогда. А до сих нор, если уж быть честными до конца, ему и так платила я. Разве не так?
        - Ну хорошо, хорошо. Согласен.  - Гарриет уже стало смешно.  - Но послушай, дорогая, он не может прекратить шантаж просто так. Должно быть, ты пообещала ему что-нибудь.
        - Да ни черта я ему не обещала! И еще. Обещаю тебе, Питер, что никогда, ни при каких обстоятельствах я не буду спать с твоим другом Тоби. Поверь, я говорю правду. Господь тому свидетель. Выслушай меня, Питер. С тобой говорит Гарриет. Ты помнишь Гарриет, твою жену? Ту самую, что всегда говорит правду. Рассказывает тебе все грязные секреты. Эй! Может, здесь есть еще кто-то? ВСЕ КОНЧЕНО! Он сыграл свою партию и больше не станет играть в эту игру!
        Питер ничего не ответил.
        Гарриет заставила себя улыбнуться мужу и игриво подтолкнуть его локтем в бок.
        - Ты разве не хочешь поблагодарить меня?  - спросила она.
        Питер по-прежнему хмуро молчал.
        - Ну же, скажи, что должен сказать,  - попросила Гарриет.  - Не молчи.
        - Это должно прекратиться,  - удалось ему выдавить из себя.
        - Да, я знаю. Да, это прекратится. Но не сейчас. Позволь мне самой решить, когда. Это и моя жизнь тоже. И пока меня все устраивает. Я сама делаю выбор. И могу остановиться, когда захочу. Но лишь мне решать, когда я сделаю остановку. Я не хочу бросать бизнес лишь потому, что этого хочешь ты. Вся беда в том, Питеркинс, что ты - неплохой парень. Я так счастлива, что у нас есть дети. Полагаю, что ты чертовски умен, и я очень рада, что ты получил работу у Хартбека - ты заслуживаешь этого. Но я… полюбила кое-кого. И еще не готова бросить предмет моей любви.
        - Кого?
        - Постарайся понять. Я полюбила Наташу. Я не хочу, чтобы она исчезала. Я так люблю ее. Мне все в ней нравится - ее фигура, решимость,  - словом, все. Мне жаль, но я просто обожаю ее. Она поражает меня. Итак, Питер, выбирай. Или мы живем здесь, на Блэкхит-драйв, живем размеренной семейной жизнью, зная, однако, что где-то рядом находится Наташа, или мы с нею уйдем и будем устраивать жизнь по-своему. Извини, Питер, но на этот раз ты должен сделать выбор. Ведь это всегда ложится на плечи вас, мужчин, не так ли?  - Гарриет подвинулась к Питеру и положила голову ему на плечо.  - Боже мой, мне почему-то кажется, что тебе хочется, чтобы мы остались.
        - Ты обезумела, Гарриет. Впрочем, ты всегда была безумной.  - Тяжело вздохнув, Питер пошел вынимать сыновей из ванны, пока они не совсем растворились в горячей воде.
        Скоро двое тепленьких, закутанных в полотенца мальчиков подсели к маме на диван и попросили ее почитать им «один из папиных стишков».
        - Четырехлетний Тимми и восьмилетний Джон заставили папашу…  - начала она.
        А их папа тем временем пошел приготовить всем по чашке чая. Гарриет посмотрела ему вслед. Судя по поникшим плечам, Питер был подавлен.
        Вернулся на работу. Возможно, Г. права. Следующий после Нового года день. Хартбек. И вновь мой компьютер включен. Весь экран занят повторяющейся множество раз, мигающей фразой (написанной аккуратными лиловыми буквами): ИГРА ОКОНЧЕНА. И рядом - обычный код БГ3.1. Но если это все-таки ТЛС, то как же, черт возьми, он делает это?
        Господи! Не знаю, что делать. Не верится, что он так легко остановился. Я хочу сказать, мне непонятно, помогла ли болтовня Гарри за чаем или еще что-нибудь? Если только она не продала ему кое-чего! Ох, черт, это невозможно! Она бы не стала. Не смогла. Или смогла?
        А за две недели до этого Гарриет договорилась с Тоби Лиделл-Смитом об очередном свидании. Это был канун Рождества. Город был полон транспорта, людей, стремящихся сделать покупки, чтобы порадовать к празднику близких, и возбужденных детей. Все готовились к празднику.
        Тоби встретился с Гарриет в небольшом чайном магазинчике, где можно было выпить чаю. И вот уселись за столик, пили чай, болтали о том, о сем, а Тоби ел огромную порцию лимонного пирога.
        Гарриет задумала воплотить в действие свой безумный план.
        А вокруг них сидели простые лондонцы. Они громко разговаривали, веселились в предвкушении праздника, раздражая Тоби своим смехом, а потом заворачивали пирожки и печенье в листки, вырванные из «Индепенденс» или «Дейли телеграф», чтобы принести домой гостинец. А потом они направлялись куда-нибудь в Норфолк или в Форест-оф-Дин, чтобы там в семейном кругу встретить праздник.
        Гарриет тщательно приготовилась к встрече. Ей надо было, чтобы Тоби принял вызов. Он должен был понять, что она ждала свидания с ним. Гарриет инстинктивно чувствовала, что должна сделать все, чтобы ТЛС проглотил приготовленную для него наживку. Впрочем, ей не стоило волноваться. Казалось, он хочет взглядом охватить ее всю. Он так и пожирал глазами ее высокий белый воротник, деловой костюм в тонкую полосочку, широченные брюки, скрывающие туфли на высоких каблуках. Иногда его взгляд приковывался к искусной прическе, сооруженной Джоном, или к белой накрахмаленной мужской рубашке, полускрытой большим галстуком из школы «Олд Вестминстер».
        На Рождество он преподнес ей великолепный старинный браслет. Гарриет была просто в восторге, когда открыла коробочку с подарком. Это был поистине королевский дар, стоящий никак не меньше, чем их ежемесячный перевод в Фонд по изучению раковых заболеваний. Неудивительно, что женщина пришла в восторг.
        - А у меня тоже есть весьма необычный подарочек для тебя, Тоби, дорогуша,  - проворковала Гарриет, налюбовавшись браслетом.  - Рождественский подарок. Правда, его нельзя взять в руки. Впрочем, ты все поймешь. Мне кажется, нет ничего глупее этих подарков в чулках, развешенных на каминной полке, не так ли?
        Лиделл-Смит ждал. Гарриет украдкой взглянула на часы. Осталось десять минут. Оставив его в нетерпеливом ожидании, Гарриет направилась в дамскую комнату.
        Когда она вернулась с подкрашенными губами, он уже допил свой чай и зажег сигару. Не обращая внимания на присутствующих, Гарриет уселась рядом с ним и положила ему на плечо свою мускулистую руку. А затем поцеловала Тоби в ухо.
        - Тоби,  - позвала Гарриет.  - Тоби, а, Тоби! Вот он, мой необычный подарок тебе на Рождество. Уникальный дар. Никому еще такого не дарили, Тоби, поверь мне. Итак, слушай.  - И она зашептала ему на ухо. ТЛС жадно вслушивался в каждое слово.  - Тоби, ты когда-нибудь представлял себе, как две женщины занимаются любовью? Представлял себе, что это такое?  - Замолчав, она приподняла брови и заглянула ему в глаза. А затем Гарриет провела по мочке его уха кончиком языка.  - Представляешь себе трахающихся женщин? Тебе нравится моя мысль? Это возбуждает, не так ли?
        - Что ты имеешь в виду?  - хрипло спросил он.
        - Мне пришло в голову, что ты был бы не прочь увидеть такое. Знаешь, надо же все в жизни испытать. Женщины, занимающиеся сексом! Надеюсь, ты понимаешь, о чем я. Хотя я уверена в том, что ты многое видел. Надеюсь, тебя это не будет шокировать, а? Ты же много приключений пережил, правда ведь? Я не ошибаюсь, Тоби? Думаю, я догадываюсь о многих твоих секретах. Да, Тоби, я многое о тебе знаю. Ты очень интересный человек, Тоби. Тебе по нраву мои слова? Ты любишь женщин? Хочешь получить двойное удовольствие?
        - Не знаю.  - Спокойно улыбнувшись, он крепко сжал ее руку. Кольца Гарриет больно вонзились в его кожу.
        Гарриет продолжала - у нее было мало времени. Дейзи присоединится к ним через минуту-другую.
        - Так тебе нравится мой замысел?
        - Не понимаю, о чем ты говоришь. Ты имеешь в виду оргии?
        - Ох, Тоби, нет, конечно, какие оргии!  - возразила Гарриет.  - Милые, привлекательные, страстные женщины. Нет, какие оргии,  - повторила она.  - Ты бы хотел, чтобы целых две женщины согрели твоего старого дружка?
        - Пожалуй, да. Думаю, что да. И что же мы будем делать, дорогая Гарриет?
        - А я приготовила тебе маленький сюрприз, Тоби. Конечно, я понимаю, ты считаешь меня достойной замужней дамой…
        - Вовсе я тебя такой не считаю, Гарриет. Совсем наоборот. Боже мой, нет. Нет, я никогда бы не назвал тебя так… Только не обижайся.
        - Что ж, тогда я познакомлю тебя с одной моей очень необычной подружкой. Ты будешь удивлен. Это моя любимая, очень-очень хорошая подруга.  - Она опять шептала ему на ухо. Неужто не могла придумать ничего другого? Да нет, но это всегда срабатывало. К тому же надо было спешить. Дэйзи вот-вот будет здесь. Только таким образом Гарриет могла получить от ТЛС, чего хотела. Поэтому она продолжала: - Она очень сексуальна, моя подружка. Она так меня возбуждает.  - Нельзя так плохо играть, нельзя! Но, казалось, Тоби ничего не заметил.  - Ее зовут Луиза. Мы вместе учились в школе. У нас была общая спальня. Думаю, ты представляешь себе, чем могут заниматься девушки в одной спальне, Тоби. Это было великолепно! Мне так нравилось. С ней я впервые занималась сексом.  - Это я хорошо придумала, подумала Гарриет.  - И временами бывало, что мы… видишь ли, скромность не позволяет мне рассказать тебе обо всем, что мы там делали… В общем, у Луизы есть одна особенность. Ей очень нравится, когда кто-нибудь наблюдает. Когда мужчина смотрит на нее. Так что я захотела устроить для вас обоих вот такое необычное рождественское
развлечение.  - Это она хорошо сказала - «необычное рождественское развлечение»!  - Две пташки в клетке лучше, чем одна.  - У нее голова пошла кругом, хотя она пила лишь чай.  - Что скажешь на это?
        И в это самое мгновение, пока Тоби размышлял над соблазнительным предложением Гарриет, к их столику подошла Дейзи. Она вся была такая маленькая и аккуратненькая в строгом черном костюме. Она чем-то напоминала красивую и элегантную стюардессу. Гарриет представила ее Тоби, и тот приподнялся и пожал Дейзи руку - слов у него не нашлось. Похоже, он был ошеломлен таким развитием событий.
        А потом они вышли из магазинчика. Заплатив по счету, Тоби усадил дам в свой «роллс-ройс». Гарриет велела ему ехать в Хэммерсмит через Бэттерси-бридж. Казалось, поездка длится целую вечность. По всей западной части Лондона были автомобильные пробки. Через сорок минут автомобиль наконец остановился у дома Мэри Варналз.
        Мэри Варналз училась в художественном колледже, где она и подружилась с Гарриет. Тесная дружба между женщинами сохранилась на многие годы. Маленькая толстушка с необычайно кудрявыми волосами, Мэри, казалось, излучает свет и энергию. Она не оставила актерского поприща и два года снималась в сериале «Несчастный случай», исполняя роль маленькой докторши. Вместе с мужем и двухлетней дочерью Мэри уехала на Рождество к родителям в Волвергемптон. Гарриет робко попросила у подруги ключ от квартиры «на случай неожиданного рождественского свидания». Вообще-то так оно и было. Мэри гадко похихикала, но ключ дала и велела привести постель в порядок.
        Итак, утром этого дня Мелвин привез Гарриет к дому Мэри, чтобы она все могла проверить на месте. Входя в чистенький дом подруги, Гарриет подумала, что она вторгается в частную собственность. Гарриет была так погружена в свои мысли, что почти не слышала Мелвина, который очень подробно объяснял ей какие-то футбольные правила. Он отлично их знал, этот Мелвин. Он был очень усерден, изучая правила.
        Гарриет провела их в чересчур нагретую комнату. Затем она зажгла несколько ламп, включила магнитофон и попросила Тоби открыть заранее припасенную в холодильнике бутылочку «Моэ е Шандон». Дейзи тем временем листала какой-то женский журнал и вслух прочла зверским голосом объявления, предлагающие услуги нянь.
        - Ну вот,  - заявила наконец Гарриет, задвинув шторы и отгородившись тем самым от темного вечера. Квартирка Мэри была до того милой, консервативной и чистой, что грядущее действо казалось Гарриет настоящим кощунством.
        Разумеется, Гарриет обо всем договорилась с Дейзи, вот только она и представить себе не могла, каково это - обнимать и целовать женщину. Она никогда не делала этого и не хотела делать. Впрочем, Дейзи сказала, что это совсем не трудно. Просто надо побольше притворяться. Дейзи заверила ее, что у нее будет такое чувство, словно она обнимает клиента, но только очень доброго. Еще Дейзи предупредила Гарриет, чтобы та не обращала внимания на ее стоны и вздохи - все это будет обычным притворством.
        - Хотя это довольно приятно,  - засмеявшись, промолвила Дейзи.  - Не исключено, что тебе даже понравится, дорогая. Выпей побольше и отпусти себя на волю течения, повинуйся Дейзи и Луизе.
        И в самом деле, все так и было. Как Дейзи и сказала, если уж ты переспала с таким количеством мужчин, которым до тебя дела не было, то тебе вовсе не трудно будет изобразить секс с хорошенькой, приятно пахнущей, чистенькой и милой женщиной.
        Усадив Тоби в большое кресло мужа Мэри, они сняли с него ботинки, ослабили его галстук, сделали ему массаж стоп, поднесли огромный бокал шампанского и хорошую сигару. Дейзи сбегала в ванную и нюхнула там своего белого порошка. Гарриет залпом выпила тройную порцию джина с тоником. Было Рождество. Через пять минут она начисто забыла о существовании Тоби.
        Она и мысли не допускала, что ее план может не сработать.
        Правда, сначала она едва сдерживала смех. Они с Дейзи встали перед настоящим газовым камином и уставились друг на друга. Дейзи была намного ниже Гарриет, но у нее были такие теплые глаза, вокруг которых появлялись милые морщинки, когда она улыбалась. Потом они взялись за руки, и Гарриет заметила, как ритмично пульсирует жилка на шее подруги. Но вот Гарриет приоткрыла рот. Они с Дейзи по-дружески обнялись. Губы Дейзи были довольно приятны на вкус. И у нее был такой мягкий язычок, и она так мило постанывала. Гарриет еще ни разу не целовала накрашенные помадой губы. Да-а, Дейзи была совсем не такой, как эти мужчины в несвежих рубашках.
        Потом они медленно, сохраняя серьезное выражение, принялись раздевать друг друга. Трудновато было делать это на публике, зато Гарриет точно знала, где и какие расположены пуговицы и крючки, так что хоть с этим трудностей не было. По правде говоря, начав это дело, Гарриет поняла, что все действительно совсем не трудно. Несмотря на то, что Дейзи была такой миниатюрной, Гарриет спокойно обнимала ее, поглаживала ее зад, плечи, спину, опускаясь все ниже. Она вдруг с удивлением обнаружила, что ей приятно, когда грудью Дейзи касалась ее грудей. Надо было только помнить о том, что Дейзи следует называть Луизой, однако и это не было большой проблемой, потому что ее рот был занят языком Дейзи и ее собственными волосами. Гарриет подумала, что, с кем бы она ни занималась сексом, дело кончается тем, что ей в рот забиваются целые пряди волос.
        Затем - не слишком неуклюже - они направились к постели. На этот раз ей ничего не нужно было доказывать. Мужчины вечно думали только о себе, а женщина была мягкой и нежной. И с ней было нестрашно. Гарриет вдруг подумала, что ей может и понравиться секс с Дейзи. Ощущение было таким, словно она оказалась в постели с кем-то давно знакомым и очень домашним. Дейзи была красивой, мягкой, ласковой. И очень сексуальной. Гарриет теперь понимала, почему мужчины находят Дейзи привлекательной и хотят заниматься с ней сексом.
        Волосы Гарриет, как всегда, рассыпались. Она стояла на четвереньках над подругой, а локоны щекотали той грудь. Дейзи так нежно и бережно обняла Гарриет за шею. Обсосав палец, Гарриет провела им по телу Дейзи, а потом, наклонившись, стала сосать ее соски. Устроившись между ног Дейзи, Гарриет стала поглаживать ее лоно. У нее начала кружиться голова. Так вот, оказывается, каково быть мужчиной и ласкать женщину. Это было чудесно. Она в самом деле почувствовала себя мужчиной. Правильно она сделала, что надела полосатый костюм - он оказался очень кстати. Гарриет понравилось трахать женщину.
        Она совсем забыла, что их здесь трое. Ей было неинтересно, как чувствует себя Тоби, сидящий в кресле напротив кровати. Но тут она напомнила себе, что по сути участвует в шоу. В этом и заключался ее замысел.
        Чего только не сделаешь со сложенным одеялом, если при этом еще тяжело дышать и стонать. Они с Дейзи были большими умелицами по части фальшивого оргазма, так что с этим трудностей не возникло. А потом они лежали, обнявшись и слизывая друг у друга капли пота и слезы. Ноги их переплелись, руки делали свое дело, и Гарриет почувствовала себя внезапно очень сексуальной.
        Она решила, что они сделали достаточно. Только Гарриет собралась сказать Тоби, что он мог в это время и сам себя обслужить, как, подняв голову, она поняла, что совет ее запоздал. Тоби по-прежнему сидел в кресле, бокал валялся на полу, а его большая рука нырнула в расстегнутую ширинку. «Итак,  - подумала Гарриет,  - настало время для второго действия».
        - Ну что, Тоби, дружок, тебе понравилось? Мы отлично проводим время. Мы так часто развлекаемся.
        - Да уж,  - подтвердила Дейзи.
        - Иди сюда, Тоби,  - позвала Гарриет.  - Нам очень хочется.
        ТЛС встал. Брюки не могли скрыть его раздувшегося члена. Сорвав их с себя, он упал на кровать в рубашке и носках. Они достали его! Женщины обняли Тоби и принялись с обеих сторон ласкать его. Тоби, как обычно, хрипло стонал. Он не может долго трахаться. Гарриет нужно было торопиться - у нее еще было одно дельце.
        - Я сейчас вернусь,  - прошептала она, выбираясь из постели.
        Она зашла в ванную и, как в кино, втерла в десны немного Дейзиного порошка, а затем вернулась в комнату. Зайдя в крохотную кухоньку, отделенную от комнаты ширмой, Гарриет стала наблюдать.
        Ей не понравилось. Это был какой-то животный акт - то же самое, что наблюдать за тем, как Старфайер наскакивает на суку. А Гарриет стояла и смотрела, завернувшись в полотенце. Она много раз видела, как мужчины делают это, но тогда она и сама принимала в этом участие. Но вот женщины она не видела ни разу. Интересно, но и только.
        Впрочем, за Дейзи было приятно наблюдать. Гарриет оставалось лишь восхищаться тем, как умело Дейзи обошлась с Тоби. Она подумала, что у нее нет и половины умения подруги. А Дейзи даже не сняла туфель! Два обнаженных тела и пара черных туфелек! Да уж, туфли в окружении наготы смотрятся просто нелепо. Гарриет еще учиться и учиться. Она еще так наивна.
        Они вдвоем в постели. Дейзи - такая маленькая и хрупкая - и огромный Тоби. Сначала кажется, что их объятия вполне невинные, чуть ли не дружеские, но в один миг все меняется. Внезапно оказавшись на спине, Дейзи позволила его огромному члену проскользнуть в ее чрево.
        Гарриет равнодушно наблюдала за происходящим. Такого в кино не увидишь. Это непривлекательно. Видимо, с точки зрения Тоби, в этом акте просто была необходимость. Он ритмично двигался, приподнимая и опуская свой широкий зад. Да уж, долго Дейзи ждать не придется. Мужчины! Все они таковы. И тут Дейзи, умница, принялась лихорадочно выкрикивать его имя. Тоби тут же кончил. По комнате разнеслось его хриплое рычание. Он всегда одинаков, всегда! Все, как обычно, кончилось буквально в несколько минут. Как много шума из ничего!
        Было похоже, что они оба умерли. И вдруг пение Эллы Фитцджеральд стало казаться необычайно громким. Гарриет поставила чайник - пора было попить чайку.
        Позднее, около половины одиннадцатого, Тоби подвез Гарриет к Блэкхит-драйв и остановил машину невдалеке от их дома, в тени большого дерева. Выключив мотор, он расстегнул ремень безопасности и наклонился к Гарриет.
        - Нет,  - заявила она.
        - Что значит «нет»? Я просто хотел подарить тебе небольшой рождественский поцелуй, Гарриет. Жду не дождусь нашей январской встречи.  - Он был немного пьян. Не стоило ему садиться за руль в таком состоянии.
        - Ты часто удивляешь меня, Тоби.
        - Надеюсь. Должен сказать, что я испытываю те же чувства по отношению к тебе. Ты тоже часто удивляешь меня, Гарриет, дорогая. И это восхитительно.  - Его язык заплетался.
        И тут Гарриет подумала о том, с каким удовольствием нанесет следующий удар:
        - У тебя усталый вид, Тоби. А ведь ты силен и всезнающ. Но сейчас по тебе этого не скажешь. Или ты не таков?
        - Что ты хочешь этим сказать?  - спросил он.
        - Ты многого не замечаешь. Кое-чего, что, по-моему, ты просто должен был заметить.
        - Да что ты! Что же это?
        - А то, что все кончено,  - промолвила Гарриет.
        - Кончено? Да нет же, дорогая, все еще только начинается,  - ухмыльнулся ТЛС.
        - Ты так считаешь? Что ж, может, и так. Но не исключено, что ты ошибаешься.
        - Не думаю, что нам стоит затевать спор. Ради Бога, Гарриет, сейчас же канун Рождества. Самое мирное и доброе время. Иди сюда, роскошная сексуальная женщина, я хочу сделать своему языку рождественский подарок.  - И он снова потянулся к ней.
        - Господи, прошу тебя, Тоби, не торопись. Все кончено, я же сказала. Мы свободны.
        - Что значит «все кончено»?  - Неужели он в состоянии лишь повторять ее слова?  - Но мы же только начали, дорогая,  - повторил Тоби.
        - Нет, Тоби, боюсь, я имею в виду именно то, что сказала. Всему конец. Прошу прощения. Наша сделка разорвана. Сегодня ты был со мною в последний раз. Больше ты ничего не получишь. Даже последнего, рождественского поцелуя. Неудачи тебе.  - Она повернулась, чтобы выйти из машины.
        И тут он разозлился.
        - Какого черта?! Что ты мне тут наговорила? У нас еще много дел. Ты моя должница. И тебе отлично это известно.
        - Боюсь, что ты ошибаешься. Все отношения между нами кон-че-ны. И я даже не могу сказать: «Мне очень жаль».
        - Перестань-ка нести ерунду, мадам. У нас впереди еще полгода весьма своеобразных отношений. Мне очень жаль, дорогая, но ты повязана со мной. Не повезло.
        - Нет, Тоби, все не так. Послушай, Тоби Лиделл-Смит, мне отлично известно, чем ты занимаешься. Я знаю, что это ты. Полагаю, одной этой пакости бы хватило, чтобы разорвать наше соглашение. Ты вел себя с Питером, как настоящий подонок. А он еще считается твоим лучшим другом. По-твоему, так поступают лучшие друзья? Ты болен, Тоби. Это из-за тебя мы перевели тысячи фунтов в Фонд по изучению раковых заболеваний. Наше соглашение разорвано. Вот так-то, Тоби. Ты заслужил это.
        - Не понимаю, дорогая Гарриет, о чем ты говоришь. При чем тут Фонд по изучению раковых заболеваний?
        - Да ладно тебе, Тоби.  - Она шла ва-банк, но кое-какие сомнения все же были.  - Мы знаем, что это ты. И не станем больше платить. Ты - грязный шантажист. Это отвратительно! Это мерзко!
        - По-твоему, это отвратительнее, чем твое занятие?
        «Я достала его, достала, достала! Он признался!»
        - Отвали от меня, Тоби, чтоб ты сдох!
        - Не думаю, дорогая, что тебе известен счет,  - уверенно проговорил ТЛС.  - Я все еще очень силен, Гарриет. Питер не пойдет на скандал, равно как и ты, маленькая грязная шлюшка, гадкая проститутка. Этим вечером я видел, что ты из себя представляешь, дорогуша. Ты была вне себя. Страсть поглотила тебя целиком. Итак. Или ты будешь слушаться меня, или я вылью на тебя и твое драгоценное семейство такое количество дерьма, что не отмоешься. Думаю*, твоим мальчикам это понравится, как ты считаешь? Нашему большому пловцу и маленькому Тимоти? «Ваша мать - шлюха, дешевка, грязная девка!» Думаешь, это произведет на них впечатление? Представь только, какие счастливые часы они проведут в школе после скандала! Нет, Гарриет, тебе придется выполнять данное обещание, нравится тебе это или нет.
        - Какое же ты отвратительное создание, Тоби. Говнюк! Ну почему ты так ненавидишь Питера?
        - Я не испытываю к нему ненависти. Просто мне нравится развлекаться с его женой. Ты очень привлекательна, Гарриет, но скрипишь, как сортирная дверь. Нет, я не откажусь от своего права на тебя.
        - Думаю, откажешься. И спасибо за нестандартное сравнение. До свидания.
        - Я не понимаю…
        - Почему, ты думаешь, я пригласила тебя сегодня в гости?
        - Что?  - переспросил ТЛС.
        - Неизвестная женщина, чужая комната… Что ты там делал, а? При свете?
        - Что-о?  - Похоже, он начинал догадываться.
        - Секс, правда и видеокассета, Тоби. Она с таким удовольствием произнесла эту задуманную заранее фразу. Он понял! Гарриет была в восторге.
        - Что ты имеешь в виду?  - все-таки спросил он.
        - Ты все время угрожал мне, моей семье, грозил подорвать нашу репутацию. Если бы только у тебя хватило ума что-то заподозрить, то я бы лишилась пленки, отснятой сегодня днем. Причем двумя камерами, из разных мест. Съемка удалась. Там отлично видно, как ты развлекаешься с моей подругой Луизой.
        Наступило долгое молчание. Слышно было лишь, как дождь барабанит по крыше автомобиля.
        - Ох!
        - Да уж, ох! Можешь мне поверить, эта кассета будет храниться в надежном месте. Но все станет известно, если только ты посмеешь причинить мне или моим близким неприятности. Понял? Барбара первой получит кассету, потом ее посмотрят твои сыновья, затем - твои сотрудники, ну и все остальные члены правления. Фильм будет называться «Солнце».
        - Как мне убедиться, что у тебя действительно есть то, о чем ты говоришь?
        - А никак. В этом вся соль. Может, у меня и нет ничего. Может, я и не прятала там никаких видеокамер. Но ты не сможешь рисковать. Это игра, и слишком много поставлено на карту. Это обычно называют «средством устрашения». Ты захотел слишком многого, Тоби. Так не бывает.  - Она открыла дверь машины.  - Так что прощай, Тоби. Мы больше не будем встречаться, разве только в обществе. Но если только ты посмеешь косо посмотреть в сторону моей семьи, я… как ты выразился?.. вылью на тебя такое количество дерьма, что ты не отдышишься. Да, кстати, попрошу тебя, Тоби, об одной вещи. Отправь, пожалуйста, Питеру от имени БГЗ послание, в котором будет сказано, что все кончено. Ты сообщишь ему, что он освобождается от всех обязательств. Сообщишь второго января. Я достаточно ясно выразилась? И не сомневайся в моих словах - если что, я сделаю, что обещала,  - ледяным тоном заявила она.  - Я совсем не мягкосердечная, особенно если в деле замешано такое дерьмо, как ты.  - Она вылезла из машины и хотела было захлопнуть дверь, но спохватилась: - Да, кстати, счастливого Рождества! И спасибо большое за чудный браслет.
Такой чудесный подарок. Я не заслуживаю подобной щедрости.
        И Гарриет направилась под дождем к своему дому, повертев перед машиной задницей - в точности, как это делала Наташа. Гарриет ликовала. Но тут она вспомнила, что должна кое-что еще сказать ТЛС. Может, конечно, это и глупо, и нехорошо, но девушка должна делать то, что положено девушкам.
        Глубоко вздохнув, она повернулась и подошла к машине, где неподвижно сидел этот человек. Казалось, он ждет, что она вернется к нему и скажет: «Прости, дорогой, я пошутила. Увидимся после Рождества, как обычно».
        Открыв дверцу, Гарриет сунула в машину голову и некоторое время молча смотрела Тоби в глаза.
        - Тоби,  - тихо промолвила она,  - думаю, по справедливости, я должна сказать тебе - а у меня все же есть некоторый опыт в этой области,  - что ты - импотент паршивый.
        Она так боялась, что он выйдет из машины, чтобы ударить ее, что почти бегом бросилась по улице к дому. Так что общая картина ее ухода была немного смазана. Да, она бессердечная, маленькая сучонка. Она должна была это сделать.
        Гарриет слышала, как машина тронулась с места и, сердито урча, уехала прочь.
        Гарриет вытащила ключи от двери. Кажется, она еще успеет помочь Питеру разложить подарки для мальчиков по чулкам. У нее будет счастливое Рождество и хороший Новый год.
        Если только повезет.
        notes
        Примечания
        1
        Не будем отчаиваться (лат.  - Здесь и далее примеч. перев.).
        2
        «Эквити» - профсоюз актеров в Англии.
        3
        Пристанище (фр.).
        4
        Моя вина (лат.).
        5
        Моя большая вина (лат.).
        6
        Подкова (англ.).
        7
        День подарков - второй день Рождества, когда слуги, посыльные и т. п. получают подарки.