Это подиум, детка! Сага о московских куколках Маша Царева
        #
        Маша Царева
        Это подиум, детка! Сага о московских куколках
        ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
        Гадкий утенок - вот кем она была.
        Ей было всего лет десять-одиннадцать, когда стало понятно, что прекрасная принцесса никогда не вылупится из этого долговязого существа с острыми коленками, рыжими ресницами и крупными передними зубами. Уже тогда она была выше сверстников на полторы головы. А через несколько лет, к десятому классу, ее рост и вовсе зашкалил за допустимый женственностью предел и замер на отметке 185.
        Она была тихой, забитой. Сидела на последней парте. Послушно давала списывать первым красавицам в надежде на то, что ей швырнут хотя бы объедки девичьей дружбы, и не обижалась, ничего не получая взамен.
        Уродина.
        Волосы жесткой проволокой торчали во все стороны. Шея бледная, длинная. Крупные бурые веснушки - как будто по ее лицу кто-то рассыпал порченый горох.
        Ее возможное счастье было соткано из сотни досадных «если бы». Ах, если бы она была баскетболисткой, чемпионкой - тогда никто бы не посмел выдразнивать ее отмеченные медалями и кубками габариты! Но она была неловкой, медлительной, неповоротливой - на радость окружающим, сшибала углы и путалась в собственных конечностях. Ах, если бы она жила в Москве - говорят, высокий рост там ценится как элемент породистости! Но нет - она родилась в небольшом сибирском городке N, где ей свистели вслед, а она делала вид, что не обижается.
        Ее самосознание было огранено вечными насмешками, полным мужским игнором, неприятным заспинным шепотком и обидными прозвищами, которыми награждали ее одноклассники. Коломенская верста, клоун, теть-достань-воробушка, пожарная каланча, годзилла…
        И кто бы мог предположить, что однажды эта коломенская верста, страшилище № 1, нелюдимая бука, клоунски рыжее недоразумение природы станет признанной красавицей, подчинившей полмира своему капризному эго? Кто бы мог вообразить, что этой дылде будут принадлежать лучшие брильянты Tiffany и лучшие пенисы Манхэттена?!
        Вот уж правда - неисповедимы подлунные пути…
        Шестнадцатилетняя Алена Соболева и предположить не могла, какую роль сыграет в ее жизни тот душный июльский день. Ничего особенного в нем не было - понедельник как понедельник. То было ее последнее длинное лето. Впереди - десятый школьный год, после которого предстояло впрячься в лихорадочную взрослость - выпускные экзамены и вступительные, сессии, лекции, хронический недосып и нервный гастрит, работа, в лучшем случае обрамленное первой любовью замужество, подгузники, корь, ветрянка, взятки, чтобы отпрыска в лучшую школу приняли…
        Все это было, с одной стороны, неизбежным, с другой - призрачно-далеким: так в разгар душного лета не хочется верить в бесцеремонно щипающие за нос крещенские морозы. А пока она была всего лишь долговязой девицей в немодном ситцевом халате и инфантильных белых носках под заношенными сандалиями. Она шла бок о бок со своей лучшей подружкой Галиной, лениво ела эскимо и пыталась поддержать разговор о любви. Опыта в делах любовных у Алены почти не имелось (не считая нелепого скучного соития со случайным мужчиной, о котором она никогда никому не рассказывала), так что ее участие в диалоге сводилось к репликам вроде «Да ну?»,
«Ну да!» или экспрессивному «Ничего себе!»
        Галине тоже было шестнадцать лет, и ей нравилось выглядеть прожженной и опытной по сравнению с никчемной подругой. Она только что вернулась с дачи и теперь вдохновенно рассказывала о Коляне и Петяне, которые приходили в ее детский шалаш, построенный из веток и полиэтиленовой пленки, и там доводили ее до состояния, которое сама Галя описывала так:
        - Ты не представляешь, что это, у меня дрожали колени, и я себе все губы искусала! До крови!
        Алена внимала с недоверчивым восхищением. Где-то в глубине ее существа медлительной медузой пошевеливалось что-то, похожее на зависть, но она решительно давила зародыш мерзкого чувства. Какой смысл завидовать? Совсем неудивительно, что Галина в ее шестнадцать лет уже испытала оргазм, ведь она - принцесса.
        По закону жанра ее лучшая подружка Галина была слеплена из иных человеческих материалов. На ее производство небесная фабрика пустила строительные ресурсы limited edition - плавные изгибистые линии, тонкие черты, бархатные брови, шелковые волосы… Ее кровь - сложносочиненный коктейль, этакий генетический лонг-дринк, в котором отметились круглолицый славянский отец, плавная восточная красавица мама и бабушка с невнятными татарскими корнями. В результате этого микса Галине досталась нездешняя, душераздирающая красота.
        Их дружба была родом из детства - в законах малышового товарищества красоте не отводится решающей роли.
        Галочка была истинной звездой - занималась фигурным катанием и бальными танцами, умела кататься на лошади верхом и превосходно пела. Она мечтала рано или поздно вытеснить эту звездность за рамки микрорайонного масштаба.
        Именно она и обратила внимание на криво приляпанное к фонарному столбу объявление. Алена сначала и не поняла, что привлекло ее внимание. На полуслове прервав рассказ о том, как Колян узнал о том, что в шалаше бывает не только он, но и Петяня, и пригрозил повеситься, Галя остановилась.
        - Что случилось? - машинально сделавшая несколько шагов вперед, Алена тоже замерла. В их дружбе верховодила Галина, Алене отводилась роль восхищенного пажа.
        - «Мэрия N-ска и международное модельное агентство Podium Addict приглашают девушек (возраст 15-25, размер до 46, рост не ниже 165) на конкурс красоты „Мисс N-ск“. Отбор проходит в ДК по понедельникам с 19.00, при себе иметь купальник», - вслух прочитала Галя.
        Распечатанное на принтере объявление украшала фотография дурного качества - на ней поделенная на сотни черно-белых точек большегрудая блондинка в бальном платье и короне ослепительно улыбалась в объектив.
        - И что? - удивилась Алена. - Нам-то что с этого? Ты хочешь достать билеты на конкурс?
        - Дурочка, - сузила синющие глаза Галя, - ну при чем тут билеты? Может быть, этот конкурс - наш счастливый билет! А что, мы обе подходим. И по возрасту, и по росту, и по размеру. Может быть, стоит рискнуть? Сегодня понедельник как раз. Чем мы хуже этой? - Тонкий смуглый пальчик уперся в невнятную фотографическую блондинку.
        Алена равнодушно пожала плечами. Она понимала, что «нам» было сказано из вежливости, на самом же деле Галя пытается примерить к королевскому титулу только свою собственную судьбу. Ей не было обидно. Если в тринадцать лет при очередном чьем-нибудь восклицании: «Ну и дылда!» ее захлестывала черная волна осознания мировой несправедливости, то сейчас, в шестнадцать, она внутренне была взрослее сверстниц и твердо верила - физической красотой счастье не ограничивается. Она поступит в институт, станет великолепным педагогом, и жизнь ее закрутится не хуже, чем у остальных.
        А Галина уже нетерпеливо подпрыгивала на месте:
        - У нас как раз есть время, чтобы забежать домой за купальниками! Решай - ты со мной или нет?
        Алена пожала плечами. В тот пластилиновый жаркий вечер у нее все равно не нашлось бы дел интереснее. И она равнодушно ответила: «С тобой».
        - Следующая! Следующая!… Девушка, а вы никогда не пробовали ноги брить?… Следующая!… Так, а это что за Шрек в юбке? Вы бы сначала липосакцию подбородка сделали, что ли. Или просто ели бы поменьше сливочного масла! Следующая! - орала в мегафон тощая девица, чье лошадиное лицо было изрыто безжалостными минами оспин и залеченных угрей.
        Она стояла перед поскрипывающей от старости сценой местного ДК, а из-за кулис выходили все новые претендентки на гордое звание «Мисс N-ск». Выходили - и с трепещущим сердцем останавливались в желтом круге прожектора, ожидая, когда распорядительница назовет их жирными, коротконогими, неповоротливыми или с кривоватой ухмылкой циника вытащит на свет некую неприятную интимную деталь вроде плохо подбритых подмышек или золотой коронки, сверкнувшей в глубине заискивающе улыбающегося рта. Предстоящий конкурс две недели рекламировался по местному телевидению, так что бороться за статус первой красавицы пришла, казалось, вся женская часть города. Некоторые самонадеянные интриганки проигнорировали указанные параметры возраста и роста - может быть, искренне верили, что они выглядят моложе и выше, а может быть, им казалось, что перед «перчинкой» их образа не устоит ни одно жюри. И вот теперь их в пух и прах разносила лошадиная девушка с мегафоном.
        - Женщина, вы куда пришли - рекламировать крем от глубоких мимических морщин? Следующая!.. А вы - боюсь, вы немного перепутали, кастинг цирка лилипутов проходит в другом месте!… Следующая!
        Алена и Галочка уныло переглянулись - выходить на сцену почему-то расхотелось. На обеих были купальники. На Галине - новенький, красный, с переливающимися стразами и золотой брошью в виде стрекозы на лифе. Загорелая дочерна, складненькая, в лаковых туфлях на десятисантиметровых каблуках и золотой цепочкой вокруг осиной талии - она была похожа не то на любимую наложницу арабского шейха, не то на обманчиво скромную девушку с обложки Playboy (да, она в купальнике и наивно улыбается, но мы-то знаем, что в глубине журнала запрятан topless-разворот!). На Алене - старенький, дачный, выцветший. И сама она тоже какая-то выцветшая - как и большинство урожденных рыжих, она не переносила солнечных лучей. На солнцепеке ее бледная тонкая кожа мигом превращалась в кровоточащий волдырь. Длинные волосы она небрежно раскидала по плечам - скорее не для того, чтобы продемонстрировать их здоровую шелковую красоту, а для того, чтобы хоть как-то закамуфлировать костлявую спину. Каблуков у нее не было и в помине, и ступни сорок первого с половиной размера красовались все в тех же растоптанных коричневых сандалиях. Алена
представляла, что скажет по ее поводу злобная лошадь с мегафоном, и слезы заранее наворачивались на глаза.
        - Галь, может, ну его, - прошептала она, - ты иди, а мне-то куда…
        - Ты что?! - зашипела Галина. - Бросишь меня тут одну? И какая ты после этого подруга?
        - Ну я могу и в зале подождать…
        - Нет уж, раз решились, надо идти до конца! - твердо возразила Галина. - И что нам эта лошадь? Да она сама в зеркало хоть раз в жизни смотрелась?
        В их разговор вмешалась сливочная пампушка в оборчатой мини-юбке и кудельках, как у победительницы конкурса-смотра декоративных пуделей.
        - Лошадь зовут Зоей, - доверительно сообщила она, - она сама из неудавшихся манекенщиц. Три года назад уехала покорять Москву, но ее оттуда быстро выперли. Вот теперь срывает злость на нас. Она будет балетмейстером конкурса, и первый отбор доверили ей.
        - Первый? - ужаснулась Галина. - Значит, будут еще?
        - Да, но первый - самый важный, - улыбнулась девушка-пудель, - главное прорваться через эту мегеру Зою. А дальше будут смотреть москвичи - какая-то фифа из модельного агентства и знаменитый фотограф. Уж у них-то нет никаких счетов к чужой красоте. Отбирать будут по-честному.
        Алена подумала, что девушке-пуделю на «честном» отборе ловить уж точно нечего - приятно упитанная, фарфорово-гладкая, с красивым розовым румянцем и упругими тугими складочками, она могла бы стать ведущей кулинарного шоу или выразительной своей плотью позировать маститым художникам. Но не моделью, не королевой красоты.
        Тем временем подошла очередь Галины, которая перед выходом на сцену слегка побледнела под загаром и обморочно пошатнулась на высоких каблуках. Алена прошипела ей в спину: «Ни пуха ни пера!», но Галочка ничего не ответила - заученно покачивая бедрами, она плавно двинулась на сцену.
        - Так, покрутитесь! - скомандовала лошадиная Зоя. - А что, неплохо! Какой у вас рост?
        - Метр семьдесят два, - срывающимся голосом проблеяла Галочка. И куда подевались ее уверенность и прыть?
        - Маловато, - процедила «лошадь», - а впрочем… Ладно, девушек международного стандарта тут все равно нет. Так что, может быть, у вас и получится. Возьмите у администратора анкету и приходите послезавтра на репетицию!
        Из-за сцены Алена услышала радостный визг подружки. И тут же раздался требовательный приказ: «Следующая!»
        Шла прямо, словно аршин проглотила. Без улыбки, как холодная Снегурочка. Под внутренний счет неловко переставляла ноги. Остановившись в свете прожектора, зачем-то положила руки на пояс - как малышка на детсадовском утреннике. Кто-то в зале глумливо хохотнул. Кто-то свистнул с заднего ряда. Пульсирующий румянец горячими волнами бился в ее щеки изнутри. Опустила глаза - взгляд уткнулся в сандалии, которые в безжалостном свете прожектора казались совсем раритетными. Из обтрепанных ремешков торчали нитки, на косточках у больших пальцев кожа слегка протерлась и побледнела. Сандалии ей купили в мужском отделе универмага. Достать изящную обувь ее размера практически не представлялось возможным.
        Мысли о туфлях стали ее психологическим спасательным кругом. Почти обнаженная, робко ссутулившаяся, красная от стыда, Алена Соболева стояла на сцене и упорно думала о туфлях. Лишь бы не поднимать глаза и не видеть ухмыляющуюся физиономию Зои.
        - И откуда только такое чудо к нам пожаловало? - наконец раздался резкий Зоин приговор. - Возраст, рост!
        - Шестнадцать лет, метр восемьдесят пять, - прошелестела Алена, - мне можно идти?
        - Куда это ты собралась? И почему так сутулишься? Распрямиться можешь или хронический сколиоз?
        Заторможенно, как на медленной перемотке, Алена подняла подбородок, кое-как расправила плечи и выпятила вперед почти непроглядывающиеся холмики неразвитой груди.
        - Другое дело, - подбодрила ее Зоя, - а почему такое постное лицо? У тебя зубов нету, что ли?
        - Почему нет зубов? - удивилась она.
        - Тогда улыбнись, покажи!.. А что, даже почти белые. Конечно, красавицей тебя не назовешь. Но такие дылды хорошо смотрятся со сцены. Так что для кучи подойдешь. Получи анкету у администратора.
        - Вот здорово, что нас приняли! - трещала Галочка, когда они возвращались домой. - Это просто невероятно!… Почему ты такая отмороженная?! Как будто бы знала заранее, что так будет. Признайся, что ты и надеться не могла! Даже надеяться!
        Алена плелась за ней, машинально передвигая ноги, и ей все казалось, что она спит. Нервического энтузиазма Галины она разделить не могла, поскольку никогда о возможностях такого рода не мечтала. Не мечтала плавно ходить под лучами софитов, и чтобы все обсуждали твои достоинства, как будто бы ты ярмарочная корова, а не человек со средним образованием. Не мечтала носить эксклюзивные вещи и получать за это солидные гонорары. Не мечтала улыбаться по команде, позировать, красоваться. Все это была не ее стихия. Ее словно с кем-то перепутали, как в комедии с переодеваниями. И вот теперь Алена не могла понять, что ей делать с новой ролью, свалившейся как снег на голову.
        - Не надеялась, - послушно подтвердила она.
        - А завтра первая репетиция! - от перевозбуждения Галочкино смазливое лицо покрылось блестящей пленкой пота. - Слышала, надо взять с собой каблуки и что-нибудь удобное?
        - У меня нет каблуков, ты же знаешь. Какие каблуки - с моим-то ростом. И вообще, не пойду я завтра никуда. Это же просто смешно! - Алена остановилась и удивленно, ни к кому конкретно не обращаясь, повторила: - Смешно! Ты - понятное дело, тебе сам бог велел стать королевой красоты. Но я, я-то куда прусь?
        - Хочешь сказать, что никогда не мечтала быть красавицей? - прищурилась Галина.
        - Нет, - честно призналась Алена, - зачем мечтать о том, чему не суждено сбыться?
        - И что, тебе никогда не было завидно? Когда за другими девчонками кто-то ухаживал, когда ими кто-то восхищался, а ты всегда оставалась в стороне? Неужели не хотелось поменяться с ними местами?… И неужели тебе не обидно, когда тебя дразнят?
        - Обидно. Но не вечно же это продлится, - рассудительно заметила Алена, - мама говорит, еще максимум года три потерпеть осталось.
        - А потом? - насмешливо спросила Галочка.
        - А потом мы станем совсем взрослыми, и всем будет не до дразнилок, - улыбнулась Алена.
        - И все равно, ты должна пойти. Хотя бы ради меня.
        - Ради тебя я уже сходила на кастинг.
        - Думаешь, этого достаточно? - тоном избалованной любовницы поинтересовалась Галина. - И потом, что ты собираешься завтра делать? Шляться по городу, поехать в гордом одиночестве на речку или полоть морковку на даче?
        Об этом Алена как-то не подумала. Полоть морковку не хотелось, так что, учитывая Галочкино отсутствие, лучшей перспективой завтрашнего дня было унылое чтение на тенистом балконе.
        - Тебе же необязательно принимать участие в самом конкурсе! - Галина профессионально овладела навыками манипулирования слабохарактерной (как ей казалось) подругой. - Можно будет в любой момент соскочить. Но на репетицию ведь можно прийти. Ну же, давай, это будет весело!
        И, как всегда, Алена не устояла перед ее энергичным напором.
        - Ну ладно, - с унылым вздохом согласилась она, - если уж ты настаиваешь…
        А дома разразился скандал - неожиданный и экспрессивный. Алена никак не могла предположить, что ее маленькая семья - мама и бабушка - так отреагирует на невинную новость о конкурсе. Она-то просто похвастаться хотела. Алена знала, что в глубине души и бабушка, и мама горько переживают ее в некотором роде неполноценность. Она научилась относиться к этой досадливой жалости философски. Конечно, им хотелось бы, чтобы их любимая девочка была самой-самой - красивой, обворожительной, популярной. А не костлявой дылдой с неизменным выражением вселенской тоски на удлиненном лице. Однажды она подслушала их кухонный ночной разговор на полутонах. И выяснила, что ее папа, которого она никогда не видела, был исполинского роста. Аленина мать познакомилась с ним в студенческом лагере. Кажется, он был спортсменом, кажется, из Москвы. И вроде бы Аленина мама до последнего момента надеялась, что он заберет ее и женится, иначе она непременно сделала бы аборт. Но двухметровый красавчик не хотел впускать в свою размеренную столичную жизнь беременную лимитчицу. Вот и получилась из Алены безотцовщина.
«Мало того, что всю жизнь мне искалечил, так еще и ребенка наградил геном роста, - шипела мама, - кому она теперь такая понадобится?!» Но это так, неважно, а главное…
        - Не пущу! - басовито вопила бабушка, уперев натруженные красные кулаки в крутые бока. - А то я газет не читаю! А то я не знаю, что там творится, на конкурсах этих!
        - Бабуль, но это же не совсем настоящий конкурс, - пробовала робко возразить Алена, - подумаешь, походить по сцене в нашем ДК.
        - В купальнике? - недобро прищурилась бабушка. - Да? А в зрителях небось будут извращенцы сидеть. Фу!
        - Но Галя пойдет…
        - С твоей Галей давно все ясно, та еще прости господи! Только и умеет, что рожу размалевать да юбки обрезать по самое не балуйся.
        - И правда, Аленушка, - робко вторила мама, - ну куда тебе на конкурс красоты? Ты же не Софи Лорен.
        Алена не то чтобы в самом деле хотела участвовать в этом злополучном конкурсе, но все же она не так давно вышла из возраста непримиримого максимализма и все еще по инерции любила противопоставлять себя окружающим.
        - А может быть, Софи Лорен тоже дразнили в школе, - пробурчала она.
        - В общем, никаких конкурсов! - категорично заявила бабушка, для большей убедительности стукнув кулаком о стол.
        Бабушка у Алены была волевая, боевая и в семейной расстановке сил привыкла брать на себя мужскую роль.
        - Ну и ладно, - неожиданно легко согласилась Алена, а сама подумала: «Ведь репетиция - это еще не конкурс, правда же?»
        На следующий день балетмейстер Зоя учила их ходить на раз-два-три.
        - Раз - поднимаем колено, - хорошо поставленным голосом вещала она, - два - ставим ногу на пол. Три - отводим в сторону бедро… Так, Иванова, ты у нас кто, вокзальная шлюха или начинающая модель? Не виляй жопой, а то отвалится!.. Валеева, не задирай ноги, как конь на джигитовке! Соболева, не сутулься! Раз, два, три! Раз, два, три!
        Их было двадцать пять, нескладных застенчивых девочек. Каждая уже мысленно саму себя короновала и теперь, смакуя, рассуждала о прилагающихся к титулу бонусах - внимании местной прессы, спонсорских подарках, всеобщем восхищении. Среди них было только три профессиональные модели. Они держались особнячком и немного надменно посматривали на путающихся в длинных конечностях соперниц. Одна из них засветилась в рекламном ролике туалетного мыла, который крутили по кабельному N-скому телевидению. Другая снялась в клипе местной поп-знаменитости. Третья пока ничем особенным не отличилась, зато собиралась осенью отправиться за счастьем в Москву, что в глазах других добавляло ей баллов. Вели себя девицы как звезды, и когда Алена рискнула попросить у одной из них зажигалку (причем она даже не курила, просто хотела хоть как-то влиться в новый коллектив), молча переглянулись и рассмеялись, как будто она сказала что-то неприличное. Алена сконфуженно отошла и с тех пор держалась от самозваных звезд на почтительном расстоянии.
        В основном все были старшеклассницами или первокурсницами. Все как на подбор высокие, худенькие, и рядом с ними Алена в первый раз в жизни не чувствовала себя изгоем, хотя и была, как водится, выше всех минимум на полголовы. Но никто и не думал дразнить ее коломенской верстой или глумливо просить достать воробушка. А одна девушка, тихое блондинистое создание в золотых лосинах, даже застенчиво призналась:
        - Ах, как я тебе завидую!
        - Это еще почему? - изумилась Алена.
        - Ты такая высокая, у тебя больше шансов, - бесхитростно призналась будущая соперница, - ты что, не слышала, что в модельном бизнесе в первую очередь обращают внимание на рост?
        - Я как-то об этом не задумывалась, - рассмеялась Алена, - какая из меня модель?
        - Чудная ты, - улыбнулась блондиночка.
        На репетицию пришла и та, о ком все отзывались с уважительным ужасом, к кому приклеили произносимый торжественным шепотом ярлык «московская фифа». Хозяйка модельного агентства Podium Addict Марина Аркадьевна Хитрюк. Сначала Алене показалось, что она совсем молоденькая - чуть старше самих участниц. Она была миниатюрной статуэточкой с изящно блондированной копной длинных волос (глядя на произраставшую на ее хорошенькой голове роскошь, девушки притихли, и никто из них не понял, что пряди-то - нарощенные). Розовые губки бантиком, шифоновое платье интеллигентно-розового цвета, серебристые туфельки, тонкий голосок, заливистый смех-колокольчик - она вся была неземной, волшебной, словно сошедшей с журнальной странички. И только приглядевшись повнимательнее, Алена с изумлением поняла, что этой девочке-припевочке никак ни меньше сорока лет. Да и производимое Мариной Аркадьевной впечатление солнечной беззаботности оказалось обманчивым. В первый же день она уволила четверых конкурсанток - одна показалась ей похожей на Жерара Депардье, у другой был неприятный визгливый голос, третья носила очки, а снимая их,
некрасиво щурилась, четвертая же была истинной красоткой, но умудрилась Марине Аркадьевне нахамить.
        - Вы должны понимать, что конкурс - ваш шанс, девочки, - говорила Хитрюк, - а шанс выпадает тем, кто упорно трудится. Сами видите, незаменимых нет. Конкурс красоты - это не кастинг на журнальную обложку. Со сцены вы все смотритесь примерно одинаково. За косметикой жюри и не разглядит ваших лиц. Конечно, будет каталог с вашими фото, но это все не то. Вы должны держаться как королевы. Только так есть шанс привлечь к себе внимание.
        Алена покосилась на Галочку. Та раскраснелась, расправила плечи и все время приподнималась на носочки - так уж ей хотелось стать той самой избранницей, которой выпадет счастливый билет! Она все время пыталась поймать взгляд Марины Аркадьевны. А когда ей это удавалось, расплывалась в такой искренней белозубой улыбке, что Алена, глядя на это, даже морщилась от необъяснимого отвращения. Ну как можно так подлизываться?! Неужели Галя думает, что прожженная стерва Хитрюк ничего не замечает?!
        Но Марина Аркадьевна и правда, похоже, была падкой на лесть. В какой-то момент она подошла к Галочке и, за плечи развернув ее к окну, восхищенно цокнула языком:
        - С такими губами ты далеко пойдешь, девочка.
        Галина потом долго успокоиться не могла. Все торжествующе спрашивала Алену:
        - Видела, как она на меня посмотрела?
        - Видела, - уныло соглашалась та.
        - И как? Как? - бесконечно допытывалась Галочка.
        - Восхищенно, - Алена словно роль читала.
        - Вот именно! - торжествовала Галя, и глаза ее блестели так, словно она только что залпом опустошила бутылку мартини. - Знаешь, что мне кажется?
        - Что?
        - Что я выиграю этот чертов конкурс! - мечтательно зажмурившись, восклицала подруга.
        - Это будет справедливо, - Алена не льстила, цыганистая Галочка и правда казалась ей самой эффектной конкурсанткой.
        - А как ты думаешь… Я могу стать знаменитой моделью? Такой, как Клаудиа Шиффер или Надя Ауэрманн?
        - Конечно, сможешь. Ты гораздо красивее Нади Ауэрманн.
        - Вот и мне так кажется, - Галина самодовольно поводила смуглым плечиком, а потом, подозрительно нахмурившись, спрашивала: - Аленка, а ты мне точно не завидуешь?
        - Точно, - смеялась Алена, - я тебе сто раз говорила, что этот конкурс меня не интересует.
        - И то верно, - расслабленно вздыхала Галя, - а то мне кажется, на меня все так таращатся… Конечно, я гораздо привлекательнее их всех вместе взятых, но нельзя же демонстрировать неприязнь так открыто!
        - По-моему, ты преувеличиваешь.
        - Ничего подобного! Вчера какая-то дылда уронила мою пудреницу, да еще и каблуком наступила на нее, дрянь! Уверена: она это сделала нарочно, от злости. А сегодня - я случайно подслушала - одна кривоногая мымра сказала другой кривоногой мымре, что у меня большой нос. У меня! - Галина расхохоталась, но тут же на хорошеньком ее лице появилось обеспокоенное выражение. - А ты что думаешь по этому поводу? У меня ведь маленький нос, да?
        - Крошечный, - смеялась Алена, - у тебя самый миленький нос из всех носов, что я когда-либо видела.
        - Мне всегда казалось точно так же! - радовалась Галя. - Везет же тебе, Аленка!
        - Это еще почему?
        - Ты совсем не волнуешься, все тебе по барабану. Ты можешь быть расслабленной, потому что никто не воспринимает тебя всерьез.
        Алена промолчала. И правда - зачем рассказывать ревнивой Галочке, что «московская фифа» как-то раз остановила ее в коридоре ДК и, задумчиво глядя Алене в лицо, сказала:
        - Слушай, рыженькая, а в тебе что-то есть. У тебя просто каноническое лицо, правильное. С тебя иконы бы писать. А ноги вообще сумасшедшие. Ты никогда не задумывалась о том, чтобы стать профессиональной манекенщицей?
        И смущенная Алена ответила:
        - Нет. Я преподавателем хочу стать. В следующем году в институт поступаю.
        - А я бы на твоем месте все-таки подумала, - покачала безупречно уложенной головой Марина Аркадьевна.
        Алена удивилась несказанно и, несколько раз прокрутив в голове этот диалог, решила: либо у этой Хитрюк проблемы со зрением, либо она просто решила над Аленой подшутить.
        А к подобным шуткам Алена Соболева уже давно успела привыкнуть.
        - И где же ты пропадаешь целыми днями? - удивлялась бабушка за ужином. - То дома сидела, не вытащить ее. А теперь с самого утра соберется, утопает куда-то, только ее и видели…
        - Мы с Галочкой записались в спортклуб, - бодро соврала Алена, - на тренажерах занимаемся, мне нравится очень.
        - Какие тебе тренажеры, ты и так крепыш из Бухенвальда, - ахнула мама, - вот, скушай лучше оладушек.
        - Не хочу, - Алена с равнодушным видом грызла зеленое яблоко.
        На самом деле от голода у нее сводило желудок. Но все остальные конкурсантки соблюдали строжайшие диеты и все время детально обсуждали добровольные гастрономические пытки. Кто-то сидел на кефире, кто-то ел только продукты зеленого цвета, кто-то, позволив себе кусочек тортика, безотлагательно мчался в туалет, запускал два наманикюренных пальчика в глотку и устраивал сеанс очищающего блевания. Алене тоже хотелось поучаствовать в разговоре, но ей было нечего сказать - она всю жизнь ела что хотела и не поправлялась ни капельки. Галочка называла ее королевой метаболизма.
        Как-то незаметно для себя самой Алена втянулась в это абсурдное действо под названием «конкурс красоты местечкового масштаба». Может быть, все дело в привычном для нее амплуа изгоя - в школе и во дворе ее выдразнивали, общаться с нею означало опозорить себя в глазах общественности, а здесь никто и не думал глумиться над ее ростом, неловкостью, размером ноги? И даже наоборот, все держались так, словно высокий рост - это престижно. А кто-то - вот чудные - Алене даже завидовал.
        Однажды у нее пропала помада - копеечная помада made in china, которую она купила в ларьке в качестве скромного доказательства собственной женственности. Сначала Алена не придала этому инциденту никакого значения - ну пропала и шут с ней, невелика потеря. А потом одна из участниц, молчаливая волоокая Гуля, отозвала ее в сторонку и горячо прошептала:
        - Ален, я тут видела, как эти, - она кивнула в сторону троицы профессиональных моделей, - в твоей сумке рылись. Кажется, сперли что-то. Какой-то маленький тюбик.
        - Неужели помаду мою? - изумилась Алена. - И зачем она им понадобилась?
        - Точно, помаду! Они ее растоптали и смеялись при этом, как придурочные.
        - Бред какой-то… - она даже не знала, как на это известие отреагировать.
        - И ничего не бред. По-моему, они тебя ревнуют. Зойка тут сказала, что ты перспективная.
        - Шутишь? - недоверчиво улыбнулась Алена. - У меня вообще в последнее время такое ощущение, словно меня поместили в сумасшедший дом…
        Одна девушка сразу выделялась на общем фоне. Сначала Алена с Галей решили, что она костюмер или ассистент хореографа, - она носила как минимум сорок шестой размер и имела до того кривые ноги, словно все детство провела, кочуя на лошади по бескрайним степям. Но нет - выяснилось, что это участница. И не просто рядовая подиумная рабочая лошадка, а… будущая «Мисс N-ск»! Об этом насплетничала им все та же блондинка в золотых лосинах, которая когда-то восхищалась Алениным ростом.
        - Как, вам разве не сказали? - ахнула она. - Да тут все, похоже, знают, кроме вас. Это же Анжелика, дочка нашего спонсора! Он - хозяин сети бензоколонок, он купил ей корону, ему это раз плюнуть. Этот конкурс - подарок ей на день рождения!
        У Галочки вытянулось лицо.
        - Как это? Зачем же тогда все это? - она обвела рукой зал, прихорашивающихся девчонок, Зою, бодро покрикивающую на всех, кто к ней обратится.
        - Я тоже сначала расстроилась. Да все огорчились, а у Нинки, - она кивнула в сторону худенькой брюнетки с пышными волосами, - даже случился нервный срыв. Но Зоя решила, что лучше предупредить всех заранее. Так что можно особенно не стараться, никто не оценит.
        - Но это же… ужасно! - задохнулась Галочка, и Алена на всякий случай поддержала ее за локоть, потому что вид у подруги был такой, словно она собиралась хлопнуться в обморок. - Почему же эта Хитрюк врала, что конкурс - наш шанс?!
        - А что ей было говорить?… И потом, на тот момент они еще собирались играть в закрытую.
        - А что, если я позвоню в местную газету? - вскинула подбородок Галя. - И расскажу им об этом произволе? Думаю, они заинтересуются.
        - Может быть. Только Анжеликин папаша потом навешает тебе таких люлей, что мало не покажется. Тебе ножек своих не жалко, что ли? Хочется, чтобы их переломали?
        - Но… Но зачем мы вообще тогда нужны?
        - Мы - просто статисты, - спокойно улыбнулась блондиночка, - ну и что? Во-первых, нас бесплатно научат ходить. Во-вторых, сделают красивые профессиональные фотографии. В-третьих, говорят, что нам оставят вечерние платья, в которых будет финальный выход. В-четвертых, там же будут и другие призы. Приз зрительских симпатий, например. За него дают цветной телевизор.
        - Но это нечестно! - воскликнула Алена, расстроившаяся за Галочку.
        - А кто тебе сказал, что модельный бизнес - это честно? - философски вздохнула блондиночка.
        Усыпанная дешевыми стразами корона из самоварного золота - девчонки посматривали на нее с такой жадностью, а на ее будущую обладательницу - с такой ледяной ненавистью, словно это был экспонат из Оружейной палаты.
        Об истинной ценности главного приза догадывалась, похоже, только Алена. Остальным почему-то казалось, что аляповатая корона - символ иного мира, где царит счастье, красота, астраханская икра на завтрак и Джордж Клуни вместо ужина.
        Самой противной была почему-то та самая дочка хозяина бензоколонок, широколицая дурнушка по имени Анжелика, которой совсем не шло столь нежное имя.
        Анжелика держалась так, словно в ее активах было проживание в мраморном дворце, сватовство европейских баронов и закадычная дружба с Пэрис Хилтон. С другими она разговаривала нехотя, сквозь зубы (а зубы эти, к слову, были отвратительными - неровными пеньками торчали из десен, к тому же местами подгнивали).
        С высоты своих ста восьмидесяти пяти сантиметров Алена посматривала на ее сто шестьдесят два со снисходительным интересом. Стремление человека к славе понять в принципе можно. Но зачем, думала Алена, стремиться прославить именно свою красоту, если ноги твои кривы, как N-ские переулочки, а глаза близко посажены, как у шимпанзе? Почему не стать певицей или исполнительницей характерных ролей? Зачем становиться всеобщим посмешищем?!
        Риторический вопрос.
        Тем временем до конкурса оставалось всего несколько дней.
        - Улыбайтесь!.. Нет, не улыбайтесь! - сказал фотограф Валерий Рамкин, а сам подумал: «Вот корова желтозубая!»
        Полным ходом шла съемка для каталога конкурса «Мисс N-ск». Такой каталог будет в руках у каждого члена жюри, чтобы те смогли рассмотреть конкурсанток поподробнее.
        Валера Рамкин честно отрабатывал нехилый гонорар, он даже старался держаться бодрячком и машинально с девушками заигрывал, но на самом деле ему хотелось плакать от разочарования. Не так он представлял себе эту командировку, совсем не так.
        За последний час он успел полюбоваться на таких «красавиц», которые при желании могли без грима играть в ужастиках. Глядя на очередную претендентку на звание
«Мисс N-ск», он с досадливым отвращением думал: ну что заставило ее податься в королевы красоты, ну неужели она искренне верит в возможность своего успеха?
        А начиналось все так красиво…
        Истинный романтик, он с энтузиазмом воспринял идею поработать штатным фотографом сибирского конкурса красоты. Воображение услужливо подбрасывало образы истинных красавиц - не облагороженных визажистами шалашовок, а настоящих полевых розочек, юных, свежих, улыбчивых, застенчивых. За годы работы в модельном бизнесе ему успела приесться растиражированная глянцевая красота. Похожие друг на друга холеные лица, идеально гладкие подмышки, ни одной морщинки на лбу, бантикообразные пухлые губки, ни бугринки, ни царапинки - вся эта обезличенная идеальность не имела с истинной красотой ничего общего. Ухоженные, «обработанные» модели напоминали ему пластмассовых кукол - красивых, но каких-то безликих. Хотелось изюминки, легких изъянов, искренности, наконец.
        И как жестоко он разочаровался!
        Одна девушка напоминала солиста группы KISS, ноги другой покрывала сизая поросль жестких волос, третья картавила, у четвертой была такая расщелина между передними зубами, что ее хотелось замаскировать коронкой, у пятой - низковатый зад, у шестой - обезьяний лоб, как у «человека умелого» из иллюстрации учебника по истории.
        Валера не знал, что девушек подбирали с учетом того, чтобы будущая победительница смотрелась на их фоне не слишком убого. Конечно, попадались и не совсем жуткие девушки - но все равно, их банальным кукольно раскрашенным мордашкам было далеко до класса премиум.
        И вдруг…
        Та девушка была похожа на эльфа.
        Точеное личико в веснушках, слегка раскосые глаза цвета штормового моря, медные волосы, рост амазонки. В первый момент Рамкин даже потерял дар речи - настолько удивительным было встретить эту жемчужину среди самоварных королев. А эльфийская принцесса сибирского разлива истолковала его замешательство по-своему. Смутилась. Сконцентрировала взгляд на носочках своих немодных лакированных туфель. Ссутулилась слегка. И сказала:
        - Я у вас много времени не отниму. Понимаю, что мне здесь ничего не светит. Я с подружкой пришла, за компанию. Так что давайте отщелкаемся по-быстренькому, и я пойду.
        Алене казалось, что она может прочитать мысли этого милого румяного шатена с мягкими, как у рисованного амура, кудряшками и съехавшими набок очками. Ей казалось, он думал: «Ну что эта каланча о себе возомнила, неужели у ней нет ни ума, ни совести? Приперлась на конкурс красоты… людей посмешить, что ли?» Молодой фотограф смотрел на нее растерянно, опустив объектив, и ей стало обидно. Соленый туман неприятных ассоциаций (освистывание уличных хамов, бестактное глумление одноклассников) застил глаза. Этот Рамкин ничего неприятного не сказал, но… Мог бы хотя бы сохранить лицо. В конце концов она ничем не хуже тех, кого он фотографировал пятью минутами раньше. Просто габариты у нее нестандартные, вот и все.
        А сам Валерий Рамкин, естественно, не мог и догадываться о комплексах рыжей небожительницы. Поэтому, когда на ее щеках вспыхнул пятнистый румянец, а в уголках глаз блеснули злые слезы, он попятился назад. Она выглядела величественной и красивой, эта волшебная девушка.
        - Ладно, не больно мне и нужен этот каталог! - вздернув подбородок, она устремилась к двери. Угловатая, немного неловкая.
        Он едва успел ухватить ее за локоть.
        - Стойте, стойте! - Рамкин потер ладонями виски. - Я просто обомлел… Не сердитесь. Видите, мелом круг нарисован? Становитесь в центр!.. Погоди, ты плачешь, что ли? - опухший кончик носа и крупная слеза, воровато проскользнувшая по щеке, делали красавицу более человечной, вот он и перешел на «ты».
        - Сам не видишь? Дай уйти… Чего мне фотографироваться в таком виде? Людей смешить!
        - Да нормальный у тебя вид! У меня есть грим, всегда вожу на всякий случай с собой. Сейчас умоешься, успокоишься. А я пока всех остальных отснимаю, чтобы с тобой как следует поработать… Ты уж меня прости, я просто обомлел, когда тебя здесь увидел.
        - Цирк уродов на конкурсе красавиц? - хмыкнула Алена.
        - Что? - не понял Валера.
        - Не волнуйся, я себе цену знаю. В гробу я видела этот ваш конкурс. У меня подруга есть, красивая, вот с ней за компанию и пришла. А что мне делать, последнее школьное лето. Постою на заднем плане, получу подарок от спонсора. Бесплатную заправку на бензоколонке. Правда, мне эта заправка на фиг не нужна, машины-то у меня нет, - ее голос выровнялся, погрубел.
        Самой Алене ее собственный монолог казался воплощением цинизма - и это, как ни странно, ободряло. Она почувствовала себя спокойной и взрослой. Да, не красавица, так что же теперь? Зато она не питает свойственных шестнадцатилетним иллюзий. А значит, у нее есть фора, чтобы крепче на ноги встать.
        Валера посмотрел в ее разгоряченное лицо, потом на ее руки, в которых она нервно теребила ручку затасканной джинсовой сумочки… и неожиданно понял все. Прочитал в глазах этой звонкоголосой девочки ее прошлое.
        - Какой у тебя рост? - тихо спросил он.
        - Метр восемьдесят пять, - с некоторым вызовом ответила Алена.
        - Понятно, - вздохнул Рамкин, поправляя ремень «Никона», - уже лет в двенадцать ты была на голову выше своей мамы, с тринадцати тебя высмеивали сверстники, тебя не приглашали на свидания, и теперь ты чувствуешь себя лишней.
        - Какая проницательность.
        - Вот что, красота моя… как тебя зовут? - Рамкин сверился со списком участниц конкурса. - Соболева?
        - Она самая.
        - Вот что, Соболева Елена Матвеевна, - торжественно произнес он, - то, что мы встретились, - судьба!
        В свои шестнадцать лет Алена Соболева не была девственницей. Обделенная первой детской любовью - всеми этими школьными шуры-мурами с провожаниями до дома и подбрасыванием шоколадок в портфель, - она разделалась со своей невинностью по-деловому, с прохладным любопытством лаборанта.
        Было больно, липко, скучно, и мужчину того она так ни разу в жизни больше и не видела. Он был неместный, приехавший в N-ск откуда-то издалека - не то журналист, не то культуролог. Взрослый - ему было слегка за сорок, но ей, четырнадцатилетней, он казался почти стариком. У него была шершавая обветренная кожа, жилистое тело, седина на висках и татуированный тарантул на лопатке. Он сам к ней подошел - кажется, спросил дорогу. Черт его знает, что он в ней нашел. Может быть, просто подумал, что секс с такой великаншей - это пикантно. Алена не сказала, сколько ей лет, да он и не спрашивал. Они выпили кофе в гостиничном ресторане, потом провели в его номере полтора часа. Увидев кровь на простыне, он понимающе ухмыльнулся:
«Месячные?» Алена кивнула. На прощание он сунул в ее ладошку скомканную бумажку со своими координатами, которую она, выходя из гостиницы, выбросила, даже не взглянув.
        Алена верила в любовь.
        Иногда она подворовывала из маминой тумбочки тонкие книжки в карамельно-розовом переплете, на обложках которых мускулистые брюнетистые мачо обнимали полуобморочных синеглазых дев. Она читала их тайком, по ночам, забравшись с головой под одеяло и подсвечивая карманным фонариком. Там, в книжках этих, утверждалось, что любовь ни с чем перепутать нельзя, а самые верные ее признаки - легкий озноб, участившееся сердцебиение и «сладкое дрожание чресел» (почему это чресла должны дрожать, как руки алкоголика, она до конца не поняла, но так было написано в романе, честное слово).
        О «сладком дрожании чресел» она почему-то вспомнила, прогуливаясь по парку с Валерой Рамкиным.
        - Ты - будущая звезда, - с жаром говорил он, - Аленка, ты же сама не понимаешь свою уникальность! С ума сойти, если бы я тебя не встретил, то ты так бы и прозябала в этой глуши, да еще считалась бы уродиной!
        - По-моему, ты преувеличиваешь, - улыбнулась Алена. Хотя слушать, как он ее нахваливает, было приятно. Даже если это все неправда. Даже если за этим ливнем комплиментов просматривается тривиальная мужская ловушка с буднично-эротическим подтекстом.
        - Конечно, в конкурсе этом у тебя шансов нет. Ты же сама, наверное, знаешь, что все оплачено.
        - Победит Анжелика, дочка спонсора, - кивнула Алена, - и ничего страшного.
        - Но все равно, ты должна уехать с нами в Москву. Я тебя познакомлю с Мариной, она хозяйка модельного агентства. Она может тебя так раскрутить, что мало не покажется.
        - А ей-то это зачем?
        - Ты не понимаешь! - взвился Рамкин. - Потому что на тебе она миллионы заработает. Да таких, как ты, - единицы! Во всем мире! Потом вспомнишь мои слова. Ты в Москве ненадолго останешься, тебя тут же увезут в Нью-Йорк или Милан.
        Алена зябко поежилась. Несмотря на то что вечер был теплым, по ее телу время от времени пробегала неприятная волна колючих мурашек. Тонкие белые волоски на руках становились дыбом, твердели соски. Что он несет, этот кудрявый нервный фотограф?! Какой Нью-Йорк, какая Москва? Может быть, вместо линз в его очки вставлены кривые зеркала, и он видит Алену другой, красивой? Или он под кайфом? Ее подруга Галочка с понимающим видом говорила ей, что в модельном бизнесе все под кайфом - правда, при этом она косилась не на Рамкина, а на хозяйку агентства Марину Аркадьевну. Алена подозревала, что Галочка испытывает к этой холеной богатой красавице необоснованную личную неприязнь.
        - Валера, мне очень приятно, что ты все это говоришь… Я, правда, не понимаю, почему ты это делаешь. Может быть, тебе хочется меня утешить, а может быть, - в этом месте ее голос слегка дрогнул, - тебе интересно со мной переспать…
        Рамкин обреченно вздохнул. Женское самосознание эльфийской принцессы оказалось стойкой крепостью.
        - Переспать с тобой, конечно, небезынтересно, - усмехнулся он, - но этого не будет. Алена, пообещай мне одно… Не упусти свой шанс. Уж я постараюсь сделать все, для того чтобы тебя пригласили в Москву. Понимаю, что у тебя здесь своя жизнь, какие-то планы… В институт, наверное, поступать собиралась?
        - В Педагогический, - слабо улыбнулась она.
        - Вот видишь. Родители придут в ужас, когда ты им скажешь.
        - Скажу что?
        - Алена, поговорим об этом после? - он слегка сжал ее руку. - Просто я хочу, чтобы ты помнила: Педагогический никуда от тебя не убежит. А вот шанса стать супермоделью, может быть, больше не представится.
        Рано или поздно это должно было случиться.
        Алена решила, что будет лучше, если она сама признается бабушке и маме. Два дня она не спала, пытаясь мобилизовать моральные силы, два дня нервничала, не знала, с какого бока подойти, проигрывала в голове возможные сценарии семейной потасовки (вымышленный финал всегда был разным - она то сдавалась и позволяла запереть себя дома в обществе учебников и телевизора, то гордо хлопала дверью, уходя в новую жизнь).
        И вот наконец - дело было за ужином - решилась.
        - Ма, ба, мне надо кое-что вам сказать, - выпалила она, глядя в еще не наполненную густой геркулесовой кашей тарелку, - не знаю, как вы к этому отнесетесь, но я все для себя решила… Я же взрослый человек, вы сами всегда говорили… Да? - почему-то во время лаконичных репетиций перед зеркалом она держалась куда более уверенно. - В общем… я…
        Мама и бабушка переглянулись, и последняя вдруг сказала:
        - Угомонись. Мы все знаем.
        Алена удивленно на нее уставилась.
        - Знаете что?
        - О тебе написали в газете, балда, - мрачно сказала бабушка.
        - В… к-какой еще газете? - на нервной почве Алена начала заикаться.
        С тяжелым вздохом бабушка извлекла из объемистого кармана кухонного передника скомканную газетную страничку. Алена взглянула и обомлела - центральную полосу занимала ее фотография! Это она, Алена Соболева, безмятежно улыбалась с газетных страниц! Там и подпись была - «Одна из участниц конкурса, подающая надежды шестнадцатилетняя модель Алена С.».
        - И… как давно вы это прочитали?
        - Больше недели уже, - вздохнула мама, - все ждали, соизволишь ли ты нам сказать или опять соврешь.
        - Я не врала! - горячо запротестовала она. - Я… я пыталась выжить!
        - Что-о? - грозно протянула бабушка.
        Алена на всякий случай встала из-за стола и отступила на несколько шагов назад, хотя едва ли могла предположить, что семидесятилетняя старуха набросится на нее, гремя поварешками.
        - Я в первый раз почувствовала себя человеком! - волнуясь, выкрикнула Алена. - Человеком, а не изгоем, над которым все смеются! Я впервые в жизни поняла, что тоже могу стать красивой! Что я и есть красивая!
        - Да не ори ты, - мама досадливо поморщилась и подперла подбородок рукой, - садись давай, каша стынет. Мы приняли решение… Участвуй в своем конкурсе, если это так для тебя важно.
        - Я… я правда могу? - недоверчиво переспросила она.
        У мамы было такое лицо, словно она сейчас расплачется.
        - Кто знает, вдруг и правда что-то из тебя получится? Вон даже в газете написано, что ты подающая надежды! Получается, весь город на тебя надеется, а мы вставляем палки в колеса.
        - И все равно я категорически против, - пробурчала бабушка, - знаю я этот модельный бизнес. «Комсомолку» читаю регулярно.
        Но Алена не обратила внимания на ее будничное ворчание. Она бросилась маме на шею.
        - Спасибо! Я знала, с самого начала в глубине души знала, что вы меня поймете!! Это и правда мой шанс, мой большой шанс!
        - Ты не понимаешь! - чуть не захлебываясь от волнения, воскликнул Рамкин. - Она же как movie star! Это не ширпотреб, не очередная подиумная давалка! Эта Соболева - штучный товар, эксклюзив. Мы будем просто идиотами, если такую упустим!
        Марина Аркадьевна слушала его со скучающим лицом. Они сидели в отдельной нише самого дорогого ресторана N-ска, дизайном и атмосферой напоминающего азиатский бордель. Пили белое вино сомнительного происхождения, ели шашлык в лаваше. Марина Аркадьевна, поджав губы, теребила край шейного платка Hermes.
        Марина Аркадьевна была красива от природы (пластический хирург лишь слегка подкорректировал изящную линию ее греческого носа да жир из подбородка откачал), а в тот вечер она выглядела особенно сногсшибательно. И тому была естественная причина.
        Взрослая дама, хваткой питбуля вцепившаяся в утекающую сквозь пальцы молодость. В свои почти пятьдесят она выглядела максимум на тридцать пять. Ей была известна беспроигрышная формула:
        СЕКС + ЛЮКС + БОТОКС
        Первую составляющую должен был обеспечить этот милый мальчик, Валера Рамкин - так исподволь планировала она сама. Молодой фотограф, чем-то похожий на Орландо Блума (только более светлой масти и в очках), как никто другой подходил для командировочного романа.
        Вообще-то, именно за этим она его с собою и пригласила. Каталогом мог вполне заняться и какой-нибудь местный фотограф - едва ли для обслуживания заштатного конкурса требуется особенный профессионализм. Но Марина давно положила на Рамкина глаз. В Москве устроить свидание не так удобно, а тут - словно специально подвернулся случай отведать его, юного, горячего, кудрявого.
        За день до вылета Марина Аркадьевна сходила в солярий, сделала педикюр и побрила лобок. И вот теперь ее начавшее расползаться тело томилось-изнывало в кружевном плену давящего, но такого сексуального белья La Perla. А тот, кому был адресован ее невидимый порыв, страстно разглагольствовал о какой-то никому не нужной провинциальной «вешалке». Вместо того чтобы поступить по-мужски - а именно: опрокинуть ее, Марину Аркадьевну, на стол, порвать на ее груди цветастую блузу и приступить к страстному совокуплению с легкими элементами насилия.
        - Стопроцентное попадание, бинго! - распинался Валера. - Она высокая и будет шикарно смотреться на подиуме. При этом у нее женственная фигура. И бедра узкие. А какое лицо! До этого момента я такие лица только в рисованных компьютерных играх встречал! То, что надо! Да все модельеры передерутся из-за нее.
        - Валер, ну от меня-то ты что хочешь? - устало вздохнула Марина Аркадьевна. - Сам знаешь, что конкурс оплаченный. Нас пригласили для авторитета, на наш счет переведены деньги. Мы должны спеть дифирамбы этой кривоногой Анжелике, или как там ее… Я ничего не могу сделать для твоего… хм… сокровища.
        - Можешь! - горячо возразил Рамкин и подлил ей шампанского. - Мы можем учредить специальную премию. Взять ее в Москву. Купить девчонке билет и снять на первое время квартиру.
        Марина Аркадьевна изучающе смотрела на него из-под пушистых нарощенных ресниц. Ресницы ей сделали в Париже - абсолютный natural look, только в уголках глаз поблескивают еле заметные стразинки. Предполагалось, что это сделает ее взгляд колдовским. Но вот на Валеру Рамкина реснички за восемьсот евро не действовали. Куда больше его интересовала рыжая дылда с застенчивым, усыпанным веснушками лицом - Марина мельком видела ее на репетиции. Совершенно непонятно, отчего Рамкин так на нее запал. Девушка эффектная, никто не спорит, но для модели высоковата и, пожалуй, тяжеловата в кости. Но фотограф так горячо защищал ее интересы… С одной стороны, его пылкость раздражала, с другой - распаляла Маринино воображение. Если он так ведет себя в банальной застольной дискуссии, то каков же он в постели?
        - Ты сошел с ума. С чего мне платить за эту девушку, когда у дверей моего агентства очереди из тех, кто сам купил себе билет?
        - Ага, очередь второсортных девиц, у которых дома, видимо, висят кривые зеркала. Иначе бы они были в курсе своих коротких ног, жировых валиков и двойных подбородков. Сама же жаловалась, что у тебя нет свежих лиц! А тут такая девочка, и ты готова ее упустить.
        А сама Алена и не подозревала, какие страсти раскипелись вокруг нее. В день конкурса у нее начались месячные, а в такие дни ей обычно нездоровилось. Проснулась вялая, бледная, с болезненной пульсацией внизу живота. Мелькнула предательская мысль: «А может быть, ну его, конкурс, к такой-то матери? Все равно я всего лишь статистка!» Но такого безобразия не могла допустить отличница внутри нее.
        Алена вымыла голову, положила в сумку запасные колготки и новые туфли на каблуках, которые накануне ей вручила мама со словами: «Горюшко ты мое луковое! Если тебе так хочется, уж потешь себя, - а потом зачем-то, покачав головой, добавила: - Ну и пусть про тебя разное говорят, все равно ты у меня самая красивая!»
        - Ну спасибо, мама, зарядила оптимизмом, - усмехнулась Алена.
        Стоило ей открыть дверь гримерной Дома культуры, как ее захлестнула волна возведенной в куб нервозности. Полуголые девушки метались по комнате, сшибая зеркала и стулья. Кто-то разыскивал колготки, кто-то лихорадочно подкрашивал губы, кто-то завивал ресницы железным аппаратом, похожим на пыточный инструмент. Галочку она нашла в самом углу - та сидела на полу, прислонившись спиной к стене, и репетировала приветственную речь. «Всем привет, меня зовут Галина, я буду поступать в Педагогический и мечтаю стать королевой красоты!» Алена поводила ладонью у нее перед глазами.
        - Ты похожа на зомби. Расслабься, ты знаешь, что ничего нам не светит.
        - Привет! - Галина поднялась и чмокнула ее в щеку. - Знаю, но ничего поделать с собою не могу. Всю ночь не спала. Так и чудилось, что корону мне отдают.
        - Это невозможно, - вздохнула Алена, - вон, посмотри туда.
        Они скосили глаза в сторону - там, перед отдельным зеркалом, прихорашивалась спонсорская дочка Анжелика. Для нее пригласили личного стилиста, манерного прыщавого отрока с претензией на голубизну. То есть гомосексуалистом он не был, но почему-то думал, что представители его профессии должны красить волосы, носить джинсы в обтяжку, пользоваться кремом для век и громко оповещать об этом слегка шокированных окружающих. Стилист этот зачем-то возвел на Анжеликиной голове пышную башню из мелких четко прорисованных кудряшек. Такая прическа совершенно не шла к ее круглому лицу, но никто, включая саму будущую королеву, этого не замечал.
        - Наверное, он так сделал, чтобы Анжелка выше казалась, - желчно заметила Галина, - только вот зря старался. И теперь на ее голове - куча мусора. Правда же?
        - Правда, если тебе так легче, - улыбнулась Алена.
        - А ты почему это такая спокойная, звезда местной прессы? - прищурилась Галочка. - И вообще, кто это собирался в последний момент от конкурса отказаться? Кто всю дорогу твердил, что ему на фиг модельный бизнес не нужен?
        - Ну я, я, - с улыбкой пожала плечами Алена, - но могла же передумать?.. Сама не знаю, что со мной произошло? Наверное, просто почувствовала себя здесь своей.
        - Ну-ну, - недоверчиво процедила Галина, - и что, теперь ты тоже мечтаешь о вселенской славе красавицы?
        - Да расслабься ты, - Алену немного удивил неприязненный напор подруги, - ни о чем таком я не мечтаю. Мне просто весело. И главная моя миссия на этом конкурсе - не сверзиться с каблуков во время первого же выхода!
        А дальше… Все было как во сне. Показ вечерних платьев прошел безупречно - глотнувшие шампанского девушки порхали по сцене, кружились, пританцовывали, улыбались. Даже в обычно сдержанную Алену словно бес вселился, и вместо отрепетированного с Зоей поворота она выдала лихое па из латиноамериканского репертуара. И куда только подевалась ее неловкость, ее врожденная манера сшибать углы и путаться в нескладных, как у олененка-переростка, конечностях?!
        А потом набриолиненный ведущий, у которого не то от волнения, не то от хронического алкоголизма тряслась рука с микрофоном, задавал им каверзные, с точки зрения организаторов конкурса, вопросы. У Галочки, например, спросили, девственна ли она, и если да, то почему. На что она невозмутимо ответила, что в наше время глупо оберегать невинность, как пиратский клад. Потому что девственность - это давно не моральное качество, а просто физиологическая особенность. Легко рвущаяся пленка, часть слизистой оболочки человеческого организма. Зал ахнул, а на следующий день о дерзкой старшекласснице написали в местной газете, и статья имела банальное название «О времена, о нравы!».
        По сравнению с этим Алене достался вполне невинный вопрос - мужчин какого типа она предпочитает. При этом не первой свежести ведущий так красноречиво поигрывал в ее сторону кустистыми светлыми бровями, видимо, намекая, чтобы она ответила - пошловатых блондинов с алкогольной зависимостью.

«Благородных», - сказала Алена, и от волнения у нее дрожал голос.
        В середине первого ряда сидел Валера Рамкин, и встретившись с ней глазами, он широко улыбнулся и поднял вверх большие пальцы рук.
        Последний выход - дефиле в купальниках. Одинаковые спортивные купальники черного цвета шли не всем. Алене, например, казалось, что в этом странном одеянии она выглядит как мультипликационный кузнечик.
        И вот наконец на сцену потянулась вереница спонсоров и членов жюри. Приправленная стандартными «ой, я так волнуюсь» речь, после которой под барабанную дробь было торжественно произнесено имя дочери хозяина бензоколонок.
        Низкозадая Анжелика с достоинством выплыла на первый план - сплетничали, что специально для этого трехметрового прохода она целый месяц брала уроки дефиле. На ее кудлатую голову нахлобучили аляпистую корону, замелькали фотовспышки. Новоявленная королева красоты раскраснелась. Ее макияж слегка поплыл, отчего она стала похожа на злостно бухающую продавщицу из овощного ларька.
        Алена устала. От избытка эмоций у нее слегка кружилась голова. К тому же целый день их не кормили, мотивируя это свинство тем, что животы претенденток на корону должны выглядеть максимально плоскими. Она уже собралась было, в последний раз улыбнувшись залу, отправиться за кулисы, когда вдруг на сцену поднялась
«московская фифа» Марина Аркадьевна Хитрюк.
        - А у меня сюрприз, - улыбнулась она, - модельное агентство Podium Addict выбрало свою королеву красоты. И наш специальный приз достанется…
        Она выдержала эффектную паузу, а спонсорское отродье по имени Анжелика уже с готовностью шагнуло вперед и благодарно заулыбалось.
        - …достанется Алене Соболевой, номер двенадцать! - воскликнула Марина Аркадьевна.
        Румянец схлынул с изумленно вытянувшегося Алениного лица, глаза недоверчиво распахнулись в сторону «фифы». Что она несет? Как же это так? Почему ее, Алену, ни о чем таком не предупредили… И, похоже, вообще никого не предупредили - иначе с чего бы это на нее с такой неприязнью таращится хозяин бензоколонок? Или… Или это то, о чем говорил Валера Рамкин? Тот самый шанс, который она не должна упустить?
        Алена неуверенно шагнула вперед. В руках у Марины Аркадьевны был какой-то конверт. Хитрюк лукаво взмахнула им перед Алениным носом.
        - Ну, мисс Podium Addict, как ты думаешь, что внутри?
        - Н-не знаю, - пролепетала она, смущенная.
        Все взгляды были устремлены на нее, все фотообъективы.
        - Ладно уж, не буду всех томить. Это авиабилет до Москвы на имя госпожи Соболевой, - улыбнулась Хитрюк, - и уже подписанный мною контракт с модельным агентством Podium Addict. Отныне ты наша модель, Алена.
        - Я… но что же это… Я должна отправиться в Москву? - на букве «у» ее голос предательски сорвался, что называется, дал петуха.
        Все рассмеялись, а Алена привычно ссутулилась.
        - Насильно мы тебя, конечно, не повезем. Но если ты сама этого хочешь и если сумеешь договориться с родителями… Поскольку ты несовершеннолетняя, в контракте потребуется и их подпись.
        - Я… смогу! - вдруг выпалила она. - Да! Я согласна. Согласна принять ваш приз.
        Зал взорвался аплодисментами. К Алене кто-то подходил, все ее поздравляли, тормошили, угощали шампанским, совали визитные карточки, фотографировали. Она и подумать никогда не могла, что она, местное посмешище, может быть интересной стольким людям сразу. Бойкая журналистка из местной газеты пыталась договориться с нею об интервью. И даже Анжелика смягчилась и, клюнув Алену в щеку (для чего ей пришлось чуть ли не подпрыгнуть), немногословно поздравила.
        А в это время за кулисами, в самом дальнем углу заполненной возбужденными девчонками гримерной умывалась слезами Галочка, которой казалось, что мир раскололся на мозаичные куски и, как в калейдоскопе, сложился по-новому. В ее голове никак не укладывалось обстоятельство, что некрасивой Алене достался один из главных призов конкурса. А на нее, всеобщую любимицу, вообще никто внимания не обратил.
        Галочке казалось, что внутри всепожирающей глянцевой кляксой расползается завистливая чернота.
        И не в силах с чернотою этой бороться, судорожно всхлипнув, она пробормотала:
        - Вот чертова верста коломенская!
        ЧАСТЬ ВТОРАЯ
        Бывает и так: живешь неторопливо, носишь белые носки и дешевые кофточки в горох, слушаешь немножко Шопена, немножко Билана, любишь пирожные «Корзиночка» и не веришь в Деда Мороза, зато в Антонио Бандераса - еще как! И вдруг…
        Самолет, приторное шампанское и мужчина, лично знакомый с Наоми Кэмпбелл, говорит, что ты тоже ничего…
        Алена вроде бы успела привыкнуть к мысли, что это все не сон. Но все равно - факты воспринимались обособленно от реальности, как будто бы она смотрела кино про саму себя.
        В самолете Валера, как кот Баюн, рассказывал о том, какой будет она, Аленина московская жизнь. Она слушала рассеянно, смеялась, верила и не верила одновременно, отвлекалась на облака, которые были совсем-совсем близко и так похожи на комки сахарной ваты из парка развлечений…
        - Сначала зарегистрируемся в агентстве, потом я тебя где-нибудь покормлю и отвезу на квартиру, где ты будешь жить. У тебя будет свободный вечер, познакомишься с соседкой, отдохнешь, выспишься.
        - Моя соседка - тоже манекенщица?
        - Ну конечно, кто же еще! А утром поедешь в агентство, я договорился, тебе в долг портфолио сделают.
        - В этом нет необходимости, - Алена рассмеялась немного жеманно, постепенно привыкая к неведомой роли красавицы, - фотографий у меня полно. И в полный рост, и в купальнике, и с конкурса, в платье. И портрет, и те, которые ты делал.
        Валера вздохнул: наивность провинциальной принцессы и умиляла, и ставила в тупик. Там, в N-ске, он отчего-то был уверен, что поступает правильно. Но удобно устроившись в самолетном кресле, пригубив дешевого кисловатого шампанского, которое только такой неискушенной особе, как Алена, могло казаться напитком богов, а ему навевало лишь мысли о гастрите, Валерий впервые задумался: а имел ли он право с такой уверенностью изменить ее судьбу? Девушка о подиумной карьере не помышляла, в модельном бизнесе ни хрена не соображает, только смотрит на него восхищенными глазами, ловит каждое слово и вздрагивает, когда он случайно касается ее руки. Справится ли она с Москвой, не станет ли незаметным звеном пищевой цепи модельного террариума?
        - Аленочка, те фотографии, которые есть у тебя, никому не нужны, - мягко возразил он, - тебя поснимают в разных образах - без косметики, вамп, беби-долл. Заказчику важно увидеть, что ты можешь быть разной.
        - И мне за это заплатят? - заморгала рыжими ресницами она.
        - Наоборот, за портфолио должна платить ты, - терпеливо объяснил Рамкин, - и стоит это довольно дорого… - глядя на ее округлившиеся глаза, он со вздохом добавил: - Но об этом можешь не волноваться. Обычно таким фактурным девушкам, как ты, портфолио делают авансом, за счет агентства. Потом отработаешь, рассчитаешься со временем.
        - Я сразу начну работать?
        - Это как повезет… Я постараюсь надавить на Маришу, чтобы на тебя обратили внимание. Тебе придется многому научиться. Соблюдать диету, брать уроки дефиле.
        - Диету? - Алена посмотрела на свои костлявые коленки, обтянутые дешевыми колготками и такие острые, что об них чашки бить можно. - Я, наоборот, кашу по утрам наворачиваю, мне идет, когда щеки круглые!
        - Об этом можешь забыть, - Валера откинул спинку кресла, - вообще, забудь обо всем, что тебе внушали. В Москве ты начнешь жить с чистого листа… Да не смотри ты на меня так, горюшко! Я уж тебе помогу.
        Впервые поднявшись из метрополитеновского подземелья на «Пушкинской», Алена онемела, вросла в землю безмолвной Лотовой женой. Она сто раз видела это в кино, но разве может экранная плоскость достоверно передать эту пьянящую атмосферу карнавала, эту в первый момент пугающую какофонию, эту нокаутирующую роскошь витрин!
        Пройдет время, она освоится, врастет в этот город, как гриб-паразит в древесный ствол. Но Тверская навсегда останется Алениным личным символом роскоши. И много лет спустя, ступая тысячедолларовыми сапогами в изъеденную солью жижу возле мэрии или выходя из такси у Камергерского, она снова и снова будет превращаться в ту ослепленную Москвой девушку, смотрящую на город как на новогоднюю елку - затаив дыхание, снизу вверх…
        Сразу из «Шереметьево» они поехали в центр. Аленины сумки принял невзрачный тип в кожаной кепке - предполагалось, что он отвезет вещи на квартиру, где ей предстоит жить. Алена и сама с радостью отправилась бы с ним - ей хотелось выспаться и принять душ, но ее спутник решительно сказал, что в шестнадцать лет усталость не имеет никакого значения.
        - Привыкай, в Москве у тебя будет не так много времени на сон. Вставать придется рано, а показы иногда заканчиваются за полночь. Ну а сейчас тебе просто необходим заряд положительных эмоций. Для вдохновения.
        Он напоил ее кофе в потрясающем ресторанчике с витринными окнами, нежным золотым светом и мраморными колоннами - от этой одурманивающей роскоши Алена оробела, замкнулась в себе. Валера вел себя так независимо, шутил с официанткой, заказывал что-то итальянское, труднопроизносимое. А ей было неловко за разношенные боты и ангорскую кофтенку на пуговицах, она машинально листала меню, которое казалось иностранной книгой, исполненной загадочных слов - «тирамису», «профитроли»,
«Фуа-гра», «сенча», «сашими»… Беззвучно шелестя губами, она читала по слогам, как магические заклинания, а потом скромно заказала «просто кофе с сахаром».
        Они гуляли по тихим переулочкам у Патриарших, и в какой-то неприметной с виду лавчонке Валера купил ей серебряное колечко с необработанной бирюзой. У Алены замерло сердце - он так серьезно улыбался, когда надевал прохладный ободок на ее подрагивающий от волнения палец…
        Потом отправились на Красную площадь, которая выглядела именно так, как и представляла себе Алена, - щедрыми размашистыми мазками вписанная в самое сердце бурлящего города. Там, на площади, ее ожидало очередное потрясение: на огороженном пятачке, под охраной мрачных милиционеров, почти у самого Мавзолея, стояли три девушки в купальниках-бикини. Такие же высокие, как и сама Алена, босые, с распущенными волосами, влажными, как у русалок.
        - Что это? - выдохнула она.
        Рамкин расхохотался:
        - Это модная съемка, кажется, для Elle. Между прочим, девушки эти - из агентства Podium Addict.
        Тут только она заметила и фотографа, суетящегося вокруг красоток, и осветителя с серебристым зонтиком, и стилистку в смешном платье в горох - она время от времени опрыскивала тела моделей из пульверизатора.
        - Если повезет, можешь оказаться на их месте, - улыбнулся Рамкин.
        Алена на улыбку ответила, но в глубине души подумала, что удовольствие это весьма сомнительное - разгуливать голяком на глазах туристов и стоять в купальнике на промозглом ветру.
        А потом они отправились в ГУМ. И там Алена наконец отвлеклась от архитектуры и витрин и взглянула в глаза душе этого города - ее жительницам (ей, неискушенной, они показались небожительницами). Большинство москвичек были так хороши, что дух захватывало. Каждая вторая - блондинка. У каждой третьей - ноги от ушей. И как они одеты - какие у них туфли, какие сумки, платья какие! И глянцевые разноцветные ногти, и брильянтовые сережки в ушах, и подчеркивающие глубину взгляда цветные линзы… Одна девушка произвела на Алену особенно глубокое впечатление. Томная субтильная брюнетка с точеным личиком - опершись на перила балюстрады и прижимая к уху крошечный мобильный телефон, она говорила с невидимым собеседником и так притягательно при этом улыбалась, что проходившие мимо мужчины шеи сворачивали! А еще на ней была шуба. Белоснежная норковая шуба - и это в пусть прохладный, но все же летний вечер!
        Ближе к вечеру, глядя в ее осунувшееся от усталости лицо, Валера наконец сказал:
        - Ладно, на сегодня впечатлений хватит. Я просто хотел показать тебе город, который должен стать твоим… А сейчас мы отправимся в твой новый дом. Правда, это довольно далеко от центра, но надо же с чего-то начинать… Тебя подселят к Янке, она мировая девчонка. Поможет тебе сориентироваться.
        Едва взглянув на свою будущую квартирную соседку, Алена расстроилась.
        Яна была некрасива и вульгарна. Ее вроде бы правильные черты были словно утрированы, нарисованы слишком щедрыми мазками. Большие круглые глаза, большой нос, крупный сальный от помады рот - медальная размашистость черт делала ее похожей на мужчину. А сама она, словно не замечая оплошностей природы, усугубляла это впечатление манерой одеваться. Почему-то Яна предпочитала травести-стайл: маркерно-яркие цвета, стразы, блестки, леопардовые принты, копытоподобные каблуки. Когда Алена увидела ее впервые, на ней были лакированные шорты цвета деревенского желтка, синяя рубашка, узлом завязанная на животе, и блестящие колготы в крупную сетку.
        Алена взглянула на это наглое буйство красок и с тихим вздохом распрощалась с мечтами о теплой дружбе и совместном покорении Москвы.
        Валера втолкнул оробевшую Алену в квартиру, представил девушек друг другу и, отказавшись от чая, суетливо отчалил - впрочем, чай Яна предложила с видом таким неприветливым, словно от одного вида непрошеных гостей у нее разболелись все зубы сразу.
        - Где моя комната? - понуро спросила Алена, когда за Рамкиным захлопнулась дверь.
        Ответом на невинный вопрос стал неуместный соседкин смех - грубый, прокуренный, похожий на карканье кладбищенской вороны.
        - Еще бы спросила, где твой будуар! И где твоя отдельная ванная с мраморным полом и золотым биде! Ты откуда такая взялась?
        - Из N-ска, - послушно ответила Алена, все еще неловко перетаптываясь в прихожей, - так мне можно войти?
        - Заходи уж, - без улыбки разрешила «радушная» хозяйка, - комната у нас одна. Я здесь первая поселилась, так что сплю на диване. А ты можешь выбирать между креслом - оно раскладывается - и раскладушкой.
        Примерившись к старенькому креслу, от которого еле уловимо попахивало кошачьими испражнениями, Алена убедилась, что ее конечности торчат из продавленного ложа как минимум на полметра. Пришлось выбрать раскладушку - тоже видавшую виды, пронзительно стонущую при каждом вздохе «пассажира». Яна скривилась:
        - Надеюсь, ты не ворочаешься во сне. А то у меня и без этих скрипов хроническая мигрень.
        После этого Яна выделила ей две самые маленькие полочки шкафа и дальний уголок холодильника, строго-настрого предупредив, что воровать ее диетические йогурты, низкокалорийные мюсли и ветчину из индюшачьих грудок возбраняется под страхом насильственного выдирания волос.
        - Еще нельзя брать мою зубную пасту, мой крем, мой тоник, мой шампунь, - строго перечисляла она, - мою одежду и мои, разумеется, колготки.
        - Да не переживай ты так, у меня все есть, - ответила едва не плачущая, но все еще бодрящаяся Алена.
        Заметив ее растерянность, Яна все-таки смягчилась и даже вручила ей кружку чаю - если чаем можно было считать едва теплую, отдающую хлоркой воду, в которой она небрежно поболтала спитым пакетиком.
        - Да ладно, не переживай, не съем я тебя. Привыкнешь.
        - Может быть, я сюда ненадолго, - слабо улыбнулась Алена, - вот начну работать, свою квартиру сниму…
        И снова этот каркающий смех.
        - Начнешь работать… - протянула Яна, внимательно ее разглядывая, - ну-ну. Не хочу тебя заранее разочаровывать, но найти здесь работу модели не так-то и просто.
        - Но Валера пообещал…
        - Рамкин здесь никто, - жестко перебила Яна, - последняя спица в колеснице. Всем заправляет Марина Аркадьевна. Если ей понравишься - у тебя есть шанс. Она решает, кого отправить на кастинг, а кого задвинуть в тень… Хотя, если уж она разорилась на твой авиабилет… Может, что из тебя и выйдет, ведь вообще-то она тетка прижимистая.
        - Билет мне выбил Валера, - призналась Алена, - он говорит, что у меня потрясающий типаж.
        - Да? Ну может быть… В конце концов у тебя есть рост, и это хорошо. Но у тебя нет груди, и это плохо. А вообще, модельный бизнес - штука непредсказуемая.

«Это точно, если ты тоже модель, с твоим-то жирком и квадратным подбородком», - подумала Алена, но вслух ничего не сказала.
        - Я завтра в агентство иду, к десяти утра, - прихлебывая невкусный чай, сообщила она. Молчание Алену тяготило. - Валера сказал, что там будет какой-то кастинг. Может, меня и выберут. Конечно, я еще совсем начинающая и по подиуму не умею ходить. Но все-таки я - вице-королева красоты, может быть, это сыграет роль.
        На этот раз Яна смеяться не стала. По-бабьи опершись подбородком на ладонь, она со вздохом покачала головой:
        - И откуда ты только такая взялась, королева красоты?… Не понимаю, для чего Рамкин это сделал - притащил такую невинную цыпочку в наш террариум… Ладно, ты ложись спать. Похоже, время тебе предстоит сумасшедшее.
        Следующим утром заполненный мрачными москвичами поезд уносил ее в центр города, на Тургеневскую. Алена жалась в уголке, раздавленная чужими потными телами, оглушенная хамоватой атмосферой московской подземки. Здесь никому ни до кого не было дела. Никто ни на кого не смотрел. Рядом с Аленой стоял юноша лет семнадцати, прическа которого представляла собою фиолетовый хохолок на бритом черепе. В его ноздрю было вдето стальное кольцо, бровь проткнута инкрустированной шпажкой и даже во рту, в устричной мякоти мельком вынырнувшего между губ языка она приметила нахальную серьгу. И никто не обращал на него внимания - словно такой внешний вид был нормой для этого безумного города. В вагоне стоял душный запах свежего пота («Это ж надо было умудриться - так вспотеть спозаранку!» - дивилась Алена) и дешевой парфюмерии. В конце концов она сконцентрировалась на собственных разношенных туфлях и, рассматривая въевшуюся в их морщинки грязь, старалась с буддийским равнодушием отрешиться от хамоватой Москвы, закипающим бульоном бурлившей вокруг.
        Офис модельного агентства Podium Addict находился в симпатичном отреставрированном особнячке на Чистопрудном бульваре. Сверившись с табличкой, Алена надавила указательным пальцем на золоченую кнопку звонка. Немного нервничая, ждала ответа - а вдруг произошла какая-то ошибка и ее, золушку сибирскую, никто здесь не ждет? Кусала губы, мимоходом думая, что от этой дурной привычки придется избавиться. Как, впрочем, и от патологического отсутствия маникюра.
        - Вам кого? - высоченная девушка появилась из-за двери так неожиданно, что Алена отшатнулась.
        Тем более что ей казалось невероятным видеть перед собою особь женского пола, которая была выше самой Алены. Не об этом ли она мечтала, сдерживая злые слезы, вызванные насмешками одноклассников? Чтобы в школе появилась девушка, чья макушка будет возвышаться над Алениной, - тогда безжалостный объектив неприятного внимания переключится на нее.
        Но стоявшая перед нею богиня в золотом, едва прикрывающем колени платье не выглядела жертвой нападок. Наоборот, вид у нее был еще какой самоуверенный. Хмурила изящно выщипанные бежевые бровки, поджимала подчеркнутые карандашиком губы, бестактно рассматривала Алену - от забранных в хвостик рыжих волос до кончиков стареньких туфель. У нее самой - не без легкой зависти отметила Алена - туфли были фантастические. Из мягкой золотистой кожи, на усыпанных зелеными стразами каблуках, с миниатюрной пряжкой. В моде Алена не разбиралась, но туфли эти словно кричали: «Мы стоим целое состояние!»
        - Вам кого? - нетерпеливо повторила девушка и, казалось, уже была готова захлопнуть перед Алениным носом дверь, когда та наконец вышла из ступора.
        - Мне Марину Аркадьевну Хитрюк, - слабо улыбнулась она, - я вчера прилетела из N-ска. С Валерой… Рамкиным. Она в курсе.
        Поскольку девица в золотом молчала, Алена сочла нужным продолжить сбивчивые объяснения:
        - Я королева красоты. То есть не совсем так. Королевой красоты Анжелика стала, а у меня специальный приз… Контракт с вашим агентством, неужели Марина Аркадьевна ничего не говорила?
        Снисходительно усмехнувшись, церберша глянцевого мира слегка посторонилась.
        - Ладно, проходите. Марина Аркадьевна у себя в кабинете. Вам нужно будет договориться с ней о дне фотосъемки. Вам сделают портфолио за счет агентства.
        - Вот здорово! - искренне обрадовалась Алена.
        Она почти не привезла с собою денег.
        - В долг, разумеется, - невозмутимо продолжила секретарша, - потом, когда начнете участвовать в показах, постепенно расплатитесь. И за портфолио, и за квартиру.
        - А когда я начну участвовать в показах?
        - Девушка, не бегите впереди паровоза. Да, я вам настоятельно советую купить бревно. Поскольку денег на уроки дефиле у вас нет, бревно может оказаться полезным.
        - Это еще зачем? - удивилась Алена.
        - Походку отрабатывать, зачем же еще, - хмыкнула секретарша, - оборачиваешь бревно газетами, в много слоев. И ходишь. Сначала в тапках, потом на шпильках. Потом с томом большой советской энциклопедии на голове. Когда научишься филигранно держать равновесие на бревне, может, и на подиум выпустят.
        - А это… не шутка?
        - Какие тут шутки! Ты еще не разобралась, во что ввязалась? Тебе предстоит трудиться, работать на износ, работать каждый день. Если ты привыкла безбедно жить у мамочки, то лучше сразу возвращайся.
        - Нет, что вы, - испугалась Алена, - я буду делать все, что потребуется. Кажется, с сегодняшнего дня у меня начинается новая жизнь!
        - Ну-ну, - хмыкнула секретарша, которая и сама была из неудавшихся моделей, приехавших покорять Москву, - посмотрим, на сколько хватит твоего оптимизма, красавица.
        Алене понадобилось всего полтора месяца, чтобы доказать известную московскую теорему:
        Кефирная диета + вынужденное латание колгот - работа плюс-минус надежда на светлое будущее = жизнь провинциалки в большом городе.
        Она просыпалась в восемь и полчаса ходила по обернутому газетами бревну. Шли недели, и она могла совершать это древесное дефиле, не открывая глаз, однако работу манекенщицы ей давать что-то не спешили. Алена исправно ходила на кастинги - иногда у нее бывало по пять-шесть кастингов в день в разных концах города. Но для съемок и показов выбирали других. Ей же оставалось уныло сплетничать в углу.
        Алена приехала в Москву в начале сентября. И только в ноябре ей наконец посчастливилось обрести работу.
        Первая работа! Праздник, взрывающийся в сердце адреналиновым салютом!
        Два месяца в модельном агентстве - это целая жизнь в миниатюре. Алена больше не была той запуганной милашкой, над немодными туфлями и сдержанными манерами которой похохатывали прокуренные «вешалки». Она купила черное платье-футляр, научилась делать прическу bed-style и привносить в свою речь перчинку продуманного матерка. Она узнала, чем отличается Маргарита от Пинаколады и почему ни в коем случае нельзя покупать поддельные сумки Луи Виттон. Она носила затемненные очки даже в полумраке и слушала трип-хоп вперемешку с готикой. Она с блеском выдерживала московские экзамены - один за другим - и сама могла бы работать консультантом по выживанию в джунглях гламура.
        Нет хорошей косметики? Очаруй продавщиц в «Л’Этуале», и они одарят тебя тестерами. Не хватает на продукты? Добывай приглашения на фуршет.
        И - ври!
        Ври направо и налево - с напором, снисходительно кривя губы. Даже если тебя не пускают в лучшие ночные клубы, непринужденно, как фокусник апельсинами, жонглируй их названиями. Зови Собчак Ксюхой, а Цейтлину - Улькой, и окружающие посмотрят на тебя как минимум с интересом.
        Она, шестнадцатилетний сибирский воробушек, у которой и духов-то в собственности не было, с ленцой рассуждала о Куршавеле, а Монте-Карло свойски называла Монтиком.
        И в конце концов, как в детской игре, Алене удалось расцепить ладони конкуренток и с разбегу прорваться в порочный круг.
        Ее ангажировали на целую неделю для работы промо-girl на выставке «Меха России». В роскошной шубе до пят она будет улыбаться посетителям выставки, зазывать их на стенд и получать пятьдесят долларов в день. Плюс три процента, если вдруг кто-нибудь решится купить шубку с ее легкой руки.
        Шуба Алене досталась белоснежная, норковая, в пол. В обрамлении этой роскоши она выглядела эффектнее и старше - даже менеджер меховой компании восхищенно прицокнул языком, когда она вертелась перед зеркалом. Шелковистый мех ласкал щеки, как ладони нежного любовника.

185 (природа) плюс 12 (каблуки).
        Впервые Алена несла свои сантиметры с гордостью царственной амазонки.
        Выставочный зал был поделен на сотни тесных каморок-стендов - из одного из них Алена ленно вынесла свою красоту. В ее руках была кипа рекламных листовок. Алена медленно брела по проходу, раздавая их посетителям.
        - Заходите на наш стенд!.. Покупайте шубы, лучший мех на нашем стенде!.. Добро пожаловать на наш стенд!
        И сначала ей казалось, что работать на выставке одно удовольствие - знай себе, носи меха да декламируй рекламный текст. Все ей улыбались, посетители мужского пола восхищенно на нее заглядывались, а непривычная к амплуа желанной женщины Алена трогательно смущалась. Какой-то иностранец долго ей что-то втолковывал на французском языке, а потом сунул в ее вспотевшую ладошку свою визитную карточку - кажется, он был фотографом и желал с ней работать.
        Но прошел час, за ним другой. Кондиционера в помещении не было, и скоро Алена поняла, что обладание шубой - это не такой уж обетованный рай. Гости выставки сдали верхнюю одежду в гардероб, а она была вынуждена томиться в мехах. Под платьем нестерпимо чесалась спина, вдоль позвоночника струился щекочущий ручеек пота. Хотелось пить. Хотелось снять с себя всю одежду и кожу заодно, чтобы каждой клеточкой прочувствовать блаженный ветерок сквозняка.
        Когда вечером ей вручили пятьдесят долларов - ее первые модельные деньги, на которые она так рассчитывала, о которых так мечтала, - она почти не испытала радости.
        А за тысячу километров, в запорошенном первым снегом N-ске, над фотографиями из Алениного портфолио склонились три женщины - ее бабушка, ее мама и лучшая подруга Галина, как фанера над Парижем пролетевшая над мировыми подиумами со своими никому не нужными ста семидесятью двумя сантиметрами роста. Галина, горько переживавшая несправедливый выбор москвичей, немного остыла, почти простила Алене невольный успех, но в глубине души продолжала надеяться, что, помыкавшись в негостеприимной столице, подруга вернется. И все станет по-прежнему - она, Галочка, будет привычно королевствовать, Алена - вздыхать и слушать байки про ее амурные похождения.
        По субботам Галочка забегала к Алениной маме на чай - жадно выслушивая новости из подружкиной новой жизни, она ждала - ну когда же? Когда?
        - Она похудела, - сокрушенно причмокнула бабушка, монументально статная моложавая дама в бордовом халате, - посмотрите на ее колени. Бухенвальд.
        - Да брось ты, - легкомысленно говорила Аленина мать, - посмотри, красавица какая. Всего два месяца прошло, а она словно распустилась, расцвела!
        А Галочка молча констатировала: и правда расцвела. Такой макияж - даже разрез глаз стал другим, немножечко кошачьим. И волосы похожи на атласное покрывало - как у самодовольных дев из рекламных роликов шампуня. И брови выщипаны. А какое платье - вроде бы простенькое, незамысловато черное, но до чего же элегантно!
        - Наверное, Алена много зарабатывает. Я такое платье в «Космополитене» видела, - уныло вздохнула Галочка.
        Знала бы она, что платье было одолжено у секретарши агентства - нехотя та согласилась посидеть в стареньком Аленином свитере, пока новоявленную модель будут снимать для портфолио. У самой Алены подходящих вещей с собою не оказалось, а исправить жестокое недоразумение не позволял бюджет.
        - Ох, не знаю, не знаю, - качала головой бабушка, - говорила я с ней по телефону. Она какая-то уставшая. И словно разочарованная. Не жалуется, конечно, но чует мое сердце - несладко ей там.
        - Да брось ты, мама! Девчонке единственный раз в жизни выпал шанс, а ты готова все испоганить, лишь бы вернуть ее под свое крыло!
        - Вспомнишь еще мои слова…
        - Думаешь, мне за Аленку не страшно? Думаешь, я по ней не скучаю? Да я каждую ночь уснуть не могу, все о ней думаю! Но какая у нее была бы судьба в нашем городишке? Так и осталась бы вечным посмешищем! А так - будет фотографироваться для журналов, весь мир исколесит! Ты посмотри на фотографии - да она же в сто раз лучше Синди Кроуфорд!
        А Галочка машинально прислушивалась к этой уютной кухонной перепалке, из недели в неделю повторяющейся. И склизкими червяками копошились в ее сердце неприятные предчувствия. А если Аленка и в самом деле станет звездой? Вернется в город в собольей шубе и на шпильках Lagerfeld, холодно взглянет на ссутулившуюся перед этой роскошью Галину, скупо улыбнется, сквозь зубы поздоровается… Как она это переживет, как с этим справится? Она, признанная красавица, в которую полгорода влюблено!
        - Что загрустила, Галинка? - проницательная Аленина бабушка, конечно же, обо всем догадывалась. Ей было и жаль приунывшую девчонку, и неприятно за зависть, рвущуюся наружу из красиво подведенных глаз.
        - Да так… Я так за Аленку рада! - с деланым энтузиазмом воскликнула она.
        - Если рада, что же на тебе лица нет?… Вот что я думаю - поехала бы ты в Москву, вернула бы мою Аленку.
        - Как это? - вскинула голову Галочка.
        - Думаешь, я не вижу, что ты на ее место хочешь? А что, девка ты видная, может быть, и тебя возьмут. Придешь в агентство, Алена поможет. Тоже начнешь костюмной вешалкой служить.
        И в первый момент Галочка всем существом своим подалась навстречу этой мысли. Но потом приуныла, и плечи ее, обтянутые недорогой синтетической водолазкой, поникли.
        - Кто же мне денег даст в Москве обосноваться? Алене вон как повезло…
        - Я дам, - вдруг сказала Аленина бабушка.
        - Мама! Что ты несешь? - возмутилась Аленина мать. - Я у тебя вчера просила добавить на пальто, так ты сказала, что денег нет!
        - На пальто нет, - прорезанные вертикальными морщинками губы сложились в подобие утиной гузки, - а на спасение единственной внучки найду. Галька с детства мечтала звездить. А наше горе луковое хотело поступать в Педагогический. Пусть так и будет. Галка жопой вертит и миллионы получает, а наша вернется домой и образумится. Нам таких миллионов не надо.
        - Какие глупости, - попробовала возразить Аленина мама.
        Но Галочка, нутром почуявшая близость джекпота, раскраснелась и призвала всю силу воли, чтобы унять взбрыкнувшее дыхание.
        - Я согласна! Я поеду в Москву и найду способ вернуть Аленку! А сама буду работать манекенщицей, - воскликнула она, и, пришторив мечтательные глаза ресницами, медленно повторила, словно пробуя слово на вкус, - манекенщицей…
        Алена участвовала в боди-арт-шоу.
        Она толком и не поняла, что такое боди-арт. Самое главное - она прошла кастинг, ее выбрали, ее предпочли другим, у нее будет работа.
        Шоу проходило в заброшенном здании завода на окраине Москвы. Алена что-то там не рассчитала с пробками и влетела в импровизированную гримерную с опозданием на целых полтора часа.
        А вокруг кипела обыденная для модельного закулисья суета.
        Высокая рыжая девица, кудрявые, высоко забранные волосы которой были похожи на каракулевую папаху, красила губы перед зеркалом. На ней был обтягивающий комбинезон из черного латекса, и выглядела она круче, чем Лара Крофт. Алена не сразу решилась к ней подойти. Но все остальные казались совсем неприступными: люди с беджиками «организатор» что-то надрывно орали в мобильники, манекенщицы спешно подправляли грим, серая от усталости визажистка выглядела как человек за пять минут до нервного припадка - у нее тряслись руки и подергивалось веко. А «Лара Крофт», казалось, находилась в непроницаемом энергетическом аквариуме, в котором вместо воды плескалась концентрированная невозмутимость.
        - Простите, - Алена, кашлянув, тронула ее за плечо.
        Девица вздрогнула, обернулась, смерила Алену оценивающим взглядом - с растрепанной головы до кончиков дешевых ботинок - и ее неестественно-зеленые глаза недобро сузились.
        - Совсем, что ли? Сдурела?
        - Извините, - пролепетала Алена, - я только хотела спросить…
        - Чуть грим мне не смазала! - не слушая ее, покачала головой странная красавица.
        - Грим? - непонимающе улыбнулась Алена. - Но я же… Я же просто вас по плечу похлопала… Я просто хотела узнать, здесь будет боди-арт-шоу? Я тоже модель, опоздала немножко.
        - Немножко? - расхохоталась рыжая. - Солнышко, да у нас выход через час. Тебя не предупреждали, что на боди-арт-шоу приходят, как в аэропорт, минимум за три часа?
        - Нет, - растерянно покачала головой Алена, - мне просто время сказали. А где гримеры?
        Она немного расслабилась, бросила сумку на пол и ногой небрежно затолкала ее под ближайший туалетный столик - целее будет. Смягчившаяся рыжая рассматривала ее с неподдельным интересом.
        - Ты недавно работаешь, да?
        - Я в Москве уже три месяца, - слабо улыбнулась Алена, - но ты права, работы немного… Так где гримеры?
        - Там, - она мотнула головой куда-то в сторону, - но я бы посоветовала тебе тихонечко уйти, а потом что-нибудь соврать в агентстве.
        - Это еще почему? - возмутилась Алена.
        - Да потому, что тебя четвертуют. Прийти на боди-арт за час!… За час тебе только рожу накрасить успеют! А вот это, - она провела холеной рукой вдоль затянутого в латекс тела, - мне рисовали два с половиной часа.
        У Алены перехватило дыхание - только в тот момент она сопоставила содержание шоу (боди-арт) с костюмом красотки (слишком обтягивающим, стопроцентно повторяющим все линии тела) и поняла, что на самом деле никакой это не костюм, а…
        - Он нарисованный, - восхищенно прошептала Алена и потянулась рукой к комбинезону, но рыжая предостерегающе подняла ладонь.
        - Нечего потными ладошками меня трогать, краска потечет.
        Алена огляделась по сторонам - ей казалось невероятным, что все девушки, находившиеся в гримерной, только притворяются одетыми - на самом деле их обнаженные тела покрыты тонким слоем специальной краски. На одной модели, совсем молоденькой блондинке вида вполне целомудренного, был нарисован строгий костюм в полоску. Если бы ей и в самом деле вздумалось в таком виде пойти в какой-нибудь офисный центр, ее вряд ли бы разоблачили - разве кто-нибудь заметил бы, что из-под обтягивающего пиджачка слишком остро торчат соски. На другой был цветастый купальник. На третьей - полосатый костюм морячка с кокетливым галстуком.
        - Ну ничего себе! - вырвалось у Алены.
        Как и предсказывала «Лара Крофт», художники Алениному появлению не обрадовались. Их было двое - колышущаяся при каждом шаге груда жира в мотоциклетном кожаном костюме и субтильный стареющий хмырь с затянутыми в хвост жидкими волосенками. И у обоих была грязь под ногтями - наверное, забилась краска, но Алену все равно передернуло. Некоторые вещи она простить мужчинам не могла, и чистота рук занимала в этом рейтинге не последнее место.
        - Я Алена Соболева, - тем не менее представилась она.
        Художники переглянулись. Груда жира извлекла из заднего кармана мятый лист, хмуро сдвинув брови, сверилась со списком, а потом исподлобья посмотрела на Алену:
        - Соболева?
        Она обреченно кивнула - ничего хорошего тяжелый взгляд не сулил.
        - Вы понимаете, что на Западе за такие фокусы манекенщица платит неустойку? - холодно осведомился тощий.
        Алена на всякий случай кивнула. Она старалась казаться спокойной и раскаивающейся, хотя при слове «неустойка» у нее похолодели кончики пальцев - в деньгах она нуждалась до такой степени, что даже научилась отточенным незаметным движением почти бесшумно раздвигать руками турникеты в метро.
        - Ну и что с тобой делать? - рассердилась груда жира. - Показ через сорок минут! Ладно, дуй вон к тому зеркалу, раздевайся, что-нибудь придумаю!
        Руки толстяка были холодными и шершавыми, кожа загрубела от краски. К тому же он оказался заядлым курильщиком - прицельно выплевывал в железное мусорное ведро истлевшую сигарету и тут же прикуривал следующую. За полчаса пассивного курения Алене стало дурно. В гримерной было довольно прохладно, на ее голом теле неприятно забугрились мурашки, а в ноздрях щекотно свербило. Она прикрывала глаза, вежливо улыбалась, стараясь абстрагироваться от того, что происходит.
        И наконец услышала долгожданное:
        - Ну вот и все, сойдет. Пойдешь самая первая, селедка.
        Алена даже не успела обидеться на «селедку» - с любопытством обернувшись к зеркалу, она остолбенела. Почему-то ей казалось, что на ней будет нарисовано примерно то же самое, что и на остальных - цветастое платье, вызывающий комбинезон или на худой конец водолазный костюм (почему-то это считалось фишкой показа, на его «обладательницу» надели настоящий акваланг и ласты, и выйти она должна была самой последней, под одобрительный смех публики). Но никак не это. В первый момент она даже не поняла, что изменилось, - только мимоходом удивилась, что она, кажется, немного полнее, чем испуганно таращившееся из зеркала отражение. И только потом до Алены дошло - ее покрыли толстым слоем бледно-телесной краски, ребра были подчеркнуты сероватыми полосками, соски обведены сдержанно оранжевыми кружками, на скулах появились такие впадины, словно она не ела минимум месяц, бедра стали тоньше размера на три.
        - Что… это?
        - Прикольно, да? - расхохотался толстяк. - Я только что это придумал. Это будет наша фишка. Все подумают, что ты анорексичка, и ахнут. А потом мы покажем журналистам твои фотографии, и они убедятся, что ты нормальная девка. Это будет сенсация.
        - Но… Я что, должна выйти на подиум в таком виде? Голой?
        - Это боди-арт-шоу, девочка, - хмыкнул толстяк, - здесь все голые.
        - Я… не могу.
        - Не можешь? - он грозно подался вперед, и Алена машинально скрестила на груди руки, скрывая наготу, хотя, похоже, ее никто не воспринимал в качестве объекта желания. - Хорошо, можешь уматывать домой. Только с тебя полторы тысячи баксов.
        - Сколько? - недоверчиво ахнула она.
        - А ты думала, мы здесь шутки шутить собрались?! - взорвался он. - Я на тебя потратил время, материалы, силы! Наш показ рассчитан на четырнадцать, а не на тринадцать манекенщиц. И моя работа стоит дорого!! Хочешь уйти - плати неустойку. А не хочешь - я подам на твое агентство в суд.
        Алена представила себе искаженное яростью лицо Марины Аркадьевны Хитрюк, и появление на сцене отчего-то сразу показалось меньшей бедою, чем малодушный побег.
        - Ладно, - тихо сказала она, - я это сделаю.
        - Вот и умница, - успокоился толстяк, - да ладно, не переживай ты так! О тебе же все газеты напишут, дурочка! Ты проснешься знаменитой, разве не этого вам, вешалкам, надо?
        Когда Алена, кое-как справившись со стыдом и гордостью, появилась на подиуме, зал недоуменно притих, а какой-то наглец с заднего ряда пронзительно свистнул, засунув в рот грязноватые пальцы. Она остановилась в растерянности, но за кулисами маячил невидимый зрителям художник-толстяк, прошипевший в ссутулившуюся Аленину спину:
«Если сорвешь показ, урою!» Больше всего ей хотелось скрестить руки на груди, прикрыться, хотя бы формально защитить свою наготу от прилипающих к ней наглых взглядов, которые почему-то казались материальными.
        И она пошла. Выпрямив спину, покачивая бедрами, примерив к растерянному лицу широкую улыбку, которая ей совершенно не шла. Несколькими днями позже, рассматривая Аленину фотографию в одной из «желтых» газет, Марина Аркадьевна в сердцах воскликнет: «Все, надоело вкладывать деньги в это ничтожество, пусть собирает чемодан и катится в свой N-ск!» А заплаканная Алена чуть ли не на коленях будет умолять ее об отсрочке - хотя в глубине души сама не до конца поймет, откуда взялось в ней это остервенелое желание зацепиться в столице.
        - Аленушка! - голос бабушки звенел в телефонной трубке. - Аленушка, возвращайся домой, пожалуйста! Мы все знаем, мы не будем ничего тебе говорить. Вылечишься, отъешься, поступишь в институт…
        - О чем ты, бабуль? - удивилась Алена.
        - Я видела твою фотографию в «Комсомолке». Весь город видел. Но все почему-то считают, что это не ты. Но я-то тебя сразу узнала, родное сердце не обманешь.
        - И что на той фотографии?
        - Ты… голая, - выпалила бабушка, и голос ее дрогнул, а у Алены сжалось сердце, - стоишь там, при всех, еще и улыбаешься. И такая… костлявая. Неужели тебя не кормят в этой Москве?
        - Бабуля, - Алена улыбнулась, хоть бабушка этого видеть и не могла, - не верь им. Это был просто показ. Я даже там на самом деле не голая, это специальный костюм.
        - Зачем же такие костюмы? - подозрительно поинтересовалась бабушка. - Их что, кто-то носит?!
        - Да нет же! Это так, для смеха…
        - А что смешного? Там написано, что ты весишь тридцать килограмм.
        - Бабушка, это неправда! - возмутилась Алена. - Я вешу пятьдесят восемь! Но мне и правда все талдычат, что надо худеть.
        - Даже не вздумай!.. Аленушка… - бабушка замялась, - когда же ты собираешься обратно?
        - Ты что, бабуль? - нервно хохотнула Алена. - Да я себя уважать не буду, если сейчас вернусь. Нет уж, я должна пройти это до конца. Неужели ты не веришь, что у меня все получится?
        - Не знаю, - вздохнула бабушка, - мне кажется, не твое это… Ты у нас всегда была тихая, домашняя… А там надо уметь кусаться и царапаться, иначе сожрут. Что я,
«Комсомолку» не читала, что ли? Все знаю, какие там нравы, в этой Москве!
        - Я научусь, - торжественно пообещала Алена, - если это надо, научусь кусаться и царапаться. Я выживу. И этот город еще будет моим. Вот увидишь, бабуля.
        А еще была реклама дешевого антиперспиранта. Малобюджетный телеролик, который должны были транслировать по дециметровым и кабельным каналам. Что-то вроде
«Магазина на диване» в миниатюре. Кастинг-менеджер был безнадежно пьян и выбрал первую же девушку, зашедшую в кабинет, - ею по счастливому совпадению оказалась Алена.
        Снимали ролик два с половиной дня. Сначала Алена изображала девицу, которой из-за обильной потливости не везет в любви. Ей выдали шелковую футболку, подмышки спрыснули водой. По сценарию Алена сначала входила в трамвай, и все прочие пассажиры косились на нее и брезгливо морщились. Потом она появлялась в университетской аудитории, и симпатичный молодой человек, рядом с которым она садилась, в панике убегал, зажав двумя пальцами нос. «И почему мне так не везет в любви?!» - восклицала Алена. После чего некто свыше дарил ей дезодорант. И вот уже обновленная, в сухой майке, она лукаво улыбалась университетскому юноше, а тот дарил ей вяловатый букет тюльпанов.
        Все внушали ей, что сняться в рекламном ролике престижно - ведь для этого нужны актерские способности! Если у модели в архиве рекламный ролик, ее цена поднимается в десятки раз. И сначала Алена поверила, хотя в глубине души ей было обидно рекламировать не помаду и духи, а средство от пота. А потом и вовсе выяснилось, что съемки для дециметровых каналов за полноценный рекламный ролик не считаются.
        И жизнь вошла в свою колею. А именно - она голодала, носилась по городу в надежде урвать хоть кусочек работы… И почти всегда оставалась не у дел.
        Удивительный парадокс: ее квартирная соседка почти не ходила на кастинги, но при этом, мягко говоря, не бедствовала. Очередной московский пасьянс, который никак не мог сложиться у Алены в голове. Глядя на то, как радостно возбужденная Яна небрежно рвет очередной фирменный пакет и крутится перед зеркалом с забавной сумочкой Braccialini или в новом норковом берете с брильянтовой брошью, Алена недоумевала: ну откуда, откуда эта роскошь?! Яна была родом с Севера, из крошечного городка у Полярного круга, отмеченного невнятной точкой лишь на картах самого крупного масштаба. На ее тумбочке стоял полувыцветший поляроидный снимок, на который она, бывало, после вечерней рюмочки водки с печальным вздохом посматривала. Семейный портрет: отец - угрюмый рослый бородач, мать - седая простушка с широким лицом, носом-картошкой и неуверенной улыбкой, младшая сестра - худышка с жидкими волосами, старомодно заплетенными в вялую тусклую косицу. Эти люди никак не могли быть златоносным тылом, ублажающим растущие Янкины аппетиты. Богатый любовник? Тоже вряд ли - большинство вечеров она проводила дома, лишь изредка,
принарядившись, исчезала. Так и жили вдвоем - принцесса московских окраин, шкаф которой походил на пещеру Али-бабы в миниатюре, и бледная от недоедания золушка, которая стеснялась ходить на кастинги в привезенном из Сибири пуховике и переживала московскую зиму в купленном по случаю тонком шерстяном пальтишке. Принцесса относилась к золушке со снисходительной прохладцей - вежливо уступала очередь у плиты, но ни в жизнь свою, ни в свой бездонный шкаф предпочитала не пускать.
        На презентации шампанского Cherie в отеле «Националь» собралась вся Москва - бизнес-элита, похожие на голливудских звезд светские львицы, такие ослепительные, что рядом с ними хотелось зажмуриться, томные актрисы, вульгарные девушки из расплодившихся поп-групп, дизайнеры, манекенщицы, золотые детки, журналисты…
        Алене снова досталась непрестижная работа промо-girl - с подносом, уставленным хрустальными бокалами, в коротенькой золотой тунике, с пластмассовым лавровым венцом в уложенных, как у скульптурной Афродиты, волосах она стояла в уголочке и мило улыбалась всем, кто ловил ее взгляд.
        - Это самые длинные ноги, которые я когда-либо видел, - вдруг раздался мужской голос прямо за ее спиной.
        От неожиданности Алена чуть не выронила поднос с шампанским. Невидимый возмутитель спокойствия галантно поддержал ее под локоть. Было ему лет пятьдесят, и он все еще пытался привести свое медленно дряблеющее тело к модному знаменателю «мачо». Его волосы были зачесаны назад и блестели от геля; сквозь глянцевую волнистость трогательно проглядывалась розовая опушка небольшой лысины - Алена могла видеть ее с высоты своего роста, ведь макушка мужчины едва доходила до ее ключиц. Седина была красивой и походила на мелирование. Почти незаметный животик лукаво спрятан в складках пиджака Paul Smith.
        Алена вежливо улыбнулась.
        - Нет, я серьезно. Это что-то потрясающее. И что вы делаете здесь, с такими ногами?
        - Как видите, - она слегка приподняла поднос, - может быть, шампанского?
        - Спасибо, мне уже достаточно. Я почти не пью, люблю сохранять ясность ума. Тем более в обществе такой девушки. Как вас зовут? - взяв Алену под локоток, прилизанный мужчина увлек ее к стене.
        - Алена, - нехотя представилась она.
        Она не была уверена, что организаторы презентации одобрят ее дезертирство.
        - Ян, - представился он, - и можно на ты… Не волнуйся, тебе никто и слова не скажет.
        - Почему вы так уверены? - нахмурилась она. Разве мог он, обладатель золотых часов и начищенных туфель, знать, насколько важно для нее не опростоволоситься? За ее плечами - месяцы игнора, провал на шоу боди-арт… А на этой презентации неплохо платили - сто пятьдесят долларов за вечер, да и работа была совсем непыльной. Разве может он понимать, этот лощеный тип, переборщивший с солярием, что сто пятьдесят долларов - Аленин спасательный круг? Он, наверное, столько оставляет гардеробщику на чай.
        - Можешь мне верить, - рассмеялся он, продемонстрировав безупречные виниры, - ведь винный дом Cherie принадлежит мне. Стоит мне слово сказать - тебе заплатят по двойному тарифу. Кстати, сколько ты получаешь?
        - Простите?
        - За сегодняшний вечер, дурочка!
        Под его изучающим взглядом Алене захотелось съежиться и еще желательно одеться - в джинсы, глухой свитер и застегнутое на все пуговицы пальто. Его взгляд, казалось, обладал рентгеновскими свойствами и легко мог проникнуть под тончайшую золотую ткань.
        - Сто пятьдесят долларов, - промямлила она.
        Его брови (похоже, оформленные косметологом) удивленно взлетели.
        - Всего? Это просто фантастика! Девушка с самыми длинными в мире ногами получает копейки и работает черт знает кем… Где твои родители?
        - В N-ске, - лаконично ответила она.
        Мимо прошла Зинаида, тоже промо-girl, в такой же, как у Алены, тунике. Она явно переборщила с каблуками и теперь шла немного на полусогнутых, сгибаясь под тяжестью подноса. Алена перехватила ее мимолетный взгляд - проницательный, презрительный, немного завистливый. Зина явно истолковала Аленино отлынивание от работы по-своему - подумала, что напарница подло кокетничает с гостями, предоставив всю тяжелую и неприятную работу ей, Зинаиде.
        - Извините, - быстро сказала Алена, которой вовсе не хотелось приобретать репутацию беспринципной суки, - мне надо работать.
        - Какая прелесть, - умилился он, - ладно, милая, работайте. Но мы скоро увидимся, я надеюсь?
        - Не знаю, - промямлила она.
        - Ну же, ступайте. Я вам позвоню. Я обязательно найду вас - через агентство. Не могу же я упустить такую красоту?
        У Марины Аркадьевны Хитрюк была странная внешность. Улыбчивая, моложавая, с инфантильными ямочками на щеках и милыми коллагеновыми губками, к тому же натуральная блондинка - она иногда умела взглянуть так, что собеседнику становилось не по себе. Словно опасная внутренняя ведьма предупреждающе выглядывала из-за кудряшечно-кукольного фасада. В такие минуты она словно становилась старше - несмотря на все пилинги и ботоксы. Темнели глаза, сжимались губы, в их уголках теневым болотцем растекались неведомо откуда взявшиеся складочки морщин.
        Алена сидела перед ней, теребя в руках бутылку минералки. Ей было не по себе. Вроде бы ничего особенного не произошло - просто президент агентства возжелала побеседовать с нею тет-а-тет. Но с самого утра, с тех пор как ее разбудил звонок секретарши Хитрюк, Алену не покидало дурное предчувствие. Наверное, у этой грусти, свинцовым шариком перекатывающейся по позвоночнику, были логические причины - ну зачем, скажите на милость, Марине Аркадьевне понадобилась такая мелкая сошка, рядовая манекенщица Алена Соболева? Вариант напрашивался один: затем, чтобы отправить ее обратно в N-ск. Вложения не окупились, пожалуйте восвояси.
        И вот теперь тщательно причесанная Алена в сотый раз прокручивала в голове придуманные наспех аргументы. Дайте мне последний шанс. Москва - как заразная болезнь. Поживешь тут пару месяцев - и все, пропал, болен неизлечимо. Куда же мне теперь без всего этого - без широких улиц, смрадных пробок, без пахнущих дорогой пудрой и ментоловыми сигаретами кастингов, без духа лотереи? Понимаю, я здесь уже четыре месяца и пока ничего не добилась, но ведь еще не вечер, и мне всего шестнадцать лет! Инне Гомес было двадцать семь, когда она пришла в модельный бизнес.
        Об Инне Гомес ей рассказала Янка. Почему-то этот факт внушал ей оптимизм, несмотря на то что до Инны Гомес ей и в ее двадцать четыре было ох как далеко.
        Но Марина Аркадьевна ничего не говорила - просто внимательно Алену рассматривала. А та не решалась нарушить молчание первой.
        Так прошло минут, наверное, десять. Наконец Хитрюк наскучила игра в молчанку и с дежурной улыбкой она предложила Алене кофе с конфетами. На краешке массивного дубового стола лежала коробочка «Моцарта» в виде сердечка. Алена жадно покосилась в сторону конфет, и рот ее непроизвольно заполнился сладковатой слюной, но, подумав - «а вдруг это тест?» - она нашла в себе силы твердо сказать:
        - Спасибо, я позавтракала. К тому же моделям нельзя конфеты.
        И не ошиблась - лицо Марины Аркадьевны смягчилось.
        - Ответ верный, - улыбнулась Хитрюк, - ты обживаешься потихонечку, как я погляжу.
        - Может быть, не так быстро, как хотелось бы… Но я стараюсь… Марина Аркадьевна, понимаю, что пока толку от меня мало, но, пожалуйста, дайте мне еще один шанс! - на одном дыхании выпалила Алена. - Клянусь, я прыгну выше головы, буду очень стараться.
        - Куда уж выше, - ухмыльнулась президентша, - а с чего ты вообще взяла, что я буду тебя отчитывать?
        - А зачем же еще вы могли меня пригласить!
        Марина рассмеялась.
        - Странная ты… Хотя, не буду отрицать, у меня были мысли, что я на твой счет ошиблась. Сама понимаешь - за три месяца ни одной нормальной работы. Ты даже портфолио еще не отбила, а ведь я оплачиваю твою квартиру и твой мобильный телефон.
        Аленины плечи уныло поникли.
        - Но на днях мое мнение изменилось, - вдруг сказала Хитрюк, - я поняла, что ты умная девушка, просто тихоня. Но когда надо, мобилизуешься.
        Алена удивленно вскинула голову. Последние несколько дней она провела дома, с немытыми волосами и маской из йогурта и оливкового масла на лице. Ни работы, ни развлечений, ни подруг - одни только бередящие душу надежды.
        - Не смотри на меня так, как будто бы не понимаешь, о чем я. Я имею в виду Шестакова.
        - Кого? - удивилась Алена.
        - Яна Шестакова, - Хитрюк принялась нетерпеливо постукивать кончиком золотой ручки по краю столешницы.
        Краем глаза Алена заметила, что под столом Марина Аркадьевна нервно дергает ногой, обутой в туфельку из кожи страуса. Из смутных глубин памяти вдруг всплыло лицо прилизанного типа с презентации шампанского - кажется, его Яном звали.
        - Ты произвела на него неизгладимое впечатление. И приятно меня этим удивила. Потому что Яну нравятся… хм… только породистые лошадки. Ты знаешь, что он полтора года жил с Ди Ди?
        - Кто это? - под натиском имен из светских хроник Алена всегда чувствовала себя неуютно. Сто раз собиралась экспроприировать у Янки стопку старых глянцевых журналов и придирчиво изучить мелкие окошечки светских фотографий. Запомнить лица, заучить фамилии, как в школе она прилежно учила теоремы.
        - Это наша модель, - терпеливо объяснила Марина Аркадьевна, - между прочим, звезда. Сейчас она в Нью-Йорке. Перекупили за большие деньги, но это к делу не относится… Знаешь ли ты, девушка, что Шестаков заинтересовался тобою настолько, что оборвал мой телефон?
        Алена пожала плечами.
        - Да? Свой я ему не дала. Он показался мне… странным.
        - Какая ты смешная, - Хитрюк и правда расхохоталась, раскатисто, по-русалочьи, но зеленые ее глаза оставались напряженными, - вспомни Фитцджеральда. Я расскажу вам о жизни богатых людей. Они не похожи на нас с вами. Ну и так далее.
        Алена молчала, неловко переминаясь с ноги на ногу. Она никак не могла взять в толк, что от нее хотят.
        - Тебе повезло, Алена, - торжественно объявила Хитрюк, - Шестаков приглашает тебя в ресторан.
        - Но… Это так бессмысленно, - пожала плечами она, - он не в моем вкусе… Он старый и какой-то… скользкий.
        - В любом случае предлагаю тебе не торопиться с выводами. И вот еще что. Расскажи о нашем разговоре своей flatmate Янке, хорошо? Вдруг она что-то дельное тебе, дурочке, посоветует.
        Обычно Алена не откровенничала со своей квартирной соседкой. Да и Яна не интересовалась ее жизнью и мало что рассказывала о своей. Они сосуществовали на одной территории, соблюдали график мытья полов, отчитывали друг друга за забитый волосами сток ванны, иногда одалживали чай или тампаксы. Но при этом почти не разговаривали. Этакая игра в молчанку в двадцатиметровой комнате.
        Но тут - и черт его знает, почему, - Алена не выдержала. Произошедшее в кабинете Хитрюк не шло из головы. Вот она и решила с Янкой поделиться.
        - Представляешь, - кромсая низкокалорийный зеленый салатик, жаловалась Алена, - она даже не намекнула, а прямо сказала - хочешь здесь остаться, ложись под этого Шестакова! Да еще и удивилась, когда я сказала «нет»!
        - А ты сказала - нет? - Яна, казалось, была удивлена.
        - Ну да! Ты бы этого Шестакова видела, он же старый! И противный какой-то. Сальный. Как представлю, что он мог бы меня трогать, мурашки по коже от отвращения!
        - Постой-постой, а это не тот ли Шестаков, которому принадлежит винный дом? - нахмурилась Яна.
        - Ну да. Я с ним познакомилась на презентации шампанского Cherie. А что, ты его знаешь? - взглянув в Янкино изменившееся лицо, Алена вдруг догадалась. - Он что, тебе тоже такое предлагал?
        - Ну да, - ее улыбка была какой-то странной, несимметричной. Правый уголок губы взлетел вверх, левый остался на месте.
        - Ну надо же, - покачала головой Алена, - с ума сойти! Неужели он на себя в зеркало никогда не смотрит? Неужели он думает, что у него может быть хоть какой-то шанс, с нами, с девчонками молодыми!
        - Ну ты ду-ура! - не то удивилась, не то восхитилась Яна.
        Казалось, она посмотрела на Алену новыми глазами. Казалось, она вообще впервые свою соседку увидела. И под этим испытующим взглядом Алене стало неудобно. Как будто Янка ждала, что она начнет оправдываться, только вот за что.
        - Почему дура? - немного озадаченно переспросила Алена.
        - Да потому что состояние Шестакова измеряется миллионами! - взревела Яна, чуть не сшибив локтем миску с салатом. - Да потому что каждая вторая девчонка согласится проглотить свои акриловые ногти и уменьшить свою силиконовую грудь на четыре размера за право провести с ним уик-энд.
        - Ты шутишь? - опешила Алена. - С какой стати девушкам его хотеть? У него дряблый животик и лысина.
        Вместо ответа Яна метнулась в комнату, к своему необъятному шкафу. Алена озадаченно последовала за ней. Янка пала на колени, как язычник перед богом солнца, и принялась вышвыривать из шкафа блузки и платья, что-то лихорадочно разыскивая.
        - Ян, ты чего? С тобой все в порядке?
        - Где же это было? Я ведь только на прошлой неделе перебирала коробки… - бормотала она, - ах, вот! Смотри!
        С этими словами Яна торжествующе сунула Алене под нос фотографию. На снимке был изображен чуть более молоденький и чуть менее пропитой вариант Янки. Блондинистая, загорелая, счастливо улыбающаяся в объектив, в ушах - огромные зеленые сережки.
        - И что? - удивилась Алена, - Это ты, я узнала. Но при чем здесь Шестаков?
        - Притом, что эти серьги подарил мне он! Это изумруды и брильянты, антиквариат! - Яна посмотрела на снимок, вздохнула, как будто бы изучала лицо любимого, ушедшего к другой. - Мне пришлось их продать… Год назад было трудное время. Работы не было, и я сломала передний зуб. Надо было делать коронки… Да еще я залетела от одного… Жалко сережки.
        - Хочешь сказать, что ты… - ахнула Алена.
        - Дала ему один раз, - спокойно продолжила Яна, - это даже был не полноценный секс, а так, light-вариант. Получасовые обжималки в его «Хаммере», коротенький минет. И все - он паркуется у ювелирного. Выбирай, Зинка, что тебе нужно.
        - Почему Зинка? - пробормотала Алена, до которой смысл слов доходил постепенно, словно вокруг нее был плотный ватный кокон, мешающий своевременному восприятию информации. Она смотрела на Янку, на ее пухлые губы, нагло улыбающиеся… На ее грубо подведенные глаза, на ее руки в некрасивых разводах автозагара… И вот этими руками она обнимала толстеющего самодовольного Шестакова? За какие-то сережки с изумрудами?!
        - Да потому, что он даже не запомнил, как меня зовут! - расхохоталась Янка, не обращая внимания на вытянувшееся Аленино лицо. Казалось, ей доставлял особенный извращенный интерес шокировать свою соседку, уже пропитавшуюся модельными нравами, но еще такую наивную. - Я для него ничего не значила. Он не разыскивал мой телефон, не искал со мной встречи, не теребил Марину Аркадьевну. А на твоем месте я бы рассчитывала минимум на автомобиль. А если повезет и станешь его постоянной girlfriend… - она по-кошачьи потянулась и мечтательно зажмурилась.
        - Но я этого не хочу! - нервно воскликнула Алена, которая меньше всего ожидала такого оборота вещей, - не нужны мне его сережки, его деньги, я хочу… - Она, булькнув, осеклась и под насмешливым изучающим взглядом Яны подумала: «А что же я и правда хочу от своей жизни, от себя самой, от своей так называемой карьеры и вообще - от этого города, где молодые красивые девчонки двадцати с небольшим лет готовы глотку друг другу перегрызть за „коротенький минет“ с последующей перспективой дарения ювелирки?!»
        - Алена, - тихонько позвала ее Яна, - как ты думаешь, откуда у меня деньги?
        - А? Что?
        Алена встряхнула головой, чтобы вынырнуть из девятибалльного шторма неприятных мыслей, и обнаружила, что Яна маячит перед нею с чашкой остывшего чая на вытянутой руке - учитывая ее неприветливый нрав, это было невероятным проявлением дружелюбия. Алена машинально схватила чашку и сделала несколько жадных глотков - она вдруг почувствовала себя так, словно у нее резко поднялась температура.
        - Откуда у меня деньги? - спокойно повторила Яна.
        - Ну… Ты же модель, - неуверенно ответила Алена, - куда-то ходишь… Где-то работаешь… Ты никогда со мной не делилась.
        - Я думала, ты все понимаешь, - усмехнулась она, - да, я модель. Но работаю не на съемках и показах. Я занимаюсь эскортом.
        - Чем-чем?
        - Пошли-ка на кухню. У меня шоколадка заначена. Кажется, пришло время сказать диете «Нет!»
        Они сидели за столом напротив друг друга, жадно вгрызались в запретную шоколадную плитку, перекатывая по языку давно забытый райский вкус. Янка, глядя куда-то в сторону, рассказывала. Алена слушала, затаив дыхание, и не могла - вернее не хотела - поверить, что все это правда.
        - Я приехала в Москву четыре года назад. У себя в городке первой красавицей была. На что только надеялась, дурочка наивная. Думала - увидят меня в Москве, и мир падет к моим ногам. Сняла у какой-то бабки комнату. Стала обзванивать модельные агентства - по алфавиту. И везде мне говорили, что в двадцать лет поздно начинать карьеру модели. Да еще и с моим весом - шестьдесят пять килограмм. И только в Podium Addict согласились взглянуть на меня лично. Ну я расфуфырилась, накрасилась, пришла… Марина Аркадьевна, едва на меня взглянув, рассмеялась. Это сейчас я понимаю, что выглядела, как клоун - с блестками на зенках, в розовой блузке и зеленых лосинах. Она заставила меня умыться. Потом зачем-то включила музыку и попросила пять минут потанцевать. А я всегда на дискотеках заводилой была, ну и показала ей класс. А она так задумчиво посмотрела на меня и протянула: попробуем что-нибудь для вас сделать… Типаж сложный, но мало ли что… Привезли меня сюда, поселили. Фотографии сделали, за счет агентства. Потом дали пару месяцев, чтобы я поняла - работы не будет. В общем, то же самое, что и у тебя. И вот когда я
уже собралась сваливать восвояси, нашелся какой-то Иван Иванович. С ним меня Хитрюк познакомила. Приятный мужик, лет шестидесяти. Ему нужна была эффектная девушка для сопровождения на вечеринку. Я сначала перепугалась, но Марина Аркадьевна успокоила - секс только по моему желанию. Заплатят мне за эскорт - триста долларов. Сумма показалась мне нереальной. Я подумала - ну а что терять? - и согласилась. И знаешь, все было супер. Иван Иванович оказался отличнейшим мужиком, рук не распускал. Сходили с ним на прием, выпили шампусика, поели икры. Его водитель меня до дома отвез, вручил конверт. Триста баксов, как договаривались.
        - И никакого секса? - удивилась Алена.
        - Ну да. Так я и стала эскорт-девушкой. После Ивана Ивановича появился Петр Петрович, потом Денис Денисович. С Денисом Денисовичем я переспала.
        - Он тебя изнасиловал? - ахнула Алена.
        - Ну что ты, конечно, нет! - рассмеялась Янка. - Он пригласил меня на уик-энд в Эдинбург. Холод, ветер, ледяное северное море. И он был симпатичный, и мне так хотелось тепла… Ну и еще он мне шопинг в Лондоне пообещал. Короче, за два дня я заработала целых восемьсот долларов. Да еще и удовольствие получила.
        - Янка… Но это же почти проституция, - потрясенно протянула Алена.
        - Вот это «почти» меня и утешает, - улыбнулась Яна, схватив последний шоколадный квадратик, - я отличаюсь от проститутки тем, что у меня есть выбор. Хочу - допущу поближе и заработаю побольше. Не хочу - ничего этого не будет… Я была уверена, что Марина Аркадьевна и тебе предложит эскорт. Она еще долго тянула… И знаешь, я советую тебе подумать, прежде чем отказываться. Ничего страшного в этом нет. Легкие деньги. Посмотри на меня - я занимаюсь этим четыре года, и ничего!
        Алена и правда на нее посмотрела - в тусклом свете кухонного торшера Яна выглядела гораздо старше своих двадцати четырех. Как будто бы каждый бессонный уик-энд, проведенный на чужих простынях, отнимал у нее год молодости. Слегка одутловатое лицо с теряющим четкость подбородком, замазанные тональником мешки под глазами, усталые морщинки, настороженный взгляд…
        И сказала:
        - Ну уж нет. Ты как хочешь, но я не буду заниматься эскортом никогда, - и словно саму себя уговаривая, повторила по слогам, - ни-ког-да!
        Финальный акт отчаяния - намазавшись сомнительным кремом для похудания, в три слоя обернувшись пищевой пленкой, она прыгала через скакалку, стараясь, чтобы посвистывающий резиновый жгут не зацепил люстру из лжехрусталя.
        В субботу был кастинг - очередной провальный кастинг, на который Алена шла без огонька, по привычке ни на что не рассчитывая. Было ли дело в ее унылом виде, в едва подкрашенном, бледном от недоедания лице или в общем невезении, по пятам Алену преследующем, но едва взглянув ей в лицо, кастинг-менеджер покачал головой. И в сотый, нет - в тысячный - раз она услышала:
        - Нет. Вы нам определенно не подходите.
        Она вздохнула. И зачем-то спросила:
        - А почему?
        - Простите? - кастинг-менеджер в типично московской манере за три секунды ее забыл и переключился на композитку следующей модели.
        - Почему не подхожу? - вежливо уточнила она. - Что я делаю не так? У меня что-то с лицом? Слишком высокая? Худая? Толстая?
        То было не любопытство, скорее акт неконтролируемого отчаяния. Кастинг-менеджер, блондин с усталым лицом, это понял. Ему и самому было неприятно сообщать нескольким десяткам красавиц, что они не соответствуют ожиданиям. Сжалившись над бледненькой рыжей оглоблей, уголки глаз которой уже наполнились солеными болотцами, он отложил в сторону стопку анкет и улыбнулся.
        - Последнее - в точку. Для нашего проекта вы крупноваты. Девушка, рекламирующая витамины, должна быть максимально тоненькой, как балерина.
        - Я вешу пятьдесят шесть килограмм, - вздохнула Алена, - при росте метр восемьдесят пять. Мой гинеколог подозревает анорексию.
        - Может быть, у вас кость широкая, - кастинг-менеджер покосился на часы, - для подиума это еще ничего, но вот для съемок… Вам известно, что камера полнит на восемь килограмм?
        И вот в ближайший выходной Алена приступила к экспрессивному самоистязанию. Цель - изможденный вид. Средства - любые. Раз им требуется героиновый шик - что ж, они его получат. Хотя в глубине души она догадывалась, что дело вовсе не в весе. Ей всегда отказывали под разными предлогами - то говорили, что с ее ростом она не поместится в объектив, то сетовали на ее болезненно острые колени, то советовали подстричься, то, наоборот, нарастить волосы. Она понимала, что на самом деле причина в чем-то другом. То ли у нее нет харизмы - но как же трудно признать это в максималистские шестнадцать лет! То ли она просто из породы хронических невезучих. Буддист сказал бы - плохая карма.
        Лицо ее покраснело, отчаянно бьющееся сердце подступило к самому горлу.
        Спасительный звонок в дверь прервал добровольную экзекуцию - Алена остановилась и с ненавистью отшвырнула в сторону скакалку, как будто та была истинной виновницей всех ее московских бед. Кое-как угомонив дыхание, по стеночке она приползла в коридор. Наверняка какая-нибудь соседка пришла якобы за солью, которой у Алены с Яной отродясь не водилось - всем известно, что от соли толстеют. Все подъездные сплетницы живо интересовались жизнью двух молоденьких моделей, обсуждали их обтягивающие наряды, ну а самые бойкие норовили прорваться в квартиру, чтобы сканирующим взглядом зафиксировать хоть толику чужой жизни и минут на пятнадцать стать главными дворовыми ораторами, выступающими с лекцией «Их быт и нравы».
        Она усмехнулась, представив, что подумает о ней Нина Сергеевна из двенадцатой квартиры или Софья Михайловна из двадцать шестой. Плотно обернутая полиэтиленовой пленкой, с всклокоченными волосами, она была похожа на инопланетянина.
        Но за дверью оказалась не носительница потрепанного халата и рогатых бигудей, а… ее лучшая подруга Галочка. Которая осталась в N-ске как часть Алениной прошлой жизни.
        Алена удивленно заморгала ресницами и промокнула тыльной стороной ладони потный лоб. Может быть, непосильные физические нагрузки спровоцировали галлюцинации и вслед за Галиной явится Винни-Пух с Леонардо Ди Каприо?
        Но Галина казалась реальной. На ней были светлые джинсы в бисеринах московской слякоти, новая зеленоватая дубленка, розовый шарф… Глаза смотрели на Алену испуганно.
        - Ты? - недоверчиво выдохнула она. - Боже… Что с тобой такое?
        - Галинка!
        Осознав, что перед ней не привидение и не глюк, Алена бросилась подруге на шею. Ей было наплевать, что Галя не сообщила о визите заранее, что ее внезапное появление в московской жизни было нелогичным и бестактным… на все плевать! Главное - она обнимала родного человека, она вдыхала знакомый запах детской жвачки «Орбит» и почти выветрившихся духов Mandarina Duck.
        - Галочка, да как же так? Откуда? Надолго ли? - захлебывалась Алена. - Ох, ну что же мы тут стоим?! Раздевайся, пошли на кухню, я тебя чаем угощу. Правда, ничего из еды у меня нет, мы с Янкой на диете. Янка - это моя квартирная соседка.
        - Подожди, не тараторь, - убедившись, что Алена мало напоминает ту холеную стервочку с черно-белых фотографий, Галочка успокоилась и решила взять привычный покровительственный тон, - значит, вот куда ты забралась? Далековато… Еле нашла.
        - Но откуда же ты вообще адрес узнала? Неужели в агентстве была?
        - Зачем же, мне твои дали. Ты бабушке открытку на день рождения присылала, забыла, что ли? - Галина скинула дубленку.
        На ней был купленный на последние деньги топ из черного кружева со стразами. Копила на обновку, стиснув зубы и отказывая себе в милых психотерапевтических шалостях вроде нового лака для ногтей или похода в кино на что-нибудь с Кейт Уинслет. Вопрос гордости - произвести впечатление на модель новоявленную. Кто же знал, что Алена московского образца носит не брильянты «Граф» и боа из страусиного пуха, а полиэтиленовую пленку и нездоровый румянец. Галине показалось, что подруга выглядит даже хуже, чем раньше.
        Пока они шли на кухню, ее жадный взгляд впитывал детали обстановки: убогая мебель, засаленные обои, потолок в желтых разводах, вздыбленный местами линолеум в каких-то отвратительных ржавых пятнах. Стул казался таким шатким, что было страшно на него садиться. У чашки, которую гостеприимно поставила перед ней Алена, была отколота ручка.
        Но Алена не замечала ни презрительно вопросительного взгляда, ни облегченных вздохов.
        - Расскажи, зачем приехала? С родителями? На экскурсию? А может быть… - она зажала ладошкой рот, как маленькая, - может быть, у тебя здесь любовь?!
        Галина осторожно отпила слабенький чай.
        - Ты, наверное, удивишься, - загадочно улыбнулась она, - но я буду здесь работать.
        - Да ты что? - обрадовалась Алена. - В Москве?! Вот это да! Наконец-то у меня появится хоть одна родственная душа.
        - Ты что, еще не завела здесь подруг?
        - Как-то не пришлось, - поморщилась она, - моя соседка неплохая девушка, но какая-то странная. Охраняет от меня свой шкаф, как будто бы меня интересуют ее вульгарные шмотки. А остальные… Они другие. Они улыбаются и готовы общаться, пить кофе, есть суши, но… Это все не то, Галка! С ними невозможно расслабиться. Разговаривают они только о кастингах, съемках и о том, с кем надо переспать, чтобы попасть на лучшие кастинги и съемки.
        У Галины зажглись глаза:
        - И с кем?
        - Ой, да ну тебя, - махнула рукой Алена, - и потом, у меня совсем нет времени. Я то, как савраска, по кастингам бегаю, то худею, то с маской на лице лежу. Никогда бы не подумала, что быть моделью так трудно.
        - Ну а деньги? Ты писала своим, что отлично зарабатываешь.
        Алена вздохнула и зябко поежилась - вспотевшее тело покрылось мурашками в струе кухонного сквозняка.
        - Только это между нами… Галочка, какое там зарабатываю. Конечно, иногда у меня есть работа, но это слезы… То пятьдесят долларов дадут, то сто. А на мне уже нехилый долг висит - за квартиру и портфолио. На себя ничего не остается.
        Галина задумчиво кусала нижнюю губу. С одной стороны, она была разочарована - легкое столичное счастье оказалось слепленным из фальшивого золота. С другой - так ведь то было Аленкино счастье. Кто Алена и кто она, Галина! Закомплексованная девочка-переросток, чудом затесавшаяся в чуждый подиумный мир, и признанная принцесса, первая красавица N-ска, искренне и истово в себя влюбленная. Если Аленке не повезло, это еще не значит, что не повезет и ей, Галине.
        - Постой, Галочка, что мы все обо мне, - опомнилась Алена, - ты вроде бы сказала, что будешь здесь работать… А как же институт, планы?
        - Ты же плюнула на свои планы, почему я не могу плюнуть на свои! - с деланой веселостью подмигнула Галина. - Я ведь тоже, Аленка, собираюсь моделью стать.
        Алена в первый момент даже отшатнулась.
        - Как это?
        - А вот так! - Галочка залпом допила несладкий чай, вскочила со стула и закружилась по кухне. - Когда ты уехала, я столько всего о модельном бизнесе прочитала! Весь Интернет перелопатила. И выяснила, что мой рост - не такое уж и препятствие. Отличный рост - метр семьдесят два. Для подиума, может, и маловато, но я могла бы сниматься для журналов…
        Алена посмотрела на нее с некоторой жалостью. Сколько раз ей приходилось видеть, как стальные амбиции очередной местечковой принцессы вдребезги разбиваются о московскую реальность.
        - Галочка, ты, наверное, маму мою наслушалась?.. Так я ей врала. Не будь дурочкой, возвращайся. Здесь так сложно, и есть все время хочется, и получить работу почти невозможно. Моделей тысячи, а съемок - кот наплакал.
        - Но ты же что-то не торопишься вернуться? - прищурилась Галина. - Почему? Значит, продолжаешь надеяться? А если ты надеешься, то почему я не могу?
        Алена закусила губу.
        Галочка уселась рядом с ней и взяла ее анемично холодную ладонь в свою руку.
        - Ален, у тебя ничего не получается, потому что это просто не твое, - проникновенно сказала подруга, - ты же случайно сюда попала. Ты же не мечтала, как я, стать моделью. Тебе это и не снилось! Я вот что думаю - ты здесь оказалась вместо меня.
        - Как это? - опешила Алена.
        - Я верю в судьбу, - сказала Галина, и темные глаза ее зажглись каким-то странным ведьминским огнем; в тот момент она была похожа на умалишенную, - кто-то свыше хотел, чтобы я стала звездой подиума. Но ты все время была рядом, вот все и перепуталось. Тебе досталось то, что принадлежит мне.
        - Галь, ты, по-моему, устала с дороги, вот и несешь всякую чушь, - неуверенно хохотнула Алена, - может, тебе постелить? Отдохнешь немного…
        Но Галочка на улыбку не ответила.
        - И вот теперь я хочу забрать свое, - невозмутимо продолжила она. - Отдай мне обратно мою судьбу, Алена.
        - Ты с-сошла с ума? - на нервной почве она всегда начинала заикаться. - Как можно отдать обратно судьбу, это же не пачка печенья.
        - А ты мне просто помоги, вот и будем считать, что мы квиты… Приведи в свое модельное агентство, порекомендуй, разрекламируй, вместе соврем, что в N-ске я звезда… Да ладно тебе, что ты разнервничалась так? - рассмеялась Галочка. - Конечно, я шучу, но в каждой шутке есть доля правды… Вот ты, Алена, неужели считаешь, что все это справедливо?
        - Что - все?
        - Что ты живешь в Москве, демонстрируешь красивую одежду, фотографируешься, принимаешь комплименты мужиков, а я сижу в N-ске, прозябаю, трачу все деньги на витамины, но все равно на днях нашла на виске седой волосок? Ты думаешь, что это по-честному? - прищурилась Галочка.
        - Но я же не виновата, что меня выбрали, - почти прошептала Алена, - они сами…
        - Да, а то я не видела, какими глазами смотрел на тебя этот московский фотограф?! А то я не видела, как вы прогуливались по парку!
        - Ты видела? - Алена была потрясена. Нет, ей было нечего скрывать, и в тет-а-тете с Валерой Рамкиным ей не виделось ничего крамольного, просто она никак не ожидала столь повышенного внимания от подруги, которая никогда в грош ее не ставила и воспринимала лишь как бесплатное приложение к собственной яркой жизни.
        - А ты думала, что унесешь эту тайну в могилу? - Галочкин смех был каким-то неприятным, неискренним, сухим. - Небось отсосала ему под кустом, вот он и замолвил за тебя словечко! Признавайся, так все и было, да?!
        - Да что ты говоришь такое… Галя, что с тобой случилось, ты же никогда такой не была… Я и не думала, что это для тебя такая трагедия…
        - Если бы ты хоть раз позвонила мне из Москвы, то, может быть, узнала бы обо мне больше! - теперь Галина почти кричала. - Но я же тебе теперь не нужна! Ты ведь у нас светская дама, москвичка, футы-нуты, модель!!
        - Сейчас же замолчи! - Алена с грохотом поставила чашку на стол.
        Хлипкое стекло не выдержало, чашка раскололась надвое, а ее горячее содержимое выплеснулось на Аленины голые колени.
        - Черт! - она вскочила. - Ну вот, а у меня на следующей неделе показ купальников! Куда мне теперь с такими ногами?
        - Никуда, - с улыбкой согласилась Галина, - а знаешь, я ведь могла бы поучаствовать в показе вместо тебя.
        - Опять за свое? Ладно, если тебе так уж приспичило, отведу тебя завтра в агентство. Только вот вряд ли тебя возьмут, предупреждаю сразу. Марина Аркадьевна обычно даже не разговаривает с девушками ниже метра семидесяти восьми. И мне попадет за то, что я тебя привела.
        - Может быть… Но мы можем сделать по-другому. Говоришь, ты должна участвовать в показе? Так вот, я могла бы пойти туда вместо тебя.
        - Как это?
        - Вот так. Ты не явишься, зато приду я. Им будет некуда деваться, вот они меня в виде исключения и выпустят. А что, тело у меня не хуже твоего, а ходить как манекенщица я умею.
        - Галь, ну ты это серьезно? - Алена посмотрела на нее с жалостью.
        - А что? - ощетинилась Галочка. - Меня заметят, увидят, что даже при небольшом росте я смотрюсь на подиуме лучше всех… И дальше все пойдет само собою. А ты вернешься в N-ск и поступишь в институт, как и планировала.
        - Какой ужас… - Алене вдруг показалось, что от этого странного разговора у нее поднялась температура. - Галь, ну а с чего ты решила, что я вообще хочу возвращаться в N-ск? Я в ближайшее время этого не планировала…
        - Потому что модельный бизнес - это не твое, - упрямо повторила Галочка.
        - Да, может быть, я о подиуме и не мечтала, - спокойно ответила Алена, - но ты знаешь, начала работать и как-то втянулась. И теперь мне это даже нравится. И я хочу идти дальше. Хочу работать манекенщицей. Хочу стать известной, участвовать в европейских показах, сниматься для журналов. Здесь я впервые человеком себя почувствовала. Поняла, что у меня есть шанс, что я тоже могу пробиться, если буду стараться. У меня появились амбиции и мечты.
        Галочка молчала долго. На Алену не смотрела - ее взгляд был сфокусирован на грязноватом оконном стекле, за которым басовито хохотали наглые московские вороны.
        - Значит, помогать ты мне не собираешься? - наконец мрачно спросила она. - Я правильно понимаю?
        - Галочка, я могу взять тебя с собой, - Алена чуть не плакала, - но ведь из этого ничего не получится! Я вижу такое каждый день! Даже у девушек, которые на сто процентов соответствуют, ничего не выходит. А тебе в лучшем случае предложат эскорт. А ты не представляешь, что это такое, ты не представляешь, как девчонки опускаются…
        - Ладно, - за фасадом Галочкиного ледяного спокойствия штормовала внутренняя истерика, это было видно невооруженным глазом, - тогда я пошла. Обойдусь и без тебя.
        - Но…
        - Не надо, - она предупреждающе подняла ладонь, - думаешь, я ничего не понимаю? Ты всегда завидовала мне, Алена. Черной завистью. Ты просто неблагодарная тварь. С тобой никто не хотел общаться, только я дружила. И чем ты мне отплатила - не хочешь помочь, когда я приехала сюда, совсем одна…
        - Но…
        - Ну и ладно! - воскликнула Галина почти весело, поднимаясь с табурета и взваливая сумку на плечо, - обойдусь и без тебя. Еще встретимся, может быть! То же мне, королева красоты!
        - Бабушка! - Алена рыдала в трубку. - Что же это получается? За что же мне такое?! У меня была Галинка, и она больше не хочет даже со мной разговаривать!
        - Знаю, - вздохнула бабушка.
        - Скажи ей! Ты же знаешь ее адрес! Пойди и скажи, что я вовсе ей не завидую и никогда не завидовала, что я не желаю ей зла. Что я ее предостеречь пыталась.
        - Как же я к ней пойду, Аленушка? - мрачно усмехнулась бабушка. - Твоя подруга так и не вернулась домой.
        - Что? - потрясенно прошептала Алена. - Так, значит, она и правда…
        - Решила остаться в Москве, - подтвердила бабушка.
        С того дня как нарядная Галина заявилась к ней, прошло уже больше месяца.
        - Но как же она… Где она живет?
        - Никому не известно. Матери своей она не звонит, та совсем с ума сошла. Но в мертвых ее фамилия не значится, и то хорошо.
        - В Москве, совсем одна… Черт знает что! Я должна ее найти. Найти и помочь, хоть как-нибудь.
        - Не стоит, Аленушка, - после паузы сказала бабушка, - ничего хорошего из этого не выйдет.
        - Почему?
        - Ненастоящая она тебе подружка, липовая. Никогда она тебя не любила. И нужна ты ей была, чтобы на твоем фоне красоваться. А когда ты уехала в Москву, Галинка аж усохла от зависти. Поверь моему совету, Аленушка. Не стоит ее искать. Забудь.
        К концу весны Алена сориентировалась - к черту съемки, к черту бессмысленные кастинги! Основные деньги приносят показы мод. Не престижные показы с жестким отбором вроде Russian Fashion Week, а локальные, почти каждый вечер проходящие в казино и ночных клубах. Попасть на такой показ не составляло труда - достаточно было завести «правильные» знакомства. Иногда кастинги и вовсе не устраивались - брали тех, о ком попросила визажистка или кого присоветовала ведущая модель. И здесь Алена, что называется, попала в масть. Со своим нестандартным ростом, со строгим лицом северной принцессы она притягивала взгляд. Ее узнали, полюбили и стали приглашать почти каждый вечер с четверга по воскресенье. Платили за такой показ немного - максимум сто долларов. С другой стороны, ничего и не требовали. Важно было лишь прийти к определенному времени на грим, получить свое платье или пальто или и вовсе комплект нижнего белья и, когда режиссер легонько толкнет в спину, выйти на сцену, плавно покачивая бедрами. Никаких репетиций, никакой актерской игры. Зрителям было все равно, что происходит на сцене, какой модельер
представляет на их суд свое искусство. Куда больше их интересовали манекенщицы - громко обсудить длину их ног, промытость волос, размер груди.
        В июле она впервые попробовала кокаин.
        Ее угостила Марианна, смешливая манекенщица с непропорционально большими губами (она считала, что эта утрированная черта делает ее похожей на pornostar, но на самом деле напоминала всего лишь лягушонка Кермита из Маппет-шоу). У Марианны этой был массивный серебряный перстень с секретом - при легком нажатии инкрустированная крышка отъезжала в сторону, являя на свет крошечную нишу. Видимо, ювелир задумывал, что сентиментальная владелица колечка будет прятать в нем локон возлюбленного. Но Марианна распорядилась мини-тайничком иначе.
        Однажды она с хитрым видом поманила Алену за собою, на балкон. Дело было в каком-то окраинном казино. Уже загримированные и одетые, они убивали время перед началом показа, до которого оставалось целых полтора часа. Обычная какофония модельной гримерной на этот раз была возведена в квадрат - слишком много манекенщиц на тесное помещение. Кто-то орал в телефон на своего любовника, кто-то рассказывал о вчерашней попойке, кто-то вслух читал журнал, кто-то беззастенчиво брил подмышки, кто-то красил ногти на ногах, кто-то репетировал поворот. Алена стояла у стены, пытаясь отрешиться от этого кошмара, когда вдруг ей на помощь пришла Марианна со своим загадочным перстнем.
        - Будешь? - подмигнула она, когда они оказались на тесном балкончике вдвоем.
        Алена пожала плечами. Она неоднократно видела, как некоторые манекенщицы прикладывают свои точеные носики к дорожкам белого порошка, наспех рассыпанным по столику для грима. Кокаин был в моде.
        - Да ладно, ты что, никогда не пробовала? - Марианна все поняла по ее лицу. - Ну ты даешь! Получается, я лишаю тебя девственности. Ну смотри, как надо!
        Она извлекла откуда-то свежий номер Glamour, отточенным быстрым движением высыпала горку порошка, прячущегося в перстне. Краешком кредитной карточки разлиновала ее на четыре аккуратные тонкие полоски и наклонилась, зажав пальцем одну ноздрю. Вдохнула шумно, как африканский слон. Белая дорожка исчезла в ее аккуратно прорезанной ноздре.
        - Видела? Теперь давай ты!
        Алена неуверенно пожала плечами. Не так давно, пару недель назад, она видела, как семнадцатилетняя манекенщица по имени Зоя рухнула на пол гримерной, и ее длинные конечности судорожно задергались. Все столпились вокруг, кто-то завизжал, кто-то вызвал «Скорую», кто-то плеснул ей в лицо воды. Зоя эта рядовой моделью не была. Зеленоглазая мулатка, она пользовалась бешеным успехом у модельеров - ее кофейной кожей, мелко курчавящимися волосами и пухлыми негритянскими губами любили разбавлять славянскую тривиальность модных показов. К тому же она была лицом известной косметической марки и подумывала вообще перебраться в Париж. Приехавший врач констатировал интоксикацию, на Зоино заострившееся лицо надели кислородную маску. Говорят, она не выходила из комы восемь дней. А когда наконец очнулась, ничего не помнила, не была способна произнести и двух слов и упорно ходила под себя. В модельном мире она больше не всплывала. Всем было известно, что Зоя с пятнадцати лет баловалась кокаином, а в последнее время и вовсе не знала меры…
        - Ну что же ты? Не бойся, с первого раза не привыкнешь! - Марианнины миндалевидные глаза увлажнились, блеснули потусторонним светом. Словно черный космос распахнулся в ее расширившихся зрачках.
        Алене с утра нездоровилось. Кажется, снова давал о себе знать обнаружившийся еще в младшем школьном возрасте гастрит. Позавтракать она не успела, пообедать - тоже, и вот теперь в ее желудке противно пульсировала сосущая черная дыра. На улице было душно, ноги отекали в тесных туфлях. Марианна казалась инопланетянкой в этом мире, состоящем из сплошных проблем. Ее красивое лицо светилось такой ненаигранной беззаботностью, губы кривились в готовности смеяться, задорно блестели глаза…
        И Алена решилась.
        Наклонившись над журналом, она аккуратно втянула сначала одну дорожку, затем другую. Нос сразу онемел, горло почему-то заледенело. Но, учитывая жаркий день, это было приятно. И вообще, ей стало как-то приятно и легко. Марианна рассказала какой-то анекдот, Алена не поняла смысл, но все равно расхохоталась - от всей души, аккуратно смахивая слезы с накрашенных ресниц. Казалось, за пятнадцать балконных минут они умудрились переговорить обо всем на свете. Марианна рассказала о своей жизни, Алена - о своей, обе в ту же секунду забыли услышанное. Голод отступил на второй план, головная боль и усталость - тоже. Это казалось невероятным, но Алене захотелось танцевать.
        На подиум она вышла, пританцовывая, и на лице ее сияла широкая искренняя улыбка. Забывшись, она кружилась лишние две с половиной минуты, за что получила нагоняй от режиссера показа.
        На первый взгляд тот вечер ничем не отличался от других, ему подобных. Каким-то чудом Алену отобрали на показ нижнего белья. В агентстве существовал небольшой каталог «бельевых» моделей - девушек с формами, на ком стринги, бикини и кружевные пеньюары сидели соблазнительно. Алена со своим почти полным отсутствием половых признаков в эти стандарты никак не вписывалась.
        - Мамочки, что это за чудо? - заверещала представительница бельевой фирмы, едва Алену увидев. - Доска два соска! Откуда ты такая взялась, деточка?
        Другие манекенщицы, гордые носительницы природных и силиконовых бюстов, переглянулись и презрительно хмыкнули.
        - Из Podium Addict, - бесхитростно ответила Алена.
        - Я убью Хитрюк! Но что поделаешь, другой-то девушки нет… Ладно, зато у тебя ноги длинные. Я тебе подберу стринги, чтобы это подчеркнуть… Слушай, а ты никогда не думала вставить силикон? Могу дать телефон замечательного хирурга.
        Алена ничего не ответила. Грохнула рюкзак с туфлями и вечной спутницей - дешевой минералкой - на свободный стул. Тотчас же выяснилось, что стул этот уже был безмолвно занят брюнеткой лет тридцати, похожей скорее на стриптизершу, чем на модель. С тщательно замазанными возрастными отметинами, с затянутым в плотные колготки легким целлюлитом, с макияжем женщины-вамп и говорком гулящей девицы из отдаленных районов Подмосковья, она с явным удовольствием сообщила об этом растерявшейся Алене. Все замерли, предвкушая ободряющий скандалец. Все понимали, что на самом деле пресловутый стул был свободен, просто у новенькой длинноногой выскочки надо было отнять хоть толику пространства. И на минутку Алена почувствовала себя так, словно она снова вернулась в школу, и за ней, одиноко бредущей по коридору с учебником английского, по-шакальи бегут одноклассники, скандируя «Дыл-да!». Включился какой-то внутренний биохимический механизм, привычно реагирующий на дразнилки тщательно сдерживаемыми слезами.
        Но потом Алена вспомнила, что она давно не та сутулая девчонка в мужских сандалиях, которую никто не приглашает на дни рождения и медленные танцы под баллады Scorpions. Она - манекенщица, возможно, даже будущая звезда, штучный товар, эксклюзив. И что ей до косых взглядов большегрудых временных коллег? Им-то ничего в подиумном мире не светит, с их не поддающимися диетам женственными бедрами. И она обернулась, посмотрела хамке в лицо - прямо и насмешливо. И та как-то сразу подобралась, притихла, словно прочитала в светлых Алениных глазах всю правду о своей незадавшейся жизни.
        Хамку звали Эвелиной, хотя, скорее всего, то был просто броский псевдоним, который она придумала еще в те наивные мечтательные годы, когда видела себя чуть ли не в одной смысловой линейке с Мэрилин Монро. Она и в самом деле была стриптизеркой, уже пятнадцать лет мыкающейся в Москве. Начинала с окраинных ресторанов и бандитских мальчишников, терпеливо выживала в полубордельных клубах и фонтанирующих спермой оргиях. К двадцати пяти доросла до «Распутина», потом удачно попала в любовницы к ресторанному магнату, который подарил ей квартиру на проспекте Мира, у самого Садового кольца. Тихое полусемейное (у магната уже была законная супруга) счастье длилось четыре года - за это время Эвелина поправилась на четыре килограмма, перестала делать глубокую эпиляцию бикини, научилась лепить пельмени и даже начала волноваться - не помешают ли ее будущей беременности двенадцать перенесенных абортов? А потом ресторанного магната расстреляли по заказу его партнера. Эвелина была потрясена и даже купила кружевной вдовий платок, но горе иссякло в тот момент, когда выяснилось, что квартира на проспекте Мира записана
на законную супругу покойника.
        Эвелине было тридцать лет, когда пришлось начинать все сначала - эпилировать линию бикини, худеть, ярко краситься, выпячивать грудь навстречу новым распахнутым кошелькам. Она старалась не кукситься, принимала дешевые витамины вперемешку с дорогими антидепрессантами, самозабвенно качала пресс и с периодичностью раз в неделю рыдала в подушку.
        Но Алена всего этого знать, разумеется, не могла. Для нее брюнетка с намечающимися морщинками и уже узнавшей природу закона тяготения грудью была всего лишь закулисной конкуренткой мелкого масштаба.
        - Девочки, выход через двадцать минут! - костюмерша выкатила на середину гримерной огромный чемодан на колесиках, щелкнула замком.
        Чемодан был забит скомканными кружевами. Нижнее белье - невесомые трусики, соблазнительные бра, полупрозрачные пеньюары, кокетливые пижамки, старомодные корсеты.
        - Налетай, разбирай! - тоном ярмарочной торговки воскликнула костюмерша.
        Алена удивилась - обычно на таких показах к одежде приклеивали стикер с фамилией манекенщицы. Но другие девушки вели себя так, словно все это в порядке вещей - оживленно переговариваясь, они на корточках расселись вокруг чемодана, запустили в него инкрустированные акриловые ногти. Небрежно отшвыривали неприглянувшиеся модели, вырывали друг у друга из рук понравившиеся. Алена тоже наклонилась над чемоданом и двумя пальцами подцепила первый попавшийся лоскутик, оказавшийся вульгарной ночной сорочкой леопардовой расцветки. Рукава были оторочены искусственным мехом. От сорочки ощутимо попахивало застарелым потом и приторными духами «Пуазон».
        - Ужас какой, - пробормотала она, - кажется, они забыли отнести это в химчистку.
        - Привыкай, принцесса, - рядом с ней, как мухомор из-под теплой пропитанной дождем земли, выросла брюнетка Эвелина, - здесь тебе не Неделя высокой моды. Однажды через такие трусики я подцепила хламидий.
        Алена брезгливо разжала руки, сорочка упала на пол, и кто-то тут же наступил на нее грязным каблуком. Костюмерша, обращаясь к Алене, выдала непереводимую фразу, в которой доминировало на разные лады склоняемое слово «Бл…дь». Довольная произведенным эффектом Эвелина, хихикнув, отошла.
        Девчонки уже вовсю перебирали белье. Две блондинки с кукольными лицами и глуповатыми глазами умудрились сцепиться из-за кусочка красных кружев. Алена недоумевала - да какая разница, что кому достанется? Там ведь даже журналистов нет, а публике вообще наплевать, идут ли девушкам лифчики и купальники, - главное, обсудить их бедра, попки, грудь.
        - А ты можешь там не рыться, - костюмерша постучала суховатым желтым от никотина пальцем по Алениной сгорбленной спине, - у меня кое-что для тебя есть. Я все думала, кому это может пойти. И вдруг, как на заказ, являешься ты, чудо безгрудое.
        Алена приняла из ее рук нечто, напоминающее закрытый купальник. Облегченно вздохнула - пожалуй, то была самая целомудренная вещь в коллекции. Спереди боди закрывало шею, сзади имелся небольшой треугольный вырез; космически-серебряная ткань обтянула ее тело как вторая кожа. Когда последняя пуговичка была застегнута, костюмерша восхищенно ахнула. И другие девушки, обернувшись, замерли - никто и не подумал толкнуть соседку локотком в бок на предмет злобного заспинного перешептывания, никто и не подумал глумливо хохотнуть или выдать какую-нибудь остроту. Алена выглядела так эффектно и необычно, что не было даже смысла ей завидовать. То была не стандартная 90-60-90 красота. Она была похожа на инопланетную принцессу - длинные бледные ноги, серьезное лицо, идеально прямые волосы, запавшие от вечного недоедания щеки, огромные глаза. Даже Эвелина смягчилась.
        - Ну ты даешь, - покачала головой она, - сразу видно, что не нашего полета птица.
        - Да ладно тебе, - улыбнулась Алена, почуяв в ее вздохе тонну удушающей тоски, - каждому свое.
        - Это точно! Кому-то блистать на подиуме, кому-то искать, кого бы трахнуть, чтобы купить сосисок! - почти весело воскликнула Эвелина.
        Начался показ. Хотя действо, разворачивающееся на небольшом круглом подиуме, меньше всего было похоже на классический, дизайнерский показ мод. Шоу напоминало ком снега, который сам по себе катится с горы, набирая мощь. Казалось, всем было наплевать, что происходит вокруг. Режиссер перебрал с халявным ромом, свой профессиональный долг он почему-то считал выполненным и теперь, скромно притулившись в углу, почитывал прошлогодний Playboy. Звукооператор поставил совсем не тот диск, который планировал, - вместо бодрого техно в зале гремело плавное латино. Манекенщицам было все равно - Алена единственная чувствовала хоть какое-то беспокойство. Остальные же вели себя как go-go girls - выйдя на сцену, они принимались старательно извиваться под музыку, задорно отклячивать попы в сторону зала.
        - Почему… почему все так? - обратилась она к Эвелине, которая пританцовывала, дожидаясь своей очереди. - Дикость какая-то.
        - Расслабься, - улыбнулась она, - выйди под музыку, пару раз вильни жопой, встряхни сиськами… пардон, тебе нечем встряхнуть. И дуй обратно. Распишешься в ведомости, получишь свой стольник, и гуляй Вася. Очень даже легкие деньги, - с этими словами она, даже не обернувшись на Алену, выпорхнула на подиум.
        Зал принимал Эвелину «на ура». Издалека не было заметно всех ее потертостей-шероховатостей, и злого разочарованного взгляда, и унылых морщинок возле рта. Двигалась она феерически, фигура у нее была сногсшибательная, и вообще она смотрелась самой красивой девушкой показа. Она и сама это чувствовала, поэтому и пробыла на сцене гораздо дольше положенных полутора минут.
        Алена выходила последней. Так решил режиссер, который при виде ее обнаженных ног даже на пару минут отвлекся от Playboy. Звукооператор тоже постарался - она уже настроилась на латино и даже отрепетировала парочку па, как вдруг музыка затихла. Но ведь Алена-то уже успела появиться на подиуме, и у нее не было пути назад!
        Под какое-то монотонное бульканье (видимо, у звуковика ее образ тоже вызывал инопланетные ассоциации) она медленно пошла вперед. Грохочущий аплодисментами, взрывающийся улюлюканьем и свистом, отпускающий скабрезные комментарии зал затих. Все молча смотрели на двухметрового гуманоида с бесполой фигурой и строгим правильным лицом, и всем было немножко не по себе - образ Алены и ее энергетика противоречили разухабистой атмосфере клуба. Потоптавшись на краю, несколько раз прокрутившись вокруг своей оси, она точно так же медленно проплыла обратно. И только когда она скрылась за ведущей в гримерную шторку, в зале возобновилось веселье.
        Ей на шею бросилась костюмерша, которая еще десять минут назад презрительно обзывала ее «дохлой курицей», но сейчас почему-то решила, что Аленин успех автоматически их примирил:
        - Молодец, девочка! Ты видела, как вытянулись их рожи?!
        - Я вообще ничего не видела, - улыбнулась Алена, - мне в глаза светил софит.
        - Ну и наплевать. Главное, они получили, съели!! Думали, мы им стриптиз сбацаем, а мы - вот как! Выпьешь с нами шампанского?
        Алена равнодушно пожала плечами. От грохочущей музыки разболелась голова, и больше всего ей хотелось оказаться дома, на своей ставшей привычной поскрипывающей раскладушке, в теплой пещерке шерстяного пледа, с увлажняющей маской на лице. Но все смотрели на нее выжидательно и почти дружелюбно, и Алена решила, что отказываться неприлично.
        Как по мановению волшебной палочки, на гримерном столике материализовался мини-фуршет. Откуда-то появились пластиковые стаканчики, две бутылки тепловатого шампанского, пакет сока, нарезанный сыр дор-блю.
        Кто-то уже переоделся целиком, кто-то разгуливал по гримерной в одних колготах, кто-то вообще продолжал красоваться в белье, к которому костюмерша относилась пренебрежительно, словно не несла за него отчета. Произносились какие-то тосты. Смакуя сыр, манекенщицы делились друг с другом приключениями последних дней. Алена краем уха прислушивалась к их историям и думала о том, что на дне модельного бизнеса будничные байки совсем другие, чем на подступах к подиумному Эвересту. Успешные модели лениво сплетничали о новых коллекциях, привезенных в ЦУМ, о загадочных Иван Иванычах, которые вот-вот перепишут на их имя Ferrari, о новиковских ресторанах, о том, в чем появилась на Millionaire Fair Наталья Водянова, а в чем - «эта стерва Люська». «Бельевые» девчонки тоже пытались произвести друг на друга впечатление, но арсенал их аргументов был куда примитивнее. Тоненькая блондиночка с грудью, как у Лоло Феррари, рассказывала, томно закатывая глаза, как некий делец из «Газпрома» возил ее на выходные в Хургаду. Другая блондинка презрительно фыркала и заявляла, что отдыхать в Хургаде - это лоховство, а лучшие
пляжи и лучшие распродажи в Арабских Эмиратах. Тут в разговор вступила Эвелина, которая с мечтательным вздохом рассказала о своей подруге Аньке, вышедшей замуж за араба и горя за ним не знающей. Правда, ей приходится носить хиджаб и рожать одного за другим, зато на свадьбу ей было подарено двенадцать килограммов золота, а под глухой паранджой она носит только Gucci и Chanel.
        Вдруг дверь в гримерную распахнулась с таким треском, словно ее выбили ногой. Алена испуганно обернулась - она всегда каким-то шестым чувством догадывалась о приближении беды. На пороге стоял амбал, похожий на классического братка из фильма о бандитских разборках начала девяностых. Обезьяний низкий лоб, сломанный нос, бульдожья челюсть, цепкий взгляд из-под сдвинутых бровей. На нем была кожаная косуха, замызганные джинсы и тяжелые боты на тракторной подошве. Он рассматривал полуобнаженных манекенщиц, но ни капли вожделения и мужского интереса не было в его неандертальском лице. Алена попятилась назад - на ней все еще было космическое боди. И в следующую секунду палец качка уткнулся в ее грудь.
        - Ты, - тихо сказал он, а потом, внимательно рассмотрев остальных, кивнул на Эвелину, - и ты. Собирайте манатки, у служебного входа вас ждет черный «Хаммер». И не вздумайте убегать, это бесполезно. У вас есть десять минут.
        - А… вы от кого? - подалась вперед костюмерша.
        - Я секретарь Рокотова, - не глядя на нее, объявил неандерталец, - и ждать мой хозяин не любит.
        И Алена все поняла: ни один нормальный секретарь не скажет о своем боссе «хозяин», а это значит… Значит, что она попала в передрягу. Хорошо еще, что все это произошло не в пустых служебных коридорах клуба, а в гримерке, где полно народу, где ее в обиду не дадут. В поисках сочувствия и поддержки Алена слабо улыбнулась ближайшей к ней блондинке, но та сделала вид, что никакой Алены рядом нет. И вообще, все как-то подобрались, засуетились. О шампанском никто и не вспоминал - манекенщицы торопливо переодевались, комкали колготки, запихивали в сумки туфли, наспех смывали макияж. Все это делалось молча, словно у всех разом вдруг отнялись языки. Алене стало не по себе.
        - Девчонки… - ни к кому конкретно не обращаясь, позвала она, - что же это такое? Этот тип и правда думает, что я вот так пойду за ним?
        Никто ей не ответил, костюмерша, искоса на нее взглянув, тотчас же спрятала взгляд.
        - Ладно, - пожала плечами Алена, разыскивая в груде вещей свои джинсы, - придется выйти через главный вход. Там же пост милиции, если что, меня защитят.
        - Остановись, - рука Эвелины опустилась на ее плечо, - пойдем покурим. Поговорить надо.
        - Я не курю…
        - Пойдем, - нетерпеливо перебила она, вцепившись акриловыми ногтями в Аленино плечо и чуть ли не силой вытаскивая ее в коридор.
        - Что случилось? - спросила Алена, когда они оказались одни. - Ты что-нибудь понимаешь? Кем он себя возомнил?
        - Я-то как раз все понимаю, а вот ты, похоже, вообще фишку не рубишь, - криво усмехнулась Эвелина, - я знаю и амбала этого, и даже Рокотова. Между прочим, он еще не самый худший вариант… Ты что, не въехала? Они же специально ездят по клубам, девок себе присматривают. Они думают, раз мы демонстрируем белье, значит, им все можно… И что самое удивительное, так оно и есть.
        - Но… А если я откажусь?
        - Я бы не советовала, - покачала головой Эвелина, - похоже, он на тебя серьезно запал. Он такого не простит.
        - С чего ты взяла? - удивилась Алена. - Да он же на меня едва взглянул!
        - С того, что обычно он говорит так: а ну, три человека, собирайтесь и поехали. А сейчас именно тебя захотел.
        - И тебя, - напомнила Алена, - и как ты собираешься выпутываться?
        - А зачем мне выпутываться? - настала Эвелинина очередь удивляться. - Я, наоборот, попробую ему понравиться и заработать еще больше. Раз уж все равно сегодня возиться с прической пришлось, - она сдула с лица очаровательную кудряшку, - ну что, я тебя убедила?
        - Н-не совсем. Ты иди, а я лучше домой. Не думаю, что они начнут перепалку прямо возле милицейского пункта.
        Эвелина расхохоталась.
        - Да там на пункте дядя Миша сидит, он тебя за двадцать баксов со всеми потрохами сдаст. Думаешь, я таких, как ты, не видела? Думаешь, я сама такой когда-то не была?
        - Что ты несешь? - Алене стало не по себе. - По-моему, ты преувеличиваешь…
        - А ты попробуй, и сама убедишься! Только знай, если пойдешь с ними по-хорошему, ничего страшного не случится, еще и денег дадут. А если будешь кочевряжиться, кто знает… Вот Зинку, подружку мою, избили и за МКАДом выбросили. Она три дня жила на какой-то свалке, пока вспомнила, кто она и откуда. С тех пор заикается. И никак не может накопить на пластическую операцию, чтобы морду починить.
        - Да ну тебя! - рассердилась Алена. - Напугать меня захотела, что ли?! Если бы не ты, я бы уже давно отсюда слиняла!
        Она вернулась в гримерку. Почти все девушки, наскоро одевшись, уже покинули клуб, за ними последовала и костюмерша. Алена удивилась - на ней все еще было боди с показа; она впервые видела столь халатное отношение к вещам. Неужели этой костюмерше не надо отчитываться по списку? Впрочем, Алене это даже на руку - можно не терять драгоценные минутки на расстегивание пуговичек. Натянет джинсы, и будет такова. А боди как-нибудь потом вернет, через агентство.
        Пробираясь сквозь потную толпу танцующих, Алена немного нервничала. Но, похоже, Эвелина и впрямь преувеличивала. Никто за ней не гнался, никто в спину не дышал. И вообще, с умытым лицом, в мокасинах на плоской подошве, в спортивной голубой ветровке и с рюкзачком за спиной она не была похожа на роскошную манекенщицу. Обычная студентка, заглянувшая потанцевать и спешащая до полуночи вернуться под крылышко строгих родителей. И когда она уже почти окончательно расслабилась и даже подумала - а не взять ли в баре ледяного апельсинового сока в качестве моральной компенсации за истраченные нервные клетки - откуда-то сбоку вдруг раздался возглас.
        - Вот она! Держи ее!
        И железные пальцы сомкнулись на Аленином предплечье.
        Она испуганно обернулась. Амбал из гримерной гадливо улыбался ей в лицо. Дыхание его тошнотворно пахло чесноком и сыром дор-блю.
        - Сбежать надумала, длинноножка? А я разве не предупреждал, что мы делаем с такими пугливыми?
        - Мне надо домой, - твердо сказала Алена, - меня ждут.
        - Отпустим мы тебя домой, не волнуйся, - он потащил ее к выходу, - еще и сами отвезем, мы ж не звери. Только прокатишься с нами. Это недолго, пару часиков всего, - и он глумливо загоготал.
        Проходя мимо милицейского поста, Алена умоляюще взглянула на охранника дядю Мишу, но тот, явно заметив, что происходит, тотчас же отвел глаза. И его красноватое лицо человека, частенько перебирающего со спиртным, одеревенело. Краем глаза Алена видела, как амбал отточенным движением сунул в карман милицейского кителя свернутую в трубочку купюру. «Интересно, - подумала она, - сколько стоит моя жизнь по меркам дяди Миши? Двадцать долларов? Пятьдесят?.. Уж точно не больше сотки!»
        У главного входа их ждал массивный черный Hummer. В приоткрытой дверце маячила слегка нервная Эвелина. Увидев Алену, она расслабленно улыбнулась и прошептала:
        - Ну слава богу! Тебе невероятно повезло. Они сегодня подписали какой-то контракт, настроение у всех отличное! Если будешь умницей, никто тебе ничего не сделает, еще и деньги получим.
        - Если у них столько денег, зачем им вообще понадобилась я? - задумчиво протянула Алена. - Могли бы купить любую…
        - Как ты не понимаешь: их возбуждает чувство власти. Пришли на показ, выбрали себе девчонку. Не та, которая сама подкатила, позарившись на их боты за две тысячи долларов и часы за пятнадцать. А ту, которую выбрали они.
        Амбал втолкнул Алену в машину.
        - Хватит трепаться, девочки, потом натреплетесь. У нас времени мало.
        Алена обернулась через плечо и улыбнулась, вложив во взгляд все ресурсы своего обаяния.
        - Мне только сигарет надо купить, ага? - легкомысленный кивок в сторону ларька. - Три секунды, и я вся ваша, мальчики.
        - У меня есть сигареты.
        - А я только Vogue курю, с ментолом.
        Амбал недовольно нахмурился, но отойти все-таки разрешил. Наверное, решил, что, оценив тюнингованный автомобиль, она резко поменяла точку зрения о его владельцах.
        Алена нарочито медленно, соблазнительно виляя тем, чего природа ей явно недодала, подошла к палатке. Наклонилась к окошку, изящно выгнулась, чтобы наблюдатели могли оценить плавность ее движений и округлость ягодиц. И… резко отпрыгнув в сторону, побежала. Она рассчитывала на эффект неожиданности - он не сразу поймет, что произошло, у нее будет фора хотя бы в несколько секунд. Смешно, конечно, ведь амбал явно из бывших спортсменов, он догонит Алену в два счета. Но сразу за палаткой - дворы. Если ей удастся спрятаться, они не будут тратить время на ее поиски - так она думала.
        Забежав в первый попавшийся подъезд, она взлетела на несколько лестничных пролетов вверх, прижалась лбом к пыльному засиженному мухами стеклу и затаила дыхание.
        Вот запыхавшийся амбал вбежал во двор, и взгляд у него был совершенно дикий. Наверное, если бы в тот момент ему встретилась Алена, он от злости убил бы ее одним ударом мощной пятерни. Однако расчет ее оказался верным - никто не собирался тратить драгоценное время на ее поиски. Покрутив головой, заглянув в ближайшую подворотню, амбал вернулся в машину.

«Бедная Эвелина, - с грустью подумала Алена, - теперь придется ей отдуваться за двоих, с такими-то отморозками!» И тут же успокоила свою совесть: Эвелина, кажется, была совсем не против. И даже наоборот: радовалась неожиданному заработку. Алена просидела в подъезде два с половиной часа - ей все казалось, что если она высунет нос на улицу, то ее тотчас же затолкают в неведомо откуда взявшийся автомобиль, и… О том, что произойдет дальше, она старалась не думать.
        Когда она все-таки рискнула выйти на улицу, было уже темно. Пройдя несколько шагов, Алена ничего не смогла сделать со своим сбившимся дыханием, со своим трепещущим сердцем, с подпрыгивающим на внутреннем батуте желудком. Словно кто-то в спину ее толкал, словно у нее внутри орала-надрывалась сигнализация: прочь от этого места, прочь!
        И тогда она побежала.
        Она бежала долго, быстро, не останавливаясь, не обращая внимания не изумленные взгляды прохожих. Она не понимала, куда бежит. Бежала по проспекту, потом по бульвару, потом по какой-то тихой кривой улочке, потом по мосту. Не читала вывесок на домах, не обращала ни на что внимания. Вот такая сублимация истерики.
        Она и сама не помнила, как оказалась в том баре. Пришла в себя в тот момент, когда улыбчивый бармен в шотландской юбке, подмигнув, сказал, что в честь презентации нового сорта виски девушкам наливают бесплатно. И поставил перед ней стакан, на дне которого плескалось нечто темно-ореховое, пряно благоухающее. Алена сделала осторожный глоток и в первый момент неприязненно поморщилась - напиток был горьковатым и чересчур крепким. Но потом случилось чудо - крошечный глоточек вдруг превратился в огненный водопад, с головой накрывший все ее продрогшее существо. Удивительный эффект! Может быть, все дело в том, что она ничего не ела с самого утра, может быть - просто перенервничала… Но факт оставался фактом - с каждым новым глоточком к ней словно возвращалась жизнь. А когда виски кончилось, Алена храбро подозвала бармена и рискнула попросить еще одну бесплатную порцию.
        - Вообще-то, у нас так не принято… - замялся было он, - но вы такая красотка! Думаю, для вас можно сделать исключение.
        И налил ей двойную порцию, с которой она с благодарностью расправилась.
        А потом…
        Алена пила, хохотала, заказывала еще, хотя точно знала, что расплатиться ей нечем, и кто-то, чье лицо она видела смутно, с готовностью расплачивался за нее. Она шутила, с кем-то кокетничала, даже, кажется, декламировала какое-то стихотворение из школьной программы, забравшись на шаткий барный стул, - стихов никто не слушал, зато все посетители шумно комментировали длину Алениных ног, и кажется, все были восхищены. Кого-то соблазняла, кого-то очаровывала. Кто-то купил ей еды, на которую Алена набросилась с такой первобытной жадностью, словно голодала целую вечность. Впрочем, так оно и было: она и сама не помнила, когда в последний раз употребляла что-то более калорийное, чем лист салата. Ела, пила, хохотала.
        В общем, когда следующим утром она открыла глаза и танцующий калейдоскоп реальности наконец собрался воедино, Алена увидела незнакомый потолок. Не без труда она оторвала от подушки голову. Чужая комната слегка танцевала перед ее глазами. Помещение было слишком безликим, чтобы оказаться чьей-нибудь спальней, скорее оно походило на безупречно вылизанный гостиничный номер. Унылые желтые шторы, позолоченные светильники, тумбочка с телевизором, забитый бутылками бар, двуспальная кровать с белоснежным свежим бельем, а на кровати, совсем рядом с Аленой… лежит голый мужчина вида в высшей степени отвратительного! Она отшатнулась и подпрыгнула на месте, машинально прикрыв одеялом голую грудь.
        Незнакомец беспокойно заворочался, но не проснулся. Было ему лет пятьдесят - пятьдесят пять. Серое лицо, нос в красноватых прожилках, седина на висках и неряшливая проплешина на затылке, выпуклая красно-коричневая родинка на щеке. Почему-то при взгляде на эту родинку Алену затошнило.
        Бесшумной змеей выскользнув из кровати, она бросилась в ванную, ледяной водой умыла лицо. Выглядела она так, что краше в гроб кладут - бледная, глаза припухли, в растрепанных волосах запуталось перо. На сушилке для полотенец обнаружились ее аккуратно сложенные джинсы. А вот космического боди нигде не было - пришлось схватить валявшуюся на полу мужскую футболку, на которой был изображен Ленин со сложенными в комбинации fuck off пальцами. Она видела такие футболки в сувенирном ларьке на Арбате. «Он еще и иностранец, - подумала Алена, - москвич бы такую ни за что не купил!»
        Постепенно скомканные обрывки воспоминаний всплывали в ее памяти, точно брошенные на дно омута вспухшие трупы. Кажется, тот дядька подошел к ней в баре. Кажется, он называл ее russian beauty и при этом громко хохотал над тем, какая она пьяная. Кажется, он говорил по-немецки, а она отвечала ему на английском, из которого он понимал лишь несколько слов. Немец кормил ее жареным мясом и картошкой фри. Алена наворачивала за обе щеки, легкомысленно забыв о диете - за последние месяцы она отвыкла от вида и запаха нормальной вкусной еды, и ей казалось, что она попала в рай. А уж когда вместе с ароматным кофе принесли огромный торт «Наполеон» - тут она едва не прослезилась от умиления и даже заявила, что теперь она готова следовать за добрым незнакомцем хоть на край света. И еще было море выпивки. Виски, шампанское, легкое испанское вино, какие-то разноцветные коктейли, на десерт - ледяная водочка, которую Алена закусывала тортом, а немец диву давался: ну дают эти русские!
        Из ресторана ее выносили на руках. Алена пыталась пробормотать свой адрес, но губы ее не слушались - да немец все равно вряд ли понял бы это бессвязное лепетание. Так они и оказались в гостинице. А потом…
        Вот что было потом, Алена напрочь забыла. Это было и странно, и страшно, и удивительно - но в первую очередь это было правдой. Она. Не. Помнила. Был. Ли. У. Нее. С тем. Мужчиной. Секс.
        Чертовщина какая-то.
        - Russian beauty… - слабо позвали с кровати.
        - Черт! Черт, - шепотом выругалась Алена, водружая на плечо рюкзак.
        Утренняя встреча с немецким старцем в ее планы не входила. Кто знает, что у него на уме? Кто знает, что она ему наобещала? А так с глаз долой - из сердца вон.
        Закон московского выживания номер сто двадцать пять: если ты не помнишь, был ли у тебя ночью секс, значит, в любом случае этот потенциальный секс не считается!
        Она заглянула в комнату, натянув на лицо самую приветливую из возможных улыбок. И сказала на русском:
        - Пока! В смысле - bye-bye! Я не знаю и не горю желанием знать, как тебя зовут. Я сделала большую глупость, но это все от стресса. Я и правда russian beauty, несчастная русская манекенщица, и меня вчера чуть не изнасиловали, understand? А потом ты меня поил, кормил и казался посланцем неба, а дальше я ничего не помню. Поэтому давай считать, что мы незнакомы вовсе. Хотя что я тут распинаюсь, все равно ты меня не понимаешь, задница.
        - Сад-ни-тса, - с улыбкой повторил немец, гордый за свой русский, - for you! Come!
        И тут Алена заметила, что он размахивает каким-то конвертом. Неужели написал ей любовное письмо? Или там компрометирующие фотографии их страстного соития, которые он сейчас попытается ей впарить?
        Вот странно - принимая из его рук конверт, Алена даже и не думала о том, что там могут оказаться деньги. Ей просто в голову не пришел самый простой и логичный вариант. Немец улыбался, она была готова уйти, но ею двигало любопытство, вот она подошла и взяла конверт. А потом он долго тряс ее ладонь в своей руке и, кажется, за что-то благодарил - из его экспрессивной лающей речи она не поняла ни одного слова. Хотелось спать. И кофе - смертельно хотелось кофе. «Интересно, что это за гостиница? - думала Алена. - Может быть, тут внизу есть кафе, где я смогу позавтракать?.. Или нет, а вдруг меня догонит этот старик? Лучше найду милый ресторанчик неподалеку…»
        Она вежливо попрощалась. Потом она часто будет вспоминать этот момент. Мусолить в памяти каждую возможную эмоцию, приписывать себе ощущения, которые она на самом деле не испытывала, - для самооправдания. Почему она была такой спокойной? Почему она думала о чем-то будничном - о том, на какой станции метро она находится, о том, что лучше бы съесть на завтрак - омлет или оладушки с медом? Как будто бы она каждый день снимает в баре престарелых иностранцев и ночует в их гостиничных номерах…
        Не было в ней ни стыда, ни отчаяния, ни дребезжащего чувства гадливости. Может быть, то был эффект от перенесенного в ночном клубе стресса? Словно что-то сломалось в ней, что-то изменилось.
        И с тех пор все стало по-другому, все пошло не так.
        А в конверте на самом деле оказались деньги. Алена удивленно пересчитала их в лифте. Денег было много - полторы тысячи долларов.
        Чудеса!
        Когда голос Марины Аркадьевны Хитрюк становился тягучим и сладким, как растопленный на солнце шоколад, Алена настораживалась. Амплуа доброй феи Хитрюк не шло совершенно.
        - Аленушка, - голос в телефонной трубке был таким приторным, что у слушателя мог легко развиться сахарный диабет, - есть работа, солнышко.
        - Какая же? - без особого энтузиазма отозвалась она.
        - Карлу Лагерфельду нужна прима для шоу в Париже!
        - Что? - оторопела Алена.
        - Шутка, - рассмеялась Марина Аркадьевна, - ничего особенного, но в твоем положении выбирать не приходится, не так ли? Ты ведь все еще должна мне за портфолио. Это показ мод.
        - В клубе? - насторожилась Алена.
        - Нет, во Дворце пионеров! - гаркнула Хитрюк. - Конечно, в клубе. А почему у тебя, собственно, такой тон?
        - Потому что я, собственно, манекенщица, а не девушка легкого поведения, - огрызнулась она.
        - Ах, ты об этом. Мне рассказали. Аленушка, мне очень жаль. Но такое случается нечасто, - причмокнула Марина Аркадьевна.
        - Вот как? А девчонки говорили, что через раз.
        - Ты их больше слушай. «Бельевые» манекенщицы, да еще те, кто работает в основном по клубам, всегда балансируют на грани. И вообще, большинство из них бывшие стриптизерши, которые и не такое видали… Нет, это безобидный показ. Правда, устраивает его секс-шоп, но все чин чинарем.
        - Что значит секс-шоп? Мы будем демонстрировать фаллоимитаторы?
        - Не будь занудой. Там просто забавная одежда. Костюмы горничных, распутных медсестричек, плейбоевских зайчиков, сексапильных стюардесс и…
        - Нет, - перебила Алена, - я в этом цирке принимать участие не буду.
        Она отлично знала, что ответит на это Хитрюк. Марина Аркадьевна терпеть не могла, когда ей перечили, тем более такие мелкие сошки, как Алена. Но неожиданно железобетонный голос директорши смягчился, и в нем появились покровительственные материнские нотки:
        - У тебя депрессия? Да, солнышко?
        Не ожидающая такого поворота событий, Алена растерялась.
        - Может быть… Мне просто страшно. Если бы вы знали, что я пережила в том клубе! Еще несколько минут, и меня затащили бы в машину. И кто знает, выжила бы я.
        - Не драматизируй, - ласково попросила Марина Аркадьевна, - хотя я тебя понимаю… И работенка сомнительная опостылела, и домой возвращаться неохота, так?
        - Ну, так, - нехотя согласилась Алена.
        - И что же мне с тобой делать? - Марина словно с ней советовалась.
        - Не знаю, - окончательно растерялась Алена.
        - И терять мне тебя не хочется, и платить за твою квартиру невыгодно. Если я буду на каждой девушке так прогорать, то грош мне цена как руководителю.
        - Я понимаю, - уныло отозвалась Алена.
        - Послушай: есть у меня одна идея, только не знаю, как ты к ней отнесешься. Ты же у нас инженю пи-пи.
        - Если вы об эскорте, то я…
        - Да подожди ты, выслушай меня сначала, - с досадой перебила Марина Аркадьевна, - не знаю уж, что тебе Янка об эскорте наболтала… Но у меня есть один хороший знакомый, Леонид Сокольский. У него на этой неделе важные переговоры. И он не хочет идти туда один, а пойти ну совершенно не с кем. И вот если бы ты согласилась его сопроводить, он бы тебе заплатил. Делать ничего не придется. Просто сходить с ним в ресторан, посидеть с отсутствующим видом, выпить кофе, поболтать с девушкой его партнера.
        - И все? - недоверчиво переспросила Алена.
        - И все, - твердо сказала Хитрюк.
        - Ага, а потом он потребует, чтобы я сопроводила его домой, и…
        - Никаких «и», - перебила Марина Аркадьевна, - это серьезный бизнесмен, а не какой-то браток из клуба. Ну так что, согласна?
        - Ну… я даже не знаю…
        - Вы посмотрите на нее, она еще сомневается! - возмутилась директорша. - Да любая другая девчонка за такую непыльную работенку, за легкие деньги такие передралась бы со всеми! А тебе это досталось даже без конкуренции, без кастинга. Просто жаль мне тебя, дуреху, стало. Вижу, как ты прикипела к Москве, да и отпускать тебя не хочу.
        - Значит… вы в меня еще верите? - ее голос дрогнул. - Верите, что моя модельная карьера… может сложиться?
        - Послушай меня, девочка, - серьезно сказала Марина Аркадьевна, - если бы я в тебя не верила, я бы тебе сейчас не названивала. И в агентстве бы ты в моем не числилась. И никто не стал бы делать тебе фотографии и снимать тебе квартиру бесплатно… Конечно, верю, глупая. У тебя такие данные, такие ноги, такое лицо! Я еще на том злополучном конкурсе красоты тебя заприметила. Все у тебя получится, надо только немного потерпеть. Конечно, если ты предпочитаешь заранее сложить лапки и вернуться домой, к мамочке, то никто тебя держать не будет.
        - Я не хотела бы возвращаться домой, - тихо призналась Алена.
        - Вот и славно! - обрадовалась Марина Аркадьевна. - Значит, я могу сказать Сокольскому, что девушка найдена?
        И, немного помявшись, Алена все же ответила:
        - Да.
        ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
        Много лет спустя, откинувшись на сиденье очередного лимузина, пригубливая розовое шампанское в ожидании очередного мужчины, Алена вспоминала тот день, когда она, прямая, нервная, бледная, тряслась в переполненном вагоне метро, спеша на первое в своей жизни оплаченное свидание. В кармане ее купленного в секонд-хенде клетчатого пальто лежал свернутый вчетверо листочек, на котором торопливым кривым почерком Марины Хитрюк было написано: «Леонид Сокольский, гостиница „Советская“, напротив входа будет ждать Audi A6, номерной знак 666, 19:00». Время от времени Алена теребила листок потными пальцами. Напряженно посматривала по сторонам: ей все казалось, что окружающие смотрят на нее с презрительным осуждением. Что все они - и вон та тетка с перманентом, и воняющий п?отом мужик, и перехихикивающиеся студентки в тонких курточках, и пенсионерка с мрачным лицом, - все они знают, что она, начинающая манекенщица Алена Соболева, продала себя на вечер за сто пятьдесят условных единиц. И каждый раз, когда поезд останавливался, а равнодушный механический голос объявлял очередную станцию, ей хотелось выскочить из
вагона и быстрым-быстрым шагом уйти прочь.
        Собираясь на это свидание, подкручивая плойкой волосы, подрисовывая тоненькую коричневую линию на верхнем веке, она даже пару раз всплакнула - и приходилось заново возиться с макияжем. Яна суетилась вокруг: то приносила из кухни свежий чай, то пузырек с «Новопасситом» - кто бы ожидал от нее такой нежности. Еще неделю назад она была ершистым ежом, поджимала губы, если Алена что-то у нее спрашивала, смотрела исподлобья, не то жалея соседку, не то завидуя ей. Теперь же все изменилось - ведь московские модельные тропинки наконец привели Аленку в ту глухую чащу, где давно королевствовала Яна. И теперь она приветливо встречала новенькую на пороге своего мира - мира, где у каждой обладательницы конкурентоспособного тела был собственный прайс-лист.
        - Да не переживай ты так, дурочка, - уговаривала Янка, - тебе Хитрюк что-нибудь об этом мужике рассказала?
        - Ничего, - прошептала Алена, скорбно рассматривая в зеркале свое бледненькое лицо.
        Господи, да за что же это все ей, да как же она могла такое допустить и почему продолжает машинально причесываться, вместо того чтобы остановиться, послать всех к черту?!. Ну да - послать к черту легко, а что дальше? Самолет унесет ее за тысячу километров на восток, в постылый, крошечный, тесный N-ск, где она вновь срастется с привычной кожурой посмешища, потому что никто из местных не понимает, что рост метр восемьдесят пять - это не уродство, а роскошь. Поступит в Педагогический, будет учить ребятишек рисовать в прописях ровные закорючки? Еще недавно она честно мечтала именно о такой судьбе. Но как смириться с этим сейчас - после карнавала московских красок, после волнующего предвкушения праздника, после посеянной куда-то в глубину ее сознания наивной мечты о туфельках Кристиан Лабутен - черных, с алой подошвой и тонким каблучком!
        - Но она ведь сказала, для чего ты ему понадобилась? - допытывалась Янка. - Вы встречаетесь возле гостиницы, но не пойдете сразу в номера, так?
        - Она сказала, что мне вообще необязательно подниматься в его номер - ни сразу, ни потом, - испуганно отшатнулась Алена, - у него какие-то переговоры в ресторане. Я должна просто посидеть рядом, побыть один вечер его девушкой.
        - И что ты переживаешь? - искренне изумлялась Яна. - Посидишь пару часиков, еще и пожрешь на халяву. Легкие деньги.
        - Но все будут знать! Смотреть на нас и знать, что он меня купил.
        - Странная ты… Ну почему ты так решила? Мало ли - может быть, у вас и правда роман.
        - Ну да, - нервно усмехнулась Алена, - наверняка он какой-нибудь горбатый карлик, раз в его записной книжке нет номера красивой девушки, которая согласится посидеть с ним в ресторане просто так.
        Яна расхохоталась.
        - Ну ты и деревня, - с восхищением воскликнула она, - ископаемый элемент! Да наверняка в его записной книжке два десятка подобных номеров. Только весь шик в том, чтобы каждый раз девушка была разной. Они же выпендриваются друг перед другом, поняла?
        - Кто?
        - Мужики, балда! - гаркнула Янка. - Один пришел с просто красивой девушкой, значит, второму нужно появиться с девушкой из модельного агентства. Один ведет под ручку обложку Vogue, другой - девчонку из группы «Фабрика». Один - девушку с грудью, как у Лоло Феррари, другой - с ногами, как у тебя. Все по-честному. Они, что называется, членами меряются. А мы получаем деньги.
        - И все равно… Я бы предпочла получать деньги за показы и фотосессии.
        - Во-первых, одно другому не мешает, - назидательным тоном сказала Яна, - я знакома с девчонкой, которая сейчас работает в парижском Elite, и все от нее в полном восторге. А начинала все с того же - сдавала себя в аренду за пятьдесят баксов в час. А во-вторых… Поверь мне: только попробовав эскорт один раз, ты уже не слезешь. Сегодняшним вечером ты вернешься сюда другой. И сама будешь смеяться над тем, как психовала и плакала. Это легкие деньги, подруга. Приятные легкие деньги, о которых мечтает любая вешалка. Как ты не можешь понять - тебе ведь жутко повезло!
        Может быть, в Янкиных примитивных философствованиях и было зерно истины. Только вот спеша к гостинице «Советская», вдавливая в разъеденную солью слякоть каблуки, Алена отчего-то не чувствовала себя везунчиком. За пятьдесят шагов до места «X» остановилась. Порылась в сумке, достала пластмассовую пудреницу, посмотрела на свое лицо. Карманной щеткой пригладила волосы, фруктовым блеском мазнула губы, попробовала припудрить покрасневший от ледяного ветра нос. Выглядела она не очень хорошо - какая-то бледная и жалкая. Мелькнула спасительная мысль: а вдруг он, этот Леонид Сокольский, посмотрит на Алену и покачает головой? Нет, мол, на фотографиях я видел длинноногого ангела, а на свидание приперлось красноносое чучело в дешевом пальто?
        Нужный автомобиль она приметила издалека. И снова этот неприятный озноб, ледяные мурашки бегом по коже. Мало того, что номерной знак 666, так еще и сам автомобиль черный, с тонированными стеклами, похожий на плавную и опасную глубоководную рыбу. И еще - на улице слякоть, все прочие авто приобрели одинаковый серо-бурый колор, а машина, дожидающаяся ее, сверкает, словно ее только что отполировали.
        Неуверенными медленными шагами она приблизилась, наклонилась над дверцей, не видя ничего, кроме собственного отражения. Стекло плавно отъехало вниз. Алена похолодела - в машине было трое, и все смотрели на нее с раздевающим любопытством. Как ей поступить - немедленно сбежать, заверещать, отшатнуться? Но они еще ничего дурного не сделали… Может быть, двое из них - просто водитель и телохранитель? Предположение было похоже на истину - передние сиденья занимали словно срисованные друг с друга дюжие бугаи с подбритыми затылками, сзади же вальяжно раскинулся немолодой мужчина с аккуратной блондинистой бородкой, белогвардейскими бакенбардами и умными серыми глазами, внимательно ее рассматривающими из-под дорогих очков.
        Кое-как угомонив сотрясающую внутренности неприятную вибрацию, Алена, слегка запинаясь, проговорила:
        - Вы Леонид Сокольский? У нас назначена встреча. Меня зовут Алена Соболева, я ваш эскорт, - и мило улыбнулась.
        Ей показалось, что прозвучало все это довольно профессионально, однако мужчина отчего-то расхохотался.
        - Меня не предупреждали, что моим эскортом будет школьница с красным носом и хлопчатобумажными колготками, - и все же он подвинулся и открыл дверцу, давая ей возможность забраться внутрь салона.
        - Я думала, вы сами меня выбрали, - со смесью облегчения и разочарования пробормотала она, - по фотографии…
        - Так и есть, - кивнул Сокольский, - только вот на фотографии не было написано, что вы несовершеннолетняя. Впрочем, какая разница.
        - Мне исполнится восемнадцать в следующем месяце, - неизвестно зачем сказала она.
        - Аленушка, а Марина Аркадьевна разве не предупредила, как вы должны быть одеты?
        Она пожала плечами. Хитрюк вообще рассказала ей мало. Для нее это было рядовое будничное событие - одну из манекенщиц заказали в качестве эскорта. Куда больше ее занимала предстоящая неделя Russian Fashion Week, в которой принимало участие более тридцати девчонок из Podium Addict. «Вы пойдете в ресторан, оденься поприличнее», - на ходу предупредила она.
        Ее добровольным имиджмейкером вызвалась быть Янка. «У тебя все равно ничего приличного нет, так что так и быть, одолжу платье. Только учти, что вся одежда у меня жутко дорогая, брендовая, так что если чем-нибудь заляпаешь, возместишь стоимость!» С этим мрачным предупреждением Алене было выдано шифоновое платье канареечно-желтого цвета с многослойным бантом на талии. В первый момент она даже отшатнулась от такой «роскоши». Но Яна железобетонным голосом сообщила, что это последняя коллекция Prada, а таким деревенским лохушкам, как Алена, следовало бы не кривить рожу, а пасть на грязный паркет и слезно благодарить спасительницу. «Ты как Золушка, - ухмыльнулась она, глядя, как Алена крутится перед зеркалом в желтом платье, - а я твоя добрая фея». - «Только вот Золушке, насколько я помню, за бал не заплатили», - вздохнула Алена.
        И вот теперь она смотрела на неуместный в холодной Москве шифон, выглядывающий из прорези пальто, и с досадой думала, что подлая Янка над нею, скорее всего, посмеялась.
        - Это последняя коллекция Prada, - не глядя на Петровского, прошептала она.
        - Ну да, Prada с Черкизовского рынка, - усмехнулся он.
        Алена поникла.
        - Ну ладно-ладно, не расстраивайся так, - Сокольский потрепал ее по коленке, и в этом жесте не было ни грамма эротизма, - у нас как раз есть, - он бросил взгляд на массивные платиновые часы, - минут сорок. Заедем в один бутик по дороге, купим тебе приличное платье.
        - Значит… Значит, я вам все-таки подхожу?
        - В любом случае никого другого мне уже не найти, - вздохнул Сокольский, но, взглянув на ее вытянувшееся лицо, с улыбкой добавил: - И потом, в тебе что-то есть. Такая наивность. И мне кажется, что ты умеешь молчать.
        Она с благодарной улыбкой кивнула. Всего пять минут прошло - а она уже расслабилась. Внутренняя сигнализация успокоилась, Леонид Сокольский меньше всего был похож на маньяка-насильника, и потом ему было за пятьдесят, а в ее семнадцатилетней голове пока не укладывалось, что мужчина с сединой, едва заметной проталиной на макушке, фарфоровыми коронками и взглядом Санта-Клауса может всерьез заинтересоваться ее не до конца еще оформившимся телом. Она еще не верила в московскую аксиому, гласящую, что в мире оплаченных желаний возраста нет.
        - Большего от тебя и не потребуется. Только быть красивой, молчать и улыбаться, - Леонид кивнул водителю, и Audi плавно тронулась с места, унося Алену в сгущающийся сумрак Бульварного кольца.
        Сокольский привел ее в бутик вечерних платьев на первом этаже отеля «Метрополь». И несмотря на непрерывный аутотренинг («будь расслабленной, ничему не удивляйся, веди себя так, словно каждый день закусываешь устрицы белужьей икрой, не пялься на знаменитостей»), несмотря на то, что созерцать роскошь со стороны ей было не в новинку, Алена смутилась, застеснялась проплешин на своих ботинках, своего шарфика в катышках, своего скромного серебряного колечка с лунным камнем. Приглушенный свет, томная брюнетка, похожая на Сальму Хайек, на соблазнительно вздымающейся груди которой красуется бейджик «Наталья, консультант», вешалки со сказочными нарядами, состаренные зеркала - все это принадлежало миру настолько чуждому, что она чувствовала себя инопланетянкой.
        - Здравствуйте, Леонид Сергеевич, - проворковала «Наталья, консультант», у которой оказался такой тихий, хриплый и гулкий голос, словно в детстве она ела слишком много мороженого и заработала хронический тонзиллит. Впрочем, поскольку звучало это очень даже сексуально, не исключено, что вибрирующая хрипотца была приобретена красавицей в результате частных уроков у дорогого фониатора, - вам подобрать комплект?
        При этом на Алену она даже не взглянула, но улыбалась так понимающе, словно всем своим видом восклицала: «И где вас угораздило откопать это чучело? Я, конечно, приложу все усилия, но не знаю, не знаю…»
        - Именно так. Не забудьте про чулки и подобающее белье. Девушка должна выглядеть на все сто через, - он сверился с часами, - максимум двадцать минут.
        - Будет сделано, - рапортовала Наталья, - может быть, позвонить в студию Chanel, пусть срочно пришлют визажиста?
        - Не надо, - поморщился Сокольский, - у Алены такое лицо, что косметика его только простит.
        Поджав губы (ведь на ней самой был сантиметровый слой разноцветной штукатурки), Наталья из-за плеча небрежно кивнула Алене: пойдем, мол, что стоишь? В ответ захотелось сказать какую-нибудь резкость, вроде того: дорогая Наташенька, вы отличаетесь от бабы Мани, продающей петрушку на углу, только статусом локации торговли, в остальном же обе относитесь к обслуживающему персоналу, так что, будь добра, веди себя соответственно и кофе без сахара принеси! Но в глубине души Алена понимала, что и сама она не ушла далеко от хамоватой консультантки - обе всего лишь изо всех сил цепляются острыми коготками за ненадежный мир куколок, в котором на первый взгляд красота легко обменивается на хрустящие купюры.

«Я сюда обязательно вернусь, - пообещала она самой себе, - вернусь в ином статусе, с иным выражением лица. Как Джулия Робертс в фильме „Красотка“!»
        А Наталья уже протягивала ей нечто воздушное, кремовое, благородно поблескивающее слезинками хрустальных страз. Алена прикоснулась к платью рукой… и тотчас же забыла обо всех своих мелких обидах. Все же она была семнадцатилетней девчонкой, выживающей на обочине мира роскоши, латающей колготы и выдающей бисерную сумочку из ларька за эксклюзивную вещь авторской работы. Мода Алену завораживала. Еще лелея надежды на модельный успех, она мечтала именно о подиуме, мечтала о парижской неделе от кутюр, о возможности стать частичкой искусства, почти музейным экспонатом, гордо идти вперед, представляя миру вдохновенный предмет чьего-то таланта.
        Атлас был таким нежным, а нижние юбки такими воздушными, что ей захотелось зарыться в это чудо лицом, зажмуриться и помечтать о чем-нибудь хорошем, вдыхая тонкий аромат богатства.
        Видимо, Наталью не зря приняли на работу в этот бутик - у нее был глаз-алмаз, и платье село на Алену, как будто бы было сшито специально для нее. Приподнимающий грудь и сдавливающий талию корсет, струящиеся многослойные юбки, кружева ручной работы… И этот цвет - поблекшая чайная роза, - он «убил» бы большинство лиц, но бледную рыжую Алену превратил в нереальную красавицу. У нее даже дух перехватило, когда Наталья закончила шнуровать корсет и позволила ей повернуться к зеркалу (хотя, возможно, в сбившемся дыхании было виновато не только восхищенное удивление, но и сам корсет).
        - Чудо какое-то, - пробормотала она, - сколько же стоит это чудо?
        - Вам знать необязательно, - хмыкнула Наталья, но потом все же снизошла: - Двести восемьдесят тысяч. Со скидкой Леонида Сергеевича, разумеется.
        Алена прикусила язык и решила больше ни о чем не спрашивать.
        А Наталья принесла откуда-то из кулуаров золотистую обувную коробку.
        - Нога у тебя ого-го, как у мужика, - прищурившись, она наклонилась к Алениной ступне, и та машинально поджала пальцы, - сорок первый, да? Выбора нет, в таком размере у меня есть только одна пара.
        - Сорок второй, - вздохнула Алена, - у меня сорок второй. С обувью проблема, чаще всего приходится мужскую носить.
        - Значит, придется немного потерпеть. Если бы мне дали хотя бы три часа, я бы, разумеется, достала пару сорок второго размера. Но… - она развела руками и протянула Алене коробку, - вот.
        Внутри оказались приглушенно золотые туфли на тонкой шпильке, украшенной розовыми самоцветами. Не без труда Алена впихнула в них ступни - такое впечатление, что на нее надели знаменитый инквизиторский «испанский сапожок» - твердая кожа давила со всех сторон, расплющивала пальцы.
        - Держи уж, спрячь в сумочке, - Наталья протянула ей упаковку пластырей, - да нет, не в свою торбу. Сумку я тебе тоже дам, не можешь же ты явиться с этим уродством… А желтое платье я бы на твоем месте вообще сожгла бы, как масленичную куклу.
        - Передам его хозяйке ваши пожелания.
        Когда Алена вышла из-за ширмы - как и было оговорено, через двадцать минут, - Леонид Сокольский восхищенно ахнул:
        - Вот это я понимаю. Эта девушка и правда тянет на мой эскорт. Все будут спрашивать, кто это такая, но я, разумеется, никому не открою наш секрет.
        Алена заметила, что, выходя из магазина, он сунул в проворную руку Натальи стодолларовую купюру. «Ну ничего себе чаевые, - подумала она, - интересно, а эскорт-девушкам чаевые полагаются?»
        - Едем в один частный загородный клуб, - перехватив ее вопросительный взгляд, сообщил Сокольский и добавил, обращаясь уже к водителю: - Это по Волоколамке. Мне надо быть там через двадцать пять, максимум тридцать минут.
        Алена хотела возразить, что ведь им придется продираться через непролазные московские пробки. Но не успела - водитель поставил на машину мигалку и бодро порулил по встречной. В итоге ровно через двадцать пять минут они, словно пассажиры машины времени, перенеслись из загазованного моросящего противным дождем города в тихий желто-бурый лес, медленно переодевающийся к зимнему сну. Это казалось таким нереальным! К тому же Алена забыла, когда она в последний раз была на природе, когда дышала такой влажной свежестью, когда слышала трели незнакомых птиц. Кажется, еще в прошлой жизни, в N-ске, когда они с Галочкой выбирались на пикник, прихватив с собой корзину с бутербродами, фотоаппарат-мыльницу и прошлогодний Playboy (самовлюбленной Галине нравилось фотографироваться, копируя позы девушек с разворота).
        Загородный клуб, о котором рассказывал Сокольский, находился, казалось, в непролазной чаще. Расступились мокрые еловые ветки, и грейдерная дорога уперлась в глухой забор. Сокольский кому-то позвонил, и тяжелая дверь медленно отъехала вбок.
        Алена вышла из машины, потянулась, вдохнула полной грудью. Вокруг было так непривычно тихо! Только лес вздыхал, кряхтел и поскрипывал суставами веток, как усталая старуха. На территории за глухим забором находился дом - на первый взгляд небольшой и нежилой. Состаренный кирпич, искусственный плющ вьется по стене, острые готические башенки стремятся проткнуть низкие тучи, за полукруглыми окнами - темнота и тишина. Алена с опаской покосилась на Сокольского: а что, если ее обманули? Что, если никакого делового ужина нет и в помине, а весь маскарад с платьем затевался лишь затем, чтобы привести ее туда, откуда невозможно запросто улизнуть? И если так, что он собирается делать: устроить оргию с уклоном в некрофилию - нечто такое, о чем любят рассказывать в телепередаче «Независимое расследование»?
        Леонид перехватил ее взгляд и усмехнулся:
        - Не волнуйтесь, барышня. Дом пустой лишь на первый взгляд. Все самое главное находится внизу, в подвале.
        - Надеюсь, под «самым главным» вы подразумеваете не бензопилу и крюки для говяжьих туш в потолке? - попробовала пошутить она.
        - Аленушка, сейчас вы сами все увидите, - он подтолкнул ее в спину.
        Тяжелую дубовую дверь со стилизованной чугунной смотровой решеткой открыл для них молчаливый лакей в смокинге - это обнадеживало. Он же забрал у Сокольского зонт, а у Алены - ее клетчатое пальто. В отличие от магазинной Натальи ему было наплевать, сколько стоила ее одежда - он держал секонд-хендовское пальто так бережно, словно это была раритетная вещь, которую в единственном экземпляре сшила сама легендарная Коко.
        Вслед за Сокольским Алена осторожно спустилась по каменной винтовой лестнице. На стенах из необработанного камня висели факелы - не трогательная электрическая имитация, а настоящие факелы в виде львов с разверстой пастью, на языках которой беззаботно плясал оранжевый огонь. Каждый шаг давался Алене с трудом - туфли так жали! Но удивление и любопытство были сильнее боли. Сердце ее едва не выпрыгивало из тугого корсета. Ну надо же, первый раз она согласилась поработать эскорт-girl и сразу же вляпалась в какую-то таинственную историю.
        Шли они долго - у Алены создалось впечатление, что вглубь дом простирался минимум на пять этажей. Подвал имел структуру муравейника - от основного широкого коридора с лестницей отходили узкие коридорчики с дубовыми темными дверьми. Перед одной из этих дверей Сокольский и остановился.
        - Прошу, - он распахнул дверь перед слегка запыхавшейся Аленой.
        Она осторожно вошла внутрь - сначала заглянула и только потом переступила ногой через порог. Никакой садо-мазо атрибутики внутри комнаты не было. Обычная обеденная зала, разве что мрачновато обставленная - но такой уж был вкус у хозяина всего этого великолепия. Черные шелковые обои с бархатными лилиями на стенах, размашистая черная люстра, украшенная миллионом переливающихся хрусталиков, ложное окно - на самом деле просто подсвеченный витраж, медвежья шкура на полу, старинный стол из черного дерева с резьбой, а за столом - брюнет, похожий на кинематографического итальянского мафиози, и красивая блондинка с отстраненным лицом.
        Брюнет улыбнулся, устремился навстречу Сокольскому, они обнялись, похлопали друг друга по плечам.
        - Все хорошеешь, - похвалил Сокольский брюнета.
        - Прошел курс лечения стволовыми клетками в Швейцарии, - похвастался тот, - если понадобится, могу дать контакт… Познакомьтесь с моей спутницей, ее зовут Елена, она актриса и недавно получила предложение от Тинто Брасса.
        Блондинка холодно улыбнулась и кивнула. Ее взгляд буквально вцепился в Алену, сканируя: кто такая, одноразовая ли куколка или законная супруга, и сколько стоит ее платье, и почему она так странно переминается с ноги на ногу: неужели туфли жмут?!
        - Алена, - представил ее Сокольский, - модель. Она несовершеннолетняя.
        Брюнет понимающе хохотнул. А она подумала - вот что, оказывается, имела в виду Янка, говоря о мужской конкуренции. Они меряются не только автомобилями, домами, яхтами и костюмами, но и сопровождающими их куколками!
        Уселись за стол. Как по мановению волшебной палочки рядом вырос официант. Алена потянулась было за меню, но тот с едва заметной улыбкой покачал головой и сообщил, что у нее есть выбор между лингвини с красной икрой, салатом из камчатского краба и запеченными перепелиными тушками. Она покосилась в тарелку Елены - та была девственно чиста.
        - Пожалуй, я не голодна, - она старалась, чтобы голос звучал уверенно и даже немного утомленно, - но я с удовольствием выпью зеленый чай.
        Мужчины остановили выбор на перепелиных тушках и бельгийском темном пиве. Они тут же завели разговор о каких-то котировках, акциях, перепродаже офиса на Садовом, открытии клуба на Цветном бульваре и покупке летней резиденции на Кипре. Алена быстро потеряла интерес к разговору. Исподтишка она косилась на Елену, которая тоже явно скучала - нетерпеливо покусывала полную нижнюю губу, беззастенчиво рассматривала покрытые персиковым лаком ногти, обреченно вздыхала. В какой-то момент Сокольский скомандовал:
        - Девочки, нам необходимо переговорить тет-а-тет. Почему бы вам не припудрить нос?
        Елена послушно поднялась из-за стола, Алена последовала за ней. За одной из дверей оказалась роскошная уборная - светлый мрамор, огромное антикварное зеркало, золоченая раковина.
        - Странно так, - Алена решила заговорить первой, ибо блондинка вела себя так, словно находилась в комнате одна, - для того чтобы просто переговорить по делу, они привезли сюда нас, в таких платьях…
        На Елене был бальный наряд - декольте, пышная юбка, длинный шлейф топорщится многослойной переливающейся органзой, точно павлиний хвост. Она приподняла подкрашенную коричневым карандашиком бровь и уставилась на Алену - вернее, на ее зеркальное отражение.
        - А что в этом странного? - передернула женственными покатыми плечами она. - Ты разве не любишь наряжаться?
        - Люблю, но… Здесь ведь, кроме нас, нет никого… - беспомощно развела руками Алена.
        - Но это ведь не означает, что я должна носить при своем мужчине растянутый спортивный костюм?

«Какая категоричность, - подумала Алена, - либо такое платье, либо растянутый спортивный костюм».
        - И потом, мой мужчина любит шикарных женщин, - немного смягчилась Елена, и ее ледяное лицо даже тронуло слабое подобие улыбки, - вот недавно мы были в Лондоне, и он подарил мне час в магазине Harrods.
        - Как это? - удивилась Алена.
        - Магазин закрыли специально для нас на целый час, - снисходительно объяснила будущая звезда фильма Тинто Брасса, - чтобы я могла спокойно выбрать именно то, что мне хочется. Меня раздражает толпа. Все пялятся, сплетничают…

«Тоже мне, Бритни Спирс, - подумала Алена, - обычная рослая деваха скандинавского типа. Для модели слишком полная. На что тут пялиться, о чем сплетничать?!»
        - Я купила нарядов на пятьдесят тысяч фунтов, - она выжидательно уставилась на Алену.
        И та поняла, что по правилам игры она должна либо округлить глаза и ахнуть: «Вот это да-а-а-а!», либо парировать достойным контраргументом, например: «А мой-то, мой чего выкинул - подарил мне розовый самолет с белыми норковыми сиденьями, а вместо стюардов - стриптизеры из „Красной Шапочки“, и вот только что я слетала на нем в Монако!» Ни того, ни другого говорить не хотелось, поэтому Алена просто загадочно промолчала, предпочтя роль серого кардинала.
        Они вернулись в зал. Алена приготовилась, осмелев, заказать перепелиные тушки - не так-то часто у нее выдавалась возможность отведать деликатесов, да еще и не платя ни рубля, но Сокольский вдруг поднялся и с милой улыбкой произнес:
        - Ладно, остальное обсудим в моем офисе в четверг… Алена, мы уходим.
        - Уже? - немного разочарованно прошептала она.
        - А ты хотела посвятить мне весь вечер? - подмигнул Леонид, когда они отошли от столика на безопасное расстояние. - Меня предупредили, что ты девушка занятая и твое время стоит дорого.
        - Так и есть, - на всякий случай сказала Алена, - просто я не думала, что… - она осеклась. Не говорить же ему, что все это время она только и делала, что ждала подвоха.
        - Деньги тебе заплатят в агентстве, - спохватившись, сказал он, - а вот это - лично от меня.
        Он впихнул в ее ладошку сложенные в трубочку купюры. Алена покраснела - это были первые в ее жизни чаевые. Почему-то ей было неудобно их принимать, несмотря на то, что она остро в этих деньгах нуждалась.
        - Да что вы, не стоит… - смущенно отказывался ее внутренний интеллигент.
        Сокольский расхохотался и, обернувшись, по-отечески растрепал ее волосы:
        - Ты просто прелесть. Бери, бери, для такой девочки не жалко. Когда мне в следующий раз понадобится эскорт, буду иметь в виду тебя.
        - Спасибо, - с благодарной улыбкой пролепетала Алена.
        - Представляешь, нет, ты представляешь, он купил платье за двести восемьдесят тысяч, и только затем, чтобы я показалась в нем одному его знакомому! - тарахтела Алена, жадно вгрызаясь в сочный гамбургер. - Всего одному! Вокруг даже не было других людей! И такие туфли мне подарил… Я спросила у девчонок, сколько стоят, и мне сказали, что не меньше штуки. Можно было бы продать, но жалко, хоть они мне и малы.
        - А секс предлагал? - поинтересовалась Анфиса, манекенщица, с которой она время от времени пересекалась на кастингах и вот сблизилась настолько, что иногда они выбирались куда-нибудь, чтобы выпить кофе и перемыть косточки всем общим знакомым.
        Анфиса тоже занималась эскортом. Но в отличие от Янки и самой Алены она работала на самом высоком уровне - миллионеры, политики, закрытые вечеринки в Портофино, приемы в Лос-Анджелесе. Алена подозревала, что одним сопровождением там не ограничивается, но спросить напрямую стеснялась - ведь они даже не были подругами.
        После удачного свидания с Сокольским Алена сама ей позвонила и предложила совместно нарушить модельную диету в каком-нибудь небогемном, но уютном местечке, например American Bar amp; Grill.
        - Да так, - неопределенно передернула плечами она, - вроде бы в гости пригласил, намекал, что может оставить мне платье… Но я отказалась, и он уговаривать не стал.
        - Так он забрал твое платье? - расхохоталась Анфиса. - Подруга, ну ты и продешевила!
        - Я получила двести пятьдесят долларов просто за то, что пару часов посидела с постным лицом за столом, - немного обиженно возразила Алена, - я на такое и не рассчитывала.
        - Ты просто недавно в бизнесе, - безапелляционно заявила Анфиса, - не помню, когда я в последний раз получала меньше штуки. То есть, как правило, сумма оговаривается меньшая. Но мужики ведь тоже живые люди, их всегда можно развести. Недавно вот меня снял один итальяшка, и я соврала ему, что у меня день рождения. Удачно подгадала, мы как раз проезжали мимо Tiffany.
        - Тысяча долларов за эскорт, - мечтательно протянула Алена, - слушай, но зачем тебе тогда вообще сдался этот modeling? Зарабатываешь такие деньги, а потом встаешь ни свет ни заря, чтобы успеть на кастинг для рекламы утягивающих колгот.
        - Сложный вопрос, - нахмурилась Анфиса, - наверное, если бы в моей жизни не было кастингов для рекламы утягивающих колгот, я бы чувствовала себя банальной шлюшкой, разве что очень дорогой.
        - Странная логика, - удивилась Алена, - если бы я за вечер зарабатывала тысячу долларов, я бы уж как-нибудь со своей совестью договорилась бы! Тем более что вчера я на собственном примере убедилась, что эскорт - это совсем не так страшно!
        Анфиса помусолила в губах коктейльную соломинку. Она была удивительно красивой женщиной - даже странно, что с модельной карьерой у нее не сложилось, да и вряд ли сложится когда-нибудь, ведь к тому моменту, когда Алена с ней познакомилась, ей было уже далеко за двадцать. Огромные миндалевидные глаза на скуластом лице, точеный носик, пухлый рот, густые волосы цвета темного шоколада, тело Моники Белуччи, ангельский голосок, пластика дрессированной пантеры, которая научилась быть послушной и мягкой, но на самом деле по-прежнему является опасной дикой кошкой. Совсем неудивительно, что мужчины теряют от нее голову и послушно, как крысы за волшебной дудочкой, идут покупать брильянты, зомбированные ее обаянием.
        Внезапно Алена поймала на себе какой-то новый Анфисин взгляд - изучающий, неприлично пристальный. Таким взглядом скорее рассматривают не случайную попутчицу в мире подиумных будней, а драгоценную диадему в витрине бутика, прикидывая - не слишком ли дорого за нее просят и согласится ли кто-нибудь из любовников обременить себя такой тратой.
        - Алена, а зачем тебе такие деньги? - вдруг без улыбки спросила она.
        - В каком смысле? Кто же от денег откажется?
        - Поверь, много кто. Вопрос в том, что ты должна за эти деньги сделать. Я знаю не одну девушку, которая в твоей ситуации сложила лапки и вернулась домой под мамино крылышко.
        Алена поморщилась:
        - Анфиска, ты просто в городе моем не была! Даже нет - возможно, тебе бы в моем городе и понравилось бы! За тобою бы все ухлестывали, ты была бы королевой и так далее. Но посмотри на меня! Я всю жизнь была посмешищем. Причем это меня не обижало и не раздражало, потому что началось это еще в самом детстве. Я привыкла считать себя уродом, привыкла воспринимать это как должное. Я послушно уступала лидерство подруге!
        Разнервничавшись, она скомкала салфетку и прицельно швырнула ее в пепельницу; Анфиса изумленно наблюдала за этой истерикой в миниатюре.
        - Я была оптимисткой, надеялась поступить в Педагогический, звезд с неба не хватала, потому что знала, что их расхватают и без меня! И вдруг все изменилось. В один день. Меня перебросили в другой мир, где такие, как я, ходят в красавицах. Я впервые в жизни почувствовала себя человеком - ненадолго совсем, но все-таки лучше, чем ничего.
        - А почему ненадолго? - после паузы спросила озадаченная Анфиса, которая, заслушавшись, даже забыла про свой коктейль, хотя еще минуту назад утверждала, что свежевыжатый лимонный сок с текилой напополам - это даже лучше, чем секс.
        - Да потому, что объективная реальность в очередной раз стукнула меня мордой об стол! - воскликнула Алена и действительно ударила о стол - правда, не лицом, а кулаком.
        Сидящие за соседними столиками люди заинтересованно на них посматривали. Наверное, зрелище и правда было эффектным - две высокие красотки о чем-то надрывно спорят, и одна из них выглядит так, словно вот-вот заплачет навзрыд.
        - И еще потому, что этот город состоит из сотен «почти»! Я знаю точно, что могла бы стать успешной работающей моделью, но снова и снова мне не везет. Я только-только почувствовала себя красавицей, брильянтом, как выяснилось, что брильянты без оправы здесь не котируются. А я пока зарабатываю только на колготки да уцененные шмотки из магазина Mango. Я хочу быть своей в этой жизни, понимаешь? Я уже поверила в то, что не урод, не убогая. Мне не хватает самой малости, чтобы окончательно здесь освоиться.
        - Денег и связей, - подсказала Анфиса, покачав головой, - не такая уж это и малость… Да-а, не ожидала, что девушку с такой внешностью могут дразнить и высмеивать.
        Алена нервно усмехнулась:
        - Они называли меня коломенской верстой и годзиллой. Все-все, даже моя лучшая подруга.
        - Знаешь… - Анфиса задумчиво прищурилась, - есть у меня одна идея, но я не уверена… Не хочу тебя обнадеживать, но я могла бы порекомендовать тебя одному человеку.
        Алена заинтересованно на нее уставилась.
        - Он любит окружать себя красивыми вещами, - продолжила Анфиса, - мебелью, картинами, женщинами.
        - Хорошее сравнение.
        - Зато правда. У него есть свой островок в Карибском бассейне. Там он устраивает такие вечеринки, что закачаешься. Приглашает сотню моделей, знаменитостей, каких-то своих друзей… Все хотят туда попасть. Но он очень привередлив, - на слове
«очень» Анфиса понизила голос и выразительно дернула бровью.
        - Свой остров? - не поверила Алена.
        - А что такого? Я знаю по меньшей мере четверых мужчин, у которых свои острова, - равнодушно пожала плечами Анфиса, - между прочим, небольшой тропический островок стоит гораздо дешевле, чем особняк на Рублевке… Обычно он выбирает девушек сам, но я покажу ему твои фотографии. Вдруг что и получится? Платит он триста долларов за уик-энд, но если ты девушка расторопная, то можешь заработать тысячи. Да еще и познакомиться с нужными людьми.
        - А ты там была? На этом острове?
        - Пару раз, - улыбнулась Анфиса, - ты даже представить себе не можешь, что это такое. Для нас пела Джей Ло, танцевала Дита Фон Тиз, на столах стояли ведра черной икры, а одним из номеров программы был денежный дождь.
        - Как это?
        - А вот так, - теплые воспоминания растянули карминные губы Анфисы в мечтательной улыбке, - никого ни о чем не предупредили. В какой-то момент раздался пушечный залп, и все подумали - фейерверк. А с неба вдруг посыпались стодолларовые купюры. Сначала все решили, что это фальшивки, а когда поняли, что нет… Звезды еще старались сохранить лицо, хотя я видела, как одна актриска запихивала доллары себе в трусы… А девчонки-модели передрались. Какая-то мымра из Харькова засветила мне в глаз кулаком. Я потом три недели не могла работать из-за фингала. Но зато успела отвоевать четыре тысячи долларов.
        - Ну ничего себе, - протянула Алена. Рассказ Анфисы казался ей фантастикой, что-то из разряда будоражащих воображение сказок Шехерезады.
        - Повторяю: я ничего не обещаю, - Анфиса вернула ее к действительности, - я просто покажу ему твое портфолио. А дальше… Молись, чтобы тебе повезло.
        В ту ночь Алена долго не могла уснуть. А когда наконец ее сознание затуманила зыбкая и нервная предрассветная дремота, ей приснился скалистый остров с выжженными солнцем белесыми пляжами, сочными пальмами и мерными волнами лазоревого океана. В том сне были и Анфиса, и Дженнифер Лопес, которая держалась свойски и разговаривала почему-то по-русски, и еще какой-то высокий брюнет, лица которого она не разглядела, но при воспоминании о нем сердце почему-то начинало колотиться с удвоенным энтузиазмом. Небольшой оркестр наигрывал латинский джаз, и все улыбались друг другу, танцевали, смеялись, и время от времени с безоблачного неба с тихим шелестом спускались новенькие купюры, и все раскрывали солнечные зонтики, чтобы деньги не летели в лицо. Проснулась она отдохнувшая, с безмятежной улыбкой и непонятно откуда взявшейся уверенностью, что она, семнадцатилетняя провинциалка ста восьмидесяти пяти сантиметров роста, может подчинить себе хоть весь мир, стоит только пожелать…
        - Так что насчет Шестакова? - с этими словами Марина Аркадьевна Хитрюк обращалась к Алене каждый раз, когда та переступала порог директорского кабинета. - Ян мне опять звонил. Если и в следующий раз я совру, что тебя нет в городе, он может заподозрить, что Podium Addict не хочет иметь с ним дел. А ты ведь понимаешь, что такими людьми, как Ян Шестаков, не разбрасываются.
        Алена поморщилась. Она уже четвертую неделю крутилась-вертелась в новом амплуа, которое неожиданно принесло ей куда больше дивидендов, чем подиумно-закулисные мыканья. За три недели она успела многое: трижды поприсутствовала на переговорах в качестве одушевленного элемента интерьерного декора, слетала в Питер на масштабную закрытую вечеринку, вместе с десятью другими моделями сопровождала американского медиамагната в турне по Золотому кольцу, получила в общей сложности тысячу долларов чаевых, дважды едва не была изнасилована перебравшим с кокаином клиентом и почти поверила в то, что профессиональная эскорт-girl может быть невинной, как монастырская послушница. Все зависит от расторопности и умения балансировать на тонкой грани между откровенным кокетством и королевской неприступностью. Смотреть на мужчину влажными глазами, облизывать губы и всем своим поведением давать понять, что он приятен и желанен, однако существует веские «но», мешающие стопроцентному слиянию двух одиночеств. С этой ролью она справлялась филигранно. Кто бы мог предположить, что в длинном бледном теле провинциальной
коломенской версты живет такая внутренняя кокетка. Американский медиамагнат даже отозвал ее в сторонку и, понизив голос, предложил сбежать от остальных десяти моделей куда-нибудь на Лазурный Берег Франции. Когда Алена рассказала об этом Янке, та забегала по квартире и нервно обозвала ее дурочкой, не понимающей выпавшего на ее долю счастья. Но сама Алена ни о чем не сожалела: в ней проснулся некий инстинкт, отвечающий за безопасность, внутренняя пожарная сирена, реагирующая на потенциальную беду.
        Вот эта самая сирена и кричала-надрывалась, стоило Марине Аркадьевне завести разговор о владельце винного дома Яне Шестакове.
        - И не надо делать такое лицо, - строго сказала Хитрюк, - ты же не думала, что работа всегда будет доставлять одно удовольствие? Все это время я изворачивалась как могла, рекомендуя тебя моим лучшим клиентам. Настало время ответной благодарности.
        - И что он хочет? - обреченно спросила Алена.
        - Он хочет с тобой поужинать, только и всего.
        - И что, на ужине этом мы будем одни?
        - Тебя интересует кто-то еще? - невинно улыбнулась Хитрюк. - Ты хоть понимаешь, что любая другая девушка на твоем месте ликовала бы от счастья? Один из самых богатых мужчин Москвы, миллиардер, приглашает тебя на ужин. А ты кочевряжишься.
        - А вы хоть понимаете, что его интересует не эскорт? - в тон ей возразила Алена. - Он покупает мое общество не для того, чтобы произвести впечатление на своих друзей, а ради меня самой. Я помню, как он смотрел на мои ноги, как он со мной разговаривал… Не нравится мне эта идея.
        Марина Аркадьевна шумно вздохнула и возвела сильно накрашенные глаза к потолку. Ее начинала раздражать эта сибирская сопля, которая строит из себя особь королевских кровей и в то же время охотно берет деньги от мужчин за сопровождение. Она что, и правда думает, что можно работать эскорт-girl и при этом вести себя так, словно люди размножаются методом опыления?! Она, Марина Аркадьевна, не зверь, не обманщица, не распоследняя сволочь. Она могла бы сразу отправить эту малолетнюю выскочку на мальчишник в Завидово, где с такими, как она, не церемонятся и панибратски называют «щелками». Но нет - Марина Аркадьевна всегда старалась, чтобы вхождение в профессию было мягким. Никакого секса, никаких даже намеков на секс. Поприсутствовала на вечеринке - получи сто долларов, распишись в ведомости. Полетела в Питер - тебе снимут отдельный номер в отеле, по соседству с клиентом. Она что, и в самом деле думала, так будет всегда?! Вроде бы и flatmate у нее прожженная, должна была делиться впечатлениями… Интересно, она и в самом деле идиотка или просто делает вид? И как же бесит, бесит, бесит этот овечий взгляд
из-под опущенных ресниц!!! Если бы не Шестаков, она бы давно наорала на Алену, поставила бы ее на место, выгнала бы вон из квартирки в Тушино, и пускай крутится как хочет. Но Ян вцепился в свое мимолетное желание мертвой хваткой. Он был из тех, кто всегда получает что хочет. А в данный момент он хотел провинциальную манекенщицу-неудачницу Алену Соболеву. Видите ли, ее километровые ноги произвели на него неизгладимое впечатление. Марина Аркадьевна подсуетилась и нашла ему двух беспринципных девах выше Алены на целую голову. Но он уперся как осел - Соболева, и никто кроме нее. И что он в ней нашел, глисте бледной? Кто поймет этих мужчин?
        - Аленушка, - ласково протянула Марина Аркадьевна, хотя все у нее внутри клокотало и готовилось взорваться извергающимся вулканом, - я же не враг тебе. Ты перспективная модель. Пусть до сих пор твоя карьера не очень-то складывалась, но я в тебя почему-то верю.
        - Правда? - недоверчиво спросила Алена, и белесые глаза ее зажглись такой надеждой, что Марина Аркадьевна расслабилась и поняла, что совершенно случайно нащупала главную болевую точку противника.
        - Ну конечно, дурочка. То, чем ты сейчас вынуждена заниматься, не навсегда. Ты должна меня понять, ведь у меня такие расходы. Я снимаю тебе квартиру, сделала тебе портфолио…
        - Понимаю, - грустно протянула Алена.
        Марина Аркадьевна перегнулась через стол и накрыла ладонь Алены своей рукой. Какой контраст. У Алены ладонь бледная, ногти аккуратно подпилены под самый корень, на безымянном пальце дешевое серебряное колечко, которое подарил ей Валера Рамкин в самый первый ее московский день. У Марины Аркадьевны - загорелая дочерна, акриловые ногти похожи на когти птицы Феникс, выкрашены золотым лаком, на них мерцают рубиновые стразы, пальцы унизаны кольцами Tiffany и Bulgari. «Надо бы съездить в Нью-Йорк, уколоть ступни и кисти рук гиалуроновой кислотой, - походя подумала Хитрюк, - говорят, она сглаживает выступающие вены, и руки смотрятся на десять лет моложе».
        - Зимой в модельном мире затишье. Но впереди - весна, новые кастинги, показы. На прошлой неделе я подписала контракт с бельгийским модельным агентством New Face. Многие мои девочки отправятся работать в Европу. Скоро будут презентации летних коллекций. Нью-Йорк, Милан, Рим, Токио. Ты хотела бы работать в Италии, Алена?
        - Я ни разу не была за границей, - стушевалась она.
        - Ты высокая, ты должна понравиться модельерам. Все это будет, просто надо немножко потерпеть. Поддержи меня сейчас, и я замолвлю за тебя словечко.
        Алена смотрела на нее недоверчиво.
        - Марина Аркадьевна… Вы правда так думаете?
        - Если не так, зачем я перед тобой уже битый час распинаюсь? Думаешь, у меня так много времени?
        - Но этот Ян Шестаков… Он же не будет… прямо в ресторане?
        - Все зависит от тебя, девочка моя, - покачала головой Хитрюк, - хочешь соблюдать дистанцию - веди себя, как вела до этого дня. Хочешь заработать кучу денег и стать girlfriend миллиардера - вперед, эта дверь открыта для тебя.
        - Ну ладно, - вздохнула Алена, - назначайте встречу. Я согласна.
        Марину Аркадьевну немного покоробила эта снисходительная самоотдача, но звуки
«бинго!», поющие в голове, заглушили весь негатив, связанный с неприятным характером сибирской принцессы.
        - Я знала, что ты согласишься, - ласково, по-матерински, улыбнулась Хитрюк, - ты сразу показалась мне умной девушкой. Ты далеко пойдешь, Алена, я в тебя верю… А сейчас можешь идти. Сегодня же я переведу на твою карточку аванс за Шестакова. Он платит триста, и сто пятьдесят получишь прямо сейчас.
        Когда Алена уже собиралась выйти, Марина Аркадьевна ее окликнула:
        - Да, и вот еще что! Говоришь, ни разу за границей не была? А паспорт есть?
        Слабо улыбнувшись, Алена кивнула:
        - Сделала на всякий случай.
        - Оставь моей секретарше. Сделаю тебе краткосрочную рабочую визу в Англию. Моему знакомому нужна девушка для поездки на конференцию в Лондон. Работа непыльная, просто побывать на нескольких официальных мероприятиях.
        Алена долго не могла привыкнуть к московской особенности пренебрегать друг другом ради новых знакомств и новых встреч. В этом городе считалось модным обрастать связями; чем больше новых полезных знакомств - тем лучше. В хитросплетении дружественных, приятельских и любовных связей каждый отдельный их фигурант не значил ровным счетом ничего. Сегодня тебе могут клясться в любви, распивая с тобой яблочный сидр, а завтра твое имя будет просто набором букв, впопыхах забитых в смартфон. И эти вежливые формулировки - «как-нибудь созвонимся», «как-нибудь обязательно встретимся»… Ох уж это лукавое московское «как-нибудь».
        Иногда она ловила себя на мысли, что скучает по Нему. И тут же гнала ненужную и немодную эмоцию прочь - ну какое право она имеет скучать, если между ними не было ничего, кроме шаткой взаимной приязни да парочки ее предрассветных снов с легким эротическим подтекстом, в которых непременно фигурировал Он? Не целовались, не засыпали в обнимку, не дарили друг другу пошлых «валентинок» и тысячедолларовых часов; блеклое московское небо не кружилось перед их пьяными и счастливыми глазами, потому что они даже ни разу не напивались вместе. И она не рассказывала о Нем случайным подружкам, и не ждала, затаив дыхание, Его телефонного звонка, и не маялась мыслью о том, с кем Он спит и кого любит, и не сгорала от душной ненависти, когда однажды сутуловатая манекенщица из Рязани обмолвилась, что Он как-то пригласил ее в кино. Алена понимала, что не имеет права думать о Нем как о важной части своей жизни, ибо на самом деле Он был всего лишь декорацией и второстепенным персонажем, время от времени пробегающим по обочине ее московской реальности.
        Но в тот вечер она, наплевав на условности, набрала Его телефонный номер. И Он, услышав ее голос, обрадовался.
        - Аленка! - по голосу она поняла, что Валера Рамкин улыбается. - Что-то давно ты не звонила!

«Мой номер не засекречен, мог бы позвонить и сам», - подумала Алена, но вслух ничего такого не сказала, потому что целью ее звонка было вовсе не выяснение несуществующих отношений.
        - Привет, - она тоже улыбнулась - своему отражению в темном кухонном окне.
        - Ну, как поживает наша топ-модель?
        Алена вздохнула:
        - Все издеваешься? Топ-модель оббивает каблуки по кастингам. Каблуки стачиваются быстрее, чем развивается ее карьера, и она вынуждена неделями копить на новые набойки.
        - Так все плохо? - его голос потух.
        Ну а она мысленно отругала себя за то, что поставила его в неловкое положение. Внутри Садового кольца не принято рассчитывать на жалость малознакомых людей, здесь главенствует рафинированный американский smile. Теперь он будет вынужден предложить ей денег. А может быть, в его планы вовсе не входила финансовая помощь неудачливой манекенщице. Или - еще хуже! - подумает, что она пытается внушить ему комплекс вины. Этакое моральное садо-мазо.
        И Валера действительно участливым голосом предложил:
        - Ален, так тебе деньги нужны? Я как раз гонорар получил, я мог бы…
        - Нет, - перебила она, - не волнуйся, денег у меня достаточно. Ты просто недослушал. Вернее, я недорассказала… Ты же спросил о модельном бизнесе, вот я и ответила, что работы модели для меня в этом городе как не было, так и нет. Но ведь существуют и другие способы выжить…
        - Ты о чем?
        - Как будто ты не знаешь, - нервно усмехнулась она.
        Почему-то Алена рассчитывала, что Рамкин станет адвокатом невинной и денежной профессии эскорт. Скажет, что в этом и правда нет ничего страшного, что почти все начинающие модели вынуждены этим заниматься. Что эскорт и проституция похожи лишь на первый неискушенный взгляд, а на самом деле между ними - пропасть. Что Алена с ее-то данными обязательно выбьется на самый верх, надо лишь только потерпеть, что владелец известного винного дома Ян Шестаков только малознакомым людям кажется скользким типом, в действительности же он отличнейший мужик…
        Но ничего этого Рамкин не сказал. Честно говоря, он вообще ничего не сказал. И молчание это начинало Алену тяготить.
        - Эй, ты еще там?
        - Там, там, - неохотно подтвердил он, - просто пытаюсь переварить услышанное. И убедить себя в том, что я неправильно тебя понял.
        - А что ты понял? - насторожилась она. - Не переживай, на Ленинградке я не стою. Мне помогает Марина Аркадьевна.
        - Убил бы ее за такое, - процедил он, - ты откуда звонишь? Из дома?
        - Ну да, - удивленно подтвердила она, - а что?
        - Я не очень далеко, на Маяковке. Пробок нет, так что буду у тебя минут через двадцать!
        Алена растерянно посмотрела сначала на свой домашний костюм - выцветший летний халатик и стоптанные тапочки, потом на закрытую дверь единственной комнаты, в которой ее соседка Яна пыталась заниматься кундалини-йогой. Янка вообще была натурой увлекающейся - то от мяса откажется, то встает в половине пятого утра и заунывно поет какие-то мантры, то становится сторонницей уринотерапии, теперь вот йога… «Ко мне не входить, - строго предупредила она, - посидишь на кухне сорок минут, ничего страшного. Я буду медитировать». Лицо у нее при этом было такое, что Алена не осмелилась бы нарушить просьбу.
        - Валер, к нам сейчас нельзя, - растерянно протянула она, - моя соседка…
        - Я уже выехал. Напротив твоего дома есть «Якитория», жди меня там.
        Быстро освоившись в мире модных московских привычек, Алена так и не смогла срастись с некоторыми из них. Например, она не понимала, зачем носить джинсы с такой низкой талией, что если девушка нагибается или садится, окружающим становится видно темную черточку, разделяющую ее ягодицы? И почему из-под джинсов должны непременно торчать сшитые из трех впивающихся в тело синтетических ниточек трусы? Или пирсинг пупка - ну почему у всех обладательниц относительно плоских животиков в пупке поблескивает в лучшем случае цветной камушек? У Алены мурашки по коже бежали, когда она представляла, как это неприятно и больно, когда сережку такую случайно задеваешь рукой или поясом брюк. Зачем надо ходить в солярий до тех пор, пока цветом лица не сравнишься с Бобом Марли? Или вот суши - прелесть суши Алена тоже понять не могла. Ну какое может быть удовольствие от пожирания склизких комочков холодного риса, на которых лежит пересоленный сырой лосось? Вот Яна суши боготворила и постоянно спускала гонорары в «Якитории». Алена только выразительно крутила пальцем у виска, вменяла ей острую зависимость от тенденций и,
если у нее самой заводились неприкаянные деньги, предпочитала потратить их в «Тарасе Бульбе», где еда теплая, домашняя, родная, а пирожки выглядят так, словно их испекла Аленина бабушка.
        Как ни странно, Рамкин прибыл в «Якиторию» раньше нее - даром, что ей надо было всего лишь дорогу перейти, а ему - преодолеть энное расстояние по Волоколамскому шоссе. У ее медлительности было естественное оправдание - все же Алена была женщиной, которую приглашение застало в домашнем халате и с немытой головой. Пришлось метаться по квартире, по очереди забраковывая немногочисленные предметы своего гардероба, тревожить застывшую в позе лотоса Янку (сколько крику-то было!), слезно выпрашивать у нее джинсы Seven и футболку French Connection с выложенным стразами ангелочком. Грязные волосы она закамуфлировала симпатичной розовой банданой, губы мазнула персиковым блеском, слегка подрумянила щеки и в целом осталась своим внешним видом вполне довольна.
        Валера сидел за столиком у окна и угрюмо отправлял в рот роллы «Калифорния» - один за другим. Немного замедлив шаг, чтобы полюбоваться им со стороны, Алена в очередной раз удивилась, насколько же он сам хорош. Ему бы самому подиумы покорять, а не пробиваться в серые кардиналы модельного закулисья. Светлые волнистые волосы, зачесанные назад, серые задумчивые глаза, легкий загар - вряд ли он ходит в солярий, скорее всего, выезжал на натурные съемки к морю. На нем была белая рубашка с небрежно расстегнутыми верхними пуговицами, клетчатый пиджак в шоколадных тонах и бордовый шейный платок.
        - Привет! - она не удержалась и, перегнувшись через стол, расцеловала его в обе щеки, краем глаза отметив, что две дурно блондированные мочалки с соседнего столика посматривают на нее с плохо скрываемой завистью.
        - А вот и наша топ-модель, - без улыбки ответил Рамкин, - что ж, садись. Ты голодна?
        Бросив взгляд на его деревянную тарелочку с роллами, Алена поморщилась, соврала о диете и заказала жасминовый чай.
        - Валер, а что ты так напрягся-то? - она сама решила начать неприятный разговор. - Сорвался откуда-то, примчался… Что я не так сказала? Марина Аркадьевна утверждает, что в эскорте нет ничего такого, все этим либо занимаются, либо занимались когда-то, либо мечтают заниматься, но недостаточно хорошо для этого выглядят.
        - Я убью Хитрюк! - воскликнул он, порывисто отодвигая тарелку. - Глядя на тебя, у меня даже пропал аппетит. Ален, ну почему ты мне сразу не позвонила? Сразу, когда с тобою только об этом заговорили?!
        - И что бы ты сделал? - пожала плечами она.
        - Отговорил бы тебя к чертовой матери! Знаешь, я до сих пор не могу забыть, как в первый раз тебя увидел… Какое ты произвела на меня впечатление…
        Алена слабо улыбнулась.
        - Ты была так непохожа на других. Сказочная принцесса, эльф! Я глазам своим поверить не мог. Фантастика - в наше время встретить такую девушку! Но девушка приехала в Москву и стала обычной проституткой.
        Улыбка сползла с Алениного лица.
        - Что ты такое говоришь? Эскорт и проституция - совсем не одно и то же. Я просто сопровождаю мужчин, которым хочется, чтобы рядом была красавица, - она говорила те слова, которые на самом деле надеялась услышать от него.
        - Это до поры до времени, - покачал головой Валера. - Хитрюк не такая уж и дура, как я погляжу. Наверняка твоей персоной давно интересуется какой-нибудь мажор, иначе она бы тебя давно отправила восвояси.
        - Что ты имеешь в виду? - похолодела Алена.
        - А то! Если ты поешь эту песенку о сопровождении, значит, еще не нарывалась на серьезных ребят. Марина Аркадьевна, добрая душа, блин, тебя щадила. Готовила, так сказать. Сначала light-версия, потом все по полной программе.
        - Но откуда… Откуда тебе все это знать?
        - Да потому, что я не первый год в бизнесе, в отличие от тебя, дуры стоеросовой! - возопил Рамкин, и крашеные мочалки с соседнего столика увлеченно зашушукались, кивая в их сторону. - Да потому, что я много раз видел, как это бывает! И если она сказала, что через эскорт проходят все модели, то она соврала, так и знай!
        Алена нервно крутила в руках пиалу с остывающим чаем. Она так и не сделала ни одного глотка. От этого разговора ее мутило. Что он несет?! Какое право он имеет так с ней разговаривать? Неужели он не чувствует никакой ответственности за ее судьбу? Ведь это он, он выдернул ее из привычной круговерти мелких будничных дел, он одним легким пинком разрушил карточный домик ее устаканенности, он отравил ее Москвой… И что теперь - неужели намекает, что она должна вернуться?
        - Алена, не для тебя все это, - понизил голос Рамкин, - пока не поздно, бросай ты это дело!
        - И что дальше? - угрюмо спросила Алена. - Отправиться восвояси и привычно вжиться в роль коломенской версты?
        - Не знаю, - пожал плечами он, - правда не знаю. Если хочешь, я помогу тебе куда-нибудь поступить. Все же я виноват в том, что ты здесь оказалась. Будешь учиться в Москве, поселишься в общежитии, потом, может быть, работу найдешь.
        - Ты сам-то веришь в то, что говоришь? - вздохнула Алена. - Валер, а может, ты все-таки преувеличиваешь? Когда я впервые шла на… мм-мм… платное свидание, я даже плакала. Мне все казалось, что я делаю что-то грязное, недостойное… Но мне пришлось просто посидеть на деловом ужине. Просто посидеть два часа, и все. Потом я ездила в тур по Золотому кольцу и тоже нервничала. Но американец, который нам платил, оказался таким душкой! Веселил нас, покупал нам пуховые платки, еще ему нравилось с нами фотографироваться. Он всем нам по пояс был, маленький. Потом было еще одно свидание, потом еще одно… И в какой-то момент я расслабилась, поверила, что ничего страшного со мной произойти не может. Это не более опасно, чем быть моделью. Я тебе никогда не рассказывала о том бельевом показе в клубе, когда меня чуть не изнасиловали? Вот тогда мне было страшно по-настоящему!
        - Да-а, - протянул он, - вижу, что мозги тебе уже порядочно запудрили… Ты все-таки подумай о моих словах, Алена… Скажи, - нахмурился он, - а Марина Аркадьевна не говорила о каком-нибудь богатом человеке, который давно тобой интересуется? Может быть, она уже пыталась устроить с ним свидание, но что-то срывалось? Может быть, тебе не хотелось с ним встречаться, но ему приглянулась именно ты, и никто другой? Не было ничего такого?
        - Ну вообще-то… - Алена замялась, - не знаю, подозрительно ли это, но меня давно приглашает некий Ян Шестаков. Мы познакомились на вечеринке, где я работала промо-девушкой. Он сказал, что у меня самые длинные ноги в мире. И вот с тех пор зовет в ресторан. Я сначала отказывалась, но Марина Аркадьевна говорит…
        - Все понятно, - перебил Рамкин, и лицо его прояснилось. - Бинго! Вот что я имел в виду. Знаю я отлично этого Яна. Мерзкий мужик.
        - Да плюнь ты на этого Рамкина, он же обычный неудачник, невротик и, готова поспорить, еще и импотент, обремененный комплексом непризнанного гения! - воскликнула Яна. - Просто он… завидует!
        - Завидует чему? - удивилась Алена. - Он же не коротконогая толстушка с прыщами на лбу, чтобы мне завидовать.
        - Все мужики - жуткие собственники, это у них в крови, - объяснила Яна. - Он привез тебя в Москву и думал, что без него ты никуда. А сейчас, когда ты процветаешь и он тут ни при чем, ему обидно.
        - Что-то я не кажусь себе особо процветающей, - пожала плечами Алена.
        - Ну да, а кто позавчера купил мокасины в «Рандеву»? У тебя появился вкус к жизни, подруга, ты отовариваешься в правильных магазинах, пьешь свежевыжатый сок на завтрак, ездишь за картошкой в супермаркет органических продуктов и собираешься купить годовое членство World Class… А он - ишь чего придумал - поступай, говорит, в институт и живи в общежитии!
        - Но он же как лучше хочет…
        - А он хотя бы одну девушку из общежития видел? У них же анемия, гастрит и ногти слоятся! Они вынуждены носить синтетические платья из Jennifer и подкрашивать глаза истлевшей спичкой.
        - По-моему, насчет спички ты преувеличиваешь, - улыбнулась Алена.
        - Может быть, и так, но напомни мне, пожалуйста, где ты проведешь ближайший уик-энд?
        Алена вспомнила об авиабилете, спрятанном в потайном кармашке сумочки, и на душе у нее потеплело. Внутренние мрачные тучи рассеялись, уступив место солнечной безмятежности.
        - В Лондоне, - мечтательно протянула она.
        - Вот именно! - взвизгнула Янка. - Ты будешь пить шампанское в бизнес-классе, покупать платья в Harrods, хлестать коктейли в M-bar, да еще и получишь за все это хорошие деньги! А он хочет, чтобы ты все это променяла на библиотечные книжки о чем-нибудь нудном, сессии, а в качестве расслабления - в лучшем случае пятьдесят граммов водки где-нибудь в «О.Г.И». Да он вообще соображает, что от тебя требует?
        - Он не требует, он предупреждает, - тихо возразила Алена. - Ян, а можно я кое о чем у тебя спрошу? Только ты не обижайся.
        - Ну! - удивилась та.
        - Мы с тобой давно живем вместе, но я почти ничего о тебе не знаю, о работе твоей… Скажи, бывало так, чтобы тебе приходилось… обслуживать клиентов сексуально, когда ты сама этого не хотела?
        - Что? - помрачнела Яна.
        - Бывало так, что тебе сказали, что это просто эскорт, а потом оказалось, что секс тоже подразумевается, и клиент за него заплатил? - выпалила Алена, которой вдруг стало неудобно смотреть в Янкино одеревеневшее лицо. И она принялась перебирать подол своей удлиненной туники, мысленно жалея о том, что осмелилась на тревоживший ее вопрос.
        Молчала она долго. Алена уже собиралась вежливо замять разговор, скакнув на какую-нибудь безобидную тему вроде нового имиджа Клаудии Шиффер или анорексии Николь Ричи, как Яна вдруг, не глядя на нее, сказала:
        - Я на тебя не обижаюсь, потому что ты просто маленькая дурочка. Надеюсь, когда-нибудь ты поймешь, что означает слово «дистанция». А может быть, и нет. Может быть, эта профессия и правда не для тебя, пугливой. В любом случае знай - все зависит от везения. Повезет - выйдешь сухой из воды, будешь иметь легкие деньги, заработаешь на квартиру в центре, даже не раздвигая ножек. Не повезет… не заработаешь. Но ведь такое можно о любой профессии сказать. Если ты не эксклюзивный специалист, при этом являешься женщиной, и у тебя есть нехилые амбиции, то о чистоплюйстве придется забыть. Твое тело всегда будет на кону - а уж будешь ли ты пользоваться им реально или раздавать авансы, зависит только от твоих способностей.
        Наверное, то была самая длинная и сложная фраза, которую Алена услышала от Яны за почти два года проживания с нею под одной крышей.
        - Ян… А как ты? - все же рискнула спросить Алена. - Ты-то сама что делаешь? Пользуешься или раздаешь авансы?
        Яна ничего не ответила, с тяжелым вздохом она ушла на кухню, на прощание наградив соседку таким красноречивым взглядом, что Алене даже стало не по себе. Больше девушки никогда эту тему не затрагивали. Наверное, у эскорт-девушек, как у хирургов и оперативников, есть свои могилы - только под безмолвными холмиками покоятся не упущенные человеческие жизни, а воспоминания, захороненные, подобно самоубийцам, за оградкой внимания; неухоженные забытые могилки, к которым даже на Пасху никто не принесет пластмассовых маргариток.
        Когда Алене сообщили, что для поездки на бизнес-конференцию в Лондон ее купил некто по имени Мишель Петров, она не смогла сдержать улыбки. Ей казалось, что трансформировать обычное имя «Михаил» в претенциозное «Мишель» может лишь какой-нибудь богемный старец, маскирующий проплешины шиньоном, осевший с годами позвоночник - ботинками на незаметной платформе, а кариозный запах изо рта - мятным дезодорантом.
        На самом же деле Мишель Петров был удивительно, ну просто невероятно хорош собой. Ковбой Marlboro, замаскированный под обычного клерка, - так охарактеризовала его Алена, едва бросив на Мишеля беглый взгляд. Был он высок, весьма недурно сложен, носил прическу а-ля Хью Грант и улыбался так заразительно и белозубо, что просто невозможно было не улыбнуться ему в ответ.
        Они встретились в аэропорту «Домодедово», у табло с будоражащими воображение названиями пунктов назначения.
        - Не ожидал, что вы окажетесь еще лучше своей фотографии, - он слегка прикоснулся губами к ее щеке.
        - То же самое могу сказать и о вас, - неожиданно для себя самой Алена взяла кокетливый тон, - правда, вашей фотографии я не видела, но почему-то решила, что вы старый и противный.
        Петров рассмеялся и взял из ее рук компактную спортивную сумку.
        - Кажется, вы, Алена, из тех девушек, что привыкли путешествовать налегке. В наше время явление удивительное.
        - Я просто из тех девушек, которые не привыкли путешествовать вообще, - рассмеялась Алена, - если честно, это мой первый визит за границу.
        - Это поправимо, в ваши-то годы и с вашей красотой. Кстати, вы не против перейти на «ты»?
        - Очень даже за! - воскликнула она.
        Алена сразу поняла, что это будет самый легкий эскорт-заказ в ее жизни. Наверное, то была своеобразная благодарность Марины Аркадьевны за то, что Алена все-таки согласилась на свидание с Шестаковым. Весело болтая, они прошли к стойке регистрации. Петров рассказал, что занимается книжным бизнесом, а лондонский прием будет посвящен проблеме пиратства и расплодившихся электронных библиотек. Алена, в свою очередь, поделилась своими планами о модельной карьере - скоро она подпишет контракт с бельгийским агентством и отправится на европейские показы, ведь у нее такая роскошная для подиума фактура. Она и сама не знала, зачем привирает. Он не был в ее вкусе, однако на него хотелось произвести впечатление.
        - В Европе у меня много знакомых, - сказал Мишель, - так что, когда отправишься, позвони. Я хорошо знаю редактора итальянского Vogue и могу составить тебе протекцию.
        - А топ-моделей? С ними ты знаком? - вытянула шею Алена.
        - Пару раз пересекался с Наоми, однажды ужинал с Кристи, бывал в гостях у Кейт и Питера, неплохо знаком с Жизель… - буднично перечислял он.
        У Алены перехватило дыхание. Человек, знакомый с мисс Будхен, на полном серьезе говорит, что она, Алена Соболева, красотка. Мечтала ли она когда-нибудь взлететь на такую высоту?
        - И как они? Это правда, что Жизель совсем маленького роста?
        - Да, она некрупная, - кивнул Мишель, - но все равно очень эффектна.
        - Еще бы, - протянула она, - скажи, и как тебе… я? Извини за дурацкий вопрос, если не хочешь, можешь не отвечать!
        Мишель рассмеялся и взглянул на нее чуть более внимательно - настолько внимательно, что ей даже стало неудобно.
        - Ты смешная, Аленка, - наконец сказал он, - наверное, будет неправильным отвечать, но… Я считаю, что ты гораздо красивее Жизель!
        В самолет они вошли лучшими друзьями.
        Наверное, глядя на них со стороны, невозможно было представить, что в основе излучаемого эффектной парочкой концентрированного кокетства лежат отношения по схеме «товар - деньги - товар». Скорее они выглядели влюбленными, решившими на целый уик-энд сбежать из загазованной суетной Москвы, чтобы пополнить пухнущий фотоальбом своими улыбками на фоне Тауэра и Букингемского дворца. А когда Мишель, разморенный купленным в дьюти-фри виски, уснул, откинувшись в просторном кресле бизнес-класса, Алена долго рассматривала его красивый профиль. И думала: а вдруг этот улыбчивый обаятельный мужчина и есть ее судьба? Вдруг не нужно ей ни итальянских подиумов, ни платных ужинов с мужчинами, к которым она не испытывает ровно никаких эмоций, а все, что нужно, - это держать его смуглую руку в своих руках, улыбаться в ответ на его улыбку, спать в его постели, носить его детей?
        В Хитроу, пока он вертелся возле транспортера с багажом, она позвонила Анфисе.
        - Фис, это я, Алена, - почему-то шепотом сказала она, - я на минутку, в Лондоне роуминг дорогой.
        - Тебя избили? - ужаснулась Анфиса.
        - Почему ты так решила? - удивилась Алена.
        - У тебя такой голос… Хочешь, дам тебе телефончик своих лондонских знакомых? Они помогут тебе вернуться, если там какие-то проблемы.
        - Спасибо, Фис, - улыбнулась Алена, - но дело не в этом… Слушай, а ты когда-нибудь влюблялась в клиента?
        - Что-о? - после затянувшейся паузы протянула Анфиса. - Мать, хочешь сказать, что ты не пьяна и не под кайфом? Что ты несешь?
        - Не знаю, что со мной творится, - застенчиво призналась она, - он совсем не такой, как я ожидала… Обаятельный, милый. И ведет себя так, как будто я правда его девушка. И еще он сказал, что я красивее Жизель Будхен.
        - Немедленно прекрати все это, - строго велела Анфиса, - насколько я понимаю, ты не знаешь его и недели, так?
        - Я не знаю его и суток, но…
        - Так вот, советую сначала узнать его получше, а не то наделаешь глупостей!
        - Каких еще глупостей, Фис?
        - Не возьмешь с него деньги за секс.
        - Но я не собиралась…
        - А ты соберись! - усмехнувшись, перебила Анфиса. - Если он тебе так нравится, почему бы и нет? Только не вздумай делать это бесплатно. Ты не в том положении, чтобы отдавать даром то, за что можешь получить неплохие деньги. Раскрути его по полной программе, раз уж ты нравишься ему больше, чем Жизель!
        - Фу, какая же ты циничная.
        - Я просто лучше знаю правила игры… И мне в отличие от некоторых далеко не восемнадцать лет. Все, Аленка, отключаюсь. Мы же не хотим тебя разорить?
        Черный кеб умчал их в самый центр города, в небольшой отель почти у самого Piccadilly Circus. Алена немного нервничала. В глубине души она решила так: если он снял один номер на двоих, так тому и быть. Не будет она мелочиться, торговаться, звонить в агентство, набивать себе цену, устраивать скандал. В конце концов она была живой женщиной, на долю которой почти не перепало адреналинового томления, нежных прикосновений, проникновенных шепотков. Она все еще мечтала о той самой любви, от которой трясутся поджилки, и хочется плакать и смеяться одновременно, и мучить подруг подробностями, и хранить изображение Его лица в пластиковом окошечке бумажника. Все еще мечтала - но уже почти не верила. Мишель снял два соседних номера - тринадцатый и четырнадцатый. Суеверной Алене, естественно, достался тринадцатый. Раскладывая немногочисленные свои наряды по полочкам гостиничного шкафа, она размышляла о равновесии сил в природе. Каждому человеку, думала Алена, выделено равное количество жизненных благ, и он уже сам волен размазать их по жизни, точно масло по бутерброду, - что-то в пользу карьеры, что-то - на
личную жизнь. Может быть, поэтому ей и не везет в любви. Она ведь израсходовала львиную долю запаса небесных бонусов на то, чтобы вырваться из захолустья, перебраться в сверкающую огнями столицу. Она отрастила когти и научилась царапаться и карабкаться, она мечтает вышагивать по подиумам Милана под диджеевский микс Пола Окенфольда, воспарить над миром стоптанных каблуков и быстрорастворимых супчиков, доказать всем на свете, что Жизель Будхен по сравнению с ней обычная лохушка. Она мечтает носить серьги из магазина Carrera y Carrera и часы Chopard. Она надеется, что когда-нибудь (причем не в отдаленном будущем, а буквально на днях) ее лицо появится в крошечной фотографии светской хроники журнала Vogue рядом с примелькавшимися физиономиями Жанны Фриске и Ксюши Собчак. Да-да, не стоит смотреть на нее с ироническим прищуром, не стоит снисходительно кривить рот, она и сама понимала, что мечтает о чем-то мелком и неправильном. Сибирской рыжеволосой нимфе семнадцати лет от роду пристало бы носить на сердце приукрашенный воспаленным воображением образ какого-нибудь романтического героя из приличной семьи (на
худой конец - Колина Ферта или Орландо Блума), а не мечтать о
«Бентли» с личным водителем и кулоне с трехкаратником. То, что происходило с Аленой Соболевой, напоминало неотвратимый физический недуг, заразную тропическую лихорадку, которую можно лишь печально констатировать, а вот ничего с ней поделать нельзя. Все вокруг были заразны, вот и она заразилась в конце концов.
        Ужинали в ресторане отеля Savoy. На ней было простое черное платье с глухим воротом и вырезом на спине, доходящим почти до самой ложбинки между ягодицами. Лаковые туфельки на квадратных каблучках, тоненькая золотая цепочка обнимает щиколотку. Крошечная тряпичная сумочка с золотистой вышивкой, волосы выпрямлены специальным утюжком. Этакая ненавязчивая сексуальность. Интеллигентность с небольшой перчинкой, будоражащей воображение червоточинкой.
        Он оценил. Весь вечер держал ее за руку (представьте, каково это - разделываться с устрицами одной рукой! Алена справилась), заглядывал в глаза, сыпал комплиментами, утверждал, что именно так выглядит девушка его мечты. Алена «повелась», поверила. Пили «Шабли», и стоило ее бокалу опустеть, как проворный официант наполнял его золотистым вином - в итоге она и сама не заметила, как переборщила. Она была в той стадии опьянения, когда сам прекрасно понимаешь, что набрался, но надеешься, что этого не заметят окружающие. Слегка пошатываясь, она удалилась в уборную, умыла лицо ледяной водой, промокнула пылающие щеки салфеткой с матирующим эффектом. Возвращаясь, споткнулась и, чтобы удержать равновесие, ухватилась за стул какого-то благообразного бритиша. Тот рефлекторно вскочил, и Алена едва не завалилась вместе с пошатнувшимся стулом. Мишеля все это веселило от души.
        - Что может быть слаще, - воскликнул он, - пьяная русская красавица! Может быть, еще вина?
        - Мне бы лучше кофе, - сконфуженно призналась Алена, - из… извини. Сама не понимаю, как это могло произойти.
        - Да ладно тебе, - перегнувшись через стол, он погладил ее по щеке, - ты такая хорошенькая, когда пьяная. Если бы я знал, напоил бы тебя еще в самолете… Надеюсь, у тебя не бывает жесткого похмелья. Ты помнишь, что мы завтра едем на конференцию в Оксфорд и нам вставать в половине восьмого утра?
        - Не волнуйся, буду свежей, как маргарита… Маргаритка то есть.
        - О, ты любишь «Маргариту»? - оживился Мишель. - Тут неподалеку есть клуб, и местный бармен делает лучшую «Маргариту» в мире! Золотая текила и свежая клубника из специальных теплиц.
        - Меня от одного слова «текила» сейчас стошнит, - пробормотала Алена.
        - Понял. Тогда выпьем кофе и прогуляемся по ночному Лондону. Свежий воздух немного тебя отрезвит.
        Они стояли, опершись локтями на каменный парапет моста, и в темных водах ночной Темзы пьяновато танцевали огоньки фонарей. И почему-то Алене было так хорошо, что не передать словами, - будто бы в самой сердцевинке ее существа медленно распускался крошечный цветок. На ее плечи был наброшен кашемировый пиджак Мишеля, на ее талии покоилась его рука. Ладонь его была горячей - сквозь тонкую ткань платья она чувствовала этот жар. Хотелось стоять так всю ночь, а еще лучше - всю жизнь.
        - Ты что, влюбилась в меня? - спросил вдруг Мишель.
        - Что ты! - смеясь, запротестовала Алена.
        И если она его обманула, то лишь отчасти. Может быть, все называют любовью с первого взгляда именно то, что чувствовала Алена в тот момент. Она не была уверена, что это так. Слово «любовь» скорее ассоциировалось у нее с колокольным звоном разбушевавшегося сердца, с тем нервным ступором, в который уходила она в присутствии Валеры Рамкина ( Черт! Черт! Не вспоминать больше его имя! Никогда !).
        - А я уже сто лет мечтаю влюбиться, - серьезно сказал Мишель, - но не получается.
        - Почему? - удивилась Алена. - Вокруг тебя, наверное, столько женщин…
        - Так и есть, - усмехнулся он, - один мой друг говорит, что я избалован… А у меня просто не получается. Знаешь, меня ведь бросила жена.
        Алена повернула голову и с любопытством уставилась на его точеный профиль. Бросила жена - ну ничего себе. Она бы никогда не подумала, что жизненное пространство такого волшебного мужчины можно покинуть добровольно. Хотя… кто знает, может быть, его носки пахнут сыром «Бри», он коллекционирует трусы дорогих стриптизерш и громко пукает во время секса?
        - Мы прожили вместе семь лет. Она балерина, и я ее так любил, что был готов есть с ее руки. А потом ее пригласили работать в Нью-Йорк. Какое-то время мы жили между двумя городами. Но это так сложно… Однажды я увидел ее фотографию в журнале. Она целовалась со своим продюсером. Когда мы расстались, он сделал ей предложение. С тех пор прошло уже шесть лет, а я до сих пор не могу оправиться.
        - Сколько же тебе лет? - удивленно спросила Алена.
        - Сорок два, - улыбнулся Мишель, - знаю, что выгляжу гораздо моложе. Иногда это бывает удобно.
        - А я вообще никогда не влюблялась, - выпалила она, - мне семнадцать… Знаю, что выгляжу гораздо старше. И это тоже бывает удобно.
        - Смешная ты.
        Медленно брели по берегу узенького канала. Мишель показывал на шикарные белоснежные особняки на другом берегу и размеренным тоном экскурсовода вещал:
«Этот дом принадлежит Николь Кидман… А этот, кажется, Мадонне». Алена, напряженно сощурив глаза, вглядывалась в синий сумрак - вот бы здорово было увидеть, как Николь Кидман выходит на балкон в длинной ночной рубашке, раскидав роскошные рыжие волосы по плечам! Она даже, кажется, загадала - если Николь Кидман выйдет на балкон, то все в ее, Алениной, жизни сложится шоколадно, и Мишель Петров, очаровательный мужчина, притворяющийся ловеласом, но на самом деле остро страдающий от одиночества, сделает ей предложение и увезет ее в свой трехэтажный замок на Николиной горе.
        Она так играла в детстве. Все время на что-нибудь загадывала. Если бабушка забудет на телевизоре очки, то Алена получит пятерку по географии. Если в ближайшие пятнадцать минут зазвонит телефон, то самый красивый мальчик школы перестанет дразнить ее коломенской верстой… Окна особняка на другой стороне канала были темны и пусты. Идиотская игра.
        К ним подошел нервно озирающийся подросток в надвинутом на лоб капюшоне и предложил купить косячок. Мишель высыпал в его чумазую ладошку целую горсть однофунтовых монеток, получив взамен неловко скрученную сальноватую сигаретку.
        - Какой кошмар, - брезгливо скривилась Алена, - неужели ты будешь это курить?
        - А мы сделаем вот так, - он зажал косячок между безымянным пальцем и мизинчиком, потом сложил ладонь в подобие воронки, уткнулся губами в широкую ее часть, а узкую закупорил другой рукой, - это называется бесконтактным курением. Когда раскуриваешь один косячок на всех, а у твоего соседа слева герпес на губе.
        Алена поморщилась. Однако когда Мишель протянул ей косяк, прилежно повторила его действия. Если она хочет быть рядом с этим мужчиной, придется принять правила его игры. В конце концов курение марихуаны - это довольно безобидно. Вот если бы он как ни в чем не бывало достал из кармана шприц и резиновый жгут, тут бы она напряглась.
        Сладковатый едкий дым обжег горло. Алена закашлялась. Ей казалось, что дым заполнил все ее существо, ее тело превратилось в хрупкий сосуд, заполненный лишь этим клубящимся дымом.
        - А хочешь скажу, зачем мне понадобилась эскорт-девушка?
        - Хочу, конечно.
        - Это все мои друзья, - грустно покачал головой Мишель, - они так настойчиво критикуют мое одиночество, все время пытаются кого-то навязать, каких-то кошмарных баб… Я от этого устал. Так что завтра тебе придется не просто сопровождать меня на конференции. Тебе придется сыграть роль моей любимой девушки, Алена. Чтобы все подумали, что у нас роман.
        - Да нет проблем, - улыбнулась она, - это будет несложно.
        - Что ты имеешь в виду? Почему несложно?
        - Ну… так, - она смутилась.
        - Когда я приезжал в Лондон в прошлый раз, мне подсунули какую-то кошмарную девку, модель. Ее звали Джуди, и она выглядела как гибрид Мика Джаггера с Максимом Галкиным. К тому же у нее была булимия, и она вечно блевала после еды. Обожрется пирожными, потом бодро топает в туалет, два пальца в рот, и… - Мишель поморщился, - от нее все время попахивало блевотинкой. Этот запах пробивался через ее коллекционные духи, которыми она опрыскивала даже подмышки.
        - Ужас какой, - рассмеялась Алена.
        - Вот именно, ужас! - воскликнул он. - Вцепилась в меня мертвой хваткой. Все намекала на какой-то джемпер от Александра МакКуина за семьсот фунтов, который ей хотелось заполучить. Я ее послал, конечно.
        - И правильно сделал!
        - Так ты бы видела, какую истерику закатили мои друзья! Те, которые нас свели. Она оказалась жутко известной манекенщицей, звездой! Оказывается, за ней пол-Лондона бегало, а какой-то барон из Швейцарии даже хотел на ней жениться. По-моему, и женился в итоге… А в другой раз меня познакомили с каким-то трансвеститом. У дамочки был нос, похожий на Пизанскую башню - такой же массивный и скошенный набок. Перетравленные кудряшки, желтые огромные зубы, оранжевое платье с золотым поясом и смех полкового коня.
        Алена рассмеялась - у него был такой образный язык, что она увидела эту сцену словно наяву. Огромная женщина в ярких шмотках кокетливо смеется и стреляет жирно подведенными глазками в сторону шокированного Мишеля.
        - Она была телеведущей, и появиться с ней в обществе считалось престижным. Но мне не нужна престижная баба, черт возьми! Мне всего лишь хочется, чтобы она была красивая, нежная, любимая… Разве это так много?
        Алена прижалась к нему плечом.
        - Еще была актриса, ростом едва достающая мне до груди. Тощая, как цыпленочек. Фигура двенадцатилетней девочки и взгляд порнозвезды, которую перетрахало полмира. Ну как бы я с ней, а? Еще одна была, спортсменка, теннисистка. Вроде и красивая баба. Но сильная, как лошадь, даже страшно в ее присутствии. Такая, если что, убьет одним пинком ноги. И руки у нее были как у мужика, огромные, с выступающими венами. И еще она все время молчала. Улыбалась и молчала, так что в ее присутствии я чувствовал себя полным дураком.
        - Да уж, не везло тебе…
        - И вот я решил, что больше не позволю подсовывать мне женщин. И теперь почти не появляюсь на людях в одиночестве.
        - Интересно, - немного разочарованно протянула Алена, - то есть ты пытаешься создать себе репутацию плейбоя, да? Появляешься все время с разными красотками из эскорт-агентств?
        - Не совсем так, - нахмурился Мишель, - вернее, я еще и сам не понял чего хочу. Возможно, мне понадобится одна-единственная девушка для выхода в свет. Девушка, которая будет работать моей невестой, - улыбнулся он.
        - Возможно, она и в самом деле в итоге станет твоей невестой, - выпалила Алена и сама же обомлела от собственной наглости.
        Мишель рассмеялся.
        - Да-а, Аленка, тебе палец в рот не клади!.. И знаешь, что я хочу тебе сказать?
        - Что?
        - Ты - лучшее, что случилось со мною за последний год, - перехватив ее недоверчивый взгляд, он серьезно кивнул, - можешь не сомневаться. Я не шучу.
        Все получилось само собой. В его номере был мини-бар, в мини-баре, в свою очередь, оказалась бутылка ледяного шампанского. Мишель позвонил в круглосуточный ресторан при отеле и заказал шашлычки из креветок и свежую клубнику. В ожидании заказа они подключили ночной эротический телеканал. На экране потная блондинка не первой свежести фальшиво охала и выпучивала глаза, как выброшенная на берег рыба, в то время как сзади ее имел дюжий мулат с телом молодого Сталонне и отстраненным лицом умственно неполноценного. Они смотрели на смешно подпрыгивающую отвисшую грудь блондинки и хохотали, как сумасшедшие. Как на заказ, блондинка все время орала:
«Ya! Ya!!! Dast ist fantastisch!» - как будто бы это был не настоящий порнофильм, а комедийная пародия.
        А потом Алена ела прохладную клубнику из его рук. Он делал глоток шампанского прямо из горлышка бутылки, приникал губами к Алениным губам, и она целовала его, стараясь не пролить ни одной винной капельки. Переключились на MTV. Под мелодичные завывания Кристины Агилеры он спустил платье с ее плеч.
        В ту ночь Алена так и не уснула. Опустошенный сексом Мишель что-то бормотал во сне, она успокаивающе гладила его по волосам. Что это были за волосы - гладкие как шелк, ухоженные, густые, такие редко встречаются у взрослых мужчин! Его расслабленное лицо выглядело таким молодым - невозможно было поверить, что ему сорок два года. Алена смотрела в это лицо как завороженная и думала, что под натиском таких неожиданных новых впечатлений она вполне может отпустить Валерия Рамкина, вытеснить из своего существа его образ, заметно поблекший за эту ночь.
        Выходные пролетели как одна минута. Несмотря на то что за эти дни Алене толком не удалось поспать, она была свежа, как майский одуванчик. Ее сердце пело - причем, кажется, какую-то попсу, милую в своей примитивности. Еще бы! У нее роман! В нее, рыжую семнадцатилетку, влюблен мужчина - да такой, которому вслед томно оборачиваются бледные британские девы. А он смотрит только на нее, Алену. И все время держит ее за руку. Нежно мусолит ее ладошку в своих руках. Покупает на углу улицы букетик свежих розочек и дарит ей - у всех на глазах. Наверное, со стороны они похожи на парочку из рекламного ролика - этакое концентрированное прилизанное счастье.
        На конференции было скучно. Алена сидела на самом заднем ряду и рисовала в блокноте звездочки и сердечки. И пару раз попробовала написать: «Алена Петрова». Алена Петрова. Простовато, конечно, но не так и плохо. Видели бы ее сейчас бабушка с мамой! И Галина! И Янка! И Анфиса! Вот бы все удивились…
        В duty free он купил ей дорогой шейный платочек в цветастых бабочках и духи
«Бритни Спирс» - аромат показался Алене сладковатым, зато ей очень уж приглянулся флакон, носить такую вещицу в сумочке - одно удовольствие.
        - Какой же ты все-таки еще ребенок, - Мишель с умилением смотрел, как она крутит обновки в руках, - тебе точно уже есть восемнадцать? А то ведь меня могут и посадить.
        - Ты же видел мой паспорт, - смеялась Алена в ответ, - и потом, тебя в любом случае не посадят, ведь ты же на мне женишься!
        Он ничего не отвечал, но с готовностью смеялся в ответ.
        В «Домодедово» их встречали его коллеги. Двое мрачноватых мужчин в одинаковых серых костюмах и дама не первой свежести в цветастом летнем пальто. По степени ее набриолиненности (ну кто ранним утром не поленится завить волосы в плавные волны, неспешно покрыть физию тональником и едва заметными стрелками подчеркнуть кошачий разрез глаз?!) Алена догадалась, что мадам к Мишелю Петрову неравнодушна. С каким радостным энтузиазмом она заключила его в приветственные объятия, как заблестели ее глаза, как разрумянились щеки! Алена инстинктивно сильнее прижалась к плечу Петрова и уверенным хозяйским жестом взяла его под руку. Вот так-то, знайте наших. Нечего зариться на чужое, мон ами.
        - Светочка! - обрадовался влюбленной даме Петров. - Ну как вы тут без меня?
        - Все путем! - с кокетливой веселостью отозвалась она, - договоры подготовлены, сценарий презентации утвержден, проектор куплен.
        - Ты просто чудо, что бы я без тебя делал?
        Алена и сама не поняла, как это получилось, но ее вдруг словно оттерли на задний план. То есть она по-прежнему висела на рукаве Петрова, однако все вели себя так, словно никакой Алены в радиусе десяти метров и в помине не было. Они говорили о своем - о каких-то тиражах и допечатках, о книжной ярмарке во Франкфурте, о скандальной певице, которая решила написать мемуары о том, как она работала стриптизеркой в Бутово, и о каком-то Табуретнике, который требует повышения гонорара. Алена не могла прорваться даже на периферию этого разговора и чувствовала себя полной идиоткой, манекеном, на который все обращают внимания не больше, чем на мебельный гарнитур. Она пару раз пыталась вставить какую-то реплику, но никто даже не поворачивал к ней головы. Наконец они вышли на улицу. Алена немножко приободрилась - встречающие прибыли на огромном «Хаммере», а ей всегда хотелось побывать внутри такого гигантского авто. Но Мишель, обернувшись к ней, вдруг с милой улыбкой сказал:
        - Алена, мне сейчас на работу, мое издательство не в центре, так что нам едва ли по пути. Тебе найти такси или сама справишься?
        Она даже не сразу поняла, что он имеет в виду. А Петров явно не собирался затягивать прощание.
        - Так что? Соображай быстрее, у меня совещание через полтора часа. Вот и молодец, - он покровительственно потрепал ее по плечу, и в этом жесте не было ни миллиграмма эротизма, - было приятно с тобою познакомиться. Ты настоящий профессионал, и я очень доволен сотрудничеством. Так и передам Марине Аркадьевне.
        Смысл его убийственных слов доходил до Алены постепенно.
        - Но…
        - Ах да, чуть не забыл, - со смешком он хлопнул себя ладонью по лбу и достал из кармана запечатанный конверт, - это тебе. Здесь немножко больше, чем мы договаривались, но ведь и ты пошла на некоторые уступки, не так ли?
        - А как же…
        - Ну все, солнышко, мне пора, - все же он наклонился и чмокнул ее в щеку, то был холодный формальный поцелуй не страстного любовника, но дружелюбно настроенного коллеги.
        И вдруг Алена перехватила на себе взгляд приехавшей за Мишелем женщины. Не то чтобы торжествующий, нет. В меру любопытный, с легкой долей презрения - так смотрят на извивающихся на подиуме стриптизерш: вроде бы и ляжки у них заманчиво крепкие, но, с другой стороны, чему завидовать-то, если любой желающий может игриво их облапать?
        И вот он ушел, а она еще долго металась по аэропортовой стоянке, не понимая, что же произошло, почему его отношение так резко изменилось, неужели у него с этой гранд-дамой роман?! А потом до нее все-таки дошло: Мишель Петров не был ни подонком, ни легкомысленным самцом, ни слащавым ловеласом, просто он изначально относился к ней как к обслуживающему персоналу! Просто он был из тех городских обаяшек, которые знают по именам всех официантов из кафе, куда они ходят на бизнес-ланч. Которых никогда не штрафуют гаишники, которые заигрывают со стюардессами и проводницами и всегда получают лучшие купе и лишние одеяла. Он всего лишь хотел казаться милым - на всякий случай. А она поверила, «повелась», предложила ему полный комплекс услуг, курортный роман в миниатюре.
        Противно-то как…
        Семьсот долларов + полная опустошенность.
        Алена чувствовала себя так, словно ее аккуратно вычистили изнутри, удалив мысли, эмоции, впечатления… Этакий эмоциональный аборт без наркоза. Вроде бы ей было грустно, но она не могла заставить себя расплакаться. Вроде бы хотелось на прощание сказать Мишелю, что она думает о таких, как он, - о тех, кто благосклонно дарит надежду, а потом безжалостно ее отнимает, чтобы передать кому-нибудь другому. Но она только улыбнулась и тихо сказала: «Ну пока!»
        Пила с Янкой купленный в duty free виски, кривила губы, пыталась выдавить слезу, точно каплю сока из уже побывавшего в механической давилке апельсина.
        - Дура, - пожимала плечами Янка, - семьсот баксов плюс отличный секс плюс выходные в Лондоне. Ну чего тебе еще надо?
        - Если бы он все сразу сказал, - вздыхала Алена, - если бы не было этих комплиментов, влажных глаз, никому не нужных откровений… Понимаешь, я ж ему почти поверила. Поверила, что могу стать для него единственной. Я была так счастлива! Ну неужели он ничего не понял?! Все-таки не мальчик уже, сорок два года…
        - Кто его знает, что у него на уме, - философски вздохнула Яна, - может быть, моральный садист. А может быть, пофигист. Ну а может быть, просто эгоист. Но я бы на твоем месте не грузилась, а радовалась такому клиенту.
        - Ничего ты не понимаешь…
        Позвонила Анфисе, жаловалась.
        Та была особой более тактичной, чем Янка, а может быть, просто лучше к Алене относилась. Бросила все свои дела, немедленно примчалась, заставила Алену умыться и подкраситься, вытащила ее в Articoli, купила ей духи Etro и водостойкую тушь.
        - Это тебе на день рождения, уже прошедший или будущий, - ответила на слабые возражения Алены, - и хватит ныть. Тебе просто необходимо купить что-нибудь новенькое. Я всегда так снимаю стресс. И еще - на один вечер забываем о диете, идем в Settebello и объедаемся «Тирамису» с шоколадным мороженым!
        Так они и сделали. Правда, Фисин беспроигрышный способ снятия стресса оказался совершенно непригодным для Алены. Новые духи тонко благоухали ладаном, Алена подносила к носу свое бледное запястье, и ей казалось, что теперь от нее пахнет, как от покойницы. «Тирамису» показался ей приторным и каким-то резиновым, словно был сделан не из сыра маскарпоне, а из обычного зернистого творога.
        - А я ведь тебя понимаю, - вдруг сказала Анфиса, когда они уже попросили счет.
        Алена вскинула на нее усталые глаза. Накрашенные новой водостойкой тушью ресницы смотрелись инородным элементом на ее бледном лице. Как будто бы они были пластмассовыми, и Алена их приклеила для смеха.
        - Тебе же всего восемнадцать лет, - вздохнула Анфиса, - и у тебя период адаптации. Ты еще не привыкла быть циничной. Но я в тебя верю, ты научишься.
        Двое подвыпивших мужчин за соседним столиком, совершенно не стесняясь и не приглушая голоса, обсуждали Анфисину грудь. Спор шел о том, натуральная она или силиконовая. Один предложил сделать ставки, а потом заплатить Фисе пятьсот долларов за возможность разрешить спор путем лаконичной пальпации. Анфиса светски им улыбнулась.
        - Забудь ты об этих любовных штучках. Вытрави их из головы. Тебе платят, ты даешь. Если ты эксклюзивный товар, за тебя дают много, если так себе - платят по обычной ставке, если какой-нибудь рыночный ширпотреб - в лучшем случае предложат копейки. Ты уж не обижайся, Ален, но ты пока обычное мельхиоровое колечко с Арбата. Но какой же у тебя потенциал, какая фактура - ого-го! И ты должна вести себя так, словно ты брильянтовый перстень Картье. Вот чем должна быть забита твоя голова. Выглядеть как топ-модель, держаться как королева, одеваться, как Анна Винтур.
        - Не знаю, получится ли у меня…
        - Если захочешь - получится, - жестко сказала Анфиса, - кстати, помнишь, я рассказывала тебе о вечеринке на тропическом острове?
        - Там, где поет Дженнифер Лопес, а с неба сыплется денежный дождь? - слабо улыбнулась Алена.
        - Именно! Так вот, я разговаривала о тебе. Даже больше - я показала твою композитку фон Дурдакову, хозяину острова.
        - И что? - без энтузиазма отозвалась Алена.
        - Он в восторге от тебя, вот что! - выдержав многозначительную паузу, взвизгнула Анфиса, - он готов оплатить тебе билет без кастинга! Ты представляешь, что это значит?!
        - Не представляю, - уныло ответила она, - фон Дурдаков какой-то…
        - Иногда мне кажется, что ты инопланетянка и питаешься каким-нибудь космическим планктоном, - покачала головой Анфиса, - не знать, кто такой фон Дурдаков… Иногда девушки соглашаются пройти через его друзей, охранников и личного секретаря, чтобы только с ним познакомиться. Такой вот тест-драйв, дающий возможность получить рекомендации.
        - Кошмар какой…
        - Это не кошмар, а проза жизни, - хихикнула Анфиса, - а тебя пригласили на остров просто так. Кстати, тебе надо будет занести загранпаспорт в его офис. Ближайшая вечеринка назначена на конец месяца… Ну что ты смотришь на меня своим фирменным овечьим взглядом?! Могла бы хоть «спасибо» сказать.
        - Спасибо, - послушно ответила Алена. И попросила счет.
        Уходя, она заметила, что Анфиса сунула типам из-за соседнего столика свою визитную карточку.

«Это не кошмар, а проза жизни, - занудничал внутренний голос в ее голове, - проза жизни, а вовсе не кошмар». Алена собиралась на свидание с Яном Шестаковым.
        - Ян Ефремович любит, чтобы на женщине были чулки! - предупредила ее накануне Марина Аркадьевна.
        - Вроде бы мы в ресторан идем, - мрачно возразила Алена, - при чем тут мои чулки?
        - Ты опять включаешь монашку? - рассердилась Хитрюк. - Кстати, я наслышана о том, как хорошо ты провела время в Лондоне. Так вот, Ян Ефремович ничем не хуже Мишеля.

«Еще и всем обо мне рассказал», - мрачно констатировала Алена.
        - Да, и еще один момент, - Марина Аркадьевна замялась, - не знаю даже, как тебе сказать…
        - Говорите уж как есть, - усмехнулась она, - у меня сейчас такое состояние, что вряд ли что-нибудь может меня шокировать.
        - Ну ладно. Я видела тебя в купальнике, но мне еще не приходилось видеть твоего обнаженного тела. Сама понимаешь, твоя фигура исключает съемки «ню». Поэтому я не знаю, насколько ты… ухожена.
        - Что вы имеете в виду? - удивилась Алена. - Ноги у меня не волосатые.
        - Надеюсь, не только ноги?
        - Что?
        - Алена, ты девушка взрослая и должна понимать, что у профессиональной модели должна быть интимная эпиляция.
        Она вспомнила, как однажды застала в ванной голую Янку, и у той на лобке было волосяное сердечко, украшенное стразами и колорированное в розовый цвет. У Алены тогда челюсть отвисла - она как идиотка стояла в дверях и не могла взгляд от этой пошлости отвести. Яна рассмеялась и с гордостью рассказала, что сердечко ей выбрили в салоне интимных причесок; эта процедура заняла полтора часа и стоила двести долларов.
        - Что молчишь? - заволновалась Марина Аркадьевна. - Надеюсь, ты знаешь, что такое интимная эпиляция?
        - Догадываюсь, - сквозь зубы ответила она.
        В ближайшем к агентству салоне красоты ее ощипали, как курицу. На ее лобок нанесли пахнущий медом и шоколадом теплый воск, а когда он застывал, мастер Лена с садистской улыбкой отрывала его от кожи вместе с волосами. От боли Алена кусала губы, извивалась в кресле и даже всплакнула. Экзекуция продолжалась минут двадцать - в итоге при Алене осталась лишь тонкая полосочка золотых курчавых волос. «Мы называем эту прическу „взлетная полоса“,» - улыбнулась мастер. Не ответив на улыбку, Алена попросила зеркало. В ее лысом лобке не было ничего возбуждающего - тонкая синюшная кожа в воспаленных бордовых мурашках. «Первый раз вижу такую чувствительность», - пожала плечами Лена.
        Вот удивительно - она собиралась на свидание и не чувствовала ровным счетом ничего. Никаких эмоций. Ни обиды - все же на этот раз ее покупают не в качестве невинной сопровождающей. Ни страха - а вдруг он изнасилует ее прямо на столе в ресторане, да еще и попросит охранников своих присоединиться? Она наблюдала за собой словно со стороны.
        Чулки с кружевными подвязками - пошло, но как красиво это смотрится на ее километровых ногах. Юбка такой длины… что к ней вообще понятие «длина» неприменимо. Микроскопический топик. Поверх всего этого бесстыдства - красиво задрапированная черная шаль из арсенала пай-девочки.
        - Выглядишь на все сто! - восхитилась Янка.
        - А по-моему, типичная шлюшка, - с улыбкой ответила Алена.
        - Типичные шлюшки не выходят из дома без косметики.
        - В таком случае, не найдется ли у тебя красной помады?
        Она заранее вызвала такси.
        - Ленинградский проспект, - скомандовала кавказцу-водителю.
        - А что там? - буднично поинтересовался он.
        - Ресторан «Crazy Шехерезада».
        - О-о, - протянул водитель и весьма заинтересованно посмотрел на ее голые коленки.
        От него душераздирающе пахло мятой и потом. Как будто бы он только что прополол целый гектар, засаженный мятой, и, не приняв душ, приехал за Аленой.
        - Девушка, а как вы смотрите на то, чтобы… - начал он издалека.
        Но Алена была не в том настроении, чтобы позволить его фантазии разыграться.
        - Пошел на хрен, - лаконично ответила она и даже, кажется, при этом мило улыбнулась.
        - Шалава, - процедил ей вслед водитель, когда, выбравшись из душной «Волги», она поплыла в сторону ресторана, осторожно переставляя каблуки.
        И даже, кажется, сплюнул при этом под ноги.
        - Лучшие ноги в мире! - воскликнул Шестаков, распахнув объятия ей навстречу. - И лучшая девушка в мире, с которой невозможно договориться о встрече. Аленушка, пойдем, специально для этого вечера я арендовал отдельную кабинку.
        Неприятный холодок колючим шариком скатился вниз по ее позвоночнику. Попросил, чтобы дама была в чулках… Арендовал отдельную кабинку… Случись все это еще пару месяцев назад, она бы сбежала из ресторана со спринтерской скоростью. Но после поездки в Лондон что-то словно надломилось у нее внутри, что-то сломалось, и ее биологический механизм заработал в ином ритме. Она смотрела в улыбающееся лицо, в его забитый белоснежными коронками рот, а видела хрусткие купюры, и горный велосипед с восемнадцатью скоростями, который она давно намеревалась купить, и залитый солнцем берег турецкого Кемера (у нее никак не получалось накопить на отпуск). И льняное платье с оборками из магазина Adress, и забитый вкусной едой холодильник, и вечер гедонизма в клубе тайского массажа - в общем, все те материальные блага, которые сулил один-единственный вечер, проведенный с похотливым Яном Шестаковым.
        Отдельная кабинка ресторана «Crazy Шехерезада» представляла собою небольшой зал, похожий на опиумную курильню. Красноватый свет, низкие резные столики с перламутровой инкрустацией, мягкие диваны, разбросанные по полу бархатные подушки с бахромой.

«Лучшее место для того, чтобы проститутку привести», - мелькнуло в голове у Алены.
        - Что будем заказывать? - Шестаков передал ей меню, и она равнодушно пробежала глазами каллиграфические строчки. - Если ты не против, я сам сделаю выбор. Я здесь что-то вроде завсегдатая, - с этими словами он многозначительно подмигнул официанту и без запинки скомандовал: - Нам фирменного вина. Ну вы понимаете, о чем я?
        Официант почтительно кивнул.
        - И чего-нибудь легкого. Карпаччо из лососины, свежих овощей и фруктов, козий сыр, восточные сладости… Аленушка, поверь мне: здесь божественная пахлава, самая лучшая в городе.
        Когда официант, повторив заказ, вышел, Ян чуть ли не через стол перекатился, чтобы оказаться на одном диванчике с ней. Инстинктивно она сжалась, втянула голову в плечи, плотнее запахнула края шали, сжала коленки так сильно, что косточки побелели. Но он вроде бы на ее интимное пространство не претендовал.
        - Как же вы жили все это время, Аленушка? - промурлыкал он. - Без меня?
        Она заставила себя улыбнуться и пошутить:
        - С трудом.
        - Умница моя. Наверное, у вас было полно работы? Марина Аркадьевна намекала, что вы собираетесь на показы в Европу.
        - Возможно, и соберусь, - с достоинством кивнула она, - да, в последнее время работы много.
        Он нетерпеливо подпрыгивал на месте, словно ждал чего-то. Алена то и дело ловила его жадный взгляд на своих не прикрытых шалью бедрах. Но в атаку он почему-то не шел, не пытался обнять ее за плечи, невинно поцеловать тыльную сторону ладони, что-нибудь шепнуть на ушко с хитрой тактической целью сократить расстояние между собою и объектом. И беседа была какой-то натянутой. Шестаков задавал вежливые вопросы о ее родителях, о школе, о планах на будущее. По выражению его лица было видно, что рядом с Аленой ему совсем неинтересно. Как будто бы она была не купленной им же красавицей, а скучным деловым партнером, которого надо время от времени «для проформы» выводить в свет. Вот странно - зачем же в таком случае было за ее общество платить и столько времени добиваться этого свидания?
        Наконец принесли заказ. Два торопливых официанта расторопно расставили перед ними бокалы и тарелки. Шестаков сам налил ей вина - густого, темно-рубиновго.
        - Может быть, мне лучше сок? - подала голос Алена, обращаясь к официанту. - Что-то я сегодня неважно себя чувствую.
        Тот не обратил на нее никакого внимания, словно она была не живым человеком, а предметом интерьера рангом чуть повыше, чем затоптанная подушка с бахромой. Зато Ян шумно запротестовал:
        - Ни в коем случае! Алена, вы даже не представляете, от чего отказываетесь! Это ведь домашнее вино, у хозяина ресторана есть собственный виноградник.
        - Но я…
        - Хотя бы пару глоточков. Я настаиваю. И закусите пахлавой.
        Алена пожала плечами и сдалась, мысленно прилепив к Шестакову несмываемый штамп
«самовлюбленный деспот». А вино и правда было волшебным - терпким, ароматным и густым, и пахло оно почему-то не вином вовсе, а шоколадом. Один глоток, второй, и вот Алена расслабленно откинулась на подушки. Во рту было сладко, в голове - почему-то пусто. Шестаков с любопытством наблюдал за ее меняющимся лицом.
        - Я же говорил! И дело здесь даже не в способе приготовления, а в самом винограде. Его выращивают на солнечном склоне и поливают сладкой водой.
        - Сладкой? - удивилась Алена. - Никогда о таком не слышала.
        - И не услышите. Это ноу-хау. У него есть какой-то особенный рецепт. В подогретой артезианской воде плавится мед, немного патоки и совсем немного шоколада.
        - Шоколада, - мечтательно повторила Алена…
        Почему-то - и это было так странно - она вдруг почувствовала себя в безопасности. Так свободно было ей, так легко! И Шестаков больше не казался презренным созданием, идущим на поводу у собственной эрекции. И откуда у нее вообще взялось это мнение? Он такой милый, и у него интеллигентное лицо. И глаза умные, и рубашка супермодная, а галстук к ней подобран безупречно - мало кто из мужчин способен находить столь идеальные стилевые сочетания. И, в сущности, не такой уж он и старый. И почему она прицепилась к коронкам и лысине - эти атрибуты порой встречаются и у тридцатилетних мужчин.
        - Аленушка, с вами все в порядке? - вкрадчиво спросил он.
        Почему-то комната закружилась у нее перед глазами, как солирующая балерина. Алена с любопытством наблюдала за двоящимися в глазах красноватыми светильниками. Нет, то было не отвратительное головокружение, которое начинается с ломоты в висках, а заканчивается извержением внутреннего мира в унитаз. Окружающая реальность танцевала перед ее глазами, и было это… завораживающе ! Алена не смела и шевельнуться, чтобы нечаянно не спугнуть это волшебство.
        - В порядке, - прошептала она, не поворачивая головы, - только что-то тут… жарковато.
        - Ну так снимите шаль, - предложил Шестаков, смеясь.
        Действительно.
        Как она сама не могла додуматься до такого элементарного решения. Палантин полетел на пол, а вслед за ним почему-то отправился топ (Алена и сама не поняла, почему именно, как это получилось). Совсем близко было расплывающееся в улыбке лицо Яна, и она тепло улыбалась ему в ответ. Кажется, он целовал ее ухо - ей было так щекотно, она отворачивалась, но поделать ничего не могла. Силы ее иссякли разом. Она хотела что-то сказать - а губы не слушались. Хотела открыть глаза - но веки были тяжелые, как могильные плиты. Хотела оттолкнуть щекотные губы Яна - но ее не слушались руки.
        В какой-то момент она обнаружила, что лежит на полу, абсолютно голая. Мигом протрезвела, испугалась, нашла глазами Шестакова, который сидел на краешке пуфа и нетерпеливо возился с презервативом.
        - Что здесь… происходит? - охрипшим голосом возмутилась она.
        Ян испуганно к ней метнулся, в его руках был бокал.
        - Вот, Аленушка, выпейте… Выпейте, вам станет легче, все пройдет.
        И она машинально ему подчинилась, и только в тот момент, когда вино теплым пряным водопадом хлынуло в желудок, подумала: а ведь что-то с ним не так, с домашним этим вином! Но было поздно, по венам вновь растеклась сладкая дремота, и губы сами собою растянулись в безмятежной улыбке. И снова сознание ее сузилось до крошечной мерцающей точки, и снова ей было так жарко, что хотелось кожу с себя содрать. Она чувствовала на себе тяжесть чужого тела. Шестаков вдруг превратился в многорукого Шиву. Его потные ладони были везде - на ее груди, бедрах, коленях, волосах, между ее податливо раскинутых ног… С неимоверным трудом она приоткрыла глаза и обнаружила, что ее вдавливает в пол вовсе не Ян, а какой-то незнакомый небритый мужик с красным от напряжения лицом. Впрочем, шестаковская физиономия маячила за его спиной. И в комнате полно других людей, мужчин… «Какие ноги, - услышала она, - в первый раз вижу телку с такими длиннющими ногами!»
        А потом она вдруг проснулась. Встряхнула головой, проморгалась и обнаружила себя… в подъезде. В подъезде своего собственного дома. Она сидела на грязной ступеньке, привалившись спиной к стене. Ее майка была надета задом наперед. Чулки и вовсе куда-то делись, впрочем, трусы - тоже. В ужасе Алена вскочила на ноги, на одном дыхании пробежала три пролета вверх и что есть мочи забарабанила в дверь.
        - Янка!!!! Открывай!!!!!
        После паузы, которая показалась ей вечностью, а на самом деле длилась не больше полутора минут, дверь слегка приоткрылась, и в образовавшейся щели замаячила подозрительная физиономия Алениной соседки. На Янкином лице была маска из чего-то отвратительно-бурого, волосы скрыты под махровым тюрбаном банного полотенца. Увидев ее, Алена неожиданно для себя самой разрыдалась.
        - Ну наконец-то!!! Я так переволновалась… Что же это происходит…
        Яна втащила ее в квартиру.
        - Господи, Аленка! Ты по каким подворотням шлялась?! Тебя что, ограбили?!
        Алена посмотрела на сумочку, зажатую в руке. Открыла, обнаружила внутри скомканные купюры. Сто долларов, двести, триста… Четыреста пятьдесят! Негусто, учитывая, что ей пришлось пережить.
        - Яна, это было ужасно…
        - На тебе лица нет… Ты не отравилась… Ой, да у тебя на майке блевотина! А ну марш отмываться. Я как раз для себя ванную наполнила. Это немного приведет тебя в чувство.
        Алена послушно поплелась за ней. Мысли ворочались, как разморенные тропической жарой черепахи. Но самое главное она поняла: подлец Шестаков что-то подмешал ей в вино. Она вдруг явственно вспомнила, как он, многозначительно хмыкнув, скомандовал официанту: «Принесите ваше фирменное вино. Вы же понимаете, о чем я?»
        - Все было подстроено заранее, - сказала она, уже сидя в пенной ванной и отхлебывая принесенный Яной сок.
        - Что? - жадно спросила она. - Он тебя изнасиловал?
        - И не только он. Там их было… Точно не знаю, но не меньше пятерых.
        - Ох, ну ни фига себе, - присвистнула Янка, - бедная…
        - Сама виновата, - мрачно сказала Алена, - я должна была сразу что-то заподозрить. Он так настаивал, чтобы я выпила вино. Ян, и что же мне теперь делать? Может, милицию вызвать?
        - С ума сошла! - Янка замахала руками и чуть не свалилась в ванну. - Даже не думай об этом!
        - Но почему?
        - Да потому что ты ничего не сможешь доказать, только опозоришься! Не отмоешься ведь потом!
        - Как это не смогу доказать? Да если я сейчас отправлюсь ко врачу…
        - То он констатирует, что ты занималась сексом с несколькими мужчинами. На твоем теле даже нет следов борьбы. А даже если бы и были… Ты же понимаешь: кто Шестаков и кто ты… Только время потеряешь. И репутацию.
        Алена смахнула рукой пробежавшую по щеке слезинку. Ну за что ей все это? Она всего лишь мечтала стать манекенщицей и вот сидит теперь в едва теплой хлорированной воде - изнасилованная, измочаленная, бледная.
        - В любом случае ты должна сказать ей, - тихо сказала Яна.
        - Кому?
        - Хитрюк. Я занимаюсь эскортом уже шесть лет, бывало всякое… Но это уже перебор - то, что произошло с тобой. Я считаю, она должна была предупредить.
        - Думаешь, она знала? - вскинула заплаканные глаза Алена. - Знала и все равно отправила меня туда?
        - Судя по тому, что ты рассказала, он проделывает это не в первый раз, - пожала плечами Янка, - да, думаю, она знала. Такие сплетни в Москве расходятся быстро… Слушай, да не кипятись ты, - добавила она, взглянув, как меняется выражение Алениного лица. - Позвони ей прямо сейчас. Принести тебе трубку?
        Алена покачала головой.
        - Не надо. Сейчас мне надо успокоиться, выспаться, отойти. Если я сейчас услышу голос Хитрюк - сорвусь, начну орать и материться. Завтра поеду в агентство прямо с утра. И в лицо скажу этой суке, что о ней думаю.
        - Эй, ты бы не горячилась, - у Яны вытянулось лицо, - все же тебе еще с ней работать…
        - Ты думаешь, что после сегодняшнего я буду с ней работать? Пошла она! Нет, завтра же я беру билет до N-ска. К черту этот fucking модельный бизнес!!
        Вот странно - в то утро она выглядела роскошно как никогда. Продолжительный сон словно смыл с нее грязь и муть минувшего вечера. Выспавшаяся, свежая, румяная, покрывало чистых волос разбросано по плечам. Джинсы, кроссовки, легкая курточка с капюшоном и полное отсутствие косметики - Алена выглядела максимум на шестнадцать лет. Глядя в ее ясные светлые глаза, невозможно было представить, что еще несколько часов назад этого рыжеволосого ангелочка передавали из рук в руки мужчины, лиц которых она даже не запомнила, имен которых она не узнает никогда.
        Марина Аркадьевна Хитрюк ее появлению удивилась и старалась изо всех сил казаться обрадованной. Но в глазах ее, красиво подчеркнутых перламутровыми тенями, была такая ледяная настороженность, что вряд ли кого-нибудь обманула бы приветливая улыбка, распахнутые объятия и звонкое восклицание: «Аленушка, девочка моя!»
        Секретарша смотрела на нее с любопытством, как на привидение. «Неужели и этой все известно? - с отвращением подумала Алена. - Неужели о моей наивности здесь уже байки ходят?!»
        - Почему ты не позвонила, что приедешь? - ласково спросила Хитрюк. - Вот жалость, у меня переговоры, надо уезжать…
        - Ничего, я много вашего времени не займу, - спокойно улыбнулась Алена, - может быть, лучше пригласите меня в свой кабинет?
        - А ты о чем-то хотела поговорить? - не сдавала позиций Марина Аркадьевна. - Может быть, оставишь информацию Дине? - она кивнула в сторону секретарши. - Или созвонимся вечерком? Кстати, у меня есть хорошая новость. На следующей неделе прилетают французы, им нужно несколько наших девчонок для дефиле. Я собиралась отправить тебя на кастинг.
        - Спасибо, - сдержанно поблагодарила Алена, и по безмятежному ее лицу невозможно было догадаться, что за ледяным фасадом бушуют готовые взорваться вихри огненной лавы. - Марина Аркадьевна, я правда всего на пять минут.
        - Что ж… Ладно, - вид у Хитрюк был немного растерянный. И все же она открыла перед Аленой дверь своего кабинета.
        Стоило им остаться наедине, как вежливая улыбка сползла с лица Марины Аркадьевны, словно ее смыли специальным растворителем. Если она и хотела казаться спокойной, то получалось у нее плохо - мышцы ее лица словно одеревенели, выглаженный ботоксом лоб прорезала едва заметная складка, в уголках губ проявились темные тени, под глазами обозначились некрасивые синяки. Как будто бы опасная внутренняя ведьма выглянула из-под прилизанного фарфорового фасада.
        - Ну, что тебе надо? - она барским жестом кивнула на стул, но Алена не шелохнулась. - Думаешь, я не понимаю, зачем ты явилась? И что ты хочешь - чтобы я извинялась, оправдывалась, плакала вместе с тобой? Но я вот что скажу тебе, девочка. Никто не заставлял тебя выбирать такую жизнь. Могла бы жить спокойно в своем Перипердищенске. Но ты захотела красивой жизни, славы, гламура. Ты же могла вернуться обратно в любой момент! Я не сразу предложила тебе эскорт.
        - То есть вы пытаетесь повернуть все так, что это я виновата в том, что стала жертвой группового изнасилования? - Алена старалась говорить бесстрастно, но ничего не могла поделать с голосом, дрожащим, время от времени срывающимся на фальцет.
        - О-о, как мы заговорили, - с натянутой улыбкой протянула Марина Аркадьевна, - может быть, ты и в милицию уже сообщить успела? И что ты там сказала - что ты уже больше года живешь в Москве без регистрации, спишь с мужчинами за деньги и вот случайно попала на мальчишник в ресторане? - она рассмеялась. Смех был неприятным, похожим на глухое карканье охрипшей кладбищенской вороны. - А знаешь, что делают в милиции с такими вот пострадавшими? Боюсь, кое-что похуже, чем в «Crazy Шехерезада». Да еще и денег за это не дадут.
        - Да как вам не стыдно?! - Алена нервно отошла к окну.
        Почему-то ей казалось, что Хитрюк будет оправдываться и, как обычно, ласково уговаривать, что ничего особенного не случилось, произошла чудовищная ошибка и так далее. Она никак не ожидала натолкнуться на такую мощную стену ледяного сопротивления, не ожидала, что во всем случившемся ее саму же и обвинят. Больше всего на свете ей хотелось резким броском опрокинуть Марину Аркадьевну на пол, заткнуть ей ладонью рот и наотмашь колотить по безупречному холодному лицу. Пока не хрустнет носовой хрящик, пока не покраснеют скулы, пока не заплывут подбитые глаза, пока в уголке губы не появится струйка темной крови. Она держалась из последних сил, до боли в суставах сжимала онемевшие кулаки.
        - Аленушка, - голос Марины Аркадьевны смягчился, словно его патокой полили, - ну не переживай ты так, бывает… Поверь, я ничего не могла поделать. Будь моя воля, я бы отправила им кого-нибудь прожженного. Но Шестаков хотел именно тебя… Он так давно тебя требовал, он даже мне угрожал…
        Алена обернулась. Хитрюк широко распахивала голубые глаза, скорбно морщила рот и постороннему наблюдателю, наверное, показалась бы истинной жертвой.
        - Аленушка, конечно, я компенсирую… Ты получила четыреста пятьдесят долларов, я в курсе. Ян такой жмот… Зайди в бухгалтерию, тебе выдадут еще столько же, прямо сегодня. Согласись: девятьсот долларов - не такая уж и плохая компенсация… Что ты так на меня смотришь? Ладно, уговорила, даю тысячу…
        И тогда Алена не выдержала, сорвалась все-таки. Наверное, в судебной психиатрии именно это и называют состоянием аффекта. Она и сама не помнила, как преодолела несколько метров расстояния, отделявших ее от Хитрюк. Вроде бы Алена метнулась ей навстречу, вроде бы она даже усмехнулась, глядя как расширяются от ужаса глаза Марины Аркадьевны. А потом - вспышка душной черноты. И все. Хитрюк уже лежит на полу, лопатками прижатая к грязноватому ковролину. Алена же сидит сверху, не давая ей встать, и ладонями наотмашь колотит ее по щекам, приговаривая: «Стерва!.. Сука! . Дрянь!» На шум прибежала секретарша Диночка. Прибежала - но помочь начальнице не смогла, побоялась попасть под горячую руку рассвирепевшей сибирячки. Только суетилась вокруг, закрывая ладошками глаза, жеманно повизгивая и тоненьким голоском грозясь вызвать милицию.
        - Прекрати! - Марина Аркадьевна пыталась закрыть ладонями лицо, вертела головой, отворачивалась. - Ты понимаешь, что я теперь с тобой сделаю?! Ты понимаешь, что теперь не сможешь остаться в Москве?!
        Неожиданно Алена приметила на краю директорского стола тяжелую бронзовую чернильницу. Марина Аркадьевна была склонна к эффектным жестам - курила она не сигаретки, а толстенные кубинские сигары, писала не шариковой ручкой из ларька, а чернильным антикварным пером.
        Взглядом проследив за Алениной рукой, Хитрюк завизжала так оглушительно, что секретарша инстинктивно зажала руками уши.
        - Убивают!
        Чернильница и правда была такой тяжелой, что ею можно было без особенных усилий размозжить человеческий череп. Но убийство в планы Алены не входило. С глумливой улыбкой она перевернула чернильницу над головой Марины Аркадьевны. Густая синяя струя полилась на мелированные в «Жак Дессанж» волосы, на кремовую блузу от Chloe. Хитрюк истошно визжала, зажмурившись. Алена улыбалась. Хоть какая-то моральная компенсация. Все знали, как истово относится Марина Аркадьевна к своим холеным платиновым волосам. На прошлой неделе из-за ее капризов уволили двоих колористов. А теперь она больше не сможет быть блондинкой - придется закрашивать испачканные волосы в шоколадный цвет. Марина отняла у нее надежду на будущее. Алена же легким движением руки изгнала ее из привилегированного племени Безупречных Блондинок.
        Не так уж это и мало, черт побери.
        Вот и все.
        Алена стояла на Большом Каменном мосту, меланхолично наблюдая за солнечными зайчиками, которые затеяли игру в чехарду на золоченых куполах храма Христа Спасителя. Немногочисленные пожитки, которыми обросла она за московский год, уже были сложены в спортивную сумку и ждали ее в прихожей. Платья, туфли, витамины, альбом с профессиональными фотографиями - будет показывать N-ским подружками свое красиво подсвеченное лицо, с жадностью голодного вампира заглатывая их концентрированную зависть.
        Последняя московская деталь - мобильный телефон. Старенький аппарат с самым дешевым «мегафоновским» тарифом ей выдали в агентстве несколько месяцев назад - Марина Аркадьевна любила, чтобы все девушки были в пределах досягаемости. Он ей больше не понадобится, как и все ее липовые друзья.
        Алена вертела телефон в руках, а в нескольких десятках метров внизу плескались мутноватые воды Москвы-реки. И в тот момент, когда пальцы ее были готовы разжаться, телефон вдруг зазвонил.
        Это было так неожиданно, что она вздрогнула, выпустила вибрирующий аппаратик из рук, но в последний момент все же успела молниеносным инстинктивным движением его подхватить.
        - Да? - осторожно произнесла Алена, готовая в любую секунду вновь разжать пальцы, отправляя угрозы и проблемы в холодные грязные воды главной городской реки.
        - Ну наконец-то! - ответил ей веселый энергичный женский голос. - Соболева, а ты в курсе, что чуть не довела меня до нервного срыва?!
        - Кто это? - смутилась Алена.
        - Дед Пихто, - пробурчали в трубке, и она узнала Анфису.
        - Фиска! Прости меня, тут такие дела… Не было времени связаться… Слушай, а ты где? Я бы хотела с тобой встретиться, чтобы… - Алене было трудно произнести это слово, - попрощаться.
        - Что? - после паузы спросила Анфиса. - Что значит, попрощаться? Ты куда намылилась, в отпуск?
        - Нет, - спокойно ответила Алена, - я возвращаюсь домой. Надоело мне все это. Да и случилось тут кое-что… Да ладно, не телефонный разговор, да и вспоминать не хочется.
        - Ты с ума сошла, да?! - неожиданно заголосила Анфиса. - Решила меня подставить?! И за что, спрашивается? Я разве плохо к тебе относилась, разве что-то не так сделала?!
        - Постой-постой… Что ты имеешь в виду?
        - Хочешь сказать, что ты забыла об острове? - холодно поинтересовалась Анфиса.
        Алена хлопнула себя ладонью по лбу. Ну конечно же, вечеринка на личном острове какого-то товарища фон Дурдакова. Дженнифер Лопес, денежный дождь и прочие прилагающиеся бонусы.
        - Мы вылетаем послезавтра.
        - Фис… а нельзя ли не лететь? - сконфуженно пробормотала она. - У меня вообще нет настроения. Знаешь, я сейчас стою на мосту. Я хотела выбросить телефон в реку, чтобы ни с кем из московских друзей больше не общаться… У меня такое произошло - меня изнасиловал клиент…
        - Понятно, - мрачно сказала Анфиса, - Ален, я правда все понимаю. Но и ты пойми меня. Ведь билет уже оформлен, и это я порекомендовала твою кандидатуру. Если ты их кинешь, то и меня больше никогда не пригласят.
        - Это для тебя так важно? - обреченно спросила Алена.
        - Очень. Ну пожалуйста, пожалуйста, - взмолилась Анфиса, - заодно развеешься, отдохнешь, оправишься…
        - Хорошенький отдых. А вдруг меня там тоже…
        - С ума сошла?! - возопила Анфиса. - Там будут толпы голодных девок, готовых глотку друг другу перегрызть за возможность прыгнуть в постель фон Дурдакова. Или хотя бы за привилегию по-быстренькому отсосать ему за пальмой. Знаешь, как он обеспечивает своих любовниц, даже случайных?! Если ему понравится секс, может и квартиру подарить, так-то!
        - А ты с ним… - заинтересовалась Алена.
        - Нет, - с досадой ответила Фиса, - то есть я хотела бы, конечно, как и все. Но он меня ни разу не выбирал. Надеюсь, может быть, в этот раз повезет… Аленка, соглашайся. Это будет по-настоящему круто. А то, что произошло с тобой… Ну ты же понимаешь, что у нас профессия такая. Ходим по лезвию бритвы.
        - Но ты уверена, что…
        - Уверена, - перебила повеселевшая Анфиса, - это будут самые лучшие выходные в твоей жизни! Такой шанс выпадает раз в столетие и только самым красивым девушкам земного шара!!!
        Зрелище из серии «нарочно не придумаешь»: небольшой частный самолет уносил за океан четыре десятка красивых девушек, приятно взволнованных, нервно щебечущих, демонстрирующих друг другу зубные коронки, силиконовые имплантанты, брильянты и дорогое нижнее белье, весело сплетничающих, похожих на стайку экзотических тропических птиц. Среди них были: две примелькавшиеся светские львицы, которые держались особнячком и посматривали на остальных несколько надменно. Известная манекенщица, которая в журналах казалась роскошной блондой, а на самом деле была тихим субтильным существом с зализанными в хвостик мышастыми волосами. Джазовая певица. Известная спортсменка. Балерина, побывавшая на обложках всех гламурных журналов. Целая ватага горластых стриптизерш из лучших клубов Питера и Москвы. Две девушки из агентства Podium Addict (Алена пару раз пересекалась с ними на кастингах). Пятнадцатилетняя школьница Анечка, которая силилась казаться роковой и умной: она то низким голосом рассказывала, что на день рождения заказала фаллоимитатор с сапфировой инкрустацией, то цитировала Лорку - а на самом-то деле
привлекала внимание разве что грудью шестого размера. Исполнительница восточных танцев. Участница скандального реалити-шоу. Двойник Скарлетт Йоханссон. Финская порноактриса (почему-то само это словосочетание - «финская порноактриса» - настолько насмешило Алену и Анфису, что они то и дело возвращались к этой теме, представляя, что фильмы с ее участием можно смотреть разве что на быстрой перемотке).
        - Надеюсь, ты не жалеешь, что поехала? - спросила Анфиса, когда смутные очертания Москвы растаяли в толще сероватых облаков.
        - Даже не знаю, - честно призналась Алена, - с одной стороны, море я видела только в детстве. С другой - я теперь уже никому не доверяю.
        Пока они проходили регистрацию, она успела во всех подробностях рассказать Анфисе о случившемся в «Crazy Шехерезаде». Та, разумеется, пришла в ужас, охала-ахала, гладила Алену по волосам и в качестве сомнительного утешения рассказала, как десять лет назад после какого-то показа мод в гримерную девчонок ворвался известный политик, схватил Анфису за волосы и, ничуть не стесняясь охраны, пытался склонить ее к сеансу принудительного орального секса.
        - Он был под кайфом. До сих пор не могу спокойно это вспоминать.
        - И что же ты сделала? Как вырвалась?
        - Никак. Вырваться было невозможно. Но я его укусила, - хохотнула она, - потом, правда, меня отловила его охрана. Мне выбили передние зубы.
        У Алены вытянулось лицо. Анфиса казалась такой легкомысленной и жизнелюбивой, что было просто невозможно заподозрить темный омут за ее глянцевым фасадом.
        - Ужас какой…
        - Да ладно тебе! - махнула рукой Фиса. - С тех пор прошло десять лет, и у меня все в шоколаде. И я тебе это рассказываю не для того, чтобы ты меня жалела. А чтобы увидела, что такое с каждым может случиться. И перестала себя обвинять.
        - Но это не совсем одно и то же, - покачала головой Алена, - то, что произошло с тобою, - спонтанная неприятность. А я-то, я сама пришла в ресторан! Представляю, как они надо мной смеялись. Небось еще и сфотографировали, гады.
        - Ну это вряд ли, - нахмурилась Анфиса, - все же уголовное преступление… Слушай, Аленка, а давай договоримся, что больше никогда не будем этого вспоминать? Поверь мне на слово, фон Дурдаков ничего подобного себе не позволит.
        - Почему? Ему неведомо привычное другим олигархам ощущение безнаказанности? - спокойно поинтересовалась Алена. - Может быть, он импотент? Или его возбуждает, когда девушка сама кидается ему на шею?
        - Ни то, ни другое, ни третье, - спокойно улыбнулась Фиса, - ему просто этого не нужно, понимаешь? Он такой человек, широкая натура, любит, чтобы вокруг него был праздник. Ему не в кайф быть с девушкой, если она сопротивляется, плачет или одурманена наркотиками. Он вообще, кстати, против наркоты. Говорят, даже не пробовал кокаин, боится, что ему сорвет башню… И потом, чтобы прорваться к фон Дурдакову, надо преодолеть жесточайший естественный отбор. Вокруг него крутятся самые красивые телки мира, и каждая грезит о серьезных отношениях. А серьезные отношения с чего начинаются? - она хитро прищурилась.
        - С чего?
        - С койки, конечно, как и несерьезные! Поэтому за дурдаковскую койку идет вечная кровавая война… Вот если бы ты мечтала к нему прикадриться, тут бы я тебя предостерегла: мол, сбавь обороты, Аленушка, а то можешь получить струю клея
«Момент» в волосы или ядовитую змею в ящик с нижним бельем.
        - Ужас какой, - передернулась Алена, которая, как и большинство сентиментальных особ, к земноводным относилась с понятной брезгливостью, - а что, и такое бывало?
        - И такое, - будничным тоном подтвердила Фиса, - в позапрошлом году. Он влюбился в канадскую манекенщицу. А другая красотка, итальянка, почему-то уже считала его своим. Сицилианка - женщина горячая. Вот и решила соперницу устранить. Хорошо, что бедную канадку откачали, а то бы загремела в тюрьму, дурочка.
        - Слушай, а этот фон Дурдаков, он что, красивый? - заинтересовалась Алена.
        - Не то чтобы Ален Делон, но очень даже ничего, - Фиса мечтательно улыбнулась, - понимаю, что это безумие, но он мне вчера снился.
        - Фиска! - Алена рассмеялась. - Сама только что говорила, что это опасно!
        - Это тебе опасно, ты малолетка. А мне уже двадцать девять, пора бы куда-нибудь пристроиться.
        Господину фон Дурдакову явно не давала покоя слава Хью Хефнера. Он всегда появлялся на публике в компании минимум пяти грудастых блондинок. Иногда к блонди-эскорту присоединялась претендующая на постоянство любовница, ни одна из которых не продержалась возле капризного миллиардера больше шести недель (рекорд поставила, как ни странно, не какая-нибудь актриса или модель, а внешне ничем не выдающаяся учительница начальных классов из Харькова, его первая школьная любовь, предприимчиво разыскавшая его по Интернету). Старину Хефа он копировал во всем - в манере одеваться, лукавом прищуре, прическе. Седина в его волосах была настолько изысканно платиновой, что ну никак не могла иметь природное происхождение.
        Более того, он издавал эротический журнал Durdakoff-style и даже пыжился вывести этот дикий бренд на мировой рынок.
        Анфиса оказалась права: новоприбывшими девушками он совершенно не интересовался, в то время как те выпрыгивали из трусов, чтобы попасть в его поле зрения.
        Гостями занимался специально нанятый русскоязычный гид: он показал девушкам гостевые домики, интернет-клуб, массажные кабинеты, четыре ресторана, пляж, на котором можно было заняться любым видом спорта, кроме шахмат и горных лыж, джакузи, ночной клуб… Алене казалось, что она попала в сказку.
        Островок производил впечатление - солнечно-золотой, густо засаженный раскидистыми пальмами, с веселыми лужайками английских газонов и витиеватыми мраморными бассейнами, он был совсем небольшим, что-то около пятнадцати километров в диаметре.
        Казалось, что местный воздух слегка разбавлен веселящим газом - все вокруг радовались и развлекались так искренне, словно на несколько дней вернулись в беззаботное детство. В основном на остров пригласили девушек, но попадались и мужчины, которые чувствовали себя королями мира в этом царстве острой женской конкуренции. Разомлевшие под ласкающими солнечными лучами, пахнущие морем и кокосовым массажным маслом, глотнувшие рома девушки были готовы к приключениям.
        Алене вспомнилось, как в Москве приятельница пригласила ее в бар «Голодная утка» - заведение с весьма сомнительной репутацией. Там был такой порядок: в начале вечера внутрь запускали только женщин. Им предлагали бесплатную выпивку, развлекали их стриптизом. А уже потом, часикам к одиннадцати, билеты продавали мужчинам, для которых разгоряченные халявой и свободной атмосферой дамы становились на редкость легкой добычей.
        На острове практиковалось что-то подобное, только размах был иным.
        А у Анфисы случилась трагедия - фон Дурдаков умудрился разглядеть на ее безупречно прокачанных бедрах целлюлит. И теперь Анфиса горько плакала, запершись в своем домике, и свет ей был не мил, и море недостаточно соленым, и в приторных коктейлях слишком мало градусов, чтобы, опрокинув парочку порций, она могла вновь почувствовать себя человеком.
        Алена стояла под дверью ее домика и битых полчаса уговаривала Фису выйти. А та - ни в какую. Наверное, сторонний наблюдатель решил бы, что девчонка, сама того не желая, потеряла невинность, ну или там тысячу долларов - настолько мощным был извергаемый прекрасными глазами соленый водопад.
        - Фис… Ну Фис… - ныла Алена, - но это же смешно. Он наверняка просто пошутил.
        - Ага, видела бы ты его лицо! - истерически кричала Анфиса. - Я же полдня набиралась смелости. Наблюдала за ним издалека. Засекла, когда его порнодесант коллективно возжелал пи-пи и отчалил в сортир. Подошла, напомнила, как меня зовут. Это было у бассейна… И он сначала так приветливо со мною разговаривал, что у меня от сердца отлегло! Ну, думаю, удача поперла. А он вдруг, так прищурившись, смотрит на мои ноги… И говорит: «А ты знаешь, дорогая Анфиса, что у тебя не бедра, а сплошной целлюлит?» Причем тон у него был такой независимый, словно он спросил, знаю ли я, сколько времени.
        - Да нет у тебя никакого целлюлита, и вообще, ты худая, как щепка, - уныло уговаривала Алена, хотя в глубине души и понимала, что спорить с женщиной на грани нервного срыва бесполезно.
        - Я больше вообще ничего никогда не буду есть! - с пафосом восклицала Анфиса. - И самое главное, все же это видели! И блядские блондинки, и балерина, и стриптизерки, и даже пятнадцатилетняя Анечка-любительница-Лорки, черт бы ее побрал!
        - Фис, пойдем лучше купаться, а?
        - Иди без меня, - в ее голосе была горечь благородной вдовствующей королевы, - сомневаюсь, что в ближайшее время я вообще смогу получить от этого мира хоть какое-нибудь удовольствие.
        - Ну хочешь, пусти меня к себе? Вместе напьемся, в конце концов.
        - Не надо. Иди, веселись. Ты же сама говорила, что с детства не видела моря. Когда еще представится такой шанс?
        Она не сразу обратила внимание на того мужчину. Он держался в стороне от веселящейся толпы. Не метался с фарфоровым блюдом от суши-хижины к десертному столу, не участвовал в беспроигрышной лотерее, почти ни с кем не разговаривал, равнодушно смотрел на выступления акробатов и стриптизерш. Время от времени Алена ловила на себе его внимательный взгляд, и ей становилось не по себе.
        Хотя ничего угрожающего в облике незнакомца не было. Невысокий, субтильный (хотя, возможно, за его обманчивой худобой скрывалась железная спортивная жилистость). Светло-русые волосы спускаются чуть ниже плеч и прихвачены в небрежный хвостик аптекарской резинкой. Одет так, чтобы не привлекать к своей персоне излишнего внимания. Никаких дизайнерских шлепок и платиновых ролексов - простые парусиновые брюки, ремешковые грубые сандалии, белая футболка. Если и было в нем что-то необычное, то только глаза. Темные, пронзительные, внимательные - казалось, взгляд его обладает свойством рентгеновских лучей.
        И почему он ходит именно за ней, Аленой? Почему так смотрит на нее, словно она миллион долларов задолжала и смылась с чужим паспортом на Карибские острова? Может быть, ей померещилось? Может быть, он так смотрит на всех девушек модельного вида?
        Она попробовала провести эксперимент. Отправилась к морю, присела на плетеный шезлонг в тени, сделала вид, что читает газету… И тотчас же боковым зрением увидела, как странный мужчина идет по песку вдоль моря, озираясь, кого-то высматривая. Вот его взгляд упирается в Алену, и он останавливается… Потом садится, скрестив ноги, на песок и делает вид, что любуется окрестностями.
        Алена отправилась к бассейну - тип послушно последовал за ней. Ретировалась к фуршетным столикам, зачем-то на нервной почве набрала полную тарелку склизких морских гадов. И тут же заметила его - в его руках было блюдечко, и он с преувеличенным интересом рассматривал миниатюрные эклерчики.

«Только этого мне не хватало, - мрачно подумала Алена, - может быть, его заслала Марина Аркадьевна? Чтобы отомстить за испорченную прическу?.. Нет, нет, ну что за бред. Не будет же она нанимать киллера или бандита-костолома всего лишь потому, что я облила ее чернилами!.. Или будет?»
        Повышенное внимание незнакомца начинало действовать на нервы. Через полтора часа такого безмолвного преследования она решилась расставить все точки над «i». Обмотала вокруг бедер воздушное парео, подняла на лоб темные очки, собрала в соломенную сумку газету, плеер и яблоко с фуршетного стола и отправилась на пустынную тенистую террасу. А когда ее боковое зрение констатировало, что преследователь плетется за ней, Алена резко обернулась и столкнулась с ним нос к носу.
        - Ну и что вам от меня надо? - немного нервничая, спросила она.
        Место для знакомства было выбрано филигранно - с одной стороны, они были одни, с другой - терраса просматривалась из сада и с пляжа, так что вряд ли он решился бы на Алену здесь напасть.
        - Здравствуйте, - ничуть не смутившись, улыбнулся он.
        Вблизи он оказался очень даже симпатичным мужчиной, возраст которого едва ли перевалил за сорок лет. Правильные черты лица, обаятельная улыбка, в глазах - легкая насмешка. Алена немного расслабилась - он не был похож на маньяка, насильника или психопата, прячущего за пазухой электрический ножик.
        - Я давно за вами наблюдаю, Алена.
        - Даже имя мое потрудились выяснить, - удивленно подняла бровь она, - да, я заметила, что вы на меня смотрите. Что же вы хотите?
        - Для начала позвольте представиться. Пабло, - он протянул смуглую сухощавую руку, которую Алена машинально пожала, - может быть, я приглашу вас на кофе в мое бунгало?

«Разбежался», - подумала она.
        - Нет-нет, это не то, о чем вы подумали, - поспешил заверить странный тип, - с сексуальной точки зрения вы меня совершенно не интересуете. Я просто хотел поговорить.
        - О чем нам говорить? - она поправила сумку на плече.
        - Что ж, если вы мне не доверяете, что вполне понятно, то давайте присядем хотя бы здесь. Я закажу нам кофе.
        Он кивнул в сторону плетеного низкого столика, вокруг которого стояли изящные кованые табуретки. Не успела Алена ничего возразить, как он уже отодвигал табуретку для нее. Промешкавшись несколько секунд, она в конце концов решила, что ничего опасного в этом приглашении нет. И даже напротив - ей было любопытно, что могло понадобиться от нее мужчине с прической солиста рок-группы, лицом прилежного клерка и телом мастера кунг-фу.
        - Вы очень красивы, Алена, - серьезно сказал он, когда она уселась напротив, сложив на коленях руки, - у вас необычный, редкий типаж.
        - Вроде бы кто-то говорил, что с сексуальной точки зрения я его не интересую, - насмешливо напомнила она.
        - Так и есть, - без улыбки подтвердил Пабло, - предлагаю заказать сэндвичи и кофе. Разговор нам предстоит длинный и трудный.
        - Вы меня пугаете… Ну ладно, от кофе я не откажусь.
        И вот они сидели друг напротив друга, и так называемый Пабло (который имел слишком среднерусскую расцветку для того, чтобы и правда обладать этим экзотическим именем) с аппетитом вгрызался в тост с ветчиной и беконом. Алена же маленькими глоточками отпивала капучино и внимательно слушала его рассказ. Причем с каждым его словом глаза ее лезли на лоб от удивления. Оказывается, Пабло не просто присмотрел ее на острове. Он заметил Алену еще в Москве и собрал на нее подробное досье. Ему было известно и о конкурсе красоты «Мисс N-ск», и о том, как фотограф Валера Рамкин выбил для нее специальный приз в виде контракта с московским модельным агентством. У него был список всех кастингов, на которых когда-либо появлялась Алена Соболева. Он знал адрес квартиры, где жила она вместе с Яной. И про боди-арт-шоу знал, и про шубную выставку, и про другие жалкие подачки Марины Аркадьевны Хитрюк, и про злополучный бельевой показ, который чуть было не закончился для нее плачевно. Он (в отличие от самой Алены) знал даже имя и берлинский адрес того типа, с которым она провела ночь в гостинице «Украина»! О ее поездке в
Лондон, о дружбе с Анфисой, о мечте участвовать в европейских дефиле (откуда?! откуда?!). Естественно, и произошедшее в ресторане «Crazy Шехерезада» не было для него секретом.
        Алена была потрясена. Спокойным будничным голосом он вываливал ей на голову все самое сокровенное, все то, о чем она никому не рассказывала. Ей стало дурно. В глазах потемнело, дрогнула рука с чашкой, и недопитый остывший кофе выплеснулся ей на колени.
        - Да что же это такое… Кто вы такой? - пробормотала она.
        - Вот мы и подошли ко второй части нашей беседы, - невозмутимо констатировал Пабло, - может быть, заказать для вас холодной воды? Что-то вы плохо выглядите.
        - Не стоит… Говорите.
        - Как я уже сказал, зовут меня Пабло, фамилию вам знать необязательно. Но имя мое в Москве известно многим. У меня есть агентство… Крупное агентство.
        - Модельное? - уточнила она.
        - Не совсем, - поморщился Пабло, - скорее я специализируюсь на том, чем вы промышляли в последнее время.
        Ее лицо одеревенело:
        - Все понятно. Вы хотите предложить мне снова заниматься эскортом. Но вы опоздали. Я решила с этим делом завязать и вернуться домой.
        - Вот как? - прищурился он. - А что же вы тогда делаете здесь, на этом острове?
        - Послушайте, - Алена начала сердиться, - мне кажется, я уже все сказала. Дальнейший разговор не имеет смысла. Спасибо за внимание к моей скромной персоне и всего хорошего.
        Она резко распрямила ноги. Но рука его взметнулась вверх, как атакующая кобра, и железные пальцы сомкнулись вокруг ее запястья.
        - Сядьте, - Пабло говорил тихо, но было в его голосе что-то такое, что заставило Алену подчиниться.
        Впоследствии она часто вспоминала этот момент, сама на себя дивясь - почему не вырвалась, не убежала, не позвала Анфиску, почему покорно сидела напротив и слушала, почему даже не возмутилась, не заплакала, не нахамила. Скорее всего, у Пабло был дар гипнотизера. Он манипулировал людьми, как гроссмейстер шахматными фигурками.
        - Алена, давайте будем относиться друг к другу с уважением. Вы согласились меня выслушать, а теперь убегаете как заполошная. Я же не могу заставить вас силой работать на меня, ведь так?
        Глядя в его непроницаемые глаза, Алена была не вполне в этом уверена.
        - Я всего лишь хочу сделать вам предложение. А ваше дело - подумать и решить, насколько это интересно. Договорились?
        Алена кивнула.
        - И еще одно, - его лицо немного смягчилось, - я понимаю ваши чувства. Представляю, что пришлось вам пережить. И я считаю, что Марина Аркадьевна Хитрюк - сволочь и дрянь. Вместо того чтобы обливать ее волосы чернилами, ее следовало и вовсе наголо обрить.
        Алена слабо улыбнулась. И в очередной раз удивилась - насколько же странное у этого Пабло лицо. Только что оно было похоже на восковую маску, от него веяло холодом, как от глыбы льда. Но одна улыбка - и вот его глаза светлеют, крошечными солнечными зайчиками в них пляшут смешинки, а в уголках появляется едва заметная сетка морщин. Морщинки такие могут быть только у человека, который всю жизнь много смеется.
        - В моем агентстве такого бы не случилось никогда. У меня есть собственная служба безопасности, все сотрудники - бывшие крупные чины ФСБ. У них есть связи, разрешения, а у меня - средства. Мы пробиваем каждого клиента, собираем подробное досье. Только что вы и сами убедились в нашей компетентности.
        - Ваша осведомленность впечатляет, - вынуждена была признать Алена.
        - Не только осведомленность, - и снова эта теплая улыбка, - мы вообще работаем с размахом. У меня самые лучшие девушки и самые богатые клиенты по всему миру. Я не связываюсь с шушерой, которым нужна моделька за пятьдесят баксов в час. Все заказы - от пятисот долларов. Никаких извращенцев, никакой опасности. Девушка не несет никаких издержек. Салоны красоты, уроки английского, этикета, танцев, любое самосовершенствование - за наш счет. Мы снимаем девушкам хорошие квартиры. Не жуткую однокомнатную хрущевку с разводами на потолке, где, кроме вас, будет проживать не то гулящая девушка, не то приторговывающий собою трансвестит, - он красноречиво взглянул на Алену, - идем дальше. Раз в год я предоставляю каждой девушке оплачиваемый отпуск. У меня есть вилла на Кипре, два домика в Гоа и квартирка в Лондоне. Все это к вашим услугам, если захотите развеяться и отдохнуть. Кроме того, медицинская страховка. Возможность взять у меня беспроцентный кредит. Возможность пользоваться гардеробом агентства - поверьте: я покупаю только последние коллекции ведущих марок.
        Алена не могла поверить своим ушам. О чем он рассказывает - о службе элитного эскорта или пансионе для благородных девиц?!
        - Вижу, все это произвело на вас впечатление, - улыбнулся Пабло, - учтите: сотни девчонок мечтают работать со мной. Но я отбираю только лучших. Только тех, кто выделяется из серой массы. На меня работают не только модели. Например, недавно я подписал контракт с… - он назвал имя довольно примелькавшейся поп-певички, обладательницы крепко сбитого сексапильного тела и нежного мурлыкающего голоса.
        - Ну ни фига себе! - вырвалось у Алены. - А ей-то это зачем?
        - Думаете, ей деньги не нужны? - развел руками Пабло. - Конечно, у нее другие тарифы. Ниже пяти тысяч долларов не работает. Вам я пока такого предложить не могу. Но кто знает, что будет завтра… Среди моих девушек есть искусствоведы, актрисы и даже математики. Есть роскошная стриптизерка, которую я из «Распутина» переманил. Есть немая девушка из глубинки такой потрясающей красоты, какой свет не видывал. У нее в детстве была какая-то психическая травма, вот с тех пор и молчит. Есть известные манекенщицы. Есть просто красавицы - не банальные курносые вешалки, а настоящие красотки уровня Моники Белуччи.
        - И с какого боку здесь я? - криво усмехнулась Алена.
        - Ни с «какого боку», а «почему», - поправил Пабло, - девушке с таким породистым лицом не пристало выражаться как продавщице из овощного ларька… Вы похожи на инопланетянку, Алена. У вас нестандартный рост, нестандартное лицо и невиданной длины ноги. Думаю, многие мои клиенты заинтересуются такой девушкой.
        - Значит, опять эскорт, - задумчиво протянула она.
        Прямо перед ними простиралось море - почти прозрачное у берега и темно-синее на горизонте. На бирюзовой ряби плясали алые блики заката. Остывал белоснежный пляж, душераздирающе пахло жасмином. Издалека слышался задорный женский смех, бодрая латинская музыка, залпы фейерверка. Алена зажмурилась. Теплый ветер нежно ласкал ее обнаженные ноги, солнечный блик щекотал слегка подзагоревшее лицо. На острове было так хорошо, что хотелось остаться здесь навечно. Она представила, как возвращается в родной город, как радостно удивленная бабушка открывает ей дверь… Наверняка будут пирожки с капустой и яйцом, варенье из крыжовника, запеченная свинина, домашняя наливка из черноплодки… Она будет взахлеб рассказывать о Москве, родные - недоверчиво слушать. А потом наступит новый день и новая жизнь - будничная, серая. Что она будет делать дома?! Уж точно не сидеть в шезлонге, подставляя расслабленное лицо солнечным лучам.
        - Не совсем так, - мягко возразил Пабло, - на самом деле у меня не совсем эскорт-агентство.
        Алена непонимающе на него уставилась.
        - Я сутенер, Алена, - спокойно сказал Пабло, - работаю с элитными проститутками… И не надо делать такое лицо. Эскорт - тоже проституция, только завуалированная. Об условиях я вам уже рассказал. Даю вам сутки на раздумье, надеюсь завтра вечером вы сообщите мне о своем решении. Кстати, можете посоветоваться со своей подругой Анфисой. У меня кристальная репутация, это известно всем.
        - Боюсь, что я…
        - Не надо ничего отвечать, - перебил Пабло, поднимаясь, - я же сказал - завтра вечером. И учтите: я никогда и ничего не предлагаю дважды.
        Они сидели на бортике бассейна, лениво болтая ступнями в подсвеченной воде. В руках Анфисы был запотевший бокал со сложносочиненным разноцветным коктейлем и тарелочка с морскими деликатесами. Будучи девушкой в высшей степени легкомысленной (а другая бы и не смогла выжить и процветать в мире элитного эскорта), она уже и думать забыла о своем намерении голодать. Алена пила простую воду - разговор с Пабло начисто отбил у нее аппетит. На остров мягко опустилась ночь - южная, душная, бархатная. Темное небо казалось низким и густым, как будто бы было не эфемерной субстанцией, а вполне осязаемой шалью, расшитой стразами Swarovski.
        - Представляешь, на голубом глазу предложил мне проституткой стать, - этими словами Алена закончила свой рассказ, - да еще велел с тобою посоветоваться.
        Анфиса нахмурилась. Похоже, она не была готова разделить ни Аленино веселье, ни ее настороженность. Молчала она долго. Задумчиво смотрела на плескавшихся в бассейне гологрудых нимф, которые, кажется, решили устроить соревнование - чьи силиконовые имплантаты мощнее. Их незагорелые груди были похожи на огромные воздушные шары. Так и хотелось, незаметно приблизившись, ткнуть в них пальцем - взорвется или выдержит?
        - Я всегда знала, что дуракам везет, - наконец выдала Анфиса.
        Алена изумленно на нее уставилась:
        - Что ты имеешь в виду? Это я дурак или Пабло?
        - А ты правда ничего о нем не слышала или прикидываешься? - прищурилась Фиса.
        - Фис, ну с какой стати мне тебя обманывать? - пожала плечами Алена.
        - И то верно… Зайка, ты даже не представляешь, как тебе повезло! Я трижды пыталась прорваться к Пабло, но он всегда поднимал меня на смех. Знаешь, что он мне говорил? - и не дожидаясь ответа, Анфиса с кривой улыбкой пробасила, пытаясь подражать гулкому голосу Пабло, - девушка, на вашем месте я бы сменил стилиста, колориста и пластического хирурга. Может быть, тогда вы перестанете выглядеть, как периферийная лохушка.
        - Так сказал? - округлила глаза Алена. - Тебе?
        Анфиса всегда казалась ей идеалом красоты и женственности.
        - Представь себе.
        - Но ты же не делала пластических операций!
        - Вот именно. Просто посмеялся надо мной. А ты даже не добивалась его аудиенции, удача сама в руки привалила.
        - Ну а почему ты считаешь, что это такая уж удача?
        - Ты что, совсем дурочка? - повысила голос Анфиса, - у него такие связи, закачаешься! И клиентов больше, чем девушек. Без работы никогда не останешься. Знаешь, какие бабки его девки заколачивают?! Это тебе не Podium Addict. Одна моя знакомая сотрудничала с Пабло всего три года, и вот теперь у нее квартира на Петровке и внедорожник «Порш»!
        - Все равно это как-то унизительно…
        - А то, чем ты занималась последнее время, - не унизительно? - насмешливо спросила Анфиса.
        - Я в основном просто сопровождала мужчин. Секс был всего два раза. Один раз я захотела сама, а другой… - она нервно сглотнула, - ну в общем, ты знаешь.
        - Ага, веселая групповушка за четыреста пятьдесят долларов, - бестактно развеселилась Анфиса, - между прочим, если бы тебя крышевал Пабло, ничего подобного с тобою не произошло бы… Но вообще, решать тебе. Кажется, ты уже купила билет до N-ска?
        - Да, - вздохнула Алена, - купить-то купила, только вот… Фис, я не знаю, как там буду жить. Что буду делать, смогу ли смириться с новой судьбой и не чувствовать себя лузером… После всего, что со мною было в Москве. Ведь было много и хорошего… Я как будто бы на другую планету попала. И все время мне казалось, что вот-вот - и я смогу здесь освоиться.
        - Просто ответь себе самой на вопрос, - пожала плечами Анфиса, - ты хотела бы остаться в Москве? У тебя есть силы карабкаться дальше? Хочешь ли ты, чтобы весь мир лежал у твоих ног?
        - Я сама ненавижу себя за этот ответ, но… да, - тихо сказала Алена, а потом окрепшим голосом повторила, - да!
        - В таком случае Пабло - лучший для тебя вариант.
        ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ Наблюдения Алены
        В январе Москва пустеет - высший свет и все, кто пыжится им казаться, срываются в горы. Все более-менее приличные шале бронируются чуть ли не с лета.
        В этом году я осталась без альпийских вершин, пряного глинтвейна и пестрой куртки Bosco, а все из-за нигерийского бизнесмена г-на Мбомбо, которому приспичило провести рождественские каникулы в Сочи (ну не чудак ли?), да еще и в моем высокооплачиваемом обществе. Билеты были забронированы, Пабло вручил мне аванс - полторы тысячи долларов - и несколько раз поинтересовался, не имею ли я чего против секса с темнокожими. Памятуя о высокой конкуренции в мире элитной продажной любви, я холодно приподняла бровь: «Неужели в наше время еще существует расизм?»
        Специально для этой поездки я сходила в тайский SPA-салон. Все мое тело натерли измельченными абрикосовыми косточками, а потом обернули в смоченные медовым лосьоном полотенца. Все нежелательные волосы были безжалостно выдраны, все желательные - расчесаны, удобрены масками и красиво уложены. Намеки на морщины заполнены коллагеном, ногти - подпилены и накрашены. Короче говоря, я была во всеоружии, и все для того, чтобы пятого января, за один день до предполагаемого вылета, мне позвонила секретарь господина Мбомбо и на ломаном английском извинилась:
        - Мисс Соболева (она произнесла - «Са-боль-е-фа»), просим нас простить. Господин Мбомбо вынужден срочно улететь в Токио. Половину аванса можете оставить себе. Господин Мбомбо выслал на ваше имя корзину фруктов.
        При этом она еще и улыбалась. Улыбалась - сука, - я по голосу поняла! Что мне было делать? Объяснить ей, что глубокоуважаемый г-н Мбомбо - мудак из мудаков, который лишил меня шансов и на Куршавель, и даже на лузерский московский шопинг в ЦУМе? Пожаловаться, что на пятьсот долларов мне до конца января не протянуть? Жестко сказать, что корзину с фруктами я отправлю обратно в надежде, что г-н Мбомбо съест немытую грушу и подцепит кишечную палочку?
        Нет, вместо всего этого я на безупречном английском проворковала:
        - Ничего страшного. Спасибо большое, что предупредили заранее. Передайте г-ну Мбомбо спасибо за фрукты.
        Да еще при этом и улыбнулась, дура!
        Дура.
        И вот, шестое января, одиннадцать часов утра, Москва пустая и сонная, таксисты и официанты слегка пьяны и заторможены. Я завтракаю с Лизой - куртизанкой на вольных хлебах - в пиццерии на Садовом кольце. А что мне, безработной, остается, кроме как втягивать в сложенные трубочкой губы длиннющие макаронины и с некоторым садистским удовольствием предвкушать, как станут малы лучшие джинсы?
        С Лизой я познакомилась несколько месяцев назад, на вечеринке по случаю дня рождения ресторатора Шаховского. Я с двумя другими девушками из агентства Пабло была в свите именинника. Наша задача заключалась в том, чтобы подливать ему шампанское, кормить его с ложечки икрой, заливаться хохотом в ответ на его плоские шутки, кокетливо визжать, когда он хватал одну из нас за грудь, а когда гости разойдутся, ублажить его отчаянной групповушкой. Забегая вперед, могу похвастаться, что упоили мы Шаховского до такой степени, что вместо отчаянной групповушки он до половины седьмого утра отчаянно блевал в туалете, после чего уснул в гостиной, трогательно свернувшись калачиком на антикварном персидском ковре. Но это так, деталь, не имеющая к моему знакомству с Лизой никакого отношения.
        На той вечеринке мы притворялись девушками из высшего света. На мне было платье Valentino (выданное Пабло с оговоркой, что если пролью на ткань шампанское, он трижды обмакнет мою голову в унитаз общественного сортира на Казанском вокзале). Мои волосы были завиты в крупные кудри, подобраны наверх и прихвачены едва заметным золотистым ободком. В общем, я была этакой леди в превосходной степени.
        А Лиза появилась в самом конце вечеринки - выпрыгнула из огромного пятиярусного торта. Обычно такое действо происходит на разбитных мальчишниках, и в качестве
«тортовой» девочки нанимают стриптизерку с минимум пятым размером груди. И высшим шиком - я видела в каком-то фильме - считается размазать о ее грудь взбитые сливки, а потом, отталкивая друг друга, слизывать сладкие потоки с воинственно торчащих сосков.
        У Лизы бюста пятого размера не было, зато была дрябловатая попа, похожая на трясущееся сливочное желе, сильные мускулистые ноги экс-спортсменки, простоватая физиономия с намечающимся двойным подбородком и колечко в ноздре - всего этого она совершенно не стеснялась. Лиза относилась к своей работе с таким энтузиазмом и
«огоньком», что и другие переставали видеть в ней экзальтированную дамочку не первой молодости, а видели лишь девчонку-душу-компании, которая отрабатывает свое с не свойственным профессии смаком. Позже я узнала, что с учетом щедрых чаевых непрестижная тортовая девушка Лиза зарабатывает втрое больше меня самой.
        Итак, она выпрыгнула из торта, хохоча и визжа, и начала закидывать именинника бомбами из нежнейшего безе. В первый момент мы переглянулись и скривились - что творит эта странная некрасивая женщина? Но потом Лиза распространила свой вирус веселья и на нас. Уходя, я зачем-то оставила ей визитную карточку. А она - тоже не зная зачем - перезвонила на следующий день. С тех пор и дружим.
        Лиза диеты презирала. У нее было твердое убеждение, что лишь неврастенички с комплексом неполноценности и надвигающимся кризисом среднего возраста могут добровольно лишать себя сливочного соуса к спагетти и воздушного «тирамису» к чаю. Ее неумеренный аппетит распространялся на все области жизни - и на еду, и на удовольствия, и на мужчин.
        Мы сидели за столиком у окна с видом на нереально пустое Садовое кольцо, и я смаковала спагетти, а перед Лизой толпилось штук десять тарелок со всяческой итальянской едой. Она запускала вилку то в салат с морепродуктами, то в овощную лазанью, то в карпаччо из лососины, то в политый горячим шоколадом вишневый пирог. И тарахтела без умолку.
        - Я тебя, Аленка, вообще не понимаю. С твоими данными, с твоими мозгами - и пахать на какого-то беспонтового Пабло. Отдавать ему пятьдесят процентов твоих гонораров! Когда ты могла бы жить на полную катушку и ни в чем себе не отказывать.
        Это главный камень преткновения нашей дружбы. Лиза, по сути, занимается тем же, чем и я сама, только она называет себя не проституткой, а куртизанкой и ведет свои дела самостоятельно, презирая сводников.
        - Я могла бы тебе помочь, - с набитым ртом проговорила она, - знаешь, какая у меня база данных? Мама не горюй. Всех обслужить сама все равно не успеваю. Я могла бы подкидывать тебе заказы.
        - С барского плеча? - усмехнулась я.
        - Ну почему ты так воспринимаешь? Между прочим, мой типаж устраивает не всех. Иногда мне звонят и спрашивают - а нет ли у тебя, Лизонька, подружки, похожей на модель? Тут бы я тебя и присватывала. И - прошу заметить - не брала бы за это с тебя деньги.
        - С Пабло я чувствую себя уверенной, - в сотый, наверное, раз объяснила я, - я точно знаю, что простоев не будет. Каждые выходные у меня железно есть работа. Иногда и на неделе. Иногда - и три раза в неделю. Стабильно три раза в месяц я куда-нибудь еду, а за выездной трах платят почему-то по двойному тарифу. Хотя, между нами, я согласилась бы и за полцены, особенно если речь идет о Нью-Йорке или Монте-Карло.
        - Так и у меня все то же самое, - Лиза всплеснула руками и едва не опрокинула себе на колени высокий бокал с чем-то подозрительно синим, что согласно меню называлось коктейлем «Лазурный оргазм», - более того, если бы я была трудоголиком, могла бы пахать хоть каждый день. В конце концов в мире миллионы неудовлетворенных мужиков, а я одна, красавица.
        Последнюю фразу она выкрикнула так торжественно и громко, да еще и отсалютовала при этом бокалом с «Лазурным оргазмом», что в нашу сторону начали заинтересованно поворачиваться головы, а одна некрасивая коренастая официантка шепнула что-то другой некрасивой коренастой официантке, едва заметно кивнув в нашу сторону и выразительно скривившись.
        Ну а Лизе все было хрен по деревне. Это я со своими застарелыми комплексами немного стеснялась собственной профессии и в свободное время изо всех сил косила под леди - носила строгие тренчи в стиле Burberry, туфли на квадратных каблуках и иногда даже фальшивые очки. А Лиза, наоборот, своим образом жизни хвасталась - причем это была не защитная реакция, а искренняя самовлюбленность.
        И в который раз она мечтательно рассказала свою историю появления в бизнесе. Еще пять лет назад Лиза была стандартной домохозяйкой с рабочих окраин - красила волосы в ближайшей парикмахерской, с особенной тщательностью пылесосила под диваном, пекла ватрушки и каждое утро собственноручно завязывала мужу галстук. В один прекрасный день созданная ее неутомимыми руками идиллия рухнула, и муж в красиво завязанном галстуке переметнулся в лагерь соседки из второго подъезда. Пергидрольная и томная, она носила кожаную мини-юбку и предпочитала позицию
«девочки сверху», о чем радостно доложил Лизе муж, собирая в чемодан наглаженные ею рубашки. Лиза была настолько удивлена, что даже обидеться не успела. Иногда, затаившись у окна, она подсматривала, как ее муж (бывший) и пергидрольная разлучница дружно выгуливают ее старенького терьера. Лизин муж (бывший) нежно жался бедром к кожаной юбке разлучницы и что-то шептал ей в ухо, отодвинув пальцем вытравленную прядь. С нею, с Лизой, он никогда так себя не вел - их интимный мир был лаконичным и деловым и ограничивался двумя разами в неделю по взаимной договоренности.
        - Я горжусь тем, что его не возненавидела, - призналась однажды она, - вместо того чтобы проклинать соперницу и подкладывать им под дверь кошачьи какашки, я призадумалась: а может быть, дело во мне? Посмотрела на себя в зеркало и увидела унылую тетку в спортивном костюме с вытянутыми коленками. А я еще гордилась, что ношу дома не халат, как всякие распустехи, а спортивный костюм. В общем, я была типичной лахудрой, но, к счастью, вовремя это поняла.
        - Не надо так, Лизок, - поморщилась я, - ты не будешь лахудрой, даже если перестанешь брить ноги и полюбишь кофты с люрексом!
        - И тогда я распетрушила свою денежную заначку и отправилась в парикмахерскую, - продолжила Лиза, не обращая внимания на мои утешительные фразы, - не в районную, а в «Жак Дессанж». И там из меня сделали блондинку с длинными волосами, длинными ногтями и длинными ресницами. Потом я купила красное платье и сняла в ближайшем баре первого попавшегося мужика. С тех пор жизнь моя изменилась.
        - Мужик оказался олигархом и заплатил тебе пять тысяч долларов за ночь?
        - Нет, - расхохоталась Лиза, шумно втягивая через трубочку остатки коктейля, - он был обычным компьютерщиком-неудачником. Но он действительно заплатил. За те четыре дня, что мы были вместе, он переклеил мне обои, побелил потолок и подарил ноутбук.
        - Зачем тебе ноутбук?
        - Как зачем? Искать по Интернету богатых мужиков, разумеется! Я сфотографировалась, разместила свою анкету на нескольких сайтах. И клиенты посыпались, как горох из дырявого мешка. Естественно, я позиционировала себя не как проститутку. И всем лузерам, которые звонили и, шумно дыша в трубку, предлагали «двести пятьдесят за анал», я объясняла, что являюсь куртизанкой, не проституткой.
        - А в чем разница-то?
        - О-о-оо, - протянула Лиза, - как будто ты сама не понимаешь. Проститутки - низшее звено пищевой цепочки. Трахаются, как кролики, и получают деньги по заранее оговоренному тарифу. В моем же случае ничего заранее не известно. Я не требую с мужчин деньги, я их на деньги развожу . Это не работа, а искусство. И для меня количество денег - это не просто материальный эквивалент минета. А мерило моего самолюбия, вот как-то так.
        - Но я в какой-то степени тоже развожу, - подумав, возразила я, - гонорар, конечно, оговаривается заранее, и платят они не мне, а Пабло… Зато я всегда могу рассчитывать на чаевые. Или на роскошный подарок, что тоже хорошо.
        - Зато твоими делами рулит Пабло. Вот ты сама сказала - сорвалась у тебя поездка в Сочи с этим Мбомбо или как его там, и ты сидишь здесь со мной, лапу сосешь, экономишь. А я, когда хочу подзаработать, открываю записную книжку и сама выбираю, кому позвонить и на когда назначить встречу.
        Этот бессмысленный спор был вечным атрибутом наших с Лизой встреч.
        - Короче, Аленка, когда надумаешь бросить Пабло, давай ко мне! Вдвоем веселее, да и безопаснее! И учти - мы с тобой поставим на уши весь мир!
        Он немного похож на кролика, мой новый любовник.
        Его большие грустные глаза с длинными светлыми ресницами прячутся за немодными круглыми очками в стиле Джона Леннона. У него неправильный прикус: верхняя челюсть слегка выдается вперед вместе с передними верхними зубами - крупными, длинными. У него редкие светлые волосы, под которыми прячется розовая кожа головы (судя по всему, прятаться ей осталось недолго, скоро она явит себя широкой общественности, как бесстыдная девка из стрип-клуба, если только он не решится на модную нынче трансплантацию волосяных луковиц). Он носит голубые рубашки в полоску и говорит тихим, немного застенчивым голосом. У него маленький член и огромный автомобиль - закономерность, кстати, для Москвы тривиальная. Он любит китайский белый чай и кубинский темный ром. Он играет на губной гармошке - отвратительно, но всех это умиляет, почти не курит и наизусть читает Блока.
        Общаться с ним было бы одним удовольствием, если бы не маленькая деталь.
        Федор - садист.
        Обычный секс с его нежно-влажной атрибутикой, с посасываниями-постанываниями-покусываниями, судорожными вздохами, мятыми простынями и порой рвущимися презервативами его не возбуждает.
        Ему нравится порвать на девушке платье, каратистским ударом в солнечное сплетение завалить ее на пол, отхлестать сначала ладонями по щекам, потом - березовым прутом по ягодицам, зажать ей пальцами нос, а в рот вливать струю ледяной водки. А потом развернуть лицом к дивану и грубо взять сзади, намотав на кулак ее распущенные волосы.
        Когда он, такой застенчивый и интеллигентный, проделал это со мною впервые, я была возмущена и шокирована. Тем более что Пабло ни о чем таком не предупреждал. Просто позвонил и сладким таким голосом объявил:
        - Алена, душа моя, есть хороший заказ. Одному скучающему клерку понравилась твоя фотография. Денег у него - хоть жопой жуй. Сегодня в половине девятого вы встречаетесь в «Антонио». Постарайся ему понравиться, возможно, ему нужна девушка для серьезных отношений.
        - От тебя ли я это слышу? - усмехнулась я, ничего не подозревающая.
        Дело в том, что Пабло был категорически против, если между клиентом и работающей на него девушкой возникал хотя бы намек на эти самые «серьезные отношения». Он ревностно отслеживал нашу (как правило, отсутствующую - при такой-то работе) личную жизнь. И если кто-то из наших пытался назначить денежному клиенту вольное свидание, Пабло реагировал немедленно и порой жестоко.
        Ходит легенда, что года три назад Тамара, в то время самая успешная девушка агентства, получила от клиента брачное предложение и ответила, разумеется, радостным согласием. Пабло взбеленился, узнав, что лучший плательщик будет иметь его лучшую девушку на халяву и на законных основаниях. Ему повезло, что Тамара была девушкой патологически жадной до денег и согласилась в качестве компенсации выполнить последний заказ агентства. Он продал ее троим мутноватым латиносам, которые были похожи не на миллионеров, а на гастарбайтеров. Одна ночь в отеле
«Балчуг» - и у Тамары выявляется сифилис. Жених ретируется в свою швейцарскую резиденцию, Пабло, демонически усмехнувшись, тоже отказывает предательнице в работе. Что произошло с этой Тамарой потом - никто не знает. Кто-то говорит - села на иглу и опустилась до шоссейной проститутки. Кто-то уверяет, что она вылечилась и уехала домой на Украину, где вышла замуж за сантехника, родила тройню и теперь ходит в дырявых тапочках и с растяжками на животе.
        Неважно. На самом деле, возможно, никакой Тамары и вовсе не было, а страшилку про нее придумал сам Пабло, чтобы нас запугать.
        В этом контексте слышать от него о «серьезных отношениях» было по меньшей мере странно.
        - Алена, ну зачем ты так, - нежно сказал Пабло, - серьезные отношения не подразумевают брак. Жениться он не собирается, но готов купить эксклюзив на понравившуюся девушку.
        Я скривилась - иногда меня коробили эти его экономические термины.
        В половине девятого я, как и договаривались, пришла в «Антонио» в серебряных туфельках и желтом платье, изумительно подчеркивающем загар. Люблю первые минуты свидания - клиент встает мне навстречу, и я вижу неподдельное восхищение в его глазах. Он отодвигает стул, заказывает для меня лучшее вино, мы вместе обсуждаем меню, знакомимся, шутим, смеемся, светски треплемся, и все это похоже просто на свидание вслепую.
        Конечно, попадаются и такие, кто любит сразу расставить точки над «i». Запустить руку под скатерть и с сальной улыбкой влезть пальцем под трусики, украдкой ущипнуть сосок или, придвинувшись вплотную, влажным шепотом поинтересоваться, случаются ли у меня вагинальные оргазмы. Но, как ни странно, происходит такое редко. Чаще купившие меня мужчины ведут себя так, как будто бы никакого оплаченного секса не подразумевается и в помине. Как будто бы мы не проститутка и клиент, а просто случайно встретившиеся в городской сутолоке одиночки, всегда готовые перевести обычный вечер в режим «спонтанное эротическое приключение».
        Федор был похож на кролика - об этом я уже упоминала. Он сразу мне понравился. Я даже подумала - вот странно, какой он милый, а все туда же, покупает проститутку. И не для куража покупает, не для демонстрации, а просто так, скрасить одинокий вечер.
        Ужинали долго - он рассказывал о недавнем путешествии по Китаю. Я тоже недавно была в Китае, но упоминать об этом не стала, так как ничего, кроме шелковых простыней лучшего отеля Шанхая, не видела. К половине первого мы выпили три бутылки вина и чувствовали себя друзьями. Скажу больше - если бы такое свидание случилось со мною пару лет назад, когда я работала эскорт-girl без обязательного секса, я все равно отправилась бы к нему домой.
        На заднем сиденье «Лексуса» мы целовались, и он держал меня за руку. Мне показалось, что его водитель поглядывает на меня испытующе и с некоторой насмешкой, и я все не могла взять в толк, почему. Знала бы я тогда…
        Как только за нами захлопнулась дверь его нереально огромной даже по московским меркам квартиры, произошло все то, о чем я рассказывала выше. Желтое платье, купленное мною за 600 евро в Милане, было порвано одним движением его слабых на первый взгляд рук. А когда я попробовала возмутиться, он наотмашь треснул меня по лицу с воплем:
        - И ты, сука продажная, еще будешь мне указывать?!
        Пабло тысячу раз предупреждал, что мы не должны самовольно уходить от клиента, что бы ни случилось. Вопросы безопасности разруливает он, наше дело - ублажать того, кто за это заплатил. Однако инстинкт самосохранения тянул меня к двери, за которой - я знала - дежурит охранник-водитель. Мне было плевать, что на мне нет ни платья, ни туфель, что моя щека покраснела, а глаз заплыл. Я была испугана, как никогда в жизни: и странно, что от визга моего не повылетали все его панорамные стекла.
        Федор только на первый взгляд казался субтильным и слабеньким. На самом деле - я узнала об этом позже - у него был коричневый пояс карате. Избивал он меня долго, со вкусом, смакуя каждый мой вопль (впрочем, довольно быстро сил вопить не осталось, и я просто постанывала, когда в очередной раз носок его ботинка пинал меня в бок).
        У боли есть предел - в какой-то момент ты перестаешь ее чувствовать и видишь все, что с тобою творят, словно со стороны, с некоторым даже удивлением констатируя: ага, он дернул меня за волосы так, что захрустели шейные позвонки; он бьет меня по щекам, и голова моя болтается, как у бесчувственной куклы; он входит в меня резкими толчками, словно хочет проткнуть до самого горла, безжалостно, насмерть. Когда все закончилось, у меня не было сил даже отползти. Я раскинулась на ковре, который был влажным от крови, спермы и слез. Краем глаза увидела - он отошел к мраморной барной стойке, наливает в стакан джин, разбавляет его тоником, пьет жадно, высоко запрокинув голову вверх. Допивает до дна, поднимает с пола черные трусы-боксеры, надевает, возвращается. Возвращается… Наверное, сейчас он меня добьет.
        Но ничего подобного не случилось. Совсем наоборот - Федор помог мне подняться, подал мне безразмерный махровый халат и заботливо поинтересовался, не сломано ли у меня чего, ведь я так страшно кричала. Я посмотрела на него с изумлением - он что, шутит? Сначала избил до полусмерти, а теперь волнуется, да еще так обеспокоенно заглядывает в глаза! Артист хренов!
        - Аленушка, сделать тебе чаю? У меня есть корзиночки с фруктами и шоколадом, - суетился садист, - а хочешь, закажем поесть? У меня здесь недалеко китайский ресторан, лучший в Москве. Я бы не отказался от утки.
        - Ты издеваешься? - прохрипела я, доковыляв до дивана и рухнув всей тяжестью измочаленного тела в его прохладные кожаные объятия.
        - Аленушка, ну я ничего не мог поделать, - он выглядел так, словно и в самом деле раскаивался, - тебя разве не предупреждали?
        Я вспомнила беспечный тон Пабло и без особенных эмоций подумала: «Вот подонок!»
        - О том, что этот вечер будет иметь риск для моей жизни? Нет, представь себе.
        - Бедная… - сочувственно протянул он, окончательно превращая сцену в фарс, - наверное, я должен был сам сказать за ужином. Но твой Пабло уверял меня, что проблем не возникнет… Хочешь, я ему выговорю?
        - Не надо. Это мое дело. В конце концов, если бы он предупредил, я бы отказалась.
        По его бледному лицу словно пробежала тень.
        - И так всегда, - вздохнул Федор, усаживаясь рядом со мной, - стоит мне встретить девушку, которая действительно цепляет, - он взял меня за руку, но я машинально отдернула ладонь, - как она сбегает от меня после первого секса. Я пытался что-то с собой сделать, стать таким, как все… Бесполезно, рано или поздно срываюсь. Уж такой я человек.
        - А ты не пробовал обратиться в садомазо-клуб?
        - Пробовал, - печально кивнул он, - но туда ходят девушки, которые ловят от боли кайф. А меня возбуждает не кайф, а страдание, понимаешь?
        - Бедненький, - фальшиво улыбнулась я, - ладно. Вызови мне, пожалуйста, такси.
        - Аленушка, можешь принять душ, я ничего тебе не сделаю. А завтра пойдем в ЦУМ и в Третьяковский, купим тебе десять новых платьев взамен испорченного. Нет, двадцать! Хочешь?
        Я потрепала его по влажным от пота волосам. Двигаться было больно - казалось, мое тело превратилось в один сплошной синяк. Правый глаз упорно не желал открываться, веко распухло. Честно говоря, мне было страшно смотреть на себя в зеркало.
        Федор помог мне подняться и доползти до ванной. Выдал чистое полотенце и гель для душа Elizabeth Arden. Насчет зеркала я оказалась права - там проживала не ухоженная красивая девушка, к которой я привыкла, а существо неопределенного пола с фингалом под глазом, разбитой губой и запекшейся кровью у виска. Кое-как, морщась от боли, я продезинфицировала это великолепие найденными в его шкафчике спиртовыми салфетками (предусмотрительный, гад!).
        Когда я вышла из ванной, меня ожидали пиала с горячим какао, сливочное печенье и цветастый шелковый халатик точно моего размера (предусмотрительный, гад!). Одевшись, я заметила в его глазах похотливый блеск (уж слишком сладострастно он посматривал на мои голые щиколотки) и предпочла ретироваться. На прощание Федор сунул в мою сумочку пачку смятых купюр.
        - Я уже заплатил Пабло, он тебе передаст… А это так, лично тебе… От всей души.
        Не поблагодарив, я кивнула и поспешила к двери.
        Охранник проводил меня до такси.
        - Больно? - поинтересовался в лифте.
        Взглянула на него исподлобья, как мне самой казалось, испепеляюще.
        - А я сразу понял, что ты ни о чем не подозреваешь, - похвастался он своей психологической подкованностью и прозорливостью, - когда вы целовались в машине, у тебя было такое лицо…
        - Как у дуры? - спокойно поинтересовалась я.
        - Как у человека, который поверил в чудо. Не поверишь, но мне так и хотелось обернуться и все тебе рассказать. Но меня бы после этого уволили.
        - Понимаю.
        Во дворе меня ждала машина - длинная, темно-синяя, с тонированными стеклами.
        - А вообще, он мужик неплохой, - на прощание доверительно сообщил охранник, - незлой, устает жутко, мечтает о семье. Так что, если умеешь терпеть боль, ты бы обо всем этом подумала…
        - Да пошел ты! - весело сказала я на прощание, хлопнув дверью авто перед его разочарованным лицом.
        Машина плавно тронулась с места и поплыла в сторону моего дома, по пустынной ночной Москве. Уже подъезжая, я зачем-то воровато пересчитала деньги. Доллары. Три с половиной тысячи. Злость постепенно улетучивалась, уступая место нагромождению планов. Нежданные деньги - можно их просто прогулять с размахом, можно купить сто двадцать пятое приличное платье или заказать очередные туфли (с моим размером бывает сложно достать готовые). Можно послать Пабло к черту и отправиться в отпуск, куда-нибудь к океану, где пахнет свободой и немного креветками, а коктейли подают в половинке кокосового ореха…
        Ближе к утру позвонил Пабло - за деланой хамоватой распущенностью чувствовалась некоторая тревога.
        - Ну, как провела время, красавица?
        - Отлично. Что, не ожидал?
        - Да брось ты, Аленка! - немного расслабился он. - Понимаю, этот Федор - полный мудак. Зато ты получишь хорошие деньги. Полторы тысячи долларов, и всего-то за один вечер.

«Значит, пять тысяч, - слабо улыбнувшись, подытожила я, - а что, это совсем, совсем неплохо!»
        - Завтра утром заеду за деньгами, - пока он не передумал, быстро сказала я, - и знаешь еще что?
        - Что?
        - Этот Федор - в три раза меньший мудак, чем ты!
        Пробормотав что-то неопределенно-матерное, Пабло швырнул трубку. А Федор стал моим постоянным любовником. Правда, виделись мы нечасто - от силы пару раз в сезон. Возможно, я бы согласилась и на большее сближение. Но, как и у большинства рыжих, кожа у меня очень уж тонкая.
        С нее долго сходят царапины и синяки.
        Люблю гулять по Москве - бесцельно, бездумно. Когда случается редкий выходной, покидаю квартиру спозаранку, наскоро опрокинув чашечку зеленого чаю, ловлю машину, спешу в центр города, словно там меня кто-то ждет. И целый день слоняюсь - по проспектам и переулкам, по Бульварному кольцу, по кривоватым улочкам Замоскворечья. Иногда захожу в кофейню - немного погреться, посидеть у окна с марокканским кофе во френч-прессе, съесть масляное пирожное. Бывает, заглядываю и в магазинчики - есть в спонтанном акте приобретения некий кайф. Как правило, покупаю что-нибудь, что в данный конкретный момент видится жутко важным, а потом оказывается бессмысленным и по нескольку лет пылится на антресолях. Таким образом мною, например, было в разное время приобретено: набор рамочек для фотографий из войлока, безвкусная плюшевая подушка в виде мобильного телефона, антикварный дамский журнал, захватанный чьими-то жирными пальцами, метровый алый подсвечник, растянутый свитер грубой вязки, радио для душа, которое на практике умолкло навсегда, жалобно булькнув, стоило на него попасть одной капельке воды.
        В такие дни я словно чувствую себя другим человеком. Как будто бы нет в моей жизни ни Пабло, ни девчонок, ни нарядов, ни гортанных воплей, ни сымитированных оргазмов. Ни денег, ни дизайнерских бирюлек, ни поездок в Венесуэлу для того, чтобы просто потрахаться с каким-нибудь стареющим мачо в бассейне его виллы. На мне простые джинсы, белая футболка, спортивная ветровка, полное отсутствие косметики, волосы забраны в хвост. Со стороны я смотрюсь беспечной студенткой, или беззаботной домохозяйкой, выбравшейся на прогулку, или вообще туристкой, для которой этот город существует лишь в виде одноразового впечатления.
        Понедельник именно таким и был. Я проснулась и решила - к черту намеченный визит к парикмахеру, к черту Пабло, отключаю мобильник и иду гулять. Но не успела я спуститься вниз по Тверской и остановиться в раздумье - свернуть ли в Камергерский или отправиться дальше, к Арбату? - как…
        - Алена! Аленка! Соболева!
        С отвращением поморщившись, я обернулась. Москва тесна, как скукожившиеся на батарее туфли - всегда кого-нибудь знакомого встретишь. Особенно велика вероятность в те дни, когда хочется побыть одной.
        Я обернулась… и недоверчиво застыла.
        Я и думать забыла о нем. Он был всего лишь никчемным воспоминанием, атавизмом памяти, ампутированным кусочком прошлого.
        Тот, с которого вся моя московская история и началась.
        Валера Рамкин.
        За то время, что мы не виделись - совсем недолгое, если разобраться, но наполненное таким количеством событий, что я словно дополнительную жизнь успела прожить, - он совсем не изменился. Разве что немного похудел и отпустил усы. Правильнее будет даже сказать не усы, а усики - изящные, тонкие, как у Джона Гальяно. Он бежал навстречу ко мне, кинематографично распахнув объятия. Я улыбнулась и не успела ничего сказать, как оказалась прижатой к его пахнущему терпковатой туалетной водой свитеру. И только потормошив меня вволю, запустив безапелляционную пятерню в мои волосы, рассмотрев мои кроссовки с золотыми полосками и мои ногти с розовыми стразами, он наконец заговорил:
        - Аленка, а я сначала и глазам своим не поверил! Ты спешишь? Может, кофе где-нибудь выпьем?
        - Конечно, - улыбнулась я, кивнув.
        Все-таки это был не абы кто, а сам Валера Рамкин, в которого я когда-то была почти влюблена (а может быть, влюблена по-настоящему, ведь никто в мире так и не смог сформулировать наверняка, что такое любовь).
        Мы решили отправиться в кофейню в самом конце Камергерского - там есть столики на подоконниках, можно сесть на подушки, по-куриному поджать лапки и есть шоколадные пирожные, рассказывая последние новости. Правда, мне почему-то не хотелось рассказывать Валере, кем я стала. Но поскольку на воображение я не жаловалась никогда, зато с совестью договариваться умела филигранно, я решила что-нибудь придумать на ходу. Что я удачно вышла замуж например. Или вообще - что вернулась в родной город, а в Москву приехала на каникулы.
        - А я пытался тебя найти, Аленка, - признался Рамкин, когда мы уселись друг напротив друга, на подоконнике, как я и планировала.
        Он заказал свежевыжатый апельсиновый сок, я - тоже сок, а в придачу - два сэндвича, круассан с ванильным кремом и пирожное. На нервной почве мне всегда хочется есть. Валера с недоверчивой улыбкой смотрел на тарелки, которые расторопный официант пытался разместить на крошечном столе.
        - Да-а, девушка, сразу видно, что вы больше не модель, - протянул он.
        - Да ну его, этот модельный бизнес, - я легкомысленно махнула рукой, - одни проблемы. Нервные клетки гибнут каждый день, как на войне. А деньги в кошельке не прибавляются. И даже наоборот - их все время нужно на что-нибудь тратить, то на косметолога, то на новые колготки.
        - Какая ты стала шика-арная, - восхитился Рамкин, - даже говоришь по-другому. Так почему ты пропала?
        - Да не пропадала я. Просто переехала.
        - А номер слабо мне было сообщить?
        - Валер, не прикидывайся, - поморщилась я, - мы с тобой общались от силы раз в месяц. Ты сам мне не звонил, а когда я предлагала встретиться, ссылался на занятость.
        - Вот, вспомнишь тоже, - поморщился он, - ладно, что мы в самом деле о грустном? Лучше расскажи, как у тебя дела? Судя по твоему виду, процветаешь!
        - Спасибо, - улыбнулась я.
        В тот день я и правда выглядела неплохо - за вуалью золотистого солярийного загара лицо казалось моложе и свежее, подрисованный Шанелью румянец мягко лежал на щеках, темно-синие джинсы в облипку подчеркивали длину и стройность ног, простенькая белая блуза в крестьянском стиле сидела на мне очаровательно.
        - Я так обрадовался за тебя, когда узнал, что ты перестала иметь дело с Хитрюк. Не для тебя все это. Ты другая - чистая, наивная. А ты мне еще не верила, балда.
        Я закусила губу - знал бы он, какая я наивная и чистая… Но ничего не ответила - только улыбнулась.
        - А ты меня слушать не хотела, помнишь? Но я вижу, все у тебя наладилось. Наверное, вышла замуж, да?
        Я неопределенно помотала головой. Рамкин истолковал этот жест по-своему.
        - Понятно. Значит, еще не расписаны. А кто он - имя говорить необязательно, но человек-то хоть хороший?
        - Хороший, - сдержанно согласилась я. - Ну а ты как? Все в Podium Addict?
        - Давно нет, - поморщился он, - я теперь на вольных хлебах и не жалею. Арендовал студию, кстати, совсем недалеко отсюда, в двух кварталах в сторону Кузнецкого моста. Если хочешь, потом прогуляемся. У меня довольно много заказов. Портфолио для начинающих моделек, иногда рекламные странички журналов. В целом я доволен. Хотя надо, конечно, на другой уровень выходить.
        - Ты меня так и не сфотографировал, - улыбнулась я.
        - В смысле?
        - Помнишь, ты все говорил, что я особенная, что ты видишь во мне звезду и мечтаешь со мною поработать… А потом как-то все закрутилось в этой Москве. У тебя своя работа, у меня своя. Ну и не сложилось.
        Он посмотрел на меня задумчиво, и вдруг - это было так удивительно! так удивительно! - по телу моему заструились мурашки: сначала весенним ручейком, потом мощным полноводным потоком! Я и не думала никогда, что с девушками моей профессии такое бывает. Настолько привыкла, что это всегда происходит с другими, сидящими напротив меня. Они, другие, волновались, вожделели, потели, ерзали, у них вставали члены и слегка поднималась температура. Я же просто любезно делала вид, что мне тоже хочется. А иногда и не делала - все равно они ничего не замечали.
        А тут…
        Я даже заволновалась - а что, если по выражению моего лица он поймет, что со мной происходит? Как я реагирую на его взгляд, на его голос и на случайные - ну ей богу ничего личного - прикосновения к моей руке? И тут же успокоила себя - меня разгадать невозможно. Люди из моего модельного прошлого говорили, что я как Снегурочка, у меня неэмоциональное лицо - для модельного бизнеса это очень плохо, а для такой вот ситуации, когда сидишь напротив мужчины, а в щеки бьется раскаленное внутреннее море - наоборот, хорошо.
        Я подняла взгляд на Рамкина. И догадалась, что на этот раз Снегурочка проиграла. Он все понял, как пить дать. И даже не стал задавать сакраментальный вопрос - «ну что, к тебе или ко мне?» Просто поднял руку, подзывая сутулую официантку, расплатился, оставив щедрые чаевые, подал мне руку, помогая с подоконника слезть.
        - Моя студия здесь, в двух шагах.
        И мы торопились бок о бок, и я снова превратилась в ту никчемную застенчивую Алену, которая не знает куда деть руки, вечно спотыкается, пятнисто краснеет и, вместо того чтобы сказать что-нибудь роковое и умное, только усмехается по-дурацки - «гы-ы-ы»…
        Его студия занимала просторную комнату в старом особнячке на Рождественке. На двери было три замка - громыхая ключами, Валера немного нервничал и три раза путал скважины. Его нервозность по странному закону гармонии внушала некоторую уверенность мне.
        Мы не играли в вежливость, не пытались сделать вид, что я пришла сюда случайно, чтобы посмотреть на его фотоработы или позировать самой. Он набросился на меня уже в прихожей, сорвал с меня ветровку, футболку, потом и лифчик. Он превратился в многорукое индийское божество - казалось, ладони его были везде, на моей спине, груди, плечах, ягодицах. Он что-то бормотал - что-то нежное и влажное, а я не слушала. Я была тем участком тела, до которого дотрагивался его горячий рот. Он целовал выпирающую косточку ключицы - и все существо мое устремлялось туда, в выпирающую косточку ключицы, сосредотачивалось там пульсирующей точкой. Он целовал колени - и в тот момент я была коленями. Он целовал пупок - и я сама пупком и была. За те минуты, что мы суетливо барахтались на полу в прихожей, я успела побыть даже собственными ягодицами.
        А потом… Я плохо помню, как именно это было. Не помню даже, как мы переместились из прихожей в саму студию - там был кожаный офисный диван. Моя потная спина прилипала к кожаным сиденьям, мои ноги крепко обнимали его талию, мои веки были плотно сомкнуты, но все равно я почему-то видела прямо перед собою его лицо. Кажется, я кричала.
        Когда все закончилось, он отстранился и, как любовник из плохого кино, закурил. Я привела организм в вертикальное положение, поправила волосы, потянулась за футболкой. Улыбнулась. Хотела сказать какую-нибудь ничего не значащую нежность, которая в тот момент казалась мне философским откровением, а на самом деле была постсоитальной банальностью, которую до меня произносили миллионы расслабленных сексом женщин. Но не успела.
        Валера повернул ко мне голову, посмотрел пристально и как-то странно сказал:
        - Значит, ты все-таки пошла по этой дорожке.
        - Какой именно? - насторожилась я.
        - Не притворяйся, Аленка, - поморщился Рамкин, - думаешь, я совсем дурак наивный? Не смогу узнать профессионалку?
        Слово-то какое оскорбительное - профессионалка…
        - Валер, я что-то и правда не понимаю…
        - Все ты понимаешь, - перебил он, - только вот почему ты сразу не сказала?
        - А ты не спрашивал, - усмехнулась я.
        - Ну и какой у нас тариф?
        - Думаешь, сможешь меня обидеть? - я вскочила с дивана, и взгляд мой заметался по комнате в поисках джинсов и трусов.
        - А не думаешь, что только что обидела меня? - прищурился он, талантливо играя ледяное спокойствие.
        Этакий Мистер Невозмутимость, обнаженный, с опустошенным мягким пенисом, курит спокойно на диване, а вокруг него мечется растрепанная истеричка с засосом на правой ключице.
        - Чем же я тебя обидела, Валерочка? - я застыла с лифчиком в руках. - Может быть, тем, что раз в жизни попробовала быть искренней? Или тем, что прекрасно сориентировалась в той жизни, в которую ты меня привел? Ты, прошу заметить, не кто-то другой.
        - Только вот не надо перекладывать на меня вину. Я просто привез тебя в Москву. Хотел как лучше. Думал, ты звездой станешь, моделью. А ты, Аленушка, стала блядью. А могла бы убраться в свой Зажопинск, остепениться.
        - Спасибо за совет, - я оделась, неаккуратно прихватила волосы бархоткой.
        Пальцы нервно дрожали, и лифчик застегнуть не получилось. Я скомкала его и сунула в карман.
        - Дура ты, Аленушка, - грустно сказал Рамкин мне вслед, - а какая была девушка… Эльфийская принцесса.
        До сих пор не понимаю, почему он так отреагировал. В конце концов мог бы проводить меня до такси и больше не звонить никогда.
        Медленно бредя по Рождественке к метро, я плакала - крупные слезы сначала катились по щекам, потом падали на замшевые кроссовки.
        Интересно, пятна останутся?
        Костюм стюардессы мне к лицу. Пусть он и не совсем настоящий, а с некоторым стрип-подтекстом. Миниатюрный темно-синий пиджачок обтягивает мою грудь, держась на одной пуговице в районе пупка. Белоснежная блуза расстегнута чуть ли не до талии. Прямая юбка едва прикрывает ягодицы, а каблуки серебристых босоножек так высоки, что настоящая стюардесса прожила бы в них лишь до первой серьезной турбулентности.
        Я - бутафорская стюардесса, одноразовая. Сопровождаю «мальчишник» в рейсе «Москва - Ницца». У брата хозяина крошечного личного самолета в ближайшую субботу свадьба, вот он и везет своих друзей на побережье развлекать. Видела бы нас сейчас невеста - может быть, пока не поздно порвала бы в мелкие клочья свою многослойную дизайнерскую фату и предпочла бы остаться свободной в этом жестоком мире, где за четыре дня до свадьбы жених, пьяновато прикрыв глаза, приказывает бутафорской стюардессе: «Соси!» Со мною в паре работает Мишель, она тоже из девушек Пабло. Судя по простоватому круглому лицу, голубым глазенкам-пуговицам, щедрому купеческому румянцу и веснушкам, зовут ее не Мишель, а в лучшем случая Маша. Но когда на паспортном контроле я попробовала заглянуть через плечо в ее авиабилет, она отдернула руку, как будто бы мой взгляд был струей кипятка, и забавно надулась. Она была моей ровесницей, но выглядела моложе.
        Настоящие стюардессы тоже, само собою, имеются на борту. Две немолодые тихие блондинки, похожие на однояйцовых близнецов, в почти таких же формах, как у нас, только пиджаки застегнуты до ворота, а юбки раза в четыре длиннее. Их работа - разносить гостям напитки, еду и журналы, заботиться об их безопасности и оповещать, на какой высоте и над какими странами мы летим. Наши с Мишель обязанности куда примитивнее.
        - Быстрее! Нет, медленнее! Энергичнее, - командует жених, вцепившись в мои волосы требовательной пятерней.
        Я стараюсь выполнять команды точно и изящно, как персонаж компьютерной игрушки, управляемый джойстиком. Стоять на коленях в тесноватом проходе не то чтобы очень удобно. Тем более, учитывая то обстоятельство, что мои действия с интересом комментируют дожидающиеся своей очереди восемь молодых людей. Я закрываю глаза и стараюсь представить, что никого в самолете нет - кроме меня самой и влажного пениса в моем рту. Не получается - кто-то нетерпеливо постукивает меня по плечу.
        Такая «грязная» работа выпадает мне нечасто. Все-таки не для того я училась есть омаров щипцами, подтягивала английский и танцевала вальс на «раз-два-три», чтобы исполнять фокус «глубокая глотка» перед опьяненными элитным виски деградантами (а как еще назвать мужчин, которые так куражатся перед священным актом бракосочетания?).
        Хорошо Мишель - она работала в порнобизнесе, ей не привыкать. Она утверждает, что снялась в первом фильме, когда ей не было тринадцати - может быть, и врет, для романтизации трагического своего образа. Однажды кассета с фильмом, где Мишель фигурировала в обществе трех дюжих мулатов, истязающих ее на все лады, попала в руки Пабло. Тот заинтересовался спортивной выносливой девушкой, похожей на pin-up girl - вроде бы ни грамма жира, но при этом тело округлое, сливочное, изобилующее плавными изгибами и аппетитными ямочками. И взгляд детский, невинный, и светлые реснички, и кудельки, как у декоративного пуделя. Он поставил на уши всю Москву, подключил все свои связи, нанял частного детектива, заплатил знакомому режиссеру и в конце концов добыл-таки телефон поразившей воображение красавицы. Так все произошло по версии самой Мишель, которая врала изящно и многослойно, словно вязала шарфик крючком.
        На самом деле все было куда прозаичнее - мне девчонки рассказывали. Подобрал ее Пабло на Ленинградке. Высокая фигуристая Маша-Мишель выбивалась из горстки шоссейных прокуренных подстилок, сразу притягивала взгляд. К тому же в тот день на ней было длинное льняное платье, а на остальных - какие-то невнятные синтетические кружева с вьетнамского рынка. Пабло остановился, заплатил сполна хозяину «точки», увез девчонку в свой загородный дом, отмыл, купил ей паспорт и приличную косметику, придумал псевдоним Мишель. Конечно, она никогда не смогла бы работать на заказах высокого уровня - сопровождать миллионеров на приемах, появляться в свете, говорить, шутить, изысканно соблазнять. Зато ее бюстгальтеры шил портной - найти изящное белье столь внушительного размера в магазине не представлялось возможным. И никакого силикона, все свое, натуральное. Не такой уж и хилый козырь, если разобраться.
        Короткий брейк - мне позволили пятнадцать минут отдыха. Не так-то это и мало, если учесть, что полет длится всего три с лишним часа, и добрая половина этого времени уходит на многоступенчатый обед - на этот раз в термоконтейнерах подали семгу на гриле и картошечку из ресторана «Прага».
        Я иду в камбуз, на ходу вынимая из кармана сигареты и миниатюрную фляжку с коньяком. Перехватив любопытно-презрительный взгляд одной из стюардесс, шучу:
        - Дезинфекция! - и делаю огромный глоток. Перед тем как позволить коньячной струе хлынуть по пищеводу вниз, демонстративно полощу рот.
        Стюардесса со вздохом отворачивается. Еле слышно бурчит:
        - И не тошно вам таким заниматься, девочки… - при этом интонация у нее скорее утвердительная, а не вопросительная.
        С любопытством на нее смотрю. Не первой молодости - ей слегка за сорок. Ухоженная, с дорогой стрижкой, в изящных лакированных туфлях. Но едва взглянув ей в лицо (блеклый, словно застиранный взгляд, унылые уголки губ, мимические морщинки человека, который мало улыбается), с легкостью ставлю диагноз - «бабья неустроенность» или, как выражается моя подруга «свободная куртизанка» Лиза,
«хронический недотрах».
        - А вам? - дружелюбно спрашиваю.
        - В смысле? - она вскидывает на меня удивленный взгляд.
        - Ну вот вы женщина одинокая. При вашей профессии не так-то просто найти себе постоянного партнера. Как часто вы срываетесь в полет - раз в неделю?
        - Два, - лепечет она, - иногда и три.
        - Вот видите, - покровительственно улыбаюсь, - вы бы, может, и рады бросить все это небо к чертовой матери. Ведь время от времени и в вашей жизни случаются любовники. Но страшно. Сейчас такие мужики пошли - если он с тобой охотно спит, это еще не значит, что женится. Мужчины приходят и уходят, а работа вроде бы всегда при вас… Правда, иногда вам становится страшно. Ведь по сравнению с другими стюардессами вы и так пенсионерка.
        У нее такое лицо, словно она хочет меня ударить. Но терпит, бедняга. Все-таки на личные самолеты не нанимают абы каких стюардесс - наверняка она заслуженная-перезаслуженная, вышколенная, вот и молчит. Сама не знаю, зачем я все это ей говорю. Конечно, она первая начала. Она старше, мудрее, могла бы и промолчать. Ненавижу, когда меня жалеют. Особенно когда у жалости этой явный деструктивный подтекст. Так относишься к шелудивому уличному псу - вроде бы и сердце сжимается смотреть, как под шерстью бугрятся ребрышки, но если он, блохастый и лишайный, решит подойти, не задумываясь, отпихнешь ногой.
        - Ладно, - говорю, - не расстраивайтесь. Может быть, вам еще и повезет.
        - А вам? - все-таки ощетинивается она.
        - И мне, - как ни в чем не бывало улыбаюсь, - мне-то сегодня точно повезет, ведь через полтора часа я наконец доберусь до дьюти-фри.
        - А вот я могу отовариваться в дьюти-фри хоть каждый день, - немного смягчившись, хвастается стюардесса.
        Ничего не успеваю ей ответить, ибо в проход вплывает один из гостей, порядком набравшийся текилы. Его мутноватый взгляд сначала безо всякого интереса скользит по варикозным стюардессиным ногам (при этом она так бледнеет и сутулится, словно он - агрессивный конкистадор, а она - девственная индианка; право, смешно), потом утыкается в меня.
        - А ты чего это здесь делаешь? - он говорит медленно, как и большинство подвыпивших людей, которые хотят казаться трезвыми.
        - Меня отпустили покурить.
        - На земле покуришь, - он хватает меня за лацкан кокетливого пиджачка, но не рассчитывает сил, и ткань с треском рвется, - идем, там народ заждался. Да и подружка твоя притомилась. Не будь эгоисткой, красотка!
        Улыбнувшись, иду за ним. Сексуально повиливаю бедрами (благо этому искусству меня научили в агентстве Хитрюк). Оборачиваюсь, чтобы попрощаться со стюардессой, и вдруг перехватываю ее холодный злой взгляд.
        - Ну да, - говорит она вполголоса, чтобы услышать могла только я, - ну и пусть мне сорок три, ну и пусть я одинока, ну и пусть мне недолго осталось в небе. Но все равно у меня есть шанс. А вот у тебя - нет, даром что ты молода и красива. Но такие, как ты, остаются одинокими навсегда. Твоя профессия - это не совсем профессия, а диагноз. Ни один нормальный мужчина не захочет с тобой быть… Может быть, ты вспомнишь мои слова, когда тебе самой исполнится сорок три.
        Может быть, она говорила что-то еще, дослушать я не успела. Меня опрокинули кому-то на колени, со мною шутили, меня щипали, обнимали, тормошили. Рядом веселилась Маша-Мишель, голая, пьяная и почему-то счастливая.
        В какой-то момент я ее спросила:
        - Слушай, как ты думаешь, у нас с тобой есть шанс?
        Мы обе стояли на коленях, в метре друг от друга. Чьи-то жадные пальцы шарили в моих волосах.
        - В смысле? - Мишель тупо на меня уставилась.
        - Быть любимыми, - серьезно отвечаю, - найти мужиков, которые смирятся с нашим прошлым и будут принимать нас такими, какие мы есть.
        - Ты что, обкурилась? - загоготала она. - Что за бред?
        - Это не бред. Хотя ладно, забудь… Просто скажи - есть шанс или нет?
        - У нас есть член, - подумав, кивает она, одновременно нащупывая молнию на ширинке жениха, - это и есть нас шанс. Главное, найти тот член, к которому прилагается глубокий кошелек… Ну что ты приуныла, подруга? Я же серьезно. Нет шанса только у той бабы, на которую не встанет ни один член.
        Вот вам и бытовая философия.
        Украдкой смотрю на часы - единственное, что на мне осталось.
        До посадки остается один час двадцать пять минут.
        У «свободной куртизанки», моей подруги Лизы, день рождения. Ей исполнилось тридцать пять - кто бы мог подумать. Хотя если приглядеться - под глазами ее тщательно замаскированная сеточка мелких морщинок, овал лица начал оплывать, как восковая маска, забытая на полуденном подоконнике, над кожаным ремнем выпирает зефирная плоть, на руках выбухают фиолетовые венки. Не девочка, в общем. Но с толку сбивают ее звонкий голос, ее заливистый смех, ее энергичность и щенячья бесшабашность.
        В свой юбилей Лиза решила устроить мне сюрприз - а что, это было вполне в ее духе.
        - Будь готова к десяти, только ничего не ешь, - предупредила она, - и оденься понаряднее!
        - Не поздновато ли для торжественного ужина? - удивилась я.
        - Самое то! - расхохоталась Лиза. - И потом, у меня до девяти все расписано. Мои мальчики хотят поздравить меня с праздником. Каждому отвожу максимум сорок минут.
        - Ничего себе секс-марафон, - я в очередной раз подивилась ее безбашенности, - жива-то будешь?
        - И жива, и здорова, - заверила она, - да еще и с одиннадцатью подарками. Именно столько я назначила встреч. Не посмеют же эти козлы без подарков явиться, тем более что я всем сказала, что хочу. Вадим Петрович должен привезти два ящика
«Вдовы Клико», Сан Саныч - кольцо из Tiffany. Еще один хрен с горы купит мне серию кремов La Mer - а что, я уже взрослая девочка, пора начинать тратить бешеные бабки на кожу.
        - Ты ненормальная, - улыбнулась я, - ладно, к десяти буду ждать.
        Специально для этого вечера я собиралась одолжить у Пабло какое-нибудь коллекционное платье. Но он принялся так дотошно расспрашивать - что за Лиза, почему она на вольных хлебах и не собираюсь ли я последовать ее примеру, а если собираюсь - в курсе ли, какие меня ждут проблемы, - что я решила: к черту бездонную гардеробную агентства! И предпочла простенький шелковый сарафан в горох, купленный давным-давно в богемном секонд-хенде «Фрик-Фрак», плюс массивные вязаные бусы. Платье - белое, горох - красный, и бусы тоже красные. Вокруг головы я повязала красную ленту, губы мазнула алой Nina Ricci, и в итоге выглядела как голливудская актриса сороковых.
        В пять минут одиннадцатого под окнами просигналили. Я даже не удивилась, выглянув в окно и увидев белый лимузин - Лиза любила гулять с размахом. Цокая старомодными каблуками (нет, то были не раритетные туфли какой-нибудь запасливой тетушки, я их купила за бешеные деньги в Риме - отреставрированный винтаж), спустилась вниз. В моей руке был подарочный пакетик, в нем - бледно-розовая ночная рубашка La Perla и шоколадная свеча из секс-шопа, якобы являющаяся афродизиаком.
        - Але-е-ее-е-нка! - завизжала Лиза, уже где-то успевшая порядочно набраться. - Привет, сестренка!
        Она собиралась выпорхнуть навстречу, но зацепилась каблуком о порожек и рухнула мне под ноги, как мультипликационный пингвин. При этом на ней было белое вечернее платье, атласное, с рюшами, как у невесты.
        - Лизка, ужас какой, ты не ушиблась? - ахнула я.
        Вволю побарахтавшись в пыли, «свободная куртизанка» поднялась, уцепившись пятерней за мой подол. Ее плечи вздрагивали, и сначала мне показалось, что Лизавета плачет, но, увидев ее лицо, я расслабилась - она смеялась, смеялась до слез. Косметика размазалась, и она была похожа на первоклашку, неумело намакияжившуюся гуашевыми красками. Сзади ее платье было белоснежным, спереди - в каких-то пятнах и разводах, по которым пытливый детектив смог бы судить о ее меню: кажется, Лиза злоупотребляла красным вином, шампанским и шоколадом.
        - Поднимайся, горюшко. Это тебе, - я сунула ей в руку пакет, - потом посмотришь. И где же это мы так успели наклюкаться? И куда же это нас в таком виде пустят?
        - А нам никуда и не надо! Забирайся в машину, самое интересное только начинается, - загадочно пообещала Лиза.
        И словно в подтверждение ее слов из недр лимузина высунулась чья-то загорелая рука (мускулистая, волосатая, с толстым золотым браслетом) и, неловко ухватив Лизавету за ляжку, затянула ее внутрь.
        Улыбка медленно сползла с моего лица, словно ее терпеливо стерли ластиком. Это и есть сюрприз, для меня приготовленный? Очередные мужики, готовые платить и иметь, а потом опять платить (если повезет)? Они будут куражиться, смеяться, поить нас шампанским, шлепать по ягодицам, а нам только и останется делать вид, что все это жутко весело? Хороший день рождения, ничего не скажешь…
        - Ну долго ты там? - крикнула Лиза.
        Я наклонилась:
        - Лизавет, ты не обижайся, но… Живот у меня болит, месячные. Я, пожалуй, пойду.
        - А ну залезай внутрь! - Лизина цепкая ручонка, на которой сверкал нереальной величины брильянт, ранее мною не виденный (значит, выцыганила-таки деньрожденьческий презент у одного из своих, как она их сама называла, покровителей). - И кончай дуться. Это совсем не то, о чем ты подумала.
        Кроме самой Лизы, в салоне находилось двое молодых людей, тоже слегка подшофе. Они были настолько красивы и ухожены, что могли оказаться только стриптизерами. У работающего по графику мужчины просто не может быть времени на все эти экстерьерные ухищрения: увлажняющие маски, ботоксы, тримингованные бородки, дизайнерская стрижка усов раз в три дня, педантичная прокачка мышц, прием витаминов для цвета лица, маникюры, педикюры, солярии…
        Один был блондином, рядом с которым знаменитый Тарзан смотрелся бы, как застенчивый пэтэушник. Мачизм, возведенный в десятую степень. Про него даже не хотелось говорить «мужчина», напрашивалась емкая характеристика «самец». Он обладал мускулатурой, более выразительной, чем у молодого Сильвестра Сталлоне, его совершенное тело покрывала ровная дымка золотого загара, обнаженные плечи блестели от сандалового масла, волнистые светлые волосы (в безупречности платиновых прядей угадывалась работа талантливого колориста) были разбросаны по плечам, и даже в этой нарочитой хаотичности угадывалась продуманность. Он был очень высоким - его рост зашкаливал за два метра. Ступни, обутые в замшевые кроссовки с золотыми полосками, были так огромны, что я не могла оторвать от них взгляд - я видела такие ноги у бронзовых памятников, но никак не у живых людей! На нем были парусиновые белые брюки (пошлость неимоверная, но ему шло) и жилет из искусственного меха, накинутый на обнаженный торс.
        - Дэн, - с улыбкой представился он, кончиками пальцев пожимая мою руку.
        Господи, у него была такая ладонь, что при желании он мог стереть мои косточки в пыль!
        Второй был темной масти, невысок, мелковат. Однако в худобе его ощущалась грация пантеры. Такая субтильность присуща легкоатлетам-стайерам, за обманчивой статуэточностью которых кроются лошадиная выносливость и сила. Его густые волнистые волосы были зачесаны назад, смуглые твердые губы обрамлены художественно подстриженными усиками, на подбородке произрастал ухоженный газон трехдневной щетины. На нем был белый вельветовый костюм, одетый прямо на голое тело - в зенице распахнутого пиджака курчавились влажные от свежего пота темные волосы…
        - Марио, - даже голос его был томным и каким-то южным.
        Лимузин тронулся с места.
        - Мальчики! Икры нам, икры! - скомандовала Лиза.
        Дэн послушно достал откуда-то пол-литровую банку белужьей икры, у Марио в руках оказались ржаные хлебцы и мельхиоровая ложечка. Пока сооружались бутерброды, Лизино лицо приблизилось вплотную к моему уху:
        - Правда, здорово я придумала? - горячо зашептала она. - Это самые дорогие мальчишки Москвы.
        - Лизка, ты сошла с ума, - также шепотом ответила я, - где ты их взяла? Что мы с ними будем делать?
        - Где взяла - не твоего ума дело, - рассмеялась она, - твой Пабло специализируется по девочкам, а ведь есть агентства, которые только мужчинами занимаются. Думаешь: мало в мире любителей тугих волосатых попок, а?!
        - Прекрати! - сдвинула брови я.
        - Ты права, - с нарочитой серьезностью ответила она, - вряд ли их задницы волосаты. Такие сладкие мальчики наверняка ходят на эпиляцию.
        Я несильно хлопнула ее ладонью по губам. Перехватила равнодушный взгляд брюнетистого Марио, смутилась. Лиза вела себя, как клиент самого худшего образца, о котором потом нехотя рассказываешь подругам с пометками «мудила редкостный» и
«козел».
        - А что будем делать - это вопрос философский, - промурлыкала она, - я бы сказала так: на что хватит фантазии. Про себя знаю одно: трахаться сегодня сил уже нет. Но они могут стриптиз сбацать.
        - А куда мы едем?
        - Да так, в пансионат один, - махнула рукой она, - прости, у меня уже не было денег на «Националь». Пришлось обойтись Подмосковьем. Зато там есть и бассейн, и сауна, и парк с лошадьми. И все в нашем распоряжении - до самого утра… Кстати, тебе кто из них больше нравится? - спросила Лиза и тут же быстро ответила. - Вообще-то, я подразумевала тебе Дэна.
        - Почему? - удивилась я.
        - Ну… Ты большая, он большой. Ты сама как-то говорила, что ни разу не спала с мужчиной, который был бы выше тебя.
        - Не приходилось, - сдержанно подтвердила я, - но, Лизка, мне вовсе не нравится этот Дэн… Он какой-то… пошлый.
        - Не нравится Дэн, бери Марио, мне не жалко. Что только не сделаешь для лучшей подруги!
        - Постой, Марио мне тоже…
        Но Лиза меня уже не слушала. Она с разбегу бросилась на колени дюжему блондину Дэну, опрокинув при этом на пол почти полную банку икры. Ее выпачканный в шоколаде рот со смачным причмокиванием присосался к его старательно улыбающимся губам. Ее руки, как паразитирующие на тропическом дереве лианы, обвились вокруг его мощной шеи. Дэн, смежив веки, нежно коснулся губами ее плеча. Не знаю, показалось мне или нет, но его красивое лицо на одно мгновение искривила гримаса отвращения.
        И вот я сидела на краю бассейна, болтая ступнями в прохладной хлорированной воде, а напротив, в плетеном кресле, скучал продажный мужчина по имени Марио. Как только мы приехали в пансионат, неугомонная Лиза чуть ли не в холле скинула с себя платье и увела старательно изображающего страсть Дэна куда-то в задние комнаты. «Ты же говорила, что никакого секса не будет!» - попробовала я ее образумить. Но Лиза была пьяна и слушать ничего не хотела: «Я передумала. Имею я право передумать в собственный день рождения? Советую и тебе времени не терять!»
        - Может быть, массаж плеч? - предложил Марио.
        - Ну давай, - пожала плечами я.
        Его пальцы были гибкими, сильными и знакомыми с какими-то потаенными точками женского организма - до того самого момента я и подумать не могла, что обыкновенный массаж плеч так расслабляет и… возбуждает. Он был настоящим профессионалом, Марио этот. Почувствовав, как дыхание мое успокоилось, как тело мое машинально отклонилось назад, он спустил ладони ниже, к спине, к ягодицам. Его дыхание мягко танцевало на моей шее. Его губы иногда словно случайно касались моих волос. Я как будто бы поплыла по течению, и ощущение это было волшебным.
        - Девочка моя, - прошептал он, и…

…И сказка рухнула, как замок из конструктора Лего. Сколько раз я сама равнодушно шептала сакраментальное «Мальчик мой», борясь с зевотой, украдкой поглядывая на часы? Шептала мужчинам, имена которых тотчас же стирались из моей памяти. Да что там имена - я не помнила даже их лиц.
        - Хватит, - вздохнула я.
        - Я что-то сделал не так? - отстранился Марио.
        - Да расслабься ты. Не надо так со мною стараться. Это никак не повлияет на твой гонорар.
        - Гонорар тут ни при чем, - насупился Марио, - ты мне и правда нравишься…
        - Ага, рассказывай, - усмехнулась я, - давай, что ли, лучше вина выпьем? Кажется, я тут где-то видела сэндвичи.
        - Как хочешь, - Марио услужливо набросил на мои плечи тяжелое махровое полотенце, сбегал к барной стойке, на которой была предусмотрительно оставлена еда, - тебе с семгой или с ветчиной?
        - Без разницы, - вонзив зубы в сочный сэндвич, я вдруг осознала, что так и не успела поужинать.
        Марио уселся на бортик бассейна рядом со мной.
        - Как ты думаешь, кто мы такие? - спросила я его.
        - Откуда мне знать? - нахмурился он.
        - Понимаю, тебе фиолетово. А ты все-таки угадай.
        - Может, business-women, - уныло предположил он, - может, мужики у вас богатые, а с нами просто развлечься решили.
        Я рассмеялась, потом прямо из горлышка отхлебнула сладкого грузинского вина и испытующе уставилась на Марио, которому вся эта ситуация явно доставляла моральный дискомфорт. И я его понимала: сама не люблю, когда клиент-затейник устраивает со мной психологический поединок.
        - А вот и ошибаешься. Марио, мы проститутки. Девушки из элитной эскорт-службы. Твои коллеги, можно сказать.
        Он недоверчиво на меня уставился.
        - Да не смотри ты так, не вру я тебе. Я работаю на Пабло, может быть, знаешь такого? В Москве он фигура известная.
        - Кто же не знает Пабло? - усмехнулся Марио, и в тот же момент лицо его разгладилось, плечи расслабленно ссутулились, а из напряженного позвоночника словно выдернули стальной штырь. - Он меня к себе приглашал.
        - Да брось, у Пабло только девушки.
        - Он хочет расширять бизнес. И я его понимаю: на мужчин сейчас не меньший спрос… А вы значит, оторваться решили? Надоело, что покупают только вас?
        - Я здесь вообще ни при чем и, если честно, чувствую себя полной идиоткой, - призналась я, - придумала все Лиза. У нее день рождения.
        - Она старше тебя, да? - задумчиво поинтересовался Марио. - Она говорила, ей исполнилось тридцать пять. А тебе, должно быть, нет и двадцати пяти.
        - Мне нет и двадцати, - рассмеялась я, - ранняя ягодка.
        - Ну вот, ты еще слишком мало варишься в этом бульоне. С тобою ничего ужасного не случалось. И нет обиды на клиентов, на мужиков. Не хочется отыграться… А твою подругу я понимаю. Сам иногда снимаю девчонку. Как говорится, самый жестокий хозяин - бывший раб.
        - А что мне на клиентов обижаться, - удивилась я, - это же мой личный выбор. Они не виноваты, что я решила в девушки по вызову податься. Они платят деньги, я выполняю свою работу, вот и все. Я довольна. Все оказалось проще, чем я думала. И уж куда менее драматично, чем все привыкли считать…
        - Ну это все до поры до времени.
        У Марио была странная усмешка. Как будто бы у него внезапно парализовало половину лица - и вот теперь правая половина улыбалась, а левая оставалась серьезной.
        - Наверное, у меня характер такой, легкий, - вздохнула я. - Пабло тоже так считает. Есть у меня талант - ко мне не пристает дрянь. Я могу быть по уши в дерьме, а потом отряхнуться, взбодриться и забыть. Главное качество хорошей девушки по вызову - умение забывать. Каждую ночь начинать с чистого листа.
        - Красиво говоришь, - похвалил он, - как будто бы по памяти цитируешь учебник для элитных проституток.
        - О, я могла бы защитить по этой теме докторскую.
        - А мне месяц назад сделали татуировку, - вдруг сказал он.
        - Что? - я не поняла, к чему такой резкий переход темы.
        - Смотри, - он закатал рукав черной шелковой рубашки и продемонстрировал кривоватую чернильную рожицу, похожую на детский рисунок и неуместно смотрящуюся на его литом плече.
        - Мило, - на всякий случай похвалила я.
        - Мило? - и снова эта странная кривая улыбка. - Не надо миндальничать. Эту татуировку мне сделали на одной вечеринке, насильно.
        - Как это?
        - А вот так. Меня купил на вечер один туз, с первого взгляда приличный. Он довольно известный в наших кругах, все время берет брюнетов, платит полторы тысячи, в извращениях и оргиях замечен не был… Я даже радовался - легкие деньги. А на вечеринке той все перепились. У хозяина дома была татуировочная машинка. Он только что купил - хотел научиться наколки делать, такое оригинальное хобби. Стали думать, на ком опробовать. А тут я. Знаешь, как я орал? Ведь тело - мой главный рабочий инструмент.
        - Ужас какой… - потрясенно выдохнула я.
        - А они позвали охрану. Бывшие спецназовцы, схватили меня, руки за спиной держали. Ну и наколол он мне рожу. Я даже плакал.
        Даже рассказывая об этом, Марио разволновался - под его продуманной смуглостью проступил явно незапланированный свекольный румянец. Я погладила его по плечу - по тому самому, с рожицей.
        - А потом они сунули мне пачку евро - три с половиной тысячи. Это тебе, говорят, и на сведение татушки лазером, и за моральный ущерб.
        - А ты?
        - А что мне было делать? - его плечи дернулись. - Взял деньги, сказал «спасибо» и ушел.
        - А что же не свел татуировку?
        - Мне в салоне сказали, должно какое-то время пройти. Она еще не зажила. Сведу, конечно. Или чем-нибудь сверху забью. Не могу же я в таком виде ходить… Смотрю на себя в зеркало, и - ну что за чертовщина - мне мерещится, что это не просто рожица, а ухмыляющееся лицо того мужика.
        - Да-а-а, - протянула я. А что тут было говорить?
        - С одной моей знакомой девчонкой случилась похожая история. Даже хуже - ей сделали интимный пирсинг.
        - Чего-чего?
        - Ты что, идиотка? - разволновался Марио. - Сережку в клитор вставили, вот что. Сказали - так будет красивее.
        Меня передернуло, по спине пробежали мурашки.
        - А моего друга привезли на загородную вечеринку, как раз крещенские морозы были. Приезжают в дом, а там - сплошь гомики, и он один. Он возмутился, его не предупреждали. Ну они рассердились и выкинули его на мороз. Даже одеться не дали. Он прошел три километра в домашних тапочках и костюме со смокингом. Еле выжил, двустороннюю пневмонию заработал. Потом ему в агентстве тысячу долларов выдали, за психологическую травму. А ты говоришь - менее драматично, чем кажется… Просто с тобой ничего подобного пока не случалось.
        - Ладно, давай не будем об этом, - я нервно дожевала сэндвич, - я считаю так: все это частные случаи. Когда такое происходит с тобой, это ужасно, но… Если подумать, вероятность не так уж и велика.
        - Как скажешь, - сдержанно ответил он. - Алена, а что же тебя, фаталистку такую, вообще понесло в наши палестины? Ты не москвичка, само собой?
        - Само собой, нет. Как и ты, судя по всему, - в тон ему ответила я, - я королева красоты. Несостоявшаяся правда. Приехала из N-ска, чтобы топ-моделью стать.
        - Стала?
        - Как видишь, - развела руками я, - кстати, моя мама вообще думает, что я все еще манекенщицей работаю. Приходится иногда платить за фотосессии и высылать ей фотки.
        - Мои думают, что я танцую в балете, - понимающе усмехнулся Марио, - я вообще-то танцовщик. Хотел актерское образование получить, в мюзиклах играть. Приехал в Москву, везде провалился. А на кастинге в «Ромео и Джульетту» ко мне подошла обаятельная такая женщина и предложила работу в стриптиз-клубе. Моя внешность им идеально подходила. А мне так не хотелось убираться восвояси…
        - Как я тебя понимаю, со мной та же история! - воскликнула я.
        Мы проговорили всю ночь, до рассвета. Из бассейна переместились в холл, прихватив с собою вино и коробочку «Рафаэлло». Поджав ноги, сидели на кожаных диванах. Я была знакома с Марио от силы несколько часов, но создавалось впечатление, что он мой кармический брат - настолько похожими оказались наши московские истории. Он тоже мыкался, пытаясь просочиться к верхам, гнушаясь эскортом, воротя нос от тех, кто с многозначительной ухмылкой совал деньги ему в лицо. Потом один раз оступился (спьяну) и с удивлением понял, что все гораздо проще, чем он предполагал. Два года назад бросил стриптиз, окончательно перешел в агентство. Зарабатывает не меньше семи тысяч евро в месяц, завязывать пока не планирует, хотя в причесанной за триста долларов голове уже по-черепашьи ворочаются непрошеные мысли о семье и детях.
        Впервые в жизни я рассказала кому-то, что произошло со мною после самой первой оплаченной ночи - той, в гостинице «Украина». Обычно мои воспоминания имели триумфальный оттенок и пахли свеженькими стодолларовыми купюрами, которые я уносила, зажав в кулаке. А ему зачем-то рассказала правду - выйдя из здания гостиницы, я привалилась к холодной грязной стене, и меня вывернуло наизнанку. Рвало долго и отчаянно, как будто бы я хотела выплюнуть само сердце на серый московский асфальт и никак не могла. Рвало до тех пор, пока ко мне не подошли два румяных милиционера. Они брезгливо похлопали меня по плечу, потребовали документы. Поскольку документов у меня с собою не было, пришлось отдать им одну из стодолларовых бумажек. Так и началась моя карьера элитной торговки собственным присутствием.
        Это был разговор двух случайных попутчиков. Мы оба знали, что вряд ли встретимся еще раз, а если и встретимся, то нарочно друг друга не узнаем, в крайнем случае, поздороваемся скупым кивком головы. Теоретически мы могли стать друзьями, но ни одному из нас эта дружба не пришлась бы впору. Зачем дружить с себе подобными, приглашать чужих пассажиров на свой личный «Титаник»?
        Говорили мы до тех пор, пока в холле не появились сонные и довольные Лизка и Дэн. Похоже, они поладили, и симпатия их явно носила невербальный характер. На Лизаветином похмельном лице сияла улыбка нагулявшейся кошки. Ее рука по-хозяйски покоилась на талии Дэна.
        - Давайте пить кофе! - бодро воскликнула она, а когда мужчины отошли, возбужденно зашептала. - О-о-о-о, Аленка, это было нечто! Боюсь, с другими мужиками мне после этой ночи будет не в кайф! Ты знаешь, какой у него? Во-о-от такой, - она раздвинула ладони, как рыбак, с пеной у рта рассказывающий об улове.
        - Поздравляю, - улыбнулась я.
        - Ну а ты как? У вас что-то было? Видок что-то у тебя не очень.
        - Спать хочется, - призналась я, - у нас было что-то вроде ментального соития.
        - В моем кругу это называется «мозго?ё… ством», - хохотнула она.
        Мы выпили кофе. Под окнами дожидался лимузин, который расточительная Лиза, как выяснилось, арендовала на всю ночь. На прощание Марио наклонился ко мне и прошептал:
        - Ты знаешь, а на самом деле меня зовут Толик.
        - Что? - рассмеялась я. - Зачем ты мне это говоришь?
        - Не знаю, - смутился он, - но почему-то захотелось, чтобы ты знала. Никакой не Марио. Анатолий. Просто Толик для друзей.
        А меня замуж зовут.
        Классический сюжет из мира сентиментальных мелодрам, сценаристы «Красотки» отдыхают. Удивительная история, которая случается раз в сотню лет, гимн миллионам несбывшихся надежд. Вообще-то, мужчины на проститутках не женятся. Ну что это такое - иметь детей от женщины, лоно которой накормлено семенем сотен обладателей годового дохода выше $50 000? Выводить в свет любимую и знать, что половина присутствующих на рауте мужиков знакома с мельчайшими особенностями ее физиологического устройства?
        Моего потенциального жениха звали Петром Афанасьевичем, и был он немного не в себе. Вообще-то, он был даже не моим постоянным клиентом. Уже много лет его досуг скрашивала некая Жанночка, тоже девушка Пабло. Говорят, она работала с Пабло еще в те времена, когда он сам был неоперившимся выпускником какого-то мутного технического вуза и занимался тем, что подкладывал хорошеньких провинциальных студенток под бизнесменов среднего формата.
        Истинный возраст Жанночки был известен лишь ей самой да ее пластическому хирургу. Она была из тех миниатюрных милашек, что смотрятся девочками чуть ли не до самой старости, а потом как-то разом тускнеют, оплывают и сморщиваются. Жанна блюла свою женственность истово, с рвением фанатички. Питалась по аюрведическим принципам один раз в день, принимала какие-то гадостные травяные отвары, заказывала из Бельгии дорогущие витамины, пользовалась специально смешанным для нее кремом и чуть ли кровь невинных девственниц не пила - лишь бы подольше оставаться тем, кем она была, а именно известной в узких кругах проституткой с высочайшими тарифами. Она пользовалась невероятным успехом, и рабочий ее график всегда был распланирован на месяц вперед. А Петр Афанасьевич, бедняга, кажется, был искренне в Жанну влюблен - во всяком случае, стабильно раз в неделю исправно имел ее в двухэтажной квартире на Цветном бульваре.
        И вдруг случилась такая незадача… Жанночка отправилась в Швейцарию шлифовать заднюю поверхность тощеватых бедер, а у шестидесятипятилетнего Петра Афанасьевича случилась несвоевременная эрекция… Может быть, ему на глаза попался свежий номер Playboy, а может быть, с виагрой перебрал, душка.
        Что делать - ублажать Петра Афанасьевича отправилась я. Сначала он бурно протестовал - я сама слышала, как бесновался в мобильнике Пабло его возмущенный надтреснутый голос.
        - Алена ничем не хуже Жанночки, - расхваливал меня Пабло, - она же сущий ангел, цветочек. Молоденькая совсем, свежая, вам понравится.
        - И куда мне молоденькую? - ворчал сластолюбец. - С Жанночкой поговорить можно. Мне будет неудобно с девушкой, которая годится во внучки.
        - А вы развернете ее спиной, чтобы рожи не видеть, и сразу станет удобно, - цинично рассмеялся Пабло, - задницы-то у них у всех одинаковые.
        Логика Пабло была железобетонной, так что Петр Афанасьевич в конце концов сдался, и мне был продиктован адрес. Правда, перед свиданием пришлось нанести экстренный визит дружественному стилисту - Пабло настаивал, чтобы я выглядела как можно старше.
        Стилист, талантливый лопоухий парнишка, который ради соответствия модным тенденциям упрямо прикидывался голубым, хотя на самом деле был влюблен в какую-то студентку института культуры, быстро понял, что от него требуется. Мои волосы он разделил на прямой пробор, заплел в старомодную косицу, а ее, в свою очередь, уложил в расслабленный пучок на затылке. Темный тональный крем, персиковые румяна, карминовая помада, еле заметные тени. Жемчуга вокруг шеи и темно-синее строгое платье миди, туфли почти без каблука. И вот распущенная городская малолетка, любительница джинсов, фруктовой жвачки и бессмысленных реалити-шоу по MTV превращается не то в учительницу двадцатых годов, не то в строгую актрису немого кино. В качестве завершающего штриха стилист украсил мою прическу живой розой. Мне показалось, что это перебор, но я решила промолчать.
        И не ошиблась!
        Распахнувший передо мной дверь Петр Афанасьевич изменился в лице.
        - Вы и есть Алена? - выдохнул он, все еще не веря своим глазам.
        Я улыбнулась и скромно потупилась. Я была «в образе», платье и прическа управляли моим поведением, как кукловоды безвольной марионеткой.
        Он взял меня под руку и втянул в квартиру. К свиданию Петр Афанасьевич приготовился старомодно - свечи, круглый столик в центре комнаты, шампанское в серебряном ведерке, мороженое, фрукты… Диван разобран, на нем - свежее белье, видимо, чтобы девушка не забывала, что ее не жрать сюда позвали.
        Сам Петр Афанасьевич оказался низкорослым пузатым старичком с красноватым лицом гипертоника, жилистыми руками и торчащими из-под бархатного халата тощими ножками.
        - Аленушка… Я даже не знаю, что сказать, - заволновался старец, прикладываясь губами к моей руке.
        Сквозь стойкий аромат дорогой туалетной воды пробивался слабенький, но вполне ощутимый лекарственный запашок. Это было трогательно. И сам он выглядел трогательным - со своими ножонками, подрагивающими седыми ресницами и влажными влюбленными глазами. В районе солнечного сплетения склизкой медузой шевельнулась жалость. А жалость, как известно, одна из движущих сил женского полового влечения (особенно если речь идет о русской женщине, по самой своей природе склонной к жертвенности, рефлексии и красивому мазохизму).
        - Скушайте винограду. Или, может быть, персик?
        - Спасибо, я лучше шампанского выпью, - я уселась на краешек стула.
        - Конечно-конечно, - засуетился он, дрожащими пальцами открывая бутылку.
        Он никак не мог справиться с пробкой, пришлось в итоге забрать у него бутылку и, по-гусарски ею встряхнув, прицельно хлопнуть пробкой в напольную пепельницу. Я разлила сладкую пену по хрустальным бокалам, а Петр Афанасьевич не сводил с меня восхищенного взгляда. Боже мой, неужели с этим чудом мне придется спать?
        - Аленушка, вы так похожи на мою покойную супругу… Она тоже была женственной и милой, но с мальчишескими замашками. И у нее тоже были рыжие волосы… Аленушка, распустите косу, доставьте удовольствие старику.
        Глядя на него исподлобья, я жестом стриптизерки вынула из волос шпильку с жемчужиной. Медленно разворошила косу пальцами, раскидала локоны по плечам.
        - Невероятно, - восхищенно ахнул старик. - Алена, вы чудо, идеал…

«А как же Жанночка?» - подмывало меня спросить, но я удержалась, ибо была не соблазняемой гимназисткой, а проституткой и место свое знала.
        - Вы меня уж простите за… это, - он с некоторым пренебрежением кивнул в сторону разобранной постели.
        - В смысле? - непонимающе захлопала ресницами я.
        - Алена, я ожидал земную женщину и собирался вести себя с вами, как с земной женщиной… А ко мне пришел ангел.
        Я икнула.
        - Хотите, я покажу вам фотографии своей покойной супруги?
        А потом мы сидели рядышком на диване, и никто не вспоминал ни о виагре, ни о том, что за мой визит Петру Афанасьевичу придется уплатить не менее пяти сотен по курсу Центробанка. На моих коленях лежал толстенный фотоальбом в кожаном переплете. Почти со всех снимков строго смотрела в объектив женщина с породистым, чуть удлиненным лицом. В начале альбома она была молоденькой - на ее щеках танцевали смешные ямочки, ее волосы были растрепаны, а платья - кокетливы. По мере перелистывания страниц ее лицо старело, мрачнело и скучнело. На последнем снимке была запечатлена пожилая женщина с жиденькой седой косицей, уложенной на манер Юлии Тимошенко, в добротном каракулевом пальто.
        - Последняя фотография Анечки, за три недели до смерти, - прошептал Петр Афанасьевич, - инфаркт, в два дня сгорела. Она была старше меня на восемь лет.
        Я удрученно молчала - не знала, как реагировать на его обнаженное сдержанное горе.
        - Аленушка, а вы можете остаться на ночь?
        - В принципе могу, наверное, - засомневалась я, - только вот…
        Он приложил сухой палец к моим губам:
        - Не надо, не озвучивайте. Я все понимаю. С вашим Пабло я договорюсь, я уплачу. Бедная вы моя… Сонечка Мармеладова.
        - Не драматизируйте, - тихо попросила я, - я не униженная и оскорбленная, а избалованная московская девушка, которая сама выбрала такую профессию и ни о чем не жалеет.
        Петр Афанасьевич постелил мне отдельно, в своей спальне. Сам же ночевал на диване в гостиной. А утром, наливая мне английский чай (у него, гипертоника, кофе дома не водился), старик выдал:
        - Аленушка, я не спал всю ночь. Думал о нас с вами, о наших отношениях.
        Я усмехнулась - с каких это пор совместное распитие теплого шампанского возводит случайную городскую встречу в ранг «наши отношения»?
        А разволновавшийся старикан тем временем подорвался со стула, как будто бы его оса в причинное место ужалила, рухнул передо мной на одно колено (при этом сустав его хрустнул так угрожающе, что я даже испуганно вздрогнула) и с триумфальным «Вот!» протянул мне пыльную бархатную коробочку.
        - Что это? - удивилась я, уже зная наверняка, что внутри окажется какая-нибудь побрякушка его покойной жены.
        Я не ошиблась.
        - Обручальное кольцо Аннушки, - выдавил Петр Афанасьевич, - посмотрите. Я заказывал его у известного ювелира. Конечно, с деньгами тогда было туго, поэтому в колечке не брильянт, а рубин. Но это самое дорогое, что у меня есть.
        В пахнущем молью бархатном нутре сверкнул кровавый блик отшлифованного камня. Я захлопнула коробочку и вернула ее старику, хотя обычно не имею дурной привычки разбрасываться подарками.
        - Я так не могу. Извините, Петр Афанасьевич, понимаю, что вы от чистого сердца, но, правда, не могу.
        - Простите. Аленушка, ну как я не понял. Вы заслуживаете нового колечка. С самым большим брильянтом, который нам только удастся отыскать в Москве. Ну что, позавтракаем и отправимся в турне по ювелирным? - его глаза блестели, как у восьмиклассника, столкнувшегося с перспективой вместо сдвоенной геометрии выпить с дворовыми мальчишками пивка.
        Мне потом многие говорили, что я, дурочка, не понимаю своего счастья, и так далее… Петру Афанасьевичу было всего шестьдесят пять, но сердце его было слабым, долго он бы не протянул, детей у него не было, и я могла бы унаследовать гигантское его состояние. Забегая вперед, скажу, что после того свидания он и, правда, пожил недолго - полтора года…
        Но я поступила как поступила. А именно - заплела спутавшиеся за ночь волосы в косу, поблагодарила его за гостеприимный прием, попрощалась, а уже в дверях, не в силах просто так оставить за спиной его желтое морщинистое лицо, наклонилась и поцеловала его в губы.
        Говорят, после той ночи Петр Афанасьевич больше никогда не пользовался услугами девушек Пабло.
        А Жанночка, вернувшаяся из Швейцарии с гладкими ляжками и обнаружившая отсутствие самого верного своего обоже, еще долго на меня дулась. Да и до сих пор, встретившись случайно в ресторане или клубе, мы демонстративно не здороваемся.
        Осень я встретила в VIP-зале аэропорта «Шереметьево».
        Первый слякотный день, без предупреждения обрушившийся на разморенных затяжным теплом москвичей, а я - во вьетнамках из кожи питона на голую ногу, в платье-комбинации, в ангорском болеро, которое мне невероятно шло, но никак не спасало ни от кондиционированной прохлады, ни от осенней хандры. Опустошив дьюти-фри, накупив бессмысленной косметики и три одинаковых флакона духов (зачем?! зачем?), я попивала коньяк, разбавляя его горьковатым тоником.
        Хотелось плакать. И спать. Меланхоличные особы вроде меня всегда встречают осень непрошеными истериками. Создавалось впечатление, что невыносимый московский октябрь с его сквозняками, серой моросью, крапинками грязи на белых колготках и ледяными лужами прорвался в мой организм, подобно червю-паразиту, нарушил гормональное равновесие.
        И еще - я не могла отделаться от дурного предчувствия. Брови мои сами собою медленно сползались к переносице, между ними углублялась некрасивая ямка, губы сжимались, а в ответ на чужие шутки хотелось, заткнув ладонями уши, закричать.
«Что-то будет, что-то будет, и это нечто будет нехорошим», - словно вопила каждая клеточка моего организма. А я упрямо игнорировала собственную интуицию, ибо, будучи девушкой современной, верю в силу позитивного мышления - отгородишься от серого мира розовым стаканом сиропных мыслей, и ничего страшного не случится.
        О чем мне грустить? Я лечу на юг, на Мальорку, к морю. Это здесь, в унылой Москве, сквозняк нахальными пальцами лезет под кожу, пахнет прелыми листьями, и все смотрят не в лица встречных прохожих, а себе под ноги. А там, в далеком городке Пальма-де-Мальорка, чисто и сухо, соленый бриз ласкает загорелые ноги и разносит по набережной запах шоколадного капучино, и можно спокойно носить белоснежные туфли без опаски наступить случайно в лужу и осквернить окружающее пространство раскатистым «бля-я-я»!
        Я сопровождала питерского бизнесмена Иосифа Ивкина, мрачноватого красавца с проседью, недавно разменявшего пятый десяток. Признаться, увидев его в офисе Пабло, я несказанно удивилась - обычно мужчины его типажа не пользуются услугами платных девушек. С ними и так любая пойдет, а если не пойдет, столь демонические мужчины возьмут ее силой - и это будет как раз та разновидность насилия, о которой втайне мечтают девственные героини любовных романов в мягком переплете.
        Он был высок, спортивен, смугл, длинные волосы носил завязанными в хвост. Там, в офисе, на нем была черная мотоциклетная куртка с заклепками, пыльные темные джинсы и грубые ботинки. Пабло пригласил шестерых ведущих девушек агентства, в том числе и меня, чтобы Иосиф Ивкин смог выбрать себе сопровождающую. Такие кастинги устраивались редко, только для самых выгодных клиентов. У Пабло и так была репутация дельца, не признающего брак и лежалый товар, оскверненный целлюлитом, обвисшим животом и непрокрашенными корнями волос. Так что обычно все довольствовались фотоальбомом и пролистыванием анкет. Я чувствовала себя немного неловко, стоя перед ним в шеренге других девушек - в тот момент мы выглядели как настоящие шоссейные проститутки, точку которых посетил взыскательный клиент. Я видела, что внешность Ивкина произвела впечатление не только на меня. Моя соседка слева - я ее раньше у Пабло не видела - едва из платья своего вульгарного не выпрыгивала, чтобы привлечь к себе внимание. А Жанночка, о которой я, кажется, уже вскользь упоминала, сверлила Ивкина своим фирменным взглядом пресыщенной        Поэтому, когда ухоженный смуглый палец Иосифа уткнулся в мою грудь, а его тихий голос произнес, обращаясь к Пабло: «Эта», я более чем удивилась.
        И еще - что-то тихонько шелохнулось в левой половинке моей груди, что-то, долго дремавшее, было потревожено, и теперь потягивалось, готовое к пробуждению. Удивительно, но это щекочущее нечто не посещало мой организм с тех пор, как я перестала видеться с фотографом Валерием Рамкиным.
        Неужели… Неужели именно со мною произойдет дебильнейшая из возможных на панели ситуация - влюбленность в клиента?!
        - А на твоем месте я бы отказалась, - сказала мне накануне «свободная куртизанка» Лиза, когда меня угораздило похвастаться, где и с кем и как я собираюсь провести уик-энд.
        - Это еще почему?
        - Об этом Ивкине нехорошие сплетни ходят. Якобы он полтора года жил с девушкой, а потом она исчезла. Бац - и нет человека.
        - Что за бред? - рассердилась я. - Мало ли куда она делась. Может, бросить его решила.
        - Ага, жди, - нехорошо улыбнулась Лиза, - таких мужиков, как Ивкин, не бросают, тем более если он позволил склонить себя к сожительству. Она замуж хотела, по слухам, беременна была. И потом, куда бы она исчезла? Она не из наших. Интеллигентная, блин, девушка. Петербурженка, студентка. У нее мать и два брата остались. Иосифа твоего вызывали к следователю, но он, понятное дело, откупился.
        - Лиз, ну что ты несешь? - устало вздохнула я. - Я ни с кем сожительствовать не собираюсь. Ивкин платит, чтобы я была на его вечеринке на яхте. Я там буду. Деньги хорошие, а сам он, кстати, красивый, в отличие от большинства моих клиентов. Какое мне дело до его исчезнувшей беременной невесты?
        - Такое, что ее тела так и не нашли, - упрямо повторила она.
        - Ты начинаешь меня раздражать. Даже если девушка погибла, почему ты думаешь, что здесь замешан он? Мало ли людей пропадает без вести? Время такое…
        - Я тебя умоляю, - фыркнула Лиза, - может быть, какие-то люди и пропадают… Но уж не девушка Иосифа Ивкина, у которой были личный водитель и телохранитель. Подруга, отказалась бы ты, пока не поздно!
        - Все, я вешаю трубку. Лиз, ты меня знаешь, мне на сплетни плевать. И вряд ли после поездки я увижусь с ним еще раз. Хотя, и это шокирует тебя еще больше, я была бы не против. Ивкин - роскошный мужик, у меня никогда таких не было.
        И вот я сидела в баре аэропорта с «роскошным мужиком» Иосифом Ивкиным, пила армянский коньяк по втрое завышенной цене и хандрила - не то из-за внезапного наступления осени, не то из-за ледяного игнора купившего меня мужчины. За те три с половиной часа, что мы стояли в пробке на Ленинградке, он едва сказал мне пару слов. Кажется, его даже не интересовало мое имя. Один раз, попросив водителя припарковаться у какого-то кафе, он спросил, не нужно ли мне в уборную. И еще раз, спустя полтора часа, он оторвался от своего карманного компьютера и рассеянно поинтересовался, ни к кому конкретно не обращаясь:
        - Кто был братом египетской богини плодородия Исиды?
        И я наугад ляпнула, что Осирис, и, как ни странно, оказалась права. Брутальный мужчина Ивкин от скуки разгадывал кроссворды - это показалось мне трогательным. Остаток пути я развлекалась тем, что исподтишка рассматривала его точеный профиль, а когда он пытался перехватить мой взгляд, быстро отворачивалась.
        - Иосиф Маркович, а много ли на вашей вечеринке будет народу? - из-за долгого молчания мой голос прозвучал как-то надтреснуто.
        Ивкин оторвался от газеты и взглянул на меня, как мне самой показалось, с неудовольствием. Почему-то под его взглядом хотелось втянуть голову в плечи и заискивающе улыбнуться, что я непроизвольно и сделала.
        - Пожалуй, - после некоторой паузы ответил он, - а почему тебя интересуют мои гости?
        - Да я просто так спросила… Я очень рада, что вы выбрали меня.
        - Еще бы ты не была рада, - криво усмехнулся он, - в такую слякоть искупаешься в Средиземном море, да еще и получишь за это деньги.
        У него была потрясающая особенность ставить собеседника в неловкое положение, и Иосиф Ивкин пользовался ею безостановочно. Но самым странным было то, что мне это нравилось. Наверное, я сошла с ума. Может быть, давно не была в отпуске. Или о мужчине именно такого типажа я грезила в смутных подростковых мечтаниях с невинно-эротическим подтекстом. Мне нравилось чувствовать на себе его пронзительный взгляд. Я смотрела на его руку - пальцы барабанили по столешнице, - и мне нравилось, что у него такая крупная ладонь. Мне нравился его низкий тихий голос. Завораживала его нарочитая грубость. В общем, чувствовала я себя не как проститутка перед рабочим уик-эндом, а как романтичная секретарша перед воплотившимся в реальность намечтанным свиданием.
        - Что ты так на меня пялишься?
        - Не знаю, - я опустила глаза, с досадой констатируя, что годами дрессируемая способность хамовато острить, кокетливо стрелять глазами, прикусывать кончик языка, не сводя при этом взгляда с заинтересованного мужского лица, куда-то делась. Я как будто снова стала той никчемной застенчивой Аленой, которая приехала в Москву несколько лет назад и нерешительно вступила в игру, о правилах которой даже не подозревала.
        - Какая-то ты странная, - нахмурился Ивкин, - не от мира сего. Ты случайно не колешься?
        - Ты что? - я возмущенно отпрянула. Неужели меня можно принять за наркоманку?
        - Ладно, не кипятись. У меня была любовница, из вашего брата. Тоже выглядела как паинька. Я ни о чем не подозревал до того момента, как ее нашли мертвой в туалете моей квартиры. С торчащим из вены шприцем, выпученными глазами и блевотиной на платье. Передоз. Оказывается, она наркоманила давно и умудрялась это скрывать.

«О нем ходят нехорошие слухи, - явственно прозвучал в голове Лизин голос, - полтора года жил с девушкой, а потом она исчезла…»
        - А как же руки? Никто не обращал внимания на ее вены? - спросила я. - Если бы она кололась давно, то на них не должно было живого места остаться. Я видела, как это бывает, зрелище не из приятных.
        - Откуда я знаю?! - рассердился Иосиф. - Может, она была на таблетках, а уколоться впервые решила. Может, тональником замазывала. Я, что ли, в курсе ваших бабских обманов?
        Ивкин летел бизнес-классом, мне же был куплен билет в хвостовом салоне. В моей профессии места обидчивости нет, и все же это немного меня покоробило. Пока он пил шампанское с конфетами «Моцарт», листал глянцевые журналы и, раскинувшись в просторном кресле, кутал ноги в овечий плед, я сидела, зажатая с двух сторон, и не могла допроситься у стюардессы минеральной воды.
        - А я вас на регистрации видела, - обратилась ко мне соседка слева.
        Досадливо поморщившись, я обернулась. Мало того что я в принципе не люблю случайных знакомств с попутчиками, так еще и девушка та имела вид в высшей степени нерасполагающий. Была она из породы тех блондинок, что отчаянно ратуют за мнимую натуральность, выбеливая даже брови с ресницами и волосы на лобке. При этом миллиметровая чернота, притаившаяся у самой макушки, запутавшаяся в корнях их тщательно взбитых волос, выдает их истинное происхождение. Еще я брезгливо отношусь к вульгарным татуировкам - а у девушки той на плече красовалось сочное, как свежая рана, алое сердце, проткнутое шипастой розой. На ней были белые джинсы с заниженной талией, над которыми бесформенными складками нависало молочное тело. Оно выпирало из тесной одежки, как дрожжевое тесто из кастрюли, забытой на теплой батарее.
        Я ничего не ответила.
        - Вы были с мужчиной, - девушка упорно продолжала вторжение в мое личное пространство, - с высоким таким, красивым, седым… Я наблюдала за вами.
        - Вот как? - холодно спросила я.
        - Ну да. Все не могла понять - вы в аэропорту познакомились или вместе летите? Теперь понимаю, что в аэропорту… А ведь он покупал вам коньяк.
        - Вы наблюдательны.
        - А то! - обрадовалась она. - Кстати, меня Маргоша зовут.
        Поскольку я проигнорировала ее потную ладошку, тянущуюся к моей руке, она требовательно похлопала меня по плечу. Удивительная девушка.
        - А вас?
        - Что меня?
        - Вас как зовут?
        И мне пришлось назвать свое имя, потому что посылать по известному адресу людей, которые с улыбкой смотрят на меня снизу вверх, я еще не научилась.
        - Алена, ты крутая, - вдруг ни с того ни с сего протянула она.
        - Это еще почему? - я изумленно взглянула на Маргошу, задумчиво пожевывающую собственный вытравленный волосок.
        - Ну как почему. Сняла крутого мужика, развела его на коньяк и бутерброды, наверняка телефончик свой ему сунула. На Майорке, возможно, встретитесь, он тебя в Tito…s сводит.
        - Куда-куда?
        - Tito…s, - терпеливо повторила она, - самый пафосный местный клуб. У тебя что, нет путеводителя? Летишь в отпуск и еще не прикинула, чем будешь заниматься?
        - Предпочитаю плыть по течению, - улыбнулась я.
        - Вот и говорю: крутая ты, - досадливо вздохнула Маргоша, - поэтому такие мужики на тебя и обращают внимание. Между прочим, я бы тоже от такого не отказалась. Обещай, что не рассердишься!
        - Что? - раздражение прошло, непосредственность и бестактность моей новой знакомой могли только умилять. - Из-за чего мне на тебя сердиться?
        Маргоша насупилась, засопела. А потом, не глядя на меня, выдала:
        - Я тоже с ним познакомиться пыталась.
        - С Иосифом? - не веря своим ушам, хохотнула я.
        - Так его Иосифом зовут? Красивое имя какое… Только ты не сердись, ты же обещала.
        - Да не сержусь я, успокойся.
        - Правда? - инфантильно обрадовалась Маргоша. - Хотя действительно, что тебе сердиться? Мы же еще не были знакомы… И все равно он меня послал. Грубый он у тебя какой-то.
        - Он не у меня. Он сам по себе.
        - Ты отошла куда-то, в магазин, кажется. Он остался за столиком один. Ну я губы подкрасила, причесалась и вперед. Такой мужчина! Попросила закурить.
        Я не смогла сдержать рвущийся наружу смешок, когда представила, как сливочная вульгарная Маргоша тоненьким голоском своим игриво обращается к мрачному Ивкину. Цирк!
        - Он нашарил в кармане зажигалку. Ну все, процесс пошел, думаю. И спросила, нельзя ли мне присесть за его столик и не посоветует ли он мне, какое пирожное выбрать.
        - А он?
        - Так на меня посмотрел, что мне сквозь землю захотелось провалиться, - потупилась Маргоша, - и сквозь зубы сказал: «А ну проваливай!» Представляешь? Даже прикурить в итоге не дал.
        - Бывает, - вздохнула я. - Может быть, не с той ноги встал.
        - Да ну, - скривилась она, - на твоем месте я была бы с ним осторожнее. Он красивый, конечно. Но стремный какой-то… Слушай, а ты зачем на Майорку летишь? Отпуск?
        - В некотором роде, - ухмыльнулась я.
        Настроение мое испортилось - за минувший день второй человек попросил меня об осторожности, имея в виду Иосифа Ивкина. Да еще это свербящее дурное предчувствие, расшатанные Москвой нервы…

…Когда в аэропорту Пальма-де-Мальорка Ивкин распахнул передо мною дверь встречающего нас BMW, я почувствовала, что к спине моей прилип чей-то сверлящий взгляд. Обернулась - самолетная знакомая Маргоша таращилась на меня во все глаза, округлив и без того круглые серые глазенки, распахнув рот. Перехватив мой взгляд, она подняла вверх большие пальцы обеих рук. На лице ее было недоверие вперемешку с восхищением и легкой досадой.
        Мы проезжали мимо городского пляжа, и я рискнула обратиться к Ивкину с невинной просьбой - нельзя ли притормозить хотя бы на двадцать минут? Я так давно не видела моря, так давно не погружалась в его соленые объятия с головой. Так хотелось, прикрыв глаза, хотя бы минуточку понежиться на волнах, раскинувшись в позу морской звезды, так хотелось, чтобы подпаленная солнцем кожа пахла песком и немножечко водорослями.
        Но Иосиф взглянул на меня так, что я предпочла отшутиться и замолчать.
        Наверное, он был прав - все же я была бутафорской спутницей, и за каждый час моего времени Ивкин заплатил, причем недешево.
        Мы сразу же отправились на яхту, которая оказалась куда больше, чем я могла предположить. На палубе находилось человек двенадцать - все они с улыбкой приветствовали Ивкина и не обратили никакого внимания на меня.
        - Топай в каюту, - почти не разжимая губ, скомандовал он, - переоденься в вечернее. Хочу посмотреть, что у тебя за шмотки и не опозоришь ли ты меня на вечеринке.
        - У меня Ungaro, последняя коллекция, - немного обиженно ответила я.
        - Знаю я таких метелок, как ты, - невозмутимо сказал Ивкин, который нравился мне все меньше и меньше, - накупят на вьетнамском рынке платьев с люрексом, а потом всем врут, что это Ungaro.
        У него был такой взгляд, что сразу становилось понятно: спорить бесполезно. Я выдавила доброжелательную улыбку и отправилась в каюту. И почему он с самого начала показался мне таким очаровательным? И все же, что-то есть в нем, что-то есть… Несмотря даже на это граничащее с психопатией желание причинять окружающим моральный дискомфорт. Хотя возможно, эта неприятная особенность его характера распространяется только на купленных им женщин.
        Почему-то мне хотелось выглядеть как можно лучше. Может быть, я мазохистка где-то в глубине души?
        У меня было с собою четыре нарядных платья. Классическое, скромное, незаметное коктейльное и вызывающе сексуальное. Выбор мой пал на последнее. Струящееся чудо из нежно-розового шелка, целиком открывающее ноги спереди, а сзади спускающееся почти до самых щиколоток. Платье соблазнительно спадало с одного плеча и вообще выглядело так, словно его обладательница готова по первому же требованию извне с ним расстаться.
        Довольная собой, я вышла из каюты. Жаль немного, что на яхтах принято ходить босиком, для завершения образа мне не помешали бы золотые босоножки.
        Я хотела было отправиться на поиски Иосифа Ивкина, как вдруг…
        - Аленка?! - окликнул меня женский голос, показавшийся смутно знакомым.
        Я удивленно обернулась и увидела прямо перед собою нарядную брюнетку, хорошенькую, как коллекционная кукла.
        - Простите, мы… знакомы?
        - Ты что, не узнала меня?!
        Я подошла поближе, близоруко прищурилась, и… Нет, но этого просто не может быть!
        - Галочка, что ты здесь делаешь?!
        Я не сразу поняла, кто стоит передо мною в струящемся вечернем платье цвета мутноватого изумруда. А когда сопоставила смутно припоминаемое лицо с окружающим пейзажем - лазурное Средиземное море, плавно покачивающаяся палуба, сложенные паруса, мягкие блики заходящего солнца на набережной, - то чуть не осела на пол от удивления. Не может быть! Этого просто не может быть!! И тем не менее…
        Передо мною стояла, сдержанно улыбаясь и внимательно меня рассматривая, Галочка. Моя бывшая лучшая подруга. Первая красавица города N-ск, неудачно попытавшая счастья в московском модельном террариуме. Девушка, с которой мои пути-дороги разошлись, как мне тогда казалось, навсегда.
        - Да не смотри ты на меня как на привидение, - насмешливо проговорила она, - я это, я.
        - Галинка… - потрясенно прошептала я, - но что ты тут делаешь?!
        - Видимо, то же самое, что и ты, - усмехнулась она, - отмечаю день рождения Иосифа Ивкина.
        Я прикусила губу. Я и подумать не могла, что вечеринка, о которой Ивкин упоминал вскользь и даже как будто бы нехотя, посвящена ему самому. На какой-то момент мне даже стало неудобно за отсутствие подарка, но потом я опомнилась, так как сама чем-то вроде подарка и являлась. Подарка, за который именинник заплатил авансом.
        - Значит, ты все-таки осталась в Москве… - протянула я.
        - А ты думала, что я вернусь в нашу глушь? Что я там забыла? - она раздраженно повела обнаженным плечиком.
        На первый взгляд Галина вроде бы совсем не изменилась - та же точеная фигурка, то же красивое, немного надменное лицо, те же непослушные цыганские волосы, хаотично разбросанные по смуглым плечам. Но появилось в ней что-то неуловимое, нечто, что принято называть лоском. И дело даже не в платье, которое наверняка стоило больше автомобиля отечественного производства. Ее профессионально увлажненная кожа - гладкая, как у школьницы. Ее скупой персиковый румянец. Ее ресницы - длинные, как у мультипликационной принцессы, - не было раньше у Галочки таких неправдоподобных ресниц. Ее руки, с которых исчез еле заметный темный пушок. Ее ногти - овальные, ровно подпиленные, покрытые бледным лаком, будто бы фарфоровые. В отросшем ноготке мизинца посверкивало колечко с блестящим камушком. Ее зубы - унитазно-белые (к одному из передних зубов был по последней моде приклеен крошечный брильянтик). В общем, сразу становилось понятно, что перед вами не просто красавица. А красавица, в которую кто-то вкладывает серьезные средства.
        Неужели и Галина пошла по проторенной мною дорожке?
        - Так ты…
        - Невеста Климова, - вздернула подбородок она. Фамилия была произнесена с таким гонором, словно этот Климов был как минимум президентом страны. Уловив в моем лице непонимание, она раздраженно пояснила: - Климов - лучший друг Ивкина. У него четыре отеля в Подмосковье. Через три месяца у нас свадьба, заявление уже подали. Ты уж прости, на свадьбу не зову. В Москве мы просто банально распишемся в ЗАГСе, а саму церемонию проведем на острове Маврикий.
        - Молодец, - немного потухшим голосом сказала я. Мне бы за Галочку порадоваться, но почему-то не получалось. То ли к этому не располагало выражение ее лица - какое-то крысиное. То ли я просто разучилась радоваться за куколок-конкуренток… Хотя, если бы замуж за богатея собралась «свободная куртизанка» Лиза, я бы визжала и прыгала до потолка…
        - Ну а ты как? Тоже, наверное, неплохо устроилась, раз тебя сюда позвали?
        И почему она так на меня смотрит, прищурившись? И почему она всегда, с самого детства, ставила себя на ступеньку выше?
        - Ну да, - лениво протянула я, входя в образ пресыщенной принцессы, - вообще-то, я встречаюсь с Ивкиным.
        Может быть, заявление было опрометчивым, зато я получила хотя бы мимолетное удовольствие при взгляде на Галино вытянувшееся лицо.
        - С Ивкиным? - недоверчиво переспросила она. - Я слышала, у него была невеста, с которой недавно несчастный случай произошел…
        - Да, это так, - спокойно подтвердила я, - но Иосиф - молодой здоровый мужчина. Я ему нравлюсь. Честно говоря, познакомились мы недавно. Но я чувствую, что наш роман может перерасти во что-то большее.
        - Мило, - без улыбки кивнула Галочка, - а где вы познакомились?
        - Да так… На одном приеме, - соврала я.
        - Алена, а ты по-прежнему модель?
        - Ну да, а кто же еще, - нервно хихикнув, я краем глаза заметила приближающегося Иосифа и дабы предотвратить неприятное разоблачение, распрощалась, - ладно, Галь, была рада встретиться. Думаю, мы еще увидимся. А сейчас мне пора.
        - Ты знаешь эту девушку? - прищурившись, спросил Иосиф, пропуская меня вперед и плотно закрывая дверь каюты.
        - Мы знакомы с детства, - улыбнулась я, - правда, давно не общались. Когда-то, несколько лет назад, участвовали в одном конкурсе красоты. И мне достался приз - контракт с модельным агентством. Так я попала в Москву и стала манекенщицей.
        Не знаю, зачем я все это ему говорила. Наверное, хотелось, чтобы он взглянул на меня другими глазами, чтобы узнал хоть что-то о моем благополучном прошлом, о том, как я ходила по обернутому газетами бревну и верила, что в один прекрасный день Джон Гальяно сделает меня своей музой, и я вытесню Наталью Водянову из рекламного ролика Calvin Klein. Чтобы он понял, что я вовсе не из тех куколок, что в тринадцать лет приклеивают к векам пластмассовые ресницы, в четырнадцать осваивают тонкое искусство минета, в пятнадцать выходят на панель, а в тридцать пять, мучимые жестокой депрессией и героиновой зависимостью, выбрасываются из окна. Я - девушка с прошлым. А тот, за чьими плечами запасным парашютом болтается благополучное прошлое, вполне может рассчитывать и на будущее - так я считаю.
        - Ты стала манекенщицей, а она осталась жить в провинциальном городке? - усмехнулся Ивкин.
        - Что-то вроде этого.
        - Странная штука эта жизнь, - теперь он уже смеялся в голос, - наверное, тогда она тебе завидовала. И вот теперь ты проститутка, а она выходит замуж за моего друга, богатейшего человека.
        Улыбка сползла с моего лица.
        - Ну зачем вы так говорите? Вам доставляет удовольствие так обращаться с людьми?
        - Мне доставляет удовольствие, когда молоденькие дурочки вроде тебя без лишних слов раздеваются и приступают к делу.
        Он рухнул в обтянутое бархатом кресло и выжидательно на меня уставился. Со вздохом я расстегнула усыпанную стразами заколку, удерживающую лямку моего платья.
        - Значит, вам все же понравился мой наряд? - улыбнулась я. - Значит, вы больше не считаете, что я одеваюсь на рынке?
        Ухмыльнувшись, он подошел ко мне вплотную. Он был невероятно высоким, это завораживало. Мне, обладательнице ставосьмидесятипятисантиметрового роста не так-то часто приходилось видеть возвышающихся над моей макушкой мужчин.
        Какое-то время он с улыбкой меня рассматривал.
        И вдруг…
        Вдруг случилось неожиданное - сокрушительный удар отбросил меня к противоположной стене. Я даже не поняла, как это произошло - кажется, нога Ивкина взлетела в жалящем каратистском выпаде, и металлический носок его модного ковбойского сапога с размаху врезался мне в живот. Пролетев через всю комнату и опрокинув два стула, я спиной врезалась в стену и согнулась от боли и неожиданности. Комок судорожного сбитого дыхания застрял в горле раскаленным клокочущим шариком - не получалось ни выдохнуть, ни вдохнуть. Когда перед глазами рассеялся зеленоватый туман, я подняла голову и прямо перед собою увидела его разъяренное лицо.
        - Ты что о себе возомнила, тварь? - сдержанно поинтересовался Иосиф. - Ты, кажется, решила съязвить? Ты понимаешь, кто я и кто ты?
        - Простите, - из последних сил пролепетала я, вжимаясь спиной в стену, - я не буду…
        - Ах не будешь, - красивое смуглое лицо исказила кривая усмешка, - а как тебе понравится вот это?
        Он схватил меня за волосы, проволок через всю комнату и швырнул на диван, словно тряпичную куклу. Инстинкт самосохранения подсказывал, что кричать нельзя - это разъярит его еще больше. В ушах звенел предупреждающий голос Лизы: «Будь с ним осторожнее… Осторожнее… Его девушка пропала… Тело так и не нашли…» По моим щекам катились слезы.
        С отвратительным хрустом его кулак врезался в мою скулу. Оранжевая вспышка оглушающей боли - я пыталась загородить лицо руками, я не смела смотреть ему в глаза. Отбивалась, слабым голосом звала на помощь. Все бесполезно. Меткие злые удары обрушивались на меня снова и снова. Мне вдруг вспомнился Федор, мой любовник-садист. Тому тоже нравилось меня избивать, но его истязания выглядели детским лепетом по сравнению с яростью Иосифа Ивкина. В моем рту было солоно от крови, кончиком языка я нащупала расшатавшийся зуб. В какой-то момент я отключилась, но сильная затрещина привела меня в чувство.
        - Ты просто дешевая шлюшка, - шипел он, - такие, как ты, недостойны жить.
        - Пожалуйста… Не надо… - бессвязно лепетала я, надеясь на чудо.
        - Никто тебя не любит, никто тебя не хватится, - ухмыльнулся он, - думаешь, почему я тебя выбрал? А ну отвечай! - сильные пальцы сомкнулись на моей шее.
        - Не знаю, - прохрипела я.
        - Наверное, решила, что я положил на тебя глаз, да? - он расхохотался. - У Пабло есть девочки и посимпатичнее. Просто ты одна оказалась немосквичкой.
        Стараясь не производить ни звука, я на четвереньках доползла до двери. У меня было вывихнуто плечо и, кажется, сломано несколько ребер. Дверь бесшумно отъехала в сторону, и я выползла на палубу. Мне хотелось остановиться, перевести дыхание, но я знала, что делать этого нельзя. Я должна ползти, ползти вперед из последних сил - тогда, возможно, у меня будет шанс спастись.
        Где-то совсем близко раздался пьяноватый женский смех и хлопок открываемой бутылки шампанского. Гости Ивкина веселились от всей души; никто и не подозревал, что в нескольких метрах избитая проститутка отчаянно борется за свою жизнь. С каждой секундой силы покидали меня, нестерпимо ныло плечо, и вдруг… Вдруг я увидела прямо перед собою женские ножки - хорошенькие, аккуратные, с безупречным алым педикюром. Подняла глаза - передо мною стояла Галочка в потрясающем сиреневом платье.
        - Слава богу, - я улыбнулась, и, наверное, это было жуткое зрелище. Мне самой казалось, что лицо мое превратилось в сплошной саднящий синяк.
        - Алена? - удивленно воскликнула она, присев передо мною на корточки. - Что с тобой? Кто это так тебя?
        - Галочка, помоги, - прохрипела я, - этот Ивкин… он сумасшедший.
        - Это он?! - ахнула она, зажав ладошкой приоткрывшийся рот.
        - Нет времени объяснять… все потом… помоги мне уйти отсюда…
        - Да как же я могу тебе помочь? Мы в открытом море… - пожала плечами она.
        - Не знаю… Позвони в полицию… вызови спасательный катер… не знаю… он же меня убьет…
        - И потом, - невозмутимо продолжила Галина, - откровенно говоря, я не хотела бы ссориться с таким человеком, как Ивкин.
        Я изумленно на нее уставилась - от удивления я даже перестала чувствовать боль.
        - Я все знаю, - улыбнулась Галочка, - ты стала проституткой, Алена. Что ж, ты сама виновата, и нечего впутывать в свои проблемы меня.
        - Но… Как ты так можешь говорить? - я задохнулась. - Мы ведь были лучшими подругами.
        - Когда-то, очень давно, - пожала загорелыми плечами она, - а вспомни, как я обратилась к тебе за помощью. И ты мне отказала, припоминаешь? Хотела одна остаться в Москве, одна прорваться наверх. Ну что, твои мечты сбылись?
        Я не могла поверить своим глазам - Галочка смеялась!
        - Ты разве не знала, что у проституток бывают проблемы такого рода? - она наклонилась так низко к моему лицу, что я почувствовала сладковатый аромат ее духов. Кажется, Kenzo. - Ладно, мне пора возвращаться к гостям, - она распрямилась и сладко потянулась, - не знаю, увидимся ли еще, Алена. Но на всякий случай я с тобой прощаюсь. Не поминай лихом!
        С этими словами моя лучшая подруга скрылась за поворотом, а я еще несколько мгновений изумленно смотрела ей вслед, смутно надеясь, что, может быть, то была просто галлюцинация, а настоящая живая Галина вот-вот выйдет из-за угла, бросится ко мне, ужаснется, что-нибудь придумает. И в то же время я понимала, что ничего этого случиться уже не может. Придется либо выпутываться самой… либо покорно отдать себя на растерзание Ивкину.
        За моей спиной послышалась какая-то возня. Может быть, то был заметивший наконец пропажу Иосиф, может быть, кто-нибудь из гостей. Рисковать мне не хотелось, времени на раздумья не было. Рывком я поднялась на ноги, перегнулась через палубу и, коротко вскрикнув, полетела вниз, в теплую зеленоватую воду.
        Не знаю, не помню, как мне удалось добраться до берега. Отчаяние и страх придавали мне сил. Одна рука не двигалась, море кружилось перед заплывшими глазами, но я энергично барахталась, подгребала ногами, отфыркивалась, старалась успокоить дыхание и даже молилась богу, в которого не верила никогда. И случилось чудо - ноги мои коснулись рыхлого донного песка. Прямо передо мною была выложенная тяжелыми плитами набережная. На четвереньках я выползла из воды. Схватилась рукой за какую-то скамеечку, и меня вывернуло наизнанку. Добропорядочная пожилая пара (старушка с кудельками в пастельном сарафанчике и белобородый старичок с дорогой тростью), любовавшаяся на закат неподалеку, с отвращением покосилась в мою сторону и засеменила прочь. А мне хотелось прокричать в их удаляющиеся спины: помогите, я не та, за кого вы меня принимаете, не перебравшая с текилой путана, а жертва преступления! Наверное, видок у меня был еще тот - порванное в нескольких местах вечернее платье, содранные в кровь колени, безвольно повисшая вдоль тела рука, спутанные мокрые волосы и один сплошной синяк вместо лица.
        Как назло, вокруг никого не было - видимо, я выплыла на городской окраине, не изобилующей туристами.
        Приближающийся рев моторной лодки вывел меня из ступора. Щурясь на заходящее солнце, я обернулась к морю… и еле сдержалась, чтобы не закричать от ужаса. К берегу приближался резвый катерок, за рулем которого сидел Иосиф Ивкин! Его темные волосы развевались от ветра, его белоснежная рубашка была распахнута на смуглой груди, и он напряженно водил головой из стороны в сторону, пока… пока не заметил меня. До берега ему было не больше сотни метров - довольно далеко, но, клянусь, я видела торжествующую улыбку на его лице.
        - Помогите! - зачем-то просипела я, констатировав, что голос окончательно вышел из-под контроля.
        Помощи было ждать неоткуда. Несколько минут - и он причалит, схватит меня за волосы, вернет на яхту и там добьет. Он прав - никто не будет меня искать. А Пабло - черт бы его побрал! - соврет другим девушкам, что я вышла замуж в Австралию, и те еще будут мне завидовать.
        И вдруг… Совсем рядом раздался веселый женский голос, который говорил - аллилуйя! - по-русски!!!
        - Смотри, здесь никого нет. Можно искупаться голышом. А потом поедем ужинать, умираю от голода, - легкомысленно бубнила женщина, - а по пути зарулим в ювелирный. А то магазины закроются. Я тебе, кстати, говорила, что у меня день рождения в следующий четверг?
        - Si, mi amora, te quiero, - басовито отвечал мужчина, судя по всему ни хрена из ее тирады не понявший.
        Парочка выпорхнула к морю, совсем рядом со мною - впрочем, они были так увлечены друг другом, что даже не заметили меня, привалившуюся к гранитному парапету. Мужчина оказался рослым загорелым испанцем в щегольской атласной рубашке. А женщина… Женщина была Маргошей, навязчивой девушкой, с которой я познакомилась в самолете. Вот уж правда - дуракам везет!
        - Маргоша, - от радостного удивления у меня даже голос прорезался. - Маргоша, помоги мне!
        Она удивленно обернулась и, встретившись со мной глазами, вскрикнула. Испанец что-то пробормотал на своем языке, при том презрительно сплюнув себе под ноги. И, обняв Маргошу за плечи, попытался ее увлечь подальше от отечной бомжовки, судя по всему не первый день мыкающейся в благопристойном городе Пальма- де-Мальорка. Но Маргоша меня не разочаровала - отпихнув его поросшую тугими колечками волос руку, она устремилась ко мне.
        Остановилась в нескольких метрах, с опаской спросила:
        - Откуда вы знаете, как меня зовут?
        - Да это же я, Алена! Мы познакомились в самолете, помнишь?
        Ее глаза расширились от недоверчивого удивления:
        - А… что… но как же…
        - Нет времени объяснять, - перебила я, - видишь мужика в катере? Помнишь, он был со мной? Он оказался сумасшедшим, представляешь? Хочет меня убить, и ему почти это удалось.
        - Ничего себе, как в детективе, - восхитилась эта дурочка, - эй, Хорхе, помоги нам… У Хорхе есть машина, сейчас поедем в полицию, а потом в больницу.
        Но Хорхе уже и след простыл. Видимо, он решил, что себе дороже связываться с двумя ненормальными русскими, одна из которых выглядит как бродяга, а другая в первый же день знакомства пытается развести его на золотой браслет.
        Маргоша помогла мне подняться по гранитным ступенькам, подняла руку, останавливая такси. Все машины, завидев меня, проезжали мимо. Пришлось вынуть из сумки купюру сто евро (я поклялась, что верну долг в тройном размере - с такой досадой Маргоша расставалась с деньгами) и помахивать ею на вытянутой руке. Время от времени я оборачивалась к морю - катер Ивкина покачивался на волнах в нескольких метрах от берега, а сам он напряженно за нами наблюдал, решая, что делать дальше. Наконец перед нами с визгом затормозила какая-то колымага.
        Залезая в машину, я не удержалась - обернулась и сделала в сторону Иосифа Ивкина экспрессивный жест «fuck you»!
        А потом мы нервно хохотали, и водитель-испанец что-то бормотал сквозь зубы и вроде бы грозился нас высадить, но от этого почему-то становилось еще смешнее. Я все никак не могла остановиться - закипающий бульон истерического смеха весело клокотал в горле, слезы катились по щекам, и я слегка морщилась, когда их путь проходил по кровоточащим ссадинам. Боль пришла потом. И страх тоже. Я испугалась, когда увидела выражение лица хирурга, к которому меня привели. Он все еще спрашивал - не принимала ли я наркотики, и я экспрессивно качала головой: нет, нет. А он не верил, но когда взглянул на результат моего анализа крови, изумленно умолк.
        - У вас нервный шок, - через неизвестно откуда взявшегося переводчика сообщил он, - поэтому вы и не чувствуете боли. У вас сломан нос, повреждена скула, выбито три зуба… Я буду вынужден сообщить в полицию.
        Мне стало дурно.
        Я попросила зеркало. Его принесли не сразу. Хирург настоял, чтобы сначала мне вкололи успокоительное. Я послушно протянула руку, предплечье стянул резиновый жгут, и по венам разлилась теплая безмятежность. Говорят, это было какое-то очень сильное успокоительное. Но все равно я закричала, когда увидела в прямоугольнике принесенного зеркала свое лицо.
        - Не может быть… Не может быть… - это «не может быть» я повторяла целый час, даже после того, как зеркало отобрали и вместо него принесли еще один наполненный шприц.
        Никогда этого не забуду. Вместо привычного родного лица я увидела скомканную пластилиновую маску - нос распух и съехал набок, глаза заплыли, из треснувшей губы струилась кровь, одна половина лица припухла и приобрела странноватый фиолетовый колор, словно я была аллергиком, которого укусила пчела.
        Сквозь ватную толщу принудительного сна я чувствовала, как ласковая молодая медсестричка по имени Анна-Мария гладит меня по голове.
        - Все будет хорошо, - на ломаном английском шептала она, - вернешься домой, сделаешь пластику. Пройдет год, и ты забудешь об этой истории.

«И правда, - думала я, засыпая, - вернусь в Москву, потребую у Пабло компенсации. Пусть оплачивает лучшего пластического хирурга и три месяца восстановления в швейцарских Альпах… Если бы такое произошло с обычной девушкой - вот это была бы трагедия. Но я - вовсе не обычная девушка, у меня друзья, деньги, связи… Все будет хорошо».
        - Послушай меня, Алена. Я понимаю, что ты чувствуешь себя несправедливо обиженной. Но и ты меня пойми. Подставила ты меня так, что мама не горюй. Ивкин напустил на мой офис налоговую проверку, а ведь для закона я прохожу как модельное агентство. Отмазаться было сложно, я даже думал, что придется продать кипрскую виллу. Так что если ты рассчитываешь на компенсацию…
        Примерно такими словами встретил меня Пабло, когда я, прихрамывая и пряча лицо под огромными темными очками в стиле Пэрис Хилтон, заявилась в офис агентства. Мозг мой отказывался воспринимать его слова. Я-то шла сюда победительницей, я-то чуть ли не с гордостью перехватывала любопытные быстрые взгляды, которыми награждали меня случайно встретившиеся по пути «модели» Пабло. А по пути, в такси, занимала себя безмолвной, но крайне увлекательной игрой - попросить ли серебристый кабриолет Porsche или усыпанный брильянтами кулон Chopard, или круиз по Средиземному морю, или шиншилловую шубу до пят… Или хотя бы пластическую операцию на носу, потому что работать в таком виде…
        Почему-то я не сомневалась, что Пабло бросится к моим ногам, будет многословно извиняться, и сначала я буду держаться холодно, но потом мы немного поплачем друг у друга на плече, и я благосклонно приму все преподнесенные дары. В конце концов, он не виноват в неадекватности Ивкина. А на деле вот как получилось…
        - Что значит, я подставила? - задохнулась я. - А ты в курсе, что меня хотели убить? Помнишь, что ты мне сулил, когда заманивал в свой бордель? Ты говорил, что у тебя продвинутая служба безопасности, что с твоими девчонками никогда не происходит неприятностей. И что получилось? А?!
        - Не кипятись, - досадливо поморщился он.
        Пабло сидел за своим рабочим столом - кажется, китайский антиквариат. Темно-бурая махина с перламутровой инкрустацией и резными ножками - даже непонятно, зачем ему такой навороченный стол, ведь его работа заключается в просматривании фотографий московских куколок с высокой целью подкладывания их (куколок, а не фотографий, разумеется) под материально выгодные тела. А я стояла перед ним навытяжку, как солдат-новобранец. Почему-то в тот день в его кабинете не было кресла для посетителей. Может быть, то был особый садистский способ морального унижения?
        - Мне нечего тебе сказать, - не глядя на меня, покачал он головой, - кое-что ты заработала, верно? Поправишь личико, может быть, кто-нибудь тебя и возьмет под крыло. Могу поговорить с Элеонорой, у нее тоже агентство. Конечно, рангом пониже, чем мое…
        Я не могла поверить своим ушам:
        - Что ты несешь?! Что я сделала не так? Почему ты так со мной обращаешься?! И какая на фиг Элеонора?!
        - Ты оставила заявление в полиции, - лицо Пабло было непроницаемым, - этого делать было нельзя. Ни в коем случае.
        - Но этот клиент хотел меня убить. Мне пришлось плыть долбаный километр с вывихнутым плечом! - я сорвалась на визг.
        Пабло поморщился, будто бы от головной боли, и тупо повторил:
        - Клиент неприкосновенен. Я обеспечиваю ему защиту. И когда моя девушка пытается посадить клиента, это отражается на моей личной репутации. Что тут непонятного?
        От возмущения у меня даже голос сел.
        - Но…
        - Больше никаких «но», Алена, - он посмотрел на свои часы Breiteling стоимостью восемь тысяч долларов, - поверь: я очень хорошо к тебе относился. Ты была одной из моих самых любимых девушек. С другой я бы и разговаривать после такого не стал. А сейчас мне пора, переговоры.
        - А я…
        - А ты больше никогда здесь не появишься, если будешь умницей, конечно. А если не будешь, моя охрана объяснит тебе, что к чему, - с этими словами он с милой улыбкой поднялся из-за стола, давая понять, что аудиенция закончена.
        Лучшее средство от депрессии: для француженки - секс, для немки - шопинг, а для несчастной русской девушки, у которой к тому же сломан нос, - водка. В тот вечер я впервые в жизни напилась. Не кокетливые алкогольные возлияния из серии «Ой, держите меня, я такая пья-аная, как бы не наделать глупостей!», а по-настоящему. В гордом одиночестве. Закусывала бесхитростными маринованными огурчиками, вареными креветками и бородинским хлебом. Пила прямо из горлышка. К концу второй бутылки забеспокоилась - вроде бы столько водки, а в голове по-прежнему ясно, мысли не путаются, боль не проходит. Поднялась с табуретки - и началось.
        Тесная кухонька закружилась перед моими глазами, пол превратился в корабельную палубу, окно равнодушной акулой то подплывало ближе, то удалялось прочь, лампочка размножилась и превратилась в десяток мерцающих фонариков. А желудок, видимо, решил воспользоваться внутренним лифтом - торжественно и плавно поехал вверх, к горлу, еще дальше, и… Заплетаясь в собственных конечностях, я едва успела добежать до санузла. Унитаз, как атакующий дикий зверь, бросился навстречу.
        Рвало меня долго и отчаянно. Зато почти сразу я протрезвела - и это было ужасно! Получилось, что я напилась не ради краткосрочного пребывания в спасительном забытьи, а ради того, чтобы добрых полчаса корчиться в судорогах на холодном кафельном полу.
        И тогда я заплакала - горько, беззвучно, искренне. Как будто бы внутри меня открыли плотину, и организм мстил за годы демонстративного хладнокровия. Я оплакивала и незадавшуюся модельную карьеру, и потерянную лучшую подругу Галочку, и странную свою судьбу, которая начиналась с дизайнерских шпилек, а закончилась скошенным набок носом и полным отсутствием перспектив. Я плакала и плакала… Не знаю, сколько времени длилась бы моя истерика, если бы ее предсказуемый ток не нарушил дверной звонок.
        Я удивленно замерла - адреса моей новой квартиры не знал никто, кроме Пабло да нескольких приятельниц, которым едва ли могло понадобиться общество столь опозоренной особы, как я. Сердце заколотилось сильнее, а слезы высохли сами собою - я вдруг решила, что это Иосиф Ивкин пришел, чтобы со мною расправиться. С Пабло бы сталось за отдельную сумму продать мой адрес. Затаив дыхание, я прокралась на кухню, извлекла из ящика мясной тесак, которым до сих пор никогда не пользовалась, и только после этого на цыпочках продефилировала в коридор и приникла к дверному глазку.
        На лестничной клетке нетерпеливо перетаптывался женский силуэт - мне не было видно ничего, кроме светлых растрепанных волос и солнечных очков в половину лица.
        - Открывай, Аленка, - сказал силуэт голосом моей приятельницы, «свободной куртизанки» Лизы, - я же слышу, что ты там.
        Никогда бы не подумала, что ее появление может спровоцировать такую волну необъяснимой радости - все же Лизка даже не подругой моей была, а так, эпизодически всплывающей знакомой… Я весело загремела замками.
        В таком виде и предстала перед ней - зареванная, с оплывшим лицом, в растянутой домашней футболке, заляпанной кетчупом и яйцом, с огромным тесаком в руках. Лиза в первый момент даже попятилась.
        - Ой. Это ты?
        - Да я, я, - ухватившись за рукав ее пастельно-бирюзового плаща, я втянула Лизку в прихожую и захлопнула дверь.
        Еще не хватало, чтобы любопытные соседи обсуждали мой плачевный внешний вид и мое незавидное моральное состояние.
        - Аленка… - у нее было такое лицо, словно вместо меня она видела гуманоида с шевелящимися рожками, который невозмутимо поинтересовался ее самочувствием, - что это с тобой?.. То есть до меня дошли слухи, но я не думала, что все так запущено…
        - Дошли слухи? - усмехнулась я. - Значит, обо мне уже сплетничают в кулуарах? Впрочем, я так и думала. Не ожидала от Пабло деликатности… Туфли можешь не снимать, у меня грязно.
        - Я вижу, - протянула она, покосившись на источающий тошнотворные миазмы мусорный пакет, который уже добрую неделю томился в моей прихожей, поскольку депрессирующим личностям отвратительные запахи по барабану, - чаем хотя бы угостишь?
        Я прошла за ней на кухню. Взглянув на собственный интерьер Лизиными глазами, немного ужаснулась - в последние дни мое состояние, мягко говоря, не располагало к наведению чистоты. Раковина была забита немытыми тарелками, везде валялись промасленные коробки из-под пиццы, на плите расплылась бурая лужа пригоревшего молока, стол был уставлен чашками с засохшей кофейной гущей, а в центре него почему-то гордо возлежал бюстгальтер с розовыми стразами.
        - Хламурненько, - Лиза двумя пальцами подхватила его и сбросила на пол, - слушай, а может быть, лучше в кафе? У тебя тут рядом «Шоколадница».
        - В таком виде?
        - А ты одень бейсболку, темные очки и что-нибудь безразмерное. Правда, - она повела носом, - придется насильно затащить тебя в душ. Пахнет от тебя, красотка, как от вокзального бомжа.
        - Знаю, - обреченно вздохнула я.
        И поплелась в ванную.
        Минут через сорок - сорок пять мы уже сидели за столиком кафе, вдыхали аромат свежезаваренного кофе и ели политые шоколадом блинчики.
        - …и крикнула «Fuck off»!! Правда, не знаю, слышал ли он, ведь он был в катере, а я уже садилась в такси… Вот, - этими словами я закончила свой рассказ.
        - Ну ничего себе, - присвистнула Лизка, даже не притронувшаяся к блинам, - а про тебя такое говорили… Кто-то утверждал, что ты убила клиента, кто-то клялся, что все наоборот, и убили тебя, кто-то говорил, что тебе сделал предложение нефтяной магнат из Техаса, и ты больше не вернешься в Москву.
        - Ты же знаешь нашего брата, - улыбнулась я, - девок хлебом не корми, дай что-нибудь приврать… Лизка, если бы ты не появилась, я бы, наверное, покончила с собой. Не ожидала, что Пабло так может со мною поступить.
        - Я тебе сто раз говорила, что от этого так называемого Пабло нужно держаться подальше, - поджала губы Лиза, - я даже рада, что ты с ним больше не увидишься. Потому что у меня самой есть к тебе деловое предложение.
        - Что? - расхохоталась я. - Лизка, только не говори, что ты надумала открыть публичный дом. И тем более не говори, что хочешь пригласить меня туда в качестве девушки класса люкс. С моей рожей…
        - Кстати, не так уж плохо ты и выглядишь. Я почему-то думала, что тебя совсем изуродовали. А так… почти незаметно, когда отеки сойдут. Но в любом случае у меня есть координаты талантливейшего пластика. А поскольку с деньгами у тебя проблем пока нет…
        - Ключевое слово - «пока», - вздохнула я, - я совсем не умею копить. Конечно, кое-что отложено, и операцию я буду делать в любом случае. Я уже даже была на консультации, мне сказали, что придется подождать, когда спадет опухоль и заживут синяки… Но если честно, я не думала возвращаться в бизнес.
        - Да? - прищурилась Лиза. - А чем же ты в таком случае собираешься заниматься?
        - Не знаю, - растерянно протянула я, - может, устроиться секретарем? С моими ногами меня бы взяли в любую приемную.
        - Та же проституция, - презрительно фыркнула Лиза, - только офисным подстилкам платят куда меньше. А ты не совсем правильно поняла меня, подруга.
        - В смысле?
        - Да, я и правда хочу свой бизнес, но у меня и в мыслях не было предлагать тебе работу девушки по вызову.
        - Но тогда как же…
        - Ты могла бы стать моим партнером, - перебила она, - а что, все это гораздо проще, чем может показаться. Я уже все выяснила. Регистрируемся как модельное агентство, снимаем приличный офис, даем рекламу, набираем девок, дрессируем их. База клиентов у меня такая, что твоему Пабло и не снилась. Мои личные наработки. Иностранцы и местные тузы. Мы могли бы неплохо развернуться!
        - Подожди-подожди, - у меня мгновенно пропал аппетит, а еще минуту назад желанный блинчик показался резиновым, - ты же это не серьезно, да?
        - Какие тут могут быть шутки! - экспрессивно воскликнула Лизавета. - Надо прибирать это дело к рукам, пока не сориентировался кто-то другой. Подобных агентств расплодилось море, но почти все работают по дешевке. Мы же с моими связями могли бы выйти совершенно на другой уровень.
        - Но… Зачем тебе понадобилась я?
        - Во-первых, одной мне страшновато. Мы могли бы друг друга подстраховывать. Ну а во-вторых, - Лиза застенчиво улыбнулась, а взгляд ее уткнулся в тарелку, - мне немного не хватает денег. Чтобы к нам пришли нормальные девушки, а не всякая шушера, надо чтобы все было обставлено по высшему классу. Офис в центре, поить их шампанским, тусовать в «Галерее» и Vogue-cafе, купить им нормальные шмотки, снять квартиры… С провинциалок можно получить больше, скорее всего, работать будем только с ними.
        - Почему? - тихо спросила я.
        - Менее требовательные, это раз. У них нет никого за спиной, это два. Они плохо ориентируются в ценах, поэтому им можно здорово недоплачивать, это три, - весело перечисляла Лиза.
        Мне стало не по себе.
        - Но… Получается, я стану той, кого все эти годы ненавидела. Мариной Аркадьевной номер два.
        - Плевать! - воскликнула Лиза. - Скажи, тебе не надоело жить в грязной съемной квартире, передвигаться на метро? Да, на приличные шмотки ты заработала и поездила по миру - вот и все. Тебе не кажется, что ты заслуживаешь большего?
        - Ну…
        - Вот именно, - перебила она с торжествующей улыбкой, - ты все время вроде бы была у самой вкусной кормушки, но при этом отчаянно недоедала. С твоими данными, с твоим характером, с твоими сумасшедшими ногами, наконец! Неужели ты готова так просто сдаться? Покорно сложить лапки? Из-за какого-то сломанного носа, а?!
        - Но я…
        - Стать секретаршей, чьей-нибудь любовницей или даже женой бизнесмена среднего формата? Или вообще, бесславно вернуться восвояси?! После всего, что ты пережила?!
        - Нет, я не…
        - Соглашайся, Алена. Это шанс. Мы с тобой сто лет знакомы, ты же знаешь, что я тебя не обману. И я тоже тебе доверяю.
        - Может быть, я… Ладно, но я…
        - Спасибо!
        Лиза вдруг сорвалась с места, обежала вокруг стола и, к изумлению официантов, рухнула передо мною на колени. Моя окоченевшая на нервной почве рука оказалась зажатой в тиски ее потных ладошек. И она - вот ужас! - прилепилась к ней губами, жирными от сливочного масла и шоколада.
        - Лизка, немедленно прекрати, - выдернула руку я, - это же просто смешно!
        - Спасибо, - прошептала она, но с колен все-таки поднялась, - в глубине души я знала, что ты согласишься. Да и денег мне нужно немного, тысяч десять евро всего. Приободрись, подруга! Уж мы-то с тобой развернемся! Мы перевернем весь мир!!
        Эпилог
        В ее теле было восемнадцать дырочек (не считая физиологических отверстий).
«Бедная, как она проходит таможенный досмотр в аэропорту? - подумалось Алене. - Неужели ее заставляют все сережки вынимать?!» Два колечка в брови, тонкая шпажка в носу, в розовой мякоти языка поблескивает стальной кружочек, на мочках ушей живого места нет… Интересно, а…
        - Совершенно верно, - сказала девчонка, перехватив ее любопытный взгляд, - соски у меня тоже проколоты. Показать?
        - Н-не надо, - кашлянула Алена, - как-нибудь потом.
        Девица равнодушно пожала плечами.
        - Ну так что? Я вам подхожу?
        - Мы вам перезвоним в течение недели, - перехватила инициативу Лиза, - можете идти. И скажите девчонкам, чтобы пока не заходили.
        Оставшись одни, они переглянулись и не смогли удержаться от смеха. Алена отхлебнула шампанского из заначенной под столом бутылки «Вдовы Клико». Им самим до конца не верилось, что они действительно делают это. Не верилось, когда искали помещение для офиса. Не верилось, когда собственноручно приколачивали к двери золоченую табличку «Модельное агентство Guest Star». Не верилось, когда сочиняли рекламное объявление: «Международное модельное агентство приглашает красивых раскованных девушек, возраст от 18 до 30 лет. При себе иметь паспорт и раздельный купальник». «Слово „раскованных“ надо обязательно написать, - с серьезным видом утверждала Лиза, - это как пароль. Девчонкам сразу станет понятно, что нам от них надо. А никто со стороны прикопаться к нам не сможет - модельное агентство ведь!»
        И только взглянув в лицо первым девушкам, пришедшим на кастинг, они наконец осознали, что все это всерьез. Девчонок пришло неожиданно много - они и сами удивились. «Да уж, - сквозь зубы пробормотал Лиза, идя вдоль длинной очереди в коридоре, - в Москве каждая кошелка выше метра шестидесяти уже мнит себя манекенщицей… Но мы возьмем только самых лучших, первый сорт».
        - Ну и что ты думаешь об этой Мисс Пирсинг? - спросила Алена.
        - Не знаю, - неуверенно ответила Лиза, - лицо у нее красивое. Даже жалко, что она сама так себя изуродовала дурацкими этими сережками.
        - А может быть, это, наоборот, ее изюминка. Нам же разные девушки нужны.
        - Черт, надо было все-таки попросить ее надеть купальник!
        - Кто же знал, что мы будем стесняться больше нее? - рассмеялась Алена. - Ох, Лизка, во что мы с тобой ввязались? Эти девушки нас сожрут.
        - Ага, сейчас, - тоном рыночной хабалки ответила Лиза, да еще и уперлась кулаками в располневшие (на нервной почве она злоупотребляла горячей выпечкой) бока, - я сама сожру кого хочешь, даже косточек не оставлю! Ну что, зовем следующую?
        - Лиз, подожди… - Алена схватила ее за руку, - может быть, это странный вопрос, но… Лиз, а тебе не кажется, что мы делаем что-то не то? Что-то нехорошее, недостойное?
        Она боялась поднять на Лизу глаза - в гневе «свободная куртизанка» была страшна, как налопавшийся виагры маньяк-садист.
        С робким: «Можно?» девушка заглянула в дверь. Они взглянули на нее, приготовившись задавать будничные вопросы, и обомлели. Девушка та была похожа на сказочную принцессу. Тонкая детская кожа, сквозь которую еле пробивался скромный розовый румянец, спокойные серые глаза, длинные ресницы, каштановые волосы закрывают лопатки. Никакой модной стрижки, никакого маникюра, никакой косметики. На ней был немодный цветастый халатик, трогательно прихваченный кожаным пояском, разношенные ремешковые сандалии, на плече болталась потрепанная сумочка из кожзама.
        Лиза первой пришла в себя:
        - Проходите.
        Благодарно улыбнувшись, волшебная девушка втиснулась в дверь. За ней в комнату втянулся кожаный чемодан вида настолько ветхого, словно с ним ездил в командировки еще ее дед.
        - Я только с вокзала, и сразу к вам, - застенчиво улыбнулась красавица, ногой задвигая чемодан под стул, - только у меня одна просьба. Не могли бы вы сказать прямо сегодня, подхожу я или нет.
        - Почему? - пробормотала Алена.
        - Да у меня вечером обратный поезд. Я всю ночь ехала, все деньги истратила на билет. Нашла в газете ваше объявление и подумала, а вдруг это судьба?
        - А сколько же вам лет?
        - Восемнадцать…
        - И откуда вы приехали?
        - А, вы вряд ли знаете, - махнула рукой она, - небольшой городок M, на Волге. Захолустье.
        - И зачем вам понадобилась Москва? - глухо спросила Алена.
        - Ну как это? - девушка уставилась на нее с таким изумлением, словно она попросила ее объяснить суть законов Бойля-Мариотта. - Я уже была в Москве, в прошлом году. Меня родители отправляли на экскурсию, на три дня. С тех пор вот деньги и коплю… Здесь так волшебно, не то что у нас! Такие люди, такие улицы, такие магазины, такие красавицы, такие мужчины! Я таких никогда раньше не видела. Думала, что они бывают только в кино. А у нас… алкоголики, раздолбаи и тихие честные парни с часового завода. Даже не знаю, что хуже. Вы ведь понимаете меня?.. Понимаете, да?
        Алена ничего не ответила, она чувствовала себя так, словно ее невидимым ватным коконом обмотали. Ей казалось, что вместо попахивающего бензином московского воздуха в ее легкие просачивается раскаленный свинец. Раскраснелись щеки, тупой пульсирующей болью отозвались шрамы в носу, о которых предупреждал пластический хирург. Эта девушка была так похожа, так похожа на нее саму! Не на Алену Соболеву сегодняшнюю, не на женщину, которой оборачиваются вслед, не на любительницу туфелек Вичини, сумок Луи Виттон, ровного мальтийского загара и драгоценного крема La Mer. А на ту Алену, которая втягивала голову в плечи, разговаривая с незнакомыми, немного сутулилась, чтобы казаться ниже, носила мужские ботинки и мазала за ушами твердыми духами «Красная Москва».
        Но никто ничего не заметил. Девушка, похожая на Алену, извлекла из своего чемодана выцветший бурый купальник, и щеки ее приобрели колор сочных итальянских помидорчиков. Она раз десять уточнила, обязательно ли ей раздеваться прямо сейчас, прежде чем наконец решилась через голову стянуть платье. А спина-то, спина-то какая ребристая - точно старомодная стиральная доска! И эти плечики - как у советского синюшного цыпленка! Зато бедра ее были гладкими и сильными - ни лишней складочки, ни бугорка. И впалый белый живот с аккуратной ракушкой пупка.
        Лиза восхищенно ахнула.
        - Вы нам определенно подходите. Мне не стоило вам этого говорить, но если честно, вы лучшая девушка из пришедших сегодня. Кстати, я даже не спросила, как вас зовут.
        - Варвара, - расплылась в улыбке она, - Варенька.
        - Ну, значит, так, Варенька. Про обратный билет можешь забыть, мы тебя так просто не отпустим. Позвони родителям, скажи, чтобы не волновались, ты нашла работу в Москве.
        У Вари вытянулось лицо:
        - Вот так сразу? Я даже не ожидала… Да у меня и вещей-то с собою почти нет… Так, захватила кое-что.
        - Твои убогие вещи нам не понадобятся, - хмыкнула Лиза, - новые купим. Если родители будут волноваться, пусть приезжают, мы им все тут покажем, расскажем…
        - А где же я буду жить? У меня денег нет, - шелестела растерявшаяся Варя.
        - Спокойно, Маня, я Дубровский, - хохотнула Лиза, ужимки которой в тот момент и правда напоминали поведение прожженной хозяйки борделя, - снимем тебе квартиру, сделаем профессиональные фотографии, избавим от жуткого говорка, дадим шмотки, косметику, научим красиво ходить.
        - Бесплатно?
        - В долг. Потом отработаешь, со временем. Ты, главное, делай, что мы скажем, не прогадаешь. Что бы ты и правда делала в своем Задрищенске? Не место это для такой необычной девушки, как ты. Мы покажем тебе не только Москву, но и весь мир. Ты будешь завтракать в Ницце, а ужинать в Париже. Ты будешь покупать туфли на Манхэттене, а косметику - в Сиднее. Ты будешь ездить на массаж в Китай, а в Непал - на уроки йоги. Я познакомлю тебя с такими красивыми мужчинами, которых ты могла видеть только на обложках любовных романов. Если ты уживешься в нашем агентстве, весь мир падет к твоим ногам. Мы подарим тебе весь мир, понятно, дурочка?
        Варя слушала ее, раскрыв рот. Крайняя степень изумления делала ее похожей на ребенка - в тот момент никто не дал бы ей больше четырнадцати. Только на самом дне спокойных серых глаз плясали только что рожденные огоньки алчности и амбиций - детям эти эмоции несвойственны.
        Алене стало нехорошо. Она покосилась в сторону окна - может быть, распахнуть створки, впустить в душную комнату теплый летний сквознячок и тополиные пушинки, похожие на солирующих балерин? Но нет - рамы были заклеены лентой, еще с зимы.
        - Лиз… - пробормотала она, - можно тебя на минутку в коридор?
        - А что случилось? - удивилась подруга.
        - Потом объясню. На одну минуту, очень надо.
        - Ну хорошо, - пожала плечами Лизавета, - Варенька, а вы одевайтесь пока и садитесь вон туда, в уголок. Через пару часиков закончим кастинг, потом вас где-нибудь покормим и отвезем на ваше новое место жительства.
        - Эй, подруга, что-то ты бледненькая, - озабоченно сказала Лиза, когда они отошли от шушукающейся очереди на безопасное расстояние, - нехорошо тебе? Месячные начались, что ли? Так бы сразу и сказала, вместо того чтобы от работы отвлекать! Видишь, скольких еще отсмотреть надо? Ну а Варя-то, Варенька какова! Что-то мне подсказывает, что она станет нашей жемчужиной! Я уже даже знаю, кому ее можно предложить, и за деньгами эти люди не постоят… Слушай, а может, тебе такси вызвать?
        У Алены кружилась голова, а каждое Лизино слово имело эффект забиваемого в черепную коробку безжалостного гвоздя.
        - Подожди, не части… Я думаю, мы должны отправить эту Вареньку обратно, домой.
        - Что? - Лиза изменилась в лице. - С какой это стати? Найти такую девушку не так-то просто, тебе ли не знать.
        - Но, Лиз… Она же не понимает, куда пришла. Она же думает, что попала в модельное агентство.
        - А мы и есть модельное агентство, - упрямо сжала губы Лиза, - протри глаза: видишь, на двери табличка?
        Это лицо - чужое, жесткое, старое - Алена заметила в ней впервые. Лиза всегда была для нее жизнерадостным салютом, фонтанирующей необъяснимым энтузиазмом смешной девчонкой, резервуаром пошловатого юмора, неиссякаемым источником концентрированного оптимизма. Свободная куртизанка Лиза… А Лиза-крутая-бизнес-леди была другой. И впервые Алена начала сомневаться: а правильно ли поступила она, с ней связавшись? Действительно ли она этого хочет: зарабатывать деньги, торгуя прожженными куколками? Сможет ли она быть беспринципной? Сможет ли, глядя в глаза этой Варваре, насулить ей златых гор, а потом продать ее первому попавшемуся Гиви, приехавшему за ней на серебристом «Мерседесе»? И когда на следующий день к ней придет растерзанная плачущая и ничего не понимающая Варя - что она скажет? Что она сама же и виновата? Что никаких доказательств нет, так что лучше ей не раздражать истериками и без того загруженных проблемами людей? Или откупиться от бедной девчонки стодолларовой бумажкой?
        - Ну что ты так на меня смотришь? - насупилась Лиза. - А ты думала, мы цветами торговать собираемся? Не знала, на что идешь?
        - Но ты же сама говорила… Ты же говорила, что слово «раскованные» в объявлении оттолкнет всех тех, кто нам не подходит. Но Варвара, видимо, этого слова не увидела. Или все поняла не так.
        - И что ты предлагаешь? - сузила глаза она.
        - Предлагаю пойти и рассказать ей все как есть, - спокойно ответила Алена, - мы скажем правду, а она сама пусть решит, нужно ей это или нет. Если она согласится, я и слова не скажу.
        - Вот ты как заговорила, - прошипела Лизавета, в кривой улыбке обнажая зубы, - вот это меня всегда в тебе изумляло, Аленка. На тебе же пробы ставить негде, но при этом ты всегда старалась казаться чистоплюйкой. Хреновой леди.
        - Лиз, ну зачем ты так, а?
        - А зачем ты так?! Черт, у меня, кажется, поднялась температура, - она сжала ладонями виски.
        - А как ты сама хотела поступить? Ты же не можешь положить эту девушку под клиента и даже не объяснить, в чем дело, - пожала плечами Алена.
        - Главное - как преподнести. Да у девушки уже шок! Такие перспективы! Она уже почти побывала и в Китае, и Нью-Йорке, и в Париже! Думаешь, она теперь согласится смиренно вернуться домой, где пьют паленую водку, завивают плойкой челку и танцуют в лучшем случае под «Ласковый май»?
        - Нет, я все-таки… - Алена сделала было шаг по направлению к двери, но Лиза выросла перед ней стеною.
        Куда уж Алениным пятидесяти трем килограммам против Лизаветиных семидесяти пяти! Да и глупо это как-то - бросаться с кулаками на вчерашнюю подругу. Неужели они вцепятся друг другу в волосы на глазах у пришедших на кастинг девиц, которые и так уже косятся в их сторону с подозрением.
        - Ладно, - выдохнула она, - пусти. Ничего я ей не скажу. У меня там просто сумка.
        - Аленка… - на секунду из-под незнакомой мегеры выглянуло родное Лизкино лицо, - куда это ты собралась?
        - Лизонька, ты уж прости, что я тебя подвела. Но я, наверное, не смогу. Не получится.
        - Что значит, не получится? - засопела Лизка. - Мы столько обсуждали, планировали. Я одна этот бизнес не потяну.
        - Деньги можешь не возвращать, - быстро сказала Алена, - а в бизнесе я буду тебе только помехой. Сама же видишь. Нужны тебе такие проблемы? И без моих психозов работа нервная…
        - Это уж точно, - Лизка прислонилась спиной к стене и жалобно на нее посмотрела. - Ален, не надо, а?.. Ты же моя лучшая подруга.
        - Разве? - улыбнулась Алена. - Какие же мы подруги, если даже ничего друг о друге не знаем?
        - Ну как это ничего…
        - Ничего важного. Я даже не знаю, откуда ты приехала, кто твои родители, когда и в кого ты влюбилась в первый раз, и кем ты мечтала стать в детстве, и чего больше всего на свете боишься…
        - Но неужели ты раньше не могла решить? Раньше, когда ничего этого, - она обвела рукой коридор, - не было?
        - Ну прости, - пожала плечами Алена, - я была сама не своя после этой операции… Сама не знала, чего хочу. Зато теперь поняла точно.
        - Да? - прищурилась Лиза. - И чего же? Снова станешь девушкой по вызову? Найдешь другое агентство или будешь работать, как я, на вольных хлебах?
        - Не-е-ет, - со смехом протянула Алена, - я домой хочу.
        - Куда?
        - Домой, в N-ск.
        - Спятила? - недоверчиво хохотнула Лиза. - Да ты там давно чужая. Вся твоя жизнь, все твои друзья здесь!
        - Нет у меня никаких друзей, - покачала головой Алена, - только приятели. А в N-ске у меня мама и бабушка.
        - Но что ты там будешь делать, балда?!
        - Ничего… Не знаю… Просто жить, наверное.
        - Уверена, что ты завтра же передумаешь. Вернее, я искренне надеюсь, что так оно и будет… Может быть, я позвоню тебе завтра с утра?
        - Хорошо, - согласилась Алена, понимая, что в противном случае ей отсюда не уйти, - а сейчас я только сумку возьму, ладно?
        В кабинете на кожаном диванчике сидела уже одетая взволнованная Варвара. На ее коленях лежал какой-то глянцевый журнал - кажется, туристический проспект.
        - Алена Матвеевна, а где лучше, на Сейшелах или на острове Маврикий? - с невинной улыбкой спросила она.
        - Не знаю, - честно ответила Алена, - с тобой будет общаться Елизавета Анатольевна. Мне пора уходить.
        - Ага, - Варя даже не подняла от журнала головы.
        Алена медленно шла по Большому Каменному мосту, вертя в руках похожий на морской камушек мобильный телефон. Сколько месяцев назад пришла ей в голову эта идея и сколько всего должно было произойти для ее воплощения… Подростки-роллеры, ошивавшиеся неподалеку, во все глаза смотрели, как красивая высокая девушка с улыбкой жонглирует крутейшим мобильником над самой водой. «Уронишь же, идиотка!» - было написано на их изумленных лицах.
        А на Аленином телефоне розовыми стразами выложено сердечко - заказывала дизайн в маникюрном салоне. Многогранные стеклышки красиво блестели на солнце, плодили крошечных солнечных зайчиков, которые щекотали ей нос. На прощание она просмотрела список контактов - все ее московские связи, все ее знакомые. Разжать пальцы было непросто.
        А потом…
        Потом она отправилась гулять - в последний раз. В ее кармане лежал мятый билет на самолет, до рейса оставалось полдня, а ей столько всего надо успеть…
        Она пила этот город жадными глотками, вдыхала его бензиново-ванильный запах, распахивала руки навстречу его нахальным сквознякам, с улыбкой прислушивалась к истерическим автомобильным гудкам, многоголосию спешащей толпы и лихой матерной частушке, которую напевал греющийся на солнышке пьяноватый бомж. Она смотрела - и наглядеться не могла на шикарные витрины, тусклые огоньки придорожных фонарей, сумрачные монументы, влажный гранит набережных, пыльные автомобили, растрескавшийся асфальт. Она словно прощалась с любимым мужчиной - торжественно, без слез и навсегда. До ночи шлялась по широченным проспектам и тихим переулочкам, останавливалась в каких-то доисторического вида двориках, улыбалась, курила. Шла по Тверской, заходила во все бутики подряд. Ничего не собираясь покупать, ко всему приценивалась. Примеряла какие-то дикие вещи - войлочную шляпу с огромными вислыми полями и букетиком искусственных цветков, бальное платье в стиле Барби, широкие милитари-штаны с заклепками в виде черепов. Заходила в какие-то никому не известные кафешки, заказывала кофе с пирожными и, ничего не попробовав, оплачивала
счет. Она медленно бродила по бульварам, время от времени останавливаясь у витрин, подмигивала своему отражению, поправляла волосы. И так легко вдруг стало ей, как будто бы внутри сложился пазл из двух тысяч кусочков.
        В какой-то момент она вдруг перехватила на себе взгляд двух девушек, шедших навстречу. Обе высокие, худенькие и хорошенькие, они явно были моделями и явно пока не слишком удачливыми. Дорогое мелирование и дешевые туфли, дорогие духи и поддельные сумочки. И цепкий взгляд приготовившегося к атаке бультерьера - Алена видела этот взгляд у многих рвущихся наверх московских куколок. Этот взгляд за какую-то долю секунды сканировал ее - босоножки Gucci, платье Patrizia Pepe, темные очки Vogue, сумочка Marc Jacobs, идеально эпилированные ноги, довольная улыбка, сытый румянец, шелковая волна густых волос. Не иначе как кто-то серьезно вкладывается в эту дамочку - наверняка подумали они, - в противном случае с чего бы ей с таким явным превосходством нас рассматривать? И одна куколка, скривив терракотовые губки, вполголоса (но так, чтобы звенящий шепот ее был слышен всему бульвару) сказала другой:
        - Вот ведь сука, правда?
        Алена улыбнулась. Ей было все равно.
        Она возвращалась домой.