Черно Адалин, Мама По Принуждению- библиотека РусЛит

Мама по принуждению Адалин Черно
        - Твой муж получил деньги… очень много денег за то, что ты забеременеешь и родишь хозяину ребенка.
        - Я вам не верю. Мы так ждали малыша.
        - Вот тест ДНК, который взяли сразу после рождения Родиона, ознакомься, - мужчина пододвигает ко мне бумаги и встает с края стола в ожидании, когда я их прочту.
        - Бред, - шепчу едва слышно. - Этого не может быть, понимаете? У меня муж, мы планировали этого ребенка, ждали, мы через столько прошли, а это все поддельное, - я отбрасываю от себя бумажку и решительно встаю, держа на руках сына. - Я хочу увидеться с вашим хозяином и высказать ему все, что думаю, в лицо. Где он?
        - Здесь, - раздается грубый голос за спиной. - С удовольствием послушаю, что ты хочешь сказать отцу ребенка, которого родила.
        Мама по принуждению
        Адалин Черно
        ГЛАВА 1
        - Вот так, маленький, теперь тебе будет теплее, - произношу, попутно укрывая сына пушистым зеленым одеяльцем.
        До дома нам остается еще полчаса ходьбы, а ветер уже сейчас не на шутку разбушевался. Я сильнее кутаюсь в тонкое пальто и выпрямляюсь, ухватившись за ручку коляски как можно крепче. Мне удается сделать всего несколько шагов, прежде чем сильные руки хватают меня за локти. Я поднимаю голову и натыкаюсь взглядом на двух незнакомцев с наголо выбритыми головами. Спазм страха сковывает горло, я в ужасе смотрю на двух высоких мужчин, будто ниоткуда появившихся рядом, и не понимаю, что им нужно. Не время же они пришли спрашивать, в самом деле.
        Голос ко мне возвращается только когда, когда коляску вырывают у меня из рук. Я начинаю вырываться, дергаться в их руках, но это ничего не дает. Они сильнее, выше, шире меня и их двое, а я одна.
        - Что вы делаете?! - в ужасе кричу я, не в силах поверить, что это происходит средь бела дня. - Мой ребенок! Отпус…
        Договорить мне не дают. На мой рот ложится тяжелая мужская ладонь, после чего меня запихивают в салон автомобиля. Я не теряюсь, бросаюсь к ручке, чтобы отворить ее, выбраться наружу и попытаться забрать своего сына, закричать еще громче, но дверь открывается сама. Первое, что бросается в глаза - мой малыш. Он постанывает и вертится на руках у амбала, что запихивал меня сюда, и я машинально протягиваю руки к ребенку, отбирая его.
        Дверь захлопывается снова. Я слышу характерный щелчок, свидетельствующий о том, что сработала блокировка. Машина трогается с места, а я перевожу взгляд на сына. Он кривит губы и кряхтит, выгибается, потому что его разбудили, а соска выпала изо рта. Я пытаюсь найти ее в одеяльце, но ее там нет, видимо, выпала, когда его доставали из люльки.
        - Тише, родной, тише, - шепчу, начиная тихо укачивать сына в надежде, что он успокоиться и не начнет плакать.
        Увы, Родион совсем не хочет успокаивается. Вместо этого он начинает вначале хныкать, а затем истошно плакать, разрывая тишину, царящую в салоне. Я в страхе осматриваюсь, боясь, что из-за этого его могут у меня отобрать и… даже думать не хочу, что будет после этого.
        - Советую вам покормить ребенка!
        Вздрагиваю от стального голоса мужчины, сидящего слева. Поворачиваю к нему голову и встречаюсь взглядом с карими глазами, смотрящими на меня без какого-нибудь любопытства. Мужчина произносит фразу так, что у меня складывается впечатление, что ему претит все происходящее. Он отворачивается к окну, больше ничего не говоря, а я чувствую, как сердце пропускает несколько гулких ударов, а после и вовсе пускается вскачь, как бешеное. Кажется, я наконец осознаю все происходящее.
        Нас похитили. Меня и сына. Пока что я не знаю, зачем, но нас уже везут в неизвестном направлении.
        Дрожащей рукой нащупываю в кармане телефон и мне кажется, что вздох облегчения вырывается из моего рта. Вместе с тем я начинаю молиться, чтобы в эту минуту мне никто не позвонил, ведь тогда не будет возможности написать мужу, открыть доступ к геолокации…
        Родион снова начинает плакать, мужчина резко поворачивается ко мне и теперь уже грубее произносит:
        - Ребенок хочет есть. Покорми его.
        Киваю, правда, к тому моменту мужчина уже успевает отвернуться от меня к окну. Мне все же удается увидеть его лицо достаточно четко для того, чтобы в будущем можно было составить фоторобот в полиции. Я надеюсь, что смогу сбежать или отправить сообщение о просьбе помощи мужу и дождаться подмоги.
        Чтобы успокоить малыша и отвлечь от нас пристальное внимание, быстро поднимаю кофту, отстегиваю ткань специального лифчика для кормления и принимаю максимально привычную для Родиона позу. Пока малыш ест, я достаю из кармана телефон, молясь, чтобы никто этого не увидел, а сам аппарат не зазвонил. Справившись с этим, практически мгновенно снимаю блокировку и уменьшаю яркость экрана.
        Получилось!
        Я сжимаю телефон сильнее, отключаю звук и обнимаю сына одной рукой так, чтобы мобильный остался у него под одеяльцем. Мужчина все еще смотрит в окно, а водитель не обращает на меня никакого внимания, уверенно следя за дорогой. Набравшись смелости, открываю мессенджер и быстро печатаю:
        “Меня похитили и везут в неизвестном направлении. Вызывай полицию”.
        Пальцы дрожат, сердце грохочет так, что закладывает уши. Я боюсь, что мои манипуляции заметят и понимаю, что не могу этого позволить. Собравшись с духом, отправляю сообщение и открываю местоположение мужу. Две галочки, свидетельствующие о доставленном и прочитанном сообщении появляются едва ли не сразу. Я прикрываю глаза, чтобы успокоиться и восстановить прерывистое дыхание, пока кто-то не заметил мое состояние.
        Я успокаиваю себя уговорами, что все будет хорошо. Местоположение я включила, сообщение мужу отправила, геолокация передает данные. И даже телефон заряжен, потому что я не имею привычки выходить из дома с незаряженной батареей, за что сейчас в очередной раз благодарю себя.
        Мужчина слева все так же не смотрит на меня, и я расслабляюсь, протягиваю руку в одеяльце с малышом и размещаю телефон внутри так, чтобы он не выпал. Его точно не будут обыскивать, а меня, когда придет время, точно облапают на предмет наличия гаджетов.
        Наевшись, Родион засыпается на моих руках, и я спешу застегнуть лифчик. Соски, чтобы заменить чем-то грудь нет, но благо, Родион ее и не требует. Лишь причмокивает, когда я аккуратно оттягиваю грудь и прячу ее в бюстгальтере, а потом опускаю и кофту, закрывая тело полностью. Поворачиваюсь влево и замечаю пристальный взгляд мужчины на себе. Сердце пропускает удар и замирает. Неужели что-то понял? Или просто засмотрелся на оголенное тело? Что ему вообще нужно от меня и ребенка?
        ГЛАВА 2
        Я порываюсь спросить, чего же он хочет, но слова застревают в горле. К чему тревожить тех, кто без зазрения совести похитил маму с ребенком прямо посреди бела дня, при свидетелях. На улице же кто-то был?
        Я вдруг вспоминаю наставления в передачах и новостях, когда рассказывали, что нельзя злить похитителя, нельзя задавать ему много вопросов, лучше помолчать, а когда он заговорит первым, тщательно подбирать слова и вести диалог. Именно это я и собираюсь делать - молчать. Все равно Андрей увидел мое сообщение, а значит, полиция уже в курсе и наверняка скоро будет следовать по пятам.
        От осознания этого становится легче.
        - Да, Адам Всеволодович. Едем, - голос мужчины снова задевает нервные клетки. - Скоро будем. Минут пятнадцать осталось.
        По тому, как мужчина произносит слова, как его тон меняется с грозного на заискивающий, я вдруг понимаю, что не он тот, кто приказал нас с сыном похитить. Есть кто-то, кто этим всем руководит, вот только кто? Перебираю в уме всех знакомых, друзей, проблемы у мужа на работе, но на ум ничего не приходит. Андрей в последнее время был спокойным, внимательным и обходительным, едва ли не на руках меня носил. О проблемах на работе, если они и были, мне ничего неизвестно.
        Вообще Андрей делился со мной всем. Недавно его повысили, поэтому не удивлюсь, если все случившееся - происки конкурентов. Но кто способен на такое зверство? Похитить ребенка с женой, чтобы что? Отомстить? Заставить заплатить выкуп? Да, деньги у нас в последние месяцы водились, но не миллионы же.
        Вздрагиваю, когда машина останавливается. Смотрю в окно, но единственное, что вижу там - огромный забор и широкие ворота, которые в этот самый момент разъезжаются в стороны. За ними скрывается фасад огромного особняка. Я такие только в кино видела: пафосные, построенные по последним пискам моды, они будто сошли со страниц журналов.
        Ежусь от резкого порыва ветра, который врывается в автомобиль, едва мужчина слева открывает дверь. Блокировку сняли, но я почему-то не спешу выходить. Страшно. Здесь я чувствую себя в мнимой безопасности, а что меня ждет на улице?
        Дверца с моей стороны резко открывается, внутрь заглядывает тот самый амбал, который запихивал меня в машину. Он смотрит так, что мне не остается ничего, кроме как подчиниться и вылезти наружу. Я ожидаю, что меня отведут куда-то в подвал или подсобку, но меня ведут прямо к главному входу. Даже не касаются меня, просто указывают на дверь и приказывают:
        - Иди!
        Я крепче обнимаю малыша и следую к двери, останавливаюсь у входа, жду, пока мне откроют и ступаю внутрь. Осмотреться мне не дают, подталкивают в спину и заставляют идти дальше, хотя я все же успеваю заметить жутко дорогие ковры на полу, белоснежные стены, огромные люстры под потолками и шикарную деревянную лестницу на второй этаж, к которой меня подводят.
        Я молчу. Ничего не спрашиваю, надеясь, что у Андрея все получится, что совсем скоро тут будет наряд полиции и меня освободят. В глубине души я сильно боюсь, потому что понимаю: тому, кто привез меня сюда выкуп не нужен. Владелец этого дома чрезмерно богат.
        Это осознание резко стреляет в сознании. Что, если правоохранительные органы не станут помогать, ведь в нашем мире столько несправедливости.
        Сколько я знаю историй, где полиция ничем не помогает, а, наоборот, идет на поводу у тех, кто нарушает закон. Сейчас об этом не хочется думать, потому что я понятия не имею, чего от меня хотят и почему привезли сюда.
        Мы останавливаемся у широкой двери, мужчина, что сидел рядом в машине, открывает ее и пропускает меня внутрь. У входа нас ждет женщина, которая тут же протягивает руки к моему малышу.
        - Я возьму его, пока вы поговорите, - с улыбкой произносит она.
        - Что? Нет! - уверенно отвечаю. - Я не отдам своего ребенка, слышите?
        Я прижимаю Родиона к себе так сильно, как только могу, сцепляю руки в замок и отворачиваюсь к стене, чтобы они не смели даже думать о том, что смогут забрать у меня ребенка.
        Я бережно обнимаю сына и отворачиваюсь от тех, кто хочет забрать его у меня.
        Не отдам. Никому не отдам своего малыша.
        - Ну что же вы? - причитает женщина рядом. - Я всего лишь унесу его в другую комнату, пока вы обсудите дела.
        - Дела? - с издевкой и истерическим смешком, рвущимся из горла, спрашиваю я. - А вы знаете, как я сюда попала?
        Повисает пауза.
        - Вашему ребенку не желают плохого, - она не теряется, а я мотаю головой.
        Если они хотят отобрать его у меня, пусть попробуют. Я не сдамся просто так.
        Раздается телефонный звонок, от которого я вздрагиваю, вспоминая, что в одеяльце Родионо мой мобильный. Я нащупываю его рукой и поправляю, попутно выдыхая и радуясь тому, что его никто не увидел. Сколько прошло времени? Полчаса? Этого же недостаточно для наряда полиции? Думаю, что нет, значит, нужно потянуть еще время.
        - Я понял. Да. Хорошо, - слышу, как мужчина, что привел меня сюда, разговаривает по телефону.
        Что он понял? Будет отдавать приказ своим амбалам, чтобы силой отобрали у меня сына?
        - Елена Эдуардовна, идите к себе, вас позовут.
          - Но… - женщина пытается возразить.
        - Идите, ребенок останется с матерью.
        Я замираю, когда слышу эти слова, но не поворачиваюсь до тех пор, пока не слышу, как открывается и закрывается дверь.
        - Ангелина, - моего плеча касается мужская рука. - Ты можешь быть спокойна, твой сын останется с тобой.
        Я поворачиваю голову и вижу, что женщины в комнате уже нет. Зато есть два охранника у двери и он, которому, кажется, совсем наплевать на происходящее. По крайней мере он смотрит на меня так безразлично и пусто, что я отшатываюсь.
        - Идем, нам нужно поговорить, Ангелина.
        ГЛАВА 3
        Мужчина берет меня за локоть и подводит к столу, усаживает на стул, стоящий рядом, а сам упирается о столешницу и смотрит на меня.
        - Тебе, наверное, хочется узнать, почему вы с ребенком здесь?
        Киваю.
        То, что он сам решил заговорить об этом, радует. Значит, он не психически больной, у него нет раздвоения личности и он не будет надо мной издеваться. По крайней мере, у него была такая возможность уже не раз, но он ею не воспользовался.
        - Дело в том, что этот ребенок не от твоего мужа.
        Повисает тяжелая пауза, во время которой я пытаюсь осознать то, что он только что сказал. Не от моего мужа? А от кого?
        - О чем вы? - решаю спросить, а сама перевожу взгляд на сына, который, несмотря на разговоры и крики, мирно спит у меня на руках.
        Я осматриваю его маленький аккуратный носик, светлые, едва заметные бровки, которые он насупил во сне, розовые губки, пухлые щечки, что Родион успел наесть на материнском молоке. Как это Андрей не его отец? У меня ведь есть документы, свидетельство о рождении мы, конечно, сделать еще не успели, но ведь у нас документы о проведении ЭКО, да и материал при оплодотворении брали у Андрея.
        Мужчина вздыхает и смотрит на меня… с сожалением?
        Мне ведь не показалось? Он смотрит, будто жалеет меня?
        Я не успеваю понять, потому что его взгляд меняется на такой же механический, безразличный к происходящему.
        - Твой муж получил деньги… очень много денег за то, что ты забеременеешь и родишь хозяину ребенка, - чеканит он бесцветным тоном.
        Я замираю. Смотрю на мужчину и не могу понять, что он говорит. Что значит заплатили? За что?
        - Я вам не верю. Мы так ждали малыша.
        - Вот тест ДНК, который взяли сразу после рождения Родиона, ознакомься, - мужчина пододвигает ко мне бумаги и встает с края стола в ожидании, когда я их прочту.
        - Бред, - шепчу едва слышно. - Этого не может быть, понимаете? У меня муж, мы планировали этого ребенка, ждали, мы через столько прошли, а это все поддельное, - я отбрасываю от себя бумажку и решительно встаю, держа на руках сына - Я хочу увидеться с вашим хозяином и высказать ему все, что думаю, в лицо. Где он?
        - Здесь, - раздается грубый голос за спиной. - С удовольствием послушаю, что ты хочешь сказать отцу ребенка, которого родила.
        Я поворачиваюсь к его обладателю и на несколько секунд задерживаю дыхание. Не потому, что мужчина безумно красив, и я тут же пала жертвой его чар или небывалого магнетизма, просто он… как из другой жизни, куда путь мне всегда был заказан.
        На нем дорогой темно-синий костюм, светло-голубая рубашка, атласный галстук. На ногах туфли с закругленным носком, а в кармашке на груди белый платочек. Лицо гладко выбрито, губы искривлены в усмешке, а глаза смотрят изучающе.
        Сердце пропускает удар от осознания, что даже если Андрей вызовет полицию, пойдет в газеты и придет к этому дому лично, у него ничего не получится. Понятия не имею, откуда эта уверенность, но я просто знаю это.
        Таких мужчин, как “хозяин”, я не встречала. Ни в той дорогой клинике, где мы проводили ЭКО, ни на работе. Даже начальник Андрея и тот выглядел более приземленным, а он…
        - Рустам, свободен, - бросает он тому, кто привел меня сюда, и отходит от двери.
        Я жду, пока мужчина покинет помещение и внутренне сжимаюсь, теряя всякую надежду на освобождение. Я не знаю, что значат его утверждения о том, что Родион его сын, но почему-то понимаю, что мне больше не хочется спорить.
        Рустаму я не поверила, потому что он не выглядел так убеждающе. Этому же мужчине не хочется противостоять, вместо этого появляется желание молчать и слушать.
        Пусть говорит, рассказывает, как так получилось, что Родион - его сын, а не моего мужа. В то, что Андрей взял деньги, я не верю.
        Мы любили друг друга, столько пытались родить ребенка и у нас, наконец, получилось. Не без помощи врачей, но ведь получилось.
        Почему я должна верить, что он предал это? Меня и нашего сына. Он ведь просыпался к нему по ночам, убаюкивал, носил на руках и даже нежно называл его “Роди”.
        - Ты передумала говорить? - спрашивает мужчина, обходит меня и садится в кресло.
        Сцепляет руки в замок и располагает их на столе и все это не сводя глаз с Родиона. Его внимание к ребенку меня напрягает, я вначале хочу знать подробности случившейся ситуации, а уже потом, исходя из итогов, решать, может ли он так смотреть на моего малыша.
        Он ведь только мой сейчас.
        Мой и ничей больше.
        В чем я уверена на сто процентов, так это в том, что являюсь его матерью.
        - Первое, что тебе нужно сделать - достать телефон из одеяла и поставить его на стол. Не стоит облучать моего сына гаджетами.
        Я не спрашиваю, откуда он узнал о телефоне и не пытаюсь говорить, что его у меня нет. Вместо этого протягиваю руку в одеяльце и достаю смартфон, рука дрожит, когда я кладу его на стол, попутно замечая мигающий кружочек, свидетельствующий то ли о сообщении, то ли о звонке. Посмотреть все равно не удастся, поэтому я отворачиваюсь и жду, когда мужчина скажет что-то еще.

        Желание возмутиться куда-то пропадает. У меня больше нет намерения высказать тому, кто приказал меня сюда привезти, все, что думаю. Я боюсь мужчину напротив. Меня страшат его возможности и богатство. Я и представить себе не могу, сколько нужно зарабатывать, чтобы содержать такой дом.
        - Давай кое-что проясним, - мужчина продолжает сам. - Тебе и ребенку ничего не угрожает. Тебя привезли сюда не для того, чтобы закрыть в комнате и к чему-то принудить.
        - Тогда зачем? - непонимающе спрашиваю. - И что за цирк? Вы похитили меня средь бела дня, неужели вы правосудия не боитесь?
        Мужчина смеется. Запрокидывает голову назад так, что его и без того заметный кадык, становится еще отчетливей. Просмеявшись, он возвращает взгляд ко мне и смотрит так серьезно, что я чувствую себя несмышленой дурочкой, которая не знает жизни.
        - Таков, видимо, был просчет у твоего мужа.
        - О чем вы?
        - О том, что похищение не мое требование, а его. Единственное, стоит подчеркнуть. Среди других требований не было “обеспечение твоей безопасности” или “гарантии того, что вы не убьете мою жену”. Твой муж без раздумий продал мне возможность заменить его генетический материал на свой. И я этим воспользовался.
        - Я не понимаю, - шепчу тихо.
        Зачем Андрею понадобилось вообще ввязываться в сделку, у него ведь все шло хорошо, его…
        Догадка осеняет меня, как вспышка молнии.
        Моя беременность. После известия о ней, буквально на следующий день, муж пришел с хорошими новостями.
        - Меня повысили, малыш, - произнес он, подхватывая меня на руки и кружа на кухне.
        Я радовалась. Как дура, улыбалась, ужин пошла готовить, чтобы его порадовать. Мы даже бутылку вина купили, которое я не пила. Всё самое лучшее тому, кто добился повышения, и вот теперь я узнаю, что ничего этого не было.
        Меня обманули.
        Мои мечты разбили вдребезги, как тот стакан, который выпал на плиточный пол, когда Андрей подхватывал меня на руки.
        ГЛАВА 4
        Я вспоминаю все светлые моменты, что были между нами, и не могу сопоставить Андрея с предателем. Может, мужчина напротив, все же врет?
        Кто он?
        Почему ему нужна именно я?
        Эти и множество других вопросов вертятся на языке, но я не решаюсь их задать. Говорить не хочется. В эту минуту даже жить не хочется. Муж оказывается предателем. Сын, которого я родила, от другого мужчины. Что еще меня ждет дальше? Скажут, что меня зовут не Ангелина? Что я замужем за другим человеком? Вряд ли меня что-то удивит.
        - Меня зовут Адам, - произносит он после паузы. - Этот дом принадлежит мне, как и все в нем. Рустам, который привез тебя сюда, один из самых близких помощников. С другими ты познакомишься позже.
        - Зачем?
        - Потому что у тебя будет выбор, Ангелина.
        Я усмехаюсь.
        Выбор?
        У меня?
        После того, как уже все сделано и меня никто ни о чем не спрашивал?
        - Как благородно!
        - У тебя шок, - констатирует он. - Советую тебе отдохнуть. Я позову няню, которую нашел для Родиона. Она заберет его, чтобы ты смогла поспать.
        - Нет!
        Голос звучит надрывно и как-то слишком громко. Я не разговариваю так в обычной жизни, но тихая, спокойная и продуманная я куда-то исчезает. На ее место приходит истеричка, готовая защищать своего ребенка.
        - Что вам нужно? - спрашиваю у него. - Что вам от меня нужно?
        - У нас общий ребенок, - поясняет он. - Мы так или иначе связаны.
        - Я не хотела этого. Я шла на ЭКО, чтобы родить ребенка от мужа. От любимого человека, понимаете, или вам наплевать? У вас тут огромный дом, куча денег и слуг, готовых выполнять все, что прикажете, даже жизнями чужими распоряжаться.
        Меня прорывает. Молчать становится сложно, но я усилием воли заставляю себя замолчать и тихо произнести:
        - Простите.
        Я сажусь обратно, хотя до этого в порыве страсти снова встала с кресла, любезно предоставленного мне.
        - Ангелина, - тихий голос мужчины заставляет меня поднять голову и посмотреть на него. - Я не желаю тебе зла. То, что случилось, уже произошло. Изменить мы ничего не можем, поэтому я предлагаю тебе отдохнуть. Родиона у тебя никто не заберет, комната для вас готова. Поспи, соберись с мыслями, и потом поговорим.
        - Все в порядке, - произношу чуть охрипшим голосом. - Я просто… просто… расскажите, как вы уговорили мужа на сделку?
        Адам удивленно приподнимает одну бровь, но никак не комментирует мою просьбу. Не отпускает злую шутку, хотя я уверена, что он может это сделать. Может уколоть так, что мне станет больно.
        - С твоим мужем я виделся лишь раз. Когда передавал ему свой биоматериал на сдачу. Всё остальное время с ним общался Рустам. И уговаривал его тоже он, если тебе интересно. Позже, если захочешь, сможешь спросить у Рустама, как ему удалось уговорить его. У вас были долги?
        - Долги? - удивленно переспрашиваю. - Нет, нет, не было, а что?
        - Сумма, которую я заплатил, довольно большая.
        - Насколько?
        Мне хочется знать, сколько стоит моя беременность. За сколько Андрей продал возможность стать отцом и осчастливить любимую жену. Или не любимую? Он разлюбил меня? Или не верил, что однажды меня таки заберут?
        Похитят, как он и просил.
        Просил.
        Я испугалась из-за него. Из-за условия, которое он вписал в договор. Интересно, а договор был? Или они договорились на словах? Впрочем, какая разница? По документам отцом Родиона является Адам и вряд ли суд будет разбираться, как это получилось.
        Ребенка просто отдадут, а меня закроют где-нибудь в психологической клинике и скажут, что никакого ЭКО не было.
        - Три миллиона рублей, - спокойно произносит Адам.
        Вот так. Жизнь человека стоит три миллиона рублей. И ее, оказывается, так легко продать.
        - Почему я?
        Адам задерживает на моем лице тяжелый взгляд, вздыхает и мотает головой.
        - Уверена, что хочешь это знать?
        - Мне нужно понимать, что происходит, - пожимаю плечами.
        Адам встает и подходит ближе, останавливается в метре от меня, садится на край стола и произносит:
        - Ты особенная.
        Я поднимаю голову и смотрю на мужчину. Он серьезно? И в чем же моя особенность?
        - Если серьезно, Ангелина, - Адам встает и поворачивается ко мне спиной. - Все, с кем разговаривали мои люди, отказывались.
        Сейчас почему-то особенно трудно дышать. Все отказались. Никто не захотел променять жену и будущего ребенка на деньги.
        И сумма немаленькая.
        Отказались.
        Согласился только Андрей.
        Это больно ранит. Вот так узнать, что любимый человек - предатель. Что деньги для него важнее всего, что ни ты, ни планы на совместного ребенка ничего не значат.
        Родион, будто почувствовав мое состояние, кряхтит и начинает выкручиваться от неудобства. Его темные глазки-бусинки внимательно смотрят на меня, а рот кривится в недовольстве. Соски-то нет. Он и так проспал довольно долго без нее.
        Краем глаза замечаю какое-то движение сбоку.
        Адам подходит ближе. Останавливается в полуметре от меня и внимательно смотрит на ребенка. Я почему-то думаю о том, что Родион родился не похожим ни на кого из нас. Ни на меня, ни на Андрея.
        После рождения я не понимала, как такое может быть, но подумала, что нужно подождать. Новорожденные ведь все на одно лицо?
        Оказывается, нет.
        Только сейчас, глядя на настоящего отца малыша, я понимаю, что ошибалась. Сходство есть в любом случае. Тот же разрез глаз, посадка, те же пухлые губы, нос. Родион жутко похож на мужчину, который внезапно приседает и протягивает руку к сыну.
        Если бы я не заметила сходства, быстро бы оттолкнула его и пресекла все попытки дотронуться до сына, но я вижу то, как они похожи. Разве я могу запрещать отцу касаться своего ребенка, даже если он родился обманом?
        Пока внутри меня борется два человека: мать и обиженная женщина, Адам трепетно касается Родиона. Проводит подушечкой большого пальца по его крохотной ручке и улыбается!
        Вот она - встреча отца и сына.
        Вот тот трепет и та нежность, которой я не видела в Андрее.
        Вот то, чего мне не хватало в муже - искренность.
        Искренняя любовь, преданность, ласка, взгляд, с которым он смотрел на Родиона. Тогда я не понимала, что это все ненастоящее, напускное, а сейчас… я вижу, как Адам смотрит на малыша.
        - Ну привет, - его хриплый, чуть грубый голос, разносится по комнате.
        Родион почти никак не реагирует, лишь сильнее пучит глаза и мотает головой, смешно приоткрывает ротик в поисках соски, а когда не находит ее, начинает хныкать, а через пару секунд - пронзительно плакать.
        - У него что-то болит? - обеспокоенно спрашивает Адам, а мне почему-то хочется смеяться.
        Наверное, это истерика после всего пережитого.
        - Когда нас сюда везли, мы потеряли соску. Сейчас он ищет ее. И плачет тоже поэтому.
        Адам кивает, поднимается на ноги, возвышаясь над нами во весь рост, достает из кармана мобильный, а после, подумав, спрашивает у меня:
        - Нужна какая-то определенная модель?
        - Да, - киваю. - Купите силиконовую с прикусом.
        Мужчина, если и удивляется, то не подает виду. Передает мои слова в трубку и отключается, кладет смартфон на стол и поворачивается ко мне, останавливая взгляд на ребенке.
        - Я попросил Елену Эдуардовну помочь тебе с Родионом, посидеть с ним, если тебе нужно будет отдохнуть.
        - Я хорошо себя чувствую! - возражаю, потому что не представляю, как в таких условиях можно оставить ребенка с другой женщиной, пусть и профессиональной няней.
        Она чужая. Я ее не знаю. Как я могу оставить малыша с ней после того, как меня похитили? Я что, должна до конца поверить в то, что здесь мы в полной безопасности? А что если нет?
        Адам вздыхает, но никак не комментирует мое нежелание принимать няню.
        - Тебе покажут вашу комнату, - произносит он. - Отдохнешь. Через несколько часов ужин. За тобой придут.
        - Я останусь здесь? - удивленно спрашиваю, пытаясь осознать то, что услышала.
        В мои планы совсем не входит жить в одном доме с Адамом. Да и что я здесь буду делать? На каких правах находиться? На правах матери его сына?
        Я не согласна!
        Препятствовать общению Адама и Родиона я не стану, особенно после того, как увидела исходящую от мужчины нежность и трепетность. Я до сих пор не могу поверить, что это он несколькими минутами ранее гладил малыша, и что это не плод моих фантазий. Но жить с ним в одном доме выше моих сил. Да и как он себе это представляет?
        - Мы поговорим об этом за ужином, хорошо? Решим все потом, у меня сейчас нет времени, намечаются важные переговоры.
        - И что мне просто сидеть в комнате?
        - Да, Ангелина! Отдохни, успокойся, мы обсудим все за ужином. Раз уж так сложилось, что тебе пришлось все это пережить, а мне этому поспособствовать, я хочу, чтобы ты чувствовала себя максимально комфортно.
        - Отвезите меня домой! - прошу. - Там я буду чувствовать себя именно так.
        - К мужу хочешь? - его резкий тон заставляет меня дернуться, а мозг отчаянно среагировать на слово “муж”.
        Нет, к нему не хочу!
        В родные стены хочу. Туда, где жила уже не один год, где есть моя спальня, тумбочка у кровати, любимая стиралка и где я была хозяйкой.
        Была!
        Это так больно режет по сознанию. Понимание, что ты там больше никто. Пустышка. Никому не нужный человек, потому что тот, кому ты верила и любила, в тебе больше не нуждается. Потому что у него есть три миллиона, а тебя больше нет.
        Я и сама не понимаю, как слезы скатываются по лицу. Родион больше не плачет, зато плачу я. Хочется кричать, рыдать, выть, рвать на себе волосы от отчаяния. Я ведь его любила. Готова была на все, лишь бы Андрей был счастлив.
        ?
        А это все и не нужно, оказывается. Счастье было в другом. В миллионах, на которые он меня променял.
        Наверное, вот так люди и сходят с ума. Когда больше нет их прежней жизни. Что у меня осталось от той Ангелины, которой я была два часа назад? Только Родион, пускающий пузыри слюней губами и одеяльце, в которое он укутан. А еще мой мобильный, стоящий на столе и одежда, что на мне надета. Это все. Да и то я не уверена, что телефон мне вернут.
        - К нему ты не вернешься! - резко произносит Адам, вынуждая меня поднять голову и посмотреть на него. - Говори, что нужно, тебе все привезут. Или купят, но к нему ты никогда больше не поедешь!
        Сталь в его голосе заставляет меня поежиться. Почему он так разговаривает со мной?
        У него нет никакого права говорить со мной таким тоном! Голос внутри буквально кричит об этом, поэтому я встаю.
        - Спасибо за то, что объяснил мне, что можно и нельзя, а теперь скажи, почему я должна тебя слушать? Родион мой сын, я свободная женщина, а ты не в праве распоряжаться моей жизнью, как бы тебе этого не хотелось! Я не хочу находиться здесь. Не хочу жить в этом доме! Я хочу уехать немедленно!
        У меня откуда-то появляются силы на спор. Наверное, это вполне обычное желание - хотеть, чтобы тебя выслушали, чтобы позволили поступать по своему и не раздавали приказы. Мы с Андреем всегда советовались друг с другом, он принимал мою точку зрения или находил компромиссы.
        Мужчина напротив другой. Он не желает слушать.
        Я вижу это по с силой стиснутым зубам и недовольному выражению лица. А чего он ожидал? Что женщина, узнав о рождении от него сына, будет прыгать от радости и падать ему в ноги?
        Возможно, кто-то так бы и сделал, но не я. У меня все еще есть чувство собственного достоинства и пусть на его стороне власть, деньги и люди, готовые исполнять приказы, мы все еще живем в стране свободного слова.
        ГЛАВА 5
        - Уехать немедленно не получится, Ангелина, - чеканит Адам и отворачивается, что-то печатает в телефоне, после подносит его к уху и отдает четкие приказы.
        Из всего я понимаю только “усилить охрану” и “прочесать периметр”. О чем он? Неужели находиться в его доме еще и небезопасно? Если окажется, что я родила ребенка от того, чья жизнь день и ночь находится на волоске от смерти, не знаю, что буду делать.
        Бежать? Скрываться?
        Меня найдут!
        Но и жить рядом будет невозможно. Да и как? В страхе, что тебя найдут, что твоего ребенка однажды похитят из кроватки и ты больше его не увидишь?
        - Ангелина, прошу тебя, иди сейчас с Рустамом. Он покажет тебе твою комнату, няня поможет тебе с ребенком. Не обязательно давать ей его в руки, пусть просто разложит пеленки, поможет с купанием, не знаю! Доверься мне, пожалуйста!
        Не знаю, что именно меня заставляет согласиться. То ли его просьба, то ли “пожалуйста”, которое почему-то кажется мне смутно знакомым, но я никак не могу понять почему. Я совершенно точно не знаю этого мужчину и вижу его впервые, но этот тон, с которым он произносит последнее слово, заставляет меня поежиться, а мозгу активно заработать.
        Я где-то его видела? Или слышала? Или что…
        - Ангелина, пойдемте, - в кабинет входит Рустам.
        Он терпеливо ждет, пока я пойду к двери и только после этого выходит за мной, идет рядом и показывает рукой, куда двигаться. Мы подходим к темной дубовой двери, мужчина приоткрывает ее, входит первым, осматривается и, пропустив меня вперед, произносит:
        - Хорошего отдыха.
        Дверь за ним закрывается, и я остаюсь один на один с Еленой Эдуардовной. Она виновато смотрит на меня и заламывает руки, будто чувствует себя виноватой.
        - Простите меня, - произносит она, и я понимаю, что мне не показалось ее состояние. - Мне сказали, что малыша нужно будет забрать, я не думала, что все так…
        - Елена Эдуардовна, верно? - уточняю, не уверенная, что запомнила ее имя правильно.
        Женщина кивает.
        - Так вот, вы ни в чем не виноваты, но ребенка своего я вам не доверю, - при этих словах я крепче прижимаю Родиона к себе и нежно глажу его по спинке. - Вы можете быть свободны.
        - Но…
        Она замолкает и не решается спорить, хотя я тоже понимаю, что у нее приказ помочь мне.
        - Принесете соску, как только ее купят, - останавливаю женщину на полпути. - И попросите воду и бутылочку, Родион иногда хочет пить.
        Если она и удивляется тому, что я ее о чем-то прошу, то не подает виду. Лишь искренне улыбается и кивает, а после выходит за дверь. Я бы с радостью закрыла ту на ключ, но его здесь попросту не наблюдается, да и защелки нет. Чувствовать себя здесь в безопасности точно не получится.
        Елена Эдуардовна возвращается через полчаса с соской, бутылочкой и водой. Ставит все это на стол и с надеждой смотрит на меня. Мне становится ее даже жаль. Ведь наверняка Адам заплатил ей за то, что она будет выполнять работу, а я отказываюсь ей в этом содействовать.
        - Можете остаться со мной, - предлагаю ей. - Поговорим, вы расскажете, долго ли работаете на Рустама и…
        - Ой нет, что вы! Меня только наняли несколько дней назад. Сказали, что ребеночек будет совсем маленький и что его привезут через пару дней. И вот вы приехали с малышом. У вас с Адамом Всеволодовичем возникло недопонимание?
        Недопонимание.
        Из моего рта срывается тихий смешок.
        Недопонимание, это когда за пару минут пришли к компромиссу, а не как у нас, полчаса разговоров и никакого результата, потому что каждый остался при своем мнении.
        - Родион такой спокойный, - кажется, няня не встречала детей, которые способны только спать и есть. При чем первое чаще, чем второе. Я и сама не думала, что у меня будет такой спокойный малыш, который будет просыпаться раз в два, а то и в три часа только за тем, чтобы поесть.
        - Он с рождения такой, - с улыбкой произношу я. - Правда, первые дни в роддоме капризничал.
        Елена Эдуардовна улыбается и складывает ворох одежды и пеленок, который доставили час назад. Я не знаю, что происходит, но жду ужина, как манны небесной. Надеюсь, что нам с Адамом удастся поговорить, что он не откажет мне в возможности покинуть его дом. В конце концов, разве у него есть право меня удерживать?
        Внутренний голос тихо пищит о том, что он, не думая, похитил меня, но я тут же отгоняю эту мысль от себя. То было требование, прописанное в договоре, а сам мужчина этого не хотел.
        Да, я успокаиваю себя!
        А что делать, когда даже женщина напротив и та знает не больше моего.
        Ну ладно, может немногим больше. Расположение комнат в доме, некоторых его обитателей. Я же знаю только как спуститься на первый этаж, да и то… не факт, что когда попаду за дверь, точно пойму в какую сторону идти.
        До вечера я успеваю покормить Родиона еще два раза и как раз после кормления за мной приходят. В дверь аккуратно стучат, но я подпрыгиваю от неожиданности от такого вторжения. Быстро встаю, когда в комнату заходит полненькая женщина в белом переднике.

        - Адам Всеволодович ждет вас внизу.
        - Минуту, я соберу Родиона.
        - Хозяин просил без малыша. Вы можете оставить его с няней.
        Елена Эдуардовна мне понравилась. Он ответственная, исполнительная и ненавязчивая, дала мне несколько советов по кормлению, показала, как пеленать Родиона на ночь, чтобы он случайно не будил себя. Сейчас мне трудно отказать ей, поэтому я киваю и иду к двери.
        Останавливаюсь, решая, правильно ли я поступаю?
        Могу ли доверить ребенка чужой женщине?
        Не могу, но почему-то уверена, что Адам не станет сию же минуту выставлять меня за дверь и отправлять восвояси. Все же, я мать Родиона, и сколько бы денег у него не было, а этот факт изменить нельзя.
        Женщина проводит меня к лестнице, спускается вместе со мной и открывает дверь в гостиную. То, что это гостиная, я понимаю по столу в центре, хотя, честно, ожидала чего-то масштабнее. Помещение оказывается довольно простым: небольшой стол в центре, несколько стульев, привычные приборы и, о ужас, никакой свиты!
        Я ожидала увидеть, как минимум, двоих охранников, личного повара в белоснежном фартуке и прислугу, но здесь никого нет. Женщина, что привела меня сюда, тут же уходит, оставляя нас одних.
        - Вижу, ты нашла общий язык с няней, - Адам удовлетворенно кивает. - Она хорошая женщина. У нее прекрасное резюме, она профессионал своего дела, к тому же, педагог.
        - Я могу сама справиться с ребенком, - произношу.
        - Можешь, но мне бы хотелось, чтобы ты немного отвлекалась, отдыхала, посвящала время себе. Твоя любовь к сыну безгранична, я понял это, когда ты отказалась отдавать его няне.
        Я дергаюсь, как от звонкой пощечины.
        - Так это была проверка?
        - В каком-то роде да, но я действительно думал, что ты отдашь Родиона и дождешься, когда тебе расскажут, почему ты здесь.
        Я не могу поверить своим ушам.
        Он проверял меня?
        Он! Меня! Проверял!
        Сразу, как похитил, решил устроить тест на профпригодность?
        Понять, подходит ли ему такая мама для сына и за что он заплатил?
        Проверить, так сказать, покупку в работе?
        Злость начинает съедать меня изнутри. Я хочу высказать ему все, что думаю, поднять со стола бокал с чем-то красным и плеснуть ему в лицо, молча наблюдая за тем, как янтарная жидкость стечет по лицу и пропитает белоснежную рубашку.
        Кажется, от одной мысли об этом мне становится легче, потому что я все еще сижу, а рубашка Адама все еще белая.
        - Я знаю, о чем ты думаешь, но поверь, я должен был понять, что ты за человек.
        - Тебе не кажется, что это нужно было делать до того, как ты отсыпал свой генетический материал в пробирку?
        Сказав это, я молча наблюдаю за реакцией мужчины. Его взгляд темнеет, одна рука сжимается в кулак, а еще это выражение глаз… я даже зажмуриваюсь.
        Это нереально.
        Нет.
        Я отворачиваюсь, прячу взгляд, утыкая его в тарелку и слышу шорох сбоку.
        - Я хотел бы по-другому, - вдруг говорит он, - но получилось так, как получилось. Изменить ничего нельзя, да и не хотел бы я менять, - его признание звучит так странно, что я сжимаю руки в кулаки крепче.
        Что значит, не хотел бы?
        Ему подошла я в качестве матери ребенка?
        Он увидел, как я бережно отношусь к малышу, как защищаю его, и понял, что лучше матери не найти? Или есть что-то, о чем он не говорит?
        - Свидетельство о рождении Родиона не сделано, верно?
        - Нет, Андрей не успел и…
        Адам смеется, и снова я улавливаю в нем что-то знакомое. Отголоски из прошлого семилетней давности. Я почему-то вспоминаю Тимура, хотя они совершенно не похожи. Ни внешностью, ни характером, ничем, но рядом с Адамом я начинаю вспоминать то, о чем запрещала себе думать столько лет.
        Я вдруг вспоминаю Алису и ее нерожденного ребенка. Помню, как врачи боролись за его жизнь, сколько бессонных ночей я провела в больнице в надежде, что малышка выкарабкается. Что от Алисы и Тимура, от двух безумно близких мне людей, останется хотя бы Машенька, но нет.
        В воспоминания врезается крохотный коридор в больнице и я на небольшом диване у стены. Над дверью висит огромная кнопка “Реанимация”, куда забрали Машу всего несколько часов назад. Врачи борются за ее жизнь, а я жду, обхватываю себя руками за колени и утыкаюсь в них носом. Надеюсь, что это последний раз, когда ей становится хуже. Что больше не будет необходимости проводить внеплановые операции и она поправится. Об обратном я запрещаю себе думать.
        Из тех самых белых дверей выходит врач. Он выглядит уставшим, а еще старательно прячет глаза от моего внимательного взгляда. Я понимаю все еще до того, как мне говорят:
        - Мы сделали все, что могли, но…
        ГЛАВА 6
        - Ангелина!
        Я отрываю взгляд от тарелки и перевожу его на Адама. Моргаю несколько раз, чтобы сбросить пелену воспоминаний и фокусируюсь на волевом лице мужчины. В глаза бросается гладко выбритый подбородок, прямой ровный нос, пухлые губы, которые от написанного на лице волнения, кажется, стали еще больше. Взгляд натыкается на глубоко посаженные глаза, на изогнутые густые брови, высокие скулы. Мужчина не имеет ничего общего с Тимуром.
        Ни-че-го!
        А воспоминания все равно рисуют его образ.
        - С тобой все в порядке?
        - Д-д-да-а-а, прос-ти, - шепчу, отворачиваясь и акцентируя внимание на тарелке с салатом Цезарь.
        Аппетит куда-то резко пропадает. После того, как мы с Андреем познакомились и у меня получилось завести нормальные отношения, я запретила себе вспоминать сестру и Тимура. Не потому, что не хотела, а потому что после воспоминаний в груди появлялась ноющая длительная боль, которая никуда не уходила. Прямо как сейчас. Грудь сдавливает изнутри, хочется кричать от раздирающих душу эмоций, но хуже всего, что это происходит при совершенно постороннем мне человеке.
        С Андреем я позволяла себе воспоминания всего несколько раз. И все это время они накатывали после просмотра совместных фото или после снов, которые даже спустя семь лет не покидали меня.
        Алиса была моей сестрой, а Тимур… даже сейчас мне было трудно назвать его ее мужем, хотя первое время все именно так и было. Они счастливы, а я одинока. Алиса часто звала меня с ними на пикники, за город, на отдых. Чаще я отказывалась, но были случаи, когда сестра оказывалась непобедимой.
        Я не знаю, как все произошло, в какой момент я перестала воспринимать Тимура как мужа сестры и взглянула на него другими глазами. Может, это случилось, когда он спас меня, не умеющую плавать, из моря. Может тогда, когда мы вместе затаскивали Алису в бунгало, а после до утра пили вино на песке, смеялись и обменивались воспоминаниями из жизни.
        Я не хочу вспоминать.
        Не хочу.
        - Ты плачешь!
        Я чувствую жесткое касание пальцев к своей щеке, чувствую, как мужчина стирает одинокую слезу и мне кажется, что я схожу с ума.
        - Не трогай меня! - я резко встаю со стула, отхожу на безопасное расстояние и произношу: - Я хочу уехать отсюда! Немедленно! Сейчас же!
        - Нет, - чеканит он. - Ты и Родион остаетесь здесь.
        - Что значит остаетесь здесь? - после воспоминаний мне сложно воспринимать происходящее в действительности.
        - То, что на днях я получу документ о вашем с Андреем разводе, свидетельство о нашем с тобой браке и о рождении Родиона.
        Если в этот момент я и удивляюсь, то это никак не отражается на моем лице, потому что оно еще с момента документа о разводе застыло в недоумении. Свидетельство о нашем браке?
        Что?
        - Я не выйду за тебя замуж!
        Мой голос звучит уверенно, а руки самовольно сжимаются в кулаки. Да какое он вообще имеет право распоряжаться моей жизнью? Кто он такой, чтобы давать мне указания?
        Я хочу сказать что-то еще, но в этот момент дверь резко открывается и на пороге появляется женщина.
        - Простите, Адам Всеволодович, там Маша… она… ей снова страшно, - женщина кажется растерянной.
        Адам тут же срывается с места. На его лице появляется гримаса испуга. Он будто вдруг меняется. Вечно собранный и уверенный в себе, сейчас он чего-то боится, поспешно отбрасывает салфетку на стол и встает так быстро, что стул, едва стоит ему подняться, падает.
        Размашистыми шагами он обходит стол и следует к выходу. Я тоже поспешно встаю, не зная, куда себя деть.
        - Заканчивай ужин и поднимайся к себе, - бросает Адам уже у двери. - Поговорим позже.
        - Может…
        Я хочу предложить помощь, но меня не слушают. Мужчина выходит за дверь, а следом за ним и женщина. Я остаюсь одна и смотрю в тарелку с нетронутым салатом. Аппетита нет, но я все же беру вилку, заставляя себя съесть хоть несколько кусочков. Стресс вперемешку со страхом вряд ли положительно скажутся на моем организме, а отсутствие нормального питания может привести к полной потере молока. Такого я допустить не могу, поэтому быстро разделавшись с салатом, встаю из-за стола и поднимаюсь на второй этаж.
        Когда мы шли сюда, в коридоре было несколько женщин из прислуги, а у двери стояла охрана. Сейчас же никого нет. Если бы не Родион, который остался наверху с няней, я бы уже бежала отсюда, сломя голову. Правда, когда вспомнила количество охраны на территории, заметно приуныла.
        Отсюда сбежать возможно только вперед ногами!
        Я поднимаюсь по ступенькам, провожу рукой по деревянной лакированной поверхности и не могу понять, зачем холостяку такой огромный особняк.
        Что здесь одному делать?
        То, что прислуга здесь нужна, и так понятно, иначе бы все вот это не блестело от чистоты, а давно покрылось слоем пыли. Но неужели нельзя было выбрать дом поменьше?
        Сейчас я вдруг вспоминаю, как когда-то давно мечтала иметь такой дом. Чтобы большой, двухэтажный, для семьи, с огромной лужайкой и бассейном. Я представляла себя рядом с Тимуром, а рядом, как минимум, трое детишек. Двое мальчиков и девочка.

        Теперь же я чувствую себя здесь неуютно. То ли потому, что осталась практически одна, то ли потому, что рядом человек, который защищает только свои интересы и которому наплевать на окружающих его людей.
        На втором этаже я замираю, понимая, что совершенно не знаю, куда идти. Вроде бы и помню, откуда шла и куда меня вели, но отсюда все кажется другим. Коридор разделен на две части и по обе стороны есть комнаты. В нерешительности выбираю сторону и иду наугад, надеясь, что хотя бы двери окажутся неодинаковыми.
        Увы, мне и здесь не везет!
        Я начинаю паниковать, когда открыв пять дверей подряд, не нахожу Родиона с няней. Уже думаю возвращаться, но остается последняя дверь, и я иду к ней. Останавливаюсь, протягиваю руку к ручке, когда слышу истошный крик.
        - Не тлогай меня, не тлогай, ты чудовище!
        Крик настолько истошный, что я тут же отрываю руку и отхожу на несколько шагов назад. Убежать не могу, потому что кричит ребенок. И ей явно плохо.
        Она боится.
        - Тише, Маш, тише, я не чудовище, я твой папа…
        А это уже голос Адама. Тихий. Хриплый. Бархатистый.
        И…
        Пробирающий до костей.
        Я чувствую, как тело покрывается мурашками, а волосы встают дыбом.
        Что вызвало такую реакцию: крик девушки или голос Адама, я не знаю, да и не хочу разбираться. Разве это имеет значение? Мне страшно, пожалуй, не меньше, чем малышке.
        Интересно, сколько ей? И почему он ничего не сказал о дочери?
        - Папа? - отсюда мне кажется, что девочка удивляется.
        Я даже представляю, как она удивленно потирает глаза и смотрит на мужчину.
        - Папа. Тебе снова привиделось чудовище?
        - Нет, не пливиделось! Он тут был!
        - Кто он?
        - Длакон!
        Я совсем не хочу стоять и слышать их разговор, но сдвинуться с места у меня не получается. То, как Адам разговаривает с дочерью, гипнотизирует меня, пригвождает к полу и вынуждает слушать дальше.
        - Драконов не существует, - мне кажется, я слышу его улыбку.
        - Существуют! Еще как существуют! Он плиходит ко мне постоянно! И вы все мне не велите!
        - Эй, ну куда ты? Я верю! Позови меня в следующий раз, я прогоню дракона, ладно?
        Я разворачиваюсь и иду по направлению лестницы.
        Не хочу этого слышать!
        Не хочу проникаться к мужчине, вспоминать потом, при разговоре, каким нежным и трепетным он был с дочерью.
        Был бы Андрей таким же отцом для нашего совместного ребенка? Может быть, если не Адам, у нас бы действительно получилось?
        У изголовья лестницы меня встречает та самая женщина, что подводила на ужин.
        - Что вы здесь делаете? - она смеряет меня недовольным взглядом и поджимает губы.
        - Заблудилась. Мне сказали ужинать и подниматься к себе. А я забыла куда идти.
        - Следуйте за мной.
        Вежливости прислуге, конечно, стоит поучиться. Здесь все почему-то слишком недовольны. И у меня создается ощущение, что совсем не рады моему появлению.
        И я не рада!
        Только меня никто не спрашивает, хочу ли я здесь находиться.
        Чем ближе мы подходим к комнате, где я оставила сына, тем отчетливее я слышу его крик. Срываюсь на бег, чтобы скорее добраться к малышу и обнять его, прижать к себе и поцеловать.
        Почему он плачет?
        Няня не справилась со своими прямыми обязанностями и не смогла успокоить ребенка?
        - Извините, я никак не могу его успокоить, - Елена Эдуардовна стоит над плачущим Родионом и заламывает руки.
        Я тут же беру малыша на руки и прижимаю к себе ближе.
        Вот что ему было нужно. Материнское тепло и ласка.
        - Неужели нельзя было взять ребенка на руки?!
        Моему возмущению нет предела. Что она за няня такая? Боится надорваться?
        - Простите, - Елена Эдуардовна виновато улыбается. - Адам Всеволодович запретил мне прикасаться к ребенку.
        Чем больше я узнаю об Адаме, тем больше мне кажется, что у него не все в порядке с головой. Вот что это за приказ? А если Родион будет падать с кровати, ей тоже приказано не прикасаться и спокойно смотреть?
        Я хочу поговорить с ним немедленно, но женщина, что провела меня сюда, отвечает на мою просьбу холодно и отстраненно. Как робот, честное слово!
        - Это невозможно. Сейчас Адам Всеволодович занят. Я передам ему, что вы хотите встретиться и он придет к вам, как только освободиться.
        - Конечно! - слишком громко и с сарказмом, отвечаю, на что Елена Эдуардовна прыскает.
        По-моему, я нашла союзницу в этом огромном и неживом доме.
        Прислуга уходит, а я поворачиваюсь к няне и твердо произношу:
        ?
        - Рассказывайте, что еще вам приказано?
        Она мнется, не зная, стоит ли ей выдавать секреты. Я же осматриваюсь в комнате на предмет камер. На первый взгляд их нет, но никто не исключает вероятности того, что они тут скрытые. Несмотря на это, я уверенно говорю:
        - Камер нет, говорите.
        Она проверяет за мной. Осматривается и кивает.
        - Сказали, что мне не стоит излишне сюсюкатся с малышом, ведь он растет мужчиной. Разговаривать с ним по-взрослому, - она замолкает и будто борется с собой, но все же кивает и продолжает: - Я рискую своим местом, но вы его мама… меня попросили сделать визу, чтобы я могла выехать за границу, если это потребуется.
        - Вы имеете ввиду на время?
        Она снова запинается, а я пытаюсь переварить то, что услышала. Что это за приказы и почему мое мнение совершенно не учитывают?
        - Навсегда, - наконец, произносит женщина.
        Я не удивляюсь, потому что когда спрашивала, что-то такое и предполагала. Я не понимаю, почему этот мужчина выбрал именно меня, но в том, что это не случайно в данный момент я уверена, а еще я понимаю, что мне нужен телефон.
        Позвонить Андрею и поговорить с ним. Что, если все сказанное Адамом - неправда? Что если от меня потребуют подписать отказ от ребенка? Я, конечно, никогда этого не сделаю, но… кто знает, какие пытки они придумают.
        Мне становится страшно, поэтому я быстро прошу:
        - Елена Эдуардовна, можно ваш телефон?
        Я хочу воспользоваться возможностью и пока Адам занят дочкой, позвонить Андрею. Узнать, спросить, уточнить, пусть он скажет мне все в конце концов!
        - У меня его нет. Это было еще одним условием при приеме на работу: не носить с собой мобильный.
        Я киваю. Почему-то и этого я тоже ожидала. Не скажу, что я успокоилась, наоборот, мне стало еще страшнее. Ни у меня, ни у женщины напротив нет никакой связи с внешним миром. А у хозяина дома есть дочь, которая называет его чудовищем, пусть и после сна.
        Где мама девочки?
        ?
        ГЛАВА 7
        - Вы так взволнованы, - произносит няня, замечая мое тревожное состояние.
        - Успокоишься тут! Телефон у вас отобрали, попросили сделать визу, по которой можно будет переехать в другую страну, к ребенку вам прикасаться нельзя, сюсюкаться с ним тоже! Я все перечислила?
        - Да.
        - Это абсурдно! - авторитетно заявляю. - Что это за требования такие? Вы же тоже человек! А Родион ребенок! Ему нужно тепло и ласка!
        Я говорю твердо, но как можно тише, потому что сыночек спит у меня на руках. Я крепко прижимаю его к себе и чувствую тепло его тела и даже слышу, как мирно он посапывает. Что за бредовые требования?
        Ладно телефон. Я же помню, что он сказал про облучение и согласна с ним. В этом - да! Но не брать сына на руки? Не сюсюкаться с ним? Ему ведь всего несколько недель! Как так можно вообще? А как тогда успокоить его плачущего? Запихнуть бутылку с молоком в рот? А как облегчить страдания при коликах?
        У нас такая проблема была редкостью, но сейчас вспоминается бессонно проведенная с Андреем ночь. Я тогда не удержалась и съела кусочек картофеля из борща. Боже, что же вытворял Родион! Я думала, что мы поседеем за ту ночь и корила себя за то, что не смогла удержаться. С тех пор я следила за тем, что ем и не позволяла себе свежих овощей, жареного, жирного.
        Только сейчас ко мне доходит, что на столе на ужине был Цезарь, из которого я уже механически съела только отварное мясо, сыр и белок от яйца. Остальное оставила нетронутым. Даже в такой непростой ситуации мой мозг сам подумал о ребенке и отложил продукты, которые могли негативно сказаться на его организме.
        И вот как Адам думает успокаивать малыша, если его что-то будет беспокоить? Безусловно, есть специальные препараты, но пока они подействуют! Я не смогу спокойно сидеть, зная, что могу облегчить состояние малыша, но ничего при этом не делая.
        Не смогу!
        И няне не позволю следовать этим идиотским требованиям.
        - Простите, Ангелина, - она называет меня по имени, хотя я понимаю, что не называла его ей.
        Значит, женщину проинструктировали еще до моего приезда. Были настолько уверены, что все получится? От этого становится еще страшнее. Я не понимаю, куда попала и что нужно людям, которые не постеснялись похитить меня посреди бела дня и при этом были абсолютно уверены в своем успехе.
        - Я не могу нарушать данный мне инструктаж, понимаете? Мне нужна эта работа. Тут хорошо платят, приемлемый график, а у меня дочь… - она запинается. - Учится.
        Я ее прекрасно понимаю, потому что у меня у самой есть ребенок. До этого момента я как-то не задумывалась, что буду делать, если вдруг останусь без Андрея. Мы были настолько сплоченной семьей, что это в принципе было невозможно. Наверное, именно эти чувства и воспоминания не дают мне покоя и не позволяют до конца поверить мужчине, что похитил меня.
        Как муж мог предать меня, если я даже мысли не допускала, что он сможет уйти от меня или изменить? Он редко задерживался на работе, уделял мне массу внимания, мы вместе ходили в кино. Я не могу поверить, что он запросто взял деньги и вычеркнул нас из своей жизни. Этого просто не может быть!
        - Простите меня, Ангелина, я правда не могу.
        - Я знаю.
        Правда, знаю, потому что ради Родиона сама готова на все. Пока я не представляю, что будет дальше, но устроиться на работу я могу всегда, а малыш…
        Перевожу взгляд на его удовлетворенное личико, на смешно надутые губки и чувствую тепло внутри. Я хочу, чтобы у него было все самое лучшее. Игрушки, одежда, дом. На глаза наворачиваются слезы. Я бросила работу, чтобы забеременеть, чтобы иметь возможность выносить и родить это чудо. Мы с Андреем поддерживали друг друга и ждали появления на свет малыша. Долгих два года я не работала, полностью посвятив себя мужу и будущему малышу. И что теперь?
        Я не представляю, где буду работать, да и кому нужна такая сотрудница, у которой на шее новорожденный ребенок. В хорошую компанию сразу не попасть, я два года не работала, еще и сын. Я не представляю, что буду делать и как обеспечивать Родиона? Как покупать ему все, в чем он нуждается, когда мне некому помочь? Сестры давно нет, а родителей не стало несколько лет назад. От них осталась небольшая квартирка в центре города, которую мы с Андреем продали, а деньги вложили в ЭКО.
        Это был наш единственный шанс, и мы им воспользовались. Сама процедура стоила не так много, но потребовались деньги на витамины, фрукты, на вещи для Родиона, которые так и остались в квартире Андрея. Мы сделали ремонт в детской, купили туда все необходимое, а оставшиеся деньги положили на счет для малыша. Вот только счет был оформлен на имя Андрея, а не на мое.
        Я медленно сажусь на кровать. Если окажется, что Андрей и правда предатель, мне ничего из тех денег не достанется. Судя по тому, как быстро Адам решил вопрос с разводом, я даже в суд подать не смогу. Не позволят.
        У меня есть только я и сын, а еще то, что на нас надето. Больше ничего. Ни денег, ни связей. Только подруга, но у нее тоже муж и двое детей. И пусть первое время она пустит меня к себе переночевать, то что будет дальше? Куда я пойду? И на кого оставлю ребенка?
        Я могу сотню раз говорить Адаму, что не останусь здесь, но куда мне идти? Возвращаться к Андрею? Вряд ли мне позволят, ведь мужчина четко обозначил то, что не хочет видеть меня рядом с уже скоро бывшим мужем. Здравый рассудок говорит мне оставаться и ждать ответов на вопросы, молча принять тот факт, что скоро я буду женой другого мужчины.

        Того, кого я совсем не знаю.
        ГЛАВА 8
        Ночь я провожу бессонно. Родион спит и даже не просыпается, чтобы покушать. Он вообще ведет себя предельно хорошо, но я не могу успокоиться и забыться сном. Вместо этого думаю о том, что дальше. Эти мысли не дают мне покоя.
        А есть еще воспоминания…
        Андрей.
        Тимур и Алиса.
        Машенька, которую так и не смогли спасти.
        Я беспокойно ворочаюсь в кровати и не могу найти себе места. В одночасье наваливается все и сразу. Предательство мужа, осознание, что мне некуда идти и почти некому помочь, а еще я заметила, что молока стало меньше. Возможно, это из-за того, что Родион сегодня кушал меньше обычного, а может виной тому стресс.
        Если это так…
        Не хочу кормить малыша смесью. Я так привыкла прижимать его к своей груди, обнимать, смотреть за тем, как он смешно морщит носик и строит веселые гримасы. Да и материнское молоко, как никак, а все же лучше смесей. Я таки надеюсь, что это из-за проведения Родиона, ведь чем меньше сыночек ест, тем меньше молока пребывает.
        Я ворочаюсь еще несколько часов и только потом встаю, чтобы разбудить Родиона. Он долго не ел, пора бы ему перекусить. Малыш просыпается с трудом, нехотя открывает глазки и обхватывает сосок губами. Родион засыпает, едва начинает кушать, и мне приходится легонько щипать его за щечки, чтобы он проснулся и нормально поел.
        Наконец, он перестает засыпать и начинает усердно есть. Я немного расслабляюсь и начинаю засыпать, но в этот момент сын начинает плакать. Я быстро открываю глаза и не понимаю, что происходит, даю ему соску, но он выплевывает ее. Смешно открывает рот и ищет грудь. Я с сожалением отмечаю, что молока почти не осталось, поэтому перекладываю малыша на другую сторону и продолжаю кормление.
        Он наедается, а обе груди становятся пустыми. Липкий страх расползается по телу. Я привыкла, что молока всегда в достатке, а моя грудь редко бывает пустой, а тут…
        Самое ужасное, что я даже не знаю, что с этим делать. Интернета у меня нет, а знаний недостаточно, кроме того, что нужно больше пить. Я осматриваюсь: ни чая, ни воды в комнате нет. Есть только водичка, которую купили Родиону. Я встаю с кровати, набираю в чашку воды, выпиваю, поворачиваюсь, чтобы лечь обратно, но чашка выскальзывает из моих рук и со звоном падает на пол, разбиваясь.
        В дверях стоит Адам. В одних спортивных штанах с низкой посадкой. Они выгодно подчеркивают его подтянутую фигуру, прорисованные мышцы пресса, кубики, будто высеченные из камня, и V-образный вырез на бедрах, уводящий взгляд туда, куда я смотреть не должна.
        Его руки в карманах штанов, а широкое упругое плечо упирается в косяк двери. От его неожиданного появления я едва не вскрикиваю, но сдерживаюсь. Хватит и разбитой чашки.
        - Оставь, - бросает он, когда я наклоняюсь, чтобы собрать осколки. - Я пришлю прислугу убрать. Родион плакал, что-то случилось?
        - Я разбудила его поесть, он плакал, потому что не доел.
        - Сейчас все хорошо?
        Мужчина смотрит внимательно и изучающе. Мне кажется, что от него не укрывается ничего. Откуда-то же он узнал, что Родион плакал. Или его спальня находится рядом с этой комнатой. Вряд ли, потому что в таком случае он обрекает себя на бессонные ночи. Родион далеко не всегда послушный мальчик.
        Я задерживаю взгляд на его широкой груди, покрытой порослью волос, и после поднимаю взгляд выше, встречаясь с его глазами.
        - Проблем с кормлением нет?
        Мужчина будто читает мои мысли. Я же не знаю, что говорить. Признаваться или врать? И то и то мне кажется неправильным, поэтому я выбираю меньшее из зол - правду.
        - Количество молока значительно уменьшилось, - я не выдерживаю его пристального взгляда и отворачиваюсь, смотря на сына.
        Тот умиротворенно спит, но через несколько часов он проснется, а я не знаю, смогу ли его накормить.
        - Я позвоню утром знакомому доктору, он приедет, чтобы осмотреть тебя.
        - Лучше бы рассказал, что будет дальше, - серьезно прошу его. - Это облегчит мое состояние, и я перестану нервничать. Это, знаешь ли, тоже влияет на лактацию.
        Адам задерживает на мне тяжелый взгляд и, оторвавшись от косяка, закрывает дверьи шагает вглубь комнаты. Я замечаю это боковым зрением и даже отхожу на пару шагов. Адам останавливается у кровати и садится на край.
        - Ты будешь спать с ребенком в одной постели?
        - Это единственное, что тебя интересует? Если да, то мой ответ “Конечно!”. Родион мой сын.
        - В целях безопасности я бы рекомендовал перекладывать его в кроватку, - комментирует Адам.
        - Я не хочу вставать каждый раз, когда у него выпадет соска или он разбудит себя ручкой. Мне так удобнее.
        - Пусть рядом будет няня. Она даст тебе возможность отдохнуть ночью, когда Родион не будет требовать кормления.
        - Как великодушно! - снова не сдерживаю язвительного тона. - Ты не подумал, каково мне будет оставаться с чужим человеком?
        - В твоей комнате могу ночевать я.
        Вначале мне кажется, что он шутит, но мужчина смотрит совершенно серьезно, а после продолжает:

        - В конечном итоге так и будет, ведь на днях ты станешь моей женой.
        - Вот об этом я и хотела поговорить, - киваю. - Ты же не думаешь, что я с легкостью смогу переметнуться от одного мужчине к другому и не заметить? Я все еще..
        - Только давай не о своем бывшем муже, - с раздражением отвечает он. - Он продал тебя, как инкубатор. Взял деньги и даже не подумал перевести деньги, что вы выручили за продажу квартиры на твой счет, - его глаза сейчас чернее тучи, взгляд направлен прямиком на меня и он точно не выражает ничего хорошего.
        Я не знаю, откуда ему известно о деньгах на счету Андрея, но то, с каким презрением он говорит о мужчине, свидетельствует только об одном: мой муж действительно взял деньги за меня. И все девять месяцев притворялся.
        Нет, мне все же нужно поговорить с ним, иначе изведусь догадками.
        ГЛАВА 9
        - Вам все понятно? - доктор смотрит на меня, как на дурочку. - Обильное питье, меньше нервов, больше свежего воздуха. Препарат на крайний случай я написал. Он импортный, но безвредный для ребенка.
        - Дорогой?
        Наверное, мой вопрос кажется ему странным, потому что он приехал в дом, где все буквально пропитано деньгами. Обстановка, прислуга, дорогая мебель, все это наводит на мысль о состоятельности, а я интересуюсь, дорогой ли препарат для лактации.
        - Не то, чтобы очень, но… я назначаю его только в крайнем случае. Сейчас вы понемногу сцеживаетесь, не нервничаете, больше гуляете, - мужчина улыбается. - У вас и без препарата все наладится!
        Я очень на это надеюсь.
        Как и на то, что Адам позволит мне спокойно поговорить с мужем. Я уже не прошу об уходе. Все равно некуда. Ни квартиры, ни денег, ни работы. Просить у Адама снять мне квартиру, требовать алименты? Он не даст мне развод, а в том, что мы будем по документам мужем и женой, я не сомневаюсь. Об Андрее и упоминания не останется. Был человек и не стало.
        - До свидания, - Александр Иванович берет в руки чемодан, с которым пришел, и следует к двери.
        Его тут перехватывает прислуга и показывает, куда идти.
        Через полчаса в комнату входит Елена Эдуардовна.
        - Доброе утро. Как спали?
        - Никак, - пожимаю плечами. - Ворочалась. Молока не было, но Родион спал отлично.
        - Ну и хорошо! Адам Всеволодович сказал, что мы можем погулять во дворе. Внизу стоит коляска. Вы бы ее видели! - с восхищением произносит няня. - Я как посмотрела - дар речи потеряла. Высокая, с удобной ручкой, я такие только по телевизору видела.
        - Нам разрешили выйти на улице? - с сомнением спрашиваю.
        - Конечно! Вам доктор сказал больше свежего воздуха, да и Родиону он нужен. Вы территорию видели, Ангелина? Я часть успела посмотреть, она огромная, и сад есть, и беседка, даже бассейн, но сейчас холодно.
        Я мотаю головой. Я не успела ничего толком увидеть, потому что когда меня привезли, я тряслась от страха.
        - Собирайтесь, и пойдем.
        - Хорошо.
        Решаю отложить разговор с Адамом на потом. Врач сказал, что мне не стоит нервничать, вот и не буду! Меня не бьют, надо мной не издеваются, Адам хорошо ко мне относится, поэтому можно потерпеть мое пребывание здесь. Говорят же, что утро вечера мудренее, вот и постараюсь ни о чем не думать, хотя поговорить с Андреем хочется уже сейчас.
        Не истерить, не плакать, просто посмотреть ему в глаза и спросить. Узнать, правда ли он променял меня на деньги? На немаленькие, но как он мог, в конце концов?
        Мы выходим на улицу. Елена Эдуардовна помогает мне одеть Родиона в новые вещи и спустится с ним по лестнице. Неожиданно для самой себя я проникаюсь к этой женщине. За ее честность и за то, что она вот такая… простая, легкая, спокойная, что ни голос не повысит, ни от требований не уйдет. Последние, кстати, нужно обсудить с Адамом. Если мне нужно остаться здесь, то хотя бы Елена Эдуардовна должна быть человеком, которому я могу доверить ребенка, а это означает снятие его глупых требований.
        Няня не врет. Коляска и правда красивая. Не чета той, что у меня была. Я хотела такую, засматривалась на нее в магазине, но Андрей замотал головой и указала на другую. В пять раз дешевле. У нас были деньги на сбережении. Те, что остались после продажи квартиры. Но Андрей сказал нет, а я согласилась.
        Почему-то я вспоминаю это только сейчас, а тогда думала, что он прав. Ну действительно, зачем нужна коляска за сто тысяч? И за двадцать хорошая, да, ниже, не такая удобная, но это все на год, может полтора.
        Мы могли бы не пожалеть денег, это ведь ребенок. Заработали бы потом. Я бы вернулась на работу, когда малышу исполнилось три года.
        - Правда, красивая? - причитает Елена Эдуардовна, глядя на коляску. - Шикарная такая.
        - Красивая, - подтверждаю и укладываю малыша на мягкий матрасик.
        Родион кряхтит, но проблема решается соской и свежим воздухом. Едва мы выходим на улицу, он тут же успокаивается и затихает.
        - Вот что свежий воздух делает, - причитает няня. - У меня так с сыном было. Он так же затихал, стоило нам выйти.
        Елена Эдуардовна мне нравится. Чем-то она напоминает мою маму: все так же норовит поучить, но все время себя сдерживает, ведь ее наняли на работу.
        На улице и правда шикарно. Невероятная беседка, где мы немного посидели, разговорившись. Женщина рассказала мне о своем сыне и дочери, а еще о внуке, которому недавно исполнилось три месяца.
        - Мы редко видимся, - она вздыхает. - Сын с женой в другом городе живут, а ко мне только в гости. И Степашка с ними.
        Она рассказывает, а я вдруг думаю о том, что у Родиона даже дедушки с бабушкой нет. Родители Андрея так и не приехали после его рождения, а теперь и не приедут. Интересно, у Адама есть мама с папой? Может, еще не все потеряно и у Родиона будет и бабушка и дедушка?
        Мне почему-то становится так грустно от этих мыслей. Ни бабушки, ни дедушки у Родина нет, а братик или сестричка появятся не скоро, если вообще появятся. Я вдруг вспоминаю, как Адам сказал, что рано или поздно мы все равно будем спать в одной комнате, и мне становится не по себе. Это вообще возможно? Сейчас этот мужчина вызывает во мне лишь страх и ненависть.

        Внутри рождается ненависть из-за того, что мужчина разрушил мою семью. Из-за того, что влез и разбил все мечты и планы. Разве можно после всего этого быть с ним? И предал бы меня когда-то Андрей, если бы не Адам?
        - Ангелина?
        Елена Эдуардовна встревоженно всматривается в мое лицо.
        - Вам плохо?
        - Н-н-н-е-е-е-т, простите. Идемте дальше?
        - Да, пожалуй. Покажу вам сад.
        Мы выходим из беседки и направляемся куда-то в сторону. Уже издалека я вижу сад. Множество цветов, ели, кустарники и тропинки, чтобы прогуляться и подышать свежим воздухом. Я и не думала, что вот такая красота может быть у кого-то дома. В парке, где-нибудь в заповеднике - да, но чтобы на территории дома? Я в который раз убеждаюсь, что у владельца этого дома бессчетное состояние.
        - А что дальше? - спрашива у женщины.
        - Бассейн с шезлонгами, но там сейчас холодно.
        Я грустно киваю. Уже давно ноябрь. На улице действительно похолодало, солнышко выходит не постоянно, так что поплавать в бассейне и понежиться на шезлонге не получится.
        Мы гуляем еще полчаса и возвращаемся в дом. Я забираю Родиона из коляски и уже собираюсь подняться на второй этаж, когда слышу:
        - Ангелина! Я хотел бы с вами поговорить.
        ГЛАВА 10
        Пока Родион спит, решаю, что пойду на разговор с Адамом. Я нагулялась на улице, немного успокоилась, теперь можно попытаться поговорить без нервов. Передаю сына Елене Эдуардовне и поворачиваюсь к мужчине.
        - Да, конечно.
        - Пойдемте.
        Он ведет меня на второй этаж, в кабинет, где мы разговаривали в первый раз. Адам садится в кресло, а мне указывает на диван.
        - Свидетельство о расторжении брака вот, - он протягивает мне бумажку. - А это, - он поднимает вверх еще две - заключение нашего с тобой брака и свидетельство о рождении Родиона.
        Я думала, что это произойдет не так скоро. Через несколько дней, хотя бы, но нет. В моих руках подтверждение того, что я больше не жена Андрея. Теперь я Суворова Ангелина, жена некого Адама Суворова. Что я знаю об этом мужчине кроме того, что он обманом стал отцом моего ребенка?
        В свидетельстве о рождении, как я и думала, написано имя Адама.
        - Я хочу поговорить с Андреем, - спокойно прошу у него.
        - Ангелина… - он чуть мотает головой.
        - Я знаю, что ты против, что по документам мы теперь женаты, но… я хочу с ним поговорить.
        - У тебя угроза прекращения лактации. Я поговорил с Сашей, он сказал, тебе нельзя нервничать, много есть и пить, а еще гулять.
        - Да, я знаю.
        - Если ты поедешь к нему, ты будешь нервничать.
        - Если не поеду - тоже!
        Адам хмурится. Я вижу, что он недоволен, но при этом молчит. Возможно, хочет что-то сказать, но сдерживается, потому что мне нельзя нервничать.
        - Мы можем обсудить это потом?
        - Нет, не можем. Я хочу поехать к Андрею незамедлительно!
        - Поехать? - уточняет Адам. - Поехать, а не поговорить по телефону?
        - Да, поехать.
        - Нет.
        - Нет?
        Я шокировано смотрю на мужчину. Он отказывает мне? Не позволяет поехать к бывшему мужу?
        - Ты никуда не поедешь! - он ударяет кулаком по столу, от чего я вздрагиваю. - Он предал тебя, а ты хочешь поехать к нему?
        - Предал?! - я вскакиваю на ноги. - Откуда мне знать, что ты не врешь? Что вот это вот, - обвожу рукой дом. - Не золотая клетка для меня, а ты на самом деле маньяк!
        - У тебя на руках тест ДНК, - уже спокойнее замечает Адам.
        - Я хочу поехать к Андрею.
        - Ангелина.
        - Я хочу поехать к Андрею!
        На глаза наворачиваются слезы, а в груди жжет. Есть ли у меня надежда, что Адам врет? Есть! Она безусловно есть. Я все еще думаю, что Андрей не предавал меня. Возможно, это глупо, но его я знала не один год, а человека напротив вижу второй день.
        - Поехали!
        Адам внезапно поднимается, идет ко мне, хватает меня под локоть и выводит из кабинета. По пути набирает кого-то и говорит, чтобы водитель подогнал машину.
        - Родион, - я дергаю рукой. - Его нужно покормить.
        Адам кивает, но руку не отпускает и продолжает тянуть меня дальше. Уже у машины он набирает кого-то снова и произносит:
        - Покормите малыша, если будет необходимость, мы уедем.
        Я пытаюсь возразить, но мужчина силой вталкивает меня в машину и садится рядом. От такого напора я замолкаю и отодвигаюсь подальше, вжимаясь в дверь с противоположной стороны. Почему-то, когда я сидела рядом с Рустамом, я даже не сразу его заметила, а Адам скалой возвышается рядом. Сидит почти вплотную ко мне.
        Челюсти сжаты, руки напряжены, смотрит прямо впереди себя и даже не шелохнется в мою сторону.
        В городе понимаю, что мы едем не в нашу квартиру. Тогда куда? Андрей переехал? Но это невозможно!
        Я молчу всю дорогу, до тех пор, пока машине не остаанавливается у стриптиз-клуба. Удивляюсь и спрашиваю, что мы здесь делаем, но мне не отчечают. Вместо этого Адам произносит:
        - Выходи.
        Я не спешу, но все же выхожу, не желая устраивать истерики в центре города. Адам берет меня за руку и ведет за здание клуба, поднимается по ступенькам и пропускает меня первой, открывая двери.
        - Это черный ход, - зачем-то говорит мне.
        - Зачем мы здесь?
        - Хочу кое-что показать тебе.
        Он сжимает пальцы на моей руке крепче и ведет меня дальше. Я слышу музыку, звонкий громкий голос ведущего, смех и пьяную ругань. Не знаю, что мы тут делаем, но едва попадаем в зал, я хочу развернуться и уйти. На что я должна смотреть? На полуголых девиц? Мне это неинтересно!
        Внутри мы надолго не задерживаемся, проходим между столиками и идем куда-то по коридору. Странно, но нам никто не препятствует, никто не говорит, что мы не должны тут находиться. Наконец, наш путь заканчивается у металлической двери, Адам пропускает меня внутрь, усаживает на диван и спрашивает:
        - Готова?
        - К чему?

        Мой вопрос остается без ответа, вместо этого Адам делает взмах рукой, и я вижу то, чего видеть не должна. За стеклянной перегородкой, которая внезапно становится будто прозрачной, я вижу своего мужа. Он сидит, широко расставив ноги, и раскинув руки в стороны. Перед ним танцует девушка. На ней почти нет одежды, она откровенно извивается, а Андрей смотрит. Она подходит ближе, и я вижу купюры, которые бывший муж дрожащими руками кладет ей за лямки трусиков.
        Я отворачиваюсь.
        - Ты хотела с ним поговорить, - жестко говорит Адам. - Нам прервать их?
        - Я хочу уйти, - произношу сквозь слезы. - Я хочу отсюда уйти.
        Я желаю, что настояла на своем, потому что боль от предательства резко простреливает сердце. На что я рассчитывала? Что Андрей был не в курсе произошедшего? Что он в ужасе мечется по городу и ищет меня? Я не хочу в этом признаваться, но именно так я и думала. Что мужчина рядом окажется настоящим мудаком, подставит моего мужа, а он… он ничего не знает на самом деле.
        Как же я ошибалась.
        Сильно. Глупо. По-детски.
        Адам открывает передо мной дверь. Я сажусь в машину и отворачиваюсь к окну. Чувствую себя ребенком, которому доказали, что его бросили родители, а он все это время не верил. Я тоже не верила, что Андрей предатель. До последнего. Пока не увидела все собственными глазами. Вот он. Вот деньги, которые он, не жалея, спускает на алкоголь и стриптизерш.
        - Я не хотел, чтобы ты это видела.
        Я дергаюсь, как от звонкой пощечины. Вздрагиваю всем телом и не понимаю: то ли он шутит, то ли говорит серьезно. Не хотел? А как хотел, когда предлагал моему мужу деньги, когда рушил все?
        - Это все из-за тебя, - рычу я, поворачиваясь к нему. - Из-за тебя, слышь? - я ударяю его в грудь несколько раз, пока он не перехватывает мои руки и не сжимает их в своих больших крепких ладонях. - Это ты виноват! Ты! Ты и твои грязные деньги! Почему мы, почему так? Неужели другого способа не нашлось?
        Я дергаю руками, желая сделать ему еще больнее, вырваться и ударить Адама по наглому лицу с вечной ухмылкой, но у меня ничего не получается. Он крепко держит меня за руки, а потом дергает так, что я оказываюсь у него на коленях. Он крепко обвивает меня за плечи, так, что я не могу пошевелиться и молча приказывает:
        - Успокойся!
        Я не собираюсь подчиняться, поэтому слышу уже серьезнее:
        - Успокойся, сказал!
        Он сжимает меня сильнее, придвигает к себе буквально вплотную, вжимает в стальные мышцы так, что вдохнуть тяжело, не то, что пошевелиться.
        - Дамир, машину останови и выйди.
        Автомобиль останавливается, я слышу звук закрываемой двери.
        - Послушай, что я сейчас скажу и постарайся это запомнить, потому что в ближайшее время мы не вернемся к этому вопросу.
        Я замолкаю.
        - Я бы никогда… никогда не полез в счастливую семью.
        Я дергаюсь, а Адам предупреждающе рычит.
        - Тихо, потом скажешь. Андрей согласился сразу. Даже не просил время на раздумья. У нас был другой кандидат, он попросил время подумать, а потом отказался. Сказал, что даже за такие деньги не согласится на это, что любит жену и мечтает о детях с ней, а твой… - он замолкает. - Я бы не стал лезть, если бы он хотя бы попросил подумать, если бы сказал, что сомневается, попросил бы доплату, не знаю, сделал бы хоть что-то, мать твою! А он ничего, слышишь? Ничего! Ты такого счастья хотела? Жить и не знать, что твой муж может в любой момент тебя продать? А если бы это был не я? В рабство бы тебя отдал! Ты же сирота, никого у тебя нет, кто бы тебя защитил, кто бы оберегал тебя!
        К концу его монолога слезы, что таились внутри, вырываются наружу и скатываются по щекам. Он прав, но я не могу перестать винить его за все. За то, что влез, за то, что разрушил мой мир и вывернул его наизнанку, показав, что его больше не существует.
        - Я добра тебе желаю, поняла? И я не просто так тебя нашел, но сказать сейчас большего не могу. Ты все потом узнаешь, Ангелина. Просто верь, что ничего плохого ни с тобой, ни с нашим сыном не случится. Ты моя жена теперь и находишься под моей защитой. Я знаю, что ты хочешь уйти, но это невозможно. Ни с сыном, ни без него. Ты останешься в моем доме.
        Он ослабляет хватку, но не отпускает, не отталкивает от себя, продолжая шумно вдыхать и выдыхать и обнимать меня за талию. Я сама не понимаю, как ухватываюсь за его плечи. Меня почему-то шатает. Голова не работает, тело ослабевает, будто я сейчас упаду в обморок.
        Мы находимся друг к другу слишком близко. В нос тут же ударяет тяжелый мужской запах: сильный, мускатный, с нотками чего-то цитрусового и… мужского. Сама того не понимая, дотрагиваюсь до бугристых мышц на его плечах, пальцы перебирают складки рубашки и натыкаются на жар, исходящий от его кожи. Я чувствую его даже сквозь грубую материю.
        Взгляд наталкивается на вздутую вену на шее, на грубую, чуть смугловатую кожу, а потом я замечаю шрам за ухом. Непроизвольно веду рукой выше по плечу, прохожу воротник рубашки и касаюсь холодными пальцами горячей кожи прямо в области шрама. Их там, оказывается, несколько.
        - Откуда они?
        ?
        Адам дергает головой и отталкивает меня от себя. Я так быстро слетаю с его колен на мягкую обивку дивана, что не сразу понимаю, что стало тому причиной. Шрамы? Ему неприятно вспоминать то, как он их получил?
        - Это глупости. Не имеет значения, - сквозь зубы выдает он, а после, потеряв всякий интерес ко мне, наклоняется, чтобы открыть дверцу авто и произнести: - Поехали, Дамир.
        ГЛАВА 11
        Домой мы добираемся в полной тишине, так как Адам не произносит больше ни слова. Он отворачивается от меня к окну и что-то быстро печатает в телефоне. Я хмыкаю и тоже отворачиваюсь. Не понимаю причину его недовольства. Я заметила шрамы и задала ненужные вопросы? В таком случае стоит выписать на листке список: разрешенных и запрещенных тем для разговоров.
        Сейчас я не понимаю, как мы вообще сможем ужиться вместе, если даже в такой легкой ситуации споткнулись друг о друга. Я попыталась спросить, и он тут же оттолкнул меня, не желая делиться. Разве это нормально? По документам мы уже муж и жена, так почему он ведет себя так грубо и бесчеловечно?
        По приезду Адам первым выходит из машины и следует в дом. Когда его широкая спина, обтянутая рубашкой, скрывается за дверью, я только выхожу из машины. К Родиону меня больше не проводят, маршрут я изучила сама, правда, на втором этаже замялась и остановилась у коридора, который ведет к комнате девочки. Интересно, она выходит на улицу? Гуляет? Или все время сидит в доме так тихо, что ее даже не слышно?
        По пути в комнату почувствовала прилив молока, потрогала грудь и поняла, что сегодня Родиону будет что покушать. Надеюсь, что его не успели покормить смесью, ведь отсутствовали мы всего ничего.
        - Ох, слава богу, что вы пришли, - восклицает Елена Эдуардовна, стоит мне зайти в комнату. - Я так и не покормила Родиона, пришлось убаюкивать его на руках, - она виновато опускает взгляд.
        Сын мирно посапывает, правда, при этом интенсивно жует соску. Проголодался. Я улыбаюсь и забираю его с рук Елены Эдуардовны, сажусь на кровать, упираюсь в спинку, вытаскиваю изо рта Родиона соску и заменяю ее грудью. Малыш тут же просыпается и начинает интенсивно кушать. Проголодался, мой маленький.
        - Мне сказали покормить малыша смесью, если вы не вернетесь быстро или у меня не получится его успокоить до вашего приезда, но я старалась, - няня улыбнулась. - Боялась, что если начнем кормить из бутылочки, да еще и сладкой смесью, Родя откажется от груди.
        - Родя? - с улыбкой переспрашиваю у нее.
        - Ну да, - кивает. - Нужно же было придумать ласкательное малышу. Ничего лучше Роди в голову не пришло.
        Я киваю. Малыш с жадностью утоляет голод, а я поддерживаю его за головку и крошечное тельце.
        Я так хотела ребенка!
        Помню, сколько мы пытались, но забеременеть, несмотря на уверения врачей, что и у меня, и у мужа, все хорошо, не получалось. Мы долго старались, я нервничала, срывалась, не зная, что делать дальше и как выйти из положения. ЭКО казалось нам спасением и мы, не задумываясь готовились к нему. Когда же все пошло не так?
        Я и раньше замечала в муже тягу к деньгам, к чему-то незаконному. Одно казино, с которым он связался три года назад, чего стоило. Я долго не знала. Не понимала, куда деваются деньги, а когда к нам пришли коллекторы, и вовсе присела на диван в прихожей и разрыдалась. Андрей тогда мне все рассказал, сказал, что давно завязал, и я ему поверила. После выплаты кредитов у нас все наладилось, мы стали жить лучше, собирать на отдых, и вот снова.
        Правда, казино и кредиты не ранили меня так сильно, как предательство. Он же не просто согласился на сделку, он на следующий день после моего исчезновения, пошел в стриптиз-клуб смотреть на то, как танцует другая. Неужели он даже не вспоминал обо мне? Не думал?
        - Вы расстроенная, что-то произошло?
        Я с тоской перевожу взгляд на Елене Эдуардовну. Она обеспокоенно смотрит на меня и поджимает губы, а мне вдруг стало интересно, что ей рассказали. Знает ли она, как я оказалась в доме.
        - Скажите мне, что вы знаете о нашем прибытии сюда?
        Она переводит на меня взгляд, смотрит на меня расширенными удивленными глазами и приподнимает брови.
        - Мне сказали, что вы родили ребенка хозяину, но пока не состоите в браке, - запинаясь, произносит Елена Эдуардовна.
        - Уже состоим.
        - О-о-о-о, так это вы…
        - Нет, - мотаю головой. - Мы ездили в другое место. Свидетельство о браке я получила сегодня до поездки.
        - Ох, поздравляю! Это, наверное, так волнительно?
        Женщина настолько искренняя, что я вдруг понимаю: она ничего не знает. Не понимает, что меня привезли сюда, совершенно ничего не знающую, что перед этим меня похитили. Я вздыхаю и киваю головой. Конечно, волнительно! Особенно в моем случае и после утверждения Адама о том, что рано или поздно мы будем спать в одной комнате. Вместе.
        - А о девочке вы что-то знаете?
        - О девочке?
        - О дочке хозяина.
        - А. Нет, ничего не знаю. Меня нанимали няней Родиону. Знаю только, что Машей занимается другая няня.
        - Вы видели, чтобы девочка гуляла?
        - Я ее вообще не видела, - Елена Эдуардовна пожимает плечами. - У них свое расписание, наверное.
        - Расписание?
        - Когда я устраивалась на работу, мне сказали, что у нас немного позже будет расписание, но его пока не принесли.
        - Мы будем гулять по времени? - не верю своим ушам.
        - Наверное. Я не знаю ничего, Ангелина. И говорю вам то, что сама знаю.

        Увлеченная желанием поговорить с бывшим мужем, я совершенно не подумала о том, что было бы неплохо поговорить с Адамом и расспросить его о дурацких правилах и расписаниях. Я не хочу жить по часам, ложиться спать строго в девять, вставать в семь, завтракать в девять, а ходить на прогулку, когда скажут. Я так не привыкла и не собираюсь привыкать. И если так живет его дочь, не удивительно, что ей мерещится непонятно что.
        ГЛАВА 12
        - Ну тише, тише, маленький, - я второй час пытаюсь успокоить Родиона, который никак не может уснуть.
        Молока в груди, на удивление, достаточно, но он все плачет и плачет, а у меня опускаются руки и слипаются глаза. Прошлая бессонная ночь дает о себе знать дрожью в руках, головной болью и звоном в ушах. Я так хочу спать, что в конец просто не выдерживаю: укладываю Родиона в кроватку и начинаю укачивать там, напевая.
        Крик не стихает. Он усиливается. Лекарство от колик я ему уже дала, отведенную дозировку снова можно будет дать только спустя часа два. И это пугает меня. Я не знаю, что с Родионом и почему он так сильно плачет. Ножки он, вроде бы, не поджимает, но все время дергается и будто пытается избавиться от пеленок. Но так он только будит себя.
        Я начинаю засыпать под его крики. Одной рукой качаю коляску и начинаю дремать. Вздрагиваю от звука открываемой и закрываемой двери. Вскакиваю на кровати и первое время пытаюсь разлепить глаза. Когда это мне, наконец, удается, вижу перед собой Адама с Родионом на руках. Он перекладывает сына на пеленальный столик и начинает снимать с него пеленки.
        - Стой, не нужно. Он себя разбудит!
        - Он поэтому и плачет, - Адам пожимает плечами. - Давай я запеленаю тебя в простынь и скажу - спи!
        Мой мозг отказывается воспринимать ситуацию, потому что добрая его половина просто спит. Дрыхнет! Не хочет работать и качать кровь.
        Адам медленно стаскивает с сына пеленки, ползунки, меняет памперс, а после берет на руки и носит по комнате, что-то рассказывая тихим голосом.
        - Ну что ты сидишь? - он поворачивается ко мне. - Спи, я побуду с ним.
        - Но…
        - Тебе поспать нужно, Ангелина. Няню на ночь ты оставлять не захотела, а сама сваливаешься с ног. Ложись, я побуду с сыном. Тем более в моих руках он не плачет!
        А и правда, Родион замолкает и, кажется, даже начинает засыпать. Неужели действительно нужно было его только распеленать и дать свободу ручкам и ножкам? Я не хочу больше думать, откидываюсь на кровать и закрываю глаза. Лишь бы Родион больше не плакал… лишь бы не плакал.
        Кажется, моя мечта сбылась, потому что просыпаюсь я только утром. В окно ярко светит солнце, я раскидываю руки на кровати и смотрю в потолок, а потом подрываюсь, как сумасшедшая, и замечаю, что ни кроватки, ни Родиона нет.
        Прямо в ночнушке, не надев даже тапочек, вылетаю в коридор, осматриваюсь и иду к дверям, расположенным рядом с моей комнатой. Если Адам слышал крик малыша, значит, его спальня должна быть где-то рядом.
        Так и выходит.
        Я нахожу их спящими на большой кровати.
        Адам спит, уткнувшись в подушку, а Родион размещен рядом, но в детской люльке. Мужчина не позволил себе оставить малыша просто на постели. Они оба спят. Я подхожу ближе, заглядываю в люльку. Сын спит без соски: с улыбкой на лице и бутылочкой, видимо от смеси, рядом. На моем лице появляется улыбка. Я умиляюсь такой картине.
        От осознания, что Адам не стал меня будить, сам покормил малыша, мне становится как-то тепло на душе. Обо мне подумали, позаботились, дали отдохнуть, значит, я смогу поговорить с ним и попросить объяснений? Это дает мне маленькую каплю надежды на адекватность мужчины.
        Видимо, Родион ночью вновь начал плакать, а потому Адам забрал его к себе. И только сейчас им обоим удалось уснуть? Я тяну мягкую люльку на край и, подхватыв ее, уже собираюсь забрать Родиона, но вдруг натыкаюсь на пристальный, внимательный взгляд хозяина дома.
        - Оставь сына… - его тон звучит, как приказ, но, смягчившись, Адам добавляет: - Пожалуйста.
        Я замираю.
        Внутри меня борется два человека: мать, понимающая, что Адам хочет провести время с сыном и женщина, которую обидели и насильно лишили семьи. Я колеблюсь. Не знаю, как поступить правильно. Оставить Родиона и уйти? Оставить и посидеть рядом с ними спящими, или настоять на своем и забрать сына?
        - Ангелина, пожалуйста, он мой сын, я не сделаю ему плохого.
        И смотрит так, что я опускаю люльку обратно и даже пододвигаю ее к мужчине ближе. Топчусь на месте, не зная, лучше уйти, или остаться и, наконец, делаю шаги в направлении двери. Адам прав. Он отец, и он не сделает Родиону ничего плохого. Если бы хотел, уже бы сделал, а он его переодел, покормил и…
        - Останься, - вдруг слышу в спину. - Кровать широкая, ложись по ту сторону люльки, - он замолкает, а я замираю. - Я же вижу, ты боишься оставлять сына со мной. Не уходи.
        “ - Не уходи, Ангелина, останься! - голос Тимура эхом отзывается в голове.
        - Не могу. Она моя сестра. Я не могу ее предать! - а это я… давным-давно.
        Так давно, что уже и забылось.”
        Хочется сжать голову ладонями так сильно, как это вообще возможно, лишь бы прогнать эти воспоминания оттуда. Вычленить, убрать, забыть о них. Почему, почему, почему сейчас? Что в этом мужчине такого, что я вспоминаю? Голос, тон? Всё ведь другое? Или я забыла, каким был Тимур?
        Я поворачиваюсь.
        Бросаю взгляд на Адама. У него даже цвет глаз другой, не такой, как у Тимура. Они у него зеленые, не голубые.
        Адам двигается чуть к краю, пододвигает к себе Родиона и освобождает место для меня. Нерешительность и страх сосредотачиваются во мне. Что делать? Уйти, или остаться? Я действительно не хочу оставлять сына, но лечь в одну кровать к мужчине, который фактически меня купил, тоже не желаю.

        ГЛАВА 13
        - Я пойду, - пячусь назад под пристальным взглядом Адама.
        Остаться тут выше моих сил, поэтому как только мне удается отойти подальше от кровати, я разрываю зрительный контакт с мужчиной и поворачиваюсь к двери, чтобы трусливо скрыться за ней. Да, я не готова так быстро меняться. Еще пару дней назад я была самой счастливой женой и мамой на свете, тогда у меня сбылись едва ли не все мечты, а уже сегодня… кто я сегодня?
        Жена другого.
        Человека, которого даже не знаю.
        Дальнейшее меня пугает еще больше.
        Я почему-то жду, что Адам пойдет за мной, вернет меня в комнату и силой заставит лечь рядом, но ничего такого не происходит. Я спокойно захожу в комнату, отведенную нам с Родионом, пользуясь моментом принимаю душ, а когда выхожу - привожу в порядок лицо. После процедур улыбаюсь своему отражению.
        Мне уже не двадцать, чтобы не беспокоиться о внешнем виде. Через месяц исполнится тридцать. Время пролетело слишком незаметно для меня самой. Еще недавно мы с сестрой радостно бегали по лужайке и строили планы на будущее, а уже сегодня я второй раз вышла замуж, родила ребенка, а Алисы рядом нет.
        Я грустно улыбаюсь своему отражению, осознавая, что женщине с новорожденным малышом для счастья нужен только спокойный ночной сон.
        Когда я захожу в комнату, на кровати сидит Адам. Его волосы смешно взъерошены после сна, лицо помятое, но зато глаза, кажется, веселее, чем вчера.
        - Мне нужно уехать на несколько дней, - произносит он. - Тебе в помощь остается Елена Эдуардовна, пожалуйста, не отпускай ее ночью, пусть помогает, ты должна выспаться.
        Я киваю. Так действительно будет лучше. Вчера я стала засыпать под крики Родиона и у меня попросту не было сил, чтобы его успокоить. Подобное точно не должно повторяться, и раз уж помочь кроме Елены Эдуардовны, некому, придется оставить ее на ночь, правда, нужно отменить те дурацкие условия. Что толку, если она будет стоять у кроватки и смотреть на его слезы, не имея возможности что-то сделать.
        - У меня есть условие.
        - Даже не сомневался, - с улыбкой на лице произносит Адам.
        - Елена Эдуардовна сказала мне, что у нее условия работы с ребенком. Многие из них странны для Родиона, так как он младенец. Я хочу снять эти запреты.
        - Все, кроме мобильного телефона - пожалуйста, - с легкостью соглашается Адам.
        От такого скорого решения я даже теряюсь. Думала, что мне придется придумывать аргументы, объяснять свою позицию, а он просто взял и… согласился.
        Адам поднимается с кресла, белая футболка, что на нем надета, резко обтягивает бугристые мышцы на его бицепсах, и я вдруг вспоминаю, как вчера прижималась к нему в машине и трогала их руками. Как обводила пальцами непроизвольные рисунки и ощущала жар, исходящий от его кожи.
        - Я искупал и переодел Родиона. Кормил его еще ночью из бутылочки, думаю, вскоре он потребует материнского молока.
        Я киваю и перевожу взгляд на его лицо. Он выглядит уставшим, измученным и невыспавшимся, но на удивление довольным. Адам делает шаг в сторону и замирает. Его лицо искажает гримаса боли, и я, не думая, тут же подлетаю к мужчине, успевая как раз вовремя. Он опирается на меня, впивается рукой в мое плечо. До боли, но я не обращаю на нее внимания, пододвигаю стул и помогаю ему сесть.
        - Что болит? - голос звучит как-то кряхтяще.
        Это от того, что в горле пересыхает, а губы отказываются шевелиться. Мне отчего-то страшно. Мало ли, что тут творится у него в доме, вдруг кто-то подсыпал яд, а… а обвинят во всем меня.
        Едва эта мысль посещает меня, как я быстро убираю от Адама руки. Он не обращает на мой жест никакого внимания, но когда замечает, с сожалением усмехается.
        - Испугалась, - кивает он. - Все в порядке, - уже жестче. - Спасибо.
        Он поднимается со стула так быстро, что я не успеваю отойти. Адам оказывается в паре сантиметров от меня, возвышается, как неприступная сказал и смотрит сверху вниз, после чего кладет руку мне на талию и чуть отодвигает в сторону, чтобы пройти, хотя мог бы и не касаться меня, а просто обойти.
        - Что с тобой?
        - Все в порядке, - отрезает и смотрит потемневшим взглядом. - Не выспался.
        Он пожимает плечами и уходит, тихо прикрывая за собой дверь, а я остаюсь стоять и гадать, что только что произошло и почему такой сильный на вид мужчина имеет подобные слабости. Все дело в бессонной ночи или есть что-то более серьезное?

        ГЛАВА 14
        Елена Эдуардовна приходит уже после кормления. В приподнятом настроении и с улыбкой она врывается в комнату и тут же спрашивает:
        - Это вы, да?
        - Что я?
        - Попросили снять все эти требования, - она довольно улыбается. - Сегодня, едва я пришла на работу, мне сказали, что из всех условий остается только мобильный телефон, да и то мне разрешили отвлекаться и звонить родным, если потребуется, только не рядом с Родионом. Это же ваших рук дело?
        - Я попросила Адама снять требования, если вы будете оставаться на ночь.
        - На ночь? - она снова улыбается. - Спасибо вам, спасибо большое, я… я даже не знаю, как вас отблагодарить.
        Она подходит ближе и садится на край кровати, смотрит на меня с такой благодарностью, что я замечаю неладное. Не может человек так радоваться тому, что ее оставили работать на ночь. Она говорила, что испытывает проблемы с финансами, но не объясняла, зачем ей деньги. Решаю, что расспрошу об этом на прогулке, ведь там мы, обычно, разговариваем и делимся чем-то сокровенным.
        - Вы узнавали по поводу расписания, об этом я не успела спросить.
        - Да, - она кивает. - Мне сказали, что расписание для нас составлять не будут, - она улыбается. - Видимо, вы положительно повлияли на хозяина.
        Я лишь пожимаю плечами. Рада, что нам расписание не составили, но все же решаю, что после приезда Адама домой, обязательно поговорю с ним о его дочери. Почему девочка не носится по дому, не играет, не плачет. Чем она занимается весь день? По голосу ей лет пять, может шесть, правда, букву “р” она до сих пор нормально не выговаривает. Прямо как мы с сестрой. Лет до семи, а то и восьми мы разговаривали и шепелявили, несмотря на занятия с логопедом.
        Я только родила сына, но даже сейчас мне кажется, что так быть не должно. Что не может девочка, которой пять лет, сидеть смирно и тихо в своей комнате, гулять на улице так, чтобы ни я, ни Елена Эдуардовна ее не слышали и не видели. Это невозможно! И я хочу поговорить об этом с Адамом. Что если ее расстройства и видения следствие того, что она весь день проводит в одной комнате? Так ведь быть не должно.
        И пусть я должна думать о себе, но ведь она ребенок, и ей нужны не только занятия, коими, я уверена, ее окружили, но еще и прогулки, развлечения, игры, любовь в конце концов, и внимание отца, а не нянек.
        - Погода прекрасная, - замечает Елена Эдуардовна, когда мы выходим на улицу.
        И правда: ярко светит солнце, ветра почти нет, как и туч. Я с радостью подставляю лицо солнечным лучам, улыбаюсь и толкаю впереди коляску. Мы идем в беседку, сидим там, наверное, минут сорок. Родион крепко спит, а мы разговариваем.
        - Вам нужны деньги, скажите, что-то срочное?
        - И да, и нет, - нехотя отвечает Елена Эдуардовна. - У сына обнаружили опухоль. Там первая стадия, есть возможность быстро излечиться, но больших денег у них с женой нет. Кое-какие сбережения, но они уже ушли на лечение. Я хочу помочь, ведь он еще так молод. Ему жить и жить.
        Я понимающе киваю. Даже не представляю, что делала в таком случае.
        - Вы не пробовали поговорить с Адамом, - спрашиваю. - Что, если он даст нужную сумму наперед, а вы будете отрабатывать?
        - Об этом я даже не думала, - вдруг признается женщина. - А как думаете, он может дать?
        - Просто так нет, но с договором, думаю, да, к тому же вы отработаете. Другую няню к Родиону я вряд ли подпущу.
        - Спасибо вам большое, - Елена Эдуардовна хватает меня за руки.
        - Это лишнее, - аккуратно освобождаю ладони из ее захвата. - Идемте в дом? Я проголодалась.
        По дороге к дому я впервые вижу дочь Адама. Она стоит к нам с Еленой Эдуардовной спиной, но я вижу ее ровную осанку, высоко вздернутую голову и активные жесты руками, видимо, она пытается что-то объяснить своей няне. На ней надето нежно-розовое пальтишко, доходящее чуть ниже колен, темные ботиночки и теплые белые колготки, но меня завораживают кудри. Темные, вьющиеся волосы, ниспадают на плечи и доходят до поясницы. Девочка мотает головой, что-то снова показывает няне и та поворачивается в ту сторону, куда указывает малышка.
        Вот в этот момент она и поворачивается к нам.
        Несколько долгих минут я осматриваю ее лицо. Ей определенно не пять, лет семь-восемь, она довольно высокая для пятилетнего ребенка, к тому же смотрит так… по-взрослому. Даже отсюда я вижу ее изучающий нас взгляд. Девочка очень красива, пухлые щечки, губки-бантиком, голубые глаза, видимо, доставшиеся от матери, а еще вздернутый носик и упрямое выражение лица.
        Я успеваю лишь вскинуть руку, чтобы помахать ей, как девочка бросается ко мне с криком:
        - Мама! Мамочка вернулась!
        Она подбегает ближе и обнимает меня за талию, чуть не сбивая с ног. Я могу лишь стоять, не понимая, что происходит. Девочка не знает, как выглядит ее мама или издалека не разглядела. Я приседаю, чуть отстраняя от себя малышку, и заглядываю ей в лицо.
        - Мамочка…
        И смотрит так, что мое сердце кровью обливается. На ее глазах блестят слезы, рот кривится, будто она хочет заплакать, но держится.
        - Ма-ма, - по слогам произносит и тянет ко мне свои ручки, касается холодной ладошкой моей щеки, перебирает по ней пальчиками

        Я замираю и чувствую, как и у меня на глаза наворачиваются слезы. Не знаю, как себя вести и ищу помощи вокруг, смотрю на Елену Эдуардовну, застывшую в таком же шоке, а после перевожу взгляд на прибежавшую няню малышки.
        - Маша, пойдем, это не твоя мама, - она пытается ее оттащить, но девочка быстро цепляется за мою шею и сжимает руки в замок.
        - Нет, это моя мама! - кричит она. - Моя мама, отпусти меня злая длакониха!
        - Маша! - уже сердито произносит женщина и девочка меня отпускает.
        Даже отходит на шаг. Смотрит исподлобья, затравленно на няню, а потом переводит взгляд на меня. Вытирает слезы со щечек тыльной стороной ладошек и с отчаянием в голосе произносит:
        - Скажи ей! - и уже не так уверенно добавляет: - Ты же моя мама, да?
        ГЛАВА 15
        В минуту, когда детские глазки-бусинки смотрят на меня с надеждой, я проклинаю Адама и то, что он не познакомил меня с малышкой раньше. Разве нельзя было сразу нас представить друг другу и избавить меня от необходимости между “сказать нет” и “прижать малышку к себе и не отпускать”.
        Знаю, что ей нельзя давать надежду, пока я не в курсе событий, но что делать? Оттолкнуть ее, когда она смотрит так, будто сейчас решается судьба всего человечества? Она ведь ждет, что я что-то скажу или подам знак, дам ей понять, кто я есть на самом деле.
        Я не могу.
        Тяну к ней руки и обнимаю за плечи.
        - Простите, - активизируется ее няня. - Не думаю, что хозяину понравилось бы…
        Я смотрю на нее так, что она тут же замолкает и поджимает губы.
        - Звоните своему хозяину и обрисуйте ситуацию, - шиплю. - А лучше давайте я, ваше каменное выражение лица играет не в вашу пользу.
        Я сомневаюсь, что эта женщина может выражать эмоции. У нее холодные, безжизненные глаза, тонкие бледные губы и светлая кожа. Она не проявляет и капли тепла к малышке, лишь холодно констатирует факты. А еще этот взгляд: ледяной и пробирающий до костей. Не удивительно, что малышка смотрела на нее как-то затравленно и со страхом.
        Няня-робот.
        Не удивлюсь, что и драконом Маша называла именно ее.
        Теперь понятно, почему малышка ищет тепла в совершенно чужом человеке и прижимается ко мне так сильно и доверчиво, что я готова разорвать ее отца. Да что же это такое происходит? Неужели нельзя было по-человечески, чтобы не травмировать ни меня, ни ребенка.
        - Мамочка, - шепчет она мне на ухо. - Я знала, что ты плидешь. Всегда знала.
        - Малыш… - я отстраняю девочку от себя, беру ее холодные ручки в свои ладони и смотрю на няню, которая уже набирает Адама. - Дайте сюда! - рычу, когда она что-то холодно мямлит в трубку. - Я быстро, ладно, малыш? Постой тут.
        Она понимающе кивает и отпускает мои руки. Отхожу, чтобы Маша не слышала наш разговор.
        - Ангелина?
        - Да я тут. Какого черта происходит, Адам? Твоя дочь что, не знает мать в лицо?
        - Она погибла при родах, - чеканит он. - Маша ее никогда не видела.
        Я замолкаю, не понимая, почему тогда взрослая девочка так бросается на чужих людей.
        - Что мне ей сказать, Адам? Ты лучше знаешь свою дочь, что говорить?
        - Скажи, что ты ее мама.
        - Что?
        Он, конечно же, меня уже не слышит. На том конце провода звучат гудки, а я удивленно смотрю на телефон. Скажи, что ты ее мама.
        Так просто!
        Я возвращаю мобильный няне и приседаю на корточки, чтобы наши с малышкой лица были на одном уровне.
        - Папа звонил? Ты давно тут? Почему папа не сказал, что ты плиехала?
        Я злюсь. Той ситуации, что сложилась и из-за того, что мне приходится врать маленькому ребенку. Разве можно обманывать и говорить, что мама, когда это совершенно не так? И почему это должна делать я, а не ее отец? Пусть бы приезжал и все объяснял ей, говорил, почему мамы не было так долго, почему все это время она не приходила. Она только пока об этом не спрашивает, но я уверена, что ей захочется знать.
        - Маша, послушай…
        - Ты не моя мама, да? - в уголках ее глаз снова собираются слезы. - Ты не соскучилась по мне и не обнимаешь…
        - Мама, - киваю я и обнимаю малышку. - Я твоя мама.
        Она обнимает меня сильнее, прижимается к моей шее и я чувствую, как маленькая теплая ладошка гладит меня по волосам.
        - У тебя такие же класивые волосы, как и у меня. И тоже непослушные, - смеется Маша. - Уложить их так сложно. Научишь меня?
        Я киваю, а у самой сердце кровью обливается, а я ведь даже не думала, что подобное произойдет, что уж говорить о маленьком ребенке.
        Пока мы разбираемся, Родион решает, что ему нужно наше внимание, и начинает громко плакать.
        - А кто там? - малышка удивленно раскрывает глаза. - Лебенок?
        - Да, - я киваю.
        - Он… наш?
        Малышка любопытно смотрит то на меня, то на малыша, пытается встать на носочки, чтобы разглядеть что-то в коляске, но у нее не получается.
        - А ты покажешь его мне? А как его зовут? Это твой малыш? Мой блатик?
        Снова куча вопросов. Создается ощущение, что девочка постоянно молчит и только сейчас может поговорить.
        - Покажу, конечно. Пойдем в дом? - и протягиваю ей руку.
        Девочка доверчиво вкладывает ручку в мою ладонь, когда я слышу за спиной:
        - Не думаю, что Адама Всеволодовичу понравится то, что вы…
        - Ну вот позвоните ему и спросите. А до тех пор, пока не будет никаких распоряжений я, пожалуй, сама решу, что буду делать!
        Женщина поджимает губы, но кивает. Берет телефон, но я лишь усмехаюсь.
        Уверена, Адам или выключил мобильный, или не возьмет трубку. Это ведь так по-мужски: оставить все проблемы на хрупкие женские плечи и свалить в кусты!

        ГЛАВА 16
        - Он такой маленький, - завороженно произносит Маша, смотря на Родиона. - А как его зовут?
        - Родион.
        - Лодион, - малышка хмурится и дует губки. - Ло… Лоди… А можно называть его по-другому?
        - Как по-другому?
        - Я Малия, но меня зовут Машей, а его можно клатко называть?
        - Роди, - я смеюсь, когда до меня доходит смысл ее вопросов. Она не может выговорить букву “р”, а имя сына по-другому назвать нельзя.
        - Лоди, - она вздыхает. - Плидется заниматься с логопедом уселднее, - серьезно произносит она и трогает сына за ножку. Нежно перебирает пальчиками по ползункам и хмурится, открывая и закрывая рот. - Не могу, - наконец, она отвлекается от усердного занятия. Не получится.
        - Потом попробуешь еще раз, - я улыбаюсь.
        - А почему он плачет?
        - Хочет кушать.
        - А что он кушает?
        - Мое молоко.
        - У тебя есть молоко? - девочка смотрит на меня широко открытыми от удивления глазами. - Как у коловы?
        Я смеюсь. Она такая непосредственная и искренняя, что я удивляюсь тому, как ее няня может оставаться глыбой льда без просвета улыбки на лице. Это ведь невозможно с таким солнечным одуванчиком рядом.
        - Нет, не как у коровы, - серьезно произношу я. - Когда у женщины появляются дети, она может их кормить молоком, которое собирается у нее в груди.
        - В глуди? - Маша удивленно смотрит на меня. - У тебя там молоко есть? - и тычет в меня пальцем.
        - Есть, - киваю.
        - А когда я появилась, у тебя там тоже молоко было?
        Я хочу, чтобы прямо здесь и сейчас появился Адам, чтобы послушал вопросы своей дочери и попробовал ответить на них. Почему этим должна заниматься я? Почему чувствую себя виноватой перед девочкой за то, что не появилась в ее жизни раньше? Да как же так можно: не рассказать дочке, что у нее скоро будет братик. И новая мама. Не ее.
        - Было, Машунь.
        - А как я появилась? - спрашивает она.
        - В каком смысле?
        - Ну где ты меня взяла? Как дети появляются у лодителей?
        Я бросаю негодующий взгляд на няню. Чем она весь день занимается, что не может объяснить девочке элементарных вещей? Или та ее настолько боится, что даже не спрашивает?
        - Машунь, а иди принеси игрушки, поиграем.
        - Ула!
        С веселым визгом Маша убегает наверх, за ней собирается пойти и няня, но я останавливаю ее грозным:
        - А вас, Штирлиц, я попрошу остаться.
        Она недовольно поджимает губы и поворачивается ко мне, сжимает руки в замок впереди себя и спрашивает не без щепотки раздражения:
        - Слушаю.
        - Вы с девочкой занимаетесь?
        - Чем именно?
        - Не делайте вид, что не понимаете. Она задает кучу вопросов, на которые в ее возрасте уже должна знать ответы. Кстати, сколько ей?
        Няня закатывает глаза, мол, ну вот, даже возраста ее не знаете, а уже меня учите.
        - Ей семь, - спокойно отвечает она. - Недавно исполнилось.
        - В этом возрасте она должна хотя бы иметь представление, откуда берутся дети, как их кормят.
        - У меня не было необходимости это рассказывать. Девочка никогда не спрашивала.
        Я вздыхаю. Не знаю, с какой такой тщательностью Адам выбирал няню, но вот эту неприступную и холодную грымзу он явно выбрал наобум. Ткнул в первое попавшееся резюме и печать поставил “Принято”.
        - Адам Всеволодович ответил вам? - уточняю, потому что хочу с ним переговорить.
        - Он вне зоны действия сети, - холодно сообщает она.
        - Когда перезвонит, прошу вас дать мне трубку, - бросаю ей напоследок. - Можете быть свободны, я побуду с Машей.
        - Но…
        - Есть возражения? Их вы сможете высказать Адаму Всеволодовичу, когда она вас наберет.
        - Хорошо, - она кивает. - Но я останусь с вами. Мне приказано не отходить от Маши ни на шаг.
        - Да? И где же Маша?
        Мне не нравится ее няня. Категорически. Если Елену Эдуардовну я не хотела принимать, решив, что справлюсь сама, то эта мегера раздражает меня одним своим осунувшимся и вечно недовольным лицом. Она смотрит на девочку как-то свысока, да и отвечает ей так же. А еще я вижу, что Маша ее боится. Я и сама не испытываю к женщине нежных чувств, что уж говорить о ребенке, который видит и понимает все вокруг.
        Маша появляется в комнате с большим чемоданом игрушек, вываливает их на кровать, чуть дальше Родиона. Я замечаю несколько кукол, кубики, одежду, всевозможные аксессуары. Девочка улыбается во весь рот, смотря на это все, а затем спрашивает:
        - А колмить ты Лодиона будешь?
        - Буду, - киваю. - Отвернешься?
        Она кивает и поворачивается ко мне спиной. Няня, что стоит поодаль, ошарашенно смотрит на меня, но и слова не подает. Я прикладываю сына к груди, накрываю ту кофтой и говорю Маше:

        - Можешь поворачиваться.
        Она удивленно смотрит на меня и Родиона. Улыбается, а затем спрашивает:
        - Ты же не оставишь нас тепель? Меня и Лодиона. Папе будет сложно.
        Нет, когда Адам вернется я пропущу его через такую же мясорубку, что пропускает меня его дочь.
        ГЛАВА 17
        Папе будет сложно!!!
        Я едва сдерживаюсь, чтобы не съязвить, все же малышка думает, что перед ней сидит мама и она оставила ее. И теперь боится остаться без матери снова. Я не знаю, что ей сказать, но еще больше переживаю о вопросе “Почему ты ушла?”. Что тогда говорить?
        - Не оставлю, Машуль, я буду рядом.
        - Плавда? - она широко распахивает глаза, а после встает и бросается ко мне, обнимая за шею. - Ты будешь жить с нами?
        - Да.
        - А Лоди? Тоже останется?
        - Да, Роди тоже останется.
        Маша улыбается.
        - Я буду его баловать. И иглать с ним, - она мечтательно смотрит на малыша. - Он же выластет?
        - Да, вырастет, правда, не совсем скоро. Он только через полгода научиться сидеть.
        - А ходить?
        - Через год.
        - Долго, - констатирует она.
        - А ты ходишь в школу? - осторожно спрашиваю.
        - В школу? - удивленно смотрит на меня Маша. - Что такое школа?
        Я бросаю взгляд на няню, которая аж поджимается и отводит глаза в сторону. Ребенку семь, а она не знает, что такое школа?
        - С ней кто-то занимается? - уточняю.
        - Конечно. К ней приходят учителя. Лучшие специалисты.
        - А дети? - уточняю. - Она играет с детьми?
        Няня замолкает, видимо, сказать на это ей нечего. Я и так понимаю, что ни с кем Маша не играет, сидит весь день с игрушками и репетиторами, учится.
        - Я занимаюсь гимнастикой, - с гордостью рассказывает девочка. - И мне нлавится лисовать калтины. Математика мне не нлавится, потому что не получается считать, - она хмурится. - Зато я холошо читаю.
        То, что малышка образована, я поняла сразу. Это видно по тому, как она составляет предложения и как много слов знает. Сомнений в том, что ребенком действительно занимаются, нет, но это не меняет того факта, что ей нужны ровесники. Она должна играть с детьми, разговаривать с ними, учиться быть социальной. Сейчас же она сидит в красивом доме с грымзой-няней и кучей нанятых репетиторов.
        - Тебя отводят куда-то на кружки? Секции?
        - Все, что требуется Марии, предоставлено здесь, - тут же выступает няня-робот за моей спиной.
        - Да что вы? - кривлюсь, поворачиваясь к ней. - И детей тоже сюда приводят?
        - Нет.
        - Детей не пливодят, - тоскливо произносит малышка. - У меня есть подружка. Девочка из соседнего дома. Они с мамой плиходят к нам и мы играем. А еще тетя Лиза плиносит папе пиложки, пиложные, толты, но папа их не ест… выбласывает.
        Я улыбаюсь от таких откровений, а няня-робот пытается одернуть малышку, за что тут же получает нагоняй. Хватит, наодергивалась уже. Теперь я постараюсь это изменить. Поговорить с Адамом о воспитании и социализации малышки. Ей нужна, если не школа, то хотя бы кружки, где она сможет общаться с детьми. Танцы там, рисование то же, плетение, любое творчество, где она будет в коллективе.
        Пока мы с малышкой разговариваем, няня истуканом стоит за моей спиной. Я пожимаю плечами. Пускай стоит, слушает, я почему-то уверена, что весь наш с Машей разговор она передаст Адаму. Это даже хорошо. Уже по пути домой он будет знать, что ему предстоит непростой разговор. Пусть готовится. Девочка должна быть социализированной, раз уж он заставил меня сказать, что я ее мать, значит и ему придется со мной считаться.
        - Извините, - произносит няня-робот. - Маше пора заниматься английским, уже пришел репетитор.
        - Хорошо, я киваю. Иди, малыш, придёшь, когда освободишься.
        Она кивает и выходит за дверь, а я вздыхаю.
        - Господи, это что же делается-то, - причитает Елена Эдуардовна. - Малышка даже в садике не была?
        Я фыркаю.
        - Она не знает, что такое школа, а вы о садике.
        - Ужас.
        Пожалуй, с няней Родиона я соглашусь. Ужас. И Адам точно не знает, как правильно воспитывать детей. Интересно, кто его надоумил учить малышку на дому. Сейчас же есть множество частных центров и школ, куда такие богатые, как Адам, отдают своих детей. Так почему он не отправил ее туда, а оставил учиться дома? И отчего у нее в семь лет есть только соседская подружка, которую приводит мама, да и то, судя по рассказам, мама приходит не столько ради своего ребенка, сколько ради отца Маши.
        Мой мозг отказывается воспринимать реальность. Я не понимаю, что происходит в этом огромном, богато обставленном доме и почему его владелец ведет себя так, будто не знает, что дети нуждаются не только в игрушках и репетиторах. Адам же не совсем бесчувственный. Этой ночью он показал, что может быть нежным с ребенком, умеет искупать его, переодеть, покормить, не спать ночь, чтобы позволить мне отдохнуть. Что не так с Машей, что он не уделяет этого внимания ей?
        Или уделяет, но малышке просто нужно женское тепло? Материнская ласка и любовь, возможность поговорить с человеком, который что-то чувствует, а не является безжизненной статуей.
        От раздумий меня отвлекает стук в дверь. Я подбираюсь вся, когда вижу Рустама. Этот человек не вызывает во мне положительных эмоций еще со времен моего похищения. Я даже подбираюсь вся, ожидая, что сейчас этот приближенный Адама выпишет мне нагоняй в его отсутствие, но нет. Вместо этого он кратко здоровается и, протягивая мне коробку, произносит:

        - Адам Всеволодович просил вам передать.
        - Спасибо.
        Рустам ставит коробку на кровать и, откланявшись, ретируется. Ну как при дворе времен правления королевских династий, честное слово. Дворяне они, что ли, думаю про себя.
        К коробке я тянусь не сразу. Вздыхаю, но все же подтягиваюсь ближе и снимаю крышку. Внутри одежда. Белье, платья, брюки, все аккуратно сложено и пошито из дорогих тканей, приятных к телу.
        - Ничего себе! - Елена Эдуардовна не сдерживает восторга.
        Я лишь кисло улыбаюсь. Не разделяю ее радости. Ощущение, что меня пытаются купить. Или откупиться. Когда на дне коробки я вижу айфон последней модели, это чувство только усиливается.
        ГЛАВА 18
        Его нет три дня.
        Ровно столько у меня на плечах два ребенка. И они оба хотят внимания. Родион требует кормлений и укачиваний, а Маша сказок и разговоров. Она очень любознательна, любит танцевать и петь, что с радостью делает, демонстрируя свои умения.
        Она не сидит в комнате сутками, просто в доме установлена качественная шумоизоляция, а на второе крыло почти ничего не слышно. Еще я выясняю, что ее няню зовут Анна Павловна и девочка с ней почти не общается, а за глаза, когда та отходит, называет драконихой.
        - Ты не говорила папе, что она тебе не нравится?
        - Говолила, - кивает Маша. - Были длугие, но они еще хуже, чем она. Нудные, скучные и неинтелесные.
        - Анна Павловна тебе больше нравится?
        - Мне нлавишся ты, - Маша пожимает плечами. - Можно у меня не будет няни и я буду спать с тобой, как и Лодион?
        Отказать я не могу, как и согласиться, хотя очень хочется. С другой стороны я понимаю, что могу указывать Анне Павловне, но не могу принимать решение об ее увольнении.
        - Машунь, нужно ждать папу. Он скажет, что мы можем, а что нет. Анна Павловна ведь работает на папу, а не на меня, поэтому я не могу ее уволить.
        - Понятно, - расстроенно произносит она. - А папа когда плиедет? Позвони ему! - повелительным тоном произносит девочка.
        - Маша! - я вздыхаю.
        Ну а что я хотела? Ее научили обращаться к слугам свысока, вот и ко мне она говорит так же, хотя считает мамой. Да и, наверное, имеет право, потому что целых семь лет жила только с отцом и сейчас считает, что я ее оставила, хотя и не спрашивает, где я была и почему все это время не вспоминала о ней.
        - Плости, - она виновато опускает глаза в пол. - Ты же не уйдешь?
        - Машунь, я никуда не собираюсь уходить, понятно? Честно.
        Сама не понимаю, что уже второй раз этими словами буквально подписываю себе смертный приговор. Я ведь действительно не смогу уйти. Развернуться, рассказать ей, что я не ее мать, и отчалить. Теперь я несу ответственность за ту ложь, в которую меня втянул Адам.
        - Будем купать Родиона?
        - Купать? - Маша удивленно таращит глазки и переводит взгляд то на меня, то на малыша. - Конечно, будем! - тут же кивает она. - Мне можно помочь?
        - Можно.
        - Ула! Мы уже идем?
        Малышка оживляется, встает с кровати и начинает ходить по комнате в ожидании, пока я приготовлю ванну.
        - Простите, - мои приготовления прерывает женщина из прислуги. Я не знаю ее имени, потому что нас не представляли. - Там пришла Елизавета Дмитриевна с дочкой.
        - Дашка плишла? - удивленно спрашивает Маша. - А где они? Взину?
        - Да. Ангелина Сергеевна, гости ожидают вас внизу.
        - Меня? - удивленно смотрю на застывшую в дверном проеме женщину.
        - Вас, - она кивает. - Адама Всеволодовича нет, а так как вы хозяйка дома, то… вас ждут. Я буду в коридоре, - спешит добавить она и выйти за дверь.
        Хозяйка дома? С каких это пор?
        - Идите, Ангелина, я побуду с Родионом, - отправляет меня Елена Эдуардовна. - ну же? Слышали? Вы хозяйка дома. Идите.
        Я думаю переодеться, потому что на мне надет домашний костюм, чуть растянутый в груди, но потом передумываю и иду в том, в чем была. В конце концов, я не должна производить впечатление на соседку, которая, я не сомневалась, снова притащила свои пироги. Не могла созвониться с Адамом, что ли?
        Мы с Машей за руку выходим из комнаты и направляемся вниз. Еще с лестницы я вижу высокую худощавую блондинку, которая одной рукой держит поднос, накрытый полотенцем, а второй свою дочку. Девочка тут же подлетает к Маше, обнимает ее, и они убегают, оставляя нас один на один.
        - Здравствуйте, - женщина кивает и обводит меня взглядом с ног до головы.
        - Здравствуйте.
        - Я - Лиза, - представившись, она выдавливает милую улыбку.
        - Ангелина, приятно познакомиться, - отвечаю ей любезностью.
        - Так, значит, это правда? - она хмурится и смотрит на меня так, будто я прислуга здесь.
        Я же позволяю себе рассматривать ее с не меньшим любопытством. Лиза высокая, стройная, на ней брендовая одежда, туфли на шпильке, через плечо висит клатч, который я бы взяла на вечеринку, но не в поход с дочкой к соседу. Она выглядит богато, дорого, по-деловому, так, будто только что сошла со страниц модного журнала, а я - простушка. На мне обычный домашний костюм, плюшевые тапочки с заячьими ушами и усталый вид. Наверняка круги под глазами, осунувшееся лицо и небрежно уложенный пучок на голове.
        Впрочем, я не ждала гостей.
        - Что правда? - решаю уточнить у нее.
        - То, что Адам женился.
        Я удивленно распахиваю глаза. Интересно, он сам ей об этом сказал или она откуда-то узнала? Судя по тому, что пришла не с пустыми руками - Адам ей ничего не говорил и она прихватила угощение на случай, если новость окажется лишь слухами.
        - Хотела бы вас порадовать, но не могу. Адам действительно женился.

        - На вас?
        Презрения в голосе столько, что хватило бы затопить весь этот особняк. Она явно не верит, что Адам смог жениться на такой, как я. Точнее, не понимает, что он во мне нашел и почему обратил внимание не на такую, как она.
        Я и сама не понимаю.
        Невооруженным глазом же видно, что по статусу Лиза подходит ему больше. Она точно знает, как нужно одеваться в их кругу, как вести себя, что можно говорить, и когда стоит промолчать. Ее манеры лучше моих, и тут даже можно не сравнивать. Все в женщине напротив говорит об идеальности и отношении к тому миру, в котором крутится Адам.
        Несмотря на это, ее пирожки он выбрасывал, а замуж взял меня.
        Отчего-то я чувствую вкус триумфа.
        Не должна, но не могу избавиться от ощущения превосходства в положении. Пусть она красивее, богаче, ухоженнее, но именно я хозяйка этого дома, а она - гостья.
        - Да, - киваю и улыбаюсь. - Я жена Адама.
        - Понятно. А я вот, - она протягивает мне поднос. - Испекла кое-что. Адам любит.
        Она даже смотрит на меня свысока, мол, видишь, я еще и хозяйка прекрасная.
        - Вы ему передадите? - интересуется она. - Эта, - она указывает на поднос, - его любимая.
        - Конечно, - улыбаюсь. - Я обязательно передам, Лиза. Простите, но я вынуждена уйти.
        - Понимаю, - она кивает. - Дела?
        - Сын, Лиза, - голос Адама звучит будто бы ниоткуда.
        Я поворачиваюсь в ту сторону, откуда он звучит, и натыкаюсь на уставшего Адама. Я вижу это по его медленным движениями и недовольному выражению лица. Странно, но за то время, что я провела у него в доме, уже научилась видеть уставшего мужчину.
        - Ты уже приехал! - она улыбается. - Узнал, что я пришла? - Лиза пытается флиртовать прямо при мне, не стесняясь.
        Делает вид, что меня тут вовсе не существует, а она, как и полагается, центр его внимания.
        Мне становится неприятно ее пренебрежение и сложившаяся ситуация, правда, Адам быстро исправляет ее, когда, поравнявшись со мной, кладет руку мне на талию, притягивает к себе и, запечатляя поцелуй на виске, произносит:
        - Нет, просто сильно соскучился по жене.
        ?
        ГЛАВА 19
        Лиза проходится недоверчивым взглядом сначала по мне, а после по Адаму, спускается к руке на моей талии и замирает. Девушка удивлённо вскидывает брови, кивает, будто соглашаясь сама с собой и произносит:
        - Вот как.
        - А ты? - будто не замечая растерянности гостьи, произносит Адам. - Привела малышку поиграть с Машей.
        - Да, и запеканку принесла. Как ты любишь, - она снова начинает кокетничать, а я закатываю глаза.
        Неугомонная женщина, все сделает, лишь бы не упустить возможность, если она есть.
        - Спасибо, конечно, - вежливо отвечает Адам, - но необходимости в этом нет. Ангелина готовит превосходные запеканки и пироги, поэтому… - он разводит руками.
        - Я поняла, - Лиза кивает. - Этот я оставлю и впредь буду только Дашу приводить.
        - Рад, что мы поняли друг друга.
        По ледяному взгляду девушки, направленному на меня, понимаю, что ничего она не поняла, и при первой возможности, если та представится, поступит по-своему.
        - Как твои дела на работе? - интересуется она. - Ты был в командировке?
        - Да, Лиза, - Адам медленно подталкивает меня у дивану и подходит к нему сам.
        Тяжело опускается на мягкую мебель и увлекает меня за собой, обнимает по-хозяйски за плечи так, что моя голова оказывается у него на груди, и выдыхает. Едва слышно, так достаточно для того, чтобы я услышала. У него что-то болит. И он тщательно скрывает это за маской радушия.
        Лиза садится на кресло напротив, пробегает взглядом по мужской руке, улыбается и задаёт следующий вопрос:
        - Вы не будете делать свадьбу? Все находятся в шоке, что ты тихо женился. А многие не верят, - она пожимает плечами. - Я тоже не поверила.
        - Пришла проверить?
        - И да, и нет.
        - Как видишь, я счастливо женат, - мне не видно выражение лица Адама, но я думаю, он улыбается.
        - Вижу.
        Мы молчим, Адам предлагает кофе, от которого Лиза отказывается и под предлогом срочных дел собирается домой.
        - Дашу можешь оставить, - произносит Адам. - Ее приведут.
        - Да, спасибо, пусть поиграют.
        Едва за женщиной закрывается дверь, я пытаюсь вырваться из его цепких объятий, но он лишь крепче держит меня и хрипло говорит:
        - Помоги мне, пожалуйста.
        Я не понимаю, о чем он, но когда он спотыкается по пути к дивану, напрягаюсь и обхватываю мужчину сзади. К дивану мы едва добираемся, Адам тут же устраивается на него, и только потом я замечаю капельку крови где-то сбоку. Она едва заметно появляется под рубашкой, заставляя меня забыть обо всех гневных речах, что я хотела произнести.
        - На, - Адам тычет мне в руки телефон. - Ищи в контактах номер Леонидова. Он так и записан, - проговорив, он откидывается на спинку дивана и закрывает глаза.
        Только сейчас я замечаю неестественную бледность кожи, частое прерывистое дыхание. Мне становится страшно, и я быстро ищу то, что он попросил. Найдя, тут же набираю номер и уже когда слышу гудки, спрашиваю, что говорить.
        - Скажи, чтобы приехал.
        - И все?
        - У него высветится мой номер, Ангелина, он поймет. Я не звоню ему по пустякам.
        Я киваю.
        - Слушаю.
        - Приезжайте, пожалуйста, тут Адам и…
        Я жду, что мужчина начнет расспрашивать, что-то уточнять, но он лишь быстро отвечает:
        - Буду через полчаса.
        - Сказал, что приедет через полчаса, - говорю Адама и кладу телефон на диван рядом с ним, чтобы он мог дотянуться.
        - Отлично. А теперь сделай так, чтобы никого из прислуги тут не было, когда приедет Леонидов. И Маша… Даша. Пусть их займет няня.
        - Х-х-хорошо.
        - И не трясись, все хорошо будет.
        Он говорит это с закрытыми глазами и едва слышно, но я разбираю все. Быстро поднимаюсь на второй этаж, стараюсь не выглядеть нервной и подхожу к Анне Павловне.
        - Займите детей, пожалуйста, чтобы они не спускались вниз, - знаю, что мое требование звучит странно, но выбора нет. - Это распоряжение Адама Всеволодовича.
        Она ничего не говорит, только кивает, давая понять, что все поняла. То же самое я прошу и у Елены Эдуардовны. Дальше приходится отпустить прислугу. Это занимает минут двадцать, они тихо уходят, никто ничего не спросив, а я возвращаюсь к Адаму, с трудом находя гостиную.
        Когда я подхожу ближе, мне кажется, что он не дышит, и меня накрывает паника. Я понятия не имею, что делать в случае, если… даже думать не буду. Подхожу ближе, наклоняюсь и вскрикиваю, когда Адам резко распахивает глаза.
        - Думала, что уже избавилась от меня?
        - Идиот, - рычу. - Я сделала все, что ты просил. В доме никого, кроме нянь не осталось, и они будут заниматься детьми.
        - Представляешь, что они все подумали? - с издевкой спрашивает он и только сейчас ко мне доходит, почему Анна Павловна так странно на меня посмотрела.

        Вот же…
        - Пусть так и думают, - произносит Адам. - Никто не должен знать правду.
        Он касается рубашки, тянет ее за ткань, поднимает чуть вверх и моему взору предстает оголенных торс, а чуть сбоку наложенная повязка, насквозь пропитанная кровью.
        ГЛАВА 20
        - Нужно снять повязку, - произносит он, окуная меня в шоковое состояние.
        - С-с-с-нять?
        - Да, Ангелина, снять, чтобы не было инфицирования. До приезда врача. Поможешь?
        - Я?
        Нет, я понимаю, что помочь больше некому, но от его слов мне становится по-настоящему страшно. Я никогда ничем подобным не занималась и сейчас мне не по себе от одной мысли, что нужно прикоснуться к пропитанному куску бинта и стащить его.
        - Ну же, Ангелина, это несложно.
        - Что это за ранение?
        - Обычное, ты что никогда ран не видела? - Адам теряет терпение и буквально рычит на меня.
        - Таких - не видела, - объясняю ему, но все же подхожу ближе и встаю на колени у дивана.
        - Нужно поддеть аккуратно пластырь и потянуть его на себя. К ране тебе касаться не нужно.
        Я киваю и медленно тяну руку к участку, кажется, Адам издает тяжелый стон, а после и вовсе задерживает дыхание. Пытаясь как можно аккуратнее задеть пластырь, даже не слышу ничего вокруг, полностью сосредотачиваясь на работе. Зацепить липкий материал получается не сразу, зато когда удается, я медленно тяну его на себя.
        - Быстрее, Ангелина, лучше рывком, я же не железный.
        Чтобы сделать, как он просит, мне требуется несколько минут перевести дыхание и взять себя в руки. Не так-то просто рывком сорвать пластырь, зная, что ему будет больно.
        Очень больно.
        Все же, я решаюсь, быстро хватаюсь за часть ткани и резко дергаю ее. Адам матерится, чертыхается и сжимает рукой диван. Я же, как завороженная, смотрю на то, как тоненькая струйка крови стекает по его бедру к спине. Потом мне становится плохо, и я отворачиваюсь, отстраняюсь подальше и пытаюсь отдышаться, правда, мне кажется, что воздух насквозь пропитан металлическим запахом крови.
        Жду, когда приедет врач, и я буду свободна. Перед глазами то и дело появляются картинки того, как Адам получил пулевое ранение. В том, что он от пули - не сомневаюсь. Круглое, очерченное по краям, глубокое, оно не может быть оставлено ножом или чем-то другим, да и… я плохо знаю медицину, но почему-то мне кажется, что пуля еще внутри.
        - Боишься вида крови?
        - До этого момента думала, что нет, - отвечаю, через плечо. - Ты… расскажешь, что случилось?
        Адам тихо смеется.
        - А ты уверена, что хочешь знать?
        Ответить я не успеваю, потому что как раз в этот момент звонят в дверь. Я поспешно встаю с пола и иду открывать. На пороге стоит мужчина, лет пятидесяти, с седыми висками, впалыми щеками и очками на носу. Я едва успеваю осмотреть его с ног до головы, заметить серые джинсы и рубашку, прежде чем он делает шаг и оказывается в доме.
        - Где Адам?
        Я провожу его в гостиную, указываю на диван и уже собираюсь откланяться, ведь свое дело я сделала, но у моего мужа, видимо, другие планы.
        - Останься, пожалуйста.
        И снова это “пожалуйста”, которое просто невозможно проигнорировать. Я останавливаюсь, как вкопанная, чуть подальше. Так, чтобы не видеть раны и то, как ее осматривает доктор.
        Он же врач?
        Я надеюсь.
        - Боли есть?
        - Ты что не видишь?
        - Крови много потерял?
        - Дофига, - Адам отвечает коротко и едва слышно.
        - Группу и резус скажи, - командует доктор.
        - Первая отрицательная.
        - Ну, конечно. Как я мог усомниться, - отшучивается мужчина, но тем не менее, набирает чей-то номер и быстро бросает в трубку: - Нужна кровь, первая, отрицательная. Я знаю, мать твою, ищи. Срочно.
        Он отключается, отбрасывает телефон и зарывает пятерню в волосы.
        - Группа крови какая? - спрашивает у меня.
        - Первая… Отрицательная.
        - Ну вот… - начинает он, но Адам его перебивает.
        - Ее не трогать. Она ребенка только родила. Организм тоже слабый, донором она не будет… Ищи.
        Несмотря на его сложное состояние, он умудряется раздавать команды.
        - Раньше позвонить нельзя было? Ты едва дышишь, крови потерял много, я не полезу в рану, нужно переливание, аппаратура, и срочно. Я не стану это здесь делать.
        - Послушай, - Адам резко подается вперед и дергает мужчину за рубашку. - Ты это здесь сделаешь, даже если я сдохну, понял? Здесь и сейчас. Давай. Жди кровь и тычь свои капельницы тут.
        После этого Адам отпускает врача и откидывается назад. Ему явно не хватает сил.
        - Придурок.
        - Ты знаешь, где мед. кабинет. Штативы, системы, лекарства, там все есть. Даже аппарат этот, - тихо говорит Адам. - Пищалка ваша больничная есть, но я никуда не поеду.
        - Тогда вставай и пошли туда. Здесь я точно не сделаю. Помогай, - а это уже мне.
        Я срываюсь с места и подхожу ближе. Помогаю доктору подхватить Адама, когда тот едва держится на ногах. Уже у кабинета он теряет сознание, врач чертыхается, а я открываю дверь, и в нос тут же ударяет запах медикаментов. Здесь и правда, как в больнице, точнее, как в реанимации: большая кровать, аппаратура, трубки, тумбочки с лекарствами и белые стены.

        - Твою мать! - произносит доктор, когда Адам теряет сознание. - Плохо все.
        Мы вместе укладываем его на кровать, я едва дышу и нервничаю, мужчина снова кому-то звонит, матерится и видно, что не знает, что делать.
        - Моя кровь подходит, давайте переливание, - кажется, я наконец прихожу в себя и понимаю, что на кону - жизнь человека. Пусть и того, кто без раздумий разрушил мою.
        - Не-е-е-ет, - тянет мужчина. - Знаешь, что он со мной потом сделает?
        - Если он умрет, думаю, будет хуже.
        - Да ж… ладно, ложись, - он указывает на кушетку рядом. - Давай, поторапливайся, а то и правда откинется.
        ГЛАВА 21
        - Ты как? - спрашивает доктор после того, как я едва не потеряла сознание от укола в вену и установки устройства для переливания крови. - Я Павел, кстати.
        - Мне уже лучше, - слабо отвечаю и делаю глубокий вдох.
        - Ты при родах много крови потеряла?
        - Нет, да и больше двух недель уже прошло.
        Павел кивает и проделывает то же, что и со мной, с Адамом. Когда тонкая струйка крови течет от меня к мужчине, я стараюсь расслабиться и убедить себя в том, что поступаю правильно. Отчего-то желание вырвать иголку, встать и сбежать, становится сильнее, а когда я вспоминаю чего лишилась, даже приподнимаюсь.
        Правда, бросив взгляд вправо, замечаю бледного, изможденного Адама, который, к тому же, без сознания. Вся решительность мигом улетучивается. Я ведь не он, я умею поступать по-человечески. Закрываю глаза и начинаю думать о сыне. Отнедавна это помогает мне успокоиться.
        - Эй, - Павел трогает меня за плечо. Дернувшись, открываю глаза. - Я испугался, что ты без сознания.
        - Все в порядке. Я хорошо себя чувствую. Ему лучше?
        - Откуда я знаю, придет в себя - увидим.
        - Вы будете доставать пулю?
        - Вначале нужно, чтобы он пришел в себя и сказал, есть она там или нет, - Павел пожимает плечами. - Мне отзвонились, кровь будет скоро, так что еще немного, и я тебя отключаю. Для операции подвезут нужную группу и резус.
        - Хорошо, - киваю. - Моя помощь нужна?
        - А ты сможешь помочь? - с усмешкой спрашивает он. - Я постараюсь сам. Видел, как тебя воротит от всего, еще потом тебя откачивать.
        Мне и правда плохо. Не от вида крови, я ее никогда не боялась, а от самой раны, потому что выглядела она жутко. Я не представляю, смогу ли спокойно смотреть за тем, как врач будет ее доставать, ведь от одной мысли об этом, меня уже начинает тошнить.
        - Я отойду, там привезли все необходимое. Полежи, вернусь, отключу тебя от системы.
        - Хорошо.
        Доктор уходит, тихо закрывая за собой дверь, а я лежу, уставившись в потолок. В полной тишине появляются вопросы.
        Кто такой Адам?
        Почему у него в доме целая медицинская палата с оборудованием?
        Кто и зачем в него стрелял?
        Но главное…
        Не грозит ли опасность мне и детям?
        Вдруг, Адам влез во что-то криминальное и теперь нам всем стоит бояться. А, может, лучше вовсе прятаться?
        От раздумий меня отрывает стон боли, исходящий со стороны Адама. Я быстро бросаю взгляд на дверь, но доктора там нет. Становится страшно, потому что встать и помочь Адаму я не смогу, зато он, по всей видимости, как раз подняться и решил.
        - Адам, тебе нужно лежать.
        Он замирает и поворачивает голову в мою сторону.
        - Какого хрена? - рычит он, замечая в моей руке трубку. - Он что заставил тебя лечь на переливание?
        Наконец, он замечает трубку и в своей руке, тянется к ней, но замирает, понимая, что этим только усугубит ситуацию. Откидывается на кушетку и с его губ слетают матерные слова.
        - Адам, пожалуйста, успокойся, тебе нужно беречь силы. Меня никто не заставлял. Я сама захотела, а Павел только согласился.
        - Павел? - с ироничной усмешкой на губах, спрашивает он. - Успели подружиться?
        - Прекрати язвить, я серьезно. Ты ранен, а он пытается тебе помочь. Он не знал, когда привезут кровь, мне что, нужно было оставить тебя умирать?
        - Я бы не умер.
        Он не слышит меня, зато хочет казаться сильным и непробиваемым. Скалой, за которой можно спрятаться, надежной, большой. Настоящим мужчиной.
        - Прекрати дергаться, Павел отошел, ему привезли все необходимое.
        - Здесь все есть.
        - Кровь тоже есть?
        Меня раздражает его упрямство и нежелание принимать очевидное: ему нужна помощь, а не игра в героя. На кону его жизнь, а ему, кажется, наплевать. От одной мысли, что Адам может умереть, у меня все холодеет внутри, ведь неизвестно, кто и за что это сделал. Что, если я и дети - следующие?
        Дверь открывается и на пороге показывается Павел. В его руках небольшой медицинский бокс, который он кладет на стол и удивленно смотрит на Адама.
        - Очнулся?
        - Ты забыл, кто тебе платит? - тут же начинает Адам.
        - Если ты сдохнешь, платить будет некому, - замечает Павел и, пожав плечами, подходит вначале ко мне.
        Он снимает систему за считанные секунды, но мне этого хватает, чтобы стало плохо. Я вновь закрываю глаза и по шуршанию, понимаю, что пришло время Адама.
        - Придурок, она слаба после родов.
        - Ты идиот, - констатирует Павел. - Прошло две недели после родов, ее организм восстановился. В течении сегодняшнего дня у нее может кружиться голова, но это все побочные действия. Нужно было ждать, пока ты отойдешь в мир иной?
        Адам замолкает и отворачивается, ждет, пока доктор уберет систему из его вены и только после этого пытается встать.

        - Лежи уже, мать твою, давай я все сделаю и потом хоть бегай. Пуля, кстати, внутри? - дождавшись кивка, доктор констатирует: - Так я и думал.
        - Ассистента своего позвал?
        - Ты сказал никому.
        - Ты точно придурок, - кивает Адам, убеждая в этом самого себя.
        - Твоя женщина обещала помочь.
        Я открываю рот, чтобы возразить, но тут же его закрываю, когда Адама оценивающим и неверящим взглядом проходится по моему лицу. Изучает, решает, можно ли мне доверять или определяет, не упаду ли я в обморок при первом же движении? Я стараюсь не бояться, потому что помочь действительно некому, а его упрямство может навредить, если что-то пойдет не так.
        - Ей плохо при виде крови.
        - Потерпит.
        Под словесную перепалку, Павел невозмутимо достает из сумки все необходимое. Какие-то медикаменты, инструменты в коробке, пакет с кровью, которую тут же приспосабливает к штативу. Пододвигает столик поближе, пристегивает ремни на руках Адама.
        Господи, я правда вызвалась в этом участвовать?
        Я ведь не смогу. Ни смотреть, ни помогать.
        - Значит так, - Павел поворачивается ко мне. - Все, что тебе нужно - подавать мне инструменты и бинты. На рану лучше не смотреть, на стоны и крики не реагировать.
        - Вы будете делать это без анестезии?
        Он же не серьезно? Кто достает пулю из живого человека без анестезии?
        - А он согласится на нее? - с ухмылкой спрашивает Павел.
        Я перевожу взгляд на Адама в надежде, но тот лишь мотает головой.
        Снова упрямство!
        - Я сделаю обезболивающее, - произносит доктор. - Оно поможет, но все равно будет неприятно.
        - Почему без анестезии? - возмущенно спрашиваю у Адама.
        - Потому что.
        - Ну да, - я язвлю и взмахиваю руками, показывая возмущение. - Как я могла забыть, что у тебя плохо с объяснениями!
        - Потом будете ссориться, девочки, - с улыбкой произносит Павел, пользуясь тем, что Адам привязан к кровати.
        Я подхожу ближе, останавливаюсь в метре от стола и смотрю на выставленные инструменты. Из них я знаю только скальпель, да и то он тут не один, а остальное…
        - Не смотри так. Из всего нужен только пинцет, вот этот, - он указывает на инструмент.
        Дальше Павел объясняет, что я должна буду подавать бинты и показывает зажим, которым это нужно делать.
        - И перчатки надень, иначе занесем инфекцию.
        Для него это привычно, а мне страшно. Без достаточной медицинской подготовки, я могу только навредить, а ехать в больницу Адам категорически отказывается. Да и Павел, судя по всему, сталкивается с такое работой не впервые.
        - Ну что, готова? - спрашивает он. - Можем начинать.
        Я киваю, подписывая себе приговор, подхожу еще ближе и стараюсь не смотреть на то, как доктор делает Адаму укол, а после поворачивается и берет в руки пинцет.
        Господи-и-и-и-и!
        ГЛАВА 22
        - Отлично сработано, - произносит Павел, когда все заканчивается. - Даже нашатырь не понадобился, - он пытается подшутить, но я поворачиваю голову и смотрю на Адама.
        Он тяжело дышит и лежит с крепко стиснутыми зубами. Ему больно. И он не просит облегчить эту боль. Напротив, пытается приподняться и сделать еще хуже.
        - Эй, куда, - доктор тут же толкает его обратно. - Я что сказал можно встать? Тебе постельный режим дня три, в идеале, конечно, пару недель, но я-то тебя знаю. Обильное питье, питание, уход, и это… - он бросает мимолетный взгляд на меня. - Воздержитесь пока.
        - Мы не… - тут же возражаю.
        - А, да, - Павел будто что-то вспоминает, - я забыл, что ты только родила.
        Пока я осознаю смысл его слов, он дальше раздает напутствие Адаму.
        - Никаких физических нагрузок. Я помогу перевезти тебя отсюда в спальню, но оттуда - никуда. И без попыток встать, герой, ты слаб после операции и с такой потерей крови.
        - Заканчивай, - произносит Адам. - К спальне дойти помоги.
        - Дойти? Ну нет. На каталке поедешь.
        - Хрена с два!
        Адам снова упрямится, упирается руками о кушетку, старается подтянуть тело, а когда ему это удается, тяжело дышит и заваливается на здоровую сторону.
        - Придурок.
        - Помоги лучше!
        Я раздраженно закатываю глаза и отворачиваюсь. Хочу пойти к сыну и забыть все, что здесь видела и слышала, но такой возможности мне не дают. Павел просит помочь с Адамом, и я не могу отказать. Помогаю ему дойти до второго этажа и лечь на постель.
        - Рана открылась снова, - комментирует Павел.
        - Я три дня полежу. Обещаю.
        - Надеюсь. На вот, скажи своим, чтобы все купили, и пей. Перевязки умеешь делать? - а это уже мне.
        - Я сам, - отрезает Адам. - Ангелина, можешь идти к себе.
        Я киваю и спешу скрыться за дверью, пока меня снова не взяли в оборот. Хочется просто отдохнуть, закрыть глаза и представить, что ничего из этого всего не было: ни ранения, ни моего участия в перевязках - ни-че-го!
        Я едва дохожу до двери своей спальни, распахиваю ее и под удивленный взгляд Елены Эдуардовны направляюсь в душ - смыть с себя сегодняшний день.
        Под струями теплой воды думаю о том, куда, а точнее, к кому я попала? Кто этот мужчина, что решил заплатить за меня столько денег, а спустя пару дней приехал с серьезным ранением? Не грозит ли нам всем опасность? И пусть в доме около десятка вооруженных охранников, я боюсь.
        Когда выхожу в комнату, Родион хнычет, а няня готовит смесь.
        - Не нужно, я покормлю его, - улыбаюсь ей сквозь растерянность и страх, подхожу к малышу, прижимаю его к своей груди, окутываю теплом.
        За считанные секунды он успокаивается, начинает есть и смешно причмокивает губами. Я засматриваюсь на эту картину и улыбаюсь уже искренне, правда, тут же натыкаюсь на любопытный взгляд Елены Эдуардовны. Естественно, я не могу ей рассказать, что произошло, поэтому пытаюсь отвлечь ее.
        - Расскажете, как себя вел Родион?
        - Замечательно, мы один раз покушали, я его поразвлекала на руках, потому что он хныкал и все, остальное время он спал. А вы как? Пришли такой бледной, будто покойника увидели.
        Не говорить же ей, что практически так и было. Лишь киваю и пожимаю плечами.
        - У нас был непростой разговор с мужем, - решаю слукавить, чтобы не говорить правду.
        Кажется, женщина верит, потому что больше ни о чем не спрашивает. Я же заканчиваю кормление Родиона и понимаю, что тоже проголодалась. Так как прислугу всю отпустили, видимо, придется что-то приготовить самой. Разобраться бы, где здесь кухня.
        - Я отойду приготовлю еду, - произношу, оставляя сына на няню. - Прислугу мы отпустили, поэтому…
        - Идите-идите, не волнуйтесь.
        Я благодарно киваю и выхожу из комнаты. Когда прохожу мимо комнаты Адама, невольно замедляю шаг и прислушиваюсь. Убедившись, что ему не больно, иду дальше, спускаюсь вниз и натыкаюсь на Машу с Дашей. Они сидят в гостиной за столом и что-то рисуют на листочках.
        - Простите, - тут же спохватывается Анна Павловна. - Я не смогла ее удержать в комнате, она решительно захотела вниз.
        - Ничего страшного. Девочке не пора домой?
        - Видимо, да, - кивает няня. - Я попрошу кого-то из охраны отвести ее.
        Девочки настолько увлечены рисованием, что вовсе не замечают, как я прохожу мимо них. Попав на кухню, осматриваюсь. Здесь убрано и чисто, будто прислугу не заставили бросить работу сию же минуту. Плита сверкает чистотой, на столешницах нет и крошки. Даже мусорного пакета и того нет. Идеально до ужаса.
        Мои ожидания оказываются напрасными: холодильник забит едой. На первой полке салат из свежих овощей, запеченное мясо по-французски и десерт тирамису. Мой взгляд опускается ниже, и я вижу куриный бульон. Почему-то сразу думаю об Адаме, правда, тут же отбрасываю эту мысль. Еще чего. Хватило того, что я вообще помогла ему после всего того, что он сделал и в какое положение поставил перед Машей.
        Решительно закрываю холодильник и иду в гостиную, чтобы предложить поесть Маше, но когда выхожу, ее уже нет. Я вздыхаю и поднимаюсь на второй этаж, предлагаю Маше пообедать, но она оказывается сытой: ее покормила няня.

        - У меня сейчас будут занятия, - гордо сообщает она. - Я приду к Лоди позже.
        - Конечно, малыш.
        Я выхожу в коридор и, чтобы не есть в одиночестве, иду за Еленой Эдуардовной. У двери Адама снова останавливаюсь, прислушиваюсь и корю себя за то, что меня мучает совесть. Вместо того, чтобы злиться на него за все, думаю о том, что ему некому принести поесть. Вся прислуга придет завтра, да и то я не уверена, что он позволит кому-то остаться, раз уж никто не должен знать о случившемся.
        Несколько минут шагаю под его дверью туда-сюда, останавливаюсь, чтобы постучать, но снова не решаюсь. Кажется, моей совести пора ставить памятник, потому что именно она толкает меня внутрь. Я тихо открываю дверь и захожу в комнату, где царит полумрак. Мои глаза едва привыкают к темному освещению, когда я слышу:
        - Не ожидал, что ты придешь.
        - Я хотела спросить… то есть, врач сказал… - я почему-то запинаюсь, не зная, как объяснить свой приход. - Тебе нужно поесть, а в холодильнике я обнаружила куриный бульон, тебе принести?
        Я едва фокусирую взгляд на темном силуэте Адама, который лежит на кровати. Когда взгляд привыкает к темноте, я вижу, что он накрыт теплым одеялом, рядом стоит вода, а у кровати валяется коробка, а около нее - блистеры с таблетками.
        - Тебе плохо?
        - У меня температура, - произносит и тут же замолкает, будто жалея о том, что сказал.
        Я же даже в темноте различаю злой блеск его глаз и стиснутые зубы.
        Он злится на себя за беспомощность и на меня за то, что вижу его таким. Только сейчас понимаю, какой Адам упрямый и гордый. Даже при смерти не попросит помощи у другого, тем более у женщины, не покажет слабость, делая из себя героя.
        - Давай я, - делаю шаг к нему, но его властный раздраженный голос останавливает меня.
        - Я не нуждаюсь в помощи, иди к себе!
        ГЛАВА 23
        Громко хлопнув дверью, выхожу в коридор. Почему-то хочется заплакать, хотя я сама не знаю, в чем причина такого желания. Наверное, после родов гормональный фон все еще не в порядке. И это мешает. Заставляет поступать неправильно и говорить то, что не должна.
        Закрыв дверь, останавливаюсь и чертыхаюсь себе под нос, потому что даже после того, как меня открыто послали, я ощущаю вину и желание помочь. Сжимаю руки в кулаки, до боли впиваясь ногтями в ладони и иду на кухню.
        Не хочет помощи - черт с ним!
        Пусть изматывает свой организм, мне-то что.
        Убеждая себя в этом, спускаюсь на кухню, открываю холодильник, достаю оттуда мясо и салат, аккуратно насыпаю в тарелку, а когда кладу контейнера обратно, взгляд натыкается на бульон.
        Резко захлопываю дверцу и отворачиваюсь, правда, аппетит куда-то пропадает. Вместо этого начинаю открывать тумбочки и искать столик для завтраков. Наверное, я с ума сошла, потому что, найдя его, складываю туда свой обед, а после иду разогревать бульон. Когда все готово, ставлю на столик тарелку с горячим супом, приборы, соль на всякий случай, и салфетки.
        По пути к Адаму корю себя за совестливость, отзывчивость и непонятливость, потому что полчаса назад меня откровенно послали, а я лезу дальше. У широкой двери останавливаюсь и буравлю взглядом деревянную поверхность. Почему-то перед глазами мелькают кадр за кадром того, как Адам пытается дотянуться до таблетки, как разливает воду и…
        Навязчивые мысли ни к чему не приведут, поэтому толкаю дверь и вхожу внутрь.
        Мужчина лежит все так же неподвижно. Теперь мои глаза быстро привыкают к темноте, я подхожу к столу, ставлю на него столик для завтраков, а потом огибаю кровать, присаживаюсь и начинаю собирать таблетки.
        - Оставь и уходи!
        Молчу и продолжаю делать то, что начала. Судя по тому, что бутылка с водой не открыта - таблетку от жара он так и не выпил.
        - Ангелина, мать твою, оставь это все и выйди из комнаты!
        Вторая фраза пробирает до костей, но и ее я игнорирую. В доме нет никого, кто бы ему помог, а дать ему возможность умереть - подставить себя и всех, кто был в этом доме. Кто знает, где он получил ранение, и не обвинят ли в этом меня.
        Сложив блистеры в коробку, кладу ее на стол, беру упаковку в руки и выдавливаю несколько таблеток от жара в руку. Открываю воду и протягиваю ладонь Адаму.
        - Выпей, тебе станет легче.
        - Мне вызывать охрану? - он усмехается. - Они мигом выведут тебя отсюда.
        - Вызывай, - киваю и кладу таблетки на столик. Туда же ставлю и открытую бутылку с водой. - Ты забыл, что у меня теперь есть телефон? Как только ты позвонишь охране, я тут же достану его и вызову скорую. А потом - полицию.
        Конечно же, я лукавлю. Телефона у меня с собой нет. Он остался в комнате.
        - Волнуешься? Или боишься?
        Мне почему-то не нравится его будто угасающий, вялый голос. И присвист, который говорит о высокой температуре. Не раздумывая, подхожу ближе, прикладываю руку к его лбу и тут же одергиваю.
        - Выпей таблетки, Адам. Пожалуйста.
        На глаза наворачиваются слезы. Мне становится страшно от того, что Адам сдается и не хочет ничего делать. Я нахожу лишь единственное объяснение - у него высокая температура и он не соображает, что делает. Об этом не хочется даже думать, потому что по-хорошему ему бы сделать укол, но я не умею.
        Сама не знаю, как мне удается уговорить его открыть рот и запить таблетки водой, но он это делает. После отворачивается и даже не смотрит в мою сторону, закрывает глаза. Суп стынет, мой обед - тоже, но сейчас как-то не до этого. Я наблюдаю за Адамом и, кажется, даже прислушиваюсь, дышит ли он.
        Через минут десять его начинает пробирать озноб. До меня доносится стук зубов и прерывистое дыхание, будто он пытается согрется. В полутьме открываю шкафы и ищу плед, но нахожу лишь теплое махровое одеяло.
        Еще лучше.
        Накинув его на мужчину, принимаюсь подбивать края под массивное тело. Адам что-то рычит, но я его не слушаю, так как сейчас нужно помочь ему согреться. Еще минут десять уходит на то, чтобы он перестал дрожать. Когда я касаюсь его лба рукой, тот уже прохладный.
        Выдыхаю.
        - Ты… те… тебе нужно было оставить меня, - Адам продолжает умело играть в героя.
        - Да, конечно, - отшучиваюсь, - в другой раз обязательно так и сделаю, а сейчас тебе нужно поесть.
        - Ты собираешься меня кормить?
        - Ты видишь здесь еще кого-то? - стараясь не показывать смущение, произношу я и стаскиваю с него верхнее одеяло. - Давай, ляг поудобнее, я покормлю тебя бульоном.
        - Почему бы тебе просто не пойти к Родиону?
        - Потому что он не голоден и сейчас мирно спит. Послушай, - вздыхаю, - мне есть, что тебе сказать, я в бешенстве после всего, что случилось, но не думаю, что пока ты при смерти у нас получится поговорить. Павел сказал, что тебе нужно набираться сил. Одного сна недостаточно, нужно поесть, Адам.
        Он тяжело вздыхает, но не прогоняет меня, и я решаю, что это хороший знак. Суп едва теплый, но не холодный, поэтому решаю не бежать и не подогревать его еще раз. Собираю всю волю в кулак, сажусь рядом с Адамом на постель, беру ложку в руку и натыкаюсь на его пристальный оценивающий взгляд.

        - Ты что и правда решила кормить меня из ложки?
        - Адам…
        - Помоги мне чуть подтянуться и тащи свой столик сюда, с рук, как инвалид я есть не буду.
        Я поджимаю губы, потому что желание бросить все, поставить тарелку с супом и оставить его, слишком сильно. Вместо этого я лишь киваю, откладываю бульон и помогаю подтянуть его чуть вверх. Беру столик с едой и кладу его так, чтобы Адаму было максимально удобно.
        - Садись со мной, - просит он. - Забирайся на кровать, обещаю, что больше не буду возмущаться.
        Звучит заманчиво.
        - Совсем?
        - Садись. И извини меня, что я так… - он стискивает челюсти. - В общем, прости.
        ГЛАВА 24
        Обед проходит в полной тишине. Я медленно и молча поглощаю салат и мясо, правда, из приготовленного могу есть только огурцы и курицу с сыром: эти продукты Родион воспринимает хорошо. Помидоры же приходится откладывать.
        К моему удивлению, Адам тоже ест в тишине и не пытается меня задеть. Значит, и извинялся он вполне искренне.
        - Расскажешь, как все прошло с Машей?
        Я дергаюсь. Ставлю вилку на столик и, повернувшись, внимательно смотрю на Адама. Сейчас он не выглядит таким собранным и ожесточенным, как в нашу первую встречу. Теперь он более умиротворенный, что ли, хотя на его лице будто застыла гримаса боли.
        - Знаешь, - резко начинаю я, но весь запал высказать ему все, что думаю, куда-то испаряется.
        Разве сейчас время высказывать?
        - Ты замолчала, - замечает он и его губ касается легкая улыбка.
        - Не знаю, что сказать, - отвечаю честно. - Еще утром мне хотелось тебя растерзать за то, в каком положении мне пришлось оказаться, а сейчас…
        - Что-то изменилось?
        - Все изменилось, - горько замечаю. - Например, что я теперь не смогу уйти, зная, что Маша считает меня матерью. А еще меня мучают угрызения совести, потому что я вижу, как она сомневается, как смотрит на меня, а в ее глазах читается страх. Она боится, что я уйду, представляешь? - с нотками истерики признаюсь ему. - Оставлю их с Родионом на тебя и уйду. Маша сказала, что тебе будет сложно с ними двумя.
        - Это вполне в ее репертуаре, - он смеется, но быстро замолкает и смотрит на меня уже серьезно. - Ты собиралась уходить?
        Я сглатываю. Собиралась ли я? Скорее да, чем нет. Будущее не ассоциировалось у меня с Адамом, хотя у нас совместный ребенок.
        - Я не дам тебе уйти, - серьезно произносит он. - Ты родила мне ребенка, а Маша считает тебя матерью, - отрезает.
        - Теперь уже да, - возмущенно произношу я. - Оказывается, так просто! Захотел себе женщину - купил, ребенка - тоже за деньги, маму для дочери - жалостью ни о чем не подозревающей дочки! Интересно, ты всего так добиваешься? Деньгами, угрозами и жалостью? По-другому у тебя не получается?
        За гневной тирадой не замечаю, как говорю лишнего и как с каждым моим словом его челюсти сжимаются плотнее. Он злится, хотя причин быть недовольной у меня все же больше.
        - Прекрати, - рычит он.
        - А вот и приказы, - язвлю. - Так удобно. Деньги, власть, возможности и любая у твоих ног! Жена поэтому ушла? - спрашиваю то, чего явно не должна, но даже если бы в этот момент я думала, все равно не замолчала. Хотелось сделать ему больно, уколоть, ужалить, сделать или сказать что-то, чтобы вывести его на эмоции, ударить так, как и он меня.
        - Я сказал - хватит! - резко произносит Адам и быстрым движением отшвыривает столик с посудой на пол.
        Звон разбиваемых тарелок эхом отдается внутри, а жесткое тяжелое дыхание Адама режет по нервам. Он не просто злится. Он в ярости. Смотрит на меня так, что все слова и мысли куда-то резко пропадают. Между нами жалкая пара сантиметров, его руки сжимаются в кулаки, а взгляд лихорадочно горит. Мне кажется, что еще мгновение, и он набросится на меня, поэтому не долго думая, хочу отодвинуться и отойти подальше, но он не позволяет.
        - Куда собралась? - гневно спрашивает и хватает меня за локоть.
        Тянет назад так быстро и сильно, что я оказываюсь опрокинутой на спину, а он - нависающим сверху. Желание спорить и о чем-то спрашивать резко пропадает, когда я понимаю, что даже такой - беспомощный и измотанный, он сильнее меня. Адам с легкостью удерживает мою руку так, что я не могу пошевелиться, а главное, как ему удается, ведь он ранен и еще полчаса назад ему требовалась помощь, чтобы привстать.
        Несколько мгновений мы смотрим друг другу в глаза. Свет в комнате приглушен, но даже так я различаю небольшой круг вокруг радужки глаза. У него линзы? Почему-то это осознание вызывает во мне недоумение. Я тщетно пытаюсь понять, почему, но на ум ничего не приходит.
        Вместо этого я вижу, как лицо Адама приближается ближе. Он оказывается в паре сантиметров от меня. Так близко, что в нос тут же ударяет ощутимый запах мяты и сандала. Я делаю глубокий вдох и непроизвольно закрываю глаза, наслаждаясь опьяняющим чувством, что разносится по телу.
        В голову резко вклинивается Андрей и его настойчиво-приторный аромат недорогой туалетной воды. Именно из-за нее я на долгое время забыла о том, каково это, когда ты наслаждаешься своим мужчиной, когда прижимаешься к нему ближе, утыкаясь носом ему в плечо, и дышишь им.
        Я слышу движение, а когда моей щеки в ласке касается рука, в ужасе распахиваю глаза. В ужасе, потому что воображение рисует Тимура. Его едва ощутимые касания на лице, запах, который даже спустя столько лет не забывается. Я вдруг понимаю, что именно в Адаме напоминает мне о Тимуре. Аромат. То, как эти мужчины пахнут.
        Когда Адам рядом я не могу не вспоминать о нем. Не в силах не думать, как все бы обернулось, не будь Алиса беременна? Что, если бы Тимур был сейчас жив, а мы - вместе?
        Нежное касание к щеке возвращает меня в реальность. Я фокусирую взгляд на мужчине, чье лицо находится всего в паре сантиметров от моего. Он смотрит на меня как-то по-другому, так, что поджимаются пальчики на ногах, а сердце начинает барабанить о грудную клетку.

        - Ангелина, - его хриплый горячий выдох в лицо заставляет опомниться и чуть толкнуть его в плечо.
        Этого оказывается достаточно, чтобы Адам перенес вес своего тела на другую руку и освободил меня от себя. Я же незамедлительно пользуюсь этим и вскакиваю с кровати, отходя подальше и в ужасе осознавая, что мы находились в шаге от поцелуя.
        Нет, нет, нет.
        Этого просто не может быть!
        Только не со мной. Я не могу влюбиться в него хотя бы потому что он разрушил мою жизнь.
        - Никогда не прикасайся ко мне, - с вызовом произношу.
        - Ты моя жена, - замечает он.
        - И что? Ты хочешь, чтобы и я сбежала?
        Он замолкает и смотрит на меня тяжелым взглядом, а потом произносит то, чего я никак не ожидаю услышать.
        - Мать Маши не сбегала от меня. И не бросала дочь. Она умерла при родах. Потеряла много крови, а неопытные врачи не смогли ее спасти.
        Я пячусь назад. Не хочу слышать эти откровения и думать, что он гораздо лучше, чем мне кажется.
        - Я не чудовище, - летит мне уже в спину, потому что я трусливо разворачиваюсь и выбегаю из его спальни.
        ГЛАВА 25
        - Мама! - я вздрагиваю, потому что все еще не могу привыкнуть к тому, что Маша так меня называет. - Ты что тут сидишь?! - с укором смотрит на меня. - Там папе плохо! Я зашла к нему в комнату, потому что никого не нашла, а он… там посуда лазблосана по комнате и я видела кловь.
        Вздыхаю, а сама думаю о том, как же сейчас успокоить ребенка, чтобы она не надумала еще больше. Решение приходит быстро.
        - С папой все в порядке, малышка. Столик я случайно уронила, когда мы ужинали, а так как Родион хотел покушать, должна была уйти.
        - А кловь? - не унимается малышка.
        Я вздыхаю, понимая, что Елена Эдуардовна тоже в курсе произошедшего события, как, впрочем и Анна Павловна, прибежавшая следом за Машей.
        - Кровь папина, - соглашаюсь я. - Но это ничего страшного, просто… ему делали операцию.
        - Опелацию? - Маша удивленно пучит глаза.
        - Да, - киваю. - Аппендицит вырезали, - поясняю, понимая, что сейчас последует вопрос о том, что это, но нет, Маша понимающе кивает и произносит:
        - Поняла. Это то, о чем мне учитель лассказывала. С папой сейчас все холошо?
        - Да.
        - А ты пойдешь к нему? Там эта посуда. Ему же нельзя вставать? - и смотрит на меня так пронзительно, что совесть, которую я только запихнула куда подальше и угомонила, снова рвется наружу.
        - Пойду, конечно.
        Как бы мне не хотелось не видеться с ним в ближайшие несколько дней и забыть о его существовании! Представить, что я все еще в своей квартире, жду мужа с работы и ношу Родиона на руках. Увы, маленькая заноза по имени Маша, которая так крепко залезла мне в сердце и разворошила душу, точно не даст этого сделать.
        - А я с тобой пойду, - говорит Маша, не давая ни малейшего шанса на отступление. - Ласскажу папе сказку и дам таблетку, чтобы ему не болело, а то он молщился.
        Выдавливаю из себя улыбку и киваю, переодеваюсь в удобную одежду, беру Машу за руку и веду в комнату к Адаму. Там она быстро приходит в себя, молниеносно забирается на постель к отцу и ложится к нему под бок.
        - Сильно больно? - спрашивает и поднимает свою кудрявую голову наверх так, чтобы заглянуть отцу в глаза и все там прочесть.
        - Нет, - выдавливает Адама и вопросительно смотрит на меня.
        Я мотаю головой, мол, нет, ничего я ей не рассказала, а когда он изгибает бровь, закатываю глаза и говорю:
        - Машуль, папе аппендицит вырезали, это не страшно. И через пару дней ему будет лучше.
        - Палу дней? - она задумывается, а я вижу, как Адам расслабленно выдыхает.
        Он что, и правда думал, что я стану рассказывать семилетнему ребенку о пулевом ранении?
        - Учитель лассказывала, что восстанавливается олганизм не слазу. Тебе точно хватит палы дней?
        - Точно, - Адам улыбается, но я замечаю, как он хмурится и будто вовсе не дышит. - У меня есть специальная мазь.
        - Машуль, - обращаюсь к девочке, чтобы отвлечь ее. - Ты же обещала помочь мне. Сходи к Анне Павловне и попроси ее принести веник.
        Она быстро кивает и слезает с кровати, ковыляя к выходу. Едва за ней закрывается дверь, как я подхожу к Адама и оттягиваю одеяло. На его водолазке проступило большое пятно крови, а сам мужчина выглядит не очень. Видимо, противостояние мне сказалось на его здоровье не лучшим образом.
        Убедившись, что рана снова начала кровоточить, иду к аптечке и достаю оттуда мазь и лекарства, которые оставил Павел. Нахожу там те таблетки, что он назначил при кровотечении и протягиваю две Адаму. Странно, но сейчас он не противиться и не говорит, чтобы я ушла.
        Интересно, на него так подействовала Маша?
        - Нужно еще обработать рану и сменить повязку. Я сейчас уберу здесь, а ты постарайся сделать вид, что у тебя все в порядке. После я уведу Машу и приду, чтобы помочь тебе с остальным.
        Говорю так, чтобы у него не возникло желания возражать мне. Раз уж Маша узнала о его состоянии, я просто не могу бездействовать и обязана сделать все, чтобы он поправился.
        Сказав свою тираду, отворачиваюсь, беру в руки опрокинутый столик и начинаю собирать туда осколки посуды.
        - Спасибо, - вдруг раздается за спиной.
        Не дай бог мне в этот момент держать в руках осколок - точно бы порезалась, ошарашенная словами благодарности.
        От необходимости отвечать меня спасает Маша, забегающая в дверь.
        - Анна Павловна в колидоле.
        То, что ей запрещено заходить в комнату к Адаму, я поняла еще тогда, когда она удивилась, стоило Маше рассказать о плохом самочувствии папы. Выйдя в коридор, забираю у женщины принесенный веник, не забывая при этом ее поблагодарить, а после возвращаюсь в комнату.
        Убрав остатки осколков, выношу все на кухню и возвращаюсь в комнату, застывая прямо на пороге, потому что в Адам рассказывает Маше стишок, а та, свернувшись клубочком у него не плече, внимательно слушает.
        Эта картина заставляет мое сердце сжаться сильнее. Я почему-то думаю о том, что воспитывать ребенка, да еще и девочку, в одиночку, не так-то легко, как может показаться на первый взгляд. Он ведь с самого рождения с ней, с пеленок. Наверняка и кормил, и носил на руках, и менял памперсы. Вот откуда у него решительности и уверенности в уходе за Родионом больше, чем у меня.

        - О, мама, - отвлекается Маша, заметив меня в дверях. - Иди к нам, я подвинусь, - и хлопает ладошкой рядом с собой.
        Я делаю глубокий вдох и двигаюсь к кровати, ложусь рядом с Машей, стараясь при этом лечь не слишком близко к мужчине, но у малышки на это свои планы. Она быстро хватает меня за руку и перебрасывает ее через себя так, что моя ладонь оказывается на здоровой стороне живота Адама. Она хотела, чтобы я обняла ее, а получилось так, что я обняла и ее, и одновременно вторглась в чужое личное пространство. Впрочем, Адам, кажется вовсе не против.
        - Пап, ласскажешь еще что-то? А мы с мамой послушаем.
        ГЛАВА 26
        С момента ранения проходит несколько недель. Адам заметно поправился, стал вставать и, даже, уезжать. Будто и не было ничего, но я-то все помню. Поговорить у нас так и не получилось, потому что он тщательно избегает попыток серьезного разговора. Да я и не настаиваю, стараясь как можно меньше общаться и попадаться ему на глаза.
        После последнего вечера, когда я вынужденно обрабатывала его рану, во мне что-то сломалось. Я вдруг почувствовала, что начинаю привыкать и больше не испытываю той неловкости, что была в самом начале. Это испугало меня и теперь при любой возможности я стараюсь избегать Адама.
        Он, кажется, вовсе не против.
        Тем временем, мы все больше сближаемся с Машей. Она приходит к нам с Родионом каждый день после занятий, а еще мы вместе ходим гулять. Малышка с усилием катит впереди коляску и рассказывает о том, что узнала нового от учителей.
        С Адамом, по хорошему, поговорить бы о Маше и о занятиях, большинство из которых, я уверена, ей не нужны в этом возрасте. А еще о школе. Она ведь здоровая девочка, без отклонений и проблем, почему он не отдает ее в школу? Ей нужно социализироваться, в конце концов.
        Поговорить хотелось, но я все никак не решалась.
        - Мама, - кричит Маша, когда мы с Родионом выходим гулять, а она появляется следом и бежит к нам. - На сегодня всё, - она улыбается во весь рот. - Какие у нас планы?
        - Погуляем, можно будет порисовать, как ты на это смотришь?
        - А Лоди купать будем?
        - Конечно!
        От недавнего времени Маша помогает мне с купанием Родиона. Да и вообще она все сильнее привязывается к братику, а я - к ней. Сама того не замечая, с легкостью принимаю ее, как родную дочь, с ужасом понимая, что не смогу уйти и оставить ее. За это время она стала мне родной, но это ни капли не странно, ведь когда она на меня смотрит, мне хочется рвать на себе волосы, хотя я ни в чем не виновата.
        Иногда Маша тоскливо так улыбается и будто со стороны смотрит на меня и Родиона. А изредка в ее глазах читается страх. Девочка успела привязаться и ко мне, и к братику, поэтому ей ужасно страшно, что однажды она проснется, а нас не будет. Я и сама не могу этого представить.
        Интересно, Адам понимает, до чего довел меня и собственного ребенка? Осознает ли он ту ответственность, что взял на себя? Теперь нельзя будет сказать “Ангелина, в твоих услугах я больше не нуждаюсь, до свидания”. Я знаю, что по закону не имею никаких прав на Машу, но если вдруг Адам решит отправить меня восвояси, буду стоять на своем и требовать с ней встреч.
        От этих мыслей по спине пробегает холодок.
        - А вот и папа! - кричит Маша и смотрит куда-то за мою спину.
        Там и правда стоит Адам. Облаченный в черный костюм и голубую рубашку, он стоит, спрятав руки в карманы, и смотрит на нас. Одежда ему безумно идет. В ней он выглядит настоящим бизнесменом, хотя я по-прежнему не знаю, чем он занимается. То ли руководит какой-то компанией, то ли занимается криминалом. А после пулевого ранения и госпиталя, я уже ни в чем не уверена.
        - Привет.
        Поравнявшись со мной, Адам вытаскивает из кармана руку, приобнимает меня за талию и прижимает к себе, целуя в висок. Он делает так всегда при Маше. Видимо, хочет показать, что между нами все в порядке, а малышка радуется, глядя на нас, правда, один раз спрашивала, почему мы с папой не спим в одной комнате.
        Я тогда сослалась на маленького Родиона, а сама думаю о том, что и Адам об этом наверняка думает. Он ведь говорил, что это дело времени и однажды мы будем спать вместе.
        - Как ваши дела? - искренне спрашивает Адам. - У меня неожиданно освободилась вторая половина дня. Проведем ее все вместе? - спрашивает у меня, а затем переводит взгляд на Машу. - Что скажете? Поедем в торговый центр?
        - Ула! - Маша аж подпрыгивает от предвкушения.
        - Адам, я не…
        - Ну мама! - тут же вклинивается в разговор Маша. - Пожалуйста! Там же есть целый лазвлекательный центл для детей. И Лоди пола уже куда-то выбилаться!
        Перспектива провести весь день с Адамом меня отнюдь не радует, но я соглашаюсь, потому что не могу отказать двум глазам-озерцам, смотрящим на меня с такой искренней надеждой.
        Маша убегает одеваться, а я вдыхаю полной грудью и замечаю пристальное внимание Адама.
        - Я знаю, что нам пора поговорить, - произносит он серьезно. - Давай проведем этот день, ни о чем не думая, как настоящая семья. А вечером, я тебе обещаю, мы поговорим. Сядем в гостиной у камина, ты задашь интересующие вопросы, я честно на них отвечу.
        Он говорит так искренне, что я почти верю, но на то, чтобы провести весь день вместе, соглашаюсь. Маша будет в восторге, да и я не была нигде, кроме этого дома, да и то… большую его половину я даже не видела. Нам действительно пора поговорить. А сегодня - просто отвлечься от рутины, в которой я медленно стала угасать.
        На прогулку я собираюсь быстро. Как бы мне не хотелось выглядеть идеально, я отдаю предпочтение удобным кроссовкам, джинсам и светлому джемперу. Когда мы спускаемся, Маша с отцом уже ждут нас внизу. Она облачена по-простому, но несмотря на это - похожа на принцессу. На ней тонкие лосины и платье-туника, модные кроссовки с изображением ее любимых героев мультфильма Монстер Хай и сумочка через плечо.

        - Шикарно выглядишь, зайка, - произношу, приседая и поправляя перекрученный рукавчик.
        - Сама выбирала, - она гордо вскидывает голову и царской походкой идет к двери.
        В автомобиле уже оказывается два автокресла. Одно - до Родиона, второе - для Маши. За несколько минут мы размещаемся, а после трогаемся с места. Уже в торговом центре понимаю, насколько мне этого не хватало. Жизни. Людей вокруг, кафешек, улыбающихся детишек, развлечений.
        По прибытию мы сразу же идем в детский центр, чтобы Маша могла развлечься. Родион на руках у Адама, но он, кажется, вовсе не против, наоборот, крепко прижимает к себе сына и бережно обходит людей. Мы взяли с собой коляску, но сейчас в ней нет необходимости.
        В центре Маша пробывает около трех часов. За это время я успеваю покормить Родиона дважды и проголодаться. Мы решаем переместиться в кафе, делаем заказ. Родиона перекладываем в коляску, чтобы он смог поспать и не мешал нам отдохнуть.
        - Я на минуточку, - произносит Адам и уходит в сторону туалета.
        Я же думаю о том, что сегодняшний день - один из лучших, правда, когда поворачиваю голову на шум только прибывших гостей, замираю, потому что вижу в толпе Андрея за руку с моей лучшей подругой Соней.
        ГЛАВА 27
        У Сони двое детей и муж. Недавно они взяли трешку в ипотеку, я помню, как Сонька хвасталась и приглашала в гости, но я родила, а потом… как-то не сложилось. И вот она стоит, мило разговаривает с моим бывшим мужем, крепко держит его за руку, переплетая пальцы и заглядывает едва ли не в рот.
        Что происходит?
        Пока они воркуют, не замечая ничего вокруг, я пытаюсь вспомнить, как они друг к другу относились, пока мы с Андреем жили вместе. Нейтрально, ни больше, ни меньше. Соня приходила к нам в гости, но они ограничивались только кивком головы, парой шуток, подколов и все, муж уходил к себе, а мы продолжали общаться.
        Неужели, они врали и за спиной у них был роман?
        Я слабо представляю Соню и Андрея. Вообще ее с любым другим мужчиной, потому что она любила своего мужа Сергея. Но вот их откровенное воркование, то, как она жмется к нему как невзначай касается рукой плеча, говорит о том, что между ними отношения.
        Мне кажется, что мир перевернулся за те недели, что я провела у Адама. А еще… мне неприятно об этом думать, но в предательство мужа было поверить куда проще, чем в то, что Соня оказалась его любовницей.
        Я честно пытаюсь не смотреть в их сторону, но получается откровенно плохо, глаза то и дело находят знакомый родной силуэт, а руки непроизвольно сжимаются в кулаки от желания подойти и врезать ему по морде, а еще высказать все, что о нем думаю. Интересно, Соня хоть спросила, куда я делась? Мою сим-карту мне так и не вернули, а после недавней смены номера подруги, я не успела его запомнить, поэтому и не звонила. Андрею тоже, но его попросту не хотелось слышать.
        - Ангелина? - громкий возглас подруги заставляет меня подпрыгнуть и быстро отвернуться, а еще посмотреть в сторону туалетов.
        Где же Адам?
        Почему-то желания общаться с бывшим мужем и подругой, не хочется, а воспрепятствовать этому сможет только он. Увы, Адама не видно. Маша же любопытно смотрит по сторонам и, кажется, вовсе не обращает внимания на двух подошедших к нашему столику людей.
        - Глазам своим не верю, - вставляет Андрей, презрительно осматривая меня с ног до головы.
        - Где ты была? - подруга, будто поняв, в какой ситуации находится, быстро покидает теплую руку Андрея и подходит ко мне. - Что случилось?
        Я с ненавистью смотрю на мужа и произношу:
        - Расскажешь?
        - Кто? - он удивляется. - Я?
        Если бы я не видела его на второй день после того, как пропала, в стриптизе, поверила бы и бросилась все выяснять, но сейчас. Я окидываю взглядом руку, которую подруга положила на мое плечо, после чего она убирает ладонь и чуть отходит.
        - А кто, Андрей? Ты что не рассказал своей новой девушке, как избавился от старой? - я улыбаюсь и смотрю на Соню. - Продал он меня. Просто взял и продал!
        - Ты что такое говоришь? - взвизгивает муж и тянет руку, больно хватая меня за шкирку, как провинившуюся собачку.
        - Правду говорю, - отвечаю и пытаюсь освободиться, но не получается.
        А еще я не вижу Машу и Родиона. Андрей держит меня так, что они пропадают из моего поля зрения.
        - Отпусти мою маму! - кричит Маша совсем рядом, будто это может подействовать.
        К удивлению, Андрей действительно ослабляет хватку и этого вполне достаточно, чтобы я вырвалась и подошла к малышке, закрывая ее собой. Бывший муж явно не в себе. Он никогда не позволял ничего подобного, а тут… мне становится по-настоящему страшно.
        - Маму? - он переводит взгляд от меня на Машу и обратно. - У тебя была дочь, а ты все это время молчала?
        Я понимаю, что сейчас не время и не место что-то объяснять. Маша стоит позади меня, поэтому сказать, что это не так, не могу. Как и выяснять с ним отношения, потому что девочка явно напугана, а Адам…
        Где, черт возьми, Адам, когда он так нужен?!
        - Что здесь происходит? - его голос врывается в мои барабанные перепонки и заставляет облегченно выдохнуть.
        Адам останавливается в метре от меня, выходя вперед и почти упираясь в Андрея. Его осанка ровная и расслабленная, руки, по обычаю, в кармане брюк. Бывший муж заметно пасует и даже делает шаг назад, чтобы можно было держать хоть какую-то дистанцию. Со стороны это выглядит даже немного смешно, но сейчас точно не время для шуток.
        Когда Адам появляется в кафе, все будто замолкают. Я неловко оглядываюсь: люди уже косятся на нас, а кто-то смотрит, не стесняясь. Мы привлекаем внимание, Маша с силой цепляется за мою руку, а Адам стоит перед моим бывшим мужем в ожидании… объяснений?
        Как по мановению волшебной палочки как раз в этот момент в кафе входит пятеро наших охранников. Видимо, им не понравился тон хозяина, и они прибежали при первой необходимости. Кивком головы Адам дает понять, что в их услугах не нуждается. Трое выходят, а двое остаются стоять у двери, смотря на нас.
        - Что тебе нужно от моей жены? - спрашивает Адам.
        Я внимательно слежу за реакцией Андрей - отличный актер, правда, Соня, в отличие от него, такими талантами не обладает. Она, может, и удивлена, но не настолько. Когда я говорила ей о беременности, на ее лице было и то больше эмоций, нежели сейчас, когда она узнала, что ее подруга давно замужем, а еще, предположительно, у нее есть семилетний ребенок.

        - Какой жены?
        Браво, Андрей! На пять!
        Я так и хочу сказать, но Маша вдруг дергает меня за руку и шепчет:
        - Кто этот дядя, мама, мне страшно.
        - Не бойся, мышка, - шепчу ей. - Наш папа не даст нас в обиду.
        Она кивает, но руку не отпускает, сжимая ее сильнее. Я пропустила, что ответил Адам, потому слышу лишь презрительную реплику Андрея:
        - Вот оно что, - выплевывает он в мою сторону. - Знаешь кто ты? Ты…
        Я быстро закрываю уши Маши, потому произнесенное им слово точно не предназначено для детский ушей. Как и то, что Адам врезает Андрею по морде, заламывает тому руку и буквально выпихивает из кафе.
        Соня же стоит, не зная, что делать. Мечется между необходимостью поговорить со мной и побежать утешать мешок с деньгами. Наконец, желание жить и ни в чем себе не отказывать, превышает потребность узнать, как у подруги дела.
        - Не говори ничего Сергею. Пожалуйста, - бросает Соня напоследок и убегает, а я приседаю и обнимаю Машу. Она жутко испугалась.
        Мои мысли хаотично сменяют одна другую. Я катастрофически не понимаю, что происходит. Когда Соня успела забыть о Сереже и переметнуться к Андрею. Ее что, действительно затмили деньги? Их ведь не так много. Ну поживут они полгода-год на широкую ногу, а дальше что? Придется снова работать. И семейной идиллии конец, а ведь на смену ей придет разочарование и осознание, что нормальную жизнь с любящим мужем и детьми она профукала.
        - Ангелина, - голос Адама отрывает меня от мыслей.
        Я встаю и поворачиваюсь. Мужчина стоит совсем близко, осматривает вначале дочку, потом меня, и спрашивает:
        - С вами все в порядке? Он ничего вам не сделал?
        - Не успел, - сбивчиво говорю и… делаю первый шаг.
        Тянусь к Адаму и нахожу утешение в его широких искренних объятиях. Он прижимает меня к себе крепче и шепчет:
        - Все будет в порядке.
        ?
        ГЛАВА 28
        Аппетита больше нет, поэтому мы, несмотря на голод, решаем поехать домой. Маше, конечно, забираем заказ с собой. При выходе на улицу я чуть нервничаю и оглядываясь по сторонам. Понимаю, что вряд ли Андрей будет ждать меня на выходе, но страх сильнее меня.
        Убедившись, что никого нет, чуть расслабляюсь, но полностью выдыхаю только когда мы садимся в автомобиль. Маша увлеченно лопает детский бургер без вредных продуктов, а мы с Адамом молчаливо смотрим друг на друга, отводим взгляды и думаем каждый о своем. О чем размышляет он, понятия не имею, но я вспоминаю удивление Андрея, когда он узнал о том, что я жена Адама. Или он действительно превосходный актер, или он правда не предполагал такой исход.
        Собственно, а чего он ждал?
        Сейчас внутри меня борется два чувства: желание всё знать и одновременно потребность никогда больше не видеть бывшего мужа. После того, что он мне сказал и как назвал, я больше не могу воспринимать его, как человека, которого любила, как мужчину, с которым мы прожили столько лет бок о бок.
        Приехав домой, выхожу из автомобиля, забираю Родиона и жду Машу с Адамом. Они появляются следом. Губы мужчины сжаты в тугую полоску, осанка напряженная, а взгляд, кажется, не здесь.
        - Ты не идешь в дом? - удивленно спрашиваю, когда мужчина не следует за нами.
        - Прости, - он виновато смотрит на меня и мотает головой. - Появились важные дела. Я постараюсь приехать через пару часов. Ты не будешь спать?
        - Адам, только семь вечера, - напоминаю ему и он улыбается.
        - Прости. Я постараюсь быстро вернуться. И я помню о нашем разговоре.
        Я киваю, а он разворачивается и идет к машине, садится на переднее сиденье рядом с водителем, а мы с Машей смотрим вдаль удаляющемуся автомобилю. Мне хотелось спросить, что за дела его отвлекли, ведь по дороге ему никто не звонил и не писал, но потом вдруг вспоминаю о том, что он отлучался в кафе. Может, как раз тогда?
        - Мы будем купать Родиона?
        Вопреки ожиданиям, Маша не спрашивает о том, что случилось в кафе. Она, будто чувствуя, обходит эту тему, вместо этого акцентируя внимания на братике. Несмотря на это, понимаю, что поговорить с малышкой все же нужно. Я знаю, что ей снятся кошмары, и она не должна бояться, потому что мой бывший муж - настоящий придурок.
        Мы заходим в дом, я быстро кормлю Родиона и прошу Елену Эдуардовну приготовить ванну. Пока она занимается этим, обращаюсь к Маше.
        - Ты же знаешь, что здесь мы в безопасности?
        - Конечно, - тут же отвечает Маша. - Я не боюсь того дядю. А ты ласскажешь, кто он?
        Я делаю глубокий вдох, пытаясь собраться с мыслями. Рассказывать Маше об Андрее я не собиралась, но раз уж она спрашивает, не буду ей врать.
        - Когда-то давно мы любили друг друга.
        - Так, как с папой?
        - Да, как с папой, - улыбаюсь, замечая, что даже тут Маша не смогла вспомнить об отце.
        - Мы были вместе, а теперь… этот человек предал меня.
        - А почему он зол?
        - Потому что понимает, что поступил плохо.
        Разговаривать со взрослым ребенком, объяснять ему что-то оказывается слишком сложно. Маша не по-детски серьезно смотрит на меня и ждет искренних ответов. Врать я ей не хочу, да и не смогла бы, ведь она считает, что я бросила ее и папу. Глупо было бы начинать наши отношения со лжи. И я начинаю их с правды.
        - Он должен извиниться, - уверенно произносит малышка. - За то, что был злой и поступил плохо. Если он это сделает, ему станет легче. Мне это Малина Глигольевна говолила. Она психолог, и она лучше знает.
        - И что именно она говорила? - уточняю, стараясь не показывать, что удивлена наличием у девочки психолога.
        Впрочем, после того, что я слышала и зная о мучающих ее кошмарах, думаю, это вполне хорошая идея.
        - Она учила меня говолить плавду и извиняться, если я чувствую себя виноватой. Я сталаюсь так делать, - с серьезным видом заявляет Маша.
        - Только стараешься? - поддеваю ее.
        - С длаконихой не получается, - малышка расстроенно вздыхает, а я не могу сдержать веселого смеха.
        Она такая непосредственная в своей искренности и, что немаловажно, умеет признать свою вину. Даже в случае с няней знает, что поступает плохо, признает это, но не хочет ничего менять. Она маленькая, а изменить отношение к человеку, если тот не нравится, бывает сложно даже взрослым.
        Искупав Родиона, я снова кормлю его и укладываю спать. Малыш быстро засыпает, а Маша с сожалением отмечает, что уже время ложиться.
        - А можно мне тут остаться? - она кивает на мою кровать. - Я честно не займу много места и посталаюсь не выпихивать тебя ногами, плосто… - она зммолкает. - Мне так стлашно там.
        Я колеблюсь всего несколько секунд. Конечно, Адаму это не понравится, и да, Анна Павловна будет не в восторге, но… как я могу отказать ей после такого насыщенного событиями дня. Да и сама, если честно, вовсе не хочу оставаться одна. Соглашаюсь, говорю няне, что Маша будет спать со мной. Она ожидаемо недовольно поджимает губы, но ничего не говорит, уходит, пожелав спокойной ночи. Странно, что не согласовала это с Адамом, получила распоряжение не спорить со мной? Если это так, то я начинаю чувствовать себя здесь не просто гостем, а хозяйкой.

        Плохо это или хорошо думать не хочется. По крайней мере, не сейчас.
        Когда Маша засыпает, я с сожалением отмечаю, что уже почти десять. Адама нет довольно долго, а я тоже устала за этот день. Не дождавшись мужчину, переодеваюсь в пижаму и забираюсь под одеяло, укрываю Машу тщательнее и засыпаю с мыслями о том, что начинаю чувствовать себя ее матерью. Настоящей.
        ГЛАВА 29
        Просыпаюсь от чувства, что на меня кто-то смотрит. Открываю глаза, привыкаю к темноте и натыкаюсь на Адама, сидящего на краю кровати.
        - Извини, не хотел тебя разбудить, - тихо говорит он. - Машка к себе не захотела? - кивает на девочку.
        - Нет. Ты не против?
        - Нет. Вы уже притерлись, пока я проблемы решал, - он усмехается.
        Я улавливаю в нем какие-то изменения, то ли в голосе, то ли в заторможенных движениях. Он будто не такой, как обычно.
        - Спокойной ночи, - Адам встает и уже хочет пойти к двери, но я останавливаю его словами:
        - Мы не поговорим?
        - Уверена, что хочешь сейчас разговаривать?
        - Да, - произношу после нескольких минут сомнений.
        Я действительно хочу поговорить с ним, хотя сейчас почему-то все интересующие меня вопросы улетучиваются из головы. Я напрочь забываю, о чем именно хотела спросить, что желала узнать. Пока натягиваю на плечи халат, думаю о Маше и школе, о психологе, хочу больше узнать о том, как она живет и есть ли у нее проблемы. Сейчас это приоритетнее всего остального, о чем я думала ранее.
        Когда мы выходим из комнаты, я тихо прикрываю дверь и следую за мужчиной. Впрочем, далеко он меня не ведет, мы останавливаемся у противоположной двери. Адам открывает дверь, пропускает меня внутрь и заходит следом. Здесь что-то похожее на библиотеку. Стеллажи с книгами, стол в центре, мини-бар, который я замечаю только когда Адам подходит к нему и достает бутылку. А еще здесь есть диван, большое бескаркасное кресло, несколько пледов. Рай для любителя почитать. Не удивлюсь, если и выбор книг - на любой вкус.
        Адам наливает в стакан янтарной жидкости, кидает несколько кубиков льда и поворачивается ко мне, заставая за рассматриванием обстановки.
        - Нравится?
        - Это библиотека, - не спрашиваю, а утверждаю.
        - Да. В этом доме есть и библиотека, и бильярдная, бассейн на чердаке и спортзал на нулевом этаже.
        - И это всё? - в шутку спрашиваю, но мужчина, похоже, воспринимает мой вопрос всерьез.
        - Нет, есть еще игровая с рулеткой, каминная, на территории участок для баскетбола, в планах сделать каток, потому что Маша его обожает.
        - Боже, - вырывается из меня. - Здесь действительно столько всего?
        - Да, - он кивает. - Здесь все было до покупки дома. Даже мебель и та осталась.
        - Я думала, тут все по личному дизайн-проекту, - замечаю.
        - Комната Маши, - он кивает. - Она переделана три года назад по ее желанию.
        - Ее я еще не видела, - пожимаю плечами и подхожу к дивану, сажусь, подтягиваю под себя ноги, потому что вдруг чувствую, что ступням становится холодно.
        - Увидишь, - Адам садится на с другой стороны дивана, отпивает из бокала и смотрит на меня.
        В полутемном помещении я вдруг замечаю блуждающую, едва уловимую улыбку на его лице, расслабленность, а еще сбитые костяшки на пальцах, которые еще днем были абсолютно целыми. Он совершенно точно выпил задолго до бокала, что держит в руке. И подрался.
        - Расскажешь, что случилось? - киваю на его руки.
        Адам мотает головой и пожимает плечами:
        - Ничего, о чем тебе стоило знать.
        Я вздыхаю. Он не хочет открываться даже в таких мелочах, как это. Что будет дальше? Он скажет, что его работа, проблемы, деньги - всё не моё дело.
        - А что тогда моё? - не замечаю, как спрашиваю это вслух.
        Ответа я не жду, но Адам отвечает, правда, прежде делает глоток из стакана.
        - Я так устал, Ангелина, - вдруг признается он. - Мне чертовски все это надоело. Хочу взять тебя, Машку, Родиона и свалить из этой страны подальше. От всех, кто меня окружает и перед кем я вынужден прикидываться.
        Его откровение режет слух, хотя сейчас я совершенно ничего не понимаю. Перед кем он вынужден прикидываться?
        - Расскажешь чуть больше? - спрашиваю.
        Мне бы поинтересоваться Андреем, событием в кафе и тем, что со мной будет дальше, как он представляет нашу семейную жизнь, но то ли я не отошла после сна, то ли всё это становится неважным, но сейчас хочется знать больше о мужчине, который совершенно неожиданно стал моим мужем.
        - Ты хотела поговорить, - он ожидаемо переводит тему. - Я слушаю.
        - Помнится, ты сказал, что нам нужно поговорить. Передумал?
        - Понятия не имею о чем.
        - И я, - признаюсь ему. - После того, как ты попросил сказать Маше, что я ее мама, хотелось высказаться, а сейчас это все кажется… неважным.
        - Что-то изменилось?
        - Мне кажется, что всё. Вчера я увидела Андрея с подругой и поняла, что последняя ниточка, связывающая меня с прошлой жизнью оборвалась. Теперь там никого нет. Ни подруги, ни мужа, ни жизни, которая у меня была.
        - Считаешь меня виновным в этом?
        Вопрос не становится для меня неожиданностью, но я все же думаю над ним, замолкаю и прислушиваюсь к себе.
        - Нет, - признание ему дается мне легче, чем себе.

        До сегодняшнего дня я считала, что Андрей ни за что бы не поступил так со мной, что его подговорили, заставили, ему угрожали. Я перебирала множество вариантов, но ни в одном из них не могла представить, что он делает это добровольно. Ставит подпись и забывает обо мне. Я даже думала, что он оступился, может, снова начал играть, и ему нужны были деньги, а тут Андрей и возможности. Надеялась, что он раскаивается, но после всего, что видела…
        Когда он обозвал меня в кафе, поняла, что ни о каком сожалении не может быть и речи, более того, он, кажется, считает, что во всем виновата я. Пытается переложить вину, а увидев меня в кафе и убедившись в том, что у меня все хорошо, сделать это стало легче. Он понял, что я не в беде, меня не держут под замком, и это разозлило его. Он-то надеялся, что получит деньги и что… никогда меня не увидит? Он, правда, так думал?
        - В кафе он… - Адам замолкает. - Он был удивлен, что ты моя жена, вообще что ты замужем. Он, к слову, ни разу меня не видел. Договаривался с ним Рустам. Не знаю, что он подумал, но это не давало ему повода так говорить о тебе.
        Мне льстит то, что Адам пытается объясниться за бывшего мужа. Не говорит о нем плохо, не пытается облагородить себя, а… объясняет. Это подкупает. Я начинаю воспринимать Адама по-другому. Не как мужчину, который разрушил мою жизнь, потому что только сейчас ко мне доходит, что разрушать там было нечего. Андрей предал бы меня при первом удобном случае, выгнал бы на улицу, как неугодную, продал бы бандитам, наркоторговцам, да кому угодно. Отдал бы как трофей за проигрыш.
        Адам - не худшее, что со мной случилось, но все же я пока не знаю, что он за человек и что преследует.
        - Как ты представляешь себе нашу жизнь?
        Не уверена, что хочу услышать ответ на этот вопрос, но должна его задать. Всё это время я сидела в одной комнате, кормила Родиона, гуляла и разговаривала с Еленой Эдуардовной, а еще была развлечением для Маши. Я не знаю дом, не чувствую себя здесь хозяйкой, хотя за последнее время все изменилось, и на меня перестали смотреть, как на недостойную.
        Мне важно знать, чего хочет этот мужчина, ведь изначально я думала, что пробуду здесь несколько недель. После знакомства с Машей и всего, что здесь произошло, я вдруг ловлю себя на мысли, что не хочу уходить, не хочу расставаться с малышкой. Это осознание как-то резко прорастает внутри и, видимо, отражается на моем лице, потому что Адам произносит:
        - Ты знаешь.
        Я лишь мотаю головой. Мне нужно услышать, чтобы я не терзала себя догадками.
        Адам отставляет стакан в сторону и в одно движение оказывается рядом. Так близко, что я чувствую жар, исходящий от его тела.
        - Ты знаешь, Ангелина, - шепчет он, перехватывая мой подбородок и касаясь его длинными пальцами. - Должна знать, чувствовать, неужели ты совсем ничего не замечаешь?
        - Я не понимаю, - тихо говорю, сглатывая и поднимая на него взгляд.
        - Я хочу семью, - произносит он спокойно. - Настоящую. Да, - он кивает, перебивая меня, когда я хочу сказать. - Я знаю, что накосячил, начал не с того, но я постараюсь исправиться. Конечно, если ты позволишь.
        Мы находимся слишком близко друг к другу. Его запаха оказывается нереально много для меня, а касания к коже отчего-то волнуют. Я пытаюсь отстраниться, но Адам не позволяет. Его рука вдруг перемещается мне на затылок, лицо приближается:
        - Отложим исправления до завтра, - шепчет и впивается поцелуем в мои губы.
        ?
        ГЛАВА 30
        Его поцелуй горячий, влажный и волнующий. Я хочу оттолкнуть мужчину, выставить между нами руки, но получается, что только ближе льну к его телу, прижимаюсь к груди ладонями и отвечаю. Я, оказывается, успела забыть, каково это, когда тебя целуют с таким напором и страстью. Каково это отвечать с волнением и трепетом, желать продолжения и сводить ноги от вдруг накатившего желания.
        Моя жизнь была понятной и размеренной, пока не появился Адам. Я точно знала, что рожу ребенка, буду его воспитывать, потом выйду на работу и, как и сотни других семей, буду разрываться между мужем, сыном и работой. Буду зарабатывать, приносить в дом деньги, готовить, стирать, делать с сыном уроки, а пару раз в месяц заниматься любовью с мужем. И, конечно же, предохраняться, потому что позволить себе второго ребенка мы смогли бы не сразу.
        И вот сейчас все планы и представления о дальнейшей жизни, улетучиваются. Я вдруг понимаю, что ничего не будет прежде, что в этот самый момент позволила Адаму переступить черту. Более того, я сама ее перешла, сделала шаг и сорвалась в пропасть.
        Адам отстраняется сам. Разрывает наш поцелуй, утыкается в мой лоб и часто-часто дышит. Сминает пальцами мои плечи, поправляет лямки пижамы, которые он же и стащил. Его горячее дыхание щекочет кожу лица. Мы оба напряжены и пытаемся успокоиться. Я - нервы и разбушевавшуюся фантазию, а он - откровенное желание пойти дальше.
        - Спокойной ночи, Ангелина, - говорит он и отсаживается подальше.
        - Спокойной, Адам.
        Я быстро спускаю ноги с дивана и семеню к выходу, не медля, открываю дверь и быстро добираюсь до своей комнаты. Только там, прислонившись к стене, пытаюсь унять сердцебиение и дыхание, потому что складывается ощущение, что я пробежала стометровку, так мне сложно и сладко одновременно.
        Минут через пять слышу шаги за дверью. Адам, видимо, покинул библиотеку, решив переместиться в спальню. В какой-то момент думаю, что вот сейчас он зайдет к нам в комнату, но шаги стихают.
        Отмерев, подхожу в кровати и забираюсь под одеяло. От того, что я долго стояла на прохладном полу, по телу проходит озноб. Ноги ледяные, а сама я начинаю трястись от холода. Укрываюсь одеялом сильнее и пытаюсь уснуть, но сон никак не идет. Я согреваюсь быстро и начинаю думать о том, что произошло. Перед глазами все еще силуэт Адама, в носу его настойчивый запах, а вот рту - вкус.
        Еще месяца два назад я бы ни за что не подумала о том, что у меня будет кто-то кроме мужа, а сейчас он стал человеком, который с легкостью предал меня.
        Остаток ночи мне приходится провести в беспокойном ворочании, я встаю, чтобы покормить Родиона и забываюсь беспокойным сном только утром. Ожидаемо, просыпаюсь уставшей, с темными кругами под глазами и желанием убивать. Адама за то, что разворошил душу, а себя за то, что чувствовала вчера.
        - У тебя очень хорошо спать, - звонко сообщает Маша. - Больше не хочу в свою комнату. Здесь не было драконов!
        - Машунь, мне тоже понравилось, но ты должна спать в своей комнате. Думаю, если мы попросим папу, он переоборудует любую из свободных комнат под твою детскую. Расположим тебя поближе к нам. Что скажешь?
        - Это будет здорово! - Маша хлопает в ладоши.
        Не уверена, что Адам обрадуется такой перспективе, но это как-то странно, что мы с Родионом живем в этом крыле, а Маша в другом. Конечно, ей будут сниться кошмары. Да и папа далеко, чтобы к нему добраться. Решаю, что поговорю об этом с Адамом за завтраком, но он не выходит, а когда я спрашиваю у прислуги, они сообщают, что хозяин уехал ночью.
        Отчего-то это заявление меня обескураживает. Я слышала, как он заходил в свою комнату, но как выходил - нет. Или же не прислушивалась? Мгновенно меняется настроение, стоит мне представить, что сразу после нашего поцелуя он уехал. Он ведь был возбужден? Неужели, поехал к другой женщине, поняв, что со мной у него пока ничего не будет?
        - Мам, ты почему не ешь? - спрашивает Машка.
        - Да что-то меня немного тошнит, - вру.
        - Ты белеменна?
        - Маша! - возмущаюсь. - С чего ты взяла, что я беременна?
        - Мне лассказывала учительница, что пелвые симптомы белеменности - утленняя тошнота и отказ от еды. Ты не ешь и тебе плохо.
        - Я просто… всё в порядке, Машуль, я не беременна!
        - Точно? - уточняет девочка и смотрит изучающе. - Ну ладно, - тут же меняется в лице. - Я не плотив сестлички, но у нас ведь есть еще и Лоди. Не увелена, что у вас с папой хватит любви на тлоих.
        Я смеюсь, вновь удивляясь Машиной непосредственности и детской искренности. Она отвлекает меня от размышлений об Адаме, так что я даже завтракаю. Запихиваю в себя сырники с сыром и запиваю их чаем. В планах у нас прогулка и поездка по магазинам. Я сцеживаю молоко, ставлю его в холодильник, кормлю Родиона и, одев Машу, беру ее под руку. С утра я случайно узнала, что могу покидать дом, могу ездить в магазин и не только.
        Узнала случайно, когда ко мне подошел некий Богдан и спросил, нет ли у меня распоряжений на сегодня. Не собираемся ли мы никуда ехать. Я сказала, что собираемся. В торговый центра, правда, я выбираю тот, который расположен подальше, чтобы хотя бы там спокойно провести время и не встретиться с бывшим мужем или подругой.
        Маша воспринимает возможность поехать в торговый центр положительно, хлопает в ладоши и кричит “Ура”. Через полчаса мы, одетые и готовые, выходим на улицу. Я взяла кредитку, которую Адам передал мне вместе с телефоном. Сегодня я узнала, что его номер вбит в телефонную книжку, но звонить не стала. Мало ли, вдруг отвлеку его от важного дела.

        От одной мысли об этом закатываю глаза и цокаю языком, приказывая себе даже не думать в этом направлении. Сегодня мы развлечемся. Маша просила купить кинетический песок, потому что ее закончился, а я решила, что мне просто необходимо купить несколько дополнительных комплектов белья и пижаму, которая была бы максимально закрытой.
        Стоит нам выйти на улицу, как на территорию въезжает внедорожник. Я внутренне сжимаюсь, потому что мысленно уже поехала в центр и примерила то, что хотела, а появление Адама может сорвать планы. Тем не менее, я беру Машу за руку и уверенно веду к машине, которую уже подогнал Богдан.
        - Ангелина! - Адам, как я и предполагала, останавливает меня, не успеваю я залезть в салон. Разочарованно вздыхаю и поворачиваюсь к мужчине. Улыбаюсь и произношу:
        - Доброе утро, Адам Всеволодович. И до свидания, мы уже уезжаем.
        В этот момент я забываю, что рядом стоит Маша и все слышит. Наверняка, потом она спросит, почему я назвала папу по имени и отчеству.
        - Доброе утро, Ангелина, - он, по обычаю, касается моего виска губами и чуть приобнимает, а после здоровается с дочкой, целуя ее в щечку. - Куда-то едете?
        - В торговый центр, - произношу я, молясь, чтобы он не сказал, что это запрещено.
        - Вы могли бы сказать, что вам нужно и все бы купили.
        - Папа! - Маша возмущенно топает ножкой. - Мы девочки, и у нас должны быть свои дела и секлеты.
        - А, ну если секлеты, - смеется Адам. - Тогда ладно.
        Маша уверенно открывает дверь и забирается на заднее сидение, пристегиваясь в автокресле. Она взрослая девочка и уже умеет все делать самостоятельно, не нуждаясь в помощи взрослых. Я хочу обойти Адама, но он вдруг закрывает дверцу авто и толкает меня к нему, спрашивая:
        - Расскажешь, в чем дело?
        - Ты о чем?
        - Хотел узнать, в чем дело? Что-то изменилось за ночь?
        - Ничего не изменилось, - пожимаю плечами и прошу: - Отпусти. Нам нужно ехать.
        - Ангелина! Я не привык к загадкам!
        - Не понимаю, о чем ты!
        - Так, стоп, - он перехватывает меня за руку, не позволяя увильнуть в сторону. - Я перегнул вчера? Поспешил? Тебе не понравилось? Ты не испытываешь ко мне ничего? Я был тебе противен? Что, Ангелина, голова раскалывается, мне не до загадок.
        - Пить меньше надо!
        Не знаю, почему злюсь и хочу врезать ему по наглому лицу. Наверное, это гормональное. Я еще не отошла после родов, поэтому такая раздаженная и нервная.
        - Отпусти меня, Адам.
        - Ты ревнуешь? - спрашивает он и хохочет.
        Откидывает голову назад и смеется. Я тут же толкаю его, пользуясь случаем, обхожу машину и открываю дверцу, чтобы не слышать его больше, но вдогонку все равно летит:
        - Я был на работе, а не с женщиной.
        ?
        ГЛАВА 31
        Какая мне разница, где он был?
        Об этом я думаю половину дороги до торгового центра.
        Оставшееся время Маше надоедает сидеть и она начинает спрашивать обо всем на свете. Почему мы едем в другой магазин, что именно мы будем там покупать. Я терпеливо отвечаю на ее вопросы, в конце концов, это лучше, чем сидеть и думать о том, что Адам мне безразличен.
        У торгового центра мы выходим из машины, и я замечаю, как двое охранников следуют за нами. Они ехали в другой машине, держась чуть в стороне. Интересно, в магазины они тоже будут заходить вместе с нами? И к чему такая свита? Адам боится, что я сбегу? Это странно, потому что уехала я с Машей, а не с Родионом. И ни за что бы не забрала дочь у отца. Впрочем, я вообще не собиралась сбегать. Разве что в самом начале.
        - Мам, я хочу новую юбку, - Маша тянет меня в сторону детского магазина. - Вот эту, на витрине.
        Мои глаза ползут вверх, когда я вижу цену этой юбки, но киваю и отправляю малышку на примерку. Она с довольным видом убегает в кабинку, а я думаю о том, правильно ли поступила, позволив Маше купить такую дорогую юбку. Я себе ничего подобного прежде не покупала, а тут кусок ткани для девочки семи лет.
        Правда, когда Машка показывается из примерочной, все сомнения куда-то деваются. Юбка идеально ей подходит: стильная, современная, по-взрослому модная.
        - Она такая класивая, мама, - произносит Маша. - Плавда, туфель к ней нет. Подбелем?
        Думаю, что одной покупкой мы потратили месячный бюджет на одежду среднестатического человека, но я киваю. Конечно, подберем. Вместе с картой я получила и записку, в которой было написано, что карта - безлимитная. Как это, я уточнять не стала, решив, что могу потратить столько, сколько захочу. Если Адам вдруг спросит, куда я потратила деньги, покажу ему чек. Я ведь не для себя.
        Через час мы покупаем Маше туфли, колготки и свитерок, который, оказывается, идеально подойдет к юбке. Потратив на это немалую сумму, решаю отложить покупку пижамы. Мало ли, вдруг Адам скажет, что мы настоящие транжиры.
        - Мы все? - спрашивает Маша, когда я веду ее к выходу.
        - Да.
        - А себе? - она останавливается. - Себе ты ничего не купила!
        - Машунь, у меня все есть, мне ничего не нужно.
        Девочка удивленно смотрит на меня, а потом мотает головой.
        - У меня тоже все есть, но я же девочка. Класивая одежда, обувь, это все должно быть в галделобе, и у тебя тоже. Пошли, - Маша тянет меня за руку и разворачивается.
        Я пытаюсь возражать, ищу аргументы, чтобы не идти, но малышка оказывается сильнее и настойчивее. Наконец, мы останавливаемся у магазина одежды, Маша тащит меня внутрь и громко произносит:
        - Моей маме нужно самое класивое платье. И туфли! - добавляет, когда замечает тут еще и обувь.
        Я неловко переминаюсь с ноги на ногу, говорю, что это не лучшая идея, но Маша только пожимает плечами и падает в кресло для посетителей, а потом поворачивается к девчонкам консультантам и просит:
        - Плинесите мне воды.
        Я умиляюсь ее уверенности и решительности. Охрана остается у входа, я же прохожусь вдоль стеллажей, смотрю на вещи, не зная, что выбрать и стоит ли что-то покупать. Ко мне подходит менеджер, спрашивает, чего бы я хотела и, убедившись, что я не знаю, предлагает мне элегантное вечернее платье.
        Понятия не имею, куда буду его носить, и стану ли покупать, но примерить соглашаюсь. Сбрасываю с себя свою одежду и надеваю платье. Оно черное, с небольшими кружевными вставками на плечах. Легкая ткань струится по телу, прорисовывает фигуру. Я мысленно примеряю туфли на каблуке и какое-нибудь ожерелье. Смотрелось бы, и правда, красиво, но куда в нем идти? Поводов, как таковых, нету.
        - Ну что там? - Маша бесцеремонно одергивает шторку наполовину. - Ничего себе! - восторженно говорит. - Папа, скажи, красиво?
        Папа?
        Я нервно оборачиваюсь и ищу глазами Адама, а когда натыкаюсь на мужчину, вижу, что его взгляд направлен на меня. Он смотрит заинтересованно и с каким-то нескрываемым обожанием.
        - Красиво.
        Что он здесь делает?
        - Спасибо, - произношу и задергиваю шторку.
        Вздыхаю. Когда Адам успел приехать? Решил проверить, как тут его жена, не готовит ли побег?
        Не успеваю расстегнуть молнию на платье, как шторка снова отодвигается и ко мне заходит Адам. Он задвигает шторку за собой и поворачивается ко мне:
        - Не думаю, что здесь можно находиться сразу двоим.
        - Если я захочу остаться с тобой наедине, все, кто здесь работает, уйдут на обеденный перерыв. И даже охранники, что сидят за камерами.
        Его голос звучит уверенно и решительно, я же раздраженно фыркаю и прошу его выйти.
        - Сразу, как поговорим. Ночью я действительно поехал на работу, Ангелина. Меня вызвали, пришлось срочно сорваться с места.
        - Ну да, - киваю. - Я поняла.
        - Ангелина, - Адам мотает головой. - Почему с тобой так сложно?
        - Можно упростить, - пожимаю плечами. - Достаточно просто развестись. Сможешь найти себе жену по вкусу.

        Я понимаю, что злю его, раздражаю и нервирую, но ничего не могу с собой поделать. Осознание, что еще вчера он целовал меня, обнимал, а потом сразу поехал к другой, больно ударяет по женскому самолюбию. И нет, я ни капли не ревную, просто это неприятно. Вначале Адам говорит о серьезных отношениях, а потом с легкостью об этом забывает.
        - Что мне сделать, чтобы ты мне поверила?
        - Все в порядке, Адам, - произношу я. - Ты можешь быть где угодно, и не обязан передо мной отчитываться.
        - О, да, - шипит он и толкает меня к стене, прижимает своим мощным телом и без спроса впивается в губы. - Я так хотел правильно, Ангелина, - шепчет, разрывая поцелуй. - Но разве с тобой может быть правильно? Сомневаешься, нервничаешь, не доверяешь. Мне ты нужна! - произносит и хватает меня за бедра, прижимая так, что я отчетливо чувствую его желание. - Настолько сильно нужна, - и снова целует.
        ГЛАВА 32
        - А что это вы тут делаете? - Маша появляется как раз в тот момент, когда я крепко обнимаю Адама за плечи и отвечаю на поцелуй.
        - Папа обнимает маму, - спокойно говорит Адам. - Машунь, закрой шторку, это не обязательно всем видеть. Я сейчас выйду.
        Маша понимающе кивает, хихикает, что-то счастливо бормочет себе под нос, а я цепляюсь за его плечи и пытаюсь выровнять дыхание. О том, что выравнивает Адам, пытаюсь не думать, хотя это “что-то” настойчиво ощущаю кожей.
        Мы оба молчим и только тяжелое дыхание нарушает тишину комнаты.
        Мне трудно осознать, что только произошло, а Адаму, кажется, все нипочем. Он нехотя отпускает мою талию, касается рукой щеки, нежно поглаживая ее и произносит:
        - Я пойду к Маше, мы ждем тебя.
        Адам уходит, а я стою, как вкопанная. Пытаюсь найти объяснение происходящему, но пока в голову никаких объяснений не лезет, переодеваюсь в свою одежду, излишне аккуратно развешиваю платье, застегиваю молнию и даже выравниваю складочки на ткани, лишь бы не выходить к нему. Мне почему-то так стыдно. Еще несколько минут назад я без зазрения совести обнимала его и целовала, а еще наслаждалась тем, что он приехал, чтобы объяснится. Значит ли это, что я важна для него?
        - Ангелина! - его голос звучит совсем близко, но внутрь он не входит.
        - Да, иду, я только переоделась.
        Я все еще не решаюсь. Вздыхаю тяжело, набирая в легкие побольше воздуха, хватаю платье с вешалкой и выхожу из примерочной. Адам вместе с Машей ждут меня. Я неловко улыбаясь, не понимая, что мне делать с платьем, но в этот момент, будто поняв мое замешательство, подходит консультант и спрашивает:
        - Берете?
        - Да, берем, пакуйте, - отвечает Адам. - Обувь не присматривала? - спрашивает.
        Мне становится неловко. От того, что я потратила кучу денег на наряд Маши, а после всего еще и согласилась примерить платье, которое идеально мне подошло.
        Я хочу возразить, но пресекаю эти попытки, понимая, что сейчас это будет выглядеть жалко.
        - Нет, - отвечаю, улыбаясь. - Мне что-то не хорошо. Вернемся? Родиона нужно покормить.
        Пытаюсь юлить и улизнуть из этого торгового центра без необходимости снова что-то мерить и покупать. В магазинах, куда меня тащит Маша, безумно дорого. Я не привыкла отдавать столько денег за белье, пижаму или даже платье. Мои попытки прикрыться сыном не дают результата, потому что Адам командует:
        - Девчонки, а подберите к платью туфли? - и уже тише мне: - Подскажи размер?
        - Тридцать восемь.
        - Тридцать восьмого размера, - добавляет и удовлетворенно улыбается, смотря на то, как продавцы-консультанты начинают суетиться.
        В итоге мне подбирают лодочки на низком ходу и классические черные шпильки. На примерку уходит полчаса, а когда она заканчивается, отмечаю, что Адама снова нет.
        - Машунь, а папа ушел, да?
        - Сказал, что это сюрприз, - она подмигивает и замолкает, боясь выдать тайну.
        Я только пожимаю плечами, рассчитываюсь на кассе и, взяв малышку за руку, выхожу из бутика. Как раз на выходе мы и сталкиваемся. Адам широко улыбается и спрашивает:
        - Выбрала?
        Я быстро киваю и осматриваю его с головы до ног. Руки в карманах, поэтому за покупками он ходить не мог. И тем не менее, его не было около получаса. Меня снова начинают терзать сомнения и никакие уговоры, что это не имеет значения, что Адам мне муж лишь по документам, не действуют.
        Мне определенно неприятно его отсутствие, когда он уже пришел. Как и то, что ночью он уехал.
        Когда мы идем к выходу, Адам берет меня за руку, переплетая наши пальцы, а Маша, глядя на это, лишь самодовольно улыбается. Ей определенно нравится то, что мама и папа оказывают друг другу внимание и что я, оказывается, вернулась не просто так. Не хочу давать малышке ложных надежд, поэтому решаю по приезду поговорить с Адамом.
        Я не уверена, что наши отношения будут нормальными. Впрочем, что я знаю о нормальных отношениях? У меня не так много опыта. Замужем я была лишь раз, сравнить мне не с чем, да и Андрей явно не был идеалом мужчины, особенно после того, что сделал.
        Когда мы садимся в машину, Адам специально располагается между мной и Машей. Он обнимает нас обеими руками и целует по очереди в щеку, сначала дочь, а потом меня.
        Я запуталась.
        Понимаю, что совсем не знаю, какой хочу видеть свою семейную жизнь, но переживать о том, где Адам по ночам, куда он уезжает после жарких поцелуев и объятий, не хочу. Как понимаю и то, что он не станет отчитываться за каждый свой шаг. Сегодня, скорее, было исключение из правил. Он решил объясниться, чтобы я не надумала того, чего нет, но что будет дальше? Он по-прежнему будет пропадать и возвращаться, а я должна принимать это как данность?
        Разве я смогу?
        С мужем, который продал тебя подороже, смогла же, Ангелина? Я начинаю ругать сама себя. И нервничать, придумывая то, чего нет. Вот правду говорят, женщинам повода не нужно, чтобы грызть себя изнутри и сомневаться.
        В дороге Маша засыпает, поэтому по приезду Адам берет ее на руки и идет к дому. На втором этаже, к моему удивлению, он не сворачивает на ее крыло, а идет к нашему, подходит к моей двери и заносит малышку туда. Родион спит, а Елена Эдуардовна быстро помогает уложить Машеньку на кровать и укрыть.
        - Идем со мной, - произносит Адам, беря меня за руку, которую я тут же вырываю.
        - Позже, - произношу, - мне нужно к сыну.
        - Родион спит, - с нажимом произносит Адам и подталкивает меня к выходу.
        Я недовольно фыркаю, но все же иду. Адам ведет меня куда-то вниз, толкает одну из дверей и помогает спуститься. Мы оказываемся в подвале. В ящиках я замечаю овощи, чуть дальше стеллажи с вином. Их безмерно много, так что я даже теряюсь, хотя что-то примерное предполагала после того, как узнала, что в доме есть бильярдная и бассейн.
        - Что мы здесь делаем? - спрашиваю у Адама, поворачиваясь.
        - Я знакомлю тебя с домом, - он пожимает плечами и ведет меня дальше. - Это подвал, как ты успела заметить. Идем, - он берет меня за руку и ведет вглубь. Когда ты прекратишь кормление, мы попробуем с тобой все сорта вин. И сыров, - когда мы сворачиваем влево, замечаю стеллаж с сыром.
        Мое удивление, наверное, отражается на лице, потому что Адам тут же поясняет:
        - Они привезены из разных стран, а здесь самая комфортная температура хранения, да и в холодильник все бы не влезло.
        Я киваю, понимая, что тут сыра столько, что им можно заполнить тот огромный аппарат, что стоит на кухне.
        - Хочешь попробовать?
        Я киваю.
        - Есть предпочтения?
        - Нет.
        Я и правда не слишком разбираюсь в сырах и винах. Мы с мужем покупали обычные в магазине да и то чаще, чтобы приготовить горячие бутерброды или какую-нибудь запеканку.
        Адам подходит к стеллажу, берет в руки нож, раскрывает одну упаковку, отрезает кусочек и протягивает мне, правда, взять его пальцами не позволяет, кивая на губы. Я послушно приоткрываю рот и чувствую, как мужчина кладет мне на язык холодный кусочек сыра. Это действительно вкусно, понимаю, когда прожевываю и открываю глаза, осознавая, что наслаждалась продуктом с закрытыми веками.
        Натыкаюсь взглядом на Адама и замираю. Он смотрит на меня точно так же, как там, в магазине. С желанием и волнением, с необходимостью меня поцеловать. И он бы непременно сделал это, если бы не стук двери наверху. Мы оба вздрагиваем, Адам чертыхается и просит подождать, а после я слышу:
        - Не понял. Это что за приколы.
        Я выхожу к мужчине и непонимающе смотрю на то, как он пытается открыть двери.
        - Что происходит?
        - Я не знаю, - он пожимает плечами и стучит в дверь. - Какого черта?
        - Нас что, заперли? - я начинаю нервничать.
        - Похоже на то.
        - Нет, - мотаю головой, сначала бросаясь вперед, а после отходя на несколько шагов назад. - Это ты устроил? - спрашиваю у него. - Специально? Открывай немедленно! Сейчас же!
        Меня накрывает волной паники. Я жутко боюсь замкнутых пространств и темноты. Не знаю, клаустрофобия у меня или нет, но оказываясь в закрытой комнате или лифте, мне становится плохо до тех пор, пока не появляется возможность выйти.
        - Эй, тише, - произносит Адам, оказываясь рядом. - Это не я, слышишь? Кто-то из прислуги закрыл, решив, что здесь никого нет. Сейчас, - он шарит по карманам и снова чертыхается. - Я оставил телефон в машине.
        - Открой дверь! - кричу, чувствуя, как меня накрывает волной неконтролируемой паники. - Я знаю, что это ты.
        Толкаю его в грудь, что есть силы.
        - Да твою мать, Ангелина, - он встряхивает меня за плечи. - Снова я виноват? Во всем? Поехал на работу ночью - оправдывайся, закрылся подвал - то же самое! Я не всемирное зло. И не имею к этому никакого отношения.
        Видимо, мое неверие отпечатывается на лице, потому что Адам сует руку в пиджак и извлекает оттуда коробку, протягивая ее мне.
        - Там, в магазине, пока вы примеряли обувь, я отошел, чтобы купить это. Собирался подарить тебе за ужином, но как видишь, - он обводит подвал взглядом, а я чувствую, как подгибаются мои ноги, и я теряю сознание.
        ?
        ГЛАВА 33
        - Ангелина! Ангелина!
        До меня долетает настойчивый мужской голос, но из бессознательного состояния, куда я провалилась, выйти никак не получается.
        - Ангелина! - мое безвольное тело встряхивают и я, наконец, открываю глаза. - Ну, наконец-то! - произносит Адам, смотря на меня максимально обеспокоено. - Ты в порядке? Что с тобой?
        Он явно переживает за меня, но сейчас это, почему-то совершенно не волнует меня. Я рассматриваю его выгоревшие ресницы, густые темные брови, прорезь глаз, думая о том, что Адам, безусловно, очень красивый мужчина.
        На его ответы у меня нет сил. Тело отказывается слушаться, а мозг все еще подвержен легкой панике из-за того, что мы оказались в замкнутом пространстве. Наверное, я сильно ударилась головой, потому что пока Адам что-то обеспокоенно спрашивает, я только разглядываю его и улыбаюсь.
        - Ангелина, скажи уже что-то.
        Я не могу ничего сказать. Горло будто сковало спазмом. На самом деле мне страшно, потому что я ума не приложу, есть ли тут вентиляция. Что, если нас сегодня не найдут? Закончится кислород и мы задохнемся? Даже представить страшно.
        - Эй, - Адам хватает меня руками за лицо. - У тебя клаустрофобия, что ли?
        Я киваю.
        - Боюсь, - шепчу, чувствуя, как дрожат руки, а сердце бьется о ребра снова и снова.
        Я чувствую все симптомы наступившей паники и не знаю, как об этом сказать Адаму. Отвлечься пришлось только на несколько минут, когда я непрерывно смотрела на него. Сейчас же сердце снова ускоряет темп своего биения, дыхание становится частым и прерывистым, а еще я начинаю трястись, во рту пересыхает так, что язык не поворачивается хоть что-то произнести.
        - Да твою ж мать!
        Адам отпускает меня и усаживает на что-то мягкое. Я осознаю все, что происходит внутри, слышу его слова, замечаю резкие нервные движения, но ничего не могу с собой сделать. Паника редко отпускает меня, стоит оказаться в лифте или любом другом замкнутом пространстве. И сейчас она тоже не хочет отступать.
        - Ангелина, смотри на меня, - произносит он, перехватывая мое лицо руками и заставляя сосредоточиться на нем. - На меня, в одну точку, Ангелина. Слышишь?
        Я киваю. Пытаюсь сфокусироваться, но взгляд блуждает по его лицу, по скулам, губам, носу, глазам. Я изучаю его вместо того, чтобы смотреть в одну точку, хотя знаю, что это помогает. Сосредоточиться, успокоиться, перестать бояться.
        - Дыши ровно, глубоко, размеренно, - произносит Адам и показывает мне, как это делать.
        Я повторяю скорее на автомате, чем задумываясь над тем, что делаю. Просто дышу, повторяя это за ним, делаю глубокий вдох, и выдох сразу. Делаю так раз за разом, не задумываясь об успехе, когда чувствую некую расслабленность. Ощущение, что меня отпускает. Руки больше не дрожат, рот наполняется слюной, а сердце уже не норовит выскочить из груди.
        Мне легче.
        - Мне… мне уже легче, - произношу и слышу удовлетворенный выдох.
        - Ну слава богу.
        Адам обнимает меня так сильно, что я, как безвольная кукла, просто падаю ему в руки.
        - Ты меня напугала, - говорит следом. - Часто тебя так накрывает?
        - У меня клаустрофобия, - произношу, стараясь не задумываться над тем, что только что сказала.
        - Я это понял, - произносит Адам. - У моей жены тоже была клаустрофобия. У них это семейное, оказывается, - он улыбается. - Я тогда узнавал, как побороть приступы. Помогло, - он проводит ладонью по моей руке, гладит, ласкает, успокаивая.
        Я понимающе киваю. Все эти уловки я и сама прекрасно знаю. Как дышать, куда смотреть. Они срабатывали, но не так часто. Алиса использовала их куда успешнее. Она и на лифте приучилась ездить, а я так и не смогла. Боялась до чертиков и предпочитала даже на пятый, да хоть на десятый этаж, ходить пешком.
        Я обвожу взглядом комнату и фокусируюсь на коробке, которую он показывал мне, прежде чем я бесстыдно упала в обморок. Она одиноко валяется под стенкой в паре метров. Забытая Адамом из-за волнения.
        - Что там? - я киваю на бархатную квадратную коробочку.
        Адам непонимающе смотрит на меня, а после переводит взгляд в сторону и улыбается.
        - Подарок, я уже говорил, - он пожимает плечами. - Думал, подарю тебе, когда приедем домой, поговорим.
        - Адам, прости меня, - прошу у него.
        - Ты не виновата, - говорит он. - Я понятия не имею, что произошло и почему мы оказались запертыми здесь, но причин для паники нет, - четко произносит Адам. - Здесь отличная вентиляция, правда, прохладно. Ты вон, дрожишь вся.
        Он трогает меня за плечи и прижимает к себе, а я вдруг чувствую холод. Руки уже давно закоченели. В подвале действительно ощущается низкая температура, а на мне - тоненький свитер и джинсы. Правда, Адам тут же снимает с себя пиджак и вынуждает надеть его на себя и укутаться. Я делаю так, как он велит, плотно затягиваю полы пиджака и пытаюсь согреться. Адам в это время согревает мои руки своим дыханием.
        ГЛАВА 34
        Кажется, мы находимся здесь более получаса. Я почти что окоченела и никакое согревание от Адама не помогает, хотя он сделал почти невозможное - остался в одной майке, надев на меня всю одежду и обмотав всем, что нашел в подвале, лишь бы мне было тепло. Правда, лучше так и не стало. Замерзли даже ноги. Вообще после родов я стала жутко восприимчива к низким температурам.
        - Да что ж такое! Почему здесь никого нет?
        Адам снова подходит к двери и бьет по ней несколько раз, кричит, но в ответ снова полная тишина.
        - Ты как? Держишься? Думаю, нужно стучать постоянно, кто-то, да услышит.
        Спустя минут десять я перекрикиваю звук ударов и зову Адама ко мне. Во-первых, мне становится жутко холодно, а во-вторых, его удары не приносят никакого результата.
        - Открой вино! - прошу его.
        - Тебе нельзя - это раз, два - скоро тебе станет однозначно хуже, поэтому нет. Неизвестно, сколько мы здесь еще пробудем.
        Я киваю, хотя от его слов становится еще холоднее. Что значит, неизвестно, сколько мы пробудем?
        - Тише, - Адам подходит ближе, приседает рядом. - Вставай, тебе нужно двигаться. Так ты замерзнешь еще больше.
        Все, что он говорит мне, я понимаю. Мне и правда лучше двигаться, но на это нет абсолютно никакого желания.
        - Ангелина! - Адам требовательно трясет меня за плечи. - Вставай.
        Я мотаю головой. По щекам начинают стекать слезы. Мне холодно и страшно. А еще я хочу обратно, в тепло, желательно под махровое одеяльце.
        - Ангелина, подумай о Родионе! Если ты продолжишь сидеть, замерзнешь!
        Его слова магическим образом действуют на меня. Я отбрасываю плед, которым он меня укрыл и встаю. На несколько минут становится холодней, но только я обхожу подвал, тело чуть нагревается. Мы вместе с Адамом начинаем махать руками, делая зарядку, а после просто прыгать на месте.
        - А не потанцевать ли нам? - спрашивает он и тянет ко мне руку.
        - Почему бы и нет.
        Адам быстро притягивает меня к себе, располагает руку на моей талии, прижимая мое хрупкое тело к своему прессу и начинает двигаться. Быстро, ритмично и невероятно заражающе. Поворачивает к себе спиной, кладет руки мне на бедра и задает ритм, показывая, что нужно крутить попой в разные стороны. В конце концов, наш танец похож на детский паровозик, но мы согреваемся. И правда, в подвале не минус, чтобы окоченеть, да холодно, но лишь когда сидишь, как сонная муха.
        В движении становится хорошо.
        И даже жарко!
        Особенно, когда тяжелые мужские руки держат меня за бедра, гладят по животу и талии, ощупывают спину. Умом я понимаю, что нужно отстраниться, но телу слишком хорошо, чтобы это сделать. Мы танцуем, то быстро, то медленно, унимая дыхание.
        - Легче? - Адам поворачивает меня к себе, прижимает за талию и начинает вальс.
        - Да! - я улыбаюсь.
        Чувствую жар на щеках и тепло по всему телу. Понимаю, что сейчас наверняка выгляжу растрепанной, расслабленной. Щеки точно раскраснелись, глаза горят блеском. Я так давно не танцевала! Кажется, это было еще на свадьбе! Да, точно. После я и не танцевала. В клубы не ходила, на дискотеки тоже, на свадьбах друзей муж больше сидел, а идти в толпу одной было как-то глупо.
        Оказывается, танцевать - очень круто! Особенно, если рядом есть мужчина, который разделяет твои чувства.
        Я украдкой посматриваю за Адамом. Он выглядит счастливым, периодически следит за ногами, видимо, чтобы не оттоптать мои ступни, и улыбается, когда мы сбиваемся.
        - Сто лет не танцевал, - смеется он, замедляясь еще, чтобы отдышаться. - Видишь, оказывается, все не так плохо. У меня вон - майка вся мокрая.
        В подтверждение своим словам Адам перекладывает мою руку себе на пресс и надавливает. Майка действительно мокрая, а вот его кожа - горячая, как в печке. Я сглатываю, мы останавливаемся, глупо глядя друг на друга.
        Я теряюсь, хочу убрать руку, но получается, что лишь поглаживаю Адама по кубикам пресса. За эти несчастные пару секунд, успеваю понять, что они у него, оказывается, довольно твердые. И их много!
        - Прости, - он улыбается. - Это было лишним.
        - Нет, просто…
        Я замираю. Щеки начинают гореть сильнее. Мне почему-то становится жутко неловко, впрочем, в его присутствии это нормально. Подобные чувства я испытываю не впервые.
        - Ладно, давай танцевать!
        Мы пытаемся, но что-то как-то не получается. Я ухожу с головой в себя, думаю о том, почему чувствую в его присутствии все это, а Адам слишком пристально смотрит прямо на меня, заставляя смущаться.
        Адам вдруг останавливается, перехватывает мой подбородок и вынуждает посмотреть прямо ему в глаза.
        - Ты чертовски красивая, когда расслабляешься. И я жутко хочу тебя поцеловать.
        Его признание звучит искренне, поэтому я могу только молча смотреть на то, как он склоняется и касается губами моих, как целует, едва ощутимо проводит языком по небу. Господи, я отвечаю ему. Целую Адама в ответ, обнимаю его за шею и притягиваю ближе. В моей голове все смешивается воедино. Родион, Маша, наше свидетельство о браке, его слова и внимание, которым он меня одаривает.

        Я пытаюсь подумать о том, что нам не стоит этого делать, но думать не получается. Особенно тогда, когда Адам делает несколько шагов назад и мы вместе падаем в кресло. Вернее, он помещается на мягкое сидение, а я… я на него. Сверху. Адам устраивает меня поудобнее, обнимает и притягивает к себе за бедра ближе. Снова целует. Так, что с моих губ срывается горячий стон.
        Господи, что мы делаем?
        Это все от холода! Точно от него!
        ГЛАВА 35
        Его руки на моей талии, губы исследуют едва ли не каждый сантиметр на моей шее, плечах и груди. Он едва ощутимо касается кожи, проводит по ней влажным языком, ласкает так, что с лишь сильнее обнимаю его за шею и откидываю голову назад.
        - Ты так красива, - шепчет Адам, приспуская лямку моего бюстгальтера и касаясь губами чуть покрасневшей от трения кожи. - Идеальная.
        Я тону под его комплиментами и ласками, делаю рваный выдох и пьяно смотрю на мужчину, который порабощает мою волю и превращает меня в овощ, не способный взять себя в руки. Странно, но сейчас я не чувствую никакой вины или сожаления. По телу расползается лишь трепет и отчаянное желание почувствовать себя необходимой, услышать комплименты.
        Когда мне последний раз говорили комплименты?
        Не “Геля, неси еду на стол”, не “Геля, повернись, так неудобно”, не “зай, давай ты сверху, я жутко устал”, а вот такие, которые шепчет Адам. Откровенные, открытые, сказанные таким тоном, что сердце в груди готово разорваться от передозировки нежностью.
        Когда последний раз я себя чувствовала женщиной больше, чем в данный момент? Кажется, это было так давно, что уже и успелось забыться. Мне совсем не по себе от того, что я так реагирую на Адама. А еще в воспоминаниях снова всплывает Тимур. Один из вечеров, когда мы позволили себе больше, чем просто дружеские посиделки. Вечер, когда он практически так же, как сейчас Адам, целовал меня, обнимал, прижимал к себе. Я даже распахиваю глаза, чтобы убедиться, что передо мной не Тимур.
        Господи, да что со мной?
        - Ангелина, - шепчет Адам, впиваясь поцелуем в шею и зарываясь рукой в мои волосы.
        Холод отходит куда-то на второй план. Я вдруг забываю, что еще некоторое время назад мне было жутко холодно. Сейчас мне безумно жарко. Тепло разносится по телу, и хотя я понимаю, что ничего не будет, не будет продолжения. Адам не станет настаивать, ведь если бы хотел, мы бы уже лежали в горизонтальной плоскости и избавлялись от остатков одежды. Тем не менее, не смотря на это, мне жарко. И я хочу мужчину, который так по-хозяйски забрал меня к себе.
        Адам вдруг отстраняется, отворачивается, пытаясь унять дыхание и притягивает меня к себе ближе, обнимая. Я возвышаюсь над ним, упираюсь руками о его плечи и тоже стараюсь смотреть в сторону. Господи, что мы наделали? Почему так спокойно отдались захватывающей нас страсти? И ладно Адам, но я… я ведь женщина! Откуда во мне такое дикое необузданное желание к мужчине, которого я едва знаю?
        - Иди ко мне, - шепчет он, устраивая меня под боком и обнимая за талию.
        Самое ужасное, что я не сопротивляюсь.
        Я даже не пытаюсь!
        Просто лежу, ощущая жар, исходящий от его тела, и думаю, как получилось так, что я настолько ему доверилась, так прониклась. Когда это случилось? Тогда, в первую ночь, когда он дал мне выспаться? Или тогда, когда я увидела их взаимоотношения с дочерью? А, может, во время ранения, когда мы были максимально близки, и я спасала свою жизнь? Или, все же, после той ночи, когда он признался, что хочет семью?
        Впрочем, какая разница, когда и как это произошло? Главное, что это случилось! Я перестаю воспринимать Адама как главную беду в своей жизни, больше не думаю о нем, как о том, кто разрушил мою семью. Это первые шажочки, маленькие, едва заметные, но я сама, неосознанно, делаю их.
        И с каждым разом эти шажочки будут больше и чаще.
        - О чем ты думаешь? - вдруг спрашивает Адам.
        - О том, что мы слишком торопимся.
        Он смеется, поглаживая мой живот своей большой ладонью.
        - Я думаю наоборот, мы потеряли слишком много времени и сейчас наверстываем упущенное.
        Что значат его слова, я не уточняю, только пожимаю плечами и встаю, потому что снова слышу холод.
        Как раз в этот момент мы слышим какой-то шорох у двери. Адам тут же срывается с места и подбегает к выходу:
        - Откройте! Нас заперли, - кричит он.
        Дверь тут же открывается. На пороге стоит испуганная девочка, работающая у Адама.
        - Что вы здесь делаете? - ошарашенно спрашивает она.
        - Двери заперли, мы стучали, но никто не слышал.
        - Какой ужас. Вы замерзли, наверное.
        - Конечно. Закрой тут все, а мы пойдем.
        Адам берет меня за руку и тянет наверх. В коридоре я, наконец, чувствую, что окончательно оттаиваю, правда, придется еще отпаиваться чаем и приходить в себя не столько после подвала, сколько после всего, что там произошло. Мне нужно переосмыслить все.
        - Идем, я проведу тебя к Родиону, а после пойду разбираться, кто и почему решил запереть дверь. А, главное, неужели они не видели, что внутри горит свет?
        - Ты думаешь… нас специально заперли? - спрашиваю, хотя почему-то этому не верю.
        Не хочется думать, что в доме, где живут наши дети, может быть небезопасно.
        - Нет, не думаю. Скорее всего, это ошибка, но нужно это выяснить. Можно, Маша поспит этой ночью с тобой?
        - Спрашиваешь? - удивляюсь. - Конечно, можно. Она, я думаю, будет в восторге.
        - Я буду вечером. Устроим тихий семейный ужин при свечах. Я, ты, Родион и Маша. Что скажешь?

        - Хорошо, - улыбаюсь и смотрю на Адама.
        К двери моей комнаты мы добрались давно, но никто из нас не спешит уходить. Мы будто пытаемся продлить наше общение. В конце концов, Адам склоняется, проводит рукой по щеке и целует меня на прощание. Я же с глупой улыбкой смотрю ему вслед и только после этого захожу в комнату, где сразу же попадаю в плен нежных рук Маши. Она обвивает меня за талию и укоризненно произносит:
        - Мы тебя потеряли!
        ГЛАВА 36
        Маша радостно обнимает меня и ведет к кровати, где уже кряхтит Родион. Он напоминает всем о том, что недоволен долгим отсутствием кормления. Делает это единственным известным ему способом - громко плачет. Я тут же беру его на руки и прикладываю к груди. Улыбаюсь, когда Родион начинает усердно есть и причмокивать, а еще недовольно кряхтеть, мол, что-то ты задержалась.
        После кормления сообщаю Маше, что папа разрешил ей ночевать у меня и сегодня.
        - Плавда? - она радостно хлопает в ладони и оживленно придвигается ближе. - Что ты с ним сделала, мам?
        - Ты о чем? - невинно улыбаюсь я.
        - Папа изменился, - мечтательно протягивает малышка. - Стал доблее и улыбается чаще. Почему ты не велнулась ланьше?
        После ее вопроса понимаю, что это всегда будет между нами. Маша не хочет задеть, но ей обидно, и она вспоминает о том, что меня не было столько времени. Говорить, что я знать не знала ни о ней, ни о ее отце, уже поздно. Я призналась, что ее мама. Мне с этим жить и просить прощения, как бы сложно ни было.
        - Прости меня, Маш, - я беру ее за руку и крепко сжимаю хрупкую ладошку. - Я обещаю, что больше никогда тебя не брошу.
        Мы обнимаемся. Маша, кажется, начинает верить мне, но обида все еще читается в ее глазах. Это и не удивительно. Маша ждала, что ее мама вернется, надеялась все эти годы. И она вернулась, но слишком поздно. Девочка и рада и обижена одновременно. Я вообще удивлена, что она нормально меня приняла.
        На этой радостной ноте нас прерывают. В комнату забегает та самая женщина, которая проводила меня в комнату в первый день прибытия.
        - Собирайтесь, срочно, - кричит она. - Адам Всеволодович приказал немедленно забрать детей и последовать за мной.
        - Куда? - удивленно спрашиваю, совсем не понимая, что происходит.
        - Я вас провожу, идемте.
        Я киваю, беру на руки Родиона, хватаю Машу, попутно думая о том, что с собой взять. Я почему-то думаю, что нам грозит опасность. После того, что я пережила в подвале это вовсе не удивительно, но женщина тут же разуверяет меня.
        - Что вы делаете? - удивленно спрашивает женщина. - Одна идите, одна! О детях позаботятся.
        Я начинаю сомневаться и обводить взглядом комнату в поисках телефона. Того, как назло нет.
        - Я могу позвонить Адаму?
        - Звоните, - равнодушно бросает женщина. - Он ждет вас в машине, господи, там и поговорите, - не выдерживает она, когда видит, что я не могу найти мобильный.
        - Ладно. Малыш, я вернусь.
        Выхожу из комнаты следом за женщиной и пытаюсь ту разговорить, спросить, куда и зачем мы идем.
        - А я почем знаю? - она пожимает плечами. - Хозяин приказал, я веду, - она улыбается. - У богатых свои причуды. Сюрприз у него такой, оригинальный.
        Совсем не понимаю, что происходит. Почему она сказала, что мне нужно срочно собраться, но не разрешила взять Родиона и Машу? Адам действительно хочет со мной встретиться? У него и правда такой сюрприз? После подвала я начинаю нервничать и все происходящее воспринимаю в штыки.
        Мы идем не к главному входу, а совсем в другую сторону, спускаемся по какой-то лестнице. У двери я останавливаюсь и разворачиваюсь. Пускай Адам скажет, что я истеричка, но все это кажется мне подозрительным. Вне себя, начинаю подниматься по ступенькам, но меня тут же оттаскивают назад со словами:
        - Как же ты мне надоела!
        Этот голос я не знаю. Он принадлежит мужчине, но я не вижу его лица. Хочу закричать, но мои мысли будто прочитывают, потому что в этот момент на мой рот ложится тяжелая мужская рука, и я не могу сказать и слова. Мы выходим на улицу. Кажется, это задний двор. Здесь стоит машина. Большой внедорожник с затемненными окнами. Меня подводят к нему, напоследок запихивают в рот какую-то ткань, заклеивают рот скотчем, на голову накидывают ткань. Руки заводят за спину и связывают.
        Через несколько минут я оказываюсь в машине. Дверца хлопает, после открывается снова, и машина трогается. Я совершенно ничего не понимаю. Меня что, похитили? Или это такой дурацкий сюрприз от Адама? Если второе, клянусь, я ни за что его не прощу!

        ГЛАВА 37
        Вот сейчас! Нас остановят, дверцу машины откроют и увидят, что я связанная и у меня закрыт рот. Я думаю так, кажется, уже в десятый раз. Первый был еще когда мы даже не выехали из территории. Я все думала, что так и не выедем, ведь на выезде охрана. Они точно заметят чужого человека, другую машину, но нас пропустили, я поняла это почти сразу, и мне стало еще страшнее, ведь это означает, что предатели в доме и в подвале мы оказались неслучайно.
        А еще, вспоминая слова женщины о том, что “о детях позаботятся”, мне становится по-настоящему страшно. Что, если пока Адам решает проблемы, точно так же увезут Родиона и Машу? От бессилия мне хочется кричать и плакать, угрожать полицией, но я ничего этого не могу. Даже слова сказать не могу, мне и дышать становится ужасно сложно, потому что рот закрыт тряпкой, а на голове какой-то мешок. И кромешная темнота. Я не имею ни малейшего понятия, куда и зачем меня везут. Это ужасает.
        На грани потери сознания, понимаю, что мы останавливаемся. Это придает мне сил. Я вытягиваю голову, распрямляю спину, жду, что с моей стороны откроются двери, меня вытащат наружу и стянут мешок, но происходит все, кроме последнего. Мне так и не дают возможности ни заговорить, ни увидеть, куда меня привезли.
        Грубо вытащив мое хрупкое тело из машины, похититель бесцеремонно подхватывает меня под локоть и куда-то тащит. Я хочу воспротивиться, но мне в спину внезапно упирается что-то холодное и твердое.
        - Попытаешься сопротивляться, пристрелю прямо тут, - слышу тот же мужской голос.
        Я каменею и продолжаю идти с энтузиазмом. Чего-чего, а умереть я не хочу. Меня ждет сын и дочь. Маша наверняка подумает, что я снова бросила ее. Как после всего вернуть доверие девочки, понятия не имею.
        - Иди давай быстрее! Вот так, молодец.
        Меня ведут куда-то в дом, мы спускаемся по ступенькам, по всей видимости, снова в подвал.
        - Стой!
        Я останавливаюсь, чувствую, как мне развязывают отекшие руки, снимают мешок с головы и вытаскиваю кляп изо рта. После нахождения в темноте глаза трудно привыкают к освещенному помещению. Свет тусклый, но я все равно не могу ничего разглядеть, а еще руки затерпли, так что я даже не могу протереть глаза.
        Наконец, я привыкаю к освещению и осматриваюсь. Передо мной стоит мужчина, но его лица я не вижу: он в маске. Все, как в фильмах, но есть один плюс, если на нем надета маска, он не собирается меня убивать. Ведь так?
        Пока я осматриваюсь, замечаю, что мужчина собирается уйти, он поворачивается, но я быстро останавливаю его словами:
        - Что вам от меня нужно? Почему вы привезли меня сюда?
        Незнакомец останавливается и поворачивается. Его спина прямая, в руках пистолет, а взгляд горит опасным блеском. Я жду ответа, но он вдруг начинает смеяться. Его противный гортанный смех пробирает до самых внутренностей, от чего хочется закрыть уши и не слышать его.
        - Ты правда думаешь, что я стану перед тобой распинаться? - мужчина перестает смеяться и хмыкает. - Ты действительно такая дура, как о тебе говорили. Сиди здесь, скоро к тебе придут.
        - Кто?
        Последний вопрос, конечно же, остается без ответа. Мужчина просто поднимается по ступенькам и выходит, оставляя меня в подвале. Я обреченно осматриваюсь по сторонам, останавливаю взгляд на кровати, небольшом кресле, столе, тумбочке и даже шкафе. Здесь куча каких-то безделушек, статуэток, ваз, всякого хлама. Видно, что перед моим приходом здесь если и убирались, то забрали только вилки, ножи и любые другие колюще-режущие предметы.
        Мне становится страшно, потому что я совсем не понимаю, кто и зачем похитил меня, и что будет с детьми. Но главное, где Адам? Он ищет меня? Уже знает о похищении или еще находится в неведении? Когда няня или Маша забьют тревогу и она дойдет до мужчины? Эти мысли одна за одной крутятся в моей голове. Я понимаю, что совершенно ничего не знаю о сфере деятельности Адама. Кем он работает? Может, связан с преступностью и криминалом? Тогда мое похищение может быть тщательно спланированным и виновные потребуют выкуп.
        Кажется, я перечитала детективных книг и пересмотрела примитивных сериалов.
        Осматриваюсь в помещении. Здесь нет окон и единственный выход тот, откуда мы пришли. Конечно же, он закрыт, но я все равно проверяю. Когда дверь не поддается, спускаюсь обратно. К моему удивлению, тут в подвале довольно тепло. Или к моему приезду приготовились и прогрели помещение, или тут так всегда. Если готовились, убивать меня точно не будут. Тогда что?
        Им нужна информация? Расположение дома Адама? Количество охраны? Сомневаюсь, что я буду полезна, потому что ничего не знаю. Единственное, в чем я точно уверена: что являюсь его женой. Это всё.
        Не знаю, сколько я нахожусь здесь, прежде чем дверь открывается и на пороге появляется… мой бывший муж. Я даже дар речи теряю и первым делом думаю, что и его похитили, но нет. Он спокойно заходит в двери, кивает, чтобы их за ним закрыли и спускается вниз, попутно произнося:
        - Здравствуй, Ангелина.
        Я молча смотрю на то, как Андрей подходит ближе, останавливается, осматривает меня с головы до ног.
        - Что происходит? - наконец, спрашиваю.
        - Даже не поздороваешься со мной? - он хмыкает. - Не обнимешь? Ты что, не рада меня видеть?

        Андрей делает шаг ко мне, но я отхожу от него. Он прав. Я действительно совсем не рада его видеть. После всего, что произошло и того, что он сказал в кафе, хочется забыть о его существовании, ведь я даже в мыслях не думала о нем плохо и старалась вспоминать только положительные моменты. А он… вот так. Даже сейчас смотрит на меня так, будто я извалялась в грязи, будто во всем виноват не он.
        - Что происходит, Андрей?
        - И правда, не рада, - он ухмыляется, а я вдруг замечаю чуть осунувшееся лицо и цинизм, которого раньше точно не было. - Ты еще не поняла, что происходит?
        - Андрей…
        - Да все, все, - он в шутку поднимает руки вверх, будто показывая, что извиняется, и продолжает: - Ты же не думала, что все будет так легко и сказочно?
        - О чем ты?
        Несмотря на мой холодный тон и внешнее полное спокойствие, меня задевают его слова, потому что он может говорить так только об одном. О моей с Адамом жизни. Что он хочет этим сказать?
        - Ну ладно, дам тебе возможность погадать, - Андрей хлопает в ладоши. - Как ты думаешь, почему мы здесь? Даже не так. Почему ты здесь? Какова причина твоего похищения?
        - Судя по тому, что ты чувствуешь себя здесь главным, ты прекрасно знаешь причину. И тебя никто не похищал.
        - Конечно, нет, - он говорит это так, будто я всего лишь глупая, ничего не понимающая дурочка. - Я здесь, чтобы помочь тебе, - он пожимает плечами. - Ты же тут не просто так. И тебя на самом деле никто не похищал, - Андрей обнажает ряд белоснежных зубов. - Просто от тебя приказали избавиться.
        - Что? О чем ты?
        - Господи, ну ты же не глупая женщина, Ангелина. Тот человек, что привез тебя сюда, должен был убить тебя, как ты не понимаешь!
        - Но за что? - бросаю в сердцах.
        - Глупая, глупая Ангелина. Неужели ты действительно думала, что нужна такому богачу, как Адам Суворов? Ему нужен был ребенок. Я согласился на то, что они предлагали под дулом пистолета, а ты… ты бы ни за что не отказалась от Родиона, не так ли? Об этом я говорил его человеку, Рустаму, кажется.
        Я сглатываю. Мир уходит у меня из под ног. Я медленно оседаю на стоящее неподалеку кресло и вцепляюсь пальцами в подлокотники. Я не хочу ему верить! Даже не собираюсь!
        - Я вижу, ты сомневаешься, - Андрей кивает, будто только этого и ждал от меня. - Я предполагал, что ты мне не поверишь. Понял, когда увидел тебя там, в кафе, заметил, какой счастливой ты была. Его дочь называла тебя мамой, верно? Ты слишком сильно влилась в их семью, а ведь не должна была, - Андрей вздыхает так, будто ему по-настоящему жаль. - Ты привыкла к ним, но ты не нужна ему.
        - Скажи, почему я должна тебе верить?
        Я правда не понимала. Возможно, произойди это чуточку раньше, я бы спустила всех собак на Адама, безоговорочно поверила бы в его вину, но после того, как его дочь называет меня мамой, а сам мужчина относится, как к важному человеку в его жизни, я не могу так поступить.
        - Действительно! - восклицает Андрей. - Ведь именно я тот человек, которого ты знаешь всего месяц. Я тот, кто обманом получил ребенка, я тот, кто ничего тебе не рассказал. Ангелина, очнись! - вдруг произносит бывший муж и подходит ближе. - Ты знаешь меня гораздо дольше, мы пожили столько лет! Как ты можешь верить тому, кого даже не знаешь?
        - А ты знаешь? - вдруг кричу и вскакиваю на ноги. Сама не ожидаю от себя такой реакции. - Что ты о нем знаешь? И… поверить тебе? Я думала, что знаю тебя, пока ты не продал меня как инкубатор. Взял деньги, пошел в стриптиз, а потом, как ни в чем не бывало, стал встречаться с моей подругой. Ты и их семью разрушить хотел? Нашей стало мало? Сколько тебе заплатили, Андрей? Сколько тебе заплатили за то, чтобы ты все это сказал мне? Миллион, два, десять? Ну же, скажи мне! Ты не должен был продешевить.
        - Мне ничего не платили, дура, - резко бросает он. - Я пришел помочь тебе. Увезти подальше отсюда. Вот билеты, - он протягивает мне два листа. - Тебе решать.
        Я беру их в руки, а после бросаю ему в лицо.
        - Ты правда думаешь, что я поверю тебе? И оставлю своего сына? Я ведь больше не твоя жена!
        - Ошибаешься, - смеется Андрей. - Как же ты ошибаешься, - он вытаскивает из кармана какую-то бумажку и протягивает ее мне. Посмотри на дату. Эту выписку я взял в ЗАГСе. Ты что, правда думала, что он на тебе женится? Это всё была игра! Ему нужно было получить ребенка, убедиться, что ты не откажешься от него добровольно и избавиться от тебя. Я помогаю тебе, пойми же ты! - Андрей хватает меня за плечи. - У тебя ведь даже документов нет. Он их забрал, слышишь?
        Андрей продолжает говорить снова и снова, что-то доказывает, распинается, будто и правда волнуется. Я же сижу и молча смотрю на полученный документ. Это свидетельство. Наше свидетельство о браке, точнее, копия, выписка из реестра, или как оно там называется! И сделана эта копия пару дней назад.
        Я не хочу верить в то, что говорит Андрей, он не заслужил доверия. А еще у меня не складывается в голове, почему Адам разрешил мне так сблизиться с дочерью, разрешил своему ребенку называть меня мамой, ведь ладно я, но ей это разобьет сердце. Он не мог так поступить с ней! Я уверяю себя в этом, но почему-то червячок сомнения все равно грызет душу.
        ?
        - Ангелина! Идем, нам нужно уходить, - настаивает Андрей, таща меня за руку.
        - Нет!
        Я вырываю ладонь из его цепких пальцев и произношу:
        - Я никуда с тобой не пойду! Мой ребенок остался там, в его доме. И я ни за что не оставлю его.
        - Да как ты не понимаешь? - Андрей трясет меня за плечи, как марионетку. - У тебя больше нет ребенка. И тебя могут убить!
        ГЛАВА 38
        Уговоры Андрея, кажется, длятся бесконечно долго. Я молча слушаю и одновременно ничего не слышу, потому что уже приняла для себя решение. Мне нужно потянуть время. Сделать что угодно, лишь бы оттянуть то, о чем говорит Андрей, но с ним я поехать не могу, потому что предам Адама. Уж не знаю, откуда во мне такая уверенность, что мужчина не просто так говорил мне, что хочет быть со мной. Наверное, я глупо выгляжу, потому что Андрей вдруг приседает на корточки напротив кресла, в котором я сижу, и всматривается в мое лицо.
        - Ты не поедешь со мной, да?
        - В кои-то веки ты все правильно понял, - киваю, отстранившись, потому что Андрей приблизился слишком близко.
        - Ты идиотка, Ангелина, - в сердцах бросает бывший муж. - Совсем умом тронулась! Больная! Он же найдет тебя, найдет и…
        - Хватит! - я вздрагиваю от резкого приказного голоса, который кажется мне знакомым, перевожу взгляд к двери и застываю, потому что вижу там Лизу. Соседку, которая приходила к нам с дочкой и пирогами. - Можешь быть свободен!
        Я понимаю, что все, о чем распинался Андрей - ложь. Адам не приказывал избавиться от меня, не говорил, что я не нужна ему, а бывшего мужа просто снова купили. Отчего-то я даже не сомневалась!
        - Ну здравствуй, Ангелина, - Лиза здоровается сразу, как Андрей уходит из подвала. - Надеялась, что этот олух уговорит тебя, но… - она замолкает. - Ты же понимаешь, что тебе лучше было уехать с ним?
        - Что тебе нужно?
        - О, как ты заговорила, - Лиза улыбается. - А так сразу не догадалась?
        Я смотрю на ее красивое лицо: замечаю четко подведенные стрелки, нарощенные пушистые ресницы, пухлые, наверняка сделанные гиалуроном губы, точеные скулы. Она красива, привлекательная, стильная женщина, у которой есть дочка. Я понятия не имею, зачем ей похищать меня, разве что… догадка ослепляет меня, как вспышка молнии. Адам. Он единственная причина, из-за которой она делает это.
        - Вижу, догадалась, - она утвердительно кивает и осматривается в поисках, куда присесть.
        Не найдя ничего подходящего для ее статуса и скривив лицо, Лиза продолжает стоять, осматривает меня и пожимает плечами:
        - Смотрю на тебя и не могу понять, что он нашел. Сына ты ему родила? Так и я бы родила, представляешь? Дочка - прямое доказательство того, что я могу забеременеть. А он все равно другую нашел. Всегда были другие, представляешь? Саши, Вали, Алисы, Оли, все, кроме меня. Я была не больше, чем его друг, а когда он узнал о чувствах, прекратилась и дружба. Так нелепо!
        Лиза обнимает себя руками и ходит из стороны в сторону, поглаживает худые плечи, будто ей холодно.
        - Я все ждала, что он подумает, что ему надоест быть одному и он посмотрит в мою сторону, а потом появилась ты, - Лиза противно засмеялась. - Жена и мать его сына! Жена, представляешь? Я как увидела тебя, подумала, что шутка, а как он меня из-за тебя выставил?! Нет, ты была не шуткой. Настоящей женой.
        - Лиза, послушай, - я хочу сказать, что на самом деле не настоящая его жена, что вовсе не хотела ничего подобного, что даже не собиралась за него замуж и даже сейчас между нами ничего нет, кроме сына, которого я тоже родила по случайности, но Лиза не дает сказать и слова.
        - Заткнись! - рычит она. - Заткнись, иначе я прямо тут пристрелю тебя! Ты кем себя возомнила? Думаешь, обошла меня? Ни черта подобного! Я просто прикажу тем ребятам, что привезли тебя сюда, тихонечко избавиться от твоего тельца. И спокойно заживу с Адамом и твоим сыном. Да-да-да, - она смеется. - Даже рожать не придется, представляешь? Я просто буду рядом, стану поддерживать его, помогать с воспитанием младенца, ведь я так хорошо знаю, что делать. И не будет у него никого больше. Я не позволю!
        По тому, как она убеждает сама себя, убеждаюсь в ее безумстве. В том, что она или не понимает, что делает, или понимает, но совершенно не боится правосудия. Уверена, что это сойдет ей с рук или и раньше так избавлялась от своих соперниц? Становится не по себе, по спине бегут мурашки. Я больше не хочу с ней говорить, ведь что бы я не сказала, она мне не поверит. Она убеждена, что я отобрала у нее мужчину, который должен был стать ее, которого она ждала не один год. Любые мои слова окажутся бредом, и я молчу.
        Слушаю ее тираду о том, какой Адам неблагодарный, а после о том, что она безумно любит его и, конечно же, оценит по достоинству. Не то, что такая сельская простушка, как я.
        - Ну что ж, засиделась я с тобой, - усмехается Лиза. - Пока. И да, сглупила ты знатно. Ушла бы со своим благоверным, сберегла бы и себе жизнь, и ему, а так… дура ты!
        Она уходит, оставляя меня одну. Я слышу голоса, разговоры, потом звук отъезжающей от дома машины. Надеюсь, что меня оставят здесь. Просто уедут, оставив закрытой, а я потом найду способ сбежать. Обязательно найду, выбью двери, снесу их к чертовой матери, ведь дома меня ждет Родион, но нет. Минут через пять за мной приходят. Мужчина в маске приказывает мне подниматься и выходить из подвала. Я пытаюсь потянуть время, спотыкаюсь на ступеньке, падаю в обморок на выходе, но ничего из этого не помогает. Меня усаживают в машину и куда-то везут, предварительно связав руки и надев на голову тот же мешок, в котором меня везли сюда.
        Андрея рядом нет, и я думаю, что его или везут в другом автомобиле, или же отпустили. Надеюсь на второе, ведь я действительно не желала ему смерти. Хотя… это ведь из-за него всё! Не поступи он так, мы бы спокойно жили в своей квартире и воспитывали сына, жили бы от зарплаты до зарплаты, но жили бы!

        В дороге я успеваю пройти все стадии ситуации, в которую попала: неверие, осознание, понимание и, наконец, отрешение. Когда машина останавливается и меня выволакивают на улицу, я даже не понимаю, что происходит. Я полностью отрешилась от происходящего. Я слышу только шорох, а потом с моего лица снимают мешок, а изо рта достают кляп. Я стою на коленях, а рядом - мой бывший муж.
        Вот и обещание умереть в один день.
        Раздаются выстрелы. Два сразу. От испуга я падаю лицом в пол. От испуга, потому что в меня совершенно точно не стреляли, как и в Андрея, потому что он лежит рядом с такими же испуганными, как у меня глазами. Я пытаюсь встать, но натыкаюсь взглядом на лежащего человека в маске, который должен был выполнить приказ. А потом слышу какие-то крики и шорох, ругань и беготню. Мы спасены? Это же Адам? Адам нашел меня?
        ГЛАВА 39
        - Поднимайся! - слышу женский голос за секунду до того, как меня подхватывают под локоть и помогают встать. - Да уж, вовремя мы.
        Я встаю, кое-как отряхиваю коленки от листьев, на тех, кто собирался выполнить приказ Лизы, стараюсь не смотреть. Поднимаю голову и встречаюсь взглядом с девушкой, которая помогает мне отряхнуться. Она в маске и единственное, что я вижу - глаза с пушистыми нарощенными ресницами и идеально нарисованными стрелками.
        - Кай, всё чисто? - девушка смотрит куда-то мимо моего плеча, а когда слышит утвердительный ответ, кивает. - Ты в порядке?
        - Д-д-да, - запинаясь, отвечаю. - Вы что… убили их?
        - Нет, - девушка смеется, запрокидывая голову назад. Что-то в ее движениях кажется мне знакомым, но из-за стресса я не могу понять, что именно. - Мы их усыпили. Они будут переданы куда нужно, - она пожимает плечами и, спрятав оружие, берет меня под руку. - Идем, мы отвезем тебя в безопасное место.
        - Мне нужно к детям, - я упираюсь. - Меня ждут малыши.
        - Да, я знаю. Мы отвезем тебя туда.
        - Знаете?
        - Знаю, Ангелина.
        Когда девушка называет меня по имени, я немного напрягаюсь, нервно осматриваюсь, веду плечами в поисках Андрея, но его нигде нет.
        - А мужчина? - спрашиваю я. - Тот, что был со мной?
        - Его отвезут домой. Как ты понимаешь, он никому не нужен.
        Хочется спросить, а я? Разве я кому-то нужна? Еще совсем недавно я и подумать не могла, что когда-то окажусь на волосок от смерти. Мне хочется расспросить, кто она такая и кто те люди, что были с ней, почему они оказались рядом и как получилось так, что парни, которые привезли нас сюда, не увидели их.
        Идти пешком нам приходится довольно долго. Их машины находятся на совершенно другой дороге. Мне помогают залезть в темный внедорожник, после чего дверь закрывается. Они все в масках, невпопад думаю я, кажется, начав приходить в себя. Да, они спасли мне жизнь, но маски снимать не спешат.
        Наконец, дверь с другой стороны открывается. Рядом садится та же женщина, что спасла меня. Он отдает приказ трогаться, и автомобиль заводится.
        - Ничего Адаму нельзя доверить, - хмуро произносит она.
        - Вы знаете Адама?
        - Конечно, - она пожимает плечами. - Ты же не думаешь, что мы приехали сюда случайно и спасли тебя по доброте душевной.
        - Нет, конечно, нет.
        - Ну вот. Твои сережки здорово помогли.
        - Мои… сережки?
        - Представляешь? - говорит она и поворачивается ко мне. Смотрит в упор, изучающе. - Ты не узнаешь меня, да?
        - Вы в маске, - я пожимаю плечами.
        Она смеется и в ее смехе что-то снова кажется мне знакомым, но я так и не могу понять что. До тех пор, пока она не снимает маску. Копна рыжих волос рассыпается по плечам и груди, моему взору открывается нос, губы, щеки, скулы, лоб. Я не могу поверить своим глазам.
        - Вика? - удивленно спрашиваю и моргаю несколько раз, считая, что это не может быть правдой и мне лишь кажется.
        Я сплю, точно!
        Я сплю!
        - Вика, - она смеется. - Я надеялась, что ты узнаешь меня.
        - Я и подумать не могла. Что ты здесь делаешь? Откуда ты знаешь Адама? И то, что я, что мы… господи, я ничего не понимаю!
        Несмотря ни на что, я очень рада ее видеть. Последний раз мы виделись с ней на похоронах Тимура. Она, одетая во все черное, держалась где-то в стороне, смотрела на гроб, в котором лежал ее брат, стеклянными глазами, а после похорон быстро скрылась. Мы даже поговорить не успели, хотя до трагедии неплохо ладили. Они с Алисой дружили, а так как мы с сестрой были слишком близки, то мне часто приходилось общаться с ней.
        Сейчас она, конечно, выглядит иначе: заметно, что повзрослела, изменилась, форма бровей, губ, скулы подтянутей, чем были раньше. Возможно, она пользовалась услугами пластического хирурга за те годы, что мы не видели. Несмотря на изменения, я все равно узнаю ее. Вику невозможно не узнать. По харизме, улыбке, смеху, по ее коронному взгляду, которым она всегда смотрела, когда удивлялась.
        Ко всему прочему, она знает Адама. А еще то, что я, что мы… господи, он что, все ей рассказал? Что же обо мне и об Андрее теперь подумает Вика? И почему, если они общались, она не попросила его не трогать мою семью? Она не могла не знать о моих чувствах к ее брату, не могла не знать, как трудно мне было после всего прийти в себя, довериться другому.
        - А Адам тебе ничего не рассказал? - осторожно спрашивает.
        - Не рассказал что?
        - О нашем знакомстве, - произносит она. - Я думала, он скажет тебе.
        - Я не понимаю, - признаюсь честно. - Ты давно с ним знакома?
        - Да уж прилично, - она смеется. - А что?
        - И ты все знаешь?
        - О том, что твой недомуженек взял денег и продал тебя? Конечно, знаю.
        - Вика, - выдыхаю я. - Ты позволила своему знакомому разрушить мою семью?
        - Ну, во-первых, разрушать там было нечего, так, дунуть, и все посыпется само, а во-вторых… - она запинается. - Именно я натолкнула его на эту мысль, - девушка ослепительно улыбается и кивает.

        Она что, думает, это весело? Мне почему-то совсем не до смеха и такого хорошего, приподнятого настроения, как у нее. Впрочем, в этом вся Вика. Девушка-солнце, женщина-смех. Ее настроение, как это было когда-то, сейчас не передается мне, ведь если бы не все это, я была бы счастливой и горя не знала, а так, меня едва не убили.
        - Да как ты могла! - восклицаю я. - Ты же видела, в каком горе я находилась после смерти сестры и твоего брата! Ты видела, как по крупицам я собирала себя. Если ты знала, что я вышла замуж, тебе что, в голову не пришло, как сложно мне было?
        - Конечно, пришло, но твой бывший муж говно редкостное, Ангелина. Он ведь играл. По крупному играл.
        - Я знаю, что играл, - киваю. - Но в последнее время он бросил.
        Она заливается смехом. Опрокидывает голову назад, приоткрывает рот и смеется, заливисто, искренне. Она такая. Даже то, что недавно меня едва не убили, ее не выбило из колеи веселушки.
        - Бросил что? Играть? Не смеши меня! Он каждые выходные играл! Иногда, конечно, выигрывал, но больше проигрывал бабки. Те, между прочим, которые получил от Адама!
        - Это все равно не давало тебе права обращать внимание Адама на меня, не давало права наталкивать его на… ты представляешь, что ты сделала?
        - Представляю, - кивает Вика. - Уже второй раз спасла тебя от дерьма, в которое тебя втянул твой идиот муж. Когда его эта ненормальная нашла, он ведь не пошел к Адаму, не рассказал ему всё. Взял бабки и сделал то, что просили. Плохо сделал, между прочим! - замечает она. - Да очнись ты, Ангелина! Ты разве не поняла, какой Адам? И какой Андрей? Не поняла, с кем ты жила и к кому попала? Ты же за Адамом теперь, как за каменной стеной!
        - Я вижу, - бурчу в ответ и отворачиваюсь.
        Всё становится еще запутанней, чем было до этого. Мой бывший муж, беременность, Адам, его дочь Маша, сестра Тимура, все смешивается воедино. Я не могу понять, что происходит, но в одном Вика права: если бы Андрей не был таким алчным и подумал, чем в итоге может закончится мое похищение, ничего этого не было бы.
        - Это лишь нелепое стечение обстоятельств, - Вика пожимает плечами. - Адам не связан с криминалом, рядом с ним ты будешь в полной безопасности.
        - Меня едва не убили! - пытаюсь донести до нее.
        - А твоя сестра погибла! - напоминает она мне слишком резко. - Тимур был обычным бизнесменом, никто не знал, что рядом с ним не безопасно. Ни она, ни… ты, - добавляет Вика после паузы. - Успокойся, мы едем к Адаму, там сядем и спокойно поговорим.
        ?
        ГЛАВА 40
        Дорога выдается долгой, потому что отвезли меня довольно далеко. Я больше не разговариваю с Викой, отворачиваюсь к окну и смотрю на мелькающие деревья и дома. Когда мы въезжаем на территорию, я оживляюсь, но с Викой говорить по-прежнему не хочется. Несмотря на то, что мы не виделись долгие семь лет, я зла на нее из-за ее решения развести меня с мужем. Как она вообще могла?
        Когда мы приезжаем, нам на встречу тут же торопится Адам с дочерью. Маша обвивает мою талию и крепко прижимается в животу.
        - Я думала, ты ушла! - сквозь слезы произносит она, а я бросаю гневный взгляд на Вику.
        Вот - плоды ее творения! Я должна выслушивать укоры за другую женщину.
        - Ну что ты, доченька? - приседаю на корточки перед Машей и заправляю выбившуюся прядь волос за ее ушко.
        Я сама не понимаю, как называю ее дочкой. Это подсознательное, я не делала этого специально, просто в этот момент так чувствовала.
        Маша лишь крепче обнимает меня, теперь уже за шею, а потом робко целует в щеку и серьезно спрашивает:
        - А где ты была? Папа мне ничего не говолил!
        Ну кто бы сомневался!
        - В магазине, малыш.
        Я безбожно вру, потому что на посетительницу магазина я похожа в последнюю очередь. В машине я успела посмотреться в зеркало и заметить растрепанные волнистые волосы с запутавшимися там пожелтевшими кусками листьев, измазанное грязью лицо и потеки от нескольких слезинок, что я пустила, когда прощалась с жизнью.
        - А что это у тебя? - Маша вытаскивает из волос листочек. - И лицо измазанное.
        - Я упала, - смеюсь, чтобы Маша поверила. - Когда выходила, упала. Вот и коленки грязные.
        - И плавда, - улыбается Маша. - Неуклюжая мама.
        - Да.
        Я поднимаюсь и встречаюсь глазами с Адамом. Он блуждает взглядом по моему телу, будто пытаясь убедиться, что со мной все в порядке, а когда заканчивает осмотр, делает шаг вперед, протягивает ко мне руку, и я оказываюсь в его объятиях. Запах свежести его одеколона тут же попадает в ноздри, а еще его плечо оказывается таким мягким и успокаивающим, что в носу почему-то щиплет. На глаза наворачиваются слезы, впрочем, я сдерживаю их, чтобы не расстраивать Машу. Она точно не поймет, почему мама приехала из магазина и вдруг зарыдала на плече папы.
        - Я волновался, - тихо говорит Адам на ухо.
        Из его уст это звучит гораздо серьезнее, чем “Я люблю тебя” от Андрея.
        Следующие несколько часов я посвящаю тому, что принимаю душ, смываю с себя грязь, вымываю волосы и иду к Родиону, чтобы накормить и искупать его. Понимаю, что мое похищение закончилось очень удачно и быстро. В целом, могло быть и хуже. Вдруг вспоминаю, что так и не сказала Адаму, кто похитил меня, а потом думаю, что раз он не спросил, значит, ему это и так известно.
        Когда Родион засыпает, я перекладываю его в кроватку. На вопросы Елены Эдуардовны отвечаю, не вдаваясь в подробности:
        - Да, нет, все правда в порядке.
        Разговаривать о чем-то и открывать душу не хочется. По крайней мере, не сейчас. Я знаю, что внизу меня ждут на ужин. Пришла та девушка, что выпустила нас из подвала и сообщила об этом, но я не спешу. Во-первых, хочу дольше побыть с сыном, которого могла больше никогда не увидеть, а во-вторых, не хочу видеть Вику. Я вообще не хочу разговаривать с ней и с Адамом.
        Раньше как-то рвалась все узнать, расспросить, а после похищения и взгляду смерти в глаза, пересмотрела это желание. Теперь я хочу, чтобы меня оставили и не трогали, хочу спокойно жить без эмоциональных плясок и страха. Хочу вернуться к тому времени, когда я была спокойной и счастливой, когда мне не нужно было переживать за себя.
        Когда понимаю, что скрываться в комнате и дальше нельзя, выхожу в коридор и спускаюсь по лестнице в гостиную, где уже накрыто на стол и оказывается, ждут только меня. Я открываю двери и замечаю, как оживленный разговор между Викой и Адамом прекращается. Они оба смотрят на меня. Вика, поджав губы, а Адам с восхищением.
        - Садись рядом со мной, - он указывает на место по правую сторону от себя, и я послушно сажусь. Есть не хочется, впрочем, и находиться здесь тоже.
        Ужин, как не странно, проходит в тишине. Вика не пытается заговорить, Адам же только спрашивает о состоянии Родиона и хорошо ли я себя чувствую. Через сорок тяжелых минут я встаю и собираюсь ретироваться, решив, что мне действительно позволят это сделать, но Адам удерживает меня за руку и просит:
        - Останься, пожалуйста. Вика уже уходит.
        По ее недовольно поджатым губам понимаю, что это вовсе не входило в ее планы, но тем не менее, она улыбается и встает из-за стола. Они прощаются, Вика бросает мне короткое “Пока”, после чего выходит из гостиной.
        - Кажется, она совсем не хотела уходить, - произношу я, когда мы остаемся одни.
        - Плевать, она свою работу выполнила. Иди ко мне, я до чертиков испугался за тебя.
        Адам тянет ко мне руку и уже через секунду я оказываюсь сидеть у него на коленях. Его крепкие горячие руки находятся на моей талии, а губы приближаются к лицу. Я не отталкиваю его, когда он целует меня, когда ласкает языком мои губы, спускается к шее и добирается к уху. Я принимаю ласку и обвиваю плечи Адама в ответ.

        - Не хочешь рассказать мне всё? - прошу, когда мы оба приходим в чувство и немного отстраняемся друг от друга.
        Я все еще не верю, что мы ведем себя как обычная пара влюбленных. Так, будто между нами не было никаких проблем, не было недомолвок и вообще всего.
        - О чем именно?
        - О похищении, о Вике, в последнее время мне кажется, что мы женаты столетие, а я о тебе ничего не знаю. Даже какое кино ты любишь, сколько женщин у тебя было, например.
        - О похищении я узнал от Вики. На тебе сережки со слежкой. Помнишь, она тебе их дарила? Она позвонила мне и сказала, что ты направляешься куда-то, я быстро приехал домой и понял, что тебя нет. Камеры оказались отключены, а одной из машин нет, да и охранника с той, кто тебя вывел тоже. Они специально закрыли нас в подвале, чтобы все спланировать, чтобы я начал разбираться, поехал в компанию, потребовал усиление охраны.
        - Кем ты работаешь?
        - Ничего криминального, тут же утверждает он. Крупный бизнес, сеть отелей по всей стране. Я получил все, что имею, честно. Вначале это был просто хостел, потом отель, потом два. Я вкладывал почти все, что зарабатывал, в бизнес. Получилось раскрутиться, и вот…
        - Ты знаешь, кто стоит за моим похищением?
        - Конечно, - он кивает. - Информация почти сразу была у меня, но мои люди до сих пор ищут Лизу.
        - Сбежала?
        - Поняла, что не получилось и скрылась, - он пожимает плечами. - Я знал о ее чувствах, но не придавал этому значения. Мы не были близки, она приходила, приводила дочку, но на этом все. Я понятия не имел, что она поступит так.
        - Это страшно, - киваю я. - Понимать, что тебя могут убить. Я будто в глаза смерти взглянула.
        - Я обещаю, что такого больше не повторится.
        Его руки сжимают меня сильнее, пальцы гладят мою ладонь, а сам Адам искренне смотрит мне в глаза.
        - Не нужно, не обещай, это невозможно. Мы не можем круглосуточно находиться под наблюдением, - улыбаюсь. - Просто мир больших денег, недоброжелателей, перестрелок и охраны вовсе не мой, - оправдываюсь. - Я обычная девушка, Адам, еще месяц назад я варила борщи и думала, как мы будем поднимать сына на ноги, а уже сегодня поучаствовала в блокбастере.
        - Это слишком сложно принять, я понимаю, но… я бы очень хотел, чтобы ты была рядом.
        ГЛАВА 41
        - Это слишком сложно принять, я понимаю, но… я бы очень хотел, чтобы ты была рядом.
        Я принимаю слова Адама слишком близко, улыбаюсь, как счастливая дурочка себе в отражение и проматываю их в голове раз за разом. Маша давно спит, Родион только что поел и заснул, Елена Эдуардовна отправлена домой отдохнуть, потому что в последнее время мой сын ведет себя прекрасно. Ест и сразу же засыпает, просыпаясь только, чтобы снова поесть и уснуть. Никаких ночных истерик и скандалов, кажется, я начну высыпаться.
        Правда, вместо того, чтобы лечь, я стою у зеркала и верчусь, критически осматриваю свою фигуру: налитую молоком грудь, обвисший после родов живот и идеально стройные ноги. У меня была хорошая фигура до беременности. После она практически не изменилась за исключением увеличившейся груди и собравшейся кожи на животе. Именно последнее не дает мне расслабиться. Я чувствую себя недостаточно красивой, неполноценной, что ли. Особенно вспоминая идеально отточенную фигуру Адама, его пресс, грудь, накаченные бицепсы.
        Вздрагиваю, когда в дверь тихонько стучат, а после она приоткрывается. Мне кажется, что я покрываюсь румянцем, а Адам безоговорочно прочитывает мои мысли и узнает, о чем я только что думала.
        - Не спишь? - спрашивает он, замечая меня у зеркала.
        - Не могу уснуть, - признаюсь ему.
        Не говорить же, что я разглядывала себя и думала о его идеальной фигуре!
        - И мне не спится, - Адам улыбается. - Можем посмотреть фильм, - он делает ко мне несколько шагов, - послушать музыку, поговорить или… - он приближается почти вплотную, и я оказываюсь в крепком кольце его рук: - Занятся чем-то более интересным.
        Нет, он издевается? Я ведь только что думала о том, что он скажет, увидев мою фигуру без ткани, что подумает, не потеряет ли ко мне интерес.
        Его губы оказываются опасно близко с моими, он осторожно касается ими моих, проводит по ним языком, углубляет поцелуй. Я тут же обвиваю шею Адама, притягивая его ближе к себе. Он обвивает мою талию крепче, пробирается руками под футболку, проводит ими по моей спине. Гормоны после родов, кажется, все еще не пришли в норму, потому что жар возбуждения прокатывается по всему телу, сосредотачиваясь в одной точке.
        - Определенно это интереснее разговоров и кино, - произносит Адам, отрываясь от меня.
        - Адам, - я пытаюсь возразить, но мой взгляд, видимо, говорит об обратном, потому что он тут же шепчет:
        - Ты так смотришь, что я не могу долго не целовать тебя.
        Его губы вновь накрывают мои, не дав возможности сопротивляться. Я охаю и ищу опору, но позади только его руки, которые крепко удерживают меня. Отстраниться я, даже если бы и хотела, все равно не смогла. Тем не менее, разрываю наш поцелуй и тихо, совсем по-дурацки шепчу:
        - Маша… там Маша, она может проснуться и все увидеть.
        - Идем ко мне, - Адам выдвигает совершенно безумное предложение, на которое я… киваю!
        Боже, я что, правда согласилась?
        Понимаю это только когда мы вместе переступаем порог его комнаты. Я пытаюсь сделать шаг назад, но Адам не позволяет: подхватывает меня на руки и несет к кровати.
        - У тебя шов, тебе нельзя поднимать меня!
        - Брось, Ангелина, ты же как пушинка, - следует мне ответ.
        Я вовсе не считаю себя пушинкой, но он с легкостью опускает меня на кровать и нависает сверху. Его взгляд проходится по моему лицу, спускается к шее, к ложбинке груди. Я хочу что-то сказать, но забываю, как разговаривать, когда его пальцы аккуратно расстегивают кофточку на моей груди. Пуговичка за пуговичкой, и вот его руки касаются моего живота, ласкают, гладят, губы накрывают мои.
        Мне кажется, что мы в какой-то параллельной вселенной, где у меня отказывает разум, и я готова позволить мужчине напротив если не все, то многое. Он ласкает меня губами, касается ими моей разгоряченной кожи. Я жутко смущаюсь, когда Адам отстраняется и смотрит на меня, даже зажмуриваюсь, чтобы не видеть разочарования в его взгляде.
        - Ангелина? - вопросительно произносит он. - Что-то не так?
        - Нет.
        Я распахиваю глаза и понимаю, что никакого разочарования, сожаления или омерзения там нет. Напротив, во взгляде Адама читается восхищение. Мне кажется, что это вполне нормально в паре, где царит любовь, гармония и обожание. В паре, которая прожила вместе столько лет, где муж изучил каждую клеточку тела, где познал все интимные моменты, но мы с Адамом знаем друг друга так мало. Ужасно мало для такого взгляда, которым он смотрит на меня. Это серьезно выбивает меня из колеи.
        - Эй, - Адам вдруг ложится рядом со мной и обнимает меня так, чтобы я оказалась лицом к нему. - Расскажешь, что тебя тревожит?
        Я набираю в легкие побольше воздуха и выдаю на одном дыхании:
        - После родов моя фигура вовсе не такая, какой была прежде.
        Несколько минут Адам смотрит на меня, не моргая, а потом начинает смеяться. Мне же вовсе не смешно, я понимаю, что до идеала не дотягиваю вовсе.
        - Ангелина, - он прекращает смеяться и смотрит на меня уже серьезно, а потом кладет руку мне на живот. - Ты красива. И ты подарила мне сына. Забудь о том, что у тебя что-то не так, ты женщина, которую я хочу. Ты разве не чувствуешь?

        Я смущаюсь и, готова поспорить, что щеки покрываются румянцем. Мне никогда никто не делал таких комплиментов, разве что Андрей задолго до свадьбы. Сердце в груди начинает трепетать, все тело приятно покалывает, в животе порхают бабочки, а единственное мое желание - обнять Адама и налететь на него с поцелуями. Кажется, именно так начинается она. Влюбленность.
        ГЛАВА 42
        - Забудь о том, что у тебя что-то не так, ты женщина, которую я хочу. Ты разве не чувствуешь?
        Я делаю шумный вдох и улыбаюсь сквозь пелену слез перед глазами. Не знаю, почему сентиментальность появилась именно сейчас. Наверное, это все еще послеродовое восстановление и стресс после всего пережитого.
        - Я поверить не могу, что едва не потерял тебя, - шепчет Адама, склоняясь, чтобы снова сорвать поцелуй с моих губ.
        - Я здесь, - тихо шепчу в перерыве.
        Дыхание спирает, ладони становятся влажными, внизу живота скручивается тугая спираль. Я сама не понимаю, как делаю то, что хотела: обвиваю Адама за плечи и прижимаюсь к нему всем телом, чувствую остроту и силу его желания. В моей жизни был только муж и сейчас я понятия не имею, как нужно вести себя в постели с другим мужчиной. Нужно быть настойчивой или, напротив, робкой? Страстной или нежной и романтичной?
        Я бы и рада, чтобы Адам подсказал, да только он практически ничего не делает, отдав инициативу в мои руки.
        Ну уж нет! Пусть забирает ее обратно, потому что я понятия не имею, что с ней делать!
        Усилием воли отстраняюсь от мужчины, кладу ладони на его массивную грудь и отталкиваюсь, ложась на спину. Я глубоко дышу, пытаясь унять дыхание, когда чувствую на себе вес Адама. Он возвращается в исходную позицию, нависает сверху, прожигая потемневшим взглядом и улыбаясь.
        - Ты такая смешная, когда смущаешься.
        Я не смущаюсь, хочется крикнуть. Мне жутко стыдно и неудобно от неопытности и осознания, что все это время близость между мной и мужем сводилась к тому, что мы поворачивались друг к другу спинами, выключали свет и засыпали. И нет, запрета на отношения от докторов у меня не было, просто… огонь угас, Андрей все чаще уставал, а я… я хотела, но как-то думала совсем о другом. Даже возбуждения, как такового, не было.
        Зато сейчас-с-с-с!
        Господи-и-и-и!
        Я ахаю, когда ладонь Адама обводит контуры пупка, гладит живот, добирается до груди и спускается ниже.
        - Хочу тебя безумно, девочка моя, - шепчет он, целуя меня и заставляя забыть обо всем на свете.
        Даже если бы я и хотела, все равно не смогла бы его оттолкнуть, потому что моя женственность неожиданно оказалась сильнее разума. Мне вдруг захотелось почувствовать себя желанной, любимой, красивой. Я со всей страстью, на которую только способна, отвечаю на его поцелуй, провожу языком по губам Адама и безмолвно выгибаюсь от ласк, что он мне дарит.
        - Какая же ты красивая, Ангелина, - шепчет Адам, целуя мои скулы, щеки, рот, шею, покрывая поцелуями все тело.
        Мне даже кажется, что ни единого миллиметра моей кожи не осталось без его поцелуя. Я закрываю глаза, обнимаю Адама за шею и обвиваю ногами его бедра, желая почувствовать мужчину еще ближе к себе. Сейчас для меня больше не существует сомнений, которые были несколько минут назад. Я полностью во власти того, кто отчаянно украл мое сердце и не желает отдавать его обратно.
        Мы сливаемся воедино, мое тело полностью расслабленно, руки обвивают шею мужчины, а губы неистово отвечают на поцелуй. Из губ срывается протяжный стон вместе с искрами, рассыпающимися по всему телу.
        - Девочка моя, как давно я о тебе мечтал, - доносится ко мне сквозь пелену.
        Через минуту Адам ложится рядом со мной, притягивает меня ближе, буквально вжимая в свое массивное тело, и целует в плечо.
        Мы оба молчим и пытаемся восстановить дыхание, а я еще и умственную деятельность. Там, в другой комнате, спят наши дети, а мы тут занимаемся непонятно чем. Щеки снова заливает румянцем, так что я прикладываю к ним тыльные стороны ладоней. Хватит смущаться, в конце концов, я ведь не девочка, даже сына родила, а ощущение, что интимная близость в моей жизни была впервые.
        - Идешь в душ? - спрашивает Адама. - Можем пойти вместе.
        Боюсь, если мы пойдем в душ вместе, наше взаимное времяпрепровождение затянется надолго, а я не могу этого позволить.
        - Там Маша и Родион, - с улыбкой на лице произношу я. - Боюсь, мы их даже не услышим, если пойдем вместе.
        - Согласен, - Адам кивает. - Я буду караулить и прислушиваться к детям, а ты иди в душ, - он подмигивает, а я думаю о том, как набраться смелости и встать.
        Не натягивать же на себя простынь, в самом-то деле после того, что между нами только что произошло. Я набираю в легкие побольше воздуха и… замечаю, что Адам отворачивается, делая вид, что ему безумно интересен телефон. Я мысленно благодарю бога за такого понятливого мужчину и встаю, направляясь к двери ванной. Когда я уже открываю ее и делаю шаг внутрь, слышу за спиной:
        - У тебя отличная ягодичная мышца, Ангелина.
        Я захлопываю за собой дверь и прислоняюсь к стене. Касаюсь припухших от поцелуев губ и понимаю, что на губах расползается улыбка. Я, кажется, одна из самых счастливых женщин несмотря на то, что еще не так давно, я едва не отправилась на тот свет. Раньше я думала, что ни один мужчина не стоит того, чтобы жить рядом с ним и бояться за свою жизнь, теперь же я думаю о том, что жизнь не стоит на месте и нужно увидеть все краски. Рядом с Андреем я видела так мало, что уже и забыла, каково это - просто чувствовать, жить эмоциями, радоваться, любить, испытывать страсть.

        Интересно, между нами это вообще когда-то было?
        Встав под горячие струи душа, я выдавливаю на руку мужской гель и тщательно намыливаю им тело. Теперь я, кажется, буду пахнуть Адамом. Смыв с себя пену, выхожу из кабинки и вытираюсь полотенцем, обматываюсь им и выхожу в комнату. Не знаю, что говорить, поэтому просто подхожу к кровати.
        - Останься со мной на ночь, - произносит Адам.
        - Не могу.
        Мне жутко не хочется ему отказывать, но в моей комнате Маша и Родион. И ладно, сына мы можем забрать сюда вместе с люлькой, но Машуня может испугаться, потеряв меня, и расплакаться.
        - Завтра, Адам, - уверяю его. - Я буду ночевать с тобой завтра. С детьми оставим няню.
        - Можно сразу двоих, - он улыбается и встает.
        Пока я была в душе, он успел надеть спортивные брюки и серую домашнюю футболку.
        - Спокойной ночи, Ангелина, - он едва ощутимо касается моей щеки.
        - Спокойной ночи, Адам, - я целую его в ответ и выхожу из комнаты.
        Уже в своей кровати, рядом с Машей я думаю о том, что давно не чувствовала такого окрыления, давно внутри все не сжималось в тугой узел, а сердце трепетало, как бешеное.
        ГЛАВА 43
        После нашей ночи ничего не изменилось: дом остался прежним, моя комната находится все там же и за несколько часов она не стала светлее. Маша все так же весело щебечет, рассказывая о прекрасном драконе, который ей приснился этой ночью. Елена Эдуардовна играет с Родионом, звеня над его головой погремушкой, а я просто смотрю в окно. На то, как за ним щебечут птицы, как под порывами ветра шевелятся листья, как цветы тянутся к солнцу.
        - Вы другая сегодня, - комментирует Елена Эдуардовна, замечая мое настроение.
        Другая? Наверное.
        - У вас глаза светятся, - поясняет она, не получая от меня ответа.
        - Многое изменилось, - я пожимаю плечами и встаю, решая прогуляться.
        - Идем на прогулку, Маш?
        - Конечно, - девочка быстро кивает. - У меня челез час занятия, как лаз будет влемя погулять. А Лоди белем?
        - Да, - киваю. - Положим его в коляску и покатаем. Ему тоже нужен свежий воздух.
        Маша кивает и уносится вместе с Анной Павловной в свою комнату одеваться. Я же быстро надеваю гольф, джинсы, кроссовки, набрасываю на плечи кардиган и беру уже одетого Родиона на руки. Няня действительно здорово помогает, справляться с ребенком вместе куда легче, чем одной, тем более, что она выполняет большинство обязанностей: одевает его, присматривает, когда меня нет, укачивает, если он проснулся, а время кушать еще не пришло.
        Я тоже провожу с сыном немало времени, но понимаю, что самой было бы слишком трудно. Я бы постоянно уставала, не могла бы отлучиться ни на час. В целом, именно к этому я и готовилась при беременности, но судьба приготовила мне сюрприз. Приятный, надо заметить.
        Мы с Еленой Эдуардовной спускаемся вниз, я бережно укладываю Родиона в коляску и жду Машу. Она появляется спустя десять минут одетая в джинсы и красное пальто.
        - И где шапка? - спрашиваю у нее.
        Она закатывает глаза и смотрит на Анну Павловну, дескать, ты была права, и достает шапку из кармана.
        - Так-то лучше.
        - Но ты без шапки, - усмехается Маша, указывая на мои волосы. - Не боишься заболеть?
        - Боюсь, - киваю и надеваю на голову капюшон кардигана.
        Маша удовлетворенно кивает и, схватившись за мою руку, идет рядом со мной. На улице я оставляю Родиона под присмотром сразу двух нянь и иду играть с Машей. Мы успеваем и побегать, и попрыгать и даже поиграть в фрисби, пуская тарелку друг другу с горки по очереди.
        Маше отчаянно не хватает внимания. Я понимаю это по тому, как активно она настроена, с какой радостью играет и как улыбается. Щеки раскраснелись, глаза горят таким счастьем, что когда приходит время уходить на урок, я разделяю ее погрустневшее настроение. Анна Павловна идет следом за ней, а я понимаю, что так и не поговорила с Адамом о Маше. Девочке действительно нужна социализация, другие дети вокруг, активные игры с мамой и папой. Вскоре подрастет Родион и тогда будет легче, но пока…
        Я вдруг ловлю себя на мысли, что уже сейчас вижу свое будущее рядом с Адамом и Машей. О том, что мне по какой-то причине нужно будет уйти, даже думать страшно. Я полюбила девочку всем сердцем, прониклась к ней душой и стала считать дочерью. С Адамом сложнее, но к нему я тоже начала привыкать, доверилась, открылась настолько, насколько это вообще возможно в сложившейся ситуации.
        Вечером, когда мы с Еленой Эдуардовной справляемся с купанием, приходит Маша. Прошло около трех часов, которые она провела на занятиях, ну разве это дело?
        - Как дела? - спрашиваю у нее, когда она садится рядом с люлькой братика и начинает играть с ним погремушкой.
        - Нолмально, - Маша пожимает плечами.
        Я вижу, что что-то не так. По ее поникшим плечикам, по медленным движениям руки, которой она трясет погремушку и по голосу, который сегодня оказывается особенно печальным.
        - Машунь, расскажешь? - прошу, садясь рядом.
        - Я хотела еще поиглать, - она вздыхает.
        Я понимаю ее желание, сама думала о том же, но аккуратно замечаю:
        - Занятия тебе все же необходимы. Ты должна многому научиться, чтобы потом поступить в институт…
        - Да-да, - Маша перебивает меня и кивает. - Получить облазование. Я все это знаю, - еще один грустный вздох и я понимаю, что так больше продолжаться не может.
        - Я отойду ненадолго, ладно? Присмотришь за Роди?
        - Конечно, - серьезно и по-взрослому произносит она.
        Я выхожу из спальни, чтобы найти Адама. В комнате его нет, поэтому я иду к кабинету, предварительно стучу в дверь и когда получаю разрешение войти, поворачиваю ручку и вхожу внутрь. Разговор я запланировала серьезный, поэтому решительно ступаю внутрь, закрываюсь, чтобы никто из прислуги не услышал, о чем мы будем говорить и поворачиваюсь к мужчине.
        При виде меня его лицо меняется с хмурого на улыбающееся. Адам едва ли не сразу встает с кресла и идет ко мне, останавливается в паре метров, обнимает за талию, целует в щеку и тихо шепчет:
        - Я скучал по тебе.
        Его слова разливают по внутренностям тепло и заставляют губы растягиваться в улыбке. Я обнимаю его в ответ, завожу руки за шею, прохожусь по идеально ровному воротнику рубашки, задеваю подушечками пальцев его жестковатые на ощупь волосы. Адам чуть вздрагивает и мотает головой, подталкивает меня к стене и как только это происходит, начинает целовать.

        Так страстно и напористо, что нет ни сил, ни возможности отстраниться, сказать нет, оттолкнуть. Да я и не хочу. Желание опаляет кожу и собирается внизу живота, изо рта срывается хриплый стон, когда Адам проникает руками под футболку и произносит:
        - Вся работа сорвана, а ты только пришла.
        Это немного отрезвляет меня, я перехватываю Адама за лицо, когда он пытается снова урвать поцелуй и произношу:
        - Подожди, нам нужно серьезно поговорить. Это на счет Маши, - добавляю, когда понимаю, что он совсем не настроен на разговор.
        - Что-то случилось? - тут же уточняет Адам. - Рассказывай.
        - Все нормально, ничего ужасного не произошло, но я хотела поговорить о ее обучении.
        - А что с ним? - взгляд Адама проясняется, он смотрит на меня уже более осознанно.
        - Почему Маша не ходит в школу?
        - Она получает все необходимые знания дома, - спокойно произносит он.
        - А дети? Социализация? Она ведь практически ни с кем не играет. Да и ее комната. Адам, ей семь лет, а она живет в другом крыле дома. Понятно, что с ней няня, но… ей нужен отец, понимаешь? Родители. Мы играли с ней сегодня в фрисби, бегали, прыгали, она была так рада!
        - У нее есть активные игры. Танцы, в конце концов. Я не понимаю. Дело только в социализации?
        - Во всем, Адам, - пытаюсь донести до него. - То, что она живет вдали от нас - неправильно. Она еще маленькая, а ведь так было с рождения. Ты думаешь, она из прихоти просится остаться со мной на ночь? Она же видит, что Родион спит со мной, с нами, в конце концов. Маша не говорит, но чувствует себя обделенной. Скажи, когда ты в последнее время играл с ней? Разговаривал?
        С каждым моим словом на лице Адама отражается боль. Как и в моем сердце. Мне становится безумно жаль малышку и то, что я поняла это только сейчас. Ее страх потерять меня обоснован, ведь и отца, по большому счету, у нее нет. И я понимаю Адама, он в разъездах, занят, да и он мужчина, ему сложно заниматься с дочкой, говорить, рассказывать что-то, а еще…
        - Она напоминает тебе жену, да?
        Эта догадка резко колет куда-то в область сердца. Я и подумать не могла, но ведь это все объясняет! То, что он так отдалился от дочки, что не занимался.
        - Нет, что за чушь, - тут же произносит Адам. - Дочь и не похожа на нее вовсе, просто… черт… - он отходит от меня, приближается к бару, смотрит на сложенные бутылки с алкоголем и закрывает его, поворачиваясь ко мне. - Я не знаю, как воспитывать девочек, - произносит Адама так, будто признается в собственной слабости. - Не умею. Разбираюсь с бизнесом, в машинах, с младенцами, ведь первое время я был у Маши и мамой и отцом, но она подросла, стала задавать вопросы, с каждым годом все больше и больше и… я сбежал. Отдалился, отстранился. Я виню себя за то, что послушал идиотов и не отпустил ее в сад, а потом и в школу.
        Он говорит и говорит, делится со мной своими проблемами, сомнениями, страхами и поступками, которые, по его мнению, далеки от правильных.
        - Нам всем свойственно ошибаться, - я подхожу ближе к нему и кладу руки Адаму на плечи. - Это нормально, слышишь, просто… давай попробуем исправить все?
        - Ты мне поможешь?
        Я видела, как этот мужчина стойко ходил и даже улыбался после огромнейшей потери крови, была рядом, когда ему доставали пулю и зашивали рану. В его глазах было столько решительности и стойкости, что его нынешняя слабость кажется мне одновременно обескураживающей и такой… правильной. Он дезориентирован в отношении дочери, не знает, как поступать правильно и все это время шел на поводу у психологов, которые, судя по всему, тащили из него деньги.
        - Конечно, я помогу, - смеюсь. - Сейчас самое время устроить ее в школу. Думаю, что по результатам тестирования она вполне сможет пойти во второй, а не в первый класс, ну и… - я замолкаю. - У нее должна быть комната неподалеку от нашей. В этом крыле, конечно.
        - Это не так быстро, - с сожалением произносит Адам.
        - Не быстро, - соглашаюсь. - Поэтому до того времени, пока не будет сделан ремонт, она останется в комнате с Родионом.
        - Это значит, что ты, - Адам улыбается и снова притягивает меня к себе. - Ты будешь ночевать со мной?
        - Ты не оставил мне выбора, - я развожу руками, будто это и вправду лишь его инициатива.
        На самом деле я думала об этом полночи и весь день. О том, что будет здорово поселить Машу на нашем крыле. Обустроить ей комнату по соседству с нашей, чтобы она чувствовала себя таким же любимым ребенком, как и Родион. А еще я вдруг поняла, что все это время думала о том, что хочу спать с Адамом, быть его второй половинкой, узнать о нем побольше.
        - Кто скажет новость Маше?
        - Вместе? - произносит Адам. - Давай сделаем это вместе, я думаю, она будет счастлива.
        ?
        ГЛАВА 44
        Следующие две недели мы с Машей заняты обстановкой ее новой комнаты, точнее, выбором обоев, мебели, предметов декора, ковров. Было решено, что ничего из старой комнаты за исключением игрушек, конечно же, не перекочует в новую. Мы вместе с дочкой выбирали тон для покраски стен, а также рисунок, который будет украшать стену у кровати. Этот увлеченный процесс забрал у нас немало времени. А еще оставались вещи, которые прислуга перенесла из той комнаты, куда переехала Машка. Их нужно было разобрать и сложить. Заниматься этим должна была новенькая девочка, но она внезапно заболела.
        - Светлана, можно вас? - обращаюсь к экономке. - Вещи, перенесенные из прежней комнаты кто-то разбирал?
        - Нет, Ангелина Сергеевна, такого указа не поступало, а Юля, как вы знаете, еще на больничном.
        - Да. Я займусь этим. Подскажите, куда все перенесли?
        - Я вас провожу, если хотите, - учтиво предложила женщина.
        - Да, спасибо.
        Светлана проводит меня в комнату на другом крыле - вполне логично перенести все сюда, чтобы освободить комнаты на нашей половине дома.
        - Спасибо большое, Светлана.
        - Вы уверены, что хотите заняться этим сами? - интересуется она. - Мы могли бы подыскать кого-то другого взамен Юли.
        - Не нужно, - успокаиваю ее. - За несколько дней я справлюсь. Дочь на занятиях, сын спит, нужно же мне чем-то занять руки. К тому же, разбирать не так много.
        Женщина улыбается и просит непременно обращаться к ней, если мне вдруг что-то понадобиться. Я соглашаюсь и захожу внутрь. Понимаю, что рабочие не сильно переживали о том, что и куда ставить. Коробки стоят одна на другой, столы расставлены абы как. Ну ничего, как я и говорила, за несколько дней я справлюсь, расставлю все по полкам, а мебель мужчины потом подвинут. Комната была кабинетом, но им давно никто не пользовался за наличием другого. Можно оставить все вот так, но куда лучше сложить.
        Закатив рукава, приступаю к уборке, протираю пыль влажной тряпкой и разбираю коробки со статуэтками, размещая те на стеллажи, которые поставили у стены. Занимаясь этим, думаю об Адаме. Мы вот уже две недели ночуем вместе. Лишь изредка мне приходится просыпаться и уходить к Родиону, чтобы покормить его, но все оставшееся время мы проводим в одной постели.
        Постепенно мы узнаем друг о друге все, например, я узнала, что Адам очень нетерпелив. Это одна из отрицательных черт его характера. А еще есть нежелание прислушиваться к мнению, кардинально противоположному его собственному. Постепенно мы с этим боремся, но это оказывается куда сложнее, чем я себе представляла.
        К счастью, есть и преимущества: нам нравятся почти одни и те же фильмы, музыкальные исполнители, актеры, мы можем часами обсуждать их игру или сюжет кино, которое смотрели. Я не помню такой эмоциональной привязанности ни к кому из мужского пола. С Андреем мы были кардинальными противоположностями: ему нравилось пиво и баня, а мне вино и бассейн, он любил комедии, я фантастику и детективы, ему категорически не нравилась современная музыка, а я слушала трек за треком.
        Эти разбежности были у нас с самого начала, но я считала, что противоположности притягиваются и умело закрывала глаза. На всё. На его нежелание помогать на кухне, убирать в доме, на отсутствие хоть какой-то помощи во время беременности. Конечно, у Адама полный штат прислуги и мыть посуду ему попросту нет необходимости, но он не упускает момента поиграть с Родионом, забрать Машу и сына на улицу, предоставив меня самой себе и дав мне возможность принять ванну или просто поспать. Конечно, всегда есть Елена Эдуардовна, но ведь так приятно, когда время с детьми проводит еще и отец.
        За последние недели я привязываюсь к нему еще сильнее. Жду его возвращения с работы, нашего ужина, который уже вошел в традицию, ночных разговоров и близости, от которой импульсы удовольствия распространяются по всему телу.
        Я влюбилась.
        Сейчас, будучи наедине с собой, я так отчетливо это понимаю.
        Потребность видеть его рядом, желание угождать, понравится, удивить, необходимость чувствовать его любовь, прикосновения, ласки, поцелуи, все это говорит только об одном: я окончательно и бесповоротно влюблена в этого мужчину и у меня нет ни единого шанса отступить. А еще я жутко привыкла к его дочери, которую уже считаю своей. Даже в разговоре я говорю не Маша, а дочь, доченька или наша Машуня. Это подсознательно присутствует в моей голове, и я удивляюсь тому, как кардинально мало времени потребовалось на то, чтобы привыкнуть к другому человеку.
        Уже вторые выходные мы проводим всей семьей. Родион слишком маленький, он этого еще не понимает, а вот для Маши такие вылазки: она, братик, мама и папа, кажутся настоящим счастьем. Мы ходим в торговый центр, по магазинам, в развлекательные комплексы, на детские площадки, а в один из дней, когда Родион остался дома, и мы ушли втроем, нам с малышкой даже удалось уговорить нашего непреклонного папу на два часа в игровой комнате с другими детьми.
        Мы пошли в кино, а Маша осталась под присмотром няни и двух охранников. Без них Адам категорически отказался оставлять дочку. Было видно, что ему трудно и на экран он практически не смотрел, но в конце концов, все прошло гладко, Маше понравилось, Адам выдохнул, а я поняла, что все в нашей жизни наладится.
        За мыслями сама не заметила, как дошла до четвертой коробки, но, открыв ее, решаю отложить на завтра и пойти принять душ, так как вскоре должен вернуться Адам, да и Роди проснется. Мой взгляд внезапно останавливается на до боли знакомой коробке. Я цепляюсь за нарисованную в шутку пентаграмму и две подписи. Наши с Алисой неумелые подписи, которые мы поставили на этой коробке, когда нам было по десять.

        Дрожащими руками я достаю эту коробку, еще не веря в то, что это реальность. Я даже щипаю себя за руку, потому что я не могла найти ее после смерти сестры. Она хранила ее в их с Тимуром доме, но когда я пришла туда, этой коробки там не было. Я подумала, что она сгорела в автомобиле, что сестра зачем-то взяла ее с собой, но… она здесь.
        Несколько раз я смаргиваю слезы и касаюсь поверхности знака, который мы нарисовали в шутку, пересмотрев сериал “Все женщины - ведьмы”. Я до сих пор помню, как будучи детьми, мы играли в героинь сериала, которым передался могучий дар от их предков.
        Набрав в легкие побольше воздуха, я открываю коробку и тут же закрываю рот рукой, потому что там все наши вещи. Всё то, что мы складывали туда до совершеннолетия: наши неуклюжие рисунки, зуб Алисы, который я выбила ей по случайности в тринадцать, а еще целый жмут волос, который она отрезала в отместку. Я достаю оттуда подарки наших парней, валентинки, письма с признаниями в любви, подарки, которые мы дарили друг другу. Я не знаю, почему мы это хранили, видимо, это было важно для нас.
        Я будто прикасаюсь к прошлому. К тому, что было так давно. На мгновения даже выбываю из реальности, забываю, где и я почему. Единственное, что меня интересует - содержимое коробки. На дне я нахожу фотографии. Алисы, мои, Тимура и одну нашу совместную. Всех троих. Это фото сделано за неделю до того, как они погибли. Мы все счастливые, довольные, Тимур обнимает Алису за живот, а я жмусь к сестре, и улыбаюсь в камеру.
        - Ангелина? - голос Адама вырывает меня из воспоминаний. Он звучит прерывисто, как-то надрывно и глухо. Я перевожу на него взгляд и задаю один единственный вопрос:
        - Какого черта у тебя делает эта коробка?
        ГЛАВА 45
        АДАМ
        Адам даже не предполагал, что его тайна раскроется именно так. Случайно. Он вообще не думал, что Ангелина может узнать об этом невзначай. Он собирался рассказать ей.
        Сам.
        Правда, не успел.
        Господи, да он вообще думал, что она сразу всё поймет. Услышит его голос, вдохнет его запах, прижмется к его телу, посмотрит в глаза и поймет, кто перед ней. Он почувствовал ее сразу. Может, потому что знал, кто перед ним, но больше потому, что и не забывал.
        Их любовь была запретной, но такой желанной. Он хотел рассказать обо всем Алисе, поговорить с ней, он даже решился, а потом узнал, что она беременна. И не смог. Как бросить ту, которая ждет твоего ребенка? У него были принципы и отказаться от любви ему казалось легче.
        Он ошибся.
        Как и в том, что она узнает, кто перед ней, почувствует. Поймет.
        Но она не поняла. И вначале вообще его боялась. Как можно было рассказать ей о том, что он выжил, что все это время просто не имел возможности быть рядом и рассказать. Он и сейчас не может. Никак. Имя Суворов Адам Всеволодович навсегда прилипло к нему.
        О том, что в той аварии он выжил до сих пор никто не знает, кроме его сестры Вики. И Ангелины, которая сейчас смотрит на него ошарашенными и испуганными глазами. Снова этот страх в ее глазах, недоверие, растерянность, которые рвут ему душу. Он готовил себя к разговору. Мысленно прокручивал то, как он придет домой, сядет с ней у камина и попросит довериться ему, выслушать и не делать поспешных выводов.
        Как поступить сейчас он не знал. Боялся, что Ангелина ему не поверит, даже слушать не захочет.
        - Ангелина.
        Адам сделал шаг, но тут же застыл. Остановился и убрал протянутую руку. Она посмотрела на него с такой болью, что она тут же кольнула его куда-то в сердце. Что бы он сейчас не сказал - она его не простит. А врать ей он больше не хотел. Собирался рассказать все до единой детали и знал, что она его возненавидит. За то, что все эти годы он не дал ей знать о том, что жив, что рассказал сестре, но не ей. Что скрывал Машу, которая была ее родной племянницей. Этого она ему ни за что не простит.
        - Что у тебя делает эта коробка?
        На ее глазах проступили слезы. Она смотрела на него ошарашенно и с недоверием, с ужасом, непониманием. Ангелина хотела знать, а он молчал, боясь сказать и слово.
        Адам чувствовал, что теряет ее.
        Снова.
        Прямо сейчас она ускользает от него и он ничего не может с этим сделать. Зря он ждал, что они сильнее привяжутся друг к другу, зря не послушал Вику, которая, как и всегда, оказалась права. Нужно было поговорить с ней сразу. С самого начала, все рассказать и только потом завоевывать любовь и доверие.
        - Мне отдала ее твоя сестра, - проговорил хриплым, надсадным голосом.
        Теперь боялся уже он. Не знал, как и что говорить Ангелине, чтобы она поверила. Произнести “Я Тимур” оказалось слишком сложно и он просто молча ждал ее следующего вопроса. Впрочем, он последовал почти сразу:
        - Ты знал мою сестру?
        Она не поняла. Не сопоставила факты. А, может, ждала его признания.
        - Я был ее мужем.
        Глупо. Как же по-дурацки это прозвучало. Каким мужем? Признайся же, наконец, что ты Тимур.
        - Ангелина, я выжил, - тихо произнес, смотря куда-то мимо нее. Взглянуть ей в глаза было страшно. Он боялся увидеть там презрение и ненависть. - Выжил в той аварии, изменил внешность, имя и…
        Она расхохоталась. Дико, истерически, с каким-то надрывом в голосе, что Адам даже почувствовал, как его тело покрылось мурашками. Ему было страшно, потому что он не хотел потерять ее снова. Она смеялась, держалась за стол и смеялась со слезами на глазах.
        - Ангелина.
        Он хотел подойти к ней, утешить, поговорить, попросить прощения за обман, но она резко замолкла и отошла от него ровно на столько, на сколько он приблизился.
        - Даже не думай, - зло выдавила она.
        Адам замер. Ангелина отошла от него еще на расстояние, не забыв при этом прихватить коробку. Она держала ее, как самое ценное, что у нее было, и смотрела на него так, будто он это у нее способен забрать.
        - Я могу объяснить, - тихо прошептал.
        - Что ты объяснишь? Что, Адам? Или, Тимур? - с усмешкой сказала. - Я считала, что ты умер! Да ты и умер! У тебя другое имя, фамилия, внешность, всё другое и… - она осеклась, замерла, будто что-то вдруг вспомнила, опустила взгляд и простояла так несколько долгих мгновений.
        Адам сглотнул, потому что уже знал, о чем она спросит в следующую минуту.
        - Маша… - сдавленно, тихо, так, что он едва расслышал. - Она дочь Алисы? Моя племянница?
        В ее глаза застыла новая порция слез. Она смотрела на него, ожидая ответа, и даже не моргая. Ждала, что он скажет, ответит. Он бы и рад соврать, но не мог.
        - Да.
        - Это ты? - вдруг произнесла она. - Ты заставил врачей сказать, что она умерла? Ты заставил меня поверить в это? Всё ты?!
        - Так было нужно.

        Он не мог ей больше ничего сказать. Знал, что ей нужны подробности, но говорить о них не хотелось, не сейчас, когда она была так взвинчена и ни капли не верила ему. Причину, по которой он вынужден был скрыть Машу и себя, он собирался скрывать. Не всегда, разумеется. Он расскажет ей, когда Ангелина будет готова принять правду и поверить ему. Правда, сейчас он вообще сомневался, что это возможно. Он утратил веру, когда не рассказал ей сам и с самого начала. Теперь Ангелина будет бояться его, не захочет слушать и…
        О том, что она может пожелать уйти, он не стал даже думать!
        Она была его женой и он не собирался ее отпускать!
        А еще к ней прикипела Маша. Она ведь не сможет оставить девочку, которую полюбила всем сердцем.
        - Господи, какая же я дура! - воскликнула Ангелина и рванулась к двери, так быстро, будто боялась, что он станет преследовать ее и не даст уйти.
        Но он дал. Позволил ей выйти и сбежать в свою комнату.
        - Твою мать! - прорычал и ударил кулаком в стену, выпуская пар и избавляясь от эмоций, что сжигали его изнутри.

* * *
        Адам дал ей время отойти от всего, что она узнала. Впрочем, его признания - лишь малая доля того, что ему было рассказать. На самом деле говорить можно было невероятно долго. Рассказывать о том, как так получилось, что и он, и Маша живы, а главное, почему за все это время он ее не нашел.
        Адам обязательно расскажет, но позже, когда Ангелина будет готова это услышать, когда станет ему доверять. Пусть для этого потребуются годы, он расскажет. Сидя в своем кабинете, Адам думал о том, какую ошибку совершил, что не сказал ей сразу. И что пошел на поводу у Вики тогда и подстроил эту беременность, подкупил ее мужа. За это он себя ненавидел.
        Видел, как она смотрела на бывшего в стриптиз-клубе, как не верила тому, что видит, как едва ли не плакала, и хотел отмотать время назад. Правда, где гарантия, что тогда было бы лучше? Он и подумать не мог, что Андрей окажется таким. Он до последнего не верил Вике и затеял все с уверенностью, что муж Ангелины откажется. Скажет, что ему совсем не интересно его предложение и пошлет его куда подальше. Но он согласился. А Адам не мог понять, кто в здравом уме и светлой памяти способен продать свою жену.
        Хотелось выйти из тени и вместо Рустама подойти к этому Андрею и хорошенько пройтись по нему кулаками. Вправить, так сказать, мозги. Но он этого не сделал, потому что желание их развода было сильнее. Правда, Адам понимал, что ни за что бы не пошел дальше, откажись Андрей от этой затеи. Скажи он, что любит свою жену, Адам бы и не вспомнил об Ангелине больше.
        Врет, конечно, сам себе. О ней нельзя было не вспоминать, но лезть в ее счастливую семью он бы не стал. Сомнений в ее любви к своему мужу не было, ведь она готовилась стать матерью, забеременеть, родить малыша, а вот у Андрея этого самого желания не было. Он слушал записи разговоров с Рустамом и не верил, что такие, как Андрей, все еще ходят по земле.
        - Мне и не нужен этот ребенок, это так… блажь жены. Они все хотят памперсы менять, да слюни вытирать, а я… мне и с ней хорошо.
        - Подпись свою ставь, - голос Рустама был безэмоциональным и холодным.
        - Да-да, конечно, - проблеял Андрей. - Вы же это… похитите ее потом, да? Я не настаиваю, но не хотелось бы, чтобы она знала.
        - Конечно.
        Этот диалог всплыл в его памяти. Он до сих пор был в записи, но он его больше не слушал. Потребности не было. Ангелина была с ним, отдавалась ему, любила, доверяла, а он… он просто все просрал своим молчанием. Конечно, Андрею не было прощения, но и он, Адам, оказался не лучше. Не рассказал, промолчал, решил, что придет время. Оно и пришло. Она узнала сама.
        От раздумий его отвлекла какая-то суматоха. Адам тут же встал и подошел к двери, коснулся ручки и вышел в коридор. Ангелина остановилась, заметив его, но после решительно пошла дальше. С его сыном на руках.
        - Что происходит? - спросил он. - Ангелина?
        - Я немедленно уезжаю, - произнесла холодно и отстраненно. - С сыном.
        - Куда?
        Адам не мог сказать, что не ждал такого поворота. Ждал. Более того, знал, что она именно так и поступит.
        - Подальше отсюда.
        - Нам нужно поговорить.
        - Нет, не нужно, - мотнула головой.
        - Тебе некуда идти, - напомнил ей, хотя не хотел.
        Она смерила его таким взглядом, что ему захотелось отмотать время назад и замолчать, но все же кивнула, согласившись. И пошла к кабинету. Он открыл дверь, пропуская ее внутрь, подождал, пока Ангелина войдет и вошел следом.
        - Я хочу уехать, Адам. Я взяла карту, которую ты мне дал, но обещаю все вернуть со временем.
        - Ангелина.
        Ему стало неприятно, что она думает, будто он не способен дать ей денег. Или что он станет ее упрекать ими.
        - Я все решила, - она мотнула головой. - Я не останусь. И видеть тебя не хочу!
        - Я тебя не держу, - ответил ей. - У меня есть квартира. В центре. Я предлагаю тебе поехать туда.
        ?
        - Нет, - твердо и уверенно ответила ему. - Я не хочу жить в доме, который принадлежить тебе. И деньги я тоже верну, но со временем.
        - Мне от тебя ничего не нужно.
        - Взаимно.
        Они встретились взглядами. Она отвела глаза первой, уставилась себе под ноги и неожиданно для него, отошла и села на диван. Заплакала. Не навзрыд, просто слезы покатились по ее нежному лицу, которое он до сих пор помнил на ощупь.
        Адам присел напротив, коснулся ее лица, вытирая слезы. Странно, но она не дернулась, вообще никак не отреагировала, просто посмотрела на него и прошептала:
        - Мне нужно… я хочу побыть одна, подумать, осознать.
        - Я знаю.
        Они так и сидели. Молча, каждый думая о своем. Затем Ангелина решительно отодвинула его руки и встала, правда, тут же замерла у порога, потому что там стояла Маша.
        - Пливет, - произнесла дочка. - А что это вы тут делаете? Мам, ты что, плакала?
        Ангелина обернулась, ища поддержки у него, а он и сам не знал, что говорить дочке. Заварил эту кашу сам, самому и расхлебывать.
        - Малыш, - он подошел к своей кнопке и присел. - Мама уедет ненадолго.
        - Куда? И насколько ненадолго?
        Его дочка быстро выросла. Он вдруг слишком четко это осознал и не знал, что сказать.
        - Я не уезжаю, мы просто поживем с Роди в городе, - тепло произнесла Ангелина. - А папа будет тебя к нам привозить.
        - Плавда? - Маша резко повернула голову к Ангелине и посмотрела на нее сверху вниз. - Ты нас не блосишь?
        - Я ведь обещала.
        - А когда можно к вам плиехать? И почему тебе обязательно нужно уезжать?
        - Маш, - Адам попытался позвать дочь, но Ангелина его перебила:
        - Мы ненадолго, мышка. Честно. Просто… у нас с папой сложный период, мы не можем понять друг друга. Это пройдет и мы с Роди вернемся.
        Сказала это и посмотрела на него так, что он почувствовал себя еще хуже. Хотелось сжать ее в объятиях и никуда не отпускать. Ни сейчас, ни потом. Но ему нужно было. Он знал, что Ангелине нужно время, а ему - возможность быть рядом с ней, хотя бы в те недолгие моменты, когда он будет привозить дочку.
        Они вместе с Машей провели Ангелину и Родиона к машине, помогли им сесть внутрь и даже помахали рукой. Странно, но она все же согласилась на его предложение пожить в квартире в центре. Видимо, на нее подействовало появление Маши. Девочку она предать не могла, зато Адам чувствовал, что сделал что-то не так. Налажал и теперь это придется исправлять. И он был готов на все, лишь бы Ангелина ему поверила.
        ?
        ГЛАВА 46
        Я была в таком состоянии, когда ты не осознаешь происходящее вокруг и смотришь на себя будто со стороны. Вот я сажусь в машину, махаю на прощание Маше, плачу и крепко удерживаю Родиона, но ощущение, что эмоционально меня здесь нет. Я в далеком прошлом, с сестрой, в тех моментах, когда у нас все было хорошо, в том дне, когда было сделано фото из коробки.
        И даже когда водитель помогает мне дойти до двери квартиры, и я оказываюсь внутри, осознания происходящего все еще нет. Я вспоминаю наши ночные посиделки с сестрой и Тимуром, смех, радость, слезы, шок, когда я узнала о ее беременности и боль от осознания, что все закончено. Наши так и не начавшиеся отношения с Тимуром попросту закончились, ведь теперь у них будет ребенок, а я окажусь лишней, ненужной.
        Пронзительный плач Родиона возвращает меня в реальность. Сыну совершенно наплевать на то, что у мамы вся жизнь пролетела перед глазами и что воспоминания не дают ей покоя. Пришло время поесть, а сообщить об этом можно только криком.
        Квартиру я практически не осматриваю, открываю двери в одну из комнат и, попав в спальню, сажусь на кровать, чтобы покормить сына. Реальность сильно ударяет по сознанию, оказывается, моя боль была напрасной, потому что по итогу все обернулось так неожиданно: я и Тимур/Адам женаты и у нас есть сын. А еще у него есть дочь, которую родила моя сестра. Понимаю ли я что-то? Мне кажется, что совсем ничего.
        Мне хочется выплеснуть вдруг появившуюся внутри ярость, закричать, устроить истерику, побить посуду в конце концов. Меня обманывали. Все это время держал за дуру человек, которому я доверилась когда-то и которого не смогла забыть даже после свадьбы. Разумеется, чувств к Тимуру давно не было, они угасли, когда я смирилась с его смертью, когда была готова родить ребенка Андрею, но теперь на их место пришла любовь к Адаму.
        Я влюбилась, совершенно не подозревая, кто передо мной. Да и как можно было это понять, когда ты был на похоронах, плакал, скорбел, видел его друзей и близких, которые вели себя так же. Да, я чувствовала, что что-то не так, возможно, замечала что-то схожее, но ведь помыслить о том, что передо мной Тимур я не могла.
        Горько усмехаюсь, понимая, что только со мной могло случиться такое. Только я была в состоянии влюбиться в одного и того же человека, не осознавая этого.
        Родион засыпает, а я отправляюсь на кухню, делаю горячий чай и бросаю взгляд на коробку, которую водитель бережно поставил на стол. Тяну к ней руку, но тут же одергиваю себя, потому что понимаю, что увязну в прошлом до следующего плача Родиона, а я больше не хочу вспоминать то, что причиняет мне боль.
        Я потеряла их всех практически в один день. Тимура, Алису и Машу. Всех. Смирилась, научилась жить дальше, а сейчас мне говорят, что все живы, кроме сестры. Что Маша спокойно росла, веря в то, что однажды ее мама вернется к ним, что Тимур воспитывал дочь под другим именем и чужим лицом. А я все эти годы наивно оплакивала их и ходила на могилы.
        Мне кажется, что простить это будет сложно, но уже через два дня, я сама набираю Адама или Тимура, я до сих пор не определилась, как его называть, и прошу привести Машу. По ней я скучаю больше всего, потому что всей душой прикипела к девочке, а еще она ни в чем не виновата. Она наивно полагает, что я ее мама, а я лишь уверила ее в этом. Именно за этот поступок я готова разорвать Адама на части, ведь это откровенная ложь, из-за которой вина за свой уход терзает меня изнутри. Буквально разрывает на части, нервирует, щекочет, скребет.
        Звонок в дверь раздается через час. Ровно столько потребовалось ему, чтобы одеть Машу и привезти ко мне. А еще я попросила приехать Елену Эдуардовну, чтобы у меня была возможность погулять с малышкой и остаться наедине. Сделав глубокий вдох, я подхожу к двери, открываю ее и замираю, когда Маша крепко цепляется в меня. Она со всей силы обнимает меня за талию и заставляет мое сердце кровоточить.
        Я ужасно соскучилась по ней.
        И по нему.
        Адам стоит в двери, не решаясь сделать и шагу. Елены Эдуардовны я не вижу и удивленно смотрю на мужчину.
        - Я побуду с сыном, - говорит он.
        Я раздражена и зла, но я безумно соскучилась по нему, по его улыбке, которая сейчас едва заметно появляется на лице, по взгляду его темных глаз, пробирающих до костей.
        - Хорошо.
        Я не могу ему отказать, потому что Маша уже повисла на мне и ждет, что я уделю ей время. Не могу еще и потому, что не хочу отказывать. Он отец, и он действительно имеет право на то, чтобы общаться с сыном даже в моменты, когда я практически не вижу возможности его простить.
        - Пойдем гулять, Машунь? Здесь неподалеку площадка, парк, можно будет выпить какао.
        - Идем, - девочка решительно берет меня за руку и машет папе на прощание.
        Вопреки ожиданию Адам ничего не говорит, лишь провожает нас взглядом и закрывает двери. Называть его Тимуром я не могу, потому что он умер для меня. Зато есть Адам - тот, кого я полюбила, к кому привязалась. Кажется, только я так могу. Дважды сильно влюбиться и оба раза в одного человека до такой степени, что тяжело сделать вдох.
        - Мам, а ты надолго сюда? И что вы с папой не поделили? Он обидел тебя?
        По пути Маша задает вопросы, один тяжелее другого. Я едва нахожусь с ответом на первый, как она задает десяток других и практически на каждый нужны силы и адское спокойствие.

        - Нет, солнышко, папа меня не обижал, - отвечаю на ее последний вопрос. - У нас небольшие разногласия, но мы обязательно решим их.
        - И вы с Лоди велнетесь к нам?
        - Я не хочу тебе врать, - отвечаю честно, потому что и правда не знаю, смогу ли когда-то вернуться к ним.
        Сейчас простить Адама за семь лет молчания и за то, что он сделал после, кажется почти невозможным. Я хочу, но не могу, скучаю по нему безумно, по ночам, что мы проводили вместе, по его умелым рукам и нашим разговорам. По его заразительному смеху, от которого мурашки пробегали по коже и хотелось веселиться в ответ, по всему.
        - Я не знаю, смогу ли вернуться, но мы с папой очень постараемся.
        - Холошо.
        Мы с Машей проводим около часа на детской площадке, она играет, радуется, веселится, бегает с девочками в прятки и догонялки. Я не нарадуюсь, когда смотрю за ней и невзначай вспоминаю обещание, данное Адаму. Я говорила, что помогу ему с дочкой, помогу ей адаптироваться и пойти в школу, а сейчас даже не имею представление, как это все устроить.
        Домой мне совсем не хочется. Как и расставаться с Машей. Я бы с удовольствием провела с ней весь оставшийся день, и об этом сейчас собираюсь попросить Адама. Хочу, чтобы он оставил малышку на оставшееся время и уехал домой, а потом забрал. Думаю, Маша будет не против, но вначале нужно поговорить с отцом, чтобы понять, будет ли он согласен.
        Поднявшись в квартиру, я открываю дверь и захожу внутрь. Передо мной открывается картина того, как Адам укачивает на руках Родиона, как бережно носит его по гостиной и что-то напевает.
        - Папа, а мы погуляли! - весело щебечет Маша, вовсе не замечая, что взрослые смотрят друг на друга с застывшими лицами, потому что их тянет друг к другу, но они никак не могут простить совершенные ошибки.
        ГЛАВА 47
        - Я хочу поговорить, - произношу, закрывая дверь в комнату, где Маша смотрит мультики.
        - Я знаю, что это трудно, но я попытаюсь всё объяснить, - тут же начинает Адам, но я перебиваю его.
        - Я хочу поговорить не о том, что случилось. Пока не об этом, - подчеркиваю, потому что все время прятать голову в песок я не собираюсь.
        - О чем тогда?
        - Можно оставить Машу? До вечера, - поспешно добавляю. - Я хочу еще побыть с ней. Мы поиграем, приготовим ужин и… - я осекаюсь, понимая, что Маша тогда непременно пригласит отца, чтобы он попробовал.
        - И?
        - И мы сможем поужинать. Все вместе.
        Не то! Я хочу сказать совсем не то, но понимаю, что Маша не захочет по-другому. Адам, несмотря на то, что у нас все еще разногласия, все еще остается ее отцом. И она знает его куда больше, чем меня.
        - Ты не хочешь со мной разговаривать, но предлагаешь поужинать? - хмыкает Адам и поднимается. - Хорошо, пусть Маша остается. Во сколько мне приехать?
        - В восемь, - произношу, не задумываясь, все еще в шоке от своего предложения. - И это… как меня тебя называть? Тимур, или Адам?
        - Я Адам, Ангелина, - тихо произносит он. - Маша не должна узнать, что ты не ее мать. Ей вообще лучше ни о чем не знать.
        - Я не хочу, чтобы она всю жизнь жила в неведении, - произношу откровенно.
        - Сейчас она просто не поймет этого, - произносит Адам перед уходом.
        Я солидарна с ним в этом вопросе, Маша и правда слишком маленькая, чтобы понять проблемы взрослых.
        Машунь, - захожу в комнату к дочке, когда Адам уходит. - Папа сказал, что приедет за тобой вечером, у нас есть время приготовить ужин.
        - И папа на нем будет? - с вдохновением спрашивает она.
        А что я говорила? Как в воду глядела! Дочь не может просто забыться и готовить, она ждет отца на ужин, чтобы он оценил ее кулинарное мастерство.
        - Будет, конечно.
        Родион благополучно засыпает, и мы принимаемся за работу. Решаем приготовить блинчики с лососем и рагу. Оказывается, Адам его обожает, а Маша хочет удивить папу своими умениями. Мне не остается ничего кроме как согласится. Все нужное я нахожу в холодильнике, который накануне пополнил один из охранников, приставленных к нам с Роди вопреки моим протестам.
        На готовку у нас уходит более двух часов, остальное время мы рисуем, носимся по квартире, купаем Роди и переодеваем его для прогулки. Возвращаемся домой ближе к семи, уставшие, нагулявшиеся и счастливые. Я отдыхаю душой и перестаю думать о том, что случилось. Оно осталось далеко в прошлом: сейчас передо мной моя племянница, девочка, которую я считаю своей дочкой и которая называет меня мамой.
        Ровно в восемь в дверь раздается звонок, я быстро иду открывать, останавливаюсь у зеркала, проверяю макияж, одежду и быстро одергиваю себя. В конце концов, я пошла на это только ради Маши, чтобы оставить ее у себя до вечера.
        Первое, что я вижу, когда открываю дверь - букет кроваво-красных роз. Они влезают в дверной проем, и только после этого я замечаю улыбающегося Адама.
        - Не мог проехать мимо, - шепчет он и протягивает мне цветы, а после протягивает букет поменьше Маше. - Не мог оставить мою маленькую принцессу без женской радости.
        Маша тут же бросается к Адаму на шею, обнимает отца, целует его в щеку и с довольной улыбкой отступает на несколько шагов. Я же нахожу для цветов огромное ведро, набираю туда воды и кладу розы в него, потому что ни одна ваза к этому букету не подошла бы.
        Накрываем на стол мы с Машей вместе. Я чувствую неловкость и скованность, но Маша ловко сглаживает острые углы, комментируя процесс и рассказывая Адаму о том, что мы приготовили. За ужином тихо. Адам, вопреки ожиданиям, не старается заговорить, а я ковыряюсь вилкой в тарелке, не зная, как быть дальше. Моя душа тянется к мужчине, но умом я понимаю, что он обманывал меня семь лет. Готова ли я его простить? Сейчас нет.
        Да и какой он теперь? Тот, кого я видела и в кого влюбилась или мужчина, что не смог бросить мою беременную сестру. Адам изменился за прошедшее время, раньше он ни за что бы не позволил себе поступить так со мной: обманом подкупить мужа, подсунуть свой биоматериал для зачатия. Кто этот человек передо мной? Да, я полюбила его нового, привыкла к нему и увидела настоящего мужчину, который не даст в обиду свою женщину и детей, но…
        Я хочу знать правду. Полностью и до мельчайших деталей. Что сподвигло Тимура сменить внешность и целых семь лет скрываться и скрывать дочь Алисы? Почему он это сделал? У него были проблемы с бизнесом? Он попал в криминальную группировку? Тогда при чем здесь Маша? Почему он не оставил ее мне? Из-за эгоизма?
        Устав строить догадки, я переключаю внимание в тарелку, а потом замечаю, что за столом Маши нет. Она мирно спит на диване неподалеку, скрутившись калачиком.
        - Я думаю, нам стоит поговорить, - уверенно произношу. - Тебе пора рассказать мне все. Почему ты не давал о себе знать, почему забрал Машу, инсценировав ее смерть и почему ты не можешь вернуться к прежней жизни?
        - Я готов тебе рассказать, - кивает Адам. - Тогда, когда ты сможешь слушать. Ты не готова.
        Меня захлестывает ярость. К чему я не готова? Услышать правду, узнать, наконец, почему он бросил меня, ничего не рассказал и долгие годы скрывался, а потом подло появился в моей жизни?

        - Ангелина, - голос Адама звучит мягко и как-то слишком спокойно. - Я обещаю, что расскажу тебе все, но позже. Сейчас я хочу, чтобы ты расслабилась и перестала бояться меня, как смертельно опасного преступника. Я ничего тебе не сделаю, если ты думаешь об обратном.
        - Я так не думаю, - произношу, прекрасно зная, что Адам не сделает мне ничего ужасного, ведь если бы это потребовалось, он бы давно выполнил то, что хотел.
        - Я предлагаю тебе двухнедельное перемирие, - вдруг произносит он. - Мы оставим эту ситуацию в прошлом, ты смиришься с тем, что я выжил, что Маша так же жива, и с тем, как я поступил. Ты примешь это, а потом я расскажу тебе остальное, хорошо?
        - Что изменится за эти две недели?
        - Мы сможем быть настоящими, - произносит он. - Узнаем друг друга по максимуму.
        - Я не поеду к тебе.
        - Я и не предлагаю, - парирует Адам. - Достаточно приезжать к тебе, разговаривать, пить вино, смотреть фильмы.
        - Так просто? - я усмехаюсь. - Предлагаешь мне забыть о том, что случилось?
        - Да, именно. На две недели. И только потом мы вернемся к разговору о прошлом снова.
        ?
        ГЛАВА 48
        Я надеялась, что эти две недели мы будем видеться только когда Адам будет привозить Машу ко мне, но нет. Он часто остается вечером, чтобы побыть с Родионом, поносить его на руках и позвенеть погремушкой над его лицом.
        Я не могу разлучить отца с сыном, но понимаю, что такое поведение бессмысленно. Мы не то, что не отделены друг от друга, теперь мы проводим вместе гораздо больше времени, чем тогда, когда я находилась в его доме.
        - Тебе пора, - решительно произношу спустя два часа после его приезда.
        Адам мозолит мне глаза своим отношением к Родиону, подкупает, нервирует, раздражает тем, что он такой… идеальный отец, внимательный муж.
        Ежедневно он привозит мне по букету. Когда я заикаюсь, что их некуда ставит, он приезжает с корзиной или вазой.
        Хочется выть, потому что я понимаю, что так у нас не получится. Он просто вынудить меня забыть, и мне больше не захочется возвращаться в прошлое. Так было со случившимся с Андреем, я просто не хотела разговаривать, понимая, что это и неважно.
        - Встретимся вечером? - спрашивает Адам у двери. - Я хочу пригласить тебя в ресторан.
        - Нет, - мотаю головой. - Мне нужно побыть одной. Тебя слишком много в моей жизни.
        - Я твой муж, - замечает он.
        - Да. А еще ты семь лет был мертвым. Считаешь, этого недостаточно?
        - Хорошо, - он неожиданно быстро соглашается. - Позвони мне, если передумаешь.
        Я не передумаю! Но вслух говорю, конечно же, другое:
        - Обязательно.
        Когда Адам уезжает, я чувствую себя легче и свободнее. Мне не нужно каждую минуту думать, что он может зайти в комнату, что ему захочется поговорить. Я расслабляюсь, готовлю рагу на ужин и убираю в спальне. Через час понимаю, что делать больше нечего, кормлю Родиона и веду его на прогулку.
        По возвращению принимаю ванну, оборачиваюсь в полотенце и подхожу к окну, чтобы впустить в квартиру свежий воздух. Внизу я замечаю машину Адама. Сердце екает, в груди сжимает. Он приехал? Он по пути в квартиру?
        Я быстро переодеваюсь в джинсы и футболку, расчесываю мокрые спутавшиеся волосы и понимаю, что прошло уже по меньшей мере минут пятнадцать, а Адам и не думает подниматься. Может, мне показалось? Или он передумал приходить? Я медленно подхожу к окну и понимаю, что его машина все еще там. Интересно, Адам внутри?
        И сколько он собирается просидеть под подъездом. А главное, какой смысл?
        Я пожимаю плечами и отхожу. Может, и правда ошиблась? Когда в дверь раздается звонок, я вздрагиваю и иду открывать. Вопреки ожиданиям на пороге стоит Елена Эдуардовна. Она быстро приветствует меня, говорит, что соскучилась, обнимает и проходит внутрь. Осмотревшись и вымыв тщательно руки с мылом, Елена Эдуардовна идет к Родиону.
        - Ну привет, мой маленький, - няня склоняется над кроваткой и подмигивает сыну, а затем берет его на руки. - Он так вырос за эти дни, - сетует она. - А я ужасно к вам привязалась. Кстати, - она подмигивает, - я поговорила с Адамом Всеволодовичем о деньгах. Он дал в счет работы, представляете?
        - Я же говорила! - произношу, а сама думаю о том, что Адам и здесь поступил правильно.
        - Вы что стоите? - тут же произносит няня. - Хозяин ждет вас внизу, говорил, вы в ресторан едете.
        Я сглатываю и киваю, выхожу из спальни на кухню и подхожу к окну. Машина Адама все еще там, но самого его не видно? Он всерьез сказал Елене Эдуардовне, что у нас свидание в ресторане и что ей нужно посидеть с ребенком?
        Я ведь отказалась!
        И не собираюсь никуда идти.
        Чтобы не объясняться перед Еленой Эдуардовной и не ставить в неловкое положение Адама я беру вещи для вечера и сбегаю в другую комнату, запираясь на ключ. Отсюда мне так же хорошо видно машину Адама, и я надеюсь, что он поймет мое намерение не выходить и уедет.
        Правда, ни через полчаса, ни через час его машина не трогается с места, зато я не на шутку разнервничалась, потому что чувствую себя виноватой.
        Не должна, но чувствую.
        Еще через полчаса мое терпение лопается, я переодеваюсь, надеваю шпильки и под недоумевающий взгляд Елены Эдуардовны, которая вышла на кухню и решила, что меня уже нет, выхожу из квартиры. Ну разве можно так манипулировать людьми?
        Я спускаюсь на первый этаж, толкаю дверь и выхожу из подъезда. Адам тут же покидает салон автомобиля, открывает дверцу и огибает машину.
        - Привет, - коротко здоровается он.
        - Ты знаешь, что манипулировать людьми незаконно?
        - Я не манипулировал.
        - Ты сидишь здесь несколько часов.
        - Я не требовал, чтобы ты вышла, просто не мог уехать.
        - И что нам делать?
        - Ехать в ресторан, столик уже забронирован, - Адам пожимает плечами. - Ну же, Ангелина, нам нужно узнать друг друга, чтобы понять, стоят ли наши отношения всего этого.
        Его последние слова единственное, в чем я с ним солидарна. Мне нужно понять, стоит ли он того, чтобы его простить, а для этого мы должны общаться, потому что моя влюбленность еще не все, на чем могут держаться наши отношения.

        ГЛАВА 49
        Ресторан оказывается шикарным: дорогое убранство, приветливые официанты, вкусные блюда и напитки. Мы здесь уже час, за который успели обсудить все, что только можно. Вопреки моим ожиданиям, никакой неловкости между нами нет. Адам спрашивает, как я жила все это время, чем занималась, работала ли. Я с вдохновением рассказываю, потому что предвкушаю его рассказ о себе.
        - А ты? - задаю ему вопрос. - Чем ты занимался все это время?
        Мне жутко интересно, потому что теперь Адам не просто богат, у него только дом стоит, кажется, целое состояние, а есть еще автомобили, да и вообще создается ощущение, что он вовсе не думает о тратах. За те годы, что прошли, я успела только выйти замуж и немного поработать.
        - Первый год возвращался с того света, - честно произносит Адам. - Последующее время воспитывал дочь и пытался подняться.
        - И чем ты занимаешься сейчас?
        - Бизнесом, - не вдаваясь в подробности отвечает Адам.
        - Трудно было с ребенком?
        Адам вздыхает и смотрит куда-то поверх моего плеча, будто вспоминает, а потом начинает говорить:
        - Я не знаю слова “легко”, Ангелина, - тихо говорит он. - Ты же понимаешь, что у меня не было денег на пластику и новые документы, на лечение. Их не было у нас с Викой. Мы не были богатыми наследниками, но нашелся человек, который помог. Естественно, он сделал это не по доброте душевной.
        - Он что-то потребовал взамен? - уточняю.
        - Можно и так сказать, - усмехается Адам. - Я год работал на него. Выполнял задания, иногда пропадал по нескольку недель и все это время с Машей была Вика.
        - Сейчас ты тоже работаешь на этого человека?
        - Нет, - смеется Адам. - Я не работаю на него уже давно. Да и там не получилось бы заработать на все, что я теперь имею.
        - Твоя работа на этого мужчину была законной?
        - И да, и нет, - честно отвечает Адам. - Задания были самыми разными. Разошлись мы с ним, как только я собрал денег на открытие первого ресторана.
        - Ты владеешь ресторанами? - удивленно восклицаю.
        - Да, - Адам смеется. - Нужно было сказать об этом раньше, но ты как-то не спрашивала. Это не единственный источник дохода, есть еще акции в крупных компаниях, вложения в недвижимость. Та, первая работа на того, кто помог мне, позволила собрать денег и вложиться.
        Так я узнаю, что сейчас Адам не занимается ничем криминальным, хотя такое в его жизни тоже было.
        - Почему в тебя тогда стреляли? - спрашиваю у него, потому что до сих пор этого не знаю.
        - Хоть я и не занимаюсь ничем, что связано с миром криминала, в моей жизни случается всякое. В тот день у нас состоялась крупная сделка по инвестированию в новый ресторан во Франции. Моим конкурентам это не понравилось. Итог ты видела.
        Я киваю, правда, мне сложно поверить в то, что
        - А Лиза? Что будет с ней?
        - Ее уже посадили, - равнодушно рассказывает Адам. - Лизу задержали сразу после того, как привезли тебя. Ей светит как минимум пять лет, правда, она еще не прошла психологическое тестирование, вполне возможно, у нее не все в порядке с головой и ее отправят на лечение. Конечно же, закрытое.
        Новость о том, что Лизу уже задержали вызывает во мне выдох облегчения. До этого я, конечно, не боялась, потому что верила, что Адам меня защитит, но теперь мне становится гораздо спокойнее.
        - И как называются твои рестораны?
        - Мы сидим в одном из них, - с улыбкой на лице произносит Адам.
        - О-о-о-о, - тяну я, еще раз осматривая помещение.
        Мой взгляд натыкается на столик, стоящий справа от нас в третем ряду. Я не сразу узнаю девушку за ним, а когда я угадываю в ней Соню, на несколько минут теряю дар речи. Напротив нее точно не Андрей и не ее муж, да и одета девушка не так как обычно, более богато, что ли.
        Я осматриваю ее платье с глубоким декольте, украшения на шее, прическу. Все в ней выдает девушку, которая точно знает себе цену, вот только я помню Соню совсем другой. Тихой, спокойно домохозяйкой, которая безумно любит своего мужа и двух детей. Что с ней случилось и почему она находится в этом заведении в компании другого мужчины?
        Когда она встает и идет в сторону дамской комнаты, я говорю Адаму, что отлучусь на минуту и иду за ней. Мне просто необходимо с ней поговорить, мы ведь действительно были лучшими подругами, да и к Андрею чувства давно погасли, чтобы я могла на нее злиться.
        Толкаю дверь в туалетную комнату и тут же натыкаюсь взглядом на стоящую Соню, которая, сложив руки на груди, смотрит на меня.
        - Я уже думала, что ты не придешь, - с издевкой произносит она.
        - Ты знала, что я пойду за тобой?
        - Надеялась, - Соня пожимает плечами.
        - Что ты делаешь с этим мужчиной здесь? - спрашиваю. - Ты ведь недавно была с Андреем, - замечаю, - а как же твой муж?
        Не знаю, почему я решила задать ей все эти вопросы, ведь после того, как Соня переметнулась к Андрею сразу после нашего развода, мы резко перестали быть подругами. Но я все же спрашиваю у нее это. Наверное, потому что волнуюсь за ее судьбу. Мы ведь действительно неплохо общались, она рассказывала о детях, о том, что ее муж тяжело работает, чтобы их обеспечить. Даже подработку искала и сетовала, что мамочку двух детей никуда не хотят брать.

        - А что муж? - она пожимает плечами и произносит это так высокомерно, что мне трудно представить ее той Соней, которой она была ранее. - Мы расстались.
        - А дети? - потерянно произношу я.
        - С няней, - Соня пожимает плечами. - Знаешь, как все было? Я пришла к тебе, чтобы одолжить денег, а там твой Андрей. Весь при параде, привлекательный. Я даже опешила, спросила у него о тебе, а он сказал, что вы развелись, ну и… я не стала терять момента. Он мне и раньше нравился, да и денег у него побольше, чем у Славки, так что…
        Я смотрю на Соню и не могу поверить, что настолько ошибалась в человеке. Она ведь была такой милой, веселой, общительной и яркой.
        - Что, Ангелина? Не нравится то, что я говорю? Каждый хочет место под солнцем. Я устала от нищеты. И у меня было бы все хорошо, если бы не ты! Андрею пообещали столько денег за то, что он тебя увезет, а теперь что?
        Она смотрит на меня не злым, нет, разъяренным взглядом, и ждет ответа. Правда, я понятия не имею, что ей отвечать, и о чем она вообще.
        - О чем ты?
        - О том, что его посадили за содействие! По наводке твоего нынешнего хахаля, - рычит Соня. - А ты заявляешься и спрашиваешь, что я делаю с другим? Выбираюсь из нищеты, - рычит она. - Так, как умею! Не всем богатые мужики предложение руки и сердца делают!
        Соня проходит мимо меня, намеренно задевая мое плечо, толкает дверь дамской комнаты и выходит наружу. Я же несколько минут стою, как вкопанная и пытаюсь осознать то, что только что услышала. Андрея посадили так же, как и Лизу? Почему Адам ничего мне не сказал и снова скрыл такой важный факт?
        ?
        ГЛАВА 50
        Постояв несколько минут в туалетной комнате и ополоснув лицо водой, иду в зал к Адаму. Я чуть успокоилась и пришла в себя, так что слова Сони уже не задевают так сильно. В конце концов, из-за Андрея я чуть не погибла. Он точно заслуживает хоть какого-то наказания.
        - Ты долго, - замечает Адам.
        - Я встретила Соню, - замечаю. - Подругу, я тебе о ней рассказывала.
        - Ту, что была с Андреем в кафе?
        - Да, ее. Она сказала, Андрей тоже задержан.
        Адам открыто смотрит мне в глаза, а после кивает:
        - Да, он сам согласился дать показания. И его задержали за содействие.
        - Его посадят?
        Не то, чтобы я переживала о судьбе бывшего мужа, просто мы ведь не чужие друг другу люди. Мы прожили вместе столько времени, и пусть Андрею совершенно наплевать на меня, я не обязана быть такой же черствой и безразличной.
        - Скорее всего он отделается штрафом, так как оказывает содействие полиции и написал чистосердечное признание, а еще за то, что сам пострадал.
        Выдох облегчения срывается с моих губ. Я никогда не желала Андрею плохого и считаю, что наши с ним отношения просто не сложились. Я не его женщина, а он не мой мужчина, но я бы хотела, чтобы он стал счастливым. Нашел женщину, с которой у него будет любовь такой силы, что он и не подумает променять ее на деньги.
        - Ты переживала о его судьбе?
        - Я бы не хотела, чтобы он провел несколько лет жизни за решеткой.
        - Думаю, он это заслужил, - жестко чеканит Адам. - Никто не заставлял его идти на сделку с Лизой.
        С одной стороны я с ним согласна, а с другой… я просто не могу быть такой жестокой. Не могу желать зла другому человеку, проклинать, отыгрываться, хотеть, чтобы он страдал. Андрей, может, и не лучший муж, но он не заслуживает тюремного заключения.
        - Ты все такая же, как и восемь лет назад, - произносит Адам. - Доверчивая, сострадательная, нежная, - он перечисляет мои достоинства. - Я именно так тебя и разглядел. Уже не помню, что тогда мы обсуждали, но ты сказала свою точку зрения, и я пропал.
        - Прекрати.
        Слова Адама заставляют мои щеки покрываться румянцем, а меня вспоминать прошлое, о котором я бы предпочла забыть.
        - Ты любил мою сестру? - вырывается из моего рта прежде, чем я успеваю подумать.
        Повисает неловкая пауза. Официант приносит счет, который Адам тут же оплачивает. Мы вместе выходим из ресторана, и я жалею о том, что спросила. Столько лет прошло, что уже и забылось, да и чувства между нами. Были ли они когда-то?
        Адам заводит машину и мы довольно быстро добираемся до многоэтажки, в которой меня ждет Елена Эдуардовна и Родион. Сын, наверное, уже давно спит, не подозревая о том, что у его родителей настоящая буря в отношениях. Не зная, что они пытаются понять, нужны ли они друг другу.
        - Я любил Алису, - вдруг нарушает тишину Адам. - Мы ведь не просто так поженились, Ангелина. Я встретил ее, такую веселую, озорную, дикую. Мы провели вместе чудесное время, а потом я сделал ей предложение руки и сердца.
        Я слушаю и слушаю, впитывая всю информацию, как губка. Об их отношениях с Алисой я знаю только со слов самой сестры. Она никогда не хотела серьезных отношений, свадьбу, детей, ей нравились тусовки, отрыв, клубы и связи на одну ночь. Ее знакомство с Тимуром и последующая женитьба стали настоящим удивлением для всех нас. Родители были шокированы, а я не меньше их, ведь со своим мужем она нас познакомила только после свадьбы.
        - Когда мы поженились, я думал, что она моя вселенная, что я проведу с ней остаток жизни и никогда не захочу развестись, но шло время, я менялся, мне хотелось осесть, расслабиться, не рваться в новые клубы на открытия, не тусоваться, не употреблять алкоголь, - Адам вдруг поворачивается ко мне и смотрит так пристально, будто никогда прежде не видел. - Знаешь, когда я впервые понял, что Алиса не та?
        - Когда?
        Подсознательно, я и сама это знаю, но хочу, чтобы сказал он.
        - В ту ночь, когда Алиса спала после алкоголя, а мы с тобой сидели на улице. Ты помнишь?
        Киваю. Адам больше ничего не говорит, только берет меня за руку и переплетает наши пальцы.
        - Алиса изменилась, когда забеременела, - замечаю я, потому что после информации о том, что она носит ребенка сестру и правда как подменили.
        Она отказалась от сигарет, от алкоголя, стала вести правильный образ жизни, перестала тусоваться и вести себя, как маленький ребенок. Я знаю, что она не планировала детей, не хотела рожать и всегда говорила, что если вдруг залетит, то сделает аборт.
        - Да, - кивает он. - Изменилась. Она стала другой. Никогда не хотела детей, но с радостью сообщила, что беременна, показала мне тест. Я тогда думал, что она узнала. О нас.
        - Никаких нас не было, - замечаю, потому что “нас” тогда и правда не было.
        Были чувства, которые мы разделяли, было стремительно развивающееся желание быть рядом, но мы ни разу не перешагнули черту дозволенного.
        - Мы были, - Адам кивает и хватает меня за подбородок, вынуждая посмотреть на себя. - Слышишь? Мы были, Ангелина, но не для окружающих. Неужели ты ни разу не думала о том, как все сложилось, если бы Алиса не забеременела?

        - Думала.
        Врать ему я не собираюсь, потому что не один раз в красках представляла себя на месте сестры. Ненавидела эти фантазии, но ничего не могла с ними поделать, ведь они появлялись. Даже когда Алиса забеременела, я делала это: представляла себя на ее месте. Что это я, а не она, стою рядом с ним, что это меня, а не ее Тимур обнимает, что это я, а не она, ношу его ребенка под сердцем. Был период, когда я жалела о том что между нами не было ничего больше, и я так и не забеременела.
        Это прошло после аварии. Я почувствовала себя виноватой за все те мысли и фантазии, что были в моей голове. Первое время я даже думала, что их забрали у меня из-за мыслей. Из-за того, что я позволяла себе думать. Что кто-то свыше меня наказывал, давая понять, что так нельзя.
        - Сестра никогда не хотела детей, - аккуратно замечаю. - Но она была так рада вашему совместному ребенку, она с таким предвкушением рассказывала о том, как родит, как будет воспитывать малышку. Я слушала и ненавидела себя за то, что думала о тебе.
        Сама не замечаю, как по лицу начинают катиться слезы. Адам тут же стирает их с моего лица и произносит:
        - Я тоже думал, что она была рада.
        Мне требуется всего несколько секунд, чтобы замереть и перестать плакать, чтобы повернуть к Адаму голову и в удивлении уставиться на него.
        - О чем ты? Алиса не хотела рожать?
        Ответить Адам не успевает, потому что в это мгновение нас оглушает. Я не сразу понимаю, что это, и ко мне доходит только тогда, когда вокруг нашего автомобиля начинают толпиться люди. Адам, такой же оглушенный и растерянный, как и я, выбирается из машины, обходит ее, но вместо того, чтобы открыть дверцу с моей стороны, блокирует автомобиль и бросается к подъезду. Я не понимаю, что происходит, пытаюсь разглядеть, что там, но не получается. И только тогда, когда я поднимаю голову, крик ужаса срывается с моих губ. Из окон квартиры, в которую мы переехали с Родионом полыхает огонь, сметающий все на своем пути.
        ?
        ГЛАВА 51
        Я вижу, как Адам пробирается сквозь толпу людей, в ужасе выбегающих из двери подъезда. Растерянно осматриваюсь в машине и нажимаю кнопка за кнопкой, чтобы снять блокировку двери, но мне это никак не удается. В конструкции автомобилей я практически не разбираюсь, зато быстро понимаю, как открыть окно. Нажимаю на кнопку, жду, пока стекло опустится и вылезаю через него.
        Как Адам мог оставить меня в машине? Неужели он и правда думал, что я буду послушно сидеть, не зная, что с моим ребенком. Думать о плохом не хочу и не буду, хотя слезы так и катятся по щекам. Весь наш этаж объят огнем, люди в панике выскакивает из дома. Кто-то даже перехватывает меня и пытается сказать, чтобы я даже не пыталась туда идти, ведь дом скоро разрушится.
        - Там мой ребенок! - кричу и вырываюсь, напоследок замечая сочувственное лицо жильца дома.
        Не нужно мне сочувствовать!
        Я уверена, что с моим сыном все в порядке. Как и с Еленой Эдуардовной.
        У входа в подъезд мне не дают войти. Люди выбегают и выбегают, я не могу даже пробраться. Удивительно, как это удалось Адаму.
        Наконец, толпа уменьшается, и я направляюсь внутрь. На первых этажах даже дыма нет, но стоит мне подняться выше, как в нос ударяет запах гари. Я прислоняюсь к стенке, когда мимо меня пробегает женщина с маленькой девочкой.
        - Спасайтесь, - кричит она, но не останавливается.
        Мне хочется закричать или заплакать, потому что уже на десятом этаже мне становится нечем дышать, а видимость никакая. Куда идти дальше, да и есть ли смысл? Я начинаю быстро спускаться, один этаж, второй, третий..
        - Ангелина? - слышится сзади. - Какого черта ты тут делаешь?
        Ответить я не успеваю, потому что раздается еще один взрыв и Адам, подхватив меня под локоть, начинает бежать с удвоенной скоростью. На улице нас встречают пожарные и служба спасения, неподалеку стоят кареты скорой помощи и полиция. Я растерянно осматриваюсь по сторонам, надеясь увидеть там Елену Эдуардовну с Родионом, но их нигде нет.
        - Адам, - я дергаю его за руку, вынуждая остановиться. - Ты так и не добрался до квартиры?
        - Там все в огне, - глухо говорит он. - Не пробраться.
        Он резко останавливается, потом достает телефон, кому-то звонит, а я подбегаю к спасателям и говорю, что в такой-то квартире остался мой сын с няней. Они киваю, выслушивают других людей, но не спешат никуда идти. Что же они стоят! Пусть спасают их, сейчас же!
        Я нахожусь в каком-то шоке, смотрю впереди себя и ничего не вижу, не понимаю, что происходит. Адама я теряю из виду, как и остальных. Мой мозг отказывается воспринимать информацию и мысленно я возвращаюсь на пять часов ранее. В момент, когда Елены Эдуардовны не было в квартире, а я кормила своего сына, укутывала его после обеда и укрывала одеялом.
        - Вам плохо? - до меня долетают чьи-то слова, а после я чувствую, как меня трогают за плечи и куда-то ведут.
        - Девушка, - уже другой голос. - Девушка, с вами все в порядке?
        Я открываю глаза, удивленно смотрю на мужчину в белом халате и шапочке, который взирает на меня сквозь очки на переносице. То, что я больше не в квартире и рядом нет сына, понимаю не сразу.
        - Где мой сын? - спрашиваю непонимающим тоном. - Он ведь был здесь.
        А потом я вспоминаю. На меня лавиной обрушивается поток мыслей. Родион в доме, Елена Эдуардовна тоже, взрыв, дым, пожар. Я хочу закричать, но голоса почему-то нет. А потом я ощущаю, как моей талии касается крепкая мужская рука. Адам обнимает меня со спины и прижимает к себе, что-то говорит докторам и уводит к машине. Я не говорю ничего, молчу. Да и что я могу сказать? Окна уже не полыхают, там все покрыто черной гарью. Разве можно было выжить в этой мясорубке?
        - Адам… - я останавливаюсь и смотрю на него с мольбой и болью.
        - Я ничего не знаю, - он мотает головой. - Сейчас там работают спасатели, если они что-то узнают, нас уведомят. Мы будем ждать в машине, Ангелина.
        - Нет! - мотаю головой. - Идем ко входу. Я не хочу ничего пропустить.
        Мы вместе останавливаемся у подъезда рядом с другими людьми. Многие из них без нормальной одежды, в ночнушках и пуховиках, накинутых сверху. Люди из соседнего подъезда тоже выходят, предлагают пока приютиться у них. Постепенно ряды тех, кто остается на улице, пустеет. Остаются лишь те, кто приехал, чтобы узнать о том, что случилось с их родственниками и мы. Я готовлю себя к худшему, плачу, обнимаю руками плечи и стою, пытаясь согреться.
        К нам выходят только под утро. Спасатели говорят, что никого в нашей квартире не нашли и маленьких детей нет. Есть несколько человек, которые остались там и которых пытаются спасти, но больше никого. Я с надеждой смотрю на Адама, который поджав губы, достает телефон. Он делает несколько звонков, а я все не могу понять, это надежда на то, что с ними все в порядке, или нам предстоит еще ждать, чтобы убедиться окончательно?

        ГЛАВА 52
        Стакан горячего кофе обжигает мои руки, но я будто ничего не чувствую. Все мои эмоции куда-то пропали, я перестала ощущать окружающий мир, видеть людей, осознавать происходящее. Все вокруг проходит будто мимо меня. Я вижу только Адама, который сжимает такой же стаканчик, как и я. А еще у нас идентичное выражение лица: какое-то потерянное, непонятное. Ощущение, что Адам не понимает, что делает здесь. В отражении его глаз я вижу себя, свою растерянность, непонимание, неверие.
        Адам купил нам кофе, но ни он, ни я не пьем его. Мы просто смотрим впереди себя и не понимаем, что делать дальше. Звонок телефона заставляет меня вздрогнуть, я достаю его из кармана и несколько мгновений просто смотрю на экран. Там светится имя Елены Эдуардовны, поэтому сердце тотчас же реагирует на звонок.
        - Да?
        - Ангелина! - в трубке раздается взволнованный голос Елены Эдуардовны. - Геличка! С нами все в порядке, - кричит она. - Я только что новости увидела.
        - Что? Где вы? Как вам удалось? - я чувствую, как по моим щекам текут слезы, но уже от счастья. С ними все в порядке. Я не накручиваю этого себе, они и правда в порядке, звонок не выдумка.
        Я перевожу взгляд на Адама и вижу недоумение в его глазах. Он совершенно ничего не понимает, растерянно смотрит на меня, пока я не включаю связь и голос Елены Эдуардовны не звучит в телефоне.
        - Я запах газа почувствовала, звонила Адаму Всеволодовичу, но его телефон оказался выключенным. Я заказала такси и поехала домой. Мне как-то стало страшно, извините меня, я не должна была.
        - Почему вы не попытались позвонить еще? - сурово спрашивает Адам.
        Я вижу, что он в растерянности и непонимании происходящего, а еще, точно так же, как и я, не до конца осознает, правда это или выдумка.
        - Закрутилась, - голос няни звучит растерянно и виновато. - Родион плакал, нервничал, видимо, потому что мамы не было рядом, а потом мы уснули и только проснулись. Я телевизор включила, а там это, я тут же набрала вас.
        - Мы сейчас будем. Оставайтесь дома, - бросает Адам и прерывает звонок.
        Мы синхронно выбрасываем стаканчики в урну и запрыгивает в автомобиль. Адам выруливает с парковки и дом со взорвавшейся квартирой остается позади. Кажется, мы нарушаем несколько правил, но я вовсе не обращаю на это внимания, потому что единственное, чего хочу - оказаться рядом со своим малышом.
        Адам явно превышает скорость, а я вспоминаю о безопасности и пристегиваюсь, а еще поворачиваюсь к нему и прошу:
        - Едь тише. Я тоже хочу к сыну, но нам нужно добраться к нему живыми.
        Адам сбавляет скорость и ведет автомобиль одной рукой, вторую же протягивает мне и крепко сжимает, переплетая пальцы до хруста в костяшках. Наша боль была общей, как и надежда, появившаяся после звонка Елены Эдуардовны, тоже оказалась совместной. Я не верю, что это не мираж. Мне кажется, что как только мы приедем к ней домой, окажется, что здесь никого нет, а звонок - лишь плод моего воображения.
        В конце концов, я не выдерживаю и захожу в звонки. Номер няни отображается, а Адам сильнее сжимает мою руку и произносит:
        - Нам не показалось.
        Так уверенно и четко, что я тут же ему верю, отбрасываю телефон и остаток пути просто жду встречи с сыном, будто не видела его, по меньшей мере, несколько лет, а не всю ночь.
        По приезду Адам быстро паркует машину, и мы вместе выбираемся из салона. Он уверенно берет меня за руку и ведет к подъезду, открывает дверь, вызывает лифт. Когда Елена Эдуардовна открывает нам дверь, мне кажется, что я оживаю. Эмоции снова наполняют меня, хочется жить, а когда из комнаты ко мне доносится плач моего малыша, я не думая, рвусь туда. Даже не разувшись, залетаю в гостиную и беру сына на руки, целую его в сморщенный лобик, теплые, пухленькие щечки, трогаю его за ручки, будто боюсь, что это мираж и он исчезнет.
        Адам подходит сзади, обнимает меня, останавливается напротив, аккуратно касается сына. Я поднимаю голову и утыкаюсь взглядом в лицо Адама. Он испытывает те же эмоции, что и я. Неподдельные, настоящие: переживание, страх, облегчение и осознание, что с ребенком все в порядке.
        Когда, наконец, мы хоть немного расслабляемся, Адам начинает отчитывать Елену Эдуардовну, говорить о ее безответственности и неумении придерживаться правил, но в какой-то момент я вступаюсь.
        - Адам, прекрати! - прошу у него, вспоминая, что няня уехала, ощутив в квартире запах газа. Что, если именно она спасла нашего ребенка благодаря своей внимательности и решительности? - Вы говорили, что ощутили неприятный запах.
        - Да, - Елена Эдуардовна тут же кивает. - Я кормила Родиона в комнате, а потом вышла на кухню и поняла, что мне неприятно пахнет. Запах газа был сильным, к вам дозвониться я не могла, поэтому быстро собралась и уехала. Я испугалась, - она виновато опускает взгляд в пол. - Помню, как подруги взорвалась квартира, поэтому после такого стараюсь действовать сразу.
        - Почему вы не поехали ко мне в дом?
        - К нему было далеко, я испугалась столько ехать на такси, а к моей квартире рукой подать. Да и у меня чисто, - няня виновато опускает взгляд в пол.
        - Вы молодец! - с нажимом произношу, замечая, что Адам хочет возразить. - Большая молодец, возможно, благодаря вам, у меня есть возможность держать сына на руках.

        - Я и подумать не могла, что будет такое! - оправдывается она. - Правда. Я уезжала для перестраховки, а как новости увидела - сердце вниз рухнуло. Я сразу представила, что вы почувствуете, не найдя ребенка дома. А потом подумала, что вы могли остаться в квартире, - женщина хватается за сердце. - Мне что-то не по себе.
        Я быстро отдаю Родион Адаму, помогаю Елене Эдуардовне присесть и несу стакан воды. Видно, что она растеряна и обескуражена, а еще чувствует вину. И совершенно искренне волновалась за нас.
        - Вы же понимаете, что после такого я не могу оставить вас работать? - безапелляционно произносит Адам, ни на мгновение не делая скидку на то, что женщине плохо.
        Елена Эдуардовна только обреченно вздыхает и кивает, а я закатываю глаза и думаю о том, что не приму ни одну другую няню. Мне не нужен никто кроме Елены Эдуардовны, я знаю, что она будет заботиться о моем сыне до последнего, к тому же, я уже к ней привыкла. Да и как можно ее уволить, она вон как разволновалась, представив, что с нами может быть не все в порядке. Какую еще проверку ей можно устроить?
        В машине мы молчим. Я устраиваю Родиона в детском кресле, а сама сажусь на переднее сидение и пристегиваюсь. Адам садится рядом, заводит двигатель, и мы выезжаем с парковочного места.
        Трель звонка разряжает обстановку, Адам берет трубку и отвечает быстро и рвано:
        - С нами все в порядке. Мы скоро будем дома. Маша увидела новости, - Адам быстро смотрит на меня, закончив разговор. - Плачет и зовет нас.
        - Господи.
        Мне кажется, что этот дурдом никогда не закончится. Что проблемы будут обрушиваться на нас снова и снова.
        Мы добираемся до дома. Я быстро выхожу из машины и бегу по направлению к Маше, оставляя Родиона на отца. Машка летит к нам, спотыкаясь и широко раскрыв руки. Обнимает вначале меня, затем отца, трогает за ножку Родиона.
        - Она не верила, что с вами все хорошо, - поясняет няня Маши. - Я понятия не имею, как она увидела.
        - А должны! - грубо говорит Адам и хочет продолжить отчитывать женщину, но я мягко касаюсь его руки и смотрю в глаза с мольбой.
        - Ладно, поговорим с вами потом. Можете быть свободны до завтра.
        Анна Павловна кивает, поворачивается ко мне и смотрит с благодарностью, хотя раньше разговаривала со мной холодным, почти ледяным тоном и никак не могла примириться с моим присутствием в доме.
        ?
        ГЛАВА 53
        Весь день мы проводим вместе. Адам уделяет нам внимание и даже отключает телефон, чтобы его не беспокоили по работе. Маша ложится на кровать между нами и крепко обнимает нас с Адамом. Родион крепко спит в колыбели, дочь через время тоже засыпает, и я решаюсь поговорить, потому что больше не хочу ждать две недели и уж тем более не хочу быть вдалеке от них с Машей. Плевать на прошлое, я желаю жить настоящим.
        - Взрыв как-то связан с тобой? - задаю первый вопрос, который появился у меня еще когда мы не знали, что с нашим сыном.
        - Я не знаю, - честно отвечает Адам.
        Не говорит нет, не пытается увильнуть от ответа, честно отвечает, что не знает. Я хочу, чтобы это было не так, чтобы произошедшее там было нелепым стечением обстоятельств, но мысленно готовлю себя к самому худшему исходу.
        - Мы все выясним, - уверенно произносит Адам, и я верю, что так и будет.
        - Расскажи мне все, - прошу, в ответ сжимая его ладонь.
        - Что именно?
        - Почему тогда произошла авария?
        - Ангелина.
        - Я хочу знать, - твердо произношу.
        После всего, что произошло, я имею право знать, да и хочу. Уверена, что готова услышать все, что он мне рассказывает, но я ошибаюсь. Я отказываюсь не готова. Совсем.
        - Первое время после того, как Алиса узнала о беременности, она и правда изменилась. Перестала гулять в клубах, пить и курить. Она исправилась полностью. Мы с тобой тогда практически не общались, да и вы с сестрой отдалились друг от друга.
        Я действительно помню период, когда я не хотела приходить к ним в гости, когда отказывалась от встреч с сестрой, потому что просто не могла видеть ее счастья. Мне было физически общаться с Алисой, слушать о том, что она никогда прежде не была такой счастливой и что совсем скоро их дуэт станет трио. Она часто повторяла эти слова, а я упорно, через силу, делала вид. что рада.
        - Алиса сорвалась на седьмом месяце беременности. Напилась, пришла домой под утро. Я всю ночь ее искал, но так и не смог найти. Я волновался, не находил себе места, боялся, что она навредит ребенку. Под вечер она клялась, что этого больше не повторится. Она и правда не пила больше, но связалась с какой-то компанией, тусила с ними, выполняла грязную работу. Беременную женщину ни в чём не подозревали бы, тем более она была ухоженной, стильной. Такую не заподозрят в сбыте.
        Я не могу поверить. Сижу, слушаю с катящимися по щекам слезами и не могу даже представить, что моя сестра могла в это ввязаться. Чем она думала, когда соглашалась? Как она собиралась смотреть дочери в глаза?
        - Ей нужны были эмоции и драйв. Она получила их и хотела уйти, но ее не отпускали. И она рассказала все мне. Со слезами на глазах и раскаянием. Я выслушал ее и решил, что смогу уговорить их отпустить нас, что мы не опасны.
        - Вас не отпустили? - не спрашиваю, утверждаю.
        - Я поговорил с ними, объяснил ситуацию, нас поняли. Тот, кто помог мне потом говорил, что не получится уйти. А я не верил. Думал, все будет хорошо, мы спокойно будем растить ребенка, но у нас не получилось. Авария произошла не случайно, Алиса сказала, что за нами едут, попросила прибавить газу. Мы оторвались от них, но в какой-то момент они нас догнали и мы съехали в кювет. Я успел выбраться, но когда доставал Алису, машина взорвалась. Что было дальше, не имею ни малейшего понятия. Я очнулся не сразу и узнал, что дочка жива, а Алисы больше нет в живых.
        - Ты тоже занимался чем-то противозаконным?
        - Когда-то да, но у нас с тем человеком был уговор. Я работаю на него год и мы забываем о существовании друг друга. Я не верил, но у меня не было выхода. Он отпустил меня, я уже говорил, - Адам смотрит впереди себя. - Если бы я только знал, что ей скучно, мы бы ездили, тусили, в конце концов. Я бы не позволил ей ввязаться во все это.
        - Ты не виноват, - я крепко сжимаю руку Адама и улыбаюсь.
        Мне все еще сложно осознать, что моя сестра наплевала на свое здоровье, на дочку, которую носила под сердцем, потому что ей стало скучно. Я не могу понять, почему она это сделала, но верю Адаму, потому что Алиса была склонна к авантюрам. Она не могла долго сидеть на месте и такая резкая смена образа жизни серьезно сказалась на ее эмоциональном состоянии.
        - То ранение, - аккуратно замечает Адам. - Оно было не случайным. Я захотел отомстить спустя годы. У меня есть деньги, авторитет, я знал, что могу это сделать, но в какой-то момент передумал. Вспомнил о тебе, о сыне, о Маше. Я дал заднюю, но о моих планах узнали. Я не уверен, что взрыв не связан с тем, что я пытался узнать.
        - Если это как-то связано, что нам делать?
        - Уезжать, - уверенно произносит Адам. - Я не готов ввязываться в войну. Не хочу начинать это слова и терять вас. Этой ночью я отчетливо понял, что готов уехать.
        - Мы просто сбежим?
        - Меня здесь почти ничего не держит.
        - Меня тоже, но…
        - Я не готов, Ангелина, - Адам встает с кровати и зарывает ладони в волосы. - Не хочу начинать это снова, хотя есть возможность. Моей семье нужно светлое будущее, я не хочу закрывать вас в доме и расставить по периметру сотню людей.
        - Ты заранее знал, что может потребоваться переезд?

        Я вдруг вспоминаю, как Елена Эдуардовна говорила о документах, которые ее попросили сделать.
        - Не исключал такой возможности.
        - И когда мы уедем?
        - Как можно быстрее, - произносит Адам. - Я хочу уехать настолько быстро, насколько это вообще возможно. Я выбрал страну, город, купил там дом.
        - Подожди, - я останавливаю его. - А как они вообще узнали, кто ты? У тебя другое имя, фамилия, ты уважаемый бизнесмен, от Тимура, которым ты был раньше, почти ничего не осталось.
        - Связать ниточки легко, Ангелина. Вика была первым звеном, вторым Маша, но когда появилась ты… думаю, они не настолько идиоты, чтобы не понять.
        Я соглашаюсь с Адамом и следующие три дня мы собираем все самое необходимое, но оказывается, никуда ехать не нужно, потому что нас попросту не выпустят из города.
        ГЛАВА 54
        Мы оказываемся почти собранными, когда Адам возвращается расстроенным и нервным. По приходу он идет не к нам, как обычно, а в свой кабинет. Первые минуты я хочу пойти к нему и поговорить, расспросить, что случилось, но остаюсь с детьми, решая дать ему время. Я иду к мужу только тогда, когда к нам доносится звук ударов. Успокаиваю детей, прошу Елену Эдуардовну и Анну Павловну присмотреть за ними, и выхожу в коридор. Нянь мы оставили, потому что после переезда все равно придется искать других, да и Адам оттаял, решив, что один-два промаха допустимы в любой профессии.
        Я вхожу в кабинет мужа без стука и застаю там погром. Стол опрокинут, графин разбит, рядом валяется несколько стаканов, которым, по всей видимости, чудом удалось уцелеть. Сам Адам стоит посредине этого хаоса со стаканом, который с таким же успехом летит в стену. Я вскрикиваю, когда он разбивается на сотни мелких осколков и снежинками оседает на пол.
        - Ангелина? - сквозь пелену злости у него на лице мелькает узнавание.
        Я сглатываю и киваю, тяну к нему руку, которой он тут же касается своими холодными пальцами.
        - Что ты тут делаешь? - строго спрашивает он. - Извини, ты не должна была, - тут же произносит он.
        - Забудь, - я расслабляюсь, когда оказываюсь в его заботливых руках, медленно провожу ладонями по его шее, по щекам, по скулам, касаюсь губ, чтобы убедиться, что он в порядке и не навредил себе. - Расскажешь, что произошло?
        - Переезд отменяется, - глухо говорит он. - Мы остаемся здесь.
        - Что-то случилось?
        - Мне выдвинули подозрение в отмывании денег. Все мои рестораны прекратили работу. Это их первый шаг, сделанный до того, как мы успели среагировать.
        - Господи, - ошарашенно выдаю я. - И что теперь? Тебя могут посадить?
        - Нет, конечно. При расследовании выяснится, что оснований нет, но на это уйдет время. Уехать из города я не могу. И отправить вас одних будет небезопасно.
        - Я никуда и не поехала бы! - уверенно произношу. - С тобой я чувствую себя в безопасности.
        Адам притягивает меня к себе, а я мельком смотрю на погром, и у меня сжимается сердце.
        - Через час приедет Вика. Она поживет с нами некоторое время. Я не знаю, что они предпримут дальше. Пока я только поговорил с некоторыми людьми. Никто ничего не знает, но все они готовы оказать поддержку. Все будет хорошо, - утверждает Адам, и я не могу не верить ему.

* * *
        Эти недели, что идет следствие, я с тяжелым сердцем отпускаю мужа на работу и с дикой радостью иду встречать его, когда слышу шум мотора. Мне все еще не верится, что это подвешенное состояние когда-то закончится. Я вся на нервах, Маша не может выйти погулять, поэтому хандрит, а у Родиона к вечеру поднялась температура и пришлось вызывать доктора на дом.
        К счастью, ничего ужасного не случилось, он всего лишь простыл, у него обильные сопельки и покрасневшее горлышко. Доктор прописала нам противовирусное, капли для промывания носа и уехала, сказав, что приедет через три дня проверить динамику. Весь день я не нахожу себе места, сбиваю сыну температуру и стараюсь не подпускать к нему Машу, чтобы не заболела еще и она.
        Только под вечер у меня появляется возможность немного отдохнуть, хотя тяжелые мысли никак не выходят из головы. Я переживаю из-за того, что Адам стал позже приходить домой. И что рано утром ни его, ни Вики уже нет в доме. Я чувствую себя фарфоровой вазой, которая стоит много денег, и из-за этого ее разместили под колпак.
        Мне никто ничего не говорит, не рассказывает, но я и не спрашиваю, стараясь сделать так, чтобы хотя бы дома Адам не думал о проблемах, чтобы он мог расслабиться, отойти, перестать думать о том, что его ждет завтра.
        Шум автомобиля отвлекает меня от мыслей, я быстро вскакиваю и вижу через окно Адама с Викой. Они вместе заходят в дом, я поправляю волосы, тщетно жду мужа в спальне, потому что он не приходит, вместо этого они идут в кабинет, который прислуга успела привести в божеский вид. Все, что мне достается - громкий хлопок двери. Я сажусь на край кровати и сама не замечаю, как сжимаю руки в кулаки и стону, как от боли, хотя на самом деле у меня ничего не болит.
        Я дико устала засыпать одна. В последнее время это происходит все чаще и чаще. Я укладываюсь, Адам приходит позже, а когда я просыпаюсь, постель рядом уже пуста. То, что он спал рядом я узнаю по вдавленной подушке и смятым простыням. А еще по его запаху, который он оставляет на постельном белье.
        Я решаю, что эта ночь не будет такой, как другие. Что я дождусь Адама и помогу ему расслабиться, стану его уютом, спокойствием, возможностью отвести душу. Когда стрелка часов переваливает три, меня начинает клонить в сон. А еще я понимаю, что в восемь меня разбудит Родион, который захочет поесть. Выходить из спальни и идти в кабинет не хочу. Муж работает, решает проблемы прошлого, вряд ли если я приду, что-то изменится, но спустя полчаса я таки встаю. Набрасываю халат на плечи и выхожу в коридор.
        Перед дверью останавливаюсь в нерешительности, но все же нажимаю ручку и попадаю внутрь. Я ожидаю увидеть Вику и Адама, кропотливо сидящими над бумагами, но Вики здесь нет, а мой муж лежит на диване, укрытый пледом. Он спит, явно уставший после изнурительной работы. Я подхожу ближе, убираю стакан воды, который стоит на полу и укрываю Адама сильнее. Хочу встать и уйти, но муж неожиданно просыпается и хватает меня за руку.

        - Я уснул, - с виноватой улыбкой произносит Адам. - Прости.
        - Ничего, - улыбаюсь. - Я решила проверить, как ты тут.
        - Мы работали, а потом я не помню.
        - Идем в спальню? - спрашиваю, но когда чувствую, как рука Адама ползет по моей спине, касается поясницы, оголяя ее, замираю выдыхаю с хрипом.
        - Иди лучше ко мне, - шепчет он.
        ГЛАВА 55
        АДАМ
        Ангелина доверчиво прильнула к нему, позволила себя поцеловать и засмеялась, когда он провел щетиной по ее щеке. Адам давно не брился. Было не до того, но ее, кажется, это не смущало. Она была такой, какой он ее помнил: запретной, сладкой, нежной и отзывчивой до такой степени, что сносило крышу.
        Адам не знал, когда полюбил ее. Да что говорить, он не сразу понял, что это любовь, а когда понял, узнал о беременности жены. Бросать ребенка он не собирался, не хотел, чтобы тот рос в неполноценной семье, да и как смотреть в глаза ему, живя с сестрой его матери. Этого он не знал и отказался от нее. Отказался, чтобы быть счастливым спустя столько лет.
        - Адам…
        Его имя слетело с ее губ неожиданно для него самого. Он давно привык к этому “Адам” и забыл, что когда-то давно его звали Тимуром. Та жизнь осталась там, позади, там же, где и его лицо, от которого он успел отвыкнуть.
        - Боже…
        Она шептала эти слова, пока он медленно, нежно ласкал ее тело, пока целовал каждую его клеточку, упиваясь этой возможностью, которой раньше у него не было. Адам считал себя странником, который спустя долгие годы, наконец, добрался до оазиса.
        В ее объятиях он находил спокойствие, страсть, ту самую гавань, в которой было спокойно и где не было жути и криминала. Адам не хотел марать руки, не хотел связываться с героином, каким бы слабым он не выглядел со стороны. Они с Викой искали выход, просчитывали ходы, думали, старались найти ту самую золотую середину, при которой их перестанут трогать.
        Она была. Он мог откупиться, но не хотел начинать все заново, хотя умом понимал, что деньги не имеют значения, когда рядом она… и дети. Они давали Адаму жажду жить, бороться, делать все, что угодно ради них.
        - Я люблю тебя, - прошептал ей на пике удовольствия, сжал в ее в своих объятиях и упивался тем, как она задрожала, ка впилась ногтями в его плечи и прошептала:
        - И я… я тоже безумно люблю тебя.
        Ради этого стоило жить. Ради ее взгляда, который она робко бросала на него, ради слов, которые она говорила, ради объятий, поцелуев.
        Их близость была нужна ему, как воздух, как вода заблудившемуся в пустыне страннику. Он хотел, чтобы она была рядом. Хотел давно и желал этого сейчас. Она простила его, приняла его таким, какой он есть на самом деле, согласилась остаться с ним, растить вместе детей, он просто не мог ее подвести.
        Ангелина ушла в душ, а он лежал, смотрел в потолок и думал, искал выход, хотя… он уже его нашел. Знал, что отдаст все, лишь бы у них все было хорошо, лишь бы сын рос с отцом, а дочь знала полноценную семью, она ведь не сможет только с мамой.
        - Адам?
        Он даже не слышал, как она вышла из душа, настолько погрузился в мысли.
        - Ты снова о работе? - грустно, но без укора, спросила она.
        Ангелина всегда была такой: задавала вопросы, спрашивала, но никогда не заставляла его чувствовать себя виноватым. Этого попросту не было. Она была его поддержкой, его домашним теплом, которое окутывало с ног до головы и не отпускало.
        - Я не могу не думать, - усмехнулся и притянул ее к себе, прижал к телу, поцеловал, зарыл ладонь в ее волнистые темные волосы и запечатлел поцелуй на ее губах.
        Она ответила, ласково прильнула к нему, прижалась, обняла, ответила, чуть прикусив нижнюю губу. Желание в нем зарождалось снова.
        - Я хочу, чтобы все закончилось, Адам, - прошептала, положив маленькую ладошку ему на грудь. - Скажи, что все будет хорошо. Не обещай, просто скажи.
        - Обязательно.
        Он был уверен в этом, просто знал и все. По-другому просто не могло быть. Ангелина обязательно ему в этом поможет только тем, что будет рядом.
        - Ты простил ее? - задала вопрос, не уточняя подробностей, но он и так понял, о чем она.
        - Ее не за что прощать, я такой же виноватый, как и Алиса, Ангелина. Я не видел того, что должен был. Мы поженились на эмоциях, но оба были слишком разными, чтобы понять друг друга, да и мы… мы влюбились, я думал о другом, пока она медленно сгорала в скуке.
        Адам видел, что Ангелина его понимает. Он правда не считал Алису виновной в чем-то. Об умерших или хорошо или никак, верно? Адам мог сказать только хорошее, он вспоминал, какой яркой она была, заводной, звездой среди темного неба. Он должен был понять, что она не сможет осесть, но он не понял. И в этом его вина.
        Они оба были виноваты.
        Но теперь они есть друг у друга.
        А еще у них есть Маша и Родион.
        Дочь могла растопить сердце любого, а сын… он сделает все, чтобы он рос счастливым. Чтобы их дети росли в полноценной семье.

        ЭПИЛОГ
        - Вика, иди сюда! - кричу ей, потому что не могу справится с огромным тортом, испеченным на годик Родиона.
        - Да, что? - она быстро забегает на кухню.
        - Я не смогу его донести, - смеюсь и оглядываюсь в поисках того, что могло бы мне помочь. На ум ничего не приходит и я вымученно смотрю на Вику, которая, я уверена, что-то придумает.
        - Что? - недоумевает она. - Я не знаю, как его нести.
        - Что у вас тут за заминка? - в комнату заходит Адам.
        На нем темно-синий костюм, белая рубашка и галстук в тон, он недоумевающе смотрит на меня, после переводит взгляд на свою сестру и приподнимает одну бровь.
        - Мы не знаем, как вынести торт, он слишком большой, - быстро поясняет Вика.
        - Зато приготовили, - возмущается он, но все же помогает, предлагает переместить торт не набольшой столик, которым пользовалась прислуга.
        Не без труда мы это делаем. Втроем, работая в шесть рук, переносим торт на столик, и я облегченно выдыхаю.
        - Так, ну вы выкатите? Я за съемку.
        Мы киваем почти одновременно и Вика выходит из кухни. Адам двигается к выходу, а я дергаю его за руку.
        - Что-то случилось? - уточняет он.
        - Нет, просто… - я замолкаю. - Мне страшно, - признаюсь честно.
        - И чего же ты боишься?
        На самом деле мне не страшно, я просто слишком сильно волнуюсь. Родиону всего годик и он вряд ли понимает, что шумиха на заднем дворе устроена в его честь. Зато я волнуюсь, потому что это первое торжественное событие, которое мы празднуем вместе. Единственное собрание всей семьей. Она у нас небольшая, но мне все равно волнительно.
        Там, на заднем дворе нас ждет Елена Эдуардовна и Анна Павловна, наши вечные няни, которые вместе с нами недосыпали ночей, Вика с парнем, которого она представила нам несколько месяцев назад, но за это время они уже успели связать себя узами брака, а еще наши дети: Маша и виновник торжества Родион. Совсем скоро мы будем праздновать и день рождения дочки, но это будет чуть позже.
        - Ангелина, - тихо шепчет Адам и перехватывает мой подбородок, вынуждая посмотреть на него. - Это всего лишь день рождения.
        - Я знаю, но…
        У меня есть причина для волнения, но Адам о ней еще не знает. Я и сама удостоверилась только сегодня утром и решила, что скажу ему чуть позже, на празднике, в тихом семейном кругу.
        - Идем, - он уверенно берет меня за руку и ведет на выход, толкая впереди тележку.
        Сегодня мы обходимся без прислуги, потому не хотим посторонних ушей и глаз. Нас встречают аплодисментами, мы зажигаем номер один на торте, показываем Родиону как дуть и все дружно ему помогаем.
        За веселым поеданием я наблюдаю из объятий мужа. Он ни на минуту меня не оставляет, будто боится потерять. Я и сама все еще не верю, что мы вместе, что нам больше ничего не угрожает и что наши дети могут спокойно ходить в школу, не боясь быть украденными прямо по дороге домой.
        Адам не посвящал меня во все тонкости того, что произошло, но я знаю, что ему пришлось распрощаться с большей частью своего состояния. Он потерял все рестораны, кроме одного, который не относился к сети и который сейчас нас кормил. С того шикарного двухэтажного особняка, в котором мы жили, мы переехали в дом поменьше. Здесь и слуг нужно всего несколько и дышать, честно говоря, проще.
        Муж до последнего не хотел ничем делиться, но обойтись малыми потерями без этого не получилось бы. Воевать он не хотел, устраивать бойню и рисковать сесть в тюрьму тоже, да и я, если честно, не представляю, как бы жила со знанием, что мой муж без сожаления убивал других.
        - Ты другая сегодня, - произносит Адам. - Задумчивая, потерянная. Ты чем-то расстроена?
        - Нет, - улыбаюсь и веду щекой по его плечу, прижимаясь сильнее. - Я хочу тебе кое-что сказать.
        Как-то все вокруг теряют смысл. Я понимаю, что хочу вначале поделиться своей радостью только с тем, кто, я уверена, ее со мной разделит.
        - Идем со мной.
        Я увожу мужа подальше от всех, встаю напротив, обнимаю за шею и заглядываю в глаза, в которых плещется огонь любви и страсти ко мне. Он все еще там, в глубине, внутри даже спустя год, и я уверена, что буду видеть его там спустя десять лет, потому что мы, где-то там наверху предназначены друг другу судьбой.
        - Я беременна, - произношу тихо, сама не веря в эти слова.
        Я помню, сколько мы пытались с Андреем и у нас не получалось, помню истерики и слезы, нервы, потому что я чувствовала себя пустым, ни на что не способным сосудом. А теперь я забеременела самостоятельно, без стимуляций, просто будучи близкой своему мужу без какой-либо защиты.
        - Что?
        Адам, кажется, такой же шокированный, как и я. Мы смотрим друг на друга невозможно долго, когда, наконец, муж приходит в себя и подхватывает меня на руки. Он кружит меня по кругу и покрывает поцелуями мое лицо: глаза, лоб, щеки, подбородок, губы.
        - У нас будет ребенок? - уточняет он, опустив меня на землю. - Это правда?
        - Да, - киваю. - У нас будет малыш.????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????????
        - Девочка, - едва слышным шепотом.
        - Или мальчик.
        - Вы о чем? - Маша появляется неожиданно, заглядывает в наши лица, будто считывая реакцию.
        - Мы с мамой ждем малыша, - спокойным тоном произносит Адам. - У тебя будет братик или сестричка.
        Она несколько минут смотрит на нас, переводит взгляд то на меня, то на мужа, после чего делает шаг к нам и обнимает, трогает меня за живот и улыбается.
        - Я люблю тебя, - шепчет Адам так, чтобы это услышала только я.
        - А я люблю тебя.