Приключения Бориски и его друзей Александр Александрович Романов
        Дополненное и переработанное переиздание полюбившихся малышам сказочных повестей новосибирского поэта Александра Романова «Первая вечерняя звезда» и «Большая Медведица смотрит на город».

        Александр Александрович Романов
        Приключения Бориски и его друзей




        Часть первая
        Ранняя вечерняя звезда

* * *
        Над деревней было натянуто гладкое, синее-синее небо.
        И под этим небом, совсем недалеко от Ранней Вечерней Звезды, стоял дачный домик. С зеленой крышей и желтым крылечком в три ступеньки.
        Уже вечерело, когда Бориска сбежал по ступенькам к большим кустам смородины. Раздвигая ладошками шершавые листья, он долго искал черные ягоды. Потом увидел гусеницу землемерку. Она как бы шагала по дорожке, складываясь и вытягиваясь.
        Бориска присел над ней на корточки и стал командовать:
        —Раз — два, раз — два…
        Когда гусеница уползла в соседский сад, Бориска пошел к грядке с огурцами и нашел около нее жука-бронзовика. Он долго разговаривал с жуком, гладил его по твердой спинке. А затем положил на руку, подбросил и крикнул вслед:
        Ты лети, мой жук, лети
        Да во все глаза гляди.
        Чтобы в лужу не упасть,
        Под машину не попасть!..
        И жук улетел далеко-далеко, к самому солнцу… Оно уже начинало медленно идти вниз.
        «Наверное, жук полетел к нему ночевать, — подумал Бориска. — Интересно, а где же оно спит, солнце?..»
        Кто больше знает?
        Папа читал книгу. Толстую и потрепанную. Глядя на книгу, можно было подумать, что все на свете уже прочитали ее и только после этого она досталась папе.
        —Не мешай мне, займись своими делами! — сказал он Бориске, облокотившемуся на его коленку.
        —Я и занимаюсь своими делами, — Бориска подпер ладонью подбородок и постарался заглянуть отцу под очки. — Хочу, чтобы ты рассказал мне, где ночует солнце.
        —Солнце? — переспросил отец, нехотя откладывая книгу. — Да нигде оно не ночует. Зачем ему ночевать? Солнце — не человек. Вот когда я был на Севере, — папа, словно на небо, посмотрел на потолок, — когда я был на Севере, то видел, что там солнце летом почти совсем не заходит. А только успеет вечером спрятаться за вершину горы на западе — глядь, минут через двадцать уже снова поднимается над какой-нибудь горой на востоке. А ты спрашиваешь, где ночует солнце. Нигде оно не ночует.
        —Как у тебя все просто получается, — сказал Бориска. — По-твоему, оно всё время ходит и ходит, и ему даже остановиться не хочется? Ты, может, скажешь, что солнце неживое? Но даже телега, на которой дядя Егор днем возит сено, ночью спит у него во дворе. Телега-то деревянная, а спит — я сам видел! Ты, правда, иногда не спишь ночью. Но ты большой, тебе всё разрешается делать. И у тебя есть книги, которые можно читать по ночам. А что же солнцу делать ночью?
        —Да… — сказал отец и почесал затылок. — Оказывается, ты, Бориска, еще совсем маленький и глупенький.
        —Нет, — возразил Бориска, — мне пошел седьмой год. И когда надо было складывать в поленницу дрова, я почему-то был большим и умным. Разве можно так быстро становиться то большим, то маленьким?
        —Твоя взяла! — засмеялся отец и потрепал Бориску по голове. — Ну-ка, сними локти с моей ноги, я встану.
        —Значит, так, — задумчиво сказал он, походив по комнате и погладив средним пальцем переносицу, — ты хочешь знать, почему мы то видим солнце, то нет? Попробую объяснить…
        И он стал объяснять. Научно. Точно и долго.
        Бориска сразу заскучал. Ему хотелось услышать рассказ о живом солнце, которое купается в речке и укрывается туманом, умеет прятаться за тучки, а потом выглядывать из-за них. О том солнце, которое может ранним утром пробираться по лесной чаще, ласково будить птиц и отражаться от зеркала непоседливыми зайчиками.
        А папино солнце ничего этого делать не умело.
        И Бориска перестал слушать.
        Со стороны могло показаться, будто он внимательно слушает отца, а на самом деле Бориска только сидел на табуретке, смотрел на папу и думал о том, что его отец почему-то совсем разучился интересно рассказывать. Может быть, потому, что он давным-давно стал взрослым, а может быть, потому, что почти все время читает толстые научные книги.
        А иногда даже засыпает в очках. Наверное, он специально не снимает их, думая, что ту научную книгу, которая ему приснится, без очков нельзя будет прочесть.
        Потом Бориска совсем перестал думать и некоторое время просто смотрел, как отец ходит взад и вперед.
        Насмотревшись, Бориска снова стал думать, но уже о том, что отцу, наверное, очень неудобно ходить вот так почти каждый вечер, то и дело поддергивая сползающие брюки. В конце концов, если штаны такие непослушные, можно пришить к рубашке пуговицы, а к брюкам петельки, чтобы штаны могли пристегиваться.
        И еще Бориска подумал, что он, может, гораздо быстрее бы вырос, будь у него длинные брюки, а не коротенькие штанишки на синих лямочках. И стал бы таким высоким, как дядя Петя, сосед.
        —Пап, — спросил Бориска, — а я могу вырасти выше дяди Пети?
        —Что? — остановился папа. — При чем здесь дядя Петя? Ведь мы выясняем с тобой, почему всходит и заходит солнце!
        —Это я понял, — Бориска болтнул ногами. — Как только ты стал рассказывать…
        —Ложись-ка, Бориска, спать, — устало махнул рукой отец, — или не хочешь проснуться завтра пораньше и пойти со мной на рыбалку?
        —Хочу, — сказал Бориска. — А спать — не хочу. Но придется лечь.
        Он слез с табуретки, послушно вымыл в тазу ноги и, улегшись в свою кровать, стал смотреть в окно напротив.
        Днем в него можно было увидеть дорогу и сосны — дача стояла на самом краю деревни. Но теперь ночь уже лежала на дороге, скрывала ее совсем, и только над макушками темного леса еще синело незаснувшее небо, на котором серебрилась Ранняя Вечерняя Звезда. Она казалась ближе, чем зимой, когда Бориска приезжал сюда из города вместе с папой кататься на лыжах. Может, потому, что тогда и лето было где-то очень далеко, за высокими снежными сугробами, мешавшими ему подойти к даче. И только после того, как по сугробам прошла весна и они растаяли, лето подошло к даче, а рябина с замерзшими ветвями отогрелась, зашелестела листьями и зацвела.
        Бориска закрыл глаза и сразу увидел дачный садик и рябину. Она стояла на своем всегдашнем месте, и к ней подлетали бабочки. Разные: белые, оранжевые и такие, у которых крылья похожи на поздний вечер.
        —Здравствуй, — сказал Бориска рябине с пушистыми цветами, — я вижу, тебе весело живется в нашем саду.
        —Не знаю, — отозвалась рябина, — ведь я выросла не здесь. Твой отец выкопал и перенес меня сюда из леса. Там остались мои подружки — веселые белоногие березки. И друзья — певчие дрозды. Ах, как радовались они, как благодарили меня за вкусные ранние завтраки и сытные ужины. Могу ли я забыть о своей родине? Но у деревьев не спрашивают, где им хочется жить. Люди или не понимают нас, или не хотят понять. Я так часто думаю об этом, что, наверное, от таких мыслей мои ягоды станут еще горче. И дрозды не прилетят ко мне. Впрочем, они и не знают, где я. Моя родина очень далеко отсюда.
        —Дальше солнца?
        —Не знаю… По-моему, там солнце всходило раньше, чем здесь. А заходило — позже. Если бы я смогла еще чуть-чуть подняться по склону холма, на котором раньше жила, то увидела бы тот лес и ту поляну, на которой ночует солнце.
        —Я тоже хочу посмотреть на ту поляну, где ночует солнце, — сказал Бориска. — Завтра обязательно встану до рассвета, пойду с папой на рыбалку и, по дороге, отыщу ее.
        Бориска идет навстречу солнцу
        —Стоит ли будить Бориску? — шепотом сказал папа, выглянув на улицу и потихоньку надевая шуршащий плащ. — Утро сегодня прохладное, туман…
        —Конечно, пусть спит, — таким же осторожным шепотом ответила мама. — Он совсем избегался за последнюю неделю и даже похудел. Иди один. А мы попозже сходим с Бориской за земляникой к Сухой просеке. И поищем еще раз в земляничнике мое колечко.
        Бориска не слышал этого разговора. Он крепко спал, подложив под щеку ладошку, и ему снились певчие дрозды, потерявшие рябину с пушистыми цветами.
        —Сюда, сюда! — крикнул им Бориска. — Неужели вы ее не видите?
        Но дрозды не обратили внимания на его слова. Только один, самый ближний, покосился на Бориску и, должно быть, испугавшись, как бы в него не швырнули камнем, стал отлетать подальше. И Бориска — проснулся. Откинув одеяло, сел на кровати и увидел, что солнце уже заглянуло в комнату и спокойно улеглось узенькой полоской между комодом с плохо задвигающимся ящиком и задней ножкой кровати.
        «Так, — догадался Бориска, — значит, папа ушел один. Но я обязательно догоню его. Он не успеет размотать удочки, как я подкрадусь и крикну из кустов страшным голосом: у-у-у, попался! Папа обязательно испугается. А можно по-другому сделать — подкрасться и бросить в речку корягу. Она плюхнет, и папа подумает, что это большая рыбина гуляет около его рыбачьего места. Он сразу перестанет разматывать удочки и скажет с досадой: «Тьфу ты, пораньше надо было встать».


        Бориска надел курточку, взял ведерко и, не скрипнув дверью, вышел на улицу.
        Рябина с пушистыми цветами еще спала. Утренний свежий ветер тоже еще спал, и она стояла тихая-тихая.
        —До свиданья, — на всякий случай сказал Бориска, проходя мимо. — Я ухожу догонять папу. Он пожалел меня, не разбудил. Но я найду его и попрошу показать мне твою родину — ведь папа помнит, где ты росла. А там я поднимусь по склону и увижу поляну, на которой ночует солнце. Я скоро вернусь, расскажу тебе о твоей далекой лесной стране.
        И Бориска перелез через ограду из штакетника и пошел по тропинке, которая должна была привести его к речному берегу.
        У Бориски не было часов, и поэтому он не мог узнать, сколько минут шел по лесу, помахивая ведерком. Он знал только, что до речки «двадцать минут ходьбы» — так обычно говорил папа. И поэтому Бориска шел спокойно, ожидая, когда кончатся эти минуты и покажется берег. Немного соскучившись, Бориска запел:
        Скоро я дойду до речки,
        Где сидит мой папа, где
        Рыбы плещутся, колечки
        Оставляя на воде.
        Сначала он спел песенку тихо. Потом повторил ее громче, как бы уверяя себя в том, что так действительно и случится. А после третьего раза понял: тропинка ведет его куда-то не туда.
        «Конечно, — сказал сам себе Бориска, — ведь папа говорил, что к речке надо идти все время навстречу солнцу. А я забыл об этом. Оно, оказывается, сбоку от меня».
        И Бориска, свернув с тропинки, решительно пошел в густой лес навстречу солнцу.
        Сначала идти было совсем неплохо. То и дело попадались красные грозди костяники. Заслышав Борискины шаги, взлетел рябчик. Он уселся на сучок сосны, долго и спокойно смотрел оттуда на Бориску, должно быть понимая, что его можно не бояться.
        А потом, стараясь не сбиться с правильного пути, Бориска залез в такую высокую и росистую траву, что ботинки и чулки быстро намокли. И чем дальше Бориска шел, тем все выше становилась трава. Казалось, еще несколько шагов — и он совсем провалится в нее, поплывет, разгребая траву руками. Нет, лес ни за что не хотел редеть. Наоборот, становился все непролазнее и непонятнее.
        —Тьфу ты, — подражая папе, но более грустно сказал Бориска и присел на березовый пенек, чтобы очень хорошо подумать обо всем случившемся.
        Он еще до этого немного испугался, когда шел по высокой траве и под ногами у него то и дело похрустывали сухие ветви. Теперь же, когда смолкли и его шаги, он услышал, какая полная лесная тишина вокруг, ему стало совсем не по себе.
        —Па-па! — крикнул Бориска и прислушался.
        От его вскрика вздрогнула натянутая между колокольчиком и ромашкой паутина, и лесной паук пробежал по ней, проверяя, не попалась ли добыча. Убедившись, что завтрак еще не готов, паук вернулся на свое караульное место.
        «Где же ты, папа?.. — подумал Бориска. — Отзовись поскорее!»
        —Скрры… Скрры… — отозвалась вместо папы надтреснутая сосна.
        —Уурр, уурр, уурр… — проговорил кто-то очень неприветливо совсем в другой стороне.
        Бориска еще раз крикнул. Но когда ему и на этот раз с одной стороны ответила надтреснутая сосна, а с другой — неприветливый голос, Бориска почти совсем испугался, заторопился и рванулся туда, где лес казался посветлее и, может быть, кончался.
        Но это оказалась всего лишь маленькая полянка, заросшая густым папоротником.
        «Папа называл его змеиной травой!» — с ужасом подумал Бориска, оказавшись в зарослях и не зная, куда же теперь идти — вперед или назад?
        В траве что-то зашуршало.
        —Ой!.. — вскрикнул Бориска, чувствуя, что ему очень захотелось поднять и одну, и другую ногу сразу, чтобы никакая змея не могла его цапнуть за пятку или повыше пятки. Но так как это было невозможно, то он поднял одну ногу и руку с ведерком.
        Так он и стоял до тех пор, пока шуршание не приблизилось к нему на расстояние всего одного шага.
        Бурундук, которого хорошие знакомые могут звать просто Бук и гладить по спине
        Прочитав название этой главы, вы, конечно, сразу догадались, что Бориска испугался напрасно. Никаких змей в папоротнике не было, а просто безобидный бурундук с черными полосками на спине путешествовал по лесу и случайно оказался недалеко от Бориски.
        Впрочем, бурундук был не совсем обыкновенным — он, оказывается, умел разговаривать. Но об этой его особенности Бориска узнал не сразу, потому что сначала бурундук молча взбежал на давным-давно повалившуюся березу и присвистнул.
        Бурундуки умеют очень приятно и переливчато свистеть. И если внимательно прислушаться к их свисту, то можно подумать, что они долго-долго повторяют одно только слово «сви», которое неизвестно что означает, но, повторяясь и повторяясь много раз, становится похожим на звучание малюсенького ручейка.
        Бурундук взбежал на давным-давно повалившуюся березу, присел на задние лапки, а передние — упер в бока так, что они стали похожи на ручки фарфоровой сахарницы, и присвистнул:
        —Сви-сви-сви-сви-сви…
        —Чего ты дразнишься? — сказал Бориска. — Я никого и не думал пугаться. Просто сушу на солнце чулки и ботинки. Разве ты не видишь, что они насквозь промокли?
        —Вижу, — сказал бурундук.
        «Может, мне послышалось?» — подумал Бориска и спросил:
        —Разве бурундуки умеют разговаривать с людьми?
        —Не со всеми. Только с теми, кто им нравится, — бурундук пригладил растрепавшуюся на макушке шерстку. — Иди садись! — пригласил он Бориску и похлопал лапкой по давным-давно повалившейся березе.
        Бориска шагнул к нему.
        —Знаешь, — таинственно сказал бурундук, немного отодвигаясь от Бориски, — у меня есть удивительная вещь. Хочешь посмотреть?
        Не дожидаясь согласия, он ловко достал из-за щеки кольцо с зеленым камушком.
        —Видал? — торжествующе спросил бурундук. — Ни у кого в лесу нет такой штуки. Я нашел ее в земляничнике, возле Сухой просеки. Посмотри, внутри написаны какие-то цифры.
        —Ура! — крикнул Бориска. — Мамино кольцо нашлось! — И протянул за ним руку.
        —Ты что, ненормальный? — спросил подозрительно бурундук, моментально спрятав кольцо за щеку.
        —Ведь это мамино кольцо, — отчаянно сказал Бориска, — это она потеряла его в землянике, когда собирала ягоды!
        —Да? — задумчиво сказал бурундук, снова доставая кольцо из-за щеки и любуясь им. — Я тоже очень боялся его потерять. И долго не мог придумать, куда спрятать. Из дупла кольцо легко могли украсть. Я пробовал носить его под мышкой, но тогда можно ходить, только прихрамывая, будто тебе перебили лапу. Оставалось одно — носить за щекой… До нашей встречи оно было ничье, только мое. А теперь его придется отдать. Знаешь, как трудно расставаться с вещью, которая тебе очень нравится? Даже с такой, которая всегда мешает.
        —Не знаю, — признался Бориска, — у меня никогда не было кольца.
        —Ух, как жалко расставаться! — воскликнул бурундук.
        —Я с детства не люблю ни с кем и ни с чем расставаться. — И он ловко спрятал кольцо под мышку. — Нет, не отдам, — рассердился он. — Убегу сейчас от тебя, и ты меня не догонишь!
        —Не хочешь — не расставайся, я не отнимаю, — сказал Бориска. — Носи, пока не надоест. А когда устанешь — вернешь кольцо моей маме.
        —Из этого ничего не выйдет, — подумав, сказал бурундук. — Я могу случайно потерять его, лучше отдать сразу. На, бери! — и бурундук, зажмурившись, чтобы ничего не видеть в этот тяжелый для него момент, протянул кольцо Бориске.
        —Ну вот и все, — сказал он с облегчением, когда Бориска взял кольцо.
        «Бурундук обиделся и сейчас убежит», — подумал Бориска.
        Но он ошибся. Бурундук лишь взбежал по стволу красивой сосны почти до самой вершины и так же стремительно спустился вниз.
        —Извини, — сказал он Бориске, — мне необходимо было на несколько секунд отвлечься от тебя, посмотреть — не пора ли завтракать. Оказывается — нет. Сорока еще не взлетела на свою любимую осину. Но я почти уверен, что не пройдет и десяти минут, как она окажется на ветке. Нет ли в кармане твоей курточки кедровых орехов? Я очень люблю их. После такого угощения я стал бы считать тебя самым хорошим своим знакомым. Вернее — самым лучшим. И ты мог бы звать меня как своего друга — Буком. Мог бы, когда я понадоблюсь, не просить, а просто сказать: «Эй ты, Бук, сделай то-то» или: «Эй ты, Бук, не делай того-то!» Ну, как?
        —Я очень хотел бы подружиться с тобой, — сказал Бориска, — но, понимаешь, у меня нет кедровых орехов. — Бориска вывернул карман курточки, из которого выпал только огрызок карандаша…
        —Да? — погрустнел бурундук, взглянув на пустой карман. — Действительно… Как же тогда быть с дружбой? Ведь она может быть очень хорошей, даже замечательной!
        Бурундук так расстроился, что заложил передние лапки за спину и принялся расхаживать взад и вперед.


        —Странно, странно, — бормотал он, шлепая мягкими лапками по березе, словно по половице. — Неужели из такого пустякового затруднения нет никакого выхода? Мой отец не раз говорил, что даже из любой норы можно прорыть сколько хочешь выходов. Надо только хорошо постараться. А еще он говорил, что самый гениальный выход всегда оказывается очень простым. Нашел, нашел! — воскликнул он неожиданно даже для самого себя. И от такой явной неожиданности сорвался с повалившейся березы. — Додумался! Я додумался! — крикнул он уже из травы. — Ведь мы совсем забыли, что у курточки есть еще один карман!
        —Ты нашел неправильный выход, — сказал Бориска. — У курточки есть второй карман. Но и в нем нет кедровых орехов. Откуда им там взяться, если я их туда не клал?
        —Не может быть, — твердо сказал бурундук. — Во втором кармане обязательно должны быть орехи. Ты мог насыпать их так давно, что сам забыл.
        Бориска молча вывернул второй карман.
        —Да? — машинально сказал бурундук и чихнул, будто перед ним вывернули наизнанку пустой пыльный мешок. — Как странно — ничего нет. А ведь наступило время завтрака.
        Он опять стремительно взбежал по стволу сосны вверх и спустился на землю совершенно расстроенным.
        —Конечно, я так и знал, — сказал он. — Сорока сидит на вершине своей осины, а мы все еще не можем найти нужного выхода. Долго мы будем его искать? Час, два часа? А может, два дня?
        —Не знаю, — ответил Бориска. — Я ничего не могу придумать. Нет у меня кедровых орехов! Ведь я шел к папе. Откуда я мог знать, что заблужусь и встречу тебя?
        —Люди никогда ни о чем не думают по-настоящему! — раздраженно сказал бурундук. — Они идут в лес за ягодами и не знают, наберут их или нет. Люди идут в лес и даже не думают о том, что могут заблудиться. Потеха! Получается просто потеха и ничего больше! Вот и сейчас, разве ты ищешь выход из нашего затруднительного положения? Нет, этот выход ищу я, а ты только и делаешь, что говоришь «не знаю» да «не знаю». Такая работа самая легкая! Постой, постой, — остановил он сам себя. — А зачем нам что-то искать? Наша дружба началась уже сама собой.
        Игра в прятки
        Бук так обрадовался наладившейся дружбе, что перестал думать о еде. А Бориска никогда не хотел есть, маме всякий раз долго приходилось его уговаривать. Теперь же, когда рядом с ним сидел говорящий бурундук, не помогли бы никакие уговоры: кто захочет тратить время на манную кашу, когда можно гладить Бука, сажать на плечо и задавать ему вопросы. И Бориска спросил:
        —Бук, а почему тебе не захотелось узнать мое имя?
        —Твое? — Бук, сидя, закинул одну заднюю лапку на другую. — Я и так знаю, что ты — мальчик.
        —Мальчиков много, каждого зовут по-своему.
        —Я не задумывался над этим, — сказал Бук, — а стоило. Ведь бурундуки тоже зовут друг друга по-разному.
        Услышав имя, он сказал:
        —Лучше бы тебя назвали по-нашему — Барсуком. Но и так — вполне подходяще. Я даже вспомнил про тебя песенку:
        Если прямо ты пойдешь —
        Старый пень в лесу найдешь.
        Там живет Борис,
        Председатель рыжих крыс.
        —А я — Бориска. И не председатель.
        —Нет так нет, — согласился Бук. — Председатель, наверное, куда-то делся. Когда я, услышав эту песенку, пошел прямо и нашел много пней, его там уже не было. Остались только какие-то железяки от машины, рваные ботинки и носки.
        —Мои ботинки тоже скоро разорвутся. — Бориска потер ботинки рукавом курточки, — а у меня еще очень много дел: найти папу — он сидит около реки и ловит рыбу, найти поляну, на которой ночует солнце, и отыскать склон, где росла рябина.
        —А ты хорошо умеешь искать?
        —В нашем детском саду — лучше всех.
        —Тогда отвернись на минутку, а потом попробуй найти меня…
        Никогда еще Бориска так долго не искал. Он ползал, высматривая Бука возле повалившейся березы, приподнимался на цыпочки, стараясь увидеть, не сидит ли тот на ветке. Заглянул даже в норку, неизвестно кем вырытую, и крикнул в нее:
        —Бук, если ты залез под землю, выходи! Я не могу так глубоко видеть!
        И тут Бориска услышал, как Бук отозвался. Но не из норки, а откуда-то сзади.
        —Бо-рис-ка!.. Сви-сви-сви!.. — взволнованно кричал он. — Отыскивай меня скорее! Какая-то черная вода крепко схватила мои лапы и не выпускает!..
        —Сейчас, сейчас! — побежал напролом через кусты Бориска. — Да где же ты?
        —Здесь, совсем близко, около куста шиповника!
        —Ну и вляпался! — изумился Бориска, вытаскивая Бука из лужицы липкой смолы, рядом с которой валялась бетонная плита с железными прутьями.
        —Я торопился спрятаться, — сказал Бук, — а эта ловушка блестела, совсем как вода. Я хотел пробежать по воде, а получилось так, что я чуть навсегда в ней не спрятался.
        —Прятаться надо уметь, — сказал Бориска, помогая Буку счищать с лапок смолу.
        —Искать тоже надо уметь, — возразил Бук. — Если бы я не закричал, ты и сейчас искал бы меня. Как же ты отыщешь поляну, где ночует солнце, место, где росла рябина, и папу? Я думаю, нам надо пойти вместе. А еще — пригласить с собой Машеньку. Охотники убили ее маму — медведицу. Ей очень скучно живется одной, и она обрадуется. Кроме того, если ты попадешься в какую-нибудь ловушку, она поможет мне выручить тебя.
        —Нет, — не согласился Бориска, — Машенька может меня съесть.
        —Она добрая, — возразил Бук, — и маленькая. Ей всего-то несколько месяцев.
        —Знаешь что, — сказал Бориска, — надо засыпать смолу листьями, чтобы она никого больше не обманывала.
        —Правильно, — сказал Бук. — Пусть не блестит, не притворяется водой.
        И друзья навалили на черную смолу огромную кучу листьев. Бориска забрался наверх, попрыгал, утрамбовал листья и удовлетворенно сказал:
        —Вот так…
        Берлога, в которой как будто никто не живет
        —Ты родился в деревне около нашего леса? — спросил Бук, когда они пошли к Машеньке. — Я иногда бываю в деревне, но тебя почему-то не видел.
        —Нет, — сказал Бориска, — мы приезжаем сюда с мамой и папой только летом, отдохнуть. И иногда папа берет меня с собой и зимой, покататься на лыжах. А всегда мы живем в городе.
        —Понятно, — сказал Бук, — я кое-что уже слышал о городе, он очень каменный и большой. И, наверное, с каждым летом подходит все ближе к нашему лесу, посылает в него все больше и больше своих автобусов. Скажи, он близко?
        —Не знаю, — задумался Бориска. — Летом мы едем в деревню сначала на теплоходе. Потом, когда теплоход причалит к пристани, пересаживаемся на попутный грузовик и еще едем. А зимой едем только на одном автобусе. Но — дольше, чем летом.
        —Значит, зимой город возвращается в свою берлогу спать, — сказал Бук.
        —Город никогда не спит. Ни летом, ни зимой.
        —Может, и не спит, — согласился Бук, — а просто лежит в своей берлоге и ждет весны. Как-нибудь я соберусь и схожу посмотреть на него.
        Так они шли и не спеша разговаривали, и лес переставал казаться Бориске непонятным и непролазным. Птицы, перелетая с ветки на ветку, пели веселые песни, а солнце выкатилось почти на середину неба и ласково улыбалось. И Бориска подумал, что, наверное, еще ни одному мальчику не удавалось вот так подружиться с бурундуком, идти вместе с ним по той особенной, известной только бурундукам, дороге, которая, не видимая для человека, прячется то в высокой траве, то под осыпавшейся хвоей, то под старыми листьями.
        На всякий случай он спросил Бука:
        —А в вашем лесу не встречаются волки или рыси? Я слышал, что рыси умеют совсем неслышно нападать на людей.
        —Раньше было много и тех, и других, — ответил Бук. — Но тогда не часто встречались охотники. А сейчас охотников стало так много, что нельзя и шага шагнуть, чтобы не наткнуться на них. Они бродят по лесу и стреляют во что попало… Такие дела! — добавил он невесело.
        —Неужели в вашем лесу не осталось никаких зверей? — удивился Бориска. — Папа говорил мне, что в нем водятся зайцы, волки, рыси и даже медведи.
        —Люди не всегда хорошо знают то, о чем говорят. Хотя им кажется, что никто лучше их об этом не знает. В нашем лесу живет только один заяц, но и он уже никому не доверяет, боится всякого шороха и даже меня не подпускает к себе ближе чем на сто шагов. И еще у нас живет Машенька. Я говорил тебе о ней. Охотники хотели поймать Машеньку, но ей удалось убежать. Теперь она живет на окраине леса, в самой середине непроходимого болота. Машенька не такая трусиха, как заяц. Когда мы придем к ней, она угостит нас малиной из своего малинника, а может, даже и медом.
        —Я тоже умею угощать своих друзей, — сказал Бориска.
        —Понятно, — сказал Бук. — Я очень рад, что познакомился и подружился с тобой. А теперь нам надо повернуть направо, иначе мы можем пройти мимо единственной тропинки, которая приводит к середине непроходимого болота.
        И они повернули направо, где около старого рыжего муравейника нашли начало болотной тропинки. Бук легко и уверенно пошел впереди Бориски.
        —Знаешь, — говорил Бук, то и дело оглядываясь: слышит ли Бориска, — мы, звери, звали медведицу тетей Мотей: она страшно любила мотать головой. И очень боялись ее.
        А потом узнали, что за всю свою жизнь она никого не обидела. Такие дела… — добавил он грустно, продолжая семенить впереди Бориски. — Теперь в малиннике без нее стало как-то скучнее.
        Бук замолчал и некоторое время, пока тропинка не дошла до середины непроходимого болота, бежал, уже не оглядываясь на Бориску. Наконец в густых кустах показалась куча хвороста. Бук остановился, вскочил на кочку и, делая вид, что умывает лапками мордочку, смахнул украдкой две крошечные слезинки.
        —Вот мы и пришли, — сказал он.
        Под кучей хвороста, на старом фанерном дне от ящика, прибитом к толстой ветке куста, было написано ярким малиновым соком: «Не стучать, в берлоге никого нет».
        —Мы, наверное, слишком поздно пришли, — сказал Бориска.
        —Нет. Машенька дома, — сказал Бук. — После того как она осталась одна и построила себе новую берлогу, сорока придумала такую надпись. Чтобы обмануть собак, если они отыщут берлогу. Понимаешь, когда собаки прибегут и прочитают то, что написано, они так же, как и ты, подумают, что в берлоге никого нет. Да Машенька никогда и не входит в берлогу через главную дверь. Эта дверь такая же обманная, как и надпись. Настоящая дверь находится совсем с другой стороны берлоги. И она сделана так незаметно, что даже я не всегда сразу нахожу ее. Сейчас ты увидишь, как я постучу в дверь, и услышишь, как Машенька спросит: «Бук, это ты?»
        И он нашел незаметную дверь и постучал условным стуком. Но за дверью было тихо.
        —Странно… — сказал Бук и постучал сильнее.
        Никто не отозвался и на такой стук.
        —Совсем странно… — сказал Бук и вопросительно посмотрел на Бориску. — Может, Машенька спит и не слышит? Постучи ты, — сказал он Бориске.
        Бориска постучал.
        —Не так, — сказал Бук. — Надо стучать ногой. — Бориска постучал ногой. Послышалось недовольное ворчание.
        —Пугает, — сказал Бук.
        Он просунул мордочку в щель между ветками и крикнул в берлогу:
        —Машенька, неужели ты не узнаешь меня? Почему так долго не открываешь?
        —Но ты не один, — ответила Машенька. — С тобой еще кто-то, и, по-моему, это — человек.
        —Совсем маленький человек, — сказал Бук. — Он мой друг. Открывай!
        —Ладно, — сказала Машенька. — Сейчас открою.
        Она долго открывала потайную дверь. Было слышно, как сначала Машенька оттаскивала что-то от нее, потом отодвигала задвижку, а потом уже открылась и сама дверь.
        —Здравствуйте, — сказал Бориска. — Вы напрасно остерегаетесь меня. Я никому не собираюсь делать зло.
        —Здравствуйте, — ответила Машенька. — С первого взгляда очень трудно бывает понять, может кто-то сделать зло или не собирается его делать. Проходите, пожалуйста. — Она посторонилась, пропуская в берлогу Бориску, потому что, пока они разговаривали, Бук уже прошмыгнул внутрь помещения.
        —У вас очень удобная берлога, — сказал Бориска, украдкой посматривая на лохматую Машеньку.
        —Спасибо, — сказала Машенька. — Мне самой нравится моя берлога. И она стала бы совсем замечательной, если бы не надо было думать об опасности, о том, что собаки могут однажды вынюхать тропинку и найти меня.
        —Бориска прогонит собак, если они придут сюда, — сказал Бук.
        —Конечно, — сказал Бориска. — Я обязательно их прогоню отсюда.
        —А разве Бориска сам не боится собак? Ведь их может быть очень много? — лукаво спросила Машенька.
        —Я? — оскорбился Бориска и почему-то покраснел.
        —Ладно, не будем думать о собаках, — сказала Машенька. — Будет гораздо лучше, если мы позавтракаем в спокойной обстановке. У меня есть полная корзина свежей малины. — И Машенька поставила перед Бориской корзину.
        Завтрак прошел весело.


        Бук брал по одной ягодке и, положив ягодку в рот, говорил:
        —Мм-мм, как вкусно!
        Бориска поддевал малину деревянной ложкой. Поддевал аккуратно, не забывая, что он в гостях.
        Машенька тоже старалась сначала набирать малину только на кончик ложки, но потом увлеклась — она ведь больше всех любила такие ягоды! — и сама не заметила, как стала брать по полной ложке.
        Когда все наелись и Бориска совсем познакомился с Машенькой, друзья вышли из берлоги. «Ну, мне пора идти», — подумал Бориска. Но, увидев, как Бук улегся около кочки, подложив под голову старую щепку, решил чуть-чуть подождать и сел рядом.
        А Машенька прилегла неподалеку от них на зеленой и мягкой траве.
        И когда они так отдыхали и грелись на солнце, Бук рассказал небольшую сказку. Он никогда прежде не рассказывал ее, потому что ему самому рассказали ее совсем недавно.
        —Значит, так… — начал Бук, припоминая и стараясь не сбиться с самого начала. — В одном очень далеком лесу жила-была косуля. И была она такой прекрасной, что каждый зверь, каждая птица радовались, считали счастьем жить в одном лесу с ней. Даже бывалый волк, вожак голодной стаи, поклялся разорвать каждого, кто обидит ее.
        Птицы пели косуле радостные песни, а старый кедр, под которым она любила отдыхать по вечерам, рассказывал ей забавные истории и прикрывал от дождя ветвями.
        Многие охотники пытались догнать косулю, но ни один из них не мог похвастаться удачей. Наконец, и они стали только любоваться ее красотой.
        К несчастью, в далекий лес пришел чужой, очень жестокий охотник. Он много дней выслеживал косулю, сумел бесшумно подкрасться к ней, когда добрый кедр рассказывал ей одну из лесных историй, и — выстрелить.
        Но когда охотник подбежал, надеясь забрать добычу, косуля вскочила, и он уже не мог догнать ее, потому что сначала косуля прыгнула на холмик, потом — еще выше, потом пробежала по вершинам столетних сосен и превратилась в Раннюю Вечернюю Звезду.


        С тех пор, как только Ранняя Вечерняя Звезда появляется на небе, птицы умолкают. А волки начинают рыскать по лесу, ищут жестокого охотника и воют, воют, воют…
        —Вот и вся сказка, — закончил Бук. — Рассказал, как запомнил.
        —Это очень грустная сказка, — сказал Бориска.
        —Это очень обнадеживающая сказка, — сказала Машенька. — Мне теперь кажется, что мою маму не унесли охотники, а ей удалось уйти от них и она тоже превратилась в одну из звезд.
        —Наверное, так, — подтвердил Бориска. — Бук говорил мне, что за всю свою жизнь медведица никого не обидела.
        —Сегодня вечером я поищу ее на небе, — сказала Машенька.
        —Надо бы попросить моего папу, — сказал Бориска. — На небе очень много звезд, в них можно легко заблудиться. Кроме того, папа говорил мне, что там есть две медведицы — Большая и Малая. Какая из них твоя?
        —Большая, — сказала Машенька.
        —Да, — подтвердил Бук. — Самая большая.
        Сорока, которая разносит на своем хвосте новости
        Друзья долго молчали.
        Машенька думала о маме-медведице.
        Бук думал о кедровых орехах.
        А Бориска думал о маме, о папе, о рябине с пушистыми цветами и о Ранней Вечерней Звезде, которая часто смотрела на него с глубокого темного неба.
        И Бориска так размечтался, что представил себе, будто он — самый храбрый мальчик на свете — выгоняет из лесу жестокого охотника.
        «Уходи!» — кричит ему Бориска. «Сам уходи!» — отвечает охотник. Он хочет подойти и вытолкнуть Бориску из лесу, но кедр подставляет ему корень. Охотник падает. «Ой, мама? Ой, мама!» — вскрикивает он.
        «Что, про маму вспомнил? — спрашивает выглянувший из чащи волк. — Сейчас ты ее увидишь!» — обещает он охотнику и весело смеется.
        К сожалению, Бориска не успел придумать того, что должно было случиться после, — над его головой раздался такой треск и гром, будто лопнувшее небо обрушилось на кусты.
        «Ой, мамочка!» — чуть не вскрикнул Бориска, вскакивая. И тут же очень смутился. Небо было на месте, а Бук и Машенька даже не пошевелились.
        «Что произошло?» — недоуменно подумал Бориска и только тогда заметил покачивающуюся на ветке Сороку.
        —Добрый день, — сказала Сорока, обращаясь к Буку и Машеньке. — Еле продралась к вам сквозь болотные кусты, чуть все перья на ветках не оставила. А это — кто? — Сорока оттопырила крыло в сторону Бориски.
        —Это наш друг, — сказала Машенька.
        —Это Бориска, — сказал Бук. — Между прочим, ты могла бы и не продираться сквозь кусты, а прилететь. Наверное, все новости, которые несла на хвосте, порастеряла в чаще?
        —Над лесом кружит ястреб. Он заметил меня, и потому пришлось прятаться. Но я ни одной новости не потеряла, ни одного словечка не забыла! — протараторила Сорока и перепрыгнула на другую ветку. — Рассказать?
        —Ну, если у тебя есть время… — сказал Бук.
        —Если тебе хочется… — сказала Машенька.
        —Если новости интересные… — сказал Бориска.
        —Ой! — зажмурилась Сорока. — Интересные-преинтересные. Таких интересных давно не было. И все — самые свежие.
        —Рассказывай поскорее, — сказал Бук, — а то мы уйдем. Надо помочь Бориске найти место, где росла рябина с пушистыми цветами, и поляну, на которой ночует солнце.
        —Это мы сделаем все вместе, — сказала Сорока. — Я тоже хочу помочь такому славному мальчику. Но подождите, послушайте очень важную новость. В городе, оказывается, есть общество охраны природы. Так сказал деревенский громкоговоритель с крыши клуба, когда я там приводила в порядок свои перышки.
        —Когда я вернусь домой, — заявил Бориска, — обязательно попрошу папу написать в общество охраны… И еще — в газету. Может, если не общество охраны, то хоть она сумеет уберечь Машеньку от собак и охотников…
        —Спасибо, — поблагодарила Машенька. — Ты настоящий друг!
        —Бориске лучше знать, как правильнее сделать, — сказал Бук. — Он все-таки — человек. А мне почему-то казалось, что газеты служат для того, чтобы люди заворачивали в них огурцы или хлеб с маслом, когда идут в лес. Но поскольку я не умею читать, то, возможно, и ошибаюсь… Все же у меня есть предложение: выкопать на тропинке глубокую яму. И замаскировать ее. Чтобы охотники шли, шли и незаметно свалились в яму. А Машенька может носить с собой бревно и по нему переходить через западню.
        —Толково, очень толково придумано! — воскликнула Сорока и почесала коготком клюв.
        —У тебя, Бук, стоящая голова, — сказал Бориска. — Придумка твоя — во! — и Бориска показал Буку свой маленький большой палец.
        Двадцать две занозы, одна яма и одно стихотворение
        Солнце стало слишком усердно греть, и Бориска снял сначала курточку, а потом и рубашку. Так удобнее было работать. Копая обломком высохшего сучка, Бориска то и дело косился на мускулы рук — ему казалось, что с каждым копком они увеличиваются.
        Наконец, когда пот ежеминутно стал заползать в глаза, Бориска вздохнул — тяжело и глубоко, как подобает много поработавшему человеку. А вздохнув, уселся на влажную кочку и принялся вытаскивать из ладоней занозы.
        —Одна… Две… Три… Четыре… — считал он, складывая их в кучку.
        —Какой ты нежный, — сказала Машенька, не прекращая работы.
        —Ты, наверное, отвык от тяжелого труда? — спросил Бук. Он рыл передними лапами, все время совал мордочку в ямку, и поэтому его мордочка была в корешках трав и крупинках торфа.
        —Машеньку никакие занозы не берут, — обидчиво ответил Бориска. — Если бы не занозы, я целый день мог бы копать без остановки. Я нисколько не устал, просто вынужден остановиться. К тому же, много ли накопаешь обломком какого-то дурацкого сучка. Вот была бы острая лопата!
        —Это точно, — сказала подлетевшая Сорока. Она занималась подноской веток, необходимых для маскировки западни. — Ты совершенно прав, — уточнила она, оглядывая, много ли натаскала.
        —Лопатой копать можно гораздо быстрее. А еще лучше — экскаватором. Он копает так быстро, что и оглянуться не успеешь, как все бывает сделано.
        —В болоте экскаватор утонул бы, — возразил Бук, прекращая работу и усаживаясь на горке вырытого торфа. — И потом, где его взять? За просто так и он ведь не приедет копать западню. С ним надо договариваться. А кто из нас сможет договориться с экскаватором?
        —Бориска сможет, — сказала Сорока. — А если экскаватор завязнет, тогда надо будет договориться с трактором, чтобы он вытащил его.
        —Ох! — сказала Машенька. — Мы, наверное, никогда не выкопаем глубокой ямы.
        —Выкопаем, выкопаем, — обнадежила Сорока. — Вот натаскаю побольше веток… Только сначала надо сочинить стихотворение, которое помогло бы нам работать. Воодушевляло бы нас.
        —И веселило, — поддержал Бук.
        —И чтоб охотники, услышав или прочитав его, могли моментально испугаться, — сказал Бориска. — Тогда они никогда больше не сунутся в лес.
        —Вот именно, — сказала Сорока. — Странно, что мы не додумались до этого раньше.
        —Значит, сочиняем? — спросил Бук.
        —Сочиняем! — сказал Бориска.
        —Разумеется, — сказала Сорока.
        —Ох! — сказала Машенька. — Ничего у нас не получится.
        —Все у нас получится, — сказала Сорока. — Мы не хуже других!
        И друзья уселись вокруг недорытой ямы, уставились на ее дно — чтобы почувствовать наибольшее вдохновение и лучше представить то, о чем должны сложиться стихи.
        —Придумала! Я первая придумала начало стихотворения! — крикнула Сорока.
        —Что придумала? — спросил Бук.
        —Я придумала так. — Сорока вспорхнула на высокую ветку и прострекотала оттуда:
        Бойся нас, охотник злой, —
        Час настал последний твой!
        —Здорово! — сказала Машенька. — Сорока придумала по-настоящему пугающие строчки.
        —Нет, — сказал Бук, — эти строчки надо выкинуть. Мы не злодеи.
        —А у меня начало не придумывается, — сказал Бориска. — Зато придумались две строчки для припева. На тот случай, если наше стихотворение сможет стать песней. — И Бориска нараспев прочитал:
        Ой-ой-ой, ай-ай-ай,
        Это вовсе не трамвай!
        —При чем здесь трамвай? — удивилась Сорока.
        —Ерунда какая-то, — согласился Бук. — Надо о стихотворении думать, а не о чем попало.
        —Нет, — возразил Бориска. — Припев не о чем попало. Он может подойти к любому стихотворению. Вот — о крокодиле:
        Мимо речки проходил
        Сам зубастый крокодил.
        Ой-ой-ой, ай-ай-ай,
        Это вовсе не трамвай!
        А можно, если надо, этот припев подставить к лягушатам:
        На лужайке в ряд лежат
        Двадцать девять лягушат.
        Ой-ой-ой, ай-ай-ай,
        Это вовсе не трамвай!
        —Действительно, — сказал Бук, — твой припев подходит хоть куда. Запиши-ка его щепкой на дне ямы. Может, он пригодится и нашему стихотворению.
        —Я не умею еще хорошо писать, — смутился Бориска. — Могу только с ошибками.
        —Неважно, — сказал Бук. — Лишь бы не забыть. Потом разберемся.


        И друзья снова сосредоточились, создавая стихотворение, которое никак не хотело создаваться. Наконец, кое-что придумалось. А поскольку это кое-что большинству не показалось плохим, то и решено было дальше не сочинять, потому что Бук сказал, будто ему гораздо легче вырыть четыреста самых глубоких ям, чем сочинить один стишок.
        Читать поручили Сороке, которой и самой хотелось выступить.
        Она прополоскала болотной водой клюв, чтобы не запинаться во время чтения, и прочла:
        Мы охотников поймаем
        В яму с тиной и водой,
        Ружья вмиг поотбираем,
        Не отпустим их домой.
        Ой-ой-ой, ай-ай-ай,
        Это вовсе не трамвай!
        Пусть в глубокой яме злятся, Что не выбраться самим, Пусть лягушки веселятся, Прыгнув на головы им.
        Ой-ой-ой, ай-ай-ай,
        Это вовсе не трамвай!
        Пусть пиявки на рассвете
        Приплывают к ним не раз!
        Не затем живем на свете,
        Чтоб охотились на нас!
        —Ничего, — сказал Бук. — Насколько я понимаю, получилось вполне предостерегающее стихотворение. Оно наверняка должно подействовать на охотников. Я думаю, что мы подождем ловить их в западню, а напишем это стихотворение малиновым соком на дощечке, которую прибьем к самому заметному дереву.
        —А если охотники окажутся неграмотными? — спросил Бориска.
        —Тогда придется договориться с экскаватором, — сказал Бук.
        —И с трактором, — добавила Сорока.
        —Ах! — сказала Машенька. — Я так и знала, что глубокая яма сразу не выкопается.
        —Конечно, — ответил Бориска. — Все по-настоящему крепкое и долговечное строится не за один раз. К тому же я не могу больше работать — слишком много заноз засело в моих ладонях… Четыре… Пять… Десять… Двадцать две! — воскликнул он, выковыряв последнюю.
        День начинает идти вниз
        Это действительно было так, потому что тени от деревьев поехали в другую сторону, откуда позже приходит ночь.
        «Пора возвращаться, — подумал Бориска. — Папа, должно быть, уже пришел с рыбалки, узнал, что я куда-то делся, и решил, будто со мной случилось несчастье. Наверное, они вместе с мамой сейчас бегают от одних наших знакомых к другим, а потом совсем испугаются и начнут вспоминать, кто и когда утонул».
        —Мне пора уходить, — сказал он друзьям.
        —Так рано? — удивился Бук. — Но ведь мы не нашли еще место, где росла рябина с пушистыми цветами.
        —Неужели ты не можешь еще чуть-чуть задержаться? — спросила Сорока.
        —Не могу, — сказал Бориска. — Знаешь, как тяжело бывает слушать, когда мама начинает выкрикивать: «Этот непослушный ребенок сведет меня в могилу» или: «В нашей семье растет не мальчишка, а какой-то жестокий эгоист! Он никогда не думает о родителях, всегда только о себе, о себе!» А папа! Он в таких случаях всегда принимает мамину сторону.
        —…Хм… — сказал Бук. — Трудно тебе живется. Но поскольку ты все равно уже опоздал, можешь побыть с друзьями лишний час. Тем более что мы встречаемся не каждый день.
        —Что ж, — вздохнул Бориска, — я, пожалуй, еще побуду с вами. Бук прав: неизвестно, когда нам снова удастся встретиться…
        —Ура! — сказала Сорока. — Мы очень приятно проведем время, и Бориска не будет жалеть о том, что опоздал, даже если ему двадцать раз подряд придется услышать, что раньше дети были куда лучше, чем сейчас. И обязательно найдем родину рябины и поляну, где ночует солнце.
        —За свою жизнь я видел очень много рябин, — сказал Бук. — И все они — с пушистыми цветами. Но Бориска говорит, что его рябина росла на склоне… Это, наверное, за третьим брусничником — в нашем лесу есть только один склон… Сейчас мы пойдем туда. Только вы немного подождете меня возле скрипящей пихты — я забегу в дупло за часами. Я выменял их у старой вороны на двух дохлых ершей.
        И друзья отправились на родину рябины с пушистыми цветами. Впереди шел знающий дорогу Бук, за ним Бориска, сзади — Машенька. А Сорока то перелетала с дерева на дерево и поджидала друзей, то порхала над ними и стрекотала, стрекотала, стрекотала…
        Около скрипящей пихты Бук сказал:
        —Пожалуйста, подождите меня одну минутку.
        Было бы вернее, если бы он сказал: «десять минут», потому что вернулся Бук далеко не сразу.
        —Вот! — гордо сказал он, подволакивая часы к Бориске. — Заводи — и они пойдут, как новенькие! Правда, когда мне удалось заполучить их, они уже не чакали. Но ворона клялась своим прадедушкой и своей прабабушкой, что часы в порядке. Да и вообще, много ли стоят два дохлых ерша, которых я нашел на берегу…
        —Бук, — сказал Бориска, поднимая принесенную вещь, — это не часы.
        —Ха-ха-ха! — рассмеялся Бук. — Может быть, ты скажешь, что — трактор?
        —Нет, не трактор, а компас.
        —Что?
        —Компас.
        —А стрелки? — спросил Бук, ловко вскарабкавшись Бориске на плечо. — Зачем тогда сделаны стрелки?
        —Так и должно быть. Синяя показывает, где север, а красная смотрит на юг. По ним человек сразу узнает, куда ему надо идти.
        —Значит, теперь, посмотрев на стрелки, ты знаешь, в какую сторону нам надо идти, чтобы отыскать склон, где росла рябина с пушистыми цветами.
        —Нет, — сказал Бориска. — Для этого сначала надо знать, где находится склон.
        —Я так и подумал, — сказал Бук, спрыгнув с Борискиного плеча на землю. — Старая ворона подсунула мне заведомо негодную вещь. Ведь если ты знаешь, куда идти, то эта штука не нужна. Теперь остается только трахнуть ее об сосну так, чтобы стрелки и стекло разлетелись в разные стороны. Ты, Бориска, сильнее. Доставь мне, пожалуйста, такое удовольствие.
        —Не горячись, — Бориска ласково погладил друга по спине, — компас нам пригодится.
        —Возьми его себе, — сказал Бук. — А я больше не хочу и смотреть на такую дрянь, хотя и отдал за нее всего двух дохлых ершей.
        —А скоро мы дойдем до склона? — спросил Бориска, стараясь отвлечь Бука.
        —Скоро, если ты пореже будешь об этом спрашивать, — буркнул Бук и так заспешил, что Бориска вынужден был почти побежать за ним.
        Из травы выскакивали кузнечики, вылетали бабочки. Толстая синица, заснувшая после обеда, вспорхнула и чуть не столкнулась с летевшей Сорокой.
        —Кто, цвень-цвень-цвень? — испуганно закричала она.
        —Осторожнее, — предупредил Бук, — мы подходим к маленькой речке.
        Действительно, почти сейчас же под ногами захлюпало и стало слышно, как шумит вода.
        А еще через секунду вся компания оказалась около ручья, через который было переброшено бревнышко.


        —Вперед! — сказал Бук и перебежал по бревнышку на другую сторону.
        —Ухх! — сказала Машенька и, прыгнув с берега, улеглась поперек ручья.
        Вода накатилась на Машеньку, приостановилась, приподнялась и, рассерженная, отпрянула назад.
        —Хорошо! — довольно проворчала Машенька.
        —Что, остановка? — спросила Сорока. — Вы решили сделать небольшой привал?
        —Не мешайте! — попросил Бориска.
        Он, не разуваясь, зашел в ручей и, приподняв полы курточки, вглядывался в воду.
        —Что ты ищешь? — спросил с берега Бук.
        —Я смотрю, живет ли в этом ручье рыба.
        —Ну и что, живет?
        —Кажется, нет…
        —Конечно, — сказал Бук. — Ведь это — маленькая речка. Она здесь вовсе не для того, чтобы по ней гуляла рыба, а для того, чтобы из нее пить вкусную воду.
        —В прошлом году, когда я был маленький, — не согласился Бориска, — почти в таком ручье мы с папой видели плотвичку.
        —Ерунда, — сказал Бук. — Этого не могло быть.
        —Нет, — сказал Бориска, — надо все-таки внимательней посмотреть. Машенька так взбаламутила воду, что ничего не видно. Я пройду по ручью подальше, поищу место, где вода прозрачная.
        И Бориска пошел медленно против течения.
        —Ох-ох-ох! — сказал Бук и зевнул. — Поспать пока, что ли?
        —А я не хочу спать, — сказала Машенька. — Мне хотелось бы узнать: в ручье отражаются ночью звезды?
        —Отражаются, — сказала Сорока. — Иначе и быть не может.
        —В маленькой речке звезды никак не могут отразиться, — возразил Бук. — Ведь звезды живут далеко-предалеко. И когда они оттуда смотрят на лес, то даже не могут увидеть такую маленькую речку. Звездам нужна широкая река, — убежденно закончил он.
        —Но если моя мама стала звездой, — задумчиво, как бы разговаривая сама с собой, сказала Машенька, — то она, наверное, не забыла про этот ручей — мы часто с ней пили здесь. Мне кажется, что мама сможет увидеть его, когда будет смотреть на лес даже оттуда, издалека…
        —Поймал, поймал! — закричал Бориска. — Вот, посмотрите, здесь живет рыба! — он подбежал, разбрызгивая воду, и протянул друзьям ведерко, на дне которого что-то плавало.
        —Головастик, что ли? — спросил, глянув одним глазом Бук.
        —Соринка какая-то, — сказала Сорока.
        —Пескарь! — пояснил Бориска. — Только еще совсем маленький.
        —Он сверкучий, — сказала Машенька, — как далекая звездочка. Теперь я знаю, что звезды заглядывают и в этот ручей. Выпусти, пусть пескарь живет! — попросила она Бориску.
        —Ладно, — согласился Бориска, — пусть плавает.
        —Пошли, пошли, — заторопила Сорока. — Если мы станем повсюду ловить разных малявок, а потом выпускать их, то и к ночи не дойдем, куда нам хочется. Смотрите, день-то уже скоро сойдется с вечером.
        Кто помнит рябину с пушистыми цветами?
        Бориска, например, помнил всех, с кем ему приходилось встречаться.
        Первым — это было давным-давно, когда Бориске только-только исполнилось четыре года, — появился доктор.
        Появился почти сразу после того, как Бориска сунул руку в кастрюлю с булькающей манной кашей. Если вспоминать точнее — доктор пришел, а Бориска, откричав: «Ой, что я наделал!» и «Ой, что теперь будет!», молча сидел на коленях у мамы, раскачивая больную руку.
        —Молодой человек любит манную кашу? — спросил доктор, забинтовывая Борискину руку.
        —Не-е… — выдавил из себя Бориска и кончиком языка слизнул подкатившуюся к губе слезинку.
        —А плакать мы перестанем, — сказал доктор. — Нам, мужчинам, стыдно плакать.
        —Угу, — нахмурившись, согласился Бориска.
        С тех пор прошло так много времени, что можно бы и забыть о докторе, но Бориска до сих пор помнит даже то, как тот уходил, на ходу надевая шляпу.
        Гораздо позже доктора в гости к ним приехала бабушка, папина мама. Она жила в деревне — но не в той, где была их дача, а в другой.
        —Наконец-то собралась проведать вас, — сказала бабушка, остановившись в коридоре, чтобы отдышаться. — Высоко живете, — пожаловалась она, — пятый этаж не для моих годов. А где же внучек, Бориска?
        —Я здесь! — Бориска выбежал из комнаты.
        —Вырос, совсем вырос! — нагнулась к нему бабушка. — Поди, забыл меня? — спросила она, отдавая кулечек с конфетами, и добавила: — Это тебе зайчик серенький прислал. Я собралась ехать в город, иду на станцию, а он догоняет меня и спрашивает: «Ты, бабушка, к Бориске едешь?» — «К нему», — отвечаю. «Тогда отдай, — говорит, — подарок. Пусть грызет конфеты и меня вспоминает».
        —Надо было привезти зайца с собой, — сказал Бориска, — мы бы с ним играли и вместе спали на моей кровати.
        —Как же, стал он ждать, пока я его позову! Сунул мне кулечек с конфетами, да как сиганет через улицу — только его и видела.
        —Когда ты поедешь к нам в следующий раз, — сказал Бориска, — обязательно позови его, скажи, что я хочу подарить ему вкусную морковку. Не забудешь?
        —Запомню… Как ты велишь, так и скажу…
        Бабушка гостила целую неделю. По вечерам, когда надо было ложиться спать, она подсаживалась к Борискиной кровати и рассказывала ему сказки, которых не было ни в одной из Борискиных книжек. А еще она рассказывала про то давнее время, когда была совсем молодой. И это время казалось Бориске тоже сказочным.
        —Не знаю, как где было, — рассказывала бабушка, — а в нашей деревне запрещалось собирать в лесу ягоды раньше срока, пока они не поспеют. И все мы осуждали и стыдили того, кто нарушал запрет. Зато, помню, как пойдешь собирать, подойдешь к кусту смородины — ягод на нем черным-черно. И все крупные, спелые…
        Бориска слушал, смотрел на коричневые, будто бы загоревшие, бабушкины руки, на белый платочек, который она никогда не снимала, и ему казалось, что ни у кого на свете нет такой хорошей бабушки.
        …Было о чем вспомнить Бориске… Жизнь его уже переполнилась встречами. Да разве мог он забыть конопатую Настю из второго подъезда, которой прошлой осенью подарил своего резинового бегемота Ваську?
        А Кольку из соседнего дома, который подарил ему поломанный грузовик?
        Наверное — нет! И может же так случиться! Вдруг Бориска станет самым главным генералом, и у него окажется так много орденов, что они не уместятся на груди и придется выбирать, какие из них носить сегодня, а какие — завтра?
        Тогда Колька, тоже славный командир, скажет:
        —Я читал о твоих подвигах, но теперь вижу, что ты гораздо храбрее, чем я думал.
        Бориска ответит:
        —Что ты! Твои подвиги больше моих.
        Настя вспомнит:
        —Вы, когда мы были маленькими, подарили мне резинового бегемота Ваську. Я не забыла…
        Доктор, приподняв при встрече шляпу, заметит:
        —Я, когда лечил вас, предвидел, каким вы станете. Храбрые люди никогда не плачут из-за всякой всячины.
        А бабушка, уже совсем-совсем старенькая, припомнит, как она приносила Бориске подарок от серого зайца…
        А разве сможет Бориска забыть когда-нибудь о Буке, о Машеньке, о Сороке? И они ведь тоже не забудут о нем…
        Вот о чем думал Бориска, пока друзья шли по невидимой, но, наверное, самой короткой дороге к тому склону, где росла рябина. И Бориске казалось, что когда они придут и спросят о рябине у первой кудрявой березы, та сразу скажет:
        —Как же, помню, помню… Рябина часто угощала дроздов вкусными завтраками. Ее год тому назад выкопал и унес человек… Как ей живется на новом месте?
        Но ничего такого не произошло… Когда друзья дошли до склона, который начинался от небольшого озерца, заросшего желтыми кувшинками, никто не знал, куда идти дальше.
        —Ты не помнишь, где жила рябина с пушистыми цветами? — спросила Машенька у зеленой ящерицы, гревшейся на камне.
        —Где-то недалеко от моего камня, — ответила ящерица. — Если вы спрашиваете о той, которую выкопали.
        —Да, именно о ней. Не можешь ли ты показать нам точнее — где?


        —А зачем? Ведь ее все равно больше нет. Кроме того, у меня память неважная, и я могу показать вам совсем неверное место…
        —Мы напрасно теряем время, — сказал Бук. — Вон, невдалеке, растут березы. Пусть Сорока слетает и спросит у них.
        Сорока долго стрекотала, усевшись на верхушку одной из берез. Потом она перепрыгивала с ветки на ветку и смотрела то в одну, то в другую сторону.
        —Узнала? — спросил Бориска, когда Сорока прилетела назад.
        —Березы говорят, что рябина с пушистыми цветами росла как раз на том самом месте, где мы стоим.
        —Ха! — сказала ящерица. — У них память еще более неважная, чем у меня.
        —В чем дело, кого вы ищете? — спросил пролетавший мимо черный дятел.
        —Место, где росла рябина с пушистыми цветами, — сказали друзья хором.
        —А! — сказал дятел и, описав в воздухе круг, уселся на камень, спугнув ящерицу. — Рябину унесли в прошлом году, — пояснил он, сложив на спине свои блестящие крылья. — Это было летом, в середине июня. А потом пришла осень, выпал первый снег, и склон стал светлым-светлым, как зимняя горка. В тот день белочка поздравила меня с морозным утром и чистым снегом, а я сказал ей: «Смотри, ямку, которая осталась от рябины с пушистыми цветами, засыпает снег!» А после пришла длинная зима, и снега нападало столько, что даже молоденькие сосны стояли в нем по пояс. Весной, когда ручьи смыли снег, ямка почти совсем заровнялась, а в мае заросла травой. Сейчас там живет жужелица.
        —А где живут дрозды? — спросил Бориска. — Их так любила рябина!
        —Дрозды улетели прошлой осенью и больше не возвращались, — сказал черный дятел. — Наверное, живут в каком-то другом месте.
        —Бориска, смотри, солнце уже готовится лечь на бок! — воскликнула Машенька.
        Бориска посмотрел на солнце. Оно решительно спускалось вниз, к пушистому легкому облачку, расстелившемуся над самыми верхушками дальнего леса.
        —Сегодня солнцу будет мягко спать, — сказал Бук.
        —Нет, — сказал Бориска, — оно провалится сквозь облачко к земле. Давайте поднимемся по склону. Рябина с пушистыми цветами говорила, что надо совсем-совсем немного подняться, и мы увидим, где по-настоящему спит солнце.
        И друзья поднялись по склону сначала на немного, затем — еще повыше, а после так высоко, что дальше было некуда.
        —И отсюда мы не увидим, куда оно ляжет, — сказал Бориска. — Рябина ошиблась. Надо — еще выше.
        —Можно залезть на дерево… — неуверенно посоветовала Машенька.
        —Пусть Сорока взлетит и высмотрит то место, которое нам надо увидеть. Тогда станет ясно, стоит нам залезать на дерево или нет, — сказал Бук.
        —Пожалуйста, — согласилась Сорока, — это очень легко сделать…
        —Ну, что? — спросил Бориска, когда Сорока поднялась выше дерева. — Видишь ты ночную солнечную поляну?
        —Я вижу, как за солнцем гонится лохматая туча.
        —Она догоняет его?
        —Сразу трудно определить. Но мне кажется, будто солнце хочет сесть в лодку и переплыть на другой берег реки. Если оно успеет, дождевая туча останется на этом берегу.
        —Значит, где-то там, в прибрежных кустах, оно и засядет ночевать, — заключил Бориска. — Полезли на дерево!
        —Я первым, — сказал Бук.
        —Я за тобой, — сказал Бориска.
        —Я — после Бориски, — сказала Машенька. — Хотя, если мне придется быть ниже всех на дереве, то я увижу меньше, чем вы.
        —Но тебя все равно нельзя пускать первой, — возразил Бук, уже вскарабкавшийся до первого сучка. — Твоей тяжести вершина никогда не выдержит. И ты понапрасну испортишь дерево, а заодно можешь, когда покатишься вниз, сшибить и нас. Представляешь, как будет хорошо, если ты, вместе со сломанной вершиной, плюхнешься на меня и на Бориску. Не забывай, что ты не шишка, а медвежья дочь.
        —В твоих словах есть правда, — согласилась Машенька. — А как мне хотелось бы увидеть своими глазами садящееся солнце… Но — ничего не поделаешь…
        Друзья спасают солнце
        —Ох-хо-хо! — вздохнула береза, когда Бориска, а за ним и Машенька полезли по стволу. — Вы, прямо скажем, не птицы. Осторожнее хватайтесь за эту ветку! Она может сломаться! — предупредила береза.
        —Спасибо… Мы будем осторожны, а как только солнце ляжет спать — спустимся на землю, — пообещал Бориска.
        —Лохматая туча перестала гнаться за солнцем, — сообщила Сорока. — Она повернула в нашу сторону.
        —А солнце уже плывет в лодке на другой берег? — спросил Бориска, обхватывая ствол ногами и рукавом курточки вытирая со лба пот. Ему оставалось подняться еще на несколько сучков до того места, откуда все можно видеть.
        —Туча, наверное, заметила нас, — сказала Машенька. — Она понимает, что поймать сидящих на дереве гораздо легче, чем того, кто убегает. Надо спускаться…
        —Эх ты! — сказал Бук. — Трусиха.
        —В этой туче, оказывается, есть молния и гром! — крикнула сверху Сорока. — Слышите?
        —Мы даже видим молнию, — сказал Бук. — Ну и что? Посверкает себе и перестанет. Подумаешь!
        —Во время грозы на дереве сидеть нельзя, — предупредил Бориска. — Нельзя даже стоять рядом с ним. Молнии всегда стараются бить по деревьям.
        —Машеньке действительно лучше слезть, — сказал Бук. — Она такая большая, что молнии будет легко попасть в Машеньку. А я — маленький, молния промахнется.
        —Не оставляйте меня в такое время, — попросила береза. — Одной во время грозы жутко.
        —Не оставим, — пообещал Бориска. — Мы не боимся грозы, а просто вспоминаем, как привыкли вести себя молнии. Сейчас я поднимусь еще на несколько сучков и останусь там сидеть, пока не увижу, куда ляжет солнце.
        —Осторожнее, — стрекотнула Сорока, — на нас налетает сильный ветер!
        —Пусть налетает, — сказал Бук, прижимаясь к стволу.
        —Пусть прилетает, — сказал Бориска.
        —Как налетит, так и отлетит, — сказала Машенька, обхватив ствол всеми четырьмя лапами.
        —Он может унести меня далеко-предалеко, — сказала Сорока. — А если не унесет, то вырвет все мои самые роскошные перья. Это уж ветер сделает обязательно!
        —Полезай ко мне за пазуху, — пригласил Бориска.
        Сорока вовремя спряталась. Налетел такой ураган, что останься Сорока без надежной защиты — лететь бы ей не зная куда, долго-долго.


        —Тебе удобно? — спросил Бориска, заглядывая за пазуху, откуда торчал только клюв.
        —Я сижу как в гнезде. Ни с одной стороны не дует.
        —А я сижу будто на вершине лысой горы, — сказал Бук. — Ветер так взъерошил мою шерсть, что она, словно надутый парус, старается сдернуть меня с места.
        —Иди к Сороке.
        —А втроем не будет тесно?
        —Нет, станет еще веселее.
        —Я тоже хотела бы поближе к Бориске, — сказала Машенька.
        —Мы и так рядом — друг над другом.
        —Да, конечно, — сказала Машенька. — Но мне хотелось бы оказаться еще ближе.
        —Посади ее в карман, — сказал Бук. — Раз Машенька этого хочет.
        —Да, — сказала Сорока. Она развеселилась в безопасности и была расположена шутить. — Машенька вполне может поместиться в кармане. Только вылезти ей оттуда будет трудно.
        «Ррраз!» — сверкнула молния так близко, что всем показалось, будто она уже попала в березу.
        «Та-ра-рах!» — взорвался гром.
        —Ой! — сказали Сорока и Бук, прижимаясь к Бориске и друг к другу.
        —Мама! — сказала Машенька и зажмурилась, чтобы не видеть, как ее убьет молния.
        А Бориска ничего не сказал, только съежился, ожидая новой молнии.
        —Может быть, мы все-таки слезем, пока не поздно? — спросила Машенька, не открывая глаз.
        —Уже поздно, — ответил Бориска. — Гроза стоит над нами, а молния еще точнее попадает в того, кто вздумает шевелиться. Попробуем петь песню. Тогда станет не так страшно.
        —Какую? — спросила Машенька, не открывая глаз. — Мне так не по себе, что я забыла все песни, даже то стихотворение, которое мы сочинили около недорытой ямы.
        —Сейчас придумаем, — сказал Бориска.
        —Мы да не сможем! — сказали Сорока и Бук, осторожно выглядывая из-за пазухи.
        И друзья очень быстро сложили и стали распевать такую песню:
        Нас нашла большая туча,
        Ну и что ж, ну и что ж?
        Нам с березы даже лучше
        Слушать гром, видеть дождь.
        Если надо — выше тучи
        По ветвям залезем мы.
        Захотим — и гром трескучий
        В речку сбросим с вышины.
        Даже молнию поймаем,
        Если надо будет нам —
        Обязательно поймаем
        И запрячем в свой карман!
        —А у меня нет никакого кармана, — сказала Машенька, открывая глаза.
        —Зато у Бориски есть, — сказала Сорока. — В его карман мы и запрячем молнию, когда поймаем.
        «Рр-раз!» — опять сверкнула молния, но уже не так ослепительно и подальше.
        «Та-ра-рах!» — гораздо слабее громыхнул гром.
        —Они испугались, — заметил Бук. — Давайте громче петь! Тогда им вовсе не захочется связываться с нами!
        —Давайте! — согласилась Сорока и, вылетев из Борискиной пазухи, уселась на самой макушке березы.
        Бук тоже выпрыгнул на ветку.
        Машенька, правда, никуда не прыгнула, но зато она стала помахивать в такт песне правой передней лапой.
        Дождь лил и лил. Друзья пели до тех пор, пока молния не ушла так далеко, что последний раз вроде бы даже и не сверкнула, а легонько, по-дружески, попыталась подмигнуть друзьям. А гром только начал свое «тар…» — и заглох.
        —Ура! — крикнула Сорока. — Сейчас уймется и дождь!
        —Мы прогнали лохматую тучу, — сказала Машенька. — И спасли солнце. Туча решила, что нас, сидящих на дереве, ей легче будет поймать, и перестала гнаться за солнцем. Теперь солнце спокойно переходит на ту сторону реки.
        —Наверное, там не было хороших лодок, были одни безмоторные, в них быстро не уедешь! — сказал Бориска. — Поэтому солнце и пошло своим ходом. Теперь ясно, что спать оно ляжет сразу же за домиком бакенщика. Завтра мы с папой переедем на тот берег, и я смогу увидеть спящее солнце.
        —Не пора ли нам спуститься на землю? — спросила Машенька. — У меня совсем устали лапы. Если мы не поторопимся, то они скоро перестанут держаться, и я все равно окажусь внизу.
        —Слезай, — сказал Бук. — Мы давно бы спустились, если бы ты не загораживала дорогу.
        —Значит, я виновата в том, что мы продолжаем сидеть на дереве?
        —Ни в чем ты не виновата. Просто я подсказал — кто должен спускаться первым.
        —Ладно… — сказала Машенька и почти моментально оказалась на мокрой траве.
        —Сейчас было бы неплохо развести костер и обсушиться, — подумал вслух Бориска, спустившись вслед за Машенькой.
        —Костров в лесу разводить нельзя. От них часто бывают пожары, — сказал Бук.
        —Не бойся, у меня нет спичек, — сказал Бориска. — Да и некогда возиться с костром — пора идти домой.
        —Мы проводим тебя, — сказала Машенька.
        —Сначала пойдем к реке, а там, по берегу, до деревни, — сказал Бук.
        Кольцо остается в лесу
        Я совсем забыл сказать, что еще тогда, когда Бук возвратил Бориске кольцо, тот не положил его в карман, откуда оно могло потеряться, а надел на большой палец правой руки.
        «Так вернее, — подумал Бориска, — кольцо будет все время на виду».
        Оно действительно было все время на виду — и тогда, когда Бориска сидел в берлоге, и после — когда друзья переходили через ручей. Бориска даже помнил, как надевал его покрепче, выпустив похожего на далекую звездочку пескаря.
        А вот теперь, когда всего-то оставалось вернуться домой, — кольцо пропало. То ли оно соскользнуло с пальца на пути от ручейка до склона, то ли Бориска потерял его, влезая на дерево.
        Последнее казалось более правдоподобным, и Бориска сказал друзьям:
        —Пока мы выручали солнце, я потерял кольцо, которое потеряла моя мама и нашел Бук.
        —Какое кольцо? — спросила Машенька.
        —Оно сидело у меня вот на этом пальце, — показал Бориска.
        —Блестящая железка? — спросила Сорока.
        —Да, — сказал Бориска, — Бук нашел его в земляничнике, возле Сухой просеки.
        —С кольцом непременно должно было что-то случиться, — сказал Бук, — я так и думал, что оно выкинет какую-нибудь штуку. Хорошо — я не оставил его у себя. Оно потерялось бы все равно, а Бориска мог подумать, будто мне жалко его отдать.
        —Кольцо надо найти, — сказала Сорока.
        —Около меня нет ничего лишнего, — сказала береза, — я вижу каждый листик внизу, под собой, неужели вы мне не верите?
        —Шел дождь, — возразил Бук, — а кольцо тоже блестящее. И ты вполне могла подумать, что оно — дождинка. А потом кольцо откатилось, и ты его теперь не замечаешь. Мы поищем…
        —Пожалуйста… — обиделась береза, — ищите, если вам не жалко своего времени.
        «Ничего мы не найдем, — думал Бориска, разгребая слежавшиеся листья, — береза растет здесь, присмотрелась к тому, что около нее, и сразу бы заметила новую вещь. К тому же кольца вообще, наверное, любят теряться. Вот и в сказках, — продолжал размышлять он, — волшебные кольца терялись, находились и снова терялись. И носить их мог каждый, кто найдет. Потому что все они неживые, им все равно, с кем и где быть.
        А рябине с пушистыми цветами — не все равно. И Машеньке… И мне…»
        —Ладно, — сказал он друзьям, — раз кольцо захотело потеряться — пусть остается. Когда я расскажу маме, как все это было, она купит в магазине другое. Только и всего. Пойдемте.
        —Нам очень жаль, что так получилось, — сказали Сорока и Машенька. — Мы еще поищем его завтра и послезавтра…
        —Ни к чему искать того, кто непременно хочет потеряться, — возразил Бук. — Бориска правильно придумал, — пусть его мама купит в магазине другое кольцо. Пошли!
        —Я полечу вперед, выбирать самый прямой и удобный путь к реке, — сказала Сорока.
        —Лети, — согласился Бук, — только не очень быстро, чтобы мы все время могли тебя видеть…
        —А знаете, — заговорил Бориска, когда друзья подходили к реке, — кольца мне ни капельки не жаль — оно неживое. А жаль, что почти никто на склоне уже не помнит рябину с пушистыми цветами. Она еще совсем недавно жила там… Отчего так могло получиться?
        —Брось, — возразил Бук. — Рябину не забыл черный дятел. Наверное, помнят о ней и дрозды, улетевшие в другое место. А мы, твои друзья?.. Ведь теперь и Машенька, и Сорока, и я — знаем о рябине с пушистыми цветами.
        —Когда возвращусь домой, я скажу так: о тебе все-все помнят на твоей родине. А кроме того, теперь о тебе будут помнить и мои лесные друзья, правильно?
        —Не забудь рассказать, как ты видел, куда уходит ночевать солнце, и как мы спасали его.
        —Стоп, стоп… — насторожилась Машенька. — Мы, кажется, уже подходим к реке. Сорока, ты внимательно смотришь? На берегу никого нет?
        —Посмотри сама, — обиделась Сорока. — Мы уже почти на берегу.
        Ранняя вечерняя звезда
        —Действительно, — сказала Машенька, осматривая зализанный волнами берег с реденькими островками кустов около кромки воды. — Повеселимся? — предложила она и, спрыгнув с обрыва, кувырком покатилась по рыхлому, еще не просохшему после дождя песку.
        —Догоню! — закричал Бориска, бросившись за Машенькой, и поехал вниз сначала на животе, а потом на боку.
        —Дети расшалились, — сказал сам себе Бук. — На них напало веселье. С чего бы это? Мне почему-то нисколько не хочется кувыркаться. Может быть, я старше их? — И он не торопясь — прыг-скок да прыг-скок — тоже стал спускаться с обрыва.
        —Иди, поплаваем! После дождя вода всегда бывает теплой-претеплой! — крикнул ему Бориска. Он уже почти разделся. Под обрывом лежали его ботинки, поближе к воде — чулки, а возле куста — курточка и штанишки с синими лямочками.
        —У меня что-то голова болит… — соврал Бук. — Я боюсь переохладиться в реке.
        Сказав так, Бук очень удобно улегся в Борискином расшнурованном ботинке.
        —Не заплывай далеко, — сказал он Бориске из ботинка, — река глубокая. Если ты начнешь тонуть, то у меня может не хватить сил тебя спасти.
        —Ты говоришь, словно мой папа, — отозвался Бориска уже из реки. — Папа тоже всегда боится, что я утону. Забывает, как я хорошо плаваю. Лучше его!
        —Лежи, лечи свою голову, — сказала Машенька. — Я ни за что не дам Бориске утонуть, даже если он сам этого захочет.
        —Так, так… — подтвердила Сорока, прыгая вдоль берега и разглядывая выкинутые волной скорлупки раковинок. — Машенька может переплыть без остановки реку десять раз подряд. Она плавает так же легко, как я — летаю.
        —Все равно, — сказал Бук, — не смей уплывать дальше чем на двадцать шагов.
        —Не смею… — засмеялся Бориска и, подпрыгнув, глубоко нырнул.


        —Я перестану с тобой дружить! — заволновался Бук, выскочив из ботинка.
        Но Бориска не слышал его. Они с Машенькой ныряли, плескались, и щекотали друг друга, и радовались так громко, что в этой радости тонули все возмущенные возгласы Бука.
        —Кхе, кхе… — закашлял Бук, почувствовав, как голос его куда-то делся. И — замолчал.
        —Что случилось? — спросил, подплывая, Бориска. Оказалось, молчание он услышал лучше, чем крики. — У тебя очень болит голова?
        —Я выкричал тебе весь голос, — прошептал Бук. — Теперь во мне осталось только одно шептание — и ничего больше. И поэтому я не хочу дальше дружить с тобой.
        —Ах ты мой хороший! — сказал Бориска. — Неужели ты рассердился так сильно, что нашей дружбе конец?
        —Еще бы, — уже не прошептал, а просипел Бук. — Я рассердился так здорово, что сильнее редко бывает. И — надолго.
        —А простить меня ты сможешь?
        Бук отрицательно помотал головой.
        —Но ведь мы скоро расстанемся, — напомнил Бориска.
        —Ладно… — смягчился Бук. — Только ты должен твердо пообещать мне никогда больше не уплывать к середине реки. Даже тогда, когда я буду в лесу, а ты где-нибудь далеко от меня.
        —Обещаю…
        —Нет, ты поклянись страшной клятвой!
        —Какой?
        —Хотя бы такой: «Я, Бориска, стоя на этом самом берегу, торжественно и страшно клянусь в том, что никогда больше не поплыву туда, где можно утонуть. А если я нарушу свою клятву и утону, тогда…»
        —Стану утопленником, — продолжил Бориска.
        —И вовсе не об этом я хотел сказать в конце клятвы, — обиделся Бук. — Если ты станешь утопленником, то клятва ни к чему.
        —Но ты сам сказал: «А если я нарушу и утону, тогда…» Ведь после «утону» ничего другого не остается…
        —Действительно… — задумался Бук. — Страшная клятва страшно запуталась. Сейчас я придумаю другую.
        —А я пока оденусь.
        —Да, да, не мешай мне, — сказал Бук и принялся, заложив передние лапки за спину, расхаживать вокруг консервной банки.
        —Я, Бориска, обещаю… Я никогда… Пусть и гром и молния, если… — бубнил он без остановки.
        —Что, у Бука так сильно болит голова? — спросила Сороку Машенька, выходя на берег и отряхиваясь.
        —Нет, он придумывает для Бориски противоутопленническую клятву.
        —Уже готова, — сказал Бук, усаживаясь на консервную банку. — Повторяй:
        Пусть Бориской я не буду,
        Пусть друзья меня забудут,
        Если Бука обману
        И уплыву на глубину!
        Бориска повторил.
        —Я доволен, — сказал Бук. — Теперь ты связан простой и в то же время страшной клятвой. Кому захочется, чтобы его забыли друзья? Это даже пострашнее, чем утонуть!
        —А солнце, солнце-то совсем легло спать, — сказала Сорока. — Вы что, не замечаете?
        Все посмотрели на запад.
        —Мне обязательно попадет дома, — сказал Бориска. — Я слишком заигрался. Папа с мамой, наверное, истратили все свои нервы. Надо торопиться.
        —Побежим? — предложила Машенька.
        —Да, — сказал Бориска.
        —Возьми меня за пазуху, — попросил Бук. — Моя задняя левая лапка почему-то захромала.
        —И меня… — стрекотнула Сорока. — В темноте лететь не очень-то удобно.
        —Залезайте, — разрешил Бориска, — только поживее.
        …Река засыпала вслед за солнцем. Стала гладкой, темной и такой тихой, что можно было подумать, будто и не течет вовсе.
        Только иногда на глубине еще всплескивала большая рыба да пролетающие кулики, уже невидимые, проносили над самой речной поверхностью свои последние предосенние вскрики: «вить-вить-вить, вить-вить-вить…» Казалось, что они ищут в темноте друг друга, договариваясь о ночлеге.
        Машенька бежала впереди Бориски и предупреждала:
        —Осторожнее, здесь лежит камень. — Или: — Не запутайтесь, здесь валяется проволока…
        Бук, забравшийся за пазуху, время от времени ласково, совсем как котенок, терся головкой о Борискину шею.
        А Сорока, решив, что удобнее сидеть на Борискином плече, ежеминутно спрашивала:
        —Ты не забудешь нас?
        —Что ты, — отвечал Бориска, — никогда!
        Вдруг Машенька остановилась.
        —Смотрите, — сказала она, — появилась Ранняя Вечерняя Звезда.
        Бориска глянул на небо.
        —Да вот, в реке… — сказала Машенька. — Давайте задержимся, я хочу поговорить с Вечерней Звездой.
        —Только недолго, — попросил Бориска.
        —Две минутки, не больше, — сказала Машенька и вошла в реку.
        —Здравствуй, — обратилась она к отражению Ранней Вечерней Звезды. — Скажи, ты действительно была на земле или то, что рассказывают о тебе, просто выдуманная сказка?
        Вечерняя Звезда молча качнулась на одинокой медленной волне.
        —Понимаю, — сказала Машенька, — ты отвечаешь мне, но твой далекий голос я не могу услышать.


        Звезда качнулась еще раз.
        —Значит, это не сказка… Значит, и моя мама когда-нибудь сможет возвратиться?
        Звезда опять качнулась.
        —Спасибо… Теперь мне радостнее будет жить, — сказала Машенька. — Я могу надеяться на встречу.
        …Друзья попрощались около лежащего на берегу коряжистого дерева.
        —Может, вы зайдете ко мне в гости? — спросил Бориска. — Я познакомлю вас с мамой и папой.
        —Не сейчас, — ответил Бук. — Сегодня слишком поздно.
        —В другой раз, — подтвердила Машенька.
        —А я прилечу к тебе завтра утром, — сказала Сорока. — Прилечу и сяду на вершину рябины с пушистыми цветами. Ты услышишь, как я застрекочу, и, если даже будешь спать, — сразу проснешься.
        —Знаете, о чем я сейчас подумал? — спросил Бориска.
        —Не знаем, — сказали друзья.
        —Я подумал о том, что если охотники станут отыскивать Машеньку, то Сорока моментально может прилететь и сообщить об этом. Тогда я позову папу с мамой и мы поспешим на выручку.
        —Спасибо, — сказала Машенька. — Ты — настоящий друг.
        —Попрощайтесь, — сказала Сорока. — Бориске надо уходить. Не до утра же нам прощаться!
        —Да, — согласился Бук. И, вспрыгнув Бориске на плечо, потерся своей меховой щекой о его щеку.
        —Что ж… — сказала Машенька и на секунду ткнулась в Борискин лоб лохматой мордашкой.
        —Ты иди безбоязненно, — сказала Сорока. — Деревня близко. И теперь ты знаешь, что в лесу нет ни рысей, ни волков.
        —Мы долго-долго будем смотреть тебе вслед, — сказала Машенька. — Не забывай об этом. Помни, что и Ранняя Вечерняя Звезда смотрит на землю даже тогда, когда небо в облаках и звезд не видно…




        Часть вторая:
        Большая Медведица смотрит на город

* * *
        Так вот: Бориска простился с друзьями на берегу черной заснувшей реки, а Бук, Машенька, Сорока долго смотрели вслед своему другу. Бориска чувствовал, что они смотрят, и ему не страшно было идти по тропинке между прибрежными кустами.
        —Ох, попадет мне… — вздохнул он, увидев светящиеся в темноте окна деревенских домов.
        Но ему не попало. Папа и мама очень обрадовались, что Бориска нашелся, и забыли его наказать. А чуть погодя мама потрогала Борискин лоб и воскликнула:
        —У тебя температура!
        Бориску уложили в постель, поставили градусник. И пока градусник нагревался, Бориска рассказал, как он заблудился в лесу, познакомился с Буком, гостил в берлоге Машеньки.
        —Завтра утром Сорока прилетит ко мне, — закончил Бориска. — Вы не пугайте ее!
        —Хорошо, — пообещал папа.
        Незаметно для себя Бориска задремал.
        Ему показалось, что он спал совсем недолго. Но, открыв глаза, он увидел за окошком не рябину, а высокий дом.
        «Я, наверное, еще сплю…» — решил Бориска и, стараясь окончательно проснуться, сел в кровати. В это время в комнату вошла мама.
        —Вот мы и поправляемся, — сказала она, — тебя хотели положить в больницу, сынок. Пришлось возвратиться в город.
        —В город?.. — разочарованно переспросил Бориска. — А как же Сорока, Машенька?.. А когда я поправлюсь, мы вернемся на дачу, до школы еще больше чем полмесяца?..
        —Даже не думай, — ответила мама. — Оглянуться не успеем, как наступит первое сентября.
        Случайности
        Случайности никогда не обходили Бориску. Чаще всего они были несчастливыми. Посудите сами: разные проволоки только и ждали, как бы разорвать рубашку или штаны. Стоило ему только ступить в лужу, как вода немедленно заливалась в ботинки. А когда Бориска съезжал на санках с дворовой горки, там, куда он ехал и где секунду назад никого не было, оказывался какой-то дяденька или какая-нибудь тетенька.
        Бориска пытался тормозить, направить санки в другую сторону.
        Но и дяденьки, тетеньки, заметив его, тоже начинали как-то странно метаться, а кончалось все тем, что они сами наскакивали на Борискины санки.
        Или вот еще — краски. Когда Бориска рисовал — не поймешь, в какой момент! — самая яркая краска обязательно капала на мамину новую скатерть.
        Когда он опрокинул пузырек с черной тушью на папин чертеж, его поставили в угол.
        Бориска долго стоял и ковырял пальцем отставшие от стены обои.
        —Ты чего там возишься? — спросил папа. — Понял свою вину?
        Бориска кивнул.
        —Выходи из угла, — разрешил папа. — И не делай так больше. Думать надо!
        Бориска сел на стул и, подумав, сказал:
        —Все случайности несчастны, нет счастливой ни одной…
        И вот, после того как он так сказал и, посидев еще немного, слез со стула и пошел гулять на улицу, этот день решил доказать ему, что не все случайности несчастны.
        На углу, около большого магазина, он увидел ребят, окруживших какого-то долговязого парня.
        Бориску так и потянуло в ту сторону.
        —Ох!.. — только и сказал он, всунувшись между двумя мальчишками и увидев у ног Долговязого клетку, по дну которой бегал… Бук!
        Услышав знакомый голос, Бук приостановился и с криком «Бориска!!!» бросился на проволочные прутья клетки, вцепился в них всеми четырьмя лапками и попытался просунуть между прутьями мордочку.
        —Вишь, как свистит! — Долговязый слегка постучал по клетке ногой. — Покупай, чего смотришь, — сказал он Бориске. — Зверь в порядке. И клетка — что надо. За все — червонец.
        —Я сейчас… — Бориска изо всех сил припустил домой, схватил железную коробочку из-под конфет, куда через раз откладывал деньги, которые ему давали на кино и мороженое, мечтая купить такой спиннинг, как у папы, высыпал на пол мелочь, посчитал. Оказалось как раз десять рублей…
        Вокруг Долговязого толкались уже другие ребятишки: одни с папами, другие с мамами. И каждый просил купить бурундука.
        Бук словно прилип к проволочным прутьям. Бориска выгреб из кармана и протянул Долговязому деньги. Тот пересчитал, передал Бориске клетку.
        —На, пацан, получай товар, — сказал он. — Да смотри, не выпускай зверя. Он здорово бегает. Я его еле поймал.
        Бориска схватил клетку и открыл дверцу.
        Бук стремительно выскочил из клетки.
        Все вокруг сказали: «Ах!», а Долговязый пригнулся и растопырил руки — ловить.
        Но Бук никуда не побежал. Он быстренько вскарабкался Бориске на плечо и потерся своей меховой щечкой о Борискину щеку.
        —Хороший мой, — растроганно сказал Бориска и погладил Бука по его полосатой спинке. Потом Бориска расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, и Бук нырнул к Бориске за пазуху.
        —Удобно тебе? — спросил Бориска.
        —Теперь мне удобно, — ответил Бук. — Теперь я ничего не боюсь!
        Он высунул голову и уже весело посмотрел на все: на людей, на витрины магазина, на троллейбусы и автобусы.


        Так они и ушли под удивленные взгляды ребятишек и Долговязого…
        —Ты куда бегал, как сумасшедший? — спросила мама, едва Бориска переступил порог. — А это что? — удивилась она, увидев в руке Бориски пустую клетку.
        —Это… это… — захлебываясь от радости, выпалил Бориска. — Я нашел Бука, я выручил его!
        —О, господи… — вздохнула мама. Она не очень-то верила тому, будто Бориска действительно заблудился тогда в лесу и познакомился там с Буком, Машенькой и Сорокой. Ей казалось, что он выдумал всю эту историю.
        В это время Бук выбрался из-за пазухи Бориске на плечо, протянул маме лапку и сказал:
        —Здравствуйте.
        Мама машинально пожала Буку лапку и, окончательно пораженная, воскликнула:
        —Разве бурундуки умеют разговаривать?!
        —Не только бурундуки, — с достоинством ответил Бук. — Сорока и Машенька не хуже меня умеют говорить с людьми. Но разговариваем мы только с теми, кто нам нравится. А сейчас, извините, я устал и хочу спать. Но покажете ли вы мне, где у вас спят гости?
        —Конечно, покажем… — рассмеялась мама.
        Бориска отнес Бука на свою кровать, уложил на подушку и прикрыл одеялом.
        —Хо-ро-шо… — сонно пробормотал Бук и засопел, засыпая.
        —Пусть хорошенько выспится, — шепнул маме Бориска. — А я пока переделаю клетку в удобный домик. Бук, если захочет, сможет в нем жить.
        Он унес клетку на кухню, выпилил напильником прутья, оклеил клетку серебристой бумагой, прорезал окошечки, устроил так, чтобы дверка открывалась изнутри и снаружи. Покончив с домиком, сколотил из реек и фанерок маленькую кроватку, стул и столик. Потом попросил у мамы лоскутки и сшил из них матрасик, подушечку, теплое одеяльце и коврик.
        Все это Бориска расставил и разложил в домике, а домик поместил на подоконник в своей комнате.
        Папа, уходивший куда-то по своим делам, увидев домик, сказал:
        —В таком красивом домике даже я с удовольствием стал бы жить.
        —Залезай, — предложил Бориска и засмеялся, распахивая дверку.
        —А что, — спросил папа, — неужели твой Бук на самом деле умеет разговаривать? Мама была просто поражена!
        —Ты сам скоро поразишься, — сказал Бориска. — Только поздоровайся с ним, когда он проснется.
        —Я уже не сплю, — сказал Бук. — Просто лежу с закрытыми глазами и слышу все, что вы говорите. А-а-ах… — сладко потянулся он и сел на подушке.
        —Здравствуйте, — сказал Буку папа. — Давайте познакомимся.
        —Здравствуйте, — вежливо ответил Бук. — Вы уже знаете, как меня зовут. Но это имя только для друзей. И я очень рад познакомиться с вами, потому что вы папа моего хорошего и верного друга. Правда, когда он побежал домой, я подумал… мне показалось, что Бориска решил оставить своего друга в беде. До конца дней своих не прощу себе такого подозрения. Но я был слишком взволнован свалившимися на меня неприятностями. Пусть Бориска извинит меня.
        —Я на твоем месте мог подумать то же самое, — сказал Бориска. — Никакой вины твоей в этом нет. Вставай, сейчас мы будем пить чай, а после ты расскажешь нам обо всем, что случилось с тобой.
        —А вы не можете дать мне вместо чая кедровых орешков? — робко спросил Бук. — Я не привык пить чай. Кроме того, я больше всего люблю орехи.
        —Сейчас поищем, — сказал папа.
        Он подошел к буфету, побрякал чашками и поставил на стол вазочку с орехами.
        —Вот это да! — воскликнул Бук.
        И пока мама, папа и Бориска пили чай, он так усердно и ловко щелкал орехи, что после этого в вазочке осталось их совсем мало, а блюдце переполнилось шелухой.
        Бук с сожалением посмотрел на оставшуюся горстку орехов и попросил Бориску сохранить их до того часа, когда настанет ужин.
        —Спрячь, — сказал он, — а то я не вытерплю и объемся.
        Бориска ссыпал орехи в карман. Потом папа и мама сели на диван, Бориска забрался в кресло, а Бук прыгнул к нему на колени — поближе к другу и орехам…
        Бук рассказывает
        —Значит, так… — сказал Бук, припоминая. — В тот вечер я, Машенька и Сорока простились с Бориской. Он пошел домой, а мы задержались, чтобы помочь Бориске, если кто-то вздумает напасть на него.
        Потом мы услышали, как залаяла собака и Бориска подразнил ее.
        Машенька сказала: «Бориска благополучно дошел до деревни. Теперь на него никто не нападет, а собак он не боится. Значит, и мы спокойно можем отправляться спать».
        И она пошла к берлоге. А я и Сорока — остались. В лесу было так сыро, что нигде, ну, решительно нигде нельзя было удобно переночевать.
        Вот мы и слонялись по ночному лесу, пока не увидели старое воронье гнездо. Оно оказалось дырявым и жестким, но у нас уже не было сил искать что-то лучшее.
        Кое-как мы дотерпели в этом гнезде до раннего утра, а утром отправились досыпать к Машеньке в берлогу и проспали до самого обеда.
        Пообедав, Сорока полетела к Бориске и быстренько вернулась.
        —На даче никого нет, — сказала она. — Дверь на замке, и у меня осталось такое впечатление, будто уехали насовсем.
        —Глупости, — ответила Машенька, — просто ты проспала то время, когда обещала Бориске прилететь. Но не мог же он ждать тебя целый день. Ушел, наверное, куда-нибудь с родителями. Надо слетать к нему вечером.
        Вечером Сорока слетала еще раз. Вернулась уже в полной темноте.
        —Никого нет, — подтвердила она. — Сейчас я догадалась спросить рябину, почему вдруг на даче никого не стало. И рябина сказала мне, что все уехали еще утром. Бориска заболел. Его увезли в город лечить. Теперь мы с ним не встретимся до следующего лета. А вдруг он вообще больше никогда не вернется на дачу?
        Тогда я сказал Машеньке и Сороке:
        —Конечно, очень грустно, что все так получилось. Но мне кажется, что когда Бориска поправится, то обязательно сообщит… Сороке надо почаще наведываться к даче.
        —Я и сама бы сходила туда, — сказала Машенька, — если бы не деревенские собаки.
        —Ладно, — согласилась Сорока. — Я буду дежурить в том районе. Даже могу построить себе гнездо на крыше дачи. Боюсь только, что это удивит всю деревню и меня не оставят в покое.
        —А потом… — Бук махнул горестно лапкой… — Потом все стало так плохо складываться, что и вспоминать не хочется.
        —Все равно вспоминай, — потребовал Бориска. — Я уже чувствую: с Машенькой и Сорокой что-то случилось. Может, они заболели и нужна наша помощь?
        —Да… — подтвердил папа, снимая и вновь надевая очки, — мы сделаем все возможное.
        —Успокойся, — сказала мама и ласково погладила Бука по спинке, — мы не оставим в беде твоих друзей.
        —Не знаю, можно ли им помочь… — печально ответил Бук. — Ведь я долго не видел их. Сейчас, сейчас я все расскажу. Только надо немного успокоиться. Дайте мне, пожалуйста, несколько кедровых орешков для успокоения!
        —…Значит, так, — продолжил он свой рассказ, закончив щелкать орешки и немного успокоившись. — Значит, так…
        Дождь лил несколько дней подряд, а потом наступило ясное утро. И в это утро Машенька сказала нам:
        —Скоро придет сентябрь, а там недалек будет и тот день, когда я лягу спать до весны и крепко закрою дверь в берлогу. Неужели мы так ничего и не узнаем о Бориске? Слетай-ка, Сорока, да смотри не возвращайся без известий о нем!
        Лучше бы Машенька не говорила ей «Не возвращайся!», потому что Сорока улетела и, сколько мы ни ждали, так и не возвратилась.
        И тогда, на следующий день, я побежал в деревню.
        Сначала побывал на вашей даче: ведь Сорока должна была полететь именно туда.
        Там я не нашел ничего нового. На двери висел замок, никаких следов Сороки не было видно.
        Пришлось прогуляться к сельскому клубу — Сорока любила иногда сидеть на его крыше.
        Я осмотрел все вокруг и хотел уже бежать назад, когда увидел двух мальчишек и спрятался под ступеньку крыльца.
        Они прошли совсем рядом со мной, и один спросил другого:
        —Как сорока? Не подохла еще?
        И другой, белобрысый такой, ответил:
        —Очухалась. У нее всего-то крыло перебито. А скажи, ловко я срезал ее из рогатки? В курятнике сидит. На всякий случай я ее за ногу привязал.
        —А зачем она тебе?
        —Может, сменяю на что-нибудь, а может, чучело сделаю.
        —Ах он, негодник! — воскликнул папа.
        Бориска промолчал, лишь крепко сжал кулаки, а мама тяжело вздохнула.
        —Конечно, негодник! — ответил папе Бук. — Но — слушайте, что было дальше.
        Около магазина они попрощались. Тот, что почернее, пошел дальше, а Белобрысый зашел в магазин.
        Я подождал, пока Белобрысый выйдет, и побежал за ним, прижимаясь к заборам. Надо же мне было узнать, в каком доме он живет!
        —Ты очень рисковал, — сказал Бориска. — Ведь на тебя могли напасть собаки.
        —Конечно, рисковал, — согласился Бук. — Но что мне было делать? Ты на моем месте поступил бы точно так.
        —Да, — согласился Бориска. — Я поступил бы только так. Чем же все это кончилось?
        —Кончилось все благополучно для меня. Я выследил мальчишку, узнал, где курятник. Он стоит за домом, не слишком далеко от леса, и я подумал, что ночью мы с Машенькой сможем освободить Сороку. Сначала я пролезу в курятник и перегрызу веревку. А потом, если не найдется подходящей дыры, в которую Сорока могла бы вылезти, Машенька просто сломает дверь.
        Так я думал, выследив Белобрысого и возвращаясь к Машеньке… Так все и получилось бы в самую ближайшую ночь, если бы новое страшное событие не нарушило мои планы… Я слишком задумался о спасении Сороки и забыл про осторожность, сворачивая на тропинку, которая вела к берлоге…
        —Почему вела?.. — вскрикнул Бориска. — Значит, теперь берлоги уже нет?..
        —Теперь ее уже нет, — грустно подтвердил Бук.
        —А Машенька? Да говори же скорее!
        —А Машенька, если ничего больше не случилось с ней, наверное, еще есть.
        —Где, где она?..
        —Дай Буку рассказать все до конца, — перебил Бориску папа. — Своими вопросами ты только мешаешь ему.
        —Правильно, ты только мешаешь мне своими лишними вопросами. Значит, так… — продолжал Бук. — Я забыл про осторожность и не обратил внимания, как сзади подозрительно треснули сучья. Это было совсем недалеко от того места, где начиналась тропинка.
        Наверное, я навел охотников на тайный путь к берлоге. Они, крадучись, шли за мной. Эх, если бы я догадался тогда оглянуться! Стоило мне свернуть, как они пошли бы за мной и провалились в болото.
        Но я безо всякой опаски шел, пока не пришел к Машеньке.
        Она открыла мне дверь, спросила о Сороке. И только я стал рассказывать ей все, что узнал, как в берлогу просунулась длинная палка. Я сказал:
        —Не выходи. Они ничего не смогут сделать с тобой оттуда. А если сунутся сюда, ты можешь так дать лапой любому, что они надолго запомнят. И у них пропадет желание соваться, куда не надо.
        Машенька, может, и согласилась бы со мной, но в этот момент палка больно ударила ее по голове, она зарычала, забыла про всякое благоразумие и выскочила наружу.
        —Э, да это только медвежонок! — крикнул один из охотников. — Не надо стрелять. Мы его так возьмем…
        Их было двое. Старый и тот Долговязый, который продавал меня сегодня.
        Машенька долго не поддавалась им. По отдельности ни один из них с ней не справился бы. Но их было двое. Как Машенька ни отбивалась, они ее все-таки свалили и связали.
        Потом охотники разрушили берлогу — думали, может, там еще один медвежонок есть.
        Они еще посидели на полянке, около разрушенной берлоги. А когда солнце спустилось ниже верхушек сосен, привязали Машеньку за лапы к палке.
        Потом они взвалили палку на плечи и пошли, понесли Машеньку.
        Теперь уже я бежал сзади и следил за ними.
        Недалеко от болота, на старой дороге, по которой давно никто не ездил, стоял грузовик.
        Пока втаскивали и заталкивали Машеньку в кузов, я притаился за пнем и высмотрел себе местечко на бензобаке.
        —Ну, кажется, все, — сказал старый, вытирая пучком травы руки. — Поедем, порадуем мать добычей.
        Я вскочил на бензобак и тоже поехал.
        Бак скользил под моими лапами. Машину бросало в разные стороны. От запаха бензина у меня так разболелась голова, что она, казалось, вот-вот лопнет…


        Мы ехали очень долго. А когда приехали, город показался мне совсем не таким, каким я представлял его. Теперь, после того, как я увидел настоящий город, мне стало понятно, что мы приехали на окраину. Там стоят такие же дома, как и в деревне.
        К одному из них мы и подъехали.
        Охотники вылезли. Старый крикнул в открытое окно:
        —Радуйся, мать! Мы тебе мохнатого порося привезли. Откормишь — тонна мяса будет.
        Тетка заглянула в кузов.
        —Молодцы! — Она даже потыкала связанную Машеньку пальцем. — Надо ее посадить в сарай на цепь, — сказала она. — Уж я откормлю!..
        Тетка ушла в дом, а охотники втащили Машеньку в сарай и посадили не на одну, а на две крепкие цепи. Потом замкнули сарай.
        Когда и они зашли в дом, я пробрался к Машеньке.
        Она очень обрадовалась. Мы вспомнили слова Бориски: «Если с Машенькой случится что-нибудь, если ее найдут охотники, пусть Сорока прилетит к нам на дачу. Тогда я позову папу, маму, и мы обязательно спасем Машеньку!»
        —Ты должен найти Бориску, — сказала мне Машенька. — Иначе меня убьют, и Сороку тоже.
        —Где же искать его? — спросил я. — Город большой.
        —Тогда я пропала, — сказала Машенька и тоскливо посмотрела на стены сарая.
        —Не отчаивайся, — ответил я Машеньке. — Раз другого выхода нет, пробегу по всему городу, загляну в каждое окно и обязательно найду Бориску.
        —Беги, — сказала Машенька.
        И я побежал.
        Но, пробегая мимо крыльца, увидел, что дверь приоткрыта. Мне захотелось узнать, о чем еще говорят охотники, и я прошмыгнул в дом.
        Они сидели за столом и ели. Никто не смотрел в мою сторону. Так мне показалось. Но я и тут ошибся. Долговязый сразу заметил меня. Только не подал вида. Он подождал, пока я отойду подальше от двери, а потом вскочил и сразу захлопнул ее.
        —Во! — закричал он. — Еще один зверь попался!
        Я стал метаться по комнате, но они втроем загнали меня в угол.
        Долговязый наступил мне на хвост, а потом схватил сзади за шею и поднял над головой.
        —На что он тебе? — спросила тетка.
        —А так… — сказал Долговязый. — Посажу его в клетку. Пусть сидит. Забавно.
        «Теперь пришел конец и мне…» — подумал я.
        И не стал ни есть, ни пить. Как лег в угол клетки, так и пролежал два дня.
        —Сдохнет бурундук! — сказал Долговязый и понес меня продавать.
        —Да… — папа резко встал с дивана. — Мы должны спасти Сороку и Машеньку. Это дело я беру на себя. Нельзя допускать, чтобы торжествовала несправедливость. Иначе она просто привыкнет торжествовать!
        —Нет, это дело я беру на себя, — возразил Бориска, — ведь они мои друзья!
        —Не надо спорить, — сказала мама. — Чем больше людей начнут спасать Сороку и Машеньку, тем лучше. Твои друзья теперь и наши друзья.
        —Я очень рад, — сказал Бук, обращаясь к папе и маме. — Вы оказались точно такими, как рассказывал нам Бориска. Спасибо!
        —Спасибо и тебе, Бук, — сказала мама. — Нам очень приятно слышать это. А теперь идите с Бориской спать. Он покажет тебе твой домик. И угостит орехами. А мы с папой еще подумаем, как лучше выручить Сороку и Машеньку, — и крикнула вслед Бориске: — Хорошенько умойся и почисти зубы!
        —Я тоже хочу чистить зубы, — сказал Бук Бориске, — попроси у мамы еще одну зубную щетку.
        —В ванной все есть, — ответил Бориска. — Пошли.
        И друзья, прежде чем лечь спать, долго еще чистили зубы и плескались в ванной.
        Сорока
        Бук еще спал, свернувшись колечком около стенки, когда Бориска проснулся.
        Было очень рано — за окном стояла полная тишина, даже воробьи не чирикали. Бориска повернулся на правый бок и хотел закрыться с головой одеялом, но вдруг услышал, что папа уже встал и ходит по квартире.
        —Ура! — закричал Бориска и выбежал в коридор.
        —Очень хорошо, что ты уже встал, — встретил Бориску папа. — Быстренько умываемся, завтракаем, собираемся и едем выручать Сороку. Понял?
        —Мы едем выручать Сороку! — крикнул на всю квартиру Бориска и, разбежавшись, прокатился по полу.
        —Тише… — сказала мама. — Ты разбудишь весь дом!
        Но Бориска после папиного известия уже ничего не мог делать тихо.
        Умываясь, он пустил воду на полную мощность.
        Дверью стукнул так, что вздрогнули стены.
        Выручать Сороку поехали втроем: Бориска, Бук и папа. У мамы оказалось много дел, и она осталась дома, заметив:
        —Вы не задерживайтесь дольше, чем надо. Поняли?
        —Ладно, ладно, — успокоил ее папа и поцеловал маму в лоб.
        Мама нагнулась и поцеловала Бориску.
        —А кто поцелует меня? — спросил Бук из Борискиной пазухи.
        —Я, — сказал Бориска и поцеловал друга.
        —Удачного пути вам, — сказала мама, поправляя фартук и прислушиваясь, не убежало ли на кухне молоко.
        —Удачного пути нам, — повторил Бук. — Будем надеяться, что он действительно окажется удачным…
        Людей в автобусе было мало.
        Бориска с Буком сидели у окна и слегка подпрыгивали на мягком сиденье.
        За окном мелькали бегущие назад большие и маленькие дома, качали ветвями сосны и березы.
        А когда автобус выехал за город и свернул на лесную дорогу, ветви стали постукивать по крыше автобуса и стеклам.
        —Вот здесь я чуть не сорвался тогда с бензобака, — припомнил Бук на одном из крутых поворотов. — Меня так мотнуло, что я — ууух! — подумал уже, что лечу и вот-вот врежусь в березу…
        —Смотри-тко ты, — полуобернулась сидящая впереди бабушка, — совсем маленькая зверушка, а так громко свистит!
        И она протянула было руку, чтобы потрепать Бука по шерстке.
        Бук улыбнулся ей так приветливо, как только мог, но старушка вдруг испугалась и отдернула руку.
        —Ой! — испуганно сказала она.
        —Вы не бойтесь, — попытался успокоить старушку Бориска. — Бук никогда и никого не кусал.
        —Сви-сви-сви… — подтвердил Бук.
        —Нет, — сказала старушка, — не может быть, чтобы он не кусался. Вишь, как свистит… Ну чисто разбойник!
        —Здравствуйте — до свиданья, — обиделся Бук. — Неужели моя добрая улыбка похожа на разбойничью?.. Да разбойники и свистят не так…
        Но старушка не поняла и его нового «сви-сви-сви». Она подхватила с полу авоську, набитую свертками, и пересела на другое место, подальше.
        Бориска подумал о том, что эта старушка хоть внешне чем-то и напоминает его, Борискину, бабушку, на самом деле ничем не похожа на нее.
        «Моя бабушка, — размышлял Бориска, — сразу сумела бы отличить добрую улыбку… Она и не подумала бы даже, что Бук хочет ее укусить. Тот, кто не делает никому ничего плохого, всегда более доверчив и спокоен…»
        Но тут он вспомнил, как Бук по единственной болотной тропинке привел его к Машенькиной берлоге. Как долго не открывалась потайная дверь и как он потом сказал Машеньке:
        —Здравствуйте, вы напрасно остерегаетесь меня. Я никому не собираюсь делать зло.
        Машенька ответила тогда:
        —С первого взгляда трудно бывает понять, может кто-то сделать тебе зло или не собирается его делать.
        «Да… — подумал Бориска. — Машенька была права. Нельзя забывать, что она еле убежала от охотников, которые убили ее маму-медведицу и хотели поймать Машеньку. Она осталась в совсем непроходимом болоте. Машенька боялась, что охотники могут отыскать и ее… В такое время не станешь сразу верить каждому человеку. А старушка…»
        —Ты спишь или о чем-то задумался? — спросил Бук Бориску.
        —Я думаю о старушке… — ответил Бориска.
        —Я всегда жалею старушек, — сказал Бук. — Они не могут прыгать и веселиться…
        —Мы подъезжаем! — предупредил папа, складывая вчетверо газету. Он читал всю дорогу.
        —Да, — подтвердил Бук. — Мы уже подъезжаем, и нам надо думать о Сороке, а не о всякой всячине.
        —Пустяки, — махнул рукой папа. — Мне кажется, что это очень легко будет сделать. Сначала Бук покажет нам дом, где живет мальчишка, подбивший из рогатки Сороку. Я поговорю с ним, объясню жестокость такого поступка. Он устыдится и сразу отдаст ее.
        Водитель резко затормозил перед остановкой, и папа с Бориской заспешили к выходу.
        Дом белобрысого мальчишки стоял недалеко от магазина. Бук сразу узнал его и показал папе и Бориске.
        —Ладно, — сказал папа. — Я сам разберусь с этим стрелком из рогатки. Надо, пожалуй, сказать ему, будто Сорока нужна мне для медицинских опытов. Серьезность и научность такого дела должна сильнее подействовать на его воображение и помочь добиться успеха.


        —С воображением надо обращаться осторожно, — предупредил Бук. — Оно может так неожиданно разыграться, что потом его трудно будет унять…
        Но папа не стал слушать Бука. Папе ли не знать о том, как надо обращаться с мальчишками!
        —Вы можете помешать мне, — заявил он. — Останьтесь-ка лучше в магазине. Вот тебе, Бориска, рубль. Купите себе на него все, чего вам захочется. А я в два счета договорюсь о Сороке и принесу ее.
        Бориске пришлось подчиниться. Хотя он терпеть не мог магазинов даже тогда, когда ему разрешали купить что-то и для себя.
        —О-о-о-о! — сказал он, открыв дверь в магазин и увидев длинную очередь.
        —Придется постоять, — сказал Бук, — ничего не поделаешь.
        —Ничего не поделаешь… — согласился Бориска и занял очередь за женщиной в ярко-цветастом платье.
        Очередь двигалась медленно.
        В магазине стоял приглушенный гул голосов. Вернее, даже не гул, а какое-то жужжание.
        —Они жужжат, будто сто шмелей, запутавшихся в лепестках цветков, — шепнул Бук Бориске.
        —Похоже, — согласился Бориска. — А еще они жужжат, как вон та нарисованная на плакате большая муха жужжала бы в банке. Если ее туда посадить.
        —А зачем ее нарисовали такой большой? — поинтересовался Бук.
        —Этот плакат с мухой напоминает, что надо мыть руки перед едой. Чтобы не заболеть, — объяснил Бориска.
        —Теперь я понимаю, почему ты заболел, — догадался Бук. — Ведь ты не мыл руки перед тем, как есть малину в Машенькиной берлоге! Мы тогда совсем забыли напомнить тебе о чистоте.
        —Нет, — сказал Бориска, — я заболел совсем не той болезнью, которая приходит от грязных рук. Я заболел потому, что вымок под дождем.
        —Здравствуйте — до свидания, — присвистнул Бук. — Не сочиняй, пожалуйста, больше, чем надо. Я, сколько живу, никогда не заболевал от дождя. От мухи, действительно, можно заболеть. Однажды, когда я щелкал кедровые орехи на сосновом пне, маленькая муха залетела мне в нос. Вот тогда я плевался, даже чихал…
        Бук не договорил и чихнул. Да так громко, что почти все стоящие в очереди посмотрели на Бориску с каким-то недоумением. А женщина в ярко-цветастом платье даже раскрыла рот — наверное, хотела сказать: «Больные должны лежать в постели, а не ходить в магазины».
        Но она не успела этого сказать — появился папа и объявил:
        —Все в порядке!
        —Ну? — тихонько спросил папу Бориска.
        —Где Сорока? — взглядом из Борискиной пазухи спросил Бук.
        —Нет, — ответил папа, — я не принес ее. Но… — он понизил голос и добавил: — Почти все в порядке. Сейчас мы купим конфет и печенья, пойдем на дачу. Там вы и встретитесь с Сорокой.
        …На даче Сороки не было.
        —Где же она? — спросил папу Бориска.
        —Терпение, терпение… — ответил папа. — Сначала надо растопить печку. На полке я вижу пачку горохового концентрата. Сварим суп, а тем временем появится и Сорока.
        Стали растапливать печку. Она дымила — дрова не хотели разгораться. Пришлось открывать двери и папиным плащом выгонять дым из помещения.
        Бук тоже отталкивал дым лапкой и приговаривал:
        —Пошел вон, пошел вон, пошел вон…
        Наконец пламя зашуршало, загудело…
        —Долго еще ждать? — нетерпеливо спросил Бориска.
        Папа посмотрел на часы и в окно.
        —Странно, — сказал он. — Белобрысый обещал принести Сороку сюда. Я объяснил ему, где наша дача. Он сразу согласился принести мне Сороку для медицинских опытов. Только сказал, что отдал ее на время своему другу и надо сходить за ней.
        —Нет, — вздохнул Бук, — здесь что-то не так. Я должен сбегать и разведать обстановку. Иначе нас могут очень легко обмануть…
        И он метнулся к двери.
        —Подожди! — крикнул Бориска.
        Но Бук даже не приостановился. Он лишь махнул Бориске своим пушистым хвостиком.
        Бориска закрыл дверь, уселся верхом на стул и стал смотреть в окно. Он понимал, что догонять Бука бесполезно и остается только ждать его возвращения.
        Прошел час.
        Прошло два часа…
        Папа задремал, выронив из рук газету. Она съехала на пол и лежала на нем белеющим островком.
        Часа через три Бориска услышал царапанье в дверь.
        Уронив стул, он бросился к двери и распахнул ее.
        —Ух! — сказал Бук. — Я умираю от жары… Ни один чемпион по бегу не смог бы сегодня догнать меня — так быстро я бегал. И я был прав… Да, я был прав! — гордо повторил он, стряхивая с шерстки сосновую иголку. — Конечно, Белобрысый и не думает отдавать Сороку. Она привязана на чердаке. Я уже побывал у нее и договорился, что, когда стемнеет, проберусь к ней еще раз и перегрызу веревку. Сорока уже может немного летать. А на чердаке есть окошко с разбитым стеклом. Оттуда она и слетит на дорогу, по которой вы пойдете. Вам останется только взять ее с собой. Потом мы сядем в автобус и уедем. Хорошо я придумал?
        —Отличненько! — захлопал в ладоши Бориска.
        —Так и сделаем… — сказал папа.
        Когда стемнело и стало почти ничего не видно даже в трех шагах, Бориска с папой не спеша пошли по дороге. Шли, словно прогуливались перед сном.
        Подходя к дому, где был чердак с разбитым окном, они еще более замедлили шаг. И оказались как раз напротив дома, когда из чердачного окна выпрыгнула Сорока. Изо всех сил махая здоровым крылом, она долетела до самой дороги. Бориска подхватил ее и спрятал на груди.


        —Здравствуй, Бориска, — сказала Сорока, укладывая поудобней свое больное крыло.
        —Здравствуй, Сорока, — ответил Бориска. — Вот мы и опять вместе.
        Скоро их догнал Бук.
        —Что, — спросил он, вспрыгнув Бориске на плечо, — ловко мы провернули это дельце? Представляю, какое лицо будет завтра утром у мальчишки, когда он заглянет на чердак!
        —Мне даже стало немного жаль его, — сказал Бориска.
        —Зрря… — отозвалась Сорока. — Ты не видел, как мальчишка играл со мной: принесет кота, бросит на меня и любуется, как я отбиваюсь.
        —Эх… — сказал Бук. — Может, и Большая Медведица, Машенькина мама, сама виновата в том, что ее убили охотники?..
        Бориска ничего не ответил. Он посмотрел вверх и увидел на месте созвездия Большой Медведицы лохматое облако. Оно закрыло звезды, и только две из них мерцали, вглядываясь в окутывающую землю ночь.
        Два праздника в одном дне
        Осенью все чаще и чаще хмурые тучи прогибаются до того, что задевают крыши домов. Тогда между небом и землей остается совсем мало света, день становится похожим на вечер, а вечер на ночь.
        Год назад, когда Бориска был еще маленьким, в такой вот темный день мы стояли с ним у окна и смотрели на улицу. Мимо летел желтый лист и на темном фоне казался особенно ярким. Я подумал, что он похож на искру от вечернего костра, улетающую в темноту. Но Бориска вдруг сказал о нем, как о человеке: «Посмотри, дядя Саша, лист хорошо загорел за лето!»
        Мне понравились его слова, и я вновь вспомнил о них, когда шел к Бориске на день рождения. Он совпал с другим праздником — освобождением Сороки.
        Собираясь в гости, я надел свой самый лучший костюм и захватил подарки.
        Буку — стакан кедровых орехов.
        Сороке — блестящий кругляшок на цепочке.
        Бориске — коробку шоколадных конфет и металлического робота высотой в двадцать сантиметров. Робота совсем недавно подарили мне студенты электротехнического института. Я знаю, что подарки передаривать нельзя. Но лучшего подарка для Бориски никак не мог найти. А робот был очень хорош! Стоило включить, поднять вверх небольшой рычажок на его спине, как железный человечек шел вперед, останавливался, поворачивался, двигал руками. Внутри человечка находилась батарейка, что-то слегка гудело, а глаза — светились.
        Когда я пришел, Бука и Бориски дома не было. Они уехали искать Машеньку.
        А Сорока была дома. Она посмотрела с книжного шкафа без особого любопытства и на мое «здравствуй!» лишь слегка кивнула: «Здравствуй, мол, здравствуй, но я тебя не знаю».
        Борискина мама хлопотала на кухне.
        —Много гостей придет? — спросил я.
        —Никого не ждем больше, — ответила она, раскатывая тесто, — Борискины друзья еще на дачах.
        Я предложил помочь, но она сказала:
        —Нет, спасибо. Мне осталось только поставить в духовку пирог. Я немного задержалась с ним — хотела, чтобы он был горяченьким, с пылу с жару. Вы, мужчины, побеседуйте пока без меня.
        И тогда мы с Борискиным папой сели в кресла и поговорили о последних новостях, о погоде и о том, как охраняется природа.
        —Здесь нельзя успокаиваться, — сказал он, — если мы решим, что-сделали все, — это опасно. Тогда, боюсь, в один прекрасный день человечество со всей массой изобретенных им машин и написанных книг может оказаться среди пустыни.
        Он замолчал, а я представил себе сгрудившееся человечество в тени высоковольтной опоры. А вокруг — автомобили разных марок, шкафы с книгами…
        Тут появился Бориска.
        —Нашли Машеньку? — спросил папа.
        —Бук плохо запомнил дорогу, — сказал Бориска. — Завтра снова поедем. Обязательно найдем!
        Я поздравил Бориску с днем рождения и отдал подарки.
        —Ого! — воскликнул Бориска, схватив робота, и не обращая никакого внимания на коробку конфет.
        —Он может ходить и смотреть, — пояснил я. — Надо только перевести в верхнее положение вот этот рычажок…
        Бориска моментально щелкнул рычажком.
        Глаза у робота вспыхнули зеленоватым светом, и он пошел по полу прямо на Бука — тот лежал, вытянувшись вдоль половицы.
        Бук перевернулся через спину, вскочил, хотел отпрыгнуть. Но сзади него была стена. Тогда он прыгнул вперед, налетел на робота и сбил его с ног. После этого он испугался еще больше, метнулся на кровать и спрятался за подушку.


        А робот остался лежать на полу. Глаза его горели. Ноги продолжали двигаться. Казалось, будто он выполняет одно из гимнастических упражнений, следя за тем, чтобы равномерно делать вдох — выдох, вдох — выдох…
        —Смотррите, смотррите, ха-ха-ха! — затрещала Сорока. — Нам подаррили физкультурника. Надо поставить его на голову — тогда он еще смешнее станет болтать ногами.
        И она подскочила к нему. В этот момент роботу удалось встать.
        —Ой! — воскликнула Сорока и попятилась под кровать.
        —Уберрите, уберрите его подальше, — стрекотнула она оттуда. — К таким странным существам надо привыкать постепенно.
        Бориска выключил робота, поставил на книжную полку и спросил:
        —А как его зовут?
        Я не был готов к ответу на такой вопрос. У робота — так уж получилось! — не было имени. Когда я выступал у студентов, они подарили мне робота и ничего не сказали насчет имени. А сам я не догадался его как-нибудь назвать.
        Об этом я и хотел сказать Бориске, но меня опередила Сорока:
        —Рразумеется, — довольно ехидно произнесла она, выходя из-под кровати на середину комнаты. — Рразумеется, — почти презрительно повторила она, поводя здоровым крылом в сторону книжной полки, — у него нет даже имени! Понимаете, он безымянный! Любую собаку зовут как-то. А у него нет никакого имени. Поэтому он и выглядит так странно, что у него нет даже крохотного имени!
        Сорока собиралась продолжать свою ехидную речь. Я почувствовал: она хочет унизить робота, отыграться на нем за свой испуг. И сказал;
        —Не тарахти понапрасну. У робота есть имя. Его зовут Флаксом. Робот Флакс. Что ты теперь скажешь? Может, тебе не нравится его имя?
        —Не знаю… — растерянно стрекотнула Сорока и задумалась.
        Надо сказать, что и я немного растерялся. Никак не мог сообразить, почему именно так назвал робота. Просто мелькнуло в голове слово, которое показалось подходящим.
        Мы все замолчали. И неизвестно, сколько бы тянулось это странное молчание, если бы его не прервал Бук.
        —Флакса-плакса, флакса-клякса, флакс-клякс, — сказал он, удобно привалившись спиной к подушке.
        —Ура! — вдруг крикнул он. — Чур, я первый придумал! Когда робот будет ходить, мы, вместо того чтобы командовать по старинке «раз-два, раз-два», можем командовать так: «флакс-клякс, флакс-клякс…» Здорово?
        —Пррравильно! — обрадовалась Сорока и от восторга даже клюнула половицу. — Мы будем очень интересно играть в это флакс-клякс!
        —Не смейте обижать нашего нового друга! — предупредил Бориска. — Я никому не разрешу дразнить его, запомните.
        Бориска так рассердился, что даже топнул ногой.
        Бук обиженно отвернулся.
        А мне показалось, что у робота на мгновенье благодарно вспыхнули глаза зеленоватым светом.
        —Хм, — произнесла Сорока, — никто и не собирается его обижать. Повеселиться нельзя. Вот тебе и два праздника в одном дне! Если дальше так пойдет — все мы быстренько умрем от скуки…
        —Вряд ли, — сказал я. — Во всяком случае, тебе это не грозит. Тем более что у меня есть и еще подарок. Кому он предназначается, как ты думаешь?
        —Мне, только мне! — встрепенулась Сорока и даже взъерошилась от любопытства.
        —Угадала, — сказал я и достал из кармана цепочку с блестящим кругляшком.
        —Прекрасная дррагоценность, какая пррекрасная дррагоценность! — воскликнула Сорока. И набросив цепочку на шею, спросила: — Есть в этом доме зеркало? Почему я нигде не вижу зеркала? Мне срочно надо посмотреться в него!
        —Зеркало в коридоре, — сказал Бук. — Оно висит на стене и ждет не дождется, когда ты в него посмотришься.
        Бук произнес это так мрачно, что сразу стало понятно: он очень недоволен. Он тоже хотел бы получить подарок.
        Я высыпал на покрывало орехи.
        —Спасибо, — вежливо и с достоинством ответил Бук. И скосил один глаз на орехи, что-то соображая. Вдруг он вскочил.
        —Мне нужен заплечный мешок, куда бы я мог сложить эти орехи. Мои защечные мешки слишком малы. Ты мне дашь такой мешок? — спросил он у Бориски.
        —Надо спросить у мамы, — сказал Бориска. — Мама! — крикнул он. — Сшей Буку заплечный мешок для кедровых орехов. С лямочками. Чтобы он мог носить его на спине!
        —Да, — попросил Бук, — пусть он обязательно будет с удобными лямочками.
        —Позже, позже, — сказала мама. — Видишь, сколько у меня сегодня забот: надо накрыть на стол, не опоздать бы вынуть из духовки пирог…
        —Пирог может подождать. И стол тоже. Ну как вы не понимаете, что мне срочно необходим заплечный мешок для орехов, — почти простонал Бук.
        Маме пришлось выполнить его настойчивую просьбу. Иначе он не отцепился бы. Мама уже знала, что Бук, если ему что-нибудь очень нужно, не только просит — это она еще могла бы выдержать и не уступить, — а вспрыгивает на плечо, может пробежать даже по спине.
        Вспрыгиваний мама терпеть не могла. Она боялась, что коготки Бука порвут платье.
        Поэтому через пятнадцать минут Буку уже не надо было повторять просьбу. Мама сшила ему заплечный мешок с синими лямочками из кусочка завалявшейся в комоде парусины.
        Бук примерил, легко ли заплечный мешок снимается и надевается. И только после этого сложил в него орехи.
        —Как я не додумался до этого раньше, — сказал он сам себе. — Такое удобство! Теперь можно будет всегда иметь при себе запас орехов…
        Бук не расстался с мешком даже тогда, когда Борискин папа пригласил всех к столу — так и сел, не снимая его с плеч, около Борискиной тарелки.
        И сразу же начал вертеться.
        Он то заглядывал в салатницу, то ему надо было попробовать яблоки и груши.
        Бук тянулся решительно ко всему на столе, задевая мешком тарелки и вазочки.
        Если бы не Борискин день рождения, папа ни за что не потерпел бы такого безобразия. Но в этот день у папы и мамы было прекрасное настроение. И папа, посматривая на подаренный сыну фотоаппарат, стал вспоминать о том времени, когда сам ходил в школу.
        —Тогда я был чуть постарше тебя, но мне уже приходилось работать, спасать урожаи, — сказал он.
        —А мы… — вмешалась Сорока, — мы — солнце спасли. Урожай спасать проще!
        —Да! — подтвердил Бук, поворачиваясь к папе. — Сорока правильно заметила. Мы — я, Бориска, Сорока и Машенька — спасли даже солнце. Лохматая туча, которая гналась за ним, так и осталась ни с чем. Мы отманили тучу на себя.
        —А помнишь, как туча хотела сбить нас с дерева молнией и ударить громом? — стал вспоминать Бориска. — Машенька так испугалась, что готова была залезть ко мне в карман.
        —Точно. Машенька очень хотела залезть в Борискин карман, — подтвердила Сорока. — Это я посоветовала ей не залезать, предупредила, что трудно будет вылезать из кармана. Ах, как нам тогда было страшно и весело!..
        —Вот видишь, папа, — сказал Бориска, — и мы совсем не такие бессильные, как тебе иногда кажется.
        —Не спорьте, — улыбнулась мама. — Все любят говорить о тех хороших делах, которые они совершили. Ведь не только папа вспоминает. Ты и твои друзья — вы тоже сейчас рассказали о том, как спасли солнце. Разве это плохо? Важно, чтобы побольше было таких хороших дел, о которых не стыдно вспоминать.
        —Правильно. Это совершенно правильно, — согласилась Сорока. — И поэтому я хочу сообщить вам, что, пока вы говорили, я уже совершила хорошее дело — сочинила песенку и непременно спою вам ее, если вы не станете возражать.
        —Просим! — сказал папа.
        —Что за песенку ты сочинила? — спросила мама.
        —Быстро же ты успела… — недоверчиво сказал Бук.
        —А я все хорошее делаю очень быстро, — заметила Сорока. — Одну минуточку… Перед тем как петь, мне просто необходимо прополоскать горло.
        И она сунула клюв в Борискину чашку с чаем.
        —Теперь я готова! — заявила Сорока, вытерев клюв о скатерть.
        После этого она слегка напыжилась, набрала полную грудь воздуха и объявила:
        —Сейчас будет исполнена песенка о хороших делах и дружбе. Слова Сороки. Музыка народная. Исполнительница не совсем еще здорова и поэтому просит тишины и исключительного внимания.
        Объявив свое выступление, Сорока прошагала на середину стола, распахнула здоровое крыло и запела:
        Ждут леса нас, и дороги,
        и хорошие дела.
        Буку, солнцу и Сороке
        наша дружба помогла.
        Острый ножик на точиле —
        вжик-вжик, вжик-вжик —
        зря охотники точили —
        вжик-вжик, вжик-вжик.
        Без ножа и без рогатки
        мы на свете проживем,
        будет все у нас в порядке —
        скоро Машеньку спасем!..
        Спев это, Сорока сделала паузу.
        Папа хлопнул было в ладоши и хотел крикнуть «Браво!», но Сорока замахала крылом: погодите, мол, еще не все!
        —Валяй дальше, — сказал Бук.
        —Ииэх! — крикнула Сорока и, притопнув ногой, пошла кружиться, опрокидывая чашки и припевая:
        На луну собака лает,
        а спросите почему, —
        и сама она не знает,
        и не скажет никому.
        Я Сорока-белобока,
        очень добрая душа,
        посмотрите, оцените,
        разве я не хороша?
        —Пошла выхваляться! — сказал Бук. — Орехи пощелкать, что ли?
        И он снял со спины мешок.
        А Сорока в это время раскланивалась направо и налево, налево и направо. Она была довольна. Папа с мамой смеялись и громко хлопали ей.


        —Спасибо, спасибо за внимание, — повторяла Сорока, шаркая лапкой по скатерти. — Теперь надо сфотографироваться на память! — заявила она, откланявшись. — Пусть новый Борискин фотоаппарат сфотографирует нас.
        —Что ж, — сказал папа, — я не возражаю. Давайте только выберем место, где получше освещение.
        Место выбирали долго. Передвигали, раздвигали и сдвигали стулья. Наконец уселись.
        —Сядьте еще теснее, — сказал Бориска, заглядывая в видоискатель.
        —А ты чего? — спросил он Бука, который, не принимая участия во всеобщей суматохе, по-прежнему сидел на столе и щелкал орехи, бросая скорлупки на тарелку.
        —Иду, — неохотно сказал Бук и, подхватив мешок, заковылял к группе фотографирующихся.
        —Скорее, — поторопил его Бориска, — сейчас начнется съемка!
        Он подождал, пока Бук усядется впереди всех на пол, поставил аппарат на край стола, включил автоматический спуск, чтобы самому сняться вместе со всеми, и поспешил занять место между папой и мамой. Торопясь, — фотоаппарат уже жужжал и вот-вот должен был щелкнуть — Бориска толкнул ногой заплечный мешок Бука. Мешок опрокинулся. Орехи рассыпались.
        —Мои орехи! — крикнул Бук и вскочил.
        В этот момент аппарат громко щелкнул, запечатлев на пленку всех внимательно смотревших в объектив, а также Бука, растерянно стоящего перед рассыпанными орехами.
        Прощаясь, я спросил Сороку:
        —Как твое крыло, очень еще болит?
        —Крыло почти зажило, — ответила Сорока, поблескивая возбужденными глазами. — Борискина мама помазала его каким-то лекарством, и я послезавтра снова смогу летать. А что, — спросила она меня в свою очередь, — вы на самом деле собираетесь писать о нас сказку?
        —Конечно, — ответил я.
        —Тогда не забудьте написать и о том, какую хорошую песню я сочинила и как прекрасно спела ее! — попросила Сорока, поправляя перед зеркалом перья и кокетливо покачивая блестящим кругляшком.
        Ёкало-Мокало
        Как быстро идет время и меняются события! Вчера, например, за несколько минут Бориска заметно стал старше.
        Теперь, если бы его спросили: «Сколько тебе лет?», он, не задумываясь, ответил бы: «Скоро будет восемь!»
        Вот насколько повзрослел Бориска к тому моменту, когда вторично поехал искать Машеньку.
        Буку он сказал:
        —Смотри внимательней из моей пазухи. Сосредоточься!
        Серьезное взрослое слово «сосредоточься» Бориска произнес впервые. Раньше он ни разу не употреблял его, хотя и слышал.
        —Я и так смотрю во все глаза, — обиженно ответил Бук. — Чего ты приказываешь! И вообще… Тебе самому надо было со-сре-до-то-чить-ся, когда ты брал папины часы.
        Бориска поморщился: еще одна несчастливая случайность! И когда они только отвяжутся! Папа уже искал часы, собираясь на работу.
        «Куда делись эти проклятые часы?» — несколько раз повторил он и даже пошарил под диваном.
        Бориска промолчал, хотя часы лежали на его полке за книгами.
        Утром он нечаянно смахнул их со стола. А они взяли и остановились. Бориска испугался. Надо было положить часы на стол — кто их знает, мол, почему им вздумалось остановиться! Но Бориска с испугу решил починить часы. Он унес их в свою комнату, отколупнул крышку и гвоздиком попытался подтолкнуть колесико. Но внутри часов вдруг что-то хрустнуло, и колесико покатилось по полу.
        Услышав папины шаги, Бориска спрятал часы на полке, а колесико выбросил в окно.
        Когда папа ушел на работу, у Бориски отлегло от сердца.
        «До вечера далеко, что-нибудь придумаю…» — решил он.
        Пожалуй, если бы не тревога за Машеньку, он только и думал бы теперь о своем несчастье. Но Машенькина судьба беспокоила его гораздо сильнее собственной.
        И то, что его волновало несчастье другого больше, чем собственное, лучше всего доказывало: Бориска растет, становится настоящим человеком.
        —Я ничего не приказываю тебе, — сказал он Буку, — только очень прошу смотреть внимательнее. Мы сегодня обязательно должны найти Машеньку! Может, тебе напомнит что-то вон тот гараж или большое дерево около водопроводной колонки?
        —Нет… Ничего похожего… Не припоминаю… — отвечал Бук.
        Бориска совсем устал. Ему казалось, что они прошли уже сто, двести улиц. И все — ничего нового, ничего нового. Отчаяние потихоньку стало овладевать им. Вдруг он услышал, как Бук завозился, а потом и сказал:
        —Стоп, стоп, стоп… Ту длинную кирпичную трубу я, кажется, видел.
        Бориска взглянул на трубу кирпичного завода и дальше, туда, где кончались дома.
        —Кажется, там… — подтвердил Бук.
        И вновь они ходили по улицам, вновь Бук повторял: «Нет… Не припоминаю…»
        Наконец, указав лапкой на один из домов, Бук воскликнул:
        —Он!
        Дом был крепкий, построенный из толстых бревен. Кирпичный фундамент, высокий забор… Где-то там, за этим забором, должен быть сарай, а в нем — Машенька.
        Бориска привстал на носки, пытаясь увидеть сарай. Но забор был высоким, а ворота — заперты.
        —Ы-ы-ав, ы-ы-ав! — подала голос из-за глухого забора собака.
        —Странно… — сказал Бук. — Тогда собаки не было. Неужели я ошибся? Надо проверить.
        —Будь осторожен, — попросил Бориска, — как бы собака не сцапала тебя.
        —Не первая собака попадается мне на дороге, — ответил Бук. — Будь спокоен, я сумею одурачить ее.
        И он ловко поднырнул под ворота.
        А Бориска остался ждать его и сел на лавочку около ворот.
        Собака лаяла все яростнее и яростнее.
        —Да перестань ты, — сказал Бориска, — надорвешься!
        Из-за лая Бориска не услышал шагов, услышал только, как заскрипела калитка, и увидел, что на улицу вышел дядька в черной рубахе навыпуск. У него были всклокоченные седоватые волосы и злые маленькие глазки на квадратном лице.
        —Че собаку дразнишь? А ну — дуй отседова! — приказал он Бориске.
        Бориска перешел на другую сторону улицы.
        —Не ошивайся больше возле моего дома, уши оторву! — предупредил дядька. — Ишь, ёкало-мокало, шляется тут всяка шантрапа… — проворчал он, возвращаясь во двор.
        Через несколько минут из-под ворот выскочил Бук.
        —Собаку купили сторожить Машеньку, — сказал он. — Очень злобная собака. А Машенька передает тебе привет. Она по-прежнему сидит в сарае на двух цепях. Очень обрадовалась, что я нашел тебя, а ты, конечно, придумаешь способ выручить ее. Что будем делать?
        —А я, — сказал Бориска, — пока ты был у Машеньки, видел старого охотника. Он прогнал меня с лавочки и сказал, что я — ёкало-мокало — шантрапа.
        —Точно, — подтвердил Бук. — Совсем забыл тебе сказать: он любит повторять это «ёкало-мокало». Так, что мы теперь будем делать? Как обхитрим Ёкалу-Мокалу?
        —По-моему, — сказал Бориска, — прежде всего нам надо запомнить, где сарай, в котором сидит Машенька, и все, что вокруг него. Сейчас мы с тобой залезем на этот тополь, а дома я нарисую все, что увижу.
        …Радуясь удаче, друзья возвратились домой. Открыв дверь, Бориска крикнул Сороке:
        —Эй, эй, как дела? Телефон не звонил?
        —Как же, как же, — сообщила Сорока, — он звонил уже несколько раз.
        —Это, наверное, мама, — сказал Бориска. — Папа больше одного раза не звонит. Ему мешают совещания.
        Бориска снял трубку, набрал мамин номер и спросил, услышав ее голос:
        —Это ты звонила? А я только-только вернулся.
        —Я звонила тебе три раза, — сказала мама. — Ты давно должен быть дома…
        —Мы долго искали Машеньку, — стал оправдываться Бориска. — Разве ты не понимаешь, я ведь не просто бегал-играл…
        —Знаю, знаю, — прервала мама, — у тебя всегда найдется оправдание. Теперь послушай меня. Сходи в магазин, деньги лежат на буфете, купи три бутылки молока и хлеб. Да приведи в порядок свою комнату — в ней все кувырком. Я скоро приду. Понял?
        —Чего тут не понять, — ответил Бориска. Он хотел еще рассказать, как они все-таки нашли Машеньку, но мама положила трубку.
        —Она ничего не захотела узнать о Машеньке? — спросила Сорока.
        —Я думаю, что у мамы на работе неприятности, — сказал Бориска. — Но она скоро придет, и мы ей расскажем.
        —Конечно, конечно… — сказал Бук.
        Бориска заметил: голос Бука стал каким-то скучным.
        —У тебя заболела голова? — спросил он его.
        —Да. У меня разболелась голова, — подтвердил Бук и улегся на подоконнике.
        Бориска оглядел комнату. Мама была неправа — в комнате ничего не выглядело перевернутым. Все-таки Бориска кое-где смахнул пыль и подмел пол.
        Потом он сходил в магазин и даже вымыл посуду.
        —Ну и ну! — удивилась мама. — Вот ведь, — сказала она, вынимая из хозяйственной сумки колбасу, конфеты, — если захочешь, ты все умеешь отлично делать. Делаешь даже то, о чем не просят. Как бы нам добиться, чтобы это хотенье у тебя всегда было?
        —Очень просто, — сказал Бориска. — Надо сейчас отпустить меня на часик погулять.
        —Он еще не нагулялся! — всплеснула руками мама. Но, внимательно глянув на сына, вдруг разрешила, добавив: — Смотри, если не придешь вовремя!..
        —Я с тобой! — крикнул с подоконника Бук.
        —Нет, — сказал Бориска. — У тебя разболелась голова. Отдыхай.
        И пошел на улицу. Он не хотел брать с собой Бука. Не гулять собирался Бориска, а еще раз съездить к Машеньке. Хоть крикнуть ей что-нибудь через высокий забор.
        Ах, если бы мама знала, что на книжной полке, за книгами, спрятаны папины часы!
        Бориска вспомнил о них на задней площадке троллейбуса и подумал: «Если все обойдется благополучно, — никогда больше не буду бояться сразу говорить правду! Это гораздо легче, чем ждать, пока она сама о себе скажет».
        Справедливости ради надо сказать: Бориска не очень-то храбро подошел к дому Ёкалы-Мокалы. Одно дело, когда рядом друг, пусть даже такой маленький, как Бук, и совсем другое, когда чувствуешь, что ты — один.
        «Нет, — сказал себе Бориска, — если я буду бояться, то не сумею поговорить с Машенькой».
        Стараясь не обращать внимания на собачий лай, он, набираясь смелости, несколько раз прошел перед домом.
        Только потом Бориска завернул за угол забора, обошел двор и приблизился к месту, неподалеку от которого стоял сарай.
        —Машенька, — спросил он, — ты слышишь меня? Это я, Бориска.
        —Ав-ав, ав-ав! — надрывалась собака.
        —Я слышу тебя, — донесся до Бориски Машенькин голос. — Ты пришел выручить меня?
        —Еще не сейчас, — ответил Бориска. — Я пришел на разведку. Нам осталось совсем немного подготовиться.
        —Скорей бы, — вздохнула Машенька.
        —Ав-ав, ав-ав! — надрывалась собака.
        —Чтоб тебя черти разорвали! — сказал вышедший на лай Ёкало-Мокало. — Брешет и брешет, дьявол. А ну заткнись!
        Собака смолкла, но совсем успокоиться не могла — Бориска был недалеко.
        —Р-р-р-ав! — не выдержала она.
        —Пошла на место! — совсем рассердился Ёкало-Мокало и чем-то запустил в собаку.
        Собака заскулила, загремела цепью и убежала в свой угол.
        —Вот сдеру с тебя шкуру на рукавицы — узнаешь тогда, как попусту гавкать, — сказал Ёкало-Мокало, уходя в дом. — Только попробуй, полай еще зря!
        «Бедная ты, бедная собака, — подумал Бориска. — Стараешься, стараешься для хозяина, а тоже сидишь на цепи. А потом придет день, когда Ёкало-Мокало сдерет с тебя шкуру…»
        —Собака, а собака, — сказал Бориска, найдя в заборе небольшую щель и заглядывая в нее. — Я ничего плохого твоему хозяину не хочу сделать. Но Машеньку надо выручать! Она жила себе и жила в лесу, никого не трогала. Какое же право имел Ёкало-Мокало хватать ее и сажать на цепь? Слышишь, собака, ты не лай на меня, ладно?
        И он бросил ей кусок коржика. Собака подошла к нему, понюхала и отнесла к будке. Там она вытянулась, положив угощенье между передними лапами. А Бориска спросил Машеньку:
        —Тебя не мучает тот, Долговязый, который поймал Бука?
        —Его отправили убирать урожай, — сказала Машенька. — Он только через месяц вернется.
        «Это хорошо… — подумал Бориска. — Значит, Долговязый не будет мешать нам».
        Больше он ничего не успел сказать, потому что услышал за своей спиной шаги.
        —Вот ты где! — закричал Ёкало-Мокало. — Не уйдешь! — кричал он, гоняясь за Бориской и размахивая палкой.
        Бориска припустил от него изо всех сил.
        —Не уйдешь!.. — кричал Ёкало-Мокало. — Догоню!.. Но Бориска бежал так, что догнать его было трудно. Ёкало-Мокало понял это и остановился. Долго он еще кричал и ругался, бессильно злобствуя.
        —Вот видишь, какие гады, — обратился Ёкало-Мокало к случайному прохожему, — все ранетки норовят оборвать!
        Прохожий глянул на него и ничего не ответил. Но этого Бориска уже не слышал. Он все бежал, бежал и остановился только, добежав до троллейбусной остановки.


        —…А, явился не запылился! — встретила мама Бориску, когда он не вошел, а ввалился в коридор. — Ну рассказывай, где ты пропадал больше двух часов?
        —На улице играл, — как можно беспечнее ответил Бориска. — За новой девятиэтажкой.
        —Неправда, — сказала мама. — Я все вокруг осмотрела. Не было тебя нигде.
        —А где мои часы? — спросил, входя, папа. Бориска пожал плечами.
        —Угу, — сказал папа и взял Бориску за ухо. — Пойдем, — потянул он его, — сейчас я тебе их покажу.
        И подвел Бориску к полке с книгами.
        —Твоя работа? — спросил он, вынув несколько книг. В образовавшемся отверстии поблескивали часы.
        —Папа… — просительно промямлил Бориска. Вздохнув, папа взял часы и уже не за ухо, а за плечо повел Бориску в большую комнату.
        —Садись, — сказал он ему и показал на кресло. Бориска сел.
        Прямо перед Бориской висели на стенке часы. Они покачивали степенным желтым маятником, а их стрелки как сошлись на цифре шесть, так и не хотели расходиться. Бориска смотрел и никак не мог понять, какое время они показывают.
        —Что ж ты, брат… — сказал, наконец, папа. — В прятки начинаешь играть с нами?
        —Да я нечаянно смахнул их! — воскликнул он, и в его голосе зазвучало отчаяние. — Они упали и остановились. Я хотел их починить, ковырнул гвоздиком, а колесико взяло и отскочило. Неужели ты не поймешь?..
        —Я все понимаю, — сказал папа. — Не за то, что так получилось, сержусь на тебя. Ты обманул, вот что главное!
        —Я больше не буду, — сказал Бориска. — Честное слово. Не веришь? Я даже клятву придумал!
        —Я тебе верю и без клятв.
        Бориска пообещал всегда говорить правду.
        —Хорошо, — сказал папа, — верю. Хочу, чтобы и ты помнил: мы с мамой всегда поймем тебя.
        —Его обещания на один день! — крикнула из соседней комнаты мама. — Совсем от рук отбился… И вообще… Сорока трещит без конца, Бук скорлупки разбрасывает по всей квартире. Я скоро с ума сойду!
        —Мама… — умоляюще попросил Бориска.
        —А ну вас! — сказала мама и ушла на кухню.
        Бориска знал, что, разволновавшись, мама может иногда под горячую руку сказать что-то и слишком резкое. Знал он и другое: через несколько минут она остывает, чувствует себя неловко и сама готова попросить прощения за излишнюю резкость. Но Бук и Сорока этого не знали!
        Когда через некоторое время мама с обычной приветливостью позвала всех ужинать, Бориска с папой сели за стол, а Бук и Сорока не шевельнулись.
        —Вы что, гости дорогие, особого приглашения ждете? — задетая их молчанием, спросила мама.
        Бук произнес что-то, но мама ничего не поняла.
        —Почему я ничего не понимаю? — растерянно обратилась она к Бориске.
        Бориска промолчал, а папа сказал:
        —По-моему, все понятно. Бук говорит как обычно. Он ответил: «Какие же мы дорогие гости, если мешаем, если из-за нас можно сойти с ума?..»
        Мама вдруг покраснела, залилась ярким-преярким румянцем. И тогда Бориска сказал ей:
        —Помнишь, после того как мы выручили Бука, он объяснил: звери и птицы разговаривают только с теми, кто им нравится. Только эти люди их понимают. Ты перестала нравиться Буку, поэтому перестала и понимать его.
        —О господи! — сказала мама. — Да у меня и в мыслях не было их обидеть. Объясни им, Бориска, пусть они простят меня.
        —Значит, мы по-настоящему дорогие гости для вас? — недоверчиво спросила Сорока.
        —Ну, конечно! — ответила мама, обрадованная тем, что поняла вопрос.
        Бук и Сорока переглянулись. Потом заняли свои места на столе.
        Бук развязал мешочек с кедровыми орехами, а Сорока принялась склевывать с тарелки жареную рыбу.
        Через несколько минут она уже развеселилась и сказала маме:
        —Вкусно, очень вкусно приготовлено. Ваша рыба намного сочнее и ароматнее тех пескарей, которых я находила на речном берегу.
        —Дай-ка попробовать, — попросил Бук.
        Он откусил маленький кусочек, не торопясь, пожевал его, проглотил.
        —Действительно, — подтвердил он, — вкуснее такой рыбы редко что бывает.
        Бориска засмеялся. Улыбнулись и мама с папой. Всем стало ясно, что обида забыта.
        —Положить тебе рыбы? — спросила мама.
        —Нет, нет, — загородился лапкой Бук. — Орехи все-таки вкуснее самой замечательной рыбы…
        —Слушай, Бориска, — сказал папа, — может, тебе нужна моя помощь для спасения Машеньки?
        —Да, — подумав, ответил Бориска. — Нам понадобится твоя помощь. Сегодня я понял это. Только я еще не знаю, какой она должна быть. Как только пойму — сразу скажу.
        —…Тебе здорово попало, — пожалела Бориску Сорока, когда после ужина друзья остались одни. — Как папа взял тебя за ухо, я сразу поняла, что тебе о-го-го как попадет! Но мы с Буком не виноваты. Твой папа подошел к полке за книгой и сам увидел часы. Ты плохо их спрятал.
        —Да, — сказал Бук, — так и было. Ты очень плохо спрятал часы. Стоило взять с полки книгу, и они оказались на виду.
        —Лучше бы я их вовсе не прятал! — с досадой сказал Бориска.
        Робот Флакс меняет имя
        На улице было еще светло, когда Сорока попросила:
        —Открой-ка мне, Бориска, окно. Я слетаю в гости к голубям.
        Как только у Сороки зажило крыло, ей захотелось полетать, пошнырять на улице.
        Она вспорхнула с подоконника и легко перелетела на крышу соседнего дома.
        —Как хорошо стало без сорочьей трескотни, — заметил Бук. — Пока она летает, почитай мне книжку про птиц, я вижу ее на твоей полке.
        —Ты хочешь побольше узнать о Сороке? — спросил Бориска, достав книжку.
        —О Сороке я и так знаю больше, чем надо, — сказал Бук. — Я даже знал ее бабушку. Она была такой старой, что издали уже не могла отличить березу от сосны. И такой глухой, что надо было три раза крикнуть, чтобы она один раз поняла. Когда над лесом пролетал самолет, Сорокина бабушка поднимала голову и говорила: «Кажись, моя внучка летит. Ишь, баловница, на какую высоту забралась!» Вот что я знаю. Про это нигде не написано. Ты лучше раскрой книжку на середине. О какой птице там будет, о той и прочти.


        Бориска раскрыл книжку.
        —Тебе повезло, — заметил он, — о такой птице ты, наверное, ничего не знаешь. Ее зовут Оляпкой.
        —Странное имя, — сказал Бук. — Действительно, с такой птицей я никогда не был знаком.
        —Вот слушай, как здесь написано: «Оляпка живет на берегах речек, которые не замерзают. Она ловит в воде личинок разных насекомых и мелких рыбок. А если Оляпку пугают, она иногда кидается с места в воду, как лягушка. Под водой она может пробыть десять-пятнадцать секунд». Здорово?
        —Я тоже могу десять-пятнадцать секунд просидеть под водой, если меня напугать, — сказал Бук. — Хотя, признаться, это не доставляет удовольствия, потому что вода наливается в уши и попадает в нос. Но я запомню эту птицу. Как только мне представится случай, я обязательно познакомлюсь с ней…
        —Ха! — вскрикнула прилетевшая Сорока. — Они читают книжку. Стоило мне отлучиться на несколько минут, как они, вместо того, чтобы заняться делом, читают. А кто, я вас спрашиваю, станет ломать голову над планом спасения Машеньки?
        —Мы ждали, — сказал Бориска. — Не могли же мы совещаться и составлять план без тебя. Ты сразу бы обиделась на нас за то, что тебя не подождали.
        —Как живут голуби? — спросил Бук. — Наговорилась ты с ними?
        —Да ну их! — махнула крылом Сорока. — Они все воркуют. Сидят на крыше и воркуют. Надоело с ними. Давай, Бориска, рисуй план…
        Бориска долго пыхтел и ерзал на стуле, стараясь нарисовать понятнее и красивее. Наконец, он закончил работу, и друзья склонились над планом.
        —Вот, — сказал Бориска, — здесь нарисовано все, что нам нужно: дом Ёкалы-Мокалы, сарай, где сидит Машенька, забор, пустырь, дорога, поле и, наконец, лес.
        Значит, кто-то должен пробраться к Машеньке в сарай и освободить ее от цепей. Потом надо тихонько открыть дверь сарая и отвлечь собаку. И еще — самое главное: надо убежать так, чтобы Машеньку не нашли потом в лесу.
        —Я возьму напильник и перепилю все цепи, — сказал Бук. — А вообще-то Машенька и сама перепилит их, надо только передать ей напильник.
        —А я, — сказала Сорока, — замечу место, куда Ёкало-Мокало прячет ключ от сарая, и утащу его.
        —Это легко сделать, — сказал Бук. — Я видел, что Екало-Мокало вешает ключ от сарая на гвоздь около двери дома.
        —Урра! — крикнула Сорока. — Мы — да не справимся!
        —Е-рун-да… Ничего у вас не получится, — раздался странный металлический голос.
        —Кто, кто это сказал? — спросил ошеломленный Бориска.
        —Это я сказал, — ответил робот и к общему удивлению ловко соскочил с полки и пошел.
        Он шел уверенно. Глаза его светились зеленоватым светом. Подойдя к столу, робот вспрыгнул на него, будто его подбросила какая-то невидимая сильная пружина, и спросил:
        —Хотите послушать, что я скажу?
        —Ой! — сказала, отодвигаясь, Сорока. — Вы можете до смерти испугать подобными неожиданностями. Ведь вас, кажется, никто не включал?
        —Ерунда, — повторил робот, разглядывая план. — Мне ничего не стоит и самовключиться при особых обстоятельствах.
        —Скажите, пожалуйста, робот Флакс, а почему вы тогда, при первом нашем знакомстве, так неловко вели себя и дрыгали ногами? — ехидно спросил Бук.
        —Во-первых, — ответил робот, — я попрошу вас не называть меня случайным именем, которое получил против своего желания. Сам себе я дал другое имя и оно мне нравится. Меня зовут Олегом. Что же касается того, что при первой нашей встрече я показался вам неуклюжим, то произошло это исключительно вследствие моей стеснительности. Всегда чувствуешь себя не слишком уверенно, когда впервые попадаешь в чужое общество, тем более, если тебя еще и дарят. Но свою чрезмерную стеснительность я устраню путем самоусовершенствования. Итак, поговорим о вашем плане. Успешному выполнению задачи мешает присутствие собаки.
        —Ой, как интересно вы говорите, — льстиво произнесла Сорока. — Вы так точно подметили опасность…
        —Собаку можно усыпить, — сказал Бориска. — Мы подложим ей в еду снотворного…
        —Нет, — сказал робот Олег. — Попытка усыпить может не дать необходимого результата. Разве исключено, что собака не захочет съесть снотворное, которое вы подложите ей в колбасу или другое собачье лакомство? И еще: допустим даже, что она проглотит ваше снотворное. Но если доза его не будет предварительно проверена, то нельзя с уверенностью сказать, сколько она проспит. Вдруг собака проснется раньше, чем надо. Представляете, какой лай она может поднять спросонья?
        —Пусть только попробует, — сказала Сорока. — Я налечу на нее и так долбану ее клювом между глаз, что она моментально завизжит от страха.
        —Собака, может, и завизжит, — заметил робот. — Но не исключено, что встревоженный ее лаем Ёкало-Мокало решит выйти во двор с ружьем в руках.
        —Ух ты! — воскликнул Бук. — Неужели мы не сможем отвлечь одну собаку?
        —Вы почти угадали… — кивнул Буку робот. — Есть верный способ избавиться от нее — отвлечь, убрать собаку со двора.
        —Прравильно! — стрекотнула Сорока. — Бориска возьмет ее за шкирку и вытащит на улицу. Только сначала собаке надо чем-нибудь заткнуть пасть. Чтобы она не лаяла, когда Бориска будет вытаскивать ее на улицу.
        —Не смейтесь над тем, что я сказал, Сорока! — светящиеся зеленоватым светом глаза робота на секунду померкли, должно быть, его задел насмешливый тон Сороки, и он едва сдержался, чтобы не ответить ей резко. — Вы лучше хорошенько подумайте. Я вовсе не предлагал вытаскивать собаку. Просто надо помочь собаке осуществить ее мечту. Как вы думаете, чего больше всего хочется собаке, сидящей на цепи?
        —Сорваться с цепи и побегать по улицам, — сказал Бориска.
        —Разумеется, — поддержал Бук Борискины слова. — Сидящему на цепи всегда хочется хоть на время избавиться от нее. Робот Олег предложил нам правильный выход. Еще мой отец говорил, что из любой норы можно прорыть сколько угодно выходов, но лишь один из них будет самым удобным. Странно, что я не додумался до этого… Но простите, робот Олег, у этого правильного выхода есть, говоря вашим языком, один слабый момент: кто отцепит собаку? Ведь она не подпустит к себе ни меня, ни Бориску.
        —Этот момент очень легко исключить, — ответил робот. — Ее отцеплю я. Собаки лают и бросаются на людей и зверей. А от меня пахнет только металлом. Но если она и бросится на меня — только обломает зубы.
        —Урра! Мы — да не справимся! — крикнула Сорока.
        —Между прочим, — сказал робот Олег, — нам не помешал бы транспорт.
        —Легковая автомашина? — спросил Бук.
        —Вот именно, — ответил робот.
        —Кто, кто из нас сможет договориться с хорошей и быстрой легковой автомашиной? — спросила Сорока, и все, не сговариваясь, посмотрели на Бориску.
        —Я попробую… — неуверенно сказал Бориска. — Когда мы прибежим к дороге — остановлю попутную машину и договорюсь с шофером. Только нам сначала надо выбрать место, куда ехать.
        —Давайте изучим карту, — сказал робот Олег. — Найдется она в этом доме?
        —Найдется, — ответил Бориска и, поискав в папиной комнате, принес сложенную вчетверо карту, на которой были обозначены города, деревни, леса и дороги.
        —Это как раз то, что нам требуется, — сказал робот, помогая расстелить карту на полу.
        И друзья, после поисков и споров, нашли на карте удобное удаленное место, поблизости от которого не было ни дорог, ни деревень.
        —Здесь Машеньке будет спокойно, — сказал Бориска.
        —Да, — прикинул робот Олег. — Это место весьма глухое.


        —Машеньке будет очень скучно жить так далеко одной, — сказала Сорока. — Я, пожалуй, тоже поселюсь вместе с ней. Там, по крайней мере, в меня никто не станет стрелять из рогатки.
        —И мне разонравилось жить около деревни, — заметил Бук. — Там уже почти нет кедровых орехов. Я давно подумывал о том, чтобы переменить нору, да все не хотелось расставаться с Машенькой и Сорокой. А теперь, раз они не хотят там жить, и мне нечего делать в тех местах. Я иду с ними!
        —Если вы не возражаете, — сказал робот Олег, — то и я попросил бы вас взять меня в свою компанию. Мне хочется немного попутешествовать. И я смогу пройти с вами хоть двести километров, а потом и пожить некоторое время в уединенном месте. Кроме того, я полюбил вас и Машеньку, хотя ни разу ее и не видел.
        —Урра! — вскричала Сорока. — Мы построим новую берлогу и станем жить в ней. Это будет самая веселая берлога из всех берлог!
        —А у меня, — грустно сказал Бориска, — больше не будет веселого лета. Когда мы приедем на дачу, в лесу уже не будет ни Сороки, ни Машеньки…
        —Разве ты хочешь, чтобы Машенька вернулась на прежнее место и ее снова поймали охотники? — спросил Бук.
        —Нет, конечно, нет… — ответил Бориска. — Я только подумал о том, как мне будет скучно без вас. И папе с мамой тоже…
        —А вы приезжайте к нам, — предложила Сорока, — мы построим еще одну берлогу рядом, и тогда станут две самые веселые берлоги.
        —Подождите… — прервал Сорокины мечты робот Олег. — Две берлоги — дело будущего. Сейчас еще рановато говорить о них. Надо сначала наметить день и час освобождения Машеньки, распределить обязанности. Сегодня двадцать первое…
        —Завтра! — предложил Бук.
        Бориска и Сорока согласились.
        —Хорошо, — сказал робот Олег. — Число выбрано. Теперь надо решить — в котором часу?
        —Я предлагаю — утром, — протрещала Сорока. — Когда на улицах будет безлюдно, а Ёкалы-Мокалы еще не проснутся.
        —А я думаю — ночью, — сказал Бориска. — В два часа. Тогда и темно и безлюдно. Самое подходящее время.
        —А где мы ночью возьмем попутку? — ехидно спросила Сорока. — Нет, утром… Только утром!
        —Нам не приходится ждать идеальных условий, — заметил робот Олег. — Любое время не особенно удобно. Лично мне более продуманным кажется Борискин вариант: в темноте легко прятаться. Но поскольку эта ночь уже наступает, а мы не совсем подготовлены, целесообразнее осуществить наш план следующей ночью.
        —Я не возражаю, — сказал Бук.
        —Пусть будет по-вашему, — обиженно сказала Сорока. — Тогда примите хотя бы мое предложение сочинить песню.
        —Да ну ее! — сказал Бук. — Мы и так уже насочиняли много песен. Толку от них!..
        —Последнюю-препоследнюю, — сказала Сорока. — Вдруг она окажется полезной!
        Робот Олег пожал металлическими плечами. Он больше надеялся на точный расчет и железное спокойствие. Но возражать не стал.
        И вечер в Борискиной комнате закончился распеванием такой песни:
        План составлен. День назначен.
        Остается только ждать.
        Пожелайте нам удачи,
        что вам стоит — пожелать!
        Завтра ночью, темной ночью
        тихо влезем на забор.
        Незаметно темной ночью
        прокрадемся мы во двор.
        В дальний лес найдем дорогу,
        а потом, в глуши лесной,
        мы счастливую берлогу
        будем строить под сосной!
        —А я не смогу строить берлогу, — сказал Бориска. — Я должен остаться в городе. Скоро — первое сентября. Зато потом, когда приду в гости, смогу подмести пол или еще что-нибудь сделать.
        —Это — само собой… — заметила Сорока. — А пока сходи и скажи папе, чтобы он был готов помогать нам завтра ночью…
        Большая Медведица смотрит на город
        В том, что хуже всего ждать и догонять, друзья сполна убедились в последний день. Поминутно то один, то другой спрашивал: «Который час?» После вопроса слышался очередной вздох и слова: «Как медленно тянется время!..»
        Бориску обрадовало, что по небу поползли плотные серые тучи.
        —Хорошо, — сказал он друзьям, — погода портится. Для нас лучше, если ночь будет беспросветной.
        Немного погодя выглянуло солнце.
        —Плохо, — сказал он. — Небо, кажется, станет ясным.
        —Солнце скоро спрячется, — успокоил Бориску Бук. — Оно выглянуло только для того, чтобы пообещать нам удачу.
        —Конечно, — подтвердила Сорока. — Солнце всегда должно обещать нам удачу. Ведь мы спасли его от лохматой тучи. Оно знает, что ночью нас ждет опасная работа. Солнце и луну попросит не выглядывать сегодня, вот увидите!
        —Увидим… — отозвался Бориска без особой надежды.
        Чтобы отвлечься от ожидания, он предложил Буку и Сороке прогуляться по городу.
        —Что вы хотели бы посмотреть? — спросил он друзей.
        —Я не раз пролетала над городом, — сказала Сорока. — По-моему, самое интересное место — большая свалка. Там можно найти массу разных блестящих штучек. Но я их уже не собираю, надоело.
        —Свалка не в городе, а где-то за городом, — сказал Бориска.
        —Я и не собираюсь на нее смотреть, — сказала Сорока. — Просто вспомнила про нее. Куда же нам пойти, чтобы повеселиться?.. — Она задумалась на минуту, потом воскликнула: — Давайте сходим к оперному театру! Мне захотелось посидеть на его крыше. Это, наверное, гораздо возвышенней, чем сидеть на крыше клуба!
        —Э, — заметил Бук, — не все ли равно. Крыша — она и есть крыша.
        —Не скажи, — возразила Сорока. — У оперного театра крыша гораздо выше.
        —Лети, лети, — ехидно сказал Бук. — Потом хвастаться будешь тем, что сидела на крыше оперного театра.
        —А тебе завидно… завидно? — попыталась поддразнить Бука Сорока. — Сам-то куда хочешь сходить?
        —На базар… — откровенно признался Бук. — Там должны продавать кедровые орехи. Не мешает перед дорогой пополнить ими заплечный мешок.
        —Робот Олег, ты пойдешь с нами? — спросила Сорока.
        Глаза робота вспыхнули. Он отрицательно помотал головой и, показав рукой на книги, ответил:
        —Меня в настоящий момент заинтересовала художественная литература.
        —Пошли, — сказал Бориска. — Пусть робот Олег читает. А мы сходим к оперному, на базар и еще… еще я свожу вас в кино!
        —А что мы будем делать в этом кино? — спросил Бук.
        —Сидеть и смотреть на экран…
        —Я и сам знаю, что там надо смотреть, — перебил Бук.
        Он, разумеется, никогда не ходил в кинотеатр. Но, как иногда случается и с людьми, захотел показаться более знающим, чем был на самом деле. А боясь обнаружить незнание, постарался изменить разговор.
        —Мы вдоволь насмотримся и на Сороку, — заметил он. — Ты думаешь, она быстро слетит с крыши оперного театра? Как бы не так. Сорока будет сидеть на ней до тех пор, пока не покажется всему городу. Она такая…
        —Какая есть! — протрещала Сорока. — Люди тоже захотят посмотреть на меня. Я почти уверена: они никогда не видели Сороки на крыше оперного театра.
        —А в кино продают мороженое. С орехами, — сказал Бориска.
        —С орехами? — переспросил Бук и вскочил. — Чего же мы ждем? — воскликнул он. — Если там продают орехи с мороженым, тогда обязательно надо посмотреть кино! На первое у нас будет базар, на второе — кино, а на третье — крыша.
        —Нет, сначала крыша… — запротестовала Сорока.
        —А я говорю — на третье! — не уступал Бук.
        Они заспорили так, что даже стали наскакивать друг на друга.
        —Давайте бросим жребий, — предложил Бориска, чтобы помирить друзей. — Вот пуговица. Если Сорока отгадает, в какой руке я держу ее, — будет так, как хочет она.
        И Бориска, переложив за спиной пуговицу из одной руки в другую, спросил:
        —Ну, в какой?
        Сорока крутнула головой, хитро посмотрела на Бориску и сказала:
        —В правой!..
        Бориска медленно разжал ладонь.
        —Урра, я отгадала! — обрадовалась Сорока. — Где моя драгоценность? — засуетилась она, разыскивая кругляшок на цепочке.
        А надев его, минут пять вертелась перед зеркалом.
        —Тот, кто собрался в театр, должен выглядеть нарядным, — протрещала она, заметив насмешливый взгляд Бука.
        Подстриженные кусты около оперного еще стояли плотной зеленой стенкой, словно осень была далеко-далеко, а не в двух шагах от них.
        Кое-где чирикали воробьи. Вверху, между колоннами, переговаривались голуби. Купол поднимался громадным богатырским шлемом.
        —Культурное место, — сказала Сорока, оглядывая театр. — Когда я пролетала над городом и смотрела вниз, он показался мне почти игрушечным. С земли смотреть на театр совсем другое дело.
        Сорока взлетела, уселась на самой макушке купола и стала едва заметной снизу.
        —Как я смотрюсь? — крикнула она.
        —Никак, — ответил Бук. — Если не знать, что ты сидишь там, тебя можно и совсем не заметить.
        Но Сорока ничуть не расстроилась. Попрыгав по куполу, она слетела на асфальт в замечательном настроении. Глаза ее мечтательно поблескивали.
        —Теперь я понимаю, насколько прекрасно высокое искусство, — сказала Сорока, поправляя на груди кругляшок. — Странно, что голуби не поднимаются выше колонн, — я ни одного из них не встретила на куполе.
        —Они слишком разжирели, — заметил Бук. — Искусство на них не действует так, как на тебя. Вот если бы кто-нибудь насыпал голубям крошек на крышу, они бы паслись там.
        —Голубям почему-то разрешается жить везде, — задумчиво сказал Бориска. — Почему бы не позволить и Машеньке построить берлогу около театра, на газоне. Как было бы здорово!
        —Машенька могла бы вместе с контролерами проверять билеты перед началом спектакля, — сказала Сорока.
        —Ну вас с вашими немыслимыми фантазиями, — отмахнулся Бук. — Так вы здесь домечтаетесь до того, что мы никуда больше не успеем сходить!
        …На базаре, как всегда, было многолюдно и шумно. Краснели помидоры. Зеленели огурцы. Пахло арбузами и яблоками.
        У входа, на бойком месте, сидел старичок и продавал лотерейные билеты. Почти ежеминутно он кричал в рупор:
        Не проходите мимо, подходите скорее,
        пока еще остались билеты денежно-вещевой лотереи.
        Кто забыл выиграть машину? Пожалуйста, машины есть.
        Учтите, счастливые билеты продаются только здесь!
        Увидев Бориску, старичок прокричал:
        Молодой человек с бурундуком и сорокой,
        я советую вам, как собственному сыну, —
        не пожалейте тридцати копеек,
        выиграете автомашину!
        —Выиграй ее, — сказал Бук Бориске.
        —Конечно, — поддержала Бука Сорока, — надо выручить этого доброго старичка. Он, наверное, наделал столько машин, что и сам не знает, как от них теперь избавиться. Машина нам пригодилась бы увозить Машеньку.
        —Ничего не выйдет, — вздохнул Бориска. — Наша семья невезучая на выигрыши. Да и нет у меня лишних тридцати копеек. Пусть другие выигрывают.
        —Жаль, — сказал Бук. — Такие добрые старички редко встречаются.
        И друзья пошли искать кедровые орехи.
        —Я сам буду выбирать их, — предупредил Бук. — Мне стоит только взглянуть на орехи, и я сразу определю, какие хорошие, а какие нет.
        Орехи продавались за рядами с картошкой. Их было много — рядом с калеными, сверкая капельками смолы, лежали сизые кедровые шишки.
        —Дальше, пойдем дальше… — говорил Бук и объяснял: — Эти еще не дозрели. А среди тех — много пустых…
        —По-моему, все они одинаковы, — сказала Сорока. — Ты просто привередничаешь.
        Бук не стал отвечать. Он увидел спелые орехи и потянул к ним Бориску.
        —Вот эти нам подойдут, — шепнул он и показал лапкой на большой раскрытый мешок, посредине которого стоял граненый стакан.
        «Ну и ну…» — чуть не сказал Бориска, увидев, что продает орехи та самая старушка, что испугалась Бука в автобусе.
        Старушка тоже узнала его.
        —Где же ты еще и сороку взял? — спросила она Бориску.
        —Сви-сви-сви… — ответил Бук.


        Но старушка, как тогда, в автобусе, не поняла его. Хорошо еще, что не сгребла свой мешок и не убежала. Только посмотрела на Бука внимательнее и опять обратилась к Бориске:
        —Все свистит зверушка-то?
        —Свистит, — сказал Бориска. — Нам бы орехов. Да подешевле.
        —Ишь ты, подешевле ему… — проворчала старушка, но, глянув еще раз на Бориску, согласилась: — Ладно, старому знакомому можно продать и подешевле. Подставляй карманы.
        Когда карманы раздулись так, словно в каждый из них затолкали по мячику, Бориска хотел заплатить.
        —Чего уж, — отмахнулась старушка. — Пусть это будет вроде гостинца тебе и зверушке. Уж больно забавно свистит.
        Бориска и Сорока поблагодарили. А Бук выпрыгнул из Борискиной пазухи и станцевал. С притопываньем и прихлопываньем.
        —Надо ж, какая ученая! — удивилась старушка. — А я-то, дура, боялась, что укусит…
        —Теперь мы идем в кино, где продают орехи с мороженым, — сказал Бук.
        …До начала сеанса оставалось двадцать минут.
        Бориска купил билет и попросил друзей не высовываться из-за пазухи.
        —Сидите тихо, пока не погаснет свет, — сказал он. — Иначе у нас могут быть неприятности. В кинотеатр не пускают зверей и птиц.
        —А как же орехи и мороженое? Ведь ты обещал… — спросил Бук.
        —Хорошо, я что-нибудь придумаю… — сказал Бориска. — Только не выглядывайте.
        Он купил две порции по двести граммов, отнес вазочки на свободный столик, сел за него и одну вазочку поставил на колени. Потом он расстегнул нижнюю пуговицу рубашки, и Сорока с Буком принялись есть мороженое.
        —Вкусно? — спросил Бориска.
        —Я вымазал все усы, — ответил Бук. — А орехи какие-то сладкие, фу!
        —А мне нравится, — сказала Сорока. — К тому же я заметила в углу возвышение для выступлений. Это, конечно, не оперный театр, но почему бы мне не спеть?
        Она бы, пожалуй, и спела, но, к счастью, зазвенел звонок, и друзья пошли в зрительный зал.
        После третьего звонка погас свет.
        —Теперь смотрите внимательно, — сказал Бориска. Ему казалось, что цветной и широкоэкранный фильм должен понравиться друзьям.
        Но Бук и Сорока довольно равнодушно смотрели на экран. Там, по каменистой дороге, вел грузовик шофер Вася. Он крутил руль и пел главную песню фильма. В ней говорилось о том, как хороша профессия шофера. И еще эта песня звала вперед и вперед, где за поворотом Васе встретится героиня фильма, светловолосая девушка. Она попросит подвезти ее. А потом окажется, что Вася не может жить без героини. Но она будет лишь смеяться над его чувствами.
        —Сейчас, — говорил друзьям Бориска (он смотрел этот фильм третий раз), — сейчас она по-настоящему влюбится в него. Они пойдут вдвоем в цирк, а там на арену выйдет силач и станет предлагать зрителям побороться с ним. Вася пойдет и поборет его. Здорово?
        —Она полюбит его за силу? — спросила Сорока.
        —За смелость и за силу, — сказал Бориска. — Разве плохо?
        —Медведица, тетя Мотя, была сильнее этого Васи, — заметил Бук. — А слон еще сильнее. Почему бы ей не полюбить слона? С ним вообще никто не справится…
        —Ничего вы не понимаете! — обиделся Бориска.
        —Ха! — воскликнула Сорока. — Все мы понимаем. Просто этот фильм нам не нравится — в нем не показывают интересных человеческих повадок!
        —Мальчик, не мешай смотреть, — сказали Бориске из заднего ряда. — Что ты там все время шепчешь да шепчешь?
        —Тссс… — предупредил Бориска друзей.
        Но его «тссс» хватило на несколько минут. Герой уже опять ехал на грузовике через лес, и в кадре появилась береза. На ее вершине друзья увидели сороку.
        —Ведь это Сорокина бабушка! — закричал Бук. — Она опять живая, хотя умерла два года тому назад.
        —Урра! — закричала Сорока. — Моя бабушка жива! Здравствуй, бабушка!!!
        Ликуя, она вырвалась из Борискиной пазухи и полетела к экрану.
        Но, пока Сорока летела, кадр сменился, и на том месте, где была Сорокина бабушка, оказалась героиня фильма.
        Ослепленная светом кинопроектора, Сорока вцепилась в экран, заколотила по нему крыльями и закричала, сама не помня что.
        Фильм прервался. Бориска позвал Сороку, бросился к выходу и распахнул на улицу дверь.
        —Ой, ой, ой… — сказала Сорока, вылетев за Бориской. — Такого страха я давно не испытывала. А все-таки я увидела свою бабушку! Машенькина мама, тетя Мотя, превратилась в небесные звезды — она была очень большой, а моя бабушка стала звездой экрана. Вот как! — воскликнула Сорока напоследок и гордо оглядела улицу.
        Уже вечерело. Люди спешили домой после работы. Светились окна домов и витрины магазинов. Автобусы, троллейбусы и легковые машины неслись по дороге почти сплошным потоком.
        Друзья подошли к перекрестку. Зажегся красный свет, и те из машин, что не успели проскочить перекресток, тормознули, присели на задние колеса, ожидая возможности прыгнуть вперед и мчаться дальше.
        —Р-р-р-ры… — сказал Бук одной из легковых машин. Она смотрела вперед нетерпеливее других и даже слегка вздрагивала от напряженной работы мотора.
        —Ты чего? — спросил Бориска.
        —Пусть не рычит на меня, как зверь, — ответил Бук. — У меня тоже есть нервы, и я не хочу терпеть ее рычанье.


        Подходя к дому, Бориска глянул на окна квартиры, и ему показалось, что все они освещены ярче обычного.
        «Этого не должно быть, — подумал он. — Наверное, у меня тоже есть нервы».
        Ему захотелось побыть одному. Залезть в кровать, накрыться с головой одеялом — Бориска любил так вспоминать о разных событиях, фантазировать.
        И, пока Бук рассказывал роботу Олегу о прогулке, а Сорока дополняла рассказ, Бориска лежал с закрытыми глазами, размышляя о последних событиях. Они, словно кадры цветного фильма, возникали перед его закрытыми глазами.
        Сначала возникла старушка. Не в автобусе, где Бориска встретил ее впервые, и не на базаре. Старушка куда-то летела в самолете. Она сидела в третьем ряду мягких кресел и держала на коленях полную корзину желтых одуванчиков. Цветы, один за другим, отцветали прямо на глазах. Старушка вынимала их из корзины и сдувала пушистые семена. Семена некоторое время кружились в салоне, а потом стали вылетать через закрытые иллюминаторы. Сначала они порхали вокруг самолета, а затем отставали, опускались, собирались внизу в белые кучевые облака. И земля лишь кое-где слегка виднелась между ними. Бориска еще раз посмотрел на старушку и впервые увидел ее лицо так близко и ясно, что мог бы сосчитать на нем все морщинки. И на этот раз оно показалось ему очень похожим на лицо его бабушки.
        Неожиданно Бориска почувствовал легкий толчок, словно спрыгнул с нижней ветки невысокого дерева. Он огляделся и увидел, что никакого самолета нет, а под ногами поляна, и на ней всюду белеют одуванчики.
        Потом поляна исчезла и Бориску окружил бетонный лес. В нем ничего не шуршало и не двигалось.
        Сосны и березы стояли как памятники, касаясь друг друга бетонными ветвями. На вершине бетонной сосны сидела бетонная ворона и, склонив голову, смотрела вниз. Бориска проследил за ее взглядом и увидел, что по лесу идут четверо: Ёкало-Мокало с ружьем, Екалиха-Мокалиха с длинной блестящей пилой, Долговязый с топором и Белобрысый с рогаткой.
        «Куда они идут»? — подумал Бориска и, приглядевшись, заметил среди бетонного леса несколько тонких зеленых березок.
        —Туда! — обернувшись к своим спутникам, сказал Ёкало-Мокало и показал на березки стволом ружья.
        —Ага! — согласилась Екалиха-Мокалиха и радостно лязгнула пилой.
        —Эх! — воскликнул Долговязый и взмахнул несколько раз топором.
        А дальше произошло вот что: из-за бетонного пня вышел черный кот и не спеша стал переходить тропинку.
        —Сейчас я его срежу! — крикнул Белобрысый и выстрелил в кота из рогатки.
        Кот приостановился, поймал лапой камень и, отшвырнув его в сторону, произнес такое длинное слово, понять которое Бориска не смог.
        И сразу же бетонный лес пропал.
        Перед Бориской промелькнула легковая машина непонятной марки. Из окна ее высовывался старичок и призывно махал лотерейными билетами.
        Бориска хотел ответить старичку, что в следующий раз он обязательно купит у него билет. Но машина подняла такую пыль, что Бориска закашлялся. Не успел Бориска прокашляться, как почувствовал: кто-то ударил его по голове.
        —Тебя не добудишься, — сказала Сорока. Это она слегка долбанула клювом Бориску. — Ты слишком крепко спишь. Смотри: Ранняя Вечерняя Звезда давным-давно уже взошла. Интересно, почему она не поднимается высоко, а лежит почти на крыше дома?
        —Не знаю… — пробормотал Бориска, протирая глаза.
        —Пусть лежит, — сказал Бук. — Очевидно, ей так удобнее.
        —А моей бабушке удобнее сидеть на березе в кино, — заметила Сорока. — Она будет сидеть там долго-долго, пока я еще раз не посмотрю этот фильм…
        Бориска окончательно очнулся и подошел к окну. Высокие легкие облака чуть затуманивали небо, но звезды хорошо было видно.
        —Вот и созвездие Большой Медведицы взошло, — сказал Бориска. — Как вы думаете, видит Большая Медведица тот сарай, где сидит Машенька?
        —Конечно, — сказал Бук. — Ведь не зря же она смотрит на город…
        Решающая ночь…
        Часы в большой комнате пробили одиннадцать раз, и общее нетерпение усилилось.
        Сорока нет-нет да и взмахивала зажившим крылом, проверяя его надежность…
        Даже папа, похлопав себя по карманам, спросил растерянно:
        —Да куда же я дел свои очки?!
        Смешнее всего было то, что очки сидели на его носу и он, спрашивая, смотрел сквозь них.
        Спокоен был только робот Олег. С невозмутимым видом рассматривал он корешки книг на полке. Книг у Бориски было много — Бориска любил читать, разглядывать картинки. На полке стояли книги про Незнайку и Буратино, о волшебнике Изумрудного города и трех веселых красках. Но из всех книг робота больше всего заинтересовали сказки Пушкина. Заметив, что друзья не обращают на него никакого внимания, робот Олег погладил своей железной рукой корешок сказок.
        Однако Бориска заметил и спросил:
        —Ты любишь сказки Пушкина?
        Робот смутился и отдернул руку.
        —Да, — сказал он, — мне очень хотелось бы взять их почитать, пока вы с папой и мамой не приедете посмотреть на Машеньку в ее новую берлогу.
        —Хи! — сказала Сорока. — Вы, робот, такое серьезное создание! Мне казалось, что больше всего вас должно привлекать будущее. А вы, как маленький мальчишка, интересуетесь какими-то древними сказочками!
        —Пусть интересуется, тебе не все ли равно? — заступился за робота Бук. — Я, например, до сих пор люблю сказки, хотя давно вырос. Мне кажется, что в сказках бывает гораздо больше правды, чем в некоторых современных несказочных книгах. Такие нагоняют на меня лишь раздражение или скуку.
        —И я, наверное, никогда не перестану любить сказки, — сказал Бориска. — В них все понятно. Как было бы хорошо, если бы учебники писали сказочники!
        Робот по-своему понял Борискину любовь к сказкам.
        —Значит, мне нельзя взять эту книгу? — разочарованно спросил он.
        —Отчего же, бери, — ответил Бориска. — Я после куплю себе в магазине еще одни сказки Пушкина, а тебе в лесу никто их не продаст.
        —Спасибо, спасибо… — поблагодарил робот.
        Он взял книжку с полки, любовно перелистал ее и попросил немедленно, чтобы потом не забылось, положить сказки в Борискин портфель — друзья решили взять его с собой.
        —И вообще нам пора уже собираться, — сказал робот Олег.
        Необходимых вещей набралось так много, что в школьный ранец они не поместились, и папа отдал им свой большой служебный портфель с двумя замками.
        В него положили: сказки Пушкина, электрический фонарик, запасные батарейки, компас, карту, масленку от швейной машинки, необходимую роботу для смазки, Сорокин кругляшок с цепочкой, заплечный мешок Бука, набитый кедровыми орехами, и еще много-много разных необходимых вещей было упрятано в папин портфель, который особенно раздулся после того, как в него поставили двухлитровую банку с малиновым вареньем.
        —Вот Машенька обрадуется-то! — сказал Бориска, засовывая в портфель еще и деревянную расписную ложку. — Она давно не пробовала малины. Пусть наше варенье напомнит ей то время, когда она вместе с мамой своей, тетей Мотей, лакомилась в малиннике.
        —Да… — сказал Бук. — Тогда очень веселое было время. К малиннику прилетали бабочки, в нем жило четыреста с лишним жуков и построила гнездо мухоловка. Она всегда страшно тревожилась за своих птенцов. А мы делали вид, будто не замечаем гнезда. Даже Машенькина мама-медведица, хотя она и любила ходить прямо по кустам, выбирая спелые ягоды, никогда не трогала вблизи гнезда ни одной ягодки. Так они и осыпались, перезревшие, на землю…
        —Ничего, мы найдем новый малинник там, куда придем, — успокоила Бука Сорока. — В нем тоже, наверное, живут жуки и есть гнездо. Хотя, вообще-то, я лишь любуюсь малиной и никак не могу до сих пор понять, что вкусного находит в ней Машенька. Ах, чуть не забыла, — спохватилась она. — Скажите, кто мне подарит на прощанье маленькое красивое зеркальце?
        —Наверное, я… — сказала мама, которая до того молча помогала друзьям собираться. — Выбирай, стрекотунья, какое из моих зеркалец больше всего нравится тебе.
        —Вот это… Только это!.. — воскликнула Сорока, хватая с тумбочки лучшее и проворно засовывая его в портфель. — А теперь… — сказала она, проверив, не топорщатся ли у нее перья, — теперь я должна слетать попрощаться с голубями. Хотя у нас и не получилось никакой дружбы, все-таки мы были знакомы…
        Она быстро вернулась, почистила лапой клюв и вопросительно посмотрела на Бориску. Бориска, в свою очередь, вопросительно посмотрел на папу.
        —Да, пора ехать, — поняв Борискин взгляд, произнес папа. — Уже поздно, транспорт ходит плохо.
        —Будьте осторожны… — попросила мама. — Я очень беспокоюсь. Давайте присядем на минутку перед дорогой…
        Мама села первой на краешек стула, и все сели за ней: Бориска с папой на край дивана, Бук и Сорока — на портфель.
        —Ну, теперь можно ехать, — сказала мама, вставая после минутного молчания. — Так смотрите, будьте осторожны!
        —Конечно, конечно, — ответила Сорока, — мы сделаем все как надо. А вы будущим летом приезжайте к нам в гости. Впрочем, я до лета еще прилечу к вам, расскажу, как мы устроимся на новом месте!..
        …В доме Ёкалы-Мокалы было полно людей. То и дело хлопали двери дома — люди выходили во двор прохладиться. Собака лаяла, почти не переставая. Гости, кому только не лень, подзывали ее. Одни гладили, другие заставляли встать на задние лапы и отчаянно ругались, когда собака не хотела этого делать.
        —Мы выбрали не совсем удачное время, — сказал Бориска. — Они помешают нам.
        —Что ты! — возразил Бук, выбираясь из Борискиной пазухи. — Гости вот-вот разойдутся по своим домам, а хозяева как бухнутся спать, так ничего и не услышат. Я считаю, что нам повезло. Давай напильник. И отойдите с папой подальше, чтобы не привлекать внимания. Сорока прилетит и скажет вам, когда придет время освобождать…
        Во втором часу ночи гости стали расходиться. Они долго прощались с хозяевами возле ворот. Ёкало-Мокало благодарил их за то, что они его не забыли.
        —Приходите почаще, — говорила гостям жена Ёкалы-Мокалы.
        —Видел, сват, — Ёкало-Мокало легонько ткнул кулаком гостя, — какой у меня медведь откармливается? Через полгодика… Нет, месяцев через десять медвежатники попробуем. Любишь медвежатинку?
        —Х-хо-ро-шее д-д-ело, — согласился сват.
        «Как же, как же, — попробуете!» — насмешливо подумала Сорока.
        Гости, наконец, распрощались и пошли. Дойдя до конца улицы, затянули песню. Она была слышна еще долго после того, как гости скрылись за поворотом.
        —Что ж, мать, пойдем и мы, спать пора, — сказал Ёкало-Мокало и стал закрывать ставни.
        Потом дверь захлопнулась, лязгнули дверные засовы, а через некоторое время исчезли и полоски света, пробивающиеся в щели между ставнями.
        «Успокоились, — решила Сорока. — Посижу еще чуть-чуть и полечу, узнаю, как там, в сарае, идут дела».
        Через полчаса она слетела на крышу сарая и спросила:
        —Вы живы? У вас все в порядке?
        —Мы живы, — ответил за всех робот Олег. — Я уже освободил от цепей Машеньку. Она примитивно была прикована.
        —А Бориска скоро придет? — спросила Машенька.
        —Сейчас я позову его, — сказала Сорока.
        —А почему перестала лаять собака? — спросил Бук. — Она что, тоже спит крепко-крепко?
        —Собака обиделась на гостей и хозяев, — ответила Сорока. — Мне с дерева хорошо было видно, как ее заставляли стоять на задних лапах.
        —Может, собаку и отцеплять не надо? — спросил робот Олег. — Если она очень обиделась на хозяина, то не станет лаять.
        —Нет, — не согласилась Сорока, — лучше отцепить. Кто знает, как ей вздумается повести себя, когда Машенька полезет через забор…
        —Ты уже взяла ключ от сарая? — спросил Бук.
        —Сейчас возьму, отнесу Бориске. А робот пусть пока занимается собакой. Я моментально вернусь ее отманивать!
        …Папа и Бориска ждали у обочины дороги.
        —Долго что-то нет Сороки, — сказал Бориска. — Неужели гости не уйдут и мы так ничего и не сможем сделать?
        Он остановился и прислушался.
        В этот момент послышался шорох крыльев, и на плечо опустилась Сорока с ключом в клюве.
        —Ёкалы-Мокалы спят, — сказала она, отдав Бориске ключ. — Робот уже расковал Машеньку и теперь отцепляет собаку. Я лечу ее отманивать!
        Она взлетела и сразу пропала в темноте.
        —Ну, я пошел… — сказал Бориска, чувствуя себя так, словно собирался прыгнуть в глубокую холодную речку. — Ты, папа, оставайся здесь, на дороге. И если что…
        —Ладно, — согласился папа, ставя тяжелый портфель на обочину, — пусть будет по-твоему.
        Бориска сунул ключ в карман и побежал к забору.
        —Ав-ав, ав-ав, ав-ав! — услышал он удаляющийся лай. Это Сорока отманивала собаку все дальше в переулки.
        Бориска остановился перед забором, примериваясь. Потом подтянулся на руках и, помогая себе ногами, перелез во двор.
        Не прошло и минуты, как он уже возился с замком.
        Замок открывался плохо. Ключ повернулся один раз, а второй раз никак не хотел поворачиваться. Он упирался во что-то, словно чувствовал, что находится не в хозяйских руках.
        —Вот проклятый! — прошептал Бориска, изо всех сил нажимая на ключ двумя руками.
        —Скорей, скорее… — торопил Бук.
        А Машенька лишь взволнованно дышала в сарае, стоя около самой двери.
        Наконец ключ повернулся. Но одновременно лязгнули засовы, и на крыльцо вышел Ёкало-Мокало.
        Он чиркнул спичкой и позвал собаку.
        Собака не ответила.
        —Музгар, ко мне! — рассерженно крикнул Ёкало-Мокало и сам пошел к собачьей будке.
        —Сорвался, — пробормотал он, увидев пустую будку и сиротливо висящую цепь. — Ну, погоди у меня! — угрожающе помахал он кулаком в сторону улицы.
        Бориска приоткрыл дверь сарая и спрятался в нем.
        —Тсс… — сказал он Буку и Машеньке. — Ёкало-Мокало ходит по двору.
        —Только бы он не вздумал подойти к сараю, — шепотом сказал Бук.
        —Если попробует заглянуть сюда, — сказала Машенька, — я тогда не поручусь за себя. Он так надоел мне, что получит от меня здоровую оплеуху.
        —Лучше пусть не будет никакого шума, — предупредил Бориска. — Тсс… — добавил он: — Ёкало-Мокало, кажется, решил проверить, цел ли на сарае замок.
        Действительно, Ёкалу-Мокалу встревожило отсутствие собаки. И он, хотя и не сомневался в том, что Машенька не сможет порвать цепи, все же решил подойти к сараю.
        —О-о-о! — удивленно протянул он, увидев, что замка нет.
        Некоторое время Ёкало-Мокало стоял перед незапертой дверью, пытаясь припомнить, как же это могло случиться, что он не запер сарай. Так ничего и не вспомнив, ударил кулаком по двери и крикнул:
        —Эй ты, подай голос!
        Машенька слегка зарычала.
        —Там… — удовлетворенно сказал Ёкало-Мокало. — Ух, ты, зверюга!..
        И он распахнул дверь, желая еще и посмотреть на Машеньку…
        Нет, Машенька не влепила Ёкале-Мокале оплеуху. Она просто подцепила его лапой и довольно легко бросила в дальний угол.
        —А-а-а-а! — крикнул Ёкало-Мокало.
        —Бежим! — позвала Машенька, и все, за исключением лежащего в углу Ёкалы-Мокалы, выскочили во двор.
        —Скорее, скорее… — торопил Бук, устремляясь к забору.
        Но Бориска, прежде чем бежать, закрыл на замок дверь сарая и подальше забросил ключ.
        —Догоняй теперь нас! — крикнул он Ёкале-Мокале, который принялся барабанить по двери кулаками.
        Бориске показалось, что они бежали долго. Он запинался несколько раз, чуть не упал и до того запыхался, что, думал, вот-вот задохнется.
        —Не пришлось бы нам ждать Сороку… — тяжело дыша, проговорил он, чувствуя, что папа подхватил его, помогая сыну выбраться из придорожной канавы на обочину.
        —А я уже здесь! — стрекотнула Сорока. — И не одна. Вместе со мной Музгар. Он хочет отправиться с нами. Давайте возьмем его с собой. Ему очень плохо жить у такого хозяина.
        —Да, — гавкнул Музгар, — возьмите меня. Ёкало-Мокало обещает содрать с меня шкуру на рукавицы!
        —Ну… — неопределенно сказал Бориска. — Не знаю…
        —Пусть идет, — вступилась Машенька. — Я хоть и не люблю собак, но разве можно допустить, чтобы сдирали шкуру?


        —Нельзя, — согласился Бук.
        —Бежим, — сказал Бориска. — Нам некогда долго разговаривать.
        —Караул, грабят!.. — донесся голос Ёкалы-Мокалы.
        —Кто-то зовет на помощь… — сказал папа. — Придется задержаться и помочь человеку.
        —Не надо, — дернул папу за рукав Бориска. — Это кричит Ёкало-Мокало. Мы засадили его в сарай. Пусть ему помогает Ёкалиха-Мокалиха, а нам надо торопиться. Бежим!
        И они побежали по дороге, уводящей за город.
        Тяжелее всех приходилось папе.
        —Вот это кросс… — говорил он, перебрасывая на бегу портфель из одной руки в другую. — Давно я так не бегал!
        У развилки дороги, километрах в трех от города, они остановились.
        —Нам направо, — сказал робот Олег, посветив карманным фонариком на карту.
        —Вы с папой можете возвращаться, — сказала Бориске Сорока. — Опасность миновала. Дальше нас провожать не надо. Эй, Олег! — крикнула она роботу. — Через сколько километров нам сворачивать в лес?
        —Через десять километров и двести тридцать метров, — ответил робот. Он любил точность.
        —Вот видите, — сказала Сорока, — это совсем недалеко.
        —Нет, — возразил Бориска. — Мы проводим вас.
        Они пошли дальше, возбужденно переговариваясь, обсуждая освобождение Машеньки.
        И только Музгар бежал молча.
        Ему тоже очень хотелось поговорить, но он еще не чувствовал себя совсем своим среди друзей.
        «Что ж, — думал Музгар, вглядываясь в пустынную дорогу. — Я докажу им свою верность. И они полюбят меня, даже Машенька».
        О многом вспоминал Музгар, глядя на дорогу. О том, как его мама играла с ним, когда он был щенком. И о том, как его отдали незнакомому человеку, который полюбил Музгара, и Музгар полюбил его. А после, когда однажды они пошли гулять по городу, человек этот потерялся. Музгар долго искал его, ночевал в подъездах разных домов. Потом Музгара привел в квартиру какой-то мальчик. Но ему не разрешили держать собаку. И он отдал Музгара другому мальчику, а тот отдал его какому-то дяденьке. А дяденька продал Музгара Ёкале-Мокале.


        Уже стало рассветать, когда они дошли до места, где друзьям надо было сворачивать в лес.
        Приближалась минута прощания.
        Чтобы немного оттянуть ее, Бориска спросил:
        —Машенька, ты хочешь малинового варенья? У нас в портфеле целая банка!
        —Хочу, — сказала Машенька.
        Бориска достал из портфеля варенье, ложку и передал ей.
        —Ешь, — сказал он, — наедайся. Варенье мама варила.
        —Ах, — воскликнула Машенька, облизывая ложку. — Оно напоминает мне о малиннике. Давно я не ела такой вкуснятины!..
        —Послушайте, послушайте! — стрекотнула вдруг Сорока. — Я сочинила стишок.
        —Сочинила, так читай, — сказал Бук. — Тебе, наверное, не терпится его прочесть?
        —Не терпится, — призналась Сорока. Она повертела головой, высматривая по привычке, как бы прополоскать клюв перед чтением, но потом сказала: — А, обойдется! — и прочла такой стишок:
        Ёкало-Мокало
        кулаками грохало.
        Караул кричало.
        Исчезло — замолчало.
        —Оно бы еще не так закричало и замолчало, если бы я влепила ему оплеуху! — проворчала Машенька.
        —Ну его! — сказал Бук. — Пусть оно там теперь кричит и молчит, как хочет…
        —Нам пора возвращаться, — сказал папа Бориске. — Если мама не сошла еще с ума от беспокойства — наше счастье…
        Робот Олег развернул карту, уточнил дальнейший маршрут, и все стали прощаться.
        —Как только мы построим новую берлогу, я сразу прилечу к вам, — сказала Сорока.
        —Мы построим первоклассную берлогу, — уточнил робот Олег.
        —А я, когда вы придете в гости, угощу вас свежей малиной и медом, — пообещала Машенька.
        —Когда вы придете к нам, вам не захочется уходить обратно, — сказал Бук.
        —Ну. а что ты скажешь, Музгар? — спросил Бориска. — Может, останешься у нас? Тебе будет удобно и весело в нашей квартире.
        —Нет… — покачал головой Музгар. — Я потом вернусь к вам. А сейчас мне хочется пойти с Машенькой, помочь строить берлогу…
        Друзья обнялись.
        Бориска с папой остались на дороге, а остальные пошли в лес. Впереди шел робот Олег. Он выбирал наиболее удобный и короткий путь.
        Замыкала цепочку друзей Машенька. Ей было грустно. Она почти ничего не успела сказать Бориске и не знала, когда увидит его снова. Но к этому грустному чувству добавлялась и радость освобождения из плена.
        Сорока перелетала от робота к Машеньке. Она то взлетала высоко-высоко, то летела над самой землей.
        У опушки леса друзья остановились и, махнув последний раз папе и Бориске, скрылись в лесу.
        —По-ка! — крикнул Бориска вслед друзьям, и утреннее эхо ответило ему:
        —Ока… Ока… Ока…
        А с неба, словно разбуженные этим криком, полетели теплые, совсем как в июле, дождинки. Их становилось все больше и больше. Они падали и падали на землю, смывая следы ушедших Борискиных друзей…