История любви в трех актах Дэвид Джерролд
« — Кому нужен аппарат, сообщающий тебе, получил ты удовольствие в постели или нет? Каждый сам знал, хорошо было или нет. И зачем изобрели такую машину?
— Если ваша сексуальная жизнь нарушена, вы стремитесь наладить ее, не так ли? Система мониторинга реакций лишь ставит диагноз. Пора приступать к лечению».
Дэвид Джерролд
История любви в трех актах
Акт 1
Джон заворчал и соскользнул с Марши. Несколько мгновений он лежал неподвижно, вслушиваясь в утренние шорохи в квартире — далекое гудение регулятора атмосферы, свое учащенное дыхание и дыхание Марши. Каждый из них иногда коротко вздыхал, как бы говоря: «Уф, хорошо…»
— Да, хорошо… — пробормотал Джон и принялся отстегивать металлические ленты монитора реакций, закрепленные на запястьях.
Он уселся на краю кровати и потянул за застежки, которые раскрылись с легким щелчком. Наклонился, снял с ног такие же браслеты и бросил их на пол.
Потом встал и босиком направился к аппарату размером с пишущую машинку, который стоял на комоде. Позади послышался скрип матраса — Марша приподнялась на локте.
— Что он показывает? — спросила она.
— Минуточку, — сухо ответил Джон. — Может позволишь взглянуть?
Он вырвал разлинованный листок, выползавший из миниатюрного компьютера и сделал вид, что изучает график. Они пользовались шикарной моделью регистратора ежесекундных физических реакций. Линии с острыми пиками, бегущие по миллиметровке ничего для него не значили — они предназначались для техников, а не профанов, — но в верхней части распечатывался доступный каждому анализ. Даже не прочитав его, Джон знал, что результат был плохим.
— Ну что? — зло спросила Марша. — Мы получили удовольствие?
— Угу… Тридцать четыре процента…
— Дерьмо, — выругалась она, откидываясь на спину. — Дерьмо!
— Мне бы хотелось, чтобы ты перестала ругаться, — проворчал он, не отрывая глаз от результата.
— Дерьмо, — назло ему повторила она.
Она протянула руку к прикроватной тумбочке и достала из пачки сигарету.
— Кроме того, мне хотелось бы, чтобы ты поменьше курила. Когда я целую тебя, мне кажется, что целуюсь с мужиком.
Она в упор глянула на него.
— Я всегда задавалась вопросом, кто у тебя был до меня. У тебя отвратительная техника общения с женщинами.
Она закурила и глубоко затянулась.
— А-а-а, — протянул Джон и направился в ванную.
Стоя перед умывальником, он мрачно принялся рассматривать свои руки. На запястьях еще краснели следы от браслетов.
Каждый раз ей надо было знать результат, и они пользовались этими погаными лентами, и каждый раз он становился все хуже — оба знали об этом. Кому нужен аппарат, сообщающий тебе, получил ты удовольствие в постели или нет? Каждый сам знал, хорошо было или нет. И зачем изобрели такую машину?
Он сполоснул руки под струей воды больше из долга, чем заботы о гигиене. Стряхнул капли и вернулся в спальню, даже не погасив свет.
Марша сидела на кровати и курила. Вынув сигарету изо рта, она выдохнула дым прямо ему в лицо.
— Тридцать четыре процента. Так низко мы еще не опускались. Когда же, Джон, ты проявишь благоразумие и приобретешь другой аппарат?
— Я не марионетка и не позволю никому превращать меня в паяца на ниточках! Какого черта я должен позволять какому-то технику-кретину с потными руками подключать ко мне кучу проводов…
Он занялся поисками тапочек.
— По крайней мере прими их. Они же не съедят тебя. Разузнай, а потом говори, что это ничего не стоит. У Розы Шварц с мужем есть такой аппарат, и они уверяют, что все просто великолепно. Она больше не может обходиться без него.
Марша замолчала, откинула непокорную прядь со лба и стряхнула пепел на простыню. Он с отвращением отвернулся, когда она рассеянно размазала пепел, оставив на простыне серый след.
Джон нашел одну из тапочек и с яростью надел ее.
— По крайней мере, разузнай…
Он промолчал.
— Джон…?
— Оставь меня в покое! Мне не нужны их поганые машины!
Она откинулась на подушки.
— Это ты так говоришь!
Он выпрямился, перестал искать вторую тапочку и гневно глянул на нее.
— Мне не нужна машина, которая учит меня трахаться!
Она выдержала его взгляд.
— Тогда скажи, почему наш результат постоянно катится вниз? Мы еще никогда не опускались так низко!
— Быть может, тебе стоит чистить зубы…
— Быть может, если ты признаешь…
— Что… — выпалил он и наклонился, чтобы заглянуть под кровать.
Она сделала усилие, наклонилась к нему и заговорила с непривычной нежностью:
— Джон…? Может просто поговоришь с типом? Ну пожалуйста?
Он не ответил, и голос ее стал вновь резким:
— Я говорю с тобой! Примешь ли ты типа?
Джон отыскал вторую тапочку и выпрямился.
— Нет, Боже ты мой! У меня нет намерения принимать этого типа и с тобой не буду разговаривать, если не сменишь пластинку. К тому же у нас нет средств. Может приготовишь мне завтрак?
Она тяжело поднялась, затушила сигарету и проворчала:
— Ну ладно, завтрак я тебе сготовлю… но средств у нас хватает!
Она со злостью сорвала халат с вешалки и вышла, натягивая его.
Джон проводил ее глазами — он был слишком разъярен, чтобы найти ответ.
— Боже, — промычал он и принялся искать брюки.
Акт 2
Когда он вернулся в кабинет после завтрака, в приемной его ждал человек — ухоженный тип с усиками и напомаженными прилизанными волосами. Он поднялся при виде Джона.
— Мистер Рассел?
— Да.
— Кажется, вы хотели меня видеть?
— Неужели? — удивился Джон. — А кто вы такой?
Мужчина глянул в сторону секретарши.
— Э… Можно войти?
Джон пожал плечами и посторонился, пропуская посетителя. Он всегда мог выгнать его. Когда дверь закрылась, он спросил:
— Итак, мистер…?
— Вольф, — ответил визитер, протягивая ему позолоченную визитную карточку. — Лоуренс Вольф из «Интер-Бема».
Он уселся. Джон продолжал стоять. Он глянул на карточку и вернул ее.
— Боюсь, здесь недоразумение, — сказал он. — Я никогда…
Вольф любезно улыбнулся.
— Думаю, нет, иначе меня здесь бы не было, — заверил он. Потом порылся в портфеле и достал формуляр. — А, вот он. Нам звонила ваша жена. Вы конечно в курсе дела?
— Нет, я…
— Неважно. Я уже собрал все сведения. Не хватает только вашей подписи.
— Послушайте, мистер Вольф! Ошибку допускаете вы. Я не нуждаюсь…
— Мистер Рассел, — спокойно продолжил посетитель, — если бы вы не нуждались в наших услугах, ваша жена бы нам не позвонила. Может присядете? Прошу вас. Иначе я начинаю нервничать.
Джон обогнул стол, но не сел. Вольф поднял на него выжидательный взгляд.
— Вам будет удобнее.
Джон сел.
— Я понимаю ваше отвращение и почему вы не можете примириться с возможностью того, что нуждаетесь в системе электронного наведения. Разве приятного признавать, что ваши способности идут на убыль… но нельзя исправить недостаток, не допустив, по крайней мере, что он есть. Именно такой тип людей, мистер Рассел, — людей вроде вас — больше всего нуждается в наших услугах.
— Послушайте, — прервал его Джон, — у меня нет времени выслушивать вашу болтовню. Если у вас есть брошюра, оставьте ее, я позже ознакомлюсь с ней. А пока…
Вольф не дослушал его:
— Ваша сексуальная жизнь вас удовлетворяет?
— Что? — Джон буквально задохнулся от беспардонного вопроса.
— Я спрашиваю, удовлетворяет ли вас ваша сексуальная жизнь? И не говорите да, поскольку у меня перед глазами цифры. Тридцатью четырьмя процентами можно гордиться, если среднее число равно тридцати.
Глаза Джона яростно вспыхнули, но он промолчал. Вольф продолжил:
— Отлично, могу согласиться, что такой результат вас удовлетворяет. Не так уж редко случается, что у мужчины порог ниже, чем норма… но могу вас уверить, что ваша жена не удовлетворена, иначе бы она к нам не обратилась. Люди обращаются к нам только тогда, когда они несчастны… Надеюсь, вы ее не обманываете?
— О Боже, нет!
— Может, вы недавно стали гомосексуалом?
Джон усмехнулся.
— Конечно нет!
— Вы используете онанизатор?
— Вы говорите о механическом мастурбаторе?
Вольф оставался невозмутимым.
— Некоторые так его называют.
— Нет, я никогда им не пользовался.
— Понятно, — сказал Вольф.
— Что вам понятно?
— Мне понятно, что если бы вы ее обманывали или пользовались онанизатором, то имели бы собственное средство для сексуального удовлетворения. В таком случае я бы встал и немедленно ушел, поняв, почему она не испытывает удовольствия с вами… а вы с ней. Если вы получаете удовлетворение на стороне, ни вы, ни я не могли бы помочь. Но если вы ее еще любите и если она по-прежнему остается вашим единственным источником сексуального удовлетворения… тогда мы можем исправить ситуацию. Вы ведь ее любите?
Джон заколебался.
— Ну в общем… Конечно да.
— И хотите сделать ее счастливой?
— Безусловно, но…
— Тогда почему не хотите, чтобы она получала сексуальное удовлетворение?
— Хочу, но…
— Мистер Рассел, — терпеливо продолжал Вольф, словно объясняя урок школьнику. — Женщины тоже получают удовольствие. (Он наклонился вперед и стал серьезным.) Послушайте, если вы заболеете, то пойдете к врачу, чтобы он вас вылечил. Так?
— Конечно.
— Ну вот! Именно поэтому я здесь. Если ваша сексуальная жизнь нарушена, вы стремитесь наладить ее, не так ли?
Джон кивнул. Вольф улыбнулся, довольный его уступкой.
— Кажется, у вас уже есть система мониторинга реакций? Но этот аппарат лишь ставит диагноз. Пора приступать к лечению.
Вольф замолчал, уловив отрицательную реакцию Джона. Он сменил тон, став еще более серьезным:
— Послушайте, у вас невероятно плохой результат, он опустился до тридцати четырех! Разве это не означает, что что-то не ладится? Вам необходимо одно из наших устройств наведения.
— У меня нет средств.
— У вас нет средств, чтобы обойтись без него! Речь идет о спасении вашего брака, дорогуша! Если бы вы не стремились к этому, я бы в ваш кабинет не пришел. Мы не даем аппараты тем людям, которым они не нужны. Вы собираетесь развестись, мистер Рассел? Вы идете прямо к…
Джон отрицательно покачал головой.
— Так в чем же вы упрекаете нашу аппаратуру?
Джон уставился на посетителя.
— Я не марионетка.
— А, вот мы и пришли!
Вольф поудобнее устроился в кресле, начал было закрывать портфель, потом заколебался.
— Мне бы следовало встать и уйти. Правда. Вы только что доказали, что совершенно ничего не знаете о нашем устройстве. Но теперь я останусь, чтобы переубедить вас. Невыносимо видеть, что человек плохо информирован о работе нашей компании. Надо вас просветить. Устройство наведения вовсе не кукловод. Этот аппарат призван наводить вас на верный путь, поэтому его так и назвали. Будь это контрольное устройство, мы бы назвали его контрольным.
— Да? — вяло спросил Джон.
Вольф порылся в портфеле и извлек большую цветную фотографию.
— Вот посмотрите. Это наш аппарат. Красив, не правда ли?
Джон взял фотографию и глянул на нее. На ней был изображена машина, похожая на ту, что стояла у него на комоде, только эта была покрупнее, да ручек и циферблатов было больше.
— Устройство следит за чувственными реакциями вашего тела и тела вашей партнерши, — разъяснил Вольф. — Она снабжена положительной обратной связью, подключенной к модулям наведения, а это означает, что, если реакции вашей жены указывают на ее чувствительность к определенному типу стимуляции, система наведения включает у вас импульс, необходимый для этой стимуляции. Если хотите, можете сопротивляться этим импульсам, но зачем насиловать себя? Машина — ваш друг… она желает, чтобы вы получили удовольствие.
Джон поднял глаза.
— Это работает в обоих направлениях?
— Конечно. Она отвечает на ваши запросы, как вы отвечаете на ее. И не только — машина запрограммирована на то, чтобы довести вас обоих до одновременного оргазма. Одно это стоит расходов на нее.
— Не знаю…
— А я знаю, мистер Рассел, — заявил Вольф самым убедительным тоном, на который был способен. — Машина позволяет вам быть более чувственным. Сегодня у вас тридцать четыре. Разве вы не будете счастливы, если завтра ваш результат подскочит до шестидесяти? И будет только увеличиваться по мере приобретения опыта.
— Вас послушать, это выглядит потрясающе…
— Так и есть на самом деле, мистер Рассел. Я тоже использую одно из наших устройств… то есть мы с женой.
Джон удивился.
— Вы?
— Знаю, в это трудно поверить, но такова истина. Но следует признать, что мы с женой не запустили ситуации до той, которая существует у вас с женой. И могу вас заверить, мы ни разу не пожалели.
— Ни разу…?
— Ни разу, — гордо подтвердил Вольф.
Акт 3
Когда техники ушли, Джон посмотрел на жену, как бы спрашивая: «А что теперь?»
Марша отвела глаза. Словно сожалела о собственной настойчивости.
— Пойду приготовлю обед, — сказала она и вышла из комнаты.
Они поели молча и без аппетита. Джон испытывал раздражающее чувство нетерпения, но в то же время боялся того мгновения, которое надвигалось на него семимильными шагами. Ни тот, ни другой не обмолвились об аппарате, который ждал их в спальне.
Наконец он отодвинул тарелку и встал из-за стола. Попытался заинтересоваться телепередачей, но шли одни лишь повторы, да фильм, который, как он припомнил, видел в прошло году вместе с Маршей в кинотеатре. Он выключил телевизор и взял журнал, но оказалось, что уже читал его. Он бы положил журнал на место, не появись в этот момент Марша. Он сделал вид, что заинтересовался статьей, хотя она навевала безмерную скуку.
Марша промолчала. Взяла корзину с вязаньем и принялась штопать носок. Время от времени она тихо вздыхала.
Джон знал, что должен заговорить первым, но у него не было желания… а усилие преодолеть себя казалось непомерным. Ему сегодня вовсе не хотелось быть любезным. Он ощущал молчание, как барьер, по обе стороны которого псы их дурного настроения только и ждали неверного шага.
Джон уронил журнал на пол и уставился на противоположную стену с тусклым глазом экрана. Он слегка повернул голову и увидел, что Марша наблюдает за ним. Он тут же отвернулся и принялся искать другой журнал.
— Знаешь, — сказала Марша, — бессмысленно делать вид, что меня здесь нет. Я никуда не денусь. Не хочешь сделать попытку, скажи об этом.
Он положил журнал, заколебался и вновь принялся рыться в стопке газет.
— Ты слишком спешишь, — проворчал он.
— Тебе столь же любопытно, как и мне!
— Нет, вовсе нет. Я не верю, что это многое изменит. Я купил его только для тебя.
Выпустив эту психологическую стрелу, он вновь занялся журналами.
Она наклонилась над вязаньем, закусив губу и размышляя о том, что хотела бы сказать, но предпочитала держать про себя. Малейшего пустяка было достаточно, чтобы он ушел, хлопнув дверью, а вернулся бы только после закрытия баров.
Через некоторое время она перекусила нитку и сказала:
— Нечего бояться.
И тут же пожалела о своих словах. Но он словно и не заметил их.
— Я не боюсь, — возразил он, продолжая листать старый номер «Лайфа».
Она положила рукоделье.
— Вспомни о времени, когда мы поженились…? Как мы тянули время вечерами, делая вид, что не думаем об этом.
Он заворчал. Она не поняла, было ли его ворчание согласием или отрицанием.
— Нет ли у тебя того же ощущения сейчас? — настойчиво продолжала она. — Хочу сказать… Разве мы ждем не того же?
— Нет, — резко возразил он, и она замолчала.
Отложив корзину с вязаньем, она направилась в кухню, чтобы сделать кофе. В какой-то момент она заплакала и принялась тереть глаза, чтобы скрыть слезы. Она думала, что Джон не слышит ее, но он появился на пороге кухни.
— Что еще? — устало спросил он.
— Ничего, — ответила она, доставая из холодильника сливки. — Обожглась, когда варила кофе.
— Я не хочу, — проворчал он, потом добавил: — Спасибо.
Она поставила сливки обратно в холодильник и последовала за ним в гостиную.
— Что же ты хочешь? Хочешь, чтобы мы отправились в постель?
Джон уставился на нее. Кем была эта женщина, которая стала когда-то частью его жизни? Откуда она появилась? И почему ему теперь было так неприятно касаться ее? Он загнал крамольные мысли в глубину сознания.
— Я устал, — сказал он.
— Неправда! Ты просто не хочешь. Ты всегда говорил, что устал, когда тебе не хотелось, — в ее голосе звучало обвинение. Она указала на спальню. — Теперь эта штука стоит там, и она никуда не денется. Рано или поздно придется проверить, как она работает. Почему бы не сегодня вечером?
Он долго смотрел на нее, пытаясь вспомнить, как она выглядела, когда была девушкой. И наконец произнес:
— Ну ладно. Пойду погашу свет…
Она подождала его, и в спальню они вошли вместе, но он оттолкнул руки Марши и снял рубашку, не позволив ей коснуться его. Расстегнул ремень и скинул брюки.
Вдруг она оказалась перед ним… Он даже не заметил, когда она сняла платье, но теперь стояла перед ним в трусиках и бюстгальтере. В полутьме это был лишь силуэт, и ему пришлось напрячь память, чтобы вспомнить, как она выглядела раньше.
Она обняла его, и они долго оставались без движения, не предпринимая никаких действий.
Наконец она высвободилась из его рук и принялась искать провода и браслеты.
— Пауза убивает, — прошептала она и улыбнулась, но выражение его лица оставалось каменным.
Он уселся на кровать и застыл в ожидании. Она протянула ему ручные и ножные браслеты и показала, как крепить провода.
— Мистер Вольф мне все показал, но есть и описание. Наклонись, я начну с головы.
Он повиновался.
— Теперь помоги мне. Ну иди же…
Он встал и уставился на нее, ощущая провода, тянущиеся от запястий и щиколоток, а также от макушки черепа. Но она не смеялась.
— Ты не поможешь мне? — спросила она.
Он оглянулся и заметил, что она уложила ленты на ночную тумбочку. Он без особых усилий закрепил браслеты у нее на руках. И не отшатнулся, когда она с признательностью поцеловала его в ухо, но ответной реакции не было. Марша взяла его за руку и сжала ее.
— Все будет хорошо, Джон. Я уверена в этом, — сказала она в первый раз за последний год и поглядела прямо в глаза ему. — Поверь мне.
Он глядел на нее, незнакомку, бывшую его женой, и вначале хотел сухо возразить: «Я делаю то, что ты хочешь, не так ли?» Но что-то в выражении ее лица остановило его, и он просто кивнул.
Стараясь не спутать провода, они улеглись.
Некоторое время они лежали рядом. Марша смотрела на Джона. Джон смотрел в пустоту. Они долго прислушивались к собственному дыханию. Наконец она нетерпеливо придвинулась к нему.
— Они говорят, что надо расслабиться, — выдохнула она. — Дать машине нас направлять. Но надо, чтобы ты начал, Джон. Ты должен подать в систему сигнал, чтобы обратная связь заработала…
Она подняла лицо к нему, требуя поцелуя. Он поцеловал ее в губы. Его ладони равнодушно заскользили по телу Марши, ощущая насколько некогда упругие формы отяжелели и заплыли жирком; когда-то нежная кожа стала шершавой и чуть морщинистой. Но он продолжал гладить ее, не замечая, что ладони вдруг стали требовательными и настойчивыми.
Руки Марши тоже не остались без движения, ее пальцы раздвигали негустые волосы на его груди, скользили вверх и вниз по предплечьям, которые никогда не отличались особой силой, по немного прыщавой спине. И все же он ощутил, что ласки ее казались более нежными, более чувственными, более умелыми и активными. Теперь она гладила его ноги и грудь, и эти зоны тела словно вдруг ожили.
Его собственные руки как бы зажили независимой жизнью, и все же оставались его руками. Он ласкал, мял, сжимал ее тело с техникой и искусством, которых в себе не подозревал. И Марша реагировала на его ласки с такой активностью, какой он никогда не знал у этой женщины, бывшей его женой.
Он налился силой и двигался с силой, которую требовалось разделить — одному это было не под силу. Он удвоил усилия, словно хотел загнать в самую ее глубину ее тела свою нужду в воссоединении. И Марша, казалось, напряглась, открылась, словно стремилась передать ему что-то душившее ее.
Они действительно делали одно дело в нужное время и в нужном месте… и в какое-то мгновение он вспомнил, как это происходило у них, когда они были молоды, когда для них не существовало ничего другого, кроме их двоих, а вокруг блистал чарующий мир.
Они забыли о проводах, о браслетах, о модули наведения на комоде. Они слились воедино и погрузились в любовное море. Гигантская волна взмывала вверх и обрушивалась на них пенной, сияющей мощью, подымая их все выше и выше. И еще выше.
Это было прекрасно.
Он улыбнулся ей. Она улыбнулась в ответ и с признательностью поцеловала его.
Только утром они заметили, что забыли включить модуль наведения.
|
