Заказ на (не)любовь Анна Яфор
        ОДНАЖДЫ РЕШИВШИСЬ НА ЭКО, Я И ПРЕДСТАВИТЬ НЕ МОГЛА, ЧТО ГОДЫ СПУСТЯ СЛУЧАЙНО ВСТРЕЧУ БИОЛОГИЧЕСКОГО ОТЦА МОЕЙ ДОЧЕРИ. И ВЛЮБЛЮСЬ В НЕГО, КАК ДЕВЧОНКА.
        ВОТ ТОЛЬКО МУЖЧИНА МЕЧТЫ ДАВНО И БЛАГОПОЛУЧНО ЖЕНАТ, А ДЛЯ ПОЛНОГО СЧАСТЬЯ ЕГО ЖЕНЕ НЕ ХВАТАЕТ ОДНОГО-ЕДИНСТВЕННОГО. РЕБЕНКА.
        МОЕГО РЕБЕНКА.
        В ТЕКСТЕ ЕСТЬ: СЛОЖНЫЕ ОТНОШЕНИЯ, РЕБЕНОК, СИЛЬНАЯ ГЕРОИНЯ
        ЗАКАЗ НА (НЕ)ЛЮБОВЬ
        АННА ЯФОР
        ПРОЛОГ
        Белые стены, пустынные коридоры, душный запах лекарств… Не люблю больницы. Никогда не любила, а после сегодняшнего дня, кажется, начну ненавидеть. Потому что это царство смерти. Здесь умирают надежды, превращаются в прах самые светлые мечты.
        Я вроде бы здорова, но сердце рвется из груди, готовое разлететься на сотни крошечных осколков. И их никогда, никогда уже будет не собрать.
        Смотрю на женщину, заставшую передо мной с гримасой злобы на лице. Не хочу слышать ни одного ее слова, но не могу спастись от них, они стучат в висках, врезаются в сознание, буравят грудь, вынуждая меня смириться с неизбежным.
        - А сейчас ты пойдёшь в палату и повторишь ему лично все, что сказала на камеру.
        Я вспоминаю свое жуткое признание и холодею. Слишком хорошо знаю, какой будет его реакция. Какую боль ему это принесет.
        - Все повторишь, поняла? Что никогда не любила. Что встречалась с ним только из-за денег.
        Закрываю глаза, мотая головой. Неправда. Неправда!
        - И да, самое главное: что согласна оставить дочь ему.
        У меня перехватывает дыхание. Приходится податься назад, прислоняясь спиной к стене: ноги не держат.
        - Я её мать… Она - самое дорогое, что есть в моей жизни.
        - Так с этим никто и не спорит. Ты и дальше останешься её матерью. По документам. Я даже буду разрешать вам видеться. Конечно, если не станешь делать глупости.
        - Ты чудовище… - отчаянье кислотой выжигает внутренности. Я почти ничего не вижу от застилающих глаза слез. - Неужели сможешь спокойно жить после этого?
        - В моих действиях нет ничего ужасного. Я всего лишь забочусь о своей семье.
        - Соня - моя семья! - выплевываю надрывно ей в лицо, одновременно понимая, что говорю в пустоту. Никаких в мире аргументов не хватит, чтобы переубедить эту женщину. - МОЯ!!!
        И Лев… хочется добавить, но у меня нет на это права. Моим он был слишком недолго, да и то лишь в мечтах. Какая разница, что понимаем друг друга с полуслова? Что совпадают наши интересы, и мы никогда не можем наговориться, оказываясь рядом? И что только с ним единственным я чувствую себя по-настоящему счастливой и любимой?
        Я хотела бы жить для него, но уже не смогу. Мы опоздали встретиться, а теперь поздно что-то менять…
        Задыхаюсь болью, которая ледяным панцирем сковывает все тело. Этой боли слишком много. Безумно много за всего несколько последних дней.
        - Он никогда не поверит, что я готова отказаться от собственного ребенка…
        - А ты сделай так, чтобы поверил! - шипит в ответ женщина. - Ведь хочешь, чтобы твоя дочь была счастлива? Вот и позаботься об этом!
        Она смеется колючим, едким смехом, будто касаясь оголенных нервов. Глаза слепит от слез, да только понимаю, что плакать нельзя. От этого станет только хуже. Лицо распухнет, и тогда я точно ни в чем и никого не смогу убедить.
        - И перестань изображать из себя мученицу! Ты молодая, красивая, родишь себе другого ребёнка. Только в следующий раз мужика правильно выбирай. Нечего зариться на чужих!
        - Но я же ничего не знала… - вцепиться бы ей в лицо, расцарапать совершенные черты. Хоть что-то сделать, чтобы унять раздирающее меня отчаяние. - Все вышло случайно.
        - Только это тебя и оправдывает, - сквозь зубы цедит женщина. - Но не испытывай больше моего терпения. И запомни: он мой. Был моим и моим останется. А теперь, с Сонечкой, у нас будет просто идеальная семья. Не беспокойся, я сумею позаботиться о твоей дочери. Вернее, уже о моей. Не тяни время, оно сейчас играет не в твою пользу. Давай, иди!
        ГЛАВА 1
        - Живее, живее, девочки! Поторопитесь с заказом! Вы же знаете, Лев Борисович не любит ждать! - администраторша разве что из костюма не выпрыгивает от волнения.
        - Грымза его ждать не любит, - бурчит себе под нос Яна и склоняется к моему уху. - Варька, ну почему жизнь настолько несправедлива? Такой шикарный мужик, а достался этой стерве!
        - Ну, так и достался, - улыбаюсь я. - Говоришь, как про шкаф какой-то. Он наверняка и сам не против был. Да и сейчас тоже, раз они столько лет вместе.
        - Это привычка! - уверенно заявляет подруга. - Не может же он на самом деле ее любить.
        - Почему нет? - пожимаю я плечами. - Она красивая, умная. Явно дорожит отношениями с ним. Это трудно не заметить.
        - Угу, - снова бурчит Янка. - Деньгами его она дорожит. У них наверняка брачный контракт есть, по которому она без трусов останется в случае развода.
        Мне становится смешно. Если та, о ком мы говорим, и правда внезапно останется без трусов, отбоя от ухажеров у нее точно не будет. Но это в любом случае не наше дело.
        - Чего ей неймется, все время в разные места садится? - Яна с недовольством поглядывает в сторону столика, за которым расположились шеф с женой. - Терпеть не могу его обслуживать, когда они вместе приходят. А сегодня тебе мучиться.
        - Можно подумать, ты на ее месте не садилась бы за разные столы! - как раз это мне очень понятно. - Она в своем ресторане, не исключено, что специально проверяет, кто и как работает.
        - Это ресторан Невельского. А она просто живет за его счет!
        Даже удивительно, что Янка так кипятится. Будто за живое ее задело. А все в общем-то обычно. Не первый год здесь работаем, пора бы уже привыкнуть к такому положению дел.
        - Не кипятись, подруга. Нервные клетки не восстанавливаются, а у нас смена только началась, - забираю поднос с салатами и иду в зал. Нравится нам или нет жена начальника, заставлять их ждать точно не стоит.
        Привычно улыбаюсь, останавливаясь перед столиком у окна. Таких дней было уже множество. Можно в точности предугадать, что произойдет в следующую минуту. Красивая женщина отложит телефон в открытой страничкой в соцсети, показным жестом поправит волосы, приглаживая их руками. Сдвинет брови, рассматривая тарелку, которая оказалась перед ней. А потом капризно протянет:
        - Лев, это невыносимо! Они совершенно не умеют работать, - переведет взгляд на меня, осматривая с ног до головы. Подожмет губы, отчего сразу станет похожа на старуху Шапокляк, и недовольно спросит: - Девушка, ну почему так долго?! Вы что, на рынок за этими овощами бегали, прежде чем их в салат порезать?
        Нет, выращивала. Не важно, что я думаю и хочу ответить на самом деле. Продолжаю тянуть губы в милейшей улыбке. Главное правило нашего ресторана ни в коем случае нельзя забывать. Клиент всегда прав. Особенно, если этот клиент - жена шефа.
        - Простите за доставленные неудобства, Ольга Витальевна. Я сейчас же потороплю повара, чтобы все остальное сделали как можно скорее.
        - Уж потрудитесь! - с тем же недовольным видом она двигает к себе тарелку и начинает брезгливо ковыряться там вилкой. Не удивлюсь, если вдруг найдет кусочек увядшего листика зелени или неправильной толщины колечко огурца. И совершенно неважно, что для этого салата отбиралось все самое лучшее и свежайшее и резалось едва ли не по линейке. Никому из работников не нужны лишние проблемы, и все давно изучили характер Ольги Невельской.
        - Здесь мята? - ее глаза с пушистыми, нереально длинными ресницами раскрываются до такой степени, что становятся похожими на блюдца. Пухлые, накрашенные ярко-красной помадой губы дрожат, будто она вот-вот расплачется. - Унесите это немедленно! - она отталкивает от себя тарелку, с такой силой, что несколько кусочков оказываются на столе, пачкая белоснежную скатерть. Другой рукой тянется к мужу, обхватывая его пальцы. - Лев! Ты не предупредил, что у меня аллергия на мяту?!
        Сидящий напротив мужчина отодвигает в сторону ноутбук, в котором что-то писал все это время. Гладит большим пальцем запястье жены, а потом подносит ее руку к губам. Медленно целует и улыбается, глядя женщине в глаза.
        - Дорогая, у тебя нет аллергии на мяту. Все давно в прошлом, успокойся, пожалуйста. И это самый вкусный наш салат, ты же знаешь. И зелень полагается в нем по рецепту.
        - Но они все равно готовят очень долго! Ты должен с этим разобраться!
        Он снова улыбается и опять целует изящные пальцы с дорогим маникюром.
        - Конечно, дорогая, я разберусь.
        Поворачивается ко мне, чуть хмурится, всматриваясь в лицо, а затем опускает глаза на бейдж. Я проглатываю вздох разочарования: он вовсе не обязан помнить, как зовут каждую официантку.
        - Варя, поторопите, пожалуйста, наш заказ. Мы немного спешим и хотели бы пообедать быстрее.
        И снова отворачивается к жене.
        - Конечно, Лев Борисович! - прежде чем уйти, я задерживаюсь на еще ничтожно короткое мгновенье. Смотрю на его спокойное лицо, наполненные теплом глаза, вслушиваюсь в низкий с хрипотцой голос, наблюдаю с какой нежностью он поглаживает руку Ольги, и невольно ловлю себя на мысли, что завидую ей. Этой избалованной, капризной женщине. Да, она в самом деле очень красива, но с таким характером не спасет никакая внешность. Вернее, не спасла бы во всех других случаях. А рядом с таким мужем можно вести себя, как угодно. Он все равно будет вот так же нежно смотреть на нее, игнорируя любые выходки. Будто не замечает ничего. Или все на свете готов простить. Потому что любит.
        Медленно выдыхаю и щипаю себя за руку. Побольнее, чтобы поскорее прийти в себя. Зависть - плохое чувство, а я здесь совсем не за тем, чтобы любоваться на чужого мужа.

***
        В собственную квартиру я прокрадываюсь на цыпочках: уже глубокая ночь, и если Соня спит крепко, то сестра подскакивает от малейшего шороха. Совсем не хочется ее будить, и так из-за меня часто не высыпается. Осторожно закрываю дверь и в темноте начинаю раздеваться, но тут внезапно вспыхивает свет. Рита хмурится, рассматривая меня заспанным взглядом.
        - Опять задержалась? Больше ведь некому работать до последнего клиента, да?
        Я развожу руками, а потом обнимаю сестренку.
        - Ты же знаешь, за это хорошо доплачивают. А нам лишние деньги не помешают.
        - А как насчет лишнего здоровья? Его бонусом выдают? Ты хотя бы помнишь, когда последний раз нормально спала? И Соня тебя почти не видит!
        - Ну, это же неправда! Я провожу с ней все свободное время. А вечерние смены только три раза в неделю.
        - Целых три! - поправляет меня сестра. - Ты бы и больше набрала, если бы я согласилась торчать здесь каждый вечер.
        - Ритусь, ну, не бурчи, - мою руки и прохожу на кухню. Есть не хочется, но от горячего чая я бы не отказалась. А потом - от горячего душа. Вообще лучше бы ванна - ноги ноют нещадно после многочасовой беготни по залу, но сейчас уже слишком поздно для такой роскоши. Нужно побыстрее ложиться, чтобы завтра не проспать в сад. Соня любит, когда мы идем пешком. Кормим голубей по пути, забегаем ненадолго на детскую площадку. Болтаем обо всем на свете. Для этого приходится выходить раньше на целый час, но зато потом ей легче расстаться со мной в группе. И скучает она тогда не так сильно.
        - Чай будешь? - спрашиваю Маргариту, но та отрицательно качает головой. И почему-то вздыхает, заставляя меня напрячься. - Что-то случилось?
        - Не совсем, - отводит взгляд, и я начинаю волноваться сильнее.
        - Что-то с Соней? Ты почему мне не позвонила?
        - Да все с ней хорошо, - отмахивается сестра, но так и не смотрит на меня. Из-за чувства вины, как становится ясно уже мгновенье спустя. - Варь, ты только не обижайся… Я не приду завтра.
        Я забываю про чай, в изумлении уставившись на Риту.
        - Как это, не придешь?
        Мы давно договорились, что во время моих вечерних смен с Соней сидит она. Конечно, не просто так. Хоть она и родственница, но я прекрасно понимаю, сколько времени и сил на это нужно. И плачу ей деньги, причем немалые. Приходящая няня, возможно, обошлась бы дешевле, но Соня любит тетю и мне спокойней, когда с дочкой именно она.
        - У меня свидание, Варь.
        - И в другое время назначить свидание ты, конечно, не могла, - я почему-то не знаю, что еще сказать. Рита не маленькая девочка и понимает, как я завишу от нее. И что других вариантов у меня попросту нет, до завтрашнего вечера я не успею ничего придумать.
        - Не могу же я вечно нянчить твоего ребенка. Мне своих пора заводить!
        - Весомый аргумент, - я поднимаюсь из-за стола и подхожу к окну, рассматривая одинокие огни в доме напротив. Там тоже есть те, кто еще не спит. Такие же уставшие люди, недавно вернувшиеся с работы. А может, наоборот, они не спят совсем по другой, более приятной причине. Почему-то вспоминаю шефа с женой во время их сегодняшнего обеда. Их-то наверняка в это время одолевает не усталость - другая бессонница. Но об этом лучше не думать…
        - Варь, ну прости! - прерывает мои воспоминания виноватый голос сестры. - Сообразишь что-нибудь, ты же умница. Не могла я отказать, а вдруг он в следующий раз не позвал бы меня? Ты же сама не захочешь, чтобы я потом на Соне срывалась.
        - Вот уж точно, на Соне срываться не надо, - я поворачиваюсь к Маргарите, натягивая на лицо ту самую улыбку, которую проносила весь день в ресторане. И представить не могла, что с родной сестрой тоже придется играть роль! - Конечно, я справлюсь. Иди на свое свидание.
        ГЛАВА 2
        - Сонечка, ты все поняла? - спрашиваю в который уже раз, и сама на себя злюсь за то, что мучаю ребенка этой дотошностью. Конечно, она поняла. Она у меня умница и очень послушная девочка. И никогда не лезет, куда нельзя. Но сейчас я ужасно переживаю.
        Взять дочь на работу - худшее, что можно придумать. Но других вариантов у меня просто нет. Я не могу оставить ее дома одну на целый вечер. И попросить о помощи больше некого, няню тоже ведь не нанимают вот так, мгновенно. Стараюсь не обижаться на сестру, которая подвела в последний момент. В конце концов, Ритка права. У нее своя жизнь, и она вовсе не обязана тратить время на меня и моего ребенка. Пусть даже и за деньги.
        Понимаю, что может случиться, если Соню обнаружит кто-то из начальства. В договоре хоть и нет ни слова о том, что нельзя приходить на работу с детьми, но некоторые вещи не нужно оговаривать отдельно. И так понятно. Переполненный людьми ресторан - не место для маленького ребенка. И я прекрасно знаю, что не смогу уделить ей время. В вечерние смены даже присесть иногда не удается. Все, чего сумела добиться, это договориться с напарницей, что та возьмет на себя мои столики после десяти вечера, и я смогу уйти пораньше. А до этого времени надо как-то продержаться, пряча Соню в комнате для персонала. Благо, ни администратор, ни директор туда не заходят, а ребята понимают, что я никогда бы не сделала ничего подобного, если бы не крайняя необходимость.
        - Мамочка, я буду сидеть, как мышка! - обещает Соня, лучезарно улыбаясь. Для нее это приключение. Она давно мечтала побывать у меня на работе и теперь от души радуется. - Буду смотреть книжки и рисовать. Ты же взяла мои карандашики?
        И карандашики, и целую кучу игрушек и книг. Двигаю огромную сумку поближе к дочери и умоляюще смотрю на Янку, которая хмурится, разглядывая нас.
        - Сможешь периодически к ней заглядывать, если у меня совсем не получится вырваться? Сегодня как никогда много заказов.
        - Сдурела ты, мать, вот, что я тебе скажу, - сообщает подруга и подталкивает меня к двери. - Вот как тебе такое вообще в голову пришло? Ты хотя бы представляешь, что будет, если кто-то узнает?
        - Даже не хочу об этом думать, - признаюсь со вздохом. - У меня не было выхода!
        - Выход есть всегда! - многозначительно хмыкает Яна. - Вот согласилась бы на предложение Акмеева, сейчас бы в шоколаде была. С лучшей няней, а то и не одной. Вообще могла бы не работать.
        - Мы же уже об этом говорили, - поправляю фартук, стараясь не замечать многозначительную ухмылку подруги. И возвращаться к этой теме совершенно не хочется. Как и думать о мужчине, поставившем цель заполучить меня в свою постель. Да, у него денег куры не клюют, и любая на моем месте была бы счастлива. Так утверждает Яна. Да только мое сердце не отзывается ни на одно из его ухищрений. И все попытки познакомиться поближе, как он сам выражается, отметаю. Не хочу секса без любви, пусть даже это разом решит большинство проблем. Несмотря на все, что случилось когда-то, как глупая маленькая девочка продолжаю верить в сказку. И в то, что однажды в моей собственной жизни она станет реальностью.
        - Говор-и-и-или, - передразнивает Янка и следом за мной идет в зал. - Дурында ты, Погодина, и ничему-то тебя жизнь не учит.
        В этот вечер я стараюсь изо всех сил. Тороплю поваров и почти бегаю с заказами, успевая обслуживать сразу несколько столиков. Периодически выкраиваю минутку, чтобы заскочить к дочке. Но с ней все хорошо. Она тихонечко что-то раскрашивает в любимом альбоме и выглядит абсолютно спокойной. И я тоже немного расслабляюсь. Большая часть смены уже прошла, через часа полтора можно будет отправляться домой.
        Отвлекшись на долгий и объемный заказ на втором этаже, не сразу обращаю внимание на шум внизу. Но раздающийся громкий детский плач заставляет похолодеть.
        - Девушка, вы слышите? Лосось-гриль, пожалуйста, с овощами и…
        Не слышу. Ничего уже не слышу и даже не понимаю, что клиенты за столиком обращаются ко мне. Роняю на пол блокнот с записями и со всех ног несусь туда, откуда доносится голос дочки.
        Обнаруживаю ее возле детской комнаты, перепуганную до смерти и так отчаянно рыдающую, что сердце едва не вырывается из груди от жалости к ней страха. Что случилось? Кто-то обидел? Напугал? Почему она вообще здесь?
        При виде меня девочка взвизгивает и кидается в мои объятья. Еще сильней начинает плакать. Худенькие плечики дрожат, да и всю ее трясет.
        - Мамочка, я только на одну минуточку вышла-а-а-а, - рыдает она, повисая на мне, как маленькая обезьянка, обвивая сразу и руками, и ногами.
        - Ш-ш-ш-ш, малышка, все хорошо. Я здесь, я с тобой, - целую зареванное личико, прижимая дочь к себе. - Ну, не плачь, успокойся.
        - Погодина, ты мне ничего объяснить не хочешь? - только сейчас замечаю стоящего рядом администратора Викторию. Надо же, как нарочно! Самая вредная особа из всех, работающих в ресторане, и угораздило же попасть именно на нее!
        Ничего не отвечаю, продолжая обнимать дочку и шептать ей на ушко, что в порядке.
        - Я правильно понимаю, Погодина, это твой ребенок? Ты притащила на работу ребенка, еще и позволила ему разгуливать по ресторану в самый разгар вечера?
        После этих слов Соня еще сильней заходится в рыданиях, обнимая с такой силой, будто боится, что кто-то заберет ее от меня.
        Все в зале смотрят на нас. Другие дети разбежались из детской комнаты и теперь тоже с испугом выглядывают из-за столиков. А обращенный ко мне ледяной взгляд не предвещает ничего хорошего.
        - Мамочка, прости! - всхлипывает малышка, а у меня от ее слез разрывается сердце.
        - Тише, моя хорошая, ты ни в чем не виновата. Сейчас успокоишься - и мы поедем домой.
        О том, что возвращаться на работу после случившегося, скорее всего, не придется, я стараюсь не думать. Главное - успокоить Сонечку. А со всем остальным разберусь потом.
        - Ну, знаешь! - кипятится администратор. - Это уже ни в какие рамки не лезет! Я подозревала, конечно, что у тебя с головой не все в порядке, но чтобы настолько!
        В другое время я нашлась бы, что ответить. И на место ее смогла бы поставить. Но не теперь, не посреди переполненного людьми зала и не когда моя крошка уже начала икать от слез. Поэтому пусть говорит, что хочет, а я…
        - Что здесь происходит? - все как-то сразу замолкают, и даже Соня, видимо, испугавшись еще больше, затихает, пряча голову на моем плече. А я вздрагиваю и медленно оборачиваюсь, тут же натыкаясь на внимательный и строгий взгляд Невельского.
        Как там говорят: беда не приходит одна? Похоже, это именно мой случай. Даже не стоит пытаться что-то объяснить, вряд ли начальнику есть дело до моих проблем. Особенно сейчас, когда из-за меня поднялся шум на весь ресторан.
        - Лев Борисович, я во всем разберусь! - администратор уже не кипит, как минуту назад: теперь, похоже, она боится не меньше меня. Еще бы, это ведь ее смена. Ну, так пусть расслабится, я не собираюсь ни на кого перекладывать ответственность. Сама виновата - мне и отвечать.
        - Пойдемте ко мне в кабинет, - командует Невельский, - для гостей довольно представления. Вы, Виктория, и вы, - он мажет взглядом по моему лицу, и я понимаю, что имя мужчина так и не запомнил. Уже и не запомнит, потому что из его кабинета я, скорее всего, отправлюсь собирать вещи, чтобы навсегда уйти из этого ресторана. - Остальные работать.
        Соня продолжает плакать, но теперь тихо-тихо, так что я только чувствую, как содрогается ее тельце. И от этого самой хочется взвыть. Вот что я за мать такая? Надо было изощриться, из кожи вылезти, но найти для моей девочки какой-то безопасный вариант. Не тащить ее сюда и не подвергать таким переживаниям. А я… Не выдерживаю и утыкаюсь лицом в пушистую головку, пытаясь заглушить рвущийся наружу всхлип.
        Но меня слышат. И Виктория, на лице которой тут же появляется злобная ухмылка, и Невельский. Вот только он, в отличие от администратора, и не думает улыбаться. Смотрит задумчиво и серьезно, а я снова некстати вспоминаю, как ласково он целовал пальцы жены, когда та скандалила во время обеда. Ей бы он наверняка все простил. А мне… мне не должен прощать. Я всего лишь его подчиненная, которая еще и провинилась ужасно.
        Захожу следом за ним в кабинет и крепче обнимаю дочку. Потерпи, малышка, скоро все закончится. И мы отправимся домой. Только не плачь…
        - Лев Борисович! - вскидывается Виктория, едва за нами закрывается дверь. - Не переживайте, я немедленно приму меры! Ничего подобного больше никогда не повторится! И этот отвратительный инцидент тоже закончится очень скоро! - она кидает на меня мстительный взгляд.
        Но Невельский неожиданно останавливает ее жестом руки.
        - Я задал вопрос: что случилось, а не когда это закончится. И хотел бы получить ответ именно на него. А не слушать о запланированных вами карательных мерах.
        Вика так и застывает с открытым ртом, оторопело глядя на него. Потом начинает моргать и лепечет:
        - Погодина притащила ребенка на работу. И эта девчонка отправилась бродить по залу! Одна, без разрешения!
        - Я не бродила по залу! - неожиданно вмешивается моя тихая и скромная девочка, которая обычно и рот открыть при посторонних не решается. - Я только на одну минуточку вышла! В детской комнате мой любимый мультик показывали! А там, где я сидела, телевизора нет!
        Администратор выпучивает глаза и, как выброшенная на берег рыба, начинает хлопать губами, задыхаясь от возмущения. Я даже отступаю на всякий случай.
        - Тише, Сонечка, не надо ничего говорить. Мы скоро пойдем домой. Просто успокойся.
        - Я хотела тебя защитить… - снова всхлипывает малышка. - Почему она говорит неправду?
        Тут уже я не выдерживаю. Моя сладкая маленькая девочка! Защитить меня хотела… Это так восхитительно трогательно, что у меня текут слезы. И резко становится все равно, что будет дальше. Ну и пусть увольняют, в конце концов, это не единственный ресторан в городе. Да, будет непросто найти новую работу, но я справлюсь. Всегда справлялась и сейчас тоже. Все сделаю для моего солнышка.
        - Виктория, возвращайтесь на свое рабочее место, - неожиданно заявляет шеф, а когда та пытается возражать, добавляет: - Я вас услышал, больше ваше присутствие здесь не требуется.
        Дождавшись ухода администратора, поворачивается ко мне. И, к моему величайшему изумлению, улыбается.
        - Посмотреть мультфильм - это очень серьезная причина, чтобы выбраться из укрытия, - он легонько дотрагивается до плеча Сони, побуждая ее обернуться. - И что же именно ты хотела посмотреть?
        Дочка действительно оборачивается и, еще больше шокируя меня, спрыгивает с рук на пол и подходит к мужчине. Смотрит на него снизу вверх.
        - Про Райю и дракона. Ты его видел?
        Невельский отрицательно качает головой и опускается на корточки, оказываясь лицом к лицу с моей дочерью.
        - Нет, Соня. Тебя же Соней зовут? - и когда малышка важно кивает, добавляет. - Я давно не смотрел мультфильмы.
        Дочка хмурится, видимо, не понимая, в чем причина такого упущения, смешно морщит носик и указывает на огромный черный экран на стене.
        - Если хочешь, можем досмотреть вместе. А начало я тебе расскажу.
        Я закрываю рот ладонью, сдерживая смех. И одновременно чувствую, что из глаз опять льются слезы. Какое же она все-таки чудо! Милая, непосредственная. Ей и в голову не может прийти, что человек, которого она только что пригласила посмотреть с ней мультик, на самом деле раздумывает, как бы уволить ее мать.
        - А что, отличная идея, - шеф выпрямляется и смотрит теперь уже на меня. - Варя, вы не против?
        В один миг забываю, как дышать. Этого не может быть! Он должен отругать меня, выговорить, как ужасно я поступила. Сказать, что мне не место в его ресторане. И вообще, он же даже имени моего не помнит!
        Глаза застилает пелена слез, но я все равно вижу, как с лица мужчины пропадает улыбка.
        - Вот плакать совсем не нужно. Глаза покраснеют, как вы собираетесь работать?
        - А я… собираюсь? - спрашиваю шепотом, уже вообще ничего не понимая.
        Он слегка пожимает плечом.
        - Я бы вас отпустил, но это сильно усложнит работу всех остальных. Вы же видели, сколько в зале людей. Без вас там просто не справятся.
        - Вы меня… не увольняете? - торопливо стирая ладонями слезы, но так и не могу прийти в себя.
        - А должен? - Невельский недоуменно приподнимает бровь.
        - Но я же… - перевожу взгляд на дочку, которая с явным нетерпением прислушивается к нашему разговору. Мужчина смотрит вместе с мной и снова улыбается. Не мне - Соне. Берет со стола пульт от телевизора и вручает малышке. Кивает в сторону дивана.
        - Устраивайся. Сама сможешь включить? Я сейчас к тебе присоединюсь, - и когда та восторженно кивает, оборачивается ко мне. - Вы прекрасно справляетесь со своими обязанностями, вот и продолжайте в том же роде. А мы с Соней подождем вас здесь.
        - Нет! - я в ужасе мотаю головой. - Я не могу. Это неправильно и неудобно. И я не имею права вас так обременять.
        Он снова улыбается. Иначе. Тепло. Почти так же, как тогда, днем, во время обеда с женой. Только ведь ее здесь нет, а мне он улыбаться так не может. Не должен…
        Но пока я пытаюсь осмыслить происходящее, мужчина легонько разворачивает меня за плечи и подталкивает к двери.
        - Вы даже не представляете, как давно я не смотрел мультфильмы. Работайте спокойно, Варя, и не придумывайте проблемы там, где их нет.
        ГЛАВА 3
        Яна перехватывает меня на лестнице, глядя с очевидным испугом.
        - Ну что, Варь? Уволил?
        Сил хватает лишь на то, чтобы помотать головой.
        - Нет? - подруга даже останавливается от изумления. - А что тогда? Выговор? Штраф?
        Я пожимаю плечами. Сама до сих пор не понимаю, что произошло.
        - Ничего, кажется. Сказал идти в зал.
        - А Соня?
        - Соня с ним.
        - В смысле с ним? - глаза подруги делаются огромными, как те блюдца, которые она держит на подносе.
        - В смысле Соня осталась смотреть мультфильм в его кабинете. Побудет там, пока я работаю.
        Закрываю лицо руками. Это все неправильно, ненормально. Так не может быть. У меня в голове не укладывается. Невельский должен был выгнать меня, а вместо этого взялся нянчить мою дочь. Что вообще все это значит?!
        Но меня действительно ждет работа, а после того, что сделал шеф, я просто не могу подвести его. Тороплюсь к столикам, где гости уже изнывают от нетерпения, стараясь унять бушующее в груди смятение. Это не очень-то получается, но я давно научилась скрывать эмоции. Улыбаюсь и делаю то, что должна. Только мысли далеко, с моей девочкой. И с невероятным мужчиной, которого я теперь понимаю еще меньше, чем прежде.
        Вернуться в его кабинет удается лишь спустя пару часов, когда большая часть людей расходится, а остальных обещает обслужить напарница. Стучусь и осторожно приоткрываю дверь, заглядывая внутрь. Соня спит, укутанная в непонятно откуда взявшийся плед. Спокойная, расслабленная и даже улыбается во сне. Невельский же при виде меня поднимается из-за стола.
        - Уснула около получаса назад. Устала. Все-таки слишком много впечатлений для маленькой девочки.
        Я растерянно киваю. Не могу понять, что в его словах: упрек или просто констатация факта. Но следующие слова заставляют меня задержать дыхание.
        - После мультфильма мы посмотрели фотографии. Жена завезла сюда как-то старый альбом, да так и не забрали назад. И вот, пригодился. Соня с таким интересом его рассматривала. И я взял на себя смелость накормить ее ужином. Выбрали вместе из детского меню. Все самое свежее и абсолютно неаллергичное. Простите, решил не отвлекать вас во время работы. Вы же не против?
        - У нее нет аллергии… - произношу и снова впадаю в какой-то ступор. Может, мне все это снится? Иначе как объяснить тот факт, что начальник извиняется за то, что весь вечер провозился с моим ребенком? Развлекал ее, показывал фотографии, кормил. Он оказал мне немыслимую услугу, но только зачем? Не понимаю… Я давным-давно отвыкла от того, что люди делают что-то просто так, по доброте душевной. И разумеется, даже близко чего-то подобного не ждала от Невельского. Он самый потрясающий мужчина из всех, кого встречала в жизни, и наверняка замечательный человек, но это все равно ничего не объясняет. Зачем ему тратить свое драгоценное время на дочь официантки?
        - Вы выглядите уставшей, - отвлекаюсь от своих мыслей, понимая, что он внимательно рассматривает меня. - Да и малышку не хочется будить. Давайте подвезу вас домой.
        Если бы сейчас разверзся потолок и прямо на нас с неба посыпался золотой дождь, я удивилась бы меньше. Но на такое уж точно не могу согласиться. Иначе просто сойду с ума от волнения.
        - Я вызову такси, не беспокойтесь, пожалуйста. Вы и так сделали… безумно много.
        - Перестаньте, Варя, ничего особенного я не сделал. У вас чудесная девочка, и мне было приятно провести с ней время, - он задумчиво, с легкой улыбкой смотрит на меня. Тем самым взглядом. Нет, в нем не любовь, но такое тепло, от которого мое сердце тает. Превращается в мягкую податливую массу, из которой можно слепить все, что угодно. - А вот у вас сегодня выдался трудный день. Отправляйтесь домой и отдохните, как следует.
        Я киваю, осторожно беру на руки спящую дочь и иду к выходу. Уже от двери шепчу слова прощания вперемешку с очередной порцией благодарности. И одновременно продолжаю не верить. Это все слишком хорошо, чтобы быть правдой. Скоро я проснусь. Обязательно проснусь…
        А вот Соня крепко и спокойно спит у меня на руках до самого дома. Сопит, смешно причмокивая во сне. Не просыпается, когда машина останавливается у подъезда, и даже потом, когда я раздеваю ее и укладываю в постель. И правда намаялась. Но когда подтыкаю одеяло со всех сторон так, как она любит, малышка открывает сонные глазки и улыбается мне.
        - Мы дома, мамочка?
        - Дома, родная. Спи, - целую ее в лоб.
        Соня кивает, устраиваясь поудобнее. Но перед тем, как снова закрыть глаза, неожиданно выдает:
        - Мне дядя Лева понравился. Он хороший. А еще у него в альбоме фотография моего папы.

***
        Дочка, как всегда, спит глубоким и крепким сном, а вот мне до самого утра не удается сомкнуть глаз. Я снова и снова переживаю все, что было накануне. Прокручиваю в памяти. Повторяю сказанные и услышанные слова. И думаю, думаю, думаю…
        Почему Невельский так поступил? Это слишком сильно не похоже на обычную жалость. В ресторане работает больше десяти официантов, но ни к кому из них не выказывается какого-то особенного снисхождения. И никогда не выказывалось. Конечно, мне не приходилось наблюдать подробности жизни и работы каждого, но слухи-то расползаются быстро. Трудно было бы не услышать, если бы имело место что-то подобное.
        Вот и завтра, наверняка, все будут болтать о том, что случилось. Шептаться за спиной. Я не боюсь разговоров, но совершенно не хочется, чтобы из-за меня трепали имя человека, проявившего ко мне доброту. Такую доброту, которой я очень давно не встречала.
        А еще не дает покоя то, что сказала Сонечка. Малышка почти сразу же снова уснула, лишая меня возможности что-то уточнить, вот и приходится маяться в собственных догадках, ожидая утра, когда можно будет спросить у дочки, что она на самом деле имела в виду.
        Поднимаюсь задолго до звонка будильника. Смысл валяться в кровати, если уснуть все равно не получается? Принимаю душ, чтобы хоть немного взбодриться, готовлю любимые Сонины сырники ей на завтрак. Завариваю себе крепкий-крепкий кофе. И зачем-то вытаскиваю старую распечатку с фотографией.
        Я не люблю вспоминать то время. Несмотря на то, что благодаря этой процедуре у меня есть самый дорогой в жизни человечек, случившееся до ее рождения хочется напрочь стереть из памяти. Не возвращаться туда ни в мыслях, ни в чувствах. Задушить всю еще живущую внутри боль. Это ведь прошлое. Оно не вернется. Все закончилось, и сегодня я счастлива, а о такой дочке можно только мечтать.
        Всматриваюсь в черты маленького мальчика на фотографии. Соня действительно на него похожа. Сейчас даже странно, что когда-то я мечтала родить именно сына. Такого же жизнерадостного и светлого, как этот мальчишка. Думала о том, что он вырастет и станет главным мужчиной в моей жизни. Даже не главным - единственным. Но судьба распорядилась иначе, подарив мне дочь. Я не жалела ни одной секунды. С того самого мгновенья, как впервые взяла ее на руки, поняла, что дороже нее у меня нет и никогда не будет больше никого.
        Но фотографию все равно сохранила. Показала его Сонечке, когда она начала спрашивать об отце. Не пришлось придумывать какой-то особенной истории: малышка пока не вникала и не особенно тревожилась взрослыми вопросами. Конечно, я знала, что этих разговоров не избежать, но не собиралась торопить события. Вот только совершенно не ожидала услышать то, что сказала мне дочка перед сном.
        Во время завтрака внимательно наблюдаю за ней. Она задорно смеется, как обычно наедине со мной, много болтает, уплетает сырники с вареньем.
        - Мамочка, а ты же сегодня не поздно вернешься? Мы погуляем вечером на площадке?
        - Конечно, погуляем, милая.
        Сегодня у меня дневная смена, освобожусь как раз ко времени, когда нужно будет забирать Соню из сада. Поэтому весь вечер наш.
        - А давай позовем с собой дядю Леву, - вдруг предлагает дочка, вгоняя меня в еще большее замешательство. Обычно она не идет на контакт с незнакомыми людьми с такой готовностью и, тем более, не высказывает желания снова с кем-то пообщаться. Но зато это повод вернуться к ее странному заявлению.
        - Малыш, у дяди Левы много дел, и он не сможет с нами никуда пойти. Это только вчера так случайно получилось.
        Соня вздыхает, как-то сразу грустнея.
        - А мне хотелось, чтобы он смог! Он хороший.
        Хороший, но чужой. Причем давным-давно. Я вспоминаю яркую, вызывающую красоту Ольги Невельской и осторожно уточняю у дочки:
        - Сонь, а почему ты сказала, что видела фотографию папы? В том альбоме?
        Дочка смотрит на меня с явным недоумением: как я могу не понимать таких простых вещей?
        - Потому что она там была! Такая же, как у нас. Дядя Лева знал моего папу?
        Мне почему-то становится холодно. Она ошибается. Наверняка ошибается. Таких совпадений просто не может быть. В окружении Невельского не может быть никого, кто захотел бы стать донором. Это совсем другая категория людей, у них благополучные семьи, все устроено и нет смысла заниматься подобным. Как и зарабатывать на этом.
        - Мама, почему ты молчишь?
        Я заставляю себя улыбнуться. Поднимаюсь из-за стола и забираю у дочки опустевшую тарелку.
        - Милая, тебе показалось. Конечно, дядя Лева твоего папу никогда не знал. Это просто похожий мальчик, на той фотографии.
        - Нет! - неожиданно сердится малышка. - Не похожий! Это точно-точно он! Я знаю! Там велосипед и котенок. И шортики, как на нашей фотографии.
        - Ну хорошо, - мне слишком тяжело дается этот разговор, чтобы что-то доказывать, и я решаю просто согласиться. - Возможно, они были знакомы когда-то в детстве. Или ходили в один садик. Вот фотография и осталась на память.
        - Как у меня Илюшина? - морщит носик дочка, вспоминая дружка из группы.
        - Да, именно, - улыбаюсь, радуясь, что получилось придумать мало-мальски логичное объяснение.
        Но Соня не отстает. Уже по дороге, у самого сада, неожиданно дергает меня за руку и сияет, вдохновленная собственной идеей.
        - Мама, спроси у дяди Левы, где этот мальчик! Тогда мы с тобой найдем папу!
        ГЛАВА 4
        Я так надеялась, что после разговора с дочкой смогу успокоиться, но теперь вопросов стало еще больше. У меня не укладывается в голове то, что она сказала. И еще труднее понять причины. Откуда в альбоме Невельского может быть эта фотография?
        Очень хочется думать, что Соня все-таки ошиблась, увидела в похожем мальчике того, кто был изображен на хранящемся дома снимке. А если нет? Если мой начальник действительно знает того человека?
        Я никогда не задумывалась о том, кем может быть Сонин отец. Хватило тех данных, которые прочитала о нем в анкете. Здоровый мужчина без вредных привычек с почти идеальными физическими параметрами. Такой, который никогда не встретится в реальной жизни. Хотя бы потому, что подобные экземпляры водятся в другом измерении. Не там, где я живу и работаю. Но это и хорошо: избегу соблазна снова влюбиться. Глубокие чувства в моей жизни уже были, и ни к чему хорошему это не привело. И повторения мне точно не надо.
        Наверное, самое правильное, что могу сделать, - это просто забыть об услышанном. Не разбираться, ничего не выяснять. Даже если все так, как сказала Соня, что с того? Мужчина, в которого превратился мальчик с фотографии, знать не знает, что у него где-то растет дочь. Да и не нужно ему это знать. Как и мне - о том, кто он такой и где находится.
        Насколько проще было бы оставить все, как есть. Вот только не получится у меня ничего! В который уже раз за день останавливаюсь, делая несколько глубоких вдохов. Хорошо, что сегодня мало клиентов, и пришедшие на бизнес-ланч посетители погружены в рабочие дела. Увлечены бумагами или ведут важные переговоры. Никому из них нет дела до официантки, у которой в буквальном смысле дрожат руки.
        Я должна узнать правду! А для этого существует только один-единственный путь. И в конце смены, закончив с заказами, собираюсь с духом и отправляюсь в кабинет к начальнику.
        Сегодня Невельский не появлялся в зале, хотя машина стоит перед рестораном. Значит, тоже занят работой. Мне ужасно не хочется его отвлекать и вообще напоминать о себе, но, если не поговорю с ним, просто не найду покоя. Да и слишком долго стоять под дверью тоже нельзя: это наверняка заметит кто-то из персонала.
        Стучусь, пытаясь унять бешеное волнение в груди. Раздавшееся изнутри разрешение войти кажется сухим и напряженным. И я сама напрягаюсь еще сильнее, словно чувствую, что ступаю на запретную территорию. И больше уже ничего не будет, как прежде.
        - Лев Борисович, можно? - голос сипит, как при простуде, и я ругаю себя за слабость. Раз уж решилась, надо хотя бы внешне не проявлять панику. Совсем не стоит демонстрировать, что творится у меня внутри.
        - Варя? - он поднимает голову от бумаг и смотрит на меня с явным недоумением. - Да, конечно, входите. Что-то случилось?
        Я мотаю головой. Ничего, кроме того, что мне нужно выяснить личность отца собственной дочери.
        - Хотела еще раз поблагодарить вас за вчерашнее.
        Дурацкий предлог, но другого у меня все равно нет. А на эти слова Невельский реагирует вроде бы совершенно спокойно.
        - Не стоит, мне действительно было несложно, - он совершенно неожиданно улыбается. - И, должен признаться, прошлый вечер оказался одним из лучших за долгое время. Передайте дочке спасибо. Кстати, как она?
        Киваю, смущаясь еще сильнее. Это все звучит очень странно.
        - Отлично. Тоже довольна вашей компанией. Целое утро делилась впечатлениями, - набираю побольше воздуха и выдаю залпом, чтобы точно не передумать: - Рассказывала, как ей все понравилось. И про этот ваш альбом с фотографиями.
        Мужчина реагирует именно так, как я рассчитываю. Переводит взгляд на полку, где и лежит злосчастный альбом. Направляется туда, беря его в руки.
        - Выходит, мы правильно сделали, что не увезли его домой, - раскрывает, машинально перелистывая несколько страниц. - Хотя, должен признаться, всегда считал, что хранить в офисе личные фотографии совершенно ни к чему.
        - Можно? - протягиваю руку, очень надеясь, что он не заметит, как дрожат мои пальцы. Тоже листаю в поисках того самого снимка. А когда натыкаюсь на нужную фотографию, дыхание в груди замирает. Нет, Соня не ошиблась. Не перепутала ничего. И самым правильным будет сейчас проститься. Бежать со всех ног отсюда и не вздумать ни о чем расспрашивать. Мне не нужна эта правда. НЕ НУЖНА!!!
        Но вместо того, чтобы уйти, провожу пальцем по старенькому снимку и поднимаю глаза на мужчину.
        - Какой милый мальчуган. Кто-то из ваших знакомых?
        Невельский качает головой и снова улыбается.
        - Нет, это я. Разве не похож?

***
        Происходящее дальше почти сразу превращается для меня в какой-то беспросветный туман. Я лепечу что-то невнятное, извиняясь за отнятое время, а потом постыдно сбегаю, кажется, даже забыв попрощаться. В буквальном смысле удираю из ресторана, испытывая прямо-таки животный страх.
        Вот чувствовала же, что не надо копаться в этой истории! Столько лет не знала правды - и так хорошо жилось. А как быть теперь с этим внезапно свалившимся на меня открытием?
        Хуже всего даже не то, что мне стала известна личность Сониного отца. Им оказался Невельский! Сам Невельский! Единственный мужчина, к которому у меня не получилось остаться равнодушной.
        Я ведь обещала себя, что больше никогда не увлекусь человеком не своего круга. Из этого не выходит ничего хорошего, и мой короткий брак - лучшее тому подтверждение. А Лев еще и женат, и не просто женат - влюблен в свою жену. От таких вообще надо держаться как можно дальше.
        Я и старалась… держаться. Восторгалась издали, как многие другие в нашем ресторане. Но почему же должен был случиться вчерашний вечер?!
        Останавливаюсь посреди улицы, переводя дыхание. Вспоминаю внимательные, понимающие глаза и теплую улыбку. Конечно, для Невельского случившееся ничего не значит. Он всего лишь помог работнице, попавшей в трудную ситуацию, пожалел расстроенного ребенка. Да и я наверняка смогу справиться со своими чувствами. Не в первый раз. Вот только что делать с этой правдой?
        Правильно ли будет скрыть от него то, что я узнала, или надо все рассказать? А если рассказать, то какой окажется его реакция? А если решу молчать, смогу ли спокойно жить, понимая, что скрываю такое?
        Одни вопросы - и ни одного ответа…
        Как вообще можно заговорить о таком? Подойти и спросить: Лев Борисович, вы случайно не выступали раньше в качестве донора? Так вот, опыт оказался удачным. Моя дочка еще и ваша.
        Бред какой-то! А если ему неприятно думать о том эпизоде своей жизни? Мало ли зачем люди на это идут. Вдруг он тогда нуждался в деньгах и поэтому был вынужден заниматься подобным. А мое напоминание всколыхнет какие-то неприятные моменты из прошлого. Как если бы мне кто-то напомнил о том, что случилось до рождения Сони. Мой брак длиной в несколько дней и его кошмарный финал. Я не хотела бы этого ни за что на свете!
        Но и молчать теперь тоже казалось неправильным. Зачем-то же все случилось. Вчерашний инцидент и то, что альбом попался в руки Сонечки. И то, что она узнала этот снимок. Еще ведь и ей придется как-то что-то объяснять. То, что дочка продолжит расспросы, я почти не сомневалась: ее любопытству можно было лишь позавидовать. И вот что, что я ей скажу?
        А еще есть красивая и очень своенравная женщина, которой не понравятся такие новости. Мне бы на ее месте точно не понравились! Конечно, это не измена, и Соня - не плод любви, но вряд ли подобные вещи могут укрепить чей-то брак. А значит, я могу навредить их отношениям.
        По всему выходит, что лучше и дальше сохранять тайну. Проще и спокойней. Если бы только можно было стереть из памяти два последних дня и все, что я узнала!

***
        Несмотря на раздирающее волнение, придя в детский сад за дочкой, приказываю себе успокоиться. Хотя бы внешне. Соне ни к чему знать про мои переживания, и так вчера ей досталось. Да и вообще дети в таком возрасте должны оставаться беззаботными и безусловно счастливыми. В жизни еще хватит проблем, так что хорошо хотя бы в детстве не поддаваться им.
        - Ма-а-а-мочка! - малышка виснет на моей шее, обнимая так крепко, что я не могу сдержать слез умиления. Быстро моргаю, чтобы не разреветься при ней. - Я соскучилась!
        - И я соскучилась, - признаюсь, целуя румяную щечку. Волосы и спинка чуть влажные, наверняка опять носилась по группе с Илюшкой, как всегда в это время. Придется переодеваться, не хватало еще, чтобы простудилась, ведь домой мы точно сразу не пойдем.
        Достаю из шкафчика сухие вещи и опускаюсь на колени перед дочкой. Помогаю сменить футболку и щелкаю Соню по кончику носа.
        - Кто-то опять забыл мамину просьбу? Мы же договаривались, что ты не будешь бегать перед уходом домой. Илье тоже нужно переодеваться?
        Сонечка мотает головой и задорно смеется.
        - Не-е, всоптела только я, потому что бегаю быстрее.
        - Вспотела, - поправляю, тоже улыбаясь. В такие минуты, когда она смешно путает слова, понимаю, какая все же еще крошка. Беззащитная, родная и самая лучшая на свете. Мой драгоценный подарок после всего, что было. И так хочется, чтобы в ее жизни никогда не повторилось ничего даже отдаленно подобного. Я все для этого сделаю!
        Дочка натягивает кофточку, встает со скамейки и вопросительно сдвигает бровки, глядя на меня.
        - Мамочка, а ты поговорила с дядей Левой?
        Медленно выдыхая, стараясь унять снова охватившую меня дрожь. Ненавижу лгать, а при мысли, что обманываю родную дочь, становится совсем омерзительно. Но и сказать ей правду не могу. Не в этом случае.
        - Да, малыш, только он ничем не сможет нам помочь. Это ведь старая фотография, он даже не помнит того мальчика.
        Соня обиженно смотрит и поджимает губки, как будто собирается расплакаться, и, глядя на нее, сама чуть не начинаю всхлипывать. Это все ужасно, и мне очень стыдно. Но так действительно лучше. Для малышки, в первую очередь. Наша взрослая, сложная правда ей совершенно ни к чему.
        - Ну что, идем? - помогаю одеться до конца и тяну за собой, сжимая в своей руке маленькую ладошку. - Может быть, в кафе хочешь? Мы с тобой там давно не были.
        Знаю, что мое предложение должно сработать. Соня обожает эклеры и какао с маршмеллоу, и это поможет отвлечься. Дети ведь вообще быстро переключаются. А потом отправимся с ней на площадку или в парк, или куда еще захочет.
        - Да! - подпрыгивает она от восторга, и я слегка расслабляюсь. Но, как оказывается, совершенно напрасно. Стоит нам выйти за ворота сада и пройти всего несколько метров, как за спиной раздается знакомый голос. Голос человека, которого никак не может здесь быть.
        Я медленно оборачиваюсь, отчаянно надеясь, что ошиблась и мне просто показалось. Соня реагирует быстрее. Взвизгивает, вырывая руку из моей, и бросается к мужчине.
        - Дядя Лева, как хорошо, что ты приехал! Пойдешь с нами в кафе?
        ГЛАВА 5
        Какова вероятность случайной встречи двух людей в многомиллионном городе? Правильно, она равна нулю. Такие люди, как Лев Невельский, не прогуливаются у детского сада, тем более, ему нечего делать именно у того заведения, куда ходит моя дочь. Вернее, наша с ним дочь, но он же не знает об этом…
        Чувствую озноб, хотя одета вроде бы достаточно тепло. Но тут дело, конечно, вовсе не во внешней температуре. Это нервное, потому что к прежнему смятению сейчас добавились еще непонимание и страх. Что он здесь делает? Как вообще узнал, где меня искать?
        Мужчина, видимо, замечает ужас на моем лице, потому что делает шаг вперед, поднимая вверх раскрытую ладонь.
        - Вы сумку забыли у меня в кабинете. Я подумал, вдруг там что-то нужное, что не сможет подождать до завтра. Ключи или телефон…
        Только теперь замечаю в другой его руке собственную сумочку. Как же я умудрилась не вспомнить о ней до сих пор? Там действительно были и ключи, и телефон, и кошелек с деньгами. А я с такой скоростью сбежала из ресторана, что и думать забыла обо всем этом. И спохватилась бы наверно уже в кафе, когда поняла бы, что нечем платить.
        Ну, хорошо, для его появления есть довольно веская причина, но это все равно не объясняет, как он смог найти меня. Не следил же от самого ресторана?
        На незаданный вопрос Невельский тоже отвечает достаточно быстро.
        - Я спросил у вашей сменщицы, где можно найти вас прямо сейчас. Она и сказала, что вы, скорее всего, отправились за Соней, - он улыбается моей дочке, с довольным видом рассматривающей его, накрывает широкой ладонью растрепанные косички. И снова смотрит на меня. - Простите мое самоуправство, я действительно хотел помочь. Вы так быстро ушли, что подумал, будто обидел вас чем-то. Или сказал лишнее.
        Если бы… Мне было бы куда проще, окажись он негодяем или просто грубым и резким типом, не умеющим общаться. Намного легче было бы обидеться на что-то и с радостью выкинуть из головы все, что узнала. Но он, напротив, оказался слишком хорошим. Более чем. Идеальным. Даже в самых смелых мечтах я не могла предположить, что у моей девочки такой отец…
        - Спасибо! - выдавливаю, с трудом шевеля пересохшими от волнения губами. Протягиваю руку и забираю сумочку, изо всех сил стараясь улыбаться. Теперь, когда он выполнил свой человеческий и начальственный долг, можно и распрощаться? Больше ведь нам не о чем говорить!
        Но в этот момент не выдерживает Соня. Дергает Невельского за рукав, снова неожиданно превращаясь из тихой милой девочки в требовательного сорванца.
        - Так ты пойдешь?
        - Сонечка, у Льва Борисовича важные дела, он не сможет с нами пойти, - я опускаюсь на корточки возле дочки и поясняю. - И так потерял кучу времени из-за моей сумки. Видишь, какая твоя мама растеряша? Но мы же с тобой не будет его задерживать, правда?
        Соня хмурится и качает головой, уперев ручонки в бока.
        - Ты не растеряша! Любой мог оказаться на твоем месте! - она любит повторять мои слегка заумные фразы, но в этот раз ее слова не вызывают умиления: я озадачена лишь тем, как побыстрее избавиться от общества Невельского. Но дочь поворачивает головку к мужчине и уточняет: - А какие у тебя важные дела?
        - Малыш, так некрасиво себя вести! - пытаюсь ее осадить, но Лев невесомо дотрагивается до моего плеча - просто чтобы привлечь внимание - и тут же убирает руку.
        - На самом деле никаких особенных дел у меня нет. И я буду рад составить вам компанию.
        Дочка подпрыгивает от восторга и, тут же схватив его за руку, тянет за собой по дорожке в направлении кафе. Оглядывается на меня и переспрашивает в изумлении:
        - Мамочка, ты почему стоишь?
        Он тоже смотрит в мою сторону. Пожимает плечами и говорит почему-то виноватым тоном:
        - Варя, ну идемте же! Раз уж так все сложилось.
        Мне ничего не остается, как двинуться вслед за ними.
        В кафе у меня никак не получается расслабиться. Я отвечаю невпопад на Сонину болтовню, стараюсь улыбаться, но выходит откровенно плохо. Хорошо, что дочка еще слишком маленькая, чтобы понимать мои уловки. Ей достаточно внешних появлений благополучия.
        А вот он видит. И, выбирая момент, когда налакомившаяся пирожными Сонечка отпрашивается в детскую комнату, улыбается с тем же виноватым выражением.
        - Простите, что так вышло. Ни в коем случае не хотел мешать вашим планам. Надо было отказаться, но я почему-то не сумел.
        Я понимающе киваю: мне хорошо знакомо такое состояние. Вроде бы собираешься сделать одно, да и правильно это, но поддаешься детскому обаянию. И не можешь отказать, боясь обидеть ребенка.
        Но если он не захотел огорчить чужого ребенка, что бы стал делать, если бы узнал, кем является для Сони?
        Мне никак не удается перестать об этом думать. Правда, которую я скрываю, висит дамокловым мечом, причиняя уже почти физическую боль. Пока не знала, кто Сонин отец, совершенно не беспокоилась по этому поводу. Воспринимала его не иначе, как донора. Того, кому однажды потребовались деньги, и благодаря такой меркантильности я стала самой счастливой на свете. И в голову бы не пришло разыскивать его и в чем-то признаваться.
        Но Лев… Я украдкой рассматриваю его. Если бы писала романы, то главного героя сделала бы именно таким. Высоким статным брюнетом с точеным лицом. С легкой небритостью, которая так ему идет. Она удивительно оттеняет загорелую кожу. А еще притягивает взгляд к… его губам.
        Осознав, что рассматриваю рот мужчины, выдыхаю и медленно отворачиваюсь. Хорошо, что он в этот момент занят остатками пирожного на своей тарелке и не видит, куда именно я смотрю. Иначе точно сгорела бы от стыда.
        - Все в порядке, - ни в коем случае нельзя дать ему понять, что меня тяготит его общество. В конце концов, сама виновата. Не была бы такой растяпой, и не забыла бы сумку, ничего этого бы не произошло. - Мы не строили каких-то особых планов, а Соне трудно отказать. Особенно когда она задалась целью чего-то добиться.
        Он кивает в ответ.
        - Настоящая маленькая женщина, - поддевает ложечкой оставшийся кусочек пирожного и неожиданно усмехается. - Знаете, а ведь я не был в кафе уже очень давно. Даже не помню, сколько лет прошло.
        - Ну, это и понятно. Зачем ходить в кафе, когда есть собственный ресторан, - слишком быстро отзываюсь на его слова и тут же жалею, потому что мужчина продолжает улыбаться, но теперь его улыбка становится какой-то грустной.
        - Знаете, кто на курортах реже всех купается в море?
        Я киваю, понимая, о чем он. Мы тоже у себя в Петербурге, наверно, и вспомнить не можем, когда бывали в Эрмитаже или любовались фонтанами Петергофа. Вот и для Невельского ресторан - это работа. Вспоминаю, что он даже во время обедов с женой почти всегда что-то пишет или изучает в ноутбуке. Смотрю в его опустевшую тарелку, и вспоминаю еще одну деталь. В своем ресторане он никогда не заказывает десерт. Его супруга бережет фигуру и не позволяет себе подобной роскоши, а сам Лев…
        - С детства обожаю сладкое. Особенно такие вот эклеры, - признается Невельский, изумляя меня еще больше. Это так необычно. А еще выходит, что Соня своей любовью к сладостям похожа на него, потому что я к ним практически равнодушна. Опять отвожу взгляд, пытаясь побороть вновь вспыхнувшее внутри смятение.
        Он все-таки должен знать. Очень много совпадений, да и я слишком хорошо к нему отношусь, чтобы скрывать такое. И дело не в чувствах, не в неизбежной симпатии к потрясающему мужчине. Я уважаю его как человека, ценю как успешного и мудрого работодателя. И многим ему обязана. Особенно, как выяснилось теперь, жизнью собственной дочери. Вот только где же мне найти подходящие слова?
        В этот момент возвращается Сонечка.
        - Не хочу больше играть, - поясняет, усаживаясь на свое место, и хитро улыбается мне. - Мамочка, а можно еще эклерчик?
        В другое бы время не разрешила: потом за ужином наверняка не будет аппетита, но сейчас это повод ненадолго отойти и собраться с мыслями. Киваю дочке и поднимаюсь, чтобы направиться к прилавку, но замираю, слыша ее следующий вопрос.
        - Дядя Лева, а ты совсем-совсем не помнишь того мальчика?
        Он поворачивается к ней, чуть сдвигая в недоумении брови.
        - Какого мальчика, Сонь?
        Понимаю, что должна вмешаться, что-то сказать, отвлечь, но не могу выдавить ни слова. Зато дочь с готовностью поясняет:
        - В твоем альбоме. Там, где велосипед и котенок.
        Мужчина хмурится сильнее, переводя вопросительный взгляд на меня. Потом снова смотрит на Соню.
        - А почему… ты спрашиваешь?
        Его голос звучит как-то странно, с надломом, и я осознаю, что опоздала с объяснениями. Потому что Сонечка опять выдает, не мешкая ни мгновенья:
        - Потому что он мой папа, и я хочу его найти!
        Невельский молчит, озадаченно рассматривая Соню, а потом медленно поворачивается ко мне. Смотрит с недоумением. Конечно, он ничего не понял. Скорее всего, даже не связал странное дочкино заявление с собственным прошлым, потому что предположить подобные повороты судьбы попросту невозможно.
        Но теперь у меня точно не выйдет промолчать. И придумать какую-то отговорку не получится. Придется рассказывать, но как же страшно это делать!
        Но сначала надо найти какое-то внятное объяснение для Сони, уж ей раскрывать правду я точно не стану. По крайней мере, не теперь.
        Выдавливаю ответную улыбку, прекрасно понимая, что она кривая и совершенно не искренняя. Но на другую нет сил. Смотрю в серьезные, вопрошающие глаза и начинаю быстро говорить:
        - Сонечка увидела в вашем альбоме фотографию… похожую на детский снимок ее отца. Вот и подумала, что вы с ним знакомы. Жаль, конечно, что у вас не получилось вспомнить, но в этом нет ничего странного… Все же было давно, и дети с тех снимков повырастали и изменились…
        - Мамочка, не похожую! Эта такая же фотография, как у нас. И мальчик тот же самый! - немедленно вмешивается в разговор моя дочь.
        - Конечно, родная, - я вроде бы отвечаю ей, а сама умоляюще смотрю на сидящего напротив мужчину. Он должен мне подыграть! Хотя бы не ляпнуть прямо сейчас, кто именно изображен на том снимке.
        - Так ты не помнишь? - малышка дергает его за рукав и смотрит с такой надеждой, что у меня внутри все обрывается. Как же подло с моей стороны вот так откровенно обманывать собственного ребенка…
        Невельский сдвигает брови и о чем-то думает. Переводит взгляд от меня на Сонечку и обратно. И молчит. Долго. И лишь когда дочка обиженно надувает губки, делает резкий выдох.
        - Сонь, это и правда было давно. Больше тридцати лет назад.
        - Ого! - ее глазки расширяются от ужаса. Еще бы, такой временной срок в сознании ребенка кажется чем-то запредельным. Я ведь и сама в ее возрасте считала 30-летних жуткими стариками. А тут выходит даже больше. Но так хотя бы понятно, почему за столько лет у дяди Левы не сохранилось в памяти имя того мальчика.
        - Малыш, а давай купим пирожных домой и пойдем прогуляемся? Ты же хотела зайти на площадку.
        На мое предложение дочка обрадованно кивает, а я смотрю на своего начальника с немой благодарностью. Здесь все равно бы не вышло разговора по душам, а пока Соня будет кататься на горке, я смогу попытаться ответить на его вопросы. То, что их у мужчины предостаточно, нет никаких сомнений: слишком задумчиво и внимательно он рассматривает то меня, то Сонечку.
        - Спасибо вам… - произношу уже вслух четверть часа спустя, когда мы останавливаемся на детской площадке перед моим домом. Соня убегает на качели, а я решаюсь поднять глаза на стоящего рядом Невельского.
        - Не за что, - его голос звучит слишком серьезно. - Я мало что понял, но очень хотел бы услышать пояснение.
        Я киваю, пытаясь побороть нарастающее волнение.
        - Не знаю, как начать. Вообще не представляю, как говорят о таких вещах.
        - Все настолько серьезно? - он хмурится. - Это не мое дело, но раз уж мы заговорили… Вы не замужем? Соня растет без отца?
        Я снова киваю.
        - Мы с мужем развелись… давно. Еще до ее рождения.
        И даже до зачатия…
        - Сожалею, - его лицо мрачнеет. - То есть они никогда не встречались? Что же, это объясняет желание девочки найти отца.
        Он так ничего и не понял. Даже не заподозрил, кажется. И от этого становится совсем тоскливо: я еще бы могла что-то придумать, выкрутиться, но тогда ни за что себе этого не прощу. И в глаза ему смотреть больше не смогу, если не скажу все, как есть.
        - Да, все, что у нее есть от отца, - это та фотография, - отвожу взгляд, рассматривая, как заливисто смеется малышка, раскачиваясь на качелях.
        - А вот это я совсем не понял, - тихо отзывается Невельский. - При чем здесь фотография? Речь же именно о том снимке, о котором вы спрашивали в моем кабинете?
        - Да… - я кусаю щеку изнутри, чтобы сдержать рвущиеся наружу слезы. - О том, на которой изображены вы. Ребенком.
        Становится тихо. Нет, дети на площадке по-прежнему шумят и смеются, чуть в стороне по трассе проносятся машины, но вот здесь, рядом со мной, нависшая тишина оглушает. Я боюсь повернуться, но и так знаю, что мужчина смотрит на меня. И едва шевелю губами, продолжая говорить:
        - Соня родилась в результате ЭКО. На той фотографии… действительно изображен ее отец.
        ГЛАВА 6
        Он не отвечает ни сразу, ни спустя несколько минут. И когда затянувшаяся пауза становится мучительной, я все же заставляю себя повернуться. И не узнаю человека, находящегося рядом.
        За то время, что я проработала у Невельского, мне приходилось видеть его всяким. Спокойным, расслабленным, сосредоточенным, строгим, недовольным, требующим и даже мрачным. Но вот таким - никогда.
        Его лицо не просто побледнело - будто лишилось всех красок. Остался лишь один серый цвет, какой-то пугающий землистый оттенок. А еще казалось, что за эти короткие мгновенья мужчина стал старше на несколько лет.
        Мне снова холодно, и этот озноб настолько силен, что с ним не совладать. По телу проходит дрожь, и даже зубы начинают стучать, так что это наверняка невозможно не заметить со стороны.
        Но мужчина не реагирует. Он неотрывно смотрит туда, где то и дело взмываются качели с хохочущей Сонечкой, и, кажется, не видит и не слышит больше ничего.
        И от этого становится еще страшнее. Я не представляю, что у него внутри, даже примерно не могу угадать ход мыслей, но совершенно точно знаю, что услышанная новость его не обрадовала. Он выглядит, как человек, только что переживший какую-то жуткую утрату, и от его помертвевшего взгляда у меня и внутри все холодеет.
        Проходит еще минута - и я не выдерживаю. Осторожно дотрагиваюсь кончиками пальцев до его локтя и прошу внезапно осипшим голосом:
        - Лев Борисович… Пожалуйста, скажите хоть что-нибудь…
        Он вздрагивает и, будто опомнившись, медленно поворачивается ко мне. Всматривается в лицо, но я вижу, что делает это машинально, а мысли по-прежнему слишком далеко отсюда.
        - С вами… все в порядке? - только теперь замечаю, что мои пальцы так и остались лежать на его предплечье. Я не вкладывала в этот жест никакого особого смысла, но сейчас очень хочется удержать руку. Не отпускать. Наоборот, сжать сильнее и влить хоть капельку жизни, убирая переполняющие его боль и пустоту.
        Странное чувство. Он ведь не просит о помощи, да и вряд ли бы принял ее от меня. Но это мало что меняет, ведь именно я стала причиной такого его состояния. И мне очень хочется все исправить. Понять бы еще только, что происходит и почему на известие о своем отцовстве он реагирует именно так.
        - Простите… мне, наверно, не следовало говорить, - выдавливаю, совершенно не представляя, как вести себя дальше. Меня и саму-то почти колотит от страха. Ноги ватные, и сердце грохочет в груди.
        Заставляю себя разжать пальцы и ступаю в сторону, отстраняясь от мужчины. И в этот момент он делает резкий выдох, так что кажется, я даже ощущаю движение воздуха от его дыхания.
        - Это вы меня простите, Варя, - он силится улыбнуться, но ничего не выходит, на лице застывает какая-то непонятная гримаса. Мужчина делает еще несколько глубоких вдохов, и я застываю, зачем-то рассматривая, как вздымается его грудь под толщей одежды.
        - Мне сейчас нужно уйти, - он кидает беглый взгляд в сторону качелей и снова смотрит на меня. - Извинитесь, пожалуйста, перед Соней за то, что не попрощался. Я должен побыть один.
        Киваю, не находя в себе сил ответить. Да и не знаю, что говорить.
        Он еще на мгновенье задерживает взгляд на моем лице, а потом разворачивается и быстро уходит. Слишком быстро. Если бы решила его догнать, это можно было бы сделать только бегом. Но я не двигаюсь с места, лишь стою и смотрю вслед, совершенно ничего не понимая.

***
        - Что ты сделала? - подруга таращит на меня глаза, смотря как на ненормальную. - Совсем с ума сошла? Как тебе такое вообще пришло в голову?
        - Он ее отец, - тихо отзываюсь, стараясь не думать о том, что Яна, скорее всего, права. Что я натворила?
        - Он не отец! - тут же возражает Старцева. - Он - поставщик биологического материала. И только! Если бы ты болела и тебе пришлось бы переливать кровь, потом тоже чувствовала бы себя обязанной донору? Он деньги за это получил, между прочим. Хотя у меня в голове не укладывается, зачем такому, как Невельский, зарабатывать на подобных вещах.
        - Вот и у меня не укладывается, - что бы Янка ни говорила, я не могу считать Льва просто донором. Слишком глубоко это все зацепило. А теперь, когда еще и увидела его реакцию, - и подавно.
        Впрочем, что я увидела? Шок, но оно и понятно, не каждый день узнаешь такие новости. Все остальное оставалось для меня загадкой.
        С нашего с ним разговора прошло два дня, и я, хоть и была на выходных, ждала, что мужчина как-то напомнит о себе. Захочет поговорить, что-то уточнить, возможно, познакомиться с Соней поближе. Но ничего не случилось. Невельский не позвонил и не написал. Сегодня вышла на работу - и он совершенно точно об этом знал: видел меня в зале, хоть и издали. Но снова ничего не предпринял, даже не подошел.
        - Меня удивляет то, что он молчит, - все-таки признаюсь подруге. - И тогда, сразу промолчал, и до сих пор. Это ведь странно, как минимум.
        - А по-моему, это очень даже хорошо, - снова возражает Яна. - Ты чего ждала-то от него? Восторгов?
        - Нет, конечно, - я пожимаю плечами. - Сама не знаю, чего. Но точно не молчания. И что в этом хорошего?
        Старцева вздыхает, снисходительно глядя на меня.
        - Да то, что его это не волнует! Не станет он права предъявлять и претендовать на что-то. Ну, то есть я надеюсь, что он поэтому молчит. А не придумывает втихаря, как отобрать у тебя дочь.
        Я застываю, шокированная ее словами. Мотаю головой, тут же начиная доказывать, что такого просто не может быть. Невельский никогда на это не пойдет!
        - Ты так хорошо его знаешь? - скептически щурится подруга. - А я вот не была бы такой уверенной.
        - У него нет на Соню никаких прав…
        - Угу, - невесело хмыкает она. - Прав нет, а возможностей - хоть отбавляй. Да с его деньгами, если он только пожелает, тебя уже завтра могут объявить недееспособной и лишить родительских прав. А тут и он подоспеет с нужными результатами анализов. И вуаля - получите уже готового ребенка. Не младенца, заметь, нянчиться не надо, памперсы менять, не спать ночами…
        - Замолчи сейчас же! - прерываю я эти совершенно немыслимые предположения. - Он никогда такого не сделает!
        - Ох, наивная же ты, мать! - вздыхает Яна. - Хотя чему я удивляюсь? У тебя и Виктор самым лучшим на свете был. Пока не избил до полусмерти. Помнишь, что ты про него рассказывала? Тоже утверждала, что он ни на что плохое не способен.
        Я закусываю губу, морщась от боли, судорогой прошившей тело. Как всегда при воспоминаниях о бывшем муже. Думать о том, что так же сильно могу ошибаться снова, не хочется. Невельский не такой. Он защитил Соню, совершенно ничего о ней не зная. А теперь, когда ему известно, что она его дочь, не станет причинять ей боль, разлучая с матерью. Не станет же?..

***
        Я стараюсь не думать о словах подруги и не накручивать себя еще больше. Если бы промолчала, было бы ничуть не легче, помимо собственных страхов испытывала бы еще и угрызения совести. А так отчаянно надеюсь, что все опасения Яны не оправдаются. И все будет хорошо. Вот только что вкладываю теперь в это «хорошо», и сама не могу понять.
        Людей в зале сегодня немного, и я освобождаюсь раньше обычного. Редкий случай, когда после смены удается вернуться до того, как дочка ляжет спать. Сегодня с ней Рита, но я все равно тороплюсь: после случившегося хочется быть проводить с Соней как можно больше времени. Как-то по-особенному отчетливо понимаю, чего она лишена из-за моего выбора много лет назад.
        Тогда была уверена, что не захочу новых отношений. Не смогу на них решиться. Потому и согласилась на предложение бывшего мужа замять скандал любой ценой. Это для меня ЭКО стоило баснословно дорого, а он наверняка даже не ощутил каких-то потерь. Да и больше бы заплатил, лишь бы только я забрала заявление. Не призналась ему тогда, что все равно не стала бы давать делу ход. Не сумела бы. При одной мысли о расследовании и суде меня бросало в дрожь. Но не смогла не воспользоваться его страхом перед наказанием. И взяла деньги, пообещав себе, что с Виктором мы больше никогда не встретимся.
        Прошли месяцы, и я поняла, что боль постепенно уходит. Физическая прошла еще раньше, а ненависть ко всему мужскому полу очень скоро рассеялась. Какой смысл злиться на целый свет, если тебя обидел один-единственный человек?
        А потом родилась Соня, и мир заиграл совсем иными красками. Я снова была счастлива, несмотря ни на что. Просто жила, наслаждаясь подаренным мне чудом. И до недавнего времени не задумывалась о том, что малышка может чувствовать себя ущербной, не зная отца.
        К чему скрывать, я хотела бы, чтобы все сложилось иначе. Если бы мы случайно столкнулись с Невельским много лет назад и все было бы по-настоящему. Наверно, я даже согласилась бы на короткий роман… после которого у меня осталась бы дочь. И сейчас могла бы рассчитывать на то, что он хотя бы иногда станет общаться с ней.
        А так… не участвуя фактически в акте зачатия, мог ли он чувствовать сейчас хоть что-то? Ведь нас не связывало абсолютно ничего! И чтобы ни говорила Яна, я не верила в подлость с его стороны. Скорее всего, мужчина молчит, потому что ему нет никакого дела ни до меня, ни до новоявленной дочери. Это и понятно, мы не вписываемся в его привычную, размеренную жизнь.
        - Скоро буду, Рит, - выйдя из ресторана, я набрала номер сестры. - Ты можешь собираться, я сама уложу Соню.
        Вчера мы не дочитали ее любимую сказку, и сегодня малышка наверняка запросит продолжение. Рита не особенно любит читать вслух, а для меня это удовольствие. Мысленно благодарю тех клиентов, что не явились в ресторан и благодаря которым я теперь могу провести с дочкой несколько минут перед сном, - и тут же усмехаюсь собственным мыслям. Администратор точно бы их не одобрил. А директор - и подавно.
        Но стоит подумать о Невельском, и улыбка моментально стекает с лица. Даже шаг сбивается: невероятность ситуации все-таки не позволяет расслабиться. Почему он все-таки ничего не сказал?
        Я вздыхаю, а мгновенье спустя слышу позади себя шум подъезжающей машины. И, еще не обернувшись, вдруг интуитивно понимаю, кого увижу сейчас перед собой.
        Мужчина опускает стекло и смотрит на меня. Улыбается едва-едва, одними губами. Глаза же остаются серьезными. Слишком серьезными.
        - Я могу вас подвезти, Варя? И поговорить?
        Я хочу согласиться. Сама же ждала этого разговора, несмотря на то что и боялась одновременно. Но только до моего дома и пешком-то идти минут десять, а на машине мы доберемся за две. Разве за это время можно что-то обсудить? И задерживаться нельзя, потому что обещала скоро вернуться.
        - Простите, Лев Борисович… - мне страшно неудобно отказывать, но выбирать между этим разговором и исполнением данного Сонечке слова, не могу. Даже если ему не понравится. - Здесь совсем недалеко, и меня ждут.
        Но тут же понимаю, как двусмысленно могли прозвучать мои слова, и поясняю:
        - Соня ждет. Я сказала, что сама ее уложу.
        Мужчина понимающе кивает.
        - А с кем она сейчас? С няней?
        Почему мне чудится в его вопросе подтекст? Будто он пытается выведать, кто еще живет с нами. Есть ли у меня кто-то, кроме дочери? Но нет, это глупости! Его подобные вопросы вообще не могут волновать. Наверняка просто поддерживает разговор…
        - С моей сестрой. И да, она что-то вроде няни. Помогает, когда есть возможность.
        - Все-таки садитесь, - он выходит из салона и останавливается рядом. - Сколько бы ни было идти, ехать в любом случае быстрее. Скорее окажетесь дома, с дочкой.
        - Мы не успеем поговорить. Я правда не могу задержаться. Если только… - внезапно пришедшая мысль кажется до такой степени абсурдной, что я опускаю глаза, пряча внезапно накатившее смущение.
        Но Невельский цепляется за обрывок брошенной фразы.
        - Если только что? - и когда я продолжаю молчать, тихо уточняет: - Варя, что вы хотели предложить? Ну же?
        - Соня быстро засыпает… Мы могли бы поговорить после… У меня.
        Боюсь, что он все поймет неправильно. Это ведь и есть неправильно: я не должна приглашать его к себе. Он мой начальник, чужой муж и вообще практически посторонний человек. Но нам действительно надо поговорить, и я не настолько глупа, чтобы рассчитывать на что-то другое. Тем более, что он все равно откажется.
        Невельский раздумывает какие-то ничтожные секунды. А затем кивает и распахивает для меня пассажирскую дверь.
        ГЛАВА 7
        Я слишком поздно понимаю, насколько опрометчивым оказалось мое предложение, уже у самой двери скромной двушки, в которой живем мы с дочкой. Тоже прощальный подарок бывшего мужа. Или еще одна попытка откупиться. Квартирка совсем крошечная, и последний раз ремонт делался перед рождением Сони. Потом постоянно не хватало то средств, то времени на это.
        В этой квартире есть все, необходимое для жизни, да, по минимуму, но мне достаточно, а малышке - и подавно. Вот только открывая дверь перед Невельским, не могу не представлять, какими глазами он посмотрит на наш с Соней мир. И что подумает.
        Рита выходит в коридор и тут же в изумлении приоткрывает рот. Еще бы: за почти семь лет, что я живу здесь, Лев - первый мужчина, ступивший на порог этой квартиры. И у сестры наверняка куча вопросов. Вот только задать она не успевает ни одного: вслед за ней в прихожую вылетает Соня и радостно вскрикивает, бросаясь к Невельскому.
        - Дядя Лева пришел! Ты к нам в гости? Ура!
        Именно так каждый раз встречает меня: врезается в живот, а потом повисает на шее, крепко-крепко обнимая. Но то, что подобное дочка допускает по отношению к человеку, которого видит третий раз в жизни, откровенно пугает. И когда мужчина в ответ подхватывает ее на руки и подкидывает кверху, вызывая заливистый смех, мое сердце и вовсе заходится. Что я творю? Сонечка же уже привязалась к нему, словно почувствовав каким-то немыслимым образом то, что они далеко не чужие друг другу. Но что будет дальше? У него своя жизнь, своя семья. А что, если я допустила страшную ошибку, признавшись во всем?
        - Рит, это Лев Борисович, мой начальник. Нам нужно поговорить, поэтому он здесь. Лев Борисович, моя сестра, Маргарита.
        Ритка кивает в ответ на его приветствие, а потом сдвигает брови, глядя на меня. Ей и говорить ничего не надо: и так понятно, к каким выводам она пришла. Десятый час вечера - самое время для разговора с начальством. Еще и дома, почти наедине. Ведь Соня скоро уснет, а мы останемся вдвоем.
        - Пойдем, я тебе покажу мои игрушки, - дочка даже со мной поздороваться забывает, спрыгивает с рук Невельского на пол и тянет его за собой в комнату. А он не только не сопротивляется, кажется, даже рад этому.
        Едва мы остаемся вдвоем, Рита тут же накидывается на меня:
        - Варь, это как понимать? Ты что вообще творишь?
        - Ничего не творю! - кошусь в сторону детской, стараясь говорить как можно тише, потому что слишком хорошо знаю, какая слышимость в нашей квартире. Не хватало еще, чтобы до Льва долетело хоть что-то из нашего разговора. - Сказала же: это деловая встреча. Не придумывай того, чего и в помине нет.
        - Ну-ну, - скептически щурится сестра. - Дело твое, конечно, но ты зря это делаешь. Из таких разговоров ничего хорошего обычно не получается.
        - Тебе домой не пора? - сейчас в любом случае не время что-то ей доказывать. Соне надо ложиться спать, да и Невельского задерживать даже на лишнюю минуту я не хочу.
        Захожу в дочкину комнату и обнаруживаю своего гостя, ползающим вместе с дочкой на коленках посреди целой кучи рассыпанных деталей от LEGO Disney Princess. И когда только она успела все это достать? Рита бы ни за что не разрешила подобного перед сном, значит, вывалила на пол только что, хвастаясь перед мужчиной своими сокровищами.
        - Малыш, ты забыла посмотреть на часы. Что мы сейчас с тобой должны делать?
        - Ну, ма-а-а-м! Пожалуйста! - ее личико приобретает умоляющее выражение. - Мы только построим чуть-чуть.
        - Милая, чуть-чуть не получится. Здесь работы до утра, а завтра нам рано вставать в садик. Поэтому быстренько все собираем - и умываться.
        Моя послушная девочка надувает губы. Смешно хмурится и начинает сопеть, как маленький ежик. И колючки бы наверняка сейчас выставила в мою сторону, если бы они у нее были.
        Это так необычно, что я теряюсь. Тоже опускаюсь на колени рядом с малышкой и пытаюсь немного ее урезонить.
        - Солнышко, ну ты же знаешь, что так поздно мы не играем!
        - А раньше не было дяди Левы! - парирует она, и пока я размышляю, что ответить на эту непреложную истину, вмешивается сам Невельский. Тянет с полки коробку, в которой и лежал Сонин клад, и быстро начинает складывать все обратно.
        - Давай, помогай мне! - улыбается ей так светло и открыто, словно и не был всего несколько минут назад в машине мрачнее тучи. - Мы же не будем нарушать правила? Поиграем в другой раз.
        - Честно-честно? - Соня тут же хватается за его слова. - Ты к нам еще придешь?
        - Если ты захочешь - обязательно, - смотрит ей прямо в глаза, - И если мама разрешит.
        - Мамочка, ты же разрешишь? - в голосе и взгляде дочери столько надежды, что мне снова ничего не остается, кроме как кивнуть.

***
        Засыпает она, к счастью, быстро, и я выхожу на кухню, где дожидается меня мужчина. Невельский стоит у окна, задумчиво всматриваясь в темноту вечера. Поворачивается на мои шаги с легкой и явно виноватой улыбкой.
        - Простите, Варя, не хотел нарушать ваш привычный распорядок. Не смог отказать. Соня… она удивительная. Так захотелось провести с ней несколько минут.
        Я, как совсем недавно Рита, разве что рот не приоткрываю от изумления. Не ожидала услышать ничего подобного. Да, дети умиляют, и я сама не могу устоять против Сонечкиных просьб, но он… он же ее совсем не знает… И, как мне показалось, не особенно хочет узнавать. Но выходит, что я ошиблась?
        Лев чуть приподнимает плечи.
        - Поверить не могу, что она… что я… в то, что вы рассказали.
        Я киваю.
        - Если хотите, можно сделать тест, чтобы убедиться наверняка.
        Но мужчина тотчас качает головой.
        - Нет. Я не это имел в виду. Не то, что не поверил вам… Просто сама ситуация… она слишком нереальная. Я был уверен, что у меня никогда не будет детей.
        Это настолько неожиданно, что я выпаливаю, не успевая обдумать уместность своего вопроса:
        - Почему?
        Улыбка на его лице тает, мужчина молчит, глядя на меня, но как будто сквозь, а потом очень тихо отвечает:
        - У меня был сын. Несколько лет назад он… погиб.
        Кажется, что-то рвется внутри после этих слов. Я застываю, снова видя, как мертвеет обращенный ко мне взгляд.
        Сразу вспоминаю, как всегда трясусь от страха даже при обычном подъеме температуры у Сонечки. А такое и представить немыслимо… Не знаю, что было бы со мной, как смогла бы жить дальше, если бы…
        От разлившейся в груди тяжести становится больно дышать. Будто заглядываю в пропасть, мрачную и бездонную. Ежусь от холода, обхватываю себя руками, но теплее не становится. А он… не представляю, что творится сейчас в его душе. Прошло несколько лет? Наверно, для таких событий вообще нет срока давности.
        - Простите меня… - выдыхаю, не узнавая собственного голоса. - Я ничего не знала и…
        Невельский останавливает меня коротким жестом, на мгновенье дотрагиваясь до руки.
        - Не извиняйтесь. Никто не знал… кроме самых близких людей. Да и незачем это…
        Он снова поворачивается к окну и внезапно начинает говорить, то ли мне, то ли что-то напоминая себе самому.
        - Он сильно разболелся. Температура поднялась, а скорая все никак не могла приехать. Мы решили ехать в больницу, сами. Чтобы было быстрее. В машине ему стало хуже, он расплакался. Жена взяла его на руки из кресла, чтобы как-то успокоить. А я… я набросился на нее. Сам не понимаю, зачем. Она с ума сходила, переживала за сына, а тут еще я со своими нравоучениями. Наговорил столько всего. Что болезнь - не повод не пристегиваться, что это опасно. Мы поссорились даже, а Тимка… он еще сильнее начал плакать. Я не знаю, что случилось. Не отрывался от дороги, не отвлекался, но… Не понимаю, как мог не заметить встречную машину… Она вылетела как будто из ниоткуда… Или я обезумел настолько, что уже ничего не видел…
        Лев подается вперед, прижимаясь лбом к стеклу. Закрывает глаза. Вроде бы находится здесь, рядом со мной, но я понимаю, что только физически. А все его существо обращается туда, в прошлое, в тот кошмарный день. Он долго молчит, а потом тихо выдыхает, все так же не открывая глаз:
        - Мы с женой отделались очень легко. У Оли перелом руки, а у меня и вовсе какая-то ерунда. Пара ссадин, синяки. А Тим… он даже не дотянул до приезда скорой. Я так торопился помочь ему, облегчить страдания от простуды, что не довез… Понимаете? - вздрагивает всем телом, резко поворачиваясь ко мне. - Я не довез собственного сына до больницы.
        Я сглатываю подступивший к горлу горький ком. Осторожно касаюсь плеча мужчины.
        - Это был несчастный случай.
        Он качает головой.
        - Нет, не случай, Варя. Я его не довез. Это целиком моя вина.
        Не знаю, что сказать. Что вообще говорят в таких случаях? Он ведь сам давным-давно вынес себе приговор, и вряд ли мои жалкие слова утешения способны хоть что-то изменить.
        В груди делается так больно, словно это моя потеря. Мне не приходилось, к счастью, переживать ничего подобного, но все равно слишком хорошо понимаю, что он чувствует сейчас. И как это нестерпимо тяжело. Потому и не могу сдержать слез, вырывающихся из глаз.
        Невельский не смотрит на меня, снова поглощенный своими мыслями, но мой всхлип выдергивает его из этого забвения. И он ошарашенно впивается в мое лицо тоже затянутым влажной пеленой взглядом.
        - Простите, Варя, я расстроил вас своими откровениями. Должен был все объяснить…
        Я киваю, не в силах остановить льющиеся по щекам ручейки, а он продолжает с какой-то обреченностью.
        - После этого… все как будто сломалось. Мы продолжали жить, ходить на работу, делать какие-то дела. Как заведенные куклы, ничего при этом не чувствуя. Нас не осталось, тех, какими мы были раньше. От семьи не осталось ничего. Просто два человека в опустевшем доме.
        Мужчина вздыхает, кривя губы в каком-то жутком подобии улыбки.
        - Говорят, есть специалисты, которые лечат такие состояния. Советуют что-то, находят выход. Чушь все это собачья! Как можно вылечить смерть? Чем искупить вину, если ты все равно уже везде опоздал?
        Он не ждет ответа, лишь выплескивает то, что разрывает сердце изнутри.
        - А потом в какой-то момент мы решили, что можем попытаться еще раз. Нет, не начать сначала, просто двинуться по еще одному пути… похожему. Снова родить ребенка. Жена даже на какое-то время загорелась этой идеей. Стала почти похожей на себя прежнюю. Но ничего не выходило, а когда мы обратились к врачам, они сказали, что единственный способ - это ЭКО. Вот так и вышло, что я оказался в той клинике. Вернее, мы оказались.
        - А потом? - я понимаю, что причиняю ему еще большую боль расспросами. Но и остановиться уже нельзя. Мы зашли слишком далеко в этой откровенности.
        - В день процедуры Оля сказала, что не будет ничего делать. Никакой другой ребенок не заменит ей Тимку, и она даже пытаться не хочет все это переживать заново. Предавать его таким образом… Я ни на чем не настаивал, потому что и сам думал примерно так же… И тогда врач попросил нас дать разрешение на использование… материала. Сказал, что это может подарить кому-то другому шанс начать новую жизнь. Стать счастливым. Жена согласилась, а мне… мне было все равно. Вообще плохо помню следующие формальности. Да, заполнял какую-то анкету. Фотографию, кажется, вообще отвозила Ольга. Не думал об этом больше ни разу… до разговора с вами. А теперь… - он переводит черный, безжизненный взгляд на такую же черную ночь за окном, - я не знаю, что делать со всем этим, Варя. Не понимаю, что чувствую. Кто мы с Соней друг для друга?
        ГЛАВА 8
        Он вроде бы и задал вопрос, но вряд ли мой ответ сейчас способен что-то поменять. Если бы это был кто-то близкий, сестра или подруга, я обняла бы ее и дала бы волю слезам, которые отчаянно рвались наружу. Мы бы наревелись вдвоем и, возможно, стало бы немного легче.
        Но передо мной мужчина. Мой начальник и чужой муж. И я не имею права даже ободряюще сжать ему руку. Да и не нуждается Невельский в моем ободрении. Сам себе и судья, и палач.
        Но зачем-то же он пошел сегодня на встречу со мной. Для чего-то обнажил душу, хоть это и заставило старые раны вновь кровоточить. И хоть я понимаю не больше, чем он, почему-то думаю, что не просто так все произошло.
        - Может, и не надо пока ничего делать?
        Он оборачивается и растерянно смотрит на меня, явно не ожидая такого вопроса. А я внезапно вспоминаю, как медленно, по крохам, возвращала себе возможность снова улыбаться. Тогда, после развода, когда поначалу казалось, что новый день никогда не наступит, настолько темной и холодной была моя жизнь.
        - Я хотела бы сказать что-то умное и правильное, но у меня нет таких слов, - тихо произношу, глядя в его глаза. Серьезные и такие печальные, что снова хочется плакать. - История, которую вы рассказали, ужасна. И мне безумно жаль, что это случилось с вами… с вашим мальчиком.
        Его скулы дергаются, и я опускаю ресницы, задерживая слезы. Но когда открываю глаза, лицо Невельского уже опять непроницаемо.
        - Но простое сожаление… от него ведь не станет легче. Я не знаю, от чего станет… - и станет ли вообще. Но я рада, что все вам рассказала, - произношу это и понимаю, что действительно испытываю что-то, похожее на облегчение. Несмотря на все открывшиеся подробности не жалею о том, что призналась.
        - Рады? - его брови вопросительно приподнимаются. - Почему же?
        Возможно, в других обстоятельствах не решилась бы на подобное признание, но сейчас это выходит как-то само собой. Я видела его жену и слишком хорошо понимаю, что мне никогда в жизни не стать для нее соперницей. Нас даже сравнивать нельзя. Да и тяжесть нашего разговора не подразумевает никакого намека на романтику. Поэтому признаюсь, не боясь, что он неверно истолкует мои слова.
        - Я считаю вас порядочным и достойным человеком. И не могла бы мечтать о лучшем отце для моей дочери. Даже если мы больше никогда не вернемся к этому разговору, и вы не захотите с ней общаться.
        - Соня чудесная, - тихо отзывается он. - Просто я разучился делать кого-то счастливым. Особенно ребенка. И меньше всего на свете хотел бы причинить ей боль. Или вам…
        - Лев Борисович, - останавливаю я его. - Вы так говорите, будто оправдываетесь передо мной. Но этого же не нужно. Я ведь ни о чем не прошу. И не жду ничего. Ни внимания к Соне, ни помощи.
        Старательно моргаю, но слезы все равно подступают слишком быстро и срываются из глаз, а обращенный ко мне пристальный взгляд не оставляет надежды, что это окажется незамеченным.
        - Я просто хотела, чтобы вы о ней знали. Что она родилась благодаря вам.
        - Это случайность, Варя, - он качает головой. - Просто случайность.
        - Совсем недавно вы сказали, что произошедшее с вами не было случайностью, - возражаю я. И чем больше говорю, тем сильнее в этом убеждаюсь. - Вот и сейчас я должна повторить то же самое. Не верю в ТАКУЮ случайность. Не верю, что семь лет назад случайно попала в ту же самую клинику, которую посещали вы. Она была мне совсем не по карману. Как и почему оказалась именно там, - долгая история, но точно не случайная. Как и моя работа в вашем ресторане. Как и альбом с фотографиями, который вы почему-то не увезли домой.
        - Хотите сказать, что это судьба?
        - А вы хотите со мной поспорить? - и откуда только у меня хватает смелости почти что препираться с ним? - Не стоит. Мои аргументы все равно весомее.
        - Допустим, - мужчина впервые за долгое время слабо улыбается. - И что же мы будем делать с такими судьбоносными событиями?
        Я стараюсь не думать о том, как мне нравится это его «мы». Потому что нас нет и никогда не будет, да и вообще придираться к оборотам речи - не самое лучшее сейчас. Куда важнее то, что смертельная тоска в его глазах хотя бы немного отступила.
        - Ничего не будем. Пусть все идет, как идет. Раз уже это состоялось, то и дальше тоже что-то обязательно будет происходить. Можно просто подождать.
        Лев задумчиво смотрит на меня, а потом невесело усмехается.
        - Будем плыть по течению? Возможно, вы и правы. Давайте подождем. Меня эти новости настолько потрясли, что наверно, должно пройти какое-то время, прежде чем все уляжется и станет хоть сколько-нибудь понятным. А сейчас я должен идти, простите, - он бросает взгляд на часы. - Уже поздно.
        А уже у самой двери, перед тем как выйти из квартиры, неожиданно произносит, снова на мгновенье оборачиваясь ко мне:
        - Знаете, Варя, я внезапно понял, что тоже рад, - и на незаданный вопрос поясняет: - Рад, что моя дочь родилась именно у вас.

***
        - Мамочка, а когда дядя Лева снова к нам придет? - за завтраком этот вопрос интересует Сонечку куда больше, чем каша в тарелке.
        - Не знаю, малыш, у него очень много дел.
        - Но он обещал! - дочка смотрит на меня с укором: как я только могу сомневаться? Я и не сомневаюсь, просто не знаю, когда у Невельского в следующий раз появится такая возможность. И желание.
        Мы с ним ни о чем не договорились, ничего не планировали. Да, я долго не могла уснуть после его ухода, раз за разом прокручивая в голове нашу встречу. Повторяла про себя сказанные слова, особенно те, что прозвучали в самом конце. Такие комплименты - непосильное испытание для моего бедного сердца. Я и так слишком много думаю об этом мужчине. Непростительно много. И раньше думала, а теперь - и подавно. И хоть не признаюсь никому и никогда, что влюблена в него, скрывать это от себя самой становится все труднее.
        - Обещал. И он обязательно обещание выполнит, - отвечаю Соне. - Только возможно, что придется подождать. Дядя Лева много работает.
        - Как ты? - уточняет дочка, и я улыбаюсь. Моя маленькая прелесть, она всех и каждого сравнивает со мной! И это так мило.
        - Еще больше, солнышко. Поэтому давай договоримся, что ты будешь терпеливой девочкой и подождешь, сколько будет нужно, - малышка кивает, и я добавляю: - А сейчас доешь свою кашку, и мы пойдем в сад.

***
        В ресторане Невельского нет, и я вспоминаю, что сегодня - один из тех дней, когда шеф работает с поставщиками или решает еще какие-то вопросы в других местах. Это совершенно обычно, но очень грустно.
        После нашего разговора мне очень хочется его увидеть, хотя бы издали. Не знаю, зачем. Он точно не попросил бы о новой встрече с Соней так скоро, потому что наверняка по-прежнему не успел все осознать. Понимаю это, но все равно расстраиваюсь. И даже зарплата, о которой я тоже благополучно забыла, не особенно улучшает настроение.
        Правда, это повод забежать в торговый центр перед тем, как забирать Соню. На днях присмотрела для нее новую кофточку и нарядное платье. Красивое, как у маленькой принцессы. Сразу не хватило денег купить, а сегодня как раз времени достаточно.
        Складываю покупки в пакет и уже собираюсь к выходу, как вдруг на глаза попадается большая красная надпись «SALE» на витрине бутика нижнего белья.
        Люблю этот магазинчик, хоть и позволяю себе зайти в него очень нечасто. На новые коллекции там можно только любоваться, а вот на распродаже иногда кое-что беру. И сейчас решаю заглянуть: старые ночнушки давно истрепались, и покупка со скидкой не должна нанести серьезного ущерба моему бюджету.
        В таких дорогих магазинах обычно не задерживаюсь надолго. Беру то, что нужно, стараясь не заглядываться на другие вещи. Вот и теперь быстро выбираю нужную ночную рубашку и направляюсь к примерочной, но взгляд цепляется за стоящую в нескольких метрах от меня женщину.
        Сначала смотрю на длинные изящные пальцы с дорогим маникюром. Кружевное невесомое белье смотрится в них невероятно красиво. Обручальное кольцо с большим камнем, массивный браслет на запястье. Я далеко не специалист по украшениям, но тут и знаний особых не надо. Сразу видно, что это не обычная бижутерия. Ее обладательнице наверняка не нужно, как мне, дожидаться распродаж, чтобы сделать покупку. Может позволить себе вот это, из новой коллекции.
        Перевожу взгляд на лицо женщины и едва успеваю прикусить губу, чтобы не вскрикнуть. Ольга Невельская равнодушно мажет по мне взглядом, в котором нет ни грамма узнавания. Да и с чего бы ей помнить обычную официантку? Она ведь, появляясь в ресторане, смотрит в меню, а не на таких, как я. Снова отворачивается к стойке с бельем.
        - Дорогой, а как тебе эти? - крутит в руках крохотные кружевные стринги. - По-моему, очень миленькие. Нравится? Ты же пойдешь со мной в примерочную?
        Ее спутника не видно из-за высокой витрины с целой кучей бюстгальтеров, и хоть я и мечтала совсем недавно о новой встрече с Невельским, совершенно не хочу, чтобы эта встреча произошла в таком месте. Мне слишком неловко, да и мысли о том, что он здесь затем, чтобы помочь жене выбрать нижнее белье, еще больше все усложняют.
        Да, потом она наденет эту бесстыдную красоту для него. А он… сначала будет любоваться, а потом… потом… В голову лезет то, о чем я вообще не должна думать. Конечно, они спят вместе. Они давно женаты, и их столько всего связывает. Даже эта трагедия, подобные вещи ведь делают людей по-особенному близкими. И Ольга такая красивая. Перед ней не устоит ни один мужчина, а я столько раз видела, как Лев смотрит на нее.
        - Вы будете мерить? - в мои мятущиеся мысли вклинивается голос продавца. Девушка улыбается и сейчас очень сильно напоминает мне меня саму. Ей тоже по должности положено носить такую же маску: улыбку при любых обстоятельствах, даже если клиентка напрочь забыла, зачем вообще пришла в магазин.
        - Простите, в другой раз, - тихо отзываюсь, возвращая ей сорочку. Теперь уже не до покупок. Еще не хватало оказаться с Ольгой Невельской в соседних кабинках. И с ним.
        Продавщица понимающе кивает и отходит в сторону, а я тороплюсь уйти. Скорее, пока меня не обнаружили. Пробираюсь в узкий проход возле стойки с шелковыми пижамами, а за спиной звучит смех Невельской. Наверное, впервые в жизни слышу, как она смеется. Сейчас эта женщина совсем не похожа на ту раздраженную, вечно недовольную особу, которую приходится видеть в ресторане. И это, наверно, хорошо. Говорят же, что шопинг способен оказывать положительное воздействие. Им с мужем давно пора перестать оплакивать прошлое и хотя бы попытаться снова стать счастливыми.
        - Так пойдешь? - смеясь, переспрашивает женщина, и я спотыкаюсь, когда до меня долетает ответ ее спутника.
        - Конечно, дорогая.
        Все вроде бы правильно. Именно такие слова должен говорить любящий муж своей жене. И мне бы порадоваться за них, да только… только это голос совсем не Невельского.
        Я медленно разворачиваюсь туда, откуда только что так спешила уйти. Наверняка показалось, или просто ошиблась. Говорят же, что голос человека часто воспринимается иначе, когда ты не видишь его самого. Смотрю на роскошную женщину с целым ворохом белья в руках. И наконец-то замечаю ее спутника. Он стоит спиной ко мне, но даже этого вполне достаточно, чтобы разглядеть удлиненные светлые волосы и совсем другое телосложение. Я зажимаю ладонью рот и бросаюсь прочь из магазина.
        ГЛАВА 9
        Он вроде бы и задал вопрос, но вряд ли мой ответ сейчас способен что-то поменять. Если бы это был кто-то близкий, сестра или подруга, я обняла бы ее и дала бы волю слезам, которые отчаянно рвались наружу. Мы бы наревелись вдвоем и, возможно, стало бы немного легче.
        Но передо мной мужчина. Мой начальник и чужой муж. И я не имею права даже ободряюще сжать ему руку. Да и не нуждается Невельский в моем ободрении. Сам себе и судья, и палач.
        Но зачем-то же он пошел сегодня на встречу со мной. Для чего-то обнажил душу, хоть это и заставило старые раны вновь кровоточить. И хоть я понимаю не больше, чем он, почему-то думаю, что не просто так все произошло.
        - Может, и не надо пока ничего делать?
        Он оборачивается и растерянно смотрит на меня, явно не ожидая такого вопроса. А я внезапно вспоминаю, как медленно, по крохам, возвращала себе возможность снова улыбаться. Тогда, после развода, когда поначалу казалось, что новый день никогда не наступит, настолько темной и холодной была моя жизнь.
        - Я хотела бы сказать что-то умное и правильное, но у меня нет таких слов, - тихо произношу, глядя в его глаза. Серьезные и такие печальные, что снова хочется плакать. - История, которую вы рассказали, ужасна. И мне безумно жаль, что это случилось с вами… с вашим мальчиком.
        Его скулы дергаются, и я опускаю ресницы, задерживая слезы. Но когда открываю глаза, лицо Невельского уже опять непроницаемо.
        - Но простое сожаление… от него ведь не станет легче. Я не знаю, от чего станет… - и станет ли вообще. Но я рада, что все вам рассказала, - произношу это и понимаю, что действительно испытываю что-то, похожее на облегчение. Несмотря на все открывшиеся подробности не жалею о том, что призналась.
        - Рады? - его брови вопросительно приподнимаются. - Почему же?
        Возможно, в других обстоятельствах не решилась бы на подобное признание, но сейчас это выходит как-то само собой. Я видела его жену и слишком хорошо понимаю, что мне никогда в жизни не стать для нее соперницей. Нас даже сравнивать нельзя. Да и тяжесть нашего разговора не подразумевает никакого намека на романтику. Поэтому признаюсь, не боясь, что он неверно истолкует мои слова.
        - Я считаю вас порядочным и достойным человеком. И не могла бы мечтать о лучшем отце для моей дочери. Даже если мы больше никогда не вернемся к этому разговору, и вы не захотите с ней общаться.
        - Соня чудесная, - тихо отзывается он. - Просто я разучился делать кого-то счастливым. Особенно ребенка. И меньше всего на свете хотел бы причинить ей боль. Или вам…
        - Лев Борисович, - останавливаю я его. - Вы так говорите, будто оправдываетесь передо мной. Но этого же не нужно. Я ведь ни о чем не прошу. И не жду ничего. Ни внимания к Соне, ни помощи.
        Старательно моргаю, но слезы все равно подступают слишком быстро и срываются из глаз, а обращенный ко мне пристальный взгляд не оставляет надежды, что это окажется незамеченным.
        - Я просто хотела, чтобы вы о ней знали. Что она родилась благодаря вам.
        - Это случайность, Варя, - он качает головой. - Просто случайность.
        - Совсем недавно вы сказали, что произошедшее с вами не было случайностью, - возражаю я. И чем больше говорю, тем сильнее в этом убеждаюсь. - Вот и сейчас я должна повторить то же самое. Не верю в ТАКУЮ случайность. Не верю, что семь лет назад случайно попала в ту же самую клинику, которую посещали вы. Она была мне совсем не по карману. Как и почему оказалась именно там, - долгая история, но точно не случайная. Как и моя работа в вашем ресторане. Как и альбом с фотографиями, который вы почему-то не увезли домой.
        - Хотите сказать, что это судьба?
        - А вы хотите со мной поспорить? - и откуда только у меня хватает смелости почти что препираться с ним? - Не стоит. Мои аргументы все равно весомее.
        - Допустим, - мужчина впервые за долгое время слабо улыбается. - И что же мы будем делать с такими судьбоносными событиями?
        Я стараюсь не думать о том, как мне нравится это его «мы». Потому что нас нет и никогда не будет, да и вообще придираться к оборотам речи - не самое лучшее сейчас. Куда важнее то, что смертельная тоска в его глазах хотя бы немного отступила.
        - Ничего не будем. Пусть все идет, как идет. Раз уже это состоялось, то и дальше тоже что-то обязательно будет происходить. Можно просто подождать.
        Лев задумчиво смотрит на меня, а потом невесело усмехается.
        - Будем плыть по течению? Возможно, вы и правы. Давайте подождем. Меня эти новости настолько потрясли, что наверно, должно пройти какое-то время, прежде чем все уляжется и станет хоть сколько-нибудь понятным. А сейчас я должен идти, простите, - он бросает взгляд на часы. - Уже поздно.
        А уже у самой двери, перед тем как выйти из квартиры, неожиданно произносит, снова на мгновенье оборачиваясь ко мне:
        - Знаете, Варя, я внезапно понял, что тоже рад, - и на незаданный вопрос поясняет: - Рад, что моя дочь родилась именно у вас.

***
        - Мамочка, а когда дядя Лева снова к нам придет? - за завтраком этот вопрос интересует Сонечку куда больше, чем каша в тарелке.
        - Не знаю, малыш, у него очень много дел.
        - Но он обещал! - дочка смотрит на меня с укором: как я только могу сомневаться? Я и не сомневаюсь, просто не знаю, когда у Невельского в следующий раз появится такая возможность. И желание.
        Мы с ним ни о чем не договорились, ничего не планировали. Да, я долго не могла уснуть после его ухода, раз за разом прокручивая в голове нашу встречу. Повторяла про себя сказанные слова, особенно те, что прозвучали в самом конце. Такие комплименты - непосильное испытание для моего бедного сердца. Я и так слишком много думаю об этом мужчине. Непростительно много. И раньше думала, а теперь - и подавно. И хоть не признаюсь никому и никогда, что влюблена в него, скрывать это от себя самой становится все труднее.
        - Обещал. И он обязательно обещание выполнит, - отвечаю Соне. - Только возможно, что придется подождать. Дядя Лева много работает.
        - Как ты? - уточняет дочка, и я улыбаюсь. Моя маленькая прелесть, она всех и каждого сравнивает со мной! И это так мило.
        - Еще больше, солнышко. Поэтому давай договоримся, что ты будешь терпеливой девочкой и подождешь, сколько будет нужно, - малышка кивает, и я добавляю: - А сейчас доешь свою кашку, и мы пойдем в сад.

***
        В ресторане Невельского нет, и я вспоминаю, что сегодня - один из тех дней, когда шеф работает с поставщиками или решает еще какие-то вопросы в других местах. Это совершенно обычно, но очень грустно.
        После нашего разговора мне очень хочется его увидеть, хотя бы издали. Не знаю, зачем. Он точно не попросил бы о новой встрече с Соней так скоро, потому что наверняка по-прежнему не успел все осознать. Понимаю это, но все равно расстраиваюсь. И даже зарплата, о которой я тоже благополучно забыла, не особенно улучшает настроение.
        Правда, это повод забежать в торговый центр перед тем, как забирать Соню. На днях присмотрела для нее новую кофточку и нарядное платье. Красивое, как у маленькой принцессы. Сразу не хватило денег купить, а сегодня как раз времени достаточно.
        Складываю покупки в пакет и уже собираюсь к выходу, как вдруг на глаза попадается большая красная надпись «SALE» на витрине бутика нижнего белья.
        Люблю этот магазинчик, хоть и позволяю себе зайти в него очень нечасто. На новые коллекции там можно только любоваться, а вот на распродаже иногда кое-что беру. И сейчас решаю заглянуть: старые ночнушки давно истрепались, и покупка со скидкой не должна нанести серьезного ущерба моему бюджету.
        В таких дорогих магазинах обычно не задерживаюсь надолго. Беру то, что нужно, стараясь не заглядываться на другие вещи. Вот и теперь быстро выбираю нужную ночную рубашку и направляюсь к примерочной, но взгляд цепляется за стоящую в нескольких метрах от меня женщину.
        Сначала смотрю на длинные изящные пальцы с дорогим маникюром. Кружевное невесомое белье смотрится в них невероятно красиво. Обручальное кольцо с большим камнем, массивный браслет на запястье. Я далеко не специалист по украшениям, но тут и знаний особых не надо. Сразу видно, что это не обычная бижутерия. Ее обладательнице наверняка не нужно, как мне, дожидаться распродаж, чтобы сделать покупку. Может позволить себе вот это, из новой коллекции.
        Перевожу взгляд на лицо женщины и едва успеваю прикусить губу, чтобы не вскрикнуть. Ольга Невельская равнодушно мажет по мне взглядом, в котором нет ни грамма узнавания. Да и с чего бы ей помнить обычную официантку? Она ведь, появляясь в ресторане, смотрит в меню, а не на таких, как я. Снова отворачивается к стойке с бельем.
        - Дорогой, а как тебе эти? - крутит в руках крохотные кружевные стринги. - По-моему, очень миленькие. Нравится? Ты же пойдешь со мной в примерочную?
        Ее спутника не видно из-за высокой витрины с целой кучей бюстгальтеров, и хоть я и мечтала совсем недавно о новой встрече с Невельским, совершенно не хочу, чтобы эта встреча произошла в таком месте. Мне слишком неловко, да и мысли о том, что он здесь затем, чтобы помочь жене выбрать нижнее белье, еще больше все усложняют.
        Да, потом она наденет эту бесстыдную красоту для него. А он… сначала будет любоваться, а потом… потом… В голову лезет то, о чем я вообще не должна думать. Конечно, они спят вместе. Они давно женаты, и их столько всего связывает. Даже эта трагедия, подобные вещи ведь делают людей по-особенному близкими. И Ольга такая красивая. Перед ней не устоит ни один мужчина, а я столько раз видела, как Лев смотрит на нее.
        - Вы будете мерить? - в мои мятущиеся мысли вклинивается голос продавца. Девушка улыбается и сейчас очень сильно напоминает мне меня саму. Ей тоже по должности положено носить такую же маску: улыбку при любых обстоятельствах, даже если клиентка напрочь забыла, зачем вообще пришла в магазин.
        - Простите, в другой раз, - тихо отзываюсь, возвращая ей сорочку. Теперь уже не до покупок. Еще не хватало оказаться с Ольгой Невельской в соседних кабинках. И с ним.
        Продавщица понимающе кивает и отходит в сторону, а я тороплюсь уйти. Скорее, пока меня не обнаружили. Пробираюсь в узкий проход возле стойки с шелковыми пижамами, а за спиной звучит смех Невельской. Наверное, впервые в жизни слышу, как она смеется. Сейчас эта женщина совсем не похожа на ту раздраженную, вечно недовольную особу, которую приходится видеть в ресторане. И это, наверно, хорошо. Говорят же, что шопинг способен оказывать положительное воздействие. Им с мужем давно пора перестать оплакивать прошлое и хотя бы попытаться снова стать счастливыми.
        - Так пойдешь? - смеясь, переспрашивает женщина, и я спотыкаюсь, когда до меня долетает ответ ее спутника.
        - Конечно, дорогая.
        Все вроде бы правильно. Именно такие слова должен говорить любящий муж своей жене. И мне бы порадоваться за них, да только… только это голос совсем не Невельского.
        Я медленно разворачиваюсь туда, откуда только что так спешила уйти. Наверняка показалось, или просто ошиблась. Говорят же, что голос человека часто воспринимается иначе, когда ты не видишь его самого. Смотрю на роскошную женщину с целым ворохом белья в руках. И наконец-то замечаю ее спутника. Он стоит спиной ко мне, но даже этого вполне достаточно, чтобы разглядеть удлиненные светлые волосы и совсем другое телосложение. Я зажимаю ладонью рот и бросаюсь прочь из магазина.
        ГЛАВА 10
        У его глаз цвет кофе. Густого, крепкого, который хочется смаковать по глотку, наслаждаясь потрясающим вкусом. Каждый из таких глотков обжигает, но тебе и в голову не придет остановиться. Наоборот, хочется, чтобы напиток не заканчивался. Пить и пить, всматриваясь в темную соблазняющую глубину.
        Дыхание мужчины касается моих губ, а рука по-прежнему едва ощутимо задевает щеку. Он ведет подушечкой пальца по скуле, убирая вновь соскользнувшую с ресниц каплю.
        - Почему вы плачете, Варя? Что случилось?
        Конечно, видит, раскрытую коробку в моих руках.
        - Это из-за меня? Я вас расстроил этим дурацким подарком?
        Мотаю головой, и касания его руки становятся ощутимее. Теплые пальцы. Кожа слегка шершавая, но мне непростительно приятно чувствовать, как он дотрагивается до моего лица. И все острее становится совершенно безумное желание податься вперед, прижимаясь щекой к его ладони. Закрыть глаза и…
        Выдыхая и приказываю себе шагнуть назад. Разорвать этот затянувшийся контакт, на который ни у меня, ни него нет права. Давай, Погодина, вспоминай, как нужно улыбаться клиентам на работе! Никто не должен знать, что у тебя внутри. Особенно он.
        - Нет-нет, Лев Борисович, дело не в вас. Такое иногда бывает. Возвращаюсь домой, расслабляюсь, и накопившиеся за день эмоции выходят слезами. Что-то вроде разрядки.
        Так себе объяснение, еще и приходится выставить себя истеричкой, которая рыдает по вечерам, чтобы сбросить напряжение. Но это все равно лучше, чем дать понять настоящую причину.
        - А подарок вовсе не дурацкий. Он замечательный! Бабочка такая красивая, и вообще это очень мило и приятно, хоть вам и не стоило…
        Невельский чуть растерянно улыбается, не отводя глаз от моего лица.
        - Не удержался. Она напомнила мне вас. Вроде бы хрупкая, невесомая, но там много может. Вы слышали про эффект бабочки?
        Киваю, продолжая растягивать губы в искусственной улыбке. Мне нельзя находиться к нему так близко. Уже и забыла, каково это: вот так тонуть в чьем-то присутствии, отчаянно желая остановить время. Чтобы продолжать смотреть в глаза, чувствовать тепло дыхания, изучать морщинки, которые ничуть не портят его, а лишь делают мудрее и опытнее.
        Ситуацию спасает Соня, которая радостно вылетает в коридор и заявляет, что все съела. Теперь ей срочно нужно переодеть новую подружку в другой наряд, а я обязательно должна помочь. Она наверняка позвала бы еще и «дядю Леву», но Невельский реагирует быстрее.
        - Спасибо за чудесный вечер и ужин. Мне пора. Да и вам уже нужно отдыхать.
        Я не хочу отдыхать и еще меньше хочу, чтобы он уходил, но это правильно. Так лучше… для всех.
        Соня вздыхает, но не спорит, и я понимаю, что малышка устала. Слишком много впечатлений для такой крохи, и поздно уже. Отвожу ее в детскую, усаживая вместе с куклой на кровать, и возвращаюсь, только чтобы проводить гостя.
        - Вам спасибо за подарки… - глаза снова щиплет от слез, и я отвожу взгляд. А мужчина неожиданно спрашивает:
        - Варя, скажите, у вас есть возможность с кем-то оставить Соню вечером в субботу?
        Наверное, изумление на моем лице красноречивее любых слов, потому что он тут же поясняет:
        - Наш ресторан организует кейтеринг за городом. Вы могли бы поработать на этом вечере?
        Вот в чем дело! О предстоящем мероприятии я слышала, да только даже не рассчитывала оказаться там. Виктория как организатор ни за что этого не допустит. Она, скорее, сама выступит в роли официантки, лишь бы не делиться возможностью с неугодными ей людьми. Ничего удивительного: на подобных вечерах платят в три раза больше, чем за обычную смену, и туда попадают только избранные. Я к их числу никогда не относилась, а уж от Вики дождаться приглашения и вовсе немыслимо.
        - Там давно уже набрана команда, - сообщаю ждущему моего ответа Невельскому. - И меня в ее составе нет.
        - Но вы бы хотели там оказаться? - продолжает настаивать он.
        Я пожимаю плечами. Какая разница? От моего желания все равно ничего не зависит.
        - Это решенный вопрос, Лев Борисович.
        Он почему-то улыбается. Что-то неуловимо меняется, и вместо заботливого, задумчивого мужчины я вижу перед собой собранного и даже жесткого человека. Такого, каким он чаще всего бывает на работе. Голос возвращает стальные оттенки.
        - Варя, это будет прием в моем доме. И окончательное решение по поводу персонала принимаю я. Поэтому и спрашиваю, хотели бы вы там поработать? И есть ли с кем оставить Соню на это время?
        Прием в его доме? Не знала… И понятия не имею, чем он руководствуется, приглашая меня туда. Я обычная официантка, и многие девочки работают ничуть не хуже. Да и сама Вика из кожи вон вылезет, лишь бы угодить шефу. Но я была бы полной дурой, если бы отказалась от такой возможности. Дополнительные деньги совсем не помешают, особенно сейчас, когда столько всего нужно купить.
        Правда, теперь он не просто мой начальник, у нас общая дочь… Но разве это имеет какое-то отношение к работе? Мы там даже не увидимся, скорее всего.
        - Моя сестра может посидеть с Сонечкой, она как раз свободна в субботу.
        - Отлично, - кивает Невельский. - Тогда я распоряжусь, чтобы вас внесли в список обслуживающего персонала.
        И уходит, коротко и как-то смазано простившись. А я возвращаюсь к дочке, играю с ней, обнимаю и помогаю приготовиться ко сну. А когда она засыпает, подхожу к окну, всматриваясь в пустынный двор. Лев давно уехал, но я не могу перестать думать о нем. И о нашем разговоре перед уходом. На что я дала согласие?

***
        - Думаешь, ты теперь на особом счету? - цедит сквозь зубы Логинова, склоняясь так, чтобы кроме меня ее никто не услышал. Конечно, она не сумела оспорить распоряжение директора, но и не могла теперь не напоминать при каждом удобном случае, что я заняла чье-то место. - Он просто пожалел тебя из-за твоей девчонки. Не надейся, что его расположение продлится долго.
        Я не отвечаю: на вечере полно работы, да и нет смысла спорить с Викторией. Не понимаю только, почему она так взъелась на меня. Еще больше, чем прежде. Какая ей разница, кто именно отработает в доме Невельского? Сама ведь все равно здесь. Лучше бы следила за тем, чтобы гостям всего хватало.
        Спешу к поднявшему руку в призывном жесте мужчине - отличный повод избавиться от противной компании. Вика не успокоится, конечно, но я потом придумаю, что делать. А сейчас важно другое.
        Мне хочется оправдать доверие Невельского. Это действительно хорошая возможность заработать, и я собираюсь сделать все, от меня зависящее, чтобы он не пожалел о принятом решении.
        У него красивый дом. Очень большой. Стараюсь не думать о том, что Лев живет здесь всего лишь с женой. В таких местах должно быть шумно и весело. Должен звучать детский смех, слышаться топот ног… Это сейчас кругом люди, а когда остаются лишь двое, скорее всего, делается пусто и одиноко.
        Хотя, наверно, ко всему можно привыкнуть. Около часа назад я видела Ольгу, она идеально вписывается в окружающую обстановку. С царственной походкой, в дорогом роскошном платье выглядит настоящей королевой. Вот только порадоваться за ее мужа у меня никак не выходит: мысли то и дело возвращаются к встрече в магазине. Я не могу понять эту женщину. Случившаяся трагедия, конечно, многое изменила. Даже если для Ольги чужие объятья - повод забыться, ее мужу ведь еще тяжелее! Лев до сих пор живет с жутким чувством вины. И продолжает любить…
        Хорошо хоть сегодня они вместе. Я слишком поздно узнала, что прием посвящен дню рождения Невельского. Хотя, что бы изменилось, если бы кто-то просветил меня раньше? Лев по-прежнему мой начальник, им и останется. Конечно, я поучаствовала в общем подарке от коллектива, но даже не знаю, что они купили. Или просто вручили ему конверт с собранными деньгами. Это неважно. Такие безликие подношения, может, и приятны, но мало что выражают. То, что я чувствую к нему, - точно нет.
        Но на другое у меня нет ни прав, ни возможностей. Я не знакома с его вкусами, да и вряд ли осмелилась бы что-то подарить лично от себя.
        Все, что могу, - лишь немножечко помечтать, представляя… Нет, и это нельзя! Я и так слишком далеко зашла в своих мечтах. Когда вспоминала бессчетное количество раз, как он касался моей щеки, стирая слезы. Когда думала о его теплом дыхании на ничтожно близком расстоянии от моих губ. Почему мы не встретились в другое время и при других обстоятельствах?
        Отгоняю непрошенные мысли, заставляя себя сосредоточиться на гостях и работе. Сегодня здесь несколько десятков человек, и некоторые решили расположиться не за основными столиками, а разбрестись по саду. Вот и приходится то и дело проверять, бегая из одного места в другое, чтобы ни чей заказ не задержался.
        А самого виновника торжества почему-то среди гостей нет. Мы виделись лишь мельком в самом начале вечера, когда звучали поздравления и вручались подарки. А потом Лев куда-то ушел. Наверно, общается с кем-то из прибывших на праздник. Не удивлюсь, если наша администратор сама решила его обслуживать. Мне туда точно не стоит соваться.
        - Девушка! - грузный лысоватый мужчина окликает меня из беседки, где он расположился не то с дочкой, не то с юной подругой. Поднимается, покачиваясь, и растекается в улыбке при моем приближении. Смотрит на бейдж и кивает каким-то своим мыслям.
        - Варвара, а принесите нам еще вина! И фруктов! Ах да, - он оборачивается к своей спутнице, - Где, ты говоришь, оставила пакет? Наверху в гостевой? Так мы девушку сейчас попросим, она все сделает! - снова смотрит на меня. - Варя, синий бумажный пакет в доме у камина. Не сочтите за труд, так не хочется куда-то идти из этой уютной беседки. Вы же поможете?
        Вряд ли стоит объяснять ему, что я официантка, а не девочка на побегушках, которую можно отправить с любым поручением. Мужчина не слишком трезв, чтобы внимать объяснениям, но вполне вежлив. Да и мне нетрудно выполнить его просьбу. Улыбаюсь привычной улыбкой, еще раз уточняя, где именно находится пакет. И направляюсь в дом.
        Пользуясь случаем, оглядываюсь по сторонам. На втором этаже я не была, да и вряд ли предоставится другая возможность. Официанты работают внизу, на веранде и в саду, а здесь даже никого из гостей сейчас нет.
        Так волнительно находиться в ЕГО доме. Я будто прикасаюсь к чему-то очень личному, заглядываю в мир, привлекательный и заманчивый, но к которому не имею никакого отношения.
        Странные ощущения. Здесь просторно и светло, и каждая, даже крошечная деталь интерьера - на своем месте. Но не чувствуется ни уюта, ни тепла.
        Давай, Погодина, накрути себя еще больше! Придумай, как тяжело ему живется в этом холодном дворце вместе с женой-изменницей. Да только это его выбор, и тебя он никоим образом не касается. Хотел бы что-то изменить - давно бы сделал это. А раз остается с ней, значит, любит. Так что забирай пакет, за которым тебя отправили, и возвращайся на работу!
        Хорошо хоть не вслух разговариваю сама с собой. Услышит кто - от стыда умереть можно.
        Я не сразу нахожу нужную дверь. Здесь сразу несколько похожих, за одной из них оказывается кабинет, другая ведет тоже в гостевую комнату, но никакого камина там нет. Дергаю третью - и застываю, кажется, даже перестав на время дышать.
        Не вижу лиц ни мужчины, ни женщины, тесно сплетенных в объятьях, но не узнать кричаще алый цвет платья Ольги Невельской невозможно. Кроме нее на вечере даже близко похожего не было ни у кого. Понимаю, что должна немедленно уйти. Как можно тише закрыть дверь и исчезнуть, но не могу пошевелиться. Вслушиваюсь в хриплые стоны, смотрю на резкие, рваные движения мужчины - и слепну от боли. Она раздирает изнутри, душит, не давая сделать вдох.
        А чего ты хотела? Они у себя дома, в собственной спальне. И да, муж с женой занимаются такими вещами, ты не знала? Ну и что, что внизу гости? Кто может помешать хозяину провести время с любимой женщиной в свой день рожденья, если он этого хочет?
        Внутренний голос более чем красноречив. Я изо всех сил кусаю щеку изнутри и, ощутив солоноватый вкус крови, немного прихожу в себя. Все так же, не дыша, тяну ручку, закрывая дверь. Делаю шаг назад, другой, третий… Как хорошо, что хватило ума обуть туфли-лодочки без каблуков. Руководствовалась удобством, чтобы можно было спокойно вынести несколько часов на ногах, но сейчас это - мое спасение, возможность убежать неслышно. Забываю про пакет, который ждет мужчина в саду, и про все остальное на свете. Несусь прочь от этой комнаты, едва не молясь о том, чтобы увиденное стерлось из памяти. Перестать думать, перестать страдать о том, что он там… с ней…
        ГЛАВА 11
        Спотыкаюсь на лестнице, едва удержавшись на ногах. Здесь уже слышны голоса с улицы, смех, музыка. Праздничная суета в самом разгаре. Мне безумно хочется слиться с толпой, потеряться в ней. Отвлечься на работу и как-то дожить до конца вечера. А потом убраться отсюда.
        Я и так слишком много себе позволила. Вот уже несколько дней только и думаю об этом мужчине. Засыпаю и просыпаюсь с мыслями о нем. Даже мечтать осмелилась о несбыточном. Я, для которой отношения с женатыми всегда были табу. Почему же сейчас снова и снова возвращаюсь в мыслях к человеку, чье сердце давно и прочно занято другой женщиной?
        А ведь меня ждут в саду. Парочка в беседке рассчитывает, что я вот-вот принесу их пакет. Но в дом не отправлюсь снова теперь ни за что на свете. Страшно представить, до чего я докатилась: ревную своего начальника к его собственной жене!
        А может, все бросить и сбежать прямо сейчас? Здесь полно других официантов, моего отсутствия, скорее всего, даже не заметят. Поскорее вернусь домой, к Соне, и выброшу из головы весь этот бред. Надо было вообще не соглашаться на предложение Невельского. Зато теперь более чем отчетливо представляю его истинные чувства к супруге. Это не за обедом в ресторане ручки ей целовать. Все намного, намного серьезней!
        Выбегаю через веранду в сад, но не туда, где оставила дожидающихся меня людей. Все равно нечего им сказать. Сворачиваю на противоположную дорожку и ускоряю шаг. Мне надо побыть одной. Хотя бы немного успокоиться и решить, что делать дальше.
        Здесь гораздо темнее, чем у дома и на центральной аллее, но сейчас полумрак - спасение. Есть шанс, что гостей в этой части сада окажется меньше и никому из них не понадобятся мои услуги. Я почти перехожу на бег, сворачиваю на совсем узенькую тропку под раскидистым деревом и на всей скорости врезаюсь в неизвестно откуда появившегося на дорожке мужчину. И, к своему величайшему изумлению, узнаю… Невельского.
        - Варя? - он, кажется, удивляется не меньше меня. - Что вы здесь делаете? Что-то случилось?
        Он серьезен и собран, как почти всегда на работе. Совсем не похож на человека, получающего удовольствие от празднования своего дня рождения. И еще меньше - на того, что только что предавался пылкой страсти в объятьях любимой женщины.
        Да и не успел бы оказаться здесь раньше меня, если бы… если бы действительно был там.
        Я немею от шокирующего осознания. Смотрю на него, но не могу выдавить ни слова. Потому что этого просто не может быть! Одно дело - встречаться с любовником где-то на нейтральной территории, где гораздо меньше шансов, что кто-то заметит. И совсем другое - позволять себе это в доме, где полно гостей. И в присутствии мужа.
        - Варя? - Лев слегка повышает голос, явно озадаченный моим молчанием. - С вами все хорошо?
        Я ведь должна чувствовать облегчение, да? Между ним и Ольгой ничего не было, и все мои страхи оказались совершенно напрасными. Но мне не легче - наоборот, только хуже. Я думаю о том, что делает сейчас женщина, которая занимает в его жизни так много места, и задыхаюсь от боли. Это не укладывается в голове. Как она только может. КАК???
        Но мое молчание лишь нагнетает обстановку. Невельский хмурится, продолжая смотреть внимательно и строго, ожидая ответа. И я понимаю, что должна хоть что-то объяснить.
        - Один из гостей попросил принести пакет из дома. Но я не нашла… Наверное, перепутала комнаты или просто неправильно его поняла. Хотела еще раз выспросить, где именно искать, но, кажется, заблудилась… У вас такой большой сад!
        Сама бы ни за что не поверила в подобную чушь. У меня, наверно, на лице написано, что вру, и мужчине не может этого не заметить.
        Но он, как ни странно, не возражает. Кивает, слабо улыбнувшись, и я пытаюсь воспользоваться секундной паузой, чтобы сменить тему.
        - А вы почему здесь? Не среди гостей?
        Уже сказав, осознаю, насколько нелеп и неуместен мой вопрос. Меня же это совершенно не касается. Он у себя в доме и может делать, что угодно. И уж конечно, не объяснять что-то какой-то там официантке.
        Опускаю глаза от стыда. Это совсем никуда не годится! Я настолько поддалась своим переживаниям, что переступила грань, которую ни в коем случае нельзя было нарушать.
        - Простите… Лев Борисович, сама не знаю, что на меня нашло. Я…
        - Все в порядке, Варя, - останавливает он поток моих сумбурных извинений. - Я слегка подустал от этого праздника. Захотелось побыть в тишине. Да и Ольгу думал здесь найти, но она, вероятно, в доме.
        Так он собирается в дом? Я пугаюсь еще больше. Этого нельзя допустить! Страшно подумать, что будет, если он обо всем узнает!
        - Ольгу? - переспрашиваю, прокручивая в голове сразу несколько вариантов, как его удержать. Что я могу сделать? Упасть на землю, делая вид, что подвернула ногу? Или придумать, что его ждет в противоположном конце сада кто-то из гостей? Но ведь это совсем не сложно проверить, и что произойдет, когда он поймет, что я солгала? Но просто позволить ему отправиться в дом и все узнать я тоже не могу. - А я ее видела… только что. Они с какой-то женщиной пошли… - верчу головой, придумывая более-менее внятное объяснение, - кажется, вон туда, - указываю на уходящую влево аллею. - Но я могла и перепутать, говорю же, что немного заблудилась. Но совершенно точно, что пошли в противоположную от дома сторону!
        Мужчина задумчиво смотрит на меня и кивает.
        - Спасибо, что подсказали. То есть искать ее в доме нет смысла?
        - Нет! - восклицаю, тут же приказывая себе снизить тон. Раз уж решила врать, это должно выглядеть хоть сколько-нибудь убедительно.
        - Ну что ж, - снова кивает мужчина и делает шаг в сторону стоящей под деревом скамейки. - Может быть, тогда вы принесете мне что-нибудь выпить? Не хочу пока возвращаться к гостям.

***
        - Погодина, тебя сюда позвали по саду прогуляться? Воздухом свежим подышать? - перехватывает меня у самого дома Виктория. Возмущенно шипит, вцепившись в локоть и удерживая на месте. - Уверена, когда Лев Борисович узнает, как работает его протеже, мало тебе не покажется!
        Осторожно высвобождаю руку. Ничего удивительного, не удивлюсь, если она специально высматривала меня, чтобы до чего-то докопаться.
        - Я как раз выполняю распоряжение Льва Борисовича. И каждую дополнительную секунду, которую трачу на вас, ему приходится ждать. Вы совершенно уверены, что шефу это понравится?
        Она разжимает пальцы, но продолжает гневно сопеть, а на лице проступают красные пятна.
        - Ты все равно здесь долго не задержишься!
        Я киваю.
        - Уйду в тот же день, когда этого захочет мой начальник. А сейчас позвольте, я все же выполню его просьбу, - обхожу ее и направляюсь к столу с напитками, спиной ощущая устремленный на меня полный ненависти взгляд.
        Что вообще происходит? За что она на меня так взъелась? Ведет себя, как ревнивая жена, внезапно обнаружившая на горизонте соперницу. Но только между мной и Невельским ничего нет и не может быть, да и Виктория - не жена. А вот настоящую супругу, похоже, занимают совсем другие вещи.
        Я будто вновь оказываюсь у двери спальни, рассматривая то, что ни в коем случае не должна была увидеть. Смотрю на жидкость в бокале, невольно вспоминая не менее яркий цвет платья Ольги Невельской. И, хотя вечер теплый и безветренный, мне становится холодно. Зачем-то ставлю на поднос второй бокал, тарелку с фруктами и закусками и тороплюсь обратно на пустынную аллею.
        Лев смотрит куда-то вдаль и, кажется, полностью погружен в собственные мысли. Он даже на мое возвращение реагирует не сразу. Опускаюсь на край скамейки, ставя рядом с собой поднос, и тихонько жду. Сама не зная, чего, мужчина ведь явно не расположен сейчас общаться.
        Проходит несколько минут, прежде чем он поворачивает ко мне голову. Хмурится, будто не понимая, что я тут делаю, но потом, взглянув на поднос, неожиданно улыбается.
        - Выпьете со мной?
        - Нет-нет, - вздрагиваю я от его предположения. Пить на работе, да еще и в компании шефа, - попахивает моветоном. - Это для вас.
        - Оба бокала? - он приподнимает бровь. - Решили меня напоить? - и, видя мою растерянность, добавляет. - Шучу, простите. И похоже, не очень удачно. Всегда считал, что алкоголь - не лучшее средство для решения проблем. Забыться и забыть - это не выход.
        Я молчу, не понимая, как реагировать на его слова. Он так говорит, словно… словно знает обо всем. Но ведь это невозможно?
        - Вы так трогательно пытаетесь защитить меня… от правды, - задумчиво произносит мужчина, беря в руки бокал. Но не пьет, чуть качнув, рассматривает, как переливается внутри рубиновый напиток. А я не могу оторвать глаз от его пальцев, скользящих по тонкой хрустальной ножке. Длинные, гибкие, с аккуратными, коротко подстриженными ногтями. Я помню их тепло, через кожу проникшее в самое сердце во время того невесомого прикосновения. Помню дразнящую шероховатость и свое сумасшедшее желание продлить эти ощущения как можно дольше. Почувствовать каждую линию, каждую трещинку на его ладонях.
        Такая неправильная, опасная потребность! Мне бы бежать прочь, выбросить из головы все эти мысли и запретные мечты, но я продолжаю смотреть на его пальцы, на то, как они удерживают бокал. И внезапно жалею, что отказалась выпить - может, хоть это немного привело бы в чувство.
        - О какой правде вы говорите? - перевожу взгляд на лицо мужчины и пугаюсь застывшей в глазах темноты.
        - О той, от которой вы сбежали, Варя, - он больше не улыбается. - Только в ней нет ничего страшного. Неведенье намного хуже, поверьте мне.
        ГЛАВА 12
        Мне не становится понятнее. Вернее, я изо всех сил гоню от себя мысли о том, что он может знать… Это же просто немыслимо! Невельский не похож на мазохиста, если бы ему в самом деле было известно, как ведет себя его жена, разве он стал бы целовать ей руки и смотреть таким теплым и проникновенным взглядом? Это взгляд, тогда в ресторане, я помню слишком хорошо. Самый лучший аргумент для наивных дурочек, решивших попытать счастья в отношениях с шефом. Только бесполезно, бессмысленно, ведь он слишком любит свою жену. Но тогда что означает сделанное сейчас заявление?
        - Вы совсем ничего не съели, - я киваю на тарелку с нетронутым угощением. Надо переключиться, поговорить о чем-то другом. В конце концов, сегодня его день рожденья, и если у меня нет подарка, можно хотя бы не портить настроение дальше. Видно же, что ему тяжело.
        Мужчина отставляет бокал, но за еду не принимается. Какое-то время молчит, а потом неожиданно предлагает:
        - Давайте я отвезу вас домой. Вечер скоро закончится, да и наелись уже все. Думаю, что вы вполне можете сбежать.
        Такое предложение изумляет ничуть не меньше приглашения поработать в его доме. Да, дел и правда остается не так уж много, в этом я готова с ним согласиться. Но чтобы он подвозил меня? Для этого не существует никаких логических объяснений. Как и оправданий. Нет у меня права пользоваться его добротой. Будь я сейчас вместе с Соней, его желание помочь можно было бы списать на заботу о дочери, на попытку узнать ее получше. Но Сонечка находится дома и, скорее всего, давно спит. А значит, у Невельского нет других поводов проявлять ко мне хоть какое-то внимание. Тем более, бросать гостей и уезжать с приема в честь собственного дня рождения.
        - Спасибо, но в этом совершенно нет необходимости, - возражаю, поднимаясь со скамьи. Вообще не стоило сидеть здесь рядом с ним и пытаться вести беседы. Мое место - среди других официантов, а его - рядом с …
        Судорожно выдыхаю, понимая, что даже в собственных мыслях не могу успокоиться по поводу того, что увидела в доме. Если бы Лев и захотел сейчас оказаться рядом с женой, лучше, чтобы он не предпринимал попыток снова ее найти.
        - Я закончу, а потом вызову такси.
        - Это плохая идея, - на его лице вновь появляется едва различимая улыбка. - В такое время такси сюда или вовсе не доедет, или вам придется ждать его полночи. К чему лишние задержки? Тем более, я все равно собирался в город.
        Я только что переживала о неуместности его предложения, а после этих слов чувствую, как растекается внутри горечь разочарования. Дело совсем не в том, что он проявляет ко мне какое-то особенное внимание - нам всего лишь по пути. Но даже это не позволяет расслабиться и принять приглашение: не могу не думать о том, как воспримут мой отъезд вместе с шефом другие работники. Та же Логинова. Страшно представить, какие выводы она сделает и что начнет рассказывать обо мне.
        Нет, я не боюсь за свою репутацию. Давно перестала беспокоиться о том, какое мнение сложится у окружающих в отношении меня. Да и весомость слов Виктории - под большим вопросом. Но не хочу, чтобы вместо с моим трепали имя Невельского. Слишком хорошо знаю, до каких извращенных выдумок могут дойти те, кому только и надо, что найти повод.
        Лев этого не заслуживает. Ему и так предостаточно в жизни проблем, чтобы еще разбираться со сплетнями. Поэтому я качаю головой и начинаю медленно отступать по дорожке в сторону празднующей толпы. Но он опережает меня, быстро поднимается со скамейки и оказывается рядом, преграждая дорогу.
        - Варя, пожалуйста. Вы же наверняка хотите поскорее оказаться дома, с дочкой. Давайте не будем терять время, - и, словно догадываясь о моих потайных мыслях, добавляет: - Я буду ждать вас в машине, она на стоянке на заднем дворе. Забирайте вещи и приходите.
        Я совсем не уверена, что поступаю правильно. Вообще за последние дни сомневаюсь больше, чем когда-либо раньше. И все эти сомнения так или иначе связаны с Невельским. Моя жизнь будто сделала кульбит, и перемены стали происходить быстрее, чем я успеваю к ним подготовиться.
        Отправившись за вещами, нарочно тяну время, надеясь, что он не станет ждать и уедет. Задерживаюсь, чтобы отнести заказ окликнувшему меня мужчине, а потом еще несколько раз прохожу мимо гостей в надежде, что понадоблюсь кому-то из них.
        Но все, похоже, уже действительно наелись и в услугах официантки не нуждаются. Даже Логинова, заметив меня, равнодушно отводит взгляд, не делая никакой попытки задержать и сказать очередную гадость.
        Все как будто содействует моему отъезду… с Ним.
        И нет, он не уезжает, дожидается меня, несмотря на то что прошло уже довольно много времени. И даже вида не показывает, что я доставила ему хоть какие-то неудобства. От этого еще сложнее. Он слишком терпелив ко мне. Слишком внимателен. И это не может не волновать. И хотя я понимаю, что не должна обольщаться, приказываю себе отбросить подальше розовые очки и смотреть на все реально, не выходит. Ищу в его действиях скрытый смысл, поддаюсь глупым и эфемерным мечтам. Зачем-то представляю, как у нас с ним все могло бы быть, если бы…
        Мои размышления прерывает телефонный звонок. Рита звонит редко, и потому сердце сразу же заходится от тревоги.
        - Что-то случилось? Что-то с Соней? - задерживаю дыхание, боясь услышать ответ. Мужчина за рулем хмурится, поворачиваясь ко мне.
        - Ну, мать, ты и паникерша, - отзывается сестра. - Почему сразу случилось-то? Звоню сказать, что Соня уснула.
        Закрываю глаза, с облегчением выдыхая.
        - Ты обычно об этом не докладываешь, - силюсь улыбнуться, как будто она может меня видеть.
        - А я и не докладываю, - парирует Рита. - Позвонила, чтобы сказать, что жутко хочется спать и нет сил тащиться домой. Я заночую у тебя? Тем более, с утра надо в одно место неподалеку, отсюда будет проще добираться.
        - Конечно, оставайся, - могла бы и не спрашивать, знает же, что я не буду против.
        - Тогда спокойной ночи, работай спокойно, можешь не спешить. Только не шуми, когда приедешь, - слышу, как она зевает в трубку, а потом отключается. Опускаю телефон на колени, лишь теперь замечая, что так сильно стискивала его, прижимая к уху, что сработала громкая связь. Выходит, Лев слышал весь наш разговор?
        - Простите… - бросаю на него виноватый взгляд. - Случайно нажала.
        - Все в порядке, - он кивает, не оборачиваясь ко мне. Всматривается в тонущую в полумраке дорогу. Здесь, за городом, в окружении густого леса значительно темнее, несмотря на самый разгар сезона белых ночей. Встречных машин почти нет и кажется, что мы в каком-то отдельном мире. Вдали от всех остальных на свете людей.
        Я смотрю туда же, куда и он: на дорогу. Несмотря на позднее время спать не хочется. Как раз наоборот, предпочла бы вот так ехать и ехать дальше, как можно дольше. Чтобы эта дорога не заканчивалась. Чтобы не прерывалось то хрупкое, почти неосязаемое, что объединяет нас.
        Мы оба молчим, и лишь когда впереди становятся видны огни города, Невельский снова поворачивается ко мне.
        - Варя, если вам теперь не надо спешить домой, может быть, заедем на набережную? Когда вы в последний раз гуляли летней ночью?
        Это какой-то неправильный день. Нереальный. Я не должна оказаться в доме Невельского, не должна сидеть с ним в прохладе сада. Не должна ехать в машине. И, уж тем более, соглашаться на ночную прогулку. Это даже не относилось к категории запредельных мечтаний: я и думать о таком себе не позволяла. Что вообще происходит в моей жизни?
        - Варя?
        Закрываю глаза, вслушиваясь в звуки его голоса. Знаю, что нельзя соглашаться. Это опасно, слишком опасно, потому что я и так уже потеряла голову. Влюбилась, как глупая, наивная девчонка. Не просто со стороны восхищаюсь им, как раньше, как другие сотрудницы, нет, я позволила ему приблизиться. На недопустимое расстояние. Впитываю его присутствие, тепло, растворяюсь в близости и получаю от этого такое удовольствие, которого, кажется, не испытывала никогда в жизни.
        Знаю, что ничем хорошим подобное не закончится. Слишком остры ощущения, они изрежут в клочья мою душу, заставят ее кровоточить, а исцелить от неизбежной боли будет некому. Он все равно не останется со мной. Я для него… не знаю, кто. Мимолетная отдушина, попытка забыть о том, что разрывает на части душу. Видела же, как он смотрит на собственную жену. Попытаться забыться в чужом обществе - так банально…
        Кусаю щеку изнутри, ощущая, как растекается во рту солоноватый вкус крови. Если бы это хоть немного помогло протрезветь…
        - Очень давно гуляла, Лев Борисович. И да, я не против. Давайте заедем… куда-нибудь.
        Любой, кто услышал бы меня сейчас: сестра, подруга - сказали бы, что я ненормальная. И были бы правы. Такая и есть.
        Но, кто знает, предоставится ли мне еще хоть раз в жизни подобная возможность. Вдохнуть запах белых ночей рядом с лучшим мужчиной на свете. Почувствовать себя в сказке, хотя бы ненадолго. Ну и пусть все закончится. Зато я побуду счастливой в эти несколько украденных у судьбы минут или часов.
        Машина замедляет ход, и я понимаю, что он смотрит на меня. Открываю глаза, наталкиваясь на пронзительный взгляд темных глаз. И тону в них. На меня, кажется, никто никогда так не смотрел. Будто и правда нуждается в моем присутствии. Будто я не официантка из ресторана, случайно оказавшаяся в салоне его автомобиля, а кто-то намного, намного дороже. Ближе. И дело не в Соне. Здесь как будто что-то иное, или это мое глупое сердце отчаянно побуждает поверить в то, чего нет и быть не может.
        А потом он улыбается, заставляя меня затаить дыхание. Выходит из машины и отворяет дверь, подавая руку. Я опираюсь на нее на одно короткое мгновенье, но его тепло пробирается под кожу. Вместе с запахом парфюма, от которого сладко кружится голова. Не хочу, чтобы наши пальцы разжимались, не хочу отстраняться. Еще могу сбежать, что-то изменить, спастись. Но не буду этого делать. Не сейчас.
        Слабо улыбаюсь в ответ, выдавливая слова благодарности.
        - Тогда вперед. Если мы поторопимся, успеем увидеть разведение мостов.
        Осторожно вытягиваю руку из его ладони и киваю. Реки еще не видно, но уже ощущается ее влажная прохлада. И вокруг удивительно тихо, словно мы не в центре города, а где-то далеко от целого мира. И какой бы короткой не оказалась эта моя сказка, я безумно хочу ее пережить.
        ГЛАВА 13
        - Как же красиво! - я смотрю на спящую гладь реки, что лишь едва колышется от легкого ночного ветерка. В ней отражаются подсвечивающие здания огни, сплетаясь в причудливые узоры, растекающиеся по воде. И правда кажется, будто я попала в сказку. Набережная почти пуста, лишь изредка встречаются гуляющие парочки, так же, как и мы пришедшие полюбоваться завораживающими картинами петербургской ночи.
        Задумываюсь, пытаясь вспомнить, когда видела все это в последний раз. На выпускном, когда мы вместе с бывшими уже одноклассниками получили приглашение на праздник Алых парусов. Проходящий по реке волшебный корабль был символом новой жизни, долгожданной и счастливой. Взрослой жизни. Я не сомневалась, что это счастье обязательно придет.
        Виктор тогда не поехал на прогулку вместе со всеми. Еще и меня отговаривал. Ему было никак не понять, как можно тратить время на подобные глупости. Лишать себя сна для того, чтобы посмотреть на из года в год повторяющееся действо. А вот такую, как у нас сейчас, будничную прогулку он и вовсе бы не сумел оценить.
        Почему я не прислушалась к тревожным звоночкам? Понимала же, что мы разные, что слишком сильно отличаются наши вкусы и интересы и все равно надеялась на то, что получится прижиться. Привыкнуть, смириться. Только ведь в основе любви лежат совсем-совсем другие вещи!
        - О чем вы задумались? - голос Невельского вмешивается в воспоминания, нарушая их горькую череду. - Мне показалось, вам здесь нравится. А сейчас думаю, что ошибся. Если хотите, давайте уйдем.
        Я растерянно поворачиваюсь к нему.
        - Нет, не ошиблись. Мне и правда нравится. Просто позволила себе нырнуть в прошлое и оказалась не очень готова с ним встретиться.
        - Прошлое было нерадостным? - его серьезный, внимательный взгляд останавливается на мне. Мужчина поднимает руку и легонько касается моего виска, убирая за ухо выбившуюся прядь волос. Задерживает пальцы у лица чуть дольше, чем этого позволяют приличия.
        А я внезапно вспоминаю свою наивную полудетскую мечту. Здесь совсем рядом, всего в нескольких минутах ходьбы, Марсово поле, а на нем - целое море цветущей сирени. Благоухающий уголок с такими оттенками цветов, которые не способен повторить ни один, даже самый талантливый художник. С той прогулки я принесла Виктору веточку с бледно-голубыми цветками, почему-то уверенная, что он обрадуется подарку. Тем более, что там было сразу несколько бутонов с пятью лепестками. Волшебный символ исполнения заветных желаний. Так отчетливо представляла, что мы загадаем с ним вместе.
        Тогда он просто поднял меня на смех, а потом… потом ни одно из желаний, загаданных той ночью, не сбылось. Я слишком поздно поняла, что выбрала не того человека и не тот путь. И даже сказочные символы ничем не смогла помочь.
        А сейчас… Мотаю головой, отгоняя невеселые воспоминания. Улыбаюсь стоящему рядом мужчине.
        - Оно просто было. И именно благодаря тому, что было со мной, есть то, что есть сейчас.
        Звучит коряво и немного нелепо, но это именно то, что я думаю. И улыбка на лице Невельского становится какой-то иной, легкой и светлой. По телу бегут мурашки, но не от холода: я будто чувствую, что приближаюсь к чему-то новому, волнующему и прекрасному.
        - Лев Борисович, хочу вам что-то показать, - почти бегом устремляюсь в сторону сиреневого рая, почему-то уверенная, что мужчина пойдет следом.
        Здесь словно ничего не изменилось. Нет новых застроек, и современность не оставила своих следов. Лишь душистые кусты разрослись сильнее. Тянусь к голубому облаку, отламывая тоненькую веточку с гроздьями цветов. И быстрее, чем успеваю испугаться собственной дерзости, протягиваю ее Невельскому.
        - С днем рожденья! Можете попробовать загадать желание, если найдете бутон с пятью лепестками.
        Он берет ветку из моих рук, зажимая ее двумя пальцами. И время будто замедляет свой ход. В дымчатом сумраке летней ночи вьется тонкий аромат сирени, кружит голову, заставляя забыть обо всем и всех. Кроме того, что есть сейчас. Кроме нас.
        - А потом нужно будет съесть этот цветок, чтобы желание исполнилось? - уголки губ Невельского чуть приподнимаются в улыбке, но глаза остаются серьезными. А тихий голос будто касается кожи, проникая под покровы одежды, и заставляет меня вздрогнуть. Взгляд помимо воли задерживается на его ладонях, больших, с проступающими венами и загрубевшей кожей. Веточка сирени в гибких, сильных пальцах кажется совсем тоненькой: надави посильнее - и переломится. Но мне отчего-то безумно нравится, как выглядит хрупкий цветок в его руках.
        Загорелая кожа контрастирует с белоснежной тканью рубашки. С пьяным, каким-то болезненным наслаждением рассматриваю переплетение вен на запястье. Хочется дотронуться до них, расстегнуть пробраться под край рукава и выше, прикасаясь к теплой коже. Ощутить биение пульса.
        - Так говорят… - отзываюсь тоже тихо, почти шепотом, хотя вокруг нет ни души. - Иначе не сбудется.
        Детская примета, не имеющая ничего общего с действительностью. Зачем мы вообще говорим об этом? Понятно же, что ни я, ни, тем более, он не верит в подобную чушь.
        - Этого нельзя допустить, - серьезно отвечает мужчина. - Я очень хочу подарок на день рождения. Поэтому желание должно сбыться.
        - Какой… подарок? - у меня дрожит голос, и скрыть волнение никак не удается. Кажется, даже ладони вспотели. И мурашки атакуют, выплясывая какой-то безумный танец на моем теле. - Расскажете?
        Спрашивать нельзя. Тогда ведь точно ничего не исполнится. О желаниях, особенно сокровенных, не принято рассказывать. Но я сегодня все делаю не так, как положено. Да и не только я.
        Лев проводит пальцем по вершинкам бутонов, добирается до того самого, пятилистного, чуть сдавливает, отрывая от ветки. Подносит к губам, поднимая на меня глаза.
        Когда он успел приблизиться, или я сама сделала шаг к нему? Не знаю. Не помню. Завороженная, смотрю, как двигаются его губы, как скрываются во рту бледно-голубые лепестки. Неужели это все происходит в действительности? Он не только не поднимает на смех мое глупое детское предложение, но еще и ведется, будто согласен и верит в эти приметы.
        - Я лучше покажу.
        Запах сирени смешивается с теплом дыхания и становится ощутимее. Опускается на мои губы легким, почти невесомым поцелуем.
        Я вздрагиваю, но вместо того, чтобы отстраниться, подаюсь навстречу. Закрываю глаза и тону в запретном, долгожданном наслаждении, которое дарят его губы.
        И не знала, что целоваться может быть так… вкусно. Будто я, измученная жаждой, наконец, добралась до вожделенного источника, по глотку втягивая в себя прохладную, свежую, живительную влагу.
        А напор мужских губ внезапно становится резче, нежность сменяется откровенной неприкрытой страстью. Я чувствую, как стискивают талию сильные руки, скользят вверх по спине, прижимая к широкой, твердой груди. Его сердце, кажется, тоже бьется слишком сильно, или это удары моего собственного грохочут в ушах, заглушая все иные звуки?
        Выходит, это я - его желание? Тот самый подарок на день рожденья, который он хотел получить? Ничего безумнее невозможно придумать, но я простилась с реальностью в тот самый миг, когда поддалась пьяному очарованию этого вечера. И теперь, хоть и понимаю, что должна остановиться, не могу. Не хочу.
        Поднимаю руку, позволяя себе сделать то, что хотела так давно. Дотрагиваюсь до коротких жестковатых волос, прикасаюсь к венке на виске. Ниже - к выступающим скулам, к щекам, покрытым легкой щетиной. Она щекочет кончики пальцев, вызывая сладкое волнение во всем теле.
        Не могу поверить, что все это происходит на самом деле. Что могу вот так просто прикасаться к нему, быть настолько близко, что вижу свое отражение в его глазах. Ощущать вкус на губах.
        Боюсь проснуться. Это же все равно случится. Волшебная ночь растает и сольется с предрассветным туманом. А потом…
        О «потом» я думать не хочу. Пока не готова расстаться с таким хрупким и коротким счастьем. И хотя вдалеке над рекой уже золотится приближающаяся заря, пытаюсь удержать окружающий нас уютный сумрак уходящей ночи. Стою близко-близко, чувствуя теплое дыхание на своем лице. Продолжаю тонуть в этом мужчине.
        - Варя, - он поворачивает голову, прижимаясь щекой к моей. - Наш с Ольгой брак уже давно - только формальность. Нас ничего не связывает… кроме прошлого.
        - Это неважно, - пытаюсь перебить. Зачем он об этом говорит? Я ничего не жду и ни на что не претендую. Мне не нужны никакие объяснения. Достаточно и того, что сейчас мы вместе.
        - Важно, - настаивает Лев. - Не хочу, чтобы ты считала все простой интрижкой с моей стороны. Это не так.
        Его губы снова ласкают мои, ловят рваные вдохи, дарят упоительную, неповторимую нежность.
        - Тебе не нужно ничего объяснять… - отзываюсь шепотом.
        - Нужно, милая… - его рука зарывается в мои волосы, а другая опускается на поясницу, и мужчина притягивает меня к себе. - Я хочу, чтобы ты знала. Понимала все, что происходит.
        Закрываю глаза, опуская голову ему на плечо. На мои чувства это все равно не повлияет, что бы он ни рассказал.
        - Наш брак закончился после того… как Тим ушел… - от того, каким глухим и напряженным делается голос Льва, становится больно. Я будто ощущаю то, что с ним происходит сейчас. Как оживают терзающие воспоминания, снова раздирая душу на части. - Мы даже хотели развестись… А потом… - он ненадолго замолкает, - потом я решил оставить все, как есть. Ольга очень тяжело приходила в себя. Она не могла работать, не хотела никого видеть. Это состояние затянулось не на один год. Я не мог ее оставить. А потом все просто превратилось в привычку. Знаешь, это когда два человека вроде бы вместе, но их ничего не связывает. Живут, как соседи…
        Я невольно вспоминаю сцену в ресторане и наполненный теплом взгляд Невельского, обращенный к жене. Это никак не сочетается с тем, что он говорит сейчас.
        - Не веришь? - его губы трогает легкая улыбка. Пальцы касаются моей щеки, поглаживая с такой нежностью, что у меня заходится сердце.
        - Все в ресторане уверены, что ты любишь ее. И я тоже так думала. Ты так смотришь на нее… - не вижу смысла лукавить и произношу именно то, что чувствую.
        Мужчина становится серьезным.
        - Да, я продолжаю о ней заботиться. Хочу, чтобы она ни в чем не нуждалась. Я безумно перед ней виноват и до конца дней не смогу искупить эту вину. Но любви никакой нет и в помине… - его взгляд темнеет, а скулы дергаются от с трудом сдерживаемой боли. - Милая, я был уверен, что вообще разучился любить. Что сердце иссохло и просто неспособно испытывать что-то подобное. Так действительно было… пока я не встретил тебя.
        ГЛАВА 14
        Что это значит? Я повторяю про себя его слова, словно на вкус пробую, и понимаю, что этот вкус нравится мне до безумия. Хочу, чтобы это оказалось правдой. Чтобы на самом деле его сердце оттаяло и оказалось способным снова любить.
        Да, все происходящее, все сказанное кажется нереальным, и здравый смысл кричит совсем о другом, но когда мы слушали его? Я так точно особенной здравостью никогда не отличалась, а уж в вопросах, касающихся чувств, тем более.
        Поэтому и верить в слова Льва мне сейчас намного проще, чем думать о том, что на самом деле связывает его с женой. Да и действует он более чем убедительно. Сильные руки продолжают скользить по моей спине, перебирают волосы, играя прядями, губы чертят тонкие невесомые дорожки на лице. Это так приятно. Так умопомрачительно сладко…
        - Я поговорю с ней. Попробую все объяснить, - продолжает мужчина.
        - И про Соню? - осторожно уточняю, потому что сердце в этот момент замирает.
        Леви кивает.
        - Особенно про Соню. Все слишком серьезно, чтобы об этом молчать.
        Отчего-то становится страшно. И без того переполняющее волнение рвется изнутри, и меня в буквальном смысле накрывает паникой. Да, я знаю очень пикантные подробности из жизни Ольги Невельской, но это мало утешает. Если она до сих пор остается его женой, значит, не слишком противится такому положению дел. А какой может оказаться реакция на новость о дочери, трудно представить.
        - Варя? Ну что с тобой? - Лев рассматривает мое лицо. Гладит волосы, ведет пальцами по щекам. - Все будет хорошо, не волнуйся.
        - Что… хорошо? - я ведь пока не поняла, для чего он хочет все рассказать жене. Да, хочется думать, что после такого признания для нас с ним наступит «и жили они долго и счастливо», но ведь мужчина ни на что подобное не намекал. Его потрясла новость о Соне и понятно, что он хочет быть рядом. И мной увлечен. Пусть даже влюблен. Но что это меняет? Что будет дальше?
        Не решаюсь задать вопрос вслух. Не хочу давить, принуждать к чему-то. Пусть все идет, как идет. Я согласна и на такие вот мгновенья, которые в любом случае прекрасней всего, что происходило со мной прежде. И не знала, не представляла, что можно так желать кого-то. Наслаждаться просто тем, что он находится рядом.
        - Знаешь, чего мне хочется сейчас больше всего на свете? - выдыхает мне в висок Лев. - Добраться до ближайшего отеля, подняться в номер и любить тебя. До изнеможения. Я так сильно хочу тебя, как, наверно, не хотел никого в своей жизни, - его руки спускаются на поясницу, накрывают бедра, и он вдавливает меня в себя, давая ощутить твердость своего тела и силу желания. Застывает так, не позволяя отстраниться. Да мне и самой не хочется двигаться.
        Я закрываю глаза, впитывая тягучее удовольствие, растекающееся по каждой клетке. Снова подставляю рот его жаждущим губам, выпивая очередной поцелуй. И прихожу в себя, лишь когда он тихо, глухо добавляет:
        - Но я не могу, милая. Это неправильно. Ни по отношению к тебе, ни к ней. Я всегда ненавидел такие отношения и не хочу, чтобы это случилось с нами. Дай мне немного времени. Обещаю, что все решу.

***
        Мы только несколько часов как расстались, а я уже успела соскучиться. Мыслей в голове столько, что никак не выходит их утихомирить. То и дело возвращаюсь в памяти к сказанным мужчиной словам, повторяю их про себя, прислушиваюсь к ощущениям.
        Кажется, по-прежнему чувствую на себе вкус его губ. Настойчивых, твердых и одновременно упоительно нежных. Мне страшно от его решения поговорить с женой, но не могу не понимать, что это правильно. Все, что он сказал и собирается сделать - правильно. Но от такого осознания не легче.
        Вернувшись домой после нашей с ним прогулки, убеждаюсь, что дочка крепко спит, как и сестра, но сама уснуть не могу. Какое-то время брожу по квартире, обнимая себя руками, стою у окна, рассматривая, как постепенно занимается новый день и сумрак тает, а вместе с ним исчезает и то волшебство, которое окружало нас. Нет, я не перестаю верить Льву, но теперь, на расстоянии, мне тяжелее все принять.
        Наполняю ванну водой и, забравшись туда, закрываю глаза. Не для того, чтобы отдохнуть, физической усталости я, как ни странно, почти не ощущаю. Но надеюсь, что душистая пенная вода поможет навести порядок в моих мятущихся мыслях.
        Снимаю одежду - и снова не могу не думать о нем. Это уже стало привычкой. Моя влюбленность сыграла со мной неожиданную шутку, и теперь, всякий раз, когда я раздеваюсь, думаю о Невельском. И не только думаю. Представляю, что он рядом. Мучительно и сладко хочу этого. Воображение подкидывает такие картинки, от которых становится трудно дышать. Делается больно и жарко. Но эта боль слишком упоительная, а жар - настолько желанен, что я не отказалась бы от них ни за что в жизни.
        Опускаюсь в душистую пену и какое-то время сижу, не шевелясь, позволяя расслабиться напряженным мышцам. Прошедший день, несмотря на его потрясающее завершение, все же вышел утомительным. А когда мы простились с Львом во дворе у моего подъезда, я сразу почувствовала себя одиноко. Стало неуютно и холодно, и романтика уходящей прозрачной ночи сменилась сырой промозглой свежестью наступающего утра.
        Тоже предпочла бы не расставаться, позволить ему подняться вместе со мной в квартиру. Если не заняться любовью, то хотя бы просто сесть к нему на колени, опустить голову на плечо, прижимаясь к сильной груди и чувствуя его тепло. Такие непривычные для меня желания, но ставшие сейчас такими насущными и необходимыми.
        Конечно, он прав, вот только решение поступить по совести не только восхищает, но и злит одновременно. У меня нет столько сил. Понимаю, что малейшая оплошность с нашей стороны может повлечь за собой множество разговоров и сплетен, которых в ресторане уже и сейчас хватает, но меньше всего на свете хочется скрываться и ждать.
        Я предпочла бы рассказать о своих чувствах к этому мужчине всему свету. Отринуть условности, какие-то досужие домыслы и просто наслаждаться тем, что мы вместе. Но только так нельзя. Я не одна и, прежде всего, отвечаю за мою девочку. За ее счастье и спокойствие. Не имею права рисковать и подвергать каким бы то ни было испытаниям ее психику. Она и так слишком сильно привязалась к Льву. Будто почувствовала в нем родственную душу. Подпускать его еще ближе, давая этим чувствам Сонечки прорасти в ней, опасно. Пока он не может остаться с нами окончательно, нельзя, чтобы кто-то или что-то смогли этому помешать.
        Все эти мысли не дают покоя. Я не стала уточнять, когда и что именно он собирается сказать жене, но не могу не думать о том, что ждет нас впереди. Нужна ли я ему лишь теперь, на короткое, пусть и безумно прекрасное время, или он так же, как и я, обеспокоен завтрашним днем.
        Да и не только от него одного зависит это решение. Мне очень хочется верить, что ему действительно удастся все уладить с женой, ну а если нет? Они ведь столько лет вместе. И если она до сих пор не ушла, значит, что-то держит ее рядом. Положение в обществе, деньги или какие-то остатки чувств к мужу. Или пережитая трагедия, связавшая их теснее многих других уз. Что если Ольга не захочет развода? Что будет со всеми нами тогда?
        Поэтому и не спорю с Невельским. Покоряюсь его решению уйти и молча соглашаюсь ждать, стараясь, чтобы он не понял, насколько тяжело мне это дается.
        Веду рукой по воде, зачерпывая облачко пены и опуская его на себя. По коже растекаются крошечные пузырьки, и я будто не в воду погружаюсь, а в собственные фантазии.
        Закрываю глаза, по новой переживая наш поцелуй. Щекам становится горячо, когда воспоминания подступают так близко, словно все происходит вновь. Сейчас. Будто это не я скольжу руками по влажной коже, а он касается меня, задевая самые чувствительные места. Будто умелые пальцы выводят на теле неведомые узоры, а дыхание опаляет, вызывая ощущения, равных которым я не знала прежде.
        Когда этот мужчина успел стать настолько важным для меня? Когда я успела привыкнуть к его теплу? К проницательному взгляду, что проникает в самое естество, угадывая мысли и желания? К рукам, в которых смогла почувствовать себя так надежно. Перестала испытывать одиночество и опустошенность, и впервые за долгие годы поняла, что я жива и еще могу быть счастлива.
        Ведь совсем недавно лишь со стороны восхищалась им. И помыслить не могла, что все так резко и круто изменится. Как такое могло случиться? Почему? И что мне делать дальше?
        Столько вопросов, а вот ответов недостает. Вода расслабляет тело, но волнение внутри, кажется, становится лишь сильнее. И теперь, когда он уехал домой, я снова ревную. Ревную его к его же жене, лицемерной, неверной, но от того не переставшей быть близкой ему. И пусть это совсем не та близость, которая связывает нас, я не уверена, что сильнее.

***
        Не знаю, сколько времени провожу в ванне, но в чувство меня приводит осторожный стук в дверь.
        - Варь, у тебя все хорошо? - слышу сонный голос сестры. - Ты торчишь там уже так давно.
        Вздыхаю и выбираюсь из воды. Раз встала Ритка, значит, совсем скоро проснется и Сонечка. Надо готовить завтрак и собираться в сад, а не зависать в собственных грезах, пусть они и совершенно восхитительны.
        - Все нормально, - уверяю сестру, выходя из ванной комнаты. Рита смотрит с подозрением, окидывает меня внимательным взглядом с ног до головы, так что даже становится смешно. Что она пытается рассмотреть? Какие-то особенные изменения во мне?
        - Как прошел прием? - банальный в общем-то вопрос, но я понимаю, что за ним стоит намного больше. Ритке любопытно, и только появление дочки избавляет меня от подробных расспросов. Я ограничиваюсь такими же банальными ответами и полностью переключаюсь на Сонечку.
        - Мамочка, я скучаю по дяде Леве, - заявляет мне за завтраком малышка. И начинает рассказывать, в каком восторге были все девочки в детском саду, когда увидели ее Лиану. Еще бы, кукла действительно потрясающая. А моя дочка выглядит гордой и прямо-таки лучится удовольствием.
        Она изменилась. Увереннее стала, смелее. Раньше иногда слова было в компании не вытянуть, да и общалась мало с кем в группе. Я переживала, что малышка станет комплексовать из-за того, что растет без отца. Особенно зная, какими жестокими бывают иногда другие дети. Хоть и старалась максимально обеспечить ее всем, чем можно, и проводить побольше времени, не могла не понимать, что этого недостаточно.
        Но сейчас появившийся в нашей жизни человек одним своим присутствием так много всего поменял. И дело не только в его дорогущем подарке, не в том, что другой такой игрушки не было ни у кого в детском саду. Соня потянулась к нему, как никогда прежде не тянулась ни к кому. Даже к своей родной тете. Будто почувствовала, кто он есть на самом деле.
        - Когда он к нам приедет?
        - Не знаю, малыш, - я целую пушистую макушку, придвигая к дочке тарелку с бутербродами. - У него очень много работы. Когда сможет, конечно, заедет.
        - А давай я поеду с тобой в ресторан, и мы с ним снова посмотрим мультики, - идея ждать Соне совсем не нравится. А я не знаю, что на это ответить. Не знаю, как ей отказать. И если не отказывать, как отреагирует Лев, если я привезу дочку с собой. И что подумают все остальные.
        ГЛАВА 15
        Я очень хорошо понимаю дочку. Сама бы с удовольствием предпочла отправиться вместо работы куда-то со Львом. Отвлечься и от повседневности, и от всех гнетущих мыслей. Просто наслаждаться временем вместе. Но, в отличие от Сони, не могу не понимать, что все далеко не так просто.
        Мы не можем делать лишь то, что хочется. И лишние проблемы из-за моей безрассудности Невельскому тоже не нужны. Все, что допустимо сейчас - это ждать. И хорошо, если действительно окажется, что есть, чего ждать.

***
        В ресторане непривычно многолюдно. Вообще кажется, что весь район решил одновременно отправиться на обед. Клиентов столько, что приходится некоторым отказывать в обслуживании, прося посетить нас попозже, потому что столиков не хватает.
        Часа через три чувствую себя настолько уставшей, словно отработала целую смену. Ноги гудят, плечи затекли, а присесть и передохнуть даже на минутку нет возможности.
        И я то и дело натыкаюсь на пристальный и очень недовольный взгляд Логиновой. Она ничего не говорит вслух, но определенно следит за мной. Словно ждет какой-то оплошности.
        Не знаю, как на это реагировать. Стараюсь не давать повода, не допускать ошибок, но не могу отделаться от ощущения, что она в любом случае найдет, к чему придраться.
        Так и выходит. Когда поток людей немного рассеивается, Виктория перехватывает меня в коридоре.
        - Очень медленно работаешь, Погодина. Уже двое оставили жалобу, что их обслуживают слишком долго. Это были твои столики!
        Я молчу, понимая, что возражать бессмысленно. В любом случае останусь виноватой. Зря надеялась, что Виктория оставит меня в покое наконец.
        - На премию можешь не рассчитывать, - между тем продолжает та. - И за кейтеринг я позабочусь, чтобы из твоей зарплаты высчитали за то время, которое ты не доработала. Думаешь, никто не заметил, что уехала раньше других?
        Надеюсь, она хотя бы не в курсе, с кем я уехала. Иначе совсем не оберешься проблем. Виктория ничего об этом не добавляет, поэтому есть небольшой шанс избежать наезда хотя бы по данному поводу.
        Но информация о деньгах, мягко говоря, расстраивает. Я рассчитывала на них. Так много нужно купить. Распределила все практически до копейки, а сейчас получается, нужно будет брать дополнительные часы, чтобы вписаться в бюджет.
        Логинова, кажется, угадывает мои мысли и мстительно улыбается.
        - Погодина, я же предупреждала, что со мной лучше не портить отношения. Зря ты не послушалась.
        Мое молчание ей не нравится - похоже, она рассчитывала на возражения. Но я не собираюсь ничего доказывать. Хоть и уехала раньше вчера, но жалеть об этом не буду: мне слишком дорого то, что случилось потом. А сегодня стараюсь выложиться по полной. Если кто-то и правда остался недовольным, это не моя вина - я сделала все, что в моих силах.
        - Впрочем, если хочешь, можешь поработать внеурочно. Сегодня. Вечером корпоратив, и Акмеев сказал, что будет рад видеть тебя в числе обслуживающего персонала. Ты же понимаешь, что таким важным клиентам не стоит отказывать.
        Чувствую, будто меня окатывают ушатом ледяной воды. Вздрагиваю как от удара и ежусь, не желая верить в то, что слышу.
        Совсем не удивительно, что Виктория знает об интересе этого человека к моей скромной персоне. Акмеев никогда и не скрывал, что мечтает заполучить меня в свою постель. И ухаживал очень вызывающе. Привозил огромные букеты, вручая их мне на глазах у других работников.
        Про его корпоратив я слышала, но не планировала там работать. Знаю, чем это чревато. Когда все закончится, он снова станет донимать меня предложением продолжить общение в другой обстановке. Физически отшить его не сложно - несмотря на настойчивость, грани приличия мужчина не нарушает и не проявляет по отношению ко мне никакого насилия. Но эмоционально противостоять очень тяжело. Я устала объяснять, что не испытываю к нему никаких чувств и никогда не отвечу взаимностью.
        - Так что, Погодина? - ехидно ухмыляется Виктория. - Хочешь исправить ошибки? И заодно компенсировать собственные убытки? Внести тебя в список официантов на сегодняшний вечер?
        Ей-то что за интерес? Я не понимаю, но не верю в обычные совпадения. Что-то стоит за всем этим, и хорошо бы понять, что именно, иначе у меня не получится выбрать правильную стратегию поведения.
        Но, как бы там ни было, а согласиться на эту подработку очень желательно, раз уж мне светят потери по зарплате. Киваю, стараясь не думать об обращенной ко мне злорадной ухмылке, и отправляюсь на веранду, чтобы созвониться с сестрой. Без ее помощи не справиться. На вечер мы не договаривались, но раз я задержусь допоздна, нужно, чтобы она забрала Соню из сада и побыла с ней до моего возвращения.
        - Не-е-ет, Варь, давай как-нибудь сама. Сегодня у меня другие планы. И завтра, кстати, тоже, как раз собиралась написать тебе, - сообщает Рита и отключается быстрее, чем я успеваю что-то ответить. Ее любимая манера: она считает, что лучший способ избежать спора - просто закончить разговор раньше.
        Только я и не собиралась спорить. Она не обязана помогать, особенно если мы не договаривались об этом заранее. Вот только что теперь делать с моим участием в корпоративе? Я совершенно не хочу туда идти, но это реальный шанс заработать, которого может не быть еще довольно долго.
        Оборачиваюсь в растерянных и расстроенных чувствах - и с изумлением обнаруживаю стоящего в метре от меня Невельского.
        Что он успел услышать? Меньше всего на свете мне хотелось бы посвящать его в свои проблемы. Ему и своих хватает. Но, судя по выражению лица, мужчина понял, что что-то не так.
        А еще я вижу в его глазах отражение того же желания, что переполняет меня. Я соскучилась, так сильно, что с трудом удерживаюсь, лишь бы не броситься ему на шею. Это так нужно. Снова почувствовать тепло на губах, сильные руки и бьющееся сердце. Бьющееся так же сильно, как мое собственное.
        Вижу, что он чувствует то же самое. И наверняка так же, как и я, множество раз переживал нашу с ним ночную прогулку.
        Но хоть сейчас здесь, на веранде, и нет никого, кроме нас двоих, все равно нельзя допустить ничего лишнего. В любой момент кто-то может зайти, и лучше попросту не давать повода, тем более что за мной и так почти слежку устроили.
        - Что-то случилось? - тихо спрашивает, вкрадчиво, будто коснуться меня пытается своими словами. Я и чувствую себя так же, словно опять в его объятьях оказалась, окруженная теплом и заботой. И не хочу жаловаться, но признание вырывается как-то само собой, ведь отвыкла уже от того, что кто-то интересуется тем, что происходит в моей жизни.
        - Просила сестру посидеть с Соней сегодня, а у нее не получается. Не знаю, что делать с этим банкетом, уже не найду никого так быстро.
        Я не жду какой-то определенной реакции, просто делюсь переживаниями, но оказываюсь совсем не готовой к тому, что произносит Лев. Он улыбается так, что мое сердце пускается вскачь, а в животе взвивается целая стайка бабочек, и выдает:
        - Не надо никого искать. Я думаю, мы с Соней отлично проведем время вместе. Если ты не против, конечно.
        Не против? Да я, кажется, дышать перестаю в этот момент. Потому то такое мне и в голову не приходило. Ни за что бы сама не попросила Невельского о чем-то подобном. Соня будет счастлива, конечно, да и в том, что он справится, я ничуть не сомневаюсь, но… разве так можно? Это непривычно, неправильно… а еще приятно до такой степени, что невольно начинаю улыбаться, а глаза сами собой наполняются слезами. Умиления. Вот почему он такой идеальный? Я это ничем не заслужила.
        Заметив мое состояние, мужчина делает шаг вперед.
        - Ты плакать собралась что ли? Варенька, я сказал что-то не так?
        Это становится последней каплей. В его голосе столько нежности, что я окончательно теряю голову. А Варенькой меня, наверно, со школьных лет никто не называл. Отчаянно мотаю головой, стараясь не разреветься в голос, но слезы все равно срываются, обжигая щеки.
        - Все так… Я просто не ожидала.
        - Это значит, да? - он делает еще один шаг ко мне, поднимает руку и легонько дотрагивается до щеки, стирая влажную дорожку. Его пальцы касаются виска, задевают волосы, будто ненароком поправляя выпавшую из прически прядь. От переизбытка чувств в груди становится тесно. И почти плевать, что от других сотрудников нас отделяет лишь тонкая перегородка, а дверь приоткрыта - я почти готова поддаться тому сладкому волнению, что накрывает, будто пушистое облако.
        Поворачиваю голову, на мгновенье прижимаясь щекой к его ладони, а потом все же приказываю себе опомниться.
        - Я не должна говорить «да» и загружать тебя подобными просьбами, - признаюсь, как есть, но Лев смеется, так легко и задорно, как будто я сморозила какую-то глупость.
        - Милая, мне будет более, чем приятно. Я рассчитывал на скучный вечер и возню со старыми документами, а сейчас появилась возможность провести его в компании очаровательной барышни. Просто не могу упустить такой шанс! Давай ты не будешь цепляться за предрассудки и просто согласишься?
        И я соглашаюсь. Моргаю, прогоняя непрошенные слезы, быстро и сбивчиво, чтобы не дать себе передумать, объясняю, во сколько нужно забрать Соню, вручаю ключи от квартиры. Звоню и предупреждаю воспитательницу, продолжая млеть от того, как Невельский смотрит на меня. И перед тем, как вернуться в зал, все-таки позволяю недопустимую вольность: приближаюсь к мужчине вплотную и сама его целую.
        ГЛАВА 16
        Банкет проходит на удивление спокойно. Акмеев ограничивается лишь кивком, и хотя я периодически ловлю на себе его взгляд, ничего больше мужчина не предпринимает.
        И у меня даже получается расслабиться. Решаю, что сама накрутила себя. Работать становится легче, словно открывается второе дыхание.
        Бегаю, выполняя заказы, улыбаюсь гостям, а мысли вьются вокруг мужчины, который сейчас находится с моей дочерью.
        Удается найти время для звонка, и слушая, как радостно щебечет в трубку Соня, чувствую, что и меня переполняет какая-то эйфория.
        Все происходящее слишком хорошо. Вечер закончится - и я окажусь дома. Пусть мы не семья, и Невельскому придется уехать, но даже так, как сейчас, у меня не было больше ни с кем. И это бесценно.
        Я позволяю себе помечтать. Представляю, что могло бы быть, если бы проблемы с женой Льва уже решились. Ну должна же она все понять! Зачем ей держаться за брак, который давно превратился в формальность?
        Возможно, она просто никак не решится объясниться с мужем. А когда они поговорят, все встанет на свои места.
        Мне хочется в это верить. Хоть мнение об Ольге сложилось совсем не хорошее, я все же уповаю на какие-то капли здравомыслия в ней. И на способность Льва убеждать.
        От всех этих мыслей еще больше хочется домой. К Сонечке. К нему. С трудом справляюсь с нетерпением и дорабатываю смену.
        Как ни странно, Логинова сегодня не придирается, даже выдает что-то вроде одобрения. Это на нее абсолютно не похоже, но я не собираюсь тратить ни время, ни силы, чтобы что-то понять.
        Вечер прохладный и ветреный, я ощущаю это, едва оказываюсь на улице. Застегиваю куртку до самого верха, накидываю капюшон. Уже собираюсь уйти - и натыкаюсь взглядом на огромный черный внедорожник.
        Была уверена, что Акмеев уехал, но мужчина выходит с водительской стороны и направляется ко мне с откровенно плотоядной улыбкой.
        - Наконец-то ты освободилась. Могу себе представить, как устала - такой длинный день. Садись, подвезу.
        Он не предлагает - командует. Будто мое согласие - нечто само собой разумеющееся.
        Я пячусь, начиная мотать головой. Рано порадовалась. Оказывается, он и не думал отступать, просто ждал подходящего момента.
        - Спасибо, Александр Семенович, но не нужно. Я сама доберусь, пройдусь перед сном.
        - Вот чего ты упрямишься? - он продолжает улыбаться, но взгляд становится холодным и жестким. - Я же не мальчик, чтобы вечно бегать за тобой и уговаривать!
        - Так и не надо уговаривать, - я оглядываюсь по сторонам, но вокруг больше нет никого. Никто не придет на помочь, если что.
        Думаю об этом и тут же приказываю себе успокоиться. С чего я взяла, что мне понадобится помощь? Акмеев назойлив, безусловно, но никогда не проявлял агрессии. Да и теперь не потащит же он меня в машину силой, если я этого не хочу.
        - Всего доброго, Александр Семенович, - разворачиваюсь и удаляюсь почти бегом. Огибаю здание, выхожу на аллейку, ведущую к моему дому, и только там позволяю себе отдышаться.
        За мной никто не гонится. Остается лишь посмеяться над собственной мнительностью. Нервы пошаливают, вот и надумала глупостей.
        Сворачиваю во двор, находя взглядом свои окна. На кухне горит свет, а в Сониной видно, что включен ночник. Интересно, Льву удалось ее уложить или дочка решила воспользоваться ситуацией и до сих пор не спит? Я ведь даже не позвонила им, когда вышла с работы - отвлеклась на Акмеева. Ускоряю шаг, чтобы скорее попасть в квартиру, но у самого подъезда неожиданно обнаруживаю знакомую машину. Мужчина стоит, опираясь на приоткрытую дверь и с ядовитой ухмылкой наблюдает за моим приближением.
        - Что вы здесь делаете? - дурацкий, в общем-то вопрос, все ведь и так понятно. Я обрадовалась, что он не стал меня преследовать, даже не предположив, что сама привела его за собой к дому. Наивная дурочка. Акмеев - не из тех, кто легко сдается, столько раз подруга говорила мне об этом. А я все надеялась, что до крайностей не дойдет. Но теперь он знает, где я живу. И это значит…
        О том, что это значит, не хочется думать. Я оглядываюсь по сторонам, зачем-то изучая пустынный двор. Сама не знаю, на что надеюсь. До чего этот человек может дойти? Да и вообще, зачем ему понадобилось именно я? В его окружении полно куда более привлекательных и подходящих женщин. И таких, которые с радостью отзовутся на его ухаживания. Почему я? Или это обычный азарт, стремление заполучить то, что не поддается сразу?
        - Думаю, ты и сама прекрасно понимаешь, что я тут делаю, - улыбка на лице мужчины куда больше напоминает оскал. - Мне надоело играть в догонялки. Хотела повыделываться, цену себе поднять? Ладно, у тебя получилось. Я ни одну женщину столько времени не добивался.
        Это откровение не только не радует - мне еще больше хочется спрятаться. Сбежать, забиться в какой-нибудь угол. Подальше от навязчивого внимания Акмеева.
        А еще безумно не нравится, что он говорит в прошедшем времени. Добивался - это значит, что сейчас все состоялось? Считает, что добился, наконец?
        Во рту пересыхает от волнения, а сердце стучит так гулко, что, кажется, отзывается в ушах. Мне по-настоящему страшно. До подъезда - несколько метров, но я совсем не уверена, что если брошусь туда сейчас, он не кинется следом. Привела к дому по собственной дурости, так совершенно не хочется показывать еще и свою квартиру.
        - Александр Семенович, вам лучше уехать. Уже поздно, мне нужно домой. Я ведь говорила много раз, что… - запинаясь и задыхаясь, бормочу, пытаясь воззвать к его здравому смыслу. Если такой есть, разумеется. Но мужчина резко перебивает:
        - Да плевать я хотел, куда тебе нужно. И так ждал слишком долго. Теперь мы будем делать то, что нужно мне.
        Он в два шага преодолевает оставшееся расстояние между нами и быстрее, чем я успеваю хоть что-то предпринять, опускает мне на затылок тяжелую ладонь и дергает на себя. Почти впечатывает в свое твердое, какое-то каменное тело. Больно тянет за волосы, заставляя запрокинуть голову, и впивается в рот.
        Это не похоже на поцелуй, в его действиях не то что нежности нет - похоже, что он наказывает меня. Казнит за неведомые прегрешения. Я чувствую во рту привкус крови и не понимаю, что происходит. Губы саднит, а перед глазами стелется мутная пелена, лишая последних сил.
        Я все-таки пытаюсь сопротивляться. Дергаюсь, упираюсь ладонями ему в грудь, стараясь оттолкнуть. Уворачиваюсь от ненасытных губ. Но его слишком много. Не понимаю как, но он умудряется удерживать меня сразу везде. Все также фиксирует голову, не позволяя полностью отвернуться, цепкой хваткой связывает запястья за спиной. Давит на плечи, с силой прижимая к себе. Наверняка специально распластывает на своем теле, давая почувствовать свое возбуждение. Больно и омерзительно противно. А еще - удушающе страшно, потому что я ничего не могу. Даже крикнуть, не говоря уже о том, чтобы вырваться и сбежать.
        Давлюсь слезами, снова делая попытку избавиться от отвратительных губ, терзающих мой рот, и ощущаю, как мужчина слегка разворачивается, подталкивая меня к машине. Неужели вообще ничего не сделать? Ничего…
        Зажмуриваюсь, снова дергаясь из последних сил, но в тот же момент чувствую, как стискивающие меня руки разжимаются. Слышу глухой удар, еще один и еще, потом странный, жуткий хруст. И когда в ужасе распахиваю глаза, вижу перед собой искаженное лицо Невельского.
        Даже не представляла, что он может быть таким. Красивое лицо делается жестким, почти свирепым. Передо мной будто зверь разъяренный оказывается, а не внимательный и нежный мужчина, который совсем недавно сводил с ума. А теперь он разве что не рычит.
        В черных глазах плещется неприкрытый гнев, губы плотно сжаты, волосы всколочены. Но нет, он не потерял над собой контроль. Напротив, я прямо-таки вижу, что действует Лев обдуманно и методично. С дикой, но совершенно осознанной яростью лупит Акмеева по лицу, груди, ударяет в бока, не давая тому увернуться и хотя бы просто прикрыться.
        И меня затапливает страхом. И без того чувствовала себя ужасно, слабой и беспомощной, не готовой справиться с неожиданным напором настырного ухажера. Будто в прошлое откинуло, когда вот так же не могла избавиться от силы собственного мужа. От его настойчивых и давно утративших свою привлекательность объятий. Он причинял боль и внушал ужас - и от всего этого не было никакого спасения. Я ненавидела его, но и себя тоже, что вляпалась так глупо, поверила и не смогла предугадать, к чему приведет все то, что нас связало.
        От Акмеева я тоже не ждала ничего подобного. Снова оказалась такой же полной дурой. Только теперь мне на помощь пришел самый лучший на свете мужчина.
        Радоваться бы, да вот только не получается. Я слишком хорошо понимаю, чем это все чревато. Лев на моих глазах уничтожает давным-давно налаженные отношения с одним из самых перспективных клиентов ресторана. Собственноручно лишает себя репутации, прибыли. И хорошо, если все обойдется. Если Акмеев не решит ответить. Не станет предпринимать какие-то меры, не заявит в полицию об избиении.
        У меня колени подкашиваются от ужаса, стоит только подумать о том, на что этот человек может оказаться способным. С его возможностями и связями он вполне способен стать настоящим врагом для Невельского. Из-за меня.
        После очередного удара мужчина как-то странно дергается, сплевывает на землю кровавый сгусток, хрипло стонет, и от этого звука у меня словно скручивает что-то внутри.
        - Лев, довольно… Пожалуйста… Не надо… Ты же его убьешь…
        Только сейчас понимаю, что плачу. От страха, от нахлынувших воспоминаний, от разъедающей внутренности накатившей боли. Лев слишком много стал значить для меня, и меньше всего на свете я хотела бы, чтобы он сломал собственную жизнь и карьеру по моей вине.
        - Пожалуйста, остановись…
        Он как будто приходит в себя, различая, наконец, мой едва слышный голос. Распрямляется, все с тем же убийственным выражением лица продолжая смотреть на Акмеева. Дожидается, пока тот поднимется, размазывая по лицу кровь.
        - Приблизишься к ней еще раз ближе, чем на десять метров, - считай, что покойник. И в ресторане чтобы я тебя больше не видел. Ни тебя, ни кого из твоих партнеров чтобы не было.
        - Ты об этом пожалеешь… - шипит Акмеев, с трудом шевеля разбитыми губами. - Придурок, было бы из-за чего… Из-за какой-то бабы…
        Договорить Лев ему не дает: хватает за грудки, встряхивая с такой силой, что мне кажется, из глаз летят искры. Тащит к машине, с размаху припечатывая спиной.
        - Убирайся. И запомни, что я сказал, - целее будешь.
        Больше повторять ему не приходится, Акмеев дергает дверь и, почти ввалившись в салон, быстро заводит машину и уезжает. Кажется, что-то выкрикивает на прощанье, но из-за гула мотора это невозможно разобрать.
        А у меня будто враз кончаются все силы. Ноги перестают держать, и я, привалившись к стенке подъезда, начинаю сползать на землю. И почти падаю, но Лев реагирует очень быстро: тут же оказывается рядом, подхватывая и прижимая к себе. Гладит по голове, как маленькую девочку, обнимает за плечи, пытаясь утишить рвущиеся из груди рыдания.
        - Тише, милая, тише. Все хорошо.
        - Что ты натворил? - я поднимаю на него глаза, рассматривая сквозь пелену слез. - Он же теперь отомстить захочет, наверняка не оставит все просто так…
        - Ш-ш-ш-ш… - Лев почему-то улыбается. А потом склоняется ко мне и перед тем, как коснуться своими губами моих, добавляет: - Ничего не бойся. Я рядом. И я все решу.
        ГЛАВА 17
        Он подхватывает меня на руки и прижимает к груди. Укачивает, как ребенка, шепчет успокаивающие слова. А меня трясет, от выходки Акмеева и еще больше - от того, что случилось потом. Думаю, что Лев дрался за меня, и страх закипает внутри вместе с переполняющей любовью к этому мужчине.
        - Не надо было… он же может тебе навредить… - слова сбиваются, застревают в горле, царапают внутренности. Я столько проблем принесла Невельскому одним своим появлением.
        Но он почему-то тихо смеется, еще крепче прижимая меня к себе. И вроде бы не испытывает по этому поводу никакого неудобства. Идет по лестнице к лифту, даже не запыхавшись. Как будто я и правда - ребенок, который почти ничего не весит, а не взрослая женщина весом в 60 килограмм.
        - Ничего не бойся, - повторяет опять, с еще большей уверенностью. - Я никому не позволю тебя обидеть. А он больше вообще не приблизится.
        - А как же ты? - обхватываю его шею и решаюсь озвучить терзающий меня вопрос. - За тебя кто вступится? Лев, у него же наверняка такие связи! Я не хочу, чтобы он чем-то навредил тебе!
        - Варенька, выброси из головы. Этот урод не стоит твоих переживаний и слез. Я справлюсь, что бы ни случилось. Просто постарайся обо всем забыть поскорее.
        Я всхлипываю, мотая головой. Забыть вряд ли получится. До сих пор губы саднит от мерзкого поцелуя, а запах парфюма Акмеева, кажется, впитался в кожу.
        Лев словно чувствует мою дрожь. Прижимается губами к виску.
        - Не волнуйся, не надо. Такие только с женщинами воевать горазды, мне он не сделает ничего. Тебе нужно успокоиться.
        - Как Соня? - я только теперь понимаю, что еще ни разу не спросила про дочь, слушалась ли она и чем занята сейчас.
        Лев улыбается.
        - Спит. Все хорошо. Она чудесная девочка, мы с ней провели замечательный вечер.
        Тут же понимаю, что завидую собственному ребенку. Соня была с отцом, спокойная и счастливая, а я умудрилась вляпаться в очередные неприятности.
        - Спасибо тебе за нее, - Невельский только у самой квартиры опускает меня на пол. - Стоять можешь?
        Сил нет никаких, но эта слабость, скорее всего, - результат пережитого стресса. Сейчас дома немного приду в себя - и должно стать легче. Поэтому киваю, но продолжаю держаться за локоть мужчины, пока он открывает дверь.
        Лев помогает снять верхнюю одежду, усаживает на пуфик и снимает обувь, снова обращаясь, как с маленькой девочкой. От этого ужасно неловко, я чувствую себя беспомощной, но одновременно еще и очень приятно. Обо мне так давно никто не заботился… Поэтому я хоть и пытаюсь возражать, останавливая его, но не очень активно. Да и он только усмехается в ответ.
        - Я хочу помочь, милая, успокойся. И мне нравится находиться рядом с тобой. Касаться тебя.
        Это все звучит слишком привлекательно. Я и хотела бы, да не могу сопротивляться. Сердце тает, впитывает, как губка, такие желанные слова. Затаиваю дыхание, наблюдая, как скользят его руки по моим ногам в невинной вроде бы ласке. Мужчина не делает ничего особенного, не пытается раздеть, не двигается выше коленей, но его прикосновения обжигают даже сквозь одежду. И все больше хочется продолжения, мысли путаются, я как будто становлюсь пьяной, утрачивая ощущение реальности.
        Заставляю себя подняться.
        - Пойду проверю Соню, - в этом нет необходимости: в квартире тихо, а значит, дочка спит. Тем более, что она практически никогда не просыпается ночами. Но мне нужен повод сбежать, скрыться хотя бы ненадолго. Побыть наедине с самой собой и очнулся, стряхнуть этот романтический морок. Сейчас не время предаваться мечтам. Не время млеть в его руках. Мы же договорились дождаться, пока Лев поговорит с женой.
        Но я готова уже наплевать на все условности. Попросить его остаться. Этого хочется так сильно, что все другие мысли и желания меркнут.
        Сонечка действительно крепко и сладко спит. Одной рукой прижимает к себе куклу - подарок Невельского, другую подложила под щечку. Ресницы чуть подрагивают, она так трогательно сопит, что я замираю на несколько минут, любуясь своей малышкой. Убирая упавшую на лоб прядку волос, поправляю одеяло.
        Обвожу взглядом комнату. Ночник горит совсем слабо, но все равно можно понять, что кругом порядок. Ничего не разбросано, игрушки на своих местах, книжки - на полках, вещи тоже сложены в шкаф. Совсем не так, как бывает, когда с Соней остается моя сестра. Дочка хоть и старается наводить порядки, но все же разбрасывать у нее получается намного лучше. Интересно, кто убирал сейчас? Сам Лев или он обладает какими-то магическими способностями, благодаря которым за один вечер научил Соню?
        Целую нежную щечку и тихонько выхожу в коридор, тут же почти наталкиваясь на стоящего у двери мужчину.
        - Думал, ты уснула вместе с ней. Все хорошо?
        - Более чем, - я улыбаюсь в ответ. - Как тебе удалось избежать погрома? Я иногда, возвращаясь домой, тут такое застаю, что приходится потом больше часа убираться.
        Он пожимает плечами.
        - Не было никакого погрома. Мы просто немного поиграли, почитали книжки, потом поужинали, посмотрели мультфильм и стали собираться спать. Сонечка - идеальный ребенок.
        Я закусываю губу и жмурюсь, пряча подступившие слезы. Моя девочка - самая лучшая и любимая, но она далеко не идеальна. И непослушной тоже умеет быть. Риту частенько выводит из себя своим поведением. А Лев выглядит вполне искренним. Значит, им удалось найти общий язык, снова, в который уже раз убеждаюсь в этом. И, поддаваясь внезапно нахлынувшим чувствам, тянусь к Невельскому, пряча лицо у него на груди.
        - Спасибо тебе. Ты даже не представляешь, что это для меня значит.
        - О чем ты, милая? Я не сделал ничего особенного, - он обнимает мои плечи. - Это тебе спасибо за дочку. За то, что рассказала о ней. Что позволила быть рядом. И за то, что сама… рядом.
        Я поднимаю на него глаза. Нестерпимо хочется, чтобы он поцеловал меня, заставил забыть чужие губы, стер из памяти мерзкий инцидент с Акмеевым. А еще лучше - чтобы не ограничился поцелуем. Тело охвачено каким-то странным жаром, и не помню уже, когда в последний раз испытывала что-то подобное. Лев не может этого не видеть, не чувствовать. Особенно когда смотрит вот так, затягивая меня в омут своего взгляда.
        Но он не целует. Улыбается уголками губ, скользит ладонью по волосам, поглаживает спину и отстраняется, легонько подталкивая меня в сторону ванной.
        - Пойдем, тебе нужно расслабиться.
        Не сразу понимаю, что мужчина имеет в виду, но мгновенье спустя вижу перед собой ванну, наполненную водой, с кружевным облаком пены. Еще одно совершенно фантастическое явление, у меня дома сроду не водилось ничего подобного. Я сама мылась только под душем, на длительные водные удовольствия попросту не было времени. Да и Соню купала без всякой пены. Где он это только взял? Неужели принес с собой?
        Повторяю вопрос вслух, но Лев смеется и качает головой.
        - О нет, я справился подручными средствами. Потом расскажу тебе… если захочешь. А сейчас давай, раздевайся.
        В его голосе не звучит никаких намеков, и кажется, все, что мужчину заботит сейчас - то, чтобы я действительно отдохнула. Вот только он не выходит, стоит рядом, будто не видит никакой проблемы в том, чтобы я разделась при нем. А я не знаю, что делать дальше. Боюсь, что он останется и увидит меня… увидит все то, что хотела бы скрыть. И еще больше боюсь, что уйдет.
        Он все-таки спохватывается и, виновато улыбнувшись, покидает ванную комнату. Как-то слишком поспешно, будто сбегает. И я тут же начинаю жалеть. Представляю, что могло бы быть, останься мужчина со мной. Опускаюсь в душистую пену, стараясь унять разбушевавшиеся фантазии.
        Вот только выходит откровенно плохо. Слишком много впечатлений и такая непривычная, волнующая забота обо мне, что мысли, помимо воли, возвращаются снова и снова туда, откуда, по-хорошему, следовало бы сбежать и побыстрее.
        В воде угадывается запах моего любимого геля для душа, правда, и в голову не приходило прежде, что из него можно создать такое белоснежное пушистое облако, которое сейчас укрывает меня.
        Только оказавшись в тёплой воде, понимаю, как устала. Как-то сразу начинают ныть мышцы, в спине, в ногах. И страх от пережитого снова оживает, начиная терзать изнутри.
        Я очень пытаюсь расслабиться. Гоню ненужные мысли, приказываю себе выбросить из головы и Акмеева, и его отвратительные ухаживания. Не думать ни о чем, кроме того, что сейчас я дома, и Лев все еще никуда не ушел. Тороплюсь поскорее закончить с купанием, чтобы убедиться в этом. Снова его увидеть и почувствовать рядом.
        Он ждет в коридоре, почти прямо у двери ванной, и это тоже почему-то трогает до глубины души.
        - Как ты? - приподнимает руку, касаясь моих волос. Я знаю, что всегда после душа от влаги из прически выбиваются смешные колечки. Кажется, Лев смотрит сейчас именно на них. Накручивает прядь на палец, улыбаясь уголками губ. - Такая красивая…
        Без косметики, уставшая и разрумянившаяся от горячей воды - я видела в зеркале, как выгляжу на самом деле. Но совсем не похоже, что мужчина лукавит. В его глазах, в темном, глубоком взгляде, обращенном ко мне, - целый мир. Восхищение и тепло, такое, что от этого колени слабеют, а все тело наполняется нереальным, немыслимым восторгом.
        - Спасибо, что остался, - произношу тихонько, чувствуя, какими непослушными стали губы. - И за этот вечер, за Соню…
        За то, что спас меня… - не говорю это вслух, но кажется, Лев и так понимает. Касается моей ладони, сплетая пальцы, тянет к себе, обнимая за плечи. И в том тепле, что я видела в его взгляде, сейчас тону. Оно укрывает с головой, окружает со всех сторон. Прижимаюсь щекой к груди мужчины и слышу удары сердца. Не могу удержаться, утыкаюсь губами, целую кожу в вырезе рубашки.
        Я ни разу в жизни не испытывала подобного. Не хотела кого-то до такой степени, чтобы это перекрыло все другие мысли и желания.
        - Люблю тебя, - признание срывается быстрее, чем успеваю это осознать. Но не жалею. Лев нужен мне. Нужен до такой степени, что сейчас я готова закрыть глаза на условности. Да, мы планировали все иначе, да, собирались не спешить, сначала решить проблему с его женой. Но не могу его отпустить.
        Мне нужно это потрясающее тепло, уютные объятья, губы, которые могут стереть неприятные воспоминания.
        - Поцелуй меня, - поднимаю к мужчине лицо. Тянусь к губам, затаивая дыхание, когда Лев склоняется ко мне. А потом… Потом мир внезапно перестает существовать. Куда-то деваются все мысли, уходят сомнения, как-то незаметно тает стискивающая сердце тревога.
        Возношусь на немыслимую высоту, тону в сладкой неге его объятий. Встречаю до умопомрачения нежный поцелуй и сама целую в ответ, окончательно теряя голову.
        Лев ласкает мои губы, что-то тихо шепчет между касаниями, исследует бережно и осторожно, будто пробуя на вкус. Снова подхватывает на руки и несет куда-то. Я не вижу, не в силах вынырнуть из затягивающего меня омута. И даже стесняться не могу, лишь чуть ежусь от прохлады, которая подступает, когда мужчина освобождает меня от одежды. Откидывает ненужный халат, отрывается от губ, но лишь затем, чтобы медленно, пьяняще дразня, двинуться ниже, исследуя мое тело. Шея, ключицы, плечи, ложбинка на груди… Не пытаюсь, да и не хочу его останавливать. Наоборот, мне мало. Будто вмиг утрачиваю стыд. Тянусь к нему, подаваясь навстречу, открываюсь губам, рукам, становящимся все более откровенным ласкам. А потом взрываюсь, вижу перед собой бескрайнее звездное небо, где искрят и сияют миллионы золотых огней. Цепляюсь за сильные плечи, впиваясь с такой силой, будто от этого жизнь моя зависит. Плачу и шепчу, а может, кричу ставшее таким дорогим имя. И сама не замечаю, как проваливаюсь в сладкий, глубокий сон.

***
        Меня будит звонкий голосок дочери. Соня щебечет, о чем-то довольно болтает, и ей вторит низкий, бархатный голос Льва. Вспоминаю вчерашний вечер и чувствую, как щеки начинают гореть. Это было… слишком восхитительно. Невероятно.
        Я прожила три десятка лет, но даже не знала, что так бывает. По телу до сих пор кружат сумасшедшие, восторженные мурашки, будоража сладкими воспоминаниями и заставляя мечтать о повторении. А ведь Лев сам даже не разделся. Не испытал и сотой доли того, что пережила я. Позаботился о моем удовольствии, себя же оставив практически ни с чем.
        И похоже, провел со мной всю ночь. Подушка рядом примята, а на постельном белье остался знакомый, уже ставший родным запах.
        Я утыкаюсь лицом в подушку, вдыхаю этот запах, закрываю глаза и счастливо улыбаюсь. Люблю его. Как же сильно люблю!
        В этот момент распахивается дверь, и в спальню влетает Соня.
        - Ну вот, я же говорила, она не спит! - восклицает с восторгом. - Мамочка, дядя Лева сказал тебя не будить. Но я же не будила, правда? Ты сама проснулась!
        - Сама, - я смеюсь, обнимая дочку. Поднимаю глаза на вошедшего следом за ней мужчину. Он молчит и улыбается, но во взгляде столько любви, что меня накрывает ничуть не меньшая эйфория, чем накануне в его руках.
        - Доброе утро, - выдыхаю, крепче прижимая к себе Соню. Я не заслужила этого счастья, но оно почему-то случилось. Со мной. С нами.
        - Доброе утро, милая, - Лев легко касается губами моего лба. - Пойдем завтракать?
        ГЛАВА 18
        О том, что сегодня суббота и у меня выходной, я соображаю намного позже. Уже после кофе и какого-то совершенно нереально вкусного омлета. На часах - почти десять, а впереди - целый день, когда можно никуда не спешить.
        И Лев тоже не спешит. Снова не ухолит. Помогает мне убрать со стола и будто бы невзначай обнимает со спины, утыкаясь носом в шею. Щекотно и сладко. Я бы хотела, чтобы это время не заканчивалось. Тянулось и тянулось, позволяя сполна насладиться нежданным счастьем.
        - А поехали в бассейн? - неожиданно выдает мужчина.
        Я изумляюсь подобному предложению, но совсем ненадолго. В общем-то мне все равно, куда ехать, лишь бы с ним. Знаю, что любое место станет особенным. Хотя… это даже интересно. Я в бассейне больше десятка лет не была, как-то не доводилось позволять себе подобные развлечения. И если Лев хочет туда поехать, тем более буду только счастлива составить ему компанию.
        Соня на необычное предложение тоже реагирует слишком радостно. Единственный бассейн, который она видела, - маленький лягушатник в детской поликлинике, куда я водила ее на лечебную физкультуру по рекомендации педиатра. Но для нее это в любом случае приключение, а в компании «дяди Левы» малышка, как и я, готова к самым смелым и неожиданным свершениям.
        - Почему в бассейн? - спрашиваю уже в машине, пытаясь угомонить расшалившуюся от избытка впечатлений дочку и одновременно вспоминая, как я выгляжу в своем стареньком купальнике. Он почти в два раза старше Сони, но пожаловаться на это я не решаюсь, как и попытаться приобрести что-то новое по дороге. Во-первых, такие вещи не покупаются наскоком, во всяком случае, я не умею, а задерживать Льва, заставляя ждать, пока сделаю выбор, не хочу. Да и практически уверена, что он сам захотел бы оплатить мою покупку, а подобного тоже не могу позволить. И так обязана ему очень многим. Поэтому тихонько вздыхаю про себя, надеясь, что не слишком разочарую его, когда переоденусь в этом самом бассейне.
        - Хочу, чтобы ты отдохнула, - заявляет он в ответ на мой вопрос. - Вода отлично расслабляет. Я иногда езжу туда, когда нужно отдохнуть. Даже не знаю, где это получилось бы лучше. Замечательное место, а с утра в субботу там еще и немного людей. Тебе наверняка понравится.
        Я в этом и не сомневаюсь. Мне уже нравится. Проносящийся за окнами машины город, солнечная ясность дня, довольная дочка, у которой сегодня тоже самый настоящий праздник. И самый лучший мужчина рядом.
        Немного удивляюсь, правда, когда мы довольно быстро выезжаем на загородную трассу: почему-то думала, что бассейн находится неподалеку. Их множество в моем районе, но Лев выбирает самый дальний, как выясняется чуть позже.
        В этих местах мне не приходилось бывать раньше. От трассы влево уходит довольно узкая асфальтовая дорожка, по обе стороны от которой протянулись ветхие домики. Ветер доносит характерный запах моря.
        - Тут где-то недалеко залив? - спрашиваю Льва, и Соня тут же начинает подпрыгивать, радостно приговаривая:
        - Залив, ура! Хочу на залив, мамочка!
        Невельский улыбается, накрывая ее головку своей широкой ладонью.
        - Да, малышка, он тут совсем близко. В конце этой улочки. Потом можем туда прогуляться, если захотите. Но начать все-таки рекомендую с бассейна.
        Уговаривать Соню не приходится - она тут же соглашается. Лев уже научился находить с ней общий язык, вот так, с легкостью. Как настоящий отец. Впрочем, он и есть отец, хоть дочка пока и не знает об этом. Но разве что ротик не приоткрывает от восторга, когда смотрит на него и слушает. А у меня снова, привычно уже щемит в груди. От волнения, от нежности, от того, что становится тесно бушующим там чувствам. Ведь была уверена, что отца моя девочка не узнает. И уж тем более не могла предположить, что им окажется такой мужчина.
        - Готовы? - он приобнимает меня за талию и берет Соню за руку. И когда мы обе киваем, ведет к внушительных размеров зданию у самой дороги.
        Кажется, этому мужчине суждено удивлять меня. Во всем, даже в таком вроде бы обычном явлении, как бассейн. Ну что необычного может быть в бассейне? Я не сомневалась, что увижу перед собой классические дорожки с пробковыми разделителями, почувствую привычный неизбежный запах хлорки.
        Но все оказывается совершенно иначе. Я, как не первый раз уже со Львом, будто бы попадаю в иной мир. И в этом мире не просто вещи, к которым я не привыкла. Они не просто дороже, эффектнее. Они и его помогают мне увидеть с другой стороны.
        Невельский невероятный. Как волшебник из сказки, который исполняет заветные желания. Только в детстве такие волшебники казались просто добрыми старичками, а он еще и завораживающе привлекательный. Мужчина-мечта.
        Передо мной - прозрачная темно-синяя гладь воды, над которой клубится едва заметный пар. В помещении царит полумрак, и в помине нет никаких дорожек, скользких ступеней и острых краев бортиков. В центре зала на небольшом возвышении - уютный ресторанчик, который от воды отделяют прозрачные стекла. Звучит тихая музыка, в воздухе разлито тепло и не чувствуется никаких посторонних запахов. Ни хлорки, ни какой другой химии. В нескольких местах по воде пробегают цветные блики, отчего все еще больше делается похожим на сказку.
        К нам подходит улыбчивая девушка в спортивной форме, присаживается на корточки перед Соней, протягивая ладонь для приветствия.
        - Я - Марина. Пойдешь на пенную вечеринку? Мы как раз начинаем вот-вот.
        Она взмахом руки указывает куда-то в сторону, где за небольшим ограждением в клубах белоснежной атласной пены резвятся другие ребятишки. Дочка в изумлении распахивает глазки, и я вижу, как в них отчетливо отражается восторг.
        - Мамочка, можно? - Соня с надеждой смотрит на меня.
        - Конечно, дорогая, только будь осторожна, - я киваю, улыбаясь при виде ее сияющего от удовольствия личика.
        - Не волнуйтесь, - девушка Марина поднимается и уверенно объясняет мне. - У нас отличная команда и за каждым ребенком внимательно следят, все абсолютно безопасно. Можете спокойно отдыхать.
        Конечно, она не подразумевает ничего такого, но мне все равно слышится подтекст в ее словах. Возможно, потому что сама мечтаю остаться с Невельским наедине. В памяти то и дело всплывают картинки прошедшего вечера, особенно когда ловлю на себе его жадный взгляд. И мне безумно хочется повторения. И продолжения. Пока не представляю, когда для этого предоставится возможность, но не думать и не желать не могу.
        Мы провожаем довольную дочку, а потом Лев тянет меня в купель у лестницы с парящей и бурлящей водой. Там теплее, чем в основном бассейне, температуре почти горячая, но это удивительно приятно. И в самом деле расслабляет. Я выспалась, но сейчас силы тают вместе с разлетающимися по воде крошечными пузырьками. Хочется закрыть глаза и отключиться от всего мира. И только чувствовать. Эту теплую ласковую воду, едва различимую музыку. И ЕГО. Лев протягивает руку под водой и поглаживает мои колени. Невинный в общем-то жест, но я прикусываю губу, чтобы сдержать стон. Вода бурлит и под ней ничего не видно, но это все равно не повод двигаться дальше. Соблазнительно и желанно, но нельзя. Не здесь. Не сейчас.
        И непонятно, кого мужчина дразнит сильнее, меня или себя. Не могу не чувствовать его возбуждения, не замечать того же, что испытываю сама. И в купели, и потом уже в бассейне, когда мы плаваем и дурачимся, то нагоняя друг друга, то, наоборот, устраивая прятки в этом волшебном месте. И в ресторане на подиуме над завораживающей водой. Где-то высоко, под самым потолком, установлены часы, но я туда не смотрю. Неважно, сколько времени, я, наверно, впервые в жизни оказываюсь среди тех, кто не наблюдает этих самых часов. Да, я счастлива. Так, что сама с трудом в это верю. Но о большем и помыслить невозможно, будто наступил Новый год и разом сбылись все, даже самые невероятные мечты. Только сейчас лето, и от этого я чувствую себя еще более удивительно.
        Настроение не портится, даже когда, оказавшись на улице, вижу, как изменилась погода. Это так привычно для нашего города. С утра светило солнце, а к вечеру небо затянуло сплошной грозовой пеленой. И мы едва успеваем добежать до машины, как начинает лить дождь. Сильно, резко, сплошной стеной.
        Лев усаживает нас в салон, а сам почему-то слишком долго возится снаружи. Так долго, что я начинаю волноваться, что он совершенно вымокнет. Но как раз в этот момент мужчина открывает дверь. Садится и хмурится, поворачиваясь ко мне.
        - Колесо пробито. Стекло или острый камень попался, не заметил, когда выходили.
        Я протягиваю руку, чтобы стереть капли дождя на его висках.
        - И что теперь? Будешь менять? - смотрю на разошедшуюся стихию за окном, пытаясь представить, как это возможно при такой погоде. Но мужчина качает головой.
        - Запаски нет. Ольге нужна была несколько дней назад, я отдал свою, да так и не успел заменить.
        Я понятия не имею, что делают в таких ситуациях. Мы за городом, но здесь наверняка где-то должен быть шиномонтаж, не в лесу же находимся, вокруг - вполне жилая местность. Можно вернуться в клуб и оттуда вызвать специалистов, но внезапно понимаю, что ужасно не хочу уезжать.
        Оборачиваюсь к заднему сиденью, где Сонечка старательно пытается не уснуть. Уставшая и довольная моргает, сонно глядя на нас и не очень понимая, что происходит.
        - Тебе же нужно домой, да? - снова смотрю на Льва, боясь услышать подтверждение. Но мужчина неожиданно произносит совсем другое.
        - Целый день пытался выдумать причину, чтобы остаться с вами здесь на все выходные. А это оказалось так просто…
        Не могу поверить, ведь он только что хмурился, словно был недоволен. А Невельский продолжает, вмиг уничтожая мои сомнения.
        - Испугался, что ты решишь, будто я все подстроил специально. А сейчас думаю: ведь это вариант. И если бы оно не пробилось само, мне стоило бы так сделать, чтобы никуда не уезжать.
        - Мы останемся, да? - Соня, кажется, даже становится бодрее. - Я хочу еще поплавать.
        - Не сегодня, малышка, - смеется Лев, вытаскивая из бардачка зонт. - Сейчас мы возвращаемся, но идем не плавать, а в номер, - и в ответ на недоуменный взгляд дочки поясняет: - Наверху, над бассейном, отель, там мы сможем переночевать, а уже утром снова отправимся купаться.
        Перед тем, как выйти, смотрит на меня, и этот темный, завораживающий взгляд красноречивее любых слов. В нем так много всего. Предвкушение. Обещание. И хотя я понимаю, что после этих выходных наша жизнь никогда не будет прежней, знаю и то, что не откажусь от него. Не остановлюсь. И ему не позволю остановиться. Уже просто не смогу.

***
        Соня засыпает почти сразу, едва только мы оказываемся в номере. Укладывается на огромную кровать, сворачивается в клубочек, как котенок, и начинает сладко посапывать. Я несколько минут умиляюсь, рассматривая ее, а потом понимаю, что это значит. В номере лишь два спальных места. Эта королевская кровать и малюсенький диванчик у окна. Как раз он-то идеально подошел бы для ребенка. Взрослый человек, если там и поместится, то точно один. А перекладывать дочь, чтобы заняться любовью, мне кажется неправильным. Да и вообще вряд ли бы я осмелилась на подобное в одной комнате со спящей малышкой. Ее сон, хоть и крепкий почти всегда, но мне совершенно не хочется, чтобы именно сегодня случилось исключение, и она проснулась в самый неподходящий момент.
        Как будто не складывается что-то. Не выходит. И чудесное настроение, и будоражащие мечты развеиваются в один миг.
        Только об этом Льву не сказать: не могу же я признаться, какие мысли меня одолевают. Приходится улыбаться, неестественно натягивая губы, как на работе. Лишь бы он ничего не понял.
        Мужчина подходит к кровати, осторожно разворачивает Соню, чтобы снять покрывало и укрыть ее сверху. Поправляет подушку, тоже задерживается, рассматривая малышку. И улыбаясь. Как будто его совершенно не напрягает происходящее. И я понимаю, что от этого расстраиваюсь еще больше. Мне бы хотелось, чтобы он тоже жалел об упущенных возможностях. Мы с ним сейчас вдвоем, почти наедине, но только сделать ничего нельзя. А расстраиваюсь по этому поводу я одна.
        Закусываю губу и отхожу к окну, рассматривая, как колышутся под дождем сочно-зеленые кроны деревьев. Летнее солнце еще не успело их выжечь, а от воды этот цвет стал еще более насыщенным. В другое бы время любовалась такими красками, а сейчас все, на что хватает сил, - это удержать слезы.
        Но ни плакать, ни, тем более, обижаться нельзя. Никто не виноват, что все так случилось. Соня счастлива, да и я давным-давно так хорошо не проводила время. И мой эгоизм сейчас совершенно ни к месту.
        - Хочешь что-нибудь выпить? - Лев подходит со спины и обнимает меня за талию, касается волос теплым дыханием. - Можем спуститься в ресторан. Сонечка вряд ли проснется до утра, так наплавалась, что наверняка будет спать крепко-крепко.
        - Она и так почти никогда не просыпается, - тихо отзываюсь на предложение мужчины. И опять понимаю, как скребет изнутри досада. Радоваться бы такому чудесному дню, возможности спокойно посидеть вдвоем. Поговорить о многом. А я жалею, что в этом роскошном отеле нет двухкомнатных номеров. И когда будет новый шанс побыть вместе - неизвестно.
        - Тогда идем? - мужчина водит губами по моим волосам, а я от этой сладкой ласки едва не начинаю всхлипывать. - Или можем еще поплавать, если ты, конечно, не устала.
        - Не хочу в ресторан. И плавать тоже не хочу, - признаюсь совершенно искренне. - Может быть, просто ляжем спать?
        Пусть мечтам сегодня и не суждено сбыться, но спать нам точно придется в одной постели. Уже что-то. Хочу хотя бы так побыть рядом. Напитаться его близостью и теплом.
        - Хочешь спать? - он тоже говорит совсем тихо, но сейчас в его голосе что-то меняется. Тон обретает соблазнительную бархатную хрипотцу. Будто Лев специально дразнит меня, прекрасно зная, что происходит на самом деле в моей голове.
        То, чего я хочу, ко сну не имеет никакого отношения. Но не признаюсь и даже вида стараюсь не подать. Чуть отклоняюсь назад, прижимаясь спиной к его груди. И… чувствую, как он возбужден.
        От этого перехватывает дыхание. Я ведь уверена была, что терпкое, пьяное желание только меня снедает, а мужчина не испытает ничего подобного. Но реакция его тела не оставляет никаких сомнений.
        И я не выдерживаю - резко оборачиваюсь, тут же наталкиваясь на потемневший взгляд. Тянусь к губам, отчаянно нуждаясь в его поцелуях. Словно от жажды умираю, и он - единственный, способный даровать спасение.
        - Я не хочу ни есть, ни спать, Лев. Со вчерашней ночи вообще могу только об одном думать… - сама шалею от собственного признания. Меня будто окатывает горячей волной. Смотрю в его глаза, завороженная разгорающимся там огнем.
        - Пойдем, - его взгляд обжигает. Внутри, в животе раскручивается спираль, опаляя каждую клетку жарким тягучим огнем желания. Я вкладываю руку в ладонь мужчины и на мгновенье прикрываю глаза, наслаждаясь теплом, которое окутывает, будто кокон.
        Лев все понимает. Прекрасно видит мое состояние, даже если бы я не сказала ничего. И как-то в один момент становится все равно, что будет дальше. Да, я хочу его, но, если такой возможности сейчас нет, просто буду наслаждаться временем вдвоем. Это же не менее ценно. А может, еще и важнее. Мне так хорошо с этим мужчиной, как не было еще ни с кем. И помимо испепеляющей страсти есть еще и вот такое уютное тепло, от которого щемит и заходится нежностью сердце.
        Мы выходим в коридор, и Лев осторожно прикрывает дверь. И я с благодарностью улыбаюсь, вспоминая о том, как в аналогичных ситуациях ведет себя моя сестра. Конечно, Рита любит Сонечку и заботится о ней, но вот такого трепетного участия с ее стороны никогда не проявлялось.
        Я снова умиляюсь действиями Невельского, таю в собственных ощущениях и не сразу понимаю, что он никуда не идет. Стоит и смотрит в упор. И в потемневшем взгляде столько всего, что у меня в буквальном смысле слабеют колени. И сердцу в груди становится тесно.
        - В ресторан? - шевелю губами, не узнавая собственного голоса. - Или в бассейн?
        От его улыбки по телу будто проходит разряд тока. Начинает сладко тянуть внизу живота, а между ног становится горячо и влажно.
        А Лев крепче сжимает мои пальцы и шагает к двери соседнего номера. И когда ловит мой изумленный взгляд, усмехается, склоняясь к уху. Не целует - слегка прикусывает мочку и произносит дразнящим шепотом, пробуждая к жизни сотни мурашек, бросившихся в пляс по телу.
        - Ты же не думаешь, что я упущу такую возможность? Я слишком долго этого ждал.
        Прикладывает карту к замку и мгновенье спустя затягивает меня в номер вслед за собой. За спиной раздается щелчок закрывающейся двери, и мужчина обрушивается на мой рот. Уже не нежно, совсем не так, как прежде: как дикий, изголодавшийся зверь. Впивается жадным поцелуем, крадет мои вдохи, терзает губы, исследует, покоряет.
        А я так сильно этого хочу, что утрачиваю и стыдливость, и все другие мысли. Лишь обрывочными вспышками мелькает в голове осознание того, что происходит. Сдернутое с постели покрывало. Разбросанная одежда. Свежая прохлада простыней под спиной. И его губы и руки. Везде. Опьяняющие, сумасшедшие, бесстыжие ласки. Искрящий, невероятный мир, какой-то волшебный, безумный полет вдвоем, когда теряется грань не только между телами, но и между душами. И нескончаемая, неповторимая музыка его признаний.
        ГЛАВА 19
        - Не прилично так улыбаться, - хмыкает Яна, перехватывая меня в коридоре у кухни. - Завидно же!
        Я смотрю сначала на поднос в руках, пытаясь вспомнить, куда несу заказ, а потом - на подругу. Отвечаю как можно более сдержанно.
        - Мы же все улыбаемся. Так положено на работе, забыла?
        Янка снова хмыкает и качает головой.
        - Э, нет, подруга. Положена дежурная улыбка, а у тебя на лице написано, что ты все еще там.
        - Где там? - пытаюсь увильнуть я, хотя понимаю, что она права. В своих мыслях я по-прежнему в том номере потрясающего загородного отеля. В ЕГО руках. Выходные прошли, и нам пришлось уехать, а мои чувства стали только сильнее. И теперь я действительно ни о чем другом не могу думать.
        - Ой, перестань! - отмахивается Яна. - От меня-то можешь не скрывать. Он правда настолько потрясающий? Я никогда тебя такой счастливой не видела.
        Потрясающий? Это слишком слабо сказано. У меня даже нет подходящих определений, которые хотя бы примерно могли отразить, что я чувствую на самом деле.
        - Он еще лучше… - шепчу еле слышно, крепче сжимая поднос и пытаясь увернуться от пронырливого внимания Яны. Это очень личное, чтобы делиться такими впечатлениями. Не хочу обсуждать случившееся ни с кем. Даже с лучшей подругой. Мне бы только дождаться конца смены и новой встречи. У Льва какое-то мероприятие на другом конце города, и в ресторане его сегодня нет, но он обещал забрать Соню из сада и вместе с ней встретить меня с работы. Чтобы сходить куда-то втроем.
        Яна довольно улыбается и коротко чмокает меня в щеку.
        - Как же я рада за тебя, Варь. Ты заслужила право быть счастливой.
        Не заслужила, но это неважно. Есть то, что есть. Мое невозможное, удивительное счастье. Наше на троих.
        Убегаю к столику, а потом к следующему, сегодня торопясь и стараясь, как никогда. Скорее бы вечер!
        Даже на придирки Виктории сегодня не обращаю внимания. Пусть делает и говорит, что хочет! За спиной как будто крылья расправились, и я на самом деле готова взлететь. Над всеми проблемами и трудностями, туда, где так хорошо, и где есть он. Сейчас мне трудно хоть чем-то испортить настроение.
        Но неожиданно выясняется, что я ошиблась. Слышу грозный окрик Логиновой и ловлю ее почти злой взгляд, указывающий на соседний зал.
        - Долго тебя ждать, Погодина? Второй столик у окна, поторопись!
        И я тороплюсь, уверенная, что новый заказ выполню с легкостью, но минуту спустя спотыкаюсь и замираю, с ужасом рассматривая посетительницу. Не стоит и надеяться на совпадение или ошибку, торжествующая улыбка женщины не оставляет сомнений: Ольга Невельская действительно пожелала видеть именно меня.
        - Ну и что же ты застыла? - приподнимает она бровь.
        - Простите, - я мотаю головой, пытаясь собраться с мыслями и унять внезапно возникшую дрожь в коленях. - Вам как обычно, Ольга Витальевна?
        Женщина опять усмехается.
        - Оставь, я уже сделала заказ. Садись, - она указывает на место напротив себя. - нам надо поговорить.
        - О чем? - сиплю я, все же не справляясь с волнением. Присаживаюсь на самый краешек дивана и поднимаю на нее глаза.
        - А разве не о чем? - улыбка исчезает, и ее лицо каменеет. - Например, о том, что ты спишь с моим мужем.
        Она права, и мы обе прекрасно это знаем. Вряд ли есть смысл утверждать обратное. Я не хочу скрывать наши отношения ни от кого, да и Лев обещал поговорить с женой. Вот, похоже, поговорил…
        А мне разговаривать с ней хочется меньше всего на свете. Пусть их браку пришел конец, и у самой Ольги давно другой мужчина, я все равно испытываю неловкость. Нет, не вину, потому что не считаю, что мы с Львом сделали что-то плохое. Но с огромным удовольствием предпочла бы сейчас вернуться к работе. Не сидеть рядом с его женой и уже тем более не слушать, что она собирается мне сказать.
        - Ну и что же ты замолчала? - женщина снова улыбается, но от этой ее улыбки становится жутковато. Не знаю, не представляю, что последует дальше, но происходящее нравится все меньше.
        Что принято говорить с таких случаях? Мне жаль? Но это не так. Чем бы ни закончились наши отношения, я не пожалею ни об одной минуте, проведенной с Невельским. И не забуду никогда.
        Неожиданно понимаю, что мои мысли приобретают совсем невеселый поворот. Будто бы я предполагаю самый плохой вариант. Думаю о нашем с ним расставании. Но ведь Лев обещал, что будет рядом! Что решит любую проблему! И я верю ему… но смотрю сейчас на его жену, и чувствую, как липкий противный страх змеей ползет по спине.
        - Да не съем я тебя, не пугайся! - Ольга снова кривит губы в неестественной улыбке. - Было бы из-за чего. Думаешь, ты у него одна такая? Или поверила в сказки про неземную любовь? Знаешь, сколько за эти годы сменилось женщин в его постели? Такое иногда случается в семьях, только это ничего не значит. Ничего, поняла?!
        К горлу подкатывает горьковатый комок, и я начинаю кашлять, борясь с подступившей тошнотой. Что происходит?
        Невельская прищуривается, рассматривая мою реакцию, а потом ее улыбка становится шире.
        - Как ты думаешь, почему мы с ним до сих пор вместе? Спустя столько лет? И после всего, что было?
        Я не знаю. Те варианты, что крутятся в голове, вряд ли можно рассматривать в качестве аргументов, да и озвучивать их вряд ли решусь. Но Ольга отвечает сама.
        - Мы слишком через многое прошли, чтобы расстаться из-за какой-то дурехи, возомнившей, что она и есть его настоящая судьба.
        Смотрит на меня в упор.
        - Ты же знаешь про нашего сына? - ее скулы дергаются, а красивые черты лица искажаются гримасой боли. Я под столом сжимаю пальцы так, что ногти впиваются в ладони. Как бы там ни было, такого кошмара не пожелала бы даже ей. Если бы с Сонечкой что-то случилось…
        Трясу головой, не позволяя развиваться подобным мыслям.
        - Да, Лев говорил. Мне безумно жаль…
        Невельская резко вскидывает руку, жестом останавливая меня.
        - Засунь свою жалость… куда подальше. Я совсем не для этого вспомнила про Тима. Просто дело не в тебе.
        Она зло смеется.
        - Ему не ты нужна, а твоя дочь. Ради ребенка можно на многое пойти.
        С последней фразой я согласилась бы, не раздумывая, но что означает все остальное? Лев ни за что не стал бы использовать меня, чтобы подобраться к Соне. Тем более, что я сама все ему рассказала…
        - Сколько ты хочешь? - неожиданно выдает Ольга, и я застываю в недоумении. Понимаю все меньше. Что она мне предлагает и зачем?
        - Влюбленная дура, - хмыкает Невельская. - Ему даже не пришлось прилагать усилий, чтобы тебя обаять, - она смотрит на меня почти снисходительно. - Ну что ж, тем проще. Повторяю вопрос: сколько?
        - Что… сколько? - почему-то шепотом переспрашиваю я.
        Женщина вздыхает, действительно рассматривая меня, как полнейшую идиотку.
        - Сколько тебе нужно денег, чтобы ты согласилась отдать ему дочь?
        Наверно я и впрямь сошла с ума, и это мне сейчас просто мерещится. Потому что в реальности ничего подобного просто не может быть. Бред какой-то! Она же не может…
        - Я никому никогда не отдам Соню. Даже ее отцу!
        - Ну и дура, - тут же отзывается Ольга. - Какая жизнь у нее будет с тобой? На нищенскую зарплату официантки? Постоянные чужие тетки в виде нянь, которые только и ждут, как бы побыстрее свалить и которым наплевать на ребенка. Вечная нехватка денег. Она будет завидовать подружкам, которые одеты лучше нее и с каждым годом все больше тебя ненавидеть за то, чего ты ее лишила.
        - Я люблю Соню! И все сделаю для ее счастья! - странная вязкость во рту не позволяет внятно произносить слова.
        - И что же ты сделаешь? - ухмыляется сидящая напротив меня женщина, - Возьмешь очередную подработку? Снова заставишь дочку находиться рядом с чужими людьми, пока будешь зарабатывать свои копейки? Думаешь, она скажет тебе спасибо? Сколько вечеров в месяц ты проводишь вместе с ней?
        - Каждую свободную минуту! - я сглатываю и жмурюсь, пытаясь скрыть подступающие слезы.
        - Вот именно - минуту! Их ведь можно пересчитать по пальцам! Она каждый день скучает, дожидаясь тебя, а потом все повторяется заново! И так без конца! Уверена, что это и есть счастье?
        Мне становится по-настоящему жутко. Откуда она все знает? Неужели Лев мог рассказать? Нет, немыслимо!
        Я миллион раз корила себя за то, что уделяю Сонечке недостаточно внимания. Каждый день, каждый вечер, когда вынуждена была уходить. Да, делала это ради нее, ради ее счастья, но все равно легче не становилось. Чувство вины никуда не девалось.
        - У нас есть средства и возможности сделать твою дочь по-настоящему счастливой. Лев успел ее полюбить, - задумчиво проговаривает Ольга, а меня разве что на диване не подкидывает от накатившей обиды.
        - Но она моя дочь!
        Женщина пожимает плечами.
        - Так никто же и не спорит. Вы сможете видеться в любое время… если, конечно, Соня захочет.
        - Даже слушать подобный бред не буду! - я вскакиваю, едва не сдергивая скатерть с посудой со стола. Не вижу смысла продолжать этот разговор! Скорее умру, чем позволю кому-то забрать дочку. Даже если этот кто-то - ее родной отец и мой любимый человек. Без любви я смогу прожить, а вот без Сонечки - нет.
        - Да ты не торопись делать выводы, подумай, - теперь мне хочется ударить по этому красивому лицу, чтобы стереть с него ухмылку, и я прячу руки за спиной, чтобы действительно не вцепиться в женщину.
        - Не о чем думать! - почти кричу, не обращая внимания, что на нас смотрят сидящие за другими столиками посетители. Плевать! Разворачиваюсь и почти бегом вылетаю из зала, слыша за спиной ехидный смех Ольги Невельской.
        ГЛАВА 20
        - Эй, ты чего? - до меня не сразу доходит, что кто-то трясет за плечо и почти кричит в ухо. В голове такой сумбур, что я с трудом соображаю. Поднимаю глаза, растерянно рассматривая перепуганную Яну. Подруга уставилась на меня в упор, а ее глаза сделались круглые и огромные, как блюдца. - Варь, что случилось? Ты же полчаса назад от счастья чуть ли не летала! А сейчас выглядишь так, как будто кто-то умер.
        - Нет-нет, - я отчаянно трясу головой. - Никто не умер! Все… - хочу сказать «хорошо», но у меня не выходит. Потому что это ни разу не хорошо. То, что сказала мне Ольга Невельская - какая-то дикость, что-то неестественное и ненормальное. Мне бы забыть обо всем, да только не получается, а еще почему-то кажется, что эта женщина так просто не остановится.
        - Что она тебе наговорила? - не дождавшись ответа, Яна продолжает. - Я же видела, что вы разговаривали. Она поняла, что ее время кончилось и муж выбрал другую женщину? Гадостей наболтала? Варь, не бери в голову!
        Подруга сжимает мое плечо.
        - Варя, слышишь? Я уверена, все, что эта болтовня - просто чтобы зацепить тебя, не боялась бы - не стала бы ничего предпринимать.
        - Чего ей бояться? - слова неприятно царапают горло. Если кому-то и страшно сейчас, то это мне. Так страшно, что почти трясет. Сердце колотится, как бешеное.
        Разумеется, я ни за что на свете не приму предложение Невельской. Но если ей пришла в голову эта безумная идея, кто знает, до чего она еще может додуматься и что предпринять.
        - Ва-а-аря, да очнись ты! - подруга слегка встряхивает меня. - Выглядишь так, будто она не только мужа собирается вернуть, но и дочку твою отобрать.
        Тело прошибает судорогой, и у меня начинают стучать зубы. Речь ведь именно об этом, только я не в состоянии что-то обсуждать. Мне такое даже озвучивать жутко, словно произнося подобный бред вслух, я каким-то образом приближаю его.
        В этот момент звенит мой телефон. Вернее, вибрирует в кармане фартука, находясь на беззвучном режиме. Вытаскиваю и вижу на экране имя Льва. И закусываю губу, чтобы сдержать рвущиеся наружу слезы.
        Как быстро все может измениться! Ведь всего несколько минут назад я так ждала этого звонка, мечтала о том, как мы встретимся и что будет дальше. А сейчас не могу решиться ответить.
        Не знаю, что делать. Рассказать ему обо всем? А если… Меня будто ледяной водой окатывает, когда снова повторяю про себя слова Ольги. Мог ли Лев действительно воспользоваться ситуацией, чтобы добраться до моей дочери? Это было бы проще простого - я рядом с ним на все готова.
        - Варя, ответь! - настаивает подруга, снова начиная трясти меня за плечо.
        Я закрываю глаза. Действительно, надо собраться и ответить. Он сейчас с Соней, уже должен был забрать ее. Значит, я просто не имею права молчать. Надо проглотить свои переживания и сделать все, чтобы поскорее закончить работу и увидеть дочь.
        Провожу по экрану дрожащим пальцем, принимая вызов.
        - Как дела, милая? Мы ждем тебя, - теплый бархатный голос проникает глубоко-глубоко, оживляя самые сокровенные чувства.
        «Мы»… Как же хочется поверить ему! Довериться. Действительно принять эту возможность о «нас».
        - Я освобожусь примерно через час, - все-таки выдавливаю из себя. - Как Соня?
        - Все хорошо, - тут же отзывается Лев, но что-то неуловимо меняется в его голосе. - Только соскучилась по тебе. Мы соскучились. До встречи, Варенька.
        Я плохо помню, как дорабатываю этот час. Улыбаюсь клиентам, руки продолжают делать знакомую работу, а мысли находятся далеко. С ними. С Сонечкой и ее отцом.
        Выхожу из ресторана - и дочка летит навстречу, счастливо смеясь. Обнимает меня за талию, начиная рассказывать сразу обо всех новостях.
        Лев подходит следом, рассматривает меня с нескрываемой нежностью. Протягивает огромный букет бледно-розовых роз. Цветы великолепны, а у меня - мурашки по коже, а переполняющие чувства сродни панике.
        Мы ведь даже не отошли от ресторана. Может увидеть кто угодно. А ситуация более чем говорящая.
        Так не ведут себя начальник и подчиненная. И просто коллеги. И знакомые. Только влюбленные, но после разговора с Ольгой я совсем не уверена, что готова заявить о своих чувствах всему свету.
        Лев склоняется ко мне, но я уворачиваюсь от поцелуя. Смотрю на мужчину с виноватой улыбкой.
        - Нас ведь могут заметить…
        - И что? - приподнимает он бровь. - Ты стесняешься? - его взгляд твердеет. - Будем играть в тайный роман? Как долго?
        Я молчу, долго молчу, и тогда он продолжает:
        - Варь, мы, кажется, уже вышли из того возраста, когда прячутся и обжимаются по углам.
        - Ты… говорил с женой? - знаю, что говорил, иначе она не заявилась бы ко мне. Но мне надо услышать это от него. Понять… сама не знаю, что.
        - Да, я все ей рассказал, - ровно отвечает Лев.
        Почему он так спокоен? У меня внутри скребут кошки, а от противного липкого страха почти колотит. Неужели ему Ольга сказала другое? Не попыталась помешать расставанию, никак не воспротивилась?
        - И… что она ответила?
        Мужчина невесело хмыкает.
        - Не обрадовалась. Но я и не ждал ничего другого. Это не будет просто и быстро.
        Он подходит вплотную, обнимает меня за плечи, привлекая к себе, и все-таки целует, коротко, но жарко. Сплетает наши пальцы.
        - Идем?
        За вторую его руку цепляется Соня, продолжая болтать и смеяться. Хорошо хоть она не понимает, что со мной происходит.
        - Дядя Лева, а мороженое? Ты обещал!
        - Обязательно, малыш, вот только развеселим твою мамочку. Она, кажется, устала и загрустила.
        Мужчина ведет губами по виску к уху, ничуть не беспокоясь, что мы находимся на улице.
        - Что случилось?
        Я понимаю, что стискиваю его руку слишком крепко. Так, что собственные пальцы немеют. Мне страшно, безумно страшно остаться без него. Страшно, что хоть что-то из сказанного Ольгой может оказаться правдой.
        Я ведь давным-давно поставила на себе крест. Не надеялась уже ни на что, ни на какие серьезные отношения. И, тем более, не могла представить, что рядом окажется кто-то, похожий на Льва.
        - Расскажи, что тебя беспокоит. Родная, я смогу помочь!
        Он выглядит таким искренним. Таким настоящим. Я прямо-таки физически ощущаю исходящее от него тепло.
        Очень хочется все рассказать. Поделиться тем, что терзает душу. Я даже приоткрываю рот, но… почему-то продолжаю молчать. Лишь прижимаюсь щекой к его плечу и приказываю себе успокоиться. Поднимаю букет повыше, склоняясь лицом к душистым шелковым лепесткам.
        - Все хорошо, я просто действительно устала. День был длинным. Соскучилась.
        Он снова целует меня. Останавливается прямо посреди улицы, накрывает губы своими, и в этом поцелуе столько всего, что меня вроде бы отпускает. Я расслабляюсь, наконец, отдаваясь его страсти, которая с каждым мгновеньем становится все очевидней. Соня хохочет, прыгая вокруг нас и приговаривая что-то вроде тили-теста. Наверно, со стороны мы похожи на счастливую семью. Вот только рядом со мной - чужой муж, жена которого и не собирается с ним расставаться. И хотя мне и удалось избавиться на какое-то время от раздирающего волнения, проблема-то никуда не делась. И может, зря я решила утаить от Льва наш с Ольгой разговор?
        Идем в кафе, где Лев покупает нам всем мороженое. Мы и раньше практиковали такое с Соней, но почему-то сейчас все иначе воспринимается. Будто я такая же маленькая и беззаботная, как дочка. Могу позволить себе просто полакомиться мороженым… и не думать ни о чем.
        И мне очень хочется не думать. Выкинуть из головы, из сердца слова Невельской, расслабиться и наслаждаться жизнью. С самым лучшим мужчиной.
        Лев говорит в основном с Сонечкой, но мне достаточно тех горячих взглядов, которые он то и дело бросает на меня. Будто ласкает, не прикасаясь. И внутри все переворачивается, и я млею и таю, как мороженное в креманке. И от собственных совершенно бесстыжих фантазий становится жарко.
        А потом мы долго гуляем в небольшом скверике недалеко от дома. Соня развлекается на детской площадке, время от времени подбегая к нам, довольная и счастливая. А мы… мы ведём себя, как два глупых влюбленных подростка. Обнимаемся украдкой и так же украдкой обмениваемся поцелуями, короткими, но от того не менее сладкими.
        Я, кажется, даже забываю о том, что наговорила мне Ольга. Или очень стараюсь забыть. В конце концов, это можно списать на обиду женщины, которой муж сообщил о предстоящем разводе. Несмотря ни на что, слышать о таком непросто.
        Расслабляюсь в объятьях Льва и между приступами эйфории анализирую то, что случилось. По сути, Ольга - несчастная женщина. Ей такое пришлось пережить, что никому не пожелаешь. И отношения с когда-то любимым мужем давно сошли на нет.
        Вины своей почему-то совсем не чувствую. Никогда не понимала и не одобряла измен, но вот именно сейчас не считаю, что происходящее можно назвать именно так. Вначале - да, думала, и страшно переживала, что становлюсь между супругами. Но ведь от их брака давным-давно ничего не осталось. Ольга даже не погнушалась любовника в собственный дом привести… в день рожденья мужа. Что бы их со Львом ни держало вместе, привычка ли, или ее желание продолжать жить за его счет, - это точно не любовь. Так почему я должна отказываться от своих чувств, если только с ним, кажется, и начала любить по-настоящему?
        - Ты снова такая серьезная… - он касается губами моего виска. - Уверена, что все в порядке? Ты можешь рассказать мне, о чем угодно. Не бойся.
        Лев так смотрит, что у меня колени едва не подкашиваются. И не только в желании дело, хотя от тех искр, что то и дело пробегают между нами, я дышу через раз. Но кажется, что в его глазах - целая вселенная. Я только в фильмах видела такое: в глупых романтических мелодрамах, которые, хоть и прекрасны, но не имеют ничего общего с действительностью. А сейчас все на самом деле. И со мной. Со мной! Той, которая была уверена, что такая вот любовь не для нее. Но это случилось и, похоже, не собирается заканчиваться.
        Так зачем и на что мне жаловаться? К Соне Невельскую я все равно не подпущу ни под каким предлогом, а тратить время на ненужные разговоры не хочу. И переживать тоже не хочу.
        - Пойдем домой? - трусь щекой о плечо мужчины. - Я так хочу побыть с тобой. Тебя хочу.
        Это вырывается помимо моей воли, даже быстрее, чем сама успеваю сообразить, что именно сказала. Но не жалею. Потому что так и думаю, и правда больше всего на свете хочу сейчас снова оказаться в его руках. Напиться сумасшедшей нежности, утонуть в неповторимых, невероятных ощущениях.
        Дыхание Льва тяжелеет, а руки сильнее сжимают мою талию.
        - Ты так правильно сказала об этом… домой. Девочка моя, я ведь только с тобой, наконец, и почувствовал, что могу вернуться домой. С вами.
        ГЛАВА 21
        - Останешься? - выхожу из комнаты после того, как уложила Соню, и попадаю в крепкие объятья. Лев ждет прямо в прихожей, и я не могу понять, связано ли это с нетерпением, с тем, что он, как и я, не мог дождаться этого момента, или ему просто пора. От последнего предположения делается страшно. Понимаю, что такое вполне возможно и более чем реально, ведь он по-прежнему женат. Но представляю, что сейчас уйдет, и сердце заходится бешеным болезненным ритмом.
        - Ш-ш-ш, - прохладные губы касаются виска, остужая разгоряченную кожу. - Ну, что с тобой?
        Я прижимаюсь так крепко, что становится тяжело дышать. Не понимаю, в чем дело. Происходит что-то еще, помимо моего желания побыть с ним вместе и неготовности отпустить. Где-то глубоко внутри разливается тревога.
        - Варь? - мужчина заглядывает мне в глаза. - Ты сама не своя сегодня вечером. Такая молчаливая и печальная.
        Я касаюсь его щеки. Отросшая за день щетина колет кожу, и пальцы дрожат. Сердце переполнено волнением… и любовью. И выходит какая-то гремучая смесь, которая не дает мне ни расслабиться, ни успокоиться. Лев хотя бы не слышит сумасшедших ударов в моей груди? Прикрываю глаза и стараюсь говорить как можно ровнее, даже выдавливаю слабую улыбку.
        - Наверно, я просто слишком счастлива и не привыкла переживать что-то подобное. Мне хорошо с тобой… очень хорошо и одновременно страшно, что все может внезапно закончиться.
        - Родная… - он, как маленькую, гладит меня по голове. - Ничего не закончится. Я ждал тебя, наверно, всю свою жизнь. И теперь никуда не отпущу. Ведь и не думал уже, что способен снова любить, снова чувствовать хоть что-то подобное. Вы с Соней - самое дорогое, что у меня есть. Мой нежданный подарок, - какое-то время Лев молчит, с пьянящей нежностью лаская взглядом. Потом продолжает, серьезно и тихо. - Мы поженимся, как только я решу вопрос с разводом. Возможно, это не будет красиво… и времени займет больше, чем нам с тобой хотелось бы. Но все обязательно состоится, верь мне, пожалуйста. И ничего не бойся.
        Который раз за этот вечер он успокаивает меня? Я со счету сбилась. Виктор никогда не делал ничего подобного. Перед ним я бы вообще не осмелилась показать свою слабость. Это заканчивалось… очень плохо. И наверно отложилось у меня на подкорке, раз по-прежнему так сложно признаться и все рассказать. Хоть и понимаю, что Лев совсем другой, не могу быть до конца откровенна.
        Воспоминания о бывшем муже заставляют поежиться. Я вздрагиваю и крепче прижимаюсь к стоящему рядом мужчине. Осмеливаюсь дотронуться до верхней пуговицы рубашки и чуть раздвинуть в стороны полы. Коснуться губами теплой солоноватой кожи на груди.
        - Ну уходи… Побудь еще немного со мной… - произношу тихо-тихо, так и что сама почти ничего не могу разобрать, но Лев слышит. Широкая ладонь опускается на спину, скользит ниже, к пояснице, даже сквозь одежду посылая крошечные импульсы тока.
        - Я и не собирался, - быстрее, чем успеваю отреагировать, расправляется с моей блузкой. Расстегивает, стягивает с плеч и, склонившись, прижимается губами к шее. И ниже: трогает языком ключицы, заставляя меня бесстыже выгибаться, подставляясь под его ласки. Пальцы чертят линию на позвоночнике, поднимаются, поддевая застежку бюстгальтера. Мгновенье спустя Лев откидывает в сторону и этот, ставший ненужным, элемент одежды, а я машинально вскидываю руки, пытаясь прикрыться. Но он перехватывает мои запястья и качает головой.
        - Не надо. Такая красивая… хочу посмотреть на тебя.
        От этих слов я смущаюсь еще больше. Жарко становится, понимаю, что краснеют не только щеки: румянец расползается по плечам и ниже, покрывая тело. Здесь, в прихожей, слишком светло, совсем не так, как было в полумраке отеля. Лев увидит все-все. Все мои недостатки… и шрамы.
        И он действительно смотрит, исследуя меня глазами. Его руки рисуют узоры на коже, задевают грудь, сначала будто бы невзначай, но уже совсем скоро ласки становятся более смелыми и дерзкими. Он будто провоцирует меня, дразнит, распаляя с каждым мгновеньем все сильнее. Я и хотела бы укрыться от его взгляда, но не могу. Хочу продолжать чувствовать эти прикосновения. Больше. Острее. И своими беспорядочными движениями управлять не могу, то запускаю пальцы в растрепавшиеся, повлажневшие волосы мужчины, то впиваюсь в плечи, то трогаю щеки, скулы, лоб, подбородок, пытаясь ощутить каждую черточку на лице.
        Не сразу понимаю, что мы уже не в прихожей - на диване в моей спальне, жмурюсь от еще более яркого света, но тут же распахиваю глаза, потому что Лев избавляется от рубашки, и теперь уже я начинаю рассматривать и любоваться совершенным мужским телом.
        Он потрясающий. Преступно великолепен. У меня пересыхают губы и снова начинает неистово колотиться сердце, видимо, не справляясь с переполняющими эмоциями. И взгляд тоже не слушается, жадно втягивая все, что я вижу: гладкую бронзовую кожу, будто литые, мощные мышцы на груди и плечах, стрелки вен, протянувшиеся по рукам, что лишь добавляют ему мужественности. Рельефный живот, ни грамма лишнего, и так и хочется дотянуться и обвести пальцами, губами каждый изгиб. Прижаться к темной тонкой дорожке волос, спускающейся к низу живота.
        Лев видит мою реакцию. Не может не видеть, потому что я вся раскрыта перед ним. Обнажена, физически, эмоционально, и нет ни сил, ни желания что-то изменить. Тем более что ему явно нравится и то, как пожираю его глазами и то, как призывно выгибаюсь на постели. Звякает пряжка ремня - и я задерживаю дыхание, а взгляд стекает ниже, по бедрам, длинным, стройным ногам мужчины, оставшимся без преград из одежды.
        - Что ты со мной делаешь… - срывается с губ Невельского хриплый шепот. - Я не одну женщину не хотел так сильно… - он делает шаг к кровати, другой, склоняется к моим коленям, раздвигая их резким движением. - Моя… единственная…
        Накрывает, заполняет собой. Целует резко, так, словно голоден, словно от этого поцелуя жизнь зависит сейчас, и моя, и его. И не остается места для осторожности и нежности, но сейчас это и не нужно. Он везде: его губы, руки, горячее, хищное дыхание, сумасшедшие, какие-то запредельные ласки. Я не знала таких прежде. Но больше не стесняюсь. И даже когда он прочерчивает языком дорожку по оставшимся на коже некрасивым следам, уже не пытаюсь спрятаться. Слишком близко подпустила его, не к телу только - в самое сердце, так глубоко, как не было никого. И не будет, потому что ближе оказаться просто невозможно. Я всегда стыдилась этих шрамов, даже перед подругами, но сейчас не хочу, чтобы между нами оставались хоть какие-то тайны. И позволяю ему рассмотреть, потрогать, попробовать на вкус… От волнения больно в груди, но одновременно легче и теплее. Словно та стена, что все еще стояла между нами, рушится, и двоих уже не остается, мы сливаемся, сплетаемся, смешиваемся даже дыханием.
        - Девочка моя драгоценная… - произносит Лев позже, когда страсть, наконец, затихает, дыхание немного выравнивается, и мы лежим, тесно прижавшись друг ко другу. Перебирает мои перепутанные волосы, накручивая на пальцы. Его руки спускаются по телу вниз, на ощупь безошибочно находя те самые неприглядные узоры, оставленные бывшим мужем на спине и бедрах. - Впервые в жизни мне хочется свернуть кому-то шею. В буквальном смысле.
        - Не надо… - это сейчас кажется таким неважным. Как бы больно и плохо ни было тогда, все в прошлом. А теперь рядом со мной самый лучший, самый невероятный мужчина. Любимый. Единственный. И мы с Соней больше не одни. И никогда не будем одни. Поэтому какая разница, что где-то на теле остались шрамы? У Льва они ничуть не меньше, только на душе, и кто знает, сколько пройдет времени, прежде чем смогут зарубцеваться. И произойдет ли это когда-нибудь вообще… Просто хочу верить, что это возможно. И хочу сделать для этого все, что в моих силах.
        Он вздыхает, зарываясь лицом в мои волосы, и еще крепче прижимает к себе. В теле затихают волны наслаждения. Мне спокойно и хорошо, впервые за долгое время. И сон приходит как-то незаметно, подступает, затягивая в свой сладкий плен. Я просто закрываю глаза и уплываю в блаженное неведение, продолжая ощущать рядом с собой так быстро ставшего родным мужчину.
        Но совсем скоро меня будит телефонный звонок. Разрывает наш крошечный уютным спокойный мирок, заставляя разве что не подпрыгнуть на постели от неожиданности. И пока я спросонья пытаюсь понять, что случилось, Лев поднимается, отходя к окну, и отвечает. Смотрю на его точеную мощную фигуру, вслушиваюсь в резкие, отрывистые слова, и кажется, что передо мной другой человек. Больше нет нежности, его голос звучит откровенно жестко. Я бы даже сказала: жестоко, так что становится немного жаль того, с кем он говорит. Не сразу понимаю, что это Ольга: привыкла за долгое время, что при общении с женой он ведет себя бережно и осторожно. Сейчас ничего этого не ощущается, и страх, вроде бы растаявший, снова оживает в груди. Сажусь на кровати, продолжая смотреть в спину мужчине, и пытаюсь справиться с роем совсем не радужных мыслей.
        А что, если мы все-таки поторопились? И не надо было провоцировать Невельскую. Что она станет делать сейчас, как себя поведет, если прямо дала мне понять, что не отступится так просто?
        ГЛАВА 22
        Я подхожу ко Льву сзади, прижимаясь щекой к обнаженной спине. Обвиваю руками талию, стараясь оказаться как можно ближе. Впитываю его тепло и одновременно не могу не ощущать сковавшее мужчину напряжение.
        - Что случилось?
        Ответ и так очевиден, ведь я знаю, что он говорил с женой, но хочу услышать это от него. Хочу понять, что он чувствует.
        Лев разворачивается, заключая меня в объятья. Касается губами лба, целует веки, виски, щеки. Снова ласкает и утешает одновременно.
        - Не волнуйся, милая. Я все решу.
        - Это Ольга, да? - озвучиваю то, что и так понятно. Ничуть не сомневаюсь во Льве и его желании все решить, но совершенно не доверяю этой женщине. Особенно после нашего с ней разговора.
        - Ей сейчас очень непросто, - задумчиво проговаривает Невельский. - Нужно признать, что я могу быть счастлив с другой.
        Я в изумлении поднимаю на него глаза. Он наверняка знает обо всех ее изменах. Но продолжает сочувствовать.
        Лев накручивает на палец прядь моих волос, тянет к себе, прижимая к губам.
        - Варь, я хочу, чтобы ты поняла. Мне до конца дней не исправить того, что случилось. Я в вечном долгу перед ней… потому что лишил самого дорогого. Поэтому не могу просто уйти.
        Я резко выдыхаю, пытаясь справиться с подступившей паникой, но Лев продолжает быстрее, чем у меня получается воплотить переживания в слова:
        - Нашим разводом уже занимается адвокат. Технически все решить намного проще. Но, Варя, я должен быть уверен, что с Ольгой все в порядке. Что если она не счастлива, то хотя бы спокойна.
        Губы саднит от желания задать сразу множество вопросов. Как он собирается добиваться ее счастья? Чем готов пожертвовать ради этого? А если не получится? Судя по нашему разговору с Невельской, она далеко не спокойна. Что будет тогда? Я ведь совсем не уверена, что готова и дальше терпеть подобные вещи. Эгоистически хочу, чтобы Лев был только моим.
        Но вслух говорю совсем другое. Киваю, силясь улыбнуться.
        - Я понимаю.
        - Правда? - Лев заглядывает мне в глаза. - Варенька, родная, я знаю, что тебе это неприятно. Но не могу иначе.
        Он прав. Как бы ни было больно, но это нужно признать. Нельзя игнорировать такое его решение. Мы вряд ли сможем быть счастливы, если сейчас просто перестанем учитывать, что в нашей истории есть еще один человек. И какой бы стервой не являлась Ольга, это не отменяет того факта, что ничто на свете не сравнится с ее потерей. Такую боль не пожелаешь даже врагу, а она все же мне не враг. Просто несчастная женщина, которой удалось встретить шикарного мужчину, но не удалось его удержать.
        - Правда, понимаю, - говорю уже с большей уверенностью и улыбаюсь, теперь без притворства. Мы справимся. Обязательно справимся со всем на свете, если будем вместе.
        - Спасибо, родная, - выдыхает Лев с явным облегчением. Зарывается лицом в мои волосы и обнимает так крепко, что его сила граничит с болью. Но только такая боль желанна, я чувствую, находясь в его руках, как наполняется сердце миром. И люблю еще сильнее. За честность, за такую готовность сделать все, как нужно, выполнить свой долг перед почти бывшей женой.
        - Мамочка! - внезапно нашу идиллию прерывает довольный голосок Сони. - Доброе утро, мамочка!
        Она подбегает, обнимая меня, и, совершенно счастливая, улыбается Льву.
        - Дядя Лева, а ты теперь будешь жить с нами?
        Я замираю, а Лев, кажется, даже дышать перестает. Вижу, как застывает на вдохе его грудь, как сползает с лица улыбка, сменяясь растерянным ошеломлением. Соня хохочет, наблюдая за нашей реакцией, это почему-то кажется ей очень забавным.
        - Какие вы смешные! - сообщает она нам, переводя взгляд с одного на другого. - А я ведь уже большая и все понимаю! Тебе лучше тут, чем у себя дома, значит, ты хочешь остаться с нами!
        Я изумляюсь еще больше, слыша от своей маленькой дочки такие взрослые, мудрые слова. Будто кто-то другой их произносит, куда более опытный. Она ведь абсолютно права. У Льва роскошный дом и вроде бы все, о чем может мечтать человек. Но он выбрал нашу скромную квартирку. Потому что здесь ему хорошо. Потому что мы с Сонечкой любим его так, как не любили, наверно, никогда и никого в жизни.
        Пока я размышляю обо всем этом, Лев разжимает объятья и опускается на корточки перед дочкой.
        - Да, милая, я очень хочу быть рядом с вами. С тобой и с твоей мамой. Ты не против?
        Соня переступает с ноги на ногу, наклоняет голову к плечу, изучающе рассматривая Льва. А потом выдает:
        - Я не против. Но только если ты будешь моим папой, - и быстрее, чем он отвечает, повисает у него на шее.
        Я обнимаю саму себя за плечи и реву, как маленькая. Даже не пытаюсь сдерживаться. Столько думала о том, как заговорить об этом с дочкой, но так и не нашла решения. А Соня решила все сама. Нашла выход, который мне казался далеким и сложным. И в каком-то смысле оказалась мудрее меня.
        - Ты же будешь моим папой? - настойчиво уточняет дочка, чуть отстранившись и заглядывая в лицо Льва. А он, все так же почти не дыша, притягивает ее обратно, обнимая тоненькие плечи. Отзывается тихим, дрогнувшим голосом:
        - Малыш, я буду счастлив стать твоим папой.
        - Мамочка, а почему ты плачешь? - Соня умудряется еще и заметить мою истерику. Касается моей ладони и тянет к себе, легонько сжимая пальцы. Я именно так делала обычно, если хотела ее ободрить или утешить. Когда моя девочка стала такой взрослой и все понимающей? - Не надо плакать, все же хорошо. У меня теперь есть папа!
        От переполняющих эмоций я рыдаю уже в голос, пугая не только дочку, но и Льва. Он поднимается на ноги, сгребая меня в объятья, сжимает сильно и одновременно нежно.
        - Варенька, Соня права, все хорошо. Ну, что с тобой?
        Хотела бы я и сама это понять! Растрогалась, разволновалась или просто оказалась не в силах вместить такое количество счастья. Ведь совсем недавно и представить не могла, что что-то подобное может случиться в моей жизни. Не надеялась встретить любовь и, тем более, такого потрясающего отца для дочки.
        - Спасибо тебе… - шепчу, едва касаясь губами уха мужчины.
        Он продолжает обнимать меня, одновременно удерживая рядом Сонечку, и от этого снова кажется, что происходит что-то нереальное. Волшебное и прекрасное, чего я совершенно не заслуживаю, но что почему-то случилось со мной. С нами.
        - Это вам спасибо, тебе и Сонечке, - Лев подхватывает дочку на руки, целуя счастливое личико. Оказавшись на одном уровне со мной, малышка улыбается, дотрагиваясь тонкими пальчиками до моего зареванного лица.
        - У меня теперь самый лучший папа в мире, да, мамочка? - и смеется, когда я всхлипываю в очередной раз. - Ты от счастья плачешь?
        - От счастья, родная, - подтверждаю я, делая над собой усилие и стирая дорожки слез со щек. Хватит уже доводить себя и пугать дорогих мне людей. Как бы непривычно не воспринималось это все, нужно просто принять, что чудеса все-таки случаются.
        Правда, моей решительности хватает совсем ненадолго, ровно до того момента, как во время завтрака дочка с лукавой улыбкой обращается ко Льву.
        - Папа, а в садик ты меня сегодня отведешь? Я хочу тобой похвастаться!
        Я едва не роняю на пол турку с кофе, которую только что сняла с плиты. Возвращаю ее на стол трясущимися руками и делаю несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. Мне тоже впору, как Соне, хвастаться на работе. Конечно, ничего подобного делать не стану, но как же хорошо понимаю дочку сейчас!
        Да и Лев, похоже, с трудом сдерживает эмоции. Вижу странный блеск в его глазах, подозрительно напоминающий слезы, и сердце сжимается от мысли, что сейчас чувствует этот сильный мужчина. Ему через столько пришлось пройти, и его проблемы и беды не идут ни в какое сравнение с моими. И уж он-то точно не рассчитывал, что сможет снова быть счастливым.
        Улыбаюсь ему сквозь влажную пелену в глазах. Хоть и не могу сейчас при Соне обнять так, как хочется, и показать, что он значит для меня, стараюсь вложить все это во взгляд, передать мысленно, ментально, помочь почувствовать. Знаю, что он сможет. Он ведь так хорошо понимает меня и то, что со мной происходит. Это действительно редко, иметь такое вот общение, когда можно даже слова не использовать.
        Как ни пытаюсь убедить потом Соню, что не нужно хвастаться и всем друзьям рассказывать о том, кто ее папа, дочка и слышать не хочет. Да и сам Лев совсем не против. Кажется, эта идея ему даже нравится, потому что убеждает меня, что Сонечка абсолютно права и он будет только рад отвести ее.
        Во двор мы выходим все вместе, и хотя до садика ехать еще ближе, чем до ресторана, дочка настаивает, что отправиться туда надо обязательно на машине. Видимо, чтобы усилить эффект. Несложно представить, как отреагируют другие дети, когда увидят Соню, выбирающуюся из шикарного автомобиля. Не подозревала прежде, что в моей малышке присутствуют такие вот задатки тщеславия, но ничего не могу поделать. Не переубедить ни ее, ни Льва - эти двое, словно сговорившись, доказывают мне, что поступить надо именно так. Крепко целуют меня, перед тем как усесться в машину, и оба сияют, так что при одном только взгляде на них мне самой хочется улыбаться. И забыть обо всех своих сомнениях.

***
        Если бы я только знала о том, что произойдет совсем уже скоро! Если бы не была такой расслабленной и опьяненной счастьем! Если бы не отпустила или, наоборот, тоже поехала бы с ними, как все могло обернуться? Могла ли я хоть что-то предотвратить?
        У меня уходит всего несколько минут, чтобы дойти до аллейки, ведущей к ресторану. Сад остается справа, чуть в стороне, и я кидаю туда лишь беглый взгляд, уверенная, что Соня уже в группе, а Лев доехал до работы и находится в своем кабинете. Но то, что внезапно открывается перед моими глазами, выбивает воздух из легких и заставляет сначала замереть в ужасе, а затем кинуться туда, как можно скорее.
        Только от моей спешки ничего уже не зависит. Я вижу перепуганных, мятущихся по дороге людей, откуда-то издалека слышу сирену скорой. А сердце распадается на тысячу кусочков, взрывается нестерпимой болью, когда удается рассмотреть вблизи то, во что отказывается верить разум: перевернутую, искореженную машину Льва.
        ГЛАВА 23
        Мне катастрофически не хватает воздуха. Горький, болезненный ком стоит поперек горла, и с ним ничего невозможно сделать. Тяну ртом, как выброшенная на берег рыба, но все равно задыхаюсь. Этого не может быть! Кажется, что сейчас проснусь, вырвусь из плена этого липкого, тягучего ужаса - и все закончится. Снова будет светлый, уютный день, Сонин смех и теплые объятья Льва.
        Но ничего не заканчивается. Вокруг меня - все те же пустынный, пропахший лекарствами белый коридор. Голые стены, тусклые лампочки у потолка и страшно занятый персонал, который то и дело проносится мимо. Не могу добиться чего-то внятного. «Ожидайте!» - и только. Одно и то же слово на протяжении уже многих часов.
        Я и жду, что еще остается… Раз за разом прокручиваю в голове все, что случилось, пытаясь понять, почему это произошло. Могла ли я что-то поменять. Если бы поехала с ними. Если бы настояла, чтобы пошли пешком. Если бы Лев не остался у нас на ночь. Если бы между нами вообще не было ничего. Если бы…
        Но только от этих размышлений не легче. Они не ведут ровным счетом ни к чему, лишь терзают еще больше. Давят нестерпимым чувством вины. Перед глазами стоит перепуганное, зареванное, перепачканное кровью лицо Сони в скорой и то, как отчаянно она цеплялась за мои руки. Мне даже обнять ее не позволили, чтобы случайно не навредить еще больше, пока не известна серьезность повреждений. Хорошо, хоть просто разрешили поехать, побыть рядом, иначе я бы вовсе сошла с ума от неизвестности. Не перестаю думать о том, что дочка была в сознании, и это, наверное, хороший знак. Визуально я не увидела на малышке никаких повреждений, кроме нескольких ссадин на лице и руках. Почему же тогда уже столько часов меня к ней не пускают? Одним вопросы… Десятки вопросов - и ни одного ответа!
        Еще и страх за Льва. Он был без сознания, когда его вытащили из машины, а сейчас я даже примерно не знаю, что с ним. В другом конце коридора у дверей палаты интенсивной терапии маячит фигура Ольги, и я сгораю от страха и стыда. Мне ничего о нем не сообщат, потому что есть законная жена. А я… я вообще непонятно кто. Врач так и сказал, прищурив глаза и изучающе разглядывая меня: «Информацию мы предоставляем только близким родственникам». Поэтому остается только смотреть, туда, где находится Ольга, тоже вздрагивать при каждом открытии двери и тщетно прислушиваться, угадывать в выражении лиц ответы на мучащие меня вопросы. И ждать, ждать, бесконечно ждать…
        Но вот чего я совершенно не ожидаю, так это того, что после очередного разговора с врачом Невельская направится в мою сторону. Смотрю, как она приближается, находясь в каком-то отупении, даже пошевелиться не могу. Зачем она идет? Снова высказать мне все то, что думает? Я сейчас и сама готова уничтожить себя за то, что случилось. Нам со Львом не нужно было встречаться… Плевать на любовь, я пережила бы эти чувства, но зато ни он, ни Сонечка бы не пострадали!
        Но на лице Ольги, как ни странно, нет ненависти. Она спокойна, даже слишком, будто бы ничего не произошло. Останавливается в нескольких шагах от меня, смотрит в упор. Какое-то время молчит, а потом неожиданно тихо выдает:
        - Тебе надо успокоиться. Паника в таких ситуациях еще никому не помогала.
        Первая реакция: возразить, возмутиться - разве можно сейчас успокоиться?! Но тут же я понимаю, что она проходила это все прежде. Она УЖЕ переживала ту боль, что рвет меня на части. И наверняка знает, что я чувствую сейчас, поэтому для нее все - не просто пустые слова. Тем более, там, за дверями палаты - ее муж. Родной человек. Что бы ни было между ними, этого родства не отнять, иначе бы она не приехала сюда и не торчала бы в том же коридоре долгие-долгие часы.
        - Не могу… - мотаю головой и отвожу взгляд.
        - Врач сказал, что жизни Льва ничего не угрожает, - продолжает Ольга, отвечая на вопрос, который я не решилась задать. - У него несколько переломов, разрыв чего-то там… - она на несколько мгновений умолкает, и я, поворачиваясь, замечаю, как туманится ее взгляд. Что это, слезы? В самом деле? - Травма головы очень тяжелая, поэтому он до сих пор не пришел в себя. Может пробыть в таком состоянии долго… Но это не смертельно, и серьезных последствий быть не должно… Просто нужно время.
        Я громко выдыхаю от облегчения и не могу удержать слез, что срываются из глаз. Понимаю, как, наверно, неприятно видеть Невельской такую мою реакцию - откровенную демонстрацию чувств к ее мужу, но ничего не могу поделать с собой. Всхлипываю, кусая губы от беспомощности.
        - Как Соня? - тихо уточняет Ольга.
        - Не знаю… ничего не ясно… мне ничего не говорят… - помимо воли я начинаю плакать сильнее. И как раз в этот момент вижу, как открывается дверь, и вышедший из реанимации врач направляется ко мне.
        - Давайте присядем, - он указывает на кушетку у стены и почему-то отводит глаза, избегая смотреть на меня. Сердце ухает, падая куда-то вниз, как на обрыве перед прыжком в пропасть. Становится еще страшнее: разве стал бы человек так вести себя, будь все хорошо?
        - Что с Соней? - у меня даже голос дрожит. Язык сделался тяжелым и неповоротливым, губы запеклись и саднят от слез, которые снова срываются из глаз. Еще не слыша слов доктора, уже понимаю, что ничего хорошего он мне не скажет. - Не молчите… пожалуйста! Что с моей девочкой?
        Он, наконец, поднимает глаза. Тяжелый, опустошенный взгляд, полный боли - и меня начинает трясти, по позвоночнику струится холодный пот, а зубы противно клацают. Почему, почему он молчит?!
        - Мне жаль, что вынужден все это говорить. У вашей дочки очень серьезная травма позвоночника. Мы сделали все, что могли, но…
        Сама не замечаю, как впиваюсь пальцами в его руку. Но мужчина как будто совсем не удивляется этом - его широкая ладонь накрывает мою.
        - Что с ней?! - я выкрикиваю, забывая, что в больнице так себя не ведут. Забывая вообще обо всем. Соня же была в сознании, говорила со мной, плакала… даже шевелиться пыталась. - Что за травма? Говорите!
        Доктор тяжело вздыхает, словно вырывая еще один кусочек сердца.
        - Обычно дети легче переносят такие повреждения. Но в вашем случае все оказалось серьезней. Нужна сложная операция, и как можно скорее, иначе начнутся необратимые последствия.
        - Ка-а-акие… последствия? - заикаюсь, уточняю я.
        - Вероятнее всего она не сможет ходить.
        От заливающих лицо слез все как в тумане. Я и голос врача слышу тоже сквозь какую-то вязкую пелену. Бедная моя малышка, за что ей эти страдания?
        - Нужно что-то подписать? Я все сделаю, покажите, где и что. Если говорите, что надо срочно, тогда давайте не тянуть…
        Не могу понять, почему он продолжает сидеть и не идет в кабинет, не предлагает мне документы для подписи. Почему снова смотрит вот так: с необъятной тоской в глазах.
        - Доктор…
        - Проблема в том, - его взгляд чернеет, - что такие операции делают только платно. Даже в экстренных случаях. И только в одной клинике города. Мы уже связались с ними, они готовы взять Соню, но…
        Я, кажется, наконец, понимаю, что он пытается до меня донести. Плевать на деньги. Какая бы сумма не понадобилась, я ее найду. Займу у друзей, кредит возьму, на крайний случай. Но когда доктор озвучивает цифры, внутри все обрывается. Это не просто много… Таких денег я никогда в жизни в руках не держала. Разве что квартиру продать…
        Но ведь на чаше весов Сонина жизнь. Ее здоровье, ее будущее. Я в любом случае отдам все, что есть. А дальше… дальше мы что-то придумаем. Устроюсь еще на одну работу, снимем комнату. Главное, сейчас ей помочь.
        - Я найду деньги, - говорить с уверенностью не получается, голос продолжает дрожать, но я изо всех сил стараюсь не разрыдаться. Надо быть сильной, у меня просто нет другого выхода. - Прямо сегодня дам объявление о продаже квартиры и думаю, в ближайшие дни…
        - Вы не поняли, - перебивает меня врач. Его глаза виновато бегают, и даже в моем состоянии невозможно не заметить, что ему тяжело говорить. - У нас нет нескольких дней. Если операцию не сделать в ближайшие часы… потом будет слишком поздно.
        Он сыпет какими-то медицинскими терминами, что-то пытается мне объяснить, но из всей этой страшной массы слов я улавливаю лишь одно: времени нет. Вообще нет. НЕТ!!!! Я ничего не успею сделать, не смогу спасти родную дочь.
        Это жуткое откровение пульсирует в висках, рвет меня на части. И нет ни ответа, ни решения, лишь только дикий, нарастающий ужас от собственной беспомощности. Я слепну от него, задыхаюсь, захлебываюсь слезами… А потом сквозь отчаянье и боль слышу ровный и спокойной голос Ольги Невельской.
        - Мы же не можем допустить, чтобы малышка страдала. Договаривайтесь об операции, доктор, я все оплачу.
        ГЛАВА 24
        В первое мгновение я не верю. Кажется, что от переживаний и страха помутился разум, вот и мерещатся вещи, которых в принципе быть не может. Но стираю слезы и прояснившимся взглядом смотрю на Невельскую. Нет, это не ошибка. Я услышала именно то, что сказала эта женщина. Она действительно пообещала оплатить операцию. И сейчас в ее глазах мне отчетливо видится… тепло? Как такое возможно?
        Или случившееся напомнило ей о собственной трагедии? Я словно в замедленной съемке наблюдаю, как Ольга беседует с врачом, уточняет детали оплаты и что-то записывает в телефон. Это совсем не похоже на розыгрыш, да и не шутят такими вещами.
        Когда доктор уходит, поднимаюсь навстречу женщине. Мне хочется ее обнять, потому что все прежние мои обиды и недовольства сейчас просто перестают иметь значение. То, что она согласилась сделать, не сравнимо ни с чем.
        Меня все еще трясет, но хватает сил улыбнуться.
        - Не знаю, как вас благодарить…
        Ольга прищуривает глаза, изучая меня. Молчит, тоже улыбаясь, а я, поглощенная переживаниями и внезапным облегчением, не сразу понимаю, что тепло в ее глазах тает, сменяясь ледяным холодом.
        - Мне не нужна благодарность. Девочка действительно ни в чем не виновата. Было бы жаль, если бы она осталась калекой.
        Я вздрагиваю от этих слов. «Жаль» - слишком слабо сказано. Не знаю, как смогла бы в таком случае жить. И что бы делала без помощи Невельской.
        - Я все верну. Все до копейки. Не сразу, но обязательно верну. Продам квартиру, это займет какое-то время, но…
        - Зачем мне твоя квартира? - усмехается женщина. - И возвращать ничего не надо, у нас нет проблем с деньгами.
        Я застываю. Что-то не так в ее словах, но пока не могу понять, что именно. Но если не нужны назад деньги, что она хочет взамен? Чтобы я оставила Льва?
        Меня накрывает внезапное осознание, что слишком рано поверила в ее великодушие. Что ж, она нашла отличный способ избавиться от соперницы. Но это неважно. Ради Сони я сделаю, что угодно. Как бы сильно не любила ее отца, если Ольга захочет, чтобы мы расстались, не стану возражать. Зачем мне любовь, если с моей малышкой случилась беда? Лев поймет, обязательно, у нас с ним все равно ничего бы не вышло… Пора посмотреть правде в глаза.
        - Хотите, чтобы я больше не встречалась с вашим…
        Ольга смеется, перебивая меня, и от этого смеха по коже ползут мурашки.
        - Ты угадала, мне действительно кое-что нужно взамен. Не могу же я просто подарить тебе такую сумму. Эти деньги придется заслужить.
        - Чем… заслужить? - я прислоняюсь спиной к стене, потому что ноги внезапно отказываются меня держать. Случившийся кошмар и не думал заканчиваться, кажется, все только начинается…
        - Не тем, о чем ты подумала, - Ольга демонстративно поправляет роскошную копну волос, и я чувствую себя рядом с ней серой мышью. Уставшей, измученной и беспомощной. Что бы она ни сказала, все равно не смогу отказаться. У меня просто нет выхода. Но все равно даже не предполагаю того, что она произносит после: - Лев официально признает свое отцовство. А ты подпишешь бумаги и передашь мне опекунство над Соней.
        - Это невозможно… - шепотом отзываюсь я, все еще не веря, что слышу подобное на самом деле. Сейчас она скажет, что пошутила, что не имела в виду ничего такого…
        Но Невельская вскидывает брови, изображая недоумение.
        - Нет? То есть мне догнать доктора и сказать, что операция отменяется? Я правильно тебя поняла?
        - Нет! - отчаянно мотаю головой, боясь даже думать о том, что она откажется платить. И еще больше боясь того, что придется сделать мне самой взамен. - Я не верю… Зачем тебе моя дочь?
        Сама не замечаю, как перехожу на «ты», но не до церемоний уже. Слишком дико, безумно происходящее, чтобы я подбирала слова.
        - Она нужна Льву, - пожимает плечами Ольга. - А я не собираюсь расставаться с мужем.
        - Я не стану с ним больше встречаться… Мы уйдем из вашей жизни. Исчезнем и никогда не побеспокоим. Обещаю! Только не отбирай ее у меня… Я же ее мать. Я люблю Соню…
        Невельская хмыкает.
        - Ну так и люби, кто тебе мешает? Ты, наоборот, должна радоваться, что твоей дочери выпадает такой шанс. У нее же будет все. Все, понимаешь? Лев души в ней не чает, он все на свете сделает, чтобы она была счастлива. Да и я… - она умолкает на мгновенье, улыбка сходит с ее лица, - люблю детей. Я позабочусь о твоей девочке, хорошо позабочусь. Можешь не волноваться.
        Я почти уверена, что, говоря о любви к детям, она вспоминает своего собственного сына. И до сих пор испытывает боль - вижу это в глубине потемневших глаз. Значит, не совсем очерствело сердце и можно попытаться достучаться. Делаю несколько шагов, чтобы приблизиться вплотную, и не могу удержаться: сжимаю дрожащими пальцами ее ладони.
        - Ольга, пожалуйста… Ты же не можешь говорить об этом всерьез. Сонечка - не игрушка, не вещь, которую можно взять и передать в чье-то пользование. И она ведь тоже любит меня. Я для нее - самый родной человек. Она не сможет без мамы… Я нужна ей!
        Лицо Невельской становится почти злым. Она отшатывается, выдергивая руки, и окидывает меня ледяным взглядом.
        - Я позволю вам видеться. Может быть. Если не будешь делать глупостей и настраивать дочку против меня. А ко всему остальному она привыкнет. Дети быстро адаптируются к новым условиям, ты же знаешь. И я уверена, ей у нас понравится. Гораздо больше, чем в твоей жалкой халупе.
        - Соня не такая! - снова мотаю я головой, но в ответ слышу лишь очередной злой смешок.
        - Да все мы такие! Все хотят жить лучше и иметь больше. Особенно дети. Думаешь, она не завидует своим подружкам, когда те приходят в садик с новым игрушками? Красивыми и дорогими, которых у нее никогда не было? Или в новых нарядах. Об этом каждая девочка мечтает. А ты… что ты можешь ей дать? Няньку, которая только и ждет, пока закончится твоя смена и можно будет наконец-то уйти? Походы в зоопарк по выходным? Или новое платье на день рожденья? Раз в год? Ты же обкрадываешь ее, лишаешь всего того, что она могла бы иметь!
        - Неправда! - я набираю побольше воздуха, чтобы придать уверенности своим словам, да только не выходит. Голос дрожит, а все аргументы даже мне самой кажутся жалкими и ничтожными. Я все на свете готова отдать, чтобы моя малышка была счастлива, но могу так мало… А сейчас - и вовсе ничего.
        - Правда - и ты сама это знаешь, - парирует Невельская. - Когда вы в последний раз отдыхали на море? Нет, я спрошу иначе. Твоя дочь вообще когда-нибудь была там? А заграницей? Можешь не отвечать, все ведь и так понятно. На твоем лице написано. Это непозволительная роскошь, не так ли? Ты каждый год обещаешь себе, что в следующем обязательно отвезешь Соню туда. Заработаешь на путевки, выберешь самое лучшее место и целых две недели не будешь вспоминать о работе. Но ничего не меняется. Тебя не то, что на две недели, на два дня не хватает. Потому что надо зарабатывать деньги, ведь так? Для нее, для Сони. Но вы все равно нищие! Твоей зарплаты хватает только на самый минимум. Еда, одежда… А сейчас, когда случилась беда, что ты можешь? Хоть наизнанку вывернись, да только это не нужно никому. И всеми своими усилиями ты ей не поможешь. А если бы меня не оказалось рядом? Что тогда? Ты бы просто тихонечко рыдала, наблюдая, как твоя дочь привыкает к инвалидному креслу?
        Ее слова - будто пощечины, злые и беспощадными. И каждое прилетает в цель. Все действительно так. И я не знаю, что делала бы, не появись Ольга со своим страшным предложением. От него рвется на части сердце и все переворачивается внутри, от него стынет душа, душит жуткая нестерпимая боль. Но для моей девочки это в самом деле спасение. Она не останется калекой, и рядом будет любящий отец. Лев ведь действительно ее любит, так, как можно только мечтать. И все сделает для ее здоровья и благополучия. А я… имею ли я право мешать? Если на кону сейчас - ее жизнь и будущее? Какое значение имеют мои чувства? Какая разница, что, выполнив поставленное мне условие, я не смогу больше дышать, не смогу существовать без нее? Но зато Соня будет спасена…
        Сползаю по стенке на пол, утыкаясь лицом в ладони, и захлебываюсь рыданиями. Что же мне делать?
        - Ну, перестань, кому нужны твои истерики! - голос звучит совсем рядом, и я понимаю, что Ольга присела возле меня. Специально, чтобы я услышала каждое слово. - Радовалась бы лучше, что все так хорошо складывается.
        - Хорошо?! - отнимаю руки от лица и сквозь слезы смотрю на эту женщину. Неужели горе сделало ее такой бесчувственной? Она же сама потеряла ребенка, как может предлагать другой матери добровольно от него отказаться?! - Ты отбираешь у меня самое дорогое и говоришь, что это хорошо? Это дико, безумно, больно…
        - Это правильно! - перебивает меня Невельская. - И я не отбираю Соню, я спасаю ее. Спасаю от беспомощной матери, которая не в состоянии о ней позаботиться. Спасаю от нищеты, от разочарований. От той самой боли, о которой ты тут вопишь. Придет время - и она еще спасибо скажет. Когда подрастет и поймет, из какой дыры ее вытащили.
        Я не могу с этим согласиться и никогда не смогу. Жизнь не измеряется одним лишь достатком, и никакие деньги и удобства не заменят Сонечке родную мать. Как бы Ольга не любила детей, Соня для нее - чужая. И останется вечным напоминанием о том, как едва не распался их брак со Львом. Но даже без этого, разве сможет она любить ее так, как я? Отдать все сердце, всю себя? И что, что я скажу своей малышке? Как объясню чудовищную истину о том, что должна ее оставить? Оставить навсегда, отдать чужой тете?
        - У вас будет время поговорить, - Невельская будто угадывает терзающие меня мысли. - Придумаешь что-то, чтобы это выглядело правдоподобно. Убедишь Соню. Она умная девочка и все поймет. И будет здорова, это ведь самое главное, не так ли?
        Это действительно самое главное, и мы обе это знаем. Как знаем и то, что я ни смогу не возразить, не воспротивиться. Невельская внимательно смотрит на меня, а затем удовлетворенно кивает.
        - Вот и умница. Я была уверена, что мы договоримся. А сейчас отправляйся домой и приведи себя в порядок. Чтобы Соня после операции не видела тебя зареванной или расстроенной. Ты же не хочешь и ее расстроить? Вот и иди, отдыхай, и заодно придумай, как будешь ей все объяснять. Уверена, ты найдешь нужные слова, - она распрямляется и поднимает руку, останавливая мои попытки что-то сказать. - Думаю, довольно разговоров. Я пока поеду в ту клинику, проконтролирую, чтобы все прошло, как нужно. И чтобы для Сонечки подготовили самую лучшую палату. Платную, разумеется. Пора примерить роль второй мамы.
        Улыбается и уходит, оставляя меня корчиться на полу, изнемогая от ненависти к самой себе за свою беспомощность и неспособность хоть что-то изменить.
        ГЛАВА 25
        - Мамочка, а тебе очень-очень обязательно ехать в эту командирку? - лепечет Соня, глядя на меня одновременно с обидой и надеждой.
        Я осторожно убираю упавшую на ее лоб прядку волос. Дотронуться боюсь, обнять, прижать к себе, хотя этого безумно хочется. Врач сказал, что все в порядке, операция прошла хорошо и Сонечка быстро восстанавливается, но мне все равно страшно. Боюсь, что если обниму чуть крепче, уже не смогу отпустить. Меня подташнивает от привкуса крови во рту: приходится то и дело кусать щеку, чтобы не разреветься. Это почти не помогает, но сдерживает хотя бы на какое-то время.
        - В командировку, солнышко… - тихо поправляю ее. - Да, это очень важно, родная. Я должна уехать.
        - Не хочу! - Соня дует губки и смешно морщит носик, но мне совсем не до улыбок. При мысли, что после сегодняшней встречи мы не увидимся долго-долго, становится нечем дышать. Не могу думать об этом, не хочу жить без моей крошечки. Но у меня нет ни единого шанса хоть что-то поменять. В ушах все еще звучат слова Невельской, которые та сказала мне перед тем, как пропустить в палату к дочке.
        - Придумай какое-то логичное объяснение, которое даст тебе возможность исчезнуть. Сонечке так будет проще привыкнуть к новому дому. К своему отцу и ко мне. Ты же не хочешь, чтобы девочка страдала и скучала? Вот и сделай все, чтобы ей было лучше. А потом мы поговорим о том, сможете ли вы видеться.
        Я знаю о том, что накануне Лев пришел в себя. Мой телефон разрывается от пропущенных звонков, но я даже в руки его не беру. Чтобы избежать соблазна, не ответить, не прочесть его сообщения. Нельзя. Нам вообще больше нельзя видеться, я этого просто не переживу. Лгать еще и ему. Он ведь прекрасно знает, как много Соня для меня значит. Его не проймешь рассказами о какой-то выдуманной командировке. Тем более, он пока еще мой начальник, и лучше других знает, что у официанток никаких командировок попросту не бывает.
        Я хотела уволиться, сбежать, даже сказала об этом Невельской, но она неожиданно воспротивилась.
        - И не думай. Все должно быть, как обычно. Если ты внезапно исчезнешь, он захочет тебя найти. А это никому из нас не нужно. Поэтому работай, как всегда. Только больше не суйся к моему мужу.
        Я бы и не осмелилась. Уж точно не теперь, когда лишилась самого дорогого в жизни. По своей собственной вине. Я не заслужила ни любовь, ни понимание, ни прощение. Не хочу попадаться ему на глаза… Это невыносимо…
        - И еще кое-что, - кажется, эта женщина продумала абсолютно все, до мелочей. Как бездушная машина, от которой невозможно хоть что-то скрыть. - Не рассчитывай на то, что, увидевшись со Львом, сможешь ему обо всем рассказать. Если ты только осмелишься сделать что-то подобное…
        Она неожиданно вытаскивает камеру и направляет ее на меня.
        - Расскажи о том, что Невельский тебе не нужен. Что когда ты узнала, что он отец твоей дочери, захотела заполучить его. Конечно, из-за денег, в твоем положении разве можно мечтать о лучшей партии?
        На мои отчаянные попытки возразить она лишь смеется.
        - Ты сделаешь все, что я скажу. И это повторишь, и то, что решила отдать ему дочь, чтобы обеспечить для нее лучшее будущее. А если посмеешь когда-нибудь открыть рот… - перед моими глазами оказывается экран включенного телефона. И странные картинки с текстом, в котором написано, что я продала своего ребенка богатому отцу. Сторговалась с ним и получила приличное вознаграждение, чтобы исчезнуть из жизни Сони.
        - Что это такое? - от безумия, которого все больше с каждым днем, я и сама чувствую себя сумасшедшей. Ничего не могу понять. Все до такой степени дико и бессмысленно, что в это просто невозможно поверить.
        - Сверстанная статья для сразу нескольких интернет-изданий. Можешь не сомневаться, как только ты заикнешься… где-нибудь… когда-нибудь о нашем с тобой договоре, это сразу же окажется в прессе. Поверь, у меня достаточно связей, чтобы на первых полосах написали о твари, продавшей свое дитя. И я лично позабочусь, чтобы эта информация как можно скорее дошла до родителей одногруппников твоей дочки. Знаешь, какими злыми и жестокими бывают дети? Хочешь, чтобы они мусолили все это? День за днем, час за часом? Чтобы смеялись над Соней и унижали ее? Даже если ты решишь сбежать с ней, неважно куда, хоть на край света, будь уверена, я тебя найду. И ты до конца своих дней не отмоешься от этой грязи. И, самое главное, не спасешь дочку от боли и унижения. Она все узнает. И неизвестно, сможет ли простить тебя.
        - Ты чудовище… - не знаю, сколько было пролито слез за эти дни. Кажется, мои глаза вообще не высыхают. - Ты же сама была матерью, как можешь творить такое? Зачем? За что?!
        Ее лицо каменеет.
        - Никогда больше не смей упоминать о моем сыне, дрянь! Иначе я передумаю и решу, что Соне будет лучше вообще никогда с тобой не встречаться!
        Чувствую себя загнанным в клетку зверьком. Бьюсь о железные прутья, вгрызаюсь в них, ломаю ногти в попытке вырваться, но ничего не происходит. НИ-ЧЕ-ГО. У меня нет ни малейшей возможности что-то поменять. Лишь сделать, как она требует, чтобы не усложнить все еще больше. Чтобы не причинить боль Соне. Я лишь надеюсь на то, что Лев вернется домой и позаботится о ней. Будет любить по-настоящему, крепко-крепко, так, как умеет только он. Не заменит меня, но отдаст всю силу отцовских чувств. А потом, когда-нибудь, возможно, у меня будет ничтожный шанс если не вернуть дочку, то хотя бы иногда видеть ее.
        И я делаю. Повторяю на камеру жуткое признание, а потом на негнущихся ногах иду в палату и умираю от боли, пожирая глазами мою малышку. Как будто можно насмотреться наперед. Надышаться, напитаться ею. Оставить в ее сердце всю свою любовь, чтобы она запомнила меня.
        - Мамочка, почему ты плачешь? - Сонечка тянет руку и еще слабыми пальчиками гладит меня по щеке, стирая дорожку слез. - Не хочешь уезжать?
        - Не хочу, родная! - пытаюсь сдержаться, чтобы не разрыдаться в голос и не напугать ее еще больше. - Очень не хочу!
        - Тогда не едь! - тоненький голосок звенит от возмущения. - Попроси папу, пусть он отменит эту твою конмандировку! Он же твой директор, он может! Почему он не приходит? Я сама ему скажу!
        Я качаю головой и целую бледное личико.
        - Он скоро придет, малыш, и все время будет с тобой. Но это не папа посылает меня в командировку. Я устроилась на другую работу.
        - Зачем? - изумляется Сонечка, и я продолжаю врать.
        - Нужно было дать деньги за операцию, а там платили больше. Вот я и согласилась. Поэтому теперь нужно съездить по делам… в другой город, а потом я вернусь к тебе.
        Очень надеюсь, что вернусь…Снова кусаю щеку, чтобы не завыть, на застонать от уничтожающей меня боли. Девочка моя драгоценная, зато ты жива и скоро начнешь ходить. И когда-нибудь поймешь меня… Может быть, поймешь. А если нет, я все равно не могу поступить иначе. Я должна была тебя спасти, любой ценой.
        - Но ты же будешь мне звонить? - умоляюще смотрит дочка, и я торопливо киваю. Хорошо хоть на это мне дано разрешение. Уж не знаю, чем руководствовалась Невельская, но запрещать звонить Сонечке не стала. Может, чтобы все не выглядело слишком уж подозрительно, ведь в наше время даже с Антарктидой можно связаться. И если бы я исчезла совсем, это вызвало бы кучу вопросов. У Сони, у Льва. Вопросов, которые ЕЙ не нужны.
        - Каждый день, солнышко мое. А ты будешь рассказывать мне обо всем-всем.
        - И ты! - требовательно заявляет малышка, и я снова киваю.
        - Конечно, и я. Буду думать о тебе каждую минуту и очень скучать.
        Уже скучаю…Когда-то, изнемогая после побоев мужа, я думала, что столкнулась с настоящей болью. Когда не могла дышать и шевелиться из-за сломанных ребер, наивно полагала, что на меня свалилось непосильное испытание. А сейчас без раздумий согласилась бы пережить все это заново. Ни раз, ни два - сколько угодно, лишь бы не чувствовать, не переживать того, что происходит сейчас. Не расставаться с моей девочкой. Не уходить от нее, не выдирать из сердца. Вот только чудес не бывает. Не в моей жизни. Я зря поверила в сказку, которой так и не стать реальностью, и теперь расплачиваюсь за это. И дочь свою вынуждаю платить, ведь это из-за меня все случилось. Если бы я не влюбилась в Льва, если бы не связалась с ним, ничего бы не случилось. Мы с Соней жили бы вместе, как раньше, и никто даже не посмел бы вмешаться в наше счастье. А сейчас…
        - Вам уже пора, Сонечке надо отдыхать! - вежливо, но строго заявляет вошедшая в палату медсестра. Смотрю на малышку и вижу, как начинают дрожать ее губки. Целую прохладный лобик, щеки, втягиваю нежный, по-детски волшебный аромат ее волос. Если бы я только могла остановить время! Вернуться назад, туда, где все было хорошо! Но сдерживаюсь из последних сил, сбегаю, чтобы не растягивать прощание еще дольше. Соня отвлечется, уснет, а потом будет ждать моих звонков. Из командировки. И я надеюсь, что она не будет тосковать слишком сильно, ведь понятия не имеет, как все обстоит на самом деле. Поверила в мою ложь. А для меня это - еще один повод себя ненавидеть.
        Кроме этой ненависти и боли скоро не останется никаких чувств. Я выхожу в коридор и обессиленно прислоняюсь к стене. Понятия не имею, куда идти и что делать дальше. Не хочу никого видеть. И домой тоже не могу: там все слишком сильно напоминает о ней, о моей Сонечке. Каждая крошечная деталь в квартире. Там ее запах, там вещи впитали тепло ее рук и в каждом уголке чудится звонкий смех…
        - Лев хочет тебя видеть, - неожиданно врывается в сознание ненавистный голос.
        Я поднимаю голову, пытаясь сфокусировать взгляд на стоящей передо мной женщиной.
        - Врачи разрешили посещение, и он требует, чтобы ты приехала. Представляешь, не поверил в то, что записано на видео. И в мои слова тоже.
        Она совершенно спокойна и даже улыбается. А у меня нет сил пошевелиться. Могла бы, упала прямо здесь. Закрыла бы глаза, чтобы больше никогда не вставать. Ничего не видеть, не чувствовать…
        Белые стены, пустынные коридоры, душный запах лекарств… Никогда не любила больницы, а после сегодняшнего дня, кажется, начну ненавидеть. Потому что это царство смерти. Здесь умирают надежды, превращаются в прах самые светлые мечты.
        Я вроде бы здорова, но сердце рвется из груди, готовое разлететься на сотни крошечных осколков. И их никогда, никогда уже не собрать.
        Смотрю на женщину, стоящую передо мной с ледяной ухмылкой. Не хочу слышать ни одного ее слова, но не могу спастись от них, они стучат в висках, врезаются в сознание, буравят грудь, вынуждая меня смириться с неизбежным.
        - Поэтому ты сейчас поедешь к нему и повторишь лично все, что сказала на камеру.
        Я вспоминаю свое жуткое признание и холодею. Слишком хорошо знаю, какой будет его реакция. Какую боль ему это принесет.
        - Все повторишь, поняла? Что никогда не любила. Что встречалась с ним только из-за денег.
        Закрываю глаза, мотая головой. Неправда. Неправда!
        - И да, самое главное: что согласна оставить дочь ему.
        У меня перехватывает дыхание. Приходится податься назад, прислоняясь спиной к стене: ноги не держат.
        - Я её мать… Она - самое дорогое, что есть в моей жизни.
        - Так с этим никто и не спорит. Ты и дальше останешься её матерью. По документам. Я даже буду разрешать вам видеться, мы ведь уже говорили об этом. Конечно, если не будешь делать глупости.
        - Ты чудовище… - отчаянье кислотой выжигает внутренности. Я почти ничего не вижу от застилающих глаза слез. - Неужели сможешь спокойно жить после этого?
        - В моих действиях нет ничего ужасного. Я всего лишь забочусь о своей семье.
        - Соня - моя семья! - выплевываю надрывно ей в лицо, одновременно понимая, что говорю в пустоту. Никаких в мире аргументов не хватит, чтобы переубедить эту женщину. - МОЯ!!!
        И Лев… хочется добавить, но у меня нет на это права. Моим он был слишком недолго, да и то лишь в мечтах. Какая разница, что понимали друг друга с полуслова? Что совпадали наши интересы, и мы никогда не могли наговориться, оказываясь рядом? И что только с ним единственным я чувствовала себя по-настоящему счастливой и любимой?
        Я хотела бы жить для него, но уже не смогу. Мы опоздали встретиться, а теперь поздно что-то менять…
        Задыхаюсь болью, которая ледяным панцирем сковывает все тело. Этой боли слишком много. Безумно много за всего несколько последних дней.
        - Он никогда не поверит, что я готова отказаться от собственного ребенка…
        - А ты сделай так, чтобы поверил! - шипит в ответ женщина. - Ведь хочешь, чтобы твоя дочь была счастлива? Вот и позаботься об этом!
        Она смеется колючим, едким смехом, будто касаясь оголенных нервов. Глаза слепит от слез, да только понимаю, что плакать нельзя. От этого станет только хуже. Лицо распухнет, и тогда я точно ни в чем и никого не смогу убедить.
        - И перестань изображать из себя мученицу! Ты молодая, красивая, родишь себе другого ребенка. Только в следующий раз мужика правильно выбирай. Нечего зариться на чужих!
        - Но я же ничего не знала… - вцепиться бы ей в лицо, расцарапать совершенные черты. Хоть что-то сделать, чтобы унять раздирающее меня отчаяние. - Все вышло случайно.
        - Только это тебя и оправдывает, - сквозь зубы цедит женщина. - Но не испытывай больше моего терпения. И запомни: он мой. Был моим и моим останется. А теперь, с Сонечкой, у нас будет просто идеальная семья. Не беспокойся, я сумею позаботиться о твоей дочери. Вернее, уже о моей. Не тяни время, оно сейчас играет не в твою пользу. Давай, иди!
        ГЛАВА 26
        Не знаю, сколько проходит времени, прежде чем осмеливаюсь, наконец, дотронуться до ручки и открыть дверь в палату Льва. Он не наивная маленькая девочка, которой можно наплести всякую чушь и придумать нелепые объяснения. Он не поверит в сказки про командировки, да и вообще во все, что я могу наговорить. Тем более, что совсем недавно говорила другое. Объяснялась ему в любви и уверяла, что это навсегда. Мы с ним навсегда.
        Какой же глупой была! Наши отношения с самого начала не могли привести ни к чему хорошему. Чужой муж, чужое счастье. Я попробовала, вмешалась в чужую жизнь - и вот результат. Сейчас больно не только моей малышке. Ему - ничуть не меньше. Но и это не все: я должна сделать еще больнее. Должна как-то убедить в том, что идиотская запись видео - чистая правда.
        Ноги будто ватные, в ушах стоит гул, и хотя я не плачу, перед глазами все равно туман. Крадусь в палату, как воришка, сгорая от страха и стыда. И мечтая, чтобы что-то случилось, помешало моему признанию. Чтобы не пришлось говорить то, что раздирает горло своим чудовищным содержанием.
        Захожу и замираю у самого входа, боясь пошевелиться. Это элитная, платная палата со всеми удобствами, но от того она не перестала быть местом, где владычествует боль и смерть. И сейчас здесь умирает то доброе, что было между нами. Вернее, я это убиваю. Собственноручно и добровольно.
        В вытянувшейся на кровати фигуре так мало от мужчины, которого я люблю. Любила. Теперь от этих чувств ничего не осталось. Внутри все выжжено, выдрано. Пустыня. Настоящее царство смерти.
        Лев выглядит изможденным и бледным, и эта бледность еще больше усиливается из-за покрывающих голову бинтов. Боже, это тоже из-за меня! Это я во всем виновата! Я и ему сломала жизнь.
        - Милая, - я двигаюсь бесшумно, даже дышу через раз, но он все равно узнает о моем присутствии. Поворачивает голову и тянет руку ко мне. - Варенька… Подойди, пожалуйста.
        По спине тянутся противные, липкие струйки пота, и ладони тоже становятся влажными. Меня трясет, и кажется, это нельзя не заметить. Каждый шаг дается с трудом, я добираюсь до кровати целую вечность. Усаживаюсь на самый краешек, не решаясь взглянуть в глаза мужчины.
        - Ты выглядишь такой усталой. Настрадалась, родная. Из-за меня.
        Я вскидываюсь и трясу головой. Нет, он ни при чем. Не должен даже думать, что в чем-то виноват.
        - Прости меня, Варенька. Все случилось так быстро… Следователь сказал, что тот водитель был пьян и вылетел на встречную… Только это ничего не меняет. Я опять чуть было не погубил собственного ребенка…
        До меня только теперь доходит. Поглощенная своими собственными переживаниями, я и не думала проводить какие-то аналогии. А ситуации ведь похожи. До жути. Та трагедия, что несколько лет назад унесла жизнь его сына. И сейчас все повторилось. Лев снова был за рулем, и снова пострадала его дочка. И он готов уничтожить, растерзать себя за это.
        В любимых глазах нет жизни. Они помертвели, погасли, опустошены. Как вообще еще держится? Как сумел не сломаться? Тем более находит теплые слова для меня, пытаясь ободрить…
        - Тебе не за что просить прощение. С Соней все в порядке. И в аварии этой ты не виноват.
        - Виноват! - Лев дергается, пытаясь приподняться на постели, но тут же обессиленно падает назад. Облизывает сухие, обескровленные губы. - Мне подарили второй шанс, доверили такое сокровище, а я чуть было ее не потерял. Вас чуть не потерял.
        У меня начинают стучать зубы. Ольга ведь сказала, что он видел запись. Так почему ведет себя так, словно ничего не случилось? Будто не знает о моих словах?
        - Замерзла? - холодные пальцы дотрагиваются до моей щеки, поправляют волосы. Мне заскулить хочется от его нежности, как побитой собаке забраться под кровать, прячась от проницательных глаз. - Тебе согреться надо, выспаться. Отдохнуть. Варенька…
        - Отдохну… - не время жалеть себя. Не время упиваться прикосновениями, на которые я больше не имею права. Да и никогда не имела. Украла то, что не было и не могло быть моим. А за воровство нужно платить. - Сейчас поеду домой и отдохну. Как ты?
        - Нормально, - он выдавливает слабую улыбку. - Соскучился по тебе и Сонечке. Скоро я выйду отсюда и тогда мы…
        - Подожди… - я пытаюсь отодвинуться, хотя и так сижу на краю, и чуть не оказываюсь на полу. Лучше бы вообще провалиться сквозь землю. Не видеть, с какой любовью Лев смотрит на меня. Словно и вправду ничего не слышал. Не помнит о записи Ольги. А я ведь пришла именно для того, чтобы подтвердить все, что прозвучало там.
        Он перехватывает мою руку, сжимая пальцы. Тянет ко рту, и я едва успеваю выдернуть. Прикосновения его губ вряд ли смогла бы перенести. Эта сладость больше не моя. Все, что связано с этим потрясающим мужчиной, случайно встретившимся мне на пути, должно остаться в прошлом. Навсегда.
        - Лев, я не за этим сюда пришла. Не трогай меня, пожалуйста…
        Он убирает руку, но тепло и нежность в глазах никуда не деваются.
        - Милая, я понимаю, что ты должна меня ненавидеть за то, что я сделал. Я сам ненавижу. Но я все исправлю. Жизнь за вас с Сонечкой отдам. Докажу тебе, что люблю вас… Что достоит твоей любви. Вашей любви.
        - Кончилась любовь, Лев.
        Произношу это и застываю. Ничего не происходит. Небо не обрушивается на землю, не гремит гром, и мой собственный язык не отсыхает. И даже в глазах мужчины тоже ничего не меняется. Он опять как будто не слышит меня. Смотрит все с тем же нереальным теплом.
        - Мы справимся, родная. Вместе справимся. Мы…
        - Да нет никаких нас! - я вскакиваю с кровати, почти выкрикивая эти слова. Надо все заканчивать, уходить, иначе просто не выдержу. Брошусь ему на шею, разрыдаюсь, признаюсь во всем. И сломаю будущее своей дочери. У меня нет на это права…
        - Я не верю тебе, - в усталых глазах искрит боль. Лев снова пытается встать, но ему это снова не удается. - Скажи мне правду, Варя. Ты сердишься? Переволновалась из-за Сони? Я пойму, приму все на свете. Только не лги мне. Не повторяй ложь, что была на том видео.
        Наконец-то. Хорошо, что он об этом заговорил, потому что я никак не могла решиться.
        - С чего ты взял, что это ложь? - как ни странно, теперь говорить становится проще. Я будто переступила точку невозврата. Действительно замерзла, превратилась в ледяную глыбу. И вместо сердца - острый осколок от разбитого зеркала, как в сказке. Только ни слезы, ни чье-то тепло больше не помогут. Это навсегда.
        - Знаю, - он отвечает быстро и уверенно. - Ты не такая.
        - А какая? - застывший в груди комок становится все больше. Расползается по телу, убивая остальные чувства. - Думаешь, что так хорошо понимаешь меня? Что я вся у тебя, как на ладони? Нет! Ты совсем, совсем не знаешь меня!
        - Знаю, - повторяет Лев. - И люблю тебя.
        - Но я не люблю.
        Вот и все. Пусть не соглашается, пусть продолжает сам себя в чем-то уверять, это ровным счетом ничего не меняет.
        - Я тебе не верю. То, что было между нами, невозможно придумать. Так нельзя сыграть. Да и зачем?
        У меня откуда-то находятся силы улыбнуться. Ну и пусть эта улыбка больше напоминает оскал раненой волчицы, так будет даже убедительней.
        - А что тут непонятного? Я хотела самого лучшего для Сони. Устройства, благополучия. Чтобы не приходилось считать каждую копейку. Чтобы у нее было все.
        - И для этого разыграла любовь? - Лев недоверчиво вскидывает бровь. - Зачем? Я и так бы сделал для нее все, что угодно. Она моя дочь, моя кровь.
        - Я просчиталась, - какая теперь разница, что сказать? Если я смогу ударить побольнее, он скорее поверит. Быстрее начнет ненавидеть меня. И быстрее забудет. Так будет лучше для всех. - Думала, что смогу долго притворяться. Смогу изобразить с тобой семью. Но это оказалось слишком тяжело. Ты мне не нужен. Я не хочу тебя больше видеть. Не могу.
        Он молчит, пожирая меня глазами. Будто под кожу забраться пытается, в мысли мои влезть и выведать правду. Но ведь и там то же самое. Я думаю именно об этом. Между нами все кончено.
        - Ты хороший человек, Лев. Но не мой. Мне жаль, что я причинила тебе боль, поэтому и хочу все остановить. Пока не поздно. Так будет лучше для всех.
        - Для кого лучше, Варя?! - он морщится, но все-таки садится на кровати. И сразу становится жестче, холоднее. Вижу, что ему больно, и физически, и другая боль терзает изнутри. Однажды его уже предавала любимая женщина, а сейчас я делаю то же самое. Но иначе нельзя.
        - Для всех, - повторяю вслух то, что только что произносила в своей голове. - Соня тебя полюбила, а я хочу, чтобы ей жилось хорошо. Поэтому оставляю ее с тобой. Мы будем видеться, конечно, но не сейчас. Когда-нибудь… Потом…
        Это самое дикое объяснение, которое только могло бы быть. Но я не собираюсь уточнять, верит ли он мне. Если даже нет, придется поверить. Потому что больше мы не будем разговаривать. Я найду способ уволиться и совсем уйти из его жизни. Заставить меня забыть. Как можно скорее.
        - Варя, доверься мне, милая. Я обещаю, все будет хорошо, - его и без того бледное лицо совершенно лишается красок. Делается таким же белым, как бинты или голые больничные стены.
        - Все и так будет хорошо, - торопливо отвожу взгляд, приказывая себе не смотреть. Делаю шаг к двери. Один, другой, третий. Касаюсь холодного металла, опуская ручку вниз. - Я должна была сделать выбор, и я его сделала. Тебе просто нужно это принять.
        - Какой выбор, Варя? - голос мужчины становится тише и глуше.
        - Единственно возможный, - бросаю на него последний взгляд и, уже открыв дверь, добавляю: - Я выбрала дочь. То, что будет лучше для нее. Не тебя.
        ГЛАВА 27
        - Точно решила уволиться? - Яна в очередной раз вздыхает, поглаживая мое плечо. Хочет обнять, но я не позволяю. Знаю, что этот жест станет чем-то вроде спускового крючка. Я просто не выдержу. Сорвусь и впаду в истерику. И так не понимаю, как удавалось сдерживаться все эти дни.
        - Предлагаешь остаться? - кривлю губы в жалком подобии улыбки. - У меня и так перед глазами каждую секунду… Соня, он. А еще и в живую видеть… Я не смогу. Да и опасно это, вдруг Ольге придет в голову привести ее в ресторан. Не хочу, чтобы Сонечка меня видела.
        - А рассказать ему? - тихо уточняет подруга. - Варь, я знаю, что она тебе наговорила, знаю про все эти угрозы. Но Лев сильный и мудрый мужчина. Не даст вас в обиду. Неужели ты думаешь, что он позволит причинить вред родной дочери? Да он землю грызть станет, лишь бы вас защитить!
        - Вот и пусть защищает… Соню, - выдыхаю я в ответ. Больно. Теперь все время больно, уже и забыла, каково это: не испытывать слепой, удушающей боли, раскинувшей щупальца по всему телу. - Пусть заботится о ней и бережет. Обо мне не надо. Я справлюсь. Только бы у дочки все было хорошо.
        - Варь, я тебя не понимаю, - качает головой Яна. - Поверить не могу, что ты так легко сдалась.
        Легко? Я прикрываю глаза. Какой смысл спорить или что-то доказывать? Яна - хорошая подруга, но даже ей не смогу передать то, что чувствую. Об этом вообще невозможно никому рассказать. Да и о чем рассказывать? Кажется, меня больше нет. Вообще нет. Я хожу, дышу, делаю какие-то дела. Вон, даже на работу смогла добраться и кое-как обслужить клиентов. Но это только оболочка. Ни чувств, ни желаний, ни эмоций не осталось. Ничего, кроме боли.
        И я не могу, не имею права рисковать благополучием Сони. От Невельской можно ждать чего угодно. Поэтому… пусть все остается, как есть.
        - Давай работать, - поднимаюсь на ноги и направляюсь к выходу из веранды. Уже вечер и скоро в ресторане будет полно народа. А я не хочу вызывать недовольство со стороны начальства. Девочки говорили, что Льва должны выписать вот-вот, а это значит, что скоро он может появиться здесь. Нам нельзя встречаться. Поэтому я доработаю смену, а потом напишу заявление об уходе. Продам квартиру и переберусь в другой район города. Это не поможет забыть, но хотя бы сама перестану быть напоминанием.
        В зале уже довольно многолюдно и посетители все пребывают. Что же, отлично, сейчас только и можно мечтать о том, чтобы не осталось ни одной свободной минуты. Ни присесть, ни подумать. Устать бы до смерти, чтобы вообще отключился разум…
        - Погодина, тебя ждут за пятым столиком. Живее! - ехидный голос администратора врезается в сознание. Мне кажется, или Виктория действительно обо всем знает? И глумится надо мной? Прежде обязательно задалась бы вопросом, почему она так меня ненавидит, но сейчас даже это неважно. Пятый столик, седьмой, девятый… Чем больше, тем лучше.
        Киваю и направляюсь в указанную часть зала. Но не могу не изумиться, узнавая пришедшего.
        - Ну, что ты встала, как вкопанная? А где улыбка, где искренняя радость при виде постоянного клиента? Где «добро пожаловать»? Где меню, в конце концов?!
        На последних словах Акмеев повышает голос и, хотя продолжает улыбаться, его взгляд - жесткий и холодный. Мы не виделись с того самого вечера у моего подъезда, когда Лев запретил ему появляться в ресторане. Я думала, он не придет. Никогда больше не придет. Но мужчина ведет себя, как ни в чем не бывало. Привычные надменность и самоуверенность. Хозяин жизни - не иначе, которому все подвластно.
        - Добрый вечер, Александр Семенович, мы рады снова видеть вас в нашем ресторане. Вот меню, пожалуйста, - механически выдаю заученную фразу, растягивая губы в улыбке.
        - Забери, - он отталкивает пальцами папку с меню, даже не открывая. - Мне как обычно. Ты не забыла, надеюсь?
        - Конечно, как скажете, Александр Семенович. Скоро все будет.
        От натянутой на лицо гримасы сводит скулы. Зачем он пришел? Как осмелился? Хотя, с другой стороны, какая разница? Мне уже все равно.
        - Не хочешь спросить, как мои дела? Мы так давно не виделись.
        Я растерянно смотрю на его самодовольное лицо. Чего он добивается? Особенно теперь, после той стычки с Невельским и после того, как я в очередной раз ясно дала понять свое отношение к нему?
        - Нет, не хочу. Ваши дела меня не касаются.
        - Как грубо! - цокает он губами. - Не знал, что здесь позволяют официантам так разговаривать с клиентами.
        - Вы сейчас обращаетесь ко мне не как клиент, - не знаю, откуда у меня хватает сил и дерзости возражать ему. Раньше бы и рта не осмелилась открыть. Или теперь просто терять нечего. Разве может случиться что-то худшее, чем то, что уже произошло?
        Он ухмыляется, шаря по мне жадным взглядом. И я снова поражаюсь тому, что ничего при этом не чувствую. Прежде было противно, страшно. Хотелось сбежать как можно скорее. Теперь мне все равно. Стою, сжимая в руках меню и просто жду, сама не понимая чего.
        А в другом конце зала внезапно начинается волнение. Доносится гул, я слышу оживленные голоса коллег. И еще ничего не видя, внезапно понимаю, чем это вызвано.
        - Как я вовремя приехал, - лыбится Акмеев. - Что же, самое время поприветствовать старого друга. Нам ведь с ним больше нечего делить, не так ли? Слухи верны?
        - Не понимаю, о чем вы, - дергаю плечом, стараясь не смотреть туда, откуда доносятся голоса. Зачем он приехал на работу так рано? Врачи говорили, что ему нужно лежать не меньше двух недель после такой травмы. А сейчас и одной не прошло.
        - Все ты понимаешь, - Акмеем неожиданно пересаживается на соседний стул, ближе к проходу, и оказывается совсем рядом со мной. Сплетает пальцы на моем запястье. Так крепко, что рука тут же немеет. - Присядь, - он кивает на место напротив. - И будь умницей, если не хочешь скандала. Твой рыцарь сейчас не в той форме, чтобы тебя защищать.
        Я дергаю руку, пытаясь освободиться. Приоткрываю рот, чтобы возмутиться, и в этот момент вижу высокую фигуру появившегося в зале мужчины. Понимаю, что он тоже видит меня. И идет ко мне.
        Решение приходит мгновенно. Мне нужен выход, то, что расставит все точки над «и», что-то такое, после чего Лев согласится оставить меня в покое. А лучшего варианта и придумать нельзя. Я опускаюсь на место, которое указал Акмеев, и опять выдавливаю улыбку.
        - Угостите меня ужином, Александр Семенович?
        Тот прищуривается, разглядывая меня. Всего несколько секунд, но они кажутся вечностью. Я, как в замедленной съемке, наблюдаю за реакцией своего неожиданного спутника и за тем, как приближается к столу Невельский. А потом Акмеев вскидывает руку и щелкает пальцами, подзывая официанта.
        - Я сказал тебе не появляться в моем ресторане. И рядом с моей женщиной, - Лев останавливается возле нас. На меня не смотрит - впивается свирепым взглядом в соперника.
        - Уверен, что с твоей? Может быть, спросим у Варвары, чья она женщина? И с кем из нас двоих хочет провести этот вечер? - от злорадной усмешки человека, которого я раньше боялась и почти ненавидела, по телу бегут мурашки. Я продолжаю делать одну подлость за другой. Снова обманываю Льва. Он уже однажды ввязался в драку из-за меня, а сейчас едва на ногах стоит. Вижу, что держится из последних сил. Еще бледнее, чем был в больнице, лицо осунулось, глаза ввалились, а морщинки под ними стали отчетливее.
        - Лев Борисович, это я пригласила Александра… - прикусываю язык, чтобы не назвать еще и отчество. Сердце обрывается, когда Невельский переводит на меня измученный, опустошенный взгляд.
        - Продолжаешь разыгрывать свой дурацкий спектакль? Варя, зачем? - он опирается на стол и пытается взять меня за руку. - Пойдем в мой кабинет, поговорим там спокойно.
        - Никуда я с вами не пойду, - отдергиваю руку так, что едва не сбиваю со стола вазочку с цветами. - Мы ужинаем, а потом я уезжаю с…
        - Со мной, - по лицу Акмеева растекается довольство. - Брось, Невельский, признай свое поражение. Дама сделала выбор.
        - Да какой к черту выбор! - рычит Лев, нависая над нами. Кажется, ему все равно, что кругом люди и наши разборки невозможно не заметить. Голоса вокруг стихли, и все украдкой и даже с каким-то опасением смотрят в нашу сторону.
        - Саша… - я не узнаю собственный голос, и имя чужого человека, произнесенное таким вот образом, звучит совершенно нелепо. - Давай уедем отсюда. Поужинаем в другом месте.
        Акмеев поднимается, скаля в улыбке белоснежные, ровные зубы.
        - Как скажешь, дорогая, - вытягивает меня из-за стола, обнимая за талию. И разворачивается ко Льву, вставая между нами. Цедит злобно и отчетливо, но тихо, так, чтобы услышали лишь мы трое. - Ты же не будешь устраивать сцен ревности, как баба-истеричка? Еще и прилюдно. Уйди с дороги. И отправляйся к жене, тебе сейчас там самое место.
        Лев будто не слышит его. Хватает Акмеева за лацканы пиджака, дергая на себя, и яростно шипит:
        - Даже не думай, что я дам тебе ее увезти!
        - Уже подумал, - звучит в ответ не менее резкое заявление, и я в ужасе закрываю глаза, ожидая удара. Их ведь ничего не остановит. Ни место, ни свидетели. И все снова из-за меня… Опять все проблемы из-за меня!
        Но Лев вдруг странно дергается, разжимает руки и начинает медленно оседать. Цепляется побелевшими от напряжения пальцами за край стола. И пока я беспомощно втягиваю воздух, как выброшенная на берег рыба, Акмеев действует куда быстрее и осмысленнее. Подхватывает мужчину, не давая ему упасть, и осторожно усаживает на стул. А когда тот обессиленно роняет голову на сложенные руки, стискивает мой локоть и тянет за собой прочь из зала.
        - Скорую своему начальнику вызовите! - бросает оторопевшей Виктории, которая совершенно точно видела всю сцену и теперь пребывает в шоке. Даже сказать ничего не может в ответ, лишь испуганно кивает, отскакивая в сторону и уступая нам дорогу. - А когда придет в себя, привет передайте. Сам задержаться не могу, дела, - и быстрым шагом, все так же не отпуская моей руки, направляется к выходу.
        ГЛАВА 28
        У него красивый дом. Почему-то я думала, что увижу напускное богатство, крикливую вычурность, но оказываюсь в стильном, строгом и довольно модном интерьере. Все на своих местах и даже уютно, что не может не удивлять.
        Стою на небольшой веранде на втором этаже, рассматривая раскинувшийся под окнами сад. Здесь целое море разнообразных цветов, яркие краски притягивают взгляд, изумляя меня еще больше. Все это никак не ассоциируется с тем, что я успела узнать об Акмееве.
        За всю дорогу он не проронил ни слова. Войдя в дом, отдал распоряжение накрыть стол, а после приказал домработнице убраться. Но со мной так и не заговорил. И я молчу, не зная, как вести себя дальше. Я ведь позволила ему поверить в то, что готова отозваться на его притязания. Воспользовалась его помощью. А он совсем не из тех людей, которые что-то делают просто так. Тем более, так давно к этому стремился.
        В воздухе разлито напряжение. Слышу тяжелые шаги за спиной, но не осмеливаюсь повернуться. Просто жду, когда он сам проявит инициативу. Я в его власти теперь, и что-то менять слишком поздно.
        Маленькая птичка с сизо-голубой грудкой усаживается на перила веранды, совсем близко от меня. Будто ни капли не боится. Не знаю ее названия, и от этого она воспринимается еще более удивительно. Свободная. Такая крошечная, но ее ничто не держит. Она никому ничего не должна.
        Мужчина подходит сзади и останавливается совсем рядом. Непроизвольно съеживаюсь, обхватывая руками плечи. А вдруг, когда все случится, мое сердце очерствеет до такой степени, что просто не сможет больше испытывать боль?
        - О чем думаешь? - он приподнимает мои волосы, и я чувствую, как дыхание касается шеи. У него приятный, дорогой парфюм, и сам Акмеев внешне вполне привлекательный мужчина. Но чужой. Я больше его не боюсь, но не чувствую абсолютно ничего, кроме отвращения к самой себе за то, что делаю.
        - О том, что допустила ошибку, не придя к тебе раньше, - оборачиваюсь и смотрю в потемневшие серьезные глаза. Каменное лицо, сурово сведенные брови. Он вполне может отомстить мне за то, что было. За унижение, которому подвергся из-за моего отказа. За драку со Львом. Нервно сглатываю, прогоняя непрошеные мысли. Нельзя думать про Невельского. Не сейчас. Он - луч света, случайно скользнувший в мою жизнь. Но теперь наступила ночь. И в этой ночи рядом со мной тот, от кого я раньше пыталась сбежать.
        А если бы вспомнила о нем в больнице? Когда нужны были деньги на операцию? У него наверняка нашлась бы нужная сумма. И цену он потребовал бы куда меньшую. Всего лишь мое тело. Но зато Соня осталась бы со мной.
        Какая же я дура! Почему не подумала об этом раньше? Сейчас все было бы иначе. Все…
        - Ошибки всегда можно исправить, - Акмеев обводит большим пальцем мои губы, чуть надавливает, заставляя приоткрыть рот. Склоняется совсем близко к лицу, и я закрываю глаза, ожидая, что за этим последует поцелуй. В кого я превратилась? Лев должен ненавидеть меня, презирать.
        Опять Лев… Снова думаю о нем. Снова схожу с ума, представляя, что с ним сейчас. Вовремя ли приехала скорая, стало ли хоть немного легче. Знаю, что должна перестать, выкинуть из головы, но ничего не могу с собой поделать.
        - Вот я и исправляю, - снова открываю глаза, глядя на стоящего почти вплотную мужчину. Он тяжело дышит и явно возбужден, хоть пока и не касается меня. Сколько осталось времени? Насколько хватит его выдержки?
        - Уверена? - жесткие губы трогает чуть заметная улыбка. - Ты удивила меня сегодня. Очень.
        Я не уточняю, что он имеет в виду, лишь задаю этот вопрос сама себе. Уверена в чем? В том, что исправляю ошибки? Нет, знаю, что делаю новые. Легче не станет, будет только хуже. Или в том, что хочу оказаться с ним в постели? Меньше всего на свете. Но разве мои желания значат сейчас хоть что-то?
        - Я и себя удивила, - тихо выдыхаю в ответ. - Не представляла, что способна на что-то подобное.
        Он задумчиво кивает, поднимает руку и как-то неожиданно бережно касается моей щеки. Накручивает на палец прядь волос, тянет чуть ближе к себе и прижимается губами к виску. Это не поцелуй, какая-то странная, совершенно неожиданная ласка. Что-то такое, что опять не укладывается в моей сознании.
        - Жди меня в спальне, - отступает, и мне резко становится холодно. И страх, тот самый, который, казалось, ушел навсегда, накрывает с головой. Что же я наделала? Что продолжаю делать сейчас? Неужели действительно нет никакого выхода?
        - Можно мне… позвонить?
        Он останавливается на пороге комнаты и поворачивается ко мне после моего вопроса.
        - Если в больницу, то туда я уже звонил. Ему лучше. Правда, врачи вставать пока не разрешают, но думаю, Невельский не особенно будет прислушиваться к их мнению. Всегда был таким. Делал только то, что считал нужным и правильным.
        - Спасибо… - я едва шевелю губами. Лев жив, и ему хотя бы не стало хуже. Уже за одно это можно благодарить Судьбу.
        Акмеев почему-то усмехается, опять пристально глядя на меня.
        - Вторая дверь по коридору направо. Я скоро приду.

***
        Как ведут себя шлюхи, дожидаясь клиента? Что делают, о чем думают? Они должны быть одеты точно не в строгое шерстяное платье ниже колен, без всякий украшений. Но другого нет, а раздеться я не могу. Наверно, где-то в глубине души таю надежду на то, что он не придет. Что-то помешает, отвлечет, найдутся какие-то неотложные дела. Но это было бы похоже на чудо, а последние дни убедили меня в том, что чудес не бывает. И только полные дуры верят в обратное. А за такую никчемную веру приходится очень дорого платить.
        Огромная кровать занимает почти всю комнату. Резная спинка, покрывало из черного шелка. Виден краешек такого же черного шелкового белья. У Акмеева определенно есть вкус. Здесь роскошно, и наверное, какая-то другая женщина была бы счастлива разделить с ним постель. Любить его, выполнять все желания. А я… я еще и ему порчу жизнь. Позволяю совершить то, что в нормальном мире считается грязью и пошлостью. И если он этого не понимает, то я должна понимать и остановить. Но не останавливаю. Просто жду своего приговора.
        И когда, наконец, открывается дверь, зажмуриваюсь, не в силах на него смотреть. Пусть делает, что хочет. А мне останется эта темнота, которая и так уже затянула в омут с головой.
        Снова слышу шаги за спиной, и сердце грохочет так, будто добивает последние свои удары. Может и правда с этой ночью все закончится?
        - Я думал, моя любимая женщина сильнее. И верит мне хотя бы немного.
        Вздрагиваю, распахивая глаза, лишь затем, чтобы убедиться, что мне все это послышалось. Померещилось. Я так сильно его ждала, так хотела снова оказаться рядом, что разум просто не выдержал. Сыграл со мной злую шутку, подкинув любимый образ.
        Но стоящий передо мной мужчина кажется более, чем реальным. Кожа приобрела землистый оттенок, в уголках потрескавшихся от сухости губ застыли засохшие капельки крови. Веки опухли и покраснели.
        Он настоящий. Полуживой, едва стоящий на ногах, но каким-то немыслимым образом оказавшийся здесь. Со мной.
        - Что ты тут делаешь?
        - А ты? - он не в глаза смотрит, пробирается в самую мою внутренность, грязную, опустошенную. Туда, где кипит боль и ненависть к самой себе. - Ты что здесь делаешь, Варя? Почему ты пришла к нему? Почему в его, а не в моих объятьях хочешь все забыть?
        - У меня не было другого выхода…
        Он улыбается. Жуткой, раздирающей сердце улыбкой, и в помертвевших глазах мне опять чудится нежность. То, чего я не заслуживаю, на что не имею никакого права.
        - А может, ты просто не очень внимательно смотрела? И плохо слушала? Поэтому и не поверила мне?
        - Я верю тебе… верила… - лепечу, чувствуя, как снова горят щеки от сорвавшихся из глаз слез. А ведь думала, что больше не могу плакать, что их просто не осталось. Оказывается, могу. В глазах туманится, и ноги делаются ватными и слабыми. Оглядываюсь, ища какую-то опору, но Лев не дает отстраниться. Притягивает к себе, прижимая к груди так крепко, что у меня перехватывает дыхание.
        - Разве? Если бы верила, все бы мне рассказала. Я же обещал все решить. Варя, ты правда думала, что я не найду управы для обезумевшей, распоясавшейся женщины? Что не смогу защитить вас?
        Меня начинает трясти.
        - Она…
        - Я знаю, - перебивает Лев, не давая мне договорить. - Все знаю, родная, но безумно жаль, что узнал это не от тебя. Почему? Варя, почему?!
        - Я боялась… - выкрикиваю, задыхаясь рыданиями. - За Соню, что она навредит ей. Боялась, что тебе будет еще хуже, если ты все узнаешь.
        - И поэтому заставила меня пожалеть, что я не умер в этой аварии? - он зарывается лицом в мои волосы. - Девочка моя, я иначе представлял нашу с тобой любовь.
        Он словно срывает стоп-кран своими словами, и я уже не могу сдерживаться. Рыдаю в голос, вцепившись в его плечи, впиваюсь так сильно, что пальцы простреливает острой болью. Но мне страшно разжать руки, кажется, что тогда оборвется последняя ниточка, связывающая нас.
        - Прости меня… - банальная, ничего не значащая фраза. Разве можно, сказав «прости», вернуть то, что было и исправить содеянное?
        Лев качает головой, будто подтверждая это, но когда я в отчаянье закрываю глаза, чувствую, как дрожат, прижимаясь к моим векам, его губы.
        - Я сам виноват, Варенька. Наверное, был недостаточно убедителен, когда говорил о своих чувствах. Придется повторить и все исправить… ты же мне позволишь?
        ЭПИЛОГ
        ПОЛГОДА СПУСТЯ
        Мне трудно поверить, что прошло всего шесть месяцев. Чувствую, что мы рядом уже давно. Целую жизнь. А все, что было до него, осталось в таком далеком прошлом, что кажется сном. Да, иногда каждого человека мучают кошмары. Вязкие, тяжелые, из которых хочется поскорее выбраться. Но после темной ночи всегда наступает утро. Всходит солнце, и даже то, что казалось жутким и непоправимым, рассеивается в свете нового дня. Особенно, когда рядом самые близкие и родные люди.
        И пусть прошлое не получится забыть до конца, оно уже не имеет над нами власти.
        Я не расспрашивала Льва про Ольгу. Они развелись спустя две недели после того страшного дня в доме Акмеева. Он тоже сумел меня удивить, оказавшись совсем не таким, как я думала. Уже позже узнала, что именно он позвонил Льву и сообщил, где можно меня найти. Нет, мы не стали друзьями в привычном смысле этого слова и я, наверно, никогда не узнаю, что подвигло его на такой шаг, но до конца дней буду благодарна ему за то, что он сделал. Что не сломал меня тогда до конца, а протянул руку, удерживая на краю. Позволил продержаться до того момента, пока не вернулся Лев.
        Ольгу же с тех пор я больше никогда не видела. Даже не знала, осталась ли она в городе, или куда-то уехала. Но зато знала, что в нашей с Соней жизни эта женщина никогда больше не появится.
        Я ушла из ресторана. Лев предлагал занять место его личного помощника или хотя бы администратора, но мне показалось это неправильным. Восстановилась в институте, еще и была на курсе далеко не самой старшей. К моему изумлению, желающих реализовать свою мечту среди далеко уже не молодых людей оказалось совсем не мало.
        Соне невероятно нравилось то, что мама теперь студентка. И Льву, кажется, тоже. Во всяком случае, каждый вечер, выспрашивая меня о событиях прошедшего дня, он совершенно искренне радовался моим достижениям и выслушивал то, что удалось узнать. В буквальном смысле делил со мной все это. Мою учебу, мои мысли, чувства, переживания.
        Все-таки так бывает. Чудеса случаются. Даже когда мы в них не верим, когда допускаем ошибки и не видим выхода. А он есть. Всегда. Надо только быть чуть более внимательным и чутким, чтобы услышать то, что хочет прошептать тебе Судьба. Чтобы не упустить преподнесенные ею дары, пусть и совершенно незаслуженные.

***
        В ожидании Льва я машинально окидываю взглядом зал: старая привычка, на работе всегда так делала, чтобы убедиться, что никто не ожидает заказа дольше положенного. Но сейчас все в порядке, почти все столики заняты, но ожидающих нет, клиенты мирно ужинают, увлеченный каждый своей компанией. А мое внимание внезапно задерживается на расположившейся неподалеку от меня парочке у окна. Вернее, на парне.
        Смотрю и понимаю, что в жизни не видела никого привлекательнее. Лев Невельский - красивый мужчина, и я люблю его всем сердцем. Никто и никогда с ним не сравнится, не сможет заменить. Но здесь другое…
        Я невольно зависаю, видя идеальную мужскую внешность. Он красив настолько, что это невозможно не заметить. Невозможно отвести взгляд и не начать рассматривать его. Высокий, статный, широкоплечий. Это нетрудно рассмотреть, несмотря на то что незнакомец сидит. Дорогой пиджак подчеркивает достоинства фигуры. Я словно вижу рекламную картинку в магазине элитной мужской одежды. Жгучий брюнет. Густые, блестящие волосы выглядят так, будто он только что вышел из салона, тоже наверняка дорогого, где работники знают, как подчеркнуть и без того совершенные данные.
        Он бросает случайный взгляд в мою сторону, и у меня перехватывает дыхание. Глаза-омуты, живые и ясные, окаймленные длинными пушистыми ресницами. Это мы, женщины, наращиваем их, тратим кучу времени на макияж, накладываем тушь, чтобы понравиться противоположному полу. А таким, как он, ничего подобного не нужно. Хотя ТАКИХ, кажется, больше нет. Во всяком случае, я не встречала. Разве что в кино.
        Точеные черты лица, смуглая, ровная кожа, волевой подбородок. Скулы, чуть тронутые щетиной. Именно так, как нравится девушкам. Чтобы можно было дотронуться, замирая от восторга, когда кончики пальцем будет покалывать от прикосновения, а по телу расползутся мурашки предвкушения. Полные и чувственные губы, при виде которых в голову почему-то сразу лезут неприличные мысли. Невольно представляешь, что он умеет делать этими губами. И как умеет…
        Я чувствую, что краснею, и отвожу взгляд. Безумие какое-то… И сама смеюсь над собой, невольно вспоминая песню из своего детства. Пусть она касалась девушки, но слова удивительно точны. Быть таким красивым - преступление. Все при нем. Абсолютно все. Дар Судьбы - роскошная внешность без единого изъяна. Сплошной соблазн для любой женщины, встретившей его на пути.
        Внезапно понимаю, что на незнакомца пялюсь не только я. Почти все представительницы женского пола в зале, кто украдкой, а кто весьма откровенно поглядывают в его сторону. И он ведь не может этого не чувствовать, не знать. Нарцисс, наверное, упивающийся собственной привлекательностью. Как же непросто, должно быть, его спутнице!
        Только сейчас перевожу внимание на сидящую рядом с красавцем девушку. Тоже брюнетка, нежная, хрупкая, тоже красивая, но ее внешность все же меркнет на его фоне. Но удивительно не это. Я понимаю, что девушка, пожалуй, единственная в зале, кто не очарован этим парнем. Более того, она, кажется, даже испытывает к нему неприязнь. На лице - ни капли тепла, не говоря уже о восторге или любовании.
        Смотрю на их столик, понимая, что заказано наше самое дорогое фирменное блюдо. Вот только девушка к еде даже не притронулась. Она что-то говорит, очень тихо, не разобрать ни единого слова, лишь видно, как шевелятся губы. Но я готова поклясться, что в ее словах тоже не звучит ничего доброго. Чем же так насолил ей спутник, что она готова наброситься на него прямо посреди толпы людей?
        Парень протягивает через стол руку, пытаясь накрыть ладонью пальцы девушки, но она резко распрямляется и шипит, на этот раз гораздо громче, так что мне удается расслышать.
        - Убери свои руки! Никогда не смей дотрагиваться до меня, ясно?! Никогда! Ненавижу таких, как ты!
        Мне приходилось раньше наблюдать подобные сцены: в ресторане всякое бывало за то время, что я в нем работала. И дальнейший сценарий нетрудно предугадать. Никому не понравится такое отношение к себе, еще и при посторонних. Еще и когда ты красив, как Аполлон, и прекрасно об этом знаешь. Сейчас он скажет в ответ что-то едкое и резкое, осадит. С уверенными в себе красавчиками так себя не ведут - это более чем чревато. Мне даже жалко девушку становится, потому что последствия явно будут некрасивыми. Если не прямо сейчас и здесь, то наверняка позже, когда они останутся наедине, парень обязательно поставит ее на место.
        Но все происходит с точностью до наоборот. По идеально красивому лицу пробегает тень, незнакомец опускает взгляд, но я успеваю заметить в его глазах, нет… не злобу, не раздражение. Вину и боль. И еще - такую нежность, что снова забываю обо всем окружающем мире. Только смотрю и изумляюсь невероятным, умопомрачительным чувствам, которые парень излучает в адрес той, что сидит напротив и злится на него. Я счастлива и любима, но мой мужчина - взрослый, состоявшийся. Перенесший столько всего в жизни и научившийся ценить каждое мгновенье. Знающий, как беречь тех, кто рядом. А сидящий за соседним столиком красавчик - совсем еще мальчишка. Баловень Судьбы. Откуда ему знать, что такое настоящее чувство? Откуда в его глазах такая любовь, что даже у меня, не имеющей к этой паре никакого отношения, перехватывает дух?
        - Так-так. Мне начинать ревновать? - вздрагиваю от неожиданности, услышав голос Льва. Я так увлеклась разглядыванием людей за соседним столом, что не заметила, как он подошел. - Впервые вижу, чтобы ты так смотрела на другого мужчину.
        Он касается губами щеки, садится напротив и, сплетая наши пальцы, тянет мою руку к себе и целует. Лукаво улыбается, приподнимая бровь.
        - Варя?
        Качаю головой, смеясь. Понимаю, что шутит. Он так глубоко в моей сердце, в каждой клеточке, я дышу им одним. Никто другой не смог бы его заменить. Никогда в жизни.
        - Люблю тебя, - прижимаю к щеке большую, сильную мужскую ладонь. Лев чуть двигает пальцами, лаская мое лицо.
        - И я люблю тебя, родная. Хотя, признаться, не удивлен, - снова улыбается и кивает в сторону соседнего столика. - Младший Арбенин еще со школьных лет кружит голову всем окружающим дамам, независимо от возраста и семейного положения.
        - Ты его знаешь? - это в общем-то довольно логично, в ресторан регулярно приходят знакомые Льва. А то, что мальчик до сих пор не отреагировал на его присутствие, то это, скорее всего, потому что слишком увлечен своей спутницей.
        - Знаю, - подтверждает любимый. - Он сын моего старого партнера. Учился в Англии, пару месяцев назад вернулся домой. Сейчас вроде как осваивает семейный бизнес.
        Золотой мальчик, родившийся с ложкой во рту? Мажор, привыкший получать все и сразу? Я не произношу этого вслух, лишь снова смотрю на красивого парня. Но в нем нет ни надменности, ни бахвальства. И то, что прежде успела заметить, сейчас видится еще более отчетливо. Он влюблен в сидящую рядом с ним девушку. Полон ею. Любуется, не замечая окружающего мира. И ему все равно, что все остальные женщины в зале теряют голову от его присутствия. Он вообще никого и ничего не замечает кроме той, которая к нему совсем не расположена.
        - Кружит, да не всем, - я вспоминаю жесткие слова, что бросила девушка несколько минут назад. - Ее ты тоже знаешь? - вопросительно киваю на рассерженную незнакомку.
        Лев отрицательно качает головой.
        - Первый раз вижу. Арбенину-старшему выбор сына точно не понравится.
        - Почему? - это меня удивляет. Девушка красива, явно не глупа, да и одета не бедно. - Они хорошо смотрятся вместе.
        Невельский невесело хмыкает.
        - Потому что мальчик очарован и счастлив своими чувствами. И совершенно очевидно, что это его собственный выбор. А его отец привык сам решать, кто и с кем должен встречаться и кого любить.
        - Ты серьезно сейчас? - я ошеломленно смотрю на любимого мужчину. - Думала, такое только в кино бывает. Мы же не в девятнадцатом веке живем. Да и не похож он, - киваю на парня, - на того, кем можно управлять в таких вопросах.
        - Вот именно, - Лев хмурится. - Если это в самом деле любовь, то ради нее он станет воевать со всем миром. Включая родного отца. А чем кончится такое сражение, - мужчина сильнее сдвигает брови, - я не хочу даже думать. Пойдем, поздороваемся.
        Он снова соединяется наши пальцы, помогает мне встать из-за стола и тянет за собой. При нашем появлении парень поднимается и его лицо сияет.
        - Дядя Лев! Как я рад вас видеть!
        - Здравствуй, Егор, - Невельский протягивает руку для пожатия, но мгновенье спустя делает шаг навстречу юноше и хоть и сдержанно, но с достаточной теплотой заключает его в объятья. - Слышал о твоем возвращении. Добро пожаловать домой. И сюда тоже. В этом ресторане ты всегда желанный гость.
        - Поэтому и пришел сюда, - он переводит на меня взгляд, и я снова зависаю, рассматривая уже вблизи эталон мужской красоты. И почему-то смущаюсь, как девчонка. Сколько же сердец разбил этот красавчик? Он еще выше, чем мне показалось, и прекрасно сложен. Костюм сидит на нем, как влитой, подчеркивает и ширину плеч, и длинные крепкие ноги. Белоснежная рубашка оттеняет смуглую кожу. Я чувствую незнакомый терпковатый запах парфюма, который ему очень идет. Будто подчеркивает исходящую от парня энергию. Она словно физически ощущается, живой, завораживающей силой, что накрывает каждого, кто оказывается рядом.
        Даже я, по уши влюбленная в другого, не могу устоять перед его харизмой. И кажется, снова краснею, когда теплая, чуть шершавая ладонь касается моих пальцев и молодой мужчина склоняется к руке, оставляя на ней едва ощутимый поцелуй.
        - Варя, моя невеста, - Невельский чуть усмехается, приобнимая меня на талию. Неужели заметил мою реакцию? Но я же просто восхищена, как восхищаются прекрасным произведением искусства. Красивой картиной или статуей. Ею нельзя не любоваться, но от этого она не становится частью тебя. А Лев - он самый родной, самый любимый. Самый лучший.
        - Приятно познакомиться, - Егор Арбенин чуть склоняет голову в знак приветствия. - А это Юля, моя… - пауза в его словах почти незаметна, - девушка. Он переводит взгляд на свою спутницу, сидящую за столиком, и у меня по телу бегут мурашки. От того, как он меняется в одно мгновенье. От того, что отражается в его глазах. Там не просто нежность, которую я успела заметить раньше. Его губы слегка шевелятся, будто он делает вдох, но кажется, что дышит именно ею. Глубина его чувств потрясает, это невозможно не ощутить. Он обнимает ее, не касаясь, говорит о своей любви, не произнося ни слова, одними глазами. И стоящий рядом Лев тоже видит это, потому что перестает улыбаться. Делается строгим и сосредоточенным, погружаясь глубоко в свои мысли. Я думаю о том, что надо обязательно расспросить потом, что именно его взволновало, но в этот момент девушка поднимается из-за стола. Сдержанно улыбается нам со Львом.
        - У вас замечательный ресторан. Очень уютно и вкусно. Только… - смотрит на Арбенина, и ее взгляд леденеет, - я не его девушка, - комкает в руках салфетку, очевидно борясь с переполняющим раздражением и изо всех сил пытаясь сдержаться. - Никогда не была и никогда не буду.
        Я уверена, что последняя фраза звучит уже не для нас. Юля смотрит в глаза парню, больше ничего не говорит, но мне кажется, я замечаю, как от нее летят в его сторону искры, грозящие испепелить на месте. Потом она с грохотом отодвигает стол и, бросив нам «Простите», торопливо направляется вон из зала. Прежде чем мы успеваем отреагировать, парень коротко задевает рукой плечо Невельского.
        - Рад был встрече, дядя Лев, - и кидается следом за девушкой, не дожидаясь нашего ответа.
        Я поворачиваюсь к мужу, всматриваясь в его глаза. Тянусь к губам, принимая долгожданный поцелуй.
        - Жаль мальчика. Может, тебе поговорить с его отцом? Если вы друзья. Мне бы хотелось, чтобы он был счастлив.
        - И мне бы этого хотелось, родная, - улыбается Лев, прижимая меня к груди. - Но ему придется самому побороться за свое счастье. Чужими руками его не построишь, - он переплетает наши пальцы и снова целует меня, - идем за Соней? Она ждет.
        Конец