Сосед сверху, сосед снизу Джина Шэй
        Чувства без тормозов #4
        Этот год был последним для меня на танцполе спортивных турниров. Я хотела его запомнить на всю оставшуюся жизнь. Сбылось... Один только танец меж двух раскаленных тел... Эти двое... Они стали постыдным сном, тем, что хорошей девочке было так неловко вспоминать. Я не ожидала встретить их снова. Я не ожидала, что они меня не узнают. Да еще и поспорят, кто быстрее затащит меня в постель. И уж точно я не ожидала, что буду так хотеть, чтобы они меня победили. Сразу оба…
        0.1 НАСТЯ. ТАНГО НА ТРОИХ
        КОГДА НАСТЕ БЫЛО ДЕВЯТНАДЦАТЬ, И ОНА БЫЛА ЕЩЕ НЕ ЗАМУЖЕМ.
        В БЕРЛИНЕ...
        Сколько в моей крови шампанского? Бочка? Я не знаю, зато - я летаю. На высоченных новых шпильках. Пока еще держусь на них. Будь чуть потрезвее - точно бы навернулась.
        - Ай-яй-яй, девчонка, - во весь голос орет Алинка, подпевая песне.
        Где, скажите на милость, она нашла в Берлине диджея, который не только согласился поставить, но и даже нашел для этой долбанутой это русское старье? Хотя плевать. Под него отлично танцуется. Кто должен заказывать музыку, как не победители?
        Разве это не мы приперлись на эту вечеринку для того, чтобы я оторвалась напоследок?
        Разве сегодня мне не плевать на все, что думают люди - все-все, от края и до края этой проклятой планеты?
        - На-а-астена! - Алинка виснет на моих плечах и лезет целоваться. - Ты такая крутая, знаешь?
        - Знаю, знаю, - хихикаю я, пытаясь обнять лучшую подругу, но нахорошо промахиваясь, - чур, без меня больше не пить…
        - Без тебя ни-ни! - Алинка всхлипывает - её настолько развезло, что аж пробило на растроганный рев.
        Алинка и трезвая фонтан эмоций и «семь пятниц в один понедельник», а по пьяни её настроение меняется так быстро, что предсказать её действия не сможет никакой ясновидящий, даже самый настоящий.
        Вот только что она чуть ли не сопли в меня пускала, но хоп - и эта зараза, смахнув слезы, коварно улыбается и толкает меня в спину, выпихивая с края танцпола в самый центр. Именно там итальянский Змей, темноволосый гибкий красавчик уже восьмую минуту крутит и вертит в своих руках раскрасневшуюся шведку, мою побежденную соперницу. А она и рада-радешенька!
        И что он в ней нашел? Она даже в топ-пять не вошла, между прочим. И фигура у неё так себе.
        А, к черту. Плевать на него.
        - Зажигай, подруга, - воет Алинка - это ужасное чудовище, которое умудряется так легко переорать даже музыку на этой вечеринке.
        А почему бы и нет?
        Музыка сменилась, переходя на что-то стремительное, сладко-испанское, восхитительное. Какой шикарный такт, просто идеально для самбы.
        Я призывно выгибаю спину, кокетливо отставляя ножку и вытягивая вперед пальчик, буквально тыкая им в симпатичного блондинчика, что только что вынырнул из толпы.
        Невежливо, говорите? Ничего не знаю, но ужасно хочу отомстить шведке, оттанцевав её партнера. Я вообще сейчас не приличная девочка, с парнем дома, я - тореодор, что сейчас заманит своего быка на ристалище.
        Шикарного, светловолосого, широкоплечего быка, горячего настолько, что может прожарить четверых девиц одним только скользящим взглядом.
        Ну, каких попало девиц, со мной ему так быстро не справиться!
        Конечно, я его видела раньше. Все его видели! Правда, по пьяни так сложно вспомнить его имя. Йохан? Эмиль? Эрнест? Не важно! Важно, что этот широкоплечий бык с роскошными бицепсами так выделялся в нашей лиге, казался почти что белым медведем среди худеньких кипарисов. Самый старший из всех юношей. Ему наверняка очень пошел бы какой-нибудь супер-брутальный спорт, хоть даже и реслинг, но… Он танцевал. А как он это делал, м-м-м…
        Прости, Алинка, кажется, он шел к тебе, но я его тебе не дам.
        Будь я более трезва, я бы, наверное, так не танцевала - боже, это же слишком вызывающе, мне нельзя, я же приличная, да и не взглянет он на меня, но…
        Мои приличия остались на дне шестого бокала шампанского. Комплексы утонули ещё раньше. Да что там, я уже готова выкрикнуть шведу во весь голос: «Иди сюда, мой сладкий, и покажи что ты можешь!» - только необходимости в этом нет.
        На мне красное короткое блестящее платье, и если он сейчас мне откажет - сам дурак. Значит, не для него моя роза цвела и Алинка лачила два часа мою рыжую гриву.
        Швед оказывается не дурак. Напротив - демонстрирует восхитительную понятливость и удивительную сговорчивость. Я мигом забываю, к кому это он там рулил минуту назад, когда его лапа падает на мою талию и жадно её стискивает - он уже принадлежит мне. Для танца, разумеется. А вы что подумали?
        Самба… Чистейшей воды флирт, облаченный в непристойные движения бедер. Вызов женщины мужчине - вот я такая, спорим, ты со мной не справишься?
        И пусть докажет, да, что сил у него достаточно.
        Мы не на спортивном танцполе, здесь нет судей, нет зрителей, мы танцуем только для себя и друг для друга, поэтому - никаких формальностей.
        Швед… Его зовут Эмиль, кстати.
        Я вспоминаю это резко, когда мы в какой-то момент сталкиваемся глазами, когда он в который раз обвивает своей рукой мою и подтягивает меня к себе.
        Он хорош. И как мужчина, и как танцор, да и отсутствие нашей обычной формы, расшитой всякими стразами, даже для мужчин добавляет пару уровней его природной мужественности.
        Самцовости, я бы сказала.
        Первобытной, дикой, могучей - воистину бычьей.
        Ох...
        Я ничего сейчас не хочу, кроме как, подчиняясь замедлившемуся ритму, на пару секунд выгнуться и прижаться спиной к партнеру, сползая вниз к его ногам.
        Прижаться. Так, чтобы ощутить жар его тела - Эмиль раскален как ядерный реактор, настолько, что ткань моего платья, грозит вплавиться мне в попу.
        Скользнуть ниже. Совсем немного, но так, чтобы я сначала бедром, а потом и ягодицей наглядно ощутила - Эмиль меня хочет. Именно меня, потому что именно за мной он идет, следуя рисунку танца. Именно по моей шее сейчас спускается его горячее дыхание.
        Какой он жесткий - там, внизу!
        И...
        Ему с этим не тяжело танцевать? По всем законам физики должно ж перевешивать!
        Последняя секунда медленной музыкальной «затяжки», и пальцы Эмиля бегут по моей выгнутой на его плечо шее. Он уже предвкушает, как будет пробовать меня на вкус. Еще, наверное, и для поцелуя примерился!
        Черта с два, размечтался! Пусть сначала он меня догонит!
        Музыка снова переходит на бодрый ритм, и я юркой змеей выворачиваюсь из его рук и ускользаю в сторону, не забывая при этом бодренько выписывать восьмерки бедрами и ритмично перебирать ножками. Так, чтобы блестящая бахрома на платье металась вокруг тела, привлекая внимание ко всем его изгибах.
        Восьмерки… Людмила Георгиевна наверняка бы взвыла, послушав мою мысленную терминологию, ведь правильно - ботафого, корто джаго, баунс, вольта, вольта спот…
        Боже, ну это же тоска, так ведь?
        Мне не нужны названия элементов, чтобы их вытанцовывать сейчас, на автомате, когда тело само выполняет любимую связку.
        Куда интереснее то, что Эмиль идет за мной, шаг в шаг, и с каждой секундой взгляд этого быка становится все кровожаднее.
        А я лишь энергичнее повиливаю бедрами, чтобы он там совсем захлебнулся слюной.
        Хочешь?
        А я не дам!
        Хочешь?
        Ну, возьми, если сможешь!
        Пройти мимо шведки - это ложечка десерта в меню моего вечера.
        Выкуси, Фрида, уж я-то знаю, насколько сильно ты за этим красавчиком бегаешь, и насколько крепко он тебя вне танцпола игнорит. Поговаривают, будто даже однажды во время скандала он пообещал на следующий год сменить партнершу.
        Эмиль ловит меня на четвертом такте, ловит и снова дергает к себе, заставляя закружиться. А после - и толкает от себя, так, будто я только что ударила его в пах.
        Ох, как кружится голова…
        Это все шампанское, оно не сочетается с такой круговертью…
        Мои пальцы снова врезаются в чью-то ладонь.
        Чьи-то твердые пальцы подхватывают меня под лопатки, не давая упасть.
        Я же на резком выдохе, будто юла, которую остановили без разрешения, понимаю, что смотрю уже не в светлые глаза Эмиля.
        А в темные, веселые глаза лучшего танцора итальянской группы. Эрика.
        И он меня держит крепко и не собирается отпускать.
        Я дергаюсь, стремясь отойти от него и не мешать, но он удерживает, расцветая нахальной улыбкой. Склоняется ближе к моему уху.
        - Теперь моя очередь, bellezza[1 - Bellezza (итал.) - красотка.], - смешно мешая английский с итальянским сообщает он, - потанцуем?
        0.2 НАСТЯ. ТАНГО НА ТРОИХ
        Я не знаю итальянского, но какое-то количество итальянских словечек осело, видимо, на самом дне мозга само по себе, налипнув словно сор, нанесенный шальными ветрами. Ну, а может быть, шампанское - лучший переводчик на свете.
        Белла - красавица, явно однокоренное с «bellezza». Ай-ай, неужто он думает, что я поплыву от одного его дешевого комплимента? Всех по Фриде меряет?
        С другой стороны, приглашение потанцевать со Змеем из Катании - слишком заманчиво, чтобы не обдумать его хотя бы пару секунд.
        Змеем его окрестил кто-то из журналистов, оценив феноменальную гибкость человека, который пришел в спортивные танцы в семнадцать лет и за два года играючи прорвался в разряд профессионалов. Ну, а его партнерши - всегда любовницы, ни одна из которых не пробыла с ним больше года, добавляли к этому еще и сплетни о на редкость взбалмошном и паскудном характере.
        Две секунды - вот сколько я даю себе времени на раздумья, глядя в темные зрачки Эрика Лусито.
        А потом от души и со всей ядовитостью возвещаю.
        - No, - и добавляю на том же английском, уже гораздо менее уверенно в формулировках, - я тебя не хочу.
        Во всех смыслах этого слова. Ни как партнера, ни как мужчину.
        Это тебе за Фриду, красавчик!
        Выбирать между мной и ею в данном случае, все равно что выбирать между танцовщицей и Буратино.
        Хотя, кто сказал, что ему были важны танцевальные умения? Может, он представлял, как Фрида стоит перед ним на коленях - ну а что, мужики же через одного фантазируют на эту тему буквально насчет каждой проходящей мимо женщины. И если вид достаточно хорош по фантазиям - их претворяют в реальность.
        Ну, вот пусть и претворяет. Пускай Эрик Лусито идет на свой лесоповал и тягает то бревно, за которое сначала взялся. Танцует её хоть до посинения, а после - загибает её в ту позу, что ему рисовала фантазия, и радуется, что Фрида всего чуть-чуть скрипит во время того, как он её нахлобучивает.
        Я снова дергаюсь назад, на этот раз уже более настойчиво. Ну, должен же он понять мой отказ.
        Ага, сейчас!
        Два шага назад, резкое движение руки, и я снова прокручиваюсь вокруг своей оси, аж два раза, а потом - теплая ладонь ловит меня под спину, а сам Эрик склоняется вперед, заставляя и меня опуститься при его поддержке так низко, что мои волосы точно касаются паркета.
        - Я сказала - я не хочу, - рычу я, ощущая, что сбегать с английского в танцевальный кружок все-таки было необдуманно, потому что он явно меня не понял.
        - Bad English. Not understand! - наглая ухмылка Змея заставляет меня усомниться в том, что он говорит. Не понял он, как же. То-то глаза так бесстыже блестят!
        Он что думает - ему не придется разжимать руки? Да я же деру дам, как только он выпустит мои пальцы.
        И что это на него нашло, как же Фрида? Рыдает в сторонке? Боже, как мне нравится эта мысль, но это совсем не повод сдаваться Змею.
        Музыка снова сменилась. И на этот раз нас начинает окутывать терпкое, выдержанное танго.
        О-о-о, да - мое любимое!
        Или - о-о-о, нет - если так задуматься, с кем я вдруг оказываюсь вынуждена его танцевать.
        Не танцевать и просто постоять, пока разочарованный Змей меня не отпустит - не вариант. Ни шампанское в моей крови, ни гордость победительницы этого турнира такого позора не допустят.
        Я снова оказываюсь на своих ногах. Снова прижата к твердой мужской груди - на этот раз уже итальянской. Сквозь расстегнутый ворот темной рубашки мне открывается вид на поросль темных кудряшек. Он там лес выращивает?
        И глядя друг другу в глаза, мы не флиртуем, мы соревнуемся - кто сдастся первым и отведет взгляд.
        И я не намерена ему проигрывать!
        Шаг. Второй. Третий. Мы только начали - он наступает на меня, я - пытаюсь ускользнуть. Его ладонь - пока на моих голых лопатках, но расстояние меж нами настолько мало, что делая вдох, я неминуемо касаюсь грудью рубашки Змея.
        Горячо. Тесно. Будто в воздухе кто-то разлил кипящее молоко и заставил меня им дышать.
        Змей красив. Настолько, насколько в принципе хороши итальянские мужчины, и даже лучше. Он может позволить себе не бриться, он может позволить себе не расчесываться, лишь провести ладонью по темным волнистым волосам, зачесывая их к затылку - и он все равно будет Змеем, во всей порочной сути этого прозвища. Тем, одного задумчивого взгляда которого на бретельку моего платья хватает, чтоб я поняла - бретелька тоненькая. И до того, чтобы оставить меня голышом на танцполе - ему не так и много нужно сделать.
        Ладонь скользит по моему бедру. Горячая, ловкая, с длинными тонкими пальцами.
        Скользит она выше положенного, слегка залезает под юбку и тут же отпархивает прочь, нет, не потому что Змей одумался. Нет, он просто только начал, и он не из тех, кто будет выпивать бокал вина одним лишь жадным залпом. И... Нет, каков же нахал! Может, стоит дать ему по наглой физиономии?
        Или дать ему еще один малюсенький шанс на раскаянье? Шансик! Один! Только ради этого танца, который я так люблю...
        Змей более узок в плечах, нежели мой шведский новоявленный партнер. Хотя быть уже Эмиля Бруха не так уж сложно, я ведь уже говорила - такой матерый он в нашей лиге один. В предках, поди, медведь пробегал, не позже прадедушки, вот стать такая и получилась.
        Кстати, где вообще Эмиль? Он решил посмотреть, как меня уводит наглый итальяшка? Утирает слезки расстроенной Фриде? Ну, может, тогда я зря тут воюю?
        0.3 НАСТЯ. ТАНГО НА ТРОИХ
        Зря я сомневаюсь в Эмиле.
        Эту ночь он явно решил дотанцевать со мной. Наверное, и не только - бедненький, не знает еще, что у меня как у той Золушки уже идет обратный отсчет до побега с этого бала.
        Это не важно. А вот то, что поверх моей руки ложится широкая ладонь избранного мной быка - это то, что заставляет меня даже выгнуться назад, будто все мое существо ужасно хочет прижаться к груди Эмиля Бруха.
        Не будто.
        Хочу.
        А то ходют тут всякие, хватают меня без спросу. Вторая горячая ладонь шведа ложится мне на горло и в темпе музыки медленно сползает вниз.
        Да, да! Вниз, к груди.
        Эй! Я встряхиваюсь, заставляя его пальцы оказаться дальше, чем ему хотелось.
        Я не то чтобы возмущена, это вписывается в наш неформальный танец, но…
        Соски стоят колом, и это не скрывает даже мелкая блестючая бахрома. И сейчас он это может не только увидеть, но и пощупать. А я не дам!
        А между прочим, в это время под ту же мелодию ладонь Змея снова ползет по коже моего бедра, ощупывая на этот раз другую, обвитую вокруг его талии ногу.
        Что за…
        Эй, меня кто-нибудь будет от кого-нибудь отрывать? Ну, или самоустраняться, сдавшись?
        Тщетно…
        Они будто выжидают, что я все-таки выберу, ткну в одного из них пальцем, а они возьмут и подерутся, недовольные моим выбором. И испортят мне танго?
        А вот фиг вам, мальчики.
        Не хотите отставать - не надо. Посмотрим, на что годится этот ваш гордый тандем. Думаете, я вас не вытяну? Чемпионка я, или кто? Сами сбежите!
        Танго…
        Сладкий яд, который рекомендуется принимать по капле.
        Самый божественный из танцев латиноамериканской программы, на мой субъективный вкус.
        Достаточно нетороплив, чтоб ты мог поимпровизировать, достаточно ритмичен, чтобы не заскучать и менять связки движений.
        Чувственность в танго обостряется до предела, все из-за этих скользящих прикосновений, неспешности. Особенно когда партнер - не тот, который надоел тебе за годы тренировок, а вот эти два прекрасных наглеца, что решили подшутить над слишком бойкой девчонкой. Проверить на прочность. Заставить сбежать.
        Вот только наша с ними игра превращается в турнир, кто сдастся первым. Я ли не выдержу этого вызывающего танца и натиска этих двоих, или кто-то из них все-таки допустит ошибку, или решит поискать девчонку попроще, ту, что сдастся сразу...
        Мы не распадаемся.
        Мы продолжаем двигаться такт в такт, шаг в шаг. И Змей меня по-прежнему ведет, а Эмиль остается за моей спиной, прижимается к ней всем телом, будто подчеркивает, что бежать мне некуда.
        А ягодицы у него что надо. У них обоих - я успела оценить ножкой, когда забрасывала её то на бедро одного мужчины, то обвивала у другого.
        Нащупала я впрочем не только твердые мышцы, но и твердые, кхм… Члены…
        Ай-яй-яй, девчонка! Что же ты творишь?!
        Жарко. Жарко от стыда, от неловкости, да и от нарастающего возбуждения, если честно.
        Каждое движение - удар в мои ворота.
        Я делаю шаг назад и наталкиваюсь бедром на железобетонную эрекцию Эмиля.
        Я выгибаюсь назад в поддержке Эрика, а теплые пальцы Эмиля обнимают мой подбородок, задевая губы и тут же убегая от них к скулам. Дразнит, гад! От этих скользящих прикосновений только сильнее сушит губы.
        Я ощущаю самую капельку воли, когда жесткая хватка Эрика позволяет мне порхнуть в сторону, бросаюсь туда, к вожделенному свежему воздуху и оказываюсь пойманной на первом же шаге побега.
        Змей ловит меня за локти и вновь прижимает к себе. На этот раз - спиной. Так, чтобы я окунулась в васильковую синь глаз Эмиля.
        Мальчики, что ж вы творите?
        Танго для троих - грязный танец, который точно никто не одобрит.
        И ведь я даже не хочу сбежать…
        Если бы все могло остаться вот так, между ними двоими, с их адресованным мне железобетонным возбуждением, что трется то о мою попу, то о спину...
        Это совершенно безумно, никуда не годится. Но до чего же волшебно - устраиваться на подставленном колене Эмиля, томно переплетая колени, и почти-почти касаясь его губ своими - ни-ни, по-настоящему мы не целуемся, ни в коем случае - и в это же время отводить назад руку для Змея. Просто так, предлагая ему то, на что он сейчас соблазнится. Кто бы смог удержаться от этого?
        Второй мой партнер сдержанностью не отличается и правила приличия знает хуже, чем английский. Теплые губы касаются сначала самых кончиков пальцев, потом запястье, но абсолютно не невинно - его язык вкрадчиво пробует мою кожу на вкус, будто Змей надеется меня отравить вот так, без зубов. Видимо, так и есть. Змей переплетает свои пальцы с моими, снова тянет к себе.
        Господи, мое сердце сейчас испарится через поры, до того часто оно сейчас бьется.
        Шаг, шаг, шаг…
        Мы крутимся по маленькой, одним только мальчикам видимой орбите, все втроем, и расстояния между нами совсем не осталось. Они трутся об меня то один, то второй, то оба сразу, снова и снова подчеркивая, что мальчики рассчитывают отнюдь не только на танец.
        Мне даже немного неловко, что больше им ничего и не светит.
        0.4 НАСТЯ. ТАНГО НА ТРОИХ
        Любой, кто худо-бедно видел танго, скажет - это секс, облаченный в танец. Секс на танцполе. Секс у всех на виду. Ну, и для соблюдения приличий - так и быть, в одежде. Без одежды можно продолжить и потом, так ведь?
        И если так задуматься - я сейчас...
        Я чувствую губы Эрика на собственной шее с одной стороны, а губы Эмиля - с другой.
        Я прихожу в себя - самую чуточку - потому что музыка меня отпускает. Танго сменяется чем-то другим, менее пьянящим. Именно смена музыки и позволяет понять - я уже не на танцполе. В стороне от него, у дальней стены, в самом темном углу, куда меня утанцевали эти двое проходимцев.
        Двое проходимцев, сейчас беззастенчиво меня лапающих, и по-прежнему зажимающих меня с двух сторон между своими телами. Будто главной целью их жизней стало превратить меня в плоский блинчик, лишь бы никому из них не досталась.
        В пальцах моих внезапно находятся темные волнистые пряди Змея. Мягкие у него, оказывается, волосы. Поди-ка отпусти такую прелесть…
        Но надо, Настя, надо!
        - Эй, эй, мальчики, вы увлеклись, - мурлычу я на своем корявом английском, вытягивая пальцы из мягкой патоки волос Эрика и пытаясь надавить на его плечи и заставить чуть-чуть отстранится.
        Ага, сейчас.
        Даже отпихнуть от себя стену и то вышло бы эффективнее, чем вот это.
        - Как не увлечься твоей шикарной вертлявой попкой, скажи-ка, крошка? - вкрадчиво мурлычет Эрик, проходясь по моему уху горячим дыханием.
        - Согласен, - Эмиль оказывается более краток, и куда более нетерпелив, прикусывая мочку моего уха, будто пытаясь попробовать на вкус мою кровь.
        Боже…
        - Давай еще, постони для нас еще разик, малышка, - смеется Змей, а я ловлю себя на осознании, что меня лапают. Лапают! В четыре руки. Мнут, тискают, будто пытаются расправиться с моим платьем прямо сейчас. Оно упрямо держится. Пока что...
        То, что происходит - вопиюще, непристойно и - ужасно возбуждающе.
        Надо бежать. Срочно!
        До тех пор, пока ни одна наглая лапа не добралась до моих трусиков и не узнала всю степень моего падения. Этот влажный секрет я бы все-таки предпочла сохранить в тайне. Да что там влажный. Очень даже сырой. Насквозь. Сожми в кулаке - закапает.
        Ох-х.
        Они вдруг словно по команде от меня отодвигаются, будто на вечеринку прибежали их верные жены и застукали их с поличным.
        Разочарование на моем лице проступает само по себе, но слишком явно, потому что Змей, склоняясь к моему лицу, хохочет, касаясь длинными пальцами моего подбородка.
        - Не грусти, малышка, - ухмыляется он, - сейчас ты уже выберешь кого-нибудь из нас, кто тебе больше понравился, и продолжишь с ним. Уже не здесь. Ты как? Согласна?
        - Выбирай с умом, - емко добавляет Эмиль, стискивая мою талию своими крепкими ручищами и снова заставляя задеть то, что очень даже может послужить самым весомым аргументом в этом споре.
        Выбирать, говорите?
        - Мне нужно воды, - я трагично облизываю губы, - вы меня пересушили, мальчики. Кто меня спасет?
        Ну, конечно, они оба дергаются одновременно, надеясь вырвать пару очков преимущества, но Эрик оказывается расторопней, быстрой тенью ускользает в сторону бара. Эмиль же лишь на секунду отвел от меня взгляд, досадливо морщась этому маленькому поражению, а я уже бросаюсь мимо него, в цветную толпу распавшихся на медляки танцоров.
        Туда, где я только что видела светящуюся в стробоскопах белую юбку Алинки.
        - Настена-а-а! - подружка восхищенно ловит меня за плечи. - Ну ты даешь!
        Она, похоже, любовалась!
        - Поехали отсюда, - смех рвется из моей груди, заставляя задыхаться, - а не то меня сейчас догонят, и тогда все - ни за что мне перед Дэнчиком не оправдаться.
        - Поехали, поехали, - Алинка хихикает вместе со мной, и мы вместе пулей вылетаем из клуба, пользуясь тем, что её водитель припарковался совсем рядом от входа.
        На заднее сиденье машины я падаю почти без чувств. Господи, что это было…
        Безумие. Настоящее. Форменное.
        Для последнего года на танцполе соревнований - то, что нужно. Угрызения совести потихоньку повякивают, поднимая голову по мере протрезвения.
        - Настена-а, - Алинка теребит меня за плечо, - это твои?
        Я приподнимаюсь на локте, выглядываю в заднее окно машины и тут же падаю обратно на Алинкины колени, чтоб меня не запалили.
        Мои! На минуточку я даже позволяю себе так подумать, посмаковать это слово именно в таком его звучании. А потом смеюсь - нет уж, Настена, набесилась - езжай домой, к Дэнчику. И поищи где-нибудь стиратель памяти.
        Эмиль и Эрик, уже спохватившиеся и вылетевшие почти вовремя, выглядят возмущенными. Эмиль даже пихает Змея кулаком в плечо и что-то обвиняюще ему рычит, указывает вслед уезжающей с нами тачке. Да-да, угадал. Только вы уже нас не догоните. Через час мы уедем из гостиницы в аэропорт, и белый самолетик вернет меня к моей спокойной жизни, в которой нет места таким непристойностям, как танго сразу с двоими партнерами и предварительными ласками на десерт.
        Я снова вспоминаю два крепких горячих тела, стискивающих меня с двух сторон, будто служащие мне всей необходимой опорой. Васильково-синие глаза Эмиля… Мягкий шелк волос Эрика… И тихонько хихикаю, плотнее сжимя бедра, чтобы покрепче удержать внутри себя это сладкое жжение. Более эксцентричное прощание с Берлином было сложно представить.
        Такое уже не забудешь. Даже если и захочешь. А я захочу - уже утром, когда протрезвею и вспомню, что такое приличия.
        Ох, мальчики, мальчики…
        Интересно, скольких дурочек они уже таким образом развели?
        Хотя…
        Какая разница? Я ведь все равно их никогда не увижу…
        1. НАСТЯ. ПОБЕГ
        ЕЙ ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ. ЗАМУЖЕМ. В МОСКВЕ.
        Ноги подгибаются!
        Им будто и плевать, что до дома Алинки остается еще добрых пятьдесят метров, они хотят отказать мне прямо здесь, сейчас, потому что «ну как же можно - с этим на душе переходить дорогу? Пусть нас лучше переедут белазом, так мы хоть быстренько помрем, а так - еще не пойми сколько будем мучиться».
        И тут мне сложно спорить. Так оно и есть на самом деле.
        В конце концов - не каждый день застаешь мужа в одной постели с любовницей…
        Мужа, с которым ты со школы вместе! Вокруг которого ты строила весь свой маленький, оказавшийся таким хрупким мир...
        Переход наконец-то заканчивается, и я все-таки останавливаюсь, чтобы стереть с лица слезы, да и глаза промокнуть не помешает. А то уже совсем не вижу, куда иду. Врезалась в какого-то мужика, он меня обматерил и назвал… Ну, это он махнул. Корова из меня не выйдет, разве что если меня умножить на три. Слишком много я ношусь по делам, чтобы быть этим самым жвачным.
        Хороший квартал у Алинки.
        Тихий.
        Да, до метро пилить пятнадцать минут, но зато - не ехать сорок. Нет, я, конечно, уже давно пользовалась благами «столичной квартиры», но все-таки у нас квартира была менее удачно расположена.
        - Зато к студии близко, - пожимал плечами Дэн, когда я жаловалась на мигрени от шумящей под окнами наземной части метро. Менять квартиру мы не стали…
        Дэн.
        От этого имени в груди все сводит, будто два великана сейчас выкручивают меня в разные стороны, пытаясь выжать из меня последние соки.
        Денис Назаров - мой любимый неверный муж - этим именем меня сейчас можно разрезать пополам и покрошить на мелкие кусочки.
        Пять лет в браке. Шесть лет отношений.
        Предпочитает видеть в своей постели тощих блондинок вместо отправленной к маме жены…
        Тошно.
        Я еще два часа назад выходила из метро, думала, что же такого приготовлю на ужин - Дэнчик же, поди, за неделю соскучился по домашней еде, а за дверью квартиры меня ждали сладкие охи и ахи, доносившиеся из-за двери спальни.
        - Настена! - Алинка окликает меня со своего балкона. И даже с третьего этажа видно, какая у моей подружки суперская форма. В прошлом она у меня фигуристка, сейчас - тренер-хореограф...
        - Привет! - Я задираю голову, глядя на неё. - Пустишь меня?
        - Нет, на улице сиди, - ехидно откликается мне Алинка, но тут же уходит в квартиру. К домофону пошла.
        На ступеньках я обгоняю пожилую Клавдию Семеновну, соседку семейства Черненко по площадке.
        Оперная певица между прочим. Голос у неё просто потрясающий! Слушать его из-за стены мне нравилось не меньше, чем в зале.
        Домофон не успевает прозвонить даже один раз - Алинка была на изготовке.
        Я придерживаю дверь для Клавдии Семеновны.
        - Спасибо, Настасья, - церемонно роняет эта дама, проходя в дом и неторопливо проплывает мимо меня, останавливаясь, чтобы поболтать с консьержем.
        Грузовой лифт не работает, в моем распоряжении целый обычный, на меня точно хватит.
        Я нажимаю на кнопку этажа и бросаю косой взгляд в зеркало.
        Мда. Кожа бледная, волосы блеклые, под глазами тени как у панды. А ведь это я еще старалась, не плакала в метро.
        Вот именно в таком виде и нужно идти к старой подруге, которую ты видела последний раз три года назад! Как же еще-то донести, что в жизни у тебя все просто отвратительно?!
        Они появляются внезапно. Двое рослых молодых мужчин, втискиваются в кабину лифта, в последний момент помешав закрытию дверей. Один успевает ужом скользнуть за моей спиной к стенке лифта, второй двигает меня мощным бедром.
        - Можно аккуратнее? - я поднимаю взгляд и собственно лишаюсь дара речи.
        Нет, дело не в том, что мужчина, так бесцеремонно двинувший меня в сторону, хорош собой, этого не отнять, конечно, но…
        Эти глаза цвета цветущего льна…
        Эти мощные плечи, и спина, об которую, наверное, можно стул сломать, а этот медведь и не заметит...
        Его так просто узнать, он совсем не изменился. Ну, кроме того, что шесть лет назад его бицепсы не были такими… Внушительными! Хотя и тогда он был самым крупным мужчиной в разряде танцоров-профи.
        Его не должно быть здесь. Боже, да он же даже не из России, у меня начались галлюцинации?
        - Эмиль, как ты посмел обидеть эту фею? - с нахальной насмешкой и о-о-очень сильным итальянским акцентом говорит парень из-за моей спины, а потом две совершенно внезапные руки обнимают меня за талию и тянут назад, притискивая к крепкому мужскому телу, с головой погружая меня в облако свежего, с нотками сандала, аромата.
        Черт, у этого парня даже туалетная вода со мной флиртует!
        А то, что ниже пояса, даже не флиртует, а вслух говорит о всех своих непристойных намереньях.
        Он что, со стояком так и передвигается или столь рад нашему знакомству? А не быстро?
        - Здесь он тебя не раздавит, - хмыкает мне на ухо неизвестный нахал, - не обижайся на Эмиля, фея, он у нас лесной тролль, может затоптать и не заметить.
        - Отпустите, - это слово у меня выходит похожим на писк, и когда я поворачиваю голову к мужчине, так беспардонно схватившему и прижавшему меня к себе, я второй раз за пять минут лишаюсь дара речи.
        Серые глаза цвета мокрого гранита, ехидная усмешка на таких чувственных для мужчины губах. Второй страйк от моего прошлого за пять минут!
        - Ох, мамочки, ущипните меня, - к моему ужасу, эти слова вырываются из моего рта, и Эрик Лусито, не мудрствуя лукаво и не думая никуда исчезать с моих глаз, тут же исполняет эту просьбу.
        И куда, куда он щиплет! Уж точно не за руку!
        - Да вы с ума сошли, - взвизгиваю я, вырываясь из рук наглеца и потирая пылающую от щипка ягодицу.
        - Сеньорита сама попросила, - Змей строит невинную морду, типа ему и без разницы куда щипать. Что плечо, что девичья попка!
        Да-да, милый, я тебе, конечно, верю!
        - Я не просила, - недовольно рявкаю я, и тут до меня доходит, что мы вообще-то разговариваем на русском. И он его знает весьма неплохо. Шесть лет назад он и английский-то «не знал».
        - Ну как же, - всплескивает руками нахальный итальянец, - вы же сказали «ущипните меня».
        - Так всегда говорят, когда видят кого-то, кого увидеть не ожидали, - огрызаюсь я больше на автомате, и отчаянно злясь на саму себя. Молодец, Настена. Хотела послать его подальше, теперь будешь лечить синяк.
        И все же - Эрик Лусито и здесь? В России? В Москве?
        Он почти не изменился, разве что в лучшую сторону. И темные кудри такие же, мягкие, зачесанные назад. Будто эти шесть лет, что прошли, добавились к его выдержке. И пусть на нем всего лишь темная майка и светлые джинсы, передо мной все равно уже не тот красивый парень, что зажигал со мной в Берлине. А шикарный молодой мужчина, горячий настолько, что кончить можно от скользящего взгляда этих темно-серых глаз, а уж если он будет сопровожден этой обворожительной улыбкой…
        Не бывает таких совпадений. Не должно быть! Потому что вот сейчас встречать их обоих, двух мужчин из моего прошлого, которых мне страшно даже возрождать в памяти - ох, как это оказывается остро…
        И я смертельно боюсь, что сейчас они возьмут и меня узнают!
        Вспомнят меня, ту самую, что пять с лишним лет назад в одном из крупнейших клубов Берлина устроила «грязные танцы». С ними обоими!
        Я…
        Я была слишком пьяна тогда, чтоб себя контролировать…
        - Твой этаж, Эрик, - хмуро роняет Эмиль, глядя на меня своими пронзительно-голубыми глазами. Будто понимает, что мне совершенно не по себе, после такой бесцеремонной охапки.
        - Я не могу бросить фею в беде, - нахально сообщает итальянец и снова прижимает меня к себе, еще крепче чем прежде, - мы прокатимся еще на этаж повыше.
        - Да прекратите же меня хватать, - раздраженно рявкаю я и дергаюсь, все-таки вырываясь из рук мужчины. Зябко ежусь, оправляю подол длинной юбки.
        Вот что сделать, чтоб козлы не тянули к тебе свои наглые руки?
        - Не обижайся на этого придурка, - мягко произносит Эмиль, склоняясь ко мне поближе, - он просто третьи сутки без женщин. Я после восьми к нему даже выпить не захожу, боюсь, вдруг на меня накинется, а я совсем не готов к таким экспериментам! Так-то он неплохой парень. Только озабоченный.
        - Спасибо за рекламу, друг, - фыркает его приятель, - лучше расскажи сеньорите, сколь долгой и сладкой будет её агония в моей постели.
        Я только сильнее ежусь, склоняя голову так, чтобы волосы поглубже прикрыли лицо. Если… Если он узнает - я со стыда сгорю. А если это еще и разойдется по соседям - ох!
        Нет, вряд ли они меня вспомнят.
        Эрик Лусито, он же - просто Змей, тот самый хам, что меня схватил и не отпускает - успешный итальянский танцор, известен по всей Европе, роковой красавчик.
        Эмиль - вот этот вот светловолосый медведь, родился в Швеции, его семья там владеет сетью фитнес-центров. Тоже танцор, но завязал три года назад, сосредоточился на рестлинге, как сам говорил, «танцевал только для своей бабушки». При его развороте плеч можно позволить себе быть сентиментальным, посмеяться над этим осмелится только человек, у которого давно не было сотрясения мозга и он очень соскучился по этому состоянию.
        С ними все понятно. Два молодых самца, от которых даже сейчас веет сексом так, что в этой маленькой кабинке лифта слишком жарко только от моих мыслей. В их постели за месяц бывает столько женщин, сколько у меня - рабочих часов в неделю. Будут они запоминать ту, с которой ни один из них так и не переспал!
        Вспомнят они меня, как же.
        Тем более - сейчас у меня родной цвет волос, от рыжины, такой любимой мной в безбашенные, наполненные латиноамериканскими танцами девятнадцать, я избавилась, сценического макияжа нет, а он очень сильно накладывал отпечаток на восприятие моего лица. Меня вне сцены не узнавали даже те, кто следил за моей танцевальной карьерой.
        Я сейчас мышь. Серая. Блеклая. И все-таки мне страшно что узнают. Настолько, что путь между этажами занимающий секунды две кажется мне вечностью.
        Когда двери лифта наконец все-таки разъезжаются и я пулей вылетаю наружу. На Алинкин этаж.
        - Настена, ты будто привидение увидела, - замечает Алинка, встречающая меня в своей прихожей.
        Нет. Не привидение. Но совершенно неожиданно получила напоминание о том вечере, который мне вспоминать очень стыдно!
        - Ну, давай, рассказывай, - Алинка смотрит на меня, как будто боится мне сказать, что у меня нож из спины торчит. Хотя об этом я знаю. - Что у тебя такое случилось? Почему ты сбежала из дома? Назаров, что, все-таки съехал с катушек окончательно и поднял на тебя руку?
        Это, конечно, симптомчик - то что она первым делом спрашивает об этом. Только сейчас вот эта мысль в мою голову не помещается.
        - Нет, - земля под моими ногами вздрагивает. И по Алинкиной двери я все-таки сползаю, давясь слезами. - Он мне... Изменяе-е-ет…
        2. НАСТЯ. РАЗБИТАЯ ВДРЕБЕЗГИ
        Вой рвется из груди снова и снова, пытаясь разодрать меня на части. Мне хочется думать, что люди так не воют. Волчицы - да. Голодная, одинокая волчица…
        Так я хотя бы могу себя утешить, потому что в зеркало мне сейчас смотреть страшно. Я отражусь в нем красная, с всклокоченными, сбитыми в колтун волосами, которые я пыталась выдергать. Так. Кому они сейчас нужны, волосы эти? Женская краса, мать её! Остригу нахрен.Теперь-то не перед кем трепетать и уважать его мнение.
        Боже, но больно-то как, почему-у-у-у!!!
        И почему Назаров такая неверная мразь?
        - Настен, - Алинка барабанит, - я принесла тебе платки и виски.
        В этом вся она - сопли можно утереть, но запить их гораздо лучше. Обеззаразить сердечные раны, так сказать.
        Сколько над этим издевался Дэн? Каждый раз жирно подчеркивая, что уж, мол, на такую-то дурную девку, да еще и с проблемами с алкоголем, точно никто не западет.
        Дверь ванной комнаты я открываю рывком, пытаясь сделать вид, что нет, это не я тут выла как гребаная баньши, и не я даже убежала от Алинки, не в силах признаться ей, в чем дело.
        - Ну, что, Назаров все-таки спалился со своим кобелизмом? - сухо интересуется подружка, когда я залпом сначала заглатываю свой виски из стакана, а уж потом зарываюсь лицом в полотенце.
        А вот это удар под дых.
        - Ты… Ты знала? - тихонько икаю я, высовывая нос из носового платка. - Знала и не сказала?
        Да, мы не общались последние полгода, но все-таки, мы же не вдрызг разругались тогда… И если она видела его с кем-нибудь… С этой его Людочкой, например…
        Неужели она разозлилась на меня настолько, что умалчивала ТАКОЕ?
        - Нет, но до меня доходили слухи. - Алинка разочарованно морщит нос. - Я приглядывалась, но компрометирующего ничего не заметила. Настен, знай я точно, ты бы не смотрела ему в рот столько времени. И не позволяла закапывать себя в могилу.
        - Я не позволяла, - всхлипываю я чуть тише, но это не потому, что я успокаиваюсь. Это потому что под придирчивым взглядом Алинки мне хочется втянуть голову в плечи.
        А она же оглядывает меня с головы до ног и тихонько вздыхает.
        - Скажи мне, что это за юбка?
        - Нормальная юбка, - ощетиниваюсь я уже на привычную для меня тему, - обычная.
        - Ну, да, как раз для бабки, которой на днях исполнилось восемьдесят восемь, - милостиво кивает мне Алинка, но поняв, что я точно не настроена разговаривать про шмотки, вздыхает и тянется ко мне с объятиями, - с кем хоть? Ты успела разглядеть?
        Успела.
        И разглядеть, и послушать - в те полчаса, что металась по нижнему этажу нашей квартиры и кидала в спортивную сумку все свои вещи, которые только попадались мне на глаза. В итоге - заглядывать в ту сумку я сейчас побоялась бы, потому что нечаянно выстрелившей оттуда расческой можно выбить кому-то глаз.
        Я все успела!
        - Она с работы, - тихо выдыхаю я, стараясь не вспоминать вызывающее декольте нашей драгоценной бухгалтерши.
        А как же «Ну, что ты переживаешь, милая, разве ты не знаешь, что я куда больше ценю в женщинах скромность? И ревность тебе не к лицу, давай прекратим этот глупый разговор». Что стоят все эти громкие заявления?
        Увы, спросить уже не у кого.
        Дэн - этой кличкой из нашего с ним детства он не гордился, требуя называть его по полному имени, - спустился вниз, когда я уже трясущимися руками вставляла ключ в замочную скважину. Вышел за вином - я успела услышать, как его красотка просит его взять сразу бутылку и не забыть бокалы «как в прошлый раз».
        - Ты сегодня рано…
        - Как в прошлый раз?
        Мы проговорили это почти разом, и уставились друг на друга.
        Дэн смотрел на меня с каким-то усталым спокойным видом, будто ничего страшного и не происходит. Будто любовницы - это совершенно нормально для расписавшейся пары, живущей вместе пять лет. Для мужа и жены нормально, да!
        Ну, да, измена настолько часто встречается, что стала обыденной вещью - так он как-то сказал.
        Вот только от обыденной вещи нет такого ощущения, будто тебе между лопаток с размаху пристроили топор.
        Нет, я понимаю Людмилу. Кто бы её понимал, если б не я - та самая, что с пятого класса школы была влюблена именно в Дэна. Чуть в обморок не упала, когда он пригласил меня на его выпускной бал, а после проводил домой. А с годами он не испортился, только приобрёл лоск, поднабрав мужественности и уверенности в себе. И как я гордилась, что он женился именно на мне. Вот он, да. Этот обаятельный мужчина, с известнейшим кулинарным видео-блогом. У него столько поклонниц, а он любит меня. Меня! Я из кожи была готова выпрыгнуть, лишь бы соответствовать.
        Ради него я на многое была готова. Кроме, разве что, прощения измены.
        - С мамой меня подменил отец, - кривлю я губы через лютейшую боль, бушующую за ребрами.
        Я уезжала к приболевшей маме. Должна была вернуться завтра. Вернулась раньше - и получила классику из анекдотов «Муж возвращается из командировки». Только наоборот.
        - Куда это ты собралась? - озадачился Дэн, заметив мою сумку в руках.
        - Ты хочешь мне сказать, что вы там с Людмилой Михайловной, конечно, бюджет новой рекламной компании обсуждали? - саркастично откликаюсь я. - И я все неправильно поняла, да?
        Именно эту секунду Людочка и выбирает, чтоб спуститься. Вот как она есть - абсолютно голая, при виде меня стушевавшаяся лишь на секунду. Признаться честно, триумфа на её лице проступило в три раза больше, чем неловкости. Даже хихикает, пряча свои голые сиськи за спиной Дэна и опуская подбородок ему на плечо.
        Стерва…
        Хотела бы я вцепиться в её физиономию когтями, да боюсь, было бы как в мюзикле Чикаго - «я пришла в себя, а вокруг меня - трупы!»
        - Всего хорошего, - через силу тогда выдавила я и, вцепившись в ручку сумки покрепче, вылетела пробкой из этой чертовой квартиры.
        Остановиться себе позволила только в метро. Когда от слез, застилающих глаза, совсем перестала видеть.
        Шесть гребаных лет. Шесть! Смыты в канализацию!
        Господи, да что он в ней нашел-то? Сиськи? Ноги? Губищи эти накачанные?
        Алинка не отвечает на мои бессвязные вопросы. Просто гладит меня по волосам, прижимая голову к своему плечу.
        Когда в моем организме заканчивается вся вода, пригодная для переработки в слезы, Алинка утаскивает меня на кухню, тыкает мне повелительным жестом в свой велюровый угловой диван, а сама отправляется к своим шкафчикам, колдовать над чайными чашками.
        - Держи, - моя старая боевая подруга сует мне в ладони кружку с ярко-красным настоем своего любимого каркаде, - пей. А то у тебя точно уже обезвоживание.
        - С-спасибо, - чай терпкий, чуть с кислинкой, я жутко тосковала по этому вкусу, который всегда сопровождал меня во время посиделок с Алинкой. Она вообще не переносила никаких чаев кроме этого, утверждая, что он, мол, и бодрит, и жутко полезный, и вкус у него не то что у всей этой китайской ерунды…
        Из прихожей притаскивается Мандарин - Алинкин кот стервознейшего характера. Хозяйка, заметив его, ныряет в холодильник, чтобы найти там какую-нибудь котячью вкусняшку.
        Что, кстати, сложно, полки в холодильнике пустые. Абсолютно.
        Для вегетарианки Алинки, которая постоянно держит в холодильнике кучу овощей и зелени, - это несколько странно.
        И кухня, кстати, подозрительно выдраена. Нет, Алинка чистюля, у неё в принципе всегда и везде порядок, но чтобы вот так - до блеска на каждой полочке… Нет, она точно драила перед кем-то.
        - Ты куда-то уезжаешь? - я шмыгаю в единственную найденную на столе салфетку и с интересом гляжу на подругу.
        - Переезжаю, - подружка неловко улыбается, прижимая подбородок к плечу, - мы с Акуром все-таки решили попробовать пожить вместе. А квартиру хочу сдать через агентство, чтобы меньше мороки было.
        - Здорово, - честно улыбаюсь я. Хоть какой-то повод для радости. Мне нравился Акур - приятный черноглазый японец, приехавший тренировать мою подруженцию, сменивший страну проживания, только увидев Алинкино выступление с посвящением ему. Он был эксцентричный, очень своеобразный, но очень положительный мужчина. А уж когда он отказался уезжать обратно в Японию, когда Алинкина карьера фигуристки все-таки закончилась - его положительность в моих глазах достигла заоблачных высот.
        Значит, все-таки он её дожал. По крайней мере - она решила все-таки с ним пожить. Преодолел Алинкино критичное недоверие к мужскому полу - герой, самый что ни на есть настоящий.
        - Давай пока не обо мне, Настен, - Алинка падает на диван рядом со мной и сочувственно притягивает меня к себе, - ты как? И что будешь делать?
        Вопрос на самом деле не в бровь, а в глаз. Меньше всего я хочу сейчас возвращаться «домой» - в квартиру, ипотеку за которую мы оплачивали вместе с Дэном. Но денег в наличии не так много, увы, вот только-только оплатили ипотечный и кредитный взносы...
        С одним только пунктом в плане нет никаких сомнений.
        - Буду разводиться, - я произношу это, глядя куда-то в сторону.
        Развод. ЗАГС. Суд. Дележка ипотечной квартиры…
        Господи, я ведь была уверена - это ни за что не будет про нас. У нас-то все по-настоящему. Я столько его ждала. И пыталась быть для него хорошей, правильной, какой он хотел. Не справилась.
        - Ну вот только не начинай сейчас себя гнобить, - метко угадывая направление моих мыслей, припечатывает Алинка, - Дэн твой мудак. И точка. Больше никаких причин нет. Я это тебе говорила еще пять лет назад, когда ты из-за него ушла из танцев.
        - Это было мое решение, - тихо возражаю я, - я хотела сосредоточиться на учебе.
        - Ну конечно, - Алинка закатывает глаза, - на той учебе, которая самой тебе нафиг не упала. А с работой потом - к нему же и пошла? Блог ему вела, с комментаторами его общалась. А он тебе платил какое-то копье, по принципу «ну, мы же семья и деньги у нас общие», да?
        - Во многих семьях так делают, - мне снова хочется закуклиться. Про деньги я Алинке не говорила. Но она каким-то образом сама догадалась.
        - В некоторых семьях жен за волосы таскают, с них тоже будешь пример брать? - ехидством Алинка может дать фору сто и одной ехидне. - Ты ведь уволишься?
        Я просто представила, как завтра прихожу в студию, снова сажусь за рабочий стол, слышу насмешливое хихиканье гримерши Дэна, самой Людочки и всех тех, до кого уже дошли сплетни…
        Меня затошнило.
        Да, я уволюсь. Бесспорно.
        - Ну и слава богу, - Алинка деловито всплескивает руками, - ты столько времени пахала на этого урода. Бумажки ему оформляла, блог вела, сценарии его роликам писала, шуточки ему придумывала. Все разгребала, пока он почивал на лаврах и делал вид, что он в вашей семье самый талантливый.
        - Одна проблема, - я чуть покачиваю головой, - по диплому я не работала ни дня, да и не уверена, что кому-то нужен тот диплом знатока истории искусств. А в трудовой у меня числится банальный секретарь-делопроизводитель. Найти новое место будет не так-то просто…
        - Между прочим, я знаю одну группу, которой очень не помешает хороший хореограф, - как бы между делом роняет Алинка, - и они готовы хорошо платить.
        - Ты с ума сошла, - я залпом допиваю чай из чашки и отставляю её в сторону, - я пять лет не танцую вообще. Какой из меня хореограф?
        - Охеренный, - емко отрезает Алинка, - и охеренно закомплексованный. Слушай, а можно я хоть сейчас пошлю Акура дать Дэнчику по морде? Оно, конечно, понятно, что это мой мужик, но за подругу навалять - я, так и быть, его тебе одолжу для этой цели.
        - Не надо, - слабо улыбаюсь я, радуясь, что мы съехали с зыбкой танцевальной темы, - Алин, а ты почем квартиру хотела сдать?
        Подружка смотрит на меня испытующе, кажется, уже поняв, с каким предложением я хочу к ней подкатить.
        Нет, конечно, говорят, что друзей и денежные дела нужно разводить в стороны, но с Алинкой мы съели куда больше, чем пуд соли.
        Да и идти мне сейчас некуда. Жить в нашей с Дэном квартире, пока нас не разведут? Может, еще и на «брачном ложе» спать? На том самом, на котором он Людочку так старательно наяривал!
        - Ну, можем и договориться, - хмыкает Алинка задумчиво, и я понимаю, что мне таки есть где кинуть кости, - ты уверена? Точно к Дэнчику обратно не убежишь?
        - Ты издеваешься, да? - хмуро интересуюсь я.
        Конечно, да, она издевается.
        А потом вытягивает из кармана джинс ключи и подталкивает ко мне.
        - Живи, киса, только счета по коммуналке оплачивай, - фыркает она, - и Мандарин остается на тебе, я пока боюсь его перевозить. А вдруг передумаю? Чего коту стресс устраивать? Только вискасом его кормить не вздумай. Он у меня на холистиках сидит.
        - Берешь аренду за квартиру кошачьим кормом? - я фыркаю, но потом поддаюсь скребущейся под дверью совести. - Алин, я так не могу, давай лучше ты нормальную цену назначишь. Я ведь не нищеброд, и…
        - Вот когда я решу остаться у Акура насовсем - мы с тобой и поговорим за цену, - вздыхает моя чрезмерно щедрая подружка, - а пока… Я говорила - я боюсь. Если мне приспичит возвращаться, лучше будет, если это будет все-таки не в сданную квартиру. С тобой-то мы разберемся если что.
        Ну, если так…
        Совесть моя по-прежнему поскребывается, но уже не так настырно.
        В конце концов, я знаю Алинку, навязать ей что-то, противоречащее ее капризу, нереально.
        - Только учти, - Алинка щелкает по ручке своей чашки длинным ноготком, - неделю назад и сверху, и снизу сняли квартиры. Понятия не имею, кто там, гастролеры какие-то. Но они очень шумят по вечерам. По-очереди. То снизу, то сверху. Баб водят. За неделю ни разу не повторились. Так что, честно скажем - тихими соседями я похвастать не могу.
        - Я переживу, - я устало пожимаю плечами.
        Главное чтоб соседями не были Людочка и мой дорогой пока еще не бывший муж!
        3. ЭМИЛЬ. ЗАМАНЧИВЫЙ ПРИЗ
        - Смотри, смотри, Эмиль, там та девчонка!
        Острый локоть Эрика тыкается Эмилю между ребер, и ему приходится бросить скучающий взгляд вниз. Иначе итальянец попросту не отвяжется.
        Там, у ярко-синей, стильной, но такой бабьей тачки действительно обнимаются две девицы. По-дружески и весьма невинно. И чего в этом такого уж особенного, что нужно мешать друзьям курить?
        Эмиль молчит, выдыхая из груди горьковатый дым сигареты. Паршивой сигареты, но на то, чтобы приглушить досаду от очередного облома, она Эмилю сгодилась.
        - Зачетная же попка у нашей феи, - возмущенный такой сухой реакцией, продолжает Эрик.
        Кажется, у русских есть поговорка «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало». Эмиль её адаптировал под себя - пусть себе Змей пускает слюни на баб, лишь бы мой мозг до конца не выклевывал.
        Девчонки и вправду были очень даже. Обе - стройные, одна - уже знакомая Эмилю соседка снизу, приходила ругаться на слишком громкие громыхания гантелей об пол.
        Полы в этих русских квартирках будто из бумаги склеивали. Один вопрос - как не проваливались.
        Брюнеточка, та самая, на которую перевозбудился побратим Эмиля, стоит спиной к их балкону. И по спине по этой живописно рассыпались темно-русые волосы.
        Нужно сказать, задница у этой девчонки и вправду была шикарная. Правда, чтобы разглядеть её под тем мешком, что она на себя напялила, Эмилю еще в лифте пришлось поднапрячь собственное зрение.
        И кто позволил женщине с настолько красивой задницей выйти из дома, нацепив на бедра эту половую тряпку?
        Мешковатая, из темно-синей джинсы юбка, способная испортить даже такую шикарную пятую точку.
        Нет, Эмиль в курсе, что не все дамочки носят мини - и это они зря, тем более - жарким летом, но то, что надела эта мышка, было жесточайшим надругательством над женской одеждой.
        - Давай, отдай должное моему хорошему вкусу, - теребит Эмиля за локоть неугомонный Змей, - скажи же, эта попка создана для постели.
        - Ничего такая, - лениво роняет Эмиль, тем более что итальянец знает - большего одобрения от Эмиля он не получит. У шведа было с чем сравнивать, он для себя эталон избрал.
        А Эрик… Этот вообще, по мнению Эмиля, страдал особой формой близорукости, затаскивая в постель буквально каждую смазливую бабу, что попадалась ему по пути.
        Самый главный критерий пригодности для секса - чтоб были совершеннолетние. Уже это по меркам Эрико Лусито является поводом рассмотреть их как объекты для траха. Ему многого не надо было. Ему надо было многих. И желательно - при минимальном перерыве. Трехдневный недотрах для итальяшки всегда оказывается нестерпимой пыткой.
        - Ничего? - Эрику, кажется, по-настоящему скучно, потому что в любой другой ситуации он в бутылку бы не полез, а сейчас вроде как вошел в раж. - Да ты просто надеешься сам её первый поиметь, вот и строишь из себя. Я бы засадил между этих булочек хоть сейчас.
        - Ты еще погромче поори, чтобы она ничего не услышала, - ухмыляется Эмиль, сбрасывая окурок в консервную банку на углу балкона.
        Предупреждает он, конечно, зря - весь разговор велся на итальянском, благо Эмиль его учил еще в школе. Не сказать, что хорошо знал, но для общения со старым другом ему хватало.
        Эрик наблюдает за девчонками, вслушиваясь в их треп. Пристально. Придирчиво щурясь на брюнеточку, такую сейчас далекую.
        - Она же не живет здесь, - резонно напоминает Эмиль, - вот сейчас она наобнимается с подружкой, сядет в машинку и свалит. И когда она здесь в следующий раз появится - у тебя уже член отсохнет от ожидания.
        - Ну и за кого же ты меня держишь, Эмиль? За идиота? - покачивает головой итальянец. - И к твоему сведению, уедет сейчас она, - палец моего друга тыкает в блондинку, - а сеньорита Горячая Попка останется в её квартире, будет кормить кота и поливать кактусы. Так что я её отжарю. Не позднее, чем завтра.
        Нет, дело не в том, что разговорный русский у Змея лучше, чем у Эмиля. А в том, что у него длиннее уши. Эмиль же был в глубокой прострации, не подслушивал болтовню баб у подъезда.
        В списке осталось двенадцать фамилий. И если он не найдет лису этим летом - то придется признать - он совсем её потерял. И нет ни малейшего шанса её разыскать!
        - Делать тебе нечего, да, Змей? - Эмиль покачивает головой, тяжело опираясь на балконные перила. - Мы ведь сюда не только на твои блядки приехали. Помнишь?
        - Спасибо, что напомнил, - хохочет Эрик в ответ, - о, рыцарь печального образа, гоняющийся за светлым образом безымянной девчонки, которую «ты хотел как никого в жизни»?
        - Паскуда ты, Змей, - кисло роняет Эмиль. Если бы этот мерзопакостейший персонаж не был его другом несколько лет кряду, он сейчас получил бы по зубам. Но он не получил, и точно знал, что не получит, потому и зубоскалил.
        Та Самая. Лисица с рыжей гривой, в блестящем платье. Вертлявая девчонка из клуба в Берлине, которой хватило дерзости и запала целый танец разделить с Эриком и Эмилем. Он совершенно не помнил её лица, и это была самая большая проблема его поисков. Ему было плевать, впрочем. Её он был согласен искать хоть до старости. Её он не променяет ни на кого. Даже на эту, чрезвычайно горячую тихую мышку.
        Обижаться на друзей было тупо. Потому Эмиль и не обижался.
        И все же выпады в сторону его Лисы неизменно выводили из себя. Он и так помнил слишком мало о том вечере. Даже имени её не звал, прозвав про себя Лисой только за цвет волос, который еще и не сам вспомнил.
        Хотя даже если бы Лиса тогда выбрала Змея… Эмиль бы добрался до неё позже. Или все-таки сломал итальянцу что-нибудь, обеспечив ему техническое поражение.
        Только она предпочла сбежать.
        - И кстати, в постели твоя Та Самая может быть тем же бревном, что и Фрида, - язвительно добавляет Змей, все-таки приближаясь к критичной границе непозволительно близко.
        - Не бывает женщин, что плохи в постели, - философски пожимает плечами Эмиль, - бывают неискушенные и необученные. Я люблю… учить.
        Не говоря уже о том, что одно из немногого, что сохранилось в памяти Эмиля о том вечере - это чувственность той дерзкой и такой хрупкой нахальной девчонки.
        Хотя, было и кое что еще, куда более годное для того, чтобы считаться «особой приметой»
        - Ну-ну, - Змей скалится во всю свою наглую белозубую пасть, - ты хоть помнишь, что именно скрывается у сеньорит под юбкой? Сколько лет ты носишься за своим миражом? Да, девчонка была незабываемая, но она уже наверняка второй раз замуж вышла, третьего ребенка под сердцем носит, ни о тебе, ни обо мне и не думает. Какой смысл в том, что до остальных женщин ты снисходишь раз в месяц, и то по острой нужде? Какие уж тут умения, или ты до сих пор предполагаешь, что женщина - как велосипед, с одной научился - с другими проблем не будет?
        Нет, итальянец так старательно нарывался, что игнорировать это становилось все сложнее. Раз в год и Эмиля Эрику удавалось доконать.
        - Знаешь что, ты уже охренел до крайности, - раздраженно бросает Эмиль, разворачиваясь к этому наглому ублюдку, который каким-то образом затесался в его друзья, - так что я тебя, пожалуй, хочу наказать. Поимею эту твою Горячую Попку раньше, чем ты. И можешь валить в монастырь, оплакивать весь свой нахрен никому не нужный опыт.
        - А как же твоя Та Самая, кроме которой ты никого не хочешь? - язвительно ухмыляется Эрик, явно уже прикидывающий, какие именно методы совращения применить к той брюнеточке.
        - Она мне точно не предъявит за то, о чем не узнает, - отрезает Эмиль, - хотя, если ты не отвечаешь за свой базар, Змей, я, так и быть, тебя пожалею. Только сразу признай весь свой треп петушиным кукареканьем и ничем другим.
        - Иди ты в задницу, - огрызается раздосадованный Эрик и тянет Эмилю руку, чтобы скрепить пари.
        Девчонки там внизу наконец расклеиваются и расцеловываются.
        Эмиль же пристально смотрю на фигурку ежащейся брюнеточки в темно-синем свитерочке, провожающей взглядом отъезжающую тачку. Ничего, мышонок, скоро отогреешься. В постели Эмиля Бруха, разумеется.
        4. НАСТЯ И ЭРИК. ЭТОТ НАГЛЫЙ ЗМЕЙ
        Нет, ну какие же наглецы!
        Слов никаких не хватает.
        Они стоят не выше третьего этажа и во весь голос обсуждают меня, мою пятую точку, и то, как быстро они меня поделят пополам. Да еще так страстно, громко, не приглушая голосов - аж эхо раскатывается по небольшому дворику Алинки.
        Так и хочется развернуться, чтобы вслух, на русском разговорном послать их к чертовой бабушке, да как-нибудь с подвыподвертом, чтоб не простая бабушка, а пятиюродная. Чтоб подальше идти пришлось!
        Поспорили они на меня, ага.
        Еще расписание, небось, составят, когда ко мне заходить, мозг выносить. И прибили бы его на дверь подъезда, чтобы все соседи смогли с ним ознакомиться, так же как и с их гнусными планами на мою пятую точку.
        Мне приходится себе напомнить, что делают это два наглых типа хоть и вслух, но все-таки на итальянском. Его довольно сложно понять вот так, слету. Да что там, даже я, три года потратившая на изучение этого языка, понимаю его не так хорошо, как хотела бы, особенно когда мой собеседник говорит с настоящей итальянской экспрессией. Половину слов этих мудаков с балкона я не разбираю, но ключевое все-таки выхватываю.
        Моя попа - класс. Меня надо срочно трахать. И они не могут договориться, кто из них это будет делать первым, поэтому готовы поспорить! Волшебно, не так ли?
        Язык я учила в рамках саморазвития, чтобы не выслушивать возмущенное ворчание Дэна. Его ведь не устраивало, такого крутого блогера, известного повара и «мечты любой женщины» такая посредственная жена, без нормального хобби и стремления к этому самому саморазвитию.
        Танцы за хобби не считались. Тем более - за нормальное. Да и не было их в моей жизни к тому времени, как Дэн озаботился моим саморазвитием. Не было и не светило вернуться обратно. А вот изучение языка Дэн одобрил и даже разыскал мне учителя - древнего старичка, к которому ему, видимо, не получилось приревновать. Не так далеко от дома, но все равно, полчаса на автобусе туда, полчаса обратно, и два часа занятия.
        Почему я выбрала для изучения именно итальянский? Ну… Потому что. Так захотелось. Просто так! А я говорю, просто так!
        Дэн находил, что испанский перспективнее, но в общем и целом, и итальянский его тоже устроил. Жена саморазвивается - уже спасибо. Что еще надо?
        Интересно. Получается, по три часа три раза в неделю меня по вечерам дома не было. И если так припомнить - он иногда в такие дни менял постельное белье, ругаясь на мою нерачительность. Мог ли он уже тогда?..
        Мог! Так утверждает внутренняя ревнивая гадина, которая готова видеть измену в каждом случайном лайке какой-нибудь крашеной сучке из инсты. А уж три часа вне дома, да еще и сам муж спровадил. Да что же это, как не залет?
        Это же только догадка!
        Но зато какая!
        Спрошу на досуге. У Людочки. Она-то, поди, не соврет побежденной сопернице. Главное, чтоб не приукрасила.
        Я забываю о двух наглецах с балкона. Я даже не смотрю на них, мне не интересно, как они выглядят. Оба пойдут в самом нецензурном направлении, если вздумают ко мне подойти.
        Вот им будет облом-то, в их споре.
        Никому не дам выиграть. Пошлю всех. И пусть мальчики обломятся и за себя, и за Дэна.
        Именно такие мысли меня и занимают, когда я, с ненавистью вытаптывая ступеньки своего нового пристанища, так отчетливо представляя вместо бетона под своими ногами лицо сучки-Людочки, что аж шумит в ушах, поднимаюсь в Алинкину квартиру. Вперед, конечно, не смотрю. Зачем? Я этот подъезд еще со школы дотошно знаю, даже сколько ступенек в каждом лестничном пролете…
        Ох-х…
        Впилиться с размаху в твердую мужскую грудь своей… своим… недоразумением едва-едва второго размера - оказывается не столько больно, сколько внезапно.
        Нашла коса на камень, и все такое. Он сбегал вниз и тоже не подумал притормозить.
        Я отшатываюсь от неожиданности, чуть не оступаюсь на ступеньке, и…
        Крепкие, сильные руки в лучших традициях жанра ловят меня за талию.
        - Фея, моя фея, не стоит так буквально падать к моим ногам, мне будет достаточно, если ты аккуратненько встанешь на коленочки, - нахально заявляет итальянец, второй раз за эти сутки прижимая меня к себе.
        Ох-х…
        Ох-х, как много я хочу ему сказать - этому озабоченному, что так скабрезно отзывался о моих тылах! О моих! Скромных! Тылах! О которых вообще не полагается говорить таких пошлостей!
        Ух, я ему сейчас как скажу! Все скажу! И куда ему запихнуть эти свои бицепсы… Красивые, кстати. Рельефные абсолютно естественно, как…
        Как у танцора, который просто живет в спортивном ритме, и подбрасывает свою партнершу в воздух над собой, и крутит её в своих руках всеми возможными способами по четыре часа из восьми ежедневных тренировочных.
        Коим собственно Эрик Лусито и является...
        Горбатого могила исправит - а у меня тут же перед глазами пронеслись все те поддержки и танцевальные связки, что мог проделать этот парень с девушкой. И это неожиданно прокатывается по крови горячим шумом…
        Дэнчик тоже держал себя в форме - больше половины подписчиц его канала приходили посмотреть на мужика на кухне, который еще и готовит в майке с отличным видом на рельефные плечи…
        Да что там, я тоже любила на него пускать слюну. Он с девятого класса был самый горячий парень в школе, которого хотели даже до того, как это одобрялось законом.
        Только… Дэн был не танцор. Это было другое.
        - Сеньорита?
        - А?
        Я понимаю, что самым безнадежным образом зависла, таращась в одну точку.
        Так, долой из головы Назарова!
        И чертова итальянца тоже… К черту! Сейчас только в глаза его посмотрю, и как пошлю…
        Ага, сейчас. Ступор продолжается, и моя оторопь продолжается.
        Он так близко! Он же не может меня не узнать!
        - Ты ведь узнала меня в лифте, так, фея? - тем временем итальянец вдруг решает припомнить детали нашей первой встречи и рокового щипка и начать атаку. - Возможно, мы знакомы?
        На него я смотрю долгим и испытующим взором.
        Нет, ну, конечно, чего я ожидала? Что он будет помнить всякую пьяненькую танцовщицу, с которой когда-то зажигал? Шесть лет - слишком долгий срок, чтобы держать случайные интрижки в памяти. Тем более, секса не было, помнить нечего. Надо принять как факт - забыли. Бывает.
        Эх. Хотелось бы, чтобы хоть один из них запомнил меня так же сильно, как их обоих запомнила я.
        Честно говоря, мне становится настолько обидно, что я даже не желаю договаривать. Просто молча разворачиваюсь и шагаю к синей двери Алинкиной квартиры, которая теперь перешла в мое пользование.
        Ужасно грустно ощущать себя такой дурочкой. Кто бы мне сказал, зачем я-то их помню? Еще бы не помнить - так часто мне снились. Да еще и заходя дальше, чем у нас зашло тогда.
        Поди потом объясни дорогому мужу, чего это я проснулась среди ночи такая возбужденная и хочу прямо сейчас, и можно без прелюдий...
        Ну и…
        Ну и плевать на них на всех. И на этого чертового Змея особенно. Не узнал - так не узнал, тоже мне горе. И что бы я ему сказала, если бы узнал? А сколько скабрезных шуточек он смог бы отпустить по этому поводу? Вот то-то и оно!
        Я вожусь с ключами - основной замок очень тугой и категорически не желает проворачиваться. И все это время, пытаясь не пыхтеть при проворачивании ключа, я искренне надеюсь услышать за спиной шаги убирающегося итальянца. И я их слышу. Только не удаляющимися, а наоборот.
        - Ах, какая невоспитанная сеньорита, - насмешливо цокает за моим плечом, чтоб ему провалиться в свою родную Катанию, чертов Змей, - ни поздороваться, ни представиться, ни даже поблагодарить спасителя. Дай угадаю, крошка, помощи просить ты тоже не умеешь?
        Я высокомерно его игнорирую, но мою ладонь накрывают жесткие пальцы.
        Да, в отличии от меня Змей с танцами не завязывал. Это ощущается в плавности и жесткой непоколебимости его движений. Ох, я знаю этот тип партнеров - диктаторы, парализующие одним только взглядом.
        Он всегда держит тебя жестко, высасывая душу впившимися в твое лицо глазами, всегда диктует тебе свои условия. Да, он подаст тебя. Продаст по самой дорогой цене, которую только можно взять за тебя. Да, все будут тебе рукоплескать. Но только если все будет так, как захочет он…
        Его пальцы крепко сжимают мои, а потом надавливают сильнее и… Ключ проворачивается, и замок предательски щелкает - не мог открыться парой минут раньше, да? Теперь придется оборачиваться и хотя бы говорить дурацкое спасибо.
        Или не придется…
        Змей остается за моей спиной, склоняется ближе к самому уху, переходя на горячий шепот.
        - Ну вот, я снова тебе помог, сеньорита, - сладко шипит мне этот аспид, - и ты даже не скажешь, кто ты такая и откуда меня знаешь? Позволишь мне самому тебя вспомнить?
        Нет. О нет, я бы все-таки этого не хотела!
        - Ты любишь танцы, да, крошка? - это он даже не спрашивает, он это утверждает. - Любишь, конечно, откуда еще ты можешь меня знать. А может, ты моя фанатка? Из тех, что бросают мне трусики на паркет после окончания выступления? Знаешь, я оставляю на память самые красивые. Какие были твои? Я уверен, мы с тобой их вместе разыщем в моей коллекции. И даже договоримся о цене за их возвращение. Ну же, признавайся. Хотя можешь просто кивнуть. Я понимаю, ты стесняешься такой страсти…
        Его вкрадчивый шепот как яд, пробирается в кожу, проникает в кровь, заставляет мои щеки не просто краснеть, а пылать, с таким жаром, что можно обжечься.
        Боже, какой же он извращенец… И те дурынды, что расстаются с нижним бельем таким эксцентричным способом.
        Но…
        Он думает, что и я такая?
        Я резко разворачиваюсь на каблуках, чтобы высказать этому наглецу все, что я о нем думаю, но сразу нужные слова не находятся, а пока я возмущенно хватаю ртом воздух - Эрик все понимает и сам.
        - Нет? Ты не из плохих девчонок, крошка? - он ловит длинными, такими чувственными пальцами мой подбородок и задумчиво заглядывает мне в лицо. - Знаешь, так сразу и не скажешь, что ты из хороших. В тебе есть потенциал. Очень большой потенциал.
        Можно ли считать за проявление потенциала тот танец в Берлине? Или я слишком прямо все трактую?
        - Уберите от меня руки, - я топаю ногой и с огромным удовольствием приземляю туфлю на носок итальянца. Наступить танцору на ногу - это все равно, что дать в поддых, даже, возможно, эффективнее. Наши стопы гибче, пластичнее, и как следствие - и чувствительней.
        - Мы даже не познакомились, крошка, - Эрик укоризненно морщится, игнорируя боль и продолжает задумчиво вглядываться в мое лицо, - скажи мне имя, будет проще вспомнить, где же я с тобой пересекался раньше. Я ведь не мог забыть тебя с прошлого лета. У тебя слишком красивые глаза, чтобы я их взял и забыл.
        Ну, забыл же.
        Он был здесь прошлым летом?
        Интересно, чем же он тут занимается второй год подряд?
        Выступает? Но разве в этом случае не гудела бы вся танцевальная тусовка? Эрик Лусито, Катанийский Змей - чемпион последних двух лет во всех танцевальных турнирах Европы и Америки. Он снимался в нескольких клипах самых горячих американских певичек, отыгрывая их партнера. Говорят, кто-то из голливудских режиссеров очень хочет опробовать его и как актера. И о его приезде в Москву молчат?
        - У меня обычные глаза, - сухо отрезаю я, пытаясь увернуться от прикосновений его пальцев, - оставьте меня в покое, пожалуйста, я не собираюсь с вами…
        Я не успеваю договорить свое «Даже знакомиться», потому что Эрик меня самым вопиющим образом перебивает. Причем так убежденно, что даже вклиниться в его речь не представляется возможным.
        - У твоих глаз, крошка, редкий оттенок, как у моря в Кала-Лунго. В них виден твой характер и хорошо читается чувственная сущность. Когда ты вот так щуришься - видно, что ты чрезвычайно упрямая и терпеть не можешь проигрывать. У тебя длинные ресницы, и я вижу, ты не пользуешься этой косметической дрянью, чтобы их подкрасить, так что эти реснички - твое естественное богатство. Крошка, если я говорю, что у женщины красивые глаза…
        - Значит, ничего другого красивого ей не досталось? - перебиваю я, пытаясь хоть на секунду перехватить руль в этой беседе, но Эрик укоризненно покачивает головой.
        - Неправильный ответ, сеньорита, - мягко отзывается он, - это значит, что глаза у этой женщины по-настоящему бесподобны. А все остальное… - Змей опускает глаза и нагло ухмыляется, - я еще просто не оценивал.
        - Эй, - я снова краснею и торопливо скрещиваю руки на груди, - лучше смотрите в глаза!
        - Стесняешься? - мужчина склоняет голову набок и милостиво переводит свой взгляд обратно. - Хочешь, расскажу тебе, чем хороша твоя грудь, сеньорита? И что бы я с ней сделал прямо сейчас? Или…
        Теплый большой палец его ладони, касается моих губ и у них же замирает. Будто в ожидании моего разрешения.
        - Может, мне лучше тебе все это сразу и показать, а, крошка? - снова склоняясь к моему уху, шепчет этот наглец.
        Боже, сколько мурашек бежит по коже.
        И…
        Нет, не пошел бы он?
        Я впиваюсь зубами в мужской палец, тот самый, что остался у моих губ, с одной только целью их раздразнить. И прикусываю его достаточно сильно, чтобы мужчина от неожиданности все-таки отшатнулся.
        - Vaffanculo, Serpente![2 - Vaffanculo, Serpente! (итал.) - пошел ты к Дьяволу, Змей!] - рычу я, надеясь, что этого итальянского посыла достаточно, чтобы он все понял. А потом все-таки нажимаю на ручку, бросаюсь в прохладу спасительной квартиры и со всей кипящей в моей крови злостью хлопаю дверью.
        Покажет он мне, ага. Он меня даже не помнит!
        5. ЭРИК. БЕЖАТЬ НЕКУДА, КРОШКА
        Ладонь Эрика врезается в косяк, но поздно - дверь захлопывается перед самым его носом. Триумфально щелкает замок, пряча девчонку за надежной преградой.
        Ускользнула!
        Тяпнула за палец как маленькая кусачая собачонка и нырнула в свое убежище быстрее ящерицы с оторванным хвостом.
        И чего она этим добьется, если ближайшие три недели Эрик все равно будет тут, этажом ниже, и никуда-то она от него за это время не денется? А может, малышка таким образом пытается набить себе цену? Ну, конечно. Известное женское убеждение утверждает, что если откажешь мужчине раза три - он будет исходить на слюни и виться у её ног послушной веревкой. Две из трех рассчитывают, что уж они-то окрутят Эрика Лусито насовсем, заставят остепениться. И эта туда же.
        Столько баб Змей в своей постели сменил, а этой вдруг внезапно должен проникнуться?
        Ну-ну, крошка, мечтай и дальше, это не вредно.
        Сколько бы она ни строила из себя невесть что, а места дальше постели в жизни Эрика Лусито ей не полагалось.
        Сейчас она сбежала, но времени у Эрика будет предостаточно. И ох, как она поплатится за этот свой укус, Змей будет не Змей, если не вытрахает из этой дерзкой бамбины последние звуки, на которые она только будет способна.
        Чтобы неделю не смогла разговаривать.
        Только это обещание, данное самому себе, и помогает пережить сам факт того, что с сегодняшним стояком Эрика разбираться придется не губкам упрямой девчонки. Вот ведь…
        Нашло же, как только увидел её гибкую спину, и плавный абрис шикарных ягодиц. Такую женщину только на кровати выгибать, да любоваться её шикарной фигурой при всяком толчке в жаркое тело. Под мягкую симфонию её развратных стонов.
        Нашло и никак не может отхлынуть.
        Увы, увы.
        Симфонический концерт для местных соседей сегодня давать никто не будет. Господа слушатели могут выдохнуть, они сегодня выспятся.
        За спиной Эрика в драматичной тишине и величавой поступью спускается его светлость, первейший мерзавец города Гетеборга. Разумеется - он все это время стоял на своей площадке, двумя пролетами выше и слушал, к чему же придет его соперник по пари с их секси-закладом. Еще и курил - по крайней мере спускается он с сигаретой.
        Нет. Он не смеется. Он выше этого. Но, мадонна, какая же у него сияющая морда. Как он доволен поражению Эрика! Лучший друг, ни больше не меньше.
        - Если ты только хмыкнешь, я дам тебе по морде, - предупреждает Эрик, все еще ошалело растирая прокушенный девчонкой палец. Один смешок Эмиля стоит долгого хохота за спиной у многих других.
        - Ну что ты, друг, - скалится Эмиль, приостанавливаясь посередине пролета и сминая в пальцах остаток своей дотлевающей сигареты, - как можно радоваться твоей беде? Я всего лишь восхищаюсь этой отважной мышкой. Я бы твои пальцы кусать не стал. Сначала бы спросил справочку от врача, вдруг ты заразный?
        Нет, все-таки так лучше, стократ. Так Эмиль хоть походил на живого человека, а не на мертвеца, которого забыли закопать, и он так и бродит неупокоенным среди людей. В последнее время он все сильнее становился именно таким. Как и всегда, когда мы возвращались в Россию и он снова брался за свои поиски. Но в этот раз как-то острее.
        Эрик надеялся, что со временем его друга отпустит эта навязчивая мысль, одержимость той девчонкой. В конце концов, Эмиль и Эрик были друзьями слишком долго, и Эмиль Брух мог выбрать себе любую, ни одна бы не отказала, и забыться мог с любой.
        Но в его списке оставалось все меньше фамилий, все больше кандидаток оказывались не теми, а сам Эмиль мрачнел день ото дня, будто та девчонка на самом деле оказалась какой-то сиреной, приворожившей шведа этим танцем и высасывающей из него душу на расстоянии.
        Это пари и затевалось только для развлечения, ни для чего больше. Если бы Эрик натурально просто хотел эту конкретную малышку - он бы Эмилю её даже не показывал. А тут девчонка попалась сочная, интересная, непростая, было бы хорошо, если бы Эмиля она смогла развлечь. Может, тогда он сможет уже принять как факт - если не судьба ему найти ту свою Лисицу, то и черт бы с ней. Свет клином не сошелся.
        - Ну, что скажешь? - Эмиль усаживается на ступеньку, покручивая в пальцах зажигалку. - Успел что-то понять о нашей цели?
        - Тебе нужны мой подсказки, друг? - язвительно хмыкает Змей, опираясь локтем на перила. - Все-таки хочешь сдаться?
        - Что-то принципиальное, - Эмиль ухмыляется, в своей выразительной манере одной только игрой бровей договаривая, куда Эрику стоит запихнуть все свои подсказки. В плане обольщения женщин методы друзей разнились в корне.
        - Ну, она замужем, - неторопливо пожимает плечами Эрик, - кольцо на правой руке я успел заметить.
        Возможно, для кого-то иного это был бы повод отказаться от пари, проявить чудеса моральных принципов. Но Эмиль, как и Эрик, подобной гадостью особо обременен не был. Не говоря уже об его жестком убеждении, что если у его огненной лисички - той самой, что он еще не нашел, но она уже была его, по непоколебимому убеждению Эмиля - вдруг найдется муж, любовник, жених, или любой другой мужчина, занимающий место в её постели - то он и подвинется?
        И подвинется, и из жизни девушки вылетит, как пробка от шампанского.
        Так же дела обстояли и с новой целью Эрика. Ему было плевать на обнаруженную на пальце девушки обручалку. Её мужу придется потерпеть. Все, что Эрик мог ему предложить, - пару мастер-классов на тему, как эффективнее ублажать его женушку. Но пока сам Змей с ней не наиграется, этот лузер обойдется и собственной рукой. Да хоть обеими - сам тупица, раз выпустил женщину с такой шикарной попкой из дома.
        - Ах, да, девчонка - моя фанатка, - добавляет Эрик, пихая Эмиля кулаком в плечо, - она знает меня в лицо, знает мое прозвище, знает мой язык. Сдавайся, друг, я все равно её выиграю…
        - А еще она знает о нашем с тобой споре, баран, - язвительным эхом откликается Эмиль, - и, судя по всему обиделась. Я же тебе говорил - ори потише. Смотри, какая умница нам попалась. С любовью к языкам.
        - Надеюсь, её язык окажется таким же любвеобильным, - с ухмылкой откликается Эрик, а потом косится на друга, - ты ведь не предлагаешь мне отменить наш с тобой спор, раз девчонка в курсе?
        - Не-е-ет, - швед неторопливо покачивает головой, - так даже интереснее. И потом - я с ней еще даже не познакомился.
        В глазах Эмиля горят предвкушающие огоньки…
        6. НАСТЯ И ЭМИЛЬ. ЗАВТРАК ДЛЯ МЫШКИ
        Утро.
        Мерзопакостное, серое, промозглое. Отвратительное, как мое настроение.
        Работа.
        Нужно идти на работу. Делать хорошую мину, и хотя бы не швыряться в Назарова всеми вещами, что мне попадаются под руку. Жаль. На моем рабочем столе есть такой крутой дырокол!
        Зубы я чищу с таким остервенением, будто пытаюсь через рот вычистить всю пакость, происходящую в моей голове.
        У нас столько всего было! Мы через столько вместе прошли. Я думала…
        А, к черту. Не буду я думать, что я о нас думала.
        Нас нет.
        Денис Викторович изволили нас угробить.
        И бла-бла-бла, в любом конфликте виноваты оба, но не было у нас такого конфликта, после которого было бы нормой пойти и с кем-нибудь просто потрахаться.
        Когда я выхожу из ванной, до кухни дойти не успеваю - что-то стукает в оконное стекло со стороны балкона в спальне. Что там? Птица в стекло врезалась?
        Мандарин, перепутав себя со сторожевой собакой истошно вопит у балконной двери, мне мерещится какое-то мельтешение, но пока я вожусь с раздергиванием тяжелых штор - птица ли, гаргулья ли - кто бы это ни был успевают с балкона свалить.
        Я выхожу наружу, в промозглое утреннее лето, зябко кутаясь поглубже в свою длинную полосатую пижаму. Что это все-таки было? И что за запах? Выпечка? На третьем этаже? Не припоминаю в такой близости от Алинкиного дома никакой пекарни.
        Алинка ремонтировала свой балкон так, чтобы теплым летом на нем можно было встречать рассвет и провожать закат. Тут милые кованные перильца, плитка под моими босыми ногами напоминает о том, что мои любимые меховые тапочки остались в «семейной» квартире, и столик есть в углу, со стульчиком. Чтоб почитать, или в ноут потупить. Только сейчас на столике…
        Откуда? Аист принес?
        Я недоверчиво шагаю ближе к столику. Белая чашка с брутальным черепом дымится и соблазняет меня свежим кофе - то ли с молоком, то ли со сливками, а на белом блюдечке рядом лежат три аккуратных розочки из сдобного теста, на весь балкон источающих запах корицы. Я трогаю пальчиком осторожно - теплые. Еще теплые? Серьезно?
        Под чашкой лежит аккуратная визиточка. Точнее - просто кусок белого картона, и на ней красиво и от руки выведено «Emil» и десять цифр под ним.
        Так странно знать , что я ни за что не признаюсь ему, откуда именно я знаю и его, и Змея. Ну, как вы себе это представляете?
        Эй, привет, помнишь меня, мы в Берлине чуть прямо на танцполе тройничок не устроили? Да-да, та самая, что крутила задом и перед тобой, и перед тем итальяшкой.
        Уф-ф, не! Алинка бы так сказала. Она еще бы и расхохоталась в довесок, и локтем собеседника пихнула, мол, у нас есть общее прошлое, давай скрепим его еще и общей попойкой. Алинке было не сложно махнуть автостопом в другой город, и пусть папа по возвращении полдня гоняет непутевую едва-едва справившую совершеннолетие доченьку ремнем по двору. И со мной на соревнования она ездила всегда. Всегда! Без исключения. До самого последнего моего конкурса, за три недели до моей свадьбы. Того, из-за которого и свадьбу-то чуть не отменили. Только в последний момент Дэн у меня вымолил прощения за тот скандал, когда разнес мою комнату в хлам, за размитый попутно привезенный мной с этого соревнования хрустальный кубок.
        Упрашивал не рушить то, что мы столько времени строили.
        Почему я повелась? Почему все-таки отказалась от того, что делало меня мной?
        От того кубка осталась только золотистая крышечка с танцующей парочкой. Её я оставила у мамы. От греха подальше. Тем более, что скандалы о моем «непристойном прошлом» повторялись с завидной регулярностью.
        Булочки пахнут просто изумительно. И кофе…
        По уму, надо все это вернуть этому мерзавцу, он ведь тоже на меня поспорил, но…
        Но в холодильнике повесилась мышь. Вчера я весь вечер провалялась, слепо таращась во включенный телевизор. Было какое-то шоу, но я не помню ни слова, что они там говорили. Когда вспомнила про еду - ближайший супермаркет был уже закрыт.
        Ну, если не вернуть - можно сказать спасибо. А заодно узнать, как он это провернул.
        Я возвращаюсь в квартиру, быстренько переодеваюсь - если уж мне накрыли стол на балконе, там я и буду завтракать, и беру с собой телефон. Немножко замираю перед тем, как набрать номер.
        Кстати наш, русский. Нет, оно правильно, зачем тратить деньги на международный роуминг если можно достать местную симкарту?
        - С добрым утром, мышонок, - мягко перекатывается у моего уха густой мужской голос. С акцентом, но все равно такой глубокий, аж до пяточек пробирает.
        - Мне казалось, Карлсон должен съедать все мое варенье, а не забывать свои булочки на моем балконе.
        В трубке раздается тихий смешок.
        - Карлсон может и повзрослеть, и в этом случае ему уже нужно будет исхитриться, чтобы заполучить номер девушки, а варенье - варенье он и сам может сварить. По бабушкиному рецепту. Да и булочки испечь - это не землю спасти от метеорита. Так, только пораньше встать.
        Но ведь встал же. Наверное, именно поэтому я и не отнесла его кофе с этими коричными завитушками ему под дверь.
        За пять лет супружеской жизни Дэн не заморачивался даже яичницей на завтрак. Максимум - бутерброд намажет. А тут булочки. Теплые. На халяву. А добавки можно?
        - Ну что ж, с миссией достать мой номер ты справился. Какой пункт по соблазнению дальше в твоем плане? - интересуюсь я деловито, украдкой отщипывая самый краешек коричного теста. Маленький, чтобы не чавкать в трубку. Нет все-таки у меня слипнется. И попа этого не переживет и от обиды разбухнет. Но как же вкусно…
        - Начать с извинений, например? - спокойно откликается мой собеседник. - Ты ведь наверняка дуешься, мышонок.
        - Настя, - по инерции поправляю я и тут же прикусываю кончик языка. Ах, ты ж, прощелыга! И ведь я четко уловила еще один смешок с той стороны трубки. Значит, все идет по его плану. И в отличии от своего бесстыжего приятеля, у шведа, что идет в обход, есть уже и мой номер, и мое имя.
        - Значит, прими мои извинения, Настя, - мягко и слегка снисходительно продолжает Эмиль, - меня и моего друга вчера занесло, ты ведь не хочешь быть никаким призом ни в каких играх, не так ли?
        Все-таки этот голос ему дали тролли. Или фэйри. Или кто там очаровывает несчастных смертных в Швеции и уводит их в Страну за радугой?
        - Сейчас ты пригласишь меня на ужин? - булочка под моими пальцами тает ужасающе быстро. - Разумеется, чтобы компенсировать мне непоправимый моральный ущерб, нанесенный тобой и твоим другом.
        - М-м-м, - я ставлю себе галочку, по скольку Эмиль все-таки теряется. В этой части диалога, видимо, девушка начинала набивать себе цену и отчаянно изображать страдающую, - вообще-то хотел пригласить тебя на мастер-класс. Кулинарный. Научу тебя печь эти самые булочки.
        - Тоже по рецепту твоей дорогой бабушки? - хихикаю я. - Только на этот раз с папиной стороны?
        - Бабушка у меня одна, - серьезно ответствует швед, - с папиной стороны меня застала только младенчиком. Ох…
        Я снова фыркаю и ставлю себе еще одну галочку. Я умудрилась снова вывести этого самоуверенного нахала за рамки его планов.
        - Так что на счет мастер-класса, Настя? - возвращается к своему вопросу Эмиль. - Позволишь мне извиниться перед тобой подобным образом? Исключительно в целях установления дружбы между нами.
        Я чуть прикрываю глаза, представляя. Это не так уж и сложно. Вечер на его кухне, где будет полно случайных прикосновений, переглядок…
        И его извинения ведь не означают, что мальчики взяли и отказались от своего пари. Но прикинуться виноватыми - выгодно, как ни крути.
        И потом…
        А если он меня все-таки узнает? Я же не смогу дальше жить в этой квартире, хоть сбегай. А мне пока и бежать-то некуда.
        Нет, конечно, с чего бы ему меня узнавать, вряд ли он чем-то отличается от Эрика, но все-таки...
        - Спасибо за завтрак, Эмиль, было очень вкусно, - чуть облизывая сладкий палец произношу я, - я думаю, в больших извинениях никакой необходимости нет. И не надо больше лазить на мой балкон. Больше рисковать свернуть шею тебе не обязательно.
        Вешая трубку, я снова позволяю тишине меня окутать, захлестнуть.
        Это было мило. Чертовски мило и чертовски не к месту, но это дало мне хотя бы пять минут хорошего настроения этим утром.
        Лишь выйдя из квартиры я торопливым шагом взлетаю на этаж выше и оставляю чашку с блюдечком на тумбочке у двери квартиры, расположенной над квартирой Алинки. И тут же бегом пускаюсь обратно - вдруг хозяин караулит меня под дверью? Да, бред, а вдруг?
        Выбегаю из дома и только тогда выдыхаю. Вот теперь мне точно пора на работу. И в ЗАГС, разумеется. Развод сам на себя не подаст.
        7. НАСТЯ. ПУТИ НАЗАД НЕ БУДЕТ
        - Вот делать ей нечего, семью свою под нож пустить решила, - ворчит хмурая тетка, разбираясь в моих документах. В ЗАГСе мне оказываются не рады. Я же изо всех сил стараюсь удержать лицо.
        - Вы заявление примете или нет?
        - Развод в одностороннем порядке оформляется через суд, - мрачно откликается тетка.
        А сразу сказать нельзя было?
        - И где у нас суд, который занимается этими вопросами, адрес не подскажете? - терпеливо спрашиваю я.
        Можно было бы, конечно, пойти к Назарову, сесть за мирный стол переговоров, обсудить нашу ситуацию, принять это решение обоюдно, но…
        У меня к горлу подкатывает ком, когда я начинаю об этом думать.
        Нет, мне придется с ним поговорить, разумеется. Когда сегодня я подам ему заявление на увольнение. Но я очень хочу, чтобы разговора при этом было минимум. Иначе я сорвусь на унизительное «Почему?», и ничем хорошим для моей самооценки это не закончится.
        Естественно, что с этой волокитой и судом на работу я опаздываю. Угрызения совести по этому поводу я ценой немаленьких усилий заталкиваю в самый дальний угол моего сознания. Я, конечно, должна была предупредить своего начальника об опоздании, но так и быть - прощаю себе эту «задолженность». Плевать.
        Когда я выгребаюсь из метро - вижу на мобильнике четыре пропущенных от Назарова. Пятый в процессе сбрасываю уже своей рукой. Потерпит десять минут.
        У дома, в котором Назаров арендует студию, я встречаю Наташку, нашего сменного гримера, мать-одиночку, не очень-то замороченную своим статусом. Стоит, курит.
        - А ты чего здесь делаешь? - я припоминаю её расписание, и вообще-то у Натальи еще отпуск должен быть, три дня, до среды…
        - Да так… - Наталья лукаво улыбается, - говорят, Назаров бомбического мужика себе для пятничного эфира подцепил. Должен сегодня приехать, обсудить детали. Вот я и приперлась посмотреть. Аленка в школе, могу себе позволить.
        Дэн редко приводит гостей в обход меня, обычно именно я занимаюсь обзвоном и уламыванием интересных для Дэна личностей, которых он хотел бы заполучить для еженедельных пятничных эфиров «со знаменитостью», но все-таки я была у мамы, и мне было не до дел, так что новых гостей я воспринимаю как должное.
        Новость о крутизне нового гостя я воспринимаю скептически. Мне лично все эти «бомбические мужики» до лампочки. К нам даже Маликов как-то приходил. А мужики... У меня теперь двое «бомбических» есть по соседству, бегай от них теперь, бойся, что выплывет наружу в их памяти та безумная дискотека. И все-таки права была Алинка: цвет волос очень меняет восприятие тех, кто на тебя смотрит. Вот сейчас, с моим родным цветом, есть шанс, что меня все-таки не узнают. А земля под моими ногами все равно слегка дымится.
        - Нат, - я останавливаюсь у тяжелой подъездной двери, - а тебе разводиться не страшно было?
        - Страшно, - пожимает плечами Наташка, - только терпеть закидоны Ермакова и дальше я была не согласна. Я у себя одна. И у Аленки тоже. А ты чего спрашиваешь-то, Насть?
        Я сбегаю от этого вопроса, притворившись, что нырнула в подъезд раньше, чем расслышала.
        Место для студии Дэна когда-то нашла я. Я же уломала хозяина той квартиры сдать её именно нам, у него были и более спокойные варианты квартирантов, чем какие-то там «видеоблоггеры». И место для студии было самым подходящим - не так далеко от центра, очень удобно для приглашения каких-нибудь гостей эфиров. Да и места в шикарной четырехкомнатной квартире нашлось буквально для всего. Просторная кухня, естественно, отдана во властвование Дэну, это его царство, в котором без него и вилку подвинуть нельзя.
        В соседствующей с кухней комнате, с убранной для удобства съемок стеной, устроены оператор, монтажер и звуковик со всем их огромным количеством оборудования. Остальные комнаты распределены «по потребностям», среднюю - отдали бухгалтерии в лице приходящей Людочки и Олечки, занимающейся какими-то ежедневными мелочами, еще одну поменьше выделили под гримерную, и самую маленькую и дальнюю по расположению от входной двери - пожертвовали секретарю. То есть мне.
        Дверь в бухгалтерию закрыта, и оттуда доносится хихиканье - Людочка сегодня на месте и явно рассказывает своей подружке что-то интересное. Очень интересно - что именно? Когда я прохожу мимо - меня снова начинает тошнить. Если бы я не дорожила памятью о вкусных коричных булочках Эмиля Бруха - я бы поддалась этому порыву. Но вот еще, расставаться с этой вкуснятиной из-за какой-то гадюки!
        Я слышу шум и ругань в гримерной, Назаров готовится к эфиру, и треплет нервы своими бесконечными придирками гримерщице Маше. Терпит она его только из-за того, что он хорошо платит. Ну, что ж, его внимание занято, поэтому я могу без особых трепетаний пройти мимо раскрытой двери гримерки.
        Увы, не все так проходит, как мне хочется.
        - Настя! - голос Дэна настигает меня уже у самой двери. Приходится остановиться. Нацепить на губы самую стеклянную из моих улыбок. Развернуться.
        Ради меня его величество даже вышел из гримерки. Белый фартук на голом торсе - по понедельникам у нас эфиры топлесс. Фартук сидит отлично. Плечи - тоже, что надо, спасибо антифитнесу, кроссфиту, и всему остальному, чем Дэн занимается, чтобы оставаться в форме. Жаль, что я не могу спустить кожу с этого мерзавца.
        Господи, как же больно…
        Я даже не понимаю, как мне сейчас дышать.
        - Ты опоздала, - прохладно и невозмутимо сообщает мне Дэн. Будто бы это он на меня сердится и дает мне повод одуматься. И маленькая виноватая девочка, живущая в моей груди, начинает тихонько хныкать. Только черта с два я на это еще поведусь. В этот раз ему не удастся сделать вид, что у нас все хорошо, это я сама себе проблемы придумала.
        - Я подавала на развод, Денис Викторович, - я скрещиваю руки на груди, игнорируя его тон, - а в метро не слышала звонка. Можете меня оштрафовать за опоздание.
        Я почти по-армейски четко разворачиваюсь и ухожу в свой кабинет. Опускаюсь на свой стул, включаю компьютер, прикрывая глаза.
        Заявление. Нужно написать заявление на увольнение и выбить себе право уйти сейчас.
        - Где ты ночевала? С кем? - дверь за моей спиной сердито стукается об косяк второй раз.
        И развернувшись, я наблюдаю его светлость Дениса Викторовича багровым от гнева.
        - У тебя сейчас тоналка потечет, - холодно замечаю я и отворачиваюсь к прогружающемуся ноутбуку.
        И пусть в том, что я ночевала у Алинки и даже договорилась с ней на временное использование её жилплощади как своей - нет ничего криминального, отчитываться Назарову я точно сейчас не буду.
        - Где! Ты! Ночевала? - Назаров резко дергает мой стул за подлокотник, заставляя его развернуться вместе со мной. - Ты моя жена, Настя, не забыла?
        А ты, ты не забыл? Видимо, Людочку трахал, чтобы память прояснить?
        - Твоя жена я не до конца жизни, - парирую я, снова скрещивая руки на груди. От злости Дэна хочется защититься хоть чем-то. Он натурально кажется мне неадекватным.
        Пальцы Назарова стискивают мой подбородок. Он буквально заставляет меня встретить его взгляд напрямую.
        - Я спрашиваю в последний раз, - тихо рычит он, - где?
        Угрожающе. Аж мороз по коже идет.
        Нет, он не поднимал на меня руку, ни разу за пять лет нашей совместной жизни. Но…
        Я могу припомнить несколько случаев, когда до этого почти доходило. Не доходило, потому что я отступала, и он спохватывался. Извинений я не дожидалась в этом случае, разумеется. Потому что предполагалось, что я виновата и сама его до такого довела.
        - Спрашивай с Людмилы, - устало отрезаю я, выдерживая яростный взгляд Дэна, - ведь именно с ней тебе приятней исполнять супружеский долг, не так ли?
        Вот он - тот самый момент, когда колет в кончиках пальцев, когда ощущаешь, что до самого паршивого исхода остается совсем немного, всего лишь какая-то паршивая горстка секунд.
        Только сегодня я отступать не хочу. И если он только поднимет на меня руку - прокатится до ментовки, возьмет себе отпуск суток на четырнадцать. Вот его подписчицы-то опечалятся.
        Пальцы Назарова разжимаются, я буквально слышу, как он поскрипывает зубами, заталкивая свой гнев поглубже.
        - Извини, - хрипловато и даже с попыткой звучать виновато выдает Дэн, - ты так резко вчера убежала. Выключила телефон. Пропала.
        - Только не ври, что ты волновался, - я снова поворачиваюсь к компу, касаюсь мышки и ощущаю, как на самом деле у меня вспотели ладони. Я терпеть не могу, когда Назаров вот так расходится, даже без последствий - он выглядит всегда жутковато в такие минуты, - неужели Людмиле не понравилось, что вы вскрыли карты? Или уже не так остренько без ощущения, что вас вот-вот застукают?
        - Насть, ну прекрати, - Назаров выбирает другую стратегию, на этот раз пытается казаться милым и даже подлизывающимся, - у нас с ней ничего серьезного.
        - Ну, точно, ничего серьезного кроме секса, - киваю я меланхолично, - Денис Викторович, вы мешаете мне работать. У вас, между прочим, эфир через полчаса, а грим теперь надо править. Опаздываете сегодня?
        Опаздывать Дэн терпеть не может, это я прекрасно знаю.
        - Мы еще поговорим, после эфира, - клятвенно обещает мне он, и это снова смахивает на угрозу, - только зря ты даже думаешь о разводе. Я его тебе не дам.
        У меня внутри что-то боязливо подрагивает. А вдруг и вправду не даст?
        Да нет, бред это все. Двадцать первый век на дворе, и для развода согласие мужа не обязательно.
        Только вот, кажется, зря я даже рассчитываю на то, что мне удастся уйти с этой работы раньше оговоренного срока.
        С ума сойти, сколько у нас, оказывается, персонала. Нет, я и до этого знала, разумеется, но за две недели моего отпуска я как-то отвыкла от этого постоянного зудежа, хлопков дверей, шепотков за спиной.
        Да-да, за спиной.
        Весь день отсиживаться у себя - идея не очень, особенно когда на тебе висит масса мелких организаторских задач, я хожу и до гримерки, и до студии, все по рабочим вопросам, хотя - если честно, от любопытных взглядов с удовольствием бы спряталась в самый дальний уголок.
        Это я оставила напоследок - после обеда засяду за общение с подписчиками и обновление блога на сайте Дэна. Хоть так спрячусь.
        Не знаю, что они знают, сколько успела растрепать Людочка, но такое ощущение, что знают все. И всем, мать его, интересно!
        Действительно, это ж такое зрелище - Настя, у которой в груди вырубили дыру. Настя, которая понятия не имеет, как шагает по земле, потому что глаза вперед вообще не смотрят. Настя, которая с большим удовольствием сейчас вышла бы вон, хлопнув дверью так, чтобы точно запороть Назарову всю звуковую дорожку.
        Где ж еще такое увидишь, не так ли?
        О прибытии «того самого гостя» я узнаю по участившимся хлопкам дверей, и воплям звуковика, которому мешают чистить зуковую дорожку видео.
        Ну, и Дэн по мою душу не является, хоть и обещал «продолжить наш разговор после эфира». Не явился - значит, занят. Значит, охмуряет своего гостя, оставив мои нервы на сладкое. Ну, если припрется ко мне во время моего зависания в его комментариях - эти комментарии станут его проблемой.
        Сама я никуда не тороплюсь. Имя гостя я все равно узнаю, да и во время эфира наверняка смогу посмотреть.
        Заявления на увольнение я распечатываю два. Одно подам Назарову лично, другое, если вздумает закозлить и встать в позу - отправлю по почте. Увы, мне уже не семнадцать, и давление такого рода уже несколько лет вызывает у меня только нервный тик.
        Когда булькает рабочий мессенджер - я реагирую не сразу. Не люблю эту дурацкую программу, она ужасно неудобная. И поставлена по инициативе наших драгоценных бухгалтерш, которым она ужасно нужна для контроля выполнения рабочих задач. Много они на себя берут, ей богу.
        Я замираю, когда вижу, от кого именно мне пришло сообщение.
        Земцова Людмила.
        И как много сообщений - аж полторы сотни сразу в счетчике. Это…
        Это очень долгая переписка.
        Её и Назарова. Самому первому сообщению больше года. Его сообщению, помеченного скромными инициалами.
        Он это начал…
        Д.В.: Милочка, а какой вы больше любите кофе?»
        Д.В.: Я умею готовить кофе четырнадцатью способами, сомневаюсь, что не смогу вам угодить».
        Д.В.: Сегодняшняя юбка - это суперсекс. Милочка, вас полиция нравов не останавливала по дороге на работу?»
        Их много. Настолько много, что буквы смазываются в одно сплошное слово, и в нем нет ни единого цензурного звука.
        Зачем я продолжаю читать это?
        Наверное, потому, что просто не могу оторвать глаз от монитора. В какой момент они перешли на ты? Я это уже пропустила.
        Д.В.: Я пятнадцать минут не в тебе, а уже снова тебя хочу. Чертовски рад, что мы перешли на этот уровень.
        Не знаю, как я зацепилась за дату глазами. Наверное, просто потому, что просто невозможно было это проигнорировать. Семнадцатое декабря. Мой день рожденья.
        Их первый раз случился в мой день рожденья.
        И я помню этот день, я тогда столько сил потратила на гребаный праздничный ужин, на прическу, на макияж, на выбор платья, а Дэн приехал поздно вечером, посетовал, что выключение электричества запороло ему съемки, и пришлось переснимать.
        Господи, какая ж я дура, а…
        От прочитанного хочется только выть, желательно - выцарапав себе глаза попутно. Лишь бы не видеть. Лишь бы не продолжать читать.
        Там есть и обо мне…
        Л.М.: Котик, нам же так хорошо вдвоем, почему ты не разведешься?
        Д.В.: Ты видела мою жену? Она же влюблена в меня с пятого класса, смотрит буквально в рот. У неё же ничего кроме меня нет, ни увлечений, ни профессии, ни жизни. Если я её брошу - она натурально покончит с собой. Я пока не готов к такому. Вот если бы…
        Если бы…
        Я проглядываю дальнейшие сообщения с одним только желанием - узнать, может ли быть хуже.
        Может…
        Жалобы на то, какая я утомительная, какая я бесполезная в семейной жизни, какая я унылая - «она даже не думает, что моим подписчикам странно видеть меня с ней», «где я и где она»
        Самое поганое - Людочка поддакивает. Да-да, милый, я не понимаю, как ты с ней сошелся? Ах, первая любовь? Ну, она бывает зла, конечно!
        Желание тушить об рожу Назарова сигареты становится все навязчивей. Никогда не курила, но ради этого процесса - начала бы, пожалуй.
        «Зачем?»
        Это короткое слово я просто набиваю в конце марафона сообщений от Людмилы. Не дочитывая все, что там осталось. Это сложно, но дальше травиться - выше моих сил. Я и так уже задыхаюсь.
        «Чтоб ты знала о себе правду, Настенька».
        Еще один острый спазм ненависти выкручивает мои внутренности. Так и хочется встать, преодолеть те несколько метров, что отделяют меня от бухгалтерии, и вцепиться этой сучке в её нарощенные, сухие от бесконечных высветлений космы.
        Я тебе не Настенька, гадина!
        Я встаю.
        Нет, не для похода в бухгалтерию, вовсе нет. Руки марать и ногти ломать - не хочу, не буду, не желаю!
        Мне просто очень нужно на воздух. И если Денис Викторович изволит попасться на моем пути… Ох! Как же я хочу сейчас, чтоб он мне попался.
        Или не хочу…
        Я совсем не хочу в тюрьму, а закончиться все может очень даже убийством…
        На воздух, Настя, на воздух, срочно! У тебя уже в глазах кровавые мушки плывут. Прямо сейчас. Только заявление на увольнение на столе оставь…
        На самом деле, нет ничего удивительного, что я в него врезалась.
        Я с трудом разбираю мир вокруг себя, а он как раз выруливал из гримерки, возникнув на моем пути слишком резко, чтобы я успела как-то сориентироваься.
        Оп…
        И я второй раз за два дня утыкаюсь носом в крепкую мужскую грудь. На этот раз - облаченную в легкую белую рубашку. Но запах… Этот запах, кажется, отпечатался где-то у меня в подсознании.
        Резкий шипр, пряный сандал, освежающее море...
        - Крошка, у тебя хобби такое - постоянно в меня врезаться, или это между нами такое притяжение, что ему невозможно сопротивляться? - вкрадчиво и на своем чертовом итальянском мурлычет мне на ухо Эрик. Змей!
        А он-то здесь откуда?!
        8. НАСТЯ И ЭРИК. ИГРЫ ДЛЯ ДВОИХ
        Я не раздумываю слишком долго над поставленным мной же вопросом. Он здесь - значит, похоже, бомбический гость, которого уболтал Назаров, он и есть. Что ж, это хороший подарок от судьбы, и почему бы мне сейчас им не воспользоваться?
        - Serpente, - надеюсь, что восторг, с которым я повисаю на шее у итальянца выглядит достаточно естественным, - боже, как давно мы не виделись!
        Зачем я это делаю - кто мне расскажет?
        Не знаю. И тем не менее… Как отказаться от идеи напоследок двинуть Назарова по его ревнивым яйцам, да так, чтобы они зазвенели? Он сегодня психовал даже из-за того, что я ночевала где-то, где, о боже, могла предаваться разврату и содомии. Что будет, если я в его студии пообжимаюсь с симпатичным мужчиной? Я очень надеюсь, что его хватит инфаркт. Тогда он исчезнет с лица земли без моего на то участия.
        - Разве вчера считается за давно? - на итальянском и с четким осознанием подвоха интересуется Змей, охотно переплетая на моей талии свои похотливые лапы. Почему похотливые? Потому что с талии они все-таки соскальзывают. Ну, хоть только соскальзывают.
        Ох, лучше бы помалкивал он со своей педантичностью! В гримерке тихонько и восторженно охает Маша, а это значит, бухгалтерия тоже сегодня узнает. Мне в общем-то плевать, что они все подумают, хотя...
        - Лучше подыграй мне, если хочешь, чтобы твои шансы выиграть в вашем идиотском пари поднялись выше нуля, - мурлычу я ему на ухо, и смеюсь, будто только что мы обменялись напоминаниями из «общего бурного прошлого». Все-таки как кстати я занималась именно итальянским…
        Спасибо, Дэнчик, я отлично саморазвилась!
        - Хорошо, чертовка, будь по-твоему, - Эрик принимает мои условия? Ну, кто бы сомневался.
        - Вы знакомы? - голос Назарова, уже тоже шагнувшего к нам, просел на пару октав. И все же бить морду Эрику он не спешит, либо трусит, либо... Либо боится потерять выгодного гостя для эфира. Дэнчик на самом деле часто прогибается под своих гостей. Конечно, он же паразитирует за счет их популярности.
        Я поворачиваюсь к мужу, ощутимо холодея лицом. Пара ложек его же микстуры, возвращенная по обратному адресу - это ничто, по сравнению с тем, что происходит внутри меня.
        И все-таки видеть перекошенную и возмущенную морду Дэна - чуть-чуть приятно.
        - Эрик - танцор, ты должен знать, - тоном, которым я разговариваю исключительно с идиотами возвещаю я, предоставляя Назарову самому сделать оставшиеся логические выкладки, - мы познакомились на одном из чемпионатов.
        Судя по всему, ума Назарова хватает, чтобы все-таки сложить два и два. Не в таком он маразме, чтобы забыть это «грязное пятно на репутации» его жены.
        Да-да, Дэнчик, помнишь, я вертела задом перед сотнями других мужиков, так ты это называл? И я была в этом одной из лучших!
        Кто ты и кто я, да?
        Нет, это не напоминание - по крайней мере, не для моего дорогого муженька, ему мне доказывать нечего. Для меня - о да. Мне не помешает вспомнить, кто я такая.
        - Я не могу до тебя дозвониться вторую неделю, - уже на русском и с укоризной роняет Эрик, начиная творить какую-то непонятную мне пока что дичь, - но теперь ты просто обязана со мной пообедать, ciliegina[3 - Ciliegina (итал.) - вишенка.]. Не отвертишься.
        Ох-х, спасибо, Змей, ты просто волшебник.
        Морда Назарова перекашивается еще сильнее.
        Ну просто картина маслом, век бы любовалась. Или нет…
        - Ты угощаешь? - мило улыбаюсь я, поворачиваясь и любуясь куда более приятным лицом Эрика. - Разумеется, как я могу тебе отказать.
        Прощелыга-Змей оттопыривает локоть.
        - Показывай, где тут у вас прилично кормят, ciliegina, - фыркает он удовлетворенно, - только не вздумай вести меня в пиццерию, ты знаешь, я их терпеть не могу.
        Предложенный локоть я цапаю с большой охоткой.
        - Настя! - Назаров преодолевает свой ступор, уже когда я почти прикоснулась к ручке входной двери. - У тебя рабочий день, вообще-то.
        Вспомнил? Надо же, а я думала, так и простоит с окаменевшей мордой до вечера.
        - У меня плавающий обеденный перерыв, Денис Викторович, - я даже не поворачиваюсь к нему лицом, - и если вы вдруг решили, что вправе его для меня запретить, повнимательнее почитайте Трудовой Кодекс, пожалуйста.
        Дверь я закрываю спокойненько, воздержавшись от того, чтобы ею хлопнуть со всей дури, как хотелось десять минут назад.
        Все вышло гораздо лучше, чем я ожидала.
        - Спасибо, что подыграл, - это я произношу уже в лифте, на всякий случай - когда съехались створки, - импровизация это и вправду твой конек.
        - Обращайся, крошка, - Эрик сверкает ослепительно-белой яркой улыбкой, а потом двигается ко мне, буквально зажимая меня между стеной и своим телом, - а теперь давай обсудим обещанный мне приз. Сегодня вечером, у меня. С меня ужин, с тебя вино, хотя… Нет, у вас паршивое вино, это я тоже возьму на себя. Просто надень стринги на свою шикарную попку. Вряд ли они есть у тебя в запасе, ты же играешь в скромницу. Так что купи их ради меня, договорились? Или мне все-таки помочь тебе выбрать?
        На самом деле это не мужчина, это какой-то инкуб во плоти. Демон похоти и разврата. Никем другим ему просто не полагается быть. Потому что - даже с учетом того, что мои мысли заняты совсем не тем, и внутри меня происходит целое цунами из невырвавшихся наружу эмоций, даже так - у меня начинают пылать щеки и в животе начинает что-то шебуршиться. Уж очень вкрадчивый и эротичный Змей выбрал тон. Вот только не надо лезть к женщине в трусы, когда она не в настроении.
        - Но-но, - фыркаю я, слушая, как медленно притихает горечь в моей груди, - я обещала тебе шанс на выигрыш. А не прыгнуть в твою постель прямо сегодня. Я, так и быть, рассмотрю твою кандидатуру поближе. Вот сейчас рассматриваю. Нет, ты не в моем вкусе. Все, мы в расчете. Arrivederci!
        Я не дожидаюсь, пока итальянец поймет, что именно я сказала - ныряю под его рукой и выскакиваю из лифта, так кстати распахнувшего свои двери.
        - Ах, ты, маленькая бестия, - судя по возмущенному возгласу Эрика за моей спиной - он уже настроился на быструю победу и не ожидал от меня такой изворотливости.
        А если судить по быстрым шагам за моей спиной - лучше бы мне прибавить скорости, а то меня догонят. И, кажется - еще и покарают!
        Я пролетаю двор на одном адреналине. Всему виной джинсы, которые я сегодня надела - маленький бунт против вечного назаровского «моя жена не будет ходить в штанах, она должна быть похожей на женщину». Вот только…
        Ой, какая я все-таки оптимистка - надеялась от него убежать.
        Змей настигает меня уже за аркой, ловит за руку и дергает к себе так резко, что мне было проще расстаться с кистью, чем оказать внятное сопротивление.
        Будь я на каблуках и не будь я в прошлом танцовщицей - я бы потеряла равновесие и упала бы на него. В его длинные руки да на широкую грудь, разумеется. Идеальный расчет с точки зрения Эрика.
        Только ноги бывшей чемпионки - никогда не забывают как стоять. Даже дома, у раковины я мыла посуду в первой позиции. Устояла я и сейчас. Четко развернув под нужным углом стопы, выгнув спину назад, чтобы не дай бог не смазать расстояния между мной и Змеем.
        Близости между нами не случается.
        Только глаза у Змея вспыхивают ярче. Он понял.
        - Танцовщица, - хищно улыбается он так, будто только что поймал меня с поличным, - что ж ты сразу не сказала, ciliegina, что ты танцуешь? Ведь у нас получается гораздо больше общего, чем мне казалось раньше.
        Мое сердце колотится где-то в горле - от быстрого забега, от этой слишком быстро прокрутившейся ситуации, да и от разоблачения тоже, да. Понял-то он понял. Только все равно не узнал.
        Что у нас может быть общего, Змей, если у тебя на уме кроме секса и нет ничего? И все это - лишь бы побыстрее меня уломать, ни для чего больше.
        - Я танцевала, - я хотела всего лишь его поправить, прояснить ситуацию, но голос почему-то вдруг начинает дрожать, - давно… Бросила…
        Я не плакала тогда, когда читала переписку Назарова и Земцовой.
        Я не плакала, осознав, что в мой день рождения мой муж подарил мне свой первый левак, хоть мне при этом открытии и хотелось ослепнуть.
        А сказав эти четыре слова, я вдруг понимаю, что мир попросту тонет за водопадом моих раскаленных, совершенно неостановимых слез.
        Я бросила.
        Бросила танцевать.
        Бро-си-ла!!!
        Интересно, кто-нибудь раньше рыдал с такой отдачей в рубашку Эрика Лусито? Да? Нет? Впрочем, какая разница. Он ведь сам виноват - сам подставляет мне свое плечо сейчас...
        9. ЭРИК И НАСТЯ. СВЕТЛАЯ СТОРОНА ЗМЕЯ
        - Вот дьявол…
        Рыдающие женщины давно не были для Эрика Лусито слабостью. Слезы вообще были универсальным женским методом решения проблем, а уж каким удобным средством манипуляции…
        Он был бы идиотом, если бы не научился их игнорировать.
        Только вот в чем была принципиальная разница? Женщина, что рыдает и говорит, что ты разбил ей сердце, указав на дверь утром - понятна, как конфетный фантик. И ты видишь все: и излишний драматизм, и всю постановочность этой сцены, и мозжечком чувствуешь, в какие именно места тебе пытаются надавить.
        А что делать с женщиной, которая плачет из-за чего-то своего, да так глубоко, так надрывно, будто ей сообщили о смерти любимого брата, не меньше.
        Это выбивает из колеи и делает землю под ногами какой-то зыбкой.
        А еще - это сбивает даже самый железобетонный настрой, заставляет притухнуть кипящий в крови азарт охотника.
        Ну и хорошо, а то уж очень однозначно реагировала на эту девушку физиология Катанийского Змея.
        - Ну что ты, ciliegina? - тихонько шепчет Эрик, осторожно проводя ладонью по подрагивающим лопаткам девушки. - Не плачь, ничего страшного ведь. Многие бросают. Не всем это дано и об этом печалиться не стоит.
        Что уж говорить, некоторые - просто исчезают, даже если дано. И держись за этот мираж после этого всеми когтями собственных воспоминаний, убеждай себя, что она - была. По-настоящему была. Не привиделась. Хотя в какой-то момент начинаешь сомневаться и в этом.
        Просто таких как она не бывает. Не было. И не будет, видимо. Кем же она может быть кроме как сном?
        Настя нервно всхлипывает, хотя это больше похоже на похороненный в слезах язвительный смешок. Чему она смеется - она не поясняет. Как и прекращать плакать, уже глуше, тише, но все так же горько...
        Эрик оглядывается. Он не так хорошо представлял, где находится, но… Есть! Взгляд все-таки цепляется за нужную вывеску. Не так уж он ошибся с местной географией. Ну, или этих кофеен в этом квартале две, что в принципе, тоже сейчас вполне устроит.
        - Идем-ка, - Эрик тверже приобнимает девушку за плечи, заставляя её сдвинуться с места.
        Первые шаги даются ей так непросто, будто её ноги вдруг стали деревянными, но в кофейню она заходит уже вполне ровно.
        - Два яблочных пирога и чайник чая побольше, - бросает Эрик первой попавшейся официантке, и девушка, замечая Настю, по щекам которой все еще бегут беззвучные слезы, торопливо кивает.
        - Ну и? - усаживать эту упрямую козу пришлось силком. - Что это было? Что с тобой происходит? Чтобы девушка в моем присутствии рыдала не из-за меня - детка, я начинаю сомневаться в своей славе последнего мерзавца. А я не люблю в себе сомневаться!
        - Пф-ф-ф, - Настя болезненно фыркает, стирая слезы с лица бумажной салфеткой, - ты прости, я близко тебя не знаю…
        - Погоди, погоди, мы это еще с тобой наверстаем, - вклинивается Эрик, снова заставляя Настю насмешливо закатить глаза. Но так она хотя бы не плачет и потихоньку начинает походить на человека. В чем, собственно, и была цель.
        - Ты прости, - снова повторяет Настя, - но место первого мерзавца в моем личном топе тебе уже не светит, Змей. Оно занято. И поверь, тебе не выиграть у моего мужа, даже не старайся.
        - Ну нет, - Эрик покачивает головой, - никогда не говори никогда, ciliegina. Моей славе уже не один год и я с ней уже сроднился. Чтобы я уступил её кому-то еще? Да ни в жизнь. Я тебя еще обязательно разочарую. Дай мне только время.
        Девушка чуть покачивает головой, отводя взгляд в сторону. Она снова уходила в себя, снова втягивала все чувствительные места под колючий панцирь, и вот этого допускать нельзя было ни в коем случае.
        Она была такая бледная, такая хрупкая, но так отчаянно пыталась выглядеть сильной.
        И дикое желание взять её прямо сейчас, затолкав хоть куда - хоть в первый попавшийся туалет, чтобы стереть с этого нежного личика всю эту боль, всю горечь, шевельнулось внутри снова, снова прибавив тесноты в брюках.
        Женщинам не шла усталость и печаль. А вот наслаждение красило любую из них. Эта же малышка в удовольствии должна быть подлинным произведением искусства.
        - Твой муж - хозяин студии? - Эрик двинулся ближе к девушке, задевая её коленом. Близость лишней не бывает. И он припоминал, как тот поваришка смотрел на эту девушку, когда она обнималась с Эриком. Как на свою собственность. На стул, который внезапно взбрыкнул и пошел танцевать канкан, высоко задирая ножки. И в тот момент кулак Змея очень захотел познакомиться с челюстью этого типа.
        - Ты плакала из-за него? - на этот вопрос девушка еле заметно качнула головой. - Значит, из-за того, что… бросила?
        Эта догадка оказалась верной - губы Насти снова задрожали, но она справилась и постаралась равнодушно дернуть плечами. Мол, может, и из-за этого, но чего уж тут…
        Нет, дорогая, так просто тебя никто отпускать не собирается.
        Так не расстраиваются девочки, для которых танцы - способ пофлиртовать с парнем или просто «более приятный вид спорта». Так расстраиваются те, для кого танец был жизнью, от которой внезапно пришлось отказаться.
        Она смеялась, когда он сказал, что если ей не было дано - так не о чем и плакать. Значит…
        - Ты сказала ему, что мы познакомились на чемпионате, - медленно проговаривает Эрик, - и мой разряд твоему поваренку тоже известен. Значит, ты выступала как профи? От страны?
        - Я упрощу тебе задачу, Эрик, - Настя упрямо смотрит только в окно, и об её напряженные губы наверняка можно порезаться, - до того, как вышла замуж, я носила фамилию Варлей. Анастасия Варлей. Возможно, ты меня помнишь на паркете.
        Возможно?!
        Он бы сказал это вслух, он бы повторил это ей десяток-другой раз, чтобы она лишний раз поняла, насколько дурную вещь сейчас сморозила.
        Жаль только дыхание перехватило напрочь. Именно этого имени он от этой смешной русской девчонки не ожидал.
        10. ЭРИК И ЭМИЛЬ. ТА СТОРОНА БЕРЛИНА
        И СНОВА БЕРЛИН, И СНОВА «ПЯТЬ ЛЕТ ТОМУ НАЗАД».
        - Ты и сама знаешь, что это я тебя вытащил. Оступиться в полуфинале! Кто еще мог так облажаться?
        - А ты у нас святой, Лусито?! Я чуть лодыжку не свернула, а тебе и плевать, всех и разговоров о том, как тяжко тебе быть на третьей строчке турнирной таблицы. Франческа мне говорила, предупреждала, что ты двинутый на победе, а я не поверила, но вот теперь…
        Нужно отдать Кьяре должное - она умеет быть эффектной и хорошо врезаться в память. Ну, она почти в любой момент с этим справляется, когда не открывает свой ротик и не начинает орать. Орет же Кьяра всегда, когда задевают её самолюбие.
        А как тут было не задеть, если она фактически слила ему всю финальную битву? Он ведь хотел выйти на паркет именно при минимуме соперников!
        - За победу надо драться, Кьяра, - сухо роняет Эрик, останавливаясь в дверях и скрещивая руки на груди, - и не всей этой вашей идиотской дурью с воровством туфель и стеклом в пудре. За победу сражаются с самим собой. Выжимают из себя все соки. Ты даже не попробовала.
        - Ты больной, Лусито! - раздосадованная выволочкой Кьяра размахивается и швыряет в Эрика содранной с ноги туфлей.
        - У тебя беда с координацией, - раздраженно роняет он, даже не пригибаясь, чтобы увернуться. Не от чего уворачиваться - видно же, что туфля пролетит в добром дюйме от его головы, - и это не единственная твоя проблема, Кьяра. До тех пор, пока ты их игнорируешь - так и будешь получать третьи места и бронзовые медали. Хотя ты и их-то не заслуживаешь.
        - Ты! - Кьяра подскакивает к Эрику вплотную и тыкает его пальцем в грудь, будто надеясь, что он от этого лопнет. - Ты - моя единственная проблема, Лусито. Тебе вообще плевать на своих партнерш.
        - Мне не плевать, что ты облажалась, - Эрик ловит наглую девку за запястье - она, размахивающая руками у его лица, жутко раздражает, - если бы ты хорошо танцевала…
        - Я танцую лучше всех в нашей стране, - взрывается Кьяра, - я третий год побеждаю во внутренних чемпионатах. И только тебе этого внезапно недостаточно, Лусито. Ты хоть сам понимаешь, что тебе нужно?
        - Что ж, - равнодушно пожимает Эрик плечами, - тогда договоримся, что наше сотрудничество подошло к концу.
        Кьяра бледнеет. На подобный исход своей истерики она не рассчитывала.
        - Эрик, подожди, - девушка хватает его за рукав рубашки, - может, не будем принимать настолько поспешных решений? Я готова выслушать твои замечания. Но не требуй от меня невозможного.
        - Будем, Кьяра, - он выдирает свой рукав из её пальцев, - и это решение не поспешное, ты ведь знала, что мои партнерши долго со мной не выдерживают?
        Она, разумеется, знала. Но, как и все прочие, предполагала, что именно она, да-да, она, будет особенной. Ведь она, о боже, три года подряд считалась лучшей!
        Ну, она и задержалась у него дольше, чем все прочие.
        Насчет потери партнерши Эрик не переживал. Место Кьяры не будет долго пустовать, и на следующем чемпионате ему будет с кем выступать. В конце концов, это он был Катанийским Змеем. Он выжимал из своих партнерш все, заставляя работать до темноты в глазах, буквально ломая их через колено, заставляя преодолевать установленные границы.
        Из его рук они выходили профессионалками. И Кьяра тоже получила от него все, что могла получить.
        Только все равно даже близко не стала стоять к тому, что было нужно самому Эрику.
        Кьяра трагично кривит свои пухлые губы, закрывает лицо ладонями - прячет то, что слез на нем еще нет. Они будут, конечно, Кьяра - прекрасная актриса, вот только Эрик давно уже видит подобных стервочек насквозь.
        Да и нет у него сейчас времени любоваться на фальшивый спектакль - он может упустить куда более завлекательное для глаз зрелище.
        Обидно было слететь на этапе полуфинала. Он все-таки хотел выйти на паркет и в финале, но… Кьяра сбилась с шага.
        Кому-то стоило меньше трепаться с подружками перед началом тура и больше концентрироваться на выступлении.
        Эмиль встречается Эрика уже почти у кулис. Кивает и приветственно протягивает ему маленькую серебристую фляжку.
        Шведская парочка тоже срезалась в полуфинале, хоть и дышала Эрику в затылок. Что похоронило их и вытянуло Эрика на место выше, он еще не знал, предполагал после увидеть на видеоразборе.
        На тот момент они с Эмилем дружат уже три года, имея за плечами десятка четыре общих косяков.
        - Да упокоятся надежды твои на призовое место, друг мой, - роняет Эрик и делает символический глоток. Вино. Красное, насквозь пропахшее какими-то специями.
        - Глег[4 - Глег - горячий напиток из красного вина с добавлением пряностей, распространённый в период Рождества в Финляндии, Швеции, Эстонии и Латвии.]? С каких пор ты пьешь этот компот?
        - Фрида угостила, - коротко бросает Эмиль, - не хотел её обижать на пустом месте.
        С этим вином не все чисто, но это они уже понимают потом. Позже. Утром. Когда один едва вспомнит цвет волос девушки, с которой они танцевали, а второй - и того меньше. Правда, что конкретно запомнил Эмиль - он не сознается, но Эрику это было и не особо принципиально.
        Что она намешала в этот глег, Фрида не признается, будет только рыдать и говорить, что не рассчитывала, что Эмиль будет этим вином с кем-то делиться.
        Но это выяснится все-таки потом. После того как они выпьют фляжку до конца и заглянут к щедрой Фриде за добавкой, а после рванут со всеми остальными освободившимися танцорами в ближайший к гостинице клуб. И там встретят её - ту самую лисицу, что прихватит Эмиля за яйца настолько крепко, что и пять лет спустя он будет тратить по месяцу два раза в год на розыски. Розыски девчонки, которую толком и не помнит. В чужой стране. Имея на руках только список пассажиров самолета, достанный через третьи руки и совершенно незаконным методом, да пару почти бесполезных, врезавшихся в память примет.
        Сейчас же Эрик себе позволяет только этот глоток. Не хочется даже на капельку затуманивать восприятие и смазывать впечатление от финала.
        В финале участвуют две пары, и весь этот финал - формальность, ничего более. Кто победит, всем ясно, разве что случится какая-то космическая ошибка, и парочка, что так упорно держится в первой строчке турнирной таблицы, вдруг сдастся без боя. Или облажаются в духе Кьяры.
        - Выходят! - Эмиль вздыхает, а Эрик - напротив, напрягается, подаваясь вперед, чтобы не потерять ни секунды.
        Нет, его не интересует смазливая британка - а вот её соперница, очень даже. И дело не в симпатичном личике, отнюдь.
        Она могла высекать каблуками искры, и танцевать лично для Юпитера - тот и то бы оценил всю степень её таланта. Потрясающе пластичная, энергичная, в танце - всегда яркая, будто звезда, и не допустившая ни единой ошибки на памяти Эрика, а он все видео с её выступлениями засмотрел до дыр, рассмотрев каждое отточенное движение.
        - И чего ты в ней нашел? - фыркает над ухом швед, без особого интереса наблюдающий за происходящим на паркете. Он жил соревнованием, пока находился в нем, сейчас его не волновало, кто именно из его соперников победит.
        - Болван ты все-таки, - вздохнул Эрик, пытаясь переключиться с изящных, будто над паркетом летающих ножек русской девчонки, - она же круче всех здесь, понимаешь?
        А еще - её не нужно тянуть. К ней нужно только тянуться. Сделать все, чтобы подать её как можно лучше, и уж она-то точно не подведет.
        Он хотел её - нет, не в банальном, сугубо постельном смысле. Он хотел её на паркете, и в своих руках. Это было для него куда больше, чем просто сбросить напряжение с какой-нибудь первой попавшейся девчонкой. И что бы ни говорила Кьяра, но Эрик Лусито танцором был на большую часть собственной души. Таким, что паралич и отсутствие движения были для него страшнейшим кошмаром.
        - Ты и сам не знаешь, чего хочешь, Змей, - некстати всплывает в памяти, и на губах Эрика ползет улыбка.
        Он знал.
        В том-то и была проблема, что он знал. Знание это было вполне конкретное, и никакая Кьяра не могла соревноваться с этой конкретикой.
        Жаль только, что эта русская держалась особняком настолько, что не встречалась ни на одной общей тусовке танцоров. Не было даже возможности с ней пересечься вне паркета.
        А на паркете - особо и не поболтаешь.
        - Ничего, малышка, мы с тобой обязательно потанцуем, - это Змей обещает исключительно про себя, переводя взгляд на ослепительно улыбающуюся русскую чемпионку, на плечо которой глава судейского комитета только что прикрепила розовую розетку с цифрой один.
        Рано или поздно, так или иначе - он найдет способ завязать с ней знакомство. И уболтать хотя бы на один танец. А потом... Потом можно будет подумать и о дальнейшем сотрудничестве. Но её стоит ждать, однозначно.
        Он тогда еще не знал, что в следующем году Анастасия Варлей на чемпионат не приедет. И позже - тоже.
        11. НАСТЯ И ЭРИК. УРОКИ ПРАКТИЧЕСКОЙ ДИПЛОМАТИИ
        Ну, давай, Змей, больше, чем я вскрылась - вскрыться уже просто невозможно.
        Ты же не можешь упустить этот шанс и не застебать меня тем вечером в Берлине, так ведь? Такой компромат! И ты многое мне можешь тогда припомнить.
        Вот только выражение лица итальянца настолько сложное, что я никак не могу в нем прочитать ожидаемую насмешку.
        - Тебя сложно… - Эрик вглядывается в меня пристальнее, будто меня от него отгораживало мутное стекло, и он пытался разглядеть что-то сквозь него, - узнать. На паркете ты была… Другая…
        На паркете я была живая. В этом вся и разница.
        Было две части живой меня, одна - танцевала с пеленок, не мыслила без этого жизнь, вторая…
        Вторая принадлежала Денису Назарову. Первой любви, некогда - лучшему другу, мужчине, без которого пять лет назад я не представляла своей жизни. Тоже!
        И когда от меня потребовали выбирать…
        От еще одного заплыва по океану слез меня спасает завибрировавший в сумке телефон. Только вот вытащив его на свет божий - я на секунду снова давлюсь спазмом выкипающей ярости - до того больно видеть улыбающуюся рожу Назарова на экране смартфона. Первый порыв буквально требует у меня швырнуть эту мерзость на пол кофейни, а лучше - еще и наступить на экран, чтобы он точно вышел из строя и больше никогда мне этого мудака не показывал…
        Чья-то теплая широкая ладонь накрывает мои пальцы, сжимающие телефон, не давая осуществить задуманное. Земля призывает Настю…
        - Ответь ему, - негромко произносит Эрик, глядя мне в глаза.
        - Зачем? - я болезненно кривлюсь, потому что я примерно представляю, что именно Назаров мне может сказать. - Он ничего не может мне сказать, что его оправдает. И шалаву в нашей постели никакие его слова не отменят. Вот ей пусть сцены ревности и закатывает, а я на этот спектакль и за доплату билет не возьму.
        - Ответь, - повторяет Змей, - если будет выносить тебе мозг, повесишь трубку и выключишь. Мне кажется - его мотив иной.
        - Поспорим? - у меня нет сил хоть как-то обосновывать Змею, что за пять лет я как никто другой изучила манеры Назарова. И разумеется, он не может сейчас смириться, что я, о боже, ушла куда-то с мужчиной. Пусть даже с этим конкретным мужчиной у меня и ничего не может быть, да и для секса я его интересую так, на спор - одного раза ему хватит, чтобы умаслить эго.
        - Твои условия? - Змей ухмыляется, и это выражение лица становится похоже на то, к которому я уже чуть-чуть привыкла. Самоувереное и нахальное, до неприличия.
        - Ставлю на громкую связь, и если он начинает скандалить - ты признаешь себя проигравшим в вашем идиотском пари.
        Кто скажет мне, что с условиями я загнула - так не я такая, а жизнь моя восхитительная, что чуть что норовит ударить меня по лицу.
        - А если нет, - Змей делает многозначительную паузу, - ты съедаешь пирог, который сейчас принесут. И обед, пожалуй, тоже.
        - И все? - удивленно переспрашиваю я. Я-то ожидала от него чего-то вроде «сегодня ты ночуешь у меня, крошка», и тут такой… облом…
        Нет, я бы послала его, разумеется!
        - Все, - судя по бесстыжей улыбке итальянца - он очень даже догадывается о векторе моих мыслей, - ты думала, я попрошу чего-то другого, вишенка? Я тебя разочаровал?
        - Нет! - торопливо вру я, но... Не похоже, что мне удаётся его обмануть...
        Пока мы болтали - телефон на столе успел затихнуть и завибрировать снова. Назаров явно намеревался дозвониться до меня во что бы то ни стало.
        Над подрагивающим телефоном мы со Змеем жмем друг другу руки, и я наконец принимаю звонок, сразу переключая на громкую связь.
        - И чего же вы хотели, Денис Викторович? - вопрошаю я задумчиво, стараясь заткнуть боль, что тихонько побулькивает в груди.
        Что ж, сейчас он начнет говорить, и я получу повод сбросить вызов.
        - Настя… - тон Назарова неожиданно подрагивающий и напряженный, - ты сейчас… с ним? С Лусито?
        Я кошусь на Змея, который невозмутимо постукивает пальцами по столешнице и улыбается самыми уголками губ. Самоуверенно так. Что знает этот итальянский свинтус, чего не знаю я?
        - Да, я с ним, Назаров. Обедаю. Дальше что? - стараясь удерживать себя в самых бесстрастных интонациях отвечаю я.
        Я не вру. Именно в этот момент официантка приносит нам белый фарфоровый чайник, чашки, и две тарелочки с яблочным пирогом. От запаха яблок с корицей у меня даже сводит желудок.
        - Насть, - тон Назарова становится каким-то подобострастным, - скажи, а тебе не сложно будет уболтать его на пятничный эфир?
        Оп-па…
        Усмешка Змея становится шире. Он будто бы даже получает подтверждение своим догадкам и с победоносным выражением лица двигает ко мне тарелочку с пирогом. Кушайте, мол, Настасья Михайловна, не подавитесь.
        Вот упырь!
        - Я думала, ты его уже уговорил, - растерянно произношу я, отковыривая чайной ложечкой кусочек, и отправляю его в рот. М-м-м, волшебно! Так и тает на языке. Как я хотела есть, оказывается...
        - Да если бы, - нервно бурчит Назаров, - он отказался. Сказал, что у нас не тот масштаб, чтобы он тратил на нас свое время. Представляешь?
        Выражение лица у Эрика - ну не дать ни взять принц крови, чья коронации состоится завтра, а ему предложили почистить конюшню своими белыми холеными руками.
        Черт, и ведь я даже не бешусь на это. Я любуюсь!
        - Вот ведь как бывает? - с фальшивым сочувствием замечаю я. - Ну, а что, ты об этом не догадывался?
        Как ни крути, но наши, местные звезды, куда более коммуникабельны, нежели иностранные. И самомнение Змея вполне соответствует его распиаренности.
        - У нас эфир с ним анонсирован уже, - никогда не думала, что паникующий Дэнчик будет доставлять мне столько садистского удовольствия, - и рейтинг ожидания по опросам гораздо выше среднего. Насть, мы не можем обмануть ожиданий зрителей.
        - Ты не можешь, - хладнокровно парирую я, - это ведь твой канал, твои зрители, Назаров. Кто я такая, чтобы к ним примазываться?
        - Ты - мегера! - на пределе слышимости комментирует Змей, и я показываю ему кончик языка. Я пока еще прикидываю, что можно выжать из этой ситуации, а значит Назаров должен помучиться.
        - Настя, мы ведь не чужие люди! - умоляюще скулит Дэнчик, а я с трудом не закусываю губу от плеснувшейся внутри меня кислотой горечи.
        Мы были не чужие люди. Были.
        Сколько жертв было принесено в угоду тому, что мы были «не чужими»?
        Моих, между прочим, жертв! Я-то не ставила Дэну никаких условий. Я просто его любила.
        Эрик постукивает по столешнице, будто работая для меня напоминальником о реальности. И смотрит на меня выжидающе - судя по всему, ему и самому интересно, что я буду делать.
        А что я буду делать, кстати?
        - Хорошо, Назаров, я попробую его уговорить, - медленно произношу я, откидываясь на спинку стула и глядя в лицо Эрику, - но в этом случае ты подпишешь мое заявление на увольнение сегодня же. И я больше не буду на тебя работать ни дня.
        Ох, какая многообещающая улыбка выступает у итальянца на губах. Боже, я уже представляю тот счет, что он мне выставит. Впрочем, об этом рано говорить. Назаров еще не дал своего ответа...
        - Настя, - после короткой паузы Дэн все-таки прокашливается и подает голос, - мы с тобой так и не поговорили толком. Ты слишком торопишься.
        Такой укоризненный тон, будто я подала на развод из-за носков, брошенных мимо корзины с грязным бельем. Судя по всему - Назаров не ожидал от меня ультиматума.
        По всей видимости, в его мире я должна была рыдать и наматывать сопли на кулак, попутно раскаиваясь в своём непослушании и ожидая высочайшего разрешения вернуться домой. Ну, что ж, без рыданий, конечно, не обошлось. Но и все на этом. Складывать на груди лапки я не хочу. И ждать каких-то «объяснений» Назарова тоже. Слова в нашей ситуации бессмысленны.
        - Это мои условия, - сухо отрезаю я, - не согласен - я даже словечка за тебя не замолвлю.
        - Настя…
        - Не обсуждается, - перебиваю я раздраженно, - прессуй Людочку. Ты согласен?
        Назаров отмалчивается еще несколько минут, явно прикидывая. Но в этой ситуации ему нет смысла упрямиться - я так или иначе все равно уволюсь, а Змея он уже упустит, ровно как и время, когда фанаты будут ждать итальянского танцора в качестве звезды эфира. Будет ли он менять краткую выгоду на сомнительный шанс возвращения меня, в который кроме него никто и не верит толком.
        - Хорошо, Настя, я согласен, - деловитый тон Назарова - лишь повод с горечью скривить губы. Конечно, милый, я в тебе не сомневалась. Понты понтами, а свою выгоду ты не упустишь.
        - Только до пятницы ты все-таки доработаешь, - вселенная решает, что хорошего с меня хватит и бухает-таки ложку дегтя в мое капуччино, - после его эфира можешь быть свободна. Я не смогу найти никого на твое место так быстро. А блог простаивать не должен, мы потеряем много трафика на таком перерыве.
        Эрик сидящий напротив меня покачивает головой, намекая что тут можно и поторговаться.
        А глаза-то у него красивые... Хоть и ехидные.
        - Нет, уволь, я не собираюсь смотреть, как ты обжимаешься с Людмилой по всем углам, - холодно парирую я, - я оформлю договор на съемки для Эрика, и с меня хватит. А блог могу вести дистанционно, скинешь мне материалы. Но только до пятницы, Назаров, потом мне будет абсолютно плевать, сколько убытков ты потерпишь.
        - Хорошо, - капитулирует мой муж, - только договор с Лусито должен быть у меня сегодня, до конца твоего рабочего дня. Не уговоришь его - можешь даже не надеяться, что я дам тебе взять и уйти.
        - Мудила, - выдыхаю я, сбрасывая звонок. Без понятия, услышал он последний мой «комплимент» или нет. Даже если да - мне не стыдно.
        Дышать, Настя, надо дышать. Раз за разом, толчок воздуха из груди за толчком. Все закончилось.
        Совершенно все…
        - Ну давай, - насмешливо покашливает Змей, подаваясь вперед и переплетая пальцы опущенных на светлую скатерть рук, - уговаривай меня. Я жду. С нетерпением.
        Поганец какой.
        Что в анфас, что в профиль! А какой у нас тут бицепс - м-м-м! Слюной бы изошла, если бы была в форме.
        - Как ты догадался, что он попытается…
        - Достать меня через тебя? - заканчивает Эрик и пожимает плечами. - Любой бы попробовал. А твой муж не любит проигрывать, это очевидно. Он поэтому заставил тебя бросить танцевать?
        Как быстро Змей меня раскусил все-таки. Неужели причины моей «завязки» настолько очевидны.
        - Я просто бросила, - упрямо отвечаю я, стискивая зубы, - сменила жизненные приоритеты.
        - Не ври, - емко перебивает Эрик, - потому что я тебя на чемпионате помню. Ты жила на паркете. Ты дышала ради того, чтобы танцевать и побеждать. Ты не могла завязать сама. Никакие иные приоритеты тебя бы не заставили это сделать. Он сам тебя не тянул как партнёр? Сложно было жить в тени вечной победительницы? Или боялся конкуренции с другими мужчинами?
        - Ты много на себя берешь, - тихо произношу я, ощущая только сухость в горле, потому что... Змей опять угадал. Во всем.
        Назаров… Он не тянул, да. И не стремился. Он отвалился как мой партнер на раннем этапе, просто потому, что парни из его компании решили, что танцы - это сугубо бабье увлечение. Партнера ему на замену найти оказалось не сложно.
        А вот примирить с его существованием моего тогда еще просто парня - куда сложнее.
        Я надеялась, что Дэн все-таки поймет, что для меня есть только он, что в любом танце я обращаюсь именно к нему, но…
        Нет. Ему оказалось проще поставить меня перед выбором - он или «твои дурацкие танцульки».
        - Так ты начнешь меня уговаривать или нет? - Эрик насмешливо задирает бровь, глядя на меня. - Я настаиваю на том, чтобы ты начинала. Потому что если я соглашусь на эфир с ним - сейчас это будет куда большее одолжение, чем стало бы час назад.
        - Это еще почему? - удивленно уточняю я, тем временем прикидывая, с чего мне начать уговоры.
        - С того, что этот ублюдок тебя украл у всего мира, - в мимике Змея проскальзывает что-то брезгливое, - и помогать ему зарабатывать деньги, паразитируя на моей известности - мне теперь еще больше не хочется, чем раньше.
        Заливать этот красавчик мастер, конечно.
        Но, категоричного отказа я не получила, значит, итальянец уже примерно представляет, какую выгоду поимеет со своего соглашения.
        - И что же ты хочешь? - поинтересовалась я, потихоньку доедая пирог. Еда неплохо отвлекала от неприятных мыслей. - Чем предложишь мне заплатить за свободу?
        Очередная похабная улыбочка на физиономии Эрика говорит сама за себя.
        Вот же…
        Неужели все-таки предложит… поспособствовать его победе?
        - Через три недели у меня у самого съемки клипа с одним из ваших местных музыкантов, - перебивая мои мысли спокойно произносит Змей, - я ставлю там хореографию и участвую в номере сам. Но мне нужна партнерша. И ей будешь ты.
        Вот так номер!
        12. НАСТЯ И ЭРИК. ЦЕНА ЕЕ СВОБОДЫ
        Воздух между мной и Эриком можно нарезать и подавать к десерту - он густой, словно крепко заваренное желе.
        - Я пять лет не танцую, - проговариваю я, обхватывая отчаянно мерзнущими от внутреннего озноба пальцами чашку с капучино, - я совершенно не в форме. Тебе настолько нужна партнерша, что ты готов взять ту, кто тебе все запорет?
        - Не ври, - второй раз за десять минут Змей резко дергает подбородком, будто отказываясь даже слышать то, что я говорю.
        - Я не…
        - Завяжи ты совсем, дорогая, твоя очаровательная culo[5 - Culo (итал.) - попка.] была бы отнюдь не в такой форме, чтобы запасть мне… - Змей нагло улыбается во все свои выбеленные тридцать два зуба, - в душу.
        В душу, ага. Да-да, именно туда, а не кой-куда пониже. Так я и поверила!
        Вот же свин! А я-то думала, он вдруг просветлился и завязал со своими пошлыми намеками! Куда там…
        - Ты занимаешься, я вижу, - невозмутимо продолжает Эрик, откидываясь на спинку своего стула, - возможно - не танцуешь. Но поддерживаешь форму. Бегаешь? Да, наверняка, от меня ты убегала как молния. Растяжка? Да, бесспорно. Ты не можешь дать своим связкам стать менее пластичными. Готов поспорить, что провожая муженька на работу, ты делала полный комплекс упражнений на гибкость. И шпагат наверняка сохранила. А чувство ритма не потеряешь и за десять лет.
        Мои пальцы комкают первую попавшуюся салфетку, хотя с большим удовольствием я бы швырнула ею в Эрика. Такое ощущение, что он не просто говорит это наугад, а самолично подглядывал за моими тренировками.
        - Ну, давай, соври, что я не угадал, - Эрик хмыкает, - а я сделаю вид, что тебе поверил, ciliegina.
        - У меня все это на лбу написано? - саркастично огрызаюсь я, даже не пытаясь отрицать сказанное. Он настолько самоуверен, он даже не сомневается, что он прав. Обмануть его все равно не удастся. И был бы смысл...
        - Можно и так сказать, - невозмутимо фыркает Эрик, возмутительно эстетично прихлебывая кофе. Заставляя меня зацепиться пальцами за красивые длинные пальцы. Мой тайный фетиш, о котором я даже себе не рассказываю. Губы и пальцы.
        Но как же бесит это его самомнение. И уверенность, что он знает обо мне все!
        Самое обидное - он ни в чем не ошибся. И от ощущения, что этот сомнительный тип понимает меня гораздо лучше, чем хотелось бы, мне становится жарковато.
        - В конце концов, - продолжает Змей, все так же пристально разглядывая меня, - это моя ответственность. Налажаешь ты или нет - рискую только я и мой гонорар постановщика. Я понимаю, ты боишься, что не успеешь восстановить форму и меня не вытянешь…
        А вот это уже наглость!
        Я? Я его не вытяну? Между прочим, это его пара взяла бронзу, когда моя уехала с кубком победителей. Я тянула его даже напополам с его шведским дружком! Пьяная в лохмотья, между прочим!
        Сие откровение я удерживаю на языке в последний момент. Я не напоминатор Эрика Лусито. Если его память настолько переполнена воспоминаниями о девчонках, что я в неё не поместилась - тем лучше. Меньше компромата - спокойней спать.
        - Хорошо, - я улыбаюсь улыбкой голодной гиены, - будь по-твоему, красавчик. Посмотрим, кто из нас кого не вытянет.
        Лишь когда он крепко сжимает мои пальцы своими и коварно улыбается, я понимаю - меня просто развели. На слабо. Как последнюю соплячку. Ах ты ж, поганец!
        - Но спать я с тобой не буду, - мстительно добавляю я в последнюю минуту, - я никогда не спала со своими партнерами. Абсолютно ни с кем.
        - Какое удивительное совпадение, - Змей с верно приклеившейся к его губам бесстыжей улыбкой, удерживает мою ладонь в своей, наклоняется и целует самые кончики моих пальцев, все так же не отрывая от моего лица пристального взгляда своих гранитно-серых глаз, - я вот спал абсолютно со всеми своими партнершами. Как думаешь, кто из нас станет чьим исключением?
        Да уж точно не я твоим!
        К моему неудовольствию - в жар от откровенно-раздевающего взгляда Змея меня все-таки бросает. Да что такое-то! Он меня еще на танцполе раздражал. И в клубе тогда - тоже!
        Ага, например, тем, что выбрал Фриду?
        Я остро нуждаюсь в кляпе для внутреннего голоса. Кто знает, где такой достать?
        - Кстати, ты должна мне обед, - буднично напоминает Эрик, выпуская мои пальцы на свободу, - и если вздумаешь сбежать - я тебя поймаю, посажу себе на колени и накормлю с ложечки. Попробуешь?
        Ну вот еще!
        Хотя, на краткий миг, мысль все-таки попробовать оказывается чрезвычайно искусительной...
        Вот только нет. Так откровенно ему подыгрывать я не буду. Надо только после обеда вернуться с ним в студию - договор должен быть подписан сегодня. Если я хочу получить свободу от Назарова уже в конце этой недели, конечно.
        А я хочу!
        13. НАСТЯ И ЭРИК. ИСКУСИТЕЛЬНЫЙ СООБЩНИК
        - Эрик, убери руку!
        - Я читаю договор, между прочим.
        - Эрик, ты не слепой и читаешь глазами, а не руками. Да и написан договор не у меня на джинсах, убери руку. Я могу отойти, чтобы тебе не мешать.
        Змей делает мне сердитые глазки, но его рука с моего бедра все-таки сползает. Медленно, так, неохотно. А сам Эрик двигается ко мне еще ближе. На шажок. Как пешка.
        Мы находимся в студии, в моем кабинете, и мимо моей двери в кои-то веки даже прошмыгнуть боятся. Денис Викторович изволил сказать всем, что я окучиваю важного гостя, и что мне мешать не нужно.
        Ну, я его окучила, но отказываться от внезапного трепета проникшихся моим значением пока еще коллег я не буду.
        - Ты все проверил? Все устраивает?
        - Ну да, - Эрик морщится, а потом касается пальцами тачпада, - вот сюда впиши для меня дополнительный пункт. Только давай ты, пишу на русском я куда хуже, чем разговариваю.
        - Кто тебе сказал, что ты хорошо разговариваешь на русском? - ухмыляюсь я, и Эрик переводит кипучий взгляд на мою скулу. Я буквально ощущаю, как ползут по моей коже горячие мурашки.
        Твой ход, Змей, мне даже уже любопытно, что ты можешь мне сделать.
        - Тебе кто-нибудь говорил, что на твои губы очень хочется кончить? - переходя на итальянский и приглушив голос, интересуется Эрик.
        - Н-нет, - от удивления этим заявлением я аж заикаюсь слегка, - никто и ни разу…
        - Что ж, значит, я тебе это скажу, крошка, - сладко тянет Змей, - у тебя восхитительный язычок. Такой длинный, такой дерзкий. Так приятно представлять, что именно я научу тебя им работать как следует.
        - Ой ли? - я задираю бровь повыше. - Смотри зубы не сломай, красавчик. Посещение таких мастер-классов в мои планы не входит. По крайней мере, с тобой.
        Лишь одна тонкая улыбочка проскальзывает по губам итальянца, а потом он делает короткое, резкое движение головой, наглухо запечатывая мне рот своими губами.
        Это безумие…
        Я уверена - девчонки из гримерки торчат под дверью и пытаются подслушать, что у нас тут происходит.
        Я знаю, что в любой момент сюда может вломиться Назаров и устроить мне скандал за разврат на рабочем месте, но…
        Не пошел бы тот Назаров? И девки его тоже...
        Я где-то слышала выражение «он трахнул языком мой рот». Я слышала про «длинный язык, способный достать до гланд во время поцелуя». Мы очень любим фантазировать на эту тему. Вот только ни в одной известной мне фантазии, ни в одном пошлом любовном романчике не было ни единого описания, которое хоть как-то бы подходило поцелуям Эрика Лусито.
        Он не «трахает мой рот языком», он им овладевает. Медленно, с чувством, с тактом, с расстановкой. Так целуют не те, кто торопятся тебя затащить в постель, но те, кто стопроцентно уверен, что в этой постели ты с ним окажешься, и все твои аргументы против этого - чушь.
        И нет, у меня, кажется, вообще не было варианта отказаться от этого, это отрицалось этим языком, это отрицалось самой сутью происходящего.
        Вся Вселенная бы не поняла этого отказа.
        Томная сладость разливается по моим венам медленно, не торопясь, полностью в ритме этого властного поцелуя. И в моих ушах начинает шуметь жаркий прибой...
        Я думала, вся прелесть поцелуев заканчивается лет в двадцать, а вот нет, оказывается, и после можно целоваться глубоко, страстно и со вкусом...
        Э, нет, Настена, так ты каши не сваришь. Не собираешься же ты вот так просто проигрывать этому поганцу.
        Не собираюсь.
        И потому без всякой жалости я впиваюсь в губу Эрика зубами. Так, чтобы искры из глаз посыпались.
        - Ах ты… - Эрик отшатывается, хватаясь за место укуса, - совсем забыл, как ты любишь это делать.
        - Прости, Змейчик, больно укусила? - изображаю я фальшивое сочувствие.
        Он убирает руку от губ и облизывается.
        - Ты стоила того, cillegina.
        - Что, сейчас начнешь мне рассказывать, какая я восхитительная на вкус?
        - Ну, самое вкусное в тебе я еще не пробовал.
        Он еще и подмигивает мне при этом. Я ожидала досады, возмущения, раздражения, наконец, но мои надежды тщетны, он даже в ус не дует.
        - Диктуй уже свое условие, - недовольно бурчу я, поворачиваясь к экрану ноутбука, - столько слов и ни одного по делу.
        - О-о-о, наконец-то мы переходим к моему райдеру, - радостно стонет Эрик так, будто только этого и ждал, - мне нужна личная массажистка. Чтоб приходила ко мне утром и вечером… Рост-вес… Сама укажи, ты свои данные лучше знаешь. Цвет глаз…
        - Так, - я хлопаю ладонью по столу, - давай серьезно. Потому что массажистка считает, что ты еще ни черта не заслужил и тянешь её время.
        - Предлагаешь мне заслужить, а, крошка? - губы Эрика зависают у моего уха, обжигая его горячим дыханием.
        - У-сло-ви-е! - чеканю я раздосадованно. - Последний шанс, Лусито. Иначе танцуй с собой сам, связываться с тобой себе дороже, судя по всему.
        Он кусает меня в шею, буквально заставляя себя заткнуться. Слабо кусает, игриво, совсем не больно, но как же… неожиданно!
        Меня опять бросает в жар!
        - Эй!
        - Это тебе на сдачу, детка, - смеется Эрик, абсолютно не впечатленный моим возмущенным шипением и наконец созревает, - напиши про то, что я имею право вносить коррективы в сценарий ролика, имею право избегать заранее написанного сценарного текста, если сочту более удачной импровизацию, и мой голос имеет приоритетное значение.
        - Дэн на это не пойдет, - и тем не менее, я записываю, стараясь придать словам Эрика официальное значение.
        - Это я не пойду на других условиях, - Змей встряхивает головой, - в нашей с тобой истории, Настя, мы свои условия выполнили. Договор ты ему принесла, я его подписал. Если его не устраивает - он сам виноват, не так ли?
        - Может, тогда побольше изменений внесем? - мелочная я сразу же цепляется за идею подгадить Назарову посильнее.
        Мягкая, снисходительная улыбка Эрика меня почему-то радует. Он смотрит на меня будто на хорошую ученицу, но тем не менее покачивает головой.
        - Не торопи события, фея, ты еще успеешь пошалить.
        - Ты что-то задумал?
        Он выглядит слишком подозрительно, чтобы я не задала этот вопрос. Или нет?
        Я не успеваю уловить, что конкретно замечаю на лице Эрика, оно исчезает слишком быстро.
        - Распечатывай и неси на подпись, - он несильно хлопает меня ладонью по бедру, чертов провокатор. Что бы он ни задумал, рассказывать мне об этом он не собирается. А может - мне показалось. И ничего-то он не имел в виду, кроме того, что мы с ним «пошалим» во время репетиций.
        - Уверен, что не хочешь прибавить пару-тройку нулей к своему гонорару? - с незатухающей надеждой переспрашиваю я. Идея разорить Назарова в пыль таким вот нехитрым образом мне приходится по вкусу. Но Змей проявляет вероломную сознательность и покачивает головой.
        - Более того, я прошу тебя выделить внесенную мной корректировку красным. Я хочу, чтобы твой… - Эрик задумчиво вглядывается в мое лицо, и заканчивает, - …босс был в курсе того, на что подписался, а не подмахнул не глядя.
        Вот…
        Вот и на что он рассчитывает, спрашивается?
        Точно ничего ему не светит. Ни в какой форме.
        Один нолик я ему все-таки добавляю. Не разорю, но заставлю чью-то жмотскую сущность пострадать некоторое время. Да и... Типовой гонорар у Назарова все-таки паршивый. Пущай пострадает, расставаясь с деньгами.
        Договор я отправляю на печать, в тройном экземпляре. Змей ставит на каждом из шести листов свою заковыристую роспись, кивает мне, а затем косится на часы на своем сухом запястье и вздыхает.
        - Очень жаль, крошка, но я должен отъехать на кастинг, я участвую в отборе танцоров, нужно посмотреть, на что они годятся. Хочешь со мной?
        - Мне нужно собрать вещи здесь, - я обвожу рукой комнату.
        Их немного, но все-таки есть.
        Возвращаться сюда, слава богам, мне не придется.
        Да и честно говоря, без Эрика на горизонте мне будет чуть-чуть поспокойнее. Не так-то просто, оказывается, от него избавиться.
        Тем более особого сожаления в глазах Змея я не замечаю.
        - Что ж, - он наклоняется ко мне и глубоко вдыхает воздух, практически прижавшись носом к моей щеке, - значит, увидимся завтра утром. Я зайду за тобой в десять, заберу на репетицию.
        Репетиция, да.
        Черт, я уже не верю, что я на это согласилась.
        И все-таки сбудется пророчество Змея и я жутко налажаю, и…
        - Мой номер - моя ответственность, помнишь?
        Каким-то образом Эрик замечает мою тревогу. Надо думать потише.
        - Помню, - у меня едва хватает дыхания для нормального ответа.
        Губы Змея скользят по моей щеке. Это настолько пронзительно, настолько чувственно, что я в какой-то момент аж задыхаюсь.
        Именно после этого Эрик и отстраняется с наглой ухмылочкой на губах.
        - Скучай по мне, вишенка! Лично я буду, по твоей попке - так обязательно, - напоследок роняет он и испаряется.
        14. НАСТЯ. ОБРАТНЫЙ ОТСЧЕТ ДО ПРОЩАНИЯ
        Пару секунд я смотрю на закрывшуюся за Змеем дверь и очень хочу швырнуть в неё чем-нибудь тяжелым.
        Паршивец.
        Можно подумать, у меня задница - единственное достоинство.
        Ноутбук я складываю, наверное, чересчур громко. Он - мой, его подарил мне папа на двадцатилетие, убрав необходимость мотаться к Алинке, чтобы написать доклад для семинара.
        На раннем этапе студии денег не было на лишний микрофон с алиэкспресса, поэтому свой ноут я и притащила на работу, тем более что дома Дэн крайне агрессивно реагировал на то, что я «опять пропадаю в соцсетях».
        Никаких соцсетей у меня не было. Даже инстаграмма с фотками кофе и уличных котиков. Я и вправду позволила ему сделать из себя тень.
        Зачем?
        Я забираю ноутбук, сумку от него, заросшую пылью, но ничуть не поменявшуюся, и подаренную Алинкой кружку-долгожительницу, которую расколоть, наверное, мог только прямой удар Мьельнира, потому что столько падений она пережила, и на память от них осталась только одна щербинка.
        У меня мало вещей на самом деле. Особенно если вычеркнуть все подарки Дэна, вроде той странной абстрактной вазочки, которая не подходила ни под один нормальный цветок, ее я поставила на окно и благополучно про неё забыла.
        Ну и хорошо, тащить меньше!
        Назарова нет ни на кухне, ни в операторской, ни в гримерке. Методом взаимоисключения я, с трудом затирая на лице брезгливое выражение, двинулась в бухгалтерию.
        Только подписать договор.
        Только подписать - и всё.
        Тем более, что может, они на работе и не…
        Они это делали.
        Сосались так старательно, что хотелось вызвать для них бригаду скорой помощи, чтобы она помогла им разлепиться.
        При виде меня Денис Викторович изволили оторваться от своего супер-важного занятия и даже хлопком по бедру согнать со своих колен прям-таки сияющую Людмилу. Она чертовски рада, что я их здесь застала именно так. И глазки блестят самым победным образом.
        Господи, какая она мерзкая.
        Ну, выиграла ты это «счастье», в лицо-то зачем плевать? Да, это мой муж с тобой сосется. И еще хренов месяц будет мой, хотя лично я бы уже сейчас вырвала бы страницу со штампом в паспорте. Потерпеть денечек так сложно?
        - Договор с Лусито, - холодно произношу я, опуская перед Назаровым его бумаги, - подписывайте, Денис Викторович, и я поеду домой.
        Он все-таки пролистывает бумаги, небрежно, будто этот договор - меньшее, что он заслуживает. Останавливается на странице с правками.
        - Что еще за хрень с дополнительным пунктом? - возмущается Назаров, уставляясь на меня с претензией. - Как ты это позволила?
        - Подумала, что у вас сложное положение, Денис Викторович, - язвительно улыбаюсь я, - ни на какие условия Эрик согласен не был. Он хочет сохранить свою творческую свободу. Не хотите его на этих условиях - я пойду тогда. Кстати, гонорар тоже подвергся корректировкам.
        - Настя, Настя, - Дэн покачивает головой, - понятия не имею, где ты найдешь работу, когда позволяешь себе такую неисполнительность. Ты должна была добиться договора на наших обычных условиях, а не допускать вот это. На рекомендации можешь не рассчитывать. И на премию тоже.
        - Вы подписываете или нет? - я цежу это сквозь зубы, превозмогая темноту в глазах. - И не забудьте в заявлении на увольнении указать дату окончания моих рабочих обязательств.
        - Смотри, может, еще передумаешь? - скучающе интересуется Дэн, неторопливо подписывая договор. - Я могу рассмотреть твою кандидатуру. Хотя зарплату тебе все-таки стоит пересмотреть, в соответствии с профессиональными навыками.
        - Вы ужасно великодушны, Денис Викторович, - я буквально скалюсь, потому что на этичную улыбку сил не хватает, - но я лучше в дом престарелых устроюсь. Утки за стариками выносить.
        Дэн закатывает глаза, но протягивает мне вместе с моим заявлением на увольнение копию договора для Эрика.
        - Дорабатываешь на дистанционке до пятницы, - напоминает он, - если замечу, что блог стоит или общение с подписчиками отсутствует - припомню, что у нас в договоре есть пункт о твоей неустойке. И на съемках будь добра быть. Забрать расчет и все такое.
        Иначе говоря - посмотри, как я сделаю на твоем приятеле деньги.
        Из кабинета Назарова я выхожу с острым желанием найти что-нибудь очень тяжелое и все-таки вернуться. И проломить ему черепушку! Одно останавливает - не хочу видеть второй акт соревнований кто кого сожрет - Назаров или Земцова.
        Нет, вы только подумайте - он угрожает мне.
        Вытирает ноги об меня!
        При том, что Эрик Лусито - это всемирно признанный и известный танцор и хореограф. А Дэнчик - обычный блоггер уровня России и СНГ, повар, которого не взяли на работу ни в один действительно стоящий ресторан, и вот так он решил выкрутиться.
        Что-то когда Маликов выкатил свой райдер - всей студией искали ему сицилийские апельсины, да и гонорар не очень-то обсуждался, хотя всего на четверть обгонял тот, что я написала Эрику.
        Ничего-ничего. Четыре дня осталось. В последний раз я Дэна увижу в пятницу. И все.
        Я пытаюсь себя успокоить, вот только бешенства и боли слишком много.
        А сколько было «это наше общее дело», «да брось, ты делаешь столько работы», «куда я без тебя» и вот это все.
        Сколько придуманных мной шуток этот ублюдок произнес в эфире? Сколько ночей потрачено на монтажи его роликов, на репетиции, на всю эту чушь.
        Я даже не сразу еду домой - болтаюсь по улицам, как-то плохо замечая лица прохожих и где вообще нахожусь. Прихожу в себя, только когда ноги начинают возмущенно гудеть, да и просто становится холодновато в вечерних летних сумерках в одном только тонком джемпере.
        Домой возвращаюсь уже затемно. Поднимаюсь по лестнице пешком, замираю у двери квартиры «под Алинкой». Здесь живет Эрик. Может, все-таки ему позвонить? Кто-то там говорил про вино и...
        Звучный девичий стон из-за двери перебивает мои мысли.
        Нет, я не ослышалась, стон повторяется. И еще. И еще...
        На свой этаж я взлетаю с пылающим лицом и долго путаюсь пальцами в связке ключей.
        И чего я хотела? Он ведь мне ничего не обещал? Он-то мне не муж, спрашивать нечего!
        И все же, досада меня одолевает.
        Зачем было мне дурить голову, а?
        В ключах я наконец распутываюсь и раздраженно вваливаюсь в прихожую моего нового убежища.
        Черт с ним, со Змеем. Не очень-то и хоте...
        Я замираю натурально на половине мысли. Потому что в пустой темной квартире совершенно точно пахнет чем-то мясным и многообещающим настолько, что у меня аж желудок подводит.
        - Ну, наконец-то ты пришла, - раздается насмешливый голос, и в кухоньке, что расположилась слева от прихожей, вспыхивает свет. - Я уже третий раз разогреваю тебе ужин, мышонок, - мягко журит меня Эмиль Брух, развалившийся на кухонном стуле.
        Нет слов!
        15. НАСТЯ И ЭМИЛЬ. ЧТО У НАС НА УЖИН?
        Пару секунд я молчу, пытаясь уговорить сердце колотиться не так… Гулко.
        Представьте ситуацию: вы - хрупкая девушка и возвращаетесь с работы домой. А на кухне вдруг находится мужик, который пальцами может колоть орехи.
        И я не преувеличиваю, я видела в роликах на личной страничке Эмиля, как он это на спор делал.
        И вот он здесь - в синей майке с открытыми плечами, сидит, по своим чудовищным бицепсами постукивает этими самыми пальцами.
        - Ты знаешь, что это тянет на проникновение со взломом? - чуть продышавшись, я замираю в дверном проеме кухни.
        Нет, на самом деле насколько офигевший кадр. Снова влез ко мне домой, шастает тут как у себя! Готовит!
        - Без взлома, - лениво уточняет Эмиль, покачивая головой, - у тебя был сломан замок на балконе, взламывать мне ничего не пришлось.
        Сломанный замок и вправду был. Я еще утром его заметила.
        Алинка - существо высокой закалки и постоянно спит на сквозняках, Мандарин - не балконный житель, поэтому она, видимо, решила не париться до холодов, а вот я поставила себе зарубочку вызвать мастера.
        - И ты просто мимо пролезал, увидел сломанный замок и решил… Меня ограбить?
        - Было бы что грабить, - Эмиль забрасывает руки за голову, открывая мне прекрасный ракурс на просто восхитительно прокачанные задние дельты.
        Ну, да, Алинка отсюда перевозила вещи не первую неделю, совершенно точно ценного не оставила, а я приехала с одной спортивной сумкой. Так что если ко мне сейчас заглянут грабители и будут искать деньги в моих вещах, я посмеюсь и поищу их вместе с ними.
        - Ты утром отказалась от мастер-класса, - напоминает Эмиль, опираясь на кухонный стол локтями, - ведь не просто так, ты на меня злишься.
        - Ну, как сказать, - я даже не собираюсь кривить душой на эту тему и отрицать очевидное.
        - Злишься, - кивает Эмиль, - за то, что я ввязался в пари с этим придурком.
        Обожаю сообразительных мужчин.
        Блин, но как пахнет…
        Пахнет мясом…
        А еще на кухонном столе уютно разлегся на разделочной доске незнакомый широкий нож, а над ним укоризненно возвышается початая бутылка вина. Сбоку стоят уже явно подготовленные две белых неглубоких тарелки и два бокала.
        Предварительная подготовка - уровень «бог».
        Все интереснее становится, что он тут замутил.
        - Как ты вообще так просто лазишь по балконам вверх-вниз? - озадачиваюсь я, пытаясь на запах определить, что же ждет меня под стеклянной крышкой сковородки, стоящей на плите.
        Не получается, увы.
        Как и разгадать загадку таинственных телепортаций шведа.
        - Я долгое время занимался промышленным альпинизмом, - Эмиль пожимает плечами, это, мол, самое незначительное, что он может о себе сообщить.
        - Для заработка? - я торопливо припоминаю его семейные обстоятельства, они на самом деле располагают к куда более праздному образу жизни.
        - Для профилактики акрофобии, - я давненько не видела, чтобы мужчина так просто признавался в собственных слабостях. Впрочем…
        Я говорила, Эмиль Брух из тех, на кого смотришь и понимаешь - этот имеет право всем рассказывать о каких-то страхах или слабых местах.
        Это сродни насмешке, потому что подобное знание не даст вам никакого преимущества. Да-да, этот медведь боялся высоты. Вам это как поможет, когда он отправит вас в нокаут?
        - Итак, ты планируешь снова соблазнить меня едой?
        - А разве ты не голодная, мышка? - так искренне удивляется Эмиль, что поверить ему оказывается совсем не сложно. - Я думаю, что ужин в хорошей компании - это то, что бывает очень кстати после тяжелого рабочего дня.
        Рабочий день и вправду был не очень.
        - А хорошая компания - это ты? - о своем сомнении на этот счет я вслух не говорю, обхожусь красноречиво задранной бровью. - Тот, который на меня поспорил?
        - Тот, кто очень хочет загладить свою вину, - поправляет меня Эмиль, - Змей умеет бесить, я повелся, не горжусь. Да и я не люблю, чтобы у женщины были ко мне претензии.
        - Предпочитаешь, чтобы они уходили от тебя удовлетворенными? - ехидничаю я.
        - Было бы неплохо, - подмигивает мне Эмиль, а затем поднимается и делает один шаг ко мне. Этого оказывается достаточно, чтобы он навис надо мной всей своей отлично проработанной массой.
        Ох, и куда мне смотреть сначала, спрашивается?
        В глаза?
        Да вот боюсь заблудиться взглядом по дороге туда! Уж слишком тут много… всего!
        - Так ты позволишь мне тебя накормить ужином, Настя? - мягко и даже слегка виноватым тоном интересуется Эмиль.
        И никаких тебе лишних поползновений, прикосновений, всякой пошлой ерунды…
        Какие они все-таки разные, эти двое.
        Я бы, наверное, отказалась, но остановила развитие этой мысли в самом начале.
        Почему я должна отказываться?
        Я не дам ему выиграть в пари, а одиночество - это не то, чего я сейчас ищу. Он заморочился, приготовил ужин, так что…
        - Ну, раз ты согласна, давай заключим маленькое соглашение, - что-то есть лукавое в улыбке этого парня, который отчаянно пытается казаться простым.
        Я заинтересованно приподнимаю брови.
        - Я накрываю на ужин, ты - надеваешь платье, - с ужасно честными глазами озвучивает Эмиль.
        - С чего бы? - мне почему-то неприятно от этой просьбы - неужто и этот будет как Дэн диктовать, как мне одеваться?
        - Ну, так это будет походить на свидание.
        Кажется, нет. Посыл действительно не такой. Да и… Нет жесткого ощущения, что Эмиль настаивает. Просто просит.
        - Свидание? - задумчиво повторяю я, глядя в безмятежные глаза этого светловолосого медведя. Я даже вижу веселых бесят, приплясывающих в его зрачках.
        Он ведь тоже меня не помнит. Даже глядя в упор - не узнает. Значит…
        Значит, опасности разоблачения нет. И если уж Дэн там сейчас наслаждается своей Людмилой, то почему я должна играть в приличную девочку и отказываться от такого предложения?
        Тем более, если он рассчитывает меня уломать после ужина - придется разочаровать и его.
        Так быстро ни один из них у меня не выиграет.
        - Ну что ж, будь по твоему, Карлсон, - я вздыхаю, уступая, - надеюсь, твой ужин того стоит.
        - В нем я уверен на все сто процентов, - ухмыляется Эмиль и поднимается.
        - Не вздумай подглядывать, - уже уходя в комнату и повышая голос, кричу я.
        - Я попробую, - нахально отвечает Эмиль из кухни, уже звеня тарелками, - я обещал быть хорошим сегодня. Хотя стопроцентных гарантий я тебе дать не могу.
        И все-таки он рассчитывает. Я ощущаю это, кажется, копчиком, он вечно чует подвох даже там, где его нет вроде как. А может, тембр голоса у шведа такой. Пробирающий!
        Ну что ж, приятно будет поиграть с тобой снова, Эмиль…
        16. НАСТЯ И ЭМИЛЬ. ЭТОТ НЕОСТОРОЖНЫЙ МЕДВЕДЬ
        Надень платье.
        Сказать легко, выполнить сложно.
        Особенно после пяти лет «супружеской жизни», которые были совершенно безжалостны к откровенной одежде. Или даже милой.
        «Ты всем собираешься ноги показывать? Раздвигать тоже?» - любимый комментарий Назарова, обращенный любой юбке выше колен.
        А после - «эта юбка суперсекс, Милочка».
        Алинка в общем-то права, мои юбки - их надо отдавать в дом престарелых как гуманитарную помощь, бабулькам они как раз придутся. И по стилистике, и по всему остальному.
        Да и честно скажем, то, как я собирала вещи, и размеры моей спортивной сумки не позволяли взять по-настоящему нормальное количество вещей.
        Каким образом я умудрилась запихнуть в сумку голубое платье в мелкий белый горошек - я не знаю. Наверное, просто чтобы его спасти, платье было маминым подарком на день рожденья, и оно было… Кокетливым. Иные описания ему не подходили.
        Летнее, с открытыми плечами, распашное, на мелких жемчужных пуговках и… с бантом на груди! Этот бант был совершенно добивающим фактом для приговора платью.
        Дэн ни за что бы не позволил мне «в этом» выйти на улицу.
        Да что там, я его очень старательно прятала на самое дно ящика с обувью в шкафу, чтобы он его не нашел. И как кстати я его отгладила вчера…
        Оправляя лямочки, я ощущаю себя голой. Вроде строгая длина, до колена, но сколько времени я не надевала ничего подобного.
        Ведь видно же все! Плечи! Грудь! Ноги! А бант этот - так вообще!
        И пусть плечи можно прикрыть волосами, но вырез и бант не прикроешь ничем. И коленки видно при ходьбе…
        Может, «передумать» и надеть что-то другое? Только что? Я как назло нахватала чего угодно, но не платий.
        - Мышка, у меня все готово, - доносится до меня из кухни, - тебе не надо ничего помочь застегнуть?
        - По-моему, у тебя в намереньях только расстегнуть! - это должно было прозвучать насмешливо. Ехидно! Изобличающе, наконец.
        Прозвучало натуральным мышиным писком, потому что последний шаг на кухню я делала уже на подгибающихся ногах.
        Чего я меньше всего ожидаю - так это того, что Эмиль при виде меня замрет. На полпути, с недонесенной до плиты кастрюлькой.
        - Очень вызывающе, да? - тихонько спрашиваю я, пытаясь сдвинуть подол хоть на дюйм ниже.
        Мужчина оживает, все-таки ставит кастрюльку на конфорку, все так же оторопело косясь на меня, а потом молча шагает ко мне и отодвигает стул от стола. Для меня.
        - Очень потрясающе, ты хотела сказать, не так ли? - тихо переспрашивает он. - Мой русский не очень хорош, мышка, но даже я понимаю, что ты сейчас сказала что-то не то.
        Ему не надо пошлых шуточек, чтобы вогнать меня в краску.
        Что же это такое…
        Сначала я позволяю себе целоваться со Змеем, теперь еще и смущенно прячу глазки от Эмиля Бруха.
        Ну, ведь я же знаю, что эти двое - типичные ходоки, да и особой моральной чистотой они оба не блещут. Никогда в жизни не хотела бы быть предметом чьего-то спора.
        Зато смертельно хотела быть женой «полигамного по природе» мудака?
        - Ну, если ты не ешь сама, мышка, - поскрипывают ножки передвигаемого стула, и Эмиль «меняет дислокацию», приземляясь на самое ближайшее ко мне место, - придется мне тебе помочь.
        Подцепляет кусочек мяса с тарелки, подносит к моему рту.
        Ну, что ж, вот на это, кажется, я и вправду сама напросилась. Еще бы было желание…
        Мясо пахнет восхитительно.
        Розмарином, вином и чем-то еще. Удержаться просто невозможно. Я ловлю кусочек губами.
        Нет, это что-то с чем-то. Хочется зажмуриться, чтобы не видеть ничего, чтобы это все не отвлекало от этого дивного вкуса. Нежное, буквально тающее на языке мясо, приятный кисловатый соус с терпким запахом вина...
        Доесть или выжить? Поставь мне такой выбор, я бы, пожалуй, выбрала первое.
        Если бы Эмиль уже не подносил к моим губам еще один кусочек - я бы сама торопливо сцапала вилку.
        - Ты сам не ешь, - спохватываюсь я в какой-то момент.
        - Я успею, - Эмиль улыбается, и я любуюсь его лицом в этот момент. Он лишен порочной красоты Эрика, его черты лица несколько грубоваты, но наверное, именно от этого его улыбку хочется продлить как можно дольше.
        - У тебя такие красивые губы, - задумчиво роняет швед, пользуясь тем, что я занята своей пищевой агонией и не могу задавать ему вопросы, - очень нежные, так и просят…
        - Эрик мне уже сегодня рассказывал, чего они просят, - тихонько хихикаю я, вспоминая пошленькую болтовню Змея.
        Эмиль же закатывает глаза. Кажется, мне не надо ему рассказывать, что именно наговорил мне итальянец. Все сам понимает.
        - Ты ведь не думаешь, что я буду говорить тебе то же самое, что и он?
        - Ну, вы же друзья? - на моем языке снова оказывается еще один кусочек мяса. - Боже, даже если это все, что ты умеешь готовить, ты - мой кулинарный бог, не меньше.
        - Не всё, - Эмиль совсем слегка ухмыляется, а потом подается ко мне ближе, задевая своим коленом мое, - так ты виделась сегодня со Змеем, мышка? Как так вышло?
        - Он не рассказывал тебе? - я смеюсь, округляя глаза. - А я думала, что у вас автоматическая синхронизация информации о вашей жертве.
        - Пока ты не окажешься в его постели - Змей мне ни черта о тебе не скажет, - мой собеседник придвигается еще ближе, опуская свободную руку на спинку стула за моей спиной, - так как вы пересеклись? У него были пробы сегодня, и с них он приехал с какой-то девицей. Я был уверен, что сегодня у меня есть вечер форы.
        - Ну, мы встретились днем… - я кратко пересказываю Эмилю нюансы нашей встречи со Змеем, а также то, что он подбил меня стать его партнершей для будущего номера.
        Очень кратко. Не задеваю даже причин того, почему Эрик потребовал с меня это, не рассказываю, как рыдала в его рубашку заупокой собственной танцевальной карьере.
        Эмиль хмурится. С каждым моим словом все сильнее.
        - И ты согласилась с ним танцевать? - он вроде говорит без претензии, просто констатирует факт.
        - Я просто хочу побыстрее избавиться от компании мужа и от работы на него, - я прикрываю глаза, пытаясь не выпустить из-под ресниц слишком быстро подступившие слезы, - Эрик - меньшее из зол.
        - Ну, да, он хотя бы отвяжется, когда с тобой переспит, - фыркает Эмиль.
        Блин.
        С одной стороны - вот эта вот фраза, брошенная мимоходом - резко высушивает мои слезы одним только всколыхнувшимся возмущением.
        С другой - первое, что я делаю - встаю из-за стола, отведя от себя ладонь Эмиля, и отхожу к кухонному окну.
        - Тебе лучше уйти, - непреклонно произношу я, впиваясь ногтями в кожу своих голых предплечий, - спасибо за ужин, мне все понравилось, но сейчас тебе уже пора.
        17. НАСТЯ И ЭМИЛЬ. КТО ЗАКАЗЫВАЛ ДЕСЕРТ?
        - Прости, - он неслышной, но такой огромной тенью встает за моей спиной, - это было очень некрасиво с моей стороны.
        - Знаешь, ты частишь с извинениями, Эмиль, - устало замечаю я, - сначала ввязался в спор на меня, решил попросить за него прощения. Теперь вот ляпнул гадость, и… Может, не стоит столько косячить?
        Эмиль сначала гулко дышит, а потом опускает лоб на мой затылок, путаясь горячим дыханием в моих волосах.
        - Я приревновал тебя, мышонок, - негромко сознается он, - это не оправдание, я знаю.
        - Да брось, - я передергиваю плечами, - с чего бы ревновать? Я для вас девочка-заклад, ничего большего. Вы же там чуть ли не график составили, кто со мной первый переспит, а кто второй.
        - Да, - честным вздохом откликается Эмиль, - только я тебя сейчас приревновал, Настя. К своему лучшему другу.
        - Думаешь, я поверю? - я недовольно дергаю плечом. - Я ведь знаю, что если бы не ваш дурацкий спор, ты бы на меня даже не глянул. Сам же называешь меня мышью. Слишком блеклая, чтобы замечать.
        - Слишком беззащитная, чтобы это игнорировать, - мужские пальцы ложатся на мои плечи и стискивают их с неожиданной силой, - слишком хрупкая и слишком сильно стремишься спрятаться от глаз других людей. Тебя хочется поймать и спрятать в сжатых ладонях от любой напасти. От любых глаз. От глаз моего лучшего друга, хотя я всегда был уверен, что из-за женщин с ним воевать не буду. Ты говоришь все это, потому что ты сама себя не видишь, мышонок. Хочешь, расскажу, что вижу я?
        - Не очень, - недовольно бурчу я, прикидывая, как мне теперь выворачиваться из его хватки. И как избавиться от настойчивого томления, уже растопившего внизу моего живота маленькую адову конфорку.
        - Ты очень закрываешься, мышонок, - Эмиль сам убирает руки с моих плеч, но только для того, чтобы, скользнув под моими запястьями, обвить меня руками за талию, - вот это платье. Оно восхитительно. Ты в нем - восхитительна. Ты могла надеть что-то ультракороткое, сказав мне о своей доступности, ты могла остаться в джинсах и послать меня к черту на рога…
        - А, так этот вариант все-таки был? - я тяну это даже с легкой обидой, что не поддалась этому искушению.
        - Но надела ты его, - одна из ладоней Эмиля скользит по ткани моего подола, разглаживая на нем невидимую складку, - и ты и вправду очаровательна, словно сказочная фея. Хочу ли я делиться твоим волшебством с этим прощелыгой Змеем? Ведь я же знаю, как он обходится с женщинами. Он ведь уже целовал тебя сегодня?
        - М-м-м, - к моему горлу подкатывает ком, - это тебя не касается.
        - Значит, целовал, - в мягком голосе Эмиля проявляются действительно жесткие нотки, - что ж, тогда я просто обязан лишить его этого преимущества.
        Что-то в его голосе заставляет меня взбрыкнуть, рвануться наружу. Куда там. Меня плотно сжали клещи его рук.
        - Эмиль, пре… - слова заканчиваются неожиданно, когда мягкие губы Эмиля жалят меня в шею. Ох…
        Жгучий дурман растекается по венам, прорастает в них, ветвится во все стороны, ослепляя меня и лишая дара речи.
        - Не бойся, мышонок, - хрипло шепчет Эмиль мне на ухо, - я не обижу.
        Не обидит он! Тогда какого черта его рука уже делает у меня под юбкой?
        - Эмиль…
        - Я остановлюсь, если скажешь, - его горячий шепот будто до самой души мне достает, - скажешь?
        Наверное, мне стоит…
        Самое глупое что можно сделать женщине после измены мужа - изменить ему самой.
        Интересно, какой мудак это придумал?
        Я не останавливаю. Я просто тихо жмурюсь, пытаясь понять, что мне делать, а Эмиль сам все решает за меня.
        Юбка ползет еще выше, безжалостно уступая широким мужским пальцам, не знающим ни стыда и ни совести. Быстро. Очень быстро. Когда уж тут думать?
        Черт, надо его остановить, надо…
        Только как же хочется отключиться от всех «надо», и сделать хоть что-то…
        Назло!
        Я хотела от Назарова детей.
        Я ждала, пока этот ублюдок дозреет.
        Была правильной, скромной, удобной, такой, какой он хотел...
        А он трахал на нашей с ним кровати свою губастую лярву!
        Уж лучше бы честно сказал, что хочет развода.
        Я тихонько охаю, когда пальцы Эмиля касаются ткани трусиков.
        - Тоже давно никого не было, мышка? - вкрадчиво шепчет мне в самое ухо этот наглый медведь. - Твой муж с тобой в постели смеет спать? У него точно все с головой в порядке?
        - Льстишь? - это я выговариваю, запрокидывая голову и упираясь затылком в твердое плечо. - Чего только ни наболтаешь девчонке, чтобы уступила? Только спать с тобой я все равно не буду.
        - Тогда давай вот так…
        Он разворачивает меня к себе лицом быстро и просто, а потом подхватывает под бедра и усаживает прямо на широкий подоконник.
        - Хочу видеть твое лицо, мышка, когда ты кончишь, - шепчет он, настойчиво разводя в стороны мои колени, и снова проскальзывая шершавыми ладонями по моим бедрам.
        - Когда я что? - и тут я резко задыхаюсь от того, что он мне ответил на практике.
        Твердые пальцы очень быстро пробираются под тонкую ткань, плавным движением скользят по скользким, и без его прикосновений пылающим складкам, многообещающе касаются клитора, а после стискивают его, выбивая из меня только восторженный возглас.
        Настя, Настя, только вдумайся, что ты делаешь? На окне? С раздвинутыми ногами? Дала залезть себе в трусы?
        Господи, да когда уже эта мерзость перестанет сверлить мне мозг?
        Кто я? Мужняя жена? Не-а. Даже Дэн согласен с этим исходом и уже не скрывает, как ему не терпится всем рассказать о своей новой пассии. А скоро я перестану быть ему женой еще и официально. И ничего я Дэнчику уже не должна, раз и он мне не должен.
        - Мне надо поднажать, чтобы ты перестала думать?
        Эмиль не угрожает, он просто ставит перед собой задачу. Сказано поднажать - он и поднажимает, резко растирая мой клитор раз за разом.
        Если у меня и были мысли до этого, то сейчас они и вовсе закончились.
        Нет сил ничего думать, есть смысл тихонько похныкивать и вилять бедрами, пытаясь увернуться от этих безжалостных пальцев, чтобы не сойти с ума окончательно.
        Нет, не выходит.
        Он настигает меня всякий раз. И всякий раз его пальцы будто карают меня за то, что я допускаю мысль о прекращении этой сладкой пытки.
        Может, все-таки не бежать? Не прекращать? И пусть он…
        Он останавливается. Тогда, когда я, кажется, была уже готова сдаться на его милость, за секунду до самого пика.
        - Эми-и-иль, - мой жалобный всхлип получает только кривую усмешку.
        И он с минуту просто поглаживает меня там, не совершая ни малейшего дальнейшего притязания.
        - Не передумала еще насчет того, что ты со мной не будешь, мышка? - с ласковым сочувствием интересуется Эмиль. - Кровать недалеко...
        - Пф, - я фыркаю, пытаясь выглядеть независимой, что ужасно сложно, когда у тебя в трусах находится рука твоего собеседника, - если это все, что ты можешь, какая тебе кровать?
        Ох, зря я это сказала.
        Зрачки у Эмиля расширяются, и он одним только точным движением толкается пальцами глубже. Внутрь меня. Сразу тремя пальцами.
        Ох!!!
        - Эмиль, - я буквально захлебываюсь звуками от ощущений. А он приостанавливается, склоняясь ко мне ближе, будто затапливая меня кипящей лазурью своих глаз.
        - Еще? - его мягкий шепот целует меня в полураскрытые губы вместо самого Эмиля.
        - Еще! - я сама впиваюсь в его губу зубами, втягивая в поцелуй.
        И вот тут начинается трах.
        Вот этот языком трахает, не распыляясь на вкрадчивость и неторопливость. Натягивает мой рот на свой язык, иначе и не скажешь.
        Его пальцы внутри меня не отстают от ритма.
        Если интимный напор у него такой же - с ним нужно трахаться прямо на полу, никакая кровать этого не выдержит.
        Настя, ты ведь несерьезно? Ты ведь не можешь! И думать об этом особенно!
        Могу, оказывается.
        Это почти что танец, только вместо движений ног - судорожная возня на одном подоконнике.
        Мои пальцы впиваются в твердые, кажущиеся литыми плечи. За них я пытаюсь удержаться, до того как упасть в бездну окончательно. Тщетно!
        Под моим затылком холодное стекло, но мне это не помогает остыть или хотя бы чуть-чуть отодвинуть меня от закипания.
        Он угадал. Секса у меня не было прилично.
        И вот чтобы вот так - без прелюдий, на чистом порыве, на первом попавшемся подоконнике…
        Дэн называл это «угасание чувств в браке» и утверждал, что это нормально. Просто нам стало нужно все больше условий, чтобы это было.
        Слишком много стало «ты должна» и «ты не должна», обеспечивающих наличие его желания. Да и я… Я даже не припомню, чтобы с ним было вот так хоть бы и в первую брачную ночь, тот самый заветный первый раз, я и то так себя не ощущала.
        Так, будто под моими закрытыми веками с громкими и звучными хлопками взрываются разноцветные фейерверки.
        - Какая ты красивая, когда возбужденная, мышка, - Эмиль снова касается губами моего уха, заставляя меня лишь податься навстречу к нему, - такая красивая, глаз не оторвать. Так и хочется сделать вот так…
        И без лишних пояснений он делает своей рукой только четыре движения. По настоящему резких. Добивающих. Роняющих меня в пропасть окончательно.
        Оргазм скручивает меня тугим жгутом, выбивая откровенный крик изо рта и заставляя на несколько секунд напрочь забыть о всем остальном мире.
        Все, что и остается - только мое дыхание да горячие пальцы Эмиля, поглаживающие меня по внутренней стороне бедра.
        - Ты… Ты…
        Он накрывает мои губы своим ртом, будто давая мне возможность собраться с мыслями, и на этот раз этот поцелуй снова похож на жесткий, грубый, требовательный трах, после которого на бедрах остаются синяки.
        Хотя…
        Я об этом знаю на данный момент только из романов. С Дэном у меня так никогда не было…
        А с Эмилем будет?
        Эмиль растворяет своим напором эту случайную мысль о Назарове и будто будит во мне второе дыхание.
        Нет, все-таки какой же он...
        - Ну, скажи-ка мне, мышка, кто лучше целуется, я или Змей? - вкрадчиво тянет Эмиль, давая моим губам свободу. Заставляя задохнуться оторопью.
        …Сволочь. Ничуть не лучше Змея. Тоже рассматривает меня как трофей на полочку. Розовая ленточка на финишной линии их соревнования.
        Моя рука вспыхивает пылающей болью - пощечина у меня выходит очень тяжёлая. Душевная. Эмилю досталось за всех мудаков в моем нынешнем окружении.
        - А вот теперь точно пошел вон, - членораздельно проговариваю я, в упор глядя в светлые глаза отшатнувшегося от моего напора шведа.
        Удивительно, как быстро я восстанавливаю отказавшие мне ранее способности к разговору. В груди острой судорогой сводит пустая дыра.
        И чего ради я в нем усомнилась? С того, что он прикинулся пай мальчиком и приготовил мне ужин?
        Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты, так вроде? И чего я хотела от друга Эрика Лусито, спрашивается?
        18. ЭРИК И ЭМИЛЬ. НЕЖДАННОЕ ПОРАЖЕНИЕ
        Этот вскрик оказывается для Эрика равноценным удару ножом под лопатку. Настолько резким, что Змей даже останавливается сам и замирает, вслушиваясь в ночь над собой.
        - Эрик, что-то случилось? - девчонка… Как там её? Лера-Валерия-Валери… Дочь режиссера, нанятого для съемок клипа, отвертеться от её участия в номере не удалось, танцевала она сносно, и Эрик решил, что сбросить скопившееся напряжение с ней - меньшая из плат за навязанный геморрой. Девица была смазливая, ухоженная, на один раз вполне годилась.
        И вот сейчас она начинает беспокойно возиться под ним, удивленная его паузой, и глаза свои кукольные на Эрика таращит.
        - Я слышал крик, - Эрик растерянно даже озвучивает настоящую причину своего замешательства, - может, моей соседке стало плохо?
        - По-моему, ей было очень хорошо, - хихикает Лера и чувственно выгибается на простыне, - может, мы вдохновили её и её парня? Давай раздразним их еще на один заход? Будет твоей соседке счастье в личной жизни.
        - У неё нет парня, - голос сипнет на ходу, - и личной жизни…
        По крайней мере, не было еще днем. Ну не могла же она притащить сюда своего муженька. Да она же ему глаза выжрать готова была чайной ложкой, кто бы эту ложку ей дал. Какой уж тут секс?
        - Эри-и-ик, - Лера чуть толкает его в плечо, опрокидывая на простынь, - ну что ты как из восемнадцатого века? Ты что, не знаешь, что у современной девушки утром нет парня, вечером есть. Подцепила кого-нибудь. У вас тут есть симпатичные мужики, тот блондинчик, что во дворе подтягивался, например - как такому отказать?
        Она точно рассчитывает раззадорить в нем ревность, мол, как ты могла, смотреть на других мужчин в моем присутствии. Получается ровно противоположный эффект. Будто ведро ледяной воды на голову вылили.
        Он…
        Он ведь не мог так быстро раскрутить эту недотрогу.
        Или…
        В крови вскипает ярость. Такая, что хочется срочно что-то сломать.
        - Ну ты куда, - Лера садится на кровать, непонимающе глядя, как торопливо Эрик натягивает джинсы.
        Джинсы и все, на лестничную площадку Эрик вылетает босиком. Условные приличия соблюдены, кто увидит его в таком виде - сам виноват.
        Лестничный пролет он одолевает, кажется, одним прыжком - дьявол, надо было в прыгуны идти, а не в танцоры, все бы вышло - и замирает у первой ступеньки второго пролета, только услышав сердитый голос Насти.
        - Я надеялась, что хоть один из вас нормальный…
        - Давай ты все-таки успокоишься, мышка, - успокаивающе предлагает Эмиль, - возможно, я не следил за языком…
        - Возможно? - голос девушки взвивается на критичную высоту. - Возможно, ты вообще за ним следить не умеешь? Заходи, когда научишься.
        Она хлопает дверью, с чувством, будто надеясь ею прищемить причиндалы обидчика, но уже через пять секунд снова высовывается на лестничную площадку и шипит.
        - И перестань лазить ко мне на балкон, Тарзан, а не то познакомишься с русской полицией.
        Второй хлопок дверью выходит не менее прочувствованным, чем первый.
        Лишь после пары секунд ожидания Змей шагает выше, все-таки преодолевая и второй лестничный пролет до этажа Насти.
        Эмиль стоит напротив её двери, упираясь кулаком в косяк и сверля взглядом дверь. Будто раздумывая - постучать ему сейчас или все-таки проваливать к чертовой матери.
        В какой-то момент Эмиль замечает Эрика, стоящего в двух шагах от него, на самой последней ступеньке лестничного пролета.
        - Услышал её? - ухмылка шведа становится самодовольной. - Голосистая мышка попалась. Кайфовая. Когда я наконец её трахну - заставлю сорвать голос, уж больно сладко кричит.
        - Ты её не… - Эрик с трудом узнает свой охрипший голос. Дьявол, да с какого черта ему не все равно? Он эту девчонку всего сутки как знает, какое ему дело? Чем она отличается от тех четырех десятков баб, что уже стали объектами в секс-дуэлях Эрика и Эмиля?
        - Нет, еще нет, - тоном выделяя слово «еще» сообщает Эмиль, - у нас ведь считается, когда девушка оказалась на члене, и никак иначе. Но по предварительным оргазмам я уже веду.
        - Пока что, - цедит Змей хмуро, но тем не менее на горизонте светлеет. Эмиль еще не выиграл. Еще не опробовал эту сладкую, гибкую ледышку, и не факт, что она теперь ему дастся, раз он её рассердил.
        - Ну, думай так, если это тебя утешает, Змей, - Эмиль фыркает и шагает на лестницу, - не буду же я разбивать твои наивные иллюзии, друг.
        Впервые в своей жизни Эрику хотелось сказать Эмилю, что он не друг, а форменный мудак. Но…
        В конце концов, это ведь его пари. Он буквально сам вынудил Эмиля в нем участвовать.
        - Может, сойдемся на ничьей? - это произносит голос Эрика, но точно не он сам. Он бы в здравом уме такое не озвучил ни при каких условиях.
        Эмиль останавливается, неторопливо оборачивается, пристально вглядывается в Эрика, поднимает брови, требуя объяснений. Еще бы они были.
        - Ты забросил поиски той девчонки, - находится Змей, - разве не она твой краш?
        - Если мне суждено ее найти, я найду и неделей позже, - невозмутимо парирует Эмиль, - так что нет, это не причина.
        Вот когда не надо, у этой паскуды проснулось здравомыслие.
        - Чего тебе надо от Насти? - шипит Эрик, сильнее оправдывая собственное прозвище.
        - Хочу её, - у Эмиля получается сказать эти два слова с таким бесконечным смаком, что у Эрика самого сводит все нутро. - Просто хочу. И все. Ты хочешь признать свое поражение? Ты ведь помнишь, что в этом случае ты оставляешь девчонку мне и ждешь, пока я с ней не наиграюсь?
        Эрик поскрипывает зубами. Он помнил. Эти условия они утвердили еще давно, чтобы не повадно было сливаться по всякой херне. И впервые они так бесили.
        - Твой ход, Змей, - насмешливо роняет Эмиль и сваливает в свою берлогу.
        К себе Эрик возвращается еще более злой, чем он выходил из квартиры. Надо же было так упустить момент. При одной только мысли, что Эмиль уже успел сделать с ней, в крови вскипает гнев, напополам с возбуждением.
        Она, наверное, была так хороша возбужденной... Жаль, не было возможности увидеть.
        В прихожей Эрик застает Леру возящейся со шнурками на ботиночках. Пока его не было, она успела встать и собраться.
        - Какого хрена? - емко интересуется он, останавливаясь в дверном проеме. Русский мат его всегда невыносимо радовал одним своим звучанием.
        - Ну, тебе же не до меня? - Лера-мать-её-Валерия недовольно кривит губки. - Как соседка? Помощь ей пригодилась?
        Эрик просто шагает вперед, роняя свою ладонь на её горло и сжимая пальцы. Не сильно, но с намеком, что он не в том настроении, чтобы терпеть еще и её закидоны.
        - Я не разрешал тебе уходить, - раздраженно рычит он и подталкивает девушку обратно, в комнату, к сбитой постели.
        Она могла бы взбрыкнуть, но её зрачки расширяются, и она сама подается к Эрику, когда он заваливает её на кровать и задирает узкую юбку аж до пояса. Детка любит грубое обращение.
        - На колени, живо, - Эрик резко хлопает девчонку по ягодице. Она взвизгивает, но с закушенной от предвкушения губой торопливо перекатывается на живот.
        Ну и отлично, лица не видно. На то и был расчет. Можно прикрыть глаза и представить на её месте кого угодно. Точнее, ту, которую сейчас хочется.
        Главное случайно не назвать эту Леру Настей. В конце концов, им еще вместе работать.
        19. НАСТЯ И ЭРИК. КОМПАНИЯ ДЛЯ ЗАВТРАКА
        Я просыпаюсь рано утром по инерции, даже без будильника, вот что обиднее всего.
        Просыпаюсь, сажусь на кровати, спускаю ноги на пол в поисках тапочек, пытаюсь растолкать свой мозг и придумать, что можно приготовить мужу на завтрак, чтобы ему угодить…
        Слово «муж» действует на меня прекрасной отрезвляющей подзатрещиной.
        Какой еще завтрак? Какое еще угодить?
        Отныне и присно, во веки веков Денис Назаров от меня может получить только тарелку с яичницей, поджаренной на синильной кислоте. Чтобы она ему там все растворила, что в организме лишнее.
        Вставать не надо, идти на работу не надо - спасибо Эрику, от половины моих обязанностей я, считай, избавилась, а на форум можно и попозже зайти. Можно с чистой душой вернуться в постель и попытаться доспать. И я честно пытаюсь сделать именно это, но…
        Сон, увы, не идет.
        И с каждой секундой бессмысленного зависания в потолок я начинаю злиться на себя все сильнее. Когда приходит Мандарин и начинает заискивающе когтить на моей груди одеяло и бодать мою щеку широким лбом, всеми силами напоминая мне о том, что я живу в этой квартире лишь потому, что мне велено его кормить - я сдаюсь и подчиняюсь воле рока и бессонницы.
        Надо найти какое-нибудь хорошее успокоительное и спать до полудня. Или работу, на худой конец, чтоб ходить на неё аж к восьми утра и оправдывать свои ранние подъемы жестким рабочим графиком.
        На кухне Мандарин получает свою порцию еды, я же огибаю подоконник по широкой дуге и возвращаюсь в комнату, торопливо переодеваясь для пробежки.
        Что-то такое висит в воздухе кухни, будто терпкий привкус так и не случившегося грехопадения. И думать о том, что это я сидела на этом подоконнике с раздвинутыми ногами…
        Что малознакомый мне мужчина творил со мной такое…
        Но как творил…
        У меня аж снова пересыхает во рту при одном воспоминании.
        О том, что одного короткого оргазма мне будет маловато, мой организм поведал мне уже после того, как я выставила Эмиля за дверь. Когда я два часа провалялась в постели, на холодных простынях, и пытаясь унять возбужденное кипение крови.
        А еще говорят, что это мужикам мучительно терпеть возбуждение.
        Я бы поспорила с тем, кому мучительней.
        Пробежка выходит короткой - четыре круга по двору, а потом я выбегаю уже на улицу и бегу по ней, в поисках сносного гипермаркета. В холодильнике болтаются останки вчерашнего ужина, но я еще не готова их оттуда доставать. Вот вечером - отличный вариант. А мне на завтрак хватит какой-нибудь шакшуки[6 - Шакшука - блюдо из яиц, жаренных в соусе из помидоров, острого перца, лукa и приправ, входит в кухню Израиля и большинства арабских стран. Подаётся на завтрак с хлебом или питой.].
        Да здравствует холестерин, и так далее.
        Я снова избегаю лифта, снова предпочитая лестницу, правда мимо двери Змея пролетаю чуть ли не на первой космической скорости - а вдруг его девица, которую хорошо было слышно этой ночью, сейчас задумает собраться домой? Не то чтобы я стеснялась его баб и мне было до них дело, но почему-то мне не хочется с ней пересекаться. И даже знать, как она выглядит.
        Это ведь его дело, с кем спать, так?
        А я знакомиться и дружить с ней не обязана!
        Звонок в дверь застает меня уже у сковородки, перемешивающей мелко нашинкованные кусочки перца и томатов. Так, ладно, матбуха[7 - Матбуха - томатно-овощной соус, основа шакшуки.] так быстро не пригорает. Но если это Эмиль, я даже открывать не буду.
        Сегодня я не настроена на проникновение шведских булочек ни с какой стороны алинкиной квартиры.
        Нет, не Эмиль. Змей. Я таки его накликала, если это можно сделать пространными размышлениями.
        - Настя, я видел, что ты уже встала, - раздается мне из-за двери, когда я медлю, размышляя, хочу ли я видеть его так рано, - открывай, а то в следующий твой забег я к тебе присоединюсь. Я пришел обсудить сегодняшнюю репетицию.
        - Ты - шантажист, - с этими словами я открываю ему дверь и уношусь на кухню, к матбухе.
        - А у тебя пахнет едой, - Змей хищно втягивает носом воздух и является за мной следом, - причем чрезвычайно аппетитно.
        - Если будешь вести себя прилично, я могу с тобой даже поделиться, - обещаю я, с досадой отмечая, что по привычке нашинковала овощей на двойную порцию.
        - Давай какое-нибудь другое условие, ягодка, а то я умру от голода, - именно с этими словами Змей и прихватывает своей наглой лапой мою… Ну в общем да, он хватает меня за задницу.
        Это такая вариация на тему «доброго утра» в его исполнении?
        - Эй! - я резко разворачиваюсь и тыкаю итальянца в грудь указательным пальцем. - Еще один раз так сделаешь, и придется тебе учиться танцевать с отрубленной рукой, понял?
        Он сегодня все так же хорош, и светлая майка выигрышно подчеркивает все выходные рельефы его бицепсов не меньше черной.
        Не такой массивный как Эмиль, но тут бесполезно сравнивать. Мужская сексуальность ведь заключается не в объеме бицепса. В случае Змея - кажется, у него даже запах пота возбуждающий.
        - Какая ты сегодня сердитая, вишенка, - Эрик строит покаянные глазки, но верить ему у меня не получается, - это, наверное, потому, что ты голодная? Я принес тебе чернику, между прочим.
        Чернику я не видела. Не обратила внимание. Сейчас обратила - фыркнула, потому что все-таки это садовая голубика - «как можно не понимать разницы» (с) жена кулинарного блогера. Но… Очень неплохо, отказываться не буду.
        Что-то же мне положено за моральный ущерб?
        - Сердитая я потому, что кое-кто мне ночью спать не давал, - огрызаюсь я недовольно и снова отворачиваюсь к своей шакшуке, чтобы вбить, наконец, яйца в соус, - менее голосистую бабу найти было сложно?
        - Ты меня ревнуешь? - тут же оживляется Эрик, будто и не услышав основной моей претензии. - Злишься, что это была не ты?
        - Вот еще, - к моим щекам приливает кровь, - имей кого хочешь, мне без разницы.
        Он ведь не может знать, что я… Обдумывала… До того как услышала чьи-то сладкие стоны из-за его двери. Как качественно он все-таки работал, через двойную дверь слышно было.
        Завидно ли мне? Нет! Нет, я сказала!!!
        Я выключаю конфорку, накрываю сковородку крышкой, чтобы шакшука дошла, и желток у яйца схватился за счет скопившегося под крышкой пара. Разворачиваюсь к столу, чтобы взять с него заварочный чайник и… Нос к носу сталкиваюсь со стоящим позади меня Эриком.
        Язык аж отнимается от того, как голодно он на меня смотрит. Будто и не трахался всю ночь напролет.
        - А вот я тебя ревную, вишенка, - негромко произносит он, пока я торопливо отворачиваюсь обратно.
        - С чего бы? - рассеянно бормочу я, пытаясь привести в порядок мысли. Да, он красивый, это не откровение. И временами заглядывая в профиль Змея в инстаграме я с любопытством на него таращилась, как на красивого мальчика, с которым я когда-то вращалась в одной вселенной. Красивый и недоступный, почему не полюбоваться? Но в одной кухне со мной - он становится каким-то запредельным. А ведь мне надо помнить, что он - мудак, затеявший это пари на меня.
        - Ты была с Эмилем, - Эрик говорит вроде бы мягко, но в то же время - есть ощущение, что мне за шиворот сбегает ледяная вода, - ты была с Эмилем, и я схожу с ума от одной только мысли, что ты ему позволяла. Что он к тебе прикасался!
        Он знает. От одной только мысли об этом меня будто кипятком окатывает.
        Неужели я настолько громко стонала вчера?
        Или Эмиль уже успел поделиться? Когда они успели? Автосинхронизация?
        Признаться, я вчера, выставив его на лестничную площадку, усвистела на балкон и сидела там, заткнув себе уши наушниками, чтобы не искуситься, если он вдруг начнет звонить и проситься обратно.
        Мне и вытолкать-то этого медведя удалось только за счет его удивления.
        - Ну, теперь у тебя есть повод оставить меня в покое, - я все-таки достаю две плоские тарелки под шакшуку. Интересно, что бы я делала, если бы Алинка не оставила мне посуду? Тырила бы из Назаровской кухни утварь, прикрываясь мраком ночи?
        Ну, а чего - это ж я её закупала, между прочим. И закупала, и выбирала, и деньги на неё выискивала, как в семейном бюджете, а позже - и в бюджете фирмы.
        - Ах, вишенка, какая же ты наивная, - ухмыляется Змей, а сам встает со мной рядышком, чтобы вымыть принесенную с собой чернику, - разве был бы смысл в пари, если бы я сдавался так быстро?
        Облом, однако. Очередной!
        Он все делает красиво, даже моет крупные голубичные ягоды, перекатывая их в горсти. Потом разворачивается ко мне, черничины же лежат в его ладонях, будто в корзинке. Без лишних слов я достаю для его ягод одну порционную прозрачную салатницу. И не раскатятся - и на стол поставить не жалко.
        - Спасибо, cillegina, - Змей сгружает ягоды в мисочку, а потом прихватывает одну и касается ею моих губ, - попробуешь?
        В этой ситуации - что не выбери, у всего есть острая сторона. Взять у него ягоду - принять его игру, уже само по себе возмутительно. Не взять - бросить вызов, а мне еще с ним танцевать несколько недель.
        И на самом деле хочется попробовать.
        Чернику, разумеется, не Эрика же!
        Прохладный, нежно-сладковатый черничный вкус раскатывается по моему языку. А еще влажный палец Эрика проходится по моим губам, заставляя мое сердце забиться чаще.
        Господи, как же сложно от него отвести глаза! Особенно когда он сам вот так смотрит, будто в уме уже трахнул меня на этой вот столешнице из полированного мрамора.
        А может быть, не будто?..
        Мне кажется, я в его глазах могу рассмотреть всю ту камасутру, что сейчас происходит в его голове.
        Тишина, повисшая между нами, становится гуще и слаще с каждой секундой. И палец Эрика продолжает поглаживать мои губы и не желает от них убираться.
        Чем дольше я смотрю в его глаза, тем больше ощущаю - еще чуть-чуть, и камасутра из его головы начнет претворяться в жизнь. А я... Я даже не знаю, смогу ли я этому помешать. И захочу ли?
        В том, чтобы не поддаваться желаниям до свадьбы, был какой-то смысл. Чистота для любимого, и так далее.
        Вот только я уже не чистая. Да и любимого, ради которого не хотелось разбрасываться, больше нет. Наоборот. Все сильнее свербит в душе что-то голодное, пустое, требующее встряски. Да такой, чтобы от меня прежней не осталось ничего, даже пары кирпичиков.
        Значит... Значит, осталось подумать, чего мне хочется, ткнуть в более приятного мудака пальцем, и надеяться, что этого будет достаточно, чтобы они оба наконец оставили меня в покое.
        - Ты, кажется, хотел поговорить о первой репетиции, - откашливаюсь, с трудом преодолевая слабость.
        - Да-да, - Эрик с досадой морщится на меня, сломавшую ему картинки в голове, - давай позавтракаем и уже поедем в студию. Я хочу посмотреть, насколько ты все-таки потеряла форму за эти пять лет. А то вдруг я ошибся, и ты даже при наклоне до носков не достаешь.
        Вот мерзавец!
        Посмотрит он!
        Сколько ж можно намекать, что я не вытяну его величество?
        Я и так этого боюсь, между прочим. Но с утра уже не могу унять предвкушающую дрожь в пальцах. Я вернусь на паркет. Вернусь!
        - Тебе предоставляют зал от съемочной студии? Для репетиций? - я шныряю к столу, отчаянно пытаясь даже лишний раз не задевать Эрика бедром и делать вид, что я не заметила его подколку.
        - Нет, я его сам для себя выбрал, - невозмутимо откликается Змей, придвигая к себе тарелку, - не волнуйся, моя cillegina, тебе понравится!
        - Он далеко? - я с удовольствием отправляю в рот первую вилку с мелкими кусочками матбухи. - Два часа добираться будем? Неужели ты любишь поесть перед тренировкой, грешник?
        - Нет, зал недалеко, - Эрик покачивает головой, глядя на меня с непроницаемой улыбочкой, - но до зала мы с тобой заедем кой-куда еще. Там время и уйдет.
        - Куда это еще мы заедем? - я с удивлением уставляюсь на этого проходимца, пытаясь понять, что он задумал.
        - А в чем ты будешь репетировать, вишенка моя? - коварно интересуется Эрик, неторопливо поглощая свою порцию.
        Туше. Тут мне ответить нечего. А что, есть варианты? Хотя…
        Можно что-то придумать, на самом деле.
        20. ТРОЕ. ТРЕТИЙ УГОЛ
        Когда Змей выходит из подъездной двери - он замирает на первой же ступени крыльца, будто споткнувшись глазами на подтягивающемся на турнике Эмиле.
        Были бы свободны руки - Эмиль бы даже отсалютовал, не удержался, глядя на помрачневшую физиономию Змея.
        Да-да, друг, помнишь, я тоже тут живу?
        Специально ведь искали квартиры в одном районе, а увидев этот вариант - с квартирами в одном доме - бронировали, даже не проверив, в насколько адском районе расположен этот дом, не на окраине - и спасибо. Забили даже на то, что квартирки были так себе, это можно было потерпеть, ради совместной-то компании. Для них это было удобно, не нужно было долго разыскивать друг друга в незнакомом городе. Они, конечно, успели познакомиться с Москвой, но она все-таки слишком быстро менялась.
        Да и был ли смысл носиться друг от дружки по всему городу, если вдвоем снимать баб по клубам было гораздо интереснее?
        Раньше - было, по крайней мере.
        С Настей что-то идет не так.
        Это ощущает и сам Эмиль, с досадой припоминающий, как его повело вчера и как он потерял контроль, казалось бы, в уже определенной ситуации. Это понимает и Эрик, рожа у которого в эту минуту выглядит более чем недовольно. И сам он вопреки обыкновению к Эмилю не подходит, останавливается у подъехавшей к подъезду машины с белыми шашечками такси.
        «Причина» проясняется быстро - быстрая, как ласточка, выскальзывает из подъездной двери, и именно из-за неё Эмиль разжимает пальцы, соскальзывая с турника.
        Она уже не в том, легком, кокетливом платье, которое надела вчера для Эмиля, но в ней все равно можно безошибочно угадать девушку, а не чучело. Ярко-розовая юбка, насыщенным цветом компенсирующая простоту покроя, расклешенная от бедра, украшенная какими-то рюшами по подолу. Серая водолазка, закрывающая горло.
        Все еще прячешься, да, мышонок?
        Почему-то эти две вещи вызывают у Эмиля чувство внутреннего противоречия. Так сразу - даже и не поймешь почему.
        Смотреть издалека не хочется, и он направляется к другу и девушке.
        Сегодня Настя не выглядит такой смущенной, какой была вчера, перед ужином с Эмилем. Но, тем не менее - остановившись в шаге от Эрика, Настя прокручивается на маленьких каблучках своих воистину кукольных балеток.
        - Годится? - какой же мягкий у неё все-таки голосок. Глубокий и пробирающий - когда мышка вчера только тихонечко постанывала от возбуждения и удовольствия, Эмиль к собственному удивлению хотел только кончить, и как можно быстрее.
        Под придирчивым взглядом Змея мышка неловко ежится и переплетает пальцы за спиной.
        - Это ведь не твоя юбка, так ведь? - широко улыбается Эрик, и щечки у Мышки заливаются краской.
        Ну, точно, не её.
        Вот это и царапнуло взгляд Эмиля практически сразу. Водолазка была очень характерной вещицей для Насти, вечно пытающейся спрятаться за этими уродливыми тряпками. А вот юбка…
        Юбка более подходила хозяйке квартиры, той, которую Эмиль видел пару раз, и то мельком. Вот та девица обожала такие яркие вещи.
        - С чего это ты взял? - Мышка отчаянно спорит, пытаясь выглядеть невозмутимой. - Если ты про то, что она немного висит, я, может, похудела за зиму.
        - Может? - Эрик ехидно задирает бровь, и девушка с досадой морщится, недовольная тем, что проговорилась.
        - Она слишком подчеркивает твою восхитительную задницу, мышонок, - фыркает Эмиль, не без удовольствия касаясь руками обтянутых мягкой тканью бедер девушки, и тут же убирая руки, до того, как возмущенная его вторжением Настя успевает обернуться, - ты просто не могла её сама себе купить.
        - С добрым утром, - Эрик улыбается Эмилю неожиданно кисловато, - мы собираемся на репетицию, если что.
        - И вали к чертовой матери, не путайся у меня под ногами, - это он договаривает уже глазами.
        Эмиль же криво ухмыляется.
        Если этому придурку так понравилась эта девчонка - ему стоило побольше следить за языком и не допускать этого спора.
        Сливаться сейчас из гонки Эмиль не собирается. Тем более, что приз в этот раз уж больно сладок.
        Он переводит взгляд на девушку, и пониже пояса тут же находятся «признаки жизни». Нет, все-таки трахаться надо почаще, а не раз в пару месяцев, когда уже совсем припрет и начинаешь возбуждаться по малейшему движению ветерка.
        - Доброе утро, мышка, - Эмиль обращается именно к Насте, но девушка едва кривит губы. Бойкот? Ай-яй-яй, и никаких поблажек тем, с кем было хорошо? Никакого помилования не полагается? Ну, подумаешь, сморозил ерунду, что ж теперь?
        - Ты мне не ответил, Эрик, - демонстративно игнорируя стоящего в двух шагах Эмиля улыбается Настя, - эта одежда годится для наших репетиций?
        Змей, будто забыл, что все это уже видел, снова проходится по девушке долгим взглядом.
        Ну-да, ну-да, забыл он.
        - Да, годится, поехали, - торопливо роняет он и открывает дверцу машины. Ухмылка Эмиля становится только шире.
        - А туфли? - лениво роняет Эмиль, и Настя смущенно пятится, пытаясь спрятать свои несчастные балеточки от взгляда Змея - Ты хочешь переломать нашей сладкой мышке её дивные ножки, друг мой?
        Можно было сказать более нейтрально, конечно. Но не захотелось. Она и вправду была такой сладкой, что даже сейчас Эмиль не шел по своим делам, а стоял рядом с ней.
        - Мы как раз собирались заехать сейчас за ними, - судя по округлившимся глазам Насти - о такой инициативе она от Змея слышит впервые, - разумеется, я не буду рисковать здоровьем моей партнерши.
        - Эрик, я не собиралась сейчас так тратиться, - Настя быстро оборачивается к Змею, но он этого не замечает, слишком пристально смотрит Эмилю в глаза, пытаясь прочертить границу.
        Да ладно. Неужели ему настолько приспичило? Давненько Эмиль не наблюдал приятеля в таком состоянии.
        - Поехали, прелесть моя, не будем терять время, - ровно и так и не расслышав возражений девушки, произносит Змей, и Настя морщится, но все-таки ему подчиняется. Ныряет в машину, а Эрик захлопывает за ней дверцу, все так же убийственно глядя в глаза Эмилю.
        - Отвали, Эмиль, - холодно роняет он, - сейчас моя очередь ходить.
        - Не помню, чтоб мы составляли список очередности, - Эмиль фыркает, насмешливо глядя в мрачнеющие глаза друга.
        Эрик стискивает зубы, но Настя неторопливо постукивает ему в стекло, и итальянец все-таки решает больше от неё не отвлекаться. Шагает в сторону, чтоб обогнуть машину - он никогда не ездит справа, у него какой-то личный задвиг на этом.
        А у Эмиля задвига нет.
        - Эй, - возмущенно попискивает Настя, когда он дергает дверцу машины на себя и бедром двигает её на самую середку задних сидений, - ты что, с ума сошел?
        Сошел.
        По крайней мере, мысль, что сейчас именно Змей будет сидеть с этой нежной мышкой в одной машине, вызывает у Эмиля очень большое раздражение.
        Он хочет быть с ней рядом сам.
        Ощущать бедром тепло её тела, вдыхать её запах, шептать в сладкое ушко, как долго этой ночью он хотел ей позвонить и кончить от одного только звучания её голоса в трубке.
        Маленькая фея, эльфийский подкидыш, она дурманит разум похлеще любого колдовского зелья.
        - Какого черта тебе надо? - возмущенно добавляет от себя вопросов Эрик, приземлившись по ту сторону от Насти.
        - Мне тоже ужасно нужно в торговый центр, - безмятежно врет Эмиль, хотя в ближайшие пару часов у него были совершенно другие планы, - ты ведь не откажешь в помощи лучшему другу, Эрик? Подбросишь?
        Судя по ответному взгляду - Змей сейчас согласился бы этого лучшего друга только отравить.
        21. ТРОЕ. БЛИЗКО
        Зажата между двумя озабоченными придурками - достижение разблокировано.
        Будь моя воля, я бы к чертовой матери выпрыгнула в окно, наплевав на скорость и все остальное. Потому что вот это - слишком!
        Эрик сжимает мою ладонь, тесно переплетает свои пальцы с моими, и наверное уже за это я бы пихнула его локтем, ибо Змей совершенно офигел, но…
        Близость Эмиля действует на меня просто парализующе. От него мне хочется только сбежать, спрятаться, потому что слишком безумно то, что сейчас внутри меня бушует.
        - Ну, и куда же конкретно тебя везти? - раздраженно интересуется Эрик у шведа, а тот равнодушно пожимает плечами.
        - Ради меня никуда заезжать не надо, езжайте своей дорогой, а я гляну по пути, какой именно торговый центр мне нужен.
        Он юлит - это очевидно. Никуда ему не нужно, он просто не дает Змею форы в этом пари.
        Господи, только бы они не устроили разборки, водила и так на нас странно смотрит. Очень странно. Особенно почему-то на меня. У меня что, на лбу написано, что на меня эти два идиота поспорили?
        Или я тут самая красная - как залилась румянцем, когда меня зажали друг между другом эти два самца-недобитка, так и не отпускает.
        Кажется, самые пошлые вещи сейчас происходят именно в моей голове, именно я боюсь, что обо мне сейчас подумают... ВОТ ЭТО! Что я с этими двоими... Разом!
        - Прелесть, наверняка ты знаешь, где в этом дивном городе можно найти фею-крестную, что наколдует тебе танцевальные туфельки, - шепот у Эрика ласковый, но при этом и обеспокоенный, - давай быстренько туда доедем и спровадим Эмиля к чертовой матери.
        Отличное предложение.
        Просто волшебное.
        А то у меня сердце в груди скачет так, что кажется, вот-вот застрянет в горле.
        Проблема только в том, что обувь и одежда для танцев - в принципе специфичный вид товаров, где попало подходящей не разживешься. И тут, разумеется можно найти качественное и недорого - в Москве есть два потрясающих мастера-сапожника, занимающихся туфлями для танцев, но они болтаются по окраинам города, делают в основном на заказ и не быстро, да и ехать сейчас к ним далеко и долго. Мы так можем сегодня и не добраться до репетиционного зала. А хотелось бы! Уж слишком подвешенно я себя чувствую сейчас, когда даже не знаю, что решит Эрик, увидев меня в деле.
        Он ведь может передумать!
        Если же отказываться от варианта «долго, но бюджетно», то есть тут неподалеку один магазинчик, специализирующийся на фирменной продукции, вся сплошь иностранная, только там цены такие - с непривычки можно и сердечный приступ заработать, вместо сдачи.
        - Я плачу, помнишь? - напоминает мне Эрик, верно истолковав мое замешательство и прикушенную губу.
        Помню. И протестую. Позволять мужчине за себя платить - это практически с гарантией разрешить ему вольные мысли в свой адрес. Так почему-то работают их безмозглые головушки. Будто любая женщина - по умолчанию настроена давать, допустим, за ужин в ресторане.
        Но все-таки ситуация с Эриком немного иная. Это его номер, его взбалмошная придурь - чтобы с ним танцевала именно я, так с чего мне брать на себя траты на репетиции?
        Тем более, что с ним, позволяй - не позволяй, у Лусито никто не отнимет уверенности, что он со мной переспит.
        Так что - чем быстрее мы избавимся от компании Эмиля, тем лучше.
        Я выдаю таксисту адрес, он вбивает его в навигатор, и мы наконец-то трогаемся.
        - Иди сюда, вишенка, - Эрик притягивает меня ко мне, и я на самом деле с радостью следую его предложению. Придвигаюсь ближе, роняю затылок ему на плечо, даже прикрываю глаза на то, что наглая лапа Змея тут же скользит по моей талии и плотно ложится на мое бедро.
        Потом я убедительно попрошу его держать руки при себе, если он хочет хоть какого-то плодотворного сотрудничества.
        Потом!
        В данную конкретную секунду Эмиль Брух меня бесит гораздо больше.
        Наверное, в том и беда, что от Змея я не ожидала ровным счетом ничего, после лифта-то. Слишком легкий, слишком ветреный, только такие и спорят на девчонок и никогда не взрослеют.
        А вот Эмиль казался мне… Другим.
        И влиял он на меня совсем по другому!
        - Ты внимательно смотри по сторонам, Эмиль, - насмешливо фыркает Эрик, и по его голосу слышно, как у него улучшилось настроение, - а то вдруг проедешь?
        - Обязательно, - мой несносный Карлсон так старательно отыгрывает рвение, что лично я дала бы ему Оскар. Двигается - мол, для того, чтобы развернуться к окну получше, а сам - мало того, что прижимается ко мне бедром, так еще и руку роняет на мое колено.
        Тяжелую руку.
        Горячую…
        А когда он стискивает пальцы - у меня и вовсе сводит все, от низа живота до подбородка. Я помню эти пальцы. Я помню, что они умеют. Я помню, что никто и никогда не делал со мной ничего такого, чем этот мужчина одними своими руками...
        Господи, да что же это за напасть такая?
        - Остановите машину, - рявкаю я таксисту так, что у него даже мысли не возникает со мной спорить.
        22. ТРОЕ. ТАЙМАУТ
        Пути решения моей проблемы два - наружу и вперед.
        Наружу - продираться придется через Змея, в то время как для того, чтобы перелезть на переднее сиденье мне требуется только лягнуть чересчур навязчивую лапу, которая настойчиво пытается удержать меня на месте.
        И не важно чья эта лапа.
        Водитель, сбоку от которого я плюхнулась, насмешливо лыбится во всю рожу.
        Вот она, мужская солидарность во плоти! Ничего, такси я заказывала, я же со своего телефона накатаю ему гневный отзыв и влеплю две звездочки. Чтоб не повадно было ржать над жертвами мужского произвола.
        От двух сосредоточенных взглядов на моей шее начинают зудеть сразу два места с разных сторон.
        Ничего, мальчики, уймете свой тестостерон, тогда поговорим.
        Господи, позавчера еще я скучала по мужу и шарахалась от косых взглядов проходящих мимо мужчин.
        Остаток дороги проходит в тишине и молчании. Я молчу демонстративно, они - выжидающе. Даже водитель не смеет открыть рот, хотя уж ему-то точно есть что сказать - не про политику, так про дороги, не про дороги, так про жену.
        Как с меня и просили - к нужному нам магазину мы выезжаем относительно быстро. И пусть Эрик сам потом разбирается с чеками - даже пять лет назад каждый визит в «Alliera» мной и моим отцом сопровождался корвалольчиком «на дорожку», страшно представить, что с их ценами произошло за такой продолжительный период времени.
        Как и можно было предсказать - Эмиль по окончании поездки и не подумал сгинуть «по делам», не желая оставлять нас в покое.
        Он зашел следом за нами и с таким интересом уставился на яркое платье на первом попавшемся манекене, можно подумать - он его и вправду собрался покупать.
        - Приглядываешь себе обновку? Думаешь, тебе пойдет? - хихикаю я, все-таки нарушая свой обет молчания в его адрес. Ради подколки - можно.
        - Думаю, пойдет тебе, - хмыкает Эмиль, поворачиваясь ко мне, - примеришь?
        - Мы здесь за туфлями, - я показываю ему кончик языка, - и гуляем не за твой счет.
        - Да брось, Эмиль, это не её размер, - лениво роняет Эрик за моим плечом, - да и цвет вряд ли пойдет…
        Самое худшее, что можно сказать в присутствии женщины - то, что её параметры не подходят какому-то платью. Особенно это обидно, когда ты видишь - для идеальной посадки его на сантиметр по боковому шву еще бы убавить.
        Да что он там себе возомнил? Что у него в глазах сканер, весы и датчик определения количества жира?
        - Снимите! - пожалуй, еще никогда я не приветствовала продавщицу в этом магазине настолько разъяренным рычанием. Хорошо, что незнакомая.
        И как же хорошо, что за спрос не дают в нос, а за примерку - в глаз.
        Платье на самом деле классное. Глубокого розового цвета, с ассиметричными рукавами - один облегающий, второй укороченный и широкий, и с глубоким разрезом на бедре. Да, таких провокационных вещей я давненько не надевала. Нет, это платье не для чемпионата, но, возможно - для показательных выступлений. Или для выхода на танцевальное мероприятие «для себя». По крайней мере - на мой вкус.
        Это платье будто добавляет мне крепости, вкуса, глубины…
        А какая ткань… Гладкая, нежная, не дешевый трикотаж за пять копеек, все по высшему классу.
        Будь у меня деньги, даже самые последние, я бы, пожалуй, ушла отсюда с этим платьем и остаток месяца жила на гречке.
        Глаз у Эмиля Бруха - алмаз, иначе и не скажешь.
        Но боже, какое же оно вызывающее. И этот разрез...
        Из примерочной я выглядываю с содроганием. Ожидаю, что тут меня встретят не меньше чем сотня инквизиторов, изобличат меня как падшую женщину и немедленно сожгут.
        Инквизиторов нет.
        Один только Эмиль молча склоняет голову набок, не отрывая от меня глаз.
        - Ну, что, не мой цвет? - спрашиваю я, вдруг резко забыв, что я на него сильно злюсь вообще-то. Я на них обоих так-то злюсь, так что какая уж теперь разница?
        Эмиль все так же молча покачивает головой, не отрывая от меня глаз.
        И снова под моей кожей шевелится что-то горячее, раскаленное, будто желающее расплавить мою внешнюю нудную оболочку к чертям.
        - Надо же, я ошибся, - Эрик покаянно округляет глаза, - и размер твой, и цвет потрясающий, а вот это, голубое, на тебя налезет? Оно кажется более узким.
        - Ты… - уже забрав вешалку со вторым платьем и шагнув обратно к примерочной, я замираю, потому что до меня доходит, - ты меня что, на слабо берешь?
        И ведь не в первый раз уже. Помнится, соглашение насчет участия в его номере он из меня вытянул аналогичным способом.
        - Ну, ты же ведешься, - Эрик осмотрительно отгораживается от меня раздетым манекеном, - а платье и правда примерь. Для сравнения.
        Для сравнения чего, мне хочется спросить?
        Их сомнительного вкуса в одежде? Мужикам только волю дай, либо разрезов навыбирают, либо вырезов, либо и того, и другого сразу.
        Платье, выбранное Змеем - «платье цвета Золушки». С одной только разницей, если бы Золушка явилась в нем на бал, ей бы с него убежать не удалось.
        Глубокий вырез на груди, длинная полоса длинной голубой бахромы от левого плеча и по диагонали к бедру, украшенный сложными воланами подол, похожий на короткий бутон цветка, уже распустившего свои лепестки…
        Вот ни за что бы не подумала, что Змей может выбрать такую сложную и при том неразвратную шмотку. А где же кроваво-красный, а где же вырез на спине до копчика, где это все, я вас спрашиваю? Я ожидала чего-то сногшибательно дерзкого, может, даже чересчур сексапильного, чтобы с чистой совестью послать Змея к черту, а он выбрал нежный прикид диснеевской принцессы в стиле «латина».
        Интересно, а дай мне выбор, какое бы платье я выбрала?
        - Вот! - я деловито шагаю вон из примерочной, прокручиваюсь один оборот перед парнями. - Все? Насмотрелись? А теперь давайте уже выберем туфли и поехали на репетицию. Я задолбалась со всеми этими проволочками.
        И играть для них топ-модель тоже. Я вообще не очень люблю магазины, что уж там...
        - Настя? - негромко покашливает за моей спиной глухой и до боли знакомый голос. - Я на старости лет сошла с ума, или все-таки мои глаза меня не обманывают?
        Нет, ну а чего я хотела? Где бы еще я могла встретить своего бывшего хореографа, как не в этом магазинчике неподалеку от её студии?
        Осталось теперь понять, как повернуться и посмотреть ей в глаза. Потому что пять лет назад я уходила из её школы танцев со скандалом...
        23. ТРОЕ. ИНТЕРЕСНЫЕ НОВОСТИ
        Людмила Георгиевна...
        Десять лет назад к этой танцевальной наставнице записывали учеников аж с рождения, записывали и молились, чтобы никакой инсульт не лишил танцевальный мир настолько великого наставника. У неё за плечами - семь лет европейских бальных танцев и двенадцать - латино-американских, и это - только выступлений на спортивных турнирах, потом - она начала учить, и делает это… Неприлично долго. Но даже сейчас одного только взгляда на эти гордо развернутые плечи достаточно, чтобы понять - порох в этих пороховницах далек от того, чтобы взять и иссякнуть.
        Она почти не изменилась. Лишь больше стало мелких морщинок в уголках глаз да прибавилось мелких серебристых волосинок в темно-русых волосах. И потихоньку они начинают собираться в серебяные ручейки…
        Она их не красит. Никогда! Принципиально!
        Свидетельства своего возраста Людмила Георгиевна Гацкан носила с гордостью и величием и всегда выглядела настоящей королевой, где бы ни оказалась.
        Она смотрит на меня изучающе и с грустинкой. Помнит. Будто я только вчера со всей дури жахнула дверью об косяк женщины, тренировавшей меня с моих пяти лет. С того самого момента, как папа привел меня, лупоглазую хвостатую дурынду в танцевальную секцию, а обратно меня забирали уже с боем.
        Мне казалось - это любовь с первого взгляда, потому что только глотнув музыки, с самого первого взгляда на легкое плавное движение рукой наставницы танцевального кружка - я уже не смогла оторваться.
        До того самого часа, когда от меня потребовали - оставить «эти твои непотребные танцульки» в прошлом. И я, как распоследняя дура, оставила...
        Людмила Георгиевна моему решению не обрадовалась.
        И это слабо сказано!
        - Надо же, и вправду ты, - задумчиво произносит Людмила Георгиевна, наматывая на палец одну из петель бахромы на её шарфе.
        Этот шарф… Мне кажется, я помню каждую деталь истории своей бывшей наставницы, а этот шарф был для меня чуть ли не сакральным артефактом.
        Она носила его и двенадцать лет назад, надевала по особым случаям, это был последний подарок от её мужа, после смерти которого Людмила Георгиевна так замуж и не вышла. Вырастила дочь, а потом переключилась на учеников. Осталась верна своему делу, до самого конца.
        Не то что некоторые…
        - Здравствуйте… - я наконец соображаю начать разговор и смущенно втягиваю голову в плечи. Так бывает, когда припоминаешь не самое вежливое прощание с человеком, что дал тебе бесконечно много.
        Больше, чем она - мне никто не давал. Я же неблагодарно от этого отвернулась.
        - Как у тебя дела? - негромко и так просто спрашивает моя дорогая наставница, что у меня начинает свербеть в носу. Как у маленькой, ей богу.
        Дела…
        На такие вопросы нехорошо отвечать по-настоящему честно.
        И потом - окажется ведь, что она была права тогда, пять лет назад, когда посмотрела на меня, заявившую об окончании танцевальной карьеры, как будто меня хватил эпилептический припадок прямо на её глазах.
        В уме ли ты, девочка? Разве меняют мужчину на свободу? Он ведь может предать по дурости. А ноги - нет.
        - Все хорошо, - улыбка получается нерешительной. Как и все, из чего сейчас сплетается этот разговор. Ну, вру, да. Дела-то не так уж и радужно.
        Безработная, без пяти минут разведенная, да еще и с внушительными оленьими рожками на темечке. И все-таки - таким не хвастаются. Вслух, по крайней мере.
        Наставница смотрит на меня внимательно, пронзительно, кажется - насквозь видит все то, о чем я так стыжусь сознаться, а потом улыбается. Лукаво и открыто, будто и не было между нами ни того громкого скандала, ни грохнувшей об косяк двери, из которой я вылетела пулей, ничего…
        - Как тебя сюда занесло? Платьице для бала присматриваешь, или ножки все-таки соскучились и понесли тебя по кривой дорожке?
        - Я… - я запинаюсь, пытаясь подобрать рациональное объяснение, так чтобы не соврать и объяснить понятно, а потом сдаюсь и выбираю один из предложенных мне ответов, - можно сказать, что понесли, да.
        - Для номера? - боже, чего я не ожидала, так это то, что Людмила Георгиевна встрепенется, как почуявшая запах крови тигрица. - Ты все-таки решила к нам вернуться.
        - Я… Нет… Не совсем.
        Я уже поклялась себе, что не буду ворошить для себя это, я просто попробую с Эриком, а потом - найду себе нормальную работу.
        На самом деле…
        Я не уверена, что вытяну его.
        Все-таки он - профи, а я - заскорузлая, заиндевевшая кочерыжка.
        - Ciliegina, - я уж думала, Эрик пропал бесследно, а он возвращается из соседнего отдела и тащит мне… Да нет, он издевается… К платью Золушки серебряные туфельки? Я заколю его этой шпилькой…
        Хотя, нет, она слишком красивая!
        - Это твой размер? Я не ошибся? - итальянец говорит это в кои-то веки без вызова, но мне все равно становится еще более неловко. Он рядом. И Людмила Георгиевна точно видит, что он разговаривает именно со мной. Сейчас начнутся вопросы, к ответам на которые я совсем не готова…
        - Здравствуйте, Эрик, - спокойно произносит Людмила Георгиевна на итальянском, не дожидаясь, пока я их друг другу представлю.
        С учетом того, что моя бывшая наставница до дотошности старомодна в плане этикета, это означает только одно. Они уже знакомы…
        Интересно.
        А пять лет назад она его точно не знала. Лично, по крайней мере.
        - И вам доброго утречка, сеньора Гацкан, - Змей расцветает очаровательнейшей из своих улыбок и с очевидным удовольствием целует кончики пальцев Людмиле Георгиевне, - какая неожиданная и приятная встреча для сегодняшнего дня. Как прекрасно вы выглядите! Хоть сейчас приглашай вас на ужин, только не говорите мне, что слишком рано.
        - Ох, мальчик, ты все такой же плут, - Людмила Георгиевна фыркает и отмахивается, плотнее укутывая плечи в шарф, а затем с любопытством переводит взгляд с Эрика на меня, потом снова возвращается к Эрику…
        - Все-таки ты её вытащил на свет, - она чуть недоверчиво покачивает головой, - надо же, а я думала, ты бросил эту затею.
        Он? Меня? Вытащил?
        И что это такое значит, кто мне скажет?
        24. ТРОЕ. СЛАДКОЕ ИСКУШЕНИЕ
        - Эрик…
        - Меряй туфли, солнышко, иначе мы сегодня так и не попадем в зал.
        Змей выглядит таким беззаботным, что это даже подозрительно.
        Спорить с ним у меня не получается - тяжелые ладони Эмиля падают на мои плечи, он же ногой подталкивает пуфик под мои колени.
        Спасите! Это же совращение на шоппинг в крупных размерах! За это должна быть статья как минимум в административном кодексе. Нет - в уголовном.
        Что самое ужасное - они действуют сообща. Что Змей тогда, вовремя меня подколов и спровоцировав примерку платья, понравившегося Эмилю, что Эмиль сейчас…
        Мне даже делать ничего не надо - мягкие пальцы Змея быстро снимают с моей левой ноги балетку, а потом пробегаются по стопе.
        Твою ж мать, Змей…
        Это вдруг кажется таким интимным, что меня прошивает тысячей ледяных молний. Я танцовщица, пусть и повесившая танцевальные туфли на гвоздь. И мои стопы чрезвычайно чувствительны к прикосновениям. И реакции мои…. Немножко своеобразны. Например, от этого, скользящего, воздушного касания у меня начинают ныть соски…
        По-настоящему, требуя, чтобы эти трепетные пальцы и про них не забыли.
        Ох, ну и попала же я…
        Он ведь все это видит. Видит и улыбается краешком губ, потому что этот козырь от него не ускользнул, так, только спрятался за манжет рукава, чтобы вернуться на стол в должное время.
        - Ты искал меня раньше? - мой язык еле шевелится в эту секунду.
        Господи, да я же второй день знаю этого проходимца, что за властью над женщинами он обладает, а?
        - Помнишь, ты спрашивала, помню ли я твои выступления на турнирах? - медленно проговаривает Змей, не отрывая взгляда от моего лица и неторопливо надевая на мою ногу туфлю.
        - Ты мне не ответил.
        - Так вот, тебя сложно было забыть, вишенка, - пальцы Эрика касаются чувствительной щиколотки, - ты же была лучшей. Чемпионкой. Блестящей бабочкой, от которой было сложно отвести глаза.
        Блестящая бабочка, освоившая обратную трансформацию и превратившаяся обратно в гусеницу. Неповоротливую, неуклюжую, не способную к полету…
        - Так вот, пару лет назад я испытывал некий… Творческий кризис, - продолжает Эрик, прихватывая вторую мою ногу и снова, пожалуй, слишком неторопливо проскальзывая пальцами от тыльной стороны колена к лодыжке.
        Где-то там, в темном уголке моего подсознания корчится извращенка-Настя, та, которая искренне боялась ходить к массажистам на массаж ног, просто потому, что могла случайно кончить во время обычной процедуры.
        Он просто касается моей ножки - он её ласкает, как ласкал бы любое другое место на моем теле. Но именно от его прикосновения к моим ступням у меня и сводит внизу живота. Вопреки тому, что я про него знаю, вопреки всему - я сейчас хочу согласиться.
        Я хочу шепнуть ему: «Еще…», - отдать свою ногу в развратный плен его горячих, сладких пальцев, что даруют столько удовольствия…
        Какое счастье, что этому слишком многое мешает!
        Белый день, например, публичное место… Людмила Георгиевна, наконец. Она и так смотрит на сцену с моим обуванием как на очень странное кино от лучших мастеров артхауса.
        - И что дальше? - язык мой по-прежнему сух и неуклюж, меня должно утешать хотя бы то, что он все-таки шевелится.
        - И я прилетел тогда в Россию в первый раз, - улыбка Эрика становится только шире, будто он понимает, о чем именно я сейчас думаю. Гаденыш!
        А я, увы, сейчас - как закипающий чайник.
        - Я прилетел в Россию, - Эрик сжимает мои пальцы и тянет меня вверх, заставляя встать на ноги, - нашел сеньориту Гацкан, в своем единственном интервью для DanceMagazine ты рассыпалась в тысяче благодарностей ей и её студии.
        - Только порадовать этого очаровательного юношу мне, увы, было нечем, - спокойно добавила Людмила Георгиевна, - мы всем преподавательским составом моей школы тогда третий год носили траур по твоим безвременно почившим достижениям.
        - Ну, прям траур, - я смущенно закусываю губу.
        - А ты думаешь, я одна была расстроена твоим уходом? - Людмила Георгиевна невесело улыбается. Как улыбаются прошлому.
        И ведь не скажешь, что «вот сейчас я вернулась». Потому что: а) не вернулась и б) уже потеряла пять лет жизни. На паркете этого года уже есть свои звезды, для меня там припасено максимум место аутсайдера.
        - Что ж, мне пора, - Людмила Георгиевна будто спохватывается, вспоминая о какой-то важной встрече, встряхивает на руке чехол с платьем, чтобы убедиться, что он все еще при ней, и шагает к двери, - Эрик, простите, я сомневалась в ваших возможностях. Настя… Забеги ко мне на днях, девочка. Хоть чаю попьем, расскажешь, как у тебя дела…
        Хех, было бы что рассказывать.
        Но забегу я с большим удовольствием, на самом деле. Интересно сравнить студию Людмилы Георгиевны сейчас с тем, что я помню.
        Мы остаемся одни. Я, Змей, все так же стоящий в шаге от меня, и Эмиль за моей спиной, тяжелый, широкоплечий, его просто невозможно не ощущать лопатками, даже если не видишь.
        Где-то там, на периферии моего зрения из соседнего отдела выглядывает продавщица, но пока не рискует к нам лезть, и вправду - что нам подсказывать, мы уже сами со всем справились.
        Он приехал в Россию, чтобы танцевать со мной? По крайней мере, три года назад так и было.
        Я…
        Я даже не представляла, что такое возможно.
        Да, это, конечно, немного не то, чем если бы он все-таки вспомнил, что один раз он со мной уже танцевал, но это…
        Это все равно слишком безумно. Но Людмила Георгиевна точно не из тех женщин, что согласилась бы подмахивать этому нахаленку в его пари.
        Мое сердце не то что замирает, оно будто боится лишний раз трепыхнуться, потому что ему, хрупкому и растрескавшемуся, от неловкого движения можно и разбиться об эти безжалостные гранитно-серые глаза, что сейчас меня раздевают.
        - Ну, и как тебе туфли? - вкрадчиво интересуется Змей, позволяя мне прийти в себя.
        - Не для репетиций, - деловито диагностирую я, для верности переступая несколько раз с ноги на ногу и проверяя туфли на шаткость, - слишком нарядные. Но очень удобные.
        - Пойдут для номера, - парирует Эрик, - там несколько локаций. Будем танцевать на песке босиком и на сцене при полном параде. А что для репетиций… Сейчас, подожди, я посмотрю, что у них тут еще есть. Можешь пока переодеться, а это платье пусть отнесут на кассу.
        Он сошел с ума.
        Я видела этот ценник и… Он точно сошел с ума. Он ведь его тоже видел.
        Ладно. Плевать. Это для номера. Я не буду на него дышать, а потом - отправлю обратно в этот магазин, пусть вернут Эрику деньги.
        Эрик ускользает в соседний отдел, уводя за собой продавщицу, а я торопливо ныряю в примерочную - скорее бы вернуться в свои шмотки… Они хотя бы не такие броские. Хотя Алинкина юбка, найденная забытой в одном из шкафов - она, конечно, усугубляет мою ситуацию. Жаль, что в моей верной антисекс-юбке особо не потанцуешь, уж очень она сковывает движения.
        Я не успеваю переодеться - только выгибаюсь, чтобы дотянуться до язычка молнии на спине, как наталкиваюсь спиной на мощную мужскую грудь.
        Эмиль! Неслышной тенью скользнул за длинную занавеску, что скрывает шикарную примерочную Alliera от взглядов других посетителей.
        - Помочь, мышонок? - многозначительно прикасаясь к моей спине в районе злополучной молнии спрашивает Эмиль.
        - Ты что тут забыл? - шиплю я недовольно, и мне на рот тут же падает тяжелая ладонь.
        - Тише, - тихим шепотом требует Эмиль, - ты что, хочешь, чтобы сюда весь магазин сбежался?
        Он с ума сошел!
        Я впиваюсь зубами в его ладонь, заставляя отдернуть руку.
        - Ну, вот и сравнялись мы по укусам со Змеем, - хмыкает Эмиль на пределе слышимости, а потом шагает ко мне, прижимая меня к зеркалу за спиной. Его намеренья столь однозначны, что их даже озвучивать не надо.
        - Сюда могут войти, - шиплю я и пытаюсь его отпихнуть. Ага, еще бы в салочки со стеной поиграла бы - эффект тот же. Рука болит, стене хоть бы хны.
        - Никто сюда не войдет, - выдерживая едва слышный тон парирует Эмиль, - даже Змей не войдет, если ты не позовешь. У наших пари есть правила. И не мешать текущему маневру соперника - одно из них.
        - Ты его уже нарушил…
        Этот чертов медведь мне напоминает лозоплета. И как бы ни брыкалась лоза - её все равно пустят по нужной траектории, вплетут в корзину, стиснут в цепких тисках медвежьих объятий.
        - Да, я нарушил, - горячим шепотом отрезает Эмиль, - потому что ты совершенно срываешь мне крышу, мышка.
        25. НАСТЯ И ЭМИЛЬ. ШТОРМОВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
        Если вы оказались в примерочной магазина, и вас в ней зажимает отчетливо возбужденный мужик с комплекцией гризли - ни в коем случае не открывайте рта.
        Зацелует…
        Или - пожалуй, тут лучше подойдет слово «засосет».
        Эмиль вгрызается в мой рот так, будто и вправду - изголодавшийся и озверевший хищник, которого бесполезно просить о пощаде. Нет, это не Змей, что смакует, оттягивает, доводит до изнеможения одним только многообещающим взглядом.
        Эмиль - завоеватель, эксперт по «быстрым маневрам». Которому нужно здесь и сейчас. Настолько, что за считанные секунды он залезает ко мне под юбку и сгребает за ягодицы.
        Твою ж…
        Вот тут начинается марафон «надо одно - делаю другое».
        Мне надо его оттолкнуть - а я выгибаюсь к нему навстречу.
        Мне надо его послать - а я тянусь выше, чтобы он еще глубже забрался своим языком в мой рот.
        Мне надо дать ему по слишком длинным рукам, а я - сама впиваюсь когтями в мощные плечи.
        Господи…
        Его ладонь ныряет мне между ног - и такое ощущение, что мое сердце провалилось именно туда, до того там горячо и все пульсирует. Сдохну. Прямо сейчас. От стыда и… Возбуждения.
        Я срываю ему крышу?
        Да он-то чем лучше?
        Я не знаю, что это и как это лечить, но именно сейчас мой мозг точно знает, что надо сделать - и что я сдохну, если сделаю «как надо».
        Не хочу…
        Хочу сгореть, расплавиться, растаять в этих горячих руках.
        Единственное, что дарит мне прохладу - глаза Эмиля. Кипучие, но такие свежие, льдисто-голубые…
        - Еще разок, мышка, - тихо-тихо, в самое ухо шепчет мне Эмиль, - кончи для меня еще разок.
        Это не вопрос.
        Он не спрашивает моего разрешения. Он уже залез своей лапищей в мои трусы и безошибочно нашел там самую чуткую точку.
        Кончить? Сейчас? Он серьезно, что ли?
        - Я не смогу, - шепотом выстанываю я, - не здесь…
        - Да ладно! Давай попробуем, - его ухмылка совпадает с первым резким движением у меня между ног. Боже…
        Меня выгибает так, будто именно так и спланировано встроенной в меня программой, а Эмиль просто нашел нужную кнопку.
        Так, будто все так и должно быть, и никак иначе.
        Под затылком - холодное зеркало, под плечами - тоже оно, но этот холод быстро отступает под натиском атакующей меня духоты.
        Черт возьми, я не должна быть такой возбужденной посреди дня, в людном месте, в примерочной магазина, куда может ворваться разъяренная нашим непотребством продавщица. И вообще, все это какое-то безумное извращение. А я таким не увлекаюсь!
        Ну, не увлекалась… Раньше!
        Сейчас же меньше всего я хочу думать о приличиях. А вот зажмуриться, впиться зубами в нижнюю губу и насладиться - да. Хочу. Очень!
        Господи, что за пальцы, что за пальцы. В принципе, можно было не давать ему этих литых мускулов, этих бездонных глаз, этой коварной ухмылки, и то чудовище, что тыкается мне в бедро, угрожая вот-вот проткнуть его тонкие джинсы - все это можно было раздать тем, кто в этом больше нуждался.
        Хватило бы только пальцев, и у рук этого парня бабы бы все равно складывались ровными штабелями.
        Но бог решил не мелочиться и выдал ему сразу все. И рот ему тоже хорошо удался.
        Добрая сотня не то поцелуев, не то укусов достается моей шее, моим плечам моим ушам… Такое ощущение, будто я - мороженое, а Эмиль - только-только вернулся с жаркого пляжа. И хочется только выгнуться и подставить ему другой мой край.
        А вот с этой стороны ты меня еще не пробовал! - безмолвно.
        Все это безумное действо происходит в тишине.
        Я просто боюсь даже лишний раз пикнуть, я задыхаюсь, умираю, но молчу. Там, за широкой портьерой - магазин, продавщицы, Эрик…
        При мысли о Змее мне становится не то что неловко… Стыдно? Некомфортно? Пусто! Пожалуй, это слово подходит лучше всего.
        Увы, у меня нет времени осознать эту мысль поглубже.
        Эмиль мне не оставляет даже мизерной возможности
        Тонкая бретель платья сползает вниз, и шершавый влажный язык с оттяжкой проходится по моему соску. Че-е-ерт!
        Мое тело снова сводит горячей судорогой. А рот - он просто не успевает ничего выдать звучного, на него снова падает широченная ладонь. Спасибо…
        Теперь я могу кусать его хотя бы за пальцы. Он не отдергивает руку - терпит цену моего молчания.
        Под тесно сжатыми веками цветут космические узоры. А я чувствую себя сосудом для молний, по крайней мере. И они сейчас во мне - сотни электрических разрядов, врезаются в мои внутренние стенки, рикошетят и сталкиваются друг об друга,
        Господи, да что же это такое?
        Ну ведь так не должно быть, да?
        Я его почти не знаю, я в него не влюблена, но при этом он одними только своими пальцами заставляет меня чуть ли не биться в экстазе.
        А Назаров…
        Нет, не будем сравнивать.
        Там не с чем. За пять лет супружеской жизни - не с чем, да.
        Зато сейчас - никаких имитаций не надо…
        Этот парень - он точно выиграл бы в соревновании на самый быстрый женский оргазм.
        Я не могла - так быстро, так просто, и просто - вот так, как оно сейчас было. Такого просто не могло быть. И тем не менее…
        Он швыряет меня в оргазм - будто копье в мишень. И становится жарко, и становится сладко, и перестает хотеться даже дышать... Я обмякаю, практически повисаю на его плечах, наконец-то понимаю, что солоноватый вкус на моем языке - это следствие моих до крови искусанных губ, и слушаю звон. Теплый сладкий звон, заполняющий мое тело под завязку.
        Секунда, две. Потом там, за занавеской, где-то в глубине магазина что-то падает, и я вздрагиваю.
        До меня доходит - где я, с кем, в каком виде, чем мы только что занимались…
        С рук Эмиля я соскальзываю быстрой змеей. Подтягиваю лямку платья, прикрывая грудь, кошусь в зеркало, и… Снова хочу зажмуриться.
        Глаза блестят, губы кровят, на щеках - очень красноречивый румянец.
        Шея…
        Шея вся в красных пятнах - следах поцелуев-укусов Эмиля.
        Ну и трусы… Насквозь сырые. Ужас!
        Эмиль снова ловит меня - одернувшую юбку, прихватившую себя за плечи, и жадно стискивает, на этот раз прижимаясь к моей спине. Нужно сказать, моя слоистая юбка совершенно не справляется с задачей «скрасить» нюансы его возбуждения.
        - Хочу тебя. Сейчас. Сию секунду, - и снова нежный плиссированный атлас мнется под пальцами Эмиля. И снова внутрь меня будто проскальзывает что-то раскаленное, подергивающее мир темной поволокой, быстро растекающееся по венам.
        И господи, я и сама хочу…
        Чтобы он трахнул меня у этого зеркала, попросту задрав мне юбку и порвав трусики одним только своим медвежьим рывком. А после унес их как трофей об этом безумном непотребстве...
        - Нет, - в этот раз мне удается встряхнуть головой и выбросить эту мысль из головы. Хотя, боже, какая она сладкая, - мы с тобой не будем сейчас, Эмиль.
        Нет - потому что нет.
        Я просто не могу.
        Я и так не знаю, как мне сейчас выходить наружу, а если все будет - я, наверное, просто предпочту скончаться в этой примерочной.
        Он ничего не спрашивает.
        Не уточняет - уверена ли я, даже не искушает меня подумать на эту тему. Это даже чуть-чуть обидно…
        Он просто смотрит на меня, точнее - на мое отражение в зеркале, и именно в нем мы переплетаемся взглядами так, что я невольно ощущаю себя очень ветреной особой. Мягко говоря…
        - Значит - позже, - Эмиль кивает и с такой скоростью покидает примерочную, что я начинаю его подозревать в умении телепортироваться.
        Позже.
        Господи, одно только слово, а какой у него насквозь прожигающий эффект. Даже странно, что я не дымлюсь.
        Я прислоняюсь лбом к зеркалу, но оно, кажется, еще хранит тепло от нашего безумного нырка. Не охлаждает.
        Значит - надо быстрее отсюда сбежать.
        Я торопливо переодеваюсь - с такой скоростью, как никогда раньше, и ужасно удивляюсь мертвой тишине за занавеской примерочной.
        Они что там, встали истуканами и меряются друг с дружкой взглядами? Или чем-то другим?
        Высунуться из примерочной после того, что было - это все равно что ухнуть в омут с пираньями. Как бы мы не шифровались - но сколько шансов, что взрослая женщина не поймет, чем могут заниматься в одном узком замкнутом пространстве мужчина и женщина. Да еще и в тишине, с подозрительными перешептываниями…
        Нет, без шансов - я в этот магазин ближайшую пару лет ни ногой!
        Я почти угадала. Только они ни черта не на расстоянии друг от дружки стоят, а сцепились - и замерли. Эмиль держит Эрика за грудки, на его скуле багровеет красное пятно. Это от кулака Эрика, что ли?
        Такое ощущение, что они спохватились посреди драки и решили её не продолжать. А продавщица стоит в дальнем углу, смотрит на них круглыми глазами и очень жалеет, что не может вызвать охрану…
        - Du glomde snabbt din rav![8 - Du glomde snabbt din rav! (швед.) - Быстро ты забыл свою лису!] - вдруг цедит Эрик, и я совершенно теряюсь с определением - на каком это языке.
        Эмиль понимает.
        И у этих слов оказывается просто волшебный эффект - Эмиль отшвыривает от себя Эрика, и даже не глянув на меня вылетает вон, звучно хлопнув дверью.
        - Вы с ума посходили? - выдыхаю я, ощущая, как сипло звучит из-за ужаса мой голос. - Вы что вообще творите? Хоть бы из магазина вышли, петухи!
        Змей старательно не смотрит на меня, уводит взгляд в сторону, и я вдруг замечаю, насколько отрывисто он дышит.
        - Меряй туфли, - хрипло роняет он и кивает на пару скромных черных босоножек, ждущих меня ровно в шаге от примерочной, - и поехали. Сегодня ты будешь со мной танцевать, пока не сотрешь эти чертовы каблуки. Ну, или сдохнешь на паркете.
        Судя по выражению его лица - второй исход ему кажется куда более заманчивым.
        Одно непонятно - почему мне самой так неловко выдерживать его взгляд? Это ведь он затеял это свинское пари. И я ему ничего не обещала. Казалось бы...
        26. ЭРИК И НАСТЯ. ДЕЖАВЮ
        Она замирает в дверях зала так, будто все еще надеется сбежать. Только кто же ей позволит совершить хоть один шаг в сторону выхода?
        - Нравится? - с деланным равнодушием интересуется Эрик, вставая над Настиным плечом. - Не бог весть что, но я не очень-то придирчив. Лишь бы паркет лежал ровно.
        Он кривит душой. Студия первоклассная на самом деле. Ему просто хочется, чтобы Насте здесь понравилось, но показывать это прямо, после того, что это чертовка вывернула в магазине, он не собирается.
        - Все отлично, - Настя ежится, проходит в зал и неловко стягивает с плеч плотный вязаный жакет, снова обнажая плечи.
        На пару секунд Змей даже останавливается, любуясь этим зрелищем. Уж больно хороши эти хрупкие плечики.
        Нет, она не фея - а ведьма, чистой воды. А он - с удовольствием бы побыл её личным инквизитором. И сжег её прямо сейчас.
        Она переобувается, на этот раз сама, косясь на Эрика с опаской. Острая злость в адрес Эмиля снова сводит все нутро Эрика. Ведь там, в магазине - это он завел девчонку, по её глазам видел ту агонию, в которой она корчилась при его прикосновениях к её чутким ножкам.
        За каким чертом Брух решил, что ему позволено снимать чужие сливки?
        Сейчас-то она точно не позволит Эрику повторить тот эпизод. Знает, чем это для неё закончится, ведь её ахиллесова пята - точнее нежная сладкая пяточка - обозначена как слабое место.
        Ладно. Не сейчас - так потом. Главное - не допустить больше, чтобы Бруха снова понесло. И вообще к ней его не допускать, раз старый друг забыл, что такое честная игра.
        Настя замирает у зеркальной стены, обнимая себя за плечи.
        На самом деле, понять её несложно, пять лет без танцев - и вот такое возвращение в прошлое. Наверняка еще и налажать боится, не в форме ведь девочка.
        Вот так бы и взял её прямо здесь, разложив прямо на паркете, так, чтобы запрокинув голову, в этих зеркалах она видела только себя, захлёбывающуюся от восторга под ним.
        Не сейчас. Все еще будет, а сейчас момент точно не подходящий.
        - С возвращением? - мягко хмыкает Эрик, вставая за спиной, проходясь ладонями по её бокам, уже предвкушая, как именно он обойдется с этим телом, когда она сдастся. - Тебе нужны шампанское или какие-нибудь фанфары? Даже если и да - сейчас ты о них забудешь.
        - Я готова, - Настя встряхивается, собирается воедино, в одну цельную картинку и разворачивается к Эрику, - что мы танцуем?
        - Все! - Эрик не без садистского удовольствия улыбается Насте, обещая ей очень много работы. - Мы танцуем все, вишенка.
        Для клипа нужны будут разные кадры, с медленным пьянящим танго и задиристой самбой, и все это должна выдавать одна танцовщица. Которую еще предстоит «разоблачить» - заставить преодолеть те барьеры, что она вокруг себя возвела.
        - Ну, все так все, - Настя кивает, будто примиряясь с этой мыслью.
        Первый раз он сжимает её пальцы в своих, первый раз касается ладонью её спины именно как танцор.
        Первый раз за последние пять лет она делает свой первый шаг по паркету танцевального зала - как будто заново учится ходить в принципе.
        Первый раз - сырой. Только для того, чтобы она уяснила общую ритмику танца и хотя бы приблизительно начала запоминать последовательность связок.
        Второй раз - медленный, с проработкой острых точек танца, для того, чтобы после долгой завязки девушка ощутила хотя бы вкус, опьяняющую суть того, от чего пыталась отказаться.
        Третий - уже более энергичный. Чтобы у неё запылали глаза, чтобы раз за разом пересыхали губы, но после пары глотков воды она снова бросалась в бой. С самой собой, с упрямым телом - и с Эриком, конечно.
        С Эриком, который не понимает - откуда у него с самого начала этой репетиции чувство острейшего дежавю.
        Можно плохо знать язык друг друга. Но язык тела - не подделаешь. И Эрику точно знаком этот - в котором есть любовь к глубоким прогибам в танго, или совершенно безумной амплитуде в самбе.
        Пятый прогон, шестой…
        С каждый разом это становится только очевиднее.
        Бред. Нет, он ведь приехал к ней только через два года после Берлина. И её тогда не было в студии. Он не танцевал с ней, не держал в своих руках, сегодня - первый раз прикоснулся…
        А вот мозг считает иначе.
        Но если так задуматься, насчет Берлина…
        Эта мысль подобна молнии, озарившей темные небеса. Она?
        Та самая? Из клуба, в которой гуляли танцоры после завершения чемпионата? Та самая, под каблуками которой пылал паркет? Которая вертела своей сладкой попкой и перед Эмилем, и перед Эриком?
        Да нет, бред!
        Варлей никогда не выгодила на общие вечеринки, многие находили это высокомерием «победительницы по жизни». Эрик же видел, как сходя с танцпола эта танцовщица всегда натягивала глухой свитер, чтобы прикрыть голую спину. Пряталась. Стеснялась. И змейка пряталась, подчеркивая, что она ничуть не изменилась за это время. И чтоб она? С ними обоими?
        Нет, нет, нет.
        Да и не было её фамилии в списке Эмиля, они первым делом проверяли в нем, искали участниц того чемпионата, просто потому что помнили - Лиса умела танцевать. Так, что из-под её каблуков летели искры.
        - Ниже прогиб, ниже, ты танцовщица или рельса?
        - Эй, почему такое невыразительное лицо? Мы с тобой разве четыре года в браке и ты уже знаешь про всех моих любовниц?
        - Еще раз последнюю связку. Она у тебя вышла грязно! А я передохну.
        С другой стороны - Эрик помнил, что Лиса действительно охуенно танцевала. Как никто другой. Как чемпионка! Та, с которой не могли конкурировать другие танцовщицы чемпионата.
        И его чувство партнера никогда его не обманывало, с чего бы вдруг осечке случиться именно сейчас? Он не ожидал от неё ничего, он знал, что она хороша, но запущена, никакого дежавю не предполагалось. А оно есть...
        Чем больше крепнут его подозрения, тем меньше Эрик церемонится с партнершей.
        Ему хочется, чтобы она взорвалась. Чтобы послала его к черту, подобно Кьяре и всем ей подобным, чтобы показала, что она - такая же слабачка, как и все остальные, и ей не под силу справиться с поставленной им задачей.
        Мадонна, да хоть бы губы недовольно поджала или позволила глазам наполниться усталостью.
        Чтобы он хоть на самую малость смог в ней разочароваться. И чтобы убедился - нет, не она. Та девчонка не сдавалась.
        Размечтался, Змей!
        Настя терпеливо встает на ноги раз за разом, хотя они наверняка уже гудят от каблуков, натягивает на губы ярчайшую из улыбок, снова и снова разворачивает плечи.
        Чем больше раз его пальцы ловят её маленькую ладошку, а руки подбрасывают легонькое собранное в тугую пружину тело девушки над собой - тем больше внутри копится досады.
        Слишком хороша. Разочароваться просто не в чем. Придираться-то с трудом получается.
        Пять лет без практики - а связки она схватывает на лету, с третьего раза делая их уже не хуже Эрика. Да, есть что шлифовать, есть что вытягивать, есть где надо проработать ту же эмоциональную составляющую. Иногда Настя сбивается с ритма, иногда слишком подтормаживает после поддержек, делает частые перерывы, но если пятилетний перерыв так ничтожно повлиял на её навыки, то какова бы она была, если бы не бросала?
        Дрянная девчонка! Гнуснейшая из всех преступниц!
        Украла себя у целого мира, и у Эрика Лусито - персонально.
        Что ж, теперь сбежать у неё уже не получится.
        Никуда. Ни к кому.
        И уж тем более - к проходимцу Бруху. Пока у Эрика есть только неоформившиеся подозрения - так точно.
        Когда Эрик наконец-то замечает на лице Насти усталость - у него уже и у самого пот стекает по виску.
        - Ну, что ж, не все так плохо, как я ожидал, - роняет он нахально, наслаждаясь вспыхнувшими в глазах девушки огоньками. - И как ты позволила себе отказаться от соревнований, если так любишь быть лучшей? - хмыкает Змей, проводя пальцами по скуле девушки, притворяясь, что он вообще-то потянулся заправить эту выбившуюся из растрепанного пучка прядку.
        Настя закусывает губу. Вот на это она отвечать точно не хочет. Ну, раз так…
        - Неужели появилась та, в ком ты увидела сильную угрозу и струсила? - поддевает девушку Эрик, и вот теперь вспыхивают злобно еще и щеки Насти.
        Её настолько задевает этот выпад, что девушка даже с гневным рычанием покачивается в сторону сидящего на паркете Эрика, тянется к его шее, стискивает на ней ладошки и... Оказывается на лопатках под ним.
        Это было просто. Что ж, теперь можно приступить и к более дотошному допросу. С более интересными вопросами.
        27. НАСТЯ И ЭРИК. ОТРАВЛЕННАЯ ЗМЕЕМ
        - Там, в примерочной, с Эмилем - думала ли ты обо мне, моя змейка?
        Паршивец. Еще и смотрит так, будто видит меня насквозь. Хотя - если судить по вопросу - именно что видит.
        Неужели я настолько легко читаюсь, что первый попавшийся распутник может с легкостью угадывать то, что я предпочла бы оставить в секрете.
        Змей ухмыляется, будто уже читает мои мысли - вот эти, тайные, постыдные, прижимается лицом к ткани тонкой водолазки. От его дыхания на моей коже мне уже хочется воспламениться.
        - Эрик… - я пытаюсь оттолкнуть его плечи, а он ловит мои пальцы своей чуткой ладонью и переплетается с ними своими.
        - Думала? - только одно слово, вопросительное, но как же оно пробирает меня насквозь. Прожигает. До той самой моей порочной сути.
        Той, что думала.
        Той, которая уже не однократно толкала меня на совершенно неприличные действия в адрес этого итальянца.
        Той, которая с удовольствием поменяла бы Эрика с Эмилем в примерочной местами. Или… Добавила бы его к этому уравнению.
        Это безумие. И я сошла с ума на сто процентов. На тысячу!
        Несколько часов назад я кончила в примерочной магазина от бесстыжих пальцев Эмиля Бруха. И я не хочу дурить Эрику голову. Я успокоила себя, что раз уж такая сумасшедшая тяга у меня с Эмилем - я хотя бы не буду дурить голову Змею, вот только он, кажется, имеет на этот счет другую точку зрения.
        Ладонь Эрика подныривает под кружевной край трусиков, мнет мою ягодицу. Уж не знаю, откуда у столь простого прикосновения такой мощный эффект, но с противоположной попе стороны у меня все нагревается. Еще пять минут, и на моем лобке можно будет жарить яичницу.
        Этот итальянец вездесущ, как поток воды, так настойчиво он ищет мои слабые места даже там, где их вроде как не было. И находит...
        - Прекрати, - умоляюще прошу я, но у меня выходит совершенно неубедительный всхлип. Господи, как же я хочу, чтоб не прекращал…
        И как же я хочу его убить, как мужчину, заставляющего меня чувствовать себя такой…
        - Малышка, - Змей произносит это, склоняясь уже к самым моим губам, - ты потрясающая. Волшебная. Страстная девушка. Расслабься. Я всего лишь предлагаю тебе выбор. Чтоб ты могла сравнить оргазм со мной и с Эмилем и принять верное решение.
        Это звучит чудовищно. Это звучит порочно. И озвучь мне это Эмиль - он, с большой вероятностью, получил бы еще одну пощечину. Но это мне предлагает Змей, и у меня вдоль позвоночника бегут мурашки. Как будто так и должно быть. Как будто это нормально - предлагать «сравнить оргазмы» для более взвешенного выбора мужика.
        - Не думай, - Змей, будто антенна, замечает самые миниатюрные изменения моего настроения, будто читает их в моих глазах, - не думай ни о чем, моя змейка, просто расслабься.
        - Я н-не хочу, - мой голос дрожит, и я даже сама не понимаю, от чего больше - от страха или от возбуждения.
        - Ты очень крепко закрылась, моя сладкая, заперлась на тысячу замков - пальцы Эрика все-так же пляшут под моей юбкой, теперь оглаживая внутреннюю сторону моего бедра, заставляя его расслабиться, - столько всего себе не позволяешь. А чего ради? Кто с тебя спросит? Муж?
        Болезненное напоминание. Жгучее. Я нарочно оттеснила все напоминания об этом подальше, а теперь.
        И правда…
        Чего ради это все?
        В жизни Дэна сейчас столько секса, что даже устроив себе групповичок с десятью мужиками, я его просто не догоню. Ни количеством, ни качеством.
        - Сколько еще ты будешь отказывать себе в удовольствии? - пальцы Эрика впервые касаются ткани моих трусиков спереди - и черт возьми, я уже готова от этого неторопливого прикосновения задымиться. - Сколько будешь держать в себе свою страсть, свою силу?
        - Хочешь сказать, что проявить страсть - это дать тебе? - язвительно интересуюсь я, вжимая раскаляющиеся от откровенных ласк ладони в гладкий прохладный паркет.
        - Позволить себе быть собой, для начала, - паршивец - как он есть. Заболтал меня, отвлек, прикрыл за всем этим свой марш-бросок, а сейчас его пальцы выбивают какую-то немыслимую чечетку на моих половых губах, распаляя еще и тем, что все это происходит, не минуя «последнего рубежа» - тонких кружевных бикини, белья, которое у меня просто не получилось не надеть. Пусть я и была уверена, что ничего у меня с Эриком не случится.
        Надо. Надо взбрыкнуть, надо его остановить, но…
        Отчего ж так не хочется?
        И все-таки надо… Вот сейчас…
        Настойчивые губы Змея атакуют мои. Это - вероломный штурм, очередной отвлекающий маневр, и он срабатывает. Все мои силы уходят на тихий горловой стон возмущения.
        Как же потрясающе он целуется…
        И губы, такие мягкие...
        Эрик Лусито - танцор, даже в поцелуях. И целовать, оказывается, можно по-разному. Можно жадно, бесцеремонно, пожирая друг дружку со страстью румбы. Можно нежно, трепетно, будто в куртуазном вальсе.
        А можно вовлечь язык партнерши в роковое, пропитанное вкусом алых вин и шелковых простыней танго. Как он меня сейчас…
        Грязное танго. Такое, во время которого нет никакого расстояния между двумя людьми, когда под платьем у девушки нет ни клочка белья, соски торчат смертоносными айсбергами, и ты точно знаешь - никто не должен стать свидителем этого танца.
        Именно в эту секунду я и проигрываю окончательно. Ловкие пальцы Эрика все-таки ныряют туда, под ткань, разводят уже масляные от моего возбуждения чуткие складки, не оставляя мне ни малейшего шанса на сохранение этой постыдной тайны.
        Той, которая о том, как сильно я его хочу - до гулкого звона в голове, до бесконечной духоты под ребрами. Вопреки всему тому рациональному, что против. И о боже, как же восхитительно сладко ему сейчас проиграть…
        28. НАСТЯ И ЭРИК. НЕЖДАННОЕ ПРОТИВОЯДИЕ
        Что можно сделать двум людям, не разлучая слившихся в единое целое губ? Многое - например, мужчине одним резким рывком задрать почти до пояса подол мешающей его неторопливым движениям юбки.
        А девушке… А девушке, например, взять и стиснуть ладонь на крепкой мужской ягодице. Ну, а что, не все же ему верховодить и лапать меня чуть что. Я тоже хочу!
        Я готова расхохотаться, когда у Эрика на это взлетают брови. Такого он от меня точно не ожидал. И в крови тысячей хмельных пузырьков вскипает ликование. Я его удивила? Да неужто!
        Мы целуемся не закрывая глаз. Уже даже это кажется вызывающим, потому что эти поцелуи - не ради чувств, это - совершенно откровенная прелюдия. И мы оба об этом знаем.
        Я кажусь себе одержимой тысячей бесов сразу. Просто потому что - ну, это же не могу быть я. Не могу я так жадно целоваться с малознакомым красавчиком, да еще и щупать его за все места, до которых дотягиваюсь.
        Хотя нет, ошибочка, кажется, сейчас я именно этим и занимаюсь.
        Эрик…
        Я не могу даже простонать это - его настойчивый язык ведет меня по пути поцелуйного разврата. Но мне очень хочется стонать. Его имя. И только его!
        Его пальцы не останавливаются там внизу, раз за разом неторопливыми движениями разогревая меня. Это мучительно. Его не могут за такое посадить, скажем, по статье «Жестокое обращение с девушками»?
        Да?
        Ок, только давайте с этим не сейчас. Он сейчас занят!
        Змей дарует мне милость - соскальзывает губами с моего рта, позволяя глотнуть свежего, не кипящего воздуха. Целует ниже губ, еще ниже, соскальзывает губами по моему подбородку.
        Я ловлю себя с поличным - я все-таки сорвалась и добралась своими горящими ладонями до стянутых в тугой узел на затылке волос и потянула за тонкую резинку, что их сдерживает.
        Ныряю пальцами в мягкие шелковистые кудри и даже возбужденно постанываю от этого ощущения. Боже, я по этому… Скучала.
        Всего один раз это делала, но при этом - все эти пять лет я помнила, что впиваться в волосы Катанийского Змея - восхитительное удовольствие, крепостью градусов на шестнадцать. А его губы - тут, пожалуй, все сорок.
        По крайней мере, оставаться трезвой и равнодушной после пары поцелуев почти невозможно.
        И сколько всего вспоминается…
        Вплоть до того, что я следила за его карьерой с самого начала. Он не всегда побеждал на международных чемпионатах, увел у меня и моего партнера золото всего один раз, но… Это не было принципиально.
        Принципиален был он сам.
        Если уж и говорить откровенно, то назвав меня своей фанаткой, Змей не так уж ошибся.
        Потому что тот же итальянский язык я учила не просто так. А для того, чтобы тайком, когда выпадает свободный час, иметь возможность посмотреть танцевальные турниры Италии на языке оригинала. Да, в танце не важен язык, но мне было интересно все, даже бубнеж синхронного комментатора. И все ради одного потрясающего танцора, что раз за разом поражал мое воображение.
        И сейчас…
        Господи, да - я помню, он - мудак, он на меня поспорил и… Но когда это отменяло, что он - потрясающе красивый мужчина? А я…
        А я не хочу быть правильной. Хотя бы сегодня! Хотя бы чуть-чуть…
        - Эрик…
        Моя водолазка сползает выше. Еще чуть-чуть - и окажется обнаженной грудь, и… на этой мысли я ощущаю приступ паники.
        Казалось бы, я уже столько всего ему позволила, почему бы не позволить еще и это, но пока что мне удается оправдывать происходящее как «не секс». Как прелюдию к нему, как потрясающие предварительные ласки, но…
        Я ведь не хотела никому из них позволять выигрывать. То есть секс в его классическом исполнении не допустим, потому что, судя по всему, только он у этих двоих придурков и считается за достижение.
        И пока мы не пересекли эту грань, я еще не паникую, а вот если пересечем…
        Эрик будто не замечает моего стона, но при этом его пальцы мягко, вдумчиво проскальзывают по коже под моими ребрами, будто обещая, но при этом не пересекая.
        - Как скажешь, моя сладкая вишенка, - с удовольствием шепчет он и соскальзывает лицом на мой голый живот, проводит языком влажную дорожку вниз, - ну хоть это-то можно…
        Нельзя. Ничего нельзя. Он целует меня в живот, и я уже совершенно не помню ничего из того, что думала раньше. Он целует меня еще ниже, и мне хочется приковать его к себе, чтобы не дай бог не вздумал отрываться.
        А потом он касается губами моего бедра, заполняя мой разум вязкой шелковой тьмой.
        Он с ума сошел… Нет, не может быть, чтобы он… Здесь? Сейчас!
        - Ты позволишь? - галантно тянет Эрик и трется щетинистой щекой о мою кожу. Будто нагулявшийся кот, трущийся об ноги хозяйки и намекающий, что его пора пустить домой.
        - Н-не...
        Этого подлеца надо арестовать и засадить пожиненно. За чересчур профессиональное совращение. Я не успеваю выдохнуть свое выдержанное и такое неуверенное «не надо», моих губ касаются жаркие наглые пальцы. Касаются раз, другой третий, толкаются внутрь моего рта. Свинтус. Мало я тебя кусала? Держи еще!
        Ответ приходит незамедлительно, теперь уже Эрик прикусывает кожу чувствительной зоны, заставляя меня вместо отказа - ахнуть, и вздрогнуть. Ослабеть. Ровно настолько, чтобы его ладони тут же легли на мои колени и развели их в стороны.
        Это совершенно неприемлемо, возмутительно, безумно…
        Вот прямо так, на танцевальном паркете! Господи, да что со мной такое? Неужели так сильно сказывается недотрах? Никогда в себе такого не замечала.
        Вот только внятных слов с каждой секундой в моей голове становится все меньше. А уж когда Эрик утыкается лицом в тонкую ткань моего белья - тут уж и последние мысли, что еще оставались в моей голове, торопливо эмигрируют. Остается только одно - впиваться пальцами в волосы на его затылке и чувствовать, как медленно ползет вниз по бедрам тонкая резинка.
        - Будешь кончать - подумай об Эмиле, моя вишенка, - мягко шепчет Эрик, - пусть у нас с ним все будет по-честному.
        Признаться, до меня не сразу доходит, что именно он сказал - слишком уж я возбуждена. А вот когда доходит...
        29. НАСТЯ. ВЫИГРЫШ В СРАЖЕНИИ, ПОРАЖЕНИЕ В ВОЙНЕ
        Получить удар в грудь пяткой разъяренной танцовщицы - это почти тоже самое, что получить копытом от лошади. Сильнее лягаются только профессиональные балерины. И нет, мне сейчас совсем не жалко пнуть Змея!
        Господи, ну вот что у них обоих за болезнь? Почему они оба настолько нарциссы, что ничего кроме их идиотского пари у них в голове не помещается?
        Эрик пытается меня удержать, и нужно сказать - у него почти получается. Получилось бы, не кипи в моей крови яростной бури адреналина и разочарования.
        Разочарования. С ума сойти!
        Я ведь и вправду разочарована, что приходится вскакивать на ноги одергивать юбку, натягивать обратно сползшие трусики. Магия момента рассыпалась. Теперь я уже не позволю разложить меня на паркете, я сгребаю свою сумку, хватаю балетки и даю деру.
        - Мадонна, ну что ты творишь, - Эрик догоняет меня у самой двери, ловит за руку, пытается притянуть к себе, - ты и вправду хочешь сбежать сейчас? После того, что мы начали?
        Хочу. Пока еще помню себя, пока ты снова не отравил меня одним только своим ядовитым взглядом от которого кружится голова.
        - Ну что не так? - он все еще сражается с моей вырывающейся рукой, - скажи, что я сделал не так, Настя?
        Он не понимает? Серьезно не понимает? Хотя о чем я. Если бы в мире существовал институт сексуального образования, Эрик Лусито был бы в нем ректором и первооснователем! И на стенах его висели бы сотни грамот за многочисленные заслуги перед «наукой».
        Это не он ведь сделал что-то не так. А я… Я, которая все это взяла и позволила. Я которая совершенно съехала с катушек, с тех самых пор как эти двое появились в поле моего зрения.
        - Не все такие извращенцы, как ты, Эрик!
        - Да? - глаза у этого итальянца бессовестно загораются, - твоя любовь к извращениям заканчивается шалостями в примерочных? Или может быть все-таки…
        Он не договаривает, многозначительно поигрывая бровями. И смотрит на меня так, будто… Будто помнит одну девятнадцатилетнюю вертихвостку, которая позволила себе танцевать сразу с двумя парнями. Да еще и обжималась сразу с обоими. Это ли не извращение? Как минимум - прелюдия к нему.
        - Нет! - я вспыхиваю, как промасленная лучина, от маленькой искорки, боясь, будто мои мысли вдруг окажутся озвучены, и меня все-таки разоблачат, - никакого все-таки, Эрик. Мы с тобой танцуем. И только. Не будет и этого, если ты не уймешься!
        Зря я это сказала. Потому что после этого он ринулся на меня, как разъяренный бык и буквально впечатал меня спиной в дверь.
        - Выбираешь Эмиля, да? - в его голосе клокотала настоящая ярость, - ну так может скажешь мне почему? Хотя бы три причины, чем он лучше меня?
        Лучше? Да оба вы хороши, оба и придурки! В том и проблема.
        - Я не выберу никого из вас, ясно? - я взрываюсь уже окончательно и бесповоротно, - не хочу. И чтоб кто-то из вас выиграл не хочу. Вы оба меня бесите!
        Каким-то чудом мне наконец удается выпутаться из хватки Змея, и все-таки сделать ноги из зала.
        По какой-то удивительной причине он не пытается меня нагнать - к моему счастью, и я успеваю и переодеться, и сбежать до его появления.
        Сбежать - пешком, спасибо балеткам преодолеть те четыре квартала, что отделяют студию от Алинкиного дома. Змей ведь не шутил, говоря что нашел студию недалеко.
        Забиться в квартиру - последний мой бастион, запереться на все замки, и даже не включать света. Маркиз получает двойную порцию корма, лишь бы не орал, а самой мне хочется забраться под одеяло, зарыться в него и никогда не вылезать наружу.
        Просто - только подумать о том, что сегодня было… В примерочной… В зале…
        Как я вгрызалась в кожу Эмиля, давя в себе даже зачатки звуков, пока во мне двигались его широкие пальцы, и как сладко поскуливала от предвкушения, когда Эрик рисовал на моем животе дорожку к моему лобку. Как хорошо мне было сразу с двоими. Как с обоими хотелось большего.
        Как так можно - хотеть сразу двоих? Да еще и так внезапно, особо даже не зная ни одного, и даже представляя, что оба они - мужчины очень своеобразные…
        Я никогда не относила себя к любительнице случайных связей, даже с Дэном, в которого я была влюблена со школы, у нас все было далеко не сразу. Я еще присматривалась, приглядывалась, решала - нужно ли мне это, или я переживу?
        А тут… Вот так! Признаться, я не ожидала такого вероломства от собственной натуры. Ладно там, в Берлине, я была слишком пьяна, чтобы быть адекватной, но сейчас-то и рядом ничего подобного нет.
        Я пытаюсь отвлечься - занимаюсь форумом Дэна, но работа не особенно и идет. В конце концов, я откладываю ноут на подоконник, решая не мучить саму себя. Все сделаю завтра, а если Дэну приспичит - пусть штрафует.
        Я пытаюсь уснуть, выгнать из головы назойливые мысли, но мне категорически не спится. Постель - прохладная, мягкая, комфортная. А на теле - тут и там пылают следы мужских прикосновений.
        Двух разных мужчин. Таких разных. Таких…
        Мне нужно сбежать. Позвонить Алинке, сказать, что я передумала занимать её квартиру, уехать… Да хоть к маме в Перово, плевать что до танцзала придется едить через всю Москву, я поезжу.
        Если оставить все как есть - на какое безумство я соблазнюсь дальше?
        К подъезду подъезжает машина. Я это слышу из-за открытой настежь форточки, и обостренным своим слухом разбираю все - и шорох шин об сухой асфальт, и даже голос с итальянским акцентом, разъясняющий водителю, куда ему следует отдать свои права, раз его так и не научили ездить, ну, или хотя бы пользоваться навигатором правильно.
        Приехал!
        Я буквально силой заставляю себя остаться в постели, не думать о том, что Эрик там, стоит у подъезда, может быть даже таращится на мои окна.
        Меня нет дома. Вообще нет! Подойду к окну - еще увидит, запалит, придет, и что мне делать?
        Звонок в дверь застает меня врасплох. Я даже подскакиваю на кровати, выпутываюсь из-под одеяла, выхожу в прихожую и замираю, размышляя - открывать мне или нет? Нет, наверное все-таки нет.
        Меня же нет дома!
        - Мышонок, вылезай, а то я зайду с балкона, - раздается из-за двери голос Эмиля, - я видел как ты пришла, ты не обманешь.
        Обложили, черт меня подери. Если с Эриком у меня еще были шансы сделать вид, что меня нет, то Эмиль вполне имел шансы меня заметить.
        - Уходи, - устало прошу я, прислоняясь лбом к холодной металлической двери, - уходи, Эмиль, я тебя не пущу.
        Я все уже сказала Змею. Выбирать не буду. Не хочу. Отказываюсь!
        - Не пускай его одного, змейка, пусти нас обоих, - голос Эрика приходится для меня острой неожиданностью, - мы оба хотим перед тобой извиниться. И предложить тебе одно решение этой истории с нашим пари. Если ты конечно захочешь!
        Боже, да неужели они решили сойтись на мировой? И может после этого они оставят меня в покое?
        30. ТРОЕ. ПЕРВАЯ ПОБЕДА
        Дверь приоткрывается совсем чуть-чуть, ровно для того, чтобы мышка высунула свой носик из своей норки. Окинула взглядом их обоих по очереди - Эмиля, со скрещенными на груди руками, Змея, с бутылкой вина, в опущенной вниз руке.
        Личико у девушки выглядит затравленным - чувствуется, что они её капитально достали, но… Она открыла. Это дает надежду на положительное разрешение этого вечера.
        - Может, вы просто оставите меня в покое? - Настя смотрит на Эмиля исподлобья, с силой стискивая тонкими пальчиками ручку двери. - Найдите себе другую цель, в конце концов. Неужели мне проще съехать, чем вам - успокоиться?
        Найдите другую цель.
        Эмилю хочется нервно фыркнуть.
        Другая цель была бы хорошим решением. Другая цель не отключала бы так мозги, не заставляла бы забывать о важном.
        - Позволишь нам войти? - Эрик склоняет голову к плечу. - И мы это обсудим. Честное слово, я и сам хочу уже закрыть эту тему поскорее.
        Она смотрит на них долго, несколько минут, будто раздумывая, готова ли она идти на такие риски.
        - Ты ведь знаешь, что мы тебя не обидим, мышонок? - Эмиль чуть улыбается, а нутро сводит от желания сомкнуть пальцы на этом сладком остром подбородке и прекратить говорить. Звуки, буквы, слова - придуманные человечеством посредники для общения, которые только мешают понимать друг друга как следует. А вот переключиться бы на язык тела, заставить себя улавливать едва заметные признаки её взаимности и снова раздуть их до такого пламени, чтобы уже и от неё, и от него не осталось ничего, кроме горячей золы.
        - Заходите, только ненадолго. Я собиралась спать… - наконец мышка решается и все-таки открывает дверь, пропуская их в квартиру.
        - Мы заметили, - Эрик ухмыляется, не без удовольствия проводя взглядом по фигурке девушки в ночной рубашке. Простая, кстати, ночнушка, трикотажная, серая, но как волшебно она лежит на изгибах её тела…
        И дрыхнущая мышь на груди - Эмиль только улыбается тому, как хорошо подходит его прозвище этой девушке. Мышка - она и есть. Нежная, хрупкая, с бархатистой кожей…
        Ох, как же легко унестись мыслями не в ту сторону.
        Только бы не забыть, на каком именно решении они сошлись с Эриком. Решении, о котором они друг другу напоминают короткими переглядками.
        - Я, пожалуй, переоденусь, - Настя, вспыхнувшая от смущения, поняв, в каком виде она вышла к парням, шагает в сторону комнаты.
        - А где у тебя бокалы? - Эрик улыбается краем рта, бросая взгляд на Эмиля. Итак, кажется, кости брошены, и этот тур начинать ему. Хорошо. Вступать вторым сложнее все-таки. Но Змей берет сложное на себя.
        - На кухне, шкафчик у окна, - уже прикрывая дверь сообщает Настя. После паузы - она явно раздумывала, согласна ли пить вино в их компании.
        Эрик и Эмиль обмениваются взглядами. Без лишних слов - они сейчас только обострят. Для них обоих эта ситуация дается на диво непросто.
        Дверь комнаты тихонько поскрипывает, и Настя, закопавшаяся с головой где-то в шкафу, испуганно оборачивается. Жаль. Эмиль не отказался бы застать её раздетой. Хотя эта ночнушка за одежду не считается.
        Стон возражения Эмиль гасит собственным ртом и настигает свою мышку вопреки ее отступлению. Притискивает к себе, заставляя прекратить сопротивлением.
        То что надо! Самое то, что требуется для того, чтобы превратившаяся после ухода из магазина в холодный кисель кровь в венах Эмиля Бруха вскипела и зашумела в его сосудах удовлетворением.
        Нет названия этой магии, нет ничего, что объясняло бы притяжение Эмиля Бруха к этой мышке логичнее, чем какое-то колдовство.
        Он мог бы оттянуть, отложить, мог бы хотя бы начать с ней говорить, но сейчас уже на это не было никаких сил.
        Весь день! Весь день он пытался сосредоточиться на своем поиске, на списке телефонов, предоставленном частным детективом, но не смог обзвонить и трех участниц этого списка. Всех и мыслей было, что об этих сладких мягких губах. И о том, что с ней в это время делал Эрик! Мог делать! И с этими губами тоже!
        Самое верное решение в данной ситуации - оставить девчонку Змею. Он на ней слишком шизанулся, за считанные дни, и с точки зрения дружбы, Эмиль должен был бы отойти с дороги старого приятеля. Не драться же им из-за этой девчонки?
        Синяк на скуле нудно заныл, напоминая о себе. Уже, да… Они уже все успели. Не всерьез, но это уже симптом. Игра выходит из-под контроля основных игроков.
        И отказаться от этой девушки у Эмиля не получается. Разве что она сама выберет Эрика.
        Вот только она выбирать отказывается!
        А сам Эмиль от неё отступиться не может.
        Самое главное в эту секунду не забывать об их со Змеем договоренности и в удачный момент произвести «рокировку», развернувшись вместе с Настей на 180 градусов. Так, чтобы она стояла спиной к двери.
        - Эмиль, - Настя все-таки собирается с силами, чтобы уклониться от губ шведа, - не надо.
        Не надо!
        У неё горят глаза, у неё сохнут губы, так, что она вынуждена раз в несколько секунд пробегаться по ним язычком, все её тело отзывается ласкам Эмиля. И она говорит: «Не надо».
        - Ты охуенная, - русский мат особенно полюбился Эмилю за все время изучения русского языка, - прости, но ты просто не понимаешь, о чем просишь.
        Оторвать сейчас от неё руки было невозможно. Он почти что врос в неё собой.
        - И все же, - Настя встряхивает головой, будто пытаясь избавиться от наваждения, - вы пришли сюда прекратить эту вашу бойню. Эрик тут совсем рядом. И я сейчас не хочу так с ним поступать. С вами обоими. Если вам так сложно отказаться, я уеду, и дело с концом…
        - Уедешь? - он ведь второй раз уже слышит эту мысль от Насти. Значит, обдумывает её. И… Нет. Нельзя ей это позволять. Не сейчас, когда у них со Змеем еще возможно перемирие. Не сейчас, когда сам Эмиль готов признать свое поражение и позволить себе хоть одну ночь безумства, чтобы завтра встать и выбросить все вторичное из головы.
        От этого поцелуя ей уклониться не получается. Хотя она пытается, вот только темной тенью за её спиной появляется Эрик, ловит ладонью её под лопатками, не давая опуститься ниже.
        - Никуда ты не уедешь, змейка, - Змей делает глоток вина из единственного бокала, что он принес с собой, и оставив бокал на первой попавшейся полке, он шагает ближе, почти прижимаясь к Насте. - Мы тебя никуда не отпустим.
        Мы.
        Зрачки у девушки расширяются, и тихий судорожный вздох возбуждения выдает её с головой. Ей не только не страшно сейчас, но и чрезвычайно волнительно.
        Попалась. Она - попалась! Она еще не знает, но ловушка захлопнулась, захватив её в свою пасть. И либо она сейчас сделает свой выбор, либо...
        - Прекратите, - Настя все-таки совершает последнюю попытку вырваться на свободу, дергается в руках Эмиля, стискивающихся на её талии, - я не буду играть в ваши игры. И выбирать из вас двоих не буду. Ясно?
        - Ясно, змейка, - Змей не хочет оставаться в стороне. Ни от разговора, ни от девушки. Он склоняется ближе к её волосам, зарываясь в них лицом, хищно вдыхая сладкий запах.
        Он предвкушает пир. Их общий пир!
        - Мы ведь еще не озвучили наше предложение, так ведь, сладкая моя? - иногда Змей бесит своей любовью к долгим прелюдиям, у Эмиля в эту секунду уже заканчивается терпение, а приходится держаться, и не впиваться голодными губами с мягкий сладкий мышкин рот. - Ты не хочешь давать никому выиграть тебя, Змейка. Не хочешь выбирать одного из нас, так?
        - Да, - хрипло выдыхает Настя. Где-то там, в этой дивной головке происходит чудовищная битва, Эмиль почти слышит лязг клинков и хрип коней, встающих на дыбы. Но она не справляется с этим.
        На их счастье!
        - Так может, тогда примешь нас обоих? - коварно произносит Эрик, опуская ладонь на горло девушки.
        Теоретически - это вопрос.
        Практически - последнее слово перед началом их наступления! Пора. Больше можно не терпеть! Пришло время для нападения.
        31. ТРОЕ. ПЕРВЫЙ ПОЖАР
        - Так может, тогда примешь нас обоих?
        Господи, ну нет, так ведь не бывает.
        Со мной - не бывает.
        С той, у которой первый секс происходил строго под одеялом и при выключенном свете.
        И я сейчас и правда… Так вляпалась? И как выпутываться?
        Эрик! Исчадие ада! Это ж надо было вывернуть мое нежелание выбирать из них двоих вот это!
        - Так нельзя! - тихонько пищу я, едва собравшись с силами на эту жалкую попытку воззвать к их разуму. - Нельзя!
        - Можно, - парирует Эрик, - можно, змейка, если три человека хотят друг друга. Мы хотим тебя. Ты - нас. Давай не будем терять времени.
        Давай не будем! - эхом откликается во мне.
        Но так ведь нельзя! Нельзя! Мне нельзя. Я ведь попросту умру потом от стыда, только подойдя к зеркалу. Я ведь не из этих, не из современных девчонок, которые легко согласятся и на групповой секс, и на БДСМ-пати, просто потому что это прикольно, интересно и «для разнообразия можно», а я и в рамках просмотра порно никогда не заглядывалась ни на что такое.
        Ну, конечно, зачем порно, если иногда такое наснится - всех святых выноси, чтоб глаза их на такую бесстыдницу не смотрели!
        Язык Эмиля снова берет мой рот штурмом. И у меня нет даже мысли отказаться, оттолкнуть. Если и были такие мысли, то сейчас они корчатся в последних секундах своей агонии.
        - Мы-ы-ышка, - Эмиль это тянет тихо, а лапы у него - грубые, жадные, - прежде чем откажешься, дай нам хоть пять минут. Если тебя не заведет - мы отстанем. Оба.
        - Врешь, - я запрокидываю голову, пытаясь выдохнуть хоть капельку из бушующего внутри меня огня. Боже, почему так? Почему по отдельности я их еще худо бедно умудряюсь отшить, а вот сейчас, когда они взялись за меня вдвоем - сама себе напоминаю бабочку-суицидницу, желающую утопиться в костре.
        Все работает против меня. Все сейчас происходит как тогда, в Берлине - когда у меня совершенно сорвало крышу. И сейчас она тихонечко шуршит черепицей и готовится в срочном порядке отбыть в космос.
        - Он - не врет, - хмыкает Змей, и его горячее дыхание сползает ближе к моему уху, - он отстанет. А вот я - не уверен.
        - Ваше время идет.
        Боже, да неужели я и вправду это сказала? Неужели и правда сейчас расслабляюсь и позволяю себе то, что даже во снах никогда не позволяла?
        Не выбирать. Вкусить их обоих. Только пять минут!
        Я ведь точно трезва как стекло, откуда такой шум в моей голове и все эти безумные решения? Сладкие, безумные решения!
        Эмиль меня не лапает, он просто присваивает. Вот упала его ладонь на правую мою ягодицу, и все, это его территория, упала на вторую - и вся моя задница теперь принадлежит этому бесцеремонному медведю, и он притягивает свое имущество к себе, ближе, чтобы ничто не мешало ему оценивать - насколько интересная попка досталась ему в руки.
        Я вскрикиваю от жесткости его хватки, и от того что скользкий язык Эрика скользнул по моему уху, сбегая к мочке. Один - такой грубый, другой - сама вкрадчивость…
        Казалось бы, какая проблема выбрать сейчас, остановиться, отказаться от одного из них, но…
        Это ведь надо отказываться! От жёстких пальцев Эмиля или нежных Змея. От силы одного и яда другого.
        - Как сладко ты стонешь, - Эрик вроде и шепчет, но его голос пробирается ко мне в желудок и кувыркается там внутри, щекоча чувствительные стенки своим пушистым мехом, - знаешь, только ради твоих стонов я буду трахать тебя медленно.
        - Он просто боится кончить слишком быстро, - беззаботно сообщает мне Эмиль, и моя ночнушка под его ладонями отступает до границ короткой футболки, - мышка, а ниже слабо?
        Я ловлю себя с поличным - точнее свои руки под белой футболкой Эмиля. На литых, тугих, горячих мышцах. Господи, какой он гладкий. Будто полированный мраморный обелиск. Черт, мне вообще-то надо бежать, вырываться, орать, а я… А я будто бы уже проиграла. Я замираю, пытаясь понять, что мне делать, и Эмиль сам сдвигает мою ладонь ниже, туда, под его ремень, где не просто горячо, где форменное пекло. И как моя ладонь сразу по факту не обуглилась?
        - Ох…
        Это я вздыхаю, как только задеваю пальцами тугую головку. Звук, что издает Эмиль невозможно внятно классифицировать. То ли рык, то ли стон, то ли приказ не останавливаться.
        Приказ, который мне очень хочется выполнить. Сжать сильнее, двинуть ладонь резче… Вопреки всему здравому смыслу, вопреки приличиям. Боже… Как же я устала ориентироваться на эти приличия...
        - Ты меня вчера прогнала, помнишь? - хрипло шепчет Эмиль, прижимаясь к моему уху.
        Помню. И помню, сколько времени засыпала после…
        - Я дрочил целый час, только представляя твое лицо, - еле слышно продолжает Эмиль, - дрочил, кончал и начинал сначала. И боже, как я хотел, чтобы именно в твоей руке и был мой член. Чтобы ты ко мне прикасалась!
        - И кто же из нас кончит раньше времени? - фыркает Эрик, и тут я замечаю - подол моей ночнушки ползет еще выше. К груди. И виной тому руки бесстыжего Змея.
        - Эй! - услышав мой возмущенный возглас Эрик даже не думает останавливаться, напротив. Он совершает марш бросок, его ладони ныряют под ткань, добираются до моей груди и стискиваются на ней.
        - Ты будто из шелка и масла, малышка, - пальцы Змея легонько касаются обоих сосков, касаются и отдергиваются прочь, будто это и не прикосновения вовсе, а приглашение на страстный танец, - скажи, ты везде такая? Нет, не говори, я сам узнаю!
        Сволочь. Узнает он. Конечно узнает. Много чего узнает!
        А мне от одного только звучания его чертового голоса уже надо менять белье. Опять насквозь!
        - Мышка, - Эмиль стискивает пальцы на моем подбородке, возвращая себе мое внимание, бедрами лишь слегка толкаясь навстречу моей ладони, - помнишь обо мне?
        Забудешь о вас! Мне кажется, что эти двое - кремень и кресало, или зажигалка и бензин, а я - всего лишь лес. Сосновый лес, сухой, просмоленный насквозь и изнемогающий от жары. И мне достаточно пары искр, чтобы гудящее пламя отрезало все пути к отступлению.
        Их уже нет! И зря я надеюсь, что они вдруг появятся!
        - Ненавижу, - я впиваюсь зубами в губы Эмиля, просто от досады, от того, что не могу избавиться от этого наваждения, не могу убрать руку от каменного члена одного, не могу лягнуть второго, под ласками которого мне хочется только выгибаться и стонать, и ничего больше, - как же вы меня бесите!
        - Ты хочешь нас? - ладонь Змея прохаживается по моему бедру, оглаживает его, будто предвкушая более плотное знакомство. - Скажи, моя сладкая, ты ведь хочешь? Обоих нас? Вместе?
        Чертово исчадие ада! Нужно ему, чтоб я озвучила это вслух. И до того они намерены меня только дразнить, доводить и сводить с ума. Ну, значит, он подавится моим признанием!
        - Да! - рычу я так, что у люстры на потолке вздрагивает маленькая капля-подвеска. - Да, раздери тебя черт, Змей, я вас хочу. Обоих!
        Сначала эти слова вырываются из моего рта, и только после этого я, резко трезвея, осознаю, что именно они означают. И в тишине, затопившей мою маленькую квартирку, под беззвучные триумфальные улыбки обоих этих извращенцев, я понимаю…
        Мне конец!
        32. ТРОЕ. САМЫЙ СЛАДКИЙ ПРИЗ
        Созналась. Она созналась. Ну, или они её уломали - что тоже было неплохим вариантом.
        - Дай-ка сюда этот сладкий рот, - Эрик настойчиво касается пальцами острого девичьего подбородка, разворачивая Настю к себе. Раз уж она признала, что хочет их обоих - можно не отказывать себе в этой малости.
        Тем более что Бруху доставались сливки в основном из-за его зашкаливающей наглости.
        Губы со вкусом папайи, нежный сливочный язычок… Голод по ним одолевал Эрика с того самого момента, как он от них оторвался в последний раз. И утолить его быстро не получается, впрочем Эрик априори никуда не торопится. Сейчас он прочно прихватил эту змейку под горлышко, никуда она от него не денется. Он выпьет её до дна. Ну, или по крайней мере попробует это сделать.
        Девушка тихонько постанывает при поцелуях, царапает своими скромными коготками плечи Эрика. Сегодня он её победил - уломал, соблазнил, не без помощи Эмиля, конечно, но это Эрика не очень и беспокоит. Хорошо бы только сегодня дело не ограничилось.
        Отрываться от Настиных губ все-таки приходится. Нетерпеливый и лишенный этой сладкой добычи Эмиль дергает вверх тонкую ночнушку, стремясь раздеть уже наконец эту сладкую девочку окончательно.
        Два голодных мужских взгляда впиваются в обнаженное тело, стремясь хотя бы глазами оценить доставшийся им трофей. А сама Настя, оторопев от неожиданности, замирает. Ей неловко. Даже более чем.
        Она пытается прикрыться, но её руки останавливаются на полпути, когда Настя встречается взглядом со Змеем. Ему достаточно только взгляда. Договаривает уже Эмиль.
        - Не прячься от нас, мышка, - просит швед и прижимает девчонку к себе, одну свою лапу прижимая к её животику, второй с жадностью сжимая грудь.
        Да, прятаться ни в коем случае не стоит!
        Глаз от этой девушки оторвать просто невозможно.
        Хрупкая как лань, гибкая и грациозная, с нежной светлой кожей и маленькими темными пятнышками сосков на аккуратной груди. Насколько же она хороша, когда возбуждена! Когда смущение и чувственное удовольствие смешиваются внутри неё, заставляют розоветь щеки, пересыхать губы, и выгибаться всем телом.
        - Ты просто произведение искусства, моя ciliegina, - пальцы Змея скользят вдоль по подтянутому животику, закладывая сложные петли по пути, - если ты так красиво возбуждаешься, то какова же ты, когда кончаешь?
        Глаза девушки вспыхивают, как и всегда, когда Эрик начинает говорить ей пошлости, но съязвить ничего в ответ она не успевает - его ладонь проскальзывает под резинку трусиков, безошибочно находя самую горячую точку в её теле.
        - Как же ты возбуждена, малышка, - пальцы касаются скользких нижних губ, и Настя с тихим стоном выгибается навстречу пальцам Эрика.
        Хорошая была идея - прийти к ней с Эмилем. Она ведь и вправду могла сбежать, испугавшись того, что её заводило. Она же примерная девочка, как такая может даже помыслить о том, чтоб её ласкало четыре руки? Или две пары губ? Даже если очень хочется - таких чудовищно сложно заставить принять свое желание.
        Эмиль выцеловывает шею Насти, повышая общий фоновый градус, мнет, именно мнет пальцами грудь, нетерпеливо порыкивая. Змей же неторопливо, но крайне настойчиво растирает пальцами нежные складки, с каждым новым движением ладони заставляя девушку биться в его руках от острого возбуждения.
        Ты будешь хотеть. Ты будешь с ума сходить от желания. Сегодня твои красивые глаза будут смотреть на Эрика Лусито с вожделением, граничащим с похотью.
        - Эрик...
        Она почти задыхается, выгибаясь в ласкающих её руках. Зрачки расширены настолько, что не видно радужки. Она готова.
        Им с Эмилем достаточно лишь одного короткого обмена взглядами, чтобы понять, что дальше. Это вроде не в первый раз, но почему-то именно сейчас напряжение особенно сильное.
        Если раньше Эрик просто не понимал этой блажи Эмиля - как можно быть уверенным, что ты хочешь только одну женщину? То есть как это - как её ты никого не хотел? Разве есть между ними разница?
        Есть.
        Сейчас уже и сам Эрик ощущает именно это. Когда весь мир сужается до одной единственной женщины, от которой волосы на спине встают дыбом, и ты хочешь её прямо сейчас, и всякую секунду, когда её видишь, а потом - и когда думаешь о ней. А думаешь ты о ней постоянно. Она навязчивой мыслью не хочет покидать черепушки.
        Настя кусает губы. Когда Эмиль переносит её на кровать, когда ставит на четвереньки, когда буквально рвет на ней трусики, оставляя совсем голышом. У шведа срывает последние винтики терпения. И это ведь он еще не знает!
        Насте смертельно идет нагота. И в принципе, все встает на места, становится понятно, почему этот кретин - её муж - так старательно прятал эту фигуру под мешковатыми тряпками. Такую сладкую девочку если и выпускать из постели, то ни в коем случае не в таком виде, чтобы хоть кто-то заметил, насколько она хороша. Украдут, унесут, при одном только взгляде на эти стройные ножки. Хоть и прятать её - преступление против неё самой.
        Только за этот напуганный взгляд, за эту зашкаливающую робость Змей бы заставил бывшего мудака Насти подавиться зубами. Она не должна стесняться себя. Именно она - последняя женщина в мире, кому вообще надлежит испытывать стыд при раздевании. Её бы в мраморе высекать, как эталон чувственности и эстетики. А она пытается спрятать от Эрика лицо, просто потому что ей стыдно.
        - Смотри на меня, - Змей снова и снова касается этой ямочки на красивом подбородке, снова и снова любуется озерами темных глаз в обрамлении густых ресниц.
        - Не бойся, - Эрик касается большим пальцем её заманчивых губ, - ты дьявольски хороша, моя сладкая.
        Это ей помогает. Настя вскидывает глаза, будто удерживаясь за Эрика, и они тесно переплетаются взглядами. Между их зрачками словно протягивается напряженная нить, которую ни в коем случае нельзя рвать. Отлично.
        Там, позади неё предвкушающе оглаживает восхитительную попку девушки Эмиль. Прелюдии окончены - девушка возбужденно всхлипывает даже от легкого прикосновения к клитору или к раскаленному входу в её тело. Терпеть это невозможно, все существо буквально требует дать ей то, что она так хочет. А Эмиль в принципе не отличается терпением.
        Первый толчок члена в её тело Настю застает врасплох. Она даже жмурится, на несколько секунд разрывая их со Змеем контакт взглядов. А потом Эмиль толкается в неё снова, на этот раз глубже.
        Не стоны - музыка. Слушал бы и слушал.
        Да и любоваться таким ярким выражением удовольствия на её лице - восхитительно.
        Кончики пальцев Эрика все также касаются нежных Настиных губ. Касаются раз за разом, ускользая от неё и возвращаясь вновь, дразня и распаляя. Свободной рукой Эрик расстегивает молнию на джинсах. Его член ложится в ладонь, заставляя девушку уже не ощущать и догадываться, а видеть. И ей точно нравится увиденное. Глаза восхищенно расширяются, по пересохшим губам проскальзывает язычок.
        Эрик же лишь крепче сжимает в ладони напряженный ствол, пару раз толкается им в плотное кольцо собственных пальцев. Хорошо, но не то. И силы оставаться только зрителем у него уже почти закончились.
        Всего-то и надо - податься чуть-чуть вперед, коснуться горячей головкой сладких губ.
        - Ты хочешь? - шепот едва слышный, но в той тишине, что сейчас подглядывает за их развратом, он прекрасно различим. - Подаришь мне свой ротик, моя сладкая?
        Она ведь может отказаться. Она может оказаться не проникнувшейся этой атмосферой, не соблазнившейся его пороком. И думать об отрицательном ответе Змею совершенно не хочется. Он совершенно не готов его принимать сейчас.
        Сладкий язычок девушки самым кончиком касается его плоти, приговаривая все плохие предчувствия Эрика к немедленной казни.
        Она хочет и его. Все-таки хочет. Все-таки - не только Эмиля. Все-таки они заводят её именно оба. Не зря в Берлине она сбежала, как только ей предложили выбирать!
        Волшебно.
        Как и то, что уже мгновением спустя они с Эмилем толкаются в Настино тело синхронно. Но с разных сторон.
        33. ТРОЕ. БЕСКОНЕЧНАЯ АГОНИЯ
        - Javlar!
        Как ни крути, а родные ругательства - так и рвутся из груди.
        Как не помянуть дьявола, если он точно приложил свою лапу к созданию этой женщины? Сколько сил он приложил к роскошной форме этой задницы, сколько выверял звучность этого нежного голоска, чтобы кончить хотелось от каждого, даже самого приглушенного тихого стона.
        И на этом её достоинства ведь не заканчиваются.
        Мягкая как персик, спелая девочка, да еще и гибкая как кошка…
        Эмиль ощущает себя морским шквалом, вознамерившимся смыть эту девчонку с лица земли, к утру оставив в этой постели только мокрые от её пота и оргазмов простыни. И их бы с собой забрал, дай ему такую возможность.
        Это всегда заводило - лапать девчонку в четыре руки со Змеем, перехватывать её из его рук, будить в её голове самые постыдные желания, проверять на прочность, искушать, и видеть, как фантазии побеждаются закомплексованностью. Фантазируют о таких вещах многие. Решаются - единицы.
        - Смотри на меня, малышка, - пальцы Змея проскальзывают по нежной скуле Насти, - смотри!
        Она не может не вскинуть взгляд. Да и Эрик удовлетворенно улыбается, пока его взгляд медленно крепнет и темнеет. Значит, она послушалась.
        Дьяволов бабий сомелье… Змей трахает заманчивый мышкин рот во вдумчивом неторопливом темпе. Это заводит. Хотя нет, это помогает в желудке Эмиля разгореться настоящему пожару, заставляя его с еще большим остервенением натягивать на свой член сладкое тело их девочки.
        Будто они со Змеем соревнуются, кто доставит этой девушке больше удовольствия.
        Разумеется, у Эмиля преимущество. Ему сейчас принадлежит эта шелковая вагина, со всеми её точками женского удовольствия. Это от каждого его движения бедрами из горла девушки вырывается приглушенный, но очень яркий вскрик.
        Да, сладкая, спорим, ты не знала, что дно у тебя вот там?
        Судя по ладошкам, что то и дело с размаха хлещут по сбившемуся одеялу - крошка многих вещей о себе даже не подозревала.
        Эрик берет её рот, но и действует по-другому. Он не торопится кончать, не стремится вколотиться к мышке в горло до самых гланд - нет, он взял в рабство ее красивые глаза, не отрывая своего похабного взгляда от её лица, не давая и ей хотя бы зажмуриться. Это его глаза - две голодные черные дыры, в которых плещется одержимость. Это он с вопиющей нежностью касается мышкиного затылка, распуская растрепавшуюся косу, заплетенную девушкой перед сном. Это он нарочито неторопливо стягивает с себя майку, как форменный стриптизер, предоставляя девушке, не «хлеб», так зрелище.
        На этом фоне Эмиль, с жадной жестокостью прихватывающий их девочку за волосы и заставляющий её выпрямиться, даже выгнуться к нему - озабоченный неандерталец.
        Плевать.
        Плевать, что неандерталец. Это единственная ночь, что он намерен себе позволить, завтра - он ударится в поиски, и постарается даже лишний раз с этой сладкой мышкой не заговаривать, чтобы не искушаться. А сейчас…
        - Нравится тебе этот мерзавец? - зубы карающе стискиваются на красивой мышкиной шейке. Завтра она проснется со следами его страсти на теле. И будет носить их долго, даже когда он запретит себе к ней прикасаться.
        Тихий смешок Змея звучит как звякнувший в воздухе дуэльный клинок, парировавший удар.
        Это Змей-то подлец? А сам-то ты кто?!
        И вправду. Но в том и веселье, что таким он запал этой сладкой девочке. Какой есть. Таким и останется
        - Нравится, вижу, - Эмиль отвечает на свой вопрос сам, не давая вспыхнувшей до корней волос мышке собраться с мыслями для ответа, - а я тебе нравлюсь, сладкая?
        И этот ответ ему тоже не очень нужен. Все что нужно - резко вытащить из неё свой член, развернуть мышку к себе лицом и втянуть в глубокий поцелуй, подставляя Змею основное поле для маневров. Если Эрик и оказывается разочарован резкой сменой позы - вида он не подает.
        Хотя какое там, разочарован. Глаза у Змея вспыхивают так, будто у него вместо них прожекторы.
        Еще бы. Он на эту задницу чуть с первого взгляда не кончил. И получить возможность наконец претворить в жизнь все его озабоченные фантазии…
        Не-е-ет, Эрик не такой лох, чтобы от этого отказаться.
        Эмиль сосредатачивается на мышке. На горячем язычке, на мягких губах.
        Член отдается ноющей болью, намекая, что ему было недостаточно, и он только начал. Приходится поймать нежную Настину ладошку, притянуть к болевой зоне и сжать её пальцы на вздыбленном стволе.
        - Приласкаешь? - мышка закусывает губу - внутри неё все еще вспыхивают редкие возражения, но искушение оказывается сильнее. И правильно. Проще сейчас остановить поезд, чем их двоих, уже пригубивших эту восхитительную девочку.
        Раз-второй, его рука еще сопровождает ладонь Насти, потому что тонкие пальчики, прикасающиеся к его члену, немного подрагивают.
        Третий - он разжимает хватку, тем более, что на её теле есть места, куда можно приложить руки. Грудь, например. Нежные чуткие сосочки, с которыми он еще не наигрался. Да и Настя тоже отнюдь не против этой ласки. Даже напротив - тихонько охает, когда его пальцы только огибают мягкие холмики её груди. Можно подумать, что для неё это - первый секс, до того чутко она реагирует на всякое прикосновение.
        Хотя… Втроем-то точно первый...
        Её движения постепенно становятся смелее - Эмиль почти слышит, как сгорают мосты, ведущие для Насти путь в «обычную жизнь». В ту самую, где она была примерной верной женой, послушно надевала уродские тряпки и не сходила с ума в постели, а исполняла супружеский долг.
        Интересно, сможет ли она вернуться к этому потом? Наверняка ведь попытается. Получится ли? После того, как она поймет, насколько сильно это её заводит.
        Хотя Эмиль ведь не намерен этим интересоваться, не так ли?
        Нужно сосредоточиться на сейчас, на этой ночи, взять с неё все, что он только успеет. Для него никакого потом с ней не будет, он ведь все это уже решил.
        Сейчас - только это время и имеет значение. Твердые ягодки её сосков в его пальцах. Мгновения, когда каждое проскальзывание её ладошки по его члену, от Эмиля летят невидимые искры, от которых уже должен был запылать мир. Попытки отодвинуть тот миг, когда он снова не выдержит и снова захочет насадить эту сладкую девочку на свою плоть. Впору вести обратный отсчет.
        - Ох, детка, как же хороша на вкус, - под тихий выдох Змея Настя снова вздрагивает, и в губах Эмиля снова глохнет её возбужденный стон.
        Когда этот паршивец успел добраться до мокрой девичей щели со своим длинным языком?
        Да-да, именно когда, а не как - не так уж и сложно заставить девочку выпятить попку и пошире расставить коленки.
        И что, интересно, Змей при этом задумал? Он ведь задумал, уж слишком хитрая у него улыбка всякий раз, когда он выныривает из очередного своего «нырка».
        34. ТРОЕ. ОБРЕЧЕННАЯ НА БЕЗУМИЕ
        Дьявол…
        Два дьявола. Два дьявола, что превращают меня в текущую мартовскую кошку, на все готовую ради крепкого члена, что облегчит мои лихорадочные муки.
        Плевать. Плевать на все. На все и всех, кроме этих двух исчадий ада, лишивших меня рассудка. Я их хочу. Я хочу их целиком и полностью.
        Ладони Эрика жадно прихватывают кожу, разводя в стороны мои ягодицы, и сам он заставляет меня сильнее расставить колени, сильнее выгнуться в талии.
        - Да, вот так мне тебя прекрасно видно, малышка!
        Язык Эрика, будто награждая за сообразительность, с оттяжкой скользит по моим горящим нижним губам, дразнит и без того раскаленный вход. Мне даже странно, что не пахнет дымом, как пожирающее мою душу темное пламя еще не прорвалось наружу.
        С ума сойти! Меня целуют с двух сторон. В два языка, в разные места, для этого предназначенные.
        То, что происходит - нереально, невозможно, слишком грязно для меня - такой, какой я была вчера. Вот только вчера закончилось. А сегодня - я, пожалуй, хочу продлить.
        Боже, можно ли вообще считать меня хоть сколько-нибудь сведущей в вопросах секса, если сейчас я - как девственница, сама не придумаю, куда приложить руки, пока меня не направят.
        У них нет никаких проблем с пониманием ситуации, они играют на мне в четыре руки, в две пары ртов, в два члена, будто я - их любимый общий музыкальный инструмент.
        И нужно сказать, их симфония сейчас выходит потрясающей! Мой маленький хрупкий мир потрясающий. И никаких слов оказывается не нужно для нашего безумия.
        Мощная грудь Эмиля оказывается поросшей светлыми волосами. Он пахнет кофе и табаком, пряной кожей и солоноватым потом. Его шквальные поцелуи будто поставили себе за цель выпить мою душу, раз уж тело я отдала в их полное распоряжение.
        От первого прикосновения к клитору я тихонько охаю. Змей не торопится, касается упругого бугорка самым кончиком языка. А потом резко всасывает его в рот.
        Боже…
        Что у него за язык такой?
        Я не выдерживаю волны ощущения, взвизгиваю, выгибаюсь, падаю лицом в простынь, потому что нету больше сил держать спину прямо. И если я кончу сейчас, от его языка…
        Нет.
        Он не дает мне кончить, его рот ускользает выше, его язык замедляется. В моих глазах потихоньку проясняется. Это был маленький и быстрый облом.
        А Эмиль по-прежнему передо мной, стоит на коленях, не спускает с меня темного взгляда. Его ладонь все так же резко двигается, вокруг стоящего каменным столбом члена. Красивого члена… Я не большой знаток, но сейчас просто не могу отвести глаз. Огромный, устращающий, перевитый венами…
        Боже, как же Эмиль на меня смотрит…
        Я так боялась, что увижу в их глазах презрение или что-то вроде того, из-за того, что я не смогла между ними выбрать, так боялась стать для них простой шлюшкой, но…
        На шлюшек так не смотрят.
        Ну, или я согласна быть для Эмиля Бруха кем угодно, лишь бы он продолжал смотреть на меня таким голодным взглядом.
        Я даже тянусь к нему сама, касаюсь языком тугой головки, пробуя его на вкус. И сравнивая. Раз уж я могу!
        - Ты закончил? - хриплый выдох Эмиля обращен не ко мне, а глаза его не отрываются от моего лица. - Я уже теряю всякое терпение.
        - Сейчас, последний раз, - откликается Эрик, и его губы снова трепетно целуют меня между ног.
        И снова его рот и мой клитор сходятся в неравной схватке. И снова меня выгибает, окатывает кипятком, снимает кожу жарким постыдным удовольствием.
        Господи, боже...
        И снова! Снова в самый последний миг этот поганец меня обламывает, снова заставляя возбуждение отхлынуть горячей волной.
        - Эрик! - я не выдерживаю, я уже рычу, потому что все… Я сейчас просто убью за оргазм. - Пожалуйста.
        - Ну, раз ты просишь, как хорошая девочка... - на диво быстро соглашается Змей, и его бархатные губы выписывают мне долгожданное помилование.
        Господи, господи, господи…
        Оргазм накатывает на меня горячей долгожданной волной. Он оказывается сухим и болезненным, почти не облегчает мне моего состояния.
        - Еще, еще, - рвется из меня бессовестным всхлипом. Мне чудовищно мало того, что я получаю в результате.
        - Моя ненасытная змейка, - Эрик тихонько смеется и трется щекой о мое бедро, - может, ты хочешь уже не только мой язык?
        - Я. Хочу. Все! - рычу я. - Прекрати уже спрашивать.
        Что-то происходит. Я снова вижу взгляд Эмиля, брошенный мне за спину, буквально спиной ощущаю ухмылку Эрика и слышу легкий смешок, её сопровождающий.
        Такое ощущение, что я подписала себе окончательный приговор.
        - Иди сюда, мышка, - рукам Эмиля просто невозможно сопротивляться, тем более - мне сейчас, - я снова тебя хочу. Ты не против?
        Против ли я?
        Я была против, когда он взял перерыв! Кто ж меня спрашивал тогда?
        Сейчас он от меня не сбежит, сейчас я буду сверху! Он того и хочет, буквально заставляет меня упасть на него, завалившегося на простыню, снова притягивает мою голову к себе, снова засасывает мой язык в свой рот.
        - Не юли, - Эмиль прихватывает меня за бедра, и бесцеремонно опускает меня на свой член. Надевает. Натягивает. Черт…
        Я уже привыкла к четырем рукам, что практически всегда истязали мое тело этой ночью. Я привыкла к ним так, что даже не знаю, как буду отвыкать от этого.
        И к тому, что просто сегодня не будет, я привыкла тоже.
        За моим плечом с серебристым звуком что-то рвется, и слабый клубничный запах плывет в воздухе. Это что у нас? Презервативы?
        Пальцы Эрика, неожиданно скользкие, проходятся между моих ягодиц, пробираются между ними к «кольцу темных удовольствий», заставляя меня только сильнее сжаться внутренними мышцами вокруг члена Эмиля. Намеренья Эрика слишком очевидны.
        Кто что таскает в карманах джинс, а Змей, кажется, носит смазку.
        Да, это точно она.
        Да, это действительно приговор…
        И осознавая его, я даже замираю, по-прежнему с членом Эмиля внутри себя. А скоро их будет два, и они будут совсем рядом.
        - Скажи мне, что ты этого хочешь, ciliegina, - в голосе Эрика звучит такой голод, что по моей спине бегут раскаленные мурашки, - это я хочу этого с первого взгляда на твою чудную попку. А ты сейчас? Хочешь?
        Чудовище. Как же он и без своих провокаторских вопросов?
        И вправду - хочу ли я, чтоб меня трахнули в два члена? Хочу ли я ощущать их обоих внутри себя? Не чересчур ли это для меня?
        Я ведь уже решила, что жалеть буду потом.
        - Сделай это, Эрик, - я цепляюсь за глаза Эмиля и поправляюсь, - я хочу вас вместе.
        Это даже прозвучало как мольба. Впрочем, меня никто не укоряет за слишком возбужденный тон!
        Кажется, мальчикам этого последнего разрешения только и не хватало...
        35. ТРОЕ. УТРО
        Когда я просыпаюсь утром - мне вообще не хочется шевелиться. Мышцы ломит так, будто я бегала марафон без подготовки, в горле дерет так, будто я сначала съела ящик мороженого, а потом два часа не затыкалась в караоке, а в голове…
        А в голове осколки вчерашней ночи - горячие, колкие, будоражащие.
        Твердая грудь Эмиля, что служила мне опорой, когда руки отказывались меня держать.
        Мои горящие уши, в которые пришептывал пошлости прижимающийся к моей спине грудью Эрик.
        Мой тихий писк - на большее мне просто не хватало дыхания.
        И два члена - внутри меня, двигающиеся то в одном ритме, ослепляющем меня немыслимой силой ощущений, то вразнобой - не дающим мне ни единой секунды на передышку.
        У меня просто не было выбора, прошлой ночью я кончала столько раз, сколько у меня за всю жизнь оргазмов не было. И каждый раз я думала, что все, баста, капут, конец, я больше не смогу, но эти два дьявола снова и снова брались за меня, снова и снова заставляли возродиться из пепла, снова и снова вырывали из меня очередное согласие на «последний заход». И на самый последний...
        Самое ужасное среди этих воспоминаний то, в котором я четко помню - я и сама не хотела останавливаться. Хваталась за каждую секунду с ними, хваталась за них, пыталась вдоволь насытиться ими обоими, набрать их про запас, пока не свалилась на простыню меж них двоих и не уснула за две секунды. Зато можно сказать, что сейчас я выспалась. Просто невозможно выспаться, если проспишь столько времени одной бессильной колодой.
        Господи, как теперь подходить к зеркалу и смотреть себе в глаза? А им в глаза как смотреть?
        Моей щеки слегка касается теплая ладонь. Нежная, легкая, она пробегается по моему подбородку, по скуле, обводит подушечкой пальца уха. Я чуть стискиваю веки, задумываясь - кто же это? Ладонь не широкая, с длинными узкими пальцами. Ох, не к добру я ощущаю эти пальцы. Столько всего вспоминается о них…
        Скользких от лубриканта, и неторопливо подготавливающих меня к последней точке грехопадения…
        Даже тогда у меня звездочки кружились перед глазами, при каждом его движении вглубь, совпадавшим с толчком Эмиля. А уж потом, когда пальцы Эрика сменил его член - мои небеса и вовсе осыпались на землю миллионами осколков. Я почувствовала в себе их обоих. Заполнившими меня под завязку. Так полно, что больше - просто нельзя. Еще капля сверху, - и я бы разлетелась вдребезги. Но нет. Осталась цела. Почти что!
        - Эй, ты жива? - палец Эрика задерживается на моих волосах. - Или мне стоит сходить за зеркальцем и проверить, дышишь ли ты?
        Он точно понял, что я не сплю - видимо, я слишком заметно жмурилась. Ну, тогда какой смысл шифроваться?
        Я приоткрываю один глаз, позволяя себе залипнуть на дивный пейзаж небритой скулы Эрика Лусито. А от его пристального взгляда мне в глаза мои щеки краснеют сами по себе.
        Вот оно - мое завтра, о котором я не думала всю эту ночь, которое может начаться с двух пренебрежительных взглядов. С этой секунды я для них пройденный этап, ступенька, оставшаяся позади. Да какая - согласившаяся на тройничок, в два раза более доступная, чем любая другая девушка.
        - Привет, - чтобы сказать это внятно, мне приходится прочистить горло.
        - Привет, - его тон не звучит пренебрежительно. Это повод облегченно выдохнуть или просто формальность? Может быть, они перестанут изображать внимание ко мне, как только выйдут из моей квартиры. А кстати насчет «они»…
        - А где Эмиль? - я лопатками ощущаю, что широкого и рослого шведа за моим плечом уже не лежит. Куда он делся? Через балкон в свою квартиру сиганул, решил меня не дожидаться?
        - Выпендривается, - невозмутимо откликается Эрик и придвигается ко мне, забираясь под мое одеяло. И если раньше я просто не успела заметить, что спал он абсолютно голышом, то сейчас мне предоставляется отличная возможность это ощутить.
        - Ты голый, - тихонько шиплю я, запоздало соображая, что шокироваться как бы поздновато. После вчерашнего, по крайней мере. В глазах у Эрика ясно читается аналогичная мысль. С добавкой: «И ты тоже, между прочим». Черт!
        - Ну, я хотел одеться, но потом подумал, что не стоит принимать поспешных решений, - мурлычет он, и горячая ладонь ложится мне на бедро, - хотя, если тебя заводит, как я раздеваюсь, специально для тебя - могу и передумать. Главное, чтоб это было ненадолго.
        - Так где Эмиль? - сглотнув сухость во рту, возникшую от одной только тяжести его ладони, повторяю я. Если Эмиль уже ушел, разочарованный во мне…
        - Говорю же, выпендривается, - Эрик склоняется к моей шее, еще не целуя, но уже жадно вдыхая мой запах, - готовит завтрак. Он и не догадывается, что я потому зову его третьим ко мне и моим девочкам, что мне самому лень этим заниматься. Утро можно потратить и по-другому. Вишенка, ты пропахла сексом. Настолько, что мне снова хочется тебя трахнуть.
        - Эмиль г-готовит? - я встревоженно трепыхаюсь при мысли о том, что на мою кухню снова вторгся этот гнусный захватчик, но только попытавшись сесть, тихонько охаю и сползаю назад, на простынь. Черт… А вот об этом последствии моей распутности я вчера не подумала. Я же этот вид секса даже с одним-то законным мужем не очень-то жаловала, а уж с двоими мужчинами и в таком количестве... Кажется, в ближайшие пару дней сидеть мне не светит в принципе!
        - Ну, извини, сладкая, - Эрик, внимательно наблюдавший за мной, мягко посмеивается, - не было у меня ни малейшей возможности от тебя оторваться. Я могу принести извинения?
        - Приноси! - болезненные ощущения скрадывают мою неловкость и стыдливость, да и вообще, Эрик постоянно вызывает у меня желание бесконечно с ним препираться и вечно его подкалывать.
        - О, ну раз ты разрешаешь! - с меня так резко сдергивают одеяло, что я аж ахаю, инстинктивно пытаясь прикрыть все места, подлежащие цензуре. Ну, не все, но хотя бы грудь!
        Эрик же, напротив, сдвигается, вставая на колени и разглядывая меня с такой бесстыжей наглостью, что мне хочется двинуть ему пяткой. Что я и делаю, по старой памяти. Во второй раз это не прокатывает, Эрик ловит меня за лодыжку, заставляя замереть.
        - Убери руки, - спокойно требует он, а я ощущаю себя глупо, прикрывая эти несчастные соски от взгляда того, с кем вчера участвовала в тройничке. Вот только раздеваться в темноте, разбавляемой только лунным светом, проникающим сквозь жалюзи - это одно. А лежать обнаженной перед мужчиной - красивым, потрясающим мужчиной - но при свете дня, белого и позднего - это все-таки разные вещи.
        - Мы с тобой танцуем, моя вишенка, - Эрик медленно поднимается пальцами от моей лодыжки к колену, - ты доверилась мне вчера гораздо большим, чем это. Убери руки. Не бойся. Ну или... Приласкай себя, не трать зря времени.
        И снова он пробирается под мою кожу, внебрачный сын дьявола, снова искушает одним только выжидающим взглядом глаза в глаза. Соблазн во плоти с этой своей золотистой кожей, с тугими мышцами, ходящими под ней. С таким роскошным утренним стояком, что у меня снова пересыхает во рту. Змей так хорош при дневном свете - глаз не оторвешь, если уж не повезло приклеиться. Вопрос в другом - так ли хороша в таких условиях я...
        - Ну же, давай, - он поднимает мою ножку выше и прижимается губами моей ступне, к тонкой, такой чувствительной коже, - я хочу видеть, что ты мне доверяешь.
        Следующий его поцелуй достается моей лодыжке. Горячий жар бежит от самых пальчиков ног до источника возбуждения внизу живота. Мой разум медленно тонет в горячем тумане. Я выгибаюсь под взглядом Эрика, перехватывая холмики груди так, чтобы это действительно походило на ласку. Всего-то и нужно накрыть ладонью и сжать покрепче. Так, будто это и не мои руки, а широкие вездесущие медвежьи лапы...
        - Вот так, да, - одобрительно замечает Змей, и его ладони ложатся мне на бедра, разводя их в стороны, буквально натягивая меня перед ним на простыне, как струну на древке гитаре, - так ты готова к моим извинениям, моя сладкая.
        Мы уже были в этой точке. Вчера, в зале, когда я его пнула и сбежала. И сейчас я вижу в его глазах подозрение, что я повторюсь с этим и сейчас. А я...
        Я, пожалуй, не буду. Лучше закрою глаза, и закушу губу, ощущая, как неторопливый язык с заманчивой неспешностью раздвигает чувствительные девичьи складки. Я ведь думала, я вчера вдосталь натрахалась... А оказывается, впрок этим не успокоишься.
        - Так, так, - негромкий голос Эмиля заставляет меня вздрогнуть и распахнуть глаза во всю ширь, чтобы лично лицезреть упирающегося мощным плечом в косяк мужчину, - значит, вы тут уже решили развлечься без меня?
        Он не обвиняет, не упрекает, и в его светлых, бездонных глазах я не вижу никакого гнева в эту секунду. Наверное, только поэтому я и остаюсь в постели, будто ожидая дальнейших действий от Эмиля. Змей же, будто и не заметив, снова проходится языком меж моих разведенных ног, задерживая кончик языка на клиторе. Пожалуй, если они захотят повторить заход «втроем» - я его просто не вытяну. Нужно будет отказаться. Как-то! Понятия не имею, как я это сделаю.
        Эмиль не торопясь проходит в комнату, но не к нам - он приземляется в кресло, стоящее в самом углу Алинкиной спальни.
        - Я посмотрю, как ты кончаешь, мышка, ты не против? - вкрадчиво интересуется он. Ох-х...
        Позор мне, я не против. Я даже сильнее хочу раскрыться, чтобы отдаться сейчас этим прохладным голубым глазам и горячему языку.
        Главное, потом не рассказывать моей лучшей подружке, что в её квартире я устраивала оргии!
        36. ТРОЕ. НАПОСЛЕДОК
        Ему пора. На самом деле пора. Он должен оторваться от мышки, должен уйти и не мешать лучшему другу с девушкой, на которую тот внезапно по-настоящему запал. Но глаза Эмиля Бруха просто отказываются отрываться от восхитительного зрелища.
        Настя. Обнаженная, соблазнительно выгибающаяся на мятой простыне. К длинным волосам девушки, разметавшимся по постели, так и льнет солнце и обычные русые пряди пылают огненными бликами. На высокой шейке виднеется красное пятно - след от вчерашнего, отметина Эмиля. Ножки распахнуты, выставляя голодным глазам самое сокровенное. Тут уже и самому Эмилю хочется чуть двинуть Змея, устроиться с ним рядом и тоже приступить к дегустации этой сладкой девочки. Так, чтобы она окончательно сгорела, осознавая происходящее с ней бесстыдство.
        Жаль, что нельзя сделать именно так. Но можно и по-другому!
        - Какая она на вкус, Змей?
        У Насти, смотрящей в глаза Эмилю, горят щеки от откровенности этого вопроса. Ей все в новинку - и сам процесс наблюдения за тем, как кто-то её удовлетворяет, и вопросы, и все остальное.
        Такая не испорченная и такая безумная.
        На секс втроем никогда не соглашались девочки с её закрытостью. Лишь раскованные, уже чего только не перепробовавшие, на которых пробы было ставить некуда.
        И ни одна из них не отдавалась этому процессу с такой самоотверженностью, терпеливо, раз за разом принимая в себе двух озабоченных придурков, коими они, по большему счету и были.
        А она, горячая, чокнутая девчонка их не остановила.
        А насытиться ею они сами не смогли.
        Да и нереально это было.
        Эрик чуть приподнимает голову, бросает на Эмиля насмешливый взгляд.
        - Друг мой, ты решил всем рассказать, что в нашем тандеме главный извращенец - это ты?
        - Какая? - терпеливо повторяет Эмиль, не сводя глаз с темных сосочков, по которым медленно, чувственно поглаживая, проходились Настины пальчики. Эта девочка неплохо представляла, как поддразнить саму себя и того, кто за ней наблюдает. Вкупе с её блестящими глазами эти легкие ласки, доставшиеся соскам, смотрелись как вызов.
        Подойди и приласкай их сам. Ты ведь хочешь!
        Он хотел. Хотел искусать эти сосочки, чтобы бессовестная мышка поняла последствия своих провокаций. Хотел вылизать бы её с головы до пят, всю эту покрытую легкой золотистой патиной загара кожу, чтобы мышка дразнила его так и позже. Он хотел…
        И не мог.
        Он и так нарушает свои же правила, оставаясь здесь. Не нарушать же сразу все.
        - Она - абрикосовая, - Змей как завзятый сомелье начинает с того, что с оттягом проводит языком меж девичьих ножек, заставляя Настю в первый раз за утро захлебнуться первым стоном удовольствия, - да, точно, нежная как абрикос. Бархатная девочка.
        Член в штанах упрямо бодается с тканью, требуя свободы. Ему в принципе не нужно было много, а зрелище, доставшееся глазам Эмиля, это даже не много - это очень много. Ну что ж, можно дать ему простора и воздуха.
        И её глаз.
        Хочется большего, хочется всего и сразу, но все-таки нужно сдержаться. Не стоит менять краткосрочное увлечение на отказ от той, что перевернула Эмилю всю его жизнь. Но хотя бы малое-то он может себе позволить?
        Расстегнуть ширинку, выпустить член наружу, полюбоваться, как порочного тумана в глазах мышки становится еще больше. Она тоже не против посмотреть.
        - Спелая? - Эмиль без особой спешки проводит пальцами по члену. Пока - просто настраиваясь на нужный лад и обеспечивая мышке ответное зрелище. Он видит, как зрачки возбужденной девчонки не отрываются от вздыбленного органа, по которому пока лениво, играючись скользят его пальцы.
        Она и вправду запала на них обоих.
        - Спелая, - Эрик смакует каждое слово, абсолютно так же, как и каждое прикосновение его языка к чувствительной девичьей плоти, - тугая. Горячая. Мягонькая. Готовая к удовольствиям.
        Она ему нравится - это очевидно. Действительно нравится, что для Змея уже виток в эволюции. Обычно-то он даже имена девчонок для перепиха не запоминает, а через неделю - так и вовсе не узнает бывшую любовницу. Сейчас все по-другому. Еще не понятно как, но точно по-другому. Это слегка облегчает Эмилю жизнь, но и утяжеляет тоже.
        Оставить мышку Змею? А ему не жирно владеть ею единолично?
        - Насколько она красивая? - Эмилю забавно наблюдать, как мышка вспыхивает от каждого его откровенного вопроса. А уж когда Эрик отодвигается, чтобы развести пальцами нежные складки, чтобы оценить каждый дюйм, каждый миллиметр выбранного ракурса мышкиного тела, она и вовсе задыхается от смущения.
        - Она похожа на орхидею, - пока Эрик болтает, его пальцы не делают никаких перерывов, - свежая, едва распустившаяся, изысканная. Которую очень хочется сорвать и унести с собой.
        Это не ложь, не преувеличения, Змей и вправду любуется этой сладкой девочкой, и чем дальше - тем меньше он хочет болтать.
        - Срывай же.
        Это не команда, это спусковой крючок. Альтернатива словам: «Выеби её прямо сейчас», которые Эмилю по-настоящему хочется сказать.
        За них обоих.
        Два раза Змею предлагать не надо. Эрик падает вниз как настоящий голодный хищник, увидевший свою добычу. А как выгибает мышку от этой атаки - от этого зрелища член Эмиля испытывает первое желание лопнуть. Его можно понять - девушка буквально бьется на простыне, раздираемая чувственным удовольствием, колотит по ней маленькими ладошками. Это удовольствие - сладкое и нестепримоее одновременно. И мышка хочет продолжения, и сходит с ума.
        Ладонь, сжатая на члене, двигается энергичнее с каждой секундой. С каждым мгновением все громче вскрикивает Настя - в битве с языком Эрика она просто обречена проиграть.
        Давай, мышка, давай. Еще немножечко! Расслабься и забудь о всем, что тебя сдерживает, получи настоящий кайф от происходящего.
        Получается!
        У него получается кончить вместе с ней, в одну и ту же секунду - как он и планировал, и его прорывает именно тогда, когда Настю буквально выгибает сильной судорогой оргазма, мощно так выгибает - до стиснутой её коленками головы Змея. И пока она тихонечко всхлипывает, мелко подрагивая на совершенно сбитой простыне, Эмиль стирает липкое семя с пальцев краем вчерашней майки. Невыносимо хочется курить. Хотя бы сигарету. Чтобы хоть на десяток минут отодвинуть то, что нужно сейчас сделать.
        И все-таки он поднимается и пересаживается на край её кровати. Настя все-таки нашаривает под рукой одеяло, натягивает его на себя, будто обозначая, что пока все, на большее этим утром она не готова.
        И больше всего на свете хочется вышвырнуть это чертово одеяло куда-нибудь на пол, и заняться делом, но все-таки Эмиль ласково касается пальцами острого подбородка.
        - Спасибо, мышка.
        У неё удивленно вздрагивают брови. Но покуда она собирается с ответом, как всегда вмешивается это бесконечное трепло…
        - И спасибо, Эрик, - самодовольно роняет Змей, падая на кровать за мышкиной спиной, - на что бы ты смотрел, если бы я не постарался, герр Брух?
        - И вправду, - Эмиль мягко хмыкает, а мышка смущенно ежится, пряча голое плечико под одеяло, - и все же, кончала ты, моя фея. И благодаря тебе кончил я. Так что спасибо тебе. Это был волшебный последний раз.
        37. ТРОЕ. УХОДИ ПО-ПЛОХОМУ
        - Последний?
        У некоторых слов оказывается болевой и в то же время анестезирующий эффект. Будто Эмиль залепил мне оплеуху, и за гулом в голове спрятался тот дискомфорт, что беспокоил меня до этого.
        Я все-таки слетаю с кровати, уворачиваясь от длинной руки Эрика, и практически с головой ныряю в шкаф. Блин, как же категорически мало одежды, я, черт побери, взяла с собой. Нужно будет доехать до старой квартиры и забрать остатки. Ну, или сжечь все это тряпье и купить хоть что-нибудь приличное. Почему-то я сейчас испытываю внезапную острую неприязнь к привычным мне вещам. Ладно, сейчас не до этого!
        Я все-таки нахожу и мешковатую футболку, и широкие черные джинсы не менее вольного покроя и, натянув их, чувствую себя спокойней и готовой к серьезным разговорам.
        Эрик по-прежнему не одет, более того, он настолько живописно раскинулся на моей кровати - хоть Давидов с него лепи, да фотографии для журналов для взрослых недотраханных девочек делай. Еще и руки за голову закинул, и улыбка на губах самая что ни на есть бесстыжая.
        Все, что я могу - швырнуть в него подушкой.
        - Прикройся хотя бы, черт возьми.
        - Я тебя отвлекаю? - Эрик смахивает подушку и улыбается еще шире, еще откровеннее. - Так зачем мне прикрываться? Любуйся, моя змейка. Любуйся и завлекайся ко мне обратно.
        - Эрик! - у меня получается сделать такое страшное лицо, что Змей все-таки впечатляется, закатывает глаза и опускает подушку обратно. Не сказать, что это в корне переменило ситуацию, но я хотя бы краем глаза не вижу его член. А это уже сильно помогает не коситься в его сторону.
        - Последний раз? - повторяю, оборачиваясь к Эмилю и скрещивая руки на груди. Порочный налет с нашей сцены слетел, Эмиль уже тоже привел себя в порядок, только испачканную липким семенем ладонь держит на весу, подальше от своей одежды.
        - Да, последний, мышка, - Эмиль опускает глаза, а у меня в горле начинает леденеть воздух, - я выхожу из этой игры.
        Последний. То, что я и ожидала, этим утром. Что оба они встанут и уйдут, глядя сквозь меня, как на девицу второго сорта, слишком распущенную, чтобы их заинтересовать. И все же…
        Я давлю в себе все рвущиеся наружу вопросы. Какая разница «почему»? Это выставит меня только более зависимой, я и так оказываюсь слишком расстроена уходом Эмиля Бруха гораздо сильнее, чем мне бы хотелось.
        - Я тебя провожу, - отчаянно стараюсь говорить не сквозь зубы.
        До моей прихожей немного шагов - пять или семь до двери из комнаты и еще столько же - до входной двери. Вечность. Маленькая, мучительная вечность, вгрызающаяся в мои босые стопы холодными ледяными осколками. Как за мной не остается кровавых следов - ума не приложу.
        Это больно. Слишком больно выныривать из этой жаркой ночи и не менее жаркого утра в ледяную реальность.
        Я не ожидала, что у нас будут хоть какие-нибудь долгие отношения. Я вообще ни на что не рассчитывала, напротив - я хотела бы, чтобы никто вообще ничего не говорил, не обещал, не конкретизировал.
        Просто чтоб они были. Как вчера ночью, как вчера в магазине, как… тогда в Берлине. Оба сразу, потому что из этих двоих мне не хотелось выбирать.
        Нет. Сбылся только мой страх, тот самый, что меня вышвырнут после первой же ночи как потерявшую ценность игрушку.
        Нужно было еще покрепче задавить эту неуместную фантазию. Может, она и сдохла бы.
        - Прошу, - я распахиваю дверь и гляжу в стену перед собой. Не хочу я смотреть ему в глаза. После всего того что было - не хочу. Уж больно сильно хочется рыдать.
        - Почему твое «прошу» так похоже на «проваливай»? - тихо спрашивает Эмиль, и я закусываю губу. Потому что так и есть!
        - Уходи, - холодно требую я.
        Уж от кого не ожидала этого предательства, так это от него. Эрик мог, я вообще была удивлена, когда нашла его в постели утром, а Эмиль…
        Нет, от него не ожидала.
        - Может, позволишь хотя бы вымыть руку? - напряжение в голосе Эмиля будто просит к нему повернуться.
        - Нет, - кратко отрезаю я. Пусть тратит свою воду. Это мелочно и глупо, но я сейчас позволяю себе быть мелочной. Сама дура, на самом деле. Ничему не учусь. Потому и больно сейчас.
        - Мышка, - Эмиль шагает ко мне, но останавливается, не дойдя до порога последнего шага. Касается моего подбородка - ему приходится повоевать, чтобы заставить меня все-таки поднять голову, я не сдаюсь без боя - давлю на его ладонь подбородком до последнего.
        - Ты неправильно понимаешь, - его глаза ничуть не выглядят веселыми, напряженными - да, слегка растерянными - кажется, но смеха в них нет ни грамма, - я ухожу не потому, что ты нехороша для меня. Напротив. Слишком хороша.
        Какой же бред. Ты слишком хороша, и потому спать с тобой я больше не буду. Таких фраз полно в мыльных сериалах, и они такие бессмысленные всегда, что от одного их звучания хочется повеситься.
        - Мышка, не надо так на меня смотреть, - Эмиль роняет ладони по бокам от моей головы, - мне хочется отдать душу, лишь бы ты прекратила это делать.
        - Я обойдусь, - отрезаю я, опуская глаза.
        - Настя, я собираюсь жениться, - такое ощущение, что он эти слова из себя клещами вырывает, - и здесь, сейчас я в розыске своей невесты. Я говорил - ты рвешь мне крышу. Так, что я даже сейчас хочу у этой самой двери засадить свой член в тебя так глубоко, чтобы твой крик услышали все, кто живёт в этом доме. В этом и проблема. Если я останусь - я отступлюсь от своего слова.
        Крепкие слова. Очень. От них у меня под ногами начинает мелко содрогаться земля.
        Объяснились!
        Для него это был невинный левак перед свадьбой, который, конечно же, укрепляет брак. Господи, сколько раз еще за этот день я скажу себе, что я дура? Дура, дура, дура!!!
        - Убирайся, - больше не нужно сдерживаться, я говорю это сквозь зубы.
        - Настя…
        Господи, зачем ты дал этому мудаку такие красивые глаза? Почему в них сейчас так хочется тонуть?
        - Проваливай! - я рычу так, что даже проходящий мимо Мандарин удивленно оборачивается на меня. Но больше с Эмилем Брухом я не буду вежливой.
        Он все-таки уходит, делает два шага за порог, позволяя мне захлопнуть за ним дверь и, задохнувшись от нехватки воздуха, сползти по двери.
        Боже. Боже, боже, как я на это купилась вообще?
        Я ухожу на кухню - и замираю на пороге. Повсюду следы его пребывания - и тут, на белой круглой тарелочке горкой сложены оладьи, пересыпанные оставшейся со вчера черникой.
        Моя рука дергается вышвырнуть эту сомнительную «память», но замирает на полпути - в основном из-за недовольно кульдыкнувшегося желудка. Калорий-то я вчера немало потратила, что в зале, что ночью…
        Нужно быть циничной, хоть иногда. С поганой овцы хоть шерсти клок - а с Эмиля Бруха будет тарелка оладий. Так и стою у широкого подоконника, поедая один теплый кругляшок теста за другим и пытаюсь рассмотреть, что там на небе есть.
        Ничего. Холодные облака почти сплошняком закрывают не менее ледяной небосклон. Даже глаз солнца, любопытно таращащийся в разрыв между туч, и тот не выглядит хотя бы чуть теплым.
        Две ладони падают по обе стороны от меня, крепкая мужская грудь прижимается к моей спине.
        - Завтракаешь стоя, моя ciliegina? - ехидно хмыкает Змей и только благодаря своей феноменальной реакции уворачивается от удара локтем в печень.
        - Ты еще не одет?! - я тыкаю в голую грудь пальцем, будто надеюсь насадить на него Эрика как бабочку на иголку. - У тебя двадцать секунд, чтобы забрать свои вещи и…
        У него так полыхают глаза, что я чуть не давлюсь своими словами.
        - Эй, - я взвизгиваю, потому что внезапно оказываюсь животом на мужском плече. Боже, благослови Алинкину большую кухню, только благодаря её размерам я ни обо что не приложилась головой. Что за неандертальское поведение?
        Пять широких шагов от кухни до прихожей. Семь - до комнаты. Четыре - до постели.
        - Ты что, совсем!
        Змей сбрасывает меня на кровать, как мешок с картошкой, а потом - и сам двигается вперед, вставая на кровать коленями, наваливаясь на меня всем телом. Такое ощущение, что на меня аккуратно легла бетонная плита. Толкаюсь в его грудь ладонями - и этот эффект только усугубляется. Выражение лица у Эрика просто убийственное при этом.
        - А ну-ка, повтори, что ты там говорила, вишенка моя, - впервые с момента нашего знакомства я слышу в голосе Змея угрожающие нотки, - а то я что-то плохо расслышал! На что там ты мне даешь двадцать секунд?
        38. ЭРИК И НАСТЯ. НАКАЗАНИЕ ДЛЯ ДРЯННОЙ ДЕВЧОНКИ
        - Bastardo! Coglione! Vattene subito!
        Ублюдок! Придурок! Убирайся сейчас же!
        Она костерит Эрика на его родном языке, выгибается, бьется, колотит маленькими кулачками по его плечам. Девочка-лотерея, показавшая Эрику кукиш. Выбравшая не его! Сколько тьмы клубится внутри от этих мыслей. Как хочется побыстрее содрать с неё все лишние тряпки и заполнить её собой.
        К чему отказывать себе в этом удовольствии? Лишь бы удалось раздуть те жалкие искры, что ему достались от этого огненного шторма.
        - У тебя ужасный акцент, змейка, ничего не понимаю!
        Он сдергивает с неё футболку, снова обнажая этот свой секс-Грааль, впиваясь губами в ближайший торчащий сосок. Нет. Нереально оторваться. А она еще требует уйти!
        - Ну, что, повторишь мне на бис, что ты там хотела? - шепчет Эрик, прерываясь всего на секунды, только для того, чтобы переключиться на другой сосочек. Так сразу и не разберешь, какой из них вкусней.
        - Ты меня бесишь! - тонкие пальцы впиваются в его волосы, дергают за них, пытаются причинить боль. Ему достается за Эмиля. За того кто ушел, кто её не узнал, кто предпочел свой призрак этой горячей живой фее. Плевать! Он был в ней этой ночью, ему принадлежала эта узкая попка, ему принадлежал этот сладкий рот, а хотелось всего. Всего и сразу.
        - Давай, говори, ты же хотела! Сколько у меня времени? Двадцать минут? Давай посчитаем, сколько раз ты за это время кончишь!
        - Ненавижу тебя, ненавижу! - это она хнычет, отчаянно впиваясь в губу зубами, не донося до него свое удовольствие.
        - А я тебя хочу! - этот голод идет изнутри, он сводит внутренности бесконечно. Она уже кончала сегодня с ним, но ему этого мало.
        Кончала с ним, глядя на Эмиля.
        - Убери руки, - шипит малышка, а он лишь слегка двигает бедрами, надавливая на ногу феи своим стояком, хорошо ощущаемым даже сквозь ткань джинс, единственного предмета одежды что он натянул, когда вставал с постели.
        Чертов Эмиль! Он же все испортил! Они могли трахаться с этой сладкой кошкой день напролет, не вспоминая о времени суток и об отложенных на сегодня делах. Она не брыкалась при них одних.
        При Эмиле не брыкалась. При Эмиле она была согласна на все. А Эрик был согласен довольствоваться тем, что ему достанется.
        Сколько времени до Эмиля еще не дойдет? Сколько времени у Эрика есть, чтобы хоть чуть-чуть занять место в её душе? Неужели совершенно нет шанса?
        Даже если нет, он воспользуется каждой секундой. Она его хочет?! Ему этого достаточно. Всего-то и надо - расстегнуть её джинсы и запустить туда ладонь.
        - Ну, что, посчитаем? - большой палец ложится на клитор, два пальца сдвигаются ниже.
        В бирюзово-зеленых, бездонных глазах девушки быстро сгущаются тучи. А когда пальцы Эрика начинают движение, эти тучи становятся бурей.
        Боже, как же повезло этому идиоту. Такая нежная, чувственная, страстная девочка на него запала, а он - смотрит на неё в упор и не узнает.
        Эрик промолчал. Он слушал, какую херню для убедительности лепит Эмиль про обязательства, про свадьбу, и молчал. Ему всего лишь нужно было заговорить о Берлине, полюбоваться на вспыхнувшие Настины щечки, и все - дело бы было сделано. В самом крайнем случае, она бы не поняла, и Эрику бы пришлось признать, что он ошибся.
        Хотя он не ошибся.
        Чем дольше он обдумывал ту гипотезу, тем очевиднее было, что никем другим та вертлявая лиса с проворными ножками быть не могла. Слишком крута была техника. Если бы не та дурь, что намешала в глег Фрида, Змей узнал бы её только по тому, как эта бесстыдница умудрялась крутиться между ними двумя, поощряя их обоих.
        Вот только пусть Эмиль и дальше выдает желаемое за действительное, пусть как можно дольше не открывает глаз. Змей и дальше помолчит. Ему это только на руку!
        - Ну, что, куда мне идти? - Эрик продолжает издеваться над своей жертвой, ощущая на пальцах лишь скользкую женскую смазку, наслаждаясь каждым рваным всхлипом, выдранным из Настиных губок. - Или, может, войти? У вас ужасно сложный язык, подскажи мне разницу, моя вишенка.
        - Эрик… - ну наконец-то первый полноценный стон удовольствия. А он уж думал, что ему примерещилось, что эта девочка может его хотеть. Вот только мало, мало! Никакой пощады ей сейчас не полагается. Ведь она предпочла Эмиля!
        - Раз, - безжалостно улыбается Эрик, когда её накрывает первый оргазм. Когда она выгибается, сжимая его пальцы своим горячим нутром.
        Улыбается и склоняется к её бедрам, снова пробегаясь губами по спрятанному в темных кудряшках лобку. Столько раз он только за сегодня бывал здесь, между её раздвинутых ног? Пробовал эту сладкую кошку, смаковал пряный вкус её желания, и раз за разом ему хотелось сюда возвращаться. Она совершенно слабела, когда за дело ее удовлетворения брался его язык. Она не брыкалась.
        Это было по-настоящему прекрасно.
        - Я больше не смогу, - Настя выгибается от первого же прикосновения его языка к её сладким складочкам.
        - А я спрашивал, сможешь ли ты? - нахально уточняет Эрик и берется за дело. Давненько он не ощущал столько вдохновения, мешающегося с досадой одновременно.
        Он с первого взгляда её хотел, с той самой секунды, как вдохнул её запах. Быть с ней нежным, страстным, жестким, все как ей захочется, лишь бы все было взаимно. Он задумал этот тройничок, просто потому что это помогало ему положить конец пари и занять Эмиля, который терял повод отвлекаться от его розысков. Первый раз у этого мероприятия было двойное дно. Обычно они развлекались так от скуки.
        Кстати, о розысках Эмиля - нужно будет справиться об их состоянии. И подумать - как бы организовать себе маленькую отсрочку.
        Не может она.
        Три поцелуя в особенно чувственные места - и она снова начинает дышать глубже. Семь минут возни с клитором - и от Настиных стонов приятно гудит в висках, четыре толчка языка Эрика внутрь девушки, во влагалище и…
        - Два, - насмешливо тянет Эрик, потягиваясь вперед и нависая над Настей и склоняясь к её рту влажными от её соков губами. Он обожал смешивать эти вкусы, и вот сейчас с удовольствием их мешал, замечая, что и девчонка тихонько млеет от вкуса собственного оргазма на языке.
        - Прекрати надо мной издеваться.
        - Не-а, - Змея не задевает её недовольное шипение, он со вкусом трется возбужденным членом между ножек Насти, наблюдая, как все меньше и меньше остается в глазах девочки от зрачков. Все заполоняет тьма её желания.
        - Эрик… - головка выпущенного на волю члена задевает Настю между ног. У того, что происходит с ними, не должно быть границ, ни сегодня, и никогда.
        - Все еще хочешь, чтобы я ушел? - негромко шепчет Эрик, не торопясь делать последнее движение. - Надо?
        - А ты хочешь? - глаза девчонки становятся чуть вдумчивее, испытующее. Это вопрос? Волшебный вопрос, на самом деле. Что ж, ответ будет его достоин.
        Эрик двигает бедрами, заполняя её изнутри.
        - Вот чего я хочу, моя вишенка.
        Второй толчок получается глубже. Она узкая. Она узкая настолько, что с ней приходится не торопиться, медлить, нежничать. Не хочется кончить быстро, не хочется, чтоб ей было больно хоть на секундочку.
        Все повторяется с самого начала. Она снова кричит, снова поминает Эрика по матушке, снова ругается грязными итальянскими словечками. Её ладони снова бьют - правда на этот раз не плечи Эрика, а простыню под сладкой попкой.
        Вот так с ним себя вести можно! И нужно!
        И все-таки вот это все, что у него есть. Её желание - бескрайняя жаркая похоть, которой она пока еще не нашла способа сопротивляться - это все, что сейчас было у Эрика. Эмиль все еще опережал его в гонке за эту девчонку. Этим нужно было заняться. Нельзя было упускать полученную отсрочку так бездарно.
        - Три, - Эрик вытаскивает член из тела девушки одним резким движением, как только её снова накрывает оргазм, да и у самого него начинает вскипать кожа. Теплые капли его семени оказываются на животе и груди девушки.
        - Хотел это сделать с первой минуты нашего знакомства, - тянет Эрик, падая рядом с Настей и устало прикрывая глаза. Неплохо поработал. Еще бы и она теперь считала так же. Влажный лоб утыкается в его плечо.
        Она возится рядом, сворачиваясь в клубок. Сперму с кожи не стирает - вот это доставляет Змею отдельно. Если откроет рот и попытается снова его выставить - тут вряд ли обойдется без битья посуды и переломанной мебели. По крайней мере, эту кровать он точно ушатает в попытках вытрахать из этой дерзкой змейки всю её строптивость.
        - Ты помнишь, что завтра съемки? - ладонь девушки касается кожи Эрика под ребрами. Не выставляет. Можно расслабиться или еще нет?
        - Помню, - расслабленно откликается Змей, хотя на самом деле уже забыл, - съемки какой-то херни в студии у твоего бывшего. И после этого ты будешь целиком и полностью моя, до окончания съемок клипа.
        У него ведь были планы на съемки этого кулинарного эфира. И сейчас нет никаких поводов от этих планов отказываться. Это может сыграть ему на руку, и когда Эмиль наконец прекратит тупить, может быть, Настя не будет так спешить выгонять Змея из своей постели. Расставаться с ней до того, как перестанет свербеть под ребрами эта чертова одержимость, не хотелось.
        - Ты не уйдешь, - это Настя повторяет уже уверенно. Без вопроса в интонации.
        - Не дождешься, - Эрик ехидно дергает уголком рта.
        Нет, детка. Змей вьестся тебе под кожу, Змей выебет тебя столько раз, что ты станешь для него опостылевшим хлебушком, от которого будет легко отказаться. Потом.
        Сейчас Эрик отодвигает руку, приглашая девушку устроиться к нему поближе. Она придвигается, принимая правила игры. Чего Змей уж точно не ожидает услышать сейчас, так это…
        - Grazie.
        Хотя это она сказала настолько тихо, что, в конце концов, Эрик решает, что ему послышалось. За что бы ей его благодарить? Ну, не за секс же?
        39. НАСТЯ И ЭРИК. ЛИЧНЫЕ ГРАНИЦЫ
        Я просыпаюсь от щелчка фотоаппаратного затвора - такие звуки часто ставят на камеры мобильных телефонов. Поворачиваюсь с боку на бок, ощущаю, как болят мышцы по всему телу, и до меня доходит - щелчок был реальный. У меня за спиной. Я перекатываюсь с боку на бок, оборачиваюсь.
        В ногах постели в полулотосе с небрежно наброшенным на голые бедра одеялом восседает Эрик и снимает. Меня.
        - Улыбнись, моя вишенка, ты так роскошно растрепана. Сразу видно - всю ночь напролет трахалась.
        - Эй, - я пытаюсь его лягнуть, но увы - не достаю, - какого черта ты меня снимаешь без моего разрешения?
        - Хочу, - неожиданно лаконично для себя отвечает это итальянское трепло и утыкается в телефон еще глубже. - Можешь у меня в комментариях возмутиться, что не разрешала и обвинить в харассменте. Такой повод - меня феминистки порвут на полосочки. Правда еще и фотки мои облайкают все, с анонимных аккаунтов, но это уже дело десятое.
        - В комментариях? - я чуть до потолка не допрыгиваю от осознания, что именно он сказал. - Ты что, запостил куда-то мою фотографию?
        - Si, - Эрик отчаянно прикидывается, что не слышит шкворчания моей медленно разгорающейся головушки, - в инстаграмм, малышка, чтоб зафиксировать, что ты у меня была.
        - Ты! - Я нашариваю первую попавшуюся подушку и опускаю ее на растрепанный темноволосый затылок. - Как! Ты! Посмел!
        Боже, да у него же пять с лишним миллионов подписчиков. Да, он - не Ченинг Татум, конечно, но… В масштабе Европы вполне себе такая звезда...
        Нет, это конец. Такой позор и такую широкую огласку я точно не вынесу. Наложу на себя руки. Хотя нет, лучше на него.
        Змей, все это время виртуозно уклонявшийся от моей подушки, задалбывается, ловит ее за «ухо» и дергает к себе так, что я вместе со своим «оружием» лечу прямо в подставленные мне объятья, но тут же взбрыкиваю и тянусь к телефону, который Эрик отложил в сторону.
        - Удаляй немедленно.
        - Нет.
        - Эрик!
        - Я сказал - нет.
        - Тогда я сама удалю, - я все-таки умудряюсь ухватиться за телефон, из-за нашей возни отползший на добрый десяток сантиметров, и чертыхаюсь - экран оказывается заблокирован под графический ключ. Блин…
        Нет, ну а на что я надеялась, собственно?
        Эрик крепко перехватывает мою ладонь с телефоном, но внезапно - не для того, чтобы его отобрать, а чтоб прижать подушечку среднего пальца к датчику отпечатков пальцев. Дисплей телефона загорается.
        - Давай, вперед, - неожиданно криво ухмыляется Змей, разжимая ладонь. Мне становится неловко из-за этой ситуации, но, я же собиралась - да? И он ведь выложил мою фотку без моего разрешения, я имею право…
        Страничка инстаграмма оказывается в перечне недавно открытых. Последняя фотография в профиле…
        - Ужасно компрометирующе, согласен, - вкрадчиво шепчет Змей, склоняясь к самому моему уху, - как ты переживешь такую огласку?
        - Я тебя ночью придушу подушкой, - сухо обещаю я, а сама во все глаза рассматриваю фотку.
        - Что ж, ловлю тебя на слове, следующую ночь ты проводишь у меня.
        На самом деле опознать меня на фотографии Эрика довольно сложно.
        Фотка сделана сверху, от изножья кровати, когда я перевернулась на живот. Строго говоря - на фотке и видно-то только мою руку, несколько прядей волос, разметавшихся по белой подушке, и удачно облепившее мою фигуру одеяло. Концептуальненько, однако… И хрен меня опознаешь, разве что по родинкам на плече, но кто в инсте будет приглядываться? В общем, удалять эту фотку можно, только если конкретно встать в позу, а этого мне вроде как и не хочется.
        - Может, тебе это не очевидно, но я знаю, что такое приватность, вишенка, - язвительно роняет Эрик, а затем текучим плавным движением поднимается, - я в душ. Захочешь извиниться - можешь заглянуть ко мне. Так и быть, мы договоримся насчет исправительных работ.
        Нормально. Он меня без разрешения нафоткал и мне же извиняться?
        Венчик бьется в кастрюле, взбивая яйца для омлета, а я - медленно пригораю, будто это меня взяли и с размаху булькнули на перегретую сковороду.
        Я? Я?! Извиняться?! Перед ним? Да что он о себе возомнил!
        Кто он мне вообще такой? Муж? Не приведи боже! Парень? Да тоже в общем-то, пронесите меня, святые.
        Всего лишь назойливый любовник, которого никак не получается выгнать вон.
        Эмиль мне хотя бы нравился, у него хотя бы что-то в голове было, кроме тестостерона, а Эрик что? Да, красавчик. И только? И что, я позволю ему с собой так обращаться? Вот еще! Вот сейчас - отнесу ему полотенце и скажу, чтобы выметался из моей квартиры. Да, отличная идея!
        Жаль только, с её реализацией так скоро возникают проблемы. Сразу за порогом ванной.
        Шторка для ванной? Боже, зачем? Эрик Лусито вообще не догадывается о предназначении таких вещей. И первое, что я умудряюсь увидеть - это поджарый мужской зад. Покрытый густой порослью темных волос.
        Мои пальцы отчаянно стискиваются на дверной ручке - я пытаюсь удержаться на ногах. Никогда раньше я еще не пялилась на голого мужчину настолько откровенно. И неотрывно.
        Вода… Вода сбегает по лопаткам Эрика, по подтянутым ягодицам, таким восхитительным, что по языку разливается фантомная сладость. Подтянутым.
        К нему хочется прикоснуться, прижаться, ощутить вблизи силу этих тугих мышц. Движущимся в странном ритме…
        Он дрочит.
        Я понимаю это резко и тут же заливаюсь краской до корней волос. Тут же становится понятно все, от напряженной позы, с упором на одну руку, до глухого хриплого судорожного дыхания, такого обычного для мужчины, близкого к разрядке.
        Почему, даже поняв это, я не могу оторвать глаз?
        Почему я хочу увидеть гораздо больше, чем мне сейчас удается?
        Эрик поворачивается ко мне неожиданно, вполоборота, застает меня на месте преступления, заставляет меня даже прекратить дышать.
        Сейчас он снова что-то скажет… Какую-нибудь гадость, после которой я захочу его убить, придушить и пинками выгнать из квартиры. У этого парня просто потрясающе прокачано умение выводить меня из себя.
        Ничего не говорит. Лишь в асфальтово-серых зрачках Эрика полыхают огненные протуберанцы, в которых я очень даже могу сгореть. Нет, не останавливается. Все так же продолжает наяривать собственной ладонью по члену, глядя мне в глаза.
        Я тебя ненавижу, Эрик. Не-на-ви-жу!
        За то, что лично я тебе в глаза смотреть не могу, мой взгляд неумолимо сползает вниз на крупный член, такой красивый, такой роскошный…
        Который так хорошо меня заполняет…
        Который мне, о боже, снова хочется ощутить в себе.
        Чтобы это не в ладонь он вбивался с такой дикой силой, а в меня - уже сейчас готовую к этому…
        Эрик кончает, глядя мне в глаза. Все так же на минимуме звука, с вероломной улыбкой на губах. Встряхивает ладонь, сует её под лейку душа.
        Я словно в замедленной съемке смотрю, как вода смывает с его пальцев тягучие белесые капли. Почему-то я испытываю смутное сожаление, что вся эта сцена заканчивается вот так...
        - Ты опоздала, моя ciliegina, поэтому мне пришлось поработать за тебя, - хрипло выдыхает Эрик, улыбаясь настолько похабно, что такая улыбка даже в порно не пойдет.
        Ну вот. Я же говорю, он обязательно скажет гадость! Эрик Лусито просто по-другому не умеет.
        - Ничего, тебе не привыкать к ручному труду, я погляжу, - я швыряю полотенце на раковину и выскакиваю из ванны под глухие итальянские ругательства.
        Нет, пожалуй, лучше сосредоточиться на готовке, а то…
        А то еще захочется вернуться в ванную…
        Дышать.
        Надо дышать.
        Вдох, выдох - и моргать пореже, будто у меня под веками отпечаталось обнаженное мужское тело, отбивающее грязный ритм порочного влечения.
        Омлет мне не удается, честно скажем. Я слишком мало думаю о куриных яйцах на своей сковороде. О мужских - да. О куриных - не очень.
        40. ЭРИК И НАСТЯ. ПОКАЖИ МНЕ СЕБЯ
        - Нет, дорогая, в этом ты не выйдешь из дома, - Змею очень хочется закатить глаза. Нет, воистину, сколько терпения нужно иметь, чтобы добиться чего-то от этой упертой… девицы?
        Мешковатый темный свитер, синяя аляповатая юбка, тот самый анти-секс, что Эрик на ней видел при их первом столкновении в лифте.
        И в этом она собралась не куда-нибудь, а на съемки, в студию своего бывшего. Хотя, если по факту - то все еще текущего мужа, с которым она подала на развод.
        Сорвать. Сорвать, изрезать и к чертовой матери сжечь. А Настю завернуть в простыню, всяко симпатичнее будет.
        Вот стоит только представить - и сразу хочется претворить эту фантазию в жизнь, аж яйца ноют от возбуждения. Жаль - время поджимает.
        Настя набирает в грудь воздуха, явно для очередной тирады.
        Бесит.
        В руках Эмиля Настя была послушной. Его бы она не посмела проигнорировать, и пришла бы в душ как миленькая, и сделала бы все, что этот свин ей скажет.
        Эрика она по-прежнему воспринимала только как противника, вот и сейчас на него она смотрит исподлобья, и чуть ли не ядом готова плюнуть. Из-за чего?
        Из-за того немыслимого уродства, которое она снова на себя надела?
        Нет, нужно быть дипломатичнее, иначе ничего не выйдет.
        - Давай я объясню тебе по-другому, - Эрик перебивает девушку на полуслове, - ты сейчас собираешься к мужу, который тебя предал. Который тебя гнобил и заставил отказаться от танцев. Который тебе изменил с какой-то дешевой maiala[9 - Maiala (итал.) - шлюха.]. Ты серьезно хочешь, чтобы ваша последняя встреча прошла на его условиях? Когда ты ему проигрываешь, и он этим упивается.
        Нет, все-таки было в ней это - желание воевать, сражаться и побеждать - непременно. Поэтому она так легко велась на пари, подначки. Поэтому сейчас у неё загораются глаза. Что ж, хорошо. А то Эрику казалось в некоторые минуты, что все совсем безнадежно.
        - Иди сюда, - Эрик прихватывает Настю за локоть, тянет к зеркальной дверце шкафа, ставит напротив него, - что ты видишь?
        Девушка мрачнеет, закусывая губу.
        - И все-таки, что?
        - Себя, - Настя снова сверкает глазами, это не женщина, а фейерверк какой-то, - а кого еще ты предлагаешь мне здесь увидеть?
        - Где здесь ты? - нахально интересуется Эрик. - И кстати, кто ты, вишенка, не напомнишь?
        - Анастасия Варлей, - шепотом отрезает Настя, и даже её шепот звучит ершисто.
        - Извини, я не расслышал, - Змей даже позволяет себе зевнуть, - там за окном ветер дул, я ничего не разобрал. Так кто ты?
        - Анастасия Варлей, - Настя разворачивает плечи, впиваясь в Эрика кровожадным взглядом.
        - Уже лучше, змейка, - Эрик сохраняет на лице все то же скучающее выражение, - только я все равно ничего не разобрал. Кто ты, кто ты?
        Она разворачивается к нему так резко, что даже умудряется хлестнуть его волосами по лицу.
        - Я - Анастасия Варлей, - а вот это уже хорошо, в этом яростном рыке чувствуется её сила, - вынь свои бананы из ушей, Змей! Так тебе хорошо слышно?
        - Замечательно, - Эрик невозмутимо кивает, - вот только погоди-ка, детка? Та самая Варлей, которую на танцевальных чемпионатах Европы хотели по пять тысяч зрителей, невзирая на пол и возраст? Эта Варлей? А где ты её видишь, моя вишенка? Я перед собой вижу будущую монашку.
        Которая совсем недавно трахалась аж с двоими, и ей это чертовски нравилось. Но об этом мы сейчас помолчим, мы о другом ведем речь в данную минуту.
        Настя снова отворачивается, плечики снова опускаются. Глаза, так ярко горевие еще минуту назад, тускнеют.
        Да, там, в зеркале, отражается отнюдь не та, кто будоражил умы танцевальных фанатов. В этой девушке сложно заметить ту звезду. Если бы Эрик уже не пробовал её в деле, лично не выводил её на паркет, он вообще бы не подумал, что она - и танцует. Она даже осанку теряет, когда надевает эти тряпки.
        - Может, её и нет уже совсем, - тихонько произносит Настя, чуть ли не ежась.
        - Это неправильный ответ, змейка, - фыркает Эрик и прихватывает пальцами подол её свитера и тянет его вверх. Там, под ним только простенький черный бюстгальтер.
        - Во-о-от, кажется, что-то начинает виднеться, - задумчиво тянет он, а потом находит кончики завязок у юбки, распуская их и заставляя этот непутевый кусок ткани упасть на пол.
        Вот так.
        Вот так видно длинные проворные ножки. Идеально пропорциональное тело, с мягкой, такой манящей грудью. Детка, которую Змею хочется жарить круглосуточно.
        - Ты красивая, видишь? - Эрик тянет с волос девушки резинку, распуская их по плечам. - Ты такая красивая, что я уже сейчас хочу залезть к тебе в трусики. И любой захочет. Так зачем ты себя убиваешь этим уродством?
        Больше ласки, меньше грубости. Девочка реагирует даже на малейшую пошлость. И реагирует негативно.
        А про таланты Змея к «ручному труду» они еще позже обстоятельно побеседуют.
        - Скажи мне честно, ты просто хотел меня снова раздеть? - подозрительно бурчит Настя, но выглядит она уже чуточку бодрее. - Есть ли вообще в ходе дня хоть одна секунда, когда ты не думаешь про секс?
        - Когда я трахаюсь, я о нем не думаю, - Змей ухмыляется, проводя пальцами по гибкой спинке, - ты, конечно, права. Я хотел тебя раздеть. Потому что то, что ты надела - это нужно сжечь, чтоб ты точно никогда больше на себя это не напялила.
        - Я не могу так выйти из дома, - Настя разворачивается к Эрику, скрещивая руки на груди, - к сожалению, законы в этой стране сочтут это за неподобающее поведение.
        - Ужасные законы, я согласен, - Эрик согласно кивает, - и как вы с ними живете?
        - И все-таки, что ты мне посоветуешь? - Настя продолжает язвить. - Юбку, чтоб трусы видно было?
        - Красоту необязательно продавать задешево, - назидательно роняет Змей, опуская ладонь на подтянутый животик, - ну что, неужели у тебя совершенно нет ничего, что могло бы не убивать тебя на месте? Мне снова сводить тебя в магазин? Знаешь, я не против, но мы опоздаем к съемкам.
        Настя тихонько вздыхает и снова шагает к шкафу.
        Недовольно дергает вешалки по штанге, а потом выхватывает из глубины шкафа вешалку с платьем, спрятанным в самый тыл.
        Голубое, в мелкий горошек, изящное, сидящее точь в точь по фигурке, подчеркивающее прозрачную фарфоровую кожу и мягкие манящие губы. И этот весьма-весьма многообещающий бант на груди.
        Надо же!
        Не все так грустно!
        - Вот эта девочка заводит воображение, да, - Эрик склоняется к шее девушки, захлебываясь её запахом, - хотя и это еще не Анастасия Варлей. Но она еще может ей стать. А та, что была до этого - только в монастырь. Грехи замаливать!
        От последнего предложения у Насти полыхают щеки. Да-а-а, детка, припомни ночь на троих, прикинь, сколько всего тебе предстоит замолить, и осознай всю тщетность своих чаяний. Твою страсть нельзя прятать в мешок. Она должна сиять на весь мир. Пусть даже и трахать тебя будет только Змей.
        И все же, почему она так старательно прячет глаза?
        - Эмиль уже видел тебя в нем? - мягко уточняет Эрик, глядя в глаза Насте, сквозь зеркало.
        О да, губа отправляется на расправу. Ах ты, поганка. Все-то у тебя для Эмиля, даже глазенки тоскливые. Не хватило никакого дня бурной страсти, чтобы выпихнуть этого медведя из твоей головы. Впрочем, ладно. Это мы тебе предъявлять не будем, в конце концов, и инициатива тройничка исходила от Эрика, не ему делать вид, что он очень ревнует к Эмилю. Ревнует. Но просто потому, что Настя в принципе относится к ним не одинаково. А что для этого сделал Эмиль?
        - А твой муж видел?
        Девочка резко дергает подбородком из стороны в сторону. Ну что ж, дивно!
        - Волшебно, - Эрик насмешливо улыбается, - будет ему сюрприз, не так ли?
        Диво дивное, чудо чудное - в лице Насти явственно проступает предвкушение. Да, она чертовски хочет уесть бывшего. А ведь это она не знает, что Змей задумал на самом деле. Что ж, посмотрим, на что хватит её закалки.
        41. НАСТЯ И ЭРИК. ТВЕРДОЕ ПЛЕЧО
        У меня подгибаются ноги.
        Нет, правда. Если бы не твердая рука Эрика на моем плече, я бы шлепнулась в обморок.
        Я в платье. В платье! Иду по улице! И волосы распущены! Боже, да я же даже губы блеском намазала - сама купила, между прочим. Вышли из дома, взгляд упал на магазин с косметикой и… Пройти мимо я не смогла. Правда первую порцию Змей внаглую с моих губ слизал, утверждая, что ему просто необходимо распробовать - и, возможно, наложить вето на купленную мной ерунду.
        Одобрил…
        Он чертовски вкусно целовался, я даже чуть не попросила его повторить дегустацию.
        Я ловлю заинтересованные взгляды мужчин, и меня лихорадит. Они видят. Видят!
        Голые коленки видят. И щиколотки, обхваченные тонкими ремешками босоножек на платформе. Да боже, даже джинсовка, наброшенная на плечи, кажется абсолютно прозрачной…
        И джинсовку, и босоножки я покупала «на лету». Так же, как и с блеском - пролетая мимо магазина, и просто зацепив нужный предмет взглядом. На карточке остались жалкие пара тысяч рублей, но сегодня мне должны выдать расчет, живем пока что…
        Ну, если переживем этот выход под град оценивающих, а местами и откровенных взглядов, конечно. Мне вслед даже дедок какой-то присвистывает - я не удерживаюсь, вздрагиваю.
        - Расслабься, крошка, я рядом, - Эрик только крепче сжимает мое плечо.
        Он меня бесит. Каждую секунду, каждую минуточку мне хочется с ним цапаться от досады. Хотя… Это ведь не он виноват в этой ситуации. Я сама! Если бы я не поддалась… Если бы не млела от этого блудливого мартовского кота… Если бы смогла сделать правильный выбор. Просто сделать выбор!
        Может…
        Может, Эмиль не ушел бы, если бы эта ночь принадлежала только ему?
        Боже, какая я дура...
        Это глупое, бессмысленное, как сама жизнь, стремление навязаться тому, кому ты и даром не нужна.
        Ну, так, попользовал, свалил, а ты, Настя, сама дура - навоображала не пойми что себе.
        Ну, хотя бы честно сказал, что сваливает ради невесты. А не как Назаров почти год нахлобучивал Людмилу у меня под носом, а мне на уши навешивал разноцветную лапшу.
        Невеста у Эмиля есть. Я её никуда не дену. Обязательства всегда важнее любой случайной связи. Мне нужно выбросить этого парня из головы и не воспринимать одну ночь как что-то, требующее обязательной романтической развязки.
        Тем более эту ночь. Ночь, отданную сразу двоим.
        Эрик остался. Это было уже неожиданно, на самом деле. Остался, буквально спас меня от такого мощного приступа депрессии, что мне кажется - я бы и таблетки какие-нибудь нашла, чтобы травануться.
        Нет.
        Хорошо, что он остался, если честно. Хоть и больно, что Эмиль ушёл.
        Я думала, у Эрика один только трах на уме, и даже когда он начал придираться из-за одежды, я взъелась на него, невольно сравнив с Назаровым, пять лет подгибавшим меня под себя.
        Оказывается, Эрику было нужно иное.
        Психотерапевт, блин, доморощенный.
        И ведь смог же. Его я услышала. У Алинки до меня доораться не получалось.
        Интересно, когда я до этого докатилась? Ведь в школе я нормально одевалась, в первые годы брака тоже, когда я вдруг из нормального человека превратилась в престарелую монашку? Я ведь знала, как одеваться ярко, привлекательно, но не вызывающе.
        Как виртуозно все-таки Назаров выдавил из моей жизни абсолютно все, что делало меня женщиной в глазах окружающих меня мужчин.
        Или это я сама? Сама себя убила? От танцев отказалась сама, изуродовать этими тряпками себя позволила, а потом еще и предать разрешила. Бр-р…
        Я ловлю себя на том, что придвигаюсь ближе к Эрику, утыкаясь носом в его плечо, наслаждаясь его запахом. Ладонь Змея, до того невинно лежавшая на моей талии, соскальзывает на бедро.
        Я прикрываю глаза и буквально заставляю себя расслабиться, выдыхаю приступ паники на тему «ах, как непристойно мы себя ведём».
        Я трахалась с этим парнем весь вчерашний день и ночь напролет.
        Я искренне боялась, что сорву с ним голос.
        Пусть будет его рука там, где она лежит. Леший с ним. Мне уютно. Я не мужняя жена, а преданная, почти что разведенка. Я хочу всего этого.
        Мы едем в метро. Эрик предлагал такси, но мне было жаль денег на дорогу к Назарову, да и хотелось прогуляться пешком, привыкнуть к «новой коже», прежде чем я предстану пред светлы очи мудака-муженька.
        Ощущения были сложные. Я отчасти себя ощущала как в первый раз вышедшей на паркет девчонкой, на которую устремлены взгляды всего мира сразу.
        И потихоньку, цокая по улице каблучками новеньких босоножек, я начинала ощущать себя манекенщицей на подиуме. Плечи чуть развернулись, расслабились, голова выше, взгляд вперед.
        - А вот и Анастасия Варлей начинает проглядывать, - насмешливо хмыкает Эрик, удостаиваясь только моего косого взгляда, - ты отлично справляешься, моя змейка. Я думал, будет гораздо сложнее. Но все-таки твоя любовь быть в центре внимания, гвоздем программы, девочкой с верхней ступени пьедестала - я рад, что это в тебе живо.
        По уму, надо бы сказать ему спасибо. За всю эту чертову психотерапию, даже за то, что он так ласково придерживает меня то за руку, то за талию…
        Будто спасательный круг для меня, забывшей как плавать и с размаху сиганувшей в воду.
        Мы расцепляем пальцы только совсем рядом со студией. Эрик расцепляет.
        - Дальше пойдем так, - и никаких тебе объяснений «почему». Просто надо вот так, и Эрик просто шагает дальше. А я - за ним.
        Нет, спасибо, конечно, за такую защиту от Назаровских скандалов, но как-то даже досадно вдруг стало. Ну, конечно. Не зря та фотка в инсте была сделана так, что опознать в ней меня было почти невозможно.
        Ему настолько стыдно, что нас увидят вместе?
        С его-то послужным списком? Нет, это возмутительно! Можно подумать, он первый раз спит с замужними. Я в этом плане хотя бы от мудомужа своего честно ушла и не собираюсь возвращаться.
        На самом деле - мне страшно, что у меня отняли мой костыль - крепкую руку Эрика. Поэтому я даже слегка отстаю от него - он, кажется, этого не замечает, и даже уходит в студию один. Один!
        А я стою себе у подъезда и остро жалею, что не курю. Покурила бы, выкроила бы себе пару минут.
        Пищит домофон, выпуская кого-то из дома. Вот только шагов выходящего я не слышу, человек замер и стоит себе на ступеньках, кажется - на меня глядит.
        Эрик? За мной все-таки вернулся?
        Я поворачиваю голову и встречаю кислотный взгляд Людмилы. Это она, наша мисс-короткая-юбка, стоит и таращится на меня во все глаза.
        На меня. В платье. С открытыми коленями. Распущенными волосами. Накрашенными губами.
        - Что, думаешь, вернешь этим Дэнчика? - кривит губы Людочка, до того, как я говорю ей хотя бы слово. - Какая же ты наивная, Настя…
        Я фыркаю даже раньше, чем успеваю сообразить ответ.
        - Я наивная? - произношу я, в язвительности не уступая Людмиле. - Я, в отличие от тебя, точно знаю, что на Назарове свет клином не сошелся. А ты в нем так не уверена, Лю?
        От моего небрежного обращения Людмилу передергивает, но мне плевать - я быстрым шагом прохожу в дом, к лифту.
        Полдня. Нужно вытерпеть всего полдня, и потом я буду свободна. Потом я буду танцевать. Много-много. С Эриком. Пока у меня ноги не отвалятся.
        Просто потому что я этого хочу!
        До начала эфира два часа. Как обычно в студии суета, звуковик носится - ему кто-то опять фонит, все ли вырубили телефоны?
        Гримеры носятся - под золотистую кожу итальянского гостя им ужасно сложно подобрать нормальный матирующий тональник.
        Ассистентки носятся - кто-то принес старый сценарий, кто-то обновленный, кто-то посуду на кухне не помыл, и где, где яйца для мастер-класса?
        Наверное, это единственное, по чему я буду скучать - по этой вот работе. По творческой суете перед эфирами. Она мне нравилась. Я действительно вдохновенно катала Дэну сценарии, я сама была его фанаткой и обожала нашу фанбазу на сайте.
        Нашу…
        Вот в этом и есть моя ошибка.
        Это не наша фанбаза. А его.
        И вышвырнув меня как ненужный презерватив Дэн подчеркнул это очень жирно.
        - Настя? - первой меня опознает оператор Федя и замирает как есть - с камерой, так и недозакрепленной на штативе. - Реально, ты? Я думал, итальянец с собой девчонку свою притащил.
        Боже, Федя, ты не представляешь, насколько ты недалек от истины с девчонкой итальянца.
        Федя - не единственный такой «истукан», почему-то почти весь персонал студии уставился на меня с таким удивлением, будто я ни много, ни мало - пришила себе силиконовые сиськи пятого размера.
        Особенно потешно почему-то для меня видеть лицо Назарова, который тоже только высунулся из кухни, посмотреть, в чем тут сыр-бор, да так и остолбенел, глядя на меня.
        В нем все, полный спектр эмоций, от удивления до злости. Да, да, я пришла сюда именно так, Дэнчик. Хочешь, еще на каблучках покручусь, чтобы ты целиком мой вид оценил? Хотя нет, пожалуй, я выберу другого мужчину, чтобы он оценивал мой внешний вид.
        Ой, не зря ты переживаешь, Людочка. Если Дэнчика можно отвлечь одной только даже не самой короткой юбкой - то так ли уж крепко у вас там с ним все?
        Будем честны и откровенны, на Назарова у меня тратится секунд пять времени. После я ловлю взгляд Эрика, стоящего чуть в стороне и позволяющего пробовать на его запястье варианты тональника, и весь мир теряет значение. Боже, с какой гордостью он сейчас на меня смотрит. Как на свое детище. Дипломный проект! У меня аж дыхание перехватывает.
        Я потом скажу тебе спасибо, бесстыжая ты морда. Скажу, потому что, если честно - действительно чувствую, что надо это сделать.
        Эрик мне подмигивает, указывая глазами влево. Чего ты хочешь, Змей? Чтобы я ушла? Ну, ладно! Не очень-то и хотелось стоять тут. Местная публика мне не очень интересна.
        Дожили. Пять лет с ними работаю, а на меня сейчас вытаращились, будто я призналась, что я - Бритни Спирс, и сняла парик, обнажив бритую голову.
        42. ЭРИК И НАСТЯ. НИ ДАЛЕКО, НИ БЛИЗКО
        - Господи, какие же эти мужики слепошарые… - тихонько бормочет себе под нос гримерша, отворачиваясь обратно к Эрику, пока Настя летящей походкой убегает в один из кабинетов.
        - Сеньорита, я неплохо знаю русский, но что значит «слепошарые»? - с интересом уточняет Змей.
        - Слепошарые - значит, совершенно не зрячие, - гримерша Эрику попалась экспрессивная, - так на неё смотрят, будто для них откровение, что у этой девочки есть и фигура, и фактура. Как будто дело в платье. Это очевидно и так. Надень на неё мешок, и она все равно будет звездой. Только в мешке.
        Она была права. Не говоря уже о том, что как минимум один человек в этой студии точно знал, что именно прячется под Настиными длинными юбками и мешковатыми блеклыми свитерами. И всячески настаивал, чтобы она это продолжала прятать.
        - Люди редко пользуются глазами, сеньорита, - Эрик улыбается одними губами, - смотреть и видеть - это ведь не одно и тоже.
        - Как это вы точно подметили, - ворчит гримерша, промакивая плотным спонжем излишки тональной базы со лба Эрика.
        На дальнейшее ворчание Эрик не отвечает, просто молчит, поглядывая в сторону закрывшейся за Настей двери. Он был недолго без неё. И уже хотел снова. Эх, разложить бы её хоть даже на столе у её бывшего, хоть на этой кухне, в которой он ведет эфиры - она бы наверняка согласилась, но… Это только помешает его плану.
        Произведенным эффектом он донельзя доволен. Бывший Насти получил заслуженную оплеуху, увидев эту девочку не раздавленной и не спрятавшейся в глубь панциря
        А он этого хотел, это было очевидно.
        Нет, поваренок не понравился Эрику сразу, в нем было что-то неприятное, хотя казалось бы - наружность была вполне ничего. Но стоило только увидеть, как этот мудак обращается с Настей - как презрение к нему стало буквально всепоглощающим. Да и все эти публичные обжимания с той губастой блондинкой…
        Нет, определенно Эрику везло на идиотов.
        Впрочем, Эмиль хотя бы поддавался пониманию - он не помнил, кого ищет, «травки», подмешанные Фридой в глег, явно были с наркотическим, искажающим воспоминания эффектом, а вот Дениса Назарова понять было нереально.
        Как можно было, обладая этой феей - выдирать её крылышки и пачкать её в золе?
        Нет, подобное пренебрежение было достойно хорошей порки. И появление Насти вот такой - принаряженной, в приподнятом настроении, чувствующей себя красивой и желанной - это было только начало пытки Дениса Назарова.
        Впрочем, ему хватает и этого.
        Поваренок подгоняет свою гримершу и заканчивает подготовку раньше Эрика. Не просто так. Лишь для того, чтобы, косо глянув в зеркало, взлохматить темные волосы поживописнее, зашагать к двери Насти.
        Кто-то явно рассчитывает сейчас производить впечатление.
        - Не напрягайтесь так, сеньор Лусито, - ворчит девушка-гример
        Забавно, конечно, звучат родные обращения среди русских слов, но Эрик уже привык.
        Мышцы лица, закаменевшие при осознании маневра противника, расслаблять приходится силой. Черт. Крепко же его зацепила эта чертовка, раз он так реагирует на любого мужика рядом с ней. Хотя поваренок не тянет на любого. Он Насте муж в общем-то. Текущий - в России тоже никто не разводит сразу. И…
        Кто его знает.
        Она неплохо ему отомстила за измену. И если тот же Эмиль мог удержать её в этих отношениях покрепче, подольше, слабо верится, что у Эрика это бы получилось.
        И что если сейчас у этого мудака снова получится задурить этой глупышке голову?
        - Вы закончили? - Эрик поднимает глаза на девушку-гримера. Она уже минуту вообще ничего с ним не делает, только задумчиво морщась, смотрит на него - как художник на полотно, прикидывая, может быть, еще какой штришок нанести?
        - Да-да, - девушка, видимо, ощущает, что отрицательный ответ может аукнуться для нее нехорошо, и кивает, - все основное я сделала, а серьезно вас гримировать - только портить.
        - Мне многие об этом говорят, - Эрик облегченно поднимается на ноги. Ноги сами ведут его прямо - к двери гримерки, а потом - через коридор. Не помешать, так подслушать, что там у этих голубков происходит…
        Любопытство, говорят, сгубило кошку, но Змей себя к кошачьим сроду не относил.
        Ну, и если потребуется - все-таки размазать Денису Назарову нос по лицу. Это слишком просто, это положит конец всем кровожадным планам Эрика, но костяшки кулаков уже отчаянно зудят этим желанием.
        - Ай…
        Толчок справа, Эрика окутывает облаком приторно-сладких духов. Тело, привыкшее реагировать на малейшее движение партнерши, в том числе - и неловкое, дабы спасти вверенную тебе девушку от случайных травм, реагирует само - ловит за талию пошатнувшуюся на своих тонких каблуках «Барби», налетевшую на Змея.
        Дежавю...
        Так уже было в этом коридоре, на выходе из этой гримерки, вот только в тот, первый раз, Эрику повезло больше, и на него налетела Настя. И случайно!
        В неслучайности нынешнего столкновения даже сомневаться не приходится, Барби так картинно повисает на шее Эрика, что яснее ясного - караулила под дверью, выжидала звук шагов.
        - Ах, простите, - лепечет блондинистое привиденье, хлопая нарощенными ресницами, - боже, спасибо, сеньор Лусито, вы меня просто спасли…
        Нет в этой студии двух таких клуш, серьезно. И глядя на любовницу поваренка, ту самую, которую Назаров при Эрике похлопывал по заднице, Змею хочется только брезгливо скривиться.
        И вот этим поваренок заменил Настю?
        Мозгов ему, кажется, завезли еще меньше, чем Эрику думалось.
        А ведь «барби» с ним флиртует. Это невооруженным глазом видно. Почуяла, как пошатнулся в выборе её любовничек, решила восстановить самооценку за счет Эрика? Ой, как много она о себе возомнила...
        - Сеньорита, вам, кажется, не семьдесят лет, должны бы стоять на своих ногах, - Эрик с трудом удерживается от того, чтобы не встряхнуть висящую на нем девицу за плечи.
        Барби оскорбленно вспыхивает от возмутительного намека на её возраст, а Эрик тем временем с усилием заставляет её убрать руки от его шеи.
        Черт возьми, столько времени потеряно...
        43. НАСТЯ И ЭРИК. СПАСИТЕЛЬ
        Нет, я, конечно, не сомневалась в том, что Назаров - жлоб, но чтоб настолько… Компьютер в бухгалтерии настолько тормозной, что даже сзадачей распечатки двух копий сценария справляется только за десять минут. Десять, мать его, минут!
        Я успеваю за это время покрыться плесенью. Каждая секунда здесь - в прошлом, с которым я уже попрощалась, меня раздражает. Хочется, чтобы Эрик уже разобрался с этими чертовыми съемками и мы уехали в зал.
        Хочу заняться уже наконец тем, что интересно именно мне, а не кому-нибудь еще.
        От быстрых шагов за моей спиной я не то чтобы вздрагиваю - в конце концов, бухгалтерия - не мой кабинет, я сюда пришла не от хорошей жизни, а от того, что даже не удосужилась привезти с собой свой ноут, так что если придется давать кому-то объяснения - в этом не будет ничего удивительного.
        Нет, это не Люда, и не её подружка, это внезапно Назаров.
        Неприятненько.
        Пожалуй, даже Людмиле я бы больше обрадовалась…
        Я отворачиваюсь обратно к монитору компа, мысленно пытаясь настроить Назарова на скорейшее исчезновение. Ну, Людмилы ведь тут нет, засасывать некого.
        Вот только никуда-то этот мудак не сваливает. Судя по звучному щелчку двери - даже запирает кабинет изнутри. Подходит ко мне, встает за спиной - а я сижу и размышляю, мне не приглючилось, что он дверь запер или это все-таки принтер так нудно жужжит и щелкает?
        - Ну, как тебе сценарий, Тюш? - мягонько и сладенько интересуется Денис Викторович.
        Тюша. Тюша-Настюша - привет из пятого класса. Только Назарову пришло в голову называть меня так, с претензией на ласку.
        Почему-то сейчас от этой его «Тюши» у меня сводит скулы от липкости. А ведь раньше нравилось…
        - Фуфло. Сам писал, Назаров, или Людмила помогала?
        Это - моя абсолютно честная, лишенная всякого трепета и пропущенная сквозь призму опыта, позиция. Шутки в заготовках нудноватые, общая схема ролика прописана криво и с большим количеством лакун.
        Перед своими отпусками я обычно писала сценарии для роликов в запас, но никогда не больше, чем это было необходимо - что я себе, враг, что ли?
        Кто б знал, что это окажется настолько полезно.
        - Может, ты успеешь поправить что-то?
        - За двадцать минут до эфира? Даже если бы и хотела, не стала бы.
        - Ну, и что же мне нужно сделать, чтобы ты захотела?
        Денис Викторович опускает клешни мне на плечи. Да он что там, с дуба рухнул? Неужто с тыла я так похожа на Людмилу?
        Я сбрасываю руки мудо-мужа, отчаянно желая найти поблизости хотя бы антибактериальную салфеточку.
        - Ну, прекрати, Тюш, - Назаров говорит со мной как с маленькой девочкой, - побегала, поерепенилась - хватит. Я усвоил урок.
        Это его выступление настолько прекрасно, что я даже раздумываю, что мне на это ответить - наорать на него сразу или все-таки повернуться и прикинуться, будто я повелась на это дерьмо, послушать, сколько еще лапши приготовлено в дуршлаге у этого «восхитительного» человека.
        Назаров снова опускает свои руки ко мне на плечи, вот только сейчас он еще и их разминать начинает. Твою мать… Нет, пожалуй, никаких спектаклей.
        - Назаров, ты охренел! - я даже не спрашиваю, а утверждаю. Вскакиваю на ноги, пытаюсь поднырнуть под руки Дэна, но он довольно просто умудряется меня поймать за талию.
        Я настолько офигеваю от этой ситуации, что ему даже удается усадить меня на стол.
        - Ну прекрати, - когда я пытаюсь его отпихнуть, хрипит Назаров, грубо хватая меня за бедра, задирая юбку, - прекрати. Ты все правильно поняла, исправила то, что нужно. Я тебя хочу. Ты своего добилась. Мы поговорим сегодня, после эфира, я отвезу тебя домой и мы все обсудим. А сейчас…
        А сейчас, на счастье совершенно охреневшей Насти Варлей, раздается глухой удар в дверь, будто кто-то толкнулся в ней плечом с разбегу. Назаров вздрагивает, оборачивается, ощутимо зверея лицом.
        Бах…
        Примерно с таким звуком и вышибается запертый замок от удара ногой.
        Господи, Эрик, поберег бы ты ноги, это ж твой хлеб.
        - Ох, - Змей настолько правдоподобно изображает на лице раскаянье, что даже я ему почти поверила, - простите, я подумал - у вас тут дверь заклинило. Малость перестарался. Мы скоро начнем, Дэннис?
        Если бы не дистанция, обозначенная Эриком еще до подхода к студии, я бы, пожалуй, сейчас повисла у него на шее с благодарностями...
        44. НАСТЯ И ЭРИК. ЧТО ТЫ ЗАДУМАЛ, ЗМЕЙ?
        В какую-то секунду мне кажется, что он это всерьез.
        Всерьез решил, что в кабинете заклинило дверь, потому что глаза у Эрика действительно виноватые. Назаров ему верит!
        Ну, или, может быть, не хочет спорить? В конце концов, это ведь сегодня Эрик утром, сидя на моей кухне, записывал приглашение для его подписчиков в той же инсте на этот несчастный эфир. И я держала телефон, между прочим.
        Ну, ладно, сидел Эрик не на моей кухне. На Алинкиной. Но пока что в этой квартире живу я. Пока Алинке не стуканули, какими непотребствами я занимаюсь в её по-женски-холостяцкой кровати. Она мне припомнит - сколько месяцев мурыжила Акура, прежде чем допустила его на это священное ложе, и чем там занималась я.
        Я дышу. Просто дышу, потому что если честно - все, что было сейчас, в запертой бухгалтерии, меня заставило ослабеть, потерять нить происходящего.
        Что это значит - я все поняла правильно?
        Какого хрена он меня хочет?
        Он не опух ли, часом?
        Вот только нет, кажется, Назаров уверен, что нет, не опух. Мне даже свою руку из его пальцев приходится выдирать, стискивая зубы.
        От мудо-муженька мне достается косой, предупреждающий взгляд. Я все сильнее ощущаю себя разъяренной волчицей. И смотрю на него примерно так же.
        Только прикоснись ко мне еще раз, мудак! Я сделаю из твоих яиц гребаную фритату! Один раз я, может, и потеряла контроль над ситуацией, второй раз тебе уже так не повезет.
        - Дэннис, - Эрик покашливает, напоминая о себе, - у меня есть еще две репетиции. И на обеих я должен присутствовать. Если вы не можете обеспечить начало съемки в оговоренное контрактом время, так, может, давайте разойдемся по своим делам? Только не забудьте про мою неустойку.
        - Три минуты, и мы начнем, Эрик, - панибратски улыбается Назаров. Все-таки надеется что-то успеть мне сказать? Или что, у нас все настолько плохо, что хватает только на три минуты?
        Не хочу проверять. При одной только мысли желудок очень хочет вывернуть меня наизнанку.
        - Три минуты - это маленькая вечность, - скептично улыбается Эрик, - и потом, разве не вы русские говорите - быстрей начнешь, быстрее кончишь? Давайте начнем сейчас, мои поклонники не любят задержек.
        Назаров вообще-то тоже их не любит.
        Какого конкретного он однако поймал клина, раз полез ко мне до эфира. Или что это было, попытка примирения? Господи, и это после того, как в мой предыдущий день здесь он чуть при мне Людмилу не нахлобучивал. Волшебно!
        Нет, я все сильнее начинаю думать - что я вообще в нем нашла, при таких-то коротких извилинах? Во что влюбилась? Хотя в школе фанатичное отбивание меня у всех мальчишек двух классов младше и трех старше казалось бравым героизмом. Как было приятно чувствовать себя дамой сердца! Пусть даже и рыцарь был так себе и регулярно оказывался бит…
        Тогда он мне чем-то нравился. Боже, кажется, я начинаю понимать Алинку, которая всегда очень красноречиво морщится, когда вспоминает молодость и «первую любовь». Да. Теперь мне тоже стыдно...
        - Хорошо, давайте начнем, только свет сейчас проверим…
        И все-таки желание заработать на фанбазе Змея у Назарова перевешивает. Боже, благослови всех богов людской жадности, от души. Меня это очень радует.
        Нет, все, дождусь Эрика с эфира, и ноги-ноги отсюда, к чертовой матери…
        Пока наводятся последние штрихи перед эфиром, ставится свет, меняются кастрюли - чем-то Назарову не понравились те, что были - я нахожу Людмилу, которая с каким-то особенно осатанелым раздражением в туалете красит губы, и припираю её к стенке.
        - Где мой расчет?
        Судя по её взгляду - черта лысого она мне завернула, а не расчет.
        - Денис ни о чем не распоряжался.
        Интересно, а о чем вообще распоряжается Назаров?
        - Люда, не тупи, ты что, хочешь, чтобы у меня был повод явиться к Назарову? Да еще и для встречи наедине? И вообще, ты главный бухгалтер или кто? Тебе нужны его распоряжения? Ты-то трудовой кодекс знаешь?
        - Пошли! - тихо шипит Людмила и мимо холла, в котором мечутся, заменяя слишком яркую посуду, девчонки, мы проходим едва ли не на цыпочках. По двум причинам - чтобы звуковик не начал орать, да и чтобы Назаров не понял, что я хочу минимизировать все контакты с ним.
        Расчет у Людочки и вправду оказывается уже подготовлен, я быстро черкаю подпись где нужно, запихиваю купюры во внутренний карман джинсовки и торопливо покидаю бухгалтерию, в которой мне с недавних пор липковато находиться…
        Бежим обратно, посижу в гримерке, она ближе всего к двери. Конечно, во время эфира ни с кем особо не поболтаешь, но это всего полтора часа. Полтора часа до моего освобождения.
        - Настя, - голос Эрика застигает меня, когда я уже почти прошла дверной проем, - иди к нам.
        Не змейка, не ciliegina, а именно Настя?
        Занятно. А то я уже было подумала, что он вообще не помнит, как меня зовут, и потому придумывает мне все эти дурацкие прозвища.
        - А? - я заглядываю в студию, которая еще и кухня вдобавок. Вижу недовольную физиономию Назарова. Эрика, возмутительно красивого, непринужденно опирающегося на широкий кухонный стол.
        Черт возьми, это с ним я спала этой ночью! Это с ним трахалась. Это от этих порочных губ у меня засос слева, под ребрами. Смотрю на него и сама себе не верю.
        - Ты что-то хотел, Эрик?
        Играть с ним в нейтральность - все равно что в пинг-понг. Я отбила подачу, красавчик, принимай!
        - Иди к нам, - повторяет Эрик и для убедительности тыкает пальцем рядом с собой, - сюда.
        И снова: «А?» - только теперь не озвученное. Меня? В студию? Перед камерами?
        Лицо у Змея совершенно непроницаемое.
        - Она не привыкла держаться перед камерой, - мрачно бубнит Назаров, пока я осторожно пробираюсь сквозь бастионы оператора и звуковика, пытаясь не запутаться в проводах.
        - Бросьте, Дэннис, нет разницы, выходить на паркет в зале с двумя тысячами зрителей или выступать перед камерой, - Змей отмахивается, - я тебе говорю, вдвоем в кадре мы не создадим необходимой химии. Это же простейший маркетинг, секс продает, даже если это намек на него. Сними нас двоих вместе, и если один из нас не будет доминировать - это будет соревнование двух петухов или свидание двух геев. А поставь между нами девушку, и это уже будет интрига - по крайней мере в вопросе, кто из нас согревает этой красотке постель. И абсолютно плевать, даже если вообще никто. Главное - завести воображение зрителя.
        Эрик, что ты мутишь?
        Даже если! Между прочим, это из-за тебя у меня такие адские тени под глазами!
        Нет, определенная логика в его словах есть. И я давно предлагала Назарову дать мне какой-нибудь второстепенный план на его съемках, для большей живости эфиров, но он вечно морщился, кривился, говорил, что из всех моих идей эта - самая идиотская и бессмысленная.
        Хотя ведь я-то могла импровизировать на ходу и подстраиваться.
        Конечно, у меня вообще все идеи идиотские. Эфиры «топлесс» например, да-да, те самые, чья посещаемость на тридцать процентов выше прочих роликов и уступает только некоторым «встречам со знаменитостью».
        - Она без грима, а вы опаздывали, Эрик, - сквозь зубы шипит Назаров. Теперь уже он глядит на меня волком. Боже, Дэнчик, как ты не хочешь, чтобы нас видели рядом. Ты у нас Звезда, да? Вот поэтому ты и не хотел со мной ходить на танцы, не хотел делить со мной успех?
        - Ну, на время гримеров я еще подожду, - Змей улыбается весьма хладнокровно и тут же напоминает Назарову его место, - я напоминаю, что у меня есть право вносить изменения в ваши сценарии, Дэннис, своему опыту работы с публикой я доверяю гораздо больше, чем вашему. Поэтому либо Настя участвует, либо… - Эрик красноречиво замолкает, договаривая все что нужно бровями.
        - Наташа! - во весь голос рычит Назаров. - Гримируйте её, быстро.
        Дэнчик совершенно теряет терпение - боже, как рады мои глазоньки. Уже, наверное, и сам готов себя от злости придушить, что пошел на это соглашение. А в глазах Эрика будто сверкают плутоватые искры. Это не все, что ты задумал, Змей?
        45. НАСТЯ И ЭРИК. ТРЕТИЙ - ЛИШНИЙ
        Снимаем!
        Хлопушки для обозначения начала съемок на нашей студии покупать не стали, зажмотились. Вместо этого Федя звучно хлопает в ладоши, и все, кто до этого перешептывались, сейчас переходят на язык глухонемых.
        Я улыбаюсь.
        Просто улыбаюсь, натянув на лицо выражение лица взволнованной перед первым свиданием первокурсницы. Жду, пока Назаров представит по очереди сначала Змея, потом меня - по степени важности, конечно.
        Называть меня ему приходится по моей девичьей фамилии - это условие Эрика. Назаров правда юлит - представляет меня сначала по своей фамилии, а потом уточняет, что в девичестве я была такая-то.
        Я даже не закатываю глаза. Плевать. Я жду начала действа. В моей крови гуляет адреналин. Я по этому скучала, оказывается. По ощущению, что на тебя смотрят…
        Эрик перекраивает планы Дэнчика на лету, прямо в прямом эфире. Делает он это нежно, вкрадчиво, но настойчиво.
        И эфир из кулинарного мастер-класса с известной личностью вдруг превращается в кулинарный батл на итальянскую тематику. Мальчики соревнуются, кто же лучше приготовит пасту - супер-крутой повар, коим себя позиционирует Дэн, или урожденный итальянец, который эту пасту готовит «по рецептам матушки».
        - Надо же, ты умеешь готовить, Эрик? - я смеюсь, шучу и работаю у «мальчиков» на побегушках. У обоих, да. Я не могу в эфире склочничать с Назаровым, я, в конце концов, здесь ассистентка, и мне не нужно отклоняться от роли.
        Но подходить к нему и подходить к Эрику - совершенно разное. Назаров на самом деле пытается удержать мое внимание. То и дело пытается прикоснуться, задеть меня то кончиками пальцев, когда я передаю ему мельницу для перца, то бедром, когда я забираю у него грязную разделочную доску.
        Прости, любимый, твой билет просрочен. Меня не торкает. Так бывало всегда, когда в самом начале своей конкурсной карьеры я, случалось, проигрывала. Я не оплакивала награду, ускользнувшую у меня из-под носа и ставшую чужой. Я нацеливалась на другую.
        С Эриком гораздо проще. И это выступление все сильнее становится нашим парным, полным коротких переглядок, понимания с полуслова, улыбочек, коротких шуточек…
        Мы будто танцуем, только делаем это на кухне, в присутствии третьего лишнего. С каждой минутой в эфире все очевиднее становится наша с Эриком связь.
        Я не нарочно. А вот за Змея я бы ничего такого не сказала. Он точно осознанно подзывает меня ближе, втягивает то в один диалог, то во второй.
        Это такое фееричное палево, что воздух в студии начинает медленно нагреваться. Все резче звучит голос Назарова, обменивающегося репликами с Эриком, все меньше в них дружелюбия.
        Я даже пытаюсь удержаться, даже строю рожи Эрику, когда камера отвлекается от меня, чтоб он был как-то сдержаннее, иначе мы все тут до конца эфира не доживем. Но…
        - Настя, иди сюда, я покажу тебе, как правильная итальянская домохозяйка нарезает лук для пасты…
        В условиях прямого эфира такие предложения отвергать не выгодно. Это всегда добавляет жаришки в комментариях. Я подхожу. Эрик ставит меня перед своим столом, сам становится за моей спиной. Сжимает в моей руке широкий нож, накрывая своими пальцами поверх. Проходится горячим дыханием по моей шее.
        - Пальцами фиксируем половинку луковицы вот так…
        Нож, которым Назаров только что, выкаблучиваясь перед той камерой, что всегда снимала его руки, виртуозно кромсал ветчину для своей карбонары, с размаху вонзается в доску.
        Доски у нас были деревянные, кстати, не пластиковые - для большей аутентичности, поэтому вышло звучно.
        - Дэннис?
        Эрик, этот бесстыжий Змей, с такой удивленной рожей оборачивается к Назарову, будто он и не нарочно его все это время доканывал. Будто не демонстрировал нашу с ним связь настолько в открытую, что догадался бы даже слепой, не то что параноик Назаров.
        - Отойди от него… - хрипло требует Дэн, тяжело упираясь на столешницу, - отойдти от него немедленно.
        - У нас съемка, Денис, - я пытаюсь спокойно напомнить ему об условиях задачи. Да, возможно, мы с Эриком слегка перегнули, но ведь в этом и был смысл, не так ли? Обеспечить Назарову максимальный ор в комментариях.
        Воплей «Какая химия!» в комментах будет предостаточно. Ибо химия у меня со Змеем действительно была.
        - Отойди, - он это уже рычит, выпуская из пальцев край стола, - отойди, или я за себя не ручаюсь. Ты моя жена, ты не смеешь…
        - Это какая жена? Которой ты изменил и которую ты вышвырнул из этой свой кухонной жизни, которую она с тобой строила? - насмешливо уточняет Эрик, выпрямляясь.
        - Эрик, пожалуйста, не надо, - я цепляюсь за его локоть, но Змей стряхивает мою руку, вставая прямо на пути у прущегося на него в лоб Назарова. Его не пугает даже то, что мой мудо-муж выглядит совершенно не адекватно.
        - Ты её предал, выбросил, поставил на ней крест, - Эрик говорит, тщательно проговаривая согласные, чтобы его речь звучала четко, - какие у тебя теперь претензии?
        - Она - моя жена, - Назаров пытается пыжиться, - и что с ней делать, я разберусь сам. Без вяков всяких смазливых пиздюков. Отвали.
        - А иначе что?
        Господи, Эрик, ну зачем, зачем ты сейчас-то его провоцируешь?
        У нас даже ребята в студии все дружно охренели, и Федя никак не додумается выключить камеру…
        Ответа Эрику не следует. И как Назаров размахивается и бьет Эрика по скуле отшвыривая с дороги, я вижу, как в замедленной съемке. А потом Дэнчик шагает ко мне…
        Черт! Честно говоря, я отшатываюсь - никогда не видела Назарова в таком состоянии. Глаза, налитые кровью, сам багровый от ярости - он оказывается быстрее, все-таки ловит меня за запястье, дергая к себе.
        - Тебе так нравится вести себя как шлюха? - Дэн рычит это уже в полный голос. - Ты совсем забыла свое место? Так я его тебе напомню!
        Он снова размахивается, на этот раз совершенно точно собираясь отвесить мне оплеуху. И я, наверное, даже не смогу от неё уклониться.
        Бутылка с сухим вином, приготовленным Эриком для соуса, разбивается об голову Назарова со смачным звуком, прерывая сентенции моего дорогого муженька. Назаров замирает. Покачивается. С глухим звуком обрушивается на пол.
        Эрик подносит к носу горлышко бутылки, принюхивается, брезгливо морщится.
        - Дерьмовое у вас вино, я же говорил, ciliegina, - вздыхает он, перешагивает через Назарова, склоняется пощупать ему пульс, удовлетворенно кивает. Оптимистичненько. Значит, Назаров будет жить.
        - Вызовите кто-нибудь этому долбоебу врача, И когда он очнется, напомните, что он мне денег за эфир должен, - Эрик прихватывает все еще не оправившуюся от шока меня за плечи, - идем, Настя, тут нам делать больше нечего.
        Из студии Дэна мы уходим под гробовое молчание всей съемочной группы и радостное мигание так и не выключенной камеры.
        Ничего не скажешь, мой последний рабочий день выдался фееричным!
        46. НАСТЯ И ЭРИК. НИКТО КРОМЕ ТЕБЯ
        - Ну вот скажи мне, зачем?
        Мы падаем за стол первого же кафе с приличной летней верандой, в котором тихо и спокойно, и нет никаких неадекватных придурков, никто на меня не рычит, и только Змей с подозрительно удовлетворенной рожей заказывает у официанта чайник чая и лед отдельно, а после - утыкается в телефон.
        Адреналин кипит в моей крови просто бешеный, настолько, что меня аж трясет от его переизбытка. Все было так… Безумно!
        Хотя, боже, какое удовлетворение я испытала, когда Назаров получил по башке. Как будто тот последний пузырек боли, что бился в моей груди, лопнул, прорвался, и мне стало хорошо и свободно дышать.
        Я самыми кончиками пальцев касаюсь синяка на скуле Эрика. Он не то чтобы страшный - неприятный. Ярко-красный, приметный. Кулак Назарова все-таки оставил свой след в истории боевых ранений Эрика Лусито. Моему кобелистому бывшему тоже прилетело, и куда покруче, но лицо Змея мне было жалко. Из эгоистичных соображений, конечно! В конце концов, это мой любовник сейчас щеголяет с вот этим вот дивным «макияжем» на лице.
        Но ведь он подставился! Сам провоцировал Дэна. Сам позволил себя ударить! Зачем?
        На губах Эрика проступает многозначительная усмешка. Есть в этом какой-то коварный подтекст, которого я еще не считала, не расшифровала.
        - Тебе правда интересно, моя Змейка?
        Официант притаскивает наш чай и расставляет чашки.
        - Конечно, мне интересно! - я возмущенно тыкаю Эрика пальцем под ребро. - Тебе с этой красотой, между прочим, на съемки таскаться. На репетиции. К людям!
        - Съемки через три недели, заживет, - Эрик отмахивается, будто это его и не заботит, - а если и не заживет, гримеры должны за что-то получать свою зарплату. Зато, я надеюсь, у меня получилось сотрясти твоему бывшему мозги. Ну, ту малость, что у него еще болталась в черепушке.
        Он снова заглядывает в телефон, снова улыбается.
        - Что там? - я спрашиваю даже слегка ревниво. Сейчас мне так люто хочется его внимания, что даже скользящий взгляд в телефон раздражает.
        - Смотри сама, - Эрик разворачивает ко мне телефон дисплеем.
        Канал Назарова. Последний эфир. Боже, они его не удалили? Выключили, закрыли и не удалили. Боже, какие просмотры. Он что, завирусился?
        Ну конечно, такой хайп, мордобой в прямом эфире.
        Я даже открываю само видео, перематывая на самый конец, чтобы еще раз полюбоваться, как Эрик вырубает Назарова. Кайф. Уже не такой острый, как тогда, но все-таки не испытывать удовольствия в эту секунду невозможно. И Эрик… Боже, какая ж прекрасная сволочь.
        И вино-то у вас дерьмовое, и про деньги его не забудьте напомнить! Глаз не отвести от этого восхитительного типа! Змей! Все-таки его прозвище ему очень подходит.
        - Смотри на количество дизлайков, - хмыкает Эрик, догадавшись, что я не очень понимаю, чему же он улыбался.
        - Ох… Откуда столько?
        - Ну, - Эрик задумчиво пожимает плечами, прекрасно отыгрывая недоумение, - знаешь, мои фанатки очень критичный народ. Боюсь, они восприняли полученную мной травму как личное оскорбление. Мстят за меня как могут.
        Нужно сказать, в дизлайках тонет не только последний эфир. Рейтинг рухнул даже у самых популярных эфиров на канале Назарова. Ох-хо… Этот удар Дэнчик переживет не скоро.
        - Ты ведь нарочно его бесил! Нарочно? Неужели так хотел, чтоб он сорвался?
        Эрик коварно улыбается и молчит. А мне, взбудораженной донельзя, хочется барабанить ему ладонями по спине и выть.
        - Эри-и-и-ик! Как ты можешь меня мучить?
        - Могу, - самодовольно ухмыляется эта бесстыжая морда, а затем похлопывает себя по бедру, - лучше иди сюда, чем задавать мне дурацкие вопросы.
        - Они не дурацкие, - ворчу я, но предложение оказывается необыкновенно заманчивым. Мне хочется быть ближе к нему, желательно - дышать легким мятным запахом его губ, пропитываться аурой его уверенности.
        То, что он сделал сегодня… То, как он вытер ноги об Назарова, походя, из-за меня…
        Я этого не ждала. Я вообще не ждала никакой мести за меня, тем более в таком исполнении.
        Я устраиваюсь на коленях Эрика, лицом к нему, благо слегка расклешенный покрой юбки позволяет мне это.
        Мне кажется, я вижу прибой в двух светло-серых морях глаз итальянца. И все то, что трясло меня до этого, начинает медленно растворяться в волнах этого прибоя.
        - Ты не испугалась? - Эрик касается моей щеки, так же, как и я, не отводя взгляд в сторону. - Я думал, если честно, что ты можешь за него вступиться…
        - Я? - я выдыхаю это с неожиданным возмущением. - За этого мудака?
        - Женщины часто не могут выйти из токсичных отношений, - Эрик пожимает плечами, - знаешь, сколько я таких видел? Сколько красоток плакались мне, что муж их бьет, изменяет, не любит - и сколько потом бросались на меня же, если я нечаянно задевал их благоверных кулаками.
        Отчасти, я знаю, что то, о чем он говорит - есть и в действительности. И у нас тоже жены с кулаками отбивают своих пьяных неадекватных мужей у приехавшей за ними полиции.
        А я испытала практически оргазмический кайф, когда Дэнчик кульком упал на пол. Я даже не думаю сейчас о том, чем это все чревато. Чревато же. Даже у Эрика могут возникнуть неприятности, хоть по нашим законам это и было чем-то вроде самообороны. Хотя я не настолько хорошо знаю законы.
        - А я скажу тебе спасибо, - я чуть улыбаюсь, наслаждаясь теплом его ладони на моей щеке, - это было просто потрясающе. И мне это было нужно. Я рада, что ты это сделал...
        Официант наконец-то приносит нам лед и плотное полотенце. Я самолично прикладываю к синяку Эрика холодный компресс.
        Между мной и Эриком будто медленно густеет воздух. Смотреть глаза в глаза и даже просто дышать оказывается вдруг лютым испытанием. Мои губы начинают мучительно ныть от одиночества.
        Этот поцелуй был неизбежен, как неизбежно столкновение двух комет, вдруг пересекшихся траекториями движения.
        Мне странно понимать, что я это делаю.
        От всей души, с благодарностью целую Эрика Лусито, того самого, которого совершенно точно нельзя рассматривать всерьез. Вкладываю в поцелуй настоящую эмоцию, глубокую, ту, что идет изнутри. И поцелуй выходит мучительно-жадным, тягучим, насквозь пропитанным морским духом этого коварного Змея.
        Остановиться нельзя. Просто нельзя. В моей груди еще клубится жаркая жажда по этим губам, и я ни на что её не променяю.
        Над плечом укоризненно покашливает официант - чертов блюститель гребанных приличий. Не видать ему хороших чаевых сегодня.
        Разрывать губы оказывается почти физически-больно. Но это нужно - разорвать, отлипнуть, вынырнуть друг из друга и ощутить отчаянную пустоту внутри…
        - Ты совершенно невозможна, моя фея, - тихонько шепчет Эрик, пока я пытаюсь набраться сил и соскользнуть с его колен, - я уже понятия не имею, как мне спасаться от тебя.
        - Тебе? - я округляю глаза от этого волшебного заявления. - Да это я не могу от тебя избавиться уже который день. Гоню-гоню, а ты не уходишь.
        - Ты плохо старалась, - Эрик улыбается, переплетаясь со мной пальцами.
        И да, пожалуй, это правда. Я не старалась. И боялась, что он и в самом деле уйдет. И если так задумываться - что бы со мной было, если бы этот настырный тип меня все это время не бесил, не тормошил, не заставлял раз за разом сцепляться с ним в эмоциональной драке?
        И лежала бы Настенька до сих пор на кроватке, и рыдала бы в подушку, надевала бы свои страшные юбки, а Дэнчик бы жарил Людочку да рассказывал ей страшилки о том, какая я у него была ужасно никакая.
        Вот только никакой я уже быть не хочу.
        - Будешь моей девушкой?
        Я не ожидаю этого вопроса от Эрика, вздрагиваю и уставляюсь в асфальтово-серые глаза. Серьезные. В которых тихо-тихо плещется напряжение. Его руки обвивают меня как плети хмеля - не выпутаешься.
        - Ты не шутишь сейчас?
        Позиция Катанийского Змея насчет отношений была прекрасно известна, он нередко визировал её в интервью - он не собирался в ближайшие пять лет даже пробовать построить серьезные отношения. Это было модно за границей - повзрослеть, скопить социальный и эмоциональный капитал, и только после этого…
        - Я совершенно на тебе свихнулся, моя фея, - Эрик выглядит неожиданно уязвимым, - и я не хочу думать, что когда я завтра отвезу тебя в телестудию за контрактом, когда тебя будут спрашивать, какие у нас с тобой отношения, ты бы отвечала: «Никаких», - ведь «мы трахаемся ночь напролет» - вряд ли адекватное описание для отношений. Я хочу, чтобы ты отвечала, что я - твой парень, и у меня бы имелось право дать в морду любому, кто попробует к тебе подкатить.
        - Ты ведь уедешь в Италию…
        - Мы разберемся с этим чуть позже, - в его голосе даже звучат нотки мольбы, - сейчас я не тороплюсь. Останусь с тобой хоть на все лето. Если ты захочешь.
        Захочу ли я? Захочу ли отказаться от мужчины, который был для меня настоящим искушением, невозможным, запрещенным для меня самой собой? Когда он вот так просто мне себя предлагает?
        - Я спала с тобой и твоим другом, - педантично напоминаю я. Шепотом. Исключительно шепотом, чтобы никто из проходящих мимо людей не услышал.
        - А я заключил на тебя пари, - усмехается Змей, - и если помнишь - это я предложил тебе тройничок. Я не ревную тебя к Эмилю. Пока ты у меня есть - не ревную. Но только к нему, учти. Любому другому, кто коснется твой дивной попки, моя ciliegina, я вырву руки.
        - Ты так говоришь, будто я уже согласилась, - возмущаюсь я, заметив собственнические интонации в его тоне.
        - А разве нет?
        Его глаза посмеиваются, но все-таки он ждет. Я ощущаю это как тонкую подрагивающую струну между нами. Позволю ли я? Позволю ли я войти в мою жизнь мартовскому коту Эрику Лусито? Есть ли у меня силы отказаться.
        - Я ревнивая, - предупреждаю я, и в глазах Эрика вспыхивают радостные огоньки. Он понимает, что это капитуляция. - Замечу тебя с какой-нибудь бабой - отправишься на свалку истории играть в покер с моим драгоценным супругом.
        - Никого кроме тебя, - Эрик даже клятвенно прижимает руку к сердцу.
        Ну-ну, посмотрим-посмотрим...
        47. ЭМИЛЬ. НЕВЕЗУЧИЙ
        - Итак, Даша…
        Девушка, сидящая напротив, жеманно опускает реснички. Ну, она хотя бы симпатичная. Хоть что-то. Хотя тоска, что выворачивала Эмиля наизнанку, выла, что никуда не годится эта сушеная вобла. Даже если нажраться до синих чертей.
        - Значит, ты летала в Берлин с матерью на финал европейского танцевального турнира пять лет назад?
        - Я хотела сама в нем участвовать, но срезалась на отборочных.
        История не новая. Больше половины возвращавшихся тем самолетом русских были зрителями турнира. Были и танцовщицы из русской команды, но их Эмиль проверил в первую очередь. Жаль, в списке не было Насти…
        Почему, почему её там не было?!
        Варлей ведь была на чемпионате. Она подходила. Но в списке её не было. Да и помнил Эмиль русскую чемпионку. Она и тогда избегала компании, наверняка улетела первым же самолетом после финала. Это был мираж, за который не стоило цепляться. А как хотелось...
        - Значит, ты меня помнишь? Не напомнишь, как мы познакомились?
        Он никогда не рассказывал им много. Честно объяснял, что ищет девушку, с которой познакомился пять лет назад, говорил, что плохо помнит подробности встречи, но все-таки хочет найти свою прекрасную незнакомку, предлагал встретиться. Слушал ахи-вздохи по поводу собственной романтичности.
        Увы, частенько внешние данные и хоть и канувшая в лету, но все-таки имеющаяся известность в некоторых кругах, работали против него. Многие пытались соврать. Придумывали несуществующие встречи, случайные столкновения. Одна очень вдохновенно расписывала, как Эмиль случайно перепутал её гостиничный номер со своим и даже подарил ей ночь страсти.
        И жутко обиделась, когда он рассмеялся.
        Никто не был и близко. Не звучало названия клуба, не звучало даты окончания финала.
        - Ну, что ж, подаришь мне танец, малышка? - Эмиль улыбается, когда сказка Даши подходит к концу и десерт на её тарелке почти заканчивается.
        Девушка смущенно краснеет, но приглашение принимает. Она уверена - у неё получилось его обмануть. Она даже не догадывается, что у него есть краткий внутренний перечень испытаний.
        Эрик помнил хоть цвет волос Лисы. У Эмиля не было даже этого - он перебрал зелья Фриды, его накрыло куда тяжелее. Не осталось памяти вообще ни о чем, хоть даже о россыпи родинок на лопатке.
        Нельзя было её отпускать. Нужно было забрасывать на плечо и волочь в номер. Утром его бы отпустило, и он точно бы не упустил ни единой детали о своей Лисе.
        Вот только работать приходилось с тем, что он имел. Он не помнил внешнего, зато неплохо помнил физические данные.
        Крайне высокую степень её гибкости и раскованность в танце, он помнил восхитительную степень отдачи. Она вштырила Змея - а значит, техника была на высоте. Господи, как проще было бы если бы, хоть один из них запомнил её лицо.
        Но даже с тем, что у него было - можно было работать.
        Да, любая техника шлифовалась за пять лет.
        В принципе, Эмиль и без этого знал, что Даша - не та. Это просто был последний пункт в перечне его проверки. Если бы она показала себя должным образом - он дал бы ей паузу, прислушался бы к себе еще. Он был уверен - тело, так остро среагировавшее на Лису пять лет назад, вспомнит свое и среагирует снова.
        Оно реагировало.
        Не на ту....
        Танцует Даша неплохо. Простой вальс отрабатывает сухо и технично - не во всем она лгала, к танцам какое-то отношение она имела. Но… Нет. Слишком скупа на эмоции, понятно, почему на международные чемпионаты она никак не могла попасть. Техника давала не все.
        Вечер заканчивается. Ужин заканчивается. Эмиль из чистой вежливости провожает девушку до метро и кратко прощается.
        - Ты перезвонишь? - в надежде спрашивает глупышка.
        Он не любит обманывать. Просто качает подбородком. Она - не его Лиса, это понятно им обоим. Уточнять не надо.
        - Удачи в твоих поисках, - сочувственно вздыхает Даша, - если что - мой телефон ты знаешь.
        Да, спасибо частному детективу, он знает и телефон, и адреса проживания, и еще кучу мелких деталей. В этом году он собрался с силами и оплатил добычу информации по всему хвосту списка до конца.
        И оставалось восемь фамилий…
        Он возвращается домой уставший и опустошенный. Поиски никуда не ведут, он как будто ищет хвост у многоглавой гидры, хотя этот хвост кто-то отрубил за него.
        И хочется сдохнуть…
        Супермаркет, аптека, ступеньки подъезда…
        Ему были нужны беруши, просто потому что вчера он куда-то задевал те, что были уже куплены, и ему «повезло». У него вдруг оказалось чрезвычайно будоражащее радио на всю ночь.
        Эмиль категорически не мог уснуть под стоны из квартиры этажом ниже. И нет, они не бесили, они только глубже одолевали его воображение.
        Её тело, гибкое, нежное, вожделенное, рисовалось перед глазами так явно, стоило только прикрыть глаза. Она, захлебывающаяся чистым кайфом, бьющаяся в пароксизме страсти, крепко стискивающая коленками голову Эрика - заставляла задохнуться кипящим в легких кислородом.
        Хотелось встать с постели. Спуститься на этаж ниже. Присоединиться.
        Хотя кто его там ждал, спрашивается?
        Лифт.
        Гребаная стальная клетка из шести граней.
        Место, где он первый раз увидел её. И не отдал ей должное.
        Хотелось бить кулаками по этим стенам, сделать что-то великое, например - высечь её портрет в металле, чтобы хоть как-то встречать её по утрам.
        Это смешно - ненавидеть лифт. Скоро докатится до того, что будет ненавидеть этот чертов мегаполис, просто за то, что здесь он встретил Настю, и все, что казалось продуманным планом - стало гребаной петлей на шее, и все чаще хотелось выбить эту дурь из головы.
        Пять лет назад он надрался и запал на вертлявую девчонку. Пять лет прошло. Возможно, он ошибся, и одна из тех, с кем он уже «собеседовался», и была Лисой, которую он не узнал. Это было бы хорошо. В этом случае хотя бы можно было признать - все, что было той ночью, было гребаной галлюцинацией из-за дури, подсыпанной Фридой в вино. Все, включая то наваждение, что не отпускает Эмиля столько времени.
        Или...
        Он её еще не видел.
        Восемь имен в списке.
        И что ему делать, когда он получит нужные ответы на свои вопросы? Что делать, когда девочка продемонстрирует нужный ему танцевальный уровень?
        Сможет ли он захотеть её как тогда? Сможет ли его Лиса вытеснить из головы Настю?
        Это вообще реально?
        Они вваливаются в лифт внезапно, настолько, что Эмиль, уже нажавший на кнопку своего этажа и принявший мысль об одиночном путешествии как утешительную новость, вздрагивает.
        Громкие, взбудораженные, живые…
        Оба они замирают, глядя на Эмиля, будто он застукал их на месте совместного преступления.
        - Привет, дружище, - выдыхает Эрик, отлавливая Настю за локоть и по-собственнически притягивая к себе, - давно не виделись.
        Мышка…
        Одиннадцать дней Эмиль её избегал. Нарочно уезжал в самую рань, до того как они со Змеем проспятся. Лишь бы не пересекаться лишний раз с ней. Не искушаться.
        Фортуна сегодня явно не на его стороне. И что, спрашивается, сделать с тем, что вот её Эмилю хочется прямо сейчас, сию же секунду. Настолько, что член встал дыбом, как только ушей коснулся её смех.
        48. ТРОЕ. ПОРОЗНЬ
        Чтобы дышать ровно, приходится прикладывать усилие.
        Змей точно положительно на неё влияет. По крайней мере этот сарафан в белый цветочек, с задорной, расклешенной юбочкой, в который сейчас одета Настя, снять хочется не для того, чтобы подвергнуть немедленному уничтожению. Можно и не снимать. Просто задрать юбку и…
        Надо отвлечься. Скользить взглядом выше опасно - там грудь, глаза, губы и прочие опасные зоны. Что ж, значит, вниз…
        Это было неправильное решение.
        Потому что внизу глаза Эмиля тут же цепляются за коленки. Красивые, потрясающие коленки длинных стройных ножек.
        Которые очень крепко могут обвиваться вокруг тебя, когда ты вколачиваешься в её мягкую, масляную от её вожделения, такую охренительно сладкую плоть.
        Еще ниже...
        Ремешки босоножек страстно обнимаю тонкие лодыжки. Тонкой кожи которых он еще не пробовал на вкус. У неё ведь очень чувствительные ножки - Эмиль этого по-прежнему не забыл. И хотел довести её до изнеможения, лаская именно их.
        Ох, не зря! Не зря Змей так явно очерчивает границы. Даже сейчас Эмилю возмутительно, что эта потрясающая мышка досталась Эрику в единоличное пользование.
        Нет. Невозможно стоять от неё так близко и не задыхаться. Так если все равно гореть - то уж точно ни в чем себе не отказывать.
        Эмиль поднимает глаза.
        И каким образом так выходит, что он видел хренову тучу красивых баб, но клинило его так почему-то именно на Насте?
        Изменения претерпела не только её одежда, но и волосы.
        И волосы… Рассыпанные по плечам девушки, они режут глаза новым огненно-рыжим цветом. Настолько дерзко, что так и хотелось потянуться, окунуть руку в эту рыжую пену, пропустить гладкие пряди сквозь пальцы.
        Как? Как ты смеешь быть такой красивой и такой запретной, мышка? Почему в тебе так хорошо, что так хочется вернуться в тебя снова?
        - Нажми нам кнопку, дружище, раз уж у панели стоишь.
        Насмешливый тон Эрика приземляет Эмиля на землю. Он так и стоял, молча, не двигаясь с места, и для него это была мучительно долгая вечность, а в жизни прошло секунд пять, и двери лифта только-только закрылись.
        - На какой этаж? - улыбку приходится выдавливать. - На твой или…
        - Мой, - Змей развязно улыбается, прижимая мышку к себе, - дадим тебе поспать сегодня ночью, а то ты какой-то затраханный жизнью.
        - Можно подумать, вас и через два этажа не слышно… - устало бросает Эмиль, нажимая на нужную кнопку. Лифт вздрагивает. Или это земля под ногами дрожит?
        Смущенный румянец Насти смотрится контрастно с самодовольной ухмылкой Эрика.
        Это ведь его лучший друг. Фактически побратим, единственный, кому Эмиль вообще доверил историю своих поисков и их первопричину. И ненавидеть его за то лишь, что Эрик остался, когда Эмиль был должен уйти - неправильно. Неправильно!
        - Эмиль, - легкое касание пальчиков Насти имеет эффект электрического разряда. Не вздрогнуть и не взглянуть в её глаза совершенно невозможно.
        Ну что же ты делаешь, мышка? У Эмиля и так сводит все жилы от желания сгрести тебя в охапку, а ты еще и сводишь на нет расстояние, что вас разделяет.
        - У тебя все в порядке? - он видит, как шевелятся её губы, а перед глазами совсем другая картинка с их участием. Грязная, порочная картинка, от которой еще сильнее скручивает нутро.
        Он хочет снова. Снова толкнуться в эти губы членом, снова достать ей до горла, снова отразиться в этих прозрачных глазах, среди волн одолевающего её дикого возбуждения.
        А между тем она все еще рядом! Стоит и ждет ответа! И с каждой секундой такой её близости все меньше шансов, что он удержится.
        - Да, - произносит Эмиль резко, и девушка отдергивает руку, явно не очень вдохновленная его тоном. Мордашка приобретает характерно-раздосадованное выражение.
        А что ему еще было сказать?
        Нет, не все, Мышка. Не может наркоман взять и прожить одиннадцать дней без своей дозы и при этом не изойти на жилы. И вот сейчас нужно только посмотреть и уйти.
        Посмотреть, как ты меняешься. Как горят твои глаза. Как взволнованно ты облизываешь губки. Как неуемные пальцы Змея поглаживают тебя по плечику, поправляя тонкую бретельку нового платья.
        Да, да, посмотреть и уйти. Даже не прикоснувшись. Хотя хочется уже сейчас сделать маленький шажок вперед и вмять тебя в тело Эрика своим. Хочется слушать твои стоны снова и быть в тебе, покидая только для того, чтобы вонзиться в твое тело снова. С размаху. Наотмашь. Чтобы ты просила еще и еще.
        Это помешательство! Хоть квартиру другую ищи.
        Вот только это уже не поможет. Он уже знает, насколько кайфовая в этом доме живет Мышка, и расстояние только усугубит его состояние.
        - Не обижай мою фею, дружище, - прохладно замечает Змей, и именно в этот момент лифт прибывает на его этаж.
        Они уходят. Еще один кусок кровоточащей плоти будто выдрали из груди.
        Что бы он сейчас ни хотел. Какое бы решение ни принял - поздно.
        Она сейчас - девочка Эрика, и не очень-то похоже, что Змей намерен одолжить свою фею другу, которого самым страшным образом клинит на ней.
        И потом… Эмиль ведь её задел тогда своим уходом. Он прекрасно помнил, сколько горечи было в её глазах, когда она его выставляла. Она просто не захочет его снова. Не пустит.
        К своей квартире Эмиль выходит почти вслепую - мир все сильнее заволакивает алым туманом бессильной ярости.
        Это нужно преодолеть. И отказаться от неё тоже нужно!
        Кулак Эмиля с размаху врезается в бетонную стену. Не отрезвляет уже даже боль…
        Восемь фамилий. Восемь. До конца его поисков осталось совсем чуть-чуть. Не останавливаться же в самом последнем шаге от цели!
        Восемь фамилий - и он непременно найдет свою Лису, которую уже пять лет разыскивает. Господи, как же хочется её не найти...
        49. НАСТЯ И ЭРИК. НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО
        - У тебя снова пустой холодильник. Один только шоколадный соус и остался. И с чем его есть, спрашивается?
        Я ворчу, а Эрик, явившийся за мной на кухню, обвивает меня руками и опускает мне подбородок на плечо. Прикидывается, что ему действительно интересно.
        - Это все потому, что кто-то слишком много ест, моя ciliegina, - мурлычет Змей и трется об мою щеку своей гладко выбритой скулой. Обожаю это ощущение - его кожа такая свежая, прохладная, пахнет лосьоном…
        Так, не расслабляться, Настя! Он что, намекает, что я толстая?
        - Мне кажется, вы в край обнаглели, сеньор Лусито, - я проворачиваюсь в руках Змея как пробка в горлышке и тыкаю в его голую грудь пальцем - у себя дома Эрик вообще редко надевает хоть что-то кроме джинс. И то по моему настоянию, - к твоему сведению, я похудела на три килограмма за это время.
        Ну, конечно, я не удивлена - я танцую в зале, а потом мы со Змеем продолжаем в постели. Даже при том, что мы постоянно жрем что-то калорийное - расход энергии все равно огромный.
        - Вообще-то я говорил про себя, - нахально отбривает Змей, переплетая пальцы на моей талии, - это я все сожрал, моя вишенка, давай закажем чего-нибудь, а не то ты у меня совсем истаешь. Я даже удивлен, что Брух не отчитал меня, что я тебя не кормлю. В его духе начать приносить нам ужин.
        - Насчет доставки идея была хорошая, - я настойчиво выпутываюсь из рук Эрика и отхожу к окну, - платим пополам. Какую кухню мы сегодня предпочитаем?
        Он догоняет меня и тут, снова заключает меня в кокон своих рук, мнет мою длинную футболку, заставляя её подниматься все выше и обнажать бедра все сильнее.
        - Скучаешь по нему?
        Вопрос не в бровь, а в глаз. Пыльным мешком из-за угла и то получилось бы не так неожиданно.
        - По кому? - я все же прикидываюсь, что не понимаю, о чем речь.
        - По тому, кого ты в лифте с ног до головы облизала глазами.
        У Эрика совершенно не работает то место, что отвечает за сочувствие. Если уж изобличать, то так, чтоб мне дышать от смущения было невозможно.
        - Ты говорил, что не ревнуешь к Эмилю, - сглатывая ком в горле напоминаю я. Дурацкое напоминание. И как он может терпеть, что я действительно теряю мысленное равновесие каждый раз, когда наши разговоры касаются друга Эрика.
        Я справляюсь с ним молча, удерживая на губах улыбку, но обмануть Эрика у меня не получилось еще ни разу.
        - Не ревную, - Змей фыркает, на корню изничтожая намеки на то, что он мне приврал тогда, когда предлагал четко обозначить наши с ним отношения, - я не ревную тебя к нему до той поры, пока у тебя в постели есть место для меня. Я не обрадуюсь, если ты решишь выбрать его, а мне только ручкой на прощанье помашешь. И мирно я тебя не отпущу, конечно. Вообще не отпущу. Привяжу к кровати, буду кормить с рук...
        - Так вот как нужно от тебя этого добиваться! - я изображаю голосом радостное озарение, а сама только крепче прижимаюсь к телу Эрика. Мне кажется, только от этого у меня начинает сильнее биться сердце.
        Он здесь. Мое безумное наваждение, вкрадчивое, как медленный яд, здесь и сейчас, выбрал меня, хотя - я уже видела на студии, у него очень даже большой выбор смазливых девочек из группы подтанцовки. Да и кастинг-директор клипа на Эрика очень голодно облизывается, а она - видная роскошная брюнеточка.
        И все же - он выбрал меня. По-жесткому выбрал, больше ни на кого не обращая внимания. Он со мной носится, он со мной воюет, раз за разом вытягивая из кокона взращенных Назаровым комплексов именно меня, Настю Варлей. Боевую, занозистую, которая доводила до ручки всякого своего партнера требовательностью и придирчивостью. Ту, что умела побеждать.
        А Эмиль…
        Да, он был тихим причалом. С ним я не могла воевать, ему я просто сдавалась, позволяя себе - нет, не спрятаться. А обнажиться до самого дна, раствориться и подчиниться, точно зная, что в этих широких медвежьих ладонях я буду в такой же безопасности, как хрустальная статуэтка в сейфе. Я никогда в жизни не ощущала себя так.
        Даже первая любовь таких ощущений не дарила.
        Но его нет. Он ушел. У него невеста. За несбыточным гоняться смысла нет.
        А мой мастер оргазмов у меня уже имеется! И почему-то все еще простаивает без дела!
        - Кто-то хотел заказать еду, - фыркает Эрик, когда я трусь бедром в районе чрезвычайно обнадеживающей выпуклости на брюках. Которая, кстати, проявляет восхитительные способности к росту.
        - Ты хочешь есть сильнее, чем меня? Ты заболел?
        - Даже не знаю, может, я просто голодный? - Эрик задумчиво щупает свой лоб, а я - пользуюсь удачной минутой, чтобы выпутаться из его хватки и дернуть подол несчастной футболки, целиком её с себя сдирая, оставаясь в одних трусиках.
        - Ну, раз заболел - тогда я сама справлюсь в спальне, можешь за мной не торопиться.
        - Эй! - Эрика совершенно не устраивает такое предложение.
        Я с хохотом уношусь в сторону его спальни. Без шансов, точно зная, что там у постели он все равно обрушится на меня со всей своей силой.
        - Ragazzaccia[10 - Ragazzaccia (итал.) - грязная девчонка.], - резкий шлепок по ягодице заставляет меня взвизгнуть, но это на самом деле отлично ложится в концепцию сегодняшнего дня, - думала сбежать от меня?
        - Да! - я отбиваюсь от вездесущих щупалец Эрика. Они везде - на моей голой груди, на голых бедрах, под тонким кружевом черных бикини, у меня в волосах…
        Я не понимаю, как он так успевает!
        - Не выйдет, - грозно рычит мой Змей, хотя он точно дракон, не меньше, и наваливается на меня сверху, раскатывая по простыне тонким блинчиком.
        Ну, не так уж мне и хотелось сбежать, на самом деле!
        Ради его рук согласишься и на большее, не только остаться.
        Пальцы Эрика жадно стискиваются на моей груди, заставляя меня негромко захныкать и выгнуться от предвкушения.
        - Давай без этого…
        - Обойдешься, - коварно приземляет мои надежды Эрик, - терпи.
        Терпи!
        Да как он так может вообще?
        Я сейчас хочу просто секса, быстрого, грубого, слепящего и прижигающего, вытесняющего из моей головы все ненужные мысли. За этим я все это затеяла. Чтобы изгнать из моей головы шум.
        Светловолосый шум с глазами цвета прохладного весеннего неба. Я не хочу по нему скучать.
        Когда на мою спину вдруг капает что-то теплое и липковатое, я вздрагиваю. Капает и льется медленной струйкой, рисуя на моей коже вычурную завитушку.
        - Эрик?!
        - Не мешай, я сервирую себе ужин, - мурлычет Эрик, и его язык проходится по влажной спиральке на моей лопатке, слизывая и смазывая её, - моя сладкая вишенка под шоколадным соусом. Вкуснее нельзя и придумать!
        Черт! Он все-таки придумал, куда ему девать этот несчастный соус!
        50. НАСТЯ И ЭРИК. НЕИСПРАИВИМЫЙ ЗМЕЙ
        - Эрик!
        - М-м?
        Горячий язык быстрой лаской проскальзывает по «крылу» моей лопатки, слизывая шоколадную тонкую струйку.
        - Ты - извращенец!
        - Я? - он смеется, запуская свою руку мне между бедер. - Мы, моя Змейка! Не ври, что тебя не заводит!
        Там горячо. Его пальцы раздвигают мои складки без лишней спешки, проскальзывая по ним и размазывая по темным волоскам лишнюю влагу, выдающую мое возбуждение.
        Впрочем, даже наличие прямых доказательств не обязывает признавать свою вину!
        - Нет! - тихий гортанный всхлип еле удается погасить. - Не заводит!
        - М-м-м, да ты еще и лгунья! - Змей на то и Змей, чтобы изобличать тебя во всех грехах. - А ну-ка дай сюда мне свой лживый язычок!
        Он опрокидывает меня на спину, буквально вламываясь в мой рот, терзая губы, не оставляя даже шанса на сопротивление. Прикусывая мне язык напоследок.
        Я возмущенно ахаю, отталкивая его плечи. Да, я знаю, я заслужила, я на это и нарывалась, между прочим, меня заводит, когда Эрик ведет себя так разнузданно. Но не демонстрировать же это ему, так?
        А он выпрямляется, стоя надо мной на коленях, будто я - алтарь его любимой богини. Мне кажется - я вижу свое отражение на дне этих серебристо-серых глаз.
        - Что же у тебя самое вкусное, моя вишенка? - Эрик встряхивает бутылку с шоколадным соусом. Крышка открывается с забавным щелчком.
        - Предлагаешь, мне самой выбрать? - я хихикаю и чуть выгибаюсь, касаясь сосков самыми кончиками пальцев. - Можно подумать, я не знаю, с чего ты хочешь начать!
        Он будит во мне совершенно другую меня. Вот эту - дерзкую до наглости, открытую, привыкшую бесстыдничать в постели.
        - Ты чрезвычайно догадлива, - одобрительно хмыкает Эрик.
        Шоколад каплями падает мне на живот, соски, в ямку между ключицами.
        Кап, кап, кап..
        От каждого шоколадного пятнышка на моей коже растекаются мурашки. Глубже в кровь проникает предвкушение - голодное, алчное, колкое. Эрик любит приготовить меня на медленном огне, истерзать меня до самого критичного мига и только потом - взять меня, когда я уже готова выдирать из его плеч куски мяса.
        Кап, кап…
        Нервы медленно натягиваются до состояния тугих струн. Нет, еще не конец, но как же это все… Плавит! Скоро я сама смешаюсь с этим соусом, растекусь по его простыне, липкой, не способной на внятные звуки, кроме глухой мольбы.
        Эрик смотрит на меня, расписанную шоколадными каплями, как художник на только что законченное произведение искусства.
        - Что ж, попробуем, - первый раз его язык касается самого кончика левого моего соска. Касается, слизывает сладкую каплю и ускользает в ту же секунду.
        Мало! Он специально так делает, чтоб его было мало, чтоб я задыхалась и гнулась ему навстречу, жадно цепляясь за всякое прикосновение его плавящих губ.
        Еще, пожалуйста, еще. Целуй меня, вылизывай, прикусывай! Я буду для тебя твоим шоколадным пирожным, если ты не будешь от меня отрываться!
        А потом он разводит мои ноги. Насколько возможно и чуточку шире. Чтоб дрожали от напряжения связки, чтобы каждая секунда его прелюдий или его «действа» была на пределе, на грани с болью. Это кайфово...
        - У меня там слипнется от соуса, - тихонько хихикаю я, безмерно кайфуя от сильных ладоней, давящих мне на бедра.
        - Нет, моя Змейка, самое вкусное в тебе я употреблю без всякого соуса, - улыбается Эрик. Из кармана джинс, которые он так и не снял, появляется серебристый квадратик. А раньше я думала, что с такой скоростью надевать презерватив можно только в порно и только при помощи монтажа.
        Твердая, налившаяся кровью, пульсирующая жаром головка мужского члена касается моего клитора, заставляя меня затрепетать от предвкушения.
        Боже… Ниже! Еще ниже! Да-а-а!
        Он пришпиливает меня к простыне как бабочку, ощутившую первую предсмертную судорогу. Он заполняет собой пустоту внутри меня. Буквально требует, чтоб мое сердце разорвалось в клочья от удовольствия прямо сейчас!
        Нет! Нет! Мы еще потерпим! Нам чертовски мало!
        Плевать на все - на липкие потеки на коже, на сбившиеся во время нашей возни волосы, лишь бы он не останавливался и продолжал насаживать меня на собственный член и смотреть на меня вот так.
        Нет, нету сил. Хочу еще больше участвовать в этом сама.
        Я обхватываю его бедрами, переплетая лодыжки за его спиной, делаю резкое движение, сваливая Змея на простыню. Вот теперь сверху я. А он - достает, кажется, до самого моего дна и даже дальше…
        - Ты как будто бархатная там, внутри, - шепот Эрика пробирает меня до самой сокровенной глубины и заставляет сильнее двинуть бедрами. На этот раз - я надеваю сама себя на него.
        Мой бархат к его шелковой плоти… Что может быть совершеннее этого сочетания?
        Он потрясающий. С ним - потрясающе! И забвение, вожделенное мной забвение - приходится очень кстати, вытесняя холодный воздух, принесенный «от шведских границ».
        Мы катаемся по гребаной простыне, будто соревнуясь, кто из нас главней, впиваясь друг в дружку ногтями, губами, глазами - всем, на что хватает частей тела.
        Краем уха я слышу вибрацию моего телефона, брошенного на подоконнике, но я не в том настроении, чтобы сейчас отвлекаться на телефоны. Я слишком близко подошла к критической точке!
        Вот-вот! Сейчас!!!
        Мы заканчиваем, когда я снова оказываюсь на лопатках, в ответ оплетая своими ногами шею Эрика. С этим парнем я, кажется, освоила уже половину камасутры…
        51. НАСТЯ И ЭРИК. РОДИТЕЛЯМ ВХОД РАЗРЕШЕН
        Мы лежим, тесно переплетясь руками и ногами, время от времени все-таки расклеивая наши намертво слипшиеся губы, чтобы потом столкнуть их обратно. Господи, Змей, кто мог предсказать мне, что с тобой будет так хорошо? Что так хорошо думать только о тебе. Ну, почти что только о тебе…
        Нет, с этим надо кончать. Пора выпалывать из моей души все васильково-синее и прохладно-голубое. Оставлю место только серебряной воде глаз моего Змея, он того заслуживает...
        - Иногда мне кажется, что я тебя выдумал, - длинные пальцы Эрика, пропускают между собой мою яркую рыжую прядку, - и если это шизофрения, пожалуй, я не хочу, чтоб мое обострение заканчивалось. Ты совершенно волшебная, моя Змейка. Чувственная в постели, страстная в танце. Все что ты делаешь - ты делаешь так, чтобы никто не мог даже придраться. Я намертво в тебя влип, даже если постараюсь - оторвать не смогу.
        - Ты всем своим партнершам так говорил? - неуклюже улыбаюсь я и сажусь на постели, потому что телефон на подоконнике снова начинает бешено вибрировать.
        Где-то в моей душе тоже что-то вибрирует. Что-то, что просит найти нормальный ответ для Эрика, а не вот это вот все. Он ведь… Я сама каждое утро боялась, что открою глаза - а его нет рядом.
        - Менял бы я их так часто, если бы все заходили мне так же, как ты, - фыркает Эрик, не торопясь вскакивать вслед за мной и будто бы даже приглашая меня обратно.
        Я торопливо хватаю телефон и притягиваюсь к Эрику обратно. Кайфовать и наслаждаться его теплом, отвлекающим от нудного нытья дыры в моей груди.
        Эрик столько для меня сделал! Чтобы я сама верила в себя, чтобы слушала свои желания - как, например, с той же покраской волос, - чтобы я двигалась дальше и не впадала в депрессию…
        Мне нужно довольствоваться им, мне должно его хватать, и никаких дырок у меня в душе быть не должно!
        На дисплей смартфона я смотрю удивленно и слегка виновато. Два пропущенных от папы. Сколько я ему не звонила? Дня три? Да, где-то около того! Нет, перезвоню-ка на всякий случай, может, что-то снова с мамой?
        Слушать гудки в телефонной трубке безумно удобно, когда утыкаешься носом в твердое плечо Катанийского Змея. Совершеннее подушки мир придумать просто не мог.
        - Пап, что-то случилось? - бодренько интересуюсь я, когда папа берет трубку.
        - Мама просила завезти вам варенье, - задумчиво произносит мне отец, - я только что был у твоего мужа, Настя. Он в голос орет, что знать не желает, где ты шляешься. Так где тебя найти? Варенье по тебе скучает.
        Упс…
        Мне хочется втянуть голову в плечи, хоть папа этого и не увидит.
        Я не стала им говорить, что ушла от Дэна. Почему-то мне было стыдно. Нет, папа наверняка бы ничего мне не сказал, Назаров ему никогда не нравился, но мама…
        Мама когда-то дружила с покойной мамой Назарова. С её подачи я с Дэном-то и познакомилась. И долгое время «была хорошей женой» по маминому примеру. Мама была очень чувствительной, так что наверняка очень бы расстроилась, а после болезни доктора очень рекомендовали ей избегать больших стрессов.
        Я планировала им сказать после самого развода, просто для того, чтоб мама не попыталась как-то меня с Дэном помирить. С неё бы сталось, скажем, пригласить его к нам на «семейный ужин». В общем…
        - Пап, тут такое дело, - произношу я это виновато, - я уже две недели не живу с Дэном. И не планирую туда возвращаться. Так что… Может, с вареньем в другой раз?
        - Ну нет, - папа весьма категоричен, - если я вернусь домой с этими банками, твоя мама заподозрит неладное и решит, что с тобой что-то случилось. Ты этого хочешь?
        Нет, пожалуй. Моя встревоженная мать представляла собой крайне опасное стихийное бедствие.
        - Я у Алины сейчас живу, - в уме прикидываю, что от Назаровского дома досюда ехать не меньше часа, так что я еще даже успею душ принять и сбежать от Змея, - она переехала к жениху и разрешила мне пожить в её квартире. Помнишь, где это?
        - Скоро буду! - папа краток. Как и всегда.
        Ох-х…
        В последний раз прижимаюсь носом к золотой коже Змея, выдыхаю и все-таки сажусь на постели.
        - Мне готовить ужин на тебя?
        Эрик ощущает, что в этот раз возвращение к нему невозможно, потому и сам поднимается с постели, деловито подтягивая джинсы, пока я набрасываю на плечи его длинную футболку - сгодится дойти до душа и смыть с тела соус.
        - Ты ведь не собираешься прятать меня от твоего padre? - проницательно уточняет Змей. - Ты ведь меня не стесняешься, моя вишенка?
        Умеет же он поставить меня в тупик. Я не стеснялась, разумеется. Но…
        - Ты мне еще не доверяешь, не так ли? - Эрик подходит ближе, ловит своими длинными пальцами мой подбородок. - Не хочешь, чтобы твои родители видели «временный вариант»?
        - Ну что ты говоришь! - я протестую всем своим нутром. - Ты не временный!
        Это практически ложь. Практически…
        Я бы НЕ ХОТЕЛА, чтоб он был временным. Я бы хотела его себе навсегда, жадным эгоистичным порывом, присвоить себе самого горячего парня планеты. Вот только… Его виза закончится. Проект закончится. Отпуск в России - тем более. И наш с ним роман станет воспоминанием об отдыхе, этакой своеобразной «курортной историей»...
        В итоге я все равно останусь одна...
        Теплые губы жалят мои, заставляя вновь задохнуться телом.
        - Познакомь меня с отцом, моя змейка, если тебе не сложно. Или я могу зайти к вам, чтобы одолжить у тебя чая, и забыть уйти, - нахально шепчет Эрик прямо мне в губы.
        - Ты невыносим…
        Мне хочется смеяться. Холодный комок, что скручивался в животе, медленно тает, как кусочек льда в чашке с горячим чаем. Он ловко дурит мне голову. Как и всегда.
        Но мне ведь и правда не сложно...
        Надеюсь, папа не совсем офигеет!
        52. НАСТЯ И ЭРИК. МУЖЕЙ НЕ ВЫЗЫВАЛИ
        К приходу папы я успеваю только принять душ и щелкнуть тумблером электрочайника. На большее не хватает времени - хотя я на самом деле пытаюсь что-то успеть, но в спешке все на свете валится из рук.
        Эрик просто ловит меня в охапку, когда я пытаюсь что-то нашинковать, усаживает прямо на столешницу кухонного стола и втягивает в такой глубокий поцелуй, что в какой-то момент у меня начинается кружиться голова от нехватки кислорода.
        - Все хорошо, слышишь? - шепчет он мне, переходя на итальянский. - Можно подумать, это я тебя со своей родней знакомлю.
        Ему хорошо - мне кажется, он даже на встрече со всеми президентами мирами не шевельнет и нервом. А мой папа очень придирчивый. Так, например, то, что он все-таки добрался до квартиры Дэна, означает, что мама и вправду не на шутку разволновалась из-за моей пропажи. До того они с Дэном пересекались раза четыре в общей совокупности. Включая свадьбу.
        Нужно ли объяснять, что Назаров моему отцу не нравился?
        Маме - да. Мама Дэнчика когда-то была маминой близкой подругой, и сын лучшей подруги был для моей мамы практически святым. Мама вообще обожала всю эту романтику про «первую любовь», «первый опыт», «первого мужчину». Как-то раз я попробовала с ней поговорить про свои семейные проблемы, мама только закатила глаза и прочитала мне часовую лекцию о том, что счастье в браке обеспечивается терпением и любовью.
        Нет, я не укоряла маму в своих проблемах, я сама держалась за Дэна до последнего, отказываясь смотреть глазами, до тех самых пор, пока он не пересек уже последнюю допустимую черту. Когда у меня закончился весь лимит и терпения, и любви. Но, наверное, именно поэтому я и не решилась сказать своей семье, что ушла от Дэна с одной спортивной сумкой.
        И потом…
        У меня примерно в это же время закрутился этот «соседский междусобойчик», и я так отчаянно боялась спалиться перед родителями в столь неподобающем поведении.
        Звонок застает меня врасплох. А как хорошо было сидеть на столешнице, обвивая бедра Эрика ногами и уронив голову ему на плечо. Безопасно. Тихо.
        Мой отец - прапорщик, который всеми силами сопротивлялся идее уйти на пенсию - этакий человек-оркестр, который, уже вваливаясь в прихожую, умудряется рассказать десяток новостей про его сослуживцев, про маминых подруг и про саму «мать твою». Останавливается, только когда разувшись и выпрямившись наблюдает за моим плечом Эрика. Вот тут у него врубается режим «отец-терминатор», который взглядом сканирует кавалера дочери критическим взглядом, определяет количество характера, вредных привычек и объем бицепса.
        Удовлетворенное хмыканье свидетельствует о том, что «объект признан приемлемым по совокупным внешним признакам».
        - Это Эрик, - неуклюже улыбаюсь я, - мой Эрик.
        - Это из-за него ты от мужа ушла? - абсолютно без укоризны интересуется папа. - Тогда у меня вопрос - где он шлялся столько времени и почему приперся только сейчас?
        - Я ужасно раскаиваюсь, что так задержался, - с таким искренним сожалением сообщает Эрик и без зазрения совести обнимает меня покрепче. Взгляд у папы на минуту становится острым и практически убийственным. Хватка Эрика, оказавшегося под прицелом глаз моего отца, не ослабевает.
        - Ну, этот хоть с яйцами, - насмешливо комментирует мой отец и протягивает Эрику руку для рукопожатия, - Валерий Петрович.
        Я сама не замечаю, как оказываюсь на кухне сидящей на стуле, пока Эрик деловито кромсает ветчину, которую притащил для меня уже лично папа под девизом «я же знаю, что ты недоедаешь».
        - Вот то-то и оно, что с мясом мужик должен дело иметь, - удовлетворенно басит папа.
        Я закатываю глаза.
        Боже, это мясо…
        Сколько крови он выпил нам с мамой, не подпуская даже к банальной колбасе...
        Эрик не дует в ус. Отчасти и потому, что на его физиономии усов не водилось как явления. Трехдневная щетина - это смертельное оружие, неизбежно воспламеняющее нижнее белье всех невоздержанных дамочек - и меня в том числе - это да. А вот усов - ни-ни!
        - Настюш, ну как ты так живешь, даже кофе кончился, - ворчит папа, заглядывая в пустую банку.
        Как как… Да я, строго говоря, в этой квартире появляюсь, только для того, чтобы дух перевести, и то не так уж много мне дают на это времени…
        - Давай быстренько сгоняй, «Пятерочка» в трех шагах отсюда.
        Ой! Блин, папа, ну что за дичь, ты же не собираешься вести серьезный отцовский разговор с моим, без году неделя, свежим кавалером?
        Собирается…
        По глазам вижу - собеседование для Эрика еще не закончено.
        - Иди, моя змейка, и мороженого прихвати, - обворожительно улыбается Эрик, сам не зная, что кладет свою голову в пасть льву. Или зная? Уж больно у него глаза серьезные.
        - Уверен? - спрашиваю я по-итальянски, чем удостаиваюсь косого взгляда с папиной стороны. - Ты ведь понимаешь…
        - Понимаю, - фыркает Эрик, - нам ведь нужен кофе, моя вишенка.
        Его взгляд становится практически требовательным. Ох, Эрик. Ну вот скажи, и на кой тебе это нужно? Любой другой кавалер десять раз подумал бы, стоит ли ему оставаться наедине с папой своей любовницы. Но Эрик упрямый как козел, переспорить его практически нереально.
        - Какое мороженое ты будешь? Шоколадное? - я сдаюсь.
        - Да, - он дарит мне очередную откровенную свою улыбку, - я обожаю шоколад, ты же знаешь!
        О, да, я знаю…
        После сегодняшнего я знаю об этой пагубной склонности своего Змея удивительно много. Интересно, какая участь будет ждать мороженое?
        Так. Ладно. Я быстро!
        Всего-то и надо набросить на плечи джинсовку, застегнуть на щиколотках ремешки босоножек и метнуться туда-обратно.
        История происходит в лучших традициях «назло». На кассе очередь, банка кофе оказывается с испорченным штрихкодом, светофор перемигивает возмутительно долго. Если бы не действительно сильная насыщенность движения на этой улице, я бы рискнула и рванула бы на красный…
        К подъезду я подхожу торопливым шагом. Надеюсь, Эрик там еще живой? И у него еще все конечности на месте? Кто знает, может, после Назарова папа решил устраивать краш-тест всем моим поклонникам?
        Я настолько загружена собственными мыслями, что не особо смотрю по сторонам, просто пролетаю через дорогу, через двор,сначала врезаюсь в оказавшегося на моем пути мужика, а потом только замечаю его существование.
        - Изви… - мои слова гаснут у меня в горле, как только я поднимаю взгляд.
        - Ну, здравствуй, женушка, - в крокодильем оскале щерит зубы Назаров.
        Иногда они возвращаются, блин!
        Выглядит Дэн паршиво, кстати. Глаза запавшие, под глазами мешки. Судя по запаху - он еще и забухал.
        За папой проследил, не иначе. Черт, вот если бы я не была так глубоко загружена своими мыслями, я бы заметила его машину, припаркованную у соседнего подъезда. Маскировка уровня бог - спрятал за кустом сирени. Край выебистой аэрографии на заднем крыле все равно виднеется.
        - Господи, как ты мне надоел, муженек… - вырывается у меня изо рта едкое.
        Боже, как у него вспыхивают глаза. Я аж отшатываюсь на пару шагов, потому что если серьезно - выглядит это действительно жутковато.
        Жаль только мое отступление совпадает с резким броском Дэна, который вновь сводит расстояние между нами к нулю, а потом резко замахивается…
        Я не успеваю уклониться.
        Хлесткая, сильная пощечина обжигает левую сторону моего лица, ослепляя болью.
        - Ты охренел? - взвизгиваю я, хватаясь за пылающую болью щеку.
        - Ну что, и где твой смазливый макаронник, а? - с издевкой шипит Назаров, хватая меня за запястье. - И почему я сразу не догадался, что шлюха будет прятаться только у шлюхи? К кому еще ты могла сбежать, как не к этой дешевке Михайловской.
        - Для того чтобы думать - нужно иметь мозг, Дэнчик, - я со всего размаху пинаю его подошвой босоножки по пальцам правой ноги, - хотя бы чуточку. А ты свои запасы как исчерпал, так тебе нового и не поставляют.
        Увы. То ли пнула я слабо, то ли кроссовок у Дэна толстенный, то ли сам Назаров от бешенства не заметил удара.
        - Тебе мало, да? - Назаров дергает меня в сторону. - Ничего, сейчас приедем домой, я с тобой разберусь, шалава.
        Он совершенно слетел с катушек.
        - Никуда я с тобой не поеду, - взвизгиваю я отчаянно, дергая головой и пытаясь разыскать кого-то взглядом. Кого-то, кто может мне сейчас помочь. Взгляд цепляется только за подъезд. Никого нет. Даже бабульки какой-нибудь…
        - Да кто у тебя спрашивает, бля? - Дэн просто сгребает меня за волосы и толкает в сторону машины. Я врезаюсь в стальной бок, и из меня вышибает воздух. Боже, ну и почему у меня такой низкий болевой порог?
        - Мой отец тебя уроет, - обещаю я.
        - Не уроет, - приторно тянет Дэн, - если хочешь жить и ходить на двух ногах, скажешь, что мы с тобой разобрались и передумали разводиться.
        Я не успеваю его послать достаточно вдумчиво и далеко.
        - А сам ты жить хочешь, dumma jveln? (*долбоеб (швед.))
        Голос звучит с той стороны, куда я просто не могла развернуть голову - из-за моей спины
        Впрочем, мне не надо даже разворачиваться, чтобы понять, что я спасена.
        Супер-медведь пришел ко мне на помощь...
        53. ЭМИЛЬ И НАСТЯ. СПАСИТЕЛЬ ДЛЯ МЫШКИ
        Эмиль нарочно отводит глаза, когда по ступенькам подъезда звонко стучат каблучки мышкиных босоножек. Он уже научился отличать её от других соседей по одной только легкой поступи и цокоту стальных набоек. Иногда ему казалось, что окажись он с ней в темной комнате, с завязанными глазами - с ней и с десятком других девиц, он нашел бы мышку только по особому ритму её дыхания.
        Безумие.
        А она даже не обращает на него внимания.
        Удивительно ли? Он от неё ушел. Он рычит на нее как дикарь при встрече.
        Какой девочке понравится такое обращение?
        Пальцы с остервенением вгрызаются в стальную перекладину турника. Мышцы вскипают - вообще-то ему как раз пришло время для перерыва между подходами, но ничего лучше сильнейшего напряжения не помогает прочистить мозги.
        Она быстро возвращается обратно - Эмиль не успевает уйти. Снова летит стремительной ласточкой через двор, мыслями где-то не на земле.
        К Змею бежит.
        Чтоб его!
        Эмиль зажимает коленями планку турника, опрокидываясь головой к земле. Кровь должна бы приливать к голове, а приливает к головке. А потом он слышит Настин вскрик.
        Как он кувыркнулся с турника, как пролетел через полдвора, как с изумлением обнаружил Настю в компании какого-то помятого недопырка - Эмиль потом не вспомнит. Адреналин шибает ему в кровь слишком резко, смазывая все это в одну длинную секунду.
        Он приходит в себя только в шаге от ублюдка и в двух - от восстанавливающейся после удара мышки.
        Мышки, держащейся за голову.
        Мышки, губы которой изгибаются в улыбке сквозь боль.
        Мышки, на которую эта мразь подняла руку.
        - А сам ты жить хочешь, долбоеб?
        Эмиль ловит в очередной раз занесенную для удара руку недоумка и с силой заламывает её противнику за спину. Будь на его месте коп - он бы поберег сухожилия заламываемого, у Эмиля такой необходимости не было.
        У ушлепка не остается сил держать Настю - он глухо воет, когда его с размаху приземляют мордой об капот его же тачки.
        - Мужик, отъебись, это моя жена, - жалобно скулит урод, пытаясь вывернуться, - изменяет, тварь, я её учу маленько.
        - А, - губы Эмиля скалятся в жутковатой улыбке, - так ты её муж? Что ж ты сразу не сказал?
        Он освобождает руку из захвата, отпускает противника на волю - тот будто бы даже обнадеженно встряхивается, а потом…
        Чистый кайф - вминать кулак в челюсть этого урода, решившего, что у него есть право причинять боль мышке Эмиля Бруха.
        Мудак летит на асфальт и слабо шевелится, пытаясь встать.
        - Лежать, мразь, - Эмиль наступает противнику на грудь, прижимая его к земле, - так и полежишь, пока ваши полицаи не приедут.
        - Вы-вызвать? - нервно выдыхает Настя, и Эмиль наконец находит в себе силы, чтобы бросить на неё взгляд. Рядом с виском наливается шишка, на скуле медленно наливается чернотой синяк - об машину она крепко ударилась.
        Вот что бывает с мышкой, если выпустишь её из виду.
        Шагнуть бы к ней, обнять, утешить - да нельзя дать уползти этой мерзости.
        - Сначала позвони Змею, - хрипло произносит Эмиль, с силой сжимая и разжимая пылающий и жаждущий продолжения драки кулак, - пусть вынесет тебе лед и поможет мне приглядеть за этой гнидой. И, конечно, вызывай. Или ты хочешь, чтобы эта шваль ушла безнаказанной?
        Она зло кривит губы и качает головой. Вот так, мышка, так и надо!
        Это, конечно, чревато неприятностями и для Эмиля, обвинение может прийти и от пострадавшего от его рук. Но разбираться с Эмилем будут уже на родине, а там ничего кроме штрафа ему не грозит. Ну, может, потом с визой в Россию будут проблемы. Но вряд ли критичные.
        А вот эта тварь пусть за свои побои ответит.
        - Кто ты вообще? - воет прижатый к асфальту ушлепок. - Какого хрена ты лезешь в чужие дела?
        У мышки подрагивают губы. Язвительно подрагивают. Судя по всему, она сейчас вполне способна сдать их связь с Эмилем, да еще и не скрыть, что она была несколько более пикантной, чем это могло бы быть, если бы они просто переспали.
        Эмиль качает подбородком, запрещая для неё такие откровения.
        Сама же потом пожалеет. Врагам такие козыри давать нельзя.
        - Я - твоя смерть, урод, - Эмиль опускает взгляд на поверженного противника, - и вот что я тебе скажу до приезда легавых. Если я тебя еще раз увижу рядом с ней - на свои ноги ты больше не встанешь. Я уже два раза в своей жизни ломал позвоночник. Третьим будешь. Понял?
        Враг мелко трясет головой, как будто с ним случился припадок эпилепсии.
        Змей не обманывает ожиданий - вылетает уже спустя три минуты после звонка. Не один - в компании чем-то неуловимо похожего на Настю мужика.
        - Не стоит, - Эмиль замечает вспыхнувшее в глазах старого друга кровавое пламя, - он и так отправится к копам через больницу. После тебя - маршрут закончится в морге. Никому это не нужно.
        Принять эту мысль Эрику оказывается непросто. Он отходит к Насте, отдает ей принесенное с собой полотенце.
        Глядеть, как пальцы Змея по собственнически касаются её лица, как именно Эрик прижимает мышку к себе, успокаивая - равносильно капающему на голую кожу свинцу. Проплавляет до кости.
        На этом месте мог бы быть Эмиль. Именно он мог невесомо целовать мышку в избежавший удара висок, именно он мог стискивать хрупкую девушку в своих руках, успокаивая, лелея, беря под свою защиту.
        Если бы он от неё не ушел.
        54. ТРОЕ. ВРАЩЕНИЕ РЯДОМ
        - Маме нужно сказать.
        Я отрываю от до сих пылающей щеки полотенце со льдом, как и папа - кошусь в сторону Назарова, которого явившаяся чуть пораньше на Скорой медичка уже привела в сидячее состояние, и теперь его грузят в полицейский бобик. На меня он не смотрит. Пару раз я натыкалась на его взгляд в мою сторону, но Дэнчик тут же зеленел и прятал глаза.
        - Только не сегодня, ладно, пап? - я слабо морщусь и прижимаю лед к коже. Черт, как невовремя. Съемки уже через десять дней, что если режиссер психанет и пошлет меня, ввязавшуюся в драку, далеко и надолго?
        Не хочется терять контракт - за него должны неплохо заплатить.
        Не хочется и подводить Эрика.
        Он как раз отошел, попытаться сдвинуть съемки хоть еще на пару дней - выиграть моей пострадавшей физиономии чуть-чуть времени на зажить.
        - Не тяни с этим, лягушонок, - ворчит папа, а сам снова поглядывает вслед Дэну и кровожадно ухмыляется, - иногда даже в бога верить хочется. Настигла же карма этого мудилу.
        Папа…
        Смеющийся в глазах, суровый - в сведенных над переносицей бровях. А усы-то подрагивают, будто в них прячутся смешинки.
        Двор медленно пустеет. Увозят Назарова «на пятнадцать суток», подробно мне объяснив, куда именно мне надо будет занести взятую от травматолога справку о полученных побоях. Захлопывает свой чемоданчик и медсестра, умудрившаяся даже брызнуть Эмилю на сбитые костяшки спреем-пластырем.
        - Ох-хо, - папа косится на часы и хлопает себя по лбу, - твоя мать меня расстреляет, Настасья, но я хотя бы принесу ей весть, что ты жива. Я умру, но ты запомни меня молодым.
        - Не говори об этом, ладно? - я неловко касаюсь пальцами синяка на скуле. - Я лучше сама. Может, так она меня не будет отговаривать с разводом?
        - Не затягивай, - папа чуть покачивает головой, - и не бойся. Твое решение мама примет. А уж если ты ей привезешь кого-нибудь, кого она может накормить варениками - она тебя вообще быстро простит. Ей сейчас скучно, со сломанной-то ногой.
        Он обнимает меня на прощанье, чмокает в макушку. Наверное, даже в мои сорок лет он будет это делать…
        Я не двигаюсь с места, глядя как папа бодрым шагом выходит в арку из алинкиного двора.
        С ума сойти, как все завернулось.
        Мои плечи обвивают крепкие руки Змея, покрытые бронзовым, таким итальянским загаром, будто он - любимый внебрачный сын солнца, которое никак не может насмотреться на свое чадо.
        - Ну как дела? - я спрашиваю, лелея смутные надежды.
        - Режиссер согласен на смещение съемок на два дня, но требует, чтобы я подготовил тебе дублершу, - Эрик тихонько вздыхает и стискивает меня крепче, - Тебя совершенно нельзя выпускать из дома одну, моя Змейка. Ты умудряешься найти приключений в пятнадцати метрах от дома.
        Я впервые слышу, как он ворчит. Слегка смеясь, но все-таки - ворчит. Так, что ощущается - он за меня переволновался. Да я сама за себя переволновалась.
        Назаров, потерявший всякую связь с реальностью, не мог не заставить волноваться.
        - Тогда не выпускай больше меня одну из дома, всего-то, - фыркаю я, кутаясь в его объятия как в теплый свитер, пытаясь избавиться от озноба, идущего изнутри.
        Эмиль все еще тут.
        Стоит на пару ступеней ниже, десять минут назад принес мне смену льда.
        И смотрит на меня. Будто тянет душу нить за нитью.
        - Хочу домой, - я прикрываю глаза, пытаясь обрезать это странное, болезненное ощущение, - хочу выпить чего-нибудь, забраться под одеяло и целоваться с тобой так, чтобы ничего из этого не вспоминать. Как тебе мой план?
        Эрик молчит несколько секунд, то ли смакуя мое предложение, то ли зачем-то над ним раздумывая.
        - Да, малышка, тебе нужен отдых, - наконец шепчет он, - а мне нужен еще один звонок. Но зачем тебе меня ждать? Иди без меня, Эмиль тебя проводит.
        А?! Нет! Нет-нет-нет!
        - Дружище, - Змей обращается к Эмилю до того, как я успеваю сформулировать возражения, - ты не проводишь мою фею до её квартиры? Не хочу, чтобы она снова оставалась без присмотра. Может, здесь еще один псих, что вздумает на неё наброситься?
        Мы с Эмилем встречаемся глазами.
        Ну откажись. Ну пожалуйста. Ну, чего тебе стоит?! Ты мне уже помог, достаточно!
        - Без проблем, - Эмиль кивает так же бесстрастно, как и говорил со мной в лифте.
        Без проблем. Просто без проблем и все.
        - Я скоро, - шепчет Эрик напоследок, а мне все равно хочется назвать его предателем.
        Хотя на самом деле в наших отношениях предатель именно я. Именно я иду нога в ногу с Эмилем Брухом, и мои мысли крутятся вокруг одних только слишком грязных тем.
        Боже, как же это глупо. Глупо!
        Глупо думать о мужчине, который уже свой выбор сделал.
        Я стараюсь его обогнать. Не видеть даже краем глаза. И не коситься, если хочется…
        Это оказывается сложно…
        Я даже спотыкаюсь на одной из ступенек крыльца, поскольку мои эмоции рвут меня на части. Спотыкаюсь, останавливаюсь, пытаясь привести в порядок внезапно закружившуюся голову. А!
        Внезапная потеря равновесия выбивает меня из колеи еще сильнее. Из - под меня будто выдернули землю, хотя на деле все обстоит наоборот - это меня оторвали от земли. Оторвали, прихватили как маленькую девочку и вот так вот спокойно донесли до стальной двери подъезда.
        - Эмиль, я могу сама дойти! - снова ощущая кувырок сердца в желудке, врезаюсь взглядом в льдистую твердую синь.
        - Введи код, - мрачно требует мой Карлсон, оставляя без ответа все мои возражения. Господи…
        Он не опускает меня на ноги даже в лифте, также стискивая меня в руках - приходится даже обнять одной рукой его шею, чтобы не терять равновесия.
        Господи, как же тяжело к нему прикасаться. Как же хочется прижаться к нему, съежиться в его сильнющих руках в комочек, прижаться к плечу слабым, доверчивым котенком и попросить его не уходить.
        - Спасибо, - произношу я, пытаясь заставить свое сердце биться ровнее, - я так тебя и не поблагодарила. Не знаю, что бы со мной было, если бы не ты.
        - Я был рад тебе помочь, - кратко произносит Эмиль. Будто экономит слова. Неужели он все-таки так меня презирает за ту нашу ночь?
        - Я сама дальше, - выдавливаю я, оказавшись уже у самой своей двери, - ты можешь…
        - Открывай дверь, - тихо проговаривает Эмиль, - если ты окажешься не способна попасть в замочную скважину…
        Да за кого он меня принимает? За полуобморочную клушу?
        Я раздраженно втыкаю ключ в замочную скважину, проворачиваю его два раза.
        Черт, где там Эрик, он же обещал быть скоро, а кажется - уже маленькая вечность прошла. Вечность, за которую я успела умереть минимум четыре раза.
        - Видишь? - встав на пороге, я оборачиваюсь к Эмилю. - Со мной все в порядке. Я дома. Ты можешь…
        Я снова не успеваю закончить эту ненавистную мне фразу «ты можешь идти домой». Тяжелая, темная мужская фигура вдруг оказывается слишком близко ко мне. Так, что перехватывает дыхание. Жесткие пальцы вздергивают мое лицо за подбородок. Требовательные губы накрывают мой рот.
        Боже...
        55. ТРОЕ. СНОВА ВМЕСТЕ
        Эмиль...
        Раскаленный, как ураган, мощный, неостановимый, как таран. Просто нереально понять, как именно он сдерживался все это время, потому что очевидно - сейчас из него рвется то, что копилось не один день.
        Он впивается в мои губы, и мою крышу срывает одним резким движением, так, что ошметки её потом долго будут собирать по окрестностям.
        Так нельзя!
        Я же, черт возьми, встречаюсь с его другом!
        Голова не просто кружится, она будто пустилась в пьяный вальс, оторвавшись от моего тела! Я не чувствую той боли, что должна бы - я чувствую только, что если позволю себе оторваться от губ Эмиля Бруха хоть на секунду - сойду с ума, прожарюсь изнутри, сгорю до угольно - черной пыли, и все.
        Вместо возражений - тихий стон, который Эмиль гасит ртом, еще голоднее вгрызаясь в мои губы.
        Вместо сопротивления - мои пальцы, впивающиеся в его короткие волосы на затылке. Мои ноги, обвивающиеся вокруг его бедер. Будто я готова с ним уже сейчас…
        Он меня подловил. Заставил открыть дверь в дом, чтобы сгрести сейчас меня в охапку, быстро-быстро дотащить до спальни и уже тут прижать к первой попавшейся стене, позволив двери захлопнуться самостоятельно.
        Он пропах солью и адреналином, будто сам океан, решивший взять меня немедленно - и я не шучу, из джинс уже рвется в бой личное чудовище Эмиля Бруха. Я ощущаю его животом, и внутри меня уже скручивается раскаленный шар запретной, сносящей крышу похоти.
        Как же мне хочется… Ощутить его! В себе!
        В замке так громко проворачиваются ключи, что мы оба вздрагиваем - и я, и Эмиль. Мы разлепляемся и смотрим друг на друга. В его глазах - только дикий голод, в моих - паника.
        Эрик…
        Только ему я давала ключи от своей квартиры.
        Боже…
        Нет, я не могу так с ним поступать. Хоть он и говорит, что не ревнует меня к Эмилю, я же вижу, что это не так. Ревнует. Только плещется это на самом его дне. И как я могу поступать с ним таким образом?
        Я делаю неуверенный рывок, пытаясь вывернуться из хватки Эмиля. Он стискивает меня так, что есть ощущение - еще чуть-чуть, и уже даже его джинсы не помешают тому, чтобы Эмиль насадил меня на свой член.
        Эти несколько секунд, пока Эрик открывает дверь и проходит в спальню - пытка. Я боюсь. Люто боюсь. Эмиль же только стискивает меня в своих руках, будто я сокровище, которое он никому не отдаст, разве что расстанется с жизнью.
        И вот он, момент истины - когда Эрик встает на пороге моей спальни, с непроницаемым лицом, глядя на меня. Растрепанную. Возбужденную. В объятиях его лучшего друга.
        Боже, меньше всего я хотела обходиться с ним вот так…
        - Так и знал, что начнете без меня, - вздыхает Змей укоризненно, - дружище, подвинься, выдели мне местечко.
        Боже… Боже, боже, боже…
        Этого просто не может быть!
        Находиться в четырех руках сразу…
        Грязная фантазия. Безумное наслаждение - если эти четыре руки - именно те, что обвивают меня сейчас. Сильные, теплые, такие уже родные руки Эрика. Мощные, заботливые, но такие грозные - Эмиля.
        Умереть бы прямо сейчас… До того, как реальность снова постучит в мои двери.
        Сегодня быстро, стремительно, без всяких прелюдий. Впрочем, мне и не надо, я сама уже как дикая голодная кошка трусь попкой о пах Эрика, торчащими сосками - о жесткую грудь Эмиля.
        И пусть это непристойно, стыдно, грязно. Пусть я не осмелюсь сказать об этом никому, ни одной живой душе. Даже та мысль, что сейчас бьется внутри моей головы - она там и останется, мне не хватит сил её озвучить.
        Возьмите меня, мальчики, возьмите оба сразу, как тогда. Я уже и не надеялась это повторить. Я этого хочу!
        Они меня раздевают. Точнее - просто рвут одежду на мне в клочья, в лоскутки, под звонкий громкий треск, стремясь быстрее добраться до моего тела.
        У них получается.
        Платье, бюстик, трусики… У последних вообще не было шансов устоять перед нетерпением моих мальчиков.
        Я просто осознаю себя обнаженной, абсолютно, без единой нитки одежды - в одних только босоножках зажата между ними. Эмиль торопливо стягивает с себя темную футболку. Мои пальцы так и тянутся вперед к его роскошному телу. А губы к губам - целуй меня снова, целуй, как ты умеешь, мой медведь, так, будто пытаешься своим языком меня завоевать, так чтобы снова кружилась голова и останки мыслей разлетались стеклянной пылью.
        Четыре руки переплетаются на мне снова. Мнут ягодицы с силой голодного медведя. Жадными лозами ласкают грудь, сладко поддразнивая соски быстрыми и краткими прикосновениями.
        У меня же только одна задача - не сгореть под их напором.
        Без шансов.
        Мне достаются не только их руки.
        Жаркий рот Эмиля обрушивается на правый мой сосок. Вкрадчивый язык Эрика проходится по моей спине. Будто я превратилась в мороженое, и их задача - сцеловать, скусать, слизать с меня весь шоколадный слой до того, как я останусь липким сладким налетом на их пальцах.
        Эмиль падает на колени, заставляя меня поднять левую ногу - его пальцы быстро расправляются с застежкой босоножек, а губы в это время жалят чувствительную кожу бедра. Горячо...
        Одна рука Эрика сжимается на моей груди, пальцы второй ложатся на мои губы, заставляя меня разомкнуть их. Губы раз за разом впиваются в кожу моей шеи, закусывая её и поддразнивая меня еще сильнее. Змей… Мой терпкий, коварный Змей, чьему соблазну так сложно устоять. Яд которого уже давно шумит в моей крови, лишая последних шансов на сопротивление.
        Я нахожу пальцами резинку на его затылке и тяну её вверх, высвобождая дикий ворох его волнистых волос. Боже, как я обожаю в них зарываться.
        Эмиль забрасывает мою босую ногу к себе на плечо, быстро разувает и вторую. А потом…
        Я остаюсь на весу, удерживаемая только руками Эрика и плечами моего медведя. Ладони Эмиля подхватывают меня под пятую точку и с силой двигают к его лицу. Встреча его языка и моего клитора подобна столкновению двух комет. В моей голове будто что-то взрывается, заставляя выгнуться и целиком раствориться, позволив управлять моим телом только этим двум невозможным мужчинам.
        Они не говорят ничего. Ни единого слова. Все звуки в комнате составляют лишь жадное порыкивание двух голодных зверей, делящих пополам одну добычу.
        Кому достанется больше?
        Больше меня.
        56. ТРОЕ. И ВЕСЬ МИР ПОДОЖДЁТ
        Весь мой мир превратился в одни только ощущения. Жадные пальцы Змея толкаются в мой рот - такие сладкие, такие вожделенные. Я ловлю их языком, пытаюсь удержать губами. Я тоже хочу ему что-то давать.
        Сложно.
        Сложно, когда безжалостный, жестокий язык Эмиля будто нашел точку, от ударов по которой по моему телу волной растекалось удовольствие. И бьет в нее, раз за разом, раз за разом, разжигая во мне все больший огонь.
        Сладко толкает мой клитор самым кончиком языка. Всасывает его в теплый плен своих мягких губ. Чуть прикусывает, не давая мне уж слишком плавиться. Дразнит!
        Куда больше?
        Куда еще больше?
        У меня и так перед глазами плывут кровавые круги! Я уже кусаю Эрика за пальцы от нетерпения.
        - Она готова, - отрывисто роняет Змей, и этого оказывается достаточно. Вероломное предательство - язык Эмиля покидает свое местоположение, снова заставляя меня лишь сильнее ощутить пустоту внутри. Пустоту, которую просто необходимо заполнить.
        Я не успеваю опомниться - просто оказываюсь на четвереньках на кровати, впиваясь пальцами в сбитое покрывало. Ну и? Кого мне сегодня дадут пробовать первым?
        Господи, какие грязные мысли…
        Какой кайф они доставляют. Эти двое - они делают со мной что-то невозможное, с ними хочется быть развратной, грязной, откровенной, бесстыдной… Одержимой только ими!
        Я никогда не чувствовала ничего подобного.
        Я никогда не задыхалась от желания ощутить в своем рту крепкий мужской член - причем только один из двух доступных мне вариантов. Никаких других не нужно. Или Эрик, или Эмиль.
        Итак, все-таки? Кто?
        Они не торопятся открывать мне глаза, а вот заполнить пустоту внутри меня - это да, с этим мои мальчики не медлят. Только не членом - ни одним из двух, а вот пальцами…
        По два пальца с каждой бесстыжей морды, четыре пальца оказываются внутри меня одновременно. Господи… Еще чуть-чуть, и моя смазка потечет по моим бедрам.
        Сначала они толкаются в меня в едином ритме, а потом начинается рассинхрон, и от цветных кругов в моих глазах я перестаю видеть хоть что-то. Господи, ну когда? Когда!
        Я не хочу аперитив, дайте мне, пожалуйста, основное блюдо сразу!
        Они дают.
        Тогда, когда я уже практически отчаиваюсь, когда готова сорваться на унизительную мольбу - за моей спиной начинается возня, а после - жесткие ладони сжимаются на моих ягодицах и меня натягивают на член, одним только резким движением. Заполняя до самого горлышка.
        - Эмиль… - срывается у меня с губ хриплым шепотом. Ошибиться просто невозможно. И дело даже не в размерах, они оба слишком хороши в этом параметре, но…
        Нет, это сложно объяснить. Но я точно отличу их друг от друга вот так...
        - Угадала, змейка, - весело откликается Эрик и падает рядом со мной, - найдешь для меня местечко?
        - Для тебя всегда, - не знаю, как у меня находятся силы для такой длинной фразы. Член Эмиля покидает меня, позволяя мне чуть сдвинуться, и оседлать бедра Эрика.
        - Всегда? - Эрик ухмыляется, опуская ладони на мои бедра. - Нужно поймать тебя на слове.
        Он проскальзывает внутрь меня, тоже заполняя меня под завязку, снова заставляя меня задохнуться. До искр. Каждое движение на одном из двух членов - будто высекает из меня очередной сноп искр. Тем более, что мне и дают-то всего пару секунд, а потом - снова опустошают меня, заставляя раздосадованно закусить губу. На секунду…
        Они толкаются в мое лоно по очереди - то один, то второй, как-то умудряясь двигаться без пауз, не давая мне даже права на передышку.
        Это было неизбежно - этот оргазм. Я ощущала его приближение заранее. Я буквально сражалась с собственным телом, ощущая что вот это - выжмет меня досуха, лишит запаса сил.
        Слишком долго я хотела оказаться с ними обоими снова, слишком взрывным оказывается этот раз…
        Нет, без шансов…
        Я не могу этому сопротивляться. Особенно когда мальчики увеличивают темп, сводя и без того короткие промежутки между проникновениями к нулю.
        Эрик, Эмиль, снова Эрик, снова Эмиль…
        Вот теперь я точно доорусь до соседей с двенадцатого этажа!
        А Эмиль бессовестно требует от меня быть громче!
        Когда меня скручивает горячая судорога кайфа - я впиваюсь зубами в плечо Эрика. Эмиль рычит сквозь зубы, выдергивая из меня член и кончая мне на бедро.
        Вовремя…
        Внутри меня будто что-то лопается. И пока под плотно сомкнутыми веками на меня летят звезды космических цветов - я чувствую, как по моим подрагивающим ногам бегут мелкие капли.
        Так вот ты какой - струйный оргазм.
        Очень приятно познакомиться...
        57. ТРОЕ. ДРУГ VS ДРУГ
        - Я такой вкусный, что ты хочешь отгрызть от меня кусочек?
        Эрик едва касается губами нежного ушка. Настя чуть вздрагивает и разжимает зубы. Поздновато, конечно, на том месте наверняка останется кровоподтек, но это - даже ценнее, чем трусики, взятые как трофей. Любое выражение её страсти он фиксирует на внутренней доске еще одной вертикальной черточкой, чтобы ни одно не пропало в его памяти.
        Эмиль шумно дышит где-то за спиной их малышки, судя по всему, и он на второй заход сейчас будет не готов.
        - Эй, давай-ка… - Эрик осторожно переплетает пальцы на талии девушки и заставляет её сползти на покрывало. Тут есть свои подводные камни - она задевает бедром его твердую, далекую от разрядки плоть. Округляет глаза.
        - Эрик…
        Пальцы так и льнут к её лицу. Ласкал бы и ласкал эти мягкие нежные губы, распаляя в груди этой сладкой девочки огонь.
        Только сейчас она устала. Он видит это - слишком хорошо изучил её за это время. Сильнейший оргазм опустошил её до дна, ей нужен отдых, а не «продолжение банкета».
        - Не парься, моя вишенка, - Змей ухмыляется и чуть округляет глаза, - кто тебе сказал, что самое главное в сексе - мужской оргазм? Я переживу.
        Всего-то и надо - дойти до душа. Сбросить напряжение проще простого. Просто не хочется делать это при всех.
        - Нет, - Настя впивается пальцами в его предплечье, - я так не хочу. Ты тоже должен…
        Должен. Это так смешно, на самом деле. Но смотреть в эти бездонные, обеспокоенные глаза, знать, что она будет тревожиться из-за этого…
        - Поможешь мне? - Эрик находит её ладонь, притягивает к собственному паху. Возбуждение, чуть схлынувшее после её оргазма, снова накатывает голодной волной, стоит только тонким нежным пальцам коснуться вздыбленной плоти.
        Что ж ты такая сладкая, девочка?
        Ему не нужно много сейчас - только накрыть эти вожделенные губки своим ртом, толкнуться членом в теплую ладошку, представить, что его она хочет не меньше, чем Эмиля…
        Это ведь заметно - такой сильный перекос в сторону шведа.
        Да и что греха таить, с Эриком Настя никогда не кончала так же сильно…
        Нет. Это отравляет. Об этом думать нельзя.
        Он ставил себе за цель - не завидовать Эмилю в этом вопросе. Она согласилась на отношения. Она была у Эрика каждый день, когда ему хотелось, и столько, сколько ему хотелось. Какая разница, что все это время он не был и на полшага близок к тому, чтобы заполучить место её фаворита?
        Сейчас она у него есть.
        Думает о нем.
        Хочет его удовольствия.
        Слыдко хнычет в его губы, умоляя о снисхождении.
        Он кончает через силу, почти болезненно, пачкая семенем сладкую ладошку. Дает себе десять секунд справиться с наваливающейся усталостью, потом заставляет себя подняться.
        - Я принесу тебе полотенце, - шепчет Змей в приоткрывшиеся мягкие губы и удаляется в ванную, оставляя Эмиля с Настей наедине.
        Черт его знает, о чем им надо пошептаться…
        Когда он возвращается - Эмиль уже растянулся рядом с Настей и неотрывно на неё таращится.
        В какие-то моменты Эрик ощущал себя конченным ублюдком, потому что о своих подозрениях, давно переросших в уверенность, он другу не сказал.
        Он просто знает, чем это закончится.
        Сейчас у Эмиля есть хоть какой-то отвлекающий фактор.
        А если он узнает, что его та самая, его Лиса, та, на которую он и сейчас слишком однозначно реагирует, с трудом справляясь с похотью - это Настя…
        Один только вопрос - сколько времени рядом с ней сможет еще продержаться Змей?
        Нет уж, пусть Эмиль догоняет самостоятельно. Сколько еще он может игнорировать очевидное?
        Хорошо бы как можно дольше…
        Настя вытирает испачканную ладошку принесенным мокрым полотенцем, тягучие капли с её бедра стирает уже сам Эрик. Полотенце летит на пол - все равно ему завтра только в стирку, а сам Змей растягивается за спиной девушки, притягивая её к себе и пропуская свою руку под шею Насти. Змей видит темнеющий взгляд Эмиля, но сейчас ему плевать. Это не его девушка, между прочим. Да и вообще гребаный гризли мог бы и спасибо сказать, что ему дали этот шанс и эту ночь.
        По всей видимости, до Эмиля это доходит. Он расслабляет лицо и только ближе придвигается к Насте, опуская ладонь на её щеку.
        Дать бы ему по морде за эти собственнические взгляды на девочку Змея, вот только разве это поможет?
        Эрик пробегается пальцами по мягкому боку девушки. Это помешательство не знает конца, не ведает просветлений. Может быть, когда-нибудь он и сможет познать исцеление, а сейчас - он сходил с ума от неё. Только рядом с ней он ощущал себя живым. И душу был готов отдать, лишь бы рядом с ней оставаться.
        Настя вскидывается, стоит только Эмилю чуточку шевельнуться. А еще пять секунд назад почти спала у Эрика на плече. Черт!
        - Опять уходишь? - от боли в её голосе можно истечь кровью.
        - Я покурить, мышка, - успокаивает Настю Эмиль, - две сигареты, и я вернусь. Поверь. Я ведь тебя не обманываю. Никогда!
        Она укладывается обратно и зябко ежится, и Эрик сильнее натягивает на её голое плечо одеяло. Вот почему? Почему у него не получится заменить Эмиля? Почему они никогда не будут в её глазах равноценны?
        Лишь в подтверждение этого факта - она не подскакивает так, когда поднимается уже Эрик. Даже не вздрагивает. Продолжает спать. Даже когда он вытягивает из-под её щеки свою руку.
        Все равно Змей её никому не отдаст. Пока сможет её удержать - будет держать.
        - Ты не торопишься, - шепотом замечает Эрик, подтягивая джинсы и плотно закрывая за собой балконную дверь - в пальцах Эмиля остается так и незажженная сигарета.
        - Я жду тебя, - тихо откликается Эмиль, щелкая крышкой зажигалки, - не хочу её обманывать, а ты - не вышел бы, пока она не заснула.
        Счет по знанию друг друга - один-один. Хотя откуда этот гризли может что-то знать? Ведь пока они знакомы - никого ценнее Насти у Змея не было.
        - Ты на неё дохнуть боишься, - невозмутимо поясняет швед, глубоко затягиваясь, в ответ на неозвученный, так и оставшийся в остром взгляде Эрика вопрос, - я бы тоже её не оставил, но поговорить нам нужно.
        - Хочешь сказать мне спасибо? - Эрик приподнимает бровь. - Только не парься, дружище, это не из-за тебя. Это она по тебе скучала. А я люблю баловать свою девушку.
        Он буквально давит на эти слова, замечая, как тень неудовольствия проскальзывает по лицу Эмиля.
        Да, это не разделить бабу напополам, а потом двинуть дальше, позабыв её имя уже в конце грядущей недели.
        Этой девочкой они оказываются вынуждены делиться друг с другом.
        Эмиль - потому что сам лох и упустил все возможности с ней.
        Эрик…
        Он и вправду хотел побаловать Настю. Она так очевидно тосковала по этому белобрысому паршивцу… И как же сладостно было видеть её такой возбужденной, такой ненасытной, такой удовлетворенной… Плевать, что ради этого пришлось ей поделиться. Ведь Змей все равно был с ней этой ночью.
        Пока еще был.
        - Ну и как твои розыски?
        Как-то нужно понять, есть ли у него еще время.
        - Осталось восемь, - Эмиль с раздражением сминает окурок в пальцах, - господи, я сам уже не понимаю, зачем трачу время на эту херь.
        - Ты ведь хотел найти ту девочку. Она ведь въелась тебе в мозги и кой-куда пониже, - Змей язвит - больше ничего ему не остается.
        - Все это… - Брух кривится и косится в сторону балконной двери, - просрочено. Я уже не верю, что она сможет вызвать у меня те же ощущения, что и тогда. Наверное, дело было в той дряни, что Фрида намешала в вино.
        Боже, как же сложно не расхохотаться.
        Дело исключительно в твоих мозгах, дружище.
        ОНА уже смогла вызвать у тебя все те же чувства! Просто ты никак не можешь открыть глаза, на счастье Змея!
        - Мне кажется, я уже её видел, просто не узнал, - хрипло роняет Эмиль.
        А вот это опасно! Нет, этот придурок просто не мог догадаться. Он о другом.
        - Кажется, мне надо прекратить цепляться за прошлое, - задумчиво подтверждает мысли Эрика Эмиль, - тем более, что сейчас мне есть кому срывать крышу.
        Твою же мать!
        - И все же список не закончен, - медленно произносит Эрик - ему приходится приложить усилия, чтоб не выдать ледяной страх, скрутивший его нутро, - неужто ты оставишь это дело незакрытым?
        Они знают друг друга давно, знают мельчайшие загоны, дурные привычки, фобии.
        И кое с чем Эмиль Брух не справился - со своей патологической нелюбовью «бросать достижение цели на полпути».
        Эмиль молчит, явно сражаясь с внутренними демонами, затем стискивает зубы и встряхивает головой.
        - Три дня, - наконец роняет он, - я закончу это дерьмо за три дня, лишь для того, чтобы убедиться - Лисы там нет, а если и есть - она меня больше не волнует.
        - А потом?
        Не будь между ними долгой дружбы - Змей сейчас бы проломил этому ублюдку голову, потому что он понимает, как будет звучать ответ.
        Не будь между ними этой самой дружбы, Эмиль бы этот ответ и не дал.
        - Я думал, у меня с ней нет ни малейшего шанса, - медленно проговаривает швед, не глядя Эрику в глаза, - я ведь ушел тогда, наговорив ей при этом того, что должно было удержать её на расстоянии от меня. Но сегодня...
        Сегодня Эмиль понял, что у него не все потеряно.
        И как же ты это допустил, Змей?
        А разве была возможность поступить иначе?
        - Она - моя, - цедит Эрик сквозь зубы.
        - Меня это не устраивает, - прямо проговаривает Эмиль, - я съезжаю без неё с катушек. Я попытаюсь её вернуть. А там… Пусть сама решает, кого из нас ей выбрать.
        Дьявол!
        От досады хочется перекусить пополам что-то крепкое! Дай сейчас Змею стальной прут - он перекусит и его. Эрик ведь прекрасно знает, кого Настя выберет.
        58. ЭРИК. СОЮЗНИК ЛИШНИМ НЕ БЫВАЕТ
        - Вернешься к ней?
        Ярость выстужает изнутри, делает мир таким простым и прозрачным.
        Стоит ли пускать в свою жизнь хоть каких друзей, если даже самый верный, старый, проверенный человек, гребаный брат по духу, может вонзить тебе нож под лопатку?
        На Эмиля Эрик не смотрит - имеет право. Бывший друг медлит с ответом. Он прост как фатиновая балетная пачка, прост и предсказуем. Брух - хороший парень. Он и вправду не любит лгать, нарушать слово, подводить друзей… Но в критичных случаях он способен на что угодно.
        - Если ты позволишь, - наконец хрипло выдает Эмиль, - сейчас я здесь только благодаря тебе. Ты это разрешил. И я еще не закрыл свои дела.
        Надо же. Он все-таки помнит, кто буквально вложил ему Настю в руки этим вечером. Подарил!
        Эрик равнодушно дергает плечом. Он ведь не лгал своей Змейке - все было именно так, как он и говорил. Пока рядом с ней и Эмилем было место для него - он не ревновал.
        Но и прекрасно понимал, что так будет не всегда. Такова была его реальность. Это он всеми правдами и неправдами выбивал себе место рядом с Настей, с его безумным вожделением, чертовой музой, дарившей ему столько энергии и вдохновения - что было страшно её терять.
        А она...
        - Ну так что? - Эмиль все еще ждет четкого ответа. - Ты разрешишь мне сдержать слово?
        - Иди, - устало роняет Эрик, глядя как неровно горит лампочка в окне высотки напротив. Куда угодно, но не в глаза тому, кто хочет забрать у него Настю. - Я приду позже, мне нужно подышать.
        Подышать.
        Подумать.
        Набраться сил.
        Спартак тоже знал, что его борьба обречена. Что римские легионы слишком многочисленны, и его пострадавшему, отступающему войску не суждено добраться до любимых жен и родных земель.
        И все же они бились. Зная о поражении, бились, унося с собой жизни врагов, пока последняя капля крови не покинула их жилы.
        Щедрость Змея не была оценена по достоинству. Предателей щадить не стоит.
        Эрик возвращается в комнату только спустя час - специально выждал столько времени, чтобы «друг» все-таки уснул. Картинка в постели - идилличная до тошноты. Настя, клубочком свернувшаяся в тени гребаного спящего гризли. Сам Эмиль дрыхнет, только что не храпит, по-хозяйски возложив лапу на свою вожделенную мышку.
        Пусть.
        Пусть порадуется тому, что далось легко.
        В последний раз все-таки.
        Спортивные шорты Эмиля находятся сбоку на кресле, он снял их перед тем как забраться к Насте под одеяло. А под ними…
        Эрик прекрасно помнил, как Эмиль бросил через полкомнаты ключи из кармана, чтобы не дай бог в пылу их бойни, когда неохота было тратить время на раздевание, не причинить боли их девочке забытой в кармане приблудой.
        Ключи звякают, когда Эрик сгребает их в ладонь - сам Змей замирает, косится в сторону кровати. Брух только напрягся и прижал Настю к себе покрепче. Глаз не открыл. Чудно!
        Эрик действует на чистом наитии, быстро обуваясь и взлетая на этаж выше. И проходясь по истинно холостяцкой берлоге Эмиля, Змей сам не знает, что именно он ищет.
        Конкретных идей нет, есть только несколько часов на подумать. Что-то нужно сделать, чтобы отвлечь Эмиля от Насти.
        Злополучный список находится быстро - неожиданно, прибитым к мишени-дартс на двери спальни. Лист простой, некогда белой бумаги, сейчас затертый, исчирканный, да еще и распятый шестью дротиками…
        Строчек в нем и вправду осталось мало.
        Частный детектив Эмиля смог достать ему только номера телефонов и паспортные имена-фамилия. Как же так все - таки вышло, что нужной фамилии там не нашлось.
        Эрик пробегается по списку, разбирая и уже зачеркнутые фамилии. Михайловская А. - проверено, рядом записано длинное русское ругательство - по всей видимости, здесь Эмиля послали, и он восхитился далью направления.
        Знакомая фамилия. Уж не Настина ли это подружка, хозяйка квартиры, в которой сейчас и живет Змейка?
        Что-то смутно брезжит на горизонте памяти. Таксист, которого они допрашивали, говорил, что девушек было две. Забавно. И все же - нет ни Анастасии Назаровой - хотя тогда она не была замужем ведь, и Варлей тоже нет… Змей мог поверить, что Настя выступала под псевдонимом. Куда же она все-таки подевалась?
        Змей раз за разом пробегается по списку - то ли нечем занять глаза, то ли что-то его цепляет. Раз за разом. Прочтение за прочтением…
        Так, стоп…
        Эрик буквально заставляет себя читать медленно, ожидая внутреннего отклика.
        Нестерова, Иванова, Медведева..
        Ну точно. Медведева В. - вот за что цепляется взгляд. И за очень знакомый номер телефона тоже. Да быть того не может. Таких совпадений просто не бывает. И все-таки…
        Номер определяется.
        Дочка режиссера, одна из основных тацовщиц в группе, которой сейчас ставил номер Эрик. Та самая, которую он уже умудрился затащить в постель в неурочный час…
        Она вела себя адекватно, когда он не стал продолжать отношений, на Настю в репетиционном зале и на съемочной площадке посматривала слегка ревниво - но в целом адекватно. Скорее, восхищенно - потому что уровень Насти оспорить было сложно.
        Гудок. Гудок. Гудок...
        - Ты что, с дуба рухнул? - сонно рычит Лера-мать-ее-Валерия, поднимая трубку. - Если ты не хочешь мне сказать, что ты проснулся с моим именем на устах и готов на мне жениться и заделать мне троих детей, то не пойти бы тебе к черту, Лусито? Я и так помню, что репетиция у нас завтра в одиннадцать.
        А ведь она умеет танцевать. Сносно умеет. Не деревянная. Не годится на главную роль - да, но очень-очень неплоха...
        - Лера, - Эрик выжимает из себя максимум обаяния, чтобы тон вышел действительно проникновенным, - скажи мне, ты летала в Берлин пять лет назад?
        - Три часа ночи! - взрывается девушка. - Это из ряда вон…
        - Это важно, - Змей позволяет себе звучать отчаянно, - просто дело жизни и смерти. Я буду тебе очень обязан, если ты ответишь.
        Девушка с той стороны трубки затихает - как надеется Эрик, не для того, чтобы придумать посыл подлиннее.
        - Да, я летала тогда в Берлин, - раздраженно роняет Лера, - там проводились танцевальные мастер-классы в рамках европейского чемпионата. Мне это было интересно.
        - Чудесно, - Эрику даже не приходится играть - он испытывает настоящий восторг от этого факта, - слушай, а могу я попросить тебя о помощи?
        - Варлей свою проси, - сварливо огрызается Лера, напоминая, что ничто не забыто. Ну, эй. И кто тут втирал про свободные взгляды современных девушек? Что, после первого секса нужно сразу к алтарю?
        - Увы, она мне помочь не сможет, - драматично вздыхает Змей. - Мне нужно разыграть одного нашего общего с ней друга, а её голос он легко узнает. Да и спалится она… Тут нужна настоящая актриса, которая будет верно следовать роли…
        Лести много не бывает. Особенно в адрес девушки, которая действительно на это ведется.
        Лера ломается еще пару минут, набивая себе цену, но Эрик чувствует интерес - если бы она не была заинтригована и польщена - она бы уже бросила трубку и отправилась досыпать.
        - Что надо делать? - наконец не удерживается Лера, даже не скрывая собственного интереса.
        Через десять минут объяснений и переговоров Змей вешает трубку. Улыбка на его губах - глубоко удовлетворенная. Он обошелся малой платой - он подтянет Леру и поставит её в дублеры Насти. Но при этом Брух будет на некоторое время нейтрализован. Чтобы он ни говорил, но получив «Лису», он вряд ли откажется от неё быстро. Пару дней еще потопчется, повстречается с ней, будет прислушиваться к себе, прежде чем примет окончательное решение.
        Хорошо.
        И уж это время Змей использует сполна.
        59. НАСТЯ И ЭРИК. СНОВА ВДВОЕМ
        Просыпаться оказывается сложно. Вспоминать, что было вчера, - просто невыносимо.
        Боже, боже, боже, я снова это допустила. Снова растворилась в этом, позволила себе не думать о последствиях. А нужно было!
        Эрик…
        Даже не представляю, насколько нужно было быть великодушным, чтобы согласиться на то, на что он пошел…
        Я очень остро ощущаю, что за моей спиной его нет. И это на самом деле заставляет ужас шевелиться в моей груди. Может, он ушел - просто взял и ушел, потому что понял, что я никак не могу ощутить необходимых рамок? Секс - он ведь ни к чему не обязывает, а такой своеобразный - даже наоборот…
        Может послужить причиной, чтобы оттолкнуть.
        Если бы я могла - я бы сжала паникующее сердце в кулак. Просто чтобы оно не билось так шумно.
        Мне не нужно открывать глаза, чтобы понять, что сплю я, уткнувшись лбом в плечо Эмиля. И он спит. Прижимая меня к себе, опаляя голое плечо своим теплым дыханием.
        Я практически еле ползу, чтобы не разбудить его ненароком, и все же… Уже почти в самом конце кровати матрас предательски поскрипывает, и тут же снова вздрагивает, когда Эмиль рывком садится.
        Секунд пять мы смотрим друг на друга, потом мое самообладание заканчивается, и я резко хватаю сбитое на край кровати покрывало, чтобы набросить его на плечи.
        - Мышка… - Эмиль коротко фыркает, - ты снова прячешься? От меня?
        Подтекст «я там все уже видел» ему проговаривать не приходится. И дураку понятно.
        - Я встречаюсь не с тобой, - говорю тоном не терпящим возражений, - значит, не тебе и пялиться.
        Да, я согласна, поздновато включать принципы, но лучше поздно чем никогда.
        Я торопливо одеваюсь в первое, что находит моя рука в шкафу, не позволяя покрывалу свалиться с моей спины. Тут уж не до трепета, какие трусы выбрать поэротичнее, сойдут и простенькие, спортивные, в которых я выбегаю на пробежку.
        Честно говоря, уж очень сильно одеться я не успеваю…
        Эмиль поднимается с кровати - от его шагов за моей спиной я испытываю приступ паники, как загнанная в угол зайчиха.
        Он сдергивает с моих плеч злополучное покрывало, когда я едва-едва успеваю застегнуть на груди спортивный лиф.
        Твою мать. Он еще и голый!
        Прикосновение кожи к коже сродни соприкосновению с электрическим скатом. Парализующе, отравляюще, снова до шума в голове.
        Как же хорошо в его руках…
        Как будто прибой меня смывает.
        - Как же я по тебе скучал, - горячий шепот Эмиля заставляет меня дрожать, - именно по тебе, моя мышка.
        Выталкивать себя из этой расслабленной неги сложно. Но нужно!
        - Ты что, пытаешься перед свадьбой «нагуляться»? - выворачиваюсь из его хватки, сгребаю первую попавшуюся мне под руку футболку - висящую на дверце шкафа, натягиваю её на себя.
        С головой окунаюсь в теплое облако искристого сандала, перемешивающегося с крепкими нотками шипра. Ох, Эрик… Когда уже ты научишься не метить мою территорию своими шмотками? Хотя… Черт с тобой, продолжай.
        Если твоя футболка тут - возможно, и ты не ушел, да?
        На мой новый имидж Эмиль смотрит недовольно. Я же кошусь на себя в зеркало и вздыхаю. Губы искусаны, шея в засосах... По - моему, у меня на лбу написано - развратница, бесстыдница и извращенка.
        Не так уж и был не прав Назаров, называя меня шлюхой.
        Сплю с двумя мужиками, один из которых, мать его, собирается жениться. Пора брать у Людмилы мастерклассы стервозности, мне явно в её кружок…
        - Давай проясним здесь и сейчас, Эмиль, ты ведь мне сказал, что у тебя есть невеста, ты собираешься жениться. Ты с ней разорвал отношения?
        Я не требую - я проясняю. Мне это жизненно необходимо просто.
        Эмиль покачивает головой.
        Я развожу руками. Говорить тут не о чем, обсуждать тоже.
        - Третьего раза не будет, - роняю перед тем, как выйти из комнаты, - ты для меня - чужой мужчина. Я слишком хорошо знаю, каково это, когда тебе изменяют. И оглядываясь назад, я бы сразу предпочла знать правду и не терять время. И с тобой тоже.
        Я вижу краем глаза, как сжимаются его кулаки. Но делать мне нечего - я и так сегодня свое самоуважение из-под плинтуса не выковыряю.
        Эрик находится на кухне.
        Находится! Боже. Я даже замираю в дверях, пытаясь в это поверить.
        Он медитативно разворачивает лицо от моего компа и дарит мне одну из своих фирменных пакостных улыбочек.
        - С новым днем для разврата тебя, моя фея.
        - Ты что, совсем не спал? - я подозрительно вглядываюсь в его физиономию и отмечаю и круги под глазами, и легкую усталость во взгляде, - Эрик…
        - Мне сестра написала, - работая на опережение, фыркает Змей, ловит меня за запястье и тянет к себе на колени, - причем еще позавчера, а я совсем в тебе заблудился и прочитал только сегодня ночью. Бьянка требует, чтобы я стал крестным отцом её Винченцо, у неё, мол, свободные братья кончились, я последний. Полетишь со мной? Представлю тебя моему семейству. Хочу, чтоб мама упала в обморок - ты будешь первой девушкой, что я с ней познакомлю.
        Я смотрю в его глаза и не могу поверить. Он серьезно это предлагает? После сегодняшней ночи?
        - А как же репетиции?
        - Переживут без нас пару дней, - Эрик фыркает, поглаживая меня по голым ногам, - я уже звонил своему клиенту, он согласился с тем, что нам всем нужен отдых. Два дня мы репетируем, выкладываемся, потом уезжаем на три дня, отдыхаем, и уже начинаем съемочную неделю.
        Уехать… Вот так просто…
        - Но билеты…
        - Я все уже забронировал. Ухватил два горячих места в бизнес-классе. Обратно тоже улетим. Уже даже отправил запрос тебе на визу, подключил своего знакомого, должны сделать завтра.
        - Я вообще могу отказаться? - смеюсь, потому что, кажется, он уже взял меня в тиски. И заказал машину, чтоб довести меня до аэропорта в багажнике.
        - Теоретически, - глаза у Эрика смеются, но руки собственнически щиплют меня за попу.
        - Ты серьезно?
        Мне кажется, что Змей смеется. Ну как это он - с его-то репутацией лютейшего бабника - и решает познакомить меня с мамой? И ладно бы мы просто так на рынке столкнулись, нет, он уже купил дороженные билеты в другую страну. Еще и загранпаспорт мой нашел. Не сказать, что я его прятала, но все-таки!
        Эрик чуть-чуточку опускает подбородок, не отпуская пытливого взгляда от моего лица.
        Момент портит затопавший в прихожей одевшийся Эмиль. Я вздрагиваю, даже порываясь соскочить с колен Эрика, а потом...
        Остаюсь.
        К черту все эти скачки, здесь так хорошо сидеть...
        Эмиль отпирает дверь оставленными в замке ключами. Останавливается у косяка, пытливо глядя на меня. Я стараюсь выглядеть непоколебимо. Кобелей домой не вожу, любовницей не буду.
        - Когда я вернусь - тебе уже будет не в чем меня упрекнуть, мышка, - хмыкает Эмиль напоследок и все-таки выходит, закрывая дверь.
        - Ну, а пока он не вернулся - смотаемся ко мне, на крестины племянника? - Змей настырно щиплет меня за бедро, напоминая о себе. Ох, Эрик. Можно подумать, ты хоть на секунду можешь выйти у меня из головы.
        - Ты ведь знаешь, что я соглашусь, так ведь? - хмыкаю, закрывая глаза. Возражений не было. Если он сошел с ума - почему я не могу получить от этого удовольствие?
        60. НАСТЯ И ЭРИК. ФРИДА
        - Да застегивайся же ты, черт тебя возьми!
        Звонок в дверь застигает меня врасплох, верхом на спортивной сумке, пытающейся впихнуть в неё невпихуемое.
        - Ты же могла дверь своими ключами открыть, - я зависаю, уставившись на подруженцию. Боже… Акур… Я тебя заочно уважаю. Сразу видно, что мужик дорвался. Глаза у Алинки блестят как у мартовской кошки. Блудливые, веселые.
        - Я дала тебе время спрятать всех твоих любовников по шкафам, - Алинка томно вздыхает и, войдя в свою квартиру, первым же делом прихватывает за шкирку кота.
        Она за ним и приехала - мы решили, что пора уже Акуру познать истинное счастье и узнать о главном самце в жизни Алинки.
        Алинка отвлекается удачно. Я получаю фору, чтобы стереть с лица дурацкое выражение типа «откуда ты знаешь?»
        Откуда ты знаешь, что любовников у меня тут два?
        Ну, не каждый день, конечно, я их сюда вожу, но все-таки...
        - Бог ты мой, какой погром, - Алинка останавливается на пороге спальни, восхищенно созерцая мой апокалипсис, - откуда у тебя внезапно столько приличных шмоток?
        - Не сыпь мне соль на рану. Я завела любовника, который покупает мне одежду, - вздыхаю я.
        Змей развлекается тем, что притаскивает мне новые платья, а потом меня в них гуляет. И танцует. Вот так просто, не в зале, а посреди улицы, врубив музыку только на телефоне. Или вообще без музыки, в ритме только биения наших с ним сердец. Учит не видеть и не думать ни о ком, кроме него.
        - Надо же, - Алинка хихикает, - все-таки правильный мужик имеет большое значение. А что Назаров?
        Темная тучка слегка набежала на солнышко, но не очень серьезно. Назаров торчал в СИЗО, папин знакомый психиатр уже нашел у него пару неприятных диагнозов - это не поможет ему отмазаться от обвинения в попытке избиений, но делает мою жизнь ощутимо свободнее.
        И те вяки навязанных Назаровым установок, про то, что я, может, и сама виновата, и что надо было подумать над собой, а уж потом… - я затыкаю быстро и эффективно.
        Да и честно говоря, нечасто это дерьмо поднимает голову. Мне не до него.
        - Так, - Алинка деловито щурится и сразу определяет самую главную беду. Плюхается пятой точкой на стояющую посреди комнаты мою сумку и деловито командует.
        - Застегивай!
        Я бросаюсь в атаку. Молния сдается - мы не оставили ей шансов.
        - Поверить не могу, что ты на это согласилась. Вот так. Без плана. Просто сорвалась и полетели. В другую, мать её, страну!
        - Даже не напоминай, - я тихонько постанываю, оседая на пол, рядом с сумкой, - я так и не могу поверить, что я на это согласилась.
        Со спортивной сумкой, на три дня, в Италию…
        Эрик вообще предложил ехать без сумки. Мол, купальник он мне и там купит, но я могу не рассчитывать, что мне придется часто его надевать. И не в том плане, что до моря мы не доберемся. Доберемся. Просто и там купальник будет на мне лишний.
        На такое я не согласилась. И вот теперь, пожалуйста - самолет через двенадцать часов, а у меня еще чемодан не собран.
        - Знаешь, я уже и не думала, что увижу тебя такой, Настена, - Алинка пихает меня кулаком в плечо, - живой, горящей. Так ярко, что даже немного страшно за тебя становится. Вдруг ты сгоришь слишком сильно. Как с Дэном…
        С ним я так не горела. И вполовину.
        С ним и дыры в груди не было…
        От него было так просто уходить. А вот выставлять из моей квартиры Эмиля было сложно. Хотя, казалось бы, какая разница? Там Людмила, здесь - незнакомая мне девушка. В обеих историях - я третий угол. Вот только Назарова я даже слушать не стала. А Эмиль…
        Эмиль сказал мне напоследок, что в следующий раз, когда он придет, у меня уже не будет повода его прогонять.
        Зачем я вообще это услышала?
        Снова ключ ворочается в замке. А вот Эрик не дает ни малейшего шанса моим любовникам! Никого бы за это время я спрятать не успела.
        Каждый раз, когда он приходит - я себе напоминаю, нужно сфокусироваться на одном. Уже давно пора перестать растекаться мыслью между двоими, как бы ни тяжело мне было делать выбор - он необходим.
        И я знаю, кого хочу выбрать…
        У Эрика снова колючие щеки, и кожа, пропахшая солнцем и движением. Он сам - как кипучая солнечная батарея, способная зарядить меня одним прикосновением пальцев.
        - Ты долго, - ворчу я, прячась в его руках, - у меня кстати гости.
        - Почему это у тебя, а не у нас? - Эрик насмешливо изгибает бровь. - Я давно тебе намекаю, что очень даже не против познакомиться с твоей подружкой как можно ближе. Могу даже вас сравнить, в рамках частного исследования.
        За такие вот шуточки ему стоит откусить язык. Можно хотя бы попытаться…
        - Ладно, вишенка, - фыркает Эрик, все-таки разрывая поцелуй, - я помню, что ты ужасно ревнивая. И что у меня никаких исключений нет. Мне и не надо.
        Разумный парень! А какой у него инстинкт самосохранения - красота!
        Когда в дверь снова звонят, мы на троих уже почти приговорили пиццу и даже почти договорились, кто пойдет до холодильника за вином.
        - Это твоя квартира, - я тыкаю Алинку в плечо самым кончиком пальца, - иди открывай. И вино захвати.
        - Здесь живешь ты, - парирует подружка, даже не думая подниматься с кровати, - это наверняка твои гости. Ты и иди. И захватывай.
        - Эри-и-ик…
        Следующая минута убеждает меня в том, что меня окружают черствые и бездушные люди. Самые черствые и бездушные на планете! Особенно вот этот хмырь, который мой любовник...
        - Штопор не забудь, - хохочет мне в спину Алинка.
        Я очень надеюсь, что Эмиль принес что-нибудь съестное с собой. А то… Я же с пары бокалов улечу.
        И с чего я взяла, что это Эмиль?
        Наверное, просто с того, что мне этого хочется… Чтобы он наконец пришел, вернулся, и… не уходил.
        Это только усложнит мою жизнь в тысячу раз, но как же мне этого хочется…
        - Фрида?
        Девушку на пороге я увидеть точно не ожидала. И я узнаю её легко и просто, хотя она сменила прическу, набрала в весе и… забеременела. Этот животик сложно не заметить. Но все-таки мы соревновались с ней не один год. Я помню всякую свою соперницу на международном танцевальном паркете.
        Фрида Норен зависает на пороге, глядя на меня, и пытаясь меня опознать.
        - Varley? Nastya? - наконец охает она, прижимая ладони к губам. - Какой неожиданный встреча. Я не ожидать…
        - Может, лучше на английском? - милосердно предлагаю я, ощущая, что русский Фрида пыталась изучать, но успехов в нем особых не достигла.
        - Чудесно! - благодарно меняет язык Фрида. Хотя английский она знает только самую чуточку лучше.
        - Зачем ты здесь? - я удивленно округляю глаза.
        - О, - девушка немного смурнеет, - я ищу Эмиля. Он оставил своему брату этот адрес. А мне нужно с ним обсудить вопросы свадьбы. Ты его не видела?
        Я не сразу соображаю, что сказать - уж слишком сильно свистит в ушах.
        Еще бы…
        Не каждый раз к вам вот так является невеста вашего любовника. Да еще и на четвертом месяце беременности...
        - Так ты знаешь, где он? - покашливает Фрида, возвращая меня к жизни. Еще и смотрит на меня так... Спокойно. Будто бы даже с каким-то чувством вины. Господи, да ей бы мне в волосы вцепиться, я бы даже не сопротивлялалась.
        - Он... Нет, не знаю, - я трясу головой, отчаянно желая, чтоб меня кто-то отхлестал по щекам, - он живет этажом выше, но он еще не возвращался сегодня. Будешь его ждать?
        - Нет, пожалуй, - Фрида качает головой и косится на свой животик, - я сейчас слишком быстро устаю. Может быть, у тебя есть его номер? Позвоню ему завтра утром, надеюсь, мы сможем встретиться и поболтать.
        Я диктую ей номер, будто в полусне, подглядывая в телефон. Как сейчас помню, как первый раз увидела этот номер на белой визитке на моем балконе.
        Боже, убейте меня кто-нибудь. Ну, пожалуйста!
        - Змейка, - Эрик появляется в дверном проеме, - тебя только за смертью посылать, а ни в коем случае не за вином.
        И все-таки при виде Фриды он затыкается и даже удивленно поднимает брови. Кажется, её он увидеть не ожидал.
        - Не буду отвлекать, - спохватывается Фрида, округляя глаза и глядя за мое плечо, - можешь не передавать Эмилю, что я его искала. Пусть будет сюрприз. Я дозвонюсь до него утром.
        - Да-да, как скажешь, - я закрываю за ней дверь и еще гребаных пять минут стою и пытаюсь не начать биться головой об косяк двери.
        - Все в порядке?
        Ладонь Эрика, шероховатая, крепкая, накрывает мое плечо и стискивает её почти до боли. Боже, как мне мало этой боли сейчас.
        - Да так, - хрипло выдыхаю я, задирая затылок и жмурясь изо всех сил, пытаясь не выпустить на волю ни капли слез.
        Эмиль обещал вернуться.
        Значит - он обещал уйти.
        Бросить беременную невесту.
        Из-за меня.
        Господи…
        61. ТРОЕ. РАСКОЛ
        ЭМИЛЬ
        - Ну что, ты мне позвонишь? - Лера кокетливо приподнимает ресницы, заправляя за ухо длинную рыжую прядь. - Или…
        - Конечно, перезвоню, - в этот раз Эмиль обещает честно. Хотя поверить до сих пор сложно. - Завтра. Поужинаем, если ты найдешь время.
        - Думаю, я найду. Ты столько времени потратил на мои поиски, это безумно романтично…
        Она прошла проверки. Обе. Эмилю даже захотелось срочно изобрести третью, но в голову ничего не пришло.
        В поезде метро Эмиль прижимается затылком к ледяному стеклу и пытается заставить себя ощутить…
        Радость. Ликование. Хоть что-то. Только не эту жгучую досаду.
        Лера была милой. Очень. Приятная девушка, и еще полгода назад Эмиль бы только обрадовался, что наркотический кумар той дряни, намешанной в вино, заставил врезаться в его память именно такую красотку, которая определенно имела в голове больше пары извилин. Могло повезти меньше.
        А сейчас…
        А сейчас думалось о совсем другой девушке. Которая пьянила его уже трезвого, сейчас и здесь. Которую отчаянно хотелось оберегать - от всего на свете, даже от придурка лучшего друга.
        И все-таки…
        Надо дать Лере шанс. У них был всего один вечер, что вообще можно понять за такой краткий период? А сколько дать времени, чтобы понять? Две встречи? Три? Неделю?
        Целая неделя гребаной отсрочки! Без мышки!
        Досада превращается в лютейшую ярость. Хочется расхерачить что-нибудь грандиозное. Чтоб разбить кулаки в кашу, а мозги отправить в нокаут адреналиновой вспышкой. Может, тогда эта жажда ослабит свою хватку?
        Тишина в голове настает внезапно. Когда Эмиль подходит к дому и видит хрупкую фигурку, сидящую на скамейке у их подъезда. Слишком узнаваемую.
        Какого черта Змей снова выпустил её одну из дома? После явления психопата-бывшего, по которому точно плакала психиатрическая лечебница, ей бы лучше не гулять вот так, без того, кто может дать за неё по морде.
        - Настя...
        Эмиль окликает её, а сам уже привычно скручивает поднимающуюся волной нежность. Какая же она, черт возьми, худенькая. Оставишь её Змею - вообще изойдет на тень, у этого придурка же в голове только секс и латина, больше ничего.
        - Ты что здесь делаешь? - его любование уже превращается в потребность. Вот бы видеть её каждое гребаное утро. Как это было тогда, только больше не уходить. Кормить её оладьями, любоваться острыми плечиками, на которых так соблазнительно сидят мужские футболки.
        - Я жду тебя, Эмиль, - её голос звучит отрешенно и как-то глухо.
        Она ждет его.
        А вот это вызывает такую острую волну эмоций, что самоконтроль Эмиля едва удерживается на ногах. Глаза примечают очень приметную, такую близкую стену. Прижать к ней Мышку и забраться в её ротик, заставить её снова посасывать хотя бы язык Эмиля. Сейчас сойдет и это. А уж когда он дотащит её до постели.
        Одернуть себя получается с трудом. Сейчас все это чертовски неуместно.
        - Я обещал тебе, что вернусь к тебе, необремененный никакими отношениями, - Эмиль тихо вздыхает, - мышонок, прости, у меня не получается разобраться с этим вопросом так быстро, как я хотел.
        Ну, в конце концов, это же всего лишь неделя. Если уж за неделю у него ничего не шевельнется, то больше и ждать не стоит. А у него не шевельнется, это же понятно. Всего-то и надо - соблюсти эту идиотскую формальность перед самим собой. Чтобы не свербело потом проклятое «а если вдруг я просчитался». Чтобы чувство к мышонку не оскверняло никакое подозрение.
        - Не нужно торопиться, Эмиль, - устало произносит Настя, глядя куда-то в одну точку за его плечом, - я хочу поставить точку между нами.
        У русских говорят - в каждой девушке должна быть загадка. Загадки этой конкретной мышки взрывали Эмилю мозг.
        - Я не понимаю.
        - Я не хочу, чтобы ты что-то менял в своей жизни из-за меня, - голос у мышки звучит убийственно спокойно, - тем более, что я больше не хочу тратить уже твое время, Эмиль. Я не намерена поддерживать нашу с тобой связь. Это было весело - ты, я и Эрик. Но всякому веселью приходит конец. Мне не нужно, чтобы ты ко мне возвращался.
        Вот она - серия ударов по корпусу, и финальный - в челюсть. В висках звенит от поднимающегося волной негодования.
        - Два дня назад ты стонала от моих поцелуев так, будто я тебя трахаю, - Эмиль делает шаг к девушке, но и она отступает от него, не давая сократить расстояние между нами, - какого черта?
        - А ты думал, так всегда будет? - Настя поднимает ресницы, и в её красивых, глазах настоящей фэйри пляшут тени. - Что дверь ко мне всегда будет открыта и я всегда буду готова к безудержному сексу с тобой лично? У меня уже есть отношения, Эмиль. Я не готова ими жертвовать ради тебя.
        Кулаки Эмиля стискиваются с остервенением. Какая жалость, что здесь нет смазливой физиономии Змея, и не с кого спросить за это дерьмо.
        Что за хрень? Что за боевые действия до того, как дали сигнал к бою?
        Это он. Это этот гребанный жадный ублюдок потребовал от неё выбрать. Воспользовался тем, что раньше успел застолбить свое место.
        - Мышка…
        Эмиль все-таки шагает к ней. Мир не бесконечен. У неё закончится место для отступления. Все-таки стоит ей напомнить, сколько именно безумия плещется между ними. Да у нее же даже сейчас пересыхают губы, при одном только его движении в его сторону.
        - Я люблю Эрика, Эмиль, - отчаянно выдыхает Настя, на этот раз не отступив, но остановив Эмиля одним лишь своим непреклонным взглядом, - люблю, понимаешь? Это больше чем страсть, похоть, чем самый жгучий порыв. Я не хочу его предавать, продолжая крутить интрижку с его другом. Даже если для него все это не всерьез. Для меня - более чем. Пожалуйста, не дави на меня. Дай оставить это безумие в прошлом.
        С бывшим другом. Но какая теперь разница? Вот этот удар - это нокаут. Настоящий. После такого сложно встать и продолжить.
        Она могла сказать что угодно, после чего он не отступил бы. Могла солгать, и он бы это увидел. Вот только говорила она более чем искренно. Голос дрожал. В глазах всплеснулись вихрем чувства.
        Нельзя не поверить.
        - Ты сказал, что услышишь, если я скажу тебе «нет», помнишь, - напоминает Настя вероломно, - так сдержи свое слово. И не торопись с принятием решений. Не надо ничего разрушать второпях. Я уверена, ты найдешь плюсы в том, от чего раньше хотел отказаться.
        Сдержать, бля, слово!
        Никогда в жизни Эмиль не испытывал такого острого отвращения к собственной принципиальности.
        И ведь надо же - он держит слово. Позволяет ей уйти.
        И хочет крови. Много-много. Неважно чьей...
        ЭРИК
        Когда она возвращается - Эрик уже успевает вернуться с балкона в прихожую. Встретить её там и даже скрестить руки на груди, нацепив на лицо скептическую гримасу.
        - Что? - Настя, видимо, замечает его критический взгляд и напрягается еще сильней. Еще чуть-чуть - и порвется как лист бумаги.
        - А для меня не повторишь? - Эрик насмешливо фыркает. - Или подслушал с балкона и хватит с меня?
        - А ты подслушивал? - кажется, Настя сама пытается взорваться. Добавить ту искру, что разнесет вдребезги её саму и все вокруг.
        Она устала - это очевидно. Судя по напряженно стиснутым губам - в который раз обдумывает, не послать ли ей еще и Эрика за компанию. Предельный надрыв. Змейка просто не умеет любить наполовину, и если рвет связи - то насовсем, так, чтобы кровью от её разорванного сердца залило все стены, а на полу невозможно было ступить.
        Только никто ей не позволить прогнать еще и Змея.
        Эрик шагает к ней, обнимая её лицо ладонями. Целует глубоко, вдумчиво, выключая её мысли, все до одной.
        Плевать, что она это сказала лишь для того, чтобы отвадить Эмиля покрепче.
        Плевать, что для него она этого повторять не хочет.
        Даже маленький луч надежды на взаимность заставляет сердце биться чаще.
        - А ты для меня - все, моя ciliegina.
        Кто бы знал, что гордому Катанийскому Змею сознаться в этом будет так просто. Но кому еще кроме неё можно говорить об этом? В конце концов, уж не этой ли воинственной змейке были посвящены его мысли двадцать четыре часа в сутки?
        В её глазах бушует океан огней, налюбоваться им чертовски сложно. Напиться собственным ликованием - еще сложнее. Он победил. Она впрямую отказала Эмилю. Выбрала Эрика, всего-то и нужно было - чуточка везения по жизни.
        Вот бы еще её губы не были такие соленые...
        Возможно, тогда бы не сверлило изнутри это отравляющее чувство, что он мог бы сделать для своей Змейки больше.
        62. ЭМИЛЬ. НЕЖДАННАЯ ГОСТЬЯ
        Звонок раздается с утра. Ну, или не с утра. Строго говоря, когда заспанный с перепоя Эмиль смотрит на часы - те показываю три часа дня. Ощущения тотального недосыпа это ему не отменяет.
        Он просыпается и понимает - лежит не в той квартире, которую арендовал сам. В Настиной. Носом в пропахшую мышкой простыню.
        Он снова влез к ней через балкон, после того, как не дозвонился через дверь.
        Дело было в шесть утра, кажется… Они в эту минуту уже были в аэропорту.
        А телефон-то, забытый на подушке, отчаянно орет, только усугубляя лютую мигрень...
        - Да, - рявкает Эмиль в трубку, искренне надеясь, что звонит Змей. Если уж орать на кого-то, то только на этого ублюдка. Это он потребовал от мышки выбирать. Это он внаглую украл. Увез куда-то, даже не соизволив предупредить. Эмиль сам дозвонился до мышки, и она ему совершенно безразлично отрапортовала, что улетает знакомиться с родителями Эрика.
        Улетает.
        Уйти он не смог.
        - Я не вовремя? - слышать родной шведский язык оказывается неожиданно. Голос знакомый, грудной, женский…
        - Фрида? - узнать бывшую партнершу с гудящей после вчерашних возлияний головой оказывается сложно.
        - Нам надо встретиться, Эмиль, - твердо требует девушка, - я сейчас в Москве. Прилетела специально для этой встречи.
        - Какая честь, - хмуро роняет Эмиль, протирая глаза. Честно говоря, после той выходки на чемпионате в Берлине его отношения с бывшей партнершей быстро сошли на нет. Они пытались дальше танцевать, но в мыслях Эмиля клином засела рыжая вертихвостка с того вечера, и тем больше бесило, что именно благодаря Фриде он как последний идиот даже лица её не помнит.
        В конце концов - он просто плюнул и бросил танцы и Фриду заодно. Она на него обижалась - он был в курсе, но ему было от этого ни жарко, ни холодно.
        Танцев иногда не хватало.
        Вот только ни с кем кроме его Лисы ему танцевать уже и не хотелось
        Никуда вставать и идти ему, разумеется, не хочется. Хочется страдать херней, лежать, глядя в одну точку, и ждать, пока Змей вернет Настю обратно. И дать ему по морде, как только он ступит за порог мышкиной квартиры. Посильнее. С оттягом.
        Вот только отделаться от Фриды у Эмиля не получается.
        - Неужели ты откажешь во встрече будущей маме твоего племянника? - лукаво настаивает Фрида, и вот это уже неожиданно. - Я очень хочу передать тебе приглашение на свадьбу лично.
        Бедняга Юхан. Он все-таки ей проиграл…
        Хотя...
        С учетом того, насколько долго он добивался Фриды два года до того, как их с Эмилем пара распалась, и четыре года после - получается, это она ему проиграла. Сомнительный вкус младшего брата Эмиль не осуждал. Любовь, как говорится, зла. Вообще-то у Брухов все мужики из поколения в поколение выходили однолюбами, тут скорее с Эмилем творилась неведомая херня - его рвало между Лисой и Мышкой одновременно.
        Нет, все-таки надо просыпаться и вылезать из этого дерьмового состояния. Он, кажется, вчера назначал ужин с Лерой, перед тем как надрался, и к этому времени желательно хотя бы чуть-чуть походить на человека.
        - Можем встретиться где-нибудь на нейтральной территории, - любезно предлагает Фрида, - я приметила неплохой ресторан рядом с твоим домом, и их луковый суп мы с Юханом-младшим даже признали пригодным для употребления.
        - Окей. Через два часа.
        Двух часов хватает для ледяного душа и выматывающей душу тренировки, выжавшей из мышц остатки опьянения вместе с потом. К Фриде Эмиль является практически без следов вчерашнего запоя. Помятый, но живой.
        - А тебе врачи вообще перелет разрешили? - Эмиль косится на весьма очевидный животик бывшей партнерши. Юхан молодец. Мало того что доломал упрямую Фриду - еще полгода назад у них все еще ни черта не было, так еще и тянуть долго не стал. Хотя, куда уж дольше, шесть лет войны…
        - Да-да, конечно, - задумчиво роняет девушка, постукивая остро подточенными ноготками по столешнице. - Знаешь, я ожидала увидеть тебя более счастливым. Ты ведь нашел ту, кого искал…
        В этой истории не странно, что Фрида знает о поисках Эмиля - он сам ей сказал о них, в тот же год, даже пытался добиться от неё информации о том, с кем именно он зажигал той ночью. Она ничего не припомнила, сказала, что, получив от него отказ, развлекалась с другим парнем и ей было не до Эмиля. Но посоветовала частного детектива, который без труда пробил список пассажиров нужного Эмилю рейса.
        В этой истории было странно, что Фрида в курсе, что Лису-Леру Эмиль все-таки нашел. Хотя… За пять лет уж можно было! Можно было и побыстрее. Кто знал, что нужная фамилия окажется в самом конце списка?
        - Ты летела в другую страну, чтобы удивиться тому, насколько я несчастен? - хмуро интересуется Эмиль, забирая у официанта чашку с крепчайшим ристретто.
        - Нет, - Фрида покачивает головой, - я летела сюда закрыть один вопрос… Надеюсь, ты меня не убьешь, когда я тебе признаюсь.
        - Ты придушила Юхана подушкой и боишься братской мести? Как тебя тогда выпустили из страны?
        - Прекрати! - девушка недовольно бросает в Эмиля салфеткой. - Я тут пытаюсь попросить прощения, а ты своими шуточками меня сбиваешь?
        - За что? - Эмиль недоуменно поднимает бровь. - За ту дрянь в глеге? Честно говоря, это уже не актуально. Мы на это быстро забили.
        Последствия волновали больше.
        - Ну, и за это тоже… - Фрида морщится, - и все-таки, не перебивай. Я, к твоему сведенью, собиралась с духом месяц. И сейчас не уверена, что мое раскаяние не опоздало, но все-таки, даже зная, что судьба явно на стороне тебя и Насти Варлей, раз вы с ней все-таки встретились, моя совесть чище не становится. А я хочу оставить это в прошлом, я начинаю новую жизнь все-таки.
        - А можно помедленнее? - Фрида настолько путанно изъясняется, что понять, каким боком относится к её покаянию Мышка, у Эмиля не получается.
        - Сейчас… - Фрида растирает пальцами виски, - прости, я и не беременная-то не находила внятных слов для объяснения. А сейчас…
        - Я никуда не тороплюсь.
        Вряд ли Эрик вернет Мышку сегодня. Так что… Срываться некуда. Ужин с Лерой - простая формальность. Уже нет никакого сомнения, что ничего с ней не выйдет. Только объясниться и попрощаться. Все-таки срок годности этой страсти уже истек.
        - Я просто с ума сходила от ревности тогда, - под пальцами Фриды юзом крутится вилка, - мы танцевали два года. Я два года пыталась добиться от тебя взаимности. Уже не знала, как тебя соблазнить.
        - Я ведь тебе говорил, мы только танцуем.
        - Не перебивай, - девушка корчит недовольную гримасу, - так вот… Одна моя подружка… Ну, не совсем подружка, дрянь она на самом деле, но я тогда еще об этом не знала. Ей я долго плакалась. Она принесла мне… Ну… Наркотик. Какой-то из легких, синтетических. Сказала, что в сочетании с алкоголем эта штука дает убойный эффект, похлеще любого афродизиака.
        - Мы догадывались о чем-то подобном…
        Фрида мрачно хмурится, но продолжает.
        - Я знала, что после чемпионата ты не откажешься от последней вечеринки. Знала, что к ней ты уже придешь… Дурной. Подготовилась. Выбрала платье поинтереснее, даже умудрилась зацепить твоего друга. Эрика, да?
        Эмиль опускает подбородок.
        Пускаться в путанные объяснения сменившегося градуса отношений со Змеем сейчас не время, не место, и не тот собеседник.
        - Я знала, что вы развлекаетесь тем, что прессуете девчонок вдвоем. Я ждала, что ты вмешаешься и отобьешь меня у него. Я бы выбрала тебя, тут не было никаких вариантов. Но… Я правда не знала, что Варлей решит прийти. Она ведь никогда не приходила. Да и тебе на неё было пофиг. До того вечера.
        - Стоп, - Эмилю будто полыхнули в глаза яркой магниевой вспышкой, - ты хочешь сказать, что тогда, в Бергхайн была Настя?
        - Она тебе не сказала? - Фрида удивленно поднимает брови. - Я думала, вы уже с этим разобрались. Нет, я сомневалась, что ты сам вспомнишь после таблеток, но она-то ведь вряд ли была настолько пьяна. По крайней мере, на ногах она держалась так, что ей и трезвые конкурсантки позавидовали.
        Не сказала.
        Не сказала, потому что этого ведь не могло быть.
        И потом… Ведь Лера описала Эмилю все так детально. Как она танцевала с ним, потом вмешался Эрик…
        - Подожди, - Фрида выхватывает телефон из сумочки, - я до сих пор храню ту запись. Она вытеснила меня из центра танцпола, но я была в самом первом ряду. Это было слишком круто, чтоб я это не записала…
        Запись.
        Они тогда кого только не спрашивали про запись танца, но кто-то был слишком пьян, кто-то ни черта не соображал, кто-то умудрился снять только ноги…
        Видео успело зафиксировать не весь танец, но примерно тот момент, когда горячая самба переключается на вкрадчивое танго. Когда первый раз девушка, врезавшаяся не в того мужчину, пытается вырваться, а проходимец Змей дергает её к себе.
        Настя…
        В клубе паршивое, совершенно не пригодное для съемки на телефон освещение. Руки у Фриды во время съемки подрагивали, а записанная музыка дьявольски фонит, но…
        Невозможно не узнать мышку. Её ослепительную улыбку, её грациозную поступь, и все это - завернутое в вихрь алых блесток платья и сдобренное порцией жгучего танго.
        - Я никогда такого не видела… - тихонько шепчет Фрида, отчаянно краснела, - и её такой тоже. Она была такой холодной на всех конкурсах из года в год, а тут…
        А тут она пылает. Огненная ласточка, умудрившаяся затеять пляску с двумя голодными коршунами. И бьющаяся с ними на равных, настолько, что глаз оторвать от неё просто невозможно. Как и не хотеть вырвать Змею руки из плеч.
        Он удерживает её. Раз за разом, когда Эмиль возвращает рыжую танцующую нимфу в свое владение, Эрик вмешивается, влезает, требует свою долю. И нельзя сказать, что у него не получается. В какой-то момент танец из беготни Насти к Эмилю все-таки становится именно танцем на троих. Грязным, бесстыдным, непристойным…
        Змей все-таки зажигает в глазах девушки интерес к своей персоне.
        - Я могу скинуть его тебе, если хочешь, - тихо произносит Фрида, когда видео обрывается.
        - Да, - Эмиль с трудом пытается начать видеть окружающий мир.
        И доходит до него медленно, но неотвратимо.
        Все это время…
        Гребаные пять лет!
        Он искал Мышку!!!
        63. ЭМИЛЬ. НАЕДИНЕ С ИСТИНОЙ
        Мысли скачут как встревоженные зайцы, перепрыгивая с одного на другое.
        Почему она не сказала? Это ведь точно она, на видео не один раз было видно её лицо! Так почему? Ему мерещилось несколько раз, будто бы какое-то выжидание в Настиных глазах, но сначала он не понял, чего от него ждут, а потом - оно просто исчезло.
        Она перестала ждать, что кто-то из них её вспомнит? Господи, мышка - она ведь наверняка решила, что это все потому, что тот вечер ни для одного из них ничего не значил.
        - То, что тогда было между вами… Это было что-то магическое. - продолжает тараторить Фрида, - я долго не хотела в это верить, долго говорила себе, что ты был под таблетками, да и сама Варлей не была трезва, но… Я ведь попросила дядю-детектива убрать её фамилию из списка для тебя. У тебя не было ничего. И ты её нашел. Боже, я чуть не упала в обморок, когда её вчера увидела. И она так живо среагировала на то, что я тебя искала. Ой, Эмиль…
        - А? - Эмиль поднимает взгляд на невесту брата, понимая, что не так уж она не права - убить её все-таки немножко хочется. Прошлую её. В настоящем она, в конце концов, вынашивает будущего Бруха…
        - Вы не поссорились вчера случайно? - Фрида виновато опускает глаза. - Признаться… Я так паршиво знаю русский. Да и английский тоже… Она, кажется, подумала, что я беременна от тебя. Я побоялась ей объяснять, потому что сделала бы только еще хуже…
        Дьявол. Просто, дьявол!
        После всего, что Эмиль наговорил мышке про невесту и грядущее бракосочетание - любая условная девушка, разыскивающая его, могла бы стать подозреваемой в роли его невесты, а уж беременная Фрида…
        Осталось только понять - почему «лучший друг» не разъяснил Мышке, что Фрида и её беременность к Эмилю отношения не имеют? Неужели она не поделилась с ним причиной своего расстройства? И каким образом Лера узнала подробности той вечеринки? Случайно? Магией? Или один знакомый с этой историей мерзавец озаботился созданием отвлекающего фактора, чтобы под шумок увезти из-под носа Эмиля его мышку.
        Не сказать, чтоб Змею было бы уж очень сложно попасть в квартиру Эмиля и сделать копию его списка. Если бы он захотел - сделал бы.
        Очень вероятно, он и сделал.
        Так. А если он озаботился тем, чтобы создать «псевдо-Лису», то он, получается, точно знал, что среди оставшихся в списке Эмиля девушек той, что нужно, не осталось?
        - Эмиль… - обеспокоенно покашливает Фрида, и ему приходится сморгнуть, чтобы вернуться в этот большой, шумный, мешающий думать мир. Фокусируется взглядом на согнутой пополам вилке, перескальзывает взглядом на бледное лицо официанта.
        - Включите в счет, - устало просит по русски. Сейчас его занимает очень животрепещущий вопрос.
        Могло ли быть такое, что Змей вспомнил Настю раньше?
        64. НАСТЯ И ЭРИК. СЕРЕДИНКА НА ПОЛОВИНКУ
        Крестины в Италии - событие масштаба маленькой свадьбы. С учетом того, что крестится потомок сразу двух приличных семейств - и вовсе грандиозное. А с учетом того, что крестят тут еще полдюжины детей - родственников в баптистерии столько, что воздух грозит вскипеть от духоты.
        Я вообще-то не очень настаивала на собственном присутствии, мне казалось, что это будет странно, если я заявлюсь на крестины вместе с родственниками, но меня не только притащили в церковь, но и позволили сесть в первом ряду, среди ближайшей родни.
        Ощущаю себя совершенно неуклюже. Слишком сильно выделяюсь среди смуглых темноволосых итальянцев. На меня посматривают с любопытством. На мое счастье, крестины всех гостей баптистерия занимают все-таки больше.
        Бьянка, сестра Эрика - этакая горделивая женская версия моего Змея, только постарше и попышнее, держит на руках карапуза Марка Винченцо и лучится искренним материнским счастьем.
        Я подавляю маленький укол зависти.
        Ничего. У меня еще не все потеряно, я еще все успею. Наверное.
        Я так запуталась в последнее время, что совершенно не знаю, чего ждать от завтрашнего дня.
        Соскальзываю взглядом на Эрика, который стоит по правую руку от Бьянки. Он - единственный крестный маленького Марка. Никогда не думала, что он умеет быть настолько серьезным.
        Никаких бесстыжих улыбок - уже почти состоявшийся крестный отец принимает у родной матери малыша и несет его к купели, где уже ожидает святой отец. Серьезный мужчина. Неожиданно - даже выглядит зрелым.
        Боже, да он даже молитву наизусть читает.
        Ты совершенно удивителен, мой Змей.
        После крестин гостей никто не отпускает - их ждет обед в ресторане. Отличный ресторан. На самом побережье - пройдись по ступенькам и выйдешь к песчаной белой морской полосе. Я даже чуть отстаю, замерев на веранде и вцепившись пальцами в белые перила. Выходные утекают как вода. Два дня из трех почти закончились, завтра ночью мы улетаем обратно.
        А я, кажется, вот-вот поверю в любовь с первого взгляда - по крайней мере у меня с бездонным небом над Катанией вчера случилась именно она…
        - Змейка… - теплые крепкие руки ложатся по обе стороны от меня, - ты хочешь стать сиреной? Будешь петь для меня свои песни?
        - Мне казалось, мой танец нравится тебе гораздо больше, - я разворачиваюсь к Эрику лицом, любуясь моей обожаемой коварной улыбкой.
        - Я приму любой твой выбор, - откликается он шепотом, склоняясь ближе ко мне, - просто выбери скалу, с которой будет слышно твои песни. Я буду на ней каждый вечер.
        - Сиреной становятся девушки с разбитыми сердцами, - фыркаю я, - а я… Ti amo, mio Serpente[11 - Ti amo, mio Serpente! (итал.) - люблю тебя, мой Змей!] (Люблю тебя, мой Змей)
        - Ti amo, piccola bugiarda, - эхом откликается Эрик, с кривой улыбочкой.
        - Я? Маленькая врушка? Ты офигел, Змей?
        Он чуть покачивает головой. Уже который день я вижу в его глазах что-то… Мертвое. Мне это не нравится. Еще не хватало, чтобы и Эрика заразила моя меланхолия.
        - Пойдем, иначе Бьянка обидится, - он тянет меня дальше, в зал ресторана, - я крестный отец, в конце концов.
        - Боже, неужели для тебя настала пора повзрослеть? Как же ты выживешь?
        - Еще пара слов, и я найду уединенный уголок для того, чтобы заняться твоим воспитанием, Змейка.
        - Да-да, уже пора, а то я совсем разболталась, согласна!
        Ловлю его ехидную улыбку и с трудом подавляю в себе желание прижаться щекой к крепкому плечу.
        Нет, ну…
        Вот надо же ему со мной возиться, а?
        Возиться, высекать искры из моего, казалось бы, насмерть потухшего сердца.
        А ведь он достоин лучшего. И сейчас, глядя на него и Марка Винченцо, снова оказавшегося на его руках, я это понимаю особенно сильно. Ему нужен кто-то, кто будет любить только его.
        А не как я - серединка на половинку…
        - Хочешь подержать? - Эрик разворачивается ко мне и бросает красноречивый взгляд на племянника.
        Я теряюсь, начиная паниковать, бросаю косой взгляд на сестру Эрика, на её мужа.
        - Это ведь… Неудобно…
        - Ну что ты, - улыбается Бьянка, и кажется, я понимаю, что эта слепящая улыбка - это у них семейное, - Эрик тебе доверяет, это - лучшая рекомендация.
        - Я не просто ей доверяю, - ворчит Змей, а сам опускает мне на руки своего новоиспеченного крестного сына.
        - Да-да, ты на неё дохнуть боишься, - хохочет Бьянка и подталкивает брата локтем, - честно говоря, я не думала, что смогу увидеть тебя настолько влюбленным. Мне, наверное, стоит рассказать твоей девушке, как я стирала твои пеленки, да, младший братец?
        Выражение лица Змея становится совершенно убийственным.
        Он явно глазами ищет пузырек с ядом.
        Марк Винченцо требовательно ловит меня за прядь волос, выбившуюся из хвоста. О, ну конечно, когда у тебя на руках такой мужчина, как можно вообще смотреть на кого-нибудь другого?
        Я вытягиваю волосы из кулачка малыша и подменяю их на свой большой палец.
        - У кого тут сильная хватка? Кто тут будущий танцор? - хихикаю я, любуясь бездонной синью глаз младенца.
        - Боже, еще одного танцора наша семья не переживет, - трагично стонет Бьянка, - кто же будет продолжать семейное дело? Винодельня Лусито испокон веков передается от отца к сыну, и только я все рассчитала, чтобы оставить своего безалаберного брата без наследства, как и моего сына настигнет печальная участь танцевать до конца жизни?
        Гости за столом переглядываются и посмеиваются. Шутка явно удалась.
        - Это меньшее, что полагалось тебе за твое вероломство, Бьянка, - высокопарно роняет Эрик, а потом снова забирает у меня малыша, чтобы передать его матери.
        Италия… Какую безумную влюбчивость она во мне открывает. Вчера влюбилась в небо, сегодня - в теплого, ясноглазого карапуза, племянника моего любовника…
        - Тебе очень идут дети, ты знаешь? - бархатисто шепчет Эрик, склоняясь к самому моему уху. - Тебе уже пора бы обзаводиться своими, моя Змейка. Или может быть, нашими?
        У меня вспыхивают щеки. Хотя, если сказать точнее - я краснею вся, до кончиков ногтей.
        И горло сводит горьким спазмом.
        Нет, не надо было мне ехать.
        Нужно было найти в себе силы и отказаться от этого путешествия. От него.
        Перестать тратить его время. Перестать его обкрадывать.
        Вот только если потерять еще и его - то я вообще не смогу подняться на ноги. Но обделять его в любви - так недостойно...
        - Ладно, не отвечай, - милостиво, но с мерещащейся мне горечью роняет Змей, - лучше пойдем потанцуем.
        Его тон - как еще одна пощечина лично мне. Кажется, тот второй наш тройничок все-таки задел его за живое. Еще бы, ведь теперь он находился в отношениях со мной. И даже если виду не подал - никто не сказал, что это не вылезет впоследствии. Вот оно и вылезает.
        Снова чувствую себя дрянью.
        - Танго, танго, сыграйте этим двоим танго, - звонко требует Бьянка от ресторанного пианиста. Ох, черт… Вот тебе и неожиданное выступление, там, где этого никто не ждал. Эрик только приподнимает бровь, глядя на меня, принимаю ли я этот вызов.
        Я же только улыбаюсь ему в ответ.
        Будто у меня вообще хоть раз в жизни получилось тебе отказать, мой Змей.
        65. НАСТЯ И ЭРИК. ОТКРОВЕНИЯ
        Я медленно спускаю с плеч легкий шарф, которым закрывала свою светлую кожу от палящих лучей полуденного солнца, оставляю его на спинке стула и неторопливо, оттягивая каждый шаг, четко в ритм мелодии, льющейся из-под пальцев музыканта, выхожу в центр зала.
        Я могу танцевать где угодно. Возможно, за это меня когда-нибудь арестуют, есть ведь совершенно не подходящие для этого места, но пусть будет так.
        Еще раз я свои крылья не потеряю. Больше никогда…
        Мир прекращает существовать, медленно растворяясь под прибоем текучей мелодии.
        Эрик обходит меня по дуге, настигает, но останавливается в нескольких шагах, критично меня разглядывая, и будто бы сомневается, танцевать ли ему именно со мной или, может быть, еще подумать. Ах ты, паршивец!
        Ладно, я подойду. Покачивая бедрами, замерев на одну только секунду, в шаге от Эрика, позволив себе лишь на секунду приостановиться и отбить связку носок-каблук-носок. Я могла бы остановиться, но ведь танго это не история о том, как женщина навязывается мужчине.
        Я всего лишь намекаю, что могла бы остановиться и мы могли бы продолжить вместе, но если сударь не хочет...
        Ладонь Эрика падает на мою талию, будто уздечка, отсекая для меня возможность дальнейшего движения без него. Сталкиваемся взглядами, пробуем друг друга на вкус, как два дуэлянта, предвкушающие поединок.
        Конечно же, я не сомневалась - ты не мог дать мне пройти мимо. Никогда не давал!
        Я не одевалась сегодня так, как оделась бы для выступления. Но в принципе платье свободное, бирюзовое, для танго вполне годится.
        Главное, чтобы в глазах твоего партнера пылали новорожденные звезды. А так-то танцевать танго и в джинсах можно. Дело исключительно в любви к процессу.
        Мы разогреваемся. Медленно, со вкусом, будто и не кружимся друг вокруг друга, а уже приступили к раздеванию.
        Главное - не разрывать контакта взглядов.
        - Знаешь, я мечтала с тобой танцевать, чуть ли не с первого раза, как увидела тебя на паркете, - шепчу тихонько, выигрывая секунду передышки, когда Эрик позволяет мне упасть на него, заставляя вытянуться струной от носков, - кажется, это было на трансляции вашего внутреннего чемпионата. Мы оценивали противников перед Европейским туром и…
        - Работай, Змейка, - ухмыляется этот паразит и следующим же движением ставит меня на ноги и толкает вниз, в прогиб, так, чтоб кончики моих волос проскользнули в миллиметре от пола.
        Будто в пропасть.
        Что ж, работать так работать!
        Танго - история о том, как сильно мы хотим друг друга. Как медленно и вдумчиво желаем растерзать партнера, выпустить из него кровь, но доставить ему при этом максимальное удовольствие.
        Мы ускоряемся. Как будто в страстном соитии, когда начинают лопаться нити, удерживающие тебя на земле, и ты начинаешь заполняться безумием под завязку.
        Сквозь плотную завесу танца, дурманящего мне кровь, слышу восторженные возгласы родни Эрика. Боже, какие же они все-таки экспрессивные…
        Мой Змей - царь и бог на паркете, здесь просто нет никого, кто мог бы ему соответствовать, а даже если бы и были - его первенство не оспаривается. А еще он партнер мечты, моей личной мечты - жесткий, придирчивый, стремящийся даже мельчайшие недостатки истребить как явление. И танец с ним - это всегда битва не на жизнь, а на смерть. С собой. Чтобы ему соответствовать.
        А уж он-то все делает лучшим образом. Даже если танцует не перед тысячами зрителей, а всего лишь перед своей родней.
        Пофиг.
        Я-то танцую только для него…
        Со всей любовью, со всей отдачей.
        Даже когда он толкает меня от себя, заставляя развернуться лицом к нашим зрителям.
        Все на максимум, прогиб, сосредоточенность, растяжка, владение собственным телом. Никаких скидок на то, что выступление не публичное. В конце концов, сейчас и здесь Эрик хочет показать, что он во мне нашел. И я сама хочу показать это всем этим темноглазым сеньоритам, что облизывают моего Змея глазами.
        Я все отдам ради одного только одобрительного «Прекрасно!», что он шепчет мне в конце...
        Три минуты танца, три минуты глубокой страсти… Вечность во время движения, жалкие мгновения - по окончании.
        - Эрик, ты перестарался, - хихикает Бьянка, когда мы возвращаемся за столик, - ты так подал Настю, что теперь тебе придется сражаться за её сердце со всеми мужчинами, что еще есть в этом ресторане.
        Когда я выходила с танцевального паркета на чемпионатах, я надевала толстенный свитер. Он был моим доспехом от голодных взглядов, что мерещились мне после каждого выступления.
        Сейчас моим доспехом служат объятия Эрика, в которых я устраиваюсь, пряча свое смущенное лицо в сгибе его шеи.
        Хорошо, что публичные выражения чувств - это не то, что порицается в Италии.
        - Ну нет, сестрица, - в тон Бьянке откликается Эрик, - из всех здесь присутствующих мужчин мою Змейку могу заинтересовать только я.
        - Ты слишком самоуверен.
        Бьянка смеется, а я замираю, будто по моей спине прошлась плетка.
        «Из всех здесь присутствующих»...
        Оговорочка, однако. Практически обвинение. Очень справедливое.
        - Я, пожалуй, выйду, - тихо шепчу я, выпутываясь из объятий Змея, - мне что-то жарковато после танца.
        Без шансов на свободу, Эрик идет за мной, снова встает за моей спиной на веранде, прижимая меня к себе. Пытает меня еще сильнее каждой секундой своего присутствия.
        Мне безумно хорошо с ним. Так хорошо, что отдираться от него каждый раз приходится через боль, истекая кровью, и я совершенно не представляю, что бы со мной было без него.
        Но ведь есть же незыблемое правило - если ты не можешь выбрать из двух мужчин, значит, ни одного из них ты по-настоящему не любишь.
        Я травлюсь этой мыслью уже который день.
        То есть вот это все - не по - настоящему?
        Земля, пляшущая под ногами от его поцелуев. Взбудораженные мурашки от прикосновений. Сердце, которое тихонько ноет всякий раз, когда нам с ним приходится друг от друга оторваться. Невозможность даже уснуть без его крепкого плеча под затылком.
        Но ведь получается что да.
        Это ведь не отменяет того, что от поцелуев Эмиля меня болтало как легонькую шлюпку на волнах штормового моря… И того, что после того, как я поставила с ним точку - часть меня будто омертвела, захолодела, перестала чувствовать.
        - Давай уедем, - устало роняет Змей, спасая меня от желания прямо сейчас утопиться в этой лазурной лагуне, - я хочу тебя и на пляж. Можно совокупить. Откладывать нельзя ни в коем случае.
        И это он говорит буквально после того, как сам изобличил меня.
        - А твоя сестра не обидится?
        - Мы здесь на три дня. Второй из которых уже кончается. Бьянка прекрасно понимает, что здесь и сейчас ты меня занимаешь больше всего на свете. Мы и так ничего не успеем, так хотя бы отдохнуть-то должны.
        Выходные в Италии и вправду утекают сквозь пальцы как вода.
        Позавчера мы приехали, я полюбовалась на Катанию из окна машины Леона Лусито, отца Эрика, приехавшего за нами в аэропорт, а через час езды уже слушала причитания сеньоры Софии - его матери, о своей вопиющей худобе. Так плотно, как за тем ужином, меня еще ни разу в жизни не кормили…
        Вчерашний день тоже кончился слишком быстро.
        Мне показали семейную винодельню Лусито, передававшуюся от отца к сыну, и строго говоря - ожидавшую, пока Змей «напляшется». Если честно, мне стала понятна ирония Эрика по отношению ко многим винам с полок супермаркета. Подозреваю, я сама больше не смогу их пить - после вчерашней-то дегустации…
        - Ну что, поехали, моя Змейка? - Эрик шумно выдыхает, сползая губами к моему уху. - Или я тебе так надоел?
        - Ты не можешь мне надоесть, - откликаюсь я, констатируя факт, - давай уедем, только я обязательно хочу попрощаться с Бьянкой самостоятельно.
        Я соглашаюсь. Я снова соглашаюсь. Совершенно не представляю, как мне заговорить с ним на нужную тему.
        И как дышать после.
        66. ЭРИК И НАСТЯ. ОДЕРЖИМОСТЬ
        Четыре часа перелета…
        Почему они кончаются так быстро?
        Эрик невесомо проходится по губам Змейки пальцами. Она не спит - дремлет. Приоткрывает один глаз, лукаво улыбается.
        - Только не говори, что опять…
        - Зачем, если ты сама все понимаешь?
        Эрик и сам понимает, что смотрит на Настю как голодный на кусок мяса. Ничего с этим поделать он не может. Если она сейчас скажет, что устала, что ей надоела его озабоченность - Змей вообще понятия не имеет, как ему с этим дальше жить. Напряжение внутри нарастает с каждой секундой.
        Хорошо, что в ней отдается его желание.
        Настя закусывает губу и пряча улыбку, отстегивается от кресла.
        - Ты - самый озабоченный мужчина, из всех, что я видела в своей жизни, - шепчет она, склоняясь к самому уху Эрика.
        Скорее, одержимый. Одержимый, отчаявшийся, звереющий с каждой секундой приближения к Москве. Вот только выхода не было. Решение он принял.
        - Молодые люди, вы опять? - Стюардесса, в четвертый раз замечающая Эрика и Настю на пути к туалетным комнатам в головной части самолета, останавливается, удивленно округляя глаза. Настя тоже замирает - Эрик даже стоя за её спиной, видит, как заливает румянцем её щеки. Его Змейка - такая пугливая, готова ускользнуть от любого шороха.
        А тут… Ну на самом деле, наверное, авиарейсы Катания-Москва еще не знали настолько озабоченных пассажиров.
        Секс в самолете - фетиш для очень многих, только сейчас для Эрика дело вовсе не в фетишах.
        - Нам очень нужно, - хрипло выдыхает Змей, сжимая плечи пока еще своей девушки, и впиваясь взглядом в лицо бортпроводницы. Предельный уровень его нынешнего голода очевиден любому. И мало кто отважится вставать на его пути.
        - Через двадцать минут самолет пойдет на посадку. Все пассажиры должны быть к этому времени уже пристегнуты, - стюардесса опускает глаза, утыкаясь в тележку с напитками.
        - Что ж, придется мне уложиться в эти сроки, - Змей криво ухмыляется и ныряет вслед за Настей в узкую кабинку и резким разворотом прижимает девушку к закрывшейся двери.
        Есть непреложный постулат - эта девчонка - самый опасный наркотик из всех существующих. Это она вызвала у него зависимость с первого взгляда, с первой секунды, не говоря уже о первой их ночи. И сейчас, когда за спиной Эрика будто тикает таймер обратного отсчета до того, как он потеряет свое место - каждое мгновение «под кайфом» на счету.
        - Нас занесут в черный список авиаперевозчиков, - тихонько шипит Настя впивается зубами в мочку уха Змея.
        - Смотри на это с другой стороны. Возможно, мы установим новый рекорд? Для этого рейса так точно!
        - Интересно, как мы его будем доказывать. Количеством использованных презервативов?
        - А мне интересно, как я уложусь в двадцать минут.
        - Придется тебе постараться, - ехидно щерит зубки Змейка. Все. Хватит с неё болтовни. Их последние двадцать минут пошли.
        Змея захлестывает духота, возбуждение, неутомимый голод по сладкому телу его Змейки. По её судорожным, рваным вздохом с каждом толчком его члена внутри неё, по ногтям царапающим плечи до крови.
        Еще. Еще. Еще.
        Ему просто мало её, и невозможно достигнуть той точки в которой будет достаточно.
        Даже мать это поняла, хотя он опасался, что девушка-иностранка - не то что одобрят родители, но… Они поняли. Другой такой для Эрика не существует. И не появится потом…
        В каждом его рывке к ней - в неё, его одержимость и боль. Если бы мог - разорвал бы её на части, за то лишь, что для него он может быть только заменой. Тем, кто всегда будет приемлемым вариантом, для того, чтобы скоротать время. Вот только он слишком слабеет рядом с этой девушкой, чтобы смочь ей навредить. Слабеет и становится невыносимо жадным мальчишкой.
        Рывок, рывок, рывок…
        Она тихонько стонет - совсем тихо, но это рвется её удовольствие из груди. Хорошо. Как же хорошо. С ней, в ней - это почти что одно и то же.
        Такая нежная. Такая пьянящая. Его. Пока еще его!
        Они возвращаются на места через девятнадцать минут - да, да, Эрик засекал по наручным часам. Стюардесса встречается им по пути и украдкой показывает Эрику большой палец.
        Есть все-таки прелести в привилегиях бизнес-класса. Эрик и раньше это знал, но только сейчас ощутил подлинную их глубину. Хорошо, что не стал экономить и купил именно эти билеты.
        Хотя лучше бы вообще не покупал.
        У него был шанс. И даже удачные моменты. Предложить ей остаться подольше, и дальше не включать телефоны. Увезти её в свой дом и любить каждую свободную секунду. Дьявол с ним - с повисшим контрактом, он бы выплатил неустойку, даже с танцевальной карьерой - ну подумаешь пятно, лет семь работы в семейном бизнесе - и о возвращение некогда ушедшего из шоу-бизнеса Катанийского Змея будет удачным пиар-ходом, хотя кто знает - может и возвращаться не захочется.
        Лишь бы Настя с ним танцевала, на всех остальных уже более чем параллельно.
        Лишь бы она была с ним счастлива абсолютно.
        Еще бы он мог сделать её счастливой. Безгранично, безусловно, так, чтобы она не кусала губы, глядя на море, не плакала в ванной вечерами украдкой, думая, что он не слышит её всхлипов сквозь шум воды, текущей из включенного крана.
        Это выжимало, подтачивало, лишало сил.
        Просто…
        Просто Настя Варлей была рождена, чтобы принадлежать другому.
        И Эрик мог её украсть, только это все равно ничего не меняло. Она привязалась к нему, он её нравился, она была ему благодарна, чтоб ей пусто было!
        Счастлива не была.
        - Змейка, - Эрик касается кончиками пальцев оставленной на подлокотнике кресла Настиной руки.
        - Эрик, побойся бога, - шепчет Настя, приоткрывая один глаз, - я очень ценю твое ко мне отношение, но придется тебе теперь потерпеть до дома.
        - Я хочу поговорить с тобой об Эмиле.
        Эта фраза - приговор для Змея, на самом-то деле. Потому что он видит, как напрягается Настя, как она закусывает губу, пытаясь не выпустить наружу свою боль. Вот только он уже решил, что все ей расскажет. А потом…
        Потом будет то, чего он опасался все это время. Она сделает свой выбор. По-настоящему.
        67. ТРОЕ. РАЗГОВОРЫ, КОТОРЫЕ НЕ КЛЕЯТСЯ
        - Эрик…
        У меня сводит горло от того, сколько слов из меня рвется. Столько мыслей.
        Разговаривать, пытаясь успеть за размашисто шагающим к зданию аэропорта мужчиной, когда и так не хватает дыхания от волнения - та еще задачка.
        - Ты не скажешь мне ничего, из того, что я уже не знаю, - Змей не смотрит на меня, ему будто неприятно это делать, - так что если можно, давай обойдемся без скандалов.
        - Ты меня узнал, - я до сих пор не могу в это поверить. Я была убеждена - они забыли. Оба забыли. Мало ли с кем они зажигали в клубе. Пять лет прошло. И тут выходит…
        Они оба меня помнили. Один - искал меня пять лет, болтаясь в чужую страну два раза в год и всаживая кучу денег на розыски. Второй… Второй меня узнал.
        - Я знаю, что должен был сказать тебе раньше. Тебе, ему… Я не захотел, ясно? Ты бы выбрала Эмиля. Зная, что именно тебя он искал пять лет, именно на тебе свихнулся. Ты же еще на старте нашего знакомства предпочитала его. А я бы остался за бортом.
        Змей замолкает, с ненавистью глядя вперед. Не знаю, как не споткнулся от этого взгляда идущий впереди пассажир.
        Эрик. Полчаса назад - раскаленный, взбудораженный, неостановимый, сейчас - будто мертвый, холодный, отдергивающий от меня руки, как только я пытаюсь к нему прикоснуться.
        - Эрик, ты можешь хотя бы на меня посмотреть?
        - Нет, - устало отрезает он, даже не косясь в мою сторону, - не хочу. Я слишком хорошо представляю, что будет уже сегодня вечером. Точнее - с кем будешь ты. Сейчас мы выйдем из аэропорта и нас не станет. Точка.
        Это очень похоже на то, что он меня бросает. Вот только нет. Я точно знаю, что он делает кое-что другое.
        - Эрик…
        - Мне не нужна твоя жалость, Настя, - Эрик снова и снова перебивает меня, лишая возможности сказать хоть что-то, - и благодарность свою засунь куда-нибудь… Поглубже. Мне нужна ты, вот только тебе нужен Эмиль. Я в курсе. И лучше бы тебе воспользоваться моей добротой, потому что я могу и передумать тебя ему отдавать. В конце концов, ну оплакиваешь ты по вечерам в ванной свою любовь к этому идиоту, я переживу. И ты переживешь. И наши дети тоже переживут. Я очень хочу остановиться на этом варианте.
        Хочешь. Но выбираешь другое.
        Он напряжен, раздражен, категорически ничего не хочет от меня слушать. Возможно - он мне не верит. И не на пустом ведь месте. Получается, я не справилась. И начиная каждое наше с ним утро после отлета с сладостно-похрустывающего итальянского «Ti amo» я не убедила его в своей любви. Он тоже чувствует мой изъян.
        И я даже не знаю, что мне с этим делать.
        Эрик понимает все неверно, в корне. Он уверен, что мне нравится только Эмиль. А то что между нами - происходит не потому что я этого хочу, а по инерции, от скуки, или что-то в этом роде.
        Я совершенно не уверена, что если озвучу ему правду - моя история как-то поменяется. Разве что я выставлю себя еще более… Непостоянной, назовем это так. Так-то девушки, что мечутся между двумя парнями и не могут сделать выбор, называются по-другому.
        Плевать.
        Я просто обозначу Эрику, как все оно есть, какой бардак на самом деле происходит в моей душе. Если потеряю его…
        Черт возьми, да я уже почти его потеряла. Он уже мне не верит. Отдает меня Эмилю, раздери конем это идиотское благородство. Для меня же…
        Я даже не думала, что Эрик видит столько. И столько понимает настолько неправильно.
        Нужно только выйти из аэропорта, сесть в такси и доехать до дома. Там в тишине, без лишних ушей, я найду в себе силы для озвучивания той правды, что характеризует меня наихудшим образом.
        Тишина, покой…
        Даже не думай, Настя! Не мечтай!
        Зеленый коридор заканчивается так быстро. Мы выходим из аэропорта. А там…
        Эрик останавливается как вкопанный, так и не дойдя до парковки такси Я, налетевшая на него, как на айсберг выглядываю из-за его спины.
        Эмиль.
        Он стоит неподалеку от входа, подбрасывая на ладони зажигалку. Смотрит на меня, переводит взгляд на Змея.
        Черт, а ведь стюардесса говорила, что температура воздуха в Москве «плюс двадцать восемь». Что ж у меня такое ощущение, что вокруг меня «минус сорок» и ни градусом выше?
        - Ты нас тут целыми днями караулил? - язвительно хмыкает Эрик, - или все-таки «лисичка» раскололась, когда я проставил им конец перерыва в репетициях?
        - Я тебе только один вопрос задам, Змей. - отрывисто произносит Эмиль, игнорируя адресованный ему вопрос, - Ты знал, что я ищу именно её? - он бросает косой взгляд на меня.
        Никогда прежде я не видела Эмиля настолько взбешенным. Удивительное рядом - он при этом еще и держит себя в руках. Этакая Смерть, сама себя привязавшая за ниточку к стулу…
        Я впиваюсь пальцами в рукав рубашки Эрика, пытаясь не то удержать, не то спрятаться за ним от внушающего мне слишком много страха Эмиля, а Змей - только напрягается еще сильнее, буквально скручивается, как готовая к срыву пружина, сжимает руки в кулаки.
        - Мадонна, да неужели и до тебя дошло? - ответ Эрика звучит саркастично, и вызывающе. - А я думал, мне придется для тебя нарисовать плакат с указателем. Кто тебе подсказал? Лера? Фрида? Или случилось чудо и твои три извилины все-таки начали работать, братишка? Нет, такого просто не может быть!
        Боже, да он же сам нарывается. Он прямо таки в бутылку лезет стремясь доконать Эмиля…
        - Кусок дерьма… - выдыхает швед, переходя на итальянский.
        - Иди сам в задницу, дружище, - разъяренно скалится Змей и сам подается вперед. Будто давая сигнал к атаке.
        Никто ни на кого не бросается с кулаками, они просто сталкиваются в одной точке вселенной и сплетаются в самой настоящей драке.
        Господи, как бы это развидеть, и никогда больше не становиться зрителем.
        Два мужчины - моих любимых мужчины - сцепились между собой и месят друг дружку под аккомпанемент глухих рычащих и враждебных звуков.
        Боже, такое ощущение, что каждый удар принимаю я - мне физически больно видеть каждый раз когда любой из их кулаков врезается в тело другого.
        - Прекратите! - первый раз у меня выходит жалким. Никто меня не слышит, никто на меня не реагирует, даже пацан, что уже включил камеру на телефоне и вовсю снимает драку для ТикТока. А народ-то вокруг собирается. Я оборачиваюсь и к своему ужасу вижу как вперевалочку в нашу сторону шагают два охранника из службы безопасности аэропорта.
        Так и до полиции не далеко. Меньше всего я хочу забирать этих придурков из ближайшего обезьянника.
        - Прекратите сейчас же!!! - рявкаю во весь голос и сама хочу заткнуть уши и не слышать себя такой. Не мое это - быть яростной амазонкой.
        Они все-таки отталкиваются друг от друга - два драных петуха, один другого краше. У Эмиля цветет живописный фингал под глазом. Пока еще не набрался буйных красок, но ощущается что все там еще впереди. Эрик - с разбитой губой, в драной рубашке, прочий урон мешает оценить одежда.
        - Господи, вы с ума сошли что ли? - я подхожу к Эрику, морщусь, глядя на его ранения, тянусь к нему, желая прикоснуться.
        Он ловит меня за запястья удерживая на расстоянии.
        - Эрик…
        Он не дает мне ничего. Даже приблизиться - так и удерживает меня на расстоянии. Смотрит на меня так, будто я смертельно ему надоела.
        - Я все тебе сказал еще в самолете, - выдыхает Змей, ехидно искривляя свои красивые губы, - мы вышли из аэропорта. Можешь мне больше не лгать.
        От этого несправедливого обвинения мне будто обжигает сердце.
        - Держи, дружище, - два этих слова - концентрат презрительности, а затем Змей просто толкает меня назад. Я налетаю спиной на Эмиля. - Развлекайся. Теперь она - твоя.
        И после всего этого Эрик отворачивается от меня, как от прокаженной, садится в ближайшую машину и уезжает.
        Я дергаюсь за ним, но рука Эмиля стискивается на моем локте удерживая меня на месте. И вправду. Зачем бежать за тем, кто уже решил не давать мне и шанса.
        Боже, как же больно...
        68. НАСТЯ И ЭМИЛЬ. ГОРЕЧЬ
        - Мышка…
        Тихий голос Эмиля заставляет меня открыть глаза.
        Мозг устало фиксирует все, на что падает взгляд. Солнечные полосы на потолке. Открытую балконную дверь.
        - Ты снова влез ко мне через балкон?
        - Ты снова не открыла мне дверь. Я звонил, - невозмутимо поясняет Эмиль, будто это в норме вещей - лазить в гости через балкон.
        Да, да, ты звонил. Ты звонил так долго, что у меня в висках возится мигрень. А у телефона от твоих прозвонов села батарейка.
        - Я не хочу тебя видеть, - я снова закрываю глаза.
        Строго говоря я вообще никого видеть не хочу. Никого, ничего, никогда.
        Под коленом этого гребанного Карлсона поскрипывает кровать. А потом…
        - Отпусти меня, отпусти, - я дергаюсь и молочу кулаками по могучей спине на которую меня закинули. Чертов тролль! Хоть бы хны ему.
        Тыщит меня в ванную, включает воду.
        Спасибо, что башкой под струю воды не сует! В первый день так и было!
        Хотя вот сейчас и того, что он черпает ледяную воду в горсть и плещет мне в лицо уже достаточно, чтобы хотеть его убить.
        - Уйди! - я отталкиваю его руки, - уйди к чертям, Эмиль, я тебя не звала.
        Он ничего не отвечает, просто скептически приподнимает бровь и скрещивает руки на груди. Такая махина - хрен из-за него выйдешь из ванной. И с места он не сдвинется, пока я не сделаю то, что ему нужно.
        Приходится умыться и почистить зубы.
        - Все, ты доволен? - снова скалю зубы, - а теперь проваливай.
        Выгляжу, наверное, как побитая собачонка. Хотя, почему это как?
        - Завтрак, - скупо роняет Эмиль и только после этого выходит из ванной.
        Нет, ну что за гестапо?
        Один меня бесил постоянно, выводил на эмоции, второй устраивает мне филиал гребанной армии, скоро еще «упал-отжался» введет в моё дневное расписание.
        Я кошусь на себя в зеркало. И понимаю, почему в последние три дня так ненавижу заходить в ванную. Черт с ним, с лицом, опухшим от таких продолжительных рыданий, черт с ними с волосами, хоть их и надо привести в порядок.
        Я вижу майку. Гребанную черную майку, которую не снимаю уже третий день. Его майку. И она уже почти растеряла весь его запах.
        Слезам не нужно много времени. Они просто заволакивают мои глаза, выжимая из меня последний резерв сил. Я скукоживаюсь в комок, обнимая колени, отчаянно пытаясь перестать.
        Не получается.
        Ничего не получается.
        Жить дальше - просто никак.
        Я стараюсь давить боль в себе, не пропуская ни звука наружу. Но Эмиль все равно что-то слышит, чует, а может - просто замечает мою задержку. Возвращается, снова подхватывает на руки, как маленькую девочку.
        Относит на кухню, здесь ставит на ноги.
        Он не сажает меня к себе на колени, не пытается поцеловать или раздеть.
        Сейчас отношения между нами таковые, какие могли бы быть, если б мы так ни разу и не переспали.
        Он просто рядом.
        Рядом.
        Кормит меня с ложечки. Меня это начинает раздражать и ложку я отнимаю, доедаю овсянку из тарелки уже сама.
        В конце концов должны же быть границы. Теоретически. Хотя, я знаю, что их нет.
        Мне кажется - меня пробили пушечным ядром насквозь, до того огромная в моей груди ощущается дыра.
        Эрика нет. Просто нет. Он не приезжает в свою квартиру, отправил и меня, и Эмиля в бан на звонки. В его инстаграме, что ни день - фоточки с пассией. Каждый день с новой. Он будто знает, что я проверяю их четыре раза в день, и старается лично для меня. Типа, с меня начал - но на мне не закончил.
        Он обрубил мне абсолютно все концы и когда я приехала в студию, где проводились репетиции номера для клипа мой пропуск оказался заблокирован.
        Режиссер очень передо мной извинялся, сказал что уволить меня потребовал непосредственно хореограф, и…
        Я не стала дослушивать его объяснения.
        Мне упала на карту какая-то компенсация, я даже посмеялась от того, как все вывернулось - меня на съемки притащил Эрик, он же меня и выставил. Платили же за его выкрутасы клип-мейкеры…
        И все. Все!
        Мой Змей просто не хочет меня слушать. И видеть.
        - Я хочу его убить, когда вижу тебя такой, - хмуро озвучивает Эмиль, глядя на меня сверху вниз, - только то, что ты не обрадуешься, если я притащу к тебе его хладное тело меня и останавливает.
        - Я никогда не хотела, чтоб вы дрались и убивали из-за меня, - устало возражаю я, - тем более друг друга.
        Ему не нравятся мои слова, видно по глазам. Но все же он их слышит. Хотя бы.
        - Можешь принести мой телефон?
        - Опять? - губы Эмиля сжимаются плотнее. Он знает, зачем мне телефон и одобряет это еще меньше.
        - Не можешь, значит я сама схожу, - я приподнимаюсь с табуретки, но тяжелая ладонь Эмиля придавливает меня обратно.
        - Доедай.
        Мда, а я-то честно говоря обрадовалась, что есть повод соскочить с обязанности доесть эту чертову овсянку.
        Нет, она вкусная, наверное, Эмиль с ней колдовал, там приправы, какой-то сироп, если принюхаться.
        Просто я все равно не чувствую её вкуса. И голода в общем-то тоже.
        Эмиль уходит в комнату, возвращается с забытым мной на подушке смартфоном. Выражение лица «Опять-2». Да, торчала в телефоне до трех часов ночи. Да, зависала в инстаграмме Змея.
        Мне похрен. Меня вообще-то бросили. Я имею право побыть ванилькой.
        И сейчас я буду заниматься тем же самым.
        Сегодня в меню брюнетки. Прямо в репетиционном зале, в том сам, в арендованной лично им, куда он типа не пускает кого попало.
        Смешно.
        Смешно и больно, я ведь знаю, кому он передает этот привет.
        Не парься, детка, свято место пусто не бывает. Такой посыл.
        Я знала, что увижу. Это и получила.
        - Ну вот зачем? - Эмиль все-таки снова отбирает у меня телефон, - зачем вы маетесь этой херней?
        Вы.
        Эмиль тоже все понимает.
        - Давай поедем в студию, - не знаю, в каком месте у него шило, но оно точно сейчас зудит, - подкараулим его и…
        Я качаю головой, отправляя в рот еще одну ложку безвкусной каши.
        - Ты любишь его, мышка, - безапелляционно приговаривает меня Эмиль, - я даже не усомнился в этом, когда ты это сказала. Это правда и это очевидно. Так давай я его приведу и вы нормально поговорите.
        - Проблема не в этом, - я кривлю губы, подавляя еще один болезненный спазм, - а в том, что я люблю его недостаточно.
        - Проблема в том, что кто-то очень давно обходился без черепно-мозговой, - пасмурно шутит Эмиль, - достаточно, недостаточно… У этого ублюдка еще и градации есть?
        - Он прав, - пресекаю все дальнейшие обсуждения, - я это знаю. И если бы я любила только его - никаких проблем бы ни было.
        - Только? - повторяет Эмиль, пытливо глядя на меня.
        Я прячу взгляд.
        Я не хочу сейчас об этом, я не готова.
        Я сейчас в том состоянии, когда о новых отношениях думаешь как о чем-то невозможном. Слишком больно. Слишком свежа и еще кровоточит дырка в моей груди.
        Да и зачем это повторять?
        Все что сейчас происходит - все лишь потому что я не могла определиться. Не хотела. Была убеждена, что это невозможно. Любила вполсилы, но сразу двоих. Один из двоих уже этим не насытился. Я не знаю, что со мной будет, если еще и Эмиль примет такое решение. Представляю. И нет, это исключено, я не могу себе позволить скатиться в еще большую пучину.
        Мне сложно сидеть на одном месте - хочется метаться по стенам, я отхожу к окну. Зависаю на пейзаж за окном, унылый, не меняющийся, но точно не желающий разодрать мне сердце.
        Эмиль подходит ко мне со спины. Обнимает. Прижимается всем телом.
        Я ощущаю, каких усилий ему стоит сдерживаться, прикусывая губу. Ему не понравится мое решение.
        Он способен ждать, терпеть, просто быть рядом. Но принять необходимость поражения ему будет сложно.
        - Мышка… - хриплый голос Эмиля прохдодится нежной пудровой кистью по моей истерзанной душе, - я искал тебя пять лет. Сходил по тебе с ума слишком долго. Я все сделаю, что ты захочешь, если тебе это сделает лучше.
        Нет, не все.
        Это даже не подлежит обсуждению.
        То что я хочу - слишком безумно, слишком эгоистично, они - ни за что не согласятся.
        Хотя, я знаю, о чем говорит Эмиль.
        Притащить ко мне Змея принудительно, за шкирку, швырнуть его к моим ногам, заставить вымаливать прощения.
        Но ведь не за что.
        Я ведь и вправду не справилась.
        - Может быть мороженого, - озвучваю я вслух. Чистосердечное признание так себе, но Эмиль кажется сейчас готов принять и не такое откровение. Кажется, я внушаю ему надежду на реабилитацию.
        - Шоколадного? Клубничного?
        Еще чуть-чуть и он предъявит мне карту меню.
        - Соленой карамели, - я прикрываю глаза, - знаешь, в магазине «Егоза» через два квартала есть такое.
        - Хочешь прогуляться?
        Гулена из меня сейчас не выйдет, я могу только ноги по инерции переставлять и бездумно таращиться в пространство.
        - Я приму душ, пожалуй.
        Лгу.
        Поверить не могу, что это так просто.
        И он мне верит.
        Обнимает меня покрепче, на прощанье, сверлит насмешливым взглядом.
        - Не пустишь меня через дверь, я все равно к тебе попаду.
        - Пущу, - лгу я снова, чувствуя только бесконечную усталость.
        Я понимаю, куда оно все катится слишком хорошо. И слишком не хочу для себя такого исхода.
        После ухода Эмиля я жду еще несколько минут, и только после этого вызываю такси через приложение.
        Сумка с вещами так и стоит неразобранная еще с Италии. Поэтому ничего не стоит спустить её вниз.
        Еще вчера я засыпала надеясь, что сегодня жизнь станет проще, но она не стала. Совершенно. И чем дальше - тем больнее. А значит, нужно рубить сейчас.
        Только отъехав на квартал в противоположную сторону я пишу Эмилю прощальную СМС-ку. К сожалению - тот максимум, на который я сейчас способна. Зато длинно, многословно, с кучей объяснений.
        Надеюсь, он поймет. И ждать меня не станет.
        А я попробую жить дальше без них. В этот раз - без глупых иллюзий.
        69. ЭРИК. ПУСТОТА
        Последние ноты кульминации. Развязка. Танцоры из группы массовки замирают и держат позы еще несколько мгновений после выключения музыки.
        Генеральный прогон перед началом съемок клипа все-таки настал.
        Эрик не особенно наблюдает за танцем группы - он знаеи, что все идеально. Он мог и не оставаться после прогона парной части танцевального номера, просто для проформы и ободрения подопечных торчит за спиной режиссера и Мадины - собственно его заказчицы. Той самой, что готова была выпрыгнуть из своей гламурной золотой шкурки, лишь бы заполучить в постановщики танцевальной программы её клипа именно Эрика Лусито.
        Эрик подозревал тут личный интерес, но несколько раз появившись на промежуточных репетициях Мадина видела Настю и ничего ревнивого в её жестах или словах замечено не было. Даже как будто наоборот.
        А сейчас она сидит на мягком раскладном стульчике по левую руку от режиссера клипа и задумчиво покусывает губу. Затем поднимается на ноги, благодарно хлопает в ладоши, улыбаясь танцорам.
        - Просто супер, ребята. Вы отлично постарались. Увидимся на съемках.
        Змей достаточно неплохо знает русский язык, чтобы заметить обтекаемость формулировок. Мадина почему-то не называет сроков. Хотя они ведь и так очень близки к его контрактному дедлайну. Случайно?
        - Пойдем, выпьем кофе, - девушка оборачивается к Эрику, смотрит на него в упор из под уложенной виртуозным локоном челки. Она похожа на инопланетянку с этими своими нежно-голубыми волосами, - есть серьезный разговор.
        Далеко ходить не надо, телохранитель Мадины быстро притаскивает им кофе прямо в зал.
        - Я налажал? - Эрик приподнимает бровь, - у тебя сменилась концепция? Серьезные разговоры накануне съемок редко бывают посвящены другим темам.
        - Нет, что ты, я и вправду в восторге, - Мадина смеется, - ребята молодцы, а то, что ты с ними сотворил - и вовсе не поддается описанию. Ты стоишь каждого цента, которого я за тебя заплатила.
        - Переходи к кнуту.
        - Это не кнут, - Мадина качает головой, - это вопрос. Вопрос твоей давней фанатки, Эрик, и я надеюсь - твоего друга, если ты, конечно, позволишь себя так называть после этих съемок. Что с тобой происходит?
        Между ними повисает тишина, и слышно, как разбежавшиеся в раздевалки танцоры ликующе гудят, обсуждая готовый номер.
        Эрик облизывает сухие губы.
        - Если ты сейчас начнешь мне лепить про то, что ты строго следуешь требованиям контракта, я обижусь, - Мадина контратакует, - да, я вижу, что следуешь. Делаешь лучше, эффектнее и быстрее, чем мы договаривались. Просто… Ты понимаешь… Я писала эту песню, глядя на твое выступление на чемпионате этого года. Я придумывала этот клип, четко зная, что хочу чтобы ты в нем танцевал. Да, массовка очень важна, но парная программа - это больше чем половина составляющей моего ролика. А ты в ней… Не тот, что мне нужен. Тебе не нравится партнерша?
        - Она старается соответствовать моим требованиям, - Эрик давит в себе раздраженную гримасу, - это непросто.
        - Вот! - пальчик Мадины торжествующе взлетает к небесам, - она тебе соответствует, ты её щадишь. Зачем сменили танцовщицу? Предыдущая была потрясающей. У тебя с ней была такая бешеная химия - я боялась, что мы взорвемся во время съемок. А сейчас ты, прости, совершенно не горишь. не понимаю, как мне тебя снимать сейчас.
        - Предыдущую танцовщицу убрали по причине нашего личного с ней конфликта, - Эрик не смотрит на Мадину, смотрит на уборщицу, которая в углу зала что-то отскребает от пола, - хочешь потребовать, чтоб я её вернул?
        Слишком просто он себе проигрывает. Он не должен искать встречи с Настей. А он ищет. Хоть по самому дурацкому поводу. Хоть и знает, что самое верное, что она может сделать при виде него сейчас - перейти на ту сторону дороги.
        - Нет, - досада от отказа Мадины - слишком красноречивое свидетельство тому, что то, что он в себе подавил - совсем не побеждено. Он хотел бы чтобы повод появился.
        Но в этом случае - разве возможно будет вернуться и не оказаться вновь искушенным? Как ему захотеть снова за неё сразиться, хоть и без шансов на победу?
        Никак.
        И все же ему досадно, что «приказа» от Мадины не поступило.
        - Я все-таки ищу твоей дружбы, Эрик, - спокойно добавляет Мадина после короткой паузы, - поэтому я не буду ничего от тебя требовать. Я дам тебе отпуск. Неделя-две. Не знаю, что там у вас происходит с той девочкой, но вам точно нужно время разобраться с этим. Ты можешь с ней помириться, а можешь уйти в загул и я не буду тебя от этого отвлекать. Но через две недели ты должен быть собой. Змеем, который меня так вдохновляет. А не тем зомби, что говорит со мной сейчас.
        - По контракту ты мне платишь за каждый день простоя, - напоминает Эрик мстительно, вставая, - то есть пить эти четырнадцать дней я буду на твои деньги.
        - Ну, если ты восстановишься и будешь в нужной кондиции к номеру - значит оно того стоит, - девушка безмятежно пожимает плечиками.
        Из зала Эрик выходит на взводе. Честно говоря, он хотел уже закрыть этот контракт, улететь домой и забыть - о танцах, о Насте на пару лет. А может и до конца жизни. Как пойдет. Может он еще войдет в темп работы семейной винодельни и больше никогда не станут проситься на паркет ноги…
        И вот надо же - звезда взбрыкнула и он встрянет тут не на неделю, как рассчитывал, а на все три.
        Оптимистом Эрик не был. Он примерно отдавал себе отчет в масштабах того, что прорвалось наружу и было замечено Мадиной. И неделей это не лечилось. Для этого и жизни было маловато, но все-таки стоило двигаться дальше. Хоть и не было понятно, как именно.
        Где-то там сейчас его бывший лучший друг снимает одежду с глубочайшего безумия всей жизни Эрика Лусито. Целует её, ласкает, присваивает.
        И вот как все это выбросить из головы за две недели? Никаких запасов вина точно не хватит. Но попробовать все-таки стоит.
        70. ЭМИЛЬ. ПРАВДА
        Эмиль не прессует службы охраны арт-центра. Зачем создавать людям лишний стресс? Есть пути решения проблемы гораздо проще. Эмиль сидит на каменном парапете неподалеку от входа, уткнувшись в телефон. Видит Леру, пролетающую мимо, она ему кивает - но не останавливается. Их последний разговор был более чем исчерпывающим, она вряд ли решит, что Эмиль может ждать её.
        Что ж, отлично. Значит и Змей не за горами.
        И вправду не задерживается.
        Рожа недовольная, осунувшаяся, Змей похож на зомбака. Он как-то снимался в короткометражке, изображал там одержимого танцами живого мертвеца. Вот сейчас он мог повторить тот дебют и здорово бы сэкономил режиссеру на гримерах. И где тот улыбчивый мудак, что селфится для инсты с какими-то курицами? И где те курицы? Стоило все-таки поспорить с Мышкой, что этот придурок с ними даже не выпил, не то что не переспал. Хотя, это, конечно, не доказуемо. Но Эмиль почему-то в этом железобетонно уверен. Если что-то и влияет на потенцию этого озабоченного придурка, так это что ему не дает одна конкретная, им вожделенная женщина. А Мышка ею была, чтобы этот идиот из себя не строил.
        Змей точно видит Эмиля, но быстрым шагом пролетает мимо, будто и не заметил. Ладно.
        Эмиль отматывает закончившийся ролик на середину и утыкается в него снова.
        Да неужто ты не вернешься, Змей? Неужели твой гонор не рванет? Ты же так картинно её бросал, почти вышвыривал.
        Тому, кто знает тебя восемь лет было более чем странно такое поведение.
        Юная мышка - совершенная прелесть. Сейчас она набралась крепости, серьезности, силы чувств, а тогда… Легкая как огненный вихрь, эмоциональная и страстная…
        Ничего удивительного, что она врезалась в память. Эмиль и сейчас-то засмотрел этот ролик до дыр. Даже снятый непроффесионально он производит неизгладимое впечатление.
        - Нет, ну какого дьявола, Брух! - рычат над головой.
        Эмиль не торопится, останавливает ролик, поднимает взгляд. Кажется, от его спокойствия Змей начинает выкипать еще больше. Ничего.
        - О, привет, дружище, - Эмиль растягивает губы в улыбке, - давно тут? А то я тебя так сразу и не заметил.
        - На кой ты приперся?
        Эрика спасают его глаза. Если бы в них не плескалась такая тревога, Эмиль просто бы занялся тем, чем хотел заняться все эти дни - пересчитал бы этому ублюдку кости. По одной за каждую слезинку Мышки.
        - А что мне мешает здесь находиться?
        Как же все-таки смешно наблюдать, за пригорающим Змеем. И ведь он сам раздул для себя все эти угли.
        Эрик сгребает Эмиля за грудки, резко встряхивая.
        - Ты. Должен. Быть. С ней! - рычит он, - утешать, успокаивать, любить. Любую свободную минутку, каждый день. Разве не этого ты хотел? Разве не для этого я её тебе отдал? Что, сдулись твои серьезные намеренья? Так может мне попробовать вернуться?
        - А ты думаешь, она позволит тебе вернуться?
        Один удар иногда стоит десятка слабых. Если бы их разговор был спаррингом, Эрик сейчас повис бы на канатах. Но еще не в нокауте.
        Змей набирает воздуха для новой яростной тирады.
        - Она уехала, - озвучивает Эмиль, - совсем уехала, сменила номер и не настроена поддерживать со мной связь.
        Вот он - нокаут. Этого Эрик не ожидал. Даже отступает на шажок. Недоверчиво покачивает головой.
        - Она не могла. Не должна была. Ты ведь оставался с ней. К тебе она так хотела!
        Эмиль просто сует Змею под нос телефон с открытой, самой последней её СМС-кой. Змей её не заслуживает. Ничего из того, что Настя там пишет о нем. Но что поделать, если никак больше до Эрика необходимую мысль не донесешь.
        И все что там есть… Каждое гребанное слово от начала и до конца Эмиль уже замылил в голове до навязчивого звона. Может цитировать по памяти, если телефон вдруг разлетится вдребезги об асфальт. Как тот старый, который Эмиль и расхерачил, как только прочитал самое последнее слово с послании мышки.
        Потом была истории о замене телефона, восстановлении сообщений через облако. Вот только она мысли не занимает. А её прощание - да.
        «Прости. Я не могу начать ни с чего другого, только с этого. За то, что я делаю это в СМС, за то, что я так долго тебя не понимала, за то, что мы так с тобой нормально и не поговорили. Я знаю, ты ждал, когда я буду к этому способна. Ты удивительный».
        Первая часть - не предназначалась для Эрика. Вот только нельзя показать только кусок из этого крохотного письма, нужно чтобы этот придурок видел все с самого начала. И Змей ощутимо звереет, явно воспринимая происходящее как издевку. Пока не добирается до сути.
        «Тогда в Берлине я не знала, что вот так легко и просто ты раз за разом будешь срывать мне крышу. Просто хотела оторваться. И доказать кое-кому, что я танцую в тысячу раз лучше чем та, которую он выбрал. И ты прекрасно знаешь, о ком я говорю. Вы дружили. Об этом знала даже я».
        У Змея недоверчиво дергается уголок рта. Но тем не менее, он продолжает жадно читать длинную цифровую мышкину исповедь».
        «То, что было после... Мне жаль, что я это допустила. Мне так понравились вы оба. И наш танец втроем… Это было слишком ярко, слишком запретно, в моей жизни никогда не было ничего подобного. Я вспоминала вас столько раз, что даже не знаю, можно ли меня после этого считать верной женой. И вот вы вернулись. И моей же фантазией мне и прилетело обратно. Я снова не могла выбрать. Меня тянуло к тебе, тянуло к Эрику, буквально рвало на части, и проще было сказать «нет» вам обоим, чем хоть «да» кому-то одному. Я не знала, что с этим делать. Вы разрешили ситуацию сами. Мне на *это* точно не хватило бы смелости. Вот только лучше это не сделало. Ты ушел, Эрик со мной остался. Я долго боялась ему открываться, долго боялась, что он раскусит во мне его безумную фанатку…».
        - У тебя есть что-нибудь выпить? - Эрик опускает телефон.
        - Нет. И покурить тоже закончилось, - Эмиль отрицательно качает головой, - ты дочитывай, дружок, дочитывай. Ты ведь не хотел её слушать? Значит, будешь читать.
        «Эрик был со мной. Расковыривал меня из скорлупы. Безмерно бесил меня, только он так и может. С ним так увлекательно воевать, что это стало моей вредной привычкой. Я влюблялась в него, чем дальше, тем сильнее. У меня оставалась только одна большая проблема. Ты - не выходящий из моей головы. Я не могла сосредоточиться на Эрике, на наших отношениях, он это видел. И с тобой, я точно знаю, будет то же самое. Тебя не устроит половина меня. Ты не будешь рад, что каждый раз глядя на тебя, я буду думать о нем, и умирать от тоски. Просто так вышло. Я люблю вас обоих. Люблю по-разному, потому что вы совершенно разные, но только вдвоем. Я никогда в жизни так не любила, но этого все равно недостаточно. Ужасно стыдно, что ты искал меня пять лет для того, чтобы я призналась тебе в этом. Но я рада, что все-таки сделала это. Обманывать еще и тебя я не хочу».
        Невозможно ошибиться с тем, когда Эрик заканчивает чтение - он просто зависает в одну точку в пространстве. Да, это не СМС, это огроменная простыня и совершенно непонятно, сколько времени Мышка её строчила, отправила-то она её одним заходом. Эмиль получил её уже после того, как обнаружил мышкино исчезновение. Разбирался долго - читал он по-русски чуть лучше чем говорил, но все-таки этот язык не зря считался одним из сложнейших. Даже неплохого знания языка не для всего хватало.
        - Это ведь ты ей сказал, что можно хотеть двоих? - язвительно тянет Эмиль.
        Эрик отрешенно покачивает подбородком. Взглядом отчаянно умоляет Эмиля заткнуться. Вот только он не был с Мышкой те три дня, когда она не вставала с кровати, пытаясь оправиться от его выходки. Так что если уж нельзя пнуть его по-настоящему, Эмиль пнет вербально. Неплохо бы напомнить этому ревнивому придурку, что он много чего еще говорил их Мышке, позабыв по дороге половину обещаний.
        Эмиль забирает у Эрика свой телефон. И задает тот самый важный вопрос, ради которого он тут Змея и караулил.
        - Ну, так и что мы будем с этим делать, дружище?
        71. НАСТЯ. ОДНА
        - У меня было лучше, - ревниво ворчит Алинка, озираясь по сторонам.
        Новая квартира и вправду не особенно впечатляет. Советский ремонт, скрипучий диван, меблировка под стать.
        Плевать, хватит на первое время.
        Квартиру я подхватила у Алинкиной же подружки, одной из тех, что ходит к ней по средам и воскресеньем на стрип-пластику.
        Сейчас мне просто плевать на эти условия, и даже если кусок штукатурки упадет мне на голову, я скажу ему спасибо - в конце концов, он меня отвлек. Остановил внутренний таймер.
        Сейчас он, увы, все еще тикает.
        Без Эрика и Эмиля я существую уже пять дней, шестнадцать часов, тринадцать минут, сорок три секунды... Сорок четыре...
        Взбрело же мне в голову. Влипла же я в них настолько безнадежно. Не вздохнешь, не выдохнешь теперь без них.
        - Ну прости, - печально отвечаю подружке, - я бы и рада оставаться подольше на твоих халявных условиях, но у меня обстоятельства.
        - Я все-таки не понимаю, - Алинка задумчиво ковыряет ногтем кухонный косяк, - Эрик… Он так на тебя смотрел… От этого взгляда можно было до угольев обгореть. Как при таком отношении он мог тебя бросить? Неужто ты не понравилась его родне? Если так, то придется мне в нем разочароваться, что ли.
        - Давай сменим тему, - прошу я, устало подавляя сверление в груди и встряхивая в руках маленькое черное платье, - а это ты помнишь?
        - О-о-о, да, - Алинка переворачивается на живот - она валяется на диване и лукаво щурится на меня из-под блондинистой челки, - первая группа юниоров. Тебе двенадцать, мы во Франции… Твоя первая медаль на европейском танцполе. Увы мне, серебряная, после этого ты все шесть часов в самолете проедала мне плешь количеством допущенных косяков и как много тебе предстоит тренироваться. Прости, дорогая, но сейчас оно тебе и на нос не налезет.
        - Ты только что ужасно оскорбила мой нос, - сердито ворчу я. Впрочем, в этом чемодане с прошлым, что привез мне папа, мы копаемся не для того, чтобы найти подходящее мне по размеру платье, а для ностальгии.
        С ума сойти, сколько всего, оказывается, хранят мои родители. Платья, грамоты, медали… Нужно спросить их на тему компрометирующих фотографий. А то была у меня одна, когда я очень неудачно споткнулась, и папа сфоткал меня с рогом из вафельной трубочки мороженого, шлепнувшегося мне прямо надо лбом. Не дай бог она сохранилась...
        - Эй, тебе не пора? - я кошусь на часы. - У кого-то тренировка через полчаса.
        - Ну, отсюда до клуба десять минут пешком, так что мы можем поковыряться еще пять секундочек, - Алинка подтягивается к краю дивана и ныряет головой в чемодан, - тут еще столько интересного. О! А это ты чего не достаешь?
        - Алин…
        Догадаться, что она нашла, несложно. Там ведь и вправду есть одно платье, которое я сдвинула в сторону и старательно пыталась не замечать.
        Поздно. Любимая подружечка, разумеется, все уже нашла и радостно выудила на свет то самое. Красно-золотое. Рассыпающееся сотней искр на кончиках бликов бахромы.
        - Берлин, - безошибочно определяет Алинка, - ты побеждала не в нем, в нем мы… Праздновали. Очень хорошо праздновали. Меня тошнило три часа в самолете.
        - Да, я помню, - моя улыбка становится резиновой, - мне было только самую чуточку полегче.
        Конечно, я помню совершенно другое. Сокровенное, жгучее. Сейчас - еще и болезненное.
        - Боже, как ты в нем отожгла тогда, - Алинка хихикает, даже не догадываясь, что сейчас у меня на сердце лопается еще один только схватившийся рубец. Хорошо, что не догадывается. Значит, я хорошо все это спрятала. Раз уж даже моя проницательная подружка не замечает.
        - Примерь-ка, - то самое, красно-золотое платье вдруг оказывается летящим мне в лицо. Только в последнюю минуту успеваю поймать.
        - Я хотела тебя проводить, между прочим.
        Бежать, нужно бежать. До того, как я снова соприкоснулась с напоминанием о моем двойном проклятии. Мне достаточно и того, что они оба мне снятся. Каждый день.
        - Меряй! - тиранически требует Алинка. - Я тогда два часа тебя уговаривала его надеть. Не хочешь же ты сказать, что и сейчас придется потратить столько же времени.
        - Оно танцевальное. На худой конец - для вечеринки. А ты предлагаешь мне его просто так надеть? А потом что, еще и с тобой до фитнес-клуба твоего идти?
        - Учись надевать красивые шмотки без повода, - боже, как с этой взбалмошной, настырной особой уживается Акур? Хотя видела я её с ним. Девочка-припевочка, только что гольфики не подтягивает.
        - Ну, Настена, - скулит Алинка, умоляюще на меня таращась, - ну давай. Ну неужели ты совершенно не вспоминаешь тот вечер? Или что, боишься, что попа твоя не влезет?
        - Ты меня бесишь! - я угрожающе тыкаю в неё пальцем. Она демонически хохочет.
        Да, пора бы уже прекратить на это вестись!
        Хотя в этот раз я ведусь, потому что на самом-то деле мне хочется.
        Вновь ощутить хотя бы прикосновение той самой ткани к моей коже.
        Раз уж их руки на моем теле уже никогда не переплетутся.
        Попа влезает. И платье вдруг оказывается не велико, не мало, а тютелька в тютельку.
        Я даже замираю у зеркала в старом шифоньере, глядя на саму себя. Я в нем красивая. Просто звезда. Звезда, готовая сиять ради двоих зрителей. Которых нету рядом. И не будет уже.
        Странное чувство - больно, но при этом - настолько вкусно это вспоминать, что не хочется от этого отказываться.
        - Пошли, - Алинка наконец подскакивает с дивана и хватает меня за запястье, - и пусть этот мир ослепнет.
        Она все-таки дурная. Стремительная, нахальная, и такая любимая…
        Я все еще встаю по утрам с трудом. Сама заставляю себя подниматься с постели и жевать безвкусную овсянку.
        Алинка же заставляет смотреть на солнце. Смеяться. Чуть-чуть оттаивать от этой одолевающей меня мерзлоты. Вот и сейчас еще тащит меня куда-то… Я только и успеваю - обуться и схватить джинсовку.
        Однажды жизнь войдет в русло, нужно просто этого подождать.
        Конечно, забыть их невозможно.
        Я не забыла даже танец, всего лишь танец, а между нами же было кое-что больше и безумнее.
        - Ты идешь будто танцуешь, - хихикает Алинка, а я дурачусь - разворачиваясь вокруг своей оси, сжимаю в воздухе «руку невидимого партнера» и прорисовываю корта джака, носком, вперед-назад…
        - Всегда, Алин, всегда.
        - Давай еще, - смеется Алинка, и даже залихватски мне свистит.
        Возможно, это магия того самого платья, возможно - я просто соскучилась по движению, но я ведусь на подначку. До фитнес-клуба мы идем пританцовывая, отчаянно угорая над офигевшими взглядами прохожих.
        Конечно, на улице сложно придерживаться каноничного танца, а когда нет партнера - в два раза сложнее, но в конце концов, я умею импровизировать.
        Пожалуй, позвоню-ка я завтра Людмиле Георгиевне.
        Не знаю, смогу ли я выступить равной конкуренткой нынешним звездам российского паркета, но… Да, я по этому скучаю. И потом, в старшей группе танцоров я еще не выступала. Посмотрим!
        У фитнес-клуба Алинки её уже ожидают подопечные. Мое появление производит впечатление.
        - Боже, Аля, это о ней ты мне говорила? - одна из девушек, симпатичная, с лицом-сердечком и классическим бобом на волосах, смотрит на меня в упор. Только, кажется, это не клиентка Алинки. Кажется, это Маня Нестерович, с ней Алинка на пару выкупали этот клуб. Если мне не изменяет моя дырявая память на лица.
        - А то, - Алинка виснет у меня на плечах, - я ведь говорила, Мань, лучше, чем моя Настена, нам не найти тренера. Она даже не танцует, она летает над землей. Хватай её сейчас, а то завтра её украдут наши конкуренты.
        Ну, точно партнеры!
        - Эй, - я начинаю чувствовать подвох, - Михайловская, ты что мне тут, кастинг решила устроить?
        Все сходится. И в платье она меня впихнула, и выдернула в нем на улицу, да еще и развела на этот вот танцевальный челлендж.
        - А что? - Алинка невинно округляет глаза. - Ты разве против? Я правда думала, тебе понадобится место показать, что ты можешь, мы для тебя даже танц-класс свободным оставили. Наши девочки давно просят открыть группу по бачате, и нам нужен тренер. Тебе ведь нужна работа?
        Работа, конечно же, была нужна.
        Близится суд, сопровождавший мой развод с Назаровым, мне чем-то надо платить адвокату, который будет обдирать моего бывшего муженька как липку.
        Да и вечно старыми заначками и леваками жив не будешь, аренда квартиры в столице - штука дорогая.
        Я очень боялась искать работу, связанную с танцами, даже уже списалась с одним знакомым блоггером, который готов был меня взять на роль администратора его съемочной группы. Но это предложение…
        Заманчивее. Гораздо!
        - Если хотите, танц-класс можно посмотреть хоть сейчас, - окликает меня Маня, - обсудим наши условия.
        Звучит это очень заманчиво. Настолько, что я даже не нахожу сил отказаться.
        - Настен, - Алинка окликает меня, когда я уже почти вошла в двери клуба. Я оборачиваюсь, удивленно глядя на задерживающую свою тренировку подружку. Она обычно не терпит опозданий!
        - Улыбочку, моя красавица, - камера в Алинкином смартфоне забавно крякает. Кажется, в кадре была я.
        - Эй, ты же никуда не выложишь? - я встревоженно впиваюсь в подружку взглядом.
        - Выложу в инсте клуба, - коварно улыбается Алинка, - как спойлер будущей группы. Тебя кстати уже Маня ждет!
        Ну, если в инсте клуба...
        Сомневаюсь, что хоть кто-то будет искать меня именно там.
        Хотя, если честно, я сомневаюсь, что меня вообще хоть кто-то ищет! Уж слишком тихо на моих фронтах.
        72. ТРОЕ. СХОЖДЕНИЕ
        Разговор с Маней затягивается. Танц-класс прекрасен - просторный, светлый, отлично проветривается. Аудио-система для сопровождения тоже отличная, закреплена за танц-классом. А уж какую мне обещают зарплату, если удастся укомплектовать три группы на неделю.
        Хотя мне на первых порах хватит и одной.
        - Это будет мой первый опыт работы как тренера, - честно предупреждаю я.
        - Опыт нарабатывается, - Маня пожимает плечами, - все с чего-то начинали. Я тоже. Это не сложно. Важно быть вовлеченной, мы будем тебя снимать для инстаграма, для начала. Два коротких видео с твоими тренировками в неделю для рекламы, потом - с первыми желающими, не больше троих. А там уже потихоньку расширим группу. Как втянешься - увеличим количество часов, добавим еще групп. Поездишь по семинарам, пообучаешься. Все это, конечно, запарно, но если ты готова работать…
        - Я готова, - я скрещиваю пальцы за спиной.
        Кто не рискует, тот помирает трезвенником!
        - Тогда забегай к нам завтра, подпишем договор, - Маня косится на часы, - хотя знаешь, нет, подожди меня тут, я сейчас все распечатаю, прямо сейчас и подпишешь. Есть определенный смысл в словах Али, что тебя могут увести наши конкуренты. Они у нас, увы, борзые, практикуют такие штучки.
        - Ну, я же все-таки дружу с Алиной… - пытаюсь возражать. Маня же встряхивает косой челкой.
        - Пусть эта работа будет для тебя сначала очень классным местом, а уж потом - местом, куда ты решила прийти ради подруги. Ты должна любить свою работу. Иначе самоотдачи не будет.
        - Я её уже заранее немножко люблю, - фыркаю, получаю от Мани одобрительную улыбку и остаюсь в танц-классе одна. Жду.
        Неожиданность крепко основалась в моей жизни.
        Неожиданно нашла работу, связанную с танцами, что может быть лучше?
        Неожиданно снова начала танцевать.
        Неожиданно я узнала об измене мужа и решила, что с меня хватит.
        Неожиданно встретила двоих самых горячих мужчин в моей жизни и потеряла от них обоих голову.
        Неожиданно снова осталась одна…
        Этого нужно было ожидать. Ведь то, что было между нами - это безумие, только оно. Во что ему было перерождаться?
        Мой взгляд цепляется за высокий, пластичный мужской силуэт, в окне через дорогу от клуба. Он мелькает и тут же исчезает, растворяясь за потоком стремительно летящих в никуда машин.
        Смешно.
        Я бы могла поверить, что каким-то образом меня может найти Эмиль - упрямство этого медведя поражало меня до глубины души. Надо же… Приспичило ведь ему найти случайную девчонку из клуба. Ту, которую он даже не запомнил. И искал, из года в год…
        Этот мог оказаться тут. Но Эрику-то что тут делать?
        Он где-то там, развлекается, чистит карму, поправляет имидж повесы, очаровывает какую-нибудь очередную… ягодку слепящей улыбкой и длинным своим языком. Он уже решил, что я ему не нужна. Мне нужно с этим смириться.
        Я решаю отвлечься. Прохожусь по залу снова, вдоль зеркальной стены, потом - вдоль стены с хореографическими станками. Веду пальцами по гладко-полированному брусу.
        Долго у Мани занимает времени распечатка, однако.
        Я останавливаюсь у музыкального центра, обнаруживаю его включенным, от нечего делать - даже пролистываю несколько треков с воткнутой в аудиосистему флешки.
        Боже, да не может быть. Из сотен мелодий танго местный диджей закачал на флешку именну эту?
        Нет, стоило, наверное, сегодня сыграть в лотерею. Я вполне могла выиграть джекпот, раз мир сегодня подкидывает мне столько волшебных совпадений.
        Мелодию оставляем.
        Если уж проводить время в «режиме ожидания», то почему бы не поставить себе еще и сентиментальную музычку для настроения. Чтоб умереть совсем.
        Я прохожусь по залу, смакуя каждую ноту собственным телом. Пока не танцуя, лишь пуская свое тело в вольный полет по воспоминаниям.
        Да-да, вот так я стояла, вот так ставила ножку на носок, вот так тыкала пальчиком в одну медвежью фигуру.
        Нет, попой я виляла не так, там была самба, музыка была другая, но сейчас будет что-то вроде этого…
        Что-то внутри меня переливается. Тоска? Усталость? Безысходность?
        И хочется сказать, что я зря себя накручиваю, что все наладится, но как оно наладится? То, что желанно мной, - невозможно и неприемлемо для обоих любимых мной мужчин и всего разумного мира.
        Я сама не знаю, как осмеливаюсь на такую фантазию.
        Уж лучше потанцевать. Свободно, расслабленно, представляя, что они снова разгоряченными охотниками вьются вокруг меня, пытаясь придумать, как меня разделить на две части.
        Дверь поскрипывает, открываясь.
        Я замираю, будто меня окатили ледяной водой с головы до ног.
        - Маня, прости, я тут немного заскучала и похозяйничала.
        Ответа не следует. Мне это странно и я оборачиваюсь.
        И делаю шаг назад, от резкого спазма боли в моей груди.
        Эмиль стоит на пороге зала, держа в ладонях охапку мелких белых фиалок. И смотрит на меня не отрываясь ни на секунду. Будто отведет глаза, и я исчезну.
        - Ты способна свести с ума самого разумного, мышка, - наконец произносит он и проходит в зал, - я скучал по тебе, но даже не думал, что настолько.
        - Как ты меня нашел? - каждый шаг Эмиля в мою сторону отдается во болезненным спазмом. - И зачем? Я надеялась, ты поймешь, что я не дам тебе ничего из того, что ты ищешь.
        - Я искал тебя пять лет, - он вкладывает в мои ладони цветы и стискивает их своими лапищами, - я не могу позволить тебе ускользнуть снова, мышонок. Ты и так слишком долго водила меня за нос. А уж после того, как ты призналась мне в любви - у тебя просто не было шансов. Я не собираюсь оставлять тебя в покое.
        И ни слова, как он меня нашел! Только кривая улыбка, так идущая этому несносному разрушителю моих границ.
        - Эмиль, - от прикосновения его ладоней по моей коже должен был растечься огромный ожог, - ты зря пришел. Я здесь ищу работу и не хочу становиться инициатором скандальной сцены.
        - Ты совсем по мне не скучала, мышка? - небо в его глазах становится пронзительным и острым. И солгать, когда на тебя так смотрят, просто невозможно.
        - Скучала. Очень.
        И это слабо сказано. Сейчас моя тоска медленно побулькивает внутри. Вот только истерика на глазах у Мани вряд ли поможет мне удержать это место. А я очень близка к тому, чтобы устроить именно её.
        Слишком много боли внутри меня поднялось сейчас. Все, что я старательно гасила всю эту неделю. То, что отчаянно податься вперед, уткнуться лбом в твердое плечо Эмиля Бруха. И то, что никогда не удовлетворится только им…
        Боже, как же я себя ненавижу.
        - Так может быть, ты согласишься хотя бы на один танец, мышка? Ты сегодня такая красивая. Как тогда. Я хочу в этот раз запомнить каждую секунду.
        Мои пальцы дрожат. Так явно, что даже я это ощущаю. Нужно отказаться. Нужно найти такие слова, чтоб он ушел.
        А язык во рту мертвеет при одной только этой мысли.
        - Молчание - знак согласия, так ведь у вас говорят? - Эмиль нахально ухмыляется и освобождает мои пальцы из плена своих ладоней. - Я поставлю трек с начала. Ты не против?
        У меня есть десять секунд для побега. Вот только ноги бежать отказываются. Они лишь несут меня к окну, чтобы я оставила там цветы.
        Где же ты, Маня? Спаси меня скорее! Я вот-вот умру!
        Плавный шаг за моей спиной так хорошо ложится в плавное начало мелодии. Кто хоть год был танцором, даже бросив - до конца жизни останется танцором.
        Вот только раскаленная ладонь на моем животе сейчас говорит о чем-то большем, чем простая игра для танца.
        - Боже, какая же ты красивая, мышка, - шепчет Эмиль, медленно скользя пальцами вверх по моей приподнятой вверх руке, - и какой же я слепой придурок…
        - Давай просто потанцуем. Не надо об этом, - я практически умоляю. У меня нет сил на что-то большее, я вот-вот истеку кровью на его руках.
        - С удовольствием, - Эмиль разворачивает меня к себе и склоняет в поддержке, - прости мне мою технику, мышонок, я столько лет не танцевал...
        - Все хорошо…
        Не нужно техники, важно желание. Не нужно четкости связок, важна глубина чувств. В конце концов, этот танец - ради танца, ни для чего большего.
        Ради огня в его глазах. Который грозит захлестнуть меня жарким шквалом Как тогда…
        Я ничего не вижу кроме его глаз. Совершенно.
        Как безошибочно Эмиль подводит меня к тем самым связкам, что мы сплетали в танец тогда. Поддержки, переходы… Вот он усаживает меня на свое колено, и я переплетаю ножки так, что очевидно, насколько отчаянно изнемогаю без него...
        Вот он подхватывает меня под лопатки и поднимает в воздух, лишая опоры, и давая возможность моим ногам и дальше рисовать картину разливающегося между нами желания.
        Черт…
        Черт…
        Как я могла это себе позволить…
        Я буквально чувствую приближающийся к моей бухте шторм. И когда меня им накроет, я совершенно точно не смогу убедить Эмиля уйти.
        Нужно вырваться сейчас, потом будет поздно.
        Я не смогу быть с ним и каждый день вспоминать про Эрика. Про друга, которого Эмиль из-за меня лишился. Про мою безумную любовь, которую я никогда не вычеркну из своих мыслей. Про того, кто был нашим третьим и уже никогда им не будет.
        Сейчас, сейчас, через секундочку. Я хочу урвать хоть еще глоточек этой сладкой агонии, спрятанной в плавные движения танца…
        Какой же он сильный, какой бережный… Так трепетно обращается с моим телом, будто я сделана из хрусталя.
        - Еще чуть-чуть - и ты отправишь меня в космос, мышка, - хрипло шепчет Эмиль, так же как и я кайфуя от замедлившейся части мелодии, позволяющей нам замереть и сосредоточиться друг на друге, - только не совсем то, что тогда, так ведь?
        Я вздрагиваю от удивления.
        Потому что, с одной стороны, - да, я ведь ему признавалась, угадать такие мои мысли ему не сложно. С другой…
        Ну с чего ему-то это говорить.
        Разве только…
        Вторая широкая мужская ладонь проходится вкрадчивым прикосновением по моей оттянутой левой руке. Накрывает мои пальцы с тыльной стороны.
        А кожа на спине уже почти горит от ощущения близости второго. Еще одна ладонь ложится мне на талию. Чей-то лоб ложится на мой затылок, чье-то горячее дыхание путается в моих растрепавшихся волосах.
        Я боюсь даже вдохнуть лишний раз. Я однозначно узнаю его запах. Но что если это не он?
        - Здравствуй, Змейка…
        Всего два слова.
        Такое ощущение, что в мою спину вонзается стрела. И пронзает мне сердце навылет.
        По моим щекам бежит кипяток. Соленый.
        - Зачем?..
        У меня нет сил заканчивать этот вопрос. Он должен все понять и так.
        Зачем ты пришел, мой Змей? Чтобы снова меня ужалить? Чтобы еще раз напомнить мне, что я не смогла любить тебя в достаточной мере? Так я помню об этом. Каждое утро начинаю с этой мысли.
        - Мне без тебя дерьмово, Змейка.
        Эмиль позволяет Эрику провернуть со мной «разворот на сто восемьдесят градусов».
        Да, это он. Точно он. Уставший, напряженный, заросший так, будто неделю не брился, но тем не менее узнать его легко. Никто другой меня так до костей одними только глазами не обгладывал.
        Боже, я все-таки не ошиблась. Эта черная рубашка мне и привиделась на том «прохожем».
        - Ты… Ты…
        Я задыхаюсь от того, что рвется из меня наружу. Столько слов. Столько горечи. И нет адекватных слов, чтоб я могла сказать этому мужчине, чтобы объяснить ему, как отчаянно и беспощадно я хочу его разорвать на части.
        - Я - мудак, да, знаю, - Эрик опускает глаза, - и мне было бы проще, если бы ты чем-нибудь в меня швырнула или побила. Не облегчишь мою участь?
        - Нет! - рычу злющей тигрицей, отчаянно пытаясь скрыть тот прекрасный факт, что из моей души бьют фонтанчики крови. - Ты уже раз бросил меня. Что, решил повторить этот номер на бис? Или вы открыли второй сезон в игре, кто посильнее меня измучит? Разве с тобой можно соперничать, Змей?
        Я отчаянно хочу, чтоб он ушел. До того, как я его придушу, задыхаясь горечью.
        А он… Эта самоуверенная скотина…
        Меня крепко стискивают клещи двойных объятий.
        Боже… Нужно запретить им это делать, у меня подкашиваются ноги.
        Мы оказываемся на полу, все втроем, и слова у меня заканчиваются. А слезы остаются.
        У меня нет пространства, чтобы отвесить Эрику пощечину, зато я могу от души впиться когтями в его шею. Хочу содрать с него кожу. Всю. Целиком!
        - Тише, тише, прошу тебя, - шепчет эта свинья, стискивая мои щеки ладонями - только не беги сразу, Змейка. Хотя бы выслушай нас.
        - Зачем? - я улыбаюсь через боль и горечь. - Что вы мне можете сказать? Все ваши слова снова и снова подводят меня к тому, что нужно сделать выбор. А я могу сделать только один - я могу жить без вас. Любой из двоих меня не устроит. Вот так вот. Идите искать хороших девочек, мальчики.
        - Лучше тебя быть просто не может, мышка, - шепчет мне на ухо Эмиль, - ни нежнее, ни искренней, не щедрей.
        - Можно найти, - кривлюсь сквозь слезы, - ту, которая спокойно сделает выбор. Вы найдете.
        - Нам не нужна та, что сделает выбор, - горячий шепот Эрика касается моей шеи, - нам нужна ты. И мы пришли сказать тебе об этом. Выбирать не нужно, Змейка. Мы будем пробовать втроем.
        73. ТРОЕ. МИРОТВОРЕЦ
        Мышка дрожит в их руках. Глаза огромные, офигевшие, губы - искусаны. Еще не понимает, что они ей предлагают.
        Ад, малышка, тебе предлагают ад.
        Двоих одержимых тобой дятлов по цене одного.
        И ты, конечно, согласишься, потому что даже близко не представляешь, насколько сложно тебе придется. Потому что тройничок на ночь - это совершенно не то же самое, что тройственный союз. Когда в отношениях два ревнивых мартовских кота и ты, нежный мышонок, что так доверчиво ластится к когтистым лапам.
        В конце концов, они ведь строго гетеросексуалы, отдуваться придется именно мышке.
        - Хочешь обсудить это - поехали отсюда, - Эмиль склоняется ближе к плечику Мышки, - нам нужно поговорить втроем.
        - А если не хочу? - Настя пытается ерепениться. - Если мне ваше предложение не интересно?
        Боже, какой же кайф.
        Эмилю даже переглядываться с Эриком не нужно, чтобы знать, как именно они сейчас добьются нужного ответа.
        В конце концов, даже этот их разлад не отменит восьми лет крепкой дружбы и далеко не одной женщины, совращенной на двоих.
        Они обрушиваются на неё вдвоем, один слева, второй справа, атакуют мягкие щечки, нежную шейку, худенькие плечики… Эта мышка создана для поцелуев и любви, это очевидно. Ну, и если она сейчас не сдастся - любить её будут прямо тут. Не выходя из танцзала. Чтоб не повадно было бегать.
        Их девочка в их руках уже даже не дрожит - бьется, захлебываясь от эмоций. Ей всегда было особенно сложно контролировать их, когда рядом были и Эмиль, и Эрик сразу. Одному она сопротивляться могла. Вдвоем - они лишали её остатков здравомыслия. И как же хороша она была в такие мгновения...
        - Ладно, ладно, - умоляюще вскрикивает девушка, тем более что уже обе мужских руки стиснули бретельки её платья.
        Такие тонкие…
        Если бы это не было то самое платье и дело не происходило в открытом танц-классе фитнес-клуба - быть мышонку уже обнаженной.
        Рядом с ней не надо было раскочегариваться. Если Настя была рядом - и Эмиль, и Эрик ощущали вожделение как самый естественный процесс в жизни.
        Ох, и тяжело кому-то придется. Не говоря уже о том, что к двум членам в себе ей придется привыкнуть как к обычному явлению.
        Эрик очень неосторожно улыбается своим мыслям, радуясь «удачным переговорам». Настя замечает.
        Хлоп...
        Эмиль Эрику не завидует. У мышонка тяжелая лапка, и пощечины у неё выходят душевные. Что ж, Змей ведь хотел, чтобы она ему врезала, да?
        Хотел. Вот только понимает он её действия совершенно превратно.
        - Мне стоит уйти? - Эрик касается щеки всего на секунду и уставляется на Настю отчаянно.
        Если он уйдет сейчас - то искать его надо будет где-нибудь на дне самой глубокой бутылки.
        Мышка плотно стискивает губы. Видно, что ей отчаянно хочется брякнуть: «Да!», но она слишком любит его, чтоб прогонять.
        Так ничего и не сказав, девушка резко разворачивается и шагает к выходу из зала.
        - Вызовите такси, если мы куда-то собираемся ехать, - роняет она напоследок. Эрик и Эмиль триумфально переглядываются.
        Когда-то вечность тому назад, когда они только познакомились, и после первого года тесной дружбы, с совместными выходными, попойками и девочками, поняли, что тройничков в их жизни стало подозрительно много, они смеялись, что если и стоит жениться, то только на такой девочке, которая будет готова быть с ними обоими. Ибо что за брак такой, из которого ходишь в леваки, чтобы расслабиться?
        Досмеялись, епт!
        Вызывает такси Эрик, именно поэтому он чуть отстает от Эмиля, и именно Эмиль слышит, как вышедшая на крыльцо фитнес-клуба Настя приветствует «сообщницу» Эрика и Эмиля.
        - Вы заговорщицы, - голосочек у мышки усталый, но хотя бы не измученный, - и ты, и Алинка… Спелись с этими двумя мерзавцами…
        - Как будто у нас с Алей был выбор. Эти двое вместе совершенно смертоубийственны.
        Хозяйка клуба косится на мышкино просветленное, хоть и зареванное личико, фыркает и протягивает ей какие-то распечатки.
        - То есть тренер вам все-таки нужен? - Настя забирает контракт и зарывается в него своим очаровательным носиком. - А я думала, тут только спектакль лично для меня.
        - Нет, нет, предложение в силе, - флегматично откликается Маня, - а со спектаклем все вопросы к Але. Она их притащила, она им помогала. А ты - можешь выходить на работу хоть завтра. Сегодня, я так понимаю, - хозяйка клуба косится в сторону Эмиля и Эрика, - тебе не до работы.
        Понятливая девушка, надо поиметь в виду!
        - Значит, увидимся завтра, - Настя оборачивается и натыкается взглядом на Эмиля, - что там насчет такси? Вы решили или все-таки вызвать мне?
        - Одна минутка, Змейка, и мы тебя отсюда увезем, - Змей улыбается очаровательно, но взгляд ему дарят весьма острый. Ох, Мышка.
        Да, так ему и надо.
        Пусть побегает, повиляет хвостиком. До сих припоминая безжизненные мышкины глаза после того, как Змей ей бросил, Эмилю хотелось придушить ублюдка. И пусть он - лучший друг, и пусть Настя его любит и вряд ли обрадуется его сдохшему величеству, это ж не означает, что нельзя хотя бы хотеть его прикончить.
        Виноватости на морде Змея становится больше. А Настя, ему в пику, отворачивается и прижимается к Эмилю. И это не тот случай, когда он готов упускать свою выгоду и отказаться заграбастать мышонка в тесную хватку своих объятий.
        - Боже, во что я влипла? - Настя шепчет, прижимаясь щекой к скуле Эмиля. - Я с ума с вами сойду.
        Непременно. Хорошо, что она понимает примерный вектор своего движения.
        - Из нас выйдет отличное безумное трио, - тихо-тихо, только для неё, так же шепотом откликается Эмиль, - сходи с ума, мышонок, мы тебе поможем.
        - Машина подана, - ревниво комментирует Эрик. Он поймал дзен, конечно, после сообщения Насти, на стену от ревности уже не лезет, но явно досадует, что тут, на его глазах Эмиль Настю тискает, а ему ничего подобного не позволено.
        В этот раз у мышонка не получается сбежать. Они зажимают её на заднем сиденье, снова, с наслаждением прижимаясь к ней с двух сторон. Вкусно пахнущая, заманчивая мышка. Их заветный наркотик, без дозы которого они обходятся слишком долго.
        - Брысь, - Эрик получает по рукам и отшатывается. Глаза такие обиженные, будто Настя в его лице обидела щеночка. Умеет же Змей себе цену набить.
        Но мышка - настоящий кремешок, демонстративно залезает своей попкой на колени к Эмилю. Боже! Его вожделенный приз, за которым он уже устал гоняться, и сама ложится в руки!
        - Как сделать, чтобы ты еще как можно дольше пообижалась на этого придурка? - Эмиль ухмыляется, лаская пальцами девичью скулу. - Мне безумно нравится то, как ты его пинаешь. Продолжай в том же духе.
        - Свинья ты, Брух.
        - Динамит тебя она, а свинья я?
        - Ты этому радуешься!
        Настя украдкой улыбается, пряча лицо от Эрика.
        - Куда едем? - водитель, охреневший от того, что происходит у него на заднем сиденье, наконец вспомнил зачем он собственно явился к этому клубу.
        Эмиль называет адрес. Их общий адрес, верным которому сейчас оставался только он, пока всякие экспрессивные творческие личности маялись дурью.
        - А можно мне вещи заехать забрать? - смущенно шепчет Настя, склоняясь к уху Эмиля, - просто если мне больше не нужно от вас дистанцироваться, я все-таки выберу квартиру поближе к вам. Алинка говорила, что не против, чтоб я еще у неё пожила...
        - Лучше бы ты просто выбрала мою квартиру, мышонок, - Эмиль вздыхает, залипая на мягкие губки девушки, - далеко ехать? Может, заберешь завтра? Я затрахался терпеть, когда будет возможность дотащить тебя до моей кровати.
        - Ты собираешься от неё отвлекаться уже завтра? - вкрадчиво вклинивается Эрик. - Ты уверен, что ты оторвешься, дружище? У тебя последняя неделя отпуска ведь. Тебе бы её на работу отпустить, и то минуты до возвращения считать будешь, и у клуба будешь встречать.
        Да, неделя, увы, действительно была последней. И потому терять не хотелось ни одной лишней секунды. Но определенный смысл в словах Эрика все-таки был.
        - Пять минут езды, - Настя заметно смурнеет и несложно догадаться почему.
        - Говори адрес, - шепчет Эмиль крепче прижимая её к себе, - ты зря волнуешься. Я ведь планировал что-то делать, когда найду тебя. У отцовской фирмы есть представительство в России, они торгуют нашими тренажерами и здесь. Не самое прибыльное направление, но во многом потому, что им никто не занимается. Я могу заняться. Вряд ли отец откажет, ему одной головной болью меньше. Поболтаться придется, но надолго я тебя уже не оставлю.
        Облегченная улыбка мышки может исцелить хромого и мертвого заставить встать и пойти.
        - Поможешь мне вынести вещи? - вылезая из машины Настя оборачивается к Эмилю.
        - Я тоже могу помочь, - Змей так и лучится инициативой. Вот только игра в «нелюбимого мужа» продолжается. Настя будто и не слышит этого предложения.
        - Конечно, я помогу, - кто бы знал, что эту фразу можно говорить с таким удовлетворением.
        К пяти минутам езды прибавляются еще десять минут сборов. Но нужно сказать, для девушки Настя действительно ужасно оперативна, носясь по квартире как ураган и сгребая вещи в чемодан и сумку.
        - Все забирай, - роняет Эмиль, когда Настя замирает, оглядывая единственную свою комнату на предмет забытых вещей, - зубные щетки, трусики, запасы шоколадок. Ты сюда больше не вернешься.
        - Слушаюсь и повинуюсь, мой господин, - хихикает Настя вызывающе, и это она делает зря.
        Ей никто не говорил не играть в игры с мужиками, у которых недотрах и озабоченность уже превратились в манию. И всего один такой игривый вызов, и весьма далекий от всех этих БДСМ-приколов Эмиль настигает свою мышку одним прыжком, а после - притискивает её собственным телом к узкому дивану.
        - Повторишь, что сказала? - иссыхая уже до последней степени нетерпения шепчет Эмиль в Настины губы. - Как ты меня назвала?
        - Я сказала, бегу-бегу, - маленькая чертовка облизывает свои сладкие губешки, пытаясь изобразить, что она тут самая главная жертва.
        - Лгунья, - Эмиль впивается в её рот как в единственный источник влаги.
        Такая красивая. Пьянящая. Крышесносная. Еще и платье - то самое, из гребаного сна, которым он жил все эти пять лет. Сногсшибательное именно на ней. А если его снять…
        - Нас Эрик ждет, - тихонько стонет Настя, явно цепляясь за землю последними пальцами, - и такси…
        - Подождут.
        Они стремятся друг к другу, как плюс стремится к минусу. И боже, какой же кайф видеть её такой живой, такой возбужденной. Такой, что готова уже сейчас, без особых прелюдий…
        Он заласкает её вечером, непременно, исполнит давнюю мечту и оближет с головы до пяточек, а сейчас… Плевать на раздевание, никакая одежда сейчас не помешает Эмилю Бруху засадить этой девочке до самого дна.
        - Эмиль… - мышка ахает и выгибается, когда он заполняет её своим членом. Да, вот так, свое имя с этих губ слышать приятно. И выколачивать из неё еще и еще раз резкими движениями бедер.
        - Господи, какая же ты кайфовая...
        У него еще не было возможности взять её вот так, единолично. Ведь это Змей урвал себе место её парня, обеспечив себе просто грандиозную фору.
        Под саундтрек скрипучего дивана мир захлестывает торопливыми волнами судорожного удовольствия. С солоноватым вкусом капелек пота, сбегающего по переносице. С запахом гребаного банана.
        Двигаться, нельзя останавливаться. Сдохнуть нельзя, жить. И брать её, брать, брать, брать..
        К двадцати минутам сборов прибавляется еще пятнадцать. Остановиться удается с большим трудом. Ей богу, первый раз в жизни Эмиль буквально заставляет себя кончить. Трахать мышку он мог долго. Исключительно чтобы растянуть этот бесконечно охеренный процесс.
        И все же, надо знать пределы. Хоть чуть-чуть.
        Когда они спускаются вниз Эрик уже успел выйти из машины и аппетитно жрет купленное где-то мороженое. Змей только мимоходом скользит взглядом по смущенной Насте, а потом похабно ухмыляется и поворачивается к Эмилю.
        - Простой машины оплачиваешь ты.
        - До чего ты мелочный тип, Змей, - насмешливо роняет Эмиль. Впрочем, особо спорить он не собирается. В конце концов, они реально задержались из-за него.
        74. ТРОЕ. ВИНОВАТЫЙ
        - Руки, Лусито! Подбери их с моего колена и положи на свои.
        Маленькая обидчивая Змейка, отчаянно кусается, не хочет подпускать. А Эрику хочется скулить и целовать самые кончики тонких пальчиков, умоляя о прощении.
        Он её не понимал. Идиот. Тупица. Столько времени мнил себя раскованным и свободным, и даже в голову не пришло видеть не ту любовь Змейки, что принадлежала Эмилю, а ту, что Настя Варлей испытывала к Эрику. Ведь её было много. И она не скупилась на их проявления.
        Змей бесился от жадности Эмиля, а сам в итоге повел себя не лучше. И Змейка дулась, демонстративно даже не глядя на него. Спрятавшись за Эмилем и всячески выказывая ему свое расположение.
        Запрещая Эрику при этом даже невинные прикосновения. А поездка была долгой. Мучительной при таком напряжении между Эриком и его Змейкой. Жилы эта поганка умела тянуть прекрасно. Даже очень хотелось спросить, кто ее такому научил.
        Так.
        А что если…
        Когда Эрик снова придвигается ближе и касается тонких лодыжек девушки, она вздрагивает и даже выглядывает из-за головы Эмиля с недовольной мордашкой.
        - Лусито!
        - Я не пристаю к тебе, моя любимая Змейка, - Эрик отчаянно пытается изобразить глазки кота из пресловутого Шрэка, - но ты наверняка устала. Я совсем чуть-чуть помогу тебе расслабиться. Можно?
        Пальцы уже распустили застежки её босоножек, пальцы проходятся по нежной, мягкой стопе.
        Ну неужели она откажется от этого?
        Её глаза изобличают Эрика в коварстве. И так оно и есть, он на самом деле отчаянно хочет хоть как-то загладить свою вину за то, как он с ней обошелся по возвращении из Италии. Ему бы её любить за это, день и ночь, без остановки, чтобы компенсировать моральный урон, но она ведь вредничает. И о любви пока даже речи не идет. Значит, нужно искать альтернативные способы доставления удовольствия. Вот как этот…
        Змейка обожает массаж стоп, особенно в исполнении Эрика. Он успел изучить её ножки до миллиметра, знает чувствительные точки у пяточки, у подушечки под большим пальцем, на сгибе свода…
        Змейка тихонько жмурится, покусывает губки, но кайфует. Кайфует! Ну хоть какая-то маленькая победа. Может быть, это хоть чуточку её смягчит или хотя бы расслабит?
        Змейка нервничает. Что неудивительно, если учитывать, сколько времени они тянули её из стороны в сторону, то один, то второй, предъявляя претензии и не желая брать в расчет её чувства и желания.
        А тут еще это непонятное: будем пробовать втроем.
        Наверняка в этой дивной рыжей головке сейчас тысяча вопросов как, и они грозят разорвать её черепную коробку.
        - Пожалуй, я приму душ, - оказавшись уже в квартире Эмиля, Змейка дезертирует, явно рассчитывая выиграть себе хоть двадцать минут для того, чтобы собраться с мыслями.
        Куда там.
        - Пожалуй, мне тоже надо, - заявляет Эмиль, вытаскивает из шкафа два полотенца и прется в ванную.
        Шведский свин!
        Эрик третьим не просится - свой приговор на данном этапе он осознал и принял. Сам в нем виноват, потерпит, дождется, когда Змейка перестанет дуться.
        В конце концов, можно и пофантазировать, так ведь?
        Она там обнаженная, стоит, широко расставив ножки и выпятив попку. Упираясь ладошками в стеклянные стенки душевой кабины. В тело девушки с влажными звуками рывками вторгается член Эмиля. По гибкой спинке, бедрам сбегает струйками прохладная вода, но Змейке жарко настолько, что странно, как эта вода не вскипает на её коже. В красивых, русалочьих глазах клубится темный туман её желания.
        Это чертовски заводило, знать, что твоя сладкая, твоя вожделенная, смертельная твоя одержимость сейчас кончает с твоим лучшим другом.
        Кайф для особых извращенцев. Для Эрика это было совершенно нормально. Эмиль Брух тоже любил развлекаться похожим образом.
        Настя выбирается из душа только спустя сорок минут. Судя по подрагивающим ногам - Брух не отпустил её раньше второго оргазма. И правильно. В конце концов, у него там наверняка горит в голове, что счет по единоличным взятиям крепости по имени Настя сейчас совершенно не на его стороне.
        В это время Эрик уже вовсю сидит на балконе и таращится на медленно разгорающийся закат. Не закат над морем в Катании, но тоже пойдет.
        Настя замирает в дверях балкона. Вроде как ищет повод, чтобы уйти - так кажется Эрику поначалу. А потом вздыхает и остается. Волшебно. Значит, действительно хочет остаться. За всю эту гребанную неделю без нее он готов был уже удовлетворяться даже минимальным сближением.
        - Ты занял единственное место для сидения, - укоризненно ворчит девушка, упираясь плечом в косяк.
        - Не-а, не единственное, - Эрик поглаживает себя по коленям, - вот еще есть. Люкс-место, только для моей любимой Змейки.
        Она ехидно приподнимает бровку. Типа, а ты заслужил?
        - Ты вечно будешь на меня злиться, да? - Эрик по-прежнему старается её разжалобить полными мольб о прощении глазами, - может, все-таки посидишь тут? Хотя бы чуть-чуть. До Италии тебе нравилось.
        - До Италии ты меня не бросал, - мстительно напоминает Настя и думает еще пару секунд, а потом поддается - это точно умоляющие улыбки сработали - и усаживается на колени Эрику, лицом к нему.
        Спасибо, Брух. Вытрахал из Змейки хотя бы толику её упрямства. Смягчил. Есть от тебя польза все-таки!
        - А поцеловать позволишь? - Эрик осторожно, как можно незаметнее опускает одну свою ладонь на бедро девушки, потом вторую.
        - Можно подумать, ты обезвреживаешь ядерную бомбу, - конечно, его маневры от Насти не укрылись. Но она, опять-таки спасибо хорошо постаравшемуся Эмилю, была в благожелательном настроении и не спешила снова хлопать Эрика по рукам.
        Хотелось больше. Как и всегда с ней.
        - Отчасти так и есть, ciliegina, - Эрик вздыхает и трется щетинистой щекой о плечо девушки, - я даже не знаю, как сказать тебе «Прости». И сколько раз? Тысячи хватит?
        - Ты думаешь так просто отделаться? - коварно интересуется Настя, выписывая надеждам Эрика суровый приговор.
        - Значит, ты будешь меня мучить? - из горла Эрика вырывается драматичный стон. - Будешь целовать, любить, отдаваться Эмилю, а меня сошлешь в душ? Заниматься ручным трудом?
        - Отлично ты все понимаешь, - Настя тихонько хихикает.
        Эх. А как все хорошо было до Италии. И в ней. И в самолете по пути обратно.
        - Сколько? - Эрик вздыхает как мученик, идущий на казнь. Есть еще надежда, что все его охи-вздохи-стоны сработают, и Змейка размякнет окончательно, но надежды эти быстро умирают.
        - Так, - Настя задумчиво щурится, что-то припоминая, - сколько там было этих, кхм, курочек в твоем инстаграме после прилета? Шестнадцать? Умножаем на три…
        - Эй-эй, - почуяв в воздухе запах практически вечного целибата Змей не на шутку тревожится, - последняя фотка, групповая, - это девочки из танцевальной группы. Я их вообще не для этого выкладывал, а для стимула. Чтобы был повод выкладываться на съемках.
        - Ну и со сколькими же из них ты успел переспать? - кто бы знал, что бровь можно поднять настолько убийственно. - Я ведь тебе говорила, что ревнивая, да? Да! То есть ты был в курсе.
        - Я с ними не спал вообще-то, - Эрик особенно отчаянно подтягивает Настю к себе и заглядывает ей в глаза, - ни с одной за время прилета из Италии.
        - Ты? - Настя насмешливо смеется. - Ты, Лусито? Ты ведь самый озабоченный мужик из всех, кого я в жизни видела. И ты, все это время? Без секса?
        - Да не хотел я никого, - признаваясь в этом, Эрик на самом деле чувствует себя смущенно, - я пробовал тебя, я точно знаю, что любая другая баба… прости, девушка на твоем месте - это пенопластовый суррогат. Скрипит, трещит, того гляди сломается и кайфа и половины не дает такого. У меня не было и шанса превозмочь это так быстро.
        - И я должна поверить тебе на слово?
        - Не должна, - Эрик покачивает головой, - но можешь. Так на сколько ты приговоришь меня, моя Змейка? Твой суд принял мои смягчяющие вину обстоятельства?
        Она задумывается, впиваясь в лицо Эрика взглядом, придирчиво изучая каждую его черточку, выискивая признаки вранья. Искать нечего, в данную секунду Эрик Лусито был более чем искренен.
        - Ну, может быть, недельку… - тянет Настя, соображает, что это маловато и спохватывается, - хотя куда вероятнее две…
        Недельку. Он будет очень хорошо себя вести и вымолит себе амнистию. Потому что две недели без неё - это просто нереально, так и сдохнуть недолго.
        - Спасибо, уважаемый суд, - Эрик прижимается губами к плечу девушки, - и прости меня еще раз. Я был таким бесчувственным кретином…
        Она молчит, возится на его коленях, устраивается поудобнее, обнимает его за шею еще крепче.
        - Я не знала, что мне делать, - наконец произносит она невесело, - я не могла без тебя. Мне кажется, я обратилась бы в тень, если бы тебя не стало. Я и обратилась. Живу только рядом с тобой. Но Эмиль - это совершенно другое. Не больше, не меньше - просто другое.
        - Я читал твою СМС-ку ему, - Эрик освобождает Змейку от сложно дающихся ей покаяний. Хотя, если честно, от сказанных ею слов под ребрами будто что-то бодрее завозилось. - Я все понимал не так. Мне казалось, ты меня жалеешь, благодарна мне за то, что я вернул тебя в танцы. Девушки вообще любят надумать каких-то совершенно идиотских поводов для благодарности. Я ведь сам хотел танцевать с тобой. Представь себе, тоже с той поры, как в первый раз увидел тебя на паркете. А потом я еще и понял, что ты - та самая девчонка, которую ищет Эмиль. Честно скажем, я провалил этот тест на дружбу. Не смог отдать заветную мечту моему другу, потому что ты к этому моменту стала и моей мечтой.
        - Дураки вы все-таки, - Настя вздыхает и утыкается лбом в лоб Эрика, - я никогда не хотела, чтоб вы дрались из-за меня.
        - Make love, not war?[12 - Make love, not war (англ.) - занимайтесь любовью, а не войной.] - Эрик смеется, плотнее придвигая к себе свою заветную малышку, - как скажешь, Змейка. Ради тебя мы уж точно постараемся. Ради тебя, в конце концов, мы пришли к идее тройственного союза.
        Он четко ощущает момент, когда Настя смягчается до поцелуя и жадно атакует её губы, боясь упустить момент. Её настроение сейчас - чертовски переменчивая штука. Нельзя терять ни единой возможности.
        После этого поцелуя он все-таки начинает верить в происходящее. А еще - приходит Эмиль и набрасывает на голые плечи Мышки свою тонкую рубашку - вечер оказывается зябким.
        Эмиль принес рубашку, да так и остался на балконе - отошел в дальний край, вытянул из кармана пачку сигарет. Судя по его взгляду - счет он, конечно, размочил, но останавливаться в проработке вопроса не намерен. А что, за неделю отпуска он может и неслабо наверстать.
        Нужно чаще утаскивать Змейку на съемки.
        - Что дальше, мальчики? - Настя наконец созревает на то, чтобы положить начало этому разговору. - Я понятия не имею, чего от вас ждать? К чему быть готовой? На что рассчитывать?
        - Рассчитывай на то, что ты проснешься утром, - Эрик пожимает плечами.
        - Я бы предпочла что-то более конкретное, - критично ворочит Змейка.
        - Ты проснешься утром и увидишь мою рожу, - продолжает Змей невозмутимо, - ну, или физиономию Эмиля. А может, тебя разбудит его храп, у этого гризли бывает. Особенно зимой.
        - Ага, а еще рассчитывай на сцены ревности от Змея, - Брух не оставляет наезд без ответа, - тут никакой сезонности, как даст ему в башку - так и приревнует. К кому угодно. Даже к девочке-кассирше из супермаркета. А еще эта сволочь вечно сжирает все, что есть в холодильнике.
        - Неправда, твои протеиновые коктейли и прочую еду для качков я никогда не трогаю, - парирует Эрик, - а этого добра у тебя точно больше, чем необходимо на одну твою персону.
        Перепалку приходится приостановить - Змейка сидит, открыв рот с распахнутыми во всю ширь глазами. Такой пласт взаимно известных косяков она вскрыть не ожидала…
        - Мы восемь лет с ним дружим, Змейка, - проясняет Эрик, - я жил у него дома, он - у меня. Вместе болтались в Россию, пока он искал тебя. Мы-то друг с другом в любом случае договоримся. А вот тебе придется с нами знакомиться поближе. Привыкнуть к нам обоим, к тому, что если мы хотим тебя оба - ты даже с кровати не сползешь. Это тебе не разовая шалость. Мы будем в тебе много и часто. В тебе и с тобой. Столько, сколько тебе понадобится, чтобы привыкнуть называть нас обоих своими парнями.
        - А потом… - судя по выражению лица Насти, у обещаний Эрика имеется в наличии и запугивающий эффект.
        - Потом… - Эрик обнимает её крепче, - потом ты выйдешь замуж за Эмиля. И родишь мне первому дочку. А там посмотрим!
        План был прекрасен. Осталось только выполнить.
        ЭПИЛОГ 1. ДЕНЬ
        - А вот здесь, дети, мы давим виноград ногами. Вон там тетя Бьянка уже подготовила вам бадейки. Можете сами попробовать. Только не забудьте помыть ножки.
        Экскурсовод из Эрика получается замечательный. Девчонки и вправда слушали его, открыв рты. Идея потоптаться в тазике с виноградом приходится им по душе и Мария несется с Юной наперегонки, на ходу пытаясь выпрыгнуть из босоножек.
        Наблюдаю за ними, и сама ощущаю, как губы расползаются в улыбке. Девочки-погодки. Настоящие сорванцы в юбках. Как нам было с ними непросто. Хотя…
        Пожалуй, все-таки мое положение было слегка читерским. У меня было в два раза больше папочек для эксплуатации.
        И если со своей Марией Змей еще смел эскплутировать Эмиля и посылать его вместо себя, то после рождения Юны халтурить стало никак.
        Тогда они стали соревноваться. Кто правильней завернет переоденет свою девочку, кто быстрее поменяет подгузник…
        Мальчишки, что с них взять. Даром, что большие и взрослые.
        Девчонки споласкивают ножки, и с радостью начинают топать босыми пяточками в бадейках с виноградом, восторженно повизгивая. Ну, конечно, кто ж от такого откажется? А уж тем более, когда тебе всего четыре и три годика.
        - Змейка, - Эрик окликает меня, и обернувшись я застаю его уже стоящим в высоком чане с виноградом. О, так вот почему он сегодня влез в короткие шорты. А я-то думала, с чего это мне такая радость!
        И ко мне свои лапы тянет. Приглашает к нему.
        - Ты серьезно?
        - А что, наша мамочка не справится? - вкрадчиво мурлычет мой Змей. Ох, ну не надоедает же мне.
        Я изображаю крайнюю степень возмущения и пряча насмешливую улыбку иду к работнику винодельни, который уже тащит мне ведро с водой для мытья ног.
        Аутентичные вина, говорили они…
        Минимум машинного производства.
        Виноградные гроздья собираются руками. И никаких тебе прессов!
        Я цепляюсь за пальцы Эрика и оказываюсь по середину икры в хлюпающей влажной, сладкой виноградной массе.
        Нужно сказать, давить стопами лопающиеся виноградные ягоды - необычное и местами очень занятное ощущение. Говорят, это еще и кислотный пилинг. Хи!
        Кто-то включает музыку. Это Бьянка. Сестрице моего Змея хлебом не корми, дай устроить работникам, друзьям или дальним родственникам мини-выступление с нами в главных ролях.
        Хотя, этот трек - он кажется больше стебный.
        Fiori e fantasia
        La la la la la
        Forza che sei tutti noi
        La la la la la[13 - Clown - La Pigiatura, к/ф «Укрощение строптивого»]
        - Кажется, твоя сестра хочет, чтобы мы перетанцевали Челентано, - шепчу я, привычно переплетая свои пальцы с пальцами Эрика.
        - Пф, - мой Змей снисходительно фыркает, - я это еще в четырнадцать делал. И потом, у Челентано не было такой охуенной партнерши!
        Выпендрежник! И бесстыжая льстивая морда!
        Ни за что ему не скажу, что пятая точка у него гораздо залипательнее, чем у Челентано. И пусть я предвзята, имею право на свое мнение.
        Музыка и я, музыка и Змей… Кажется, она одерживает нас обоих разом. Сколько раз это было? Этих танцев друг для друга, в любом состоянии души. Один раз мы разругались с ним вдрызг, расхерачили сервиз из сорока шести предметов, и сидели по углам гребанной кухни. Ни один из двух упертых идиотов не хотел признавать своей вины.
        А потом пришел Эмиль. И включил нам музыку…
        Он знал нас получше, чем мы сами себя знали.
        Убирались потом втроем. Правда, уже после того, как обрели мир и баланс в постели.
        - Пять лет, Змейка. Ты понимаешь? Пять лет! - Ладони Эрика обхватывают мои щеки и он жадно целует меня в губы, - никогда не думал, что буду желать прожить с одной и той же женщиной еще сто раз по столько.
        - Все вы так говорите, - ворчу я, но и сама обнимаю его за шею.
        И вправду пять лет. Как быстро они пролетели… Быстро, безумно, эмоционально!
        Большую часть года мы жили все-таки в Италии. Не сказать, что я не была патриоткой, но любовь с небом над Катанией меня так и не отпустила. Правда вылез нюанс, из-за которого Эмиль с Эриком на несколько недель разругались, мне даже пришлось улететь в Москву без них, чтобы побыли наедине и подумали над своим поведением.
        Они договорились.
        И я все-таки вышла замуж за Эрика. Целый год, вплоть до самого, тишком оформленного от его родни развода, я Змея подкалывала, что это все ужасный расчет и только ради гражданства. Он угорал и бесился, бесился и угорал. Хотя… На самом деле, если бы это ему не приспичило, чтобы на международном танцполе мы выступали от его страны - все это мутить не было бы такой уж необходимости. Подождала бы я, наверное…
        К рождению Юны родня Эрика отнеслась странно. Она была такая характерно не итальянка... Светлые волосы, ярко голубые глазки... Я замечала косые взгляды, слышала шепотки. Но в какой-то момент они взяли и исчезли. Эмиль по секрету шепнул, что мой Змей устроил своим родным разнос и попросил не лезть в его личную жизнь. Вслух никто не лез. Мы этим удовлетворились. Не сказать, что нам уж было так важно это «семейное одобрение».
        К родным Эмиля и его бабушке ездим на Рождество. У них такие сугробы… Для девчонок - настоящий экстрим. Тем более, бабушка у Эмиля мировая. И эксцентричная. На нашу неразлучную троицу смотрит и посмеивается. Любит и Юну, и Марию, утверждает, что сослепу вообще не замечает между ними разницы.
        - Папа, папочка! - по-шведски взвизгивает Юна, как бы сказала моя матушка «на всю ивановскую», выпрыгивает из своей бадейки и летит босиком навстречу появившемуся во внутреннем дворике винодельни Эмилю.
        Честно говоря, я с трудом удерживаюсь, чтобы не поступить следуя её тлетворному примеру.
        Три недели уже его не видела. Командировки, чтоб их! Паршиво быть женой важного человека. Особенно, человека, который развивает семейный бизнес в чужой стране.
        - Соскучился, гризли, - ворчит Эрик, - на два дня раньше прилетел.
        - Не ревнуй, - я трусь щекой о его небритую скулу, - я тебя люблю. Ты - мое небо. Помнишь?
        - Люблю, когда ты это повторяешь, - Эрик фыркает и целует меня в подбородок, - беги к нему. Знаю, ты соскучилась.
        Я легко соскакиваю на землю из бадьи с виноградом, оборачиваюсь и показываю Змею язык.
        - А я знаю, что ты тоже, - шепотом комментирую я, так, чтобы услышал только он.
        От этого намека в глазах Змея поплескивается темная страсть. Да, я как всегда угадала. Эти три недели мы были вдвоем. И некая часть души Эрика оставалась некормленной. Все-таки они у меня оба извращенцы. Мне под стать.
        Так, все, быстрей к Эмилю… Мой драгоценный второй муж уже слишком долго меня не обнимал. И не поднимал на руки. Он это умеет - в его руках я чувствую себя легче перышка.
        ЭПИЛОГ 2. НОЧЬ
        Мимо детских комнат прохожу на цыпочках. Буквально тенью, чтобы ни одна половица не скрипнула под моими ногами. Я там уже всех поцеловала на ночь, а испокон повелось, что мальчики сами укладывают мелких.
        Слушаю, как Эрик разыгрывает для Мари Красную Шапочку в лицах - с рычанием волка, с героическим размахиванием стула вместо топора охотника…
        Так этого папочку можно не ждать в ближайшее время. У него опять шило в ягодице засвербело. Нет, я не против - тем более, что Машка восторженно пищит.
        Черт, а я-то думала, почему девчонки предпочитают именно Эрика в качестве вечернего книгочея. Нет, Юнка папу ни на кого не променяет, но если выбирать между мной и дядей Эриком...
        Такая мелкая, а уже завела себе фаворита! А Змей и рад стараться.
        В комнате Юны спокойнее, по крайней мере, чтобы услышать спокойный голос Эмиля читающего дочери приключения Муми-троллей, мне приходится напрячь слух.
        Да, тут больше шансов дождаться.
        Я замираю у двери спальни, слушая Эмиля и прикрывая глаза. Его голос - как морской прибой, растворяет захлестывающие меня проблемы. Как же я соскучилась… Две недели без него.
        Каждый раз когда кто-то из них уезжает - это как маленькая смерть. Не могу. Не хочу без них. Без любого из обоих.
        Движение воздуха проходится по моему лицу нежным прикосновением. Я распахиваю глаза и практически с размаха окунаюсь в прозрачные, бездонные озера глаз Эмиля. Не я одна прокачала навык беззвучной поступи…
        - Мышка, - на пределе шепотота, и тем не менее так хищно, что у меня начинают вставать дыбом волоски на спине.
        Эмиль падает на меня с беспощадностью водопада, припечатывая к стене за моей спиной и беря мой рот агрессивным штурмом.
        Это не мужчина, это смерть. Моя личная, маленькая смерть. Стремящаяся сделать из меня узорчик для этих светлых обоев.
        Тискаться и целоваться в трех шагах от детской - то еще адреналиновое развлечение. Стоишь себе и думаешь, что сейчас раздастся волшебное топ-топ-топ, и «Папочка, ты что, маму съесть собираешься?»
        Хотя если бы он и собрался - я была бы очень даже не против.
        Сердце всегда взрывается жаром, когда он рядом.
        Жесткие руки скользят по бедрам, пока прикрытой мягкой тканью моего халата. Я всегда удивлялась, как именно он при всей его мягкости и терпимости умудряется быть таким железобетонным и несгибаемым.
        Он сам заставляет меня обвить его ногу своей. А потом и вовсе подхватывает меня под задницу, увлекая в путешествие до спальни.
        - Эй, я не высушила голову, - я смеюсь, когда Эмиль падает со мной на кровать.
        - Плевать!
        Один его поцелуй в сгиб шеи и я уже с ним согласна. Плевать. Плевать на мокрые волосы, рассыпавшиеся по подушке. Мой муж меня хочет. Чего еще мне надо?
        Я знаю, чего...
        Торопливых ладоней, снимающих с меня халат и любовно оглаживающих атласный шелк поддетой под неё комбинации.
        Мягких, пьянящих губ, прожигающих меня насквозь каждым прикосновением.
        Тяжелого тела на мне, твердого везде, и в самом важном месте - ну кто бы сомневался.
        Чтобы закончилось дыхание, лишь бы в его руках...
        - Мышонок, мой мышонок, - Эмиль касается моей кожи губами, каждым алчным поцелуем клеймя меня собой, - моя волшебная фея. Как же ты сладко пахнешь…
        Он шепчет еще что-то, а его руки знают свое дело. Лаская. Возбуждая. Подготовливая.
        Никогда не умела определять, какое из двух желаний одолевает меня сильнее. Кто именно прочнее срывает мне крышу, кто заставляет мое сердце биться сильнее. Каждый раз, любому из них я отдаюсь целиком. С каждым из них по отдельности я счастлива, и счастливее я могу быть только в одном случае…
        - Ну как всегда, - смех Змея от двери спальни заставляет нас двоих замереть застигнутыми на месте совершения преступления, - Гризли, тебе не стыдно начинать без меня?
        - Нет.
        Я сдавленно хихикаю, а Эмиль фыркает и прикусывает меня за шею. Ему и вправду не стыдно.
        - Да, и чего я спрашиваю, - фыркает Эрик, запирая дверь спальни изнутри, - никогда не сомневался в твоем свинстве, Брух. Пустите меня?
        А как может быть иначе?
        Эмиль недовольно выдыхает, но все-таки скатывается на простынь, не размыкая объятий. Я оказываюсь на его груди, Эрик - сзади меня, и его пальцы незамедлительно проходятся вверх по моему бедру.
        - Ты уже готова, ciliegina?
        - А ты проверь, бездельник, - хихикаю я, отчаянно нарываясь - и получаю желаемое мгновенно. Звонкий шлепок достается моей ягодице, твердая ладонь упирается в талию, заставляя меня сильнее прогнуться назад, оттопыривая попку.
        - Я проверю, - угрожающе шепчет Змей, - а вот ты пожалеешь о своем дурном поведении, нахальная девчонка.
        Да, вот так…
        Лучше чем сейчас быть никак не может.
        Втроем.
        Один сверху, другой снизу.
        Распутная гармония для Насти Варлей...
        notes
        ПРИМЕЧАНИЯ
        1
        Bellezza (итал.) - красотка.
        2
        Vaffanculo, Serpente! (итал.) - пошел ты к Дьяволу, Змей!
        3
        Ciliegina (итал.) - вишенка.
        4
        Глег - горячий напиток из красного вина с добавлением пряностей, распространённый в период Рождества в Финляндии, Швеции, Эстонии и Латвии.
        5
        Culo (итал.) - попка.
        6
        Шакшука - блюдо из яиц, жаренных в соусе из помидоров, острого перца, лукa и приправ, входит в кухню Израиля и большинства арабских стран. Подаётся на завтрак с хлебом или питой.
        7
        Матбуха - томатно-овощной соус, основа шакшуки.
        8
        Du glomde snabbt din rav! (швед.) - Быстро ты забыл свою лису!
        9
        Maiala (итал.) - шлюха.
        10
        Ragazzaccia (итал.) - грязная девчонка.
        11
        Ti amo, mio Serpente! (итал.) - люблю тебя, мой Змей!
        12
        Make love, not war (англ.) - занимайтесь любовью, а не войной.
        13
        Clown - La Pigiatura, к/ф «Укрощение строптивого»