Эскорт для чудовища Анна Шварц
        - Сестра умерла три года назад, оставив мне и матери на попечение ребенка. Она умоляла, чтобы ее бывший муж ничего о ребенке не узнал. А ее мужем был Кирилл Смоленский. Он ублюдок и тиран. И все его окружение такое же. Ты подставила меня сегодня, попросив составить ему компанию.
        - Боже! Саша, прости!
        - Подбери ему другую спутницу до шести вечера, пока он меня не увез. Мне повезло, что я крашусь в блондинку и у меня чуть подколоты губы. Потому что с сестрой мы были близнецами. Знаешь, что он сделал бы со мной, если бы узнал?..
        ГЛАВА 1
        - Альми-и-ин! - громко кричит девушка где-то неподалеку, а я вздрагиваю, чуть не выдрав ладонь из рук мастера маникюра. Сердце колотится где-то у горла, пока я пытаюсь успокоиться и выдохнуть.
        Конечно же, это другую Альмину зовут. Имя редкое, но встречается.
        Той Альмины нет уже около трех лет.
        Я оборачиваюсь, посмотрев через плечо. Так и есть: две незнакомые девушки бегут навстречу друг другу, раскинув руки для объятий. Если честно, каждый раз я надеюсь, что три года назад мы ошиблись на опознании, и однажды я увижу снова рыжеволосую девушку, так же бегущую мне навстречу.
        Меня отвлекает телефонный звонок и я аккуратно беру со столика телефон, принимая вызов.
        - Сашка, привет. Срочно! Нужна девочка, не рыженькая, не ниже ста семидесяти пяти, - сообщает в трубке мне подруга, - с хорошим образованием и манерами. Чтобы был мультишенген на руках. На неделю. Платят хорошо. Есть на примете знакомые?
        Я зажимаю плечом телефон, меняя руки в УФ-лампе, пока мастер делает мне новое покрытие. Катя внезапная, как диарея. У нее свое модельное агентство, через которое богатенькие любят заказывать хорошеньких девочек, чтобы те составили им компанию.
        Периодически Катя звонит мне, чтобы я кого-нибудь посоветовала.
        Девочка с хорошим образованием? Сложно. Я знаю, что сейчас свободна только Алена, но максимум, на что способна эта нимфа - глупо хлопать длиннющими от природы ресницами и улыбаться. Ей вообще повезло с внешностью. То, чего добиваются другие девочки операциями, у нее свое, от природы.
        Жаль, что ума и манер ей не отсыпали - помню до сих пор, как она ковыряла пирожное вилочкой для устриц до тех пор, пока я ее не пнула под столом и не пихнула на коленки десертную вилку.
        - Извини, Кать. Все знакомые девочки заняты. Таня вообще недавно замуж выскочила и тю-тю.
        - Блин! - Катя с шумом вздыхает, - Таня была классной. Ее бы я даже к президенту без сомнений отправила бы…. Черт, мне нужен срочно кто-нибудь. Сегодня же. А ты свободна?
        - Смеешься? Я с этим сто лет назад завязала. У меня уже свой бизнес.
        - Пожалуйста! Саша!
        - Ты издеваешься? Во-первых, у меня нет высшего образования. У меня ПТУ за плечами. Во-вторых, ни одна сумма не покроет моральный ущерб от общения с местными олигархами, разбогатевшими в девяностые. Я почти год ходила к психологу, чтобы начать адекватно воспринимать мужчин. Нет. Нет-нет.
        - Он молодой. Ему тридцать. Платит пять тысяч за неделю.
        - Рублей? - с иронией хмыкаю я.
        - Евро.
        Хм. Я прищуриваюсь, не замечая, что мастер маникюра начинает нервничать от моего подозрительного видка.
        - Зачем молодому и обеспеченному эскорт? Он страшный? Инвалид?
        - Саш! Нет. Симпатичный. Он очень требовательный и душный. Вот и вся причина. Может быть, он гей. Потому что девочек почти всех отбраковал, на которых другие мужики, как собаки на кости бросаются. А ты у нас умная и симпатичная. Не вульгарная. Думаю, подойдешь. У его семьи уже много веков гостиничный бизнес. Он наследственный олигарх.
        Я закатываю глаза к потолку. Ну и выражение. «Наследственный олигарх».
        Черт. Пять тысяч евро за неделю? Я задумчиво вспоминаю календарь дел, который я составляла. Вообще-то, я планировала отпуск после того, как разберусь с моим бухгалтером… Но… Я все равно не умею отдыхать и на третий день заскучаю от безделья…
        Ненавижу свою продажную натуру!
        - Ладно, - сообщаю я, недолго подумав, - так и быть. Так и быть, Катя. Эта сумма уже с вычетом твоей комиссии?
        - Да.
        - Сорок процентов?
        - Да. Как обычно.
        Я хмыкаю.
        - Нет. С тебя шестьдесят процентов, Кать, - мстительно торгуюсь я, - Или никуда не поеду. Будь уверена, что без меня ты фиг найдешь подходящую девочку.
        - Саша!
        - Ни процента меньше. Я в отпуск, вообще-то, собиралась, Кать. Мне придется менять билеты и заново бронировать отель.
        - Ладно, - вздыхает девушка, - получишь свои шестьдесят. Он будет ждать тебя в три часа, в ресторане «Рене». Постарайся не опаздывать, пожалуйста. Он ненавидит непунктуальных.
        - Ох ты, ох ты, - фыркаю я, отключаясь, и посмотрев на свою правую руку, - ненавидит непунктуальных он, видите ли… Ой, девушка, а переделайте вот этот ноготь. Там под кутикулой неровно получилось.
        Я бы оставила его таким, но, боюсь, этот придирчивый мистер будет внимательно рассматривать меня от кончиков волос до кончиков пальцев. Встречала я таких. Ужасны в жизни, зато боги в бизнесе. Знают, чего хотят, и знают, как это получить.

* * *
        Ближе к трем часам я подъезжаю к ресторану и ставлю машину на парковку. До встречи остается десять минут - и я их трачу на то, чтобы загуглить, кто у нас там из наследственных олигархов занимается гостиничным бизнесом. До Кати фиг дозвонишься, а спросить фамилию я забыла.
        Этот слишком стар и сыновей у него нет, у этого сыну едва стукнуло восемнадцать. Черт, да кто же там? Есть, конечно, один вариант наследственного тридцатилетнего олигарха с гостиничным бизнесом, но… я про него даже думать не хочу. Встречу его - и можно смело рыть себе могилу. Впрочем, это маловероятно, потому что он в черных списках всех модельных агентств.
        Когда до встречи остается две минуты, я забираю сумочку, и выхожу из автомобиля, поставив его на сигнализацию. Поправляю прическу перед зеркальцем, поблагодарив мир, что вовремя покрасила корни и обновила стрижку. На мне самый любимый черный брючный комбинезон - когда я, одевшись в него, вижу свое отражение в зеркале, то, честно говоря, становлюсь счастливее.
        Вроде бы все идеально.
        Когда я захожу в ресторан, то почти в ту же секунду безошибочно нахожу моего будущего спутника. Потому что сейчас тут сидят только дядечки лет пятидесяти, и только в дальнем углу я замечаю достаточно молодого и явно подтянутого человека. Он одет в простую белую футболку и темные штаны. Богатого человека в нем выдает обувь, браслет на запястье и дорогие часы. Еще ровный загар на коже, и явно накачанные в спортзале мышцы.
        Он занят разговором с каким-то пожилым дядькой огромных размеров. Судя по тому, что его собеседник уже в пальто, и, похоже, собирается уходить - они пересеклись случайно и решили перекинуться парочкой слов.
        Я приближаюсь к ним. Дядька замечает меня первым, и я ему приветливо улыбаюсь, чуть кивнув. Появляется странное чувство, что где-то я его видела.
        - Добрый день. Надеюсь, я не отвлекаю вас… - я замолкаю и моя улыбка стремительно гаснет, когда второй человек, который стоял ко мне спиной, оборачивается.
        Кирилл Смоленский. Боже мой! Этого не может быть.
        Убийца и тиран.
        Гребаный манипулятор.
        И бывший муж моей покойной сестры.

* * *
        НЕСКОЛЬКО ЛЕТ НАЗАД
        - Тут шикарные лепешки готовят. М-м-м, просто вкуснотень, - говорит мне сестра, откусывая от еще горячей выпечки и закатывая от наслаждения глаза, - это последние дни моей свободы, Сань. Последний раз я катаюсь с тобой по Азии и ем уличную еду. Фу, боже. Кажется, мне попался волос!
        - Тебя это не пугает? - интересуюсь тихо я, вилочкой ковыряясь в салате и выковыривая оттуда какие-то противные на вкус зернышки. Алин оптимизм не успокаивает меня, а почему-то оставляет мерзенькое чувство холодка в душе. Словно надвигается что-то плохое.
        - Что, волос? Волос не пугает. Это не самое страшное, что может попасться в уличной еде.
        - Я о семье Смоленского.
        - А что с ней не так? - Аля распахивает огромные голубые глаза, и смотрит на меня так, будто я чушь порю, - я хочу, чтобы мои дети жили лучше, чем я. Но ничего не бывает просто так…за красивые глаза. Ты хоть представляешь, какие перспективы открываются, если я войду в такую семью?
        - Я прекрасно знаю о перспективах. И прекрасно знаю, какая у тебя будет жизнь. Ничего хорошего, кроме денег, там нет.
        - Саш, прости, но ты в такую жизнь только одним глазком, и то только когда ты составляешь компанию какому-нибудь богатенькому. Вот и видишь только деньги. А мои дети, если я выйду замуж за Смоленского будут учиться в элитном детском саду, отдыхать на закрытых островах средиземного моря, учить с детства английский, ходить в элитный детский сад и получать образование за рубежом. Господи, у меня тахикардия начинается, когда я об этом думаю. Мои дети будут жить беззаботно и счастливо. В отличие от меня.
        - Аля…
        - Ты никогда сама не заработаешь на такую жизнь. Никогда. Никогда, Саша. И вряд ли где-нибудь подцепишь такого мужчину. Такой шанс выпадает один на миллион, - перебивает меня сестра, - это совершенно другой уровень. Если для этого мне придется покончить с прошлой веселой жизнью - так тому и быть. Ты вообще видела его? Я вытащила счастливую карту - мой муж не только богат, но и красив. Как-нибудь я его сфоткаю без рубашки и отправлю тебе по Ватсаппу. Ты упадешь.
        - Не надо. Мы же не сможем общаться, Аль, - я едва улыбаюсь ей. Какая же она дурочка. Я не могу даже обижаться на нее. Где-то я ее понимаю - посети я семью Смоленских, у меня бы тоже могла поехать крыша от роскоши, в которой они живут. К тому же, Смоленский действительно шикарный мужчина. Его папочка, наверное, сам дьявол. У обычных смертных такой мужчина не получился бы.
        - Почему это мы не сможем общаться? Глупости говоришь какие-то.
        - Потому что наша семья не ровня им. Думаешь, они пустят в особняк нашу маму, чтобы она поиграла с внуками? - у меня вырывается усмешка, - нет, конечно. Наверняка они уже узнали все о нас. Узнали о том, как я зарабатываю - со мной тебе точно запретят общаться, чтобы не запятнать чистое имя жены наследника Смоленских.
        Аля отмахивается и отходит в сторону, потому что со стороны палаток с едой идет достаточно едкий дымок.
        - Не переживай. Во-первых, им плевать. Про тебя даже никто не спрашивал. Я думаю, они тоже люди, и поймут, что я по вам скучаю. Возможно, мне придется прятаться от журналистов, но, поверь, я найду способ с вами встречаться. Ох, боже, - она вздыхает, посмотрев на время, - через три часа самолет, и я в Москве. Еду к его родителям и мы подаем заявление в ЗАГС. А потом начнется подготовка к свадьбе… Я не верю даже, что все так изменится.
        - Ты уверена, Аль? - я с беспокойством смотрю на нее.
        Какая же она красивая. Неужели и я такая была? Рыженькая, со светлыми ресницами и веснушками. Как полевой цветочек. Жаль, что такую внешность не все ценят. Когда ты яркая - легче пробиться везде. Мне приходилось подкрашиваться в неестественный огненно-рыжий, наносить яркий макияж на лицо, чтобы скрыть веснушки и почти прозрачные ресницы. Так я всего лишь отдаленно напоминала сестру, с которой мы были близнецами. Но всем нравилось.
        Девочки подбивали меня вообще перекраситься в блондинку. Говорили, что мне подойдет больше, но я сомневалась…
        Смоленский вот клюнул на естественную красоту.
        - Саш, хватит панику наводить! Я просто в нетерпении.
        - Дай бог, - шепчу я, когда Аля уходит к какой-то из палаток, чтобы заказать себе что-нибудь еще.
        Если бы я тогда знала, чем для нее обернется этот брак, я бы схватила ее прямо там и увезла подальше. Сделала бы все, чтобы она рассталась с этим Смоленским. Потому что после всего, что случилось, я искренне и от всей души ненавидела семью Смоленских и желала, чтобы они горели в аду.

* * *
        Это случилось через год после свадьбы Али.
        Ночью раздался неожиданно звонок в дверь. В тот момент я лежала в ванне, наслаждаясь и отмокая в пене. Пришлось вылезти: когда я попыталась притвориться, что дома никого нет, позвонили еще раз и настойчивее. Я быстро обтерлась полотенцем, накинула халат и вышла в коридор. Заглянув в глазок, я почувствовала, как мои волосы стремительно седеют.
        - Аля! - я распахнула дверь. Сестра стояла на пороге - промокшая до нитки, в одной мужской рубашке и с голыми ногами - и это-то в середине ноября, - твою мать!
        Затащив ее в квартиру, я запихнула сестру в ту же воду, в которой я принимала ванну - плевать на гигиену. Алю надо было срочно согреть.
        - Какого черта ты в таком виде?! Что случилось? Где твой муж?!
        Она молча мотнула головой в ответ. Боже, она была вся грязная. Рубашка вся в странных разводах. И только откинув волосы с ее лица, я поняла, что кроме грязи на ней была еще и кровь.
        - Боже мой, - прошептала я, осторожно трогая ее скулу, которая была ободрана так, словно Алиным лицом пытались помыть асфальт, - это он с тобой сделал? Он ублюдок! Ты не вернешься к нему, Аль!
        - Я не вернусь к нему, - ее голос смахивал на шелест листвы, - мы развелись.
        - Ты пойдешь в полицию и напишешь заявление. Что произошло? Он что-то еще с тобой делал?
        - Я не скажу тебе, Саш. Прости. И в полицию я не пойду.
        - Дура! Сейчас же. Пока не поздно, вылезай из ванны. Ты должна снять побои. Возможно, у тебя на одежде и кожи будут частички твоего гребаного муженька, если мы их еще не смыли. Это будет главное доказательство. Такое нельзя оставлять просто так!
        - Саш, ты дура? - сестра подняла на меня пронзительные, голубые глаза, - он замнет все деньгами, поверь. Или просто избавится от меня. Это будет дешевле, чем обелять его прекрасную репутацию.
        - Я тебя спрячу, - тихо ответила ей, - у меня есть знакомые. Думаю, среди них найдутся и те, кому Смоленские как кость поперек горла.
        - Послушай меня, Саш… я не стану этого делать. Я беременна от Кирилла. Сейчас я на втором месяце, - она говорила это таким убитым голосом, что у меня побежали мурашки, - он о ребенке не знает, и я хочу, чтобы никогда не узнал. Ты была права. Для меня сказка превратилась в фильм ужасов, - она рвано всхлипнула, - а мой муж - в чудовище. Я не допущу, чтобы мой ребенок рос в той семье. Как же ты была права…
        - Ты хочешь оставить ребенка?
        - Да. Я не стану делать аборт. И если я пойду в полицию… он может обо всем узнать. Отберет ребенка и убьет меня.
        Боже. Как же все кошмарно.
        - Будешь жить у меня, - произнесла твердо я, - малыша мы обеспечим всем. Рожай и ни о чем не беспокойся.

* * *
        Сестра погибла через два месяца после рождения малышки. Очень странно - ее сбили на пешеходном переходе. Судя по записям с камер, которые мне показывал молоденький полицейский, на нее наехали будто бы специально. Машина скрылась. Ее так и не смогли потом найти.
        Последний раз я увидела сестру в реанимации. Я стояла рядом, положив ладонь на ее руку, и плакала.
        Мы даже не смогли поговорить в последний раз. Она ушла, так и не приходя в сознание. Так, может быть, я бы многое спросила у нее, и попросила бы прощения за всё, что не успела для нее сделать.
        ГЛАВА 2
        … - я от Екатерины, - заканчиваю медленно я, выныривая из воспоминаний, которые калейдоскопом пронеслись перед глазами, оставив мерзкий привкус на языке.
        Смоленский скользит по мне взглядом серых, яркими, как сталь, глазами, не оставляя путей к отступлению. Надо было разворачиваться и уходить раньше, но я же не знала, кто он!
        Он цепко рассматривает меня с ног до головы, но дольше всего задерживается на лице, словно пытаясь с него что-то прочитать. Это внимание оставляет какое-то липкое и морозное чувство напряжения на коже. Обычно мужчины смотрят на меня немного иначе.
        Узнал? Что-то подозревает?
        Нет, вряд ли. Сейчас я не сильно похожа на свою сестру. Мои рыжие волосы давно перекрашены в очень светлый блонд, светлой моя кожа бывает только тогда, когда я пропускаю сеансы в солярии, а еще я всегда была недовольна губами и несколько лет назад впервые решилась их подколоть. Совсем немного - и лицо сильно изменилось.
        - Ты не мог взять свою невесту? - гремит голос второго мужчины. Я не помню хорошо семейку Смоленских, но, похоже, возмущается сейчас его отец, - пресса перемоет тебе все кости. У тебя свадьба на носу.
        - Её постоянно тошнит, - лениво замечает ублюдок по имени Кирилл, едва взглянув на отца. Он выглядит нагло и расслабленно, вызывая у меня одним видом антипатию, что удивительно для такого красивого мужчины, - после того, как она хлопнется в обморок, мне перемоют кости еще тщательнее, чем если я появлюсь с другой женщиной.
        Я делаю вид, что меня тут нет, пока глава семьи Смоленских смотрит на меня так, будто вляпался в дерьмо.
        На самом деле вляпалась я.
        - Ну, что ж, - подводит он итог, - посмотрим. Надеюсь, ты осознаешь, что делаешь.
        Он уходит, не попрощавшись. Даже не посмотрев напоследок. Оставляет после себя запах богатства. Горький, тяжелый и затхлый. Его я запомнила на всю жизнь, пока отмывала плачущую сестру в ванной от такого же, и выкидывала порванные дорогие вещи.
        Да, она была права. Между обычным разбогатевшим человеком, и тем, у кого миллиарды на счету - целая пропасть.
        - Твое имя? - слышу я вопрос и тут же беру себя в руки.
        - Александра.
        - Ясно. Хорошо хоть не Раиса. Ты выглядишь прилично, - изрекает Смоленский, еще раз мазнув по мне взглядом. Мне из вежливости достаточно всего лишь дернуть уголками губ, а не давить улыбку, пока он пялится и говорит гадости. Чем ему мое имя не угодило? - по крайней мере, лучше, чем то, что мне показывали. У нас есть два часа на подготовку, после чего мы вылетаем в Сочи. Завтра отправляемся в Европу. Есть что спросить - спрашивай сразу.
        - Мне нужно отлучиться в дамскую комнату, - произношу я, при этом, похоже, чем-то удивив Смоленского. Он бросает на меня странный взгляд.
        - Иди.
        Черт, черт, черт!
        Саша, что за детские отмазки про дамскую комнату? Просто развернись и уйди. Откажи ему прямо в лицо! А лучше плюнь за «ты выглядишь прилично». Отличная манипуляция, которая не прокатит со мной - я-то знаю, что выгляжу просто отлично и мое имя прекрасно.
        - Придурочная! - шиплю я в трубку, когда захожу в санузел и дозваниваюсь до старой знакомой, - ты моей смерти хочешь? Избавиться от меня, да? Это Смоленский Кирилл! Он был во всех черных списках модельных агентств! Двое девушек, которые отправились с ними на отдых, пропали, и до сих пор никто не знает, где они! Почему ты не предупредила?
        - Ты бы отказалась, - вздыхает Катя в трубку, - а больше я никого не найду. Послушай, Саш, ключевое слово тут - «был». Видимо, случилась какая-то ошибка.
        - Ты дура, Кать? Он просто занес тому агентству денег за молчание и все, они закрыли глазки, отозвали все претензии! С его деньгами можно откупиться от самого дьявола. Ты помнишь, что говорили…
        - Саш, - перебивает меня Катя, - ты не подумала, что просто кто-то воду тогда мутил? Семья Смоленских очень богата. Многие не отказались бы уличить их в чем-нибудь, раздуть скандал или подставить.
        Боже. Я прислоняюсь голыми лопатками к прохладной стене из кафеля.
        - Кать, ты сволочь и идиотка. Я не ожидала от тебя.
        - Боже, расслабься, Саша! Он уже заказывал в других агентствах девушек. Все прошло отлично!
        - Дело не только в этом, Кать. Хотя, как бы то ни было, ты должна была меня предупредить о том, что это Смоленский.
        - Послушай, я отдам тебе девяносто процентов из тех денег, что он мне дал, - вздыхает Катя, - оставлю себе десять, за то, что морочила себе голову, подбирая ему девушек и потратив на это почти весь день. Саш, если ты откажешься - мне конец. Все потом будут болтать, что я срываю договоренности и мои девушки уходят со встречи. Для меня это будет конец, а мне еще двух детей растить. Ты знаешь, насколько это сложно.
        Я закрываю обреченно глаза.
        - Дело в другом, Кать, - повторяю я, - помнишь мою сестру?
        - Ага. Она показалась мне такой милашкой и лапочкой, в отличие от тебя, стервозины. Славная девушка.
        - Она умерла три года назад, оставив мне и матери на попечение ребенка.
        - Помню, ты рассказывала. Ты большая молодец, что растишь его. Саш, к чему это? Поверь, если бы Смоленский был убийцей и извращенцем, ни за какие бы деньги агентства его не вытащили из черного списка. От них бы все девушки ушли, побоявшись с такими людьми работать.
        - Моя сестра умоляла, чтобы бывший муж ничего не узнал о ребенке - перебиваю я Катю, вкрадчиво продолжая, - А ее мужем был Кирилл Смоленский. Он ублюдок и тиран. И все его окружение такое же. Сюрприз, да? Ты подставила меня сегодня, попросив обеспечить ему сопровождение.
        В трубке повисает гробовое молчание. Я буквально чувствую, что в этот момент Катя в ужасе таращит глаза.
        - Боже! - отмирает она, - Саша, прости! Если бы я знала! Боже! Но как…
        - Неважно. Ты понимаешь, что об этом никто не должен знать? Подбери ему другую девушку до вечера, пока он меня не увез. Мне повезло, что я перекрашена в блондинку и у меня чуть подколоты губы. С сестрой мы сейчас явно не похожи. Представляешь, что он сделает со мной, если узнает?.. Попробуй только ляпнуть кому-то. У тебя двое детей, а в той истории не все так просто. Можешь пострадать.
        Она снова молчит. Я даже через расстояние чувствую ее напряжение.
        - Саш… я никому не скажу. Но если ты уйдешь сейчас, Смоленский точно сделает мне черный пиар. Я прошу у тебя всего лишь день… полдня. Я напишу тебе, как найду похожую на тебя девушку, а ты.. Не знаю, сделаешь вид, что отравилась чем-нибудь и тебе стало плохо. Устрицами, к примеру.
        - Боюсь, что я и полдня рядом с ним не выдержу и воткну в ногу ножик.
        - Пожалуйста.
        - Хорошо, - вздыхаю протяжно я, - будь добра, найди девочку побыстрее.

* * *
        «Мам, забери Майю из садика сама. У меня срочная командировка» - набираю я сообщение. Когда телефон тихо хрустит, я вздрагиваю, расслабляя пальцы. Я сжимала его так, что еще немного - и он, наверное бы, лопнул в моих руках.
        Черт, черт!
        Майя очень похожа на Смоленского. Я не хотела это признавать раньше и все искала в малышке черты нашей семьи. Темные волосы - в дедушку, прямой нос, конечно же, сестры, несмотря на то, что форма носика, если положить руку на сердце и признаться честно, была совершенно другая…
        Аля настолько боялась за Майю, что во время беременности ею, они переехали с мамой обратно в маленький город, где мы выросли.
        Там у мамы, учительницы начальных классов, были хорошие знакомые, детей которых она не раз выручала и подтягивала бесплатно на факультативах в школе. Мама предлагала тогда сделать вид, что именно она решила на старости лет завести еще одного ребенка - ей бы помогли благодарные знакомые в роддоме с документами, но Аля отказалась.
        Нашла там какого-то парня и выкладывала с ним совместные фото в соцсети, притворяясь счастливой, и делала вид, что забеременела от него… Как по мне, если бы Смоленские решили следить за ней, то это вранье, шитое белыми нитками, ее бы и Майю не спасло.
        Но все обошлось.
        Я убираю телефон в сумочку, поправляю перед зеркалом тушь, которая, похоже, потекла от напряжения, и возвращаюсь обратно в зал. Направляюсь к Смоленскому, надев на лицо самую милую из своих улыбок. Мне нужно продержаться всего ничего. Я ненавижу его, но, к сожалению, совершенно ничего не могу ему сделать. Может, если бы я не боялась за Майю, и мне подвернулся хоть маленький шанс как-то отомстить… я бы им сразу же воспользовалась. Я бы даже осталась с этим ублюдком на целую неделю.
        Смоленский сидит за столом, расслабленно что-то набирая на телефоне. Стоит только мне приблизиться, как он поднимает на меня все тот же внимательный взгляд.
        - Твое лицо мне знакомо. Откуда? - задает он внезапный вопрос, от которого у меня бегут мурашки. Я сажусь за столик, из последних сил удерживая спокойствие - представляю себя на огромном матрасе, который дрейфует посреди озера.
        - У меня правильные, но совершенно непримечательные черты лица. Думаю, ты просто видел кого-то похожего на меня.
        Он чуть подается вперед, положив на стол локти и сцепив руки в замок. Рассматривает меня так, что я чувствую себя дорогой безделушкой, которую этот тип купил. Мне до омерзения неприятно чувствовать на себе внимание того, кто виновен в смерти моей сестры. Быть рядом с тем, на кого когда-то смотрела влюбленно Аля.
        - У тебя линзы? - интересуется он со смешком, - такой цвет глаз редко бывает своим.
        Черт, с чего он интересуется? Это напрягает.
        - Да, - вру я, - это линзы.
        - Сними. Выглядит неестественно.
        Да чтоб тебя разорвало, Смоленский.
        - Тогда мне нужно будет заехать в аптеку и купить контейнер с жидкостью для линз, - как можно мягче отвечаю я, - я могу это сделать до нашего отлета или когда мы разместимся в Сочи. Когда будет удобнее?
        - Без разницы, - он теряет будто бы ко мне интерес, - можешь сделать это в любое время. Закажи себе что-нибудь поесть.
        - Конечно, - отвечаю я, ухватившись за прекрасную возможность сыграть в отравление. Дав знак официанту, я беру меню и мило произношу, - можно мне двенадцать штук «Розовой Джоли»?
        Ненавижу именно эти устрицы. Если уж мне придется убедительно играть и тошнить в унитаз, то мне понадобится всего лишь вспомнить о том, что я их ела. К тому же, двенадцать штук для меня - это гарантированное белковое отравление, если придется играть ну совсем уж убедительно.
        Спустя несколько минут мне приносят большую тарелку с устрицами на льду. Я беру раковину и маленькую вилочку, тыкаю в бедного моллюска, глядя, как он едва поджимает свою мантию и чуть приподнимаю его, проверяя, чтобы не было осколков от раковины.
        Аля обожала, кстати, устрицы, больше меня. Однажды она рассказала мне историю, как случайно проглоченные осколки раковины порезали ее знакомой внутренности. С тех пор мы обе не могли нормально есть этих гадов, не рассмотрев их едва ли не под лупой. А всех до ужаса бесило, как мы ковыряемся в моллюсках.
        Я отправляю устрицу в рот, выпиваю водичку и откладываю в сторону. Одну, вторую.
        Меня УЖЕ тошнит, если честно.
        Когда я тянусь за шестой, то случайно натыкаюсь на взгляд Смоленского. Он настолько меня пугает, что я даже замираю. Можно было бы подумать, что он недоволен мною - вероятно, я веду себя сейчас не сильно прилично, заказав сразу столько еды и так сильно увлекаясь ею, словно, наконец, дорвалась до жрачки в ресторане. Но тут было что-то другое. Он будто меня ненавидит.
        - Заканчивай с этим, - резко произносит он. Подзывает официанта и бросает ему коротко, - принеси счет.
        - Уже улетаем? - спрашиваю я, не понимаю, с чего у него так поменялось настроение. Хотя… я напоминаю себе, какой приползла от него Аля. Адекватный мужчина, который умеет себя держать в руках, никогда не тронет женщину. Этот просто психованный. Он даже был в черном списке модельных агенств. Чему ты удивляешься? Себе удивляйся, Саша, ведь ты умудряешься держать себя в руках рядом с таким человеком и не трястись от страха, и тебе придется делать еще несколько часов.
        - Да, улетаем. Твои вещи готовы?
        - В машине на парковке, - быстро отвечаю, поднимаясь и посмотрев напоследок на свою тарелку. Не знаю даже, радуюсь ли я, что мне не придется доедать, или огорчаюсь, что мой план списать все на белковое отравление провалился.
        - Прекрасно, - только и отвечает Смоленский, рассчитываясь за заказ. Я потираю замерзшие от волнения пальцы друг об друга, когда телефон в сумочке несколько раз вибрирует. Достав его, я вижу сообщение от матери.
        Я уже забрала, Саш. Мы в больнице, Майя заболела.
        Напишу тебе еще потом.
        И ты напиши, как доедешь или долетишь.
        Вот черт!

* * *
        Настало время исполнить свой план. Откладывать больше нельзя, или я избавлюсь от Смоленского только в Сочи, потратив время еще и на то, чтобы добраться обратно домой.
        - Кирилл, прости, - произношу я тихо, когда мы приезжаем в аэропорт. Преодолев отвращение и ненависть, я дотрагиваюсь до его руки. Он поворачивает голову в мою сторону, встретившись со мной взглядом. Его серые глаза с такого расстояния кажутся пронзительно яркими. Мир был несправедлив, когда дарил такую внешность убийце.
        - Что?
        - Я отойду ненадолго. В уборную.
        Интересно, он уже считает меня зассыхой? Я ведь уже второй раз отпрашиваюсь. На его месте я бы так и подумала.
        Впрочем, если у него и мелькнула такая мысль, виду он не показал. Он едва заметно кивает и отворачивается.
        Я ухожу, вставляя в ухо наушник, потому что телефон разрывается от входящих сообщений. Полчаса назад я записала Кате гневное голосовое. О том, что если та не найдет девушку сейчас же, то я просто-напросто сбегу. Пришло время исполнить свою угрозу.
        - Заюша, ты капец, - раздается в наушнике голос Кати, - ты цыганке нахамила на улице, что ли? Что за черная полоса в твоей жизни? Я не могу никого найти, все как сговорились. Одна заболела, вторая не отвечает. Знакомых всех потрясла. Никто не может. А других девушек Смоленский отбраковал.
        - Мне плевать, - шиплю я тихо в динамик, - предложи ему любую девушку. У него нет выхода.
        Мне хочется рвать и метать. Пнуть, например, дорогую машину, которая стоит рядом, хоть как-нибудь спустить напряжение! Потому что я не знаю, что с Майей! Я должна уже на всех парах мчать к больнице.
        Я очень любила племянницу. На это было две причины - она заменила мне погибшую сестру. И вторая причина - сама я не могла иметь детей. Я хотела удочерить девочку, но мама очень громко высказала свое «нет» на эту идею. Боялась, что меня замуж не возьмут с «прицепом». Ха-ха.
        - Саш, пожалуйста, - снова оживает наушник, когда я нажимаю прослушать следующее сообщение. Тон Кати умоляющий.
        - Нет, - произношу я уже громче, когда захожу в санузел, - я уже в туалете и готова изображать приступ отравления. Прости, Кать, но, когда дело касается моей семьи, я непоколебима.
        Я включаю воду и плещу ею себе в лицо, чуть смазывая макияж, словно я плакала. Потом подхожу к унитазу и, протерев салфеткой пол, сажусь перед ним на колени. Надеюсь, моей бывшей учительнице Ларисе Николаевне сейчас икается. Когда-то эта старая стерва опустила ниже плинтуса мою самооценку, когда я заикнулась о мечте стать актрисой. Видела бы она меня сейчас, сидящую в фальшивых слезах, на коленях перед унитазом в общественном туалете…
        Если Смоленский не поторопится, меня точно вытошнит.
        Я жду, наверное, минут двадцать. У меня даже мелькает мысль, что про меня тупо забыли и Смоленский улетел в Сочи один. Было бы отлично. Я б ему пожелала попутного ураганного ветра и случайно приземлиться в море.
        Когда в дверь раздается требовательный стук, я вздрагиваю от неожиданности.
        - Александра, - слышу я глухой голос какого-то мужчины, - вы в порядке?
        - Нет, - отзываюсь я, - мне плохо. Кажется, я отравилась. Можете зайти, дверь открыта.
        Я слышу тихий скрип. В санузел заглядывает здоровый дядька. Он сразу же замечает меня, с несчастным видом сидящую возле унитаза, и обеспокоенно хмурится.
        - Вас уже ищут.
        - Я не могу встать, - жалуюсь я, - живот болит. Передайте Кириллу, что, возможно, меня придется заменить. Ему перезвонит Екатерина. А мне надо в больницу.
        - Я передам, - кивает дядька и уходит.
        Всё. Дело сделано. Я изображаю больную до последнего - с тихим стоном поднимаюсь, согнувшись иду к раковине и, облокотившись на нее и замочив комбинезон, включаю воду, сделав вид, что полощу рот.
        Я снова слышу, как скрипит дверь, и смотрю в сторону входа, думая, что вернулся тот дядька, чтобы проводить меня к такси. Но замираю, заметив там не только охрану, но и самого Смоленского. Решил убедиться, что мне плохо?
        - Мне надо в больницу, - шепчу я страдальческим тоном. Господи, дайте мне кто-нибудь Оскар за эту роль.
        - Отнесете ее в самолет и вызовите врача, - внезапно произносит холодно Смоленский. Я удивленно открываю рот, - смотрите, чтобы не испачкала ничего.
        Что?! Он смеется?!
        - Кирилл! - окликаю я его, поняв, что этот ублюдок собирается уходить, - мне очень плохо. Екатерина заменит меня другой подходящей девушкой, а мне необходимо в больницу. Похоже, устрицы были несвежие.
        - Ты не слышала, что я сказал? - он чуть изгибает бровь, - мне не нужна другая подходящая девушка. Со мной поедешь ты. Хочешь еще поспорить? Забирайте ее.
        - Что? - в шоке произношу я, понимая, что мой план как-то пошел совсем не по плану. Этого я не ожидала. Нет, я была в курсе, что совершенно у всех богатых есть свои замашки, но, как правило, никого не интересовала блюющая от устриц девушка. Что с этим человеком не так? - послушай, да, я хочу поспорить, и я отказываюсь от поездки. И не смейте меня трогать, - я выставляю руку, глядя, как охрана пытается зайти внутрь, чтобы забрать меня, - вы не имеете права против моей воли куда-то меня вести. Эй! Пустите!!!
        Я дергаюсь в сторону, но меня ловят под руки. Остается только беспомощно перебирать ногами, пытаясь вырваться из крепкого захвата двух здоровенных мужиков. Ну все, Саша, тебе конец, похоже.
        Смоленский приближается ко мне. Останавливается в шаге от меня, смерив взглядом. Он возвышается надо мной на целых полторы головы - я со своим достаточно модельным ростом достаю ему всего лишь до плеча. Вряд ли я отбилась бы от него, даже будь он тут один в комнате и решив меня потащить в самолет. От этого мне становится до дрожи страшно. Похоже, он не зря был в чёрном списке…не по какой-то ошибке.
        - Я имею право на многое, Саша, - медленно произносит он, - и когда я говорю «ты летишь со мной», значит, ты летишь со мной.

* * *
        Одна моя странная подруга очень любила поговорку «даже если тебя съели, у тебя остается целых два выхода». У меня был всего один выход из самолета - да и через тот меня сейчас запихивает охрана. Впору было брать телефон и набирать гневные сообщение на форумах - «какого черта в самолетах не открываются иллюминаторы?!».
        Почему Смоленский не поехал в Сочи на автобусе?!
        - Александра, пожалуйста, уберите руки, - просит меня охрана Смоленского, пытаясь затолкнуть в самый хвост частного самолета, - или мы их случайно сломаем.
        - Попробуйте, - рычу я, - потом я вам случайно сломаю кое-что ценное!
        Я вырываюсь из их захвата, воспользовавшись заминкой, кидаюсь к выходу из самолета, надеясь, что трап не убрали и я смогу сбежать по лестнице, а не выпрыгнуть, переломав себе все кости. Но вместо этого налетаю на господина Смоленского собственной персоной. Он буквально вталкивает меня своим телом обратно в помещение, а потом один-единственный раз легонько толкает в грудь, но я все равно с размаху улетаю на диванчик.
        Девушка-врач в белом халате, покраснев, уходит. Ее взгляд, который она бросает в сторону Кирилла, очень выразителен. Видимо, не только я тут считаю, что у наследника семьи Смоленских улетела кукуха.
        Дверь за его спиной неожиданно задвигается, а я дергаюсь назад, когда он садится рядом со мной, закинув руку на спинку дивана и заинтересованно ощупывает взглядом.
        - И кто тебе заплатил за то, чтобы ты ушла? Отец? - внезапно усмехается он, сверкнув белыми зубами. Судя по очень ровному ряду и идеальной улыбке, у него виниры. Оскал его отца выглядит совершенно иначе.
        - Мне никто не платил, - фыркаю я, - При чем тут твой отец, с которым я даже не знакома? Это все дурацкие вопросы? Похоже, я начинаю понимать, почему настолько богатый человек неожиданно оказался в черном списке. Часто вынуждаешь девушек делать что-то против их воли?
        Он морщится на эту фразу. Буквально на секунду я замечаю недовольство на его лице, и оно тут же исчезает, уступив место прежнему холодному спокойствию.
        - Если тебя сейчас осмотрит врач, гарантирую, что ничего страшного не найдет. Ты врешь об отравлении. Мне интересно, зачем?
        - И тем не менее, даже если я вру, я имею право уйти и не рассказывать тебе о причинах. Екатерина подберет мне замену.
        - Ее девушек я уже посмотрел. Ни одна из них не подходит. Мне не нужны вульгарные бабы, которые голодным взглядом станут ощупывать каждого мужчину на встрече. В тебе есть намек на хоть какое-то достоинство.
        Пф-ф. Я скептически изгибаю губы, и отворачиваюсь, стараясь не смотреть на спину охранника в проходе. На черной футболке отпечаток моей физиономии. Светлый тональник и красная помада. Я правда пыталась вырваться изо всех сил… Чтобы не выслушивать эти сомнительные комплименты от убийцы моей сестры.
        - Кирилл? - раздается неожиданно нежный женский голос на пороге комнаты, и я удивленно вскидываю взгляд.
        Там стоит невысокая девушка с кудрявыми, темными волосами, в легком, бежевом платье, которое обтягивает ее слегка округлившийся животик. Она смотрит только на Смоленского, начисто игнорируя меня, будто я - пустое место.
        Вот только тот даже не оборачивается. Я замечаю, как его взгляд становится ледяным.
        - Я сейчас занят.
        - Я вижу, - девушка совершенно не теряется, - я не отвлеку тебя надолго. Мне поставили капельницу с лекарством и самочувствие улучшилось - так что я могу полететь с тобой. Можешь попрощаться со своей помощницей.
        Ох, черт. Я не сдерживаюсь, на секунду прикрыв глаза. Это невеста Смоленского. Которую «постоянно тошнит». Бедная девочка. Она носит под сердцем их общего ребенка, а ее муж, ем временем, нанимает разных баб, чтобы провести время с ними, а не с беременной будущей женой.
        Вот одна из причин, по которой я ходила к психологам. После таких ситуаций я не могла поверить, что где-то остались порядочные мужчины.
        - Выйди вон, - обрывает ее Смоленский.
        - В таком случае, может, позвонишь моему отцу и расскажешь, почему не хочешь брать меня с собой? Уверена, ему будут интересны твои аргументы, - нежный голосок девушки теряет былую теплоту, и Смоленский впервые чуть оборачивается, кидая взгляд на нее через плечо.
        - Я могу рассказать твоему отцу больше, чем следовало бы, Дарин. Может, пойдешь уже на хрен?
        Девушка поджимает губы. Пока я в шоке перевариваю слова Смоленского, она впервые смотрит на меня убийственным взглядом.
        - Лучше бы тебе исчезнуть, милая, пока не произошло что-нибудь плохое.
        - Еще одна угроза, и тебя выведут силой из самолета. Я даже не посмотрю на то, что ты беременная, - Смоленский поднимается, выпрямившись и поворачивается к той, кого назвал Дариной. Она совсем крохотная по сравнению с ним.
        - Ты просто идиот, - бросает девушка, и, резко развернувшись, уходит.

* * *
        Смоленский провожает свою невесту взглядом «свали и не возвращайся», а после демонстративно задвигает дверь и закрывает ее на замок.
        Неужели моя бедная сестра терпела такое же отношение? Я впервые начинаю понимать, что значит по-черному ненавидеть человека, стоит мне только представить, как Смоленский унижает худенькую Алю, которая слова поперек никому не могла сказать.
        Что, господи, вообще происходило у них за закрытыми дверями? Я не могу поверить, что Аля терпела такое отношение из-за денег, статуса и перспектив. Она так и не рассказала мне ничего, а я до сих пор иногда вижу кошмары, в которых Аля приходит домой мокрая, и с разбитым лицом. Она ведь тогда уже была беременная…
        - У меня с твоим агентством контракт, - произносит Смоленский, задумчиво посмотрев в потолок, а я тихонько встряхиваю головой, пытаясь прогнать ярость, которую вызывают воспоминания, - можешь, конечно, уйти, но я тогда потребую неустойку с твоей начальницы. Или как ее у вас называют? Мамка?
        - Я не продаю свое тело, Смоленский, - я чувствую, что еще немного, и у меня начнет дергаться глаз, - поэтому можешь называть Катю как угодно, но не «мамкой».
        Он оборачивается на меня. Медленно делает шаг и останавливается напротив, глядя сверху вниз. Мои глаза находятся на уровне его пояса, и я едва сдерживаюсь, чтобы многозначительно не приподнять бровь. Если он пытается меня таким образом морально подавить - пусть даже не старается. На мужчин с такого ракурса я в своей жизни насмотрелась.
        - Ты набиваешь себе цену, или первый день работаешь? Я отлично знаю, о чем договариваются за закрытыми дверями отеля девушки, вроде тебя. И еще раз, Саша: мы с тобой договорились, что ты называешь меня по имени.
        - Это не мое дело, о чем договариваются другие, - парирую я, - я обязана составить тебе компанию и только. Чтобы все были в восторге от спутницы господина Смоленского.
        Он усмехается.
        - Именно. Займись этим и приведи себя в порядок. Пока ты доставляешь только лишние проблемы. Это напрягает. Мне хватает своих. Если ты сорвешь мне встречу - я потеряю еще и деньги, и твоему агенству придется долго восстанавливать репутацию после этого.
        Он покидает комнату, одарив меня напоследок взглядом, от которого меня передергивает - столько в нем снисхождения. Я в ответ тихонько поднимаю руку и показываю ему вслед средний палец. До тех пор, пока этот урод не заворачивает куда-то, и я не натыкаюсь на удивленный взгляд охраны.
        Упс. Я быстро вскакиваю и закрываю дверь. Надеюсь, они не донесут своему хозяину о плохом поведении девочки Саши.
        Проблемы у него. Смотрите-ка на этого уставшего от проблем пусика! Интересно, это чудовище держало за всю свою жизнь в руках что-нибудь тяжелее папиной кредитной карточки? Вряд ли он даже представляет, как живут другие люди. Если бы бедная Аля привела его в гости в нашу старую квартиру, интересно, что бы он ляпнул?
        Помню хорошо одного паренька с замашками мажора, с которым я пыталась встречаться лет в двадцать. Стоило ему переступить порог нашей квартиры, как он задумчиво изрек, глядя на немного отходящий кусочек обоев в углу - «и как вы тут живете вообще?».
        Хотя, потом я узнала, что его семья еще семь лет назад жила в маленьком домике в селе. Если уж у него из головы вылетела прежняя жизнь, то Смоленский точно в обморок упал бы.
        Я хватаю телефон, набирая номер мамы.
        - Ало, мам? - шепчу я, когда она, наконец, поднимает трубку. На фоне я слышу голоса - похоже, мама еще в больнице, - что с Майей?!
        - Не переживай, Саш, - вздыхает она, - аппендицит. Сейчас уже оперируют. У нас вся семейка такая бедовая, похоже. Что ты в этом возрасте попала в больницу, что Аля… теперь Майя. Хорошо, что вовремя заметили.
        Я устало тру лоб, успокаиваясь. Всего лишь аппендицит… Я ведь успела уже надумать себе более страшные вещи.
        - Напиши мне, как все пройдет, - прошу я, - я постараюсь вернуться пораньше, чтобы приехать к вам, но не уверена, что получится.
        Не уверена, что от Смоленского получится легко избавиться. Одна попытка уже окончилась полным провалом.
        - Саш, не дергайся. Без тебя разберусь, занимайся лучше своей жизнью. Все, давай. Пока.
        Она кладет трубку, оставив в душе странное и неприятное недоумение после ее слов. Я старалась всегда заботиться о Майе, зная, что дети - это очень сложно для пожилого человека. Но меня не покидало чувство, будто мама так или иначе винит меня в смерти Али. Я привела Алю на одну тусовку, на которой она познакомилась с обеспеченными людьми и через них уже как-то вышла на Смоленского, который ее заметил…
        Телефон в руке начинает играть мелодию. Я принимаю вызов, увидев на экране «Катя».
        - Слушаю тебя?
        - Прости, Саш, - в трубке раздается тяжелый вздох, словно на Катиных плечах, как у Атланта, лежит груз всего мира, - я позвонила Смоленскому, предложив несколько девушек, но он послал меня в ультимативной форме.
        Интересно, как можно послать в ультимативной форме?
        - Он сказал, что если я еще раз отвлеку его всякой хренью, то он позаботится, чтобы мое агентство прикрыли, - словно подслушав мои мысли, продолжает Катя, - вот так. Извини меня. Пожалуйста.
        - Я подумаю, Кать.
        - Забери все деньги, которые он мне заплатит…
        - Я подумаю над продолжением нашей дружбы, Кать, - хмыкаю я, перебив ее, - наши дети ходят в один сад, я периодически приезжаю к тебе на «Наполеон» и привожу твои любимые суши, а ты меня бросаешь к убийце и совершенно мутному типу. Подумай, что ли, над этим.
        Я сбрасываю вызов. Кате нужно вправить мозги. В конце концов, я действительно невероятно зла на нее. Передо мной открывается чудесная перспектива неделю улыбаться убийце моей сестры, и дергаться, надеясь, что ни его оскорбленная невеста, ни отец, ни пресса не решит разнюхать, что за девушка отирается с наследником Смоленских. Если что-то всплывет в газетах… мне точно конец.
        Надо накраситься иначе, чтобы меня никто не узнал. Боже мой!
        Я достаю из сумки косметичку и стираю весь макияж, начиная вырисовывать себе совершенно новое лицо. Волосы я тоже постараюсь уложить чуть по-другому. Для начала надо позаботиться о безопасности моей семьи, а потом уже подумать, как уйти от Смоленского. Если припрет - я могу сделать это прямо в отеле и никто меня не задержит.
        ГЛАВА 3
        Сочи встречает нас неожиданно сильным ливнем и грозовыми тучами, которые тянутся до самого горизонта.
        Зря я переживала о журналистах. В такую погоду даже сумасшедшая собака не вылезет на улицу.
        Когда я выхожу из самолета, косые струи дождя и ветер нагло бьют меня в лицо, смывая весь макияж и путая идеально уложенные волосы. Я взвизгиваю, пытаясь спрятаться за зонтом, который заботливо распахивает над головой один из телохранителей Смоленского. Вроде бы именно на его спине я оставила отпечаток лица на память.
        - Освежает… звездец, - слышу я его вздох, - Александра, может, вам одолжить куртку?
        - Поздно, - фыркаю я. Мой комбинезон промок насквозь за секунды, вряд ли меня спасет куртка. Дождь и ветер настолько сильные, что я даже не успеваю смахивать воду с лица, как по щекам и лбу снова текут струи.
        - Кирилл Владимирович, давайте поторопимся. Александра с голыми плечами. Простынет.
        Я украдкой кошусь в сторону Смоленского. На его лице я замечаю лишь легкий оттенок досады, несмотря на то, что он тоже весь мокрый.
        Не хочу его рассматривать, но взгляд на автомате скользит ниже. Да, наследник одной из самых богатых семей прекрасно следит за собой - черная футболка, которая липнет к его телу, подчеркивает весь его рельеф. У него очень четкие мышцы спины.
        «Для того, чтобы избивать девушек» - зло замечает подсознание, и я чувствую себя грязной и ненормальной, из-за того, что уже в который раз думаю о привлекательной внешности этого ублюдка.
        Когда мы садимся в машину, Смоленский протягивает мне упаковку влажных салфеток.
        - Умойся, - коротко произносит он. До меня доходит, на что похожи интонации его голоса. Они такие же мертвые и пугающие, как и ледяной ветерок, гуляющий по кладбищу.
        Я забираю салфетки, посмотрев в маленькое зеркальце и холодею: черт, дождь смыл весь мой макияж. У меня заметны веснушки. Как же я их ненавижу! Одноклассники вечно дразнили нас с сестрой, называя рыженькие пятнышки «тараканьими какашками».
        - Хорошо. И накрашусь, - бормочу я, перетряхивая сумочку и наклонив лицо так, чтобы мокрые пряди волос хоть немного его закрыли. С них течет мне на коленки водичка. Плевать. Хуже уже не станет. Когда я двигаю задницей по сиденью - то слышу смешное чавканье и скрип - я вымокла насквозь, до нижнего белья. Кажется, водитель издает тихий смешок, и не успеваю я ехидно спросить, чего же он услышал смешного, как он поднимает перегородку между местом водителя и пассажирами.
        - Если накрасишься - дождь снова все размажет, как только мы выйдем из машины.
        «А если я не накрашусь, то сходство между мной и моей сестрой-близняшкой станет очень очевидным» - мысленно парирую Смоленскому я, размазывая по лицу тональник. Плевать, что он ложится полосами, главное - пусть спрячет хоть ненадолго все, что должен спрятать.
        Еще и рыжие ресницы выдают меня. Брови с легким оттенком рыжины… Если на покраску волос, маникюр и эпиляцию каждый месяц у меня еще хватало терпения, то на постоянную подкраску ресниц и бровей - нет. А сейчас бы меня это спасло!
        Под звуки барабанящего об крышу дождя, я быстрыми взмахами прокрашиваю ресницы, скрывая предательский светлый оттенок и стараясь позабыть, что я сижу всего лишь в полуметре от человека, который вызывает у меня дикое напряжение. Быть рядом с ним - как жить по соседству с человеком, который разводит ядовитых змей.
        Я слышу тихий звук телефона - Смоленский записывает голосовое сообщение.
        - Антон, привези что-нибудь из еды. По-быстрому.
        - Я заскочу по дороге в ресторан, - оживает в ответ динамик, - минут сорок и все будет у вас.
        - У меня нет сорока минут, так что можешь обойтись фаст-фудом.
        Тишина. Потом телефон издает тихий «чпок» - приходит новое сообщение.
        - Мне в «Макдональдс» заехать? - несколько растерянно интересуется собеседник, а Смоленский хмыкает.
        - Куда угодно. Можешь захватить гамбургеры. На двоих. И кофе.
        Ого, что? Я таращу от удивления глаза - Смоленский отобедает фаст-фудом. Я стану живым свидетелем, как рожденные с серебряной ложкой во рту не брезгуют пищей обычных людей. Чума просто. Гамбургер. Не полезный тар-тар из тунца, или филе-миньон с пюре из сельдерея, а булочка с котлеткой!
        - Можно мне тогда «Цезарь-ролл»? - интересуюсь я, повернувшись к Смоленскому. Если уж нарушать диету, то хотя бы более-менее полезной курочкой в лаваше.
        Он равнодушно косится на меня, снимая блокировку с телефона, чтобы отправить сообщение. Но спустя секунду снова поднимает взгляд - уже несколько заинтересованный. И смотрит на мою бровь.
        - Саша, мы не в кабаре едем.
        - Что?
        - Твои брови, - кивает он, - черные. Смотрится не слишком естественно.
        Я резко поднимаю зеркальце и ахаю. Я настолько поразилась заказу Смоленского, что накрасила брови тушью для ресниц.
        Может, так и оставить? Я теперь точно неузнаваема. Если меня поймает пресса, то все будут обсуждать мои шикарные, как у Фриды Кало, бровищи, а не биографию.
        - И, кажется, я тебя предупреждал, что хочу видеть твой естественный цвет глаз, - заканчивает Смоленский, отправив сообщение, и отложив телефон в сторону. Он откидывается расслабленно на спинку кресла, сцепив руки в замок, а я задумчиво смотрю на его пальцы. Мне показалось, или я видела явный шрам на загорелой коже, как от сведенной тату-надписи? У Смоленского была бурная молодость? Хм.
        - Я куплю жидкость для линз, как только переоденусь в сухое, - произношу я, стирая тушь с бровей, - извини. В аэропорту не получилось.
        Мелькает мысль, что если у меня не будет возможности сбежать, то придется засунуть все свои чувства в задницу и отыграть идеальную спутницу. Мы, похоже, едем не в отель, а в частный дом, судя по пейзажу за окном… там уйти тихо не выйдет.
        Если я буду и дальше пытаться сбежать и вести себя не как девочка из эскорта, это будет очень подозрительно. И Смоленский не упустит шанс узнать, кто находится рядом с ним.
        Главное, чтобы он не задумал это сделать в ближайшее время.

* * *
        Пока мы едем, и я хмуро думаю о своей преющей мокрой заднице, которая отвратительно прилипает к сиденью с подогревом, на телефон падает сообщение от Кати. Фотография с бутылкой дорогого вина и сертификатом в магазин белья. Я будто в реальности слышу жалобный голос подруги, когда читаю подпись к фото:
        «Сашулик, не обижайся. Тебя ждет подарочек. PS: Я кое-что придумала. Пожалуйста, продержись с ним еще немного. Я нашла крутую малышку, которая скоро будет в Сочи. Девочка давно грезит знакомством с семьей Смоленских. Она точно сделает так, что Кирилл захочет быть с ней!»
        Я тихо хмыкаю.
        «Да?» - пишу я с ухмылкой-смайлом, - «это отлично. А мне придется делить с ней пять тысяч евро? Надеюсь, нет…»
        «Саш…»
        «Шучу. Расслабься. План, конечно, дурацкий. По многим причинам. Но, надеюсь, он сработает и сегодня я вернусь домой. С тебя оплата билетов на самолет»
        Катя отвечает только спустя несколько минут. Сначала она отсылает мне фото смугленькой девушки. Даже я невольно ее начинаю рассматривать: она слишком хороша. Фигуристая, с детским, маленьким и аккуратным личиком, миндалевидными черными глазами и копной длинных, до попы, черных волос.
        Да, у Смоленского нет шансов. Есть в этой девушке что-то притягательно-экзотичное.
        «Прости еще раз. Я сижу сейчас и рыдаю» - читаю я Катино сообщение и вздыхаю.
        «Прекрати»
        «Я вчера узнала, что беременна третьим. Может, из-за беременности я туплю. Надо было просто отказать Смоленскому еще когда он начал всех девочек отбраковывать, или отослать его в агентство знакомой. Было бы меньше проблем. Вот так…»
        Я блокирую телефон после Катиного сообщения, не решаясь ей ничего сейчас ответить, и задумчиво смотрю за окно. Ливень, похоже, становится еще сильнее - вода заливает окна, и я едва могу рассмотреть, что мы едем по какой-то дороге, которую с двух сторон окружает лес и зелень. Да, отсюда я точно долго сбегала бы. Глупая была идея.
        Мысли возвращаются к Кате. Интересно, от кого ребенок-то? Когда мы в последний раз пересекались, у нее не было мужчины. Неужели Катя рискнула стать в третий раз матерью-одиночкой? Сумасшедшая, если так.
        Неожиданно на плечи ложится что-то тяжелое и холодное. Я вздрагиваю. Поворачиваюсь к Смоленскому, чувствуя, как сердце лихорадочно стучит, разгоняя по озябшему телу кровь, потому что вместо кислорода я дышу запахом мужчины. От него пахнет дождем, горячей кожей и одеколоном, в котором я отчетливо чувствую нотку пряностей.
        - Накинь капюшон, как будешь выходить из машины, - он отстраняется, отпустив полы тяжелой непромокаемой ткани, - дома у нас будет около часа, чтобы отдохнуть и подготовиться к отбытию. Примешь сразу же ванну и переоденешься.
        Успокойся, Саша и прекрати на него таращиться. Он всего лишь накинул тебе на плечи дождевик. Хорошо, что ты не завизжала, как идиотка.
        - Конечно, - произношу я, - спасибо.
        Хотя, меньше всего я мечтаю принимать ванну в одном доме с господином Смоленским.
        Прости меня, Аля. Как только я вырвусь отсюда - сразу же зайду к тебе. Почему-то я чувствую сильное желание объясниться перед сестрой, словно она может расстроиться из-за моего поступка. Из-за того, что я рядом с мужчиной, который виновен в ее смерти… принимаю ванну в его доме, а еще он заботливо накидывает на мои плечи дождевик.

* * *
        Особняк семьи Смоленских надежно спрятан за высоким забором. Я не могу понять, в какой части города мы вообще находимся - не только из-за стены ливня, а еще и потому что я просто плохо ориентируюсь в Сочи. Я была тут всего пару раз, останавливалась в отеле, и просто купалась в море. В третий раз, когда мы с подругой прилетели, чтобы не валяться на пляже, а посмотреть на город, мы подхватили кишечную инфекцию и провели отдых в больнице.
        - До входа тут пара шагов, - сообщает мне Смоленский, пока я рассматриваю огромный, песочного цвета особняк, и участок, утопающий в зелени, - надевай капюшон, Саша.
        - Тут никого нет? - спрашиваю я, чувствуя тревогу при виде темных окон дома. На улице из-за грозы темно, но свет ни в одном окне не горит…
        - Тут редко кто бывает. Постоянно только охрана и управляющий. Раз в неделю проводят уборку в доме и приводят в порядок участок. Нет необходимости держать просто так штат прислуги.
        Чудесно. Остаться в одном доме с человеком, убившем мою сестру - то, о чем я всю жизнь мечтала.
        - Александра, - дверь машины открывается, и я вижу фигуру телохранителя, который стоит с зонтиком наготове, - прошу.
        Я закутываюсь в холодный дождевик и выхожу из машины, приняв руку. Мы быстро забегаем по ступенькам к дверям, телохранитель распахивает их передо мной, и я со вздохом делаю шаг внутрь дома.
        Пахнет свежо. Совсем чуть-чуть пылью и моющими средствами для паркета. Я бывала в богатых домах, и могу сказать, что этот дом отличался от других. В нем было что-то уютное и будто бы старое, хотя, судя по отделке, он был построен относительно недавно. Скорее всего, в этом веке.
        Жаль, что этот дом принадлежит таким людям, как Смоленские.
        - Гардеробная тут, - за спиной со стуком закрывается дверь и мимо меня проходит Кирилл, едва мазнув плечом. Несмотря на то, что он вымок, как и я - он горячий, как печка. Он небрежно стучит пальцами по двери, показывая, где я могу раздеться, и разворачивается, скользнув по мне взглядом ярких серыми глазами, - закинешь плащ туда. Пройдешь чуть дальше по коридору и поднимешься вверх по лестнице - там комнаты. В каждой есть своя ванная с санузлом. Выбери любую. Тебе принесут туда вещи. Можешь пока одеться в халат и тапочки - везде есть чистые новые комплекты.
        - Хорошо, - произношу я. Судя по его твердым интонациям, он привык отдавать приказы, - сколько у меня есть времени?
        - На все - около часа.
        Я задумчиво смотрю вдаль. Успею ли я уложить волосы, высушить голову и накраситься? Мне придется сильно постараться. Я, все же, киваю, потому что Смоленского вряд ли колышет, сколько мне там времени нужно в идеале на то, чтобы навести марафет.
        - Отлично, что ты все поняла, - констатирует он, - учти, что я ненавижу, когда меня отвлекают. Поэтому, если что-то тебе нужно - стучи, прежде чем войти. Обойдемся без внезапных сюрпризов с демонстрацией твоих несомненно красивых комплектов белья. Если я захочу что-то большее, чем просто деловое общение между нами, Саша, я предложу это тебе сам. Надеюсь, мы и здесь поняли друг друга.
        Он отворачивается, закончив наш разговор, и направляется вглубь дома, одним движением снимая с себя мокрую футболку.
        Я в шоке смотрю ему вслед, отмечая, как на красивых, практически идеальных мышцах спины, на смуглой коже выделяются длинные белые шрамы, словно Смоленского когда-то отхлестали плетью.
        Моя бровь недоуменно изгибается. Надеюсь, он мужик без сюрпризов в виде склонности к мазохизму. Мне уже достаточно того, что я о нем знаю.

* * *
        В комнате я сразу же запираюсь - на всякий случай, чтобы Смоленский не зашел ко мне со своими не-деловыми предложениями… кидаю сумочку на бежево-золотое кресло, разуваюсь и осторожно подхожу к большому окну, отодвинув край шторы. В принципе, если уж мне окончательно не повезет, и я задержусь у Смоленского надолго - то прыгать отсюда невысоко. Приземлюсь прямо в кусты роз. Если промахнусь - то на бордюр.
        Пальцы задевают что-то металлическое, и я удивленно смотрю на них. На краю шторы висит чья-то заколка.
        Такая милая небрежность… и кто же тут жил до меня? Надеюсь, что Смоленский не настолько низко пал, поселив меня в комнату его невесты Дарины. Вряд ли взрослая женщина, вроде матери Смоленского стала бы носить черный «крабик» с бабочками, чьи крылышки усыпаны крохотными драгоценными камнями. Домработница тоже не сможет позволить себе подобное украшение.
        Сердце неприятно колет. Вообще, Аля любила такие заколки. Но думать, что эта заколка принадлежала ей и три года провисела на шторе - глупо.
        «Все, хватит» - говорю я себе, - «не думай пока о сестре. Ее уже не вернешь, только себя терзаешь попусту».
        Я задумчиво трогаю бабочек, и, отпустив штору, направляюсь в ванную, чтобы, наконец, привести себя в порядок. Я не должна выглядеть шикарно на контрасте с той смугленькой девочкой…Да и вряд ли смогу. Но, как бы то ни было, времени у меня мало даже на самый простой макияж и укладку.
        После ледяного дождя меня клонит в сон. Пока я стою в душевой кабине, чувствуя, как горячая вода течет по спине, согревая, и намыливаю на себя гель из бутылочки без опознавательных знаков, перед глазами странно дергается комната и я осторожно сажусь на дно, схватившись за голову.
        Не хватало еще мне обморока. Черт, нет, ну только не голой в душе! Я не хочу, чтобы Смоленский нашел меня в таком виде.
        Но гадкие мурашки уже бегают по спине. Каждый раз перед обмороком я чувствую себя так, будто кто-то перевернул меня вверх ногами и пытается вытряхнуть мою душу и сознание - в ушах звенит, тошнит, в голове стучит набат. А дальше - темнота.
        - …Александра?
        Я открываю медленно глаза.
        Прекрасно. Я сижу в позе креветки, уткнувшись в дно душевой кабинки, и утекающая водичка щекочет мне лицо. Бок ощутимо холодит - кто-то открыл дверцу и лицезрит сейчас мой потерявший былую форму зад.
        Пожалуйста, только не Смоленский. Пожалуйста.
        В моей руке какого-то черта чужая щетка, а во рту привкус мыла. Сознание возвращается рывками, но я все равно не могу сразу вспомнить, какого черта я решила почистить зубы то ли шампунем, то ли гелем для душа. Зато прекрасно осознаю, что выругавшийся сквозь зубы человек все-таки сам Кирилл Смоленский. Мне не повезло.
        - Спасибо, - мой голос похож на шепот и я прокашливаюсь, сев и прикрывшись руками, - я уже в порядке. Выйди, пожалуйста, и дай мне одеться.
        - Выйди, - слышу короткое распоряжение и хочу умереть от стыда. Черт, Смоленский был не один. Дверь в ванную закрывается с щелчком. Скосив глаза, я вижу, как он подходит к душевой кабинке, а потом перекрывает внезапно душ.
        Сволочь, мне вообще-то и так холодно после обморока! Какого?!
        На голову мне падает полотенце. Я сдираю его, молча закутываясь, хотя мне многое хочется высказать вслух. Но пока меня потряхивает - язык не поворачивается.
        Как-то я уже отвыкла от такого пренебрежительного отношения. Последние пару лет именно я смотрю на мужчин сверху вниз и увидеть меня без одежды в душе они могли только в одном случае - если я их приглашу домой.
        - Я попрошу охрану перетряхнуть все твои вещи. Что принимаешь, Саша? - Смоленский словно отвешивает мне пощечины своим тоном, и я чувствую, как краснею со злости, - Хорошо, что ты это сделала не на людях. Мне сейчас не на руку слухи в прессе о связях с наркоманкой из эскорта. Поэтому со мной ты будешь ходить абсолютно чистая.
        - Ты издеваешься?! - поднимаю я на него взгляд. Прелестно. Черт, обычно адекватные люди первым делом стараются поинтересоваться самочувствием упавшего в обморок человека, этот же сразу начинает рассуждать о наркотиках. - Я ничего не принимаю. Это был обычный обморок. Хотя, он случился очень внезапно. Вероятно, это погода.
        - Тогда ты будешь не против, если тебя проверят, перед тем, как мы выйдем из дома? - спокойно интересуется он, и у меня возникает ощущение, будто бы расплавленная сталь его глаз пытается прожечь во мне дырку. Я сжимаю еще сильнее ноги, надеясь, что прикрылась как следует, - я не привык верить на слово.
        - Как пожелаешь, - пожимаю я плечом. Хочет параноить - пожалуйста, я потерплю это еще пару часов, лишь бы отвалил, - и, пожалуйста, включи душ. Мне, вообще-то, холодно.
        Он протягивает руку в душевую кабинку и поворачивает воду. Под аккомпанемент из моих воплей, на голову мне льется ледяная вода.
        - К… ты… - клацаю зубами я, пытаясь плюнуть на все приличия и сказать ему, что он кретин. До тех пор, пока водичка не становится теплой.
        - Извини. Перепутал, - издевательски произносит Смоленский, пока я задыхаюсь от шока, - У тебя, кстати, осталось всего двадцать минут на сборы. Надеюсь, ты поторопишься, Саша.
        «Надеюсь, ты споткнешься на лестнице и проломишь себе голову, придурок» - мысленно посылаю я ему вслед лучи ненависти, когда чертов Кирилл Владимирович уходит, расстегивая рукава промокшей белой рубашки.

* * *
        Когда я осторожно выхожу из ванной, завернувшись в халат, то в комнате сразу натыкаюсь взглядом на двух мужчин. Тех, которые заносили меня в самолет.
        - Простите, - произносит один из них, увидев мое удивленное лицо, - мы тут все проверили. Сами понимаете… сказано так было.
        Я смотрю на выпотрошенный красненький чемодан. Вообще-то, я думала, что Смоленский заставит меня сдать анализы. То, что он вытряхнет все мои вещи, я даже не подозревала. Думала, что это сказано ради запугивания. Эталонный козел.
        - Ага, - хмыкаю я, - я поняла. А шмотки-то мои где?
        - Мы их развесили в гардеробе. Ну, чтобы извиниться.
        «Ой, ну не стоило» - саркастично комментирует внутренний голос, когда я подхожу к гардеробу и отодвигаю дверь, рассматривая аккуратно развешенные вещички, - «я ведь тут не планировала надолго задержаться. Особенно после такого. Если мне придется - я лично положу эту горячую девушку к Смоленскому в постель и принесу им напоследок романтический ужин».
        - А нижнее белье?… - прикрыв глаза, интересуюсь я.
        - Простите. Мы все проверили. Оно в ящике ниже, - мужчина запинается, когда я бросаю из-за плеча на него красноречивый и убийственный взгляд, - косметику вашу мы положили на столик.
        - И ее проверили? - фыркаю я, а огромный мужчина по-детски виновато тупит глаза в пол, дернув плечом. Я подхожу к столику с зеркалом и бегло проверяю весь арсенал. Вроде бы ничего не разбили и не раскрутили. Рядышком с тенями аккуратно лежит пара прокладок, которые я всегда ношу с собой на всякий случай. Ох, Боже.
        - У меня сестра визажист, - подает голос тот же мужчина, - я в курсе, что это все дорого стоит, так что не переживайте. Мы аккуратно посмотрели и пальцами не тыкали.
        Спасибо и на этом.
        - Ладно, - хмыкаю я, - можете выйти?
        - Нам сказано, чтобы мы не оставляли вас одну.
        Прелесть, Смоленский! Ты там крышей поехал?!
        - Ясно, - ровно комментирую я, взяв со столика баночку с косметической сывороткой, и принимаясь наносить ее на лицо, - боюсь, что ваш работодатель разорится, выплачивая мне гонорар после таких условий. В туалет-то я могу одна ходить? - в ответ я получаю тихое «кхм…» и мне еще сильнее хочется застрелиться. Ладно, схожу там, куда мы едем, - понятно. Тогда достаньте мне черненький комплект бесшовного белья и черное платье до середины бедра, раз уж так. У меня осталось мало времени, поэтому кто-нибудь из вас потом возьмите вот это масло и нанесите мне на ноги, чтобы я побыстрее собралась.
        Я смотрю на их отражения в зеркале, прочувствовав повисшее ошалелое молчание и улыбаюсь в ответ.
        - Не стесняйтесь, ребят. Давайте уж сделаем наше сотрудничество обоюдно приятным и удобным.

* * *
        - Выглядишь прилично, - бросает Смоленский, когда я спускаюсь вниз вместе с моими надзирателями. Я улыбаюсь одними губами, мысленно желая этому человеку подавиться устрицами сегодня.
        Я выгляжу отлично, Кирилл Владимирович, и твои телохранители мазали мне ножки и ручки маслом. От них до сих пор пахнет ванилью. Несмотря на то, что они держат каменные выражения лиц, у одного из них уши красные, словно их сварили. Мне немножко жалко ребят, но, думаю, они могли бы мне отказать, если бы мое предложение их совсем возмутило.
        Сам Смоленский одет в рубашку и брюки. Если в ванной комнате после обморока я не особо обратила внимание, как он в такой одежде выглядит, то теперь я не смогу винить ни одну девушку, которая клюнет на этого тирана и убийцу. Сложно читать с лица, когда человек внешне дьявольски привлекателен.
        - А какого рода встреча? - интересуюсь я миленько, жестом попросив одного из моих надзирателей накинуть мне на плечи черный тренч, который я всучила им перед выходом. Что мужчина послушно и делает, и Смоленский переводит на него очень пристальный взгляд с оттенком «какого хрена?».
        Выкуси, Кирилл Владимирович. Интересно, отменит он свой приказ до того момента, когда я улечу домой, или мне стоит выкинуть что-нибудь покруче?
        - Выезжаем, - коротко произносит Смоленский вместо ответа на мой вопрос. Кажется, это вообще предназначалось его телохранителям, а меня он нагло проигнорировал.
        Он уходит, заставив и меня отправиться следом. Зонт или дождевик мне никто не предлагает. Потом я понимаю, почему - дождь на улице, похоже, ненадолго затих, оставив после себя приятный запах прохлады и влаги.
        «Как Майя?» - пишу я матери, когда мы садимся в машину. Спустя минуту приходит в ответ фотография спящей малышки, и я испуганно блокирую экран, бросив взгляд в сторону Смоленского. Хорошо, что он не видел. Думать, конечно, глупо, что он мог бы узнать в совершенно незнакомом ребенке свою дочь, но мое сердце все равно панически колотится в груди, словно я была на волоске от смерти.
        Если бы он узнал, что меньше, чем в полуметре от него сидит родная сестра его бывшей жены, которая скрыла факт рождения их общего ребенка, он бы пришел в ярость. Для меня было по-прежнему загадкой, почему он не интересовался судьбой Али после развода. В конце концов, если они планировали ребенка, и не предохранялись, то он мог бы допустить мысль, что Аля ушла от него беременной?… Для богачей, наличие ребенка на стороне, о котором ты не знаешь, может однажды принести огромные проблемы.
        Ох, черт. Слишком много неизвестных переменных в этой ситуации. Я моргаю, прогоняя пелену воспоминаний перед глазами и просто смотрю за окно: похоже, погода налаживается. Тучи светлеют, а на горизонте вообще виднеется край чистого неба. Есть шанс, что улетать отсюда я буду, не промокнув еще раз под дождем.
        - Мы еще и на пароме куда-то отправимся? - интересуюсь я, когда мы подъезжаем к порту. Хотя, я слабо представляю, куда можно уплыть от берегов Сочи.
        - Нет, - коротко поясняет Смоленский, - у моего знакомого яхт-клуб. Он устраивает встречи и вечеринки на море.
        - А как…. - начинаю я задавать вопрос, как нас внезапно окликают.
        - Смоленский!
        Я тоже оборачиваюсь на голос. Мысленно матерюсь, закрывая лицо рукой. Не зря я хотела узнать имя знакомого Смоленского, потому что меньше всего я хотела бы, чтобы мы сейчас встретили общих знакомых. И вот, пожалуйста…. К нам решительно идет Самвел. Темноволосый, худой и высокий мужчина, в белой рубашке с закатанными рукавами и в светлых брюках.
        - Ты опоздал, - они со Смоленским обнимаются, похлопав друг друга по плечу, и Самвел начинает болтать в его любимой манере, не давая вставить ни слова собеседнику, - нет, ты на вечеринку не опоздал, Кирилл, ты опоздал со мной поболтать. Раньше никак было? Саркисов еще не приехал, кстати, у него авария. Недалеко в него какой-то дебил влетел, так что он задержится. Ты пока поднимайся, я отъеду ненадолго…
        Он лишь на секунду делает паузу, мазнув по моему лицу взглядом и тут же снова посмотрев на меня. Уже внимательнее.
        - Саш, ты, что ли?
        Я сдержанно киваю, едва улыбнувшись. С ним и его семьей я знакома. Не близко, конечно, но, видимо, достаточно, чтобы он узнал меня спустя год с последней встречи. Его жена, Карина, делала в моем салоне свадебную прическу и макияж. С те пор, каждый раз, как она приезжала в город - она ходила именно ко мне, а еще у меня был ее номер телефона в записной книжке и в памяти осталась пара дружеских встреч. Еще один раз мы пересеклись на открытии выставки - я тогда прошла туда по приглашению, потому что за мной ухаживал один обеспеченный мужчина.
        Все-таки, избалованную Карину я бы не потянула иметь в подругах, поэтому, общались мы очень редко.
        - Рад тебя видеть здесь. Как салон? - интересуется вежливо Самвел, - Карина, кстати, твой номер потеряла. Позвони ей - она неделю рыдала, когда половину контактов удалила.
        - Я позвоню, - каждое слово дается мне с трудом, потому что я буквально чувствую внимание Смоленского, ставшее очень пристальным, - салон пока нормально поживает. Спасибо, Самвел.
        Он кивает.
        - Развлекайтесь. Смоленский, надеюсь, ты задержишься подольше и отложишь свои вечно срочные дела. Я бы сильно хотел с тобой пообщаться. Мы год почти не виделись.
        - Постараюсь, - коротко отвечает Кирилл, а Самвел, махнув рукой, уходит к своему спортивному «Порше». Я провожаю его взглядом, чувствуя, как звенят напряженные струны нервов. Удивительно, как огненный и болтливый Самвел общается с ледяным Кириллом Смоленским. Я не могу представить их друзьями.
        Я сглатываю распирающий ком в горле, и смотрю на огромную красавицу-яхту на море. Она выделяется среди остальных. Готова стопроцентно угадать, что именно она принадлежит Самвелу.
        - Хорошая модель, - мой комментарий похож на выдох мертвеца - такой же тихий и слабенький, - вроде бы, самая последняя? Видела такую недавно в журнале.
        - Откуда ты Самвела знаешь? - интересуется внезапно у меня Смоленский. Я осторожно смотрю на него и тут же об этом жалею: его взгляд сейчас, как сканер. Считывает любые эмоции и наверняка замечает, что я нервничаю.
        - С женой его познакомились когда-то, - отвечаю как можно спокойнее я, и вижу, как Смоленский в ответ чуть изгибает бровь.
        Ставлю все, что угодно - он проверит мои слова. Он мне не поверил. Конечно. Карина никогда бы не стала общаться с девочкой из эскорта - не ее полета птица! Даже в общении со мной чувствовалось иногда легкое снисхождение - у меня не было богатых и известных родителей, и всего один салон красоты в наличии, на который я заработала не очень хорошим, по ее мнению, способом. Что уж говорить о тех простых девочек с милыми мордашками, которых ее знакомые постоянно меняют?
        Может, стоило сказать, что Самвел как-то заказывал меня? Но это будет ложь. Он с Кариной давно и ему не нужны, в отличие от Смоленского, девочки «на выход». Карина ему откусит голову, если узнает о таком. И уж точно не будет общаться с той, кто была рядом с мужем, и плакать из-за потери ее номера.
        Смоленский больше не задает вопросов, но это-то меня и напрягает.
        Я не знаю, что у него на уме. Забудет или поинтересуется, кто находится рядом с ним?
        Если бы можно было грызть пальцы, не обращая внимание на взгляды богатых людей, которых собрал сегодня Самвел на своей новенькой трехэтажной яхте - я бы этим сейчас и занялась. Смоленский бы тогда разозлился на невоспитанную Сашу и вышвырнул меня за борт. Может, оно и к лучшему…
        Воспользовавшись тем, что Смоленского ловят и отвлекают от меня какие-то люди, я отхожу к столикам с едой. Я обожаю морепродукты, и ноги инстинктивно меня приводят к устрично-ежовому плато на крошке из льда, но вряд ли мне сейчас в горло пролезет хоть кусок.
        Я беру колючего ежа и ковыряю его икру вилочкой, чувствуя, что меня тошнит. Раньше я была готова потерпеть даже плохую компанию ради морских гадов. А теперь, после моей дерьмовой актерской игры с устрицами, боюсь, я сильно охладею к рыбным ресторанам.
        Меня внезапно толкают в бок. Спину обжигает легкий холодок - кто-то выплеснул на меня воду, и я возмущенно оборачиваюсь.
        - Осторожнее надо быть, - замечаю я и замолкаю, встретившись взглядом с брюнеткой.
        Моя спасительница. Уже здесь, черт побери! Если честно, я готова ей простить испорченное платье за такое скорое появление. Я думала, мне придется изображать лапочку рядом со Смоленским еще долго…
        Она в ответ улыбается мне пухлыми, алыми губами.
        - Извини, - ее голос мелодично ударяет по коже, заставляя ее покрыться мурашками. У-у, милая, тебе бы фильмы для взрослых озвучивать. Смоленский, ты попал. Девушка трогает пальчиком мое платье, морщится, стрельнув взглядом в сторону и наклоняется ко мне поближе, - слушай, ты не могла светлое что-нибудь надеть? Поехала бы уже домой переодеваться.
        - Не подумала, - тихо отвечаю я, и девушка выпрямляется, начиная широко улыбаться куда-то мне за плечо.
        - Мы случайно столкнулись, - говорит она миленько, и я просто носом чую, что к нам подошел собственной персоной Кирилл. Мой нос запомнил его запах, видимо, чтобы уберечь меня от опасности. Как и беззащитные животные запоминают запах человека, - не подскажете, где тут санузел? Я помогу ей высушить платье.
        - Я не в курсе, - отвечает Смоленский за моей спиной. Я оборачиваюсь только для того, чтобы понять - клюнул ли он на эту красотку, но меня постигает разочарование: если девушка ему и понравилась, то он это умело скрывает, глядя сейчас только на меня. Брр. До холодных мурашек мне его внимание.
        - Кирилл Владимирович! - нас прерывает бархатный мужской голос. Обладатель такого голоса просто обязан иметь выдающуюся внешность, но к нам подходит низенький, пухлый мужчина, широко улыбаясь, и я тихо хмыкаю. Даже не могу угадать его возраст - то ли он едва вышел из пубертата, судя по количеству акне на лице, то ли мужичку просто не повезло с кожей, судя по проседи на висках.
        Смоленский буквально на секунду закатывает глаза, показывая, что он думает об этом человеке.
        - Угу. Привет, - не знаю, со всеми ли он общается такими короткими фразами, но я только их и слышу.
        - Давно не виделись, - они пожимают друг другу руку: Смоленский - так, будто после он собирается руки тщательно вымыть, плюгавенький мужик - с воодушевлением и восхищением на лице, - я пытался как-то вам дозвониться, но вы у нас человек занятой. К отцу вашему вообще не подберешься…
        - Пойдем, - шепчет брюнетка, подхватывая под локоток и уводит в сторону, окутав горячим запахом корицы и перца. Я иду за ней, лишь на секунду обернувшись и пожалев об этом: Смоленский провожает меня взглядом. Он будто собирается оставить на моем затылке пылающий отпечаток, чтобы я не сбежала далеко, - эта болтовня надолго.
        - Почему? Кто это?
        Она отмахивается, заводя меня в небольшой санузел.
        - Громова не знаешь? Его отца уважали, но после смерти он оставил тупенькую молодую жену и вот этого Артурчика-идиота. Они жже несколько лет как прогуливают батины бабки, закрывают рестораны один за другим, а оставшиеся держатся только за счет крох былой репутации, - девушка поворачивается ко мне и зыркает темными глазищами, осматривая с ног до головы, - можешь пока задержаться тут и просушить платье, а я пойду, уделю внимание Смоленскому. Ты, честно говоря, первая на моей памяти, кто добровольно упускает шанс зацепить его. Но это не мое дело.
        - Он просто меня напрягает после мутной истории с другим агентством, - решаю я не вдаваться в подробности и тут же замечаю снисходительную улыбку.
        - Когда станешь постарше, уже не будешь так перебирать мужчин.
        Моя бровь иронично дергается. Знает ли она, что мой тридцатилетний рубеж уже не за горами? Похоже, что нет. В другой бы ситуации я ей ответила, что, когда она будет постарше - начнет больше ценить свою безопасность, а не возможность заработать, но сейчас у меня задача избавиться от компании Смоленского, так что пусть летит его соблазнять без лишних мыслей.
        - Возможно, - коротко отвечаю я, - у тебя есть десять минут. Если я буду дольше торчать в туалете - это вызовет вопросы.
        - Ты можешь вообще уйти.
        - Я не стану подставлять Катю, которой он заплатил деньги за мое общество, - я приподнимаю брови, - если я уйду - ей влетит. Так что потрудись, чтобы Смоленский сам отказался от меня и уехал с тобой.
        - Мне для этого даже трудиться не придется. Поверь, ты можешь исчезнуть и он о тебе даже не вспомнит, - хмыкает она. Похоже, я задела ее приказным тоном, потому что девушка заканчивает разговор и уходит из санузла, даже не попрощавшись. Я смотрю вслед ее заднице в светлом платье. Самоуверенная и молодая. Аля была когда-то такой же. Она считала, что если ты зацепила мужчину - он забудет про все. И эта самоуверенность до добра не довела…
        Проторчав в санузле минут десять для верности, я выхожу обратно. Пытаюсь найти взглядом Смоленского и ту девицу - и не вижу.
        Небо становится чистым, и солнечные лучи мягко ложатся на стены дорогой и новенькой яхты, но когда мой локоть очень решительно сжимают, а я смотрю на этого наглеца, то мне кажется, что мир перед глазами темнеет.
        - Кирилла высматриваешь? Не спеши, - Дарина держит меня так, словно я собираюсь вырваться и убежать. У меня вырывается нервная усмешка. Черт, ее еще не хватало для полного счастья. Она, все-таки, рванула за своим женихом. Самое плохое, что если она начнет сейчас драться - я ей и ответить-то не смогу. Беременная ведь.
        - Собираешься выдрать мне волосы? - интересуюсь я, - если тебе полегчает, могу позволить окунуть себя лицом в салат, но прическу не трогай. В прошлом месяце я отдала кругленькую сумму, чтобы они выглядели хоть как-то прилично.
        В принципе, если она закатит скандал и протащит меня мордой по салатам - я отделаюсь малой кровью, а Смоленский расстанется со мной сегодня же, иначе в его кругу точно поползут слухи, что этот кобелина предпочел беременной жене какую-то профурсетку.
        На лице Дарины появляется на секунду саркастическая усмешка. Она дергает меня в сторону, в закуток, где никого сейчас нет.
        Так, если она придумала скинуть меня с яхты - это будет плохо. Вряд ли у нее хватит сил, но сама мысль об этом напрягает.
        - Я не собираюсь с тобой драться, - в голосе девчонки звенит сталь, когда она пихает меня грубовато к стене и быстро осматривается по сторонам, - но я же тебя по-хорошему просила уйти.
        - Я… - со вздохом начинаю я, но она меня перебивает, чуть прищурившись.
        - Саша, я знаю, кто ты. Твоя сестра была замужем за Кириллом, - в ее темных глазах мелькает что-то нехорошее, а у меня сердце уходит в пятки, - он, кстати, сегодня пытался узнать твою биографию, но у меня везде есть знакомые, поэтому я попросила его не тревожить и сказать, что ты обычная девица, которая любит богатых мужчин. Ответишь, что тебе нужно от Смоленского?

* * *
        Приехали.
        Страх за себя и за Майю оказывается настолько сильным, что в первую секунду мелькает мысль - мы тут одни, если я толкну Дарину, которая знает слишком много, за борт, то у меня будет сколько-то времени в запасе, чтобы скрыться и увезти племянницу в безопасное место.
        «Выдыхай, Саш» - комментирует хладнокровная часть разума, - «ты серьезно пытаешься представить, как топишь беременную девчонку?».
        Дура. Конечно же, это не выход! Черт. Я сжимаю ладонь в кулак и ногти больно впиваются в кожу, немного отрезвляя.
        Если Дарина ничего не рассказала Смоленскому, значит, она заинтересована в том, чтобы он обо мне и дальше не знал. Она ничего не упомянула о Майе - значит, ее информаторы не подумали, что девочка может быть ребенком Кирилла. Мне кажется, что если бы до невесты неожиданно дошло, что у будущего мужа всплыл ребенок от прошлого брака, последнее, что бы она сделала - побежала разбираться с теткой этого ребенка.
        Дарина просто ревнует и хочет от меня избавиться - вот и всё. Наверняка она не знает ровно ничегошеньки из того, что происходило в отношениях Али и Смоленского, и думает, что теперь я пытаюсь подкатить к ее жениху, раз у сестры не вышло. Для меня она пока не представляет опасности.
        - Можешь не переживать, - тихо и протяжно выдохнув напряжение, говорю я в сторону, - я не собираюсь уводить у тебя жениха. Знакомая попросила сопроводить его. Я до последнего не знала, что буду спутницей Кирилла, иначе бы отказалась от такой просьбы.
        Конечно, это слабое утешение для невесты, которую заменили девицей из эскорта, но другого у меня в арсенале нет.
        - Предположим, - роняет Дарина. Она опускает взгляд вниз, прекратив жечь в моей переносице дырку, и я замечаю в нем тень облегчения. Но говорит она со мной по-прежнему так, словно отчитывает малолетку за плохое поведение, - как бы то ни было, я прошу тебя уйти. Сейчас же.
        - Я не могу просто так собраться и уйти. Моей подруге попадет за это. У меня контракт.
        - Мне все равно, Саша, - темный взгляд снова впивается мне в лицо. Невеста Смоленского низенькая, но смелости и напора ей не занимать, судя по всему, - я не подпущу тебя к Кириллу ни на шаг, учти это. Он только недавно начал нормально жить, и если кто-нибудь из твоей семьи снова испортит все…
        Она поджимает губы, не закончив. Последние слова, которые она произнесла, выводят меня из равновесия. А, что? Серьезно?! Моя семья испортит жизнь бедняжке Смоленскому? Убийце и тирану? На секунду я даже жалею, что не воспользовалась случаем, пока тут никого нет, и не постучала Дарининой головой об перила. Может, мозги бы встали на место и разбились розовые очки. Терпеть не могу девушек, которые как бешеные курицы кидаются на защиту своих женихов, не замечая их дерьмовой натуры.
        И что этот мерзавец наговорил ей про предыдущий брак? Плакался, что жена была неправильная и у него руки устали отвешивать оплеухи невинной девушке?
        - А ты плохо знаешь своего жениха, Дарина, - холодно замечаю я, - думаю, Смоленский не тот человек, которому нужна твоя защита. И тебе стоит уяснить простую вещь: если не хочешь, чтобы твой жених шлялся с эскортницами - разберись с ним, а не наезжай на девушек. Сейчас его, кстати, окучивает другая, с серьезными намерениями, пока мы с тобой болтаем.
        - Вау, - саркастично отзывается девушка, - конечно же, я знаю своего жениха, Саша. Я знаю его с шестнадцати лет и видела, что было у него в отношениях с твоей сестрой. И, будь добра, оставь советы при себе!
        - А ты оставь свои угрозы, - перебиваю я ее, чувствуя, как завожусь еще больше. Ничего она не видела. Слепая курица. Как можно было не увидеть, что произошло с моей сестрой? - и не смей говорить плохое о моей семье. Ты и пальца их не стоишь.
        - Пф, - выдыхает девушка, закатив глаза. Я останавливаюсь напротив нее, ожидая, когда она отойдет и уступит мне дорогу, но Дарина поднимает руку, положив ладонь на стену, - Саша, я из обеспеченной семьи. Надеюсь, ты помнишь об этом, разговаривая со мной таким тоном. Я могу устроить тебе проблемы, если ты не уйдешь.
        - А я могу устроить их тебе, - тихо сообщаю я. Наши взгляды встречаются: обжигающий и темный - Дарины, и мой, прозрачно-голубой, потому что я так и не купила линзы. Прямо-таки битва света с тьмой, - если ты не дашь мне доработать всего один вечер - я сделаю сотни сэлфи со Смоленским и отправлю их по подругам. А они те еще сплетницы. Пресса до конца жизни будет припоминать, как один мудак забил на свою беременную невесту.
        - Ну ты и дрянь, - вырывается у Дарины и она сужает глаза, а я в ответ кривлю губы.
        - Ты первая начала. Выпей сок и успокойся, повторяю еще раз - в штаны твоего будущего мужа я лезть не собираюсь. Я вообще буду рада сегодня же уехать домой, получив деньги за выход - так что можешь ему закатить истерику, и пусть он меня уволит.
        Я убираю ее руку и ухожу, оставив в закутке. Ветер с моря кажется мне прохладным, и я ежусь, обхватывая себя за плечи. Достал меня этот мир сильно богатых людей. С другими все проще: они заводят себе содержанок, которые и слово пикнуть боятся, не то, чтобы угрожать.
        Вернувшись в людное место, я почти что сразу сталкиваюсь со Смоленским. И снова я сперва чувствую запах его одеколона, а потом уже меня разворачивают за локоть. Я опускаю взгляд на его загорелые пальцы: забавно, но этот козел не носит помолвочное кольцо. Либо носит его не на том пальце - единственное украшение у него на указательном.
        - Я тебя не для того нанял, чтобы искать, - его тоном можно проклясть все в радиусе километра, и я передергиваю плечами, стараясь не смотреть на мужчину, - и не для того, чтобы снимать с себя навязчивых баб…
        Чертова идиотка! Мне хочется утопить ту самоуверенную девчонку. Как можно было подкатывать к мужчине, имея такую внешность, и взбесить его? Сорвала мне все планы.
        Смоленский прерывается и смотрит мне за плечо. Обычно, когда мужчина видит любимую женщину - у него зрачки расширяются. Это типичная реакция организма на обьект симпатии. У Смоленского же все наоборот. Дарину он встречает взглядом, который следовало бы подарить врагу.
        - Ты что тут делаешь?
        - Хотела узнать, как проводит время мой жених, - фыркает за спиной Дарина, - и хотела провести время с тобой. Может, отправишь девушку домой? По-моему, ее укачивает на море. Только что она блевала вон там, я своими глазами видела.
        Что? Вот врушка. У меня округляются от шока глаза, но я молчу: пять минут стыда и Кирилл Мудакович может выгнать меня, потому что ему просто-напросто станет противно от одной мысли, что меня тошнило в море.
        - Оставайся здесь, - коротко роняет мне Смоленский и подходит к невесте. Дарина пятится, враждебно глядя на него, а когда Смоленский берет ее за руку, то упирается и пытается освободиться от захвата.
        - Не смей меня уводить, Кирилл. Не сжимай мне руку! Мне и так плохо! - Дарина резко зажимает рот свободной рукой и бледнеет.
        Не знаю уж, настолько ли она хорошая актриса или ей действительно плохо, но я отворачиваюсь, не желая смотреть на то, как мужчина унижает свою беременную невесту. Под аккомпанемент возмущений девушки, я отхожу в сторонку, делая вид, что не имею к Смоленскому никакого отношения.
        - Отпусти! Я хочу провести вечер с тобой, придурок! Блин, Кирилл!
        Краем глаза я замечаю, как после этих слов Дарина закрывает глаза и падает любом на грудь Смоленского. Я нервно хватаю со столика бокал с чем-то бордовым и выпиваю залпом. Надеюсь, это не я довела Дарину. Она же беременная. И в обмороке. Жаль эту идиотку, если она не играет. Я внезапно натыкаюсь на изумленный взгляд мужчины напротив, которому, видимо, принадлежал бокал, и ставлю его обратно на стол.
        - Простите, - извиняюсь я, - перепутала.
        Дура ты, Саша.
        Ладно. Я хоть и дура, но Смоленский теперь просто эталонный мудак. Впервые в жизни мне будет стыдно появиться с мужчиной среди людей, потому что даже самые отвратительные экземпляры в обществе вели себя прилично, а не так, как повел себя Кирилл.

* * *
        Я чувствую себя самым несчастным человеком, набрав себе еды и дегустируя ее в полном одиночестве. Если Дарина не уговорит Смоленского выпереть меня восвояси, то все планы освободиться сорвались. А если целую неделю я проведу бок о бок с убийцей моей сестры, и каждый раз мне на мозги будет капать Дарина, шантажируя - я вздернусь или убью кого-нибудь.
        Хватит. Катя мне дорога, но спокойная жизнь моей семьи дороже. Все заходит как-то слишком далеко. Как только Смоленский вернется - я либо договариваюсь с ним мирно об отставке, либо беру и тихо ухожу. Подгадаю момент, пока он болтает с кем-нибудь, и убегу, чтобы случайно не столкнуться с ним на берегу, садясь в такси.
        - Где Кирилл? - когда рядышком раздается знакомый голосок я испытываю одно желание: взять тарелку, сделать быстрое движение рукой и выплеснуть содержимое на тупое личико брюнеточки, которая меня подвела.
        Она садится ко мне за столик с растерянным выражением на морде. Ути-пути. Смотрите-ка, кому-то сегодня жестоко сбили корону.
        - Должен быть уже в твоей постели, - мрачно отвечаю я, - что же пошло не так, м?
        - Он ушел, - она смотрит на меня так изумленно, что в другом бы случае мне стало ее жаль. Но не сейчас. Сейчас это вызывает у меня усмешку.
        - Удивительно. Как тебя зовут, кстати?
        - Аина.
        - Круто. Могу тебе рассказать, Аина, почему это случилось: надо пользоваться не только своей грудью и задницей, но и мозгами, - я насаживаю на вилочку кусочек сухарика из «Цезаря» и отправляю его в рот. Я молодец. Я не постучала этой вилкой Аине по голове, хотя очень хотелось, - пока кто-то с менее выдающейся внешностью пытается от Кирилла избавиться, ты умудряешься его упустить.
        - Не льсти себе, - фыркает девчонка, - просто он тебя нанял, вот и держит возле себя.
        - Да. И почему-то не хочет менять.
        - Боже, - она закатывает глаза, поднимаясь со стула, - от тебя никакой помощи. Пойду сама его поищу.
        - Ага, - скептически произношу я вслед, - правильно, навязывайся ему еще больше. Аина, блин!
        Я рявкаю, потому что эта дурында собирается уйти, не дослушав. И сейчас она разворачивается, закатив глаза так, что видны одни белки.
        - Чего?
        - Если тебя один раз отшил мужик, то проявлять и дальше инициативу - самый провальный вариант, - говорю я ей вкрадчиво, - сядь рядом и притворись моей подругой. Когда Смоленский вернется, я… Аина! Аина мать твою!
        Эта коза уходит, скривив напоследок в ответ лицо. Я швыряю на стол салатную вилочку и откидываюсь на спинку, опустошенно глядя в потолок. Я все. Как говорил бывший президент - «я устал, я мухожук».

* * *
        Интересно, где носят черти этого Смоленского?
        Я терпеливо жду еще минут пятнадцать, все чаще и чаще бросая взгляд на часы.
        По логике, вежливые люди стараются предупредить свою спутницу о том, что вечер вдвоем закончился, но я не уверена, что Смоленский относится к категории вежливых людей. Если он решил провести предстоящую неделю с Дариной - он мог бы послать ко мне свою охрану, чтобы те дали мне вольную.
        Полчаса. Сорок минут. Час. Нет, сколько можно-то?
        Теперь я ощущаю себя идиоткой, которая сидит в одиночестве и жрет все подряд, чтобы не казаться забытой на этом празднике жизни. Не прибиваться же к кому-нибудь с целью поболтать и скоротать время? Максимум могу подойти к Самвелу, чтобы сказать, что еда была выше всяких похвал.
        Я вытираю рот салфеткой, подкрашиваю губы, забираю сумочку и встаю, направляясь решительно к выходу. Без проблем, Смоленский, ты можешь не возвращаться, а я даже не обижусь. Просто сейчас сяду на самолет и улечу. Точнее, покачусь колобком.
        Одна проблема - вещи… которые остались в доме.
        Я закатываю обреченно глаза к небу. Похоже, придется попрощаться с достаточно приличными вещами и косметикой, и особенно - с любимым комплектом белья. Что ж, лучше я пойду на такие жертвы.
        На выходе меня неожиданно останавливает мощная лапища, и когда я замедляю шаг, посмотрев на обладателя этой ладони-лопаты, то узнаю охрану Смоленского.
        - Если вы ищите Кирилла Владимировича, то его тут нет.
        - Да? - я вздергиваю брови, наигранно удивившись, - а куда он делся?
        - Не могу сказать. Не знаю. Извините. Сообщили недавно, что его отец сейчас в реанимации. Думаю, Кирилла Владимировича сейчас не стоит беспокоить.
        Оу.
        То есть, причиной такого долгого отсутствия Смоленского стала, похоже, не Дарина, а кое-что похуже. К сожалению, я даже не могу притвориться, что сочувствую. На лице просто не получается изобразить скорбное выражение. Потому что в этот момент я надеюсь, что карма начала работать.
        - Сожалею, - суховато отвечаю я, - он не просил что-нибудь передать?
        «Сожалею только об одном - что это случилось не с тобой, Кирилл Мудакович» - думаю я в этот момент.
        - Нет, простите, - качает головой мужчина, - ничего не передавал. Вы хотите подождать Кирилла Владимировича здесь, или лучше отвезти вас домой?
        Я, если честно, хочу к себе домой, котики. И раз уж так удачно легли карты - я даже могу забрать свои вещи и со спокойной душой уехать, раз Смоленский испарился в неизвестном направлении. Подозреваю, что он вылетел с Дариной обратно в столицу, чтобы поддержать отца - так бы поступил любой человек, получивший подобную новость. Поэтому вряд ли меня кто-то посмеет задерживать.
        - Отвезите меня в его дом, - произношу я, направляясь в сторону машин, и охрана идет за мной, - после чего - в аэропорт, если это возможно. Или нет, не стоит даже беспокоиться, я вызову такси.
        Не хватало еще, чтобы Мудакович внезапно позвонил охране, приказав меня привезти обратно.
        Как я и надеялась - никто даже не собирался со мной спорить.
        Я возвращаюсь в дом Смоленских, глядя на солнечный, теплый вечер за окном машины. Тут невероятно уютно сейчас. В другой бы раз я даже осталась здесь, в Сочи и сняла бы номер в отеле, чтобы отдохнуть в одиночестве и, все-таки, познакомиться в кои-то веки с этим городом.
        …Но не когда меня грызут мысли о том, что где-то недалеко от меня ходит убийца Али. Теперь я просто хочу вычеркнуть этот день из памяти. Хотя, знаю, что получится плохо, и я вряд ли когда-нибудь еще раз прилечу в Сочи.
        Терять близких людей очень больно. В мире нет боли сильнее той, что гадко точит душу после потери родных. Все забывается, а это остается с тобой на всю жизнь. Можно только запереть все воспоминания глубоко-глубоко, но, как бы мы себя не обманывали, убеждая, что надо отпускать людей, иногда эта боль возвращается, особенно когда что-то напоминает тебе о человеке.
        - Спасибо, - благодарю я водителя, который быстро выходит из машины и открывает мне дверь, прежде чем я успею это сделать. Он также распахивает над головой зонт, чтобы капли дождя с крон деревьев не намочили меня, а я машу рукой, - ой, не стоит, не переживайте. Я все равно сейчас переоденусь.
        - Как скажете, Александра.
        Я улыбаюсь мужчине напоследок. Такой здоровый и лысый, а разговаривает вежливо и культурно.
        Когда я поднимаюсь по ступенькам и захожу в темную прихожую, то под каблуком что-то неприятно хрустит. Похоже, я что-то раздавила.
        Я растерянно включаю свет. И ахаю.
        - Что за фигня? - вырывается у меня тихое. Пол под ногами усыпан осколками. Большое зеркало напротив разбито и я тут же отворачиваюсь от него. У меня приступ суеверности. Знаю, что глупость, но когда-то именно Аля напугала меня, сказав фразу «посмотришь в разбитое зеркало - и десять лет счастья не увидишь». Мне, как бы, хватит несчастий на мою голову.
        Господи, что тут произошло-то? Я замечаю на осколках капли крови и осторожно обхожу их. Кого-то убили?
        Но ведь охрана спокойна! Меня бы просто не пустили в дом, случись тут что-то криминальное!
        Я знаю, что в таких случаях самое умное, что можно сделать - это развернуться и свалить, и не поступать, как тупые героини из фильмов ужасов. Но, вопреки логике, я все равно осторожно крадусь в дом, пораженно глядя на капли крови на полу и надеясь, что тут подобное в порядке вещей, и я сглуплю, убежав в ужасе в аэропорт без своих вещей. Тишина стоит такая, что в ушах звенит. «Ой, всё, дура» - шепчет обреченно разум.
        Да ладно. Я останавливаюсь, еще раз прислушиваясь. Никого. Ни шагов, ни голосов. Думаю, что тут просто было бурное выяснение отношений между Смоленским и Дариной. Если она разбила ему голову об зеркало - я этой девчонке пришлю анонимно самый большой торт, который только найду.
        Когда я прохожу мимо одной из комнат, то чувствую тяжелый запах алкоголя. Заглянув, я вижу, что бар тоже разбит - и осколки бутылок усеивают весь пол. Ох, Дарина. Такое чувство, что тут прошелся ураган. Неужели это все ты? Как-то даже не верится.
        Я хочу было уже идти дальше, как раздается странный звук, и я подпрыгиваю от неожиданности. Потом до меня доходит, что где-то вибрирует телефон. Я прохожу в комнату, стараясь не наступить на осколки, открываю дверь в ванную и вижу, как на плитке, усеянной каплями крови, ползает дорогой смартфон.
        «Лучше уйди» - снова оживает разум, но я уже делаю шаг в ванную за смартфоном. Я неожиданно думаю, что в телефоне Смоленского может быть много интересных вещей. Почему-то в этот момент я допускаю, что могу найти там доказательства его вины в смерти Али. Я еще не знаю, что буду с этим делать, но желание отомстить, которое я долгие годы старалась уничтожить, чтобы не попасть в неприятности, вспыхивает со страшной силой.
        Я поднимаю с пола настойчиво вибрирующий телефон, на экране которого написано «мать». Сердце странно екает и пускается в бешеный галоп, потому что краем глаза я замечаю что-то странное. Я резко разворачиваюсь к ванной и роняю телефон на пол.
        - Смоленский, блин, - вырывается у меня вскрик.
        Он лежит в полной ванной, закрыв глаза и с его разбитых рук капает на пол кровь.

* * *
        Я в шоке подхожу. Хватаю этого ублюдка за руку - теплая. Он не умер. Хотя, сперва я так и подумала. Вряд ли он пытался покончить с собой намеренно - для этого лезут в ванную немного по-другому, без одежды, но так или иначе этот кретин близок к тому, чтобы случайно откинуть коньки.
        Супер. А потом меня будут допрашивать. Убегу сейчас - и впаяют статью, сказав, что оставила человека в опасности. Я уже не думаю о том, что, похоже, мое возвращение домой немного откладывается - просто благодарю случай за то, что любопытство спасло меня от разборок с полицией. Где черти носят Дарину?! Куда делась его прилипчивая невеста? Сейчас она как никогда нужна!
        Запустив руку в порозовевшую воду, я выдираю из ванной слив и, схватив Смоленского за плечо, отвешиваю его красивому лицу хорошую пощечину, чтобы привести в чувство.
        Испытывая при этом садистское удовлетворение. Так ему и надо.
        - Очнись, идиот, - в сердцах произношу я. Вода уходит быстро - его рубашка, мокрая насквозь, облепляет спортивное тело, и я вижу, как грудь Смоленского спокойно вздымается при дыхании. И как ресницы вздрагивают, и Смоленский медленно открывает пронзительно-яркие, серые глаза, обжигая меня взглядом.
        - Пошла вон отсюда, - произносит он негромко. Его низкий голос играет на моих нервах предчувствием, что вот-вот случится что-то плохое. Я инстинктивно отстраняюсь. Сейчас мне отчетливо кажется, что в этом человеке есть какой-то душевный надлом, когда он находится передо мной в таком виде, потеряв облик холодного аристократичного и избалованного богача.
        - Я позову твою охрану, - выдавливаю я. Ну к черту этих людей. Даже если мне придется подставить Катю - я ни на секунду не останусь с ним. Он меня пугает. Не уверена, что с ним все в порядке, - не хочу, чтобы меня арестовали за то, что…
        Я не успеваю договорить, потому что Смоленский внезапно подается вперед, хватает меня за ткань платья на груди и резко притягивает ближе. Не дергает, а просто тянет, поэтому я испуганно рвусь обратно, почувствовав его силу. Не получается.
        Лицо щекочет его дыхание. И тяжелый, терпкий запах одеколона.
        - Пусти, - перепугавшись, прошу я, - Смоленский, пожалуйста.
        - Ты так на нее похожа, - произносит он едва слышно. Рассматривая мое лицо так, словно пытается добраться до самой души. Или он говорит громко, но просто все заглушает мое исступленно колотящееся сердце, которое едва не останавливается после его слов, - у вас даже голоса похожи… почему, Саша?
        ГЛАВА 4
        Он говорит об Але. В его голосе я слышу звенящую, черную пустоту, которая бывает в душе после потери чего-то важного в жизни. Я бы подумала, что Аля была невероятно дорога ему, если бы не знала правду.
        - Пусти, - роняю я, чувствуя себя неожиданно смертельно усталой. Я думала, что сильно изменилась, но, видимо, это не так. Если я перестала каждое утро плакать в ванной, потому что видела в себе черты Али, то Смоленский умудрился рассмотреть их, и снова всколыхнуть во мне воспоминания.
        Рука сжимается в кулак, и я в ярости бью Смоленского в плечо, чтобы он, наконец, прекратил пялиться на меня и портить мое платье. Он не замечает будто бы этого: не отпуская, прислоняется прохладным лбом к моей щеке. Я чувствую на шее его прерывистое дыхание, когда ладонью он как-то исступленно зарывается мне в волосы, сжимая их.
        Я ненавижу и его, и себя еще сильнее, потому что допустила такую ситуацию, где Смоленский может прикасаться ко мне так открыто и откровенно.
        - Ответь, - слышу я глухое.
        - Потому что иди к дьяволу, Смоленский, вот почему, - вырывается у меня, и я дергаю головой, лишь бы он не смел прикасаться ко мне ни миллиметром себя, - решил мною утешиться? Сломал прежнюю игрушку и решил найти похожую? Отпустил меня быстро. Слышал?
        Эти слова вылетают у меня неосознанно. Я чувствую, как он усмехается. Когда он выпрямляется, чуть тянет меня за волосы назад, заставляя откинуть голову и посмотреть на него, то и на его губах я вижу намек на усмешку.
        Как он вообще смеет обращаться со мной, как с вещью? Я хочу закричать на него, но меня останавливают его глаза.
        - У тебя нет линз, - подводит внезапный итог он, - ты соврала мне. Кто ты, Саша? Хочу услышать это от тебя.
        - Просто желание клиента - закон, - холодно выдаю я. Он с самого начала что-то понял, но я не собираюсь сообщать ему правду и хочу, чтобы он помучится подольше. Как и я сейчас мучаюсь: кажется, на мне везде останется запах крови и самого Кирилла, и он заставляет меня задыхаться, - если ты сказал, что тебе не нравятся голубой цвет - значит, глаза будут другими.
        - Ты уходишь от ответа, Саша. Ты лжешь мне все время, пока находишься со мной. Как и Дарина, которая настойчиво пытается избавиться от обычной эскортницы, как мне донесли. Видимо, по ее инициативе. Я прекрасно читаю ложь, - его тяжелый, но ровный тон и полная разруха вокруг, в которой мы находимся, давят на меня, - кто ты и что ты скрываешь? Я могу узнать это за пару минут, но хочу услышать именно от тебя.
        Проницательный ублюдок с неустойчивой психикой.
        - Зачем спрашиваешь, если и так догадался, Смоленский? Я сестра твоей бывшей жены, которую ты убил, - я выплевываю я ему в лицо признание, - отпусти немедленно. Ты ведь прекрасно знаешь, что у Али была сестра по имени Саша. Если узнал меня - мог бы легко сопоставить все, и не ломать цирк.
        Он резко разжимает руки, отпуская меня. Я падаю, не удержавшись, на попу и отползаю подальше от него, едва не задевая ладонью осколки на полу, а потом быстро встаю на ноги, достав телефон. Пусть только дернется - и я наберу службу спасения. Или начну записывать видео Кате, чтобы она потом отнесла его в полицию, если со мной что-то случится.
        Смоленский отводит взгляд и откидывается назад на стенку ванны. Я не ждала от него бурной реакции, но его достаточно спокойное лицо меня озадачивает. Он только едва приподнимает бровь в ответ.
        - Я твою сестру не убивал.
        - Ты, конечно же, не убивал, - саркастично отвечаю я. Уже поздно строить из себя вежливую девочку-незнайку. Улыбаться и кивать ему, делая вид, что верю на слово, лишь бы не случилось что-то плохое - выше моих сил. - Вряд ли бы ты стал марать руки. Ее сбили на переходе, а твою причастность к этому и доказать невозможно. Машину-то так и не нашли.
        - Понятно, почему ты мне с первой секунды напомнила ее. Вы крайне похожи, хотя ты пытаешься это скрыть, - он бросает на меня странный взгляд и я сжимаю в руке телефон до хруста, - Я помню, что у нее была сестра. Но я не знал твою фамилию. Твоя начальница не сообщила ее мне и игнорировала мои сообщения, а когда я пытался узнать хоть что-то о девчонке, которая находится рядом со мной и периодически смотрит на меня со странной ненавистью в глазах - мне донесли совсем другую информацию. Я к смерти твоей сестры, Саша, отношения не имею. Кто тебе вообще сказал такую чушь?
        Иногда в жизни происходят вещи, от которых в голове начинают коротить шестеренки. Сейчас был именно такой момент. У меня было отчетливое ощущение, что Смоленский говорит чистую правду - настолько спокойно и уверенно звучал его тон, и это рушило все логические связи из крох информации, которые я выстраивала долгие годы.
        Кому понадобилась смерть Али, если не ему? То, что наезд был не случайным - в этом я уверена точно. И я помню, в каком виде она пришла ко мне домой, и как называла его чудовищем.
        - Мне сказала это сама Аля, - медленно произношу я, - она боялась, что ты ее убьешь.
        Я не говорю всей правды - о том, как в первую очередь Аля боялась что Смоленский убьет ее, если узнает о ребенке. Разговаривая с ним о сестре, я чувствую, словно хожу по очень тонкому канату над пропастью, и любой порыв ветра грозит отправить меня вниз. Но мне проще умолчать о некоторых вещах или соврать, чем Смоленский еще раз потрясет хорошенько своих служебных псов и они раскопают о моей семье нехорошую правду. О Майе, о том, что тот парень, с которым встречалась Аля, вполне знал - ребенок не от него, и, возможно, вскоре об этом узнал и весь городок, где мы жили.
        Но, похоже, Смоленскому достаточно и этих слов. Я вижу, как он на секунду прикрывает глаза.
        - Понятно. Ты многое не знаешь, Саша. И вряд ли узнаешь, потому что это не только тайны твоей сестры, но и моей семьи, - произносит он, - но ни я, ни они никогда бы не убили Алю. К тому же, конкретно у меня есть отличное алиби.
        - Какое же? - вырывается у меня, а Смоленский усмехается криво.
        - Это, пожалуй, не твое дело.
        - Да? - взвиваюсь тут же я, - считаешь, что смерть сестры - это не мое дело? Ее убийца так и ходит где-то на свободе, Смоленский, а ты говоришь, что это не мое дело. После вашего развода сестра пришла ко мне домой в одной рубашке и избитая. Ты считаешь, что это не мое дело? Я должна верить тебе?
        Эти слова вылетают у меня неосознанно. Настолько я сейчас в ярости и в шоке. Смоленский стряхивает с рук кровь и, кажется, вытаскивает из пальцев осколок - он что-то цепляет и выкидывает в ванную, а потом встает и вылезает из нее. И приглаживает темные, мокрые волосы.
        Я отвожу взгляд в сторону, несмотря на клокочущую ярость в груди. У этого человека получается выглядеть отлично даже в самой странной и тупой для него ситуации, в мокрой насквозь одежде и разбитыми в кровь руками. Другой бы получил ярлык «истеричка». Этот производит впечатление, словно ничего такого и не произошло. Подумаешь, примерил роль самоубийцы. Интересно, что его сподвигло на такой перфоманс?
        - Твоя сестра ненормальная лживая дрянь, - подводит внезапно итог он, и я открываю рот, хватая ошалело воздух от его словечек, - ей самое место было в психбольнице. Хотя, поначалу было все хорошо.
        - Ты… ты…
        - … И я ее любил, - припечатывает Смоленский, обрывая мою попытку перебить его, - настолько, что после ее измены и смерти сел на антидепрессанты. Можешь попросить выписку у моего психиатра - я вызову его ради тебя. Твою сестру я и пальцем не тронул за время нашего знакомства. Можешь от меня не шарахаться. Это все, Саша.
        Я смотрю на него, как на ненормального. Или ненормальная я?
        Я не знаю уже, кому верить. Слова Смоленского звучат максимально бредово, настолько, что наступает именно тот момент, когда начинаешь сомневаться и верить в этот внезапный бред. Аля ненормальная? Изменяла? Лгала? Мы точно говорим об одном и том же человеке? О той наивной, милой девочке, мечтающей о богатом принце?
        Не знаю даже, что меня больше поражает - эта информация, или признание Смоленского в том, что по этому человеку, которого можно представить каким угодно, но не душевно сломленным, настолько ударила смерть бывшей жены.
        Как бы мне не хотелось признавать, я, похоже, начинаю чуть больше понимать загадочную личность этого человека. По крайней мере, теперь его внезапное желание искупаться, разгромив дом, мне кажется цветочками. Могло бы быть что-нибудь и похуже.

* * *
        Телефон снова оживает на полу возле моих ног, издав противное дребезжание, и я вздрагиваю от неожиданности. От Смоленского мое нервозное поведение не укрывается: он с легкой усмешкой на губах подходит ко мне и наклоняется, подняв смартфон.
        Пусть думает, что хочет. Его насмешки мне побоку. Я несколько лет думала о нем, как об убийце, и мне нужны весомые доказательства, чтобы сейчас поверить ему и перестать опасаться.
        Когда он выпрямляется и нажимает на кнопки, приняв вызов и продолжая смотреть на меня, я не знаю, куда деть глаза - и просто пялюсь ему в грудь. Потом на руки, пытаясь оценить, насколько у него съехала крыша. Разодрал он себя хорошо. На коже я замечаю несколько достаточно глубоких порезов, из которых до сих пор выступает кровь.
        - Слушаю, - в его голосе сейчас отчетливо звучит усталость. Сквозь помехи я слышу, как говорит что-то явно взрослая женщина. Наверное, его мать, которая пыталась ему дозвониться, пока он плескался в кровавой ванне. С ума сойти можно от одной мысли, что я по-прежнему стою рядом с подобным человеком, а не в ужасе лечу домой, - хорошо, держи меня в курсе. Я не приеду. Дарина останется возле тебя и поддержит. Позаботься о ней. Нет. Разговор окончен.
        Он сбрасывает вызов. Я успеваю заметить, что экран его смартфона пересекает большая трещина - видимо, это моя вина. Я ведь уронила его на плитку.
        - Ладно, Саша, - слышу я, и поднимаю на Смоленского взгляд, - переоденься и смени обувь. Твои туфли испачканы. Потом мне понадобится твоя помощь, - он переворачивает одну из рук костяшками вверх и рассматривает ее, - мы вернемся обратно к Самвелу на вечеринку, потому что у меня есть разговор к одному человеку. Вряд ли я избегу вопросов, но мне стоит хоть как-то привести себя в порядок.
        - Я не планировала оставаться с тобой, Смоленский, - я хмурю брови в ответ на его слова. Спасибо, я не хочу бинтовать его ручки, если он на это намекает, - теперь я могу сказать предельно честно: Катя не предупредила меня о том, с кем мне придется иметь дело. Так бы я отказалась от подработки, услышав твою фамилию. К тому же, я уже давно не занимаюсь эскортом - у меня свой бизнес. Тебе могут подобрать любую замену. Та темненькая девочка на яхте…
        Я замолкаю, когда замечаю в его взгляде неприкрытую иронию, и изгибаю в ответ бровь - что?
        - У меня аллергия на подобного рода потаскушек, - коротко произносит Смоленский, - это плохая замена.
        - Сестра твоей бывшей жены, которую ты назвал сумасшедшей - тоже. Пожалей свою невесту. Она нервничает, потому что знает, кто я.
        - По поводу Дарины можешь не переживать.
        Да? Я чувствую, как у меня дергается уголок губ. Я-то не обязана переживать за беременную девчонку, а вот Смоленскому, который является ее мужем, стоило бы. Для нормального человека он крайне наплевательски относится к здоровью будущего наследника или наследницы. Нервы матери плохо сказываются на развитии ребенка.
        Черт. У меня до сих пор сжимается в страхе сердце, когда я думаю о том, что он мог случайно узнать про Майю. Я сильно надеюсь, что его уже не интересует судьба бывшей жены, и после нашего разговора он больше не станет дергать прошлое за ниточки. Какой ему интерес в этом?… Об Але, если он не врет, у него остались только самые плохие воспоминания - измена, развод… я встряхиваю волосами, отгоняя навязчивые мысли. Я не хотела с ним оставаться. Но, если в перспективе я смогу узнать чуть больше о том, что случилось тогда и не мучаться вопросами, которые гоняла в голове долгие годы перед сном…
        Мало ли, кто проболтается случайно. Обозленная Дарина, например. Знакомые Смоленского. Он сам… у меня будет целая неделя. К тому же, если вдруг у него появятся вопросы касательно судьбы Али после развода - я смогу ему соврать, и уберечь Майю от его внимания, потому что буду рядом.
        Нет. Нет. Саша, нет. Что, если он лжет мне и опасен? Сложно доверять человеку, у которого так срывает крышу, а он еще смеет что-то говорить о чьем-то сумасшествии. Особенно, после той сцены, когда он спрашивал меня, почему мы так с Алей похожи, не желая отпускать и слишком откровенно прикасаясь для без пяти минут женатого человека. Мы знакомы всего день. А впереди целая неделя - кто знает, что может за это время случиться?
        - Смоленский… - начинаю я, а он перебивает меня.
        - Кирилл.
        Я едва сдерживаюсь, чтобы не поморщиться в ответ. Хотелось бы оставить между нами некую дистанцию. Чем дальше - тем лучше.
        - У тебя есть возможность нанять любую девушку, - продолжаю я, опустив обращение, - я - почти копия твоей бывшей жены. Мы близняшки. Какой тебе интерес держать даже один день рядом с собой кого-то, настолько напоминающего женщину, которая причинила тебе столько неприятностей?
        Он чуть наклоняется ко мне, чтобы заглянуть в лицо - с его ростом и на таком близком расстоянии он вынужден был смотреть мне в макушку, и я отшатываюсь.
        Пошел-ка ты подальше, Смоленский.
        - Ты мне подходишь. Твое присутствие не раздражает. И да, главная причина моего желания оставить именно тебя - в том, что ты похожа на мою бывшую жену. - произносит он, и я, не сдержавшись, все же морщу нос. Ну обалдеть теперь. Я знаю, что у богатых свои понятия о морали, но не могу смириться с тем, что этот хочет поностальгировать о прошлой женщине, будучи в новых отношениях. Мазохист и говнюк.
        - Жаль. Я не уверена, что буду в безопасности рядом с тобой, - я обвожу рукой ванную, осколки на полу и капли крови, как бы показывая, о чем говорю, - Я откажусь, извини. Можешь пытаться задержать меня, но учти, что я найду способ смыться, даже если у Кати будут проблемы. Я не нуждаюсь в деньгах.
        - Я тебе заплачу хорошо, Саша.
        - Я же говорю - не нуждаюсь. Хочу уйти домой живой и невредимой, но не уверена, что получится.
        - То, что тут произошло, тебя никак не затронет, - резко отвечает Смоленский, заставив меня напрячься, - ты ведь в курсе, что бывает, когда теряешь близких людей, да, Саша? Какой была твоя реакция? Сегодня я узнал, что моего отца пытались убить, и я знаю человека, который это сделал. Оставаться спокойным было сложно.
        Он отходит от меня, оставив пялиться на разгром на полу.
        - У тебя есть десять минут, чтобы все обдумать, - произносит он напоследок, - можешь смыться, но учти: если я что-то хочу - я это получаю. Ты и твоя подруга, или кто она тебе там?… Пожалеете об этом решении.
        Он уходит, не закрыв за собой дверь. Я в ярости пинаю осколки на полу, а потом с тихим шипением давлю самый большой из них, наслаждаясь хрустом и выплескивая злость.
        Когда Аля умерла, я плакала и колотила подушку, а не громила дом!
        Все-таки, ты ублюдок, Кирилл. Избалованный и деспотичный.
        Чувствую, что я еще не раз прокляну эту неделю, если сегодняшний день я могу назвать максимально гребучим деньком.

* * *
        «Я в командировке задержусь на неделю. Присылай мне фотки Майи, пожалуйста» - пишу я матери и тут же отключаю уведомления мессенджера от греха подальше, чтобы не всплывали на главном экране. Потом падаю спиной на кровать, раскинув руки, как морская звезда и позволяю себе пару минут расслабиться.
        Что ж… Катю я предупредила о том, что она может не дергаться. На все ее ошалелые вопросы с кучей восклицательных знаков ответила без подробностей - да, буду неделю скакать вокруг Смоленского, изображая из себя просто душечку, умничку и лапочку, да, попала, потом расскажу все.
        Голосовые ее я проигнорировала, потому что сил не было слушать охи и вздохи. Мне и так дерьмово. От перспективы неделю отираться со Смоленским и от того, что он сказал про Алю. Я еще не уложила все в голове. Как человек в прошлом истеричный и заводящийся с полпинка, я предпочитаю откладывать все плохие мысли на «потом», когда остыну и смогу их разложить по полочкам.
        Честно говоря, я думала, что больше никогда не столкнусь с ситуацией, где мне придется опять пресмыкаться перед мужчиной, тем более подобного рода мужчиной - не для этого я свой бизнес открывала и не спала ночами. Но жизнь решила меня немного спустить с небес на землю.
        - Соберись, тряпка, - говорю я в потолок, - всего неделя. Потом снова сходишь к своему психотерапевту.
        Она уже, наверное, по мне соскучилась. Даже если не по мне, то по той сумме, которую я оставляла за каждый сеанс.
        Я поднимаюсь с кровати, переодеваюсь в брюки и топ с открытыми плечами, а потом выхожу из комнаты.
        Смоленского я нахожу внизу. Разложив на столике бутылочки, он обрабатывает раны с совершенно непроницаемым лицом. Меня подмывает испортить ему настроение и спросить - не сидит ли он до сих пор на антидепрессантах или каких-нибудь нейролептиках, потому что мне подобное каменное хлебало получается сделать только когда я сплю.
        - Хорошо, я продолжу работать, - сообщаю я ему, спустившись вниз, - выбора мне ты не оставил.
        - Выбор у тебя был, Саша, - из-за того, что тон Смоленского звучит слишком спокойно, когда он выдает эту ложь, я начинаю снова заводиться. Мой маленький истеричный вулканчик внутри делает громкое «пуффф».
        - Да ладно? - я изгибаю бровь, - выбор между «я устрою вам проблемы» и «ты останешься со мной»?
        Он поднимает на меня взгляд. Говорят ведь, что глаза - зеркало души, так вот у этого человека, похоже, внутри таится слишком много демонов, судя по тому, что мне каждый раз хочется отвернуться.
        - А тебя легко можно заставить что-то сделать, - констатирует он, - я это учту.
        - Не стоит учитывать. Меня на самом деле сложно что-то заставить сделать, - выдаю я в тон ему. Похоже, в эти мгновения я физически ощущаю между нами ледяную стену холода, которая появляется, пока мы сверлим друг друга взглядами. Потом Смоленский кидает ватный диск на столик и кивает на него же.
        - Займись этим.
        «Проглотила?» - светится в его глазах, когда мне приходится подвинуть кресло чуть ближе к столику и присесть, взяв чистый ватный диск и что-то похожее на перекись. Да, сложно показывать характер перед людьми, которые могут хоть весь мир купить с потрохами. Не говоря уж о тебе. Это приводит к запредельной избалованности и чувству вседозволенности, которому вряд ли возможно противостоять.
        Я выливаю на ватный диск жидкость - побольше, чтобы он промок насквозь. Надеюсь, я сожгу Смоленскому кожу и ему будет очень, очень больно.
        Он протягивает мне руку, на которой закатан рукав рубашки до локтя, и я не выдерживаю - закатив глаза, хватаю его за разбитые пальцы, потому что он будто демонстративно подает мне руку, как король подданому для поцелуя. Козлина.
        Пальцы у него правда красивые, как у аристократа. Этого не отнять. Нет грубых мозолей, или шелушений на коже, и ногти он явно не ровнял топором, как большинство мужчин. Белоручка гребаная. Мне очень хочется, чтобы меня побесили его руки, но я эстет и думаю о том, что их хоть сейчас на обложку журнала снимай в рекламе часов или колец.
        - Полегче ты, - комментирует он, когда я шлепаю от души мокрую ватку прямо на раны, - если ты работала в эскорте с таким недовольным лицом, я начинаю понимать, почему долго не продержалась.
        - Я ушла, потому что накопила денег и открыла свой бизнес, - проглатываю я его идиотский комментарий, стараясь побыть, пока могу, профессионалом. - Между прочим, с тех пор у меня остались хорошие знакомые, которые мне помогли с этим. Так что вряд ли ко мне можно применить слово «не продержалась».
        Я переворачиваю его ладонь и смотрю на палец, куда обычно надевают обручалку. Я была права. Его прекрасные руки портит только одно - белый шрам, который был бы, может, незаметен, не будь кожа Смоленского смуглой. «Альмина» - легко угадываю я надпись. Когда-то он набил имя моей сестры, а потом его свел.

* * *
        НЕСКОЛЬКО ЛЕТ НАЗАД
        - Боже, еле нашла часик, чтобы вырваться, - сообщает мне Аля, кидая сумочку на кресло ресторана, в котором мы договорились встретиться. Я смотрю внимательно на двух мордоворотов, которые садятся за соседний столик, и сестра ловит мой взгляд, улыбнувшись, - ой, на них можешь не обращать внимание. Они теперь всегда со мной.
        - Ладно. Как ты? - интересуюсь я. Аля выглядит непривычно. Вещи на ней определенно брендовые, которые даже я позволить себе не могу, потому что жаба задушит, несмотря на то, что я должна всегда выглядеть очень хорошо.
        - Нормально. Волнуюсь дико - завтра будет свадьба, поэтому не говори ничего про мой помятый видок, - сестра открывает меню, - хочу что-нибудь простенькое съесть… надо было нам в обычной кафешке встретиться. Пиццу хочу. Даже немного скучаю по маминой пюрешке с котлетами и по горячим бутербродам с утра.
        - Если бы ты нашла время и заехала к маме - она бы тебе этой пюрешки кастрюлю наготовила бы. Погоди, завтра вы расписываетесь? - я смотрю на нее, чувствуя, как что-то неприятно колет в груди, - уже? Ты ничего не говорила.
        - Я тебе говорила полтора месяца назад, Саш, ты чего?
        - А, ну… - я пожимаю плечом, и задаю, все-таки, напрямую не совсем приятный вопрос, - упоминала, было дело. Без приглашения. Получается, мы с матерью не увидим твою свадьбу?
        Сестра опускает ресницы вниз. В принципе, я уже знаю ответ.
        - Прости. Мы улетаем на закрытый остров… там будет сложная галиматья с частным транспортом и самолетами, чтобы туда добраться. А мама, если ты помнишь, у нас аэрофоб.
        «Но ведь роспись-то все равно должна пройти в России» - думаю я, глядя, как щеки сестры чуть розовеют. Я знала, что так и будет. Было глупо надеяться, что эта семейка потерпит на свадьбе своего сына каких-то простолюдинок.
        - Мама просто никогда не летала на самолете, и даже не знает, каково это, - сухо замечаю я. Портить настроение Але не хочется, но меня подмывает снять с нее розовые очки, - Аль, если ты просто покрываешь своего будущего мужа и его семью - не делай этого. Скажи честно, что он против нашего присутствия на свадьбе. И поверь, когда мужчина вынуждает тебя порвать отношения с подругами и родственниками - это серьезный звоночек, который должен заставить тебя к нему присмотреться внимательнее.
        - Прекрати, - Аля стреляет в меня взглядом поверх меню, - никто не против вашего присутствия. Я просто действительно переживаю о маме. Ей много лет и ей очень тяжко дастся перелет.
        Бесполезно ее убеждать. Я молчу, даже не упоминая о том, что не только мама, но и я хотела увидеть ее в белом платье. А я уже налетала кучу километров на самолетах - меня сложно назвать аэрофобом. Аля говорит неправду - это заметно по ее нервным движениям.
        - Ну вот, из-за тебя аппетит пропал, - продолжает Аля, захлопывая меню и отдавая его официанту, - принесите мне апельсиновый сок и греческий салат.
        Я смотрю на ее руку, которой она протягивает книжечку в кожаной обложке. На безымянном пальце сверкает достаточно широкое кольцо с драгоценными камнями. Деньги Смоленский на Алю не жалеет, однако, для такого богатого человека главный показатель любви - не потраченные на девушку средства.
        - Это что? - киваю я, когда Аля поднимает ладошку и заправляет пряди длинных волос за ухо. Она растерянно ловит мой взгляд и смотрит себе на ключицу, - синяк?
        - Саша, - сестра начинает смеяться, - купи очки. Это тату.
        - Боже мой, - бормочу я, когда она наклоняется ближе, чтобы я рассмотрела инициалы ее жениха, которая она выбила на себе. - как эта аристократичная семейка отнеслась к такой вульгарности? Прости, я шучу, конечно. Выглядит интересно.
        - Прекрати, никак. Им все равно.
        - А у Смоленского такая же?
        - Ага. У нас парная татуировка. Ты не веришь, что он меня любит? Вечно ты к нему и к его семье прикапываешься.
        - Верю, - я решаю замять эту тему, хотя, Смоленский и татуировки мне кажется чем-то несовместимым. Скорее сумасбродная Аля решила просто увековечить имя избранника на себе и порадовать его этим, - давай о другом, ладно. Прости, у тебя свадьба, а я тебе порчу настроение, но, Аль, я просто немного переживаю. Как хотите отпраздновать роспись?
        - Почему мы все время говорим обо мне? - мне почему-то кажется, что Аля спрашивает это с каким-то вызовом. Словно дает мне резкий отпор, - давай о тебе, Саш. Как твоя работа?
        - Да нормально, - я пожимаю плечами, - я на днях договорилась с одной знакомой, Ликой, что она сдаст мне недорого помещение под…
        - Познакомилась, может, с кем-нибудь? - перебивает меня Аля, не дослушав, и я хмурюсь, - у тебя появился мужчина?
        - Нет, - я усмехаюсь, - не появился.
        - Почему же? Как у такой гуру отношений и знатока людских душ нет мужчины? - снова перебивает меня сестра, - ты даешь советы другим, а сама кукуешь в одиночестве. Как у тебя язык поднимается вообще?
        - Аля…
        - Или ты мне завидуешь?
        - Аля!
        - А? - она вздергивает бровь, - у меня такое чувство, будто ты считаешь, что такая, как я, недостойна любви и внимания богатого парня, раз тебе так не подфартило.
        Я встаю из-за стола.
        - Все, хватит, - резко произношу я. Меня начинает душить обида. Наезд сестры - как удар в самое сердце. Мы всегда хорошо общались и обсуждали наши отношения, и теперь я не понимаю, почему она так себя ведет. - Знаешь, мне больно слышать твои слова, Аль. Я нисколечко тебе не завидую. Но ты не рассказываешь ни мне, ни матери о своих отношениях. Ты игнорируешь мои сообщения неделями. Не хочешь приглашать на свадьбу ни меня, ни мать, и после этого мы должны думать, что у тебя все хорошо и не задавать никаких вопросов? Ты даже не сообщила дату свадьбы! Чо я должна подумать?
        - Просто ты была права, Саш, - произносит внезапно Аля, глядя на меня холодными, голубыми глазами, - будет не очень удобно, если вдруг на свадьбе кто-то из гостей шепнет Смоленскому, что выгуливал тебя за деньги. Или, что еще хуже - нашей матери. Она ведь не в курсе, чем ты на жизнь зарабатываешь. И ей не объяснишь, что ты продаешь свою мордашку и компанию, а не тело. Ее инфаркт хватит. Даже мне иногда кажется, что ты умалчиваешь о многом.
        - Ясно, - подвожу я итог, хотя эти слова даются мне невероятно сложно. Я достаю кошелек из сумочки, стараясь проморгаться, чтобы не покатились слезы, и кидаю на стол пару купюр, - это за мой заказ. Пригласи хотя бы маму на вашу роспись. Я в ближайшие месяцы все равно буду сильно занята работой, так что не беспокойся - твою репутацию я не опорочу.
        - Извини. Просто действительно…
        - Я не обижаюсь, Аль. Надеюсь, ты правда будешь счастлива. Серьезно, - я смотрю на нее, - если тебе вдруг понадобится помощь, позвони. Поверь, ты мне дороже, чем какая-то глупая ссора из-за предрассудков.
        Я разворачиваюсь и ухожу из ресторана, чувствуя, что вот-вот не выдержу.
        Только сев в свою машину на парковке и заблокировав все двери, я долго плачу, уткнувшись лбом в руль.

* * *
        - Если хочешь сломать мне пальцы, то ты почти на верном пути, Саша, - выдирает меня из воспоминаний голос Смоленского и я вздрагиваю, осознав, что действительно сжимаю его пальцы со свей силы.
        Я отпускаю его руку, хотя больше всего мне хочется ее оттолкнуть. После воспоминаний о сестре, после того, как я снова почувствовала ту черную, жгучую боль после нашей ссоры, из-за которой мы потом перестали общаться почти на целый год. Я была не права - Смоленский, все-таки, и вправду набил ее имя на себе. Только теперь он говорит о бывшей любви страшные вещи и свел их парную татуировку, а Аля лежит в земле.
        Я не верю в то, что она ему изменила. Она ведь даже перестала общаться со мной, лишь бы не очернить семью Смоленского. Она стыдилась того, чем я занимаюсь. Если после смерти что-то есть, то она сейчас меня ненавидит, глядя, как Смоленский платит мне деньги за то, чтобы я его сопровождала.
        Она стыдилась меня, а он сам не впервые нанимает девушек. Не удивлюсь, если он делал это и во время их брака. Он попал в черный список одного крупного агентства, когда на отдыхе с ним и его друзьями пропали две девушки, и я помню, какую ярость у меня это вызвало - это случилось спустя месяцев семь после развода Смоленского с Алей. Пока она ходила беременная его ребенком, он кутил с женщинами.
        - Задумалась, - отвечаю я ровно, - тебе стоит обратиться к хирургу, который посмотрит глубокие порезы. Я не уверена, что там не остались осколки.
        «Хотя, какая мне разница» - мелькает мысль, - «даже если ты получишь заражение крови».
        - Спасибо за совет, - Смоленский опускает рукава рубашки поверх забинтованных рук, - воспользуюсь им обязательно.
        Звучало это несколько саркастично.
        Когда он поднимается, я тут же отворачиваюсь. Потому что он все это время сидел в расстегнутой рубашке и сейчас я лицезрела то, на что не имела права смотреть - его достаточно рельефный пресс и четкие косые мышцы живота. Правда, даже того, что я успела увидеть, достаточно, чтобы оправдать легкий эксгибиционизм Смоленского - это тело стоит показывать, а не прятать.
        ГЛАВА 5
        Больше всего в жизни я ненавидела ночные поездки и перелеты. Моя шея протестовала против восьмичасового отдыха на откидных креслах - после этого я частенько просыпалась, понимая, что мне заклинило мышцы. На самолет Смоленского я возлагала большие надежды: вроде бы в некоторых частных самолетах я видела на картинках большие и удобные кровати.
        Но все мои надежды он разбил крайне быстро.
        - В салоне одна кровать, - произносит он, когда я решаю поинтересоваться об этом.
        Ну нет, черт! В этот момент мне хочется психануть и лечь посреди взлетной полосы. Не замерзну - поздний вечер в Сочи выдался теплым, небо чистое и ясное, а теплый ветерок дует откуда-то с юга. Я бы так и сделала, не следуй за моей спиной два Цербера Смоленского. Из-за них мне приходится отложить планы прикинуться случайно очутившимся на асфальте аэропорта бревном.
        В самолете Смоленский уходит, оставив меня одну. Я кидаю сумочку рядом с креслом, и критически его рассматриваю. Да, оно раскладывается, но оно все равно недостаточно просторное, очень узкое для того, чтобы я расслабилась. Люблю повертеться полчасика перед засыпанием, выискивая удобное положение.
        Но альтернативы нет. В постель к Смоленскому я точно не полезу. Я со вздохом падаю на кресло, откидываюсь и закрываю глаза, пытаясь представить, что я уснула на пляжном лежаке.
        - Вот это четкая фигня, Тох. Не то, что твои гейские эльфы. - прерывает тишину бормотание. Я устало приоткрываю один глаз. Церберы Смоленского, похоже, режутся в игры.
        Плюс дорогих самолетов - то, что там потрясающе низкий уровень шума в салоне. Сейчас этот плюс становится жирным минусом.
        - Пошел ты. Мы до двадцатого уровня там докачались, а ты ливаешь. Где я хилера теперь искать буду?
        - Ну где-нибудь. Меня уже тошнит от тощей задницы эльфа на весь экран. Лучше дом из кубиков строить…. ты что творишь? Слыш? Тох?! Ты мой дом ломаешь!
        - Замолчите, пожалуйста! - издаю стон я, когда они обмениваются ударами, запихнув под задницы телефоны с игрой, - Я пытаюсь заснуть, если честно, а вы мне мешаете.
        - Ну простите, - это звучит не сильно вежливо, а скорее саркастично, но конкретно этому мистеру Церберу я готова простить такой тон: именно он, бедняга, краснел, но послушно натирал мои ноги маслом, когда Смоленский заставил их приглядывать за мной. Смелый и послушный мальчик, - вы, Саша, предупреждайте нас. Так-то не видно - просто вы отдыхаете или спать собрались.
        И, отвернувшись от меня, этот тип принимается что-то шептать второму. Только даже так я слышу абсолютно каждое слово.
        Я тяжко вздыхаю. Поспать, похоже, мне не удастся. Поворачиваюсь к иллюминатору, чтобы посмотреть на огни городов внизу - и какого-то черта шторки на них в этот момент медленно опускаются. Я пораженно моргаю. После меняется освещение салона - становится достаточно темно и… фиолетово. Начинает тихо играть классическая музыка.
        - Это Кирилл Владимирович, - поясняет один из Церберов, заметив, как я настороженно смотрю наверх, на лампы, - у него планшет, с которого можно настраивать освещение и включать разную музыку.
        - А, - вырывается у меня короткое. Чума просто. Сделать, что ли, фотки? Все от зависти удавятся, а я хоть что-то хорошее вынесу из недельной тусовки с этим человеком.
        В телефоне я нахожу несколько непрочитанных сообщений от мамы. Майя на фото выглядит замученной и у меня неприятно колет сердце от этого. Ей сейчас плохо, а с ней рядом из родных только бабушка. Малышка привыкла к ней и очень сильно любит, но она никогда не заменит ей ни мать, ни отца. Я тем более не смогу этого сделать. Я бы подошла максимум на роль плохого папы - потому что вечно пропадаю на работе. «Копи деньги, пока молодая» как то сказал мне один умный человек, поэтому свою молодость и здоровье я решила потратить на впахивание.
        После смерти Али я иногда долго думала о том, что, может, стоило бы рассказать Смоленским о том, что у них есть внучка. В конце концов, не сделали бы они ничего плохого ребенку. Это их родная кровь. У Майи, хотя бы, был бы тогда отец - а это уже многого стоит.
        Но сейчас ложь зашла уже слишком далеко. Узнай Смоленский о ребенке - и он отоберет его, не оставив нам ни единого шанса встретиться. Майя попадет в незнакомую обстановку к незнакомым людям, будет испуганно плакать и переживать, не понимая, что случилось. Мать точно получит инфаркт - внучку она считает своей дочерью. И я настолько привыкла к девочке, что не представляю без нее жизни.
        Я протираю глаз, в котором собирается слеза после страшных картинок, которые я нафантазировала. Потом подозрительно нюхаю руку. Она воняет морепродуктами, которые я ела. Фу, блин.
        - Где тут туалет? - интересуюсь я у этих задротов-Церберов. Самый ближний тычет рукой за спину.
        - В той стороне. Вы сами найдете или проводить?
        - Сама найду. Спасибо, - благодарю я его, поднимаясь. Может, в туалете высплюсь? Он тут наверняка чистый и там не будет слышно, как эти двое истребляют эльфов и что-то строят из кубиков.
        Я иду в хвост самолета. Сначала я нахожу душевую комнату и обмираю пораженно, рассматривая ее. Для меня до сих пор остается загадкой куда девается из самолета дерьмо - скидывают ли его во время полета, или сливают в аэропорту?… Теперь я еще буду долго думать - не из душевой ли кабины миллиардера утек тот дождик, который льется на меня сверху.
        Я делаю шаг к следующей двери и останавливаюсь, протянув ладонь к ручке.
        Кажется, почивальня Смоленского где-то поблизости. Я слышу его тихий голос - он с кем-то разговаривает. Не выдержав, я осторожно и тихо иду в сторону, откуда доносится звук. Мне все время страшно, что ему кто-нибудь донесет о Майе. Если я услышу в его разговоре что-то подозрительное…
        Не знаю даже, что буду делать, но что-нибудь придумаю.

* * *
        - Мы закрыли эту тему Дарина. Твой бывший может идти на хрен.
        Я округляю глаза, понимая, что Смоленский говорит со своей невестой, и о ком - о бывших? Серьезно? По идее, люди вроде него должны ревниво относиться к прошлому невесты.
        - Послушай, Кир… - голос Дарины заставляет меня вздрогнуть и подпрыгнуть. Потом до меня доходит, что Смоленский болтает по громкой связи. Я слышу громкий шорох, словно девушка куда-то идет, - сейчас, подожди. Отойду подальше, чтобы твоя мама случайно не подслушала. Всё, я в своей комнате. Послушай, он сказал, что если я не заплачу ему, или с тобой не разведусь и не выйду за него, то он пойдет на телевиденье.
        - Пусть валит. Наболтать можно что угодно.
        - Да? - голос Дарины звучит так убито, словно она уже в процессе организации своих похорон, - пардон, Кирилл, но именно это я ему и сказала. А он в ответ поржал, и сказал, что обязательно пойдет в суд и потребует ДНК-тест, чтобы доказать всем, что мой ребенок от него.
        Что?!
        Я едва не падаю. Честное слово, мои ноги в эту секунду становятся ватными, от осознания, ЧТО я сейчас случайно услышала, и чем это мне может грозить. Дарина беременна не от Смоленского. Вот это открытие. И он это знает!
        - Дарина, твою мать… - слышу я недовольный голос Смоленского, - надеюсь, ты не на балконе сейчас об этом болтаешь?
        - Нет, дурак! Я в ванной комнате. Это шумит вода. Что мне делать? Папа меня просто утопит, если хоть что-то заподозрит. С Андрея станется устроить скандал - больше всего на свете он любит деньги. Он на все пойдет. А папу ты знаешь - он меня вычеркнет из завещания и выгонит на улицу. И получит инфаркт. Он слишком вспыльчивый. А твой отец? Он не закроет глаза на такое! Твоя семья будет меня ненавидеть и они запретят нам общаться. Даже если ты расскажешь им всю правду, что никто никого не обманывал, все равно они не захотят позориться.
        - Надо было думать головой, а не жопой, Дарина. Если собираешься своему придурку платить - забудь об этом. У тех, кто шантажирует, аппетиты растут слишком быстро. Дойдет до твоего отца - без крыши над головой ты не останешься. Сниму тебе квартиру, подкину денег.
        - Вот ты… - Дарина громко ахает, - Кирилл, я хочу жить хорошо, а не твоими подачками! Я не для этого всю жизнь училась. Пока вы с парнями лежали на пляжах, я помогала папе, чтобы он понял, что я тоже могу всем управлять! И что мне не нужен муж!
        - Для того, чтобы просрать это в один день. Ты видела, с кем встречалась. Можно было бы и не залетать или предвидеть, чем это закончится.
        - Вот ты иногда просто козлина! Смоленский, мы предохранялись! Но…
        - Дарина, - я слышу, как Смоленский смеется, - если ты единственная наследница богатого отца, то ты тоже должна опасаться таких вот подстав с ребенком. Уверен, что это не случайность.
        - Я не подумала…
        - Вытри сопли. Я разберусь с ним.
        - Не получится, - Дарина всхлипывает, - он не дурак. Он в курсе, что мы попытаемся ему угрожать. К тому же, он где-то взял охрану. Наверное, дружки помогли…
        В этот момент дверь неожиданно открывается.
        Иногда карма за нехорошие поступки настигает человека слишком быстро. Как это произошло со мной. Нечего подслушивать, даже если очень интересно. Меньше знаешь - крепче спишь. Умножающий знания умножает печаль. Об этом говорит опыт миллиардов людей, когда же я это зарублю на носу?
        Я поднимаю растерянный взгляд на Смоленского. Отлипать от стены и с каменным лицом, делать вид, что тут оказалась случайно, уже поздно.
        - Сбрось вызов, - произносит Дарине Смоленский, глядя на меня. В его глазах сейчас разгорается шторм. Я медленно отвожу взгляд, понимая, что мне звездец, и замечаю, что телефон лежит на кровати, - я тебе позже перезвоню.
        Дарина девочка умная и послушная - я слышу короткий сигнал, когда она отключается. Смоленский в этот момент берет меня за локоть и грубо вталкивает к себе в комнату. Я спотыкаюсь, налетев на стену и едва не сбив головой светильник.
        - Стой. Подожди, - я испуганно останавливаю Смоленского, положив руку ему на грудь. Хотя, вряд ли поможет. Похоже, он в ярости.

* * *
        Смоленский размашисто, с грохотом задвигает дверь в комнату, отчего я вздрагиваю, и запирает ее на замок. Встань я на шаг дальше - и этот человек, похоже, с удовольствием бы этой дверью мне пол-лица счесал бы.
        - Мне кажется, что кое-кто тут тупой до невозможности, - бросает Смоленский ровно, - и этот кто-то - ты, Саша.
        - Почему это? - пищу я.
        Спасибо, козлина. Вообще-то, идиот тут ты, потому что, если ты не хочешь, чтобы кто-то подслушал приватный разговор - надо запирать двери.
        - Тебя разве не научила жизнь, что подслушивать нехорошо?
        - Еще как научила. Я не подслушивала, - я дергаю бровью для уверенности. «О чем ты? Меня ничего не смутило, как видишь» - пытаюсь убедить саму себя этим жестом, - мне никто не выдал карту самолета, и я искала туалет, чтобы вымыть руки. И ошиблась дверью. Хочешь, сходи и спроси у своей охраны.
        И добавляю спустя секунду, поняв, что мне не очень-то верят.
        - У меня рука пахнет креветками. На, понюхай, - я поднимаю ладонь к лицу Смоленского. Лучше сыграть в дурочку, чем получить по тыкве. С этого человека станется открыть дверь и выкинуть меня из самолета, с учетом тех подробностей, которые я узнала о нем и Дарине. Чужой ребенок, е-мое. Я представляю заголовки статей «как у наследника самой богатой семьи выросли рога», и даже мне становится дурно.
        Он отстраняет мою ладонь в сторону, словно назойливую муху.
        - Хватит врать. Туалет находится ближе, чем моя комната.
        - Послушай, Смоленский, - произношу я, взяв себя в руки, - поверь, если бы я была любительницей чужих тайн, тупицей и болтушкой, меня бы закопали еще несколько лет назад. Ты даже не представляешь, что я иногда слышала и видела, так что мне не сдалось подслушивать чьи-то беседы.
        - Ты отлично лжешь, Саш, - Смоленский чуть прищуривается в ответ на мою реплику, - я это вижу и можешь меня не убеждать. Просто учти, если до меня дойдет, что ты сболтнула кому-нибудь слухи про Дарину и ее ребенка, я лично, собственными руками вырою тебе могилу.
        Я пристально смотрю на этого человека, не желая первой проигрывать сражение и отводить взгляд. Конечно, я ему верю. Если он решит закопать меня даже в своем саду, вырастив на моем трупике яблоню - ему никто ничего не сделает. Для него это как пальцами щелкнуть.
        - Хорошо, - коротко отвечаю я. И напрягаюсь, когда вижу легкую и нехорошую усмешку.
        - Телефон твой где?
        Я сужаю подозрительно глаза.
        - У меня в руке. Зачем тебе?
        - Гони сюда. Проверю, чтобы ты ничего не записала и можешь идти куда шла… мыть руки.
        Ха. Черт. Очень смешно. У меня дергается глаз после его предложения. Конечно же, я отдам тебе, Смоленский, телефон с кучей фоток Майи и с перепиской с Катей. После этого останется только открыть иллюминатор и прыгнуть в него.
        - Я могу прежде хотя бы руки помыть?
        - Нет. Тебе есть что скрывать?
        «Да дохрена. Ты не представляешь, насколько» - иронично комментирует сознание, когда я, воспользовавшись тем, что он расслабился, ныряю Смоленскому под руку. Жаль, что в жизни мы не такие быстрые и сообразительные, как герои в фильмах: сначала я хватаюсь за ручку двери и глупо дергаю ее, потом вспоминаю про замок, и в этот момент мои руки запутываются.
        Смоленский перехватывает меня за талию. Я икаю от неожиданности, извиваюсь ужом в его руках, и вскрикиваю, когда он кидает меня на большую, просторную кровать. Потом делаю единственное, что может меня спасти: запихиваю телефон к себе в декольте. Как говорила моя подруга - «если хочешь что-то спрятать - прячь в лифчик или в трусы».
        - Если ты рассчитываешь, что это меня остановит - ты наивна для бывшей эскортницы, Саш, - Смоленский стоит в ногах, засунув руки в карманы. Обманчивое спокойствие: он выглядит как хищник, в любой момент готовый прыгнуть и сожрать кого-нибудь.
        - Попробуй подойти, и я попрошу голосового помощника позвонить в полицию, - я хочу сдуть прядь с лица, но она липнет к коже, а руками я сжимаю декольте, чтобы никто не добрался до его содержимого. Поэтому я быстро вытираю лицо об белоснежную подушку Смоленского, конечно же, оставив на ней рыжий отпечаток тонального крема. Я еще секунду пораженно пялюсь на него, словно сделала что-то потрясающее, а не гадкое. Упс.
        Судя по взгляду Смоленского - он меня начинает ненавидеть. Он медленно обходит кровать, ставит одно колено на нее, наклоняется и в следующий момент на мой затылок ложится рука, нагло тыкая меня лицом в ту самую подушку.
        - Козел!! - кричу я глухо, - Привет, Сири! Позвони в полицию!
        - Вызываю такси, - радостно оживает динамик телефона, щекоча мою грудь и я обреченно закрываю глаза. Да, самое время прокатиться на такси.
        Рука Смоленского оказывается в районе груди и ловко достает смартфон, оставив чувство прохладной пустоты в бюстгалтере. Я быстро переворачиваюсь на спину и хватаю Смоленского за запястья, чтобы он не попытался разблокировать телефон.
        И еще обхватываю его бедрами за талию, фиксируя на месте.
        Мне плевать на нашу странную позу - я сейчас озадачена другим.
        - Отдай телефон, Смоленский. Потому что я тебя не отпущу, пока не отдашь, - решительно произношу я.

* * *
        «Надо было чаще ходить в спортзал. Надо было чаще ходить в спортзал» - назойливо вьется в голове мысль, пока по моему лбу стекает капелька пота.
        Или, хотя бы, почаще кататься на велосипеде. В конце концов, знакомая предлагала вместе пару раз недель ходить на скалодром - это тоже развивает выносливость и силу. Не будь я менее ленивой, и любительницей поваляться в субботу в постели, Смоленский бы потерпел сейчас полнейшую капитуляцию. Ведь он в менее выгодном положении: я держу его за запястья, которые еще не зажили.
        - У нас еще есть пара часов, Саша. Продержишься? - с издевательским холодком интересуется Смоленский, продолжая прожигать во мне дырку надменным взглядом.
        Такое чувство, будто бы он ждет, что я сама раскаюсь. Пойму, что у меня нет совести и я посмела касаться своими ручонками наследника такой богатой семьи, отпущу его и пойду, потупив взгляд, испытывать муки совести в уголок туалета, где и место такому человеку, как я.
        - Я хочу услышать пароль от твоего телефона.
        - Первое, что ты услышишь от меня в аэропорту - как я заказываю обратные билеты, - фыркаю я.
        - С помощью телепатии? Твой телефон у меня. Пока я не увижу, что ты не записывала наш с Дариной разговор - ты его не получишь обратно.
        - Я не позволю тебе пялиться в мой телефон. Там мои фотки в белье.
        Конечно, это чистая неправда. Будь там мои фотки в белье - боже, плевала бы я на то, что их увидят. Но первое, на что наткнется Смоленский в папках «видео» и «фото» - это фото и видео с Майей. Если бы малышка была похожа на мою сестру, я бы менее напрягалась. В конце концов, Аля ведь действительно могла ее родить от любого другого мужчины. Но тут у Смоленского могут возникнуть подозрения.
        - Мне плевать на твои фотки в белье.
        - Зато мне не плевать, Смоленский.
        - Ты можешь сопротивляться, Саша, но учти, что я могу отдать телефон специалистам, которые легко его вскроют. И тогда твои фотки в белье увижу не только я.
        Я внимательно смотрю в его серые, бесстыжие глаза. Взгляд непроизвольно скользит по четкой, красивой линии носа и губ. Конечно, ему плевать на мои фотки. Он подобное видел небось уже миллион раз. Что он заложил в прошлой жизни дьяволу, чтобы получить такую внешность, от которой даже у меня что-то екает в душе, несмотря на всю неприязнь и ненависть к нему?
        - У тебя телефон звонит, - Смоленский отвлекает меня от любований его внешностью. Фу, Саша. Ты дура. Я моргаю, прогоняя наваждение, и вижу, как он переводит взгляд на экран смартфона, - твоя мать, похоже. Мне стоит принять вызов?… Твою мать, Александра!..
        Не выдержав, я подскакиваю и кусаю телефон, несмотря на то, что Смоленский в первую секунду пытается отпрянуть от моего внезапного броска. После он медленно изгибает бровь под аккомпанемент хрустящего экрана.
        Удивительно - в его глазах я не замечаю ни ярости, ни намека на недовольство. Он смотрит на меня так, словно я смогла задеть его самые скрытые и тонкие струны души. Надеюсь, этот взгляд у него из-за того, что я сожрала перед ним свой телефон, а не из-за того, что он увидел на фотке моей мамы маленькую Майю у нее на руках.
        - Ты самая отбитая женщина, которую я встречал, - медленно произносит он, отпуская телефон и вытирая об меня обслюнявленную кисть, - доставай при мне карту памяти и смывай в туалет, раз так.
        - С удовольствием, - я выплевываю в кулачок кусочек пластика. Прости, малыш. Мы прошли вместе через многое, но тебе пришлось пасть смертью храбрых.
        Смоленский смотрит на это, чуть прищурившись, словно пытается оценить по десятибалльной шкале, насколько он хочет отправить меня в психбольницу.
        - Слабо верится в то, что ты настолько скромная. У тебя есть тайны, ради которых можно лишиться и телефона, Саша? Можешь не отвечать, - он усмехается, поднимаясь с кровати, а я немного расслабляюсь, понимая, что опасность мне перестала угрожать, - в будущем ты трижды подумаешь, перед тем, как записывать чужие разговоры.
        - Учитывая обстоятельства, при которых я тебя знаю, я предпочту не записывать твои разговоры, Кирилл, а после этой недели сходить к гипнотизеру, чтобы забыть нашу встречу навсегда, - бросаю я ему в спину, когда он отходит налить себе воды.
        Он оборачивается, приподняв бровь.
        Теперь наступает моя очередь посмотреть с выражением «ну что, съел?». Хотя, по факту, съела сейчас я. Свой телефон. Черт, даже не думала, что мои зубы настолько крепкие.
        - Все еще винишь меня в смерти своей сестры?
        - Нет, я могу поверить, что ты ее не убивал… - отвечаю я, пока верчу в руках телефон и пытаюсь понять, где карта памяти. Вообще, у этих моделей разве есть карты памяти? Я в него ничего не вставляла.
        Я провожу пальцем по треснутому экрану, набирая пароль и отменяю такси, которое вызвала тупая Сири. Пока Смоленский занят, я отправлю все фото в облачное хранилище, и удалю их с телефона. Пусть любуется на пустую память.
        Вздохнув, я продолжаю:
        - …Но, как бы то ни было, я не верю твоим словам, что моя сестра лгунья и изменщица. Она не заслуживает этих слов, потому что никогда не лгала и не была ненормальной. Она любила тебя. И никогда бы не изменила. Она даже со мной перестала общаться, лишь бы не доставить твоей семье неудоства.
        На лице Смоленского мелькает усталая, саркастичная улыбка.
        - Я в курсе, что она разорвала с вами все отношения. А ты, похоже, не в курсе двуличия своей сестры. Насколько помню, она говорила, что ты подстилка для богатых страшных мужиков, но после нашего развода побежала именно к тебе за помощью, когда ее все послали к черту.
        Я замираю, а потом пораженно поднимаю на этого человека взгляд. Кажется, я впервые поймала себя на мысли, что хочу кого-то выкинуть с самолета.
        - Ты врешь, - вырывается у меня, - она не могла этого сказать.
        - Хочешь доказательства? Мне на хрен не нужно лгать. В моем доме есть много мест, где установлено видеонаблюдение. Думаю, если я захочу, то смогу найти пару разговоров с твоей сестрой. Ее настроение менялось со скоростью звука. От адекватного до полностью отбитого.
        Он открывает бутылку и наливает в стакан воду. Мне кажется, что пузырьки от газированной воды шипят сейчас просто оглушительно. Хочется выдохнуть, но не получается - на грудь словно булыжник положили. Давящее, поганое ощущение. Я не хочу верить в слова Смоленского.
        - Она прекрасно знала, как я зарабатываю деньги, - медленно произношу я, - это неправда. Для чего она такое сказала?
        - Потому что стыдилась? - Смоленский приподнимает бровь, - когда мои родители захотели познакомиться с ее, она отказала во встрече. Сказала, что у вас плохие отношения, и что ей будет стыдно за ваше поведение.
        - Врешь, - повторяю я, не веря своим ушам, - Смоленский, прекрати.
        - Налить воды? - он усмехается в ответ, а я закипаю, забыв про телефон.
        - Засунь ее себе куда-нибудь! Ты говоришь о ком угодно, но не о моей сестре! Она была глупенькой, но не дрянью, - я встряхиваю головой, а потом меня осеняет пугающая мысль, - стой, ты следил за ней после развода?
        Смоленский внимательно смотрит на меня. Похоже, он замечает мое напряжение в этот момент.
        - Первое время - да. До тех пор, пока она не оказалась у тебя под крылышком.
        - А до этого? - мой голос похож на шепот.
        - До этого она пыталась найти прибежище у богатых друзей… - Смоленский делает паузу, и я вижу, как криво изгибается уголок его губ, когда он продолжает, - и у того, с кем изменяла мне.
        Я опускаю глаза вниз, не выдержав пристального взгляда. Честно говоря, я считала, что Аля сбежала в таком виде от мужа. Получается, что нет. Все жуасно запутанно. Есть ли Смоленскому резон лгать? Даже не могу придумать причины, если честно. Если бы он действительно был причастен к смерти и избиению Али - он бы мог спокойно сказать мне это в лицо, посмеяться и знать, что я ничего ему не смогу сделать, потому что в нашем мире все решают большие деньги и связи, которых у меня нет.
        И еще кое-что: вот почему Смоленский ничего не знает о Майе. Он просто предпочел забыть об Але и впоследствии оказался совершенно не в курсе, что та родила ребенка.
        - Похоже, ты совершенно не знаешь свою сестру, Саша, - заключает Смоленский, а я молчу в ответ.
        Нет, я не могу оставить это просто так. Я должна понять, что произошло с Алей, которая была вполне адекватна до брака со Смоленским, и почему именно его она обвиняет во всех бедах…
        - Можешь посмотреть телефон, - я дожидаюсь, пока очистится память, протягиваю свой бедный смартфон Смоленскому. Хотя, там вообще мало чего можно увидеть. Почти две трети экрана пошло трещинами, - я ваш разговор с Дариной не записывала. Если это все, то я, пожалуй, пойду и подумаю над тем, что ты мне рассказал. Мне нужно одиночество.
        - Можешь остаться тут, - Смоленский игнорирует протянутый телефон и закручивает крышечку бутылки. Потом ставит ее на стол рядом с кроватью, - все равно я вряд ли буду спать на кровати, которую ты пометила своим лицом. Купи себе стойкую косметику, Саша, если собираешься выкидывать такую хрень еще раз.
        - Стойкого тональника не существует, - фыркаю я, поднимая взгляд на него.
        - Тогда в своей постели я хочу видеть тебя с чистым лицом, - усмехается этот черт, и, оставив меня сидеть с круглыми глазами, уходит, прикрыв за собой дверь.
        У него отвратительные шутки. Надеюсь, это не намек на что-то.
        ГЛАВА 6
        После стычки со Смоленским я долго не могу уснуть, несмотря на то, что кровать он мне уступил просто шикарную и удобную. Я лежу, пялясь на потолок, под моей ладонью лежит планшет, с которого я могу управлять половиной самолета, а мысли назойливо крутятся только об Але и Майе.
        «Похоже, ты совершенно не знаешь свою сестру, Саша».
        Он ведь в чем-то прав.
        Несмотря на то, что мы одного возраста, мы не очень дружили в детстве. Аля была тихой и маминой любимицей. У меня же с самого начала как-то не задалась тихая жизнь. Я вечно огребала за свое поведение, а Аля получала похвалы, и из-за этого поначалу о сестринской любви и дружбе речи и не шло.
        Потом уже наше общение потеплело. В то время, как я ушла из школы и мать махнула на меня рукой, назвав в очередной раз полной бестолочью.
        У меня только сейчас появилась мысль, что на сестру я смотрела сквозь призму обожания нашей матери. «Аля самая лучшая, самая добрая». «Аля прекрасный ребенок и никогда не врет. У нее большое будущее». Она вдалбливала это в голову всем вокруг. Блин. А я ведь даже ни разу не задумалась, что не знаю, о чем на самом деле мечтает Аля, как она проводит вечера, что на самом деле думает, когда у нее что-то не удается, и почему у нее нет лучших подруг, а только случайные знакомые, которые менялись так же часто, как я меняла пары туфель в лучшие годы своей жизни.
        Как бы то ни было, думать о том, что Аля просто ненормальная дрянь, которая оболгала зачем-то своего мужа, и изменяла ему, я не могу. Что-то здесь было не так.
        - Ай, блин, - ругаюсь я, когда в бок впиваются осколки от телефона. Я поднимаюсь, смахиваю их на пол и ложусь обратно уже под одеяло. От постельного белья пахнет кондиционером и Смоленским. Совсем немного.
        Это меня не очень радует, но, положив руку на сердце, стоит вспомнить о том, что Кирилл Мудакович пожертвовал мне свою удобную постель, а сам теперь спит в позе Ленина на неудобном кресле. Поэтому у меня даже злость на него отступает, да и вообще хочется перестать называть его Мудаковичем, не разобравшись подробнее, что же случилось у них с Алей в прошлом.
        С этими мыслями меня вырубает. Мне почему-то снится самое яркое происшествие дня: как я стою в ванной, которая вся усеяна осколками и каплями крови и смотрю на профиль мистера Суицидника по фамилии Смоленский. Я уже не могу вспомнить - действительно ли он выглядел настолько разбитым, сломанным и растерянным в тот день, или моя фантазия еще сильнее приукрасила сон, но мне становится его очень жалко. Во сне мне хочется обнять его.

* * *
        - Как спалось, Александра? - вежливо спрашивает меня наутро один из Церберов-задротов, когда я сталкиваюсь с ним в салоне, направляясь за сумочкой с косметикой. Я пару секунд тупо смотрю на него, пытаясь обмозговать вопрос. Приглаживаю волосы и пальцами натыкаюсь на полоски от подушки на лице.
        - Нормально. Спасибо, - отвечаю я вместо «да я бы еще часов пять подрыхла бы», - а вы как? Где м… Кирилл Владимирович?
        Я запинаюсь на последнем слове. Надо заканчивать обзывать этого человека разными прозвищами. Однажды я ляпну одно из них, не подумав, и явно получу по своей глупой башне.
        - Да здесь, - Цербер смотрит на меня, приподняв едва брови, - куда же он денется с самолета?
        Очень смешно. Я пристально и многозначительно смотрю на этого юмориста, а потом обхожу, решив, что тренировки в остроумии - не моя фишка с утра пораньше. Смоленского я действительно нахожу в салоне самолета. Он занял мое место.
        - Ты не могла выключить музыку, Саша? Эта хрень играла всю ночь.
        Смоленский, похоже, решил начать утро с претензий.
        - И тебе доброе утро, - произношу я. Он отрывает взгляд от экрана телефона и поднимает на меня, а мне хочется закатить глаза. Каждый раз пялится на меня так, словно вот-вот плюнет отравленными иглами, - я не знала, что надо выключить музыку.
        - Планшет остался у тебя. Принеси его, выруби музыку и открой, наконец, окна. И приведи себя в порядок, потому что мы скоро идем на посадку. С таким лицом мне придется тебя тащить в чемодане, потому что тебя явно не узнают на фотке в загранпаспорте.
        Ах ты, чудила.
        Окна ему открыть, видите ли. С удовольствием открою и выкину его за шкирку с самолета. Эта картина всплывает в воображении так ярко, что я даже успеваю рассмотреть, как ветер снаружи треплет щеки Смоленского перед тем, как он навсегда исчезает в облаках.
        И вот его я во сне жалела? Тьфу. Надо было утопить в ванне и сделать вид, что так и нашла его там.
        Я хватаю сумку с косметикой, разворачиваюсь и ухожу, демонстративно выпрямив спину. Только очутившись в ванной, я ахаю, посмотрев на свое лицо. Ладно, я и впрямь страшная. Макияж весь сполз, лицо помято, а волосы на голове похожи на воронье гнездо. Я умываюсь и впопыхах крашусь, надеясь, что когда сойдут вмятины от подушки, это не скажется на макияже.
        В планшете я вырубаю музыку, которую вчера поставил Смоленский и поднимаю шторки на иллюминаторах. В этот момент пилоты объявляют о том, что заходят на посадку, поэтому я скорее возвращаюсь обратно и плюхаюсь в кресло позади Смоленского, пристегнувшись.
        Господи, а куда мы прилетели-то? Я даже не спросила. Еще и дождевые облака за окном не дают разглядеть город внизу. Мы летели несколько часов… значит, мы точно не где-нибудь в Польше или в Германии.
        Посадка завершается мягко. Я смотрю на пасмурную погоду за окном и немного жалею, что надела легкий топ с брюками. К сожалению, даже сейчас я не могу угадать, где мы находимся.
        - Накинь что-нибудь сверху, Саша, - слышу я голос Смоленского. Он даже не поворачивается ко мне, когда говорит. Будто бы у него на затылке глаза! - на улице всего плюс шестнадцать.
        - А мы вообще где? - шепотом интересуюсь я, отстегивая ремни безопасности. Мистер Суицидник тоже отстегивается и встает, выпрямляясь со весь свой рост. Он приподнимает чуть бровь, покосившись на меня.
        - Это Лондон. Ты задницей слушаешь объявления пилотов, Саша?
        Вау.
        Я даже пропускаю мимо ушей его очередное ядовитое замечание и смотрю за иллюминатор. В Англии я еще ни разу не была. Никогда. Мне всегда казалось, что эта страна для богатых и чопорных людей, а не для таких глупых девиц, как я. Мне бы что попроще - задницу на песке погреть, на экзотику какую-нибудь попялиться. Какая ирония, что впервые я сюда попала именно со Смоленским. Ему тут самое место. Только интересно, а для чего он тут?
        Я достаю из чемодана, который потом забирает охрана, шерстяной кардиган и накидываю его на плечи. Провожаемая широкими улыбками пилотов и стюардессы, спускаюсь за всеми с самолета. Холодный и промозглый утренний воздух наполняет легкие, и я закашливаюсь.
        Черт, почему у Смоленского не нашлись дела где-нибудь на Мальдивах, а? Мне уже не нравится Англия. Тут действительно серо, пасмурно и как-то холодновато.
        Мы со Смоленским садимся в машину. Не успевает она тронуться, как я чувствую, что мне на колени ложится что-то легкое. Опустив растерянно взгляд вниз, я вижу стопку листочков.
        - Что это?
        - Подпиши. Документ о неразглашении.
        - А-а, - тяну я, цепляя верхний лист ноготком и переворачивая его, - ты будешь не против, если я внимательно все прочитаю? Не хочу случайно завещать тебе свои органы или познакомиться с твоей красной комнатой.
        - С чем?
        Я ловлю его несколько недоуменный взгляд.
        - Это шутка, - поясняю я медленно, - не смотрел «50 оттенков»? Нет? Ладно. Тогда забудь, - я бормочу это, склоняясь над документом и пытаясь вчитаться в содержание.
        Вот сейчас я впервые чувствую себя неудобно из-за своих шуток.
        Говорила я Кате - поменяй меня на другую девочку. Она слишком меня переоценивает. Я умею поддержать разговор, быть веселой и сохранять спокойствие даже с самых плохих ситуациях, но мои манеры и образование оставляют желать лучшего. Скоро до Смоленского это дойдет. Дьявол, а если у него тут важная встреча с крутыми людьми, минута моего позора уже близко. У меня далеко не британский английский, например. И совершенно тупые шутки, как оказывается. Я буду изо всех сил стараться, но… Пристрелите меня кто-нибудь!
        Переволновавшись, я подписываю соглашение, так и не прочитав его, и отдаю Смоленскому. Он забирает его, неотрывно прожигая меня взглядом серых глаз. Перегородка спереди опускается, и охрана передает ему какой-то пакет.
        Я замечаю бордовые заживающие линии порезов у него на тыльной стороне руки. Они так заметны… как Смоленский собирается появляться в высшем обществе в таком виде? Пойдут слухи.
        - Это твой телефон, - произносит Смоленский, кидая пакет мне на коленки и я ахаю, потому что он бьет меня достаточно неприятно.
        - Зачем?
        - Ты разве не прочитала соглашение, Саш?
        - Нет, - цежу я сквозь зубы, доставая непонятное нечто. Один из тех самых дорогих и уродливых телефонов для богачей.
        - Я хочу быть уверен, что ты не станешь ни с кем делиться информацией о моей жизни. Поэтому тебе придется попользоваться пока этим телефоном.
        А. Намек ясен.
        - Ну, знаешь ли… А я хочу общаться со своей семьей и быть уверена, что мою переписку не читают третьи лица, - цежу сквозь зубы я.
        Хотя, как говорится - сама дура. Надо ж читать, что подписываешь, толку теперь наезжать на Смоленского?
        - Я думаю, ты сможешь пока сдерживаться и не секретничать в переписке с родными о том, о чем не стоит знать другим. Продержись неделю.
        «Да? Смоленский, я не могу не секретничать о Майе» - думаю я, глядя на ненавистный кусок металла в моей ладони. И предупредить маму не могу, чтобы она как-то зашифровано писала о племяннице. Начнутся вопросы… И у Смоленского они появятся.

* * *
        «Абонент временно недоступен. Оставьте сообщение на автоответчик».
        - Привет, мам, - произношу я, глядя с балкона дома, как капает дождь, - у меня тут важная работа в командировке, и работодатель хочет полной секретности. Поэтому мне служба безопасности выдала корпоративный телефон… сама понимаешь, по нему могут прослушивать разговоры. Давай ты будешь писать мне, что все нормально с вами, и не более? Я тебе скинула прозвон с нового телефона. Давай. Целую.
        Я сбрасываю вызов, отключаю телефон и вытаскиваю из него сим-карту. Потом выхожу с балкона, отодвинув длинную тюль и вкладываю Смоленскому в руку уже бесполезный кусок пластика.
        - Можешь не переживать. Я верну его тебе, как контракт закончится.
        - Я надеюсь.
        Черт, почему телефон матери недоступен? Последний раз мы созванивались в самолете - все было в порядке. Разрядился? Случайно выключила? Беспокоиться начинать рано, но именно этим я сейчас и занимаюсь.
        - Ты быстро закончила. Что-то произошло?
        Боже, Смоленский. Я смотрю на него с удивлением. «А даже если и произошло, то что, поможешь мне?» - мелькает мысль. Зачем он интересуется? Даже если что-то и произошло, я никогда не скажу ему об этом. Жизнь моей семьи, и в особенности Майи должна остаться навсегда нераскрытым секретом для этого человека.
        - Не смогла дозвониться до родных, - достаточно сухо поясняю я, - оставила сообщение на автоответчик. Все в порядке, - мой взгляд скользит по комнате, и я, не выдержав, все-таки интересуюсь, - это дом твоей семьи или ты его снял на время?
        - Дед моего отца жил здесь, - Смоленский отходит к бару и, достав бутылку минералки, наливает себе воды, - это его дом.
        - Да уж, - я не могу сдержать нервную усмешку. Долбануться можно от осознания, насколько эта семья богата. Есть что-то в мире, чем они не могут обладать? Боюсь, что нет. - значит, в тебе течет кровь аристократов? Вряд ли простые люди могли бы позволить себе такое жилье… Подожди, ты сказал «дед моего отца»? Звучало странно. Это называется «прадедушка».
        Я еще раз смотрю в сторону балкона. Внутри интерьер этого дома явно переделывали под современный, а вот его фасад выдает возраст. Я понимаю, насколько Аля сошла с ума, посмотрев на все это. Даже у меня появляются крамольные мысли, что не будь у Смоленского темного прошлого, связанного с моей сестрой - и я бы попыталась его зацепить. Произвести на него впечатление, чтобы такой, как он, захотел на мне жениться. Я бы даже терпела его дурацкий характер. Его богатство слишком уж притягательно.
        А если бы Майя жила с ним… какое бы будущее ее ждало…
        Я встряхиваю головой. Стоп, Саша. У теб, похоже, крыша едет.
        - Во мне нет ни капли голубой крови. Так что можешь не смотреть на меня настолько плотоядно, - внезапно отвечает мне Смоленский, и я вспоминаю, что мы, вообще-то, с ним разговаривали, а теперь я стою и рассеянно пялюсь на него, думая о том, как хорошо было бы ему продаться, блин. Я моргаю, чувствуя, как к лицу приливает кровь.
        - Я просто задумалась!
        Телефон Смоленского начинает играть мелодию и тот сразу же принимает вызов. Я отворачиваюсь, думая о том, что неплохо бы было выпить сейчас кофе и очухаться после ночки в самолете. Я уже отвыкла вскакивать настолько рано, поэтому моя голова плохо соображает и выдает совершенно дурацкии идеи, вроде женитьбы с бывшим мужем сестры.
        - Да?… Ну, замечательно, - кажется, в голосе мистера Самоубийцы звучит сарказм после непродолжительной паузы, - разберитесь с этим как можно скорее.
        Я слышу стук, когда Смоленский кидает телефон на стол, и легкий вздох.
        - Извини, Саша. Машина с твоими шмотками попала в аварию.
        Я округляю глаза и резко разворачиваюсь к нему. Хоть какой-нибудь намек на то, что Смоленский стебется надо мной, я найти не могу.
        - В каком смысле?
        - В прямом. Машина, которая везла наши вещи, загорелась. Вряд ли там что-то осталось после этого. Можешь не переживать, я заплачу тебе за новую одежду.
        - Ты шутишь? - вырывается у меня, а когда он в ответ сощуривает глаза, я мотаю головой, - нет, не шутишь. О каких вещах речь, Смоленский?! Плевать на них, я куплю себе новые! Там были люди, которые работали на тебя! Что с ними?
        - С ними все в порядке. Отделались легкими травмами. Их уже осмотрели врачи.
        - Это правда была просто авария? - я хмурюсь, внезапно понимая, что в выражении лица Смоленского есть нечто большее, чем простая озадаченность из-за аварии. Похоже, эта новость не на шутку его загрузила. У него в глазах появляется напряжение и жесткость, будто бы внутренне он готовится к чему-то нехорошему.
        - Не грузи свою голову, - в меня впивается этот взгляд и я сама вся напрягаюсь, чувствуя, как волоски на теле встают дыбом, - всякое случается, Саша. Тебе стоит сейчас подумать о том, во что ты оденешься сегодня вечером. Зная женщин, могу сказать, что поиск вещей займет много времени, поэтому займись этим прямо сейчас.
        - Надеюсь, машина со мной не попадет в такую же аварию? - моя бровь дергается. Когда у богатых людей внезапно сгорает транспорт, первая мысль, которая мне приходит в голову - что кто-то очень хотел видеть не только горящие вещи этого богача, но и его полыхающее дохлое тело.
        - Я сказал вроде успокоиться, - медленно произносит Смоленский, но из-за его тона я ему ни капли не верю, - ты отправишься со мной, а у меня отличная охрана и неплохая машина. Ты будешь в безопасности. Я оставлю тебя в магазине, а сам отправлюсь по кое-каким делам.
        - Меня не похитят в магазине?…
        - Кому ты нужна? - он изгибает темную бровь, а у меня тут же пропадает паника, и доминирующей эмоцией становится злость и желание его треснуть, - вряд ли эскортница Саша представляет большой интерес для людей, которые хотели бы моей смерти. Сказал же - прекрати об этом думать. Посмотри на статистику ДТП и расслабься.
        Хамло суицидальное. Я фыркаю, развернувшись к выходу и бросаю через плечо:
        - Отлично. Тогда никому не нужная эскортница Саша сперва выпьет кофе, если ты не против.
        И, не дождавшись ответа, ухожу в сторону кухни, едва сдержав желание хлопнуть дверью.
        ГЛАВА 7
        - Надеюсь, тебе хватит места разгуляться, - произносит Смоленский, когда машина останавливается на углу улицы, где я вижу сплошные вывески с названиями самых дорогих бутиков.
        Конечно. Никому не нужная эскортница Саша найдет, куда получше пристроить твои денежки, Смоленский. Мне до сих пор хочется сказать ему что-то завуалированно язвительное, чтобы не огрести и отвести душу.
        - Сколько у меня есть времени? - ровно говорю я, глядя за окно.
        - До тех пор, пока я не вернусь за тобой.
        Я молча открываю дверь машины и выхожу, даже не оглянувшись и не попрощавшись напоследок. Вряд ли это заденет мистера Хамло, но мне так не хочется сейчас быть с ним слишком вежливой и милой.
        Черт, ладно. Я соврала. У меня не вышло гордо уйти, потому что когда я разворачиваюсь, чтобы захлопнуть дверь машины, то мы с ним внезапно пересекаемся взглядами. Мир будто начинает жить в замедленной съемке, когда я осознаю, что Смоленский смотрел мне вслед. Провожал меня взглядом. Как интересно.
        Дверь со стуком закрывается. На оголенное плечо, с которого сполз кардиган, падает холодная капля дождя, в тот момент, когда внезапно чье-то прикосновение разрушает этот странный момент с нашими гляделками. Я оборачиваюсь: возле меня стоит светловолосый и бородатый мужчина лет тридцати.
        - Простите, - в его английском я легко угадываю русский акцент, и мои брови взмывают вверх, - подскажите. Как идти к… м-м… блин. - внезапно ругается он на родном языке, а я чуть улыбаюсь в ответ.
        - Как пройти… куда? - повторяю я фразу на русском и замечаю на лице мужчины неподдельное удивление и восторг.
        - Вот это офигеть, - выдает мужчина, - я угадал, к кому подойти. Мой английский полное дерьмо. Я учил немецкий в школе, поэтому эти придурки только кривят рожу, когда я пытаюсь у них что-то спросить и уходят. Мне нужно метро. Знаешь, где оно тут?
        - Нет, извини, - отвечаю я, - я тут впервые, если честно. Лучше попробуй сориентироваться по вывескам.
        - Да? - его взгляд скользит по мне, а я теперь хочу поскорее уйти и перестать улыбаться. Хорошее впечатление разрушено. Во-первых, он смотрит слишком уж пристально, а я работаю на Смоленского и вряд ли ему понравится такое внимание ко мне. Во-вторых, мне не нравится люди, которые просто так называют других «придурками», - может, поможем друг другу, как два туриста? Как насчет чашечки кофе в кафе? Ты красивая.
        «Да ладно?» - вопит саркастичное сознание, - «да нет же, ты ошибся! Перед тобой никому не нужная эскортница Саша, чувак!»
        Все-таки, слова Смоленского задели меня сильно, если в разговоре с этим навязчивым типом я вспоминаю о нем.
        - Я знаю, спасибо, - отвечаю я как можно холоднее, - но, прости, я тут не одна.
        - Всего лишь по-дружески. Что ж вы, бабы, так напрягаетесь, когда вас куда-то приглашают? Просто посидим, поболтаем. Ну? - он тянет меня за локоть, а я округляю глаза, думая, в какое место ему врезать, потому что это совсем уж наглость.
        Рядом хлопает дверь машины. Я поворачиваю голову и чуток холодею: если я не ошибаюсь в эмоциях Смоленского, то судя по его взгляду, он идет убивать. Совершенно не аристократично и кроваво. Удивительно, но он первый человек, в кровожадной натуре которого я уверена на сто процентов, что бы он там не говорил и как бы себя не оправдывал.
        - У тебя проблемы? - интересуется он с едкими нотками в голосе, приближаясь к нам и обращаясь к блондину. Тот поднимает взгляд и едва улыбается.
        - Нет.
        - Хочешь, устрою?
        - Успокойся, чувак. Я просто спросил дорогу.
        Смоленский просто становится передо мной, вырастает, как монолитная скала, так, что я едва ли не тыкаюсь носом ему в спину. Этим он заставляет чувака отцепиться от меня и отступить. Они одного роста, но все равно Смоленский с его решимостью производит обманчивое впечатление, что он выше и сильнее.
        - Проваливай, или я сломаю тебе руки, которые ты распускаешь. Гугл-карты тебе в помощь.
        - Да пошел ты. Ненормальный обдолбыш, - бурчит мужик и уходит, бросив неприязненный взгляд на нас. Я выдыхаю. Он меня напряг, очень сильно, особенно после своего пассажа про «баб».
        - Не думала, что мне захочется искренне тебя поблагодарить, но этот момент настал, - произношу я, провожая взглядом спину бородатого, и надеясь, что он не затаится где-нибудь, чтобы поймать меня, когда я буду без Смоленского, - спасибо. Он какой-то странный. Прицепился так еще…
        Мистер Самоубийца поворачивается в мою сторону. На его лице я замечаю оттенок удивления.
        - Спасибо за то, что не собираешься мне поиметь вхлам мозги на тему «он же просто спросил, чего ты цепляешься к людям».
        - Что? - вырывается у меня. Кажется, пришло мое время выпасть в осадок.
        - Да так, ничего. Забудь, - Смоленский отводит взгляд и смотрит тоже вслед тому прилипале, - ладно, иди. С тобой останется двое ребят на такие случаи. Закончишь раньше, чем я - тебя отвезут домой.
        Он открывает дверь и садится обратно в машину. Та стартует с места, обрызгав мне немного туфли, но сейчас мне на это чуточку плевать. Почему-то мне очень интересно - кто же имел мозги Смоленскому на тему «чего ты цепляешься к людям»? Дарина? Вряд ли. Мне кажется, что мистеру Самоубийце немного даже плевать на ее существование. Получается, что Аля?…
        - Александра?…
        - Ага, я иду, - вспоминаю я о высаженных из соседней машины Церберах, которые терпеливо ждут, пока я стою посреди улицы и думаю. Из таких мелочей я долго буду собирать картину прошлого Али и Смоленского. Эти крохи информации только подкидывают дрова в костер моего любопытства. Как же мне разговорить кого-нибудь на тему их прошлого?..

* * *
        - Давайте выпьем и перекусим чего-нибудь, - предлагаю я, вконец задолбавшись, своим уже привычным Церберам-задротам. Они молча и покорно следую за мной из магазина в магазин и тащат на себе кучу бумажных пакетов.
        Когда я захожу в первое кафе и сажусь за столик, наблюдая, как эти двое опускаются на диванчики за соседним столиком, моя дружелюбная душа не выдерживает:
        - Да сядьте вы за этот, - я киваю на свой, - мне в одиночестве, что ли, есть?
        - Нам нельзя, Саша, - отзывается один из Церберов.
        - Никто ничего не узнает. Я просто хотела немного поспрашивать вас. Мы же не будем через проход общаться? Боже, - я вздыхаю, заметив на их лицах сомнения, - да сядьте вы и всё. Хоть на десять минут.
        Переглянувшись, они забирают свою минеральную воду и пересаживаются напротив меня. Нехорошо, конечно, заставлять людей нарушать правила, но…
        - Вы долго вообще у Смоленского работаете? - задаю я вопрос, глядя в хмурое лицо одного из мужчин. Я понимаю, почему у него выражение лица меняется. Меня бы такие вопросы тоже напрягли.
        - А что?
        - Просто интересно. Без задней мысли спрашиваю.
        - Около трех лет. Саша, если вы собираетесь выпытать какие-то подробности жизни Смоленского Кирилла - то не тратьте время, - Цербер дарит мне тяжелый взгляд. Я едва улыбаюсь.
        - Я просто болтаю. Мне скучно, понимаете? Вы, хотя бы, в игры играете, а у меня даже телефон отобрали. А зачем Кириллу в Лондон лететь по делам? Неужели тут что-то собирается открывать? Отель?
        - В Европе доходы у населения растут, и туризм процветает, - Цербер отвлекается на свою минералку, откручивая крышечку у бутылки, - очень много людей прилетает сюда работать или по вопросам бизнеса. Вкладываться в отель или недвижимость тут очень перспективно.
        Ясно. Я барабаню пальцами по столешнице, задумчиво глядя за окно. Он профессионально ушел от прямого ответа и не сказал, что конкретно тут собирается делать Смоленский, несмотря на то, что я все равно рано или поздно это узнаю.
        Значит, три года работают?
        Даже если чисто теоретически предположить, что я вотрусь к этим Церберам в доверие - все равно ничего полезного не узнаю. Они пришли уже после развода Смоленского с Алей.
        У меня вырывается вздох.
        - Ладно, спасибо. А во что вы играли в самолете, кстати? Может, я тоже себя займу этим.
        Переглянувшись друг с другом, один из охранников достает смартфон, снимает с него блокировку, и кладет на столик. Видимо, он понимает, что если уж выдался шанс заставить меня замолчать - им надо срочно воспользоваться. Я беру телефон, на экране которого загружается какая-то игра, судя по заставке - про тех самых гейских эльфов, из-за которых переругались эти двое, и улыбаюсь в ответ.
        - Спасибо. Там же легко разобраться или вы мне поможете?
        - Да нет, - отвечает мужчина, - легко.
        - Там обучение хорошее, - произносит второй, - если понравится - с разрешения Кирилла Владимировича вам на телефон установлю.
        - Спасибо, - я убираю звуки музыки кнопочками сбоку телефона. В этот момент Цербер, который милостиво одолжил мне телефон, поднимается из-за стола, и обращается к своему напарнику:
        - Отойду ненадолго.
        - Ага.
        Он уходит в сторону туалетов. Я секунду смотрю на его спину в отражении экрана, а потом сворачиваю игру и быстро пробегаюсь глазами по установленным приложениям. Игры, игры, игры… господи, реально задроты чертовы. Вот он, мессенджер. Открываю один - и практически пусто. Парочка диалогов с пользователями «мать» и «брат». Блин. Должны же эти Церберы как-нибудь общаться друг с другом. Как-то они передают друг другу всю информацию? Бинго! Я нахожу второй мессенджер, открываю его и настороженно бросаю взгляд на телохранителя напротив. Надеюсь, он не заметил мое радостное лицо, потому что я, наконец, обнаружила их беседу.
        Черт, есть ли тут поиск по датам? Или лучше по имени. Я пытаюсь найти что-нибудь по имени «Аля» или «жена», но никто не упоминал эти слова в переписке. Промотав беседу, я прикрываю устало глаза. Там только сегодняшняя переписка. Видимо, история удаляется автоматически каждый день.
        Жаль. И тут ты, Саша, обломалась. Похоже, у тебя не получится никак достать информацию, не общаясь с людьми. Смоленский, конечно, обещал мне что-то показать… но это может быть каплей в море. Он может что-то утаить.
        - Некрасиво, Саша, - над плечом раздается голос и я подпрыгиваю от неожиданности. Черт! Меня спалили за чтением чужой переписки. Рука Цербера, который вернулся так невовремя, выдирает у меня телефон и блокирует экран, - жаль. Мы реально думали, что ты нормальная баба.
        - Извини, - выдаю я обреченно, - просто надо очень было.
        - Ага, верю, Саша. Только мне придется теперь об этом рассказать Кириллу Владимировичу.

* * *
        - Мне удалось освободиться пораньше, - дверь в комнату распахивается в самый неподходящий момент - когда я стою в одном белье, готовая примерить еще раз симпатичное миди-платье красного цвета. Смоленский врывается, скользнув по моей фигуре своим фирменным пофигистично-флегматичным взглядом и отводит его в сторону, пока я ловлю ртом от возмущения воздух, прикрываясь вешалкой, - а, ты одеваешься? Извини.
        Ну просто очумительно! «Извини». Ничего, Смоленский. Просто после того, как закончится наш контракт, я к тебе ворвусь в душ таким макаром, чтобы ты на своей шкуре ощутил, как это неудобно.
        - Выйди, - сдавленно выдыхаю я.
        - Ты быстрее наденешь платье, чем я буду выходить и заходить. Я не смотрю.
        - Кирилл!
        - Что? - теперь его быстрый взгляд - как выстрел холодной пулей в самое сердце. Я даже дергаюсь от неожиданности. - Неприятно, когда к тебе лезут без разрешения? Какого черта ты свой нос пихаешь в мою жизнь, Саша? Объяснишь? - он приближается ко мне, а я в шоке отступаю, наткнувшись голыми лопатками на ледяную поверхность зеркала, - судя по твоей реакции, у тебя все в порядке с осознанием личных границ. Значит, мне стоит задать тебе этот вопрос: что тебе нужно от моей жизни?
        - Да ничего особого, - вырывается у меня, поняв, о чем он будет вести разговор, - просто испугалась из-за сгоревшей машины и хотела убедиться, что это не было покушением. Пришлось немного обмануть твоих телохранителей…
        - Лгунья, - выдыхает он холодненько, - поэтому ты набирала в поиске по чату «Альмина»? У тебя и твоей сестры одинаковая проблема: вы обе никак не можете понять, что у вас на лице написано, когда вы врете.
        - Смоленский…
        - Я же сказал тебе: к ее смерти я непричастен. Что еще тебе надо? Разнюхивать я тебе не дам, что тогда произошло. А, блин, да толку тебе говорить? - он небрежно взъерошивает темные волосы рукой, - ты все равно не успокоишься. Мне было бы проще разорвать контракт с тобой. Только меня что-то от этого останавливает.
        Закончив этот монолог, он достает телефон. Я настороженно смотрю, сжимая в руках вешалку с железным крючком и думая, что он собирается предпринять. Смоленский набирает чей-то номер, подносит телефон к уху и спустя пару секунд произносит:
        - Скинь мне в облако парочку видео с Альминой, которые мы отправляли полиции. Ага, вроде тех. Давай, жду.
        - Видео? - переспрашиваю я удивленно, когда Смоленский убирает телефон обратно.
        - Ты ведь хочешь подтверждения, что твоя сестра - отбитая на всю голову? Я тебе их предоставлю. После этого, надеюсь, ты перестанешь лезть куда не надо, Саша, - он смотрит на меня так прямо и давяще, что я отвожу взгляд, не выдержав, - кое-какие вещи мне незачем скрывать, но я тебе вроде говорил, что есть тайны, которые тебя не касаются, поэтому усмири свой любопытный нос.
        Черт. Я выдыхаю, представляя, что у меня изо рта выходит облачко напряжения. Честно говоря, я опасалась, что после того, как телохранители раскрыли мою небольшую подлость, Смоленский прикажет им готовить лопаты и запланирует поездку со мной в дремучий лес.
        Он поступил по-другому. Но… видео с моей сестрой, которое он отправлял полиции? Что там, черт побери, происходило? Меня сейчас разорвет от волнения.
        - Моя сестра никогда не была неуравновешенной, - произношу я, чтобы немного оправдаться, - поэтому мне сложно верить только твоим словам. Ладно. Я посмотрю видео и сделаю свои выводы. Ты… - я смотрю, как он садится расслабленно на диван, откинувшись удобно на подлокотник и снова доставая телефон, - ты что, собираешься сидеть здесь? Я переодеваюсь, вообще-то.
        - Я хотел расслабиться перед предстоящей встречей, - отвечает Смоленский, уткнувшись в экран, - мне уже лень идти до своей комнаты. Приготовь мне кофе, как закончишь. И на тебя я не смотрю, у меня открыт «Нетфликс». Можешь спокойно переодеваться.
        Ну офигеть теперь. Как непосредственно. Я смотрю на него, приподняв бровь, но мое возмущение остается проигнорированным, так как Смоленский и впрямь увлечен тем, что происходит на экране его сматрфона. «Вообще-то, я считала эту комнату своей» - мелькает в голове одинокая мысль, - «я как-то не привыкла запирать двери. Стоит ли ожидать, что Смоленскому однажды станет скучно и он припрется в самый неподходящий момент? Когда я проснусь с опухшим лицом, например, или пока сплю в одном нижнем белье».
        Господи, поскорее бы пролетела эта неделя.

* * *
        - Я покажу тебе видео после встречи, - сообщает мне Смоленский, когда я непрозрачно намекаю ему о данном обещании, так и не дождавшись видеозаписей с Алей, - мне не нужно, чтобы ты ходила сегодня вечером с загруженной мордашкой.
        Он садится в машину. Я в этот момент неосознанно прикасаюсь кончиками пальцев к своему лицу. «Мордашка»? Серьезно? Чем ближе встреча, тем более Смоленский производит впечатление человека в хорошем настроении.
        - Да не стоит, я сама, - сквозь зубы говорю я Церберу, который открывает мне дверь. Когда мы пересекаемся взглядами, кажется, что между нами проскакивают маленькие молнии. Ну, только с моей стороны. Потому что мужчина тут же отводит глаза в сторону, делая вид, что они меня не сдавали и вообще тут не при чем.
        Хоть бы выслушали! Я же пыталась перед ними оправдаться!
        Я тоже сажусь в машину и захлопываю дверь, выдрав ее из руки телохранителя. Потом смотрю на экран своего телефона, который мне выдал Смоленский. Ни одного сообщения и звонка. Мое беспокойство начинает расти с утроенной силой, просто потому что… какие причины не перезванивать могут быть у матери? Прошло уже несколько часов. Она не могла не заметить, что я пыталась ей дозвониться.
        Если только с ней или Майей что-то произошло… Нет, не стоит себя накручивать. Иногда люди просто забывают о чем-то. Я позвоню им как прибудет на место, вот и все. Если мама не услышала мое сообщение, я просто предупрежу, что звоню с рабочего номера и все разговоры прослушиваются.
        Я сжимаю в руке телефон, он тихонько трещит и я тут же вздрагиваю. Саша, блин, убийца смартфонов. Не хватало еще и этот сломать - не уверена, что Смоленский не вычтет мне сумму за него из вознаграждения.
        Я осторожно кошусь на мистера Самоубийцу, который смотрит в окошко. Кстати, о вознаграждении… ни за что не поверю, что этот человек, не впервые пользующийся эскорт-услугами и успевший попасть в черный список, ни разу не пытался купить еще и тело этих девушек. Но пока он ведет себя относительно прилично и даже местами странно. Взял и отшил Аину. Черт, даже я бы задумалась, прежде чем отшить такую девушку. Но больше всего напрягает факт, что он не хочет отпускать меня. Надеюсь, он не скрытный маньяк. Господи, давненько я в такие ситуации не попадала. Вот еще одна причина, почему я ушла из эскорта: никогда не знаешь, что за человек тебе попадется - адекватный или полностью съехавший крышей. Если понять это невовремя - может быть слишком поздно для спасения своей задницы.
        - Чего ты на меня так смотришь? - я внезапно возвращаюсь из раздумий в реальность от простого вопроса и с ужасом понимаю, что вместо того, чтобы украдкой коситься, я сидела и пялилась на Смоленского почти в упор. Твою дивизию, как же неудобно.
        - Я задумалась, - севшим голосом отвечаю я, отворачиваясь.
        Саша, тебе, кажется, стоит меньше думать. Ты даже в первые месяцы работы в эскорте так странно себя не вела.
        - Ты вовремя прекратила думать. Мы приехали.
        - Так быстро? - я смотрю за окно, за которым будто бы уже смеркается из-за тяжелых грозовых туч, нависших над городом. Снова идет дождь. В отражении на стекле я вижу, как Смоленский выходит из машины, накинув на себя плащ. Классно выглядит… весь в черном. Але, наверное, было приятно появляться с ним на людях. Я бы внешностью такого мужчины гордилась.
        Стоп, о чем я снова думаю?
        Я тоже спешно надеваю блейзер, и выхожу под зонтик одного из Церберов. Я бы снова попыталась его испепелить взглядом и наблюдать, как он пытается не смотреть на меня и одновременно держать зонт над моей головой, но сейчас мои мысли слишком ужасны, чтобы отвлекаться еще на что-то и не держать их под контролем.
        - А что за встреча? - интересуюсь я у Смоленского, чтобы отвлечься. Он в этот момент как-то странно и напряженно смотрит на парковку. Проследив за его взглядом, я замечаю человека, который курит возле одной из машин. По-моему, обычный охранник. Чего он так захватил внимание Смоленского?
        - Ничего особого от тебя не требуется, Саша. Просто мне стоит увидеться с одним человеком, который переуступит мне хорошее место под отель в этом городе.
        - Понятно, - произношу я. Тоже мне, тайна. Церберы могли бы и рассказать об этом, а не увиливать от ответа. Я делаю шаг, занося ногу над каменными ступеньками, но интуиция внезапно предлагает мне остановиться и поднять взгляд. Не знаю, как для других, но для меня выражение «задницей чую» далеко не фигуральное. Вот сейчас у меня как-то струны нервишек по всей спине и попе натягиваются.
        - Кирилл Смоленский, - внезапно слышу я низкий голос сверху и поднимаю взгляд. Там стоит седой мужчина лет шестидесяти-семидесяти и неприятно усмехается, глядя на нас. В его голосе я не слышу акцента, несмотря на то, что он всего лишь произнес имя. Опять русский? В этот раз, правда, прицепились не ко мне.

* * *
        - Ты, блин, - за моей спиной выдыхает сквозь зубы Смоленский, - ты что тут делаешь?
        Я растерянно оглядываюсь. Взгляд мистера Самоубийцы направлен на того мужчину - ошарашенный, словно Смоленский действительно меньше всего в жизни ожидал того застать тут, и… ненавидящий. Словно где-то в глубине у него разверзлась целая пропасть из ненависти.
        Вот черт! Я не знаю, что между ними произошло, но мне некомфортно стоять здесь, где воздух начинает гудеть от напряжения. Я могу вообще уйти? Мне стоит присутствовать при их разговоре? Обычно, когда случался конфликт, я быстро и вежливо уходила, придумывая отмазку, чтобы мужчины могли разобраться без посторонних глаз и ушей, и чтобы потом мне не предьявляли, что я слишком многое видела и слышала.
        - В смысле - что я тут делаю? - слышу усмешку, - то же самое, что и ты. По делам приехал. Пообщался с приятными людьми, - краем глаза я замечаю, как мужик медленно спускается к нам, - получил кое-какой клочок земли в хорошем районе. Неплохое местечко. Рядом несколько крупных бизнес-центров…
        - Ну ты и урод, - роняет Смоленский, а я округляю глаза, допирая, что случилось непоправимое: похоже, у него только что увели то самое место под отель, про которое он говорил. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы это понять.
        Похоже, теперь-то точно пришло время смыться?
        - Я, кажется, забыла в машине сумочку. Схожу, заберу, - тихо произношу я Смоленскому, и хочу было развернуться, чтобы уйти, как он хватает меня за запястье, сильно сжимая и останавливая.
        То, что его пальцы холодные, как лед, я чувствую даже сквозь ткань пиджака. И ошалело поднимаю взгляд. Ах ты, черт! Мурашки по коже от тебя, Смоленский. Нельзя выглядеть таким, словно ты сейчас устроишь тут резню. Прежде, хотя бы, отпусти меня!
        - Щенок, научись вести себя прилично, - хмыкает тот мужик, - держи себя в руках, что ли. Свыкнись уже с мыслью, что я всегда забираю самое лучшее и никто не сможет меня остановить. А твой отчим подбирает объедки. Твою мать, например. И тебя.
        - Кирилл! - я обхватываю Смоленского, прежде чем он успевает шагнуть вперед и врезать этому мужику. Я буквально повисаю на нем, понимая, что в принципе, мой бараний вес он может сейчас просто смахнуть с себя, как надоедливую мошку и набить морду тому, кто слишком сильно распустил язык. Прильнув к нему всем телом, я чувствую стальные мышцы под одеждой.
        Это будет очень-очень плохо, если я его не остановлю.
        В этот момент я забываю о том, что больше всего хотела, чтобы жизнь этого человека разрушилась. Будет проще, прекрати я его сжимать в объятиях: он набросится на этого мужика, может быть, покалечит его. Судя по тому, что этот мужик чувствует себя царем ситуации, Смоленский огребет проблем. Его отец сейчас в больнице и не сможет помочь… постойте, отец? Или отчим?! О чем они говорили?!
        - Кирилл, кажется, мне плохо, - выдыхаю я ему в грудь, - отведи меня до машины и дай воды, пожалуйста.
        - Саша, - сквозь зубы выдает он, посмотрев на меня своими глазами цвета стали, а я отвечаю ему многозначительным и прямым взглядом. «Твою дивизию, не смей продолжать конфликт! Ты что, не видишь, что он тебя провоцирует?!» - вот что я пытаюсь ему сообщить, но, к сожалению, глаза не умеют говорить. Не знаю даже, доходит ли до него мой посыл.
        - Девка-то умнее тебя, - судя по тяжелому удушливому запаху одеколона, этот урод подходит к нам ближе и я скриплю зубами, - намекает, что тебе делать тут нечего. Можешь даже не пытаться уговорить этого китайца, чтобы он переуступил землю тебе. Все уже в курсе, что твой отчим одной ногой на том свете и не сможет продолжать вести дела, а такому щенку, как ты, доверять опасно. Со мной выгоднее заключать договоренности. Возвращайся домой, Кирилл.
        Он хлопает тяжело рукой Смоленского по плечу и уходит вниз.
        Смоленский, похоже, превращается в изваяние. Чувствую по его окаменевшему телу. И вижу по лицу, на которое наплывает мрачная тень.
        - Кирилл Владимирович, - произношу я дрогнувшим голоском, - возьми себя в руки, пожалуйста.
        Потому что у меня чувство, словно он вот-вот взорвется, как дремавший слишком долго вулкан.
        - Ага. Пойдем внутрь, - отмирает он. Нет, до спокойствия ему далеко. Просто это первая трещинка в его обычно каменном самообладании, через которую вырывается обжигающий пар, - в любом случае у меня остались вещи, которые я должен обсудить с некоторыми людьми.
        Он опускает взгляд на меня. Я тут же убираю руки, прекратив висеть на нем, как панда на ветке и выпрямляюсь, поправляя пиджак и украдкой смотрю нам за спину. Тот мужик, грузно ступая, уходит в сторону машины, возле которой курил человек, заставивший Смоленского насторожиться. Так вот почему…
        Господи, чем дальше, тем хуже. Я ведь просто хотела подзаработать, изображая из себя милую воспитанную девочку рядом с очередным богачом, получить свои деньги, и продолжить дальше жить, а такое чувство, будто я с размаху ступила в это болото под названием «жизнь Смоленского» и с каждой секундой ухожу в него с головой.
        Странная смерть Али, теперь вот этот мужик… кем он приходится Смоленскому и почему так унижает его?
        - Это мой отец, - внезапно произносит он, и я ахаю, закрыв ладонью рот, понимая, что задала вопрос вслух.

* * *
        Пока Смоленский обменивается с людьми рукопожатиями и перекидывается парочкой слов на прекрасном английском, я в шоке беру у официанта бокал с чем-то светленьким и потихоньку осушаю его, стараясь выглядеть спокойно. Хотя, чувство такое, будто мои вытаращенные глаза никак не могут вернуться в нормальное состояние.
        Почему Смоленский сказал мне о таком? О его настоящем отце? Это разве не должно быть тайной? Или, решил, что я слишком много услышала, поэтому можно и удовлетворить мое любопытство?
        «Свыкнись с мыслью, что я всегда забираю самое лучшее. А твой отчим подбирает объедки. Твою мать, например. И тебя.»
        Боже, получается, что тот мужчина, которого я считала отцом Кирилла, на самом деле ему отчим?
        «Во мне нет ни капли голубой крови».
        А-а, вот почему Смоленский сказал эту странную фразу, когда я ляпнула про то, что в нем течет кровь аристократов, рассматривая дом его прадедушки. Он и впрямь не имеет никакого отношения к династии этих богачей. Ему досталась только фамилия… и отчество? Владимир Смоленский женился на его матери. Получается, он усыновил Кирилла… и как настоящий отец это ему позволил? Без скандалов? Серьезно?
        Потрясающе шокирующие факты.
        - Слышь, Саша, - тихий и едкий шепот обжигает мое ухо, и я замираю, почувствовав, как Смоленский снова сжимает мой бедный локоть, - если ты будешь стоять, как изваяние и пялиться в пространство, я тебя выгоню.
        - А, прости, - я отмираю, - я задумалась.
        Выгонит? Выгонит ли? Или после всего этого закопает вместе с контрактом о неразглашении? Я почти что чувствую холод моей будущей могилы, и смех Смоленского, который кидает сверху последнюю горсть земли на бедную Сашу, которая случайно слишком многое услышала.
        Впервые чувствую себя совершенно растерянно в такой толпе людей, хотя раньше все эти сборища и встречи были моей стихией. Понимать английскую речь становится еще сложнее и я упускаю суть каждого разговора, который заводит Смоленский с людьми - мне остается только глупо улыбаться и изредка отвечать на вежливые комплименты.
        - Простите, Кирилл, - говорит с легким акцентом сильно пожилой мужчина азиатской внешности, - с тем местом возникли проблемы. Пришлось переуступить другому человеку на невероятно невыгодных условиях. Сильно сожалею, но сами понимаете, вести бизнес в другой стране - трудно. Иногда вас заставляют делать то, чего вы не хотите. С вами бы я был рад сотрудничать, но…
        «Вот врун» - думаю я, глядя на этого человека, - «как складно отмазывается и даже не краснеет».
        Хотя, я даже не знаю, почему меня это задевает. Потому что я сама проходила через подобное? В мелких масштабах, конечно, но… я знала, что никто в лицо тебе не скажет «мне выгоднее сотрудничать с другим человеком», а будут юлить до последнего, стараясь сохранить хорошие отношения на всякий случай.
        От стресса у меня даже кусок в горло не лезет, несмотря на кучу вкусностей, которые тут подают.
        В какой-то момент я отхожу в сторонку и пытаюсь снова дозвониться матери.
        «Абонент недоступен» - говорит равнодушно голос, а сердце пропускает удар. Да что ж это такое? Почему так долго она не отвечает?
        Я на всякий случай пополняю ей баланс. Кто знает, вдруг деньги кончились и заблокировали вызовы?
        «Абонент недоступен».
        Черт. Все отходит на второй план, остается одна мысль - «я должна вернуться обратно и узнать, что случилось». Я открываю сайт по продаже авиабилетов и издаю тихий стон - свободные билеты есть только на утренний рейс.
        ГЛАВА 8
        - Мне нужно кое-что обсудить с тобой, - произношу я, когда мы со Смоленским покидаем этот светский раут и возвращаемся в машину. Честно говоря, после вызывающе дорогого запаха смеси духов, запах салона машины мне кажется почти что родным.
        Смоленский не отвечает. Когда я поворачиваюсь к нему, то начинаю жалеть, что все так неудачно совпало: он выглядит потерянным. В глубине души я его понимаю - неприятности просто выскочили из-за угла и вмазали ему в нос…а теперь и еще и я собираюсь свинтить.
        Но и у меня свои проблемы.
        - Кирилл, - еще раз зову я его и он, наконец, косится в мою сторону, - у меня в семье проблемы. Мне надо вернуться домой. Ненадолго. Я надеюсь, что все в порядке, и я смогу…
        - Ага, - отзывается он сухо, - валяй.
        У меня дергается бровь от неожиданности. Так просто?
        - Я собираюсь заказать билеты на утро, - еще раз на всякий случай поясняю я, - думаю, мне хватит одного дня, чтобы разобраться.
        - Билеты? С утра мы должны улететь отсюда, - Смоленский хмуро смотрит на меня, - в восемь у нас вылет. Мы вернемся обратно, потому что без покупки того места под отель мне делать тут нечего. Черт, - добавляет он сквозь зубы и я понимаю, что он в ярости, - можешь лететь со мной, на хрен тебе билеты, Саша?
        - Хорошо, - быстро произношу я, чувствуя совершенно растерянной. Неужели получается, что Смоленскому больше не нужно будет сопровождение и я освобожусь раньше, чем ожидала? Не знаю даже, что я чувствую больше по этому поводу - радость или… разочарование? Конечно, я же не узнала почти ничего о сестре. Ради этого я бы потерпела хоть неделю, хоть две.
        Это все равно, что приехать на Мальдивы, наступить ножкой на песочек и тут же улететь обратно. Такое же чувство. Приехать в Париж и не увидеть Эйфелеву башню. Приехать в США и провести все время в хостеле.
        - Что у тебя случилось? - внезапно задает Смоленский вопрос, и я впервые замечаю, что его взгляд изменился - он смотрит на меня с неподдельным интересом… что, его правда это беспокоит?
        - Не могу дозвониться целый день до матери, - поясняю я, - никогда такого не было. К тому же, она сейчас в больнице с Майей…
        Я затыкаюсь.
        «ТЫ ЧТО, ДУРА?!» - кричит в панике разум, когда я понимаю, что ляпнула. Время замедляется, пока я с ужасом жду, когда у Смоленского в глазах зажжется искорка понимания… удивления… любая эмоция, которая покажет мне, что все, я спалилась. Но он только дергает бровью.
        - С бабушкой, - выдавливаю быстро я. «Какая бабушка, Саш? У вас уже нет бабушек, идиотка» - сетует разум, а я молюсь, чтобы не покраснеть от такого лютого вранья, - она заболела, и теперь боюсь, что там что-то произошло.
        - У тебя есть бабушка? - совершенно ровным голосом интересуется Смоленский, - вроде бы твоя сестра говорила, что у нее нет родственников, кроме тебя и матери.
        - Двоюродная бабушка, - шиплю я сквозь зубы. Мое актерское мастерство впервые дало сбой. Я ведь всегда придумывала небылицы с каменным лицом, а тут что пошло не так? Смоленский начал задавать каверзные вопросы совершенно в неподходящее время, когда у меня в мыслях полный беспорядок.
        - Ясно, - произносит Смоленский. Я еще какое-то время наблюдаю за ним, но, похоже, он легко теряет интерес к этой теме. Меня пронесло. Фух… - Насчет контракта - ты можешь быть свободна, так как все изменилось. Я предупрежу твою Катю, что отпустил тебя. Вся сумма, естественно, твоя, я не собираюсь ничего вычитать. Напиши мне номер карты, накину еще сверху чаевые.
        - Да ладно, что ты, не стоит, - бормочу я, впервые понимая, что отказываюсь от доплаты. Дурная. Смоленский в этот момент изгибает бровь и смотрит на меня, чуть склонив голову, словно пытаясь понять - не ослышался ли он.
        - Чего?
        - Не стоит…я не делала ничего такого, за что стоило бы доплачивать. К тому же, наш контракт закончился раньше, чем я ожидала.
        Машина останавливается возле дома, и я, не дождавшись ответа, быстренько забираю клатч и выхожу. Не знаю, почему, но в этот раз мне стыдно брать деньги. А, нет, знаю: в этом случае Смоленский будет казаться не таким уж плохим человеком. Просто щедрым душкой. Не хочу о нем так думать.
        С неба одиноко падают крупные редкие капли дождя. Я краем глаза вижу, как из другой машины выскакивает телохранитель, пытаясь раскрыть черный зонтик, который, похоже, заел: Цербер нервно трясет его, беззвучно ругаясь.
        Интересно, если я брошусь сейчас бежать к дому - он побежит за мной с этим зонтиком, как дурак?
        - Мы вроде не закончили говорить, Саша, - рядом возникает Смоленский.
        - Извини, я думала, что…
        Черт, откуда это чувство? Мурашки бегут по коже. Точно, он ведь зачем-то берет меня за запястье и тянет сделать шаг. Когда Смоленский наклоняется к моему лицу, мы на секунду пересекаемся взглядами - и серебро его глаз будто светится в полутьме. Я не успеваю сказать даже «а…», когда он опускает длинные, черные ресницы и внезапно проводит языком мне по губам.
        Вот это шок. Моя голова выдает экран перезагрузки. Все потому что в ней, бедной, сталкиваются сразу несколько несовместимых вещей - и приятный запах мужчины, и искры от такого откровенного поступка, и мое недоверие, вместе с ненавистью, которая взращивалась годами. «Что происходит?» - вспыхивает единственный вопрос, а после мистер Самоубийца целует меня. Сердце исполняет смертельный номер - стремительно обрушивается куда-то в пятки.
        Ощутив во рту язык, я дергаюсь назад, разрывая поцелуй. Налетаю спиной на мокрую машину и с размаху залепляю пощечину. Этот звук еще какое-то время вибрирует в воздухе, когда повисает полная тишина. По-моему, даже вороны от шока затыкаются.
        - Спасибо, - ехидно произносит Смоленский, прикоснувшись длинными, красивыми пальцами к красному отпечатку на лице, - судя по всему, тебе не понравилось.
        Лучше бы мне не понравилось. Лучше бы он был противным и меня вытошнило! Я вытираю быстро рот ладонью, потому что его вкус остается у меня на губах и языке, и, к сожалению, я не могу сказать, что он какой-то отталкивающий и неприятный. Я верю в то, что поцелуй легко может дать понять, насколько человек тебе подходит. Если тебе неприятно - вы несовместимы, насколько бы симпатичен мужчина не был. Если у тебя бегут мурашки от него - значит, ты попала.
        Я попала.
        Будь мы знакомы при других обстоятельствах - и я бы уже выбирала имя нашим детям.
        Но сейчас… как ему вообще это в голову пришло?! Моя сестра, Дарина… есть тысяча весомых причин, по которым он не должен был такое творить. Зачем он это сделал? Что у него в голове было в этот момент?
        - Мы не договаривались о таком, - шепчу я ошалело, понимая, что нельзя было распускать руки, что бы там не произошло. Это же не свидание с каким-то парнем из института. Как я бью Смоленского видели все, включая водителя и Церберов… надеюсь, что журналистов, хотя бы, тут нет.
        Я осторожно кошусь на телохранителя. Он теперь стоит спиной к нам, продолжая дергать зонтик, и с такого ракурса это выглядит ужасно неприлично.
        - Извини, - выдавливаю я, встретив прямой взгляд Смоленского. След на его щеке становится заметнее с каждой секундой, - это вышло случайно. Я не хотела бить тебя, рука сама дернулась.
        - Извиняешься, потому что сама сожалеешь, или думаешь, что я тебе за это что-то сделаю? - с усмешкой интересуется он, и заметив выражение моего лица, чуть изгибает бровь, - те чаевые, которые я тебе оставлю, можешь считать извинениями от меня. Будем считать, теперь я сделал то, за что стоит доплатить.
        - Я…
        - Эй, Антон, - окликает Смоленский Цербера с зонтом, проигнорировав меня, - дай ей какой-нибудь планшет и включи те видео, которые прислали в облако. И хватит там уже передергивать.
        Цербер по имени Антон оборачивается и на его лице гуляет растерянное выражение.
        - Я, эм… - он опускает взгляд на зонт в руках, - тут зонт сломался, я его открыть пытался.
        - А… - усмехается Кирилл, - забудь. Дождя нет почти.
        Он разворачивается и уходит к дому, засунув руки в карманы брюк. Я долго провожаю взглядом его спину в белой рубашке, думая о том, насколько сложно мне будет общаться с ним, как прежде.

* * *
        «… - Смоленский же узнает об этом, Альмин. Ты совсем рехнулась - приглашать любовника в дом, где живешь.
        - Нет. Кирилл все равно уезжает надолго. Опять по своим делам.
        - И что? Охрана передаст ему…
        - Они тупицы. Скажу им, что ко мне в гости хочет приехать старая подруга с парнем, думаешь, у них в голове что-то щелкнет? Он приедет со Стасей.
        -- Ты поступаешь просто ужасно.
        -- Боже, не суди меня! Я так устала скрываться, устала так жить. Все эти дико важные дела, протоколы, встречи, журналисты, которые тебе жить не дают, все эти правила…я просто хочу жить нормально. Две недели назад я предложила Кириллу уехать, но он отказался! Ему важнее бизнес, чем я. Не понимаю, почему, все равно ему все в наследство отойдет и так, и этак. Так почему я должна думать о его чувствах? Я еще слишком молода для всего этого.
        - Расстанься, если вы не подходите друг другу. Обманывать лучше, что ли?
        - …
        - Что? Не уверена, что пристроишь свою жопку в такое же теплое местечко возле своего хахаля? У тебя в голове не появлялась мысль, что этот блондинистый тип может тебя обманывать? Я же говорила, что видела его недавно с той девушкой на выставке, и они держались за руки. Ты врешь своему мужу, пускаешь этого придурка к вам домой, рассказываешь ему все подробности о Кирилле… ты не думала, что он тебя использует? Он явно что-то пытается разнюхать.
        - Замолчи.
        - Это он тебя уговорил не уходить от Смоленского?
        - Он просто сказал, что…
        - Я так и знала, можешь не продолжать. Как только он появился, ты стала вести себя неадекватно. Он ужасно влияет на тебя. А ты даже не знаешь, чем он живет. Я думала ты умнее, Аля, а тебя разводят, как идиотку. Ты, похоже, не умеешь жить в таком обществе. Твое будущее - только возле Смоленского. Он взял тебя замуж, несмотря на твое происхождение и заботится о тебе…
        - Вот именно, что он относится ко мне, как к домашней собачке! Он не воспринимает меня всерьез, а…
        - А этот воспринимает? Лапшу на уши он тебе вешает, Аля. Боже, ты такая доверчивая…»
        Я перематываю видео. Внутри пальцев бегают холодные мурашки - они затекли, пока я нервно стискивала планшет в руках. Наверняка Смоленский хотел показать мне только момент измены Али, но я все равно просмотрела почти все. Весь разговор с подругой сестры, которую я даже не знала до этого.
        Аля…
        Блин, ты правда настолько глупенькая?…
        Я смотрю на парня на стоп-кадре. В желтой одежде курьера, кепке и маске на лице. Потом он снимает головной убор и на лицо падают светлые, кудрявые волосы. Когда он опускает маску, я понимаю, что он явно моложе Смоленского. Выглядит лет на двадцать.
        «… - Ну и видок у тебя!
        - А как иначе? - он смеется, - если бы я просто прошел перед твоей охраной - твоему мужу уже бы сообщили. Где Темыч? Позови его, пусть переоденется в эти шмотки и выйдет, как курьер.
        - А ты-то как потом выйдешь отсюда?!
        - Натяну на лицо шарф и пройду. Прикинусь, что пьян. Стася меня дотащит до машины. Уж второй раз-то охрана не станет в лица всматриваться.
        Аля встает на цыпочки и обвивает руками шею парня.
        - И почему ты так боишься спалить свое лицо перед Кириллом? - мурлычет она.
        - Не задавай вопросы, на которые не захочешь получать ответы, - усмехается парень, - я просто очень симпатичный. Любой заревнует, увидев меня в доме своей жены.
        - Ха-ха! Смешно. Поцелуешь?
        - Ты выпила уже, что ли?
        - Немного. Стася принесла мое любимое вино. Сказала, что от тебя…. когда ты уходишь, мне становится ужасно плохо, знаешь? По-настоящему, я не шучу. Такое чувство, будто бы мое тело не хочет без тебя жить. Пожалуйста, поцелуй меня. Я очень скучала.
        - Поцелуй надо заслужить. У нас мало времени. Курьер слишком задержался в твоем доме, надо скорее скинуть вещи Темычу, или охрана насторожится. Иди, зови его.
        - Ты меня убиваешь, Стас.
        - Я знаю. Иди…»
        - Идиотка, что ли?! - я с силой хлопаю планшет на столик, не выдержав.
        Я не могу дальше смотреть! Уронив в ладони лицо, я зажмуриваюсь, пытаясь унять колотящееся сердце. Подсматривать за своей сестрой, пусть и через видео трехлетней… а то и большей давности - так мерзко. Особенно, когда само его содержание предельно мерзкое.
        Больше всего я ненавидела обман в супружеской жизни. На протяжении нескольких лет я постоянно была рядом с людьми, которые изменяли своим женам. Это была одна из главных причин, по которой я ходила к психологу - просто чтобы она убедила меня относиться к этому проще и не думать, что все мужчины такие. А теперь я своими глазами смотрю, как изменяла моя сестра.
        Дура.
        Как до такого дошло?
        Жаль, что у меня нет других видео.
        Я отнимаю руки от лица и тру ладони, возвращая им чувствительность. Наверное, я увидела достаточно, чтобы больше не подозревать Смоленского в плохом отношении к жене и убийстве Али. Пары дней их жизни мне хватило. Я не знаю подробностей их отношений, после того, как правда об измене Али вскрылась, но до этого неадекватной выглядела моя сестра, а не он. Вряд ли он сделал ей что-то плохое. Похоже, что он.. любил ее. Реально.
        В принципе, как и я, и мама. Мы ведь тоже любили ее, но когда перед носом Али замаячило лучшее будущее, она без сомнений вычеркнула нас из жизни, как и собралась вычеркнуть в дальнейшем Кирилла.
        Я поднимаюсь с дивана и открываю мини-бар в поисках воды. Этикетки на бутылках сообщают мне, что тут, похоже, один алкоголь. Придется спуститься вниз за водой…
        Мне придется пройти мимо двери в комнату Смоленского. Чем ближе я подхожу, тем больше меня терзает желание извиниться перед ним. Хотя, нужны ли ему эти извинения? Моя босая нога внезапно наступает на что-то мокрое возле его двери, и я замираю, опустив взгляд вниз.
        Лужа?
        Что…
        Я в шоке округляю глаза. Он что, опять, как в тот день…? Тогда он сорвался из-за происшествия с его отчимом, а сегодня его планы рухнули и случилась неприятная встреча с его настоящим отцом. Это здорово его подкосило, судя по его виду, который я наблюдала, пока мы возвращались домой.
        Прошло уже много времени с тех пор, как мы вернулись - я слишком долго смотрела видео, а, значит, вполне возможно, что за это время вода из ванной затопила всю его комнату и он мог умереть…
        - Смоленский!!! - кричу я в панике, дергая дверь за ручку. Она запрета! Я начинаю молотить по дереву кулаками, - открывай сейчас же! Я ломаю дверь, если ты не ответишь через секунду! Идиот! Чертов самоубийца!
        Я пинаю ногой дверь в район замка. Она жалобно хрустит в ответ, но почти не поддается. Я исступленно верчу ручку, надеясь, что быстро ее выломаю, но в этот момент внезапно щелкает замок и дверь передо мной распахивается.
        - Я… - я вскидываю взгляд вверх и тут же зажимаю рот рукой, чтобы не издать какой-нибудь дурацкий звук. Смоленский стоит на пороге в одном полотенце, наспех обмотанном вокруг бедер. Его волосы мокрые. Черные ресницы тоже слиплись от воды, словно Смоленский только-только вынырнул. Тоненькие струйки бегут по рельефным мышцам его тела.
        Я растерянно провожаю взглядом одну из капелек воды. Она очерчивает кубики пресса и быстро сбегает за пояс полотенца.
        Черт, он в порядке, а я…
        - Ты чё? - слышу я смешок, - Саша?
        - Извини, - вырывается у меня, пока я не знаю, куда деть глаза, - извини, пожалуйста. Я подумала, что ты снова что-нибудь сделаешь неосторожное… как тогда… Я просто шла мимо на кухню, и наступила в воду перед дверью…
        Он опускает взгляд вниз.
        - А, - произносит он спокойно, - я пролил минералку, когда открывал. Ты подумала, что я решил утопиться в ванне?
        Минералка! Блин, Саша, ты идиотка. Я обреченно закрываю лицо рукой.
        - Да, - глухо произношу я, - извини еще раз.
        - Ясно. Я в порядке, как видишь. Твоя настойчивость меня восхищает, кстати. Зайдешь внутрь или будешь на пороге торчать?
        Я убираю ладонь с лица и удивленно поднимаю взгляд. Смоленский смотрит на меня так спокойно, словно он предложил что-то совершенно обычное.
        - Зачем? Я шла на кухню, чтобы попить, - я приподнимаю брови, - хочешь пригласить меня к себе, чтобы выпить воды?
        «У тебя из одежды - одно полотенце, а ты приглашаешь меня зайти? Совсем что ли?» - мелькает мысль.
        Я и так глаза не знаю, куда деть, чтобы не натыкаться постоянно на эти кубики пресса. Черт, Смоленский сложен просто отлично. Редко можно увидеть такое.
        - Я думал, ты голодна, - произносит он, окинув меня с ног до головы взглядом, - вообще, я собирался заказать поесть после душа. Тебе в том числе. Ты можешь выбрать что-нибудь из ресторанов, которые находятся поблизости. Либо могу попросить вернуться повара. Закажешь что-нибудь ему. Там куча продуктов на кухне.
        - Нет, спасибо, - я быстро поднимаю ладонь, отказываясь. В сердце селится странное чувство - мне кажется, или Смоленский как-то стремится сблизиться со мной? Сначала тот внезапный поцелуй возле машины, теперь настойчиво приглашает к себе… - Если на кухне куча продуктов, я что-нибудь приготовлю. Зачем ждать час, пока привезут еду?
        - Ты умеешь готовить? - брови Смоленского приподнимаются, - в любом случае, зачем это тебе? Проще ведь заказать.
        - Я прилично готовлю, можешь не переживать, - перебиваю я его, - что ты обычно ешь?
        Он задумчиво смотрит на меня. Потом, спустя паузу, произносит:
        - Что угодно. Можешь приготовить, что нравится.
        - Я постучу тебе в дверь, как все будет готово, - я отступаю назад, разворачиваясь, - постараюсь побыстрее.
        А потом быстро ухожу вниз, чтобы Смоленский не передумал.
        Кончики ушей до сих пор пылают от стыда.

* * *
        Огромный холодильник действительно забит разнообразными продуктами - я долго в шоке стою перед ним, понимая, что у меня разбегаются глаза и мысли «что бы приготовить». Проверив еще и шкафчики, я понимаю, что в принципе, приготовить могу вообще все, что только в голову взбредет.
        Надеюсь, Кирилл не собрался отдать приказ все это выкинуть после отъезда? Какое расточительство!
        - Куда ты денешь все эти продукты? - интересуюсь я вслух. Потом смотрю на Смоленского через плечо: он сидит, уже одетый в белую футболку и штаны, скучающе подпирая подбородок кулаком, и наблюдает за мной. Его влажные волосы небрежно зачесаны рукой назад.
        Отвязаться от него не удалось. Он решил пойти со мной на кухню, и теперь, стоит мне только посмотреть на него, перед глазами всплывает картина, как он стоит на пороге в одном полотенце на бедрах, демонстрируя свои чертовы кубики пресса и широкие плечи.
        Это плохо настраивает на готовку. Не удивлюсь, если я сожгу все к чертям.
        - Тут есть люди, которые круглый год присматривают за домом. Они себе заберут все продукты.
        - А-а…
        Я достаю стейки из тунца в упаковке. Открыв пленку, я настороженно нюхаю еду: никак не могу отучиться от привычки проверять все на свежесть. Это у Смоленского все продукты небось проверяют специально обученные люди, а мне вот иногда кидали в пакет в магазине всякую тухлятину.
        - И как пахнет? - раздается над плечом голос, и я подпрыгиваю. Он слишком тихо и незаметно подкрался ко мне со спины! - Помочь в чем-то?
        - У тебя руки порезаны, - бормочу я, чувствуя, как моя спина напрягается. Он, конечно, еще не прижимается ко мне, но между нами остались считанные миллиметры. Как минимум, он уже потерся об меня своей аурой, - так что лучше не мешай.
        - Я надену перчатки.
        - У тебя откроются раны, так что лучше не надо, - мотаю головой я, а потом в ней что-то щелкает, и я интересуюсь: - Постой, ты умеешь готовить?
        Если он скажет «да», то это будет поразительно. Если всю жизнь его семье готовили повара, домработницы убирали и гладили вещи, то зачем бы ему это уметь? Даже его вопрос «зачем тебе готовить, проще ведь заказать?» - детектор человека, который ни разу в жизни не держался за ручку сковородки.
        - Нет, - отвечает Смоленский мне в затылок, заставляя меня покрыться мурашками, - но мне кажется, что в этом нет ничего сложного. Просто долго.
        А, ложная тревога. Смоленский - обычный неумелый мужик. «Нет ничего сложного»? После этих слов мне хочется громко фыркнуть. Пойду забуду все свои неудачные попытки приготовить «макаруны» или муссовые пирожные, ведь это так легко!
        - Ладно, - мило тяну я, отодвигая стейки в сторону, - тогда приготовь их, раз это несложно, а я пока займусь овощами.
        Я быстро выбираюсь из западни между Смоленским и мебелью, и подхожу к холодильнику. Там я выбираю овощи и зелень, чтобы приготовить их на гриле, а из каких-то сделать легкий салат на ночь. Когда я закрываю дверцу и вижу Смоленского, мне хочется прыснуть от смеха: он выглядит совершенно растерянным, глядя на стейки перед собой. Жаль, что я не могу сфотографировать его лицо.
        - Их же просто пожарить надо? - он переводит на меня взгляд.
        - Угу, - хмыкаю я.
        - И не надо ничем полить перед этим? - он открывает нижний шкафчик и достает перчатки, надевая их прямо на бинты, а я не могу сдержать расползающиеся в улыбке губы.
        - Конечно, нужно. Попробуй найти масло и приправы для тунца.
        Он открывает шкафчик и смотрит пристально внутрь.
        - И что из этого для тунца? - интересуется тихо он, а я, вздохнув, кидаю овощи в раковину и подхожу к Смоленскому. Ну да, тут столько стеклянных красивых баночек с приправами, что новичок в готовке черт ногу сломит. Было бы проще, если местные повара закупались пакетиками с надписью «для идеальной рыбы» или что-то в этом роде.
        - Вот этой и этой приправы хватит. Вот эти масла смешай и немного налей соуса. Потом пожарь на сковородке-гриль с каждой стороны по паре-тройке минут.
        Я наблюдаю за тем, как он послушно пытается следовать моим инструкциям, словно ребенок, впервые пробующий что-то новое. Каким бы он не пытался казаться властным и суровым в обычной жизни, сейчас с него словно спали маски равнодушия и холодности, а вместе с этим он стал выглядеть на несколько лет младше и беззаботнее.
        В голове бьется вопрос - зачем Аля так поступила с ним? Что, жизнь с тем блондинистым парнем действительно показалась ей слаще, чем с мужем? Ведь по одному видео с ним я могу сказать, что парень явно использовал мою глупую сестру в каких-то своих целях.
        Почему же она соврала мне, когда вернулась домой в тот вечер? Почему предпочла скрыть Майю, а не попытаться помириться со Смоленским? Почему-то я уверена, что он бы принял ее обратно. И главный вопрос - кто и зачем ее убил?
        Я тихо вздыхаю, почувствовав начинающуюся головную боль. Вопросы, на которые слишком сложно будеть получить ответы.
        А еще… я так хотела сохранить тайну Али после всего, что случилось, но теперь чувство, что я поступаю очень неправильно, стало еще сильнее терзать меня.
        Смоленский имеет право знать, что у него есть дочь. Но я больше всего на свете боюсь, что стоит ему узнать об этом - и я никогда не увижу Майю.
        Наша семья - обманщики, которые скрыли от него рождение ребенка. Разве можно подобное простить? Я представляю, как искажается яростью его лицо, когда я рассказываю ему об этом, и меня передергивает от холода. Он не позволит нам приблизиться к Майе ни на шаг, и мое сердце будет истекать кровью после очередной потери близкого человека.
        Как же сложно принимать решение, когда с одной стороны на весах справедливость, а с другой - твоя любовь и привязанность к ребенку. Имею ли я вообще право решать?
        - Посмотри, - выдирает меня из раздумий голос Смоленского. Он протягивает мне тарелку со стейком, - нормально?
        - Вполне, - я тыкаю в рыбу вилочкой. По-моему, он ее немного пережарил, но вряд ли я это ему скажу. Человек, как-никак, в первый раз что-то готовит, - сейчас положу овощи.
        Завтра мы с ним расстанемся навсегда и я не смогу больше связаться со Смоленским. Мне нужно принять решение до завтра.

* * *
        После ужина, когда я возвращаюсь на кухню с бутылкой вина, то застаю Смоленского спящим. Он сидит, откинувшись на спинку стула, закрыв глаза и размеренно дышит. На одной из повязок проступает пятнышко алой крови.
        Я осторожно ставлю вино на стол. Потом подхожу на цыпочках к Кириллу, провожу ладонью перед лицом - нет реакции. Он действительно дрыхнет.
        Пару минут я стою, рассматривая его умиротворенное лицо с правильными, красивыми чертами. Потом беру аптечку, аккуратно разматываю бинт с кисти руки и осторожно, едва касаясь, обрабатываю раны. После них наверняка останутся шрамы. Правда, когда я внимательно рассматриваю его руку, то замечаю уже достаточно много маленьких, белых полосочек на руке. Видимо, ему не впервые ранить руки. Бурное детство или постоянные проблемы с гневом? Не знаю даже, что и думать, да и неохота: в голове другие есть тяжелые мысли.
        Я заматываю руку бинтом, и кладу ее на стол. Закидываю посуду в мойку, протираю со стола, потом забираю бутылку и направляюсь обратно к себе в комнату.
        - Спасибо. - я замираю на пороге, услышав это тихое слово. Потом резко оборачиваюсь. Смоленский сидит в той же позе с закрытыми глазами. Показалось, что ли? Похоже, что да.
        Я гашу свет и ухожу в комнату. Похоже, и мне стоит выспаться, потому что у меня уже начинаются галлюцинации.

* * *
        - Александра! - я не успеваю даже продрать как следует глаза утром, как в дверь уже настойчиво стучат, - Александра, Кирилл передал, что мы скоро выезжаем в аэропорт.
        Я едва приподнимаю веки. За окном - ранее и пасмурное утро. Черт. Такое чувство, что меня вчера били мешком - голова трещит, мышцы болят, шея затекла.
        - Александра!
        - Я встаю, - бормочу я. Голос у меня еще тот, как у простуженной псины. Господи, может, Смоленский меня оставит тут на денек? Я высплюсь и возьму билеты на другой рейс…
        «Майя…» - шепчет тихонько разум, и я в панике распахиваю глаза. Какой денек?! Я до сих пор не знаю, что случилось с матерью и племянницей и почему они не отвечают!
        Скинув одеяло, я подхожу к зеркалу, которое безжалостно отражает мое помятое лицо. Сбегав быстренько в душ и немного взбодрившись, я переодеваюсь, складываю все вещи в чемодан и крашусь, завернув волосы в гульку. В дверь снова стучат, уже более робко.
        - Александра, разрешите передать вам кофе?
        - Секунду.
        Причесавшись и закончив с макияжем, я открываю дверь.
        - Возьмите, пожалуйста, - незнакомый мужчина протягивает мне кофе в бумажном стаканчике из какой-то, видимо, местной кофейни, - прошу прощения, но Кирилл Владимирович просил передать вам, что выезд через десять минут. Сейчас я пришлю к вам человека, который заберет багаж.
        - Хорошо, - киваю я, забирая кофе. Закрыв дверь, я быстренько пытаюсь проглотить еще горячий напиток. Руки немного подрагивают от недостатка сна и нервов. Набрав номер мамы, я снова слышу механическое «Абонент недоступен» и закрываю глаза, сжав пальцами переносицу. Успокойся, Саша. Ты не можешь сейчас же очутиться там, нервами делу не поможешь.
        Главное, чтобы рейсы не перенесли. Открыв глаза, я смотрю на небо, которое затягивает тяжелыми, черными тучами.
        Допив кофе, я выкидываю стаканчик в мусор. Внезапно мой взгляд падает на открытую вчера бутылку вина. Она стоит на самом видном месте - на столике возле кровати.
        Упс.
        Я быстро хватаю со столика бутылку и мечусь по комнате, прикидывая, куда ее деть. Мне уже выходить надо, сейчас придут за моим чемоданом, а я тут улики не успела уничтожить! Не уверена, что Смоленский обрадуется, узнав, что я вчера в одно лицо дегустировала дорогое выдержанное французское вино. Из меня получилась слишком уж дорогая эскортница. Черт!
        Я открываю окошко и быстро выливаю остатки наружу. Бутылку кидаю в мусорную корзину, замаскировав бумажными салфетками и надев на горлышко стаканчик из-под кофе. Вряд ли кто-то станет рыться в мусорке. Фух.
        - Вы готовы? - раздается за дверью голос, и я распахиваю ее, кивнув. Этого парня я уже узнаю - охрана Смоленского, - из вещей только этот чемодан?
        - Да, - произношу я и выхожу, направляясь к лестнице. Чем ближе я к выходу, тем настороженнее прислушиваюсь: внизу хлопает громко дверь и отдаленно доносится поток ругательств.
        - Какой, нахрен, душ, Тох?! - я спускаюсь по лестнице, прислушиваясь к голосам, принадлежащим двум моим «любимым» Церберам, - мы нихрена никуда не успеем!
        - А чё, я так поеду?! От меня бухлом за версту несет, если меня тут остановят - мы точно на самолет не попадем!
        Я внезапно ахаю и закрываю ладошкой рот, когда спускаюсь вниз и передо мной предстает странная картина: Цербер по имени Антон стоит, разведя руки, а по его лицу стекают бордовые капли. Впрочем, вся белая футболка мужчины расчерчена алыми разводами, все руки и шея, словно его пытались убить.
        Только я быстро понимаю, что это не кровь. По запаху винограда, который стоит в холле.
        - А-а, - Цербер замечает меня, стрельнув тяжелым, мрачным взглядом, - Доброе утро, Александра. Как спалось?
        Звучит саркастично. Я начинаю краснеть, понимая, куда делось вино, которое я, не глядя, выплеснула за окно. Но признаться в том, что именно я это сделала - сложно. Хотя, для Цербера все очевидно.
        - Нормально, - бормочу я, намереваясь быстренько проскользнуть мимо. Саша, ты идиотка. Если б меньше металась - отправила бы вино в унитаз, а не на голову охране. Теперь будешь делать вид, будто ты тут не при чем?
        - Да? А у нас тут форс-мажор. С неба льется дождь из спиртного. Уделало машину и меня. Не знаете, в чем причина?
        - Нет, - бормочу я еще тише, а потом закашливаюсь, учуяв какой-то мерзкий запах.
        Это уже не вино!
        - Твою налево, Антон, - слышу я за спиной недовольный голос Смоленского. Обернувшись, я смотрю, как он, сморщив нос, спускается вниз. Видимо, у него более развитый нюх, чем у меня, потому что мерзкий запах он учуял раньше. Кирилл достает из кармана белый платочек и по-настоящему аристократично прикладывает к лицу.
        Вау. Я приподнимаю бровь после его жеста. Выглядит красиво.
        - Антон, чем от тебя несет?
        - Дерьмом, - фыркает Цербер, хмуро глядя на нас, - сначала меня облили вином, а потом я от неожиданности поскользнулся упал в кусты. Там и вляпался.
        - Да ладно, - хмыкает второй Цербер, - и кто мог наложить в кустах кучу? Тут все закрыто и охрана целыми днями в камеры палит.
        - Я откуда знаю? Наверное, тот же человек, который и вино в окна выливает.
        - Ты!… - не сдержавшись, от возмущения восклицаю я и тыкаю в Цербера пальцем. Он приподнимает в ответ брови, с посылом «и что ты мне скажешь?».Я замолкаю, сжав руку обратно в кулак. Блин. Отлично я себя выдала. Но этот хам…
        - Переоденься резче и сожги вещи. Времени у нас осталось мало, - вздыхает Смоленский. Потом он переводит взгляд на меня и я чувствую, как снова краснею: в нем немой укор, - Саша, серьезно? В окно?… Если это то вино, о котором я думаю - его купил еще мой прадед.
        - Извини, - выдыхаю я, и, окончательно покраснев, убегаю на улицу от взглядов, устремленных на меня.
        ГЛАВА 9
        Я в последний раз провожаю взглядом Лондон из окна самолета, а потом опускаю шторку. Лететь долго. Смоленский оставил меня в салоне вместе с охраной, а сам удалился в свои покои - то ли обиделся из-за вина, то ли ему просто захотелось посидеть в одиночестве, но в машине он не перекинулся со мной даже парой слов.
        «Сказать? Не сказать? Что сказать?» - одолевают меня рой мыслей в голове. Они назойливо жужжат, словно настоящие насекомые, стоит мне попытаться не думать ни о чем.
        Что сказать?
        «Тут такое дело, Смоленский… сестра родила ребенка и попросила не говорить, что он от тебя. Я и молчала…». Отлично, Саша. Он обрадуется и похвалит тебя за умение хранить тайны.
        «Ты знал, что у тебя есть дочь?». Господи, самое отвратительное начало.
        «Знаешь, я долгое время была о тебе самого ужасного мнения, думая, что именно ты виновен в смерти сестры…». Ужасно долгие оправдания, я миллион раз запутаюсь и забуду от волнения, что хотела сказать.
        Я бросаю взгляд на планшет Цербера по имени Антон - опять режется в свои игры. Потом смотрю на него самого. Заметив мое внимание, он отвечает мне мрачным лицом.
        - Нет, даже не смотри, Александра. Я с тобой не разговариваю.
        - Я сейчас с ума сойду от скуки, - вздыхаю я, - у тебя нет, случайно запасного планшета?
        - Спроси у стюардессы. У них должен быть.
        С тяжелым вздохом поднявшись и отстегнувшись, я беру у милой брюнеточки планшет и возвращаюсь на свое кресло. Кажется, Антон на меня зол и не станет помогать с играми. Конечно, из-за меня ему пришлось избавиться от, возможно, любимой одежды, а еще времени принять как следует душ не оставалось. От него до сих пор немножко несет вином.
        Может, просто в интернете посидеть? Я вожу тоскливо пальцем по экрану планшета, даже не понимая, откуда эти двое берут игры. Скачивают, наверное, где-нибудь. Но где? Я отсталая в этом плане.
        - Дай сюда, - фыркает Цербер, вырывая у меня из рук гаджет. Потом с умным видом тыкает в экран. Спустя десять минут, за которые я готова уже сожрать себя тяжелыми мыслями о матери и Майе, он возвращает мне планшет, на экране которого яркая, красочная заставка.
        - Аккаунт я тебе сделал, дальше сама разберешься.
        - Спасибо, - благодарю я его от души, а Цербер криво и скептически улыбается. Похоже, он считает меня полной козой. Несмотря на то, что днем ранее из-за этих ребят мне влетело от Смоленского, я чувствую себя немного виноватой, - и извини, пожалуйста, за вино. Я правда не хотела выливать его на тебя.
        - Угу, - получаю я лаконичный ответ. Похоже, извинения его не впечатлили.
        На какое-то время я погружаюсь в игру. Видела бы меня Катя или кто-нибудь из знакомых…одна меня вообще огрела бы чем-нибудь тяжелым по голове, потому что у нее еще свежи воспоминания о бывшем муже-геймере, который выносил из дома и продавал технику, чтобы купить какие-то там легендарные мечи и прочую фигню.
        Чпок.
        Я опускаю глаза вниз экрана, не понимая откуда звук. В чате внезапно вижу сообщение, выделенное синим цветом:
        «ToxicToha35: Может, сходим куда-нибудь? Я угощаю»
        Чего?
        Я перечитываю сообщение и имя отправителя еще раз, и до меня, наконец, доходит. Обернувшись, я вижу, как Цербер сидит, усиленно что-то печатая на экране и делает вид, что не замечает, каким взглядом я на него смотрю.
        Чпок.
        «ToxicToha35: «еще сестра подогнала мне недавно пару билетов в театр. Мне не с кем было идти, может, ты составишь компанию?»
        У меня вырывается смешок. Могу представить в театре Смоленского, но не Цербера Тоху, который сегодня при всех ляпнул, что я наложила кучу в кустах.
        «Я: Извини, у меня работа и бабушка, за которой надо ухаживать =(»
        Мне, конечно, немного жаль отбривать Тоху: в отличие от большинства мужчин, которых я встречала во время подобной работы, он достаточно вежливо пригласил меня на свидание. Может быть, нам бы даже было весело вдвоем и я впервые за долгое время вступила бы в отношения, но когда я вспоминаю, что он работает у Смоленского, а, значит, тот так или иначе однажды будет в курсе наших отношений, мне почему-то становится стыдно и некомфортно.
        «ToxicToha35: Отмазалась, ага. Оставь хоть номер телефона. Вдруг однажды будет охота с кем-то повеселиться, а я тут как тут»
        А он не привык так просто отступать…
        - Саша, - раздается над макушкой и я вздрагиваю, испугавшись, а потом быстро блокирую планшет. Цербер Тоха, чуть порозовев, с каменным лицом убирает свой. Рядом с моим креслом стоит Смоленский.
        - А? - я поднимаю на него взгляд, думая - увидел ли он нашу с Цербером переписку или нет? Вроде бы нет. Надеюсь.
        - Дай руку.
        Я протягиваю ему руку тыльной стороной вверх, недоумевая. Смоленский берет ее и переворачивает, а потом вкладывает в ладонь пачку денег. Я округляю глаза в ответ.
        - Зач…
        - Это твое, - коротко произносит он, - как и обещал.
        Сердце начинает биться хаотично, словно у меня тахикардия. Похоже на внезапную влюбленность, только дело совсем не в ней.
        - Я же сказала, что мне не… - начинаю я, но Смоленский меня перебивает:
        - А я сказал, что это твое. Контракт у нас закончился. Как насчет встретиться и выпить кофе на этой неделе?

* * *
        Предложение Смоленского производит эффект бомбы, взорвавшейся прямо перед моим носом и окончательно выбивает меня из равновесия. Сначала Тоха, которого я облила вином, теперь он… они что, сговорились подшутить надо мной? Это какая-то проверка?
        Выпить кофе со Смоленским. Это совершенно выходит за рамки наших рабочих отношений. Я встречусь с этим человеком в неформальной обстановке и что дальше?… Для чего ему это - встречаться с сестрой своей бывшей жены? К тому же, если не задумываться о причинах, по которым этот человек предложил мне встретиться, пресса может взорваться от негодования, поймав нас на свидании, и каким бы не был фиктивным их с Дариной брак, это принесет бедной девочке немало нервных потрясений.
          - Я… - я тихонько откашливаюсь. Многое сейчас бы отдала за навык телепортации, лишь бы не попасть в такую ситуацию, - извини. Я подумаю насчет свидания, хорошо?
        - Я хочу получить ответ сейчас. Давай без увиливаний.
        А он совершенно безжалостен и прямолинеен. Вчера вечером на кухне жарил стейк явно его брат-близнец - Смоленский не мог быть таким милым! Я закусываю губу и качаю головой.
        - Я пока не могу. Дома меня ждут дела, и я совершенно не в курсе, когда освобожусь.
        - Я подожду, пока ты разберешься со своими делами и несуществующей двоюродной бабушкой, - спокойно подводит итог он, - будем считать, что ты ответила положительно.
        Он уходит, оставив меня сидеть с пачкой денег в руке и вытаращенными глазами. Со стороны Тохи я слышу громкий фырк.
        - «Я подумаю». Меня ты отшила совершенно безжалостно, Саша. Хотя, в отличие от Смоленского, я не женат.
        - Ой, отстань, - огрызаюсь я, пряча купюры в сумочку. Больше всего меня беспокоит вопрос - Смоленский просто понял по моему лицу, что я вру про бабушку, или решил раскопать немного информации про нашу семью? Надеюсь, что первое.
        Из самолета я выхожу последней, стараясь держаться подальше от Кирилла Владимировича. И неспроста: в окошко иллюминатора я прекрасно видела, как его уже встречает дорогая невеста Дарина.
        - Кир! - вскрикивает радостно она, стоит только Смоленскому спуститься, и бросается ему с разбега на шею.
        То, что он тут же смотрит куда-то в сторону, лишь вежливо придерживая девушку за талию, еще раз показывает достаточно холодное отношение к невесте. Мог бы хотя бы сыграть на публику. Дарина вот играет отлично. Или не играет и у нее есть какие-то чувства к ее другу детства?…
        Никогда не пойму мужчин. Дарина по сравнению со мной выглядит хрупкой, породистой и воспитанной девушкой, а я же каждое утро вижу в зеркале загнанную циничную кобылу. На месте Смоленского я бы присмотрелась к ней, раз уж судьба распорядилась так, что они станут мужем и женой.
        На плечо внезапно ложится тяжелая рука и я вздрагиваю. Тоха, ешкин кот!
        - Смотри на них внимательнее, Саша, - тихонько басит он, - пусть тебе будет стыдно, если такое чувство еще осталось в твоем бессовестном арсенале.
        - Чего? - возмущаюсь я, сбрасывая его руку с плеча, - за что мне должно быть стыдно?
        - За то, что согласилась на свидание с человеком, у которого есть невеста, а меня отшила. Не думал, что ты такая.
        «Да я только сказала, что подумаю, и то потому, что он настойчиво потребовал дать ответ прямо сейчас» - думаю устало я, - «и еще из-за парочки других причин».
        - Отстань, - лаконично сообщаю я Тохе. Оправдываться перед ним я не собираюсь. Пусть думает, что хочет. Если прекратит думать о свидании со мной, посчитав меня женщиной, которая способна встречаться с почти женатым мужчиной из-за денег, то это и к лучшему - Тоха достоин спутницы поинтереснее, чем я.
        - И куда ты? - несется мне в спину, когда я быстро спускаюсь по трапу, - Слыш, Саша! Кирилл сказал мне отвезти тебя домой!
        - Не напрягайся. Меня обещала забрать подруга! - кричу я ему, забирая припаркованный у трапа чемодан. Ловлю на секунду мрачный взгляд Дарины, и пристальный, пронзительный - Смоленского.
        Он провожает меня им до тех пор, пока с неба снова не начинает литься сильный дождь, и очертания его фигуры не размываются вдалеке.
        Я забегаю мокрая в здание аэропорта и выдыхаю. Все, мое приключение закончилось? Похоже, что да. И я в очередной раз унесла с собой тайну о рождении Майи, так и не решившись о ней рассказать.
        Вероятно, Смоленский позвонит однажды, решив напомнить о чашечке кофе. У меня будет время подготовиться к этому моменту. Сейчас я действительно не в силах сообщать ему такие новости - не в такой спешке. Это далеко не пятиминутный разговор.
        - Вот ты мокрая курица, - тянет Катя, когда я запрыгиваю к ней в машину, стирая с лица воду, - все сиденья намочишь! Я думала, что тебя хотя бы проводят!
        - Не до этого было, - я беру бумажные салфетки из бардачка и обтираюсь ими, - фух. Спасибо, за то, что встретила. Ты что, перекрасилась?
        - Ага. Мне идет черный. Да было б за что благодарить, - она вздыхает и роется в сумочке. Потом кладет мне на колени достаточно плотный конвертик, - на, это твое. Спасибо, что выручила, и еще раз извини. Заедем перекусить куда-нибудь?
        - Прости, мне бы в больницу сгонять к матери, - бормочу я, открывая конверт. Глаза разбегаются: там слишком много купюр. Я пересчитываю их корешки, и поднимаю глаза на Катю, - тут многовато, разве нет?
        - Я обещала тебе отдать все деньги, которые мне Смоленский перевел, - Катя приподнимает бровь, - но, если тебе не нужно, могу забрать половину.
        Ах, ну да. Я закрываю конвертик и убираю его в сумку. Если б Смоленский не был бывшим мужем моей сестры и почти женатым человеком, я бы встречалась с ним почаще. Так и разбогатеть недолго.
        - Так в какую тебе больницу?
        - Которая возле моего дома. Сначала я домой забегу, правда. Спасибо еще раз, Кать.
        - Да не за что, - хмыкает она, - считай, что это все - мои извинения за то, что заставила тебя потусить с бывшим твоей сестры. Все же в порядке?
        - Почти, - киваю я. Вряд ли стоит рассказывать подробности. Катя, конечно, хранить тайны умеет, но ей незачем знать обо всем.

* * *
        Квартира матери встречает меня каким-то зловещим молчанием. Поставив чемодан, я обхожу все комнаты. Потом захожу на кухню и трогаю чайник: холодный. Открыв его, я нюхаю воду: запах немного неприятный. В холодильнике я нахожу уже скисший суп, который мать варила, когда я еще не уехала в командировку. Захлопнув нервно дверцу, я покидаю квартиру, и, спустившись на улицу, сажусь к Кате в машину.
        - Ты чего? - она замечает, видимо, напряжение на моем лице, - все хорошо?
        - Просто отвези меня в больницу, ладно? Пока не задавай вопросов.
        Она медленно кивает и заводит машину.
        - Кем вы приходитесь девочке? - интересуется женщина за стойкой, когда я прихожу в детскую больницу. Я роюсь в сумке, доставая паспорт и показываю ей открытые первые страницы.
        - Тетей. С ней лежит моя мама, я не могу вторые сутки дозвониться до нее, поэтому зашла, чтобы узнать - все ли в порядке?
        - А, я поняла, о ком вы. Погодите секунду, - женщина щелкает мышкой в компьютере, задумчиво глядя в монитор, - да, с девочкой была ее бабушка.
        - Была?
        - Вам полиция ничего не сообщила? - она поднимает на меня взгляд, а я чувствую, как у меня быстро-быстро стучит сердце, - она вечером вышла в аптеку за лекарствами и не вернулась. Утром прохожие нашли ее тело. Мы пытались найти родственников девочки, и, видимо, до вас не смогли дозвониться. Нашли только ее отца.
        Я закрываю лицо ладонями, чувствуя, как немеет все тело от шока. Да нет, этого не может быть. Это происходит не со мной. Зачем кому-то женщина, которая шла вечером в аптеку за лекарствами? Это ошибка.
        - Посмотрите еще раз по фамилии, - глухо говорю я, двигая к женщине паспорт, - проверьте, чтобы не было ошибки.
        - У нас только один человек с такой фамилией, - в голосе женщины проскальзывает жалость, - обратитесь в полицию - там вам расскажут подробности.
        «Я сильная. Я не буду плакать» - крутится в голове мысль, хотя больше всего мне сейчас хочется свернуться в клубочек прямо у стойки регистратуры и дать волю слезам. Аля, мама… почему это происходит с моей семьей?
        - Вам налить воды?
        - Нет, - выдыхаю я, убирая от лица руки, - погодите, вы сказали - «нашли отца»?!
        Это же шутка? Они не могли найти Смоленского! Они не могли же сообщить ему?
        - Да, - осторожно кивает женщина, - он вчера приехал из другого города. Сейчас, наверное, занимается документами.
        Вот дьявол!
        - А Майя как? - я встряхиваю головой, укладывая мысли, - что с ней?
        - С девочкой все хорошо. Сейчас спит. Операция прошла успешно, за ней присматривают, - женщина едва улыбается мне, а я, кивнув, забираю паспорт, и, развернувшись, выхожу из больницы прямо под ливень, который льет с неба. Холодные струи дождя немного остужают меня и возвращают трезвость уму.
        Блин! Она говорила не о Смоленском!
        А о Михаиле, бывшем парне сестры, с которым она играла влюбленную парочку, заключив брак. После родов сестры он бесследно исчез: то ли испугался ответственности, подумав, что совершил ошибку, записав на себя чужого ребенка, то ли по другим неведомым мне причинам. Он и так-то не особо участвовал в жизни Али, поэтому, его исчезновение не стало для нее каким-то ударом.
        И вот теперь он выплывает откуда-то из тени. Зачем ему это?! Совесть взыграла? Вряд ли. Что-то мне подсказывает, что его причины далеки от бескорыстных.

* * *
        - Ограбили ее, - вздыхает полицейский, рассказывая мне о случившемся, - напавший - алкоголик. Видимо, нужны были деньги на опохмел. Не рассчитал силу, ударив по голове, вытащил все деньги и карточки, и сбежал. Нашли его очень быстро - пытался с карточки снять наличку в том же районе. Бывает такое в жизни.
        Я качаю головой. Может и бывает, вот только я никогда не думала, что это случится с моей мамой.
        - Мы пытались найти родственников Майи, - продолжает полицейский, - ваш номер и адрес дала соседка, сказав, что вы часто жили вместе с девочкой и матерью, но мы не смогли дозвониться, а в квартире никого не было. Начали искать отца ребенка - он быстро отозвался и приехал.
        - Михаил его зовут? - вырывается у меня.
        - Да, - кивает полицейский.
        - Но он не появлялся несколько лет. С рождения Майи его ни разу не видели, - я хмурюсь, - моя мама оформила опеку над внучкой и воспитывала ее все это время вместе со мной. Очевидно, что ему не очень нужна дочь.
        «И это учитывая то, что дочь-то и не его» - зло добавляет сознание.
        Полицейский дергает плечом.
        - Девушка, это вам в органы опеки и суд. Он отец ребенка, и имеет право забрать дочь.
        Я устало тру лицо руками. Конечно, это перекати-поле имеет на многое теперь право. Сейчас восстановит права родителя и поселится в уютной квартире с Майей, которая ему и не нужна. И все это под шумок, пока я занята организацией похорон. Конечно, я стану бороться за Майю, но что, если этот урод ляпнет на суде, чем я занималась раньше? Встанет ли суд на мою сторону? Я - просто одинокая женщина, а он записан в свидетельстве о рождении Майи.
        Сколько же всего навалилось разом…
        Я устало и потерянно смотрю в окно, пока полицейский что-то бормочет мне.
        Конечно, он может проиграть любой суд, если вдруг появится настоящий отец ребенка. Ведь Михаил абсолютно не имеет никакого отношения к Майе.
        Похоже, теперь действительно настало время, не откладывая, сообщить Смоленскому о тайне моей сестры. Пусть после этого я и никогда больше не увижу Майю - но ей явно будет лучше с настоящим отцом, чем с тем человеком.

* * *
        - На тебе нет лица, - Катя растерянно поглядывает на меня, пока довозит до дома, - Саш, расскажи, что случилось? Мы, конечно, не заклятые подруги, но, судя по твоему состоянию, тебе нужна помощь прямо сейчас.
        Она права. Молчать и хранить все в себе становится слишком трудным. К тому же, я впервые начинаю осознавать, что по факту осталась в жизни совершенно одна. У меня больше нет родных, кроме Майи, да и то я рискую ее вскоре потерять.
        Не выдержав, я начинаю медленно и в общих словах рассказывать Кате случившееся. С каждым произнесенным предложением горло стискивает все сильнее и сильнее, и под конец я плачу, почти не в силах связать слова.
        - Боже, - Катя резко сбрасывает скорость и паркуется. Я отмечаю, что делает она это прямо рядом с табличкой «стоянка запрещена», и плачу еще сильнее, понимая, что этой дурынде влетит штраф из-за меня. Подруга отстегивается и порывисто обнимает меня. Меня окутывает запах ее духов - тяжелый и уютный, - почему ты молчала? С таким не справиться самостоятельно! Я дам тебе номер адвоката, который разводил меня с мужьями - он отличный дядька и у него есть связи в судах. Нагнем твоего Михаила! Точнее, твоей сестры…
        - Не надо, - выдыхаю я, - просто дай мне номер Смоленского. Я не скажу, где его взяла, не переживай, да ему и не до этого будет.
        - Ты… - Катя замирает, - ты что, собираешься ему рассказать про дочь?
        - Да. У меня нет права на проигрыш. Чем раньше о Майе узнает ее настоящий отец - тем быстрее она окажется окружена заботой. Если я сейчас поддамся эмоциям и страху и попытаюсь отвоевать право на опеку над племянницей, то все может затянуться. Месяц, два, полгода… а Смоленский сделает все, чтобы ускорить процесс. Он заберет ее из больницы, а не этот Михаил.
        - Ну… - Катя теряется, отпуская меня и принимается рыться в карманах, а потом в сумке, доставая телефон, - ладно. Конечно, я скину тебе номер. Но ты правда уверена в этом? Если бы меня обманывали три года, скрывая ребенка - я была бы в ярости. Он человек с высоким положением в нашем обществе. Может много нехорошего тебе сделать.
        - А у меня есть выход? - скептически интересуюсь я и тоже достаю телефон. И задумчиво зависаю над кнопками.
        Лишь спустя несколько секунд я понимаю причину странного неудобства: Смоленский забыл забрать у меня свой дорогущий смартфон. Будет причина назначить ему встречу, не сообщая по телефону в лоб новость о дочери.
        - Только, пожалуйста, - прошу я напоследок Катю, - молчи обо всем, что знаешь связанное со мной и Майей.
        - Кто я, по-твоему?! - гормко возмущается Катя, сверкнув в меня обиженным взглядом, - я хоть раз о тебе что-нибудь рассказала кому-то? Ты даже не в курсе, какие тайны у меня есть в загашнике. Если бы я кому-нибудь их ляпнула - меня бы уже утопили. Никто не узнает о девочке.
        - О чем ты? Узнают, - вздыхаю я, - как только Майя вернется к отцу, ее рано или поздно увидят журналисты. Наверняка начнут раскапывать подробности. Узнают, кто воспитывал Майю. Может, однажды, и до тебя доберутся. Уверена, что бурлить это журналистское болото будет жутко, учитывая то, что Смоленский вот-вот женится.
        Страшно даже представить, что сделает мне Смоленский за испорченную репутацию и проблемы.
        - А, - Катя отмахивается, - в этом я - могила. Можешь не переживать. Но, учти, если этот мерзавец богатый тебе что-нибудь сделает, я прессе о нем многое наболтаю.
        - Не смей. Плевать, что он сделает, главное, чтобы Майя была с ним в порядке. И о своих детях подумай.

* * *
        Сперва я разбираюсь с похоронами. Проводив в последний путь маму, я долго сижу на кладбище, глядя на пару букетов с цветами - прощаться пришла я и ее старая знакомая со школы. Я не хочу об этом думать, но в голову упорно все же лезут мысли о том, что наш последний разговор вышел холодным и слишком скомканным. Никто из нас двоих не ценил время, которое мы могли бы чаще проводить вместе. Жаль, что это понимаешь лишь в такие моменты, да и то, потом быстро забываешь об этом.
        - Прости, - произношу я напоследок в пространство, вставая с лавочки, чтобы уйти, - я знаю, что ты этого не одобрила бы, но так правда будет лучше. Я очень боюсь за Майю.
        После я замолкаю, когда перевожу взгляд на соседнюю табличку. С нее на меня смотрит улыбающаяся Аля. Еще старшеклассница - потому что мама не смогла найти фото, где Аля была постарше…
        В сердце неприятно колет, и я, развернувшись, быстро ухожу с кладбища. Сажусь в оставленную на парковке машину и достаю из бардачка телефон. Пришло время написать Смоленскому. Потому что вчера я зашла в больницу к Майе, а она долго плакала, думая, что все ее бросили и не хотела отпускать меня. И рассказала, что какой-то дядька обещал ее забрать. Ее личико было испуганным, когда она говорила мне это, и я поняла, о каком дядьке она говорила. Ее нельзя больше оставлять в одиночестве. Я не хочу, чтобы потом у племянницы была сломана психика.
        Жаль, что мне не удалось ни разу подкараулить этого гада. Я бы хотела поговорить с Михаилом с глазу на глаз, чтобы, хотя бы, понять его намерения. Может, удалось бы от него откупиться. Вероятность невелика, но у меня достаточно денег в заначке.
        Разблокировав экран, я замираю. На панели уведомлений висит новое сообщение от неизвестного номера.
        «Ты задолжала мне встречу за чашкой кофе, если помнишь» - лаконично сообщает мне неизвестный абонент, в конце добавив «К.Смоленский».
        Похоже, он сам решил все взять в свои руки. Я быстро набираю номер, приложив телефон к уху.
        - Вау, - раздается в динамике немного искаженный голос Кирилла. Он говорит с легким сарказмом, - я даже не подозревал, что девушки умеют звонить первыми.
        - Просто я хотела с тобой кое о чем поговорить, - произношу я устало, - и поэтому я хочу встретиться с тобой как можно быстрее.
        Повисает пауза, за время которой я чувствую легкое смущение. Да, у меня действительно серьезный разговор, вот только для Смоленского, избалованного женским вниманием, мое предложение «поскорее встретиться» звучит, наверное, очень скучно и предсказуемо. Что он подумал? Что я притворялась, не показывая к нему никакого интереса, а теперь решила внезапно подкатить? Повелась на его деньги, получив такой щедрый подарок?
        И даже становится немного страшно, что он посмеется надо мной и бросит трубку.
        Черт, может, стоило начать с другого?
        - И насколько быстрее? - интересуется Смоленский, а я выдыхаю. Вроде бы, я не слышу насмешки в его тоне.
        - Хоть сейчас.
        - Через час я буду свободен. Скидывай свой адрес, я заберу тебя.
        Я нервно улыбаюсь, почувствовав воодушевление. Он не отказался от встречи, несмотря на мой странный напор.
        - Нет, я сама подъеду, - мотаю я головой, хотя, он этого не увидит, - скажи ближайшее кафе или ресторан.
        - «Рене». Там же, где мы в первый раз увиделись, - хмыкает Смоленский, - ты меня дико интригуешь. До встречи, Саша.
        Он кладет трубку, и я протяжно вздыхаю. Потом смотрю в зеркальце: похоже, лицо придется привести в порядок хотя бы легким макияжем. Если я приеду на встречу еще и в таком виде - Смоленский точно офигеет.

* * *
        - Столик на Смоленского Кирилла, - сообщаю я хостес, которая встречает меня на входе в ресторан, и та скептически окидывает меня взглядом. Я отвечаю ей приподнятой бровью. Ну да, на мне футболка и джинсы с кроссовками. Времени переодеться не было - если бы я заехала домой, то здорово опоздала бы.
        - Конечно, - справившись со своим скептицизмом, кивает девушка, - я вас провожу.
        Смоленского я замечаю сразу. И он меня: с его места отлично виден вход в ресторан, и стоит мне зайти, как он поднимает взгляд.
        Он сидит в расслабленной позе, подперев подбородок кулаком. На нем темная рубашка и темные штаны. Кирилл обводит меня взглядом с ног до головы, и в глазах зажигается искорка удивления. Похоже, он немного шокирован моим видом.
        Боюсь об заклад, в его голове сейчас вертится вопрос - той ли девушке он заплатил такие деньги и пригласил на свидание? Почему-то я уверена, что он нечасто продолжал подобные деловые знакомства свиданиями.
        - Привет, - произношу я, и сама отодвигаю стул, присев напротив. Хостес мило улыбается Смоленскому и уходит, и мы остаемся наедине.
        Кирилл молча смотрит на меня. Мне трудно выдержать его настолько прямой и пытливый взгляд, который будто без моего ведома вскрывает все маски, за которыми я прячу эмоции.
        Да, похоже, у этого человека действительно есть неудобная способность - видеть других насквозь. Интересно, как тогда он умудрился попасть в паутину лжи Али? Если, конечно, картина, которую он мне рассказал, на сто процентов правдива, и он не скрыл какие-то важные подробности. Неужели любовь настолько ослепляет?
        - Давай сразу к делу, - внезапно начинает он, и я неожиданно чуточку расслабляюсь. Странно, меня успокаивает его голос? Но я действительно впервые чувствую себя так, словно могу поделиться своими проблемами. Совершенно неоправданное чувство!
        Однако, что-то в этом человеке есть такое. Может быть, какая-то его темная, скрытая сторона, из-за которой кажется, что он может разобраться даже с самой невыполнимой в мире задачей?
        - К делу? - усмехаюсь я, задавая риторический вопрос и хватаю меню. Надо что-нибудь выпить. Машину оставлю на парковке, закажу домой такси. Потому что без дозы успокоительного, мой язык не повернется начать серьезный разговор.
        Смоленский задумчиво смотрит на мою белую футболку с надписью «Люблю пончики». Потом хмыкает.
        - Ты явно не на свидание пришла, Саша. Вообще, ты меня приятно удивила. Я впервые сижу в ресторане с девушкой, которая одета в футболку и джинсы - со мной пришли говорить, а не соблазнять. Вау.
        Мне хочется закатить глаза от его самоуверенности, но вместе с тем, становится немного грустно.
        Жаль, что восхищенное настроение Смоленского скоро испарится, как туман в ясный день. Жаль, что больше он не станет на меня смотреть как на девушку, которая его заинтересовала. Жаль, потому что с ним было по-своему интересно. Среди вереницы мужчин, которые стремились затащить «эту блондинистую дурочку» в постель, Смоленский оказался одним из немногих, кто заинтересовался мной не как красивой куклой.
        Пусть даже мы бы никогда не стали общаться близко, ведь Смоленский был без пяти минут женат, да еще и бывшим моей сестры, но мне действительно было жаль терять хорошее отношение этого человека.
        ГЛАВА 10
        Часы ресторана над нашим столиком неумолимо отсчитывают секунды, пока я собираюсь с духом. Я так и не придумала, с чего начать разговор. Разве бывают вообще подходящие фразы для такого?
        - Насчет моей сестры, Али… - начинаю я, собравшись, наконец, с мыслями. Сердце гулко делает «бух», а Смоленский внезапно убирает локти со стола и откидывается на стул, сложив руки на груди.
        - Нет, - внезапно обрывает он меня, - о ней я точно не собираюсь разговаривать.
        - Пф-ф, - у меня вырывается возмущенный возглас. Смоленский! Он делает такой вид, будто бы я его только что смертельно обидела. Выглядит сейчас со своей отрешенной мордашкой не на тридцать, а на шестнадцать, - Смоленский, это серьезный разговор. Я хотела…
        - Я сейчас встану и уйду, если ты продолжишь. Я хотел с тобой встретиться не для того, чтобы обсуждать Альмину. Если же это - цель твоего свидания, то сначала сделай так, чтобы я хорошо провел с тобой время, и только тогда поговорим о ней.
        Потрясающе. Я удивленно смотрю на этого избалованного дурака. Он же пялится в потолок, всем своим видом демонстрируя, насколько ему неинтересен разговор об Але. О его ребенке! Он даже не дослушал меня! Сделай, говорит, так, чтобы я хорошо провел с тобой время!
        И ведь он еще заинтересован в нашем свидании. Как с его характером не вешается Дарина, играя его невесту, я даже не представляю.
        - Хорошо, - сдаюсь я.
        Ладно. Полчаса я могу поговорить с ним о чем-то другом. Погоды они не сделают, а если Смоленский действительно уйдет, не дослушав меня, то это будет катастрофа. Можно, конечно, крикнуть вслед «у тебя есть дочь, идиот!», но мне не хочется начинать разговор с этого.
        - Отлично, - Смоленский снова садится, положив руки на стол и едва улыбается мне. Я в этот момент делаю заказ официанту: кофе и легкий салат. Вряд ли в меня много влезет из еды. Я третий день питаюсь кое-как, но живот уже бурчит, требуя хоть чем-то перекусить, - расскажи, чем занималась в эти дни, Саш?
        Он так легко переводит тему и превращается из обиженного мальчишки в адекватного и внимательного мужчину, что это меня поражает до глубины души.
        - Похоронами, - ляпаю я, и рука Смоленского замирает над чашкой с кофе. Он поднимает на меня ошалелый взгляд.
        - Чего?
        - Похоронами, - повторяю мстительно я. Ты же хотел поболтать, Кирилл? Я не собираюсь притворяться, что у меня все хорошо, - с моей мамой произошел несчастный случай. Поэтому я и не могла до нее дозвониться, когда была с тобой.
        Смоленский немного отрешенно смотрит на пенку в чашке. Похоже, он переваривает сказанное мною.
        - Извини, - внезапно произносит он, - я не знал этого.
        - Тебе, в принципе, не за что извиняться.
        Он едва пожимает плечом.
        - Я просто не знаю, что в таких случаях говорить. «Прими сожаления» звучит слишком фальшиво и избито. Могу только сказать, что если тебе нужна в чем-то помощь - можешь на меня рассчитывать.
        Мои брови взмывают вверх «домиком». Иногда он просто самый настоящий душка, ей-богу.
        Не успеваю я мысленно нарисовать в своем воображении образ душки-Смоленского, как он внезапно продолжает:
        - Ладно. Хочешь, тогда сходим куда-нибудь в парк аттракционов?
        Я медленно моргаю, когда мы пересекаемся взглядами после его предложения. Нет, он не шутит. Похоже, он действительно ждет моего ответа и считает это отличной идеей, а у меня в воображении всплывает картина сегодняшнего дня, как я после похорон катаюсь на каких-нибудь «американских горках», с каменным лицом глядя в пространство.
        - Ты шутишь? - вырывается у меня. Потому что я не знаю ни одного человека, который на полном серьезе предложил бы сходить в парк аттракционов в такой ситуации. Есть ли у этого персонажа какие-то понятия об эмпатии?
        - Нет, - отвечает он, - я просто хотел, чтобы ты отвлеклась и предложил первое, что пришло в голову. Но, судя по твоему лицу, это была плохая идея.
        - Еще какая… Мне не нужно отвлекаться. Прошло уже пара дней и я немного справилась с эмоциями, - отвечаю я, откашлявшись.
        Я пока не стану делать о нем странные выводы после его предложения. На моем веку я встречала много людей, которые даже не утруждались тем, чтобы понять мои проблемы. Этот же человек, вероятно, просто не знает, как правильно сочувствовать. Но он попытался.
        - Ладно, - Смоленский тихо выдыхает и отводит в сторону взгляд. Он словно обратно выстраивает между нами невидимую стену: его тон внезапно становится ровным, без ноток сопереживания, и он больше не смотрит на меня, - если ты назначила мне встречу после такого, то у тебя были на это серьезные причины. Забудем о нашем свидании. Что ты там хотела узнать об Але, Саша?
        Я вздыхаю. Похоже, время пришло. Официант приносит мне кофе и салат - просто чертовски вовремя. Скорее всего, я уже к нему не притронусь и попрошу запаковать все с собой.
        - Если ты не против, я начну издалека, - произношу я, схватив ложечку и покрутив ее в пальцах, чтобы снять нервное напряжение, - вы планировали с Алей детей?
        Я слышу тихий смешок.
        - Интересно, к чему ты подводишь разговор. Естественно, Саша.
        Значит, вероятность, что Майя - действительно дочь Смоленского, остается высокой. Несмотря на их схожесть, после рассказа Кирилла об измене жены, у меня были мысли о том, что Аля могла нагулять девочку. Хотя, в этом случае она вряд ли бы просила меня скрыть ее от бывшего мужа.
        И, если они планировали ребенка, значит, Смоленскому будет немного проще воспринять новость о дочери.
        - И даже тогда, когда ты узнал о ее измене, вы все равно пытались завести ребенка?
        Отрешенный до этого момента взгляд Смоленского темнеет, и он косится на меня.
        - Ты задаешь бестактные вопросы, но ладно. Я простил ей измену, когда она пообещала мне больше этого не повторять.
        «Вот это поворот» - удивленно комментирует сознание. Я тру лицо ладонью, понимая, что мне придется все-таки это произнести и снова вздыхаю.
        - Несколько лет назад Аля пришла ко мне домой ночью в одной рубашке. Ее кто-то избил. Я подумала, что это сделал ты, а она не стала отрицать. Когда я предложила ей пойти в полицию, - я сглатываю, потому что мне становится труднее рассказывать: мне не нравится лицо Смоленского, - она сказала, что беременна от тебя. И что если ты об этом узнаешь - то убьешь ее и заберешь ребенка.
        - Какая хрень, - Смоленский произносит лишь эти слова, а мне кажется, что он выдыхает лед, отчего все вокруг холодеет. У меня даже мурашки бегут по плечам. Если он сейчас посмотрит на меня - я точно не смогу выдавить ни слова, но он продолжает сверлить взглядом столик напротив.
        - Это она сказала мне, - тихо отвечаю я, - я тогда поверила ей.
        Я достаю свой новый телефон, на который скинула фотки Майи. Открываю галерею и на весь экран одно из ее фото, и кладу, развернув, телефон напротив Смоленского.
        - Аля уехала в другой город, притворившись, что встречается с другим мужчиной и родила вскоре дочь. Она не хотела, чтобы ты когда-нибудь узнал о том, что этот ребенок - от тебя.
        Всё. Я это сказала. Пусть в моем воображении наш разговор и звучал длиннее, чем он получился в реальности, я, все же, смогла собраться с духом и признаться. Я убираю от телефона подрагивающую руку и пытаюсь глубоко вдохнуть, чтобы успокоиться. Но это трудно. Такое ощущение, будто страх заморозил меня.
        Смоленский опускает взгляд на экран телефона.
        Часы в какой-то жуткой тишине отсчитывают секунды… до момента, когда этот человек, наверное, свернет мне голову. Хотя Кирилл внешне спокоен, но я буквально чувствую давящее напряжение, исходящее от него.
        Я слышу тихий и едкий смешок. И вскидываю на Смоленского взгляд.
        - Все это время ты молчала, считая, что эта девочка - от меня? - произносит он.
        Этот вопрос следовало ожидать. Но, черт, по тону Кирилла я уже могу точно сказать, что Майю он мне никогда не даст увидеть. Он спрашивает не для того, чтобы узнать причины и попытаться понять мои мотивы - он уже сделал в голове свои выводы и просто хочет подтвердить их. Мне придется бороться за встречи с племянницей, и вряд ли я выиграю войну с этим человеком.
        - Да, - выдыхаю я, - и поэтому я поскорее хотела от тебя сбежать во время контракта, чтобы ты случайно не узнал о Майе. Я считала тебя чудовищем после рассказов сестры. Естественно, я молчала.
        Смоленский внезапно отодвигает в мою сторону телефон, а потом выпрямляется, глядя на меня свысока.
        - Что-то изменилось с тех пор?
        - Да, - я едва выдерживаю его взгляд, - после смерти сестры моя мама оформила над внучкой опеку, так как человек, который был записан в ее свидетельстве, исчез после рождения. Но теперь он появился и хочет забрать Майю. О его намереньях я только могу догадываться, и вряд ли они хорошие.
        Смоленский изгибает в ответ бровь.
        - И ты пришла ко мне, решив, что сейчас-то ты можешь позволить мне стать отцом для девочки? - он издает смешок, а я прикрываю глаза, - я тебя правильно понял, Саша? Если бы не появился тот человек - ты не посчитала бы нужным это сделать?
        - Нет. Не совсем, - я тяжело вздыхаю, - я думала об этом, когда узнала тебя получше, но…
        - Хватит. Я не хочу больше тебя слушать, - холодно обрывает меня Кирилл, и встает из-за стола. Отсчитав несколько бумажек наличными, он кидает их на стол, оставив еду нетронутой. Я вздрагиваю, когда мелькает мысль, что он сейчас может уйти и сказать, что не станет мне помогать с Майей и не собирается ее признавать дочерью, но он внезапно продолжает:
        - От тебя мне нужно только одно: где сейчас находится девочка? Адрес.
        - Я отправлю тебе смс, - я хватаюсь судорожно за телефон, пытаясь открыть сообщения, - больница находится недалеко от моего дома. Но если ты не родственник - тебя не пустят внутрь.
        - Мне не нужны твои рассуждения. Документы на нее давай.
        - Они дома, - я поднимаю на Смоленского взгляд, - Кирилл, я вместе с матерью растила Майю все эти годы. Если ты собираешься вот так просто отобрать у меня документы на нее, и лишить нас общения, то я буду сопротивляться. Она - мой единственный оставшийся родной человек. И я пришла к тебе за помощью ради ее благополучия.
        Он едва кривит губы в ответ. Взгляд остается темным и холодным.
        - Не думала, что мне на это плевать? Но раз документы у тебя дома - ты отправишься со мной. Я хочу их увидеть. Пойдем, Саша.

* * *
        - Держи, - произношу я дома, отдавая Смоленскому зеленый листок свидетельства о рождении.
        Забрав его, он на секунду прикасается к моей заледеневшей от волнения руке горячими пальцами. Я наблюдаю за тем, как он вчитывается в даты и фамилии - высокомерный и равнодушный, похожий сейчас больше на незнакомца, чем на человека, которого я успела немного узнать.
        И вот этому незнакомцу я вручаю заботу о безопасности Майи.
        «Но у тебя нет выхода» - заунывно повторяет сознание в тысячный раз, - «разве у тебя были еще идеи?»
        Нет. Все они начинаются с «если бы…», а, значит, совершенно бесполезны.
        - Предположим, - произносит Смоленский. Он кладет свидетельство на стол, но не убирает руку - прижимает его указательным и средним пальцем. В глазах мужчины мелькает странная тень, словно он все это время провел не в самых приятных воспоминаниях, - судя по дате рождения, я вполне могу быть ее отцом.
        Он делает паузу и поднимает на меня взгляд. Мне хочется передернуть плечами от ощущения холодка по спине.
        - Впрочем, окончательно все точки над «и» расставит ДНК-тест. Я сделаю его сегодня и попрошу ускориться с результатами. Надеюсь, пары дней им будет достаточно.
        - А у тебя еще есть какие-то сомнения, что это твоя дочь? - я смотрю на Смоленского, - вы крайне похожи. Майя, мне кажется, вообще ничего не взяла от Али.
        - Похожи? - Смоленский приподнимает бровь, - в мире много похожих людей. Только на основании внешней схожести нельзя судить о родстве. Я помню о том, какой была твоя сестра… точнее, помню о ее изменах и способности лгать. Даже если бы не стоял вопрос с судом, где придется подтверждать свое отцовство, я бы все равно сделал этот тест. Мне нужны веские подтверждения, чтобы поверить, что это действительно мой ребенок, а не чей-то еще.
        Черт. Я нервно заламываю руки. Конечно, он прав. Только впервые у меня закрадывается беспокойная мысль - что, если я все это время ошибалась? Аля же соврала мне, даже глазом не моргнув, что именно Смоленский сделал ей плохо… что ей стоило соврать и о ребенке?
        Это значит, что в таком случае меня будет ждать катастрофа. Тогда я даже не знаю, как спасать Майю.
        - Я заберу это с собой, - доносится, как сквозь вату, голос Смоленского. Я отрешенно замечаю, как он стучит пальцем по свидетельству, - это же копия?
        - Да, - выдыхаю я, - я сделала на всякий случай.
        Что же мне делать? Если обнаружится, что Смоленский не отец Майи, времени думать у меня не будет. К кому мне обратиться за помощью? Или просто забрать тайно Майю и уехать? Но меня будет искать полиция. А племянница должна ходить в садик, учиться в школе… мы не сможем скрываться. К тому же, мой бизнес - то, что нас кормит уже много лет. Я мало чего умею делать в жизни хорошо, я глупая. Второй раз так не раскручусь.
        Господи, столько мыслей, что уши закладывает. Голова, кажется, сейчас взорвется.
        Я прижимаю пальцы ко лбу, поморщившись. Это не фигуральное выражение.
        - … Ты меня слушаешь, Саша?
        А еще тон Смоленского доводит до белого каления. Я впервые чувствую себя абсолютно беззащитной перед кем-то, и вообще - перед обстоятельствами. От этого комната делает странный кувырок, и я, кажется, падаю в обморок.

* * *
        Жаль, что нельзя отключиться на несколько часов, как в фильмах.
        Смоленский успевает меня поймать: последнее, что я запоминаю - как он обхватывает меня за талию и спасительная темнота с запахом можжевельника накрывает меня.
        В следующий момент я медленно открываю глаза. На моей футболке отпечатался запах парфюма Смоленского, но теперь я его чувствую немного иначе. Он теплый и уютный, как зимний вечер в доме посреди леса, как пуховое одеяло, которым укрываешься под треск камина.
        Смоленский сидит напротив кровати, на старом стуле, который он притащил с балкона. Вытянув длинные ноги и сложив на груди руки. И, видимо, не подозревая, что я сейчас думаю о его запахе.
        Эти отстраненные мысли в моей голове - просто спасение, минутка блаженного покоя за последние безумные дни.
        - Ты нормально? - задает он единственный вопрос.
        - Вроде да, - мой голос звучит сипло и слабо, - извини.
        Я откидываю плед и поднимаюсь с кровати. Запоздало замечаю, что футболка и волосы немного влажные - Смоленский пытался, наверное, привести меня в чувство, побрызгав водой. Стоит мне выпрямиться, как мир снова сужается до маленького окошечка передо мной, и я неловко падаю. В этот раз на колени перед Смоленским. И успеваю вцепиться руками в его ноги, чтобы не упасть совсем уж позорно… лицом в него.
        «Ты победитель по жизни, Саша!» - радостно кричит внутренний голос, - «вот это перфоманс!»
        «Заткнись, пожалуйста» - отвечаю я мысленно со стоном.
        - Мм-м, - тянет Смоленский задумчиво. Он наклоняется ко мне и, обхватив пальцами мой подбородок, заставляет приподнять лицо. Хотя темнота до конца не рассеивается, я все же вижу его глаза напротив, которые будто мерцают. Только из-за этого взгляда я остаюсь в сознании, - похоже, что не очень нормально. Тебе стоит лечь обратно.
        Он проводит внезапно большим пальцем по моим губам, оставив легкий наэлектризованный след и вернув меня в чувство. Что он делает?..
        - У тебя губы бледные, - продолжает он, задумчиво рассматривая меня, - и под глазами синяки. Не то, чтобы меня очень беспокоит твое здоровье, но ты вообще спала с тех пор, как вернулась домой?
        Мне хочется тихонько засмеяться. «Не то, чтобы меня беспокоит твое здоровье, но я им все же поинтересуюсь». Вряд ли я ошибусь, сказав после нашего знакомства, что Смоленский только старается казаться плохим и холодным. За этой маской скрывается совершенно другой человек.
        - Я немного поспала.
        - «Немного» - это слишком мало для нескольких дней, - он внезапно наклоняется ко мне еще ближе, отчего я даже вздрагиваю, не понимая, чего он хочет. А когда он обнимает меня одной рукой, я чувствую, как начинает биться хаотично сердце в груди. Даже ладони теплеют после обморока.
        Он что, собирается извиниться? Признать, что зря наехал на меня?
        Я чувствую, как мое лицо чуть щекочут темные волосы Смоленского, и как приятно пахнет его шампунь.
        Объятия. Надо же. Давно меня вот так не обнимали. За задницу схватить на свидании - святое, с поцелуями полезть - тоже, за талию подержаться - запросто…
        Полет приятной мысли внезапно обрывается, когда Смоленский выпрямляется вместе со мной и ставит меня на ноги. Он тут же отстраняется, оставив на талии только ладонь, чтобы придержать меня.
        - Ложись, пока не упала снова, - его голос звучит ровно, а я закрываю глаза, чувствуя, что краснею. Дура ты, Саша. Тебя просто на ноги поставили, а ты тут нафантазировала… - и выспись.
        - Не переживай. Я полежу и все будет в порядке, - я падаю задницей на постель и вздыхаю. Голова еще немного кружится. Действительно стоит полежать.
        Смоленский изгибает бровь в ответ.
        - Я не беспокоюсь. Ты можешь поступить по-своему, но только когда я уйду. Не хочу еще раз возиться с тобой и ждать «скорую».
        - Ты поедешь делать тест? - я задаю вопрос, проигнорировав его дурацкие попытки демонстративно заложить последние кирпичики ледяной стены между нами, - если да, могу ли я тебя попросить сказать мне результат? Мне это действительно очень важно. Если Майя окажется не твоей дочерью, у меня будет мало времени, чтобы что-то придумать дельное.
        И добавляю спустя секунду:
        - Пожалуйста.
        На непроницаемом до этого лице Смоленского мелькает странная эмоция. Он чуть морщит лоб.
        - Ладно, - отвечает он мне спустя несколько секунд раздумий, - я напишу тебе смс.
        - Спасибо, - выдыхаю с облегчением я.
        Он разворачивается, чтобы уйти. Только на пороге комнаты на секунду замирает.
        - Я тебе сделаю кофе, - произносит он внезапно. Так, словно пошел на сделку со своей гадкой и вредной частью, и добро на секунду победило, - на всякий случай.
        И уходит на кухню, не дождавшись ответа.
        ГЛАВА 11
        Смоленский покидает мое жилище спустя двадцать минут, оставив после себя легкий запах одеколона и аромат чуть пригоревшего кофе.
        Когда дурнота отступает, а я оказываюсь уже в силах сходить на кухню, то замечаю там, на столе, чашку с еще дымящимся напитком и грустно хмыкаю. У матери недавно сломалась кофемашина, поэтому кое-кому пришлось варить кофе в турке. Пусть и неудачно, судя по запаху и разводам на плите, но этот жест кажется мне каким-то заботливым, что ли…
        Сев за стол и открыв ноутбук, я принимаюсь за дела, которые нельзя откладывать.

* * *
        - Доброе утро, - спустя пару дней, в своем офисе, меня радостно приветствует пожилой, грузный мужчина с полностью седыми волосами. Я поудобнее сажусь в кресле, кивнув в ответ, - спешил, как мог, но везде пробки из-за дождя. Лето выдалось мокрым.
        - Да, - киваю я. С тех пор, как мы повстречались со Смоленским, небо и впрямь словно прорвало. Похоже, кто-то сверху до сих пор рыдает от нашего непродолжительного союза.
        - Я внимательно почитал вашу ситуацию, - начинает адвокат, пригладив полы пиджака, - расслабьтесь, вы не первая с такой проблемой. Постараемся все решить. Привезли, что я просил?
        - Конечно, - я кладу на стол увесистую папку, - я все подписала. Чеки на еду и одежду. Справки из кружков, детского сада и поликлиники. Фото с выписки, видео с выписки скинула вам на почту. Судебное решение об опеке. И все прочее.
        Адвокат проверяет пальцем толщину папки.
        - Вы педантичный человек, - хмыкает он, - обычно в подобных делах я сталкиваюсь с проблемой - «как доказать, что в воспитании ребенка участвовал мой клиент». Все теряют документы, выбрасывают чеки, но у вас все здесь…
        Я чуть развожу руками в ответ. Жизнь научила меня, что документы и чеки не стоит выкидывать.
        Офис адвоката я покидаю спустя полтора часа переговоров и с легким чувством удовлетворения. До полного спокойствия мне еще далеко: все решат результаты ДНК-теста, которые сделает Смоленский. Если тест будет положительным - я заплачу адвокату только за консультацию и мы с ним распрощаемся. Если же Майя не дочь Кирилла… меня ждут сложные дни и огромные траты. Но я сделаю все, что в моих силах, чтобы девочка осталась со мной.
        Подняв голову, я смотрю на неожиданно чистое небо. Похоже, природа решила закончить заливать все дождем. И солнце пригревает как положено, совсем по-летнему. Может, это знак, что все наладится? Хотелось бы верить.
        Телефон играет мелодию, и я достаю его из сумочки. На экране высвечивается имя Кати.
        - Да? - я поднимаю трубку.
        - Ты где? - начинает без прелюдий она, - мы тут в центре со старой знакомой встретились, не хочешь с нами перекусить? Она пиццерию открыла. Вкусно, что язык сожрать случайно можно!
        Я смотрю на время. К Майе я могу заехать только через два часа. Времени еще полно.
        - Можно. Скинь адрес, я подъеду.
        - Жде-ем, - воркует Катя, и телефон коротко вибрирует, оповещая, что она положила трубку.
        Спустя полчаса я подъезжаю к маленькой, непримечательной пиццерии, которая расположилась в одной из тихих, пешеходных улочек. Сквозь большие окна я замечаю внутри, за столиком Катю и достаточно взрослую женщину лет сорока пяти на вид.
        - Приве-е-ет! - кричит мне радостно Катя, размахивая рукой, когда я захожу внутрь. Звоночек над дверью издает тихую трель. Я сдержанно киваю этим двоим, подхожу к столику, осторожно повесив сумочку на стул и присев. Женщина внимательно рассматривает меня, а Катя кладет руку поверх моей ладони и тихонько продолжает:
        - Ты как, нормально?
        Я киваю.
        - Более-менее. Потом поговорим об этом.
        - Хотела просто тебя отвлечь от плохого, - Катя тоже кивает, получив мой ответ, - думала, встретиться на днях где-нибудь, а тут такой подходящий момент. Знакомься, это - Лена. Лена, это - Саша. Саша у меня когда-то работала. А Лена помогала мне давным-давно с открытием агентства.
        Понятно. Моя бровь едва дергается, когда я смотрю на Лену и пытаюсь понять, каким боком она имеет отношение к этой сфере.
        - Присоединяйся, - кивает Лена на пиццу, едва улыбнувшись, - я сейчас закажу тебе напитки.
        Когда она отворачивается, подзывая официанта, Катя быстро наклоняется ко мне и едва слышно, быстро шепчет:
        - Она знакома со Смоленскими.
        Чего? Я в ответ растерянно смотрю на Катю. Зачем она мне это сообщила? Спросить, конечно, я уже не могу, да и Катя быстро отворачивается, делая вид, будто ничего и не было.
        - Саша, будете кофе, сок, или, может, алкогольное что-нибудь? - интересуется Лена, когда к нам приближается официант, - у нас типография накосячила с меню, поэтому просто скажите, что хотите, а я скажу, что тут могут приготовить.
        - Не буду вас утруждать. Можно просто апельсиновый сок?
        - Конечно, - она вздыхает, - сейчас принесут. Дождаться уже не могу, когда, наконец, получится расслабиться и наслаждаться тем, что сделано. Когда открываешь новое место - это так выматывает.
        - Ага, - поддакивает Катя, - Саше наверняка это знакомо. У нее тоже свой бизнес.
        - Правда? - Лена стреляет в мою сторону взглядом, в котором заметен легкий интерес.
        - Угу, - я киваю, чувствуя себя смущенной. Зачем Катя это рассказывает? - у меня салон красоты. Один, правда.
        - Но ты несколько раз переезжала, меняя помещение, - снова ляпает Катя. Такое чувство, будто бы она гордится мною и спешит рассказать о моих успехах, - так что ты поймешь. Она чудо, - подруга внезапно меняет тему, - умница и красотка. Я недавно просила ее взять один заказ, и она меня здорово выручила, несмотря на то, что у нее уже свой бизнес. Сын Смоленских задолбал перебирать девушек, а Саша ему подошла.
        - О, - Лена вздергивает брови, а мне хочется спрятаться куда-нибудь. Под стол, например. Я все еще не понимаю, на кой черт Катя вываливает эти подробности? - ты о Кирилле сейчас? Хороший мальчик. Неужели такой переборчивый?
        Она так искренне произносит «хороший мальчик», что я удивляюсь, позабыв о смущении. Эта Лена точно говорит о Смоленском?
        - Судя по лицу Саши, она с тобой не согласится, - хихикает Катя, - крайне переборчивый. К тому же, есть еще девушки, которые очень плохого мнения о нем.
        - Удивительно, - поджимает губы Лена, - в последний раз, когда я его видела, он по-прежнему производил впечатление приятного парня. Впрочем, учитывая его непростое прошлое… может, его характер и испортился со временем.
        - Непростое прошлое? - навостряет уши Катя, а Лена едва улыбается.
        - Все, я молчу. Иногда я ляпаю что-нибудь, не подумав, хотя о многих вещах не стоит распространяться. Простите.
        - Вы близко знакомы с Кириллом? - интересуюсь я несколько удивленно. Все-таки, на вид она сильно старше Смоленского, что их может связывать? Лена в ответ вздыхает.
        - С его отцом.
        «С настоящим?» - чуть не вырывается у меня, но я вовремя прикусываю язык. Лена же замолкает, принимаясь мешать ложечкой кофе, а я чувствую легкую досаду. Катя, конечно, молодец. Позвала, чтобы раззадорить мое любопытство - знает же ситуацию с Майей и, видимо, поэтому решила, что мне стоит услышать что-то о Смоленском от тех, кто с ним близко знаком.
        Но Лена не станет болтать, поэтому, я уйду, не утолив свой интерес. Жаль. Я не могу рассказать, зачем мне информацию о Смоленском, а эта женщина вряд ли откроет рот без веской причины.
        - Ой, я перекурю схожу, - тянет внезапно Катя. Она поднимается, порывшись в сумке и достав пачку сигарет, - вы же не против, если я вас вдвоем оставлю? Минут на пять. Мне надо еще детям позвонить.
        - Иди, - почти синхронно отвечаем мы, и Катя убегает на улицу, хлопнув дверью.
        Я провожаю ее взглядом. Это что было? Она редко дымит без веской на то причины. Оставила нас наедине, чтобы я попытала Лену? Но ведь ничего не выйдет.
        Ложечка со звоном бьется об блюдце, нарушая повисшую после ухода Кати тишину.
        - Ты хотела что-то у меня спросить? - неожиданно произносит Лена, и я аж закашливаюсь, поперхнувшись кофе.
        - Что? - удивленно произношу я, подняв на нее взгляд, а женщина едва улыбается мне.
        - Когда мы начали обсуждать Смоленского Кирилла, у тебя был такой вид, будто ты едва сдерживаешься, чтобы не наброситься на меня с расспросами.
        Боже. Насколько она проницательная.
        - У меня есть вопросы, но вы вряд ли мне что-то выложите, - я вздыхаю, - я не могу сказать, почему мне это важно.
        - Я в любом случае не расскажу тебе ничего, что не знал бы десяток-другой людей, - хмыкает Лена, - собираешься захомутать его? На журналистку ты не похожа.
        - Нет, - моргаю я на неожиданный вопрос, - отношения меня не интересуют. Он же практически женат.
        Я молчу, что он «практически женат» фиктивно. Вряд ли об этом знает Лена, если даже родители Смоленского не в курсе.
        - Даже если ты сейчас мне соврала, у тебя ничего не выйдет. К этому человеку просто так не подберешься. Расспросы о его жизни не помогут. Скорее, ты идею подкатить к нему забросишь, - Лена задумчиво смотрит в окно, - Что ты хотела узнать? Давай поторопимся до прихода Кати.
        - Вы общались с ним года три-четыре назад?
        Она качает в ответ головой.
        - Последний раз я видела Кирилла, когда ему было семнадцать.
        М-м… черт. Я вздыхаю. Прошлое Смоленского, связанное с Алей, останется для меня навсегда тайной, покрытой мраком.
        - Что вы имели ввиду, когда сказали «у него было непростое прошлое»? - я, все же, продолжаю задавать вопросы о Кирилле. В конце концов, люди не сильно меняются. Если Лена расскажет мне даже о его более отдаленном прошлом, будет уже неплохо.
        - Тяжелое прошлое связано с его отцом. Если тебе захочется близко общаться с Кириллом, то просто учти, что он мальчик, у которого были ужасные отношения с одним из родителей. От этого у него непростой характер.
        - С каким из отцов? - хмурюсь я, а Лена стреляет в меня взглядом.
        - Я смотрю, ты знаешь больше, чем я предполагала. С биологическим.
        - Послушайте, - я собираю решимость в кулак, - вы не могли бы рассказать о прошлом Кирилла подробнее? Я не собираюсь распространять эту информацию, но она мне нужна для того, чтобы понять - можно ли мне доверить этому человеку кое-что очень ценное для меня. Я бы хотела узнать, насколько он плохой или хороший человек.
        - Ценное? - Лена изгибает иронично бровь, а потом обводит меня взглядом с ног до головы, - ладно, таинственная Саша. Это как-то связано с ребенком, верно? Называй все своими словами.
        - Что? - у меня перехватывает дыхание. Ее вопрос звучал больше риторически. Как она…
        Лена начинает тихо смеяться.
        - Когда женщина говорит, что доверяет мужчине что-то ценное - речь идет или о девственности, или о ребенке. Понятно, что ты слишком взрослая для невинной девочки. Ты беременна от него? Можешь не отвечать. Видимо, Кирилл не такой хороший мальчик, как я о нем думала, если он умудряется изменять невесте, - произносит она, махнув рукой, а я выдыхаю, поняв, что Лена просто удачно ткнула пальцем в небо, только совсем чуточку промазала, - так что, что бы я тебе сейчас не рассказала, Саша, я думаю, тебе стоит судить, посмотрев на его отношение к своей будущей жене, а не на него прошлого. Но своего ребенка, думаю, ему доверить можно.
        Лена делает паузу, отпив кофе.
        - Его настоящий отец, носящий фамилию Андропов, просто невероятно поганый человек. Мать Кирилла, Дарья, забеременела, а он отказался на ней жениться и признавать ребенка. Однако, и уйти не позволял, чтобы о нем не судачили. Дарья была удобной, тихой женщиной из относительно обеспеченной семьи. После смерти родителей она подарила все имущество мужу. Не знаю, что было у нее в голове.
        - Глупо, - вырывается у меня шепотом.
        - Угу. Чужая душа - потемки. Ладно, это лирика. К сыну Андропов относился не лучше. Может, если бы Кирилл перенял его характер - он бы признал его, но, по-моему, по сей день этот чудила больше любит своего племянничка. Тот-то пошел в его породу - мерзкий манипулятор, трус и иждивенец. Кирилл оказался слишком мягким и добрым ребенком. Весь в мать.
        Лена тяжело вздыхает.
        - Лучше вообще не поднимай с ним тему о его настоящем отце. Тот пытался выбить из него характер «тряпки», и некоторые люди в курсе, что он прибегал к насилию. В садик Кирилл не ходил, потому что больше всего его отец боялся, что мальчика там будут травить.
        - Что? - вырывается у меня, - странные отношения. Он плохо обращался с ребенком, но все равно переживал за него?
        - Не в том дело. Он больше всего на свете боится потерять статус «крутого» человека. Его бесила мысль, что его сына могли унижать из-за мягкого характера в детском саду, и все начали бы говорить: «О, сын Андропова слишком мягкий, интересно, как он унаследует бизнес отца? Кажется, нас ждет конец империи Андроповых». Поэтому Кирилл сидел дома до тех пор, пока его папаша не решил, что закалил мальчишку и научил жизни. В школу он пошел в семь лет. Мне немного трудно это рассказывать. С Дарьей я была знакома и слышала это из первых рук - звучало это пугающе.
        Я передергиваю плечами. С каждым словом Лены меня охватывает такое чувство, словно я вляпываюсь во что-то мерзкое и темное. Конечно, я в курсе, что жизнь - не сладкий пряник. Только, по-прежнему слушать такие истории трудно, особенно, когда речь идет про маленького ребенка. Даже в самых своих смелых предположениях я не могла представить, что у Смоленского было такое прошлое.
        - Это и сейчас звучит жутко. Кирилл что, даже не общался со сверстниками до семи лет? - спрашиваю я, справившись с чувствами.
        - Практически. Понятно же, что настолько несоциализированный, забитый ребенок будет испытывать трудности в школе?… У меня образование детского психолога, - Лена внезапно грустно улыбается, - что-то я в этом понимаю. Оттого мне вдвойне было жутко за этим наблюдать. Когда у мальчика начались проблемы с одноклассниками и с учебой, отец начал бить его всем, что под руку попадется. Однажды вечером Даша уехала в больницу с сыном - настолько этот ублюдок перегнул палку. Хотя, Андропов пытался ей это запретить, но она просто сбежала. Там она встретила Владимира Смоленского. Попросила у него помощи, пообещала на него всю жизнь работать, лишь бы выплатить долг и лишь бы Андропов до нее не дотянулся. Смелая женщина.
        - И у них завязались отношения… - предполагаю тихо я.
        - Да. Позже Смоленский усыновил Кирилла и воспитывал сына, как родного. Андропов из-за этого пришел в ярость. Смоленский - его главный конкурент. Семья с большой историей и известной фамилией, против человека, получившего свои деньги не совсем честным путем… - Лена откидывается на спинку стула и барабанит пальцами по столу, - конечно, Андропов ничего не мог поделать. Только тявкать исподтишка и зубоскалить с друзьями, обсуждая, какой Смоленский идиот. В прессе об этом не писали - Владимир Смоленский заставил всех замолчать, да и Андропов не спешил рыпаться, чтобы его ненароком не выставили в плохом свете.
        Лена замолкает. Какое-то время мы молча пьем кофе, глядя, как Катя за окном докуривает остатки сигареты. Мне сложно что-то произнести, потому что на душе как-то гадко.
        - Владимир многое сделал, чтобы вырастить Кирилла хорошим человеком, - прерывает молчание Лена, - мальчик тоже любит его, и больше всего на свете боится разочаровать. Какое-то время он рос фактически на моих глазах, и на меня Кирилл произвел впечатление хорошего парня, хотя, сложное детство сказалось на его характере. Мне казалось, он ценит близких людей и никогда не сделает то, что ранило бы его самого - не предаст и не доставит неприятностей. Неужели я ошиблась?
        Я опускаю взгляд вниз, не в силах посмотреть Лене в глаза.
        - Нет, - произношу я, - вы не ошиблись. Все сложнее, чем вы подумали, но Смоленский не изменял своей невесте.
        - Это радует. Поверю тебе.
        - Тук-тук, - Катя внезапно появляется возле нашего столика, радостно улыбаясь, и мы обе вздрагиваем, - ой, я не отвлекла вас? Если вы секретничаете - я могу еще раз сходить и покурить.
        - Нет, - отмахивается Лена, давая понять, что разговор закончен, - завязывай-ка ты вообще с этой вредной привычкой. Она портит внешность. Я знаю, о чем говорю.
        - Ой, пффф, - фыркает Катя, плюхаясь на стул, - тебе-то об испорченной внешности рассуждать. Чтоб все в шестьдесят так выглядели, как ты!
        Я чувствую, как мои глаза округляются от удивления.
        - Шестьдесят?
        Катя хихикает.
        - А ты сколько думала ей?
        - Сорок пять максимум…
        Лена скромно улыбается в ответ.
        - Не преувеличивай. В моих морщинах можно картошку сажать. Девочки, я оставлю вас ненадолго - мне муж уже телефон оборвал, - женщина встает, достав из кармана брюк дорогой телефон и отходит в сторону санузлов.
        Катя поворачивается ко мне с широченной, довольной улыбкой. Я бы оценила ее помощь, но сейчас я слишком в шоке.
        - Ну и как, успели перемыть кости некоторым личностям? - радостно интересуется она.

* * *
        Попытавшись обьяснить Кате, что подобный поступок едва не поставил меня в неудобное положение, я получила от нее напоследок порцию наставлений в духе «не будь такой правильной говняшкой» и демонстративный фырк. В этом вся Катя. Поклонница передачи «Дом-2», любительница коллекционировать чужие грязные секреты и с замиранием сердца следить за развитием событий.
        В конце концов я ее поблагодарила, и пообещала привезти на выходных самый большой набор роллов из «Моремании». За то, что о Смоленском я узнала даже больше, чем хотела.
        Да уж…
        Пока я дышу свежим воздухом, подпирая дверь своей машины, взгляд выхватывает черный «Мерс», припаркованный в конце улицы. По-моему, где-то я его уже видела. Точнее, водителя в солнечных очках, делающего вид, что он пялится в телефон. Он был у адвокатской конторы, куда я заезжала с утра.
        За мной что, следят?
        Боже, я параноик. Кому я сдалась? Это просто совпадение. Тут центр города и куча кофеен. Он вполне мог приехать перекусить после посещения адвоката.
        Мысли снова меняют направление. В голове все еще не получается сложить воедино образ несчастного, забитого ребенка и уже взрослого Смоленского, на которого я насмотрелась за эти дни. Разве может человек, переживший такое детство, казаться таким уверенным, знающим себе цену и твердым? Меня мама всего лишь не очень баловала в детстве, и относилась холоднее, чем к сестре, и то - я выросла с хвостом нерешенных проблем за спиной и самооценкой, которую вечно приходится уговаривать подняться повыше, а не болтаться на дне.
        Хотя… в Смоленском все же есть странности. И есть действительно есть что-то хорошее, что он усиленно пытается спрятать в общении с другими людьми.
        Как бы то ни было, мне не стоит расслабляться, и думать, что он душка. Он по-прежнему остается наследником одной из богатейших семей, человеком, которого сильно обидела моя сестра, и тем, от кого полностью зависит наше с Майей будущее.
        Я со вздохом сажусь в машину и отъезжаю от пиццерии Лены по направлению к больнице. Черный Мерс появляется спустя несколько минут, тихонько преследуя меня. А потом, не успеваю я даже занервничать, он неожиданно пропадает в потоке машин, оставляя странное ощущение, что я действительно параноидальная идиотка.
        На парковке больницы я оставляю машину на первом свободном месте, отстегиваюсь и выхожу наружу.
        И тут же пораженно замираю. Потому что через пару машин от меня я замечаю самого Смоленского. Он смотрит прямо на меня. Ветер треплет пряди его черных волос, бросая их на совершенно беспристрастное, каменное лицо.
        «Прошло пара дней» - мелькает мысль, пока я беру себя в руки и направляюсь к нему, - «наверняка результаты ДНК-теста пришли, вот он и приехал сюда. Смоленский выглядит так, потому что Майя его дочь и это еще раз непомнило ему о том, что Аля и я обманывали его? Или потому что Майя не его дочь и он теперь бесится, что я его заставила понервничать?».
        Я останавливаюсь в шаге от него. Смоленский медленно обводит меня взглядом сверху вниз. Сегодня я одета прилично, слава Богу: нашлись силы вытащить вещи из чемодана и погладить.
        Сам Кирилл одет в черную водолазку, слишком жаркую для летнего дня, и темные штаны. Рукава водолазки он закатал, не стесняясь демонстрировать практически зажившие следы от ран на запястьях.
        - Привет, - произношу я пересохшими вмиг губами. Мне волнительно. Блин, чего он так пялится? Пристально и прямо, будто пытается прожечь во мне дырки, - а ты тут что делаешь? Пришли результаты теста?
        Он пару мгновений молчит, перед тем, как ответить. Лишь в темных зрачках, в которых отражаюсь я, замечаю тень насмешки.
        - Угу, - хмыкает он, - пришли.
        «Тудум». Это мое сердце валится в пятки.
        - И? - сглатываю я. Смоленский отводит взгляд и смотрит куда-то в сторону, словно раздумывая. Мне кажется, что мои нервы вскипают, и миллиарды этих маленьких пузырьков щекочут меня изнутри, заставляя переминаться на месте от нетерпения, - Смоленский!
        - Если, предположим, Майя не от меня, как думаешь, с кем твоя сестра умудрилась ее заделать? - внезапно ровно произносит Смоленский, а мне хочется обреченно вскинуть голову и закричать.
        - Она не твоя дочь? - мой голос вздрагивает. Руки начинают трястись. Похоже, сбылись мои самые худшие опасения, - я не знаю. Вообще не предполагаю! Аля мне ничего не говорила. Я всегда считала, что ты ее отец, и даже подумать не могла, что сестра способна настолько круто лгать.
        - Я еще не сказал, что она не моя, - хмыкает он, сверля взглядом стену больницы, и сложив расслабленно руки на груди. Такое чувство, будто он надо мной издевается. Пытает. - Но если она не моя, что собираешься делать?
        - Не знаю. Пойду в суд, постараюсь доказать, что я достойна ее воспитывать. Если не выйдет - не знаю даже. В голову лезут только преступные мысли. Может, украду ее и уеду из страны. Или убью этого придурка, - я стискиваю пальцы так, что они хрустят. Смоленский смотрит на них, - господи, ты можешь перестать меня мучать и просто сказать прямо?!
        Он медленно моргает. Мне же вообще кажется, что это занимает вечность, прежде чем мужчина открывает рот.
        - Могу. Майя - мой ребенок.
        Ноги подкашиваются. Я опускаюсь на корточки, обхватив голову руками и длинно, протяжно выдыхаю.

* * *
        - Зачем надо было издеваться надо мной и задавать идиотские вопросы? - со стоном интересуюсь я, - Смоленский, блин…
        - Я не издевался, - спокойно поясняет он, - просто удовлетворил любопытство.
        Нет, все-таки, сложное детство оставило на нем отпечаток. Слышала, что у детей, которые пережили какое-либо насилие, бывают проблемы с психикой и заодно с эмпатией. Сейчас Смоленский повел себя очень плохо.
        - Ты ужасен. Но я ужасно рада новости, поэтому не стану больше ничего говорить. Можно посмотреть на тест?
        - Не-а. Я его выбросил. Может, встанешь, Саша?
        Я убираю руки от лица и пораженно смотрю вверх, на этого идиота.
        - Повтори?
        - Может, встанешь? - Он изгибает темную бровь, а я отрицательно трясу головой.
        - Нет… что ты сказал про результаты теста?!
        - Я их выкинул, - с нажимом произносит Смоленский, глядя на меня так, что не хочется переспрашивать, - они мне ни к чему. Суд все будет проводить свою экспертизу. К девчонке я могу пройти и так, договорившись с врачами. Ты успокоилась?
        - Да.
        Я выпрямляюсь, хотя от шока у меня еще кружится голова. Но даже если бы меня сейчас настиг инфаркт, то я в последние секунды своей жизни нашла силы порадоваться, что Майя будет воспитываться отцом, которому на нее не плевать, а не каким-то левым мужчиной. Вообще, с этой секунды мир вокруг меня словно снова обрел краски.
        - Спасибо, - произношу я со вздохом.
        Смоленский едва приподнимает брови.
        - Не за что. Еще что-то, Саша?
        Похоже, он пытается от меня вежливо избавиться. Я качаю головой, глядя на его лицо-маску. «Хватит с тебя хорошего, Саша», да? Я хотела бы спросить про возможность встреч с Майей, но ответит ли он мне сейчас то, что я желаю услышать? Возможно, стоит дать ему время уложить все в голове, и поймать через несколько дней на серьезный разговор.
        - Нет, это всё.
        - Ты настолько мне начала доверять, что уйдешь без лишних вопросов? - он усмехается, - Елена рассказала обо мне много хорошего, видимо.
        - Ты… как… - я закашливаюсь от неожиданности.
        - Сталкеришь меня, да, Саша?
        - Ты как об этом узнал? - возмущенно выдаю я. Это я-то? Я совершенно случайно оказалась рядом Еленой! А вот откуда узнал об этой ситуации Смоленский - огромный вопрос!
        - Я попросил за тобой проследить одного человека, - Смоленский снова издает смешок, - мне и рассказали, что видели тебя с моей очень старой знакомой.
        - И после этого ты еще обзываешь меня сталкером?! Ты не лучше!
        - Ладно, один-один, - на лице Смоленского впервые мелькает улыбка, но она больше натянутая, чем искренняя, - я буду тебе благодарен, если ты не станешь больше опрашивать моих старых знакомых. Лучше новых. За эти годы многое изменилось, все-таки.
        - Прости. Я хотела знать, могу ли тебе спокойно доверить Майю, - вздыхаю я, - слов Елены мне было достаточно.
        - Это единственная причина? - он чуть склоняет на бок голову, рассматривая меня, - жаль. Я думал, тебя заинтересовала моя персона.
        - Ты женат. Какие еще у меня могут быть причины расспрашивать о тебе? - замечаю я с каким-то непрошенном укором в голосе. Снова появляется чувство, что Смоленский пытается ко мне аккуратно подкатить. Даже сейчас, в это напряженное время.
        - Я пока еще не женат, - темные глаза внимательно считывают мои эмоции с лица, - ты, кстати, единственная, кто в курсе настоящей ситуации с Дариной, и единственная, кто не пытается ее подвинуть в сторонку. Это забавно.
        - Смоленский…
        - Ладно. Ты шла к Майе? - он прекращает пожирать меня глазами и снова смотрит в сторонку, - иди. Поговорим позже о том, как вы будете с ней общаться, когда девочка окажется у меня.
        ГЛАВА 12
        - Я скоро пойду домой, да? - спрашивает доверчиво Майя, держа мою ладонь в своей, крохотной. У меня вырывается тяжелый вздох.
        - Скоро. Только тебе нужно немного поправиться.
        - Я уже не болею. Всё, - она разводит ручками, - хочешь, покажу, как я на кровати прыгаю?
        Я чувствую, как у меня шевелятся волосы на голове, когда представляю, что эта мелкая егоза тут устраивает в отсутствие взрослых. Остальные кровати в палате пустуют. В прошлый раз, когда я приезжала, тут еще лежала мама с мальчиком двух лет. А, значит, сейчас Майя большую часть времени предоставлена сама себе.
        - Давай-ка ты не будешь прыгать, пока не вернешься домой, - прошу я племянницу, - это опасно. Можно упасть и удариться. К тебе кто-нибудь приходил из незнакомых людей?
        - Неа. Только тетя Света.
        - Тетя Света? - я хмурюсь, а потом вспоминаю, - нянечка?
        - Угу. Почитай мне книжку?
        Я открываю «Репку», задумчиво глядя в стену напротив и по памяти начинаю пересказывать.
        «Только тетя Света». Ну, круто, Михаил. Видно, как тебе нужна дочь.
        Хоть в голове и мелькают такие ехидные мысли, и хочется позубоскалить, честно говоря, в глубине души я рада, что этот мужик не заходит к Майе. Во-первых, это лишний стресс для малышки. Во-вторых, это еще одно доказательство для суда, что ребенок человека не интересует.
        А вот Смоленскому сейчас стоит почаще видеть дочь. Чтобы они, хотя бы, познакомилась, перед тем, как Майя насовсем переедет к своему настоящему отцу…
        - Так когда я пойду домой? Сейчас? - повторяет свой вопрос Майя, когда я принимаюсь собираться, потому что время посещения заканчивается.
        - Скоро, моя хорошая, скоро, - повторяю я, и замираю, когда на пороге появляется женщина в больничной форме с большим медведем в руках. Точнее, сначала вплывает медведь, а потом уже за ним я замечаю женщину.
        - Тук-тук, - произносит осторожно она, - тут мишку попросили передать.
        - От кого? - тихо интересуюсь я, пока Майя за спиной радостно вопит «мне? Мне??? Мне???».
        Только не говорите, что Михаил решил воспользоваться тяжелой артиллерией для завоевания доверия ребенка - покупая ей такие подарки!
        - Представился, как Смоленский, - пожимает плечами женщина, - сказал, что он отец ребенка и вы в курсе.
        - А, - я выдыхаю, - конечно.
        Майя тянет радостно ручки к огромной игрушке, и стискивает ее в объятиях. Похоже, мишка станет ее самым лучшим другом в ближайшие дни. А я чувствую облегчение, понимая, что этот подарок от Кирилла. Да, он подкупает ребенка. Но, по крайней мере, в отличие от Михаила он не исчез на долгие годы, потом внезапно объявившись с непонятными целями. Смоленский просто не был в курсе, что у него ребенок, поэтому его попытки подкупить малышку я могу понять и простить.
        - А кто это подарил? Ты? - Майя смотрит на меня радостно. Я мотаю головой.
        - Нет. Папа твой.
        - Какой еще папа? - она произносит это с таким удивлением, что мне хочется фыркнуть.
        - Ты потом с ним познакомишься. Он хороший человек, правда. Просто вы долго не виделись, потому что он не знал, что ты существуешь.
        - Не хочу я никакого папу, - недовольно произносит Майя, тиская мишкин нос, - хочу тебя и бабушку. Хочу домой.
        - Скоро, малыш, скоро, - успокаиваю я ее, приближаясь, и чмокая в лоб, - мне пора идти. Я завтра еще приду. Будешь с мишкой хорошо себя вести?
        - Угу. Пока.
        Пока внимание Майи полностью захвачено подарком, я тихо выскальзываю в коридор и спускаюсь вниз. В холле, из-за того, что мне кажется, будто меня кто-то окликает по имени, я не глядя толкаю дверь и внезапно влетаю во что-то живое.
        - Смотри, куда прешь, - раздается недовольный мужской голос. Я поднимаю взгляд и растерянно моргаю. В заросшем, не сильно опрятном человеке, больше похожем на побирушку, я узнаю Михаила. Он же меня - нет, потому что стоит ему рассмотреть мое лицо и фигуру получше, как он неожиданно смягчается, - осторожней же надо быть, красотуля.
        Я молча смотрю на него, пребывая в ступоре. Вот так неожиданная встреча.
        - Чего застыла? - Михаил улыбается, - ты нормально? Или влюбилась?
        - Зачем тебе Майя? - отмираю, наконец, я. Все радушие и веселье мигом сметает с лица мужчины, и его брови сходятся к переносице.
        - А, блин, ты… как там тебя, Саша, что ли? Не признал. Зачем-зачем… дочь она моя. Дай пройти, а? Нет времени с тобой болтать.
        - Ты ее с рождения не видел, - я хватаюсь за ручку двери, преграждая ему дорогу, - скажи честно - зачем тебе Майя? Я слабо верю в твои отцовские чувства. Тем более, мы оба знаем, что она - не твоя.
        - И что? - выдает с наездом этот тип, а мне хочется закатить глаза.
        - Даже испарившимся без вести родным отцам редко нужна дочь. Я должна поверить, что левый мужик воспылал к ней спустя годы отцовскими чувствами?
        - Слушай, я левый мужик? Я в свидетельстве записан. Даже ее мамашка не в курсе была, от кого нагуляла ребенка. Отвались, короче.
        - Я заплачу тебе, если ты отстанешь от Майи, - предлагаю внезапно я, и Михаил приподнимает бровь.
        - Ну и сколько?
        - Тысяч… семнадцать долларов, - мысленно подсчитываю я всю свою заначку вместе с деньгами от Смоленского. Михаил громко фыркает.
        - Пф, хрень.
        - Хочешь больше? Я знаю, что ты из-за наследства так вцепился в нее, - выпаливаю я, - у меня есть своя квартира и бизнес. Хочешь, отдам тебе?
        Михаил внезапно прищуривается.
        - Ты с диктофоном на меня компромат собираешь? Хочешь, чтобы я дочь продал? Еще раз: отвались. И дай пройти.
        - У меня нет…
        «Диктофона…» - не успеваю закончить я. В этот момент, Михаил, который ранее дергал ручку, пытаясь пройти мимо меня, внезапно ее отпускает и, размахнувшись, залепляет мне оплеуху. Со всей силы, как в мужских драках. Я в шоке хватаюсь за лицо. Щеку тут же начинает саднить, а в одном ухе неприятно звенит.
        «Отлично. Он поступил, как идиот. Надо пойти и снять побои» - мелькает рациональная мысль, пока моя глупая и агрессивная часть мозга возмущенно визжит «Ах, он мразь! Расцарапай ему лицо! Избей сумочкой! Между ног ему дай! Ну!».
        Я хочу было развернуться и молча направиться прямиком в полицию, как случается кое-что еще более неожиданное. Михаил не успевает уйти победителем. Пока я очухиваюсь, на его затылок внезапно ложится рука и со всей силы впечатывает голову придурка в стеклянную дверь больницы.
        «Дзынь!» - оглушительно звенят разлетающиеся осколки.
        Я будто смотрю фильм в замедленной перемотке - как взмахивает руками Михаил, пытаясь вернуть равновесие, как Смоленский сгребает его за шкирку - то ли чтобы этот придурок не напоролся на остатки торчащих стекол, то ли чтобы продолжить его избивать… У Михаила нет шансов в этой битве. Кирилл налетел на него так стремительно, словно телепортировался.
        - Кирилл Владимирович, не надо, - налетает следом на Смоленского Цербер-Антон, сгребая его за плечи вместе с Михаилом, - лучше не надо. Не надо.
        «Да, это ты зря, Кирилл Владимирович» - с тоской думаю я, глядя на лицо Михаила, которое явно пострадало при столкновении с дверью. Потом медленно поднимаю глаза вверх: ну, конечно. На крыльцо больницы направлена камера.
        Второй Цербер, появившийся рядом, помогает Антону растащить этих двоих в разные стороны. Михаил при этом неудачно спотыкается и падает.
        - Да это родственники наши сцепились, - поясняет Антон выглянувшему охраннику, - все в порядке. Перебрали немного. Мы их домой сейчас отвезем. Извините.
        - А-ага, - тянет охранник, - а за стекло кто платить будет?
        - Мы заплатим. Тох, потом занеси им за беспорядок и стекло.
        Охранник кивает, еще раз осмотрев нас, и, видимо, убедившись в платежеспособности, а после уходит. Я ошалело смотрю на Цербера, под ногами которого барахтается Михаил, пытаясь подняться. Когда ему удается выпрямиться на руках, приподняв корпус, Цербер внезапно незаметно и аккуратно наступает ему на пальцы.
        - А-а, блин!…
        - Не надо, - вырывается у меня. Я перевожу взгляд на Смоленского, который смотрит на Михаила так, словно его прямо сейчас закопает в крыльцо больницы, - Кирилл, его надо сейчас же отпустить.
        Вместо Кирилла в разговор вклинивается Антон:
        - Саш, ты че? С ним надо сперва поговорить. Серьезно прям. Это не дело - на женщину руку поднимать. Я бы ему и сам вшатал.
        Я встряхиваю головой, чтобы уложить мысли и подхожу к Смоленскому. Потом отвожу его в сторонку. Он странно послушно следует за мной. Когда я останавливаюсь в десяти шагах от крыльца больницы, то внезапно понимаю, что держу его за руку, переплетая наши пальцы… я тут же нервно отдергиваю ее, сделав вид, будто мне приспичило поправить на себе одежду.
        Ой, блин.
        - Кирилл…это тот, кто записан у Майи в свидетельстве о рождении, - шепчу я, стараясь забыть о легком смущении, которое посетило меня в этот момент. Кирилл сверлит меня мрачным взглядом. Такое чувство, будто он не до конца спустил пар на этом Михаиле и сейчас очень недоволен, - понимаешь, что если ты сделаешь ему что-то, то он пойдет в полицию? Тебе не отдадут Майю! Он воспользуется шансом отвоевать ребенка.
        - Да? - саркастично выдыхает Смоленский, - вряд ли ему позволят дойти до полиции, Саша.
        - Будь уверен, он дойдет. Или ему помогут дойти. Получишь статью за нанесение тяжких телесных и похищение, - перебиваю его я, - придет время, и кто-нибудь подсуетится доставить тебе проблем. Кто-нибудь, вроде твоего отца.
        Я намеренно говорю очень прямо и резко, чтобы до Смоленского дошла серьезность ситуации. Судя по настрою Михаила - он пойдет по головам, лишь бы урвать кусочек счастья в виде денег.
        - Все нормально, - я прикасаюсь успокаивающе к руке Смоленского, когда понимаю, что достучалась до него: взгляд мужчины становится чуть более задумчивым, и яростный огонек чуть затухает, - он меня едва задел. Спасибо, что заступился.
        Это и впрямь очень странно. Когда я произношу эти слова, то внезапно понимаю, что Кирилл - первый человек, который из-за меня постучал чьей-то головой об дверь. Даже мои бывшие парни как-то тушевались во время конфликтов и пытались замять все, поговорив с неадекватным человеком. С одной стороны, это было разумно. С другой - немного обидно. Хотелось в жизни чуть больше рыцарства. Или, на крайний случай, свирепого дракона в охрану, который будет защищать мою честь.
        - Ему повезло, - констатирует Кирилл спустя пару минут нашего общего молчания. Он смотрит в сторону Михаила, - будь ты менее убедительной, и я бы разбил еще пару вещей его головой. Вы с Альминой точно родные сестры?
        Я растерянно моргаю.
        - Близнецы, Кирилл.
        - Иногда в одной семье появляются кардинально разные люди, - хмыкает он, и я даже не совсем понимаю - говорит ли Смоленский о нас с Алей, или о себе и отце, - в любом случае, с этим стоит поговорить. Но разговорами лучше всего занимается Антон.
        - Ты хотел обсудить наши с Майей встречи? - переводу я удачно тему, и Кирилл устремляет на меня внимательный взгляд, - сейчас самое время.
        Он пару секунд смотрит на мою саднящую от боли щеку.
        - Вполне. Пойдем тогда, Саша.

* * *
        Смоленский отвозит меня в ресторан, о котором до этого я даже не слышала, и это странно: вряд ли бы я пропустила такое уютное местечко.
        - Ого, - присвистываю я, оглядываясь, - тут целый сад из экзотических цветов и растений. Выглядит необычно. Почему я о нем ничего не знала?
        - Это место не для всех, - поясняет Смоленский, отодвигая стул и приглашая меня присесть, - я плачу ежемесячный взнос, чтобы иметь сюда доступ.
        - И сколько? - заинтересовавшись, спрашиваю я, а он в ответ чуть улыбается.
        - Тебе все равно не позволят посещать это место, даже если ты сможешь заплатить. Считай, что это только для избранных.
        Я демонстративно фыркаю. Обидно. Подозреваю, для каких избранных - для самых богатых и влиятельных людей страны. В принципе, понятны причины подобного ограничения: в обычном ресторане за соседними столиками могут оказаться как журналисты, так и охотницы за богатыми папиками. Тут такая вероятность стремится к нулю, поэтому богачи, заплатившие взнос, могут спокойно отдыхать и перетирать друг с другом за жизнь, ничего не боясь.
        Но ощущать себя не в списке избраных крайне неприятно. Вряд ли Смоленский хотел меня обидеть, но у него это получилось неосознанно.
        - Не обижайся, - словно, подслушав мои мысли, произносит Смоленский, - если хочешь - я поговорю с владельцем. Ради тебя сделают исключение.
        - Да ладно, - с напускным спокойствием произношу я, - в городе еще много приличных заведений. От того, что я не попаду конкретно в это - не сильно расстроюсь. Давай лучше о Майе…
        Нам приносят меню. Я замолкаю, раскрывая книжечку и задумчиво пробегаюсь взглядом по блюдам. Позиций немного, но весь их вид кричит, что я не в придорожной кафешке собираюсь откушать.
        - Мне форель со спаржей и яблочный сок, - делаю я заказ. Тут рыбу должны готовить просто превосходно. Надеюсь на это.
        Пока Смоленский выбирает, я рассматриваю его. Он совершенно не выглядит возбужденным или потрясенным, несмотря на последние события. Такое чувство, словно ему каждый день сообщают, что у него появилась дочь. Он ведет себя практически хладнокровно, не считая случая с Михаилом, отчего мне начинает казаться, что Смоленский привык выплескивать накопившиеся эмоции очень редко, но зато все разом.
        Не понаблюдай за ним я в других обстоятельствах, и из-за этой черты характера я могла бы подумать, что он действительно мог причинить боль Але. Она могла упорно доводить его, а он однажды не сдержаться…
        О, Але было бы легко его очернить, потому что все свидетельствовало против Смоленского - и его характер, и эпизоды насилия в детстве. Дети очень часто перенимают поведение своих родителей.
        Но сейчас что-то внутри мне подсказывает, что Смоленский Але ничего плохого не делал, и не лгал мне.
        Ох, лишь бы я не ошибалась насчет него. И Лена тоже. Потому что Кириллу еще растить Майю.
        - Так что ты хотела обсудить? - прерывает мои раздумья Смоленский.
        - А, да, - опоминаюсь я, - Майя маленькая, но она уже прекрасно все понимает. Переезд к тебе станет для нее огромным стрессом, потому что пока для нее ты - незнакомый человек.
        - Я это понимаю.
        - Тогда, - я сглатываю от волнения, - ты должен прекрасно понимать, что, если рядом буду я - Майе будет легче привыкнуть. Поэтому…
        «… если ты заботишься о дочери, то не станешь препятствовать нашим встречам» - хочу закончить я фразу, как Смоленский меня перебивает:
        - Ты можешь жить у меня.
        Сок от неожиданности попадает не в горло, а в нос. Поперхнувшись, я закрываю фонтан ладошкой. Поздно: мало того, что в носу словно атомная бомба взорвалась, так еще я и залила всю одежду.
        - Что? - переспрашиваю глухо я, думая, что ослышалась.
        - Тебя что смутило? - Смоленский внимательно смотрит на мое лицо, - Майя - моя дочь и должна, соответственно, проживать у меня. Но она со мной незнакома. Поэтому, ты поможешь ей адаптироваться. Логично?
        - Я говорила о встречах…
        - Считаешь, что пару часов встреч в день хватит на то, чтобы она не чувствовала себя брошенной? - скептически интересуется Смоленский, а я вздыхаю и беру со стола салфетки. Нет, он прав, конечно, и это идеальный план для того, чтобы Майя привыкла к новому месту и познакомилась с отцом, и у меня не разрывалось от волнения сердце.
        Честно говоря, секунду назад я была настроена отвоевывать у Кирилла хотя бы право на редкие встречи, а он внезапно выдал такое, полностью ошарашив и обезоружив меня. Но…
        - У тебя есть невеста, с которой ты вот-вот поженишься, Кирилл. Во-первых, она меня терпеть не может. Во-вторых, даже если ты убедишь Дарину относиться ко мне нейтрально, все вокруг считают, что у вас настоящая любовь, и вы ждете общего ребенка. Твои родители и журналисты меня особенно волнуют. Если я буду жить в твоем доме, это вызовет много неприятных вопросов и слухов. У тебя нет других идей?
        - Нет. Майя должна привыкнуть жить у меня и ее не устроят ваши редкие встречи. Ты права, с прессой теоретически могут быть проблемы, если кто-то из нас будет неосторожен. Мои родители в восторге не будут, но это их трудности. Если ты хочешь, чтобы все прошло гладко - в жизни так не бывает. Либо ты причинишь неудобства Майе, либо всем остальным.
        «Да, старший Смоленский может положиться на сына» - отрешенно думаю я, - «он умеет мыслить достаточно хладнокровно для своего возраста».
        - Я думаю первую очередь о Майе. Чтобы на нее не повлияли все эти неприятности, которые могут случиться, - произношу я, - о тебе, в принципе, все вокруг отзываются нормально, за исключением одного случая. Ты правда не боишься потерять репутацию и стать в глазах людей изменщиком и предателем? Рано или поздно это произойдет и принесет тебе и твоей семье проблемы. Не будешь же ты держать Майю взаперти всю жизнь?
        Я замолкаю, поймав его взгляд.
        - Перестань так нервничать насчет слухов. Некоторые вещи вполне можно скрыть от людей, - отвечает мне Кирилл, - как видишь, никто в прессе не поднимает тему о том, что я не родной сын Владимира.
        Я чувствую внезапную панику от его ответа.
        - Постой. Вы собираетесь с Дариной удочерить Майю и выдавать за вашу дочь?
        - Пфф, - фыркает внезапно Кирилл, - тебе как это вообще в голову пришло? Саша, я не об этом. Я говорил о том, что наша семья не сильно публичная и многие вещи можно просто оставить в тайне. У нас есть для этого возможности. Никто не узнает, что ты живешь у меня дома. Пройдет много лет, и о том, как появилась Майя, будут только вяло предполагать, а не раскапывать горячие факты. Можешь быть спокойна: девочке никто не доставит неудобств. Если ты помнишь, то о моей свадьбе с Альминой особо не писали. Хотя, твоя сестра была сильно недовольна этим фактом.
        Я кусаю губы. Ну да. О семье Смоленских особо не писали в газетах. О свадьбе была парочка скупых статей, на этом все и кончилось. Они - не актеры или музыканты, которым жизненно необходимо подогревать свою известность слухами и громкими событиями.
        - О каком случае, ты, кстати, говоришь?
        - М? - я поднимаю на него взгляд.
        - «О тебе, в принципе, отзываются нормально, за исключением одного случая», - цитирует меня Смоленский, - о каком случае идет речь, Саш?
        - А, - я почему-то смущаюсь. В этом шикарном ресторане упоминать о том, что я работала в эскорте кажется мне кощунственным и стыдным, - слышала, что две девушки пропали с тобой и твоими друзьями на отдыхе. И ты попал в черные списки модельных агентств.
        Кирилл внезапно широко ухмыляется, так, что я вздрагиваю. Вдруг он сейчас скажет что-то, что совершенно разрушит его положительный образ? Вроде «они случайно утонули в нашем бассейне, и мы решили скрыть от полиции случившееся».
        - Ты об этом, - произносит он с веселым смешком, - можешь не переживать. Они живы. С ними все в порядке.
        - Я попытаюсь тебе поверить, но…
        - Извини, Саша, - Смоленский стирает с лица улыбку, - у тебя есть подруга, у которой свое агентство. Не то, чтобы я тебе не доверяю, но любое лишнее слово, которое я произнесу, может кое-кому принести проблемы. Так что без комментариев.
        Пф. Смотрите-ка, тут целые тайны Мадридского двора. Я пожимаю в ответ плечами, хотя, чувствую себя обломанной. Ведь это один из немногих вопросов о прошлом Смоленского, который меня реально беспокоил.
        Нам приносят еду, и я с наслаждением пробую рыбу. Она здесь и впрямь великолепная.

* * *
        Когда вроде бы приходит время распрощаться друг с другом, потому что почти все волнующие темы на сегодня исчерпаны, и остается только поразмышлять над сказанным, мы покидаем ресторан. Почему-то только сейчас я замечаю, что у Смоленского достаточно усталый и вымотанный вид - под глазами появляются тени, и осторожно интересуюсь:
        - У тебя все в порядке? Выглядишь, прости, очень замотанно.
        Он косится в мою сторону.
        - Хочешь помочь мне расслабиться?
        Нет! Сейчас мне хочется в ответ фыркнуть.
        - Смоленский…
        - Я без какого-либо подтекста, Саша, - он смотрит в экран телефона, - Дарина изредка приезжает ко мне, поддерживая нашу легенду и от скуки начинает готовить кучу еды. Я ее болтовню не выдерживаю дольше пятнадцати минут. Предлагаю заехать ко мне. Ты избавишь меня от болтовни Дарины, заодно познакомишься с ней при нормальных обстоятельствах. И увидишь, где будет жить Майя.
        - И помогу сожрать запасы приготовленной еды? - саркастично спрашиваю я, но Смоленский не улавливает сарказм в моем голосе.
        - Если пожелаешь.
        - Смоленский, если честно, у меня недавно в семье случилась трагедия и я еще не до конца отошла. Трепать нервы, отбиваясь от Дарины, мне неохота. К тому же, если я останусь на твоей территории, а ты внезапно решишь, что я могу тебе помочь расслабиться, не только избавив от Дарины, то я в тебе круто разочаруюсь.
        - Я не собирался ничего такого делать, - взгляд Смоленского красноречив: похоже, его немножко задело сказанное мною, - Дарина уже в курсе того, что происходило все это время. Она тебе не враг.
        - Извини, - я мотаю головой. - Я откажусь.
        Меня смущает многое: например, то, что со Смоленским мы знакомы всего ничего. Или то, что внутри действительно живет страх в нем разочароваться - пусть лучше я буду считать отца Майи почти со всех сторон положительным человеком, чем какой-то незначительный пустяк, вроде неосторожно брошенного слова или прикосновения, случившегося невовремя, изменит наши отношения до очень холодных.
        - Ладно, - кажется, мой отказ он воспринимает вполне адекватно, решив не уговаривать, - тогда я просто подвезу тебя до дома.
        - Лучше к моей машине. Я не хочу забирать ее с утра с парковки больницы.
        И только потом меня накрывают другие чувства и страхи. О том, что мне снова придется провести вечер в совершенно пустой квартире, после чего просыпаться ночью, потому что мне приснились разговоры Майи и мамы, а потом лежать и вслушиваться в тишину с отчаянной надеждой, что события последних дней были всего лишь страшным сном.
        И думать о том, что теперь тишина и одиночество станут частью моей жизни. Мама и Майя были моей семьей. А свою я, наверное, и не заведу никогда.
        - А, ладно, - произношу я неожиданно, - знаешь, Смоленский, я согласна помочь тебе с едой и Дариной.
        ГЛАВА 13
        Я с тревогой ждала встречи с родовым гнездом семьи Смоленских. Ждала, что оно окажется каким-нибудь огромным роскошным старым домом, в котором может жить сразу несколько поколений, и внутрь которого Кирилл поведет меня черными ходами, затянутыми паутиной, чтобы не дай бог встретить кого из родителей по пути…
        Но, нет. Машина тормозит перед несомненно дорогим, но современным домом. Что-то мне подсказывает, что Кирилл живет в нем один - дом смахивает на мечту богатого холостяка, а еще не настолько огромен, чтобы в нем жили несколько семей.
        - Почему ты пошла в эскорт, Саша? - задает Смоленский совершенно внезапный вопрос, прежде чем выйти из машины.
        Я вздергиваю брови.
        - Нужны были срочно деньги. У сестры появились проблемы со здоровьем. Ну и меня немного затянуло…
        - М?
        - Я потом расскажу как-нибудь. Это долгий разговор, - мотаю я головой, не желая сейчас поднимать эту тему. Смоленский в ответ только кивает. А у меня в сердце неприятно дергает, когда я внезапно вспоминаю слова Кирилла, сказанные в самолете: «твоя сестра говорила, что ты - подстилка для богатых страшных мужиков». Неужели Аля действительно такое ляпнула? После того, что я для нее сделала?…
        Нет, я не оставлю это просто так. Я обязательно должна узнать причину такого странного поведения сестры. Ведь пока мы были все вместе - мама, Аля, я, - все было хорошо…
        Это еще одна причина, почему я пока не жалею о поездке к Смоленскому. Дарина может стать ключом к разгадке этой тайны: она явно зла на Алю, а обозленная женщина плохо хранит секреты. Если на нее правильно надавить, то она вывалит мне все подробности Алиной жизни с Кириллом.
        Смоленский останавливается возле дома. Мы выходим, и он отдает ключи от машины какому-то пожилому мужчине в яркой куртке.
        - Дарина Валентиновна сегодня приготовила вкусную запеканку, - сообщает внезапно нам этот человек, - всех угостила. Передайте ей еще раз «спасибо».
        - Угу, - коротко отвечает Смоленский, - Антон еще не появлялся?
        - Нет. Извините, не видел.
        - Ладно. Напиши мне, как вернется. Пойдем, Саша, - кивает мне Смоленский, и я следую за ним ко входу в дом, по дороге рассматривая все вокруг. То ли Кирилл сюда переехал не так давно, то ли он просто не поклонник ландшафтного дизайна: все засеяно простым газоном. Нет ни цветов, ни беседки, ни мангала, ни прудика.
        Странный он. У меня при виде этого чистого холста для творчества руки просто чешутся что-нибудь сделать. Хотя бы садового гнома воткнуть и пару кустов роз вкопать!
        Стоит нам зайти в дом, как я слышу шаги и уже знакомый голос. Мне хочется закатить глаза и вздохнуть. Пусть Смоленский и утверждает, что Дарина мне не враг, но от неприязни после нашей предыдущей встречи так просто не избавиться.
        - Приветище-е! - кричит Кириллу радостно колобок-Дарина, и притормаживает, заметив меня рядом с ним. Выглядит девушка сегодня простенько: волосы собраны в пучок, одета в светлый спортивный костюм. Личико Дарины чуток морщится, когда она пытается спокойно отреагировать на мое внезапное появление, - а…м-м… здравствуй. Кирилл, ты мог бы и предупредить.
        - И что бы это изменило? - меланхолично замечает Смоленский, - ты наготовила бы больше еды?
        - Кир… - девушка откашливается, - ладно. Я бы просто привела себя в порядок пред вашим приездом. Уделишь мне полчасика? Я хотела кое-что сказать.
        - Ты можешь это сказать сейчас.
        Я чувствую себя максимально неудобно: Дарина в ответ на реплику Смоленского достаточно раздраженно прикрывает глаза. Я уже не уверена, что было хорошей идеей соглашаться заехать в гости. И думаю о том, что вряд ли из этой женщины я вытащу какую-нибудь информацию. Она просто не очень хочет со мной контактировать, судя по ее виду.
        - Ну, окей. Твоя мама приглашает нас завтра на ужин. Она хочет обсудить подготовку к нашей свадьбе. У ее знакомых организаторов освободилось место в следующем месяце - они устраивали свадьбу ее племяннице, и твоя мама в восторге от них.
        - Скажи, что у нас дела, - холодно отвечает Смоленский, а Дарина упирает руки в круглые бочка.
        - Сам скажи! Я в который раз ей отказываю, но сегодня она была очень упертой. В принципе, я ее понимаю: у меня скоро живот на нос полезет, а мы еще не женаты. Реши как-нибудь этот вопрос! Я устала от нее отбиваться. Все, не смей мне ничего говорить! На кухне вас ждет запеканка с мясом и грибами, ягодный пирог, два литра лимонада, миндальное печенье, салат и еще я засолила рыбу. Идите мойте руки, я вас жду.
        Дарина старается быть максимально вежливой рядом со мной, но все равно, от ее слишком острого взгляда, который она нет-нет, да бросит в мою сторону, неудобство только усиливается.
        - Саша, - зовет меня Смоленский, - помыть руки можно вон там.
        - Угу, - бормочу я и быстренько смываюсь. Нет, долго я не продержусь здесь. Поем ради вежливости и поеду в гости к кому-нибудь.
        В ванной у меня неожиданно звонит телефон. Я достаю его из сумочки. «Катя» - читаю я на экране и хмурюсь. Что случилось? Почему она звонит вечером?
        - Да? - поднимаю я трубку.
        - Привет еще раз, - Катин голос кажется мне немного напряженным, - не отвлекаю?
        - Нет. Говори.
        - Короче…я перейду сразу к делу, а то мне сейчас за детьми ехать к маме. Мне сегодня звонил странный тип, вроде как девушку подыскать ему на сопровождение. У него там грандиозное открытие ночного клуба намечается, и он хочет блистать.
        - Нет, - тут же обрываю Катю я, подозревая к чему она клонит, - Катя, я согласилась один раз помочь тебе со Смоленским, но это не значит, что я снова пойду у тебя на поводу и вернусь к этой работе.
        - Да погоди ты! Я пока тебе и не предлагаю ничего. Слушай дальше: я ему скинула всех девушек, он мне в категоричном тоне написал, что они не подходят. Начал перечислять кучу таких требований, будто бы не живую девушку заказывает, а робота, которого под него сделают.
        - И?
        - Я ему сказала, что у меня не комбайн по производству девушек нужных параметров. Завуалированно, конечно. А он внезапно выдал, что я предоставляла похожую девушку Смоленскому Кириллу, и он хочет именно ее. Если девушка занята - он заплатит столько, сколько она попросит, лишь бы она сопровождала его. Он говорил о тебе, Саша!
        Я хмурюсь. В зеркале отражается мое озадаченное лицо.
        - Я не смогу, Кать. Пойми.
        - Я понимаю! Я и не предлагаю! Меня насторожила настойчивость, с которой он пытался добиться встречи с тобой. Может, конечно, это твой новый сумасшедший поклонник, но ты осторожнее там… я позвонила, чтобы узнать - все ли у тебя в порядке?
        - Он тебе не представился?
        - Представился. Это был Станислав Андропов. Вряд ли ты его знаешь - он больно молодой, и птичка мелкого полета. Вот его батю или дядю может, слышала…
        Я перестаю воспринимать информацию, которую выплескивает на меня Катя. По моим рукам бегут мурашки, поднимая волоски. Андропов - это же фамилия настоящего отца Кирилла? А имя «Стас» я слышала из уст Али в том самом видео… тот блондинистый паренек, которого она притащила в дом Кирилла! Совпадение?
        - Что ты ему сказала?
        - Оу, - Катя хмыкает, когда я ее перебиваю, - я сказала, что, конечно, передам тебе информацию, но вряд ли ты согласишься, так как больше не работаешь. И предложила выбрать кого-то другого, но он уже положил трубку и больше не звонил.
        - Спасибо. Позвони мне, если он еще раз объявится.
        - Я…
        Я, не дослушав, уже кладу трубку и быстро открываю браузер в телефоне. Андропов, Андропов… Гугл быстро находит мне рожу того мужчины, которого мы встретили со Смоленским в Лондоне. Я открываю фотографии с ним и долго листаю.
        Очень долго, прежде чем нахожу нужную. На ней биологический отец Кирилла стоит рядом с этим блондинистым пареньком и еще каким-то мужчиной. Я открываю статью, и спустя пару минут блокирую экран, с хлопком положив телефон на край раковины.
        Все, детектив Саша может идти на заслуженный отдых. Блондинистый парень по имени Стас, с которым обжималась моя сестра - племянник настоящего отца Кирилла.
        «По сей день этот чудила больше любит своего племянничка. Тот-то пошел в его породу - мерзкий манипулятор, трус и иждивенец» - вспоминаю я слова Елены.
        - Вот дура ты, Аля, - вырывается у меня, - интересно, ты об этом хоть знала?

* * *
        После того, как я мою руки душистым, травяным мылом, я некоторое время плутаю по дому, пытаясь найти кухню. Но когда, наконец, захожу в просторное помещение, то тут же жалею об этом: там меня поджидает Дарина. Она накладывает в тарелки запеканку, и я пристально смотрю на нее: надеюсь, отраву она мне не подбросила.
        - О, - замечает меня невеста Смоленского, - ты долго. Кирилл пошел тебя искать, подумав, что ты заплутала в доме.
        - Мне позвонила подруга.
        - Понятно, - Дарина вытирает руки салфетками и кидает их в мусорное ведро, - извини, Саша, но пока его нет, я скажу тебе кое-что: твоя сестра была дрянью, а ты, по рассказам Кирилла, вроде бы ничего. Я уважаю твою смелость рассказать Кириллу о дочери после стольких лет молчания… Но я все равно тебе не очень доверяю. Альмина тоже поначалу была милой девочкой, и я даже с ней подружилась. Поэтому, не обессудь, но я вас вдвоем не оставлю сегодня.
        - Можешь не переживать, - отвечаю я, усаживаясь за стол. Запеканку после слов Дарины еще меньше хочется пробовать даже из вежливости, хотя выглядит она аппетитно, - у меня нет цели остаться со Смоленским вдвоем. Как и выяснять с тобой отношения. У меня голова забита другими мыслями.
        - Прими мои сожаления. Я в курсе, что у тебя случилось.
        - Угу, - я киваю, не особо поверив в то, что она сказала это искренне, - спасибо.
        Дарина ставит рядом со мной салат из овощей и зелени. Я смотрю на него, чувствуя, что у меня совершенно пропал аппетит.
        - Тебе дать масло к салату?
        - Да, - на автомате отвечаю я, - если есть - оливковое или масло авокадо.
        - Тут есть оба.
        - Отлично. Я их всегда смешиваю.
        Дарина ставит передо мной две бутылочки. Я не выдерживаю, глядя на ее непроницаемую маску вместо лица:
        - За что ты ненавидишь Алю?
        На ее маленьком личике мелькает неподдельное удивление.
        - Будто бы ты не знаешь. Тебе ведь все рассказали.
        - Не всё. Мне до сих пор сложно представить Алю плохой, потому что, когда мы были вместе - она была добрейшим и веселым человеком.
        - М-м, - скептически тянет Дарина. После чего отворачивается и принимается накладывать салат Смоленскому, - поначалу я тоже считала ее доброй. Хотя звоночки уже были: она нервничала сильно перед свадьбой и говорила про вас плохие вещи. Мне это не очень понравилось: в конце концов, никто из наших семей не страдает высокомерием, и все хотели познакомиться с семьей Али, даже если они были простыми людьми.
        У меня вырывается вздох. Значит, Аля уже тогда начала странно себя вести. Неужели она всегда глубоко в душе была такой?…
        - Я забила на это и продолжила с ней общаться. Чужая семья - потемки. Я допускала, что у нее были причины не желать вас видеть. Только потом твоя сестра начала настраивать Кирилла против всех его знакомых, включая меня. Даже с родными у него тогда появились проблемы. Это было время, когда Кирилл видел отца только по вопросам работы, а домой к ним с матерью старался заезжать как можно реже. Что уж обо мне и нашем общении говорить? Я за него переживала, но ничего не могла сделать.
        Дарина со звоном кладет в салатницу ложку и отходит к посудомойке. Я наблюдаю, как она пытается неуклюже наклониться, чтобы положить посуду внутрь машины, и не выдержав, подхожу к ней, забрав салатницу.
        - Спасибо, - кивает она мне, - я боюсь нагибаться с таким животом. О чем там я? А, ну да. Я беспокоилась за Кирилла еще и потому, что в разговоре он как-то упомянул истерики и беспричинные слезы твоей сестры. Жить в вечном напряжении рядом с таким человеком сложно. К тому же, у Кирилла в детстве были кое-какие проблемы, из-за чего я сильно боялась, что эта дрянь напомнит ему о тех временах, а помочь ему никто не сможет - ведь она отвадила от него не только друзей, но и родственников. И Смоленский в то время действительно начал меняться в плохую сторону…
        Дарина замолкает и вздрагивает, повернувшись. Я тоже поворачиваюсь, уже подозревая причину ее испуга: в дверях стоит сам Кирилл, сложив на груди руки.
        - Я смотрю, вы нашли общие темы? - замечает он с заметными нотками сарказма в голосе. Дарина поджимает в ответ губы.
        - Вот о чем я говорила. Он был как-то добрее и вежливее до встречи с твоей сестрой. Есть за что ее ненавидеть. Поэтому, я не хочу, чтобы подобное повторилось еще раз…
        - По-моему, тебе стоит замолчать. Ты всегда слишком много болтаешь, - замечает Кирилл, а Дарина фыркает громко в ответ.
        - Угу. Садитесь и ешьте. Запеканка уже сто раз остыла, пока вы оба по дому шлялись.
        Я задумчиво смотрю на Смоленского. Помимо Али мне не дает еще покоя новость от Кати. Сказать ему о странном звонке или нет? Меня подмывает поделиться с ним этим происшествием, но я принимаю решение пока молчать: по-моему, стоит у Кати спросить номерок этого Стаса и встретиться с ним. Хочу узнать, что ему от меня надо.
        ***
        Остаток вечера я борюсь с желанием совершенно по-плебейски расстегнуть пуговицу штанов и погладить пузо. Похоже, мне придется садиться на недельную диету после ужина в кафе, который я заполировала запеканкой, салатом и домашним лимонадом с печеньками. Дарина, видимо, очень любит готовить: даже после нашего совместного ужина половина отправляется в холодильник.
        - Ох, Боже, - Дарина, стоя возле открытого холодильника, внезапно хватается за живот. Сначала я думаю, что она подслушала мои мысли об обжорстве, и только потом я вспоминаю, что девушка беременна. - Мне нельзя столько есть…
        Я испуганно смотрю на нее. Потом - на Смоленского. Даже он сейчас не выглядит равнодушным.
        - Ты чего? - интересуется он, сверля Дарину очень обеспокоенным взглядом, - я надеюсь, что ты не рожаешь.
        - Надеюсь! Это будет катастрофа! Еще рано! Но, похоже, мой желудок просто давит на ребенка, а он давит на… ладно, неважно. Дай мне стул, я присяду. А то запеканка выгонит мелкого раньше времени наружу.
        - Я лучше скажу, чтобы тебя отвезли в больницу, - Смоленский встает из-за стола, а Дарина, поморщившись, кивает.
        - Ну, ок. Только никому не слова, Кир. Если будут звонить мои родители, скажи, что я устала и сплю. Не хватало еще, чтобы они силком потащили нас жениться, намекая на скорые роды… Саша, пока, - сдавленно произносит девушка, - было весело. Пообщаемся в другой раз.
        - Удачи и береги себя, - только и могу произнести я, глядя на ее побледневшее лицо, - я пока уберу всю посуду в посудомойку.
        Смоленский провожает Дарину под аккомпанимент ее охов, а я остаюсь одна на этой огромной кухне. Убрав все тарелки и вымыв после них руки, я растерянно подхожу к большому окну.
        За ним уже наступает поздний вечер. Кирилл конкретно забил на благоустройство своей территории - даже освещение не везде поставил. Из-за этого участок как-то совсем мрачно тонет в темноте, и только справа едва виднеется полоска света от окон домика для персонала.
        Интересно, с появлением дочери Кирилл задумается об облагораживании двора? Я моргаю, все еще не веря, что малышка переедет вскоре сюда, а не вернется в маленькую, уютную квартиру. Конечно, со временем она станет считать этот дом своим, родным. Я представляю, как она уже взрослая завтракает на этой кухне, глядя в это же окно, и почему-то мне становится бесконечно грустно.
        Она будет меня помнить? Хотеть общаться со мной? Или же ей хватит семьи Кирилла, а тетка отойдет на второй, а то и десятый план?
        Ладно, это не так важно. Главное, что она будет жить в хорошем, большом доме, и он ней будут заботиться, и лучше бы это произошло поскорее, потому что у меня колет сердце, когда я думаю о том, что сейчас она в больнице одна, а я ничего не могу с этим сделать.
        Я тяжело вздыхаю, прикрыв глаза. Мой лоб утыкается в холодное стекло. Кажется, наплевать, где я нахожусь - дома, или в чужом жилище, все равно мысли о Майе будут одолевать меня.
        Когда за дверью раздаются шаги, я выпрямляюсь, на всякий случай вытерев глаза от слез. Смоленский заходит на кухню решительно и тут же направляется к раковине. Я чувствую, как округляются мои глаза, когда вижу на руках Кирилла кровь. Стоп, Дарина что, по дороге родила и он принял роды?!
        - Это что?
        - Да Антон, - бросает раздраженно Смоленский, - в темноте влетел в ворота и разбил себе лицо. Кровь фонтаном.
        - Боже… А с Дариной все в порядке?
        Он неистово трет руки под краном, а потом застирывает рукав водолазки, на который, видимо, тоже попала кровь.
        - С ней ничего не случится. Она уже в третий раз так уезжает в больницу, - Смоленский выключает воду и опирается руками на край раковины, как-то устало опустив голову, - черт… с этим надо что-то делать.
        - С Дариной или с Антоном? - осторожно интересуюсь я.
        - С первой.
        - Зачем вы вообще врете всем, что пара?
        Смоленский дергает плечом. Потом выпрямляется, и, развернувшись, меняет позу - складывает руки на груди, глядя задумчиво в пространство.
        - Тебе правда интересно? У нее слишком странный отец, - поясняет он, - он считает, что женщине место замужем и на кухне. Так как сын у него не получился, он ждал, что Дарина выйдет замуж и родит ребенка, чтобы передать все дела внуку, или, на крайний случай - зятю.
        - Какой трындец, - бормочу я, в шоке осмысливая сказанное.
        - Угу. Не так давно Дарина связалась с одним парнем по имени Андрей. Я ее предупреждал, что тип он странный, но она надела розовые очки. В конце концов, она обнаружила, что беременна. Не думаю, что это было случайностью, тем более этот придурок ляпнул кому-то о своих планах на Дарину и сладкую жизнь под крылышком ее отца. Поэтому она порвала с ним, и когда ее родители случайно поняли, что у нее уже приличный срок, то эта дурная женщина свалила все на меня.
        У меня вырывается хрюк. Я зажимаю рот рукой, чтобы больше не издавать такие звуки, хотя из меня просто рвется смех. Смоленский просто молча ждет, пока я успокоюсь, хотя в темных глазах я замечаю укор.
        - Мне было не очень смешно, - дергает бровью Кирилл, - наши родители дружат очень давно. Естественно, все только обрадовались, а их отношения еще больше потеплели - они друг друга считают теперь родственниками. Но я не собираюсь всю жизнь играть с подругой детства в мужа и жену, да и мне за глаза хватает дел, связанных с нашим семейным бизнесом.
        - Прости… но «свалила все на меня» правда звучало смешно. И что вы собираетесь делать с этим?
        Он чуть пожимает плечом.
        - Дарина больше всего боится, что ее заставят выйти замуж за этого альфонса, если правда вскроется. Ее отец сам найдет автора ее беременности, если завтра я скажу, что в этом не участвовал. Хрен знает. Все варианты решения проблемы, которые я вижу, связаны с криминалом. Только я вряд ли хочу иметь проблемы с законом, да и этот чудила, поняв, что пахнет жареным и никто так просто не сдастся, подстраховался. Ходит с охраной, выписал в конвертик имена тех, кто может быть виновен в его смерти. Придурок.
        Да уж. Я качаю головой. Не все в этом мире можно решить, даже имея большие деньги.
        - Как фамилия этого альфонса?
        - Зачем тебе? - Смоленский чуть сощуривается на мой вопрос, - вряд ли тебе что-то скажет его фамилия.
        Кажется, я это уже слышала. Сегодня от Кати.
        - Может быть, я накопаю на него горяченьких фактов. Сам понимаешь, где я верчусь, - хмыкаю я, - там иногда передают на ушко секреты, которые могут стоить жизни. Если у этого Андрея есть такие, то ему можно заткнуть рот.
        - Вряд ли. У меня есть люди, которые могут откопать любую информацию о человеке. Но если тебе прямо интересно - это не тайна. Андрей Кочергин. У него отец был популярным журналистом, так что у этого остались нужные знакомства, чтобы пробраться на телевиденье в случае чего.

* * *
        Про Кочергина я слышала впервые. Может быть, Катя окажется более осведомлена, чем я… хотя, даже если так, она может ничего и не рассказать. Не зря же я не боюсь доверять ей секреты. Она не болтливая женщина и может в любой момент сделать удивленное лицо, сказав «о, прости, об этом ничего не знаю».
        Посудомоечная машинка издает странный звук, от которого я вздрагиваю, растеряв все дельные мысли. Взгляд падает на часы: девять вечера. В доме просто гробовая тишина, не считая кухни, на которой работает техника, отчего жилище Смоленского после ухода Дарины производит несколько гнетущее впечатление. Слишком большое для одного человека…
        - Ты наймешь няню для Майи? - интересуюсь я, переводя тему. В принципе, это риторический вопрос. Вряд ли занятой Смоленский будет все время уделять малышке, самостоятельно отводить ее в детский сад и вставать к ней ночью - ему понадобятся помощники.
        Кирилл пожимает неопределенно плечом, и зачем-то проверяет небольшой заварочный чайничек. Тут, на просторной кухне не так много милых предметов интерьера, вроде этого чайничка, но они есть. Интересно, кто их приобрел? Аля, пока жила здесь? Дарина? Как бы то ни было, но уютнее кухня от них не становится.
        - Наверное, найму, - отвечает мне Смоленский, - я не могу постоянно дергать тебя по вопросам ухода за детьми. Если только не предложу тебе работу няней… Не хочешь чай? Честно говоря, я терпеть не могу домашний лимонад и хочу перебить его вкус.
        - Чай можно, - киваю я, - насчет няни - извини, если это не шутка. У меня есть свой салон, в который я вложила время, силы и деньги, и вряд ли ты мне предложишь настолько высокий оклад, чтобы я его забросила.
        - Тут ты ошибаешься. Я легко могу это сделать.
        У меня вырывается хмык.
        - На эти деньги можно нанять целый штат гувернанток. Думаю, это будет совершенно неоправданное вложение.
        - Мне важнее результат. Если Майе будет лучше именно с тобой - я заплачу тебе, сколько потребуешь, - спокойно произносит Кирилл, накладывая в чайник листья чая. Мои брови тут же сдвигаются друг к другу: он даже не нагрел чайничек перед этим.
        Хотя, кто я такая, чтобы быть этим недовольной? Он, хотя бы, старается. Обычно мужчины стараются переадресовать женщине все действия, связанные с готовкой, прикидываясь, что совершенно ничего не соображают в этом и обязательно все испортят, если вдруг им придется прикоснуться к кухонным принадлежностям.
        - Подожди, - произношу я и подхожу к нему. Потом забираю чайник, выкидываю из него заварку и споласкиваю под краном. Смоленский молча и внимательно наблюдает за тем, что я делаю, даже не задавая вопросов, а у меня в сердце неприятно колет, когда я украдкой смотрю на его задумчивый профиль: Аля лишила этого человека возможности видеть, как растет его ребенок. Это было жестоко. Первые годы действительно ценные… ему будет очень сложно найти с малышкой общий язык. Даже несмотря на то, что он уже думает о том, как сделать лучше Майе, а не просто механически организовывает ей место в своей жизни.
        У Али должна быть очень веская причина так поступить со Смоленским. И я надеюсь, что после того, как поговорю с этим чертовым Стасом и узнаю, что ему от меня понадобилось - стану ближе к разгадке. Что-то заставило мою сестру поменяться так кардинально. Что-то мне подсказывает, что этот Стас, племянник Андропова, сыграл не последнюю роль в том спектакле, и поведение Али, отношения Смоленского с родным отцом - все это как-то взаимосвязано.
        - Если ты положишь заварку в холодный чайник, а потом нальешь воду, то ее температура из-за этого окажется ниже, чем требуется для заваривания хорошего чая, - поясняю я свои действия, наливая в чайничек кипяток и закрывая его крышечкой, - хотя, если тебе не принципиален вкус, то можно заваривать как угодно. Тут, кстати, чая маловато. Есть еще?
        - Есть, - произносит Смоленский и тянется через меня к верхнему шкафчику. Он едва задевает меня, а потом отдает бежевый вскрытый пакет, от которого по всей кухне распространяется запах жасмина и чего-то сладкого. Пнуть Кирилла за то, что он хранит чай открытым, я забываю. Стою, как изваяние, засыпая механически листья в нагретый водой чайник, и чувствую теплое дыхание Смоленского у себя на затылке.
        «А ты не слишком хозяйничаешь в чужом доме?» - ехидно звучит голосок в голове, - «вы оба выглядите, как пара. Заметь, что он даже не пытается отодвинуться из вежливости».
        И второй голосок, едва слышный, будто притаившийся где-то глубоко в душе:
        «Сделай шаг назад и прикоснись к нему. Ты ведь свободная женщина, и он, вообще-то, тоже свободен. Как давно у тебя были отношения? Он ведь явно пытается сблизиться с тобой, но не знает как. Почему бы и нет? Он красивый, и в отличие от большинства, не щиплет тебя за задницу на первой встрече. Такого экземпляра у тебя точно не было. Думаю, во всем остальном он тебя тоже может удивить.».
        - Что… - вырывается у меня ошалелое вслух. Настолько я поражена предательством моего разума, который нашептал мне подобные вещи и заставил представить, как это действительно происходит.
        Потом я понимаю, насколько громко и странно это звучало и поворачиваю голову в сторону Смоленского, который торчит за моим плечом и с которым мы пересекаемся взглядами.
        - Что… ты делаешь? - быстро поправляюсь я. У меня было странное ощущение, - прости, мне показалось, или ты меня только что понюхал?
        У него вырывается усмешка.
        - У тебя приятный шампунь.
        - А… я думала, что случайно залезла рыбной рукой в волосы и от меня теперь пахнет. Если тебе нравится запах - могу подсказать, где купила его…
        Я замолкаю, заметив, как Смоленский чуть сощуривает глаза в ответ, и в них вспыхивают странные искорки.
        - Я похож на подружку, Саша, которой можно посоветовать шампунь? - открыть рот и как-то попытаться объяснить свои слова я не успеваю - Кирилл склоняет голову, скользнув по мне взглядом и продолжает, - только что я пытался к тебе подкатить. Ты меня упорно игнорируешь из-за Дарины или есть другая причина?
        Это был контрольный выстрел в голову. Я его не ожидала от такого закрытого и сдержанного человека, как Смоленский. Я пытаюсь понять - шутит ли он, но его прямой взгляд убеждает меня, что нет.
        - Эм… - выдыхаю я растерянно, - нет. Я…
        - Тогда из-за своей сестры, - он расценивает мое растерянное «нет», как ответ на вопрос, - но это то, что я не смогу изменить, даже если очень бы захотел.
        - Да, - я беру на секунду себя в руки, хотя, успокоить рвущееся из груди сердце все еще сложно, поэтому меня несет, - Да, это из-за Али. И еще из-за Майи. Прости, Смоленский, но я не считаю, что короткая интрижка, которая потом принесет мне сложности в общении с тобой, стоит того. Не хочу потом приходить к Майе и вспоминать об этом ненароком. Если, конечно, ты уже не решил, что позволишь мне общаться с племянницей только через твою постель. Не для этого же ты предлагал мне жить у тебя, пока Майя привыкает?
        Случилось то, чего я боялась: я доверилась Смоленскому, а он чисто по-мужски себе чего-то надумал. Я посчитала его достаточно умным и дальновидным человеком, который не станет рисковать нашим комфортным общением ради такого, а он решил воспользоваться шансом, стоило нам только оказаться наедине у него дома
        Обидно было не только за это.
        Еще за то, что я, в отличие от него, как-то сдержала свои низменные порывы, которые гадкое подсознание мне нашептало. И голосок теперь мерзко скрипел на подкорке - «Дура. Упустила свой шанс расслабиться».
        - Короткая интрижка? - я наблюдаю за появившейся на лице Кирилла легкой улыбкой, насквозь фальшивой, - я о ней даже не говорил. Если бы мне была интересна только короткая интрижка с тобой, я бы предложил это тебе раньше, - он выдирает у меня из рук чайный пакет и закидывает на полку шкафчика.
        Раздражение и обида отпускают меня, когда он произносит эти слова, и когда я понимаю, что Смоленский очень сильно задет, судя по тому, как он выдрал у меня из рук пакет с чаем. Хоть и его признание о подкате все равно меня немного смущает, но сердиться становиться сложно, когда я понимаю, что он не пытался просто затащить меня в постель.
        - Что ты делаешь? - спрашиваю я со смехом, когда он наливает едва заварившийся чай мне в кружку, разбавляет его водой, и ставит небрежным движением рядом со мной, - он даже не настоялся.
        Смоленский бросает к моей кружке маленькую ложечку.
        - Я обещал тебе чай. Пей. Потом отвезу тебя до дома, - произносит он слишком спокойно, а меня раздирает смех от его реакции. Не зря, когда он готовил вместе со мной в Лондоне, он казался мне моложе, чем есть: не знаю, было ли тому причиной его детство и отсутствие общения со сверстниками, но и сейчас он повел себя явно не на тридцать лет.
        Хотя, пусть лучше будет такая реакция, чем агрессия или жестокость, с которой сталкивалась и я, и многие мои знакомые. Я только что отвергла его, но он не стал настаивать.
        - Смоленский, - окликаю его я. Он игнорирует меня, сложив руки на груди и глядя в другую сторону, - давай поговорим насчет этого…
        - Нет, - он хмыкает, - ты права. Не будем осложнять наши отношения ради Майи.
        - Ладно, - я вздыхаю, понимая, что сейчас разговор не сложится, его стоит отложить, и перевожу колкую тему, - тогда расскажи мне, что там Антон с этим…
        Он косится в мою сторону таким взглядом, что я едва не давлюсь чаем, который я решила отхлебнуть из вежливости, и чтобы закопать топор войны, из-за которого начался этот сыр-бор.
        Ой, всё, Смоленский. Даже не представляю, как ты с таким характером умудрился жениться на Але, и как она тебя не перевоспитала.
        ГЛАВА 14
        Когда Смоленский провожает меня до машины, во дворе я случайно сталкиваюсь с его Цербером.
        - Саша? - хмыкает удивленно Антон, у которого на брови красуется белая нашлепка из бинтов и ваты. Кажется, он хочет добавить что-то еще, но потом замечает Смоленского за моей спиной и тут же делает лицо кирпичом, - добрый вечер, Александра. Не ожидал вас тут увидеть.
        Мне хочется прикрыться ладошкой от его ухмылки, как от камер папарацци. Конечно, Антон не в курсе, что я тут. Он же остался поговорить с Михаилом, и небось думал, что Кирилл повез меня домой. Как неудобно, боги. Следует ожидать, что после этого будет обсуждать со вторым Цербером, как Смоленский водит домой эскортниц за спиной своей беременной бедняжки-невесты.
        - Я тебе вроде сказал в больницу отправляться? - прохладный вечерний воздух прорезает голос Смоленского, а Антон трогает заплатку на брови.
        - Да меня залатали нормально вроде. Промыли рану перекисью и все.
        «Столбняк для тебя шутка какая-то, что ли?» - скептически думаю я. Но вслух это не говорю. Если Тоха-прилипала скончается от столбняка, он унесет секрет о нашей внезапной встрече с собой в могилу и никаких сплетен не будет.
        Сегодня, пожалуй, я особенно цинична.
        - Зашивать, хочешь сказать, ничего не надо? - скептически хмыкает Смоленский, а Тоха пожимает плечами.
        - Да так заживет, Кирилл Владимирович, ну вы чего? Я и не такие царапины переживал. Че вы беспокоитесь… Александру отвезти надо куда-то?
        - Я сам отвезу, - Смоленский лезет рукой в карман, а потом оглядывается на дом, тихо выругавшись, - жди меня здесь, Саша. Я ключи возьму.
        - Угу, - выдавливаю я, чувствуя, что краснею из-за перспективы остаться наедине с человеком, который наверняка уже построил в голове дурацкие логические цепочки и из его рта вылетит много таких же дурацких фраз. Спасибо, Смоленский. Как ты вовремя!
        Когда мы остаемся одни, Тоха скептически зыркает на меня исподлобья.
        - Лучше молчи, - предупреждаю его я.
        - Сложно. Я был о тебе лучшего мнения, Саша, - цыкает он, - но вообще, никогда не поздно кардинально изменить свою жизнь.
        - Я же сказала…Замолчи, Тоха.
        - Не могу. Меня разрывает, когда я вижу такую несправедливость. У тебя племянница, оказывается, растет, Саша. Девочка. Какой пример ты ей подашь?
        Мне хочется закатить глаза. Жаль, что Смоленский не поведал о том, что моя племянница - его дочка. Тогда бы у цепного пса Тохи было меньше вопросов, какого черта я делаю дома у Кирилла, и он бы прекратил насиловать мой уставший мозг.
        - Тоха, я сейчас тебе в бровь пальцем со всей силы ткну, если продолжишь. Не лезь не в свое дело.
        Цербер скептически кривит губы. Потом как-то, будто красуясь, разминает шею, поигрывая мышцами на руках и груди, и возвращается ко мне взглядом. Мне хочется фыркнуть. Он, конечно, мужик видный, но в сравнении со Смоленским проигрывает. Тот - особое произведение искусства.
        - Я, между прочим, детей люблю, - сообщает мне он, словно между делом, - а у Смоленского скоро свой ребенок будет, ему не до чужих. Понимаешь, куда клоню, Саш?
        - К увольнению, Антон.
        Я подпрыгиваю от неожиданности, не заметив вернувшегося Кирилла. Тоха тоже резко поворачивает голову и меняется в лице.
        Смоленский смотрит на него сверху вниз. Грозный Цербер под таким уничтожающим взглядом как-то тушуется, и больше смахивает на описавшегося щеночка.
        - Да я пошутил, Кирилл Владимирович, - моргает растерянно Тоха, а мне хочется вздохнуть. Не идиот ли?
        - Он пошутил, - решаю спасти Тоху я, - вечно так прикалывается. Я уже привыкла. Пойдемте, Кирилл Владимирович.
        Смоленский бросает в мою сторону странный взгляд, видимо, отреагировав на мое больно вежливое обращение. Мы оставляем пристыженного Тоху смотреть нам вслед. Жаль, я не могу видеть его лицо: фонарей во дворе Смоленскому реально не хватает и Тоха быстро исчезает в темноте.
        До парковки больницы мы доезжаем быстро. Смоленский даже пересказывает мне итоги разговора Антона и Михаила: второй экс-муж Али действительно не захотел упускать свой кусок наследства после смерти тещи и жены. Не знаю, лгал ли он, когда пытался убедить Антона, что он с удовольствием воспитывал бы Майю, а не сплавил ее к матери в маленький городок… этого уже никто не узнает. После такого разговора Михаил пообещал уехать обратно и затаиться. И отказаться от ребенка.
        Не найди я в себе смелость рассказать об этом Кириллу - и кто знает, насколько бы затянулся судебный процесс за право опеки над Майей… А с его помощью все решилось так просто.
        - Если Антон будет к тебе еще приставать - сообщи мне об этом, Саша. Я с ним поговорю. - предлагает мне Кирилл, когда я выхожу из машины, поблагодарив его за джентельменский жест - он открыл мне дверь.
        - Все в порядке. Можешь не переживать насчет этого. Только вот…
        - Или у тебя самой есть планы на него и ты не против вашего общения? В этом случае я не хочу, чтобы он отвлекался от работы. Я плачу достаточно, чтобы моя охрана не флиртовала с моими гостями, и мне совершенно не понравилась сегодняшняя сцена, которую я увидел.
        Мокрый после дождика асфальт немного холодит щиколотки ног. Я чувствую, как у меня медленно ползет бровь вверх, пока я смотрю на Смоленского в полной тишине.
        Вынуждает оправдываться? Смотрите-ка на него! Все-таки, он немного манипулятор. Ладно, в каждой бочке меда должна быть своя ложка… чего-то вонючего.
        - Хорошо, - соглашаюсь я, - если у меня появятся планы на Антона, я не стану его отвлекать от работы. Я попрошу его флиртовать со мной после работы.
        Я делаю шаг в сторону своей машины, но Смоленский плавно преграждает мне путь, словно темной скалой вырастая передо мной. Я моргаю в ответ, не понимая, что это за приколы. А он наклоняется ко мне, словно к ребенку, которому пора что-то втолковать серьезное. Заглянув в глаза и невинно приподняв брови, он произносит, понизив голос:
        - Договорились. Я тогда его просто уволю, чтобы у вас было больше времени флиртовать друг с другом.
        - Смоленский! - вырывается у меня возмущенное. Он тут же выпрямляется и смотрит на меня уже свысока и с легкой иронией на лице.
        - Что?
        - Оставь Антона в покое и закроем эту тему. Хорошим парнем ты мне нравился больше, если честно. Спокойной тебе ночи. Большое спасибо за хороший вечер и за то, что подвез. Если ты не против, давай обсудим переезд Майи завтра, как будешь свободен.
        - Окей. Спокойной ночи, Саша.
        Я обхожу его, но тут же останавливаюсь, со вздохом поняв, что мне стоит все прояснить, чтобы Антону не влетело за просто так. Не хочу, чтобы из-за меня и каких-то недомолвок этого придурка уволили с хорошей работы. Тоха - идиот, но веселый. Его жаль.
        Смоленский смотрит в мою сторону, стоит мне только заговорить.
        - Я не флиртовала с твоим телохранителем, если что, и не собираюсь этого делать. У тебя очень хорошая охрана, которая заботится о моральном облике твоих гостей. Специфично, конечно, но…
        - Расслабься, - обрывает меня Смоленский, - я не собирался его увольнять. Будем считать, что я проверял твою реакцию. Иди, Саша.
        И мне хочется вздохнуть еще обреченнее, потому что от его слов веет какой-то хорошо скрытой усталостью, и из-за этого я не могу сдвинуться с места. Мы так и не объяснились друг перед другом после сцены в его доме, и я не смогла пояснить получше причины, по которым нам лучше держаться друг от друга на расстоянии вытянутой руки, какими бы серьезными у него не были намерения. Впрочем, в их серьезности ясильно сомневаюсь…
        Я предполагала, что он видит во мне Алю. И, вероятно, скучает по хорошим временам с ней - поэтому ранее не хотел меня отпускать и разрывать контракт. Вероятно, он пока сам этого не осознает. Других причин, чтобы человек из такой приличной и обеспеченной семьи обратил внимание на кого-то вроде меня, просто нет.
        И меньше всего я хотела, чтобы меня сравнивали с погибшей сестрой. Чтобы ее бывший муж сравнивал. Ужасная ситуация. Я с сожалением смотрю на темную фигуру Смоленского: будь все иначе - я бы ответила на его подкаты. Вероятно, он смог бы показать мне, что такое хорошие отношения. Да даже из-за его симпатичной мордашки и хорошей фигуры согласилась бы.
        Я открываю было рот, чтобы объясниться, но Смоленский внезапно уходит первый, оставив меня в одиночестве и вынудив проглотить невысказанное.
        Как только за спиной хлопает дверь, мне становится зябко и я медленно ухожу в сторону своей машины. На макушку падает пара холодных капель - похоже, снова начался этот дурацкий дождь.
        Уже уезжая с парковки, я замечаю в зеркале заднего вида фары машины Смоленского и впервые злюсь из-за своей нерешительности. Надо было остановить его и поговорить. Сейчас меня мучает чувство, словно я упускаю что-то важное для себя.
        И возле дома, кое-как втиснувшись между припаркованных авто, я раздраженно и громко хлопаю дверью, вымещая злость на себя, чего никогда не делала. Иду к подъезду, игнорируя мерзкий моросящий дождик. Стоит мне пихнуть сумочку под мышку, как неожиданно у машины, мимо которой я прохожу, опускается тонированное стекло…
        Сначала я думаю, что у меня уже начались галлюцинации из-за стресса. Сперва я замечаю блондинистые волосы, и только потом, когда в шоке поворачиваюсь, то вижу собственной персоной любовника Али. Стаса.
        - Ты же Саша, да? - лениво интересуется он, окидывая меня взглядом. В жизни он выглядит еще моложе и наглее. У него взгляд, как у полного ублюдка - высокомерный, снисходительный.
        Какие черти его принесли сюда?! Кто ляпнул ему мой адрес? Я останавливаюсь, нахмурившись. Главное, не показать, что я его знаю.
        - Ты кто такой? - холодно интересуюсь я, - представься для начала.

* * *
        Стас закатывает глаза, и демонстративно разминает шею. Потом закрывает окно и выходит из машины, проделывая все настолько медлительно и расслабленно, словно пытаясь показать, что он король этой жизни.
        Я быстро оцениваю его. Ростом он выше меня. Примерно, как Смоленский. Одет в бренды, по-молодежному. На легкой куртке красуется надпись «Армани». Телосложение спортивное. Парень почти без изъянов.
        Если на камерах из-за специфики съемки его было сложно оценить, да и фотки в интернете мало чего мне сказали, то в реальной жизни Андропов производил впечатление. Теперь я понимала, что Аля вполне могла повестись на него и изменять Смоленскому.
        Потом я перевожу взгляд на машину. У него черная спортивная Ауди последней модели.
        - Меня зовут Станислав, - он даже не смотрит на меня, когда сообщает это, - я к тебе с деловым предложением.
        Честно говоря, мои радары, настроенные на мерзавцев и ублюдков, сейчас вопят, как оглашенные. Я бы предпочла пересечься с ним где-нибудь в ресторане, днем, в людном месте и там уже выяснить, какого дьявола он искал меня через Катю. Но вышло все иначе и сейчас мне было откровенно не по себе.
        - С каким же? - вкрадчиво интересуюсь я.
        - С таким же, с каким к тебе обратился Смоленский Кирилл. Только с бонусами.
        У меня дергается веко. Долго он будет ходить вокруг да около?
        - Извини, Станислав, но Смоленскому я составила компанию по просьбе моей старой знакомой. Я больше не работаю. Если у тебя будут другие предложения - перезвони мне завтра. Сейчас у меня законный вечер отдыха. - пытаюсь я отмазаться, а он, наконец, переводит взгляд на меня. В отличие от Смоленского, у него светлые, зеленые глаза.
        - Не завтра. Я хочу обсудить это прямо сейчас. Даю сто процентов, что тебе понравится мое предложение, а еще у меня есть информация, которая тебе будет интересна, Саша. Она касается твоей сестры.
        Мне стоит много сил не измениться в лице после его слов.
        - Моя сестра погибла, поэтому вряд ли нам есть что обсуждать. Извини, Станислав, но я не приглашаю домой незнакомых людей, тем более тех, которые слишком много знают обо мне.
        - Я говорил о доме, что ли? - он открывает дверь машины, кивая внутрь, - садись, поехали.
        Чертов репей! Я качаю головой.
        - В машины к незнакомцам я тоже не сажусь.
        - Считаешь, что я буду тебя упрашивать? Не беси просто… Завтра у моего предложения истечет срок годности, - Андропов прищуривается, - ты потеряешь деньги, которые я собирался тебе заплатить и никогда не узнаешь, что случилось на самом деле с твоей сестрой. Это был не несчастный случай, Саша. Минута и я уезжаю навсегда. Садишься - и мы едем в ресторан, где нас никто не станет отвлекать от разговора. Боишься - дам сфоткать свой паспорт.
        Я внимательно рассматриваю его модельные черты лица, пытаясь понять, какой у него план. Ведь он явно блефует, утверждая, что уедет и больше не потревожит меня. Я ему зачем-то нужна. Считает меня настолько глупой и алчной, и уверен, что я поведусь на этот блеф, позабыв о безопасности? Иначе бы не бросался словами. Если я сейчас развернусь и уйду, он окажется в невыгодном положении и вынужден будет упрашивать.
        В принципе, это хорошо, когда враг тебя недооценивает.
        Я бросаю взгляд на окна дома: этот человек припарковался сбоку, на эту сторону выходит несколько окон, которые уже не горят. Если бы он хотел - он мог уже мне что-то сделать, и никто даже не услышал бы мои крики.
        В другое время я бы фиг к нему села в машину. Безопасность превыше денег. Тем более их не стоит брать от таких настырных персонажей. Но сейчас он явно приехал не за тем, чтобы я с ним посветила лицом на каком-нибудь мероприятии. Его интерес в другом… и если я поступлю, как разумный человек - демонстративно позвоню и пожалуюсь Смоленскому, боюсь, эта малолетняя падла убежит, затаится, и я ничего не узнаю.
        - Фото паспорта и ты едешь в моей машине, - подвожу итог я, а на лице Андропова мелькает неприкрытое недовольство.
        - В этом дерьме?
        «Сам ты дерьмо!» - кричу я мысленно.
        - Извини. Другой у меня нет, - проглотив вопль, произношу я. Кажется, Андропов закатывает глаза, но молча захлопывает дверь своей Ауди и пикает брелком. А потом идет к моей машине и без приглашения распахивает дверь, садясь на переднее сиденье.
        Я мысленно хмыкаю. Когда я сажусь за руль, Андропов отодвигает до упора сиденье, и откидывает спинку, чтобы расслабленно откинуться.
        - Куда? - спрашиваю я, включая навигатор, - и паспорт свой дай, пожалуйста, как обещал.
        Мне на колени шлепается бордовая книжка.
        - Я сам забью адрес. Ты ни хрена не знаешь, где это.
        Я открываю одной рукой паспорт и бросаю быстрый взгляд на Андропова. Это не его паспорт. Совпадает только имя, фамилия совершенно левая, даже лицо не очень похоже. Да, все-таки условие поехать на моей машине было далеко не лишним. Заметь я поддельный паспорт у этого урода в машине - испугалась бы очень сильно. Да и сейчас у меня к нему появилось еще больше вопросов.
        «Ты ни хрена не знаешь, где это» - звучит эхом в голове и я хмыкаю, бросив взгляд на навигатор. Ну-ну, наивное создание. Я прекрасно знакома с гадюшником, в который мы едем. Хотя да, пьяной вхлам молодежи там до нас дела не будет. Но с каких пор это называется рестораном, в который ты меня обещал отвести, Андропов?!
        Мне хочется немного поплакать. Я хотела выспаться. Принять душ и накинуть на лицо тканевую маску, а потом расслабленно забросить ноги на подлокотник дивана, пока кипятится чайник, а не вот это всё… к чему такая срочность? Какого черта он так настоял на встрече?
        - У меня такое чувство, будто это ты меня сняла, а не я тебя, - выдает этот придурок, пока я еду по шоссе.
        - Извини, но меня не «снимают». - парирую я. Да, мне очень хочется ткнуть ему в глаз чем-нибудь острым, но я сдерживаю эти порывы. - если твое предложение, кстати, связано с интимными услугами - я откажусь. Надо было сразу предупреждать.
        - Ну ты и душная. Я фигурально выразился. Просто обычно я катаю в тачке баб, а не они меня.
        «Это чье?»
        «Саш, это чьи доки?»
        «Мне позвонить тебе?» - спамит сообщениями Катя, которой я отправила фото паспорта. Я держу телефон на коленях, чтобы Андропов ненароком не увидел, что мне пишут.
        «Позвони через час. Если не отвечу - позвони Смоленскому и расскажи, кто с тобой сегодня связался насчет меня» - набираю я одной рукой.
        «Так, во что ты вляпалась? Это как-то связано с Андроповым??? Ладно, всё, я молчу… боже, с тобой одни нервы.»
        Я торможу возле бара. Андропов выходит из машины, тут же доставая из куртки сигарету и закуривая.
        Я вдыхаю вонючий дым и смотрю на толпу парней с девушками у входа в бар. Чувствую себя, как решившая внезапно молодиться старушка. Совершенно отвыкла от таких мест и не вписываюсь в подобное окружение. А еще поганое ощущение, будто я вернулась в прошлое и проживаю Алину жизнь. Все из-за этой блондинистой морды рядом.

* * *
        В темном закутке Андропов, не спрашивая, заказывает мне мороженое и коктейль. Мороженое мне хочется назвать вульгарным. Я впервые так думаю о еде, но других слов к этому разноцветному безумию, залитому сиропом и хрустящими конфетами, подобрать не могу.
        Я подзываю официанта и тыкаю пальцем в меню, выбирая сэндвич и минеральную воду. Есть, конечно же, я не хочу, но охота поставить на место Андропова, который считает, что я радостно буду облизывать эту приторную фигню для подростков.
        - Спасибо, я не люблю сладкое, - произношу я, отодвигая мороженое, - если хочешь - съешь сам. И, думаю, нам стоит перейти к делу. Что ты хотел?
        Он, расслабленно развалившись на диванчике, тянет кальян. Судя по его лицу, которое стало несколько задумчивым после того, как я отказалась от мороженого, подобное случилось с ним впервые.
        - Твоя сестра была замужем за Смоленским, - утвердительно произносит он, а я прикрываю веки, подтверждая это.
        - Да. И что?
        - Она ничего тебе не рассказывала о их браке?
        - Она не общалась со мной, пока была замужем. Потом они развелись, и Аля вернулась домой, - сухо отвечаю я, получая свой сэндвич, и, чтобы занять руки, приподнимаю хлеб, заглянув внутрь. Там пересушенные крохотные куски курицы. Фу-у. - Это был закономерный финал неравного брака. Мы не обсуждали ее отношения, да она сама не спешила завести разговор.
        - Реально?
        - Что тебе, все-таки, надо? - поднимаю я на него взгляд. Пытается сейчас выяснить, значит, насколько много я знаю о ситуации. В том числе и о нем. Мне надо быть осторожнее и не сильно болтать.
        Он выпускает дым от кальяна в мою сторону, и я аж моргаю от такой наглости. Ткнуть ему, что ли, в наглую рожу тем дурацким мороженым? После нашей встречи у меня провоняет вся одежда, волосы, а заодно и машина.
        - Значит, ты не в курсе, что у них происходило в браке. - слышу я голос Андропова. Дым быстро рассеивается, и я вижу его задумчивое лицо. Он смотрит в потолок. - жаль, что она тебе ничего не рассказала. Тогда бы ты ни за что на свете не встретилась со Смоленским после ее смерти.
        - Да? - приподнимаю я бровь. - почему? Встреча со Смоленским была случайностью. Когда меня попросила об этом Екатерина, она не уточнила имя, и я только на месте узнала, что это Смоленский. Отказывать было поздно, поэтому я молча выполнила свою работу.
        - И он тебя не узнал? - Андропов стреляет в меня взглядом. Я мотаю головой.
        - С чего бы? Мы с Алей давно разные внешне.
        Он вздергивает брови и внезапно, отложив кальян, садится, положив локти на стол. Потом медленно разглядывает меня, отчего я ощущаю себя неприятно.
        - Да ты что… С каких пор вы разные? - усмехается он, - даже с этим цветом волос и макияжем я тебя сразу же узнал, увидев рядом со Смоленским. Слабо сомневаюсь, что он даже не задумался, что за человек находится рядом с ним.
        «Ты посмотри на него…» - мелькает мысль, пока Андропов ждет от меня какой-нибудь реакции. Может, я действительно переоцениваю свои изменения во внешности? Смоленский-то ведь и вправду задумался, вот только его сбила с толку неверная информация, которую ему дали сотрудники из-за Дарины. И то… ненадолго.
        - Я уверен, что он не только задумался, - Андропов решает закончить мои мучения, заговорив сам. Он выпрямляется, прекратив меня сверлить взглядом. - наверняка и пробил информацию о тебе и все понял. Вопрос в том, почему он тебя не выгнал, и ничего тебе не сказал… И почему продолжил с тобой видеться даже после того, как ваш контракт закончился. Странно, да?
        Я чувствую, как у меня поднимаются нервно волоски на руках. Никогда не недооценивай противника, Саша. Похоже, Андропов знает больше, чем ты представляла! Притворился малолетним придурком, заставив почувствовать себя в безопасности и умнее его… теперь я пыталась не измениться в лице и не выдать свое волнение.
        Что он еще знает? Про Майю? Про Михаила? Про то, что Смоленский пытается вернуть свои права на дочь, и именно я ему рассказала о малышке? Когда я согласилась на встречу с Андроповым, я не думала даже, что такие подробности знает кто-то кроме меня, Дарины и самого Смоленского, но теперь я ни в чем не уверена. Что, если этот ублюдок вообще знает ВСЕ?
        Я смотрю украдкой на время. У меня есть еще целых сорок минут, после чего Катя мне позвонит. Честно говоря, теперь я хочу, чтобы она позвонила мне сию минуту. Потому что я не знаю, что сказать Андропову. Если я совру, выдав что-то вроде «Он приглашал меня на свидания и платил мне за них. Я просто алчная и беспринципная, поэтому согласилась встречаться с бывшим мужем покойной сестры, и мне плевать, чего он хочет от меня», то Андропов может поймать меня на лжи, если знает всё.

* * *
        - А, ладно, - внезапно легко произносит Андропов, когда у меня от напряжения уже бежит капелька пота по шее. Он откидывается на спинку и крутит в руках зубочистку, - Не забивай голову. Наверное, у него есть причины молчать и не задавать вопросы, как и у тебя - видеться с бывшим мужем сестры.
        Я пожимаю неопределенно плечом, радуясь, что могу промолчать. Мне с каждой секундой все меньше и меньше нравится наш разговор.
        И чтобы избежать новых каверзных вопросов, я ищу на столе еду. Сэндвич я трогала грязными руками, поэтому я нервно хватаю дурацкое мороженое и набираю целую ложку, отправляя его в рот. По крайней мере, в следующий раз я смогу подольше подумать с набитым ртом, прежде чем отвечать.
        - Приятного, - желает мне Андропов, и в его глазах мелькает тень. - не нервничай так, я не моралист. Осуждать не буду. Я вообще встречался с твоей сестрой, пока она была замужем.
        Приторное мороженое встает поперек горла. Андропов, не обращая на меня внимание, задумчиво рисует пальцем на темной столешнице круги, размазывая влагу, оставшуюся после стакана с мороженым.
        - Чего? - сипло вырывается у меня.
        Зачем он признался в этом? Я думала, он будет хранить это в тайне. Куда в этом случае он ведет разговор?
        Я вижу усмешку, мелькнувшую на его губах.
        - Альмина разве не рассказывала обо мне?
        Я качаю головой в ответ. Почти не вру. Она - не рассказывала. Рассказала мне все запись с камер.
        - Ясно, - он смотрит вдаль, - Мы с ней любили друг друга, но вместе быть не могли. Где я и где она? Это я уже потом разбогател и раскрутился. А она неожиданно развелась с мужем и уехала, ничего мне не сказав. Родила ребенка от другого. Быстро она забыла обо всем. Сколько, кстати, ее девчонке годиков?
        Я медленно моргаю. Не знаю, что меня больше поражает. Спокойный тон этого человека, будто он пересказывает текст какой-то книги по памяти? Его неприкрытая ложь о неземной любви с Алей и своем неожиданном богатстве? Или же странный вопрос в лоб о возрасте Майи? Значит, он знает и о ней…
        - Зачем тебе это?
        - Да просто мы разговариваем, Саша. - он подпирает подбородок рукой, глядя куда-то в зал, где сейчас куча молодежи. - Ты слишком нервничаешь. У тебя есть причины на это? Я всего лишь спросил про возраст. Наверное, тебе сложно будет одной растить и воспитывать такого маленького ребенка. Ее отец совсем пропал?
        - Совершенно несложно. - холодно отвечаю я. «Тебе сложно будет». Он еще и в курсе смерти нашей матери. Великолепно просто. - Я люблю племянницу. Да, ее отец давно испарился в неизвестном направлении.
        «Господи, помоги моему лицу остаться сейчас прежним» - прошу я после слов Андропова. У меня сейчас много причин нервничать. Я настороженно наблюдаю за тем, как он провожает взглядом какого-то мужчину, и внезапно тихо продолжает:
        - Если посчитать, то получается, что твоя сестра уходила от Смоленского беременной. Я не думаю, что у тебя плохо с математикой, так что ты явно тоже пришла к этому выводу. Ты рассказала Смоленскому про дочь? Или… нет? Ты должна быть откровенно тупой, чтобы продолжить с ним встречаться и не признаться в этом, - он издает смешок и трет лицо ладонью. - ладно, по-моему, этот цирк затянулся.
        Я молчу, в шоке глядя на него.
        Знает, все-таки, обо всем. И сейчас наслаждается моей реакцией. Подловил.
        Андропов переводит на меня смеющийся взгляд и криво улыбается. Потом подзывает пробегавшего мимо официанта и что-то говорит ему, протянув карточку.
        - Можешь не отвечать. Это были идиотские вопросы. Мне все ясно.
        - Что тебе ясно, Андропов? - не выдерживают мои нервы. - ответь, хотя бы, на один мой вопрос - зачем ты меня сюда позвал? Поболтать о жизни?
        Официант прикладывает карточку к терминалу и отдает чек.
        А я понимаю, что этот мерзавец только что расплатился за еду.
        Он собирается уйти.
        - Откуда ты знаешь мою настоящую фамилию, Саш? - морщит иронично лоб Андропов, и пока я осознаю всю глубину своей тупости и совершенной ошибки, поднимается с диванчика, кивая на выход. - пойдем? По-моему, тут полный отстой, а не отдых.
        Он просто вывел меня на эмоции. И легко понял, что я лгу и недоговариваю. Черт. Я недооценила этого человека, посчитав идиотом. Пойти с ним? Как же!
        - Я поеду домой, пожалуй, - произношу медленно я, вставая, - извини, тебе придется вызвать такси. Не думаю, что наш разговор будет хоть сколько-нибудь интересным для меня. Не люблю, когда собеседник лжет, показывая фальшивые документы и игнорирует мои вопросы, расспрашивая о личном.
        - Да ладно тебе, Саша. Ты тоже врала. Твое лицо все выдало с первой же секунды нашей встречи. - произносит он с легкой усмешкой. Когда я пытаюсь уйти и пересекаюсь на секунду с ним, Андропов внезапно закидывает руку мне на плечо, и приобняв, останавливает. Я напрягаюсь, словно внутри меня натянули струны. Он держит меня крепко.
        - Не бойся.
        - Отцепись от меня!
        - Релакс. У тебя вся спина каменная от напряжения. Что тебе помешало спросить меня прямо в первые же секунды - «что тебе, Андропов, надо?». Я бы тебе ответил. А так мы потратили кучу времени, пока ты притворялась дурочкой, обсуждая всякое дерьмо.
        - Ты поддерживал разговор об этом дерьме. Еще раз: если ты меня не отпустишь, я достану телефон и позвоню Смоленскому.
        - И что ты расскажешь? О том, как мы сидели в баре и болтали? Дерзай. Мне пофиг. Он уже наверняка в курсе нашей встречи. Подозреваю, что он за тобой следит. Ты ему, судя по всему, очень доверяешь, а он тебе нет. Проверим мои подозрения?
        Я растерянно верчу головой. В баре куча людей…О какой слежке он говорит? О… Небось предложит сейчас куда-нибудь уехать, чтобы запутать следы. Вряд ли я на это поведусь.
        - Пошел к черту.
        - Боишься? Не знаю, что ты там надумала, что бежишь от меня в панике, но, поверь, если бы я хотел тебе что-то сделать - я бы это уже сделал. - понизив голос, произносит мне Андропов. Я чувствую его дыхание у виска и дергаю головой, чтобы заехать ему в нос, но он уворачивается. - да уж, ты злее, чем твоя сестра.
        Он дергает меня к выходу и заставляет идти рядом с ним, словно мы влюбленная парочка.
        - Может, все-таки выслушаешь меня?
        Я сжимаю зубы. Мало того, что от меня будет вонять кальяном и одеколоном этого мерзавца, так я еще и уеду домой, так и не узнав, что там у него на уме.
        - У тебя минута, прежде чем я уйду, - цежу я.
        - Спасибо. - усмехается он. - послушай, Саша: я знаю все о тебе, о Смоленском, об Альмине и ее ребенке. Так что можешь не ломать передо мной комедию. Я всего лишь хотел предложить тебе деньги и помощь с девчонкой, за то, что ты задержишься рядом со Смоленским и будешь делать то, что я тебе говорю. Именно за этим я искал встречи с тобой.
        - Угу. - тяну я саркастично. - Именно это делала для тебя моя сестра, пока вы встречались. Шпионила и тайно тебя таскала к мужу домой. Угадала?
        - Пф-ф. Тебе и это рассказали. Пока встречались? Еще задолго до этого. Я их познакомил, Саша, - чувствую я всем телом его усмешку, - она мечтала о богатом муже, я сделал так, чтобы она попала на одно мероприятие, где был Смоленский, и все закрутилось. Обними меня для вида, хотя бы. На нас уже пялятся странно.
        - Отвали, ушлепок.
        Мы выходим на улицу и я судорожно вдыхаю прохладный свежий воздух. Андропов отпускает меня, прекращая сжимать и смотрит внимательно мне в лицо.
        - Почему ты ненавидишь меня, м? Потому что твоя сестра изменяла мужу со мной, а ты за крепкие семейные отношения? Тебе не кажется это тупой причиной для того, чтобы быть на стороне Смоленского?
        Так. Дыши, Саша. Дыши.
        - Потому что ты ее использовал, Андропов, довел их отношения до разлада и развода. И я в курсе, что твой дядя в контрах со Смоленскими, и в курсе, что он за человек, поэтому не ожидаю ничего хорошего от тебя. - отвечаю резко я, а он приподнимает бровь, склонив голову.
        - Ты сейчас говоришь о моем дяде, а не обо мне.
        - И что? - фыркаю я, а он расслабленно ведет плечом.
        - У нас с ним могут быть разные взгляды на жизнь. Что по поводу твоей сестры… Мы оба использовали друг друга, Саша. У нас была договоренность. Я помогаю ей выйти замуж за богатого мужика, она помогает мне добывать информацию и выполняет кое-какие поручения. Еще раз: я помогал ей. Она - мне. Даже наши короткие любовные отношения с ней были взаимовыгодными. Ей захотелось чего-то нового, мне тоже. Какие у тебя еще есть причины меня ненавидеть?
        - Ты лжешь. Она сильно изменилась во время этого брака - отдалилась от меня и матери, вела себя странно, лгала… Смоленский тут не при чем. Ты шантажировал ее, доводил? Давал наркотики?
        - Боже. - хмыкает Андропов. - я ей ничего не давал. Просто твоя сестра полезла туда, где ей было не место и не вывезла. Думаешь, только душка-Смоленский страдал, а я не терпел ее истерики? Просто в ком-то внезапно проснулась совесть, когда было много дел наворочено. И еще больше всего она боялась, что я однажды расскажу Смоленскому тайну их знакомства…ну и все остальное.
        - О подобном шантаже я и говорю. И ты не избивал ее, не выгонял на улицу в одной рубашке, и не убивал? - холодно выплевываю я.
        Андропов в ответ немножко закатывает глаза, тут же потеряв где-то с лица улыбку. Я чувствую, как стискиваю кулаки настолько сильно, что ногти впиваются в кожу. Это всего лишь догадки, но будь я проклята, если они не окажутся правдой. Кто еще мог сотворить с Алей подобное?
        - Ну? Кто это сделал? Не молчи, дай мне ответ. Ты ведь мне все время намекал, что знаешь, почему погибла Аля! Хотел мне соврать и свалить все на Смоленского? Чтобы дурочка-Саша воспылала к нему ненавистью и помогла тебе строить козни. Для этого ты меня прощупывал весь разговор, пытаясь понять, насколько много я знаю. Это ведь сделал ты, верно?
        - Нет.
        - Врешь!
        - Нет. - он вздергивает бровь с такой уверенностью, что немного остужает мой пыл. - наши деловые отношения с Альминой навсегда закончились после ее развода со Смоленским. Я просто исчез из ее жизни. Мне было незачем ее убивать и нечего скрывать. Я - не мой дядя, и мне неинтересны убийства.
        - После развода она пришла ко мне ночью в одной рубашке и со следами побоев, - тихо произношу я, - и соврала, что это сделал Смоленский. Очевидно, что он и пальцем ее не тронул. Разве это не ты заставил ее такое сказать?
        - Что бы мне это дало, а? Боюсь, что твоя сестра просто соврала тебе. Она хотела покончить с прежней жизнью, и не расписываться перед другими в собственной тупости, поэтому легенда о муже-абьюзере вполне подошла, чтобы ее пожалели и приняли обратно в семейное гнездо. Кроме меня, кстати, у нее были другие знакомые, так что попробуй опросить их, что случилось в ту ночь.
        Он замолкает на секунду, заметив мое лицо и тихо цыкает:
        - Я тебя понимаю. Узнавать о том, что твой родственник - дебил, всегда неуютно и стыдно. Ты считала ее ангелом, которым все попользовались? Она была дурой, оторванной от реальности.
        - Заткнись. - выдыхаю я ошалело. - Кто тогда убил Алю?
        Андропов криво усмехается.
        - Ты не хочешь дружить со мной. Если я тебе скажу правду, то ты побежишь ее проверять и разрушишь мой план.
        Я прикрываю устало глаза.
        - Что ты хочешь за эту информацию? Я не стану плясать месяцами под твою дудку, как Аля.
        - В принципе, мне достаточно одного раза. Будешь мне должна, когда я попрошу.
        Боже. Я киваю. Мелькает мысль, что главное - чтобы он мне просто рассказал этот секрет. В конце концов, я могу и не выполнять свое обещание.
        - Хорошо, на один раз я согласна.
        - Тогда присмотрись повнимательнее к невесте Смоленского. Дарине. - мне кажется, что его ответ тонет в шуме холодного ветра. - она та еще пиранья, готовая пойти на все. И терпеть не могла твою сестру. Раньше она мечтала выйти замуж за Смоленского. Ну, - Андропов приподнимает бровь, - она почти достигла своей цели. Так что советую ее опасаться.
        - Доказательства? - мой голос звучит слабо. Я все еще не могу поверить в то, что услышала.
        - Можешь сказать это Смоленскому и он их достанет. Или промолчать и дождаться их свадьбы. Я сделаю так, чтобы полиция забрала девчонку прямо с церемонии, и все газеты писали об этом.
        - Ясно. - я устало киваю. - это все, что я хотела узнать. Знаешь… я, пожалуй, поеду. Не думаю, что нам осталось что-то обсуждать.
        Андропов молча смотрит на меня. Честно говоря, он у меня даже злости больше не вызывает. Аля сама наворотила дел… в конце концов, она могла бы выбрать другой путь знакомства со Смоленским. Я бы поспрашивала тех, кто мог бы ее свести с ним… И не пришлось бы лгать всем так долго, а потом бояться, что обозленный муж отберет ребенка. Не пришлось бы бежать из города.
        А вот насчет Дарины…
        Черт. Я прикасаюсь ладонью ко рту. Меня, кажется, тошнит после ее сраной запеканки.
        - Учти, что ты мне обещала оказать услугу. - слышу я голос Андропова и его рука внезапно кидает мне в декольте маленький золотой прямоугольник. - там мой номер телефона. Скинь смс, чтобы я мог с тобой связаться и не караулил тебя у дома. Или позвони, если вдруг тебе придет хорошая идея отомстить Смоленскому и его невесте. С удовольствием тебе помогу. Хорошего вечера, Саша.
        Он направляется к желтому такси на парковке возле бара. Потом стучит в окно и спустя секунду садится внутрь. Такси стартует с места, оставляя меня в одиночестве стоять на парковке.
        ГЛАВА 15
        Какое-то время я просто сижу в машине, уронив голову на руль, слушая шум ветра за окнами и приглушенную музыку из бара.
        Дарина. Дрянь мелкая. Нехорошо, наверное, так говорить про беременную, но другие слова, которые упорно лезут в голову в данный момент, еще хуже. Вряд ли Андропов мне соврал. Иначе не предложил бы рассказать это Смоленскому, чтобы тот добыл доказательства.
        От мыслей меня заставляет очнуться звонок Кати.
        - Саша?! - напряженным голосом восклицает она. - Как ты?!
        - Все в порядке. Извини, что побеспокоила. - устало отвечаю я, и слышу, как она набирает воздух в легкие.
        - …Ты меня до инсульта доведешь! Рассказывай, что у тебя происходит? Документы-то чьи? Кто, что случилось?
        - Кать… давай завтра, ладно? - вздыхаю я. - Сейчас у меня нет сил.
        - Тебе нужна помощь? Приехать к тебе?
        - Нет. - я смотрю в темноту. - Не нужно, у меня есть кое-какие дела. Спасибо за то, что переживала, Кать.
        Я кладу трубку, прежде чем она начнет задавать другие вопросы, и набираю номер Смоленского. Слушаю серию гудков, оставшихся без ответа, и понимаю, что он, наверное, уже спит. Следовало бы поехать домой, но меня подстегивает страх за Майю. Если Андропов не соврал, добавив, что Дарина мечтает о свадьбе со Смоленским, то малышка может оказаться в опасности. Черт знает, чего ожидать от этой женщины. Я не хочу, чтобы русские народные сказки про мачех воплотились в жизни Майи.
        - Храни господь современные технологии, - шепотом произношу я, отыскав маршрут к дому Смоленского, который записал мой телефон, и завожу машину. Потом отмечаю придорожную кофейню на карте: похоже, меня ждет насыщенная ночка и мне не помешал бы большой стакан крепкого кофе.

* * *
        Дом Смоленского встречает меня совершенно темными окнами. Я выхожу из машины и какое-то время шарю руками по ограждению, пытаясь отыскать какой-нибудь звонок, домофон - хоть что-нибудь.
        Пальцы натыкаются на заветную кнопку. Я слышу тихое «дилинь», и потом механический голос:
        - Слушаю вас.
        Вроде бы незнакомый. И недружелюбный. Хотя, и впрямь, какое может быть дружелюбие, когда охрана видит по камерам какую-то странную женщину посреди ночи, звонящую в калитку?
        - Я к Кириллу Смоленскому по срочному делу. - произношу я, и, подумав, добавляю: - Антон меня знает, если что. Можете спросить у него.
        - Антон уехал. - отвечает спокойно мне голос. - Мы видели вас сегодня, не переживайте. Сейчас позвоню Кириллу Владимировичу, подождите.
        Домофон отключается и я остаюсь на улице, приплясывая от нетерпения и легкого холода. Все-таки, уже глубокий вечер.
        Спустя пару минут дверь открывается. Меня запускает во двор круглолицый охранник, на лице которого написана смертельная усталость - судя по всему он с удовольствием бы не отрабатывал смену, а завалился спать. Особенно красноречиво говорят об этом мешки под глазами.
        - Заходите, Саша. Проводить вас к дому или сами? Кирилл сказал, что встретит вас.
        - Я сама. Спасибо. - благодарю я его и направляюсь по каменной дорожке к дому.
        Уже стоя на пороге, не успеваю я поднять руку и постучать, как входная дверь распахивается.
        Я закусываю губу и морщусь, увидев Кирилла.
        Сегодняшний вечер был полон потрясений, поэтому испытывать подобные чувства как-то неприлично, но… Смоленского хочется потискать. Он выглядит совсем по-домашнему и беззащитно - на нем обычная черная футболка и явно пижамные черные штаны… волосы, которые обычно красиво лежат, теперь растрепаны, а заспанная мордашка придает много-много очков к его привлекательности.
        - Заходи. Что случилось, Саша? - интересуется, зевая, Кирилл, пока я борюсь со странным желанием запустить в его тело пальцы и как следует помять, как игрушку-антистресс. Встряхнув головой и прогоняя эти мысли, я захожу внутрь.
        - У меня есть серьезный разговор, - произношу я, - кое-что по поводу Дарины…
        Смоленский, закрывая дверь, морщится так, словно я заставила его сожрать огромный лимон. Я делаю паузу, приподняв бровь.
        - Что такое?
        - Ты опять пришла обсуждать каких-то людей? Я надеялся на другое. - он кивает в сторону. - пойдем тогда, я заварю себе кофе. Хотя…
        Смоленский останавливается, посмотрев устало в потолок и протяжно вздыхает. Похоже, он очень хотел сегодня поспать.
        - Может, поднимемся в спальню? - хмыкает он, - Я прилягу, а ты пока расскажешь… Судя по твоему взгляду - нет. Жаль.
        Он сонным, смазанным жестом приглашает меня пройти за ним, а я пару секунд стою, глядя ему в спину. Мелькает крамольная и дурацкая мысль о мести Дарине: интересно, если я соблазню Смоленского, она будет рвать на себе волосы? Ведь получится, что второй раз у нее из-под носа уведут желанное.

* * *
        - Вещай. - предлагает мне Кирилл, заварив чашку кофе и расположившись в темной гостиной на диване. Я от кофе отказалась минутой ранее: боюсь, что еще немного - и начну приплясывать в ритм с бьющимся сердцем.
        Я сажусь на краешек дивана напротив.
        - Дарина… - вырывается у меня, и я замечаю только, как дергается бровь у Смоленского, реагируя на это слово. - Нет, попробуй только меня перебить и снова что-то с сарказмом ляпнуть! Я хочу, чтобы ты проверил причастность своей невесты к смерти Али.
        Кажется, Смоленский тихо закашливается от неожиданности, поперхнувшись кофе. Он аккуратно после этого отставляет чашку на столик.
        - Чего? - хмыкает он. - Как тебе это в голову пришло, Саша?
        - Сделай это. - произношу с нажимом я. - Ты это можешь, я знаю. Если ты сейчас отмахнешься от моей просьбы, будь уверен, я не отдам тебе Майю! Я сделаю все, чтобы она не росла рядом с этой женщиной.
        - Остановись. - перебивает Смоленский, садясь на диване. До этого он лежал, расслабившись, но, видимо я прогнала весь сон своими заявлениями, - мне сейчас нужны твои объяснения. С чего ты решила, что Дарина как-то причастна к этому?
        - Я виделась сегодня с твоим родственником. Андроповым Стасом. - прямо говорю я.
        После этих слов красивые губы Смоленского сжимаются в линию, и он прикасается к ним пальцами, словно заставляя себя промолчать. Его прямой взгляд красноречив, но я все еще успокаиваю себя, что не сделала ничего плохого. В конце концов, люди говорят…иногда с теми, кто неприятен кому-то.
        - Ага. - слишком спокойно реагирует Кирилл спустя секундную паузу. - И это он тебе сказал?
        Слишком спокойно. Но я спиной чувствую напряжение, повисшее в комнате после моих слов.
        - Он поджидал меня возле дома. - зачем-то поясняю я. - И после вынудил поехать меня с ним в кафе. Да, это он рассказал мне секрет про Дарину.
        - Он затолкал тебя в машину?
        - Я сама села в свою машину и отвезла его. Это имеет какое-то значение?
        - Совершенно нет. - Смоленский выпрямляется и, засунув руки в карманы, смотрит куда-то в сторону. - Давай говорить о деле. Дарину я знаю с шестнадцати лет. Наши семьи дружат и того дольше. Я не думаю, что она когда-нибудь решилась бы на такое.
        Я чувствую, как мои руки сжимаются в кулаки.
        - Ясно. - роняю я тихо, чувствуя охватившее меня бесконечное разочарование. Оно словно огромное и мерзкое болото, в которое меня только что столкнули. - Тогда дальнейший разговор будет бессмысленным. Извини за беспокойство и хорошего вечера.
        Я поднимаюсь с дивана, направляясь к двери и стараясь держаться с достоинством и обойтись без обвинений. Это мои проблемы, если честно, что я ожидала что-то особенного от Смоленского. Стоит вернуться с небес на землю, понять, что он мне ничего не должен и сдержаться, не пнув от души его машину напоследок.
        Я тянусь к ручке двери, как мне преграждает путь рука Смоленского, с хлопком врезавшись ладонью в стену. Еще шаг, и я наткнулась бы на нее носом.
        - Отойди в задницу. - сквозь зубы желаю ему я, не сдержавшись. Хочет задержать меня, рассказав о том, какой Дарина ангел и выпытать подробности нашего разговора с Андроповым? О-о-о! Меня все больше и больше охватывает ярость. - Я уже сказала, что нам нечего обсуждать. Если не пропустишь - я начну драться.
        - Сядь обратно, Саша и поговорим нормально. - его голос звучит тише и ниже, чем обычно, словно он что-то сдерживает в себе, а вот я от этого взвиваюсь.
        - Сядет скоро твоя Дарина! Извини, Смоленский, но ты меня сейчас дико бесишь и я хочу домой! Желаю счастливой семейной жизни с невестой-убийцей. Надеюсь, твои роители вынудят вас пожениться! - я шагаю вперед, пытаясь оттолкнуть плечом преграду, но Кирилл внезапно перехватывает меня поперек груди и поднимает в воздух, направляясь обратно. Я настолько шокирована, что даже забываю о сопротивлении: откуда в этом аристократическом мальчике столько сил, чтобы так легко поднять меня-кобылу?
        Прежде чем он кидает меня на диван, освобождая от плена стальных объятий, я успеваю шлепнуть его по бицепсу в отместку. Сволочь накачанная.
        - Хватит. - холодно произносит Смоленский. Он собирается вернуться на свое место, но я из чувства мести подставляю подножку. Только этого гад перешагивает через выставленную ногу. - Ты издеваешься надо мной? Заканчивай с этим.
        - Я не хочу выслушивать аргументы в защиту Дарины. Пропусти. - выпаливаю я, вскакивая с дивана, но Смоленский легонько толкает меня обратно. - Ты!
        Я снова вскакиваю, оказавшись с ним лицом к лицу и схватив за футболку, чтобы меня снова не отправили назад, и царапнув ногтями ему по груди. Мы сверлим друг друга взглядами. Я - бешеным. Он пытается выглядеть бесстрастным, но черт знает, что сейчас творится у него в голове, судя по темноте в глазах.
        - Ты успокоилась? - интересуется он. - Я проверю Дарину. Надо было дослушать, что я скажу, прежде чем валить.
        - Надо было это первым предложением говорить, тогда бы я успокоилась. А так ты мне уже испортил настроение.
        - Да? - темная бровь изгибается, и Смоленский чуть наклоняет голову. - Ты мне тоже. Ты поехала в кафе с человеком, с которым не стоило даже разговаривать.

* * *
        Я это и сама знаю, но, все же, у меня вырывается вопрос с легким оттенком сарказма:
        - Почему это?
        Кирилл не сразу отвечает. Некоторое время просто разглядывает мое лицо.
        - Он мог тебе что-нибудь сделать. - произносит, наконец, он.
        - Мог, конечно, поэтому я и поставила условие, что мы поедем на моей машине. Перед этим я сфотографировала его документы, отправила подруге и попросила ее перезвонить через час. - я пожимаю плечом, умолчав, что документы были фальшивые. Все кончилось хорошо, к чему расписываться в этом маленьком промахе? - По-моему, ты немножко забываешь, с кем разговариваешь. Я сталкивалась с людьми и похуже. Я не нежная, глупенькая фиалка, неспособная за себя постоять Смоленский.
        - Ты плохо знаешь этих людей, Саша. - изогнув иронично бровь, усмехается он. - Может быть, ты и встречала подобных, но в других ситуациях. Я не хочу, чтобы ты подвергала себя опасности. Оставь эти проблемы мне, и в следующий раз просто сразу позвони, если встретишь подозрительного человека.
        После этих слов, я чувствую себя так, словно меня щелкнули по носу. Растерянной, ошарашенной. Как давно мне говорили подобные слова? «Оставь эти проблемы мне». Никогда?
        - Я в силах сама позаботиться о себе, Кирилл. - упрямо произношу я.
        - Нет. Не в этом случае. С этими людьми не стоит испытывать судьбу.
        Я замолкаю, опустив взгляд.
        Лучший способ меня обезоружить - это показать заботу? Похоже на то. От злости на него не остается и следа. Даже в душе начинает теплиться приятное чувство после его слов и стыд за то, что я ему наговорила.
        Смоленский наклоняется ко мне, и я растерянно моргаю, потому что это происходит неожиданно.
        В повисшей, почти звенящей тишине слышу громкий удар собственного сердца, когда он делает шаг ко мне - я все еще держу его за футболку и последняя преграда, моя рука, оказывается зажатой между нашими телами.
        Я ощущаю выдох на своей щеке, который оставляет теплые мурашки на коже. И потом - прикосновение губ к моим. Поцелуй. За секунду превратившийся из аккуратного в чувственный и глубокий, заставивший внутри взорваться целый салют из чувств, и потом волнующими искрами ухнуть вниз.
        И если в первый раз я дала ему пощечину, потому что была в шоке, то сейчас не стала сопротивляться. В конце концов, в глубине души мне было очень интересно, насколько может быть хорош или плох поцелуй с ним, и как Смоленский будет себя вести после.

* * *
        Я жду какого-то подвоха от Смоленского, всего, что угодно: вульгарного шлепка по заднице, или того, что он решит - раз я отвечаю на поцелуй, то и на остальное я согласна, и примется меня раздевать. От этого внутренне я словно натянутая струна.
        Но он не переходит черту, все его прикосновения остаются такими же, как и сам поцелуй. Аккуратными, балансирующими на грани приличия. Прикосновение к волосам, заправленная за ухо прядь, пальцы, которые проводят по позвоночнику невидимую полосу…
        И моя ладонь, сжимающая его футболку, расслабляется и ложится на грудь, ловя каждый сильный удар сердца. Я чувствую под плотной тканью мышцы груди и едва сдерживаюсь, чтобы не нырнуть рукой ему под одежду, чтобы почувствовать гладкость и жар кожи.
        Ну почему он такой? Почему такие невинные прикосновения, которыми мы обмениваемся, кажутся мне более волнующими и чувственными, чем все, что было в моих отношениях до этого?
        Если бы он повел себя, как другие, было бы проще. Проще отстранить его, извиниться, сказать, что это все большая ошибка и нам точно не стоит сближаться. Но Смоленский только распаляет интерес. И ладно бы он был низменный, когда тебя привлекает только внешность человека - проще было бы сказать «в море еще много подобной рыбы…» и откинуть все мысли. Но нет. Тут все намного глубже… к сожалению.
        В заднем кармане неожиданно вибрирует телефон, отчего я вздрагиваю. В тишине этот звук слишком раздражающий и громкий, чтобы забить на него и не обращать внимание. Поэтому я с некоторым сожалением прерываю поцелуй, чувствуя, как кружится после него голова и бросаю взгляд на Смоленского, пока копаюсь в заднем кармане непослушной рукой.
        На языке остается его вкус, смешанный со вкусом хорошего кофе и я неосознанно облизываю губы. Взгляд Смоленского лишь на секунду опускается вниз, но потом он снова пристально смотрит мне в глаза, будто пытаясь считать мои эмоции.
        Я,наконец, достаю телефон и смотрю на экран. Катя. Ну чего ей надо? Я сбрасываю вызов, но она снова звонит едва ли не через секунду. Мои пальцы не слушаются, когда я пытаюсь ткнуть в зеленую трубку.
        - Да что случилось? - я не выдерживаю, приняв вызов и прошипев это в трубку. Катя тихонько откашливается.
        - С тобой точно все окей? Ты просто так быстро завершила разговор, не став мне ничего говорить, что я распереживалась. Я тебе написала в мессенджере, но ты там не в сети с вечера. - объясняет сбивчиво и быстро она, а я зажмуриваюсь. Так, она моя хорошая знакомая. Переживает. Она большая молодец. Нельзя на нее злиться из-за того, что мне не удалось изучить рот и язык Смоленского получше.
        - Нет, не переживай. - как можно мягче говорю я. - Я в гостях у… э… старой подруги. Ничего страшного не случилось, но и рассказывать особо было нечего, вот я и…
        Я пожимаю плечом, не закончив. Катя тянет что-то неразборчивое, вроде «ладнозавтраперезвонюдавай» и отключается.
        - Извини. - произношу я, избегая смотреть на Кирилла. Впервые чувствую себя, как подросток, который не знает, как дальше вести себя после простого поцелуя.
        - В гостях у старой подруги? - переспрашивает он, и пока я чувствую, как мое лицо начинает пылать, тихо смеется. Ну почему я не могла прямо сказать - я занята, я у мужчины, или вообще дома?
        - Я посчитала, что ей не к чему знать, где я на самом деле нахожусь.
        - Раз уж ты у старой подруги, я как раз хотел тебе сказать, что ты можешь остаться здесь, чтобы не ехать куда-то ночью. Насчет поцелуя, который сейчас был…
        - Он не значит то, что я останусь у тебя на ночь. - быстро говорю я, а Смоленский выдыхает с громким смешком.
        - Вообще-то, значит.
        Я вскидываю на него полный удивления взгляд. Чего-чего? Смоленский засовывает руки в карманы штанов, глядя на меня свысока, но без превосходства.
        - Он значит то, что ты меня привлекаешь, Саша, а значит, я хочу о тебе заботиться. Так что я не могу тебе позволить сейчас куда-то ехать. Здесь много места, так что тебе необязательно спать в одной кровати со мной, как ты подумала. Именно это я хотел сказать.
        Я с сомнением смотрю в темное окно, стараясь не трогать губы, которые все еще покалывает, и которые помнят эти прикосновения. Я ехала сюда в таком разбитом состоянии, что забыла заправиться, и когда уже останавливалась возле дома Смоленского, то поняла, что мне придется клянчить у него бензин, если хочу попасть обратно к себе домой.
        Что ж… Я киваю. Нет никаких причин отказываться. Смоленский не станет… нет, он не из таких людей, чтобы пользоваться тем, что девушка осталась у него на ночь. Даже с учетом того, что сейчас произошло.
        - Пойдем. - слышу я его голос. - я покажу тебе, где ты можешь поспать. Если захочешь кофе или перекусить - не смущайся. Все в твоем распоряжении. - он внезапно зевает, взъерошив темные волосы, в которые я так хотела запустить пальцы, чтобы потрогать, но так и не решилась. - если тебе станет скучно - я тоже в твоем распоряжении. Боюсь, уснуть после твоих новостей будет не сильно просто.
        «А мне - после тебя» - мелькает у меня мысль. Господи, я не смогу заснуть, потому что меня сожрет совесть. Она уже острыми коготками царапает где-то внутри, а перед глазами стоит презрительный взгляд моей сестры.
        ГЛАВА 16
        К моему глубокому стыду я отрубаюсь почти мгновенно, стоит мне тихонько принять душ в отдельной комнате, смыть мерзкие запахи кальяна, который курил Андропов, и упасть на просторную кровать.
        Перед тем, как мои горящие от усталости веки опускаются, я осторожно прикасаюсь языком к губам, пытаясь вспомнить все ощущения от поцелуя. Стыд засыпает вместе со мной, поэтому хотя бы в эту минуту я чувствую тепло в душе от воспоминаний.
        Хотя, сны, которые я вижу в эту ночь, сложно назвать спокойными. Видимо, накопившийся стресс находит выход именно там: мне снится еще живая мама, сестра и наше совместное прошлое. Во сне я снова вижу нас возле палаток с фаст-фудом, и запахи, которые приносит ветер, кажутся такими реальными…
        …Что я просыпаюсь с тяжелым сердцем, когда за окном уже брезжит рассвет. Какое-то время я лежу, подложив руки под голову, пытаясь пережить чувство, словно на грудь мне положили камень в несколько тонн. Только потом я нахожу в себе силы встать.
        Расчесавшись, я одеваюсь и, зевая, спускаюсь вниз. В доме Смоленского стоит тишина, и до тех пор, пока я не захожу на кухню и со всего размаха не влетаю в Кирилла, я думаю, что он мирно спит.
        Кофе в его кружке буквально фонтаном подпрыгивает вверх. Я едва успеваю отпрянуть, чтобы оно не оказалось у меня на лице.
        - Твою налево, - с чувством произносит Смоленский, когда я взвизгиваю. Горячая жидкость впитывается в одежду, причиняя боль: хорошо, что большая часть приземлилась на бюстгалтер с пуш-апом. Примерно туда же, куда я вчера пролила сок.
        - Извини! - восклицаю я, и поднимаю глаза на Смоленского, - вот блин! Тебе не больно?
        - Относительно нет, - меланхолично отвечает он мне, стряхивая капли кофе с обнаженного торса вниз, к поясу штанов. Мне хочется развернуться и убежать: лицезреть его с утра в таком виде - слишком большое потрясение для моей и так пошатнувшейся психики.
        - Я думала, ты спишь, поэтому не смотрела, куда иду. - оправдываюсь я, а Смоленский болтает в чашке остатки кофе, словно оценивая, стоит ли их пить, или проще заварить новый, и хмыкает.
        - Я тоже не думал, что ты встанешь так рано, поэтому я в таком виде. Я накину футболку.
        «Да ладно, не надо» - мелькает мысль. - «Ходи так». Где я еще увижу такое тело? Только на картинках в интернете. Господи, ну почему он бывший муж моей сестры? Мир, ты дико несправедлив.
        - Все нормально. - бормочу я, чувствуя, как кофе, все же, начинает жечь, и оттягиваю верх вместе с бюстгалтером. Смоленский замечает этот жест и оставляет чашку, а потом разворачивает меня, положив руку на спину.
        - Пойдем.
        - Куда?
        - Переоденешься.
        - У меня нет запасной одежды. - тяну я, и слышу ироничный хмык.
        - Я тебе одолжу свою.
        Он заводит меня в гардеробную и берет с одной из полок темную футболку, а потом передает мне. Я киваю, благодаря. Хорошо, что я переоденусь, но жаль, что у меня, скорее всего, останется ожог, как и у него: там, где были капли кофе, я замечаю красные пятнышки.
        - Отвернись. - прошу я. Смоленский в ответ приподнимает бровь, и, забрав с полки другую футболку, вообще выходит, оставив меня в одиночестве.
        Я быстро переодеваюсь. На топ мне плевать, а вот бюстгалтер жалко: пока я доеду домой и кину его в стирку, кофе уже высохнет, и это белоснежное чудо можно будет только выбросить. Не знаю уж, как людям в рекламах удается отстирывать въевшиеся пятна, но у меня даже обычные брызги грязи на светлых брюках остаются после трех стирок.
        На кухню я возвращаюсь, сжимая в руке испорченные вещи. Футболка Смоленского кажется мне очень уютной и теплой, да и выглядит неплохо: передний край я заправляю в джинсы. Будем считать, что это модный нынче» оверсайз».
        Кирилл, все еще с обнаженным торсом, стоит возле раковины на кухне и отмывает себя, судя по всему. Услышав мои шаги, он оборачивается. Его взгляд случайно падает на бюстгалтер в моей руке… там и задерживается.
        - Спасибо. - благодарю его я. Похоже, он очень старается не смотреть на мою руку, но у него плохо выходит.
        - Ты не обожглась? У меня вроде была где-то мазь в аптечке.
        - Немного, но вряд ли мазь поможет. Пройдет само за пару дней.
        - Почему ты не закинула вещи в стиральную машину?
        У меня дергается глаз. Потому что мне кажется это более неприличным, чем остаться на ночь в отдельной комнате? Когда в стиральной машинке мужчины полощутся твои лифчики - это уже другая стадия отношений.
        - Я дома постираю, не переживай…. - я замолкаю и поднимаю недоуменно взгляд, когда Смоленский закрывает воду и подходит ко мне… так и не надев футболку. Он останавливается напротив, поднимает руку, опираясь на стену рядом с моей головой, а я вытаращенными глазами смотрю на произведение искусства - его четкие мышцы пресса, которые можно хоть на обложку журнала фоткать.
        От него пахнет хвойным гелем для душа.
        А потом я дергаюсь назад от неожиданности, ударившись затылком, когда он наклоняется к моему лицу..
        - Я не почистила зубы. - бормочу я, прикрыв рукой рот.
        Он молча смотрит на стену позади меня. Потом отстраняет руку от моего рта, и заставляет отодвинуться подальше от стены, и встать почти вплотную к нему. И легко, мягко целует, оставив на моих губах мятный запах пасты, чем заставляет меня окончательно смутиться. Ну я же сказала!
        - В каждой ванне есть запас одноразовых щеток, если что. - произносит он, чуть отстраняясь, и я не успеваю ничего ответить, потому что его телефон играет мелодию. Смоленский отходит от меня, прекратив смущать, и только тогда я выдыхаю.
        Кирилл принимает вызов, включив громкую связ, ь и отходит к кофемашине, поставив чашку и потыкав в кнопки.
        - Кирилл Владимирович, охрана вас беспокоит - оживает динамик телефона. - Доброе утро. Тут Дарина приехала, просит пропустить. Говорит, что забыла вчера у вас что-то важное.
        Пф-ф-ф-ф. Я едва сдерживаюсь, чтобы громко не фыркнуть. Быстро же она поправилась! Не прошло и дня, как милая невестушка снова готова стоять на страже чести своего жениха, отгоняя всяких эскортниц. Или вчера была всего лишь хорошо разыгранная сцена, чтобы Смоленский съездил с ней в больницу, позабыв о Саше?
        Кажется, даже Смоленского веселит эта ситуация - он хмыкает.
        - Узнай у нее, что она забыла и напиши мне. Я ей потом передам.
        - Она говорит, что это срочно…
        - Тогда все равно узнай, что она потеряла, и, может, я поищу эту вещь. Или заставлю тебя зайти и поискать. Я сейчас занят.

* * *
        Из дома Смоленского мы выходим вместе. Я иду немного позади него, ловя запах его одеколона, и думая о том, что между нами происходит. Кирилл ведет себя слишком естественно, поцеловав меня ночью, и сегодня с утра, будто бы мы пара и это в порядке вещей. А мне хочется расставить над «и» все точки, но я не знаю, как начать разговор.
        Подняв взгляд, я неожиданно замечаю вдалеке, за ограждением Дарину, которая опирается спиной на бок своей красненькой машинки, и, сложив руки на животе, чего-то ждет.
        Даже отсюда я отмечаю ее ослепительно милую улыбку, которой она приветствует Смоленского.
        Но когда мы подходим ближе, улыбку на ее лице перекашивает, словно в отражении кривого зеркала: Дарина, наконец, замечает меня. Она даже не может скрыть, что испытывает шок. Ее внимательный взгляд, как фотоаппарат, первым делом выхватывает футболку Кирилла, надетую на мне.
        - Доброе утро, - ее голос звенит напряжением, - Кирилл…
        - Что ты здесь делаешь? - перебивает он ее. - По-моему, тебя вчера отвезли в больницу.
        - А мне стало лучше! Хочешь, чтобы я там месяц лежала, что ли?
        Смоленский в ответ изгибает бровь. Она произносит это с такой агрессией, что я легко понимаю - мое появление задело ее. О-о-очень сильно. Слишком сильно для той, кто называет себя всего лишь другом Смоленского.
        - Доброе утро, Дарин! - я улыбаюсь так, что у меня челюсти сводит и радостно машу этой женщине, а она переводит на меня злой взгляд, - как ты? Ты вчера меня напугала.
        - Я нормально, - бросает она небрежно, давая понять, что общаться со мной не хочет и смотрит на Кирилла. - слушай…
        - Что ты вчера забыла-то? - интересуется Смоленский, - давай скорее говори, потому что я занят.
        - О, я надеюсь, ты не занят до самого вечера? Мой папа приглашает нас в гости на ужин…
        - Я не смогу. - легко обламывает ее Кирилл, и Дарина раздувает ноздри, яростно сверкнув глазами. Она подходит к ограждению, прижавшись к нему лицом так, что я прыскаю от смеха: такое чувство, что она пытается протиснуться между железными прутьями, как змея. И после этого она шипит, как настоящая кобра:
        - Кирилл! Ты не забыл, что я еще считаюсь твоей невестой?! Ты посреди белого дня ходишь с другой… девушкой! Уже который раз отмазываешься от встречи с моими и твоими родителями! И, если ты забыл, я тебе напомню, - острый ноготок тычет в мою сторону и я приподнимаю брови, - она - сестра твоей бывший жены, которая тебе изменяла! Хочешь наступить второй раз на те же грабли?
        - Заткнись, - обрывает поток ее откровений Кирилл, - Дарина, при всем уважении к нашей дружбе тебе лучше придержать язык.
        - Иначе что? - с вызовом фыркает та.
        - Иначе тебе придется сказать правду про беременность твоему отцу, потому что больше я в этом фарсе участвовать не стану. Скажи охране, что ты умудрилась вчера потерять в моем доме - и тебе эту вещь передадут. Хорошего дня.
        Смоленский пикает брелком сигнализации, открывая машину, и, взяв меня под локоток, усаживает внутрь, пока Дарина открывает-закрывает рот, пытаясь что-то ответить.
        - Эм… - неуверенно произношу я, когда он садится за руль, и когда я замечаю его взгляд: по-моему, Смоленского умудрились разозлить, - я к тебе приехала на своей машине, Кирилл…
        - А, блин, - он смотрит на меня, - извини. Хочешь поехать сама?
        Я опускаю виновато взгляд.
        - У меня вчера заканчивался бензин, когда я ехала к тебе. Меня бы немного заправить…
        Смоленский переводит взгляд туда, где все еще стоит Дарина, что-то яростно печатающая на телефоне. По его взгляду я понимаю, что он не собирается сейчас выходить и в присутствии этой истеричной стервы пихать в мою машину шланг, чтобы перелить бензин.
        - Давай я тебя подкину, куда надо, а позже туда кто-нибудь пригонит твою машину? - предлагает Смоленский, и я, тихо хмыкнув, киваю.

* * *
        Сначала Смоленский довозит меня до дома, и там я с ним прощаюсь: мне нужно переодеться, накраситься, перекусить, прежде чем я отправлюсь на свою работу. Заставлять его ждать - свинство.
        - О-о, Санечка! - всплескивает руками Карина, когда я захожу в свой салон. Я сначала даже не признаю ее: эта хрупкая армянская девушка здорово поправилась. Потом только, опустив взгляд на ее живот, до меня доходит, что Карина беременна.
        - Здравствуй-здравствуй, - радостно приветствую ее я, - тебя можно поздравить?
        - Ты про это? Ой, давно уже! - Карина кивает на свой живот, а девочка-парикмахер закатывает раздраженно глаза. Я внимательно смотрю на нее: мы приняли ее на стажировку около двух недель назад, и пока у меня оставались сплошные вопросы к ее работе, и к ее несколько грубому и неприязненному отношению к клиентам. Если она обидит Карину - репутации моего салона может настать конец.
        - Лейла, подмени Веру, - прошу я другую девушку, которая сейчас свободна. Она быстро кивает, кажется, поняв без пояснений. - Вера, можешь сходить на перерыв.
        Когда стажерка уходит, Карина громко фыркает.
        - Это новенькая? Все волосы мне выдергала.
        - Прости. Лейла тебе сделает кератин, а с этой девушкой я сегодня распрощаюсь.
        - Бывает. Ладно, не будем о ней. Я тебя сто лет не видела, новость о моей беременности ты узнала, теперь рассказывай - как у тебя дела?
        Я вымученно улыбаюсь. Ужасно, но Карину грузить я не стану. Мы не настолько друзья.
        - Все более-менее.
        - Самвел сказал, что видел тебя в Сочи на его вечеринке со Смоленским Кириллом. Он ничего не перепутал? Где вы вообще могли познакомиться, учитывая то, что этот паренек без пяти минут женатик?
        - Паренек?
        - Ой, все они мальчики до сорока, - отмахивается Карина, - только машинки для игр со временем становятся больше.
        Я хмыкаю.
        - Мы не знакомились нигде. Меня попросила составить ему компанию старая знакомая. Я согласилась по старой памяти ее выручить.
        Карина едва улыбается в ответ.
        - Ясненько. Слушай, сделай мне кофе. Устала просто так сидеть.
        - Я попрошу кого-нибудь, - сдержанно киваю я. В этом вся Карина. Стоит ей напомнить о том, кем я работала, как сразу появляется это немного снисходительное отношение. Поэтому вряд ли мы когда-нибудь станем подругами.
        Поболтав еще на отвлеченные темы, и дав Карине свой номер, который она потеряла, я ухожу к себе в закуток, где занимаюсь работой и документами, с которыми накосячила бухгалтерия. Когда я выхожу - Карины уже нет, а девушки порхают над светленькой дамой в возрасте, похожей на Мерилин Монро.
        На улице я смотрю на время. До встречи с Майей снова остается пара свободных часов, поэтому я сажусь в машину, которую вежливо пригнал мне какой-то дядька, работающий на Смоленского, и…
        Будь я пешком и сказала бы «ноги сами меня понесли к этому месту…». Но я на авто, поэтому, понесли меня колеса к небольшому магазинчику с живыми цветами. Взяв большой букет белых роз и немного поменьше - с полевыми цветами, я кидаю их на сиденье и отправляюсь прямо к кладбищу.
        Пока я иду по тропинке среди деревьев и слушаю карканье ворон, то благодарю мир за то, что сегодня снова пасмурная погода. Посещать кладбище в солнечный, теплый день всегда тоскливо. Еще одно напоминание о том, что весь мир продолжает жить, а человек, к которому ты пришла - нет.
        Когда я подхожу ближе к месту, где похоронили Алю и маму, то в первый момент мне хочется затаиться за ближайшим деревом и подождать, пока странный человек, который сидит на скамейке возле могил моих родных, уйдет.
        Но потом я прищуриваюсь и с удивлением понимаю, что это… Смоленский?!
        А он что здесь делает?…
        Я тихо подхожу ближе. Кирилл слышит мои шаги и оборачивается. Я чуть улыбаюсь ему, показав цветы в руках. Потом замечаю на могиле Али такие же белые розы. Почему-то ком подступает к горлу, но я его сглатываю и произношу:
        - Как-то не ожидала тебя тут увидеть. Еще раз привет.
        - Извини. - отвечает он, похоже, нисколько не смутившись. Его лицо спокойно, без тени печали или какие еще эмоции могут быть у человека, посетившего могилу своей бывшей жены… похоже, Смоленский просто сегодня решил расставить для себя какие-то точки над «и». - Я ненадолго.
        - Да нет, ты мне не мешаешь, - усмехаюсь я и подхожу к могиле Али, положив на нее белые розы, а потом маме - букет полевых цветов. - Ты здесь впервые?
        - Второй раз.
        Я киваю, решив не спрашивать, когда был первый. Наверное, когда Аля умерла. Осторожно присев на лавочку рядом с Кириллом, я чувствую вспыхнувшее смущение. Моя противная и саркастичная часть нашептывает «собрались два предателя, как же вам не стыдно?». В принципе, да, мы виноваты в том, что испытали друг к другу то, чего не должны. Симпатию. Поэтому мне некомфортно смотреть на фото сестры и я смотрю на маму, еще раз испытывая горечь за то, что все случилось с ней так трагически и неожиданно. Без нее мне очень сложно.
        - Ты скучаешь по Але? - вырывается у меня вопрос и я слышу тихую усмешку.
        - Нет.
        Я бросаю в сторону Смоленского испуганный взгляд. Разве может он говорить такое здесь?
        - Зачем тогда пришел?
        - Я не скучал, но есть кое-какие вещи, которые меня беспокоят. Думаю, стоит с ними сегодня распрощаться навсегда.
        Я киваю. Ясно, он и впрямь расставляет какие-то точки над «и» для себя, как я и предполагала.
        - А ты? - Смоленский смотрит в мою сторону. - Я думал, ты поехала на работу. Почему сегодня пришла сюда?
        - Я уже разобралась с работой, - медленно произношу я, - поэтому и поехала сюда. Я чувствую себя виноватой перед Алей. Хотела высказаться…
        - За что?
        - За то, что произошло между мной и тобой недавно, - решаю я признаться и сказать прямо, - Она была твоей женой…это не очень правильно. Может, если бы я не испытывала к тебе симпатию, было бы проще прийти сюда, свалить все мысленно на тебя и пообещать, что этого больше не случится.
        Я ерзаю на лавочке, чувствуя, что сижу на краешке. Все-таки, она маловата для двоих, особенно, если один из людей - Смоленский с широкими накачанными плечами, а второй - Саша с большой жопой.
        Повисает молчание. Я даже немного начинаю жалеть, что вывалила на Смоленского свои мысли и, по факту, призналась в симпатии. Может, еще рано для подобных откровенностей. Лучше бы я рассказала ему про Алю все, что узнала, разговаривая с Андроповым. Может, Смоленский бы думал о ней не так плохо…
        - Ей уже все равно, Саша, - слышу я голос Смоленского, - К тому же, мы развелись задолго до ее смерти, чтобы ты испытывала за что-то вину. Ты веришь в загробную жизнь?
        - Немного, - вздыхаю я. - Ты, судя по всему, совершенно не веришь.
        - Вообще нет. Зато я верю, что самое большое наказание для человека - это под конец жизни вспоминать об упущенных возможностях, и о том, что не успел сказать другим людям.
        У меня перехватывает дыхание. Ну почему он такой?… одним предложением смог заставить меня вспомнить о том, что я упустила в жизни и почувствовать себя глупой и вечно сомневающейся.
        Намек, конечно, понят.
        Что, если я действительно не позволю зародившейся симпатии между нами вырасти во что-то большее? Сейчас я считаю это правильным, но не буду ли я жалеть об этом потом?
        - Если что, я тобой не собирался манипулировать, Саша, - прерывает мои размышления Кирилл, продолжая, и со вздохом, расслабленно откидывается спиной на ограду, засунув руки в карманы, - если ты вообще никак не сможешь избавиться от стыда перед сестрой, то не стоит идти против себя, считая, что упустишь что-то. В конце концов, жизнь длинная. Ты можешь встретить кого-то, кто тебе больше подходит и не вызывает плохих воспоминаний. Главное, что я тебя понял и услышал.
        Я едва киваю. Мне сейчас сложно что-то ответить на это.
        - Ты знал, что Алю шантажировал Андропов Стас? - перевожу я тему, а Смоленский приподнимает брови в ответ.
        - Догадывался, когда увидел видео с камер.
        - Нет, еще раньше. Это он помог ей познакомиться и сойтись с тобой, но в обмен на эту услугу заставлял делать плохие вещи, - вздыхаю я, - пожалуйста, не держи на нее зла. Она наверняка любила тебя. Просто она была не готова к давлению и шантажу, поэтому не выдержала такой жизни и начала делать страшные вещи. Думаю, поэтому она утаила рождение Майи, потому что боялась, что ты ее не простишь и просто отберешь ребенка.
        - Мне уже все равно на то, что было, Саша, - он усмехается, - и нет, если бы она меня любила, то не стала бы молчать, а попросила у меня помощи еще раньше, признавшись во всем. Она любила жизнь, которая ей была доступна со мной.
        Закончив, Смоленский встает с лавочки, и я поднимаю на него глаза.
        - Мне нужно ехать, - произносит он, глядя на меня, - оставлю тебя подумать в тишине. Надеюсь, увидимся еще сегодня.
        - Хорошо, - тихо говорю я. - увидимся.
        Он уходит, а я остаюсь сидеть, глядя на обрамленное рыжими волосами юное лицо Али на фото, и слушая звук удаляющихся шагов.
        ГЛАВА 17
        Потом я навещаю Майю, которая играет со своим новым другом - медведем, и какой-то девочкой старше нее, которую тоже недавно перевели в палату. Глядя на веселое личико малышки, я молюсь, чтобы она как можно быстрее вернулась домой. Пора бы уже черной полосе в нашей жизни закончиться. Надо двигаться дальше.
        К вечеру я снова заезжаю в свой салон, застав там скучающих без дела девушек, и поманив их к себе поближе, чтобы кое-что сказать.
        - Да вы что, Саша! - восклицают они, когда я кладу перед ними свое старое фото и озвучиваю, что я хочу, - вы хотите вернуться к рыжему? Мы уже к вам привыкли такой…
        - Я устала вечно подкрашиваться, - вздыхаю я, помяв концы волос между пальцами, - да и волосы стали не очень.
        - Да ладно, у вас отличные волосы, толстые, густые! Но желание клиента, конечно, закон. Садитесь. Кофе сделать?
        - А пирожные остались еще? - вздыхаю я, а одна из девушек, Аня, смеется.
        - Нет, но я сбегаю тогда в кондитерскую. Подождите немного.
        Мне страшно снова возвращаться к своему цвету. Так, что я стискиваю руки в кулак. Если я еще и кофе напьюсь - начну подпрыгивать прямо в кресле. Запахи шампуней, едкий запах краски окутывают меня, заставляя нервничать еще больше, и только сладкий аромат пирожного из соседней кондитерской, которое приносит Аня, немножко успокаивает.
        Потом девушки сушат феном мои волосы, делая легкую завивку, и я немножко согреваюсь, прекратив дергаться. Рыжая прядь падает мне на лицо и я удивленно смотрю на нее, не веря, что это мое. Настолько я привыкла видеть на себе светлые-светлые волосы.
        - Ну, все, - радостно отчитываются девушки. Они разглядывают меня с восторгом в глазах и я начинаю верить, что выгляжу я хорошо. Даже если непривычно. - Поворачивать вас?
        - Давайте, - выдыхаю я.
        Кресло медленно разворачивается. Пару минут я растерянно смотрю на себя в зеркало, не узнавая, а потом начинаю тихонько ржать.
        - Что? - суетится возле меня Аня, - не нравится? Я не смогу вас сейчас перекрасить обратно, вы же это знаете… но мне кажется, что вам очень идет.
        - Нет, все в порядке, - выдавливаю я сквозь смех, - просто увидела выражение своего лица.

* * *
        Дома я сбрасываю сумочку на пол и иду переодеваться, чтобы избавиться от запаха краски на одежде. Потом умываюсь от косметики, и отправляюсь позавтракать, не замечая, что избегаю смотреть на себя в зеркало. Доев бутерброд с рыбой, я, все-таки, возвращаюсь в коридор, где висит большое зеркало над столиком с ключами и косметикой, и опираясь на столик руками, со вздохом поднимаю взгляд.
        Рыжие волосы, веснушки на лице, светлые ресницы. Только брови стали немного темнее, чем были, но все равно я выгляжу, как много лет назад. Когда мы с Алей были еще юными… Поэтому я долгое время продолжала краситься, лишь бы не видеть себя такую, и лишь бы я не напоминала себе сестру.
        Я чувствую, как слезы начинают бежать из моих глаз и закрываю лицо руками, давая им волю. Мне просто необходимо поплакать и освободиться от этого навсегда.
        Прощай, Аля. Я буду помнить о тебе всегда, и постараюсь, чтобы дочь слышала о тебе только хорошее. Мне все еще больно вспоминать о нашем прошлом, но я обязательно справлюсь с этой болью. Поэтому сейчас я должна тебя отпустить, чтобы жить дальше и попытаться быть счастливой.

* * *
        - Ты занята, Саша? - звонок Смоленского около восьми вечера выбивает меня из колеи, потому что я сижу уже с гулькой на голове, с бокалом в руке, и с зажатыми в пальцах палочками для суши. «Ты занята, Саша?» - это значит, что ему надо со мной увидеться. Честно говоря, глядя на время, я уже не ожидала, что он мне позвонит.
        - Ну, не совсем, - выплевываю я в тарелку сушину, потому что чавкать в трубку будет неприлично, - я дома, а что?
        - Я хотел с тобой встретиться. Жаль, что это не будет свиданием, но у меня есть кое-какие новости.
        - Я не могу сесть за руль, - убитым голосом признаюсь я, - у меня тут вино стоит.
        - Я бы не заставил тебя ехать ко мне. Я недалеко от тебя, буду через несколько минут.
        Я подскакиваю со стула.
        - Блинский блин! - вырывается у меня, когда Смоленский отключается. Я сдираю резинку с головы, распуская волосы, и, едва не упав, подбегаю к зеркалу, снимая по дороге растянутую майку. У меня стоит выбор перед «остаться не накрашенной» и «выйти в убогих домашних шмотках». Даже не знаю, что из этого лучше. Наверное, стоило попросить Смоленского подождать… но ему придется торчать в машине полчаса.
        - Черт…. - я быстро ляпаю на лицо тон, размазываю его, глядя, как он ложится на жирный крем мерзкими полосами, плюю и смываю его. Черт с ней, с косметикой. В такой спешке я буду выглядеть клоуном. Лучше переоденусь.
        Спустя десять минут я выхожу на улицу, одевшись в симпатичный топ, брюки и белую женственную косуху. Смоленский не замечает меня, что-то набирая на телефоне, поэтому я открываю дверь сама и сажусь рядом с ним.
        Интересно, что он подумает, увидев меня рыжей? Помнится, выбирая девушку для сопровождения, он поставил Кате условие «не рыжая». Этот цвет волос для него какой-то триггер после брака с Алей? Хотя, он утверждал, что не держит на нее зла… будет жаль, если он сейчас среагирует как-то неприязненно, но я не могу ходить блондинкой ему в угоду.
        Смоленский поднимает на меня взгляд, отложив телефон в сторону и замирает.
        И я с замирающим сердцем жду его реакции, наблюдая, как он скользит по мне взглядом.
        - Ты бы предупредила, - произносит он вполне мирно, - я тебя сначала даже не узнал, подумав, что ко мне залез в машину кто-то левый.
        - Извини, - со смешком отвечаю я, - не успела сказать. Не нравится?
        Он иронично изгибает губы в улыбке, заводя машину.
        - Твою внешность сложно испортить. Даже с зелеными волосами ты бы мне понравилась, наверное.
        Я чувствую, как начинаю улыбаться, порозовев. Все в порядке. Кажется, мы с ним оба справились со своим странным отношением к рыжему цвету.
        - Что случилось? - спрашиваю я, когда мы отъезжаем от дома, - ты сказал, что у тебя есть какие-то новости.
        - Да, - произносит Смоленский, - но для начала я хотел бы кое-что показать одному человеку. Тебе придется немного потерпеть, но, боюсь, если я тебе сейчас все расскажу, ты не сможешь оставаться спокойной.
        Сердце словно падает в пятки.
        - Что-то с Майей?
        - Нет.
        - Тогда ладно. Я потерплю, - выдыхаю я. Хотя… черт, после каких новостей я не смогу остаться спокойной?
        Мы болтаем со Смоленским на отвлеченные темы, пока едем куда-то. Спустя двадцать минут я понимаю, что мы направляемся к его дому, и шестеренки в моей голове начинаю скрипеть. Какому он человеку хочет что-то показать у себя дома? Антону?
        Я едва не подпрыгиваю на месте, когда мы выходим из машины и направляемся по дорожке к дому. Кирилла я потом убью за эту таинственность. Заставить меня гадать так долго… это ему с рук не сойдет!
        Он открывает дверь дома. Запоздало я замечаю, что в окнах горит свет, а значит, внутри кто-то есть. Мы разуваемся и проходим по направлению к гостиной, и стоит мне переступить ее порог, как я замираю, словно вкопанная.
        Дарина?!
        Девушка сидит на диване, сложив на груди ручки и высокомерно взирая на Смоленского, который заходит первым. Рядом с ней стоят два телохранителя, два Цербера Кирилла - Антон и еще кто-то. Забыла его имя, черт побери.
        - И как это понимать? - с вызовом интересуется Дарина, - я приехала к тебе, а это двое сказали, что тебя нет, проводили в дом, но сказали, что не уйдут, пока ты не приедешь. Я больше не могу просто так зайти в гости к своему жениху?
        Она вздергивает вопросительно бровь, закончив. В этот момент я выхожу из-за спины Смоленского. Дарина переводит на меня взгляд и внезапно сильно вздрагивает, приложив руку к сердцу.
        - О, Боги, - выдает она, впившись в мое лицо взглядом, - я уже подумала, что она с того света вернулась. Вы прямо на одно лицо, Саша, - после этих слов Дарина чуть морщится, хмыкнув, - Кирилл, объясни, что тут делают все эти люди?
        Смоленский молча подходит, кидая перед ней на столик какую-то папку и кивает.
        - Открывай, смотри.
        Дарина сверлит его злым взглядом, и потом фыркает. Тянется за папкой, взяв ее в руки и открыв, и произносит:
        - Что за приколы? Посмотрю. А ты потрудись все-таки объясниться…. - она замолкает, опустив взгляд вниз, и я впервые вижу, как лицо невесты Смоленского будто теряет все краски, а в глазах появляется настоящий ужас.
        ГЛАВА 18
        - Что это? - бормочет она, перекладывая листок за листком, - Кирилл, это что за шутки? Это… какой-то бред! Смоленский!
        - Будешь все отрицать? - сухо интересуется Кирилл, - Ты прекрасно знаешь, что все правда. Но можно отдать эту информацию полиции, чтобы проверить. Вдруг тебя действительно подставили?
        Я замечаю, как у Дарины начинают трястись руки и хмурюсь. Что там, в этой папке?
        Догадка молнией мелькает в голове, но я не успеваю ее озвучить, потому что Дарина поднимает на меня темный, обреченный взгляд и цедит:
        - Сука. - она обращается ко мне, и я округляю глаза в ответ на это грязное ругательство, вылетевшее изо рта такой милой девочки. - Это ты ему подкинула мысль? Ненавижу всю твою гребаную семейку.
        - Что происходит? - тихо интересуюсь я у Смоленского. Его взгляд, направленный на Дарину, сейчас выражает глубокое презрение.
        - Ты была права, - отвечает он мне, - она заказала смерть Альмины.
        - Конечно, - дрожащим голосом восклицает Дарина, - Конечно! Смоленский! Она за твоей спиной сливала всю информацию о вашем бизнесе Андропову и поэтому вы несли крупные потери! Я говорила тебе, а ты оправдывал эту грязную, тупую, помойную крысу…
        - И мысль о мести запоздало осенила тебя спустя год?
        - Она вернулась из своей норы обратно в город! Одна девушка слышала ее разговор с подругами - она собиралась пойти к тебе и просить о помощи! Снова хотела присосаться, как пиявка!
        - Стоять, - Смоленский успевает поймать меня поперек талии, когда я бросаюсь к этой сволочной дряни по имени Дарина. В мыслях я уже била ее лицом об стол и плевать мне на ее беременность. - Успокойся. Она получит по заслугам.
        - Опусти меня, Смоленский, я разобью ей поганое лицо! - шиплю я яростно, пинаясь, - Мерзкая тварь, не будь тебя, и Аля осталась бы жива, а Кирилл увидел бы Майю не через три года!!!
        - Пошла. Ты. Вот на это! - Дарина тычет в мою сторону кулак с поднятым средним пальцем, - ему вообще не надо было видеть эту Майю! Это гребаный позор! Твоя сестра опозорит его во второй раз! Тебе я тоже желаю отправиться вслед за твоей семейкой!
        - Смоленский, пусти, я ее убью! - я отчаянно пытаюсь вывернуться из стального кольца рук Кирилла, но, поняв, что утопаю еще сильнее, резко дергаю ногой в сторону Дарины и посылаю в полет тяжелый кроссовок. Дарина ахает, едва успев пригнуться. Он врезается в экран телевизора на стене, отскакивает и разбивает с громким звоном стеклянный столик перед невестой Кирилла. - Ты все равно заберешь Майю, я ей не нужна! Я сяду, но убью эту дрянь!
        - Давай! - кричит Дарина, подбирая полы платья и отряхивая с них осколки, - попробуй, подстилка!
        В следующий момент Кирилл зажимает мне рот прежде, чем я выдам длинную матерную тираду.
        - Успокойся, Саша. А ты заткнись, наконец, или я тебя заткну, - желает он Дарине, и та, сложив руки на груди, откидывается на спинку дивана, с вызовом глядя на него.
        - И что ты будешь делать? Расскажешь моему отцу? Отомстишь мне, поведав еще и правду о моей беременности, да?
        Я чувствую, как Смоленский усмехается.
        - Что за детский сад? Дарина, я это все передам полиции. В том числе и доказательства того, что ты наняла для Саши двух парней, которые должны были подкараулить ее завтра вечером.
        Вот дрянь!!!
        - И что дальше? - выдыхает Дарина. - Я беременна, вообще-то. Меня не посадят. Зато ты разрушишь хорошие отношения между нашими семьями. Мой отец вряд ли будет водить дружбу с отцом человека, который сдал меня полиции. Свою беременную невесту!
        - Хватит ломать комедию. Я поставлю всех в известность, что беременность, которая якобы от меня, была всего лишь грандиозной ложью для твоего спасения. И вряд ли мой отец станет общаться с тем, кто вырастил убийцу. - холодно прерывает он ее. - Как и я. Ты окончательно упала в моих глазах. Проводите ее до машины, - отдает он приказ своим Церберам и те кивают, жестом приглашая Дарину пройти.
        Она тут же морщится. Роняет лицо в руки и всхлипывает.
        - Боже… - со стоном выдает она, - Кирилл, мы дружили с пятнадцати лет…Ты готов был простить свою бывшую жену, и эту… Сашу, - она выплевывает мое имя, как что-то мерзкое, - за то, что она молчала о ребенке, за то, что обманывала… Но не меня. Почему? Никто из них не был с тобой, когда тебе было плохо. А я была.
        - Я не прощаю насилие и убийство, Дарина. И даже все хорошее, что ты мне сделала, не изменит моего решения.
        - Ненавижу тебя…
        - Пожалуйста, пройдите с нами, - бормочет ошалевший Антон. Судя по его виду, он впервые попадает в такую переделку, и будет от этого отходить еще несколько дней, - Дарина…ээ… Антоновна.
        - Я не Антоновна, тупой кретин. Убери свои руки, - Дарина вскидывается, оттолкнув руку Цербера и обводит всех взглядом. Потом останавливается на мне и цедит:
        - Надеюсь, ты тоже сдохнешь.
        - Мм-м-м!!! - яростно мычу я в ответ, потому что Смоленский оп-прежнему держит обслюнявленной рукой мой рот. Он морщится в ответ на Даринино пожелание.
        - Уведите ее, наконец. И больше никогда не пускайте в этот дом.
        - Я сама уйду, - фыркает Дарина, - что ж, Кирилл, удачи в жизни. Думаю, ты еще не раз вспомнишь обо мне и пожалеешь о своем поступке. Лучше хороший друг, чем восторжествовавшая справедливость.
        Она, гордо вздернув голову уходит. Я успеваю стянуть с ноги еще один кроссовок и послать ей вслед, услышав шипящее «корова тупая». Потом дверь хлопает.
        Смоленский ждет еще несколько минут, до тех пор, пока в окнах не мелькает отблеск фар и только тогда отпускает меня.
        - Саша, блин, - произносит он тихо, потерев пальцами слюнявую ладонь. А потом вытирает ее об мою футболку, а я, не выдержав, пинаю его по ноге.
        - Какого черта, Смоленский! Какого черта ты меня держал? - выдыхаю я, чувствуя, как на плечи наваливается просто невероятная усталость. - это же не человек. Животное. Она даже не раскаивается в совершенном. Для таких существует только один метод что-то вложить в голову - тумаками.
        Смоленский смотрит на осколки, оставшиеся от столика. Кажется, мой удар он даже не почувствовал.
        - Не стоит давай ей шанс сыграть в жертву. Я обещаю тебе, что она не уйдет от наказания.
        - Она беременная… Никто ее не посадит.
        - Есть вещи похуже заключения. - произносит он. Его взгляд становится немного рассеянным и темным, словно он погрузился в какие-то не сильно приятные для него мысли.
        Да? Я в ответ молчу, понимая, что для такой, как Дарина - вряд ли. Хитрая, безжалостная, умеющая притворяться лапочкой и ищущая везде выгоду… Такие люди, как она, выходят всегда сухими из воды. Для них не существует мук совести.
        Я подхожу к осколкам и достаю оттуда несколько листков, которые Смоленский отдавал Дарине. Мазнув по ним взглядом, я кидаю листы обратно. Там всего лишь Даринины переписки. И фото с какими-то людьми. Видимо, это имеет какую-то связь со смертью Али, но… я не хочу углубляться в подробности. Мне достаточно и того, что она признала свою вину, даже не пытаясь оправдаться.
        - Она хотела и меня убить? - усмехаюсь я. - Ты говорил про каких-то ребят, которые должны были встретить меня.
        - Я не в курсе, за чем их она послала. Они не признались, прекрасно понимая, что им за это будет.
        От этих мыслей меня продирает холодная дрожь. Понятно, что ни за чем хорошим они не пришли. Явно не поболтать. Если бы не Кирилл… Майя лишилась бы не только мамы и бабушки, но и тетки.
        - Она наверняка попытается сделать это еще раз… - растерянно произношу я, понимая сейчас это особенно четко. - Она отомстит мне. Кирилл, пожалуйста… береги Майю от нее. Эта женщина способна на все.
        Я поднимаю взгляд на него. Кирилл стоит, сложив руки на груди и сверлит меня взглядом.
        - Считаешь, что я ей позволю что-то сделать тебе?
        Я криво улыбаюсь.
        - Ты же не можешь приставить ко мне круглосуточную охрану.
        - Ошибаешься. Могу.
        - Но…
        - Она не сделает тебе больше ничего, - перебивает меня Кирилл, - Потому что я ее заставлю ответить за это. Пока Альмина была моей женой, Дарина боялась даже дышать в ее сторону. Знала, что я не стану с ней церемониться, пожалуйся твоя сестра на что-нибудь. И только после нашего развода осмелела, когда поняла, что я перестал следить за Альминой. И поняла, что ей ничего не будет.
        - Я не твоя жена, - перебиваю я его с усмешкой, - по-моему, сейчас она считает меня всего лишь рыбой-прилипалой, подсунувшей тебе ребенка и недостойной топтать этот мир.
        Смоленский чуть изгибает темную бровь.
        - Тогда я хочу, чтобы ты стала для начала моей девушкой.
        Я даже забываю, как дышать в первую секунду после его слов. Так прямо?
        - Не пойми меня неправильно, - добавляет он медленно, - я предлагаю тебе это, потому что ты мне нравишься, а не из-за опасности, исходящей от Дарины. Но так или иначе, моя семья имеет имя и власть в этом обществе, и если ты будешь со мной, то будешь под защитой.
        - Но… Твои родители… - я тихо кашляю в кулачок, представляя, как я говорю Смоленскому «давай», и он потом сообщает им эту прекрасную новость. О том, что его новая девушка - сестра его бывшей жены. Класс.
        - Нет. Забудь про них. Я хочу, чтобы ты дала мне ответ, думая только об отношениях между мной и тобой. Все остальное не будет проблемой.
        Быть его девушкой? Черт.
        Мой взгляд соскальзывает по фигуре Смоленского, и я отвожу его, чтобы перестать оценивать его внешность, из-за которой так легко произнести «да».
        Почему-то я чувствую, что у нас не получатся «легкие отношения» - поверхностные, короткие, которые не про жизнь душа в душу, а так… больше про хороший секс и приятное времяпровождение.
        Я почему-то уверена, что это будет иначе. И внутри у меня будто скручивается огромный узел от этого предчувствия.
        А еще поцелуи, прикосновения, объятия… все это станет уже не случайностью, повергающей меня в шок. А вполне законными действиями. И вряд ли я буду разочарована. Но… только одна мысль об этом заставляет мое сердце странно нервно биться.
        - Хорошо, - поколебавшись немного, принимаю решение я, - я согласна.
        ГЛАВА 19
        - Так, - произношу я спустя полчаса, когда страсти уже улеглись, я пришла в себя, выпив водички и умывшись, а Смоленский вызвал клининговую службу, чтобы в гостиной собрали осколки. - На правах твоей девушки я освобожу немного твой холодильник.
        Я достаю чертову запеканку Дарины и отправляю ее в мусорку. Лимонад отправляется в раковину, соленая рыба тоже улетает в мусор - хотя сердце екает при этом. Я безумно люблю рыбу. К тому же, она дорогая. Но я не смогу на нее смотреть, зная, кто ее приготовил.
        После я избавляюсь от воняющего луком салата, который вчера все отказались есть. Видимо, таким образом Дарина решила предотвратить наши возможные поцелуи со Смоленским, потому что от нас обоих воняло бы. Но у нее ничего не вышло. Я сразу споласкиваю тарелку, чтобы меня не раздражал запах.
        - Помочь? - сзади раздается веселый смешок, и Смоленский опирается на столешницу по бокам от меня.
        - Да. Вышвырнуть все вещи Дарины, если такие тут остались.
        - Нет, не остались. Я бы не потерпел жить с ней вместе ради ее алиби, так что ее вещей тут нет.
        Слава богу. Почему-то от одной мысли, что эта хитрая баба ночевала здесь, мечтая, как однажды она переберется в кровать к Смоленскому, у меня скрипят зубы.
        - Отлично, - произношу я, домыв тарелку и отряхиваю руки от влаги. Так как Смоленский все еще держит меня в плену, я разворачиваюсь к нему лицом и произношу, подняв мокрые ладони.
        - Дашь полотенце?
        Он смотрит задумчиво на мои руки. А я на тень от его темных ресниц. Обвожу взглядом скулы, нос, его красивую линию губ и думаю, что его родители очень, конечно, постарались. И Майя очень на него похожа. Очень.
        - Можешь об меня вытереть, - произносит Кирилл, и, наклонившись, прикасается поцелуем к моим губам. Это не становится для меня неожиданностью: можно сказать, я ждала этого после согласия быть его девушкой. Поэтому я раскрываю в ответ губы, готовая его впустить, но Смоленский, лишь мазнув по ним прикосновением, перемещается с поцелуем на скулу, а потом ниже, на шею, там, где кожа очень нежная и чувствительная к прикосновениям. Кажется, что меня прошивает электрическим разрядом, и все тело от этого вспыхивает.
        Я вытираю об него руки. Да.
        Смяв его футболку, и потом запустив ладони под нее. Все еще влажные и прохладные - от этого мышцы под моими руками напрягаются, когда я растираю влагу и холод, скользя ладонями выше, за спину, и заставляя Кирилла прижаться ко мне еще теснее.
        - Я хотел этого очень долго. - это признание, сделанное немного охрипшим голосом, вызывает у меня табун мурашек там, где тепло его губ оставляет отметины коже. - Честно говоря, еще в Лондоне у меня были мысли дать тебе все, что ты попросишь, лишь бы ты принадлежала мне.
        - Дать все?…
        - Сделать предложение, выходящее за рамки нашего контракта. Попросить тебя назвать цену за близость с тобой, за постоянный доступ к твоему телу. Заплатить сколько угодно. - его руки тоже проскальзывают быстро и внезапно под мой топ, поглаживая живот и местечко под бюстгалтером, отчего у меня пальцы на ногах поджимаются.
        - Вот ты богатый извращенец, - фыркаю я, - это навсегда поставило бы точку между нами. Ты стал мне симпатичен, потому что уважал меня.
        - Поэтому я не стал даже пытаться. Сделал ставку на нормальные отношения, которые могли бы зародиться между нами. - хмыкает Смоленский и находит мои губы, впиваясь в них поцелуем. Я прижимаюсь к нему, отвечая, чувствуя, как воздух между нашими телами плавится от напряжения. Становится душно, жарко. Трудно держаться на ногах. Хочется утонуть в этих ощущениях и обнажиться, для того, чтобы чувствовать острее. Одежда кажется сейчас слишком лишней. Вниз живота словно стекает раскаленный металл.
        Наш поцелуй становится сильнее. Прикосновения - откровеннее. Я вся вспыхиваю в его руках. Подобной силы желание я никогда не испытывала с другими мужчинами. Конечно, страсть была. Когда мы срывали одежду и быстро брали друг у друга то, чего требовало тело. Но сейчас мне не хотелось спешить, хотя тело готово было взорваться. Хотелось продлить удовольствие, наслаждаясь и балансируя на грани.
        - Куда? - шепчу я, когда Смоленский подхватывает меня на руки и несет.
        - Не делать же это на кухне. Я хочу тебя.
        Дорога до спальни оказывается короткой. Прохлада постели лишь на секунду отрезвляет меня, но потом надо мной нависает Кирилл, скользнув по мне горящим взглядом, а я выставляю вперед колено, останавливая его.
        - Не так быстро, - произношу я, - я хочу растянуть удовольствие. И еще подумаю, стоит ли прямо сейчас консумировать наши отношения.
        - У тебя не получится сейчас думать, Саша. - он проводит ладонью по внутренней стороне бедра, и моя нога вздрагивает, словно пытаясь против моей воли убраться в сторону, прекращая упираться в твердые кубики пресса. Его ладонь скользит, не пропуская ни миллиметра, а в глубине его глаз я замечаю горящее желание и восхищение.
        Хотя, казалось бы, человек, не обделенный деньгами и вниманием, должен быть пресыщен видами красивых тел. У меня оно уже далеко не модельное. Я не изнуряю себя диетами. Всего лишь стараюсь вести здоровый образ жизни, насколько это возможно.
        Но он смотрит на меня так, словно я первая в его жизни.
        В принципе, и у меня чувство, что все, что было до - всего лишь суррогат близости. Как дешевый магазинный торт. Слишком приторный, скрипящий на зубах сахаром и суховатый.
        Сейчас я мечтаю ощущать еще и еще на губах вкус поцелуев. Дразнящих, чувственных, распаляющих. Больше прикосновений. Везде. Даже самые невинные оставляют клеймо жара на коже. Те, которые я раньше бы и не заметила. Сейчас каждое важно.
        И жду с нетерпением самый сладкий, волнующий аккорд, когда все преграды падут и останется только желание слиться воедино. Теперь это желание не вызывает неловкости или стыда. Я могу прямо признаться, чего хочу. И я чувствую, что это будет правильным для нас.
        Наши тела соприкасаются кожей к коже, а я обнимаю Кирилла за шею, прижимаясь к нему.
        - Разденься. - прошу тихо я.
        Хочу, наконец, видеть его целиком. Без одежды. Наслаждаться этим без смущения. Я знаю, что его тело с четким рельефом мышц, которые я уже успела изучить, царапая ноготками, прекрасно. Когда Кирилл выпрямляется, я бесстыже любуюсь алыми отметинами на его коже.
        Я оставляла их везде, не сдерживаясь. Пусть легкая боль ему еще несколько дней напоминает о нашем первом разе. Ну и вообще их вид вызывал во мне странное понимание того, что этот человек принадлежит мне.
        Пока я ем его глазами, меня быстро и бескомпромиссно избавляют от остатков одежды.
        - Ну что, остановимся на этом? - с усмешкой спрашивает Смоленский, возвращаясь ко мне и чувственно прикусывая мне кожу на шее, там, где бьется пульс.
        Остановиться?! Ненормальный. Пусть только попробует уйти и я не дам ему спокойной жизни. Он будет желать двадцать четыре часа в сутки. Я сделаю все, чтобы он пожалел об этом и долго извинялся.
        Но сказать все это не могу, потому что стискиваю зубы от нахлынувших ощущений, пока он целует меня возле ключицы.
        - Я тебя убью тогда, Смоленский, - только выдыхаю.
        - Думаешь, у меня получится остановиться?
        И я издаю глубокий стон, когда это, наконец, случается. Когда мое тело получает то, чего желало. Хотя с непривычки я чувствую легкую боль - у меня давно не было отношений, все равно я начинаю плавиться, когда мы сливаемся воедино.

* * *
        - Нет, хватит, - произношу я, когда спустя несколько часов Кирилл возвращается из душа, склоняется надо мной, проводя губами по обнаженной коже плеча, - я обессилена. Уже за полночь, нам завтра вставать…
        Он хмыкает, отстраняясь.
        - Ладно.
        Типичный мужчина. Самодовольную улыбку я у него сразу же замечаю. Довести девушку до того, чтобы она умоляла остановиться и передохнуть - у них идея фикс. Я боюсь завтра выходить из дома, представляя, насколько будет болеть все тело. А вообще, мы оба немного перегнули палку: у меня болят огромные отметины засосов на коже, а я умудрилась прикусить Смоленского во время поцелуя до крови. Как мы с ним появимся на людях - большой вопрос.
        Я потягиваюсь, переваливаясь с бочка на бочок, разминая мышцы, которые уже начинают гудеть. Чувствую, как за спиной немного вздрагивает матрас, а потом меня сгребают сильной рукой, и вдавливают в свои накачанные кубики пресса и грудь. Я протяжно вздыхаю, когда Кирилл утыкается мне носом макушку, втянув воздух.
        Его присутствие - какой-то афродизиак? Мурашки по коже от него.
        - Ладно, - произношу я, прикрыв глаза, - ты меня сейчас переубедил. Давай повторим…
        ГЛАВА 20
        Хмурым и ранним утром я выползаю из-под одеяла, поежившись. Мою задницу больше не греет тело Смоленского, поэтому я поскорее накидываю халат, который он мне вчера выдал, и оглядываюсь через плечо.
        Кирилл мирно спит. Одеяло с него наполовину сползло, и мой взгляд перемещается ему на спину, где я снова рассматриваю те самые шрамы, вызвавшие у меня много вопросов. Не выдержав, я осторожно наклоняюсь и прикасаюсь к ним пальцами. Провожу по беленьким полосочкам, стараясь не разбудить, и подтягиваю одеяло повыше.
        Зная Смоленского чуть получше, я могу предполагать, что эти шрамы у него остались из детства. Скорее всего, от биологического отца. Если мать Кирилла пошла на такой шаг, сбежав от сожителя-тирана к другому, думаю, их жизнь была еще страшнее, чем мне описала Елена.
        Я долго смотрю в окно, думая о том, что если уж так выйдет, что господин старший-Смоленский совершенно не примет наши отношения, я не стану держать на него зла. Мужчина, который спас почти незнакомую женщину, усыновил чужого ребенка и вырастил из него такого, как Кирилл, достоин только уважения.
        Я ухожу из комнаты, оставляя Смоленского спать, быстро умываюсь и завариваю на кухне кофе. В доме немного душно, поэтому я выхожу на улицу с чашкой, чтобы проветрить голову. Утро оказывается теплым, а легкий туман и роса на траве говорит мне о том, что прохладные дождливые деньки закончились и скоро придет жара.
        Я вздрагиваю от неожиданности, когда неподалеку раздается громкий звук «чвак!», словно кто-то копает землю. Осторожно подхожу к краю веранды и смотрю за перила.
        Тоха!
        Господи Боже.
        Стоит, и впрямь копает. Небольшую ямку. Я приподнимаю удивленно бровь. Рядом с ним валяются какие-то палки в пакетах. Тоха, видимо, чувствует чей-то взгляд, поэтому оборачивается на меня и вздрагивает, чуть не выронив лопату.
        - Ешкин кот, Саша!
        - Извини, - произношу я, - просто услышала, как ты копаешь и решила посмотреть, что происходит.
        Тоха вытирает со лба пот и хмыкает, пожав плечами.
        - Да я тут розы сажаю. Бабка моя их разводит и потом продает. Я Кирилла Владимировича спросил - может, нужно ему. Участок-то пустой, некрасиво. Ну он сказал, чтобы я делал, че хочу, все оплатит. Ну я короче все кусты у бабки и забрал, все равно в этом году плохо покупают…
        Я хмыкаю. Бизнесмен фигов. Тоха выпрямляется, скептически взглянув на меня.
        - Угораешь? Вообще-то, розы реально красивые. Я свою дачу ими засадил.
        - Извини, Тоха. Я верю. Просто ситуация забавная, - произношу я мирно, - ладно, не буду тебя смущать. Просто вышла проветриться, там в доме духота.
        - Эй, Саш! - окликает меня Цербер, как только я хочу уйти. Я поворачиваюсь, удивленно взглянув на него.
        - Чего?
        - Извини, пожалуйста. - произносит Тоха, опираясь на лопату, - за то, что я про тебя хреново думал. Ну, про то, что ты с почти женатым человеком…
        - Ой, Тоха, - морщусь я, - забудь. Ты не сказал мне ни одного плохого слова за это время. Я не в обиде на тебя.
        - Все равно. Я вчера заснуть не мог после того, что от этой… - Цербер презрительно сплевывает на землю и потом, замерев, затирает плевок ботинком. Видимо, чтобы Смоленский не увидел, - после того, что от этой услышал, короче. Я много где работал, но такую мразь вижу впервые. Ну и ты, я как понял, в курсе была, что их отношения - фальшивка…
        - Да, - хмыкаю я, - в курсе.
        - Ну и я о чем. Прости, что о тебе надумал всякое. Все-таки ты реально баба хорошая. Жаль, правда, что тебя Смоленский уже наверняка застолбил.
        Я изгибаю бровь в ответ на эту реплику. «Застолбил». Звучит-то как…
        - Но если че у вас не получится, я свободен. У меня зарплата хорошая, дача в Испании…Детей люблю. Просто помни это.
        - Ага, Тоха. Буду иметь тебя ввиду, - фыркаю я, надеюсь, что Смоленский сейчас не решил открыть окошко, чтобы подышать свежим воздухом после сна и не слышит наш разговор, - давай, удачи. Еще увидимся с тобой.
        - Пока, Саша. Не простудись тут. - желает мне мирно Тоха и снова принимается копать ямки для роз. Я ухожу под размеренное «чвак… чвак» обратно в дом. Подальше от греха. Наши отношения с Кириллом только начались, и не хочется лишний раз давать повод для ревности.
        К тому же Тоха сейчас умудрился задеть мое больное место фразой про детей.
        Смоленский еще не знает, что я не смогу никогда забеременеть. И шанса ему признаться в этом у меня еще не было. Пока он занят Майей, и пока наши отношения не зашли слишком далеко, чтобы планировать совместную жизнь, но если до этого дойдет в будущем, я не знала, как он отреагирует на такую новость.

* * *
        Я ждала дня, когда Майя сможет вернуться к обычной детской жизни. К сожалению, даже со связями семьи Смоленских, и деньгами Кирилла, это случилось не сильно быстро. Дни тянулись, я начинала нервничать, несмотря на то, что в моей жизни началась белая полоса и Кирилл, как мог, поддерживал меня.
        Но это случилось: когда мне передали документы о предварительной опеке, я заплакала. Дело осталось за малым - дождаться, когда Майя окончательно поправится и ее смогут выписать из больницы. А там и Смоленский докажет, что он настоящий отец ребенка.
        Я перевезла игрушки и вещи Майи к нему в дом. Точнее, это сделали другие люди, я просто руководила процессом. От маминых вещей я не смогла избавиться. Оставила все, как есть. Может, когда боль немного утихнет, я смогу убрать эти вещи куда-нибудь, чтобы не терзать свое сердце при виде их.
        - Саш, не подкинешь меня до больницы? - просит однажды днем меня Катя, позвонив, - младшенького туда положили, рыбью кость проглотил. А я вчера поехала на такси, так тот чуть в аварию не попал. У меня паранойя уже. Я ж беременная… заплачу тебе.
        - Господи, - поражаюсь я, - конечно, заеду за тобой сейчас. Как Валерка-то?
        - Нормально. Успели прооперировать и достать все.
        - Это хорошо. Я тебя за так подкину, Кать, успокойся. Все равно мне к Майе.
        - Еще ничего не решили с опекой? - сочувственно спрашивает Катя, а я вздыхаю.
        - Решили. Просто Майе надо поправиться.
        - Слава богу! А то даже я мандражировать начала! Бедная девочка!
        В больнице, после игр с Майей, я говорю с ее лечащим врачом, который уверяет меня, что малышка уже чувствует себя хорошо, а, значит, скоро ее можно будет забирать. Если бы это был простой аппендицит - я бы уже могла вернуться с ней домой. Но из-за осложнений все затянулось.
        Катю я жду на парковке возле больницы, наслаждаясь теплым солнышком. Кирилл выкроил в своем плотном графике пару часов, и написал мне о том, что заедет за мной, а заодно передаст кое-что Майе. Я, конечно, сказала, что пообещала вернуть подругу домой, но он меня уверил, что кто-нибудь из его Церберов довезет девушку в целости и сохранности.
        - Твою мать, - вырывается у меня, когда я краем глаза замечаю заезжающий на парковку знакомый черный «Ауди». Я бы подумала, что это кто-то другой, но за рулем я уже отсюда вижу рожу Андропова, - тебя только сейчас не хватало.
        Я оглядываюсь на машину охраны, которую приставил ко мне Смоленский. Они меня видят. Среагируют, если что.
        Андропов паркуется прямо напротив меня, и, распахнув дверь, выходит из машины. Его наглая фирменная улыбка» я- король жизни» предназначается сейчас мне.
        - Привет, Саша, - произносит он достаточно громко, чтобы я услышала, и тут же замечает вылезающую из машины охрану и останавливается. Потом медленно поднимает руку, - так, ребят, расслабьтесь. Я просто пришел поболтать со старой знакомой.

* * *
        Охрана вопросительно смотрит на меня, а я качаю головой, глядя на Андропова. Я начинаю нервничать: скоро приедет Кирилл, и черт знает, что он подумает, увидев здесь своего не самого любимого родственника и бывшего любовника Али.
        «И ты туда же, Саша?» - спросит он. Ха! Вряд ли, конечно, но…
        - Уходи, - произношу я, - мы с тобой не старые знакомые.
        - Саша… - он склоняет голову, пихнув расслабленно руки в карманы, словно рядом и не стоят двое парней, готовых уложить его мордой в асфальт, - Если бы ты позвонила мне, когда я дал визитку - я бы не приехал сейчас. У меня есть кое-что, что я хотел бы передать Кириллу. Это…
        Я не успеваю перебить его, сказать, чтобы он прекращал болтать и ушел отсюда. В секунду, словно ниоткуда появляется Кирилл, и Андропов только успевает повернуть голову в его сторону, как Смоленский берет его за грудки и кидает спиной на капот моей машины. С грохотом. Я подпрыгиваю, вскрикнув.
        Стас при первой встрече казался мне высоким парнем, но в сравнении со Смоленским он сейчас проигрывает. Да и испуганное лицо блондина, очков грозности не прибавляет. Он пытается приподняться на локтях, но Кирилл с грохотом возвращает его в лежачее положение.
        «Моя машинка…» - проносится в голове тоскливое, пока я наблюдаю за этой картиной.
        - Полегче, - выдыхает Андропов, - слышь? Я…
        - Если я еще раз увижу твою рожу рядом с кем-то из моей семьи, я тебе ее разобью так, что ты до конца жизни на людях не появишься. Понял?
        - Смоленский, - Стас пытается что-то сказать, но снова с грохотом целует затылком капот авто. Он закрывается руками, пытаясь избежать следующего удара и Кирилл усмехается.
        - Что, дядя не научил тебя самозащите? Хотя… я забыл, что у Андроповых принято отрываться только на слабых.
        - Прекрати… пожалуйста, - добавляет Стас и Кирилл брезгливо отпускает его, отряхнув после ладони. Андропов, убедившись, что его пока не собираются бить, осторожно садится, прикрываясь на всякий случай локтем. У меня чешется язык попросить его прекратить протирать жопой капот моей машины, но я не решаюсь пока вмешиваться.
        - Ты понял, что я тебе сказал? - интересуется Смоленский, прожигая взглядом своего двоюродного брата. - Теперь подбирайся и сваливай. У меня чешутся руки сделать тебе больно.
        - Смоленский, - Стас зыркает на него исподлобья, - Я, вообще-то, приехал, чтобы кто-нибудь тебе передал новость. Твой отец в больнице. Он хочет тебя видеть.
        Кирилл приподнимает в ответ равнодушно бровь.
        - Я в курсе, что мой отец в больнице. Я навещаю его, и был там сегодня. И что-то мне подсказывает, что покушение на него - ваших рук дело, поэтому не испытывай мое терпение, отброс гребаный.
        - Я про твоего настоящего отца! Кирилл, - цедит Андропов, заметив после этих слов усмешку на лице у него, - Он умирает. Ему недолго осталось, и он хочет тебя увидеть, прежде чем это случится.
        Я вздрагиваю, когда Смоленский начинает смеяться. Тихий, саркастичный смех вызывает у меня мурашки, когда я думаю о том - настолько же нужно ненавидеть своего отца, чтобы так реагировать на новость о его скорой смерти? Но я не могу судить Смоленского. Некоторые люди действительно заслуживают только ненависти, даже являясь нашими родственниками.
        - По-моему, рядом с ним должен быть его любимый племянник, нет? - отсмеявшись, подводит итог Кирилл. Андропов мрачно утирает кровь, выступившую из прикушенной губы, - Последнее, что я от него слышал - то, что Смоленский Владимир подбирает всякий мусор, вроде меня и моей матери. Зачем же он хочет видеть меня?
        - А ты не понимаешь? У него нет других детей. Он хочет, чтобы его дело кто-то продолжил.
        Смоленский свысока смотрит на него, с иронией в глазах, засунув руки в карманы.
        - Кажется, для этой роли лучше подходишь ты или твой отец? Почему бы не передать бизнес брату и племяннику, раз уж вы так старались ради него?
        - Я не знаю. Он не хочет. Он сказал, что лишит нас наследства, если я не приведу тебя. Смоленский… ты только выиграешь от этого. Что тебе стоит?
        - Пф, - усмехается Кирилл, - он эгоистичный социопат, поэтому, естественно, не оставит вам ни хрена.
        - Так ты поедешь? - с надеждой смотрит на него Стас, а Кирилл иронично морщится в ответ.
        - И где он лежит?
        - В госпитале недалеко от вашего… его дома.
        - Может быть, заеду. Если не передумаю, - холодно смотрит Кирилл на брата, - теперь проваливай отсюда и не мозоль мне глаза. И запомни навсегда, что я тебе сказал.
        Андропов бросает взгляд на охрану, потом косится на брата, после - на меня, и медленно встает с капота. Потом он уходит к своей машине. Хлопает дверь, заводится мотор и Стас быстро уезжает с парковки, оставив нас со Смоленским провожать машину взглядом. Я внезапно замечаю подошедших Церберов - Антона и Цербера Номер Два, и Катю, в шоке стоящую неподалеку.
        Ох, черт… бедная. Она все это видела.
        - Кир… - я прикасаюсь к плечу Смоленского, чувствуя, как оно напряжено, но когда он смотрит на меня, его взгляд становится мягче, - там подруга… Катя… ее надо отвезти.
        - А, - он словно возвращается мыслями в другое, более мирное русло, - пусть ее отвезет Антон.
        Я машу подруге. Катя неуверенно приближается, скользнув по Кириллу взглядом и сдержанно кивает. Несмотря на то, что на днях я ей рассказала о своих отношениях с Кириллом, она все еще относится к нему с некой опаской и благоговением.
        - Здрасьте… Надеюсь, не помешала.
        Он хмыкает.
        - Еще раз привет… сутенерша.
        Кажется, после этих слов от стеснения у Кати не остается и следа. Она громко фыркает, скрестив руки на груди.
        - Кто-кто? Скажите спасибо «сутенерше», Кирилл Владимирович, за то, что она сделала все, чтобы найти для вас Сашу и уговорить взять этот контракт. Так что для вас я мисс Купидон, а не сутенерша!
        - Ага, Купидон. Как же. Вторая подосланная тобой девица в первые минуты знакомства на ушко выкатила мне расценки за ее любовь.
        - Кто? - Катя округляет глаза, - Аина?
        - Думаешь, я помню, как ее зовут?
        Катя поджимает губы. Похоже, сегодня Смоленский изменил ее мнение о той глуповатой девице, которая так потрясенно жаловалась мне, что Смоленский не обратил на нее внимания. Вот тебе и самоуверенность…
        - Но Саша… а, ладно, - она машет рукой, - Саш, ты про меня не забыла? Отвезешь?
        Я киваю на Цербера Тоху, который стоит, запихнув руки в карманы и с интересом рассматривает Катю. В принципе, я его понимаю: Катюха даже после двух детей хороша. И это еще Тоха не в курсе, что она отлично готовит, рулит своим бизнесом, и воспитывает двоих детей так, что даже у меня возникают вопросы - как у нее на все находится время.
        - Он тебя отвезет, Кать. Не переживай, в целости и сохранности.
        - А-а, - тянет та, скользнув по Антону взглядом, и, видимо, оценив его положительно, чуть улыбается, - только меня надо аккуратно. Я в положении.
        - Буду ехать сорок километров в час, - успокаивает ее Тоха, - и подушку дам для живота.
        - У меня еще нет живота, - хмыкает Катя, и они с Тохой уходят. Последнее, что я замечаю, как он оценивающе смотрит на ее зад, и мне хочется закатить глаза. Он на мой так же пялился? Тоха-Тоха.
        Потом я с облегчением вздыхаю. Хорошо, что Андропов пришел именно за этим… а не для того, чтобы я исполнила свое обещание. Я тогда не перезвонила ему, и решила, что не обязана делать плохо Смоленскому, даже несмотря на то, что Андропов мне выдал информацию про Дарину. Никто не заставить меня это делать. Но то, что я не рассказала об этом Кириллу могло сыграть против меня.
        Такие мысли из головы прогоняет поцелуй, с которым прикасается к моим губам Кирилл, и я обнимаю его, с удовольствием ощущая под ладонями его крепкое тело, и от этого чувствуя себя защищенной. Мы встречаемся с ним недолго, но я до сих пор иногда не верю, что человек из такой приличной семьи, с такими внешними данными клюнул на меня. Я-то уже давно поставила на себе крест.
        - Ты ведь не поедешь к своему… к нему? - не решаюсь я произнесли слово «отец». Кирилл задумчиво проводит большим пальцем по моим губам и поглаживает по щеке.
        - Нет, я съезжу. Было бы разумнее проигнорировать его, но мне интересно.
        - Когда? - чувствую я укол беспокойства.
        - Сейчас. Потом отправимся готовить комнату к приезду Майи.
        Мне остается только кивнуть. Если ему это необходимо - я не стану его отговаривать.

* * *
        Я ненавижу запахи больницы, а мне приходится посетить ее второй раз за день. Смоленский оставляет меня сидеть перед больничной палатой на диванчике, а сам, открыв дверь, заходит внутрь.
        Так как дверь он не закрывает и остается внушительная щель, я прекрасно вижу и слышу, что там происходит. Вижу лежащего на постели мужчину, и вижу, как Смоленский расслабленно садится напротив, засунув руки в карманы штанов. Что бы у него не происходило в детстве - сейчас он совершенно не боится своего отца. Он смотрит на него свысока.
        - Че хотел? - произносит он.
        Я слышу, как его отец кашляет, перед тем, как начать.
        - Пришел, все-таки.
        - Давай без разглагольствований. У тебя есть десять минут. Потом я уеду.
        - Десяти минут мне не хватит. А ты обнаглел. Закалился. Твой хищный взгляд, конечно, я и в прошлый раз запомнил. Я знал, что ты вырастешь таким, - слышу я усмешку мужчины, - все-таки, моя кровь оказалась сильной. Даже учитывая то, что тебя растил этот, все равно ты похож на меня.
        Смоленский молча смотрит на него. Без тени улыбки, не пытаясь спорить. Рассматривает с плохо скрываемым презрением, полностью проигнорировав выпад в сторону его отчима.
        - Ладно. - до меня доносится тяжкий, хрипловатый вздох, - К делу. Мне осталось недолго, Кирилл. Болезнь нашли слишком поздно, лечить бесполезно. Может, месяц протяну, но уже не встану. Бизнес свой я не оставлю брату. Он не потянет, просрет все за год, а то и меньше. Да и я в курсе, что эта падлюка уже много лет спит и видит, как встанет у руля и своего сына пропихнет. Ты - единственный мой наследник, поэтому именно ты должен был возглавить все.
        - Да без проблем. - спокойно констатирует Кирилл, - переписывай все на меня. Я не дурак, чтобы отказываться.
        - Смотри, стервец, какой быстрый, - начинает смеяться Андропов, - Амбиций тебе не занимать. Перепишу. Но с парой условий: ты возвращаешь себе мою фамилию. И пока я еще жив, продемонстрируешь свою готовность продолжать дело и род Андроповых.
        Я в шоке округляю глаза. Как он вообще может такое требовать? Кирилл явно не согласится. Ненормальный.
        - Нет, - слышу я спокойный голос Смоленского, - жаль. Я не могу вернуть себе твою фамилию, потому что ее никогда не носил. Ты не женился на моей матери и в свидетельстве о рождении не записан моим отцом. Кроме этого, в детстве я много раз слышал, что мать меня нагуляла и сын Андропова не может быть таким тряпкой и мямлей.
        - Кирилл…
        - Жаль, но, похоже, настанет конец твоему бизнесу. Наследников у тебя нет. Видимо, больше ни одна женщина не клюнула. Придется оставить все твоему брату. Думаю, он действительно не продержится долго, а потом мой отец по дешевке выкупит твои отели. Я в любом случае выигрываю, даже не соглашаясь на твое унизительное предложение. Взять твою фамилию - все равно что изваляться в дерьме.
        - Щенок!!! - рычит яростно Андропов, а потом мучительно закашливается. Смоленский выпрямляется, глядя на него с тенью жалости в глазах.
        - Если щенок и мусор - зачем ты приполз ко мне за помощью? Прощай, Андропов. За все в жизни рано или поздно придется отвечать, и сегодня для тебя настал именно такой день.
        - Эй! Куда пошел? Кирилл! Остановись! - кричит мужчина, когда Смоленский решительно направляется к выходу, - Слышишь? Ты все равно остаешься моим сыном! Ты от этого никуда не денешься! Я сделал тебя! Не тот, кого ты называешь отцом! Ты похож именно на меня!
        - Сомнительная честь, - комментирует Кирилл, не останавливаясь и с хлопком закрывает дверь. Не знаю, почему он так спокоен, но даже у меня потряхивает руки, когда я поднимаюсь к нему навстречу.
        - Все?
        - Да. Пойдем.
        - Ты не будешь жалеть?… Вы даже не поговорили. Возможно, выскажи ты ему все, что…
        - Саша, - Смоленский смотрит на меня, - я много лет считаю его посторонним человеком. Мне уже нечего ему высказывать или доказывать. Его исчезновение принесет мне только радость, потому что он больше не будет донимать мою семью.
        Я оглядываюсь на палату, где остался его отец.
        - Ты больше его никогда не увидишь. Уверен? Это последний шанс поговорить с ним.
        - Уверен, Саша. Перестань за меня беспокоиться, - он находит мою руку и переплетает пальцы, а потом разворачивает к выходу, - пойдем. Мне больше жаль, что ты слышала это, поэтому мы сейчас пойдем поднимать тебе настроение. Отправимся где-нибудь поедим, потом вернемся домой.
        Он увлекает меня к выходу и мы почти в полной тишине покидаем больницу, выходя под яркое, теплое солнце.
        ГЛАВА 21
        В день, когда Майю должны выписать из больницы, наступила очень жаркая погода. Я приготовила малышке ее любимое желтое платье и белые босоножки. Пока я отпаривала платьице, разглаживая складки, я нервничала, потому что меня страшил момент их первой встречи с Кириллом.
        Как отреагирует Майя? А как Смоленский, до этого ни разу не имевший детей или младших братьев и сестер, себя поведет?
        - Расслабься, Саша, - уже в машине сказал он мне, - давай без нервов. Дети чувствуют настрой взрослых.
        Майя встречает меня радостно, бросившись на шею. Я помогаю ей переодеться и собрать игрушки, которые ей дарил Кирилл, и, взяв малышку за ручку, вывожу из больничной палаты. Наконец-то этот день наступил! Ее теплая ручка, которую я держу, греет меня до самого сердца.
        - А баба где? Когда баба придет? - настойчиво повторяет она, дергая меня за руку.
        Помнит… конечно же. Ей уже не годик, чтобы быстро и просто забыть человека.
        - Милая, - я останавливаюсь, чувствуя, что малышке надо что-то сказать, а не бесконечно скрывать, и сажусь перед ней на коленки, - баба не сможет больше прийти. Она сейчас в другом мире.
        Майя растерянно моргает, взмахнув своими длинными ресничками.
        - Я что, больше не увижу ее?
        - Позже, Майя… - я вздыхаю, - когда ты станешь совсем старенькой и дряхлой. Тогда, конечно, мы обязательно все встретимся снова.
        Племянница кивает, словно что-то поняв для себя. Я мысленно желаю, чтобы она обязательно дожила до глубокой старости. Счастливой, любимой девочкой. Чтобы больше ей не пришлось столкнуться с потерями в таком раннем возрасте.
        - Старенькой, как ты? - внезапно перебивает мои мысли вопрос, заданный невинным голоском, а у меня дергается глаз.
        - Я не старенькая, малыш. Я взрослая.
        - А, понятно. Надо быть еще взрослей? Как дядя врач?
        Я вспоминаю седого дядьку, с которым я говорила о самочувствии малышки и пожимаю плечом. Будем надеяться, что не настолько рано они с бабушкой всретятся.
        Мы покидаем больницу. Спускаясь по ступенькам, я вижу Кирилла, который ждет нас, стоя у машины. Сердце начинает стучать быстрее. Как они встретят друг друга? Лишь бы хорошо…
        - Нам туда, малыш, - показываю я на Смоленского, а Майя хмурится.
        - Это кто? Другой дядя-врач?
        - Нет. Это твой папа.
        - Какой такой папа?
        У меня вырывается протяжный вздох. Не знаю я, как объяснить ребенку, росшему без отца, что и у нее есть папа. Она видела отцов у других детей, но даже, похоже, не представляет, каково это.
        - Нет, пойдем домой! - внезапно произносит капризно Майя, когда мы приближаемся, - я не хочу папу! Не надо папу!
        - Майя! - издав мучительный стон, восклицаю я. Так и знала. Вот так и знала, что не может быть все гладко. Лишь бы Кирилл не обиделся и не расстроился. Черт! Ладно, он вроде взрослый и адекватный, должен понять. Должен же?
        - Привет, мелкая, - произносит со смешком Кирилл. До этого он стоял, скрестив на груди руки, теперь же наклоняется к надувшей губки Майе и протягивает ей руку ладонью вверх, - познакомимся?
        - Нет.
        Я чувствую, что вот-вот заплачу. Как их… свести? А?
        - Нет? Если не хочешь - я не будут твоим папой. Будем просто друзьями.
        - Ну-у-у… - тянет малышка, а потом машет ручкой, - тогда хорошо. Как тебя зовут?
        - Кирилл.
        - А я Майя. Это твоя машина? Можно посмотреть?
        - Можно, - хмыкает Смоленский, пока я грустно смотрю на них. Ладно, знакомство состоялось, наконец. Но это «не хочу папу…» - мы там тебе купили подарок на выписку. Посмотришь?
        - Ага-а-а, - тянет Майя, залезая внутрь машины, а Кирилл оставляет дверь открытой, придерживая ее и переводит на меня взгляд.
        - Саш?
        - Извини, - вздыхаю я, - она просто не привыкла. Она обязательно однажды назовет тебя папой, и…
        - Она ребенок. Все в порядке. Она не видела меня до трех лет и я для нее - посторонний человек.
        Я замолкаю, глядя на него. В принципе, Кирилл, как никто другой должен понимать чувства малышки. Когда-то он тоже был на месте ребенка, которому пришлось принять, как отца, незнакомого дядю. Не знаю, правда, кому из них это сложнее: ему, выросшему в страхе перед своим настоящим отцом, и узнавшему о нормальной жизни только с отчимом, или Майе, чья жизнь была наполнена любовью, а теперь в нее ворвется незнакомый для нее человек.
        - Са-ша, - выдает Майя, высовываясь из машины, и обнимая большую коробку с Плей-До - мы домой?
        - Мы… в другой дом, - выдавливаю я, а она снова куксится.
        - Нет, домой! Не в другой, в наш!
        - Эй, - окликает ее Кирилл, и девочка хмуро смотрит на него, - в том доме, куда ты едешь, тебя ждут еще сюрпризы.
        - Ну тогда ладно, - легко соглашается Майя, уползая обратно в машину, - поехали.
        Я тяжело вздыхаю.
        - По-моему, ты ее избалуешь. Ты уже надарил ей столько всего, сколько мы раньше покупали за полгода.
        - Ничего. Мы можем завести еще детей, чтобы они дрались за игрушки.
        Я обмираю после его слов. Черт, Смоленский! Дети… Завести еще детей… Он мечтает об этом? Иначе бы он такое не сказал. Даже в шутку, потому что в каждой шутке есть доля правды. Я прикрываю устало глаза.
        - Саша?
        - Мне надо тебе кое-что сказать, Кир… - произношу я, понимая, что лучше сделать это сейчас.
        Пока все не зашло слишком далеко. Пока мы можем расстаться друзьями, без боли. Нет, боль, конечно, будет. Но не такая сильная, если бы мы прожили вместе много лет.
        - Меня всегда настораживает, когда вместо того, чтобы просто сказать, человек предупреждает об этом, - слышу я смешок, - прекрати переживать, что бы там ни было, и говори.
        - У меня не может быть детей, Кирилл, - выдыхаю я обреченно, - У нас с сестрой была одна и та же проблема, только она пролечилась, а я нет. Потому что я тогда была единственным кормильцем в семье и просто забила на свое здоровье, работая. Я пожалела об этом много раз… Но это уже неважно. Не было подходящего момента тебе сказать об этом. Но я собиралась и… думала, это будет сказать легче, потому что у тебя, по крайней мере, уже есть один родной ребенок. Но сейчас я понимаю, что это может стать точкой в наших отношениях.
        - С какого это хрена?
        Я убираю от лица руки, вытерев слезы. Хотя, какая разница, если меня выдают покрасневшие глаза.
        - Кирилл, я знаю, насколько для мужчин важен наследник, что бы ты сейчас не говорил. Родной ребенок. У тебя есть Майя, и это хорошо. Но я знаю, что любой мужчина хочет детей от любимой женщины. Если мы проживем достаточно долго, чтобы…
        - Да? - хмыкает он, не давая мне договорить, - я хочу детей, но я не собираюсь с тобой расставаться только из-за этой причины. Прекрати. Кто тебе поставил бесплодие?
        - Врач, - вздыхаю я, - сказал, что я затянула с лечением.
        - Для начала я бы хотел тебя отвести к другому врачу, - произносит спокойно Кирилл, указывая жестом внутрь машины, - Дарине тоже обещали, что она вряд ли родит ребенка. Но она умудрилась залететь, как утверждает, с одного раза. Садись, Саша. Обсудим все дома, а не на улице.
        Я сажусь в машину, не сводя со Смоленского пристального взгляда. Он настроен действительно настолько серьезно? Я боюсь его разочаровать.
        - Не смотри на меня так, - медленно произносит он, - в принципе, мы можем сегодня проверить, действительно ли ты не можешь иметь детей.
        - Отличная шутка, Смоленский, - фыркаю я. - Мы еще поговорим об этом дома. Чтобы до тебя дошла вся серьезность ситуации.
        - Ага. Но после этого все равно предлагаю проверить. Только перестань, пожалуйста, плакать. Что бы там у тебя не случилось, мы с тобой начали отношения не из-за того, что мне понадобились внезапно дети от тебя, - произносит он, закрывая дверь.

* * *
        Майя быстро освоилась в доме Кирилла. Можно сказать, что это произошло в первый же день. Она наворачивала круги, изучая все, я звонила няне, которая готова была выйти и подменять нас, пока мы оба на работе.
        Кстати, о Дарине.
        Когда я готовлю Майе обед, то краем уха слышу знакомое имя в новостях по телевизору. Отставив в сторону тарелку, я поднимаю взгляд и с удивлением узнаю на экране бывшую невесту Смоленского, закрывающуюся от камер папарацци. К сожалению, новости уже заканчиваются, поэтому я даже не могу узнать, что же там произошло.
        - Кирилл! - произношу я, когда он заходит вместе с Майей на кухню. Та уверенно идет проверять все ящики, - я видела Дарину в новостях. Что там случилось?
        Он подходит к обеденному столу и отодвигает стул, садясь на него так, чтобы держать Майю в поле зрения.
        - Случилось то, чего она заслужила, - произносит он спокойно, - я передал все доказательства полиции. Они подняли дело, и ей предъявили обвинение в убийстве. Ее отец об этом узнал и запретил объявляться дома, лишив содержания. Потом подтянулся ее бывший парень, от которого она беременна, и теперь ее полощут по всем каналам.
        Он внезапно хмыкает, сделав паузу.
        - Меня тоже, правда.
        - Но она беременная, - растерянно произношу я, - так можно и до выкидыша довести.
        - Саша, - Смоленский поднимает на меня свои темные глаза, - ты зря ее жалеешь. Я дружил с ней очень долго, и в последние годы она начала превращаться в копию моего отца. Только потому что она девушка, Дарина умела притворяться в нужные моменты хорошей. Поэтому вряд ли она будет сильно нервничать. Уверен, что она уже нервно ищет выход из ситуации.
        Сбоку раздается глухое «бум». Мы синхронно поворачиваемся, глядя на поднимающуюся вверх пыль от муки, которую Майя опрокинула.
        - Ой, - произносит малышка, - я нечаянно!
        - Ничего страшного, - успокаивает ее Кирилл, - я сейчас позову кого-нибудь, чтобы убрали.
        Мой вздох, который вырывается в этот момент, слышно, наверное, на весь дом. Смоленский точно ее испортит. Я и мама заставляли Майю участвовать в уборке, чтобы приучить к труду.
        Но это я скажу ему после.
        Пока он должен наслаждаться временем с дочерью.

* * *
        Вечером я едва укладываю Майю, потому что она никак не может заснуть на новом месте. Оставив рядом с ее кроваткой видеоняню, я ухожу в другую комнату в душ, чтобы не шуметь и не будить малышку.
        Когда я выхожу, вся расслабленная после горячей воды, повязав на тело лишь одно полотенце, то влетаю на пороге в Кирилла, который тут же меня ловит за талию.
        - Прости, - произношу я, а он наклоняется и слизывает капельку воды у меня с плеча. От этого мне кажется, что душ был не таким уж и горячим, потому что температура моего тела резко подскакивает от такого прикосновения.
        - Прощаю, - он берет меня на руки и тут же опускает на кровать, нависнув сверху.
        - Так, Смоленский, я хотела с тобой для начала поговорить… - начинаю я, испугавшись, что он сейчас перейдет к той самой проверке, о которой мы говорили днем, но он молча стягивает с меня полотенце, отбрасывая его в сторону и я округляю глаза.
        - Когда ты перестанешь называть меня Смоленским, Саша? - хрипло произносит он, снимая с себя футболку, а я отползаю подальше. «Нам надо поговорить. Нам надо поговорить» - повторяю про себя я, чтобы не поддаться искушению. Но он хватает меня за лодыжку и возвращает обратно. Чертов кролик! Только одно на уме!
        - Когда ты меня выслушаешь, перестану! Я… мм, - бессвязно мычу я, когда он затыкает меня поцелуем. Тело полностью капитулирует, расслабляясь из-за уверенных движений языка и губ, и я вздыхаю, отвечая на поцелуй и прикасаясь к обнаженному телу Кирилла. Ладно. Поговорить мы можем потом. И впрямь, вдруг Майя проснется, а мы так и не… насладились сегодня друг другом. Сейчас самый спокойный час.
        Трогая его тело, которое все еще вызывает у меня приступ бешеного сердцебиения и восхищения, и целуя друг друга, я в какой-то момент понимаю, что сегодня все идет иначе. Судя по его настойчивости и по тому, насколько мы обнажены, Кирилл не собирается идти за защитой.
        - Постой-ка, - шепчу я сбивчиво, прерываясь. Он смотрит на меня вопросительно. Его взгляд горит, и я меньше всего хочу сейчас останавливаться, но… - ты серьезно решил на практике проверить, могу ли я иметь детей?
        - Ты против? - его безапелляционный вопрос, как огненный хлыст, бьющий по моей коже. Я краснею, представляя, как все это будет, - Если ты против, то, конечно, я не буду этого делать.
        Я закусываю в ответ губу.
        Конечно, это было бы рано… но ведь все равно ничего не выйдет.
        - Боюсь, ты расстроишься от результата, Кирилл.
        - Вряд ли ты вообще можешь меня расстроить, Саша. Прекрати об этом думать и просто будь со мной.
        Я закрываю глаза, поддаваясь его поцелуям.
        Ладно. Пусть. Я переживу, если однажды это станет каким-то камнем преткновения. Но не переживу, если сейчас лишусь его прикосновений, поцелуев и моментов нашей близости.
        ЭПИЛОГ
        ЧЕТЫРЕ МЕСЯЦА СПУСТЯ
        - Хочу еще туда, - тянет меня Майя в сторону, а я устало тащусь за ней. В мои мешки под глазами, появившиеся после бессонных часов в самолете и в отеле, потому что у Майи сбился режим, можно песок насыпать. Но Майя полна энергии и радостно таскает меня по французскому Диснейленду.
        Я растерянно оглядываюсь по сторонам. Где Кирилл? Он отошел купить нам напитки, но сейчас я его не вижу.
        - Пойдем! Пойдем, Саша!
        - Погоди, малыш. Я не могу найти…
        - Папу? - заканчивает за меня Майя, а я аж подпрыгиваю. Смоленский!!! Где ты шляешься, когда тут такое событие происходит?! Ребенок назвал тебя впервые папой!
        - Ага, - дрожащим голосом говорю я, - папу.
        Месяц вредных криков, когда она оставалась со Смоленским, косых взглядов, когда тот обнимал меня ненароком, истерик и плаксивых признаний вечером «хочу домой, не жить с дядей», еще пару месяцев холодной войны - и вот, свершилось. Теперь Смоленский стал папой.
        - Тогда надо подождать, - подводит итог Майя, - ты садись туда, - она тыкает на лавочку, - а я поищу.
        - Кого? - раздается позади голос Кирилла и я оборачиваюсь. Он стоит с картонными стаканчиками в руках. Один передает мне, другой - Майе. Я с облегчением отпиваю из трубочки прохладную газировку и произношу:
        - Мы тебя потеряли. Все, теперь твоя очередь ее водить, а я отдохну, - я сажусь на лавочку, чувствуя, как тянет живот от долгой ходьбы. Скорее всего, завтра придут эти дни. Или же все дело в операции. После нее месячные стали идти как-то иначе.
        Кирилл заставил меня сходить к врачу. В отличии от хмурой тетки в государственной поликлинике, добродушная женщина внимательно изучила мои анализы и прошлые записи. После отправила на полное обследование. И потом только прозвучал обнадеживающий вердикт: говорить о полном бесплодии рано, будем лечиться.
        Я все равно не верила.
        Я просто уже привыкла даже не надеяться подержать на руках своего ребенка. Я не считала, что стану одной из тех женщин, кому удастся вылечиться. Миллионы женщин годами пытаются забеременеть, ходят по врачам, делают ЭКО… я думала, что меня ждет такая же судьба.
        Конечно, я не хотела расстраиваться сама, и расстраивать Кирилла. У нас было все отлично. Будет печально, если мои проблемы со здоровьем омрачат наше совместное будущее.
        Даже родители Смоленского приняли меня хорошо… что удивительно. Я общалась с ними периодически по телефону, рассказывая про Майю и отсылая им фотографии. Они приезжали домой к Кириллу и играли с Майей, заодно общаясь со мной и обсуждая последние новости. Тогда я окончателньо верила, что в моей жизни, наконец, наступила белая полоса.
        Хотя, когда я впервые шла знакомиться с отцом Смоленского, то у меня подкашивались ноги от волнения, и я ждала худшего.
        Это случилось еще когда Владимир лежал в больнице после покушения.

* * *
        - Привет, Саша, - произносит он, когда я захожу в палату. Тот самый грузный мужчина, которого я увидела в день встречи с Кириллом, здорово похудел. Я едва смогла узнать его. Осторожно кивнув, я присаживаюсь рядом, чувствуя его внимательный взгляд, - Спасибо за то, что пришла. Я хотел увидеться с тобой.
        - Рада с вами встретиться.
        - Не буду лгать - не могу назвать себя радостным, - хмыкает Владимир, а я вздыхаю, - узнал я о тебе не самые лучшие вещи, и до сих пор вспоминаю твою сестру, когда твое имя слышу, но это уже проблемы Кирилла. Я вас разводить не стану. Но присматриваться к тебе пристально буду.
        Ох, Кирилл, прости. Я стискиваю челюсти от обиды, а потом медленно набираю воздух в грудь.
        - Знаете, я тоже была не лучшего мнения о вашем сыне и о вас. Такое случается, когда до тебя доходят только сплетни и слухи. Я не делала ничего, за то, что мне стоит стыдиться, поэтому даже не понимаю, о каких вещах вы говорите.
        Владимир хмыкает.
        - Ты языкастая. Хорошо, потому что в тихом омуте, говорят, черти водятся. После Дарины теперь знаю.
        - Поэтому не надо обо мне судить раньше времени, - подвожу итог я. - я бы хотела ради Кирилла и Майи избежать ссор и напряжения.
        - Не собираюсь я с тобой ссориться, Саша, - Владимир внимательно рассматривает меня с ног до головы, - будем жить мирно и присматриваться друг к другу. Ты, главное, не чуди, как твоя сестра. Если есть проблемы - скажи мне. Я решу их, если боишься, что он них узнает Кирилл.
        Я грустно усмехаюсь в ответ. Каким бы этот человек строгим не был, все-таки он желает счастья своему сыну.
        - Я знаю, на что вы намекаете, но у меня все в порядке. Правда. Спасибо вам большое за предложение.
        - Не за что. Помни о нем. Случится что-то - иди ко мне. Все, ступай, я тебя не буду задерживать. Он там заждался уже, наверное.
        - Поправляйтесь скорее, - произношу я, поднимаясь со стула и отворачиваясь, чтобы отец Кирилла не заметил на глазах выступившие слезы, - всего вам доброго и до встречи.
        - До встречи, Саш. К матери зайдите тоже, познакомьтесь. Она добрее, чем я.
        - Обязательно, - киваю я и выхожу из палаты.

* * *
        К матери Кирилла мы тогда тоже зашли. Невысокая, тихая женщина напомнила мне мою маму и сразу расположила меня. С ней знакомство прошло легче: она действительно была мягче, чем отец Смоленского и этим меня подкупила.
        Живот снова неприятно тянет, пока я вспоминаю обо всем, и я, не выдержав, ухожу с лавочки в ближайший туалет, прихватив с собой сумку в которой лежат средства гигиены. Там снимаю нижнее белье и со вздохом констатирую: начались критические дни. Еще один месяц пролета. Я же говорила. Стоит, наверное, отпустить ситуацию и жить, пока вопрос о детях не станет ребром.
        Когда я возвращаюсь, Майя, хмурая, сидит на коленях у Кирилла.
        - Что случилось? - спрашиваю обеспокоенно я. Смоленский приподнимает ей платье, и я ахаю. Все колготки на бедрах мокрые!
        - Похоже, кто-то описался. - произносит Кирилл, возвращая подол платья на место.
        - Майя…
        - Я нечаянно, - плаксиво оправдывается она, а Смоленский гладит ее успокаивающе по голове.
        - Успокойся. Бывает. Ничего страшного.
        - И вправду бывает, - добавляю я, - она же с утра не хотела в туалет. Полдня ходит и терпит. Надо в отель возвращаться.
        - Не хочу, - всхлипывает Майя, а Кирилл поднимает ее на руки, выпрямляясь.
        - Мы еще сюда вернемся, Майя. У нас целая неделя отдыха в переди, так что от Диснейленда тебя еще будет тошнить.

* * *
        День в общем проходит суматошно: сначала описанные колготки, потом Майя давится молоком и ее выворачивает прямо на Кирилла. Потом она не хочет ложиться на дневной сон и долго плачет, требуя, чтобы мы оба с ней остались и спали все вместе. Под вечер я чувствую себя вконец задолбанной и набираю номер няни: если нас кто-то не будет подменять, мы рехнемся. Пусть летит во Францию сейчас же!
        Я даже забываю сходить в туалет нормально. Только под вечер вспоминаю о нужде и уже в номере бегу в санузел. Там снимаю нижнее белье и удивленно смотрю на него.
        Так, а где мои критические дни? Или те три капли - это они и были?
        Я надеваю обратно трусы и сажусь на крышку унитаза. Так какое-то время и сижу, раздумывая. Рука сама по себе поднимается и ложится осторожно на живот, поглаживая. У меня относительно недавно была операция. Врач сказала мне при дискомфорте или каких-то тревожных изменениях в самочувствии смело идти к ней.
        - Так, - произношу я, выходя из санузла. Смоленский играет с Майей, собирая какой-то паззл на тысячу деталей. Услышав меня, они оба поднимают голову, - мне срочно надо к врачу. На УЗИ.
        - Что произошло? - в глазах Смоленского мелькает тревога, а я мотаю головой.
        - Давай без подробностей. Просто отвези меня на УЗИ. надо проверить, все ли в порядке.
        Кирилл кивает, сгребая паззл обратно в коробку, и забирая у Майи один из разрисованных фломастером кусочков. Мы быстро одеваемся в уличную одежду и выходим из отеля. Перед тем, как мы садимся в машину, Кирилла внезапно окликают на чистом русском:
        - Кири-илл Смоле-е-енский!
        Я ошалело останавливаюсь и оборачиваюсь. Откуда русские знакомые здесь, во Франции?… К нам бежит блондинистая, фигуристая девушка, размахивая рукой.
        - Я вижу в твоих глазах зарождающуюся ревность, Саша, - раздается рядом меланхоличный голос Кирилла, - поверь, это не тот случай, когда надо ревновать.
        - Н-да? - скептически произношу я. Девица-то очень красивая. Когда она подбегает к нам, я почему-то готова поставить все на то, что она работала в эскорте. Ее губы, грудь… манера одеваться… Она, запыхавшись, машет мне рукой и переводит взгляд на Смоленского.
        - Господи, не думала, что когда-нибудь тебя встречу! Привет! Как дела?
        - Нормально, Даша. - в голосе Смоленского я не слышу радости, но все равно продолжаю присталньо осматривать девицу с ног до головы, гадая, что их связывает.
        - Это твоя жена? Круто. Поздравляю. Ты красотка, кстати, - беспардонно комментирует девушка, и я приподнимаю бровь на такой прямой комплимент, но не успеваю ответить ей тем же, как она продолжает, - а я гражданство получила. Замуж вышла уже. Вон там мой муж, - она машет рукой куда-то вдаль, - француз. Короче, спасибо тебе и парням передай! Не знаю, что без вас делали бы…
        - Да не за что, Даша. У тебя все? - хмыкает Кирилл, а Даша закатывает глаза.
        - Ты не изменился. Хоть бы изобразил радость на секундочку? Я уже тысячу лет земляков не встречала. Ладно, я побежала. Еще раз спасибо и пока!
        - Это кто? - фыркаю я, когда девушка уносится. Кирилл молча запихивает в машину Майю, только дернув в ответ бровью, а потом поворачивается ко мне.
        - Это одна из девиц, из-за которой я и еще пара парней попали в черные списки модельных агентств.
        Я ошалело смотрю на него. Что? Те самые? Это… так они же пропали?
        - Долгая история, Саша. У них были проблемы в России - они даже не могли спокойно выйти на улицу, поэтому они выехали с нами и не вернулись. Что? - усмехается он, приподняв бровь и глядя на меня с иронией, - по-прежнему считаешь меня убийцей невинных девушек?
        Я поджимаю губы. Шутник.
        - Давно уже нет, Смоленский. Но ты мог бы мне рассказать, когда я спрашивала.
        - Я опасался, что ты поделишься этим с Екатериной по большому секрету. Я знаю, что ты ей доверяешь тайны, не считая ее болтливой, но ты немного ошибаешься. Иногда она сплетничает. В общем, если придет в голову рассказать ей - не делай этого. Поехали, Саш. Расскажешь по дороге, с чего ты сорвалась в больницу.
        Точно. Я киваю и сажусь в машину. Это сейчас важнее всего. Все плохое, что я думала о Смоленском, уже давно в прошлом, и про ситуацию с черным списком я уже как-то и позабыла.

* * *
        - Так, - произносит доктор на английском с небольшим французским акцентом, а я навостряю уши, лежа на койке. Смоленский молча наблюдает за экраном, поглаживая по голове Майю, заснувшую у него на коленях, - значит, вы пришли, думая что у вас там после операции что-то случилось?
        - Да, - киваю я, - у меня периодически тянет живот и немного была кровь. Это явно не критические дни.
        - Да, это не они, - подтверждает доктор, кивая, - тут у вас все хорошо… Молодец вы. Быстро восстановились. Прекрасная картина.
        - Значит, все в порядке? А кровь?…
        - А кровь - это у вас гематома небольшая. Беременная вы. Вот тут у вас, если видите, плод, - доктор показывает пальцем на экран, а я лежу, словно оглохнув после его слов и чувствую, как начинает странно печь глаза.
        Я… ослышалась? Наверное, у меня от усталости галлюцинации. Он казал «плод»?
        - Простите?
        - Я говорю, что вы в положении, - улыбнувшись, поворачивается ко мне доктор, - у вас примерно шесть недель. Вы беременны. Поздравляю вас.
        Следующие минуты я плохо помню. Помню только, как разрыдалась, словно ребенок, прямо на койке, заливая слезами свою футболку и руки Смоленского, который умудрился аккуратно переложить Майю и бросился меня успокаивать.
        - Это ошибка, - рыдаю я, все еще не веря. Лучше я даже не буду надеяться, что чудо произошло, чтобы не разочароваться, когда доктор действительно поймет, что перепутала, - мне говорили, что я не смогу никогда забеременеть. Потом… давали шанс, но…
        - Вы можете послушать, - врач что-то включает на компьютере и по комнате разносится звук сердцебиения. Оно стучит быстро и часто, а я чувствую, как у меня кружится голова от этого, - слышите? Это сердце у ребенка. Никакой ошибки нет.
        Я еще раз всхлипываю. Сгребаю Кирилла в объятия и какое-то время сижу, уткнувшись ему в шею и вдыхая ставший родным и близким запах его кожи. Не могу поверить. Просто не могу поверить…
        - Тихо, - он гладит меня по спине горячей ладонью, - не плачь. Я же говорил, что все будет хорошо.
        - Нам придется ускорить свадьбу, - выдыхаю я дрожащим голосом. Мысли в голове путаются, - я не влезу в платье, если мы женимся в запланированную дату. И вообще… это не рано случилось? Я даже не думала, что так скоро у нас получится…
        - Это не проблема. Перенесем и свадьба будет пораньше. Нет, Саша, это не рано. Все произошло тогда, когда надо, - он скользит губами по моему уху, а потом целует в висок, успокаивая. Я закрываю глаза, чувствуя умиротворенную пустоту в душе. Что-то, что так долго терзало меня, неожиданно навсегда ушло.
        Я смогу исполнить мечту. Смогу иметь детей, смогу подержать своего ребенка в руках и смотреть в его маленькое личико. Больше я не буду с завистью и тоской смотреть на девушек с колясками, думая, что никогда не почувствую, каково это - быть мамой. И больше не буду думать о том, что никогда не услышу слово «мама», обращенное ко мне.
        Мечта Кирилла о большой семье тоже исполнится.
        А у Майи появятся брат или сестра.
        - Па-ап? - слышу я требовательный голосок Майи, которая проснулась от звуков моих рыданий, и сжимаю Кирилла в объятиях сильно-сильно, прежде чем отпустить.
        - Спасибо, - шепотом произношу я, - Я люблю тебя, Кир.
        - Я тоже люблю тебя, Саша…
        КОНЕЦ!
        БОНУС
        1.Бонус к главе 19
        - Так, - произношу я спустя полчаса, когда страсти уже улеглись, я пришла в себя, выпив водички и умывшись, а Смоленский вызвал клининговую службу, чтобы в гостиной собрали осколки. - На правах твоей девушки я освобожу немного твой холодильник.
        Я достаю чертову запеканку Дарины и отправляю ее в мусорку. Лимонад отправляется в раковину, соленая рыба тоже улетает в мусор - хотя сердце екает при этом. Я безумно люблю рыбу. К тому же, она дорогая. Но я не смогу на нее смотреть, зная, кто ее приготовил.
        После я избавляюсь от воняющего луком салата, который вчера все отказались есть. Видимо, таким образом Дарина решила предотвратить наши возможные поцелуи со Смоленским, потому что от нас обоих воняло бы. Но у нее ничего не вышло. Я сразу споласкиваю тарелку, чтобы меня не раздражал запах.
        - Помочь? - сзади раздается веселый смешок, и Смоленский опирается на столешницу по бокам от меня.
        - Да. Вышвырнуть все вещи Дарины, если такие тут остались.
        - Нет, не остались. Я бы не потерпел жить с ней вместе ради ее алиби, так что ее вещей тут нет.
        Слава богу. Почему-то от одной мысли, что эта хитрая баба ночевала здесь, мечтая, как однажды она переберется в кровать к Смоленскому, у меня скрипят зубы.
        - Отлично, - произношу я, домыв тарелку и отряхиваю руки от влаги. Так как Смоленский все еще держит меня в плену, я разворачиваюсь к нему лицом и произношу, подняв мокрые ладони.
        - Дашь полотенце?
        Он смотрит задумчиво на мои руки. А я на тень от его темных ресниц. Обвожу взглядом скулы, нос, его красивую линию губ и думаю, что его родители очень, конечно, постарались. И Майя очень на него похожа. Очень.
        - Можешь об меня вытереть, - произносит Кирилл, и, наклонившись, прикасается поцелуем к моим губам. Это не становится для меня неожиданностью: можно сказать, я ждала этого после согласия быть его девушкой. Поэтому я раскрываю в ответ губы, готовая его впустить, но Смоленский, лишь мазнув по ним прикосновением, перемещается с поцелуем на скулу, а потом ниже, на шею, там, где кожа очень нежная и чувствительная к прикосновениям. Кажется, что меня прошивает электрическим разрядом, и все тело от этого вспыхивает.
        Я вытираю об него руки. Да.
        Смяв его футболку, и потом запустив ладони под нее. Все еще влажные и прохладные - от этого мышцы под моими руками напрягаются, когда я растираю влагу и холод, скользя ладонями выше, за спину, и заставляя Кирилла прижаться ко мне еще теснее.
        - Я хотел этого очень долго. - это признание, сделанное немного охрипшим голосом, вызывает у меня табун мурашек там, где тепло его губ оставляет отметины коже. - Честно говоря, в Лондоне у меня были мысли дать тебе все, что ты попросишь, лишь бы ты хоть как-то принадлежала мне.
        - Дать все?…
        - Сделать предложение, выходящее за рамки нашего контракта. Попросить тебя назвать цену за секс с тобой, за постоянный доступ к твоему телу. Заплатить сколько угодно. - его руки тоже проскальзывают быстро и внезапно под мой топ, поглаживая живот и местечко под бюстгалтером, отчего у меня пальцы на ногах поджимаются.
        - Вот ты богатый извращенец, - фыркаю я, - это навсегда поставило бы точку между нами. Ты стал мне симпатичен, потому что уважал меня.
        - Поэтому я не стал даже пытаться. Сделал ставку на нормальные отношения, которые могли бы зародиться между нами. - хмыкает Смоленский и находит мои губы, впиваясь в них поцелуем. Я прижимаюсь к нему, отвечая, чувствуя, как воздух между нашими телами плавится от напряжения. Становится душно, жарко. Трудно держаться на ногах. Хочется утонуть в этих ощущениях и обнажиться, для того, чтобы чувствовать острее. Одежда кажется сейчас слишком лишней.
        Похоже, не только я об этом думаю, потому что Смоленский, лишь на секунду прервавшись, снимает с меня топ, а с себя сдирает футболку, и вот наши тела сливаются почти без преград, заставляя меня издать протяжный стон от удовольствия.
        Потом белье отправляется в сторону. Когда я целую Кирилла, то чувствую, как ставшие острыми соски царапают об его пресс. От этого вниз живота словно стекает раскаленный металл, заставляя оставшуюся деталь белья намокнуть.
        Наш поцелуй становится сильнее. Прикосновения - откровеннее. Его рука расстегивает молнию моих джинсов и потом проникает под край трусиков. Прохладная, по сравнению с жаром, который я там испытываю. Растирает длинными пальцами влагу и внезапно мучительно остро погружается внутрь, отчего я вся вспыхиваю, изогнувшись в его руках. Господи, он прекрасно знает, как распалить меня. Откуда только.
        Подобной силы желание я никогда не испытывала с другими мужчинами. Конечно, страсть была. Когда мы срывали одежду и быстро удовлетворяли друг друга. Но сейчас мне не хотелось спешить, хотя тело готово было взорваться. Хотелось продлить удовольствие, наслаждаясь и балансируя на грани. Изучая друг друга.
        - Куда? - шепчу я, когда Смоленский подхватывает меня на руки и несет.
        - Не делать же это на кухне. Я хочу тебя.
        Дорога до спальни оказывается короткой. Прохлада постели лишь на секунду отрезвляет меня, но потом надо мной нависает Кирилл, скользнув по моему почти обнаженному телу горящим взглядом, а я выставляю вперед колено, останавливая его.
        - Не так быстро, - произношу я, - я хочу растянуть удовольствие. И еще подумаю, стоит ли прямо сейчас консумировать наши отношения.
        - У тебя не получится сейчас думать, Саша. - он проводит ладонью по внутренней стороне бедра, и моя нога вздрагивает, словно пытаясь против моей воли убраться в сторону, прекращая упираться в твердые кубики пресса. Смоленский медленно снимает с меня джинсы, прожигая кружево белья внимательным взглядом.
        Теперь его ладонь скользит по моей гладкой коже, не пропуская ни миллиметра, а в глубине его глаз я замечаю горящее желание и восхищение.
        Хотя, казалось бы, человек, не обделенный деньгами и вниманием, должен быть пресыщен видами красивых тел. У меня оно уже далеко не модельное. Я не изнуряю себя диетами. Всего лишь стараюсь вести здоровый образ жизни, насколько это возможно.
        Но он смотрит на меня так, словно я первая в его жизни. Первая, кто предстает перед ним в таком откровенном виде.
        В принципе, и у меня чувство, что все, что было до - всего лишь суррогат близости. Как дешевый магазинный торт. Слишком приторный, скрипящий на зубах сахаром и суховатый.
        Сейчас я мечтаю ощущать еще и еще на губах вкус поцелуев. Дразнящих, чувственных, распаляющих. Больше прикосновений. Везде. Даже самые невинные оставляют клеймо жара на коже. Те, которые я раньше бы и не заметила. Сейчас каждое важно. Ранее ненавистные прикосновения к слишком чувствительной груди сейчас превращаются в приятную прелюдию.
        Я жду с нетерпением самый сладкий, волнующий аккорд, когда все преграды падут и останется только желание слиться воедино. Теперь это желание не вызывает неловкости или стыда. Я могу прямо признаться, что хочу его.
        Я чувствую, что это будет правильным для нас.
        Наши тела соприкасаются кожей к коже, а я обнимаю Кирилла за шею, прижимаясь к нему раскрытыми бедрами и понимая, насколько сильно он меня хочет.
        - Разденься. - прошу тихо я.
        Хочу, наконец, видеть его целиком. Без одежды. Наслаждаться этим без смущения. Я знаю, что его тело с четким рельефом мышц, которые я уже успела изучить, царапая ноготками, прекрасно. Поэтому я настойчиво скребу по поясу его штанов, заставляя избавиться от них, и когда Кирилл выпрямляется, бесстыже любуюсь алыми отметинами на его коже.
        Я оставляла их везде, не сдерживаясь. Пусть легкая боль ему еще несколько дней напоминает о нашем первом разе. Ну и вообще их вид вызывал во мне странное понимание того, что этот человек принадлежит мне.
        Пока я ем его глазами, с меня быстро и бескомпромиссно стягивают трусики, поддев пальцами, и этот кружевной кусочек ткани летит куда-то в сторону.
        - Ну что, остановимся на этом? - с усмешкой спрашивает Смоленский, возвращаясь ко мне и чувственно прикусывая мне кожу на шее, там, где бьется пульс.
        Остановиться?! Ненормальный. Пусть только попробует уйти и я не дам ему спокойной жизни. Он будет ходить со эрекцией двадцать четыре часа в сутки. Я сделаю все, чтобы он пожалел об этом и долго извинялся.
        Но сказать все это не могу, потому что стискиваю зубы от нахлынувших ощущений, пока он целует меня возле ключицы.
        - Я тебя убью тогда, Смоленский, - только выдыхаю.
        - Думаешь, у меня получится остановиться?
        И я издаю глубокий стон, когда это, наконец, случается. Когда мое тело получает то, чего желало. Хотя с непривычки я чувствую легкую боль - у меня давно не было отношений, все равно я начинаю плавиться, когда он проникает в меня до конца, заполняя. Собрав мои запястья вместе и сжав их, он распинает меня на постели, любуясь, как мое тело содрогается от каждого его глубокого движения.

* * *
        - Нет, хватит, - произношу я, когда спустя несколько часов Кирилл возвращается из душа, склоняется надо мной, проводя губами по обнаженной коже плеча, - я обессилена. Уже за полночь, нам завтра вставать…
        Он хмыкает, отстраняясь.
        - Ладно.
        Типичный мужчина. Самодовольную улыбку я у него сразу же замечаю. Довести девушку до того, чтобы она умоляла остановиться и передохнуть - у них идея фикс. Я боюсь завтра выходить из дома, представляя, насколько будет болеть все тело. А вообще, мы оба немного перегнули палку: у меня болят огромные отметины засосов на коже, а я умудрилась прикусить Смоленского во время поцелуя до крови. Как мы с ним появимся на людях - большой вопрос.
        Я потягиваюсь, переваливаясь с бочка на бочок, разминая мышцы, которые уже начинают гудеть. Чувствую, как за спиной немного вздрагивает матрас, а потом меня сгребают сильной рукой, и вдавливают в свои накачанные кубики пресса и грудь. Моя грудь смешно сплющивается при этом. Я протяжно вздыхаю, когда Кирилл утыкается мне носом макушку, втянув воздух.
        Его присутствие - какой-то афродизиак? Мурашки по коже от него.
        - Ладно, - произношу я, прикрыв глаза, - ты меня сейчас переубедил. Давай повторим…
        КОНЕЦ!