Встречай меня в полночь Сюзанна Энок
        Лукавая остроумная Виктория Фонтейн неизменно шокировала чопорный лондонский свет — и неизменно отпугивала поклонников. Всех, кроме скандально знаменитого лорда Олторпа — самого лихого повесы Англии. Лишь ему одному выходки «дерзкой девчонки» кажутся не пугающими, а забавными. Только он один способен угадать в Виктории страстную, нежную женщину, мечтающую любить и быть любимой, принадлежать возлюбленному душой и телом и безраздельно властвовать над ним.
        Сюзанна Энок
        Встречай меня в полночь
        Глава 1
        Леди Виктория Фонтейн весело рассмеялась.
        — Быстрее, быстрее!
        Виконт Марли обхватил ее за талию и начал бешено кружиться по полу танцевального зала. Другие пары, несмотря на призывные звуки кадрили, жались вдоль стен. Их взгляды и завистливый шепот воспринимались танцующей парой как нечто далекое и неясное. Не зря родители не выпускали Викторию из дома целых три дня, пытаясь научить сдержанности.
        — Быстрее!
        — У меня кружится голова, Лисичка!  — задыхаясь, произнес Марли, но его слова заглушил шелест ее зеленого шелкового платья.
        — Тогда в другую сторону!
        — Лисичка… проклятие!  — Марли покачнулся, и они оба упали на полированный пол танцевального зала.
        — Ох!
        Толпа обожателей бросилась ей на помощь, и несчастный Марли вынужден был отползти подальше, чтобы его не затоптали.
        — Боже мой, это было так забавно.  — Пошатываясь, она отошла в сторону и прищурилась, так как зал продолжал кружиться, а пол уходил из-под ног.
        — Послушайте, Лисичка,  — заворковал Лайонел Пэрриш, поймав ее и прижав к груди.  — Вы показали герцогу Холингу почти все, о чем не следует упоминать в приличном обществе. Мы не можем позволить вам снова упасть, иначе его хватит апоплексический удар.
        — Я чувствую себя, словно вращающийся волчок. Пожалуйста, подведите меня к креслу.
        Увидев, что Лисичка уже на ногах, несколько человек из ее свиты, сжалившись над Марли, подняли его с пола, и он тут же начал ворчать:
        — К черту! Из-за вас у меня началась морская болезнь.
        — Я думала, что вы крепкий мужчина,  — засмеялась она, все еще не восстановив дыхание.  — Кто-нибудь, будьте добры, принесите мне пунша.
        Некоторые из ее кавалеров тотчас бросились к столу с освежающими напитками, пока остальные старались найти свободные места поблизости. Музыканты настраивали свои инструменты, чтобы начать контрданс.
        Когда зал вновь наполнился парами, Люси Хейверс, ускользнув от пристального взгляда матери, поспешила сесть на свободное место рядом с Викторией.
        — О Боже, ты не ушиблась?  — воскликнула она, взяв подругу за руку.
        Виктория сжала ее пальцы.
        — К счастью, нет, но этот тип все испортил.
        Марли протянул ей бокал.
        — Если бы вы оказались крупной женщиной, меня бы уже не было на этом свете.
        — Зато тогда вы не смогли бы приподнять меня в воздух, как флаг победы.  — Засмеявшись, она вновь повернулась к Люси.  — Что-нибудь сохранилось от моей прически?
        — Вообще-то сохранилось, но ты потеряла гребень.
        — Он у меня, Лисичка,  — сообщил лорд Уильям Лэндри, держа в руках изящную вещицу из слоновой кости.  — Я верну его вам в обмен… на поцелуй.
        О Боже, вот это сюрприз! Пытаясь пригладить кудри, которые к полуночи совсем растрепались, Виктория послала третьему сыну герцога Феншира пленительную улыбку.
        — Только один поцелуй? Ведь это мой любимый гребень.
        — Возможно, мы могли бы обсудить подробности позже, но сейчас будет достаточно и одного.
        — Отлично! Лайонел, поцелуйте лорда Уильяма за меня.
        — Даже за пятьсот фунтов не соглашусь.
        Все засмеялись, а Виктория вздохнула про себя. Чем дольше она будет откладывать этот поцелуй, тем больше он будет торжествовать и напоминать ей, что она его должница, и… Черт побери! Это действительно был ее любимый гребень.
        Она встала, оправила юбку, шагнула к Уильяму Лэндри и, поднявшись на цыпочки, легко коснулась губами его щеки, прежде чем он успел ответить ей звонким поцелуем. От него пахло бренди, но в этом не было ничего удивительного.
        — Теперь мой гребень, пожалуйста,  — потребовала Виктория, протягивая руку, не в состоянии скрыть довольную улыбку. Пусть он знает, что никто не проведет Лисичку.
        — Так не считается,  — нахмурившись, запротестовал Уильям, а остальные кавалеры иронически заулыбались.
        — На мой взгляд, это был поцелуй,  — услужливо произнес Марли.
        — Тихо,  — скомандовала Люси.  — Леди Фрэнтон снова смотрит в нашу сторону.
        — Вот ведьма,  — прошептал Уильям, передавая гребень хозяйке.  — Только помела не хватает.
        — Возможно, ей хочется, чтобы ее покружили,  — предположила Люси и хихикнула.
        — Знаю, чего еще ей хочется,  — мрачно уточнил Марли.  — Только уж увольте, от меня она этого не дождется.
        Люси покраснела. Виктория не возражала против откровенных высказываний, но она не хотела, чтобы ее покинули наиболее галантные друзья, поэтому ударила Марли по пальцам сложенным веером.
        — Прекратите.
        — Ох! Снова защищаете обиженных?  — Он потер пальцы.  — Леди Фрэнтон куда более благородна, чем те, кого вы обычно опекаете.
        — Вы плохо влияете на окружающих,  — произнесла Виктория.  — Мне, право, больше не хочется говорить с вами.
        — Да, не повезло вам, Марли,  — заметил Лайонел Пэрриш.  — Уступите место следующему претенденту.
        Ее свита немедленно задвигалась, чтобы оказаться поближе к ней, но Виктория не была уверена, шутили они или действовали вполне серьезно. На самом деле ей все это давно надоело. Сидеть взаперти в Фонтейн-Хаусе казалось ей сейчас предпочтительнее.
        — Я решила дать клятву,  — заявила она.
        — Надеюсь, не клятву целомудрия,  — с хохотом произнес лорд Уильям.
        Лайонел Пэрриш нахмурился и подошел к Люси.
        — Здесь не место для подобного рода разговоров.
        — Поберегите пальцы, Уильям,  — поддержал Марли, убирая руки подальше от Виктории.
        — Моя клятва касается и вас, лорд Уильям,  — заметила Виктория. Слава Богу, ее родители сейчас находились в портретной галерее лорда Фрэнтона, любуясь его новыми приобретениями. Даже одного из замечаний Уильяма было бы достаточно, чтобы убедить их отправить ее в монастырь.  — Отныне я намерена разговаривать только с приятными молодыми людьми.
        Эти слова были встречены недоуменными взглядами, но тут Опонрт Хаддингтон начал смеяться.
        — А кого, кроме нас, отъявленных негодяев, вы знаете, Лисичка?
        — Да-а,  — протянула Виктория, пытаясь обрести чувство юмора. Похоже, Марли закружил ее так, что она утратила свое привычное уравновешенное состояние.  — Это проблема. Марли, вы должны быть знакомы хотя бы с несколькими приятными джентльменами — с теми, кого вы всегда избегаете.
        — Конечно, я знаю парочку замшелых трупов, но они уже через минуту наскучат вам.
        Он приблизился, пытаясь вновь занять свое привычное место подле нее, но Виктория сделала вид, что ищет Люси, и отошла в сторону. Сама не зная почему, сегодня она не могла отделаться от чувства, что все это уже было раньше и даже тогда не казалось забавным.
        — Почему вы решили, будто я буду скучать?
        — Пай-мальчики скучны, дорогая. Вот почему вы здесь, со мной.
        — С нами,  — поправил лорд Уильям.
        Виктория обвела всех хмурым взглядом. К сожалению, Марли прав — приятные люди скучны и ограниченны, а их наборы комплиментов по поводу ее внешности не более чем оскорбление уму и ничем не отличаются друг от друга. По крайней мере эти грубияны согласились покружить ее.
        — Я просто терплю вас, джентльмены, потому что вам, по всей видимости, некуда больше пойти,  — заметила она свысока.
        — Грустно, но справедливо.  — Лайонел кивнул, но явно не раскаялся.  — Мы достойны сожаления.
        — Мне вас жаль,  — хихикнула Люси и вновь покраснела. Он поцеловал ей руку.
        — Благодарю, моя дорогая.
        — Черт побери!  — зашипел Марли, устремив взгляд в дальний угол танцевального зала.  — Не верю глазам своим.
        Виктория снова начала выговаривать ему за его язык, пока не увидела, кто привлек его внимание. Ее сердце бешено забилось. Люси быстро обернулась.
        — Кто это? О Боже, Лисичка, он смотрит прямо на тебя!
        — Не думаю.  — В висках у нее стучало.  — Или правда смотрит?
        — Ублюдок,  — проворчал Марли.
        Лицо показалось Виктории знакомым, хотя она была уверена, что никогда раньше не встречала этого человека — словно греческий бог вошел в душноватый, обшарпанный зал леди Фрэнтон. Его элегантная темно-серая одежда и уверенная поступь, пока он двигался сквозь толпу гостей, подчеркивали знатность происхождения, а взгляд, прикованный к ней, выдавал в нем законченного повесу. Но она знала каждого повесу в Лондоне — и ни один из них никогда не наполнял ее душу беспокойным предчувствием.
        — Грех во плоти,  — пробурчал лорд Уильям.
        — Олторп,  — эхом отозвался Лайонел. Виктория была потрясена.
        — Олторп? Брат Томаса?
        — Я слышал о возвращении блудного сына.  — Марли перехватил у слуги стакан мадеры.  — Должно быть, он растратил все свои денежки.
        — Или его выслали из Италии.  — Лорд Уильям мрачно наблюдал, как молодой человек уверенно направляется к ним.
        — Я думал, он разграбил Испанию.
        — А я слышал — Пруссию.
        — Можно ли попросить кого-нибудь покинуть сразу всю Европу?  — пошутил Уильям.
        Виктория слушала напряженный шепот, смешивавшийся со звуками контрданса, и ей вдруг показалось, что она стоит над пропастью,  — хотя, конечно, это было нелепо. Все поклонники не сводили с нее глаз.
        — Он очень похож на брата,  — тихо сказала она,  — хотя Томас выглядел мягче.
        — Душа Томаса была светлее,  — вмешался лорд Уильям и шагнул вперед, едва темноволосый молодой человек приблизился к ним.  — Вот и вы, Олторп. Не ожидал увидеть вас в Лондоне.
        Маркиз наклонил голову.
        — Люблю сюрпризы.
        Все внимание Виктории было приковано к нему. Без сомнения, ни одна из женщин в зале не могла оторвать взгляд от его стройной, гибкой фигуры. Среди всех встречавшихся ей красавцев она никогда не видела человека, который казался столь… опасным. Одежда из тончайшего сукна безукоризненно облегал его широкие плечи и подчеркивала узкие бедра; черные лосины обтягивали мускулистые ноги. Маркиз демонстрировал силу и властность, которые были по-звериному привлекательны. В его глазах цвета золотистого янтаря не было улыбки, когда он смотрел на толпу ее обожателей.
        В голове у нее возникла мысль, что вот сейчас он подойдет к ней, перебросит ее через плечо и унесет далеко отсюда, но лорд Олторп лишь любезно приветствовал джентльменов, окружавших ее и Люси.
        Его низкий, слегка замедленный голос волновал ее, и хотя она пыталась не обращать на это внимания все ее попытки оказались безуспешными. Завиток темных волос выбился из его прически, и она почувствовала неудержимое желание дотронуться до этой пряди и убрать ее.
        Чувственные губы изогнулись в легкой, пресыщенной улыбке.
        — Лисичка, Люси, позвольте мне представить вам Синклера Графтона, маркиза Олторпа,  — торжественно произнес Уильям.  — Олторп, леди Виктория Фонтейн и мисс Люси Хейверс.
        Его взгляд вернулся к ее лицу, изучая и оценивая, затем он взял ее руку и склонился над ней.
        — Леди Виктория.
        — Лорд Олторп, мои соболезнования по поводу кончины вашего брата… Я бы выразила их раньше, но, к сожалению, вы были вне досягаемости.
        Взгляд Олторпа охватил ее с головы до ног.
        — Если бы я знал, что вы ждете меня, желая утешить, то, несомненно, вернулся бы гораздо скорее,  — сказал он тихим голосом.
        — Что привело вас в Лондон?  — поинтересовался Марли.
        Маркиз слегка пожал плечами:
        — Я давно не бывал здесь и теперь, когда получил титул, решил наверстать упущенное.
        — По-моему, вы носите титул уже два года,  — заметила Виктория, не обращая внимания на удивленный взгляд Люси. Черт побери, ей не хотелось, чтобы он ушел с Марли пить, говорить о женщинах или держать пари.
        Олторп снова взглянул на нее. Она предпочла бы не быть такой крошечной, чтобы не смотреть снизу вверх на возвышающегося знатного гостя, стоящего рядом с ней, но увы, ее макушка едва доходила ему до плеча.
        Что-то вспыхнуло в его янтарном взгляде и быстро исчезло.
        — Вас интересует титул Олторпа, миледи?  — спросил он.
        — Ваш брат был моим другом.
        На этот раз Виктория уловила что-то резкое в выражении его лица.
        — Не знал, что мой добрый скучный брат знакомился с кем-то, кто передвигался без помощи трости.
        Эти слова показались ей слишком жестокими, и Виктория подумала, не хочет ли он нарочно поймать ее на удочку. Она не потерпит этого — даже от родного брата скончавшегося маркиза.
        — Томас не…
        — Может быть, обсудим это во время вальса?  — предложил он, разглядывая зал.
        Оркестр снова заиграл, и Виктории показалось, что она теряет рассудок.
        — Этот танец принадлежит господину Пэрришу.
        Как бы ни был красив Синклер Графтон, он не более чем самовлюбленный повеса.
        Олторп даже не взглянул на соперника.
        — Надеюсь, вы не возражаете, Пэрриш?
        — Ну, если Лисичка не возражает… — дипломатично ответил Лайонел.
        — Я возражаю,  — вмешался Марли.
        — Этот вальс не принадлежит вам.  — Олторп протянул девушке руку. Жест выглядел скорее не предложением, а приказом.
        Его манеры оказались менее обещающими, чем внешность, но поскольку она уже устроила сцену в этот вечер, ей ничего не оставалось, как только согласиться. Маркиз взял ее за талию и повел в танце.
        Когда она касалась его, волшебное ощущение становилось сильнее. Интересно, чувствовал ли он то же самое?
        — Это грубость по отношению к Лайонелу,  — строго сказала она, чтобы только оторвать свой взгляд от его загадочных глаз.
        — Вы так считаете?  — Рука, обхватившая талию, все ближе и ближе притягивала ее к себе.  — Я предпочитаю думать, что просто взял верх.
        — Ради чего?
        — Ради вас,  — ответил он без малейшего колебания.  — Нужна ли другая цель?
        Она разочарованно вздохнула. Все те же истасканные излияния.
        — Итак, из всех присутствующих здесь леди вы выбрали именно меня.  — Она не могла понять, зачем ей нужен этот разговор.
        — У меня безупречный вкус.
        — Возможно. Но всем известна ваша репутация, и все отворачиваются от вас.
        Что-то снова промелькнуло в его взгляде.
        — И тем не менее вы танцуете со мной.
        — У меня не оставалось выбора.
        — Как видите, я действую весьма успешно. Для меня вальс — только начало.
        Их тела покачивались, бедра соприкасались, и горячее чувство, которое Виктория испытала, впервые увидев его, вернулось к ней с утроенной силой. Возможно, Марли кружил ее слишком энергично, так как что-то продолжало дрожать у нее внутри.
        — Значит, у вас есть дальнейшие планы относительно меня, милорд?
        — Я был бы дураком или полуразложившимся трупом, если бы не имел подобных планов.  — Его голос напоминал рычание, он был чувственным и очень уверенным.
        — И все же вам не удастся шокировать меня.
        Юмор засветился в янтарных глазах.
        — Держу пари, что удастся.  — Его взгляд остановился на ее губах.  — Мы начнем с поцелуев, глубоких и медленных, которые длятся бесконечно долго и заставляют вас таять изнутри.
        «О небеса, он так хорош, но все же не единственный, кто обладает сообразительностью».
        — Сначала объясните, почему вам хочется поцеловать меня, лорд Олторп, принимая во внимание, что еще пять минут назад вам было интереснее беседовать с Марли, чем танцевать со мной.
        На этот раз Виктория почувствовала, что завладела его вниманием. Ничего не изменилось — ни выражение его лица, ни то, как он держал ее, но она вдруг поняла, почему Олторп заметил ее с другого конца бального зала леди Фрэнтон и почему она не ощутила его присутствия раньше. Он не хотел этого.
        — Вы должны позволить мне загладить мою невнимательность. Нет ли здесь более уединенного уголка, где я бы смог извиниться перед вами?
        Она вовсе не собиралась спасаться бегством от скрытого смысла его слов и позволить ему подумать, что он испугал Лисичку Фонтейн. Никому еще не удавалось добиться этого. Кроме того, сейчас Виктория еще не была готова позволить ему ускользнуть.
        — К сожалению, леди Фрэнтон заперла все двери, за которыми имеются укромные уголки.
        — Проклятие!  — Он бросил хмурый взгляд на толпу ее поклонников.  — Мы могли бы…
        — За исключением ее знаменитого сада.
        Вот так. Она не позволила ему обмануть себя. Теперь он мог отказаться от своего вызова.
        Однако вместо того, чтобы придумать извинения и остаться в безопасности на публике, маркиз улыбнулся.
        — Сад. Могу ли я извиниться перед вами в саду, мадам?
        Теперь уже она не могла уклониться, так как предложение исходило от нее.
        — Мне не нужны извинения.  — Виктория надеялась, что она не выглядит так, словно потеряла рассудок.  — Впрочем, вы можете объясниться и здесь, если хотите.
        Они уже приблизились к другой стороне зала, и достаточно было проскользнуть через одну из приоткрытых дверей, расположенных на западной стене, чтобы очутиться в саду леди Фрэнтон. Этот экзотический сад уже много лет завоевывал всевозможные призы, и если бы Виктория не бывала здесь днем, она потерялась бы уже в двадцати футах от дома. Кое-где горящие факелы освещали дорожки из каменных плит, которые петляли среди растительности, соединяясь в кольцо вокруг маленького пруда в центре сада. Теперь, когда они вышли из танцевального зала, девушка ожидала, что Олторп растеряется, по всей видимости, он никак не предполагал, что она присоединится к нему, и ему просто хотелось поддразнить ее. Никто никогда не уводил графских дочерей публично, чтобы соблазнить их.
        Однако какая-то частица ее желала, чтобы это было именно так. Скука быстро испарилась; ей хотелось приникнуть к нему, и пусть прикосновения окутают ее, как его слова и голос уже окутали ее чувства.
        — Ваши оправдания, милорд!  — подсказала Виктория. Если он намеревался отступить, то ей хотелось, чтобы это произошло поскорее и маркиз перестал мучить ее своим присутствием.
        Они остановились под лиловыми цветами глицинии, запах которой витал вокруг, подавляя своей тяжелой летней сладостью.
        — Ну,  — он с любопытством глянул на нее, однако не выпустил ее локоть,  — на чем мы остановились? Ах да, я должен принести… извинения.
        Девушка отважно встретила его взгляд, напоминающий кошачий. Под бархатом держащей ее руки она чувствовала сталь мышц.
        Маркиз остановился между ветвями глициний и прижался к ней своим гибким мускулистым телом.
        Он явно чего-то хотел от нее.
        — Ранее я была не права.  — Она старалась не повышать голос.
        Его взгляд скользнул вниз, затем вернулся к ее лицу.
        — Не правы в чем?
        — Когда я впервые увидела вас, то подумала, что вы напоминаете вашего брата. Но вы совсем непохожи.
        Длинным пальцем Олторп дотянулся до ее растрепавшегося локона и погладил его.
        — Как долго вы знали этого тупицу?
        От легкого как пух прикосновения по телу Виктории пробежала дрожь. Это встревожило ее, поскольку его вопрос звучал оскорбительно.
        — Маркиза Олторпа все очень уважали.
        — А я нет? Едва ли это открытие.
        О Боже, он снова заставляет ее дрожать.
        — Не могу понять, почему вы так плохо отзываетесь о своем брате.
        Синклер придирчиво изучал ее лицо в мерцающем пламени факела, и у нее сложилось впечатление, что его занимало что-то еще, помимо флирта.
        — Очевидно, не все, кто-то ведь прострелил ему голову.
        Девушка оцепенела.
        — И вам совершенно безразлично, что он мертв?
        Он пожал плечами:
        — Смерть есть смерть.  — Его губы чуть дрогнули.  — Я правильно слышал, что Марли называл вас Лисичкой?
        Неожиданно все обрело смысл.
        — Значит, весь этот разговор был лишь попыткой заманить Лисичку Фонтейн в сад, чтобы потом похвастаться победой перед дружками?
        На секунду маркиз замер.
        — А что, если и так?  — Его чувственный рот сложился в легкую улыбку, от которой у нее перехватило дыхание.  — Кроме того, у меня нет друзей. Есть только соперники.
        — Итак, вы хотите поцеловать меня.
        — Наверняка это не удивляет вас.  — Он приподнял ее головку.  — Вас ведь целовали раньше? Например, Марли.
        Виктория едва удержалась от импульсивного желания облизнуть губы.
        — Множество раз. И не только Марли.
        — Но не я.  — Олторп нежно взял ее лицо в ладони. С тихим прерывистым вздохом, который вовсе не был характерен для нее, Виктория скользнула руками по его плечам, стараясь поближе прижаться к нему.
        Он медленно склонился к ней, теплые пальцы скользнули вниз, остановились, затем коснулись бедер, опускаясь все ниже. Ее пальцы запутались в его густых волосах, и Виктория попыталась управлять горячим крепким соприкосновением их губ. Все, что ей удалось услышать, это прерывистое дыхание и шум бежавшей по ее венам крови. Она никогда не чувствовала себя такой горячей, возбужденной и распущенной.
        Отдаленная, мечтательная часть ее существа ощутила легкий холодный ветерок, который не способен был остудить начинавшийся пожар. К счастью, за ее спиной оказалось дерево, иначе она не смогла бы стоять прямо.
        — Виктория!
        В донесшемся до нее голосе звучала ярость. Граф Стиветон, должно быть, выкрикнул ее имя раз пять, но она впервые услышала его.
        Оторвавшись от губ Олторпа, девушка с трудом перевела дыхание.
        — Да, отец.
        Бэзил Фонтейн стоял на берегу пруда и смотрел на нее. Его рука так крепко сжимала бокал с мадерой, что Виктория удивилась, как это он не раздавил его.
        — Что, Бога ради, вы тут делаете? И перестаньте наконец обниматься!
        Каким-то образом во время их поцелуя маркиз поднял юбку красавицы до бедер, так что в свете луны можно было увидеть чулки и шелковое белье. Теперь он медленно выпускал ее из своих объятий.
        Виктории хотелось взглянуть на него, но она сумела преодолеть искушение. Взволнованная, в измятом платье, она не перенесла бы, если бы их поцелуй не произвел на маркиза такого же впечатления, как и на нее; не могло быть и речи, чтобы предположить, что все вышло наоборот.
        — Вы, верно, лорд Стиветон,  — протяжным голосом сказал маркиз.
        — Я не намерен знакомиться с вами при данных обстоятельствах, мерзавец! Немедленно отойдите от моей дочери!
        Виктория нахмурилась, здравые мысли начали проникать через окутывающее ее розовое облако. Отец не терпел сцен; конечно, он не стал бы кричать и топать ногами, привлекая внимание, если бы не необходимость спасти собственное доброе имя.
        Она взглянула на противоположный берег пруда, и у нее все сжалось.
        — Черт!  — Ее голос был едва слышен.
        — Я ожидал совсем другого конца,  — пробормотал Олторп, очевидно, еще не придя в себя.
        Все гости леди Фрэнтон стояли на дальнем конце пруда, хихикая и перешептываясь, указывая на злосчастное место, желая быть свидетелями ее последнего и самого шокирующего скандала.
        — Как вы смеете столь фривольно обращаться с моей дочерью?
        Леди Стиветон вышла из толпы и присоединилась к мужу.
        — Виктория, как ты могла? Немедленно отойди от этого ужасного человека!
        Виктория попыталась заставить рассудок вновь заработать. Она чувствовала себя настолько инертной, что даже сейчас предпочла бы стоять под глицинией и целовать высокого джентльмена, находящегося рядом.
        — Эго просто поцелуй, мама,  — сказала девушка так спокойно, как только могла.
        — Просто поцелуй?  — повторила леди Фрэнтон пронзительным голосом.  — Да вы уже почти прелюбодействовали…
        — Да нет же…
        Лорд Фрэнтон вышел на пространство, освещенное факелом.
        — Это переходит все границы,  — объявил он. За ним следовало полдюжины самых рослых лакеев.  — Я позволил вам присоединиться к нам сегодня вечером лишь из уважения к вашему покойному брату, Олторп, однако совершенно ясно, что вашему поведению нельзя доверять и ваши манеры не подходят…
        — Могу ли я сделать предложение?  — попросил маркиз; его голос звучал так спокойно, словно они обсуждали прогноз погоды.
        Вне всякого сомнения, ему нередко приходилось сталкиваться с толпами сердитых людей. Виктория, однако, чувствовала себя униженной. Одно дело испытывать приподнятое настроение, а вот оказаться посмешищем — это выглядело совсем иначе. Теперь практически все видели ее почти обнаженной.
        — Предложение?  — с презрением откликнулся лорд Фрэнтон.  — Нет уж, увольте…
        — Прежде чем вы продолжите свою тираду,  — перебил его Олторп,  — сообщаю вам, что я вернулся в Англию с намерением взять на себя обязательства, соответствующие моему титулу.  — В саду стало тихо, и Виктория рискнула бросить на него взгляд.  — Я не желал нанести оскорбление неблагоразумным поведением ни леди Виктории, ни вам,  — продолжил он ровным тоном,  — а поэтому не откладывая поправляю дело. Мы с Викторией собираемся пожениться. Это удовлетворит ваше стремление сохранить приличия?
        Виктории показалось, что у нее земля уходит из-под ног.
        — Что?  — выдохнула она.
        Маркиз кивнул, но было невозможно определить, шутит он или же говорит серьезно.
        — Мы оба зашли слишком далеко. Это единственно правильное решение.
        — Единственно правильное решение,  — резко произнесла она,  — забыть о случившемся. Ради всего святого — это был просто поцелуй!
        — С его рукой, лежащей на… вы знаете на чем. Это вовсе не поцелуй!  — прокричал герцог Холинг из толпы. Десятки других гостей эхом повторяли его замечание в еще более живописных тонах.
        — Вы, несомненно, вступили во внебрачную связь! И это в моем саду!  — Леди Фрэнтон артистически упала в обморок на руки своего мужа.
        Выносить продолжающиеся хихиканье и шепот было нестерпимо.
        — Я никогда не видела его до сегодняшнего вечера!  — пронзительно завопила Виктория.
        — Нас заботит не то, где были твои глаза, дочка,  — с побелевшим лицом прохрипел лорд Стиветон.  — Вы зайдете ко мне завтра, Олторп, иначе я засажу вас в тюрьму или повешу.
        Маркиз коротко поклонился:
        — Значит, до завтра.  — Он взял руку Виктории и нежно провел по ней губами, затем повернулся нттеабруках и пошел по направлению к дому.
        Бездельник! Виктория готова была побежать вслед за ним, но отец решительно шагнул к ней.
        — Пойдем, девочка.
        — Я не выйду замуж за Сина Графтона!  — выпалила она.
        — Нет, выйдешь! Я не раз предупреждал тебя, но ты и не думала прислушиваться к нашим советам. Если ты не станешь его женой, никто из нас уже не сможет больше показаться в Лондоне. Половина твоих кавалеров видела у тебя то, что неприлично назвать… Дважды за один вечер, как сообщила мне леди Фрэнтон.
        — Но…
        — Достаточно,  — отрезал он.  — Мы сделаем все приготовления завтра.
        Виктория открыла было рот, чтобы возразить, но при виде свирепого взгляда отца успокоилась и замолчала. Завтра еще так далеко — у нее достаточно времени объяснить все случившееся, когда родители смогут ее выслушать. Одно ей было абсолютно ясно: ни при каких обстоятельствах она не выйдет замуж за Синклера Графтона, маркиза Олторпа. И разумеется, не потому, что он явился так внезапно, как темный демон-искуситель, и сделал ей предложение.
        Глава 2
        Этот проклятый ублюдок Марли снова пытается испортить ему жизнь.
        Надо было решать: умыкнуть ли подружку виконта или расправиться с ним самим. Принимая во внимание последствия вчерашнего вечера, Синклер вовсе не был уверен, какой из шагов окажется наиболее приемлемым.
        Кто-то постучал в дверь спальни, но он не обратил на это внимания и продолжал бриться. Его камердинер, однако, выпрямился и посмотрел на дверь.
        — Нет,  — произнес Синклер, прежде чем Роман смог что-нибудь предложить.
        — А вдруг это что-то важное? Твоя невеста могла покинуть Англию.
        — Или еще один из ее поклонников прибыл, чтобы застрелить меня.
        Маркиз не прочь был бы повидать одного из них. У него в кармане лежал очаровательный пистолет с перламутровой ручкой, как раз для таких случаев.
        В дверь опять постучали, на этот раз громче.
        — Может, все-таки…
        — Перестань так нервничать.
        Камердинер неподвижно смотрел на хозяина какое-то время, затем отделился от стены и широко распахнул дверь.
        — Это Майло, милорд.
        Ничуть не удивившись, Синклер продолжал брить подбородок.
        — Благодарю тебя, Роман. Ты не знаешь, чего он хочет?
        — Я бы знал, милорд, но он все еще не разговаривает со мной.
        Син со вздохом бросил бритву в тазик с мыльной пеной. Подхватив полотенце, он поднялся на ноги и повернулся к двери.
        — Да, Майло?
        Дворецкий обошел Романа, стараясь не смотреть на гротескно одетого камердинера.
        — Почта только что доставила письмо для вас, милорд. От леди Стэнтон.  — Тон Майло был не дружелюбнее абсолютного молчания, которым он приветствовал Романа.
        Маркиз вытер остатки мыльной пены с лица.
        — Благодарю.
        Дворецкий протянул ему послание, и Синклер положил в карман сложенную бумагу, даже не взглянув на нее.
        — Майло, ты часто прерывал туалет моего брата, чтобы принести ему пустячную корреспонденцию?
        Дворецкий покраснел.
        — Нет, милорд.  — Он поднял свой заостренный подбородок.  — Но пока я еще не знаю ваших привычек. К тому же я не предполагал, что письмо пустячное. Извините.
        — Извинения принимаются. Пожалуйста, пошли леди Стэнтон букет алых роз с моими наилучшими пожеланиями и сообщи господину Туодлу, что сегодня вечером я не ужинаю дома.
        — Хорошо, милорд.
        — Майло!
        Дворецкий обернулся.
        — Да, милорд.
        На лице Синклера появилась мрачная улыбка.
        — Забудь про леди Стэнтон. Я сам разберусь с ней.
        — Я… да. Как прикажете, милорд.
        Как только дворецкий вышел, Роман закрыл за ним дверь.
        — Тебе следовало бы уволить этого напыщенного индюка.
        Синклер пожал плечами:
        — Он достаточно опытный дворецкий.
        — Да, но мне не нравится твоя идея сохранить штат прислуги твоего брата. Один из них способен однажды ночью всадить пулю тебе в голову.
        — Я не хочу, чтобы кто-нибудь из них скрылся из виду.  — Сев в кресло, Синклер жестом указал на костюм, разложенный на большой смятой постели.  — Кроме того, я не собираюсь удивлять этим голубым безобразием моего будущего тестя.
        — Но одежда вполне подобает случаю…
        — Точно. Он может одобрить ее, и где я тогда окажусь? Подбери что-нибудь в бежево-кремовых тонах.
        — Тогда вы будете выглядеть повесой.
        — Я и есть повеса, идиот. Я не намерен позволить Стиветону забыть об этом хотя бы на минуту.
        Олторп вынул из кармана письмо и, пробежав его глазами, сердито откинулся на спинку кресла.
        — Сначала общество пыталось навязать мне неожиданную женитьбу, а теперь еще и это. Недаром говорят: «Пришла беда — отворяй ворота».
        — Можешь сколько угодно обзывать меня идиотом,  — проворчал камердинер,  — но ты первый, кто попал в брачную ловушку Лисички Фонтейн.
        — Я еще никуда не попал. Мы теперь на равных с Марли.
        — А как же женитьба?
        — Это был единственный путь избежать побития камнями и изгнания из Лондона.
        — А…
        — Вот тебе и «а»… Ни один отец в здравом уме не позволит своей дочери выйти за меня замуж. Все считают, что безопаснее приковать меня за ногу к какой-нибудь бедняжке, но это недоразумение.  — Синклер перечитал письмо, ища в нем хоть какой-то луч надежды.  — Бейтс шлет тебе привет.
        — Мог бы прислать и кое-что посущественнее, мошенник. За ним должок в десять фунтов.
        Наконец на кровать легла надлежащая одежда, и камердинер направился к туалетному столику.
        — А кто эта леди Стэнтон?
        — Вдова, живущая в Шотландии, дальняя родственница Уолли, седьмая вода на киселе.
        — Звучит вполне безопасно.
        Синклер взглянул на слугу.
        — Хотелось бы думать, что я кое в чем сведущ и твои десять фунтов находятся на пути в Лондон, если тебе это интересно.
        Это известие подействовало на слугу умиротворяюще.
        — Бейтс ничего не раскопал?
        — Нет, хотя, полагаю, всегда есть надежда. Уолли и Криспин встречаются с ним. Здесь мы перегруппируемся. На Уэйхаус-стрит сдается дом, вернее, это делает леди Стэнтон.  — Олторп протянул письмо камердинеру.
        — По крайней мере я рад, что приезжает Криспин,  — сказал Роман.  — Может быть, он сумеет уговорить тебя образумиться и не кончать дело женитьбой.
        — Теперь я маркиз Олторп. Мне необходимо немедленно жениться, хотя бы ради Томаса.
        Мысль о том, что он сможет залучить Лисичку Фонтейн в свою постель, действовала возбуждающе. Зная вкус Марли, можно было ожидать встречи с вульгарной девчонкой, но не богиней. Эти длинные загнутые ресницы…
        — Знаю, знаю. Но все в Лондоне думают, что ты… ну, вроде бы как… он, а он не стал бы выбирать себе невесту — даже такую необузданную, как Лисичка.
        Фыркнув, Синклер взял у слуги письмо, смял его и бросил в камин.
        — Я — это он, и сейчас ни о какой свадьбе не может быть и речи. Не усложняй ситуацию.
        Роман оживился.
        — Это ты усложняешь, разве нет?
        Синклер прищурился.
        — В последний раз, Роман, я — это он. Ничего не изменилось после пребывания во Франции, Пруссии или Италии, за исключением стоящей перед нами цели. Перестань заставлять меня защищать себя, бедняжку.
        — Но это не…
        — Разговор окончен!
        — Хорошо, милорд.  — Роман взмахнул рукой.  — Если ты хочешь, чтобы каждый считал тебя подлым мерзавцем, и собираешься жениться на экстравагантной дочери графа, лишь бы замаскировать свой обман,  — это твое дело. Если же…
        Син вскочил с кресла.
        — Я здесь, чтобы найти убийцу моего брата, Роман. Последние пять лет чертова Корона заставляла меня скитаться по всему континенту, но с Бонапартом теперь покончено, как и со мной. Однако я буду маскироваться, пока это соответствует моим планам, понятно?
        Слуга подавил глубокий вздох.
        — Ясно как день.
        — Отлично.  — Синклер позволил себе легкую усмешку.  — И не болтай лишнего, иначе мы все погубим.
        Роман скрестил руки на груди.
        — Впредь буду нем как рыба, честное слово!
        — Ты не можешь говорить об этом всерьез.
        — Я никогда не был столь серьезен, Виктория.  — Граф Стиветон ходил кругами вокруг кушетки, стоящей посреди библиотеки, и от его тяжелых шагов дребезжали стеклянные двери стоящего в другом конце комнаты шкафа.  — На сколько твоих проделок мы были вынуждены закрывать глаза, и как долго нам придется делать это впредь?
        — Столько, сколько понадобится.
        — Виктория!
        Положив одну руку на лоб, Виктория приняла позу полной беспомощности.
        — Ради Бога, поверь, это был просто глупый поцелуй!
        — Ты целовала Синклера Графтона в совершенно… интимной манере. Ты позволила ему обнимать себя! Я больше не желаю выносить все это.
        Увы, она уже использовала позу беззащитности на прошлой неделе. Тогда это не сработало, и долгих три дня ее не выпускали из дома.
        Виктория села.
        — Итак, ты хочешь, чтобы я вышла за него замуж? А это не слишком сурово? Я целовалась и с другими мужчинами, но тогда ты не требовал…
        — Довольно!  — Стиветон закрыл уши руками.  — Тебе и тогда не следовало целоваться, но на этот раз ты делала это в присутствии целой толпы гостей.
        — Чрезвычайно глупой толпы.
        — Виктория!
        — Но…
        — Никаких объяснений. Если он еще не покинул нашу страну, ты выйдешь замуж за лорда Олторпа и сама будешь отвечать за последствия своих действий.
        — Неужели тебе никогда ничего не приходилось делать ради забавы?  — Она попыталась воззвать к его чувству сострадания.
        — Забавы предназначены для детей, а тебе уже двадцать лет, и сейчас главное, чтобы кто-нибудь захотел взять тебя в жены.  — С этими словами граф покинул комнату и направился в свой кабинет. Там он будет ждать прихода Олторпа и тогда уж постарается сбагрить дочь с рук долой, так чтобы ему больше не нужно было беспокоиться о ее чересчур резвом поведении.
        Виктория вздохнула и прилегла на кушетку. Этот брак станет всеобщим посмешищем. Конечно, она зашла слишком далеко, но ее родители должны бы уже привыкнуть к этому.
        — Я не собираюсь замуж!  — пронзительно закричала она, глядя в потолок.
        Ответа не последовало.
        Из всех видов наказаний, которые изобрели ее родители, этот являлся наихудшим. Через год она станет совершеннолетней, сможет путешествовать и заниматься делами, которые сочтет нужными. Но стоит ей выйти замуж, ее деньги перейдут к Синклеру Графтону, и он, вне всякого сомнения, спустит за игорным столом все до последнего пенса, прежде чем она сможет употребить их на что-то полезное.
        Правда и то, что ее сердце бешено забилось от его поцелуя. Этого, однако, недостаточно, чтобы выходить за него. Виктория ничего не знала о Синклере, кроме слухов о его ужасной репутации, и родители не вправе приковывать ее к подобному человеку. Виктории оставалось только надеяться, что идея брака так же ненавистна Олторпу, как и ей. Возможно, он уже на дороге в Европу или куда-нибудь еще. Девушка закрыла глаза и вдруг обнаружила, что медленно водит пальчиком по губам. С громким возгласом она вскочила на ноги. Замуж не выходят только потому, что мужчина целуется как бог, и ей не нужен тот, кто не ожидает от жены ничего, кроме кукольной красоты, умения вышивать и устраивать чаепития. Она никогда не сможет стать такой женой.
        Синклер вышел из фаэтона и поднялся по узким мраморным ступеням парадного входа дома Фонтейнов. Он долго думал, нанести визит лорду Стиветону или нет, и решил, что тот Син Графтон, которого все знали вдоль и поперек, отправится туда — с извинениями, объясняющими, почему брак невозможен.
        Ему было известно, что граф скучен, как дождливый осенний день, но не дурак. Когда у Стиветона возобладает здравый смысл, одна проблема решится, но она оставит нерешенными по крайней мере еще две.
        Во-первых, он зашел слишком далеко вчера вечером. Лисичка Фонтейн, вероятно, могла знать что-то о возможной причастности Марли к убийству, но вряд ли стоило расспрашивать ее об этом. К тому же он был слишком занят ухаживанием за великолепной темноволосой крошкой и наслаждался тем, что украл ее у поклонника.
        Если бы ему вовремя не пришло в голову выступить с брачным предложением, вечер у Фрэнтонов был бы первым и последним для него и никто из собравшихся там никогда больше не прислал бы ему приглашение. Что бы он ни думал об этом достойном обществе, ему необходимо получить туда доступ и доказать, что Марли или кто-то другой из них убил его брата.
        Само собой, Стиветон не согласится на свадьбу, но граф должен услышать достаточно искренние извинения с его стороны, чтобы несостоявшийся зять мог пользоваться благосклонностью общества до тех пор, пока это будет ему нужно.
        Вторая проблема казалась почти столь же сложной. Прошлым вечером Син полностью потерял рассудок: Лисичка Фонтейн устремила на него свои прекрасные глаза цвета фиалки, и он забыл свои предположения не только относительно Марли, но и относительно лорда Уильяма Лэндри, а также других возможных подозреваемых, наверняка числящихся среди ее шумных поклонников.
        Он вывел ее в сад, не пытаясь что-то выпытать, а лишь чтобы поцеловать ее. Если бы ее отец и остальные разини не обнаружили их, он, разумеется, не ограничился бы одними поцелуями. Теперь, черт побери, ему снова хотелось целовать ее и завершить короткий интимный эпизод, который они начали.
        Глубоко вздохнув, Синклер ударил медным молотком по двери. Не прошло и секунды, как тяжелая дубовая дверь распахнулась перед ним.
        — Лорд Олторп?  — Низенький дворецкий взглянул на его одежду с легким пренебрежением.
        — Где я могу увидеть лорда Стиветона?
        Дворецкий отступил назад.
        — Сюда, пожалуйста.
        Синклер проследовал за дворецким по короткой прихожей к устроенному под лестницей кабинету. Семейство Фонтейн являлось древним и обеспеченным родом, пользующимся всеобщим уважением, и он мог представить, как глубоко родители чувствуют оскорбление, нанесенное их дочери. И все же лучше он, чем хладнокровный убийца вроде Марли. Если, конечно, именно Марли застрелил Томаса. За последние два года жизнь Синклера, похоже, превратилась в ряд «если» и «как», и он чертовски устал от того, что не мог добиться ответа.
        Граф сидел за письменным столом красного дерева и больше напоминал банкира, чем аристократа. Перед ним лежал раскрытый гроссбух.
        Когда маркиз вошел в комнату, Стиветон поднял глаза.
        — А, Олторп! Я думал, вы к этому времени уже бежали из страны.
        — Доброе утро, лорд Стиветон. Жаль, что разочаровал вас.
        Граф сощурил глаза.
        — Тиммс, попроси, чтобы нас не беспокоили.
        — Слушаюсь, милорд.  — Дворецкий поклонился и вышел.
        — То, что вы раскаиваетесь сейчас, не оправдывает ваши действия прошлой ночью, сэр.  — Стиветон положил руки на крышку стола.
        Синклер пожал плечами:
        — Меня нельзя извинить.
        — Теперь вы согласны со мной, но это также не принесет вам ничего хорошего. Сколько раз вы вели себя как человек с сомнительной репутацией и затем исчезали без всякого сожаления.
        Синклер поднял бровь.
        — Вы хотите знать точное число?
        — Какие бы вольности вы ни позволяли себе в Европе, мы не терпим подобного поведения здесь.
        — При всем моем уважении к вам, лорд Стиветон, должен пояснить — хотя это была моя инициатива, ваша дочь весьма охотно следовала за мной.
        Граф с шумом вскочил на ноги.
        — И таким способом вы просите извинения?
        Синклер стряхнул невидимую пылинку со своего рукава.
        — Я не прошу вас ни о чем, но у меня есть предложение.
        Не сводя глаз с маркиза, Стиветон медленно сел.
        — Вы ожидали, что, защищая честь Виктории, я вызову вас на дуэль?
        — Конечно, нет — у меня нет намерения убивать вас. Я думал, вы потребуете публичного извинения…
        — Это может как-то залатать вашу репутацию, но ничем не кончится для моей дочери.
        Каминные часы пробили четверть, а граф все еще продолжал оценивающе смотреть на гостя. Синклеру не нравились ни задумчивое выражение его лица, ни направление, в котором развивался разговор. В голове у Стиветона, вероятно, созрело какое-то решение.
        Граф наклонился над своей огромной книгой.
        — Как бы мне ни хотелось утверждать противное, события прошлого вечера не были целиком вашей виной.
        — Это звучит обещающе. Тогда мы договоримся, и извинений будет достаточно…
        — Погодите, Олторп, я еще не закончил. У моей дочери, к сожалению, полностью отсутствует чувство самоконтроля. Я надеялся, что соответствующее образование и дисциплина излечат ее от импульсивности, но, как вы убедились, этого не произошло.
        Синклер без приглашения опустился на неудобный позолоченный стул, стоявший напротив письменного стола. С этого места он намеревался услышать, как будет защищаться репутация Лисички за счет его собственной. Виктории просто не из чего было выбирать; он не дал ей шанса.
        — Итак?  — подсказал он.
        — Итак, не имея возможности обуздать дочь, я предприму шаги, чтобы вынести скандал из моего дома. Виктория теперь — ваша проблема.
        Синклер удивленно захлопал глазами.
        — Но вы ведь не хотите, чтобы она вышла замуж за…
        — Я не намерен прощать нарушение правил приличия даже членам моей собственной семьи. Особенно членами моей семьи.  — Стиветон взял со стола карандаш.  — Вы можете рассчитывать на десять тысяч фунтов сразу, а затем на три тысячи фунтов ежегодно, начиная со следующего года, когда Виктории исполнится двадцать один год и она получит наследство от своей бабушки. Думаю, что теперь, после возвращения в Лондон, вы быстро разберетесь с состоянием вашей семьи.
        Маркиз почувствовал, как его пробирает озноб.
        Расчеты не оправдывались: похоже, граф не понимал, сколь порочной была его репутация, если действительно намеревался устроить этот брак.
        — Меня удивляет подобная щедрость. Ваша дочь, десять тысяч фунтов.
        — И весь скандал долой из моего дома. Вот за это я и плачу.
        — Лорд Стиветон, что бы вы ни говорили сейчас, вам следует понять, любой холостой пэр в Лондоне сочтет вашу дочь достойной невестой, теперь, когда я извинился. Вы уверены, что…
        — Возможно, они и сочтут ее хорошей партией, но она не примет предложения ни от одного из них, так что у нее нет выбора. Свадьба состоится через неделю после ближайшей субботы, я уже отправил записку принцу Джорджу. Венчание пройдет в Вестминстерском соборе.
        Вероятно, граф не хотел рисковать и постарался не дать возможности обоим участникам предполагаемой свадьбы сбежать.
        — Тогда, я полагаю, будет присутствовать и регент?
        — Принимая во внимание знатность двух наших семей, я в этом не сомневаюсь.
        — И ваша дочь согласится?  — Синклер скептически пожевал губами.
        — Разумеется, нет, но ей, вероятно, надо было хорошенько думать перед тем, как упасть в ваши объятия на глазах у такого количества гостей.
        — Я..
        — Послушайте, Олторп,  — граф постучал карандашом по столу,  — за последние три года я предложил ей по меньшей мере пару дюжин потенциальных мужей и предоставил достаточно времени, чтобы выбрать любого из них. Вместо того чтобы принять решение, она таскалась по всем злачным местам Лондона, разбивая сердца, позоря свою и мою репутацию и клянясь при этом, что и слышать не хочет о свадьбе. Вы, наверное, знаете, как ее прозвали: Лисичка.
        — Да, я что-то слышал об этом.
        Граф важно выпятил грудь.
        — Не поймите меня неправильно, Олторп, но я считаю, что вы достойны сожаления.
        — Что ж, благодарю за весьма ясно высказанное мнение.  — Синклер почувствовал себя так, словно потерял слона и королеву в шахматной партии, и теперь его ожидал неотвратимый мат. Но, что удивительно, он не испытывал особого ужаса. Все, что ему оставалось, это признать свое поражение, а отношения с Лисичкой Фонтейн в постели будут утешительным призом. К тому же он никогда не думал о завтрашнем дне и всегда полагался в этом на Томаса.
        — Виктория войдет в древнее высокоуважаемое семейство, и это хоть как-то скрасит последствия вашего недостойного поведения.
        — Рад услужить,  — язвительно ответил Синклер.
        — Подождите здесь.  — Стиветон поднялся на ноги.  — Я сейчас позову вашу невесту.
        Маркиз совсем не был уверен, что ему хочется увидеть ее. Как ни привлекателен был приз, ему не нравилось чувствовать себя загнанным в угол. Итак, чтобы не покидать Англию и не отказываться от своих поисков, он вынужден будет жениться на Лисичке Фонтейн. Какая досада!
        Он показал себя отменным дураком, и сейчас Стиветон использовал минутную потерю им здравого смысла, чтобы избавить свое семейство от неуемной вертихвостки.
        Все это чертовски усложняло положение дел.
        — Проклятие!
        — Я высказалась точно так же, когда отец сообщил мне, что вы здесь.
        Леди Виктория Фонтейн вошла в кабинет отца с таким спокойным видом, будто собиралась обсуждать погоду, и Синклер против воли поднялся. Еще накануне вечером он заметил, что в ее присутствии ему хотелось выглядеть «на все сто».
        Обойдя стул, он взял ее руку и поднес к губам.
        — Доброе утро, леди Виктория.
        Ему нравилось касаться ее. Она не убрала руку, и он провел губами по ее пальцам. Виктория продолжала спокойно смотреть на него, и лишь ее фиалковые глаза были немного растерянны. В скромном муслиновом платье она притягивала его внимание еще сильнее, вызывала желание.
        Наконец девушка освободила руку, повернулась к окну, и Синклер увидел, как покачиваются ее бедра обтянутые шелковистой тканью.
        — Отец сказал, что вы приняли его условия.  — Виктория облокотилась на широкий подоконник.
        — Да, условия оказались достаточно щедрыми.
        Она кивнула:
        — Граф никогда не скупится по мелочам.
        Синклер долго не отрывал от нее глаз, завороженный часто бьющейся жилкой на ее шее.
        — Вам, похоже, также свойственно быстрое принятие решений.
        — Мне хотелось, чтобы вы вытащили меня в сад,  — призналась она, покраснев,  — но я не предполагала, что вы попытаетесь раздеть меня догола.
        Она хотела его.
        — Вы не казались чрезмерно обеспокоенной этим — пока не появился ваш отец.
        Приятный розовый цвет на ее щеках стал еще гуще.
        — Я согласна, милорд, что вы хорошо целуетесь,  — по-видимому, у вас не было недостатка в практике.
        Слегка изумленный этим замечанием, Синклер поклонился.
        — Я доволен, что все мои усилия привели к чему-то хорошему.
        — Слишком хорошему, если судить по моим родителям.
        — Я приношу извинения за то, что наши объятия стали достоянием публики, но не за то, что целовал вас.  — Он приблизился к ней, испытывая все большее влечение, даже несмотря на накинутую ему на шею брачную петлю.  — Вы великолепны.
        Она повернула к нему головку.
        — Все еще стараетесь соблазнить меня?  — Виктория отошла от окна и направилась к двери.  — Это ни к чему, лорд Олторп: вы уже выиграли мою руку.
        Синклер с любопытством наблюдал, как она тихо прикрыла дверь и повернулась к нему лицом.
        — Если вы хотите продолжить то, что мы начали прошлой ночью, миледи,  — пробормотал он,  — я охотно присоединюсь к вам. Чрезвычайно охотно.
        — Кое в чем я готова участвовать, чтобы выбраться из этой истории.  — Виктория понизила голос.  — Вы ведь вряд ли хотите, чтобы брак состоялся, не так ли?
        — И что вы предлагаете?
        Она хлопнула в ладоши и сразу взялась за дело.
        — Последние пять лет вас постоянно видели в Европе. Никто ничего не подумает, если вы решите вернуться туда.
        Итак, этот маленький вулкан думает, что может диктовать ему условия. Ее отец прав в одном — она способна устроить ему «хорошенькую жизнь».
        — Возможно, вы правы.
        — Если дело в деньгах, то в моем распоряжении имеется сумма, которая принадлежит только мне. Вы могли бы достойно существовать в Париже ну, скажем, на тысячу фунтов в год?
        Маркиз не верил своим ушам.
        — Вам хочется, чтобы я вернулся в Париж?
        — Да, и чем скорее, тем лучше.
        — И вы готовы платить за мою еду, квартиру, одежду, поддерживать меня?  — Он принялся по очереди загибать пальцы.
        На лице Виктории появилось некоторое сомнение.
        — Ну да…
        — А как насчет того, чтобы навещать меня время от времени и приносить мне шоколад?
        Глаза девушки сузились.
        — Я не предлагаю содержать вас и не имею в виду какую-либо грязную сделку. Мне нужно только, чтобы вы держались подальше от меня.
        — К этому все и сводится. Неужели у вас есть другие потенциальные женихи, скрывающиеся где-то в сельской местности?
        — Я говорю абсолютно серьезно.
        Синклер подошел ближе.
        — Но я не хочу возвращаться в Париж. Мне здесь нравится.
        — А я уверена, что вы будете гораздо счастливее среди ваших экстравагантных подружек, в Париже. Между прочим, там очень приятно находиться в это время года.
        — Здесь тоже неплохо, тем более рядом с вами.
        — Но вас не любят в Лондоне!  — выпалила она и побледнела.
        И никто из жителей Лондона не знает, что за последние пять лет он раз десять готов был умереть за них. У Синклера сжалось сердце, и он отвернулся, чтобы скрыть внезапно вспыхнувший в его глазах гнев.
        — Мало кто понимает, насколько я очарователен,  — спокойно заявил он, притворяясь, что изучает вид, открывающийся из окна.
        Неожиданно Виктория положила руку ему на плечо.
        — Извините,  — тихо сказала она.  — Это было жестоко.
        Жалость — вот еще одно чувство, которое не вызывало у него симпатии.
        — Думаю, Лондон полюбит меня гораздо сильнее, если я буду в вашей компании, леди.
        — Но…
        — Вы очень популярны — можно сказать, любимица общества.
        Это могло бы сыграть ему на руку, подумал Син, любуясь ровным кремовым цветом ее кожи. Их брак не только возвысит его в глазах общества, но и откроет ему доступ в места, которые иначе были бы закрыты для него из-за потрепанной репутации. Принимая во внимание ее собственную одержимость, она не будет цепляться за него каждую минуту и вмешиваться в его дела.
        — Но я не собираюсь выходить замуж — тем более за вас.
        Он улыбнулся.
        — Тогда вам не следовало целоваться со мной.
        Виктория покраснела.
        — А вы не думаете, что брак будет мешать вам путаться с женщинами, играть и напиваться?
        В ее голосе сквозило отчаяние. Виктория нагнулась вперед, попав в ловушку между стеной и его руками.
        — Не больше, чем он будет вмешиваться в ваш флирт, вашу светскую жизнь, покупки и во все другое, чем бы вы ни занимались.
        Он посмотрел ей в глаза и был удивлен, что она не отводит взгляд. Это не дано большинству людей; им слишком многое приходится скрывать.
        — Очевидно, мы идеально подходим друг другу.  — С этими словами Синклер нагнулся и поцеловал ее. Мгновенный горячий ответ возбудил его, как это уже случилось ночью, в саду леди Фрэнтон. Сейчас он был глубоко уверен в том, что она никого не убивала, и… Ему приходилось целоваться с сотней женщин, и никогда он не испытывал подобного состояния.
        Он неохотно оторвался от ее губ. Длинные, загнутые вверх ресницы, затрепетав, поднялись, и фиалковые глаза умоляюще глянули на него.
        — Если я выйду за вас замуж,  — прошептала она,  — это будет только ради моей семьи.
        Маркиз усмехнулся. Надо скорее бежать из этого дома, подумал он.
        — Могу я пригласить вас на пикник завтра?
        Виктория сняла руки с его плеч.
        — Завтра я собиралась пройтись по магазинам с Люси Хейверс и Маргарет Портер.
        — Тогда прогулка в экипаже по Гайд-парку в субботу.
        — В субботу я тоже занята.  — Она сделала вид, что поправляет прическу.
        Синклер приподнял бровь, гадая, идет ли речь о свидании с лордом Марли.
        — Вы не хотите, чтобы нас видели вместе?
        Она заколебалась.
        — Я думаю, мы воспринимаем это слишком серьезно,  — предположила она.  — Возможно, на следующей неделе ко всем вернется здравый смысл и нам не придется участвовать в этой глупой сделке.
        — Возможно. Итак, вы поедете кататься со мной в субботу утром?
        Виктория вскинула подбородок.
        — А если нет, что вы сделаете?
        На губах Синклера появилась непроизвольная улыбка. Ее вызов не лучший способ избавиться от него, и она весьма скоро обнаружит это.
        — Как я сказал вам вчера, поцелуй — лишь начало обольщения. Следующий шаг значительно более… интересен.
        Прежде чем Виктория смогла ответить, он поклонился и широко распахнул дверь.
        — Теперь мне следует сообщить моей семье, что я собираюсь жениться. Увидимся в субботу, моя милая.
        Глава 3
        — Ха, ха! Син!
        Кристофер Графтон, сбежав вниз по ступеням Друсбери-Хауса, обнял брата. Синклер ответил на объятия, крепко прижав Кристофера к груди.
        — Рад видеть тебя, Кит!  — Он, улыбаясь, отступил назад.  — Ты вырос на целый фут.
        — Да, но я-то надеялся, что стал выше тебя, черт возьми.
        — Просто Кристофер пошел в дедушку,  — произнес женский голос из маленькой гостиной, примыкающей к двери — Удивляюсь, как ты узнал его через пять лет.
        У Синклера наконец пропало чувство, что все это был сон. Теперь он дома. Молодой человек медленно обернулся.
        — Ты совсем не изменилась, бабушка Августа!
        Августа Друсбери прищурилась.
        — Конечно, изменилась. Я потеряла внука.
        — Бабушка!  — Кристофер невольно покраснел.  — Брат только что вернулся. Дай ему минутку передохнуть, прежде чем вцепляться в него.
        Хрупкие плечи пожилой дамы со вдохом приподнялись, в то время как голубые глаза оставались прикованными к Синклеру, словно оценивая его. Он подумал о том, что она увидела. Именно этого он больше всего страшился, возвращаясь в Лондон,  — встречи лицом к лицу со своей бабушкой, которой ему придется объяснять свое безбожное поведение в последние пять лет.
        — Не беспокойся, Кит,  — сказал он. Это были те самые слова, что в течение пяти лет придавали его голосу твердость.  — Не лишай бабушку удовольствия высказаться. Она наверняка готовила свою речь целую вечность.
        — Я действительно приготовила речь,  — тут же подтвердила старушка,  — а теперь, когда ты наконец здесь, не вижу, что она может изменить. Ты разочаровал меня, мой мальчик. Тем не менее Кристофер сказал главное — ты вернулся. Заходи и выпей чаю.
        Маркиз покачал головой. Самым худшим было ее спокойствие. Он разочаровал Августу, оказавшись слабее, чем она надеялась.
        — Я не могу остаться.
        Августа кивнула — она, очевидно, ожидала и этого.
        — Что ж, тебе виднее.
        — Негоже, брат, так скоро уходить,  — запротестовал Кит.  — Ты ведь только что вернулся! Пробудешь в Лондоне хоть немного?
        — Не приставай к нему, Кристофер. И не сомневайся — его светский календарь полон приглашений.
        Немного ехидства с ее стороны все же лучше, чем холодный тон в начале встречи.
        — Вообще-то я пришел пригласить вас на одно событие, намеченное на пятнадцатое.
        Лицо Августы стало более жестким.
        — Ты член моей семьи, Синклер, но ни Кит, ни я никогда не будем участвовать в фарсе, задуманном твоими… приятелями.
        — Бабушка!  — Кристофер замахал руками.
        — Это может сойти за фарс,  — согласился Син,  — и я пойму, если вы предпочтете не прийти. Я не очень уверен, что сам буду там, во всяком случае, трезвым. Речь идет о моем бракосочетании. Принц Джордж…
        — Что?  — вскричал Кристофер.  — Бракосочетание? Но ты же только что вернулся! Ты привез ее с собой из Европы? Она итальянка?
        — Да-да,  — возмутилась бабушка,  — она, верно, носит под сердцем твоего ребенка?
        Его имидж в глазах Августы падал все ниже, как только он открывал рот.
        — Вы оба ошибаетесь. Она англичанка. Я встретил ее… совсем недавно.
        — О Боже, неужели это случилось только вчера?  — Августа поджала губы.  — И кто же она?
        — Леди Виктория Фонтейн.
        — Лисичка? Так, значит, она тебя поймала?  — Кристофер не смог скрыть изумления.
        Наконец-то Августа выглядела изумленной.
        — Ты упомянул принца Джорджа. Он тоже будет присутствовать на этой церемонии?  — Августа, видимо, не ожидала такого поворота событий.
        — Да. Он предоставил нам Вестминстерский собор.
        — Тогда мы будем там. Это дело семейной чести.
        Синклер поклонился:
        — Благодарю, бабушка.  — Он хотел еще что-то добавить, однако старушка уже исчезла в своей маленькой гостиной.  — Кажется, воссоединение семьи состоялось…
        — А чего ты ожидал?  — поинтересовался Кит.  — За последние пять лет от тебя пришло не больше десятка писем. Когда же ты не сумел выбраться на похороны Тома… мы… она…
        — Я не знал, что его убили,  — соврал Синклер, возвращаясь в холл за шляпой и в душе ругая себя. Ложь давалась ему без усилий, что правда, то правда.
        Как только Синклер узнал об убийстве, он поклялся ничего никому не говорить, пока не будет абсолютно уверен, что никто из его семьи не подвергнется репрессиям за его действия в Европе. Только это и имело значение — чтобы они оставались в безопасности, и Бог с ней, с его репутацией.
        — Син,  — Кристофер последовал за братом,  — ты будешь навещать нас?
        — Не знаю. Я остановился в Графтон-Хаусе. Приходи ко мне, если захочешь и если бабушка позволит.
        Кит нахмурился:
        — Мне уже двадцать лет, и я сам решаю, как мне поступить.
        Вздохнув, Синклер положил руку на плечо младшего брата. Семье достаточно и одной белой вороны.
        — Не покидай ее. Ты — это все, что у нее есть.
        — Я знаю свой долг,  — мрачно ответил Кит.  — Она будет только тогда довольна, когда ты выполнишь свой.
        — И тогда все мы будем счастливы,  — ответил маркиз с улыбкой.  — Все до одного.
        Люси откусила кусочек пирога, поданного к чаю.
        — Что ты имеешь в виду? Я не знаю ничего, помимо известного всем.
        Виктория сидела, удобно прислонившись к спинке кушетки в своей маленькой гостиной, и вертела в руках мягкую игрушку.
        — Но ты хоть слышала что-нибудь за последние несколько дней?  — Она взглянула на высокие напольные часы, стоящие в углу комнаты. На это утро он назначил их следующую встречу; через пять минут наступит назначенное время, а он пока еще не появился.
        Конечно, ей нечего нервничать и беспокоиться по поводу его прихода. Она просто пригласила к себе друзей на случай, если он не приедет, и теперь без причины бросала вокруг недовольные взгляды.
        Люси грациозно стряхнула кончиком пальца крошки с платья.
        — Я слышала, что Марли напился до чертиков и до сих пор не протрезвел.
        В этом не было ничего удивительного. Напиваться и биться об заклад — это, похоже, все, на что Марли способен. Слова Люси по крайней мере объяснили, почему он не зашел проведать ее, тогда как еще совсем недавно появлялся на пороге дома ее родителей почти ежедневно.
        Маргарет Портер, сидевшая по другую сторону от Виктории, перебирала кружева на рукаве своего муслинового платья.
        — Диана Эддингтон очень хотела присоединиться к нам сегодня, но ее мама категорически запретила ей это. Она говорит, что ты оказываешь на нее дурное влияние, Лисичка.
        — Уймись, Маргарет, это было просто неблагоприятное стечение обстоятельств.  — Люси хихикнула.  — Боже, если бы я могла украсть поцелуй у лорда Сина, я бы непременно сделала это.
        — Маргарет, что бы ни говорила мать Дианы, семейство Эддингтон уже приняло приглашение на свадьбу.  — Она поднялась с кушетки, подошла к окну и выглянула на улицу. Синклера все еще не было.
        — Конечно, никто не захочет пропустить свадьбу. Жаль, что ты не поехала в «Олмэкс» прошлой ночью. Все болтают об этом.
        Не отрывая глаз от Брук-стрит, Виктория отпила глоток чаю.
        — Мне не разрешают ходить куда-либо без сопровождения родителей или моего жениха — как будто это может чему-нибудь помочь. Отец, должно быть, думает, что я намереваюсь сбежать или сотворить еще какую-нибудь глупость.
        — Но ведь ты не сделаешь этого,  — Люси бросила на нее расстроенный взгляд,  — ты не покинешь Лондон?
        — Конечно, нет. Что мне делать — порхать где-нибудь за границей без денег?  — Эта идея, не раз мелькавшая у нее в голове, теперь казалась ей в высшей степени эгоистичной и бессмысленной. Что бы ее отец ни думал, в ней не меньше семейной гордости, чем в нем. К тому же она не была готова к жизни за границей.
        Маргарет подняла глаза.
        — Я так рада, что он не испортил мою репутацию.  — Она вздохнула.
        За окном, вверх по короткой изогнутой дороге поднимался фаэтон. Когда он остановился, высокий мужчина в штанах из дубленой оленьей кожи, черной куртке, коричневой бобровой шапке и начищенных до блеска высоких сапогах вышел из него и пошел к парадной двери, словно и не опаздывал на целых семь минут.
        Пальцы Виктории задрожали, и она, боясь уронить чашку, поставила ее на подоконник.
        Это было нелепо. Синклер Графтон разрушил ее жизнь — правда, с ее собственной помощью,  — а она, как ни странно, радовалась возможности провести вдемя в его компании.
        Минуту спустя Тиммс постучал в дверь маленькой гостиной, а затем распахнул ее.
        — Леди Виктория, к вам лорд Олторп.
        — Да, благодарю.
        — Доброе утро, миледи,  — произнес Синклер, не обращая внимания на других присутствующих и устремляясь прямо к ней.
        — Добрый день, милорд,  — ответила Виктория и указала на своих друзей.  — Вы помните мисс Люси Хейверс? А это мисс Портер.
        Маркиз поднес ее руку к губам.
        — Вы заметили,  — тихо сказал он.
        — Заметила что?
        На его губах появилась чувственная улыбка.
        — Что я опоздал.
        Виктория покраснела. Освободив пальцы, она снова указала на своих гостей.
        — Вы не сделали никаких шагов, чтобы исправить положение.
        — Имеется в виду мое опоздание?
        Она кашлянула.
        — Перестаньте перебивать меня. Маргарет, лорд Олторп.
        Девушки почти одновременно сделали реверанс.
        — Милорд.
        Какое-то время он продолжал смотреть на Викторию и только затем обратил внимание на ее приятельниц.
        — Мисс Люси, мисс Портер. Извините, но в моем фаэтоне всего лишь два места.
        — Я не думала, что вы появитесь,  — вмешалась Виктория, опасаясь, что он поведет себя не по-джентльменски — например, предложив ее подругам удалиться.  — Они пришли спасти меня от одиночества, я должна была провести дома целый день. Я, знаете ли, узница.
        Олторп одарил всех своей знаменитой улыбкой.
        — Тогда я предлагаю изменить планы вашего освобождения — мы отправимся на прогулку все вместе.
        — Все вместе?  — пискнула Маргарет.
        — Почему бы и нет?  — Он пожал плечами.  — Сегодня прекрасный день, и мне вовсе не хочется лишать узницу ее подруг.
        — Возможно, они не хотят, чтобы кто-то видел их в вашем обществе,  — предположила Виктория, нахмурившись.
        — Лисичка, как ты можешь такое говорить?  — пробормотала Люси и покраснела.
        — Что ж, он уже погубил мою репутацию и не может жениться на всех нас,  — легкомысленно заявила она.
        — Хм. Три замужем за одним — весьма пикантная ситуация,  — пробормотал Синклер.
        Виктория с трудом отвела глаза — настолько привлекательна была его улыбка.
        — Да, но это означает, что вы должны найти еще восемь джентльменов, чтобы сопровождать нас.  — Она взглянула на своих подруг с усмешкой, пытаясь не замечать последовавший взрыв смеха.  — Хотя… вы не обязаны прогуливаться с нами.
        — О нет, я думаю, это будет забавно,  — фыркнула Люси.  — Наша четверка наделает много шума.
        — Верно!  — Маркиз зааплодировал.
        — Я… я должна… встретиться с портнихой,  — запинаясь, произнесла Маргарет, пятясь к выходу, словно ожидая, что маркиз превратится в пантеру и набросится на нее.  — Поэтому, к сожалению, я не готова составить вам компанию.
        — Передавай привет своей маме!  — крикнула Виктория вслед подруге, исчезнувшей за дверью ее маленькой гостиной.
        — Ну что же, леди, я могу представить, как мы втроем влезем в экипаж, но расположимся ли мы там со всеми удобствами?
        Люси подавила смешок.
        — А как же!
        Со вздохом Виктория взяла Люси под руку и подвела к двери.
        — Тогда давайте поскорее покончим с этим.
        Они забрали шляпки и зонты у Тиммса и зашагали по направлению к Гайд-парку. Олторп, казалось, был счастлив шагать позади двух леди, но Виктория крепко держалась за Люси на случай, если он попытается встать между ними.
        — Может быть, тебе лучше идти рядом с ним?  — прошептала Люси.  — В конце концов, вы же помолвлены.
        — Это вполне достаточное расстояние.  — Виктория поморщилась.  — Я все еще надеюсь, что отец образумится и положит конец этому фарсу.
        На самом деле ей хотелось идти рядом с ним, рука в руку, чтобы он замечал только ее одну и рассказывал разные скандальные истории только ей. И вес же вопреки своему желанию она ни разу не оглянулась назад.
        Когда Виктория обдумала происшедшее, то решила, чго приглашать двух других леди было невежливо по отношению к ней. Очевидно, маркизу безразлично, в какой компании он находится, но если ей действительно доведется выйти за него замуж, она не собирается с этим мириться.
        К счастью для Синклера, ему было невдомек, что Виктория уже разрабатывает планы его перевоспитания. Когда они вошли в Гайд-парк, он оставался на пару шагов позади, и его внимание разделилось между забавным разговором спутниц и толпой пешеходов, также наслаждавшихся прекрасным днем. Ему нужен был доступ к этим людям, и очаровательные юные леди, притворяющиеся, что не замечают его, были наилучшим поводом завязать разговор. Однако сейчас Виктория, похоже, не хотела оставаться наедине с ним.
        Синклер сожалел, что Маргарет Портер не решилась присоединиться к их компании. Виконт Бенстон приходился ей дядей и был знаком с Томасом. Мисс Портер опасалась скандала, но Син мог и подождать. Если он чему-то и научился, работая на правительство, так это терпению. Маргарет и Лисичка — подруги, и поэтому, пока продолжаются его отношения с Викторией, он не потеряет мисс Портер.
        — Вы что-то очень спокойны,  — заметила Виктория, закрывая от него лицо зонтиком.
        — Любуюсь природой.  — Маркиз опустил взгляд, чтобы насладиться ее изящными, округлыми ягодицами.
        Люси быстро обернулась:
        — Насколько все изменилось с тех пор, как вы покинули Лондон?
        — Несколько новых замков на дверях, хотя, возможно, это специально в мою честь.  — Воспользовавшись возможностью, Синклер пошел быстрее и догнал Люси.  — Итак, скажите мне, мисс Хейверс, сколько сердец разбила моя суженая?
        — О, сотни.
        — Люси! Не сплетничай с ним!
        Одним пальцем маркиз опустил вниз зонтик Виктории и посмотрел ей в глаза.
        — Это несправедливо. Вы повсюду трубите о моей дурной репутации, а я ничего не знаю о вашей.
        Она слегка прищурилась.
        — А вдруг после этого вам не захочется целоваться со мной?
        — Не думаю, что такое возможно.  — При виде ее вспыхнувшего лица у него перехватило дыхание.  — После свадьбы мы поднимемся на следующие ступени удовольствия и тогда будем…
        — Извините!  — Люси покраснела и отступила чуть назад.  — Вы уверены, что беседуете… только в третий раз?
        Синклер воспользовался тем, что Люси отошла, и вплотную приблизился к Виктории.
        — Скажите, миледи, я не слишком фамильярен?
        — Слишком. Если у нас появится возможность избежать этой ужасной западни, то, что вы маячите передо мной, не пойдет нам на пользу.
        — Маячу?  — повторил он, гадая про себя, действительно ли ей присуще сознательное кокетство или она притягивает мужчин, как прекрасный цветок — пчел.  — Никто раньше не обвинял меня в этом.
        Она направила свой зонтик ему в грудь.
        — Да отодвиньтесь же!
        Ее губы издали нежный звук, и он снова осознал, как ему хочется попробовать их. Играла она или нет, Виктория была неотразима. Не выдержав, маркиз склонился над ней.
        — Не смейте,  — зашипела девушка, отгораживаясь от него зонтом.
        Не успела она моргнуть, как он разоружил красавицу, вырвав импровизированный щит из ее рук.
        — А почему бы и нет?
        — Верните мне зонтик!
        — Разве я не могу поцеловать вас?
        Она топнула ногой.
        — Послушайте, мы пытаемся избежать этой свадьбы, а не лишить себя возможности сбежать.
        Оставалось лишь несколько дней до того времени, когда пол-Лондона станут свидетелями их соединения, и необходимо было объяснить ей, что он намерен идти до конца.
        — Только вы пытаетесь избежать этого брака,  — медленно произнес Синклер.  — А мне нравится эта идея.
        — Вам нравится?  — Она побледнела.
        — Возможно, нам лучше продолжить прогулку,  — предложила Люси, глядя мимо Виктории на толпу гуляющих.
        — Похоже, мы привлекли внимание публики,  — раздраженно проворчал маркиз.
        — Мне все равно,  — огрызнулась Виктория.  — Почему вы хотите, чтобы вас заставили вступить со мной в брак?
        — А почему бы и нет?  — Он улыбнулся, довольный тем, что лишил ее зонтика, так как она могла попытаться пустить его в дело.  — Вы принадлежите к достойной семье, удивительно хороши собой, и я уже получил разрешение вашего отца. Как видите, совершенно безоблачная перспектива.
        Виктория не выглядела польщенной — скорее разъяренной.
        — На приеме у Фрэнтонов я дала себе клятву разговаривать только с приятными людьми.  — Она повернулась на каблучках, увлекая за собой Люси.  — Всего доброго, лорд Олторп.
        — А как же ваш зонтик, миледи?
        — Оставьте его себе.
        Он коснулся пальцами шляпы.
        — Увидимся в следующую субботу, на свадьбе.
        Следуя за девушками на достаточном расстоянии, Синклер удостоверился, что они благополучно достигли дома Фонтейнов. Больше всего в женитьбе на Виктории его беспокоило то, что в этом случае она также могла подвергнуться опасности.
        Минуту спустя после того, как леди вошли в дом, фаэтон съехал с подъездной дорожки и направился по Брук-стрит ему навстречу. Когда Син взобрался на сиденье, бросив рядом с собой зонтик, Роман передал ему вожжи и пересел на узкий облучок в конце экипажа. Син причмокнул, погоняя лошадей, и они снова зацокали копытами по мостовой.
        — Ну, что скажешь?  — обратился он к слуге.
        — Возможно, ты не такой уж сумасшедший, как я думал,  — ворчливо ответил тот.  — Но все же ты глупец, а она… она…
        — До удивления привлекательна,  — закончил Синклер с легкой усмешкой.
        — И слишком хороша для мерзавца, каким ты притворяешься.
        — А ты слишком много болтаешь для камердинера. Я не собираюсь вновь спорить с тобой.
        — Ну а как насчет того, Син, что благодаря тебе она может оказаться в опасности?
        — Я знаю. Ты должен стать ее невидимым ангелом-хранителем.
        Это было необходимо, и Роман являлся одним из немногих, кому он мог доверять.
        — А кто же будет твоим ангелом-хранителем?
        — Дьявол не нуждается в ангелах, Роман.
        Слуга хмыкнул:
        — Скажи это убийце.
        — Надеюсь, скажу, и очень скоро.
        С утра в субботу Виктория согласилась бы выйти замуж за кого угодно, лишь бы убежать из дома и избавиться от хмурого вида и молчания родителей. Ей было ненавистно оставаться дома, тем более что никто, за исключением Люси, не заходил навестить ее. Последние два дня не появлялась и она, однако леди Стиветон продолжала настаивать, что все образуется сразу, как только маркиз Олторп наденет на ее палец обручальное кольцо. Она опять будет всюду желанной гостьей. И самое интересное состояло в том, что, возможно, так и случится.
        — Это смешно,  — пробормотала Виктория, вертясь перед зеркалом.
        — Да, миледи,  — согласилась Дженни, стараясь потуже затянуть кружева подвенечного платья.
        — Дженни, если я не смогу дышать, я упаду в обморок, и тогда не будет никакой свадьбы.
        — Прекрасный план на последнюю минуту, но прежде тебе придется спрятать всю нюхательную соль,  — ответил кто-то за ее спиной.
        Виктория повернулась лицом к двери.
        — Лекс!  — пронзительно воскликнула она, устремляясь вперед.
        Александра Бэлфор, графиня Килкерн, ответила теплым объятием.
        — Итак, это правда?
        — Будь на то моя воля, ничего подобного никогда бы не случилось,  — ответила Виктория, усаживаясь на край кровати.
        — Ты не обидишься, Дженни, если мы пару минут побудем наедине?
        Горничная сделала книксен.
        — Леди, вам надлежит быть в кафедральном соборе к одиннадцати часам.
        — И я буду там.
        Как только Дженни вышла из комнаты, Александра с озабоченным видом присела рядом с подругой.
        — Лекс, мне не нужно читать лекций. По крайней мере никто не запирал меня в погребе, чтобы принудить к этому.
        — Понятно. Так что же случилось?
        — Все и ничего, выбирай сама. Я поцеловала маркиза Олторпа на вечере у Фрэнтонов, и все видели это. Мой отец решил, что я должна выйти за него замуж.
        — Но почему ты поцеловала его на глазах у всего общества?
        Виктория отвернулась.
        — Я не знаю! Он хорош собой и…
        — У твоих ног было множество красивых мужчин с тех пор, как тебе исполнилось двенадцать, но ты не целовала ни одного из них на приемах у леди Фрэнтон.
        — Он первый поцеловал меня.
        — Так-так.
        — Хорошо, я идиотка.  — Она ударила кулаком по постели.  — Причиняю неприятности, даже не желая этого. Со мной всегда так.
        — Ты прыгаешь, не успев подумать.
        Виктория не отрывала глаз от подруги, но вовсе не чувствовала себя успокоенной.
        — Хочешь сказать, я заслужила это? За последнюю неделю я столько всего наслушалась, что больше не нужно, благодарю тебя.
        — Вообще-то и когда ты посещала академию мисс Гренвилл, и после тебе всегда удавалось быть первой. Ты никогда не шла следом за кем-то и никогда не делала того, чего не хотела.
        — Так, по-твоему, я сама хочу выйти замуж за Олторпа? Ну уж нет! Его репутация еще хуже, чем моя. Он хочет жениться на мне только потому, что это освобождает его от неудобств при поисках невесты.
        — Это он сказал тебе сам?  — Александра скептически посмотрела на подругу.
        — Да, именно так.
        Александра медленно встала.
        — Тогда он не достоин тебя, Лисичка. Но, кажется, остановить это уже невозможно.
        — Я пыталась остановить, но все бесполезно. Разве только у меня не появится желание убежать или стать бродячей актрисой.
        — Нет, я не могу этого позволить.  — С печальным выражением лица Александра взбила юбки подвенечного платья Виктории.
        — И я не могу.
        — Я бы ни за что не вышла замуж за Люсьена без любви. Если ты чувствуешь себя обязанной пройти через это, дай себе время разобраться, прежде чем решить окончательно. Должно быть, у него присутствует интеллект, иначе он никогда бы не прожил пять лет в Европе.
        — Мне придется выйти за него замуж, Лекс,  — вздохнула Виктория.  — Иначе отец и все в Лондоне подумают, что я не забочусь о чести нашей семьи. Но я не буду иметь дело с Сином Графтоном до тех пор, пока он не докажет свою значительность.
        Александра поцеловала ее в щеку.
        — Не расставайся с надеждой, Виктория. Ты постоянно удивляешь меня; возможно, он удивит тебя.
        — Надеюсь, что все произойдет именно так.
        — Ты что, сошел с ума?  — прошипел Джон Бейтс.
        — Возможно.  — Синклер обернулся к зеркалу туалетного столика, чтобы посмотреть на узел своего галстука.  — Великолепно, Роман. Ты превзошел самого себя.
        — Ага,  — отозвался слуга.  — Главное, хорошенько загримировать тебя перед казнью.
        — Син, ты не можешь жениться! Ты поклялся не делать этого, пока…
        — Она нужна мне.
        — Ты нуждаешься в ней? Или ты хочешь ее?
        — Это тоже, но…
        — Тогда уложи ее на спину и…
        — Остановись, Бейтс!  — резко воскликнул Синклер.  — Ты говоришь о моей будущей жене.
        — Жене — через двадцать минут,  — уточнил Роман.  — Бейтс, где Криспин? Этот парень мог бы отговорить его.
        — Ты прав, я немедленно приведу его. Не уходите, пока я не вернусь.
        Маркиз насупился. Он хотел жениться на Виктории Фонтейн не только потому, что их союз поможет ему поймать убийцу; что-то в ней влекло его, и отрицать это было невозможно.
        — Бейтс.  — Синклер постарался успокоиться.  — Возможно, Томас знал напавшего на него. Есть вероятность того, что этот человек — один из знакомых Лисички Фонтейн.
        — Значит, и она пострадает?
        — Я не допущу этого. Она ориентируется среди подонков лондонского света лучше, чем я. Не беспокойся, когда все кончится, если она захочет развестись со мной, я дам ей такую возможность.
        Лишь после того как сделал это заявление, Синклер понял, что эта идея ему совсем не по душе. Он жаждал Викторию Фонтейн, и, как ни странно, чем менее она стремилась соединиться с ним, тем сильнее становилось его желание.
        Он хотел, чтобы она полюбила его, а это невозможно. Вероятно, все закончится тем, что их убьют.
        — Если ты еще не опомнился, нам лучше всего отправиться в Вестминстерский собор,  — ворчливо произнес Роман.
        Синклер сдержал неожиданный приступ нервного раздражения.
        — Думаю, представление удастся лучше, если я напьюсь. Как вы считаете?
        — Я бы выпил,  — поддержал его Бейтс.
        — Я бы сказал — нет, Син,  — вмешался в разговор слуга.  — Высший свет примет тебя в свои ряды, если ты не будешь представлять для него угрозы. Если ты шокируешь их, перед тобой закроются все двери, и тогда твоя игра окажется напрасной.
        — Кроме того,  — добавил Бейтс,  — стоит остаться трезвым, чтобы с ясным умом оценить величайшую ошибку в своей жизни.
        Возможно, Бейтс был прав. Однако он начал это и нужно пройти все до конца.
        Маркиз через силу улыбнулся.
        — Только одну из многих. И если бы все ошибки выглядели, как Лисичка Фонтейн, я бы не возражал повторить их.  — Он взял в руки перчатки из тонкой кожи.  — Роман, лорд Стиветон перешлет вещи своей дочери во время церемонии. Размести их в спальне и в гостиной.
        — Ты скажешь это Майло? Иначе он меня не послушает.
        — Я уже сказал и хочу, чтобы здесь все было под твоим присмотром.
        Слуга вздохнул:
        — Слушаюсь. Было бы гораздо приятнее, если бы ты насчитывал больше четверых людей в мире, которым можешь доверять.
        Усмехнувшись, Син хлопнул его по спине.
        — Ты уверен, что я тебе доверяю?
        Роман нахмурился.
        — Я упакую все на случай, если ты передумаешь.  — Убирая вещи, он продолжал ворчать: — Привести Лисичку в дом, где уже полно змей. И надо же было такое придумать!
        Глава 4
        Все, что Виктория вспоминала позже о своей свадьбе, было отмечено слепящим блеском: бисер, жемчуга и драгоценные камни на гостях отражали свет сотен свечей, мерцающих вдоль длинных нефов собора. Слава Богу, с ней не случилось обморока, хотя достало бы самого легкого ветерка, чтобы она упала на пол.
        В соборе присутствовали все, от принца Джорджа до герцога Веллингтона и герцога Монмаута; большинство из них снисходительно улыбались, когда Виктория оцепенело повторяла вслед за епископом приличествующие случаю слова. Вся процедура казалась ей фальшивой.
        Когда епископ провозгласил их мужем и женой и Синклер Графтон приподнял с ее лица фату, его янтарные глаза загадочно замерцали. Из всей процедуры это, очевидно, позабавило его больше всего. Коснувшись Виктории, он вывел ее из оцепенения.
        — Не хмурьтесь,  — прошептал маркиз, лаская ее щеку,  — я не разочарую вас.  — Он нагнулся и коснулся ее губ.
        Если таков его способ извиниться, то этого слишком мало.
        — Из вас вышла прекрасная невеста.
        Виктория обернулась на звук низкого мужского голоса, опасаясь новых глупых поздравлении и добрых пожеланий. Когда она встретилась взглядом со светло-серыми глазами, пристально смотревшими на нее, и увидела стройную сильную фигуру, одетую в черное, то невольно улыбнулась:
        — Люсьен.
        Граф Килкерн взял ее руку и склонился над ней.
        — Чтобы вы там ни наговорили Александре, никто не проведет Лисичку.
        Она вздохнула, заметив, что муж находился на другой половине комнаты, разговаривая с несколькими подвыпившими молодыми людьми.
        — Думаю, Лисичку перехитрили. Когда-то это должно было случиться.
        — Хм! Но вы ведь не лишены права выбора, миледи.
        — То есть?
        Килкерн пожал плечами:
        — Если он не нравится вам, застрелите его.
        С ее губ сорвался смешок.
        — Едва ли это традиционный выход, но я запомню ваши слова.
        Он кивнул, улыбнулся и подошел ближе.
        — Я считаю вас своим другом, Виктория. Если вам что-нибудь понадобится, дайте мне знать.
        Виктория вскинула голову.
        Килкерн никогда не делал ничего, не обдумав прежде последствия.
        — Благодарю, Люсьен,  — спокойно произнесла она,  — но я справлюсь сама.
        Двигаясь так тихо, что Виктория даже не услышала его приближения, Синклер взял ее пальцы и положил на свою руку. Однако его внимание было направлено на Килкерна. Если бы Виктория верила, что ему тоже присущи эмоции, она назвала бы это ревностью.
        — Лорд Олторп, это герцог Килкерн. Люсьен,  — лорд Олторп.
        Два высоких темноволосых человека выглядели отражением друг друга, янтарные глаза оценивали серые. Люсьен заговорил первым:
        — Олторп, вы заключили хороший брак.
        — Хотелось бы надеяться,  — ответил Синклер так холодно, что от его дыхания могли образоваться сосульки.
        Килкерн, несомненно, тоже был сделан из льда.
        — Именно так, пока вы цените это — и ее.
        Глаза маркиза сузились, и тут Виктория встала между ними.
        — Довольно петушиться,  — заявила она. Серые глаза Люсьена оттаяли.
        — Отлично. Никаких кровопролитий на вашем приеме. Всего доброго, Олторп.
        Синклер выждал, пока герцог вышел в дверь, соединяющую бальный зал с расположенной наверху гостиной, и только тогда спросил, повернувшись к жене:
        — Кто это был?
        — Я же сказала вам,  — ответила она, удивленная его горячностью.  — Люсьен Бэлфор, лорд Килкерн.
        — Один из ваших воздыхателей?
        — Кажется, вы ревнуете?
        Он вспыхнул.
        — Просто пытаюсь рассортировать игроков.
        — Люсьен не принадлежит к их числу.  — Виктория отступила на шаг.  — Забавно, что вы полагаете, будто я могу завести интрижку в день нашей свадьбы, милорд.
        — Но…
        — Спасибо, что так высоко цените меня,  — продолжила она,  — но лучше не судить других по вашим меркам.
        Олторп спокойно ждал.
        — Закончили?
        — Да.
        — Тогда лучше называть меня Синклером или Сином, на ваше усмотрение.
        — Я бы предпочла, чтобы вы не оскорбляли меня и сменили тему, милорд.
        — Согласен. Вы будете танцевать со мной, моя избранница?
        Виктория чувствовала, что разрывается между желанием ударить его так, чтобы он потерял сознание, и упасть в его объятия, чтобы он опять довел ее до экстаза.
        — Полагаю, что буду,  — ответила она, протягивая ему руку.
        Оркестр начал с вальса, и, когда Синклер повел ее в танце, она почувствовала то же магнетическое притяжение, что и в ночь первой встречи.
        — Вы нервничаете?  — Он привлек ее ближе.
        — Почему я должна нервничать? Ведь вальсировать очень легко.
        — Вы дрожите,  — прошептал он в ответ.  — Вероятно, предвкушаете сегодняшнюю ночь?
        Виктория стиснула зубы.
        — Не пытайтесь представить эту свадьбу чем-то, кроме фарса. Сегодняшней ночи не будет, во всяком случае, в том виде, как вы это представляете.
        Какое-то время, пока они скользили по залу, Синклер хранил молчание.
        — Вы так сильно ненавидите меня? Еще неделю назад все выглядело по-другому.
        — Желание поцеловать вас и желание беседовать с вами — две совершенно разные вещи.
        Ему было несложно уловить значение этого высказывания.
        — Вы хотите поцеловать меня. Вы хотите, чтобы я поцеловал вас. В таком случае разговор всегда можно отложить.
        Она зарделась.
        — Полагаю, женщинам нравится ваше внимание, в противном случае вы были бы просто дураком.
        Она могла видеть, как блеснули его глаза.
        — Я не дурак, Виктория. Дураки те, кто не удержал вас.
        Девушка одарила его улыбкой.
        — Безусловно, вы заплатили высокую цену за подобную возможность, но этого не случится, Синклер.
        Его ответная улыбка вызвала во всем ее теле восхитительную дрожь.
        — Думаю, вы знаете, что рано или поздно это произойдет.  — Он усмехнулся.  — Неудивительно, что это немного пугает вас.
        — Во всяком случае, вы меня не пугаете, милорд.
        — Синклер,  — мягко поправил он.
        — Синклер,  — повторила Виктория. У нее появилось странное чувство, будто она воюет сама с собой.  — С мужчинами легко разговаривать,  — добавила она, надеясь, что неожиданная волна безрассудства не отразится в ее голосе,  — достаточно лишь польстить им.
        — Видите ли, я просто хочу побольше узнать о вас.
        — Узнать, как я реагирую на вас?
        Вальс закончился, но Синклер не убрал руку, уверенно державшую ее за талию. Вместо этого он взглянул на оркестр, насмешливо подняв брови, и звуки вальса раздались снова.
        — Вы не можете еще раз танцевать со мной.
        — Никто не остановит нас, мы ведь только что обручились, помните? Кроме того, вы бросили мне вызов.
        — Ничего подобного.
        — Вы сказали, что я хочу узнать о вас только то, что касается меня.
        — Нет, я…
        — В каком-то смысле вы правы, потому что узнать о вас все — одно из моих сокровенных желаний. Прошу, снизойдите до меня. Расскажите мне что-нибудь о себе.
        — Я не люблю вас,  — ответила Виктория, кипя от негодования.
        Его мягкий смех заставил ее вздрогнуть.
        — Чего нельзя сказать обо мне, моя дорогая.
        Теперь он просто измывался над ней. Виктория поморщилась. Нельзя не согласиться, что он не дурак, но тогда она, определенно, вела себя как дура.
        — Я предлагаю вам выбрать другую тему для беседы,  — проговорила она.
        — Отлично.  — Синклер оглядел зал.  — Ваши друзья. Расскажите мне о них.  — Он указал на коренастого мужчину с квадратной челюстью, который вальсировал с Дианой Эддингтон.  — Вон тот, почему он на нашей свадьбе?
        Виктория проследила за его взглядом:
        — Не знаю. Мне он тоже не нравится.
        — Почему?
        — Этот джентльмен — виконт Перингтон. Он топит котят.
        — Ему определенно не стать святым.
        — Ему безразлично, чьи котята. И он считает их.
        — Тогда как же он умудрился получить приглашение?
        — Тут виноваты родители. Он просил моей руки в прошлом сезоне, и отказ глубоко оскорбил его. Они хотят показать ему, какой нелепый выбор я сделала. Мне продолжать?
        — Да, очень интересно. Что там за чучело с огромной булавкой для галстука около стола с закусками и вином?
        — Рамсей Дюпон. Он тоже сделал мне предложение в прошлом году.
        — Надеюсь, тогда на нем была другая одежда.
        — Вообще-то могла быгь и эта. Лимонная зелень — его излюбленный цвет.
        — И вы отвергли его из-за плохого вкуса?
        — Я отвергла его потому, что он мне не нравится и вел себя так, словно не сомневался в моем согласии.
        — И как же он принял ваш отказ?
        — Без энтузиазма… Надеюсь, здесь он не устроит сцену.
        Выражение лица Синклера не изменилось.
        — Это было бы забавно. Никакой разрушительной деятельности, только крики и размахивание руками, да?
        Виктория подумала, что по-прежнему ничего не знает о нем.
        — Ваша бабушка очаровательна, и брат тоже. Его зовут Кристофер, не так ли?
        Вальс закончился, но маркиз продолжал держать ее в объятиях, затем, взяв за руку, повел к столу с угощением.
        — Да. Я удивлен, что вы их никогда не встречали, хотя были дружны с Томасом.
        Ревнивая нотка зазвучала вновь. Очевидно, он рассматривал Люсьена и Томаса как серьезную угрозу в отличие от Перингтона или Рамсея. Интересно, был ли он действительно ревнив, смотрел ли на других женщин таким же напряженным янтарным взглядом? По всей вероятности, да, и, принимая во внимание его репутацию, он будет делать это и впредь.
        — Я видела их на похоронах и выразила свои соболезнования. Болтовня в подобных случаях неуместна.
        — Вы были на похоронах?
        — Да, как и весь свет. А почему не было вас?
        Прежде чем он успел ответить, Люси Хейверс налетела на них и расцеловала Викторию.
        — Ты самая прекрасная невеста из всех, что мне доводилось видеть,  — затарахтела она.  — Я слышала, как Диана говорила своей маме, что хочет такое же платье, когда будет выходить замуж. Увы, к тому времени оно уже выйдет из моды.
        — Не у каждой дочери есть такие понимающие родители,  — прочувственно сказала Виктория и взглянула на своих родителей, невозможно уставших от многих десятков поздравлений, которые они принимали целый день.
        — А где вы собираетесь провести медовый месяц?  — продолжала щебетать Люси.
        — Мы никуда не уезжаем.  — Синклер взял с подноса стакан пунша.  — Поскольку я только что вернулся в Лондон, у меня есть ряд неотложных дел, которые мне хотелось бы завершить.
        Виктория сделала неосторожный шаг и чуть не споткнулась, но удержалась за руку Синклера. Она не была удивлена, однако чувствовала себя разочарованной.
        — Надо же, а я сказала Диане, что вы собираетесь в Испанию.
        — Мы обязательно туда поедем, только позже,  — неуверенно предположила Виктория.
        Люси улыбнулась, и на ее щеках появились ямочки.
        — Это здорово.
        Когда подруга упорхнула, Виктория убрала свою руку с руки Олторпа.
        — Вы должны были сообщить об этом мне.
        — Сообщить?
        — О наших планах попутешествовать или об отсутствии оных.
        Настороженное выражение его лица сменилось оборонительным.
        — Вы сказали, что мне не следует притворяться, будто наша свадьба нечто большее, чем фарс. '
        Да, проклятие, она говорила это.
        — Но это было сугубо между нами.
        — Вот оно что. Итак, весь мир должен поверить, что мы бешено влюбились друг в друга с первого взгляда?
        Что бы этот человек собой ни представлял, он, несомненно, обладал незаурядным даром сарказма.
        — Да, что-то вроде того.
        — Тогда дайте мне вашу руку. Я не очень гожусь для того, чтобы бросать взгляды, полные любви, через весь зал.
        Виктория была готова ответить в том же духе, когда заметила приближающегося лорда Уильяма Лэндри с широкой улыбкой на лице, говорившей о том, что он выпил, и немало.
        — Сколько еще времени нам необходимо оставаться здесь?  — напряженно спросила она.
        — Я думал, что мы только начинаем знакомиться.
        — Для меня слишком много знакомств за один день.
        Синклер заколебался.
        — Тогда, может быть, поедем домой?
        Домом для него, конечно, был Графтон-Хаус. В конце концов, возможно, ей лучше задержаться на приеме. Виктория вздохнула. У родителей было достаточно возможностей задержать ее здесь, если бы они намеревались это сделать.
        — Отлично, домой так домой.
        Маркиз взял ее за руку, и они достаточно легко избежали общения с Лэндри. Вместо того чтобы подойти к родителям и попрощаться с ними, Син повел ее вдоль стены бального зала к центральной двери.
        — Тиммс,  — сказал он тихо,  — пусть кучер подаст мои экипаж.
        Дворецкий колебался:
        — Конечно, но…
        — Сейчас.
        Рослый слуга поклонился.
        — Сию минуту, милорд.
        Они проследовали вниз по ступенькам и остановились в холле. Из бального зала доносилась музыка; вне всякого сомнения, гостюете не осознали, что жениха и невесты уже не было с ними.
        Виктория не спеша изучала профиль Синклера. Ей было скучно, тревожно, и она испытывала разочарование, однако хотелось надеятся на лучшее. Будет ли неистовая физическая страсть, которая должна проявиться, достаточной, чтобы компенсировать потерю свободы и независимости?
        Виконт Перипгтон, Рамсей Дюпон и Люсьен Бэлфор. Первые двое уже были под подозрением. Лисичка знала их всех, знала о них то, чего не знал он, и все же впервые в жизни маркиз сомневался в том, как ему действовать. В прошлом люди, которых он загонял в ловушки или от которых добивался признаний, временами вызывали у него жалость. Однако как убедить себя в том, что Виктория Фонтейн — теперь Графтон — заслуживала этого?
        — Ваш отец уже позаботился о вещах, которые вам могут понадобиться,  — сообщил он. Ему было непривычно видеть ее спокойной и сдержанной.
        — Да, знаю. Где я буду спать?
        Синклер предполагал, что Виктория изменит свое решение, и не объявлял всем и каждому, как они проведут медовый месяц. Так у него по крайней мере оставался шанс.
        Виктория взглянула на него, затем опять отвернулась к окну. Поскольку Синклер хочет остаться в Лондоне, она вынуждена согласиться. Ему даже не пришло в голову, что ей захочется, чтобы с ней посоветовались относительно их планов. Раз от раза маркиз казался ей все более невоспитанным. Это еще одно разочарование для каждого из них.
        — Полагаю, мне не удастся убедить вас присоединиться ко мне…
        Виктория повернулась к нему лицом.
        — Нет, и вы не сможете заставить меня…
        — Я не сделаю этого — мягко перебил он.  — Это несовместимо с моей моралью.  — Поймав ее любопытный взгляд, устремленный на него, Синклер нахмурился: — В чем дело?
        — Принимая во внимание поспешность, с которой вы женитесь, я могла бы предположить, что у вас есть намерение создать семью. Вы сказали, что этот брак был, в конце концов, удобен для вас.
        — Я люблю, когда мне бросают вызов.
        — Счастлива оказать вам эту услугу.  — Она улыбнулась.
        — Слава Богу,  — буркнул маркиз. Ее слова произвели на него впечатление, несмотря на значительные неприятности, которые он предвидел для себя.  — Меня легко уговорить, Виктория. Я хочу вас. Я снова хочу коснуться ваших губ.
        Девушка покраснела.
        — Вам не скоро это удастся, милорд.
        — Син,  — поправил он.  — Я с нетерпением буду ждать этого момента в будущем. Пока же для вас приготовлена соседняя с моей спальня. Дверь запирается с обеих сторон. Я дам вам ключ.
        — И у вас тоже будет ключ?
        Он покачал головой:
        — Вы довольно скоро пригласите меня.
        Экипаж качнулся в последний раз и остановился. Обычно достаточно было одной-двух секунд, чтобы лакей открыл дверцу, но Синклер понимал, что их ранний приезд вызвал переполох в доме. Действительно, прошло около минуты, прежде чем запыхавшийся Орсер распахнул входную дверь.
        — Простите, милорд, мы не ожидали вас так рано.
        — Я так и понял.
        Синклер заранее дал указание челяди выстроиться перед домом, чтобы приветствовать новую хозяйку. Пока они выходили из экипажа, все двадцать слуг, нанятых в Лондоне, уже стояли в ряд вдоль короткой подъездной дорожки.
        — Ну вот, я опять создала суматоху,  — пробормотала Лисичка.
        Он улыбнулся, ведя ее к началу строя.
        — Мы живем в суматохе. По крайней мере я.
        — Остается это увидеть, милорд,  — сказала Виктория, освобождая свою руку, и затем, вежливо кивнув слугам, остановилась возле одного из них.
        — Майло,  — позвал маркиз, и тот выступил вперед.  — Виктория, это наш дворецкий Майло.
        Слуга поклонился.
        — Леди Олторп!
        Синклер отошел в сторону, наблюдая, как Майло представляет Виктории старших слуг. Точно так же несколько недель назад они встречали его. Сегодня, однако, несмотря на возбуждение, слуги не казались такими растерянными. Но Виктория не заменяла любимого хозяина или хозяйку, как это было с ним; ее репутация была не такова, чтобы приветствовать ее пощечиной у входной двери. От этой сцены встречи он испытал облегчение; ей будет нелегко с ним, и не хватало только, чтобы слуги наносили дополнительные оскорбления.
        Роман не присоединился к остальным слугам, он намеревался следить за всем внутри дома, наблюдая и выжидая, не появится ли другой наблюдатель.
        — Спасибо, Майло,  — сказал маркиз, когда процедура представления закончилась.
        — Милорд, могу я предположить, что вы и леди Олторп будете обедать дома сегодня вечером?
        Синклер полагал, что даже для него будет слишком, если он проведет вечер, просматривая последний список подозреваемых и анализируя сведения от своих друзей, которые наверняка все еще оставались на приеме, собирая по крупицам необходимую ему информацию.
        Они поднялись по узким ступеням к двери, и он остановился, глядя на свою миниатюрную жену.
        — Могу я перенести вас на руках через порог, миледи?
        Ее щеки слегка порозовели, однако Синклер не был уверен, нервничала она или это было раздражение.
        — Нет, не стоит.
        — Тогда после вас.  — Пряча свое разочарование, он ввел Викторию в дом. Конечно, у нее не было причины желать его внимания, но, черт побери, это была его первая брачная ночь и он желал свою новоиспеченную жену все сильнее с каждой минутой.
        Пока Виктория рассматривала темные полированные полы и холл, отделанный красным деревом, Синклеру пришло в голову, что у его брата был очень консервативный вкус.
        — Маленькая гостиная — справа от вас,  — он указал на ближайшую дверь,  — а другая гостиная внизу. Там сохранился богатый запас превосходного бренди.
        — Я бы хотела пойти в свою комнату и отдохнуть,  — перебила Виктория.
        — Тогда пожалуйте сюда.  — Подавив вздох, Синклер повел ее к изогнутой лестнице.  — Жаль, но только мы двое знаем, что наш брак — притворство.
        — Простите, я устала.
        — Вы уверены, что не собираетесь прятаться? Надеюсь, я не шокирую вас?
        — Вы — нет.  — Девушка остановилась наверху лестницы.  — И прятаться я не буду,  — решительно заявила она.  — Это подразумевало бы, что я боюсь вас.
        Он не спеша приблизился к ней.
        — Хорошо. Мы сядем обедать в восемь часов, если вы не придумаете чего-то… более интересного, что мы могли бы предпринять.
        — Увы, вам придется самому заняться собой.  — Виктория протянула руку — жест скорее беспомощный, чем вызывающий. Она стояла посреди его дома в своем изысканном платье из шелка и кружев, и ему захотелось вынуть украшения из ее темных волос и позволить им рассыпаться по его рукам.
        — Ключ,  — произнесла Виктория. Синклер прищурился.
        — Как вы серьезны.
        — Разве я сказала что-то, что заставляет вас усомниться в этом?
        Он покачал головой и улыбнулся. Опытный агент был обведен вокруг пальца слабой женщиной, которая едва доставала ему до плеча.
        — Нет.  — Порывшись в кармане, он достал ключ и неохотно положил его ей на ладонь.  — Я не обижу вас, Виктория, и, поверьте, я не такой уж ужасный.
        Девушка долго смотрела на него молча, пока он демонстрировал свою самую безобидную улыбку.
        — Надеюсь, что нет,  — выговорила она наконец, как бы ловя его на слове. Маркиз прошелся по холлу.
        — Ваши комнаты расположены здесь. Моя спальня — за ними.
        — Благодарю вас, милорд… Синклер.
        — К вашим услугам. И не думайте, что вы прикованы только к своим комнатам. Этот дом отныне ваш.
        — Вы не боитесь, что я убегу?
        Он улыбнулся:
        — До сих пор вы этого не сделали.
        Казалось, он был готов весь день стоять в холле, беседуя с ней. На миг Викторию охватило желание остаться, однако она проскользнула в свою спальню и закрыла за собой дверь. И тут же вскрикнула, так как кто-то потерся о ее лодыжку.
        — Лорд Бэгглс,  — она опустилась на колени,  — ты испугал меня до смерти. Что ты здесь делаешь?
        — Он не пошел бы в клетку, миледи,  — сказала Дженни, входя в спальню из прилегающей к ней гардеробной.  — Я думала, что леди Килкерн могла бы приглядеть за ним, пока вы и лорд Олторп будете отсутствовать.
        — А как насчет этой неприглядной собаки Шекспира, намеревающейся оторвать эти сладкие хорошенькие ушки?  — Виктория взяла на руки черно-серый шар шерсти, известный под именем Лорд Бэгглс, и встала.  — Нет надобности прогонять моего маленького котика.
        — Может быть, тогда Майло приглядит за ним или мисс Люси,  — продолжала Дженни.  — Я не распаковывала два сундука, как вы велели, поскольку не знала, какое платье вы выберете для путешествия.
        Виктория взглянула на два больших сундука, стоящих под окном.
        — Не доставай ни одного. Мы остаемся в Лондоне.
        — Но…
        — Синклер только что вернулся в Англию, Дженни. Неужели ему захочется вновь таскаться по Европе, тем более с женой, которую он едва знает?  — Лорд Бэгглс вырвался из ее рук и вспрыгнул на большую кровать.
        — Но разве после свадьбы…
        — Не думаю, что это нарушит его светские планы.  — Виктория печально вздохнула.
        — Мне послать кого-нибудь за остальными вашими малышами, миледи?
        — Да, сделай это, пожалуйста. Папа с мамой будут довольны, если их уберут из дома.  — Она почесала Лорда Бэгглса за ушком, и кот замурлыкал.
        Дженни хихикнула.
        — Лорд Олторп по крайней мере щедр при выделении комнат. Думаю, у нас наконец-то будет достаточно места для всех ваших туалетов.  — Она замолчала, раздумывая.  — Во всяком случае, надеюсь.
        — Что же, это весьма веская причина, чтобы выйти замуж. Итак, покажи мне мои новые комнаты, Дженни.
        Горничная оказалась права: маркиз отвел Виктории не только спальню с гардеробной, но и личную гостиную и за ней — маленький зимний сад с балконом, где изысканные растения выглядели крайне неухоженными, вероятно, о них мало заботились после смерти Томаса. Виктория не отличалась особой любовью к садоводству, но подумала, что иногда будет приятно провести время в хорошо освещенной, полной свежего воздуха комнате.
        Самым лучшим в ее комнатах было то, что она могла проходить весь путь от спальни до балкона, не заходя в холл верхнего этажа. Лорд Олторп предоставил ей пространство и возможность уединиться, если она захочет провести время в одиночестве. К сожалению, как часто сокрушался по этому поводу ее отец, Виктория, похоже, была самым общительным созданием в Лондоне.
        Вместе с Дженни она вернулась в спальню, чтобы снять подвенечное платье. В гардеробной была еще одна дверь, и девушка остановилась, не спуская с нее глаз. Его гардеробная и спальня, очевидно, находились там, за дверью. Ей очень хотелось попробовать, заперта ли дверь, но он мог находиться там, а Виктория не чувствовала себя готовой вновь увидеть его так скоро. Казалось, ей трудно даже говорить в его присутствии.
        Она медленно вынула ключ и посмотрела на него. Он не хотел давать его ей, но все равно сделал это, правда, заявив, что она вряд ли захочет пользоваться им слишком долго. Фыркнув, Виктория вставила ключ в замок и повернула его. Щелчок не доставил ей удовлетворения, на которое она надеялась, но это не имело значения.
        — Голубое муслиновое или зеленое шелковое, миледи?
        Она вздрогнула.
        — Что? О, я думаю, зеленое шелковое. Я не уверена, насколько формально следует одеваться на первый обед со своим супругом, но уж лучше быть нарядной, чем раздетой.
        Горничная взглянула на нее.
        — Вы имеете в виду скромно одетой, не так ли, миледи?
        Виктория нахмурилась и, вернувшись в спальню, бросилась на кровать.
        — Боже мой, ну конечно, ты права! Скромно одетой.
        — Поскольку вы вышли замуж за очень красивого джентльмена,  — рассуждала горничная, раскладывая платье на стуле,  — несомненно, появится и третий.
        — Дженни!
        Горничная покраснела.
        — Но это правда, миледи.
        — Наш брак не настоящий, пойми. Во всяком случае, с моей стороны.
        — Интересно, а что думает об этом его светлость?
        — Не имею ни малейшего представления, и меня это не волнует.
        Несмотря на свое заявление, до восьми часов вечера Виктория потратила немало времени, вспоминая восхитительные, пьянящие поцелуи своего жениха. Хотя ей была знакома планировка самых больших лондонских домов, по пути на обед она умудрилось заблудиться, попав сначала в библиотеку и музыкальный салон, а уж затем в столовую. Синклер сказал, что теперь дом принадлежит ей, но это было не совсем так — она стала дополнительной частью его собственности, и он владел ею так же, как и Графтон-Хаусом.
        Она вошла в столовую раньше Синклера. Выстроившись в ряд, шестеро слуг в ливреях и дворецкий ожидали появления хозяев.
        — Добрый вечер,  — сказала Виктория, направляясь к своему месту в конце стола.
        — Добрый вечер, миледи,  — ответил Майло, спеша отодвинуть для нее стул.
        — Вам, наверное, это кажется странным,  — продолжала она дружеским тоном.  — Сначала новый маркиз, теперь его жена — и все это меньше чем за месяц. Вы давно служите у Графтонов, Майло?
        — Да, миледи. Более половины слуг остались в доме от предыдущего лорда Олторпа.
        — Он был хорошим человеком.
        — Очень щедрым человеком,  — выразительно произнес Майло, и она улыбнулась ему.
        — Лорд Олторп, вероятно, доволен такой преданностью своей семье. Как долго ты служил Томасу?
        — Пять лет, миледи. И еще, если позволите… негодяй, который убил его, заслуживает виселицы.
        Другие слуги закивали в знак согласия, однако Виктории было любопытно, о чем они больше сожалели — об утрате своего старого хозяина или о приобретении нового.
        — А вот и вы,  — донеслось от двери.
        Легкая дрожь пробежала по ее спине при звуке его голоса.
        — Добрый вечер, Синклер,  — поздоровалась она, и имя на ее губах прозвучало как иностранное и в то же время знакомое. Виктория с любопытством подумала, привыкнет ли она когда-нибудь произносить его.
        — Вы выглядите просто ошеломляюще,  — произнес он, обойдя ее сзади, прежде чем занять место на противоположном конце длинного парадного стола.
        — Благодарю вас.
        Маркиз склонил голову.
        — Я зашел к вам, чтобы проводить в столовую, но вы, похоже, прекрасно ориентируетесь сами.
        — В Лондоне дома очень похожи друг на друга.  — Она лукавила, но поскольку в его присутствии язык отказывался служить ей, следовало быть довольной уже тем, что ей удалось произнести связное предложение.
        — Возможно. Я не часто выходил в свет с тех пор, как вернулся.
        — Это не важно. В доме всегда есть слуга, который может проводить редкого гостя, а завсегдатаи знают дорогу сами.
        В какую-то секунду выражение его лица изменилось, и теперь перед ней предстал Син-повеса, со смутной чувственной улыбкой.
        — Похоже, я попадаю в категорию редких гостей.
        Он, кажется, совсем забыл, что она тоже оказалась в Графтон-Хаусе впервые.
        — Я нашла дорогу сама,  — сказала Виктория, желая напомнить ему, что он должен поддерживать ее, а не наоборот.
        — Мы должны исправить это. Я уже достаточно ознакомился с домом, чтобы показать его вам, когда вы захотите. Возможно, завтра.
        — Возможно. Но завтра я должна посетить благотворительный завтрак.
        Он поднял бровь.
        — У меня сложилось впечатление, что завтра мы собирались уехать из города.
        «Пропади все пропадом»,  — подумала она.
        — Я тоже так и предполагала, но завтрак был намечен несколько месяцев назад, и я согласилась участвовать в нем задолго до того, как встретила вас. Если уж я осталась в Лондоне, то должна на нем присутствовать. Вы говорили, что мне не нужно менять мои светские привычки.  — Виктория смотрела в свою тарелку, когда Майло подавал божественно пахнущего жареного фазана.  — Вы можете сопровождать меня, если пожелаете.
        Синклер фыркнул.
        — На благотворительный завтрак? Удивлен, что вас втянули в это дело, но я еще не сошел с ума.
        Этого было более чем достаточно.
        — Меня никто не втягивал в это, милорд,  — возразила она, сжав в руке вилку.  — Я занимаюсь эгим добровольно. Именно в этом и состоит благотворительность — отдавать часть себя.
        Маркиз усмехнулся, смакуя жареного фазана.
        — Тогда эта птица тоже посвятила себя благотворительности. Она определенно отдала себя. И она чертовски вкусна.
        Девушка взглянула на собравшихся слуг. Если ему было безразлично, какое впечатление он производит на них, тогда и ее не заботило, каким тупым он выглядит.
        — Если вы смешиваете поедание птицы с благотворительной деятельностью, могу вообразить, насколько ваша преданность Англии была поколеблена, пока вы находились в Европе.
        Он застыл, затем медленно положил на стол нож и вилку, не сводя с нее глаз.
        — Моя преданность?
        — Да. Почему вы оставались по Франции, когда вся остальная Англия была в состоянии войны с ней?
        Синклер молчал, затем, расслабив плечи, продолжил трапезу.
        — Моя преданность никогда не вызывала сомнений.
        — И это печально.  — Виктория отодвинулась от стола и встала.  — Извините, но я покину вас сегодня пораньше.
        На этот раз он даже не взглянул на нее.
        — Спокойной ночи, Виктория.
        — Спокойной ночи, Синклер.
        Глава 5
        Маркиз мерил шагами свою спальню, каждый раз останавливаясь перед дверью в гардеробную, а затем опять возобновляя движение. Он будет идиотом, если войдет в ее комнату,  — она сама должна попросить его об этом.
        Итак, эта соплячка оспаривает его любовь к Англии, кокетливая и избалованная лондонская красотка ставит под сомнение его преданность. Конечно, это было бы занятно: создать у всех — тем более у Бонапарта — впечатление, что он слишком занят собой, чтобы думать о политике, и будет заниматься чем угодно, лишь бы это забавляло и приносило ему пользу. Эти самые качества, возможно, дадут ему свободу действий в Лондоне, чтобы найти убийцу Томаса.
        Часы пробили два; проклиная свою забывчивость, маркиз схватил накидку и проскользнул в темный холл, затем поспешно спустился вниз и тихо вошел в кабинет на первом этаже. В темноте ему хватило секунды, чтобы снять крючок и распахнуть окно.
        Перешагнув через оконный проем, Синклер оказался на земле и, прячась в глубокой тени дома, добрался до конюшни.
        — Бейтс,  — прошептал он.
        — Самое время,  — ответил за его спиной более низкий и гортанный голос.
        Он развернулся, в мгновение ока вытащил из кармана пистолет и прицелился.
        — О Боже!
        — Не двигайся!  — приказал Синклер.
        — Где уж там, с этой «пушкой», направленной на меня. Побойся Бога, Син, это была всего-навсего шутка.
        Маркиз медленно опустил пистолет, затем положил его обратно в карман.
        — Право, Уолли, мертвые наемные убийцы не представляют никакого интереса.
        — Я говорил тебе,  — произнес Бейтс, выходя из-за угла дома вместе с высоким мускулистым человеком,  — это не смешно.
        Уолли провел рукой по своим уже начинающим выпадать светлым волосам.
        — Если бы ты не опоздал, у меня не было бы времени шутить.
        Синклер кивнул:
        — Я потерял счет времени.
        — Чего и следовало ожидать.  — Бейтс улыбнулся, и его зубы блеснули при свете луны.  — Ведь это твоя свадебная ночь, и все такое.
        — Я удивляюсь, как ты вообще решился покинуть теплую мягкую постель,  — продолжил Уолли.
        Так как у него не было намерения сообщать им подробности первой брачной ночи, Синклер просто пожал плечами.
        Рыжеволосый великан, который сопровождал Бейтса, выступил вперед.
        — Предполагаемый свидетель, за которым мы следовали, оказался старым, испитым сквайром, у которого ума не больше, чем на пенс.
        Мягкий шотландский акцент не сделал новость более приятной.
        — Совсем ничего?
        — Да. Я предлагал деньги за информацию, но не думаю, что он отличит твоего брата от принца Джорджа.
        — Все же мы должны были попытаться.
        Уолли покачал головой.
        — Если бы дело было в деньгах, кто-нибудь выдал бы негодяя еще два года назад.
        — Я знаю. Мы собираемся вести это дело по старинке и не можем исключить никого из подозреваемых без доказательств противного.
        — Но это займет массу времени.
        Синклер взглянул на Бейтса.
        — Ты не обязан помогать мне.
        Молодой человек хмыкнул.
        — Не начинай снова молоть чепуху.
        — У нас две крайности, из которых можно выбирать,  — медленно произнес маркиз — Ни один из прислуживающих в тот вечер ие видел и не слышал чего-то особенного. Итак, речь идет либо о постороннем, который проник в этот огромный дом и умудрился найти и убить Томаса, не встретив никого на своем пути, либо мы имеем дело с кем-то, достаточно знакомым с домом и его обитателями, чтобы сделать свое грязное дело и незаметно ускользнуть.
        — Причем ему помогла гроза, разразившаяся в ту ночь. Мне кажется, что возможны обе версии,  — размышлял вслух Бейтс.
        — Мы уже говорили на эту тему,  — проворчал Уолли, втягивая голову в плечи, чтобы хоть как-то защититься от ночного прохладного ветра.
        — И мы продолжим, пока не найдем проклятого убийцу.  — Синклер пристально посмотрел на него.  — Я проверил: стол в кабинете расположен в двенадцати футах от двери. Он ближе к окну, но одна оконная створка забита намертво, а другая так скрипит, что поднимет мертвого из могилы.
        — Достаточный сигнал для твоего брата,  — сказал Криспин с его обычной проницательностью,  — но он не видел необходимости встать или достать оружие.
        — Точно. Готов биться об заклад, что Томас был хорошо знаком со своим убийцей. И мне кажется, мы должны исходить из этой предпосылки.
        — Тогда никаких изменений в списке подозреваемых?
        — Незначительные. Я хочу иметь твердое алиби от каждого из свидетелей, прежде чем мы отметем их. Уолли, ты займись мистером Рамсеем Дюпоном. Сомневаюсь, что это наш человек, но у него сейчас полоса неудач. Ты, Бейтс, возьмись за лорда Перингтона, который любит топить котят и успешно занимается экспортом. А граф Килкерн — твой, Криспин.
        — Ну и повезло мне,  — пробормотал шотландец.  — Сам Сатана. Ты не подозревал его раньше.
        — Зато сейчас подозреваю.  — Это была не совсем правда, но Синклер не мог забыть радостную реакцию Виктории на появление Килкерна. Он был бы более чем доволен, если бы удалось выяснить что-нибудь неприятное о Люсьене Бэлфоре.
        — Мы будем связываться через леди Стэнтон, а если я не получу от вас известий до четверга, встретимся в борделе Джезебель в полночь.
        Бейтс прищурил глаз:
        — Эй, Син, ты уверен в этом?
        — Да. А что?
        — Ты же знаешь, что женатый джентльмен у Джезебель вызовет удивление многих посетителей.
        Синклер выругался:
        — Ты прав, черт побери. Значит у Будлса. Ты там по-прежнему на хорошем счету, Криспин?
        — Надеюсь! Слишком приличное местечко для нас, но мы справимся.
        — Тогда до встречи. И будьте осторожны.
        — Тот же совет тебе, Син,  — сказал Криспин.  — В твоей жизни были сумасшедшие поступки, но жениться потому, что тебе нужен список подозреваемых,  — это ненормальный поступок даже для тебя.
        — Или, возможно, моя самая блестящая операция,  — предположил маркиз.
        — Да. Или это произошло по совершенно иной причине.
        Синклер нахмурился:
        — Например?
        Криспин улыбнулся:
        — Спокойной ночи.
        Через минуту трое мужчин растворились в темноте.
        Синклер на мгновение задержался на месте встречи, затем подошел к открытому окну кабинета. Захочет Виктория разделить с ним ложе или нет, она уже ответила на несколько вопросов о трех подозреваемых и о реальном пути проникновения в дом.
        Виктория отошла от окна. Она не могла отчетливо видеть их, но была абсолютно уверена, что именно с этими тремя джентльменами Синклер разговаривал на свадьбе. Забавно. Тогда они выглядели безнадежно глупыми и пьяными, но сейчас, на конном дворе, казались такими же трезвыми, как и он. Весьма странно.
        Девушка села на край постели и с отсутствующим видом погладила Лорда Бэгглса. Она не знала таких повес, которые прятались на своем собственном конном дворе посреди ночи, с оружием и, очевидно, были способны умело обращаться с ним. И это было еще не все. Прямая напряженная линия его фигуры, свобода в разговоре и жестах напомнили ей о другом Синклере Графтоне, о том, чей поцелуй опрометчиво толкнул ее на этот брак.
        Виктория вздохнула, чувствуя безграничную усталость. В том, что ей приходилось следить за ним, была его вина, потому что она лишь смотрела на лунный свет — именно он дал ей возможность все видеть.
        Вероятно, у него найдется совершенно логичное объяснение этой странной короткой встречи, однако ее вопрос означал бы признание в том, что она наблюдала за ним из окна. Пока еще она не была готова услышать или дать объяснения, так как до сих пор не разобралась, как в такой короткий срок ей удалось оказаться замужем.
        Когда Виктория спустилась к завтраку, Синклер уже отправился на конную прогулку. Обычно к этому времени в маленькой гостиной Фонтейн-Хауса уже находились два-три молодых человека с приглашениями на пикник или прогулку в экипаже на тот случай, если у нее вдруг появится свободная минута в течение дня.
        В Графтон-Хаусе она была полностью лишена этого удовольствия. За исключением легкого раздражения по поводу того, что ее игнорировали и ею пренебрегали, ей это даже понравилось. Не было никого, перед кем нужно было казаться умной, с кем приходилось разговаривать о том, что она уже сотню раз обсуждала раньше.
        — Майло,  — позвала Виктория, намазывая маслом тост,  — сегодня утром я ожидаю, что мне кое-что привезут из дома. Как лорд Олторп относится к животным?
        — К животным, миледи?
        Она улыбнулась, увидев его озадаченный взгляд.
        — Да, к животным.
        — Не знаю. После приезда он купил несколько лошадей, если это то, о чем вы говорите.
        Виктория поднесла тост к губам.
        — Ты сказал «приезд», а не «возвращение». Ты не знал лорда Олторпа до того, как он принял титул?
        Дворецкий наполнил ее чашку.
        — Я встречался с ним раньше, вскоре после того, как стал работать здесь. Его визит, однако, был довольно… кратким, и, естественно, лорд Олторп не представил нас друг другу.
        Это было чрезвычайно интересно. Хотя дворецкий не сказал ничего определенного, да и не скажет, если он достаточно сообразителен, у нее возникло отчетливое чувство, что ему не нравится новый хозяин.
        Поскольку Синклер не был склонен много рассказывать о себе, ей придется пойти по другому пути.
        — Это досадно, принимая во внимание нынешнюю обстановку,  — продолжала она, кладя ложечку сахара в чашку с чаем.  — Покойный маркиз любил своего брата?
        — Я не посвящен в его личную жизнь, но могу сказать одно: они поссорились тогда, и после прежний лорд Олторп редко говорил о своем брате — разве что при чтении утренних газет.
        — Газет?
        — Да. Несколько раз во время завтрака я слышал его восклицания по поводу того, как глупо Синклер рисковал. Это, признаться, все.
        — Как жаль, что братья не ладили между собой. Я часто мечтала о сестре, с которой можно было бы поболтать.
        — Есть еще молодой Кристофер. Лорд Олторп — покойный лорд Олторп — души в нем не чаял.
        Виктория благосклонно кивнула. Так легко было иметь дело с мужчинами.
        — Похоже, тебе самому нравится Кристофер.
        — Очень приятный молодой человек.
        — Я встретила его вчера. Мне он тоже показался очаровательным. Странно… мой муж никогда раньше не упоминал о нем.  — Так непривычно казалось именовать Сина мужем, но не называть же его постоянно маркизом или лордом Олторпом!
        Виктория дотронулась до ливреи Майло.
        — Благодарю. Я ценю твою помощь.  — Она улыбнулась.  — Боюсь, что мне предстоит еще многому научиться, и теперь я нашла себе учителя.
        Краешком глаза она поймала какое-то движение, но когда посмотрела на дверь холла, там никого не было. Виктория надеялась, что Дженни не позволит Лорду Бэгглсу убежать.
        Минуту спустя парадная дверь открылась и с силой захлопнулась.
        — Извините меня, миледи,  — взволнованно произнес дворецкий и, пятясь, почти столкнулся с Синклером, как раз входившим в комнату.
        — Так вот ты где, Майло!  — воскликнул маркиз, протягивая ему шляпу и пальто.  — Проследи, чтобы Дьявола поставили в конюшню.
        — Хорошо, милорд.
        — Доброе утро, Виктория.  — Олторп обошел дворецкого и опустился на стул рядом с ней, словно не замечая место на другом конце стола, которое было приготовлено для него.
        — Доброе утро, но… при чем тут дьявол?  — сказала она, просто чтобы отвести от себя его смущающий взгляд.
        — Существует мода на имена для животных. Его настоящее имя, Фредерик Надежный, вряд ли вызовет страх.
        Виктория рассмеялась, чувствуя облегчение от того, что маркиз, похоже, забыл их скверное расставание накануне.
        — Я должна согласиться.
        Его улыбка заставила бешено забиться ее сердце.
        — Вы хорошо спали?  — тихо спросил он, пока слуга наливал кофе в бго чашку.
        Похоже, Синклер не делал никаких попыток скрыть их отношения перед слугами. Самая вероятная причина, однако, была та, что весь дом уже знал о них. Она тоже вела себя нетактично вчера вечером.
        — Да, спасибо. Мои комнаты очаровательны, мне давно следовало бы сказать вам это.
        — Я рад, что они вам понравились. По моим представлениям, женщины любят иметь личное пространство, где можно скрыться от хозяйственной суеты.
        И вот опять он делает касающееся ее категоричное заявление, ничего толком не зная о ней. Если бы не случайные взгляды и слова, такой человек вряд ли понравился бы ей.
        — Если дом мужчины — его замок, то женщина нуждается по крайней мере в одной-двух комнатах,  — сказала она, потягивая чай и наблюдая за ним поверх края изящной фарфоровой чашки.
        Маркиз пожал плечами:
        — Не могу сказать наверняка, но мне кажется, вы о чем-то спорите со мной.
        — Ошибаетесь — я не знаю вас настолько хорошо, чтобы спорить.
        — А вы настойчивы.
        — Это одна из моих лучших черт.
        — Во сколько начинается ваш благотворительный завтрак?
        Виктория поежилась от такой быстрой перемены темы; она не знала, что ей делать.
        — Мне нужно быть у леди Нофтон не позже часа дня. Завтрак начинается в половине второго.
        — Одни женщины, я полагаю?
        — Несколько джентльменов.с развитым чувством гражданского долга тоже будут присутствовать, и среди них священник.
        — А дамы — хорошенькие крошки вроде вас или беззубые старые девы?
        — Я не обращаю внимания на внешний вид своих друзей,  — жестко заметила Виктория — Если вы намереваетесь завести интрижку, не ожидайте, что я представлю вас гостям.
        Его улыбка остановила готовое сорваться у нее с языка очередное оскорбление. По всей вероятности, Синклер знал, как воздействует на нее.
        Взяв клубничинку с тарелки, какое-то мгновение он изучал ее, затем отправил в рот.
        — Приношу свои извинения. Мне просто было любопытно, что вы скажете. Боюсь, у меня появились грубые манеры.
        — Моя старая преподавательница, мисс Гренвилл, имела обыкновение говорить, что единственная вещь, которая лучше, чем хорошее извинение, это вообще избегать необходимость приносить его.
        — Я запомню это. У меня не было намерения оскорбить вас — честно.
        — Принимаю ваши извинения, мил… Синклер.
        — Значит, мужчинам дозволяется посещать ваши завтраки?
        — Да, мы приветствуем это.  — Она снова взяла чашку с чаем.  — Почему вы спрашиваете?
        — Я подумал, что мог бы сопровождать вас сегодня.
        Виктория удивленно взглянула на него.
        — Вот как?
        Синклер наклонился к ней.
        — Я пытаюсь поближе познакомиться с вами. Вы прогнали меня с самого приятного маршрута, поэтому я вынужден посещать благотворительные завтраки со священниками и тори. Ну так я могу сопровождать вас?
        Еще больше покраснев, она чуть отодвинулась.
        — Там будет до смерти скучно, но, может быть, это пойдет вам на пользу.
        Синклер встал.
        — Отлично. Мне нужно кое-что сделать, но я скоро вернусь.
        Все еще пытаясь угадать, почему лорд Син хочет посетить благотворительный завтрак, Виктория кивнула. «Что ж, день может выдаться интересным»,  — подумала она и услышала, как Майло сочувственно откашлялся — по крайней мере ей так показалось.
        Майло никого не убивал.
        Синклер облокотился о прилавок мастерской по изготовлению обуви Хоби, не обращая никакого внимания на клерка, который шаркающей походкой ходил среди груды покрытых плесенью накладных. Утром, за тостами и клубникой, Виктория получила больше информации, чем он выудил у проклятого дворецкого за целый месяц.
        Правда, у слуги была причина невзлюбить его, а с Викторией надутый мошенник разболтался, словно старый торговец рыбой. Хотя у Майло не было алиби и необходимых свидетелей, Синклер узнал все, что ему требовалось, в частности то, что дворецкий искренне любил Томаса.
        Конечно, Роман будет разочарован, узнав о невиновности дворецкого, но Синклер испытал облегчение. По крайней мере это поможет ему крепче спать по ночам.
        — А вот и ваши документы. Томас Графтон, лорд Олторп. Это то, что вы желаете, милорд?
        Клерк начал вытаскивать одну накладную из середины кипы. Выпрямившись, Синклер потянулся к бумаге и локтем сдвинул верх кипы. Сотня накладных, шурша, соскользнула с прилавка на пол.
        — Проклятие,  — проворчал он.  — Извините меня.
        Подавив вздох, клерк присел на корточки и начал собирать бумаги.
        — Не беспокойтесь, милорд.
        Как только клерк отвернулся, маркиз поднял оставшиеся на прилавке бумаги и быстро просмотрел десяток счетов до и после того, что остался торчать из кипы. Пять других заказчиков посетили Хоби в тот день, когда Томас пришел забрать свои новые ботинки,  — пять знатных людей, которые находились в городе поблизости от Томаса во время убийства. Последний день жизни брата. Его похоронили в этих ботинках.
        Два имени были ему знакомы, другие он запомнил. Когда клерк выпрямился, Синклер уже перестал перебирать бумаги.
        — Боже, что за беспорядок…
        — Ничего страшного, здесь все пронумеровано.  — Клерк бросил на прилавок растрепанную кипу бумаг и вытащил нужный счет.  — Его светлость оплатили заказ сразу после его получения. Они ничего не должны, как я и думал.
        — Что же, хорошая новость. Я всегда говорю — чем меньше долгов, тем лучше.
        — Да, милорд.  — Клерк кивнул и начал разбирать бумаги.
        Завершив столь важное дело, Синклер сел в фаэтон и направился назад, к Беркли-сквер. Сегодня удача улыбнулась ему. Он не подозревал, что в ту неделю Остин Ховарт находился в Лондоне. Приятно будет поболтать с добрым другом Томаса, который хорошо знал привычки брата и других его знакомых, а до начала проклятого завтрака стоит черкнуть письмо графу Кингсфелду. Также придется вновь встретиться с Остином — ему нужен еще один намек на то, куда послать своих ищеек.
        Майло услужливо открыл парадную дверь, но странное выражение на лице остановило Синклера на первой же ступени.
        — Что случилось?
        — Ничего, милорд.
        — У тебя такой вид, будто ты белены объелся.
        Слуга издал звук, словно пытаясь преодолеть удушье.
        — Леди Олторп только что получила несколько… предметов из Фонтейн-Хауса.
        — Правда?
        — Думаю, она в зимнем саду, милорд.
        Кинув на дворецкого взгляд через плечо, Синклер поднялся по витой лестнице на второй этаж. Когда он приблизился к комнатам супруги, мимо него прошла пара слуг, которые несли то, что выглядело как остатки нескольких экзотических растений и цветов.
        Дверь зимнего сада была закрыта, и Синклеру пришлось постучать костяшками пальцев по твердому дереву.
        — Минутку!
        Прошло значительно больше времени, прежде чем дверь отворилась. Служанка Виктории Дженни бросила на него встревоженный взгляд, затем повернулась и произнесла в глубину комнаты:
        — Это лорд Олторп, миледи.
        — Пусть входит, Дженни. Перестань, Генриетта!
        Прежде чем она успела договорить, маленькое белое существо бросилось между ногами горничной и прыгнуло к открытой двери. Почти не думая, маркиз присел и подхватил его на руки.
        — Что за дьявол!
        Виктория обежала служанку и чуть не врезалась прямо в него. Отшатнувшись, Синклер опрокинулся на спину, задев при этом жену, и она тоже шлепнулась на пол.
        — С вами все в порядке?  — спросил он, пытаясь решить, рассмеяться ему или поскорее убежать вниз.
        Она положила руку на рассыпавшийся каскад темных волос.
        — Да, кажется.
        Маркиз присел подле нее, отдавая ей пойманную зверюшку.
        — Я предполагаю, что вы бросились за этим?
        — Слава Богу. Иди ко мне, моя сладкая,  — заворковала девушка, прижимая пушистый комок к груди.
        — Что это такое?
        — Пудель, разве непонятно?
        — Это не пудель.
        — Нет, пудель! Мы почти уверены в этом, не правда ли, Генриетта?
        — Это клубок шерсти. Клубок шерсти с ногами.
        Виктория засмеялась, ее глаза заблестели, когда она взглянула на него.
        — Как вам не стыдно дразнить Генриетту! Она так застенчива…
        Проклятие, именно сейчас ему так захотелось поцеловать жену!
        — Возможно, если эту малышку подстричь и придать ей вид собаки, она чувствовала бы себя более уверенно.
        Виктория состроила гримасу:
        — Нет, ни за что!
        Ноги Синклера затекли, поэтому он согнул колени и сел на пол возле нее.
        — А почему нет?
        — Я нашла ее в «Ковент-Гардене», в канаве. Кто-то поджег на бедняжке мех.  — Одинокая слезинка скатилась по гладкой нежной коже.  — Слава Богу, тогда шел дождь.
        Синклер смахнул слезинку с ее щеки.
        — Может быть, после всего, что с ней случилось, она действительно не выглядит такой уж глупой.
        — Я предпочитаю думать о Генриетте как о прелестном создании.  — Виктория снова улыбнулась, и Синклер почувствовал, как сердце перевернулось у него в груди.
        — Чрезвычайно прелестном,  — пробормотал он.
        Их глаза встретились, Виктория покраснела и тут же обратила все свое внимание на маленькую собачку.
        — Она робеет на новом месте, потому и убежала.
        — Ничего, ей здесь очень скоро понравится.  — Маркиз протянул руку жене.
        Улыбка оставалась на ее лице, когда она сжала его пальцы и позволила помочь ей подняться. У него не было ни малейшего представления, сколько времени они стояли в холле, глядя друг на друга. Как только он наклонился, чтобы поцеловать ее в губы, из зимнего сада донесся душераздирающий вой.
        — О Боже! Что случилось?
        — Сава!
        Виктория сунула Генриетту ему в руки и бросилась в комнату. Чувствуя, что окончательно запутался, маркиз проследовал за ней.
        В центре зимнего сада стояло в ряд около десятка клеток — самый странный зверинец, который ему когда-либо доводилось видеть, состоял из маленьких существ, которые стояли, сидели, ели, спали и выли в своих клетках.
        Его жена встала на колени перед дальней клеткой и вынула из нее рыжую кошку. Причитая над ней, как раньше над Генриеттой, она прижала ее к себе. На какое-то мгновение Синклер подумал, что не прочь стать одним из Лисичкиных любимцев.
        — Это и есть Сава?
        Виктория вела себя так, словно забыла, что он тоже находится в зимнем заду.
        — Да. Думаю, она просто голодна.  — Разделив свое внимание между ним и рядом клеток, Виктория продолжала: — Надеюсь, вы не возражаете? Мама и папа никогда не будут ухаживать за ними, за них отвечаю я, а вы сказали, что Графтон-Хаус стал теперь моим домом. Я не могла отдать их…
        — Я не возражаю,  — твердо заявил Синклер.
        — Отлично! Значит, они остаются. Вам, конечно, не придется беспокоиться о них или потратить хотя бы пенни на их содержание.
        — Я как-то не предполагал, что Лисичка опекает компанию бездомных и обездоленных.
        Она выдержала его взгляд.
        — Если не я, то кто же?
        Маркиз не собирался начинать обсуждение прав супруги перед завтраком, особенно когда ее неожиданное сострадание заставило его почувствовать себя школьником с дрожащими коленями.
        — Это объясняет вашу нелюбовь к лорду Перингтону. Какого котенка вы спасли от него?
        — Лорда Бэгглса. Он дремлет в моей спальне.
        — Я не представлял себе, что Лондон населяет столько садистов.
        Виктория пожала плечами, продолжая гладить Саву.
        — Слабые мужчины должны доказывать свое превосходство над существами слабее их.
        Так всего лишь день спустя женщина, на которой он женился, предстала перед Синклером совсем в другом свете.
        Покинув экипаж, они направились к большому саду неподалеку от Лондона, где должен был состояться благотворительный завтрак. Маркиз и глазом не моргнул, узнав о ее зверинце, и, казалось, все понял и со всем согласился. Виктория сама толком не знала, чего ожидала от него, но определенно не такой реакции.
        — Вам машут,  — прошептал Синклер, идя рядом с ней. Она подняла глаза.
        — Это леди Нофтон. Будьте милы с ней.
        Его рука, поддерживающая ее под локоть, напряглась, потом расслабилась.
        — Я не один из ваших любимцев,  — заметил он,  — и мне не двадцать лет.
        — Ну разумеется.  — Виктория взглянула на него сбоку.  — Вы сами создали свою репутацию.
        — Так же, как и вы.
        Как человек, который обычно говорит все, что думает, и таким образом портит дело, Виктория решила, что вовсе не плохо иметь рядом кого-то, еще в десять раз хуже. Каковы бы ни были причины его присутствия на сегодняшнем завтраке, он не поднял шума по поводу одного из ее благотворительных мероприятий — еще один сюрприз. Впрочем, все, что она узнавала о нем, казалось сюрпризом.
        — Дорогая,  — произнесла крупная блондинка, взяв ее за обе руки.  — Я так рада, что вы смогли приехать. У меня сейчас ужасный момент, не знаю, где кого усадить.
        Виктория улыбнулась:
        — Покажите мне ваш список, и мы быстро все решим. Синклер, разрешите представить вам леди Нофтон. Эстелл, мой муж, лорд Олторп.
        Карие глаза Эстелл округлились, и она сделала запоздалый реверанс.
        — Милорд, какое счастье, что вы решили посетить наш скромный прием.
        Син улыбнулся:
        — Я тоже рад. Кстати, кого мы поддерживаем?
        — Не кого, а что. Сокращение рабочего дня для детей,  — объяснила она,  — а также увеличение часов для их учебы.
        — Прекрасно. Где можно найти немного портвейна чтобы выпить за ваши усилия? Я готов присутствовать на собраниях, если ваше благотворительное общество предложит выпить что-нибудь покрепче пунша.
        — Да, конечно.  — Леди Нофтон смущенно кивнула.  — Мой дворецкий Холлинс обслужит вас. Моего мужа сегодня нет дома, но у него в кабинете богатый выбор напитков.
        — Тогда я удаляюсь. Желаю вам успехов.
        — Значит, вы вышли за него замуж,  — сказала Эстел, наблюдая, как маркиз заворачивает за угол дома.  — Я слышала об этом, но подумала, что ошиблась.
        — Никакой ошибки,  — вздохнула Виктория.
        — Сам Син Графтон. Он весьма импозантно выглядит, не так ли?  — Леди Нофтон засмеялась.
        — Полагаю, вы правы, однако это не относится к делу. Давайте посмотрим до приезда гостей, как вы их рассадитите.
        К тому времени, когда они решили, что леди Дэш сядет рядом с леди Харгроув, а не с ее невесткой леди Мэгстон, начали прибывать экипажи. Как только Виктория подумала о том, куда исчез ее муж, он тут же материализовался перед ней.
        — Я и понятия не имел, что ты знаешь столько толстых людей,  — насмешливо сказал он, и в этот момент граф и графиня Мэгстон, проходя мимо них и оглядываясь, чуть не споткнулись об ограду.
        — Замолчите!
        Маркиз хмыкнул, и она наклонилась ближе к нему потянув носом и сразу став подозрительной.
        — Вы пьяны? Но этого не может быть. Вас не было всего двадцать минут!
        — Я пытался не терять времени. Но не беспокойтесь, я всем дам понять, что поддерживаю это начинание. Это лорд Дэш? Меткий стрелок?  — Он двинулся вперед.
        Виктория схватила его за руку.
        — Пожалуйста, не поддерживайте ничего, ради меня,  — настойчиво прошептала она.  — Некоторые из присутствующих здесь действительно верят, что законы нуждаются в изменении.
        — А некоторые собрались ради жареных цыплят. Они, похоже, поддерживают вас своими животами, а многие ли из них поддерживают своими кошельками?
        — Нам хватит, чтобы устроить достойный завтрак,  — огрызнулась она.  — Не каждый здесь думает только о себе.
        Глаза маркиза заблестели.
        — Действительно,  — протянул он.  — Опять я узнаю что-то новое.
        Виктория хотела потребовать, чтобы он удалился, прежде чем оскорбит кого-нибудь из их патронов, но вдруг прищурилась, вспоминая трех якобы пьяных незнакомцев на свадьбе и их трезвое рандеву прошлой ночью.
        — Я тоже узнаю нечто новое.
        Он наклонил голову.
        — И что же это?
        — Я пока еще не уверена, но, кажется, вы не являетесь тем, кем прикидываетесь, Синклер Графтон.
        — Так просветите меня. Кем я являюсь, в конце концов?
        — Для начала, вы не пьяны.
        В этот момент Эстелл позвала Викторию к переднему столику, и она ушла, оставив мужа раздумывать над ее словами.
        Глава 6
        — Кто был тот отвратительный тип с большим носом? Он съел все бразильское кешью, а потом похитил блюдо с орешками с соседнего стола, решив, что никто не видит.
        Виктория сделала вид, что живо интересуется происходящим за окном их экипажа.
        — Очевидно, один человек все же наблюдал за ним.
        Синклер усмехнулся. Что бы он ни предпринимал, его жена набрасывалась на него, как собака на кость от окорока.
        — Да, я заметил, как он набивал брюхо. И кто, черт побери, был тот жирный боров?
        Она с укором взглянула на него.
        — Вы притворяетесь пьяным, потому что я просила вас вести себя пристойно? Или вы так пытаетесь смутить меня?
        Она сама подсказывала ему ответ.
        — Я не привык, чтобы мной командовали,  — ответил он.  — Особенно те, кто на семьдесят пять фунтов легче на восемь лет младше, чем я.
        — И к тому же женщина.
        — Да. И женщина.
        Виктория сложила руки на своей очаровательной груди, выражение ее лица было не теплее сосульки.
        — Отлично, я не буду говорить, что вам следует делать, но и вы не смейте указывать мне, с кем разговаривать и как вести себя.
        — Я не ваш ужасный отец и не собираюсь отдавать вам никаких приказов. Но и вы не раздражайте меня, Лисичка. Я пошел на ваш бесполезный благотворительный завтрак и наблюдал, как некий толстяк, чье имя вы мне не хотите назвать, поедал кешью. Вы поступили по-своему.
        К его удивлению, по ее щеке скатилась слеза.
        — Завтрак не был бесполезным.  — Она пальчиком смахнула слезу.  — И тот толстый и глупый человек — священник из Чипсайда. Если бы бразильские орешки помогли убедить его поговорить со своими прихожанами об открытии еще одной местной школы, я бы с удовольствием отдала ему тысячу этих орешков.
        А он думал, что она неуязвима. Как приятно было узнать, что ее так легко ранить.
        — О! Я учту,  — пробормотал Синклер.
        — Что?
        — Я сказал — учту,  — повторил он громче.  — Вы делали что-то стоящее, а я был самим собой. Собой, каким стал за последние несколько лет. Тем, кто видел святых отцов, продающих преданных прихожан за бутылку виски,  — когда именно он обеспечивал эту бутылку.
        — Не думаю, что вы были самим собой.
        Проклятие!
        — Ради Бога, Виктория, я думал, что мы с вами немного развлечемся, и этот план сорвался.  — Маркиз надеялся, что его красноречие и убежденность как-то повлияют на нее, но вместо этого она вонзила свой наманикюренный пальчик в его колено.
        — Итак, вы просто грубый невежа?
        — Очевидно. Я ужасно скомпрометировал вас в саду леди Фрэнтон.
        — И затем предложили жениться на мне, якобы спасая мою репутацию.
        — И свою собственную.
        Виктория опять попыталась уколоть его ноготком, но он сумел завладеть ее рукой.
        — Объясните мне свое «учту», пожалуйста.
        — Да!
        Она не пыталась вырвать свои пальцы, и он продолжал сжимать их. Ее кожа была такой гладкой, а рука такой изящной, что он едва мог вспомнить, о чем они говорили.
        — Что «да»?
        — Я это учел.
        Крепко сжав тонкую руку, Синклер поднял жену с места и, перетащив через тесное пространство экипажа, усадил рядом с собой.
        — Мне кажется, я потерял голову. О чем идет речь?
        Она повернулась к нему лицом.
        — Вы не позволили уколоть вас еще раз. Вы не повторяете ошибок.
        — Что?
        — Итак, вы были грубым нарочно. Почему?
        Он взглянул на нее.
        — Мне трудно объяснить это.
        — Тем не менее я задала вопрос. Пожалуйста, окажите мне честь ответить на него.
        Очевидно, у него не хватило слов, и Син припал к ее губам. Это был беспощадный, отчаянный поцелуй, предназначенный для того, чтобы отвлечь ее от вопросов, ставящих его в затруднительное положение. Она придвинулась к нему ближе, углубляясь в поцелуй по собственной воле. Он был готов — более чем готов пойти так далеко, как ей того хотелось.
        Нежные губы раскрылись, и Виктория положила руки ему на плечи. Синклер был вынужден подавить победоносный стон. Господи, как ему хотелось заняться с ней любовью!
        Он взял свою трость, чтобы постучать по крыше и дать Роману знак еще раз или два проехаться по Гайд-парку.
        — Синклер,  — прошептала она.
        — Да?
        — Ответьте на вопрос.
        Он выпрямился, и его трость упала на противоположное сиденье. Ее губы и щеки горели, и она все еще крепко обнимала его за шею, словно намеревалась никогда не отпускать. Похоже, отвлекающий маневр не удался. Он хотел довериться ей, но не был уверен в том, какая часть его тела управляла им.
        — Вопрос,  — повторил маркиз заплетающимся языком.  — Вы пропустили самый прямой путь. Я грубый, не воспитанный человек — таким уж уродился. То, что мне не нравится, когда ваши ноготки царапают меня до крови, не означает, что я играю в игры или скрываю что-то.
        Пока Виктория изучала его лицо, он отвечал ей непроницаемым взглядом, ожидая, когда молния с небес лишит его жизни. Он лгал так же свободно, как и раньше, но ему еще не приходилось делать этого по отношению к тому, кому хотелось сказать правду.
        — Ладно, допустим.  — Она убрала руки.  — Значит, вы так хотите. Но если вы не будете доверять мне, не ожидайте, что я доверюсь вам.
        — Не помню, чтобы я просил вас об этом.
        — Вы и не просили.  — Виктория отвернулась и вновь принялась выглядывать из окошка. Каждая линия ее изящной фигурки демонстрировала боль и разочарование.
        Синклеру хотелось извиниться, уверить ее, что, если она проявит терпение, все как-нибудь наладится, но он промолчал.
        Экипаж подъехал к дому и остановился. Когда лакей открыл дверцу и опустил подножку, Виктория искоса взглянула на мужа.
        — Сегодня вечером меня пригласили на обед.
        Он помог ей спуститься на землю.
        — Кто-нибудь, кого я знаю?
        — Я не спрашивала их об этом.
        Похоже, такое положение дел никогда не принесет никакой пользы. Ему был необходим доступ к ее друзьям, а значит, у него имелось два выхода: он мог снова солгать ей — и тогда, возможно, она станет более снисходительной к нему — или же мог сказать ей правду. Немного правды достаточно, чтобы обеспечить содействие, но не подвергать ее опасности.
        Майло, открыв парадную дверь, вышел им навстречу.
        — Добрый день, ваша милость. Как прошел завтрак?
        За те четыре недели, что Синклер знал дворецкого, Майло никогда не спрашивал его, как прошел его день или вечер. Очевидно, вопрос был адресован не к нему.
        — Неплохо,  — тем не менее ответил он.  — Я бы даже сказал, очень познавательно. Виктория, могу я поговорить с вами?  — обернулся маркиз к жене.
        — Мы уже достаточно наговорились.
        Синклер шагнул вперед и, прежде чем она успела вымолвить слово, поднял ее на руки.
        — Всего несколько минут,  — мрачно уточнил он, поднимаясь наверх.
        — Отпустите меня! Немедленно!
        — Нет.
        Ее комнаты располагались в одном конце холла, его — в другом. После небольшого размышления Син остановился на нейтральной территории и ногой распахнул дверь библиотеки, находившейся напротив его спальни. Войдя в комнату, он закрыл дверь и усадил жену на софу, стоящую под окном.
        — Вы хуже, чем грубый, невоспитанный простолюдин!  — Она вскочила на ноги.  — И я не собираюсь терпеть это от вас. Никто никогда не обходился со мной так неуважительно!
        — Сядьте,  — приказал он. Виктория скрестила руки на груди.
        — Нет.
        Маркиз шагнул к ней.
        — Если вы не сядете, мне доставит удовольствие заставить вас сделать это, Лисичка.
        Выражение лица Виктории могло бы заморозить солнце, но после минутного неповиновения она все же грациозно села на подушки.
        — Как пожелаете, милорд.
        — Благодарю.  — Теперь, овладев ее вниманием, Синклер не знал, с чего начать. Он скрывал свои намерения и секрет так чертовски долго, что не представлял, как расстаться с ним или определить, что будет для нее безопасно узнать, а что нет. Так как ее лицо мрачнело с каждой минутой, ему нужно было поскорее придумать что-нибудь.  — Я был не до конца честен с вами…
        — Вот так новость!  — Она наклонилась, взяла книгу открыла ее.  — Видите ли, меня это больше не волнует.
        Надеясь, что он не оттолкнул ее окончательно, Синклер принялся шагать от двери к окну и обратно.
        — Я вернулся в Лондон совсем не с целью получить титул маркиза.
        — Вот-вот, вы еще упоминали о желании найти супругу.  — Послюнявив указательный палец, она начала шумно переворачивать страницы.
        — Не только. Мне нужно найти человека, который убил моего брата.
        Виктория захлопнула книгу.
        — Я знала это!
        — Положим.  — Он пытался не замечать внезапную сухость во рту и тяжелый стук сердца.
        — О Боже, почему бы просто не сказать, чем вы занимаетесь? И почему вы так долго не возвращались Лондон, если хотели, чтобы справедливость восторжествовала?
        По крайней мере она все еще казалась заинтересованной.
        — Мне приходилось оставаться там, где я был,  — медленно начал он.  — И очевидно, убийца Томаса считает, что убийство сошло ему с рук. Я не хочу лишать этого человека иллюзий, пока не поймаю.
        — А как это связано с тем, что вы притворялись пьяным, и с теми тремя людьми, скрывавшимися в конюшне?
        Син замер.
        — О каких людях идет речь?
        Виктория вздохнула.
        — Те трое, с которыми вы разговаривали ночью и которые на нашей свадьбе притворялись пьяными… по крайней мере мне так показалось.
        На этот раз она поразила его. Им приходилось всегда оставаться начеку, иначе все они давно были бы покойниками. И все же эта неугомонная заметила и за два дня вычислила часть их игры. Неудивительно, что она тут же стала относиться к нему с подозрением. Он не сразу понял, какой она была сообразительной, и не чувствовал себя лучше от того, что приходится включить ее в это дело.
        Синклер откашлялся.
        — Я знаю этих джентльменов со времени пребывания в Европе. Они предложили мне свою помощь.
        — А почему они притворялись пьяными?
        — Люди становятся более разговорчивыми, когда думают, что вы пьяны. Обыкновенно это так.
        Виктория долго сидела молча, неподвижно глядя на свои сложенные руки.
        — Можно задать один вопрос?
        — Конечно.
        — Какая часть историй о ваших похождениях в Европе — правда?
        Синклер помедлил.
        — Большинство из них.  — По крайней мере на поверхности, добавил он про себя.
        Виктория медленно поднялась с подушек.
        — Отлично. Теперь мне есть над чем подумать.
        Уж лучше получить такой ответ, чем быть сразу отвергнутым.
        — А могу я задать вам тот же вопрос? Сколько из ваших предположительных подвигов в Лондоне — правда?
        Она подошла к двери и открыла ее.
        — Большинство из них.  — С независимым видом Виктория направилась в свои комнаты, а Синклер снова принялся мерить комнату шагами. Жена не была его союзником; во всяком случае, он не хотел рассказывать ей слишком много. Но главное — она не была врагом, и это ощущалось как победа или по крайней мере как начало перемирия.
        — Готова дать пенни, чтобы узнать, о чем ты думаешь, дорогая.
        Виктория вздрогнула, осознав, что уже минут пять мешает картофельное пюре в своей тарелке.
        — Это, Лекс, будет стоить тебе самое малое фунт.
        Александра Бэлфор улыбнулась:
        — Договорились.
        — Но прежде чем заплатить, мы требуем, чтобы вы открыли свои мысли,  — сказал Люсьен Бэлфор, сидевший по другую руку от нее.  — Принимая во внимание то, что я получил разрешение поиграть в фаро в «Уайтсе» сегодня вечером, хорошо было бы, чтобы эти мысли были необыкновенными.
        Александра бросила на него сердитый взгляд.
        — Не глупи, Люсьен, Вики зашла к нам, чтобы поговорить.
        — Нет, на самом деле я пришла сюда потому… ну, я сказала Синклеру, что меня пригласили на обед. Мне нужно было время, чтобы собраться с мыслями.  — Она взглянула на подругу.  — Сейчас мне кажется, что, возможно, я поступила неверно.
        — Чепуха,  — заявила Александра.  — Можешь ни о чем не рассказывать, если не хочешь. Я очень рада видеть тебя.  — Она бросила взгляд на графа.
        Люсьен, похоже, все понял. Он отодвинулся от стола и встал:
        — Я отправляюсь в «Уайтс».
        — Нет-нет, вам не стоит уходить из-за…
        — Не из-за вас.  — Он кивнул в сторону Александры.  — Я ухожу из-за нее.
        — Он боится меня,  — хихикнув, заметила Лекс.
        — Только когда у нее под рукой есть чем расправиться со мной.  — Лорд Килкерн подошел к жене и наклонился. Александра подняла голову и коснулась губами его губ.
        Виктория сжалась. Так вот какова она, семейная жизнь. Синклер мог бы получить здесь сотню уроков, и, несомненно, она тоже.
        — Итак, Лисичка,  — обернулась к ней Александра, когда Люсьен удалился,  — что тебя беспокоит?
        — Право, я не собиралась жаловаться. Синклер рассердил меня, поэтому я сказала ему, что приглашена на обед.  — Она пожала плечами.
        — Что тебя рассердило?
        — Перестань, Лекс. Ты уже не моя гувернантка.
        — Но я по-прежнему твоя подруга.
        — Верно. И именно ты сказала, что если я не научусь вести себя, то выскочу замуж за отъявленного негодяя.
        Александра усмехнулась:
        — Нет, это утверждала мисс Гренвилл. Я сказала, что ты заработаешь дурную репутацию.
        — Похоже, вы обе были правы.  — Виктория отодвинула от себя тарелку, встала и принялась ходить вокруг стола.
        — Я даже не могу находиться с ним в одной комнате без того, чтобы мы не поспорили.
        — А как лорд Олторп отреагировал на твой зверинец?
        — Думаю, его это позабавило. Во всяком случае, он не возражал.
        — Уже что-то, не так ли? Мужчина, который способен примириться с Генриеттой и Мунго-Парком, не может быть безнадежно плохим.
        — Я пока еще не представила ему Мунго.
        — Это может стать решающим фактором.
        Конечно, Александра только хотела поднять ей настроение, но Виктория тем не менее оценила ее жест.
        — Ты права. Но как один и тот же человек может представляться одновременно таким привлекательным и… таким несносным? Только не говори мне, что я должна задать этот вопрос самой себе.
        Александра засмеялась.
        — Тогда я вообще ничего не скажу — кроме того, что ты не трусиха и не пасуешь перед трудностями.
        — Полагаю, следует побыть замужем дольше, чем один день, прежде чем полностью отречься от мужа.
        — Вполне справедливо.
        — Что ж, спасибо за участие, и… буду держать тебя в курсе.
        Когда Виктория вернулась в Графтон-Хаус, Синклер уже ушел, и она отправилась в зимний сад покормить своих питомцев. Кошки явно наслаждались растерзанными растениями, раскиданными по комнате, а Генриетта и английская гончая Гросвенор расположились на старой кушетке, которая была куплена специально для них. Мунго-Парк все еще притворялся частью изысканного карниза над окном, но горстка орехов на камине уменьшилась вдвое.
        Виктории очень хотелось позволить им побегать по дому, раз уж они привыкли к новому жилищу, но она не знала, как Синклер отнесется к этому. Ее родители настаивали на том, чтобы все животные оставались поблизости от нее. Даже Лорду Бэгглсу разрешалось выходить ночью и путешествовать только до закрытых дверей ее комнаты. Лорд и леди Стиветон были бы счастливы держать и дочь запертой в том же пространстве.
        Удалившись к себе вечером, Виктория еще долгое время смотрела в окно, но в ту ночь призрачные фигуры не появились. Несомненно, Синклер выбрал другое место для своих встреч — а где, она уже никогда не узнает.
        Он притворялся пьяным, чтобы развязать языки тем, кто его окружал. Это предполагало, что маркиз использовал эту тактику и раньше, но почему? Какую информацию он выискивал? Относилось ли это к убийству брата? Она так не думала — Син сказал, что вернулся в Англию, надеясь найти убийцу. Очевидно, в Европе у него были другие дела.
        Но, может быть, он притворялся и в других своих привычках? Виктория продолжала думать о другом Синклере — умном, сообразительном и очень сексуальном, о том, который появился так внезапно, чтобы смущать и мучить ее.
        Улыбнувшись, она юркнула под теплое мягкое одеяло. Они были женаты только два дня, а она уже обнаружила один из секретов мужа Узнать остальные его тайны было только делом времени.
        — Ты сказал ей?
        У Бейтса дрогнула челюсть, а Уолли расплескал эль. Криспин Хардинг оставался непроницаемым, словно он и не ожидал ничего другого.
        — У меня не оставалось выбора.  — Син защищался как мог.  — Она видела вас, болваны, в моей конюшне прошлой ночью.
        — И ты открыл ей всю правду?  — прошипел Бейтс.  — Ты, мастер мистификаций?
        — О Боже, я же не докладывал ей всего. Главное, чтобы она не задавала неприятных вопросов.  — Маркиз надеялся, что истории, которую он рассказал, будет достаточно, однако у его жены проявилась удивительная способность видеть больше, чем другие.
        Три последних дня она избегала его, проводя время с друзьями или оставаясь в комнатах со своим зверинцем. Несколько раз Синклер пытался как бы невзначай встретить ее, чтобы определить, простила она его или все еще дуется. К тому же у него появилась странная потребность видеть ее — ему хотелось дотронуться до нее, поцеловать, заключить в объятия, но с этим он мог немного подождать. Он был терпеливым, но уж, конечно, не евнухом.
        — Ты выжил из ума. Пара хорошеньких голубых глаз взглянула на тебя, и ты раскрыл ей все наши секреты.  — Уолли подал знак, чтобы принесли еще эля.
        — Фиалковых глаз,  — поправил Син.  — Они действительно замечательные. Я всего лишь сказал ей, что хочу найти убийцу Томаса.
        — А как ты объяснил наше присутствие?
        — Сказал, что вы мне помогаете. И говорите тише.
        Синклер замолчал, наблюдая за тем, как лакей расставляет новую порцию напитков. Ему не понравилось предположение шотландца, будто он так увлекся Лисичкой, что забыл об убийстве брата.
        — Полагаю, вы расскажете мне, что вам удалось узнать.
        — У меня ничего нет,  — доложил Уолли — Тот, кто топит кошек, все так же шпыняет их и рычит на детишек. Полагаю, это наш очередной святой. Экспортирует все, на чем можно хорошо заработать. Однако за ним нет ничего, подтверждающего обвинение в убийстве. Вчера он присутствовал в парламенте, но ты это знаешь.
        Синклер кивнул:
        — Я видел его там, как и Килкерна, который оказался оголтелым противником Бонапарта.
        — Да,  — согласился Криспин.  — Его кузена убили в Бельгии. Не думаю, что он тот, кого ты ищешь.
        Хотя граф не был симпатичной личностью, маркиз уже и сам пришел к этому заключению, о чем и поведал товарищам.
        — Ты был готов испепелить его на своей свадьбе. Я подумал, что тебе хотелось превратить его в мясо для червей.
        — Чистая правда.
        — Пусть крылатые ангелы поют за его упокой.
        — Крисп…
        — Пусть все твое прошлое осветит его путь к дурной смерти.
        — Я понял. А теперь перестань цитировать Шекспира,  — проворчал Синклер.  — Кто-нибудь может принять тебя за джентльмена.
        Криспин ухмыльнулся:
        — Только за племянника джентльмена, мой мальчик. Только за племянника.
        — Да,  — передразнил Уолли,  — за племянника кровавого герцога Аргайла.
        — Любимого племянника, Уоллис. И скажи спасибо — без моих родственников с голубой кровью ты никогда не увидел бы изнутри достойный джентльменский клуб вроде этого.
        — Не забывай, шотландец,  — я внук герцогини.
        Бейтс фыркнул:
        — Когда вы перестанете обсуждать голубизну вашей крови, я скажу, что и у меня нет никаких новостей. Тот пьяница Рамсей Дюпон не мог бы совершить убийства, даже если бы кто-то зарядил для него пистолет и направил на цель.
        — Итак, все три славных джентльмена представляются достаточно невинными и мы можем вычеркнуть их из нашего списка.
        Криспин кивнул:
        — Если бы Килкерн убил твоего брата, это был бы честный поединок, а не убийство.
        Синклер прищурился:
        — От этого он не кажется мне более симпатичным.
        Шотландец усмехнулся:
        — Я знаю.
        — Дюпон тоже чист. Он мог бы совершить убийство, но недостаточно умен, чтобы провести кого-то.
        — Уолли?
        — Черт побери, дай мне еще несколько дней, чтобы разобраться с этим губителем кошек. Я еще не нашел никакого мотива, но предполагаю, что ублюдок мог быть причастным к убийству.
        — Хорошо, тогда мы можем взяться за следующих трех…
        — Извините меня, Олторп.
        Синклер обернулся. Ему показалось, что он услышал мягкий голос брата.
        — Лорд Уильям!
        Уильям Лэндри был пьян. Ничего удивительного — сын герцога Феншира входил в число волков, преследовавших Лисичку в тот вечер, когда он увлек ее в сад. Только этого ему и не хватало на сегодняшний вечер — пьяного поклонника жены.
        — Думаю, вам следует знать кое о чем.  — Лорд Уильям мрачно уставился на Синклера.  — Вы сумели найти легчайшую дорогу к постели Лисички, но это совсем не означает, будто нам нравится ваше присутствие здесь.
        — Меня, право, не заботят ваши проблемы. Что-нибудь еще?
        — Я… то есть мы интересуемся, является ли Лисичка такой же необузданной в постели, какой бывает, когда закусывает удила?
        Син поднялся со стула и ударил Лэндри в лицо кулаком. Словно сквозь сон он слышал, как его спутники ругались и убирали вокруг мебель. Не обращая на них внимания, маркиз сбил фигляра с ног, и тот упал на пол, перевернувшись через спинку стула.
        Итак, Лэндри не был с ней в интимных отношениях, но это открытие нисколько не успокоило его. Никто, кого Виктория считала другом и поклонником, не произнес бы такие слова на публике. Во всяком случае, не тогда, когда ему было что сказать.
        Рыча, он рывком поднял Лэндри на ноги и снова уложил его крепким ударом в челюсть.
        Прежде чем Синклер успел еще раз нагнуться к своему противнику, крепкие руки обхватили его за талию и оторвали от пола.
        — К черту, Криспин, отпусти меня!  — прорычал он.
        — Ты собираешься прикончить его?
        Маркиз презрительно посмотрел на хрипевшего на полу лорда Уильяма. Убийство в настоящее время определенно усложнило бы проведение расследования.
        — Нет.
        Огромный шотландец отпустил его. Оглянувшись, Син присел на корточки около плеча Лэндри.
        — Больше никогда не оскорбляйте мою жену,  — произнес он тихо,  — иначе я прикончу вас.
        Лэндри застонал, но никак не отреагировал на его предупреждение Тем не менее он вряд ли забудет урок. Синклер выпрямился и направился к двери.
        — Теперь никто не подумает, будто ты стал слишком респектабельным,  — высказался Бейтс, когда они вышли на улицу.
        — Несомненно.  — Син потер свой кулак. Разумно это или нет, но он был доволен, что отколотил негодяя; ему не доводилось участвовать в шумных ссорах с тех пор, как они покинули Европу.  — У меня в списке еще трое подозреваемых, которые находились в городе и, возможно, видели Томаса в день, когда он был убит.  — Достав список, маркиз протянул его Бейтсу.
        — Что-нибудь относительно Марли?
        — На сегодняшний день — ничего, а там посмотрим. Оставьте его мне.
        — Я и не собираюсь становиться между вами,  — проворчал Бейтс.
        — Что-нибудь еще?  — Уолли заглянул в список через плечо Бейтса.
        — Я попытаюсь найти данные о голосовавших в парламенте и узнать, кого не было в Лондоне на той неделе, когда убили Томаса.
        — Это упростит дело,  — согласился Криспин.
        — Если речь действительно идет о пэре.  — Бейтс вздохнул, протягивая список шотландцу.
        Это было только одним из множества «если», с которыми они столкнулись, вернувшись в Лондон. Из Парижа задача не казалась такой обескураживающей, особенно после сотни успешных операций, проведенных ими, и не менее опасных.
        — Мы ищем того, кто мог бы хоть немного помочь нам.  — Синклер оглянулся на здание клуба.  — Принимая во внимание, что я умудрился возбудить столько слухов, думаю, нам следует несколько дней связываться через леди Стэнтон, а не собираться вместе.
        Уолли и Бейтс, дружно кивнув, тут же направились к «Ковент-Гардену» и менее респектабельной части Лондона. Криспин, однако, остался на месте.
        — Что дальше?  — сдержанно спросил Син.
        — Тебе пора домой. Виктория все еще там, и тебе придется иметь дело с ней.
        — Да-а. Мудрые слова от закоренелого холостяка.
        — Ты также был холостяком, пока не увидел Лисичку Фонтейн.
        — Поверь мне, Хардинг, я не придурок, охваченный любовью.
        — Скажи это Уильяму Лэндри. Ты провернул не самое тонкое дельце, друг.
        Синклер ощетинился.
        — Каждый день меня посещают мысли о Томасе и о том, что, будь я здесь, он мог бы остаться в живых. Теперь я должен найти убийцу — не важно как.
        — И не важно, кому ты причинишь боль.
        — Лисичка Фонтейн — самый ценный источник, попавший нам в руки. Она не первая женщина, которую я использовал.
        — Но она первая женщина, на которой ты женился.
        — Замолчи!
        — Иногда тебе следует спрашивать себя, почему ты делаешь это.
        — Спокойной ночи, Криспин.
        Когда он вернулся в Графтон-Хаус, Виктория уже спала. Синклер прошел через длинный холл и лабиринт комнат в кабинет Томаса и медленно сел в кресло. Ранним вечером, при зажженных лампах — не могло быть сомнений, что Томас увидел своего убийцу, как только тот вошел в комнату, но не приложил никаких усилий для своей защиты.
        Один из этих приятных, вежливых джентльменов убил его — убил хладнокровно. Синклер не доверял никому из них после того, как обнаружил скрытые слабые места у их представителей в Европе. Больше всего его терзало то, что все случившееся могло быть его виной, если он узнал ложную информацию и кто-то решил, что она передана Томасу.
        — С вами все в порядке?
        Вздрогнув, он схватился за пистолет и тут же понял, что слова исходили от Лисички. Она стояла в дверях — светлая тень на фоне темного холла. Он с усилием откинулся на спинку кресла.
        — Да, все хорошо. Отчего вы встали?
        — Просто я слышала, как вы вернулись.  — Она неуверенно вошла в залитую лунным светом комнату.  — Здесь убили Томаса?
        — Да.
        Длинные вьющиеся волосы Виктории разметались по плечам, и ему мучительно захотелось коснуться их.
        — Он сидел за столом, когда это случилось?
        — Да.
        Она склонила голову.
        — Мне жаль, что у меня сложилось неверное представление о вас, Синклер.
        — А может быть, и нет.
        Виктория медленно подошла к нему и протянула руку.
        — Не сидите здесь. У меня по всему телу мурашки.
        Син позволил ее маленькой изящной руке взять его за руку и поднять с кресла.
        — Вы хорошо знали Томаса?
        — Он был старше вас, не так ли?
        Поскольку она, казалось, не спешила уйти и по-прежнему держала его за руку, он притянул ее к себе, а затем медленно наклонился, чтобы дать ей время возразить. Когда же она не сделала этого, он нежно поцеловал ее, наслаждаясь теплым, податливым прикосновением ее рта.
        — Да. Ему было около сорока — он был на целых десять лет старше меня. Они с бабушкой практически вырастили Кита и меня.  — Синклер пальцами обвел контур ее лица.  — И все-таки: вы хорошо знали Томаса?
        — Нет, не очень. Думаю, мое окружение было слишком шумным для него.
        — Все, что бы вы ни рассказали о нем, может помочь.
        — Он был любезным и спокойным, любил живопись Гейнсборо, а однажды упомянул при мне, что сам немного рисует.
        — Правда?  — Синклер еще острее почувствовал утрату брата.  — Я не знал этого.
        — Он говорил, что у него не очень большие способности, но, по-моему, это не так. Вы нашли его работы?
        — Нет, но, возможно, они сохранились у моей бабушки.
        — Почему бы не спросить ее об этом?
        — Я обязательно так и сделаю.  — Он внимательно взглянул на нее.  — Отчего вы так дружелюбны сегодня?
        — Не знаю. Просто я думала, как ужасно потерять родного человека, а затем увидела вас в этом кресле…
        — И?..
        — Меня удивило, отчего вы находились вдали отсюда целых два года.
        — Если бы я знал о вас раньше, то не отсутствовал бы столь долго,  — заметил он.
        Внезапно Виктория уперлась ему в грудь рукой и оттолкнула.
        — Вы хотите использовать мое сострадание, чтобы соблазнить меня!
        Он отступил на шаг назад.
        — Но разве не вы используете имя Томаса как предлог каждый раз, когда мы целуемся? И почему я вас так нервирую?
        — Нервируете?  — Она рассмеялась.  — Отнюдь! Вы не первый мужчина, который целовал меня или шептал сладкие, льстивые пустяки, чтобы завоевать мое расположение.
        Синклер прищурился, и перед ним возникла досадная картина: Марли, кружащий ее в танце.
        — Однако вы не вышли замуж ни за кого из них.
        — Никто не был настолько бестактен, чтобы пытаться обольстить меня на глазах отца и половины Лондона. Спокойной ночи, милорд.
        Маркиз знал, что все получилось нелепо и он действительно поступил бестактно в тот вечер,  — но лишь потому, что не ожидал вновь увидеть ее в Лондоне. После нескольких дней, которые они прожили под одной крышей, у него не было ни малейшего представления о том, что двигало ею и каковы были ее мотивы, тогда как обычно он мог оценить любой характер в течение нескольких минут. То, что она то приближалась, то удалялась от него, не было ее виной — это он менял правила игры.
        — Кто, вы думаете, убил Томаса?  — спокойно спросил Синклер, напоминая себе, что он задает этот вопрос, потому что нуждается в ее содействии и вовсе не хочет сердить ее.
        Она остановилась на пороге комнаты.
        — Я не знаю. А вы?
        Маркиз вздохнул. Виктория была права в одном: он действительно каждый раз использовал ее сочувствие.
        — Любой.
        — Любой?
        Он пожал плечами:
        — Я никого не исключаю. Любой мог сделать это. Мне только нужен мотив, чтобы вычислить этого человека.
        — Например?
        Синклер облокотился о край стола.
        — Я не знаю, с кем Томас имел дело. Он писал мне, когда выдавалась такая возможность, но письма, даже те, которые доходили, были лишены какой-либо новой информации. Однако что-то все же стало известно тем, кому не следовало.
        — Почему вы находились в Париже, когда это было столь опасно? Что держало вас там, Синклер?
        Ему до боли хотелось ответить на ее вопрос: она обращалась с ним так же бесхитростно и заинтересованно, как до этого с дворецким. Тогда Майло готов был рассказать ей все. Он тоже расскажет, но только после того, как узнает, почему умер Томас.
        — Ну, знаете, пари, вино, женщины весь день и всю ночь напролет. Новый порядок, введенный Бонапартом, выглядел весьма консервативным, но французская знать и большинство его офицеров считали, что это не относится к ним.
        — Как я слышала, вы полгода жили в борделе. Это правда?
        Позже ему придется возненавидеть себя за свой ответ.
        — Мадам Эбьер. Самые хорошенькие девочки в Париже. Бордель посещали некоторые из наиболее влиятельных членов правительства Бонапарта. Ну, теперь ваша очередь, Лисичка, вы ведь тоже любите развлечения, не так ли?
        — Иногда. Они помогают убивать время.  — Виктория подозрительно посмотрела на него.  — В прошлом месяце,  — медленно произнесла она,  — лорд Ливерпул заявил, что арестованы последние известные сторонники Бонапарта.
        — Неужели?
        — Его слова не вызывают сомнений. И если вы были на дружеской ноге с офицерами и знатью этого маньяка, то как вам удалось избежать ареста?
        — Будьте осторожнее в заключениях, Виктория. Вы полагаете, что я агент?
        — Надеюсь, нет.  — Она, пятясь, вышла из комнаты.  — Спокойной ночи, Синклер.
        Какое-то время он не двигался, разрываемый восхищением и смущением. Возможно, ему следует подумать, не рассказать ли ей правду, пока она сама не напридумывала бог знает что.
        Глава 7
        Хотя Виктория и считала себя смелой, выходя из экипажа Олторпа, она испытывала некоторое волнение, думая об исходе авантюры, которую собралась предпринять.
        Глубоко вздохнув, она поднялась по узким ступеням дома и взялась за медное кольцо.
        Дверь распахнулась.
        — Что вам угодно, мисс?  — На нее с любопытством смотрел пожилой господин в модной черной ливрее.
        — Леди Друсбери дома?
        — Сейчас спрошу. Могу я узнать ваше имя?
        — Леди Олторп.  — Ей казалось странным звучание этих слов.
        Слуга тут же впустил ее.
        — Извините, что не узнал, миледи. Пожалуйте в гостиную.
        — Благодарю.
        Дворецкий повел ее вверх по ступеням к маленькой светлой комнате, расположенной на восточной стороне дома. Комнату украшали вышивки и туго набитые подушки — явное свидетельство того, что ее хозяйкой была женщина.
        Виктория села в одно из кресел. Из окна она видела небольшой садик, примыкающий к дому. Если леди Друсбери не захочет ее принять, неизвестно, что ей делать дальше и где получить нужные ответы.
        — Леди Олторп!  — приветливо сказала хозяйка, входя. Виктория вскочила на ноги и сделала реверанс.
        — Леди Друсбери.
        — Пожалуйста, садитесь и… называйте меня Августой.
        — Августа. Благодарю вас. Вы можете называть меня Викторией или, если пожелаете, Лисичкой.
        Баронесса села напротив нее и дала знак дворецкому принести чаю.
        — Я бы предпочла, чтобы вы называли меня бабушкой, но чтобы привыкнуть к этому, нам обеим понадобится время.
        Виктория улыбнулась, и у нее отлегло от сердца.
        — Полагаю, вам интересно, что привело меня сюда.
        — Думаю, я догадываюсь. Синклер?
        — Да.  — Ее сердце снова затрепетало.
        — Бабушка, я же ясно сказал, чтобы мне немедленно сообщали, когда какая-либо привлекательная леди входит в наш дом.  — Кристофер Графтон шагнул в комнату с пучком торопливо сорванных маргариток, зажатых в руке.  — И даже если они пересекают дорогу перед нашим домом, я должен об этом знать.
        — Извини, милый, я думала, ты имел в виду только незамужних леди.
        — Как правило, да. Но я ведь такой отчаянный.  — С располагающей улыбкой младший из братьев Графтон преподнес букетик Виктории.  — Для вас, миледи,  — провозгласил он и отвесил ей элегантный поклон.
        — Пожалуйста, зовите меня Лисичкой,  — сказала она, рассмеявшись.  — И — спасибо.
        — Итак, Лисичка, мой брат с вами? О нет, конечно, нет. Сегодня сессия в парламенте, не так ли? Поскольку сегодня среда, это…
        — Кристофер,  — перебила леди Друсбери,  — ты, похоже, разговариваешь сам с собой, пожалуйста, делай это в другом месте.
        — Да, бабушка.  — С легкой усмешкой он вышел из комнаты.
        — Не пойму, то ли он считает меня слишком молодой, то ли слишком старой,  — сказала Августа с улыбкой.  — Тафт, пожалуйста, поставьте цветы леди Олторп в воду.
        Дворецкий приблизился и взял из рук Виктории маргаритки. Когда он ушел, леди Друсбери налила чаю и принялась с удовольствием прихлебывать из чашки.
        — Итак,  — продолжила она,  — на чем мы остановились? Ах да. Юноша, который определенно старит меня. Синклер.
        Виктория положила сахар в свою чашку.
        — Я, право, не уверена,  — начала Виктория.  — Видите ли, у меня есть несколько вопросов, на которые Синклер или не может, или не хочет отвечать, и я подумала, что, возможно, вы могли бы помочь мне.
        — Сначала надо услышать вопросы, но боюсь, я уже не знаю Синклера так хорошо, как знала прежде.  — В голосе баронессы были слышны горечь и сожаление. И все же это показалось Виктории наилучшим приглашением к беседе.
        — Во-первых, я… вынуждена просить вас дать слово, что этот разговор останется между нами.
        Августа нахмурилась.
        — Синклер — в беде? Или лучше спросить, не находится ли он в большей беде, чем обычно?
        — Нет, это не беда — во всяком случае, не то, о чем вы думаете.
        Две женщины посмотрели друг на друга. По крайней мере Виктории было небезразлично, что увидела в ее глазах вдовствующая баронесса.
        — Даю вам слово,  — наконец сказала Августа.
        — Благодарю. Когда Синклер уезжал в Европу, они с Томасом поссорились?
        — Они постоянно ссорились,  — кивнула Августа.  — Это неудивительно, принимая во внимание, что Томас всегда был весьма консервативным, а Синклер даже более необузданным, чем сейчас Кристофер.
        — Вы потеряли Синклера?
        — На этот вопрос, моя дорогая, я не намерена отвечать.
        — Извините, я не хотела вторгаться в вашу жизнь
        — Тем не менее вы делаете это. Любопытно, почему он выбрал вас, а вы его?
        — Я не уверена, что это выбор, скорее ошибка,  — Виктория покраснела,  — и у меня не было намерения оскорбить вас. Я просто в замешательстве…
        Леди Друсбери улыбнулась, и Виктория почувствовала облегчение.
        — Тогда задавайте ваши вопросы, и посмотрим, что мы сможем исправить.
        — Скажите, Синклер когда-нибудь служил в армии?
        — Господи, конечно, нет. Томас даже предлагал купить ему звание капитана, но Син категорически отказался.
        Что-то не сходилось. Виктория потягивала чай, вспоминая, как быстро и по-деловому ее муж направил дуло пистолета на одного из мужчин в конюшне и как он не сделал этого прошлой ночью, когда она застала его врасплох в кабинете.
        — Не знаю, как мне спросить об этом,  — медленно произнесла она,  — но вы имеете представление о том, что удерживало его в Европе последние два года, хотя, похоже, он очень стремился вернуться в Лондон?
        — Если бы он очень стремился вернуться, то непременно вернулся бы.  — Августа вздохнула.  — Просто не знаю, в чем дело. Синклер и Томас, несмотря на разницу в возрасте, были очень близки.
        — Видимо, что-то помешало ему.
        — Не могу придумать, что его держало там,  — во всяком случае, не Бонапарт и не война.
        — Он рассказал мне, что наслаждался пари, вином и женщинами.  — Виктория нахмурилась. Она не ревновала — просто пыталась понять, что он собой представляет, и его личность казалась ей чем-то неопределенным.  — Поскольку он постоянно притворяется выпившим, я не очень-то верю…
        Леди Друсбери выпрямилась.
        — Что вы имеете в виду?
        — Синклер и трое его друзей делают это, чтобы побудить людей высказываться более свободно. Постепенно это вошло у них в привычку, как и почему, я не знаю.
        — Он ведет расследование?
        Виктория кивнула:
        — Син очень серьезно относится к этому, он просто одержим.
        Какое-то время обе женщины молчали, потом Августа снова заговорила:
        — Вы думаете, Синклер был замешан в войне? Он никогда не говорил мне о расследовании…
        — Может быть, я ошибаюсь, но…
        Виктория отставила чашку в сторону.
        — Муж говорил, что переписывался с Томасом. У вас сохранились их письма?
        — Они все у меня.  — Леди Друсбери встала. Сейчас она выглядела более крепкой, чем в начале беседы.  — Пойдемте со мной, дорогая.
        Возвращаясь в Графтон-Хаус, Виктория захватила с собой старые рисунки Томаса и несколько очень интересных писем Синклера брату. Она сама отнесла большой сверток в гостиную, отказавшись даже от помощи Дженни.
        Она была уверена, что обнаружила правду, и теперь ей оставалось решить, как сообщить Синклеру о том, что его бабушка и брат отобедают с ними.
        Предвкушение заставило ее сердце бешено забиться. Теперь она уже не думала, что вышла замуж за мерзавца. Синклер Графтон в действительности оказался героем — даже больше, специальным агентом, и ей с трудом удавалось подавить желание броситься к нему на шею, как только он вернется домой.
        Неожиданно дверь распахнулась.
        — Лисичка, ты слышала?
        Виктория вздрогнула и засунула сверток за стул.
        — Люси? В чем дело?
        — Не обращай внимания!  — С глазами, широко раскрытыми от возбуждения, Люси Хейверс направилась через комнату к Виктории и схватила ее за руку.  — Так ты ничего не слышала?  — Она захихикала, щеки ее горели.
        Это был первый раз, когда Виктория предпочла бы одиночество. Люси не вписывалась в ее грезы о новом Сине.
        — Нет же, нет. А в чем дело?
        — Твой муж нокаутировал лорда Уильяма.
        Лисичка нахмурилась. Это не соответствовало тому образу лорда Олторпа, который только что сложился у нее в голове.
        — Уильяма Лэндри?
        — Да! Подумай только! По словам Лайонела, минут двадцать у него из носа шла кровь!
        — Но с какой стати Синклеру драться с лордом Уильямом? Он знает, что мы друзья.
        Щеки Люси стали пунцовыми.
        — Думаю, Уильям сказал кое-что,  — прошептала она, хотя единственным, кто мог их услышать, был Лорд Бэгглс, спокойно спавший на подоконнике.
        — Что сказал?  — Виктория смотрела на свою подругу, которая вдруг начала заикаться.  — Что-то насчет меня, да?..
        Девушка кивнула.
        — И Синклер ударил его?
        — Несколько раз. Огромный блондин оттащил его от Уильяма, иначе Син убил бы его.
        Несомненно, это тот самый хорошо сложенный человек из конюшни. Возможно, Уильям помешал их секретной — или не такой уж секретной — встрече.
        — Когда это случилось?
        — Прошлым вечером, в клубе «Будлс». Лайонел сказал, что лорд Уильям как следует напился, зато лорд Син был трезв как стеклышко.
        Итак, Синклер вступил в драку, защищая ее честь. А когда он придет, она вновь поссорится с ним, черт побери!
        — Послушай, Син вернется домой с минуты на минуту. Я не хочу, чтобы он знал…
        Люси улыбнулась:
        — Но ты довольна?
        — Конечно, довольна.
        — Это так романтично. Потом расскажешь мне все это.
        — Непременно.
        После ухода Люси Виктория встала и начала шагать по комнате. Если она правильно оценила характер мужа, Син имел обыкновение ставить себя в трудное положение, но в этот раз он рисковал ради нее! В дверь уверенно постучали, и Виктория вздрогнула.
        — Входите.
        Синклер толкнул дверь и заглянул в комнату.
        — Майло сказал, что вы хотели меня видеть?
        — Да. Будьте добры, закройте дверь.
        Она приблизилась к окну. Ее сердце билось так часто и громко, что казалось, он мог это слышать.
        — Что-нибудь случилось?
        — Ничего.  — У нее подкашивались ноги, то притяжение, которое она испытывала к нему с самого начала, было ничем по сравнению с охватившим ее сейчас потоком волшебного света. Тщательно продуманные слова перемешались у нее в голове.
        Янтарные глаза маркиза лукаво блеснули.
        — Вы уверены, что с вами все в порядке? Возможно, вам удалось пополнить свой зверинец слоном или кем-то еще вроде этого?
        Она засмеялась нервно и легкомысленно, что было совсем не похоже на нее.
        — Нет. Я просто хотела извиниться за вчерашнее.
        Он поднял бровь.
        — Я это заслужил.
        — Нет.
        Синклер приблизился к ней на один шаг, словно пантера, и Виктория почувствовала себя газелью, которая очень хочет быть пойманной. Загадка состояла в том, что одновременно она сама чувствовала себя пантерой — ей не терпелось сказать ему, как она раскрыла его секрет.
        — Вы не сможете меня обмануть, даже если очень постараетесь, дорогая.
        Эти слова подействовали на нее мгновенно. При виде его дразнящей улыбки она не могла больше сдерживать себя.
        С глубоким вздохом Виктория приблизилась к мужу, запустила пальцы в его темные вьющиеся волосы, притянула его лицо к своему и поцеловала. Его губы, одновременно твердые и нежные, слились с ее губами, лаская их, и в конце концов она забыла, кто кого поцеловал первым.
        Наконец маркиз поднял голову, чтобы вздохнуть.
        — Мне нравится, как вы извиняетесь,  — пробормотал он; его глаза блестели.
        Виктория поднялась на цыпочки и снова коснулась его рта.
        — Это не только извинение,  — сказала она тихим голосом,  — но также и благодарность.
        Его руки медленно скользнули вниз, и он притянул ее ближе.
        — Добро пожаловать в мой ад.
        Ее сердце задрожало. Он коснулся ее щеки, мягко очертил овал лица.
        Виктория застонала.
        — Люси рассказала мне, что вы были у Будлса вчера вечером.
        Если бы сильные руки Сина не обнимали ее, она бы наверняка упала на пол. Его язык раскрыл ее губы и затем проник внутрь. Она не ожидала, что это так ей понравится. Мужчины желали и искушали ее и раньше, но Синклер не был праздным аристократом, лишенным всяких амбиций, кроме одной — поймать в сети богатую наследницу.
        — Что из сказанного Уильямом заставило вас ударить его?
        Маркиз оторвался от ее лица.
        — Вы действительно хотите знать? Это так важно?
        — Меня не интересует Уильям.  — Она провела рукой по груди Синклера и почувствовала его крепкие мускулы.  — Я хочу знать потому, что это касается вас.
        Легкая улыбка тронула его чувственный рот.
        — Вы хотите знать, что заставило меня действовать?
        Виктория кивнула.
        Он глубоко вздохнул, и Виктория тут же поняла — это было желание. Желание, которое он так долго скрывал.
        — Этот негодяй хотел узнать, каковы вы были в… интимных отношениях.
        — И?..
        — И я рассердился, потому что вы, очевидно, считали его своим другом.
        — Я никогда не ожидала многого от моих друзей-мужчин. Их всех, похоже, одолевает подобное любопытство.
        — Но я тоже любопытен, Виктория.  — Его руки, опускаясь, маленькими кругами ласкали ее бедра и ягодицы. Затем он привлек ее ближе к себе.  — Вы чувствуете мое любопытство?
        Ощущая неожиданную сухость во рту, она кивнула:
        — Я чувствую ваше… любопытство вот уже несколько минут.  — Его возрастающая твердь, прижатая к ней, сначала удивила ее, затем вызвала острое желание.
        — Я ударил его, потому что у меня не было ответа на проклятый вопрос.
        Лучше бы он просто повалил ее на пол и бросился на нее!
        — Честно говоря, милорд, я тоже не знаю ответа.  — Она торопливо вытянула его рубашку из бриджей.  — Мужчины всегда так долго тянут… ну… вы сами знаете.
        Синклер поймал ее руки и прижал их к груди.
        — Вы говорили, что целовались с мужчинами и раньше. С десятками.
        — Увы, это так.  — Она горько улыбнулась.  — Однажды я даже поцеловала лорда Уильяма. Явная ошибка с моей стороны.
        — Но ничего, кроме поцелуев?
        Вопрос прозвучал чересчур резко. Он требовал ответа, и в нем кипела ревность, даже несмотря на то, что он знал этот ответ.
        — Ничего, кроме поцелуев.
        Она освободила руки, чтобы провести ими по его груди под рубашкой, прямо по теплой коже, и его губы пришли в движение: они то ласкали ее губы, то удалялись, пока у нее не появилось желание целовать его снова и снова.
        — Насколько мне помнится, вы не очень-то одобряли меня прошлой ночью.
        — Теперь я знаю, кто вы.
        Он вновь открыл рот, но она прижала к нему ладошку.
        — Вы что, собираетесь весь день стоять здесь и задавать мне вопросы? Я ведь могу передумать…
        Он отвел ее руку от своего лица.
        — Надеюсь, вы не сделаете этого.
        Все еще держа ее за руку, Синклер попятился к двери спальни, и Виктории оставалось только следовать за ним. Он нежно держал ее за руку, под бархатом его хватки чувствовалась сталь, а в глазах — страсть и желание. Она все еще могла сказать «нет», если бы захотела, но не сказала ничего. Это был Синклер, которого она целовала в саду в тот первый вечер, тот, кого она желала всей душой.
        — Ваши ожидания могут не оправдаться,  — неуверенно заявила она.  — Прожить полгода в борделе…
        — Я постараюсь не разочаровать вас.
        Лорд Бэгглс поднялся с подоконника, чтобы следовать за ними, но Син закрыл дверь перед самым его носом, оставив изумленное животное в гостиной. Виктория рассмеялась, когда кот коротко и противно мяукнул.
        — Вы не заслужили его одобрения.
        — Потому что я собираюсь заняться любовью с вами, а не с ним.  — Синклер заключил ее в объятия.
        Она ожидала, что он снова поцелует ее, но вместо этого маркиз долго и пристально смотрел ей в глаза.
        — В чем дело?
        — Я знакомлюсь с вами,  — прошептал он.  — Я желал вас с того момента, как мы очутились в том проклятом саду у Фрэнтонов.  — Он наклонился и снова впился губами в ее рот.
        Страсть, вот что это было. Она тоже желала его с самого начала.
        Виктория застонала. Большинство мужчин считали ее более земной, чем на самом деле, и ей никогда не приходило в голову пытаться переубедить их. Разумеется, она была наслышана о любовных отношениях, некоторые из рассказов казались интересными и даже возбуждающими, но большинство из них — особенно касающиеся пылкой реакции партнеров — звучали очень комично. Виктория даже подозревала, что самые отчаянные приключения — всего лишь выдумка.
        Только сейчас она с изумлением осознала, какое действие он оказывает на нее. Стащить с плеч Синклера фрак и бросить на пол оказалось просто, однако с маленькими пуговицами на жилете она не могла справиться.
        — Черт их подери!
        С низким смехом он накрыл ее руки, крепко взялся за полу жилета и рванул. Пуговицы, отлетев, дождем посыпались на пол.
        — Не обращай внимания. Боже, как ты возбуждаешь меня!
        Однако с пуговками, на которые было застегнуто ее платье сзади, он обращался с большим уважением. То, что Синклер стоял сзади, лаская губами плечи и шею, доводило ее до исступления. Ей хотелось прикоснуться к нему, обнять, но она не поворачивалась.
        — Просто разорви платье, Синклер,  — приказала Виктория голосом, таким хриплым от желания, что он с трудом узнал его.
        — Мне нравится это платье!  — Его шепот окутывал ее плечи, пронизывал плоть.  — Потерпи.
        Виктория наконец повернулась, чтобы горячо поцеловать его в раскрытые губы.
        — Не хочу быть терпеливой, хочу быть с тобой. Сейчас.
        Он расстегнул уже достаточно пуговичек, и фиолетовое платье соскользнуло на пол; при этом Виктория осталась только в нижней рубашке и туфельках. Синклер, встав на колени, обхватил ее правую лодыжку. Легкое движение — и туфелька оказалась на полу.
        Виктория положила руки ему на плечи, чтобы удержать равновесие, зачарованная игрой его мускулов под рубашкой. Синклер проделал то же самое с левой туфелькой, затем, все еще стоя на коленях, медленно пробежал пальцами по ее ногам вверх, собирая в руках рубашку.
        — Ты и раньше делал это.
        Он поднял к ней лицо.
        — Но никогда с тобой.
        Маркиз встал, медленно поднимая вверх ее рубашку, обнажая бедра, талию, грудь… Первым инстинктивным желанием Виктории было укрыться, но его голодный, пожирающий взгляд, возбудил ее больше, чем пьянящие поцелуи. Ловкие руки скользили по ее талии, и теплые уверенные объятия разжигали в ней огонь.
        — О Боже!  — Он охватил ее взглядом с ног до головы.  — Тебя можно назвать словом, находящимся за гранью прекрасного, которое еще не изобретено.
        Виктория засмеялась, желая, чтобы он не спешил теперь, когда должно случиться неизбежное.
        — Ты становишься поэтом.
        — А ты — сама поэзия.
        Она вздрогнула, прерывисто дыша, когда он медленно обвел большим пальцем сначала одну грудь, потом другую. Круги становились все меньше и меньше, и вот палец с пронзительной нежностью коснулся ее соска.
        У Виктории перехватило дыхание, и она выгнула спину, когда чувствительные бутоны затвердели в ответ на его прикосновения. Что-то новое, таинственное, горячее и жаждущее проснулось в ней.
        — Синклер,  — выдохнула она и положила руку ему на грудь.
        Он снял с себя рубашку, галстук, и ее руки снова пробежали по его мускулистой гладкой груди.
        — У меня подкашиваются ноги.  — Она приникла к нему, ища поддержки, и ощущение обнаженной груди увеличило ее жар.
        — Тебе лучше лечь,  — предложил он низким чувственным голосом, похожим на рычание, и, подхватив ее на руки, без малейшего напряжения отнес на кровать.
        Сидя на краю кровати рядом с ней, Син стащил сапоги и швырнул их через плечо.
        — Так, где же я остановился?  — Его взгляд опять заскользил по ее телу.  — Ах да, вот здесь.  — Нагнувшись над ней, он нежно пробежал губами по чувствительной коже ее пышных грудей, следуя по дорожке, которую прокладывал его большой палец.
        Когда он достиг ее соска и взял его в рот, она снова вскрикнула. Виктория вплела пальцы в его волосы, выгибая спину, пока он ласкал сначала одну грудь, потом другую. Никогда она не испытывала такого удовлетворения, наполненного ожиданием.
        Она скользила руками по его спине до талии. На нем все еще оставались бриджи, и это было несправедливо, так как она уже была обнажена, и он также, должно быть, испытывал неудобство.
        Виктория нащупала верхнюю застежку его бриджей, расстегнула ее, и маркиз, прервав восхитительную цепь поцелуев, поднял голову.
        — Я сделала что-то не так?  — спросила она прерывистым голосом, едва способная трезво мыслить, а тем более высказываться вслух.
        Он усмехнулся:
        — Совсем наоборот, продолжай, раз тебе так хочется.
        Ей хотелось, чтобы он называл ее Викторией. Быть известной под прозвищем Лисичка забавно, но Синклер заставил ее имя звучать так интимно, что она не могла представить, чтобы он называл ее как-то иначе, во всяком случае, не здесь и не сейчас.
        — Поцелуй меня снова,  — попросила она, поднимая голову, чтобы встретить его лицо. В то же время ей удалось расстегнуть вторую пуговицу.
        Он коснулся ее рта — звук чистого наслаждения и похотливой страсти,  — что заставило Викторию улыбнуться. Его свободная рука двигалась по ее животу к темным завиткам внизу.
        — С ума сойти,  — простонала она, когда его палец скользнул между ее ног.
        — Что правда, то правда.
        Она рванула третью пуговицу, и та расстегнулась. Оставалась последняя, и у нее уже не было выбора. Он изменил положение бедер, и четвертая пуговица сдалась. Виктория заколебалась, не зная, что делать дальше, но затем второй палец присоединился к первому, и она поняла, чего хочет от него.
        Син прижался к ней, и она спустила узкие бриджи вниз. Теперь его твердь легко двигалась между ее бедрами. Виктория судорожно вздохнула, инстинктивно подняв бедра и раздвинув ноги, ощущая его руку у интимного места.
        — Синклер,  — выдохнула она. Он целовал и ласкал ее левую грудь, прижимаясь языком к соску в том же ритме, в котором двигались его пальцы.
        Она изогнулась, чувствуя огонь во всех местах, которых он касался. С отчаянным звуком, передающим остроту ее желания, она обхватила руками его твердые мускулистые ягодицы и притянула его к себе.
        — Сейчас!
        Дыхание Сина было таким же неровным, когда он лег на нее.
        — Виктория,  — прошептал он и вошел в нее.
        Ей хотелось кричать от нахлынувшего потока ощущений, но его рот, целующий ее губы, поглотил готовые вырваться звуки. Она судорожно схватила его за плечи, пока он легко удерживал свой вес на локтях.
        — Ш-ш, подожди минутку.
        Низкий мелодичный голос дрогнул, и Виктория, поняв, как тяжело ему проявлять терпение в этот момент, ослабила свои объятия, надеясь, что не поцарапала его до крови, а затем улыбнулась:
        — Продолжай.
        Он засмеялся, почти не дыша, и она почувствовала, как его смех прошел через все ее существо. Затем он начал двигаться, касаясь ее бедер, и она снова застонала, закрыв глаза.
        — Взгляни на меня,  — приказал Синклер.
        Ее глаза широко открылись, наблюдая за игрой страсти в его расширившихся зрачках. Каждый раз, когда она поднимала бедра навстречу его движению, у нее захватывало дух. Глубоко внутри ее возникала восхитительная пульсация, и вдруг Виктория почувствовала себя на седьмом небе.
        Синклер уткнулся лицом в ее плечо и затем вздрогнул, оставив свое семя в ее лоне.
        — Ну вот,  — прошептал он, медленно опускаясь на нее,  — теперь мы женаты.
        Глава 8
        Синклер испытывал глубокое удовлетворение от того, что стал первым мужчиной Лисички Фонтейн. Шанса разрушить брак больше не существовало, если только они не придумают какую-нибудь длинную сказку, но это уже не имело значения. Он начал понимать, что ему не хочется отпускать ее.
        — Мне давно следовало бы поколотить Уильяма Лэндри,  — пробормотал он, касаясь губами ее волос.
        Виктория засмеялась.
        — Согласна. Жаль, что мы не занялись этим с тобой, пока не были женаты.
        Он поднял голову.
        — Мне это не очень-то нравится.
        Она выглядела, как растрепанный ангел в лучах солнечного света.
        — Я знаю. Это было бы безнравственно.
        Синклер тоже рассмеялся.
        — Есть еще кто-то, кого я могу отдубасить для тебя?
        К его удивлению, ее глаза слегка затуманились.
        — Только человек, который убил твоего брата.
        Маркиз вздохнул, перебирая пальцами ее длинные вьющиеся волосы. От главной цели его отвлекла мысль о том, что он может вот так лежать с ней каждое утро до конца жизни.
        — Боюсь, сегодня не получится.
        — Я много думала о том, что ты собираешься предпринять.
        — И?..
        — И хочу помочь тебе.
        У него перехватило дыхание.
        — Нет. Ни в косм случае.  — Одно дело немного информации, но активное участие… он даже не хотел думать о том, что может с ней случиться.
        Виктория села, обнаженная и прекрасная в лучах полуденного солнца, льющегося через окно.
        — Я знаю этих людей значительно лучше, чем ты, и легко обнаруживаю некоторые вещи.
        — Какие вещи?  — скептически спросил он.
        — Ну, например, что ты был тайным агентом военного министерства,  — с вызовом произнесла она.
        — Неужели?  — Син недоверчиво рассмеялся.  — Боже, кто подал тебе эту идею?
        Виктория спокойно продолжила:
        — Я также знаю, почему ты не мог вернуться в Англию, когда убили Томаса. Ты притворялся влюбленным в дочь маршала Пьера Ожеро и намеревался узнать от нее, где Бонапарт собирает свои силы.
        Кто-то оказался чертовски болтлив.
        — От кого ты услышала эту чепуху?  — медленно спросил он. В нем поднялся гнев, сменивший утоленную страсть, которой он наслаждался всего минуту назад.
        Она смотрела на него безо всяких эмоций:
        — От тебя, Син.
        — Не думаю.
        Видя настороженность в ее глазах, маркиз замолчал. Дальнейшая настойчивость только подтвердит подозрения.
        Он наклонился к ней, пытаясь применить другую тактику.
        — Неужели ты не понимаешь, что это могло бы быть ключом к…
        — Я покажу тебе.  — Она соскочила с кровати. Синклер бросился за ней и схватил ее за запястье.
        — Виктория, это не….
        — Я говорю тебе правду,  — ответила она спокойным голосом — Доказательство — в гостиной. Пойдем со мной, если хочешь.
        Теперь уже он не мог выпустить ее из поля зрения. Пока она надевала рубашку, он схватил бриджи и быстро натянул их. Как только Виктория открыла дверь, в комнату вошел кот, но Син, следуя за женой в гостиную, проигнорировал его. Случилась беда. Кто-то проговорился — и пока не выяснится, кто это сделал, он не будет знать, как защитить ее.
        Виктория направилась к ближайшему от камина креслу, затем внезапно остановилась, и ее плечи приподнялись в глубоком вздохе.
        — В чем дело?
        — Ты собираешься рассердиться на меня, а я надеялась, что ты снова подаришь мне… — она жестом показала на свою спальню,  — это.
        Неудивительно, что ее прозвали Лисичкой.
        — Я не способен отказать тебе в этом,  — сухо ответил он, сам удивляясь своему раздражению.
        — А у тебя это получается, когда ты сердит?  — с любопытством спросила она, подняв к нему лицо.
        — Да, хотя я не рекомендовал бы это. Не пытайся сменить тему.
        Она нагнулась и вытащила из-за кресла объемистый сверток.
        — Давай сюда.
        — Нет, я справлюсь одна.  — Виктория водрузила сверток на кушетку.  — Я сама принесла его сюда.
        — Почему?
        Она покраснела.
        — Потому что я не хотела, чтобы это видел кто-либо еще. Теперь присядь и, пожалуйста, сохраняй спокойствие.
        Это звучало все более угрожающе. Маркиз сел на стул напротив нее и приготовился.
        — Все в порядке, я сижу. Но что, скажи на милость, заставило тебя подумать, будто я — тайный агент?
        Бросив на него слегка раздраженный взгляд, Виктория приподняла угол шали и стала рыться в бумагах.
        — Вот что.  — Она открыла одну из бумаг и бегло просмотрела.  — Пожалуйста. «Хотя я ценю, Томас, что ты потчуешь меня своими злоключениями во время пикника с мисс Хэмпстед, в своем следующем письме, пожалуйста, воздержись от упоминания прекрасных вин. Несмотря на их приятную окраску, я, по-моему, уже переполнен ими — в конце концов, здесь Париж».
        Синклер побледнел, но не сводил с нее глаз. Он дважды попытался открыть рот, прежде чем заставил себя заговорить:
        — Два вопроса. Первый: что здесь такого, чтобы считать меня тайным агентом? Второе, где, черт побери, ты нашла эти письма?
        — Возможно, тебе неизвестно кое-что,  — начала она деловым тоном, несмотря на прячущуюся в ее глазах осторожность.  — До того как я появилась в свете, моей наставницей была Александра Галлант, которая…
        — Это относится к делу?  — резко спросил он, готовясь выхватить у нее письмо, сверток и потребовать объяснений.
        — Да, относится. Ты знаешь Александру как графиню Килкерн.
        Опять Килкерн, черт побери.
        — Ну и что?
        — Лекс очень внимательно следила за войной на полуострове и настаивала, чтобы я делала то же. Каждый день я читала лондонскую «Таймс» и очень хорошо помню, что весной 1814 года граф де Шенерр, арестованный сторонниками Наполеона, исчез из парижской тюрьмы, а две недели спустя оказался в Хэмпстеде вместе с несколькими документами, относящимися к союзу Франции с Пруссией. Поместье Шенерр славилось во Франции своими виноградниками.
        Чтобы дать себе время собраться с мыслями, Синклер встал и подошел к окну.
        — Ну да, я упомянул вино и мисс Хэмпстед в том же…
        — И Париж,  — перебила она.
        — …и Париж в том же письме. Я должен был иметь какие-то дела с графом Шенерром и его злоключениями.
        Несколько секунд она спокойно сидела на кушетке, и за это время он заставил себя дышать ровно. Виктория не могла знать, как больно ему слушать эти слова, адресованные брату. Кто мог предположить, что год спустя Томас будет убит!
        — Ты датировал свое письмо девятым мая 1814 года, через неделю после появления Шенерра; и твой брат никогда не устраивал пикника с женщиной по имени мисс Хэмпстед.
        — Это смешно…
        — У меня есть еще пять твоих писем, в которых, если их внимательно прочитать, речь идет о событиях во Франции и в других местах Европы, где Англии необъяснимо сопутствовала удача. Синклер, я понимаю необходимость соблюдать секретность и осмотрительность, но, пожалуйста, не принимай меня за идиотку. Пожалуйста.
        Его взгляд был устремлен в окно, но шторы могли быть с тем же успехом задернуты, так как он не обращал ни малейшего внимания на вид улицы.
        — Где ты нашла эти письма?
        — У твоей бабушки.
        Он резко повернулся.
        — Что?
        — У нее также сохранились рисунки твоего брата.  — Отодвинув шаль, Виктория поставила себе на колени большой плоский деревянный ящик.  — Вот, посмотри.
        Сжав кулаки, он остался около окна.
        — Не думай, что ты можешь отвлечь меня, Лисичка. Ты ходила…
        — …за твоей спиной? Совала нос в твои дела? Ты не оставил мне выбора. И не говори, что доверял мне. Сейчас, во всяком случае, не доверяешь…
        — Я не доверяю никому. Опасность грозит как мне, так и всем, кто в этом замешан.
        — Потому что твой брат знал?
        — Мой брат мертв.  — Синклер пристально смотрел на ящик у нее на коленях.  — Полагаю, ты все выболтала моей бабушке, хотя не имела права делать это.  — Мысль о том, что он может невольно отдать еще кого-то в руки неизвестного убийцы, преследовала его последние два года. Ему бы следовало все это предвидеть и бежать на другой конец света от леди Виктории Фонтейн в тот же момент, как он осознал, что пленен ею.
        — Я не надеялась найти что-либо, касающееся тебя, пока мне не попалось это. Но ты не должен опасаться, я сохраню твой секрет.
        — Я уже слышал это раньше.
        — Но не от меня. Я никому не скажу, Синклер, и твоя бабушка не сделает этого.
        Как ни странно, в глубине души маркиз доверял ей с того самого момента, как заметил ее, без всякого логического объяснения, несмотря на компанию, в которой она вращалась.
        — Очевидно, ты не собираешься рассказывать об этом, но помни, Лисичка: это не просто секрет, а очень опасный секрет.
        — Мне не пять лет, и я все понимаю, но никто не запретит мне помочь тебе.
        Синклер коснулся ее щеки.
        — Ты слишком хороша, чтобы рисковать в этой игре. Я уже многих пережил и не хочу добавить твою смерть к печальному списку.
        Ее фиалковые глаза сузились.
        — А для чего я не слишком хороша? Для вечеринок? Танцев? Чтобы делить с тобой постель? У меня остается масса свободного времени.
        — Виктория…
        Она встала и бросила ящик на кушетку.
        — Не пытайся дурачить меня. Я разгадала тебя, Синклер. Почему ты думаешь, что сможешь удержать меня от поисков убийцы?
        Ситуация начинала выходить из-под контроля. До сих пор никто и никогда не оспаривал его решений.
        — Привязав к ножке кровати, я уберегу тебя почти от всего. Я не могу рисковать тобой.
        — Это так знакомо!  — раздраженно заявила она.  — Ты огромный, сильный и считаешь, что можешь указывать мне. Но я ни за что…
        Кто-то постучал в дверь гостиной.
        — Леди Олторп?
        — Пропади вес пропадом,  — раздраженно сказала она.  — Майло, я не могу открыть дверь в таком виде.
        Синклер поднялся с кушетки.
        — Я могу.
        — Но ты… мы…
        Он от души наслаждался ее взволнованным видом.
        — Теперь мы женаты. Так что все в порядке.
        Когда маркиз подошел к двери и распахнул ее, то с удовлетворением отметил растерянное выражение на лице дворецкого.
        — В чем дело?
        — М-м… я… дело в том, что гости леди Олторп прибыли к обеду.
        — Что еще за гости?
        — О нет!  — воскликнула Виктория и помчалась в свою спальню.
        Синклер посмотрел ей вслед, затем взглянул на дворецкого.
        — Я сообщу об этом маркизе,  — сказал он, закрыв дверь. Он вошел в ее гардеробную.
        — Кого ты пригласила на обед?
        — Я собиралась посидеть с тобой и объяснить все спокойно и разумно,  — оправдывалась Виктория, хватаясь то за платье, то за чулки,  — а потом узнала, что ты поколотил лорда Уильяма, и это было так романтично… А сейчас я опять все испортила.
        Она выглядела как миниатюрный вихрь. Очевидно, гости не были приятной новостью, но раз уж все равно они здесь…
        — Скажи мне, дорогая, кто там внизу?
        Она зажмурилась, затем открыла один глаз.
        — Твоя бабушка и твой брат.
        — Я, должно быть, глохну,  — медленно произнес Синклер.  — Ты в самом деле пригласила мою семью на обед, не сообщив мне об этом и не получив согласия?
        — Да, и я рада этому. Ты не увидел лицо своей бабушки, когда она поняла…
        — Что я не безнадежный повеса, каковым она меня считала? Я бы предпочел, чтобы она разочаровалась во мне, только бы оставалась в живых.  — Маркиз подобрал одну из ее туфелек и запустил в спальню. Туфля со стуком ударилась о стену.  — Проклятие!
        Она подняла с пола серое вечернее платье и покинула гардеробную, бросив на ходу:
        — Тогда не спускайся вниз, вот и все.
        Они уже доедали жаркое с картофелем, когда дверь в столовую распахнулась. Виктория подняла голову. Синклер, наконец-то! Он все еще был взволнован, но все-таки пришел, чтобы составить ей компанию. Она усмотрела в этом хороший знак; иначе у нее не было бы возможности помочь ему или заставить понять ее.
        Она была намерена спасти Синклера Графтона от него самого и от стены, которую он воздвиг, чтобы защитить свою семью от неизвестного убийцы брата.
        — Добрый вечер.  — Маркиз подошел к бабушке и нагнулся, чтобы поцеловать ее в щеку.
        Августа протянула руку и погладила его лицо.
        — Тебя тоже поцеловать, Кит?  — осведомился он. Его брат усмехнулся:
        — Достаточно будет и рукопожатия.
        Маркиз так и сделал, затем сел напротив Виктории. Она надеялась, что он поцелует ее, но, с другой стороны, предпочла бы, чтобы муж был сердит на нее, а не на свою семью.
        — Вижу, ты сохранил большую часть слуг,  — прокомментировала Августа, кивая в сторону Майло.
        — Это имело смысл. Они знают дом лучше меня.
        — Завтра состоятся лодочные гонки на Темзе,  — произнес Кит, не переставая жевать запеченный окорок.  — Я поставил двадцать фунтов на Дэша, потому что он пополнил свою команду тем греческим грубияном Стефано. Вы собираетесь туда?
        — Это не входило в мои планы.  — Взгляд Синклера, который он послал жене, ясно говорил, что один обед не в состоянии примирить его с семьей.
        — Впрочем, я подумаю. У меня по крайней мере будет возможность услышать последние оксфордские сплетни.
        Кит широко улыбнулся:
        — Отлично. Только не ставь на Дэша, иначе спугнешь всех моих потенциальных жертв и разрушишь мои планы.  — Кристофер повернулся в сторону Виктории: — Бабушка отказывается присутствовать, но вы согласитесь нас сопровождать, Лисичка? Это будет страшно забавно.
        Синклер продолжал трапезу, не давая ей возможности решить, хочет ли он, чтобы она присоединилась к ним, или нет. Однако само его молчание содержало намек, который был ей нужен.
        — Спасибо, Кристофер, но я завтракаю с друзьями.
        Лицо Синклера осветилось.
        — Случайно, эти друзья не женского пола?
        Она засмеялась.
        — Ты хочешь встретить кого-нибудь? Я уверена, что смогу организовать это.
        — Прекрасная идея, дорогая,  — сказала Августа.
        — Правда?  — недоверчиво спросил Кит.
        — Да. Ваше вступление в нашу семью, Виктория, и возвращение Синклера в Лондон — эти два события заслуживают того, чтобы их отметить. Я хочу устроить бал в Друсбери-Хаусе.
        — Бабушка, ты прелесть!  — воскликнул Кристофер.
        — Достичь подобного статуса было целью всей моей жизни,  — насмешливо произнесла Августа, но ее глаза засветились.
        Судя по лицу Синклера, он отнюдь не радовался этой идее. Планы Августы по объединению семьи оказались под угрозой. Тогда Виктория захлопала в ладоши и изобразила восторженную улыбку.
        — Какая великолепная мысль, Августа! Могу я по крайней мере помочь вам со списком гостей?
        — Конечно. Если мы хотим осчастливить Кристофера, то обязательно должны пригласить ваших друзей.
        — И когда же состоится это выдающееся событие?
        — Как насчет пятнадцатого? У нас будет четыре дня, чтобы разослать приглашения, и десять на подготовку.
        Виктория встала и, обойдя стол, приблизилась к мужу.
        — Тебя это устроит, Синклер?  — тихо спросила она, взяв его руку и поднеся ее к своим губам.
        Она поймала удивленные взгляды, которыми обменялись Августа и Кит, но не отреагировала на это, так как Син улыбнулся ей. Выражение его глаз не изменилось.
        — Думаю, это блестящая идея,  — сказал он с теплотой в голосе,  — а заодно тебе будет чем заняться.
        Ее приятное удивление тут же сменилось раздражением. Проклятие — она должна была догадаться. Пока она планировала славное воссоединение семьи, он строил козни, чтобы удержать ее от расследования убийства.
        Виктория снова улыбнулась:
        — Благодарю.  — Она обернулась к Кристоферу.  — Я приглашу всех моих незамужних подруг, и они постараются покорить вас.
        Кит рассмеялся.
        — Я наверняка упаду в обморок от счастья.
        Син мрачно посмотрел на него.
        — Да. И я тоже.
        Несмотря на явное неудовольствие, маркиз был приветлив и очарователен со своей семьей, так что вечер явно не пропал даром. Син проводил Кита и Августу к их экипажу и затем вернулся в дом, где его ждала Виктория.
        Майло стал не торопясь закрывать парадную дверь, и Синклер нетерпеливо взглянул на него.
        — Спасибо, Майло, на сегодня ты свободен.
        — Спокойной ночи, милорд.  — Слуга поклонился.
        — Спокойной ночи, Майло,  — улыбнулась Виктория.
        Майло колебался, но так как никто из хозяев не собирался покинуть холл, снова поклонился и спиной двинулся к помещению для слуг. Когда он исчез за углом, Синклер повернулся к ней.
        — Пойдем со мной.
        — Сначала скажи, ты сердишься или нет?
        — Еще как сержусь. Ты причинила больше неприятностей, чем думаешь. Сейчас же пойдем со мной, иначе я понесу тебя наверх на руках.
        Угроза была не очень устрашающей — ей нравилось, когда он поднимал ее и носил на руках,  — однако занятие любовью только отвлечет их обоих, а ей необходимо узнать, чего он хочет.
        — Я иду.
        К ее удивлению, Син направился мимо библиотеки к двери своей спальни. Когда, распахнув дверь, он отступил в сторону, чтобы дать ей пройти, она заколебалась.
        — Нервничаешь?
        Виктория вздрогнула.
        — Ничего подобного,  — бодро ответила она и прошла мимо него в комнату.
        Закрыв за ними дверь, маркиз схватил ее руку и, прежде чем она запротестовала, нагнулся, чтобы поцеловать. Виктория ощутила этот поцелуй всем телом: он был иным, чем прежде, еще более собственническим, уверенным и опьяняющим.
        — Синклер,  — выдохнула она, скользя руками по его плечам и приподнимаясь на цыпочки.
        — Мне что, уйти?  — раздался за ее спиной грубоватый голос.
        Виктория вскрикнула и резко вскинула голову.
        — Черт!  — Синклер поморщился.  — Виктория, это Роман.
        Невысокий плотный человек поднялся из заваленного подушками кресла и нехотя поклонился. Он выглядел, как портовый рабочий или матрос, который повидал немало за свою жизнь. Ужасный шрам пересекал его лицо, а два пальца на левой руке, казалось, были согнуты навечно.
        — Привет,  — нерешительно произнесла Виктория.  — Я думала, что вы кучер.
        — Среди других моих занятий есть и это,  — ответил он, почесывая голову.
        — Роман — мой слуга… — Маркиз холодно взглянул на нее.  — И он тоже тайный агент, точнее, был таковым.
        Виктория сделала шаг вперед, чтобы пожать ему руку.
        — Я, наверное, сошел с ума, миледи,  — проворчал Роман, глядя на Синклера,  — или ослышался?
        Маркиз махнул рукой:
        — Она догадалась, вернее, вычислила. Сядь, я хочу, чтобы вы познакомились.
        — Ты хочешь этого?  — спросили они в один голос.
        — Да.
        Виктория взглянула на слугу, который, в свою очередь, смотрел на нее. Синклер отошел к дальней стороне камина. Сердит он был на нее или нет, не важно; главное, ее муж согласился дать ей то, чего она хотела,  — доступ к скрытой части его жизни.
        — Бренди?  — неожиданно весело спросил маркиз и протянул полный бокал Роману.  — А это для тебя, Виктория.
        Он налил бокал для себя и присел на подлокотник кресла, достаточно близко, чтобы коснуться ее.
        — Итак, леди Олторп хотела бы помочь нам с расследованием. Я буду признателен тебе, Роман, если ты объяснишь ей, почему это очень плохая затея.
        — Так вот в чем дело!  — Виктория отодвинула свой бокал и встала; ее настороженный оптимизм сменился гневом и разочарованием.  — Я не ребенок, Синклер, и не дура. Не думай, что ты сможешь испугать меня…
        — Сядь,  — приказал он, заставляя ее снова занять свое место.
        Виктория терпеть не могла, когда ей указывали, что делать.
        — Мне безразлично, какие кровавые и ужасные истории вы оба придумаете,  — заявила она,  — и ты не можешь мне приказывать.
        — Вообще-то могу.
        — Подобные истории не для ушей леди,  — проворчал Роман.
        — Именно это я и имею в виду. Леди не следует слушать и тем более участвовать в таких делах.
        — Если вы жили в борделе, Синклер, то, должно быть, пользовались услугами женщин — до определенной степени, во всяком случае…
        — То были проститутки,  — быстро ответил он, видимо, предвидя этот вопрос.  — Ты к ним не относишься.
        — Очевидно, у них было больше прав помогать тебе, чем у меня.
        Маркиз негромко выругался.
        — Дело не в этом, Лисичка. Ты не имеешь представления о том, что значит искать волков в собственном стаде овец. Я не хочу, чтобы ты пострадала.
        Очевидно, он не собирался сдаваться и считал ее неспособной помочь. Что ж, она могла управлять людьми не хуже, чем он, поскольку занималась этим почти три года, с тех пор как ей исполнилось восемнадцать.
        — Думаю, с твоей стороны это ошибка,  — высокомерно заявила Виктория, не в состоянии скрыть обиду,  — но если ты не хочешь принять меня в свою жизнь, пусть будет по-твоему — Она снова поднялась, и на этот раз он не попытался удержать ее.  — Извините, джентльмены, у меня встреча с Августой — я обещала помочь ей. До свидания.
        — До свидания, мяледи.
        Синклер наблюдал, как она прошла через его гардеробную в свою спальню. Затем раздался звук защелкивающегося замка. Если бы ночь, проведенная в одиночестве, стала единственной ценой за то, чтобы уберечь ее от бед, он заплатил бы не раздумывая.
        — Я думал, ты ждешь от нее помощи.  — Роман залпом выпил свое бренди.
        — Ждал и сейчас жду, но не хочу, чтобы она знала об этом.
        — Похоже, ты опоздал.
        Син опустился в кресло, которое она освободила.
        — Убирайся из моей спальни и оставь меня в покое. Мне нужно подумать.
        — Что ж, это твое право,  — камердинер встал и пошел к двери,  — но мне кажется, Син, ты приковал себя к женщине, которую не можешь контролировать. Это не годится для тайного агента и уж тем более для мужа.
        — Спокойной ночи!
        Роман, конечно, был прав, но это не делало ситуацию более приятной. Маркиз гордился тем, что всегда знал, насколько он мог доверять союзнику или врагу и как они отреагируют на создавшееся положение. Виктория играла по совершенно иным правилам и могла испортить всю музыку.
        А может быть, проблема состояла в том, что она не играла? До того как он найдет убийцу Томаса, ему нужно разгадать ее, понять, чего она хочет, и решить, готов ли он дать ей это.
        Ему все больше нравилась его жена. Он желал Викторию Фонтейн-Графтон даже теперь, будучи осведомленным о ее репутации фривольной кокетки. Сначала у него было намерение использовать ее только для того, чтобы получить доступ в высшее общество, а вовсе не восхищаться ее ясным умом, искренней теплотой и сочувствием, которое, очевидно, распространялось и на него
        Маркиз допил бренди, налил себе еще и вдруг подумал: чего ради лежать без сна всю ночь лишь потому, что жена отказалась прийти к нему в спальню?
        Порывшись в своем шкафу для одежды, он нашел элегантный и достаточно темный вечерний фрак, надел его и вышел на охоту.
        Его главной целью был клуб для знати. После холодного взгляда на швейцара его пропустили в небольшой зал, освещенный свечами в подсвечниках. Спасибо Томасу — без его безупречной репутации нынешний лорд Олторп нашел бы половину джентльменских клубов закрытыми для себя.
        — Не возражаете, если я присоединюсь к вам?  — Он сел на свободное место за карточным столом.
        — Это не тот ли чертов ублюдок Олторп, похититель женщин? Конечно, присоединяйтесь.
        Джон Мэдсен, лорд Марли, схватил со стола бутылку портвейна и, прежде чем Синклер смог дотянуться до нее, нарочито быстро опустошил ее, налив себе и наполнив стаканы четверых своих приятелей. Не теряя присутствия духа, Син заказал другую бутылку, которая, по всей видимости, была четвертой на столе.
        — Во что играем?  — поинтересовался он, чувствуя, как бренди горит в его жилах, и понимая, что многие были бы потрясены, увидев его вышедшим на дело в нынешнем настроении и состоянии.
        — Мы начнем новый круг,  — заявил Марли.  — Не хотим, чтобы вы пропустили что-нибудь.
        — Очень любезно с вашей стороны.
        Лайонел Пэрриш, сидевший рядом с Марли, неуверенно оглядел их обоих.
        — Так вы играете в фаро, Олторп? Я думал, что излюбленная игра в Европе — очко.
        Син не отрывал глаз от Марли.
        — Я известен тем, что держу пари почти на все, и выигрываю больше, чем теряю.
        Марли дал знак крупье.
        — Большинство выигрышей можно легко потерять снова,  — сказал он, бросив два фунта рядом с семеркой.
        Син сложил двадцатифунтовую купюру в форме женской шляпки и поместил ее рядом.
        — Начинать игру с такой ставки? Для меня это слишком дорого!  — запротестовал Пэрриш.
        Четвертый игрок, виконт Уайлинг, взглянул на стол и на ставки.
        — Милая шляпка,  — сказал он.
        — Благодарю. Я могу сделать полногрудую даму из стофунтовой бумажки.
        — А я могу сделать одну за два шиллинга в Чаринг-Кросс,  — усмехнувшись, ответил Уайлинг.
        Пятый за столом пьяно рассмеялся.
        — Два шиллинга? Отлично, Уайлинг! Это было остроумно, но отвлекло Марли.
        — Если я выиграю, то сохраню сто фунтов,  — возразил Синклер.  — И это оказывается самой экономной частью брака, джентльмены.
        Марли мрачно посмотрел на него.
        — Что же экономного в браке?  — пробубнил он. Синклер только улыбнулся ему. Пэрриш кашлянул.
        — Я полагаю, там, где замешаны сексуальные отношения, нет такой вещи, как «спасибо».
        — Отлично сказано. Из своего опыта…
        — Заткнитесь, Олторп!  — взревел Марли.  — Мы знаем, что вы завладели Лисичкой. Вам не нужно останавливаться на деталях.
        Син нахмурился:
        — Я говорю вообще, мой мальчик. Не помню, чтобы я упомянул мою жену.  — Он осознал, что действительно был слишком пьян и слишком разочарован поведением Виктории, чтобы вести подобные разговоры. Даже если это вызовет Марли на откровенность, он будет смотреть в лицо Лисички, испытывая последствия своей нескромности.
        — Нет, вы не упоминали,  — произнес Пэрриш значительно.  — Теперь моя ставка, не так ли? Я поставлю пять фунтов, а если проиграю, заберу ваш золотой кораблик с собой.
        Испытывая смутную благодарность к приятелю Марли за помощь при отступлении, Синклер решил направить их мысли в другую сторону.
        — Хотелось бы, чтобы у моего брата было мужество заключать пари. Я мог бы начать получать удовольствие от моего наследства еще до его смерти.
        — Возможно, ваш брат достаточно хорошо разбирался в том, с кем держать пари,  — протянул Марли, и сердитый красный цвет его лица постепенно сошел на нет.  — Мы провели вместе немало приятных вечеров.
        Син сидел стиснув зубы и почти не заметил, как они с Пэрришем выиграли.
        — Извините, я не расслышал. Вы упомянули «Томас» и «приятный» одновременно?
        Уайлинг снова засмеялся, и Синклер решил, что в конце концов виконт не такой уж плохой малый. Пятый игрок, господин Хеннинг, также рассмеялся со сдержанной сердечностью.
        — Я не знал Олторпа близко, но он казался славным парнем.
        — И был таковым.  — Марли хмыкнул.  — Он имел хорошую голову на плечах, хотя время от времени поворачивал ее не в том направлении.
        Так.
        — Извините,  — перебил маркиз,  — вы можете недооценивать характер моего покойного брата, но не касайтесь его сексуальных предпочтений. Это удар ниже пояса.
        — Я говорю совсем о другом, вы, кретин. Он непрестанно советовал мне отделаться от моих акций во французских компаниях. Признаю, это было благородно, но я потерял бы тогда целое состояние, если бы прислушался к нему.
        — Так или иначе, вы все-таки потеряли его, не так ли?  — прокомментировал Уайлинг.  — Частично оно досталось мне в этой самой комнате, насколько я помню.
        — Ну-ну,  — произнес Пэрриш, кладя руку на плечо Марли и не давая ему подняться на ноги.  — Никогда не пейте хороший портвейн, чтобы оплакать дурные долги. Я здесь, чтобы играть в фаро.
        Синклер кивнул, решив, что самые острые вопросы о Виктории задаст ее бывшему кавалеру завтра утром.
        — И я тоже.
        Глава 9
        — Ты уверена, что всем нам следует здесь находиться?  — спросила Люси.  — После того как я услышала о лорде Уильяме, мне определенно не хочется рассердить лорда Олторпа.
        — Чепуха,  — мягко ответила Виктория.  — Он продолжает настаивать, что это мой дом в той же мере, что и его. Моя половина хочет принять моих друзей.
        — Ты обещала рассказать мне кое-что,  — прошептала Люси.
        Ничто в мире не могло предотвратить появление яркого румянца на щеках Виктории. Она взяла подругу за руку и повела ее в огромный бальный зал Графтон-Хауса.
        — О, ничего особенного,  — сказала она как бы между прочим — Ты же знаешь, каковы мужчины.
        — Нет, я…
        — Жалко, что бал состоится не здесь!  — воскликнула Винишиа Хилсон, появляясь, как всегда, не вовремя.  — В этом зале можно разместить половину Лондона.
        — Разместить можно,  — согласился Лайонел Пэрриш, взяв Люси за руку и начав вальсировать с ней,  — но тогда не останется места для танцев.
        — И будет ужасно душно,  — подхватила Винишиа.
        — У нее явно нет чувства юмора,  — прошептал Джеффри Тремонт на ухо Виктории. После полудня он все время крутился возле нее, как пчела кружит вокруг цветка. Рассмеявшись, Виктория ухитрилась соединить его с отличающейся округлыми формами Норой Джеспер.
        — Маргарет, поиграй для нас,  — попросила она,  — тогда мы все сможем потанцевать.
        — Да, Маргарет, пожалуйста!  — воскликнула Люси, пока Пэрриш продолжал кружить ее по огромной комнате.
        Этих слов было достаточно, чтобы мисс Портер заспешила к фортепиано, стоящему в углу под огромным венецианским окном. Через минуту раздались звуки вальса.
        Собрать своих друзей в Графтон-Хаусе — блестящая идея, уговаривала себя Виктория. День был слишком ветреным для катания или прогулок в Гайд-парке, и если бы она все еще жила в Фонтейн-Хаусе, ее родители не перенесли бы присутствия в их доме этой необузданной толпы молодых людей. Кроме того, она хотела попытаться узнать, за кем ухаживал предыдущий лорд Ол-торп. Богатый, уважаемый, одинокий мужчина вряд ли остался без женского внимания.
        — Могу я пригласить вас на танец?  — проговорил лорд Джеффри, умудрившись избавиться от Норы.
        Виктория подавила раздражение и улыбнулась:
        — Конечно, почему нет?
        Этот денди раньше без конца преследовал ее, уводя от Марли, и каждый раз радовался, словно она была призовой свиньей на сельском празднике. Если бы он не наткнулся на их кружок за ленчем, она никогда бы не пригласила его в Графтон-Хаус.
        Пока Джеффри болтал о том, как ему повезло, Виктория наблюдала за танцующими Люси и Лайонелом.
        Пэрриш начал прошлый сезон как один из ее воздыхателей, но после нескольких тонких намеков в нужном направлении стал преданным защитником и другом Люси Хейверс. Виктория улыбнулась. Она никогда не выступала в роли свахи, но на этот раз отступила от своих правил.
        Где-то в середине второго вальса проворные пальцы Маргарет сбились на простом аккорде. Это было настолько неожиданно, что Виктория посмотрела в сторону подруги — и чуть не споткнулась о ногу лорда Джеффри. Облокотившись о фортепиано, Син болтал с мисс Портер, словно знал ее уже много лет.
        Викторию охватило странное предчувствие. Что бы она ни думала о снобизме мужа, из-за которого он не разрешал помочь в его расследовании, Синклер постоянно удивлял ее.
        Он не пытался вмешаться в происходящее, а оставался на месте, опираясь на фортепиано, пока вальс не закончился. Его присутствие, естественно, вызвало легкое замешательство, и Виктория была рада, что Марли отказался присоединиться к ним. Не пригласила она и лорда Уильяма.
        — Похоже, ваш муж не возражает, что мы танцуем,  — прошептал лорд Джеффри, продолжая кружиться в вальсе.
        — А почему он должен возражать?  — Виктория пожала плечами.  — Вы мой друг.
        — На самом деле я имел в виду нас, моя дорогая. Вас и меня.
        — Ясно. Но это танец, дорогой мой, а не вакханалия.
        — Да. Просто я слышал, что он расквасил нос Уильяму Лэндри, а прошлой ночью едва не сцепился с Марли. Не ожидал, что он такой ревнивый, особенно принимая во внимание, как вы… встретились, но, впрочем, я полагаю, ничего нельзя сказать заранее, и у меня нет желания расстаться с зубами, несмотря на удовольствие танцевать с такой прелестной особой.
        Виктория снова взглянула на мужа. Сначала был лорд Уильям, а теперь Марли. Насколько ей было известно, прошлый вечер Пэрриш и его друг провели вне дома, но Лайонел не упомянул, что столкнулся с Синклером. Она решила, что Син отправился спать сразу после их короткого разговора. Очевидно, ему было недостаточно сражения с ней как с противником.
        Когда вальс закончился, Виктория освободилась от рук лорда Джеффри и направилась к фортепиано.
        — Добрый день,  — сказала она, ожидая от мужа того же эгоистичного высокомерия, с которым он обращался с ней накануне вечером.
        Вместо этого маркиз наклонился и нежно провел губами по ее щеке.
        — Добрый день.
        Как всегда, когда он касался ее или целовал, ей хотелось упасть в его объятия и начать стаскивать с него одежду, причем она была уверена, что это доставит им обоим огромное наслаждение.
        — Олторп,  — произнес, приблизившись, Пэрриш, держа под руку Люси. Его манеры казались холодноватыми, особенно для него и особенно сейчас.
        Синклер ответил на приветствие Лайонела коротким рукопожатием.
        — Господин Пэрриш.
        Виктории было любопытно узнать, что же произошло прошлой ночью и почему никто не побеспокоился сообщить ей об этом.
        — Синклер, вы знакомы со всеми?
        — Нет. Не думаю.
        Виктория представила его, а Син рассчитанно очаровывал всех гостей, за исключением Лайонела Пэрриша, который держался на расстоянии.
        Когда Виктория уже не могла справиться со своим любопытством, она наконец сама обратилась к Пэрришу:
        — Итак, что случилось прошлой ночью?
        — Да ничего, Лисичка.
        — Почему вы не упомянули, что Синклер и Марли подрались?
        Он вздохнул:
        — Они не подрались, просто обменялись крепкими словами.
        — По какому поводу?
        — Спросите своего мужа. Марли — мой друг, хотя и не близкий, и мне не хочется, чтобы кто-нибудь из них поколотил меня.
        — Отлично. Тогда я спрошу Синклера.
        — Я беспокоился за вас,  — тихо произнес Лайонел.  — Вы уверены, что у вас все хорошо с ним?
        — Не будем об этом…
        — На сегодняшний день еще планируются танцы?  — спросил маркиз, подходя к ним.
        Пэрриш немедленно отступил.
        — Думаю, нам пора уходить. Сегодня вечером в опере премьера «Волшебной флейты», похоже, там соберется весь Лондон.
        — Ты тоже придешь?  — Люси взяла подругу за руку, очевидно, не замечая напряженности, возникшей между двумя мужчинами.
        — Я не знаю,  — неуверенно произнесла Виктория, заставляя себя не смотреть на Синклера словно собачка, выпрашивающая косточку.  — Мы еще не обсуждали это.
        — Ты бы хотела увидеть представление?  — спросил Син таким интимным тоном, словно в зале не было нескольких десятков людей, которые могли его услышать.
        — Да,  — призналась она, покраснев.
        — Тогда мы идем.  — Он улыбнулся Люси.
        — Вам повезет, если вы достанете билеты,  — проворчал лорд Джеффри.  — Я не смог, хотя даже предлагал пятьдесят фунтов Гаррису, чтобы он отдал мне свою ложу.
        — У моей бабушки есть собственная ложа.
        Виктория пыталась не смотреть на него так, словно он только что разгадал тайну сфинкса. Еще один сюрприз, и еще одна оказанная ей любезность. Трудно сохранять равновесие, когда земля уходит у тебя из-под ног.
        Она проводила своих друзей до двери. Син, то ли нарочно, то ли случайно, держался между ней и Пэрришем. Когда все ушли, он взглянул на нее.
        — О чем вы беседовали с ним?
        — О том, что произошло между тобой и Марли прошлой ночью,  — ответила она, многозначительно глядя на Майло, который все еще находился в холле.
        Синклер жестом направил ее в сторону своего кабинета.
        — И что он тебе сказал?
        — Посоветовал спросить у тебя.  — Как только она вошла вслед за ним в комнату, он закрыл дверь.  — Полагаю, разговор снова шел о моих добродетелях или отсутствии оных. Интересно, в каком свете я предстала на этот раз?
        — Боже,  — пробормотал он.  — Тебе чего-то не хватает?
        — Так же, как и тебе. Итак, что случилось?
        — Ничего такого, из-за чего стоит беспокоиться.
        — Ясно.  — Виктория сложила руки на груди.  — Как прошли лодочные гонки?
        — Две лодки затонули, но никто не пострадал.  — Синклер прошагал до стола и обратно, обходя кресло, в котором был застрелен его брат.  — Лисичка…
        — Я сказала, что тебе не нужно ничего мне рассказывать, я спрошу у Марли.
        Его лицо стало суровым.
        — Ты ни о чем не будешь спрашивать Марли, тебе ясно?
        Она выдержала его взгляд.
        — Насколько я понимаю, ты исключил меня из вашей маленькой веселой компании тайных агентов, зато ты не можешь приказать мне не встречаться с друзьями.
        Он приблизился к ней.
        — Я твой муж.
        — И поэтому предполагается, что я должна подчиняться тебе?  — Она повернулась на каблуках и направилась к двери.  — Попробуй заставь меня!
        — А что ты знаешь о лорде Марли?  — спросил он вслед.
        — По крайней мере больше, чем о тебе.  — Виктория помедлила в дверях.  — Полагаю, сегодня вечером мы отправимся в оперу, чтобы ты мог шпионить за всеми?
        — Да,  — ответил он после короткого молчания.
        Очевидно, жена не много значила для него, если он был больше занят своими мелкими играми, чем тем, какой рассерженной и уязвленной она чувствовала себя. Виктория и сама не знала, почему она надеялась на что-то иное.
        Синклер вышагивал по кабинету и ругался добрых пять минут, прежде чем собрался с мыслями и попытался решить, каким должен быть его следующий шаг. Виктория не понимала, что люди, которых она называла друзьями и приглашала в свой дом, совсем не те, кем казались. По крайней мере один из них убийца; из своего опыта в Европе он знал, что добрая половина их была лгунами, прелюбодеями, обманщиками, предателями и спекулянтами.
        Однако это не относилось к жене, и Синклер не хотел, чтобы она находилась рядом с ними. Отныне он сам будет искать нужные ключи, лишь бы она согласилась оставаться в стороне от его забот.
        Продолжая шепотом ругаться, Синклер сел за стол и вытащил стопку бумаги, рассчитывая написать несколько писем. Полученная им сегодня записка была простой и ясной. Леди Стэнтоп писала своему племяннику Уолли Джеррисону, который в настоящее время остановился со своими друзьями на Уэйхаус-стрит, что лорд Марли не согласен со взглядами Томаса Графтона на торговлю с Францией и на Бонапарта. Написать короткий ответ не составило труда.
        Вторая записка, которую он написал, была столь же короткой, но он переписывал ее пять раз и наконец остановился на следующем варианте: «Бабушка, если в твоей ложе найдется лишняя пара кресел, мы с Викторией будем очень рады присоединиться к тебе в опере сегодня вечером. Синклер».
        Слова «очень рады» были вычеркнуты из первого черновика, однако он действительно испытывал это чувство, что и добавил в окончательный вариант. Находиться в его компании могло быть опасно, но те, кто хорошо знал Томаса, увидят: все три брата обожали свою бабушку. Избегать ее было бы столь же опасно, как и показывать иное отношение к ней. После вчерашнего обеда маркиз понял, как на самом деле скучал по ней — и по Кристоферу.
        Вторая причина подобного изложения просьбы была еще сложнее. Он снова солгал Виктории. Они поедут в оперу не затем, чтобы шпионить за всеми и каждым, а потому, что ей хотелось пойти на это представление. Приятно провести время с женой там, где нет места для препирательств и лжи.
        Ответ на вторую записку пришел минут через двадцать после того, как Синклер ее отправил. Несмотря на короткий ответ: «Кристофер и я будем счастливы, если вы присоединитесь к нам. Августа»,  — он даже по почерку почувствовал ее изумление. Кит, конечно, не испытывал никакой радости по поводу посещения оперы, но так как подруги Виктории, казалось, материализовывались прямо из воздуха, когда бы она ни появлялась на публике, его младший брат, без сомнения, получит достойную компенсацию за свои страдания.
        Послав Майло сообщить жене, что они непременно пойдут в оперу, маркиз направился в библиотеку, где Виктория оставила ящик с рисунками Томаса. Сев за стоявший посреди просторной комнаты стол, он придвинул к себе деревянный ящик, развязал кожаные ремешки, которыми он был связан, и осторожно открыл. На первом рисунке был запечатлен Кристофер, когда ему исполнилось шестнадцать; его волосы, как всегда, находились в буйном беспорядке, а лицо освещала открытая улыбка.
        Виктория оказалась права — даже на непрофессиональный взгляд рисунки казались великолепными; некоторые из них изображали имение Олторпов — деревья на берегу озера, конюшни и сам огромный старый дом. Рисунки не подсказали, кто мог убить брата, но многое поведали о спокойном, задумчивом Томасе. У него, вероятно, было хобби зарисовывать знакомых пэров. Поскольку Син ни от кого, кроме Виктории, не слышал упоминаний о занятиях живописью бывшего лорда Олторпа, Томас, вероятнее всего, делал зарисовки по памяти, а не с живых людей. На нескольких листках можно было увидеть его хорошего друга Остина Ховарта, графа Кингсфелда, на лошади и в одежде для охоты, леди Грейсон, бабушку Августу, лорда Ходжеса и мисс Пикеринг.
        Осторожно вынув из ящика очередной рисунок, Синклер замер: на нем, в окружении смутных безликих фигур, без сомнения, представляющих ее многочисленных женихов и поклонников, перед ним предстала леди Виктория Фонтейн. Их занятие любовью не утолило его тяги к ней.
        На портрете прядь темных вьющихся волос упала ей на лоб, а выражение глаз показывало, что она точно знала, чего хотели окружающие ее мужчины.
        Итак, Томас нарисовал Лисичку. Был ли он одним из ее поклонников, Синклер не знал, она говорила, что они с Томасом всегда оставались друзьями, но не близкими. Говорил ли он ей что-то, чего, возможно, она даже не поняла?
        Кончив рассматривать рисунки, маркиз осторожно положил их в ящик и вновь крепко завязал его. Это были последние и самые личные веши, оставшиеся от брата, и он решил вставить их в рамки, а затем поместить в портретном холле в Олторпе. Томас, несомненно, почувствовал бы смущение, увидев свои рисунки выставленными на всеобщее обозрение, но Синклер хотел, чтобы воспоминания о жизни брата не ограничивались гроссбухами и официальными бумагами.
        Теперь ему предстояло решить, где провести вторую половину дня — отправиться ли на Пэлл-Мэлл в один из клубов или продолжить нелегкую работу по разборке вещей на чердаке, чем он начал заниматься вскоре после возвращения в Лондон и прекратил, когда в доме появилась Виктория. Теперь, когда она знала, чем он занимается и почему, попытка хранить что-либо в секрете больше не имела смысла.
        Маркиз отодвинулся от стола и тут почувствовал, как кто-то трется о его ногу. Он взглянул вниз и увидел большого бело-серого кота.
        — Лорд Бэгглс, привет!  — Он нагнулся и почесал кота за ухом.  — Я вижу, ты простил меня.
        Вместо ответа кот прыгнул ему на колени и свернулся в большой шар мягкого меха; его мурлыканье все набирало силу, пока не стало напоминать звук вращающихся жерновов мельницы. Син продолжал гладить его, желая отдалить посещение чердака еще на несколько минут. С улицы доносились отдаленные крики, походившие на спор торговцев, и он не обратил на них внимания.
        Внезапно дверь библиотеки с шумом распахнулась.
        — Беда, Син!  — выкрикнул Роман и тут же исчез.
        — Извини, старина!  — Синклер перенес кота на кушетку, где тот продолжил свое мирное занятие, а затем последовал за слугой на первый этаж. Слуги теснились в холле и передних комнатах, окна которых выходили на улицу. Когда он приблизился к входу, Майло, повернувшись, увидел его.
        — О, слава Богу, милорд. Леди Ол…
        Лисичка. Син быстро выбежал на ступени дома. Посреди улицы, прямо перед обшарпанной телегой, перевозящей молоко, стояла, скрестив руки, его миниатюрная супруга. В телегу была запряжена, наверное, самая измученная и недокормленная лошадка, которая когда-либо попадалась ему на пути. На козлах сидел такой же жалкий возница и смотрел на Викторию.
        — Я сказал — прочь с дороги, мисс!  — рычал он.  — Мне надо развезти молоко.
        — Меня не заботит, что вы должны делать,  — резко ответила она.  — Вы не имеете права так ужасно бить это животное.
        — А вы попробуйте иначе заставить старину Джо двигаться.
        — Я не бью животных.
        Возница крепче сжал в руке свое оружие, но прежде, чем он успел замахнуться, Синклер вскочил на ближайшее к нему колесо и вырвал кнут.
        Возница нервно сглотнул.
        — Я просто пытаюсь заработать себе на жизнь, милорд, а она не уходит с дороги.
        Синклер спрыгнул на землю.
        — Думаю, леди Олторп возражает против твоих методов обращения с этим животным, а не против того, как ты зарабатываешь на жизнь.
        — Но…
        — Итак, сколько?  — Он почувствовал, что Виктория приблизилась к нему и встала рядом, но его внимание былс сосредоточено на вознице.
        — Сколько?  — повторил мужчина.
        — Да. За лошадь, телегу и молоко.
        — Э-э, лорд, с молочной телегой? Вы, должно быть, сошли с ума.
        — Я хочу приобрести еще одно хобби. Итак?
        — Я не могу расстаться со стариной Джо и всем остальным меньше чем за десять фунтов.  — Возница сложил руки на животе.
        Цена выглядела чрезмерной, но у Синклера не было настроения торговаться.
        — Я дам тебе двадцать фунтов, чтобы ты мог купить приличную лошадь. Этого достаточно?
        — О да, милорд.
        — Роман, заплати ему, и пусть он идет на все четыре стороны. Гримсби, отведи животное на задний двор, распряги и накорми. Орсер, перенеси молоко в один из моих экипажей и отправь его в ближайший приют для сирот с приветом от леди Олторп.
        Отдав приказания, маркиз повернулся к Виктории. У нее па лице было написано удивление, хотя ее поза все еще выглядела вызывающей. Она явно ожидала услышать лекцию по поводу того, как глупо вставать на пути огромного грубого простолюдина с кнутом в руке, и вдруг…
        — Старина Джо,  — медленно произнес Син,  — не сможет жить в зимнем саду с остальным твоим зверинцем.
        Она пристально посмотрела на него, затем в ее фиалковых глазах заплясали озорные огоньки.
        — Верно. Давай вернемся в дом.
        — Конечно. Между прочим, Лорд Бэгглс храпит в библиотеке.
        — Я немедленно уберу его.
        — Почему?
        — Виктория остановилась на первой ступеньке, глядя с возвышения ему в глаза.
        — Ты делаешь все это, чтобы я на тебя не сердилась?
        — Ну конечно. Это помогает?
        Она засмеялась.
        — Я сообщу тебе об этом.
        Воспользовавшись моментом, Синклер шагнул к ней и поцеловал. Виктория словно окаменела, однако, к его облегчению, уже через мгновение положила руки ему на плечи и ее губы крепко прижались к его губам. Это вызвало в нем восхищение и возбудило. Прежде чем она успела отстраниться, Синклер подхватил ее на руки и поднялся в дом.
        — Прекрати, что ты делаешь?  — Не отрываясь от его губ, Виктория беззвучно засмеялась.
        — Несу тебя наверх.
        — На глазах у слуг?
        — Ты разочарована, моя дорогая?
        Она отрицательно покачала головой и, еще теснее прижавшись к груди мужа, начала развязывать замысловатый узел его галстука. Синклер подумал, что маленькая гостиная вполне подошла бы им, но громкий мужской смех заставил его замереть на месте.
        Все еще держа Викторию на руках, маркиз резко обернулся и увидел высокого мужчину, стоящего в проеме входной двери.
        — Кингсфелд!  — с облегчением воскликнул он.
        — Син Графтон, ты ничуть не изменился. Разве не в таком же виде я застал тебя, когда мы виделись в последний раз?
        — Правда?  — Виктория настороженно подняла бровь. Как ни рад он был увидеть графа Кингсфелда, сейчас Синклер не пролил бы и слезы, если бы тот упал с лестницы и сломал себе шею.
        — Боюсь, что не помню,  — спокойно сказал он.  — Возможно, очень давно, когда я был молод и глуп.
        — Однако твой интерес к женскому полу совсем не изменился, мой мальчик. Представь меня этой богине.
        — Конечно, Кингсфелд, моя жена Виктория, леди Олторп. К несчастью, она только что вывихнула лодыжку. Виктория, это Остин Ховарт, граф Кингсфелд, друг моего брата.
        — Лорд Кингсфелд,  — с улыбкой произнесла Лисичка своим чарующим голосом,  — я рада, что мы наконец познакомились.
        Граф поклонился.
        — Я также рад, миледи.
        Однако Виктория говорила не совсем искренне: очевидно, что ни она, ни Синклер удовольствия не получат. Находиться в его руках совсем не достаточно, чтобы излечить се от желания близости, и ей было жаль упущенной возможности.
        Виктория взглянула на Кингсфелда и про себя вздохнула. Если он и вправду друг Томаса, тогда, несомненно, Синклер захочет поговорить с ним.
        — Пожалуй, я лучше полечу свою лодыжку в маленькой гостиной,  — заявила она.
        — Конечно, ты права,  — в тон ей ответил муж. Пока Кингсфелд передавал свою шляпу и перчатки Майло, Синклер отнес ее в маленькую гостиную и нежно опустил на кушетку. Прежде чем он вышел, она взялась руками за лацканы его костюма и притянула к себе, чтобы насладиться еще одним продолжительным поцелуем.
        — Итак, Син,  — сказал граф, входя в комнату,  — я получил твою записку. Что ты хотел обсудить со мной?
        Синклер быстро выпрямился.
        — Тебе удобно?  — заботливо спросил он жену.
        — Нет. Да.
        Он откашлялся:
        — Я принесу тебе шаль. Вернусь через минуту, Кингсфелд.  — С этими словами маркиз направился к лестнице.
        — Не торопись. Я пока познакомлюсь с леди Олторп.
        Пытаясь сосредоточиться на чем-то, кроме того, как восхитительно целуется ее муж, Виктория начала изучать Остина: они с Сипом были одного роста, но граф оказался шире в плечах и больше походил на рабочую лошадь, чем на племенного рысака. Светло-голубые глаза его быстро оглядели комнату, прежде чем вернуться к ней, и тут ей вспомнилось, что в последний раз он посетил Графтон-Хаус больше двух лет назад.
        — Что-нибудь изменилось?  — спросила она, когда гость уселся в кресло.
        — Видите ли, у Томаса на кушетке я еще никогда не заставал такой очаровательной леди, как вы.
        Она улыбнулась:
        — Вряд ли лорд Олторп был убежденным холостяком.
        — Он? О нет. Но его вкусы, очевидно, намного скромнее, чем у его брата.  — Кингсфелд поднял бокал — Вы Лисичка Фонтейн, не так ли?
        — Была,  — печально ответила она.
        — Певчая птичка навсегда останется певчей, а Син истинный ценитель хорошеньких крошек.
        — Но он совсем не похож на…
        — Ну конечно, нет. И все-таки я был удивлен, увидев его опять в Лондоне,  — думал, он осел в Париже с какой-нибудь французской юбкой.  — Кингсфелд прищелкнул языком.  — Томас всегда говорил, что никогда не знал, где объявится Синклер.
        Ее это удивило. Для Томаса местонахождение Сина никогда не являлось секретом. Очевидно, он просто ничего не рассказывал лорду Кингсфелду.
        Граф продолжал болтать, забыв обо всем, в то время как Виктория пыталась скрыть свое недовольство. Она не любила, когда ее перебивали… К тому же с его стороны невежливо говорить о грехах Сина.
        Наконец Кингсфелд, высказав мнение о различных отелях и гостиницах Парижа, закончил свою речь и взглянул на нее.
        — Может быть, мне принести пуховую подушку для вашей лодыжки? Вы очень храбро держитесь, дорогая.
        — Мне удобно, спасибо.
        — По собственному опыту знаю, что большинство крошек слабеют, даже если на них упадет лепесток цветка.  — Он сделал еще один глоток портвейна.  — Именно так. Вы что-то сказали?
        В это время Син вошел в комнату с зеленой кружевной шалью в руках.
        — Как твоя нога?
        — Очевидно, ничего серьезного,  — весело ответила Лисичка, встав на ноги и принимая шаль из рук удивленного мужа.
        — Что значит «ничего серьезного»?
        — Говорю же, все в порядке. Я оставляю вас наедине, чтобы вы могли поболтать.
        — Но твоя лодыжка,  — многозначительно сказал он.
        — Я чувствую себя гораздо лучше,  — скромно ответила Виктория и покинула комнату, надеясь найти Лорда Бэгглса, который, во всяком случае, заметит, находится она в комнате или нет.
        Лорд Кингсфелд остался на обед, и Виктория присоединилась к мужчинам, сев за стол в самую последнюю минуту. Она ела так быстро, как только могла, намереваясь не произнести ни единого слова в присутствии графа.
        — Твоя жена — прелестная птичка,  — сказал Кингсфелд, улыбаясь ей, пока Майло наполнял его бокал вином.  — Даже ее голосок подобен песне.
        Виктория как могла старалась скрыть все возрастающее раздражение. Он явно принимал ее за идиотку. Подобно многим мужчинам Кингсфелд не видел в ней ничего, кроме лица и фигуры. Если бы она была уверена в том, что Син получил всю необходимую информацию от своего так называемого друга, она испытала бы огромное удовольствие, дав понять этому типу, как глубоко он заблуждается.
        — Ты открыл Ховарт-Хаус?  — поинтересовался Синклер.
        — Да, как раз сегодня утром. Я не намерен проводить много времени в Лондоне в этот сезон, но не мог не откликнуться на твою записку.
        — Я рад. Ты очень помог мне.
        Кингсфелд улыбнулся:
        — Тогда я тоже доволен и могу тебя поздравить. В наши дни так трудно найти хорошенькую и достойную жену.
        Синклер даже глазом не моргнул, но Викторию затошнило от его слов. Она положила на стол салфетку и поднялась.
        — Прошу прощения, джентльмены, я должна привести в порядок волосы, прежде чем мы отправимся.
        — Отправитесь?
        — В оперу,  — пояснил Синклер. На минуту Виктория подумала, что он собирается пригласить Кингсфелда присоединиться к ним, но, к счастью, муж ограничился снисходительным взглядом, обращенным к ней.  — Лисичка любит оперу.
        — Да, люблю,  — произнесла она сквозь зубы.  — До свидания, лорд Кингсфелд.
        Он встал и отвесил ей поклон.
        — Леди Олторп. Надеюсь, что отныне мы будем видеться чаще.
        Виктория холодно кивнула:
        — Ну конечно.  — «Настолько издалека, насколько это только возможно».
        Глава 10
        — Что, черт побери, происходит?  — Синклер сидел напротив Виктории в экипаже, стараясь не смотреть на нее.
        — Ничего. Ты узнал что-нибудь интересное от лорда Кингсфелда?
        Он вздохнул:
        — Да, кое-что обнадеживающее. Теперь скажи, что тебя огорчило?
        Виктория нервно рассмеялась.
        — Видишь ли, Синклер, твой друг прибыл в довольно… неподходящий момент.
        — Пусть это тебя не волнует. Мы все наверстаем.  — Он наклонился вперед, чтобы взять ее за руку и перетянуть на свое сиденье.  — Я готов повторить это неоднократно, если только ты позволишь.
        Виктория освободила свою руку, но других движений, чтобы ускользнуть, не делала.
        — Прежде я хочу задать тебе вопрос.
        — Слушаю.
        — Сегодня днем ты получил письмо.
        Маркиз насупил брови.
        — Да. И что из того?
        Она сложила руки на груди.
        — Кто такая леди Стэнтон?
        Господи. Он никак не ожидал, что Виктория могла ревновать его. Это что-то новенькое.
        — Тебе не следует о ней беспокоиться.  — Не хватает только, чтобы она начала перехватывать его корреспонденцию в поисках разгадки.
        — Понятно. Тогда не жди, что и я буду что-то рассказывать тебе.  — Виктория попыталась пересесть на прежнее место, но Синклер вытянул руку, пытаясь удержать ее рядом с собой — он не собирался провести еще одну ночь в одиночестве.
        — Проклятие, Лисичка. Есть вещи, которые я просто не могу рассказать тебе,  — пробурчал он.  — Это не мой секрет.
        Раздраженное выражение ее лица постепенно смягчилось.
        — Все, чего я хочу, это чтобы ты был честным со мной.
        — Я попытаюсь. Но и ты будь честной со мной. Что случилось сегодня?  — Он снова взял ее за руку и начал целовать тонкие пальцы.
        — Не надо — меня от этого бросает в жар, а я должна буду сидеть в театре и добрую половину ночи притворяться, что не замечаю тебя.
        — Тебя бросает в жар из-за меня?  — повторил он, почувствовав себя безмерно счастливым от услышанной новости.
        — Ты прекрасно знаешь, что это так.
        — Ладно, теперь ты расскажешь мне, что случилось.  — Глубокий вырез ее лилового платья дразнил его, и он пробежал пальцами по обнаженной коже ее груди.  — Иначе я ничего не могу обещать.  — Чувствуя, что она задрожала, он наклонился вперед, касаясь ее губами.
        — Синклер… не делай этого.
        — Тогда поговори со мной,  — прошептал он, скользнув пальцами под шелк ее декольте. Она прикрыла глаза и соблазнительно приоткрыла рот. Син засмеялся и возобновил череду поцелуев. У него кружилась голова от мысли, что он так сильно действует на Лисичку Фонтейн, и одновременно ему мешало чувство беспомощности, поскольку она с такой же силой действовала на него. Он никогда не зависел от кого-либо так, как сейчас, хотя и не знал, нравится ему это ощущение или нет.
        Виктория запустила пальцы ему в волосы и отодвинула его голову от своей вздымающейся груди.
        — Хорошо, хорошо. Лорд Кингсфелд просто… сказал кое-что, чего я не оценила.
        Маркиз нахмурился, почти желая, чтобы она сопротивлялась немного дольше.
        — Так что он сказал тебе?
        Она несколько мгновений изучала его лицо.
        — Ты не заметил?
        Это не обещало ничего хорошего.
        — Очевидно, нет.
        — Он сказал, что я хорошенькая маленькая птичка.
        — И ты не оценила это, потому что…
        — Ты тоже считаешь меня хорошенькой маленькой птичкой?  — Виктория крепко сжала губы.
        — Я не полный идиот и не собираюсь отвечать на это.
        — А я?
        — Лисичка…
        — Почти все, что сказал мне твой друг, было оскорблением. Ты не заметил этого или тебя это не волновало?
        Он снова нахмурился:
        — Я думал совсем о другом.
        Виктория откинулась назад.
        — Знаю. Просто… я не понимаю, как такие умные люди — ты и твой брат — могли дружить с этим человеком с птичьими мозгами.
        К счастью, Синклер уже понял, что не стоит выступать в защиту Остина. Лисичка не такая уж чересчур чувствительная особа, и все же что-то оскорбило ее.
        Это была его вина — он не обратил внимания на то, как Остин обходился с ней, его интересовало только то, что граф знал о Томасе. У него начало складываться впечатление, что его собственные недостатки травмировали ее больше, чем оскорбления, нанесенные Кингсфелдом.
        — Синклер?
        — Извини. Я просто…
        — Пытался понять, почему я так расстроена,  — докончила она.  — Не знаю. До сегодняшнего дня я никогда не разговаривала с ним.  — К его удивлению, Виктория прижалась щекой к его плечу.  — Почему-то мужчины считали меня дурочкой.  — Она вздохнула.  — Хорошенькую репутацию я себе заработала.
        Странное ощущение возникло в груди Синклера, неизвестное и одновременно знакомое. Маркиз задержал дыхание, пытаясь запомнить его: теплое, близкое, оно поселилось где-то в районе его сердца.
        — Виктория,  — сказал он нежно, не желая нарушить установившийся между ними мир,  — никто не имеет права оценивать способности кого-то другого.
        Целую минуту она молчала и наконец сказала с легкой дрожью в голосе:
        — Знаешь, Синклер, для отъявленного негодяя ты временами бываешь очень приятным.
        — Благодарю. Уверена, что не хочешь вернуться в Графтон-Хаус?
        Он почувствовал, как она качнула головой:
        — Нет. Обещаю, что не буду мешать тебе появляться в свете и вести расследование.
        В этот миг Лисичка казалась очень покорной, но, к счастью, экипаж остановился прежде, чем он успел схватить ее в объятия.
        Театральное фойе было заполнено блестящей знатью, и на мгновение у Синклера возникло ощущение, что он находится в чьей-то шкатулке с бриллиантами. Хотя двигаться можно было только с трудом, друзья и поклонники Виктории сумели немедленно окружить ее.
        — Лайонел сказал, что здесь соберется весь свет!  — воскликнула Люси Хейверс.  — У Софи Анжу сегодня лондонский дебют. Ожидают, что она будет восхитительна.
        Синклер подавил готовое сорваться с языка проклятие. Из всех мест, которые он мог посетить со своей женой, это, наверное, было самым скверным, так как здесь, оказывается, устроилась Софи Анжу.
        — А ты видел мадмуазель Анжу, когда она выступала в Париже?  — спросила Виктория с простодушной проницательностью.  — Говорят, она пользовалась там большой популярностью.
        — Да,  — небрежно ответил он.  — У нее прелестный голос.  — И несколько других обворожительных мест, с которыми он хорошо ознакомился во время своей службы в интересах военного министерства.
        — Олторп!
        Все еще не привыкший к этому имени, Синклер обернулся и увидел, что к ним подошли Кит и бабушка Августа. Кит улыбался как лунатик, и за ним, словно на буксире, шел лорд Кингсфелд.
        — Посмотри, кого я нашел.
        Первым инстинктивным желанием Синклера было уложить своего предполагаемого друга на обе лопатки за то, что тот вел себя как вельможный шут по отношению к его жене. Однако прежде чем он собрался преподать ему урок, рука Виктории скользнула вниз и сжала его пальцы. Он заставил себя расслабить напряженные мускулы. Если Виктория захотела взять его за руку, расправа с Кингсфелдом могла подождать до тех пор, пока они останутся наедине.
        — Большое спасибо за ваше приглашение на сегодняшний вечер,  — сказала Виктория и поцеловала Августу в щеку.
        — Это я должна благодарить вас, поверьте мне.  — Пожилая дама бросила красноречивый взгляд на Сина, который притворился, будто ничего не понимает. Он действительно не сделал ничего, чтобы заслужить ее прощение: не сказал ей правду и не нашел убийцу Томаса.
        — Привет,  — сказал Кит, беря Люси за руку.  — Я чрезвычайно остроумный брат Олторпа Кит Графтон.
        Виктория любезно представляла друг другу тех, кто оказался рядом, и ни минуты не колебалась, когда очередь дошла до Кингсфелда. Синклер знал, что это все делалось ради него, и ему захотелось тысячу раз поцеловать ее за теплоту и сочувствие, которых он определенно не заслуживал.
        — Где ты сидишь?  — спросил он Остина.
        — Нигде. Я пришел на одну минуту поговорить с тобой, если это возможно.
        Так. Кажется, ему придется выругать приятеля скорее, чем ожидалось.
        — Вы извините меня, если я на минуту покину вас?  — вежливо спросил он.
        Виктория улыбнулась:
        — Конечно. Но не задерживайся.
        Она не сказала ему, по крайней мере вслух, чтобы он вел себя прилично, но маркиз прекрасно понял, что она имела в виду.
        Они с Кингсфелдом с трудом пробились сквозь толпу к относительно укромному уголку.
        — Что ты хотел?
        — После нашего сегодняшнего разговора я проглядел ряд своих бумаг и не нашел ничего, что показалось бы странным, но потом увидел это.  — Граф вынул из кармана бумагу и развернул ее.
        Синклер не сразу смог разобрать покрытый пятнами и расплывшийся текст.
        — Что это?
        — Часть документа, над которым мы работали вместе с твоим братом, для представления в палате парламента.  — Он указал на огромное пятно.  — Вот результат того, что лорд Марли остановился возле нашего столика в «Уайтсе» и высказал свое несогласие с некоторыми вопросами, которые поддерживал Томас. Я совершенно забыл об этом, но теперь припоминаю, что Марли был очень раздражен.
        — О чем идет речь?
        — Те же темы, что были актуальны два года назад: Бонапарт и Франция.
        Снова Марли и снова Франция. Хотя Томас все равно выступал бы против Бонапарта, он стал значительно более воинственным, когда Син начал работать на военное министерство.
        — Спасибо, Остин, и пусть это останется между нами.
        — Конечно.  — Кингсфелд кивнул, но не сделал попытки удалиться. Он дал то, что могло оказаться ценной информацией, поэтому Синклер сдержал свое нетерпение и остался на месте.
        — Я должен перед тобой извиниться, Син,  — тихо сказал граф.
        — За что?
        — Сегодня днем я, возможно, чересчур восторженно высказывался по поводу внешности твоей жены.
        Синклер прищурился.
        — И что же?
        — И глубоко огорчен, если оскорбил тебя. Надеюсь, это не повлияет на нашу дружбу.
        — Думаю, тебе надо извиняться не передо мной, Остин. Ты ведь не меня оскорбил.
        Граф нахмурился:
        — Ты уверен?
        — Виктория не только хорошенькая маленькая птичка. Ты сам убедишься в этом, когда вы познакомитесь поближе.
        — Ладно.  — Кингсфелд выглядел заинтригованным и в то же время испытывал облегчение.  — Я запомню это.
        — Мы еще поговорим позже.
        — Конечно. Приятного вечера.
        Новость не представляла особого интереса, но Синклер мог расценивать эпизод, рассказанный в «Уайтсе», как еще один черный крестик, говорящий против Марли. В сравнении с остальными подозреваемыми шея Марли так далеко высунулась, что на нее можно было накинуть петлю.
        Когда он вернулся, один человек в ложе Августы отсутствовал.
        — Где Виктория?  — спросил Синклер, оглядывая переполненное фойе в поисках маленькой, одетой в лиловое фигурки.
        — Она отошла с тем огромным человеком вон туда,  — сказал его брат, указывая жестом направление.  — Сказала, что вернется через секунду.
        — Килкерн!  — Маркиз сразу ощетинился. В то же мгновение Виктория кивнула собеседнику и оказалась возле мужа.  — Что ему нужно?
        — Это я спросила, придет ли Александра на чтение стихов, с которыми завтра выступает Сьюзен Могри. А что лорд Кингсфелд?
        Синклер поверх ее головы продолжал смотреть на Килкерна, который в ответ поднял бровь и, отвернувшись, последовал за женой.
        — Ничего особенного,  — ответил он.  — Остин хотел извиниться.
        На лице Виктории появилось скептическое выражение.
        — Правда?
        Приблизившись к ней, маркиз понизил голос:
        — Очевидно, он решил, что наговорил слишком много комплиментов в твой адрес.
        — Твой друг — болван!  — взорвалась она.
        — Я знаю. Но он никогда не был таким раньше, поэтому я позволил себе извинить его.
        — И, извиняясь, он сообщил тебе некоторые новости относительно Томаса, не так ли?
        — Разве это имеет отношение к чему-то?
        — Ко всему.
        Син не был уверен в том, что правильно ее понял, но явно речь не шла о комплименте. Спор ни к чему бы не привел, так как они оба согласились, что она права. С другой стороны, он не забыл, как она болтала с Килкерном.
        — Чье выступление завтра?
        Виктория молчала только секунду.
        — Сьюзен Могри.
        — Александра Бэлфор присутствует?
        — Да…
        — Возможно, я присоединюсь к вам.
        — И возможно, в один прекрасный день ты хоть немного будешь доверять мне. Не всегда человек поступает, руководствуясь нечистыми помыслами.
        Маркиз вздохнул:
        — Очень хотелось бы верить.
        — Надеюсь, однажды ты сумеешь это сделать,  — ответила Виктория.  — Из всех людей в Лондоне только один человек застрелил твоего брата.
        — Это делает остальных невиновными именно в этом преступлении, но…
        — О чем вы там болтаете?  — Кит подошел к их ложе и отодвинул штору для Августы.  — Вы все такие серьезные, словно грешники в воскресенье.
        — Простое расхождение во мнениях,  — сказал Синклер, занимая место в глубине ложи.
        Августа тут же обернулась к нему.
        — Чепуха, мой мальчик. Сядь возле жены. Вы с Викторией гораздо больше любите оперу, чем мы с Китом. Если я окажусь впереди, то должна буду весь вечер бодрствовать.
        — Нет уж, лучше я сяду сзади,  — заявила Виктория.  — Все смотрят на меня, когда я попадаю на первый ряд, и это ужасно отвлекает.
        — Но не можем же мы все спрятаться,  — проворчал Кит.  — Тогда мы будем выглядеть нелепо.
        — Он прав,  — согласилась Августа.  — Кристофер, садись здесь, рядом со мной.
        Син подавил готовое вырваться проклятие. Виктория начинала смотреть на него с подозрением, поэтому он отодвинул для нее одно из передних кресел, и она грациозно опустилась в него.
        Горячо молясь про себя, чтобы Софи Анжу не бросила на него взгляд со сцены, маркиз занял место рядом с женой.
        Капельдинер принес в ложу бокалы с портвейном, и Син вынужден был подавить в себе желание тут же выпить. Опьянеть и выпасть из ложи было не самым лучшим способом избежать внимания Софи.
        Занавес поднялся, и он еще сильнее вжался в кресло. Театр был переполнен, и даже Принни и его окружение заполнили королевскую ложу на противоположном конце сцены. Разглядывание зрителей, казалось, интересовало принца Джорджа больше, чем сама опера. В частности, особенно пристального изучения через усыпанный драгоценными камнями бинокль удостоились покровители женщин.
        Зал зааплодировал, когда Софи Анжу выплыла на сцену и низко поклонилась, открывая большую часть своей пышной груди, к вящему удовольствию отдельной части аудитории.
        Ссутулившись еще больше, Синклер вновь обратил свое внимание на регента, чей бинокль был направлен на грудь Софи, когда она запела свою первую арию. Он подавил улыбку. Среди аудитории находились члены королевской семьи, и Софи вряд ли станет терять время, выискивая кого-то еще. Однако под ложей принца, на уровне оркестра, внимание полудюжины молодых людей было направлено в противоположную сторону.
        Обнаружить предмет их внимания оказалось несложно, поскольку он сидел рядом. Виктория не отрывала глаз от сцены, ее изящная фигурка в кресле была слегка наклонена вперед, она смотрела и слушала. Синклер почувствовал такую тягу к ней, что его пальцы зашевелились от желания вытащить заколки из ее длинных волос и дать им каскадом упасть ему на руки. Ее губы, подкрашенные помадой в тон вечернего платья, манили его своим нежным податливым теплом.
        Словно ощущая жар его взгляда, она повернула голову и взглянула на него.
        — Что?  — спросила она одними губами. Он улыбнулся:
        — Ты.
        Она покраснела.
        — Ш-ш. Ты пропустишь самое интересное.
        — Я ничего не пропускаю,  — тихо сказал он.
        — Лисичка!  — прошептал Кристофер, наклонившись вперед и облокотясь на спинку кресла Синклера.  — Та девушка, Люси — у нее нет серьезных планов в отношении кого-нибудь?
        — Боюсь, что есть, Кит.
        — Черт возьми! А другая? Маргарет? Я думаю, она строила мне глазки.
        — Это потому, что она наполовину слепая,  — пробормотал Син усмехаясь.
        — Ничего подобного,  — запротестовала Виктория.  — Просто она очень застенчивая.
        — Так она строила мне глазки или нет?  — Кит наклонился вперед и не заметил, как Августа дотянулась до него, чтобы дать подзатыльник.  — Так нельзя, бабушка,  — запротестовал он.  — Я потратил целый час, чтобы уложить полосы. Это же последняя мода!
        — Ты мог бы прямо встать с постели, и результат был бы тот же,  — спокойно ответила Августа.  — Теперь умолкни.
        Виктория открыла веер и поднесла к лицу. Ее плечи дрожали от беззвучного смеха, а глаза блестели, когда она снова взглянула на Синклера.
        — Возможно, кто-то и правда подмигнул тебе, Кит,  — прошептала она.  — Я узнаю это для тебя.
        — Отлично,  — ответил Кристофер, ловко увертываясь от другого подзатыльника бабушки.
        — Ты лишен всяких чувств, Кристофер Джеймс Графтон. Замолчи.
        После этого они все устроились поудобнее, и оставшаяся часть оперы не изобиловала событиями. Принни исчез, как только опустился занавес, без сомнения, торопясь представиться мадемуазель Анжу, что было на руку Синклеру.
        — Тебе понравилось?  — с улыбкой спросил он Викторию.
        — Это великолепно. Родители редко отпускали меня в оперу. Думаю, они считали, что опера слишком фривольна.
        Синклер решил про себя, что обязательно купит свободную ложу.
        — Итак, они считали оперу фривольной, тогда я не понимаю, что могло убедить их позволить мне быть с тобой.
        Ее лицо помрачнело.
        — Они думали, что и я тоже слишком фривольна.
        Он пожал ее руку.
        — Это их ошибка и их потеря, а для меня неплохое приобретение.
        — Я продолжаю поражаться твоим хорошим чертам,  — задумчиво сказала Виктория, и ее глаза заискрились.
        Если она не согласится провести эту ночь с ним, придется выбить дверь в ее спальню, подумал Син.
        — А я продолжаю изумляться, что у меня, оказывается, есть хорошие черты.
        У подножия широкой лестницы Августа остановилась, дожидаясь их.
        — Вы придете завтра к обеду?  — Она должно быть, заметила колебание в его глазах, поэтому повернулась к Виктории, прежде чем маркиз успел дать ответ.  — Я слышала, у вас талант рассаживать гостей, дорогая.
        — Кто вам это сказал?
        — Леди Чилтон.  — Августа улыбнулась.  — Я поддерживаю фонд помощи детям-сиротам.
        Две дамы немедленно начали болтать о благотворительных делах, пока Кит рассказывал брату о бегах, которые собирался посетить, а Син мысленно раздевал свою жену. Когда он наконец сумел разъединить двух женщин, то кротко пожелал доброго вечера родственникам и вместе с Викторией направился к поджидавшему их экипажу.
        — Здесь жуткая давка. Мне понадобится несколько минут, чтобы выбраться отсюда,  — сообщил кучер.
        Син кивнул:
        — Не спеши, Гиббс. Мы никуда не торопимся.
        Кучер и сопровождавший их лакей взглянули друг на друга, и маркиз перехватил их понимающую усмешку. На случай, если они угадали его намерения, он запер дверцы на хрупкую задвижку.
        — Что ты делаешь?  — спросила Виктория, расстегивая перчатки.
        — Позволь мне.  — Он завладел ее рукой и, медленно расстегнув маленькую пуговку, стянул перчатку с ее пальцев.
        Виктория покраснела.
        — В карете?
        — Да. Именно в карете.
        — Но… они не узнают?  — Она жестом указала на козлы кучера.
        — Возможно.  — Наклонившись, он расстегнул застежку ее накидки, и она соскользнула на сиденье.
        — Но…
        — Поцелуй меня.  — Син притянул ее к себе. Виктория упала на сиденье, встречая его рот с такой страстью, что он начал думать, будто это ему снится.
        Его охватило горячее, неудержимое желание. Когда их губы слились в поцелуе, она начала расстегивать на нем жилет, испытывая тот же голод по нему, как он — по ней. Застонав, она стянула с него фрак, и он, прикрыв ее руки своими, положил их себе на грудь.
        — Не надо делать это здесь.  — Маркиз заключил ее в объятия и ловко расстегнул несколько верхних пуговок сзади. Потянув вперед ставшее свободным платье, он нагнул голову и овладел ее грудью, лаская сосок губами и языком.
        Виктория выгнулась в его руках, прижимаясь к нему, задыхаясь от страсти. Его плоть уже затвердела к тому времени, как он обратил внимание на другую ее грудь. Посадив жену к себе на колени, он собрал в руках тяжелые юбки и поднял их. Она тут же поняла, чего он хочет, и наклонилась, чтобы расстегнуть лосины и дать ему свободу. С низким гортанным звуком и он помог ей принять нужное положение, застонал и начал двигаться вместе с ней.
        — Так?  — Она часто и тяжело дышала, ритмично приподнимаясь и опускаясь.
        — Так,  — поощрил он ее.  — Ты учишься очень быстро.
        Она снова поднялась и опустилась, пристально наблюдая полуприкрытыми блестящими глазами за его лицом.
        — А есть другие пути… делать это? Другие способы, чтобы нам быть вместе?
        — Их десятки.
        Виктория снова горячо поцеловала его.
        — Я хочу, чтобы ты показал мне все,  — задыхаясь, произнесла она.
        — Непременно.  — Маркиз снова застонал, поднимая свои бедра ей навстречу и моля Бога дать ему достаточно долгую жизнь, чтобы еще и еще предаваться этому наслаждению.
        Виктория открыла глаза. Ее голова лежала на обнаженной груди Синклера, которая мягко поднималась и опускалась от его спокойного дыхания. Она могла слышать приглушенное, медленное и ровное биение его сердца.
        Солнечный свет пробивался сквозь щели тяжелых зеленых штор, падая на подножие кровати словно длинные тонкие нити драгоценного золота. Их одежда все еще лежала на полу, куда они ее сбросили, а Лорд Бэгглс, свернувшись, спал в кресле возле камина. Она даже не поняла, как он проскользнул в комнату.
        Виктория чувствовала себя слишком удовлетворенной, и ей было так уютно, что не хотелось двигаться, однако, немного повернув голову, она смогла увидеть открытую дверь гардеробной между двумя спальнями.
        — Что это?  — лениво спросил Син. Виктория подняла голову.
        — Что ты имеешь в виду?
        Он показал наверх:
        — Там.
        Перевернувшись в его руках, она смогла увидеть маленького серого попугая, сидящего на спинке кровати.
        — Это Мунго-Парк.
        — Мунго-Парк. В честь путешественника?
        — Да. Он однажды залетел на кухню и выглядел очень истощенным. Кухарка хотела запечь его в пироге, но я категорически не согласилась.
        — Сколько времени он находился здесь?
        — Синклер, это так приятно,  — произнес Мунго-Парк голосом хозяйки.
        — О нет!..  — Она пронзительно вскрикнула, в смущении пряча лицо на широкой груди мужа.
        Син рассмеялся.
        — Это не смешно.  — запротестовала она.
        — Очень даже смешно,  — Он заключил ее в объятия.
        — Интересно, сколько лет живут попугаи?
        — Этому осталось минут пять.
        Маркиз стянул с жены простыню, привлек ее ближе к своему гибкому мускулистому телу и поцеловал.
        — Ты произнесла это несколько раз и вряд ли можешь осуждать Мунго-Парка за то, что он запомнил.
        — Моя мама сочла ужасным, когда я научила его говорить «Черт побери». Она бы умерла на месте, услышав, чему он учится теперь.
        — Она родила тебя,  — возразил маркиз.  — Твои родители были вместе по крайней мере один раз.
        — Но сомневаюсь, что они наслаждались при этом.
        Он приподнял ее и заглянул ей в глаза.
        — А ты?
        Виктория готова была с энтузиазмом ответить, но, взглянув на попугая, усевшегося над их головами, передумала и, ныбравшись из объятий мужа, смущенно зашептала ему на ухо:
        — Я никогда не представляла, что можно быть в близких отношениях с кем-нибудь еще, кроме тебя.
        Син пристально посмотрел на нее.
        — Спасибо.
        В дверь тихонько постучали, и Роман вошел в спальню, а за ним, перебирая лапками, с лаем вбежали Генриетта с Гросвенором.
        — Оставайся здесь.  — Маркиз поднялся. Стянув одеяло со спинки кресла, он обернул его вокруг талии и завязал узлом, затем пробрался между собаками к двери.
        Виктория чувствовала, что сама готова залаять. Натянув простыню до подбородка, она наблюдала за мужем, когда он разговаривал с Романом,  — Синклер выглядел грозным, даже не имея на себе никакой другой одежды, кроме одеяла, обвязанного вокруг талии. Ничего удивительного — он был патриотом, который рисковал своей жизнью ради таких, как она. И пока убийство брата не будет раскрыто, Син никогда не сможет доверять кому-либо — даже ей. Но если, чтобы принадлежать ему, нужно помочь найти убийцу, она готова на это.
        Глава 11
        — Люсьен, у вас найдется свободная минутка?
        Лорд Килкерн оторвал взгляд от бильярдного стола.
        — Александры нет дома,  — сказал он и вернулся к игре, намереваясь сделать очередной удар.
        Виктория продолжала стоять в дверях.
        — Вообще-то я хотела поговорить с вами.
        — Тогда возьмите палку.
        Это было приглашением, и она, не ожидая от него ничего иного, вытянула кий из стойки и приблизилась к столу.
        — Вы знаете всякого рода гнусных людей, не так ли?
        Граф ударил по шару, промахнулся и выпрямился.
        — Я уже не так хорош в игре, как раньше, но думаю, что без особого труда смогу найти мошенника или одного-двух убийц. Что вы хотите выяснить?
        Наклонившись над столом, Виктория аккуратно направила кий, сделала удар и загнала шар в лузу.
        — Блестящий удар, не правда ли?
        — Удача новичка.
        Она выпрямилась, готовясь начать разговор, но Люсьен предложил ей сделать еще один удар.
        — Передо мной встала серьезная проблема,  — сказала Виктория, снова оглядывая стол.
        — И чем я могу помочь?
        Она промазала и освободила дорогу Люсьену, который не спеша обошел вокруг стола.
        — Пока не знаю. Что вы можете сказать о Томасе Графтоне?
        — Об Олторпе? Не много. Мы не общались.  — Он ударил по шару.  — Что вы хотите узнать? Это личный или профессиональный интерес?
        — И то и другое. Я… помогаю Синклеру в одном деле.
        — Дело, касающееся мертвых родственников?
        Она покраснела.
        — Что-то в этом роде.
        Он облокотился на кий.
        — Не знаю, кто убил Олторпа, если это вас интересует, но за месяцы, предшествующие его смерти, он не приобрел новых друзей в парламенте.
        В конечном счете она научится задавать Люсьену прямые вопросы, избегая вежливой окольной болтовни.
        — И в чем причина?
        — Очень много титулованных особ имеют земельные участки во Франции. Олторп не признавал разницы между владением участками земли в течение четырехсот лет и активным занятием торговлей с приверженцами Бонапарта. Некоторым не нравилось, что за владение этими участками в них подозревали предателей.
        — Надеюсь, Томас вел себя достаточно осторожно?
        — На публике — да, а в кулуарах — не знаю.  — Граф пожал плечами.  — Вы могли бы спросить об этом Кингсфелда или леди Джейн Незерби — они часто общались.
        Разумеется, здесь должна была быть замешана женщина.
        — Я так и сделаю. Если вам что-то вспомнится, вы дадите мне знать?
        — Обязательно.  — Граф кивнул и вернулся к игре. Виктория направилась к двери, и тут он снова выпрямился.
        — Лисичка!
        — Да?
        — Помните, что говорят о любопытных?
        Она молча улыбнулась.
        У нее ушел почти весь день, чтобы как бы случайно, ненавязчиво встретиться с Джейн Незерби в магазине Ньютона за выбором новых французских тканей. Пока Люси и Маргарет рассматривали ленты для волос, она неожиданно заинтересовалась тканью, около которой остановилась леди Джейн.
        — Голубой определенно подчеркнет цвет ваших глаз,  — сказала она улыбаясь.
        Леди Джейн, высокая, с правильными чертами лица леди лет двадцати восьми, осторожно взяла в руки отрез материи.
        — Вы думаете? Мне кажется, это подойдет для весеннего прогулочного платья.
        Виктория кивнула.
        — Отличная идея. Вы не видели серой или фиолетовой расцветки? Я бы не отказалась заказать такое платье и для себя.
        — Уэлфилд, ты говорил, что у тебя есть такая же серая ткань в задней комнате?
        Продавец кивнул:
        — Я сейчас же принесу ее, миледи.
        — Спасибо.  — Виктория протянула руку.  — Я леди Олторп. Виктория Олторп.
        Улыбка рыжеволосой женщины исчезла.
        — Леди Джейн Незерби. Вы вышли замуж за брата Томаса Графтона?
        — Да, за Синклера. А вы знали Томаса?
        Леди Джейн подняла другой отрез ткани, держа его так, чтобы на него падал дневной свет из окна.
        — Мы были друзьями.
        — Я не знала его достаточно хорошо,  — Виктория пожала плечами,  — но он мне нравился. Так грустно узнать уже после чьей-то кончины, что этот человек был тем, с кем хотелось бы познакомиться поближе.
        Ее собеседница улыбнулась в ответ.
        — Действительно. Однако знать кого-то очень хорошо тоже не всегда приятно.
        — Что вы имеете в виду?  — Виктория взяла из рук вернувшегося приказчика серый ситец.
        — У каждого есть недостатки, леди Олторп. Когда человек жив, его знакомые видят его таким, как он сам того желает, а когда он умирает, каждый делает его репутацию такой, какую выберет.
        — Вы хотите сказать, что если кто-то ищет в ком-то зло, то он его и находит, и наоборот?
        — Именно так.  — Леди Джейн снова позвала Уэлфилда.  — Я возьму десять ярдов голубого. Отправь его, пожалуйста, в ателье мадам Трево.
        — Хорошо, миледи.
        Джейн подала руку Виктории.
        — Извините, сегодня днем у меня назначена встреча. Мне было очень приятно познакомиться с вами.
        — Мне тоже,  — тепло ответила Виктория, наблюдая, как Джейн Незерби выходит из модной лавки. Леди Джейн определенно что-то знала.
        Ей хотелось услышать мнение Синклера, но при этом он не должен понять, что она продолжает вести расследование. У него по-прежнему были от нее секреты, и то, что у нее будет свой, уравнивало их.
        Размышляя над словами леди Джейн, Виктория вернулась к своим приятельницам.
        — Вот эта — очень хорошенькая, Маргарет,  — заметила она, указывая на одну из лент, висевших на руке подруги.
        — Да, особенно если я надену платье из желтого шелка.
        — Наденешь куда?
        — На твой бал, конечно. Хотя на прошлой неделе в опере я была одета в желтое. Может, лучше выбрать что-то зеленое и перламутровое?
        — Желтый шелк симпатичнее,  — возразила Люси.
        — Да, но я не хочу, чтобы кое-кто думал, будто я ношу только желтое, иначе он начнет называть меня нарциссом или чем-то еще в этом роде.
        Виктория нахмурилась:
        — Он? О ком ты говоришь?
        — Держу пари, о Ките Графтоне,  — хитро заметила Люси и засмеялась.
        — Как не стыдно!
        — Ты целую неделю не говорила ни о ком другом. Кто еще может быть твоим объектом, кроме него?
        — Кит? Правда?  — Значит, Маргарет действительно строила глазки Кристоферу. Малыш будет рад узнать, что вечер в опере не пропал даром.  — Кажется, ему нравится желтый цвет.  — Или понравится, как только Виктория намекнет в нужный момент.
        — Тогда я покупаю желтую ленту,  — объявила Маргарет. Люси снова засмеялась.
        — А что наденешь ты, Лисичка?
        — Я еще не думала об этом.
        — Но ведь бал уже завтра вечером! Ты всегда знаешь, что надеть, за неделю до события.
        — Что же, на этот раз мы все будем удивлены.
        Пока они продолжали обход магазинов на модной Бонд-стрит, Виктория думала над словами Люси. С момента выхода в свет для нее началась череда развлечений: встречи за чаем, ленчи, балы, чтение стихов, вечеринки. Она пользовалась популярностью и знала все глупости, о которых любят беседовать мужчины: это было легко, поскольку их любимой темой являлись они сами. Но даже когда у нее были заняты все дни и вечера, ее постоянно мучила смертельная скука.
        Теперь же, когда светская жизнь перестала быть столь активной, леди Олторп использовала освободившееся время для более важных дел. Благотворительные завтраки, распределение одежды и пищи среди нуждающихся и помощь Синклеру — все это занимало то же количество времени, которое она тратила раньше, но с одной существенной разницей: скука исчезла, и этим, помимо всего прочего, она была обязана Сину.
        Когда Виктория вернулась в Графтон-Хаус, Майло сообщил ей, что лорд Олторп в конюшне.
        Открыв скрипучую дверь, леди Олторп вступила в прохладные сумерки. Синклер был там один: облокотившись на дверь стойла, он кормил старину Джо яблоком.
        — Добрый день,  — сказала она, и ее сердце бешено забилось, как бывало всегда, когда они оставались наедине.
        — Надеюсь, твое путешествие по магазинам прошло удачно?  — спросил маркиз, приближаясь к ней.
        — Очень удачно. Как Джо?
        — Теперь, когда он стал понемногу поправляться, кто-то даже может признать его за лошадь.  — Син обнял ее за плечи и притянул к себе со знакомым чувством собственника.  — Что ты собираешься с ним делать?
        — Разве у тебя нет племенной фермы в имении в Олторпе?
        Он поднял бровь.
        — Есть, но я не позволю ему свободно бродить среди кобыл и воспроизводить маленьких Старикашек Джо.
        Виктория засмеялась.
        — Тогда я придумаю что-нибудь.
        Он повел ее к двери. Конюхи по-прежнему не появлялись.
        — Что это?
        Она пробежала руками вниз по его груди, чувствуя игру мышц плоского твердого живота, и остановилась на поясе.
        — А где же твои работники?
        — Выполняют важные поручения,  — быстро ответил он.  — Миссис Туодл печет пирожки с яблоками. Я сказал, что мы украдем их, пока они еще горячие.
        — Ты такой домашний,  — проворковала она и развязала его пояс.
        — Боже,  — прошептал он, и в его янтарных глазах засветилось явное изумление.  — Я породил чудовище.
        — Поцелуй меня,  — прошептала Виктория, воспламеняясь и дрожа от его умелых прикосновений.
        — В доме,  — заявил он, кладя руки на ее плечи. Обернувшись назад, она на мгновение заметила, как что-то скрылось в глубокой темноте в углу. Чей-то темный рукав, если она не ошиблась. Возможно, еще одна из тайных встреч Синклера. Так как последние восемь ночей он провел с ней, то должен был устраивать их в другое время. В ней вспыхнуло раздражение. Очевидно, она все еще не заслужила его доверия и он до сих пор встречается со своими друзьями за ее спиной.
        — Пойдем же,  — повторил маркиз. Виктория повертела головой.
        — А что плохого в конюшне?  — спросила она достаточно громко, чтобы ее услышала невидимая аудитория.
        — Грязь и солома.  — Слова звучали отрывисто, словно Синклер говорил, стиснув зубы.  — Я уверен, мы сможем поговорить в более комфортабельном месте. Ты расскажешь мне, как провела день…
        — Я не хочу разговаривать.
        Почувствовав, как заиграли его мускулы, Виктория, подавила усмешку и наклонилась вниз.
        — Надо же, в мою туфлю попал камешек.
        — Ах ты, маленькая… — начал он, затем остановился.  — Домой! Сейчас же!
        — Но ты обещал мне еще один урок.
        — Думаю, у тебя и так достаточно успехов, Лисичка.  — Его руки обняли ее за талию.  — В дом, где мы можем не торопиться…
        Итак, она сумела возбудить его, но теперь не знала, что делать дальше. Ей определенно не хотелось, чтобы он набросился на нее при посторонних.
        Виктория повернулась на каблуках и взглянула ему в лицо.
        — Есть две вещи, которые ты можешь показать мне. Одна из них — твои друзья, которые прячутся за теми охапками сена.
        Маркиз нахмурился.
        — О чем это ты?
        — Перестань играть, я не идиотка.  — Она показала пальцем в угол конюшни: — Я видела там одного из них.
        — Сейчас?
        — Да, сейчас.
        Он разжал руки и бросился к сену. Пыль взвились в воздух, и кто-то вскрикнул.
        Охнув, Виктория схватила грабли и атаковала охапки сена. Она чуть не проткнула незнакомца, которого Син отбросил к двери в конюшню.
        — Нет, Виктория!  — закричал он. Пронзительно вскрикнув, она сумела повернуть грабли зубцами вверх и ударила парня по плечу толстой ручкой. Его большое, потерявшее равновесие тело, встретившись с граблями, опрокинуло Викторию, и все трое упали на землю, причем она оказалась в самом низу.
        — Черт побери, Уолли, слезь с моей жены!  — прорычал Синклер, и огромная тяжесть поднялась с ее груди.
        Виктория с трудом села, а Синклер встал на колени около нее.
        — О Боже,  — выдохнула она.
        — С тобой все в порядке?  — заботливо спросил муж.
        — Да, все хорошо.
        — Зато со мной не все в порядке,  — проговорил незнакомец, заняв сидячее положение и придерживая правую руку левой.  — Ты вывихнул мне палец, Син.
        — Тебе еще повезло, что не сломал. Тебя же предупреждали, чтобы ты отказался от своих чертовых трюков.
        — Я просто…
        — Заткнись и жди здесь.
        Синклер сгреб Викторию в охапку, встал и, прежде чем она сумела выговорить хоть слово, вышел из конюшни и направился ко входу на кухню позади дома.
        — Я себя прекрасно чувствую, правда,  — запротестовала она.
        Маркиз не отвечал, его лицо побледнело и напряглось, то ли от гнева, то ли от беспокойства или от того и другого сразу. Он бесцеремонно открыл ногой дверь и пронес жену через кухню. Миссис Туодл и ее помощники пораскрывали рты от удивления, и Виктория, слабо улыбнувшись, без всякого энтузиазма помахала им.
        — Немедленно пошлите Дженни в спальню леди Олторп!  — гаркнул хозяин дома и понес ее вверх по лестнице для прислуги.
        — Синклер, это смешно. Я немного испачкалась, но в остальном совершенно здорова.
        К счастью, дверь спальни была открыта. Син бережно посадил ее на кровать, затем, подойдя к прикроватной тумбочке, достал оттуда таз для умывания и полотенце. Когда ом смочил угол полотенца и поднес к ее лицу, она поймала его за запястье.
        — Прекрати. Лучше поговори со мной.
        Маркиз упрямо покачал головой. Освободив свою руку, он выпрямился и начал мерить шагами комнату.
        — Ты ведь могла пострадать,  — наконец выговорил он.
        — Но этого не случилось.
        Синклер указал рукой в сторону конюшни.
        — Ты видела кого-то и все же флиртовала со мной.
        — Я знала, что это был один из твоих…
        — Да, один из моих друзей.
        Виктория сглотнула. Она не предполагала, что он может быть таким свирепым, потерявшим контроль над собой.
        — Извини, я не хотела огорчать тебя. В следующий раз все будет по-другому, обещаю.
        — Дело не в этом,  — сказал он уже спокойнее.  — Если бы не проклятый Уолли, у тебя не было бы второго случая, чтобы сделать правильный вывод.
        Виктория пристально посмотрела на него. Синклера огорчило то, что она могла пострадать. Она осторожно коснулась его руки.
        — У меня все хорошо,  — прошептала она, и непрошеная слезинка скатилась по ее щеке.  — Прости. Я не понимала…
        Отведя ее руку в сторону, он поднял голову и поцеловал ее.
        — Я ни за что не потеряю тебя,  — пробормотал он. Виктория обняла его, возвращая поцелуй. Только тут Синклер заметил, что Роман, Дженни, Майло и добрая половина слуг столпились в дверях; но он, казалось, не мог оторваться от жены. Им чертовски повезло сегодня; один из них или оба легко могли расстаться с жизнью. Она могла погибнуть от руки того же убийцы, который разделался с его братом, и он готов был предотвратить это.
        С большой неохотой маркиз отпустил жену и встал.
        — Дженни, леди Олторп упала.
        Горничная торопливо приблизилась.
        — Я сейчас же займусь ею.
        — Пожалуйста, сделай это.  — Бросив последний взгляд на Викторию, Синклер повернулся к двери.
        — Син!  — окликнул его Роман.
        — Пойдем со мной.  — Присутствие слуги должно было удержать его от расправы с Уолли, который все еще сидел на стожке сена, бережно придерживая правую руку. Когда Синклер и вслед за ним Роман вошли в конюшню, он вскочил на ноги.
        — Я думал, ты знал,  — выпалил агент, вспыхнув,  — и спрятался только тогда, когда вошла Лисичка, чтобы она не…
        — Роман, посмотри, что с его пальцем?
        — Слушаюсь.
        — Уолли, у тебя должна быть чертовски веская причина, чтобы прийти сюда, потому что, если таковой нет, я отправлю тебя назад на Уэйхаус-стрит разрезанным на кусочки.
        — Меня прислал Криспин.  — Уолли залез в карман левой рукой.  — Вот.
        Синклер взял записку и, развернув ее, быстро пробежал глазами, затем, помедлив, перечитал еще раз, скомкал и положил в карман.
        — Поскорее уходи отсюда, пока тебя кто-нибудь не заметил.
        — Надеюсь, ничего неприятного?  — поинтересовался Роман.
        — Да. Абсолютно ничего. Пропади все пропадом!
        Неудивительно, что Криспин отказался сам доставить записку. Они оправдали Килкерна, но в духе Криспина было провести еще одну-две проверки на всякий случай. И это было в духе Лисички — пойти и навестить графа минут на двадцать, пока его жена отсутствовала. В конце концов, они были друзьями. Неожиданно пришло ощущение, что настало время и ему самому получше познакомиться с графом Кил керном.
        Организовать встречу с ним оказалось проще, чем он ожидал. Маркиз знал, что Килкерп являлся завсегдатаем клуба «Уайтс», и, когда он вошел туда в половине одиннадцатого того же вечера, граф был там с лордом Бслтоном, Хеннингом и несколькими другими посетителями
        Увидев, что Синклер приближается к ним, Хеннинг поднялся.
        — Совсем забыл — сегодня вечером я обещал представить Чарлза Блумтона герцогу Уиклиффу,  — запинаясь, сказал он и поспешно удалился.
        — Повезло же Уиклиффу,  — пробормотал Люсьен, а лорд Белтон рассмеялся.
        Синклер жестом указал на освободившееся место рядом с Килкерном:
        — Вы не возражаете?
        Граф пристально посмотрел на него:
        — Пожалуй, возражаю.
        Краем глаза Син заметил Криспина, сидевшего в противоположном конце комнаты и явно недовольного тем, что он находился столь близко от Килкерна.
        — И в чем причина?
        По комнате пробежал шум. Из всей группы, собравшейся вокруг Килкерна, граф был единственным, с кем он дважды подумал бы, прежде чем вступить в драку, но он не собирался уходить, не получив того, за чем пришел.
        — Люди, с которыми вы садитесь поговорить, похоже, кончают разбитыми носами,  — произнес Килкерн, потягивая свое бренди.  — Я настаиваю на том, чтобы был вывешен флаг перемирия, прежде чем позволю вам приблизиться ко мне.
        Синклер искоса взглянул на него; в этот миг граф возвысился в его глазах.
        — Вполне справедливо. Какие-то особые границы?
        — Для меня хорош и «Уайтс».
        — Согласен.
        Килкерн указал на место, которое освободил Хеннинг.
        — Тогда присоединяйтесь к нам. Роберт болтал о своей жене и грядущем отпрыске, однако, как мне представляется, это тут же наскучило бы вам.
        — Ты утверждал, что с нетерпением ждешь его рождения,  — запротестовал лорд Белтон.
        — Да, лишь бы ты перестал говорить об этом.  — С блестящими глазами граф откинулся в своем кресле и подвинул полупустую коробку сигар в сторону Сина.
        — А как вы, Олторп?  — спросил Белтон.  — Планируете расширение семьи?
        — Я, право, не думал об этом,  — ответил Синклер, неожиданно представив себе маленьких темноволосых девочек с глазами Виктории, играющих в гостиной. Боже святый, он поистине становится семьянином.
        — Я согласен, что не думали,  — прокомментировал Килкерн.  — Впрочем, вскоре она сама начнет делать намеки. С ними всегда так.
        Маркиз нахмурился.
        — Да уж, поверьте.
        Белтон поднялся.
        — Я собираюсь узнать, что замышляет Бромли.
        — Я с тобой, Роберт.  — Лорд Добнер тоже встал. Через минуту Син и Килкерн остались одни за столом.
        — Хм,  — задумчиво произнес граф.  — Трусы.  — Он осушил свой бокал с бренди и жестом указал, чтобы ему подали еще.  — Что вы пьете?
        — Виски.
        — Странный выбор для англичанина, который проводит все свое время, шатаясь по Франции.
        — А вы курите американские сигары.  — Синклер наклонился вперед.  — Теперь, когда перемирие закончилось, мы можем обсудить наши привязанности. В данный момент я хотел бы разобраться, что вы говорили о моей жене.
        Граф взглянул на него.
        — Она сказала, что работает над одной проблемой для вас. Если хотите узнать что-нибудь еще, спросите у нее. Я не сплетничаю о своих друзьях.
        Проклятие! Он должен был догадаться, потому что в последнее время Виктория стала слишком спокойной. Сейчас она посвятила еще одного человека в их общий секрет.
        — Я должен просить вас хранить это в тайне.
        Килкерн пожал плечами:
        — Я был бы более низкого мнения о вас, если бы вы не пожелали найти убийцу брата.
        — Вас это не касается.
        Граф поставил свой бокал на стол.
        — Я считаю Лисичку хорошим другом. Она никогда бы не вышла замуж за дурака.
        — Это комплимент?
        — Своего рода. Я не знаю точно, что вам нужно, Олторп, и не сую нос в ваши дела, но она, кажется, любит нас. Если вам нужна моя помощь, обратитесь ко мне. Я не сплетник, но я расскажу вам то, что знаю.  — Потянувшись, граф встал.  — А теперь… моя жена начинает намекать, что пора вернуться домой и взяться за работу.
        — Нет, Мунго,  — терпеливо говорила Виктория, обращаясь к попугаю.  — Скажи: «Черт побери».
        — О-о, словно кобыла и жеребец.
        Она прикрыла глаза, ее щеки зарделись от услышанного.
        — Ты опять подслушивал прошлой ночью, злая маленькая птичка.
        — Теперь, Син, я хочу, чтобы ты…
        — Виктория!  — позвал Синклер, стучась в дверь ее гостиной.
        — Входи.  — Она испытала облегчение от того, что ее занятие прервали. Однако когда маркиз вошел в комнату, облегчение сменилось озабоченностью.  — Как твои таинственные друзья?  — спросила она, надеясь отвлечь его.
        — Не знаю. Я ходил навестить твоего друга.
        Она скормила Мунго-Парку последний кусочек бисквита.
        — Какого друга?
        — Килкерна.
        — Кил… — Виктория оборвала себя на полуслове.  — Я думала, он тебе не нравится.
        — Поскольку ты рассказала ему, что ведешь свое собственное расследование у меня за спиной, он мне действительно не очень-то нравится.
        У нее на языке вертелись яркие богохульные выражения, но Мунго-Парк все еще находился в комнате.
        — Я не за спиной… — Приблизившись, она взяла мужа за руку и, приведя в спальню, захлопнула дверь.  — Я помогаю тебе найти убийцу Томаса.
        — Несмотря на мою просьбу не делать этого.
        — Понимаю, ты не хочешь, чтобы я пострадала, но разговаривать с Люсьсном Бэлфором ни капельки не опасно.  — Она не могла не заметить его скептического взгляда.  — Ну, разве что совсем немного…
        — Виктория, я не хочу сражаться с тобой,  — маркиз присел на край ее кровати,  — но также не собираюсь позволить тебе продолжать это расследование. Мало того, что пострадаешь сама, ты можешь спугнуть убийцу Томаса, так что мне никогда не удастся его обнаружить.
        Такая перемена в тактике удивила ее. Если Синклер ожидает, что она извинится перед ним и станет мягкой маленькой бесполезной женушкой, значит, он совсем не знает ее.
        — Насколько важно для тебя найти убийцу Томаса?  — спокойно спросила она, присаживаясь рядом с ним на кровать и беря на колени Генриетту.
        — Ты сама знаешь. Точнее, я думал, что знаешь.
        — Да, знаю, и очень даже хорошо. Мы оба согласны, что это самое важное в мире для тебя.
        — Тогда почему ты настаиваешь на своем участии?
        — Понимаешь, не очень-то приятно, когда тебя отталкивают в сторону. Ты не хочешь, чтобы я пострадала, но здесь кое-что большее. Мы попали в капкан в результате нашей свадьбы, но тем не менее… — Виктория замялась. Она постепенно влюблялась в него. Но разговор шел не о том.  — Знаешь, люди считают меня глупой, легкомысленной и бездарной, возможно, и ты тоже… но я могу помочь, и мне больно, когда ты думаешь, будто это мне не по силам.
        — Я не считаю тебя глупой и легкомысленной,  — ответил Синклер своим глубоким мягким голосом, вызывавшим у нее дрожь.  — И конечно, ты готова помочь. Когда мы впервые встретились, я и хотел воспользоваться твоей помощью.
        Виктория удивленно посмотрела на него. Взгляд маркиза был вполне серьезным, но он не оставлял надежды на то, что ее включат в его команду.
        — Так что же заставило тебя передумать?
        — Генриетта и Лорд Бэгглс, Мунго-Парк и детская благотворительность, мотивы, которые ты приводила.  — Он слегка улыбнулся.  — Ты даже меня немного полюбила.
        — Но, Синклер…
        Он поднял руку, и она подчинилась. Каковы бы ни были его доводы, он, очевидно, все хорошо продумал. Согласна она с ним или нет, ей придется дать ему возможность закончить.
        — У меня есть подозрения относительно того, кто убил Томаса. У тебя горячее отзывчивое сердце, Виктория; когда я осознал это, то понял, что не вправе ожидать от тебя помощи, тем более если окажется, что убийца — твой друг, хороший друг.
        Ее сердце на мгновение замерло.
        — Только не Люсьен! Он никогда бы…
        — Нет. Не Килкерн. Я бы предпочел, чтобы ты не считала его таким уж замечательным, но это не он. Однако ты лишь подтвердила мою точку зрения. Ты не можешь даже вообразить, что один из твоих друзей — убийца.
        Она согласилась про себя, что он был прав. И в то же время он ошибался.
        — Я никогда бы не подумала, что убийца Люсьен или кто-то еще из моих друзей. Но я не столь наивна и мягкосердечна, как ты думаешь. Испытай меня, Синклер. Кого ты подозреваешь?
        На какое-то время она испугалась, что он промолчит. Это означало бы, что он никогда не научится полностью доверять ей и у них никогда не будет настоящего надежного брака — такого, о каком она всегда мечтала.
        Маркиз хмуро взглянул на нее.
        — Джон Мэдсен,  — равнодушно произнес он.
        — Марли?  — вырвалось у нее, прежде чем она смогла остановить себя.  — Но почему ты подозреваешь лорда Марли?  — Виктория отпустила Генриетту и сложила руки на коленях.
        Син поднялся и начал ходить перед ней взад и вперед.
        — Я вкратце расскажу тебе, но при условии, что с сегодняшнего дня ты перестанешь вмешиваться в это дело.
        Именно в такие моменты Виктории хотелось быть крупным высоким мужчиной, так чтобы она могла стукнуть своего мужа по голове и заставить его прислушаться к голосу разума.
        — Сначала расскажи,  — возразила она,  — а потом мы обсудим остальное.
        В следующие несколько минут Виктория узнала несколько новых ругательств, часть из них, видимо, на португальском и итальянском. Она была рада, что Мунго остался в другой комнате.
        Наконец Синклер остановился перед ней.
        — Хорошо, слушай. Марли владеет акциями нескольких зарубежных компаний, которые принесли ему неплохой доход во время войны в Испании. Томас выступал против любых сделок с Францией, пока там господствовал Бонапарт.
        — Тогда многие выступали против сделок с Францией.
        — Я знаю. Но Томас громогласно заявлял об этом. Он писал мне, что Марли угрожал ему. Дело даже не в том, что часть денег Марли была вложена в торговлю, хотя он придерживается именно этой версии. За исключением собственности, принадлежащей ему по титулу, все его деньги были вложены в товары на экспорт.
        Разумеется, Виктория слышала тирады Марли о коммерции, независимой от государства, и считала их детскими и эгоистичными. Теперь они вдруг стали казаться ей поистине зловещими.
        — Сейчас Марли не так богат, как Крез, но он и не беден,  — спокойно заметила она.
        Маркиз кивнул:
        — Он сумел почти ничего не потерять во время войны.
        — Я все еще не понимаю, почему Марли выбрал именно твоего брата?
        — Когда-то они были друзьями.  — Синклер горько усмехнулся.  — В последнее время Марли притворяется, будто их дружба никогда не прерывалась.
        — Но ты знаешь, что это не так?
        — Да.  — Он пожал плечами.  — Больше того, Марли и Томас были в клубе «Хобис» накануне его смерти. Марли много раз бывал в Графтон-Хаусе и знал, что Томас любил проводить вечера в своем кабинете… С тобой все в порядке?
        Виктория начала дрожать. Она знала Марли и считала его другом. Господи, иногда она даже позволяла ему целовать себя.
        — Это не потому, что он мой друг или что-то подобное,  — медленно проговорила она.
        — Что же тогда?
        — Марли любит лишь то, что легко дается. Играть в азартные игры — легко. Убить кого-то и выйти сухим из воды — совсем другое дело.
        — Жадность и самосохранение — хорошие мотивы.  — Синклер подошел к ней и опустился на колени.  — У меня пока еще нет абсолютной уверенности, но теперь ты, должно быть, понимаешь, почему я против твоего вмешательства?
        — Тебе известно, что Томас общался с леди Джейн Незерби?
        Маркиз нахмурился:
        — Ты говорила, что не знаешь ни о каких знакомствах брата
        — Теперь знаю.
        — Килкерн?
        — Похоже, он друг всех и вся.
        Взгляд Синклера стал одновременно рассеянным и задумчивым. Наконец-то она сообщила ему кое-что новое.
        — Леди Джейн Незерби,  — повторил он.  — Ты уверена?
        Виктория кивнула.
        — Когда я представилась ей, она повела себя очень странно.
        — Представилась ей?
        — Я была в том же магазине, что и она, и мы рассматривали один и тот же набивной ситец. Она выглядела вполне дружелюбно — возможно, смотрела немного холодновато, но я отнесла это на счет ее застенчивости, а когда я представилась, она произнесла какие-то загадочные слова и опрометью выскочила из магазина.
        Синклер положил руки ей на колени.
        — Что она сказала?
        — Прежде всего упомянула, что они с Томасом были друзьями, и добавила: «Знать кого-то слишком хорошо тоже не всегда приятно». По ее мнению, пока люди живы, они сами контролируют свою репутацию, а когда человек умирает, его репутация остается в руках тех, кто захочет поговорить о нем.
        Маркиз крепче сжал ее колени, потом поднялся так, что их лица разделяло всего нескольких дюймов.
        — Я знаю, что брат встречался с кем-то, но он никогда не упоминал с кем и дразнил меня этим.
        Ее ранили боль и сожаление в голосе мужа. Виктория обхватила руками его лицо, поцеловала, и он тут же наклонился к ней, жадно впившись губами в ее рот.
        Однако когда жар в ее венах превратился в расплавленную лаву, Синклер отстранился.
        — Одевайся!  — Он встал.  — Я хочу кое-кому тебя представить.
        Глава 12
        К тому времени как Синклер и Виктория покинули Графтон-Хаус, наступила полночь и улицы окутал густой туман. Идти было недалеко, и они решили не брать экипаж, чтобы не привлекать к себе внимание.
        Мейфэр — фешенебельный район Лондона — был пустынным в этот вечер, но все же Синклер крепко сжимал свою трость черного дерева, внутри которой находилась острая, хорошо заточенная рапира.
        Самый безопасный путь держать жену под контролем, подумал он, это посвятить в заговор — до известной степени. Виктория уже помогла ему, и даже в большей степени, чем его сыщики, и с этим нельзя было не считаться. Войдя в парк, они остановились возле ближайшей дубовой рощи.
        — Леди Стэнтон,  — позвал Синклер тихим голосом и, перехватив удивленный взгляд Виктории, к своему глубокому удовлетворению, увидел ревность в ее фиалковых глазах.
        Перед ними плыла стена тумана. Когда немного прояснилось, он заметил Криспина, обходящего дерево и приближающегося к ним.
        — Мы опоздали?
        Огромный шотландец внимательно посмотрел на Викторию, однако прочитать выражение его лица было невозможно.
        — Нет. Это я пришел раньше.
        — Криспин, моя жена Виктория. Лисичка, это Криспин Хардинг.
        — Вы леди Стэнтон?
        — Иногда мне приходится перевоплощаться.  — Криспин перевел взгляд на Синклера.  — У тебя есть минута, чтобы поговорить наедине?
        Маркиз отрицательно покачал головой. Он знал, о чем пойдет речь, и у него не было желания выслушивать лекцию относительно того, каким органом он ведет расследование — головой или тем, что расположен ниже пояса. Именно от Криспина обычно исходили подобные нотации.
        — Что ты знаешь о леди Джейн Незерби?  — спросил он вместо ответа.
        — Незерби? Она дочь графа Брамли.  — Криспин снова остановил взгляд на Виктории, очевидно, не совсем уверенный в том, до какой степени при ней можно быть откровенным.
        — Томас встречался с этой дамой,  — сообщил Син.  — Она, кажется, опасается говорить о нем.
        — Не опасается,  — вставила Виктория тихим голосом,  — но… она не захотела разговаривать, едва узнав, кто я. Не только о Томасе, но и обо всем остальном.
        — Если Джейн рассчитывала стать следующей леди Олторп, встреча с вами не могла порадовать ее,  — предположил Криспин.
        — Послушайте, я буду…
        — …будешь признателен, если я займусь ею,  — закончил за нее шотландец.  — В случае, если это интересно: трое из лондонской знати покинули Лондон на рассвете следующего после убийства дня.  — Он вытащил из кармана записку и передал Синклеру.
        — Кто?  — Маркиз безуспешно пытался в темноте разобрать каракули Криспина.
        — Герцог Хайберроу, лорд Клостер и… И еще один господин.
        — Вы имеете в виду лорда Марли?  — уточнила Виктория. Выражение лица Криспина немного смягчилось.
        — Так точно, Марли. Ко мне есть вопросы?
        Синклер колебался. Огромный шотландец ждал возможности дать выход своему гневу, но ему определенно не хотелось, чтобы Виктория слышала это. Однако вряд ли стоило оставлять ее одну надолго.
        — Лисичка, подожди меня здесь минуту. Только никуда не уходи.
        — А я никуда и не собираюсь.
        Синклер молча сделал знак Криспину следовать за ним. Отойдя на несколько шагов от деревьев, они остановились.
        — Не смотри на меня так, Хардинг, я не мог удержать эту женщину дома, но ее можно использовать в наших интересах.
        — Ты хочешь, чтобы она ходила за нами хвостом? Что же, великолепная идея, однако если она сделает неверный шаг, мы все распрощаемся с жизнью.
        — Я сообщаю Виктории лишь то, что ей нужно знать. Когда мы вернулись в Лондон, я думал действовать только в пределах района Мейфэр, но этого оказалось недостаточно. Теперь я вынужден находиться в самой середине, стать частью этого чертова общества и тайком вынюхивать и выслеживать виновного.
        — Итак, жена — твое прикрытие для лобовой атаки. Она знает об этом?
        — Возможно. Как насчет завтрашней ночи?
        — Мы будем готовы. Можешь идти и развлекаться со своими новыми друзьями.  — Хардинг круто повернулся и зашагал прочь.
        — Криспин, будь осторожен.
        Шотландец остановился.
        — Это ты рискуешь своей головой, Син. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
        — Я тоже надеюсь.
        Когда он появился из тумана, Виктория с облегчением вздохнула:
        — Боже, я уж думала, что здесь вот-вот объявится чудовище…
        — Ты бы тогда его усыновила,  — насмешливо заметил маркиз, за что был вознагражден приглушенным смехом.
        — Похоже, твоей леди Стэнтон не понравилось мое присутствие здесь,  — предположила она.
        Синклер взял ее за руку.
        — Давай вернемся в дом. Сегодня холодная ночь.
        — Он считает, что я сделаю какую-нибудь глупость?
        — Нет, он так не думает.
        — Ты не разыгрываешь меня?  — Виктория освободила руку и остановилась — Ты не притворяешься, будто ценишь мою помощь?
        Внезапно он подумал, каково этой умной, красивой, молодой женщине проводить все свое время в компании мужчин, которые ценят ее совершенную грудь, а не ее глаза? Постоянно иметь кого-то рядом, кто ухаживает за ней ради ее бриллиантов, не замечая, что подлинный бриллиант она сама?
        — Нет,  — спокойно сказал он.  — Я не притворяюсь. Ты просто должна дать всем нам время приспособиться к тебе. Мы… я… не привык доверять кому-либо.
        Она кивнула:
        — Знаю. Однако есть люди, которым ты можешь доверять.  — Виктория прижалась к нему.  — Хорошие, честные люди существуют.
        Похоже, она была именно таким человеком, и он не собирался расставаться с ней.
        Бал в доме Августы собрал весьма разношерстный круг гостей. Друзья леди Друсбери смешались с юными джентльменами из Оксфорда, которых пригласил Кит. Сюда добавились довольно необузданные приятели Виктории, по крайней мере те, кто не дрался с ее мужем. Синклер пригласил трех своих напарников, и они, смешавшись с гостями, болтали с подозреваемыми, с которыми Син хотел встретиться в контролируемой, но неформальной обстановке.
        — Это… неожиданно,  — заметил Лайонел Пэрриш, приблизившись к Виктории и Люси с бокалами мадеры.  — Надеюсь, мы не закончим вечер гражданской войной. Представляю, как запомнилось бы столь кровавое событие.
        — Это удивительно,  — согласилась Люси.  — Я никогда не думала, что увижу лорда Ливсрпула и лорда Халифакса вместе в одной комнате без того, чтобы они не начали бросаться разными предметами друг в друга.
        Виктория тоже была удивлена тем, что никого до сих пор не вызвали на дуэль.
        — Леди Августа выглядит потрясающе.
        — И вы тоже,  — заметил Лайонел.  — Даже ваш муж кажется весьма воспитанным.
        Виктория повернулась и взглянула на Синклера, стоящего рядом с музыкантами и болтающего с Китом и одним из его юных друзей. Муж показался ей не просто воспитанным, но восхитительным, и ее сердце учащенно забилось.
        — Да он довольно удачно привел себя в порядок.
        — Вы убедили Марли прийти сюда,  — продолжил Пэрриш с ноткой удивления в голосе.  — Это… смелый шаг с вашей стороны.
        Дрожь пробежала по ее телу, когда она увидела Марли и окружении круга приятелей. Приглашение ему было послано по просьбе Синклера, хотя это заставило ее чувствовать себя низкой и отвратительной. Маркиз назвал это компромиссом с совестью. Небрежное замечание заставило ее задуматься о том, сколько раз он вынужден был идти на компромисс с собой, выполняя нужные задания.
        — Можно мне на минуту похитить Лисичку?  — Теплая рука легла на ее плечо.
        За последние день-два Виктория начала чувствовать себя частью его жизни, и это окрыляло ее.
        — Ну конечно,  — засмеявшись, сказала Люси.  — Мы все равно должны были пойти поддразнить Маргарет.
        — Поддразнить зачем?  — спросил Синклер Викторию, когда Люси и Лайонел отошли от них.
        — Думаю, она строила глазки твоему брату.
        — Но Кит вряд ли готов к браку.
        — Хм. Иногда это случается, когда меньше всего ожидаешь.
        — Понятно.  — Он нежно погладил ее по спине.  — И чего же следует ожидать, если это случится?
        Виктории хотелось прислониться к нему, чтобы он обнял ее.
        — Никто не может знать,  — прошептала она.  — Но я слышала, что это… очень интересно.
        Мягкий сдержанный смех отозвался глубоко внутри ее. Как восхитительно, когда двое людей видят только друг друга, и к черту весь остальной мир с убийцами, недовольными родителями, никчемными друзьями. Улыбаясь, она отчаянно сопротивлялась желанию закрыть глаза и позволить себе утонуть в этом мгновении.
        Секундой позже Виктория пожалела, что не поступила именно так, но было уже поздно. Она выпрямилась, когда реальность грубо вторглась в ее мечты.
        — Твой Криспин посмеялся над нами.
        Синклер тотчас же отпустил ее.
        — Точно. Она еще не пришла?
        Виктория тут же поняла, о ком идет речь. Они послали дополнительное запоздалое приглашение леди Джейн Незерби.
        — Нет. Я же говорила тебе, что не придет.
        — Это тоже часть испытания.
        Она кивнула.
        — С кого ты хочешь, чтобы я начала?
        — Думаю, лорд и леди Хастор были бы неплохим выбором. Лорд и Томас несколько раз охотились вместе.
        Виктория посмотрела в их сторону и подавила неожиданно появившееся раздражение.
        — Они беседуют с моими родителями.
        Маркиз улыбнулся, и в его глазах заиграла усмешка.
        — Значит, я не смогу поговорить с ними?
        — Полагаю, что нет. Каков твой план?
        — Если тебе будет легче переносить эту пытку, то скажу, что мне стоит немного поболтать с Килкерном.
        — В самом деле?
        — Если ты так доверяешь ему, может быть, и я могу — хоть немного…
        Ей хотелось обнять и расцеловать его — он доверял ей и признался в этом!
        — Желаю удачи,  — прошептала Виктория, пытаясь удержаться от улыбки.
        Нагнувшись, он провел губами по ее щеке и отправился искать Люсьена.
        Обычно подобные приемы были далеко не легкими — они вызывали в ней скуку, беспокойство, и Виктория чувствовала себя манекеном в витрине модной лавки. Однако сегодня ночью она испытывала особое напряжение, пока проходила между гостями, разместившимися в бальном зале Друсбери-Хауса, в гостиной и кабинете наверху. Сейчас все было по-другому. Каждое слово, которое она произносила, и все, что слышала, было важно для нее только потому, что она надеялась узнать что-нибудь об убийце Томаса.
        — Добрый вечер, леди Олторп.
        Она едва не выплеснула мадеру из своего бокала.
        — Лорд Кингсфелд!  — Виктория устало улыбнулась.  — Мы уже отчаялись увидеть вас сегодня.
        — Я собирался прийти раньше.  — Граф тоже улыбнулся.  — Кажется, мне следует извиниться. Могу я попросить нос проводить меня к Синклеру?
        Раздражение Виктории усилилось, но она никогда не уклонялась от вызова.
        — Ничего нет проще.
        — Надеюсь, ваш муж объяснил вам мою ошибку,  — произнес Кингсфелд, шагая рядом с ней.  — Уверен, вы привыкли к тому, что знакомые мужчины постоянно напоминают вам о вашей красоте.
        — Прошлое есть прошлое. Лучше поговорим о настоящем. Где находится Кингсфелд-Парк? Синклер никогда не упоминал об этом.
        — В Стаффордшире. Вы нигде не встретите более живописного места. На мой взгляд, оно даже может соперничать с Олторпом.
        — Вы проводили много времени в имении Олторп? Или Томас — в Кингсфелде? Графства Уилтшир и Стаффордшир находятся довольно далеко друг от друга.
        — Я посещал его, когда выдавалось время. Олторп никогда не покидал своего имения, пока этого не требовали дела в парламенте или светский сезон, и он всегда старался как можно скорее вернуться туда.
        Это имело смысл — вероятно, Томас опасался пропустить хотя бы одно из писем Синклера
        — Мне не терпится попасть в имение. Синклер и Кит очень любят его. Я видела один из рисунков Томаса и имею представление о нем, но совсем другое дело — побывать лично.
        — Да, Томас баловался рисованием,  — кивнул Кингсфелд.
        — Вы когда-нибудь видели его рисунки? Не понимаю, как они могут вызвать какое-либо иное чувство, кроме гордости за его способности и сожаления, что у него не было времени развить свой талант.
        Он улыбнулся:
        — Итак, вы считаете себя знатоком в искусстве?
        Хотя не было ничего удивительного в том, что Кингсфелд продолжал считать ее слабоумной, это очень неприятно действовало на нервы, и Виктория не была склонна проявлять по отношению к нему вежливость, как в последнюю их встречу. К этому времени Синклер уже получил нужную информацию от этого кретина, и слава Богу.
        — Знатоком? Небольшим в отношении рисунков карандашом или углем, но я давала советы нескольким моим друзьям, пишущим пейзажи. Особенно мне нравятся портреты Гейнсборо.
        — Да, они весьма романтичны, хотя слишком приукрашены.
        — По-моему, назначение искусства — видеть и отражать красоту.
        — И позволять художникам зарабатывать деньги.
        Ей захотелось показать ему язык.
        — Деньги могут быть продуктом, как и многое другое.
        — Вы говорите совсем как Томас. Ничто не существует, если не имеет своего смысла, а то, что не имело смысла или перестало его иметь, уничтожается.
        — Значит, вы полагаете, ничто не приносит пользы без денежной выгоды?
        — Не старайтесь понять это, дорогая. Женщины просто не способны схватить тонкие стороны экономики.
        Виктория холодно улыбнулась:
        — Что делаег женщин бесполезными согласно вашему собственному доводу. Итак, оставляю вас наедине с Синклером.
        Остановившись около мужа, она даже не пыталась скрыть гнев.
        — Лисичка?  — Маркиз приподнял бровь.
        — Лорд Кингсфслд желает поговорить с тобой,  — ровным голосом сообщила Виктория и удалилась.
        Остин Ховарт был полным ослом. Ей бы следовало закончить разговор, обозвав его обезьяной, и крепко ударить в то место, которое не принято упоминать.
        — Боже мой,  — прошептала Александра Бэлфор, обняв Викторию за талию,  — ты знаешь, что у тебя из ушей идет дым?
        — Я собираюсь написать Эмме Гренвилл перед тем, как лечь спать, и порекомендовать ей добавить курс по обучению владению шпагой и пистолетом в программу академии,  — сердито сообщила Виктория.  — Когда того требует нанесенное оскорбление, женщинам должно быть дозволено самим защитить свою честь.
        — На дуэли?
        — Некоторые джентльмены, мягко говоря, чересчур глупы и упрямы. Единственное, что может изменить их разум,  — это пуля, выпущенная в их глупые, неподатливые мозги.
        — Сядь!  — приказала леди Килкерн встревоженным голосом.  — Я принесу тебе бокал пунша.  — Она подвела Викторию к стулу.
        — Лучше бренди.
        — Хорошо, если ты подождешь меня здесь. И обещай никогда не повторять то, что сказала, мужу.
        — Почему… О Боже!  — Виктория побледнела и задрожала.  — Я совсем не это имела в виду.
        — Слава Богу, я знаю.
        В другом конце комнаты Синклер разговаривал с Кингсфелдом и Люсьеном. К счастью, он не слышал, как она оправдывала убийство тех, кто отказывался изменить свою точку зрения.
        Виктория выпрямилась в кресле, и румянец исчез с ее лица. Этого не может быть. Только не Кингсфелд. Не ближайший друг Томаса Графтона. Она пристально посмотрела на него. Он стоял, раскованно улыбаясь и говоря что-то Синклеру. В этом не было смысла — и в то же время страшный, отвратительный смысл был.
        — Ты ужасно выглядишь,  — сказала Леке, протягивая бокал и садясь рядом с ней.  — Выпей бренди.
        Виктория отпила два глотка. Бренди обожгло горло, и она закашлялась, а на ее глазах выступили слезы.
        — Дорогая, не огорчайся так сильно. Ты сказала это только мне, и я знаю, что у тебя в мыслях не было ничего подобного.
        То, что она подавилась и закашлялась, дало ей время собраться с мыслями.
        — Я знаю,  — отрывисто произнесла Виктория.  — Иногда моя способность говорить глупости просто удивительна.  — Она не могла ничего утверждать о Кингсфелде, пока все не продумает или пока не найдет какое-то доказательство — что-то большее, чем досужие домыслы.
        — Итак, теперь он приучил вас пить бренди?  — Августа села рядом с ней по другую сторону.  — Я знала, этот мальчик на любого может оказать вредное влияние.
        — Он должен быть самым ужасным созданием на земле, чтобы оказать вредное влияние на меня.  — Виктория заставила себя улыбнуться и поднялась.  — Это моя вина. Мне нужно освежиться. Я вас покину на минутку.
        — Конечно, если это необходимо…
        Не обращая внимания на удивленные взгляды двух леди, Виктория подобрала юбки и заторопилась к балкону, выходившему на маленький сад Августы. Вскоре она уже вдыхала прохладный ночной воздух.
        — Даже замужним женщинам не пристало отправляться на балкон в одиночестве,  — неожиданно раздалось над самым ее ухом.
        Виктория пронзительно вскрикнула и тут же прижала ко рту обе руки, надеясь, что оркестр в зале заглушил ее вопль.
        — Марли,  — выдохнула она.  — Вы до смерти напугали меня.
        Виконт не тронулся со своего места на другом конце балкона.
        — Вижу.
        — Что вы здесь делаете?
        Он пожал плечами:
        — Я еще недостаточно пьян, чтобы возвращаться в дом. А вы?
        — То же самое.
        — Черт возьми, Лисичка! Из всех мужчин, которые окружали вас, не говоря уже обо мне, вы выбрали Сина Графтона!
        Марли был среди подозреваемых, напомнила себе Виктория. Он все еще считается потенциальным убийцей.
        Она приблизилась к двери балкона.
        — Я все равно не вышла бы за вас замуж.
        — Я не идиот, знаю.
        — Итак, мы…
        — Вы не собирались замуж. Это было справедливо. Затем он вошел, и вы изменили правила игры.
        — Вам не следовало приходить сюда сегодня, если вы испытываете такие чувства.
        — Вы попросили меня прийти, а теперь гоните. Так чего же вы хотите?
        Признания, подумала она; однако похоже, источник должен быть совершенно другим.
        — Я надеялась узнать, можем ли мы по-прежнему оставаться друзьями.
        Он выпрямился.
        — Не думаю, что мы когда-либо были друзьями. Вы хотели такого мужчину, который впутал бы вас в неприятности и не побоялся испортить свою репутацию, верно?
        Она прищурилась.
        — А чего хотели вы?
        — Вас.
        В этот момент на балкон вышел Лайонел Пэрриш. Его чересчур искреннее удивление не оставляло сомнений — он знал, куда они удалились.
        — Извините,  — произнес Пэрриш,  — в бальном зале стало опасно находиться.
        Виктория сделала шаг ему навстречу.
        — Опасно? Что вы имеете в виду?
        — Ливерпул упомянул о новом торговом соглашении с колониями, а Хаверли залил пол портвейном. Уверен, это прелюдия к кровопролитию.
        — Тогда самое лучшее для меня будет вернуться и потанцевать с кем-нибудь из них. Вы проводите меня?
        Пристально взглянув на Марли, Пэрриш предложил Виктории руку.
        — Берегитесь злых языков и остроумных выпадов. Я могу упасть в обморок, если мне бросят вызов…
        — Не волнуйтесь, я спасу вас.
        Не глядя в сторону Марли, Виктория позволила Лайонелу проводить ее обратно в зал. Виконт вел себя не слишком агрессивно, но даже при этом она почувствовала облегчение, покинув его. В прошлом он, не довольствуясь простым общением с ней и случайными поцелуями, постоянно ожидал от нее большей близости, словно одной дружбы ему было недостаточно.
        В танцевальном зале, несмотря на зловещее описание Лайонела, все выглядело вполне спокойно.
        — Хм, возможно, я кое-что преувеличил.  — Он бросил на нее косой взгляд.
        — Благодарю вас, Лайонел.
        — Я видел, что Марли направился на балкон, и собирался перехватить вас, но вы двигались слишком быстро.
        — Хорошо, в следующий раз я не буду так спешить,  — засмеялась Виктория.
        Кингсфелд покинул Синклера и теперь увлеченно разговаривал с леди Августой. «Должно быть, я сошла с ума,  — подумала Виктория.  — Разве мог тот, кто совершил убийство, продолжать дружить с семьей жертвы? Марли — более подходящая кандидатура. По крайней мере он не скрывает, что не любит Синклера».
        Леди Джейн плавно вошла в зал со стороны кабинета. Ее холодное, сдержанное лицо неожиданно дрогнуло, затем приняло прежнее выражение. Виктория с любопытством проследила за направлением взгляда молодой женщины — и попала прямо на лорда Кингсфелда. У нее перехватило дыхание.
        — Лайонел, вы видели Сина?  — спросила она, пытаясь отыскать взглядом мужа.
        — Да, в гостиной. Что-то не так?
        Черт возьми, она ведь собиралась научиться не выдавать своих мыслей.
        — Все в порядке. Просто мне нужно поговорить с ним.
        — Тогда я покину вас. Люси подкупила оркестр, и сейчас заиграют контрданс.
        В дверях гостиной появился Синклер, за ним на расстоянии нескольких шагов следовал Криспин Хардинг. Внимание обоих мужчин было направлено на леди Джейн Незерби. Виктория нахмурилась. Мистер Хардинг сообщил Сину о присутствии на балу молодой леди, но ей хотелось бы самой сделать это.
        Синклер предпочел не представляться, решив, что случайная встреча принесет больше пользы. Сделав вид, что он слегка навеселе, маркиз приблизился к леди Джейн, затем неуклюже отступил назад и чуть не натолкнулся на нее.
        С опозданием заметив, что пристально наблюдает за ними, Виктория отвернулась и, сосредоточив внимание на комнатном плюще, неожиданно заметила, что Кингсфелд тоже наблюдал за Синклером и леди Джейн. Выражение его лица было слегка скучающим, но что-то в глубине янтарных глаз заставило ее вздрогнуть.
        Она явно все выдумала. Сказал ли ему Синклер, что ждет встречи с леди Джейн? И о чем леди Джейн предпочитала не говорить?
        Опомнившись, Виктория отправилась на поиски Августы, чтобы выслушать ее уверения относительно честности и порядочности графа Кингсфелда. Хозяйка дома находилась в центре бального зала, танцуя контрданс с Китом, и они, казалось, были счастливы.
        Если что-то произойдет с бабушкой или братом Синклера, это его убьет. И тут Виктория дала себе обещание сделать все, лишь бы ничего не случилось с его семьей. Ничего.
        Что-то беспокоило его жену: она молчала при возвращении в Графтон-Хаус, и даже его дразнящие вопросы не оторвали ее от размышлений. Синклер мог догадаться о некоторых причинах этого настроения: Виктория провела вечер, пристально наблюдая за своими друзьями и знакомыми, и скорее всего обнаружила что-то, о чем предпочла бы не знать. Это была его вина, и он намеревался ее исправить до того, как они уснут.
        — Послушай,  — Виктория повернулась в кровати,  — мне нужно кое-что сказать тебе.
        — Говори.
        — Я не могу… когда ты так целуешь меня.
        — Хорошо, я подожду.  — Он вздохнул с деланным разочарованием.
        Она перевернулась на спину.
        — Ты выяснил что-нибудь про леди Джейн?
        — Пожалуй, эта красотка что-то знает. Я послал Бейтса посмотреть, что можно выкопать в загородной резиденции ее родителей, а Уолли готов влюбиться в ее горничную.
        — Бедный Уолли.
        — Он заслужил наказание после того, как на днях испугал меня до полусмерти.
        — Что она сказала тебе?
        — Разумеется, она была дружна с Томасом и скорбит о нашей общей утрате, но ничего такого, чтобы предать кого-то правосудию. Она не понимает, почему это случилось.  — Маркиз перевел дыхание, заметив живой интерес на лице Виктории.  — По-моему, у нее есть ответы на все вопросы. Ты молодец, что обнаружила эту даму.
        — Не уверена, что Джейн и Марли знают друг друга. Он никогда не смотрел в ее сторону и не упоминал о ней, по крайней мере последние два года.
        — Ты собиралась мне сказать именно это?  — Синклер старался, чтобы его голос звучал равнодушно. Каждый раз, когда его жена защищала проклятого лорда Марли, он испытывал желание хорошенько встряхнуть ее — ведь тот, кто ей нравился, возможно, убил Томаса.
        — Нет.  — Она чуть поколебалась, затем села.  — Что, если я скажу тебе, кто был знаком как с леди Джейн Незерби, так и с твоим братом и находился в городе в тот день, когда был убит Томас? Этот человек хорошо знал Графтон-Хаус, и главное — он не позволяет существовать вещам, которые бесполезны для него.
        — Я хотел бы узнать имя этого человека. Немедленно.  — Голос маркиза дрогнул.
        Виктория глубоко вздохнула, выдерживая паузу.
        — Граф Кингсфелд.
        Синклер прищурился.
        — Остин? Не смеши меня.
        — Я и не смешу. Он крайне хладнокровно говорил о необходимости избавляться от вещей и людей, если они становятся бесполезными.
        — И что заставило тебя подумать, будто он счел своего ближайшего друга бесполезным и под избавлением подразумевал убийство?
        Виктория скользнула на край постели и встала.
        — Я не утверждаю, что Кингсфелд сделал это, я просто говорю… не упускай его из виду.
        — Я знаю Остина двенадцать лет, и он никогда…
        — Как часто ты видишься с ним? Он мне не нравится, и я не доверяю ему.
        Маркиз тоже встал, бессовестно используя свой рост, чтобы она смотрела на него снизу вверх.
        — Именно ты говорила, что мне следует быть более доверчивым. Или я должен доверять твоим друзьям и твоим суждениям, а не своим собственным? Это не игра, Виктория.
        — Я знаю, что не игра.  — Ее глаза наполнились слезами.  — Если это тебе поможет, притворись, будто тебя предупреждает тот, мнению кого ты доверяешь.  — Она направилась к двери, соединяющей их спальни.  — Просто я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.
        Проклятие! Эта прелестная женщина, несмотря на его грубость, беспокоилась о нем, а он чуть не назвал ее дурочкой.
        Возможно, в конце концов его доводы помогут убедить ее. Два года он искал информацию где только мог. Не все факты указывали на Марли, и теперь ему требовалось изучить все вблизи. А вот подозрение Виктории было основано только на веренице совпадений.
        Ворча, он сорвал покрывало и снова лег в свою большую пустую кровать. Резкий звук заставил его посмотреть вверх, где Мунго-Парк уселся на свое любимое место в изголовье кровати.
        — Теперь, Син, я хочу тебя,  — передразнила птица.
        — Заткнись,  — ответил маркиз и накрылся с головой одеялом.
        На следующее утро Виктория первым делом села и составила свой список. Она разделила страницу на две колонки: друзья, на молчание которых она могла рассчитывать, и друзья, которые готовы разнести ее слова по всему Лондону. Список получился тревожно односторонним: она умудрилась приобрести слишком много болтливых друзей.
        Когда она перечитала имена, то вычеркнула Синклера Графтона, троих его друзей-агентов и камердинера. Они не будут разносить сплетни, но вряд ли позволят ей продолжать собственное расследование в отношении графа Кингсфелда.
        Затем Виктория послала записку своей подруге Эмме Гренвилл; ее интересовало, не сохранились ли в академии мисс Гренвилл какие-либо письменные упоминания о леди Незерби: тетушка Эммы подробно записывала имена посетителей и все необычные происшествия. Синклера наверняка успокоит то, что она ведет расследование совершенно безопасным и даже бесполезным способом.
        Сделав это, Виктория отдала свое послание Майло и отправилась в кабинет. Этим утром маркиз должен был находиться в парламенте, и, следовательно, на какое-то время Графтон-Хаус освободится от шпионов.
        Закрыв дверь кабинета, она медленно оглядела комнату, хозяин которой умер насильственной смертью. Если он знал убийцу, то мог также знать, что его жизни угрожает опасность. Почему именно эта комната? Почему именно в ту ночь? Ключ к разгадке скорее всего находится здесь.
        Хотя Синклер уже осматривал письменный стол в поисках компрометирующих писем или записок, убийца имел возможность сделать это первым. Но Виктория знала, что люди не обязательно хранят личные бумаги на виду. Ее муж, несомненно, уже учел эту возможность, но он мог пропустить что-то — особенно если искал иные улики, не те, что она.
        Ей пришлось начать с книжной полки около двери. На книгах не было пыли, но вряд ли кто-то ими пользовался в последнее время: в основном это были сборники законов, регистры земельной собственности и торговые уставы. Томас очень серьезно относился к своим обязанностям в палате лордов — это Виктории уже было известно. Одну за другой она вынимала книги, пролистывапа их в поисках записей или отметок покойного маркиза Олторпа, затем ставила на место, полагая, что, если смерть Гомаса была столь же неожиданна для него, как и для его семьи, он, вероятнее всего, ничего не прятал.
        Два часа спустя, когда Виктория сняла с полки «Путеводитель по растениям» Калпепера и потрясла толстый том, из него на ковер выпало несколько пожелтевших листов бумаги.
        Она долго стояла, глядя на них. Ее уставшая спина, испачканные пальцы, все ее переживания уже не имели значения. Томас Графтон оставил эти листы, чтобы кто-то их нашел, и она нашла.
        — Спокойно!  — прошептала Виктория и, подобрав юбки, опустилась на ковер.  — Возможно, все это лишь глупые фантазии.
        Ошибки не было — она почти сразу же поняла это. Три странички, исписанные аккуратным почерком, представляли собой какой-то юридический документ, который сопровождался примечаниями и статистикой.
        Дверь кабинета внезапно открылась.
        — Виктория, что ты…
        Синклер в недоумении остановился, увидев жену сидящей на полу с листками бумаги, зажатыми в руке.
        — Мне кажется, я что-то нашла,  — сказала она срывающимся голосом.
        Он подошел и опустился рядом с ней на колени.
        — Что именно?
        — Думаю, это черновик законопроекта — Она наблюдала за напряженным выражением его лица, когда он просматривал бумаги.  — Что-то о торговле и о Франции.
        Синклер кивнул:
        — Первоначальный вариант. Где ты нашла его?
        — В книге Калппера.
        — Это лишено смысла. Зачем было Томасу прятать парламентский трактат в путеводителе по растениям?
        — Возможно, чтобы никто не нашел?  — предположила она.
        Маркиз посмотрел ей в глаза.
        — Не ищи здесь больше, чем видишь. Это первоначальный проект. Томас мог просто заложить его в книгу, чтобы отметить нужную страницу.
        — А именно норичник шишковатый, растение, которое заживляет гноящиеся раны?
        Нахмурившись, Синклер прочитал текст более внимательно.
        — Этот проект требует прекратить торговлю с Францией и призывает английскую знать отказаться от земельной собственности во Франции, чтобы «показать пример всему миру и особенно Бонапарту».  — Он снова взглянул на жену.  — Знаешь, Остин показал мне часть предложений, над которыми они работали вместе с Томасом, и сообщил, что Марли не соглашался с ними.
        Виктория удачно справилась с желанием снова начать препираться. Главное было найти убийцу, а не спорить о том, чьи друзья вызывали меньшее доверие.
        — Это был тот же проект?
        — Не знаю. На страницу пролили портвейн. Это сделал Марли. Ее невозможно прочесть.
        — Тогда почему лорд Кингсфелд сохранил эту страничку?  — мягко спросила она.
        Синклер поднял на нее угрюмый взгляд.
        — Что ты сказала?
        — Лорд Кингсфелд сам объяснил мне, что избавляется от бесполезных предметов. Почему тогда он хранил не поддающуюся прочтению бумагу больше двух лет? И почему он точно знал, где найти ее, чтобы показать тебе?
        — Прежде чем мы двинемся дальше по этой тропе,  — спокойно произнес маркиз спустя минуту,  — нам следует выяснить, что стало с самим проектом. Мы уже знаем, что он не прошел. Нужно просмотреть отчеты в палате и определить, когда проект отклонен парламентом. Это будет фактором, определяющим его значение.
        Встав, он поднял путеводитель по растениям и поставил на полку, а затем протянул ей руку. Виктория сжала его пальцы.
        — Синклер, я не хотела причинить тебе боль…
        — Ты напала на след,  — заметил он, без усилия поднимая ее на ноги.  — Остается только посмотреть, насколько он горяч.
        Глава 13
        Его жена определенно что-то задумала, решил Син, глядя на ее профиль, когда они проезжали в своем экипаже мимо «гнилого местечка» в Гайд-парке.
        Последние три дня она была тихой и спокойной, почти не упоминала о расследовании и лишь иногда спрашивала, не узнал ли он чего-нибудь новенького. Зато она делила с ним постель с прежней страстью и воодушевлением.
        И все же его импульсивная женушка ни от чего не отказалась, хотя он приказал ей не вмешиваться в его дела, а значит, она все еще не рассталась со своими подозрениями в отношении графа Кингсфелда, но просто не говорила об этом.
        Его фаэтон присоединился к веренице экипажей, верховых и пешеходов, заполнивших парк. Ритуал дневного общения казался абсурдным, так как в подобной толчее нести серьезный разговор было невозможно. Но здесь по крайней мере в течение часа он держал жену в поле зрения и мог защитить от неприятностей.
        — Я написала моей подруге Эмме Гренвилл.  — Виктория оглядела толпы людей, заполнивших покрытый солнечными пятнами парк.  — К сожалению, она сообщила, чго леди Джейн Незерби не училась в академии мисс Гренвилл.
        — Все равно это хорошая идея, теперь мы знаем, где ее не было.
        — Бейтс что-нибудь рассказал?
        Синклер отрицательно покачал головой.
        — Он вернется лишь через несколько дней. Надеюсь, среди ее посетителей попадались джентльмены, и скоро у нас появится их описание.
        — Мои родители приглашают нас на обед сегодня вечером.
        — Правда?
        — Да. Ты не ожидал?
        — Признаюсь, нет. Что мне надо делать?
        Она по-прежнему не смотрела на него.
        — Ничего. Я должна принять приглашение?
        — Нет, если тебе не хочется обедать с ними.
        — Тогда придется принести наши извинения. Просто я подумала, что, возможно, тебе захочется допросить и их.
        Маркиз прищурился.
        — Виктория, что случилось?
        На мгновение она откинулась назад и посмотрела ему в лицо.
        — Чем ты собираешься заняться, когда это закончится?
        — Встречусь с моим поверенным в делах и просмотрю учетные книги поместья.
        — Я имела в виду, что ты собираешься делать, когда поймаешь убийцу Томаса?
        Он выдержал направленный на него взгляд, пытаясь прочитать в фиалковых глазах, чего же она на самом деле хочет.
        — Предполагается, что я стану аристократом. Мы ведь ничем особым не занимаемся.
        Выражение ее лица не изменилось, хотя она была готова кричать от раздражения.
        — Делай все, что полагается. Если ты намереваешься просто сидеть и выпивать или держать пари весь день напролет, я…
        — Вынуждена будешь искать другого мужа для себя,  — закончил он.  — Я восхищаюсь твоей уверенностью в своих способностях изменить мир, но человечество прогнило значительно сильнее, чем ты можешь себе представить.
        — Скажи, Синклер, что сделало тебя таким циничным?
        Он пожал плечами:
        — Я не собираюсь делиться этим с тобой.
        — А почему бы и нет?  — выпалила она и тут же покраснела.  — Я достаточно сильная и готова услышать те дурные новости о моих друзьях, которые ты сумел обнаружить.
        — Ш-ш-ш,  — прошептал маркиз и, не удержавшись, погладил ее щеку тыльной стороной ладони.  — Дело не в этом.
        — Так в чем же?
        — Я получаю… особенное удовольствие от твоей веры, Виктория.
        — Моей веры?
        Синклер кивнул:
        — И от твоего сочувствия. Это… очень важно для меня.
        Несколько мгновений длилось молчание.
        — Это очень мило, что ты так думаешь,  — наконец прошептала она, улыбаясь, и ее глаза увлажнились.
        — Когда все закончится, я собираюсь управлять имениями Томаса и заняться его акциями, а заодно постараюсь не делать из себя осла в парламенте.
        — Но это больше не имения твоего брата,  — возразила Виктория.  — Они твои, так же как и место в палате лордов, и Графтон-Хаус, и…
        — И что?
        — И я.
        Его сердце глухо застучало. В этом был главный смысл. Она думала, что он женился на ней затем, чтобы продолжать свое расследование. Отчасти так оно и было, но как только расследование закончится, все изменится и он очень скоро может стать ненужным для своего собственного правительства.
        — А чего хочешь ты?
        Она мило улыбнулась ему.
        — Того же, что и всегда,  — быть полезной.
        — Ты в самом деле приносишь мне большую пользу,  — сказал Синклер. Он ненавидел печальное выражение ее глаз и хотел сделать еще одну попытку объяснить, сколь важную роль она начала играть в его жизни.
        Виктория наморщила носик.
        — Это не совсем то, что я хотела бы услышать…
        — О Боже!  — Маркиз натянул вожжи и едва не сбил молодую белокурую женщину, которая появилась откуда-то прямо перед экипажем.  — Мисс Анжу, вы не поранились?
        — У меня все прекрасно,  — отозвалась она, внимательно оглядывая спутницу Синклера.
        Виктория наклонилась к мужу.
        — Кажется, эта дама хочет узнать, кто я,  — прошептала она.
        Слава Богу, встреча лишь позабавила ее, но Синклер хорошо знал, что не следует представлять жене свою бывшую любовницу; в то же время он не мог совсем не обратить на нее внимания — Софи бежала бы за фаэтоном, крича и визжа настолько громко, насколько позволяли ее легкие оперной певицы.
        — Мисс Анжу — леди Олторп. Виктория — мисс Анжу, известная в Париже оперная певица.
        — Добрый день,  — вежливо поздоровалась Лисичка.  — Мы смотрели на днях ваше представление. Это было великолепно. Я завидую вашему таланту.
        Софи взглянула на Викторию снизу вверх, затем сделала легкий реверанс.
        — Мерси, миледи. Маркиз часто посещает мои спектакли, а когда не может, присылает цветы.
        Синклер понял, что дело принимает дурной оборот.
        — Я уже все объяснил леди Олторп. Мы давние знакомые, и…
        Явно не удовлетворенная этим незаконченным объяснением, Софи словно приросла к фаэтону, не давая ему тронуться с места. Следующие за ними экипажи тоже начали останавливаться, тем самым увеличивая количество любопытных глаз, наблюдавших за ними.
        — Я рада услышать это,  — продолжила певица по-английски с сильным акцентом.  — Откуда вы знаете моего Сина, леди Олторп?
        Прежде чем он сумел открыть рот, Виктория наклонилась вперед и, не обращая на него внимания, взглянула на Софи.
        — Синклер — мой муж,  — сказала она тихим голосом.
        Попытка утонченного разговора с Софи не достигла цели. Глаза блондинки расширились.
        — Что? Синклер, ты женился?
        — Совсем недавно,  — ответил он, пытаясь превратить это в пустяк.
        — Но ты же обещал никогда не жениться.
        — Все меняется, мисс Анжу.  — Маркиз твердо посмотрел на нее — Меняются люди, и меняются обстоятельства.
        — Один ты не меняешься, я знаю. Ты, верно, шутишь?
        — Нет.
        К его удивлению, Виктория положила руку ему на плечо.
        — У Синклера просто не было возможности сказать вам. Он неожиданно унаследовал титул и некоторую собственность, и его семья настояла, чтобы он женился.
        Это была явная ложь, но гнев в глазах Софи улегся.
        — Я вижу,  — холодно ответила певица, отступая назад.  — Какое несчастье, что ты потерял свободу, Син,  — она была так важна для тебя.
        — Возможно. Извини, но нас ждут.
        — Надеюсь, я встречу тебя в Лондоне, прежде чем вернусь в Париж?
        Нет, если он сумеет избежать этого. Софи слишком много знала о его темных делах в Европе, но недостаточно об их мотивах. Было кое-что, касающееся его самого, и маркиз не хотел, чтобы это стало известно Виктории.
        — Вероятно, увидимся.  — Не выказывая никакого энтузиазма, он дернул вожжи и пустил лошадей рысью.
        Как только они немного отъехали, Виктория обернулась к нему.
        — Скажи, Синклер, ты…
        — Прости,  — перебил он.  — Я надеюсь, тебя это не очень смутило?
        — Нет. Просто я хочу узнать, намеренно ли ты разбил и ее сердце?
        — Я этого вообще не делал,  — возразил он.  — Из-за жажды славы, известности и погони за молодыми богатыми мужчинами сердце Софи так глубоко спрятано, что вряд ли кто-то может услышать, как оно бьется.
        — Но ты… был с ней близок, не так ли?
        Син нахмурился:
        — Она доверяла мне, и ничего кроме.
        — Тогда мне жаль.
        — Чего именно?
        — Тебе пришлось столько пережить. Вернуться в Англию было бы нелегко даже при нормальных условиях, но если добавить к этому убийство и унаследование титула маркиза…
        — Я не одна из твоих заблудших овечек, Лисичка, и сам выбираю, что мне делать. Поверь, Томас готов был купить для меня патент капитана в армии, если бы я только намекнул. Но я не захотел.
        Виктория внимательно посмотрела ему в глаза, но если она искала щель в его броне, то он мог только пожелать ей удачи.
        — Не ты убил его,  — спокойно произнесла она.
        Очевидно, по крайней мере одна щель осталась. И конечно, она направила шпагу именно в эту щель — в его сердце.
        — Нет, этого я не знаю,  — возразил он.  — Если убийство как-то связано с законопроектом, который ты нашла, я, бесспорно, мог иметь к нему отношение. Томас хотел предотвратить войну, а я был как раз в центре ее.
        Виктория совсем не чувствовала себя смущенной, вместо этого она приняла задумчивый, серьезный вид, который одновременно раздражал и забавлял его.
        — Продолжай,  — приказал он ей. Если у нее еще оставались крупицы мудрости, чтобы поделиться с ним, он мог, черт побери, воспользоваться сейчас одной-двумя.
        — Дело в том, что я не очень хорошо знала твоего брата, но он казался умным человеком. Могло ли на него повлиять то обстоятельство, что ты работал на военное министерство?
        Довольно долго Синклер смотрел на нее. В его голове бродило много противоречивых мыслей, из которых следовало отобрать несколько и сообщить ей.
        Наконец он медленно вздохнул.
        — Позволь мне кое-что уточнить. Я представил тебя одной из моих прежних любовниц, а ты больше беспокоишься по поводу того, чувствую ли я себя виноватым в смерти брата.
        Она откашлялась.
        — Что же, честно говоря, я подозревала, что ты неплохо знаешь Софи Анжу, так что это меня не слишком удивило.
        Маркиз поднял бровь.
        — Не удивило?
        — Нет. Вечером, когда мы были в опере, ты постоянно краснел.
        — Никогда не краснею.
        С насмешливой улыбкой она взяла у него из рук вожжи и подхлестнула лошадей.
        — Еще там я поняла: что-то происходит.
        О Боже! Он и не представлял, насколько она была наблюдательна. Ему вообще было очень мало известно об этой женщине. Потребуется целая жизнь, чтобы постичь ее, и маркиз надеялся, что она даст ему такую возможность.
        — Что тебе больше всего нравится делать?  — спросил он. Виктория замерла.
        — Что?
        — Ну, чем ты любишь заниматься?
        — Странный вопрос.
        Синклер не мог обвинить ее в том, что она относилась к нему с подозрением; он, похоже, никогда ни о чем и не спрашивал ее без скрытого повода.
        — Видишь ли, мне это любопытно. Я пытаюсь вести себя, как подобает мужу, и стараюсь познать свою жену.
        Выражение ее лица стало задумчивым.
        — Не уверена, что именно так делают настоящие мужья.
        Наконец-то он удивил ее.
        — Мы оба знаем, насколько я лишен черт, которые должны быть присущи мужу.
        Виктория подавила смешок.
        — Вообще-то не так уж и лишен.
        — Благодарю. А теперь скажи, что ты любишь делать?
        — О Боже!  — прошептала Виктория — в этот момент жипаж накренился в сторону кустарника.
        Син выхватил у нес из рук вожжи, и они вернулись на дорогу.
        — Езда не относится к твоим любимым занятиям?
        Она показала ему язык.
        — Я люблю ездить верхом, когда бываю за городом. Мама считала меня сорванцом, потому что я ненавидела старую, заезженную кобылу, которую родители предоставили мне, и я всегда отдавала ее кучеру, а сама ездила на его лошади.
        Синклер мысленно отметил, что надо будет предоставить ей резвую, но с хорошим нравом лошадку в Олторпе. Если его Лисичка хочет ездить верхом, то пусть ездит на здоровье.
        — Что еще?
        — Моя благотворительность,  — продолжила она, не отрывая от него глаз.
        Судя по выражению ее лица, Виктория ожидала, что он высмеет ее, как во время первого благотворительного завтрака, который они посетили вместе.
        — Я признался тебе, что время от времени схожу с ума от страсти и говорю разные глупости?
        — Ты не сходишь с ума от страсти.  — Она сложила руки на коленях.
        — Что ж, я заслужил твое недоверие.
        Она хихикнула.
        — Все хорошо. Мое любимое занятие — болтать с друзьями… — Виктория закусила нижнюю губу, и ее лицо омрачилось.
        — Тогда я должен извиниться перед тобой. Я превратил всех твоих друзей в подозреваемых, не так ли?
        — Это не твоя вина. Некоторых из них я должна была видеть в другом свете. Они не настоящие друзья. Что ж, главное — вовремя спохватиться.
        Она опять поступила великодушно и заставила его почувствовать себя последним негодяем.
        — Я могу устроить обед, на который ты пригласишь кого пожелаешь из своих друзей. Подозреваемые — не допускаются.
        Виктория повернулась и поцеловала его в щеку. Не собираясь быть обманутым, маркиз наклонился к ее лицу и впился губами в ее губы. После секундного удивления она вернула ему поцелуй. До него глухо доносились насмешливые комментарии пешеходов и верховых вокруг, но он не обращал на них внимания. Виктория принадлежала ему, и он хотел, чтобы все знали об этом.
        — Я согласна, если и ты пригласишь своих друзей.
        Синклер выпрямился, тут же почуяв западню.
        — Постой, Виктория. Ты хочешь заставить меня раскрыть моих друзей перед твоими, разве не так? Ты доверяешь мне или нет?
        — Не все же нам вести войну?  — сердито ответила она.  — Наши друзья должны подружиться между собой. Не забудь, у нас есть жизнь, к которой мы сможем вернуться, когда все закончится.
        Ее фиалковые глаза молили, чтобы он не делал проблему из простого обеденного приема. Однако все непросто там, где замешаны убийство и доверие. Он, несомненно, уже измучил ее этим на всю оставшуюся жизнь.
        — Я приглашу их,  — проворчал Синклер.
        — Благодарю.
        На какое-то время он сделал ее счастливой, и тут же возникшая легкость коснулась его сердца. Однако это продолжалось недолго: маркиз внезапно понял, что признался своей жене в готовности поставить под удар своих соотечественников, лишь бы угодить ей. И они, разумеется, тоже поймут это именно так.
        Люси Хейверс поглядывала по сторонам, Полин Джефрис и ее мать леди Прентисс готовились к участию Полин в чтении стихов. Стул рядом с ней оставался пустым, так как Виктория болтала в прихожей с леди Килкерн. Марли, прислонившись к мраморной колонне в музыкальной комнате, наблюдал за происходящим. От чтения стихов у него по всему телу пробегали мурашки, и он намеревался уйти прежде, чем Полин начнет, полагая, что не сможет выдержать это.
        Перерыв должен был продлиться еще минут пять, и Лисичка казалась полностью поглощенной беседой с подругой. Бросив последний взгляд на дверной проем, Марли, оттолкнувшись от колонны, приблизился к пустому стулу рядом с Люси и коснулся ее плеча.
        — Вижу, что и вы попали в западню,  — тихо сказал он, занимая свободный стул.
        Она побледнела.
        — О Боже, так напугать меня! Как вы здесь очутились? Я думала, вы не выносите подобной чепухи.
        — Я проиграл пари.  — Он оглянулся через плечо.  — А вы?
        — Лисичка любит подобные вещи. Мы с ней ходили в «Олмэкс» вчера вечером, а я теперь вынуждена прийти сюда.
        — Лисичка здесь?  — Марли изобразил удивление.
        — Она в другой комнате. Вы не видели ее?
        — Нет,  — солгал он.  — А Олторпа здесь нет? Я больше чем достаточно наслышан о его подвигах в этом сезоне.
        — О чем вы говорите?  — прошептала Люси.  — Лорд Олторп кажется очень милым…
        Если кто-то в мире был доверчивее Лисички, так это Люси Хейверс.
        — Уверен, что он может быть приятным,  — согласился Марли.  — Как и большинство мужчин. Меня беспокоит, когда Лисичка остается одна, совсем беспомощная в его доме.
        Люси наморщила лоб.
        — Он ни за что не обидит ее, я уверена в этом.
        — Возможно, тем более что я сумел утихомирить его на прошлой неделе в клубе «Уайтс», прежде чем он успел нанести непоправимый урон ее репутации.
        — И что же он сделал?  — В ее широко раскрытых глазах проглядывало беспокойство.
        — Ну, достаточно сказать, что он говорил вещи, которые не подобает слушать молодой девушке.
        — О Лисичке?
        Марли важно кивнул:
        — Маркиз был пьян, и это единственная причина, почему мы не подрались.  — Он заметил движение в дверном проеме и взял Люси за руку.  — Если вы почувствуете, что ей угрожает какая-то опасность, пожалуйста, немедленно сообщите мне. Я беспокоюсь о ней. Она… мой хороший друг.
        — Я поговорю с ней об этом.
        — Вы уверены, что это будет разумно?
        Люси сжала его пальцы.
        — Да. Виктория должна быть в курсе того, что происходит.
        — Я только хочу знать, что она в безопасности, а также скучаю по тому веселью, которому все мы раньше предавались.
        — Пожалуй, в последнее время Вики стала слишком серьезной,  — задумчиво сказала Люси.  — Но не беспокойтесь, милорд, я буду держать ухо востро.
        Марли поднялся:
        — Благодарю, и до встречи.
        Он вернулся к дальней колонне, когда Лисичка вошла в комнату и заняла свое место, и, увидев, что Люси наклонилась к пей и что-то прошептала, улыбнулся. Замужем Лисичка Фонтейн или нет, ее деньги будут целее, если уйдут от проклятого Сина Графтона и будут ближе к нему, отчего в итоге он станет еще богаче.
        — Синклер, ты не должен этого делать.
        Виктория стояла, прижатая к подоконнику, пока Син и маленькая армия слуг переоборудовали нижний кабинет. Ее муж, без камзола, с завернутыми рукавами рубашки, поднимал угол массивного стола.
        — Ты сама говорила, что от него у тебя мурашки идут по телу,  — проворчал он.  — Левее, Хенли. Я сам не могу сказать, что мне так уж нравится этот проклятый стол.
        — Осторожнее, ваза!  — Прыгнув вперед, она поймала зашатавшуюся хрустальную вазу, которая едва не упала с книжной полки.
        — Отличная реакция. Ты до сих пор не сказала, где бы ты хотела поставить свой стол — под окном или ближе к камину?
        Сжимая в руках вазу, Виктория повернулась.
        — В Графтон-Хаусе двадцать комнат, совсем не обязательно впихивать сюда два стола.
        — Что ж, парни,  — обратился маркиз к своим помощникам,  — думаю, не помешает пропустить по стаканчику пива, прежде чем мы погрузим это чудовище в фургон. Майло — на кухню.
        — С удовольствием, милорд.
        Одобрительные восклицания и хлопанье по спинам глухо доносились из холла. Виктория поставила вазу на книжную полку. Без массивного стола кабинет выглядел менее официально. Ковер там, где стоял стол, казался темнее остальной его поверхности, хотя она не хотела размышлять, из-за солнца или из-за оставшихся пятен крови.
        — Так гораздо лучше, как ты думаешь?  — Синклер шлепнул рукой по лосинам, к которым пристала пыль. Его взгляд остановился на темном пятне, и он, сжав кулаки, сглотнул.
        — Да, так лучше,  — спокойно сказала она.
        Сип обнял ее за талию с уверенностью собственника, и у нее перехватило дыхание.
        — Твой стол мы поставим у окна — тогда солнечный свет добавит бронзы твоим волосам.
        — Но у меня уже есть стол в комнате наверху.
        Он взял ее за подбородок.
        — Тот крошечный столик годится только для того, чтобы писать письма. Если уж мне предстоит провести полжизни, занимаясь подсчетами, я хотел бы постоянно видеть тебя рядом.
        Синклер говорил о том, что произойдет дальше — после того, как долг перед Томасом будет выполнен. Он объединил будущее и Викторию. Она вздохнула, чтобы успокоиться.
        — А что я буду делать за своим столом в кабинете?
        — Бабушка Августа возглавляет добровольный комитет по образованию в Лондоне.
        — Неужели она…
        — Ты не знала этого, да?
        — Нет. Правда, я слышала, что она работает в нескольких благотворительных организациях.
        — Служба на благо общества всегда являлась приоритетной в моей семье. Я, вероятно, единственное исключение, зато это отнимает массу времени у бабушки Августы.
        — Я бы назвала службой на благо общества то, что ты рисковал жизнью ради своей страны,  — возразила она.
        — Спасибо. Однако я имею в виду, что бабушка решила сократить круг своих обязанностей. Ей нужен преемник.
        Виктория крепко обняла его.
        — Благодарю тебя,  — растроганно проговорила она.
        — Все отдам ради тебя,  — прошептал он так тихо, что Виктория едва его услышала.
        «И я все отдам ради тебя»,  — мысленно повторила она. Со всей силой и никогда ранее не испытанной страстью она хотела, чтобы поскорее началась та жизнь, о которой он только что намекнул.
        Виктория разжала руки и отступила назад.
        — Если не возражаешь,  — медленно начала она, пытаясь подобрать слова так, чтобы он ничего не заподозрил,  — я собираюсь на ленч с Люси и Маргарет, пока ты занимаешься перестановкой. Не хочу быть раздавленной моим новым столом.
        Синклер засмеялся.
        — Не возражаю. Мне все равно нужно кое-что сделать сегодня днем.  — Он наклонился и поцеловал ее.  — Я должен пригласить на наш обед нескольких джентльменов.
        Виктория заторопилась наверх, чтобы надеть свое зеленое платье для визитов. Зеленый был любимым цветом Марли. Судя по их вчерашней беседе с Люси, виконт хотел о чем-то поговорить с ней, и у нее тоже было несколько вопросов к нему. Она была убеждена, что убийца либо Марли, либо Кингсфелд.
        Маркиз с довольным видом уселся у своего нового стола. Теперь комната выглядела совершенно иной. Консервативный вкус Томаса никогда бы не подошел дому, где жила Виктория со своим веселым зверинцем.
        Неожиданно у него появилось ощущение, словно он стирал память о своем брате.
        — Я не забуду,  — пообещал Синклер. В дверях показался его камердинер.
        — Очень уютно, милорд.
        Синклер нахмурился:
        — Разве мьг не договорились, что ты не сводишь глаз с Виктории?
        — Она сейчас уезжает. А ты собираешься весь день слоняться по дому?
        — Еще одна подобная шутка, и я могу потерять терпение, Роман,  — резко ответил Синклер.  — Сегодня четверг — Кингсфелд будет на конном аукционе. Я собираюсь забыть об этом и навестить его дома.
        — Ты ведь не думаешь, что это мог быть он!  — воскликнул Роман.
        — Так думает Лисичка. Небольшая рекогносцировка не даст нам обоим расслабиться.
        — Тогда сохраняй хладнокровие.
        — А ты иди и охраняй мою жену,  — повелительно сказал он.
        С озабоченным видом Роман покинул кабинет.
        Хотя они привыкли работать поодиночке, Синклер решил, что ему следует попросить кого-нибудь понаблюдать за домом Остина, когда он сам будет внутри. Проблема состояла в том, что он не рассматривал друга Томаса как подозреваемого — пока.
        Он прибыл в Ховарт-Хаус до полудня, рассчитывая, что Кингсфелд проведет еще по меньшей мере час на аукционе. Подавив легкое чувство вины за то, что собирался сделать, маркиз передал своего жеребца конюху и поднялся по ступеням к входной двери. Его стук несколько долгих секунд разносился по всему дому, прежде чем дворецкий открыл дверь.
        — Добрый день, Джеффри.
        — Лорд Олторп. В настоящее время лорда Кингсфелда нет дома.
        Син нахмурился:
        — Нет дома?  — Достав свои карманные часы, он щелкнул крышкой.  — Проклятие. Все еще на аукционе, не так ли?
        — Да, милорд.
        — Надеюсь, я могу подождать его?
        Выражение лица дворецкого не изменилось.
        — Извините, милорд, но граф не разрешает принимать посетителей в его отсутствие.
        Несколько сигнальных звоночков раздались в голове Синклера. Его первым побуждением было оттолкнуть дворецкого или придумать причину, по которой его следовало впустить в дом, но он тут же понял, что изберет другой путь.
        — Тогда я поеду и поищу его на аукционе. Спасибо, Джеффри.
        — Милорд!  — Дверь снова закрылась.
        Ругаясь про себя, Син вскочил на Дьявола и направился в сторону «Ковент-Гардена» и конного аукциона.
        — Я буду рассматривать это как счастливое совпадение,  — сказал Марли, выходя из своего фаэтона.
        Когда он присоединился к ней на тротуаре, Виктория окинула взглядом Бонд-стрит. Каждый, кто увидит ее в центре торгового района в компании лорда Марли, не преминет посплетничать на этот счет.
        — Как идут ваши дела?
        — Когда вы рядом, гораздо лучше. Вчера вечером Пэрриш настоял на походе в клуб для избранных, и кончилось все тем, что мы ввязались в чертову игру в вист с лордом Спенсером. Боже, это была такая скука.
        Виктория рассмеялась.
        — Терпение пойдет вам на пользу.
        Мимо проследовали леди Мунро и мисс Пладцен, и Виктория улыбнулась им. На фоне леди Мунро Мунго-Парк будет выглядеть попугаем-монахом.
        — Почему неизбежная скука считается добродетелью? Я намерен избегать ее при каждом удобном случае.
        — Не сомневаюсь.
        Это становилось забавным. Ради всего святого, ведь она отправилась на его поиски. Причины для встречи с Марли были уважительными, хотя и очень секретными, но Виктория практически превратила в искусство умение давать пищу для сплетен. Однако она не забывала о разнице между случайными и намеренными неприятностями, и ей не хотелось причинить боль Синклеру.
        — У меня идея,  — сказал Марли, посмеиваясь.  — В зоопарке только что открыли новый вольер для обезьян. Пойдемте посмотрим, и я куплю вам лимонное мороженое.
        — О нет, я не могу,  — сказала она и зарделась. Ей совсем не хотелось проводить полдня с человеком, который вызывал подозрения у ее мужа.
        — Чепуха,  — с важной медлительностью произнес виконт, беря ее за руку.  — Я слышал, что одна из обезьян удивительно похожа на Принни.  — Она заколебалась, и он улыбнулся еще шире.  — Поймите, Лисичка, вы ведь замужем не за епископом. Мы просто повеселимся.
        Что правда, то правда, она была замужем не за епископом, но Синклер и так не доверял ей. Если же она оскорбит Марли или отделается от него, то ей вряд ли представится другой случай конфиденциально поговорить с ним.
        — Ладно, так и быть.  — Она позволила ему проводить себя до его экипажа.  — Но предупреждаю — я не смогу долго оставаться там.
        Если бы он не путешествовал в открытом фаэтоне, Виктория поехала бы с ним куда угодно. Она уже делала это раньше — выезжала с Марли на встречу со своими друзьями в «Воксхолле» или на бал. В действительности именно эскапады с виконтом были причиной того, что родители держали ее дома вплоть до бала у Фрэнтонов. Виктория никогда не упускала шанса, если он выпадал на ее долю; не сделает она этого и сейчас.
        — Я слышал, что леди Фрэнтон теперь начинает любой разговор с фразы «Вы же знаете, катастрофа произошла именно у меня в саду»,  — лениво протянул он.
        — Итак, это «катастрофа»?  — спросила она, ничуть не удивившись. Ее собственный взгляд на замужество заметно изменился по прошествии нескольких последних недель.
        — Для всей мужской популяции Мейфэра — катастрофа,  — ответил он, переводя на нее взгляд.  — Для меня тоже.
        Виктория улыбнулась:
        — Мы оба знаем, что мое опрометчивое поведение не могло больше продолжаться, иначе родители запрятали бы меня в монастырь.
        — Зато, дождавшись наследства, вы могли бы вести себя так, как вам заблагорассудится, всю оставшуюся жизнь.
        — Но это было бы так скучно, вы не находите?
        Марли пожал плечами:
        — Нам всегда было весело.  — Он засмеялся.  — Помните, как мы с лордом Эдвардом украли ракеты с фейерверком из тайника в «Воксхолле»?
        — Да. Вы тогда чуть не сожгли Тауэрский мост, пытаясь запустить эти глупые игрушки.
        Безо всякого предупреждения Марли склонился и поцеловал ее. Виктории пришлось сжать руки, чтобы побороть желание оттолкнуть его.
        — Марли!  — Она мысленно возблагодарила Бога, что никто в этот момент не смотрел в их сторону.  — Я замужем!
        — Это ничего не меняет,  — сказал он голосом, так не похожим на его обычную манеру.  — Ваш муж, вероятно, сейчас занимается тем же. Я слышал, что Софи Анжу была его любовницей в Париже. Как странно, что она приехала в Лондон сразу вслед за ним. Вы действительно думаете, что это совпадение?
        Мысль о совпадении не приходила ей в голову, пока Марли не упомянул об этом. Но Син никогда не сделает подобную вещь.
        — А вы что думаете?  — Это, возможно, был еще один компромисс с совестью — из тех, о которых упоминал ее муж. Идти на компромисс со своим новым взглядом на Синклера было еще труднее, чем приманивать друзей для допроса.
        — Я не исключил бы такой возможности. Вы должны защищать собственные интересы, Лисичка. Вам нравилось, когда я целовал вас, и это было только несколько недель назад. Помилуйте, зачем вам меняться?
        Но она уже изменилась, и она не хотела, чтобы кто-нибудь, кроме Синклера, целовал ее или держал в объятиях. Именно муж заставлял бешено биться ее сердце, он был единственным человеком, который любил ее такой, какой ей нравилось быть.
        — Не знаю,  — медлила она.  — Возможно, что-то может измениться, если вы объясните, почему так не любите Олторпа.
        Марли горько рассмеялся.
        — Помимо того, что он украл вас?
        — Син вам не нравился и на вечере у Фрэнтонов, и до того, как началась… вся кутерьма.
        Он нахмурился:
        — Это вас не заинтересует.
        Сердце Виктории дрогнуло. Лисичка, которую он знал, не стала бы слишком уж подозрительной и не боялась бы Марли. Не долго думая она ударила его по руке.
        — Несомненно, заинтересует. Я живу с ним под одной крышей, а вы мой самый близкий друг, и я ценю ваше мнение.
        Марли был падок на лесть, и теперь Виктория использовала ее по назначению, надеясь заставить его делать то, что ей было нужно, с наименьшей суетой.
        В итоге это сработало — так же, как и всегда.
        — Мне бы хотелось, чтобы вы прислушались к моему мнению, прежде чем идти танцевать с ним.  — Виконт придвинулся ближе к ней на узком сиденье.
        — Хорошо, я прислушаюсь… в следующий раз.
        — Вы имеете в виду, что он будет — следующий раз?
        — Все зависит от того, насколько убедительны причины, по которым я должна избегать Синклера.  — Ее голос оставался твердым.
        — Ему не следует доверять,  — решительно заявил Марли.  — Его брат прервал с ним всякие отношения, хотя Син умудрялся неплохо жить во Франции и не спешил вернуться домой, когда унаследовал значительное состояние.
        — Вы сказали, его брат?..
        Виконт кивнул.
        — Это все знают. Олторп — бывший Олторп — был готов купить ему звание капитана в армии. Син и слышать не хотел об этом, видимо, рассчитывая составить себе состояние в другом месте, не рискуя головой.
        Виктория с трудом подавила негодование. Ее муж не хотел, чтобы кто-то знал, почему он всю войну провел в Европе.
        — Если он составил себе состояние во Франции,  — медленно произнесла она,  — то был не единственным, кто сделал это.
        Марли покачал головой:
        — Нет. Но он был единственным, чей брат настолько горячо выступал против торговли с Францией, что разбил об пол ящик с прекрасным французским шампанским в палате лордов.
        Виктория в изумлении посмотрела на него.
        — Вы думаете, Томаса убил Синклер?
        — Я бы не поручился, что это не так. Томас не любил говорить о своем брате.
        Слава Богу, она знала причину этого.
        — Я не предполагала, что вы были так хорошо знакомы с лордом Олторпом. Вы никогда не говорили об этом.
        Они подъехали к зоопарку, и Марли, спрыгнув на землю, обошел экипаж, чтобы помочь Виктории спуститься.
        — Мы были друзьями, пока Олторп не стал яростно требовать, чтобы все отказались от французской собственности; он даже больше не садился с нами за один стол. Должен признаться, я больше скучаю по его прекрасному виски, чем по нему самому.
        Виконт не убийца — теперь она была абсолютно уверена в этом. Всегда поглощенного собой Марли не заботило, какую политику вел Томас, и он терпел ее, потому что любил запасы виски лорда Олторпа. Его рассказ мог бы быть невероятной хитростью, но не в характере Марли было совершить что-то запутанное и сложное и не поставить это себе в заслугу.
        — Думаю, я больна,  — неуверенно заявила она, кладя руку на живот и придав лицу болезненное выражение.  — Синклер Графтон — убийца? Почему вы не сказали этого до того, как я начала танцевать с ним?
        Осторожно поддерживая Викторию, Марли повел ее к входу.
        — Вообще-то,  — пробормотал он,  — я думал об этом. Пока лорд Син развлекается со своей оперной певичкой, почему бы и нам не заняться кое-чем?
        — Кое-чем?  — Виктория начинала чувствовать себя актрисой на сцене. Как она могла считать этого человека другом?
        — А почему бы и нет? Больше того — когда вы вступите в права наследования, мы могли бы… убедить Олторпа выплачивать, скажем, пять тысяч фунтов стерлингов в год, чтобы мы держали свои подозрения при себе.
        Она готова была рассмеяться по поводу его полного и окончательного идиотизма.
        — Да, но я живу с ним под одной крышей. Что, если он решит укокошить и меня?
        — Он не осмелится,  — легкомысленно откликнулся Марли, когда они проходили мимо клеток с птицами.  — Как только об этом узнают, сразу станет ясно, что он совершил и первое убийство.
        — Это меня отнюдь не утешает,  — ядовито заметила Виктория.
        Виконт вопросительно взглянул на нее, и она поняла, что шутить с ним бесполезно, а поэтому, чтобы исправить ошибку, принялась пристально изучать большую клетку с яркими южноамериканскими попугаями.
        — Вы нужны мне, Лисичка,  — смиренно заметил он. «Почти так же, как и ваши деньги».
        Виктория потупилась.
        — Дайте мне время обдумать все это,  — сказала она после некоторого замешательства и улыбнулась.  — Непросто свыкнуться с этим за какие-то несколько часов.
        — Несомненно,  — согласился Марли.  — Но вы должны доверять мне. Вы же знаете — я гораздо лучший выбор для вас, чем Син Графтон.
        Если бы она любила спорить, то поставила бы миллион фунтов на то, что виконт глубоко заблуждается.
        Глава 14
        Остин Ховарт осадил гнедого жеребца и, скрываясь за огромным почтовым фургоном, наблюдал, как Син Графтон вернулся к своей лошади и поехал рысью в направлении конного аукциона. Граф расплылся в улыбке. Джентльмен, которого он преследовал, теперь, похоже, преследует его.
        Можно остановить Сина и дать ему очередное доказательство вины Марли, но еще лучше отказаться от этой идеи. Ключ не много значил — всего-навсего кусок письма, служивший закладкой в книге. Ему следует проявлять сдержанность и осторожность, предъявляя эту улику, и, возможно, куда лучше сообщить о ней за стаканом портвейна сегодня вечером. В конце концов, он помогал собирать улики, которые могли привести человека на виселицу.
        Все это было чертовски неприятно. Что касалось Августы и Кита, то для них Томас был мертв и больше ничего. Если бы он сразу понял, что надо найти убийцу, то устроил бы все по-иному и убийца был арестован сразу же после убийства. Копаться в этом спустя два года после свершившегося слишком мудрено; в конце концов, если бы у него были стоящие улики, убийца давно бы предстал перед судом.
        Подождав еще минут пять и удостоверившись, что Син не появится вновь, Остин направился на Болтон-стрит, собираясь предпринять кое-какие шаги, чтобы некоторая часть прошлого навсегда осталась погребенной. Черт бы побрал Томаса Графтона — он так и не открыл, что его повеса-братец делал в Европе. Они были друзьями, и он мог бы упомянуть, что проклятый Син работал на паршивое военное министерство — подумать только — тайным агентом!
        Конечно, если бы он знал тогда об этом, Томаса можно было и не убивать. Вряд ли леди Джейн Незерби когда-нибудь поделится своими подозрениями, даже если эта хорошенькая кукла в летах располагала ими, но все же с вынюхивающим повсюду Сином он должен быть настороже. Что же касается развязной женушки Сина, то ей лучше держать рот на замке. Если же она не сделает этого, он будет вынужден откопать свидетельства ее так называемой дружбы с Томасом или Марли. Это определенно отвлечет Сина — по крайней мере на срок, достаточный, чтобы предъявить неоспоримые улики вины Марли. То-то виконт удивится!
        Виктория попросила Марли остановить фаэтон на углу Брутон-стрит. Он снова попытался поцеловать ее, но она сумела уклониться от его губ.
        Нечего было и думать о том, чтобы рассказать Синклеру, где она провела полдня и после этой новости заявить о невиновности виконта. Она ненавидела необходимость кривить душой и говорить полуправду, но это стало неотъемлемой частью ее расследования. Ей приходилось признать, что Синклер действовал куда более искусно.
        Как только она приблизилась, Майло открыл входную дверь.
        — Добрый день, миледи.
        — Добрый день. Лорд Олторп вернулся?
        Дворецкий принял от нее шаль и шляпку.
        — Пока еще нет, миледи. Прикажете приготовить чай?
        Виктория отсутствовала почти четыре часа. Насколько ей было известно, единственной задачей Синклера в этот день было пригласить на обед трех своих таинственных друзей. У нее в душе проснулась тревога. Если кто и способен позаботиться о себе, так это Синклер Графтон, но хотелось знать, где он находится. Если Марли не убийца, то самым подходящим подозреваемым становился Кингсфелд. Син вряд ли будет проявлять осторожность рядом со своим предполагаемым другом.
        Вздрогнув, Виктория выхватила свою шляпку из рук Майло.
        — Никакого чая сегодня,  — быстро сказала она, завязывая лепты шляпки под подбородком.  — Мне еще надо кое-что сделать. Пожалуйста, пришлите сюда Романа.
        Лицо дворецкого потемнело.
        — Я не видел эту персону весь день, леди Олторп. Не рискую предположить, где он может быть.
        — Они ушли вместе?
        — Нет, насколько я знаю. Что-нибудь не так?
        — Что? Нет. Не знаю.
        Друзья Синклера жили где-то на Уэйхаус-стрит. Если Син не прислушался к ней, возможно, их она сумеет убедить.
        — Кто-нибудь относил письма к леди Стэнтон?
        Майло покраснел.
        — Миледи, я не имею представления о личной переписке лорда Олторпа.
        — Хорошо. Кто доставлял ей письма Синклера?
        — Должно быть, Хилсон. Он славный паренек, хотя немного…
        — Я хочу поговорить с ним,  — перебила она.  — Немедленно.  — Виктория старалась обуздать растущее возбуждение. Сейчас она была единственным человеком в доме, который имел представление о том, что может случиться непоправимое.
        Спустя несколько секунд, шаркая ногами и явно нервничая, появился Хилсоп.
        — Миледи?  — заикаясь, произнес он, дергая шейный платок. Она улыбнулась, придав лицу самое располагающее выражение.
        — Ты знаешь адрес леди Стэнтон?
        — Я…
        Майло толкнул его локтем в спину.
        — Да, миледи.
        — Отлично. Пожалуйста, отведи меня туда.
        Мальчик побледнел.
        — Сейчас, миледи?
        При удобном случае надо будет сказать Сину, как трепетно относятся слуги к ее утонченной чувствительности, а точнее, к его развлечениям.
        Если бы она не знала, кем была эта леди Стэнтон, то, несомненно, почувствовала бы крайнее раздражение.
        — Да, сейчас. Я думаю, ты не правишь лошадьми? Майло, найми нам экипаж.
        — Наемный экипаж, леди Олторп?
        Виктория закрыла глаза и сосчитала до трех.
        — Да, Майло, пожалуйста.
        Долговязый дворецкий выпрямился.
        — Конечно, я немедленно займусь этим.
        — Спасибо.
        Виктория и Хилсон ждали на ступенях перед домом минут пять. Наконец появился Майло, за которым шла лошадь, запряженная в ветхую карету.
        — Вы уверены, что карета вас устроит, миледи? Я могу приказать Орсеру запрячь экипаж — на это уйдет всего десять минут.
        — Уверена. Хилсон, садись рядом с кучером и показывай путь.  — Виктория без посторонней помощи забралась в маленькую, дурно пахнувшую карету.
        Майло подошел к дверце экипажа.
        — Что прикажете сказать маркизу, когда он вернется?
        — Скажи, что я отправилась к леди Стэнтон и скоро вернусь.
        Дворецкий поклонился, и карета, громыхая, выехала на улицу.
        В академии мисс Гренвилл Виктория усвоила, что настоящая леди должна всегда быть терпеливой, спокойной и собранной, но эти уроки не годились для молодых жен, чьи мужья — бывшие тайные агенты, выискивающие убийц. Если что-то случилось с Синклером…
        Она чувствовала себя больной, стоило ей только подумать об этом. Он уцелел после пяти лет пребывания в стране врага, но то время не шло ни в какое сравнение с настоящим. Хотя бы потому, что убийцей мог оказаться один из ближайших друзей его брата.
        Как раз в тот момент, когда она собиралась выглянуть и спросить Хилсона, не заблудился ли он, карета, загромыхав, остановилась.
        — Это здесь, миледи,  — сказал Хилсон, помогая ей спуститься на землю.
        Виктория протянула ему несколько монет из своего ридикюля и заторопилась в направлении маленького дома, на который он указал.
        — Отошли карету и жди меня здесь.
        — Но…
        Тяжелое дверное кольцо ударило по двери. По крайней мере она чему-то научилась у Синклера: посторонние экипажи вызывали подозрение, особенно когда останавливались у дома леди.
        Дверь отворилась — следовательно, кто-то был дома.
        — Мне нужно увидеть..  — начала она и тут же спохватилась.  — Вы Уолли?
        Тучный лысеющий мужчина моргнул.
        — Возможно,  — пробормотал он, глядя поверх ее головы на улицу.
        — Можно войти?
        — Почему бы и нет?  — Он отступил в сторону.
        — Синклер здесь?
        Уолли закрыл дверь.
        — Я ничего не знаю.
        Из комнаты слева от нее донесся звук шагов.
        — Так, интересно.
        Она узнала мягкий шотландский акцент, который уже слышала туманной ночью в Гайд-парке.
        — Мистер Хардинг!  — Виктория повернулась навстречу высокому шотландцу с волосами цвета песка.  — Я ищу Синклера.
        Скрестив на груди руки, Хардинг прислонился к дверному косяку.
        — Его здесь нет. Как вам удалось найти нас, леди?
        — Я захватила с собой Хилсона, слугу, который доставлял записки леди Стэнтон.
        — Так. А кого вы еще захватили? Вашу горничную или одного из ваших милых друзей?
        — Криспин!  — Уолли предостерегающе поднял палец. Она вспомнила, что не очень-то понравилась мистеру Хардингу при их первой официальной встрече.
        — Нет, я одна. Так вы сообщите мне, где может находиться Синклер, или я должна сама его разыскивать?
        — Мне кажется, куда бы Сип ни отправился, это его личное дело.
        Мужчина на ее месте к этому времени наверняка начал бы раздавать тумаки, но от нее требовался другой подход.
        — Конечно, вы правы.  — Виктория вздохнула.  — Просто я не знаю, куда еще идти. Вы ближайшие друзья Синклера, и мне трудно представить, чтобы он… исчез, не сообщив вам об этом.
        Криспин прищурил один глаз и с явной неохотой поинтересовался:
        — Как давно он ушел из дома?
        — Несколько часов назад — он сказал, что собирался увидеться с вами.
        — Криспин был дома после полудня,  — сообщил Уолли, рассчитывая время и проверяя алиби.  — Ты видел его?
        Морщина на лбу огромного шотландца углубилась.
        — Нет. Приготовь-ка чай для леди Олторп.
        — Хорошо.  — Уолли заторопился в глубь дома.
        — Благодарю. Я просто не знаю, что мне делать дальше.
        — Хм. Идите за мной, миледи.  — Криспин исчез в комнате, из которой появился вначале.
        Все это звучало не очень обнадеживающе, но Виктории было нужно, чтобы ее выслушали хотя бы в течение двух минут Расправив плечи, она прошла вслед за хозяином и остановилась у входа.
        На одном конце дубового стола были разбросаны бумаги, а остальную его часть занимала коллекция деревянных коробочек и шахматные фигуры с украшающими их маленькими флажками.
        — «Лорд Килинг, 8 — 8.8 пополудни»,  — громко прочитала Виктория и вопросительно взглянула на шотландца.  — Это Мейфэр, не так ли?
        — Так точно.
        Она наклонилась ниже.
        — А коробочка в центре — Графтон-Хаус. Я никогда не видела ничего подобного. Вы помещаете людей в места, где их видели в ночь убийства Томаса.
        Криспин кивнул, следя за ней взглядом.
        — Син был прав в отношении вас.
        — Что вы имеете в виду?
        — Он сказал, что у вас блестящий ум.
        — Можно мне задать вопрос, мистер Хардинг?
        — Разве вы здесь не для этого?  — произнес он, не двигаясь с места.
        — Где вы поместили лорда Марли?
        — Это загадка.
        Она нахмурилась.
        — Что вы хотите этим сказать?
        — Он был в клубе «Уайтс» до восьми часов того дня. Мы не знаем, куда он отправился после этого. Никто, с кем мы разговаривали, не видел его, пока он не покинул дом на следующее утро и не направился в своей карете в неизвестном направлении.
        — А как насчет лорда Кингсфелда?
        — Кингсфелд?
        Викторию захлестнула волна гнева. Очевидно, Синклер не счел нужным проинформировать своих друзей о ее подозрениях в отношении Остина Ховарта.
        — О да, все правильно — он был другом,  — горько заметила она.  — Мы не должны подозревать того, кто считался другом Томаса в течение трех лет до убийства.
        — В ваших словах много сарказма,  — сухо заметил Криспин.  — А вот Синклер не согласен с вами.
        — Да, но я не хочу, чтобы он пострадал оттого, что отказывается прислушаться к моему мнению.  — Ее голос прервался, и она закашлялась.
        — Приятная сторона партнерства,  — заметил шотландец,  — состоит в том, что даже когда вы смотрите в одном направлении, кто-то еще наблюдает за вашей спиной.
        Неужели он сам займется Кингсфелдом? Слеза облегчения скатилась по ее щеке. В последнее время она стала такой плаксой!
        — Благодарю вас, мистер Хардинг.
        — Ну а теперь вам лучше отправиться домой, я не хотел бы объяснять Сину, что вы здесь делали.
        — Я тоже.  — Виктория все еще колебалась.  — Мистер Хардинг…
        — Да?
        Она подошла к нему и протянула руку.
        — Думаю, мы хотим одного и того же.
        Он медленно протянул руку и сжал ее пальцы.
        — Надеюсь. Ради всех нас.
        К полудню Син уже жалел, что не стукнул Джеффри по голове и не отправился обыскивать дом Кингсфелда — графа не было ни на конном аукционе, ни в одном из его излюбленных клубов, ни на дневной прогулке по Гайд-парку.
        Когда он вернулся домой, Майло его поприветствовал. Маркиз не имел ничего против манеры дворецкого — у него не было настроения разговаривать.
        — Роман,  — Синклер снял накидку и вошел в спальню,  — будь добр, принеси стакан портвейна.
        Слуга показался из гардеробной.
        — Думаю, тебе захочется чего-нибудь покрепче, Син.
        — Почему? Что случилось?
        Роман подошел к шкафчику, где хранились напитки, и налил в стакан виски, а затем пересек комнату, чтобы передать стакан хозяину.
        — Говори,  — потребовал Син.
        — Я потерял след твоей жены.  — Слуга отступил назад.
        — Ты — что? То есть как потерял?
        — Это не моя вина. Она села в экипаж и…
        Синклер так резко поднес стакан к губам, что половина пролилась на туалетный столик.
        — Я не желаю выслушивать твои проклятые оправдания, Роман. Где она?  — Страх пронзил его словно клинок. Они близки к тому, чтобы найти виновного. Если убийца узнал об этом… — Расскажи мне. Немедленно.
        — Хорошо, хорошо. Она направлялась в сторону дома мисс Люси, но затем изменила направление и пошла к Бонд-стрит. Спустя десять минут Марли остановился возле нее, она села в фаэтон и уехала вместе с ним. К тому времени как я нашел наемный экипаж, они исчезли из виду.
        — Замолчи!  — прорычал Синклер.  — Сейчас же замолчи. Мне нужно подумать.  — Он принялся шагать к окну и обратно, пока Роман мудро старался держаться в стороне.  — Ты уверен, что это был Марли?
        — Конечно, уверен. Какой бы я был агент…
        — Думаю, что ты такой агент, который потерял след моей жены.
        — Син…
        — Возможно, она возвращалась домой, пока ты болтался в поисках ее?
        — Я спросил об этом у Майло, но он, как всегда, просто посмотрел на меня и все.
        — Майло!  — Синклер рванулся к двери и распахнул ее. Господи, с ней все должно быть в порядке. Он предупреждал ее о Марли. Почему, ради всего святого, она села в этот чертов экипаж, зачем?
        — Да, милорд?  — Дворецкий появился на верхней ступени лестницы.
        — Ты видел мою жену сегодня днем?
        Майло посмотрел мимо него на Романа, который стоял с обреченным видом в глубине спальни.
        — Да, милорд,  — медленно произнес он.
        — Где и когда?
        — Почему, черт побери, ты не сказал мне об этом?
        — Роман, довольно! Майло, говори.
        — Она и… Хилсон отправились увидеться с… леди Стэнтон, милорд. Она сказала, что скоро вернется.
        Син закрыл глаза; от неожиданного облегчения у него кружилась голова.
        — Слава Богу,  — прошептал он.  — Слава Богу.
        — Что-нибудь не так, милорд?
        Схватив дворецкого за лацканы, маркиз рывком толкнул его в спальню.
        — Хорошенького понемножку!  — проворчал он.  — Извольте немедленно прекратить ваши дурацкие игры. Вы оба подвергли риску безопасность моей жены. Оставайтесь здесь до тех пор, пока не примиритесь или пока одного из вас не вынесут ногами вперед. Меня не волнует кого!  — Он вышел в холл и захлопнул за собой дверь.
        Черт! Виктория Фонтейн-Графтон вышла из-под контроля. Ее шпионские приключения неожиданно и бесславно закончились.
        Синклер направился к лестнице как раз в тот момент, когда Виктория поднялась на последнюю ступеньку.
        — Я слышала, ты рычал на кого-то?
        Он так крепко сжал зубы, что не смог бы произнести ни слова, даже если бы захотел.
        Виктория прижала ладонь к его щеке.
        — Я так беспокоилась за тебя,  — негромко сказала она.
        — Ты… беспокоилась?  — прогромыхал он. Она уронила руку.
        — Да.
        — И куда же ты ходила сегодня?
        Еще мгновение она выдержала его взгляд, затем взмахнула ресницами и посмотрела в сторону раскрытой двери библиотеки.
        — Нам надо поговорить наедине.
        Синклер кивнул. Как бы сердит он ни был, повышать голос на жену перед слугами было слишком рискованно
        — После тебя
        Они вошли в библиотеку, и дверь за ними захлопнулась. Это было ради ее же блага. Она должна находиться в безопасности.
        — Расскажи мне о своем ленче с Люси и Маргарет.
        Виктория остановилась под окном.
        — Буду рада это сделать,  — сказала она, скрестив руки на груди,  — если ты скажешь мне, придут твои друзья на обед или нет.
        — Так ты хочешь, чтобы все было именно так?  — Его голос звучал глухо.  — Пока меня отвлекают какие-то дела, ты пользуешься этим, чтобы оправдать свою дневную прогулку с Марли.
        Она побледнела.
        — Как ты узнал?
        — Тебя видел Роман, не пытайся это отрицать.
        — Я и не собираюсь. Так ты послал слугу шпионить за мной?
        — Не заставляй меня оправдываться. Ты все-таки поехала с ним, хотя сказала, что собираешься на ленч с подругами.
        — И тебя тоже не было там, куда ты намеревался отправиться,  — парировала она.
        — Но почему ты решила искать меня?
        — Ты все равно не поверишь, потому что не веришь никогда.
        Син понял, что растерял все свои аргументы в тот момент, как позволил ей открыть рот. Глубоко вздохнув, он оставил свою напряженную боевую позу и упал на кушетку.
        — Испытай меня.
        Она так крепко сжала кулаки, что ее длинные пальцы побелели.
        — На днях Марли обратился к Люси и сообщил, как он волнуется за меня. Я понимала, что ты никогда не одобришь это, но все же устроила так, чтобы мы встретились сегодня, и узнала, чего он хочет.
        — Ты права,  — мрачно заметил маркиз.  — Я бы никогда не одобрил подобный поступок. Боже, Виктория! Ты могла… — Ему потребовались две попытки, чтобы закончить свою мысль.  — Ты могла пострадать.
        — Я сделала так, чтобы мы все время находились на публике. Марли пытался убедить меня, что у тебя шашни с Софи Анжу и поэтому я могу завести роман с ним.
        Не понимая, как это случилось, Синклер оказался на ногах на полпути к окну.
        — И что ты ответила на это?
        Она бросила на него косой взгляд.
        — Спросила его, почему мне следует опасаться тебя. Оказалось, он почти уверен, что ты убийца своего брата, и жалеет об этом, так как у Томаса всегда имелся запас отличного бренди. К тому же мы могли бы шантажировать тебя этими доводами, если бы ты обнаружил нашу связь.  — Виктория медленно повернулась.  — Не знаю, как мне убедить тебя, Синклер, но Марли не убивал твоего брата. Он… не способен испытывать настолько глубоких чувств, чтобы ввязываться в неприятности.
        Какое-то время Синклер неподвижно смотрел на нее.
        — Улики все еще указывают на него.
        — Кто представил эти улики? Кингсфелд?
        — Не только. Почему ты поехала увидеться с леди Стэнтон?
        — Потому что тебя не было дома, когда я вернулась, а ты мог отправиться к Кингсфелду и… попасть в беду. Но твои ребята сказали, что ты там не появлялся.
        — Я намеревался пойти туда,  — медленно произнес он,  — и провел почти весь день, разыскивая его по всем клубам Лондона.
        Виктория вздернула подбородок.
        — Зачем?
        — Я хотел попросить Остина показать мне бумагу, над которой они работали вместе с Томасом,  — ту, с пятном бренди.
        — Ты поверил мне,  — прошептала она. Облегчение, читавшееся в ее глазах, уничтожило в нем остатки гнева.
        — Я подумал, что в твоих подозрениях что-то есть, и, не найдя его, решил повидаться с Килкерном. Он не помнит, чтобы законопроект, подобный тому, который ты нашла в кабинете Томаса, предлагался в парламенте.
        Она на шаг приблизилась к нему.
        — Что означает…
        — Возможно, ты нашла ключ, но пока я еще не могу с уверенностью сказать, кто нажал на спусковой крючок. У Марли был мотив. Не знаю, был ли такой мотив у Кингсфелда.  — Он закрыл глаза.  — Но узнаю обязательно.
        Виктория обняла мужа за талию и прижалась щекой к его груди.
        — Чем бы все ни кончилось,  — прошептала она,  — ты здесь, рядом. Прошу тебя, будь осторожен.
        Сину хотелось спросить, почему она беспокоилась о нем, однако он не знал, какой ответ получит на свой вопрос.
        — Я согласен, если будешь осторожна ты. И больше никаких прогулок с Марли.
        — Хорошо, только если ты не будешь посылать Романа шпионить за мной. Мне это не нравится, Синклер.
        — Справедливо. Я отзову Романа.  — Он проследит, чтобы Уолли взял на себя функции камердинера, но ей не нужно знать этого — во всяком случае, до того времени, когда все будет кончено и она окажется в безопасности.
        Маркиз заключил ее в объятия, и она вздохнула.
        — А на кого ты кричал?  — спросила она вполголоса.
        — На Романа и Майло — я приказал им либо примириться, либо убить друг друга.
        Она хихикнула.
        — Поставлю пять фунтов на Романа.
        — Не знаю, не знаю. Майло хорошо импровизирует и определенно далеко метит.
        — Что, если они перестреляют друг друга?
        — Это избавит меня от забот.  — Он неохотно отпустил ее.  — Ты видела кабинет?
        — Нет еще. Покажи мне.
        Прежний Синклер выпытал бы у Лисички всю информацию относительно ее разговора с Марли. Каждое слово и каждый нюанс были бы обнаружены, проанализированы и разложены по полочкам. Криспин сказал бы, что он теряет остроту восприятия. Однако новый Синклер верил: Виктория рассказала ему именно то, что ему следовало знать.
        Дверь его спальни оставалась закрытой, и за ней царила тишина. Или двое мужчин вели корректную беседу, или оба уже расстались с жизнью.
        — Как ты думаешь, что там?  — прошептала Виктория.
        — Пока еще рано говорить. Если они не появятся к вечеру, я пойду взглянуть на них.
        — Так все же почему ты рассердился?
        Маркиз нежно сжал ее пальцы.
        — Их нежелание разговаривать друг с другом поставило под угрозу твою безопасность.
        Виктория остановилась и посмотрела на него.
        — Я точно так же беспокоилась о тебе.
        — Ты действительно беспокоилась?  — с удивлением спросил он. Она одновременно казалась такой сильной и такой хрупкой; загадка, которая нуждалась в защите, но сама была готова охранять его от всех зол.
        — Конечно. Ты мой муж, Синклер Графтон, и ты… нужен мне.
        Син нагнулся и поцеловал ее в губы. Дьявольщина, как она была соблазнительна. И эта жизнь была столь же соблазнительной. Он хотел такой жизни и хотел ее в ней. Но на его пути стояла одна проклятая задача, и если он не сможет решить ее, пропасть, которую она оставила, разлучит их навеки.
        Так как спальня хозяина была занята, Виктория заманила Синклера в гостиную. Лорд Бэгглс вовремя освободил кушетку, иначе его бы согнали. Пока Син с его обычным умением снимал с нее прогулочное платье, она тревожно огляделась и с надеждой подумала, что Мунго-Парк находится где-то в другом конце дома. В последнее время эта глупая птица осваивала весьма специфический словарь.
        Как бы Синклер ни был расстроен или озабочен, он обладал восхитительной способностью сделать так, что она чувствовала себя любимой и надежно охраняемой. Он пробежал пальцами по длинным прядям ее волос, затем поцеловал в шею.
        — Какая же ты дикарка!
        Подавив приступ смеха и чувствуя облегчение от того, что его настроение улучшилось, она погладила его по щеке.
        — О, дорогой, это ты стал совсем безрассудным.
        — Добрый вечер, милорд, миледи.
        Майло стоял на обычном месте у двери гостиной. Его левый глаз был подбит, распух и почти закрылся, но он казался довольно бодрым.
        — Добрый вечер, Майло. С тобой все в порядке?  — поинтересовалась Виктория.
        — Все отлично, леди Олторп.
        — А как Роман?  — спросил Синклер.
        — Вам лучше спросить у него самого, милорд.  — Губы дворецкого дернулись — Он, похоже, очень быстро оправляется. Как вы и просили, проблем с общением больше не будет.
        — Рад слышать это.
        Когда Синклер отодвинул для нее стул, Виктория подняла лицо и поцеловала его в щеку.
        — Если ты сумел примирить этих двоих, думаю, тебе удастся справиться с любым делом.
        Он улыбнулся ей, и в его янтарных глазах заплясали огоньки.
        — Спасибо. Я почти начинаю верить тебе.
        Глава 15
        Лорд Кингсфелд намеревался провести вечер вне дома и зайти к Синклеру Графтону, когда Син сам постучал во входную дверь.
        — Проводи его сюда,  — приказал Остин Джеффри, а сам уселся в кресло в библиотеке и раскрыл томик поэзии.
        — Слушаюсь!
        Синклер появился прямо перед ним.
        — Остин,  — сказал он, приближаясь и протягивая ему руку.  — Рад, что застал тебя дома.
        — Чем могу помочь, мой мальчик? Присаживайся.
        Лорд Олторп погрузился в кресло, стоявшее у камина.
        — Меня интересует тот проект, на который Марли выплеснул бренди. Оставшаяся его часть у тебя?
        Остин вздохнул:
        — Возможно, у меня где-то сохранились отдельные кусочки. Томас писал поистине трактат, я же просто делал замечания.
        — Проект когда-нибудь предлагался в палате лордов?
        С его стороны было мудро представить предполагаемую часть проекта; если бы Син сам нашел что-то в этом роде, отвечать на его вопросы было бы труднее.
        — К сожалению, нет — он был недостаточно полным и без Томаса у меня не хватило смелости закончить его.
        Лицо гостя помрачнело.
        — Не вини себя. Что бы ты ни нашел, все может помочь.
        — Тогда я просмотрю свои бумаги.  — Остин замолчал, позволяя Сину заметить, что он колеблется, затем отложил книгу в сторону.  — Я нашел кое-что еще… совершенно случайно. Не знаю, относится это к делу или нет, но, возможно, следует показать это тебе, чтобы ты сам решил.
        — Я весь внимание.
        Шаря по карманам, словно забыл, куда положил бумагу, Остин наконец извлек разорванную записку.
        — Я использовал ее как закладку для книг,  — извиняющимся тоном произнес он.
        Синклер взял вырванную страницу и повернулся к огню в камине. Наблюдая за выражением его лица, Остин позволил себе легкую удовлетворенную улыбку. Бедный Марли. В этот момент он подумал, что у виконта равные шансы быть повешенным или застреленным Синклером.
        — Почерк Марли. Что это было — письмо?
        — Да. Когда-то мы посмеялись над ним, но теперь это совсем не кажется смешным.
        — Хотя большей части записки не хватает, в ней явно проглядывает угроза.
        — Похоже. В те времена люди были настолько вспыльчивы, что почти каждый писал кому-то неприятные записки. Возможно, эта ничего не значит.
        — А может быть, и наоборот.
        Откинувшись в кресле, Остин покачал головой:
        — Я никогда бы не заподозрил Марли, но когда ты упомянул, что он вызывает у тебя тревогу, все отдельные несуразности встали на свое место.
        Синклер посмотрел на обратную сторону обрывка бумаги, затем снова перевернул его.
        — В понедельник мне предстоит отправиться к мировому судье. Я твой должник, Остин.
        — Твой брат был моим лучшим другом, Син. Ты ничего не должен мне.
        Молодой Олторп был так благодарен за новую улику, что полностью забыл о проекте, который разыскивал. После ухода Сина Остин налил себе бренди. Через два дня, когда наступит понедельник, Марли арестуют, и со всей этой чепухой будет покончено. А в субботу состоится приятный прием в Графтон-Хаусе. Итак, конец недели выглядел весьма привлекательным.
        — Он пытался отвлечь меня.  — Синклер шагал вокруг обеденного стола в Керстон-Хаусе на Уэйхаус-стрит.  — Лисичка была права: у него нет никаких копий проклятого проекта, потому что он их все уничтожил.
        Сидя у стола, Криспин продолжал изучать новый огрызок бумаги.
        — Но есть ли у тебя улики? Их вполне достаточно, чтобы обвинить Марли, но не вижу, как ты можешь подобраться к Кингсфелду.
        — Я понимаю.  — Син продолжал шагать по комнате.  — Это черт знает что. Месяц назад с этими уликами я бы пошел к Марли и сам застрелил его.
        — Ты не можешь считать все суждения твоей жены одинаково ценными и допустить, чтобы ее подозрения влияли на тебя.
        — Она знает Марли.  — Син выхватил у Криспина бумагу, хотя уже знал наизусть все, что там написано.  — Он лишен глубоких чувств, необходимых, чтобы убить кого-то.
        — Здесь этого не требуется — достаточно жадности или страха.
        — Я уже думал об этом. Скажи мне что-нибудь новенькое.
        — Убийство произошло два года назад, Син. Так что чдесь нет ничего новенького. В этом вся проблема.
        Кивнув, Синклер возобновил свои круги по комнате. Возможно, здесь какая-то ошибка. После двух лет топтания на месте каждое свидетельство, которое предлагал Остин, указывало на Марли.
        — Остин сказал, что никогда бы не заподозрил Марли, если бы я не упомянул, что он интересует меня. Я с таким же успехом мог скормить ему Джона Мэдсена.
        С тяжелым вздохом Криспин склонился над столом и подвинул одну из пешек в центр интересующей его улицы.
        — Кингсфелд был в клубе «Уайтс» тем вечером, во всяком случае, до десяти часов.
        — А потом?
        — Не знаю. Если он провел последующее время с леди, мы никогда ничего не узнаем, разве что он сам будет так любезен и сообщит нам об этом.
        — Весьма интересно,  — сказал Уолли, прислонившись к дверному косяку.
        Синклер даже не услышал, как он вошел, поскольку чувствовал себя усталым и опустошенным. Криспин прав: если он и дальше позволит себе отвлекаться, то пропустит самое важное, и это будет стоить одному из них или всем жизни.
        — Что ты находишь интересным, Уолли?  — спросил маркиз.
        — Я знаю наверняка, что с одной леди Кингсфелд не проводил время в ту ночь.  — Уолли приблизился к настольной карте района и поднял одну из шахматных фигур.  — Леди Незерби покинула Лондон за день до убийства и не иозвращалась до конца сезона.
        — И?..
        — Как рассказала ее очаровательная горничная Вайолет, она целый месяц носила траур и плакала.
        — В этом нет ничего странного. Если они с Томасом были близки, не вижу, почему бы ей…
        — Они отправились к ее бабушке в Шотландию. Как сказала Вайолет, леди Джейн, пока они жили в замке Маккерн, не получала номера лондонской «Таймс» с сообщениями об убийстве твоего брата.
        Холодный страх пронзил грудь Синклера. Если она знала о смерти Томаса до того, как прочитала об этом, значит, у нее был другой источник информации.
        — Думаю, следует нанести визит леди Джейн Незерби. Кто-нибудь из вас поедет со мной?
        — Тебя отделяет лишь несколько дней от момента, когда ты увидишь Марии закованным в кандалы,  — задумчиво проговорил Криспин.  — Ты уверен, что хочешь идти по новому следу? Ведь можно поблагодарить Лисичку за ее предположения и сказать, что она ошибается.
        Маркиз остановился на полпути к двери.
        — По-вашему, я собираюсь заняться Кингсфелдом лишь для того, чтобы угодить Виктории?
        Уолли заколебался.
        — После женитьбы ты проводишь все меньше и меньше времени в поисках улик и все больше — валяясь в постели.
        — Что?  — Гнев и обида закипели в груди Синклера.  — Вы думаете, мне нравится водить дружбу с этими надменными, самовлюбленными глупцами, ходить на их вечеринки и танцевать с их дочерьми, зная, что один из них убил моего брата?
        — Но ты женился на дочери одного из них.
        Маркиз обошел стол и приблизился к Уолли. Разве недостаточно было того, что он сам каждый день задавал себе эти же вопросы и его одолевали те же сомнения?
        — Почему бы тебе не повторить это?  — прорычал он. Побледнев, Уолли отступил к Криспину.
        — Думаю, отныне я буду держать свой проклятый язык за зубами.
        — Неплохая идея,  — согласился Криспин, мрачно взглянув на пего.  — Если мне когда-нибудь потребуется помощь, чтобы заколоть себя, я прежде всего обращусь к тебе, Уоллис.
        Агент нахмурил брови и поднял руки вверх, словно сдаваясь.
        — Отлично — давайте, делайте из меня злодея. Я продето выразил свое согласие с тобой, Крисшгн.
        — Благодарю, но я стою на своих собственных ногах.
        — Тогда скажи, что ты имел в виду, Хардинг. Похоже, замечание Уолли звучало довольно точно.
        Криспин поднялся, но только для того, чтобы взять накидку и завернуться в нее.
        — Мы работали плечом к плечу целых пять лет и знаем, чго можем доверять только друг другу.  — Он пожал плечами.  — Эго самый безопасный способ выжить.
        — О чем, черт побери, ты говоришь?
        На столе стояло полдюжины свечей, и Криспин начал шсить их одну за другой.
        — От конца расследования нас отделяет всего три дня, а ты решаешь махнуть на все рукой и идти по новому следу.
        — Я просто хочу удостовериться. Если есть вероятность, чго в это дело замешан Кингсфелд, нам не следует проходить мимо. В данном случае мы имеем нечто большее, чем простая вероятность.
        Вздохнув, Криспин указал на входную дверь.
        — Тогда пойдем и удостоверимся.
        Протянув руку, Синклер остановил его.
        — Случилось так… что я полюбил Викторию Фонтейн. Если вы ревнуете, то простите. Но не надейтесь, что я предам эту женщину. А раз выяснилось кое-что новое, я хочу разобраться с этим.
        После продолжительного молчания Криспин кивнул:
        — Что ж, давай поговорим с леди Джейн Нсзсрби.
        Когда они направились к входной двери, за ними по пятам шел Уолли.
        — Кто-нибудь объяснит мне, на чем вы остановились?  — поинтересовался он.
        — Да.  — Шотландец открыл дверь.  — Мы только что выяснили, что Синклер влюблен в свою жену и хочет, чтобы это расследование поскорее закончилось — тогда он сможет заняться домом и детьми.
        Они направились в сторону конюшни, но неожиданно Синклер замешкался. Все сказанное было обычной манерой приносить извинения, однако Криспин, несомненно, прав. Он действительно хотел, чтобы все поскорее закончилось. Виктория Фонтейн-Графтон сообщила ему: после того как правосудие свершится, его ждет что-то очень важное. Целых два года он строил планы, отметая все со своего пути; теперь же, неожиданно, то, что отвлекало его от главной цели, оказалось почти столь же важным, как и поиски убийцы Томаса.
        — Син, ты идешь?  — тихо позвал Уолли.
        Маркиз встрепенулся и, подойдя к Дьяволу, который терпеливо ждал в тени, вскочил в седло.
        — Вперед!  — воскликнул он.
        Они быстро добрались до Болтон-стрит.
        — Как ты собираешься действовать?  — поинтересовался Криспин, поднимаясь по узким ступеням, ведущим к дому.
        — В лоб, безо всяких уловок,  — ответил Синклер и ударил кольцом по двери.  — Она знала Томаса, и я имею право спросить о нем.
        Дверь отворилась.
        — Чем могу помочь?  — Пожилая женщина, без сомнения, экономка, стояла в дверях и щурилась.
        На мгновение Синклер задумался, не поздно ли они появились здесь; ему и в голову не пришло уточнить время.
        — У меня срочное дело, которое я должен обсудить с хозяйкой дома. Пожалуйста, передайте леди Джейн, что лорд Олторп просит позволения повидаться с ней.
        Он нарочно упомянул свой титул — и не пожалел, увидев, что экономка вздрогнула.
        — Пожалуйста, подождите здесь,  — запинаясь, проговорила она и скрылась внутри.
        — Как грубо,  — пожаловался Уолли.  — Она даже не пригласила нас в холл.
        — На ее месте я бы поступил так же,  — тихо заметил Синклер.  — Вряд ли мы с первого взгляда внушаем доверие.
        Дверь снова открылась.
        — Пройдите сюда, милорд.  — Женщина жестом указала направление.  — А ваши друзья должны удалиться.
        — Они останутся около дома.
        Экономка минуту колебалась, затем кивнула и, отступив в сторону, позволила Синклеру пройти.
        — Вверх по лестнице, милорд. Первая дверь направо.
        — Благодарю.
        Маркиз вошел в гостиную и остановился в дверях. Все его чувства были обострены до предела. Комнату освещала лампа в углу; хозяйка сидела в кресле, отодвинувшись как можно дальше от света. Обстановка казалась до абсурда драматичной; если бы она носила развевающиеся белые одежды вместо скромного голубого платья, он решил бы, что оказался в театре.
        Однако страх в ее глазах показался ему искренним.
        — Лорд Олторп,  — сказала она своим низким мелодичным голосом.  — Что привело вас сюда?
        — У меня несколько вопросов: думаю, вы могли бы помочь мне найти ответы на некоторые из них.
        — Не знаю, чего вы хотите от меня, и… сегодня вечером я очень занята. Моя бабушка заболела; завтра я уезжаю в Шотландию, чтобы ухаживать за ней.
        Синклер старался сохранять спокойное выражение лица, хотя его сердце забилось сильнее.
        — Мне грустно слышать это. Была ли бабушка причиной, по которой вы покинули Лондон два года назад, накануне смерти моего брата?
        Леди Джейн тяжело вздохнула, ее лицо побледнело.
        — Я не хочу говорить об этом.
        — Но я хочу. Как вы узнали о его смерти?
        Прижав руку к груди, она встала.
        — Вам лучше уйти. Я не желаю, чтобы меня допрашивали в моем собственном доме, тем более если это делаете вы.
        — Думаю, вам известно, кто убил Томаса,  — продолжил маркиз, не обращая внимания на ее протесты.  — Если я уйду, вам придется отвечать не только на мои вопросы — вы будете рассказывать свою историю перед судьей и толпой адвокатов.
        Она неожиданно упала на кушетку, словно ей отказали ноги.
        — У меня нет доказательств, а он будет все отрицать.
        Синклер приблизился к ней.
        — Лорд Кингсфелд весьма уважаемый человек, но он не так уж неуязвим.
        Джейн горько рассмеялась
        — Это вы так думаете.
        — Ради Томаса вы должны сказать правду.
        — Томас умер,  — ровным голосом произнесла она.  — И ему следовало бы быть умнее.
        Синклер прищурился.
        — Умнее в чем?
        — Не стоило сердить такое множество пэров. Надеюсь, вам ясно? А теперь идите — я не собираюсь больше ничего говорить. Если он догадается, у вас уже не будет возможности убежать.  — Она вздрогнула.
        Маркиз знал, что не получит от нее прямого ответа. Она слишком боялась безымянного убийцу. И все же кое-что ему удалось узнать.
        — Благодарю вас, леди Джейн. Передайте мои наилучшие пожелания вашей бабушке.
        Она бросила на него удивленный взгляд, затем опять скрылась в тени.
        — Уходите.
        Выйдя из парадной двери, маркиз сделал знак друзьям.
        — Пошли!
        — Она что-нибудь сказала?
        — Что ничего не расскажет мне. Кто-то до смерти напугал ее, и этот человек приходил к ней сегодня, чтобы повторить свои угрозы. Я вплел в разговор Кингсфелда, и она никак не отреагировала на это.
        Криспин нахмурился:
        — Не очень-то большая помощь.
        — Я знаю, что Марли провел большую половину дня с моей женой и не смог бы угрожать одинокой испуганной женщине.
        — Синклер, ты ведь не собираешься действовать опрометчиво?  — Криспин нахмурился. Когда его друг уклонился от ответа, шотландец положил ему на плечо свою железную руку. Маркиз дернул плечом и сбросил его руку.
        — С такими уликами?  — резко спросил он. Его разум все еще отказывался поверить, что Остин Ховарт застрелил Томаса. Боже, они так долго были друзьями!
        — Твоя Лисичка будет счастлива узнать, что не ошиблась.  — Осторожно поглядывая на Сина, Уолли обошел вокруг своей лошади.
        — Лисичка,  — повторил Синклер, и его грудь сжалась во второй раз за эту ночь.  — Я не могу сообщить ей это.
        — Почему бы и нет?
        — Потому.
        Криспин и Уоллис непонимающе посмотрели друг на друга, а потом на Синклера, который сыпал отборными ругательствами. Сердце Виктории отражалось в ее глазах, и она не могла лгать, точно так же как не могла расстаться со своим зверинцем. Остину достаточно будет взглянуть на нее, чтобы понять — они его подозревают.
        — Завтра вечером Кингсфслд собирается быть в моем доме. Приглашены также вы и друзья Виктории. Если она узнает… я не могу рисковать, раскрыв ей наши планы.
        — Почему бы мне не посетить званый обед и не порыться в Ховарг-Хаусе, пока его светлости нет дома?  — предложил Криспин.
        Синклер покачал головой:
        — Я обещал, что вы будете у нас. Можно объяснить отсутствие Бейтса, но не ваше.  — Он нахмурился.  — Что сделано, то сделано. Возвращайтесь обратно в Керстон-Хаус и посмотрите, нельзя ли найти что-то изобличающее Кингсфелда.
        — А ты?
        — Я домой — снова лгать своей жене.
        И молиться, чтобы она позже простила ему это.
        — Так они согласились прийти?  — Виктория захлопала в ладоши.
        Синклер отнюдь не казался таким уж довольным, но она отнесла это на счет его природной осторожности. Никому не нужно знать, что его друзья — тайные агенты, но они по крайней мере могли здесь со всеми перезнакомиться.
        — Не уверен, что Бейтс вернется вовремя, но Уолли и Криспин будут обязательно,  — подтвердил маркиз.
        В дверях столовой появился Майло с фарфоровыми тарелками трех расцветок.
        — Какая из них выглядит самой дружелюбной, как ты думаешь?
        Синклер на мгновение задумался.
        — Самой дружелюбной?
        — Сегодня очень важный вечер. Я хочу, чтобы все прошло хорошо.
        Он сдержанно улыбнулся:
        — Я хочу того же. Вся обстановка выглядит весьма дружелюбно. Надеюсь, никто из гостей не останется недовольным.
        Виктория нагнулась с кушетки и хлопнула мужа по колену.
        — Отлично, Майло,  — сказала она.  — Мне больше всего нравится вот эта, с розами.
        Поклонившись, дворецкий сложил тарелки и вышел.
        Виктория задумалась над списком приглашенных. На этот раз было не так уж важно, кто с кем будет сидеть, потому что большинство гостей — их друзья.
        — Криспина не обидит, если мы посадим его напротив Люсьена?  — поинтересовалась она.  — Или это все равно что дразнить волков?
        Маркиз не ответил. Когда она подняла глаза, он смотрел на нее с улыбкой школьника-шалуна, который только что подложил лягушку в чайник.
        — В чем дело?
        — Я… Проклятие!  — Синклер присел рядом с ней и, взяв ее руку, стал чересчур внимательно разглядывать обручальное кольцо у нее на пальце.  — Я знаю, что ты не любишь его и он у тебя на подозрении, но…
        — .. но ты пригласил лорда Кингсфелда, не так ли? Ты же сам говорил, никаких подозреваемых. Я знаю, как важно для тебя это расследование, но только мне хотелось, чтобы сегодняшний вечер был праздником для нас.
        Он коснулся губами ее пальцев.
        — Что бы ты ни думала о нем, я не мог не пригласить его без уважительной причины. Сегодня — никакой слежки.
        Виктория знала, почему он целует ее, но это не делало его поцелуи менее возбуждающими. Она наблюдала, как его рот медленно передвигается вверх по внутренней стороне ее руки.
        — Ты все еще веришь мне?  — неуверенно прошептала она.  — Ты веришь, что это мог быть Кингсфелд?
        — Во что я верю,  — ответил он низким голосом,  — так это в то, что собираюсь заняться любовью с моей женой.  — Он вынул заколки из ее волос.
        — Дверь открыта,  — произнесла она, изо всех сил пытаясь сдержать свою чувственность.  — И… ты не ответил на мой вопрос.
        Его губы ласкали ее шею легкими как перышко поцелуями, потом они переместились к ее скуле и достигли уголка рта.
        — Виктория,  — прошептал он,  — поцелуй меня.
        — Но… разве ты, о, это так приятно… разве тебя не беспокоит, что человек, который убил… твоего брата, будет сегодня обедать за твоим столом?
        Синклер завладел ее губами в глубоком голодном поцелуе. По ее телу пробежал огонь, когда она заскользила руками вверх по его груди и плечам. Он так хорошо знал мир, и Виктория с замиранием сердца продолжала ждать того момента, когда наскучит ему, выискивая малейшее свидетельство его возвращения к той полной приключений жизни, которую он вел последние пять лет. Она вся трепетала от его прикосновений, от каждого ласкового слова, которое он шептал ей на ухо. Если сегодня — сейчас — Синклер хотел забыть о преследованиях и наблюдениях, чтобы быть с ней, она будет полной дурой, вновь напоминая ему об этом.
        Маркиз прижал ее к кушетке, его гибкое тело наполовину лежало на ней.
        — Син, ты…
        Они оба встрепенулись. Роман стоял, упираясь своими мускулистыми руками в дверной проем и заглядывая в комнату. Его красноватое лицо нахмурилось, когда он увидел их распростертыми на кушетке.
        — Не обращайте на меня внимания,  — проворчал он и, ухватившись за дверную ручку, с громким стуком закрыл дверь.
        — Я знал, что он может пригодиться,  — пробормотал Синклер и скользнул вниз, лаская ее грудь.
        Виктория запустила пальцы в его темные волосы и изогнулась дугой, когда он завел руки ей за спину и быстро ослабил шнуровку ее утреннего платья. Когда она легла вновь, он стянул платье на талию и снова начал целовать ее обнаженную грудь, а затем, отодвинувшись в сторону, позволил и ей снять с него визитку, жилет и галстук. Труднее обстояло дело с рубашкой, так как он, казалось, не собирался перестать целовать ее и ласкать ее тело длинными чуткими пальцами.
        — Синклер,  — наконец запротестовала она и сдернула через голову его рубашку, когда он на минуту прервал поцелуи и посмотрел на нее.
        — Я хочу войти в тебя,  — прошептал он и взял в рот ее сосок.
        Она застонала в порыве беспомощной страсти, ее бедра изгибались, когда он стаскивал вниз ее платье. Он встал на колени, отводя ее руки, когда она попыталась помочь ему расстегнуть его лосины. Ей нравилось видеть его таким; она любила, когда он желал ее так сильно, что с трудом мог сохранить твердость в руках.
        Освободившись наконец от одежды, он бережно раздвинул колени Виктории и медленно вошел в нее. Она снова застонала, на этот раз от нахлынувшего удовлетворения. Приподнявшись на локтях, он нагнулся, чтобы снова поцеловать ее, перемещая язык в том же ритме, что и разгоряченные бедра. Виктория впилась ладонями в его мускулистую спину, наслаждаясь ощущением его плоти, двигающейся так глубоко и с такой силой внутри ее.
        Теперь ее тело знало его, и она начала охотно отвечать ему, когда почувствовала, что он готов завершить акт любви. Синклер поднял голову и взглянул на нее сверху темными от страсти и желания глазами, затем сделал последнее глубокое движение, и она слилась с ним в экстазе.
        — Мы смяли список гостей,  — заметил он, переводя дыхание и вытаскивая из-под нее лист бумаги.
        Засмеявшись, Виктория убрала с его глаз темные волосы и снова поцеловала.
        — Все в порядке.
        Он очень надеялся на это. Мало утешения в том, что он не совсем лгал ей, говоря о Кингсфелде, избегая прямого ответа на ее вопросы. Ему повезло, удалось отвлечь Викторию от них, но он не представлял, как долго еще удастся обманывать ее.
        Она вздохнула, скользя руками по его талии.
        — Хорошо, Синклер. Так как ты потратил много сил, стараясь убедить меня, полагаю, я смогу один вечер вытерпеть Кингсфелда.
        — Спасибо. Я буду, по возможности, держать его подальше от тебя.  — Даже на расстоянии выстрела, если это понадобится.
        — Ты ведь не хочешь, чтобы кто-то что-то заподозрил? Предполагается, что мы будем счастливой шумной группой людей, предающихся наслаждению, не правда ли?
        — Но некоторые окажутся более счастливы, чем другие,  — прошептал он, целуя ее ушко. Медленно и с искренним сожалением Синклер сел на кушетке, раздумывая, почувствует ли он когда-нибудь уверенность в ее безопасности. Возможно, не раньше чем разоблачит Кингсфелда и выполнит свой долг перед Томасом.  — Ты ведь так хорошо все понимаешь!
        — А ты обладаешь даром убеждать.
        Он коснулся пальцем ее нежной гладкой щеки.
        — Я рад. А теперь у меня неотложное дело.
        Виктория села рядом с ним, и взгляд ее сделался серьезным. Она было открыла рот, чтобы сказать что-то, но затем передумала.
        — Обещай мне соблюдать осторожность.
        Итак, она все еще не знала, что он собирается предпринять.
        — Ты будешь скучать?  — мягко спросил он, снова целуя ее.
        — Да. И мне так и не удастся рассадить гостей по местам.
        Смеясь, Синклер нагнулся и собрал свою разбросанную одежду.
        — Мы не можем этого допустить.
        После того как они привели все в относительный порядок, Синклер отправился в палату лордов, где одна из бутылок отличного виски Томаса убедила клерка предоставить пять ящиков проектов и договоров, отвергнутых на сессии парламента двухгодичной давности. Подозревая, что проекта Томаса не окажется среди прочих документов, он потратил два часа, пытаясь убедить себя в этом. Томас являлся автором нескольких непрошедших договоров, но ни один из них не был таким прямым, вызывающим и угрожающим кошелькам знати, как проект договора, найденный Викторией.
        Дождавшись, пока клерк, устав от пыли и скуки ожидания, вышел, Синклер проскользнул в соседнюю комнату. На этот раз он не занимался случайными поисками в надежде наткнуться на что-то ценное, а точно знал, что искать, и у него на это ушло совсем немного времени.
        Граф Кингсфелд действительно отказался от малой доли акций в маленьких компаниях, связанных с Францией, однако он сохранил в собственности компанию, расположенную в нескольких милях от Парижа и производящую детали для газовых уличных фонарей.
        Синклер выругался. Неудивительно, что Кингсфелд хранил молчание относительно владения таким невинным и прогрессивным бизнесом. Маркиз знал об этой фабрике; однажды он даже посетил ее в компании с одним из генералов Бонапарта. Хотя трубки и другие части для уличных фонарей грудой лежали в углу, он сомневался, что во время войны изготовили хотя бы одну лампу. Завод был слишком занят другой задачей — производством мушкетов, которыми вооружали солдат Бонапарта под Ватерлоо.
        Син быстро вернул все на место, провел еще несколько минут в хранилище, поблагодарил клерка и покинул парламент. Он был в ярости, и болезненное ощущение внизу живота усилилось. Ему не раз доводилось видеть смерть и предательство; он даже сам участвовал в этом, когда того требовал долг. Но графа он считал другом, он доверял ему. Сегодня вечером этот ублюдок сядет за его стол — за стол, который принадлежал Томасу,  — чтобы улыбаться и смеяться, и Синклер будет вынужден улыбаться и смеяться вместе с ним. Хотя теперь он знал, что именно Кингсфелд убил Томаса, у него по-прежнему не было доказательств. Но скоро он найдет их, скоро, теперь уже очень скоро.
        Что-то шло не так. Виктория примостилась на ручке кресла, чтобы поболтать с Люси и Лайонелом, но ее внимание беспокоила группа людей на другом конце комнаты. Синклер и Кит стояли рядом с Кингсфелдом и вели себя так, словно не случилось ничего плохого; это-то ее и настораживало.
        — …и конечно, после того как «Олмэкс» взорвался, никто не захотел сообщить леди Джерси об этом.
        Виктория рассеянно взглянула на мистера Пэрриша.
        — Что?
        — Вы были правы,  — сказала Люси, вздыхая и безуспешно пряча усмешку.  — Она совсем не слушает.
        — Извини.  — Виктория сжала руку подруги.  — Я вся внимание.
        Девушка захихикала.
        — Все правильно. Если бы у меня был такой же красивый муж, как Синклер, я бы тоже смотрела на него не отрываясь.
        Лайонел поднял бровь.
        — Думаю, мне следует оскорбиться.
        Люси покраснела.
        — О, Лайонел, это совсем…
        Он поднял руку.
        — Нет, не успокаивайте меня. В действительности я собираюсь завтра поговорить об этом с вашим отцом.
        — Что?
        С довольной усмешкой он поцеловал Люси в щеку.
        — И кто на кого теперь собирается смотреть влюбленными глазами?  — спросил он и отошел от них, чтобы примкнуть к другой группе гостей.
        — О Боже,  — прошептала Люси и радостно рассмеялась.
        Виктория обняла ее.
        — Это замечательно,  — сказала она улыбаясь.  — Но если он разыгрывает нас, я никогда не прощу ему этого.
        — И я тоже.  — Люси снова засмеялась со счастливыми слезами в глазах.  — Завтра ему от меня достанется. А сегодня, как ты думаешь, можно попросить Маргарет поиграть на фортепьяно?
        Виктория взяла ее за руку.
        — Отличная идея.  — Она снова бросила взгляд в сторону мужа и его гостей, хотя сейчас она смотрела не на Синклера.  — Я бы с удовольствием потанцевала.
        Син обещал ей, что сегодня не будет ни за кем шпионить, но она не давала такого обещания. Граф Кингсфелд неминуемо совершит ошибку. Однако ждать, пока это случится, означало беспокоиться о муже каждый раз, когда он отлучится из дома хотя бы на час, а также днем и ночью бояться за безопасность Августы и Кристофера. Возможно, она сможет подтолкнуть Остина Ховарта на шаг — любой шаг,  — который доказал бы его вину.
        Убедить Маргарет поиграть оказалось не сложно, особенно после того, как Кит вызвался переворачивать листы нот; значительно труднее было решить, каким образом пригласить Кингсфелда на вальс. В конце концов она вспомнила, что была Лисичкой Фонтейн и могла сказать или сделать практически все, и, расправив плечи, подошла к группе мужчин.
        — Лорд Кингсфелд,  — произнесла она, не обращая внимания на то, что Синклер сделал шаг ей навстречу.  — Я решила дать вам еще одну возможность очаровать меня.
        Он улыбнулся:
        — С удовольствием.
        Маргарет уже заиграла вальс, и Виктория позволила ему провести ее в центр зала, обняв за талию. Это ради Синклера, напомнила она себе, глядя в холодные карие глаза Кингсфелда.
        — Похоже, мы никогда не соглашаемся друг с другом, когда начинаем разговор,  — сказал он спокойно,  — и нам следует воздержаться от обсуждения чего-либо.
        Виктория рассмеялась.
        — Я уже думала об этом и решила остановиться на теме, по отношению к которой мы оба испытываем восхищение: Томас Графтон.
        Ни один мускул не дрогнул на его лице.
        — Согласен, но только… не его рисунки.
        Напомнив себе, что раньше она тысячу раз притворялась очарованной и польщенной, Виктория кивнула:
        — Только о нем как человеке.
        — И как же мы начнем этот приятный разговор?
        — За наше короткое знакомство я никогда не видела, чтобы он танцевал, а оба его брата весьма искусны в этом. Вы не знаете, в чем причина?
        — Полагаю, моя дорогая, Томас считал вальс слишком фривольным танцем. Вы и ваши друзья, конечно, не посещаете более степенные собрания, где предпочитают что-то посерьезнее.
        — Но вы вальсируете прекрасно,  — задумчиво сказала она.
        — Просто я не так консервативен.
        Она засмеялась и посмотрела в сторону Синклера, беседовавшего с Люсьеном и Криспином.
        — Синклер сказал, что Томас был самым консервативным человеком из всех, кого он знал. Не понимаю, как вы двое оставались близкими друзьями.
        — Почему вас это удивляет?
        Может быть, это было всего лишь воображение, но ей на минуту показалось, что его рука сильнее сжала ее руку. Выражение лица Кингсфелда не изменилось, но если целых два года ему удавалось избегать подозрений в убийстве, было бы невероятно, чтобы он запаниковал по поводу ее слов.
        — Ваши вкусы представляются более… прогрессивными. Мне думается, что вы должны бы скорее подружиться с Синклером.
        — Син не был прогрессивным; он был опрометчивым. Это меня не привлекает.  — Вероятно, Кингсфелд прочитал что-то в ее глазах и улыбнулся.  — К счастью, став старше, он поумнел.
        Наконец хоть какая-то щелочка.
        — Вы считаете его приключения в Европе очень опрометчивыми?  — Зазвучали заключительные аккорды вальса, и она поняла, что ее время истекает.  — Я тоже так думала, пока он не сообщил мне о причинах.
        — А теперь?
        Она представляла, что ей будет гораздо легче добиться его признаний.
        — А теперь я рада, что вы помогаете ему найти убийцу Томаса.  — Подавив отвращение, Виктория наклонилась к нему.  — Должна признаться, у меня есть сомнения в виновности Марли.
        — Сомнения?
        — Думаю, убийца был довольно глуп, так как он уничтожил не все документы. Марли действовал бы гораздо умнее.
        Она рассердила его; это было видно по глазам и холодной складке тонких губ. Виктория затаила дыхание, страстно желая, чтобы Маргарет захотела порисоваться перед Китом и повторила последнюю часть вальса с присущим ей блеском.
        — Убийца не обнаружен в течение двух лет. Бумаги, о которых вы говорите, вряд ли представляют какую-либо ценность, иначе ими давно бы воспользовались.
        — Думаю, они дают ключ к разгадке,  — прошептала Виктория заговорщическим тоном.  — Я только что нашла их, но пока не показывала Синклеру. Сделаю это утром в качестве сюрприза.
        Киигсфелд с недоверием приподнял бровь.
        — Молю, чтобы вы оказались правы,  — наконец пробормотал он,  — возможно, вам стоит сначала показать эти бумаги мне. Вы ведь не хотите, чтобы Синклер счел вас дурой или решил, что вы просто защищаете Марли.
        Если бы ее муж знал, что она делала, он решил бы, что она гораздо хуже.
        — У меня нет причин защищать Марли, милорд.
        — Несомненно, есть. Синклер рассказал мне, что решил скомпрометировать вас той ночью, пытаясь вывести Марли на чистую воду. Представьте его изумление, когда это ему не удалось и он был вынужден прибегнуть к более крутым мерам.
        Вальс закончился, и Виктория почувствовала, как в тот же момент перестало биться ее сердце. Все у нее внутри похолодело, замолкло и умерло.
        — Вы ошибаетесь,  — едва сумела выговорить она.
        — Не думаю.  — Граф продолжал неподвижно смотреть на нее.  — Почему бы вам теперь не показать мне эти бумаги?
        Чья-то рука взяла ее сзади за локоть, и она вздрогнула.
        — Извини, Лисичка,  — сказала Александра,  — но ты выглядишь так, словно тебе необходимо глотнугь свежего воздуха.
        — Да, не помешало бы!  — Виктория схватила подругу за руку. Она не собиралась ничего показывать Кингсфелду, даже если то, что он сказал ей, было правдой…
        — Пойдем, дорогая, ты белее простыни.
        Минуя холл, они вошли в зимний сад, открыли высокую стеклянную дверь, и прохладный вечерний воздух заполнил помещение.
        — Вот так-то лучше — Виктория опустилась в кресло. Лорд Бэгглс прыгнул к ней на колени, и она зарылась лицом в его пушистую шерсть.
        — Что случилось?  — Александра села рядом.
        — Просто мне стало жарко.
        — И правда, ты никогда не выносила больше одного танца за вечер,  — пошутила Лекс.
        — Помолчи. Мне нужно подумать.
        — Может, ты хочешь, чтобы все разошлись? Люсьен очистит помещение меньше чем за минуту, поверь мне. Я видела, как он это делал.
        Виктория схватила Александру за руку.
        — Только не уходи.
        — Хорошо. Но сначала скажи, что тебя так сильно огорчило?
        Мунго-Парк пролетел над их головами и присел на спинку кресла.
        — Поцелуй меня еще раз, Лисичка,  — громко произнес он, подражая глубокому голосу Синклера.
        Виктория расплакалась.
        — Да что все-таки случилось?
        Ей ничего не следовало говорить, но она так устала от всех секретов — тем более что после слов Кингсфелда не было смысла пытаться поскорее закрыть эту главу жизни мужа.
        — Думаю, Синклер женился на мне только для того, чтобы досадить Марли,  — выговорила она, рыдая.
        — Это Кингсфелд тебе сказал?
        — Да. И… и я знаю, чго Син ненавидит Марли. Это вполне в его духе… поступить так подло, но я…
        — Ты любишь его,  — закончила Александра.
        — Нет. Было бы глупо с моей стороны влюбиться в него, если он не испытывал ничего подобного, когда женился на мне.
        — А что, если испытывал? Ты лучше подумай, почему Кингсфелд сказал такую ужасную вещь и почему Синклер ненавидит Марли.
        — Я знаю, но не могу сказать тебе этого!
        — Тогда скажи, кому ты доверяешь больше — Кингсфелду или Синклеру?
        Виктория вытерла глаза:
        — Синклеру,  — прошептала она.
        — Так в чем же дело? Давай дыши глубже. Тебе сейчас вредно так огорчаться.
        Александра казалась очень обеспокоенной ее здоровьем, что было несколько странно. Когда мысли Виктории слегка прояснились, она тут же поинтересовалась:
        — С каких это пор тебя заботит мое здоровье? Ты же знаешь, я ездила на лошади даже под дождем.
        Какое-то время Александра внимательно смотрела на нее.
        — Тогда, возможно, я ошибаюсь
        Виктория нахмурилась и промокнула платком влажные от слез щеки.
        — Ошибаешься в чем?
        Ее подруга вздохнула.
        — Мягко говоря, дорогая, когда у тебя в последний раз… были месячные?
        — Они прекратились, когда я вышла замуж.
        Александра понимающе улыбнулась.
        — Почему ты улыбаешься? Я… я думала они прекращаются после того, как начинаются интимные отношения.
        — Тогда, невинное создание, ты знаешь куда меньше, чем следует. Они прекращаются, когда в женщине зарождается новая жизнь.
        Глава 16
        Гнев охватил Синклера, когда он увидел Викторию танцующей с Кингсфелдом. Уолли сказал что-то, но он пропустил мимо ушей замечание приятеля и не запомнил своего ответа. Развязка была близка, но если это означало, что он потеряет ее, то конец их расследований того не стоил. Синклер любил Томаса, но его брат ушел из этого мира. Виктория же, трепетная, теплая и прекрасная, была жива и подвергала себя опасности — ради него. Он ошибался, когда заявлял, что пойдет на все, чтобы раскрыть убийство. Теперь, если перед ним встанет выбор — отыскать убийцу или быть с Викторией,  — он точно знал ответ, так как всем сердцем любил Лисичку и был готов на все, чтобы уберечь ее от беды.
        На его плечо легла чья-то рука.
        — Что ты собираешься делать?  — спросил Криспин.
        — Увести мою жену подальше от…
        — Здесь он ни на что не отважится. Надо подождать.
        — Я не хочу ждать.
        — А я не хочу, чтобы ты совершил ошибку.
        Криспин скорее всего прав. Собрав всю силу воли, Синклер наблюдал за танцующей парой. Только когда он увидел, что они, как всегда, увлеклись спором, его сердце дрогнуло. Когда Александра вывела Лисичку из комнаты, он заставил себя встряхнуться и вернуться к прерванному разговору. Она в безопасности, и все, что ему нужно делать, это следить, чтобы с ней ничего не случилось.
        Маркиз все еще пытался обрести ровное дыхание, когда Кингсфелд приблизился к их группе.
        — Твоя жена прекрасно танцует,  — сказал он, беря с подноса бокал портвейна.
        — Вы также хорошо справились, Остин,  — усмехаясь, заметил Кит.
        Быстро взглянув в сторону двери, через которую удалилась Виктория, Кингсфелд положил руку на плечо Синклера.
        — Можно тебя на пару слов?
        — Конечно. Извините, мы на минуту отойдем. И лучше не спорь с Китом, Уолли, а то проиграешь.
        — Проклятие, Син. Перестань лезть со своими наставлениями!
        Остин пересек комнату, направляясь к дальним окнам. Предполагалось, что их никто не должен услышать, каковы бы ни были намерения графа.
        — Не знаю, как сказать тебе,  — начал Кингсфелд тихим голосом.  — Видишь ли, мне неизвестно, в какой степени ты позволил Лисичке втянуться в твое расследование.
        При этом упоминании напряжение Синклера еще больше усилилось. Знает ли Кингсфелд, как близок он к смерти независимо от того, будут представлены доказательства его вины или нет?
        — В чем дело?
        — Ты хотел держать свое расследование в тайне, однако же, когда мы танцевали, твоя жена без остановки болтала, что Марли не был убийцей и что она нашла таинственные документы, о которых известно только ей и которые удостоверяют личность убийцы. Нечего и говорить, что я очень обеспокоен. Если бы она рассказывала об этом не мне, а обсуждала с кем-нибудь еще, ее болтовня могла бы разрушить всю тяжелую кропотливую работу и подвергнуть опасности тебя и твою семью.
        У маркиза перехватило дыхание. Его охватила пугающая, никогда раньше не испытанная ярость. Он сжал кулаки, чтобы не наброситься на Кингсфелда и не задушить его прямо посреди своей гостиной. Проклятый мерзавец осмелился угрожать ему и всей его семье!
        — Я сейчас же поговорю с ней,  — прохрипел он,  — глупая болтушка.  — Последнее замечание было сделано в угоду Кингсфелду; его собственные выражения по поводу опрометчивого поступка Виктории звучали бы гораздо резче.
        Боясь, что не вынесет продолжения разговора, Синклер вышел из гостиной.
        Ее не было ни в ее гостиной, ни в спальне, и он, даже не постучавшись, распахнул дверь зимнего сада. Виктория, рыдая, сидела в кресле, а Александра Бэлфор гладила ее по спине. Они обе вздрогнули, когда он ворвался в комнату.
        — Леди Килкерн, мне нужно поговорить с моей женой наедине.
        Александра выпрямилась.
        — Лисичка сейчас очень расстроена, милорд. Разговор может подождать?
        — Нет.
        — Все в порядке, Лекс,  — сумела выговорить Виктория прерывающимся голосом. Бросив на маркиза предостерегающий взгляд, Александра отпустила руку подруги и вышла, тихо прикрыв за собой дверь. Сину хотелось энергично пройтись вдоль и поперек комнаты, чтобы хоть немного унять свой гнев, но на полу копошились котята, щенки, белки и кролики.
        — Нельзя ли узнать,  — проговорил он напряженным голосом, который с трудом контролировал,  — о чем ты думала, сплетничая с Кипсфелдом по поводу своих подозрений?
        Она взглянула на него полными слез глазами.
        — Я помогала,  — шмыгнула она носом.  — Я не сплет…
        — Помогала? Помогала?! Ты имеешь представление о том, сколько неприятностей ты могла причинить?  — Он чуть не проговорился, что она подвергала себя опасности, а в этом случае его жена ни за что не отступила бы.
        Виктория промокнула платком глаза.
        — Это правда,  — прошептала она,  — что ты женился на мне, только чтобы досадить Марли?
        Такого поворота разговора он не ожидал, и у него не было под рукой ни лжи, ни правды, чтобы успокоить ее.
        — Откуда…
        — Мне сказал Кингсфелд. Так это правда?
        Остин Ховарт определенно хорошо изучил римскую военную историю, он сумел разобщить их в течение четырехминутного вальса, не оставив ему времени, чтобы объясниться или уверить ее в своей любви. Сейчас она ни за что не поверит ему.
        — Я хочу, чтобы ты, бабушка Августа и Кит завтра утром безотлагательно отправились в имение Олторп. Если ты ..
        — Нет!
        — Если ты,  — обрушился он на нее,  — собираешься говорить людям разные… глупости, чтобы спровоцировать их, тогда я не могу позволить тебе оставаться в Лондоне. Я не могу наблюдать за тем, как ты играешь в разные игры и в то же время пытаешься поймать убийцу.
        Стоять и наблюдать за болью, недоумением, разочарованием и гневом в ее глазах было тяжело, как никогда. Каждой клеточкой своего тела Синклеру хотелось обнять ее. Возможно, в план Лисички входило вспугнуть графа, однако он мог и погубить ее. Это было блестяще задумано, но слишком рискованно.
        — Ты уедешь завтра утром, тебе ясно?
        По ее щеке скатилась еще одна слезинка.
        — Да. Совершенно ясно.
        — Вот и отлично.  — Маркиз развернулся и покинул комнату. Он решил не скрывать, что они с Лисичкой повздорили,  — это успокоит Кингсфелда и объяснит, почему Виктория покинула утром Лондон. Ему хотелось обеспечить безопасность Августы и Кита. Если он потеряет их всех… Одна мысль об этом бросала его в холодный пот.
        Когда вечером гости начали расходиться, Синклер поставил Майло в верхнем холле следить, чтобы Виктория не выходила из своей комнаты и чтобы никто не попытался увидеться с ней. Однако, даже приняв такие меры предосторожности, он не решался далеко уходить от дома, пока она оставалась в нем, и поэтому собрал своих друзей в темной конюшне.
        — Что, черт побери, случилось?  — спросил Уолли, когда маркиз проскользнул в дверь.
        Из темноты раздался другой, менее знакомый голос.
        — Моя жена хочет удушить тебя,  — спокойно сообщил Люсьен Бэлфор.
        — Надеюсь, у нее есть возможность проделать это,  — ответил Син.  — Спасибо за то, что присоединились к нам.
        — Просто вы разожгли мое любопытство.
        Синклер решил, что беспокоиться по этому поводу будет позже.
        — Криспин, что делал Кингсфелд, когда я вышел из комнаты?
        — Он пошел поболтать с твоей бабушкой,  — сообщил шотландец.  — Ничего важного, они обсуждали светские события, приходящиеся на оставшуюся часть недели.
        Страх снова охватил Синклера, но он сумел мрачно улыбнуться:
        — Остин думает, что Виктория знает нечто новое об убийстве, и выясняет, где все будут находиться в ближайшие несколько дней.
        Лорд Килкерн пошевелился.
        — Значит, никто не должен находиться там, где этого можно ожидать.
        — Я отправляю свою родню завтра из Лондона.
        — Меня это не касается,  — продолжил граф,  — но как вы заставите Лисичку уехать?
        — Я нарочно рассердил ее. Она уедет.
        — Тогда что вы хотите от нас?
        Синклер глубоко вздохнул.
        — Килкерн, нельзя ли распространить слух, будто Виктория покинула меня и я провел ночь в пьяной компании? Я буду вам очень признателен.
        — Это несложно. Полагаю, завтра вас не будет в парламенте?
        — Я появлюсь там из-за Кинсфелда, но ненадолго.
        — Мы собираемся в Ховарт-Хаус?  — спросил Роман, и его глаза воинственно заблестели.
        — Только не ты. Тебе придется остаться с моей семьей.
        Камердинер скептически посмотрел на него.
        — И как мне объяснить это?
        — Только Лисичка знает, кто ты на самом деле. Будешь кучером. Просто наблюдай за ними, и все. Не думаю, что она будет обращать внимание на окружающих, а ты уж не попадайся ей на глаза, если сможешь.
        — Это не так-то легко,  — пробормотал камердинер. Уолли похлопал Романа по плечу.
        — Что насчет Ховарт-Хауса?
        — Думаю, граф настороже. Он не стает хранить в доме ничего, что связано с убийством, а значит, надо ошеломить его и заставить заговорить.
        Хардинг вскинул голову:
        — Послушай…
        — Криспин, Уолли,  — перебил его Синклер,  — не попадайтесь никому на глаза, но… он должен догадаться, что кто-то был в доме и рылся в его вещах.
        — Если тебя не будет в парламенте, он решит, что это ты,  — Криспин покачал головой,  — и тогда легко может расправиться с тобой.
        — Да, пожалуй, мой план не годится,  — согласился Синклер.  — Во всяком случае, пока.
        — Что предпримешь ты?
        — Буду наблюдать за арестом Марли.
        Люсьен хмыкнул.
        — Я испытываю некоторое облегчение от того, что мы стали союзниками, Олторл.
        — Кингсфелду придется прийти ко мне — ему ведь любопытно, что происходит. Посмотрим, какую историю я смогу выдумать.
        — Лучше, чтобы она выглядела чертовски достоверной, Син, иначе он убьет тебя.
        — Нет, если я первый убью его.
        — Но..
        — Он расслабится, когда Марли арестуют, а беспорядок в кабинете выбьет его из колеи.
        — Это выбьет меня из колеи,  — проворчал Уолли.
        — Потом он придет сюда и постарается выпытать, в чем дело,  — продолжил Синклер.  — Я собираюсь попросить его представить дополнительные улики, чтобы подтвердить обвинение против Марли. Думаю, это будет оставшаяся часть письма. Как только Остин ее представит, мы возьмем его.
        — Господи,  — побормотал Криспин.  — Надеюсь, Бейтс вернется до того, как кончится эта веселенькая история.
        — Я тоже надеюсь. Мне нужно послать его в архивы парламента и убедиться, что оттуда не исчезло несколько бумаг. Я дам вам список.
        Криспин хмуро взглянул на него.
        — Тогда мы лучше пойдем. У нас с Уоллисом есть кое-какие дела, которыми мы должны заняться.
        — У меня тоже дела.  — Килкерн протянул руку Синклеру.  — Желаю удачи, Олторп.
        — Увидимся завтра.
        Виктория долгое время раздумывала над тем, может ли человек умереть от того, что его сердце разбито. Всю ночь она провела в зимнем саду, решая, как исправить положение. Если же жена безразлична ему, то нечего и исправлять. Очевидно, она подарила свое сердце человеку, ничего не знавшему о любви. И все же ее разум отказывался признавать, что каждое его ласковое слово, каждое нежное прикосновение были ложью. Под сердцем она носила его ребенка. Вчера эта новость вызвала бы у нее слезы радости, но сегодня ей просто хотелось плакать.
        — Миледи?  — Дженни открыла дверь гостиной.  — Его светлость приказал мне упаковать ваши вещи.
        — Да, пожалуйста, сделай это.
        — Но… как долго мы будем отсутствовать?
        Она пошевелилась, опуская спящего Лорда Бэгглса с колен на пол.
        — Не знаю, Дженни.
        После того как Синклер завершит свое расследование, он совсем перестанет нуждаться в ней и, вполне возможно, оставит ее в Олторпе или в другом маленьком имении, где она превратится в никому не нужную затворницу.
        Наконец Виктория поднялась, чтобы снять свое бальное платье и надеть что-нибудь, более подходящее для путешествия. Она могла бы затопать ногами, закатить сцену и отказаться уехать, но если он не любит ее, все это напрасно. Ей следовало быть осмотрительнее и подумать обо всем заранее.
        — Как насчет ваших малышей, миледи?  — спросила Дженни, раскладывая легкую накидку для путешествий.
        — Майло позаботится о них.
        Синклер стоял около двери в спальню. В отличие от нее он выглядел собранным и спокойным и совсем не казался расстроенным из-за того, что она уезжает. Прежде всего он не хотел видеть ее здесь.
        Встряхнувшись, Виктория встала:
        — Я хотела бы отправиться немедленно.
        Маркиз кивнул:
        — Карета уже готова.
        По его сигналу несколько слуг торопливо вошли в комнату, чтобы забрать ее багаж. Синклер оставался в дверях и не отрываясь смотрел на нее. Викторию охватил откровенный гнев. Сейчас она ни за что не заплачет — во всяком случае, перед ним.
        Виктория вышла из комнаты. Наверху лестницы Синклер предложил ей руку, но она лишь отрицательно покачала головой.
        Если бы он прикоснулся к ней, она, наверное, совершила бы что-то глупое и унизительное, например, приникла бы к нему, умоляя позволить ей остаться.
        — Это только ради твоего блага.
        — Или для твоего удобства. И не притворяйся, что я не права.
        Она позволила Майло помочь ей подняться в карету. Дженни села во второй экипаж. Виктория намеревалась рассказать мужу об их ребенке, по сейчас был явно неподходящий момент — она не хотела, чтобы ее жалели.
        — Августа и Кит ждут тебя. Путешествие из Лондона до имения займет всего два дня.  — Синклер протянул руку, словно собирался дотронуться до ее щеки.  — Это скоро закончится, Виктория.
        — Да, конечно. Теперь ничто не отвлечет тебя от самого важного.
        Сдержанно кивнув, маркиз тихо закрыл дверцу. Карета тронулась. Несколько запоздало Виктория поняла, что, должно быть, никогда больше не увидит его. Она откинулась на спинку сиденья и горько зарыдала.
        «Синклер Графтон, за это ты попадешь прямо в ад»,  — думал маркиз, наблюдая за каретой, пока та не скрылась из глаз. Часть его души страстно хотела, чтобы Виктория забыла о своем дурном настроении, остановила экипаж, подошла к нему и хорошенько стукнула, а он позволил бы ей остаться. Однако, очевидно, он так искусно изображал гнев и так унизил ее, что ему повезет, если она вообще когда-нибудь вернется.
        — Проклятие,  — пробормотал он и повернулся к дому. Майло и лакей мрачно смотрели на него, и ему захотелось выпить виски почти так же сильно, как хотелось вновь обнять Викторию. Но наилучший и кратчайший путь обрести ее — арестовать, а еще лучше застрелить графа Кингсфелда немедленно — выглядел не слишком реальным.
        — Какие-нибудь распоряжения, милорд?  — сухо спросил Майло.
        — Сегодня утром я собираюсь в парламент, но надеюсь вернуться домой до ленча.
        — Хорошо, милорд.
        Бросив последний взгляд туда, где исчезла Виктория, Синклер вернулся в дом, чтобы приготовиться к финальному акту.
        Он прибыл в палату лордов, опоздав ровно на двадцать минут, и пока входил в старые высокие двери главной палаты, успел заметить, что в зале присутствовали и Килкерн, и Кингсфелд.
        — Доброе утро, джентльмены!  — Маркиз щедро похлопывал по плечам присутствующих, пока добирался до свободного места рядом с Кингсфелдом.  — Я что-нибудь пропустил?  — спросил он Остина, и все его ближайшие соседи зашикали.
        — Только доклад о налогах,  — сообщил Кингсфелд.  — Что с тобой стряслось, Син?
        — Благодаря тебе Лисичка думает, что я женился на ней, только чтобы досадить Марли,  — прошептал он в ответ; в его голосе слышался неподдельный гнев. Уловка помогла, но его пальцы сжимались от желания крепко стукнуть Остина. Граф уже разрушил его прошлое и сейчас разрушал шанс на счастливое будущее с Викторией.
        — Вот так так. Мы ведь только шутили. Я не думал, что она примет мои слова всерьез.
        — Она приняла и теперь уехала.
        — Ш-ш-ш!
        — Уехала? Куда уехала?
        Синклер нахмурился:
        — Кто знает? Я сказал ей, что собираюсь закончить все сегодня, но она даже не взглянула на меня.
        Он наклонился ближе.
        — Ты не видел Марли?
        — Нет. А куда убежала твоя жена?
        Боже, Кингсфелд действительно намеревался расправиться с ней! На лице Синклера появилось встревоженное выражение.
        — Она не сказала, и я не спросил. Право, мне не хочется обсуждать это.
        — Понимаю, приятель. Итак, ты занимаешься арестом Марли?
        — Я не собираюсь оставлять этого ублюдка на свободе, тем более не знаю, где моя жена.
        Итак, разговор удался даже лучше, чем он предполагал. Переведя дыхание, маркиз решил продолжать игру: нельзя рассчитывать на то, что Кингсфелд последует за ним домой на ленч.
        — Я собирался спросить еще вчера,  — зашептал он.  — Оставшаяся часть того письма у тебя?
        — Не знаю, где оно может быть,  — так же тихо ответил Кингсфелд.  — Но ведь я нашел первую часть. Возможно, остальное где-то в библиотеке.
        — Это бы очень помогло.
        — Лорд Олторп!
        Встрепенувшись, Синклер глянул вниз. Лорд Ливерпул стоял и смотрел на него, уперев руки в бока и плотно сжав губы. Вся его поза выражала явное раздражение.
        — Милорд?
        Премьер-министр сделал шаг вперед.
        — Мы обсуждаем вопрос о налогах. Вы можете добавить что-нибудь важное к нашим дебатам?
        Уже давно никто не разговаривал с ним в таком тоне, но он готов вытерпеть все ради своей миссии. Синклер любезно улыбнулся:
        — Это зависит от обстоятельств. Что мы облагаем налогом? О, дайте мне догадаться. Что бы то ни было, это означает дополнительную оплату долгов Принни.
        Низкий, угрожающий шум начался в части зала, занимаемом более консервативными членами палаты; когда же он достиг тех, кто был вблизи Синклера, то превратился в оглушительный рокот. Ливерпул кричал, но из-за шума он не сразу разобрал, что говорил премьер-министр.
        — Мы не потерпим здесь ваши пьяные выходки. Это серьезное место, и здесь правит закон.
        — Всего доброго, джентльмены.  — Синклер, усмехаясь, встал и направился к дверям. Уходя, он обернулся и увидел, что Кингсфелд смотрит на свои карманные часы, а в нижнем ряду Килкерн делает вид, что дремлет.
        Итак, еще один шаг сделан. Теперь пора заняться Марли.
        — Предположим, Син отсылает вас потому, что вы поссорились.  — Кит сидел спиной к кучеру, а его улыбка становилась все шире с каждой последующей милей.  — Если это так, то почему наш большой олух настоял, чтобы мы с бабушкой поехали с вами? Мы ведь с ним не ссорились.
        Виктория прислонилась щекой к окну, чтобы глотнуть немного воздуха. Она не собиралась обсуждать свой отъезд, но Кит напоминал настойчивостью своего брата. Никто из ее спутников не знал точно, что происходит, и она не собиралась их просвещать. С другой стороны, ее способность терпеть ложь достигла предела несколько часов назад.
        — Он пытается защитить вас.  — Она закрыла глаза, а затем быстро открыла их, потому что ее затошнило от качки в экипаже.
        — Защитить от чего? От лондонского сезона? Завтра утром я собирался на пикник с мисс Портер.
        — Боже, Гэмпшир такое красивое место,  — вставила Августа.  — Я всегда любила его.
        Гэмпшир. Виктория выпрямилась.
        — В какой части Гэмпшира мы находимся?
        — Дорога проходит через юго-восточный сектор пула до имения Олторп. Но я, право, хотел бы узнать, почему Син считает, что мы нуждаемся в защите. Это смешно. Мы не видели его пять лет…
        Было бы гораздо легче, если бы Синклер не так сильно винил себя за случившееся с Томасом; он чувствовал такую ответственность, что скорее рискнул бы потерять любовь и понимание своей семьи, чем подвергнуть их малейшему риску, но касалось ли это также и ее?
        Виктория выпрямилась.
        — Остановите карету,  — сказала она, ухватившись за узкий переплет окна.
        — Мы всего в миле или двух от следующей гостиницы,  — сказала Августа.  — Там и отдохнем.
        — Нет. Остановите сейчас, мне дурно.
        — Проклятие!  — Кит поднялся на ноги.  — Кучер, останови карету!  — Он принялся стучать кулаком по крыше.
        Экипаж замедлил ход и остановился. Кит распахнул дверцу и, спрыгнув на землю, помог Виктории спуститься. Как только ее ноги коснулись изрытой колеями дороги, ей стало легче, но душевная боль не проходила.
        Несколько минут она ходила взад и вперед по дороге, Кристофер шагал рядом с ней, а Августа наблюдала за ними, высунувшись из кареты.
        Вскоре подъехал второй экипаж с багажом и тоже остановился.
        — Ну как, прошло?
        — Кажется, да.  — Чтобы все выглядело достовернее, она продолжала держать руку на животе и время от времени постанывать. Что из сказанного ей Синклером было правдой, а что ложью? Пытался ли он защитить ее или всего лишь избавиться от нее?
        — Вы готовы продолжать путь?  — спросил Кит. Виктория не могла без конца вышагивать по дороге и, кивнув, повернулась к карете — но тут же остановилась так неожиданно, что Кристофер налетел на нее сзади.
        — Черт,  — пробормотал он, схватив ее за локоть.  — Мои извинения. Вы ведь не собираетесь упасть в обморок?
        — Еще не знаю.
        Кучер сидел на козлах, отвернувшись от нее, большой искалеченной рукой заслонял лицо. Узнать руку, однако, было так же легко, как и всю его коренастую фигуру. На какой-то момент Виктория была готова запеть, однако она быстро подавила свой порыв. То, что маркиз песлал Романа отвезти их в Олторп, еще ничего не значило.
        — Кучер,  — позвала Виктория.  — Мне надо поговорить с тобой.
        Роман взглянул на нее и снова отвернулся.
        — Кучер!
        — Да, миледи.  — Он неохотно слез с козел на землю.
        — Что ты тут делаешь?
        — Управляю экипажем, миледи. Если вы будете так любезны и сядете на свое место, мы продолжим путь до гостиницы «Красный лев».
        «Красный лев». В ее уме начал складываться план. Но прежде ей надо было задать еще несколько вопросов.
        — Если Синклер устал от моего присутствия, почему он не отправил меня обратно к родителям?
        Камердинер откашлялся.
        — Не имею чести знать, миледи.
        — И почему он отсылает вместе со мной свою семью и отдает нас под твою защиту?
        — Я не…
        — Что ж, я возвращаюсь обратно. Поворачивай карету.
        Роман побледнел.
        — Обратно в Лондон я вас не повезу,  — твердо заявил он.  — У меня приказание маркиза.
        Виктория потерла подбородок, осматривая живописную местность. Августа и Кристофер осложняли ее замысел: если она возвратится в Лондон, им придется поехать вместе с ней. Она не могла подвергать их опасности после того, как Синклер затратил столько усилий на защиту своей семьи.
        Глубоко вздохнув, Виктория приняла решение. Она не могла позволить Синклеру решать за нее ее судьбу. После бессонной ночи и перенесенного напряжения ей ничего не стоило расплакаться.
        Рыдая, она вернулась в карету.
        — Что случилось, моя дорогая?  — воскликнула Августа, помогая ей сесть в экипаж.
        — Ничего, правда. Просто я устала.
        — Понимаю.
        — Сейчас мы находимся неподалеку от моего пансиона благородных девиц…
        — Академии мисс Гренвилл?  — легкая морщинка появилась между бровей Августы.
        — Директриса — моя хорошая подруга.  — Она сжала руку Августы, не скрывая своего беспокойства.  — Мне бы очень хотелось провести у нее несколько дней, если вы не возражаете, а к концу недели я приеду в Олторп.
        — Ну конечно, дитя мое! Если хочешь, мы все поедем туда.
        Кит кивнул, выражая согласие.
        — Мы ни за что не покинем вас, особенно после того, как брат так низко поступил с вами.
        Искренние слезы потекли по лицу Виктории. С этими людьми ничего не должно случиться. Ничего.
        — Спасибо, но не в этом дело. Мне нужно день-другой… побыть одной.  — Увидев обиженный взгляд Кита, она улыбнулась.  — Кроме того, это женская школа, куда мужчины не допускаются.
        Августа долго смотрела на нее.
        — Надеюсь, это не из-за поведения Синклера,  — сказала она наконец тихим голосом.  — Как мне кажется, он очень заботится о вас.
        Виктория шмыгнула носом.
        — Надеюсь, что так.
        — Кристофер, мой мальчик, передай кучеру, чтобы он отвез нас в академию мисс Гренвилл, немедленно.
        — Слушаюсь, бабушка.
        На то, чтобы найти Марли, потребовалось больше времени, чем предполагал Син. Опросив дворецкого и обойдя половину клубов для джентльменов, он решил, что его дичь могла покинуть Лондон и отправиться в свое сельское имение.
        Если он не сможет арестовать Марли, у Кингсфелда не будет причины расслабиться, и он поймет, что подозревают именно его, а Лисичке по-прежнему будет грозить опасность.
        В ту самую минуту, как Синклер решил вернуться в Мэдсен-Хаус и выпытать у дворецкого местонахождение его хозяина, он заметил гнедого жеребца, принадлежащего Марли, на границе Гайд-парка.
        — Слава Богу!  — Пришпорив Дьявола, маркиз пустил его в галоп.
        Он хотел, чтобы арест прошел прилюдно, и, похоже, его желание сбывалось — после полудня парк начали заполнять толпы гуляющих, а продавцы, расположившись вдоль лужаек, предлагали мороженое и сласти.
        Скакать галопом по парку было категорически запрещено, но Синклер не собирался упустить Марли из виду — он заставил Дьявола перемахнуть через скамейку и объехать расположившуюся на пикник компанию.
        Расстояние между ним и Марли сокращалось все больше. После того как все закончится, маркиз собирался принести виконту искренние извинения и сделать все возможное, чтобы Марли вышел из этой передряги героем. Что же касалось его самого, он не беспокоился о себе, лишь бы только не потерять Викторию.
        — Марли!  — взревел Синклер, поравнявшись с виконтом. Тот бросил на него недоумевающий взгляд, и тут же Син набросился на него прямо с лошади. Они упали на землю, Син первым вскочил на ноги и схватил Марли за край одежды.
        — Что… все это значит?  — воскликнул виконт, освободившись из рук своего противника, и оттолкнул его.
        — Ты ведь не думаешь, что тебе сойдет с рук убийство моего брата?  — Синклер вытащил пистолет.
        — Не понимаю, о чем вы!
        — Не понимаешь?  — Вновь схватив виконта, лорд Олторп ударил его локтем под ребра. Марли согнулся, и он тут же наклонился к его уху: — Продолжайте в том же духе, я потом все объясню!
        — Ни за что!  — прошипел Марли. Син приставил пистолет к его уху.
        — Вы… вы сошли с ума, Олторп!  — выпалил виконт с выражением страха на лице.
        — Мы еще посмотрим, ты, убийца!
        — Что здесь происходит?  — раздался чей-то голос.
        Наконец-то! Группа сыщиков полицейского суда, громко топая, бежала к ним по дорожке с оружием наготове. Синклер дождался, пока они оказались достаточно близко, чтобы перехватить Марли, если тот попытается убежать, и только тогда опустил свой пистолет.
        — Этот человек убил моего брата. Я требую, чтобы его арестовали.
        — Вы сумасшедший! Я никого не убивал!
        — Мы разберемся с этим,  — заявил один из сыщиков и, ухватив Марли, поставил его на ноги.  — Вы оба, джентльмены, пойдете с нами на Олд-Бейли, в главный криминальный суд Англии, и дадите показания под присягой.
        — Вы ненормальный, Олторп! Я не убивал вашего брата!  — Притворялся Марли или нет, но он возмущался чертовски правдоподобно.
        В глубине души Синклер сожалел, что приходится так поступать с виконтом, но разве не этот человек делал гнусные предложения Виктории?
        — Прибереги свои опровержения для того, кто им поверит,  — провозгласил маркиз, стараясь полнее удовлетворить жадное внимание окружившей их толпы.  — Правосудие восторжествует!  — добавил он для пущей значимости.
        — Он пьян!  — взывал Марли к сыщикам, шедшим по обе стороны от него.  — От него разит виски.
        Однако его вопли так и остались без ответа. Все еще тяжело дыша, Синклер подошел к Дьяволу и вскочил в седло, затем с мрачной улыбкой развернул коня и последовал за строем сыщиков.
        Глава 17
        — Лисичка!  — С радостной улыбкой Эмма Гренвилл влетела в свою приемную и крепко обняла Викторию.  — Ты самый последний человек, кого я ожидала увидеть в Гэмпшире. Что ты тут делаешь?
        В ответ Виктория расплакалась — наверное, в шестой или седьмой раз за этот день. Она стала такой плаксой, что потеряла счет слезам.
        — Мне нужна твоя помощь,  — всхлипывая, проговорила она.
        Эмма указала ей на стул, а сама села напротив.
        — Я всегда готова тебе помочь,  — откликнулась она деловым тоном.  — Извини, что тебе пришлось так долго ждать.
        — Все хорошо и… спасибо.
        — Молли сказала, что ты приехала в компании молодого человека и пожилой леди, но потом они уехали.
        — Это родственники Синклера — они продолжили путь в Олторп.
        — Без тебя, а твоего лорда Олторпа, очевидно, днем с огнем не сыщешь.
        Да уж, проницательности Эмме было не занимать.
        — Это очень длинная история, не знаю, сколько у меня уйдет времени, чтобы все рассказать.
        — Тогда расскажи ее покороче, и лучше всего за обедом, а то сейчас ты, дорогая, очень бледная. Мои девочки будут рады встретиться с тобой. Знаешь, ты ведь теперь знаменитость.
        Виктория нехотя улыбнулась:
        — Ты всегда умеешь улучшить мое настроение.  — Она вздохнула. Хотя и приятно излить свои беды все понимающей Эмме, сначала ей необходимо разобраться в их отношениях с Синклером.  — Обещаю рассказать тебе все очень скоро, но в данный момент мне нужна карета, лошадь или наемный экипаж.
        Эмма заколебалась.
        — Все-таки, что случилось?
        — Мы с Синклером поссорились, и он отослал меня в загородное имение, так как беспокоился обо мне и хотел уберечь от опасности.
        — От опасности,  — повторила Эмма.  — Тогда, возможно, тебе следует делать то, что он говорит.
        Виктория покачала головой.
        — Я беспокоюсь за безопасность мужа,  — ее голос дрогнул,  — и не покину его. Не знаю, что для меня лучше, но только не отъезд из Лондона, где он ежеминутно рискует жизнью.
        В ярких, словно у газели, глазах Эммы проглядывало сочувствие. Она сжала пальцы подруги.
        — Мне бы хотелось как-нибудь встретиться с ним,  — сказала она.  — Никогда не думала, что увижу Лисичку, потерявшую свое сердечко.
        — Ох! Эмма, надеюсь, однажды такое произойдет и с тобой. Если это не самое ужасное на земле, то… самое прекрасное.
        Смеясь, Эмма обняла ее.
        — Основываясь на твоей характеристике, я думаю, лучше остаться старой девой, так что большое спасибо. И конечно, ты можешь взять Пимпернела, но я не позволю тебе скакать в темноте.
        Виктория нахмурилась:
        — Ты рассуждаешь как директриса, хотя лишь на три года старше меня.
        — Я и есть директриса, и ты должна быть примером для моих учениц. Можешь отправиться завтра утром — у тебя будет достаточно времени, чтобы рассказать мне свою историю.
        Несмотря на желание немедленно отправиться в путь, Виктория понимала, что Эмма права — в темноте она скорее всего потеряет дорогу или ее схватят разбойники, а ведь теперь ей надо считаться не только с собой или Синклером. Она ужасно скучала по нему. У нее болело сердце — так ей хотелось снова увидеть его; она мечтала, чтобы он обнял ее и между ними больше никогда не было секретов. Может быть, это будет не что иное, как сказка, но она хотела сказать ему: у них будет ребенок, а после услышать от него, как он ее любит.
        Виктория вздохнула:
        — Все началось однажды ночью в саду леди Фрэнтон.
        — Так он не приходил?
        — Нет, милорд.
        Синклер смотрел на Майло, словно желая, чтобы дворецкий изменил свой ответ. Он пропустил ленч, но Кингсфелд не мог знать, что его не было дома.
        — А как насчет записки?
        — Нет, милорд. Ни посетителей, ни почты.
        — Проклятие!  — пробормотал Синклер. Он всегда ненавидел ожидание.  — Если кто-нибудь придет, я у себя.
        Маркиз направился в кабинет, однако, перешагнув порог, сразу понял, что совершил ошибку. Письменный стол Виктории, аккуратный и пустой, стоял под окном в лучах бледного полуденного солнца.
        Повернуться и уйти, но это вряд ли поможет. Все в Графтон-Хаусе напоминало о Виктории: каждый цветок в вазе, каждое украшение на стенах, каждое пятно солнечного света — все, казалось, было окрашено мыслями о ней.
        После двух лет поисков почти точно определилось, кто убил Томаса. Синклеру следовало быть довольным и испытывать чувство облегчения, но вместо этого он шагал по кабинету, скучая по жене и думая о том, как жестко с ней обошелся и сможет ли когда-нибудь заслужить прощение, не говоря уже о ее любви.
        Около часа маркиз ходил взад и вперед по ковру, пока не подумал, что скоро сойдет с ума от нетерпения. Заседание парламента могло затянуться надолго. Оставалось надеяться, что любопытство приведет Кингсфелда домой пораньше — там он найдет все перевернутым, и Синклер окажется самым вероятным виновником случившегося.
        Входная дверь наконец открылась, и послышался женский голос. Когда маркиз подошел ко входу, то, к своему удивлению, увидел в холле леди Килкерн, разговаривавшую с Майло.
        — Миледи?  — Он обошел дворецкого.  — Что…
        Она ударила его по лицу, и он покачнулся.
        — В чем дело?
        — Как вы могли позволить ей уехать?  — отрывисто спросила Александра, сжимая кулачок и явно намереваясь стукнуть еще раз.
        — Вас это не касается,  — ответил он, потирая скулу. Черт побери, у него вовсе не было намерения раскрываться перед ее друзьями.
        — Вы нас не оставите на минуту?  — сказала графиня, глядя на Майло.
        Синклер взял ее под руку и повел вниз по ступеням к посыпанной гравием дорожке.
        — Извините, если я оскорбил вас,  — сказал он, направляя Александру к поджидающей ее карете,  — но лучше мы поговорим об этом потом. Во всяком случае, не сегодня.
        — Отлично, я уезжаю. Но прежде мне надо сообщить вам одну новость, хотя она совершенно меня не касается.
        Он снова потер скулу.
        — О чем вы?
        — Ваша жена носит под сердцем ребенка,  — заявила она, сверкнув глазами.
        Синклер побледнел; земля закачалась под его ногами, и он вынужден был присесть на нижнюю ступеньку лестницы.
        — Что?
        Она кивнула:
        — Принимая во внимание то, как вы кричали на нее, Виктория вряд ли успела вам это сообщить, но она заслуживает счастья, а это в ваших руках, лорд Олторп. Не хочу, чтобы вы разочаровали ее.
        Подобрав юбку, графиня села в экипаж и дала знак кучеру отправляться. Карета тронулась с места и вскоре скрылась из виду, а Синклер долго сидел около дороги, глядя в землю. Его ребенок. Так вот почему она была так огорчена. А он показал себя неуклюжим невежей и полным идиотом, хотя определенно поступил правильно, отправив ее подальше от Лондона. В имении Олторпов она будет в безопасности, пока он сможет приехать, извиниться перед ней и признаться в любви.
        Маркиз медленно поднялся и пошел в дом, не замечая стоявшего в дверях Майло. Он скоро станет отцом. Боже правый!
        Уже наступили сумерки, когда Синклер наконец услышал, как открылась входная дверь. Потом до него донеслись глухие мужские голоса. Он опустился в кресло, держа в руке пистолет и жалея, что вынес из кабинета массивный стол Томаса: пустить пулю в Кингсфелда с того же места, на котором сидел его брат, было бы актом справедливости.
        Дверь кабинета открылась, однако дверной проем оставался пустым.
        — Это Криспин. Смотри не прострели мне голову.
        Синклер выругался.
        — Входи же, черт побери!
        Шотландец не спеша вошел в комнату; за ним шествовал Уолли. Когда следом появился Бейтс, хозяин кабинета вскочил так поспешно, что чуть не опрокинул кресло.
        — Что случилось?  — отрывисто спросил он.
        — Пока не ясно. Мы опорожнили ящики стола Кингсфелда и вытащили половину книг с его полок, чтобы было убедительнее.  — Выражение лица Криспина стало еще более мрачным.  — Это моя вина. Я направился сюда на случай, если понадобится моя помощь, а Уолли остался наблюдать за Ховарт-Хаусом.
        — И что же?
        Уолли откашлялся.
        — Кингсфелд приехал домой словно по расписанию, но не прошло и пяти минут, как он выскочил из дома, словно за ним черти гнались, забрал у конюха свою лошадь и ускакал. Я решил, что он направился сюда, поэтому заехал посмотреть, вернулся ли Бейтс — думал послать его за нужными тебе бумагами.
        Синклер медленно сел на край стола.
        — Так куда уехал Кингсфелд?  — отрывисто спросил он.  — Здесь этот мерзавец не появлялся.
        — Не имеем представления, Син, он пропадает уже больше часа.
        — Есть еще клубы.  — Синклер поднялся на ноги и шагнул к двери.  — Нам следует разделиться.
        — Мы уже проверили клубы,  — сообщил Криспин.  — А также «Джентльменов Джексона» и каждый магазин на Бонд-стрит.
        У Синклера от охватившего его гнева кровь закипела в жилах.
        — Проверьте все эти места еще раз. Я поеду в Ховарт-Хаус и выколочу из Джеффри, куда отправился его хозяин.
        — И куда, по-твоему?
        — Лучше найдите его,  — мрачно сказал маркиз, чувствуя, как в груди у него все сжимается,  — потому что я даже не хочу думать, где он может быть.
        В глубине души он уже знал. Если бы Кингсфелд был глуп, ему не удалось бы целых два года избегать подозрений. Виктория могла отправиться куда угодно, но то, что одновременно с ней уехали Августа и Кит, значительно сужало возможные конечные пункты. В своем горячем желании защитить близких он собственными руками сделал всех троих уязвимыми перед лицом убийцы. Если только с ними что-нибудь случится…
        — Син?
        — Встречаемся здесь через час. Как только увидите Кингсфелда, хватайте его не церемонясь.
        Когда они уходили, в холле стоял Майло с выражением изумления на лице. Синклер решил, что пришло время перестать прятаться в тени.
        — Майло, нужно, чтобы ты понаблюдал за лордом Кингсфелдом. Выбери трех слуг, и все вооружитесь.
        — Милорд?
        — Я уверен, что Томаса убил Кингсфелд, и не хочу, чтобы он бродил там, где может нанести вред еще кому-то.
        Дворецкий расправил плечи.
        — Если он появится здесь, то отсюда ему уже не уйти.
        Маркиз кивнул.
        — Ты можешь доверять им,  — сказал он, указывая на своих товарищей,  — как и лорду Килкерну.
        — Хорошо, милорд.
        Почти все огни в Ховарт-Хаусе были погашены, что казалось плохим знаком. Кингсфелд не возвращался, и слуги не ожидали его в ближайшее время.
        Синклер постучал в дверь.
        Не прошло и минуты, как Джеффри распахнул ее.
        — Лорд Олторп? Боюсь, что лорда Кингсфелда нет дома.
        — Где же он?
        — Не могу знать.
        — К вам сегодня проникли взломщики, не правда ли?
        Дворецкий немедленно насторожился.
        — Да, милорд. Откуда вам известно?
        — Потому что я сам сделал это.  — Синклер шагнул внутрь и захлопнул дверь.  — Где Кингсфелд?
        — Милорд, пожалуйста, отпустите.
        — Джеффри, не доводи меня до крайности, иначе я пересчитаю тебе зубы.  — Он оттолкнул дворецкого к стоящему в холле столу.
        — Это в высшей степени незаконно.
        — Лучше отвечай на мой вопрос, немедленно.
        — Не могу. Артур! Марвин!
        Синклер нахмурился:
        — Это очень глупо с твоей стороны.
        Двое дюжих слуг ворвались в холл.
        — Вам лучше отпустить его, милорд!  — прорычал тот, что был повыше, и сделал шаг вперед.
        Синклер выхватил из кармана пистолет и приставил его ко лбу дворецкого.
        — Твой хозяин убил моего брата, Джеффри; не думай, что я не отплачу тем же. Спрашиваю в последний раз: где этот проклятый граф Кингсфелд?
        Дворецкий охнул.
        — Я не… — Глаза Джеффри закатились, и он грузно осел на пол.
        — Черт,  — проворчал Синклер, и тут же один из слуг ударил его.
        С трудом удержавшись на ногах, Синклер нанес ответный удар рукояткой пистолета в лоб нападавшему. Сжав оружие в руке, он направил его на второго слугу.
        — Ты кто?  — резко спросил он.
        — Мар… Марвин.
        — Марвин, я задам тебе один вопрос; если ты не ответишь, я пущу тебе пулю в лоб, а затем спрошу о том же Артура, когда он придет в себя. Ты понял?
        — Да, милорд.
        — Отлично. Так где же Кингсфелд? Достаточно будет разумного намека — Синклер не был вполне уверен, что слуга ответит ему, поэтому он достаточно сильно постучал по его лбу дулом пистолета.  — Я не шучу!
        — Но… он убьет меня!
        — Я сделаю то же самое, только раньше, так что решай.
        — Хозяин поехал в Олторп.
        Сердце Синклера замерло.
        — Один?
        Марвин покачал головой:
        — Уилкинс и двое других парней встретятся с ним по дороге.
        — Еще что-нибудь?
        — Мы должны отвечать, что граф отправился по неотложному делу в свое имение Кингсфелд и скоро вернется. Джеффри может все подтвердить.
        — Тогда я рад, что не придется расправиться с ним. Тебе и твоему приятелю советую находиться здесь, когда я вернусь,  — предупредил Синклер.  — Будьте готовы повторить все, что ты только что сказал, столько раз, сколько потребуется; если сбежишь, я все равно найду тебя, ясно?
        — Да, милорд.
        — Впрочем, я передумал. Ты пойдешь со мной.
        — Но…
        — Шевелись, черт побери!'
        Марвин неохотно проследовал за Синклером на улицу.
        — Найми карету,  — приказал маркиз.
        Отчаянно ругаясь вполголоса, Марвин все же сделал то, что от него требовалось. Синклер отвязал Дьявола и вскочил в седло. Обычно спокойный, черный жеребец, почувствовав настроение хозяина, переступил с ноги на ногу и заржал.
        — Ну же, успокойся.  — Синклер подъехал к наемному экипажу.  — Как тебя зовут?  — спросил он кучера.
        — Гиббен. Почему вы спрашиваете?
        — Пожалуйста, Гиббен,  — он вытащил из кармана стофунтовую бумажку и поднял ее так, чтобы кучеру было лучше видно,  — если ты довезешь этого человека в Графтон-Хауса и передашь его в целости и сохранности дворецкому, ты получишь еще две такие же бумажки. Как это тебе?
        — Словно пение ангелов, милорд,  — усмехаясь, ответил кучер.
        Синклер протянул деньги.
        — Дворецкого зовут Майло. Скажи ему, что я отправился в Олторп. Он найдет причитающиеся тебе деньги в нижнем левом ящике моего стола.
        — Слушаюсь, милорд.
        — Если ты приедешь туда без этого человека, я узнаю об этом, Гиббен.
        Кучер мрачно улыбнулся и, наклонившись, спрятал деньги в ботинок.
        — Не беспокойтесь, милорд, он доедет. Хотя, может быть, и слегка побитым.
        — Главное, чтобы был жив.
        Гиббен поднес руку к шапке и стегнул лошадей; экипаж помчался по улице с пугающей для такой ветхой коляски скоростью, и Син почти пожалел сидящего внутри слугу.
        Глубоко вздохнув, он повернул Дьявола на юго-запад и пришпорил. Криспин и другие его товарищи последуют за ним, но он не хотел ждать. Сегодня ночью ему надо проехать большое расстояние, и он не остановится, пока не достигнет Олторпа. После этого, если Виктория простит его, он больше никогда и никуда ее не отпустит.
        — Мне не нравится, что ты поедешь одна. До Лондона не близко, а на дорогах полно разбойников.
        Виктория поцеловала Эмму в щеку.
        — Я привыкла к самостоятельности, кроме того, со мной просто некому ехать.
        — Я могла бы направить с тобой Джона, садовника, или одного из кучеров лорда Хаверли — его имение здесь, рядом…
        — Не стоит. Через несколько дней я пошлю за Дженни.
        Эмма нахмурилась.
        — Что ты собираешься делать, если доберешься до Лондона живой? Полагаю, лорд Олторп и сам хорошо знает, что делает.
        — Синклер отличный тайный агент,  — возразила Виктория, садясь в седло,  — но пока еще не очень хороший муж. Я собираюсь просветить его.
        На самом деле она почти не спала прошлой ночью, опасаясь, что Синклер рассердится на нее и не поверит в виновность Кингсфелда.
        — Ладно, мой рыцарь Круглого стола,  — сказала Эмма, все еще сохраняя озабоченное выражение лица.  — Знаю, что мне не остановить тебя. Но, пожалуйста, Лисичка, будь осторожна, не позволяй своему сердцу совершать глупые поступки.
        Виктория улыбнулась:
        — Наивное создание! Сердца для этого и существуют.
        Она пустила Пимпернела рысью, направляясь к воротам академии мисс Гренвилл. Носы маленьких девочек были прижаты к верхним окнам преобразованного монастыря, и Виктория подумала о том, кто же из них будет новой Лисичкой. А еще интересно, будет ли ее дочь в будущем посещать эту академию.
        Ее мысли снова вернулись к Синклеру. Он с таким же успехом мог посадить ее для безопасности в ящик, но тогда там уже не будет места для них двоих.
        Проехав около двух миль, Виктория остановилась. Извилистая дорога впереди, насколько можно было видеть, выглядела пустой и безопасной, и она глубоко вздохнула, стараясь успокоиться. Если ехать достаточно быстро и погода не переменится, к ночи она сможет добраться до Лондона.
        — Что ж, вперед, Пимпер…
        Вдалеке на холме показались четыре всадника, и ее сердце замерло. Конечно, раньше времени паниковать не стоило — школа находилась на землях лорда Хаверли, и всадники могли быть его людьми, гостями, путешественниками и еще бог знает кем. Они находились достаточно далеко от нее, но первый всадник показался ей очень знакомым.
        Вдруг Виктория поняла, кто это. На одном рисунке Томаса Графтона был изображен лорд Кингсфелд на лошади. Лошадь и то, как он сидел на ней, выглядели очень похоже. Невольный страх охватил ее. Если Кингсфелд здесь, значит, что-то случилось с Синклером.
        — О нет, только не это,  — прошептала она, и кровь отлила от ее лица. Виктория испытывала одновременно холод и дурноту. Всадники не остановились у дальней развилки и продолжили свой путь на северо-запад по изрытой колеями дороге. То, что еще могло в ней логически мыслить, подсказывало ей, что они направлялись в Олторп.
        Виктория развернула Пимпернела и поскакала вниз по холму в противоположном направлении. Ее не было в Олторпе, но туда поехали Августа и Кит, не имевшие представления о том, кем Кингсфелд являлся на самом деле.
        Синклер потерял брата; он не выдержит, если потеряет кого-нибудь еще. Значит, она не должна допустить, чтобы это случилось.
        Судя по всему, они с Пимпернелом оторвались от всадников на три-четыре мили. Если ей повезет, она приедет в Олторп раньше их. И Виктория пришпорила лошадь, начиная смертельную скачку. Она должна была это сделать, чтобы не подвести ни Синклера, ни себя.
        Глава 18
        Только благодаря рисункам Томаса Виктория определила, что она наконец добралась до Олторпа. Озеро, березы, сосны и волнистые поля казались такими знакомыми; она почти поверила, что бывала здесь раньше. Главное здание — белокаменное, широко раскинувшееся и прекрасное — оказалось даже больше, чем дом ее отца в Стиветоне; однако у нее не было времени полюбоваться им, когда она по широкой подъездной дороге галопом подъехала к дому.
        — Эй!  — крикнула Виктория, несколько запоздало вспоминая, что они только вчера открыли дом и, возможно, там не было достаточно слуг.  — Эй!
        Передняя дверь распахнулась, и на ступеньки вышел Роман.
        — Леди Олторп! Что, во имя всего святого…
        — Кингсфелд едет прямо за мной,  — задыхаясь, выговорила она.
        — Вот негодяй.  — Камердинер подбежал, чтобы помочь ей слезть с лошади.  — Он один?
        — Нет, с ним еще три всадника. Где Августа и Кит?
        — В доме, завтракают. Они видели вас, миледи?
        — Не думаю, хотя не могу быть до конца уверенной — на дороге встречаются длинные плоские участки.
        — Хорошо. Пойдемте скорее в дом.
        Она оперлась на его руку.
        — Сколько в доме слуг?
        — Человек шесть, считая кухарку и горничную с верхнего этажа. Вряд ли их хватит, чтобы сдержать четверых вооруженных мужчин.
        Кит встретил ее в дверях столовой: он был удивлен еще больше, чем Роман.
        — Лисичка! Я думал…
        — Пожалуйста, выслушайте меня,  — сказала она, входя в комнату.  — Лорд Кингсфелд едет сюда с тремя людьми.
        — Остин? Но зачем?
        — Боже,  — прошептала Августа, побледнев.
        — Мы с твоим братом считаем, что, возможно, он убил Томаса,  — спокойно сказала Виктория, сожалея, что у нее нет времени сообщить им это в более мягкой форме.
        — Нет! Этого не может быть!
        — Кристофер,  — сказала Августа,  — сейчас мы должны принять все, что говорит Виктория, за реальность. Что мы должны делать?
        — Можно ли найти помощь в соседних имениях?
        Кит покачал головой:
        — Только не в это время. Они все закрыты на лето.
        — Я сейчас запрягу лошадей, и мы уедем,  — мрачно сообщил Роман, поворачиваясь к двери.
        — Нет,  — возразила Виктория, кладя руку на его рукав.  — Они догонят нас, даже если их лошади устали. На открытом пространстве у нас не будет шанса спастись.
        — Вы действительно думаете, что Кингсфелд хочет расправиться с нами?  — В голосе Кристофера смешались гнев и смятение.
        — Не могу представить, зачем еще им ехать сюда.
        Леди Друсбери медленно покачала головой:
        — И я не могу.  — Она встала.  — Это очень большой дом. Давайте попробуем спрятаться.
        — Прятаться от человека, который убил моего брата? Ни за что.
        — Леди Друсбери права,  — вмешался Роман.  — Если они разделятся, чтобы найти вас, у меня будет больше шансов справиться с ними.
        — Да кто вы такой, черт побери?  — требовательно спросил Кит.
        — Он бывший тайный агент военного министерства, как и Синклер.
        — Бывший… Боже, я теряю рассудок.
        — Потеряешь его позже, Кристофер,  — решительно заявила Августа.  — Теперь давайте посмотрим, сможем ли мы найти какое-нибудь оружие.
        Через полуоткрытое окно донесся стук подков по усыпанной гравием дороге.
        — Они здесь,  — произнесла Виктория.  — Все наверх. Немедленно.
        Роман извлек из кармана пистолет.
        — Я пойду поздороваться с ними,  — мрачно заявил он.
        — Ничего подобного. Ты должен защищать Августу и Кристофера. Тебе ясно?
        — А кто же будет защищать вас, миледи?
        Она взглянула на него, понимая, что камердинер может возразить.
        — Я буду защищать себя сама.
        Однако Роман, выругавшись, схватил ее за руку и подтолкнул к выходу в холл.
        — Я отвечаю за всех вас!  — прорычал он.  — Быстро наверх!
        Олторп казался тихим и заброшенным, когда Остин Ховарт въехал во двор. Возле дома стояла гнедая кобыла с покрытой потом грудью. Кто бы ни прибыл сюда раньше их, ему повезет не больше, чем всей остальной семье Синклера — особенно если это его паршивая жена, из-за которой началась заваруха вокруг него.
        — Не убивайте никого, пока мы не соберем их вместе,  — приказал он, спрыгивая со своего гнедого жеребца.  — Если, конечно, в этом не будет необходимости.
        — Да, милорд.
        Входная дверь оказалась приоткрытой, и Остин, нагнувшись, распахнул ее пошире. В холле никого не было. Остин жестом подозвал своих трех спутников, вошел и закрыл за собой дверь. Теперь никто не сможет улизнуть.
        Поняв, что Августа, Кит и та проклятая дамочка направились в Олторп, он знал, что ему делать. У Синклера все еще не было неоспоримых улик, иначе его давно бы арестовали. Трагический пожар в доме позаботится о свидетелях и настолько отвлечет Сина, что даст Остину возможность свалить все на Марли, а обделав это дельце достаточно ловко, он сможет обвинить в пожаре самого Сина, которого свет считал неуравновешенной особой. Остин позволил себе легкую улыбку. Да, это будет славный способ закончить дело.
        — В передних комнатах никого, милорд,  — сказал Уилкинс, подходя к нему.
        — Похоже, они узнали о нашем визите заранее. Это осложняет положение, но не намного. Найдите их. Мы соберем всех в кухне.
        — В кухне, милорд?
        — Ведь именно там чаще всего начинается пожар, не так ли?
        Виктория никогда в жизни не была так напугана. В то же время ее гнев все возрастал. Люди, находившиеся внизу, не имели права присутствовать здесь. Те, кто спрятался вместе с ней в смежных спальнях, были ее родственниками, слугами, и ответственность за них лежала на ней и на Синклере Но его здесь не было, и ее сердце холодело при мысли, что с ним могло что-то случиться; но сейчас она не должна думать об этом.
        — Роман,  — прошептала Виктория. Камердинер осторожно подполз к ней
        — Не бойтесь, миледи, я и близко не подпущу к вам этих ублюдков.
        — Мы должны взять их живыми.  — Он поднял густые брови.
        — Живыми?
        — Вдруг у Синклера нет всех доказательств вины Кингсфелда?
        — Прошу извинить, но он приказал мне охранять вас, чего бы это ни стоило.
        — Он приказал?  — «Боже, как она любила его!» — Я тоже намерена заботиться о нем, чего бы это ни стоило. Он хочет не мести, а справедливости.
        — Он хочет, чтобы вы были в безопасности.
        Она нахмурилась.
        — Не спорь со мной, Роман.
        Камердинер вздохнул:
        — Надеюсь, у Сина будет шанс убить меня за это. Каков ваш план?
        — Я уже сказала — мы должны захватить их живыми.
        Крякнув, Роман покачал головой:
        — Тогда нам нужно нечто большее.
        — Что ты предлагаешь?
        Соединяющая две спальни дверь скрипнула. Виктория охнула и прижала руки к груди. Когда же она заметила в щели белый платок, то готова была упасть в обморок от облегчения. За платком последовала голова Кита.
        — Я тоже хочу принять участие,  — прошептал он, добираясь до них ползком.
        — Ты нас слышал?
        — Нет, но вы наверняка что-то задумали. Я должник Кингсфелда в той же мере, что и Син, даже больше. Сразу после похорон он сказал, что хочет хотя бы отчасти заменить мне брата, и я поверил ему. Он даже написал мне рекомендательное письмо в Оксфорд.
        — Тогда,  — прошептала Виктория, беря ею за руку,  — ты можешь нам пригодиться. Только будь осторожен.
        Кит мрачно улыбнулся:
        — Само собой.
        — Подождите, черт побери!  — запротестовал Роман.  — Я не позволю…
        — Выбирай одно из двух. Мы можем или помешать тебе, или помочь,  — резко сказала Виктория.
        — Проклятие!  — воскликнул камердинер.  — Если мы хотим взять этих людей живыми, нужно захватывать их по одному.
        — Живыми?  — повторил Кит, хмурясь.
        — Улики,  — прошептала Виктория. Брат Синклера кивнул:
        — Да, правильно.
        Вскоре к ним присоединилась Августа. Они объяснили ей свой план, и тут же ступеньки лестницы заскрипели под ногами непрошеных гостей. Виктории не очень нравилось, что Августа и Кит тоже втянуты в опасную затею, но она не могла помешать им.
        Спальню, в которой они укрылись, отделяло от лестницы несколько дверей. Когда Виктория услышала, как тихо открылась очередная дверь и чьи-то сапоги застучали по холлу, она пожалела, что не находится в первой комнате.
        — Готовы?  — одними губами спросил Роман из-за двери.
        Она кивнула, испытывая небывалую сухость во рту. Это было ради Синклера и одновременно ради нее и их ребенка. Второго шанса не будет.
        Дверная ручка начала медленно поворачиваться. Виктория затаила дыхание. Она сидела на кровати, и если бы Роман быстро не отошел, ей было бы некуда бежать.
        Дверь немного приоткрылась, крупный коренастый мужчина появился в комнате с пистолетом в руке.
        — Привет,  — сказала она тихо и улыбнулась.  — Я ждала вас.
        Он сделал шаг вперед и направил на нее пистолет. Еще один шаг, и они захватят его.
        — Вы Лисичка, не так ли?
        — Да, это я. Вы хотели бы узнать, почему мне дали такое прозвище?
        — Черт…
        Внушительное полено опустилось ему на голову, и, пробормотав что-то, негодяй тяжело рухнул на пол.
        — Они прозвали ее так потому, что она хитра как лисица,  — пробормотал Роман, беря поверженного врага за руку. Кит, появившись из-за кровати, схватил его за другую руку, чтобы оттащить от двери, а Августа выскользнула из шкафа и тихо закрыла за собой дверцу.
        — Одним меньше,  — мрачно пошутил Кит, используя веревки от штор, чтобы связать руки мужчины за спиной.
        Роман обследовал пистолет нападавшего и протянул его Киту.
        — Вы знаете, как им пользоваться, мастер Кит?
        — Конечно.  — Молодой человек положил оружие в карман.  — Теперь мы должны ждать, когда появится следующий, но на это может уйти уйма времени…
        Дверь распахнулась.
        Пронзительно вскрикнув, Виктория попыталась соскочить с кровати, но Кингсфелд мгновенно набросился на нее. Его руки, словно щипцы, сомкнулись у нее на лодыжке, и она стала яростно отбиваться.
        Он швырнул ее на кровать, так что юбки задрались выше колен.
        — Довольно, Лисичка!  — Размахнувшись, Остин ударил ее по лицу.
        На мгновение оглушенная ужасным ударом, она упала на кровать. Когда Кингсфелд посадил ее, сквозь падающие на лицо растрепавшиеся волосы она увидела в дверях второго человека с пистолетом, направленным на Кита и Романа.
        — Мы сдаемся!  — закричала Виктория.
        — Вы слышали, что сказала леди,  — прорычал Кингсфелд,  — бросьте оружие!
        — Остин! Что все это значит?  — Августа стояла у окна, сжимая в руках тяжелую вазу. Увидев нескончаемый гнев в глазах пожилой женщины, Виктория поняла, откуда черпал силы Синклер.
        — Это значит, дорогая Августа, что ваш внук превратился в буйнопомешанного, и мне не остается ничего другого, кроме как привести все в порядок. Немедленно опустите вазу.
        С большой неохотой Августа бросила вазу на кровать.
        — И как же, по-вашему, исправить положение, вы, убийца?
        — Избавиться от того беспорядка, который я нечаянно создал.  — Он мрачно улыбнулся, а затем, схватив Викторию за волосы, поставил ее на ноги.  — Все вон отсюда!
        Виктория вышла из, спальни в холл. Она споткнулась, когда граф толкнул ее к лестнице, и затем вдруг застыла. Внизу стоял Синклер с потемневшим от ярости лицом. На какой-то момент она подумала, что у нее галлюцинации, но тут он произнес одно тихое слово:
        — Пригнись.
        Виктория присела, и пуля от первого выстрела попала Кингсфелду в скулу. Граф отшатнулся в сторону и выпустил свою жертву. Виктория тут же побежала обратно в спальню и бросилась на второго налетчика, прежде чем тот успел открыть рот. Кит ударил его по ногам, и он упал, увлекая за собой тех, кто пытался бороться с ним, но Августа тут же опустила вазу ему на голову.
        — Отличный маневр, бабушка,  — сделал комплимент Кит, поднимаясь с пола и пошатываясь.
        — Спасибо, дорогой.
        Прогремел выстрел. Пуля, просвистев мимо них, попала в дальнюю стену комнаты. Виктория охнула, а Синклер тем временем выбил пистолет из руки Кингсфелда.
        — Теперь ты больше никогда не навредишь моей семье,  — сквозь зубы произнес он.
        Однако Кингсфелд не был окончательно повержен. Сцепившись, оба противника упали на пол; Кингсфелд ударил Синклера в лицо, и кровь струйкой потекла из его разбитой губы. Однако маркиз, казалось, не почувствовал удара и продолжал колотить более крепкого противника.
        Неожиданно граф вытащил из сапога нож.
        — Синклер!  — пронзительно вскрикнула Виктория.
        — Надеюсь, ты знаешь, как этим пользоваться!  — прорычал Син, увертываясь от выпада Кингсфелда.
        — Достаточно хорошо, чтобы добить тебя и всю твою семью.  — Граф снова сделал выпад.
        В последнюю секунду Синклер пригнулся, а затем, резко выпрямившись, перебросил противника через плечо. С коротким криком Кингсфелд упал с верхней ступени лестницы головой вниз и распластался на площадке перед ней.
        Одним прыжком маркиз оказался возле и выбил нож из его пальцев.
        Голова Кингсфелда была вывернута под невероятным углом. Заметив это, Синклер отступил назад, затем сел на пол. Невыразимое облегчение наполнило его. Слава Богу, он появился вовремя!
        — Кингсфелд умер?  — неуверенно спросил Кит, прислонившись к перилам и потирая огромную шишку на лбу.
        — Да.
        — Значит, остался еще один.
        — Нет. Я встретил его в гостиной; какое-то время он не сможет двигаться.  — Маркиз медленно поднялся на ноги, чувствуя невероятную легкость во всем теле, и тут увидел Викторию, стоявшую на верхней площадке лестницы.
        В глубине души он думал, что на его долю никогда уже не выпадет такое счастье, которое дарила ему Виктория. Даже сейчас он не был до конца уверен в этом, так как слишком часто лгал ей, оскорблял ее и манипулировал ею. Невозможно было представить, что она простит его.
        Тем не менее он стал медленно подниматься по лестнице.
        — Виктория…
        Она бросилась в его объятия.
        — Синклер, с тобой все в порядке?  — Она не удержалась и всхлипнула.  — Скажи мне, что у тебя все хорошо.
        Маркиз закрыл глаза и уткнулся лицом в ее волосы.
        — Прости меня,  — прошептал он,  — я так виноват перед тобой…
        — Никогда больше не лги мне!  — горячо попросила она. Он заглянул в ее фиалковые глаза.
        — Значит, ты даешь мне еще один шанс?
        — Ну конечно! Я так люблю тебя!
        Он не отрывал от нее глаз. Темная броня неверия, защищавшая его душу, растаяла, словно ее никогда и не было.
        — Так ты меня правда любишь?  — прошептал он, заправляя ей за ухо выбившийся локон.  — Именно меня?
        По ее щеке скатилась слеза.
        — Да. Я одолжила лошадь в академии и собиралась в Лондоне найти тебя, но когда увидела, что сюда направляется Кингсфелд, поехала назад, чтобы предупредить…
        — Ты… ты подвергала себя опасности ради меня и моих близких?
        — Так же, как и ты, Син, ради меня.
        Он снова обнял ее.
        — Я люблю тебя!
        Она подняла к нему лицо, и Син горячо поцеловал ее. Виктория Фонтейн наконец-то окончательно принадлежала ему. Какова бы ни была причина, по которой она хотела остаться с ним, он не собирался сомневаться в ее честности.
        — Мне нужно кое-что сказать тебе,  — прошептала она.
        — Я уже знаю.
        Виктория недоверчиво взглянула на него:
        — Ты знал и все равно отправил меня?
        — Нет-нет-нет,  — быстро возразил он, крепче обняв ее на случай, если она попытается убежать.  — Александра сказала мне об этом прошлой ночью.
        — Александра?
        — Мне показалось, что она сильно рассердилась. Рассвирепела, так будет точнее. Боже милостивый, Виктория, ты проскакала весь путь от академии до Олторпа! Надеюсь, это не повредило тебе?
        — Я уверена, что нет.
        Он поцеловал ее.
        — У тебя есть полное право отколошматить меня. Я знаю, как ты была обижена и сердита.
        — Была, но теперь все позади. Что заставило тебя наконец заняться Кингсфелдом?  — Она бросила взгляд через его плечо на лестничную площадку.
        — Именно ты и убедила меня. Кроме того, я обнаружил, что он владел заводом по изготовлению ламп в Париже.
        — И убил Томаса из-за ламп?
        — Нет. Однажды я побывал там, когда один из генералов Бонапарта проиграл мне на пари ружье. Так как мы оба были пьяны и у него не очень-то хорошо варила голова, он привел меня на оружейный завод, имевший то же название, что и у лампового завода, которым владел Остин.
        — Ты думаешь, Томас узнал об этом?
        — Остин боялся, что он в конце концов узнает. Очевидно, Томас хотел зачитать на заседании палаты список всех пэров, владеющих недвижимым имуществом во Франции.
        — Твой брат подозревал Остина, иначе не спрятал бы бумаги.
        Синклер кивнул.
        К ним подошли Кристофер и Августа.
        — Извините, но я ничего не мог сказать вам раньше. Это было слишком опасно.
        — Все равно тебе следовало предупредить нас!  — горячо заявил Кит.
        Двойная дверь внизу распахнулась.
        — Син!
        — Мы наверху. Все в порядке.
        Виктория улыбнулась:
        — Точно. В порядке.
        Криспин загромыхал по ступеням, остановившись на мгновение, чтобы взглянуть на тело Кингсфелда.
        — Слава Богу. Мы слышали выстрел, когда перевалили через последний холм.
        Спустя несколько секунд к ним присоединились Уолли и Бейтс.
        — Я становлюсь чертовски стар для этих игр,  — выговорил Уолли, наклонившись и тяжело дыша.
        — Не важно,  — успокоил его маркиз,  — я только что вышел в отставку.
        — Но, Син, не забывай, что нам надо уладить еще одно дело в Лондоне,  — возразил Криспин.
        Какое-то мгновение Синклер недоуменно смотрел на него. Он покончил с этим — покончил с агентурной работой, покончил с местью за Томаса, покончил с ложью. Теперь у него наконец появилась возможность безбоязненно смотреть вперед, вместо того чтобы постоянно оглядываться назад; его ждала впереди жизнь с Викторией, с их детьми и с теми животными, которых она выручит в следующий раз. Он даже не стал бы возражать, если бы в их компании в конце концов появился слоненок.
        — Что еще нам необходимо сделать?  — спросила Виктория, положив голову мужу на грудь.
        — Марли,  — подсказал Уолли.
        — Марли?  — повторила она, хмурясь.  — Он ведь ни в чем не виноват, разве не так?
        — Если не принимать во внимание то, что он пытался похитить тебя.  — Синклер мрачно усмехнулся.
        — Он никогда не мог рассчитывать на это.
        — Я подстроил так, чтобы его арестовали,  — хотел обмануть Кингсфелда. Мы должны вернуться в Лондон, прежде чем его повесят.
        Ее губы дрогнули.
        — Бедный Марли.
        — Полагаю, что с сегодняшнего дня только я буду вносить беспокойство в твою жизнь.  — Маркиз ласково погладил жену по щеке, а она в ответ засмеялась и крепко обняла его.