Сказки старого дома Ася Кравченко
Взрослым всегда некогда, и Ташке приходится со всем справляться самой: пристраивать в хорошие руки крокодила, заканчивать папину статью устраивать чужую свадьбу. Но с чем никак ей не справиться — дом вот-вот снесут и надо переезжать. Оказывается, не так легко уехать из дома, где тебя знает каждая собака, где жила ещё твоя прабабушка, и до сих пор живут её странные истории.
Там, за углом, дом 4, квартира 7
—Нельзя поверить в невозможное!
—Просто у тебя мало опыта.
Алиса в Зазеркалье
В одном старом переулке стоял дом. Переулок столько раз переименовывали, что никто не помнил его настоящего названия и говорили просто «там, за углом». Дом давно хотели снести, и жильцы уже мечтали о новых квартирах. А пока в доме жили загадочные звуки, несколько странных историй и старый домовой.
Домовой жил в квартире номер семь, на антресолях, до потолка заваленных старым хламом. Поселился он там много лет назад вместе с одной дамой, с которой был в большой дружбе. Соседи поговаривали, что незадолго до смерти дама выжила из ума и спрятала свои драгоценности, чтобы они не достались большевикам. Спрятала и забыла куда. Её родственники не раз переворачивали всё вверх дном, обыскивая дом. Старуху это очень забавляло.
—Хотите знать, куда я спрятала драгоценности? Я тоже! Не помню! — хохотала она.
Прошло немало лет, и все стали забывать старуху, перестали верить в домовых и искать клады. И домовой неоднократно подумывал покинуть дом, в котором никому не был нужен. Конечно, он по-прежнему исправно выполнял свои обязанности: шаркал по ночам в коридоре, ухал в вентиляционные отверстия, стучал по трубам и завывал под дверью. Но работа не доставляла ему никакого удовольствия.
В свободное время он лежал у себя на антресолях, почитывал книжку «Домоводство», разглядывал фотографии в старых журналах, которыми был завален коридор, и слушал, что происходит внизу.
Внизу жили: папа Лев Владимирович, мама Марина Николаевна, дочь Наталья Львовна и кот Монах.
Глава семьи, Лев Владимирович, был редактор. Ему всегда было некогда — он никак не поспевал за современностью. С утра он запирался в своей комнате и работал. Оттуда доносилась тихая музыка. Когда подходило время обеда, папа выскакивал из комнаты, крича, что опаздывает. На ходу запихивал в рот бутерброд и убегал.
Мама, Марина Николаевна, была певица. Она служила в театре. Утром Марина Николаевна уходила на репетиции, а вечером на концерты и спектакли. Домовой помнил славные времена, когда Наталья Львовна была маленькая, и Марина Николаевна репетировала дома. Домовой свешивался с антресолей и подпевал.
—В этом доме невозможно репетировать! Такое гулкое эхо! — сердилась Марина Николаевна.
Наталью Львовну звали Ташка. Ташке тоже было некогда — с утра она уходила по делам и возвращалась к вечеру.
Кота два месяца назад сосед Серёжа подобрал на пустыре возле церкви. Подобрал и принёс Ташке. Кот был чёрным как ночь и ушлым, как всякий бродяга. Марина Николаевна поморщилась, но кота оставили и назвали Монах. Монаху вывели блох, и он стал благонадёжным домашним котом.
-
Лев Владимирович любил весёлые компании и свежие новости, Марина Николаевна любила чистоту, Ташка — сказки.
А домовой любил эту семью, ведь Марина Николаевна была внучкой его приятельницы, той самой, про которую рассказывали всякие странные истории.
Любил, но держался в стороне. Дело в том, что нынешние хозяева квартиры, во всяком случае взрослые, совершенно не верили в домовых. Они вообще с детства ни во что не верили.
Жили они шумно и дружно.
—Нет! Как вам нравится название статьи «Чистота помыслов»? — спрашивал Лев Владимирович.
—Блестяще! Только не раскидывай свои грязные вещи по всей квартире! Неряха!.. — восклицала Марина Николаевна прекрасным меццо-сопрано.
—Блестяще? Это же пошлость! Сама неряха! — отвечал Лев Владимирович бархатным баритоном.
—Это я неряха?!
Домовой в такие минуты садился на край антресолей и гадал, кто победит: меццо-сопрано или баритон.
—Название будет «Чёрная дыра».
—Боже мой! Я так и умру: в чёрной дыре и безвестности! — однажды воскликнула Марина Николаевна, возвела глаза к потолку… и увидела домового.
—Крыса! — закричала Марина Николаевна, указывая на антресоли.
—Где? — оживился Лев Владимирович.
—Вон же, вон!
—Крыса! Крыса! — в восторге закричала Ташка.
—Я с вами поседею! Крыса! Нужно срочно выкидывать весь старый хлам! — воскликнула Марина Николаевна.
—Это живая история! — пропел баритон.
—Либо живая история, либо живая я! — крикнула мама, переходя на колоратурное сопрано, и ушла в комнату.
Ташка и Лев Владимирович переглянулись.
—Лучше живая мама, — тихо сказала Ташка.
—Придётся выбрасывать! — сказал Лев Владимирович и уставился на корешки журналов. — Нет, только не это! Моя лучшая публикация! — Откуда-то из середины стопки он выхватил журнал и нежно прижал его к груди.
И вдруг десятилетиями копившаяся груда закачалась, подумала и лавиной посыпалась…
—О! — застонал папа. — Что же теперь делать?
—Убирать, — предложила Ташка.
И тогда Лев Владимирович решительно взял тряпку.
—Мы начинаем новую жизнь! — объявил он в глубь квартиры. — Жизнь без прошлого!
Папа протёр под зеркалом и стал скидывать газеты и журналы на середину комнаты.
—Выбрасывай, Ташка, выбрасывай! — приговаривал он.
—Папа, комиксы!
—Надо жить сегодняшним днём!
—Французский журнал! — кричала Ташка.
—Вон! — рычал папа, размахивая тряпкой…
С замиранием сердца наблюдал домовой за действиями хозяина. Дом давным-давно отвык от уборки: первый слой пыли был заложен ещё в славные времена прабабушки, той самой, с которой домовой был в большой дружбе. А уж когда Лев Владимирович стал пихать на антресоли лыжи, он не выдержал.
—Только лыж мне тут не хватало! — рассердился домовой, упёрся ногами и не пускает. Ну и Лев не отпускает — всё пихает и пихает свои лыжи.
—Что-то мешает! — крикнул папа наконец.
—Посмотри, что мешает, — отозвалась мама, которая уже давно с интересом наблюдала за уборкой.
—Сейчас я вам задам! — решил домовой. И, когда папа повис на краю антресолей, укусил его за палец. Лыжи загрохотали вниз.
—А! Она кусается! — закричал Лев Владимирович.
—Кто?
—Крыса!
—Я же говорила! — победно воскликнула Марина Николаевна.
Лев Владимирович долго бегал по комнате с поднятым кверху пальцем. Марина Николаевна бегала за ним и уговаривала продезинфицировать. Наконец Лев Владимирович замотал палец тряпочкой и стал держать с женой совет, что делать. Через некоторое время на антресолях появился кот. Монах лениво окинул взглядом антресоли:
—Не помешаю?
Домовой молчал.
—Не сердитесь, — примирительно сказал Монах. — Надо переждать это неспокойное время, и всё пойдет по-старому. Если хотите, можете почесать мне за ухом. Говорят, успокаивает.
—Давайте ухо! — сварливо сказал домовой и стал чесать.
Монах заурчал.
—Слышишь, урчит, — донеслось снизу. — Наверное, поймал уже.
—Теперь придётся антресоли разбирать, крысиные остатки убирать, и зачем ты только этого дурацкого кота туда запихнул, что он, что ты, два сапога пара.
—Сама — пара!
—Вот! — затосковал домовой. — Этого ещё не хватало! У меня всё было в образцовом порядке — нет, всё выкидывают. А теперь ещё грозятся антресоли разбирать.
—Обойдётся, — проурчал Монах в ответ.
—Переезжать, срочно переезжать!
—У вас есть какое-нибудь жильё на примете? — спросил Монах.
—Нет! Но здесь оставаться нет никакой возможности.
—Бросьте! Поверьте старому бродяге, здесь не так уж плохо. И хозяева в общем ничего. Возьмите хозяйку: при всей её страсти к порядку…
—Прекрасное меццо-сопрано, — закивал домовой.
—Или хозяина…
—Светлая голова.
—Или Ташку…
—Хотел бы я с ней познакомиться, но стесняюсь.
—Могу представить при случае…
—Спасибо. Может, я сам.
—А уборка, продолжал кот, — как и всё на свете, когда-нибудь кончается.
—Вы думаете?
—Давайте лучше в карты сыграем, — предложил Монах.
—Давайте!
—Простите, вас как зовут? — спросил Монах. — Мы хоть и соседи, но всё как-то не встречались.
—Хм, у меня было столько имён, — задумался домовой, а потом предложил: — Зовите, как хотите.
—Что ж, придумаем что-нибудь, — промурлыкал кот. — Меня зовут Монах. И сели они играть в карты.
Стоит наш дом сто лет, сто лет,
Он пережил немало бед, —
замурлыкал Монах.
—Пики!
Пусть всё идет наискосок,
Крепки в нём стены, потолок, —
подхватил домовой.
—Крыто!
Пусть даже будет всё вверх дном,
Тебе и мне уютно в нём…
Сидят они, играют, и вдруг кот говорит:
—Э, сосед, жульничаешь!
Домовой растерялся, а потом бросился коту на шею и расцеловал его в чёрные усатые щёки:
—Спасибо! Какое отличное имя ты мне придумал!
И с тех пор представлялся как Сосед.
А до антресолей руки у хозяев так и не дошли.
Ёжа, Боб и Нина Петровна
Перед домом номер четыре, в том самом переулке «Там, за углом», был старый двор и старый сад. Ташка там часто гуляла с Ёжей.
Ёжа — сосед снизу. Вообще-то его зовут Сергей, мама зовёт его Серёжа, а Ташка — Ёжа. Потому что Ёжа — это Ёжа, а вовсе не Сергей и даже не Серёжа.
Сад облетал, потому что близилась осень.
Однажды Ташка и Ёжа гуляли и кидались листьями.
И вдруг во двор влетело нечто. Оно пересекло двор и кинулось в подъезд. Ташка и Ёжа повернулись было посмотреть что это, но тут у входа во двор показался мужик. Размахивая дубиной и выкрикивая непонятные слова, он оглядел двор, подозрительно посмотрел на Ёжу, плюнул и побежал дальше.
Ташка и Ёжа кинулись к подъезду.
За дверью стоял взъерошенный пёс. Из его пасти что-то торчало.
—Удрал? Или украл? — спросил Ёжа.
Пёс посмотрел на Ёжу с подозрением.
—Тебя как зовут? — вмешалась Ташка.
—Блоб, блоб, — пёс пытался заглотать то, остатки чего всё ещё торчали из пасти.
—Его зовут Боб, — поняла Ташка.
—Блоб, блоб, — давилась собака.
—Ты знаешь, что нельзя поворачиваться спиной и удирать? — спросил Ёжа. — Потому что тогда всем ясно, что за тобой нужно бежать.
—Знаю, — вдруг ответил пёс. — Я смотрел ему прямо в глаза. А потом он схватил палку.
—Чего вдруг?
—Он сидел, пил пиво. Авоська валялась рядом. Из неё торчала колбаса. Я взял.
—То есть украл?
—Нет! Я подумал, если он так её бросил, то она ему не нужна. Оказалось, нужна. И он заорал, что меня прибьёт.
—И что ты теперь собираешься делать, Боб?
Пёс мрачно молчал, моргая.
—Кстати, тебе нравится имя Боб?
—Уж лучше, чем Бобик и Шарик.
Ёжа обожает всякую живность. Особенно дикую живность. Будь Ёжина воля, он бы поселил у себя медведя, дикобраза и парочку обезьян. Но Ёжина мама не разрешает никого заводить. А Ёжа чуть не через день притаскивает домой то кошку, то собаку, то крысу, то ежа. Когда мама очередной раз говорит «нет», Ёжа появляется в дверях Ташкиной квартиры.
—Пошли пристраивать, — говорит Ёжа. — У тебя вид более жалобный.
И они идут по квартирам.
—Вам котёнок, собачка, попугайчик не нужен? — начинает Ёжа.
—Попугайчик говорящий, — вторит ему Ташка.
—Что же он молчит?
—Стесняется. Подождите, привыкнет и будет вам стихи Тютчева читать.
—Ой, мне не надо Тютчева.
—Хорошо, не будет.
Однажды мама разрешила Ёже завести варана. Но под видом варана Ёже подсунули крокодильчика. Ёжа очень обрадовался. Крокодила называли Тимоша. Вскоре Тимоша подрос и стал косить голодным глазом на всех, кто проходил мимо. Мама не на шутку перепугалась и велела Тимошу куда-нибудь деть.
С тех пор мама говорит «нет» ещё решительнее.
—И как ты собираешься жить дальше? — Ёжа сел перед Бобом на корточки. — Я так понимаю, что в свой двор ты возвратиться уже не сможешь.
Боб сидел, понурив голову.
—Давай его попробуем устроить к кому-нибудь, — предложила Ташка.
Оба понимали, что это вряд ли возможно. У всех уже кто-нибудь был.
—Давай по второму кругу?
—Меня убьют. А точно у всех уже есть?
—Осталась Нина Петровна, — подумав, сообщила Ташка.
Нина Петровна жила на третьем этаже. Говорили, что она помнила революцию, а может, не революцию, а захват Москвы французами. Если Нина Петровна сидела на балконе — а сидела она там часто, — то даже взрослые проходили через двор на цыпочках.
—Вы к кому идёте? — строго спрашивала она незнакомых. — Ну-ну, идите!
—Что-то вас долго не было, — приветствовала она знакомых. — Не боитесь квартиру надолго оставлять? Ну-ну. Как бы не обокрали. Ваши дети сегодня опять по деревьям лазили. Ну-ну. Поломают. И деревья, и шею.
—Может, не надо к Нине Петровне? — спросила Ташка.
—А она что? — заинтересовался Боб.
—Она, ну как тебе сказать… она ведьма, — сообщила Ташка.
—Подумаешь, ведьма, — легкомысленно заявил Боб, — я знал одну тётку, так она вообще сторожем с ружьём работала.
—Пойдём попробуем.
Ёжа долго жал на звонок, пока не понял, что звонок не работает.
Тогда они с Ташкой стали стучать.
—А может, она померла?
—С чего вдруг?
Ёжа облокотился на дверь, и дверь со скрипом приоткрылась.
Ёжа засунул голову внутрь и позвал:
—Нина Петровна!
—Кто там? Заходите! — раздался бас из глубины квартиры.
Ёжа, Ташка и Боб по очереди протиснулись в небольшую щель.
Посередине коридора стоял огромный заплесневелый комод. На нём громоздились коробки. За коробками виднелся лабиринт книжных полок. Сверху свисал велосипед. Под потолком торчали оленьи рога.
—Давайте сюда! — опять донеслось откуда-то.
Узенькая дорожка, по которой можно было пройти только по одному, вела сквозь залежи вещей в глубь квартиры.
—Обычно ко мне приходят либо газ проверять, либо подписи собирать, так что я делаю вид, что меня нет дома. Ну-ну. Зачем пришли?
Гостиная тоже была вся заставлена. В центре комнаты щерил жёлтые зубы рояль. Из-за рояля торчала огромная голова Нины Петровны, с причёской, похожей на гнездо. На шкафу сидела серая сова и не мигая смотрела на Боба огромными жёлтыми глазами.
Гости потоптались в растерянности.
—Нина Петровна, скажите, пожалуйста, а велосипед ваш? — начал Ёжа светскую беседу.
—А чей же ещё?
—И вы умеете кататься?
—Естественно.
—И я! — сообщил Ёжа. — Только у меня велосипед сломан.
—Ну-ну!
Помолчали.
—Нина Петровна, мы по делу, — сказала Ташка.
—Ну-ну, — вновь зазвучала Нина Петровна. — Давайте я вам на рояле сыграю.
—«Марсельезу»? — предположила Ташка (ей давно хотелось проверить, помнит ли Нина Петровна захват Москвы французами).
—А хоть и «Марсельезу».
Алон анфан де ла Патри
Ле жур де глоар ет ариве…
—Какие у нас могут быть дела?
—Вы не хотите взять собачку?
—Бесплатно, — поспешно добавила Ташка. — Она будет вас охранять.
—Ну-ну, — Нина Петровна усмехнулась. — А кто будет охранять собачку?
Ташка и Ёжа не знали ответа на этот вопрос.
—Блохастая небось? — спросила Нина Петровна, пристально посмотрев на Боба.
Боб попятился и спрятался за Ёжины ноги.
—В какой подворотне подобрали?
—Да что вы, Нина Петровна. Это собака породистая. Вы с ней на выставках прославитесь.
—Мне только по выставкам ходить. Ну-ну.
—Можно и без выставок, — поспешил заверить Ёжа.
—А собачка ко мне хочет?
—Конечно, хочет, — сказал Ёжа, подпихивая Боба вперёд.
И тут Боб дёрнул к выходу.
—Осторожно! — крикнула Нина Петровна.
Но было поздно: Боб шарахнулся под ноги Ташке, Ташка села на стопку бумаг, стопка поехала, за ней закачалась соседняя, за соседней следующая, и всё это вместе с Ташкой вывалилось в коридор. В довершение со шкафа свалилась сова.
Ёжа пытался хоть что-нибудь поймать, но не получилось.
-
—Извините, — говорил Ёжа, пятясь к выходу. — Сейчас он вернётся. Отличный пёс, только немного стесняется.
—Ну-ну, — донеслось им вслед.
Боб сидел у подъезда и мелко-мелко дрожал.
—Зря ты дал дёру, она уже почти согласилась. — Ёжа даже плюнул от досады.
—Она натравила на меня сову, — пожаловался Боб.
—Это было чучело, а не сова. Ты же его и свалил. Пойдём, я тебя хоть покормлю.
Когда пришла мама, Боб лежал возле двери. Он так объелся, что не мог двинуться с места.
—Опять! — сказала Ёжина мама.
Боб и ухом не повёл.
—Пёс, давай договоримся: ты сейчас поешь и пойдёшь, — обратилась мама к собаке.
Боб с тоской смотрел мимо. А Ёжина мама приговаривала:
—Прости, пёс, что мой сын тебя обнадёжил. Мы не можем позволить себе завести собаку.
—Мам, он будет охранять дом. Мы всё-таки на первом этаже живём. К нам любой залезть может.
—Полезут они сюда! Что им здесь делать? — мама чувствовала, что от этого пса Ёжа уже не откажется. Поэтому решила говорить прямо с собакой. — Не сердись, пёс, но охранять у нас нечего. Вот тебе две котлеты, будешь? Странно, он совсем не интересуется котлетами.
—Потому что его интересую только я.
-
—Что ж, пёс, если ты не хочешь есть, тогда… тогда уходи! — и Ёжина мама распахнула входную дверь. — Приходи, может быть, завтра, я тебя ещё покормлю. А лучше послезавтра.
Боб по-прежнему лежал и грустно смотрел вдаль.
—Он глухой! — испугалась мама.
—И что?
—Как же он дом будет охранять — даже не услышит, как воры залезут.
—Наоборот. Воры залезут, и тут он их заметит и как наскочит! Исподтишка. Это раз… Мама, мы последние в доме, у кого нет ни собаки, ни кошки. Это два. Мам, мы его оставим! Я так решил! Это три!
—Была бы хоть собака нормальная, породистая…
—Нормальную собаку и другие люди возьмут.
—Глухой, кому он нужен?
—Мне! Ты понимаешь? Только мне!
Боба оставили до утра.
А потом до вечера.
А потом ещё до утра.
А потом…
—Чем его лучше кормить? — спросила Ёжина мама.
—Лучше мясом! Я — хищник, — ответил Боб.
Когда родителям некогда
Ташка и Монах лежали на подоконнике и высматривали папу.
—Эй, куда опять потащился? — донеслось с балкона этажом выше. Это Нина Петровна приветствовала соседа Михалыча.
Михалыч играет в переходе на аккордеоне. Мама говорит, что он пьёт и потому играет в переходе. Папа говорит, что он играет в переходе и потому пьёт. А Ташке всё равно, потому что в переходе эхо.
—Опять в свой переход на гармошке пиликать? — Нина Петровна сверху.
—Да, мой генерал! — Михалыч, похоже, был сегодня пьяненький.
—Ну-ну!
У Ташки зазвонил телефон.
—Мама дома? — это был папа. — Передай, что я задержусь, сдаю номер.
—Ты же обещал прийти пораньше!
—Сегодня никак. Извини.
И повесил трубку.
—Дети, лишённые родительской опеки, быстро попадают под дурное влияние, начинают пить, курить и ругаться, — заметил Монах.
Ташка набрала папин номер.
—Папа!
—Мне некогда.
—Папа, если ты не приедешь, я начну пить, курить и ругаться.
—И правильно! Целую! — ответил папа и опять повесил трубку.
—А мне что прикажете делать? — всплеснула руками мама. — У меня спектакль! С кем я ребёнка оставлю?!
—Ребёнок — это я, — уточнила Ташка.
—Ты! И тебе уже не три года. Придётся тебе самой. Попрошу, чтобы Нина Петровна зашла тебя проведать.
—Только не Нина Петровна.
—Почему?
—Лучше возьми меня с собой в театр.
—Куда я тебя дену в театре? Взрослый спектакль, поздно кончится.
—Ну и что?
—Ну и вот. В девять ты должна быть в постели. Обещаешь?
—А я могу не обещать?
—Нет! — и мама побежала собираться.
—Мам, я начну пить, курить и ругаться.
-
—Не дури!
Вечер вползал в комнату. Ташка снова сидела на подоконнике.
—Я ушла! — донеслось из прихожей. — Будь умницей. И не корми Монаха колбасой. У него от колбасы шерсть лезет.
Хлопнула дверь.
Мама прошла через двор, махнула рукой и скрылась.
—Давай не будем принимать мамины слова всерьёз! — предложил Монах.
Кот обожал колбасу. Ради колбасы он был готов стать совсем лысым.
—Я думаю, если ты отрежешь совсем маленький кусочек, никто ничего не заметит.
И они пошли в кухню.
—Ты плохо отрезала, — критиковал Монах. — Надо поровнее. А то заметят…
Когда от колбасы остался лишь маленький хвостик, кот заглотал его целиком.
—Ну, что уж там оставлять, — и грустно добавил. — Эх, опять тебя ругать будут.
Возвращались домой после работы соседи.
—И никому до меня нет дела! — думала Ташка. — Если бы папа меня любил, он бы бросил свой журнал, пришёл и сказал: «Давай, я тебе почитаю». А если бы мама меня любила, она бы отменила свой спектакль, она бы спросила: «Что тебе приготовить?» Неужели они не понимают, что оставлять ребёнка дома одного небезопасно. Могут заявиться грабители.
У нас масса ценных вещей — например, пианино. Грабители станут вытаскивать его в окно и задавят меня. А пианино упадёт со второго этажа и разобьётся. Обо мне и пианино напишут в газетах. Но будет уже поздно.
—Уйду, — вдруг решила Ташка.
И картины одна ярче другой пронеслись перед её глазами. Проходит много лет. И вот беспечные родители встречают её на улице в разорванном платье, дрожащую от холода и голода. Мама в ужасе: что сделала она с ребёнком! Для того ли она этого ребёнка рожала?! Папа тоже в ужасе, но мама особенно. «Я вас ни в чём не виню!» — грустно говорит Ташка.
Нет, лучше не так.
После долгих скитаний Ташка становится знаменитой певицей. И вот мама с папой, уже старенькие, случайно приходят на концерт, узнают её и плачут.
Наверное, надо оставить письмо: «Не ищите меня» или «Я вас ни в чём не виню». Нет, «я вас ни в чём не виню» она скажет через много лет. А сейчас просто уйдёт.
Ташка накинула куртку.
—Ты куда? — спросил Монах.
—Ухожу.
—Надолго?
—Навсегда.
—Куда?
—В певицы.
—Но в девять ты должна спать.
Ташка впрыгнула в туфли.
—Не пускайте ребёнка одного, — заскрипел старый шкаф.
—Совсем с ума сошли! — зашуршали старые обои.
—Куда на ночь глядя? — заныли дверные петли.
А Ташка уже бежала по ступенькам.
Ахнула внизу дверь.
—Здравствуй, Наташенька, — это Нина Петровна с балкона. — Куда так поздно?
—Недалеко.
—Пускают ребёнка одного. Да ещё в такое время. Ну-ну.
Ташка выскочила за ворота.
И тут оказалось, что идти совершенно некуда.
Ташка села на лавочку и стала разглядывать дом.
Приветливо горели окна, за окнами проплывали тени.
Подошёл Боб и сел рядом.
—Чего сидим?
—Я из дома ушла.
—И я.
—Я — навсегда.
—И я.
—А ты-то чего? Тебе что, у Ёжи плохо было?
—Я выбрал свободу!
Помолчали.
—Ну что, пойдём?
—Куда?
—Куда глаза глядят.
И они пошли.
—Куда идти человеку, который убежал из дома? — тоскливо рассуждала Ташка. — Один, голодный, холодный, болтается он на улице. А всё потому, что кто-то поленился подумать о тех, кто убегает из дома. Я бы на каждой улице поставила указатели: «Если ты убежал из дома, тебе сюда».
—Что-то кушать хочется, — задумчиво сообщил Боб.
Фонари склонялись пониже, заглядывая в лица прохожих.
—Вечером. Одна. Такая маленькая, — шелестели тополя.
—Она с собакой, — отвечали фонари.
—Я денег не взяла, — спохватилась Ташка.
—В крайнем случае я всегда могу продать свой хвост, — бодро сообщил Боб.
—Кому нужен твой хвост?
—Ты думаешь, почему щенкам хвосты отрезают? Потому что этим хвостам цены нет! Знавал я одного спаниеля, который так продал свой хвост, что не только себя, но и хозяина обеспечил.
—А я, наверное, буду певицей. Буду петь в переходе. С Михалычем.
—В переход не пойду, — мотнул головой Боб. — Много народу. На лапы наступают.
—А куда ты пойдёшь?
—Домой.
—Ты же ушёл навсегда.
—Всё когда-то кончается. Навсегда тоже.
-
Михалыч был на месте. Ташка прошла мимо, постояла невдалеке. Потом вернулась и устроилась неподалёку на ящике из-под яблок. В переходе было холодно, сыро. Люди гнали ботинками жидкую грязь. Уныло и монотонно катились «Дунайские волны» Михалыча. Никто его не слушал. Ташке вдруг стало ужасно жалко Михалыча, и себя, и вообще всех, кто шёл в этом мёрзлом переходе.
—Девочка, ты что здесь делаешь? — над Ташкой навис милиционер.
Аккордеон смолк.
—Почему одна?
—Она со мной, — сказал Михалыч.
Милиционер отошёл. А Ташка придвинулась к музыканту.
—Так что ты тут делаешь? — спросил старик.
—Слушаю эхо.
—Слушай, — разрешил Михалыч и стал наигрывать «Пусть бегут неуклюже».
—Скажите, вы пьёте потому, что играете в переходе или играете в переходе потому, что пьёте?
—Я играю в переходе потому, что здесь моё место.
Пешеходы по лужам…
А вода по асфальту рекой…
—Тебя, кажется, Натальей зовут?
Ташка кивнула.
—Друзья зовут меня Ташкой.
—Ташка — пташка — воробей. Слушай, а твоя мама не волнуется, что ты здесь?
—Она вообще за меня никогда не волнуется.
—Не холодно?
Михалыч накрыл Ташку своей телогрейкой.
—Хочешь, я тебе спою французскую песню? Её пела певица, все называли её Пиаф. Кстати, Пиаф по-французски — воробей. Она жила на улице и распевала песни. Однажды ей предложили выступить в концертном зале. Пиаф было не в чем выйти на сцену, и она стала быстро вязать себе платье. Но не успела довязать один рукав. «Ничего, — решила Пиаф, — буду держать руку за спиной».
Она вышла на сцену и начала петь.
«Под небом Парижа летит песня…»
И так увлеклась, что забыла про свой рукав и подняла обе руки.
Ташка представляла французскую певицу, похожую на воробья. Она выходила на край сцены, взмахивала крыльями. Вместо одного крыла у неё была рука.
—Чего это так тихо? — спросил домовой Монаха, слезая с антресолей. — Где все?
—Лев сдаёт номер, Марина поёт, Ташка ушла из дома.
—Как ушла?
—Топ-топ и ушла. Навсегда.
—А ты куда смотрел?
—Я ей сказал, что в девять она должна спать. Ташка не возражала.
—С этим домом надо срочно что-то делать! Отныне воспитывать ребёнка буду я!
—Чтобы ребёнка воспитывать, его надо сначала найти.
—Пойдём.
И они отправились на поиски.
—Мне страшно, — признался домовой, едва они вышли за ворота. — Я никогда не выходил из дома.
—Ташке, может быть, ещё страшнее. Она никогда ещё не убегала из дома. На улице им встретился Боб.
—Ищете девочку? Она ушла в певицы. В переход.
Вот уже замелькали уличные огни. Там копошились машины — урчали, фыркали, торопились по домам.
Ташка спала на ящике из-под яблок. Михалыч сидел рядом и тихонько наигрывал.
—Видишь, спит, как и должна в это время, — обрадовался Монах.
—Она должна спать дома, а не в переходе, как забулдыга какой-нибудь.
—Мелочи, — фыркнул Монах. — Главное — чтобы сны хорошие снились.
—За девочкой? — спросил старик.
Сосед и Монах закивали.
—Хорошая, — сказал Михалыч. — Будить жалко. Давайте отнесу.
Ташке снилось, что к ней прилетел воробей.
—Хочешь, я научу тебя чирикать? — спросил воробей. — Начинай!
—Чирик! — неуверенно начала Ташка. — Чирик! Чирик!
—Ты чирикаешь, как на похоронах, — сказал воробей. — Надо победно. Чирик, чирик!
—Чирик!
—Так-то лучше. Ну, приготовились? Начали!
Воробей взмахнул крыльями, и зазвучал оркестр. А Ташка стояла и победно чирикала.
Бывает ли в августе снег?
Домовой всё раздумывал, как ему представиться Ташке. И пока он раздумывал, всё случилось само собой…
Хмурым осенним утром Сосед сидел на старой кофемолке возле плиты. Он смотрел на оранжевый газовый огонь и вспоминал старый камин, кресло с продавленными пружинами и доброе винцо. А теперь…
—Где мои носки? — донеслось из спальни.
Теперь Лев Владимирович ищет носки, а в доме центральное отопление. Включают его почему-то не тогда, когда холодно, а по календарю. «Спасибо, хоть по новому календарю», — уныло думал домовой.
Сейчас войдут хозяева. Когда холодно, они всегда сначала зажигают газ, ждут, пока кухня нагреется, а уж потом приходят…
—Здравствуйте!
Домовой вздрогнул. Рядом стояла Ташка.
—Дать вам мою кофту?
—Какую?
—Жёлтую.
—Нет, спасибо. Жёлтая совершенно не подходит к моему утреннему костюму.
—Ну, мёрзните тогда. — Ташка помолчала. — А вам разрешили сидеть на этой кофемолке?
Домовой вскочил.
—Извините, что согнала, — продолжала Ташка. — Но, боюсь, у вас могут быть неприятности. Мне не разрешают её трогать… Это кофемолка моей прабабушки.
—Помню. В доме ещё все спят, и только мы с твоей прабабушкой сидим на кухне и пьём кофе…
—Не дом, а чёрная дыра! Я опаздываю! — опять раздалось из спальни.
—Пойди, Наталья Львовна, помоги отцу собраться, — попросил домовой. — Его носки лежат на столе.
—Кто положил мои носки на стол?! — донеслось из спальни.
—А, уже нашёл. Вот и хорошо.
—Это вы прячете папины носки?
—Напротив, прячет их твой папа. Один я достал из-за батареи, другой валялся под столом. Я их положил на видное место.
—Спасибо большое! Простите, а вы кто?
—Сосед.
—Наш сосед? Очень приятно. А где вы живёте?
—Дом номер четыре.
—И я.
—Второй этаж.
—И я!
—Квартира семь.
—И я! Получается, мы живём в одной квартире.
—Получается.
—Странно, что мы никогда раньше не встречались. Вы, наверное, гном.
—Ты когда-нибудь видела гнома в доме?
—Я вообще никогда гномов не видела, — призналась Ташка.
—Ну и времена! Девице уже замуж пора, а она ещё ничего не видела и не знает.
—Маме просто некогда мной заниматься, — смутилась Ташка. — Мне кажется, я знаю, кто вы, — она разглядывала маленького странного человечка. — Чёртик?
—Хо-хо-хо. Да ладно. Обыкновенный домовой.
—Я это и сама знала! — обрадовалась Ташка. — Только забыла. Как здорово, что у нас в доме есть домовой…
Что за дом без домового,
Что за домовой без дома? —
замурлыкал Сосед себе под нос.
—Вы разрешите ещё один вопрос? Вы действительно существуете?
—А мне казалось, что вполне нормальная девочка. Что за люди?! — домовой так рассердился, что от него пошёл дым.
—Что с вами? Вы горите? Вы больны? — испугалась Ташка.
—Болен этот мир! Уже и дети не верят своим глазам!
—Простите! Так вы дружили с моей прабабушкой? — Ташка поспешила перевести разговор на другую тему.
—Представь!
—А правда, она была немного… сумасшедшая.
—Она была удивительная женщина.
—Знаете, говорят, она спрятала драгоценности…
—Знаю. И что? Её драгоценности, она с ними что хотела, то и делала.
—И вы не знаете, куда она их спрятала?
—Конечно, знаю!
—Куда?
—Куда? — спохватился домовой. — Это же не моя тайна. Как я могу её тебе открыть? А ещё говорят, что прабабушка была ненормальная. Это вы все ненормальные.
—Моя мама тоже иногда так говорит. Но как же их найти?
—Никак.
—А кто-нибудь пробовал?
—Конечно, пробовал. Особенно твоя бабушка.
—Вы с ней тоже дружили?
—Не особенно. Она совсем не верила в домовых, как и твоя матушка.
—Просто в их жизни никогда не было никаких чудес.
—Глупости! Как это не было чудес?!
—Ну а какие чудеса? Вот возьмите маму. С самого детства она всё пела, пела, потом работала, работала. Потом вышла замуж, потом родила меня. И опять работает, работает.
—Глупости! Разве не чудо её голос?
—Мне тоже нравится.
—Разве не чудо, что у неё появилась дочь?
—Я? Но ведь рано или поздно у всех появляются дети.
—Разве не чудо, что мама с папой вообще встретились и полюбили друг друга?
—Ну ведь это тоже бывает сплошь и рядом.
—Ещё одно слово, и я вычеркиваю тебя из своего сердца! Да знаешь ли ты, как они поженились?
—Папа пришёл брать у мамы интервью. А потом они как-то поженились.
—Как-то поженились. Вот так история! Лев с первого взгляда влюбился в твою матушку. Он даже не мог задавать вопросы, которые приготовил для интервью. А Марина с первого взгляда влюбилась в Льва. И волновалась, что не сможет правильно ответить на его вопросы. И вот Лев собрался с силами (он должен был сдать интервью на следующий день) и задал первый вопрос:
—Ты выйдешь за меня замуж?
Марина сразу хотела ответить «конечно». Но…
—С какой это стати?! Скорее в августе пойдёт снег, чем я выйду за тебя замуж! — ответила Марина.
—Будем ждать снега, — сказал Лев, взял свой плащ и направился к двери.
И тут пошёл снег.
—Снег?! — удивился Лев.
Марина знала, что на это сказать: «Ха! Снег! Это Нина Петровна с верхнего этажа выбивает свои подушки!»
Но она собралась с силами и ответила:
—Снег, странно…
—Они мне никогда ничего такого не рассказывали.
—С кем ты разговариваешь? — донеслось из коридора.
—Спрячь меня! — испугался домовой.
—Это моя мама.
—Она думает, что я — крыса! — Сосед юркнул в буфет. — Скорее закрой дверцу!
—Как же у нас завывает ветер, — сказала мама. — Давно пора заклеивать окна. Лев! Мы садимся завтракать.
Пришёл папа, сел за стол, привычно уткнулся в газету.
—Что это мы едим, едим? Давайте поговорим, — предложила Ташка.
—Давайте, — сказал папа, не отрываясь от газеты.
—Мы торопимся, ешь быстрее! — сказала мама.
—А почему мы всё время торопимся?
—Не задавай глупых вопросов! — отрезала мама.
—Мам, ты знаешь, у нас в доме живет домовой.
—Ты прямо как твоя прабабка! Это была её любимая сказка.
—Мама, это не сказка!
—Вот и она так на меня смотрела и говорила: «Мариночка, это не сказка».
—Почему у нас не может быть домового? У нас вполне приличный дом…
—Ешь!
—Что за дом без домового? Что за домовой без дома? — задумчиво пропела Ташка.
—А ещё твоя прабабушка говорила: «Кто поёт за столом, у мужа жена будет ду-ду!» — сказала мама.
—Мама, а в августе бывает снег?
—Давно не было.
—И о чём с вами разговаривать?! — пожала плечами Ташка.
И больше за завтраком никто не проронил ни слова.
Воспитывать ребёнка буду я!
На следующий день Ташка нашла около кровати письмо.
Уважаемая Наталья Львовна!
Имею честь пригласить Вас в среду в три часа пополудни на обед в честь начала воспитательного процесса.
Сердечно ваш, Сосед.
Там, за углом, дом4, кв.7, антресоли.
— Уважаемая Наталья Львовна — это ты, среда — сегодня, антресоли — там, — пояснил Монах.
В общем-то всё было понятно.
Но всё равно оставалась масса вопросов.
Например, что за воспитательный процесс, чего от него ждать?
В назначенный час Ташка в самом красивом платье и Монах просто так стояли в коридоре. Сосед во фраке встречал их на краю антресолей.
-
—Спасибо, что откликнулись на моё приглашение! — церемонно приветствовал он гостей. — Проходите!
Монах в два прыжка оказался рядом с домовым.
Ташка растерянно смотрела снизу вверх. Хорошо, что во время уборки папа выкинул не все журналы. Ташка соорудила из них лестницу и полезла наверх.
Ох и пылища здесь была!
—Дыши глубже, Наталья Львовна! — посоветовал Сосед. — Это — история.
—А чем история отличается от пыли?
—Качеством. Сейчас такой пыли уже нет.
Ташка стала старательно дышать историей.
—У тебя чудесное платье, Наталья Львовна. Только к вечернему платью полагаются перчатки.
—У меня есть варежки, — охотно откликнулась Наталья Львовна.
—Варежки не подойдут.
На антресолях стояли маленький диванчик, небольшой стол и стул. К ним можно было подобраться с трудом, потому что всё было завалено старым хламом.
—Зачем тебе столько вещей?
—Ничего не могу выкинуть. Ни-че-го! Все вещи с историей. Вот карты, которыми любила раскладывать пасьянс Мария. Этим медведем играла твоя мама. А эта погремушка — твоя.
На стене висели карта мира, большой бинокль и штурвал.
—А это откуда?
—Нечаянный подарок твоего папы. Когда Лев женился на Марине, он приехал с чемоданом и коробкой. В чемодане были носки — две пары, рубашки — три штуки и зубная щётка. А в коробке — карта морей, подзорная труба и корабельные приборы. Чемодан папа разобрал. А коробку поставил на антресоли. И она здесь прижилась.
На стене висел лист, выдранный из какого-то журнала. С фотографии улыбалась девушка. «Мальта вас ждёт» — гласил заголовок статьи.
—Меня ждёт Мальта, — торжественно заключил домовой.
Задняя стена была увешана ключами — большими и маленькими, простыми и сложными, медными, железными, резными…
—От чего ключи?
—От дверей, которых уже нет.
—А зачем они?
—Вдруг ты захочешь отпереть какую-нибудь дверь.
—Как же я захочу её отпереть, если её нет?!
—Но ключ-то есть! Значит, не всё потеряно!
Ташка не нашла что ответить, а Сосед церемонно продолжал:
—К столу, прошу всех к столу. Нас ждёт парадный обед. На первое — черепаховый суп.
—Я не хочу есть черепах, — испугалась Ташка.
—И не будешь, потому что черепах не было.
—А почему тогда суп черепаховый?
—Потому что обед парадный, — шепнул Монах.
Ташка с удивлением обнаружила, что это был суп, который оставила мама на обед. Только значительно вкуснее.
—Это мамин суп.
—Не стоит обсуждать за столом еду, если только не хочешь сделать комплимент хозяйке, — сообщил домовой.
—А что стоит обсуждать за столом?
—Вежливые люди говорят о том, что интересно собеседнику.
—Тогда вежливые люди за столом будут молчать, — подумав, сообщил Монах. — Представь: сидят за столом два вежливых человека. Одному интересно одно, другому — другое. Каждый из них должен говорить о том, что интересно другому. Из вежливости. И разговора не получится.
—Что же делать?
—Вы всегда можете поговорить о том, что интересно мне, — предложил Монах.
Ташка уткнулась в тарелку.
—А теперь — самое главное. Я пригласил тебя, Наталья Львовна, — торжественно начал домовой, — чтобы объявить о начале воспитательного процесса.
—Ой! — Ташка чуть не подавилась, а Монах поинтересовался:
—Кто кого будет воспитывать?
—Конечно, я. И конечно — Наталью Львовну.
—Почему?
—Потому что я больше знаю и умею, — смутился Сосед.
—Хм. Это ещё вопрос, кто умеет больше, — заметил Монах. — Я, например, умею шевелить ушами и кончиком хвоста.
—И я умею шевелить ушами! — обрадовалась Ташка. — Давай научим Соседа!
—Вряд ли это мне понадобится в жизни.
—Как знать. Представь, ты плывёшь на Мальту и попадаешь в страну, в которой вместо приветствия все шевелят ушами. Если ты не умеешь, тебя просто сочтут невежливым. Вся экспедиция насмарку.
—Всё-таки воспитывать должен я.
—Почему?
—Я прожил более двухсот лет.
—Ташка, сколько собираешься прожить ты?
—Лет четыреста.
—В конце концов старше будет она.
—Вот когда тебе будет четыреста лет, тогда и будешь меня воспитывать.
—Но ты, Сосед, можешь и не дожить до того момента.
Домовой задумался.
—Тогда мы оба будем друг друга воспитывать.
—Может, не надо?
-
—Ты мне потом ещё спасибо скажешь.
—Давай я скажу прямо сейчас. Спасибо большое!
—И тебе спасибо!
—Нет, это тебе большее спасибо!
—Да за что?
—А мне за что?
Оба замолчали в растерянности.
—Послушайте, а зачем вам вообще воспитывать друг друга? — спас положение кот. — Давайте уже закончим с воспитанием. После еды полагаются танцы.
—Ура! — Ташка даже подскочила от радости, но ударилась о потолок. — Боюсь, я не могу здесь танцевать. Моя голова упирается в потолок.
—Ты слишком высоко о себе думаешь.
—Но мы ведь можем слезть вниз и танцевать там.
—Тогда мы окажемся в гостях у тебя. И нам надо будет начать всё с начала. Сначала — поесть. Потом — поговорить. Затем — танцевать.
—Сначала поесть — я за, — сказал Монах и спрыгнул вниз.
Но сходить в гости не получилось.
Ташка никак не могла понять, как слезают с антресолей. Кот взялся научить её этому искусству.
—Сначала теория. С антресолей можно: сползти, спрыгнуть, спланировать, упасть.
Ташка подумала, что упасть она тоже умеет, и решила воспользоваться случаем и освоить другой способ. И у неё почти получилось сползти, но в последний момент она зацепилась платьем и повисла.
—Давай я тебя немножко потяну.
—Ни в коем случае! Это моё лучшее платье. Порвётся!
—Боже мой! Что же делать? — домовой забегал вокруг.
—Не волнуйся. Мне здесь даже нравится.
—Не намерена же ты висеть там вечно.
—Пожалуй, у меня были другие планы.
Немного покачиваясь, Ташка разглядывала квартиру. Сверху было ясно, что пространство используется совершенно неправильно. Почему вся мебель стоит на полу? Там же мало места. Вот если часть мебели поставить на потолок или повесить посерёдке, то можно было бы освободить кучу места. И тогда можно…
Но Ташка не успела додумать, потому что в этот момент пришёл папа.
—Что ты там делаешь?
—Вишу, — призналась дочь.
—А-а!
—Я ходила в гости к домовому. И на обратной дороге зацепилась платьем.
—То есть всё в порядке? — резюмировал папа.
—Абсолютно.
—Ходила в гости к домовому. Зацепилась. Чего тут не понять?
Папа пожал плечами и пошёл в свою комнату.
—Пап! — закричала Ташка вдогонку. — А ты не мог бы меня отсюда снять?
И оказавшись на руках у папы, Ташка спросила:
—Кстати, ты никогда не хотел быть моряком?
—Я хотел быть капитаном. И я когда-нибудь им стану. Когда?
—Не сейчас.
—Почему?
—Сейчас мне некогда.
Котлеты, драный диван и царица египетская
Из школы Ташка бежала домой бегом. До прихода мамы надо было найти клад.
Но оказалось, что дома папа. Он никак не мог закончить статью.
—Пап, ты сегодня идёшь в редакцию?
—Мммм…
—То есть?
—Чёрт! Сигареты кончились! — вскричал папа, погасив последнюю. — Ты не могла бы купить мне сигареты?
—Мне не продадут…
—Ах, да! — папа с досадой махнул рукой. — Я скоро вернусь! Ничего здесь не трогай, пожалуйста, — и папа убежал.
«Теперь мне никто не мешает, — подумала Ташка. — Только клад надо найти быстро, пока папа не вернулся. Вот был бы у меня хороший нюх. Точно! Нужен хороший нюх».
И она схватила телефон:
—Ёжа! Срочно приходи!
—Не называй меня Ёжа!
—Ты помнишь историю про мою прабабушку, которая спрятала свои драгоценности, чтобы они не достались большевикам? Ну что ты молчишь? Ну, прабабушка моя спрятала драгоценности. Тогда было так принято. Все прятали свои драгоценности.
—Что, и моя прабабушка?
—Может, и твоя.
—Приходи, давай поищем.
—Лучше ты приходи. Про твою прабабушку ещё неизвестно, а про мою — точно. Слышишь? Пока никого нет. Будем искать. Возьми Боба. Нам нужен нюх.
Боб никогда не ходил в гости: Марина Николаевна собак не любила. «Не понимаю, как можно держать собаку в доме! Они же пахнут», — говорила она.
Но обстоятельства были признаны исключительными.
И Ёжа привёл Боба.
—Я так рад вас видеть! — завопил Боб с порога. — Я просто с ума схожу, как я люблю ходить в гости. Кошка! — заметил Боб Монаха. — Ёжа, смотри, как она прыгает, как она проворно лезет на шкаф. Эй, кошка! Ты знаешь, что я почти терьер, хотя моя бабушка была боксёром. Ёжа, почему ты меня сюда никогда не водил раньше?
Монах не любил, когда кто-то прыгал. Ещё больше он не любил, когда кто-то прыгал рядом с ним и лаял. Поэтому, а может быть, и не поэтому, со шкафа вдруг упал бюст Нефертити. Слетел и угодил прямо в Боба.
—Зачем ты на меня роняешь всякую гадость?
—Это не гадость, это бюст египетской царицы Нефертити.
—Боб, сидеть! — скомандовал Ёжа. — Мы здесь по делу. Ташка, дай Бобу что-нибудь понюхать, чтобы он мог по запаху найти.
—Что я могу дать ему понюхать?
—Ну что-нибудь, что принадлежало твоей прабабушке.
—Её нет уже много лет.
—И что, совсем-совсем ничего не осталось?
Ташка задумалась.
—Портрет!
—Боб, слушай задачу. Мы ищем клад. Много лет назад его спрятала Ташкина прабабушка.
Ташка тем временем притащила портрет из гостиной.
—Вот смотри, Боб. Это моя прабабушка. Она спрятала клад.
—Я вообще с первого раза понимаю! Бабушка, клад, портрет, бюст Нефертити. Начнём с кухни.
Ёжа и Ташка последовали за Бобом.
—Боб, ищи! — приговаривал Ёжа.
—Ищу! Могу сказать вам точно: на кухне вашей прабабушки нет. Зато есть холодильник.
—Клад в холодильнике?
—Не! Миска чья-то. А так ничего интересного. Только холодильник. Открывай!
—Зачем?
—Я хочу есть.
—Боб. Не отвлекайся! — велела Ташка. — Мы ищем клад!
—Дай ему что-нибудь! — подсказал Ёжа. — Он так лучше будет искать.
—Гораздо лучше, — охотно подтвердил Боб.
—А что едят собаки?
—Мясо, колбасу.
—Колбасу уже Монах съел, — мрачно сообщила Ташка.
—А это что такое? — Боб завилял хвостом. — Отличные самодельные котлеты! Почему мы ходим сюда так редко?
—А клад?
—Кто же прячет клад в холодильнике? Здесь клада нет! Это и так ясно.
—Ты зачем ел котлеты? — возмутилась Ташка.
—Кстати, прабабушки тут тоже нет.
—Клад нужен, а не прабабушка. Клад где-то есть!
—А там у вас что?
И вслед за Бобом все побежали в детскую.
—Давайте рассуждать логически, — предложил Ёжа. — Вот если бы вы прятали клад, то куда?
—Может, в диван, — предложила Ташка.
—Отлично! — отозвался Боб. — Значит, нужно копать!
Он вскочил на диван и начал рыть его всеми четырьмя лапами.
—Стой! Это же мой диван! — завопила Ташка.
Боб продолжал яростно копать.
—Его купили, когда мне было четыре года, то есть когда бабушки уже не было.
—А ты в него ничего не прятала?
—При чём здесь я?
—Значит, здесь тоже ничего нет! — сказал Ёжа. — Осталась комната родителей и гостиная.
И все устремились в комнату родителей.
—Ой, не трогай комод. Он мамин. Не трогай компьютер. Он папин. И ищи скорее, папа должен вот-вот вернуться.
—Я ищу.
Монах, чтобы лучше контролировать поиски, прыгнул на комод, на шкаф, а потом на стол.
—Монах, что ты делаешь?!
—А что я делаю?
—Уходи отсюда! Здесь папа работает.
—Подумаешь! И уйду! — Монах пробежал по клавиатуре.
—Ты что-то напечатал в папиной статье!!! Пойдёмте отсюда! — взмолилась Ташка. — Мне уже и так попадёт за котлеты, драный диван и битую Нефертити.
—Остаётся гостиная.
—Неплохой результат! Мы сузили территорию поиска!
И вся компания ринулась в гостиную.
Боб уткнулся носом в пол и сделал три круга.
—Кажется, он взял след, — шепнул Ёжа.
Боб победно поднял голову:
—Вот!
—Что «вот»?
—Портрет висел здесь, — объявил Боб, указывая на стену. — Вон гвоздь, вот след.
—Я и так знаю, где висел портрет! Я сама его отсюда сняла, чтобы тебе показать!
—Зачем? Я бы и здесь посмотрел.
—Боб! Мы ищем клад!
—Какой клад?
—Ёжа! Твой Боб идиот?
—Ничего не идиот! И не называй меня Ёжа!
—Полчаса он искал клад и так и не понял, что ищет.
—Это потому что твой дурацкий кот свалил ему на голову Нефертити.
—Некоторые собаки, когда им внезапно что-то тяжёлое падает на голову, начинают писаться, — подал голос Монах.
—Ещё не хватало, чтобы он начал писаться!
—Подумаешь, Нефертити! На меня велосипед однажды упал. И ничего, — сообщил Боб.
—Подожди, Ташка, а откуда ты вообще узнала, что твоя прабабушка и вправду что-то спрятала?
—У нас в доме живёт домовой, — сказала Ташка.
Ёжа застыл.
—А чёртики у вас в доме не живут?
—Ёжа! Ты — дурак! А твоя собака — самая глупая из всех моих знакомых собак.
—А тебе надо обратиться к врачу, а не ко мне.
—В следующий раз я так и сделаю! Потому что вы только и умеете, что драть диваны и есть котлеты.
—Ну почему же? Я бы и от колбасы не отказался, — миролюбиво заметил Боб.
—Колбасу я уже съел, — сообщил Монах со шкафа.
—И не звони мне больше! — крикнул Ёжа и выскочил за дверь.
—Что за шум?
С антресолей высунулся Сосед.
—Боб разбил Нефертити, — пожаловался кот.
—Как? — всплеснул руками Сосед. — Царица египетская!
—Головой, — сообщил Монах.
—А что здесь делал Боб?
—Драл диван, ел котлеты и нюхал, — сетовал Монах.
—Он ещё и нюхал?! Что же он тут нюхал?
—Мы искали клад, — призналась Ташка.
—Зачем? — домовой пожал плечами. — Ведь если его искать, рискуешь найти.
—Вот было бы здорово!
—Чего здорового?! Как только ты его найдёшь, он перестанет быть кладом.
Тут пришёл папа.
—Ташка, — раздалось из комнаты через минуту. — Ты подходила к компьютеру?
—Нет, — сказала Ташка, решив, что она никого не обманывает. Ведь это не она подходила к компьютеру.
—Странно.
—А что?
—Я никак не мог придумать последнюю фразу. Статья называется «Есть ли выход?». Прихожу, а тут написано: «Если он и есть, то не здесь». Должно быть, у нас и вправду завёлся домовой, — папа был очень доволен. — Только в следующий раз, пожалуйста, ничего не трогай!
—Монах, ты умеешь печатать на компьютере?
—Чего там уметь — бежишь себе по клавишам. Обязательно что-нибудь да напечатается.
33 Способа помириться
Когда Ёжа пошёл в школу, его стали дразнить: «Девчонка, девчонка».
Из-за того, что он дружит с Ташкой.
—Какой же я девчонка, когда я могу двадцать пять раз подтянуться?!
—Подтянись!
И Ёжа подтянулся. Все смотрели и считали.
—Подумаешь! — пожал плечами огромный Вася. — Я вообще пятьдесят могу.
—Давай!
—Не хочу, — сказал огромный Вася.
У Ёжи потом неделю руки болели.
А теперь Ташка с Ёжей поссорились и не разговаривают.
Потому что Ёжа сказал, что домовых не существует.
Не разговаривают и Монах с Бобом. Потому что на Боба упала Нефертити.
Не разговаривает и Ташкин папа с Бобом.
Папа продолжает здороваться: «Привет! Что новенького?» — у папы это профессиональное, журналистское. Может, он и не знает, что Ташка с Ёжей поссорились. Но Боб делает вид, что не слышит.
И только мамы разговаривают.
—У вас всё время кто-то прыгает, прямо нам по голове, — жалуется Ёжина мама Юля.
—Извините, Наташа учится танцевать, — отвечает Марина Николаевна. — А у вас собака лает.
—Это Серёжа учит собаку петь, — улыбается мама Юля.
—Хорошо, когда дети заняты.
Мама называет это «искать компромисс» и советует его искать Ташке.
Но кому нужен компромисс, когда друг не должен так себя вести. Вон он идёт играть в футбол, а до Ташки ему и дела нет.
А раньше…
Когда Ташка болела и была «заразная», Ёжа придумал провести телеграф: они обменивались письмами по верёвочке, протянутой из окна второго этажа в окно первого.
Ташка наизусть помнила переписку.
Ёжа написал: «Ты как?» «Нормально», — ответила Ташка.
«Очень плохо?» — спросил Ёжа в следующем письме. «Не очень», — ответила Ташка.
Ёжа не придумал, что ещё спросить, и переписка прекратилась. Но всё равно было приятно.
А сейчас он идёт играть в футбол…
—Ты просто крикни ему как ни в чём не бывало: «Ёжа, подожди, я с тобой!» — предложил домовой. — И все дела!
—Буду я ему кричать!
—Ну, хорошо! Давай напишем ему официальное письмо, — не унимался Сосед. — «Предлагаю забыть случившееся недоразумение и возобновить дружбу».
—Если бы передо мной стояла задача помириться, — вступил в разговор Монах, — хотя я не вижу необходимости мириться с этим взбалмошным животным, которое истошно орёт при виде кошки…
—Ёжа не орёт при виде кошки!
—Так вот. Если бы мне надо было помириться с другом, я бы подарил ему самое дорогое, — сказал Монах.
—Почему это я должна ему дарить самое дорогое? А он? Он бы мог спасти меня от смерти. Если бы в тёмном переулке на меня напали бандиты, он бы меня спас.
—Почему он должен тебя спасать?
—А почему всегда я? Я его однажды уже спасла от крокодила.
-
Когда-то Ёжа завёл варана. Варана назвали Тимошей. Тимоша подрос и оказался крокодилом. Ёжина мама заволновалась. И Ёжа с Ташкой решили выпустить Тимошу в реку.
Тимоше завязали пасть шарфом. Ёжа держал его за голову: одной рукой снизу, другой — за шарф. Чтобы Тимоша не укусил. Ташка несла задние лапы. Хвост жалобно свисал бесхозный. Тимоша был очень недоволен и мотал головой.
—Осторожно! — каждый раз предупреждал Ёжа.
Тимошу выпустили в реку в очень хорошем месте — там пахло шоколадом. Рядом высился памятник царю и мореплавателю. Ёжа решил, что памятник будет отпугивать от Тимоши любопытных.
—Не расстраивайся, Тимоша, мы будем к тебе приходить, — пообещал Ёжа.
Тимоша, кажется, не расстроился.
А теперь Ёжа гуляет один…
—И ему наплевать, что мы в ссоре!
—Может, он переживает?
—Если бы переживал, мог бы слать мне анонимные телеграммы.
—И как бы ты поняла, что это он прислал?
—А кто ещё может отправлять мне анонимные телеграммы?
—Но почему он должен делать шаги к примирению первым?
—Если мы настоящие друзья, он должен.
—Если вы настоящие друзья, ты тоже должна!
—Но он-то должнее!
—Почему?
—Что вы меня все критикуете?! — рассердилась Ташка. — Предложите что-нибудь сами!
—А чего предлагать-то?! — не выдержал Монах. — И не надо с ним мириться вовсе! В последнее время он вообще очень изменился. И не в лучшую сторону. Раньше он первым делом звал Ташку. А теперь… Теперь он поселил у себя этого беспардонного полубульдога, который время от времени пытается запрыгнуть на шкаф. Да я вообще не знаю, как ты столько лет его терпишь! Он всегда указывает тебе, что делать, а ты и слушаешь. А если он тебе скажет из окна выпрыгнуть, ты тоже послушаешь? Хорошо, что он показал наконец своё истинное лицо. Хотя можно было и раньше догадаться. Помнишь, как он натравливал на тебя своего крокодила? Помнишь, как он посылал тебя пристраивать животных к соседям, чтобы ругали тебя, а не его? Так что хорошо, что вы наконец поссорились…
—Ташка! — донеслось с улицы.
Ташка посмотрела в окно.
—Ташка, выходи! — кричал Ёжа. — Постоишь на воротах?
И Ташка бросилась вниз по лестнице.
Домашний театр
Ташка сидела на подоконнике и смотрела на дождь.
Рядом сидел Монах и тоже смотрел на дождь.
И Сосед сидел и смотрел. В бинокль.
—Дай посмотреть, — попросила Ташка.
—Всё равно ничего не видно.
Ташка посмотрела — и вправду не видно.
А потом покрутила колёсико и увидела Боба.
Боб выскочил из подъезда, добежал до ближайшего куста и задрал ногу.
—Надо было покрутить вот это колесо. А откуда у тебя эта штука?
—Театральный бинокль твоей прабабушки. Она любила театр.
—Кажется, я его тоже очень люблю, — сообщила Ташка.
—А я никогда не был в театре, — вздохнул домовой. — Я помню только спектакли, которые устраивала твоя прабабушка для детей и внуков.
—Давай тоже устроим?!
—Для театра нужно много детей.
—Мы позовём Ёжу.
—Один плюс один — два. Немного, — сообщил Монах.
Но когда пришёл Ёжа, оказалось, что много.
Ёжа сделал вид, что нисколько не удивился, увидев Соседа, и даже не вспомнил о том, что домовых «не существует».
—Приятно познакомиться, Сергей.
—Сергей, а по батюшке?
—Сергей Иванович.
—Мне как-то так привычнее, Сергей Иванович, — объяснил Сосед. Ёжа кивком разрешил называть себя по имени-отчеству, а потом взялся за спектакль.
И сразу заявил, что Ташка вообще ничего не понимает в театре.
—Это я не понимаю в театре? — обиделась Ташка. — Да я ещё в три года знала, что такое театр.
—Подумаешь, в три года! А я — с рождения!
—А я знала, что такое театр, когда меня ещё на свете не было!
Тут домовой сумел наконец вставить слово:
—Мне кажется, для спектакля самое главное — собрать зрителей.
С этим согласились все.
Ёжа побежал приглашать маму, а Ташка — родителей.
—Мам, ты будешь смотреть наш спектакль?
—Непременно.
—Пап, а ты?
—А? — папа был занят. — Мне нужно статью сдавать.
—Лев! Ребёнок приготовил спектакль! — сказала мама укоризненно, а потом пообещала: — Да, папа придёт на твой спектакль. Иди, готовься.
—Только недолго, — крикнул папа вслед.
Через минуту вернулся Ёжа — его мама тоже согласилась прийти.
Оставалась ерунда — поставить спектакль.
—Монах, ты будешь открывать занавес. Мы наденем тебе ошейник…
—Очень мило! Они на меня наденут ошейник!
—И к ошейнику привяжем занавес. Ты будешь проходить когда надо, и занавес будет открываться и закрываться. У тебя будет самая главная роль!
Монах, так уж и быть, согласился. Занавес привязали, и Монах принялся репетировать: он ходил туда-сюда, и занавес то открывался, то закрывался.
Всем очень нравилось.
—Теперь надо бы решить, кто и что будет играть, — предложил Сосед.
—Вы как хотите, а я буду играть главную роль! — быстро заявил Ёжа.
—Это я буду играть главную роль! — возразила Ташка.
—У нас в спектакле будут две главные роли, — поспешил заверить домовой, — а я буду петь куплеты. Теперь важно понять, о чём спектакль.
—Как о чём? Жила-была принцесса. Однажды ей захотелось увидеть мир. Она собрала рюкзак сухарей и убежала из дома. Дальше ты поёшь куплеты. Пой!
—Сейчас, сейчас, — домовой сосредоточился. — Поезжай, моя принцесса, в добрый путь! Где-нибудь… Что-нибудь…
—Кому это интересно про принцесс? — возмутился Ёжа. — Лучше поставим спектакль про супергероя. Он умел летать, ходил по стенам и потолку. И была у него такая палица, которая сама била врагов по башке. Вот! Дальше ты поёшь куплеты.
—Хорошо, — согласился домовой. — Что-то вроде «жил на свете рыцарь бедный». Задачу понял.
—Нет, у нас будет про принцессу!
—Нет, про супергероя!
—Наталья Львовна, Сергей Иванович, не ссорьтесь: у нас два главных персонажа — принцесса и супергерой, — примирил всех Сосед.
И тут пришли зрители.
—Вы готовы? — спросила мама.
—Да, почти, — отозвалась Ташка.
—Как это мы готовы? — удивился домовой.
—Что-нибудь придумаем по ходу.
Зрители долго рассаживались.
Ташка успела войти в роль: её героиня была простая, красивая и умная принцесса. И когда Монах открыл занавес и Ташка вышла на сцену, все сразу это поняли. Принцесса собрала рюкзак, помахала зрителям рукой и тронулась в путь.
А домовой затянул:
-
Поезжай, моя принцесса, в добрый путь!
Может, свидимся с тобою где-нибудь.
Пусть попутный ветер будет дуть,
Пусть удача не оставит тебя! В путь!
Тут Монах закрыл занавес.
—Всё? — обрадовался папа.
—Нет!
—Не мешай им, — зашикала мама Марина.
Монах пошёл в обратную сторону, и занавес открылся.
Теперь на сцене был Ёжа. Он сурово посмотрел в зал, потрогал свои мускулы, сделал выпад, помахал палицей и закричал:
—Кия!
А домовой запел:
Жил на свете рыцарь бедный.
Он ходил по потолку
И размахивал дубиной
По делам и без толку.
Монах закрыл занавес.
—Ну, теперь всё? — опять спросил папа.
—Да нет же! Всё только начинается.
И кот в третий раз открыл занавес.
Тут Ташка и Ёжа вышли вместе.
Ташка стала делать знаки Ёже, чтобы он ушёл. Потому что в третьем действии она должна была спеть песню странствующей принцессы.
Но Ёжа ничего не понимал. Потому что он думал, что в третьем действии ему придётся сражаться с врагом. Ёжа делал выпады, подпрыгивал и размахивал своей палицей. И даже угодил Ташке по голове. Ташка обиделась и ушла со сцены.
Монах опять закрыл занавес, а домовому ничего не оставалось, как снова запеть куплеты:
По разным странам принцесса бродила,
Счастье искала — не находила.
Герой же по свету изрядно скитался
И где только мог, с врагами сражался.
—Давай, Монах, открывай занавес, — шепнула Ташка коту, который свернулся клубочком перед закрытым занавесом.
—Мне надоело ходить туда-сюда, — зевнул Монах.
—Но надо же спектакль как-то закончить.
—Вот и заканчивайте, — посоветовал Монах.
Тогда домовой вышел перед занавесом и опять пропел куплеты:
Наверно, мне стоит сказать на прощание,
Что кончилось всё хорошо, до свидания!
Зрители долго хлопали, кричали «браво» и «бис». Ташка и Ёжа кланялись.
Ташка попыталась заставить кланяться Монаха, но кот вырвался и убежал.
—Не ожидал такого успеха, — признался Ёжа.
—Мы даже и не разыгрались, как следует, — пожала плечами Ташка.
—Ничего, в следующий раз будет ещё лучше, — сказала Ёжина мама.
—Краткость — сестра таланта! — похвалил Ташкин папа.
—Мне больше всего понравились куплеты, — сказала Ташкина мама.
—Как вы сделали эту куклу? — спросил папа.
—Пап, это не кукла. Это домовой.
—Расскажи, как вы его сделали? Здорово получилось. Как живой.
—Он и есть живой.
—Ну, не хочешь раскрывать секреты — не надо.
А Сосед сидел за закрытым занавесом.
—Здорово получилось! — сказала Ташка, когда родители ушли. — Представляешь, папа решил, что ты — кукла.
—Я слышал.
Домовой сидел грустный.
—Разве им объяснишь, этим взрослым?
О ТОМ, ЧТО МОЖЕТ ТУФЕЛЬКА
В доме номер четыре бывало много гостей.
Сосед не любил гостей. Вернее, нынешних гостей. Они и в подмётки не годились прежним. В такие дни домовой забирался к себе на антресоли и пережидал.
А внизу…
—Здравствуйте!
Чмок, чмок.
—Сто лет не виделись!
Чмок, чмок.
Взрослые всегда говорят одно и то же:
—Наташенька! Как выросла. Сколько же тебе лет? Какой чудесный возраст!
—Кто вам сказал, что это чудесный возраст?
—Таша, прекрати немедленно!
—Возраст — никому не советую!
Но взрослых не собьёшь.
—В школу ходишь? Какая молодец.
И даже как-то жалко их, взрослых.
—Прошу к столу! Рита, Вадик, садитесь, где вам удобно! — приглашает мама.
Рита — певица, как и мама. Она красиво смеётся и щебечет глупости. Папа говорит, что ей давно пора замуж. А мама сердится, когда папа так говорит. Может быть, Рита бы и вышла, но ведь в наше время всё не так просто.
А Вадик — журналист. Он быстро оказывается в нужном месте, потому что у него есть машина, и пишет репортажи. Никто ему не говорит, что пора жениться. А ему самому почему-то не приходит в голову предложить Рите выйти за него замуж.
—Какой у вас ампир, — хохочет Рита.
—Да уж какой ампир? У одних соседей пол провалился. У других — штукатурка сыпется. Ну ничего, уже недолго осталось. Весной переезжаем. Дом будут сносить.
—Сносить? Жалко!
Потом все шли в гостиную, рассаживались и сидели, сидели, и ели, ели, ели. И говорили, говорили, говорили.
Мамины гости говорили:
—Заславский опять что-то затеял, второе сопрано уходит в декрет, а тенор Витя совсем потерял голос.
—А что сопрано будет делать в декрете? — спрашивала Ташка, зная, что декреты бывают, например, о мире.
—Не перебивай, когда взрослые разговаривают!
А папины гости говорили:
—Главред опять завернул материал, спецкоров не уважают, а командировочные не платят.
—Спецкоров, спецкоров? А кто такие спец. коровы? — пыталась поддержать разговор Ташка.
-
—Марин, ну как же Ташка выросла! — и гости долго качали головами и начинали сначала. — Сколько же тебе лет?
—Двадцать пять.
—Ха-ха-ха! Надо же! Ты в школу ходишь?
—Нет, зачем?
—А кем ты будешь, когда вырастешь?
—Буду петь в переходе.
—Молодец!
И снова смеются. Чего смешного?
—Мы будем играть в прятки? — спрашивала Ташка, чтобы поддержать беседу. Но взрослые уже разговаривали о другом.
Ташка съедала всё быстро. Монах тоже. И они сползали под стол.
Их окружал лес ног. Тапочки. Это — папины ноги. Дальше — ботинки чёрные грязные. Кто это? Не важно. Ботинки рыжие, пижонские. Это Вадик. Дальше туфли на высоченных каблуках… Это Ритины. Ноги отдельно, туфли отдельно. Рита, как ни в чём не бывало, громко смеётся. А сама босая. «Вот интересно, а как я буду выглядеть на высоких каблуках?» — раздумывала Ташка.
В полутёмном коридоре Ташка взгромоздилась на каблуки и, покачиваясь, двинулась к зеркалу. В коридор вышел Монах, Ташка споткнулась и свалилась. Туфли полетели в разные стороны.
—И что это мы тут делаем? — в коридоре стоял Сосед. — Чья обувь? — поднял он туфельку.
—Ритина, — Ташка сердилась.
—Ну-ка, покажи мне её. Да не туфлю, а Риту. Симпатичная. Сколько лет? Сопрано? Не замужем? Бедняжка. И никаких перспектив?
—Мама считает, что Рита хочет выйти за Вадика.
—А он?
—Он пока об этом не догадывается.
—Надо это как-то исправить! В нашем распоряжении есть туфля и полчаса времени.
—Что ты задумал?
—Выдать её замуж. Потерянная туфелька всегда оставляет надежду.
—Ничто не сделает эту галошу хрустальной, — вздохнул Монах.
—Давай её распишем ромашками.
И они направились в детскую.
—Что вы делаете? — Ташка бросилась за ними. — Эти туфли очень дорого стоят.
—А что толку, если она всё равно не выйдет в них замуж?
—Нам попадёт!
—Глупости! — отрезал домовой. — Лучше принеси вина! Пожалуйста. Ташка растерялась.
—Люблю попить винца за работой.
—Мне никто не даст.
—Ты как маленькая! Пойди помоги маме убрать со стола. Унеси рюмки, лишние бутылки. По дороге на кухню вполне можешь зарулить к нам.
Когда Ташка вернулась с вином, работа над туфелькой была в самом разгаре.
—Принесла? Молодец, давай сюда! — Сосед хлебнул вина и поморщился. — Что они пьют! Вы только попробуйте, что они пьют!
Ташка пыталась было возразить, но домовой настаивал:
—Пробуй!
Ташка покорно попробовала.
—Кислятина. Мне кажется, всё взрослое вино — кислятина.
—Заблуждение! Тебя ещё учить и учить. Для начала: если тебя спрашивают, что ты будешь пить, смело можешь просить продукцию местности Бургонь, и особенно урожай 1908, 1925 и 1963 года.
—Давайте споём! — донеслось из гостиной.
—Ну вот! Выпили и будут петь! — вздохнул Сосед.
Шаланды полные кефали,
В Одессу Костя привозил…
—Вы уверены, что Рите подходит Вадик? Он так фальшивит, — удивился домовой.
—Но ты послушай, как она смеётся. Может, ей нравится, когда фальшивят.
—Всему виной плохое вино, — поморщился Сосед. — Если бы они пили что-нибудь приличное, стали бы они петь песню про грузчиков.
—Это про любовь, — возразила Ташка.
—Что ты понимаешь в вине?
А между тем веселье у взрослых было в самом разгаре. Подумывали танцевать.
И Ташка увидела из коридора, что Рита безуспешно пытается нащупать под столом туфли.
—Срочно! Она ищет туфли.
—Но туфля ещё не высохла.
—Ну и что! Положи её на видное место.
Рита наконец выбрала момент и наклонилась в поисках обуви.
—Ой, это что? — взвизгнула Рита.
Гости замерли.
—Какой дизайн! — наконец сказал кто-то.
—Сработало, — шепнул Монах.
—Ташка, это твои художества? — нахмурилась мама.
—Нет.
—А чьи?
—Домового.
—О боже мой! — мама всплеснула руками. — Опять эти сказки! Наташа! — мама вдруг подозрительно наклонилась к Ташке. — Ты что, вина выпила?
—Эту кислятину невозможно пить!
Взрослые захохотали.
—А что ты предпочитаешь? — развеселился папа.
—Продукцию местности Бургонь и особенно урожай 1908, 1925 и 1963 года.
—Ого! — гости отчего-то зааплодировали.
—Очень талантливая девочка! — сказал Вадик и поднял туфельку.
Туфелька ещё не высохла. Рита прыгала на одной ноге, Вадик её бережно поддерживал.
—Вадик, ты довезёшь барышню домой?
—С удовольствием!
—Обыкновенная туфля, немного фантазии — и какой эффект! — разглагольствовал вечером домовой.
—Они поженятся, и у Риты будут белое платье и фата! — Ташка почти приплясывала.
—А ты говорила: «не надо, не надо».
—Но я же не знала, что ты такой хулиган!
—Какой?
—О-го-го!
—Я даже не такой! Я О-ГО-ГО какой.
А Ташка подумала, что даже не О-ГО-ГО, а гораздо О-ГО-ГЕЕ.
Обычная работа
—Мне за тебя было просто стыдно! — говорила мама после ухода гостей. Ташка угрюмо молчала. — Во-первых, изволь быть вежливой со взрослыми! А во-вторых, как так можно: взять чужие туфли и разрисовать?!
—Твоя Рита ещё спасибо скажет, — вдруг сказал папа.
—А с вином, что это ещё за новости? — не сдавалась мама.
Папа почему-то захохотал.
—Ты вместо того, чтобы смеяться, лучше бы наказал ребёнка!
—Ташка, давай я тебя накажу, — папа никак не мог перестать смеяться. — Встань в угол!
—В какой? — с готовностью откликнулась дочь.
—Лев! Что вы за балаган устраиваете? Хороши оба!
И мама ушла. А папа и Ташка захохотали.
Хлопнула дверь спальни.
—Мама, кажется, и вправду обиделась, — папа посерьёзнел.
А Ташка залезла к папе на колени.
Ташка уже совсем большая и на коленях умещается с трудом.
—Что ты там им наговорила сегодня? — спросил папа.
—Пап, ты их когда-нибудь слушал? Они спрашивают одно и то же. Я в сотый раз им рассказываю: сколько мне лет, в каком я классе и кем собираюсь быть. Но они же не слушают.
—Знаешь, — сказал папа, — меня в детстве научили: если неприятному собеседнику мысленно надеть на голову ведро, он быстренько заканчивает разговор и уходит. А если он особенно настырный, то по ведру надо постучать.
—Ну и как, действует?
—До сих пор этим пользуюсь, — и оба захохотали.
А потом папа спросил:
—Что с мамой будем делать?
Ташка не знала.
—Ладно, беги спать. Завтра что-нибудь придумаем.
В коридоре домовой деловито слезал с антресолей. В руке болтался чемоданчик.
—Ты куда? — спросила Ташка.
—На работу. А ты что такая грустная?
—Мы с мамой поссорились. Из-за Ритиных туфель.
—Подумаешь. Маринка! — вдруг крикнул домовой.
—Что ты делаешь? — зашипела Ташка.
—Иди в свою комнату, я сейчас приду. Маринка! — снова крикнул он.
Вскоре раздались шаги: мама прошла из спальни в гостиную.
—Лев, ты меня звал?
—Ну вот и славно! — обрадовался Сосед, появляясь в детской. — Теперь они сами справятся. Терпеть не могу оставлять ссору в доме на ночь.
—Почему ты думаешь, что они помирятся?
—Ах, Наталья Львовна. Это же так просто! Папа хочет помириться, и мама вроде не против. Сложно только сделать первый шаг.
—Это и есть твоя работа? — поняла Ташка. — Возьми меня с собой на работу, пожалуйста.
—Завтра рано вставать.
—Ты прямо как мама с папой. Они меня тоже никогда никуда не берут: «Завтра рано вставать».
—Хорошо. Пойдём. Только с утра никаких невыспавшихся лиц и не открывающихся глаз.
Ташка быстро-быстро закивала.
—Тогда ждём, когда все уснут.
Ночь была тёмная-тёмная, тихая-тихая.
Мама зашла проведать Ташку, и дочь сделала вид, что спит.
Ташка и вправду почти заснула, когда домовой потянул её за рукав.
—За мной! — скомандовал Сосед. И бесшумно заскользил в темноте. Ташка кинулась вслед, но тут же наткнулась на угол.
—Аккуратнее! — шепнул домовой. — Так всю квартиру разнести можно!
Наконец ночная смена выбралась из детской и попала в гостиную.
—Ну что ж, приступим! — Сосед засучил рукава, порылся в портфеле и вручил Ташке фонарик. — Посвети мне, пожалуйста. — Затем Сосед вытащил какой-то мешок, встряхнул и повесил около окна. — Ловушка для снов, — пояснил он.
—О! Как она работает?
—Сам не знаю! — признался домовой. — Но ведь тебе сны снятся? — Ташка кивнула. — Значит, работает. Только не свети прямо на него, спугнёшь.
Ташка уселась перед мешком. Мешок не заставил себя долго ждать и очень скоро начал тихонько шевелиться и перекатываться.
—Повезло: уже прилетел кто-то, — шепнул домовой.
—Можно посмотреть?
—Ни в коем случае! Спугнёшь! И никому в доме сны не будут сниться.
Тут мешок заходил ходуном и стал подпрыгивать.
—Сегодня кто-то беспокойный попался.
Сосед долго шарил рукой в мешке.
—Поймал, — сообщил он наконец и вытащил за шиворот худенькую тень. — Смотри какой! — Тень размахивала руками и брыкалась. — Похоже, это Заславский с маминой работы. Опять что-то затеял и спать никому не даёт. Отправим-ка его за окошко. Пусть снится другим.
Мешок сразу успокоился.
Домовой довольно хмыкнул, затем опять порылся в портфеле, достал большую деревянную трубку, похожую на докторскую, приложил её к стене и стал слушать.
—Всё понятно, трещина. Такие праздники не проходят даром. Не понимаю, как в вашем возрасте вы вообще выносите нашествия гостей.
—Ты с кем разговариваешь?
—С домом. Наталья Львовна, достаньте, пожалуйста, пластилин. Пока ничего страшного: замажем, и так поживёте. — Домовой быстро размазал пластилин по стене. — Теперь послушаем здесь, — Сосед извлёк из своего чемоданчика молоточек и постучал по батарее. — Тебе нравится звук?
—Нет.
—Какой-то болезненный, — согласился домовой и что-то подкрутил. — Укройтесь потеплее и не жалейте горячей воды. — Теперь смажем дверные петли…
—Сливочным маслом? — Ташка решила было ничему не удивляться, но тут не удержалась.
—Подсолнечное они любят меньше.
—А зачем ты льёшь молоко на пол? — Ташка едва успела отпрыгнуть.
—У половиц сухой кашель.
—Но ведь молоко…
—Несомненно, ты знаешь лучше, как лечить половицы, — рассердился домовой.
Ташка умолкла. А Сосед забрался под потолок и стал дуть в вентиляционное отверстие.
—Ду-ду! — загудел дом.
—Скрип-скрип, — откликнулись половицы.
—Дзынь, — зазвенело стекло.
На земле темным-темно,
В окнах свет погас давно,
Ветер воет над трубой.
Спать пора бы нам с тобой.
Сны слетаются, как птицы,
Только нам совсем не спится,
Напевает дом ночной,
Ему вторит домовой.
—Какая красота! — Сосед, довольный, потирал руки. — И ведь не скажешь, что дом — старичок. Пойдём.
—Мы уже сделали всю работу?
—Нет. Я должен ещё укачать маленьких детей.
—Где ты их берёшь, детей?
—В детской.
—Я уже не маленькая! — обиделась Ташка.
—Как знаешь. Не хочешь, не буду тебя укачивать. Но если что — зови. Ташка добралась до своей кровати.
Обычно она засыпала быстро. А тут, закрывшись одеялом до подбородка, долго ворочалась. Скрипнуло что-то в коридоре. Послышались шаги. «Это ходит у себя ведьма Нина Петровна», — подумала Ташка. И ей стало как-то неуютно и страшно.
—Сосед, — тихо позвала она. И домовой сразу появился из темноты. — Ты не посидишь со мной? Там Нина Петровна.
—Какая Нина Петровна?
—Ты знаешь, что она ведьма?
—Милейшая женщина, к тому же она спит давно.
—Всё равно, тут темно как-то.
—Слушай, я открою тебе тайну, — Сосед пристроился около Ташкиной кровати. — Темнота, принцесса, это чудо! В ней живут неведомые звери — носогрифы, какадусы, летукошки. Эти звери сказочно ужасны. Шерсть у них блестит и зубы остры. Но не бойся их, моя принцесса. Ведь они твои, они ручные. И они мгновенно исчезают, стоит только перестать в них верить… Милая, чего тебе бояться? Я с тобой пасу зверей во мраке. Скармливаю им людские страхи…
—Почему ты называешь меня принцессой?
—Все девочки в девять лет принцессы.
—А в десять?
—В десять? — домовой задумался. — В десять некоторые начинают сомневаться в своей власти. А стоит только засомневаться, как теряешь и власть, и королевство.
—Нет-нет! — сквозь сон сообщила Ташка. — Я не сомневаюсь.
Мокрое Рождество
Новый год не наступал долго-долго. А когда наступил… Уж лучше бы не наступал.
Всё было как всегда. И опять ничего не произошло.
Ташка и сама толком не знала, что должно было произойти. Но не произошло НИЧЕГО. Пахло ёлкой и мандариновой коркой. У мамы «в кои-то веки раз» не было спектакля. Она долго готовила. И прогоняла Ташку с Монахом, которые бродили вокруг и таскали вкусненькое.
А потом мама с папой сели за стол и долго ели, выпивали и глядели в телевизор.
Потом была речь президента. И мама с папой чокались:
—Последний раз в этом доме!
—Как последний раз? — испугалась Ташка.
—Весной переезжаем. Дом сносят.
О том, что дом сносят, говорили всегда. Говорили и говорили. Так что можно было об этом не думать.
За окном грохотал салют: все, кому не лень, запускали петарды. Ташка сидела и смотрела на салют. А потом зачем-то спросила:
—Ну а что теперь?
—Теперь — спать.
—Нового года ещё целый год ждать, — жаловалась Ташка Соседу. — И не факт, что следующий будет лучше.
—А подарки?
—Разве это подарки? Варежки и блокнот. Просто нужные вещи.
—Я был бы рад варежкам и блокноту, — вздохнул домовой.
—И про меня кто-нибудь мог бы вспомнить, — сообщил из темноты Монах.
Ташке стало стыдно: у некоторых вообще не было Нового года. Никакого. И подарков. Никаких.
—Хочешь, возьми себе блокнот?
—Это твой.
—А давайте что-нибудь отпразднуем? — Ташка задумалась. — Точно! Давайте отпразднуем Рождество.
—Я же вроде как из совсем другой сказки, — засомневался домовой.
—Какая разница?! Главное — праздновать! С подарками. Как надо.
А шестого января…
—Ты точно не пойдёшь с нами? — в который раз спрашивала мама, собираясь в гости.
—Точно!
—И что ты будешь делать здесь одна?
—Не одна, а с Монахом и домовым. Буду праздновать Рождество.
—Я попрошу, чтобы тебя зашла проведать Нина Петровна.
—Мама! Никаких Нин Петровн!
—Салат, торт — всё в холодильнике.
—Шампанское — там же, — вставил папа.
—Мы тебе позвоним.
Едва за родителями закрылась дверь, как Ташка, Монах и Сосед бросились к ёлке с подарками.
—Где мой подарочек? — волновался кот.
В маленькой коробке прятались две игрушечные мышки.
Монах кувыркался через голову, урча, подбрасывал мышей задними лапами, впивался в них зубами.
—Монах, ты прямо как маленький.
—Нет. Я как большой.
В темноте мерцали свечи, кот возился на полу.
—Сосед, почему ты не разворачиваешь свой подарок?
—Мне нравится гадать, что там.
—Открывай!
На полу мгновенно образовалась гора яркой бумаги. И вот показалась мачта, парус, канаты, деревянный борт…
-
—Это настоящий когг! — выдохнул домовой.
—Как мы его назовём? — Ташка была довольна.
—Я назову его Мария!
—Что тебе снится, крейсер Мария? — заорал кот.
—Это когг, а не крейсер!
—Какая разница.
—Огромная! Когг — быстроходное парусное судно четырнадцатого века. А крейсер…
—Давай спустим его на воду!
Вся компания направилась в ванную.
Пока набиралась вода, Монах прикатил из кухни шампанское:
—Надо разбить о борт!
—Не позволю, — Сосед решительно встал на защиту парусника. — Лучше посоли воду!
—Это ещё зачем?
—Вода-то морская.
И вот уже парусник стоял на воде. Покачивался, скрипел обшивкой, тёрся о берег новеньким бортом. Запахло рыбой и водорослями.
—Отдать концы! — завопил Монах.
—Замолчи, сухопутная крыса! — откликнулся капитан-домовой.
—Я не крыса!
—Командовать буду я!
Чайки носились над мачтой.
—Куда держишь путь, капитан?
—На запад!
Паруса надулись, и «Мария» заскользила по воде.
«По морям, по волнам, нынче здесь, завтра — там», — завопил кот.
И открылось бескрайнее море.
Проскакало стадо морских коньков (Монах пустил поплавать зубные щетки). И ошалелые рыбы разлетались в разные стороны (мамины зеркало и пудреница). А потом вынырнул морской котик…
—В Средиземном море не водятся морские коты!
—Это такой специальный средиземноморский котик!
Но капитан не растерялся и скинул непрошенного гостя.
—Мяу!
И судно неслось дальше.
Но ветер усилился. Поднялись волны. С грохотом налетали они на парусник и перекатывались через палубу. Капитан твёрдо стоял на мостике. Он не выпустил штурвал.
—Сцилла и Харибда! — заорал Монах.
И судно завертелось в водовороте.
—Держись, капитан!.. Ой, что это?
—Это подает сигналы тонущее судно! Иду на помощь!
Но сигналы подавало не судно. Сигналы подавала входная дверь.
—Продержись немножко сам, я пойду, открою.
На пороге стоял Ёжа.
—Слушай, меня мама послала: у нас с потолка течёт.
—Мы входим в Гибралтар!
Тем временем огромные волны унесли спасательную шлюпку.
—Монах, откуда у тебя такая любовь к катастрофам?
—Если кому-то не нравится, я буду маяком. Я буду подавать сигналы. Следите за глазами!
Ночь мерцала звёздами. И в тёмном небе два огня вели моряков.
—Пираты! — вдруг завопил Ёжа.
На огромной скорости к кораблю неслась быстроходная лодочка (мыльница). Пираты готовились пойти на абордаж. И вот уже один, самый страшный, одноногий и без глаза, с ножом бросился на капитана.
—Отпусти! Я не умею плавать!
Вода заливалась в дырки от пушечных ядер…
—Только попробуй сделать дырку в борту!
Но что это? Судно, которое уже шло ко дну, вдруг выпрыгнуло на поверхность.
—Спасибо тебе, Нептун!
—Да не за что, ребятки, я сегодня добрый, плывите!
А утром, едва встало солнце, все увидели…
Вернее, услышали…
Опять дверной звонок.
На сей раз, на пороге стояла Ёжина мама.
—Наташа, ты что такая мокрая? У вас что, кран сорвало? Родители дома? Ёжина мама направилась в ванную.
В ванной… было мокро. Мокрым было все: пол, потолок и дети…
—Мам, на Гибралтаре был шторм и пираты, к тому же, — объяснил Ёжа.
—Надеюсь, всё закончилось благополучно?
—Хвала Нептуну!
—Даю пятнадцать минут, чтобы всё убрать.
Полотенцам терять было нечего. Ими сгребали воду и отжимали в раковину.
А потом всё засунули в стиральную машину — и полотенца, и мокрую одежду.
Хорошо сидеть на стиральной машине. Особенно здорово, когда она отжимает. Если петь, то звук получается такой подпрыгивающий. А когда слезешь с машины, кажется, будто в тебя налили газировки.
—Если я не стану моряком, буду работать на аттракционах, — решил Сосед. — Выкачу в парк стиральную машину, и все желающие смогут потрястись в своё удовольствие. Кстати, у меня для тебя тоже есть подарок, Наталья Львовна, — домовой протянул Ташке ключ. — От двери, которой нет.
Ташка, Ёжа и Сосед тряслись на стиральной машине.
—А-а-а-а-а! — пел Ёжа.
—А-а-а-а-а! — пел Сосед.
А Ташка свистела в свой ключ.
Ключ от двери, которой нет
—Гулять пойдёшь?
—Только портфель заброшу.
Ташка влетела на второй этаж, открыла дверь…
Что-то было не так.
Коридор выглядел как-то странно. Куда-то делась куча газет в коридоре. Ташка направилась в гостиную.
Но на пороге замерла: комната была другой.
Книжные шкафы, кожаный диван, всё было вроде на месте, но в то же время в комнате… был камин, перед камином сидела дама и раскладывала пасьянс.
—Входите, — сказала дама.
Ташка ойкнула, дама подняла голову, и Ташка вдруг поняла, что видит… свою прабабку Марию, ту самую, чей портрет висел в гостиной, ту самую, про которую рассказывали…
—Здравствуй, — сказала дама. — Тебя как зовут?
—Наталья.
—Хорошее имя. А меня Мария.
—Я, кажется, знаю.
—Мы знакомы?
—Вы моя прабабушка.
—Вот тебе и здрасьте! — развеселилась дама.
—Ваш портрет висит в нашей гостиной, то есть в гостиной, в которой вы сейчас сидите.
—Где, ты говоришь, висит портрет?
—Вот здесь. То есть сейчас он не висит.
—Подходящее место. Свет хорошо падает. Мне нравится.
Ташка собралась с мыслями.
—Но я не могу с вами встретиться, ведь вы умерли.
—Умерла? Как обидно, — огорчилась дама. — Давно?
—Ещё до моего рождения.
—Жаль. И что, мы с тобой никогда-никогда не встречались? — Ташка помотала головой. — Странно. Мне показалось, будто мы где-то виделись. Ну да, конечно, ты немножко похожа… — Мария с интересом разглядывала Ташку. — Знаешь, я сидела и размышляла, какими будут дети моих детей? И подумала, что если будут девочки, то непременно сероглазые.
—Это называется спиритический сеанс?
—Какими глупостями заполнена твоя голова?!
—А как иначе объяснить, что мы с вами встретились?
—Сама не знаю. Хотя… Я хотела тебя видеть, может, и ты хотела меня видеть. Разве этого недостаточно?
-
Ташка подумала, что достаточно.
—Давай на ты, — продолжала дама. — Мне так о многом хочется расспросить, но я как-то не знаю, с чего начать. Может, ты первая? Тебе ведь наверняка тоже есть о чём меня спросить?
—Про тебя говорят, что ты ненормальная, — сообщила Ташка, и подумала, что так начинать знакомство уж точно не следовало.
—Так и говорят? — ничуть не смутилась дама. — Ну, может быть, немножко. Но поверь, мне это совсем не мешает. А в чём это заключается?
—Говорят, ты спрятала коробку с драгоценностями.
—Зачем?
—Точно не знаю, кажется, чтобы она не досталась большевикам.
—Отличная идея! И куда я её спрятала?
—Никто не знает.
—Ладно, я сама подумаю. Знаешь что, давай пить чай. Всё равно мой пасьянс не сходится.
На столике мгновенно появились чашки и пыхающий чайник.
—Садись скорее к камину. Может, нам выпить винца? Всё-таки встречаемся мы не так часто. Какое предпочитаешь?
—Продукцию местности Бургонь, урожай 1906 года.
—О! Да ты отлично разбираешься в вине!
—Меня научил наш домовой, — честно призналась Ташка.
—Он ещё в доме? Мне бы очень хотелось, чтобы он не был одинок после того, как… ну, когда меня уже не будет…
Прабабушка направилась к шкафу и извлекла на свет зелёную пузатую бутылку.
—Я его берегла для особых случаев. И — мне кажется, сейчас вполне себе особый случай, — Мария разлила вино по бокалам.
—Как вы там живёте? Что слышно? Какие глупые вопросы я задаю. За знакомство?
Ташка выпила.
Домовой был прав. То, что пили родители, было кислятиной. А это вино… впрочем, это вино тоже было кислятиной.
—А камин всегда был здесь? — спросила Ташка.
—Что? Камин? Куда ж его можно ещё перенести? От него же идёт труба.
Ташка заглянула в камин.
—Но, понимаешь… у нас нет камина.
—Совсем нет? А как же вы зимой?
—У нас батареи.
—Вот значит как. Батареи. А как там вообще наш дом?
—Весной собираются сносить…
—Ой, да ладно! Старая песня. Всё разговоры, — Мария махнула рукой, а потом спохватилась. — Но если вдруг, пожалуйста, пожалуйста, не забудь про моего домового.
Ташка пообещала.
—Ну, а как там наши? Как мама?
—С какого момента рассказывать?
—Начни с того, как твою маму зовут?
—Моя мама — Марина. Она замужем за моим папой.
—Очень удачно! — обрадовалась Мария. — Кстати, а какой сегодня день?
—Пятница.
—И у нас пятница.
—А почему ты не на работе?
Мария загрустила.
—Понимаешь, у меня такой невесёлый период, я не могу никуда устроиться.
—Ничего страшного, — поспешила заверить Ташка. — У папы был такой период, и у мамы был такой период. Важно понять, что ты умеешь, и двигаться к цели…
—Здорово звучит. Видимо, у вас совсем другое время… Расскажи лучше, кем собираешься стать ты?
—Певицей.
—Ого! Ты поёшь?
—Да нет, почти совсем не пою. Только иногда в ванной. Но мама говорит, что бывают такие певицы, которым не обязательно петь. Они выходят на сцену в красивом платье, и все уже счастливы. У меня уже есть красивое платье.
—Хм. Почему тогда певицей? — прабабушка развеселилась.
—А кем?
—Да кем угодно! Сегодня — певица, завтра — художница. Зачем себя ограничивать?
«Надо будет хорошенько обдумать эту мысль», — подумала Ташка.
—Вот! Я поняла, что хочу тебя спросить: как ты сюда попала? — продолжала Мария.
—Я пришла домой, открыла дверь и оказалась здесь.
—Забавно! А нельзя ли мне к вам?
—Почему не попробовать? — Ташка задумалась. — Для этого, наверное… надо выйти и войти.
—Точно! Если мы удачно выйдем, а потом войдём куда надо, то… Ташка с прабабушкой направились в коридор.
И тут раздался звонок в дверь.
Обе остановились как вкопанные.
—Как ты думаешь, это к тебе или ко мне? — почему-то шёпотом спросила Мария.
—Какая разница?
—Если ко мне, то здесь не должно быть тебя, а если к тебе — меня.
—Почему?
—Представь, человек приходит и обнаруживает и тебя и меня сразу… Неудобно.
—Но вот мы с тобой встретились и…
—Ужасно неудобно. Но ведь это останется между нами.
Ташка кивнула.
Звонок повторился.
—Ладно, открывай… Скажи только, какой у вас там общественный строй?
—Что?
—Строй общественный.
—Что это такое?
—Ой, какая разница… — махнула рукой Мария. — На всякий случай, будь счастлива!
И Ташка открыла дверь.
На пороге стоял Ёжа.
—Это ты, — разочарованно протянула Ташка.
—А ты кого ожидала увидеть?
—Слушай, я тебя сейчас познакомлю… только ты никому не скажешь? Ёжа замотал головой.
В коридоре никого не было. Ташка потащила Ёжу в гостиную.
Но там тоже никого не было.
И всё было как всегда.
—Что не скажу?
—Ничего. Идём гулять?
—Мама, что такое общественный строй? — спросила Ташка вечером.
—Как тебе объяснить? Ну, это такой строй, общественный. Не знаю, спроси у папы.
Но папа в тот день пришёл очень поздно. Ташка решила, что непременно спросит утром, но утром забыла, что хотела спросить.
Праздник на нашей улице
Однажды всё потекло.
Около ворот, где сошёл снег, вылезла мать-и-мачеха. Михалыч снял тулуп. Нина Петровна снова появилась на балконе. Малышня вышла гулять в резиновых сапогах с лопатами. А мама сообщила, что Вадик и Рита женятся.
С этой новостью Ташка влетела в детскую. Сосед сначала обрадовался. А потом расстроился. Потому что его никто не позвал на свадьбу и он не увидит Риты в белом платье. Это было несправедливо: ведь если бы не он, домовой, неизвестно, на ком бы женился Вадик и женился ли бы вообще.
—Платье, конечно, не главное, — рассуждал Сосед. — Люблю смотреть на счастливых людей. Хоть ваш Вадик и поёт фальшиво.
—А что, если попросить, чтобы они проехали мимо нашего дома? — придумала Ташка.
Сосед начал было возражать, потому что людям в день свадьбы, скорее всего, некогда кататься по городу и навещать знакомых.
Но Ташка уже бежала к маме.
—Нет, я не буду звонить Рите и просить их проехать мимо нашего дома! — отказалась мама. — Даже если твой домовой любит смотреть на счастливых людей. Мне это неудобно!
—Ты сама позвони и попроси, — вдруг предложил папа, оторвавшись от газеты. — Взрослым иногда так хочется всех осчастливить, что они идут у детей на поводу.
—Что ты говоришь, Лев? — возмутилась мама.
—Как всегда, чистую правду.
Ташка уже набирала номер.
—Рита, я вас поздравляю! — говорила Ташка в трубку. — У меня к вам большая просьба: поезжайте мимо нашего дома. Пожалуйста! Говорят, это приносит удачу.
Как ни странно, Рита легко согласилась.
—Я поговорю с Вадимом, раз тебе так надо. Это ведь совсем небольшой крюк. В любом случае, мы ждём тебя и маму с папой в субботу вечером.
Пришла суббота.
Солнце сияло как ненормальное.
Сосед сидел рядом с Монахом на подоконнике. Оба жмурились и ждали.
Ташка отправилась гулять. Ёжа звал в соседний двор, но Ташка сказала, что не может уйти из-за свадьбы.
—Что же ты раньше молчала?! — возмутился Ёжа. — Мы бы что-нибудь устроили. Оркестр, цветы, детский хор, салют.
Ёжа окинул взглядом двор.
У забора малышня — Саня, Ваня, Аня — ковыряла почерневший снег. Саня грузил снег Ане за шиворот, а та махала лопатой как пропеллером.
—Хватит драться! — сурово сказал Ёжа.
Все трое застыли.
—Ну-ка крикните «ура».
—Ура? — неуверенно сказал старший.
—Так я и думал. Вы не умеете кричать «ура». А я хотел поручить вам важное дело.
—Умеем, умеем.
—Тогда хором ещё раз.
—Ура!
—Лучше, — похвалил Ёжа. — Объясняю: скоро здесь проедет свадьба. Кто-нибудь из вас умеет играть на музыкальных инструментах?
—У меня есть дудка, — сообщила Аня.
—Неси! — велел Ёжа.
—Можно я буду стучать в барабан? У меня новый барабан, а дома мне на нём не разрешают играть, — заволновался Саня.
—Стучи! — разрешил Ёжа.
—Мне разрешили стучать в барабан!
У Вани не было ни дудки, ни барабана.
-
—Серёжа, — сказал он. — У меня дома воздушные шары остались от моего дня рождения.
—Почему они ещё дома? — сурово спросил Ёжа. Малыш бросился к подъезду, а Ёжа продолжал: — Михалыч, Михалыч, вы на работу?
—Куда же ещё?
—Сегодня суббота, Михалыч.
—Я работаю без выходных.
—Скоро здесь поедет свадьба. Надо бы им сыграть что-нибудь торжественное.
—Так бы и сказал сразу.
Михалыч уселся посреди двора.
—Что это ты здесь расселся? — донеслось сверху. Это вышла на балкон Нина Петровна.
—Говорят, здесь свадьба скоро поедет, мой генерал.
—Свадьба? Ну-ну, посмотрим, — и Нина Петровна уселась на балконе.
Тем временем прибежали малыши с барабаном, дудкой и воздушными шарами.
И Ёжа принялся с ними репетировать:
—Только не забывайте ещё кричать «ура».
Саня, Ваня, Аня дудели, стучали и кричали.
А Михалыч наигрывал то марш Мендельсона, то «Ой, мороз, мороз».
Собралась небольшая толпа.
Соседи и просто прохожие подходили, выясняли, в чём дело. Некоторые оставались ждать. А Ташка поглядывала на свои окна и неизменно видела домового и кота.
Обычно в переулке «Там, за углом» очень мало машин. А тут прямо разъездились.
Легковые, грузовые, милицейская машина, скорая помощь, уборка мусора и даже пожарные спешили проехать через переулок.
А свадьба всё не ехала никак.
Все приготовились. И ждали. И волновались.
Поэтому когда в конце переулка показался длинный белый лимузин, все засвистели, закричали, заулюлюкали.
—Вон они, вон!
—Ух ты!
—Ну и машина!
Длинная белая машина в цветах торжественно свернула в переулок.
Ёжа скомандовал:
—Приготовились? Начали!
И Михалыч заиграл что есть мочи.
Ему вторили барабан, дудка и откуда-то взявшиеся крышки от кастрюль.
И все кричали «ура».
Машина остановилась около ворот.
—Ура! — надрывалась малышня, подпрыгивая с воздушными шариками.
Из машины замахали в ответ.
Ташка победно посмотрела на окна.
Домовой и Монах по-прежнему были там. Но Сосед отчаянно махал руками.
—Это не они! — поняла Ташка с третьего раза.
—Как не они? — Ташка внимательно посмотрела на невесту.
Невеста была прекрасна. Но это была не Рита.
А жених был совсем не Вадик.
—Стойте! — закричала Ташка. Но её никто не слушал. — Стойте! Это не они!
—Что не они?
—Это не они! — повторила Ташка.
—Как это не они? — Ёжа опустил руки. — Вот тебе жених, вот — невеста.
—Это чужая свадьба!!!
Ёжа ненадолго задумался.
—А какая разница?!
—Как это какая разница?! Прекратите музыку! Это не наша свадьба! Смешались и смолкли дудка, барабан и крышки от кастрюль.
—Не наша свадьба? Ну-ну, — сказала сверху Нина Петровна.
—Извините, вы не могли бы отдать мой воздушный шар? — вежливо, но твёрдо потребовал Ваня.
—Проезжайте, пожалуйста! — замахал руками Ёжа. — Мы, оказывается, ждём другую свадьбу.
—Чем вам эта свадьба не нравится? — спросил кто-то из зрителей.
—Наша свадьба будет лучше! — твёрдо сказала Ташка.
И все стали ждать «нашу» свадьбу.
Михалыч закурил.
Нина Петровна ушла попить чаю.
—Слушай, а вдруг они не приедут? — спросил Ёжа минут через пять. Время шло.
—Наверное, надо было ту свадьбу праздновать, — задумчиво сказал Ёжа.
—То была совсем-совсем чужая свадьба. Наша невеста будет красивее. И на нашем лимузине будет больше цветов.
—Какая разница, какая свадьба?
—Ну а если бы за ними ехала наша свадьба, они бы обиделись, — неуверенно возразила Ташка.
—Если бы…
Публика начала расходиться.
И только Саня, Ваня и Аня по-прежнему стояли и держали дудку, барабан и крышки от кастрюль наготове.
—И даже желание никто не загадал…
«А вдруг они и вправду не приедут, — думала Ташка. — Ох уж эти взрослые! Ни о чём с ними договориться нельзя!»
—Эй, Наталья, — вдруг услышала Ташка. — Что такая грустная?! Рита мне сказала, чтобы мы…
Это был Вадим.
—А где ваша машина?
—Да вот она, моя машина.
Навстречу Ташке, улыбаясь, шла Рита.
Они были такие обыкновенные. И одновременно совершенно необыкновенные.
—Ёжа! Вот они! Вот они!
И снова грянул Михалыч.
—Ташка, ты — чудо! Спасибо! — сказала Рита. — Но мы опаздываем. Они помахали всем, сели в машину и поехали.
А за ними по переулку бежали и кричали что есть мочи «ура!», и дудели, и стучали, и били в кастрюли.
Впереди бежал Боб, обезумевший от этой адской музыки, и лаял.
А вечером был салют.
Не по поводу свадьбы. По какому-то другому поводу.
Но всё равно было здорово. Хоть из двора и видно совсем немного.
Мы едем, едем, едем…
Тем временем дом номер четыре действительно собрались сносить. И не думать об этом уже было нельзя.
Каждый день от дома отъезжали груженные скарбом грузовики. Кровати и шкафы, пианино и фикусы, балдахины и ширмы, зеркала и статуи проплывали парадом мимо провожающих и скрывались в недрах машин.
—Эй! Заносите правее! А теперь вперёд! Поосторожнее! Ну-ну! — руководила с балкона Нина Петровна.
Последними обычно грузили животных: легкомысленных барбосов всех пород, бестолковых попугаев, наглых котов. Ёжа с Ташкой, кажется, знали их всех. Коты нервничали, попугаи что-то выкрикивали, собаки суетились, торопились запрыгнуть в грузовик.
—Всё образуется, — утешали Ёжа и Ташка ошалевших от суеты животных.
На помойке росла гора старых вещей. Ташка с Ёжей целыми днями прыгали на старых диванах и подушках. Диваны скрипели, пружины визжали и выскакивали.
—Ноги поломаете! Ну-ну, — неслось с балкона. Ташка с Ёжей убегали. Выбирали время, когда Нины Петровны нет, и прыгали снова.
—Зайдите ко мне, пожалуйста, — услышали они однажды. — Я вам говорю, Наташа, Серёжа.
Нина Петровна настойчиво звала их. И невозможно было сделать вид, что никто ничего не слышит.
Дверь квартиры была открыта.
В коридоре стояли бесконечные коробки, тюки и комоды.
—Сюда идите, лягушата, — донёсся бас из недр квартиры.
Нина Петровна сидела у стола.
—Чего встали? Садитесь! Ну-ну. Чай с баранками будете? — Ташка с Ёжей переглянулись. Через минуту все трое уже прихлёбывали чай.
—Когда уезжаете? — спросила Нина Петровна.
—Я не уезжаю! — твердо заявила Ташка.
—Ну-ну, — прогудела Нина Петровна. — Кстати, я вас позвала по делу.
Она долго пила чай, закусывала баранкой, а Ташка с Ёжей не решались нарушить молчание.
—Ну-ну. Вы, наверное, удивились, что я вас позвала. С чего начать-то? Начну с начала. Ну-ну… Я в детстве очень хотела собаку. И всё как-то не получалось. Война, жили тесно, мама не разрешала. И, представляете, за всю мою долгую жизнь вы первые, кто понял, что мне нужна собака. Ну-ну. Но я оказалась уже старой.
—Да нет, вы совсем не старая, — вдруг выпалила Ташка.
—Да и французская революция была совсем недавно, — задумчиво сказал Ёжа.
—Живёшь себе, а потом вдруг раз — и обнаружишь, что старая. Что дети, которые выросли у тебя на глазах, уже не такие маленькие. — Нина Петровна помолчала. — Вы уже придумали, как будете жить?
-
—Нет, — призналась Ташка. — Я только точно знаю, что буду знаменитой.
—Это я буду знаменитым.
—Я первая решила, что буду знаменитой.
—Хорошо, — прогудела Нина Петровна. — Буду читать газеты. Посмотрим, кто будет первым. Так вот. Дело. Знаешь, Серёжа, я тут вспомнила, что последний раз каталась на велосипеде тридцать лет назад. И подумала, что, весьма вероятно, он мне не понадобится и в следующие тридцать лет. Так что бери его пока себе.
—Насовсем?
—Почему насовсем? Потом вернёшь. Так, а это тебе, Наталья, для колечек, — продолжала Нина Петровна, протягивая Ташке шкатулочку. — У девочки обязательно должна быть шкатулочка для колечек. Тогда и колечки появятся. Ну-ну. Так, что-то я ещё хотела. А, вот, — Нина Петровна протянула Ташке чучело совы. — Передай, пожалуйста, Бобу. Мне показалось, сова произвела на него сильное впечатление. Ну а теперь идите, мне надо собираться.
Ёжа взял велосипед, а Ташка — шкатулочку и сову, и они двинулись к выходу.
—А ты говорил, ведьма, — шепнула Ташка на лестнице.
—Это ты говорила. Классный велосипед!
На следующий день к дому подкатил грузовик.
Грузчики долго, переругиваясь, перетаскивали в кузов шкафы, сундуки, комоды и коробки. Последним погрузили рояль.
Нина Петровна долго и неловко залезала в кабину.
Наконец грузовик тронулся. Старуха высунулась в окно, посмотрела на дом. Махнула рукой. Ташка и Ёжа замахали в ответ. И тут рояль в кузове сам заиграл «Марсельезу».
—Нина Петровна! — Ёжа вдруг бросился вслед за грузовиком.
Но машина уже набрала ход и скоро скрылась в конце переулка. Того самого, название которого никто не помнил, и называли просто «Там, за углом».
—Я забыл, — Ёжа никак не мог отдышаться. — Я забыл спросить, как мне её найти. Куда мне вернуть велосипед через тридцать лет… Вот дурак.
По двору ветер гонял смерчи белоснежных перьев. Боб драл белую сову.
С каждым днём горящих окон оставалось всё меньше.
Однажды утром уехал Михалыч. Вернее, ушёл. Его вещи поместились в сумку на колёсах. Он тащил её за собой, на спине болтался аккордеон.
Уехал Ёжа с мамой Юлей.
Дом стоял пустой, тёмный и гулкий. Старая калитка плакала и раскачивалась на ветру.
—Мы остались последними! — однажды объявила мама.
—Я отсюда никуда не поеду! — упрямо твердила Ташка.
—Не выдумывай! В новом доме у тебя будет огромная комната.
—Я не могу оставить домового.
—О господи, — мама, стараясь быть терпеливой, говорила: — Ну, возьми его с собой. Детка, скоро здесь поселятся привидения и бомжи. Мы не можем больше ждать.
А Ташка всё уговаривала Соседа переехать в новый дом.
—Я специально смотрела, там прекрасные антресоли, и я позабочусь, чтобы они были пустыми.
—Я правда не могу уйти, как бы ни хотел, — в который раз объяснял домовой. — Я — душа этого дома. Я с ним состарился и с ним умру.
—Нет, ты не умрёшь, — твердила Ташка.
—Конечно, я не умру. Это просто так говорят. Я всегда буду с тобой. Где бы ты ни была.
—Ты станешь душой нового дома.
—Ах, Наталья Львовна, душа моя, ты вырастешь и выйдешь замуж, ты уйдёшь из дома, так всегда бывает.
—Я не выйду замуж!
—Замуж обязательно надо выходить, моя принцесса… Всё должно идти своим чередом, моя хорошая. Не спорь.
—Ты думаешь только о себе! — крикнула Ташка. — Ты несносный, выживший из ума старикашка! Ну и оставайся здесь! Мы уезжаем!
—Вот так-то лучше! — усмехнулся домовой. — Как это ты сказала — «несносный старикашка»? Ха-ха-ха.
—Ха-ха-ха, — гулко полетело по коридору, влетело в гостиную и пронзительно звякнуло там.
—Дзынь!
—Что это? — испугалась Ташка.
—Целую, моя принцесса, будь умницей!
—Машина ждёт, — услышала Ташка из коридора.
—Мы забыли портрет! — вдруг вспомнила Ташка и бросилась в гостиную.
Разбитый портрет прабабки Марии лежал у стены.
—Ташка, скорее, уже всё погрузили.
Ташка разгребала осколки.
—Не порежься, ради бога.
Наконец Ташка вытащила портрет.
—Надо будет подобрать новую раму, — задумчиво сказала мама, а потом взяла Ташку за руку, и они медленно пошли вниз по лестнице.
Из кузова грузовика папа протягивал руки.
—Скорее, садитесь.
И вот грузовик тронулся. Вот уплыли назад ворота, вот скрылся из виду сад и дом.
Ташка подпрыгивала на узлах в грузовике.
—Монах! Где Монах?
—Я посадил его в машину, — сказал папа. — Монах, ты где? Кис-кис-кис. Никто не отозвался.
Ташка стала что есть мочи стучать в кабину водителя.
—Что там у вас ещё?
—Мама, Монах пропал!
—Не выдумывай!
—Он решил остаться!
—Я думаю, он где-то здесь, — уговаривал папа. — Коты не любят переезжать, ты же знаешь. Он где-то здесь, закопался. Но даже если он выпрыгнул в последний момент, мы съездим за ним, мы найдём его. Шуршали колёса, ревел мотор, и сквозь шум Ташка вдруг услышала:
Поезжай, моя принцесса, в добрый путь.
Может, свидимся с тобою где-нибудь.
Будет горько без тебя мне, ну и пусть,
Поезжай, моя принцесса, в дальний путь…
Тайна старого доМа
Ровно в полдень в старый переулок, тот самый, который столько раз переименовывали, что никто не помнил настоящего его названия и говорили просто «там, за углом», покачивая болванкой, въехал экскаватор.
Он объехал вокруг дома номер четыре, фыркнул и остановился.
—Занимайте места согласно купленным билетам! — громко объявил он. И со всех сторон к дому побежали мальчишки, собаки, любопытные старухи, мамы с малышами, управдом, мусорщик, пьяница-шахматист, продавщица зелени, приёмщица из химчистки и грузчик из продуктового магазина.
—Подвиньтесь, мы с утра стояли…
—А мы с вечера занимали…
—Пропустите ребёнка…
—Инвалида…
—Собаку…
—Не толкайтесь!
—А вы не одни!
Люди заняли все лавочки, расселись на заборе, на качелях, а кое-кто даже забрался на фонарные столбы.
—Начинаем, — перекрывая шум, торжественно объявил экскаватор. — Ближе десяти метров не подходить! Не курить! Не сорить! Детей не отпускать! Тишину соблюдать!
Все затаили дыхание.
Экскаватор разбежался и…
Бумс! — по стене побежали трещины.
Мальчишки засвистели, собаки залаяли, младенцы заплакали, а самосвал запел:
Прыг-скок, прыг-скок,
Обвалился потолок.
Бумс! — во все стороны полетела пыль.
Крыша едет вбок, вбок.
А стена — наискосок.
Бумс! — показалась дыра.
Был дом, станет пыль,
Все забудут, кто здесь жил,
С пылью старую печаль
Ветры сдуют — им не жаль.
Когда Ташка протиснулась сквозь толпу, пыль ненадолго рассеялась, и стала видна дыра в стене. А в дыре — гостиная: диван, лампа и на стене — портрет. «Этого не может быть! Мы же всё забрали с собой!» — прошептала Ташка. А болванка уже снова летела навстречу дому.
Бумс! — в стене показалась новая дыра, и стали видны антресоли в прихожей…
Ташка бросилась к подъезду.
—Девочка, ты куда?
—Не пускайте детей на стройку!
—Это же Ташка, — закричал Ёжа.
—Мальчик, отойди!
—Наташа, вернись!
—Ташка, я с тобой! — вопил Ёжа, но его кто-то держал.
—Сто-о-ойте! — закричала Ташка.
—Что случилось? — спросил экскаватор и остановился.
—Там мой домовой, — заплакала Ташка.
—Не может быть. Я не работаю в жилых домах.
—Вы не понимаете.
—Я старая железная машина… но кое-что понимаю.
—Заберите ребёнка! — кричали рабочие. — Чей ребёнок?
—Скажи-ка мне, где он жил? — продолжал экскаватор.
—На антресолях…
—Я только что их осмотрел — там нет.
—Он любил сидеть на батареях. Бродил по коридору, грелся у плиты…
—Что ж ты не забрала его с собой?
—Он не хотел. Он у меня немолодой, понимаешь…
—Понимаю. Что будем делать?
Ташка молчала.
—Знаешь что, пойди ещё раз сама посмотри.
—Куда, девочка, куда?
Но Ташка по остаткам лестницы шла к себе домой.
—Не обращай внимания! — крикнул экскаватор. — Мы сейчас пойдём, отпразднуем начало работ. У тебя время — до завтра. Удачи!
Дверь в квартиру была открыта, вместо замка зияла дыра.
—Ты тут? — крикнула Ташка с порога.
—Ту-ут, — гулко откликнулась лестница.
—Я тебя всё равно найду!
—Ду-ду?!
Ташка отважно шагнула в квартиру.
—Где ты?
Коридор теперь казался бесконечным, комнаты — огромными. Посреди гостиной лежали огромные куски сломанной стены, оседала пыль. Пол был завален газетами, сверху свисали обрывки проводов.
«Неужели мы здесь жили?» — думала Ташка.
Раз за разом она обходила квартиру, заглядывала во все щели. В кухне — никого, в детской — никого, в гостиной — никого.
—Где ты?
—Не ищи, — скрипнула половица.
—Ты здесь?
—Ушёл, ушёл, — зашептали старые обои.
Ташка выглянула через дыру в стене на улицу.
-
—Девочка, сюда! — закричали с улицы.
Ташка им помахала и полезла на антресоли.
На антресолях сиротливо улыбалась приветливая девушка: «Мальта вас ждёт».
«Нет, его здесь уже нет», — думала Ташка, сидя посреди гостиной. Оседала пыль. В стене зияла огромная дыра. И Ташка вдруг увидела в дыре дымоход. Он чёрным квадратом уходил вверх.
Ташка просунула руку в пролом, пошарила и наткнулась на что-то твёрдое и холодное. Через секунду она вытащила ржавую жестяную коробку.
«Здравствуй, моя хорошая!
Кажется, мне не удастся дожить до твоего рождения. Но, знаешь, я и так долго живу, так что это ты слишком долго не рождаешься.
Время у нас невесёлое. Очень мы бедствуем. Я уже почти всё продала, но мне не хватает духу в этом признаться даже самой себе. Вот я и подумала, что спрятать клад — не такая плохая идея: все будут надеяться, что рано или поздно его найдут. Я и сама охотно в это поверю.
Осталось только колечко с сапфиром и брильянтами. Мне его подарили на совершеннолетие. Очень не хочется, чтобы оно попало в чужие руки.
Прошу тебя, позаботься о моём домовом. Если захочешь его порадовать, пойди в лавку на Мясницкой и купи хороший кофе. Мели обязательно на моей старой кофемолке…
Обнимаю тебя, душа моя, и надеюсь, что ты найдёшь и оценишь мой незатейливый привет.
Твоя бабка Мария»
Ташка надела колечко. Чуть-чуть великовато.
В комнату скользнула тень.
—Монах! Старый ты чёрт! Где ж тебя носило?
Весь в пыли, Монах тёрся о Ташкины ноги.
—Пойдём, Ташка. Его здесь нет.
—А где?
—Думаю, уплыл. На Мальту.
—Давай оставим ему наш новый адрес.
Едва Ташка показалась в дверях подъезда, к ней бросился Ёжа.
—Нашла?
Ташка покачала головой.
—Я нашла вот что, — и Ташка показала колечко.
—Это и есть клад?
—Думаю, да.
—Мы, знаешь, теперь живём в новом доме. Приходи в гости.
—И ты приходи.
Дома горой высились неразобранные узлы и чемоданы. Мама не знала, за что хвататься. Папа уже что-то строчил на компьютере, а когда мама потребовала, чтобы он вешал люстру, вспомнил о неотложных делах и убежал. Ташка попыталась вытащить узлы со своими вещами.
—Вообще-то ты мне мешаешь! — рассердилась мама.
—Мам, очень есть хочется, — пожаловалась Ташка.
—Пойду что-нибудь придумаю, — мама ушла в кухню.
-
Ташке наконец-то удалось вытащить большой тюк. Сверху загрохотал чемодан.
—Что там у тебя? — крикнула мама из кухни.
—Всё в порядке! — крикнула Ташка. Она вытащила портрет прабабки Марии и поставила его на середину комнаты.
—Ты видишь, всё в порядке! — сказала она портрету.
Сзади заурчал Монах.
Вещи постепенно вставали на свои места. В коридоре уже копилась горка журналов.
«Надо только набраться терпения и подождать», — уговаривала себя Ташка, а пока, как могла, справлялась сама:
—Папа, я положила твои носки на стул!
—Угу, спасибо.
«Он непременно вернётся», — думала Ташка и каждый день проверяла антресоли.
Мама жаловалась уже новым соседям:
—В этом доме совершенно невозможно репетировать! Такое гулкое эхо! А Ташка спрашивала:
—Ты кто, эхо?
Но это уже другая история.
|
